Лого

Последний сантехник

Пожарная история
На въезде в Юрмалу стояла когда-то женщина-инспектор, имевшая форму куба. Большой серый квадрат был её проекцией в фас, в профиль и сверху. С ней любой тротуар становился блокпостом. От одного её взгляда поток машин тормозил, а от насупленных бровей даже пятился немножко. Несмотря на весь внутренний бетон, эта женщина подтягивалась десять раз и три километра пробегала за пятнадцать минут, подобная цветным парусам корабля. Протоколы аттестационной комиссии были тому порукой.

Раз в год все сотрудники МВД проходят аттестацию. Дворники, секретари, бухгалтеры, пожарные войска, все подтягиваются, отжимаются и бегают очень ловко, судя по документам. Минуточку, скажете вы, услышав слово «пожарные». А кто тогда приезжает на красной бочке к концу фейерверка, писает на головешки, путается в шлангах и перемещается плавно, будто в рапиде? Кто эти милые, неловкие пупсы? Это они и есть! Благодаря сложной системе взяток даже беременный брандмейстер по документам быстр и пластичен.

* * *

Пожарный Борис (115 кг) однажды нагрубил начальнику и был вынужден сдавать бег на стадионе, по-честному, в самой унизительной форме. Начальник был злопамятным садистом, взятку не принял. А у Бориса только глаза и трепет от стремительной серны. Всё остальное от кулебяк и блинчиков. Его творческое кредо: «поспешишь – расплещешь суп». Борис упросил товарища пробежать вместо себя. «Только хорошо беги!» – сказал он. Товарищ был тощ и стремителен. Даже слишком стремителен. После аттестации Борис пришёл на работу. Коллеги его приветствуют, улыбаются, руку жмут. На стене Борисов портрет, поздравление со вторым местом и пожелание успехов на чемпионате мира.

* * *

Прежде Борис даже в соседний подъезд ездил на машине. Медленно и с сигаретой. А тут стал бегать по утрам. Первые десять шагов давались легко. Потом вдруг заканчивался воздух. Борис садился, ложился, вставал, снова садился. Он готов был подкупить природный катаклизм, лишь бы отвлечь судей на чемпионате. Но знакомых торнадо, тощих и стремительных, у него не было. Коллега посоветовал прыгнуть с лестницы-стремянки в унитаз. Вероятность перелома ноги при этом, в зависимости от высоты прыжка, достигает семидесяти процентов. Главное – прыгать не головой вперёд, а именно ногами. Сам знакомый не пробовал, но один майор из военкомата очень рекомендовал этот метод.

* * *

Бориса не устроил бы перелом унитаза. Лишних у него не было… но можно было прыгнуть на работе или в гостях. К унитазу легче, чем к ноге, можно подобрать протез или китайский аналог. Так, размышляя о связи спорта с туалетами, Борис вдруг сочинил простой и действенный метод. Можно просто запереться в кабинке с унитазом и не выходить, пока конкуренты не набегаются. А потом свалить всё на «перелом» задвижки, замка, шпингалета – что там попадётся. Дескать, нелепая случайность оборвала карьеру.

В голливудской экранизации история Бориса начиналась бы с голых торсов. Жара, пожарный участок, парни друг на друге пересчитывают кубики пресса. Иногда тревожно смотрят вдаль. Потом дым, пламя, все бегут, выносят из пламени котёночка или Шарлиз Терон.

Киношный Борис был бы добр и не слишком спортивен. У него на животе всего пять кубиков, но именно его по ошибке отправляют на чемпионат. Он идёт топиться, но встречает на берегу бывшую чемпионку по бегу, бабу вредную и красивую. Начинаются тренировки. Весь второй акт женщина насилует Бориса, сперва презрительно, потом любя. Главный забег он проигрывает, но в финале догоняет горящий поезд, спасает людей. Ты бежал божественно! – говорят пассажиры. Чемпионка целует героя в выпавший на плечо язык.

* * *

Настоящий Борис бегал по тихим улицам с частными домами. За месяц тренировок получил несколько собачьих укусов и никаких навыков. Приехал на чемпионат – все соперники жилистые, длинноногие. Только коллега из Польши похож на Бориса, такая же вспотевшая жертва бюрократии. Их обоих застукали в туалете за попыткой сломать щеколду. Пришлось идти соревноваться.

На десятом метре поляк упал. И само падение, и мука на лице были хорошо отрепетированы, многие поверили. Борис не растерялся, кинулся к упавшему. Помог встать, подставил плечо. Целый час они ковыляли к финишу. Стадион аплодировал. Отказаться от победы, спасая незнакомца – это так по-нашему, по пожарному, – говорили зрители.

* * *

Спортивные успехи не вскружили Борису голову. Наоборот, он помирился с начальником и получил старшего сержанта. Обещал покатать меня на пожарной бочке, которая венец красоты. А если захочу, он добудет справку с подробным описанием моего пресса и героических подтягиваний. Замечательный мужик. Побольше бы таких.

Чего боится французский повар

Однажды в Латвии пропал бензин. Это как-то связано с независимостью, приходит одно – пропадает второе. Автомобилисты сбивались в стаи для слежки за бензовозами. Под подозрение попадали даже ассенизаторские бочки. Стоило одной припарковаться, собирались граждане, спрашивали, что внутри. Самые недоверчивые требовали доказательств. Налейте им в ведро, убедиться.

Бензовозы вели себя как привидения. Выпадали из сумрака в случайных кустах и тут же развоплощались. Они боялись бандитов, полиции, друг друга и покупателей. Некоторые продавали крутку с запахом бензина, бывшую на деле эссенцией из старых тряпок, или ещё какой тыквой – всемирным эквивалентом разочарования. Например, я однажды купил двадцать литров жидких коричневых кристаллов.

В том году мне нравилась Лена. Она была прагматиком, но согласилась прокатиться со мной на край земли. Удивительно доверчивы бывают женщины, шлёпнутые в сумерках по попе. С моим автомобилем ВАЗ-2104 краем земли могла оказаться любая канава. Мы проехали девять километров, развернулись и – скорей к цивилизации – покатили назад. Автомобиль чихнул нехорошо, потом ещё. И вдруг потерял сознание. Я в те годы не боялся ни красивых женщин, ни поломанных машин. Поцеловал Лену, открыл капот, проверил искру, насос, разобрал карбюратор. Оказалось, коричневые кристаллы забили поплавковую камеру. Вычистил их, собрал карбюратор, проехал триста метров, встал, опять разобрал, вычистил, проехал, встал – и так тридцать четыре раза.

Было холодно, Лена расхотела кататься. Она с первого раза оценила мою техническую грамотность. Следующие тридцать три остановки казались ей ненужным хвастовством. Её голова кружилась от нашей близости. Я не просто пах бензином. Я говорил как бензин, думал как бензин, улыбался как бензин. При мне страшно было курить. Это называется, вроде бы, синестезия – иллюзия клубничного запаха при виде клубники. При последующих наших обеих встречах Лене всюду мерещился нефтеперегонный завод. Отношения не заладились. Жаль. Потому что человек я, в общем, неплохой.

Квартирные воры тех лет первым делом вычищали холодильники. Президент обещал отпилить Латвию от Евразии. Он говорил, что мы свободный народ, на вёслах можем догрести до Гудзона и там притвориться небольшим культурным островом.

В соседней Эстонии некий ресторан нанял французского повара. Тот определил по карте, что едет в СССР. Он знал о главных русских изюминках – Мафии, Морозе и Медведях. Ещё Наполеон писал об этих факторах как очень запоминающихся. Самолёт привёз повара в Ригу. Навстречу из Таллина выехал водитель. Неразговорчивый, но сообразительный, с запасной канистрой. Перед самой границей водитель заехал в лес и закопал топливо. Не доверял таможне.

* * *

По-французски эстонец умел только табличку поднимать – M. Michel Godefroi, chef. Зато табличка была прекрасна. Другие оторвут картон от ящика с бананами, или вырвут из блокнота, или от рулона в туалете. Напишут ручкой и встречают. Эстонцы же приготовили настоящий ксерокс на палочке. Сразу видно, солидная фирма. Водитель накормил гостя в ресторане, почти насильно сводил в туалет. Триста километров всё-таки. В дороге попутчики улыбались друг другу. Иногда повар делал вежливые наблюдения: У вас чудесная погода… В России красивые женщины… Как много деревьев, это тайга?.. Улыбнитесь, если ваша тёща – вурдалак…

Эстонец в ответ прилежно улыбался. Казалось, сам звук французской речи ему сладок. Въехали на Родину. Свернули в лес. Водитель улыбнулся шире прежнего. Он планировал объяснить мимически «у меня в лесу закопана канистра, надо заправиться». Француз заметил и лес, и странную дорогу, и блеснувшие в бороде попутчика зубы. Такой оскал мог значить что угодно, от «сейчас наша любовь осуществится» до «вот мы и приехали, говорливая французская булочка».

На мрачной поляне, среди тёмных елей машина встала. Водитель достал из багажника лопату, стал копать. Он был похож на Мафию и Медведя одновременно. Подмораживало, пасьянс сошёлся. Убивать повара, конечно, было незачем. Но у русских ни в чём нет смысла. Мы сами смысл уничтожаем, если находим. Абсурд – вот настоящая наша национальная идея.

Пахло лесом и стылой землёй. Повар приготовился драться портфелем, как только упырь протянет руки к горлу. Водитель выкопал яму, вынул из земли канистру, залил бак, вытер руки салфеточкой, сел за руль и зевнул протяжно. Дальше ехали молча. Снова улыбались.

Примерно через неделю раздражённый северной спецификой повар остро пошутил:

– Зачем вы строите ресторан? У вас земля родит бензин уже в канистрах! Накопайте и живите счастливо!

Никто его не понял. Какой, подумали, дурацкий юмор у французов.

О пользе сомнений

Виолончелистки так трясут смычками, сидя на своих виолончелях, что можно заслушаться и незаметно для себя развестись. Женатым мужчинам непросто вырывать себя из лап искусства. С другой стороны, пианисты с длинными пальцами провоцируют убийства из ревности. Поэтому частный сыщик Андрей избегает классическую музыку. Планируя светский раут, он приглашает лауреатов фестиваля Выдропужский Бард-96. И, конечно, покупает много водки. В трезвого Андрея такая музыка не лезет.

У Андрея красивая жена и дом, мебель в царском стиле. Без шумных праздников в таких местах заводятся привидения. Когда приходят барды, привидения разбегаются. Ещё один плюс – они работают за салат.

Я сказал Андрею, что не пью. Как частный сыщик, он хотел сбить меня с ног и обыскать. Но как радушный хозяин сказал только, что это странно. Трезвый бард не аутентичен. Есть в нём какая-то фальшь. Не пьёшь – ступай к баптистам. Андрей приравнивает трезвость к вандализму и разрушению основ. Несколько моих лирических песен подтвердили худшие его предположения.

Чтобы как-то отвлечь хозяина, я попросил рассказать о жизни частного детектива. Многие люди добреют от собственных речей. Любовь к совам, например, целиком основана на этом феномене. У сов такой понимающий и неравнодушный взгляд, что хочется рассказывать ещё и ещё. Ради мира и понимания я собирался стать его совой в этот вечер.

Андрей рассказал о своём друге, бойце спецназа. Друг охранял банк. Однажды врываются тридцать омоновцев в масках. Друг сначала сдался, потому что ОМОН дан нам свыше для тренировки смирения. Вдруг один омоновец хрясь!.. – и ломает другу ногу. Ломом. По этому поступку стало ясно: пришли бандиты. Специально переоделись, чтобы ноги людям ломать, не вызывая подозрений. Друг с помощью одной тибетской ментальной техники отключает боль. И тут же, не вставая, убивает шестнадцать человек. Голыми руками. Выжившие четырнадцать бежали, побросав ломы.

Всего на счету друга двести убитых противников. Приблизительно. В Латинской Америке он штурмовал одну тюрьму и сбился со счёта, настолько быстро продвигался. Сейчас друг работает массажистом в Москве, вправляет шейные позвонки. Обычный такой парень из спецназа. Нормальный. Так сказал Андрей и покосился на мою пустую рюмку.

В следующей истории сыщик вспомнил, как помогал ворам восстанавливать порядок в стране. Однажды правительство выпустило из тюрем батальоны молодых беспредельщиков. Дойных бизнесменов на всех не хватало и беспредельщики объявили войну. По городу ездили БМВ со станком для сверления коленей – столько было срочной работы. Воры собрали боевые отряды для восстановления справедливости. Назывались эти отряда красными бригадами, в шутку. Три года в лучших ресторанах и банях Прибалтики не затихала пальба. Сейчас, спасибо в том числе Андрею, все беспредельщики залиты в бетон, лежат на дне Даугавы в железных бочках. Жалко их. Нормальные, в общем-то, обычные ребята. Андрей снова на меня покосился.

А его родной дядя – синий от наколок, как эфиопский негр, – живёт в приюте, в маленьком городке на западе Латвии. Он безногий, но за поясом заточка. Ездит на тележке по району, как шериф. Когда местный пацан выхватил у дяди кошелёк, дядя остановил мальчика заточкой в колено. Раз в месяц Андрей подкидывает дяде деньжат, а тот врёт местным, что племянник летает на вертолёте с охраной. «Это у вас генетическое», – подумал я, но виду не показал. Наоборот, одобрил рассказ. Сказал:

– Правильно, что в колено. Не напильником же в печень. За какой-то кошелёк.

– Откуда ты знаешь про напильник в печень? – спросил Андрей и прищурился. С его точки зрения, розовые пони не могут знать фольклорных подробностей. Хотя ещё у Лермонтова было: «…напильник в печень я воткнул и там два раза повернул». Как-то так. Я скромно упомянул детство без солнца и юность, полную ошибок. И сплюнул с таким видом, будто с трёх лет бомблю прохожих.

– Зашитый, что ли? – спросил Андрей с надеждой. Я кивнул и тут же стал нормальным человеком. Не таким обычным, как его знакомый генерал полиции, которого охраняют 150 чеченских автоматчиков. Но всё-таки, моё девиантное поведение стало объяснимым. Мы спели несколько уголовных песен и почти подружились. Для окончательного сближения пришлось бы кого-нибудь зарезать, но я не чувствовал себя настолько одиноким. Расстались по-приятельски. Договорились ещё встретиться. Ведь каждому приятно иметь среди знакомых каких-нибудь странных, необычных людей. Параллельные миры должны дружить, мы считаем.

* * *

Американский какой-то психолог помогал параноикам встраивать их уникальный бред в серую действительность. Ну, летают вокруг человека бабочки, пусть летают, – говорил психолог. Самый простой способ избежать электрошока – не рассказывать друзьям о своих бабочках. Не помню подробностей, но вроде бы психолога того посадили. Потому что единственно правильную картину мира и вообще критерии истины нам назначают сверху самые главные параноики. И это очень, очень жаль.

ГАЗ-52 как средство совращения

Подумав хорошенько, я решил соблазнить Юлю. Я был готов даже жениться, если ситуация выйдет из-под контроля. Юля не была сиротой. У Юли были братья, мать и прочие минусы. Но все они меркли в сравнении с бабушкой. Сколько раз я вскидывался по ночам с криком «ах, зачем ты не внучка дракона!» Уж с драконом бы я подружился.

Мы были молоды. Я представился гитарным педагогом. Юлин диван прекрасно подходил для саморазвития. Бабушка обещала не мешать. Выходя, она сама закрывала дверь. Но тут же врывалась с каким-нибудь срочным делом. Поливала цветы, спрашивала, какое число, просила завязать передник или прочитать «бензоат натрия», написанный слишком мелко для старого человека. Я не мог нащупать границы Юлиных музыкальных способностей. В этой атмосфере травли и недоверия приходилось вновь и вновь начинать с основ апликатуры. Мы давно сыграли бы полонез или даже полечку, будь у нас немножко хлороформа. Но бабушка по бдительности превосходила многих пограничных собак. Она хотела протащить на диван своего фаворита, руководителя кредитного отдела Василия. Именно в Васиных потных ладонях, с одобрения семьи, должна была утратить Юля свою наивность в вопросах музыки. После меня же бабушка пылесосила диван, собирая молекулы распада и деградации. Я был в тот год водителем грузовика.

Я спросил у Юли прямо, умеет ли она водить ГАЗ-52. Она в ответ покраснела, грудь её налилась от волнения. Грузовик – известный источник пороков. В тесной кабине не будет бабушки. А кто посетит ГАЗ-52, тот никогда уже не станет прежним. Юля задумалась. Тут снова ворвалась бабушка, спросила, какой суп варить. Юля выбрала фрикадельковый. Старушка кивнула, заложила круг и снова спикировала. Мы опять уже сидели ровно, руки на виду, пуговицы застёгнуты, смотрим на бабушку. Она спросила, не видели ли мы её очки. После этих посланных небом знаков Юля повернулась и сказала твёрдо: «Я согласна!»

ГАЗ-52 был некрупным грузовиком, беспородным и добродушным. На первой скорости он разгонялся до пяти километров в час. При торможении смешно тряс попкой. На первых трёх скоростях он пел «а-а-а», на четвёртой гудел «у-у-у». У него было четыре педали, пуск производился нажатием сразу трёх. К моему удовольствию, у Юли оказалось всего две ноги. Я вручную управлял её ступнёй. Положение наших тел при этом не смогли бы оправдать уроки никакой музыки. И уж подавно нас не одобрила бы бабушка. Мне и теперь приятно подозревать, что Юля намеренно глушила машину раз за разом.

– Вот я неловкая, опять нечаянно заглохла! – говорила она без тени раскаяния.

Уже на втором занятии мы включили вторую скорость. В обычном, а не в хорошем смысле. Обучение проходило на заброшенном аэродроме. Взлётная полоса не казалась Юле достаточно просторным местом. К тому же там и сям стояли авто с запотевшими стёклами. В них в разных позах учились ездить жертвы других бабушек. Если какая машина вдруг ехала навстречу, Юля выпрыгивала вон из кабины. А мы с ГАЗ-52 катились дальше. Даже съёмка в рапиде не запечатлела бы Юлин прыжок. Вот она есть, а вот её нет. К пятой поездке я научился ловить Юлю за хлястик и втягивать на место. И поверьте, поймать хамелеона за язык проще.

Я предложил вернуться к менее громоздким видам транспорта. Например, к велосипеду. Показал, как твёрдо и нежно поддержу Юлю за центр тяжести. При встречных велосипедистах она смогла бы соскакивать прямо на меня. Мне будут дороги ушибы и переломы, нанесённые её молодым телом. За нами будут гоняться весёлые собаки. А в случае недлинной юбки и мужчины побегут, забавно свесив языки. Наши тела окрепнут. Хороший велосипедист, я слышал, может подпрыгнуть на метр, оттолкнувшись от седла одними ягодицами.

Но Юля отказалась. Её уже пьянили скорость и расстояние. Вот ты здесь, а через десять минут уже проехал километр.

Тогда я сказал:

– Юля, прекрати выпрыгивать на ходу. Однажды мы включим третью скорость. Вокруг бетон и твёрдые столбы. При следующей встречной машине останься со мной, и я отвезу тебя на край аэродрома.

Юля снова отвердела грудью в ответ. Она пообещала быть отважной, чего бы это мне ни стоило. Вот бы мне тогда задуматься.

В армии я служил инструктором вождения. Мой лучший воспитанник ефрейтор Аликулов научился писать задним ходом слова «ДМБ 89», пятясь по заснеженному полю на тягаче с прицепом. За пять дней занятий и немножко побоев Аликулов отрастил вибриссы и прекрасно ими ориентировался в пространстве. Но куда бо́льшую гордость я пережил, когда Юля вдруг поставила грузовик на два колеса. Она же, первая в Латвии, выжала из ГАЗ-52 нелепые 90 км/ч. Никому раньше не приходило в голову так издеваться над пожилой техникой. Юля показывала поворот куда попало, а задний ход применяла исключительно для разрушения и убийств. Она называла вождение грузовика своим призванием. Она с самого утра рвалась за руль. Говорила только о машинах. Пыталась даже выписать журнал «За рулём».

* * *

В моих мечтах всё было иначе. Проехав круг по полю, мы должны были припарковаться в кустах. Я бы рассказал волнующую историю из жизни опытного гонщика. Закат при этом догорал бы, отражаясь в Юлиных глазах лучиками счастья. Я бы погладил её бедро в знак поощрения. В финале мерещился треск пуговиц на блузке.

На деле мы скакали по полям и пляжам, распугивая птиц и зайцев. Мне не хватало ладоней для поглаживания всё равно уже чего. Я держался за поручень всеми руками и боялся открыть глаза. Слово «бедро» вспоминалось лишь в связи с терминами «перелом», «открытый перелом» и «оторвало». Любовь оказалась довольно изнурительным занятием. А сколько в ней опасностей!

* * *

Мне скоро захотелось одиночества. Понимая, чем рискую, я отвёл машину в мастерские. Там её признали годной, несмотря на следы изнасилований. За очень дополнительные деньги слесарь обнаружил дефекты, требующие хотя бы недели ремонта. В благодарность я разрешил ему прокатить на ГАЗ-52 какую-нибудь женщину. Это лучшее средство от одиночества, сказал я.

* * *

– Ты пешком? – спросила Юля ледяным голосом. Мы сидели в разных углах дивана и смотрели в разные стороны. Без грузового адреналина её всю крутило и ломало. Микродвижениями рук и ног Юля выигрывала ралли Даккар. Ожидаемо вбежала бабушка. Сказала, что в гости едет Василий. Он купил «мазду», все приглашены восторгаться. У Юли вспыхнул взгляд, не суливший «мазде» ничего хорошего. Юная японская машина ещё не приехала, а дни её уже были сочтены. Отрыв органов, побиение камнями и прочие эротические игры – вот что её ожидало. Я встал, попрощался и вышел. Никто не заметил моего отплытия на фоне швартующегося Василия. Больше мы с Юлией не виделись. Её бабушка только врывается иногда в мои сны, грозит рулём от подъёмного крана и кричит что-то насчёт растления.

* * *

Я знал девушек красивей. Многие были настолько умны, что никогда не просились за руль. У некоторых было по два крыла с надписями «доброта» и «ирония». Такие терпели меня дольше обычного. И всё равно скучаю иногда по любви без тормозов, дикой и стремительной, как ГАЗ-52.

Иногда.

Не сильно.

Но скучаю.

Рыба в углу

Ляля неосторожно увлеклась скульптурой. За полгода натворила целый мешок шедевров. Художественная школа упаковала продукцию вместе с табелем, велела тащить домой. Ляля шла, звеня по асфальту своим творческим наследием. Неожиданно путь пролёг мимо снежной горки. В голове родились кой-какие гипотезы по физике тела, летящего верхом на мешке керамики. Пришлось проверить.

Лялино творчество не грешит фотографическим сходством. Знаменитую кубическую собаку бабуля до сих пор считает портретом чайника. После трёх спусков с горы Лялино творчество превратилось в глиняный оливье. Спаслись только кувшин и необычный голубой кастет. И тот после авторских пояснений оказался рыбой. Зрителю представлен спинной плавник, остальное тулово в воде. Но плавника достаточно, чтобы вообразить жабры, печальные губы, характер и даже цвет глаз подводной твари. Эту рыбу легко узнать, пользуясь подсказкой «она – не кувшин».

Ещё сохранился крупный осколок тарелки с портретом уха. Раньше это был профиль целого императора. По уху видно, какого страшного мастерства достигают дети вопреки усилиям педагогов. Однажды Ляля станет великой, и я поменяю рыбу, ухо и кувшин на домик в Провансе. Там тихое море и тепло по самый ноябрь.

* * *

Мы не боимся зарасти искусством за шесть лет, оставшихся до выпускного бала. В нашей новой квартире есть чердак, позволяющий хранить даже крупные формы. Сейчас на нём хранюсь я, например. В западных окнах видна гоночная трасса, в восточных – больница. Линия, соединяющая спорт и здоровье, пролегает ровно мимо моего подъезда. С нетерпением жду начала сезона, когда весёлые санитары помчат на носилках дерзких смельчаков, королей бампера и турбонаддува.

* * *

Кроме чердака, в квартире полно закоулков и таинственных шкафов. Вещи перемещаются по ним хаотично, никак не угнездятся. Гладильная доска нашлась после покупки новой, а утюг так и сгинул. Зато кот размножился и встречается везде. В коробке для сапог, в кастрюле, в ящике из-под пылесоса. За чем ни пойди, он уже там, с довольной рожей. Кажется, он съел и сапоги, и пылесос.

Раньше тут жил профессор математики. Эргономику помещений он рассчитал через комплексную экспоненту тригонометрических функций. Ничем иным нельзя объяснить бесконечное вращение воды в унитазе с центробежным разбрасыванием тяжёлых фракций вместо привычной ниагарской системы слива. Понимая, что нужны ещё варианты, профессор установил унитаз № 2 ближе к выходу. Этот сливает нормально, но управляется трамвайным рычагом, имеющим со сливом чисто эзотерическую связь. На бачке лаком для ногтей намалёван криптографический чертёж, схема управления. Мы не можем её расшифровать, дёргаем как попало – и многое удаётся.

