Там на неведомых... Часть 11.
Часть 11. Блекнущие отражения снов.
Страница автора
– Курлык – сказала пролетающая мимо бабочка.
Серый Волк наморщил лоб и, оглядевшись вокруг, начал рассуждать, бормоча себе под нос:
– Где это я? Ну, допустим...
Однако сформулировать законченную мысль ему не дали – в воздухе материализовалась улыбка и посоветовала:
– Не допускайте, а то допускаетесь.
У Волка отвисла челюсть.
– Э... – только и смог выдавить из себя Серый.
– Разрешите представиться, – сказала висящая в воздухе улыбка, – Чеширский Заяц.
– Если есть Чеширский Заяц, – пробормотал Серый Волк, еще раз оглядываясь вокруг, – то должен быть и Мартовский Кот.
– Совершенно верно, – подтвердила улыбка. – Но он опаздывает.
Волк, еще больше недоумевая, вновь помотал головой.
– Куда опаздывает?
– Не куда, а как часто?
Подумав, что в данном случае вопросы "как?" и "куда?" равноправны и равновозможны Серый не нашел ничего лучше, чем согласиться.
– Ага. – Сказал он.
– Что, позвольте полюбопытствовать значит ваше "ага"? – спросила висящая в воздухе улыбка.
– Опаздывает часто – ответил Серый и тут же добавил во избежание повышения градуса непонимания – Мартовский Кот ваш.
– Кот не наш – возразила улыбка. – он Мартовский. Но это не относится к предмету беседы. С чего вы взяли, что он опаздывает часто?
– Ну дык... – начал было Волк и осекся, совершенно не понимая, что от него хотят.
– Если не ошибаюсь, то чуть ранее я сказал, что вопрос не в том, куда он опаздывает, а как часто это делает.
– Ну да! – Радостно закивал Волк лобастой головой. – Как часто!
– А отвечая на такой вопрос можно сказать, что он опаздывает редко. Мы же пытаемся выяснить частоту его опозданий, а она может быть весьма редкой.
"Как часто опаздывает кот?" – мысленно спросил себя Серый Волк. И так же мысленно ответил на свой вопрос: "довольно редко". Утверждение, сделанное улыбкой Чеширского Зайца было логичным, но в самом диалоге логики от этого не прибавлялось. И поэтому, желая поскорее направить разговор в более понятное русло, Серый Волк повторил свой мысленный ответ:
– Довольно редко...
– Смею заверить, – вновь возразила улыбка, – что совсем не довольно. По крайней мере, я не знаю в нашем королевстве ни одного довольного опозданиями Мартовского Кота.
Волк было открыл рот, чтобы объяснить, что имел ввиду, но наконец понял, что абсолютно ничего не понимает и не нашел ничего лучше, чем ответить:
– Да пошел ты на хуй!
И заячья улыбка растаяла.
Серый, по вилявшей среди гигантских, как деревья, грибов маленьких, будто бонсай деревьев, потрусил вперед. И спустя всего пару-тройку минут услышал сверху хриплый, прокуренный голос:
– И чо каво?
Серый посмотрел, кому принадлежит голос. Оказалось, что это гигантская Синяя Гусеница восседающая на одном из мухоморов.
– Есть слегка. – Признался Волк, помотыляв головой, так, чтобы обозначить доставшийся после приключения с Золушкой кисет, висящий на шее. – Но у меня лапки... – и тут же поправился – ЛАПИЩЩЩИ!
– А у меня – трубочка. – Похвасталась Гусеница. И добавила: – Если мы скооперируем твои лапищи и мои лапки, то все получится.
Волк не придумал ничего лучше, чем просто кивнуть.
Серый Волк и Синяя Гусеница долго сидели молча. Наконец, Гусеница вынула трубку изо рта и подтормаживая спросила:
– Кто я?
Волк, как ему показалось, всего лишь на мгновение задумался. Но из попытки сформулировать ответ таким образом, чтобы не обидеть новоиспеченную знакомую его выдрал повторившийся вопрос.
– Кто я?
– Гусеница. – Ответил Серый.
– Не просто гусеница, – подхватила собеседница, – а синяя накуренная гусеница. – Наклонилась к Волку и заговорщицким тоном продолжила: – Мы ведь понимаем, что одно другое портит, правда?
– Я, право, не знаю, об одном ли мы и том же...
– Уточню – перебила Волка Гусеница, – синяя я по цвету, а накуренная – по состоянию. Вот ты, например, по цвету – серый. А по состоянию – как я.
– Ну, и как ты? – стремясь поддержать разговор, поинтересовался состоянием насекомого Волк.
