Лого

Наталья Александрова- Камея римской куртизанки

Наталья Александрова

Камея римской куртизанки


– Черт знает что! – сказал капитан Петр Лебедкин, входя в свой крошечный кабинетик. – Нет, ну это просто черт знает что!

– Ну что, опять влетело? – Его напарница Дуся подняла голову от бумаг.

– Не опять, а снова, – огрызнулся Лебедкин, но тут же опомнился.

Дуся – баба хорошая, это все знают, и ему, капитану, сильно повезло, что попала она к нему в напарницы. Мало того что невредная, с пониманием и характер хороший, так еще и умная. Друг с другом они отлично ладят, так что вовсе незачем ему сейчас срывать на Дусе свою злость.

Дуся, кстати, не думала обижаться. Во-первых, как уже говорилось, у нее был замечательный характер, и по жизни она была неисправимым оптимистом, то есть верила, что все будет хорошо. Ну не сейчас, так после, со временем.

Такому отношению к жизни очень способствовала Дусина внешность.

Дуся была женщина яркая и сама себя называла «сто килограммов женской красоты». Это она округляла для красного словца, хотя на самом деле если не сто там было, то прилично за девяносто.

Дуся, как уже говорилось, веса своего нисколько не стеснялась, а наоборот, очень собой гордилась.

Впрочем, у нее всего было много: глаза как блюдца, рот крупный, губы полные без всякого геля, волосы росли густо, по выражению парикмахеров, «на троих волос хватит». Глаза всегда сияли, волосы вились сами по себе, и исходила от Дуси такая жизненная энергия, что спокойно можно было бы заряжать от нее батарейки или давать электричество в удаленные и слаборазвитые районы (конечно, если Дуся позволила бы).

Мужчины, видя Дусю впервые, обалдевали от восторга. Те, кто работал рядом, конечно, обстрелялись уже, пообвыкли и новеньких заранее подготавливали, чтобы не было шока.

С женщинами Дуся всегда поддерживала хорошие, ровные отношения, поскольку была не вредной и независтливой. В разговорах со свидетелями Дусе не было равных, люди тотчас проникались к ней доверием и рассказывали все-все, знай только слушай. А слушать Дуся умела.

А во-вторых, Дуся прекрасно знала, что явился сейчас ее напарник от начальства, а начальство, как известно, по головке никогда не погладит, а норовит стружку снять. А с Петькой вообще сложно. Уж очень он резкий, заносит его на поворотах, никаких тормозов нет.

Учила его Дуся, учила: у начальства в кабинете молчи, что бы начальник ни говорил. Кивай, как китайский болванчик, со всем непременно соглашайся и тверди, как попугай, что все будет сделано как прикажут. Так всем будет лучше: и тебе, и ему.

Но Петька – натура увлекающаяся, вечно норовит из простого дела устроить цирк, везде ему серийные маньяки мерещатся. А начальство такого о-очень не любит.

Прежний их начальник, полковник Медведкин, был человек простой, как говорится, что на уме у него было, то и на языке. Начнет Петька у него в кабинете свое твердить, схемы какие-то показывать, графики, распечатки, Медведкин как рявкнет, будто он не полковник, а медведь, которого зимой охотники разбудили.

Тут бы Пете и помолчать, попятиться тихонько да и уйти. Ан нет, он еще больше горячиться начинает. Руками размахивает, графиками своими шуршит. Так-то он мужчина тихий, но как втемяшится ему в голову, что убийство не простое, а серия намечается, – так просто Петька сам не свой делается.

Понятно, что такое поведение его начальству никак не подходит. Правда, пару раз не ошибся капитан Лебедкин, углядел-таки серию[1]. Громкие дела были, за первое Лебедкину премию дали в размере месячного оклада, и Дусю также не обидели, а полковник Медведкин на повышение пошел.

А во второй раз при новом начальнике им денег не дали. Зато Софья Павловна, секретарь начальника, с которой у Дуси с некоторых пор нежнейшая дружба, шепнула, что можно насчет квартиры Петьке попросить. Он после развода уж сколько лет в коммуналке мается.

И ведь выгорело дело, дали Петьке отдельную квартиру. Тут бы ему и успокоиться, дух перевести, работать, как велят, женщину какую-нибудь завести, если не для женитьбы, так для серьезных отношений, так нет. Снова Петька мечется, опять ему больше всех надо, с начальством конфликтует, а женщин вообще сторонится.

И то сказать, ходили какие-то слухи насчет Петькиной женитьбы и последующего потом развода. Вроде бы жена такая стерва попалась, а теща – еще хуже, еле-еле Петька от них избавился. Это давно было, Дуся еще тогда здесь не работала. Он про это никогда не говорит, а Дуся не спрашивает – что соль-то зря на раны сыпать…

Сейчас Дуся поглядела на напарника и протянула ему через стол бутылку минералки.

– Охладись маленько, остынь!

Лебедкин плюхнулся на стул и одним богатырским глотком отпил полбутылки воды.

– Ух! – сказал он чуть бодрее. – И до чего же я не люблю с начальством общаться!

– Да кто же это любит-то… – философски заметила Дуся. – К сожалению, это не в наших силах, чтобы не общаться совсем… хотя хотелось бы… За что на этот раз он на тебя наехал?

– Ты не поверишь! – Лебедкин взмахнул руками, так что Дуся едва успела удержать бутылку. – Из-за девицы, что позавчера ограбили!

– Да с чего вдруг? – Дуся пожала мощными плечами. – Обычное дело, шла девушка одна, заскочил с ней в подъезд наркоман какой-то, дал по голове, вырвал сумку, да и убежал. Непонятно только, отчего она не сообразила задержаться в дверях, или уж отбилась бы как-нибудь, ведь не ребенок десяти лет, а взрослая женщина, пора бы уж поумнеть.

– Ага, ну я и говорю ему, что потерпевшая вроде бы не сильно пострадала, ну дали по голове, даже сотряса нет, и сумку в ближайшей урне нашли. А грабитель этот небось наркоман мелкий, и как его найти-то? Тем более она сама сказала, что денег там немного было, ну мобильник еще, конечно, всякие там дамские штучки. Так что денег ему на пару доз хватит, а мобилу уже толкнул по дешевке, и всего делов.

– А наш что на это сказал?

– Да что сказал… – вздохнул Лебедкин, – смотрит на меня глазами своими оловянными и молчит.

Дуся представила эту картину и невольно поежилась. Вроде бы после того, как прежний их начальник полковник Медведкин пошел на повышение и новый начальник вступил в должность, прошло уже довольно времени, а все никак не могут они к нему привыкнуть. Черт его знает, что он за человек, и вообще человек ли?

Это высказал как-то Петька в минуту слабости, и Дуся время от времени задумывалась: а может, ее напарник прав?

Потому что про начальника никто ничего не знал – кто он, откуда, сколько ему лет, женат или холост, а если в разводе, то который раз…

Секретарша Софья Павловна, которая с некоторых пор Дусю очень привечала, никогда про начальника не сплетничала, а Дуся не спрашивала, знала, что все равно ответа не получит. Да если честно, то Софья и сама-то толком ничего не знала.

Выглядел начальник подтянутым и моложавым – ни лишнего веса, ни мешков под глазами, ни морщин вокруг рта. Всегда чисто выбрит и аккуратно подстрижен, костюм недешевый и сидит отлично, галстук же довольно унылый, какой-то канцелярской расцветки. И, по наблюдению Софьи Павловны, галстуки и костюмы начальник все же менял, но обязательно на такие же точно.

Говорил начальник всегда негромким невыразительным голосом, и не поймешь даже, баритон у него или тенорок козлиный. Глаза, как метко выразился в свое время капитан Лебедкин, были у начальника совершенно оловянные, и лицо выразительное, как дверца холодильника. И такое же холодное.

Через некоторое время дружный коллектив решил, что лучше уж полковник Медведкин – тот по крайней мере орал что-то человеческим языком, хотя не всегда приличным.

– Ну, значит, молчит он, – вздохнул Лебедкин, – а я стою и жду, когда замерзать начну. А потом он и говорит, что с сегодняшнего дня у нас какой-то месячник борьбы с наркоманами. И что там, конечно, Наркоконтроль старается, но и мы со своей стороны должны проявить… в общем, что-то там проявить, углубить и улучшить.

– Понятно, – протянула Дуся сочувственно, – следовательно, попал ты, Петя, под раздачу.

– Такое мое счастье, – снова вздохнул Лебедкин и посмотрел искательно: – Дусь, а Дусь?

– Ну чего тебе? – Она нахмурила брови, но долго в таком виде не удержалась и улыбнулась. – Ладно, схожу поговорю с той девицей!

– Дуся, ты золото! – Капитан Лебедкин прекрасно знал, что Дуся умеет разговорить любого человека. И выяснить все, что нужно и важно. И не то чтобы будет сведения клещами из свидетеля тянуть или там иголки под ногти загонять, люди сами все ей расскажут и вспомнят все, что позабыли. У Дуси внешность располагающая, доверяют ей люди.

Дуся надела новое синее пальто, которое устроила ей по знакомству мамаша одного оболтуса, Дуся его спасла от верной тюрьмы.

Тринадцатилетний оболтус связался с плохой компанией, где все были старше его, идиоту было лестно, что с ним общаются такие взрослые ребята.

А ребята ограбили небольшой магазинчик и подставили оболтуса по полной программе, подсунули ему какие-то вещи, и все подельники дружно валили на него, так что светила парню колония всерьез и надолго, поскольку там еще и сторожа качественно приложили, он месяца два в больнице провалялся.

На допросах этот идиот молчал, играя в благородство, никакие уговоры на него не действовали. Сумела переубедить его только Дуся, как уже говорилось, ей люди доверяли.

Когда все закончилось, благодарная мамаша, работающая в бутике элитной одежды, устроила Дусе это пальто с большой скидкой.

Заказала его в свое время одна, мягко говоря, крупная, очень богатая дама, а потом ей что-то не понравилось, так что владелица бутика готова была пальто хоть даром отдать, потому как провисело оно порядочно и уже считалось моделью из прошлогодней коллекции.

Итак, Дуся причесалась перед крошечным зеркальцем и отправилась навещать потерпевшую Козлихину Алену Викторовну, которая вышла вчера из больницы и находилась дома, поскольку на работу ее еще не выписали, что и выяснил капитан Лебедкин посредством телефонного звонка.

Алена Козлихина жила недалеко, в блочном шестиэтажном доме рядом с метро.

Обойдешь станцию сзади, минуешь цветочные ларьки и крошечный магазинчик мобильных телефонов, нырнешь в проход между стройкой и задней стеной бани – и вот он, дом. Дуся работала в этом отделении несколько лет и успела изучить все окрестности.

Домофон звонил долго, потом отозвался слабый невнятный голос и спросил, кто там.

Дуся ответила как есть – из полиции.

Лифт не работал, пришлось подниматься на пятый этаж пешком, Дуся посчитала это полезной гимнастикой. Не то чтобы она хотела похудеть, нет, такая мысль никогда не приходила ей в голову, но все же, как говорят, физические упражнения полезны.

Дверь открыла девица в розовом длинном халате и босиком. Вид у нее был недовольный.

– Чего надо? – довольно грубо спросила она. – Чего вы все ходите? Я на больничном.

Дуся не обиделась на такое невежливое обращение, она вообще на людей не обижалась.

– Можно в квартиру пройти или тут будем разговаривать? – Она широко улыбнулась.

Расчет был верен, девица покосилась на дверь напротив и неохотно посторонилась. Дуся, придя на площадку, внимательно изучила все четыре двери квартир.

Одна была новая, заклеенная пленкой, стало быть, ремонт люди сделали и не живут пока. Другая дверь была, наоборот, старая и обшарпанная, чуть ли не жучками проеденная, такую не всегда и на помойке встретишь, и пахло из квартиры этой самой помойкой. Алкаши, значит, обитают, с такими не поговоришь, мозги и память давно пропили.

Третья квартира была потерпевшей – ну да, Лебедкин выяснил, что девица не снимает квартиру, живет в своей, а в последней квартире дверь была тщательно вымыта, даже ручка сияла, и коврик лежал хоть и старенький, но чистый. И сейчас Дусе послышалась какая-то осторожная возня за той дверью. Ясно, соседушка любопытная…

Девица повернула голову и поморщилась, прикоснувшись к волосам. Там, чуть выше виска, был налеплен пластырь, а вокруг засохла кровь.

Прихожая была темноватая и довольно захламленная, девица мотнула головой вправо, что означало – иди на кухню.

Дуся сняла пальто и повесила его прямо на крючок, даже плечиков не нашлось. И вешалка была старая, давно пора поменять.

На кухне был жуткий беспорядок, и зоркие Дусины глаза сразу определили, что это для хозяйки дело привычное. Сразу ведь видно, оттого не прибрано, что женщина заболела и из рук все валится, или же просто привыкла в таком кавардаке существовать.

Дуся и не думала никого осуждать, не ее это дело, она просто отметила про себя некоторые вещи.

– Зачем вы пришли? – спросила хозяйка, опустившись на стул. – Сказала же еще в больнице, что ничего не помню, этого паразита я не видела. Так что забудьте вы про это дело, и я поскорее забуду! Век бы не вспоминать…

– Не получится, – вздохнула Дуся, – ваше дело начальство взяло под персональный контроль, так что придется расследовать.

– Что это значит – под персональный контроль? – Девица подняла голову, и от резкого движения, видно, снова ей поплохело.

– Болит? – сочувственно спросила Дуся. – Сильно он вас приложил?

– Врачи говорят – несильно, – вздохнула в ответ девица и неожиданно предложила: – Кофе хотите?

– Хочу, – обрадовалась Дуся, давно уже приметившая на кухне вполне приличную кофеварку.

Не то чтобы она так уж хотела кофе, просто нужно было установить доверительные отношения с потерпевшей, а совместно выпитая чашка кофе этому очень способствует.

Пока девица заправляла кофеварку, Дуся сама вымыла две чашки и одну чайную ложку, второй не отыскала. И чашки разномастные: одна красивая, но старая уже, краешек отбит, а вторая новая, совсем дешевая, даже без рисунка.

Кофе, разлитый по чашкам, пахнул приятно.

Девица вдруг покачнулась и села на табуретку, которую Дуся присмотрела для себя. На кухне стояли два шатких стульчика на узких ножках, а вот табуретка была старая, с виду надежная.

Дусе вовсе не хотелось начинать доверительный разговор со сломанного стула, а эти явно ее веса не выдержат.

– Ты чего? – Она подбежала к потерпевшей. – Плохо, что ли? Только в обморок не падай!

– Да я ничего… – слабым голосом ответила та, – голова кружится, и в глазах темно.

– Рано тебя выписали! – рассердилась Дуся.

– Да ладно, у меня и раньше так бывало. Нечасто, правда. Нужно кофе выпить… полегчает.

– Это пожалуйста! – Дуся без труда перетащила девицу к столу, а сама завладела табуреткой. Не обманула та, выдержала ее вес.

– Тебе нужно непременно с сахаром… – Она оглянулась в поисках и нашла старую фарфоровую сахарницу с отбитой ручкой. Которая, однако, была совершенно пуста.

Дуся открыла шкафчик, но обнаружила там только полупустую бутылку подсолнечного масла и пакетик душистого перца, да еще пустую коробку из-под кукурузных хлопьев, из которой как раз выползал шустрый предприимчивый муравей.

– Там… в куртке, в кармане сахар есть… – прошелестела девица, так что Дуся пулей полетела в прихожую и нашла там куртку, которая брошена была просто на пол, поскольку оторвалась вешалка.

Дуся подняла куртку и без труда определила, что побывала она в больнице, только там могла впитать такой тоскливый запах.

Дуся потрясла куртку, и из кармана выпало несколько мелких монеток и три рекламных пакетика сахару, на которых было написано «Бар-Ракуда». И нарисована там еще голова сердитой зубастой рыбы.

Дуся честно поделила сахар пополам, хотя сама любила, чтобы послаще.

После кофе девица малость порозовела и перестала клониться набок.

– Меня Дусей зовут! – сообщила оперативница, ненароком взглянув на часы.

Пора приступать к разговору, время не ждет.

– А меня Алена, – вздохнула потерпевшая, – спрашивай уж, раз пришла. Только я ничего не помню.

С предварительными вопросами разобрались быстро.

Алена жила одна, в этой вот квартире, которая досталась ей после смерти бабушки три года назад. Окончила после школы Колледж коммунального хозяйства, но по специальности работу не искала, а было там секретарское отделение, так вот и решила пока так перебиться.

Работает она секретарем в нотариальной конторе, что находится на проспекте в двух остановках отсюда. Очень удобно, не нужно много времени на дорогу тратить.

– Вот тут написано… – Дуся полистала запись первичного допроса, которую взяла с собой, – что напали на тебя примерно в девять тридцать, и вызов в «Скорую» тогда же зафиксирован. А где ты до этого была? Время-то позднее!

– Да на работе! – слишком поспешно, на Дусин взгляд, ответила Алена. – Изабелла задержала, велела документы перепечатать.

Далее выяснилось, что Изабелла – помощник нотариуса Семибратова, и Алена дело имеет только с ней, та работу требует и вообще строгая очень, никогда навстречу человеку не пойдет.

Перешли, собственно, к нападению. Тут Алена вообще ушла в глухую несознанку – ничего не помню, ничего не видела, ничего не слышала, очнулась только, когда Вера Ивановна, соседка, трясет и зовет: «Алена, Алена, что с тобой, жива ли?»

Но не тот человек была Дуся Самохвалова, чтобы уйти ни с чем. Она точно знала, что потерпевшая что-то скрывает. Точнее, недоговаривает. Может быть, ерунда какая-то, к делу вовсе не относится. А может – что-то важное.

– В сумке что у тебя было? – деловито спросила она. – Деньги, документы?

Выяснилось, что документов в сумке не было и денег не так чтобы много. Косметику, конечно, жалко, мобильник опять же… А ключи Алена всегда в кармане носит.

– Это правильно, – одобрила Дуся и задала следующий, заранее заготовленный вопрос.

Алена отвечала, что никого в подъезде она не встретила, а лифт не работал, что ее совершенно не удивило, потому что он вечно ломается. И если утром, так еще ничего, мастер приезжает, а вечером – так до утра лифт и стоит, так что приходится пешком ходить.

И вот поднялась она и только достала ключи, чтобы дверь квартиры открыть – как сзади удар, и больше она ничего не помнит.

У Дуси в голове тут же возникла мысль, что если лифт не работал, то для чего грабителю было тащиться за Аленой на пятый этаж, мог бы и на первом сумку вырвать, раз уж в подъезде никого не было.

К тому же и не всякий наркоман сумеет до пятого этажа подняться, иной бы и на третьем спекся. А этот, видишь, по голове Алене дал, да еще и убежать сумел. Правда, вниз – это не наверх, но все равно этот наркоман в неплохой физической форме.

Она взглянула на вновь побледневшую Алену и решила прощаться, посоветовав той полежать, авось полегчает.

Услышав, как щелкнул замок, Дуся не спешила уходить. Она посмотрела на дверь напротив, которая тут же отворилась, как будто повинуясь ее приказу.

На пороге стояла бодрая такая старушенция с аккуратно завитыми седыми волосами, подкрашенными фиолетовыми чернилами (Дуся знала, потому что так когда-то делала ее бабушка). У ног старухи отирался рыжий котище устрашающих размеров с самой разбойничьей мордой.

– Хорош! – одобрила Дуся.

– Это вы будете из милиции? – по старой памяти спросила старуха, оглядев Дусю.

– А это вы будете Вера Ивановна Пищикова? – в ответ поинтересовалась Дуся, у нее была отличная память на имена и фамилии, раз прочитает в протоколе – ни за что не забудет.

Старуха молча посторонилась, и кот удалился в глубь квартиры, ступая мягко, но с достоинством.

– Чаю? – спросила старуха.

– Да я уж вроде кофе напилась… – сказала Дуся, осознав, что время все-таки поджимает, и у нее, кроме этого дела, за которое вообще Петька отвечает, своих дел полно.

– Знаю я, какой там у Алены кофе, – отмахнулась старуха, – небось и сахару-то нету… А я тебе к чаю вон печенья дам.

Печенье было дивно вкусное, рассыпчатое, с маком и корицей, Дуся съела четыре штуки, но тут чашка опустела.

– На работу не торопишься? – спросила старуха.

– Тороплюсь, – честно ответила Дуся, – так что давайте коротко.

– Ну что тебе сказать? Алена – девка неплохая, но без царя в голове, и ума у нее немного, – старуха сразу взяла быка за рога, – когда бабушка ее умирала, просила меня за Аленой присматривать. Вот и стараюсь по мере сил… – тут она тяжело вздохнула, – да не очень получается. Хотя… вот ты слушай.

Значит, сижу это я, телешоу смотрю, а тут Барсик чего-то забеспокоился. Он у меня такой умный и вроде собаки все чует, что на площадке творится. Особенно в Алениной квартире, потому что раньше-то он там жил, у бабушки ее.

Ну когда бабушка умерла, то Алена кота, конечно, оставила, только она целыми днями на работе, а он скучает. Болеть даже начал, она и говорит, тетя Вера, возьмите его к себе. А я что? Да ради бога, раз такое положение создалось. Мы с Барсиком ладим хорошо, только он всегда реагирует, когда там дверь скрипнет или шаги раздаются.

Ну, тут и я слышу возню какую-то, а потом вроде крик и упало что-то. Я дверь-то открыла – батюшки мои, что делается! Алена на полу лежит, кровь у нее из головы течет, и мужик какой-то ключи у нее из рук рвет. Я как заору, да только поздно, схватил он сумку, да и дал деру. А я к Алене подошла, кричу, за плечи ее трясу, она глаза открыла мутные такие… Я усадила ее тут же на полу, да и в «Скорую» звонить. Те быстро приехали, даже удивительно…

– Это же выходит, что он ее в квартиру затащить хотел… – медленно сказала Дуся, – раз ключи схватил. А там уж сделал бы что хотел… Так что, Вера Ивановна, считайте, что вы ее спасли, не зря соседке своей слово давали, что присмотрите за внучкой…

– Господи! – старуха перекрестилась.

– Мужик этот из себя какой был? Не запомнили?

– Не разглядела, – с сожалением отвечала старуха, – так вроде росту среднего, худощавый, куртка не то серая, не то черная, вроде бы блондин… а может, седой… нет, не узнаю его…

– Ладно, спасибо вам, пора мне уже.

Проводив свою напарницу, капитан Лебедкин присел за свой стол с твердым намерением разобраться наконец с бумагами, которые заполонили уже не только стол, но и подоконник, и даже валялись на полу, за что Дуся его поругивала.

Лебедкин расчистил место на столе, утвердился на нем локтями и мрачно уставился в окно.

За окном шел дождь, и видны были мокрые крыши соседних домов и лужи на тротуаре.

Лебедкин малодушно отложил рапорт, который нужно было составить в первую очередь, и решил выпить кофе для бодрости и просветления мозгов. У Дуси была в столе банка растворимого, он это точно знал. И вот, когда он вышел в коридор с чайником, чтобы набрать воды, возле самого туалета его перехватил дежурный Коля Еропкин.

– Петя, тут к тебе женщина пришла, – подозрительно довольным голосом сообщил он.

– Какая еще женщина? – попятился Лебедкин, пытаясь прошмыгнуть в туалет, но Еропкин сделал ловкий хоккейный финт и не дал двери открыться.

– Ну баба какая-то чокнутая, – Еропкин наклонился и зашептал: – с заявлением, вроде бы у нее пропал кто-то.

– Кто – муж? Или хахаль? Так тогда чего искать-то, сам придет, когда нагуляется…

– Вот и я о том же! – обрадовался Еропкин. – Так что ты быстренько ее отфутболь, а то все заняты, один ты по коридору гуляешь, сразу видно, делать тебе нечего.

Проклиная себя за то, что не вовремя поперся за водой, Лебедкин понял, что ему не отвертеться. Не пошлешь же дежурного куда подальше, он все же лицо официальное.

– Ну, давай ее ко мне в кабинет! – И, махнув рукой на кофе, побежал вперед, чтобы хоть бумаги с пола прибрать.

Через две минуты в дверь постучали.

Будь на месте Дуся, она бы сразу определила все по этому стуку. Лебедкин же таким умением не обладал, так что только порадовался, что стук робкий, нерешительный.

Не любил он горластых теток, которые тут же начинают орать и требовать чего-то. Или еще плакать начнут. Вот рыдающих женщин капитан Лебедкин просто не переваривал. Равно как и орущих визгливыми голосами. Вот у его бывшей тещи был голос! Любая циркулярная пила позавидует, а болгарка так просто отдыхает… Или вот еще дрель… да если сверло прямо в мозг…

– Можно войти? – послышался тихий испуганный голос.

На пороге стояла женщина. Лет сорока, как навскидку определил капитан Лебедкин, а может, и больше. Скромного такого вида, незаметного.

Впрочем, Лебедкин не приглядывался, хоть Дуся не раз призывала его не стесняться и смотреть женщине в глаза, разглядеть ее как следует. Первое впечатление – самое верное, говорила она. Но Лебедкин не хотел разглядывать женщин, он их сторонился. Хотя при его работе это затруднительно. Или вот как с этой – ясно же, что не укусит, сама его боится.

– Проходите! – Он хотел сказать это сухо и строго, чтобы сразу стало понятно, что капитан – человек исключительно занятой и по пустякам его беспокоить не следует.

Но строго не получилось, потому что по характеру Петя Лебедкин был человек мягкий и от этого часто страдал, потому как лишняя мягкость при его работе только мешает.

Женщина прошла в крошечный кабинетик и села на шаткий неудобный стульчик.

Был в кабинете еще один стул – большой, удобный, устойчивый, но его сделали по спецзаказу, точнее, в подарок Дусе, и она никому не разрешала на нем сидеть, даже начальнику отделения, если бы пришло ему такое в голову.

– Слушаю вас! – Капитан положил перед собой стопку бланков, от чего взгляд у женщины стал еще более испуганный.

– Понимаете… – голос у нее дрогнул, и она опустила глаза, – просто не знаю, что делать…

Капитан Лебедкин рассердился. У него дел невпроворот, а эта тут рассусоливает. А он даже кофе не выпил и рапорт не начинал. И Дуся куда-то пропала…

Тут он вспомнил, что сам же упросил Дусю сходить к потерпевшей по его делу, и устыдился. А посему посмотрел на женщину более приветливо, отчего она приободрилась, глубоко вдохнула довольно-таки спертый воздух кабинета и выпалила:

– У меня сестра пропала!

Ага, значит, все-таки сестра, а не муж и не хахаль, с некоторым удовлетворением отметил Лебедкин. С другой стороны, если муж загулял, то можно тетю и отправить с богом – сидите, мол, гражданка, дома и убирайте квартиру к приходу мужа. Можете еще обед приготовить, так время и пройдет. А если сестра, то все сложнее. Хотя сестричка, может, тоже порядочная пройда…

– Давайте излагайте по порядку! – посуровел он. – Паспорт у вас имеется?

По паспорту звалась пришедшая Анной Игоревной Воробьевой, проживала в городе Дальнереченске, лет от роду имела тридцать восемь, чему капитан Лебедкин немало удивился, поскольку тетка выглядела, на его взгляд, намного старше. Забитая какая-то, изможденная. А может, больная…

– Слушаю вас! – сказал капитан, аккуратно записав в блокнот данные паспорта. – Во-первых, как вы в нашем городе оказались, зачем сюда приехали…

– Я приехала к сестре, она пригласила погостить. Понимаете, мы раньше как-то… в общем, она написала, а я ответила… не сразу правда, письмо долго в ящике провалялось… а потом я прочитала, ну пока мы с ней списались, потом созвонились… она мне и говорит, приезжай, поживешь в бывшей родительской квартире… там никто не живет уже несколько лет…

– Почему? – вклинился Лебедкин, чтобы остановить этот бессвязный и невразумительный поток слов.

Пока что он ничего такого не заподозрил. Ну в растерянности женщина, тем более из другого города приехала, порядков наших не знает. Оттого и нервничает. А может, они с сестрой просто разминулись? В метро там или в магазине, или где еще они были.

– Почему квартира пустая? – спросил он.

– А? – Женщина глянула на него осмысленно. – А отец умер пять лет назад.

– А мать?

– А мама еще раньше умерла. И она тоже.