Главный санузел имеет два хода. Ближайшая дверь всегда закрыта, каких алгоритмов ни применяй. Дёрнув за ручку, нужно бежать в обход, изнутри перезапереть обе двери, чтобы никто не вошёл. После процедур надо обе же открыть, потом снаружи проверить, всё ли правильно. И всё равно ближайшая дверь всегда заперта, с какой стороны ни подойди. Мы бегаем, дёргаем, стены трясутся, кое-где уже трещины пошли. Привычно плюнув на ближайшую дверь, ты бежишь в обход и получаешь полотенцем по морде за несвоевременный врыв. Непонятно.

* * *

Квартира вредничает, не привыкла к нам. Печка жжётся, свет не включается, в коридоре дует, в раковине брызжет. То ли дело предыдущий дом, простой и логичный. Дверца холодильника там закрывалась плечом и коленом, потолок протекал точно в тазик, мусорное ведро хранилось на балконе, потому что кот вандал. И если душ вдруг окатывал гостя холодной водой с эффектом массажа, значит, ручки управления не были повёрнуты так, чтобы складывалась буква «ипсилон». Кто не проверил, тот сам виноват и ходит мокрым. Лёгкая, налаженная жизнь.

* * *

Ещё здесь завёлся телевизор. Передаёт страшный шторм по всем каналам. Стараемся не включать. Ночью с десятого этажа сосны как волны. И мы будто гребём куда-то на шлюпе сумасшедшего математика. Нам не дано перевоспитать всё это море. Мы можем только махать вёслами и коситься на спинные плавники подводных гадов, похожие на кастеты. Но если доплывём, то и тысячи спасутся. Так дедушка Серафим сказал.

Из дневника молодожёна

Три казачки за обедом могут перепеть взлетающий самолёт. По их мнению, шум есть жизнь. Ветер в степи, кузнечики, жаворонки, человек едет, песню орёт. До горизонта не докричишься, проще жест показать. Но люди всё равно кричат, потому что оптимисты. В южной речи нет информации. Там из слов слагают тосты, враки и хвалебные истории. В этом смысле речь удобней рогов и хвостов. Она не перегружает череп и не цепляется за ветки. Ещё южане поголовно разбираются в арбузах, любят жару и умеют спорить о вещах, в которых не смыслят, на языках, которых не знают. Я и сам такой. С детства деформирован.

* * *

А Дашины родственники – северяне, лесные тихони. Всегда прислушиваются – не треснет ли ветка. Они знают, что от шума еда разбегается. А серый волк, наоборот, может прискакать. Голос подают лишь в крайних случаях. На любой вопрос отвечают бровями. Если их обнять, они краснеют и улыбаются, как Моны Лизы.

И те и эти пришли на нашу свадьбу. Слева сели мои гости, справа Дашины. Мои сразу начали праздновать. Разлили, выпили, спели про коня и Галю. Потом начались истории. Например: тётя Люда очень эмоциональна. Споткнулась и ахнула так, что у мужчины на остановке случился сердечный приступ и дети заплакали неподалёку. Тётю Люду нельзя сажать в машине на переднее сиденье. Она хватается за руль. Никто другой не спасёт мир так же эффективно, считает она.

* * *

Всего у меня шесть тёть. Дед, Гаврила Степанович, хотел сына. Бабушка, Анна Тимофеевна, не видела связи между полом ребёнка и числом попыток. Но дед однажды поборол корову и отдубасил кулачищем, за непослушание. С тех пор бабушка принципиально с ним не спорила. В свободное от дедушки время она разводила кур, гусей, индюков, коров, поросят и уток. Двор был её ковчегом. Когда мимо бежала дочь Надя, бабушка кричала:

– Саша, Маша, Тая, Таня, тфу, Надежда, причешись!

А ещё были Люда и Люба. Три пережитых войны стоили семи Потопов. В зрелом возрасте бабушка ничего уже не боялась, кроме дедушки.

* * *

Смеются мои тёти одинаково громко. Упирают руки в бока и трясутся, всем телом клонясь в самых опасных направлениях. Сразу видно, им смешно. Никаких хихиканий с закрытым ртом. Если тёти плачут, то от любви. При встречах и расставаниях. От боли плакать у нас не принято. Моя кузина после драки с мужем (кузина победила) сама себе зашивала бровь, глядя в зеркало. Напевала при этом «сняла решительно пиджак наброшенный».

Дослушав до этого места, мама заметила, что муж у кузины – дебил. Не шизофреник, слава богу. Шизофреники склонны к страшным убийствам. Мама их различает, поскольку сама доктор психологии. Возможно, это не свадебная история, вдруг предположила мама. И ловко сменила тему. В детстве ей дарил конфеты один итальянский сержант. Была война, но сержант ничем не выдавал свою фашистскую сущность. Просто квартировал в хате. В далёком Неаполе у него осталась дочка. Сержант называл маму бамбиной, рагаццей и пикколой. Бабушка итальянца жалела. Говорила, хороший человек. За великодушие ей вернули мужа.

* * *

Дед пришёл с войны без конфет, очень недовольный. Шесть лет стрельбы и никаких обнимашек. Трудно было. Не то что сейчас, пять сортов шашлыка на столе.

Дашины родственники до этих слов просто молчали, а тут и вилки отложили. Мама не собиралась укорять. Наоборот, сказала она, хорошо всё так, ешьте, гости дорогие. Но они всё равно переключились на морс.

Свадьбы часто ведут толстые женщины с резкими голосами и диким темпераментом. Я боюсь их самих, их страшных традиций и ужасных конкурсов. Я сам толстый и глупый, зачем мне ещё конкуренция. Работа тамады меж тем тяжела. Гости отлынивают от радости, в лицо называют соревнования дурацкими. Мне довелось испытать зрительское непонимание. Я вёл утренник в доме престарелых. Участники боялись моего напора и норовили не дожить до подарков.

Было это в институтские годы. Сокурсницы предложили влезть в шкуру деда Мороза, бесплатно. Давай, говорят, смех и радость людям отнесём. Как назло, девчонки были хорошенькими. Дружить с такими всего за пять минут позора – удачный размен, подумал я. Проклятое либидо.

Декабрь выдался тёмным и холодным. К богадельне ходил трамвай, весь в подозрительных пятнах. Само заведение напоминало дом привидений. Иней на стенах и окнах, света нет. Как в фильмах, где семья покупает старинный особняк. Рядом парк, плавно переходящий в кладбище. Днём терпимо, семья бодрится. Но по ночам на чердаке слышны голоса и плач. На стенах кровавые знаки. В конце фильма папаша, тихий клерк, убивает топором опасного упыря. Куски грима летят прямо в камеру.

Я сам пришёл в этот дом. Девочки затащили меня в чулан, нахлобучили бороду и колпак. И вытолкнули на сцену. Они слабо представляли устройство праздников. Им казалось, пенсионеры пустятся в пляс, завидев студента в валенках. И ошиблись. Я стоял, источая ужас. Зрители впитали флюид, им тоже стало страшно. Какое-то время мы смотрели друг на друга, мечтая разбежаться. Сокурсницы зашипели из-за кулис что-то насчёт песен и танцев. Дуры. Деваться было некуда, я исполнил несколько па. Без музыки, сам по себе. В родной степной манере. Не понимающие танцев люди полагают, именно так выглядит эпилептический припадок. Сказав какую-то банальность о долгом пути и пропащей снегурочке, я ринулся в зал. Стал приставать к старушкам, даже подмигивал.

– Как тебя зовут, девочка? Зоя Леонидовна? Стихи знаешь? Не молчи, а то заморожу! Не боишься потрогать дедушку, который старше тебя в четыре раза?

* * *

Никогда больше я не был так похож на шизофреника из маминого рассказа. Помню, поклялся никогда и нигде больше не тамадить. Но Дашины гости грустили всё отчётливей. Я встал и предупредил собравшихся, что танцев не будет. Зато я расскажу про Дашу. Посмотрите, какая она красивая. А ведь с утра плакала трижды. Всякий раз по новому поводу. На ней и сейчас мокрое платье. Не от слёз. В ней нет такого запаса влаги. Её утро началось в парикмахерской. Даша просила уложить волосы элегантно и скромно. Мастера кивнули и взбили на голове торт. С беседками, розами, жар-птицами. Всё, на что в ответ решилась Даша, – поблагодарить, выйти и разрыдаться.

Пришлось перекрашивать глаза. И огромный, с её слов, размером с астероид обломок чёрной туши упал на платье. И въелся мгновенно. Полились вторые слёзы. От воды с мылом пятно стало темней и больше. За час до загса Даша стирала платье средством для мытья старых паровозов. И плакала, конечно. На свадьбу приехала мокрая, пахнущая химзаводом. Но если не обнимать и не принюхиваться, то отличная девчонка. И давайте уже выпьем, невесте согреться надо, сказал я.

Мои южные родственники сразу поняли, это добрая, ироническая история. В ней полно любви. И какого бы цвета ни была молодая, какие бы пупырышки её ни украшали, я очень к ней привязан. Моя сестра подхватила, рассказала об аддитивной технике смешивания цветов в живописи. Прочие заспорили что-то о половой краске.

Северяне просто кивнули головами. Без перспектив на драку или поломку мебели. Лишь Даша ущипнула меня под столом и улыбнулась. Она вообще никогда не возражает. Только щиплется. Настоящий ангел. И родственники у неё отличные. Внимательно так всё слушают. В общем, удачно женился.

Пара слов о совершенстве

В идеальном мире число женщин и банкиров должно совпадать. Банкиров нужно даже больше, потому что некоторые мужчины тоже хотели бы за них замуж. На всех по-любому не хватит, и правительство ничего не делает, плюя на боль народа. Места роения богачей разоряются. Хватают любых – маленьких, пузатых, без ямочки на подбородке. Невесты специально изучают психологию, повышая свою эффективность до уровня василиска.

Богачей ловят в ресторанах и бутиках, лишая доступа к еде и одежде, пока не полюбит. Причём общепитовские хищницы не охотятся в магазинах. И наоборот, ресторанные не лезут в бутики. Так, мастер по взлому дверей никогда не полезет в окно. Найдёт тысячу нелепых отговорок – тридцатый этаж, зима, нет верёвок, сейф тяжёлый и прочие глупости.

Ресторанная засада требует терпения. Девушки сидят, мнут хелицерами скатерть, пьют шампанское для мимикрии. Если замереть достаточно красиво, любопытная жертва сама подходит, присаживается и убеждает себя, что всегда мечтала о такой грустной фотомодели.

В магазинах всё намного стремительней. Женщина первая подплывает на расстояние броска, как бы оступается, роняет сумочку, падает на банкира. Клиента нельзя сбить с ног, а духи не должны вызывать анафилактический шок. Более того, пациент должен верить, что первым её заметил и проявил агрессию. Это целое искусство.

* * *

Перейдём теперь к психологии богачей. Вот Джек Ма жалуется: люди видят в нём только его миллиарды, а он любит живопись и печёт отличные булочки. У Джека такая депрессия, что массаж австралийскими коалами не помогает.

Наша парикмахер Лиза сказала, что готова полюбить Джека именно за душу. Она чувствует в нём личность. И может обсуждать имажинистов, если Джек пообещает, это приличное слово. Китаец ей, конечно, недоступен. Быть миллионной в очереди других невест Лизе некогда. Но мечта о новом корыте живёт в её душе.

Одна Лизина клиентка рассказала про сына. Перспективный мужчина, на слух. Днём руководит кредитным отделом, а по вечерам, запершись в ванной, мечтает встретить честную, простую девчонку. Искусствоведа или сомелье. От этих слов в Лизе ёкнул орган, ответственный за пеленг принцев. Где сомелье, там и парикмахер, – подумала она. И зафрендила банкира в фейсбуке. Он вешал статусы о ритмике полутонов в картинах Рене Магритта, о поэтике супрематизма и синергиальной неусточивости многофакторных систем. «Ага, клёво», – откликалась Лиза в комментариях. Банкир не отвечал. Непонятно, чего ещё надо этому придире. Видит же, девчонка старается.

Она записалась к нему на кредитную консультацию. И то ли юбка не прикрывала трусы, то ли рано выпал лифчик, но дружба не сложилась. Он никуда её не пригласил. Банкиры невероятно подозрительны. Тогда Лиза придумала кататься под его окнами на велосипеде. Скромные чёрные лосины давали понять – она не вертихвостка. В ней важен не цвет лосин, а их содержание. Четыре аварии и две драки подтвердили верность её рассуждений. А он так и не выглянул.

Мы с Дашей живём рядом. Лиза приехала жаловаться. Очень трудно, говорит, любить бескорыстно. Ноги болят и попу натёрла. А банкир либо гей, либо красота не всесильна. Но лучше бы гей. Иначе для кого она растила это роскошное тело.

Я утешал Лизу, понося богачей с точки зрения брака. На пляже их не оставить, пираньи растащат. Борщ без счёт-фактуры они не жрут, в женщинах ценят кредитный рейтинг. То ли дело мы, литераторы. И выслушаем, и обнимем. И всегда дома.

Даша вмешалась. «Настоящий литератор, – говорит она, – каждую ночь висит в трусах, как привидение, у открытого холодильника и мычит в ответ, о чём ни спроси. Банкир не может быть хуже, потому что хоть иногда надевает брюки».

Я возразил. Белый свет холодильника успокаивает и манит одновременно. Он стимулирует фантазию, необходимую для творчества. Но Даша уверена, только такой, как я, смельчак может решиться назвать творчеством бредни, целиком состоящие из голых задниц. Мои опусы не стоят потраченного на них электричества. А я сказал, что настоящим ценителям описание задницы дороже оригинала. Именно поэтому картина Клода Моне «стога» стоит куда дороже самих стогов. В ответ Даша предложила мне вместо ужина съесть его описание. Чисто для тренировки воображения.

Дашина подруга парикмахер Лиза полюбовалась на нашу нежность и поехала к своему банкиру. И уже через полчаса её сбил белый форд с тренером по теннису внутри. Хотя, казалось бы, как может велосипедистка в лосинах отвлечь от управления автомобилем тренера по теннису. Не успели Лиза и тренер встретиться три раза в больнице, как позвонил банкир, спросил, куда она запропала, хотела же кредит брать. Теперь оба ходят в гости, гладят её по гипсу. Вот такая вот хорошая история.

Финляндия

В финском переводе библии первый день творения описан так: Бог создал землю, воду, огонь, дрова и веник. И вечером хорошенько помылся.

Сауна заменяет финнам лето, йогу и некоторые страницы порнографии. Финский патриотизм измеряется в градусах Цельсия, а пятая заповедь у них – «почитай отца, и мать, и баню». Конституция страны выжжена на тазике и описывает устройство веника. Сауны у них везде. В каждом подъезде отгорожен подвал с парилкой и графиком посещений на дверях. Например, квартира № 15 – четверг, с семи до половины девятого. Неявка считается социопатией.

* * *

В Финляндии хорошо пережидать осень. Завтракать яичницей, смотреть в окно, следить за работой отопительной системы. По вечерам проходить пастеризацию в обществе женщин, слепленных баней в одно толстое, хохочущее облако.

Мне во всех парилках мерещится поломка градусника. Будто он залип на полпути к правде. Но прибор всякий раз оказывается исправным, а хозяева отказываются выпускать меня полусырым. Законы гостеприимства велят обжаривать людей до золотистой корочки. С кровью нельзя, нет. Только хорошо обугленный гость, уехав, точно уже никогда не вернётся.

Мы жили в домике у Кати, невинной жертвы интернета. Финский друг по переписке растлил Катю фотографиями домика с видом на залив. Катя до сих пор иногда для него плачет, чтоб он помнил о своей вине. Финский муж добровольно бегает за пивом и обнимает бесконечную Катину родню. Только к холодрыге ниже ста двадцати градусов он привыкнуть не смог. Демонстративно мылся в свитере, как истеричка. Катя вернула ему право контроля температуры и с тех пор входит в семейную баню как в горящую избу. Вываливается на улицу потом дымящаяся, с ярко-красными глазами. По нечёткой координации и спутанной речи видно: она очень скучает по Родине.

Если Прованс – очевидный рай, то Финляндия – покой и воля. Мастер с Маргаритой там живут, несомненно. Уют, чистота, занавесочки. Можно весь день варить какао, сопеть в чашку, кормить белок. Пейзажи серо-зелёные. Камни, тучи, вода. Северная природа скорей тактильна, чем визуальна. Из бани в сугроб, из-под дождя к огню, ноги намочил – высушил. Животные в этих условиях размножаются страшно. Им не доступен алкоголизм и заняться больше нечем. Для борьбы с действительностью у них только секс. Правительство направляет население по пути белочек. Продажа водки запрещена после шести, по выходным и праздникам. Но люди всё равно пьют. Проклятая неброская красота северных болот.

* * *

Финляндия всосала моего латышского друга Колю. Я бродил по Хельсинки, искал его. Зашёл в магазин, купил себе пиджак, детям лакрицы, напился, прочитал лекцию неграм в городской библиотеке, растлил бутербродом белочку, много всякого пережил. Колю не нашёл. Видимо, он женился и лопает форель в какой-нибудь дальней деревне. По финским меркам он горячий южный парень, пошёл нарасхват.

Возвращался в Латвию на пароме – тихом, быстром и безопасном, как Титаник. Билет в спасательную шлюпку мне не продали. Просто посидеть в ней тоже не пустили. Пользуясь случаем, передаю бездушному матросу с толстыми пальцами привет. К его сведению, я понимаю финский по выражению лица и сам он идиот и неврастеник.

На верхней палубе пассажиры праздновали обгон чайки. Животина летела параллельным курсом, но не могла бороться с прогрессом. Даже лучшие из птиц в сравнении с нынешними паромами – допотопная рухлядь. Хотели её сбить зенитной бутылкой, не попали. Морское путешествие в наши дни – это две тысячи эстонских гастарбайтеров, йо-хо-хо и корабль алкоголя. Настоящее приключение.

Этажом ниже, в пиццерии, переглядывался с официанткой. Опасность плавания вкупе с невыплаченной сдачей обострили наши чувства. У северянок красивые лица и ноги приятной полноты. Заглядевшись, вспомнил историю любви в неподходящем месте, с моим участием.

* * *

Нужно было ночевать в одной комнате с влюблённой парой. Койки узкие, общежитские, но пара радовалась тесноте. Кавалеру приходилось держаться за гвоздь в стене. Без гвоздя парень падал и увлекал за собой свою любовь. Палец скоро посинел, утром мы его вдвоём разгибали. Но кавалер был счастлив. То был их первый раз. И мой тоже… Впервые чужая женщина при мне разделась и легла в постель. Пусть даже не ко мне. В юности такие мелочи не портят настроения.

Мы погасили свет, пожелали всем спокойной ночи. Не спалось. Вдруг слышу, девушка спрашивает у любимого, чем тот занимается. Он отвечает, что спит. Но по шуршанию слышно – врёт. Она опять шепчет, – как он думает, я заснул или нет. Любимый переадресовал этот вопрос своим гормонам. Те ответили – разумеется, сплю. Тогда юноша пообещал вести себя тихо, а девушка с радостью поверила. И началось.

Я не различаю камасутру на слух, но, судя по звукам, то были позы номер 7, 13 и 28. В моей голове всё рисовалось очень красиво. Наяву влюблённым мешали гвоздь и бесшумный режим. Взобраться на вершину они не могли, остановиться не хотели. За ночь все мы страшно измучились. К утру я нежно полюбил её, а его возненавидел.

На рассвете они дрыхли. Нога этой девушки висела отдельно от остальной композиции. Очень хотелось её поцеловать. Говорят, из-за особого устройства черепа лошадь не видит, во что тычется губами. Так и я подполз тихо, ткнулся – и даже не понял куда. Девочка открыла глаза, посмотрела на меня внимательно и снова притворилась спящей. И ногу не убрала, изменщица. В то утро я из почти ребёнка превратился в участника групповухи. И с тех пор, о чём бы ни писал, даже про Финляндию, у меня выходят только эротические романы.

Бельгия

Все бельгийцы – бюрократы. Представьте: суббота, вечер, латышский дальнобойщик привёз непонятные коробки на завод непонятной химии. Стучит в ворота. Чувствует, до понедельника ему не откроют. Рядом с дверью кнопки. Надписи непонятны, но смысл очевиден: три звонка – столовая, четыре – бухгалтерия, большая красная кнопка – Семён Раппопорт из цеха покраски.

Шофёр жмёт первую кнопку. Никого нет дома. Жмёт вторую. Тишина. Суббота, вечер. Давит третью кнопку. Дверь открывается. Из ангара выходит жёлтая пена в виде элегантного параллелепипеда. Часть пены отваливается, обретает форму человека. Инкуб лепит себе голову, продирает глаза. Потом ещё и ещё выползают Афродиты. Все встают на ноги, идут на нашего шофёра, пугающе широко расставляя ноги.

* * *

При тушении бельгийских химзаводов положено выбирать средство тушения: пену, воду или порошок. Есть таблица специальная, по цвету пламени и звуку разрывов нужно принять решение. Специальный человек бежит и жмёт куда надо. Для тупых и трусов тут же сделаны надписи. А чтобы человек не бился в панике как мотылёк, защитное стекло убрали. Ничего разбивать молотком из автобуса не надо, кнопки доступны всем. В том числе и тем идиотам, которых мы поставляем в Европу из расчёта пять штук на кнопку. Отдельной строкой написано: «И храни нас Бог от тех, кто не умеет читать по-бельгийски».

Системы пожаротушения на химзаводах очень мощные. Специальные форсунки замачивают и отстирывают мгновенно даже вторичные половые признаки. Крик «где мои брови» – обычное дело в таких местах. Ядовитый порошок выстреливает отовсюду, заклеивает все щели. Пенная установка наполняет цех за три секунды. Так вот, наш дальнобойщик всех умыл, склеил и смягчил пушистой пеной. На него тут же обратили внимание, как он и хотел. Открыли дверь. Вышли встречать. Лишь отсутствие в Бельгии бюрократической процедуры битья дальнобойщиков спасло этого человека. Завод растерялся и не смог за себя постоять.

Когда Даше в руки попадает новый электронный прибор, она жмёт на кнопки, как пианист Мацуев, страстно и бессистемно. Именно так, полагает она, следует включать проклятый обдув, отжим, двойное молоко, глубокий бас и белый свет в конце холодильника. Даша по бабушке – татарская княжна. Гордость не позволяет ей читать инструкции. Когда буря стихает, я достаю утюг из мусорного ведра, надеваю очки и отключаю массаж спины, тройную обжарку и отложенное до весны полоскание. Ворчать мне нельзя, можно только хвалить Дашу за смелость и иронизировать в адрес утюга. Зато, если всё сделать правильно, Даша скажет, что всегда хотела завести себе очкастого бельгийского бюрократа. Татарские княжны очень хитрые, мне кажется.

Раньше они слушались

Машина чистоплотность чревата. Однажды она выйдет из ванной отдохнувшая, с вымытой головой, а дверь снаружи исцарапана и домашние все уже полопались. Сама Маша считает, что Лялина привычка сливать воду с разбега куда опасней. Закончив процедуры, Ляля сперва открывает дверь, гасит свет, потом возвращается в санузел, жмёт кнопку слива и ловко выбегает. Белый омут не успевает оторваться от пола и прыгнуть следом.

Ляля считает горшок порталом. При модернизме в иные миры летали на урагане, или падали в кроличью нору, или ходили сквозь шкаф с шубами. Теперь достаточно стать ногами в сортир и дёрнуть за цепочку. Полминуты аквапарка – и ты в стране чудес со всеми её крокодилами. Из-за этих мультиков Ляля не доверяет унитазу. Она бежит от него пригнувшись, головой вперёд. Неосторожный гость рискует получить такой тычок в печень, после которого и не вспомнишь, куда шёл и о чём мечтал.

Однажды Маша и Ляля гуляли в парке Кронвальда. Рижане знают, как красив бывает этот уголок, если добавить в фонтан шампуня. От обилия газировки в организме дети чуть приплясывали. С точки зрения ландшафта, их особенно манили всякие кусты. Но всюду люди. А давление росло. Маша предложила посетить Дом Конгрессов, серое здание в форме огромного туалета с совершенно неуместным концертным залом внутри.

* * *

В фойе было пусто. По широкой лестнице спустились в гардероб. Тёмные пролёты, голоса невидимых уборщиц и латышская музыка в трансляции. Классический ужас. Собственные силуэты в зеркалах казались чужими и опасными. Пока нашли уборную, натерпелись страху. А потом, – рассказывает Маша, – Ляля вошла в кабинку и тут же выскочила с визгом. Там стоял унитаз с датчиком тёплой попы. Автоматический кошмар, вполне соответствующий духу латышских госучреждений. Он начинал смывать заранее, не дожидаясь, пока дети разбегутся. Теперь Ляля боится ещё и официальных зданий.