– Я – как ты. Накуренная. Но не серая, как ты.
– А как я? – Поинтересовался у Гусеницы собственным состоянием Волк.
– Ты нормальный? – поинтересовалась Гусеница.
– С одной стороны я серый – попытался объяснить Волк. – Это если брать за основной критерий цвет. Но с другой стороны, если брать за основной критерий не цвет, я накуренный.
– Повернись другой стороной, я посмотрю, накуренный ли ты. – Попросила Гусенница.
– Зачем? – Изумился Волк. – Я же не избушка, чтобы поворачиваться к тебе другой стороной.
– Какая избушка? – не поняла Гусеница.
– На курьих ножках – пояснил Волк.
– Не поняла. Накурьих, в смысле, накуренных?
– Накуренные курьи ножки. – Пробормотал Волк и неистово засмеялся, катаясь по траве.
Несколько минут Гусеница наблюдала за бьющимся в припадке истеричного хохота Волке, а потом, пробормотала:
– Ну тебя, дурака нахуй.
И уползла на другую сторону гриба.
– Дурак – это Ваня! – хохоча попытался объяснить Волк. – А я... я – Серый. Серый-накуренный!
Но Гусенница, судя по всему, его уже не слышала.
– Блин, пожрать бы. – Пробормотал Серый Волк, отсмеявшись.
Откуда-то из-за гриба донесся голос гусеницы:
– Откусишь с одной стороны – подрастешь. С другой – уменьшишься. – Послышался откуда-то из-за гриба голос гусеницы.
– Да мне б тупо пожрать. Без колдунств! – крикнул Волк, обращаясь куда-то по ту сторону гриба. И не дождавшись ответа побрел по виляющей между гигантскими, как деревья, грибами и короткими, как бонсай деревьями. Кислотная расцветка и тех и других резала глаза, вызывая головокружение, и наводя на мысль об LSD.
Тропинка вывела Серого к дубу, под которым была вырыта нора. Еще не придя в себя от рябившего в глазах бонсайно-грибного многоцветия и содержимого трубочки, Волк не придумал ничего лучше, чем подойти к зияющему провалу и спрятать голову в спасительную темноту. Тьма внутри норы закручивалась спиралями, сходящимися в центр бездонной ямы и, притягивала не только взгляд, но и мысли.
– Если долго пыриться в бездну, то бездна спросит: «хули ты пыришься?» – пробормотал Волк и прыгнул навстречу этому притяжению.
Засвистело в ушах. Воздух пел свою песню, вызывая в сознании образы, которые сменяли друг друга с невероятной скоростью. Время будто сплелось в бесконечную, постоянно меняющуюся петлю и не было никакой возможности найти слово, описывая этот промежуток. Потом Волка попустило окончательно.
– Встать! Суд идет! – Услышал Волк.
– Куда идет? – спросил он удивленно. И добавил себе под нос: – Кажись, еще не совсем отпустило. Он оглядел окружающее пространство и увидел, что находится в какой-то пародии на зал суда.
На месте судьи сидела Красная Королева. По крайней мере, так гласила табличка, стоявшая на ее столе. По левую руку, если отталкиваться аналогичной таблички сидел Черный Король, а по правую, прямо в воздухе висела – волк узнал бы ее и без поясняющей таблички – улыбка Чеширского Заяца.
Кресла для присутствующих заменяли пни, на один из которых и взгромоздился Волк. Присяжных, адвокатов и прочей атрибутики не наблюдалось. Лишь только в углу, понурив голову, стоял... Иван Дурак.
– Глашатай, читай обвинение! – сказал Король.
– Мяу – ответил невесть откуда взявшийся кот и примурлыкивая зачитал:
Бабу Ягу Змей Горыныч сжег
Вместе с ее избой.
Ванька Дурак, за просто так,
Кащея изрядно избил
– Погодите! – Воскликнул Волк! – А где связь между этими событиями?! А самое главное, рифма где?!
– Протестую! – Воскликнул король. – Рифма к делу не относится!
– Протест принят! – величаво согласилась королева. – Рифма вторична. Важен смысл.
– Так смысла-то как раз и нет! – возмутился Серый.
– Ну, что ж. На нет и суда нет. – Согласилась Королева и стукнула по столу деревянным молотком. И уже обращаясь к коту – Глашатай, зачитывай приговор!
– Мяу! – Вновь заорал кот. А волк подумал о том, что это и есть тот самый Мартовский Кот, которого Волк обсуждал с Чеширским Зайцем.
Оковы снять, Ивана простить,
Волку отдать на поруки.
Пусть возится сам, раз умный такой.
Но голову – отрубить!