– Кто – она? – капитан украдкой взглянул на часы.

– Ну… она, его вторая жена…

Услышав про вторую жену, Лебедкин затосковал. Сейчас она начнет долго и нудно рассказывать про все семейство – кто кого бросил, кто на ком женился в незапамятные времена, перечислять детей от первого брака, племянников и соседей… ох, тоска…

– Значит, вы приехали в наш город и поселились в бывшей квартире родителей…

– Я только одну ночь там провела, а утром мы договорились встретиться со Светланой.

– Это сестра? – понятливо уточнил Лебедкин.

– Ну да, Светлана Игоревна Чекан. Это по мужу она Чекан, – заторопилась тетя, – по мужу. Только она с ним развелась. Ну и я тоже…

«С этим же Чеканом?» – хотел ехидно поинтересоваться капитан, но с трудом удержался.

– Из-за этого все и получилось… – продолжала Воробьева, – Светлана была одинока, я тоже… она и пригласила меня пожить, место ведь есть… квартира эта самая…

– Ну и что дальше было? Приехали вы… – Капитан, уже не скрываясь, посмотрел на часы.

– Да, приехала, Светлана меня встретила… знаете, я ведь ее сразу узнала…

– То есть как? – Лебедкин вздрогнул. – Что значит – сразу? Вы что, ее никогда не видели?

– Да… – В глазах Воробьевой мелькнула растерянность. – Получается, так. Дело в том, что мы даже не знали о существовании друг друга.

– Гражданочка! – Капитан постучал по столу шариковой ручкой. – Вы вообще-то в отделении полиции находитесь, так что излагайте свое дело внятно и понятно! Что значит – никогда родную сестру не видели? Вас что – в детстве выкрали?

Гражданка Воробьева вздрогнула и посмотрела затравленно.

– Я… простите, я не сказала… Мы со Светой сводные сестры, по отцу. Понимаете, он маму бросил… мне всего три года было. А мама гордая очень была, не стала на алименты подавать… в общем, выбросила его из нашей жизни.

Лебедкин вздохнул: вот и начинается натуральный мексиканский сериал – брошенные жены, украденные дети…

Но посетительница, очевидно, взяла себя в руки и заговорила быстрее:

– Все было хорошо, Светлана так приветливо меня встретила, привезла в эту квартиру и оставила. Она уезжала куда-то по делам и сказала, что назавтра с утра мы встретимся, она мне город покажет, и вообще узнаем друг друга… Она так торопилась, даже перчатки у меня забыла…

Анна закрыла глаза и увидела эти самые перчатки, очень красивые. Светлой тонкой кожи, по которой змеился сложный рисунок, и крошечная пуговка. Эти перчатки были последним радостным воспоминанием, потому что утром начался форменный кошмар.

Она встала рано, да и спала плохо, как всегда на новом месте, позавтракала, умилившись, что Светлана даже холодильник заполнила продуктами, и квартира в полном порядке, хотя и не жили в ней давно.

Заботливая у нее сестра, они непременно подружатся. С этой радостной мыслью Анна собралась и стала ждать звонка Светы.

Но время шло, вот уже полдень миновал, а телефон молчал.

Анна не выдержала и набрала номер Светланы.

Женский жестяной голос ответил, что телефон выключен.

Ну все ясно, забыла поставить на зарядку. Надо же, она сама тоже вечно забывает это сделать! Ну, подождем еще…

Но прошло еще полтора часа, еще два, а телефон молчал.

Анна проверяла его каждые пятнадцать минут, таскала с собой всюду. От Светланы не было ничего. Тогда Анна вспомнила, что где-то у нее был номер стационарного телефона квартиры сестры.

Ну да, та дала ей два номера – и мобильный, и домашний.

Дрожащими руками Анна набрала второй номер, но ответом ей были длинные гудки.

Светлана не брала трубку. Или ее нет дома. Но отчего тогда выключен мобильный?

Анна снова взглянула на часы, потом на свой молчащий телефон.

Да что же это такое?

Если Светлана не хочет с ней знаться, зачем было вызывать ее сюда? Зачем было выдергивать из привычной, устоявшейся жизни, чтобы заставить сидеть здесь в ожидании ее звонка?

Тут она вспомнила эту свою «устоявшуюся жизнь» и горько улыбнулась. Эта жизнь не вызывала в ее душе ничего, кроме глухой тоски, унылой и утомительной, как зубная боль… косые взгляды знакомых, одинокие вечера у телевизора… ужасная скука постоянно… вот уж о чем она никогда не будет жалеть!

Откуда-то из подсознания всплыло выражение «зубная боль в сердце»… это как раз о той ее жизни!

Анна встала, сжала руки в кулаки, прошла взад-вперед по комнате, как зверь по клетке, снова села, который уже раз взяла свой телефон и набрала номер Светланы.

И снова из трубки потянулись тоскливые, безнадежные гудки, и мобильник отвечал тем же противным голосом, так что Анне захотелось придушить его обладательницу, если бы не была она роботом.

Нет, что-то здесь не то…

Если бы Светлана была просто занята, если бы ей было сейчас не до провинциальной родственницы – она уж как-нибудь дала ей это понять. Позвонила, сообщение прислала – так, мол, и так, сейчас не могу, отложим встречу. Ну как все нормальные люди делают.

Анна тут же усмехнулась горько. Когда она общалась с нормальными людьми? За последний год, пожалуй, ни разу. Все окружающее ее напоминало страшный сон, долгий, длящийся почти год. И только после письма сестры появилась в ее жизни слабая надежда, что все изменится к лучшему. И вчера она легла спать почти счастливая. И вот, пожалуйста, все опять рухнуло.

Она не нужна никому, и сестре тоже не нужна. Светлана просто не отвечает. Просто не берет телефон.

Но, может быть, с ней что-то случилось? Может быть, она попала в аварию и лежит сейчас в больнице без сознания? Или у нее сердечный приступ, и она дома, и некому ей помочь?

Анна из последних сил цеплялась за мысль, что с ней все еще не так ужасно. И сестра не пострадала сильно, просто не может позвонить.

Анна вскочила. Она больше не могла ждать, ей нужно было что-то делать…

Но что делать?

Единственное, что пришло ей в голову, – поехать домой к Светлане, взглянуть на нее, убедиться, что с сестрой все в порядке…

Мысленно назвав эту малознакомую женщину сестрой, Анна вздрогнула. Это звучало так странно, так непривычно… но ведь они и правда сестры, пусть не родные. И выходит, что у нее во всем мире никого нет ближе Светланы…

Значит, нужно ехать к ней. Ехать немедленно.

В первый момент Анна испугалась, что не знает адреса Светланы, но тут же вспомнила про ее письмо, которое лежало в сумочке. Там наверняка есть обратный адрес…

Она схватила свою сумочку, залезла в нее и почти сразу нашла смятый, потертый на сгибах конверт.

Вот он – адрес Светланы: Поклонногорская улица, дом четыре, квартира пятнадцать…

Денег у нее было мало, но сейчас волей-неволей пришлось взять такси – не оттого, что она спешила, а чтобы не искать эту злосчастную Поклонногорскую улицу. Ведь она совсем не ориентировалась в большом городе.

Такси привезло ее в зеленый район рядом с большим лесопарком.

Дом был окружен кованой оградой, на въезде был шлагбаум, и таксист высадил Анну перед ним:

– Вот этот дом, а внутрь меня не пустят.

Анна расплатилась строго по счетчику и направилась к шлагбауму.

Возле шлагбаума была стеклянная будочка, в ней сидел мрачный мужчина с обвислыми усами, в черной униформе охранника. В глазах его читалась застарелая скука.

– И куда же мы идем? – спросил он Анну, выглянув из своего аквариума. – И куда же мы торопимся?

– К сестре, – ответила та и собралась было с деловым и безразличным видом пройти мимо.

– Эй, стой, я с тобой еще не закончил! – Охранник повысил голос. – К какой такой сестре?

Анна хотела было возмутиться – что это он к ней обращается на «ты» – но решила не усложнять свое положение и назвала фамилию Светланы и номер квартиры.

Охранник солидно кивнул, достал какой-то голубоватый разграфленный лист – видимо, список жильцов, – повел по нему толстым прокуренным пальцем и солидно проговорил:

– Есть такая… сейчас мы узнаем, ждет ли она вас…

«Ну хоть на «вы» перешел!» – подумала Анна, но тут увидела, что из подъезда вышла женщина в бежевом расклешенном пальто.

Да это же она, Светлана!

– Вот она, моя сестра! – выпалила Анна, перегнулась через шлагбаум и крикнула:

– Света!

Но та ее не услышала и скрылась за углом.

– Да пропустите же меня, она уже уходит! – Анна раздраженно повернулась к охраннику.

Тот что-то недовольно проворчал, но все же нажал кнопку, открыв металлическую калитку рядом со шлагбаумом.

Анна прошмыгнула через калитку, направилась к дому, и в этот самый момент из-за угла выехала красная машина. Та самая машина, на которой Светлана встретила ее с поезда.

Анна метнулась обратно, чтобы перехватить машину, но шлагбаум уже открылся, машина выкатила мимо нее на улицу, и Анна успела разглядеть только женский силуэт на водительском месте. А еще она успела заметить номер машины – три шестерки, число дьявола…

Конечно, это была Светлана.

– Вот черт, не успела… – пробормотала Анна, вслед за машиной пройдя под шлагбаумом.

Охранник весьма ехидно посмотрел на нее. Или, может, Анне это только показалось.

Красная машина притормозила на ближайшем перекрестке, и тут, под влиянием внезапного порыва, Анна вскинула руку. Рядом с ней тут же остановилась неказистая машина болотного цвета.

Анна распахнула дверцу, плюхнулась рядом с пожилым водителем.

– Куда едем? – осведомился тот.

– Вон за той красной машиной! – выпалила Анна.

Водитель уже открыл рот, чтобы что-то спросить, но Анна опередила его:

– Вот только не надо никаких лишних вопросов! Поезжайте за той машиной, и все!

– Как скажешь… – протянул водитель с обидой.

«Ну почему сегодня все со мной на «ты»…» – подумала Анна, но тут же увидела себя глазами этого водителя и охранника – глуповатая растерянная провинциалка, бедновато и немодно одетая. Да уж, к таким в большом городе относятся неуважительно.

Анна отбросила эту мысль как несущественную.

Более существенным был другой вопрос: зачем она поехала за Светланой.

Ясно же, что ее новообретенная сестра жива и здорова, а раз она не отвечает по телефону, значит, просто не хочет ее видеть, скрывается от Анны… но какого черта? Ведь она сама ее пригласила в Петербург, встретила, поселила в этой своей квартире… и говорила вчера с ней так ласково, так приветливо… что же после этого случилось? Почему она не выходит на связь?

Красная машина тем временем свернула на проспект, проехала еще немного и остановилась на парковке перед торговым центром.

– Ну куда теперь? – осведомился водитель.

– Сейчас, одну минутку…

Дверца красной машины открылась, Светлана вышла и направилась ко входу в торговый центр.

Анна сунула водителю купюру, выскочила из машины.

– Эй, добавить бы надо! – крикнул вслед ей водитель.

– Обойдешься, ехали всего ничего! – отмахнулась Анна, устремившись вслед за сестрой.

В торговом центре было совсем немного людей, и она сразу увидела бежевое пальто Светланы. Сестра ехала на эскалаторе на второй этаж центра.

Анна торопливо пересекла холл, шагнула на эскалатор и пошла по нему, расталкивая людей и извиняясь.

Нагнать Светлану на эскалаторе она все равно не успела, та доехала до второго этажа и пошла по коридору, потом свернула в обувной магазинчик.

Анна последовала за ней, сразу увидела бежевое пальто перед стойкой с туфлями, подошла и проговорила, переводя дыхание:

– Света, еле тебя догнала!

Сестра не повернулась к ней, никак не отреагировала на ее голос, даже не шелохнулась.

– Света? – повторила Анна уже не так уверенно и дотронулась до рукава бежевого пальто.

Женщина обернулась, удивленно посмотрела на Анну.

Анна попятилась.

Это была не Светлана.

Другой разрез глаз, незнакомая складка у губ, незнакомый, удивленный и недовольный взгляд.

Конечно, она была похожа на сестру, такой же силуэт, такие же волосы, опять же это бежевое пальто, несомненно, точно такое же, как то, что было на Светлане… неудивительно, что Анна издали перепутала ее с сестрой…

Перепутала? Но ведь эта женщина вышла из того самого дома, в котором живет Светлана, из того самого подъезда и села в такую же точно красную машину… да нет, не в такую же, а в ту же самую – ведь Анна разглядела номер этой машины, три шестерки, точно такой номер был на машине Светланы…

Все эти мысли промелькнули в голове Анны в долю секунды.

– Что такое? – удивленно спросила женщина в бежевом пальто. – Вы что-то хотели спросить?

– Нет… простите… я обозналась… – пролепетала Анна. – Я приняла вас за свою знакомую…

– Бывает! – ответила женщина с едва заметной насмешкой в голосе.

И тут Анна заметила еще одну деталь.

Перчатки.

На руках у этой женщины были точно такие же перчатки, как у Светланы. Светло-бежевые, в тон пальто, удивительно тонкие, облегающие руку, как вторая кожа. По их поверхности змеился едва заметный рисунок, а на запястье сверкала крошечная пуговка.

Точно такие перчатки, как на Светлане. А ведь Светлана с плохо скрытой гордостью сказала, что вторых таких перчаток в Петербурге нет, она привезла их в прошлом году из Италии. Нашла в крошечной мастерской, где их шили на заказ. Так, может, это те самые перчатки?

Неувязка только в том, что перчатки остались в той квартире, где поселилась Анна. Светлана их забыла, когда уходила от нее… Очень торопилась.

– Бывает! – повторила незнакомка и отвернулась от Анны, повернулась к стойке с обувью.

Продавщица издалека смотрела с легким подозрением, и Анна поняла, что еще немного – и она вызовет охрану.

В зеркальной витрине она увидела свое отражение – заполошная, испуганная, бедно одетая тетка, вот именно – не женщина, не дама, а тетка, взгляд совершенно дикий, волосы взлохмачены.

Да, немудрено, что продавщица насторожилась. Такие сомнительные личности, как Анна, в дорогой бутик вообще не заходят и к солидным покупательницам не пристают.

Анна выпрямила спину и поскорее вышла из магазина, отошла подальше и спустилась на первый этаж, чтобы выйти на улицу.

Она была растеряна.

Что произошло? Неужели она просто обозналась, приняла за Светлану похожую на нее женщину?

Нет, это было не простое сходство.

Незнакомка была одета в такое же пальто, как сестра, у нее была такая же прическа. Допустим, это может быть совпадением. Но она вышла из того же дома, где жила Светлана, и села в ее машину…

Да, автомобиль был не просто похожий, это была именно та самая машина, на которой Светлана встретила сестру на вокзале и привезла в ту квартиру. Ведь Анна ехала в том авто, она отлично помнит удобные кожаные сиденья и чистый салон, пахнущий свежестью и дорогой кожей.

Кстати, от незнакомки пахло Светланиными духами, Анна очень хорошо запомнила запах.

И еще один необъяснимый факт.

Перчатки.

На этой незнакомке были точно такие же перчатки, как на Светлане, – но Светлана забыла свои перчатки, уходя позавчера, они лежат у Анны в квартире на полочке под зеркалом.

Это было невозможно объяснить.

Анна почувствовала, как виски сжало железным обручем. Ну вот, вернулись головные боли.

Надо же, а она думала, что они остались в прошлом, и доктор говорил ей, что они пройдут со временем, нужно только иметь терпение и ждать. И еще нужно изменить свою жизнь, переехать в другой город, поменять работу, найти новых друзей, изучить что-то новое, хобби заиметь, что ли… И тогда все потихоньку придет в норму.

Анна тогда только усмехнулась про себя. Хорошо доктору давать советы. Переехать в другой город – ну надо же! И кто, интересно, ее там ждет с квартирой и работой? У нее и профессии-то толком никакой нет. Найти новых друзей – да кому она нужна, кому интересна?

Ну работу она тогда поменяла, конечно, поскольку с прежней ее уволили. Но ничего не изменилось – то же одиночество, те же вечера перед телевизором, та же тоска…

И вот, когда пришло письмо Светланы, она поверила, что жизнь ее может неожиданно измениться. И пока она готовилась к отъезду, головные боли ушли, за месяц ни разу не стискивал голову железный обруч, как будто она живет не в двадцать первом веке, а тысячу лет назад и ее пытает в своих застенках святая инквизиция.

Ничего не изменилось, не получилось изменить свою жизнь.

Анна почувствовала ужасную слабость и побрела к себе. То есть в ту квартиру, куда поселила ее сестра. Деньги нужно было экономить, поэтому она долго ехала на автобусе, вышла по ошибке на две остановки раньше, и когда подошла к дому, уже ничего не соображала от боли.

Остаток дня она провела в полузабытьи, наглотавшись таблеток, которые не помогали.

Однако таблетки позволили заснуть.

Спала Анна долго, а проснулась довольно бодрая, да еще от кофе в голове прояснилось.

Анна раньше и не пила такой кофе, дорогой очень, но правда ароматный и бодрящий.

Во сне она видела сестру. Ту самую Светлану, которая писала ей письма, слала сообщения, которая встретила ее радостно на вокзале и обещала помочь. Пробудила в ее душе надежду.

«Ведь это все было на самом деле, – сказала сама себе Анна, – ведь я же не придумала это все. Не мог человек так измениться за одну ночь. И я точно знаю, что та женщина, которую я видела в бутике, – не моя сестра. А с сестрой что-то случилось плохое, я это чувствую… Нужно что-то делать».

Капитан Лебедкин мрачно уставился на свою визави, которая вот уже минут пять сидела молча, с остановившимся взглядом, уставившись на какую-то невидимую точку у него на столе.

И что она там нашла, интересно знать? Чернильное пятно?

– Гражданка Воробьева, – начал он осторожно, – вы говорить дальше будете? Что там такое с сестрой вашей приключилось?

– А? – Анна Воробьева вскинула на него совершенно растерянные глаза. – Понимаете… она… она – не она…

– Что-о?

– Я знаю, вы мне не поверите, но утром Светлана не позвонила, а когда я приехала к ней домой, то увидела, как она садится в машину… и потом, в магазине я подошла, а это и не она совсем…

– Ну обознались, с кем не бывает! – Лебедкин обрадовался, что все так разрешилось удачно.

Сейчас он выпроводит эту растелепу и займется наконец рапортом, который лежит у него на столе.

Но не тут-то было.

– Как вы не понимаете? – вскинулась Воробьева. – Ведь это была совсем другая женщина! В ее квартире и на ее машине!

– Та-ак… – протянул капитан Лебедкин.

Вот только этого ему сейчас и не хватало – психованной в кабинете. И хоть бы Дуся была рядом, она бы запросто сумела с ней договориться, Дуся вообще с любым человеком договориться может. Так нет, вот когда она нужна – то ее и нет.

Тут он вспомнил, что сам упросил Дусю пойти побеседовать с потерпевшей, и еще больше расстроился. И вот что теперь делать?

Нельзя сказать, что такое в его практике впервые.

Всякие люди попадались. Жаловались, что соседи запускают к ним по ночам через вентиляцию газ «Черемуха» или облучают неизвестными науке волнами. Или что инопланетяне в образе зелененьких человечков внушают им опасные мысли. Один чудак привязывался на ночь к батарее и надевал собственноручно сделанный шлем из фольги. В общем, психи – вещь не редкая. Но капитан Лебедкин не слишком умел с ними обращаться. Вот Дуся… Но Дуси нет.

Думая об этом, Лебедкин забыл про свое лицо, на котором всегда все было написано крупными буквами.

Не зря напарница Дуся его предупреждала: «Петя, при разговоре следи за лицом своим!»

Все не впрок пошло, потому что гражданка Воробьева, очевидно, прочитала на его лице все, что он о ней думает.

Она потрясла головой, потом вскочила с места, с грохотом опрокинув стул.

– Вы! – В голосе ее слышались слезы. – Вы… – И она выскочила из кабинета, прижав к груди сумочку.

– Гражданочка! – воззвал Лебедкин, которому стало не то чтобы стыдно, но некомфортно. – Погодите же!

– Ну что, Петя, – спросил появившийся в коридоре Еропкин, – разобрался с теткой? Вижу, что спровадил, это правильно. Давно нужно было спровадить. Только время отнимает.

– Да больная она на всю голову! – с сердцем ответил Лебедкин. – Пургу какую-то гонит!

– Как бы жаловаться не пошла по начальству, – опасливо сказа Коля, – а впрочем, эта не пойдет.

Всем в отделении было известно, что у Еропкина в этом смысле глаз-алмаз, сразу человека видит. И если сказал, что тетка жаловаться не пойдет и больше в отделение не явится – стало быть, так оно и есть.

Но отчего-то на душе у капитана Лебедкина остался от разговора неприятный осадок. И хоть бы Дуся скорее вернулась…

Дуся в это время сердечно распрощалась с толковой свидетельницей, вышла на площадку и огляделась.

Судя по всему, вот здесь, в этом крошечном закутке у лифта, неизвестный злоумышленник поджидал Алену Козлихину.

Лифт не работал, так что никто не мог его видеть.

Дуся осмотрела пол и стены, ничего не нашла, кроме застарелой грязи. Ну да, видно, что уборщица сюда редко заходит.

Спрашивается, что она, Дуся, тут делает? Что она здесь надеется найти?

Вряд ли тот тип, который напал на Козлихину, оставил здесь какие-нибудь улики, которые приведут к нему следствие…

Да вообще, большинство таких нападений оказываются нераскрытыми. И начальство это прекрасно знает. Но, видите ли, у них сейчас проходит месячник борьбы с наркоманией, и непременно нужно отчитаться перед своим верхним начальством…

Дуся вздохнула и пошла вниз, а, выйдя из подъезда, еще раз безнадежно огляделась по сторонам.

И тут увидела через дорогу от места преступления яркую вывеску.

На вывеске была изображена большая хищная рыба с полной пастью острых зубов, и разноцветными светящимися буквами было написано название заведения:

«Бар-Ракуда».

Дуся вспомнила, как пила кофе на кухне потерпевшей Козлихиной.

У той сахарница оказалась пустой, и она дала Дусе пакетик с такой же картинкой, пакетик из этого самого заведения – «Бар-Ракуда».

Значит, Алена заходила в это заведение. И очень может быть, что заходила она сюда именно в тот день, когда на нее напал неизвестный наркоман.

Или вовсе не наркоман.

А говорила, между прочим, что в тот день ее на работе задержали, оттого только в полдесятого вернулась.

Ну это мы еще проверим, а вообще-то похоже, что сахар она накануне взяла, иначе давно бы уж его в кофе положила. Правду соседка говорила, несерьезная девка эта Алена – в доме грязища, в холодильнике мышь удавилась, в буфете одни муравьи, сахару и то нет…

Во всяком случае, стоит зайти в этот бар и попытаться разговорить местный персонал. А именно это – разговорить людей – Дуся умела лучше всех. Может быть, кто-нибудь вспомнит Алену…

Дуся подошла к двери бара, привычным жестом пригладила свои волосы (это было все равно что пытаться пригладить проволочную щетку, какой отдирают старую краску от днища лодки или от двери сарая) и вошла в заведение.

Было еще рано, и посетителей в баре было немного. Но все эти немногие тут же уставились на Дусю.

Дуся этому ничуть не удивилась, она давно привыкла к такому повышенному вниманию к своей персоне, жизнерадостно улыбнулась и неторопливо проследовала к стойке бара.

За стойкой стоял тощий долговязый парень с серебряной серьгой в ухе и прилизанными темными волосами. Как и все остальные, он не сводил с Дуси восхищенного взгляда.

Дуся влезла на высокий табурет, положила локти на стойку и, лучезарно улыбнувшись бармену, проговорила:

– Кофе, пожалуйста!

Бармен громко сглотнул, откашлялся и выпалил скороговоркой:

– Эспрессо-капучино-американо-ристретто-макиатто?

– Американо, без молока, с сахаром!

Бармен быстро соорудил ей кофе, поставил перед ней чашку и взволнованно проговорил:

– За счет заведения.

– Вот спасибо-то! – Дуся улыбнулась еще шире, отчего бармен чуть не уронил бокал, которым занял руки.

– Могу я еще чем-нибудь помочь? – осведомился он, взяв себя в руки.

– Можешь, очень даже можешь! Я тут подругу свою ищу, ты ее, случайно, не видел? – И она положила на стойку свой телефон, в котором быстро нашла снимок потерпевшей Козлихиной, который сделала только что тайком.

Конечно, нехорошо фотографировать человека без его согласия, но для пользы дела… в конце концов, на кого наедет начальство? На Петьку, ясное дело. А у него и так с начальством отношения не складываются.

Бармен с трудом отвел глаза от Дуси, взглянул на фотографию. Опять же с трудом сосредоточился на ней, наморщил лоб и уверенно проговорил:

– Да, заходит она сюда время от времени. Но вот уже несколько дней не появлялась.

– А последний раз когда была?

– Да вроде дня четыре назад… или нет, три, четыре дня назад я не работал.

«Ага, – подумала Дуся, – три дня назад. То есть как раз в тот день, когда на нее напали… точнее, в тот вечер».

– Долго она здесь была?

– Да нет, по паре коктейлей выпили и ушли… примерно около девяти… не засиделись…

– Ушли? – заинтересованно переспросила Дуся. – Значит, она здесь не одна была?

– Ну да, не одна… с другом… с ним и ушла…

– Вот как? А как этот друг выглядел?

– Ну как… обыкновенно выглядел. А вообще я его толком и не разглядел – он все время отворачивался, да еще в очках, и воротник поднял… незаметный, тусклый какой-то…

– А как тебе показалось – они уже раньше были знакомы или только в тот день познакомились?

– Вот чего не знаю, того не знаю… а хотя… вроде он к ней уже здесь подсел… Слушай, – взмолился бармен, – я, конечно, к тебе со всей душой, но постоянно за посетителями не слежу, работы много.

«Значит, вычислил меня, – поняла Дуся, – ну бармены наблюдательны, это у них профессиональное…»

– Спасибо тебе большое! И за кофе, и за информацию! – Она соскользнула с табурета и устремилась к дверям.

– Заходи еще! – проговорил бармен в удаляющуюся спину. – Только не по работе!

Выйдя из бара, Дуся решительным шагом снова отправилась домой к потерпевшей Козлихиной.

На этот раз звонить в домофон не пришлось – из подъезда как раз выходила молодая женщина с коляской.

Дуся придержала для нее дверь и проскользнула внутрь. Это соответствовало ее плану – на этот раз она хотела появиться у Козлихиной внезапно.

Взлетев одним махом на пятый этаж, Дуся резко, требовательно позвонила в дверной звонок.

За дверью раздались торопливые шаги, и прозвучал сонный голос:

– Кого это…

– Открой, Алена! Открой скорее! – выпалила Дуся.

То ли от удивления, то ли от неожиданности Козлихина открыла дверь, но, увидев Дусю, попыталась ее снова закрыть. Это у нее, конечно, не получилось, они были в разной весовой категории, так что Дуся влетела в квартиру и захлопнула дверь за собой.

– Ты… вы… вы чего это? – испуганно залепетала Алена, отступая на кухню, где, наверное, чувствовала себя увереннее. – Я вам уже все рассказала, что могла… все, что помню…

– А вот и не все! – оборвала ее Дуся. – Ты сказала, что ничего не помнишь и человека, который на тебя напал, не успела разглядеть…

– Ну да, так оно и есть… – подтвердила Алена, но при этом опасливо отвела глаза.

– А ты знаешь, подруга, что в Уголовном кодексе есть статья за препятствия следствию?

– Какая еще статья?

– Серьезная. За это можно на зону попасть.

– Да что же это! – застонала Алена. – Мне же досталось – и мне же статья? Почему это?

– А потому что не надо меня в заблуждение вводить! Врать не надо!

– Ничего я не ввожу! Ты о чем вообще? – окрысилась Алена, отступая потихоньку на кухню.

– О том, что ты мне сказала, будто того типа не разглядела – а сама перед тем с ним в баре весь вечер просидела!

– В баре? В каком баре? – испуганно переспросила Алена.

– А вот в этом! – И Дуся продемонстрировала ей пакетик из бара, который там предусмотрительно захватила. – И не отпирайся, бармен тебя хорошо запомнил!