Её не переубедить. У девочки марсианская логика. Ляля хочет работать охранником в ночном клубе, чтобы драться каждый день и указывать людям, что носить. Ещё ей нравится варить карамель. Ещё у неё твёрдая голова и богатое воображение.

Дети даны нам в радость, хоть и не всегда это очевидно. Сражаясь за расчёску или джинсы, они орут и требуют справедливого суда. Я не разбираюсь в их костюмах, обещаю всё порубить на равные части, если немедленно не прекратят. Они никогда не прекращают. Но тут же рассказывают, как, взявшись за руки, бежали по Дому Конгрессов и визжали в терцию. И снова всё прекрасно.

Как творить под гнётом капитала

Знакомый литератор, человек тревожный, решил взять ипотеку. Пришёл в кредитный отдел, заполняет формуляр. Банк попался любознательный, анкета дотошная, любая неточность чревата отказом.

Дальнейший рассказ не предназначен для людей с расстройствами внимания. Нужно будет следить за пальцем, сосредоточьтесь.

В графе «семейное положение» было только «холост» или «в браке». А литератор как раз летал по небу, отравленный гормонами. Он написал как есть: «Не женат, но собираюсь». Потом ещё подумал и вписал дату – 24-е октября. Свадьба сразу стала как живая. Чехов бы гордился таким кратким и точным ответом на каверзный вопрос.

* * *

Он жил с милой девушкой, простой и улыбчивой. Вкратце рассказал и о ней. Описал и улыбчивость её, и добрый нрав, и своё отношение к браку. Снова перечитал, нахмурился. Выходило так, будто у него свадьба, а у неё – не очевидно. Могло показаться, будто он решил надуть хорошую девчонку. Даже дату объявил, циник.

Пришлось добавить, что она тоже выходит замуж. Снова перечитал, ужаснулся. Теперь персонажи как бы жили во грехе и на стороне мутили, собираясь жениться по расчёту каждый на своём богаче. Неплохо для новеллы, но с точки зрения банковской анкеты такой драматизм избыточен. Автор приписал новое пояснение: свадьба одна на двоих, он будет женихом, она – невестой.

История его страсти уже заполнила соседние абзацы и вылилась на поля. Просто возмутительно, на чём банки экономят бумагу.

Литератор перечитал анкету с начала. В его талантливых руках справка о доходах превратилась в синопсис романа. Перед читателем разворачивалась история тяжёлого невроза. Рефлексии героя напоминали позднего Уэльбека. По обилию лишних деталей было ясно – герой лжёт себе и банку. Он либо мерзавец, либо сбрендил и галлюцинирует невестами. В отчаянии автор вписал последнюю строку, ироническую. Он уже смирился с реноме идиота и хотел лишь оставить людям надежду на иные формы жизни в сексе. Финальный текст был таков:

«…Я не женат, но собираюсь. Свадьба 24-го. Женюсь на Ларисе. Мы проживаем вместе, снимаем квартиру. Лариса взрослый человек, неплохо зарабатывает и понимает, на что идёт. Она согласна выйти за меня, хоть её решение и может показаться подозрительным. Т. е. она будет невестой, а я женихом. Извините за многословие. Нервничаю. В психологии такой феномен называется логорея».

Кредитная комиссия признала это заявление лучшим в истории банка. Ссуду утвердили. Работники просились на свадьбу всем отделом. Но литератор включил внутреннего засранца и не пригласил этих добрых кредиторов. Между искусством и жизнью должно быть расстояние, сказал он угрюмо.

Сентиментальное. Про сны

Даше снится иногда, будто я ей изменяю. Только в её снах мне удаётся ещё побыть негодяем. Я давно не тот… какие измены?! Даже с кошками приходится любезничать. Даша говорит – в том-то и дело! И так гремит утренней сковородой, что страшно войти на кухню.

Когда мы встретились, Даша представилась почти девицей. У красивых женщин своя шкала невинности и отдельная терминология. Например, Элизабет Тейлор, вспоминая о пятом своём браке, говорила: «Я была совсем девчонкой!»

* * *

Дашины истории любви похожи на фантастическую сагу. Некий богач подарил ей «лексус». Другой мужчина, поэт, с утра тащился через весь город, чтобы сунуть розу в ручку «лексуса» и сбежать. Враг поэта – композитор привёз бриллиант из Индии. Когда мы только познакомились, я не знал всех этих подробностей, подарил мешок мандаринов. Добрая Даша сказала, они бесподобны.

* * *

Красивые люди – отдельная раса. Они милы и снисходительны. Мы приписываем им пороки, чтобы оправдаться за свои дурные характеры, соответствующие нашим кривым мордам. Неправильные черты даны нам как полоски пчёлам, в предостережение. Клыки, три вертикальных брови, член на лбу как бы намекают: у собеседника злой нрав, лучше на нём не жениться. А красивые почти всегда и хорошие. По моим наблюдениям. Так думал я и всё равно не доверял красивой Даше. Позвал её гулять и всё ждал, когда же вылезут из неё фурия и гарпия. Был ноябрь, лужи, ветер, самое оно для прогулок. Я даже надеялся, что она откажет. Чтобы не разочаровываться. А она так, запросто, пойдём, говорит.

* * *

Узнав про розы, «лексусы» и бриллианты, я спросил, почему же она выбрала меня. И замер, ожидая рассказа про мужское обаяние. Она сказала:

– Перед твоим звонком были три сна. С ромашками, с морскими камушками, и третий – со стихотворением «я обнял эти плечи и взглянул». Стало интересно, что это значит. Где сантехник Слава, а где Бродский с ромашками. Пока разбиралась, совсем запуталась. Проклятое любопытство!

Так сказала Даша и вздохнула неопределённо.

* * *

Вчера мне снился писатель-краевед Пришвин. Седенький, нетрезвый. Хватал Дашу за филей и шептал чего-то на ухо. А она… нет бы врезать классику! – зубами дразня, хохотала. Утром я выразил грохотом сковороды, насколько Пришвин слабее Куприна.

Во-первых, не стоит верить снам, сказала Даша уверенно. А во-вторых, красота требует жертв. Под сим подразумевалось, что из нас двоих она красота, а я – жертва. Объяснение, в котором мы образуем хоть какую-то дихотомическую пару, очень меня устроило. Я пересолил яичницу и спросил, как ей спалось. Очень хорошо. Даше снились чистая вода и перелётные птицы. Скоро потеплеет, видимо.

Хаотический рассказ, написанный от жары на даче

Дом как фаллический символ круче пистолета, шпаги и самого фаллоса. Он виден издалека, им удобно мериться. Каждый мужчина мечтает о большом и толстом доме. Снег, листопад, грызуны, тёща на всё лето, забор упал, до офиса два часа по пробкам – всё это пугает, пока живёшь в квартире. Но подари мужчине сарай под Вологдой, он всё бросит и сбежит в сарай. И будет там, из-под Вологды, ненавидеть тротуары, лифты и мусоропроводы. Через год всего он будет измождён, нелюдим, жена сбежала, дети как-то по-особенному ненавидят свежий воздух. Приезжаешь его навестить – он сидит в яме, говорит, что ищет кабель, но кажется, могилу роет. Как же тут хорошо, говорит он вдруг, с надрывом. И непонятно, имеет ли он в виду эту яму или страну целиком. Единственный крошечный недостаток дома – постоянные гости. Как только сходит снег, они прут стадами, как сардины, как гунны, как Гольфстрим. Их не останавливает отсутствие дров и мяса. Они всё везут с собой. Тарелки перебьют, газон вспашут, смородину вырвут и уедут. Не все, не сразу и ненадолго, но уедут.

Ещё минус: бомжи крадут в среднем три тачки в месяц, тазов без счёта и собаку Тузика. Собаку не очень жаль, она кусала домашних и жрала каждый раз, как в последний. Более того, по некоторым признакам именно она руководила бандой бомжей.

Зимой полопались отопительные трубы. Семья до апреля играла в полярников, потом всё текло и капало, как в фильмах Тарковского. Вода в кране рыжая, из неё можно добывать железо, но лень. Экономя на канализации, домовладельцы учатся бельё не стирать, а вытряхивать, посуду облизывать, тело почёсывать. Некоторые деревенские подлости нужно просто запомнить. При виде шезлонга сам собой начинается дождь, от чистки дымохода трескается фундамент. Комары на селе – вершина пищевой цепочки. Умеют читать мысли и этикетки на пузырьках с ядами. Нанести им урон можно, лишь потравив гражданское население.

Постепенно счастливый домовладелец теряет контроль, рассказ его о деревенской жизни украшается криками и слезами. Заканчивается вечер валерьянкой и электрическим ударом. Кабель найден.

Есть, конечно, богатые домовладельцы. У них всё иначе. Директор пароходной компании Вениамин Штольц для укрощения дома нанимает профессионалов. Его дом похож на корабельную надстройку. Три этажа, вид на реку. Садовники стригут Бенин крыжовник, девушка в переднике метёт, подъёмный кран весной переносит яхту на воду, осенью возвращает на стапеля. Специальные матросы полируют кораблик, укрывают на зиму тентом. Только педагога для птиц, считавших дом прибрежной скалой, Беня не нашёл. Чайки собирались на крыше каждое утро, в пять. Их гвалт казался бессистемным, но если долго слушать сквозь сон чужую речь, можно освоить не только китайский, но и чаячий.

Схема общения была проста. Одна чайка рассказывает анекдот, две-три иронически комментируют – и потом вся толпа ржёт. Чайки валились на бок, катались по крыше, тыча пальцами в рассказчика, приговаривали «щас лопну». Беня хотел смазать крышу реагентом против птиц, но такого не выпускают. Нанимать актёра в костюме ястреба дорого и неэффективно.

Однажды Беня встал в пять утра. Девяносто шесть процентов самоубийств совершается в это тяжёлое время. Беня хотел спать, но не мог. Он хотел убивать. Достал ружьё, вышел, прицелился и жахнул. Потом ещё и ещё.

– Салют? – удивились птицы.

Беня мазал, хохот на крыше усиливался. И вдруг чайка Геннадий накренился, упал и закрыл свои красные очи. Он был балагур и добряк. Скорбь пронзила птичьи сердца. Друзья нагадили на прощание сколько смогли и полетели прочь, подальше от этого идиота с винтовкой. К Бене потом приезжала полиция, шили мокруху – труп не нашли. Осмотрели крышу – там гуано по колено, но тихо и безлюдно.

Невдалеке от Бениного стоит дом с подозрительно чистой крышей. Птицы его избегают. Если верить садовнику, это дача Пугачёвой. Интересно, значит ли это, что чайки разбираются в музыке, или наоборот?

Соседка

Судя по ночным стонам из раскрытых окон, дачников мучают мигрени и артрит. К утру боли стихают, спасибо целебным свойствам свежего воздуха. Всё-таки дача – лучший способ поправить здоровье, убитое на строительстве дачи.

* * *

Но однажды парадигма изменилась. Глубокой ночью, распугав соловьёв и лягушек, вдруг запел Григорий Лепс. В следующую ночь он обернулся группой Би-2, потом певицей Нюшей. После Нюши – Филя, Хрюша, настоящий скотный двор. Дачники слушали, как очередной ансамбль ломится по деревне, паркуется, хлопает дверцами, потом цокает к калитке. В нашем доме поселился откровенный идиот. Возвращается под утро, непременно с музыкой. Я вычислил его машину. БМВ, конечно. На заднем сиденье лежат красные туфли. Каблук высокий. Сразу видно – проститутка! Сняла дачу, чтобы ловить теплокровных мужчин среди крыжовника и рыбалки. Расширяет охотничий ареал.

Даша говорит:

– Почему сразу проститутка? Старайся видеть хорошее.

Я сказал – что ж плохого в проститутках. Все только «за». Тут Даша упёрлась, потребовала сочинить другой персонаж, разъезжающий по деревне ночью с музыкой и туфлями. Я выдумал ей ночного бухгалтера-трансвестита. Всё сошлось: каблуки, поздние возвращения. Ещё вариант неплохой – глуховатый человек-филин с женскими ногами. С ноткой фэнтези образ. Но честней было бы оставить проститутку. Мы обсудили все возможности и нашли компромисс: каждый останется при том мнении, которое выберет Даша.

Музыка меж тем не прекращалась. Хотелось уже повстречать этого бухгалтера и засунуть ему его туфли прямо в дископриёмник. Однажды, услышав, как он завёлся, я выскочил на балкон, но увидел только руль и под ним стройные бухгалтерские бёдра. Такой удачный угол зрения у нас с балкона.

Некий палеобиолог воссоздал динозавра по единственному зубу. Я же видел куда больше, тридцать сантиметров ног от колена до юбки. По таким данным легко дорисовать лицо, характер и важнейшие этапы биографии бухгалтера. Хорошо, что она к нам переехала. Я решил встретиться с ней случайно у калитки. Букет хризантем выглядел бы нарочито, пришлось заготовить элегантный пакет с мусором. Я готов был цитировать Борхеса и спросить невзначай, не текут ли трубы. И если да, то помощь рядом. Соседи должны делиться своими профессиональными навыками. А бухгалтер бы по глазам догадалась, как нуждаюсь я в помощи, когда заполняю декларацию о доходах.

* * *

С точки зрения театра, дешёвые проститутки предпочтительней. В их анамнезе всегда найдётся бабушка, зарубившая дедушку, это повод для разговора. Слушать такую женщину даже интересней, чем раздевать. Но и дорогие проститутки не должны вас отталкивать. Кроме отличной упаковки, в них могут быть совмещены функции домашнего кинотеатра, кабаре и библиотеки. В Древней Греции, например, гетеры пели, плясали, анализировали войну с Персией, пересказывали Софокла в лицах. Массаж, яичница, занозу вытащить – что угодно. Сравните это с современными медиацентрами и скажите, куда движется прогресс.

Но и обмана в этом бизнесе хватает. Под фото Миранды Керр я видел однажды подпись: Жоржетта. Триста евро за ночь. Доставка в течение часа. Наглая, неприкрытая ложь! К Миранде Керр наверняка запись за неделю!

Вчера приходит Даша, весёлая. Говорит, у нас ещё один дачник въехал. Финансовый аналитик. У него «Мазерати Гибли» и дом на Коста-дель-Соль, там сейчас жарко. Он будет жить в восьмой квартире, а осенью вернётся в Испанию. Приглашал в гости. Даша с аналитиком купались в море, разговорились, потом вместе шли домой.

Даша ужасно доверчивая. Не понимает, что соседи – это чужие, опасные люди. Среди них полно аферистов, жуликов, убийц и откровенных бухгалтеров. Некоторые не то что Борхеса, дядю Стёпу не читали. О чём с ними яичницу жарить? Встречу эту, из БМВ, скажу: послушайте, Жоржетта, дуйте в восьмую квартиру, там мазератти, версаче, аликанте и другие кодовые слова. Уезжайте, нам из-за вас лягушек не слышно.

Ограбление по-латышски

Оля живёт на тихой улице. У неё муж и дочка, хлопот с ними примерно одинаково. Есть также старая «тойота», символ скромности и простоты.

Однажды Оля не закрыла окно в машине. Подумала – пусть мужу будет прохладно, когда он куда-нибудь поедет. Ещё Оля оставила поющее радио и ключи в замке. Позаботилась. Муж аккуратно шнуровал кроссовки, потом долго выбирал сумочку. Копуха со значительным лицом собирался ехать по своим незначительным делам. Потом Оля видит в окно – он ходит, матерится в телефон. Машины нет. Как в песне – она его не дождалась.

Конечно, это был угон на извращённой сексуальной почве. Какой-то геронтофил позарился на Олино корыто. Затащил в кусты, сорвал скотч, скреплявший кузовные панели, и как-нибудь да надругался. Теперь угадайте, кого назначили виноватым. Долгое шнурование оказалось ни при чём. Виноват всегда тот, кто самый заботливый и… женщина.

* * *

Муж уехал на парадном «мерседесе», который раньше только в театр ездил. Оля пошла в магазин, представляя вечерние объяснения. Она скажет, что близких надо любить, а вещи использовать. И сделает пару замечаний насчёт шнурков и сумок. Супруг отметит её мудрость и преобразится.

* * *

Слегка сердитый муж тем временем ехал по делам. Видит – навстречу мчится их семейное корыто. За рулём чужая баба. Муж ловко развернулся, одной рукой погнался за преступницей, второй стал звонить в полицию. Дескать, преследую женскую банду, пришлите вертолёт. «Тойота» и «мерседес» как весёлые стрижи носились по району. Потом сразу пять полицейских машин окружили их, прижали к обочине. Весть о симпатичной преступной банде разнеслась по отделу угонов, все прибежали охранять закон.

Меж тем Оля дошла до магазина. А там настоящее кино – сирены, мигалки, движение перекрыто, спецназ тревожно смотрит вдаль. Молодая красивая дрянь висит на муже со словами:

– Да он мой знакомый! Попросил машину перегнать!

В других условиях Олю заинтересовал бы следователь. Его закатанные рукава, загар и пистолет просто толкали на преступление. Угнать что попало, потом сдаться – чем не сценарий выходного дня для женщины с активной жизненной позицией?

– Как зовут знакомого? – строго спросила Оля у девицы.

– Оскар! – ответила та и проиграла. Нельзя судить о человеке по шнуркам. Он на самом деле Саша.

Мошенница стала выкручиваться, назвалась сиротой. Машину, говорит, угнала от голода. Хотела купить еды, а на сдачу открыть какой-нибудь бизнес.

Тут прибежали папа угонщицы и мама. Как положено родителям, совершенно не вовремя. Вспотевшие, несчастные, с бутербродом. Много лет они старались, выращивали из милого ангелочка себе инфаркт. Говорят, хорошая девочка. Отбирая у отца сигареты, никогда не нагрубит и не ударит. В волейбол играет, учится в выпускном классе. Шла домой пьяная и угнала машину, немножко. Если можно, посадите её на трое суток. Родителям нужно время для побега. Полицейские отвечают – так нельзя. Трое суток для профилактики – слишком жестоко. Другое дело – пять лет за угон и пьяную езду без прав.

Пять лет – хороший срок. Выпускница полюбила бы образование, папа бы накурился, мама съездила в Египет.

Но Оля возмутилась. Сказала, никто никуда не сядет, отдайте заявление! При всей любви к корыту волейболистку жаль. Она же дура молодая – и всё.

Тут следователь с загорелым пистолетом бросает вскользь, обращаясь как бы к забору – если ущерб меньше трёхсот евро, тюрьма заменяется штрафом и несмываемым позором.

Оля посмотрела на «тойоту». И все посмотрели на «тойоту». Как скажешь другу, что он стоит двести девяносто девять? Человек умеет вдохнуть душу в любую железяку или тряпочку. Так же Бог когда-то помял кусок глины, дунул – получились мы. И хоть не за что нас любить, он всё равно любит. Так подумали все, кроме угонщицы. У неё от несмываемого позора голова разболелась.

Туфли непонятные

Маша дарит Ляле свою старую обувь. Ляля ворчит неблагодарно. Ей нравятся открытые, яркие фасоны «D’orsey» и «T-Strap». А Маша носит унылые, простоватые «Mary Janes» с тяжёлыми носами. Её пальцы, видите ли, недостаточно округлы и не параллельно уложены. Маша ботаник, у неё внутри компот из морали и правил приличия. Ей стыдно за формы некоторых фруктов, собственные волосы кажутся слишком белыми для математической олимпиады. И ещё она краснеет от слова «задница».

Мы пошли в обувной магазин исполнять любые прихоти. Маша выбрала ближайший к выходу ботинок. Он полностью её устроил. От босоножек отказалась, потому что пальцы. У Ляли другие ценности. Она нашла свадебный отдел и мгновенно его полюбила. Там всё в бриллиантах, перьях, всё воздушное, но не как десант, а как лебеди. Там можно стать принцессой без использования принцев. Сто евро – и ты в сказке.

Но реальный мир полон свинства. В этом отделе всё пошито на огромных каких-то кобыл. Кобылы не просто правят миром. Они угрожают сапожникам расправой или даже сексом. Поэтому свадебных туфель тридцать четвёртого размера не бывает. А на вырост не купят. Разве что Маше, которая вряд ли сносит, потому что ботаник. Ляля выбрала жемчужную туфлю с тонким ремешком и огромной кондитерской розой. Сестра только ресницами хлопала. Пришлось объяснять, насколько актуален этот цвет, а розы в принципе рулят. Если бы Маша повелась, туфли перешли бы по наследству к кому надо уже через пару лет. Как раз бы и ступня растопталась до свадебных пропорций. Но Маша назвала Лялю сумасшедшей и покраснела. Девочки поговорили о дизайне, закончив беседу словами «корова» и «дурра».

* * *

Элегантно вращая туфлю над головой, Ляля пошла прочь. Нет лучшего способа скрыть досаду, чем размахивать дорогой обувью. По небрежной походке и вертолётному свисту было понятно: никто вообще не расстроился. Мне представилось, как рвётся нежный ремешок. Как движением от бедра я оплачиваю разбитую витрину и потом хожу по дому в свадебных туфлях, которые одновременно и жмут, и спадают. Продавщице привиделось похожее. Только в её мечтах мы отказались платить, и она сама ковыляла в неисправной обуви. Хотя могла бы на те же деньги купить велосипед. Был небольшой шум, Лялю поймали, прелесть отобрали, нотацию прочли.

Скандал в магазине – бесчестье всему роду. Маша не могла поднять глаз. Ей казалось, сбежался весь универмаг. Все думают «позор» и «фу какая девочка». Она бы всё отдала за простое умение телепортироваться. Пользуясь её недееспособностью, я выбрал босоножки сам. Маша напялила их и пошла к выходу, как японский робот, наступая на всю ступню. Её неприличные пальцы торчали, но какая теперь разница.

* * *

Она ужасно неловкая. Другие девочки, я знаю, воруют у сестёр помаду и вечно укорачивают мини в бесконечном стремлении к совершенству. А у нас бабуля плакала украдкой, когда Маша таки надела платье. Я пытался развить в ней жеманство. Показывал на себе, как ходят модели, требовал повторить. Делал презрительное лицо, выпрямлял ногу и крутил задницей, ни в коем случае не произнося это слово. Конечно, Маше было за меня стыдно. Всё зря.

С другой стороны, моя сестра Ленка не кокетничала, но мужики всё равно дрались за неё на ножах. Многократно. Двоих зарезали, троих посадили, в том числе родного мужа. Исчисленная в раненых и отсидевших, Ленкина красота набирает пять баллов, рекорд станицы. Счастливой Ленка не выглядит.

Маша не провоцирует поножовщину. Она выучила названия туфель, как таблицу синусов. Ещё она читает Ремарка на немецком и решает задачи математических олимпиад. Такие, например:

На сельский праздник пришло двадцать пять человек: рыцари, крестьяне и девицы. Рыцари всегда говорят правду, крестьяне всегда врут, девицы то так, то эдак. На вопрос «ты рыцарь?» утвердительно ответили семнадцать человек. На вопрос «ты девица?» ответили «да» двенадцать человек. И восемь опрошенных назвали себя крестьянами.

Первый вопрос: Сколько на самом деле рыцарей?

Второй вопрос: Имеет ли право человек, решивший эту задачу за минуту (Маша), ходить любой походкой?

Как Лену минское КГБ ловило

Белорусским жандармам не хватает лоска. Пришли, звонят в домофон.

– Мы из КГБ. Откройте, пожалуйста.

Приличные спецслужбы не мяукают под дверью. Они пробивают стену стремительным джипом. Они всегда в белых рубашках, в их страшной темнице только кушетка, плётка и наручники. Они так арестуют, что не стыдно будет внукам рассказать. И подруги обзавидуются.

У хороших агентов всегда с собой чёрный шёлковый платок для завязывания глаз и верёвки для нежных плеч. Они шлёпают по попе за малейшую провинность. Самый строгий мучитель непременно ещё влюбится, перебьёт охрану и увезёт бедную жертву далеко-далеко. У него от бабушки осталась заброшенная хижина с видом на океан и отличной сантехникой. Идеальное место для двух беглецов. Они проведут там лето. Он будет заботливым и сероглазым, а она – с вечно растрёпанными волосами. А потом их выследит негодяй-полковник. Современное кино подробно описывает все эти традиции. Начнётся финальная драка со спецэффектами. Мужчины перебьют все люстры, диваны, кафель и сантехнику. Лишь убедившись, что на них смотрят, начнут шмалять друг в друга. Потом финал. Красиво пробитый в трёх местах, хороший агент собирается помереть. Он, в принципе, всем доволен, потому что любовь и бла-бла-бла. Последнее желание – закрыть глаза, лёжа головой в её коленях. И конечно, ей не жаль колен для такого перфоманса.

