Приключения мента в испанской тюрьме.

Дабы поддержать друга и подстегнуть его к писательству представляю на ваш суд отрывок из пережитого им.

Пролог.
Buenos días, su documentación, por favor . Эта на первый взгляд простая фраза, произнесенная мужеподобной барышней из Mossos d'Esquadra , таила в себе такую огромную силу, которая в какую-то долю секунды пробудила во мне совершенно незнакомые эмоции, вся моя предыдущая жизнь за одно мгновение пролетела перед моими глазами и я понял, что упал в пропасть. А как бы отреагировали вы, являясь действующим сотрудником милиции и только что остановленным по подозрению (и не безосновательно) в совершении преступления в стране, о которой вы имеете смутное представление?
Но начнем по порядку. К началу 2000 годов, в свои 28 лет я руководил занимательным подразделением, которое боролось с преступлениями в области компьютерной безопасности, назовем это так. К тому моменту я занимался оперативной работой более 4 лет и успел уже приобрести все возможные «профессиональные» болезни среднестатистического сотрудника милиции такие как коррупция во всех ее возможных проявлениях и безразличие к тем людям,, которые попадали в жернова управляемой мной милицейской «машины». В общем, мент обыкновенный, каких тысячи, с одной лишь непонятной склонностью к приключениям, выходящим за рамки. Рамки чего? Рутины и обыденности, наверное. И я делал успехи в этой профессии благодаря, видимо, этой склонности к авантюризму и тому, что я мыслил как преступник, коим и являлся, только как бы в погонах, т.е. практически недосягаемый и ненаказуемый.
Конечно, в основном в наши ментовские сети попадались разные несчастные, которые в силу обстоятельств совершали деяния, запрещенные УК, но иногда встречались и настоящие преступники. Так судьба меня свела с неким Серго, армянином, водящим дружбу с грузинскими «ворами», профессиональным мошенником, начавшим свою карьеру еще во времена «березок и чеков». Моя попытка пристроить его на нары закончилась неудачно и немного позже я предложил ему выехать в одну солнечную европейскую страну, дабы не светиться дома, для обогащения наших карманов путем совершения мошеннических операций с поддельными пластиковыми картами. И он и я были в «теме» этого преступления, но у меня были технические познания, а у него опыт обмана людей и вместе мы получали весь преступный конвейер от начала и до конца. Встретившись в Барселоне в последних числах августа мы взяли машину напрокат и отправились в Андорру, осуществлять наш преступный замысел. Два дня мы ходили по дорогим магазинам и приценивались, мне не терпелось начать, но Серго сказал, что обманывать нужно красиво и необходимо долго ходить и прицениваться, знакомиться с продавцами итп, а потом быстро всех «окучить». В конце второго дня он сказал, что с утра нужно ехать в Барселону, встречать его друга. Этот момент мы с ним не обговаривали раньше, но что делать, нужно так нужно. Прилетел некто Боря и как оказалось, он привез необходимые Серго поддельные документы и карточки. Втроем мы вернулись в Андорру и в оставшиеся 2 дня «натырили» вещей тысяч на 100 евро. В ночь на 4 сентября мы вернулись обратно в Испанию. Серго предложил ехать сразу в аэропорт, а я настоял вернуться туда, где мы взяли в аренду машину и где был заранее снят номер в отеле. Не знаю почему, но он поддался. Переночевав в Тоссе де мар, мы с Серго занимались упаковкой вещей, а Борис играл с купленной видеокамерой. Тут-то у Серго и возникло странное чувство опасности, которое заставило его наорать на Бориса и суетливо засобираться, никому ничего не объясняя. Пришел рисепсионист и попросил нас покинуть номер, не сильно вдаваясь в подробности почему. Я вышел первый, с чемоданом и сумкой, сказав Серго, чтобы он расплатился и забрал мои документы с ресепшена. Я шел вдоль отеля к машине, но тут передо мной возникла пара полицейских и началась история, описанная в самом начале, которая длилась почти 6 лет и изменила всю мою последующую жизнь до неузнаваемости.


Ч.1. Задержание, комиссария, суд.
Я повернулся в сторону выхода из отеля, увидел Серго и Бориса, приближающихся ко мне и сказал наиболее емко описывающую всю ситуацию фразу -«ребята, пи..ец». Они все поняли. Борис попытался скинуть карту местности с прочерченным на ней маршрутом нашей поездки, но полицейские внимательно за нами наблюдали и дело не выгорело. Нас заковали в наручники, и после непродолжительных расспросов на ломаном английском усадили на заднее сиденье полицейской машины и повезли в комиссарию.
-Боря, там у меня сзади, за ремнем, лежит лопатник с паспортом и карточками, - сказал Серго, - достань его. Боря долго крутился, но ему удалось его вынуть. Серго порвал как мог паспорт, поломал карточки и спрятал все это в щель между передним сиденьем и защитным кожухом. Я сидел в полном шоке, не понимая, как вести себя дальше. Минут через 10 машина въехала на огороженную территорию комиссарии, нас высадили и провели внутрь. Минут через 5 с нас поочереди сняли все, чем мы могли бы нанести себе увечья, отобрали все личные вещи и поместили в отдельные камеры – о Боре мы больше не слышали, а нас двоих поместили в одиночные камеры, находящиеся не далеко друг от друга, так, что мы могли переговариваться. Моя камера была метра 3 на два, свет горел круглосуточно, слева находилась то, что у нас называется шконка из бетона, сверху накрытая матрасом из синей клеенки, за шконкой туалет типа очко, дверь из камеры раздвижная, целиком из железных прутьев. Минут через 10 пришли 3 полицейских и досконально меня обыскали и все. Ни криков, ни битья, ничего вообще. Минут через тридцать, полицейская, дежурившая в этот момент в коридоре, подошла к решетке камеры и спросила, хочу ли я кофе. Вот сука, подумал я, еще и издевается и не без злорадства ей ответил – да, с молоком. Она ушла, а минут через 5 вернулась со стаканчиком с кофе с молоком. Ее лицо выражало полный пофигизм ко мне лично и к происходящему, она просто выполняла свою работу. Время шло медленно, из-за отсутствия в камере окна было непонятно день на улице или ночь, что происходит и закончится ли это. Время от времени я плакал от жалости к себе и от того, что моя жизнь дала такой неожиданный поворот или метался по камере из угла в угол. Ближе к ночи нас начали водить по очереди на допрос, где мы несли полный бред лишь бы как то себя выгородить, нас внимательно слушали и ловили на несоответствиях, но без особого рвения и желания сломать нас. К этому времени у нас уже присутствовал бесплатный адвокат и переводчик, но общаться нам с ними не давали, они только участвовали в допросе. Пару раз в день нам давали по бутерброду из микроволновки и по стаканчику воды. К середине третьего дня нас погрузили в разные машины и куда то повезли. Только тогда мы с Серго узнали, что с Борей все в порядке, его просто содержали в другом крыле. Я просидел в машине на жаре более 3 часов пока очередь дошла до меня. Оказывается, они проводили обыски в тех гостиничных номерах, которые мы занимали. Такого шоу я не видел за все годы моей работы оперативником. Руководил обыском судья, он же в Испании ведет следствие. Не следователь, как у нас, а именно настоящий судья. Так вот, помещение номера было разобрано полностью, включая унитаз и краны. Обыск в помещении 15 кв.м. длился часа полтора, причем не писанины, а реальных поисков. Все найденное было аккуратно упаковано в полиэтилен, что бы потом можно было пальцы откатать, и увезено в «закрома». Я тщетно пытался уговорить переводчицу позвонить мне домой в Россию и известить родственников о случившемся, она отказалась наотрез. По окончании мероприятия нас вернули в комиссарию, а часов в 9 вечера повезли на суд, как нам пояснили. Что происходило на заседании мы не особо поняли, для нас переводились только адресованные нам вопросы, коих было совсем немного. Мы, как водится у нашкодивших мальчиков, попросили дядю не арестовывать нас и далее нас вывели ожидать в соседнее помещение. Минут через 10 пришел наш адвокат и через переводчика сообщил, что он бился как лев, но судья нас арестовал до суда, вручил нам под роспись auto de prision provisional - типа добро пожаловать в тюрьму. Это известие вызвало у нас истерический смех, видимо, таким образом выразился наш трехдневный стресс и Бог весть еще что. Полицейские были явно удивлены нашей реакцией. У испанцев принято в эти моменты рыдать и рвать на себе волосы, а мы смеялись. Этим мы заслужили намеренно грубое отношение к себе с их стороны во время перевозки в тюрьму, но без рукоприкладства. В районе 1-2 ночи нас привезли в тюрьму. Пока мы находились в комиссарии, в одной из соседних камер «очутился» русскоговорящий. От него мы узнали, что у нас, в случае ареста, есть два варианта: или тюрьма “Modelo” в Барселоне, или тюрьма в Жероне. Это так называемые тюрьмы priventivo . Вторая, с его слов, была поспокойнее, а из первой выходили побыстрее. Нам досталась Жерона.

Ч.2. В Жероне.
Открылись решетчатые ворота и мы оказались во внешнем дворе тюрьмы. Нас высадили из машины и полицейский почему то заговорил с Серго, самым старшим из нас. На ломаном английском он спросил его имя, Серго ответил, а полицейский ему сказал, что по- испански его теперь зовут maricón . Мы ничего не поняли из сказанного и через минуту уже стояли перед огромными железными воротами здания тюрьмы. Через них мы попали в длинный коридор и оставили закрытыми в небольшой комнате сразу у входа. Через некоторое время нас стали выводить по одному. Я оказался последним, от страха меня отчаянно трусИло. Как я узнал потом, мы находились в административной части тюрьмы. Это был широкий двухэтажный коридор длиной метров 50 с помещениям по обе стороны. Минут через 15 охранник вывел меня из этой комнаты и провел в другую. Помимо сопровождающего меня, там находился еще один охранник, постарше. В спокойной форме меня жестами попросили раздеться, тщательно обыскали мои вещи, дали одеться, вручили полиэтиленовый мешок с тремя рулонами туалетной бумаги, тремя безопасными бритвами, кремом для бритья, расческой, пластиковым стаканом и пятью презервативами и повели собственно в камеру. В другом конце коридора находилась также огромная железная дверь, за которой и находились жилые модули. Т.к. была уже ночь разглядеть я ничего не мог. Меня провели на 2 этаж и поместили в камеру с тремя шконками . В тот момент я ужасно боялся того, что меня ждало за этой дверью, но там никого не было, меня оставили одного. Один на один со своими мыслями и чувствами, с железной дверью, с зарешеченным окном. Все удобства находились внутри, так что я умылся, побрился, лег и погрузился в спасительный, но беспокойный сон, в душе надеясь, что вот-вот я проснусь и этот кошмар исчезнет. Но не тут-то было…
Проснувшись утром я убрал шконку и сел созерцать происходящее вокруг. Тюрьма оживала. Клацали замки камер, какие-то люди за дверью ходили туда-сюда, слышалась чужая непонятная речь. Часов в 9 дверь открылась и на пороге возник человек с завтраком- стаканом кофе и булочкой. Я позавтракал без аппетита и продолжал вслушиваться в происходящее. Через пол часа человек вернулся и спросил, может я еще хочу кушать. Не зная как вести себя, я на всякий случай отказался. Дверь закрылась и я опять остался наедине с самим собой. Часов в 12 пришел охранник и сказал, что я имею право позвонить семье. Меня отвели в административный коридор, в конце которого находился таксофон, дали карточку на 6 евро, спросили номер куда я буду звонить и ожидали рядом. Я позвонил жене, сообщил ей новости, о которых она уже и так догадывалась, дал первоочередные указания. На этом мой звонок прервали и отвели обратно в камеру. Место, где я содержался, называлось modulo de ingresos . Это аналог нашего карантина, где содержат людей несколько дней до перевода их в общий модуль. Было трудно понять который час шел, т.к. часов не было, а нахождение в таком маленьком закрытом помещении путало обычное представление о течении времени. Часа через 2 принесли довольно приличный обед. Еще через пару часов дверь открылась и охранник жестом пригласил меня на выход. Мы спустились на первый этаж и там я к своей радости встретил Бориса и Серго. Как никак они теперь, в силу обстоятельств, становились для меня самыми близкими людьми. Будучи друзьями между собой и зная мое милицейское происхождение, они держали меня на расстоянии. Я поинтересовался что и как, т.к. по их поведению было понятно, что они навели уже какое-то «движение» и ориентируются в происходящем. Мои товарищи по несчастью были ранее судимыми в России, и происходящее им было по смыслу не ново. Я же по своему опыту знал только «внешнюю» сторону тюрьмы. Мне ничего вразумительного не объяснили, только то, что нас привели на осмотр к медику и что здесь есть пара русскоговорящих ребят и они им переводили при осмотре. Я оказался последним и на меня переводчика не хватило, почему-то, так что пришлось на пальцах объясняться, но доктор сильно не морочился, посмеялся, что то написал и отправил меня обратно к тому месту, где стояли ребята. Это было помещение площадью метров 30 с множеством дверей по периметру и большими воротами, ведущими в административный коридор, через который меня привели ночью. Рядом с этими воротами находился «аквариум» - помещение, где находились охранники. Его местоположение позволяло наблюдать практически любое место тюрьмы, и там же находились камеры наблюдения внутреннего периметра. Хотя рядом с нами и не стоял охранник, за нами постоянно наблюдали - новички всегда объект пристального внимания, т.к. охранникам нужно понимать что от нас ждать, для своей же собственной безопасности, прежде всего.
Вскоре нам сказали подняться в ingresos, забрать оттуда матрасы и белье, на которых мы спали и следовать в жилой модуль, куда нас провел охранник и сопровождавший его паренек. Модуль представлял из себя коридор с 10 камерами, расположенными по одной стороне. Наша была последняя. Паренек, сопровождавший нас, как оказалось, жил в ней, звали его Антонио. К моей радости нас всех поселили вместе. В наших тюрьмах подельников обязательно рассаживают по разным камерам и то, что нас оставили вместе озадачило меня, т.к я знал как работает эта система – подельников не содержат вместе во избежание их сговора в даче показаний итп. вещей. Мы заняли пустовавшие три шконки, оставили свои немногочисленные пожитки и нас тут же вывели на патио.
Как нам и говорили, тюрьма в Жироне была маленькая, даже очень маленькая, всего 100-120 мест, и состояла из 3 жилых модулей для мужиков, 1 для женщин, больничного на 6 коек, ingresos , двух классов школы и небольшой фабрики. Окна нашего модуля выходили на патио для прогулок, на противоположной стороне патио находились окна другого модуля.
Итак, мы трое находимся среди человек 20 таких же несчастных, слоняющихся взад-вперед без дела под палящими лучами сентябрьского зноя с той лишь разницей, что ни слова не понимаем о чем говорят окружающие. Буквально через 10 минут я уже места себе не нахожу – обстановка незнакомая, люди незнакомые, что происходит не понятно, и главный вопрос – что делать?? Серго и Борис выглядят поспокойнее и советуют мне походить по патио, «потусоваться». И действительно, простое хождение туда-сюда немного меня успокаивает. Оказывается, самое трудное для человека, попавшего в изоляцию – это изменить ритм жизни. Представьте, сколько разнообразной суеты происходит вокруг нас и в которую мы вовлечены. Мысли скачут ходуном, тело куда-то идет, голова с кем-то разговаривает, мы строим планы, фантазируем и вдруг СТОП. Все замерло как в сказке. Хотя в голове продолжаются скачки мыслей, тело уже не может никуда идти – оно изолировано 4 стенами и охраной. Привычный ритм нарушен. В дополнение постоянно присутствующий страх неизвестности. Таким было мое эмоциональное состояние в первые месяцы. Что таиться, уныние и отчаяние полнейшие. Только наличие моих подельников и необходимость «сохранять лицо» удерживали меня от того, чтобы не разреветься, хотя ночью частенько комок подкатывал к горлу и я плакал. Потом я не один раз наблюдал, как взрослые дяди ревели как дети от ударов судьбы, которым не могли противостоять и сам факт нахождения в застенке был самой малой причиной для этого.
Конечно, основным занятием в то время у нас была болтовня. Целыми днями мы изучали нашу ситуацию со всех возможных сторон и пытались понять как нам вылезти из этой ямы. Ясно было только то, что никто из нас понятия не имеет как действовать дальше, но все были уверенны, что нужно что то делать и как можно быстрее.
Часов около 7 вечера прогудел гудок – сигнал к возврату в камеры. Вернувшись, мы начали обустраиваться в нашем новом «доме». Хотя почему в кавычках? Эта угловая камера действительно стала нашим домом на какое то-время, но мы в тот момент и слышать об этом не хотели.
Через полчаса, в 19.30 наступило время ужина. Камеры открыли и вся толпа дружно хлынула в столовую. Мы стояли как сироты, т.к. все рассаживались по заранее назначенным местам и до нас никому дела не было, а спросить что и как мы также не могли. Кое-как рассевшись, мы стали ждать. Двери столовой закрыли и человек с большим ящиком начал раздавать всем сидящим алюминиевые приборы для еды, типа таких туристических наборов с которыми ходят заядлые туристы. А вы что думали? В тюрягах держат опасных людей, им нельзя доверять ничего колюще-режущего. За всем этим процессом внимательно наблюдали 2 охранника. После раздачи приборов появились официанты с тарелками с едой и они же потом все эти тарелки собирали. Еда была вполне съедобна, ничего подобного нашей «сечки» не было и в помине. Боре даже дали литр молока в день – он на тот момент представлял жалкое зрелище – 56 кг. веса на 175 роста. После ужина мы еще пол часа могли походить по патио, помыться в душе, вход в который был только с него и по очередному гудку нас загоняли по камерам, до утра.
Вот и все… Ни пива, ни девочек (тут я лукавлю, но об этом позже). Нужно было привыкать к новой рутине, довольно ограниченной и скучной. И монета в 5 евро на троих, почему-то это единственное, что у нас осталось, т.е. нам оставили, из валюты.
Утром, в 8.00 нас разбудил «наш добрый» гудок. Охранник, в простонародии funcionario , быстро провел пересчет, открывая и заглядывая в камеры, никаких тебе построений и перекличек. Через пол часа завтрак, после него через 10 мин. закрывают камеры и ты остаешься на патио до обеда. Естественный вопрос – как себя занять? Опцион в этот промежуток времени не богат разнообразием выбора:
- работа, нам не доступно
- 2 тура по часу в библиотеке, причем только 1 из туров
- с 11.00 есть какие-то кружки, manualidad , что нам тоже пока не доступно.
Все это нам коротенько объяснили Саша и Андрей, наши соплеменники о которых я упоминал ранее. Они были подельниками, проживали постоянно в Испании и свободно владели местным языком и даже каталанским наречием (тоже считается официальным языком). Их мы нещадно эксплуатировали в качестве «толмачей», за что им большое человеческое спасибо. Нам было объяснено, что если мы хотим что-то получить или чем-то заниматься, нужно написать прошение – solocitud - руководству тюрьмы, его рассмотрят и ответят. По их совету мы сразу попросились на работу, в кружки, попросили одежды по сезону (футболка, шорты, кроссовки и тапочки для душа – там больше ничего не нужно, все бесплатно для нищеты типа нас).
А пока мы нарезали круги по патио и разрушали свой мозг обдумываниями своего положения.
В 12.30 «пытка» прогулкой под солнцем заканчивалась и нам разрешали вернуться в камеры, ожидать обеда. В 13.30 дружная толпа изголодавшихся бежала в столовую. Не то что кто-то очень сильно хотел кушать, а так, скорее по привычке. В районе 14.00 нас опять закрывали, на siesta – надо же было настоящим трудягам отдохнуть от плодотворно проведенного утра!- до 16.30.
С этого времени и до ужина нам снова предстояло бороться с бездельем на патио.
Администрация пыталась развлечь нас как могла:
- 1 час занятий в школе
- 1 час на polideportivo
- …и все, гулять по патио.
А пока мы могли только ходить кругами, ожидая авторизации на посещение «развлекательных» комплексов. Самым посещаемым местной публикой местом было, конечно же, polideportivo, т.к. там можно было поиграть в любимую испанскую игру – футбол, хотя и в его урезанную версию – футбольное поле представляло из себя такую же по размеру площадку как патио, метров 40х20, только доступ туда был строго в определенные часы.
Конечно нужно упомянуть о том «контингенте», что нас окружал. Примерно 60 % населения тюрьмы составляли марроканцы – берберы, бедуины от слова беда и остальные выходцы из Северной Африки. Подавляющее большинство неграмотные, но испаноговорящие. Их удел это кражи, грабежи и трафик шоколада и травы . Все по мелочи. Хотя официально это неприемлемо, жили они в отдельном модуле, т.е. не в месте с белыми людьми-европейцами. Не смотря на заповеди Корана мыться 5 раз в день, приучить их к гигиене невозможно и администрация это учла, отселив их от европейцев. Следующими ко количеству шло коренное население – испанцы – их набралось процентов 25 . У этих ребят не все так просто даже между собой. В Испании 4 автономии и они не очень-то дружат. Некоторые даже обижаются, если его назвать испанец – он гордо ответит: «я не испанец, я баск (или каталанец, галициец)». Мы находились в Каталонии, соответственно большинство были местные, каталанцы. Как стало понятно позднее, попасть испанцу в Испании в тюрьму довольно сложно, нужно недюжинное старание. Суд всегда идет им на встречу и не арестовывает, хотя бы до суда. Т.е. среди нас были самые «отчаянные». Они промышляли продажей наркотиков – обычно таблеток, трафиком тех же наркотиков в большом количестве, разбоями и насилием. Что бы иметь немного представления о них, приведу типичную ситуацию, повлекшую за собой арест. Я приметил, что один персонаж получает в инфермерии что-то в бутылке и пьет это несколько раз в день. Спросил у земляков, чем это он травится и мне рассказали его историю. Он с братом, который тоже был с нами, решил ограбить бар. Взяли они по пистолету и вперед. Удачно. Им понравилось и они решили повторить. Ограбить тот же бар. И снова удачно. Когда они пришли туда же в 3 раз, бармен их уже ждал с обрезом и выстрелил в них в ответ, попав не очень удачно в живот одному из братьев. В связи с этим хирургам пришлось довольно сильно потрудиться над укорачиванием длинны его желудочно-кишечного тракта и как результат он теперь получает нужные для пищеварения вещества в бутилированном виде.
Но я отвлекся. Оставшиеся проценты это мы, жители Союза, стран Варшавского блока, и немногочисленные европейцы, а также латиносы – выходцы из южноамериканских стран. Конечно, по началу тяжело понять специфику окружавших нас народностей, или как принято говорить – менталитет. И это помимо языка. Так что первое время мы общались с теми, с кем у нас было много общего – русскоговорящими, поляками, чехами, югославами. На долю этих народностей остались мошенничество с кредитными картами, разбои, трафик наркотиков в крупном размере и т.п. общественно опасные деяния.
Отдельно стоит упомянуть категорию drogadictos или просто торчки. Это в подавляющем большинстве местные, а также наши сограждане, приехавшие лечится в Испанию от наркомании. Глупее идеи чем приехать лечится в страну, где разрешено потребление тяжелых наркотиков трудно себе представить, однако многие на это попались. И теперь слонялись из угла в угол в ожидании суда по своим многочисленным краженкам из супермаркета или магнитофонов из машин.
Время шло, а ситуация никак не менялась. Никто нас не вызывал, не беседовал или допрашивал и это нас сильно пугало. В голове роились куча мыслей о том, как в это время собирают доказательства, опрашивают свидетелей, потерпевших, в общем проводят мероприятия по изобличению нашей преступной деятельности, а мы тут прохлаждаемся без возможности как то повлиять на процесс. Как я, так и мои подельники, впервые столкнулись с такой непонятной ситуацией, когда невозможно что-то сделать, только ждать, а ждать мы не привыкли. Сейчас можно сказать, что для меня это был первый жестокий урок, раскрывающий истинное положение человека в этой жизни – от него ничего не зависит, он полностью находится во власти внешних обстоятельств, а возможность нашего влияния на эти обстоятельства – просто иллюзия, позволяющая нам не сойти с ума от осознания тщетности наших потуг.
Как же может медленно тянуться время! Правы те, кто говорит, что мы воспринимаем время по-разному. Ох как по-разному! Каждая минута была для меня часом и казалось, что конца и края этому не будет. Временами было ощущение, что вот-вот я очнусь от этого кошмарного сна, окажусь дома с семьей и забуду об этом ужасе. Но нет, у судьбы был совершенно иной план, узнай о котором я тогда, не знаю, выдержал бы мой рассудок.
Поскольку наше общение с внешним миром сводилось к одному шестиминутному телефонному звонку в неделю, и этого явно не хватало, я начал писать письма. Чувствовалась потребность как-то выразить свое эмоциональное состояние и другого способа на ум не приходило. Я исписывал по несколько листов родителям, пытаясь как-то их успокоить, принести какие-то нелепые извинения за то, что втянул их в такие переживания, жене, плачась о том несчастии, в котором я оказался и рассказывая ей о реальной ситуации, в которой нахожусь и что меня может ожидать. В общем, выливал все свое самосожаление на бумагу, она, как известно, все стерпит.
На самом деле для человека, проживающего в Испании и лишенного свободы как предварительно так и уже по вступившему в силу приговору все далеко не так печально, как для иностранца, прибывавшего в стране до задержания всего 8 часов. Любой заключенный, вне зависимости от своего статуса имеет право регулярно общаться с родственниками и друзьями. Два раза в месяц заключенному положены 2-х часовые встречи в специально оборудованном помещении с душем и кроватью с близкими родственниками – женой, мужем, родителями, братьями-сестрами. Встреча типа vis-a-vis подразумевает интимное общение, а familiar – общение с не на столько близкими родственниками, как предыдущее. Помимо этого, в субботу и воскресенье любой знакомый с улицы может прийти и попросить встречи с заключенным в locutorios – в специальном помещении через стекло. Поэтому человеку, попавшему в такую непростую ситуацию, его близкие оказывают существенную психологическую помощь и поддержку своим личным присутствием. Но не думайте, что каждый выходной толпа друзей ожидает снаружи долгожданной встречи с законоотступником. Как показал мой опыт наблюдения за местными, гости к ним наведывались не очень часто, хотя тюрьма располагалась в самом городе – у людей снаружи свои проблемы и тратить время на разглядывание тебя через стекло как зверька в зоопарке им совсем не хочется. Ну а иностранцу без каких-либо друзей-родственников остается уповать на телефон. Разрешаются звонки длительностью 6 мин., один или два раза в неделю, на усмотрение директора учреждения.
А пока мы обживались как могли. Первой нашей проблемой оказались деньги. Мои подельники курили и постоянная стрельба сигарет их угнетала. Да и по внешнему виду большинства людей на патио было понятно, что денег они не держали в руках с предыдущего Рождества. Трудность заключалась в том, что деньги были в Москве, а мы – в Жероне. Как их доставить нам никто понятия не имел, т.к. вся система была заточена на обслуживание местных жителей. Боря, с присущей ему поспешностью и необдуманностью в принятии решений, попросил свою маму отправить деньги по ВестернЮнион на его имя в Испанию. Но поскольку паспорта у нас изъяли в суде, сотрудники тюрьмы не могли получить эти деньги для него в связи с невозможностью подтвердить документально что он это он. В результате эти деньги через месяц были возвращены в Москве.
Как то на патио к Серго подощел марроканец со странным марроканским именем Марио и объяснил ему на пальцах, что мы ему кажемся нормальными ребятами, он видит наши материальные затруднения и он с удовольствием даст ему 10 евро взаймы, если есть необходимость, чем мы и воспользовались. Вот так пришла помощь откуда ее вообще не ждали. Кстати о деньгах. В тюрьмах Испании не ходят бумажные деньги. В те времена существовали суррогаты, в каждой тюрьме свои. В основном это были ламинированные бумажки с печатью тюрьмы и номиналом на лицевой стороне. Раз в неделю, специальный человек, pagador, приходил со списком лицевых счетов заключенных и выдавал 35 евро тем, у кого эти деньги были на счету. Надо отдать должное, в то время администрация выплачивала по просьбе о материальной помощи голодранцам типа нас 12 евро в месяц, по 6 евро в две недели. Эти деньги шли на покупку телефонных карт для звонков домой. Телефонной карты за 6 евро хватало на 2 звонка в Россию.
Главными нашими консультантами и проводниками по всем тюремным и вопросам, а также переводчиками были подельники украинец Саша и русский Андрей, очень адекватные ребята, о которых я упоминал ранее. Они помогали нам чем могли и делали это совершенно бескорыстно. Даже представить себе не могу что бы мы без них делали в те первые месяцы нашего принудительного «отдыха». Их судьба тоже довольно странно сложилась на испанщине: обоих обвиняли в вымогательстве каких-то денег у каких то испанцев, оба нас уверяли, что темными делишками промышляли, но к этой истории отношения не имеют. И если Сашу арестовали одного, то Андрею повезло меньше – забрали всех, кто в тот момент находился дома – его самого, младшего брата и отца. Спаслась только подруга Андрея – полиции не хотелось возиться с оформлением их собаки в питомник и девушку оставили дома присматривать за псиной. И теперь его отец, потерявший из-за ареста бизнес, писал гневные письма сыну, матеря его последними словами. Причем если Андрея отправили в Жерону, то его родню отправили в тюрьму Барселоны – обычно и по закону родственников содержат вместе. Забегая вперед скажу, что просидев поболее года им изменили меру пресечения, а через года четыре суд признал их невиновными – типичная испанская история. На момент нашего заселения в Жерону, или как это правильно называется Centro Penitenciario de Girona , они оба работали на местном производстве и времени болтать с нами у них практически не было – мы пересекались только после ужина и в выходные дни. Представляю, как мы их забрасывали своими вопросами – а что нам было делать? Эти ребята были единственными, кто нам мог обрисовать нашу ситуацию и дать совет. Нам растолковали, что в Испании по-быстрому ничего не делается в принципе. Что бы как то поддержать себя перво-наперво нам посоветовали написать прошение на работу. Работа дает немного денег, зато тело чем-то занято и в голову лезет меньше мыслей. Но путь в так называемый taller был тернист. Прежде всего мы должны записаться на все возможные кружки, школу и всячески демонстрировать как нам это нравится. К нам присмотрятся и через какое-то время у нас есть шанс попасть на работу. Мы попали в тюрьму не в самое лучшее время – сентябрь, как и август, это месяцы расслабухи и отпусков, так что школа была закрыта, а кружки работали в полувялом режиме. Где то через недели 2 нас троих определили в кружок «рукоблудья». Час в день, два раза в неделю, милая женщина по имени Роза обучала великовозрастных придурков типа нас делать фигурки из папье-маше. Это были вырезанные из фанеры фигурки ящериц, которые мы должны были обклеить намоченной в клею газеткой, потом высушить и раскрасить. Не могу передать, каким идиотом я себя чувствовал при этом. Мое чувство собственной важности постоянно мне твердило: посмотри до чего ты докатился – ты человек, убивший 10 лет в школе, 4 года в институте, без 5 минут кандидат юридических наук и чем занимаешься? Разве ты ровня этим полудуркам, едва умеющим писать? Что за абсурд я переживаю? И все в этом духе. Но я все же лепил кое-как этих ящериц. Серго с Борисом особо не морочили себе голову, что дали, то и делали. Серго даже умело делал вид как ему это нравиться и с самого первого дня пытался манипулировать Розой, всячески привлекая ее внимание к своей персоне и прося о разнообразной помощи в работе (которая была ему нужна как собаке пятая нога) – чувствовался профессионализм мошенника.
В начале этой монотонной работы было сложно взять нужный темп – я еще не осознал, что мое течение времени изменилось – необходимо было делать работу медленно и вдумчиво, т.к. ее объем был маленький, а времени целый час. Плюс еще в голове работали «стахановские» программы – сделаем больше и быстрее. Здесь это не годилось, работу нужно было растягивать как можно дольше чтобы создавать видимость занятости, иначе могли тебя пометить как лентяя и тогда конец всем планам по трудоустройству. Именно так делали испанцы, которые вместе с нами посещали этот кружок очумелых ручек. Но не подумайте, что это были ребята, которые поняли соль жизни – только со временем я узнал, что подавляющее их большинство были торчки и находились под кайфом, для них делать что-то быстро было просто физически невозможно, но они как бы задавали темп остальным.
Создатель был милостив к нам и в кружке Розы мы не провели больше месяца. Сначала Серго, благодаря своей хитрости, а потом и я с Борисом были приглашены для работы на фабрику. Роза явно дала «добро» на наше дальнейшее встраивание в пенитенциарную машину.
Так ни шатко ни валко прошел сентябрь и половина октября. Мое внутреннее состояние особо не поменялось, я все также находился в плену самосожаления и в полном незнании и непонимании что делать дальше. Тяжелее всех приходилось Борису – как оказалось, до нашего задержания он был героиновым наркоманом. Причем приличным наркоманом – он травился исключительно на свои деньги. После нашего задержания он посчитал, что лучше помалкивать об этом и сейчас он на сухую переживал самую настоящую ломку.
14 октября ко мне приехала с визитом моя жена. Конечно, это не было для меня сюрпризом. Она изъявила желание приехать и попробовать разобраться на месте в происходящем, как-то помочь мне. Я ее отговаривал, т.к. она была с 1,5 годовалой дочкой на руках, но она была настроена решительно. Нам разрешили личную 2 часовую встречу вне расписания – администрация вникла в наше положение иностранцев. Нет смысла описывать эту полную грусти встречу, хотя на тот момент я даже не мог предположить, что она будет последней в качестве супругов. Найдя переводчика, кстати им оказалась та же женщина, что нам переводила в суде, она нагрянула в офис нашего бесплатного адвоката. Тот попросил ее зайти через пару недель, возможно тогда у него появиться время для нас. Уж не знаю как, но ей удалось притащить его к нам в тюрьму, где мы мило пообщались через все ту же переводчицу. Этот сеньор нас заверил, что он сделал все возможное для изменения нашего положения, написал все нужные прошения и.т.д., и теперь мы должны только ждать ответа. На наш вопрос о том, какое наказание нас может ожидать он ответил, что лет 12 точно. Мы не сговариваясь послали его куда подальше. Серго, не первый год воровавший в Европе, предположил, что максимум о чем может идти речь это пара лет, не больше. На том наше общение с адвокатом прекратилось практически на год. Через пару дней мне предоставили еще одну встречу с женой через стекло, мы попрощались, и я снова вернулся в суровую тюремную реальность, а она улетела домой.
С приездом моей жены был временно решен наш материальный вопрос – нам наконец-то привезли денег. Поскольку наши жены в Москве как то нашли друг друга, моя выступила делегатом от них и внесла деньги нам троим на наши счета. Нельзя сказать, что после этого наша жизнь стала налаживаться, но сидеть с деньгами намного приятнее чем без них, я вас уверяю. Первым делом нами был куплен телевизор. Жили мы в одной камере и без этого бубнящего устройства нам было тяжело, хотя мы и не понимали ни слова.
Наш первый сосед по камере, Антонио, сбежал от нас через неделю – у него не было возможности общаться с нами и он предпочел компанию земляков. Вообще, перевод из одной камеры в другую особой проблемы не представлял – администрация всегда шла на встречу в таких вопросах, если была возможность и взаимное согласие съезжающихся сторон. И раз уж я упомянул об администрации, расскажу в общих чертах о ее структуре. Самое главное учреждение в пенитенциарной системе Испании это Instituciones Penitenciarias , оно осуществляет общий контроль за тюрьмами. В каждой тюрьме есть директор. Он определяет конкретные правила для своей тюрьмы, в рамках общих инструкций Instituciones Penitenciarias, поэтому в разных тюрьмах существуют разные правила – они не то чтобы сильно отличаются, но присутствуют как положительные так и не очень различия. Как пример, в одной дают 5 звонков в неделю, в другой 2, в одной можно приобрести магнитофон или игровую приставку, в другой категорически нет и.т.д., все на усмотрение директора. После директора идет Jefe de Servicios – это человек, отвечающий за общий порядок и режим в тюрьме в свою смену работы. У него в подчинении находятся funcionarios – дословный перевод этого слова – госслужащий, в данном контексте – надсмотрщик. Он то и несет основное бремя общения с заключенными. Причем среди них есть как мужчины так и женщины, вне зависимости от мужского или женского модуля, где они проводят свою смену. Думаю, что не лишне было бы охарактеризовать их с психологической точки зрения, ведь им приходится ежедневно общаться с «лучшими» представителями рода людского, а это не легко. Общая черта для них – это то, что большинство из них воспринимают свою работу как просто работу. Они не хотят конфликтовать, им бы день побыстрее провести и домой бежать вино пить, до остального им дела нет. Поэтому, чем меньше ты их достаешь, тем любезнее они себя с тобой ведут. Никто из них не пытается тебя специально ущемить или сделать как-то тебе больно или неприятно – это касается как психической так и физической стороны. Применение физической силы с их стороны только возможно при твоем явно агрессивном поведении, исключающим двойного толкования. Но есть среди них и явные психи, которые ищут конфликта сами. Их меньшинство, все заключенные осведомлены об этом и в их смену стараются просто не попадаться им на глаза. За поведением funcionarios зорко, с широко закрытыми глазами, наблюдает Juez de Vigilancia Penitenciaria . Заключенный всегда может ему пожаловаться в письменном виде на произвол тюремных властей. Судья обязательно ответит, в 90 % ответ будет поддерживать администрацию, но 10 % вполне не плохой шанс по нашим понятиям о вообще бесправных зеках.
Вернемся все же к нашей бытовухе. По всем понятиям тюрьма, с которой мы начали свое путешествие по Испании, была более чем сносной а в некоторых случаях даже с претензией на шик. В каждой камере, помимо двух-трехярусных кроватей, стоящих вдоль стены, находились вентиляторы для выживания в летнем зное, зарешеченное полноразмерное окно, кабинка туалета с фарфоровым унитазом Roca (кто же еще поддержит их отечественного производителя), раковина с чем-то вроде столешницы, пластиковый стол со стулом, и 6 шкафов для пожиток. Сама камера по размеру была не очень большой, но два человека могли без проблем разминуться. Как я уже описывал, в Испании принято весь день проводить на патио прогуливаясь, поэтому особого желания гулять по камере не у кого не возникало. Душ находился на патио и его открывали только после обеда.
Кормили нас даже очень не плохо, а иногда даже с перебором, по нашим понятиям. Я к моменту нашего ареста страдал довольно неприятным заболеванием ЖКТ, но не смотря на это местная пища вполне мне подходила. Меню было составлено на неделю, так что всегда было понятно что дадут в конкретный день недели. Из всей еды всеобщее отвращение вызывали только свиные щеки, и то только потому, что они представляли из себя кусок свиной челюсти на которой частенько оставались свинские зубы, однако само мясо было аппетитным. Еду готовили посменно 2 повара и повариха, и именно готовили, а не разогревали замороженные полуфабрикаты. У них в помощи было 5-6 заключенных на зарплате (очень блатное для зека место работы). Интересную историю об одном из поваров нам поведал один из местных постояльцев – к моменту нашего появления он отбыл что-то около 14 лет – оказалось, что тот является поваром не в первом поколении и что его отец владеет рестораном в Жироне. Так родной папа выгнал его из ресторана со словами, что такой безрукий повар как его сын в лучшем случае может готовить еду только зекам, чем тот, собственно, и занялся.
Не только я пребывал в шоке от кормежки – Борис, прошедший 2 российские тюрьмы и общительный до такой степени, что от него можно устать за 2 минуты - звонил постоянно домой и рассказывал жене о тех деликатесах, которыми его кормят каталнанцы, так что скоро вся Москва знала, что в субботу на обед мы ели хамон с дыней, а в среду на десерт подавали клубнику со сливками.
Меня, однако, в то время занимали несколько другие разговоры. Понимая, что моя посадка уже стала известна на моей работе, я позвонил своим коллегам, уже бывшим, что бы узнать, что там и как. Ситуация там складывалась кошмарная, мягко говоря. Испанские власти по официальным каналам сообщили в МВД о моем задержании. Хотя из моих коллег никто не имел отношения к моей «деятельности» в нерабочее время, все подразделение трясли как известного сказочного персонажа Буратино – проверки не прекращались, хотя я и был уволен из органов задним числом, как это повсеместно принято, и типа на момент задержания не имел к ним больше никакого отношения. Эта информация, как вы понимаете, оптимизма мне не добавила. Не знаю, почему я за них переживал, ведь мои личные проблемы были на порядок сложнее и грустнее. Кроме того, они меня не бросили и еще несколько месяцев приносили моей жене деньги на жизнь, о чем я узнал намного позже.
Но Москва на тот момент была недосягаема, а мне нужно было как то выживать в условиях бетонной клетки и жары в 40 градусов. Итак, как я писал ранее, сначала Серго, а потом и я с Борей были приняты на оплачиваемую работу в местную мастерскую. Вся эта «богодельня» представляла из себя узкое и длинное крытое помещение с назовем их верстаками во всю длину помещения, конвейерной лентой посередине, с офисом хозяина цеха в одном конце и некоторым оборудованием в другом. Рабочих туда входило человек 15. Основным направлением работы данной мастерской было производство альбомов для фотографий. Но это уже для обученных ребят, а перед вновь прибывшими ставили более интеллектуальные задачи – упаковка шнурков для обуви и привязывание веревочек к этикеткам для оливкового масла. Начали мы со шнурков. На механическом станке нужно было закрепить пару шнурков, намотать их на определенного размера захват и наклеить сверху этикетку. При этом все должно было выглядеть аккуратно и не разваливаться. Мы приноровились за пару дней довольно лихо крутить эти шнурки, но нам было далеко до настоящих профи, работавших там не первый год – им удавалось сделать практически в 2 раза больше за тоже время! Как такового плана у нас не было – работа сдельная, оплата по готовому количеству. За откровенное тунеядство просто выгоняли и брали другого. Работали мы только до обеда, т.к. подобных заказов было не много, а администрация должна была как то нас занимать, таким образом растягивали время работы. За первый месяц работы мы получили что-то в районе 40 евро каждый – согласитесь, что неплохо, ведь еда и кровать были забесплатно.
Любая мастерская в любой испанской тюрьме место разгула коррупции. Не миновала эта участь и Жирону. Согласно инструкциям, решение всех вопросов воспитания-перевоспитания заключенных лежит на плечах el educador – воспитателя. Нам посчастливилось попасть в руки Сюзанны – дамы лет 40, роста 1,50 и страшной как последствия ядерной войны. В ее то задачу и входила оценка заключенного с точки зрения годен - не годен для работы. Свои рекомендации она озвучивала какому-нибудь из замов директора тюрьмы, а тот, в свою очередь, направлял их директору мастерской. Так вот, по «стечению обстоятельств» директор мастерской, дон Франциско, являлся мужем этой самой доньи Сюзанны. Сюзанна подбирала претендентов на потрудиться из числа иностранцев, по возможности не владеющих языком – чтобы не задавали глупых вопросов типа а почему мне так мало заплатили. А основной костяк испанцев в мастерской составляли все те же торчки. Такая вот веселая компания там подобралась.
Где-то через пару недель нашего нахождения в Жироне туда привезли группу из 4 поляков. Их задержали за владение таблетками экстази. Эти четверо оказались персонажами более чем занимательными, звали их Дариус, Мариус, Лешиус (его фамилия была Лешек, так мы его и обзывали, он не обижался и для рифмы было удобно) и еще один, Анджей, которого буквально через пару дней забрали полицейские по линии Интерпола и увезли в Польшу – он был там известным бандитом и давно находился в розыске. История с ними произошла практически анекдотичная. Старшим в этой группе и по возрасту и по авторитету был Лешек. Из своих 50 лет 20 он провел в тюрьмах Польши и других европейских стран. Его бизнесом на тот момент были угнанные машины. Так вот, их четвертый товарищ, живший в Испании, предложил пригнать для продажи туда 2 автомобиля и продать их знакомому арабу Самиру, тоже кстати вскоре к нам присоединившемуся. Поляки привезли 2 машины, но Самир понял, что с документами не порядок и отказался от покупки. А жили они все после приезда в Испанию у гостеприимного Самира дома, где тот угощал их, со всем своим марроканским радушием, таблетками экстази и виски. Накушавшись этих ништяков, поляки вели себя довольно шумно, что было не очень принято в том районе. Соседи, видя 2 дорогих машины с иностранными номерами во дворе и гуляющих граждан в квартире на 1 этаже, позвонили в полицию. Полиция взяла это на заметку. Отгуляв положенное время, они засобирались в дорогу. Тут Самир предложил им взять на реализацию хотя бы килограмм таблеток, с тем прицелом, чтобы компенсировать их потери за перегон непроданных машин. Лешек, зная, что с наркотиками игры опасны, наотрез отказался, а Мариус сказал, что возьмет их и продаст в Германии. Дариус метался между ними – вроде и заработать охота, а с другой стороны Лешек запрещает. Ранним утром они выехали все на тех же 2 машинах домой – в первой ехал Мариус, а во второй Дариус и Лешек. Не успели они отъехать и километра как их задерживает полиция и «маски шоу». У Мариуса в сумке находят кило таблеток, от которых он отпирается, а у Дариуса в кармане еще несколько штук того же сорта, так что вся эта гоп-компания весело едет в комиссарию и потом в Жирону, составлять нам компанию, как потом оказалось, не на один год.
Поляки, по моим наблюдениям, очень занимательная нация – этакая смесь хохла и еврея. Если поляк слышит слово «пенензы» , с ним происходят невиданные метаморфозы, это как сыр для мыши, или водка для алкоголика – он бросает все и мчится туда, часто затрачивая на дорогу намного больше денег, чем мог бы заработать. Что стоит одно освоение ими скандинавских стран. В конце 90-х жизнь в Польше была бедновата – работы не было, а значит и денег. Но они пронюхали, что если тебя в пьяном виде за рулем задерживают в Скандинавии, то наказание – 2 года тюрьмы, а в тюрьме есть работа и неплохо платят. И тут начался массовый исход поляков в направлении земли скандинавской – они приезжали как туристы в Скандинавию, брали машину напрокат, напивались и ехали сдаваться в полицию. После всех формальностей они получали свои 2 года, в течении которых слали домой 500-800 евро, что было очень даже неплохо для голодной Польши. Но скандинавы тоже не дураки – через некоторое время они поняли, что 70% контингента их тюрем это польские алкоголики, афера была раскрыта, законодательство изменено и поляков начали отправлять домой вместо тюрьмы.
А сейчас эти красавцы нарезали вместе с нами круги по патио. Если про Лешека я уже рассказал, то, думаю, от пары слов о его друзьях никому хуже не станет. Мариусу было лет 40 с небольшим и помимо польского гражданства он еще приобрел и немецкое. Жил он в Германии, но про земляков не забывал и от прежних привычек – украсть что плохо лежит - не отказывался. Дариус был самым молодым, лет 25 от роду. Чем его природа не обидела, так это силушкой, скомпенсировав, как это водится, отсутствием ума. В Польше у него была кличка УЗИ, в честь израильского автомата – как от пули одного, так и от удара другого жертвы падали и больше не вставали. Его роль в этой компании была охранять Лешика. Что касаемо последнего, по большому счету он был самым вменяемым из них, видимо по причине пережитых им долгих сроков заключения. В Польше у него остались 30-летняя жена и четверо детей, один из которых был инвалидом.
Тем временем мы потихоньку привыкали к тюремной рутине. Рутина – довольно важная составляющая тюремной жизни, именно она позволяет крепко спать с открытыми глазами и получить иллюзию определенного покоя и безмятежности, что, в свою очередь, ведет к забытью того, где ты находишься и что с тобой происходит. Согласитесь, тяжело каждый день просыпаться и не понимать, что тебя ждет в самом ближайшем будущем. Примерно так мы себя ощущали. Это ощущение сравнимо, наверное, с тем, что чувствует потерявшийся ребенок – своего рода страх вперемешку с отчаянием. Каждый день мы ожидали, что нас вызовут на допрос и что хоть что-то прояснится, но этого не происходило. Мы реально были никому не интересны. Машина следствия шла своим ходом, а мы ехали где-то рядом параллельно, ожидая, когда же произойдет столкновение. Но его не было.
В конце сентября нам в камеру подселили вновь поступившего украинца по имени Сергей. Мы сразу напряглись – а не «наседка » ли это? Уж больно странная была история его заключения и срок. Якобы за неоплаченный штраф в 200 евро его приговорили к 2 месяцам заключения. Однако он не расспрашивал нас о наших делах и вообще вел себя пассивно, мало интересуясь происходящим вокруг. Ничего примечательного, связанного с ним даже не могу вспомнить, кроме, разве что, того, что выходя на свободу он имел наглости попросить у Серго денег на проезд и украл чьи-то тапочки для душа.
К середине октября начала работать школа. Согласно испанскому законодательству, заключенный имеет право учиться и администрация должна ему обеспечить эту возможность. Поэтому, в каждом пенитенциарном учреждении имеется школа, где дипломированные учителя обучают всех желающих. В Жироне из-за малочисленности «населения» не было как таковой полноценной школы, но были начальные курсы языка, что нам и требовалось. Теперь 4 раза в неделю во второй половине дня по часу мы грызли гранит испанского языка. Нас обеспечили всеми необходимыми материалами и мы приступили к занятиям под руководством милой молодой барышни по имени Алисия. Конечно, нам было по началу не понятно как это возможно, что у заключенных занятия ведет молодая женщина без сопровождения надзирателя, т.е. один на один с уголовниками в достаточном удалении от охранников. Со временем стало понятно, что для подавляющего большинства зеков именно школа являлась той отдушиной, где они могли себя чувствовать как бы вне тюрьмы, быть наравне с людьми, которые каждый день спят дома и не живут по строго установленному распорядку. В школе мы были просто учениками и относились к нам соответственно этому статусу. Если в классе происходил конфликт, то он всегда был между учениками и никогда не касался учителя, хотя тот и принимал самое активное участие в его скорейшем разрешении.
Алисия работала в этой должности несколько лет и честно выполняла свои обязанности, т.е. пыталась научить языку таких остолопов какими были мы и многие другие. Вне стен она воспитывала дочку, ее муж был то ли управляющим, то ли хозяином мясного заводика (не удивлюсь, что именно его второсортное мясо нам иногда подсовывали). Как то мы у нее спросили, почему она работает в тюрьме, ведь наверняка снаружи полно работы поприличней, с карьерным ростом и.т.п. Алисия не поняла нашего вопроса – для чего что-то искать и куда-то стремиться, когда и здесь все нормально? Здесь нам приоткрылась одна из типичных черт испанцев – если у тебя все хорошо на работе и есть постоянный контракт – сиди на попе ровно и не елозь, ведь у тебя есть возможность под твою зарплату взять любой кредит и получить все возможные материальные блага без надрыва.
За пару лет до нашего появления в Жироне с ней произошла прениприятнейшая история, о которой она нам однажды поведала. Алисия вдруг заболела и врачи около полугода не могли определить, что с ней случилось. Ее тело начало медленно угасать, все указывало на то, что у нее онкология, однако ни один тест это не подтверждал. Врачи только разводили руками и готовили ее к химиотерапии. Но один из дотошных эскулапов обнаружил у нее странные антитела в крови и исследовав их установил, что она была заражена каким-то редким африканским вирусом, не распространенным на европейской части суши. Да и как они могли такое предположить, когда на вопрос где вы работаете пациент отвечает – в школе. После этого «открытия» ей назначили адекватную терапию и вскоре она поправилась.
Между тем в мастерской появилась новая работа для нас – привязывать капроновую веревочку к этикетке от оливкового масла, чтобы ее можно было повесить на горлышко бутылки. Занятие еще то по нудности и однообразности, однако у него был и положительный момент – можно было под шумок забирать работу в камеру и таким образом повышать производительность, а значит зарабатывать больше. Работая по полдня к третьему месяцу я и Боря получали порядка 100-120 евро. А Серго умудрялся получать по 150-160. Для меня было непонятно, как он это делал, ведь как профессиональному мошеннику всякий труд, кроме обмана, ему претил и он это демонстрировал при каждом удобном случае. Оказалось, что ему удалось втянуть в игру в нарды на деньги бригадира нашей мастерской. А за проигрыш этот несчастный приписывал Серго больше сделанной работы.
На наш заработок можно было вполне сносно существовать. Деньги мы тратили на чай-кофе в кафетерии, на телефонные карточки, кое-какие вкусности из местного economato и на пиво, правда только безалкогольное – его свободно продавали в ларьке, правда из бутылок его при нас переливали в пластиковые стаканы. И другой огромнейший плюс работы – нам не нужно было никого просить денег на жизнь.
Благодаря землякам мы узнали, что звонить по стандартной телефонной карточке, продававшейся в ларьке, совершенно невыгодно. Если добыть специальную карту для звонков через Интернет, то время разговора увеличивается как минимум в 3 раза. Вопрос где ее взять? На помощь пришли латиносы. Они также как и мы страдали от дороговизны телефонии, с той лишь разницей, что многие из них имели родственников, живущих практически за стенами нашего радушного учреждения и приходящими их навещать. Т.к. нам нужен был только номер телефона доступа и код доступа, их на свиданиях родственники очень легко надиктовывали под запись, а мы их потом обменивали на сигареты или на еду из ларька у наших латинских коллег. Однако это на бумаге выглядит легко, на самом же деле нам приходилось побегать, чтобы уговорить кого-нибудь сделать одолжение. Случались и неприятные казусы с этими карточками. Как то Боря терся рядом с таксофоном, когда по нему звонил наш польский друг Лешик и подсмотрел код доступа. Ничего не придумав умнее, он позвонил следом в Москву, использовав этот код, и потратил большую часть денег. Когда через несколько дней Лешик стал звонить снова, он обнаружил пропажу денег и пошел «предъявлять» латиносу, справедливо полагая, что тот продал этот код два раза разным людям. Латинос сказал, что можно проверить, куда звонили последний раз и тут узналось, что звонок был в Москву. Дальше искать не было смысла, всем и так стало понятно чьих это дело рук. Не помню, как мы вышли из этой ситуации, но обошлось даже без мордобоя.
Время шло, хотя и медленно. Мы все больше отдалялись от вольной жизни и привыкали к тюремной. Ажиотаж первого месяца пребывания потихоньку проходил, восприятие времени менялось, хоть нам это и давалось с трудом. Все, что нас связывало с жизнью на воле, замедлялось и отдалялось. Хотя желание как можно быстрее покинуть это малоприятное место не ослабевало. Мы пытались выяснить через всех возможных работников тюрьмы что, собственно, происходит, но они только разводили руками и говорили, что нужно ждать – las cosas de palacio van despacio - и мы нервно ждали.
Между тем наступила поздняя осень и зима – практически один сезон, характеризующийся прохладной погодой и дождями. Администрация, по нашей просьбе, выдала нам по паре ботинок и теплой куртке – нужно же было как-то зимовать, а мы изначально на это не рассчитывали и одеждой не запаслись. Стало все как-то совсем грустно. Частые дожди и отсутствие солнца не поддерживали наше настроение. Что бы не мокнуть на патио под дождем нам разрешили проводить время в столовой, где народ развлекался настольными играми – в основном традиционной испанской игрой parchis. Я, к своему стыду, так и не научился играть в эту «высокоинтеллектуальную» игру для детей младшего школьного возраста, а вот аборигены целыми днями напролет кидали кубики и двигали фишки. Иногда вечерами в библиотеке устраивали просмотр какого-нибудь боевичка десятилетней давности – вот и все наши развлечения в зимний период.
Немного скрашивала нашу скуку библиотека, хотя она и не могла похвастаться большим выбором русских книг – вся русскоязычная литература была наследием наших русскоговорящих предшественников, а они, по видимому, не баловали своими визитами жиронский «централ». Все же пара десятков бульварного чтива была в нашем распоряжении. Среди них попадались и довольно занимательные произведения типа историй всевозможных успешных побегов из тюрем – администрация, по причине незнания русского языка, пропускала любую литературу выпущенную типографским способом – наших предшественников тоже не оставляла мысль о том, то надо бежать отсюда, и чем раньше, тем лучше. А среди испанско-каталанских произведений попадались действительно раритетные издания, жаль нам на тот период они были недоступны по причине незнания языка. Как то раз Боря, копаясь в книжных полках, нашел преинтереснейший фолиант, чье название можно было перевести без особого труда - La erótica del fútbol – эротика футбола. Нас не на шутку озадачило это название и мы обратились к испанцу с просьбой прокомментировать и объяснить, по возможности, что сие обозначает. Тот нам на пальцах, с приведением примеров фотографий из этой книжки, пояснил, что по испанским понятиям МУЖСКОЙ футбол это очень эротичная игра, причем с мужской точки зрения. Мы были реально удивлены его ответом, т.к. еще не представляли, какой «петушатник» представляет из себя эта страна. Сашка, или Олександр, как было написано в его украинском паспорте, предупредил нас, что на этом странности поведения этой нации не заканчиваются и нам нужно по возможности стараться не комментировать вслух и уж тем более не трогать персонажей нетрадиционной для нас, и традиционной для Испании, педерастической ориентации – они здесь уважаемые люди и прав у них больше чем у любого из нас. Нам был рассказан поучительный пример из его собственной жизни. Саша жил в Барселоне, а в этом городе есть районы практически целиком населенные гомосексуалистами, трансвеститатами и другими «уважаемыми» и им сочувствующими людьми. Проезжая мимо улицы, где эти персонажи предлагают свои услуги, а это далеко не помощь в парковке автомобиля, Саша повздорил с одним из них и, с присущей ему пролетарской злостью и гневом, надавал ему пинков. Не прошло и двух минут, как Олександра «принял» полицейский патруль и он еще долго потом расхлебывал последствия этой истории. После услышанного, Серго многозначительно заметил: «Вася, куда мы попали?? Здесь «петухи» в авторитете!!».