– Вот козел! – Алена села на подвернувшийся стул, опустила глаза в пол.

Дуся осталась на ногах и нависла над свидетельницей, как неизбежное и неотвратимое возмездие:

– Говори все как есть, или я тебе прямо сейчас устрою очную ставку с барменом! А потом в отделение отволоку, устрою там допрос по всем правилам под протокол. Мыслимое ли дело – следствие в заблуждение вводить! Люди стараются, бегают, ищут, а она, оказывается, голову нам морочит! Нехорошо…

В продолжение грозного Дусиного монолога Алена все ниже опускала голову и плечи.

– Ладно, – Дуся малость остыла, – давай говори, как все было.

– Ну да, он ко мне в этом баре подсел… То есть сначала-то я ждала одного там… договорились с ним по Интернету о свидании. Так, пока в чате общались, вроде интересный парень мне показался… в общем, договорились в семь вечера встретиться. А тут, как назло, Изабелла меня задержала, что-то ей срочно надо было напечатать, потом документ один потерялся… в общем, пока искали, время и ушло. Опоздала я на пятнадцать минут, еще радовалась, что он позже придет. Ну сижу, жду, кофе заказала. Проходит еще полчаса, я ему пишу: «Ты где, что случилось?» А он, представляешь, отвечает, что был в баре ровно в семь, ждал десять минут и ушел. У него, дескать, принцип: если девушка опаздывает, значит, с ней и дела иметь не стоит. Каково, а?

– Козел, – согласилась Дуся.

– Ну да, а поначалу и не подумаешь… В общем, обидно мне стало, оттого и не погнала сразу того мужика, хоть он не понравился мне. Ну вроде вежливый, коктейль заказал, посидели немного. Слово за слово, предложил проводить, но я уже на улице сказала, что у меня мать дома и вообще я устала, он и ушел. Я еще удивилась, что так быстро отвязался. А он, оказывается, вон что задумал…

– Из себя он какой? – деловито спросила Дуся.

– Да какой… – задумалась на минуту Алена. – Росту вроде среднего, не толстый, скорее, худой, волосы так себе – ни густые, ни редкие, я не присматривалась, глаз толком из-за очков не видно – знаешь, стекла чуть затемненные… в общем, никакой, на улице пройдешь – не заметишь.

– А почему сначала ты наврала?

Алена вдруг заплакала, продолжая говорить сквозь слезы:

– Ну… чтобы шеф… чтобы шеф мой не узнал… он, если все узнает, непременно меня выгонит… То есть он все делает, что Изабелла скажет, а она такая стерва, что с фонарем ищи – не найдешь!

– Не поняла, причем здесь твой шеф? И кто такая Изабелла?

– Как при чем? Этот козел… ну который на меня напал… он ключи от конторы забрал… Они в сумке были.

– От конторы? Нотариальной конторы?

Алена не ответила, но Дуся сама вспомнила материалы дела, в частности, что потерпевшая Козлихина работает секретаршей в нотариальной конторе.

– И еще он мне нож к горлу приставил… – продолжала сквозь слезы Алена, – вот такой большу-ущий, и грозил, что зарежет, если я ему код от сигнализации не скажу-у…

– И что – сказала?

– А то! – Алена быстро взглянула на Дусю. – А ты что – не сказала бы, если бы нож к горлу?

– Наверное, сказала бы! – призналась Дуся после недолгих, но напряженных раздумий.

Вот оно что… значит, никакой это был не случайный наркоман, а был это серьезный, опасный преступник, которому зачем-то понадобилось проникнуть в нотариальную контору… Потому что, кроме ключей, в сумке Алены ничего ценного не было.

А вот что ему там понадобилось и удалось ли ему найти то, что он хотел?

– Вот теперь меня точно уволят, – Алена вытерла слезы рукавом халата, – потому что Изабелла строго-настрого сказала, чтобы ключи в сумке не носить. А я торопилась очень, домой заскочить не успела, вот и получилось такое…

– Ладно, я тебя выдавать не стану, – сказала Дуся, – а вообще, не парься, уж работу секретаря точно найдешь…

Узнать, для чего грабитель хотел получить ключи, проще всего в той самой нотариальной конторе.

Туда Дуся и отправилась, как только ушла от Алены Козлихиной.

В приемной нотариуса сидела за столом сухопарая особа лет пятидесяти в темно-синем костюме из тех, какие в советские времена носили женщины на партийной работе. На голове у нее была сложная прическа из тех же незапамятных времен, узкие губы едва тронуты неброской бледно-розовой помадой. Как видно, это и была та самая Изабелла, которую Алена характеризовала как первостатейную стерву.

При виде Дуси во всей ее бьющей через край красоте эта особа позеленела и процедила ледяным голосом:

– Вы записаны?

– Нет, – честно призналась Дуся.

– Тогда ничем не могу помочь. Нотариус принимает только по предварительной записи.

– Ничем-ничем? – переспросила Дуся.

– Ничем! – отрезала особа, презрительно скривив губы, и хотела было погрузиться в документы, стопкой лежащие на ее столе.

Но тут Дуся продемонстрировала свое служебное удостоверение, как положено, в раскрытом виде.

– Ах, вы из полиции… – Особа еще больше скривилась, но вместо презрения на ее лице проступило какое-то другое выражение, возможно, даже испуг.

– Да, именно оттуда, – промурлыкала Дуся, временно спрятав свои острые коготки.

– И чем я могу вам помочь?

– Да вы-то мне ничем, скорее, я вам… у вас в последние дни не было никаких чрезвычайных происшествий?

– Никаких происшествий! – поспешно отрезала особа. – А что вы, собственно, имеете в виду?

– Не было ли у вас в конторе попытки взлома? Не пропало ли что-нибудь важное?

– Ничего не было! – отрезала особа. – Никаких попыток и вообще никаких происшествий! И если у вас больше нет вопросов, я вернусь к исполнению своих прямых обязанностей! – и она принялась нервно перекладывать бумаги на столе – те, что лежали слева, переложила направо, а те, что лежали справа, – налево. Потом подумала и вернула бумаги на прежнее место.

В это время дверь в глубине приемной открылась, и из-за нее выглянул невысокий лысоватый мужчина в дорогом итальянском костюме, с заметным животиком и с масляными карими глазами. Остатки темных волос были ровно разложены по сверкающей лысине.

– Изабелла Юрьевна! – проговорил он, обращаясь к сухопарой особе. – Полубесов еще не пришел?

– Нет, Рубен Варламович, не пришел! Не пришел и не звонил! – выпалила особа, преданно уставившись на шефа. – Но вот тут гражданка пришла, вопросы разные задает…

И тут нотариус увидел Дусю.

Глаза его вспыхнули, как поворотники машины на крутом вираже, и еще больше замаслились, на губах появилась плотоядная улыбка, он подскочил к Дусе, схватил ее за руку и защебетал:

– Ах, мадам… то есть мадемуазель… пройдемте ко мне в кабинет, и я отвечу на все ваши вопросы!

– Гражданка из полиции! – мстительно выпалила ему в спину Изабелла Юрьевна.

– Ах, из полиции? – Нотариус немного ослабил хватку, опасливо взглянул на Дусю, но не выпустил ее руку и проговорил тоном ниже, мягко, но упорно подталкивая ее к своему кабинету: – Ну что ж, что из полиции… это ничего, что из полиции… в полиции что – не люди работают?

– Служат, – поправила его Дуся, широко улыбаясь. – В полиции не работают, а служат.

– Тем более… – Нотариус втолкнул ее в кабинет, прикрыл дверь и замурлыкал, как большой кот: – Очарован! Просто очарован и восхищен! Надеюсь, наша случайная встреча перерастет в нечто большее! По крайней мере, в сердечную дружбу!

Он склонил голову к плечу и промурлыкал:

– Что вы скажете, прекрасная незнакомка, если я приглашу вас на ужин в ресторан? В очень хороший ресторан!

– Почему же незнакомка? Разрешите представиться! – И Дуся протянула нотариусу свое удостоверение.

Тот взглянул на него и схватился за сердце:

– Ах, какое у вас романтическое имя! И какое редкое! И как оно вам удивительно подходит!

– Вот, чтобы не было никаких недоразумений – имя свое я не люблю, и если вы попробуете меня им называть, никакой дружбы у нас не получится, – строго сказала Дуся.

Дело в том, что по паспорту звалась она Дульсинеей. Дульсинея Михайловна Самохвалова, если точно. Имя свое Дуся ненавидела от всей души, услышав его, впадала в бешенство, в общем, вела себя неадекватно, о чем все ее знакомые и сослуживцы хорошо знали.

– А как же вас называть – товарищ капитан?

– Лучше просто Дуся.

– Прекрасно! Как это мило – просто Дуся! – восхитился нотариус. – Так как же насчет ресторана?

– Насчет ресторана я вам ничего не обещаю. И встреча наша не совсем случайная…

– Конечно, не случайная! – щебетал нотариус. – Вас привела ко мне сама судьба! И я ей за это благодарен…

– Скорее меня привело к вам расследование. В связи с которым я должна задать вам несколько вопросов…

– Ах да, Изабелла Юрьевна говорила, что у вас есть какие-то вопросы… – нотариус немного поскучнел, но быстро оживился и продолжил с прежним энтузиазмом: – Я охотно отвечу на любые ваши вопросы, если вы обещаете пойти со мной в ресторан.

– Ну это уже шантаж! – усмехнулась Дуся. – Или попытка подкупа при исполнении… давайте вы ответите на мои вопросы, а потом я подумаю над вашим предложением.

– Ах, чаровница! – Нотариус погрозил Дусе пальцем. – Ну ладно, давайте ваши вопросы!

– Вопрос, собственно, один. В вашей конторе не было в ближайшие дни какого-то ЧП?

– ЧП? – переспросил нотариус удивленно. – Что вы имеете в виду?

– Ну не было ли у вас попытки кражи или еще чего-то в таком роде? Не пропали ли у вас какие-нибудь важные документы?

– Важные документы у нас пропасть никак не могли, я их храню в сейфе, и сейф у меня очень надежный, самой современной конструкции! – При этих словах нотариус приосанился, как будто говорил о своих собственных физических достоинствах.

– Но все же что-то такое у вас было? – уточнила Дуся, почувствовав в голосе нотариуса какую-то долю неуверенности.

– Ну не знаю, стоит ли упоминать такую мелочь… – неохотно протянул нотариус.

– А вы мне расскажите, а я уж сама решу, мелочь это или совсем не мелочь…

При этих словах Дуся снова широко улыбнулась.

– Ну ни в чем не могу вам отказать, девочка моя! – Нотариус вплеснул руками. – Вы просто вьете из меня веревки!

И только было Дуся хотела посоветовать ему не отвлекаться и переходить наконец к делу, как в дверь заглянула стерва Изабелла Юрьевна и мстительным голосом сообщила, что господин Полубесов ожидает в приемной.

И тотчас с нотариуса слетела вся влюбленность, которую он демонстрировал Дусе, он весь подобрался и смотрел неприступно.

– Прошу вас, Дуся, – сказал он негромко. – Это очень важный клиент, он не любит ждать.

И Дуся поняла, что настаивать не стоит, она только восстановит человека против себя. А уж эта стерва Изабелла так смотрит, что кислотой бы плеснула, рука не дрогнула бы…

– Ну все ноги стоптала! – Дуся сняла пальто и с размаху плюхнулась на свой знаменитый стул. – Убегалась просто! Вот, булочек в пекарне купила, ставь чайник-то, я кофе уж под завязку налилась.

Лебедкин вспомнил, чем закончился прошлый его поход за водой, и помрачнел. Однако не посмел отказать Дусе.

Пока пили чай, она ввела его в курс дела.

– Так что, Петя, вовсе это даже не наркоман обычный, а грабитель с прицелом, – закончила Дуся свое повествование, – стало быть, никакой Наркоконтроль тут ни при чем, а самое наше дело, так и доложим начальству. Хотя докладывать нечего, пока я нотариуса этого Семибратова не дожала. А что это ты, Петя, такой скучный? Случилось что, опять под раздачу к начальнику попал?

– Да тут понимаешь, такое дело… – Лебедкин замялся.

– Говори как есть! – сурово приказала Дуся. – Мне все можно сказать. Что ты еще отчебучил?

– Да ничего такого… – Петр замахал руками, – а только как-то мне смутно…

Дуся насторожилась. При всей Петькиной бестолковости чутье у него было. Так что если мается он сейчас – значит, что-то не то и не так.

– Ну… послал ко мне Еропкин одну тетку… – вздохнув, начал Лебедкин, – женщину, в общем. И начала она такую пургу нести… такую пургу – просто мама не горюй!

– Подробнее! – приказала Дуся.

И, выслушав довольно подробный рассказ, рассмеялась.

– Да уж, Петька, везет тебе как утопленнику! Потому что ты все близко к сердцу принимаешь! Ну мало ли психов к нам ходит! Помнишь, в прошлом году, когда психолог к нам приходила лекцию читать, тот же Еропкин ей вопрос задал – что с такими делать. Она и ответила, что нужно разговаривать с ними ровно, ни в коем случае не хамить, дать понять, что будем над их делом работать, и вежливо выпроводить.

– Ага, у нее-то все легко получалось! – возмутился Лебедкин. – А тут…

– Ну и ладно, забудь про нее. Это же надо такое придумать – сестра не та! А сама ее видела один раз всего. Ну кто в такое поверит!

– Вот я и думаю, могла бы она кое-что правдивее придумать…

– Сам же сказал – не в адеквате тетка.

– Да не тетка, ей по паспорту всего тридцать восемь лет, просто выглядит очень плохо! Может, и правда больная – одна, в чужом городе…

– Слушай, ну раз ты так маешься, так позвони сестре этой ненормальной и выясни все, что можно. Скажи, мол, приходила, жаловалась, мы должны отреагировать. Пускай сестра за ней присматривает, если тетя ненормальная! Есть у тебя ее координаты?

– Чекан Светлана Игоревна… год рождения… – Дуся взяла из его рук бумажку с адресом и уткнулась в компьютер, – значит, Воробьева эта говорила, что сестра на три года ее моложе, значит, год рождения… одна тысяча девятьсот восемьдесят пятый…

– Есть такая… с мужем развелась в прошлом году… оставила его фамилию Чекан… вот тут адрес и телефон домашний. Звони уж, Петька, а то покоя знать не будешь!

Капитан Лебедкин тяжело вздохнул и снял телефонную трубку.

Что он больше всего не любил в своей работе – это разговаривать с родственниками потерпевших. Лучше уж допросить двух подозреваемых… или даже трех…

Правда, на этот раз с гражданкой Воробьевой ничего не случилось, так что горевестником он не будет, но все равно звонить не хотелось.

Он набрал номер, дождался ответа, услышал женский голос:

– Слушаю!

– Гражданка Чекан? – проговорил Лебедкин, откашлявшись, и тут же поправился: – Светлана Игоревна?

Это же не подозреваемая…

– Да, это я, – настороженно отозвалась его собеседница. – А с кем я говорю? Представьтесь!

– Капитан Лебедкин, тринадцатое отделение полиции.

– Вот как? – Голос женщины стал еще более настороженным. – И что вам от меня нужно, капитан Лебедкин?

– Я хотел задать вам несколько вопросов…

– Каких еще вопросов? О чем?

– О вашей сестре.

– О сестре? – Теперь в голосе собеседницы прозвучало искреннее удивление. – О какой еще сестре?

– Об Анне Игоревне Воробьевой. Дело в том, что она приходила к нам в отделение и…

– Да нет у меня никакой сестры! Вы что-то путаете!

– Ну то есть она не родная ваша сестра, – смешался капитан, – она эта… сводная…

– Нет у меня никаких сестер – ни родных, ни сводных, никаких! И даже двоюродных нет! Если уж на то пошло – у меня нет даже братьев! Так что ничем не могу вам помочь!

– У вас нет сестры? – тупо переспросил капитан. – Что, правда?

– А я вам о чем уже несколько минут толкую! Нет никаких сестер и никогда не было!

Капитан удивленно уставился в стену, на которой висел график дежурств по отделению.

– Больше у вас нет ко мне вопросов? – холодно и неприязненно прозвучал голос из трубки.

– Вы уверены, что у вас нет сестры? – проговорил Лебедкин и сам понял, как глупо это прозвучало. – И вы не приглашали ее погостить и не поселили в квартире вашего отца? Она так утверждает…

Собеседница даже не стала отвечать.

А еще через несколько секунд из трубки понеслись сигналы отбоя.

Капитан Лебедкин положил трубку и задумался.

Дуся внимательно за ним наблюдала.

– Ну, – через некоторое время сказала она, – стало быть, все эта тетка придумала…

– Да как складно… – вздохнул Лебедкин. – Откуда она про эту Чекан узнала, интересно знать?

– Ну соседка какая-нибудь, дальняя родственница, про которую все забыли. С психикой не в порядке, у нее и вылезла фамилия Чекан. Ладно, Петя, выброси ее из головы и давай сосредоточимся на том типе, который эту растяпу Козлихину ограбил. За это с нас спросят.

Анна шла по улице в растерянности.

Все происшедшее никак не укладывалось у нее в голове. Какая-то невероятная история… женщина, похожая и не похожая на ее сестру… такого не бывает. Неудивительно, что вчера полицейский не принял ее всерьез. Она и сама-то не поверила бы в такую историю, если бы услышала от другого человека… но тут она видела все своими глазами…

В висках запульсировала боль. Ноющая, мучительная, беспощадная, которая охватила потом всю голову, как железный обруч. Как тогда…

Может быть, с ней снова начинается то же самое, что было несколько лет назад? Она-то думала, что окончательно вылечилась, что это уже не вернется… смущенные взгляды врачей, странные вопросы, лекарства, от которых она забывает собственное имя… И теперь это снова пришло.

Не хватало, чтобы это вернулось сейчас, в чужом, незнакомом, враждебном городе, где ее никто не знает, где у нее нет никого, даже не только близкого, а просто знакомого человека.

В любом случае нужно возвращаться домой. Здесь ей делать больше нечего.

Новая жизнь, о которой она мечтала, не началась. Сестра, которая обещала ей помочь забыть все старые неприятности и начать новую жизнь, оказалась фантомом. Не было никакой сестры, она, Анна, никому не нужна и никому не интересна. Пора это признать, пора с этим смириться…

Значит, нужно срочно заказать билет на поезд, пока не кончились деньги и пока не выгнали ее из квартиры. Вдруг эта квартира не ее отца, а совершенно постороннего человека, и явится хозяин и обвинит Анну во всех грехах?

Но все же странно как-то… Ведь та квартира – вон она, недалеко уже идти осталось. И ключи от нее у Анны в кармане, а это – реальный факт.

Анна потрогала карман – вот они, лежат, никуда не делись. И для чего кому-то понадобилось вызывать ее из Дальнереченска сюда, в большой город, кому она вообще понадобилась? Кому она могла быть нужна?

Никому, это она знает точно.

Снова одни вопросы, на которые нет ответа. И голова болела все сильнее. Нет, срочно ехать домой. Там скучно, тоскливо, но зато покой. Как в могиле.

Анна уже приближалась к своему дому – точнее, к тому дому, где нашла временное пристанище, когда увидела припаркованный возле тротуара белый фургончик. Задняя дверь этого фургончика была широко открыта, возле нее стояла молодая женщина в синей куртке с капюшоном.

Когда Анна подошла ближе, незнакомка повернулась к ней.

Лицо у нее было растерянное и, кажется, заплаканное.

– Что-то случилось? – спросила Анна сочувственно.

– Не знаю… – проговорила незнакомка дрожащим голосом. – Вы не ветеринар, случайно?

– Нет, не ветеринар.

– Ну да, что я говорю… откуда здесь ветеринар… а в собаках вы, случайно, не разбираетесь?

– Да что случилось-то?

– Кажется, я сбила собаку… я ехала, совсем не быстро, и вдруг она откуда-то вывернулась, и прямо мне под колеса… говорят, собаки очень ловкие, они редко попадают под колеса, но эта бросилась прямо под мою машину… посмотрите, как она? Наверное, нужно отвезти ее в ветеринарную клинику… я ее положила в фургон, и вот теперь засомневалась…

Незнакомка отступила в сторону, чтобы показать Анне то, что находилось за дверцей, внутри фургона, и Анна невольно шагнула вперед, заглянула внутрь, в темноту.

На полу фургона лежало что-то темное, бесформенное.

Приглядевшись, Анна поняла, что это действительно большая собака. Крови видно не было.

– Крови нет, – озвучила девушка ее мысль, подойдя совсем близко и едва не дыша Анне в затылок. – Может быть, она еще жива?

– Я не знаю, может быть… – отозвалась Анна и попыталась отстраниться.

У нее мелькнула мысль – как эта девушка смогла перетащить в фургон такого большого, тяжелого пса.

В это время собака подняла голову и открыла глаза. Глаза были темно-ореховые и очень внимательные. Глаза огромного темно-шоколадного добермана.

– Она точно жива! – проговорила Анна немного испуганно и хотела отступить, чтобы показать очнувшуюся собаку незнакомке…

И вдруг на затылок ее обрушился удар.

Боль, которая и до того пульсировала у нее в голове, полыхнула ослепительной вспышкой – и потом все погасло.

Придя в себя, Анна какое-то время не могла понять, где находится.

Вокруг было темно, мучительно болела голова, но не только голова – болело все тело, потому что она лежала на жестком металлическом полу, да еще время от времени перекатывалась по нему взад-вперед.

Потом она поняла, что ее куда-то везут. Об этом говорил ровный шум мотора и еще частые толчки. Видимо, время от времени машина притормаживала, и тогда головная боль усиливалась.

Кроме звука мотора, где-то рядом был слышен другой звук – чье-то частое, жадное дыхание. А еще Анна почувствовала жар этого дыхания и запах крупного зверя.

Глаза ее постепенно привыкли к темноте, и она увидела совсем рядом светящиеся глаза. И эти глаза пристально, внимательно, настороженно следили за ней.

Ей стало страшно.

Анна отползла в сторону, пока не прижалась спиной к металлической стенке, отделявшей грузовой отсек фургона от кабины, и тут же раздалось грозное, недовольное рычание.

И вдруг она вспомнила, что было с ней раньше. Как будто мозг изнутри осветили вспышкой.

Она вспомнила женщину возле фургона, вспомнила большую собаку в фургоне…

Анна поняла, что сейчас находится в том самом фургоне, и рядом с ней в темноте – та самая собака, огромный доберман.

А еще она поняла, что доберман вовсе не попадал под машину, что он жив и здоров, а вот ее, Анну, поймали в примитивную ловушку… Где-то она читала про такое, очень давно…

Но зачем? Кому она могла понадобиться?

Она далеко не богата и не знает каких-то важных секретов. У нее нет богатых или влиятельных родственников. За нее никто не заплатит выкупа. Зачем же ее похищать?

Машина снова затормозила, и тут сквозь стенку, к которой прижималась спиной, Анна услышала приглушенный разговор.

– Куда ее? – спросил женский голос – наверное, голос той самой незнакомки, которая втолкнула Анну в фургон.

Голос был резкий и жесткий, теперь не было в нем ни следа растерянности и слез.

Ответил ей мужчина:

– Отвезем куда-нибудь за город и скинем в какое-нибудь лесное озеро. Я знаю одно… можно подъехать на машине… и вокруг никого.

– А не всплывет?

– Привяжем пару камней – не всплывет. А когда всплывет – никто не опознает, рыбы постараются. Ну часы там снять, сережки, кольца…

– Да нет у нее никаких колец! И часов тоже нет, нищета полная!

Анна с ужасом поняла, что люди за стенкой говорят о ней, обсуждают ее судьбу. Поняла, что они спокойно и деловито говорят о том, как избавиться от ее трупа.

Но ведь она еще не труп!

Она живой человек!

Нужно что-то немедленно сделать… нужно выскочить из этого фургона, пока еще не поздно!

Голова неожиданно прошла, не сжимал ее никакой обруч, и затылок, куда ударила ее незнакомка, больше не болел.

Анна попыталась встать, но тело плохо слушалось ее, да к тому же машина то останавливалась, то снова набирала скорость – видно, они ехали еще по городу и тормозили на перекрестках.

Тогда Анна поползла на четвереньках к задней дверце, через которую ее втолкнули в фургон.

Доберман зарычал, приподнялся.

Анна попыталась успокоить его:

– Тише, тише, хорошая собачка! Я не сделала тебе ничего плохого! Раз уж мы сидим рядом в одном фургоне, отчего бы нам не подружиться?

Доберман, однако, не успокоился. Его глаза светились тусклым огнем, пасть приоткрылась, обнажив огромные клыки.

Анна переползла к самой дверце, протянула руку и попыталась потянуть за дверную ручку. Но ручка не поддавалась – должно быть, дверца была заперта снаружи.

В общем, этого и следовало ожидать… было бы странно, если бы похитители оставили дверь открытой…

Анна еще раз дернула за ручку – по-прежнему безуспешно.

Зато ее действия окончательно взбесили добермана. Огромный пес вскочил и одним прыжком бросился на Анну… Без разбега, прямо с места.

– Далеко это озеро? – спросила женщина усатого мужчину за рулем.

– Да нет, недалеко, километров тридцать по Выборгскому шоссе… там грунтовка хорошая…

– Осторожно! – вскрикнула женщина.

На дороге, прямо перед белым фургоном, появилась высокая женщина в темном плаще, с темным платком, повязанным на голове.

– Черт, совсем одурела… – прошипел водитель, вцепившись в руль.

Вдруг женщина, вместо того, чтобы отскочить в сторону, повернулась лицом к машине и резким движением сорвала с головы платок.

Водитель ахнул: вместо волос на голове у женщины извивались и шипели десятки змей.

– Мать твою… – выдохнул водитель и резко вывернул руль.

Анна вжалась в дверцу, она с ужасом смотрела на горящие злобой глаза, на оскаленную пасть, на мощное тело, летящее прямо на нее… еще мгновение – и для нее все будет кончено…

Но в эту самую долю секунды машину качнуло, и доберман вместо того, чтобы напасть на Анну, обрушился всем своим весом на дверцу фургона.

Замок не выдержал такого удара. Дверца распахнулась. Доберман с растерянным визгом вылетел наружу, но и Анна не удержалась на скользком полу и выпала на мостовую…

И на этот раз потеряла сознание надолго.

По широким улицам Рима – Фриули и Табернали – текла полноводная людская река. Ее составляли люди всяких сословий – свободнорожденные ремесленники и вольноотпущенники, покрытые шрамами гладиаторы и ветераны доблестных римских легионов, победители галлов и германцев, кимвров и бургундов, а также других варварских народов, имена которых невозможно произнести, а тем более – запомнить.

В этой праздничной толпе были не только прирожденные римляне, гордый народ, облаченный в тоги, – были здесь и развязные разговорчивые греки, и представители союзных италийских племен, и те же галлы и германцы, получившие за заслуги перед государством римское гражданство или только добивающиеся его интригами и подкупом.

Были в этой толпе, конечно, не только простолюдины – были здесь и патриции, и знатные господа, окруженные группами слуг и клиентов. Дюжие носильщики тут и там несли богато украшенные паланкины, из которых нет-нет и выглядывали знатные величественные матроны или красивые содержанки. Изредка появлялись сенаторы и проконсулы, перед которыми маршировали почетные стражники-ликторы.

Полноводная человеческая река вытекала из плебейских кварталов Субурры и Эсквелина и текла в одном направлении – к Мурсийской долине, между Авентинским и Палатинским холмами, туда, где расположен Большой, или Старый цирк, построенный еще в незапамятные времена, в первые века римской истории, царем Тарквинием Старшим и расширенный Тарквинием Гордым. На всех лицах было одно выражение – радостное ожидание дармового зрелища.

Неделю назад Марк Луций Аппий, добивающийся на комициях должности консула, объявил о том, что дает в Большом цирке игры с участием диких зверей и опытных гладиаторов, и сегодня весь Рим устремился на эти игры.

Простолюдины и плебеи стремились как можно раньше прийти в цирк, чтобы занять лучшие места, в тени и достаточно близко к арене.

Знатным и влиятельным особам, сенаторам и городским магистратам, торопиться было ни к чему – для них были отведены лучшие ряды рядом с консульской ложей.

Богатые вольноотпущенники – торговцы, менялы и сборщики налогов тоже не торопились, ибо знали, что даже в последний момент купят самые удобные места у ловких малых, которые с ночи заняли эти места, чтобы заработать несколько монет.