* * *

Досмотрев фантазии до конца, Лена попыталась оценить на глаз вероятность хижины с океаном. В мониторе домофона мёрзла пара белорусских лейтенантов, условные Вася и Петя. Ничто в них не предвещало сладких мук. Возможно, у них даже верёвки не было.

Тогда Лена спросила удостоверение. Мужчины предъявили бумажку, похожую разом и на документ, и на русско-польский разговорник. Лена спросила номер телефона, где ей доказали бы подлинность Васи и Пети. Позвонила.

– Алё?

– Ко мне пришли! Говорят, из КГБ! Пускать?

– Конечно пускайте!

И повесили трубку. И всё. Лейтенанты меж тем насупились. Погода им казалась холодной, Лена – туповатой. Угрожали войти так или иначе, но уже в куда более сердитом виде. Лена в ответ заметила, что пугать девушек неразумно. Если хочешь подружиться, заработай доверие добрыми словами или с помощью небольших подарков. У Васи и Пети наверняка нет девушек, раз они не знают элементарного. Чекисты ответили, что разумней было бы их сейчас не бесить. Лена сказала – это ещё кто кого бесит! И нажала «отбой».

Они снова позвонили. Диалог повторился с той лишь разницей, что в конце Лену назвали дурой. Она заплакала. Лейтенанты одумались, взялись её утешать, не забывая при этом уговаривать. Но теперь, подурневшая от слёз, она точно не собиралась открывать.

– Зачем вы вообще припёрлись! Обзываться? – спросила она.

– Ирина Петровна, вы прекрасно знаете, зачем мы припёрлись!

– Я не Ирина Петровна!

Было слышно, Вася и Петя подбирают синонимы к понятиям «нелепая ошибка» и «страшное недоразумение».

– А, простите, это какая квартира?

– Сорок три!

– У вас тут цифры… Но всё равно откройте. И приходите в сорок пятую. Будете понятой!

Вот так. Двадцать минут Лена в одиночку противостояла тоталитарному режиму. А теперь наручники, кушетка, негодяй-полковник, – всё уходило в сорок пятую, чья хозяйка – это все знали – воровала водку поездами и плевать хотела на демократию. Тут Лена совсем расстроилась, выключила связь и пошла в скайп, обсуждать со мной пропасть между жизнью и искусством.

Сантехник Нитунахин, кстати, на вопрос «кто там» всегда отвечает «ваше счастье, мадам!»

Чувствуете разницу?

Тюльпаны и хлеб

Мельхиседеку девять лет, и он уже вероломный подлец. Зимой дарил конфеты и бился головой о водосточную трубу в знак привязанности. Теперь весна, он перелетел на заднюю парту и оттуда плюётся. То ли Варкрафт так мозг разрушает, то ли в голове у мальчиков с рождения смородиновый кисель – непонятно.

Он был изгоем в классе. Обычное дело для человека, названного в честь дивана из Икеи. Дети обращались к нему, в основном, матерными словами. Ляля единственная выговаривала все буквы имени и поправляла окружающих. Вывела заморыша в люди, душу вложила, а в ответ прилетела жёваная бумага.

От расстройства купила булку с маком. У женщин целая таблица сластей и соответствующих им огорчений. Одна конфета равна лёгкой грусти от дождя в субботу. Новый кавалер лучшей подруги тянет на пирожок, хоть это и радость, формально. Потом идут пончики, крендели и рулеты. На вершине – торт «Наполеон». Крайнее средство, мощный препарат с тяжёлыми побочными эффектами. Применяется, если из мужа-рыбака выпала записка «Люблю, скучаю. Света». Даже сама Света, притворившаяся щукой на дне рыбацкого ящика, не покажется конём апокалипсиса, если вовремя принять «Наполеон».

* * *

Я бы с таким лечением давно выступал в цирке, в номере «восемь тонн сферического жира отвечают на вопросы публики». Мои любови при мне целовались с другими, двадцать раз меня бросали, сам я трижды сбегал в дверь и один раз – в окно. Хозяйка того окна до сих пор считает мой поступок комплиментом. Всё-таки пятый этаж. От всех подобных бед у меня есть Нитунахин, лучший метод несъедобной терапии. Он вылечил нашего друга Васю от жены, любившей всё индийское.

Жена поклонялась головоногим богам, мечтала о бхакти, Параматме и Мокше. В постель обещала прийти, как только прояснит свой онтологический статус. Вася не понимал, что это значит «никогда». Он каждый вечер доверчиво снимал трусы и разминал губы. Надеялся.

– Это не она фригидная, это ты страшный, – сказал Нитунахин, внимательно рассмотрев её фото. Ещё сказал, что, будь Вася чуть менее Квазимодо и более Дикаприо, никому бы в голову не пришло увлекаться Индией. Василий немножко поплакал, потом сменил красивую жену на простую горбатую с одной ногой – и счастлив.

* * *

Возвращаемся в третий класс. Другой мальчик, Тима, подарил Ляле брелок в виде сердца с рубином. Только по ценнику и можно было догадаться, что это подделка. Гордый Мельхиседек потерял покой. У него не было рубинов, он придумал выкрасить Лялю золотой краской. Со спины, так скажем. Жест по-азиатски вычурный, но девчонкам нравятся дикие выходки.

Ляля в тот день прибежала довольная, чего-то говорила, я слушал вполуха. Ну разбили сердце, подарили другое, потом намазали что-то кому-то. Детская трескотня не должна мешать злиться на управдома Ларису Орлову, которая от нехватки сдобы в организме переродилась в фурию.

* * *

Приехали мы домой. Вижу – сиденье машины в непонятных пятнах. Источник не известен, Орлова не могла бы нагадить так золотисто. На краю сознания болталась история про накрашенную попу. Изловил Лялю, развернул к лесу передом и сложил пасьянс. Немножко поорал, конечно. Мне же эту машину продавать. А любовь, размазанная по сиденьям, похожа на совсем другую эманацию.

– Я же говорю, дурак Мельхиседек меня накрасил! – сказала счастливая Ляля и отдала мне свою булочку с маком. Ей ни к чему, а мне как раз пригодится.

О роли курева в литературе

Бекназаров – самый добрый композитор в мире. Любой может принять участие в его концерте. Голос не важен, слух не обязателен. Навыки речи и прямохождения тоже вторичны. Александру нравятся вообще все люди. Он всех любит и никому не отказывает. Бывало, вырвется на сцену откровенный идиот, покричит, руками помашет и сбежит.

– Ну что ж, интересно, – скажет Александр спокойно. – И стихи такие необычные…

Чаще других с нами выступают исполнительницы романсов. Это самый массовый вид в музыкальной биологии. Они похожи на китов, моржей или касаток, но никогда – на стремительных кузнечиков. Если шлёпнуть по такой ладошкой – волна должна трижды обежать тело. Если обежала – перед нами хорошая исполнительница. Если нет – ей никогда не взять верхнее соль в романсе «Эту тёмно-вишнёвую жаль».

На втором месте по распространённости талантливые дети. Помню мальчика со свирелью, папа за него просил. Такой пронзительный концерт вышел, многие плакали.

Одна женщина привела девочку, которая дома у себя регулярно насиловала пианино. Женщина считала, это нужно сделать прилюдно. И концерт Бекназарова как раз подходит для таких перверсий.

Разбавлять нашу тягомотину ещё большей тягомотиной не хотелось. Я задал ряд неприятных вопросов. Например, откуда взялась эта девочка?

– Она играет на пианино. Понимаете? – ответила женщина с таким пылом, будто речь шла о небывалых разумных рыбах. И добавила:

– Вас же люди терпят, значит, и пианино выдержат!

Тут пришёл Бекназаров, всё утвердил, и начались сорок минут собачьего вальса.

В городе N на сцену выскочила поэтесса. Вопреки стандартам жанра, то не была потёртая кляча в малиновых рейтузах. Наоборот, настоящая модель попалась, в ботфортах поверх ночнушки. И зал был счастлив, хоть в городе N коротких стихов не пишут. Всё равно, очень понравилось. Галиматья любого размера с помощью голых ног превращается в стихи. Узнав, что некоторые стихи поэтесса сочинила в бане, многие барды впали в транс и стали раскачиваться. В общем, вечер удался.

Поэты из кинофильмов выглядят иначе. Это обязательно худой и нервный мужчина. Он ходит по ресторанам, декламируя, машет руками и всегда производит фурор. После обеда поэт дерётся с официантами, потом лежит в кустах до вечера – бледный, мятый, красивый, как вампир. Его находят женщины, богатые и добрые, принуждают к выпивке и сексу. Но поэт отвергает узы регулярной любви. Он надевает пиджак, берёт на память всего один пирожок и уходит в ночь. Просыпается поэт в полдень, в объятиях типичной феи – ветреной, с пустым холодильником, со сволочным характером и сонмом других литературных достоинств.

* * *

Досмотрев кино до феи, многие бухгалтеры решают пойти в искусство. Из-за них усреднённый не киношный поэт оказывается лыс, полноват и скрипит при ходьбе. У него дырявая печень и мешки под глазами. Он спит в обычном, а не в хорошем смысле с одной и той же женщиной. А стихи читает раз в год, на бардовском фестивале, возле туалета, держа слушателя за пуговицу, чтоб не сбежал. У некоторых бухгалтеров, я знаю, уже целые коллекции пуговиц.

Однажды Бекназаров разрешил выступить Степану К., автору поэм в жанре «киберпанк с эротическим подтекстом». Близкие бухгалтерам темы – пиво и рыбалка – Степан не рассматривал. Для нас он приготовил творческий цикл «Твои невозможные губы…»

Степан не носил ботфортов, а даже если бы и носил, они не улучшили бы его стихов. Но добрый Бекназаров разрешил немножко мрачной эротики. Это же Восьмое марта, как раз подходящая тема.

Когда открылся занавес, Степан сидел на венском стуле, нога на ногу, в шляпе, с сигарой. Как князь. Народ затих. Стёпа сидит, курит. Потом выяснилось, он забыл слова, но виду не показал. Зрители ждут, смотрят на Стёпу. Стёпа смотрит на зрителей. Тишина. Все замерли. Прошла минута. Было видно, у Степана отличная выдержка. Не всякий МХАТ способен так молчать. После второй минуты показалось, что курит Стёпа довольно однообразно. А он докурил, забычковал, встал – и ушёл. Зал похлопал вслед, не переходя в овации.

Мы говорили Степану, как ты забыл-то? Боже мой, как жаль! Как ты написал вообще такую поэму? Стёпа рассказал, что в свободные минуты подрабатывает таксистом. И помнит всех пассажиров. Вообще всех. Где взял, куда отвёз и сколько на чай вышло. Однажды опоздал на вызов. Три минуты всего, но клиенты рассердились. Мужчина промолчал, а женщина разошлась – аж булькает. Уже в машину сели, она всё орёт. Стёпа слушал, слушал, потом говорит – ладно верещать-то! Я вас сорок минут ждал однажды. А тут три минуты – и столько шума.

– Когда это вы меня ждали? – спрашивает женщина.

А у Стёпы всё в мозгу записано. Это ж не поэму со сцены читать.

– Патриаршие пруды, пятое мая, в час небывало жаркого заката!

– Подожди-ка – говорит мужчина женщине. – Мы же договорились, что ты больше не ездишь на Патриаршие!

И раз ей – пощёчину. И выскочил, пошёл куда-то. По походке видно, что навсегда. Женщина осталась. Сидит, ревёт в ладони.

– Ну, куда едем? – спрашивает Стёпа как бы бодрым голосом. А она:

– Куда, куда, на Патриаршие, конечно!

В тот день Степан и написал поэму «Твои невозможные губы». Если бы на концерте он рассказал эту историю, был бы фурор, как в кино. Хотя и так неплохо вышло.

Арифметика

Ляля весит 32.700 г., из которых 700 считает лишними. Вечерами прыгает на скакалке, приговаривая «ненавижу жир». Ляля состоит из костей, волос и пучка нервов без изоляции. На вопрос «где тут жир» она оттягивает пупок и показывает – вот! Это значит – в душе!

Вес Лялиного ранца позволяет бомбить тиранов, не обращая внимания на толщину их диктаторских бункеров. Ляля поднимает портфель руками, коленом, потом ловко вкручивается в лямки. В дзюдо такой приём называется «сото-макикоми», а в греко-римской борьбе – «грузинская вертушка». Одолев гравитацию, Ляля убегает в школу.

Наш городок был бы тих и безопасен, если бы не это «убегает». Улучшив рюкзаком сцепление с дорогой, девочка развивает страшную скорость. Она свистит над асфальтами, наклоняясь в поворотах, как спортивный мотоцикл. Прохожие, затянутые в инверсионный след, кружатся, теряют шляпы и жалеют, что не поехали на трамвае.

* * *

Раз в год Ляля собирает в школу дополнительный баул. В храме знаний проходит ярмарка, на которой дети развивают общительность, жизнелюбие, смекалку, жадность, недоверие к ближнему и другие полезные качества. И арифметика, оказывается, не только пыточный инструмент, но и конкурентное преимущество в торговле с индейцами. Ловко пользуясь таблицей умножения, некоторые поднимают на перепродажах до пяти евро за перемену. Утром ещё казавшиеся идиотами, уже вечером дети врут не краснея, считают выручку в уме и говорят завучу «дэвушка, ты такой красивый». Половину гешефта положено сдать в благотворительный фонд «спаси душу за три евро». Если верить сборам, все коробейничают даром.

* * *

Наиболее грустные ученики торгуют едой. Они стоят в самом длинном ряду, усыпанные кексами, тортами, пирожками, печеньем и пончиками. Матери этих несчастных умеют готовить. Главный ингредиент у всех – любовь с изюмом. Но никто в мире не съест столько изюма.

Моим детям повезло, я вообще не кулинар. Мы продаём действительно нужные товары. Китайские колокольчики для предсказания землетрясений, например. Или наручные часы без стрелок, фото морского заката в раме, деревянного буддиста, колдующего богатство за щекотку пузика, чайник без крышки с мячиком, который упал внутрь и теперь не вытряхивается. Всё уходит мгновенно, школьники не понимают, как могли жить без наших товаров.

* * *

В этом году Ляля собрала барахло, оставшееся от детства. Бумажную корону, бутылку в форме бриллианта и пони с магнитом в ноге. Пони прилипает к троллейбусу, холодильнику, к любому подручному железу, настоящий друг. Отдавать не хотелось, но когда весишь 32.700, пора уже думать о настоящих лошадях и всадниках.

Корона самодельная, из настоящего золотого картона. Ляля испытала её в одном магазине. Надела и пришла. Все смотрели, даже оборачивались. Ну принцесса в общественном месте, и что? Высота украшения в районе шпилей достигала тридцати сантиметров. Один мальчик потерял голову, увидев эту красоту. У него не хватало денег, он пять раз подходил, вздыхал и дважды примерял. Пришлось отдать со скидкой в 96 %. Если человек мечтает стать принцессой, надо помочь, а не смеяться. Ляля пожелала ему не сдаваться и верить в доброту людей. Всё вместе с пожеланием отдала за 4 цента.

Потом продалась бутылка. Две покупательницы чуть не подрались за бриллиант, доказав тем самым его подлинность.

А пони купили старшеклассники. Но не ради любви, а для издевательств. Друга остригли, пририсовали трусы и написали матерное слово. Так, попав в дурную компанию, лошадь стала реальным пацаном. Ходит теперь в трусах и наколках. Ляля плакала. Я хотел пойти, отметелить вандалов, но вообразил беседу с директором:

– Вячеслав Иванович, вы зачем написали матерное слово на ученике пятого класса Василии П.? А трусы на голову, это что?

Пришлось успокоиться и рассказать о справедливости, возвращающей злодею все его подлости. Если в пятнадцать ты обидел лошадь, в тридцать семь лошадь обидит тебя. Пострижёт, разденет, сделает тату.

Ляля поверила моим вракам и простила хулиганов. И на завтра, как ни в чём не бывало, пошла в школу. И как-то неосторожно уронила фугасный свой портфель со второго этажа на первый. По нелепой случайности внизу как раз шли мучители коня. Будь там бункер с диктатором, – никто бы не выжил. Но плохие парни только почесались, погрозили Ляле кулаком, пнули упавший метеорит и пошли дальше. Русские мужчины в быту грубоваты, зато на войне они незлобивы и ударопрочны. За это нас и любят, кажется.

Зажёванная тема

Дети боятся деликатесов. Сыр с плесенью сначала нюхают, потом тычут пальцем, будто дохлую лягушку. Со стороны может показаться, что зажрались, а на самом деле это консерватизм и разумная осторожность.

Мы любим простую пищу. Ляля предпочитает рис и огурцы, Маша хранит верность колбасе и помидорам. Сам я адепт макаронной диеты. И все вместе мы избегаем встреч с французским сыром. Но всякие друзья, любители путешествий, дарят нам его в промышленных объёмах. Этот знаменитый Бурбум-Булонский сыр, говорят они, показывая слизкий комок со следами распада и тления. Давным-давно в одной деревне был голод. Сожрали даже стулья. И лишь кусочек сыра закатился под сарай. Плесневел он там, отсыревал, а потом нашёлся и спас целую семью. С тех пор вся деревня его ест, и продаёт, и счастлива. Вот и нам кусочек. Издалека, три тысячи километров. Правда же здорово? Друзья очень хотели сами съесть весь сыр, но выдержали искушение ради нас. Они достают маленький вонючий пакетик. И говорят:

– Вот он, знаменитый блюманже-фромаге-де-шевре! (Помнить названия – не мой конёк.)

Тут нам положено онеметь от восторга. Уместно будет также подраться за последние крошки. Сам я умею выглядеть счастливым в любых ситуациях. А дети безжалостны. По их сморщенному носу видно, насколько этот король сыров гол.

– Ну и ладно, нам больше достанется! – натянуто шутят гости. Я тоже шучу. Говорю, что таким сыром наверняка можно лечить астму, тренировать задержку дыхания для дайвинга и отпугивать нечисть. Так же, положенный в задний карман брюк, сыр защитит от случайных насильников. Наконец-то я смогу безопасно склоняться над посудомоечной машиной. Гостям не смешно. Они вспоминают вдруг, что утюг не выключен и пора бежать. Через месяц они снова привезут сыр, потому что отходчивые.

* * *

У детей отличная мимика. Одним только носом они выражают шесть видов отвращения и вообще весь толковый словарь, от «Абажур» до «Ящур». Для сравнения, Бекназаров однажды не смог показать бровями простое слово «мясо». Дело было в Ницце, в ресторане. Официант-француз смотрел недоумённо. Тогда Бекназаров поднял себе нос пальцем. Получился смешной пятачок. Русский человек мгновенно узнал бы поросёночка. Француз же испугался нечистой силы. Потом был жаркий спор на пальцах. Казалось, двое глухих ищут в меню какие-то алгоритмы. Потом Александр сдался.

– Я опять забыл выучить французский! Сюрпрайз ас! – попросил он.

Слово «сюрприз» позволяло французу уйти и не вернуться. И суд бы его оправдал. Но он филологически не тонок, принёс нам водку и всякое горячее.

– «Блюманже-а-натюрель!» – сказал официант, и теперь мы точно знаем, как по-французски не называется мясо. Так вот, бекназаровские брови жалко топчутся в углу, когда мои дети показывают носом пенку на каше.

А недавно нас пригласили в гастрономический ресторан. Место нервное, чреватое конфузами. Мы всё обсудили предварительно. Будет день рождения у Азы. Это очень красивая девушка, юрист, спорить с ней невозможно, обидеть стыдно. Договорились повзрослеть хотя бы на время обеда и ни за что не морщить носы.

И вот, пришли в ресторан. Сидим, готовые ко всему. Официантка рассказывает про куропаток в малине и облепихе. Потом признаётся с болью, что осётр и олени сегодня не дикие, а выращены в неволе. Для неё самой это удар. Зато мидии утром прилетели из Довиля, ещё ползают и бормочут. Морковный пирог будет с шоколадным муссом и сорбитом из кваса. В качестве аперитива сет из семи соусов и домашний хлеб с коноплёй. Соусами рисуют цветы на бумаге, потом облизывают с хлебом. Конопля помогает лизать бумагу непринуждённо.

Тут мы стали шептаться. Ляля спрашивает, нет ли у них риса с огурцами. Маша хотела бы отбивную с помидорами. Тоже шёпотом, чтобы никого не обидеть. Я признал, что настало время испытания оленем. А если принесут совсем непонятное, говорю, я вас спасу. Себе взял суп и перловку, съел. Потом помог Маше с уткой. Потом Ляле – с осетром. Потом были десерты, я всё выдержал. Молодец, в общем. Настоящий Робин Гуд! Аза, если ты нас сейчас читаешь, спасибо тебе! Ты чудесный педагог!

Сам я готовлю плохо, но обильно. Мои сумки с едой огромны. Случайные коты, попав в их гравитационное поле, тащатся следом до самой машины. А дети думают, меня животные любят.

Март. Сумерки

Ляля в понедельник выбегала из школы – следом мчался настоящий кавалер. Без шапки, насквозь весенний. Ляля кокетливо врезалась в шлагбаум, оглянулась изящно и захохотала. Скинула берет, тряхнула хвостом. Юноша тоже врезался в шлагбаум, что означало «вместе навек». Взлети она в воздух, он прыгнул бы следом. Глаз не сводит. На вид хулиган. Возможно даже, на переменах он нюхает маркеры. Зовут Мелхиседеком, турок, что ли. Во вторник, в среду и в четверг выбегал он же, а в пятницу уже другой юноша скачет. Тоже без шапки. Спрашиваю:

– Где же Мельхиседек?

– Заболел, – ответила Ляля с невозмутимостью взрослой женщины.

– А это кто?

– А это так… Андрюшка!..

Кажется, я ращу вертихвостку.

Чем занять себя в ненастье

Современный алкоголь превращает кого угодно во что попало. Верхний сосед, выпив, всякий раз становится мужиком. Однажды он перейдёт на следующий уровень и станет тыквой. Тут главное не сдаваться и верить.

Но пока он мужик. Топает по квартире, всё роняет, говорит басом. Его баба принимается пищать, для контраста. Перерождение лягушки в стерву происходит и без алкоголя, но есть нюансы. Например, если хлопнуть дверью в ванную без экспрессии, принц может не заметить отсутствия любимой. Лишь когда, сбитая звуковой волной, упадёт и взорвётся ваза, аудитория поднимет зад, придёт, начнёт скрестись, мурлыкать и называть заей.

Строго по сценарию сосед идёт, бормочет. Соседка рыдает с повизгиванием. Бетон перекрытий плохо передаёт согласные буквы, весь текст не разобрать, слышен только вой. Так себе условия для аудио-спектаклей.

Когда меня называют заей, моя внутренняя истеричка добреет на сорок процентов. Но соседка будто из стали вся. Держится долгих три с половиной минуты. Потом мужская нежность иссякает. Жених вышибает дверь. Она мимо него бежит с каким-то там лицом на лестницу, потом на улицу, уже на каблуках, непонятно когда переобулась. Рыдая и цокая, летит в морозную даль. Летом он за ней гонялся, а тут лишь посмотрел влюбленно в спину. Многие семейные традиции зимой не идут дальше осмотра градусника.

Пока верхние соседи укрепляют семью скандалами, мы с гостями играем в «Диксит». Это настольная игра, подарок Антона Духовского. Он вечно баламутит нас столичными штучками. Однажды затащил в парк водных аттракционов. Со слов Ляли, то был лучший день в её жизни. Недавно Духовской же подарил комплект юного иллюзиониста, из которого я узнал, что никогда не стану фокусником. Оборудование для распила кого угодно перешло к Ляле и сформировало второй самый лучший день.

* * *

Взрослых женщин Духовской развлекает фото-студией. У него самое современное оборудование: старинные кувшины, цветы живые и засохшие, кровать Наполеона, вешалка для одежды, диапроектор, простыни. Есть также фотоаппарат, глубоко вторичный в настоящем искусстве. Духовской проецирует на женские пузики и спинки африканские ландшафты и подписывает фото, например – «Водопад Виктория». И сразу ясно, кто тут водопад, а кто Виктория. Или такое: слайд винтажного комода и ручки ящичков на чьих-то трепетных сосках. И подпись – «Аглая». Эстеты сразу понимают, примерно так назывался чешский гарнитур.

Так вот, Духовской подарил нам «Диксит», чем лишил зиму её сути – длинных вечеров с чаепитиями такими усердными, что к марту отказывают почки. Теперь у нас шумно, полно гостей, все тренируют эрудицию, воображение и чтение мыслей.

Правила просты. Например, Лена загадывает картинку и говорит – «Брак»! Играющие ищут её рисунок среди прочих. Сама Лена кудрявая, симпатичная, инструктор по йоге, ездит на «тойоте» и скоро выйдет замуж. Я считаю, под браком Лена имела в виду якорь и цепи. Растрепанный юноша Григорий уверен, Лена загадала деревянного мальчика со сломанной ножкой. Игрок Ксения уже ходила замуж и зрело указывает на картинку с цветами и пельменем. Наступает время считать очки. Победил якорь. Ксения и Григорий терпят фиаско, обижаются и требую играть до утра.