К Ваньке подскочило два невесть откуда взявшихся плоских прямоугольника с закругленными углами, тоненькими ножками и ручками, в которых были зажаты топоры. Как раз такими, какие бывают у палачей. На одной стороне прямоугольников был изображен клетчатый узор, а на второй – ядовито ухмыляющиеся шуты.
– Джокеры? – изумился Волк
Полукарточные персонажи сняли с Ваньки оковы и поволокли его, упирающегося, к окровавленному пню, на котором, к бабке не ходи, отрубили не одну голову.
– Ванька! – Закричал Серый Волк и рванул другу на помощь, даже не задумываясь, сдюжит ли против двоих с топорами.
Иван услышал. Поднял голову. Увидел Серого Волка и дернулся, вырываясь из рук «джокеров». Бросился навстречу Волку, отбрасывая от себя полукарточных. А те, разлетелись в стороны, переворачиваясь в воздухе как падающие с осеннего дерева желтые листья.
Волк, рванувшись к другу, оттолкнулся лапами от первого попавшегося пня.
Иван, стремясь к Волку, перескочил через пень-плаху.
И, Волк стал Ваней, а Ваня – Волком.
В тот момент, когда они прыгнули друг другу в объятья, треснуло стекло. И мириады осколков разлетелись в разные стороны. Они были разных размеров, но в каждом из них, с одной стороны отражался Серый Волк, а с другой Иван Дурак. Разбив преграду, Ваня и Волк стали одним целым.
А звон бьющегося стекла плавно перетек в дребезжание будильника.
***
Ваня Волков нащупал будильник и нажал на кнопку. Сонно огляделся. Похоже, он уснул в кресле, пока читал сыну сказку, да так и проспал до утра.
Встал. Прошел на кухню. Включил конфорку. Насыпал в кружку кофе, сахар, бросил пару хвостиков гвоздики, залил водой, поставил на огонь. Закурил.
– Снилось что-то. – Сказал Иван сам себе. И тут же сам себя спросил: – А что? – И попытался восстановить последовательность ускользающих обрывков сновидения.
Но наваждение выветривалось из головы вместе с начавшим распространяться по кухне кофейным запахом. Словно он – запах, стирал обрывки сна неумолимым ластиком реальности. И когда кофе был готов, единственное, что осталось в Ванькиной голове – хорошее настроение и готовность творить добрые дела.
©VampiRUS
Страница автора
– Курлык – сказала пролетающая мимо бабочка.
Серый Волк наморщил лоб и, оглядевшись вокруг, начал рассуждать, бормоча себе под нос:
– Где это я? Ну, допустим...
Однако сформулировать законченную мысль ему не дали – в воздухе материализовалась улыбка и посоветовала:
– Не допускайте, а то допускаетесь.
У Волка отвисла челюсть.
– Э... – только и смог выдавить из себя Серый.
– Разрешите представиться, – сказала висящая в воздухе улыбка, – Чеширский Заяц.
– Если есть Чеширский Заяц, – пробормотал Серый Волк, еще раз оглядываясь вокруг, – то должен быть и Мартовский Кот.
– Совершенно верно, – подтвердила улыбка. – Но он опаздывает.
Волк, еще больше недоумевая, вновь помотал головой.
– Куда опаздывает?
– Не куда, а как часто?
Подумав, что в данном случае вопросы "как?" и "куда?" равноправны и равновозможны Серый не нашел ничего лучше, чем согласиться.
– Ага. – Сказал он.
– Что, позвольте полюбопытствовать значит ваше "ага"? – спросила висящая в воздухе улыбка.
– Опаздывает часто – ответил Серый и тут же добавил во избежание повышения градуса непонимания – Мартовский Кот ваш.
– Кот не наш – возразила улыбка. – он Мартовский. Но это не относится к предмету беседы. С чего вы взяли, что он опаздывает часто?
– Ну дык... – начал было Волк и осекся, совершенно не понимая, что от него хотят.
– Если не ошибаюсь, то чуть ранее я сказал, что вопрос не в том, куда он опаздывает, а как часто это делает.
– Ну да! – Радостно закивал Волк лобастой головой. – Как часто!
– А отвечая на такой вопрос можно сказать, что он опаздывает редко. Мы же пытаемся выяснить частоту его опозданий, а она может быть весьма редкой.
"Как часто опаздывает кот?" – мысленно спросил себя Серый Волк. И так же мысленно ответил на свой вопрос: "довольно редко". Утверждение, сделанное улыбкой Чеширского Зайца было логичным, но в самом диалоге логики от этого не прибавлялось. И поэтому, желая поскорее направить разговор в более понятное русло, Серый Волк повторил свой мысленный ответ:
– Довольно редко...