Четверо дюжих эфиопов остановились возле входа в цирк, поставили на землю паланкин и помогли выйти из него своей хозяйке.

Хозяйка эта была так хороша собой, что мужчины, толпившиеся у входа в цирк, невольно прекратили свои разговоры и обратились в ее сторону. Низкорослый курчавый грек с темными выпуклыми глазами разинул рот.

Девушка казалась совсем юной, белое, как каррарский мрамор, нежное лицо было чуть тронуто румянцем, как весеннее небо утренней зарей. Однако в глубине ее миндалевидных зеленых глаз таился опыт женщины, знающей, что такое страсть, и умеющей зажечь ее в мужском сердце.

Поверх тонкой белоснежной туники на ней было надето длинное платье восточного покроя из бирюзового полупрозрачного шелка, изящную шею украшало жемчужное ожерелье с крупным темно-синим сапфиром, тонкие запястья – серебряные браслеты.

Красавица скользнула равнодушным взглядом по мужским лицам, усмехнулась и сказала греку:

– Рот закрой, а то дятел залетит!

Тут же двое мускулистых эфиопов из ее свиты растолкали зевак и провели госпожу в цирк.

На арене сражались молодые, неопытные гладиаторы. Зрители сопровождали их схватку смешками и улюлюканьем. Все ждали, когда начнется по-настоящему интересное зрелище.

Не оглядываясь на арену, красавица поднялась по ступеням к тем скамьям, которые были отведены для сенаторов, проконсулов и главных городских магистратов. Ее провожали многочисленные взгляды, как мужские, так и женские. Одни – восхищенные, другие – завистливые или презрительные, и приглушенный шепот.

– Кто это? – спрашивал молодой патриций у своего убеленного сединами спутника.

– Как, ты ее не знаешь? Удивительно! Это ведь Клодия, знаменитая куртизанка!

Эфиопы уверенно расчищали ей дорогу, но тем не менее на полпути к цели красавицу задел плечом высокий, немного сутулый мужчина в пыльном дорожном плаще.

Она обернулась, чтобы обжечь невежу презрительным взглядом, но, столкнувшись с его собственным взглядом, на мгновение утратила свою привычную самоуверенность.

Лицо незнакомца было покрыто странным серовато-бледным загаром и прорезано несколькими глубокими складками, которые вместе с горбатым костистым носом делали его похожим на огромную хищную птицу. Но самой яркой и заметной его чертой были глаза – глубоко посаженные, темные, как осенняя ночь, и такие же бесприютные. Казалось, в этих глазах таится весь ужас мира…

Красавица вздрогнула, ей стало вдруг холодно, как будто в жаркий летний день грянула январская стужа. Она прикрыла глаза, чтобы отгородиться от взгляда незнакомца, а когда снова открыла их, того и след простыл.

Девушка перевела дыхание, сбросила наваждение и поднялась к почетным местам.

Здесь ее ожидал плотный мужчина лет пятидесяти с важным, самоуверенным лицом.

– Здравствуй, Клодия! – проговорил сенатор. – Как ты долго не приходила! Я уж думал, ты совсем забыла меня!

– Ну что ты, Клавдий, как я могла забыть такого щедрого и мужественного человека!

При этих словах лицо сенатора тронула улыбка. Клодия же продолжила:

– Кстати, о щедрости. Ты не забыл, что сегодня минул ровно год с нашего знакомства?

– Как я мог забыть! Это ведь было здесь же, в Большом цирке, на играх, которые устроил Руфус Полибий…

– Ничего подобного! – Красавица недовольно скривила коралловые губки. – Мы встретились вовсе не здесь, а на форуме. Ты шел с этим солдафоном, твоим родственником, который только что вернулся из Африки… как ты мог забыть такой важный день!

– Мне кажется, Клодия, ты ошибаешься…

– Я никогда не ошибаюсь! – На хорошенькое лицо куртизанки набежало облачко.

– Ну пусть даже так. Не обижайся, прелесть моя! У меня для тебя есть маленький подарок, который я купил в память о нашей встрече! – Сенатор достал из складок тоги свернутый шелковый платок, протянул его девушке.

Клодия взяла платок двумя пальцами, брезгливо поморщившись:

– Всего лишь платок?

– А ты разверни его, луна моего сердца!

В глазах куртизанки вспыхнуло любопытство, она осторожно развернула платок. В нем лежала оправленная в золото камея из двухслойного оникса – женское лицо, вместо волос окутанное клубком извивающихся змей.

– Что это? – Клодия вздрогнула и едва не выронила камею.

– Это работа знаменитого греческого мастера, она обошлась мне в кругленькую сумму…

– Ты напугал меня… это ведь Медуза Горгона, чей взгляд обращает людей в камень…

– Пусть так, но эта камея удивительно красива. Неужели она тебе не нравится? Хочешь, я отдам ее тому торговцу и попрошу у него взамен что-нибудь другое!

– Нет, я оставлю ее себе…

Клодия вдруг почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд. То есть она постоянно чувствовала на себе взгляды – восхищенные и завистливые, похотливые и презрительные. Но этот взгляд был совсем другого сорта, от него девушке снова стало холодно жарким летним полднем.

Она обернулась и на какое-то мгновение выхватила из толпы бледное лицо с глубоко посаженными глазами, темными, как осенняя ночь… но тут же потеряла его.

На арену тем временем выпустили четверых опытных гладиаторов в доспехах самнитов. Воины настороженно переглядывались, гадая, с кем им придется сразиться. Тут открылись ворота в дальнем конце арены, и оттуда выбежали два огромных льва.

Цирк разразился восторженными криками.

Царственные животные остановились, пораженные этим незнакомым шумом и зрелищем многолюдной толпы. Они стояли посреди арены, затравленно оглядываясь. Гладиаторы, увидев огромных кровожадных зверей, в первый момент тоже растерялись, но потом собрали свое мужество, коротко переговорили и двинулись ко львам, чтобы использовать их недолгий испуг перед многотысячной толпой.

Клодия, которая любила подобные кровавые зрелища, вдруг почувствовала, что больше не хочет смотреть.

– Пойдем отсюда, Клавдий! – сказала она сенатору.

Тот удивленно взглянул на девушку:

– Как, все же еще только начинается!

– Все равно. Я больше не хочу.

– Но я должен здесь кое с кем повидаться…

– Ты как хочешь, а я ухожу! – И, не слушая возражений сенатора, она развернулась и направилась к выходу из цирка.

Верные эфиопы расчищали ей дорогу, что было теперь куда сложнее – в цирке не осталось свободных мест.

И тут Клодия снова ощутила на себе тот же пристальный, леденящий взгляд. Но на этот раз она не стала вертеть головой, она не хотела снова увидеть таинственного незнакомца. Больше того – она боялась встретить его холодный взгляд.

После разговора с сестрой гражданки Воробьевой капитан Лебедкин не успокоился, а впал в хандру. Душу его точил и точил противный скользкий червячок.

Что-то в этом деле было не так. Потихоньку, однако, текущие дела затянули, и Лебедкин выбросил ненормальную тетку из головы. Однако нет-нет да и появлялось перед его мысленным взором ее растерянное, бледное лицо с несчастными больными глазами.

– Жалостливый ты очень, Петя, – заметила Дуся, от которой не укрылось состояние капитана. – Нельзя так все близко к сердцу принимать.

– Да уж, – вздохнул Лебедкин, – так вот сойдешь с катушек – и никто не поможет.

– Я помогу! – Дуся погладила его по плечу.

Тут заглянул к ним вездесущий Коля Еропкин.

– Слыхали? Вроде бы премия накрылась медным тазом. Не то задерживают, не то вообще не дадут!

– Хоть бы чего хорошего сказал, – буркнул Лебедкин.

– А ты чего, Петя, такой злой? – поинтересовался Еропкин.

– А он, понимаешь, все переживает, как плохо с той тетей обошелся, с Воробьевой, что позавчера приходила.

Дуся тоже расстроилась насчет премии, оттого и съехидничала.

– Воробьева? – На лице Еропкина отразилась интенсивная работа мысли. – Это не та, которую на дороге нашли в тяжелом состоянии? Вчера по сводке прошло…

– Не может быть! – Лебедкин почувствовал, что в глубине души чего-то такого и ожидал.

– Да точно тебе говорю. Воробьева Анна…

– Игоревна, – подсказала Дуся.

– Ну да, Игоревна. Нашли ее на дороге всю избитую, в больнице она… Дуся, дай сахару!

– Возьми конфету! – Дуся протянула ему коробку, которую подарил ей директор продуктового магазинчика, где она очень успешно вычислила воришку.

Коробка была огромная, конфеты в ней никак не могли закончиться, несмотря на все Дусины усилия.

Еропкин взял три штуки и ушел.

Лебедкин же подпер лоб рукой в позе роденовского мыслителя и надолго затих.

Да, та женщина с самого начала показалась ему странной. И рассказ ее не вызвал доверия.

Нервная какая-то… и вся эта ее история звучала очень подозрительно… он вообще не хотел этим заниматься, но вместо того чтобы вежливо ее отфутболить, получилось нехорошо, она ушла сильно расстроенная.

Но теперь, после того как он узнал, что Анну Воробьеву нашли на дороге в бессознательном состоянии, у него в душе, как говорится, заскреблись кошки. И очень многочисленные.

Лебедкин снова вздохнул и поменял позу. Теперь он обхватил себя руками за плечи и застыл.

Все же что-то с этой Воробьевой было не так…

Странно она себя вела. Пришла в полицию, чтобы заявить… о чем? Даже не об исчезновении свой сестры, а о том, что та вдруг изменилась. Стала вдруг сама на себя непохожа. И с ней, Анной, знаться больше не хочет. В упор ее не видит.

Ну это-то как раз неудивительно, увидела, что собой Анна представляет, и решила держаться от нее подальше. Да, но зачем тогда вообще приглашала ее в Питер?

Бред какой-то. Тем более что Светлана Чекан прямо сказала, что никакой сестры у нее вообще нет. Ни родной, ни сводной, ни двоюродной.

Казалось бы, нужно выбросить эту историю из головы, забыть ее как страшный сон и заниматься другими делами, благо их достаточно много.

Но капитан Лебедкин чувствовал какое-то смутное беспокойство. Что-то в этой истории было не так. Особенно после того, как Анна Воробьева попала в больницу.

Если у Светланы Чекан нет сестры, то кто же тогда такая эта Анна Воробьева? Потому что сама Светлана Чекан как раз существует. Во плоти и крови, тут Воробьева ничего не придумала. Так кто же она тогда?

Проще всего было выяснить это по базе данных.

Капитан Лебедкин тяжело вздохнул. Честно говоря, он не был большим поклонником технического прогресса. Проще говоря, он плохо разбирался в компьютерах, в программах и базах данных. Он предпочитал работать, как сейчас говорят, офлайн – то есть по старинке, ногами, а иногда еще головой. Но теперь делать нечего.

Лебедкин включил свой компьютер, вызвал на экран специальную поисковую программу и ввел в поисковую строку фамилию, имя и отчество странной посетительницы – Анна Игоревна Воробьева.

Воробьева – фамилия весьма распространенная, и умная программа вывела на экран несколько сотен подходящих персонажей.

Лебедкин снова тяжело вздохнул, подпер подбородок кулаком и принялся просматривать длинный список.

Если проверять каждую женщину в этом списке, работы хватит до пенсии… а до пенсии Лебедкину было еще ох как далеко…

За этим занятием его и застала Дуся, влетевшая в кабинет, как яркая бабочка на педсовет средней школы.

– Что такой мрачный, Петя? – спросила она своего напарника. – Опять начальник взгрел?

– Да вот опять этот чертов компьютер не работает… – вздохнул Лебедкин.

– А чего ты от него хочешь добиться?

– Хочу узнать что-нибудь про эту Воробьеву.

– Не дает она тебе покоя. Петь, ты, часом, не влюбился в заявительницу? Хотя она теперь вроде потерпевшая.

– Если бы ты ее видела, ты бы так не говорила, – мрачно ответил Лебедкин. – Но что-то там все-таки не так! Что-то там не складывается! Вот как ты хочешь, что-то не вытанцовывается!

– Ох, Петька, опять ты за свое! Опять тень на плетень наводишь! Влетит тебе от начальства!

– Ну, Дусенька, помоги мне разобраться. Я только узнаю, кто она такая, и успокоюсь…

– Ладно, что с тобой поделаешь…

Дуся села рядом с напарником и внимательно взглянула на экран его компьютера.

– Ты ее как ищешь?

– Известно как – по имени и фамилии…

– Ну, так ты немного найдешь… давай мы еще год рождения подключим…

– Пиши!

Дуся ввела дополнительные параметры, и список сократился в несколько раз.

– Все равно много… – вздыхал рядом Лебедкин.

– Пессимист ты, Петя! Твоя Воробьева откуда приехала?

– Из Дальнереченска.

– Ну, это город явно небольшой, там у нее наверняка немного однофамильцев…

И меньше чем через минуту на экране осталась единственная запись с подходящими координатами.

– Ну вот она, твоя Воробьева! – удовлетворенно проговорила Дуся, откинувшись на спинку стула.

– Правда… спасибо тебе, Дусенька… – Лебедкин уныло уставился в открытый файл. – Так… родилась тогда-то… окончила среднюю школу, колледж… работала там-то и там-то… а вот здесь почти на год перерыв… нигде не училась и нигде не работала…

– Ты же сказал, что, если найдешь ее, сразу успокоишься.

– Да, но тут опять какие-то неувязки…

– Ох, трудно с тобой! Ладно, так и быть… говоришь, она из Дальнереченска? А ты помнишь Генку Соловьева? Такой долговязый, волосы рыжие? Он к нам на курсы повышения приезжал. Кажется, именно оттуда.

Лебедкин удивленно заморгал, а Дуся уже вооружилась телефоном и через минуту проговорила:

– Дальнереченск? Из Петербурга вас беспокоят! Капитана Соловьева можно попросить? Ах, уже майора! Надо же, как время летит! Ну так можно?

После небольшой паузы она заворковала самым своим чарующим голосом:

– Геннадий Васильевич, с повышением тебя! Да, это я! Надо же – узнал! Не забыл, выходит, не зазнался, несмотря на повышение? Ну, ну… да, конечно… к нам в Петербург не собираешься?

Она сделала небольшую паузу и продолжила:

– Ну мало ли… вообще-то я по делу звоню. Да, по делу, уж извини. Да, вот такая у нас работа… Короче, у вас в Дальнереченске одна женщина живет… или жила. Так вот, она меня очень интересует. Нет, ничего особо опасного она не совершила, скорее свидетельница по важному делу. Или, возможно, потерпевшая. Ну, Гена, ты же понимаешь – тайна следствия. Но ты мне очень поможешь… да, хорошо… обязательно… непременно… записывай… так запомнишь? Ну да, память у тебя всегда была хорошая! Хорошо, запоминай… Воробьева Анна Игоревна… что меня интересует? А все, что удастся узнать… хорошо, жду! Да уж лучше ты к нам… да, непременно… договорились…

Дуся повесила трубку и повернулась к Лебедкину:

– Ну он нам… то есть мне скоро перезвонит и расскажет все, что удастся узнать.

– Ну, Дульсинея, ты даешь! – восхищенно выдохнул Лебедкин. – У тебя что, в любом городе поклонники есть?

– Ну не в любом, конечно… но вообще-то на курсы повышения из разных городов приезжают…

Она взяла с полки увесистый том Уголовного кодекса и хлопнула напарника по затылку:

– А это тебе за Дульсинею! Знаешь ведь прекрасно, что я это имечко не переношу!

Лебедкин потер затылок и подумал, что еще легко отделался, другому бы от Дуси ой как влетело. После чего он задумчиво проговорил:

– Вот что мне интересно – этот твой Генка… Геннадий Васильевич… до майора уже дослужился, а я все еще капитан. Почему бы это? Как ты считаешь?

– Ты не переживай, Петя, какие твои годы! Все у тебя впереди! Еще дослужишься!

– Ну да, конечно, когда рак на горе свистнет… а вот еще мне интересно, когда он нам… то есть тебе перезвонит? Сегодня, завтра или через неделю?

– Обижаешь, Петя! Я думаю, минут через двадцать, не больше. А то и быстрее.

– Ну уж это ты хватила!

– Хочешь, поспорим?

– А на что?

И тут телефон зазвонил. Дуся взглянула на напарника, улыбнулась и взяла трубку:

– Дальнереченск? Слушаю!

– Ничего себе скорость! – восхитился Лебедкин. – Хорошо, что я не успел с тобой поспорить! Надо же, как ты на него безотказно действуешь! Все дела бросил… майор, между прочим, не мальчишка какой-нибудь… нет, ты меня просто поражаешь…

Дуся погрозила ему пальцем и прижала тот же палец к губам – мол, тише, я же по телефону разговариваю.

Она какое-то время послушала и рассыпалась в благодарностях:

– Спасибо, Геннадий Васильевич… спасибо, Гена… да, если удастся еще что-нибудь узнать, будет здорово… да, я понимаю… да, непременно… только все же лучше ты к нам…

Повесив трубку, она снова повернулась к напарнику и проговорила с таинственным видом:

– Не зря тебя этот перерыв в ее досье заинтересовал… этот год, когда она нигде не училась и не работала.

– Что – неужели сидела? – оживился Лебедкин. – До чего же внешность бывает обманчива!

– Да что ты! – Дуся округлила глаза и замахала рукой. – Чего нет, того нет! Не сидела, а лежала.

– Это в каком же смысле?

– В самом обыкновенном и печальном. Лежала твоя Воробьева в клинике.

– В какой?

– В психиатрической.

– Вот оно как… – протянул Лебедкин.

– Так что неудивительно, что ей всякие чудеса мерещатся. И сестра несуществующая, и все остальное… так что можешь спокойно это дело закрыть и папку в шкаф убрать.

– Так-то оно так, да все-таки…

– Нет, Петя, все же трудно с тобой!

– Все-таки что-то тут не так. Сначала она приходит и рассказывает странную историю про сестру…

– Ну нездоровый же человек! В клинике лежала! Даже справка у нее имеется! Чего ты от нее хочешь?

– Ты дай мне договорить! Сначала она приходит с этой своей историей, а потом ее находят на улице в бессознательном состоянии. Тебе это не кажется подозрительным?

– Ох, Петя! Любишь ты на пустом месте проблемы создавать! Опять тебе всюду твои маньяки серийные мерещатся? И ты еще удивляешься, что начальство тебя не любит!

– Потому что, как только я позвонил этой самой сестре и сообщил ей про Воробьеву – так на нее сразу напали! Ну не сразу, а на следующий день! Но согласись, что подозрительное совпадение! А я в совпадения вообще не верю…

– Да ничего я не вижу подозрительного! У женщины с головой явно не все в порядке, вот она и попала в аварию… небось пошла на красный свет, вот и сбили ее…

– Да там и авария какая-то подозрительная. Еропкин сказал, по словам свидетеля, ее не сбили, а выпала она из машины. И еще собака с ней была, но собака потом убежала…

– А что за свидетель? Почему в деле нет его показаний?

– Да свидетель-то какой-то не слишком надежный. Без определенного места жительства, и выпивши был, а потом вообще сбежал, поэтому его показания и не подшили к делу.

– Ну вот, видишь? И свидетель ненадежный, и вся история какая-то мутная… забудь ты про это дело!

– Дусь, а Дусь… я тебя последний раз прошу – съезди в больницу, поговори с этой Воробьевой. Только спроси – может, она сама что-то вспомнит. И все – я это дело закрою, обещаю тебе. Я бы сам съездил, да ты же знаешь – допрос свидетелей у тебя гораздо лучше получается. Особенно женщин. Опять же больница все-таки… тетки там в таком виде… стесняются…

– Да, Петя, с женщинами ты разговаривать определенно не умеешь… – вздохнула Дуся.

– Ну так что – съездишь?

– А если съезжу – закроешь дело?

– Обещаю!

Дуся узнала в приемном покое, где лежит пациентка Воробьева, поднялась на пятый этаж, вошла в хирургическое отделение.

Прямо напротив двери находилась стойка дежурной медсестры. Сама медсестра, приземистая брюнетка лет сорока с густыми бровями, похожими на двух откормленных гусениц, и с небольшими усиками, лениво препиралась с мужчиной в полосатом халате.

– Сколько тебе повторять, Константинов, что посещения разрешены исключительно с трех до пяти? А к тебе женщины после отбоя приходят, и все время разные!

– Но к Николаю Николаевичу тоже после отбоя… я сколько раз своими глазами видел…

– Ты себя с Николаем Николаевичем не сравнивай! У него отдельная палата, коммерческая, а ты в общей лежишь, так что твои посетительницы деморализуют других больных! И потом, к Николаю Николаевичу законная жена приходит, а к тебе кто?

– Ну, может, ко мне тоже почти законная…

– Которая это? Или что – все?

Тут медсестра заметила Дусю и посуровела:

– Женщина, а вы к кому? Вам что, в приемном не сказали, что посещения только с трех до пяти? Повторяешь вам, повторяешь, и все без толку…

– Конкретно мне вы пока ничего не повторяли и вообще даже не выслушали!

– И не собираюсь слушать! – отрезала медсестра. – И вообще посещения разрешены только близким родственникам! Вот вы, к примеру, близкий родственник?

– Это смотря кому…

– Да кому угодно!

– Вы мне даже не дали сказать, к кому я и по какому делу… ничего не дали сказать…

– И даже слушать не собираюсь! Если всех пускать в неприемное время, так это никакого порядка не будет на отделении! Это будет уже не хирургическое отделение, а психиатрическое!

В это время открылась дверь с табличкой «Заведующий отделением», и в коридор вышел невысокий плотный мужчина в белоснежном халате, с аккуратными усиками, в очках в золоченой оправе.

Он сразу же увидел Дусю, и, как большинство мужчин при виде ее, удивительно преобразился. Глаза за стеклами очков вспыхнули, усики поднялись, как две антенны, он бодрым козликом подскочил к Дусе и заворковал:

– Какие у нас посетители!

– Казимир Францевич, я им сказала, что сейчас неприемное время… – возмущенно проговорила медсестра.

– Что значит – приемное, неприемное… – фыркнул заведующий. – Правила для того и существуют, чтобы иногда делать исключения! Вы, девушка, к кому пришли?

– К больной Воробьевой.

– Где у нас Воробьева?

– И я им сказала, – продолжала упорствовать медсестра, – что посещения разрешены только близким родственникам… такой у нас порядок… а она меня не слушает…

– Ну близкий, не близкий – это понятие относительное, сегодня можно быть не близким, а завтра сблизиться… кем вам приходится Воробьева?

– Никем, – честно призналась Дуся. – Вообще-то она мне приходится свидетельницей по серьезному делу. А возможно, что и потерпевшей. Я вообще-то из полиции.

При этих словах медсестра заметно оживилась, заведующий же немного погрустнел, но ненадолго. Вскоре он снова приободрился и проговорил прежним тоном:

– Ах, из полиции? Это ничего, что из полиции. Так в какой палате у нас Воробьева?

– В восьмой, – сухо доложила медсестра.

– Ну, давайте, я вас к ней провожу…

– Это не обязательно. Я сама найду дорогу, а говорить с ней лучше с глазу на глаз…

Заведующий еще больше поскучнел, но не посмел настаивать и с разочарованным видом ушел по своим делам, медсестра же неожиданно подмигнула Дусе вполне по-человечески.

Дуся улыбнулась, без проблем нашла восьмую палату и вошла в нее.

Анну Воробьеву она определила методом исключения.

В палате было всего четыре человека, из них две женщины явно пенсионного возраста, одна девушка лет восемнадцати и еще одна – под сорок, то есть примерно такого возраста, как Анна Воробьева.

Одна из пожилых женщин спала, отвернувшись к стене, другая внимательно изучала в зеркале свои брови. Молодая девчонка тихо разговаривала по телефону. Под глазами у нее были глубокие черные круги.

Дуся знала, что это – признак сотрясения мозга.

Четвертая пациентка – та, в которой Дуся узнала Анну Воробьеву, – лежала на кровати, глядя в потолок. Была она бледна до синевы, на левой щеке глубокая засохшая царапина.

Дуся подошла к ее кровати и негромко проговорила:

– Здравствуйте, Анна!

Женщина вздрогнула от неожиданности, растерянно взглянула на Дусю и спросила:

– Кто вы?

Дуся хотела представиться, но заметила заинтересованные взгляды соседок Анны и передумала.

– Можете называть меня просто Дуся, мне так привычнее.

Видно было, что на языке у Анны вертится множество вопросов, но она перехватила Дусин взгляд и ограничилась всего одним:

– А чего вы от меня хотите, просто Дуся?

– Поговорить.

– О чем?

– Для начала – как вы себя чувствуете?

– Да вроде ничего, только голова болит.

– А ходить вы можете?

– Могу. Представляете, выпала из машины, но ничего себе не сломала, только исцарапалась вся, живого места нету.

– Так, может, пройдемся вместе? Здесь есть тихое место, где можно спокойно пообщаться?

– Найдется.

– Ну так пойдемте туда.

Анна с помощью Дуси поднялась с кровати, надела полосатый халат и вышла в коридор.

В конце этого коридора был небольшой холл, в котором стоял телевизор. Но телевизор этот давно не работал, и поэтому в холле почти никого не было. То есть на одном из диванов примостились женщина в больничном халате, с перебинтованной головой, и полноватый мужчина средних лет. Они тихонько ворковали и пересмеивались.

При появлении Дуси и Анны они недовольно покосились на них и покинули холл.

Анна проводила парочку взглядом и проговорила:

– Эту женщину муж прибил. Из ревности.

– А это кто – любовник?

– Да нет, это как раз муж и есть.

– Сложные отношения!

– Вот именно. Так все же – кто вы такая?

– Вообще-то я капитан полиции. – Дуся показала Анне свое служебное удостоверение.

– Надо же! Никогда бы не подумала. Вы совсем не похожа на полицейского. И что же вам от меня нужно?

Анна чуть поморщилась, усаживаясь на диван, примостилась поудобнее и не слишком приветливо уставилась на Дусю.

– Расскажите мне все про аварию. Дело в том, что свидетелей нет. Вас сбила машина? Как вы оказались в том месте?

– Ага, значит, опять я во всем виновата! – Анна сделала резкое движение и схватилась за голову.

– Болит? – участливо спросила Дуся.

– Болит, – буркнула Анна, – таблетки дают, да только я от них сплю днем, а ночью не могу заснуть.

– А знаете что? – Дуся присела рядом на диван, отчего он жалобно заскрипел. – Давайте вы мне все сами расскажете, причем как можно подробнее, ничего не забывая.

– Да зачем вам лишние хлопоты? Приходила уже я в полицию, говорила все вашему коллеге…

– Про сестру? Давайте про сестру пока не будем, давайте про аварию. Куда вы ехали?

Анна взглянула на эту привлекательную женщину из полиции. Вот видно сразу, что нет у нее никаких проблем, все хорошо – и со здоровьем, и с личной жизнью, и с работой. А если появится какая-то проблема, то она, эта Дуся, быстро ее решит, причем самостоятельно. А нет – так друзья непременно помогут, у нее небось друзей полно.

С таким человеком всем дружить хочется. А мужчины от нее вообще без ума, видела Анна, как этот тип, который из ревности жену избил, на Дусю невольно засмотрелся.

От соседки исходили такие волны доброжелательности, что Анна почувствовала себя гораздо лучше.

Дуся улыбнулась, достала из кармана две шоколадные конфеты и протянула одну Анне.

Анна хотела сказать, что не ела сладкого уже очень давно, а сейчас вообще от конфет ее тошнит, но промолчала.

Дуся развернула свою конфету и положила в рот. На лице отразилось такое искреннее удовольствие, что Анна не ощутила привычной тошноты. Она тоже развернула конфету и откусила кусочек.

Всплыл забытый запах из детства, когда папа приходил домой с работы и выдавал ей шоколадную конфету в красивом фантике. Это было так давно… Потом они с мамой переехали в Дальнереченск и жили там очень бедно, да и время наступило голодное…

И Анна рассказала этой симпатичной женщине из полиции про собаку и про то, как очнулась она в машине и услышала разговор двоих похитителей о том, что ее убьют и сбросят в овраг или в озеро.