Словами не объяснить всего веселья, но гости через неделю всё звонят и сожалеют о слове «Гаити», загаданном на картинке с джунглями. Скажи они тогда «Традесканция», их жизнь сложилась бы иначе. А ведь когда-то тупо обсуждали рецепты голубцов и противостоящие им диеты.

* * *

Я хотел отблагодарить Духовского. Подарил сразу две игры. Первая называется «Коровы», вторая – «Камасутра». К нему заходят подруги жены и девчонки с работы. С подругами жены Духовской смог бы играть в «Коровы», а с девчонками с работы в остальное. Тем более, «Камасутра» наверняка полна ассоциативных парадоксов и многослойных метафор. Сам я не играл, правил не знаю, но тема необъятная. И коробка огромная.

И вот, звонит Духовской. Рассказывает. Пришли к нему Айгюль, Аня и Света. Достали мой подарок. Не коров. Распечатали. Внутри нашлись четыре кубика. На двух анатомические аллегории. Показано, куда чего вставлять. Ещё два кубика, мужской и женский, дают в сумме 36 позиций, из которых гости опознали только две – «на спине» и «на коленях». Остальные фигуры где-то в области геометрических коллизий. И всё. Никакой кипящей интуиции, творческих инсайтов или там катарсисов, ноль триумфов интеллекта. Нет даже подсчёта очков. Просто снимай штаны и ну играть.

Гости смутились. Айгюль сказала, что предпочитает старый добрый героин. Аня обещала маме не вступать в тоталитарные секты и на всякий случай застегнулась. Они совсем там рехнулись, в своей Прибалтике – добавила она. А Света призналась, что не азартная. Притом, что когда-то проиграла в покер квартиру и мужа. В общем, чудесный зимний вечер у них получился. Сидели, пили чай, в окно смотрели. Всё благодаря мне.

О борьбе с бессонницей

Мой желчный пузырь возомнил себя жемчужницей. Вырастил два камня, но родить не смог. Был тихий зимний вечер. Я потушил курицу и попробовал на себе. Три кусочка, для вскрытия всех недостатков. За завтраком бесполезные вещества из курицы пошли бы детям на пользу.

И вдруг в боку вырос кирпич, по ощущениям. Не получалось ни вытрясти его, ни смириться. Не получалось также спать, сидеть, лежать, читать книжки и другими способами игнорировать реальность. К пяти утра я освоил ледяной душ, лёгкую, тяжёлую атлетику, среднюю атлетику и медитацию, которая против кирпичей вообще бессильна.

Ничто не укрепляет веру в Бога лучше ночного холецистита. В мороз, за пять километров я побежал в церковь. Храм оказался закрыт, но я всё равно пересказал свою жизнь воротам, внёс десяток предложений и поклялся питаться спаржей. Ничего не изменилось. Забор вокруг храма как бы говорил «ваш визит очень важен для нас» и «мы с вами непременно свяжемся».

Пошёл искать полицейских, согласных застрелить меня из жалости или за 20 латов. Только бездушие и жадность этих хорошо вооружённых людей могли бы мне помочь. Но в Юрмале по ночам нет ни бога, ни полиции. Только бомж на остановке спросил который час. На трёх языках. С кирпичом в боку я показался ему лицом без национальности.

Некий сайт, полный проверенных методов лечения, объяснил: надо было спать на левом боку! А я-то всё на правом! Опять принял душ, лёг как написано, позволяя желчи вытекать широкими волнами. Всё-таки народный опыт – страшная сила. А врачам бы только деньги драть и травить крестьян таблетками. Я три часа лежал, терпел, ждал эффекта. Зря. Видимо, оторвался от корней и мудрость поколений на меня не распространилась. Снова принял душ, спорт, диклофенак и дробление камней усилием воли. Через 36 часов сплошного спорта я побрёл в больницу.

* * *

Тётя анестезиолог сказала:

– Ознакомьтесь с возможными последствиями.

– Например?

– Отказ мозга.

Милая женщина. Она и в медики пошла специально, сеять ужас. У неё целый лист сюжетов для Стивена Кинга. Я хотел подписать их списком, она отобрала список. Подробно, с удовольствием, всё перечислила. Приказала открыть рот, осмотрела зубы.

– Обещать не могу, но когда буду вставлять трубку в лёгкие, возможно, выбью передние, – сказала она. Дала синюю таблетку. И попрощалась.

Медсёстры брили мне пузик, тревожно глядя на часы. Станочек для женских ног не справлялся с моим нагрудным ковылём. Девочки достали старинный комбайн «Спутник», не понимали, как его собрать.

– Три минуты осталось! – крикнула толстая сестра. Кое-как свинтили, стали драть пух вместе с дёрном. Спешили. Я удивился строгому расписанию латышских медиков. Прямо японское метро, а не хирургия. Оказалось, синяя таблетка усыпляет строго по расписа…

Очнулся голый, у окна, в палате «люкс», что значит – с телевизором. А до этого носил штаны, сидел в перевязочной и меня пытали ржавой бритвой.

Пришла прежняя тётя-анестезиолог, уже весёлая. Говорит, я всех насмешил, попытавшись убежать в середине операции. Прямо с дыхательным аппаратом пытался свалить. Ничего не помню. Меня держали четверо, а я сломал железный стол, к коему был прикручен. И теперь она рада познакомиться с таким решительным мужчиной.

Кажется, она не всё мне рассказала. Мной явно играли в хоккей твёрдыми клюшками. Ничем иным синие бока не объяснить.

Пришёл хирург, подарил мне мои же камни. Вообще не жемчуг. Не знаю, о чём себе пузырь думал. Пришла сестра, измерила температуру. Потом другая, уколола во все места. Потом звонила мама, сказала «щас приеду». Потом Иванов, Петров, Бекназаров, мужчина из газеты и женщина с радио. Все пересказывали чужие истории о прекрасной жизни без пузыря. Позвонила старинная подруга, не захотевшая когда-то за меня замуж. С её слов, мне нужна была диета, срочно. Вот такая: во-первых, надо питаться чаще!

Второй пункт я не дослушал, настолько понравился первый. Выключил телефон, закрыл глаза и уснул. И всё.

Про Беларусь

Дядя Петя считал наш приезд огромным праздником. Выбегал встречать, плакал, обнимался, а наутро убивал свинью. До сих пор неудобно перед свиньями. Сколько их полегло за моё детство!

Я говорил дяде Пете: радость можно выразить иначе. Давайте выпустим свинью на волю, как соловья. Распахнём хлев – и пусть бежит.

– Ай ты ёлупень малый! – смеялся дядя Петя и целовал меня в макушку. И весь я от поцелуя пах, как дядя Петя – коровами, тракторами и условной белорусской трезвостью, при которой всё упавшее считается пьяным и должно стыдиться. А всё, что ходит, то трезвое и весёлое.

Дядя Петя умел везде найти боровик. Под мхом, за километр, телепатически. Трюфельные спаниели, для сравнения, проделывают такие фокусы только в специальных дубравах. А дядя Петя – в любом конце галактики.

В войну немцы спалили его деревню. Дядя Петя провёл детство в партизанском лесу, развивая грибную интуицию. Дело было под Гомелем, после Чернобыля в тех лесах грибы по пояс и шевелятся. Вокруг светящихся кустов ходят трёхглазые совы и прочие слонолоси. Детство кончилось. Дядя Петя стал травой и облаками. Отчасти поэтому в Гомель я завтра не поеду. Только в Минск. Днём буду книжки подписывать, вечером судорожно аккомпанировать Бекназарову. Приходите, если чо…

Для тех, кому глубоко за десять. Очень глубоко

Мой друг Нитунахин хотел разнообразить половую жизнь. У него накопились фантазии. Долго решался, потом взял свою тогдашнюю любовь за руку и сказал:

– Послушай, Вера.

Всего текста я не знаю, но смысл такой: Нитунахина надо привязать к стулу, взгромоздиться сверху и доставить невыносимое наслаждение. Ничего сложного. Чуть сноровки, а как окрепнут отношения! Он даже показал, как не упасть, держась за стену. Но Вера (длинные ноги, ледяное сердце) отказалась. Такие этюды, сказала она, только со стороны возбуждают, а изнутри в них сплошная боль и переломы.

Нитунахин виду не показал, но по ощущениям будто осиротел. Когда перестала дрожать губа, он спросил, может, у Веры есть альтернативные мечты? Потому что некоторые люди, в отличие от других некоторых, не прочь порадовать любимого человека.

Вера опустила взгляд.

– Ну, я хочу сделать это в хижине на Бали. Чтобы под нами плескалось море.

Так сказала Вера и покраснела. Нитунахин ждал подробностей, от которых всем станет хорошо и стыдно. Но Вера как-то крепко молчала. Он спросил – и что?

– И чтобы внизу плавали рыбки – закончила она.

Понимаете? Он ей шершавые верёвки, пьянящее удушье, может, даже вывих языка. А ей нужна гостиница с Индийским океаном. И всё! А ведь, если смотреть сквозь щели в полу, океан куда скучней аквариума в гастрономе.

Женские фантазии забиты чем угодно, кроме главного. В них есть сухие вина, камины, вот такой вот взгляд, пижама с цветочками, вид с балкона на дурацкий океан. А настоящих чувств нет. И чем ярче женщина, тем тщедушней её воображение. Даже лампочку, этот апогей фалличности, многие из них считают лишь осветительным прибором.

Мужские истории любви украшены важными деталями. Частота в герцах, энергия в джоулях, крик в децибелах, из какого вида борьбы заимствована поза – всё очень точно, почти научно. А в женских фантазиях только пролог и послесловие. И ничего по сути вопроса.

Одна моя знакомая изменила мужу, сама того не ожидая. На курорте. Я спросил, как всё произошло? В какой момент, например, она поняла, что ей гладят попу и уже спасаться поздно? Мне интересны были детали. Сам переход, когда двое чужих людей вдруг понимают, что пора уже раздеваться.

Знакомая в ответ описала мужа-дебила и то, как она устала, а лето было таким сумасшедшим. Из её рассказа невозможно понять, есть ли у неё вообще попа. Думаю, тут виновата специфическая амнезия, поражающая женский мозг при расстёгивании второй пуговицы на блузке. В этот момент изображение пропадает. Дальше идёт нелепая склейка, и вот всё уже кончилось, участники греха идут на балкон курить.

Версию с амнезией подтверждает нимфоманка-утопист Эрика Л. Джеймс, написавшая книгу догадок о жизни после второй пуговицы. Называется «Пятьдесят оттенков серого». Я читал в магазине, открывал наугад. Сразу видно, автор понятия не имеет, как там чо происходит. С любой страницы на героиню смотрит набухший член. Вообще, глазастый член у землян большая редкость. Не удивительно, что его хозяин миллиардер. Одна лишь демонстрация аномалии может обогатить. Не говоря уже о фуроре в гинекологии и смежных областях. «Дайте-ка я вас осмотрю…»

Не стал покупать книгу. Бледное подобие одного сайта, куда мы с Нитунахиным ходим грустить о великой любви. К тому же у меня нет амнезии. Я прекрасно помню все эпизоды, каждый кадр.

* * *

На прощание цитата из другой, лучшей книги.

«…Она легла на верстак. Вся дрожала.

– Я хочу унижений – сказала она.

– Хорошо. У тебя толстые ляжки и никакого вкуса в одежде!»

© Колин Тревор Грей. «Пятьдесят серых сарайчиков».

Кое-что о русской семиотике

Кот подходит и говорит:

– Выпусти на балкон! Там листики летают, будет весело.

У кота язык не гибкий, губ совсем нет, артикуляция ни к чёрту. Но я понимаю его речь. Он все фразы подкрепляет жестами. Например, знаменитым печальным взглядом в пустую миску. Он самый выразительный мим в нашей семье.

Бабуля, наоборот, тридцать лет преподаёт. У неё отличная дикция и поставленный голос. Но речь её не всякий разумеет. Особенно, когда бабуля кричит с кухни, сквозь закрытую дверь, грохот посуды, шипящий лук и поющий телевизор. Она спрашивает у внучки Марии:

– Маша, ты в Рим-то хочешь ехать?

Маша отвечает, ориентируясь исключительно на ритмику речи:

– Да! Я хочу, чтобы было лето!

Она не видит артикуляции, соответствующей слову «Рим». А идти переспрашивать лень. Тем более, женский разговор чаще перекличка, чем обмен информацией. Ляля не упускает случая пообщаться. Она кричит из ванной:

– И я хочу лего!

Потом бабушка и внучки поют хором три совершенно разных песни.

Русские люди не понимают речь, если не видят собеседника. Они даже стиральной машине не верят, если в ней нет окна и в прямом эфире не крутятся трусы. Зато стиральная машина с окном очень убедительна и может заменить камин.

Теперь про Италию. Год назад Маша посетила Венецию, потерялась и имела большой успех у местных. Маша знает слово «макароны», которым трудно объяснить, куда сбежала мать. Но у итальянцев есть глаза, они видят, о чём рыдает этот ребёнок. Они совсем как русские, девять десятых частей смысла распознают зрением. Все побежали, прочесали площадь, нашли рыдающую женщину с такими же белыми волосами, знающую слово «макароны». И, конечно, она оказалась ветреной мамашей. И теперь Маша постоянно хочет в Рим, потому что на девять десятых знает итальянский.

По тем же причинам трудно работать с Питером или Москвой на расстоянии. Фразу «я вам текст – вы мне деньги» в столицах понимают, только если видят шевелящиеся губы. Москвичи просят приехать и сказать им всё в лицо. Я катаюсь раз в месяц, пью чай, говорю о погоде. Удовлетворённые блеском моей лысины, работодатели звонят бухгалтеру, велят заплатить. Тот ничего не делает, пока не увидит квадратный рот начальника, но это будет не скоро.

Или вот, издательство. Написали, что обложка вышла оранжевой. А сами прислали зелёную. Я говорю, отлично. У нас в провинции оранжевый цвет выглядит иначе, но кто я такой, чтобы спорить с художником. Непонятно также, зачем на обложке женщина в костюме льва и чей это ребёнок. В книге о них ни слова. Да, уверен, я сам писал. В ответ издательство предлагает мне самому придумать фразу, которую скажет девочка с обложки и которая всё объяснит. А если бы загодя я встретился с художником, поговорил бы, стукнул его мольбертом, таких проблем бы не было.

* * *

Моя речь кажется вам непоследовательной. Это потому, что вы меня не видите. Но я помню, о чём рассказ. О том, как кот ушёл на балкон. А на улице сегодня ураган. «Святой Иуда» называется. Вся Европа сжалась в страхе. Счёт поломанных зонтов идёт на миллионы. По небу летают небольшие деревья, вырванные из юрмальской земли. Чтобы нагуляться, коту хватило трёх секунд.

– Папа, я хочу домой! – кричал он по-русски, очень чисто. Думаю, если меня подержать на ветру и стуже, я бы тоже стал писать понятней. Но некому. Поэтому читайте, что есть.

Об умении развлекаться

Чем дешевле шампанское, тем выше его зенитные свойства. Советское полусухое не оставляет люстре шансов. Осколки сыплются в салат, придавая блюду эстетическую и смысловую завершённость. Именно на этот случай во всех новогодних домах салатов больше, чем люстр.

Мы договорились обойтись лёгкими закусками. Семья отдельно объяснила мне смысл. Лёгкие закуски – это не просто «супа не будет», а именно сельдерей и его друзья. Меня отправили в магазин. А там народные гуляния. Население штурмует Трою и тут же строит Вавилон. Я тоже заразился психически, заложил пару кругов вдоль полок, как в вулкане искупался. Купил 26 килограммов еды. Ночное угощение на четверых.

* * *

Семья спросила, как же так произошло? Мы же экономим и худеем одновременно! Сложно объяснить. В мясном отделе была пробка. Мне вручили чужой окорок, по ошибке. Не выбрасывать же. В молочном кричали, кто-то кого-то рожал. Полез узнать пол младенца, схватился рукой за сыр и блинчики, рефлекторно. Фиолетовую курицу купил из-за её фигуры, напоминающей Наталью Водянову в юности. Видимо, детство у них проходило по одной схеме. Куры, кстати, дальние друзья сельдерея. Мандарины взял за их харизму. Остальной объём – компоненты четырёх салатов апокалипсиса. Оливье, шуба, греческий, мимоза. Бросать вызов обществу, пропуская что-то из этого священного списка, я не готов.

Новогодний жор – старинная невротическая традиция. Итог веков рискованного земледелия. Глагол «угощать» к русским людям не применим. У нас гостей шпигуют, фаршируют, шприцуют под давлением. Если визитёр неосторожно лопнет, его лишь спросят, отчего это он перестал есть. И традиционно обидятся.

Ещё один вызов для мнительных – подарки. В гостях у условной Маши легко получить шампунь с надписью «от Вовы». Не надо обижаться на Машу. Полезных подарков за пять евро нет, Китай не производит, а бесполезные уже некуда складывать. Надпись лишь предохраняет шампунь от возвращения к Вове. Маша добрая растяпа, забыла стереть пометку. Маленький Иисус тоже бы не обиделся, найдя на ладане и смирне сигнатуру «от Сани» или «от Марины Сергеевны».

* * *

Новогодних традиций сотни. Толочь в шампанском жжёную бумагу. Пить кофе, пока реклама. Ругать телевизор до четырёх утра. Смотреть, как кот крадёт гирлянду, душит её, потом на ней же женится в присутствии гостей. Дети кота поддерживают, а Марина Сергеевна краснеет.

Ложась спать, мы верим в наступление чудес. Мы заслужили их в очередях, у плиты, в холодных троллейбусах. Они нам награда за любовь к друзьям-негодяям, застрелившим нашу люстру. Самое часто загадываемое чудо – молодой, обнажённый половой партнёр, вваливающийся в дом первого января к обеду. Крайне редко реализуется. Поэтому новогодние пессимисты загадывают просто чемодан денег. Но тоже не получают. По небесным расценкам наши муки стоят лишь одного дня, в который ничего не произойдёт. Первого января ты проснёшься поздно, выпьешь и снова заснёшь. Других сортов счастья в России не бывает. Что бы там ни врал телевизор. И за то спасибо, впрочем.

Теперь про Лялю. Она – современная молодёжь, ей плевать на традиции. Ляля равнодушна к деньгам, кулинарии и киношным штампам. Она хотела шмальнуть из хлопушки по ёлке. Надымить, нашуметь, намусорить. Именно так, ей кажется, выглядит праздник. Мне же проще купить компьютер, чем пшик за пятьдесят центов. Мне не нравится соотношение цены хлопушки со сроком её службы.

Тридцать первого числа Ляля давила на меня психологически. Применяла вздохи, грустные глаза, клялась резко улучшить успеваемость. Она подарила мне три литра розовой незамерзайки, которые можно не подписывать, потому что передарить невозможно. Деньги от обедов позволяли девочке купить хлопушку самостоятельно. Но отец запретил. И Ляля, послушная дочь, не перечила. Только ходила опустошённо и ничему не радовалась. За час до закрытия я сам поскакал в магазин и купил ей проклятую пукалку. И ровно в девять (ждать не было сил) Ляля дёрнула за нитку. Был дым, мусор и шум, всё как в мечтах. В хлопушке нашлась ещё игрушка, неясное животное. Настоящий праздник! Мне вовек не пережить столько счастья. Хоть у меня есть все ингредиенты:

* * *

Жена приятная на вид и тактильно.

Дети пониженной вредности.

Три компьютера на случай, если захочется работать.

Японский джип старой школы.

Кот полосатый, обаятельный.

Холодильник с пельменями внутри.

Жильё в кредит.

Шуруповёрт как вторичный половой признак на случай вращательных работ.

Три литра моей личной незамерзайки.

Телевизор с бесконечной рекламой и кофе-машина к нему.

И всё равно, всё равно я какой-то недовольный.

Боже мой, боже, научи меня радоваться хлопушкам!

Как путешествуют рояли

Пожар не только равен трети переезда. Он проще в организации и намного эффективней. Например, очевидное решение для застрявшего в подъезде комода – взорвать его вместе с лестницей, домом, кварталом, районом.

Всего у меня тридцать кубометров вещей, большой фургон. Вазочки, кастрюльки, наборы белья, будильники, тазы, сапоги за утюгами, 100 кило энциклопедий, четыре гитары, мангал, шесть мячиков. Бурундучки натаскали. Грузовик скрипел, кренился. Шкаф прежде считал себя мавзолеем. Не желая переезжать, он бил меня по морде дверью и посыпал мумиями тараканов. А когда-то, до микроволновок и телефонов, на грузчиков прыгали живые тараканы. Неудивительно, что Москва столько раз случайно возгоралась, а насчёт переездов в истории ни одного упоминания.

Многие вещи нашлись как бы впервые. Например, старинный сервиз. Чужая свекровь подарила кому-то эту дрянь. А он заполз в мой сервант и свил гнездо. Даша там его тайно холит. Есть с него нельзя, хоть я и не разбил ни блюдца за последнюю тысячу лет. Глупо начинать с сервиза, считает Даша. Густо-зелёный его орнамент очень кстати подавляет аппетит. Даша уверяет, это сказочные сюжеты, а не среднерусское болото. Полдня мы его пеленали в одеяла, в подушки, везли по ровным дорогам без рельсов, потом разворачивали, мыли.

Сейчас он глядит на меня из серванта, уверенный в превосходстве вещей над человеком.

Сама Даша пыталась не взять в новую жизнь мой отличный диван, слегка потёртый. Стильный, сидячий, для двух задниц, апогей уюта. Общая площадь дыр мешает прилюдно называть его кожаным. С другой стороны, мы зовём планету Землёй, а не Водой. Диван тоже заслуживает оптимизма. В юности он был дорогим, итальянским. Именно на нём я впервые трогал женскую ногу. Почистил однажды мандарин, разделил на двоих и как бы задел. Хозяйка ноги, как бы не заметила касания, а мандарин приняла. Диван тогда принадлежал ей, и до меня другие мужчины уже чистили этой девушке мандарины. Так что он не просто мебель, а трофей и спортивный кубок.

* * *

Ещё о переноске тяжестей. Будучи военным рядовым, грузил я как-то цемент лопатой. И часовой отказывался меня пристрелить, несмотря на плевки и оскорбления. Грузил всю ночь и утром поклялся однажды разбогатеть и не поднимать ничего тяжелей бутерброда. Прошло двадцать лет, отличий ноль. Я выбираю жильё подешевле, и мой собственный холодильник считает меня конём.

Друзья рассказали сто историй о роялях в качестве поддержки. Кажется, только у меня не было роялей. Все другие люди на Земле или покупали, или брали их напрокат, чтобы разнообразить свой скучный переезд. Один друг открутил роялю ноги и шесть часов тащил инструмент на шестой этаж. Всемером, из соображений мистической безопасности. Второй друг разобрал стену дома, желая украсить гостиную. Прочие стены при этом растрескались. Другу пришлось строить новую хату вокруг рояля. В третьей истории сантехник Нитунахин купил квартиру с таким инструментом и старушкой рояльщицей. Бабушка запивала чёрный хлеб кефиром и была очень стройной. Предложила Нитунахину выкупить рояль. Он отверг её выгодное предложение. И целый год ждал, когда инструмент сам себе найдёт новую старушку. Изредка звонил, спрашивал, как дела, но не торопил. Даже подарил коробку конфет, символ неспешности. Старуха мгновенно раскрыла эту попытку отравления. Раскричалась, конфеты в окно швырнула. Она была очень несчастной. Нитунахин не мог выгнать на улицу бедную женщину, отягощённую роялем и паранойей. Она сама вдруг уехала к сестре в Мелитополь. Сразу после конфет. И рояль унесла. В пустой квартире нашлась записка с таким, примерно, текстом:

1. За плинтусом в гостиной 25.000 долларов.

2. В кухонной столешнице 75.000 долларов.

3. За наличником входной двери 40.000 долларов.

4. В мешке с картошкой 60.000 долларов.

5. Итого 200.000.

Поневоле задумаешься о пользе кефирной диеты. После этого рассказа я обследовал своё новое жильё. Убеждал кота подключиться к поискам. С его нюхом и моей жадностью мы стали бы отличной командой. Но прежняя хозяйка, видимо, жила вразнос, на сливочных йогуртах. Ничего не нашли. Зато у нас прекрасный вид из окна. Когда мы видим далёкий дым, сразу понимаем, это кто-то недопереехал.

Маленькие трегедии, 2 шт

В первых постановках «Маленьких трагедий» зрители кричали Моцарту в финале «выплюнь каку» и «поставь бокал, придурок». В те времена все актёры сами играли на музыкальных инструментах. И если в пьесе было написано «Моцарт за фортепиано, играет», – Моцарт садился и играл.