Часть 2

После выхода на свободу нашего последнего сокамерника прошло около трех недель прежде чем у нас появился новый подселенец. Мы все ждали, что после выхода этого непонятного Сергея нас наконец-то вызовут на допрос, но этого не произошло.

Новым соседом оказался, как ни странно, каталанец по имени Педро. Причем не просто каталанец, а самый настоящий pagès - почему-то не очень уважаемый класс сельских рабочих. Не знаю, с чем это было связано, но местные зеки относились к нему недружелюбно, поэтому в нас он приобрел единственных друзей. Скорее всего администрация подозревала о существовании некой подоплеки, связанной с этим товарищем и поэтому поместила его к нам, людям нейтральным и малопонимающим тонкую душевную организацию испанцев.

Педро оказался спокойным и немного запуганным пареньком лет тридцати, без образования, как это водится в тех краях, и с небольшим кругозором, но нам он не докучал и всегда был очень любезен – а что ему оставалось, когда каждую ночь его закрывали с тремя дикими русскими «головорезами»? Он пытался нам объяснить причину своих заключений, но мы так ничего и не поняли. Зато через несколько дней в местной газете появилась статейка о его подвиге – оказалось, что он с охотничьим ружьем бегал за своей бывшей подружкой, пытаясь склонить ее к продолжению сожительства. Ничего бы примечательного не было в этом персонаже, если бы не один факт – его защищал самый известный жиронский адвокат – некто Manel Mir.

Поскольку к тому времени нам стало понятно, что помощи ждать неоткуда – нами и нашими семьями были подняты все возможные и невозможные контакты, но складывалось впечатление, что никто в этом мире понятия не имеет как делаются дела в Испании – мы решили искать местного адвоката для нашей защиты. Этот не очень, казалось бы, сложный вопрос превратился для нас в результате в настоящий гордиев узел. А если быть точнее, то для меня и Серго, поскольку Борис сразу сказал, что денег у него на адвокатов нет и чтобы мы сами решали этот вопрос, он в любом случае на все согласен. Поиски осложнялись прежде всего моими с Серго взаимоотношениями.

Хотя мы и находились в одинаковом положении, наши отношения были не просты. И прежде всего из-за нашего мировоззрения – Серго жил «воровскими» понятиями, где обмануть мента, даже если он находится с тобой в одной яме, не является чем-то предосудительным, и даже похвально. Я, со своей стороны, практически всю, хоть и минимально сознательную, жизнь провел в борьбе с такими людьми, и выработал некий иммунитет.

Тут мне думается необходимо немного углубиться в описание моего понимания жизни на тот момент, что бы у читателя сложилось представление о том милиционере, который попал в жиронскую тюрьму. Конечно, за нарушение закона не может быть никакого прощения и понимания человека, который наделен огромными правами по защите этого закона. Но это прокламация мало что имеет общего с жизнью. Любой работник правоохранительных органов живет в социуме и обладает всеми слабостями и недостатками, присущими среднестатистическому человеку.

Сказки про дядю Степу остались в счастливом советском прошлом, а значит, у любого сотрудника есть все то же неуемное желание жить красиво, как и у других граждан. У него не хватает ума, смелости и силы уйти из системы в народное хозяйство и алчность толкает его на совершение преступления в целях извлечения материальной наживы. При этом он превращается в того, кого сейчас модно называть «оборотнем» - шизофреника, живущего двойной жизнью – и защищающим закон, и его нарушающим, когда ему это выгодно. Вот на что я был похож на момент моего появления на испанской земле.
С другой стороны, существовал некий баланс, не позволявший переступать определенную черту и переметнуться полностью на сторону «врага» - остатки какой-то совести удерживали меня на стороне закона. Но азарт, адреналин и безнаказанность уверенно толкали меня к той грани, преступив которую обратной дороги нет.

Конечно, я пытался при каждом удобном случае навязать Серго свою точку зрения на происходящее с нами и даже давил своим «ментовским» авторитетом. А он, в сою очередь, пытался меня «запутать», как он любил выражаться, т.е. втянуть в какую-то его многоходовую игру с тем, чтобы в последствии ввести в заблуждение или обмануть. Могла ли наша «команда» прийти к какому-то обоюдовыгодному варианту? Видимо, нет. А пока мы играли в эту игру время шло.

Понимания нашего положения и статуса не было, поэтому, по совету земляков, было решено активизироваться в поиске адвоката.
Адвокаты, как и многие другие вещи в Испании, нас удивляли. Их было море разливанное. Как я потом где-то вычитал, в Испании на 40 тыс. заключенных приходится 60 тыс. адвокатов. И никто из них не голодает. Как такое возможно, спросите вы? Понятия не имею, но это факт.

Прежде всего мы обратились за помощью к работникам тюремной администрации, в чьи обязанности входила всевозможная помощь постояльцам – от социальной до психологической. Они в один голос говорили, что понятия не имеют об адвокатах, но если мы кого-нибудь найдем сами, то они нам помогут связаться с ним и вызвать в тюрьму для общения с нами. Как раз это мы могли уже сделать и без их помощи. Коллеги нам объяснили, что когда интересующий нас адвокат приходит к своим подопечным, проще всего попросить товарища, чтобы адвокат нас тоже вызвал для разговора. Это не совсем правильно с точки зрения закона, но на это закрывают глаза повсеместно.

Или можно послать адвокату телеграмму с просьбой о визите и ждать, когда тот с оказией приедет.
А пока вопрос был в другом – к кому из них, собственно, обратиться? Мы принялись опрашивать окружающих об их адвокатах. Большинство, как и мы, имели бесплатных. От этих толку было мало. Саша и Андрей, как бывалые и уже разбирающиеся в диких обычаях этой страны, посоветовали искать только именитых и дорогих, объяснив это тем, что других адвокатов судья вообще игнорирует. Тут-то нам и пригодился наш каталанский сокамерник, а точнее его адвокат. Мы доходчиво объяснили Педро, что теперь он при появлении своего адвоката незамедлительно должен нас об этом известить, в противном случае спать он больше спокойно не будет. Этот самый Mir за время заточения
Педро появился всего один раз, месяца через 2, перед самым его судом. Серго был делегирован на этот разговор, а Андрей ему переводил. Адвокат сказал, что возьмет 6 т. евро за свою работу, за всех троих, при этом ничего не обещая вообще. Мы вроде как согласились и подписали с ним договор, но Серго сказал, что спешить с оплатой не будем, пусть сначала ознакомится с бумагами.

Не обошлось и без подводных камней – адвокаты не считают нужным уведомлять подзащитных о дополнительных тратах. Нам выставили счет за услуги какого-то персонажа по имени procurador – кто это и чем занимается мне так и не смогли объяснить. В общих чертах это как секретарь, имеющий право заниматься документооборотом между адвокатом и судьей. Вообще, количество всевозможных бюрократов в Испании поражало всякое воображение, но об этом я расскажу попозже. Не прошло и недели с заключения договора с новым адвокатом как нас прибежал навестить наш старый. Не то что бы ему было интересно как мы поживаем, совсем даже наоборот – от предъявил нам счет за свои услуги.

Оказалось, раз мы в состоянии нанять платного адвоката, значит должны по закону оплатить и бесплатного. Сами понимаете, мы его послали куда подальше. Но он не успокоился. Через месяц на мой домашний московский адрес пришло письмо из адвокатской конторы с требованием оплатить услуги этого условно бесплатного адвоката. Поскольку письмо было написано на каталанском, я порекомендовал на него ответить по-русски и написать, что мы не владеем данным наречьем и если у них есть какие-нибудь еще вопросы, пусть их излагают хотя бы на английском языке. Ответа на наше письмо не последовало.

Конечно же Mir не был единственным адвокатом с которым мы общались. Были и другие, но они нам как то доверия не внушали. По началу мы рассматривали кандидатуру другого известного в тех местах деятеля – некоего Carles Monguilod Agustí.

Знаменит он был тем, что вытаскивал из тюрьмы, со слов зеков, самых отъявленных преступников. И еще поговаривали, что он не гнушался брать в качестве оплаты за свои труды любую вещь, имеющую ценность – от краденной ювелирки до наркотиков, в общем, проходимец еще тот. Серго решил подставить для начала этого адвоката полякам, так сказать для пробы – если поможет им, то и нам, возможно, тоже.

Шляхтичи находились примерно в такой же растерянности в выборе защитника, как и мы. Разница была в том, что по сравнению с нами они были наивнее и Серго тут же воспользовался их слабостью. Была проведена небольшая работа, прежде всего, с Лешиком, которому рассказали об «уникальности» этого самого Монгилода и необходимости как можно быстрее нанять его. Конечно же поляки «повелись» на бредни Серго и не прошло и недели, как они заплатили Монгилоду все те же 6 т. евро за защиту.

А мы приготовились наблюдать, что же будет дальше.
Время шло, до конца 2002 года оставалось совсем немного. Мы успели отметить свои дни рождения – сначала Боря, потом я, и последним Серго, все с разницей в один месяц. Конечно же основным пожеланием было скорейшего освобождения, а что, собственно, еще пожелать в такой ситуации? Материальное благополучие, счастье и.т.п. банальности на тот момент отошли не то что на второй план, а вообще куда-то пропали. Все наши желания и мечты крутились вокруг единственного вопроса – как же нам выбраться отсюда?? Но вопрос был явно риторический, оставалось только ждать.

В первых числах декабря состоялся суд у Педро. Адвокат выдал ему сценарий его выступления на суде, листов на 10, и бедный парнишка ни на минуту не выпускал из рук сей труд, пытаясь вызубрить все, что там было написано. Fiscal просил наказать его по-доброму, все лишь 6 годами заключения. Переживал Педро ужасно, ведь испанский суд еще та лотерея – если все решается в пользу подсудимого, то ему обычно говорят – tienes suerte , а если нет – no hay suerte, mala suerte . Решение полностью находится во власти случая, судьбы. Для нас это было совершенно непонятно. Мы были привыкшие к нашим российским судам, где приговор одного суда, где бы он не находился, отличался от приговора другого суда, по примерно одинаковому составу преступлений не более полугода в ту или другую сторону. Здесь же картина разнилась как день и ночь. За вроде бы одно и то же преступление одному могли дать год, а другому и шесть. Конечно, мы воспринимали информацию, что называется, «со слов больного», но разве у нас в тюрьме рассказывают как-то иначе?

Сокамерникам, обычно, доступна только версия одного единственного участника событий, поэтому я не вижу особой разницы в историях, рассказываемых в разных странах. Так что статистика приговоров, которую мы наблюдали, ставила нас в замешательство.

Еще одна интересная вещь в испанском уголовном процессе заключалась в том, что приговор практически никогда не оглашался в зале суда. Иногда проходило по 2-3 месяца пока судья соизволял написать его и отправить в тюрьму. Представляете, какой это стресс для человека находиться столько времени в подвешенном состоянии? Но в Испании это было нормой.

И вот, Педро вернулся с заседания, ни живой ни мертвый. Что он мог ответить на вопрос «как все прошло?». Ровным счетом ничего. Его трясло и он сам не знал каков был результат. Бедняга потерял сон и аппетит в ожидании приговора. Где-то через неделю его позвали в locutorio . Было понятно, для чего – вручить причитающуюся ему копию приговора. Момент выхода из locutorio мы не видели, но одного взгляда в камере на Педро было достаточно, что бы понять, что испанская Фемида явно смотрела в другую сторону, когда он учил жизни свою подругу. Он нам так и не показал, что было в приговоре, но после сиесты его позвали с вещами на выход – чем не торжество правосудия!

Факт того, что Педро удалось «соскачить» вселил в нас надежду на то, что мы не ошиблись с выбором адвоката – этот престарелый тип явно имел влияние в суде.
А пока мы снова остались в камере втроем. Хотя виду никто и не подавал, общее настроение было подавленное – на наших глазах люди приходили и уходили, а мы все сидели. И ждали. Серго выдвинул мысль, что хорошо бы пересидеть полгода без лишних движений, не беспокоя суд прошениями и.т.п., чтобы дело наше немного забылось и улеглось. Наверное, в этом был бы смысл, если бы мы кого-нибудь интересовали, но своего интереса к нам никто не выказывал. Однако мы все же решили отсидеться.

Буквально через несколько дней у нас уже был новый «квартирант» - им оказался бербер по имени Мустафа. Редкий случай, когда араба селили к европейцам, но тут был повод – он работал на кухне, а значит, как трудяге, ему полагалось улучшение жилищных условий, в данном случае, переезд в соседний модуль. Мустафа был жизнерадостным мужиком, лет около 40. Он, как и большинство, ждал суда, за что уже не припомню, но за какую-то мелочевку. Мустафа сразу поставил нас в известность, что парень он спокойный и не собирается отравлять нам жизнь своим присутствием. Работа на кухне подразумевала ранний уход из камеры, т.е. раньше чем выпускают всех остальных, и приход уже после отбоя.

Время на отдых у него оставалось практически только ночью, поэтому он спросил нас, не будем ли мы против, если он повесит простыню, которая бы закрывала его шконку, чтобы ночью свет в камере или от телевизора не мешал ему спать. И еще иногда он раскатывал коврик и молился, что тоже нам не особо мешало.

Прошло пару недель прежде чем мы заметили некоторые странности поведения Мустафы. Как то поздно вечером мы смотрели телек, а он уже спал. Шконки у нас были двухъярусные, Мустафа спал на нижней, а Серго над ним. Причем расстояние между ярусами не давало возможность сидеть на нижнем.

Вдруг мы услышали какое-то чрезмерно активное шевеление за занавеской, где спал Мустафа, а Серго почувствовал сильный удар снизу по шконке. Сразу после этого Мустафа вывалился на пол, глазами размером с блюдце осмотрелся вокруг, залез обратно за шторку и затих. Мы его позвали, чтобы узнать, что, собственно, это было, но ответа не последовало. На утро мы лицезрели огромную гематому на лбу Мустафы – тот удар был произведен головой. Поскольку с утра времени разговаривать с ним не было, наше общение было перенесено на вечер.

Весь день нас дергали то охрана, то земляки Мустафы с вопросом, не мы ли «отоварили» этого милого человека. Вечером все прояснилось. Оказалось, что он с детства страдал каким-то не опасным психическим заболеванием и только попав в Испанию местные доктора смогли его как-то купировать, а ночной подскок был остаточной реакцией, так что теперь Мустафа блистал огромной синей шишкой на лбу.

Близился конец года, со всеми его праздниками. Не очень то веселое время для нас из-за того, что по причине праздничных дней на долгое время закрывают фабрику и школу и становится скучно. Невыносимо скучно. Скука - основной бич заключенного и справиться с ней по началу очень трудно.

В повседневной жизни мы приобрели привычку постоянно что-то делать, чем-то заниматься. Мы не на секунду не оставляем себе времени на то, чтобы услышать самих себя – нас пугает это состояние. Нужно создавать постоянную суету и движение вокруг, чтобы заглушить это ощущение. А тут еще прибавляется давление внешних обстоятельств, не позволяющих организовать привычный образ жизни и в голове происходит некий коллапс. За скукой идет тоска, а там и до депрессии рукой подать.

Конечно администрация отчасти это знает и прикладывает некоторые усилия для того, что бы нас как-то занять. Усилия эти отработаны годами и уже ими не являются. Поэтому директор, перед тем как смотаться на отдых, дает задание организовать все как всегда. Это «всегда» в себя включает: проведение Рождественской мессы местным священником утром 24, после, раздача им же вонючих сигар (довольно странный обычай травить никотином несчастных), раздача рождественских подарков администрацией, праздничный ужин вечером 24, и, наверное, все.
Теперь все по порядку.

Куда обращает свои взоры попавший в безвыходную ситуацию человек? Классики революции 17 года называли это опиумом для народа, а для не столь искушенных граждан – это просто религия. Вот к ней и остается прибегнуть, когда все остальные источники исчерпаны. Испания богата католическими обычаями, но как и любая другая религия в наше время находится в деградированном состоянии.

Однако в тюрьме это не так заметно, если не сказать наоборот. В застенках очень даже поощряется любой культ. В Испании созданы все возможные условия для того, чтобы священнослужитель мог пообщаться с заключенным и наоборот. В больших тюрьмах существует специальное место - capilla , за которой закреплены священники и в которой они проводят мессы по выходным и праздничным дням. Это что касается католицизма.

Другие культы, как мусульманство, различные свидетели, евангелисты, адвентисты и близкие нам православные также имеют доступ в эту часовню, но только по специальному разрешению администрации, поэтому они не очень частые гости тюрем. В общем, католики практически в одиночку тащат на себе эту «божью» ношу, но не особо надрываются при этом. Т.к. Рождество это один из основных праздников в христианстве, то он и празднуется на широкую ногу.

В Жироне, по причине малочисленности «населения» и тесных жилищных условий, часовни не было и по выходным мессу не служили. По праздникам для этих целей использовали библиотеку – из нее выносили все столы, ставили рядами стулья и совершали прописанные для конкретного случая таинства. Первым сюрпризом на рождественской мессе оказалось то, что на нее пригласили особей женского пола, которых также содержали в Жироне. Девочек было всего 5 или 6, но в любом случае они внесли некоторую приятную новизну в нашу небогатую на впечатления жизнь. Ну и для них это было в некотором роде развлечение – если в мужском модуле проживало около 100 человек и происходила хоть какая-то смена лиц, то в женском было совсем грустно – постоянно одни и те же лица и разговоры, спятить можно.

Кстати правила внутреннего распорядка разрешают письменно общаться разнополым заключенным и не только это, но об этом позже. Так вот, все желающие, вне зависимости от вероисповедания, набились в библиотеку на мессу (а на самом деле на девок поглазеть, конечно). Поп принес синтезатор, привел с собой несколько старых кашелок, которые ему подпевали и под общее ликование провел мессу.

После этого он всем желающим раздал по сигаре, по отечески выслушал обычные в этих заведениях слезные истории и был таков. А утреннее действо завершилось чем-то типа небольших танцев. Не плохо, да? И никакого ОМОНА, все чинно и спокойно. Мы, конечно, наблюдали все это с реально открытыми ртами. Андрей с Сашей наблюдали тоже самое в прошлом году, поэтому по-доброму смеялись над нами, видимо вспоминая свою аналогичную реакцию, а также рассказали, что нас еще немало удивят сегодня.

Где то ближе к обеду нас стали вызывать пофамильно и вручать рождественский подарок. Он представлял из себя картонную коробку с ручками наполненную различной подобающей для случая снедью – шоколадом, турронами , пакетированным соком, сырокопченой колбасой и еще Бог знает какими вкусностями. Тут же начался взаимообмен содержимого между зеками – вкусы у всех разные.

Пока мы набивали животы конфетами пришло время ужина. На ужин были: икра черная, икра красная, икра заморская…тут я приврал, конечно, но не сильно. Для начала на каждый стол поставили по большой бутылке кока-колы. Потом принесли тигровых креветок, штук по 5 на человека. А в основном блюде я сначала не разобрался. Это была какая-то птичка, чем-то нафаршированная, по вкусу ничего из ранее съеденного не напоминавшая. Животина эта оказалась не чем иным как перепелом. Вот так ужин, да?

Мы точно могли ожидать что угодно от этого дня, но не такого финала. Причем местные аборигены нам рассказали, что в этой тюрьме подобное празднование Рождества обычное дело. Не известно, вспомнил ли кто-нибудь во время трапезы про Христа, но уж точно все пошли спать сытые и довольные.

Здесь сама собой напрашивается ассоциация с известным произведением о бравом солдате Швейке, когда группа симулянтов, косивших от фронта, набила в лазарете свои животы жареной курицей и им потом делали промывание желудка, дабы им служба медом не казалась. И вполне логичным продолжением моей тюремной истории было бы то, что после отбоя нас бы снова подняли и чем-нибудь испортили бы процесс пищеварения и день вообще. Но вопреки общепринятой на нашей Родине логике этого не произошло – у охраны не было желания причинять нам неудобства, им просто хотелось скорее закончить свою смену и идти в бар пить вино.

Предновогоднее время шло медленно. Фабрика, школа, кружки – все приостановило свою работу на 2 недели, до окончания праздников. В соответствии с этим изменился и наш день: проснулись, позавтракали, погуляли, пообедали, поспали, опять погуляли, поужинали и спать. Скука неимоверная. В воздухе витал праздничный настрой, создаваемый телевизором и радио, а нам то что было до него? Вроде как и радостно, а с другой стороны совсем грустно – в чужой стране, вдали от семьи и друзей, и еще в тюрьме. Но, как я говорил ранее, ритм жизни заметно замедлился, все меньше оставалось друзей, с которыми поддерживали связь, хотя всегда было приятно лишний раз позвонить домой и пообщаться с родственниками.

Очень было приятно получать письма из дома, особенно когда в них не было каких-нибудь грустных новостей. А кроме как из дома никто и не писал. Первый год жена присылала даже кое-какие журналы – невиданная вещь в наших краях. Эту подшивку я таскал с собой года 2 или три пока не понял, что информация, содержащаяся в них, устарела и журнальчики можно смело выбросить.

Встреча нового года ничем особенным отмечена не была. В Испании не принято бурно отмечать новый год. На ужин нам выдали по пакетику с виноградом. На вопрос «зачем?» нам пояснили, что по местной традиции нужно съедать по одной виноградине на каждый бой местных курантов, загадать желание и если успеешь, то оно сбудется. Не надо быть провидцем, чтобы угадать, что мы загадали. Не поверите, но желание это сбылось, правда мы его неправильно желали, наверное, т.к. произошло это событие только через несколько лет.

Сама новогодняя ночь ознаменовалась сольным выступлением придурка по имени Микус. Это дитя Словении не очень дружило с головой из-за пристрастия к различным дурманящим сознание средствам. По началу мы как-то с ним общались, но потом стало ясно, что кроме головной боли от общения с ним ничего не получить и мы отстранились. Так вот, нанюхавшись то ли клея, то ли еще чего непонятно где добытого, он разгромил свою камеру, оторвал все, что там можно было оторвать и выбросил через решетку на патио, а в завершение поджег рулон туалетной бумаги и выкинул его туда же.

Никакой реакции со стороны охраны на это действо не последовало, а с утра первым же делом его забрали в aislamiento . Дня через 3 он вышел оттуда довольный жизнью, как обычно. Но через пару недель его перевели в другую тюрьму, видимо покрупнее и не столь лояльную к его выходкам.

После встречи Нового года нас ждал еще один праздник – Día de Reyes , отмечаемый по числам как православное Рождество. На завтрак, вместо обычного кофе-булочки нам выдали по куску интересного пирога с цукатами и по бумажной короне. Оказалось, что по местным обычаям нужно надеть на голову эту корону, съесть пирог и будет тебе счастье в жизни.
Мы, конечно же, исполнили этот номер. Особо счастья не прибавилось.

До окончания праздников предстояло выстоять еще неделю.
И как же нам убить столько времени? Вариантов не было, единственное, что нас как то отвлекало было хождение взад-вперед по патио и болтовня с коллегами. А коллег, с которыми можно было пообщаться, было не так уж и много. К этому времени только Борис начал худо-бедно говорить по испански, мы же с Серго только надували щеки – иностранный язык никак нам не давался.

Это сужало круг нашего общения до представителей стран бывшего соцлагеря, благо что они, также как и мы, не обошли своим вниманием эту жаркую страну. Помимо поляков, о которых я уже упоминал, была еще группа чехов, причем сидели они за тоже преступление, что и мы. Их также было трое: Зденек, Михаил и третий, Норберт, о котором все рассказывали, но лицезреть его персонально мы не могли, т.к. он находился в Мадриде, ожидая экстрадиции в Чехию (он и там имел проблемы с законом).

Зденек был персонажем уникальным, в своем роде. В свои 50 с лишним лет (а сколько ему было лет на самом деле он, по-моему, и сам не помнил. Однажды я его спросил об этом, и получил ответ – смотря по какому из паспортов – при задержании у него их изъяли целую пачку) он посидел в тюрьмах всех стран мира, ну или почти всех. Мужчиной он был спокойным и разговорчивым, по-русски немного понимал и говорил, так что он всегда болтал с нами. Хотя он, будучи юношей, и участвовал в закидывании камнями советских танков во время нашей агрессии в Чехословакию, на нас он зла не держал.

Будучи в возрасте 20 с небольшим лет он с женой и 2 детьми решил эмигрировать в США, что и сделал. Но пахать там как папа Карло для достижения американской мечты он совсем не собирался. Зденек решил податься в наркобизнес. Выписав из Чехии своего брата, они стали возить марихуану из Мексики в США. И все бы хорошо, но в одну из таких поездок их поймала полиция. После нескольких дней в участке их привезли в суд, где строгий судья потребовал от них объяснений, что это, собственно, за трава и куда они ее везли.

Зденек сказал, что его брат имеет проблемы со зрением, а они читали, что именно эта трава чрезвычайно полезна для глаз. Судья предложил им на выбор 6 месяцев тюрьмы или выдворение на родину с запретом на въезд в США. Они выбрали тюрьму. По выходу они решили поработать над логистикой своего предприятия. Вместо перевозки марихуаны из Мексики им пришла в голову гениальнейшая идея - выращивать ее прямо в Штатах. Благо жили они в солнечной Калифорнии, где климат благоприятствовал для всякого рода огородничества.

Построив в подходящем, по их мнению, месте парничек, они засеяли его дурман-травой и сели ждать урожая. Через пару месяцев их саженцы приобрели почти зрелый вид, но на беду мимо пролетал полицейский вертолет и заинтересовался их постройкой. В общем братья еле ноги унесли не солоно хлебавши. И таких историй у Зденека было море разливанное.

Второй чех, Михаил, был прямой противоположностью Зденека. Ростом около 2 метров, с волосами до пояса и бородой, он, в свои 30 лет, внешне был вылитым Иисусом. Дружбы он ни с кем не водил и в разговоры не вступал. Миша, как и Зденек, трудились на тюремной фабрике, при этом Миша вкалывал как электромотор – без устали. Зденек нам рассказывал, что Миша раньше был наркоманом, но потом бросил, а сейчас своим трудом содержал семью в Чехии. В их банде Мише была отведена довольно странная роль – стоять на шухере. Из-за этого их и поймали – пока Зденек и Норберт опустошали банкоматы, Миша стоял снаружи и контролировал ситуацию. «Незаметный» Миша, который терся долгое время у банкоматов, привлек внимание местных жителей, а те сразу настучали в полицию и через 5 минут они втроем уже сидели в полицейской машине.

Испания хоть и жаркая страна, но местами зимой там прохладно. В Жироне холодало, но замерзнуть нам не дали. В каждой камере находился шикарный чугунный радиатор, столь бесполезный летом и нужный зимой. Еще удивляло в его конструкции то, что подводка к нему была изготовлена из медных труб, что, как вы понимаете, удовольствие не из дешевых. Нагревался радиатор дико, но всегда можно было открыть окно и проветрить. Особо горячекровные жаловались на температуру, но варианта было только два – или так или вообще без отопления, и поэтому все потихоньку привыкли.
Где-то в середине января мне пришло неожиданное письмо от человека из «прошлой» жизни.

Это был представитель службы безопасности одной из платежных систем, с которым я был знаком по работе в милиции, назовем его Игорь. Он просил меня о встрече. Я был заинтригован и написал ему об этом, тем более, что персонально эту компанию мы никак не «обидели». В один из дней в середине февраля, вечером, меня вызвал Jefe de Servicios. Я попросил, чтобы позвали кого-нибудь из говорящих ребят для перевода, но он отказал, сказав, что я и так пойму. В двух словах он сказал, что пришел какой-то человек, связанный с барселонской полицией, и просит встречи со мной, и если я не хочу его видеть, то могу отказаться от встречи с ним.

Я объяснил ему, как мог, что я знаю об этой встрече и согласен на нее. Меня проводили в locutorios, где через стекло нам разрешили пообщаться. Игорь скупо посочувствовал мне в связи с пришедшим. Его интересовало исключительно вовлечение в эту историю моих бывших коллег по работе. Не знаю, чьи интересы он представлял и защищал, но сказал я ему единственную возможную правду на тот момент – что никто ничего не знал, и что содеянное целиком и полностью только моя вина. Не знаю, поверил он или нет. В любом случае это было действительно так. Никаких полезных новостей по делу он мне не сообщил и поболтав минут 40 мы расстались.

Моих подельников очень интересовали мотивы приезда Игоря. Но что я им мог сказать? Ничего ровным счетом. Разговор у нас получился не о чем.

Прошло несколько противных и дождливых зимних дней. Как-то после сиесты охранник, открывая камеры, сказал, чтобы мы собирали свои вещи и переезжали в другой модуль - №3, где проживали заключенные, работавшие в обслуге или в мастерской. В принципе, это считалось «улучшением» жилищных условий, но на самом деле ничего не поменялось в лучшую сторону, даже произошло некоторое «уплотнение» - в этих камерах проживало строго 4-5 человек, не меньше. Переезд был стрессом, для меня, во всяком случае. Не очень-то это приятно, когда тебя срывают с уже обжитого места и тащат в другое.

Приходится приспосабливаться к новым условиям и людям. В результате переезда нас расселили – Борис и Серго попали в одну камеру, а я в другую, через одну от них. Моими новыми соседями оказались чех Михаил и два испанца, Серхио и Фернандо. С Мишей я вас уже знакомил. Серхио дружил с Андреем, и я знал его. Андрей по-доброму посочувствовал мне, рассказав, что у Серхио есть одна маленькая проблемка – он ночью, во сне, скрипит зубами, причем довольно громко, чем мешает спать окружающим, а в остальном он хороший парень. Фернандо было лет 45-50, выглядел он на все 65, и он работал на супер блатной должности – продавца в экономате.

Это означало его близость к администрации, охране и другой вольной тюремной обслуге, а еще то, что он был на 148% стукачем. В камеру он практически приходил только ночевать, все остальное время он терся у себя в магазине. Курил он не переставая вонючие сигареты Ducatos, отрава еще та. Но Миша, как самый рослый из нас, доходчиво объяснил Фернандо, что если тот будет курить и в камере, то эти сигареты могут оказаться в один прекрасный момент у него в известном всем месте, причем велика вероятность, что в зажженном состоянии, и то это исключительно учитывая добрый Мишин нрав.

Фернандо с этим аргументом согласился безоговорочно.
А вообще, в камере была дружелюбная обстановка, не смотря на такую разницу в персонажах ее населявших. Все были вменяемыми людьми и понимали, что находятся здесь не по своей воле и нужно как-то уживаться вместе.
Прошел февраль, начался март, а ситуация с нашим делом не менялась. Эта непонятность уже начинала давить нам на психику.

Больше всего нас травмировало то, что прошло уже полгода, а ничего не происходило – нас никто не о чем не спрашивал, никакие документы не приносил и вообще никак нами не интересовался. Серго настаивал на идее того, что нужно дать время, чтобы все забылось, и только после этого предпринимать какие-то действия. На тот момент это был скорее некий способ обмануть нашу психику, чтобы не сойти с ума, чем действительно реальная стратегия поведения в данной ситуации. Чтобы мы не решали или о чем бы мы не говорили, а невидимая рука стресса держала нас за горло, влияя на наше поведение каждую минуту.