– Вы мне не верите? – Она посмотрела на Дусю в упор. – Я сама поначалу не поверила – кому я нужна-то? А вот оно как…

Дуся прислушалась к себе и поняла, что Анне она верит. Может, конечно, и не совсем женщина в адеквате, однако сейчас выглядит вполне разумной, видно, что не врет.

– Машину можете описать?

– Белый фургон… номера не разглядела… – Анна снова невольно прикоснулась к голове. – Внутри пусто и грязновато как-то. Там внутри еще собака была – доберман-пинчер, очень породистая и обученная, сразу видно. Из тех двоих одна – женщина, по голосу и повадкам молодая. Больше ничего сказать не могу. – Анна развела руками.

– Так, с этим ладно, – сказала Дуся, записывая кое-что на телефон. – Переходим к следующему вопросу. Насчет сестры я в курсе – она вас позвала, вы приехали, все было хорошо, потом она перестала отзываться на звонки и не узнала вас при встрече, так?

– Не верите… – упавшим голосом сказала Анна, – как тот ваш… капитан Лебедкин.

– Вот вы на него сердитесь, – начала Дуся, отметив про себя, что Воробьева, оказывается, и фамилию Петькину запомнила, и звание, стало быть, с памятью у нее все в порядке, – а он, между прочим, позвонил вашей сестре и спросил про вас. И она ответила, что никакой сестры у нее нет и никогда не было. Ни родной, ни сводной, ни двоюродной. А раз нет – то никого она не приглашала и в квартире той никого не селила. Я к чему веду, – заторопилась Дуся, заметив, что из глаз Анны вот-вот брызнут слезы, – к тому, что нужны какие-то доказательства. А так будет только ее слово против вашего. Она вам в глаза скажет, что в жизни вас не видела, и что? Может быть, она вас с соседями познакомила – там, куда поселила? Ну мало ли, кто-то вас вместе с ней видел…

– Нет, – Анна поникла головой, – но… у меня было письмо. Потом мы уже по электронке переписывались, а сначала я получила обычное письмо, бумажное, по почте…

– И где оно, то письмо?

– Пропало вместе с сумкой, – Анна вздохнула, – там все деньги и ключи от той квартиры, и письмо было… А паспорт свой я заранее в потайной карман положила. Думаю, если паспорт потеряю или украдут в чужом городе, то совсем уж мне кранты.

– Разумно! – похвалила Дуся. – И очень предусмотрительно. А теперь расскажите мне про то, что случилось в вашем городе примерно полтора года назад. Или больше.

– Вы и это знаете? – вскинулась Анна.

– А вы как думали? Вы ведь в полицию обратились, паспорт предъявили, вы не могли не знать, что мы про вас все выясним.

– Зря я это сделала. – Анна нервно мяла поясок халата.

– Ну теперь уж назад ходу нет, – улыбнулась Дуся, – так что я вас внимательно слушаю. Начинайте с самого начала!

И Анна начала вспоминать все, что случилось с ней два года назад, после чего у нее началась совершенно другая жизнь.

Поезд стоял в Дальнереченске всего пять минут.

Анна вышла на перрон счастливая, душа у нее пела. Доктор обнадежил ее, все у них теперь будет хорошо, у них будет настоящая семья, и Славик будет принадлежать ей, только ей. Ну и их будущим детям, конечно.

Правда, Славик не встретил ее на вокзале, как она надеялась, – но это ничего не значит, ведь он так занят…

Как на крыльях Анна примчалась домой, сияя, влетела в квартиру и, едва открыв дверь, выпалила:

– Славик, Славочка, у нас все будет хорошо… просто замечательно… доктор мне обещал…

И только тут увидела, что Ростислав стоит посреди прихожей одетый, с дорожной сумкой и с равнодушным, озабоченным лицом. Как будто он уже не здесь, а где-то далеко.

– Славик, ты что – снова уезжаешь? – протянула Анна разочарованно.

– Уезжаю, да… – бросил он холодно. – И когда вернусь, то сразу перееду… что ты сказала, какой доктор?

– Доктор Андрей Петрович… – пролепетала Анна, выронив свою сумку. – У которого я лечилась от бесплодия и вылечилась. Так что теперь… у меня… у нас… все будет хорошо…

– У нас? – переспросил Ростислав. – Это вряд ли. Ты меня что – не слушаешь? Как только вернусь, я перееду.

Слова мужа дошли до нее не сразу, как через плотную вату.

– Что ты сказал? – Губы плохо слушались ее, слова выходили какими-то невнятными, как неловко слепленные пельмени. – Ты сказал – переедешь? Куда переедешь?

– К другой женщине! – сухо отчеканил муж.

– К другой?! – выдохнула Анна. – Но ведь я вылечилась! Ты всегда говорил, что хочешь ребенка, детей – и у нас будут дети!

– У нас – не будет, – резко оборвал он ее. – У меня – будут, только родишь мне их не ты…

– Но ведь я вылечилась… – лепетала Анна, – ведь доктор сказал…

Она сама понимала, как жалко звучат ее слова – но ничего не могла с собой поделать.

– Вот только не нужно этих скандалов! – жестко бросил Ростислав. – Не выношу!

Анна хотела сказать ему, что никогда и не скандалила, что это вообще не в ее духе, но слова застряли у нее в горле, она прижалась спиной к стене и молча смотрела, как он оглядел прихожую, прикидывая, не забыл ли чего, а потом вышел из квартиры и захлопнул за собой дверь.

Анна прошла на кухню, села, уставившись в стену невидящими глазами. До нее медленно доходило то, что сказал ей муж, то, что произошло.

На столе перед ней стоял будильник, и она уставилась на его циферблат. Мыслей в голове не было, точнее, была одна мысль – как все было хорошо всего час назад, даже полчаса… она ехала домой, она надеялась, она хотела обрадовать мужа, у нее… у них было будущее…

И выходит, что все зря? Выходит, что нет у них никакого будущего? И настоящего тоже нет. Анна никак не могла это осознать.

Стрелки на циферблате медленно ползли.

Все было хорошо всего час назад… два часа назад… три часа назад… четыре часа…

Анна не шелохнулась, она продолжала сидеть, тупо глядя перед собой. Мыслей в голове не было никаких.

Так она просидела всю ночь, а потом спохватилась, встала, напоследок взглянув на циферблат и отметив, что все было хорошо всего десять часов назад.

В раковине стояла грязная посуда, на полу – клочья пыли…

Ну да, она отсутствовала почти месяц, на работе еще не хотели давать такой большой отпуск, но врач сказал, что для лечения требуется время. А когда ее нет, муж обычно приводит квартиру в ужасающее состояние, говорит, что в ее отсутствие у него все валится из рук.

Нельзя так опускаться, нельзя… если Ростислав вернется – в квартире должен быть порядок…

Инстинктивно Анна отгоняла от себя все мысли, кроме одной: убрать в квартире как можно быстрее.

Она сняла дорожную одежду, в которой так и просидела всю ночь, вымыла посуду, машинально отметив, что на одной чашке остались следы кроваво-красной помады, подмела пол, собрала мусор в черный пластиковый мешок и вышла из квартиры, чтобы выбросить его в мусоропровод.

И тут из соседней квартиры, как чертик из табакерки, выскочила соседка Вероника Петровна, вцепилась в пуговицу и застрекотала, как раскормленная сорока:

– Он ее чуть не каждый день приводил! Блондинку эту, Эмилию! Только ты уехала – тут же и привел! И каждый день, буквально каждый день! Это же совсем надо совести не иметь! И она тоже – как дома у себя расположилась! Как будто это ее квартира! Нисколько даже не таилась, как будто так и надо!

«Эмилия, – мысленно отметила Анна. – Блондинка».

Другая женщина, которая до этого была просто бесформенным, безымянным пятном, приобрела имя и хоть какие-то черты.

– Она в парикмахерской работает, которая на площади! – продолжала стрекотать соседка. – Маникюр там делает, и педикюр тоже. И живет там, рядом – на Вокзальной улице. Вокзальная улица, дом двенадцать, квартира двадцать шесть! – Вероника сделала рукой движение, как будто записывала адрес той женщины.

Но Анне ничего не нужно было записывать – сейчас каждое слово, каждый звук намертво врезался в ее память. Никогда уже не забудешь.

– Вокзальная, двенадцать… – повторила она, как эхо.

– Ага, и квартира у нее двадцать шесть! – торжествующим голосом завершила соседка.

– Я должна с ней поговорить… – произнесла Анна бесцветным, безжизненным голосом.

– Ага, и в волосы ей, в волосы! – сладострастно бормотала Вероника. – Или морду расцарапать! А можно еще кислотой, кислотой в морду брызнуть! Ну если кислоту не достать, так хоть вот карбофосом… А то вот раньше бывало у нас в деревне, бабка моя деда застала с Надькой-продавщицей. Или с Зинкой-счетоводом, точно не помню, в который раз. Так она сразу из поленницы вот такое полено вынула – и давай ее охаживать. Надька… или Зинка орет благим матом: «Он, мол, сам пришел, за что все колотушки мне?» А бабка Зинку… или Надьку лупит и приговаривает: «Муж у меня один, зачем же его калечить, еще в хозяйстве пригодится…» – Так что эту стерву непременно извести надо, а тогда мужик никуда не денется…

Анна не собиралась выдирать сопернице волосы. Она хотела только взглянуть на нее, понять, что в ней нашел Ростислав. Чем эта неизвестная Эмилия лучше ее. Ну и просто поговорить с ней – может быть, Эмилия поймет, как дорог ей Ростислав, и уступит его… расскажет, как они хотели детей и как она вылечилась… она найдет такие правильные, такие нужные слова, что Эмилия отступится, отдаст ей мужа…

Анна направилась было вниз, но Вероника Петровна остановила ее, вцепившись в плечо:

– Девонька, ты хоть оденься, а то нехорошо так… неприлично, сама понимаешь…

Только теперь Анна осознала, что одета по-домашнему, в тех же трикотажных брюках и футболке, в которых наводила порядок в квартире, и вернулась, чтобы переодеться.

Она переоделась – не помнит во что – и бросилась туда, к площади, где работала эта Эмилия.

Парикмахерская на площади. Под вывеской «Далила».

Эту парикмахерскую Анна хорошо знала, она влетела в нее, окинула удивленных мастеров и клиентов пустым опрокинутым взглядом и с трудом выговорила:

– Эмилия… где Эмилия?

– Эмка сегодня выходная, – ответила брюнетка, укладывающая волосы полной женщине лет сорока.

– Дома она! – добавила рыжая за стойкой.

Анна вылетела из парикмахерской, пронеслась до угла, свернула на Вокзальную улицу, мысленно отметив, как шла здесь двенадцать часов назад, когда все еще было хорошо, когда все было поправимо, когда впереди у нее маячило долгожданное счастье материнства.

Да, вот оно как все обернулось…

Она нашла нужный дом, влетела в подъезд, поднялась на третий этаж и остановилась перед дверью двадцать шестой квартиры, чтобы перевести дыхание…

Она только поговорит… только посмотрит на ту женщину, к которой хочет уйти Ростислав…

Она скажет ей, что они долго были женаты, и она уже потеряла надежду на то, что когда-нибудь родит ребенка, и что возраст у нее уже подходит к критическому, поскольку после сорока рожать первого ребенка все же не рекомендуется.

Доктор сказал ей об этом приватно, объяснив, что это мнение основано на его личном опыте.

Она попросит ее по-хорошему отпустить Ростислава, зачем он этой Эмилии, такой молодой и красивой? Она еще найдет свое счастье, а у нее, Анны, больше никого нет. Мама умерла, отца она совсем не помнит, братьев-сестер нет…

Она так хотела детей!

Анна нажала на кнопку звонка.

На звонок никто не ответил, за дверью была тишина.

Анна позвонила еще раз – и снова безрезультатно.

Эмилия спит? Вот так, среди бела дня…

Анна почувствовала мучительную зависть: кто-то еще может спать… сможет ли сама она когда-нибудь заснуть?

Она позвонила еще раз, потом, сама не зная зачем, дотронулась до двери – и с удивлением поняла, что дверь не заперта.

И тогда она толкнула дверь и вошла в квартиру.

Какой-то трезвый, разумный голос внутри ее говорил, что этого не надо, ни в коем случае нельзя делать. Что она совершает что-то опасное, недопустимое, сама идет в ловушку…

Но Анна не слышала этот голос. Она так хотела увидеть ту женщину, к которой уходит Ростислав, ее Славик, что совершенно забыла об осторожности.

Она шагнула вперед и позвала – негромко, взволнованно:

– Эмилия! Ты здесь?

Звук собственного голоса отчего-то напугал ее, но никто на этот голос не отозвался.

В прихожей было почти темно. Анна сделала еще несколько шагов, пока не наткнулась на что-то бесформенное, что лежало грудой на полу.

Она опустила взгляд, вгляделась в эту бесформенную груду…

И едва не закричала от ужаса.

На полу лежала женщина.

Мертвая женщина, в этом не было никаких сомнений. Светлые волосы, измазанные чем-то темно-красным, рассыпались вокруг ее головы неровной уродливой короной.

В лице женщины была какая-то чудовищная неправильность.

Глаза Анны привыкли к полутьме – и от того, что она разглядела, ужас переполнил ее душу.

У мертвой женщины не было глаз. Точнее, они были не там, где положено. Черные провалы глазниц были пусты, а на груди покойницы лежали два круглых окровавленных сгустка с голубыми кружками радужной оболочки. Два вырванных глаза.

А еще…

Еще во рту у этой мертвой женщины был зажат цветок.

Темно-красная, скорее, даже бордовая роза. Совсем свежая, обостренным зрением Анна разглядела даже капельки воды на лепестках.

Внезапно тонкий лучик солнечного света мелькнул из комнаты, и что-то блеснуло на полу возле тела.

Анна скосила глаза и увидела ложечку. Маленькую чайную ложечку очень изящной формы, несомненно, старинную, всю в крови. И она мгновенно догадалась, для чего убийца использовал эту ложечку – чтобы выковыривать глаза.

Анна не вынесла этого чудовищного зрелища и сползла по стене, потеряв сознание.

Но в последний момент, перед тем, как ее сознание померкло, Анне показалось, что рядом с ней кто-то есть, и тихий, шелестящий голос проговорил из сгущающейся темноты:

– Совсем не тот типаж…

Она не помнит, сколько времени пролежала на полу рядом с мертвой женщиной. Точнее, она этого просто не знает.

Пришла в себя она от резкого, пронзительного, оглушительного, невыносимого звука.

В первый момент, пока сознание к ней еще не вполне вернулось, она подумала, что это – сигнал воздушной тревоги. Она сама не знала, откуда в ее голове возникли эти забытые слова.

А потом она пробилась сквозь пелену беспамятства, и осознала, что лежит на полу в чужой квартире, точнее – полусидит, привалившись спиной к стене, а рядом с ней на полу – что-то ужасное, что-то, для чего нет названия.

А в двух шагах от нее стоит женщина в домашнем фланелевом халате, с головой, обвязанной полотенцем, и визжит. Визжит оглушительно, невыносимо, душераздирающе.

Визг этой женщины ввинчивался в мозг Анны, как ржавый шуруп, причиняя ей невыносимую боль.

– Замолчи! – попросила Анна едва слышно.

И женщина, как ни странно, замолчала.

Она перестала визжать, перевела взгляд с мертвого тела на Анну и выкрикнула совсем другим голосом:

– Ты! Это ты!

– Что – я? – удивленно переспросила Анна.

– Это ты ее убила!

– Да нет, вовсе не я… – ответила Анна удивленно, но женщина ее не слышала, она только повторяла на одной ноте:

– Ты! Ты! Это ты!

А потом… Анна не помнит, сколько времени прошло, но в прихожей появились какие-то другие люди – спокойные, деловитые, похожие на персонажей из телевизионного сериала.

Один из тех людей – рыжеволосый, долговязый – разглядев тело на полу, присвистнул. А потом наклонился над мертвым телом и произнес странное слово:

– Реверанс.

– Что еще за реверанс? – спросил рыжего другой человек.

– Роза сорта «реверанс». У меня теща такие разводила. Вечно над ними тряслась, только о них и разговору было…

Та женщина, которая своим невыносимым визгом вытащила Анну из беспамятства, снова принялась повторять на одной ноте, только теперь она повторяла другое слово:

– Она! Она! Это она! – И при этом тыкала в Анну коротким пальцем с красным облупленным маникюром.

Анна пыталась, конечно, возражать, но ее возражения никого особенно не интересовали.

Ей задавали какие-то вопросы, на взгляд Анны, совершенно бессмысленные – как она попала в квартиру, как открыла дверь…

Она отвечала через раз, поскольку слова с трудом пробирались в ее заторможенное сознание. Впрочем, полицейских ее ответы не особо интересовали.

Потом рыжий полицейский рывком поднял ее с пола, ее вывели из этой квартиры и увезли в другое место.

Анна была даже благодарна за это – она больше не могла там находиться, но не могла и сама решиться на что-то.

Потом потянулись одинаковые бесконечные часы, складывающиеся в такие же бесконечные, одинаковые дни. Ее вызывали на допросы и задавали все такие же бессмысленные вопросы. Она отвечала иногда невпопад, ее поправляли, задавали другие вопросы.

Чаще всего ее допрашивал тот рыжеволосый человек, который первым приехал в квартиру Эмилии.

Он смотрел на Анну с каким-то странным выражением и говорил своему коллеге:

– Не могу поверить, чтобы она могла вот так… это кем же надо быть… нет, никак не могу поверить!

На что коллега отвечал, ничуть не стесняясь Анны:

– Ее же прямо на месте преступления взяли! Так?

– Так-то оно так, но… но вот не могу поверить, чтобы она могла… ты был на месте преступления? Вот то-то! А я был! Глаза эти вырванные видел? А я видел! И роза эта, черт бы ее взял! Вот откуда она ее выкопала? В салоне красоты говорят – не было у нее в руках ничего – ни ножа, ни цветка, сумки даже не было! Откуда она эту розу взяла?

– Убитая же у нее мужа увела, так?

– Так-то оно так, но…

– Значит, у нее мотив имеется, да еще какой!

– Это конечно, но…

– Да что ты заладил – но, но… я тебе что – лошадь? Ты уголовную статистику знаешь? По статистике при таких убийствах в девяти случаях из десяти убийца – либо любовник, либо соперница!

– Так, может, это любовник?

– Да что ты несешь? Любовник – это вот как раз ее муж, и у него на время убийства стопроцентное алиби. Он накануне из нашего города уехал. В командировку, отчет официальный имеется, по всем правилам оформленный. В общем, муж тут не при делах. Так что все на нее указывает – и свидетельница Мухоморова, которая ее на месте преступления застала, и свидетельница Сычева, соседка по дому, у которой она адрес потерпевшей выпытала, и весь коллектив парикмахерской «Далила», куда она перед преступлением заходила, чтобы найти потерпевшую… ты это понимаешь?

– Понимаю, но… орудия не нашли… По-твоему, она голыми руками глаза у этой бабы выцарапала?

– А что, брошенные бабы еще и не то могут… ты вот со своей спокойно развелся, культурно, можно сказать, так не знаешь, что у людей творится. Шекспир отдыхает!

– Да знаю я! Но…

– Опять ты со своим «но»! Ты нормально говорить умеешь или только нокать? У нас есть готовая подозреваемая, есть отличные улики, так что пора дело оформлять и в суд передавать. Начальство уже недовольно. Ты это понимаешь? До тебя это доходит?

– Понимаю… – Рыжий снова тяжело вздохнул и на этот раз не добавил свое «но».

И после этого Анну перевели в другую камеру, где она должна была дожидаться суда.

С соседками по камере она не разговаривала, только сидела в углу и раскачивалась, как маятник. И мычала тихонько, так что самая скандальная баба, Нелька по кличке Пирожок однажды не выдержала и устроила скандал, а другие ее поддержали.

– Уберите от нас психованную, – орали бабы, – с ней посидишь – сам психом станешь!

Никуда ее, конечно, не перевели, но к ней стал заходить пожилой человек в белом халате, с густыми клочковатыми бровями, и стал задавать ей вопросы – только вопросы были совсем другие, какие-то странные.

Он спрашивал Анну о ее детстве, еще спрашивал, что она думает о том-то и том-то, еще показывал какие-то странные картинки – черные размазанные кляксы, и спрашивал, что она на этих картинках видит. И часто качал головой.

А потом Анна узнала от той же Нельки, что как раз в это время у них в городе случилось еще одно убийство. Точно такое же, как то, в котором обвиняли Анну.

Жертва – молодая женщина, блондинка, работала официанткой в кафе на площади. У нее тоже были вырваны глаза, и во рту у нее был такой же цветок – темно-красная роза сорта «реверанс».

И тогда Анну перевели из той камеры, где дожидались суда, в обычную.

Она думала, что снова станут таскать на допросы, но говорил с ней только один рыжеволосый полицейский. И вопросов больше не задавал, а только смотрел сочувственно и писал какие-то бумаги.

А потом Анну перевезли в больницу, в палату с белыми стенами, и к ней снова зачастил пожилой человек с кустистыми бровями.

Ей давали какие-то таблетки и делали уколы, от которых все становилось безразлично и совсем не хотелось жить. Впрочем, жить ей и так не хотелось, но как-то по-другому.

Так прошло много времени. В больнице дни похожи один на другой, так что перестаешь их замечать.

А потом в один прекрасный день к Анне в палату снова зашел пожилой человек с кудлатыми бровями, он был очень жизнерадостный, потирал руки, улыбался и сказал, что Анна чувствует себя гораздо лучше и ее можно выписать.

Анна не стала спорить, хотя вовсе не чувствовала себя лучше.

Ее отпустили домой, и она стала жить одна. Потому что муж Ростислав за это время оформил с ней развод. Просто сунул кому-то денег, и развод оформили без ее согласия.

Впрочем, Анне и в голову не приходило возражать или сопротивляться.

Про мужа она просто забыла. Он ни разу не пришел ее навестить в больнице и до этого ни разу даже не передал в тюрьму ни пакета сухарей, ни пачки печенья. Она, правда, ничего и не ждала.

Просидев, точнее, провалявшись без чувств возле трупа его любовницы какое-то время, Анна очнулась без мужа. Как будто вынули из ее души и памяти все, что было с ним связано, как будто не было этих восьми долгих лет, что жили они с ним вместе.

Все это осознала она гораздо позже, а вернувшись в квартиру, ничуть не удивилась, увидев голые стены.

Муж забрал все, даже кое-какую мебель, оставил только старый телевизор, кухонный стол и кровать со сломанной спинкой. Он бы и квартиру оттяпал, но никак не вышло: квартира была Аннина, они жили в ней вдвоем с мамой.

А теперь она стала жить одна. Устроилась телефонным диспетчером, отвечала на вызовы, редко выходила из дома – в магазин только.

Никто к ней не приходил, с соседкой Вероникой Петровной она не общалась, хотя та пыталась ее разговорить.

Потянулись дни, заполненные тоскливой рутиной – встать, принять душ, выпить кофе, потом отвечать на вызовы, затем обед, вечером – телевизор. И так семь дней в неделю.

А потом пришло письмо от Светланы.

– Вот так вот, – Анна грустно улыбнулась, – вот так все и было. Письмо долго в ящике валялось, соседка его вытащила, она вечно все замечает. Я-то сначала подумала, что на почте ошиблись, хотела туда отнести. Нет у меня никаких знакомых с такой фамилией. А потом… понимаете, она все так правдиво описала… Оказывается, отец перед смертью ей все рассказал – что есть у него дочка где-то далеко, он про нее и не знает ничего, знает только, что увезла ее мать в Дальнереченск. Светлана сразу призналась, что тогда и значения его словам не придала, закрутилась как-то с похоронами. А как прошло время да развелась она с мужем, стала она вещи разбирать в той квартире, где отец жил, ну и нашла письма с адресом моим. Оказывается, отец предлагал моей матери денег, а она написала ему письмо с отказом. Резкое такое письмо, мама вообще в словах не стеснялась. Не знаю, что у них там произошло, но я-то при чем? Если бы вы знали, как бедно мы жили… да и время было такое ужасное… – Анна замолчала, глядя в одну точку.

– Ну что теперь об этом думать, – вставила Дуся.

– Ну да, а отец, Светлана пишет, тоже, видно, характером был крут. Не надо денег – ну и не надо, два раза предлагать не стану… Хочешь одна ребенка растить? Да флаг тебе в руки, мне только лучше, забот меньше. Вот так вот сами все решили, меня никто не спросил.

– Понимаете, – доверительно начала Дуся, – мы же не можем просто так явиться к вашей сестре и допрашивать ее. Формально она ничего не совершила, упрекнуть ее не в чем.

– А я, значит, совершила, – горько сказала Анна, – раз под следствием была и в камере с уголовницами сидела. Но меня же отпустили, никаких обвинений не предъявляли.

– А в больнице вам какой диагноз поставили?

– Посттравматический синдром, у меня в той квартире и карта есть медицинская. Доктор сказал, что я полностью вылечилась… Только как я теперь в ту квартиру попаду, если ключи пропали?

– Разберемся, – улыбнулась Дуся, – это не проблема. Значит, вы пока тут полежите, поправляйтесь, вот возьмите мой номер телефона на всякий случай, а там посмотрим.

– Да меня по-любому скоро выпишут, и то медсестры ругаются, что место занимаю. Травм никаких серьезных нет, а царапины заживут. Кто меня тут держать станет?

– Разберемся, – обнадежила Анну Дуся, вспомнив, какими глазами смотрел на нее заведующий отделением.

Когда Дуся вернулась на работу, Лебедкин засыпал ее вопросами:

– Ну что? Ну как? Удалось что-нибудь узнать? Или она с тобой и разговаривать не стала? Что там с машиной этой?

– Как тебе сказать, Петруха… вообще-то мы с Воробьевой хорошо поговорили. Но только я ужасно проголодалась. Может, пойдем пообедаем, а потом я тебе все расскажу?

– Да ты что? Какой обед?! Ты вечно только о еде думаешь! Я не вытерплю! Рассказывай прямо сейчас! А потом уже пойдем обедать, я тебе обещаю! Свожу тебя в «Три поросенка»…

Дусе хотелось подразнить напарника и заставить помучиться, но природная доброта взяла свое.

– Да, по-моему, эта Воробьева – нормальная женщина, только перенесла тяжелый стресс. После такого кто угодно мог в лечебницу угодить… – И она вкратце изложила историю Анны.

Услышав об убийстве, в котором Анну Воробьеву едва не обвинили, Лебедкин буквально загорелся и не успокоился, пока не выпытал у Дуси все подробности этого дела.

Когда же выпытал, возбудился еще сильнее.

– Глаза вырваны и роза во рту? Где-то я такое уже встречал… года два назад или три… это же наверняка серия… как пить дать серия… – И он кинулся к компьютеру.

– Ну, Петька, имей совесть! – возмутилась Дуся. – Ты же мне обещал, что мы пойдем обедать. В «Три поросенка». Ты слово свое держишь или как? Или «хочу даю слово, хочу беру обратно»?

– Держу, держу… – отмахнулся от нее напарник. – Я вот только найду то дело, и мы сразу пойдем…

– Ну все, капитан Лебедкин надолго потерян для общества! – мрачно констатировала Дуся. – Как только ему привидится серийный убийца – он теряет человеческий облик… придется мне, видно, одной идти обедать… который уже раз…

И Дуся покинула кабинет.

«Надо же, – думала она на ходу, – а Генка Соловьев ни слова про это не сказал. Только короткую справку дал по Воробьевой – замужем была, развелась, в психушке лежала, обвиняли ее в убийстве любовницы мужа, но потом отпустили. И не сказал, почему отпустили – потому что вторую жертву нашли.

То есть, получается, это уже серия и есть. И отчего Гена не сказал? Наверное, закрытая информация, раз маньяк у них объявился, нельзя по телефону про это трепаться. А может, не знал подробностей.

Минуточку, а вот Анна говорила, что допрашивал ее такой рыжий и долговязый. Так это же Генка и есть! Значит, он наверняка полностью в курсе дела. И вот вопрос, говорить про это Петьке или не стоит. Наверное, не нужно, а то он совсем с катушек сойдет, все дела забросит. Он на этих маньяках повернутый просто… Ох, есть как хочется!»

Выйдя на улицу, Дуся огляделась.

Можно было пойти в соседнюю забегаловку, а можно – в кафе «Три поросенка», которое упомянул Лебедкин. Это подальше и подороже, но там гораздо вкуснее кормят.