– Смею заверить, – вновь возразила улыбка, – что совсем не довольно. По крайней мере, я не знаю в нашем королевстве ни одного довольного опозданиями Мартовского Кота.
Волк было открыл рот, чтобы объяснить, что имел ввиду, но наконец понял, что абсолютно ничего не понимает и не нашел ничего лучше, чем ответить:
– Да пошел ты на хуй!
И заячья улыбка растаяла.
Серый, по вилявшей среди гигантских, как деревья, грибов маленьких, будто бонсай деревьев, потрусил вперед. И спустя всего пару-тройку минут услышал сверху хриплый, прокуренный голос:
– И чо каво?
Серый посмотрел, кому принадлежит голос. Оказалось, что это гигантская Синяя Гусеница восседающая на одном из мухоморов.
– Есть слегка. – Признался Волк, помотыляв головой, так, чтобы обозначить доставшийся после приключения с Золушкой кисет, висящий на шее. – Но у меня лапки... – и тут же поправился – ЛАПИЩЩЩИ!
– А у меня – трубочка. – Похвасталась Гусеница. И добавила: – Если мы скооперируем твои лапищи и мои лапки, то все получится.
Волк не придумал ничего лучше, чем просто кивнуть.
Серый Волк и Синяя Гусеница долго сидели молча. Наконец, Гусеница вынула трубку изо рта и подтормаживая спросила:
– Кто я?
Волк, как ему показалось, всего лишь на мгновение задумался. Но из попытки сформулировать ответ таким образом, чтобы не обидеть новоиспеченную знакомую его выдрал повторившийся вопрос.
– Кто я?
– Гусеница. – Ответил Серый.
– Не просто гусеница, – подхватила собеседница, – а синяя накуренная гусеница. – Наклонилась к Волку и заговорщицким тоном продолжила: – Мы ведь понимаем, что одно другое портит, правда?
– Я, право, не знаю, об одном ли мы и том же...
– Уточню – перебила Волка Гусеница, – синяя я по цвету, а накуренная – по состоянию. Вот ты, например, по цвету – серый. А по состоянию – как я.
– Ну, и как ты? – стремясь поддержать разговор, поинтересовался состоянием насекомого Волк.
– Я – как ты. Накуренная. Но не серая, как ты.
– А как я? – Поинтересовался у Гусеницы собственным состоянием Волк.
– Ты нормальный? – поинтересовалась Гусеница.
– С одной стороны я серый – попытался объяснить Волк. – Это если брать за основной критерий цвет. Но с другой стороны, если брать за основной критерий не цвет, я накуренный.
– Повернись другой стороной, я посмотрю, накуренный ли ты. – Попросила Гусенница.
– Зачем? – Изумился Волк. – Я же не избушка, чтобы поворачиваться к тебе другой стороной.
– Какая избушка? – не поняла Гусеница.
– На курьих ножках – пояснил Волк.
– Не поняла. Накурьих, в смысле, накуренных?
– Накуренные курьи ножки. – Пробормотал Волк и неистово засмеялся, катаясь по траве.
Несколько минут Гусеница наблюдала за бьющимся в припадке истеричного хохота Волке, а потом, пробормотала:
– Ну тебя, дурака нахуй.
И уползла на другую сторону гриба.
– Дурак – это Ваня! – хохоча попытался объяснить Волк. – А я... я – Серый. Серый-накуренный!
Но Гусенница, судя по всему, его уже не слышала.
– Блин, пожрать бы. – Пробормотал Серый Волк, отсмеявшись.
Откуда-то из-за гриба донесся голос гусеницы:
– Откусишь с одной стороны – подрастешь. С другой – уменьшишься. – Послышался откуда-то из-за гриба голос гусеницы.
– Да мне б тупо пожрать. Без колдунств! – крикнул Волк, обращаясь куда-то по ту сторону гриба. И не дождавшись ответа побрел по виляющей между гигантскими, как деревья, грибами и короткими, как бонсай деревьями. Кислотная расцветка и тех и других резала глаза, вызывая головокружение, и наводя на мысль об LSD.
Тропинка вывела Серого к дубу, под которым была вырыта нора. Еще не придя в себя от рябившего в глазах бонсайно-грибного многоцветия и содержимого трубочки, Волк не придумал ничего лучше, чем подойти к зияющему провалу и спрятать голову в спасительную темноту. Тьма внутри норы закручивалась спиралями, сходящимися в центр бездонной ямы и, притягивала не только взгляд, но и мысли.
– Если долго пыриться в бездну, то бездна спросит: «хули ты пыришься?» – пробормотал Волк и прыгнул навстречу этому притяжению.