Первым сорвался Борис, но об этом чуть позже.
Недели через 3 освободилось место в камере, где жил Серго с Борей и мне разрешили переехать туда. Теперь нас было пятеро – нас трое, Зденек и француз Альберт. Про Зденека вы уже слышали, а вот Альберт персонаж новый в моей истории – этакий толстый боров лет 50-55, с не в меру завышенным самомнением и претензиями на принадлежность к королевской крови. Как бы это не показалось странным, но Альберт сидел по той же статье, что и мы. В этом модуле он находился потому, что работал на второй по значимости после экономата блатной должности – в лавандерии, или просто в прачке.

Он обслуживал две огромные стиральные машины, которые обстирывали всю тюрьму – от охраны до зеков. Раз уж мы коснулись вопроса чистоты то стоит упомянуть, что стирка вещей заключенных проводилась централизованно два раза в неделю – раз для белого и раз для цветного. В свободное от закидывания в стиралку вещей время Альберт трепался с охраной или ласково мурлыкал с поварихой, в общем, он был в курсе всех тюремных сплетен.

Между тем я получил «повышение» на фабрике. Не знаю, чем и кому я там приглянулся, но меня направили на обучение к Александру, в работу которого входил монтаж дорогих альбомов для фотографий. Их дороговизна заключалась исключительно в материале, который их покрывал – это мог быть кожаный «крокодил» или «змея» или еще какой диковинный зверь. Если производство всех остальных альбомов было разделено между всеми рабочими, занятыми на их производстве, то здесь вся работа была сосредоточена в руках одного человека. В помощь ему были 2 станка. Вот на их освоение меня и отправили. А поскольку этой работой занимался Александр, то под его руководство я и попал.

Все вроде как бы шло своим чередом, но…однажды Борису приспичило позвонить домой в рабочее время. Никакого «криминала» в этом не было, но Боря потратил на это несколько часов. Нет, не на разговор, а на ожидание в очереди к телефону. Помещение, где находился телефон было отделено от фабрики железной дверью. Что бы ее открыли нужно было в нее постучать, причем громко, и когда у охранника было время, он тебя выпускал. Бывало, что у телефона образовывалась очередь из 2-3 человек и нужно было ждать.

В такой момент как раз и попал Боря. Он метался между работой и дверью, потом между дверью, телефоном и очередью, в общем, поднимал много пыли своими движениями. Хотя у него реально не было жизненной необходимости в этом звонке, но ему приспичило и все тут. То ли это заметил сам Франциско, то ли ему позвонила охрана, история умалчивает, но он сделал Боре замечание, что тот вместо работы где-то шатался. Боря высказал ему в резкой форме, что у него была необходимость в звонке. Франциско вроде был и не против звонков в рабочее время, но указал на недопустимость тратить на это столько времени.

Так слово за слово Боря завелся и отослал директора фабрики куда подальше с его работой. Франциско вида не показал, что обиделся, но ответил, что это время нужно отработать после обеда. На том они и порешили, но Боря уже вошел в роль и остановиться не мог. Вечером он вышел на работу, но при этом постоянно бубнил про то, какой Франциско жестокосердный гад, и что ему нужно было срочно звонить и.т.п., чем достал окружающих. В камере он продолжил свои жалобы и тут не выдержал Серго и довольно в грубой форме объяснил Борису куда ему нужно было бы идти со своими жалобами, что мол он сам идиот, что создал ситуацию, которая может отразиться на всех нас. Вышел неслабый скандал в результате которого Серго и Борис разорвали всяческие отношения. Мне пришлось при этом занять сторону Серго.

Так через полгода с небольшим мы перестали общаться с Борисом. Серго совсем, я – частично. Должен заметить, что если с Серго я познакомился в Москве, то про Бориса я не знал вообще ничего до приезда в Испанию и был поставлен в известность о его приезде туда уже будучи за границей. Поэтому я считал нужным поддержать именно Серго, а не Бориса. Хоть мы и продолжали жить в одной камере, но разговоры не поддерживали и делали вид, что друг друга не замечаем.

Боря выдержал на фабрике еще несколько дней, а потом по собственной воле ушел, сказав, что если ему понадобятся деньги, то с воли ему друзья всегда пришлют, и гнуть свою спину на этого козла Франциско он не собирается. Так закончилась его трудовая карьера в Жироне.

Одним из последствий ухода Бори с фабрики должен был быть его перевод в другой модуль, но этого не случилось, и вот почему. Каждого заключенного, будь он осужден или нет, каждый месяц оценивают. На руки выдается бумага в которой обозначено все то, чем ты занимался этот месяц. Напротив каждого вида деятельности стоят пункты, которые тебе начислили.

В результате собирается некая сумма, в зависимости от которой ты и можешь претендовать на тюремные блага типа дополнительного визависа, телефонного звонка или еще чего-либо на усмотрение администрации. Также количество этих пунктов частично влияет на тот модуль, где ты проживаешь.

Чтобы как-то занять освободившееся от работы на фабрике время Боря записался в недавно открытый класс каталанского языка. И тут как ни кстати пригодилась его природная черта – неуемная болтливость и связанная с этим легкость в освоении языков. Он прилагал минимум усилий и получал отличный результат, ведь ему нужно было с кем- то болтать, мы с ним не общались и Боре оставалось только разговаривать с испанцами.

При очередном подсчете начисленных пунктов оказалось, что благодаря этому классу Боря может жить где жил и не работая.
В это же время произошло очередное событие, оказавшее влияние на мое миропонимание. Как я уже упоминал, с каждым днем, проведенным в заключении, количество контактов с внешним миром уменьшалось. А лучше даже сказать, что количество тех, кто раньше назывался друзьями стремилось к нулю. И связанно это было, прежде всего, с реальным их отсутствием.
Я жил в придуманном мною мире с придуманными друзьями, а тут подвернулась интересная возможность приподнять занавес и обозреть немного реальности. Реальность часто оказывается зла и травматична, вот мы и придумываем себе некий эрзац, ограждающий нас от того, что мы есть сами и что представляет из себя наше окружение. Итак, всего лишь ценой полугода изоляции мне удалось узнать, что настоящих друзей у меня вроде как бы и не было.

Как-то раз у меня появилась возможность сделать лишний звонок и я набрал своему знакомому Павлу, просто, чтобы поболтать. С Павлом я познакомился пару лет назад по работе. А говоря по-правде, я в свое время на него «наехал». Его основной бизнес попадал и раньше в поле нашего внимания, но как то «задружиться» с ним никому из коллег не удавалось.

Судьба так распорядилась, что очередная проверка, постигшая Пашино предприятие, была моей инициативой, и собственно во время ее проведения мы и познакомились. Проверка для наших милицейских и не только интересов закончилась ничем, но отношения почему-то остались и стали развиваться на основе взаимных интересов и взаимопомощи. Паша стал одним из многих моих товарищей. Сейчас стыдно признаться, но тогда я даже позволял себе быть нечестным в этих отношениях и пользоваться Пашиной добротой.

Но пусть это останется на моей совести. Так вот, я позвонил ему. Он был уже в курсе произошедшего со мной. Мы мило пообщались и в конце разговора он заявил, что хочет приехать меня навестить. Я, мягко говоря, присел от услышанного. С какой стати чужой человек, который и в друзья то мои записан не был, будет тратить свои деньги и время для того, чтобы навестить меня? Примерно так я ему и ответил, но Паша настоял на том, чтобы я разузнал как это можно организовать с моей стороны, а он уж обязательно приедет. Мне оставалось только согласиться.
Я тут же поделился новостями с Серго. Он был удивлен не меньше моего, предположив, что Паше нужно что-то от меня. Я может быть и согласился бы с его выводом, но не мог понять, что Паше могло понадобиться. Мы еще не раз обращались к обсуждению этой темы, но мотив действий Павла нам так и не стал понятен. Также я рассказал о телефонном разговоре Боре, предложив ему помощь в доставке вещей из Москвы, если у него была такая необходимость. Распри расприями, но я посчитал нужным помочь и ему.

По-тихоньку теплело и возвращалась солнечная погода. Вместе с этим ожила и полиция, и как следствие, в нашем полку прибыло. Во-первых, вернули из Мадрида некоего Норберта, о котором я вскользь упомянул ранее. Это был подельник чехов Зденека и Миши. Персонаж в высшей степени занимательный. Ему было 20 с небольшим лет, высокого роста, худощавый и такой же лохматый как и его подельники. Судьба у этого человека сложилась неординарно. Время его обучения в средней школе совпало с развалом Варшавского блока. Норберт был отличником и пионерским активистом, всеобщим любимцем и образцом для подражания, в общем.

Но курс, по которому шло чешское общество резко поменялся и так же изменилось отношение к нему самому со стороны окружающих. Будучи подростком он не мог понять как могло случиться, что еще вчера пионеры были хорошими парнями, а сегодня на них все показывают пальцем и всячески унижают. Решение этого конфликта оказалось своеобразным – раз все говорят, что Норберт плохой, он и станет таким.

Сначала было воровство машин, дальше – больше. Годам к 20 он, вместе со своей женой, которая была лет на 10 старше его, они сколачивают настоящую банду, занимавшуюся тем, что называется модным словом киднэпинг, или просто похищением людей. Конечно, просто люди их мало интересовали, они крали богатеев и отпускали их за выкуп. Причем они не допускали никакого членовредительства в случае любого исхода своего проекта.

В начале этого своеобразного бизнеса они крали даже членов семей богатеев, но со временем пришли к выводу, что богатый человек скорее предпочтет смерть близкого, чем расстаться с деньгами и перешли к работе исключительно с самими непомерно отягощенными деньгами людьми. Бизнес шел настолько хорошо, что им удалось втянуть в свою банду полицейское спецподразделение, занимавшееся поисками похищенных. Были у них и случаи со смертельным исходом, но как рассказывал Норберт, это были несчастные случаи, на производстве. Жертвы умирали от страха, а не от травм. Так, хорошо учившийся в школе Норберт знал, что если положить на человека широкую доску и потом наехать на эту доску машиной, то лежащему особого вреда причинить нельзя, а вот страху он натерпится реального.

Так что не у всех, участвовавших в этом ралли, выдерживало сердце, отсюда и жертвы. Норберт искренне удивлялся наивности людей, хранящих все свои деньги в одном месте. Рано или поздно им приходилось рассказать об этом месте и оказывалось, что там хранилось намного больше денег, чем у человека вымогали. Но Норберт не был джентльменом, он был пиратом и отбирал все. За небольшое время ему удалось сколотить целое состояние, но всему приходит конец.

Группа была разоблачена и Норберт скрылся из Чехии. Под следствием оказалось порядка 20 человек только полицейских. И естественно, всю вину свалили на Норберта , т.к. на тот момент он уже был в бегах. Найдя новых друзей и новый «бизнес», Норберт принялся за испанские банкоматы. О том, что произошло потом я уже рассказал. А сейчас над Норбертом висело два дела – одно, за испанские преступления, и другое – экстрадиция в Чехию и суд там. В связи с тем, что решение вопроса об экстрадиции было прерогативой Audiencia Nacional , а находится она в Мадриде, то Норберта на время судебных заседаний перевезли из Жироны в тюрьму Мадрида и сейчас он торжественно вернулся обратно.

Какие-то странные обстоятельства свели вместе в Жироне 3 группы постсоветских преступников – профессионалов: нас, поляков и чехов. И мы еще продолжительное время, по тому же странному стечению, будем находиться рядом.

Во-вторых, за какую-то непотребщину в тюрьму был закрыт настоящий грузин по имени Гиви. Это оказалось настоящим бальзамом на душу Серго, который теперь все свободное время проводил болтая с ним по-грузински. Гиви было лет 25 и из примечательного были только его документы – справка о том, что он лицо без гражданства и вообще беженец. От кого и куда он бежал история умалчивала. В Испании он жил давно и промышлял тем, чем промышляет большинство не желающих трудиться субъектов – воровством всего того, что плохо лежит и охраняется. Гиви провел с нами несколько месяцев, но и этого хватило, чтобы произошла история, не описать которую я не могу.

Часть 3

Серго, по всем правилам грузинского гостеприимства, всячески помогал и направлял Гиви. Как-то утром, поскольку работы на фабрике не было, Серго сидел в библиотеке, а Гиви, естественно, был рядом. Библиотека отделялась от остальных помещений решеткой и если находиться в определенном месте напротив этой решетки, то прекрасно видно коридор и проходящих по нему людей.

Серго посчастливилось увидеть Еву, молоденькую медсестру с хорошенькой фигурой и страшненькой как принято практически у всех особ женского пола в этой стране. Решив немного развлечься, Серго через решетку обратился к ней и знаками и теми немногими словами, которыми он владел, объяснил ей, что рядом с ним находится его земляк и может быть ему нужна какая-нибудь прививка или что-нибудь подобное. Видимо Ева слонялась также без дела, потому что она забрала этих двух красавцев из библиотеки и отвела их в медблок. Примерно в это же время я находился на фабрике. Окна медблока как раз выходили на территорию фабрики и были на уровне первого этажа.

Они были очень плотно зарешечены, но все же при желании можно было увидеть, что там происходит. У меня как раз выдалась свободная минута и я гулял под ними. Вдруг в медблоке началась какая-то суета, люди начали бегать туда-сюда и что-то кричать. Разобрать что там происходит было сложно из-за шума фабрики. Но тут я увидел сидящего на больничном топчане за окном Гиви. Я его окликнул, но он не ответил. Следом вошел врач и я не стал дальше пытаться заговорить с ним.

После работы я, естественно, пошел узнать, что приключилось в больничке. Оказалось, что Серго уговорил Еву сделать Гиви какую-то прививку. Ева согласовала это с врачом и сделала ему укол. Счастливый Гиви вернулся к Серго, который ожидал его у входа в больничку, и они вместе вернулись в библиотеку. Но только они присели за стол, как Гиви промычал что-то нечленораздельное и потерял сознание. Его быстро потащили обратно в больничку. Там врач, без промедления, начала пытать Еву на предмет того, что эта дура ему вколола, поскольку от прививок сознание не теряют.

Та ничего вразумительного сказать не могла и все начали дружно рыться в помойном ведре в поисках ампулы. Врач, к тому времени, нашатырем привела Гиви в чувство и вот в этом состоянии я его и наблюдал через окно. Оказалось, что Ева, засмотревшись на кудрявую спину Гиви, по ошибке взяла ампулу с каким-то веществом от гипертонии и вколола ее несчастному. В общем, все обошлось без каких-либо последствий, а Гиви больше к больничке не подходил.
Мне как то тоже улыбнулось счастье «развлечься» в больничке нашей тюрьмы. Из-за моих проблем со здоровьем и мне назначили анализ крови из вены. Обычно ее брала все та же известная Ева, но в этот день почему-то был незнакомый человек, т.е. не кто-то из обычного тюремного медперсонала, а пришлый, из муниципального медучреждения. Кровь должны были брать у меня и у Зденека.

С утра, перед завтраком, нас отвели к больничке, благо наш модуль находился в 10 шагах от нее. Зденек пошел первым, а я остался ждать снаружи. Прождал я минут десять прежде чем увидел выходящего Зденека. На вопрос «ты что там делал столько времени?? На завтрак опаздываем!» он показал мне свою обильно обмотанную, в районе локтя, бинтом руку и ответил, что я сейчас сам все увижу. Я зашел внутрь и там действительно было на что посмотреть.

Передо мной сидел медбрат, и все бы ничего, но на нем были очки со стеклами такой толщины, что они были больше похожи на полевой военный бинокль. Я без задней мысли доверил свою руку этому «специалисту». Он достал шприц и как положено уколол меня в руку. Я же отвернулся дабы не лицезреть процесс кровопускания. Минуты через две я решил поинтересоваться почему он, собственно, так долго возится и повернулся к нему. Этот гений кровопускания, сосредоточенно ковырявший все это время иглой у меня под кожей, ответил, что мол погоди, я вену найти не могу. Что произошло дальше я не знаю, поскольку сознание решило покинуть меня. Очнулся я на полу, надо мной нависал человек-бинокль и испуганный охранник. Они меня спросили как я себя чувствую и я им по-русски ответил, что нормально. Они ничего не поняли и попросили, что бы я вернулся к испанской речи. Я повторил, что все в порядке, сознание вернулось.

На что мне предложили вернуться к процедуре, т.к. гению так и не удалось взять у меня хоть каплю крови. Тут уж я не сильно стесняясь в выражениях отослал обоих куда подальше. Мне перевязали руку, на которой теперь красовалась гематома размером с кулак вместо моей вены, и я отправился в столовую требовать мой пропущенный завтрак.

Где-то в апреле месяце, после сиесты, меня вызвал старший фунционарио и сказал, что бы я оделся и был готов к отъезду – меня повезут в госпиталь. Как мне и обещал тюремный врач, прошло 2 месяца ожидания и специалист из местного госпиталя готов был меня принять. За мной приехали 2 сотрудника все того же Mossos de esquadra, в помещении тюрьмы меня обыскали и в наручниках вывели за периметр тюрьмы. Там меня усадили в полицейское авто и повезли по городу в неизвестном мне направлении.

Это был первый раз с сентября предыдущего года когда я увидел жизнь на воле. Особенно ничего не изменилось, та же планета, те же люди, только я на заднем сидении в наручниках. Ехали мы минут 10, полицейские каждые 2-3 минуты переговаривались с кем-то по рации, но я не понимал их языка. Мы подъехали к какому-то на вид очень старому зданию, остановились и стали ждать чего-то. Минуты через две к машине подошли трое, в коих легко можно было узнать сотрудников в штатском, о чем-то поболтали с моими сопровождающими и ушли. Меня высадили из машины и повели куда-то во дворы, где и находился вход в больничку. Это был обыкновенный больничный комплекс для обыкновенных людей, а не какой-нибудь забытый Богом лазарет для зеков. Т.к. мой визит был назначен на определенное время, меня без очереди провели к врачу. Он поговорил со мной минуты 3 и мои сопровождающие повезли меня обратно.

Я уже рассказывал, что все время, пока я находился в Жироне, мне присылали из Москвы журналы различной тематики, в основном про автомобили и MenHealth. В последнем была опубликована преинтереснейшая статья о языках и методиках их изучения. Как одна из методик предлагалось попасть в тюрьму страны изучаемого языка и постичь все его тонкости погрузившись, так сказать, в самую настоящую языковую атмосферу. Без сомнения, в чувстве юмора и находчивости автору статьи не отказать.

Хотя наша тюрьма и была похожа на странную смесь пионерлагеря и колонии для подростков-хулиганов, но сам факт лишения свободы подрывал в нас желание вообще жить, я уж не говорю об учебе. И все же навязываемая нам столько лет в советской школе необходимость учиться сыграла свою роль и мы учились, не смотря на сильнейшее психологическое напряжение.

Итак, полгода было определенной чертой окончательно отделившей нас от воли. Стало понятно, что дорога будет длинная, но то на сколько – было под вопросом, который мы задавали себе каждый день. И все так же ответа не было. С нами на фабрике работал один испанец, чье имя сейчас я не вспомню. Небольшого роста, худощавый, лет 40, наркоман, принимающий медицинский метадон, он отбывал срок в 15 лет за наркотрафик. Он был добродушным типом и всегда непрочь поболтать. На момент нашего появления в Жироне он отбыл уже 14 лет.

Безвыходно. Как то мы у него спросили как он себя ощущает после стольких лет за решеткой. Он грустно улыбнулся и ответил, что тяжело только первые пять лет, а все остальное время пролетело для него как один день. Мы также поинтересовались, почему он не уходит на УДО , но получили ответ, что ему и тут нормально, и отбыв свой срок он выйдет без каких-либо долгов и обязательств перед системой. Мне показалась странной его позиция, но он имел полное право на нее. Еще более странным оказалось то, что он раньше воевал против системы.

Он был осужден за свое преступление как рецидивист к 30 годам. Однако определенные лазейки в законе, о которых он откуда-то узнал, позволяли уменьшить этот срок. Он обратился к юристу тюрьмы с просьбой помочь в написании нужных ходатайств, но юрист ответил, что таких прецедентов не было и он не станет ему помогать, т.к. это бесполезно. Пришлось ему самому ходатайствовать перед различными судебными инстанциями.

А как вы уже поняли, в Испании этот процесс ох как не быстр. Нами позже даже была придумана некая временная шкала, опираясь на которую можно было предположить время решения того или иного вопроса. Так, mañana обозначало в течении месяца, а en breve momento уж никак не менее полугода. Но я отклонился. Так вот, после нескольких лет переписки нашему герою скостили срок на половину, что, согласитесь, не так уж и мало, когда все его уверяли, что это бесполезно.

Думаю самое время рассказать о становлении той тюремной системы, которую мы имели несчастье лицезреть. Для этого необходимо сделать небольшой экскурс в историю. До 1975 г. Испания находилась под диктатурой Франко. Кто не в курсе, Франко – это такая версия лайт нашего вождя всех народов Виссарионыча. И правил он страной с 30 годов прошлого века. В связи с этим фактом типа демократическая Европа смотрела косо в сторону Иберийского полуострова.

К моменту смерти Франко Испания являла собой аграрную и не очень развитую, по сравнению с соседями, страну. Соответственно этому также была выстроена и тюремная система – она не много чем отличалась от нашей сегодняшней. Хотя, на сколько я успел узнать, понятия «лагерей» у них никогда не существовало, а зеков содержали в тюрьмах разных режимов. Со смертью вождя начался некий переходный период – от авторитарности к настоящей демократии. Вместе с демократией в Испанию пришли и другие сопутствующие «блага» - это, прежде всего, наркотики в лице горячо любимого всеми торчками товарища героина.

Если в России героиновый бум пришелся на начало 90-х, то Испания его встретила на 10 лет раньше. И конечно же он не мог обойти вниманием население тюрем. Зеки начали активно ширяться, болеть всем чем только можно, включая СПИД, и активно бороться на этом подъеме за свои демократические права. И не подумайте о них плохо, их борьба не подразумевала письменные обращения к международным судам и трибуналам. Единственный способ изменить быстро систему – это революция, кому как не нам этого не знать.

Но в тюрьме революцию тяжело организовать, поэтому была найдена другая подходящая форма протеста – бунт. Понятно, что данная форма протеста не в одной стране не поощряется, а даже жестко наказывается, но что терять человеку в чьих жилах течет героин и который отбывает длительный срок? Как оказалось, терять ему нечего, т.к. смертной казни как наказания не существовало, свободы в обозримом будущем видно не было, а тут еще и гепатит с пневмонией и прогноз длительности жизни не более года. И началась волна бунтов по всей Испании, с убийствами как между самими зеками так и охранников, захватом охраны в заложники и другими «прелестями», сопутствующими этим мероприятиям.

Но люди бунтовали не из-за того, что у них «рвало крышу» от наркотиков, хотя и из-за этого тоже, а им хотелось перемен, соответствующих социальным переменам в обществе. Поскольку борьба силовыми методами против тех, кому терять было нечего не приносила успеха, у кого-то хватило разумности пойти с ними на переговоры. Так, по требованию заключенных были изменены условия содержания – вместо общих бараков появились камеры, рассчитанные на 2-3 человека. По началу даже предполагались отдельные камеры для каждого, но потом решили от этого отказаться – заключенные боялись мести со стороны администрации тюрем, т.к. при отсутствии свидетелей в камере могло произойти все что угодно.

Была изменена система питания заключенных – еду стали выдавать порционно под наблюдением охраны. Были разрешены ежемесячные личные встречи с женами/мужьями и родственниками в специально оборудованных помещениях на территории тюрем, а также еженедельные посещения всех желающих пообщаться через стекло, телефонные звонки за счет заключенного близким родственникам, введено право заключенного на бесплатное обучение и некоторые другие прелести. Результатом всех этих нововведений явилась та система, в которой я с сотоварищами прибывал. А что случилось с теми, кто строил баррикады и поднимал бунты, спросите вы? Понятное дело, что – их пустили в расход: кого-то убили при захвате, другие умерли вскоре от СПИДа, третьи получили дополнительные срока к уже имеющимся и также закончили свои дни в тюрьме. Никто не помнит имена этих героев, которые ценой своей искалеченной жизни добились благополучия следующих поколений зеков.

А сейчас будет уже надоевшая всем фраза: время шло. А как еще описать каждодневную скуку? Все наши усилия были направлены на то, что бы время как можно быстрее прошло. Но у времени есть свой распорядок и оно ему следует, сколько бы мы не напрягались и что бы не предпринимали. Итак, проснулись-позавтракали-на работу-пообедали-поспали-в школу-поужинали-телевизор-спать. Каждый рабочий день, неделя за неделей, месяц за месяцем. В выходные работа и школа выпадали и становилось еще скучнее.

Игнорируя наши усилия по увеличению скорости его прохождения, земной шар пролетел там, где ему было запрограммировано Создателем и пришло время тепла. Как я уже говорил, времена года в Испании сокращены до 2 – лета и зимы. Так же неожиданно как наступила зима и холод пришло лето и тепло. Я считал дни до приезда Паши. Не могу сказать, что я ожидал чего-то особенного от его приезда. Но сам факт непонятно как и почему согревал душу. Вопрос для чего и почему он едет также тревожил меня. День Х настал, а куда же ему было деваться. Нам разрешили пообщаться около полутора часов через стекло. Мы поболтали о жизни, о том, как разрешить эту ситуацию и о других пустяках.

Паша приложил все усилия чтобы ободрить меня, мне же оставалось только поддакивать. Договорившись поддерживать контакт мы расстались. Паша улетел в Москву, а я вернулся в реальность под названием Жирона.
В один из солнечных дней, после сиесты, испанцы, хихикая, сообщили нам, что привезли еще одного русского и что он находится на патио. Причины их веселья мы не знали и вышли знакомиться с земляком. Земляк представлял из себя тело, лежащее на бетонной скамейке и жующее апельсин, причем не очищенный. Сказать, что он не понимал что вокруг него происходит это не сказать ничего. Паренек был в мертвецком героиновом кайфе. Боря, как специалист в вопросе, осмотрев бренное тело сказал, что делать нечего, нужно ждать когда его отпустит. Через некоторое время охрана увела его в медблок. Так прошло наше знакомство с Димой.

Через несколько дней Диму, уже пришедшего в себя, отправили в обычный модуль и он снова оказался на общем патио. Это был совсем молодей паренек лет 20-22, родом из российской глубинки, отправленный своими родителями в Испанию для лечения от наркозависимости. Но как я уже упоминал, большую глупость себе трудно представить, однако, этот вид «лечения» был достаточно популярен в то время. Дима, прошедший все стадии «чудесного излечения» рассказал нам в красках как на самом деле обстояли дела в этих центрах реабилитации. В поглощенной волной героина и других видов тяжелых наркотиков Испании своеобразно подошли к решению этой проблемы.

Во-первых, всем желающим наркозависимым предлагалось бесплатное получение в аптеках-больницах питьевого метадона по рецепту. Этакая своеобразная заместительная терапия – один наркотик вместо другого с той лишь разницей, что доза метадона была рассчитана для снятия абстиненции и для кайфа ее было мало. Т.е. адепт такой медицины продолжал наркоманить, но как бы под присмотром. Его могли лишить метадона если устанавливали, что он продолжал догоняться героином. Самое любопытное, что все эти персонажи не считали себя наркоманами и честно верили, что они лечатся. Во-вторых, для не желающих встать «на путь исправления» в определенных местах бесплатно раздавались предметы наркоманского быта – шприцы.

Т.е. если ты не желаешь лечиться, то наркомань на здоровье, страна ведь свободная, но хотя бы соблюдай правила гигиены, а то лечи его потом от гепатита итп. заразы. В третьих, существовали как государственные так и частно-церковные лицензированные программы по лечению наркозависимых в специальных центрах. Количество этих центров было ограничено и нахождение там было бесплатно. Но хитрецы додумались продавать эту услугу, в основном иностранцам, а точнее русским-украинцам, не знающим испанских реалий. В такой центр и попал Дима, чьи родители заплатили порядка 5 тыс. евро каким-то посредникам за исцеление своего чада иностранными специалистами. Все лечение состояло в строжайшем сектантском контроле за жизнью лечимого, тяжелом физическом труде, психотерапии и вере в Бога.

Внутри центра существовала строгая иерархия, организованная по принципу «молодых» и «стариков», по типу нашей армейской. Вся жизнь внутри подчинялась известному испанскому принципу «настучи на ближнего своего и возрадуйся». В общем, ничего оригинального, с большим количеством рецидива после выхода из центра. Дима прошел весь путь от простого «заключенного» такого центра до свободно передвигающегося и встречающего в аэропорту таких же несчастных иностранцев-торчков, каким был он сам. И обратно, соответственно. В Жироне он оказался за кражи нескольких автомашин, запчасти от которых он отдавал цыганам-наркоторговцам (в Испании торговля героином находится в основном в руках циган) в обмен на героин.

Дима не был совсем потерян, как принято говорить, для общества. Он быстро избавился от зависимости и уже через месяц был похож на нормального человека, как внешне так и поведением.
Как-то незаметно освободили Гиви.
Лето подкралось быстро, а вместе с ним и изнуряющий зной. Но администрация про нас не забывала – были выданы полагающиеся нам вентиляторы.

Для меня 6 месяцев были переломным моментом в деле изучения языка – я начал что-то блеять и более-менее понимать, что мне хотят сказать. Для меня это был новый опыт какого-то психологического плана. В мышлении шла постоянная борьба за главенство одного языка над другим – русский требовал, что бы общение происходило на нем и давил на зачатки испанского, вместе с тем невозможность ясно объясниться по-испански вызывала чувство стыда и бессилия – это, видимо, было тем, что называют языковой барьер – явление, возникающее у начинающих изучать иностранные языки.

Наверное, также себя чувствует маленький ребенок, который вроде как все понимает, но говорить еще не умеет и изъясняется языком жестов и звуков. Барьер сдаваться не хотел, а я как мог старался его преодолеть. А у Бори таких проблем не возникало, он не страдал закомплексованностью как я, да и к тому же Бог наделил его отличной памятью на слова, помимо болтливости. Что касается Серго, то ему было глубоко безразлично обучение.

В тоже время произошли интересные подвижки на работе. Меня вдруг поставили обслуживать клеевую машину на конвейерной ленте, одно из самых «блатных» рабочих мест в цеху. В тюрьме, и на свободе, все происходит не просто так, у любого события есть свои причины. Разница таится в уровне восприятия происходящего. Если на свободе ты постоянно расслаблен и не ждешь подвоха, то в застенке ситуация прямо противоположная и в любом событии есть смысл покопаться поглубже, а то последствия могут быть плачевными. С чего это вдруг меня определяют на высокооплачиваемую работу если я не «стучу» и не вожу дружбу с директором фабрики? Тем более, что мой статус - preventivo и в любой момент меня могут начать таскать на суд или изменить меру пресечения, а на машине за 1 день работать не научишься и ее остановка влечет паралич на всей фабрике.

До меня это место занимал, причем давно, некто Пупи, испанец лет 25, наркоман с длинным сроком, как наркомана так и отсидки, который на тот момент был жив-здоров и выходить на свободу не собирался. Естественно, никто из администрации прокомментировать это событие не хотел, как будто если бы оно произошло само по себе, хотя Серго и предпринимал разные хитрые подходы и вопросы к людям, которые по должности должны были быть в курсе дел. Общим нашим выводом было то, что мы точно остаемся в Жироне на длительный срок, что бы это не значило.

С началом лета начались строительные работы на территории тюрьмы. Наш «санаторный комплекс» находился в городской черте и был огорожен старым кирпичным забором метра 4 высотой или лучше сказать стеной. Время от времени через эту стену с улицы закидывали запрещенные предметы, в основном наркотики, которые попадали на патио, ну или на крышу, если не повезет. Конечно, это не были подарки от сочувствовавших граждан, живших по соседству с таким веселым учреждением.

Это были спланированные изнутри акции, правда редко успешные – охрана хоть с виду и была полусонная, но свое дело знала и зорко наблюдала за нашими гуляниями по патио. Так вот, администрация решила в целях общей безопасности увеличить высоту стены и натянуть сетку над патио и спортивной площадкой. И, конечно, зеки к этим работам не привлекались. К имевшейся стене прикрутили металлические столбы высотой метров 6 по всему периметру тюрьмы и установили на них сетку, а над патио ту же сетку натянули на тросах, так что мы стали полностью изолированными от любых поползновений из вне. Небо стало в клеточку, разве только друзья не в полосочку, хотя смыл изречения от этого не поменялся.

Испанское лето тяжкая пора для всего живого. С мая по сентябрь 30º в тени это минимум на что можно рассчитывать. Голова греется страшно, мозги варятся внутри и не хотят даже думать даже о том как все плохо.

Где-то в конце июня пришло требование перевезти в тюрьму Барселоны Александра и Андрея. Они обрадовались этому переводу, т.к. это означало подвижку в их деле и скорое судебное разбирательство. В Испании принято перед судом собирать подельников в одной тюрьме, чтобы их было удобнее вместе возить на суд. Мы поблагодарили ребят за ту помощь, которую они нам оказали, сердечно попрощались и обменялись адресами. Судьба распорядилась так, что я с этого момента навсегда потерял контакт с ними.

Мы остались без серьезной языковой поддержки, но в ней уже не было такой необходимости, худо-бедно мы понимали, что нам говорили и знали, как ответить. Не прошло много времени как произошел забавный казус – меня самого пригласили в качестве переводчика.
В библиотеку каждый день приносили свежие газеты, которые, после прочтения охраной, оставлялись на всеобщее обозрение. Грамотные испанцы их читали, в основном раздел «происшествия», а потом комментировали окружающим. Как-то на патио к нам подошел один гиперактивный персонаж по имени Кико и начал рассказывать содержание свежей газеты, в частности, так взволновавшее его происшествие, происшедшее где-то рядом – одна дама русского происхождения грохнула своего мужа. Поскольку у нас и своих забот хватало, мы отослали его и его политинформацию куда подальше.

А через несколько дней меня вызывают к Jefe de Servicios и тот просит меня перевести кое-что моему земляку. Я отнекивался как мог, переводил стрелки на Борю, как наиболее продвинувшегося в языке, но он сказал, что я справлюсь и повел к себе в кабинет. Там моим очам предстала та несчастная якобы мужеубийца женского пола. Она явно не понимала, куда попала и за что. Я как мог перевел, что меня просили и на том процесс нашего общения был завершен – ее отправили в женский модуль, а мне вручили nota meritoria – этакую грамоту за помощь, которую можно было бы обменять на vis’a’vis экстра или дополнительный телефонный звонок, что я сделал.

Хоть и медленно, а время шло. Срок нашего пребывания приближался к году, а на нас никто и внимания не обращал.
Где-то в июле месяце к полякам пришел адвокат и сказал, что их в ближайшее время переведут в Мадрид, т.к. их дело было принято к производству судьей из Audiencia Nacional. И так не спокойные поляки вообще потеряли рассудок от этой новости. Целыми днями они гундели друг на друга выясняя, кто прав и кто виноват в сложившейся ситуации и зачем, собственно, их везут в Мадрид.

Работы летом было мало, школа закрылась еще в мае, поэтому основным нашим занятием в этот период было бесцельное хождение из угла в угол по патио. В 20-х числах августа Серго вдруг как-то стал задумчивее обычного. Он не мог объяснить это состояние, но сказал, что что-то должно произойти, т.к. ему почему-то резко перестало везти при игре в нарды, а это не очень хороший знак. Я не обратил внимания на его слова. Однако после сиесты, часов около 5 вечера нас одновременно троих вызвали в «офис» охраны, что уже само по себе было очень странно.

Там нам под роспись сообщили, что бы мы собирали свои вещички и готовились к переезду в Мадрид – пришло распоряжение из Audiencia Nacional о переходе нашего дела в их юрисдикцию и нашем перемещении в одну из тюрем Мадрида. Это сообщение повергло нас в панику. Кто? Куда? Зачем? Почему? – все эти вопросы атаковали наши мозги, но никто нам ничего объяснить не мог. Ясно было одно – дело тронулось с мертвой точки, но в какую сторону? Это было не понятно. Зденек и Альберт, пока мы судорожно упаковывали свои пожитки, исходя из своего опыта, истолковали происходящее так: нам натягивают статью за фальшивомонетничество, а это исключительная юрисдикция Audiencia Nacional.

Это плохо, т.к. срок по этой статье от 8 лет и выше. Однако, судья может почитать дело и отправить его обратно, т.к. не усмотрит там фальшивомонетничества, как это случилось у Альберта, и в скором времени нас вернут обратно, а это очень хороший момент, т.к. в этом случае наш срок не может быть более 6 лет. В общем, было понятно, что ничего не понятно. А я еще ожидал приезда жены через 2 дня, но кого это интересовало? С момента объявления о пересылке нам запрещалось пользоваться телефоном, так что я даже не мог ей сообщить о том, что меня перевозят.

Часа через 2 нас попросили с вещами на выход. Открылись ворота, и мы оказались снова в административном коридоре, с той лишь разницей, что прошел один год. Каждый из нас тащил по сумке с вещами, а я еще и телевизор. Там нас уже ждали представители все того же Mossos d'Esquadra. Были составлены какие-то бумаги, у меня забрали телевизор, но обещали переслать его почтой в новую тюрьму, нас тщательно обыскали надели наручника и вывели за вторые ворота. Мы оказались на внешней стороне тюрьмы. Дальше нас провели до очередных ворот и вывели на улицу, где стоял автомобиль типа пассажирского микроавтобуса, на котором нам суждено было в этот день перемещаться.

Часть 3.5

Мой дорогой и терпеливый читатель! Раз уж ты дочитал мое жалкое жизнеописание до этого места, то ты прожил практически год вместе с персонажами вышеописанных небылиц. И что мы имеем подытожить? Если вы не
запамятовали, то повествование идет о 3 российских гражданах, подозреваемых в совершении ряда преступлений на территории испанского королевства и находящихся под арестом по этому поводу. Год прошел, а за это время нас ни одного единственного раза никто не вызвал на маломальский допрос и не поинтересовался нашим мнением по поводу происходящего. Но зато мы научились на местной фабрике клеить альбомы и складывать красиво шнурки, а еще начали изучать испанский язык – своего врага нужно знать в лицо, а еще лучше понимать, что он там бормочит. Такой вот итог, ни добавить ни отнять.

Ч.3. Traslado или говоря по-русски перевозка, а еще точнее этап.

Машина, на которой нас везли, была специально оборудована для перевозки заключенных. Та часть, в которой ехали мы, представляла из себя глухой куб с маленьким продолговатым окошком, зарешеченным очень мелкой сеткой – настолько мелкой, что глаза начинали болеть от попыток рассмотреть что-либо снаружи. Да и располагалось оно очень интересно – практически выше уровня глаз, т.е. что бы смотреть в него нужно было упереться головой в потолок и склонить ее набок, только тогда можно было что-то увидеть. Не думаю, что это было специально изобретено, скорее всего по недомыслию. На крыше куба была установлена принудительная вентиляция – шутка ли, за бортом жара под 40, без притока воздуха можно свариться. От кабины водителя-охраны нас отделяла дверь. Сиденья, как и стены, были из металла.

Такая вот спартанская обстановка. Зато мыть легко – керхером, без особых заморочек, вода сливается через щели на землю. За нами никто не приглядывал – а куда мы денемся? Полицейские болтали между собой, до нас им дела не было. Как нам пояснили перед отъездом коллеги, нас везли в одну из тюрем Барселоны для ночлега, чтобы завтра утром усадить вместе с такими же «счастливцами» на автобус и отправить до места назначения.

Дорога заняла три литра пота, часа два времени и мы оказались во внутреннем дворе барселонской тюрьмы La Modelo.

Вот это было зрелище! Думаю, что по древности она не намного моложе
Бутырки, одно слово, настоящий памятник тюремной архитектуры. Она была
огромна по сравнению с Жироной! Построенная в форме 6 лучей с большим
круглым помещением – редондой - для охраны по центру, она поражала своими
размерами. Эти лучи назывались галереями. Нас очень быстро приняли и
отвели в модуль ingresos, где обычно находятся транзитчики. Камера, в
которую нас поместили, также была огромна. Кровати стояли ярусом и были
прикручены к стене. На них можно было совершенно спокойно сидеть и не
цеплять за верхнюю головой. А на самой верхней шконке можно было
практически встать во весь рост - высота потолков была явно метров 5. Под
самым потолком находилось большое зарешеченное окно, но оно так
располагалось, что посмотреть в него было практически невозможно. Внутри
камеры был даже душ, но у нас не было настроения его опробовать. Ужин был
принесен нам в камеру – он был явно скромнее, чем жиронский – и мы начали
потихоньку отходить ко сну, ведь завтра нас ждали новые впечатления и
испытания, о которых мы понятия не имели. Особо болтать настроения также
не было, происходящее не придавало нам бодрости и то, что нас ждало
впереди скорее пугало, чем ободряло.
Подняли нас часов в 7, быстро накормили завтраком и покамерно стали
выводить в галерею. Там возле своих вещей уже находилось человек 10-15,
ожидающих перевозки. Нас всех вместе повели к выходу во внутренний двор.
Там нас уже ждал автобус и охрана – Guardia Civil .

После личного обыска
мы ставили наши пожитки в грузовое отделение автобуса, а сами поднимались
и занимали указанное нам в автобусе место. Автобус был марки IVECO, однако
кроме внешнего вида от гражданского автобуса не осталось ничего. Нас
загружали через заднюю дверь и мы попадали в узкий коридор, в котором
справа и слева находились камеры. Их двери открывались и закрывались с
пульта, который находился в конце автобуса. Одновременно можно было
открыть только одну из дверей, т.к. она полностью перекрывала коридор и
движение по нему становилось невозможным.

Внутри каждой камеры стояло 2
пластиковых сиденья, все остальное было сделано из металла. Причем
почему-то у пола были щели сантиметров по 15, через которые можно было
передать вещи как в впереди так и сзади находящуюся камеры. Место было
ровно столько, чтобы могли поместиться 2 человека. Я бы сравнил объем
доступного пространства с эконом-классом в самолете – ни сесть удобно, ни
ноги вытянуть, но пережить можно. Свет проникал через узкое окошко,
которое располагалось на стене практически под потолком таким образом, что
смотреть в него можно было только привстав и наклонив голову на бок, т.к.
иначе оно в поле зрения никак не попадало, и, естественно, делать это
можно было только по одному.

Само стекло окна было покрыто ячеистой
решеткой по типу очков для восстановления зрения, т.е. когда в листе
металла сверлят много-много мелких отверстий. Эффект такой решетки в том,
что вроде все видно, но очень некомфортно смотреть через нее. Но про эти
ноу-хау я уже писал. Помимо того, что нас накормили завтраком, каждому был
выдан сухой поек – бутылка воды, какие-то печеньки, яблоко и йогурт - это
единственное, что нам разрешили взять внутрь автобуса. Также автобус был
оборудован туалетом, куда пускали по первому требованию. В процессе
погрузки мы познакомились с еще одним русскоговорящим человеком – эстонцем
по имени Тоону, или просто Тони, но о нем позже. Я оказался в камере с
Серго, с кем ехал Боря я не помню. После погрузки наш автобус без особых
промедлений отправился в путь. Куда мы ехали было непонятно, а через окно
кроме времени суток было мало что видно. Судя по тому, что автобус
несколько раз останавливался и в него подсаживали людей мы заезжали по
дороге в несколько окрестных тюрем, где ожидали перевозки наши коллеги.

В пути мы были около 6 долгих часов. Конечным пунктом в этот день
оказалась тюрьма Сарагосы, как и предполагалось. Перед отъездом Норберт,
как самый опытный путешественник за государственный счет по Испании,
рассказал, что обычно дорога в Мадрид, если повезет, занимает двое суток,
а то может и дольше, и первую ночь, не считая ночь в Барселоне, обычно
проводят в Сарагосе.

Тюрьма Сарагосы стоит в чистом поле, во всяком случае, это тот вид,
который мы наблюдали из окна – выгоревшее поле, ни дома, ни деревца до
самого горизонта. Тюрьма была построена сравнительно недавно и
представляла последние веяния и нововведения в тюремном быте и
архитектуре. Населяли ее 1500 человек. Камеры двухместные, с душем внутри
и автоматическими дверями, везде камеры видеонаблюдения. С виду все очень
прилично и чисто, хотя мы и находились в модуле ingresos, обычно самом
убогом модуле тюрьмы, т.к. в нем никто не живет постоянно и поэтому все
какое-то необжитое.
После того, как тюрьма нас приняла, мы были разведены по камерам и
закрыты. До нас доносились отдельные звуки из соседнего модуля, но очень
невнятные. Живьем ни одного зека мы не видели, кроме обслуги, которая
привезла нам в камеру ужин. Создавалось впечатление, что чем дальше от
Жироны, тем хуже становилась еда. Было скучно и грусно.
В 7-00 нас разбудили проверкой, покормили скромным завтраком, раздали
сухпайки – и по автобусам! Примерно в том же порядке, что и в Барселоне
нас быстренько обыскали и загрузили в автобус, который, кстати, был чисто
вымыт.