И тут рядом с ней остановилась большая черная машина, и бархатный голос промурлыкал:

– Дуся, Дусенька, садитесь!

– Я к незнакомым мужчинам не сажусь… – машинально проговорила Дуся, но тут же сообразила, что человек в машине назвал ее по имени, значит, они знакомы. Что он тут же и подтвердил:

– Неужели вы меня забыли? Вот я вас никогда не забуду!

Дуся оглянулась.

Из машины выглядывал лысоватый немолодой мужчина с темными маслеными глазами. Это был нотариус Рубен Варламович Семибратов собственной персоной.

– Вы ведь, наверное, обедать собрались? – промурлыкал нотариус, взглянув на роскошные часы. – Я тоже еду обедать. Давайте пообедаем вместе! Я знаю неподалеку одно чудное местечко…

– А почему бы и нет? – протянула Дуся.

В самом деле – почему бы и нет?

Она проголодалась, а Петька со своими серийными убийствами потерял человеческий облик и вернет его очень нескоро… а нотариус уже тем подкупил ее, что не назвал противным полным именем. И вообще, она имеет полное право на обед, сегодня уже набегалась.

И Дуся села в машину нотариуса, отчего та слегка накренилась и даже тихонько крякнула.

Через десять минут они подъехали к ресторанчику, над дверью которого висела вывеска с названием «Ахтамар». Рядом с названием была нарисована симпатичная овечка в цветочном венке, и буквами поменьше написано «Настоящая армянская кухня».

Ресторанчик был небольшой, но уютный, кормили очень вкусно, правда, нотариус непрерывно сыпал двусмысленными комплиментами и то и дело гладил Дусю по ручке, но она сносила это благосклонно.

Когда же принесли кофе, Дуся расплылась от одного аромата.

В это время у нотариуса зазвонил телефон.

Он извинился перед Дусей и ответил:

– Да, Изабелла Юрьевна, слушаю вас… что? Чекан? Она же записана на следующую неделю! Хочет перенести? Ну желание клиента – закон… посмотрите, у нас на этой неделе есть свободное время? Ну постарайтесь! Я в вас верю! Не может быть, чтобы ничего не нашли!

Услышав фамилию Чекан, Дуся насторожилась, сделала стойку, как охотничья собака при виде дичи. Ведь фамилия сводной сестры Анны Воробьевой была именно Чекан. Совпадение ли это?

Наконец Рубен Варламович нажал кнопку отбоя и еще раз извинился перед Дусей:

– Дела, дела… даже во время обеда приходится решать какие-то важные вопросы…

– Вы назвали фамилию Чекан, – проговорила Дуся заинтересованно. – Это кто такая?

– Ну, Дусенька, вы же знаете, что такое профессиональная тайна… – заюлил нотариус. – У вас ведь тоже есть тайна следствия…

– Ну да, конечно… я ведь не выпытываю у вас подробности, мне просто интересно – это, случайно, не Светлана Игоревна Чекан?

– Да, это она… а почему она вас интересует?

– А какое у нее дело?

– Ну, Дусенька, я же сказал – это профессиональная тайна.

– И что – нельзя даже намекнуть? – Дуся игриво взглянула на нотариуса. – А если я соглашусь с вами поужинать?

– Правда? – Глаза нотариуса вспыхнули. – Ну если так… намекнуть можно. Дело у нее наследственное… но я вам, само собой, ничего не говорил!

– Само собой! – подтвердила Дуся. – Мы же с вами профессионалы, и тайна для нас – это святое! И раз мы с вами обо всем договорились, то скажите, велико ли наследство?

– Ну, моя дорогая, это уж чересчур! – Рубен Варламович шутливо погрозил ей пальцем. – Этак я могу и лицензии лишиться!

– А ужин вдвоем? – напомнила Дуся.

– Вот тогда и поговорим! – Глаза у нотариуса блеснули, он смягчил резкий тон улыбкой.

«Обманет, – подумала Дуся, – ну мы тоже не лыком шиты».

После работы Дуся заехала домой, чтобы переодеться. Правда, когда она попыталась влезть в свое самое красивое платье, выяснилось, что оно ей безнадежно мало.

Дуся не слишком расстроилась, надела другое, попроще, и решила, что она и в нем хороша. А то выходное платье просто село.

Нотариус ждал ее в машине.

На этот раз они приехали в другой ресторан, куда более помпезный.

Перед входом их встретил молодой человек в бархатной черкеске, проводил к самому удобному столику.

На сцене пела на каком-то гортанном языке полная волоокая певица, по залу сновали смуглые официанты в восточных костюмах.

Нотариус распустил хвост, как павлин. Он заказал бутылку самого дорогого вина (из виноградников Эчмиадзина, как он с гордостью сообщил), непрерывно подливал Дусе и угощал ее какими-то поразительными восточными сладостями.

Сам он тоже пил бокал за бокалом, лицо его раскраснелось, а глаза горели ярче обычного.

Дуся воспользовалась тем, что он отвлекся от своего бокала, и поменяла свой полный бокал на его пустой. Нотариус не заметил ее маневра, выпил и снова подлил ей. Дуся повторила свой маневр, и снова успешно.

Рубен Варламович раскраснелся и стал еще разговорчивее, чем прежде.

Дуся решила, что нужно ковать железо, пока горячо, и перевела разговор на интересующую ее тему.

Начала она издалека:

– Везет же некоторым!

– Кого вы имеете в виду?

– Тех, кому оставляют наследство. Мне вот, например, никто никакого наследства не оставлял. Хотя, конечно, наследство наследству рознь… бывает, оставят какую-нибудь хибарку в садоводстве, а тоже называется наследство! Вот эта ваша Светлана Чекан – наверняка ей ерунду какую-то оставили… какую-нибудь щитовую развалюху в трех часах езды от города да альбом со старыми фотографиями…

– Ну это вы зря! – обиделся нотариус. – Я мелочами вообще не занимаюсь, а в случае Светланы Игоревны вы точно пальцем в небо попали! Там такое наследство, такое… но это, конечно, профессиональная тайна, тс-с! – И он поднес толстый палец к губам.

– Да что вы говорите? – Дуся изобразила недоверие и еще сделала вид, что она пьянее, чем на самом деле. – Ну это вы, наверное, преувеличиваете! Как все мужчины, набиваете себе цену… – И она игриво хлопнула нотариуса по руке и состроила ему глазки.

– Обижаете, Дусенька, обижаете! – фыркнул Рубен Варламович. – Ничуть не преувеличиваю, даже наоборот! Если бы я мог, я бы такое рассказал, такое… – Он округлил глаза, но тут же прижал палец к губам: – Но вы ведь понимаете, я не могу об этом говорить… это профессиональная тайна… кому об этом не знать, как вам… у вас же тоже наверняка есть тайны следствия…

– Да, конечно, есть! – подхватила Дуся. – Вот, например, есть даже кое-что, связанное с вашей нотариальной конторой… но тс!..

– С моей конторой? – Рубен Варламович насторожился, насколько это удалось ему на той стадии опьянения, на которой он находился. – Что может быть связано с моей конторой? У меня в конторе всегда порядок, полный порядок, Дусенька! Полный порядок!

– И что – никто к вам не вламывался? Даже не пытался?

– Ну даже если бы кто-то и попытался – его ждало бы разочарование! – Нотариус снова приосанился. – Я установил самую современную систему сигнализации и все важные документы храню исключительно в сейфе. А сейф самый лучший из всех, какие есть!

– И документы по наследству Светланы Чекан тоже хранятся в этом замечательном сейфе?

– Конечно, в сейфе! А сейф у меня такой, что его просто невозможно вскрыть без ключа и секретного кода! Фирма-производитель это гарантирует! Совсем недавно его поставил, кучу денег отдал, но не жалею, оно того стоило! Простому взломщику такой сейф никогда не открыть!

Тут Рубен Варламович заметил, что Дусин бокал полон, и обиженно загудел, как большой шмель:

– Дусенька, а почему вы не пьете? Это же такое удивительное вино, вы его больше нигде не найдете!

– Я пью, пью! – протянула Дуся, взглянув на бокал, и подумала, что уже и так переборщила. Но ничего толком не выяснила.

Дуся рассердилась на себя, что случалось с ней крайне редко, и попросила принести кофе.

– Мы еще десерт не пробовали! – всполошился Рубен Варламович. – А может быть, мы… возьмем бутылку хорошего французского шампанского, фруктов и сладостей и поедем?.. – Он наклонился к Дусе слишком близко и смотрел так умильно, что Дусе даже стало его жалко. Рассчитывать-то ему не на что, он ей совершенно не нравится.

Хоть мужчина рядом с ней и был прилично выпивши, он все же головы не потерял. А также не потерял профессионального чутья.

Он понял, что Дуся недовольна, а также то, что она и пришла-то в ресторан, чтобы что-то у него выведать. А поскольку она все же была не просто какая-то легкомысленная девица, а капитан полиции, то нотариус понял, что дело это серьезное.

– С этой Чекан что-то не так? – спросил он вполне трезвым, настороженным голосом.

– Пока не знаю, – поколебавшись, ответила Дуся, – это зависит от… Вы сказали, она получает большое наследство. Мне не нужны цифры. – Она замахала руками, видя, что Рубен Варламович нахмурился.

– Ну хорошо, – вздохнул он, – я понял. Могу сказать только одно: наследство ей оставил очень обеспеченный человек, мой старый клиент. Очень порядочный, ни в чем криминальном не замешан, я знаю его много лет. Кем она ему приходится – понятия не имею, там не указано. Почему ей – тоже не знаю, он не объяснил, это не требуется. У меня только создалось впечатление, что он эту Светлану мало знает.

– А имя? – заикнулась Дуся.

– Все правила я с вами нарушаю, – снова вздохнул он, – ну ладно, так и быть, записывайте: Броницкий Сергей Сергеевич, очень крупный коллекционер. Ну что, помог я вам?

– Очень помогли! Спасибо вам! – Дуся посмотрела на нотариуса такими сияющими глазами, что он тут же придвинулся еще ближе.

Тут ее телефон зазвонил.

Она поднесла телефон к уху и проговорила не слишком трезвым, запинающимся голосом:

– Само… Самохвалова слушает!

– Одиннадцать часов ноль минут! – раздался в трубке удивительно знакомый голос.

– Кто это? – протянула Дуся удивленно.

– А ты как думаешь? – переспросила трубка.

Дуся не стала гадать, она взглянула на дисплей и увидела имя своего боевого напарника.

– Ты, Петя? Случилось что-нибудь?

– А ты что – забыла?

– Что забыла?

– Все забыла! Дульсинея, ты же меня попросила в одиннадцать часов позвонить!

– Ох ты!

Дуся все вспомнила. Должно быть, ей помогло ненавистное имя, от которого она тут же протрезвела. Не иначе Петька нарочно ее так назвал, чтобы она от злости пришла в себя.

Действительно, собираясь на встречу с нотариусом, она попросила Лебедкина позвонить ей в одиннадцать часов вечера, чтобы обеспечить возможность безболезненного ухода. Уж Петька точно не забудет, он в этом смысле человек обязательный.

– Ты что, Дуся, выпила? – посмеивался в трубке Лебедкин.

– Так точно, товарищ майор! – ответила ему Дуся.

– Какой я майор?! – вздохнул Лебедкин.

– Все поняла, товарищ подполковник! – отчеканила Дуся.

Лебедкин поспешил прервать разговор, пока напарница не повысила его до генерала.

А Дуся перевела взгляд на нотариуса и проговорила с фальшиво-разочарованным вздохом:

– К сожалению, я должна вас покинуть. Начальник звонил, срочно вызывает на службу.

– В такое время? – ахнул Рубен Варламович, взглянув на часы. – Уже двенадцатый час!

– Да, что поделаешь! – подтвердила Дуся, поднимаясь из-за стола. – Наша служба, как известно, и опасна, и трудна. И всевозможные злоумышленники не дремлют. Так что и нам не приходится дремать. Но это, как вы понимаете, – тайна следствия… – И она приложила палец к губам. – Не провожайте, не нужно, я такси возьму!

Проходящий официант с восточной внешностью посмотрел на Рубена Варламовича с легкой насмешкой: «Продинамила, мол».

– Но зато какая женщина! – взмахнул тот руками.

С этим трудно было не согласиться.

На следующее утро Дуся решила направиться на квартиру покойного Сергея Сергеевича Броницкого.

Лебедкина вызвали на опознание, начальство укатило на совещание, остальные сотрудники разбежались по делам, так что Дуся решила, пока суд да дело, быстренько смотаться на квартиру Броницкого, не понимая еще, что это может дать. Ну на всякий случай…

Дуся нажала на кнопку звонка. За дверью раскатилась длинная выразительная трель.

Некоторое время ничего не происходило, и Дуся собралась уже позвонить второй раз, но тут за дверью послышались шаркающие шаги, а потом суровый неприязненный голос произнес:

– Я тебе позвоню! Я тебе сейчас так позвоню – мало не покажется! Я сейчас полицию вызову…

– Так я и есть полиция! – невозмутимо сообщила Дуся.

– Полиция? – недоверчиво переспросили за дверью. – А не врешь? Что-то непохоже…

– А вот мое удостоверение! – И Дуся развернула служебные корочки перед дверным глазком.

Некоторое время через дверь было слышно только шумное дыхание, наконец, замок лязгнул, и дверь открылась.

На пороге стояла сухопарая женщина лет семидесяти, в руке у нее была зажата тяжелая деревянная скалка для теста. Скалка была старинная, деревянная, но очень массивная.

За спиной у старухи виднелась просторная, красиво обставленная прихожая. Была здесь и резная вешалка, и тумба красного дерева, и даже пара темных картин на стенах.

– Ты что – правда из полиции? – уточнила женщина, подозрительно оглядев Дусю.

Когда она заговорила, во рту тускло блеснул набор стальных зубов. И вообще, весь ее облик не вязался с этой огромной профессорской квартирой, полной картин и антиквариата.

– А что – разве не похожа? – усмехнулась Дуся. – Я же вам документ свой показала.

– А ты покажи еще раз. Через глазок-то не больно разглядишь. Мало ли что там у тебя за книжица.

Дуся протянула удостоверение, и женщина внимательно его изучила, проверив каждую запятую.

Получив обратно документ, Дуся уважительно взглянула на скалку и осведомилась:

– Серьезная вещь. Основательная. Не хуже бейсбольной биты. Это у вас для самозащиты?

– Ни для какой ни для защиты, а на всякий крайний случай. Мало ли, тот придет.

– Это вы о ком?

– Да мало ли о ком… а вы вообще по какому поводу пришли? Насчет чего конкретно?

Как видно, Дусино удостоверение все же произвело на старуху впечатление, раз она перешла на «вы».

– Для начала скажите, кто вы такая и что делаете в квартире покойного Сергея Сергеевича Броницкого?

– Кто я такая? Известно кто. У кого хочешь, спроси, любой тебе ответит. Солдатова я, Ксения Федоровна Солдатова. А у Сергея Сергеевича я без малого двадцать лет все делала – и прибирала, и готовила, и в магазин, и остальное что нужно по хозяйству…

– Домработница, значит?

– Ты еще прислугой меня назови! – Бабка снова взялась за старое. – Никакая я не домработница, а помощник по хозяйству. Меня и сам Сергей Сергеевич исключительно так называл.

Она вздохнула и продолжила:

– Без малого двадцать лет я у него прослужила, и всегда Сергей Сергеевич всем был доволен. Слова мне плохого не сказал!

– А как же теперь, когда его не стало?

Ксения Федоровна неожиданно всхлипнула, но тут же взяла себя в руки, высморкалась в мужской клетчатый платок и ответила, отчетливо щелкая стальными зубами:

– А теперь я здесь жду, как мне Сергей Сергеевич велел, когда новый хозяин придет. Или хозяйка. Вот когда новый хозяин придет и бумагу мне покажет, где Сергея Сергеевича подпись, – тогда я пущу, а другого – никого. Особенно того не велел пускать… ну, вас-то я пустила, потому что из полиции, вас попробуй не пусти…

– Ну это вы зря… – вздохнула Дуся. – А мы что – так и будем в прихожей разговаривать?

– Ну ладно, пойдем уж на кухню…

Войдя на просторную, светлую и удивительно аккуратную кухню, Дуся капитально устроилась за столом, положила на стол локти и продолжила свои расспросы:

– А про кого это вы все время говорите? Кто это тот, кого вам не велено пускать?

– Тот-то? Так это племянник его…

– Племянник Сергея Сергеевича? – уточнила Дуся.

– Ну да, а чей же еще? – Домработница взглянула на Дусю, удивляясь ее непонятливости.

– А я и не знала, что у него племянник есть! – проговорила Дуся, наивно моргая глазами. – А что, они поссорились?

– Ох, не то слово! – тяжело вздохнула Ксения Федоровна. – Совсем незадолго до смерти это случилось. До того Сергей Сергеевич в племяннике души не чаял, лучше его не было, а тут вдруг что-то случилось, и так они поругались – хоть святых выноси!

– А из-за чего поругались – вы не слышали?

– Не слышала… – горестно вздохнула домработница. – Здесь же стены, сами видите, какие толстые… слышала только голоса – Сергей Сергеевич очень сердился, а тот вроде как оправдывался… а потом они в прихожую выскочили, и Сергей Сергеевич того вытолкал и вдогонку ему кричал: «Чтобы, говорит, ноги твоей здесь больше не было!» Потом он дверь-то закрыл и мне сказал: «Больше его никогда не впускать! Ни-ко-гда!» Я еще спросила сдуру: «Как же так? Что же такое случилось, чтобы не пускать? Ведь он племянник вам, родня самая близкая!» А он, Сергей Сергеевич, даже рассердился, ногами затопал. Никогда с ним такого не бывало, уж такой был вежливый человек – голоса не повысит, а тут прямо закричал: «Не твоего ума дело! Главное – не пускать! Ни под каким видом! Что бы ни случилось! И даже имени его я слышать больше не хочу! Никогда чтобы его не поминать!» И еще переспросил: «Все понятно?» Никогда он меня так не спрашивал, потому что знал – я всегда его слушаю и всегда, как он велел, так и делаю. А в этот раз переспросил, потому как видно было, что очень он расстроился. А потом в комнату к себе ушел и лег и даже ужинать не захотел. И все хуже ему делалось, а буквально через несколько дней он и умер…

– Что, и не выходил никуда?

– Нет, на второй день к нотариусу пошел. Оделся прилично, в лучший костюм, который ему еще супруга покупала, и сказал мне: «Я, говорит, к нотариусу»… Я тогда сразу поняла, что он пошел завещание переделывать, чтобы, значит, тому ничего не досталось. Потому как раньше-то все ему отписано было, племяннику этому, Сергей Сергеевич мне не раз говорил. «Чтобы ты, – говорил, – Ксения, не беспокоилась, потому как там, в завещании, все насчет тебя указано, не обижу, мол». Да мне-то много ли надо? При жизни меня не обижал, комната у меня есть в центре, большая, светлая, потолки три с половиной метра, пока сдаю ее, вот денежки и накопились…

Старуха тяжело вздохнула и продолжила:

– Когда пришел, снова меня позвал и вот тогда-то и сказал, чтобы я здесь неотлучно находилась и, что бы ни случилось, никого сюда не впускала, кроме нового хозяина. Ну или там хозяйки. Я ему говорю: «Какой же новый хозяин, когда вот же вы?» А он мне на это: «Ну мало ли что может случиться. Только ты, Ксения, никого не впускай, кроме того, у кого бумага будет, мной подписанная. А других ни в коем случае. А особенно, значит, того не впускай». Это он, значит, про племянника своего говорил. Только он даже имя его произносить не хотел. Так и говорил каждый раз – того.

– И вы теперь так же говорите, – подчеркнула Дуся.

– Само собой! Я от Сергея Сергеевича ничего, кроме хорошего, не видела, так я все и делаю, как он велел. И никого сюда с тех пор не пускаю, особенно, конечно, того.

– А что – он приходил? – заинтересованно спросила Дуся. – Приходил этот племянник?

– Приходил, – домработница опасливо оглянулась и понизила голос, – два или три раза приходил, звонил в дверь, стучал: «Пусти, – говорил, – меня, Ксения! Ты меня обязана пустить, как я новый хозяин! Я, – говорил, – Сергея Сергеевича законный наследник!» А только я ему дверь не открыла, а через дверь сказала: «У тебя бумага есть? Бумага, самим Сергеем Сергеевичем подписанная? Нету? Ну так и проваливай отсюда!»

– Надо же, как вы строго с ним! – проговорила Дуся, оценивающе взглянув на домработницу.

– Строго – не строго, а как мне Сергей Сергеевич велел – так я и делаю. Поскольку от него ничего не видела, кроме хорошего…

– Это вы правильно! – одобрила Дуся.

– Потом ведь еще один приходил… – протянула домработница после небольшой паузы.

– Еще один? – переспросила Дуся.

– Ну да, еще один… пришел и говорит: «У вас, – говорит, – протечка, соседи нижние жалуются, а я, говорит, сантехник здешний». Но только не на ту напал! Что я, сантехника нашего не знаю? Очень даже хорошо знаю, Михаил его зовут, толстый такой, пыхтит, как паровоз под парами. Короче, я этого, конечно, в квартиру не впустила, выпроводила, а потом соседям нижним позвонила насчет протечки, так они даже удивились – никакой протечки у них не было и в помине. Так что, выходит, не сантехник то был, а натуральный мошенник. Или, по-простому, жулик. И я знаешь что думаю?

– Что же?

– Думаю, его тот прислал.

– Племянник?

– Он самый.

– А зачем он его присылал?

– Известно зачем. Разведать, разнюхать, разузнать… как тут да что, да нельзя ли чем поживиться…

Дуся переварила полученную от домработницы информацию и задала следующий вопрос:

– А как зовут этого племянника?

– Того-то? – переспросила Ксения Федоровна.

– Ну да, других-то у вашего хозяина не было.

– Валентин, – нехотя проговорила домработница и сморщилась, как будто проглотила какую-то тухлятину. – Штукин Валентин Алексеевич. Только если честно, то вот что тебе скажу. Никакой он не племянник, а муж племянницы хозяина, Веры. Но она умерла давно, а Сергей Сергеевич этого за родню считал. «Ты, – говорит, – моя единственная родня, и все тебе останется». Но только потом по-другому вышло.

Старуха быстро взглянула на Дусю и продолжила:

– Сестру-то я никогда не видела, она рано умерла, с мужем тоже недолго прожила, это еще Сергея Сергеевича жена мне рассказывала. Он, муж сестры, куда-то сбежал от нее, так что Сергей Сергеевич помогал племянницу растить. И замуж ее выдавал, сестра к тому времени умерла, болела сильно. А уж как Верочки не стало – тут всю любовь хозяин на ее мужа перенес. И все ему да ему – Валечка, Валечка… А только потом как отрезало, очень на него рассердился, а за что – не знаю.

– Ксения Федоровна, а у вас… то есть у Сергея Сергеевича остались его фотографии?

– Так он в тот же день, как они поссорились, все его фотографии порвал и выкинул. Все до одной! На мелкие кусочки порвал! Даже где тот был с ним вместе снят или с супругой его покойной – он его отрезал и выкинул. И все – в мусорное ведро…

– Вы точно знаете?

– Еще бы не точно! Он все обрезки да обрывки в мусорное ведро выкинул и велел мне скорее его на помойку отнести. «Мне, – говорит, – неприятно даже, что эти обрывки в моем доме находятся». Вот как!

– Надо же, как он на него рассердился! Видно, уж очень серьезная причина была…

– Выходит, так, – согласилась Ксения Федоровна. – А только я про это ничего не знаю, вот хоть как спрашивай – не в курсе я. Подслушивать под дверью не приучена, а хозяин ни слова мне про это не сказал. Значит, не хотел, чтобы кто-то про это знал.

– Значит, ни одной фотографии Валентина не осталось?

Прежде чем ответить, домработница немного замялась и отвела глаза.

Дуся заметила эту заминку и внимательно взглянула на собеседницу:

– Или все же что-то осталось?

– А тебе зачем его фотография нужна?

– Ну… вообще-то это тайна следствия, но вы – женщина неболтливая, вам, так и быть, скажу. Может быть, он у нас подозреваемый в одном деле, но нужно это проверить. Так что хочу его фотографию девушке одной показать. Может быть, она его опознает.

– Вот оно какое дело! Ну, если так…

– Сергей Сергеевич одобрил бы! – добавила Дуся, заметив колебания собеседницы.

– Пожалуй, что так…

– Так что – есть какая-то фотография? Выходит, не все Сергей Сергеевич уничтожил?

– Есть, – нехотя призналась Ксения Федоровна. – Он-то все порвал, да у меня несколько его фотографий было, на память он их дарил. И на одной он вместе с племянником…

– Ну так можно мне на эту фотографию посмотреть? Она бы мне очень помогла!

– Пошли! – Старуха поднялась со стула и отправилась по коридору в дальний конец квартиры.

Следуя за домработницей по этому длинному коридору, Дуся не уставала удивляться.

Во-первых, тому, какие большие бывают квартиры. Ее собственная квартирка целиком разместилась бы в здешней кухне, а уж сколько здесь было комнат, Дуся даже не пыталась сосчитать.

Во-вторых же, она удивлялась тому, что даже в этом полутемном коридоре все стены были завешаны картинами самых разных размеров – от огромных парадных портретов солидных господ в расшитых золотом мундирах и бархатных сюртуках и пейзажей до совсем маленьких гравюр и рисуночков. На Дусин непросвещенный взгляд, этих картин хватило бы на небольшой музей. И все картины были одна другой лучше! А это ведь только коридор! Что же тогда в комнатах?

Ксения Федоровна шла мимо этой красоты совершенно спокойно. Ну да, привыкла же за двадцать лет!

Но возле одной она все же остановилась.

Причем это была не большая картина в золоченой раме, а маленький, неприметный рисуночек.

– Вот возле этого рисунка Сергей Сергеевич в тот день остановился, – сообщила она Дусе, – стоял и вздыхал. А потом и сказал – даже родного сына не пощадил… родную кровь…

– В тот самый день, когда он с племянником поссорился? – уточнила на всякий случай Дуся.

– Ну в тот самый.

– И больше ничего не сказал?

– И больше ни слова! Но потом еще несколько раз к нему подходил и снова вздыхал.

В коридоре было темновато, и Дуся подошла ближе, чтобы внимательнее рассмотреть рисунок.

На нем старый человек с безумным лицом сидел на полу, прижимая к себе другого человека, с окровавленной головой.

Рисунок этот показался Дусе удивительно знакомым. Где-то она его видела, и не один раз…

И тут перед ее глазами всплыл школьный учебник, на странице которого была репродукция картины.

Ну да, это же картина Репина «Иван Грозный и сын его Иван»… но только та картина очень большая, и, насколько она помнит, висит она в Третьяковской галерее…

«Неужто Репин?» – подумала Дуся недоверчиво.

– Это этот, как его… экскиз, – ответила Ксения Федоровна на невысказанный Дусин вопрос.

– Эскиз?

– Ну да, экскиз, я так и сказала.

Она прошла еще немного по коридору и открыла неприметную дверь в самом его конце.

Дуся прошла за ней.

Они оказались в небольшой, скромно обставленной комнате. Здесь не было ни картин, ни антикварной мебели. Только узкая кушетка, застеленная клетчатым пледом, небольшой, немного покосившийся комод, шаткий столик у окна, пара разрозненных стульев и резная этажерка, на которой пылилась стопка старых журналов.

– Вот здесь, значит, я и живу, – сообщила Ксения Федоровна со сдержанной гордостью.

– И где же та фотография? – напомнила ей Дуся.

– Сейчас достану…

Ксения Федоровна подошла к комоду, опустилась на колени и вытащила из-под одной его ножки небольшой фотоальбом в обложке из серой искусственной кожи. Комод сразу перекосился на один бок. Видимо, альбом поддерживал его в устойчивом положении.

Этот альбом домработница положила на столик, придвинула к нему оба стула, села сама и жестом пригласила Дусю.

Дуся села рядом.

Ксения Федоровна открыла альбом и перелистала его, ненадолго задерживаясь на каждой странице.