– Какая глубина! Какая смелость и какая стройность! Ты, Моцарт, бог и сам того не знаешь! – говорил Сальери. Зрители легко с ним соглашались. Моцарт же смущался, переводил разговор на тему ужина. Он был талантливым и скромным, и жалко было травить такого человека.

Современные актёры игру на рояле больше имитируют. В нашем театре, например, хранится сценический муляж рояля с вырванными струнами. Моцарты и всякие Шуберты вздымают над ним трепетные руки и трясут головой. Скучный тапёр в кулисах одной рукой озвучивает происходящее, другой газету листает.

* * *

Кроме Моцарта и Сальери в «Маленьких трагедиях» есть ещё слепой скрипач. Моцарт приводит его ради смеха, так плохо старик играет. Параноику Сальери не смешно, он гонит бродягу прочь. Слов у скрипача нет, играть ничего не надо, кроме нот. На эту роль театр нанимает настоящего лабуха из оркестра. Слепоту обозначают повязкой на глазах. Так вот, один скрипач свою повязку потерял. Перед самым выходом на сцену. А Моцарт уже даёт реплику:

– Не вытерпел, привёл я скрипача, чтоб угостить тебя его искусством. Войди!

Деваться некуда. Музыкант взял инструмент, пошёл к рампе. Профессиональный актёр одной левой показал бы и слепоту, и близорукость, и даже инфракрасное зрение. Скрипач же выкручивался как мог. Он вытянул руку, закинул голову. Врезался в пианино, очень достоверно. Потом подошёл к краю сцены, стал вращать глазами. Зрители поняли, старик безумен. Такой интересный режиссёрский ход.

Неумелая, корявая скрипка должна была повернуть сюжет. Сальери начинает ругаться, Моцарт смеётся и сам садится за рояль, чтобы играть божественно. Зритель смекает, кто тут гений, а кто угрюмый параноик. Но избыточная пантомима поломала смысл сцены. Теперь Моцарт явно глумился над сумасшедшим, а потом ещё и музицировать сел.

Роль Моцарта исполнял опытный актёр. Он вернул контекст одной длинной паузой. Он взмахнул фалдами, закрыл глаза. Выдохнул. Медленно поднял ладони. Зал затих в ожидании волшебства. Выждав сколько надо, Моцарт грохнул по клавишам. Раздался противный звук. Будто кто-то пьяный упал в рояль. Моцарт не поверил происходящему. Остановился, осторожно надавил одну клавишу – повисла печальная нота. Из-за кулис, тем временем, ни звука поддержки. Там бессильный тапёр колотился о муляж фортепиано. Рабочие сцены перепутали, тапёру достался инструмент без струн. Тишина делалась свинцовой. Сальери почесал волосы под париком, помолчал.

– Какая глубина, – сказал он задумчиво. – Какая смелость и какая стройность! Ты, Моцарт, бог и сам того не знаешь!

А хрен их разберёт, этих композиторов, подумали зрители. Может, и правда хорошая музыка.

Ко второму отделению рояли поменяли местами. Тапёр исполнил реквием, Моцарт выпил яду и пошёл домой, спать. Несмотря на некоторый авангардизм, его снова было жаль. В театральном буфете в тот день было продано больше коньяку. Что значит – зацепило. И очень хорошо, ведь ради таких обращений к душе и существует настоящее искусство.

Без названия

Миша Гусев пошёл вынести мусор и пропал. Мистическая сила помойного ведра перенесла его в Африку. Через семь лет Миша объявился где-то в пригороде Марракеша, обезображенный бородой и детьми.

Таня Иванова была воспитана намного строже. В схожих обстоятельствах ведро никуда её не телепортировало, но помогло совратить жениха из проходившей мимо свадьбы.

Про Мишу вы уже читали, сосредоточимся на Тане. Она живёт в большом доме. На первом этаже ЗАГС. На рейде у мусорных баков всегда стоят участники свадеб. Таня спускается к ним в халате и драных тапках. Ей нравится быть антитезой. Гости нарядные, предвкушают обжорство и случайные связи, а она своим видом напоминает им, как все будут выглядеть в финале.

Жених, условный Коля, все свадьбы считал отчаянным стыдом. Невеста в пудре, жирная на ощупь, родители неловкие, впереди банкет и поцелуи со вкусом винегрета. В конце сольный танец, апогей позора. Коля мечтал перейти скорей к семейной жизни. Он хотел простую жену, не оставляющую пятен на одежде. Чтоб она бегала по кухне такая, как родилась, в халате и бигуди. Чтоб мелькала коленками и чтоб была она живая, быстроглазая, похожая на Одри Тату или на эту милую растрёпу. Тут Коля мысленно показал на Таню.

Конечно, он не сразу поддался сумасшествию. В тот день он женился до конца, всё выдержал, молодец. Но образ женщины с ведром врезался в его гормональную систему. Коля стал иногда гулять мимо ЗАГСа. Случайно раздобыл список жильцов. Выяснил ненароком, кто где живёт. Вообще непреднамеренно напросился в гости к Таниным приятелям. Коля планировал избавиться от наваждения. Но знакомство лишь подтвердило: Таня – идеал.

Как честный человек, он бросил жену. Взялся таскать цветы и сласти, ему казалось, ненавязчиво. Он уверял, что познал боль ошибок и заслужил доверие. Но у Тани в логике дефекты. Побег от прошлой невесты чем-то её неуловимо настораживал. Самого Колю она считала приятным идиотом. Она готова была замуж, но за что-нибудь менее спонтанное.

Три года Коля старался. Таня изревелась вся, потом плюнула на предрассудки и сдалась… слава мусорным бакам. Никакой другой бытовой прибор не обладает такими сводническими способностями. Сочетаться молодые поехали в другой ЗАГС, на всякий случай.

Когда Даша гонит меня в ночь с ведром, я отвечаю, что не романтик и всем доволен. Только ловеласы и казановы носят по ночам на помойку каждый фантик отдельно. Им важен любой шанс. А гонять такую привязчивую глыбу, как я, с пакетом картофельных очисток неразумно. Наберите вагон мусора, тогда пойду. Некоторое время мы препираемся. Потом Даша хватает ведро, а я бегу следом, поскольку знаю, какую опасность таят мусорные баки.

Маша и министр обороны

Восьмиклассника Булкина спросили, как зовут министра обороны, зачем он едет в школу и как следует себя вести. Булкин ответил: министр – инопланетянин, едет откладывать яйца и хорошо бы поднять мятеж. Булкина выгнали из класса. Отдельно подчеркнули, что это наказание. Следом отправили балерину Риту. Днём раньше, на репетиции в театре, Рита обсуждала международные новости с другими девочками. После дискуссии под глазом остался синяк. Сама Рита тоже умеет убеждать, у балерин крепкие ноги. В тот вечер театр израсходовал три ведра грима. И на всякий случай свет над кордебалетом притушили. Но днём, взглянув на Риту, министр обороны мог решить, будто педагоги так и не научились бить детей, не оставляя следов. От греха, девочку прогнали. Также хотели избавиться от Иванова, спросившего, как будет по-латышски «ваше величество». Потом пригрозили просто убить, если что. Оставшихся рассадили по принципу прилизанности.

Маша попала в последний ряд. Причёсывать голову ради министра – это признак политического конформизма, считает она.

Министры обороны других банановых республик смеются над нашим, поскольку у нас и танков нет, и бананы не растут. От врагов нас бережёт дурной климат. С нашими морозами в апреле мы не интересны ни людям, ни крокодилам. Половине населения наш министр приходится кумом, а второй половине – шурином. Ради такого и правда не стоило расчёсываться.

Учительница математики оценила положение иначе. Она не настолько замужем, чтобы разбрасываться элегантно поседевшими офицерами. В качестве подарка математичка приготовила шоу с очкастой Алиной, высшим своим достижением.

Заслышав шаги в коридоре, Алина должна была бежать к доске и рисовать координатную плоскость. Шесть раз по коридору проходили люди. Шесть раз Алина чертила кракозябру, сопровождая рисунок взволнованным комментарием:

– Таким образом, дифференцируемая функция на отрезке между двумя точками имеет хотя бы одну касательную, параллельную секущей, или хорде, проведённой через эти две точки.

Заворожённый этой чушью, министр должен был захотеть жениться. Искушённый читатель сразу осудит дырявую учительскую логику. Если жених близко, а под рукой только Алина – посадите её на шпагат. Нет лучшего способа придать вечеру романтический флёр. От продольного шпагата никто ещё не уходил. Разве что к поперечному.

Когда очередные шаги стихли у двери и ручка повернулась, Алина запела арию о хордах и секущих. Но вошли всего лишь три телохранителя, потом сто человек с прожекторами и микрофонами. Отдельные рабы внесли золотистые экраны, в отраженном свете которых министр выглядел бы загорелым. Потом снова входили люди, выходили, самые тупые ученики выучили, что такое хорда. Последним вбежал режиссёр, спросил, все ли готовы. И тогда только появился Он.

* * *

Генерал заранее втянул антенны и выглядел как обычный старик, только очень высокий. Согласно протоколу, он включил добрую улыбку. Начался непринуждённый диалог с гражданским населением. Дети достали из карманов шпаргалки. Министр разгладил листок с ответами. На вопрос о погоде он ответил, что провёл детство в провинции, где перечитал все книги в сельском клубе. Его спросили, как называлась деревня. Журналисты защёлкали камерами и диктофонами. Режиссёр открыл сценарий, почесал голову. Чтобы не отвечать «Альфа Центавра», генерал вернулся к вопросу о литературе. В библиотеке хранилось всего пятнадцать книг, чьих названий он не помнит. На языке дипломатии это означает «журнал Мурзилка, подшивка в 15-ти томах». Очкастая Алина спросила вне регламента, есть ли у министра внуки. Так нагло рваться в родственницы может только отчаянная женщина. Режиссёр вскочил, объявил конец беседы. Почуял конкуренцию. Журналистов выгнали из кадра, стали снимать так, будто генерал и дети одни в этом огромном здании.

На память о встрече осталось лишь фото на одном сайте. С каждой неделей на нём проступают всё новые женщины. Маша говорит, в реальности их не было. Она вообще мало что помнит. Она на том уроке «Голову профессора Доуэля» читала.

Кое-что о кухонных беседах

Ребёнком я посещал женскую баню. Не в целях саморазвития, а потому что жил в неблагополучном районе. Главным удобством в нашей семье был чайник. Из него мы мылись, пили и отапливались им же. Но раз в неделю хотелось большего. Так я впервые увидел голых работниц механического завода. Художник Рубенс, видимо, мылся в той же бане и страдал теми же визуальными кошмарами. Что бы он потом ни рисовал, получались токарихи и фрезеровщицы, состоящие из бугров, оврагов, складочек и обвислостей. На изготовление каждой уходил центнер дрожжевого теста и немного волос. Прыгнув в такую, можно было утонуть.

Ещё помню горячий кран, другим концом приваренный к какому-то гейзеру. Ручка управления имела два положения – «Выкл.» и «Толстая коническая струя жидкой магмы». Каждая его капля прожигала навылет коня. Ради стакана кипятка люди рисковали жизнью. В единственный душ стояла очередь из самых крупных и опасных женщин. Простые посетители в неё не совались.

После мытья, униженные и обожжённые, мы с мамой шли к коричневой старухе за ключом от шкафчика. На днище нашего таза был намалёван номер, кривизной своей похожий на китайское ругательство. Старуха внимательно его осматривала, почти нюхала. Я ждал, она поднимет голову и каркнет что-нибудь про дальнюю дорогу и множество на ней брюнетов, но всякий раз звучало только «75» или «54».

* * *

Одна купальщица получила ключ, открыла шкафчик – а внутри чужая одежда худшего качества. Ей в парилке подменили таз. Голая, зарёванная, сидела потом, красиво заложив ногу на ногу, писала жалобу на трёх страницах. Старуха-ключница лично бегала к ней домой, будила мужа, рылась в шкафу, принесла пальто и платье, и потом ещё дружила семьями. Целая история. Сейчас такое невозможно, смартфоны свели банную драматургию к смс-диалогам.

* * *

Однажды в бане погас свет. Без окон тьма получилась абсолютной. И не вошёл никто, не осветил телефоном путь к одежде. За стеной мужики заржали, свистнули, построились и вышли. А женщины стали совещаться. Они в армии не служили и в минуту опасности полагаются на разум. Темнота усилила их топографические сомнения. К тому же без света не работают ни указательный палец, ни слова «направо» и «налево». Купальщицы ходили вдоль каменных лавок, повизгивая при встречах. На ощупь всё казалось или краном с кипятком, или Минотавром, который наверняка уже пришёл. Я точно знал, где выход, но детям велели молчать, потому что не время капризничать.

Потом какая-то ловкачка нащупал дверь. Крик счастья, отражённый от стен, лишь усилил чувство безысходности. Проём не засветился, в раздевалке та же тьма. Спасённая посоветовала идти прямо до стены, потом двигаться вдоль, не меняя направления. Наверное, она была математиком. Вскоре все спаслись. Причём мочалки взяли, а тазики – никто. А это в бане главный документ.

Тут в раздевалку вошёл мужчина с зажигалкой, позвал тихо – Оля! Его поймали, поцеловали, отобрали осветительный прибор. С зажигалкой трагедия превратилась в смешную игру «опознай костюм». Женщины следовали за огоньком как мотыльки. Лица их были таинственны и красивы. Добрая коричневая бабка открывала любые шкафчики. Дамы угадывали, где чьё. Одевались в темноте, выходили на свет с бирками в самых неожиданных местах. Больше я в женском отделении не мылся. А про фрезеровщиц скажу – не судите по размеру ноги о человечности. Некоторые виды красоты понятны лишь после объятий.

* * *

Мы с Дашей сидели на кухне, грелись чаем, мечтали о сауне. Когда разбогатеем, мы непременно купим электропечь и к ней кабинку на две задницы, в которой так приятно пережидать межсезонье. Даша выслушала мою историю, сказала – боже мой, сколько у нас общего. С ней такое же было. Один в один. Однажды в баню вошёл электрический монтёр. Достал лампочку и ну менять. Даша тогда пережила ужас и больше в городскую баню не ходила. Я спросил осторожно, видит ли Даша какие-нибудь различия между нашими историями.

– Ну конечно. Я девочка, а ты мальчик. Мой шок куда тяжелей. Он монтёр, а я голая. Представляешь?

Я легко представил Дашу голой. Вся моя литература построена на умении воображать подобное. Это мой исток, мой чернозём, сор, из которого я расту, не ведая стыда. Вскоре я забыл, с чего начался разговор и каким должен быть финал. Поэтому и здесь его не будет. Всех обнимаю, до свидания.

В лифте

Кто-то в лифте написал «Лена – проститутка». И всё: ни фото, ни расценок. Творческое амплуа не указано. Не ясно также, хорошо или плохо, что Лена такая. И если захочется пойти её пристыдить, то куда обращаться? Вот о чём думали мужчины в лифте.

Женщин больше волновал нравственный облик подъезда. Они понимали, маркетинговое несовершенство объявления не долго будет препятствием. Оглянуться не успеешь, мужья станут возвращаться после рыбалки с чеками на рыбу и запахом Lanvin Eclat d''Arpege Arty. Женщины не выносят рыбу с таким приятным запахом.

Больше всех надпись расстроила жильца этого подъезда скрипача Мариса. Его жену как раз звали Леной. В футляре скрипки хранились фото её ног. Там были видны и другие части Лены, но друзья-музыканты ни разу не вскрикнули «ого, какое лицо». Они поздравляли Мариса именно с ногами. Из любви к жене Марис переехал в русский район. Его трижды грабили в троллейбусе № 15, но он всё равно интересовался и православием, и русскими поговорками.

Латышский муж у нас считается хорошим приобретением. Он часто вырастает до приятных 190 см, работящ, не орёт и подолгу выдерживает тёщу. Готовит скучно, но в мытье посуды бесподобен. Главный его минус – удивительная мимическая неразвитость. Не разберёшь порой, обижен он, радуется или сознание потерял.

Одна знакомая рассказала, её латышский муж двадцать минут смотрел куда-то под стол, не шевелясь. Женщина его звала – он головы не повернул. Некоторое время она задавала вопросы: «Ты обиделся? Живот болит? Мама звонила? У тебя эпилепсия? Творог скис? Вспомнил Витьку? Так ничего же не было, просто поцеловались!..» Жена сочинила сто видов катастроф, заново пережила свадьбу и развод. Он всё глядел под стол. Потом спросил очень спокойно, не кажется ли ей, что левый край скатерти немного ниже правого?

Будь Марис южанином, взял бы нож, построил бы соседей перед крыльцом. У кого на пальцах пятна от маркера – того зарезал бы. Но он прибалтийский музыкант. О насилии читал лишь в английских детективах. Единственный известный ему способ мести – оттопыривание губы – в русских кварталах бесполезен.

Марис решил составить психотип преступника. Было ясно, негодяй изувечил лифт от восхищения и досады – ведь Лена выпита другим. Это значило, преступник обладает вкусом к прекрасному, склонен завидовать и умеет писать. Все жители дома старше шести лет подходили под эти требования.

Когда психология не сработала, Марис решил вычислить гада по почерку. Он придумал обойти жильцов, собирая подписи за строительство детского городка. Подпись должна была содержать слова «Лена» и «Проститутка». Детский городок идеально подходил для этих целей.

С точки зрения новостей, русские районы населены кошками, хулиганами и старушками татаро-монгольского генезиса. По вечерам все они бьют морды не важно кому. На всякий случай Марис взял газовый баллон, бинты и поставил на быстрый набор службу спасения. Из 36-ти квартир его подъезда в 33-х жили русские.

Марис пошёл по подъезду сверху вниз. На девятом этаже нашлись бабушки с разной философией. Одна назвала музыканта бандитом, велела зайти, проверить – у неё брать нечего. Вторая дверь не открыла, пригрозила позвать Петю, который всем покажет.

На восьмом этаже Мариса накормили супом.

На седьмом лысый бугай пригрозил надавать в бубен, потом угостил печеньем. Опасно, нелогично, весело.

На шестом подарили ведро грибов, обещали взять с собой за боровиками. Грибник смотрел в календарь, велел приходить в сентябре, в шесть утра. И всё, вытолкал за дверь.

На пятом этаже женщина в пеньюаре сказала «да вы зайдите» – и так потянула за рукав, что у Мариса ноги оторвались от пола. Выкатила торт, коньяк, полезла на шкаф за альбомом, показать фото себя в молодости. Заодно показала всю себя в настоящем. Марис пообещал вернуться и сбежал.

На четвёртом снова был суп – отказаться не вышло.

Бабушка с третьего этажа оказалась глухой, пришлось орать. На шум выбежала внучка по имени Лена. Приятно и удивительно. Хорошо, что русские не сочиняют каждой новой девочке отдельных имён. Мадемуазель оказалась точно, как написано в лифте. Летящая юбка, смелый и одновременно приветливый взгляд, шаг уверенный. Расписалась в тетради – Митрофановы.

Марис пошёл, купил маркер. Вернулся в лифт и под словом «Лена» приписал аккуратно «Митрофанова».

Он вышел из дома. Тут Чехов указал бы, что на улице цвела весна и пели птицы. На самом деле – ни хрена. 18-е апреля было, и холодно, как в тундре.

Грехопадение Петрова

Петров жарил яичницу, когда на кухню вышла фотомодель. Босая, не умытая, прекрасная. Даже счастливо женатый мужчина подумал бы слово «секс» в таких обстоятельствах. Вслух он мог крикнуть «редикулус» или «чур, мне колбасу!», но в голове прозвучало бы именно «секс». Это нормальная реакция на всё голое и красивое.

* * *

Мне нельзя указывать настоящие фамилии мужчин и моделей. И без того они узнают себя в любой истории. Присваивать себе все их достижения тоже неловко. Я уже и на Луне побывал, и с Орнеллой Мутти в одном автобусе ездил. Поэтому давайте припишем следующее приключение абстрактному сантехнику Петрову.

Петров вспомнил, это Ира из Гомеля, подруга жены. Она приехала ночью, когда он спал. Её жизненная цель – гулять по магазинам. Экстраполируя внешность прежних подруг на будущих, Петров ожидал встретить ихтиозавра. Но Ира оказалась нежной птичкой. Формально она была в рубашке. На деле рубашка лишь подчёркивала одиночество её трусов, ничего по сути к ним не прибавляя.

* * *

В тот день Петров не разрешил себе пойти на работу. Не хотел оставлять гостью наедине с газом, ножами и прочими опасностями современной кухни. Ира забралась на стул с ногами, и во всех ракурсах была видна её беззащитность. Петров в то утро переживал лишь о том, считает ли Ира его гостеприимным хозяином и не кажется ли ей, что жене Петрова с ним повезло.

На следующий день Ира назвала Петрова Сашей. Три раза подряд. Она согласилась на его картошку с курицей, сказала, что вкус прикольный. Вечерами скиталась по универмагам, но с утра оставалась дома, пила чай и ела фрукты, как бабочка. Было видно по походке, она тоже что-то чувствует. Сама себе женщина никогда так не качает бёдрами и не встаёт на цыпочки у зеркала. А как она смотрела дембельский альбом!

Иногда Ира вдруг замолкала и отворачивалась. В эти минуты Петров страдал. Казалось, его бросили. Может даже, Ира полюбила другого в недрах отдела с джинсами. И её колени будут сиять теперь другому. Потом так же неожиданно Ира оттаивала, и счастье возвращалось. По ночам Петров мысленно объяснял жене:

– Понимаешь, детка, так случилось. Никто не виноват.

Он готовился взять Иру за пальцы. Он раскладывал её рубашку на диване и немножко тренировался, тёрся щекой в область предполагаемой души. Петров представлял, как она ответит, даже улыбнётся – «ну наконец-то ты решился, глупыш!»

В день примерно пятый времени сомневаться не осталось. Петров решительно вошёл на кухню, сел перед Ирой на корточки и сказал: «Послушай, Ира»… Она опять забралась на стул с ногами, глаза её блестели, щёки румянились. Кажется, девушка догадывалась о планах Петрова. Он взял её за лодыжку, очень непринуждённо. Она не двинулась. Петров собирался сказать главные слова, но мозг генерировал только мычание. Намычавшись всласть, Петров ткнулся губами куда-то в центр Иры. Зачем-то она подождала три секунды. За это время Петров успел сойти с ума от счастья. Вдруг Ира поднялась как волна и влепила две затрещины, не требующих пояснений. И ушла в гостевую спальню, и там заперлась. Но жене ничего не сказала.

Следующие два дня Петров много работал, в том числе по ночам. В воскресенье женщины потащили его на вокзал, носить чемоданы. Пока они прощались на перроне, Петров занёс багаж в вагон, всё сложил в купе. Хотел украсть трусы на память, но не решился. Выходя, столкнулся с Ирой у титана с кипятком. Это самое узкое место в вагоне. Они улыбнулись друг другу как ни в чём не бывало. Почти разошлись. Вдруг Ира схватила Петрова за уши и поцеловала так, что языком достала до гипоталамуса. Постучала по лбу и сказала: «Думай в следующий раз». И уехала. И всё.

После её отъезда сердце Петрова оказалось разбито. Психотерапевтических возможностей холодильника явно не хватало для лечения невроза. Петров припадал к нему каждые два часа, растолстел, а депрессия не отступала. И тогда Петров решил пойти в гей-клуб. Развеяться. Нигде в мире развлечения не сконцентрированы так плотно. Тут и стендап, и кабаре, показ мод и настоящие бои без правил, с визгом, с царапаньем и удушением колготками – всё в одном помещении. Так думал Петров, выбирая штаны попрочнее.

Для безопасности Петров позвал с собой гетеросексуального друга, которого не жалко было бы бросить в минуту опасности. Звали этого человека Сидоров. Вот пришли они, Петров и Сидоров, заплатили за вход, сели спинами к стене. И ничего. Бармен стойку трёт, в дверях охранник дремлет, музыка, огоньки. Ресторан полупустой, две танцующие пары. В воображении Содом и Гоморра выглядели куда энергичней. Присутствующие геи не выпускали клыки, не распахивали кожистые крылья и вообще не интересовались Петровым и Сидоровым. Шутки про «окружили» и «прикрой спину, Сеня!» казались напрасными надеждами провинциальных холостяков.

Сидоров захотел большего. Немножко выпив для пластичности, он пошёл танцевать. Никакой реакции. Тогда Сидоров выпил чужой коктейль. Кого-то толкнул. В туалете иронически комментировал писающих мальчиков. Ничто не помогало. Геи упорно не хотели насиловать Сидорова. Его вообще никто никогда не хотел. На женщин Сидоров уже не обижался, хоть они не то что не бросались, но даже разбегались от Сидорова иногда. Гей-клуб был местом, где он точно должен был быть интересен. Теоретически. Раздражённый общим равнодушием, Сидоров подошёл к самому тощему пареньку и шлёпнул по попе. И перешёл какую-то опасную черту, видимо. Мгновенно рядом возник охранник, предложил расплатиться и бежать домой. Сидоров отказался. Охранник демонстративно стал разминать суставы.