И еще часов 6 мытарства нас ждало впереди. Как я узнал потом,
законодательно разрешена перевозка заключенных не более 6 часов подряд,
поэтому все маршруты были построены с учетом этого требования.
Где-то в районе послеобеда наш «столыпин» прибыл в Мадрид. Это был
конечный пункт нашего путешествия - Centro Penitenciario Madrid 3, в
простонародии Valdemoro. Нас выгрузили вместе с вещами из автобуса и
отвели в две огромные камеры, в которых вместо дверей были раздвигающиеся
решетки во всю стену.

Там мы прождали часа 2 своей очереди на оформление.
Нас по одному обыскивали, включая вещи в сумках, выдавали постельное
белье, подушку, одеяло, предметы личной гигиены и вели в модуль ingresos,
находившейся там же. В модуле нас выгоняли без вещей на патио, ждать
чего-то еще.
Патио было не в пример жиронскому – оно как минимум было раз в 6 больше.
Его с двух сторон окружала литая бетонная стена высотой метров 6, а другие
две стороны образовывало стоящее буквой «г» здание самого модуля. Нас там
было человек 30. Русскоговорящих только мы трое и Тони. Прослонявшись
какое-то время по патио, нас позвали к ужину. Тут уже стало совсем
понятно, что жиронская хлебосольность осталась далеко позади – это пища
была скорее всего питательна, но совсем не вкусна, хотя и съедобна. Помимо
этого был еще один сюрприз – столовые приборы. Они были из твердого
пластика и кушать ими твердую пищу нужно было с большой аккуратностью,
т.к. выдавали их раз в месяц, купить их было нельзя, а ломались они
быстро. Носить их нужно было всегда собой, т.к. перед приемом пищи в жилой
модуль доступ был закрыт.

После ужина нас начали размещать по камерам на
ночлег. Вдруг оказалось, что удивительным образом куда-то пропала моя
новая подушка. Качать права было бесполезно – хотя вещи и стояли в
закрытом помещении, но никто ничего не видел. Мы поднялись по лестнице на
второй этаж, там размещались камеры. Как я уже упоминал, модуль имел форму
буквы «г», и соответственно, состоял из 2 одинаковых по размеру
трехэтажных крыльев, жилые этажи 2 и 3, в каждом крыле примерно по 35
двухместных камер. Вальдеморо было построено сравнительно давно и не имело
того оснащения, что было в Сарагосе.

Двери камер закрывались вручную, и
никаких там тебе душей в камере. Внутреннее убранство могло только
похвастаться двухъярусной кроватью, бетонной столешницей у окна с одним
пластиковым стулом, полкой для телевизора в противоположном конце камеры,
бетонно-нержавеющим унитазом и такой же раковиной, никак не отгороженными
от остального помещения. Расселяли нас по двое, кто с кем желает, или, при
неимении знакомых, уж с кем поселят. Я поселился с Серго, Боря за стенкой
с кем-то.

Часть 4

В 8.00 непонятный голос что-то пробубнил в мегафон. Как нам пояснили, голос сказал recuento. Это была рутинная проверка, проводимая несколько раз в день для того, что бы убедиться, все ли живы-здоровы-на месте. Через пару минут после объявления охранник, он же фунционарио, стуча ключом по всем возможным железным ограждениям на своем пути, оповестил нас о своем приближении. Теоретически, проверка заключалась в открывании им каждой двери и проверке количества людей в камере. При этом зек должен иметь пристойный вид и обозначить свою подвижность.

Никаких там пофамильных докладов и.т.п. чепухи. На практике все выглядело проще – фунционарио стучал ключом по двери и смотрел в смотровое оконце.
В 8.30 все тот же фунционарио открывал двери всех камер. Это было также приглашением к завтраку. Спустившись на первый этаж мы пошли в столовую, которая находилась тут же в модуле, как бы под одним из его крыльев. Столовая представляла из себя помещение с тяжеленными столами и стульями, образующими одно целое в своей конструкции. Теоретически места хватало на всех. Вместо одной стены во всю ее длину располагался так называемый офис – место, откуда выдавали еду. Работали в нем заключенные того же модуля. Завтрак обычно состоял из стакана так называемого кофе с молоком и пачки печенья, или батона хлеба и мармелада, вместо печенья. Пластиковый стакан для кофе нужно было приносить с собой, он выдавался раз в полгода, купить его было почему то нельзя.

В 9-00 камеры закрывались, а также перекрывался доступ в жилую часть. Все население должно было спуститься вниз и быть или на патио или в sala de estar . В 10-00 открывался экономат, где можно было купить чай-кофе, еду и кое-что из предметов личной гигиены. Список товаров никогда не менялся. Поскольку суррогатные деньги в Жироне у нас изъяли, в Мадрид мы приехали с мелкими монетами в карманах – спасибо Норберту за совет собрать всю мелочь вокруг и тащить ее собой в дорогу. Теперь мы имели возможность свободно пить-есть из экономата, а многим менее расторопным коллегам пришлось ждать, пока их деньги из предыдущей тюрьмы переведут в эту, и когда наступит день выплат, чтобы получить свои кровные 30 евро.
Досуг в ingresos не был организован вообще. Это место, где на заключенного всем наплевать. Тебя выгоняют на патио и делай там что хочешь. Мы «тусовались» под раскаленным солнцем – больше делать было нечего. А еще глазели на новых товарищей, т.к. среди них попадались довольно забавные персонажи. Одним из них был немец, лет 40 на вид, полностью весь покрытый татуировками, включая веки, причем тату были низкого качества. Другой «клоун», колумбийский латинос с эрокезом на голове, натирал себя кока-колой и выставлял свое тело на солнце. Как оказалось, у них в деревне кока-кола это лучшее средство для загара.

В 13-00 мегафон нас известил о том, что приехал обед. Открыли столовую и народ рванул туда организованной толпой. Особо спешить смысла не было, еды было достаточно для всех. Те, кто по незнанию или забывчивости оставались без приборов кушали руками.
В 13-30 отрылся доступ в жилую часть и народ поплелся наверх, в камеры.
В 14-00 объявили о закрытии камер на сиесту, хочешь спи, хочешь телевизор смотри.

В 16-00 нас снова согнали вниз, на патио, а дальше повторение вчерашнего дня.
Утром следующего дня, часов в 11, в модуль пришло несколько человек из администрации в лице educadores с целью распределения нас по жилым модулям. Каждого вызывали и беседовали с ним о том, откуда он, образование, и.т.д. Также задавали интересный вопрос – имел ли проблемы в предыдущем месте содержания, типа они не знают об этом. У меня с Серго все было нормально, а вот у Бори была так называемая parte или просто «парта» - письменное наказание, за что, уже и не помню, но это первая ступень в системе наказаний в испанской пенитенциарной системе. Как таковая эта бумажка ничем не страшна, просто тебя лишают временно какого-нибудь блага, типа похода на культурное мероприятие. Но в данном контексте наличие любого наказания обозначало конфликтность наказанного и необходимость определения его в модуль к таким же конфликтным.

При наличии друзей-знакомых в определенном модуле можно смело туда проситься, эдукадору все равно куда тебя направить, если у тебя не было наказаний. После общения с эдукадорами нас толпой повели в медчасть, где с каждым беседовал дежурный врач и заводилась медицинская карта. Как раз там мы повстречали первого русскоговорящего аборигена – не помню, как его звали, но среди русских он имел прозвище Бывалый. Он сообщил, что «централ» уже в курсе нашего приезда, что сам он тут чалится в составе команды корабля и держат его по испанскому беспределу и.т.д. Много болтать ему не дали, пришел фунционарио и велел ему возвращаться в свой модуль. После медосмотра мы вернулись обратно в ingresos.
После сиесты нам велели собрать свои пожитки, взять матрас из камеры и спускаться вниз, на первый этаж. Там нас уже поджидал грузчик с тележкой, на которую мы сложили свои матрасы, вещи не вместились и их пришлось нести в руках. Гора матрасов получилась выше человеческого роста. Возглавил нашу процессию фунционарио со списком кого в какой модуль. В этом составе мы выдвинулись из ingresos по направлению жилых модулей. Мы шли по коридорам, служащим для передвижений внутри тюрьмы. Они поражали своими размерами. Мы прошли метров 50 до первого поворота, потом еще метров 30 до будки охраны, и еще метров 70 до пересечения с коридором, чей дальний конец, казалось, уходил за горизонт.

Сразу напротив нас находились ворота модуля №6, в который определили меня, Серго и Тони, Бориса же определили в соседний, №7. Ворота были не из целикового куска металла, а из крупных металлических уголков в виде решетки, имели размер 3х2 метра и были снабжены электроприводом. Они открылись, мы забрали свои матрасы, зашли внутрь и оказались в аквариуме (шлюзе) размером метров 5х5. Напротив входных ворот находились такие же ворота, ведущие непосредственно в модуль. Около них толпилось человек 10, которые с любопытством пялились на нас и своим видом напоминали каких-то душевнобольных, изолированных от общества и наблюдавших за экскурсией, пришедшей в дурдом. Ворота закрылись и навстречу нам из своей «офисины» вышел фунционарио этого модуля. Он велел нам оставить все вещи в аквариуме и идти на патио. Он открыл вторые ворота и мы оказались в модуле.

Ч.5 Модуль №6 и его жители.

Мы вошли в модуль и оказались в окружении тех людей, что минуту назад пялились на нас через решетку ворот. В общем-то им до нас дела не было, но скукота и отсутствие впечатлений манила их поглазеть на вновь прибывших. Кто-то спросил: «Русские есть?» Ага, уже не плохо, мы тут не одни русскоговорящие, оказывается. Спрашивавшим оказался некто Саша, парень лет 35. Мы с ним поздоровались и пошли осматривать территорию. Этот модуль не сильно отличался от ingresos, разве что патио было побольше, ну и, конечно, народу. С первого взгляда казалось, что это настоящий улей – все вокруг гудело и сновало из стороны в сторону. Серго пошел болтать с Сашей, а я отправился гулять по патио. Не прошло и 5 минут как ко мне подошел паренек лет 25 и задал стандартный вопрос – русский? Он хорошо говорил по-русски, но что-то в его говоре было странное. Выяснилось, что он литовец. Земляки звали его Негр. Он повел меня знакомиться с другими литовцами, которыми оказались Ложка, моего возраста, и Золотуха, парень лет 20 с небольшим, в чьих жилах текла смесь литовской и еврейской крови, за что земляки его постоянно подкалывали. Не знаю почему, но они друг друга называли по кликухам, хотя в Испании это и не принято. Я называл их по именам. Я не увидел никакой подоплеки в знакомстве с ними, а вот Серго почему-то отнесся к ним с настороженностью, особенно к Негру. До ужина мы тусовались на патио, болтая ни о чем и бросая баскетбольный мяч в корзину – любимая забава любого литовца . После ужина фунционарио сказал нам номера камер, где мы будем жить и велел идти туда с вещами. При распределении камер фунционарио, как не странно это звучит, руководствовался пожеланиями зеков, возможностью исполнения этих пожеланий и здравым смыслом. Как мне сейчас кажется, это делалось не по инструкции, а по пути наименьшего сопротивления – для чего создавать напряженность на пустом месте? Если кто-то в камере жил один, то ему подселяли по возможности человека его национальности, если пустовала камера и люди просились переехать в нее, обычно это разрешалось без какой-либо бюрократии.
Итак, мы с Серго оказались в одной камере на 2 жилом этаже. Поскольку после ужина до закрытия оставалось примерно минут 40, литовцы позвали меня и Серго к себе в гости – они жили где-то под нами, на 1 этаже. Серго отказался, а я решил пойти, развеяться. В гостях из развлечений оказался только самодельный кальян, в простонародии бульбулятор. Негр куда-то сбегал и принес кусок гашиша, который был нами тут же скурен посредством вышеупомянутого устройства. На этой веселой полупьяной ноте мы расстались, поскольку объявили о закрытии камер на ночь.
После закрытия камер мы занялись распихиванием наших пожиток по углам – помещение было явно не оборудовано для хранения большого количества вещей, а мы притащили с собой по огромной сумке. Как нам пояснили позже, в каждом модуле имелось помещение, куда можно было сложить те вещи, которые не использовались в данное время года, но им мало кто пользовался, т.к. вещи оттуда странным образом пропадали. Серго явно был не в настроении, а я почему-то чувствовал себя достаточно бодро. После размещения вещей нам не оставалось больше ничего как лечь спать – телевизор ехал за нами по почте, а других развлечений не предвиделось. Мы улеглись и стали вслушиваться в странные новые звуки нашего очередного дома.

Наступило утро, а вместе с ним в нашу жизнь пришел распорядок с которым мы уже столкнулись в igresos.
В 10-00 все население модуля выдворялось на патио. Жара или холод – без разницы, все дружно гуляют.
Сентябрь в тюрьме является таким же скучным месяцем как и любой другой летний, т.к. сотрудники администрации только еще возвращаются из отпусков, и в это время никаких развлечений не предусмотрено. Нам оставалось днями и вечерами напролет торчать на патио, болтая с русскоговорящими, выслушивая их истории и рассказывая им свои. И прежде всего, нас волновал вопрос кто еще есть в модуле с аналогичным преступлением. Земляки нас сразу «обрадовали», что недавно осудили группу китайцев по аналогичному делу.
Приговор – всем по 11 лет. Мы были в шоке от услышанного и начали им объяснять, что такого по определению быть не может. Чуть позже, приглядываясь к тому, как люди в тюрьме общаются между собой, я обратил внимание на интересную вещь – вновь прибывшие почему то не имеют возможности прислушаться к тому, что им говорят старожилы этих мест, считая, что те чего-то недопонимают конкретно в их деле и потому говорят им всякую непотребщину. Старожилы конечно могут ошибаться, но в основном они люди не заинтересованные и говорят только то, что видели или слышали сами. Однако разум новичка отказывается воспринимать суровую правду, он всячески пытается избежать ее и выдумать какую-нибудь фантазию, в которой можно было бы спрятаться, или же просто игнорировать то, что не хочется слышать. В эту же историю попал и я с Серго.

Наши дальнейшие расспросы привели нас к румыну, находящемуся под следствием за аналогичную статью. Он нам поведал, что существует 2 варианта развития событий: или обвинение в мошенничестве и как максимум 6 лет, а реально дают в районе 3-4,5 лет, никогда больше, или обвинение в фальшивомонетничестве, под которое попадает и изготовление поддельных карт, и тогда срок от 8 до 12 лет. Мы так для себя и не сделали вывода из этой беседы, а продолжили наблюдать за происходящим.
Теперь несколько слов о том, кто нас окружал в модуле. Модуль №6 считался одним из спокойных по своему контингенту. В нем содержались только подследственные. Осужденных переводили в другие модуля, специально для них предназначенные. Вообще Вальдеморо была тюрьмой для подследственных, здесь содержалось мало осужденных, но они были. На момент нашего заезда в модуле находилось порядка 90 человек, т.е. примерно столько же, сколько во всей тюрьме Жироны. Я упоминал о Бывалом и о Саше, который встречал нас у ворот модуля. История злоключений этих товарищей реально достойна написания отдельной книги, но попробую вкратце ее рассказать.

Саша жил в Белоруссии, а его брат, Сергей, в Калининграде и оба имели отношение к флоту. Сергей искал работу и нашел ее в Литве – нужно было заняться починкой 80-метрового промыслового судна. Туда же он притащил брата Сашу, околачивающего груши на тот момент в Минске. Вместе с другими членами, так скажем, команды они занимались восстановлением судна. После нескольких месяцев работы хозяин судна заявил, что у него нет больше денег на ремонт и если они желают получить зарплату им нужно перегнать это судно в Панаму, где ремонт будет стоить дешевле и он с ними расплатится. Команда из 16 человек приняла решение двигать на Панаму. Их снабдили всем необходимым и они поплыли туда, где круглый год лето и знаменитый канал.

Приплыв в Панаму, судно действительно было поставлено в док и месяц ремонтировалось бравыми панамскими парнями. После окончания всех работ хозяин расплатился с командой, заплатив им около 8т. долларов каждому и предложил продолжить сотрудничество – не тратить деньги на авиабилет домой, а выйти в море на этом корабле на рыбную ловлю и заработать еще, на что команда и согласилась. В день перед выходом в море вся команда, по старой морской традиции, покинула корабль в направлении близлежащего борделя, что бы осчастливить местных красавиц.

И вот они снова в океане, на свежеотремонтированном корабле, с запасом провизии и сетями для рыбной ловли, двигаются на поиски лучшей жизни. Но судьба оказалась не совсем благосклонна к путешественникам. В одну из ночей, находясь посреди Атлантики, на корабль было совершено нападение спецназа таможни Испании. Как это так, спросите вы? А очень даже просто. Богатое пиратское прошлое не дает и сегодня спокойно спать отчаянным machos ibericos . Хотя особого-то ума не нужно чтобы напасть ночью на безоружное судно. Итогом этого абордажа стала смерть от инфаркта старпома, которому, по рассказам ребят, умышленно не оказывали медицинскую помощь.
Вся команда в количестве оставшихся 15 человек была взята под стражу и переправлена на корабль таможни, больше они своего судна не видели. На вопрос: «А что тут, собственно, происходит и какого…» выдавался стандартный ответ – по зубам, ну или по ребрам. Их доставили на Тенерифе, а через пару недель перевезли в Мадрид, в юрисдикцию ранее упомянутой Audiencia Nacional. Все это время им никто не объяснил за что они задержаны. Ситуация еще осложнялась тем, что судно шло под флагом Панамы, а среди членов команды были русские, белорусы, литовцы, в общем представители развалившегося СССР, и выступать единым фронтом они не могли, т.к. каждый должен был обращаться за помощью в представительство своей страны. Оказалось, что на судне, в тайнике, обнаружили 6 тонн веселящего порошка под названием кокаин.

Согласно нормам международного мореплавания ответственность за перевозимый груз лежит на капитане корабля, а во время его отсутствия на старпоме. Другие члены команды никакого отношения к грузу не имеют. Но это только в теории. А практика показала, что в преступлениях связанных с наркотиками эти нормы можно проигнорировать, и весь экипаж без исключения оказался в тюрьме. Причем капитан также от всего открестился, свалив все на почившего старпома. Чего они только не предпринимали за это время – писали жалобы во все инстанции, объявляли голодовки, требовали от посольств вмешаться, но все без толку. К моменту нашего заезда в модуль они были практически его аборигенами, находясь в нем безвылазно 3,5 года. Хотя они уже были осуждены, их приговор был обжалован, и они ожидали решения вышестоящего суда.

А приговор составил каких-то там 10 лет. Суд, на котором им так щедро раздали, тоже достоин упоминания. Длился он порядка месяца, что означало каждодневные заседания с перерывом на обед и выходные дни. Для этого заключенного каждый день поднимают в 7 утра и ведут в ingresos (идти туда порядочно и фунционарио должен сопровождать заключенного, но обычно он открывает ворота и говорит: «ну дорогу ты знаешь, сам дойдешь»). Там выдают чашку бадяжного кофе и пачку печенья на завтрак и ты ждешь погрузки в автобус. Можешь ждать час-два, а может повезет и управишься минут за 40. Далее час езды до здания Audiencia Nacional, где тебя разгружают, ведут в подвал, где находятся calabozos и там ты сидишь на бетонной скамейке, читаешь настенные надписи ранее бывавших здесь коллег, пока тебя не позовет судья в зал. Заседание длится пока судья не скажет «хватит». Сам он тоже не железный и ходит обедать.

На это время тебя отводят обратно в calabozos и дают какой-нибудь невкусный бутер и яблочко. Обычно заседание заканчивается часов в 7 вечера, тебя грузят на автобус и везут обратно. Естественно, к тому времени когда ты прибываешь на место, ужин уже закончился, но тебе обязательно оставят миску чего-нибудь уже давно остывшего. Да и в душ уже не попасть, только если фунционарио сжалится. А с утра все по новой. И так КАЖДЫЙ день в течении МЕСЯЦА. Попробуйте себе это представить и почувствовать. Гарантирую, что через неделю таких поездок любой готов будет сознаться в чем угодно, лишь бы не продолжать эти катания. Но наши парни – это гранит, их было не испугать какими-то поездками, т.к. они верили в свою невиновность и справедливость вообще.

Да и хромая кляча, одна из судей, их заверила: «Ребята, не переживайте, все будет хорошо». Я встречал в calabozos итальянцев из другой тюрьмы, которых возили на заседания в течении 2 месяцев – они за это время превратились в реальных психов, т.к. нормальному человеку выдержать такой график вообще не просто. Ну ладно, я про суд хотел рассказать. На суде, помимо морячков, была еще группа серьезных испанцев, которые якобы и организовали перевозку этого веселящего порошка. Их представляли лучшие адвокаты Испании, реально лучшие. На одном из заседаний, когда впервые было предоставлено право голоса адвокатам, самый именитый из них выступил с очень аргументированной речью из которой выходило, что все собранные доказательства по делу не имеют юридической силы, т.к. они были собраны с нарушением закона и вообще нужно заканчивать этот фарс, т.к. кроме торжества произвола и беззакония здесь посмотреть не на что.

На это фискаль (прокурор) ему возразил, что если делать все по закону, то ни один наркотрафикант в тюрьму никогда не попадет. Судья посчитал это достаточным аргументом для продолжения заседания. Все это судилище, со слов морячков, напоминало какой-то цыганский балаган. Период судебных слушаний совпал с чемпионатом мира по футболу. Судья прерывал заседание на время игры, требовал привезти в зал телевизор и все смотрели футбол. Все это, конечно, было бы весело, если бы не приговор в 10 лет.
Все фигуранты этого громкого дела были арестованы до суда. Полиции удалось захватить даже предполагаемого хозяина груза – какого-то южноамериканца по кличке El Negro . Тот также прибывал в 6 модуле, но когда до суда оставалось около 2 недель у него появились серьезные проблемы со здоровьем – вдруг на него напала злая депрессия. Тюремный врач осмотрел его и дал заключение – нахождение в тюрьме крайне пагубно сказывается на заключенном, возможен суицид. Адвокат отнес эту справку в суд, и самый гуманный суд на планете Земля странным образом вошел в положение несчастного заключенного и…изменил ему меру пресечения на залог в 30 т. евро. Морячки от этой новости слегка опешили, но поняли, что крайними в этой истории будут они. На прямой вопрос сколько стоил такой вердикт, El Negro особо не таясь сказал – каких-то там 2 млн. евро. На суде, конечно, возник вопрос: «А где Главный?». И даже было проведено расследование в отношении врача и судей. Врача уволили, а судей отстранили на полгода от работы, ведь за руку их никто не поймал, а значит их принципиальность и неподкупность не могла подвергаться сомнению.
Итак, наши герои тянули телегу длиной в 10 лет.

Приговор находился в стадии обжалования, и согласно местным законам, если до половины срока не будет принято окончательное решение, то все идут на улицу, дожидаться манны небесной на воле. А пока оставалось каких-то там полтора года до ½ срока, морячки по-свойски обжили свое пристанище. Одним из самых полезных их изобретений был механизм, позволяющий литься воде из душа без остановки, которым с удовольствием пользовался весь модуль.

Конструкция душа состояла из одной-единственной кнопки, нажав на которую вода лилась секунд 15, потом нужно было ее снова давить и так до бесконечности. И все бы ничего, если бы не одна особенность в системе подачи воды – летом из душа шел реальный кипяток, а зимой вода была чуть теплая. Иногда вопрос решался простым сливом воды, но сливать ее стоя под ледяной/горяченной струей никому не хотелось. Морячки, улучив момент, вынесли из рукодельного кружка молоток, которым аккуратно разбили плитку вокруг кнопки включения душа. А потом, все на том же кружке, изготовили деревянные палочки с шурупом в середине. Установив эту палку в расщелину разбитой плитки можно было блокировать кнопку во включенном состоянии, и также регулировать напор воды. В общем, изобретение было более чем полезно.
Помимо братьев Саши и Сергея, в модуле были и другие члены команды злополучного корабля: Юрий П, в простонародии Плита, еще один белорус Игорь и Борис, из Питера. Жили они практически вместе – братья в одной камере, Плита с Игорем в соседней, один Борис жил где-то в другой стороне, с испанцем. У него произошел какой-то конфликт с остальными, и он держался особняком. Все они работали на местной фабрике.

Все морячки были по-своему уникальны в своем колорите. Не знаю, как они с такими разными характерами могли уживаться на корабле. У меня было достаточно времени для того, чтобы близко познакомиться практически со всей командой, от того и возникло это непонимание.
Братья особо ничем примечательным не отличались – простые работяги, но головастые.

Плита был с виду человеком спокойным, на тот момент ему было лет 50-55, во всяком случае он на них выглядел. Как я узнал позже, он относился к категории так называемых бичей . Он был с институтским образованием, начитан, но тяга к алкоголю пустила все под откос. Скатившись до натурального бомжа, он как-то прибился к кораблю, когда тот стоял еще в Литве. Развал Союза застал его в Латвии и натурализоваться он не смог, поэтому из документов у него был только паспорт пришельца, какие выдавали там русским.

Плита носил очки и всем своим видом показывал свою значимость и образованность, остальные же просто над ним ржали. Юрий серьезно увлекался астрологией и мог любому составить подробную астрологическую карту, чем и прирабатывал в свободное время. По характеру он был ипохондриком, ничто его не радовало в застенке. Кроме алкоголя, конечно. А что же это за русские, которые из подручных средств не приготовят веселящее пойло? Как-то раз братья пригласили меня испробовать этого божественного напитка, приготовленного по их рецепту из апельсинового сока (другого не продавали в экономате) и сахара, находящегося в свободной продаже. Приготовление подобных продуктов было строго запрещено, но братья были на хорошем счету и к ним практически никогда не приходили с плановыми обысками, что позволяло осуществить процесс брожения в камере.

При летней жаре в 40 сок перебраживал быстро и выпивался практически сразу. Когда мне его наливали, немного жидкости пролилось на пол и в одно мгновение буквально сожрало краску с пола. Увидев это я поблагодарил за приглашение и мягко отказался пить этот божественный нектар, ссылаясь на слабое здоровье. Никто не обиделся, тем более им больше досталось. Обычно пьянка проходила вечером, после ужина и перед закрытием камер и на все про все было минут 30-40, так что переживать все яркие ощущения состояния алкогольного опьянения уже приходилось в закрытых камерах.

Тут-то Плита и отличился. Как произошло то, что он перебрал никто так и не понял. То ли накопившейся стресс сделал свое дело, то ли жара, то ли героическое прошлое, но Юрия посетила реальная «белочка». Через час после закрытия камер он начал вдруг метаться по камере, стучать в дверь и вообще проявлять двигательную активность, чем привел в замешательство жившего с ним Игоря – тот не мог понять, что случилось и как Плиту угомонить. А щупленький Юрий разошелся не на шутку и приступил к разгрому камеры. На шум пришли фунционарии, которые так же не могли понять, что произошло со всегда спокойным и учтивым Юрием. Но делать было особо нечего – в таких случаях вызывался из больничного модуля врач и он уже решал что делать. По его решению Юрий был привязан к привезенным носилкам и отправлен в тюремную больничку для проведения тестов и лечения. В тюремной больничке, или просто инфермерии, уж чего-чего, а разнообразных тестов было всегда навалом, и основной тест проводился на наличие наркотиков, т.к. передозы были далеко не редкостью. Каково же было их удивление, когда тест на все известные наркотики вышел отрицательным.

Откуда было им знать, что к нашему герою пришла в гости «белочка», почуяв запах алкоголя?? Им и в голову прийти не могло, что можно как-то в тюрьме напиться. Поэтому Плите вкололи транквилизатор и оставили привязанным до утра, для наблюдения. А с утра проспавшегося и успокоившегося Юрия отправили обратно в модуль, т.к. он не на что не жаловался, кроме ужасного сушняка, списав весь неприятный инцидент на внезапное и острое помутнение рассудка, что в тюрьме случается.
Раз уж я коснулся темы инфермерии, то нужно упомянуть о завсегдатае и одновременно герое этого заведения – Бывалом.

Как человек деятельный, Бывалый решил любыми способами выйти из испанского плена. Для этого он решил симулировать тяжелую форму диабета. По его мнению, болезнь могла помочь ему выйти под залог. Но в его расчеты закралась некая ошибка и болезнь симулированная превратилась в реальную. Теперь каждый день он ходил в инфермерию, где ему кололи инсулин. Естественно, что за столько времени он там со всеми перезнакомился. Как-то в шуточном разговоре с врачом Бывалый сказал, что может запросто принять на грудь стакан спирта. Врач, будучи горячим испанцем, не поверил ему и слово-за-слово они поспорили. Врач налил ему стакан, предварительно позвав посмотреть на этого русского дурака и устраиваемое им шоу весь доступный персонал инфермерии. Однако представление дал не Бывалый, который без ненужных раздумий принял стакан халявного спирта, а окруживший его персонал вместе с врачом, у которых пропал дар речи от увиденного.

Зато Бывалый, не растерявшись, потребовал повторить. Тут уже наступил реальный шок у присутствующих и ему налили еще. Бывалый уговорил и этот стакан. После чего он пожелал всем приятного дня и на своих ногах ровным шагом пошел обратно в модуль, оставив стоять с открытыми ртами персонал инфермерии. С тех пор он пользовался заслуженным авторитетом и уважением всех медработников тюрьмы. Еще Бывалый прославился тем, что был единственным заключенным в истории испанских тюрем, у которого отобрали принадлежащий ему телевизор с формулировкой por maltratar a TV. По какой-то одной ему известной причине, Бывалый периодически пытался внести технические изменения в телевизор, находящийся у него в камере. Средства для этого он находил через Фазу, имевшего доступ к ремонтной базе тюрьмы. После того, как несколько раз он был уличен в копании в потрохах своего телевизора, фунционарии его просто отобрали и поместили в камеру хранения тюрьмы.


Но я немного отвлекся от основной темы повествования. После нашего переезда в Мадрид мы ожидали, что начнется какая-то активная «работа» с нами, связанная с расследованием уголовного дела. Однако наши скромные персоны по-прежнему мало кого интересовали. А мы жаждали действия, потому, что прошел год, а нас так никто не о чем и не спросил. Расспросы коллег так и не дали нам малейшего представления о происходящем, кроме одного – или у нас все хорошо, или совсем все плохо. Никакой определенности.

Из наблюдений за населением модуля было понятно, что единственно более-менее вменяемыми людьми, к которым можно было бы обратиться за советом были баски. Те самые баски, которых принято называть сепаратистами, террористами и.т.п. эпитетами, или проще говоря этавцами . Других басков я в испанской тюрьме не встречал. Все эти люди отбывали очень длинные сроки, порой измеряемые тысячами лет. Как это возможно? А очень даже просто. Испанское уголовное законодательство допускает сложение сроков наказаний, а наше, к примеру, только частичное сложение и поглощение более тяжким преступлением менее тяжкого. И получается, 20 лет за убийство 1 человека (умножаем сразу на количество убиенных), 15 – за участие в банде, 20 – за терроризм и.т.д, до бесконечности, по каждому эпизоду преступной деятельности. Итого, в приговоре значится срок, который наврятли целиком осилили бы даже библейские праотцы. Есть даже такой анекдот: Идет суд, судья зачитывает приговор подсудимому: «…3500 лет лишения свободы». Подсудимый восклицает: «Как же так, сеньор судья! Ведь я столько не проживу!» На что судья ему отвечает: «Не переживайте, мы не бюрократы, отсидите сколько сможете.»

Но этот срок, в действительности, ограничен 30-ю годами. Я это к тому поясняю, чтобы у читателя было представление об этих басках, людях, иногда даже молодых, которые по своей воле и за только им понятную идею обрекших себя на жизнь и смерть в тюрьме. Они, как никто другой, действительно ЖИЛИ внутри застенков, держась вместе и соблюдая одним им известные правила и нормы, но всегда максимально корректные к коллегам-простым уголовникам. По правилам, они находились на специальном режиме содержания – premer grado и были FIES , проще говоря, их должны были содержать отдельно от остальных зеков. Но из-за их многочисленности, посчитали нецелесообразным содержать их всех вместе в одном модуле, т.к. терять им уже было нечего и они легко могли поднять бунт. И их раскидали по 2-4 человека в каждый модуль, но с ограничением времени прогулки – premer grado положено гулять только полдня, а вторую половину проводить в камере (по мне, так это привилегия, а не наказание).

Вот к этим милым людям мы и решили обратиться за советом. В sala de televisión они занимали отдельный столик, за который никто, обычно, не лез. Мы подошли к ним и на ломаном испанском объяснили нашу проблему, попросив совета. Баски любезно нас выслушали и ответили, что наврядли смогут нам что-то подсказать, т.к. общеуголовные проблемы их не интересуют и адвокаты, которые их защищают, тоже не возьмутся за нашу проблему, т.к. они «заточены» исключительно на политзаключенных, коими баски себя считали. Мы их поблагодарили и ушли не солоно хлебавши. В дальнейшем, мы узнали, что наши разговоры с этавцами не проходили незамеченными. У фунционарио был специальный журнал, куда он заносил всех лиц, вступающих с ними в контакт.

Но плюс большой тюрьмы в том, что в ней много народа, как бы глупо не звучала эта фраза. На басках свет клином не сошелся, в модуле были и другие не менее осведомленные люди. Серго приметил интересного персонажа по имени Хосе Мария. Это был взрослый дядя лет 50, со следами сладкой жизни как на лице, так и на других частях тела. Он был крайне не общительным и немного как бы высокомерным, но в связи с тем, что его физическая форма оставляла желать лучшего, он не борзел и просто избегал лишних контактов. Серго обратил на него внимание потому, что этот милый человек имел в модуле неоплачиваемую работу – он мыл окна. Ну мыл бы он их и мыл, что в этом такого? Многие местные это делали ради получения дополнительных свиданий. Секрет был в том, что у него на руке был настоящий золотой «ролекс», а Серго понимал толк в таких цацках.

По мнению Серго, парень был явно не простой и стоило попробовать с ним пообщаться. Улучив момент, мы подсели к Хосе Марии и попытались объяснить ему суть нашей проблемы. Он нас выслушал, посочувствовал, попросил показать бумаги, на основании которых нас арестовали и предложил некий план действий. С его слов выходило, что судье, который вел наше дело, вообще не интересно с нами общаться. Если нам нужна встреча с судьей, то мы должны ее сами просить, в противном случае мы своего судью скорее всего вообще не увидим, все общение сведется только к получению нами от него по почте каких-то процессуальных документов. Хосе Мария предложил нам помочь написать ходатайство о личной встрече с судьей, чем мы и воспользовались. Ходатайство было написано от моего имени, что означало, что в суд вызовут меня. Поскольку только я из нас троих давал первоначально развернутые показания, мы решили, что я попробую все перетащить на себя, чтобы другие смогли выйти.

Где-то через месяц меня действительно вызвали к судье. Я был привезен в Audiencia Nacional со всеми приключениями, которые положено испытать зеку при перевозке куда-либо. Меня подняли из подвала в зал, где находился очень важный судья, прокурор, а также мне был назначен бесплатный адвокат и переводчик. Судья поинтересовался, что я хотел ему рассказать. Я как мог объяснил ему, что нахожусь под следствием уже год, мне не понятно, что происходит, и я готов признаться в чем угодно для ускорения судебной машины. Судья спросил, в чем конкретно я хочу признаться. Я, как положено, «обморозился» и сказал, что в чем угодно, если это поспособствует скорейшему торжеству правосудия.

Мне задали ряд наводящих вопросов, пытаясь поймать на каких-то мелочах, но я только подтвердил данные мною ранее показания. За сим мы распрощались. Как итог можно сказать, что моя поездка особого толка не имела.
А пока на дворе стоял солнечный сентябрь. Духота в модуле была неимоверная. Работы было мало и все те, кто был занят на местной фабрике, бездельничали в модуле. Школа начинала свою работу в октябре и поэтому выйти из модуля не было никакой возможности. Тут я должен пояснить немного о школе. В каждом из модулей был класс, предназначенный для начального школьного обучения. Каждый рабочий день в модуль приходил учитель и в этом классе обучал всех желающих основам языка и математики.

После того, как ученик осваивал эту ступень, его перенаправляли в школу, находящуюся вне модуля. Это была настоящая школа с настоящими классами и учителями. Ее огромное преимущество состояло в том, что она располагалась отдельно и в нее ходили люди со всех модулей. Это означало возможность беспрепятственного общения, купли-продажи наркотиков, телефонов и совершение других безобидных тюремных шалостей.
Еще сентябрь интересен тем, что где-то в 20 числах происходит интересное событие – празднование дня какого-то католического святого, патрона всех находящихся в неволе, к коим причислялись и мы. Вы думаете, что нам в его честь раздали по шоколадке и бутылке кока-колы? Ан нет. Дела обстояли намного серьезнее. В честь этого события проводили концерт, в котором участвовали как представители незатейливой местной самодеятельности, так и реальные уличные артисты, приглашенные специально порадовать невольников.

Действо происходило зале, вместимостью человек 500, который находился на территории общей школы. О предстоящем событии знали все, его даже специально не объявляли и проходило оно вечером, часов в 5. Минут за 20 до начала, фунционарио объявлял, что все желающие могут пройти в зал на концерт. Единственное, что нужно было сделать это записаться в список перед выходом из модуля и вычеркнуться из него по возвращении. Любой выход из модуля позволял хотя бы на время вырваться из повседневной рутины, а это уже не мало.

В зале можно было занять любое место и народ обычно кучковался по национальностям – всем хотелось поделиться новостями и просто поболтать с товарищами из других модулей. Кто-то из ребят познакомил меня практически со всей командой морячков, с украинцами и еще какими-то русскоговорящими людьми. Под конец меня познакомили с человеком, сидевшим за большим пультом управления звуком и светом в зале. Звали его Фаза, или просто Юрий, он тоже был членом команды того злополучного корабля. А… ну да, наслышан про вас… - вот было его приветствие. Фаза производил впечатление человека, зашедшего сюда минут на 5 для организации всей суматохи. Болтать ему не очень хотелось и мы удалились на свои места.

Концерт длился часа полтора. Спела одна певичка, потом другая, следом колумбийцы спели колумбийские песни, румыны – под гармошку румынские. После чего на сцену вышла дама очень приятной наружности, в не в меру откровенном костюме для такого места, как мне показалось, и начала замысловато танцевать и… никогда не догадаетесь что делать еще. Она начала потихоньку избавляться от своей немногочисленной одежды. Это был самый реальный стриптиз. Она без стеснения спустилась со сцены в зал, присела то к одному на колени, то к другому, в конце концов поскакав по сцене в костюме Евы удалилась. Зал ликовал.

Набравшись впечатлений, организованная толпа разбрелась по модулям.
В Вальдеморо была очень интересно организована экстренная связь между зеками. Экстренной она была потому, что в рабочие дни всегда можно было передать записку через школу, а в выходные – через церковь – в этих двух местах люди из разных модулей могли беспрепятственно пересекаться. К слову сказать, этими же путями шла торговля запрещенными вещами, включая наркотики. Так вот, модули располагались буквой г, с 1 по 4, дальше поворот, и с 5 по 9.

Здание одного из жилых модулей являлось одновременно стеной предыдущего. Если нужно было отправить записку из 9 в 5, то послание оборачивалось вокруг использованной батарейки, сверху писалось имя адресата и модуль, все это оборачивалось пластиком от пачки сигарет и запаивалось зажигалкой. Далее это «письмо» вручалось коллеге с хорошо развитой мускулатурой и он отправлял этого «голубя» через трехэтажную стену, по направлению к нужному модулю. Письмо прилетало на патио следующего модуля, и хорошо, если не попадало кому-нибудь в голову. Самые активно-беспокойные коллеги (а таких в каждом модуле было достаточно) подбирали его и направляли тем же путем далее, или искали адресата в своем модуле.

С началом октября заработала тюремная школа. Ранее я кратко описывал ее устройство, но, думаю, нужно немного прояснить этот вопрос, тем более, что школа занимала большую часть моего времяпровождения.
По испанскому законодательству заключенный имеет право на бесплатное образование. И это очень правильный закон, т.к. первый раз в своей жизни именно в Испании я встретил взрослого человека не умеющего читать и писать, при том, что он происходил не из какой-нибудь Богом забытой страны на окраине мира, а был самым 100 % испанцем. Ну а где еще учить грамоте таких «красавцев», как не в тюрьме? Это право предполагает усилия со стороны администрации по обеспечению желающих учителями и необходимым учебным материалом. Обучение не ограничено только начальной и средней школой, а может быть также продолжено в университете, в заочной форме.
Начальное обучение проходило в классе модуля. Каждый рабочий день в модуль приходил реальный учитель и обучал всех желающих основам испанского языка и математики. Обучение проходило в два тура – с11 до 12 и с 12 до 13. Все желающие учиться проходили некое тестирование перед началом обучения, которое определяло уровень знаний и в зависимости от этого ученика направляли в нужный класс.

Если знания позволяли, то ученика направляли в среднюю школу. Она находилась вне модуля и представляла собой помещение с 6-7 классами, на втором этаже, рядом с залом, где проходили концерты и другие увеселительные мероприятия. В эту школу приходили люди из разных модулей. В каждом из классов преподавали какую-то часть из материалов средней школы, и по окончании выдавали диплом государственного образца о среднем образовании, подписанный чуть ли не самим королем. Также имелся компьютерный класс, оборудованный вполне современными машинами. Помимо школьной программы существовали классы основ живописи, искусства итп. вещей, в основном предназначенные для людей «культурных и образованных», которым в школе было скучно, но поговорить на разные темы они были всегда готовы, да и просто выйти на часок из модуля и пообщаться с коллегами в непринуждённой школьной обстановке было крайне полезно для психики.
По результатам проведенных тестов мне, как и Серго, рекомендовали позаниматься пока в школе модуля. А Бориса сразу отправили в один из классов средней школы.
Хотя в связи с нашим переездом Серго вынужден был как то общаться с Борисом, в общем их отношения были очень натянутыми. Да и мои отношения с Серго стали ухудшаться. Мы уже больше года проживали в одной камере, что хочешь-не хочешь порождало бытовые конфликты, но была какая-то невидимая черта, которую ни один из нас не переступал. Кроме того, я начал отмечать некоторые черты характера Серго, которые он умело скрывал в начале, но когда ты общаешься с человеком практически 15 часов в сутки ежедневно, скрыть что-либо от соседа невозможно. Серго был глубоко подлым интриганом, носящим маску самой невинности. Его подлость, порожденная скорее всего его понятиями о «правильном» зеке, начала проявляться еще в Жироне.

В модуле, в котором мы жили, был коридор. Его нужно было мыть каждый день. Существовала покамерная очередь на эту работу, т.е. в понедельник его мыла 1-я, во вторник 2-я итд. Коридор был небольшой, и помыть его не занимало больше 10 минут. В камере очередность устанавливалась по договоренности. Так вот, Серго всегда пытался избежать общения со шваброй, убеждая меня и Бориса, что он мыл в предыдущий раз, а сейчас наша очередь, при этом громко возмущаясь нашей наглостью. Учитывая его прошлое профессионального мошенника, он умело представлял черное белым и манипулировал людьми в своих интересах. Говоря проще, у Серго напрочь отсутствовало понятие совести, хотя, как я уже говорил, он умело скрывал это. А проблема со мной состояла в том, что я работал в милиции, где в силу своих обязанностей боролся с подобным контингентом и приобрел некий «фильтр» на людей такого типа.

Я четко видел и чувствовал, когда Серго пытался мной манипулировать и сопротивлялся этому, хотя внешне и не показывал этого. Помните, я говорил о некой черте между нами? Я продолжал ее соблюдать, а Серго, после переезда в Мадрид, начал активное наступление на мои позиции. Прежде всего это было связано с выяснением вопроса «кто виноват в происшедшем». Мне кажется, что у всех подельников рано или поздно этот вопрос возникает. Год мы притирались к друг другу, ну а потом началось… Как казалось мне, крали мы вместе. Кто-то больше, кто-то меньше, это без разницы. Мы оба одинаково в этом участвовали. Борис не в счет, его с нами не было. Тут вдруг Серго начал настаивать на том, что он вообще ничего не делал, а во всем виноват я.