На первых страницах альбома были фотографии девочки, в которой Дуся разглядела строгое и недоверчивое выражение ее собеседницы. Вот та же девочка в школьном платье с белым передником… вот она же на школьном выпускном вечере…

На каждой странице домработница немного задерживалась – видимо, вспоминала, когда были сделаны эти фотографии, что тогда происходило в ее жизни…

На следующих страницах Ксения Федоровна сначала взрослела, потом постепенно старела, при этом почти не меняясь и сохраняя все то же недоверчивое выражение лица.

И только почти в самом конце альбома, на последних страницах, появились другие лица.

Сначала это был человек средних лет с породистым лицом и благородной сединой на висках, потом – он же, но уже совсем седой, и наконец – тот же человек, а рядом с ним – молодой мужчина с неприятным, но незапоминающимся лицом, единственной заметной деталью которого были темные, близко посаженные, слегка навыкате глаза.

– А очков он не носит? – спросила Дуся, вспомнив описание злоумышленника, которое дала ей Алена Козлихина.

– Кто – Валентин? – переспросила Ксения Федоровна, забыв негласное правило не называть племянника Сергея Сергеевича по имени.

– Ну да, вот он.

– Нет, очков никогда не носил. Он хорошо видел.

Дуся пыталась сфотографировать снимок на телефон, но получилось плохо – размыто как-то, не разберешь ничего.

– Да ладно уж, – вздохнула старуха, – забирай, раз нужно, только потом верни. Мне на него-то смотреть даром не нужно, а вот тут Сергей Сергеевич хорошо вышел… Сразу его вспоминаю…

– А этот, вы говорите, сантехник, он как выглядел? – спросила Дуся на всякий случай, по привычке ничего не упуская.

– Ну здоровый такой мужик, плечи квадратные, взгляд суровый исподлобья, неприятный, в общем, тип. И видно, что скандальный. Наш Михаил уж на что хамоватый, так этому в подметки не годится.

Калерия Васильевна подошла к поселковому магазину и еще издали заметила возле него какое-то оживление. Тут были и тетя Маша Васильева, и другая тетя Маша – та, у которой сын пожарник, и Мария Степановна, которая работает кассиром на станции, и вечно пьяный электрик дядя Паша, и еще трое или четверо местных жителей. Все они стояли кружком возле крыльца магазина и что-то опасливо разглядывали.

Калерия Васильевна подошла ближе и спросила другую тетю Машу – ту, чей сын пожарник:

– Мария, что тут такое творится?

Тетя Маша обернулась, узнала Калерию и проговорила:

– Да вот, собака какая-то приблудилась, никого в магазин не пускает.

Тетя Маша отступила в сторону, давая обзор Калерии.

На пороге магазина сидела большая темно-коричневая собака. Одну лапу она поджала, видимо, она была повреждена, на морде была кровь, но вид у собаки был грозный и боевой.

Окно магазина открылось, оттуда выглянула продавщица Валентина и страдальческим голосом проговорила:

– Да сделайте же что-нибудь! Мне сегодня что – так ничего и не продать? Мне хозяин шею намылит!

– Нам и самим пройти хорошо бы, – отозвалась тетя Маша Васильева. – Мне вот соль нужно купить, и макароны, и еще кое-чего по хозяйству… Только как же эту зверюгу обойдешь?

– Застрелить ее насмерть – и дело с концом! – авторитетно проговорил дядя Паша.

– Застрелить? – переспросила Мария Степановна. – А у тебя есть из чего ее застрелить?

– У меня – нет, а вот у ее сына – есть! – Дядя Паша кивнул на ту Марию, у которой сын пожарник.

– Это все клевета, – привычно отмахнулась Мария. – Нет у него ничего и никогда не было. И вообще, он сейчас на работе.

– Паша, ты ведь электрик! – с надеждой в голосе проговорила Мария Степановна.

– Ну допустим, и что с того?

– Может, ее как-нибудь электричеством?

– Электричеством убивать не положено!

– А как же на столбе всегда пишут: «Не влезай, убьет»? И еще череп черный рисуют…

– А еще есть стул электрический… – добавила Маша, чей сын пожарник, – я в кино видела…

– Это у них там, – дядя Паша махнул рукой в неизвестном направлении, – у них там стулья бывают электрические, а у нас насчет электричества техника безопасности предусмотрена, и я ее соблюдать должен!

– Так, может, ты ее как-нибудь так? – с надеждой в голосе проговорила тетя Маша. – Ты же все-таки мужчина!

Дядя Паша покосился на нее и неуверенно проговорил:

– Это тебе Зинка с почты сказала? Ты ей не верь, сама знаешь, она болтать горазда!

– Так что же – так мы здесь и простоим целый день?

– Валентина! – окликнула продавщицу Мария Степановна.

– Чего еще? – отозвалась та.

– А у тебя крысиный яд остался? Я у тебя прошлой осенью покупала. В белом пакете…

– Есть, а тебе на что? Что, снова крысы завелись?

– Не мне, а всем нам! Крысы, они ведь очень живучие. Если тот яд крыс убивает, он и собаку эту убьет. Ты колбасы кусок возьми, ядом этим обсыпь и кинь этой собаке…

– Что вы такое придумали! – опомнилась Калерия Васильевна. – Зачем же такую хорошую собаку убивать?

– А что же с ней делать? – повернулась к ней Мария Степановна. – От нее одни неприятности! Она тут уже второй час сидит, и в магазин никого не пускает, и наружу не дает выйти!

– А у меня, между прочим, скоро рабочий день заканчивается! – подала голос из окна Валентина. – Что же я, ночевать здесь должна? А семью мою кормить ужином кто будет?

– Сейчас разберемся… – Калерия Васильевна вышла из толпы сочувствующих и направилась к крыльцу магазина.

– Кавалерия, ты куда?! – строго осведомился дядя Паша. – Жизнь так прекрасна…

Он сделал было вид, что хочет остановить Калерию Васильевну, и даже сделал несколько неуверенных шагов в сторону крыльца, но дальше этого дело не пошло.

Надо сказать, что дядя Паша постоянно находился в таком градусе опьянения, что без посторонней помощи передвигался по земле не очень уверенно. Однако, стоило ему надеть монтажные кошки и подойти к столбу с проводами, он запросто мог на этот столб вскарабкаться и отремонтировать электропроводку любой степени сложности.

– Калерия, стой! – поддержала дядю Пашу тетя Маша, чей сын пожарник. – Это же доберман, он специально обучен на людей бросаться! Ежели он тебя загрызет, кто нам пенсию приносить будет?

Дело в том, что Калерия Васильевна много лет работала в поселке почтальоном, и в ее обязанности входило разносить пенсию. Этот факт способствовал ее популярности среди односельчан.

– Не волнуйтесь, ничего он мне не сделает! – отмахнулась от соседей Калерия Васильевна. – Если я со своим Николаем тридцать лет прожила, что мне какой-то доберман!

Она подошла к крыльцу.

Доберман в первый момент ощерился и зарычал, но Калерия не испугалась, она протянула руку и решительно взялась за ошейник.

Пес громко сглотнул и покосился на смелую женщину. Та не отпустила ошейник и проговорила:

– Спокойно, спокойно!

Доберман и правда неожиданно успокоился, грустно вздохнул, закрыл пасть и посмотрел на Калерию очень выразительно.

– Ну, не волнуйся, не волнуйся! – проговорила Карелия Васильевна. – Хороший мальчик, хороший… что у тебя с лапой…

Она потрогала поджатую лапу добермана и покачала головой.

Доберман вздрогнул всей кожей и снова оскалился.

– Брось ты это дело, Кавалерия! – снова подал голос дядя Паша. – Вон какой зверина страшный!

Калерия Васильевна не обратила на его слова внимания. Она погладила пса по загривку и сочувственно проговорила:

– Кто же тебя так? Ну ничего, ничего, заживет… на тебе же все хорошо заживает… как на собаке.

Она потянула собаку прочь от магазина, но доберман уперся и ни в какую не шел.

Тогда Калерия наклонилась и осмотрела ошейник. К нему была прикреплена металлическая пластинка, на которой было красивыми готическими буквами выгравировано имя: «Людвиг».

– Людвиг… – прочитала Калерия Васильевна. – Ну, Людочка, пойдем уже со мной… пойдем ко мне домой, это здесь совсем недалеко… я тебя покормлю… ты ведь наверняка голодный…

Тут она вспомнила, что дома у нее нет ничего съедобного. По крайней мере, ничего такого, что может устроить большую породистую собаку – вряд ли такой серьезный пес будет есть прошлогоднее крыжовенное варенье, моченые яблоки или квашеную капусту.

Тогда, не отпуская ошейника, Калерия крикнула в окно магазина:

– Валентина, у тебя той говядины не осталось, что я на прошлой неделе покупала? Это где одни кости?

– И ничего не кости… – привычно возразила продавщица. – Это мясо второй категории…

– Так осталось?

– Конечно, осталось… кроме тебя, ее никто не брал. Там еще килограмм десять есть.

– Ну так дай мне килограмма два. Я тебе деньги завтра занесу.

Валентина повозилась внутри магазина и протянула через окно увесистый сверток.

– На вот, держи…

– Ну, Людочка, – проговорила Калерия жизнерадостно, – теперь у тебя есть обед. Пойдем уже домой.

Пес тяжело вздохнул, неуверенно переступил, спустился с крыльца и на трех лапах поковылял за Карелией.

– Ну ты даешь, Кавалерия! – уважительно проговорил дядя Паша. – Тебе нужно укротителем в цирк устроиться! Как в этом фильме, где тигров на корабле везли… как его…

– Полосатый рейс! – подсказала Мария Степановна.

Придерживая собаку за ошейник, Калерия Васильевна свернула в проулок, где находился ее дом. Тут пес заметно занервничал и смущенно взглянул на свою новую хозяйку.

– Людочка, ты чего? – спросила Калерия и тут же догадалась: – Тебе по своим делам нужно? Ну давай, только после никуда не убегай… я за тобой по всему поселку бегать не могу…

Она отпустила ошейник, пес отбежал в лопухи и затих.

В это время из-за угла появился долговязый парень с торчащими во все стороны рыжими волосами.

Шмыгнув носом, он подошел к Калерии Васильевне и вдруг прошипел:

– А ну, бабка, давай деньги!

– Что ты, милый, какие у меня деньги? – удивленно пролепетала Калерия. – Нет у меня никаких денег!

– Врешь, бабка! Я знаю, ты пенсию разносишь, у тебя деньги непременно должны быть! Давай их сию минуту или пожалеешь!

И вдруг у него в руке появился нож.

– Да ты что – совсем, что ли, ума лишился? – вскрикнула Калерия Васильевна. – Ты что – не знаешь, когда пенсия бывает, по каким числам? Да и то правда – откуда тебе знать?

– Бабка, ты мне зубы не заговаривай! Давай живо деньги и уматывай, покуда цела!

– А ведь я тебя знаю! – проговорила Калерия Васильевна. – Ты ведь Валерка, Люси Косоротовой сын!

– Ах ты, зараза! – прошипел парень. – Узнала! Тебе же хуже, придется тебя прирезать, как нежелательного свидетеля! – И он замахнулся на Калерию Васильевну ножом.

Видимо, он смотрел слишком много детективных сериалов и знал, что свидетелей нельзя оставлять в живых.

Но в это самое мгновение из зарослей бурьяна и лопухов беззвучно вылетело огромное темно-коричневое создание с горящими глазами и широко открытой оскаленной пастью.

В два прыжка преодолев расстояние, отделяющее его от рыжего злоумышленника, доберман налетел на него и мощным толчком свалил с ног. Затем, поставив лапы на грудь Валерки, он грозно зарычал и щелкнул зубами перед самым его горлом.

Валерка выпучил глаза и завизжал диким голосом:

– Помогите! Спасите! Убивают!

Доберман обнажил страшные зубы и приготовился загрызть рыжеволосого пакостника, но перед этим взглянул на свою новую хозяйку – как она к этому отнесется и санкционирует ли такое радикальное решение проблемы. Он был очень дисциплинированным псом.

Валерка перехватил этот взгляд и прохрипел:

– Бабка, забери своего зверя! Забери его на фиг, а то я не знаю, что с тобой сделаю!

– Ты? – насмешливо проговорила Калерия. – Да что ты можешь сделать? Тебе сейчас одно нужно – штаны постирать! Он меня еще пугать будет! Вот сейчас я скажу своей собачке – и она тебе откусит какую-нибудь важную часть… насмерть, пожалуй, не будет, жалко все же Люську, хоть она и пустая баба, а вот откусить тебе сам знаешь что будет только полезно…

Доберман отлично понял слова хозяйки и немного переместился, так что теперь оскаленная пасть нависла над другой частью Валеркиного тела. С желтоватых зубов капала густая слюна.

– Ой! – вскрикнул Валерка, в ужасе глядя на добермана. – Забери его, бабка, забери скорее…

– Заберу, если прощения попросишь и поклянешься, что больше никогда такого делать не будешь! И бабкой не смей меня называть! Тоже мне, внучек нашелся! В гробу я такого внучка видала!

– Клянусь, тетя Каля! Никогда! Никогда больше не буду! И прости меня! Только забери своего зверя, забери скорее, а то он уже нацелился!

Доберман облизнулся.

Калерия Васильевна перевела дыхание, неторопливо поправила платочек и только тогда обратилась к доберману:

– Ладно, Людочка, можешь его пока отпустить. Он обещал, что больше не будет. А если забудет, что обещал – мы с тобой его всегда найдем и разберемся как следует.

Доберман сглотнул слюну, захлопнул пасть и с явной неохотой переступил лапами, освободив Валерку от своего веса.

Тот вскочил, отряхнулся, как собака после купания, и припустил прочь по переулку, то и дело оглядываясь на грозного добермана.

А Калерия Васильевна крикнула ему вслед:

– Штаны постирать не забудь! Перед матерью не позорься, ей и так от такого сыночка одни неприятности!

На то, чтобы выяснить, является ли племянник покойного Броницкого тем самым злоумышленником, который напал на потерпевшую Козлихину, у Дуси ушло часа полтора. И то больше всего времени заняла дорога от дома Броницкого до нотариальной конторы.

Дуся позвонила Алене на мобильник и выяснила, что та уже на работе, потому что больничный ей закрыли, и стерва Изабелла сказала, что не даст никаких отгулов, которых у Алены и так нет. А что синяки и голова болит, так это никого не волнует. Ну не зараза ли?

Так или иначе, Дуся велела Алене выйти незаметно минут на пять.

Алена предложила, чтобы Дуся сама явилась в контору и припугнула Изабеллу, но Дусе совершенно не хотелось встречаться с нотариусом Семибратовым. Поэтому она подождала Алену в переулке и сунула ей фотографию под нос.

– Этот? Он на тебя напал?

– Вроде бы похож… – близоруко сощурилась Алена. – А вроде и нет, слушай, у тебя другой фотки нету?

– Не зли меня! – буркнула Дуся. – Что есть – то и смотри. Не в фотоателье находишься. Так он это или не он? И очки тут ни при чем, очки можно какие угодно надеть.

– Он… – неуверенно протянула Алена. – Знаешь, вот я еще вспомнила. Как-то странно у него щека подергивалась.

– Как?

– Ну вот так… – Алена скривила рот на сторону и пошевелила щекой. – Нарочно так не сделаешь, а у него само получалось. И он как увидел, что я смотрю, – сразу перестал.

– Тик это называется, – поняла Дуся. – Ладно, и на том спасибо.

Распрощавшись с Аленой, она двинулась к родному отделению полиции. Нужно позвонить домработнице Броницкого и выяснить насчет тика его племянника. Бабка приметливая, такого бы точно не пропустила.

– Ну, Петька, – сказала Дуся, протискиваясь в их с напарником крошечный кабинетик, – ты меня должен на руках носить! Конечно, быстро уронишь, но все-таки приятно. Или же месяц обедами кормить, да не в забегаловках разных, а в хороших ресторанах. Да ладно, не пугайся, знаю, что тебе зарплата не позволяет. Ну хоть пару раз куда-нибудь своди!

Тут она заметила, что Лебедкин ее совершенно не слушает. Мало того, он даже не заметил, что она вошла. А не заметить Дусю было сложновато, так что она насторожилась. С Петькой явно что-то не так.

Стол перед ним был завален какими-то бумагами, старыми газетами, папками, которые выцвели и казались сизыми.

Сам Лебедкин уставился в экран компьютера, огорченно цокая языком.

– Петя, ау! – сказала Дуся. – Ты меня слышишь?

Лебедкин потряс головой и отмахнулся как от назойливой мухи. Такое Дуся поощрять никак не могла.

– Капитан Лебедкин! – рявкнула она басом. – Вас начальник вызывает!

– А? – Лебедкин дернулся и уронил на пол стопку бумаг и папки. – Ну вот, собирать теперь…

Дуся взглянула в его дикие глаза и перестала сердиться. Петьку все равно не переделаешь.

– Это что? – Она кивнула на бумаги.

– Представляешь, нигде нет никаких сведений! – оживился он. – Только в старых архивах кое-что нашел! А в Дальнереченске этом вообще меня подальше послали, говорят, что не было у них таких случаев!

– Петя, – Дуся погладила его по плечу, – отвлекись ты от своих маньяков. Давай подумаем о конкретных наших делах.

– А? – Понемногу лицо его приобрело свой обычный вид. – Да, ты права, наверное. Извини, все на тебя свалил…

– Вот я кое-что выяснила, так что будет о чем начальству доложить. Как раз идти нужно, начальник из управления вернулся, Софья Павловна сказала, скоро вызовет.

– Слушай, а вот как она знает? – спросил Лебедкин. – Понимаешь, это раньше, когда Медведкин у нас был, то Верка-секретарша за ним замечала. Если правой рукой дверь кабинета открывает – то все хорошо. Если левой – жди неприятностей. А уж если ногой распахивает – то надо быстро под стол нырять, а сотрудникам – кому куда прятаться, грядет буря. А этот наш новый – ну он просто робот какой-то. Всегда на все пуговицы застегнут, взгляд равнодушный, голос негромкий… как Софья что-то может там разглядеть?

– Да никак, – Дуся пожала плечами, – он приехал и сам ей велел: «Вызовите ко мне Лебедкина к трем часам». А она меня в коридоре встретила и сказала. Так что брось все и слушай, что я выяснила насчет нападения на Алену Козлихину. И богом тебя прошу, Петька, не болтай там ничего про серийных убийц и маньяков. Докладывай только по делу!

Начальник выслушал доклад Лебедкина и сказал, по обыкновению безо всякого выражения, как робот:

– Санкционирую задержание подозреваемого Штукина. Разрешаю вам лично присутствовать при этом задержании, чтобы провести допрос непосредственно по горячим следам.

– То есть как это – присутствовать? – недовольно переспросил Петя. – А кто же его задерживать будет?

– Как – кто? – Начальник недовольно поморщился, что уже можно было расценить как необычное для него проявление эмоций. – Само собой, задерживать его будет опергруппа, как и положено по протоколу. Для того она и предназначена…

– Да какой там протокол! – взвился Лебедкин. – Что мы его – сами не можем оприходовать? Шантрапа мелкая, натуральный ботаник… зачем опергруппу беспокоить?

Дуся, которая тихонько сидела рядом с напарником, ткнула его в бок. Мол, опять за свое взялся, начальству перечишь.

Лебедкин мрачно покосился на нее и пробормотал что-то невнятное.

– Хоть ботаник, хоть зоолог – никакой разницы. У нас представители всех профессий равны. Протокол есть протокол, а если вы не можете работать по протоколу…

– Он может, может! – ответила за напарника Дуся, пока тот не открыл рот и не испортил положение хуже прежнего.

– А почему он сам за себя не отвечает? – недовольно проскрипел начальник. – Вы можете работать по протоколу, Лебедкин?

– Мо… могу… – нехотя выдавил Петя.

Выйдя из кабинета, Дуся строго посмотрела на своего напарника:

– Ну сколько можно тебя учить! Разве можно спорить с начальством? С начальством можно только соглашаться!

– Да, а если он дурак?

– Тогда – тем более. Хотя я даже не уверена, что он такой уж дурак. Он просто очень строго соблюдает правила.

– Да уж…

Через сорок минут напарники вслед за опергруппой поднялись по лестнице и подошли к квартире, где, согласно документам, проживал подозреваемый Валентин Алексеевич Штукин.

Начальник опергруппы переглянулся со своими людьми. Они понимали друг друга без слов.

Один из них, вооруженный тяжелой трубой на ручках, подошел к двери.

– Может, не надо сразу дверь выбивать? – тоскливо проговорил Лебедкин. – Может, сперва попробуем по-хорошему?

– Это как? – удивленно и недовольно осведомился начальник группы.

– Ну позвоним, и я попрошу открыть…

Начальник опергруппы хотел уже послать Лебедкина куда подальше, но тут в разговор включилась Дуся.

– Или я попрошу… – протянула она медовым голосом, накручивая локон на палец.

На самом деле у Дуси не было никаких локонов, как уже говорилось, волосы у нее росли буйно, как сорняки на поле у плохого хозяина, и парикмахерша, отпуская Дусю после стрижки и укладки, только вздыхала – ненадолго, мол, Так что сейчас Дуся просто сделала в воздухе рукой такое движение, но смотрелось оно очень эффектно.

Она и с обычным голосом была неотразима, а уж медовый голос действовал на всех мужчин безотказно.

Начальник опергруппы закашлялся, покраснел и, наконец, проговорил непривычно мягким тоном:

– Ну если вы попросите, может быть, это и сработает… только вы, это, пожалуйста, держитесь подальше от двери, а то вдруг он стрелять начнет, а вы без бронежилета…

– Какой вы наблюдательный! – промурлыкала Дуся, и выразительно взглянула на начальника.

Начальник группы подал какую-то беззвучную команду, и человек с трубой попятился.

Дуся подошла к двери и нажала кнопку. За дверью раскатилась соловьиная трель, какое-то время ничего не происходило, потом послышались осторожные шаги, и прозвучал негромкий голос:

– Вам назначено?

– Назначено? – удивленно переспросила Дуся, и переглянулась со своим напарником.

Тот только пожал плечами.

– Если вам назначено, то какой на сегодня пароль? – настороженно прозвучало за дверью.

– Заговорщики! – одними губами прошептал начальник опергруппы. – Террористы! Надо брать!

Он властным нетерпеливым движением отодвинул Дусю с дороги, мигнул парню с трубой, тот бросился к двери и с разбегу ударил по замку своим тяжелым инструментом.

Замок вылетел, дверь распахнулась, и опергруппа в полном составе ворвалась в квартиру.

Возле двери стоял тщедушный человечек, похожий на преждевременно состарившегося ребенка.

Один из оперативников повалил его на пол, скрутил руки за спиной и защелкнул на запястьях наручники. Остальные с громким топотом бросились вперед.

Впереди коридор делал неожиданный поворот, и за этим поворотом обнаружился ряд неудобных стульев, на которых сидели человек шесть или семь разного пола и возраста, с одинаково озабоченными лицами и одинаковым тоскливым ожиданием в глазах. Это было похоже на очередь в районной поликлинике или в жилконторе.

При виде оперативников в масках и бронежилетах все побледнели и повскакали с мест, а одна худощавая старушка с крашеными голубыми волосами истошно заверещала:

– Никого не пропущу без очереди! Я за месяц записывалась! Я больше ждать не намерена!

– Спокойно! – рявкнул начальник опергруппы. – Всем оставаться на своих местах! Руки за голову!

Тут открылась дверь в конце коридора, и оттуда выглянула симпатичная девушка в белом халатике.

– Следующий, пожалуйста… – проворковала она. – Кто следующий? Заходите, пожалуйста!

– Мы следующие! – отчеканил начальник опергруппы и вместе с большей частью своих людей ворвался в дверь.

– Вход только по одному… – пролепетала девушка, но на нее никто не обратил внимания.

Дуся и Лебедкин вслед за оперативниками вбежали в комнату.

Помещение, где они оказались, больше было похоже не на жилую комнату, а на медицинский кабинет. Впрочем, кабинет был какой-то странный.

На стене, как это часто бывает в таких кабинетах, висел большой плакат с изображением человеческого тела без кожи. Но вокруг этого тела были нарисованы какие-то яркие круги и овалы – где-то красные, где-то голубые, зеленые или фиолетовые.

Значительную часть кабинета занимал массивный письменный стол, на котором лежал хрустальный шар и стояли несколько приборов непонятного назначения.

За столом сидел человек с густыми кустистыми бровями, нависающими над глубоко посаженными темными, пронзительными глазами.

Дусе показалось, что он ей кого-то смутно напоминает.

При виде оперативников этот человек встал, причем оказалось, что он очень мал ростом. Он широко развел руками и проговорил с каким-то странным выражением:

– Ну вот, это должно было случиться, рано или поздно… я вас, можно сказать, ожидал… – И он вытянул перед собой руки, как бы предлагая надеть на них наручники.

Его предложение не осталось без ответа.

Один из оперативников шагнул вперед и надел наручники, после чего начальник группы официальным голосом произнес:

– Гражданин Штукин, вы задержаны по подозрению…

– Позвольте, почему Штукин? – обиженным тоном проговорил человек в наручниках. – Я вовсе не Штукин! Мое имя достаточно известно в определенных кругах, и я удивлен…

– Это не тот! – выпалила Дуся.

Тут она сообразила, кого ей напоминает этот человек: он был похож на уменьшенную копию генерального секретаря Брежнева. Дуся не застала Брежнева живым, но портреты его видела в детстве.

– То есть как не тот? – недовольно переспросил начальник опергруппы. – Почему не тот?

– Это не Штукин! – повторила Дуся и в подтверждение своих слов продемонстрировала фотографию настоящего Штукина.

– Но тогда почему он находится в квартире Штукина? И кто такие те люди в коридоре? И почему он ожидал ареста?

Он повернулся к хозяину кабинета и сурово произнес:

– Кто вы такой?

– Это доктор Дулькемаро! – пискнула за спинами оперативников девушка в белом халатике, про которую все забыли.

– Да, это мое имя! – ответил маленький Брежнев, напыжившись, как павлин. – Мое имя достаточно известно, и вы могли бы его знать…

– Дулькемаро или не Дулькемаро, а мы прибыли его задержать, и мы это сделаем!

– Да зачем он нам нужен! – простонал Лебедкин. – Видно же, что не тот! Совсем не тот!

– Мы должны действовать по протоколу!

– Да подождите немного. – Дуся посмотрела на начальника группы и улыбнулась. – Я сейчас все выясню!

Начальник опергруппы хотел возразить – но, к своему удивлению, замолчал и только кивнул.

Дуся отвела в уголок всхлипывающую девушку в халатике, и через несколько минут все выяснила.

Доктор Дулькемаро (по паспорту Артур Степанович Ноздряков) был широко известным экстрасенсом. Он приехал в наш город из Конотопа пять лет назад и с тех пор успешно занимался улучшением кармы, коррекцией биополя, снятием венца безбрачия, предсказанием будущих неприятностей и прочими столь же сомнительными делами.

Кроме того, в духе времени подрабатывал также бесконтактным улучшением ДНК и исцелением генетических дефектов.

К сожалению, у Артура Степановича не было медицинского образования, да и никакого другого, так что он не мог принимать пациентов официально, поэтому снял квартиру, где обустроил подпольный кабинет.

Это позволяло ему не только обходить отсутствие лицензии, но и сэкономить на налогах. Принимал он исключительно по личной рекомендации, и чтобы войти к нему, нужно было знать пароль, который менялся каждый день. И все равно отбоя от желающих не было.

Как нетрудно было догадаться, квартиру он снял у того самого гражданина Штукина, причем заплатил за целый год вперед и после этого самого Штукина не видел, так что не мог сказать, где тот находится.

Появлению опергруппы Артур Степанович не удивился, потому что пять лет назад самому ему гадалка на Московском вокзале нагадала долгую дорогу и казенный дом.

– Еще Махатма Ганди сказал, что выдающийся муж непременно должен часть своей жизни провести в тюрьме! – заявил Артур Степанович в конце разговора. – Ведите меня в тюрьму! Я готов!

Начальник опергруппы выругался, велел снять наручники с Ноздрякова, у всех находящихся в квартире взять имена и адреса и отпустить по домам.

По просьбе Дуси девушка в белом халатике дала ей номер мобильного Штукина, но на звонок ответили, что данный номер не обслуживается. Впрочем, кто бы в этом сомневался.

Начальник опергруппы был настолько любезен, что сам доложился по начальству, так что Лебедкин с Дусей огребут, конечно, неприятностей, но хоть не сразу.