Засвистело в ушах. Воздух пел свою песню, вызывая в сознании образы, которые сменяли друг друга с невероятной скоростью. Время будто сплелось в бесконечную, постоянно меняющуюся петлю и не было никакой возможности найти слово, описывая этот промежуток. Потом Волка попустило окончательно.
– Встать! Суд идет! – Услышал Волк.
– Куда идет? – спросил он удивленно. И добавил себе под нос: – Кажись, еще не совсем отпустило. Он оглядел окружающее пространство и увидел, что находится в какой-то пародии на зал суда.
На месте судьи сидела Красная Королева. По крайней мере, так гласила табличка, стоявшая на ее столе. По левую руку, если отталкиваться аналогичной таблички сидел Черный Король, а по правую, прямо в воздухе висела – волк узнал бы ее и без поясняющей таблички – улыбка Чеширского Заяца.
Кресла для присутствующих заменяли пни, на один из которых и взгромоздился Волк. Присяжных, адвокатов и прочей атрибутики не наблюдалось. Лишь только в углу, понурив голову, стоял... Иван Дурак.
– Глашатай, читай обвинение! – сказал Король.
– Мяу – ответил невесть откуда взявшийся кот и примурлыкивая зачитал:
Бабу Ягу Змей Горыныч сжег
Вместе с ее избой.
Ванька Дурак, за просто так,
Кащея изрядно избил
– Погодите! – Воскликнул Волк! – А где связь между этими событиями?! А самое главное, рифма где?!
– Протестую! – Воскликнул король. – Рифма к делу не относится!
– Протест принят! – величаво согласилась королева. – Рифма вторична. Важен смысл.
– Так смысла-то как раз и нет! – возмутился Серый.
– Ну, что ж. На нет и суда нет. – Согласилась Королева и стукнула по столу деревянным молотком. И уже обращаясь к коту – Глашатай, зачитывай приговор!
– Мяу! – Вновь заорал кот. А волк подумал о том, что это и есть тот самый Мартовский Кот, которого Волк обсуждал с Чеширским Зайцем.
Оковы снять, Ивана простить,
Волку отдать на поруки.
Пусть возится сам, раз умный такой.
Но голову – отрубить!
К Ваньке подскочило два невесть откуда взявшихся плоских прямоугольника с закругленными углами, тоненькими ножками и ручками, в которых были зажаты топоры. Как раз такими, какие бывают у палачей. На одной стороне прямоугольников был изображен клетчатый узор, а на второй – ядовито ухмыляющиеся шуты.
– Джокеры? – изумился Волк
Полукарточные персонажи сняли с Ваньки оковы и поволокли его, упирающегося, к окровавленному пню, на котором, к бабке не ходи, отрубили не одну голову.
– Ванька! – Закричал Серый Волк и рванул другу на помощь, даже не задумываясь, сдюжит ли против двоих с топорами.
Иван услышал. Поднял голову. Увидел Серого Волка и дернулся, вырываясь из рук «джокеров». Бросился навстречу Волку, отбрасывая от себя полукарточных. А те, разлетелись в стороны, переворачиваясь в воздухе как падающие с осеннего дерева желтые листья.
Волк, рванувшись к другу, оттолкнулся лапами от первого попавшегося пня.
Иван, стремясь к Волку, перескочил через пень-плаху.
И, Волк стал Ваней, а Ваня – Волком.
В тот момент, когда они прыгнули друг другу в объятья, треснуло стекло. И мириады осколков разлетелись в разные стороны. Они были разных размеров, но в каждом из них, с одной стороны отражался Серый Волк, а с другой Иван Дурак. Разбив преграду, Ваня и Волк стали одним целым.
А звон бьющегося стекла плавно перетек в дребезжание будильника.
***
Ваня Волков нащупал будильник и нажал на кнопку. Сонно огляделся. Похоже, он уснул в кресле, пока читал сыну сказку, да так и проспал до утра.
Встал. Прошел на кухню. Включил конфорку. Насыпал в кружку кофе, сахар, бросил пару хвостиков гвоздики, залил водой, поставил на огонь. Закурил.
– Снилось что-то. – Сказал Иван сам себе. И тут же сам себя спросил: – А что? – И попытался восстановить последовательность ускользающих обрывков сновидения.
Но наваждение выветривалось из головы вместе с начавшим распространяться по кухне кофейным запахом. Словно он – запах, стирал обрывки сна неумолимым ластиком реальности. И когда кофе был готов, единственное, что осталось в Ванькиной голове – хорошее настроение и готовность творить добрые дела.
©VampiRUS
Популярное