Я организовал, я привез его в Андорру, я подготовил карточки и паспорта, я же и воровал вещи. А он ничего не делал, и поэтому я должен взять вину на себя, а он должен быть освобожден и ехать домой. Я, мягко говоря, был не согласен с такой постановкой вопроса. А Серго продолжал давить на меня. Не зная его подлючести, я бы подумал, что у парня просто нервный срыв и он сам не понимает, что несет. Но тут меня задела такая вольная трактовка происшедшего. Однако мои аргументы никто не слушал. Мне жестко навязывалось чувство вины и ответственности. Причем я и не против был бы взвалить всю эту историю на себя, но не при такой трактовке. В общем, наши отношения стали носить натянутый характер. Я не мог их разорвать, т.к. испытывал страх остаться один на один с тюремной жизнью. Серго давал мне какую-то поддержку в этих стенах. А Серго, со своей стороны, так же не мог отделаться от меня, т.к. мной нужно было как то манипулировать, что бы попытаться выскочить из тюрьмы.

Часть 5

От автора:
"Многоуважаемые читатели! Прежде всего хочу выразить вам свою БЛАГОДАРНОСТЬ за то, что вы нашли время и силы прочитать мою писанину. Так же я рад слышать, что подавляющее большинство оценили это чтиво как вполне годное.
Первоначальной целью написания этой повести было заставить себя
перепрожить заново тот «увлекательный» период времени и сделать из этого
правильные выводы, а не просто написать автобиографию. Перепроживание
процесс не быстрый, да и я ленивый, поэтому работа над текстом
приостановилась.
Точнее даже не приостановилась, а находится в фазе
описания наиболее эмоциональных моментов, которые потом будут выстроены в правильную хронологию. Думаю, при этом мне удастся сохранить и слог
написания, и интригу. Но дайте время! Для тех, кому невмоготу, сообщу, что
история закончится в самолете Барахас-Домодедово. Лет так через несколько.
А за это время произойдет еще немало и грустного, и забавного…
Благодарный аффтар".

Сентября, как такового, в связи с переездами и обустраиваниями на новом месте я не заметил. В октябре началась школа и всю имеющуюся массу свободного времени я старался посвятить учебе. Для себя я принял единственно правильное решение, как мне казалось, на тот момент – извлечь хоть какую-то пользу из сложившейся ситуации. Чем больше я находился в тюрьме, тем отчетливее понимал, что быстрого решения нашего вопроса ждать нет смысла. Есть только ужасающее количество времени, которое нужно как то провести, и сделать это можно или тупо убив его игрой в карты, пустой болтовней с коллегами итп вещами, или извлечь из него пользу. В качестве «пользы» я обозначил изучение языка, т.к. все то, что носишь в голове ничего не весит и в любой момент может пригодиться.

Мне удалось договориться с преподавателями в школе, что я буду посещать оба утренних тура. Они, по началу, отказывались, но я сослался на то, что перед ними особо тупой экземпляр ученика и мне все нужно объяснять дважды. Так же я просил их выдавать мне задание на неделю вперед, т.к. я имел возможность часик-другой заниматься после сиесты. Такими темпами уже к ноябрю мне сказали, чтобы я шел в общую школу, т.к. с программой начальной школы я закончил.

Мое рвение в учебе также не осталось незамеченным администрацией, чего я никак не ожидал. Как то вечером меня подозвал фунционарио модуля и спросил, хочу ли я пойти работать на местную фабрику, есть свободное место. Речь шла об оплачиваемой работе, естественно, и она предполагала полный рабочий день. Предложение это было из ряда вон выходящее. На тот момент, чтобы попасть на фабрику в Вальдеморо нужно было как минимум месяца 2-3 за бесплатно бегать со шваброй по всему модулю, кланяться в ноги каждому модульному фунционарио и каждую неделю ходить ныть к социальному работнику, рассказывая ей о бедственном положении семьи или давить на жалость другими доступными средствами. А мне вдруг так повезло.

Причем я даже не писал прошение с просьбой о трудоустройстве. Поскольку на тот момент у меня особых проблем с деньгами не было, да и возможность выучить язык меня прельщала больше чем пахать на иностранного дядю, я отказался от этого заманчивого предложения. Фунционарио явно был удивлен моим ответом, но колхоз дело добровольное, не хочешь – заставлять никто не будет. Морячки, когда прознали об этом, никак не могли поверить услышанному. Они год просили работу, прежде чем им ее дали, а тут и 3 месяцев не прошло, да еще я отказался.

Продолжая свой рассказ о людях, населяющих 6 модуль, я должен рассказать о единственном на тот момент представителе Чешской республики – Томаше. О его существовании нам рассказал еще Норберт, рекомендовав его как нормального парня. Томаш был уже осужден на 13 лет за перевозку героина, но его дело находилось на стадии апелляции, поэтому он находился в модуле для подследственных.

Томашу было лет около 30, он сносно говорил по испански и ждал в тюрьме разрешения своего вопроса около 3 лет. Дружбы он особо ни с кем не водил, а целыми днями занимался тем, что изучал книги по шахматам и азартным играм. Он знал сотни вариаций игры в домино, нарды итп настольных игр. Серго, как большой знаток нард, несколько раз садился играть с ним, но обмануть Томаша он не мог, поэтому его интерес к нему как к партнеру быстро пропал, да и у чеха с деньгами было тяжело, а на интерес, как мы знаем, играют только дети. История Томаша была банальна. Он работал обыкновенным дальнобойщиком. Однажды, пересекая Испанию на своей фуре, он был остановлен полицией.

Тем вдруг приспичило распилить одну из балок кузова его грузовика, где они обнаружили 4 кг. героина. Томаш отнекивался и от героина, и от грузовика, но его мало кто слушал и теперь, как я уже писал, он ожидал решения по своей апелляции. Как мы узнали немного позже, в нашем же модуле находился его подельник, который и являлся хозяином груза. Он был этническим турком-курдом, коих в последствии мы видели немало – траффик героина из Афганистана в Европу был их национальным бизнесом. Курд был осужден на примерно столько же лет, как и Томаш и коротал время за игрой в паршиш, более его ничего не интересовало.

Жили они в камерах, расположенных одна над другой. Ну жили, скажите вы, и что? Но ведь мы в тюрьме где мало что делается просто так. Как оказалось, такое расположение подельников нужно было для того, чтобы прятать мобильный телефон. Курд имел достаточно денег, чтобы владеть телефоном, вещью, мягко говоря, запрещенной, нуждающейся в скрытном хранении. Но тюрьма не была бы тюрьмой, если бы в ней легко можно было что-то спрятать. Поэтому приходилось прибегать к уловкам. В данном случае, она была больше психологической, чем какой-то другой. Камеры модуля подвергались выборочным шмонам-обыскам, или cacheo. Обыскать все 150 камер модуля физически невозможно, поэтому обыскивали по наводке. В любом модуле были как явные стукачи, так и просто любители, не умеющие держать язык за зубами.

Время от времени информация доходила до фунционарио, что у такого-то есть «запрет» и в эту камеру, обычно в послеобеденный отдых, направлялась группа для обыска, а заодно, для отвода глаз, лениво обыскивались соседние камеры. И почти никогда эти обыски не проводились на разных этажах. И если курд вел разгульный образ жизни, то чех был самим спокойствием и ни у кого не вызывал подозрения. Этим они и пользовались. Чех, не безвозмездно конечно, хранил у себя в камере телефон курда, а ночью, когда заканчивались все проверки и охрана уходила спать, он спускал веревку в нижнюю камеру и поднимал к себе телефон, которым мог свободно пользоваться. Рано утром, еще до проверки, операция повторялась.
Буквально через несколько месяцев после нашего появления они стали жить в одной камере.

Сделаю небольшое отступление для того, что бы описать некоторые тюремные «движения». Человеку, только что попавшему в большую тюрьму, вообще непонятно что происходит вокруг. Тюрьма живет своей жизнью, это как какой-то клуб по интересам, куда тебя «записывают» против твоей воли и где всех объединяет один-единственный интерес – как бы побыстрее из этого клуба свалить. А пока ты ожидаешь этого радостного момента приходится есть, спать, работать или учится, заводить друзей, наживать врагов, в общем, делать практически тоже самое, что и на воле. Разница в этом «почти».

Жизненное пространство сильно ограничено и ты для собственной безопасности и комфорта вынужден узнать все обо всех. Если ты находишься в модуле более полугода, то будь уверен, всем кому интересно знают чем ты дышишь. Мне до какого-то момента вообще было все равно что происходило в модуле, Серго же, как человек с опытом, живо интересовался тюремной жизнью. Я это все поясняю к тому, что сначала не очень понятно кто с кем и зачем дружит или воюет, почему одни разъезжаются, а другие наоборот, кто кому что говорит и какие от этого могут быть последствия.

Вернемся к нашей истории. Около месяца Томаш прожил с курдом в одной камере, а потом у них почему-то провели cacheo . Вещь вполне заурядная, если бы не одно но… в камере нашли ящик виски и другую пищу, явно не продающуюся в экономате модуля. На вопрос фунционарио: «Кто тебе это принес?» курд ответил встречным вопросом: «Неужели ты думаешь, что я тебе скажу кто?». Наивный фунционарио сказал, что да. «Тогда это был ты», сказал курд. Такая дерзость не прошла безнаказанно – оба были сразу же переведены в изолятор, а буквально через неделю подельников отправили в разные тюрьмы с понижением статуса до 1er grado, что можно сравнить со сменой общего режима на усиленный. В любом случае, не подумайте, что это очень страшно. Администрация тюрьмы раз в месяц обязана пересматривать дела тех зеков, которые находятся на режиме 1er grado и если в их поведении нет отклонений, то их возвращают на общий 2 grado.

Где-то в конце ноября ко мне в гости снова приехал Паша. Конечно же, эти визиты были для меня очень большой поддержкой. Уже год как я находился в тюрьме, но к тому времени какого-то осознания мной кардинального изменения своего положения в жизни не произошло, я все еще живо интересовался происходящим на Родине и связь со старой жизнью через Пашу возвращала меня к прошлым воспоминаниям. Казалось, что еще нужно приложить небольшое усилие и все станет как было раньше, ну может быть с небольшими изменениями. У меня теплилась надежда, что вот-вот судья изменит меру пресечения на залог и я сбегу из этой негостеприимной страны.

Помимо себя Паша привез целый ворох зимних вещей для меня и моих подельников. На этот раз нам дали пообщаться всего 45 мин. через стекло – издержки большой тюрьмы, где все равны и получить индивидуальное отношение трудновато. Но я уже начал понимать как работает система визитов и к следующему возможному приезду было решено попробовать организовать 2-х часовую встречу.
Кроме вещей Паша всегда привозил свежую прессу и журналы, чему чрезвычайно радовалось все русскоговорящее население – на тот момент в Вальдеморо не было русскоговорящих, к которым бы с визитами и приносили что-нибудь почитать на русском.

Кроме прессы по моей просьбе была привезена книга о практике йоги. На тот момент у меня обострились хронические болезни, которые меня изводили до такой степени, что я начал считать их опасными для жизни, а т.к. от тюремных докторов особой пользы не было, мне пришла мысль заняться йогой для поддержания здоровья. Теперь каждый вечер, после того, как камеры закрывали на ночь, я раскладывал на полу одеяло и повторял позы из книжки. Книжеца была довольно поверхностной, но ведь надо же было с чего-то начинать.

2003 год близился к завершению, а похвастаться было нечем. Мы так и не знали для чего нас привезли в Мадрид и какие у нас перспективы. Одно было ясно – дело затягивается.
Все чаще я выяснял отношения с Серго. Хитрый и умелый манипулятор, он навязывал мне чувство вины за произошедшее. Все чаще он говорил, что я чуть ли не насильно притащил его в Испанию и вовлек в какие-то махинации, в результате которых он теперь вынужден сидеть в тюрьме и не имеет возможности воспитывать свою малолетнюю дочь. И если бы я был нормальным человеком, то уже давно бы признался судье, что все совершил я один, а он, Серго, жертва обстоятельств, а не преступник. Но кроме разговоров на меня нечем было надавить, и слова оставались просто словами, хотя настроения эти стычки не повышали.

Рождество и Новый год в Вальдеморо праздновались примерно по тому же сценарию, что и в Жироне, но с меньшей помпезностью. 25 декабря с утра проводили праздничную месу в тюремной церкви, далее был праздничный обед и ужин – все скромно, но со вкусом. 31 декабря был только праздничный ужин. Между двумя этими датами нас развлекали концертами или спектаклями в общем актовом зале. Весь персонал, не задействованный в охране или непосредственно в организации концертов был в рождественском отпуске, который заканчивался числа 7-8 января, что означало для нас скукотищу и редкую возможность покинуть модуль и пообщаться с коллегами из других модулей..

Теперь несколько слов о тех, или вернее сказать о той, которая занималась нашим, назовем его так, досугом. Ана (именно Ана, а не Анна, как принято у нас, хотя имя одно и то же), женщина лет 40 с небольшим, видимо психолог по образованию, работала в тюремной системе с момента окончания университета. Ее должность называлась asistenta ocupacioanl – это как бы помощник по занятости. В ее обязанности входила организация массовых мероприятий в Вальдеморо, а также она помогала различным добровольцам, желающим помочь заключенным притупить работу мозгов по пожиранию самих себя и своего хозяина путем перевода в мелкую моторику рук, или говоря человечьим языком, заняться рисованием, вышиванием бисером, изготовлением различных поделок из таких материалов, которые не позволяют покалечить другого – из бумаги, например.

Ана их организовывала и решала вопросы с администрацией по допуску на территорию тюрьмы. За годы своей работы она пережила несколько директоров, а про персонал меньшего калибра и говорить нечего. Т.е. она знала всех и была в курсе всего происходящего в тюрьме. Ана пользовалась заслуженным уважением у настоящих, по испанским понятиям, зеков, т.к. по любому вопросу имела свое личное мнение, часто отличающееся от мнения администрации, а также не очень жаловала стукачей и различных подлиз, коих всегда было в достатке.

Ана была по-тюремному правильной женщиной, которая хоть и не имела какой-то специальной власти, но всегда была готова прийти на помощь человеку, попавшему в сложную ситуацию, выслушать, помочь советом, хотя это и не входило в ее прямые обязанности. А еще она почему-то питала любовь к русским, что было довольно странно для Испании. От нее впервые я услышал переделанную испанскую поговорку el más tonto de rusos hace relojes - самый бестолковый из русских умеет делать часы – намек на нашу соображалку.

Другой незаурядной личностью женского пола была учительница продвинутого класса испанского языка по имени Yolanda. Еще в Жироне, перед отъездом, Норберт меня поучал, что в школе Вальдеморо нужно обязательно попасть в ее класс. Все это потому, что Иоланда была учителем по призванию. К ней в класс я напросился где-то в конце ноября, и действительно не пожалел. У этой женщины была такая энергетика, что весь класс забывал о том, что он в тюрьме. Мы читали занимательные тексты, смотрели фильмы и просто болтали на различные темы, включая даже пошлые, а Иоланда терпеливо нам объясняла когда, кому и что можно говорить, а когда лучше бы и воздержаться. И как-то у нее получалось делать это душевно и доходчиво. Один раз я пришел в класс малость не в себе.

Предыдущим вечером, страдая от бессонницы, я употребил четвертую часть таблетки от этой напасти. Эту пилюлю Серго взял у какого-то наркомана, а им снотворное выдавали практически постоянно. Но таблетки эти были 2 видов – от одних можно было забалдеть если принять сразу несколько штук, а от других толку в смысле балдежа не было. Вот такую беспонтовую Серго и достал. Съев четвертинку, я лег спать и проснулся, в смысле начал соображать, где-то к обеду, хотя с утра, как положено, меня разбудили, и позавтракав, я отправился в школу. Иоланда, видя, что я малость не в себе, поинтересовалась в чем дело. Я ей рассказал историю про вчерашнюю таблетку. На что мне было по-доброму сказано что-то типа сеньор Алексис, вы бы лучше не начинали карьеру наркомана, не к лицу такому серьезнообучающимуся молодому человеку баловаться подобными глупостями.

Старания Иоланды не прошли даром, и к концу года я уже начал более-менее членораздельно изъясняться на языке всем известного идальго, а это повлекло за собой появление новых друзей. Одним из них был Eugenio, или как мы его звали между собой Жека. Происходил он с далекой африканской страны Экваториальной Гвинеи. Невысокого роста пузан, естественно черный, как и подобает быть негру, лет за 40 и в очечках, первоначально он производил впечатление порядочного человека, но на самом деле был проходимцем, каких свет не видовал. Не помню, что меня свело с ним, но Жека был неплохо образован и я просил его помогать мне с освоением языка. В тюрьме он уже находился около 3 лет по статье за наркотрафик – как «одаренного» африканца однажды его посетила гениальная мысль как можно быстро заработать денег. Он нашел друзей в Колумбии, которые спрятали несколько сот граммов кокаина в амортизаторы от машины и почтой выслали в Испанию.

Жека, как умный парень, в качестве получателя указал не себя, а своего молодого родственника. Как только посылка была вручена адресату, Жекиного родственника задержали, и тот сразу сдал Жеку. Конечно Жека отпирался как мог, но испанское правосудие на мякине не проведешь и оба загремели на 9 лет. В нашем модуле он ожидал решения по кассационной жалобе и считался еще как бы не осужденным. Жека был сам из Мадрида, на воле у него оставалась бывшая жена и сын, но я не помню, чтобы они его хоть раз навестили или прислали каких-то денег. Жеке приходилось зарабатывать на жизнь в тюрьме самому. Он, по началу, промышлял мелким trapicheo , но позже обнаружил в себе дар писателя ходатайств. Как я уже говорил, Испания страна крайне бюрократическая и если никуда не писать и ничего не просить, то можно забыть о выходе под залог или условно-досрочном освобождении.

Существует даже благотворительная организация, издающая некий сборник образцов документов для человека попавшего в тюрьму, который она готова выслать бесплатно по почте любому, кто находится в тюрьме. (кстати очень дельный сборник, составленный ведущими адвокатами Испании). Так вот, Жека, вооруженный этим сборником, написал несколько прошений коллегам в модуле об изменении меры пресечения и их, к всеобщему удивлению, удовлетворили. Этим Жеке была обеспечена слава знатного «адвоката» и очередь из желающих воспользоваться его услугами. Естественно, не безвозмездно – страждущие сразу отправлялись в экономат за несколькими пачками сигарет или едой. Со временем Жека довел «писания» своего «адвокатского бюро» практически до совершенства и вот каким образом. Обладая природной наглостью, он просил почитать документы у вновь прибывших коллег, или у тех из них, кто имел хороших платных адвокатов. А поскольку в Испании уголовное право допускает аналогию, то в прошении можно ссылаться на ранее принятые судебные решения по аналогичным делам. Жека выискивал в документах самые сливки и употреблял их в своих прошениях. Имея, что называется, под рукой такой проходной двор как следственная тюрьма, он имел доступ к огромному количеству жалоб и прошений всевозможнейшего характера и использовал их в своих целях.

Первая половина 2004 года пролетела практически незаметно. Полностью проникнувшись тюремной рутиной я уже не замечал проходящие дни. Какие-то люди приходили в модуль, какие-то выходили на свободу (а некоторые даже умудрялись попасться снова и снова же выйти) или уезжали в другие тюрьмы, а у нас было все без изменений. Что происходило с нашим делом мы понятия не имели, а узнать было негде. Да и происходило ли с ним что-нибудь вообще? Нам оставалось только ждать своего часа. Но сколько его ждать… Срок предварительного содержания в тюрьме по нашим статьям был 2 года, и его могли продлить еще на 2, т.е. по идее более 4 лет человек не мог находиться в тюрьме под следствием. Однако я был свидетелем того, как два иранца находились без суда 4,5 года и никто их выпускать не собирался. Их случай даже был описан в достаточно популярном бульварном журнале, и это тоже не имело какого-нибудь эффекта. Если мне не изменяет память, до суда они просидели 5 лет 2 мес., получив по 27 лет тюрьмы каждый.

Одним из интересных моментов испанского следствия являлось то, что судья, который вел следствие, в принципе не допрашивал подозреваемых. Ему вообще не интересно, что там себе думает подозреваемый, какова его роль и степень участия в преступлении. Судья и так все знает и видит. А если ему что-то непонятно, то он не стесняясь это выдумает, основываясь на элементарной, как ему кажется, логике, но не на фактах. Поэтому подследственный не имеет понятия о следствии, его не расспрашивают и вообще к нему никто никакого интереса не проявляют.





ТУТ НЕ ПОМНЮ


Где-то в апреле месяце на доске объявлений в модуле появилось сообщение о наборе на курсы звукооператоров для радио. В летние месяцы, как оказалось, давали ряд курсов для всех желающих. В основном в Вальдеморо обучали рабочим профессиям - сварке или там укладке плитки. Вновь полученные навыки учащиеся отрабатывали ремонтируя внутренние помещения тюрьмы. Особо везучим удавалось попасть на курсы поваров. Везение заключалось в том, что там была возможность наесться до отвала приготовленной едой. Конечно вопрос голода в тюрьме вообще не стоял, но разнообразия пищи явно не хватало, а тут была уникальная возможность устроить праздник живота. Курсы длились обычно 2-3 недели, каждый рабочий день, в вечернее время. По окончании выдавался диплом, от имени МВД, что такой-то прослушал такие-то курсы в количестве стольких-то часов.

Никакого упоминания места проведения и обстоятельств.
Поскольку впереди ожидало скучное во всех отношениях лето, я решил подать прошение на курсы этих самых звукооператоров – какое-никакое, а развлечение. Недели через две, к моему немалому удивлению, моя фамилия значилась в списке допущенных к данному курсу.
В назначенный день меня пригласили в учебный класс, который находился в тупике справа от выхода из моего модуля. Ранее я и не подозревал о наличии там какого-то класса. Там меня и еще человек 20 ожидал молодой человек лет 30 – наш учитель. Педро был милейшим парнем, отлично знал свое дело и пытался донести свои знания до нас. Основная трудность преподавания в таких специфических местах заключается в том, на мой взгляд, что на преподавателя сваливается тот груз проблем, который несут на себе ученики. Готов ты их слушать или нет, они все равно донесут до тебя весь ужас своего положения, несправедливость их осуждения и другие «положительные» эмоции, которыми полнится тюрьма.

Педро стойко выдерживал этот натиск, и по-своему привносил положительное в нашу повседневную рутину – то приносил из дома какое-нибудь свежее кино, то давал поменьше скучноватой теории и побольше практики. А практика состояла в том, что в Вальдеморо была своя радиостанция, или просто «radio», где мы и оттачивали свое «мастерство». Это было небольшое угловое помещение, напротив 5 модуля, где была оборудована студия, вещавшая на пару километров вокруг Вальдеморо. До этих курсов я не знал о ее существовании. Как оказалось позже, несколько человек из нашей группы работали там днем. Из русских на курсе был только я, но через пару дней к нам присоединился упоминавшийся ранее Юрий, по прозвищу Фаза. Он вел себя надменно, всячески показывая, что все, что ему здесь рассказывают он уже давно знает. И от части это было действительно так, и раз уж я про него упомянул, расскажу что он из себя представлял. Фаза был по образованию инженер и входил в команду злополучных моряков.

Родом откуда-то из Краснодарского края, он почему-то никогда не рассказывал о своем прошлом, хотя времени пообщаться у нас было предостаточно. Всегда надменный и самоуверенный, даже со своими подельниками, он обладал одним уникальным для Испании качеством – он мог починить все, что включалось в розетку, и даже немного больше. Благодаря этому умению Фаза находился на особом положении. Формально он работал в mantenimiento , а фактически у него в помещении этого самого mantenimiento был отгороженный кабинетик, где было все необходимое для ремонта техники – администрация не скупилась в смысле покупки оборудования. Фаза реально находился в золотой клетке – в его распоряжении было все, что душе угодно для любимой работы, кроме свободы. А еще он мог неслабо зарабатывать, т.к. помимо мелкого ремонта к нему обращались и для проведения каких-нибудь инженерных работ, а так же для устранения косяков специалистов с улицы, и это уже оплачивалось по отдельному прейскуранту. А чего стоил случай, когда перед самым чемпионатом мира по футболу, а в Испании это событие покруче полета первого человека в космос, при проведении каких-то работ в электросети тюрьмы, какой-то очередной вольный умник пустил в сеть 380 вольт и выжег 60 % всех телевизоров тюрьмы.

Поднялся, конечно, гвалт невообразимый. Администрация отвезла пару телеков в мастерскую на улицу, где им объявили цену порядка 50 евро за один. Тут пришел звездный час Фазы: посмотрев, что выгорело пару конденсаторов, он предложил починить их ну как максимум за 5. Естественно, ему сразу закупили все необходимые детали и за несколько дней он смог отремонтировать все сгоревшие телевизоры. Вся тюрьма знала, что он будет их ремонтировать и самые хитрые искали пути к Фазе для того, что бы именно их телек оказался первым в ремонте. Многим удавалось продвинуть очередь за несколько пачек сигарет или телефонную карточку – негласную тюремную валюту.

Фаза из чужих особо не с кем не общался, но если его о чем-то просили, он по возможности помогал, во всяком случае мне так казалось. Находясь а тюрьме, он даже умудрился жениться. Случай неслыханный, учитывая, что Вальдеморо чисто мужская тюрьма, а гомосексуальные браки на тот момент времени в Испании были запрещены. Вы не подумайте плохого, Фаза был далек от autentico macho iberico . Я не вникал в историю этих отношений, но вроде кто-то из приходящих волонтеров, кто так же посещал и женскую тюрьму, предложил познакомить русскоговорящих, находящихся здесь, с русскоговорящими оттуда. Так Фаза познакомился с некой барышней, отбывающей 9-летний срок за траффик кокаина. Не знаю, что их на это побудило (безумную любовь я исключаю категорически), но собрав необходимые документы они потребовали расписать их, что и было сделано путем доставления обоих под конвоем в гражданский суд, где судья произвел бракосочетание.

С этого момента они имели право на законный виз-а-вис, но учитывая то, что они находились в разных тюрьмах провести это было нереально. Но Фаза не был бы Фазой если бы не решил этот вопрос. Не знаю кто за него просил, а без чьей-то личной просьбы замдиректора по безопасности никогда бы не разрешил этого, но Фазе подписали разрешение на посещение своей жены. Администрации тюрем согласовали дату и Фаза был на три дня перевезен в тюрьму, где содержалась его жена и им предоставили несколько часов виз-а-виса. А потом Фазу вернули обратно в Вальдеморо.

Возвращаясь обратно к радио замечу, что без Фазы оно вообще навряд ли бы существовало – ко всему электронно-железному, что там было он приложил свою руку. А самое интересное для меня на этой радиостанции было наличие там нескольких компьютеров. У меня имелась какая-то склонность к этой технике – я мог настроить практически любую программу или починить несложную поломку. На этой почве я и сошелся с Фазой. Всем же знакома эта особенность людей, связанных с компьютерами, часами болтать на странные для непосвященных темы? Именно это и сблизило нас.
Как то уже ближе к концу курса я поинтересовался у Фазы, есть ли возможность пристроиться на эту радиостанцию. На дворе лето, скукотища, а тут можно было бы неплохо провести время. Фаза, как обычно с умным видом, обещал узнать, можно ли это организовать.

Прослушав положенные нам 280 часов и сдав экзамен (я умудрился списать на 94 балла из 100), курсы благополучно закончились, нам пожали руки, выдали дипломы и пожелали творческих успехов в освоении полученных знаний и умений. Но для меня лично история только начиналась. Фаза сдержал слово и буквально через несколько дней меня вызвал на радио educador Цезарь. Он был самым главным человеком, решавшим кому здесь находиться. Фаза был там же, он представил и порекомендовал меня на свое место, аргументируя тем, что возможно очень скоро он выйдет на свободу, обещав помочь если я с чем не справлюсь. Цезарь был не против и я заменил Фазу на радио, а Фаза полностью погрузился в свой ремонтный бизнес.
Итак, шел июль 2004, не предвещавший ничего интересного, а я оказался в самом наиблатнейшем, если здесь уместно это слово, месте Вальдеморо. В моем распоряжении оказалось 4 соединенных в сеть компьютера, небольшой лазерный принтер, паяльник, кофеварка и тостер. А также новые коллеги, о которых я просто обязан рассказать. Эду, он же Эдуардо, отбывающий далеко не первый срок в 7 с лишним лет.

Он относился к той малочисленной группе испанцев, которых можно было отнести к профессиональным преступникам. Всю свою жизнь, в силу каких-то обстоятельств эти в общем-то совсем не плохие на мой взгляд люди или бандитствовали, или отбывали срок. Эду начал свою карьеру преступника вместе со своим старшим братом в конце 80-х, а историю того времени я описывал ранее. Все свелось к героину, тяжким преступлениям против личности, длительным срокам заключения, снова к героину, мятежам, убийствам в тюрьме, новым срокам и далее по кругу. На момент моего знакомства с ним он уже отбыл половину срока, но администрация не очень-то торопилась применять к Эду поблажки пенитенциарной системы в виде permiso или tercer grado penitenciario. Помимо прочего он также входил в группу персонажей, которых мы называли «группа здоровья» - это счастливцы, получающие медицинский метадон в качестве своеобразной героинозамещающей терапии, о которой также я рассказывал ранее.

У Эду на радио был не менее занимательный друг Рамон, отбывающий срок в 12 лет за продажу ХТС. Не смотря на то, что он также был рецидивистом, судьба была более благосклонна к Рамону – он не хотел ходить на permiso и вел борьбу за прямое получение tercer grado. Не знаю, имел ли Рамон наркоманское прошлое, но в тот момент, когда я с ним познакомился он не употреблял ни в каком виде, учился дистанционно-заочно в местном университете и вообще производил положительное впечатление. Рамон негласно был как бы «смотрящим» за происходящим на радио в отсутствие Цезаря. Это положение он занимал исключительно благодаря своему авторитету и никогда не злоупотреблял этим. Следующим в нашей веселой компании был Джоан. Каталанец по происхождению, он находился как бы на особом положении – уж как-то слишком близко он общался с Цезарем. Выглядело это следующим образом. У Цезаря был на радио свой кабинет – часть общего помещения была отделена стеклянными стенами и закрывающейся на ключ дверью. Когда Цезарь был на месте – а бывало это не часто – Джоан нырял в этот кабинет и задушевно щебетал с Цезарем.

О чем они болтали никто не знал, но со стороны это было похоже на некое подобие беззастенчивого стукачества. Не то, чтобы Цезарь был сторонником стукачества, даже скорее наоборот. Просто ему нравились каталанцы, но об этом я расскажу чуть позже. Эду, Рамона и других испанцев это немного бесило и время от времени они делали Джоану некие внушения, которые последний всегда парировал. Джоан был из богатой семьи. Он не рос на улицах, получил отличное образование и никогда ни в чем не нуждался. Он был этаким испанским мажором. Ах, извините за неполиткорректность, каталанским. Но Джоан, как говорится в известном детском произведении, связался с плохой компанией, начал играть в орлянку и покатился. Хотя его дурная компания и состояла из очень приличных и воспитанных людей, способом своего обогащения они, не мудрствуя лукаво, избрали хорошо всем известный наркотрафик. В Вальдеморо же Джоан ожидал решения по апелляции на те 12 лет, которые ему намеряли.

Еще одним профессиональным зеком в нашей компании был Луис, также человек интересной судьбы. Будучи лет 20 от роду он устроился в Guardia Civil, по стопам своего отца. Он особо не вдавался в рассказ подробностей его обязанностей на службе, но в его распоряжении по ночам оказывался сейф с оружием. Луис подбил пару своих дворовых товарищей и вооружившись, они по ночам грабили все, что только можно ограбить. И все бы ничего, но судьба приготовила для них совсем неожиданный подарок – во время одного из ограблений Луис для устрашения выстрелил в воздух и пуля, отрекошетив, убила охранника. Далее вопрос их поимки был только вопросом времени и все красавцы оказались в тюрьме. Во время первого срока Луис познал все радости героинового кайфа и других прелестей жизни, включая заражение ВИЧ. Отсидев порядка 8 лет он стал выходить на permiso, но и тут его ожидал «сюрприз» - во время одного из этих выходов из тюрьмы его задержала полиция и обвинила в ограблении которого, по словам Луиса, он не совершал. Конечно в суде никто не слушал крики возмущения ранее судимого за аналогичное преступление Луиса. Он был осужден и на момент моего с ним знакомства отбыл порядка 13 лет своего срока, а полный составлял что-то около 20.

Эти четверо составляли на тот момент костяк радио, остальные люди приходили и уходили время от времени.
Теперь Цезарь. Как я уже говорил, его должность была educador. Чем занимается этот самый воспитатель я так и не понял, видимо наблюдает за процессом перевоспитания заключенного. Цезарь начал свою трудовую карьеру в качестве простого охранника в барселонской тюрьме La Modelo в 80-х годах. Тогда La Modelo представляло собой удручающее зрелище – недостаток еды, насилие, наркотики и другие прелести тюрьмы. Однако эта обстановка не сломала психику Цезаря, по его рассказам он как мог старался облегчить жизнь заключенным, однако подтверждения его слов от кого-нибудь, кто знал его в то время, я не слышал. Но в целом он был нормальным мужиком, поэтому предполагаю, что так оно и было. Поработав охранником некоторое время, Цезарь поступил в университет для изучения психологии и социологии, а по окончании продолжал работу в пенитенциарной системе, но уже в должности educador. Из работы охранником он вынес странную любовь к каталанцам, и видимо поэтому он часто болтал с Джоаном, употребляя в разговоре каталанские слова и выражения. Скорее всего его работа на радио была никак не оплачиваемой общественной нагрузкой и тюрьма также не тратилась на какое-либо материальное поддержание радио. Однако она приносила ему некий социальный статус и вот каким образом.

Каждый вторник проводился прямой радиоэфир из тюрьмы с ведущим программы La ventana на Cadena Ser. В общем то все находящееся на радио оборудование было ему передано этой самой Cadena Ser. Хоть оно и было устаревшим морально, трудами незабвенного Фазы оборудование было доведено до ума. Единственно, что было новым, так это специальные декодеры, передающие по телефонным линиям голос в центральную студию Cadena Ser. В день трансляции приезжал специальный сотрудник с Cadena Ser, который и настраивал все эти каналы связи.

Как мне показалось, Цезарь старался не вникать в те проблемы, благодаря которым его подопечные попали в Вальдеморо, хотя совершенно точно, что перед тем как принять на радио того или иного кандидата он досконально изучал его личное дело и разговаривал с фунционариями модуля, дабы выяснить всю подноготную претендента. Мне даже трудно описать его отношение к нам. С одной стороны, он не панибратствовал, с другой он разговаривал с нами на равне, не строя из себя умника итп. Цезарь придерживался довольно свободных взглядов и не особо стесняясь мог при нас критиковать администрацию, если был с чем-то не согласен. Я бы сказал, что он являлся неким образцом человека диалога – он говорил на любые темы, обсуждал их, высказывал свои за и против, но при этом был очень объективен. В свободе своих взглядов он очень был схож с Аной, которая часто приходила на радио просто поболтать с нами, обсудить местные сплетни и какой все-таки директор тюрьмы му...к, что сделал то-то и то-то.
Вернусь к нашему «радийному» быту.

С утра мы приходили на радио примерно к 10 часам. Первым был, конечно, Джоан. Ворота модуля 5, в котором он содержался, находились как раз напротив двери радио и эдукадор, открывавший дверь, обычно звал его. Джоан приносил с собой несколько батонов хлеба, которые он тырил из раздаточной модуля.
Сделаю небольшое отступление, чтобы осветить вопросы готовки и раздачи еды в Вальдеморо. Еда готовилась в специально отведенной для этого кухне профессиональными поварами и подручными зеками, из расчета 1-го повара на 10 подручных. Однако слово «готовилась» не совсем применима к этому процессу. Она скорее разогревалась из полуфабрикатов или резалась, если вопрос касался салатов. Лишь пару раз в неделю в меню попадали одни и те же похлебки, которые действительно готовились.

Что касается меню, то оно делилось на летнее и зимнее; обыкновенное, мусульманское, вегетарианское и диетическое. При кажущемся многообразии выбора еда была практически одинакова. Меню было составлено на неделю и еженедельно повторялось. За приготовленной едой три раза в день из модуля ходили специально назначенные люди, обычно 3 человека. На кухне им давали тележку, в которой находилась еда согласно поданным фунционариями спискам. Тележка была с электрическим подогревом, ее везли в модуль и там включали в сеть, чтобы еда не остыла. Но это в теории, на практике же получающий еду последним мог быть уверенным, что ее температура будет не выше комнатной. Столовая модуля состояла из 2 частей – раздаточной и самого помещения, где находились столы, Вход в эти помещения был раздельный. Отделены они были друг от друга стойкой, подобной той что мы видим в сберкассе, т.е. кирпичной стойкой со стеклом до потолка и отверстием между стойкой и стеклом, для просовывания подноса с едой. Когда подходило время еды, по приглашению фунционарио, зеки выстраивались в очередь перед раздаточной.

Раздатчики в поднос накладывали еду, тот передавался от одного раздатчика другому и в конце стойки просовывался наружу. За процессом раздачи обычно наблюдал фунционарио. Обделенных едой не было, но раздатчики всегда своим друзьям оставляли лучшие куски, и остатки еды после раздачи делили по своему усмотрению.
Так и образовывался тот излишек хлеба, который Джоан, работавший на раздаче, приносил на радио. Как я уже говорил, на содержание радио никаких специальных сумм не выделялось. Все что елось-пилось внутри приносилось самими зеками. Кроме разве что кофе, который по мере надобности покупал на свои деньги и приносил Цезарь. На радио была собственная «неучтенная» администрацией кофеварка, в которой по утрам и готовился этот кофе. Также из «запрещенного» имелся тостер, в котором мы жарили хлеб. Таким образом, «жители» радио, как настоящие «сеньоры», по утрам вкушали второй завтрак, состоящий из чашечки кофе и тоста, политого оливковым маслом и посыпанного сахаром. Такое барство нам негласно было позволено Цезарем.

Таким образом, мое дневное времяпровождение поделилось на 2 части – до обеда я находился на радио или в школе, а вечером – в модуле.
Совсем забыл упомянуть о том, что где-то через месяц после нашего переезда в Вальдеморо туда же перевезли наших польских «друзей» - их дело по какой-то непонятной причине также направили в Audiencia Nacional, с автоматическим переводом в Мадрид. Двое из них, Мариус и Дариус, попали в модуль 5, а Лешека поместили к нам, в шестой. Ну как полагается, за отсутствием польской компании Лешек дружил с русскоговорящими. Его заселили в соседнюю от нас камеру к испанцу по имени Альберто. До того, как в эту камеру попал поляк мы и знать не знали об этом Альберто, но т.к. поляк стал нашим соседом, мы ходили к друг другу в камеры и так познакомились с этим забавным персонажем. А забавность у него действительно была необычная. Он никогда не мылся. То есть вообще. И заметил это поляк, т.к. до того моешься ты или нет никому нет дела. Лешека, зека с 25- летним стажем, это изрядно удивило и он рассказал нам, что

Альберт пару раз в неделю протирается мокрой тряпкой и на этом все заканчивается. С чем сей факт был связан – загадка, т.к. в душевых Вальдеморо были отдельные кабинки, где тебя никто не мог видеть, да и за такие подсматривания можно было бы огрести по-взрослому. Даже блюдущие по-особенному интимность причинных мест мусульмане мылись там же в трусах, и ни у кого это вопросов не вызывало. Видимо, Альберто был натуральным свином. Это было странно, учитывая что ему было под 60 и он был прекрасно образован. Так же Альберто считал совершенно лишним стирать постельное белье. Однажды, эксперимента ради, Лешек насыпал ему на простыню горсть кукурузных хлопьев. Альберто не заметил подвоха, завалился спать как ни в чем не бывало, а утром просто стряхнул с себя кукурузную муку, к простыне же он даже не притронулся. Видели бы вы глаза Лешека, прибежавшего тут же к нам с этой историей!

Что-то я все рассказываю про чужих людей, обходя вниманием нашего третьего подельника Бориса, пора бы эту оплошность исправить. Боря попал, как я уже говорил, в соседний 7 модуль. Туда в основном помещали людей, имеющих какие-либо взыскания от администрации, а также не в меру агрессивных персонажей. На практике же этот модуль был одним из самых спокойных, т.к. из соображений безопасности он был заполнен только на половину. А это означало, что в нем была возможность жить одному в двухместной камере. Поначалу Бориса поселили к кому-то, но через короткое время он со своей неуемной общительностью сумел втереться в доверие к кому нужно и стал жить отдельно. Так же это его качество позволило ему завести кучу знакомых и через несколько месяцев его знала почти вся тюрьма. Толку и пользы от этого, по большому счету, особого не было, но если посмотреть глубже, впоследствии ему удалось это использовать. Одним из первых Бориных друзей был иранец по имени Али. Тому было за 50 и отбывал он за торговлю наркотиками (а за что же еще??).

Боре была знакома эта тема и на этой благодатной почве, видимо, они и спелись. Али занимал в модуле должность главного по уборке, т.е. расставлял по местам уборщиков. Эта должность давала ему право на дополнительный виз-а-вис, а также, скажем, возможность более интимно общаться с фунционариями и даже иметь доступ в их огороженные помещения. Не думайте, что работающие в испанских тюрьмах охранники являлись образцом неподкупности. Ничто человеческое им было не чуждо, тем более хорошо оплачиваемое человеческое. Али воспользовался такой возможностью и смог наладить трафик гашиша из-за стен нашего веселого заведения во внутрь. Он свел свою жену с нужными людьми и она несколько раз в месяц передавала фунционарио порядка килограмма наркотика, который тот заносил в тюрьму и передавал Али, который, в свою очередь, продавал его оптом и в розницу всем страждущим. Деньги же или сами зеки, или их родственники, отсылали почтовым переводом на жену Али. И все были довольны – наркоманы с кайфом, Али с фунционариями при деньгах, а Боря вроде как бы в теме происходящего и возможностью заработать на перепродаже.

Серго, помятуя старые обиды, практически с Борей не общался, и даже не здоровался. Боря отвечал ему тем же.
Лето 2004 я провел шикарно – других эпитетов я не нахожу, чтобы описать время, проведенное мною в стенах радио. Пока коллеги вынуждены были гулять по патио под палящими лучами солнца я, вместе с немногочисленными счастливчиками, проводил время на радио, в комфортной температуре, с компьютерами и кофеваркой.
Рамон, будучи в курсе всех интересных кружков-мероприятий, проводимых в тюрьме, как-то предложил мне поучаствовать в кружке под названием «медитация дза дзэн». Я понятия не имел, что это такое, но поскольку это давало возможность раз в неделю вечером провести пару часов где-то в районе школы, а не в опостылевшем модуле, я на всякий случай согласился. Рамон обещал урегулировать необходимые формальности и в один из последующих дней, часа в 4 вечера, меня вызвал фунционарио и заговорчески сообщил, что меня ожидают в area socio-cultural на медитацию, поинтересовавшись, а что это, собственно, такое. Я честно ответил, что понятия не имею, сам туда иду первый раз. Меня выпустили из модуля и я поплелся в сторону школы.

В одном из классов меня ожидали Рамон и еще человек 5-6 из разных модулей, а также две женщины, Елена, лет около 60, и Маргарита, которой на вид уже было под 70. Они очень радушно меня встретили, поинтересовались откуда я, и объяснили суть процесса. К моему приходу все столы в классе были сдвинуты к стене, так что получилась просто пустая комната. Периметр комнаты был выложен одеялами, сложенными пополам так, что получался замкнутый прямоугольник. На этих одеялах, через определенный промежуток, лежали подушки, на которых мы сидели. Посадка играла важную роль: нужно было по возможности сидеть с ровной спиной, ноги сложить на подобии позы лотоса и смотреть на точку на полу в метре перед собой. Иногда мы садились лицом к стене и тогда нужно было смотреть на нее. Перед началом медитации звонили в колокольчик и нужно было просто сидеть без движения, наблюдать за дыханием и плывущими мыслями в течении 30 мин. После опять звонил колокольчик и мы определенным шагом шли 2-3 круга по нашим одеялам по периметру комнаты, а потом все повторялось, и так 3 раза.