Кто-то куда-то позвонил. И вот, в дверях появился супер-гей. Огромный, с руками-брёвнами, в кожаной безрукавке. Все стихли. Единственным человеком, не смотревшим в этот момент на Сидорова, был сам Сидоров. Гигант подошёл и пригласил на белый танец почему-то Петрова. Видимо, натуралы все на одно лицо считаются в таких местах. Сидоров срочно что-то стал искать в карманах. Тогда гордый Петров встал и сам пошёл в туалет, где отмывать следы убийства проще, спасибо кафелю на потолке. Охраннику сказал «всё нормально».

За ними закрылась дверь. Сидоров не находил объяснений, почему не слышно глухих ударов. Либо Петров влюбил в себя этого гиганта, либо, второй вариант, вырвался и уплыл по трубам. И теперь только какой-нибудь огромный вантуз сможет его вернуть.

Тут в туалете закричали, все побежали смотреть, как дела. Сидоров всё-таки добился любви, но досталась она Петрову. Великан держал его за штаны. Один гей расстёгивал ремень, второй занёс тяжёлую вешалку-стойку, инструмент прелюдии. Диаметр вешалки и крючки могли даровать неземное наслаждение, например, самке синего кита. Но Петров был узкозадым сантехником и требовал учитывать этот нюанс. Ещё он кричал, что сейчас вырвется и всем хана. Зрители заметили, что до победы ему многое предстояло пережить.

Всех спас охранник. Прибежал, выдернул Петрова из штанов, подхватил, побежал на улицу. Друг поскакал следом. Беглецы прыгнули в машину и увидели в заднее стекло и клыки, и кожистые крылья, и услышали царапанье когтей по бамперу.

Сидоров требовал вызвать взвод автоматчиков для задержания вешалки. Охранник, он же таксист, он же кассир, в ответ рассмеялся. Говорит, такое тут каждый день. Приходят любопытные, пристают к геям, как дети малые. Те в ответ хватаются за вешалку. Когда экскурсанты разбегаются – начинается обычный тихий вечер. Выпивка, танцы, немножко слёз. За ними вообще присматривать не надо. Культурные, милые люди.

Утром Сидоров заехал за брюками. Вынес их на улицу, ревниво всё осмотрел. Никаких разрывов или грязных пятен. Наоборот, в заднем кармане визитка, мужское имя и номер телефона. Волна неясной радости накрыла натурала.

О малолетних хулиганах и хороших девочках

Малолетних хулиганов в кабинет психолога вносят, как холодильники в ремонт. Отец кладёт на стол двадцатку, пихает под зад больного, говорит – «балуется». Или «тарелки не моет, гад». После сервисного обслуживания ребёнок должен быть причёсан, улыбчив и жаден до грязной посуды. Многие просят гарантию, за такие-то деньги.

* * *

Встречаются образованные отцы. Вместо «здрасьте» они говорят «импунитивный» и «сензитивная акцентуация». Их чада валят всё на наследственную психопатию, терзающую род со времён Иоанна Грозного. Для сравнения, просто дети бренность стекла объясняют злым роком и нелепым случаем.

* * *

К концу дня школьный психолог мечтает о волшебной палочке, превращающей детей напрямую в деньги. Несильным ударом в лоб, без мучительных бесед и проективных методик. Между прочим, клыки у нарисованной коровы ребёнком свидетельствуют о его высокой агрессии. А чёрный квадрат вместо морды – о повреждениях ЦНС. Как спастись, если художник вдруг придумает напасть, методичка не сообщает. Есть ли там вообще ЦНС – задаётся вопросом психолог, развешивая картины.

Теперь давайте обсудим детей. Они боятся зубных хирургов и завучей с длинной указкой, а психологов презирают. Что это вообще за специалист, у которого в кабинете даже спереть нечего. Дети ставят на психологах опыты и забавные эксперименты. Рисуют пейзажи из сплошных зубов и пересказывают фильм «живые мертвецы» как личный опыт. Диагноз «эксплозивная психопатия» является высшей целью визита школьника к мозгоправу. Таким приятно хвастать в классе. Резюме «славный мальчик», наоборот, низвергает ученика в океан позора.

* * *

Хорошие девочки – совсем другой мир. У них такие мамы, с которыми хочется работать круглые сутки, на дому, в ресторанах и романтических поездках. Бывшие и настоящие мужья этих мам поголовно подлецы. Опытный психолог готов сопереживать этим несчастным женщинам со значительной скидкой. Да и как не пожалеть бедняжку, у которой чуть что отбирают машину и банковскую карту. Женщины идут к психотерапевту выговориться и поплакать. Ну и банковскую карту назад приворожить.

Психолог Леонид клялся не влюбляться на работе. Равнодушие и цинизм стали его профессиональной изюминкой. Но однажды пришла клиентка простая и красивая. Пожаловалась: никтошеньки её не понимает. Что ни сделай – всё не так. Ей указывают, куда ходить, что говорить, называют бестолковой. Поднимают чуть свет, куда-то гонят. Вечером шейпинг – кому всё это? Денег не хватает, всё одна, и ещё орут непрестанно.

* * *

– Как давно начался этот ад? – спросил психолог.

– Как муж ушёл, и началось.

– Странно. Ушедшие мужья редко орут.

– Да, он в Америке, мы не общаемся.

– Кто же орёт?

– Дочка, третьеклассница, – сказала женщина.

* * *

Мы все любим русскую психологию за сюрреализм, бескрайний, как Жан Кокто в низовьях Волги. Психолог Леонид обрадовался. Начиналась настоящая наука. Следом за матерью в кабинет вошла Настенька, девочка-сатрап. Мамашу, наоборот, выгнали в коридор. Леонид предложил нарисовать домик и несуществующее животное. Настя отказалась. Она пришла по серьёзному делу. Из семьи ушёл отец. А у матери слабый характер. Хорошо хоть, есть она, любящая дочь. Чтобы мама не раскисала, приходится поднимать её в семь, выгонять на пробежку. Вечером никаких грустных фильмов, только мультики. По выходным грибы и велосипед. Но главное, нужен новый муж. Это как с котиками. Старый сдох – тут же заводи нового.

– Психологический феномен «вытеснение», – прокомментировал Леонид.

Девочка не стала спорить. Она уже нашла трёх женихов. Первый не подошёл, поскольку женат. Второй какой-то горбатый, не понравился. Третий хорошенький, но мать сказала, такой красивый муж у них уже был.

Леонид стал объяснять, мама сама должна найти супруга. Так заведено. Когда Настенька вырастет, тоже найдёт себе какого-нибудь прохвоста. Сама!

Девочка снова согласилась. Себе она найдёт. А теперь нужно маме. Настя ходит по улицам, смотрит на мужчин – и ничего. Сплошной неликвид.

Тогда Леонид сказал речь подлиннее. Детство должно быть детством. Взрослая жизнь нагрянет позже. А пока надо прыгать, шалить, можно стекло высадить, если припрёт.

Настя спросила психолога, женат ли он. И посмотрела синими глазами. После слова «разведён» пригласила на чай. Психолог пошутил в ответ. Сказал: к сожалению, вокруг столько плохих детей, что некогда. А Настёна прекрасная девчонка, послушная, заботливая, и мама такая красивая, всё у них будет хорошо, до свидания.

– Ну хорошо же, – сказала Настенька. И на следующий день возглавила драку третьих классов, «а» и «б». Потом разбила аквариум, в кого-то плюнула и даже пыталась курить. С её слов, так ей посоветовал школьный психолог. Директор школы не поверила, конечно. Но велела психологу проверить домашнюю обстановку у ребёнка.

Теперь Леонид и Настина матерь ходят под ручку. Ещё не поженились, но сами понимаете, хорошую девочку не остановить. Это вам не малолетний хулиган, непутёвый и покладистый.

1 сент.

Из семи заготовленных на лето платьев Даша успела выгулять четыре. Я предложил надевать одно на другое, но ей интересней дуться на погоду, чем достигать целей рационально.

Лето здесь унизительно короткое. Какой-то вжик… Как вы провели свой вжик? Надел сандалии, посетил магазин, принёс клубники, съел. Всё. А по документам оно длится три месяца! Бюрократизм и волокита даже в климате.

Зато зима у нас двойная, с дополнительным льдом. На заметку квантовым физикам: холодная грязь замедляет ход времени лучше, чем скорость и масса. Наш февраль длится до полугода, как срок за хулиганство. А ноябрь мог бы в одиночку превратить всю Африку в ледяное болото, заодно принудив тутси и хуту к миру. Наш климат ужасно миротворческий. Жаль, мы не умеем его экспортировать.

Тайный, истинный наш герб – батарея отопления. Предложи балтийской женщине сблизиться, она засунет тебе под свитер свои ледяные ноги. Её главная мечта – пройтись в коротком платье, не боясь обморожений. Из американской фантастики подсмотрено.

В выигрышном положении находятся дачники. У них остаются зримые улики – помидоры в банках, варенье с надписью «ЧёрСмор 2015» и радикулит. У меня, для сравнения, от лета только селфи, где незнакомые дыни в купальниках танцуют с противным на вид мной. Довольно жалкое воздаяние за бесконечную зиму.

Однажды я сниму домик в деревне. Устрою идеальное лето. Чехов подробно описывает технологию. 90 раз купание в открытых водоёмах, черешня трижды в день, шашлык четырежды, беседы о поэзии с симпатичными дачницами по мере их отлова сачком и на удочку. Комаров и слепней у Чехова нет. Не знаю, как он этого добился, потом перечту внимательней.

У меня уже готова стопка длинных романов, читать под яблоней. Завтракать мы будем на террасе, даже если дождь или торнадо. Мы будем ходить на озеро шумным коллективом. Слева от нас проляжет Шишкин, справа – Левитан. Мы научимся отличать чабрец от лопуха. А попав в грозу, станем весело отпрыгивать от молний.

* * *

Дачный аппетит, в отличие от городского, не перебить кефиром. Он усиливается от всего. Встал со стула – проголодался. Посмотрел в окно – там коровы своим видом напоминают о хорошей отбивной. Деревенский жор живуч, как споры сибирской язвы. Против него следует применять картошку с укропом, салат из курицы с луком, телячий бок, помидоры-огурцы-сметану. Все эти лекарства надо намазать друг на друга и проглотить не жуя. Не бойтесь растолстеть, там сплошные витамины. Второй полдник и третий ужин на даче считаются средством поддержания беседы, а не тяжёлым пороком, как в городе. На закате уместны чай с ветчиной, называемые условно настольными играми, и вечера романсов с бутербродами. И всё это в приятной компании Любови Андреевны, Шарлотты Ивановны, Дуняши и малознакомого мужчины, чьё происхождение никому не известно.

Приятные компании на даче родятся из воздуха, как комары и одуванчики. Сначала дачники волнуются, вдруг никто не приедет. Дачники наводят порядок, готовят лучшие рецепты. К июлю выясняется, гости очень неприхотливы и крайне общительны. Они жрут любое – сырое, несолёное, без хлеба. Они не уезжают, даже если их тяжело обидеть. Даже стрихнин не в силах разрушить настоящую дачную дружбу.

Моя знакомая Ирина купила избу в деревне. И тут же у неё нашлось много друзей. Куда больше, чем можно было вообразить. Многих так и не удалось вспомнить, кто это. Калитка работала на износ, как двери в метро. Входящие сталкивались с выходящими, некоторые гости при этом знакомились. Ира многозначительно ограничила порции, но поток не иссяк. Наоборот, стал толще. Гости везли еду с собой, ночевали повсюду и даже делали ремонт под себя. Некоторые принимали Иру за свою и делали замечания, что нельзя жить на чужой даче столько времени без пауз. Эта история очень воодушевляет. Домик в деревне лечит от одиночества лучше хомячков и канареек. Если всё правильно организовать, самый куцый август покажется бесконечным.

* * *

Мои дети не читали Чехова и не знают, зачем в году зима. Свежий воздух и витамины они скачивают из интернета. Я возил детей на озеро без вайфая и с тех пор считаюсь Торквемадой. Поскольку сами дети в счастье не разбираются, их приходится принуждать. С Машей было проще. У одноклассницы нашлась бабушка в нешуточной деревне. Маша согласилась осмотреть дикий скот и крестьянство. Машу кусали экологически чистые блохи, а пьяные трактористы для неё пахали геометрические прямые линии – сначала поле, потом болото, лес и речку. Всё это – не просыпаясь. Удивительные люди. Благодаря им, никогда в мире не будет перепроизводства продуктов. Однажды её воспоминания о лете превратятся в мечту о даче. Пока же Маша просит поскорей вырвать её из лап природы.

* * *

Ляле купили путёвку в лагерь. Когда не сработали ни слёзы, ни притворный аппендицит, Ляля взяла клятву спасти её, как только возникнет реальная опасность. Она обещала продержаться хотя бы до ужина. Обвешанная средствами жизнеобеспечения, с комплектом трусов на все случаи жизни Ляля пошла в отряд. Так это у них называется. Вожатая встретила её улыбкой людоеда.

Я не сразу уехал. Сел в ресторане неподалёку. Это не ближний лагерь, а помощь хороша, когда мгновенна. Ждал, ждал – ничего. Видимо, дочь выросла и сама справляется с людоедами. Это немного грустно.

Как только Ляля вошла, в неё тут же влюбился Денис. Сбегать до окончания любви глупо. На вечерней дискотеке Ляля получила четыре приглашения на танец, но Денис проявил себя как настоящий боксёр. Целый королевский бал с дуэлями получился. На ужин подали макароны по-флотски, удивительно вкусные. Ляля съела три порции, что составило 3 % её веса. Дома я пытался повторить это волшебное блюдо, ничего не вышло. Какие-то общепитовские принципы ускользают. Быть может, слишком чисто мою посуду – и сразу вкус не тот.

Во второй день лагеря разучивали танец для дискотеки, не хотелось пропустить фурор. Потом ночью вызывали дух Сергея Есенина. Поэт не явился, но и без него было страшно, как и планировалось. Жизнь в лагере оказалась возможна. Ледовитый океан в этом смысле всё-таки хуже.

На третий день устроили «зарницу» с деревянными автоматами. Ляле в бою отдавили палец ноги. Пришлось бинтовать. Подходили другие дети, спрашивали о переживаемой боли. Уезжать домой на пике популярности втройне глупо, Ляля снова осталась. Тем более, вечером жгли костёр, пекли картошку по технологиям каменного века. У картофеля-фри появился реальный конкурент.

На шестой день приехал я. С проверкой. Подозрительно всё тихо, мне показалось. Времени общаться не было. Ляля забрала фрукты, поцеловала и поскакала назад. Взрослая такая, незнакомая. Потом, за день до окончания срока, вдруг звонит. Приезжай, говорит, забирай срочно. В машине призналась: в день прощания все реветь будут, я этого не переношу. Вернусь домой, сама поплачу. Мне кажется, это очень по-взрослому. Я сам всегда реву без свидетелей, благодаря чему и прослыл эмоционально зрелым человеком.

У меня было много планов на Лялино детство. Чапаева посмотреть. Поймать щуку или головастика хотя бы. Прыгнуть с тарзанки мимо озера, но не убиться, а заявить себя отцом с хорошим чувством юмора. Найти, в конце концов, этот проклятый боровик. Но Лялино детство короткое оказалось. Вжик – и всё. Оглянулась и пошла.

О морских хороших дядях

Путь к сердцу мужчины лежит через кровать с голой женщиной. У женщин всё наоборот, сначала сердце, потом кровать. А до этого ещё нужно преодолеть целый лабиринт подарков, километры лести и дебри асоциального поведения. Но есть и обходная, короткая дорога – пообещайте ей морское путешествие. Последняя часть истинной схемы связи сердец и желудков выглядит так: когда выйдете в море, всё, что девушка съела с утра, скорей всего, окажется у вас на штанах.

Нас пригласили в круиз. Парусник, Балтика, осень. Мужские синонимы к слову «круиз» – холодно, мокро, тошнит. Женские – загар, деликатесы, оргазм. Угадайте, кто победил в споре «ехать – не ехать»?

Мы попали в компанию моряков. Их рассказы интересней моих, сантехнических. Сражения с кальмарами, пиратство, волны-убийцы, киты-убийцы, ревнивые жёны-убийцы – сплошное жизнелюбие и оптимизм. Каждый моряк хоть раз видел Бегущую по Волнам. А если выпьет хорошо, то и спал с нею.

Мой быт совсем не так драматичен. Отдавить клиенту палец, сломать кран, подраться с дворничихой, – вот примерный список моих подвигов. И как я им расскажу про моря, где плавают сантехники и куда нырнуть может только истинный храбрец? Это вам не кальмара веслом шлёпать.

Одиссей, морской бродяга, вот пример идеального мужа. Он присылает деньги ежемесячно, а сам бывает редко. Он врывается как буря, невероятный от скопившегося воздержания. На берегу он готовит плов и ремонтирует розетки с особым наслаждением. В свободное время посещает театр. Потом его снова зовёт море, он уходит, так и не успев надоесть. Жена остаётся одна, на пляже, в красивом купальнике.

Толик М. стоит трёх тысяч моряков. Он капитан и судовладелец. У него полно железных кораблей и один деревянный парусник, копия шхуны короля Карла II. Толик ходит на нём по Балтике, стреляет из пушек картошкой. Чугунные ядра, как ни целься, иногда попадают в цель, что довольно дорого. После нескольких таких случаев Толик перешёл на стрельбу овощами. Кроме вегетарианских взглядов на войну, он кудряв, блондин, без живота и 185 см. Устройство судового дизеля в его изложении настолько завораживает женщин, что те не чувствуют замёрзших ног и однажды этим кто-нибудь да воспользуется. Когда Толик рассказывает о дальних странах, мне можно всё. Я как пудель, забытый на пикнике. Жру без меры, пачкаю скатерть, таращусь в чужие декольте и как бы невзначай падаю лицом в незнакомые колени. Всем плевать. Толик носится над волнами, все глядят на него.

Он начинал простым штурманом. Но однажды занял денег и купил собственный баркас. Это был настоящий таз с мотором, компасом и рубкой. Назывался красиво – Майокка. Покупку следовало доставить в Лиепаю с острова Борнхольм, и от одних этих названий в истории начинают кричать чайки и ветер треплет волосы всем, у кого они есть.

По морской классификации, судно длиной шесть метров считается самодвижущейся кастрюлей, а вся его команда – самоубийцами. В попутчики Толик взял отважного друга по имени Вилнис, что по-русски значит Волна. Страх Вилнису был не ведом. Всё его внутреннее пространство занимал желудок. Места для других частей и свойств не осталось. Завидев над собой астероид, Вилнис лишь начинал быстрей жевать.

Чтобы не рисковать, друзья наняли буксир. До дома 400 километров, судно незнакомое, характер у Балтийского моря нервный. В день отплытия распогодилось, буксирчик весело пыхтел. Тронулись. Остров Борнхольм отдалялся, а Латвия, наоборот, приближалась. Вдруг буксир задымил и остановился. Мотор заклинило. Механик сказал, надо возвращаться. Но Толику хотелось поскорей уже начать свой бизнес. Пересчитав канистры, он решил, что соляры, наверное, точно хватит. Почему бы не дойти самим? Всего 400 км, погода отличная. Вернули буксиру его трос и пошли. Толик показал Вилнису, как крутить штурвал и кто тут GPS-навигатор. А сам лёг вздремнуть. Ночью предстояла вахта, что на собственном судне сплошное удовольствие. Корабль шёл, Вилнис глядел вдаль. Зелёные валы мерно набегали, солнце садилось в воду, все морские литературные штампы присутствовали и услаждали сердце моряка. На закате раздалась условная команда: «Капитан, впереди какая-то хрень!»

Там, где её не должно быть, показалась земля. Подошли ближе, вслушались в разговоры по радио. Оказалось, снова Борнхольм, Дания. Навигатор уверял, шли ровно, не сворачивали. Но такой большой остров, член Евросоюза, не мог перебежать по морю и разлечься в новом месте. Толик встал к штурвалу, описал по воде восьмёрку. Навигатор сообщил, что Латвия везде, куда ни поверни. Философская концепция круглой земли поглотила его электронный мозг. Или, как выразился Вилнис, заклинило к чертям.

* * *

Очень хотелось домой. Соляры по-прежнему хватало, наверное, точно, ветер дул северный. Если править левой скулой к волнам, можно дойти до Литвы, а там и Лиепая родная рядом. Толик изложил эту концепцию и снова лёг спать. Ему снилась Бегущая по Волнам и другие морские чудища. Проснулся с нехорошим чувством. Качка усилилась. Вилнис висел на борту к воде передом, к рабочим обязанностям задом. Зеленоватый в сумерках, он изрыгал всё, что съел в этой жизни, и старался не испачкать рабочее место.

Толик снова встал к штурвалу, развернул нос к волнам. Начинался шторм. Вилнис тошнил, корабль шёл. Вроде всё нормально. Захотели увеличить обороты, но двигатель Майокки тоже заглох. У него нашлись свои планы на вечер. Волны стали бить в борт. Некоторые переливались внутрь. Под ногами захлюпало. Толик оттащил друга в рубку, сам полез к мотору. Он нашёл фонарик и отвёртку, нацарапал ими ругательство прямо под словом VOLVO. Бытовая магия оказалась бессильна. Ничего не завелось. Волны росли, лодку заливало. Капитан ведром вычёрпывал воду, соизмеряя в уме свой талант насоса со скоростью поступления жидкости. По всему, путешествовать осталось не долго. Бросай якорь срочно! – крикнул он в сторону рубки. Ответа не было. У Вилниса начались схватки. В лодке ходили уже свои отдельные волны, временами накрывая друга с головой. Как-то очень быстро и равномерно Вилнис заблевал рубку и теперь мечтал лишь умереть от стыда и морской болезни. Он булькал, но встать не мог. Имя Волна, видимо, было дано ему в предупреждение, а не в качестве напутствия.

Если бы якорь лёг на дно, судно повернулось бы носом к волнам. Но Балтийское море, которое везде по колено, именно тут обнаружило бездонный провал. Якорь дна не достал. Толик стал наращивать борт каким-то брезентом, снова махал ведром. Может, час, а может, три, не разобрать. Было холодно и мокро, как и положено в морском круизе.

И вдруг с неба ударил неземной свет. Толик поднял голову – а там, вверху, датский военный корабль, что намного лучше инопланетян. Датчане если и похищают людей, то мозг не пьют. Или не весь хотя бы. Вежливый офицер спросил иронически, как насчёт спасения? Чудесный корабль нависал над Толиком. Он был большой и непотопляемый на вид. Из двери пахло кофе и табаком. Толик спросил у Вилниса, не хочет ли он спастись. Вилнис не захотел. Махнул рукой в том смысле, что ему и тут нормально. Набежавшая волна скрыла окончание пантомимы. Тогда Толик сказал спасибо, они латвийские рыбаки, плывут в Курляндию, погода отличная, настроение тоже.

Очень мягко, не желая спугнуть пару сумасшедших, офицер предложил подняться на борт, выпить чаю. Толик весь промок, а Вилнис ещё и пах неприятно. Но отказывать неудобно, поднялись. Посидели, поболтали. Потом Толик встал и сказал – пора. Друг тоже встал и сказал – пора. Они могли бы остаться, но у мужчин сложные представления о чести. Добровольно умереть ни за понюшку – вот лучший выход из любой ситуации, считают мужчины. Курши! – сказал офицер с уважением.

Кто не знает, племя куршей самое упёртое во всей Прибалтике и считается стихийным бедствием. В датском молитвеннике XII века есть даже отдельная строка: «Спаси нас, Господи, от потопа, пожара и от куршей».

Датчанин уплыл. Без него стало темней, холодней и мокрее.

– Почему, почему вы тогда не спаслись? – кричат в этот момент взволнованные слушательницы. Толик спокойно объясняет, что их бы забрали, а лодка бы утонула, а за неё деньги плачены. Но всем понятно – просто он настоящий мужик, а не какое-нибудь Кончита Вурст. Лишь такие достойны ходить в море.

* * *

И тут, сам собой, вдруг заработал мотор. Случайно нажали кнопку, и он завёлся. На холостых, но всё-таки. И ветер чуть стих. Дедушка Посейдон снисходителен к упрямым. На малом ходу, шестнадцать часов, они гребли к Родине. Иногда Толик рефлекторно поднимал ногу, отжимал носок и снова опускал ступню в холодную воду. Больше было некуда. На рассвете встретили латвийский траулер, подошли, прижались к тёплому борту. Надо было начинать дружить с ним, топлива, наверное, точно уже не хватало. Толик по рации вызвал капитана, представился.

– Мы судно Майокка. Хотим попросить солярочки.

– Самим мало. Пара тонн осталась.

– Нам бы две канистры.

– (После паузы.) Вы что, на мопеде плывёте?

– Мы судно Майокка.

– Я вас не вижу.

– Мы внизу.