После люди делились своими наблюдениями и переживаниями. Вроде бы ничего заумного, но не так-то просто просидеть без движения 30 мин, да еще наедине с самим собой. У кого-то болели ноги, у других спина, а у третьих в состоянии телесного покоя в голове начинала вариться такая каша, что они уставали больше тех, у кого болело что-нибудь в теле. Данный «кружок», назовем его так, не был очень-то популярен, оно и понятно почему – слишком мало оставалось времени на болтовню, жалобы на судьбу-злодейку итп занятия, столь популярные в среде заключенных. В общем с этого дня я начал посещать это еженедельное незатейливое мероприятие.

Продолжу знакомить вас с жителями 6 модуля. Достойна упоминания еще одна группа отчаянных моряков-наркотрафикантов, на этот раз из Греции. В модуле их было всего трое – старичок-капитан, лет 70, и два его помощника – Минос и Софоклис. Именно последний нас и интнресует, т.к. греком он был номинальным, а на самом деле родился он и последующие 40 лет жизни провел в СССР, где-то в Казахстане. А когда держава начала рассыпаться, Софокл (как он значился в советском паспорте) вспомнил про свою историческую родину и решил, что пусть Россию спасают другие, а он поедет туда, где все есть и практически круглый год лето. Будучи потомком натуральных греков, когда-то бежавших под защиту России от турок, он без труда получил греческое гражданство и обосновался вместе со своей семьей где-то около Афин. А поскольку таких как он в то время было немало и жизнь давалась нелегко, Софокл нашел друзей, предложивших ему срубить деньжат по-легкому. Легкость заключалась в перевозке из Южной Америки двух тонн кокаина. Не на себе, конечно, а на корабле. Греки, как понимающие в мореплавании, приобрели необходимое судно, а Софокл нашел еще пару земляков-русских в качестве команды.

Причем русские не говорили по гречески, а греки по русски, и Софокл был в качестве «толмача» между ними. Ну и конечно же он был «в теме», в отличии от русских, которых нанял он как простых разнорабочих. Проблема оказалась в том, что оба грека были рецидивистами в этом бизнесе, а Минос вышел буквально за несколько месяцев до их отбытия от берегов Греции из итальянской тюрьмы, где провел 6 лет за тоже преступление. По-видимому, полиция следила за ними и вся их операция с самого начала была обречена. Но им дали доплыть до Венесуэлы, загрузиться, и уже где-то на подступах к европейскому берегу их корабль был задержан таможенной службой Испании. А дальше все как у всех, суд и Вальдеморо. Уже в тюрьме стали выясняться интересные подробности организации этого «путешествия».

Оказалось, что Минос еще на берегу настаивал на введении в курс происходящего всех участников конфессии и дележе поровну возможной прибыли, однако Софокл утаил сей факт от русских, и обещал им в разы меньшую сумму, рассчитывая остаться с разницей. Этот факт совсем не делал чести Софоклу, а говорил о подгнившем нутре бывшего земляка. Не смотря на это русскоговорящие с ним нормально общались. Софокл в отношении греков вел себя крайне непочтительно и даже временами агрессивно, обвиняя их в том, что они не взяли всю вину на себя, а он, всего лишь повар и переводчик, ничего не знал и сидит здесь за просто так (для меня до боли знакомая история). Но Минос, говорящий по итальянски, рассказывал нам совсем другие истории и верили почему-то именно ему.

Если вы все еще следите за временем, наше нахождение в заключении приближается к 2 годам. И что же мы имели к этому времени, так сказать, в «активе»? А ровным счетом ничего. Мы так и не понимали, что происходит и как этому можно противостоять. Было ясно, что без хорошего адвоката ждать нам нечего. Но где же его взять? Коллеги из модуля ничего путного подсказать не могли, а снаружи у нас никого не было, кто бы мог помочь с поисками. Боря полностью устранился, ссылаясь на отсутствие средств для оплаты адвоката. Да и вообще казалось, что он полностью погрузился в тюремную жизнь и даже начал получать от этого удовольствие. У меня же все обстояло не так просто… Отношения с Серго ухудшались.

И если у меня была отдушина в виде радио, где я мог отвлечься от происходящего, то он целыми днями «гонял», т.е. снова и снова переживал случившееся. В результате этих «гонений» Серго убедил себя в своей невиновности и начал всем вокруг рассказывать версию о моем коварстве и о том как я его, честного отца семейства, втянул в историю с карточками. Для меня это, с одной стороны, не имело никаких внешних последствий, т.к. каждый в тюрьме озабочен своими проблемами и слушает чужие истории исключительно от скуки. С другой, Серго давил и требовал от меня взятия всей вины на себя, т.к. он предполагал, что это обеспечит ему немедленное освобождение. В конце концов я согласился и предложил ему обеспечить материально мой, вероятно, долгий срок пребывания в тюрьме при таком сценарии. Серго не согласился, сказав, что я обязан сделать это даром, т.к. его вины в происходящем нет. Нам так и не удалось о чем-то договорится.
Между тем, Борис дал мне знать, что нам необходимо встретиться в ближайшее время.

Буквально на следующий день он пришел ко мне на радио и привел с собой своего товарища Мигеля. Поболтав втроем ни о чем, Боря сказал, что у Мигеля есть отличный адвокат, который всех знает в Audiencia Nacional и готов нам помочь. Поскольку никаких более приличных адвокатов на тот момент в поле зрения не было, я попросил Мигеля организовать нам встречу. Организация заключалась в том, что когда этот адвокат придет навещать Мигеля, последний назовет мое имя и адвокат вызовет меня для разговора. Это была общепринятая практика в Вальдеморо.
Все разговоры с адвокатом велись в том же помещении, где проводились встречи с родственниками. Это было большое помещение, разделенное стеклянными перегородками часть кабинки можно было попасть только со стороны улицы, в другую – только со стороны тюрьмы.

Рикардо
Не прошло и недели, как я был осчастливлен приглашением в локуториос от некоего Рикардо Гарсиа, того самого адвоката. Рикардо выслушал меня и сказал, что ему понадобится некоторое время, чтобы получить доступ к моему делу. Но человек он серьезный, со связями и этот вопрос решит. От меня же нужны только деньги. И чем быстрее, тем лучше, а то он затеял ремонт в офисе и не хочет тянуть с ним. Мне была нарисована перспектива скорейшей подачи всех возможных прошений об изменении меры пресечения на залог, рассказано, что я сижу здесь скорее всего из-за своей «беспризорности» - никто мной не интересуется, и поэтому судье нет дела до нас, а теперь он возьмется за мою защиту по серьезному и справедливость восторжествует, ну и другие истории, столь приятные уху заключенного. Конечно, я развесил уши. Такие сладкие вещи мне давно никто не рассказывал, и я расчувствовался.

Вернувшись в модуль, я рассказал Серго о том, что говорил с адвокатом и собираюсь его нанять. Он с энтузиазмом отнесся к моему желанию, предположив, что наконец-то мы узнаем что и как.
В этот же день я позвонил домой и попросил отправить через знакомых 3 т. Евро, на оплату части гонорара адвокату, а всего тот запросил с меня 6 т.
Перспективы, которые мне нарисовал Рекардо, немного подняли общее настроение, и не только мое. До 2 лет оставалось уже не так много времени и у нас был реальный шанс выйти под залог. Так нам казалось. Насколько мы понимали, 2 года был максимальный срок нашего содержания без суда, и мы имели реальный шанс выйти, хотя бы до суда.

Время тянулось, в этом уже не было ничего странного. И вот через пару недель нарисовался Рикардо. Он поведал, что получил наше дело и уже приложил неимоверные усилия для того, что бы решить вопрос с arraigo familiar . По-хорошему, усилия приложила моя сестра, найдя знакомых, постоянно проживающих в Испании и согласившихся, если что, приютить меня на своей жилплощади. А Рикардо только облек это в легальную форму. К тому моменту я при помощи ранее упомянутого Жеки уже 3 раза направлял судье прошение об изменении меры пресечения, но судья не удосужился пока ответить ни на одно. Я настаивал, чтобы Рикардо каждую неделю направлял судье подобное прошение, но он этого не делал, хотя и уверял меня в обратном. Как я потом узнал, ни один адвокат ради какого-то клиента не будет выказывать неуважение судье, напрягая его письмами.

Придя в очередной раз навестить меня, Рикардо принес копию нашего дела. Это была папочка страниц в 50, 10 из которых была переписка по пинанию дела между инстанциями, 20 страниц – собственно материалы на каталанском языке, и оставшиеся 20 – перевод на испанский. А прошло, как я говорил, уже около 2 лет. К этому времени не было сделано ни одной экспертизы изъятой у нас техники, а это не могло не радовать, ведь чем меньше доказательств соберет судья, тем больше у нас шансов соскочить. Это так думали мы, но у судьи были свои мысли на этот счет – он никуда нас отпускать не собирался, и торопиться с экспертизами не думал, ведь рано или поздно их все равно сделают, а зеки подождут, ничего страшного.


Игорь
Где-то к концу лета в нашем модуле появился еще один русский – некто Игорь, из Белоруссии. Возраста он был примерно такого же, как и Серго и по всему было видно, что мужик он денежный. На тот момент кроме меня и Серго из русских никого рядом не было, и мы как могли встретили Игоря. Он особо не таился и рассказал, что задержали его испанцы в связи с запросом из Германии и он будет ожидать экстрадиции в эту страну. Причина его задержания таилась в контрабанде, которую Игорь наладил из бывшего Союза в Германию и Англию.

Предметом контрабанды были сигареты – всякие там поддельные мальборо и парламенты изготовляли на заводе в Моршанске и везли в Европу, где те и сбывались. Отдельное место в этой истории занимала Англия, где цена на сигареты была просто дикая. Если отправляли 4 фуры сигарет и из них в дороге задерживали 3, а всего лишь одна доходила до туманного альбиона, то полученная за эту фуру нажива покрывала потерянные 3 и еще оставался неплохой навар. Помимо сигарет иногда, по словам Игоря, попадался и совсем странный товар. Так оказалось, что англикосы - большие любители животных, в частности черепашек. Прознав про то, что в странах Средней Азии этого добра полно, его английские партнеры сделали заказ на бедных животин. А т.к. фуры шли и оттуда тоже, Игорю ничего не стоило заказать черепашек. В фуру с сигаретами клали несколько коробок набитых черепашками, без воды, еды и вообще чего-либо. Сколько погибало в дороге никому интересно не было, самые стойкие выживали и тут же распродавались по космическим английским ценам.

В общем, на этих веселых историях Игорь сколотил миллионное состояние, а сейчас полиция Германии очень хотела допросить его этому поводу. Неприятность ситуации заключалась в том, что закон, под который попадало его деяние, был принят еще Гитлером, и, как вы понимаете, особым гуманизмом он не отличался. Под следствие он попал первый раз и не особо знал, что делать в этой ситуации. Потом оказалось, что Серго тоже в курсе контрабандных дел, они нашли даже общих знакомых. Я не очень-то прислушивался к этому разговору, но в какой-то момент заметил, что Серго поменялся в лице, засуетился и по-быстрому удалился. Это было по меньшей мере странно, и я спросил его, что произошло.

Он ответил, что потом расскажет, ничего важного, вернулся и продолжил болтать с Игорем. Теперь у Серго появился новый друг, с общими интересами и не только…
Причиной той суеты, которую он проявил оказался тот факт, что жена Игоря была бывшей любовницей Серго. Вот и скажите, каковы шансы того, что двух русских людей, которые оказались в одной тюрьме в Испании, даже в одном и том же модуле объединяла бы общая женщина? Невероятно, но это было фактом. Позже Серго рассказал мне причину, по которой они расстались. История оказалась также связана с тюрьмой. Серго в свое время был арестован в Москве за то же мошенничество с кредитными карточками моими бывшими коллегами и осужден.

Ничего из украденных им ценностей обнаружено не было. Однако, с его слов, в снимаемой им квартире, ключи от которой были и у этой милой дамы, находилось 40 т. долларов, которыми та, в отсутствие хозяина, и воспользовалась. На мой вопрос о том, передала ли она ему в тюрьму что-то из этих денег Серго сказал, что нет и что он о ней с тех пор услышал впервые. На мое возмущение этим фактом он сказал, что ее в жизни интересуют только 2 вещи – это секс и деньги, все остальное не имеет для нее никакого значения, и он не особо переживал по поводу случившегося.

Часть 6.

Где-то в июле месяце 2006 г. заработал процесс втягивания нашей совсем уже не дружной компании в жернова уголовно-исполнительной машины. Т.к. наш статус из подследственных изменился на осужденных, мы теперь могли наслаждается всеми преимуществами пенитенциарной системы. В чем они состояли? – спросите вы. А я отвечу - осужденный, отбывший ¼ срока имеет право просить permiso – это краткосрочный отпуск, целью которого является постепенное возвращение осужденного в общество, его социализация, так сказать.
Выглядит это следующим образом: осужденный выходит на 3 дня из тюрьмы. Каждый день он приходит в отделение полиции по месту жительства и отмечается там. По истечении 3 суток он возвращается обратно в тюрьму. Однако это не право, а некая гипотетическая возможность, как право на работу или жилье, закрепленное в конституции. Администрация учреждения, конечно же тщательно и всесторонне изучив личность осужденного, с согласия Juez de Vigilancia Penitenciaria, может предоставить осужденному такую возможность. На практике это означает, что получить это самое пермисо, если ты не стукач и не любимец администрации, что часто одно и то же, очень даже трудно.

Также после осуждения происходит процесс определения места дальнейшего отбывания наказания, и это очень важное событие. Важность его заключается в том, что каким бы странным это не казалось, все тюрьмы разные, в смысле внутренних правил и обычаев, установленных конкретной местной администрацией. В одних лояльно относятся к иностранцам, коими мы являлись, в других нет. А лояльность напрямую связана с тем, получишь ли ты это самое permiso, когда это случится и случится ли вообще.

Дело в том, что для выхода на permiso необходимо выполнить каких-то 3 условия – про отбытие ¼ срока я уже сказал, а второе - иметь arraigo familiar - это наличие у тебя на свободе родственников, желающих тебе помочь, т.е. гарантию того, что кто-то на свободе возьмет на себя ответственность за предоставление тебе на время permiso крыши над головой и еды. Третий пункт – отсутствие наказаний от администрации учреждения. И если с испанцами все понятно, хотя далеко не всегда, то у иностранца со вторым пунктом тяжело. Но на помощь приходят различные некоммерческие благотворительные организации и церковь, готовые предоставить тебе это самое arraigo familiar совершенно бесплатно.

Процессом определения места отбывания наказания, как и практически всеми важными делами в жизни осужденного, заведует Junta de tratamiento. Те, кто родился не позднее 70-х годов 20 века хорошо помнят это практически ругательное испанское слово – хунта, вызывающее ассоциацию с борьбой великого чилийского народа за светлое коммунистическое будущее. На самом деле это слово обозначает всего лишь собрание, но с каким-то очень неприятным и трудно передаваемым оттенком безысходности, в нашем случае.

Свое решение о месте отбывания наказания она основывает на месте жительства родственников и на просьбе самого заключенного. Обычно, если ты жил в Мадриде, твоя родня тоже здешняя, то тебя отправят куда-нибудь в окрестности, либо оставят там, где ты сейчас находишься. Все очень гуманно. Но всегда есть некая доля лотереи, повезет ли тебе с хунтой или нет, а точнее с ее решением. И данное правило негласно не работает с баскскими сепаратистами – они всегда отбывают свои огромные срока где угодно, но вдалеке от родных.

Поскольку я имел серьезное дисциплинарное взыскание, мне подумалось, что лучше просить другое место отбывания, рассчитывая на то, что новые люди не будут иметь предубеждений. Также у меня был шанс таким маневром получить обратно мою кровную тыщенку евро, хранившуюся по решению администрации до моего освобождения или перевода в другую тюрьму вне моего доступа. Поговорив с людьми, к чьему мнению был смысл прислушаться, также с бывалыми зеками и получив некоторые рекомендации, я попросился перевести меня для отбытия куда-нибудь на север, в страну басков, или Галицию. Но как же я жестоко ошибался в своих предположениях!

В начале октября мне было вручено решение хунты по моему вопросу – место дальнейшего отбытия срока – C.P. Monterroso. Никто не мог мне сказать где вообще эта тюрьма находится, кроме одного баска-террориста, который побывал, хотя бы проездом, во всех тюрьмах Испании. «Ну….. – многозначительно произнес он, - зато там хорошо кормят». Его ответ меня ни разу не успокоил. Оказалось, что Монтерросо было глухой, заброшенной дырой где-то на севере Галиции. И баск меня сразу предупредил – понадобится теплая одежда. Я крепился и приободрял себя, что я уже видел несколько тюрем, слышал достаточно рассказов о них, и ничего страшного там не будет, однако внутри я был на грани истерики – место моего нового пребывания пугало мое воображение.

В любом случае, мне нужно было приготовиться к перевозке – traslado, или просто к этапу. Этап событие травматичное - приходится сниматься с нагретого места, паковать все свои манатки, и самое неприятное – страдать в дороге. И опять, главным специалистом в вопросе оказался все тот же баск: он пережил 78 этапов, цифра просто кошмарная, зная какие ощущения тебя ждут в дороге. Он рассказал, что скорее всего из Мадрида меня повезут в Сарагосу, там я буду ждать этапа на север. Потом меня повезут в Сантандер, где также переночуем и потом уже до места.

День, когда тебя вызовут на этап – событие секретное. Это правило также распространяется на любой выезд за территорию тюрьмы – будь то суд, больничка и т.п. Обычно тебя информируют об этом событии накануне вечером, и после запрещают звонить по телефону. А вдруг ты сообщишь сообщникам и тебе устроят побег? Но на самом деле был один негласный способ как узнать день Х, и виной этому была обыкновенная рутина.

Этапы шли 2 раза в неделю – во вторник и в четверг. Нужно было взять книжку в библиотеке и ждать, когда прибежит библиотекарь требовать ее срочно вернуть без объяснений – если в понедельник, то уедешь во вторник, если в среду – то в четверг, соответственно. Вот так все просто, система сбоев не давала, а администрация делала вид, что никто этого не понимает.

В солнечный понедельник, 16.10.2006 с утра меня позвали к библиотекарю…. Хотя я и ждал этого дня, выплеск адреналина обеспечил мандраж моему телу, а в голове началась настоящая паника. Я уже имел припасенные баулы и во время сиесты попытался запихнуть в них свои пожитки. Очень быстро я понял, что это не так-то просто – не будучи «правильным» зеком, я собирался в путешествие явно не налегке - выходило 2 огромных баула носильного барахла и институтских книжек.

Кое-как все распихав, я сидел в камере и ждал, когда откроют двери после сиесты. Сна у меня не было ни в одном глазу, был только жуткий страх перед неизвестностью. Я пытался хоть как-то совладать с этими ощущениями, но куда там…Может ли быть спокойным человек, ожидающий смерти? Наверное, но это был явно не мой случай.

В 16.00 двери открыли, тут же примчался Боря – поболтать напоследок, помочь отнести вещи вниз. Я сказал, что давай не будем поднимать суету, пойдем тусить на патио, пока не позовут, ведь официально меня еще ни о чем не известили. Где-то через час меня позвали в мегафон и фунционарио сообщил мне об этапе.
Это означало, что я должен освободить камеру и ожидать со своими пожитками внизу, когда приедет тележка за вещами и меня переведут в modulo de ingresos. Согласно внутреннему распорядку, лиц, подлежащих этапу, вечером перед отправкой собирали в одном модуле. Там как их самих, так и вещи, тщательно обыскивали, вещи забирали, а тебя отправляли внутрь модуля, ожидать утреннего транспорта. При этом на счет постельного белья особо никто не морочился – взял с собой из жилого модуля – молодец, не взял – ну спи на голом матрасе.

Благо советчиков было достаточно и все что было нужно, включая наличные деньги в монетах, было у меня с собой. Часам к 5 вечера приехала телега за моими вещами, я тепло попрощался с Борей, Педро и другими товарищами по модулю вышел и поплёлся за ней следом по нескончаемо длинным коридорам Вальдеморо, бросая на них последний прощальный взгляд. Вечер и ночь я провел в ingresos.

В 6 утра нас разбудили и через полчаса всех, кому предстоял этап, поместили в специальный загон, из которого уже был виден наш автобус. Нас покормили печеньками с кофе, дали с собой по пакету сухпайка, и начали усаживать в автобус. Пофамильно нас выводили из загона, подводили к автобусу, там нас обыскивали уже представители «компании-перевозчика» - Guardia Civil, мы указывали на свои вещи, их закидывали в грузовой отсек, после чего мы грузились непосредственно в автобус.

При погрузке моих вещей произошел не очень приятный казус. Guardia Civil поинтересовался у меня не офигел ли я путешествовать с таким количеством барахла? Я пытался объяснить, что у меня нет родственников, которые могли бы привезти мне эти вещи, что я 4 года уже тут и т.п, но им было все равно и мне предложили на выбор взять одну сумку, а другую мне отправят по почте, за мой счет, естественно. Делать нечего, пришлось один баул оставить. Далее меня с другим таким же несчастным усадили на наши места и минут через 20 автобус тронулся.

Про сам автобус я рассказывал в части нашего переезда из Жироны в Мадрид, поэтому отсылаю вас к ней, дабы еще раз в красках вкусить все прелести этих поездок.

Я не помню, кто был моим соседом, но минут через 15 после старта он любезно предложил мне разделить с ним папироску с г…, чтобы скоротать время в дороге. Смысла отказываться не было, т.к. нам предстояло провести вместе 6 часов – это разрешенное законом время на перевозку за сутки.
Не буду рассказывать про все прелести первого дня нашего путешествия, но по пути мы посетили еще несколько тюрем в нашем регионе, собирая таких же как мы любителей путешествий за счет государства. В районе обеда нас привезли в тюрьму Сарагосы.

Сарагосский централ – последнее слово в тюремной инженерии. В ней я уже бывал при моем первом автобусном туре с юга Испании в ее центр. Нас поместили, как это полагается, в modulo de ingresos. Нам разрешили взять самое необходимое из сумок и закрыли по камерам.
Моим соседом оказался молоденький испанец по имени Иезикель, ехавший в Рьеху. Телевизор в камере modulo de ingresos не предусмотрен, поэтому мы проводили время в скукоте и пустой болтовне. Даже еду нам приносили в камеру. А самое интересное было в том, что мы не знали, когда будет продолжение нашего тура. Можно было уехать на следующий день, а можно и через неделю. К моему несчастью, в Сарагосе я проторчал 3 ночи, Иезикеля отправили на день раньше.

Утро отправки не отличалось оригинальностью, примерно та же рутина, что и в Вальдеморо. На этот раз в компаньоны мне попался испанец, лет 30. Он был из богатой испанской семьи, и как полагается в этом случае, ехал тянуть срок за наркотрафик. Богатство его семьи происходило оттуда же. Через несколько часов мы прибыли в какую-то тюрьму в стране Басков, кажется в Витории. Об этом мне поведал мой сосед, исходя из специфической униформы, которую носила охрана тюрьмы. Пробыв там около часа, нас повезли дальше. Нас ждала с распростертыми объятиями тюрьма Сантандера.

El Dueso – тюрьма в Сантандере - расположена где-то около моря, т.к. только выйдя из автобуса я почувствовал характерный морской запах и влажность. Не забывайте, я к тому времени 3 года провел на окраинах Мадрида, где кроме жары, сухости, и вони промышленного производства я ничего не чувствовал. Такие новые впечатления конечно взбодрили меня, но не на долго. Сама Dueso – дыра дырой, построена в начале 20 века, со всеми вытекающими из этого выводами.

Модуль ingresos там совсем маленький, всего несколько камер на 4-5 человек. Да и зачем им больше? Сантандер находится на самом севере Испании, и особого движения там нет. Хорошо, что переночевать там пришлось только одну ночь. По слухам, охрана этой тюрьмы не очень адекватная, но я особой разницы за вечер и ночь почувствовать не успел. Зато было забавно наблюдать некоторых сокамерников, которые чуть ли не на вытяжку вставали перед функционариями. Зачем – для меня осталось загадкой.

Чем ближе было Монтерросо, тем больше информации о нем я мог получить, а это был единственный вопрос, который меня заботил на тот момент. Страх неизвестности не покидал меня. Очевидно было одно, что это не самый шикарный застенок региона, но ничего более детального никто не знал. Еще один человек из моей камеры так же направлялся туда для отбытия срока.
Утром следующего дня нас погрузили на автобус. Этот день по моим расчетам должен был быть последним в моем путешествии в неизвестность по имени Монтерросо.

Так оно и оказалось, я и мой коллега из солнечного Эквадора, в районе хорошо за после обеда выгрузились в небольшое двухэтажное здание модуля ingresos в C.P. Monterroso.

Встретил нас всего один фунционарио, по виду типичный «колхозник», которого разбудили после вкусного обеда. Он закрыл нас в клетке и пошел разбираться с документами. Через полчаса он вернулся, велел нам забирать свои пожитки, без какого-либо обыска, и идти на второй этаж, в камеры ingresos. Пока нас вели по коридору, я успел заметить, что в модуле довольно чисто и стены видимо недавно были выкрашены в спокойный серый цвет. В Вальдеморо они были зелеными. Нас распределили в отдельные камеры и закрыли.

Камера была достаточно просторна, но все было из бетона – кровать, стол, раковина и унитаз имели железную вставку в бетон. А вот окно было совсем оригинальной конструкции, до этого я такой не встречал. В проем окна на всю его ширину и высоту был вварен железный треугольник. Одна его грань была глухая, а вторая решетчатая, через которую была видна только часть территории тюрьмы, а точнее какой-то огород. Такая конструкция обеспечивала, теоретически, невозможность передавать что-либо в другую камеру через окно, даже учитывая тюремную смекалку. Для чего такие хитрости в тюрьме с обычным режимом мне было не понятно.

Часа через 2 пришел все тот же фунционарио – он вспомнил, что забыл обыскать наши вещи. Нехотя поковырявшись в них, он снова нас закрыл. Кто-то из коллег по igresos потребовал у него принести нам еды, т.к. обед уже закончился, до ужина далеко, а мы не евши. Фунционарио пробовал отнекиваться, мол вам же давали сухпаек и т.д, но мы дружно сказали, что ничего нам не дали и мы с завтрака ничего не ели. Он покивал и пошел на кухню, добывать нам еду. Еда в Испании – это святое.

К вечеру нам разрешили помыться. Душ представлял из себя кафельную комнату с торчащими из стены душами, без каких-либо перегородок, с кипятком вместо нормальной воды. Кто бы мог представить, что это практически последний раз, когда я вижу горячую воду. Потом мы пошли слоняться по модулю, сходили на патио, размером оно было примерно такое же, как в Жироне, поиграли в настольный теннис, поболтали с жителями ingresos, пока не пришел все тот же фунционарио и не сказал, что хорош тут шляться, идите в камеры. Стоит так же упомянуть, что шла 3 декада октября, было тепло и светило солнце… Это был последний день в том году, когда я его видел. Буквально на следующий день начался дождь, который закончился в середине…апреля следующего года. Но обо всем по порядку.

Весь следующий день я провел в камере и только под вечер меня отвели в санчасть к местному врачу, который всегда общается с вновь прибывшими. Милая женщина, по прозвищу doctora Valeriana, как я узнал позже, посмотрела мою карту, задала пару вопросов и отправила обратно. Infemeria, или санчасть, находилась в непосредственной близости к ingresos и ничего путного по дороге мне разглядеть не удалось, разве что все соединяющие модули дорожки имели сверху крыши. Забавно, подумалось мне…

Монтерросо не имело огромных зданий модулей, как Вальдеморо или Сарагоса. Все было поделено на отдельно стоящие «бунгало» - двухэтажные здания, соединенные между собой теми самыми дорожками, накрытыми массивной крышей. Всего таких зданий на территории было штук 12.
Утром следующего дня солнце исчезло. Его место заняла сплошная облачность, сопровождавшаяся добрым дождиком. Температура явно понизилась до значений намного ниже тех, которые должны были бы быть в это время года, по моим представлениям.

После дневной сиесты фунционарио известил нас, что пора нам перебираться в жилой модуль. Вскоре приехал обычный в этих случаях «перевозчик» с большой тележкой, куда мы положили наши пожитки, и нас повели на расселение. Меня привели в модуль №2, я выгрузил свои вещи у входа и стал ждать фунционарио модуля. Двери мне открыл дядька лет 50, заспанный, но в хорошем настроении. «Русский, да? Хорошо, у нас тут есть русские. Надолго к нам? А, понятно. Из Мадрида? Офигеть, ну давай заходи». Он мне назвал номер камеры, где я буду жить и велел подниматься на второй этаж.

Не знаю, можно ли описать фразой «страх и ужас» то, что я увидел внутри модуля. Это здание ремонтировалось наверняка еще при Франко, все старое, обшарпанное, а самое кошмарное – это влажность, которая пропитывала все вокруг. Вход в модуль находился посередине здания, по коридору направо находились столовая, раздаточная и кафетерий все в одном помещении. Там же было некое отдельное помещение под названием «сушилка». Как и что в ней можно было сушить при такой влажности – загадка природы.

Слева по коридору находились две комнаты, одна напротив другой, со столом и лавками, типа для посидеть-почитать-в карты поиграть. В конце коридора был зал со столом для настольного тенниса. По центру коридора находилась телефонная кабина и лестница на второй этаж – это единственное место модуля, просматриваемое фунционарио из своей клетки на входе в здание.
Поднявшись на второй этаж, я загрустил еще больше. Полнейшая разруха, снующие туда-сюда люди, мокрый пол…

Жилой этаж представлял собой коридор с камерами по обоим сторонам, 10 камер с одной стороны от лестницы, и 6 с другой. Напротив лестницы находились 2 душевых помещения, обложенных видавшим виды кафелем, без каких-либо перегородок, и самое удивительное, без каких-либо кнопок или кранов для включения душа.

Дверь в камеру была открыта. Внутри находился мужик лет 30, не самый здоровый судя по его лицу, который мне сказал: «Здорово, земеля!». Моим вынужденным соседом оказался русскоговорящий Серега. Пригласив меня располагаться, Серега куда-то быстро свалил, сказав: «Я ща».

Сказать, что я был расстроен происходящим – это вообще ничего не сказать. Как же мне было жаль себя! Куда я попал? Что это вообще за такое место? Слезы наворачивались на глаза, в горле стоял комок и мне приходилось постоянно сглатывать. Я стоял посреди камеры в полнейшем ступоре, пока не вернулся Серега. «Пойдем, познакомимся со всеми», сказал он. Я поплелся за ним. Он привел меня в камеру на другой половине модуля. От вида этой камеры мне вообще поплохело – какие-то веревки, висящее на них белье, тряпки, смрад, и все это в помещении 3х2 – ну точь-в-точь Бутырка. Внутри находились какой-то дед и паренек лет 25. Это были два Коли, отец и сын, точнее Мыколай и Коля. Они явно были не настроены со мной разговаривать, и вообще в камере царила какая-то суета, и я предпочел ретироваться обратно к себе. Минут через 5 примчался Серега, сообщив, что он съезжает в освободившуюся камеру, схватил свой матрас, пожитки и ушел. Я остался один.

Еще минут через 10 пришел фунционарио и спросил, хочу ли я остаться в камере или пойду на прогулку. Я предпочел остаться. Из всего увиденного и услышанного мною за последние несколько часов, возможность оставаться в камере после обеда была единственной приятной новостью.

Часть 7.

Хорошо или плохо, но обживаться как-то нужно. Камера была примерно такого же размера, как и в Вальдеморо, двухместная, с теми же ярусными кроватями. Единственное отличие – это в модели раковины и унитаза, да в наличии трех больших полок у изголовья кровати.

Кое-как распаковав и уложив свои пожитки, я приступил к уборке. И тут меня ждала очередная «новость»: помытый пол в камере не сох, причем вообще. Я подождал 10 минут, потом еще 15 – и нет. В помещении влажность была такая, что он не мог высохнуть. Тут я совсем расстроился от происходящего. Мало того, что попал в какую-то дыру, так тут еще и условия жизни не очень, мягко говоря. Печаль и унынье снова напали на меня, я решил вылить свою грусть на бумагу. Я написал письмо Боре, описав ему в двух словах все прелести моей новой жилплощади, потом полное отчаяния письмо сестре. Сложившаяся ситуация полностью выбила меня из состояния даже минимального внутреннего комфорта. Я был в отчаянии.

Часа через 2,5 камеры открыли, и я пошел искать Серегу, чтобы расспросить его о местном распорядке и обычаях. Все то, о чем он мне поведал, так же не прибавило мне бодрости. Исторический экскурс свелся к следующему: Монтерросо была построена как тюрьма строгого режима для малолеток. Но малолеток здесь уже давно нет, как вроде и строгого режима, но персонал остался в основном старый, поэтому у них присутствуют садистские замашки. Не у всех, конечно, но Серега обещал указать на явных и известных «отморозков», с которыми лучше в контакт вообще не вступать и на глаза им не попадаться.

Вот сегодня, например, меня принимал в модуль примилейший фунционарио, мне повезло. Еду привозили в модуль, а вот кафетерий и экономат работали немного необычно: в кафетерии ты не мог прийти и купить чашку кофе. Хочешь пить кофе – позаботься об этом заранее. Сначала нужно было написать прошение на покупку определенного количества чашек кофе. Потом ждать, пока твое прошение исполнят. Не долго, около недели. Далее тебя звал кафетерщик, он же раздатчик еды и говорил: - «вот, принесли кофе на тебя», и торжественно вручал тебе пакет с молотым кофе.

На самом деле, если следовать строго инструкции, кофе почему-то должен был хранить у себя заведующий, но в реалии пакет бы там и суток не продержался, и предъявлять за растрату было бы не кому. Оставался один вариант – со своим пакетом идти в кафетерию и просить приготовить тебе чашечку на кофе-машине. Естественно, кафетерщик, смотря на тебя невинными глазами, просил угостить его тоже… Экономата, как такового, в модуле не было. У фунционарио имелся список доступных товаров, нужно было каждый раз писать прошение с указанием нужных товаров, и на следующий день тебе их привозили, списывая деньги с твоего счета.

Конечно, это было очень неудобно, но помимо указанных товаров, присутствовала возможность заказывать консервированную еду и промтовары из какого-то «виртуального» магазина, с небольшой наценкой. Такой вид услуг был очень редок в тюрьмах и позволял значительно расширить рацион еды, а главное давал возможность купить магнитофон или радиоприемник, вещь очень желаемую в тюрьме.

Но вернемся к нашему быту. Другим несомненным преимуществом, хотя только для людей подобных мне, была возможность оставаться в камере в любой день после сиесты. Такое послабление режима существовало исключительно из-за особенностей местного климата и изначального предназначения тюрьмы. Монтерросо находится на северо-западе Испании, тем самым попадает под влияние влажного океанического климата, и как результат является местностью с большим количеством выпадающих дождей, и не просто большим, а серьезно большим. Помните, я писал про дождик, который начался на следующий день после моего приезда? Так вот, закончился он где-то ближе к концу апреля следующего года.

Проектировщики тюрьмы были в курсе такой природной особенности и отчасти учли ее: все переходы между модулями, а это как я уже рассказывал были отдельно стоящие двухэтажные здания, имели крышу с коньком, которая также использовалась как короб для разнообразной инженерии типа электричества итп. Таким образом возникал первый вопрос - где размещать гуляющих людей при регулярно льющих дождях? А тут не забываем, что тюрьма строилась для строгого режима, а он предполагает минимальный контакт зеков между собой, а еще, учитывая крутой нрав некоторых, их ограниченное количество в модуле.

Во всем этом на обычном режиме нет никакой необходимости, но ведь помещение уже построено… Количество содержавшихся в одной камере увеличили – проектировали по 1 человеку на камеру, в реалиях стали селить по 2, а в проекте рассчитали место для свободного времяпровождения в модуле на меньшее количество людей, вот и выходило, что людей элементарно некуда деть, когда льет дождь. Предполагаю, что это и сподвигло администрацию разрешить зекам оставаться в камерах до ужина.

Раз уж я затронул тему прогулок, расскажу, где они проходили. У модулей, за исключением ingresos, и того, в котором содержали басков, собственные патио отсутствовали. Единственным местом, где можно было гулять, было небольшое асфальтированное футбольное поле, находившееся в центре тюремного комплекса. С трех сторон оно было отгорожено сеткой-рабицей, а четвертая сторона представляла из себя большую трибуну из бетона, она же являлась одной из стен спортзала, доступ в который был открыт по расписанию, для разных модулей в разные дни.

Трибуна имела наверху небольшой козырек, который накрывал всего 2-3 ряда сидений. Именно здесь приходилось толпиться на прогулке, если шел дождь. И если находится на верхних ступенях этой трибуны, то перед тобой открывался удивительный вид… можно было видеть все до самого горизонта, поверх тюремного забора. А там было зеленое поле, холмы и 5-6 огромных ветряков, вырабатывающих электроэнергию. На какой-то момент можно было забыть о том где ты и увидеть перспективу…

Но пока про перспективу было рано задумываться, в реальности были 3 предстоящих года отсидки, которые еще нужно было как-то организовать, учитывая новые обстоятельства.

Теперь расскажу об отоплении. Этот вопрос никогда особо меня не волновал в Вальдеморо. Там, в холодные месяцы года, на несколько часов в день включался подогрев полов, обычно это было с 7 до 8 утра, и с 8 до 10 вечера. А зачем топить в остальное время? Днем зеки тусят на патио, а ночью спят, значит холода точно не чувствуют. Не смотря на такой отличный от обычаев северных народов график отопления, в камерах было достаточно тепло.

Кстати, кто не в теме, оказывается, что одеяла с электроподогревом придумали именно испанцы – зачем топить во всем помещении, когда достаточно просто подогреть содержимое кровати? Гениально, а экономия дорогостоящего электричества какая… Но я отвлекся. В Монтерросо этот вопрос был решен оригинальным инженерным решением: где-то в недрах тюрьмы существовал котел отопления. Этот котел по трубам гнал горячую воду в модули. Но вода поступала не в батареи, как принято у нормальных инженеров, а в некий большой радиатор, находящийся на входе в вентиляционную систему модуля. Перед этим радиатором стоял мощный вентилятор, который, по замыслу проектировщиков, должен был гнать горячий воздух в камеры по системе вентиляции.

Само вентиляционное окно, размером где-то 30х30, находилось посередине потолка каждой камеры. Но то ли в расчеты закралась ошибка, то ли реализация проекта вышла не очень, в общем выдуваемый воздух был от силы на пару градусов теплее уличного. И конечно, как только начинались дожди, бороться с влажностью в камере было совершенно бесполезно. А при наступлении холодов меня спасало только то, что я припер с собой из Вальдеморо 2 теплых с начесом одеяла.

Отопление было не последней бытовой проблемой, о которой я узнал по приезду в Монтерросо. Венцом испанской инженерной мысли, чье гротескное воплощение я наблюдал на этой малогостеприимной земле, был душ. Начнем с того, что понятия интимности в нем отсутствовало – а это очень муссируемая тема в Испании. Душ представлял из себя два раздельных помещения, метров по 20 каждое. Без каких-либо перегородок, без предбанника или чего-то там еще – эти помещения без дверей выходили прямо в общий коридор. «Эка цаца!» - скажете вы, - «перегородки ему подавай!». И я с вами соглашусь, черт с ними, взрослому мужику особо нечего прятать, но все же… не очень комфортно с голой жопой ходить туда-сюда по общему коридору…

Ай, извините, чуть было не ввел вас в заблуждение – какой там ходить, очень резво бегать, т.к. температура в коридоре уличная, и без одежки довольно прохладно в этот период года, а полотенце взять с собой возможности нет, т.к. негде его там повесить. И снова меня можно справедливо уличить в излишнем и вредном желании комфорта, я ведь все-таки в тюрьме, а не в пионэрлагере. Но последней каплей в этом столь неудобном процессе «душевания» было то, что включить воду в душе мог только фунционарио и она всегда была чуть ТЕПЛАЯ! «Как так?» - спросите вы. «А как же гигиена, и все такое?». Но в Монтерросо было так принято, нравится это вам или нет.

Что бы вам лучше представить, как все это происходило, попробую пошагово описать весь процесс приема душа населением модуля (только утрите слюни, все будет без ненужной пошлятины). Итак, среднестатистическому мужику разок в день не мешает помыться. Для этого существует строго определенное время – сразу перед обедом. Как только модуль возвращается с утренней прогулки, народ сразу несется по камерам – нужно очень быстро раздеться. Если вы утром остались в камере, может случиться, что фунционарио о вас забудет и не откроет дверь, тогда плакал ваш душ. Такая скорость необходима, чтобы занять место у соска в стене, из которого вода брызжет бодро. Напор воды из сосков разный, поэтому нужно подсуетиться, да и количество оных ограничено. Плюс есть небольшой шанс застать немного теплой воды…

Пока мы ломимся по лестнице и бежим по камерам, фунционарио не спеша поднимается по своей служебной лестнице и открывает единственный вентиль. Вода хлынула. Ты, стуча от холода зубами, пытаешься что-то там намылить, а оно не очень-то и получается, ведь гель для душа это не фэри, который легко мылится в холодной воде… короче смыв то, что можно было смыть прохладной водицей, ты полностью мокрый ломишься обратно по общему коридору к себе в камеру за полотенцем, оставляя мокрые следы за собой. Далее, чисто вымытым, ты идешь на обед, продолжая размазывать грязь по общему коридору. Благо, что после отключения душа и закрытия всех по камерам на сиесту, специально тренированный человек моет весь коридор.

В данной истории логично задаться вопросом – «А что, собственно, с температурой воды происходит? И куда на это жаловаться?» А не происходит ровным счетом ничего, просто все те же ошибки расчета проектировщиков. Горячая вода есть. Но только рядом с котлом. А котел тот находится где-то в районе ingresos, поэтому в первый день приезда мы и мылись кипятком. Далее вода по трубам и по воздуху идет в другие модуля. Модуль, в который я попал, был черт знает каким по счету в этой странной системе трубопроводов, но когда 400 человек одновременно принимают душ, логично предположить, что кому-то воды не хватит, а скорее всего, ее хватит от силы 1-2 модулям, стоящим первыми в этой цепочке. Но администрация не переживала по этому поводу, они-то мылись у себя дома. По рассказам долгожителей, не раз предпринимались попытки со стороны зеков вразумить администрацию и элементарно разнести по времени график приема душа модулями, но на встречу никто не пошел.

Пока я обживался в модуле мне удалось поближе узнать своих земляков. Итак, Серега. Простой и добрый русский парень, с очень интересной судьбой. Родился он в Ростове, где и прожил до 15 лет. И все бы хорошо, но тянуло Серегу к употреблению разных веществ, и не всегда разрешенных к легальному обороту. Видя такую тягу подростка к нехорошему, его родители приняли грандиозное решение – отправить сынулю на исправление к бабушке, и ни куда-то там на курорт, а в самый что ни на есть Иркутск, в ссылку, в общем. Серегу ни разу не испугал такой поворот событий и вскоре он снова очутился в компании таких же ищущих приключений и угара, как он сам, подростков.

Бабуля, по рассказам Сереги, была тоже женщиной героической – она умела жрать водяру гранеными стаканами, причем особо не закусывая и не пьянея. Ее муж, Серегин дед, тоже был очень занимательным персонажем. Он был настоящим испанцем, de pura cepa, как говориться у нас на испанщине. В конце 30-х годов 20 века, когда в Испании шла гражданская война, в качестве помощи нашим прокоммунистическим друзьям-испанцам, в СССР было вывезено несколько барж с детьми испанских коммунистов. Мне на глаза как-то попался интересный документальный фильм о тех событиях. Так вот, этих детей разместили в специальных детских домах, в основном в Ленинграде. Условия их содержания не шли ни в какое сравнение с детдомами для наших детей. Кормили их даже икрой и красной рыбой, от которых они напрочь отказывались, т.к. привыкли к вкусу одной трески.

Потом началась война, они были в эвакуации где-то в средней Азии. По окончании войны детей вернули обратно, уже достаточно повзрослевших. Дела на их исторической родине к тому моменту устаканились, к власти пришел всенародно любимый диктатор Франко, и Серегин дед, вместе со своим другом решили, что хватит им тут морозить свои тощие испанские зады, нужно рвать когти на родину, поближе к солнцу и морю. Но как это сделать? Так очень просто – нужно написать письмо вождю всех народов и попросить вернуть их домой. Что наши отчаянные герои и сделали. Прошло совсем немного времени и пришел ответ на их просьбу – лучшей жизни, чем в стране Советов им и искать не нужно, Серегиного деда отправили на ПМЖ в Иркутск, а его друга в какой-то другой славный город за полярным кругом.

Вот так Серегин дед и остался улучшать демографическую ситуацию в послевоенном СССР. В конце 80-х годов, когда границы немного приоткрылись, дед по каким-то гуманитарным каналам добился возможности посетить историческую родину. Но на обратном пути умудрился где-то потерять чемодан. И пока суть да дело, в СССР он вернулся с 3-х дневным опозданием. В те еще суровые времена он был вызван на Лубянку, где с ним была проведена воспитательная беседа. Серега клялся, что дед до самой смерти молчал про тему этой беседы, но с тех пор он приобрел настоящий животный страх к любым органам и когда после иммиграции нужно было получать документы в испанской полиции, они всей семьей не могли его затащить в комисарию – дед вставал в проходе звездой и кричал, что они его туда заманят только вперед ногами.

К концу 90-х годов Серегино семейство приняло решение вернуть деда на историческую родину, а за одно и самим свалить в европы. Так Серега оказался в рае всех наркоманов на земле – в Испании - и влился в дружную семью героиновозависимых торчков, безнаказанно вмазывающихся под жарким средиземноморским солнышком. Зарабатывать на жизнь в планы Сереги никак не входило, поэтому он прибег к обычному наркоманскому бизнесу – кражам на дозу. Бизнес был не так прост, как это могло бы показаться. С утра Серега направлялся в цыганский район и у барыги узнавал в чем имеется потребность. Потребности варьировались от средств личной гигиены, которые тут же тырились в супермаркете, до автозапчастей, которые добывались путем угона машины нужной модели и откручивания от нее необходимой запчасти.

Удача не всегда улыбалась Сереге, но учитывая малозначительность и пролетарское происхождение ему все сходило с рук. Только в один момент суд сложил все Серегины подвиги и впаял ему 7 лет тюрьмы. Серега какое-то время после ареста провел в Вальдеморо, в модуле где был Боря, но потом его отправили сюда, как он метко подметил в какой-то момент – «на испанскую Колыму». В тюрьме Серега не переставал травиться всеми доступными средствами, основным из которых был старый добрый метадон по программе реабилитации наркозависимых.

Другим русскоговорящим в модуле был западэнский хохол Мыколай, или просто дед. Помните, Серега меня с ним знакомил в день моего заселения в модуль? Дед отбывал срок вместе со своим сыном, тоже Колей, за покушение на убийство общеопасным способом. Коля был падок на наркоту, и с удовольствием ей травился вместе со своими корешами где-то в непосредственной близости от дома, где он проживал со своим батей. А лучше места для своей тусы чем рядом с помойными баками они не нашли. Дед, видя куда катится сын, был осенен гениальной идеей как отвадить его от друзей: нужно было всего-то сжечь помойку, тогда им будет негде тусоваться и ширятся, значит вопрос с наркозависимостью будет решен.

Что и было исполнено. Однако полиция имела свои взгляды на свободу граждан тусоваться и травиться, поэтому деда быстро повязали, а заодно и его сынка-тунеядца. А на суде дед высказал судье все недовольство положением дел в испанском королевстве, и что он жалеет, что не сжёг этих падонков, за что и был торжественно награжден 4,5 годами тюрьмы, ну и Коле за компанию отвесили столько же. Дед с первого моего знакомства с ним оказался человеком очень странным. Я даже затрудняюсь подобрать правильный эпитет, что бы описать его… За время моего пребывания в различных испанских тюрьмах я познакомился с огромным числом людей со всего мира, включая такую экзотику как Япония и Австралия, и не об одном из них я не могу сказать этого – дед был ужасно мерзок.

И это было не только мое мнение. Не понятно в чем была причина, но видя его очень хотелось дать ему по роже, ну или в рожу, не знаю, как у них правильно. Дед ненавидел все и всех вокруг, о чем он постоянно говорил. А еще он был набожным и регулярно бубнил что-то церковное на мове. Такая вот странная личность. Про его отпрыска Колю я расскажу позже, в день моего заселения он как раз переезжал в другой модуль. Больше русскоговорящих в модуле не было. Да и вообще, в Монтерросо было мало даже испанцев.

Сюда, как будто специально, ссылали марокканцев, хотя какая-либо дискриминация по расе и национальности официально была запрещена. Они составляли процентов 80 от общего числа поселенцев, остальные южноамериканцы. Трое хохлов, теперь два русских и латыш на момент моего заезда выступали за «русских» - для иностранцев все русскоговорящие автоматически становятся русскими. В тюрьме также содержали на строгом режиме группу басков, человек 6, но они находились в отдельном модуле и с нами практически нигде не пересекались.

Прошло совсем немного времени, нужно читать дней, как на горизонте появился последний из любопытствующих новым прибывшим русскоговорящим - украинец Сергей. Что бы избежать путаницы в именах, Сергей из моего модуля так и останется Серегой, а хохла я буду называть Хохлом. О Хохле я в двух словах слышал от Сереги, но ничего конкретного, кроме того, что он работает в тюремном mantenimiento и живет в ingresos. Хохол оказался вечно спешащим, но радушным парнем, он выслушал мою историю, поделился в двух словах своей, посочувствовал моему попаданию в эту дыру, обещал помочь чем сможет, и к моему искреннему удивлению, свое слово он сдержал.

Сам Хохол оказался в Монтерросо «положенцем», на подобии Фазы в Вальдеморо. Он обладал нужными в тюрьме рабочими профессиями сварщика, монтажника всего на свете, механика и т.п. А в связи с тем, что основное население тюрьмы не то что инструмента, даже ложки никогда не видели и ели руками, Хохол оказался очень востребованным специалистом. Подчинялся он непосредственно завхозу тюрьмы, человеку вольному, позволявшему Хохлу практически все, но в пределах тюремного забора. Жил Сергей в одной из лучших камер в ingresos, один, что такое шмоны практически не знал, проблем ни с отоплением, ни с горячей водой в любое время дня не имел. Рай, да и только. И конечно, история его попадания на нары была интересна, хотя и немного банальна.

Сергей, давно покинув рiдну Україну, обосновался в Южной Америке, в Аргентине, и какие-то друганы подбили его заработать денег по легкому. Бизнес был незамысловат: взять пару кило кокаина и переправить его в Европу, купив за 4 и продав за 40 т. евро. Только бизнес этот был хорошо известен правоохранительным органам, и никак ими не поощрялся, если не сказать наоборот. Сергей добыл нужный порошок, но тут фортуна почему-то решила повернуться к нему далеко не лицом: с самого начала этой поездки что-то начало складываться не так.

Сначала он не смог купить билет с пересадкой в нужной ему Голландии, а только с транзитом через Испанию. Потом подруга, с которой он обычно путешествовал, отказалась лететь и ему пришлось лететь одному… В общем предупреждающие знаки были, но куда там, когда на кону бабло. Благополучно погрузившись в Аргентине и прилетев в испанский Барахас, Хохол попал в транзитный терминал, где должен был ожидать следующего рейса. Что с ним произошло там, он и сам понять не смог, но на него напала паника.

И вроде, по его рассказам, ничто не предвещало…но он чего-то испугался. Его неадекватное поведение было замечено полицией, и Сергея пригласили пройти, для проверки. В офисе полиции в аэропорту его попросили снять куртку, а там здрасте…несколько свертков примотанных скочем к телу. Сергея отправили в камеру, а свертки на экспертизу. Не прошло и нескольких часов как дежурный судья отправил Хохла в Вальдеморо, поразмышлять над своим поведением. Самое удивительное оказалось в том, что почему-то после находки кокаина на животе полицейские дальнейший обыск не провели и Сергей, с оставшейся частью своего груза, приехал в тюрьму.

Там его тоже никто не обыскал при входе, и он оказался в камере ingresos с более чем килограммом наркотика, привязанным к ногам. Тюремный опыт для Сергея был в новинку и он, особо не рассуждая, спустил драгоценный порошок в унитаз, от греха подальше.

Вся эта история могла бы закончится для него весьма малоболезненно, и вот с чем это связано. Наказание за траффик наркотиков в Испании зависит от чистого веса вещества. До 700 гр – до 6 лет, все, что выше – от 9. Вес изъятого в аэропорту составил 720 гр. Судьба сыграла злую шутку, и Сергей получил свой минимум – 9 лет. К моменту моего появления в Монтерросо Хохол уже отмотал 4,5 и был в ожидании возможности откинуться по удо.

А пока добрейшей души Хохол попытался вовлечь меня в местную «движуху» - не подумайте ничего плохого, на новом месте всегда испытываешь трудности первое время, и слава Богу, что находятся люди, которые помогают быстрее освоиться. Прежде всего Сергей поинтересовался, дружу ли я с компьютером. Поскольку именно в этом вопросе я был на общем фоне практически профессионалом, он сказал мне написать прошение на зачисление меня в revista. Что это такое он мне не сказал, лишь настоял, что так нужно. Ну revista так revista… Причем само прошение Сергей забрал лично, сказав, что сам все уладит.

Как я уже говорил, в Монтерросо было засилье арабов, и любой новый белый человек вызывал интерес со стороны таких же белых людей. Не поймите меня неправильно, я не расист ни разу, ну может за редким исключением, но арабы очень странные по нашему пониманию. Это совершенно другая культура, другие обычаи и привычки, а европейца всегда понять и принять проще. Как-то на патио ко мне подошел испанский паренек, так же живший в нашем модуле. Звали его Антонио. Отбывал он за какую-то фигню небольшой срок, готовился в скором времени покинуть эти радушные места и направиться в родную Мурсию. Не знаю почему, но Антонио очень быстро ко мне проникся, и мы часто с ним болтали. Узнав, что я интересуюсь йогой, Антонио поделился, что его тоже интересуют различные духовные практики и что он мне попробует принести интересную книжицу, и вообще тут в школе работает интересный преподаватель, у которого можно разжиться полезной литературой, и он меня с ним обязательно познакомит.

Через несколько дней Антонио принес мне обещанную книгу. Это была небольшая книжка незнакомого мне автора, некоего Дона Мигеля Руиза, под названием «Четыре соглашения». Сама книга представляла собой произведение «самиздата» - это была ксерокопия оригинала с ручным переплетом. Весь текст книги был испещрен подчеркиваниями цветным маркером – по всему было видно, что кто-то серьезно его изучал. Антонио сказал не париться по этому поводу, а просто почитать и обсудить содержание. Книга действительно оказалась довольно занимательной, я перечитал ее пару раз и мы с Антонио долго обсуждали ее содержание, пытаясь соотнести прочитанное с каким-то своим опытом.

Часть 8.

2 года
Мой многострадальный Читатель! Прости меня за то, что тебе приходится напрягать свои глаза и терять драгоценное время, ожидая и читая мои, может быть даже не всегда интересные и длинные, истории. До развязки еще далеко, а я не могу избежать нудных описаний тюремной рутины. К сожалению, эта та реальность, которую я проживал, и надеюсь, что мне хоть как-то удается тебе это передать. Не пытайся судить главных героев, скоро до них доберется прозревшая богиня правосудия, и как тебе нравится, пошинкует их своим мечем в труху. Я бы рекомендовал просто почувствовать атмосферу, в которой они находились и ощутить испытываемые ими переживания, это на много интереснее, чем брать на себя роль прокурора и судьи.

Как я уже упоминал не один раз, 2 года предварительного следствия были неким поворотным моментом в нашем затянувшемся деле. Суд должен был решить, продлять или нет нам срок предварительного заключения, и соответственно следствия тоже, а значит у нас появится понимание дальнейшего направления движения. Вариантов было несколько.

1. Суд забудет продлить сроки и нас выпустят. «Ну вы и фантазеры», - скажет читатель. Но на самом деле шанс был. Мы слышали от других, да и сами наблюдали как бюрократическая машина где-то тормозила, и судья вовремя не производил нужных процессуальных действий. Как результат – превышение установленного срока содержания в тюрьме и автоматическое освобождение. Тюрьма – это как бы самостоятельная организация, строго соблюдающая законодательство. Ей суд указывает: содержать такого-то, по такому-то делу, на таком-то режиме, до такого-то числа. Тюрьма не информирует суд о том, что срок подходит к концу, сделайте одолжение, примите решение о дальнейших телодвижениях. Суд обязан сам это отслеживать. Забыли – это ваша проблема, мы не можем содержать человека без основания.

2. Срок содержания в тюрьме на предварительном следствии по делам, по которым предусмотрено наказание не более 6 лет лишения свободы не может превышать 2 лет (1 год + 1 год продление). В этом случае, суд должен изменить меру пресечения на любую, не связанную с ограничением свободы. Для нас это самый счастливый исход, т.к. п.1 все же не так часто встречается.

3. Нам продляют срок на 2 года. Это значит, что основной статьей, по которой нас будут когда-нибудь судить, будет фальшивомонетничество. И это не то, что плохо, это полный абзац. Фальшивомонетничество в любой стране мира оценивается как особо тяжкое преступление. Сроки наказания по нему примерно равны срокам по преступлениям против личности и здоровья – убийству, наркотрафику в крупных размерах итп.
А теперь припомните слова нашего первого бесплатного адвоката. Как раз об этом он и говорил, что мы запросто за наши «подвиги» можем получить лет эдак по 12.
Что, грустно? Да не то слово. Где-то в подсознании у меня был такой вариант развития событий, но я его всячески гнал от себя, думая, что я уже расплатился сполна за свои грехи и пора бы уже Боженьке проявить мальца снисхождения ко мне, несчастному. Но посмотрим на ЕГО планы.

Итак, дня за 4 до истечения срока в 2 года нам пришла бумага о предстоящем на днях слушании в суде. Вариант №1 развития событий растворился в воздухе. Я тут же связался с Рикардо и попросил его прийти для выработки какой-то позиции на этом слушании. Он неохотно, но согласился и за день до суда появился в локуториос вместе с молодым пареньком. Им оказался сын Рикардо, тоже, сука, адвокат. Рикардо сказал, что он сам не сможет присутствовать на заседании, но его подменит сын, очень перспективный и знающий молодой человек. Что я мог ответить на это… Ну пусть подменит, все же лучше, чем бесплатный. Рикардо заверил меня, что его адвокатское бюро сделает все возможное и невозможное чтобы добиться изменения меры пресечения на залог. Надо заметить, что на тот момент времени размер залога для иностранцев варьировался от 6 до 30 т.евро.

Настал день Х. Все происходило как и положено по тюремному распорядку: нас разбудили в 7 утра, отправили в ingresos, где находилась уже порядочная толпа ожидавших не то суда, не то этапа людей. Там же я встретил Борю. Серго продолжал его игнорировать, а я сел поболтать с ним. Мы позавтракали, где-то через полчаса тех, кому в суд и в больничку погрузили все в тот же огромный автобус и мы потихоньку двинулись в сторону Audiencia Nacional. Часа полтора нас возили неизвестными путями, но вот автобус остановился, дверь открылась и нас покамерно начали выводить. Мы находились с у задней части административного здания, напротив въезда в подземный гараж. Нас провели куда-то вниз и мы оказались в подвальном помещении, представлявшем собой небольшой коридор. По обе стороны этого коридора находились камеры. Это и были те знаменитые calabozos, о которых я рассказывал в части судебных мытарств морячков.

Просидев в камере часа 2, нас наконец-то подняли в кабинет судьи. Я ожидал увидеть примерно то же самое, что я видел в мой предыдущий визит в эту организацию – просторный кабинет, богатое убранство итп вещи. Но все оказалось намного прозаичнее: нас привели в кабинет к дежурному судье. Наша дальнейшая судьба решалась без ненужной помпезности, в кабинете, заваленном до потолка папками с бумагами. Места было так мало, что нас еле разместили внутри. Присутствовал даже переводчик. Судья задал по несколько общих вопросов каждому, несколько слов сказали адвокаты, и все. Нас спустили обратно в calabozos. В испанском правосудии не принято сообщать решение в зале суда. Для этого существует специально тренированный бюрократ - agente judicial. В его задачу входит проинформировать под роспись заключенного о том или ином судебном решении.

Пробыв еще не знаю сколько часов в calabozos - в помещении без окон трудно понять течение времени – наконец-то нас позвали на погрузку в автобус и наша траурная процессия двинулась в обратном направлении.
Сказать честно, внутренне я чувствовал, что прошедший суд был очередным фарсом и ничего положительного от него ожидать не стоит, но моя голова была полностью не согласна с такой постановкой вопроса. Мысли носились ураганом, теряя всякую логику и направление движения. Однако они крутились вокруг одной-единственной темы: сейчас, вот-вот, изменят меру пресечения, и прощай навсегда солнечная Испания.

Вернувшись обратно в модуль, мы с Серго практически не общались в оставшуюся часть дня. Полученных за день впечатлений хватало с лихвой, чтобы лежать на шконке и мысленно переваривать происшедшее. Чтобы забыться, Серго заранее раздобыл кусок «шоколада», мне же не очень хотелось травиться.

Мне кажется, что я еще не затронул одну немаловажную тюремноориентированную тему – это домашняя наркомания. Почему домашняя? Наверное потому, что практически все травились, но как-то без излишнего фанатизма и выставления на показ, по-домашнему. Основным средством одурманивания был «шоколад», он же гашиш, самого низкого качества и по самой дорогой цене. Основным источником его происхождения была подпольная торговля фунционариями. Не подумайте неправильно.

Фунционарио никогда никому незнакомому ничего с воли не принесет, и уж тем более не продаст. Это вообще исключено. Но есть варианты, как говорится. Особо ушлым удавалось как-то втянуть фунционарио в этот взаимовыгодный блуд. На сколько я был осведомлен, обычно вольные друзья передавали фунционарио на воле сверток, который тот заносил внутрь и уже в свою очередь передавал заключенному. Заключенный по-быстрому распихивал «груз», а деньги отправляли почтовым переводом на свободу, или опять таки «вольные» решали эти вопросы на улице. Фунционарио получал свою долю на улице, кэшем. А куда же смотрит администрация тюрьмы? – спросите вы. Мне кажется, она в курсе этой проблемы, но смотрит на нее как на объективное зло – сколько с ним не борись, все равно оно будет существовать в том или ином виде.

Другими способами обеспечить ежедневное потребление наркотика таким количеством народа невозможно. Менее распространенным, но часто используемым способом проноса шоколада были вис-а-висы. Как бы процесс посещения и интимных встреч в тюрьме не контролировался администрацией, всегда существует некая грань разумности этого контроля. В данном случае, все сводилось к тщательному обыску, и то без оголения интимных мест. Приходящих с улицы вообще редко раздевали, нас на входе в помещение вис-а-виса тоже не шмонали, а вот на выходе всегда. Я думаю, все мы взрослые люди, и понимаем, куда прятали «запрет». До того, чтобы держать в тюрьме штатного проктолога администрация еще не додумалась, хотя возможно, законодательно такие жесткие меры не разрешены.

По большому счету, фунционарии были прекрасно осведомлены о приходящих зеках и примерно знали, что от кого ожидать, поэтому и действовали соответственно ситуации – кого нужно ошмонают с пристрастием, других только поверхностно. Но зеки народ изобретательный, и был найден способ обойти и эту проблему. Помещение, где проводились вис-а-висы, необходимо было убирать. И кто, вы думаете, его убирал? Конечно такой же зек, только скорее всего уже осужденный, что в общем то никак не меняло сути вопроса. Так вот, «запрет» аккуратно помещался в мусорное ведро, а уборщик его оттуда в конце дня забирал. Шмонать уборщика никакой нужды не было – он ведь находится на территории тюрьмы, ни с кем с улицы не пересекается – так устроены помещения, где проходит вис-а-вис, поэтому после выполнения своей работы он преспокойно идет в свой модуль, а передать что-либо оттуда уже не представляет никакой проблемы. Естественно, весь этот процесс не безвозмезден…

Последним, и самым ненадежным способом, был заброс через стену. Забор тюрьмы хорошо просматривался. Но нет никакого криминала, если к нему с улицы кто-то подойдет. От забора до самой стены модуля приходилось еще порядочно метров, так что нужно было метнуть нужный предмет на довольно длинное расстояние. Не обязательно вручную, процесс метания различных предметов как в стену, так и через нее хорошо проработан в исторической литературе, посвященной различным древним войнам. Берем, и пользуемся, что называется. Но, как я говорил, здесь свои трудности:
1. Недолет
2. Перелет – такая фигня тоже может случится
3. Попадание в соседний модуль – тут тоже, можно считать, все пропало.
4. И самое неприятное… Обычно, чтобы не вызывать лишнего внимания, заброс происходит ночью. А каждый вечер, перед закрытием, патио убирается от мусора. Конечно за ночь из окон все равно накидывают мусор, но не так много. А фунционарио с утра, перед открытием патио, прогуливается по нему, ища прилетевшие «подарки». На этом все заканчивается.
5. В некоторых тюрьмах патио полностью накрыто сеткой-рабицей, и поэтому все прилетевшие «ништяки» мирно покоятся на ней, пока природа их не разрушит.

Отдельным пунктом стоит отметить еще один хоть и нерегулярный, но оригинальный способ попадания наркотиков в наш застенок. В основном, речь идет о кокаине, наркотике дорогом, и малопопулярном по этой причине. В Вальдеморо попадало очень большое количество наркотрафикантов. Не подумайте, что это настоящие, серьезные парни, как мы представляем себе их по разным рассказам. Совсем нет. Тюрьма вообще на 90% населена какими-то несчастными, рискнувшими улучшить свое материальное положение по-быстрому и расплачивающимися сейчас за эту оплошность. Основное их большинство – это перевозившие на себе несколько кило кокаина люди. Обычно это не больше 3 кг, т.к. это именно тот вес, который можно вполне незаметно спрятать на себе.

Вы скажете – а как же сканеры в аэропортах итп причиндалы, которые должны обеспечить безопасность самолетов и пассажиров? Ответ банален – подкуп сотрудников аэропорта отправления. Итак, этот бедолага, нагрузившись коксом по 3т. евро кг где-нибудь в Боготе (я ничего не имею против Боготы, и город хороший, и люди душевные, вместо нее можно подставить любой другой южноамериканский город и страну) имеет планы привезти его в Испанию, и толкнуть там оптом по 27т. евро. Ну кто сможет устоять перед такой маржой? Он грузится в самолет, прилетает в Барахас (аэропорт в Мадриде), где его, красавца, встречают на таможне и просят раздеться… Однако, найдя одну из частей «товара», работники таможни впадают в эйфорию по случаю ожидаемой премии, да и возможности нахаляву нюхнуть качественного кокса, и отправляют его в комисарию, забыв обыскать полностью.

Так, наш герой, всего через день-два, оказывается в модуле ingresos, где более опытные коллеги, в основном из тех, кто работает в обслуживании этого модуля и знакомых с ситуацией, предлагают ему избавиться по-быстрому и за небольшие деньги от ненужного отягощения. А что делать попавшему в застенок в такой ситуации? Конечно, он сбрасывает свой груз этим хитрецам, получает от них какие-никакие деньги, и ждет дальше год-два-три до суда, который выдаст ему положенные 9 лет. У таких горе-путешественников даже появилась кликуха – BBV (бэ-бэ-уве), что означало Богота-Барахас-Вальдеморо, так сказать вехи на их героическом пути, происходящие от названий аэропортов и тюрьмы на пути их следования.

К чему такие подробности по перевозке наркоты, спросите вы? Во-первых, предостеречь читателя от желания быстро обогатиться. У государства и его репрессивной машины другие взгляды на этот вопрос, по ходу они сами на этом неплохо зарабатывают. Во-вторых… это призабавно, наблюдать приток таких «пассажиров» в модуль. Обстоятельства их задержания можно было практически писать под копирку, меняя только дату события.


Тут я бы снова отступил для пояснения одного пристраннейшего феномена, который я отметил в испанских тюрьмах, а точнее в работе испанской правоохранительной машины, наполнявшей с завидной регулярностью наше патио разного рода «клоунами». Суть феномена в следующем:
1. В явно наблюдавшейся цикличности в наполнении тюрьмы
2. В специально создаваемыми СМИ кампаниями по борьбе с тем или иным видом преступлений.
Пункт первый вполне объясним, учитывая особенности испанского национального характера. Суть в том, что испанцы, с точки зрения более северных народов, немного вялые. Да и как им не быть вялыми, когда на улице 9 месяцев в году температура приближается к 40 градусам? Помимо существования такой приятной во всех отношениях вещи как сиеста, есть еще один период времени, когда испанцы позволяют себе по-взрослому расслабиться. Это отпуск. Ну… скажете вы, отпуск это святое, все народы забивают на работу в этот период. Конечно, это так. Но в Испании существуют свои национальные особенности: создается впечатление, что он общенационален. Т.е. одновременно все, вообще все, уходят в отпуск.

Этот период начинается в первой декаде августа и заканчивается в первой декаде сентября. Представьте себе ситуацию: все работники предприятия в отпуске, никто не работает, причем от слова вообще. Расскажу, в качестве примера, историю одного бельгийца, которого заселили ко мне много позже на короткий период времени. Он был предпожилого возраста, скажем так, с хорошими манерами, в общем, нормальный дядька. Как-то речь зашла про испанцев, и он мне рассказал про эту их уникальную черту. У бельгийца был какой-то вполне легальный бизнес с испанской компанией, он отправлял им фуры с товаром время от времени. И как то его угораздило отправить одну из фур в период отпусков.

Результат был печален, фура не смогла разгрузиться, т.к. никого на складе не было, также как и в офисе, а бельгиец как ужаленный пытался найти хоть кого-нибудь из испанцев. В конце концов найдя их, он получил примерно такой ответ: «не, ну ты что, мужик, не знаешь, мы в отпуске». И все. Пришлось ему ждать окончания отпусков. Так к чему я это рассказываю? На работе полиции также отражается этот период. Примерно со второй половины сентября и до начала ноября начинается массовое заселение постояльцев в Вальдеморо. Потом поток спадает, народ потихоньку выходит и к следующему лету уже можно ни с кем не толкаться за место в столовой.

Пункт второй не менее интересен. Вдруг в тюрьму начинают заезжать люди, совершившие определенный вид преступления, примерно в соотношении 80/20%, где 20 % все таки остаются несчастным, которых «приняли» за что-то другое. Этот период времени может длятся до года. Я наблюдал сам четыре таких кампании: фальшивомонетничество, преступления с пластиковыми карточками, сутенерство и домашнее насилие.

Первую кампанию я практически не застал, в завершающую стадию второй попал сам со своими компаньонами, но некоторое понимание происшедшего у меня сложилось, т.к. все еще можно было лицезреть находящихся под следствием по этим статьям. Две оставшихся я увидел во всей красе и безжалостности, присущей богине какого-то там –судия.

Так сложилось, что в преступном мире определенные преступления носят некий этнический оттенок. 100% ожидающих суда или осужденных за фальшивомонетничество были литовцами. Связано это было с тем, что у них на родине кто-то наладил промышленное производство вполне достойных поддельных евро. За 25-30% от реального номинала те, кто готов был рискнуть свободой, могли приобрести поддельные деньги и далее на свой страх и риск попробовать их где-то реализовать. Не имея проблем с выездом из страны, эти бравые парни покатили в Европы, заполонив фальшивками все вокруг. Один из них, Ложка, о котором я упоминал в самом начале моего повествования о Вальдеморо, рассказал мне историю, что он как-то прилетел во Францию, в аэропорт Шарль де Голь, с понятной целью обменять на что-нибудь имеющуюся у него пачку поддельных евро.

Не мудрствуя лукаво, прямо в аэропорту, он направился в обменный пункт. Какого же было его удивление, когда он там обнаружил очередь из 10 человек, 9 из которых были молодыми и крепкими литовцами, прибывшими во Францию с той же целью, что и он.

95 % находящихся под следствием по статье за подделку пластиковых карт были румыны. Почему именно румыны, и почему именно карточки так привлекли их внимание, было непонятно. Заезжали они группами, по 3-4 человека, находились под следствием год-полтора, а далее выходили или под залог, или их осуждали на небольшие сроки и они выходили на свободу. Я уже упоминал, но повторюсь, что история с пластиком делилась на две большие группы: в первую попадали те, кого поймали с поддельным пластиком и документами. Это деяние квалифицировалось как мошенничество и подделка документов, наказывалось от силы 2-3 годами, при максимуме 6. Второй же группе доставалось по полной программе – в нее входили те, у кого изымали оборудование для изготовления поддельного пластика. Это уже квалифицировалось как фальшивомонетничество, и наказание начиналось с 8 лет. Среди румын мы таких практически не встречали, большинство относились к первой группе.

Далее шла кампания борьбы с таким паскудством как сутенерство. Здесь желтую майку лидера гордо носили все те же румыны, заняв 90 % этого рынка, а оставшиеся 10 уступив китайцам. В отечественной преступной среде сутенер не пользовался никаким уважением, на сколько я слышал, в Испании было все наоборот. У меня вообще складывалось ощущение, что все касаемое секса в этой стране почему-то очень оригинально, если не сказать, что наоборот от общеприемлемого в постсоветском обществе. Сутенер в Вальдеморо считался вполне нормальным парнем. Мало того, они очень активно поддерживались с воли и имели сильных адвокатов. По нашему пониманию, сильным адвокатом был тот, кому удавалось за 2-3 месяца вытащить из тюрьмы своего подопечного. Как мне показалось, секрет хорошего адвоката заключался в том, что друзья арестованного оказывали на него постоянное давление и требовали каких-то действий, что было совершенно невозможно сделать, находясь просто внутри и не имея поддержки с воли.

Сутенерство в Испании квалифицировали как некое подобие принуждения к труду и рабство, и наказывали на бумаге довольно сурово, но на деле мы не встречали осужденных более чем на 2-3 года по этой статье. Проституция и сутенерство в тот период в Испании были поставлены с размахом, и приносили организаторам огромные барыши. В Мадриде есть такой район - Casa de Campo, представлявший собой некую огромную лесопарковую зону (я никогда там не был, так мне ее описывали местные жители). В ней самой и вокруг румынок было больше, чем в Бухаресте. Будучи от природы красивыми, они, не без помощи сидевших вместе с нами персонажей, заполонили каждый свободный участок асфальта в том районе. Полиция ничего с ними сделать не могла, т.к. проституция сама по себе никак не наказывалась, в отличии от ее организации, но ее нужно было как то доказать, а румынки дурами не были и обоснованно боялись рассказывать на кого они работали…
Что касается домашнего насилия, то этот «феномен» я опишу его немного позже.

Возвращаюсь к моему повествованию. Что то я совсем забыл рассказать про нашего эстонского друга Тони, который прибыл вместе с нами из Барселоны. Тони поместили в тот же модуль, что и меня с Серго, так что время пообщаться у нас было предостаточно. По началу он не очень распространялся о причинах своего нахождения под следствием, упомянув только, что его ждет выдача на родину по ордеру Интерпола. Тони было лет 35, высокого роста блондин, хоть и лысеющий, хорошо сложенный физически, он был образцом мужика, который нравится девочкам, чем он всегда на воле и пользовался. Рассказами о своих блядских похождениях он нам даже порядком поднадоел, но Тони знал меру и старался никого не доставать. Он вообще был очень корректным типом. Хотя иногда его и несло…Как то в очередной раз рассказывая о своих похождениях, он упомянул, что если съесть ананас, то через некоторое время сперма приобретает сладкий вкус.

Тут мы, конечно, постарались ему объяснить, что в данных местах такие фразы, даже делая поправки на то, что русский язык не его родной, лучше не произносить, могут неправильно истолковать. Но мы же были в Испании… Как потом оказалось, Тони был в курсе того, о чем можно говорить в приличном обществе, а о чем не стоит – он несколько лет отсидел в Эстонии за убийство и сейчас ожидал высылки в продолжение этой старой истории. В Испании, в самом тусовочном месте Каталонии - Lloret de Mar - у него была в ипотеке квартира, в которой жила его подружка-татарочка, на которую он строил далекоидущие планы, а работал он барменом на дискотеках, поэтому знал все и даже немного больше о любом злачном заведении в своем городе.

Между тем Серго, найдя достойные уши, дни напролет проводил с Игорем, рассказывая ему свои горсти. Игорю было на них глубоко пофиг, но с кем-то нужно дружить… Между тем Серго, как теоретически человек более опытный в тюремных делах Испании, взялся помочь Игорю с адвокатом. Для этого он привлек даже меня, в качестве переводчика. Маневр состоял в том, что бы подсунуть Игорю адвоката, который работал с ранее уже упомянутым испанцем по имени Хосе Мария. Серго небезосновательно полагал, что тот имел очень серьезного адвоката и чьи возможности было бы неплохо испытать его Игоре. После недолгих переговоров, которые вел я как бы от имени Игоря, Хосе Мария согласился познакомить его со своим адвокатом. Не помню имени того адвоката, но адвокатская контора, которую он представлял, была, видимо, одной из самых фешенебельных в Испании, с офисом в центре Мадрида. Как и предполагалось, адвокат попросил совсем не божеский гонорар за свои услуги – 15 т. евро, обещая защищать Игоря всеми возможными законными способами…

Т.к. Игорь ждал экстрадиции, собственно весь его вопрос состоял в изменении меры пресечения, но оказалось, что все не так просто, как звучит. И выяснилось это, как и полагается в подобных случаях, уже после оплаты услуг нашего милейшего адвоката. Но он предложил интересную тактику: что бы не торчать долго в тюрьме, а при должном умении и упорном отказе подследственного это могло занять не менее года, наоборот ускорить процесс экстрадиции и решать проблемы уже в суде Германии, т.к. Испания, собственно, к Игорю претензий не имеет. Игорь счел такой подход странным, но разумным, дал добро и буквально через пару месяцев отчалил к немцам.

В начале лета 2004 года в наш модуль попал еще один русскоговорящий, и как уже стало входить в обыденность, его разговорный русский был немного с акцентом…А какой акцент нам может принести странная компания судьбы и полиции? Конечно грузинский, что тут думать. Очередным грузином в застенках Вальдеморо оказался Мераб. Не знаю, где были все, но почему-то я оказался первым, кто его встретил в модуле. Мерабу было на вид лет 40, невысокого роста, очень крепкого телосложения, я бы даже сказал «борцовского». Он был спокоен, как будто происходящее вокруг его мало трогало. Мы поболтали немного, я рассказал ему о русских в модуле, потом подошел Серго и они перешли на грузинский.

Позже Серго мне рассказал, что Мераб из Сванетии – это какая-то горная часть Грузии, настолько далекая от цивилизации, что если сван видел самолет, то он бежал домой за ружьем, думая, что мимо пролетает большая мясистая птица.
Первое время Мераба пару раз в месяц навещали его друзья. Обычно они приносили ему что-нибудь из одежды. После таких визитов Серго несколько раз приносил то носки, то майки мелких размеров, интересуясь у меня, не подойдут ли они мне. После очередного такого «заноса» я без всяких мыслей попросил Серго объяснить мне, в чем, собственно, прикол приносить человеку в тюрьму одежду, которая ему по размеру ну никак не подойдет. Серго посмеялся над моей наивностью и объяснил, что все было очень просто – друзья Мераба по воле – грузинские жулики, которые по пути на свиданку крадут все, что им удается, особенно не вдаваясь в размер вещей.

Мераб ждал экстрадиции в Грузию, где у него были какие-то серьезные проблемы с законом. А в Испании он водил дружбу с теми, кого принято называть ворами в законе. Я был не в курсе этой тематики, а вот Серго произносил их имена с неким благоговением, всячески подчеркивая их вес и значимость в нашем мире. Я только смеялся, т.к. видел бандформирования и посерьезнее…

На почве этих воровских понтов и понятий у меня произошел серьезный конфликт с Мерабом, после чего он перестал со мной общаться. Я всегда старался поддерживать со всеми русскоговорящими если уж не дружбу, то хотя бы нейтралитет – какие – никакие, а все-таки земляки. Чего не скажешь о Серго, который на почве какой-то глупости рассорился вдрызг с братьями-морячками с злополучного кокаинового судна. Старший из братьев даже имел серьезное намерение начистить Серго репу, но как-то обошлось без рукоприкладства, хотя бы на этот раз. Но к этой занимательной теме мы еще вернемся, а сейчас рассказ не об этом.

В столовой модуля было негласное правило – каждый сидел на своем месте. Обычно «столы» организовывались по принципу землячеств: колумбийцы сидели за одними столами, румыны за другими, англичане за третьими итп., однако совершенно не возбранялось попроситься к любой группе за стол, если там было свободное место. Т.к. тюрьма в большей степени являлась следственной, то существовало некое движение людей: одни уходили, другие заезжали, третьи меняли модуля и таким образом рано или поздно любой человек попадал за интересующий его стол, а точнее за местом на этом столе.

Исключение из общего правила составляли разве что педофилы и насильники – им могли прямым текстом сказать, что их рожи не хотят видеть рядом, и тогда в историю вмешивался фунционарио, но такое случалось крайне редко. Мы с Серго занимали два крайних места за столом, рядом с проходом, и сидели друг напротив друга. Время от времени рядом появлялись свободные места, одно время с нами сидел Игорь, в остальное - мы даже внимания не обращали на наших соседей. В связи с тем, что я находился на специальной диете, еду мне выдавали одному из самых последних, т.е. не в порядке общей очередности, а в конце процесса раздачи. Серго и Мераб же стояли в общей очереди и забирали свою еду раньше меня. Так вот, случилось так, что забрав свой поднос, я подошел к своему месту, а на нем уже сидел Мераб, место рядом с ним пустовало.

Я, как мне казалось, вполне нормально попросил его пересесть и дать возможность мне сесть на мое место. Я не сомневаюсь, что сделал это вполне любезно, т.к. 60 кг. костей обычно не дерзят 100 кг. мышц, даже не смотря на то, что они общаются на одном языке. Мою просьбу Мераб проигнорировал, и тут же забубнил с Серго о чем-то с суровым видом, по-грузински. Было видно, что что-то происходит, но что именно я не мог понять. Мне пришлось перелезать через Мераба на место рядом и сесть там. С этого дня Мераб делал вид, что меня он вообще не знает и не замечает, а в столовой стал садиться вообще за другой стол. Я, конечно, поинтересовался у Серго причиной такого поведения. Тот долго ломался, но все же объяснил, что я поступил не по понятиям, когда попросил всеми уважаемого и авторитетного человека освободить то место, которое ему было удобно занять, и что в тюрьме нет ничего «моего», здесь все «хозяина». Поскольку о понятиях я имел довольно смутное понимание, сильно я не расстроился и больше с Мерабом не общался. Нужно заметить, что Мераб придерживался достаточно строго своих понятий, что он продемонстрировал немного позже, чем немало меня удивил.

Хотя срок моего нахождения в застенках уже перевалил за 2 года, не могу сказать, что мне удалось полностью адаптироваться и принять новую реальность. И, конечно, это создавало определенные проблемы в моем мироощущении. Одна часть меня говорила, что в создавшейся ситуации ничего нельзя поделать, нужно дождаться приговора, отмотать оставшуюся часть и валить после домой, другая же настаивала на том, что всегда есть надежда, может и небольшая, на то, что удастся поменять меру пресечения на залог, судья забудет что-нибудь продлить итп ахинею, осталось потерпеть еще немного… а потом еще немного… Наша странно устроенная психика всячески пытается сделать нам жизнь наименее болезненной, строя какие-то фантастические и причудливые замки, лишь бы вырвать нас из страшной реальности. Не смотря на всю эту внутреннюю борьбу за лучшую иллюзию, жизнь посылает тебе события, которым ты не в силах противостоять, которые в один момент ломают тебя об колено.

Благодаря подвигам давно и безвременно нас покинувших коллег-зеков, описанным ранее, любой заключенный в Испании имеет возможность регулярно общаться с семьей. Что делал и я, с учетом ограничений, накладываемых расстояниями. Я пару раз в неделю звонил родителям, сестре и жене, писал письма, больше особых возможностей общения не было. Где-то в мае у меня возникла какая-то странная ситуация в общении с родителями – они как-то странно и непонятно стали со мной разговаривать, или скорее всего что-то недоговаривать, а что, я никак не мог понять. Я их просил как-то объяснить происходящее, но они всячески уклонялись от прямого ответа, только намекали, но понять суть этого намека я не мог. Не прошло и пару недель как я получил от них письмо. В письме была одна поздравительная открытка с днем рождения, написанная рукой моей жены, примерно такого содержания: «Любимый…поздравляю с 32 летием…».

Тут я вообще запутался… О чем, собственно, идет речь? Мне и лет поменьше, и почему открытку жены отправили мне родители? Я решил оставить свои вопросы до ближайшего звонка и все выяснить. Улучив возможность, я позвонил сестре и попросил объяснить мне, что это за ребус такой, сути которого я никак не пойму. Она мне ничего толком не объяснила, только сказав, что мне уже полгода говорят об одном и том же, а я все это время прикидываюсь дураком и не хочу видеть очевидные вещи. Я как-то попытался объяснить, что у меня и так головняков хватает, и что на расстоянии несколько тысяч км у меня ребусы не складываются, нельзя ли как-то упростить задачу… В ответ я услышал только одно: «Это открытка адресована твоему ближайшему другу» и разговор прервался.

Очень тяжело описать вам мое состояние после этого разговора… Я впал в прострацию… Мысли устроили в моей голове сумасшедшие скачки… Я не мог поверить в происходящее, совершенно не мог. Это никак не могло встроиться в мою картину мира. Моя жена, человек, которого я люблю, которому я во всем и полностью доверяю изменяет мне с моим же другом на протяжении долгого времени?? Причем с самым беспонтовым из моих друзей?? Нет, ну такого не может быть! Это невозможно! А как же наш ребенок?
Все это носилось в моей голове, не давая возможность как-то рационально мыслить. Да и о какой рациональности можно говорить, когда цунами эмоций уже разбило меня вдребезги о берег, а жалкие остатки поглотила бездна. Я сидел возле телефона, полностью опустошённый, без малейшего понятия, как мне быть дальше.

Минут через 15 разум начал возвращаться. Он упорно отказывался верить в происходящее. Мне почему-то казалось, что случилась какая-то несуразная ошибка, не может такого быть, во всяком случае не с этим же… Нужно перепроверить, ведь должен же быть способ… Жена где-то на море… Нужно узнать, где мой друг, ведь если это правда, то они вместе. Я тут же организовал еще один звонок, другому своему другу – мы дружили втроем, поэтому я был уверен, что он в курсе происходящего. Я набрал, и после коротких приветствий поинтересовался, где там наш общий друг, мне нужно срочно с ним связаться. В ответ я получил расплывчатое объяснение того, что он сейчас не в Москве, и он точно не знает… В общем, в одночасье у меня не стало еще одного друга. Было понятно, что он мне врет и что он в курсе происходящего.

Я не стойкий боец. Вероятно, существуют люди, которые попав в аналогичную ситуацию могут сохранить здравомыслие и хладнокровие. Я не смог. И больше всего меня угнетало мое положение – я ничего не мог сказать этим людям, не мог потребовать объяснений, да просто дать заслуженно в морду! Ничего…Полная беспомощность вызывала только приступ внутренней ярости. Я не имел возможности даже позвонить жене, ее телефон был недоступен… Очень, я вам скажу, неприятное ощущение, когда близкие люди вас предают. А как еще я мог оценить эту ситуацию? Еще в первый месяц моего пребывания в Жероне я написал жене, что ситуация у меня складывается нездоровая, и я могу тут подвиснуть далеко не на пару лет, поэтому я не жду от нее подвига жены декабриста, давай как-то сразу договоримся, без взаимных обид. Но она меня заверила, что бы я себе не забивал голову глупостями… И я поверил… Единственное, что я смог сделать, это на следующий день вылить всю мою ярость на бумагу. Я написал письмо, вложив в него все свои чувства по отношению к этим людям. Видимо, мне это удалось, т.к. по слухам эта компания очень опасалась моего освобождения.

Конечно, происходящие события подорвали окончательно мой и без того не совсем бодрый настрой. Я потерял и аппетит, и сон, и все, что к этому прилагается…Целыми днями я шатался бездельно по патио, гоняя в голове всякие мысли. Даже Альберто, человек, которому всегда было пофиг до окружающих, поинтересовался причиной моей крайней подавленности. Серго, естественно, был в курсе происходящего, и смог выдержать пару недель рядом со мной, после чего в категорической форме потребовал, что бы я заканчивал страдать объяснив, что в моем таком поведении проку нет, на одной бабе свет клином не сошелся, итп. Я было пробовал возражать и оправдываться, но в конце концов разум решил вернуться ко мне, и я начал приходить в себя.