Капитан траулера перегнулся через борт, посмотрел. И сразу подарил Толику 40 литров топлива. Мужчины всего мира уважают отважных идиотов и во всём их поддерживают.

Потом, из-за размеров, корабль Толика не могли найти пограничники. А когда он сам их нашёл, они не поверили. А когда поверили, не решились зайти в рубку, такая там сложилась микробиологическая обстановка. В своём журнале они записали: «прибыли на бревне с мотором».

Эта лодка прекрасно после служила и трески ловила больше, чем взрослые траулеры. Хорошие дела никогда не начинаются просто – говорит Толик и тушит бычок в мясном салате. Меня за такой финал утопили бы в этом же салате. Но у Толика всё выходит элегантно. Все его любят, а он любит всех.

– А пойдёмте в круиз! На острове Рухну есть отличная баня! – говорит он вдруг.

– О Боже, да! – отвечают женщины хором. Они слишком любят всё морское, чтобы ограничиться обычным своим «может быть». Я тоже записался. На октябрь, на Рухну. Вернусь обветренный, матёрый. Четыре часа плыть, не шуточки. Обязательно после что-нибудь напишу, героическое. Записки морского пуделя.

Хозяйственное

Я готовлюсь к ремонту. Вспоминаю жизнь. Что видел, где побывал. Неизвестно ведь, как дальше сложится. Трёшку отремонтировать – не поле перейти. Ремонт бывает больше дерева, дома и сына. На борьбу с дизайнерским талантом жены уходят лучшие годы. Многие успевают только кухню и комнаты. Ванную и коридор завещают детям. Другие трудятся до самого потопа, логично завершающего вообще все ремонты. Наводнение смывает избыточную красоту. Идущий за инфарктом альцгеймер приучает человека любить мир, какой он есть – с потёками, искрящей проводкой и пузырями на обоях.

У меня за дизайн отвечает Даша. Я повстречал её на курорте. Она была простой красавицей и жила на даче без удобств. Я же был горячим сантехником. Даша пригласила меня оценить возможность унитаза. Чудного воздуха и вида из окна ей было мало. Я составил симпатичную смету, но наши чувства вспыхнули не сразу. Даша избегала заводить домашних сантехников. И вообще, экономила до последнего. Она нашла бесплатный унитаз. Прямо у себя на балконе, среди лопаты, мангала, лыж, костюма химзащиты и других необходимых горожанам вещей. Я усомнился в достоинствах бесплатного горшка, предложил купить новый. Лишь благодаря летнему спросу на мужчин с руками я остался тогда другом. С тех пор все Дашины покупки кажутся мне удивительно удачными.

Тот унитаз оказался чистым арт-объектом. Во всех его проекциях была асимметрия. Он будто подтаял на жаре, а потом снова замёрз. Сальвадор Дали с удовольствием написал бы с него портрет часов или яичницы. И у него были нереальные запросы. Я носил бачки на выбор, ни один не подошёл. Его технологические отверстия были неповторимы, как отпечаток пальца. Ночью я вынес его на помойку. Утром купил нового, попроще.

Даша не заметила подмены. Она в лицо различает только котиков и воображаемых соперниц. Окрылённая успехом, она купила винтажный душевой поддон. Я докупил стенки, душ и сифон. Неугомонная Даша нашла два больших шурупа. К ним я приделал раковину, канализацию, смеситель и электрическую плиту. Тогда Даша принесла крепкую кисточку с нежным ворсом. Она погладила меня по щеке, как бы спрашивая – как насчёт обоев, клея и шпатлёвки? Тут я не выдержал. Пригласил её в ресторан, где и признался – шпатлёвки не будет. Но сама Даша мне всё ещё нравится.

Прошло пять лет. Мы переехали в Ригу. Дарья ходит по квартире, рисует схемы и эскизы. В речи её опасно зачастили слова «прованский стиль», «шведский дизайн», «эклектика» и «хочу занавески». В качестве профилактики я рассказываю про писателя Фёдорова. Он только подумал слово «ремонт» и сразу поплатился.

Фёдоров жил на первом этаже. У него потёк унитаз. Можно было, как в детстве, отремонтировать всё изолентой и пластилином. Но Фёдоров возгордился, вызвал мастера. Он рассчитывал уложиться в десять евро. Пересадка органов в мире унитазов столько стоит. Пришёл сантехник, глянул цыганским глазом. Фёдоров показался ему достаточно богатым лопухом. Поэтому предложено было менять унитаз целиком. Чтобы на века. Фёдоров, как в гипнозе – кивнул.

Сантехник обнял фарфорового брата и рванул. Что-то хрустнуло. Специалист сказал специальный термин на строительном арго. Приблизительный перевод – «вот незадача, труба треснула». Тоненькая щель побежала по чугуну в сторону кухни. Пришлось разбирать часть стены и шкафчики. Сантехник снова пришёл, заменил стояк от верхних соседей до подвала. Чёрные разводы на потолке – это не говно, а чугунная пыль, успокоил он. Зато теперь точно навек. Четыре наречия подряд – настоящий кошмар, подумал Фёдоров. Писатель тогда ещё плохо разбирался в кошмарах. Он сбил гвоздями мебель и размазал грязь по потолку, чтоб было равномерно. И уехал на дачу, дописывать роман. Тем временем вечность закончилась. Новая труба самовольно рассоединилась. Вода побежала по потолку, обрушила штукатурку, закоротила проводку, перекрасила обои и вздула полы. Квартира вернулась в первый день творения, отмотав за пару часов все пять тысяч семьсот лет. И только дух неприятный носился над тёмной водой. Возвратившийся Фёдоров трижды выходил в коридор, осматривал номер на двери. Он не хотел верить глазам и запахам.

* * *

Писатель занял денег. Выбросил мебель, полы и холодильник. Он хотел бы выбросить весь дом, но не смог поднять. Скоро в его жилище разбили свои шатры пёстрые племена электриков и штукатуров. Фёдоров записывал в блокнот их волшебные истории. В его творчестве появился мат. А феи и эльфы, наоборот, пропали.

В детстве он бесконечно мог смотреть на огонь и воду. Повзрослев, открыл для себя сокурсницу Катю. Прыгала ли Катя по дивану голая, бежала ли ночью по нужде – в ней всегда соединялись и блеск огня, и шум воды, и отличные ноги. Фёдоров считал Катю лучшим зрелищем до самой зрелости, когда повстречал бригаду мастеров под управлением Васи Журавлёва. Уступая Кате в ногах, штукатуры брали своё драматизмом и творческой фантазией. Падение со стропил молотков и целых людей наперегонки, опрокидывание вёдер с краской, обед белыми от пыли гамбургерами, просверливание сапога вместе с пальцем – бесконечность сюжетных ходов просто завораживала. Фёдоров жалел, когда деньги кончились и мастеров пришлось выгнать. Гонорары на три романа вперёд закончились, и писатель вынужден был остановиться.

* * *

Однажды ночью, в кровати, вдыхая запах олифы и свежего ацетона, Фёдоров почувствовал воду на щеках. На ощупь как слёзы, но текли они с потолка. У верхнего соседа сорвало кран. Сам сосед улетел в Индонезию и возвращаться не хотел. Злой Фёдоров перекрыл воду всему дому. Равнодушные жильцы открыли её снова. Тогда Фёдоров забаррикадировался в подвале. Заточенной хоккейной клюшкой он отгонял иссыхающих соседей. Вместо воды он раздавал входящим телефонный номер автора потопа.

Не знаю, почему тот человек из верхней квартиры не выбросил в море свой телефон. Видимо, хранил в нём деньги, адрес гостиницы, билеты на самолёт, навигатор, курс валют, новости и смешные фото, без которых не мог дышать. Доступа ко всему этому разнообразию всё равно не было. Двести соседей звонили без пауз, разными голосами, уговаривали вернуться на Родину. И вот вам пример величия русского языка. Под действием одних только слов человек бросил Бали, океан и двадцать оплаченных завтраков. И вернулся в Москву, где с большой вероятностью мог получить в торец. Более жестокого примера ностальгии я не знаю.

Ту квартиру на первом этаже Фёдоров высушил и продал. Теперь живёт на даче. Туалет свободного падения он считает пиком торжества цивилизации. Египетские пирамиды, для сравнения, просто груды камней.

Я описал Даше все муки Фёдорова. Я был красноречив и метафоричен, сыпал гиперболами и аллегориями. Даже жестикулировал, лишь бы ремонт не начинать. Даша сказала – хорошо всё-таки, что мы живём на верхнем этаже. Но всё равно, нам нужна дача. И вздохнула. Из моих поучительных притч она какие хочет выводы, такие и делает.

Театральное

В одном детском саду ставили Муху-Цокотуху. Артистам объяснили суть конфликта: для паука муха обед, для комара – крылатый ангел. Две страсти, два взгляда на мир. Пока любовь у насекомых не стала темой парадов и не запрещена властями, такие вещи можно играть без согласований с центром.

Распределение ролей превратило садик в серпентарий. Не такой опасный, как БДТ, но и подлостей хватало, и скандальных назначений. На роли бабочек выстроилась очередь. В тараканы, наоборот, никто не записался. Пришлось их вырезать из бумаги. Ростовые макеты тараканов вызывали массовый страх сцены. Им потом оторвали усы и дорисовали улыбки. И всё равно бабочки взвизгивали, неосторожно глянув на задник.

Исполнитель роли паука утверждал, что его надули. Он поступал за роль спайдермена. Он хотел уйти из искусства в другой сад, когда увидел костюм. Насилу успокоили, пообещав вампирскую сцену (…и кровь у неё выпивает). В ней артист обнаружил такое знание материала, что Муха плакала в гримёрке от потрясения.

В эпизоде свадьбы вдруг забастовал Комар. Ему нравилась пчёлка, а муха – не очень. Даже понарошку он отказывался жениться на нелюбимой. Муха снова плакала. Ей самой нравились клоп и кузнечик, и плевать на комара, но всё равно обидно.

Вообще, женщины в коллективе не так хороши, как по отдельности. Один белорусский вожатый интуитивно водил в походы только мальчиков. Саванны, джунгли, бурные реки – всё, что есть в окрестностях Минска, он показывал детям. Мужчины вместе вязали узлы, разводили огонь в болоте, из каши выплёвывали муравьёв, друзей природы. Сходившие раз, просились в поход ещё и ещё.

Мамы девочек обвинили вожатого в сексизме. Люди в мини-юбках тоже любят природу, сказали мамы. Вскоре вожатый узнал десять главных гендерных отличий. Во-первых, девочки не хотят муравьёв. Ни в каше, ни в чае, нигде. Девочкам не интересно, как высоко он влезет по ноге и укусит ли он туда, куда доберётся. Девочек не интересует наука, зато они хохочут по ночам как совы. Утром их не буди до самого обеда. Сами себя девочки делят пополам, с половиной дружат, другую мечтают унизить, а лучше убить. Орать на них нельзя, они девочки. Они помнят каждый взгляд вожатого. За любовь, красоту и дружбу они готовы вцепиться в волосы. Девочкам не интересны морские узлы, кроме откровенно красивых. Заслышав музыку, они рефлекторно танцуют. Зачем в лесу или в поле танцы, вожатый придумать не смог. Он зарёкся украшать походы девочками. А зря. Беларусь не настолько яркая страна, чтоб ходить по ней без женщин.

В прошлой жизни этот человек жил в Японии. Там его звали сёгун Токугава. В 1692 году он же запретил женщинам играть на сцене. «Для сохранения нравственности и избежания неистовств». Представляю, какие письма ему писали выпускницы театральных вузов.

Детский сад № 6 не блюдёт законов театра кабуки. На сцене присутствовали все девчонки всех групп, в крыльях, с рожками, красивые как звёзды. «Только не при них», – подумал паук, увидев занесённую саблю. Он ловко увернулся и пустился в бега. Комар погнался за кровопийцей, бабочки помогали загонять. Поймали, стали рубить, но от сабли паук лишь громче хохотал. На удачу, комар оказался дзюдоистом. Удушающие приёмы неплохо вплелись в сюжет. Под аплодисменты зрителей режиссёр Нина Павловна унесла артистов за кулисы и там как-то расцепила. Заиграла музыка, бабочки стали рефлекторно танцевать.

Родителям очень понравился спектакль. Хоть садик логопедический и далеко не все поняли, что смотрели. Реплики без согласных, «а-о-ы-у» могут относиться к какому угодно произведению. Но на то оно и театр, чтобы любить его вопреки ценам в буфете. Так примерно думал я, покупая бутерброд за три евро в нашем оперном.

О дружбе

Среди собак тоже встречаются мерзавцы. Реже, чем среди людей, но всё-таки. Люди мечтают витиевато, многого без подлости просто не достичь. У собак желания проще. Им в голову не приходит сыпать битое стекло подруге в пуанты или стрелять других собак, потому что так велел телевизор. Собаки рады угощению и мячику. Или когда вся семья идёт гулять. Если бы люди научились такой скромности, на земле наступил бы рай. Зороастрийцы, утончённые в морали, говорят: обижать собаку – смертный грех.

Мой друг детства Мухтар терпел даже засунутый в нос палец, настолько верил в дружбу. Он играл в войну на стороне немцев и никогда не жаловался. Он легко находил партизан, хоть и отказывался их пытать. Партизанам самим приходилось пытать друг друга и рисовать кровь гуашью. Мухтар облизывал их раны, чего ни один гестаповец до него не делал. Он умер в 14 лет, так и не повзрослев. Сейчас он переродился во что-то красивое и цветёт в удобном для жизни месте.

Ещё я знал овчарку Джека. Мне нравилась его хозяйка. Джек не без оснований меня подозревал в дурных намерениях. Он запрещал мне садиться на диван, а потом вставать с него. За резкий выход из ванной Джек считал нужным выкусить из меня немножко мяса. Доверчивый как все собаки, он в конце концов поверил мне. Такой щедрый на котлеты человек не может быть гадом, подумал он.

И ошибся.

* * *

Давайте лучше поговорим о сценаристе Петрове, который мечтал о собаке. Расходов никаких, говорил Петров, мешок еды и миска с водой. Зато собака спит под стук клавиатуры. Она будет выгуливать Петрова трижды в день, чтобы он не принял форму шара. Два друга, сценарист и пёс, станут ходить по осенним паркам, сочиняя классику кино и литературы.

Огромный плюс в том, что собаки гуляют молча. У них нет бесконечных подруг, подцепивших на Бали тренера по фитнесу, который в конце оказался подлецом. Наоборот, собака сама выслушает новый эпизод, и ей всё понравится. Петров терпел, никого не заводил, потому что собака была у девушки Иры. По вечерам сценарист стоял у окна, потом в нужный момент выбегал и случайно сталкивался с девушкой и её дружочком. По планам интригана, встречи должны были закончиться ЗАГСом. Так он получил бы и жену, и собаку.

Как-то раз Ира захотела в отпуск, но не знала, с кем оставить пса. Петров предложил себя. И за следующий месяц узнал много удивительного. Во-первых, собаководство в однокомнатной квартире – лучшее средство от хандры и депрессии. Во-вторых, в каждом сквере живёт примерно миллион кошек. Кто бы мог подумать.

Теперь о собаке. То была простая марсианская овчарка с обычным именем Эльбрус. При весе 30 килограммов пёс развивал до тонны в рывке. Он легко буксировал Петрова куда угодно, пренебрегая силой трения Петрова об асфальт. Петров выучился цепляться за деревья и скамьи. В отсутствие этих природных якорей он хватал прохожих, предпочитая старых дедушек, не способных ни ответить, ни хотя бы запомнить Петрова. Ещё он развил в себе инфракрасное зрение, которым видел кошек за триста метров сквозь кусты и бетон. Благодаря такому саморазвитию, ни одна кошка при написании этого рассказа не пострадала.

На первой же прогулке Петров сказал собаке «побегай» и отстегнул поводок. И следующие три часа носился по лесу. Он обещал тепло, еду, ласку и амнистию, только вернись. Но собачка считала, Петров ещё не набегался. Тогда сценарист сломал сук и стал бросать его сам себе. Он сам бегал и сам у себя отбирал палочку. Он рычал, прятался в кустах и стремительно из них выскакивал. Сам Всеволод Эмильевич Мейерхольд не выдержал бы и принял участие в забаве, настолько азартно играл Петров. Собака тоже поверила, включилась в беготню и тут же попалась. Так подлость победила простодушие, а игромания пожала очередную жертву.

В книгах собаки постоянно спят у ног хозяина или ждут еды, печально глядя в миску. На деле они проводят жизнь, капая слюной людям в тапки и глядя им в рот. Они ходят по пятам не из любви, а из подозрительности. Если человека оставить наедине, он тут же начнёт есть сам себя, а это недопустимо. Человеческая еда страшно нравится собакам, даже когда это камни.

Потом ночь. Собаки врываются в спальню и падают на пол с чемоданным грохотом. Они сопят, ворочаются и вздыхают. Уснув, могут пукнуть, что в три часа ночи не смешно. В пять утра пёс лает, потому что едет лифт, полный врагов. Защитив дом, он ждёт похвалы и кладёт морду на подушку. Потом собака уходит пить, громко цокая.

Петров придумал закрыть дверь в спальню и проиграл. Собака тут же взвыла как буря, зверь, и дитя из одного стихотворения. Соседи по панельному дому сразу ответили Петрову. Они говорили, не повышая голоса, но Петров расслышал каждое слово. Он-де может практиковать любые извращения, тут никто не ханжа. Но или днём, или молча. А не то по морде.

Каждое утро, с пяти до семи, Эльбрус тренировал на Петрове немигающий взгляд со вздохами. Петров не выдерживал, вставал и шёл гулять. Одна его нога каждое утро была мокрой. Проклятая собачья поилка перемещалась по квартире произвольно. Не вступить в неё было невозможно.

В одно прекрасное воскресенье Петров повез Эльбруса на дачу, где была овчарка Милена. Присутствующие многозначительно переглядывались. Милена была хороша, Эльбрус хоть и дураковат, но тоже высок и с ровными ногами. Именно такие женщинам нравятся. Вот-вот ожидалась страсть. Милена заинтересовалась гостем. Она элегантно подбегала и отскакивала, кокетливо написала на крыжовник. Эльбрус же выкопал из клумбы теннисный мяч и стерёг его от всех. И никакого интереса к бедной девчонке. Тот день стал личным позором Петрова. Сам бы он обязательно ответил на ухаживания юной неважно кого, главное, что юной. Петров оправдывался, дескать оба работали всю ночь, поэтому не могут сосредоточиться. А в принципе не стоит его отождествлять с собакой. Он не такой.

Присутствующие женщины-люди всё-таки отождествили. Придуманная холодность Петрова показалась им занятной. Многие назвали его таким же симпатичным, как собака. В общем, настоящий фурор.

Когда Ира вернулась из отпуска, Петров с овчаркой образовали единый организм. Они ели из одной миски, укрывались одним пледом, разговаривали о Фейхтвангере. Они вместе написали эссе о том, какие кошки глупые. Продали этот смешной текст в журнал и гонорар проели. Но Ире всё равно, она встретила в отпуске фитнес-тренера. Она подарила Петрову шоколадку. На собаку накинула ошейник и увела. И всё.

Петров выбросил шоколад, не распечатав. Он перестал гулять, сидит, пишет гениальный сценарий и плачет, плачет.

Популярное
  • Механики. Часть 104.
  • Механики. Часть 103.
  • Механики. Часть 102.
  • Угроза мирового масштаба - Эл Лекс
  • RealRPG. Систематизатор / Эл Лекс
  • «Помни войну» - Герман Романов
  • Горе побежденным - Герман Романов
  • «Идущие на смерть» - Герман Романов
  • «Желтая смерть» - Герман Романов
  • Иная война - Герман Романов
  • Победителей не судят - Герман Романов
  • Война все спишет - Герман Романов
  • «Злой гений» Порт-Артура - Герман Романов
  • Слово пацана. Криминальный Татарстан 1970–2010-х
  • Память огня - Брендон Сандерсон
  • Башни полуночи- Брендон Сандерсон
  • Грядущая буря - Брендон Сандерсон
  • Алькатрас и Кости нотариуса - Брендон Сандерсон
  • Алькатрас и Пески Рашида - Брендон Сандерсон
  • Прокачаться до сотки 4 - Вячеслав Соколов
  • 02. Фаэтон: Планета аномалий - Вячеслав Соколов
  • 01. Фаэтон: Планета аномалий - Вячеслав Соколов
  • Чёрная полоса – 3 - Алексей Абвов
  • Чёрная полоса – 2 - Алексей Абвов
  • Чёрная полоса – 1 - Алексей Абвов
  • 10. Подготовка смены - Безбашенный
  • 09. Xождение за два океана - Безбашенный
  • 08. Пополнение - Безбашенный
  • 07 Мирные годы - Безбашенный
  • 06. Цивилизация - Безбашенный
  • 05. Новая эпоха - Безбашенный
  • 04. Друзья и союзники Рима - Безбашенный
  • 03. Арбалетчики в Вест-Индии - Безбашенный
  • 02. Арбалетчики в Карфагене - Безбашенный
  • 01. Арбалетчики князя Всеслава - Безбашенный
  • Носитель Клятв - Брендон Сандерсон
  • Гранетанцор - Брендон Сандерсон
  • 04. Ритм войны. Том 2 - Брендон Сандерсон
  • 04. Ритм войны. Том 1 - Брендон Сандерсон
  • 3,5. Осколок зари - Брендон Сандерсон
  • 03. Давший клятву - Брендон Сандерсон
  • 02 Слова сияния - Брендон Сандерсон
  • 01. Обреченное королевство - Брендон Сандерсон
  • 09. Гнев Севера - Александр Мазин
  • Механики. Часть 101.
  • 08. Мы платим железом - Александр Мазин
  • 07. Король на горе - Александр Мазин
  • 06. Земля предков - Александр Мазин
  • 05. Танец волка - Александр Мазин
  • 04. Вождь викингов - Александр Мазин
  • 03. Кровь Севера - Александр Мазин
  • 02. Белый Волк - Александр Мазин
  • 01. Викинг - Александр Мазин
  • Второму игроку приготовиться - Эрнест Клайн
  • Первому игроку приготовиться - Эрнест Клайн
  • Шеф-повар Александр Красовский 3 - Александр Санфиров
  • Шеф-повар Александр Красовский 2 - Александр Санфиров
  • Шеф-повар Александр Красовский - Александр Санфиров
  • Мессия - Пантелей
  • Принцепс - Пантелей
  • Стратег - Пантелей
  • Королева - Карен Линч
  • Рыцарь - Карен Линч
  • 80 лет форы, часть вторая - Сергей Артюхин
  • Пешка - Карен Линч
  • Стреломант 5 - Эл Лекс
  • 03. Регенерант. Темный феникс -Андрей Волкидир
  • Стреломант 4 - Эл Лекс
  • 02. Регенерант. Том 2 -Андрей Волкидир
  • 03. Стреломант - Эл Лекс
  • 01. Регенерант -Андрей Волкидир
  • 02. Стреломант - Эл Лекс
  • 02. Zона-31 -Беззаконные края - Борис Громов
  • 01. Стреломант - Эл Лекс
  • 01. Zона-31 Солдат без знамени - Борис Громов
  • Варяг - 14. Сквозь огонь - Александр Мазин
  • 04. Насмерть - Борис Громов
  • Варяг - 13. Я в роду старший- Александр Мазин
  • 03. Билет в один конец - Борис Громов
  • Варяг - 12. Дерзкий - Александр Мазин
  • 02. Выстоять. Буря над Тереком - Борис Громов
  • Варяг - 11. Доблесть воина - Александр Мазин
  • 01. Выжить. Терской фронт - Борис Громов
  • Варяг - 10. Доблесть воина - Александр Мазин
  • 06. "Сфера" - Алекс Орлов
  • Варяг - 09. Золото старых богов - Александр Мазин
  • 05. Острова - Алекс Орлов
  • Варяг - 08. Богатырь - Александр Мазин
  • 04. Перехват - Алекс Орлов
  • Варяг - 07. Государь - Александр Мазин
  • 03. Дискорама - Алекс Орлов
  • Варяг - 06. Княжья Русь - Александр Мазин
  • 02. «Шварцкау» - Алекс Орлов
  • Варяг - 05. Язычник- Александр Мазин
  • 01. БРОНЕБОЙЩИК - Алекс Орлов
  • Варяг - 04. Герой - Александр Мазин
  • 04. Род Корневых будет жить - Антон Кун
  • Варяг - 03. Князь - Александр Мазин
  • 03. Род Корневых будет жить - Антон Кун
  • Варяг - 02. Место для битвы - Александр Мазин


  • Если вам понравилось читать на этом сайте, вы можете и хотите поблагодарить меня, то прошу поддержать творчество рублём.
    Торжественно обещааю, что все собранные средства пойдут на оплату счетов и пиво!
    Paypal: paypal.me/SamuelJn


    {related-news}
    HitMeter - счетчик посетителей сайта, бесплатная статистика