Позже, мне регулярно приходилось наблюдать аналогичные моим обстоятельства разрушения семей и видеть безутешно рыдающих мужиков от 20 до 60 лет. Но что поделать, легко осуждать других, а понять так вообще нет возможности, но, видимо, кому-то суждено пережить подобные ситуации. Так же, поднакопив со временем кое-какую статистику, я пришел к выводу, что не слышал не об одной женщине, которая бы выдержала более 2 лет разлуки. Хотя нет, вру, одна была… В моем модуле содержался один интересный персонаж – некто Джонни. Он был родом из Колумбии, но вроде как жил в США, и конечно же, его прихватили с наркотой, причем по-крупному. Ему было лет 25-28, своих земляков-голодранцев он сторонился, с остальными же вел себя очень ровно, по возможности избегая каких-либо историй. Так вот, Джонни работал, за что помимо зарплаты получал дополнительные звонки и вис-а-висы, а так же он покупал звонки у других зеков модуля. Все это добро тратилось исключительно на общение со своей женой, он звонил ей 2 раза в день, каждые выходные она приходила в локуториос на встречу с ним, ну а про вис-а-висы я молчу. В таком режиме – 4 года полет был нормальный, далее я не интересовался его судьбой. Однако, смутно я подозреваю, что помимо самого Джонни, его дружная колумбийская семья тщательно следила за жизнью невестки.



Часть 9.

Самый кошмарный на мой взгляд из подобных случаев произошел буквально на моих глазах, но немного позже по времени, и, думаю, будет вполне уместно привести его здесь.

Помните наших жиронских корешей – польскую банду? Один из них, Лешек Ян, после переезда из Жироны оказался в нашем модуле. Нравилось ему или нет, но русскоговорящие были единственными с кем он мог комфортно общаться, т.к. он не сильно морочился с изучением языка. У меня с ним всегда было все ровно, а Серго время от времени, обычно по мелочи, конфликтовал с ним. Серго пытался вовлечь его в какую-нибудь пустую тюремную движуху, а Лешек частенько уличал того в подлости и подставах, но до серьезных конфликтов обычно не доходило. Но речь не про это.

Однажды Лешека вызвал фунционарио и вручил ему какое-то официальное письмо из Польши. Я в тот момент почему-то находился рядом и наблюдал всю картину, что называется, от первого лица. Письмо было от польского судьи и такого содержания: «Пан Лешек, я получил заявление от вашей супруги, пани Лешековой, с просьбой признать вас без вести пропавшим в связи с тем, что уже более трех лет у нее нет сведений о вашем местонахождении.

Она все это время вынуждена одна содержать 4 несовершеннолетних детей. В связи с тем, что вы с ее слов пропали, а у нее нет денег, она хотела бы продать принадлежащую вам 4-х комнатную квартиру, признав вас без вести пропавшим. Я извещу пани Лешикову о вашем местонахождении, а ее прошение оставлю без движения».

Тут нужно немного рассказать о Лешике как о человеке. Пол жизни он провел в заключении, в основном по глупости, но это в любом случае очень много времени.
Тюрьма наложила конечно же свой отпечаток на его личность, однако при этом он не потерял человечности. У него не было озлобленности, наглости, подлости, которую мы вправе ожидать от закоренелого преступника, а только какая-то житейская смекалка. Каким он был на воле я не знаю, но по рассказам его подельников Лешек был натуральным бандюком и принципиально зарабатывал только криминалом. Квартиру, которую так беспардонно пыталась отжать его жена, он выиграл в карты. Его друзьями были исключительно криминальные личности. При этом он очень любил свою семью и часто рассказывал мне про успехи своих детей. Особенно он любил четвертого ребенка, который в силу родовой травмы страдал дцп.

Лешек объездил всех возможных святил медицины, пытаясь как-то вылечить ребенка, но без особого успеха. Причем ум и психика ребенка были нетронутыми, проблема была исключительно в способности передвигаться, поэтому он даже учился в обыкновенной школе. Лешек рассказывал такую историю про него: как то Лешеку в своих бандитских движухах удалось отжать новейший телевизор Сони, который как и полагается поставили дома в гостиной. А тут звонит Лешеку жена в истерике и кричит, что бы он срочно несся домой, т.к. его младшенький взорвал квартиру! Лешек, бросив все, рванул домой, предвещая самое худшее. Поднявшись в квартиру перед ним предстала картина развороченной гостиной, убивающейся по испорченному имуществу жене, и посреди этого хаоса всего в копоти и слезах своего сына.

Убедившись, что с ним все в порядке, Лешек попросил объяснений. Сквозь рыдания, всхлипывая, ребенок стал объяснять, что он с друзьями смастерил из магния бомбочку, и решил ее почему-то испытать дома, ну а дальше все было предсказуемо… Лешек посмотрел на испорченную мебель, разбитый Сони, и наконец, на своего всхлипывающего сына и подумал: да шли бы эти шмотки куда подальше! Не буду я его ругать, у него и так жизнь не самая легкая. Взял его на руки и понес отмывать от копоти. Нужно сказать, что сын был очень привязан к нему и сильно скучал без отца, о чем Лешек не единожды упоминал.

Но вернемся к тому злополучному письму. Здесь, для понимания некоторой логики событий, нужно упомянуть еще одно обстоятельство. За несколько месяцев до описываемых событий поляки получили так называемый peticion fiscal. Это аналог нашего обвинительного заключения, в котором прокурор обозначает со всей своей пролетарской беспощадностью тот срок, который, по его мнению, заслужил обвиняемый. В случае поляков это было 15 лет, и не на троих, как вам могло показаться, а каждому. На человека неподготовленного такие цифры производят неизгладимое впечатление, нередко заканчивающееся истерикой или сердечным приступом. Но мы же в Испании, здесь все несерьезно и через известное место.

Во всех более-менее цивилизованных в плане уголовно-правого законодательства странах цифра, указанная в peticion fiscal очень близка к тому, что выдает судья на суде. Однако в Испании эта цифра ни к чему судью не обязывает, и обычно ее смело можно делить пополам. Лешек не стал пугать жену такими цифрами и не сообщил ей эту веселую новость, но его подельники растрепали своим женам, а те, в свою очередь, проинформировали жену Лешека. Она была лет на 20 моложе его, и видимо посчитала, что ждать уже престарелого мужа смысла нет и нужно налаживать свою жизнь без него. Еще нужно сказать, что, находясь в испанских застенках, Лешек через своих друзей материально поддерживал свою семью, они совершенно точно ни в чем не нуждались.

А тут такая история… Прочитав письмо, Лешека буквально всего затрясло. На беднягу было жалко смотреть. Он заплакал, заметался по модулю в приступе накрывшего его отчаяния. Кое-как остановив его, я спросил, что произошло. Лешек, не в силах как-то совладать со своими чувствами, рычал как раненый медведь и на смеси польского, русского и испанского кричал про курву мачь, вшистко попердолено, курвица, и про другие вполне уместные для данного случая устоявшиеся выражения. А как еще реагировать запертому в клетке человеку, когда один из самых близких людей умышленно пытается его поиметь? Я было попробовал как-то его успокоить, но куда там… Благо, что Лешек по своему характеру был человеком не агрессивным, а то даже не знаю, чем могло бы все закончится.

Такой смеси злобы и отчаяния в глазах, я вам скажу, редко увидишь в жизни. Кое-как, тряся перед моим носом злополучным письмом, он объяснил мне суть полученной новости. Ну что тут скажешь… Особо поддержать мне его было нечем, нечто подобное я сам не очень давно пережил. Я уже говорил, что Лешек был представителем самой настоящей польской организованной преступности. По его разумению, такому хитрому ходу жену могла научить только ее мать, т.е. Лешекова теща. Брызжа слюной во все стороны, он поклялся сжечь принародно эту суку-тещу, а жену отправить сосать у дальнобойщиков, обязательно под присмотром его бандитских товарищей. Совсем не удивлюсь, если он все это организовал. Одно мне не понятно, о чем думали его родственники, пойдя на такой шаг? Надеялись, что он загнется в тюрьме? Даже не знаю, но иногда складывается ощущение, что у некоторых особ женского пола реально куриные мозги.

Болгары

Почему-то в мое повествование никак не попадают представители еще одной хоть и странной, но не чужой нам народности – болгары. Странность их в том, что я не встречал других иностранцев, которые так любили бы русских, как болгары. Конечно, были моменты в истории, когда русские им не слабо помогали, на что болгары обычно отвечали какой-нибудь очередной подставой. Но не будем путать простых людей с государством. Хотя кто-то же им должен быль навязывать стереотипы мышления…

С другой стороны, возможно это память самого народа так работает, не знаю, в чем дело, но факт есть факт.
Вася появился в модуле немного позже нас. На самом деле его звали Васил, но на Васю он не обижался. Он был моего возраста, крепкого телосложения, даже немного полненьким, очень приятным и бесконфликтным по характеру. Русских он называл нежно «братушки» и всячески подчеркивал свое хорошее отношение к нам. Я не помню за что Вася чалился, да и имеет ли это значение? Главное, что бы человек был хороший, а Вася этим качеством обладал в полной мере. Мы много времени проводили за болтовней, так что со временем он рассказал мне историю своей жизни. Вася и на родине время от времени влезал в какие-то непонятные криминальные истории, но мне кажется, что происходило это из-за его наивности, т.к. наиболее емкой его характеристикой была, как мне кажется, некая детскость, он был как большой ребенок.

В подростковом возрасте Вася серьезно увлекался карате, и делал в нем успехи. Но став постарше, он как то забросил занятия, однако навыки остались, и даже однажды пригодились. Влипнув в очередную историю в Болгарии Васю арестовали. Находясь еще в кабинете следователя, в какой то момент он ясно осознал, что свободы ему уже не видать. И что делать? Ничего лучше ему в голову не пришло, чем находясь в наручниках, отработанными ударами уложить сначала следака, а потом и второго мента, который на тот момент находился в кабинете. Бежать через дверь Вася не рискнул, а выбил стулом окно и выпрыгнул со второго этажа, при этом сломав себе пятку. С переломом далеко убежать у него не получилось…

Потом Васю, как и полагается в подобных случаях, долго били, но он обиды за это не держал. И вот он в Испании, и снова в тюрьме. В конце концов, просидев с нами в модуле пару лет, Васю осудили года на 4 и отправили отбывать в какую-то тюрьму на юг Испании, откуда он регулярно строчил мне письма – а чем еще в тюрьме заниматься? Скучно же…

Где-то летом 2004 года к нам в модуль заехали еще 2 болгарина – подельника, Асен и Бойко. Они оказались тоже моего возраста, и мы сдружились. Эти два паренька были уже не такими простачками, как Вася. Асен был профессиональным автокрадуном, а Бойко профессионально занимался подделкой карточек. Оба очень обогатили мои познания в мире общеуголовного криминала. Асен жил вполне себе легально в Испании несколько лет, даже жену с ребенком перевез, но вот занятия у него были все по большей части связаны с криминалом. Даже можно сказать исключительно с криминалом. Благодаря его банде в г. Мадриде практически исчезли, например, Тойоты известной модели Кукурузер.

Эта модель была настолько популярной, что они не стеснялись воровать даже битые машины. Сюда же в Испанию были привезены из Болгарии специалисты по перебиванию номеров, так что у них был практически полный цикл по легализации стыреных машин. Асен частенько рассказывал про курьезы, случавшиеся с ним о время краж. Так, безуспешно пытаясь завести новую БМВ на парковке торгового центра, вдруг появилась молоденькая хозяйка машины. Увидев бесчинство, творящиеся с ее авто, она только и смогла сказать – «ребята, ну вы чего??». Болгары извинились, быстро прикрутили снятые панели, и как джентльмены, удалились, без каких-либо других последствий.

Будучи ребятами не бедными, болгары, не без моей наводки, наняли сразу приличного адвоката. На встречу с ним они потащили и меня, на всякий случай, что бы я помог с переводом, если что. Адвокат поинтересовался, за что, собственно, они сидят. Ребята сказали, что за машины. Адвокат посмеялся, сказав, что теперь он знает, кто спер его новенький Кукурузер. Болгары тут же предложили ему найти и вернуть машину, если это было недавно. Но адвокат сказал, что ему пофиг, т.к. страховку он уже получил.

Так же Асен немало мне рассказал про самих испанцев. От него я впервые услышал о том, что они, как нация, очень завистливые. Причем эта зависть имеет довольно оригинальные черты. Когда ты снимаешь и въезжаешь в квартиру, соседи ведут себя очень дружелюбно и сочувственно, особенно если видят, что ты бедный в материальном плане иностранец. Видимо это связано с тем, что испанцы во времена Франко в большом количестве иммигрировали, в поисках лучшей доли. А поскольку страна была в основном аграрной, то и работу за границей они находили самую неквалифицированную и тяжелую. Возможно эти воспоминания о пережитых невзгодах так отразились на всей нации, но они действительно готовы прийти на помощь малоимущему.

Но как только такой иностранец устраивается на приличную работу, или организовывает свой доходный бизнес, «поднимается», как принято говорить у нас, отношение к нему у испанцев меняется на диаметрально противоположное. Они начинают дико завидовать, перестают общаться, и не дай Бог что, тут же стучат в полицию – а вдруг нелегал?
Бойко, в отличии от Асена, в Испании ни дня не жил, а как это принято в тех местах, попал под замес за компанию. Ну или не совсем так… Асен был давнишним друганом Бойко, и т.к. дела в королевстве шли в гору, он пригласил товарища, как специалиста по карточным мошенничествам, пощипать немного испанцев. Бойко уговаривать не нужно было, и подсобрав нужное оборудование, он выдвинулся в Мадрид.

Но вышла небольшая неувязочка. За Асеном уже как несколько месяцев следила и прослушивала телефон местная полиция, и факт приезда Бойко им был известен. К знаменательной встрече друзей им решили сделать подарок – принять их всех вместе. Прилетев в Мадрид, еще находясь в самолете, Бойко понял, что происходит какая-то фигня. На борт прилетевшего самолета поднялись полицейские, а это прямо указывало на нестандартность ситуации. У Бойко в карманах были кое-какие вещи, о которых полиции ну совсем не нужно было знать, и он аккуратно их спрятал в самолете, подозревая, что пришли именно за ним. Он оказался прав, его попросили взять свои вещи и в сопровождении полицейских покинуть самолет.

Не прошло и каких-то 3 дней, как оба друга оказались в Вальдеморо. Не смотря на то, что их закрыли, ничего особенного полиция не нашла, их просто арестовали «по подозрению», на всякий случай.
Бойко имел богатый опыт отсидки. Ему даже удалось побывать в такой экзотике, как Арабские Эмираты. К счастью, там уже давно не рубят рук ворам и мошенникам и содержат их в вполне гуманных условиях. По рассказам Бойко, самое суровое испытание в тюрьме эмиратов оказалось полгода не есть сало. Но обо всем по порядку.

История эта произошла где-то в конце 90 годов, когда мошенничество с карточками было чрезвычайно популярно в узких кругах специалистов. Но что-то у Бойко не склеилось и его с поличным приняли в ювелирном магазине. Разбирательство было недолгим, и через неделю он уже предстал перед уважаемым мусульманским судом. Первым вопросом судьи, с любопытством читающего материалы дела, был : «Что то я не пойму, это что вообще такое за преступление? И за что мне его наказывать?» В общем, слава Аллаху, судья выдал Бойко 6 месяцев и отправил отбывать в местную тюрьму. Тюрьма в Эмиратах оказалась необычным местом. Двухместные камеры вообще не закрывались, а воздух в помещении кондиционировался.

А как отбывать, когда на улице целый год +50? По этой же причине не закрывали камеры – днем выйти на улицу было невозможно и народ гулял по ночам. На патио находился с десяток таксофонов, по которым можно было звонить куда угодно и сколько угодно, конечно же, за свой счет. Так же тебе могли позвонить в тюрьму, и охранник подзывал тебя к трубке. Еще из приятных бонусов были беспошлинные сигареты в ларьке. После 4 месяцев отсидки пришел Рамадан, и судья решил скостить Бойко пару месяцев от срока, в честь такого праздника.



Лето-осень 2004





Не смотря на навалившиеся тяготы судьбы, все же лето 2004 я провел шикарно – других эпитетов я не нахожу, чтобы описать время, проведенное мною в стенах радио. Пока коллеги вынуждены были гулять по патио под палящими лучами солнца я, вместе с немногочисленными счастливчиками, проводил время на радио, в комфортной температуре (Цезарь притащил откуда-то старый кондиционер, который мы под всеобщие радостные вопли и запустили), с компьютерами и кофеваркой. Ничего сверхъестественного, конечно, но в этом небольшом помещении, с его непринуждённой атмосферой, жизнь не казалась такой уж пропавшей. Как я уже говорил раньше, к нам часто заходили вольнонаемные работники, а вернее работницы тюрьмы, в основном социологи-психологи, чтобы непринуждённо поболтать о жизни, да и просто потусить, вместо того, чтобы слушать вечное нытье зеков, выслушивать их проблемы, в общем, заниматься тем, за что они получали зарплату. Нам они никак не мешали, если не сказать наоборот, отвлекали нас от рутины. Из этого трепа я узнал много интересного о загадочной испанской душе, но это совсем другая история.

Как я уже рассказывал, каждый четверг проходила совместная радиопередача радиостанции Cadena Ser и тюрьмы. Хотя я теоретически и был нагружен технической помощью в ее проведении, на практике все прекрасно происходило и без моего участия. Техниками с радиостанции в нашем помещении были установлены и подключены декодеры звука, и единственное, что нужно было сделать за час до начала – это включить их в розетку. Ах да, еще небольшой, но очень важный момент. Сигнал из нашей студии в студию на воле передавался по телефонной линии. И это была отдельная от тюрьмы линия, которая включалась тумблером в кабинете Цезаря.

После окончания передачи Цезарь, нарушая все мыслимые и немыслимые правила, выдавал телефон и разрешал зекам звонить домой. Не смотря на всю внешнюю брутальность, зеки внутри существа сентиментальные. Телефон производит на них практически гипнотическое воздействие, ведь это единственное, что их связывает с внешним миром – с женами, детьми, родителями и его никогда не бывает достаточно, т.к. услышать лишний раз голос близкого человека бывает бесценно. Цезарь это понимал и поэтому делал такую поблажку. И за все годы, что на радио имелся телефон, ни один зек на Цезаря не настучал, что для Испании редкость необычайная. Опять таки, людей для радио Цезарь отбирал лично, и как психолог с большим практическим опытом немного в них разбирался. Стукачам на радио было не место, и их там не было.

В какой-то момент времени Cadena Ser вдруг решила, что нам для проведения еженедельных трансляций обязательно нужен их специалист. Так на радио по четвергам стал появляться презабавный персонаж по имени Луис. Ему было около 50 лет, и из примечательного было то, что его рот никогда не закрывался. Видимо именно за это качество его к нам и сбагрили. Он трепался про все на свете: про то, что ел на днях, хорошо ли покакал утром, про поездку в Тай, про детей, про мудака короля, про футбол, машины, про Изабель Пантоху la madre que la pario… я даже не знаю, каких только тем он не затрагивал. Наверное, только про Путина он ничего не говорил.

Придя в очередной раз, Луис совершил невозможное – он собрал у себя на работе всякий списанный компьютерный хлам и припер его в тюрьму. Причем охрана, видимо, офигела от такого несанкционированного заноса техники, и она вся была тут же привезена в помещение радио и вручена мне, с извинениями за ее состояние. Вот это был праздник! Несколько вполне работоспособных компов, огромный лазерный принтер – я об этом даже и мечтать не мог! И все в мое полное распоряжение! А шедевром всего был пакет с комментарием Луиса: «Ну тут еще всякое старье, посмотри, может что-то и пригодится».

Я заглянул в пакет и обомлел – помимо всякого хламидиоза в нем лежал натуральный внутренний модем. В моей голове тут же сложилась преступная схема: модем-телефонная линия-интернет. Нет, не так. ИНТЕРНЕТ!!! Неосуществимая в тюрьме мечта иметь доступ во всемирную сеть начала приобретать некие очертания… Пакет я тут же заныкал с глаз долой и начал обдумывать свой коварный план. Нужно было любыми способами заставить эту железку выйти в Интернет. Но как? Сначала я ее установил в самый близкий к телефонной розетке компьютер. Проверил. Модем трубку поднимал, щелкал, значит, я предположил, что он рабочий. Но не все так просто…

Во-первых, Цезарь всегда после трансляции и окончания звонков всеми желающими отключал телефонную линию, если только не забывал сделать это. Во-вторых, нужно было еще где-то достать соединительный шнур, и в-третьих, самое важное, не запалиться. Стукачи стукачами, но про Джоана нельзя было забывать, он запиливал свое жало везде, куда оно доставало. Я решил привлечь к своей движухе Луиса Пуньялеса. Треплом он не был, Джоана на дух не переносил, ну и я ему обрисовал возможность несанкционированно звонить домой. Луисито совершенно ничего не понимал в компьютерах, но меня поддержал, и я стал воплощать свой зловещий план по подключению к глобальной сети из застенка Вальдеморо.


Я чуть не упустил наиглавнейшее – нужно было как-то найти провайдера для модемного доступа. Но будем двигаться по порядку. Нужен был телефонный провод. Конечно, нигде в свободном доступе найти и украсть провод не удастся, это все-таки тюрьма, и все, что не прибито-привязано-приклеено-спрятано в короб очень быстро стыривается. Зачем, спросите вы? На всякий случай, тюрьма – это не хозяйственный магазин, где в любой момент можно купить все, что необходимо, тут дело случая… Выбора у меня особо не было, и я обратился к Фазе. В расспросы он не стал вдаваться, нужно, значит нужно, обещал пошарить у себя на базе. Теперь нужно было решить как-то вопрос с провайдером. Только как?? В Испании на тот момент было не все так просто, как у нас – купил доступ, звони на модемный пул и пользуйся. Тут любая компания хотела заключить с тобой минимум годовой контракт на обслуживание, а для этого она хотела видеть тебя лично, что было как-то мне несподручно. На воле у меня никого не было, к кому можно было бы обратиться с таким вопросом, так что какого-то решения найдено не было. Но мое желание получить доступ к интернету было настолько сильнО, что пространству вокруг пришлось измениться, и самым неожиданным образом.

Не прошло и недели как Фаза принес мне сетевой шнур, со словами, что если что, лучше сразу удавись на нем. Я его заверил, что он может расслабить булки, и если возникнет необходимость, я съем этот шнурок.
На следующий день я чуть ли не с трясущимися руками прибежал на радио и начал работы по подключению шнура к розетке. Сделать это было не так-то просто, т.к. не смотря на предпринятые мной перестановки, компьютер все равно находился на значительном удалении и требовалось нарастить шнур. Плюс в этом помещении я мог что-то делать только в присутствии Луиса, как единственного, кто был в курсе моих маневров, а каталонский гаденыш все время ходил туда-сюда и не давал нормально работать.

Пришлось полдня ждать, пока он куда-нибудь свалит, а после Луису стоять на стреме, пока я прокладывал и прятал шнур. По завершению монтажных работ я помчался к компу и дал в терминале заветную команду на поднятие трубки… В ответ прозвучал щелчок – трубка поднялась, но гудка не последовало. Питания в линии не было, что означало только одно – Цезарь вручную вырубил эту линию. Нужно было дождаться ближайшего четверга, когда будет очередной сеанс связи с Cadena Ser и тогда опробовать оборудование. Ну к чему-к чему, а к ожиданию в тюрьме к тому времени я уже был привычен. Ждать, так ждать.

В очередной четверг, в предпрограммной суете, я выгадал момент и подключился к работающей линии. Сигнал был, но что дальше?? Где и как искать провайдера? С этими мыслями я бесцельно копался в сетевых настройках компа. Да и что я в нем мог найти? Ничего, ровным счетом ничего, что могло бы мне помочь в подключении к интернету. Случайно мой взгляд уперся в инструкцию по активации windows. В ней предлагались некие действия, среди которых было модемное подключение к сервису Microsoft для проведения активации в автоматическом режиме. В окошке я выбрал страну – Испания, и модем запищал, набирая предустановленный номер. Небольшое шипение в динамике модема и я куда-то подключился.

Пока проходил процесс совершенно не нужной мне активации, я заметил в углу экрана значок «подключен к интернету». «Что за история?» - подумал я и немедля запустил браузер. И что вы думаете? Бинго!!! Страничка загрузилась, у меня был доступ в интернет!! В первую очередь, я полез в свой почтовый ящик. Но тут раздался щелчок, обозначающий, что связь разорвана. А на что, собственно, я надеялся? Что Microsoft предоставит мне халявный доступ в интернет? Как только прошли все процедуры активации, программа благополучно дала команду повесить трубку, а компьютер еле ворочал установленными приложениями. Я повторил процесс активации снова. На этот раз я решил, что для соблюдения необходимой конспирации мне нужно отключить все звуки модема.

Я тут же набрал в поиске «команды для терминала», получил и сохранил страничку с ними. Последовал щелчок и модем опять повесил трубку. На этом я решил, что на сегодня мне хватит впечатлений и что нужно взять паузу и подумать, как правильно распорядиться предоставленной мне короткой возможностью доступа в сеть. Было понятно, что заниматься простым серфингом – это не вариант, нужно было получить что-то полезное и нужное, тем более, что время нахождения в сети было так ограничено. Я попробовал создать заранее нужные мне поисковые запросы, чтобы в момент подключения уже не тратить время на это. Но все равно, модем отключался слишком быстро, а компьютер работал очень медленно. Мне ничего лучше не пришло в голову чем попытаться разобраться в том, каким образом устроено приложение активации.

Тебе, дорогой читатель, может показаться, что описанное мною в одном абзаце было сделано за один день, но это не так. На самом деле, это был долгий процесс. Я имел реальную возможность подключиться только на 15 мин 1 раз в неделю, и то это время было порезано на небольшие кусочки, созданные по усмотрению Microsoft. У меня не было никаких учебных пособий, описания алгоритмов работы тех или иных приложений…, но было огромное желание и время, чтобы разобраться с этим.

Но я отвлекся… Итак, сначала я решил попробовать разобраться с алгоритмом работы активатора. Уже не помню как все было, но каким то чудом мне удалось найти некий текстовой файл, который содержал в себе в открытом виде весь список телефонных номеров с указанием стран. Именно его и подхватывало приложение активации для осуществления дальнейшей регистрации. Я выписал соответствующие Испании номера и завел их в обыкновенную терминальную звонилку. И вы не поверите, этот дешевый трюк прошел! Теперь я дозванивался до центра регистрации и мог висеть на линии сколько мне нужно было времени, без отключений. Конечно время само по себе было ограничено тем временем, которое шла радиопрограмма, но и это было уже что то.

Часть 10.

Любой нормальный зек использовал бы эту новую возможность несанкционированной связи для организации побега, но куда мне до них, и я ничего умнее не придумал, чем стал искать и скачивать все доступные материалы по йоге. К тому моменту я уже около полугода как увлекался ею, а материалов очень не хватало. Мне удалось найти сайт одного отечественного сподвижника, который перевел и выложил в открытый доступ много книг Свами Шивананды, да и других серьезных йогинов, которые и были мною, не без труда, скачены. Думаю, моя искренняя благодарность этому человеку куда-нибудь ему да записалась. Все скачанное тут же, на новоиспеченном лазерном принтере, который был бы украшением любой городской помойки, было распечатано, ну и конечно, прочитано.

Оказалась, что одна очень интересная вещь ускользала раньше от меня – не смотря на все ограничения, которые можно наложить на тело, у человека существует что-то внутри, что способно оставить в стороне все привычные нам внешние формы, переживания, атрибуты и при этом жить полноценной жизнью. Изучение своего внутреннего мира оказалось процессом даже более интересным, чем потакание прихотям тела. Но это вообще отдельная тема… а пока я зачитывался повествованиями Шивананды, особенно жизнеописаниями просветленных. Эти самые жизнеописания обладали каким-то интересным свойством. Прочтение их в особо трудные и переживательные моменты нахождения в тюрьме было способно вырвать меня из череды несчастий и придать сил, описать которые я даже не в состоянии, хотя на первый взгляд вроде ничего примечательного в этих историях и не было.

Продолжая рассказывать про запрещенные в тюрьме средства коммуникации, стоит еще назвать еще такую безобидную вещь как телетекст. И этот запрет был связан с историей, произошедшей именно в Вальдеморо, а поскольку она касалась одного Бориного друга, то она достойна упоминания.
Как я уже говорил, Борис был человеком очень общительным, и даже немного чрезмерно общительным. В 7 модуле, где он и находился с момента нашего прибытия в Вальдеморо, Боря познакомился с неким Пабло. Не Эскобаром, конечно, но тоже человеком весьма уважаемым. Пабло было уже глубоко за 50, и тянул лямку он за наркотрафик. А за что еще в Испании сидеть достойному человеку? Не за нанесение же побоев блядующей жене, для этого были парни попроще и помоложе.

Так вот, Пабло был родом из Галиции, это такая автономия, там же он и жил, имел статус адвоката и работал в какой-то серьезной организации на высокой должности. Видимо, в какой-то момент ему подвернулась возможность неплохо заработать, потом еще немного, и снова чуть-чуть, и опять поучаствовать в разделе проданной тонны кокса…пока как обычно, всю дружную компанию не приняли. Но Пабло был человеком умным, и особо предъявить ему ничего не смогли, поэтому прессовали тюрьмой, как могли. А в процессе судебных разбирательств, которые по древнему испанскому обычаю длились не один год, Пабло умудрился сцепиться с прокурором, да так, что прокурор позволил себе оскорбить его в лучших чувствах. Кровь вскипела, как это бывает у настоящих горячих испанских мачо, и понеслось…

Личную месть Пабло решил выразить в заказе оскорбившего его прокурора. Друзья нашли киллера, а общение с ним происходило путем отправки сообщений на какой-то общедоступный сервис телетекста. Зачем так сложно было организовано общение я не знаю, но как обычно это случается в Испании, кто-то проболтался или настучал и все спалились, Пабло впаяли еще одну статью, изменили условия содержания на крытые, т.е. аналогичные тем, в которых сидели баскские сепаратисты (т.н. primer grado + FIES ), и запретили в тюрьме телевизоры с телетекстом. В процессе перевода Пабло в крытый модуль произошла еще одна забавная история. Его поместили в одиночную камеру с грязным матрасом, на что Пабло сразу указал фунционарио. Тот послал его подальше, но Пабло, как человек образованный и уже подкованный в тюремных правах и правилах указал ему, так же в грубой форме, на несоответствие санитарным нормам тюремного инвентаря, и подкрепил свои слова ловким броском означенного матраса в фунционарио.

Тюремщик, конечно, тут же настрочил рапорт о нападении на сотрудника учреждения. Пабло, в свою очередь, написал жалобу судье, в которой подробно описал те антисанитарные условия, в которые его поместили, законность его требования заменить матрас итд. Вся эта история попала на стол к судье, т.к. нападение на сотрудника тюрьмы это уголовное преступление. Однако в процессе расследования судья обнаружил, что в рапорте сотрудника было указано, что заключенный кинул в него грязным матрасом, что прямо указывало на правоту Пабло. Кидаться в тюремщика конечно нельзя, но и в обязанность администрации входит надлежащее обеспечение санитарных норм. В общем, уголовного наказания для Пабло не последовало, более того, судья обязал тюрьму купить ему нормальный матрас, что тем и пришлось сделать.

Конечно, в этой истории не обошлось без адвоката Пабло, который ходил на все судебные заседания и доказывал правоту своего подзащитного. Все-таки закон иногда работает и в другую сторону, если есть под рукой нужный рычаг… Судьба у Пабло сложилась печально. В тюрьме у него заболела печень, а в связи с тем, что он был в конфликте с администрацией, та всячески задерживала его отправку в госпиталь на консультацию. Когда все же он попал к врачу оказалось, что у него уже неоперабельная онкология, и жить ему осталось совсем немного. Несмотря на то, что до конца срока Пабло было еще далеко, суд из гуманитарных соображений отпустил его домой за пару месяцев до смерти. Также перед уходом в мир иной он наказал своему сыну, наследнику неслабого папиного состояния, которое полиция почему-то не изъяла, оказать посильную помощь Борису. И он действительно помогал Борису на протяжении достаточного периода времени после отбытия тем срока.

Но вернемся на радио… Понимаю, что я уже, наверное, порядком поднадоел с рассказами об этой организации, но иначе и рассказать нечего – как я уже не единожды говорил, жизнь зека состоит из сплошной рутины, так что терпите.
Состав работников радио, если так можно выразится, время от времени менялся. Основной костяк составляли люди с большими сроками, остальных же, по мере надобности, приглашал Цезарь. Одним из таких приглашенных людей оказался некто Ариель, мексиканец лет 45, из 5 модуля. На тот момент на радио уже был один мексиканец, некто Ноэль, молодой, веселый и добродушный парниша, одевавшийся, как принято у мексиканских торговцев наркотой, в змеиную кожу и в другие смешные в нашем понимании шмотки. У Ноэля была забавная черта – он очень громко разговаривал, но об этом чуть позже. Ариель был полная противоположность Ноэля. Он вообще не был похож на мексиканца, а выглядел совершенно по-европейски, и если к этому еще добавить его голубоглазость, то от мексиканца у него оставался только паспорт. Сразу было понятно, что Ариель человек образованный, очень воспитанный и обходительный.

Он даже общепринятыми ругательными словами не выражался. Как-то получилось, что я с ним быстро сдружился. Однажды я поинтересовался у Ариеля, зачем его земляк был такой громкий. Ответ оказался забавным – по словам Ариеля, Ноэль жил в сельской местности, а она не очень густонаселена, телефонов нет, и что бы пообщаться с соседом, они вынуждены кричать, иначе никак, поэтому все сельчане громко разговаривают. Не знаю, правда это или нет, но все радио ржало над таким объяснением.

Как то раз Ариель подошел ко мне и после небольшого предисловия о том, что ему нравится со мной общаться, т.к. видно, что я человек образованный итп, рассказал, что на днях в модуле к нему подошел Дариус, тот самый поляк, с которым мы вместе были в Жероне и поведал историю поимки нашей компании, особенно упомянув тот факт, что я до тюрьмы работал в милиции. «Ты знаешь, - сказал мне Ариель, - а я ведь никак не мог понять, что у тебя общего со мной. Я тоже раньше работал в правоохранительной системе. А что касается поляка – пошел он в жопу, вонючий стукач». И Ариель коротко рассказал мне свою историю. Вообще, как мне показалось, в тюрьме не нужно лезть к человеку с расспросами о том что, где и как его привело сюда. Если он посчитает нужным, расскажет сам. Но как правило, если зек достаточно долго находится в заточении, ему приходится излить кому-то свою беду, т.к. очень нелегко держать в себе эту ношу, и рано или поздно ею нужно с кем-то поделиться, а то и надорваться можно. Однако это негласное правило не касалось насильников – с этими никто не хотел общаться принципиально.

Так вот, Ариель работал в прокуратуре одного из районов Мехико. Так уж получилось, что его друзья детства стали серьезными мафиозниками, и они как могли тянули друга по карьерной лестнице. Однажды у них возник конфликт с каким-то персонажем, и они попросили Ариеля помочь в их разборках. Помощь состояла в том, что Ариель, вместе со своими сотрудниками, по надуманному предлогу, прилюдно, задержал нужного человека, а потом тайком передал его своим друганам. Те же, в свою очередь, решили прибегнуть к открытому вымогательству денег у родственников за возврат человека живым. Конечно, вся эта история была связана с наркотиками, невозвратом денег за них и т.п. темами, возникающим между наркоторговцами. Но родственники похищенного оказались ребятами так же не простыми, и быстро накатали заяву куда нужно.

Поднялся кипеж до небес, началось официальное расследование происшедшего, и Ариелю пришлось пуститься в бега… И добежал он, вместе с женой и двумя детьми, аж до другого континента. Осев в Испании, он ждал, что его друзья как-то смогут урегулировать сложившуюся ситуацию, но все оказалось не так просто. Похищенного человека хоть и выпустили, но пресса подняла шум по поводу коррумпированности правоохранительной системы в Мексике, сразу нашлись те, кто отчаянно боролся с этим постыдным явлением и Ариеля подали в международный розыск. После года нахождения в Испании его все-таки задержали и в Вальдеморо он ожидал экстрадиции на родину.

Экстрадиция процесс не быстрый, особенно когда ты этого не хочешь, но рано или поздно, обычно через 8-11 месяцев тебя все же выдают. Не удалось миновать этого и Ариелю. Я видел его незадолго до отъезда и это было очень печальное зрелище, ничего хорошего в Мексике его не ждало. Мы обменялись адресами и где-то через месяца 3 после отъезда, Ариель написал мне из мексиканской тюрьмы, что вроде как устроился он нормально и ожидает, пока адвокат разрешит все его вопросы. Мы переписывались с ним некоторое время, но потом я получил очень непонятное письмо, полное сожаления и отчаяния, и связь с ним прервалась, больше на мои письма он не отвечал. Уже покинув гостеприимные стены испанских тюрем, я решил разыскать Ариеля, ведь как бы не сложилась его судьба, возможно теплое слово могло бы хоть и не на долго, но порадовать моего друга.

Оказалось, что Ариель - известный в узких кругах человек! Незадолго до моего выхода, его тоже освободили. Так же я узнал некоторые подробности его интересной истории: его друзья действительно были ребятами не простыми. После экстрадиции Ариеля прошло несколько судов, на которых главным свидетелем был все тот же похищенный персонаж. Но незадолго до одного из последних судов его вдруг нашли в автомобиле, в пустынной местности, и совсем холодного. Однако это событие на помешало суду приговорить Ариеля к 17 годам тюрьмы, что для тех мест было равнозначно практически смертному приговору. Вот именно после этого события Ариель и написал мне то прощальное письмо. Но настоящие друзья они на то и друзья, что не бросают своих ни в каких ситуациях! Поданная апелляция на неправосудный приговор в верховный суд была удовлетворена, суд самой высшей инстанции счел недостаточными собранные против Ариеля доказательства и приговор отменил, хоть и после нескольких лет отсидки. Вот так иногда в жизни бывает… думаю все участники этой истории получили нужные уроки, а про справедливость лучше не думать, она выдаётся где-то в другом месте.

Пока мы годами развлекались всеми доступными для ограниченного периметра способами администрация тюрьмы изо всех сил старалась сделать нашу жизнь еще более комфортной. Правда ее понимание «комфорта» немного отличалось он нашего, но это же не проблема для поддержания хороших добрососедских отношений? Любая бюрократическая система очень медлительна и неповоротлива, зато если ее все же разогнать инерции хватит на пару лет вперед. Конечно пенитенциарная система является частью государственной бюрократии, а значит обладает всеми присущими качествами. На дворе уже как-никак 21 век, цифровизация, инновация и т.п. порнография, а в тюрьме нет до сих пор аппарата для просвечивания барахла, вносимого через единственные ворота.

И это в столичной тюрьме! Но замахиваться на такие глобальные изменения это уже перебор, начнем с мелочей. Первой мелочью в этой череде событий явилась…правильно вы угадали, замена бумажных денег на цифровые. Зная пример нашей Родины, не являясь провидцем, предположу, что на разработке и внедрении такой системы было попилено немало бюджетных бабок, а результат… Но все по порядку. Итак, в экономат каждого модуля была установлена настоящая модная магазинная касса, с тактильным экраном. Отладка этого чуда по всей тюрьме заняла не меньше 3 месяцев. После чего каждому зеку выдали пластиковую карту, на одной стороне которой была картинка с надписью Instituciones Penitenciarias, а на другой магнитная полоса и штрих-код. Этот самый демонический штрих-код и служил теперь средством оплаты товаров в экономате – продавец его сканировал, а хитрая касса связывалась с сервером, где хранилась информация о наличии средств у владельца.

Канула в Лету добрая тетя, которая каждую среду приходила с выпиской по счетам всех зеков и выдавала по 30 евро суррогатных денег, теперь все начисления стали происходить электронно и автоматически. Но зеки были бы не зеками, если бы не попытались обмануть эту систему. Помните Норберта, звезду чешского киднепинга? Он со своей бандой, как и польские таблеточники, следом за нами приехали в Вальдеморо. Норберт и в тюрьме не прекращал непримиримую борьбу за дензнаки, добывая их любыми доступными способами, начиная с наркоторговли и заканчивая организацией проституции. Будучи от рождения парнем неглупым, он не упустил возможности нажиться на переходном к цифровой эпохе периоде.

А афера была до невозможности простой. Каждая пластиковая карта имела уникальный 8-ми значный номер. Но номера выдавались по порядку, зачем как-то морочится на генерацию случайных чисел? Т.е. имея на руках действующую карту можно получить как вниз от номера, так и вверх +- 300 номеров карт. Не факт, что конкретный номер зарегистрирован в системе, но вероятность большая. Дальше – интереснее. Оказалось, что для создания штрих-кода используется как раз номер карты и самое распространённое на рынке программное обеспечение. Норберт позвонил на волю своим многочисленным друганам и попросил их сгенерировать, напечатать и прислать ему в тюрьму эти штрих-кода, что те с удовольствием и сделали. Далее, сговорившись с продавцами, он начал потихоньку тратить чужие деньги…Больших денег он не украл, но вполне неплохо нажился, покупая сигареты и телефонные карты, пока не поднялся хай из-за пропажи денег со счетов ни о чем не подозревающих коллег…

Насколько я знаю, эта история не имела каких-то последствий, т.к. никто не захотел в ней разбираться… кроме одного неожиданного момента, инициатором которого стал Серго. Не знаю откуда, но Серго узнал об этой «теме» Норберта, и решил ее использовать в своих целях. Он попросил встречи с замом по безопасности тюрьмы, а меня взял с собой в качестве переводчика. Я, конечно, поинтересовался, зачем нам этот хмырь, но Серго велел переводить слово в слово, об остальном он позаботиться. Через неделю кум нас принял, и Серго витиевато стал искать к нему подходы, говоря, что готов поделиться с ним важной информацией и т.п, кум на такие заходы не отреагировал, и сказал говорить прямо, что ему нужно. Серго сказал, что ему стало известно о фактах кражи денег, и что все началось с такого-то модуля (Норберт сидел в соседнем 5 модуле, его и назвал Серго), и как примерно это происходит. Кум выслушал, сказал, что примет к сведению и отправил нас обратно в модуль.

Я, конечно, поинтересовался у Серго, зачем нам нужен был этот цирк с конями, но он ничего вразумительного не ответил. Немного позже я понял, что мой подельник был большим стратегом, и пытался набрать очки перед администрацией, от которой много что зависит в момент дачи УДО. Не знаю, как считать такое событие с точки зрения воровских понятий, понятийным или нет, но оно имело место.

Другим нововведением стала привязка этих же пластиковых карт к таксофонам. Новая схема полностью накрыла нас известным колпаком Мюллера. Теперь администрация могла идентифицировать каждого звонящего и номер, по которому тот звонит. Этому предшествовал глобальный сбор данных о круге общения заключенного: каждого зека обязали в короткий срок предоставить список телефонов, по которому он будет звонить, с указанием имени-фамилии, степени родства и предоставлении документа о том, что данный номер принадлежит именно этому лицу. Количество возможных номеров было ограничено пятью. Такое нововведение прежде всего отразилось на испанских коллегах, т.к. они никак не могли обойти новые ограничения. Иностранцам было немного попроще, во всяком случае русскоговорящим.

Во-первых, мы физически в короткий срок не могли предоставить документы на владельцев номеров, да и потом документы были на русском языке, а платить за перевод никто не собирался. Во-вторых, к тому моменту мы изучили все прелести IP телефонии и пользовались для звонков российскими картами, чьи номера дозвона испанцам не были знакомы, и они не могли оперативно их проверить. А дозвонившись уже на пул телефонии, мы могли набрать совершенно любой номер и обойти защиту от звонков на несанкционированные номера. В-третьих, существовала система звонка за счет того, кому ты звонишь, когда позвонив по определенному заведомо авторизованному номеру, ты называл нужный номер и тебя с ним связывали. Это было немного неудобно, т.к. время звонка ограничено 10 минутами, а минуты полторы только тратилось на все эти манипуляции.

Правда, нужно отдать должное, хоть и медленно, но испанцы все же учились и все наши уловки в течении следующего полугода были прикрыты. Кроме одной. В то время, в любой точке продажи сим-карт можно было взять бланк договора на обслуживание. Мне выслали из Москвы пачку этих бланков и я в любой момент мог попросить авторизовать телефон любимого дяди, предоставив доказательство принадлежности именно ему указанного мною номера. Наличие подобного бланка с печатью вполне устраивало администрацию. Они вообще не пытались усложнять процесс взаимодействия с зеками и верили любой бумаге, хоть немного напоминающей официальную.