Вернувшись на свое рабочее место, в кабинет, который она делила с Петей Лебедкиным, Дуся глубоко задумалась. Она решила еще раз перешерстить все, что знала, авось какая-то мысль умная придет. Потому что на Петьку в этом случае рассчитывать не приходится – он снова углубился в свои бумаги и графики и вид имел совершенно невменяемый.

За последнее время произошло несколько событий, на первый взгляд между собой не связанных: неизвестный напал на Алену Козлихину; Анна Воробьева пришла в полицию со странным заявлением, что ее сводная сестра Светлана оказалась вовсе не ее сестрой.

События вроде бы незначительные, а заявление Анны Воробьевой можно, казалось бы, вообще не принимать всерьез – женщина в прошлом находилась на излечении в психиатрической клинике, так что не отвечает за свои слова и поступки. Но затем последовали новые происшествия.

На ту же Анну напали, ее затолкали в машину и, по ее словам, хотели убить, и только чудом она выскочила из машины, отделавшись травмами. Это уже не спишешь на фантазии нездорового человека.

А еще – Алена Козлихина оказалась сотрудницей нотариуса, у которого в работе находится завещание, по которому значительное наследство должна получить Светлана Чекан, та самая сводная сестра, о которой говорила вышеупомянутая Анна Воробьева.

А потом выяснилось, что на Алену Козлихину напал не случайный наркоман, а племянник того самого человека, который оставил наследство Светлане Игоревне Чекан.

То есть все эти события связаны в единый логический узор, и посреди этого узора находится одно имя – Светлана Чекан.

Стало быть, нужно про эту Светлану Игоревну Чекан узнать как можно больше.

Как всякий современный человек, Дуся за любыми знаниями и сведениями обращалась к интернету. Вот и сейчас она попробовала найти Светлану Чекан в социальных сетях.

Фамилия Чекан не самая распространенная, и, отбросив всех тех, кто не подходил по возрасту и месту жительства, Дуся скоро нашла в сети интересующую ее особу.

У Светланы Чекан, как почти у каждой женщины в наше время, был аккаунт в социальной сети. Но пользы от него было немного, а еще точнее – ноль целых ноль десятых.

В этом аккаунте Светлану поздравляли с днем рождения и с Новым годом, там были выставлены фотографии собачек, кошечек и цветочков, но больше ничего стоящего.

Там не было даже фотографий самой Светланы, на что Дуся очень рассчитывала. Даже на аватаре Светланы вместо ее фото был выставлен какой-то экзотический цветок.

Чтобы современная женщина не выставила в своем аккаунте селфи… это уже совершенно непонятно!

Дуся была от природы оптимистом. То есть она никогда не сдавалась, ни перед чем не отступала.

Она подумала, что всякое дело нужно поручать исключительно специалистам, опытным профессионалам, и отправилась в технический отдел своего отделения полиции.

Этот отдел разительно отличался от всех остальных полицейских отделов и подразделений.

Начать с того, что работали там не обычные полицейские, а типичные программеры – бородатые и длинноволосые типы, вечно погруженные в свои программы и разговаривающие между собой на птичьем языке, непонятном простому смертному.

Но программеры – тоже мужчины, а на мужчин Дусино обаяние действовало безошибочно.

Когда Дуся вошла в техотдел, там моментально наступила тишина и все взгляды повернулись к ней. Только один программер уткнулся в свой компьютер, не замечая происходящего.

Дуся была здесь не первый раз, и она прямиком направилась к тому самому типу, который не отреагировал на ее появление. Поскольку она знала, что он – самый толковый из всех здешних обитателей.

Подойдя к нему, она достала шоколадку и развернула ее, шурша фольгой.

Программер вздрогнул и обернулся.

– Шоколад… – проговорил он мечтательно.

– С миндалем, как ты любишь! – отозвалась Дуся своим медовым голосом. – Здравствуй, Вадик!

– О, Дуся, это ты! – оживился программер и радостно потянулся за шоколадкой.

– А я к тебе с просьбой! – Дуся спрятала шоколадку за спину и снова пошуршала фольгой.

– Ну конечно… – вздохнул программер. – Конечно, бесплатный шоколад бывает только в мышеловке… ну ладно, говори, что тебе нужно.

– Мне нужно узнать все, что можно, вот про эту женщину… – И она положила на стол шоколадку и листок с именем – Светлана Игоревна Чекан. – Все, что можно! – повторила Дуся со значением. – И отдельно попрошу ее фотографию.

– Для тебя – все что угодно! – пробормотал программер, набивая рот шоколадом. – Тебе это срочно?

– Чем быстрее, тем лучше.

– Все понял!

Дуся вернулась к себе, села за стол и принялась раздумывать над запутанным делом.

Петя Лебедкин у себя за столом рисовал какие-то схемы и узоры, соединял стрелками разные фамилии, даты и места преступлений – он, как всегда, пытался связать несколько убийств в одну серию.

При виде этой картины Дуся только тяжело вздохнула.

Прошло всего полчаса, и телефон на ее столе зазвонил.

Это был Вадик, тот самый программер и большой любитель миндального шоколада.

– У тебя еще шоколад есть? – спросил он первым делом.

– Найду! – Дуся выдвинула ящик стола и действительно нашла там еще одну плитку.

– С миндалем?

– С миндалем, не сомневайся.

– Надеюсь, побольше той, первой? А то та была такая маленькая, мне ее на один укус хватило.

– Сладкое вредно! – машинально ответила Дуся. – А ты что звонишь? Нашел что-нибудь?

– Кое-что нашел. Так что заходи и шоколад не забудь.

Через несколько минут Дуся снова вошла в техотдел и подсела к Вадику.

– Ну, что ты нарыл?

Вадик посмотрел на нее выразительно. Дуся спохватилась и протянула ему шоколадку. Он развернул ее, бросил кусок в рот и заговорил, из-за шоколада несколько невнятно:

– Ну, на саму эту Светлану ничего не нашел.

– Чтобы ты – и не нашел?

– Вот представь себе. А если я не нашел – значит, ничего и нет. Это закон природы.

– Зачем же ты меня позвал? И шоколад уже почти слопал…

– А ты не перебивай. Ты слушай. На саму Светлану нет, но я выяснил, за кем она была замужем.

– И за кем же? – поддразнила Дуся, это она и сама знала.

– Чекан Вячеслав Иванович. А вот о нем уже кое-что известно, поскольку он – бизнесмен. А если человек занят бизнесом, он непременно засвечен в интернете. И я быстренько выяснил, что Вячеслав Иванович – основной владелец и руководитель фирмы «Амарант».

– Что за фирма?

– Да фирма самая обычная. Занималась в основном поставками офисной техники, лет пятнадцать назад считалась довольно крупной и преуспевающей, так что Вячеслав Чекан активно участвовал в жизни города, посещал всякие пафосные мероприятия…

– С женой? – Дуся сделала стойку.

– С женой… – протянул Вадик, но на этот раз прежнего энтузиазма в его голосе не было.

– И фотографии имеются?

– Имеются… – повторил Вадик тем же тоном, и одну за другой вывел на экран несколько фотографий.

На них были изображены оживленно общающиеся люди, среди которых можно было заметить плечистого лысоватого мужчину с квадратной челюстью. Рядом с этим мужчиной стояла элегантная светловолосая женщина, но беда была в том, что на всех фотографиях она была снята либо со спины, либо кто-то ее загораживал, так что разглядеть лицо было невозможно.

– Да, вот так на всех фотографиях! – вздохнул Вадим. – Я уж все перебрал, что можно.

– Жаль! – отозвалась Дуся, разглядывая фотографию Вячеслава Чекана.

Что-то шевельнулось в ее памяти, но вот что… Такой приземистый, плечи квадратные, взгляд исподлобья…

– Вот еще, насчет этой фирмы, «Амарант»… – напомнил о себе Вадик.

– А что насчет фирмы?

– Я так понимаю, что дела у нее плохи. Фирма если не обанкротилась, то обанкротится в самое ближайшее время.

– А откуда ты это знаешь?

– Обижаешь! – Вадик взглянул на Дусю сверху вниз, что было непросто при ее росте. – Еще десять лет назад они давали много рекламных объявлений, арендовали несколько офисов, работали с самыми крупными клиентами, а сейчас их не видно и не слышно…

В это время к столу Вадика приблизился другой такой же программер и строго проговорил:

– Ты вообще работать будешь? Полковник к обеду ждет результатов! Иначе, сам понимаешь…

– Да будут ему результаты! – поморщился Вадик, и взглянул на Дусю. – Извини, больше ничем не могу помочь! Видишь, начальство недовольно! – С этими словами он протянул Дусе распечатку.

– Начальство – оно всегда недовольно! Больше не буду отвлекать. Но тебе большое спасибо, ты мне очень помог!

– Если что – заходи…

Вернувшись в свой кабинет, Дуся застала Петю Лебедкина в излюбленном его состоянии – склонившись над столом, он чертил какие-то сложные схемы из кружков и стрелок.

Посторонний человек подумал бы, что Петя просто мается дурью, но Дуся много лет знала капитана Лебедкина и понимала, что тот пытается свести все имеющиеся факты в логичную систему, за которой ему видится очередное серийное убийство.

– И не надоело тебе? – привычно проворчала Дуся, но Петя не удостоил ее ответом.

А Дуся села за стол и взглянула на распечатку, которую дал ей Вадик из техотдела.

На этом листке были собраны скудные данные, которые ему удалось найти о Светлане Чекан и ее муже. В частности, телефоны и прочие реквизиты фирмы «Амарант».

Дуся решила произвести разведку боем, а именно – позвонить по одному из этих телефонов.

Она набрала номер. В трубке раздался щелчок, и зазвучал приятный, убедительный голос:

– Вы позвонили в фирму «Амарант». Ваш звонок чрезвычайно важен для нас! Если вы хотите сделать заказ, наберите цифру «один». Если вы хотите уточнить порядок оплаты – наберите цифру «два». Если хотите уточнить правила и сроки доставки – наберите «три». Если хотите переговорить с нашим менеджером – нажмите «четыре» или дождитесь ответа оператора… предупреждаем вас, что в целях вашей безопасности и улучшения качества обслуживания все разговоры записываются!

– Да ради бога… – проворчала Дуся.

Из трубки понеслась какая-то жизнерадостная мелодия. Кажется, песенка из старого мультфильма.

Дуся немного подождала, потом нажала четверку, однако ничего не произошло, в трубке звучала все та же музыка.

Дуся прервала звонок и сразу же набрала другой номер из составленного Вадимом списка. На этот раз она не услышала ничего, кроме длинных монотонных звонков.

Дуся не привыкла сдаваться или останавливаться на полпути. Она всегда шла до конца.

Она набрала третий номер, затем четвертый…

И на этот раз ей повезло.

После негромкого щелчка трубку сняли, и запыхавшийся женский голос поспешно проговорил:

– Ох, хорошо, что успела добежать! Это Берта Григорьевна?

Дуся в ответ неопределенно хмыкнула, что было воспринято собеседницей как знак согласия, и та торопливо затараторила:

– Это очень удачно, что вы меня застали. Значит, мы можем вам продать десять офисных стульев… вообще-то их двенадцать, но два ломаных, их можете забрать даром, если хотите. Еще шесть офисных столов, три принтера, один, правда, без картриджа, один сканер, два факса… только вы помните, что забрать все это нужно до понедельника?

– До понедельника? – машинально переспросила Дуся.

– Ну да, до понедельника. Во вторник никого из нас здесь уже не будет, здесь будет новый арендатор. Вас разве Амалия Викторовна не предупреждала? Вообще удивительно, что вы меня сегодня здесь застали… а деньги вы когда сможете перевести? Только вам сказали, что их нельзя переводить на прежний счет, тот счет заблокирован, так что переведите их на тот счет, который вам прислала Амалия Викторовна…

– А могу я поговорить с Вячеславом Ивановичем? – осторожно осведомилась Дуся.

Ее собеседница насторожилась.

– С Вячеславом Ивановичем? – переспросила она. – Как, разве вы не знаете? Разве вы не в курсе?

– Вообще-то…

– А это точно Берта Григорьевна? Что-то у вас голос не такой, как в прошлый раз! С кем я вообще говорю?

Дуся решила открыть карты.

– Это из полиции говорят… – начала она, но продолжить не успела – в трубке снова щелкнуло, и понеслись долгие гудки.

Дуся снова набрала тот же номер, не особенно рассчитывая на успех, но ей больше никто не ответил. Как и по всем остальным номерам из составленного Вадимом списка.

– Петь, а Петь! – позвала Дуся. – А похоже, что фирма Чекана разорилась совсем. Мебель распродают, и ни один телефон не отвечает. Офис уже новая фирма занимает в понедельник.

– А? – Лебедкин посмотрел на Дусю мутными глазами. – Что ты сказала? Извини, я прослушал.

– Я говорю, этот Чекан – полный банкрот! – громко, как глухому, повторила Дуся. – И представляешь, что с ним будет, когда он узнает, что жена его бывшая внезапно разбогатела? А он-то теперь нищий! Вот небось локти грызет, что развелся с ней!

– Да, не рассчитал мужик правильно. – Лебедкин оторвался от своих бумаг. – Слушай, так, может, она потому так странно с Анной этой Воробьевой себя вела? Ну когда приглашала погостить, то была как все, не совсем бедная, конечно, но жила на то, что муж при разводе дал. А теперь-то она богатой женщиной станет, уровень совершенно другой, так за каким бесом ей нищая сестра нужна? Может, в этом все дело?

Дуся покрутила головой – все же Петька иногда бывает проницательным, когда на маньяках не повертывается.

– Нет, что-то не складывается, – решительно сказала она. – Так не делают. Ну дала бы денег сколько-то да и отправила Анну восвояси. Или квартиру отцовскую ей подарила бы. Но чтобы так по-свински поступить… Нет у меня никакой сестры – и точка!

– Ой, Дуся, не знаешь, что ли, что с людьми большие деньги делают? Такое бывает – во сне не приснится!

– И то верно, – вздохнула Дуся.

И не стала напоминать напарнику, что Анна упорно утверждала, что сестру ее подменили. Не та женщина ее встретила на вокзале, не с той она переписывалась несколько месяцев. Но доказательств нет…

Помощник нотариуса Изабелла Юрьевна пришла домой, сбросила неудобные туфли и переобулась в мягкие домашние тапочки с пушистыми меховыми помпонами.

Вместе с туфлями и строгим деловым костюмом Изабелла сбросила свой повседневный облик, облик занудной сухопарой стервы, огрызающейся на подчиненных, строгой с клиентами, преданной своему шефу и неукоснительно выполняющей каждое его распоряжение. Она смыла сдержанную дневную косметику, распустила тугой узел волос, мазнула по губам яркой помадой, на бегу приготовила огромный бутерброд, включила электрический чайник и устремилась к компьютеру.

Вечера Изабелла Юрьевна проводила в социальной сети, где под именем Белокурой Беллы рассказывала о своих поразительных эротических похождениях и делилась вымышленными постельными успехами, в ответ выслушивая такие же откровения от своих сетевых знакомых.

Но на этот раз вечерним планам не суждено было осуществиться: экран компьютера в самый неподходящий момент погас.

Изабелла тупо уставилась в черное зеркало экрана, а потом сообразила, что оранжевый огонек на электрическом чайнике тоже погас, и вообще, света в квартире нет.

Перспективы были самые безрадостные – просидеть весь вечер в темноте, без горячей пищи (плита у нее была тоже электрическая), а самое главное – без любимого компьютера, без ежевечерней порции виртуальных приключений…

Изабелла Юрьевна не сложила руки. Она была женщина одинокая, а следовательно – самостоятельная.

Первым делом, выйдя в коридор, она открыла электрический щиток и проверила предохранители.

Предохранители были в порядке.

Дальше технические навыки Изабеллы были бессильны, и пришлось обращаться за помощью.

Изабелла набрала телефон диспетчера ТСЖ и сообщила, что у нее в квартире нет электричества.

Диспетчер, скандальная особа средних лет, в первую очередь поинтересовалась, оплачены ли у Изабеллы счета за коммунальные услуги.

– Разумеется, оплачены! – фыркнула Изабелла. – И при чем здесь счета, если у меня электричества нет?

– Известно, при чем! – сухо отрезала диспетчер. – Некоторые тоже звонят, жалуются, а сами по несколько месяцев за квартиру не платят. Вон девяносто четвертая квартира полгода не платит!

– Я вас попрошу! – возмущенно процедила Изабелла.

Будь она в прежнем, рабочем облике, она достойно ответила бы наглой диспетчерше, показала бы той ее законное место, но она сбросила свой стервозный облик в прихожей и превратилась в Белокурую Беллу, а у нее совсем другой характер…

– Какая, вы говорите, у вас квартира? – осведомилась диспетчер. – Тридцать восьмая?

– Да нет, тридцать вторая! – ответила Изабелла, с трудом сдерживаясь.

– Тридцать вторая… – протянула ее собеседница. – Действительно, счета оплачены…

– Я же говорила!

– Значит, говорите, у вас электричества нет? Странно, больше сегодня никто не жаловался.

– А я вот жалуюсь. Чаю не попить, компьютер не включить… что вы думаете – я сочиняю?

– А вы предохранители проверили?

– Да за кого вы меня принимаете? За полную дуру, что ли? Стала бы я вам звонить, не проверив предохранители!

– Только вот не надо на меня голос повышать! Вас много, а я одна, и все звонят и звонят…

– Я и не повышаю. Я хочу узнать, придет ко мне электрик или нет.

– Вот чего не знаю, того не знаю…

– То есть как это – не знаете? А кто знает? И для чего тогда вы на своем месте сидите? За что деньги получаете?

– За то, что по телефону вас выслушиваю и принимаю ваши заявки. И вообще, разве это деньги?

– Ну знаете!

– Короче, я вашу заявку записала, а дальше уж как получится. У электрика сегодня очень много заявок, а он еще на работе не показывался, может, вообще заболел. Так что ничего не обещаю…

– Черт знает что! – возмущенно выдохнула Изабелла Юрьевна, но трубка уже молчала.

Изабелла мрачно куснула бутерброд, покосилась на холодный чайник и задумалась – что делать?

И тут в дверь ее квартиры позвонили.

Изабелла вскочила, вышла в коридор и спросила:

– Кто здесь?

– Электрик! – отозвался из-за двери незнакомый мужской голос. – Электрика вызывали?

Изабелла Юрьевна обрадовалась: может быть, сегодняшний вечер не будет бесповоротно испорчен. Еще она, конечно, удивилась – после разговора с диспетчером она уже ни на что не надеялась.

– Я на лестнице проводку проверил, – продолжил человек за дверью. – Здесь все в порядке. Впустите меня в квартиру, я у вас должен проверить. Может быть, у вас обрыв или замыкание.

Изабелла была женщина осторожная, посторонних людей она в квартиру не пускала. Но остаться на весь вечер в одиночестве, без интернета… это было выше ее сил.

Она еще мгновение поколебалась и открыла дверь.

В квартиру протиснулся мужчина неопределенного возраста и неприметной внешности.

Одет он был в аккуратный голубой комбинезон с белой надписью на груди «220 вольт», на глаза надвинута приплюснутая выцветшая кепка, из-под которой свисали неровные пряди. В руке у электрика был небольшой пластиковый чемоданчик, в каких обычно носят инструменты.

– А раньше у нас другой электрик был, Алексей! – проговорила осторожная Изабелла Юрьевна.

– Верно, – кивнул мужчина. – Был Алексей, да только он заболел, что-то с желудком, так что пока меня вместо него пригласили. Где у вас щиток с предохранителями?

– Вот, – показала Изабелла Юрьевна и закрыла входную дверь.

Электрик подошел к щитку, с интересом заглянул в него, а потом удивленно проговорил:

– А это у вас что такое?

– Где? – естественным образом переспросила Изабелла Юрьевна и подошла к электрику.

– Да вот, – тот немного отстранился, пропуская Изабеллу, но когда хозяйка квартиры наклонилась к щитку, внезапно правой рукой поднес к ее лицу смоченную какой-то остро и неприятно пахнущей жидкостью тряпку, а левой приобнял ее за талию.

В первое мгновение именно это возмутило Изабеллу – как этот придурок смеет ее обнимать!

А во второй момент в глазах у нее потемнело, голова закружилась, и Изабелла Юрьевна потеряла сознание.

Она упала бы на пол, но подозрительный электрик удержал ее в вертикальном положении – именно для этого он ее полуобнял.

Изабелла Юрьевна пришла в себя довольно скоро.

Открыв глаза, она осознала, что находится на собственной кухне, в кресле, которое кто-то притащил из комнаты, и что к креслу этому она привязана за ноги и за руки.

Секундой позже она вспомнила, как у нее в квартире отключилось электричество, как она вызвала электрика и как этот электрик пришел, причем неожиданно быстро.

А потом она увидела и самого этого электрика. Теперь не было на нем мятой кепки, закрывающей лицо, и не свисали на щеки неопрятные тусклые пряди волос, но она сразу его узнала по рабочему комбинезону, на котором была надпись «220 вольт».

Электрик стоял чуть в стороне, и в руке у него был электрический утюг.

В первый момент в голове Изабеллы мелькнула мысль, что странный электрик собрался погладить свой комбинезон. Но она тут же осознала, насколько эта мысль глупая. И похолодела, потому что сообразила, для чего еще можно использовать такой утюг.

Но тут же она с некоторым облегчением вспомнила, что в квартире нет электричества, следовательно, утюг не накалится.

Но радость эта была недолгой.

– А электричество я починил, – сообщил ей фальшивый электрик, как будто прочел мысли несчастной Изабеллы Юрьевны.

– Спасибо, – машинально ответила Изабелла Юрьевна.

Она хотела уже произнести привычное «сколько я вам должна», но осознала, насколько глупо это прозвучит.

Так что вместо этого она спросила совсем другое:

– Что вам от меня нужно? Деньги? У меня их немного, но возьмите, я скажу, где они лежат…

– Разве это деньги! – электрик поморщился. – Всего пятьдесят тысяч! Пятьдесят две, если точно…

– Откуда вы знаете? – удивилась Изабелла Юрьевна. – Ах, значит, вы их уже нашли…

– Значит, нашел, – подтвердил фальшивый электрик и плюнул на утюг.

Утюг зашипел.

– Хорошо, возьмите эти деньги, но только оставьте меня… пожалуйста, оставьте меня…

Мужчина ничего не ответил. Впрочем, и без того все было понятно.

– Что вам от меня нужно? – пролепетала Изабелла Юрьевна.

– Мне нужно, чтобы вы ответили на несколько вопросов.

– Каких вопросов?

– Не спешите. У нас есть время.

Он покрутил регулятор утюга, проговорил, ни к кому не обращаясь:

– Пожалуй, на хлопок поставить… Или на лен…

Затем он поставил утюг на подставку и деловито спросил у Изабеллы Юрьевны:

– У вас ваза есть?

Изабелла растерялась от нелепости этого вопроса, но быстро собралась и проговорила:

– Вот в том шкафчике, слева.

Ей показалось, что пока они ведут безобидный разговор, ничего плохого не случится.

Фальшивый электрик открыл шкафчик, достал оттуда синюю фарфоровую вазу, налил в нее воды, поставил рядом с утюгом, открыл свой чемоданчик. Достал оттуда какой-то пакетик и высыпал содержимое в вазу. В комнате резко запахло химией, вода в вазе забурлила и стала мутной.

– Что это? – слабо спросила Изабелла Юрьевна.

– Препарат, – любезно пояснил электрик, – при соприкосновении с водой превращается в очень едкую жидкость. Рекомендуется использовать только в резиновых перчатках.

Изабелла Юрьевна возмутилась было – для чего он взял дорогущую вазу, которую подарил ей когда-то один человек, который… на которого у нее были определенные планы. Это было давно, и планы эти не осуществились, потому что человек этот переметнулся к ее подруге, после чего Изабелла, как героиня культовой комедии, ликвидировала всех подруг и превратилась в то, что она есть, – самую настоящую стерву.

И вдруг она поняла, что не о вазе нужно беспокоиться, поняла, для чего все эти приготовления, и ей стало безумно жалко свою жизнь – такую одинокую и неустроенную.

– Я отвечу, – заговорила она торопливо, – я отвечу на все ваши вопросы…

– Ну разумеется… – рассеянно заметил электрик, выискивая что-то в своем чемоданчике, – черт, куда я задевал… неужели забыл?

И Изабелла Юрьевна поняла: что бы она ни сказала, конец все равно будет один.

В Вечном городе, в великом городе Риме наступил поздний вечер.

Рим не затих – наоборот, на улицах было еще больше людей, чем днем. Правда, люди это были другие – финикийские плясуны, парфянские танцовщицы, арамейские фокусники, греческие лицедеи и декламаторы, а также темные личности из неизвестных земель, фавориты ночи и любимцы Гекаты.

Были здесь и патриции, но отличить их от прочего ночного люда было не так легко, ибо они сменили белоснежные тоги на темные плащи и закрыли лица позолоченными масками.

В этой суетливой толпе, стремящейся за запретными наслаждениями, уверенно шли дюжие эфиопы с закрытым паланкином на плечах.

Эфиопы остановились возле богатого дома, поставили носилки на землю и помогли выйти своей хозяйке, красавице Клодии.

– Ждите меня здесь! – приказала она своим носильщикам и телохранителям и вошла в дом.

У входа ее встретила служанка с закрытым до глаз лицом, ни слова не говоря, проводила в триклиний. Там ее уже дожидались.

Но это был не сенатор, хозяин дома и давний приятель Клодии.

На почетном ложе возлежал толстый лысеющий старик в короткой тунике из индийского шелка, лысое чело которого было украшено венком из свежих цветов.

Это был богатейший вольноотпущенник Гортензий, известный всему Риму ростовщик. Говорили, что ему должны большие деньги половина сенаторов и четверть городских магистратов.

– Здравствуй, красавица! – проговорил он, плотоядно улыбаясь. – Рад, что ты пришла!

Клодия попятилась, настороженно оглянулась на дверь триклиния и удивленно проговорила:

– А где сенатор? Я договаривалась с ним о встрече…

– Клавдий вынужден был срочно уехать в свое загородное имение. А свой городской дом он на этот вечер уступил мне…

– Уступил? – возмущенно переспросила девушка.

– Именно! Дело в том, красавица, что твой сенатор должен мне очень много денег, и потому он не смог отказать в моей маленькой просьбе. А тебе не все ли равно…

– Нет, мне не все равно! – выпалила Клодия, и лицо ее покрылось красными пятнами. – Я не игрушка, не вещь, не рабыня, которую можно передать по своей прихоти или отдать за долги! Я свободная женщина и сама распоряжаюсь своей свободой!

Она бросилась к полуоткрытой двери, но там ее встретил рослый каппадокийский раб, который загородил дверной проем, неподвижный и безмолвный, как скала.

Клодия метнулась к другому выходу – но там ее ожидал другой раб, темнокожий выходец из Африки.

Гортензий, который невозмутимо наблюдал за ней, усмехнулся.

– Все равно ты будешь моей!

– Никогда!

Клодия попятилась, споткнулась, при этом выронила какой-то небольшой предмет, тускло сверкнувший в отблеске масляных светильников.

Она наклонилась, подняла этот предмет – это была оправленная в золото камея. Черный раб взглянул на камею – и вдруг окаменел, застыл с удивленным выражением на лице.

Клодия недоверчиво взглянула на него, скользнула мимо и покинула триклиний.

– Держи ее, негодяй! – воскликнул Гортензий, неловко сползая с пиршественного ложа.

Но раб все еще стоял неподвижно, как будто взгляд Медузы Горгоны и впрямь превратил его в камень, а Клодия уже выбежала из триклиния, пересекла крытый дворик и вылетела на улицу.

Здесь она завертела головой в поисках своих эфиопов – но они словно сквозь землю провалились.

Клодия позвала их, но носильщики не отозвались.

Дольше оставаться на месте было опасно, и Клодия пошла в сторону своего дома.

– Дуся, ты сюда лучше не заходи! – проговорил эксперт Данилов, немолодой хозяйственный дядечка.

Данилов был немного чудной. К примеру, он всегда носил галстук-бабочку. Вроде увидел такой галстук у одного медэксперта в иностранном сериале и решил, что это будет прикольно. Получилось не очень прикольно – особенно когда он в своей непременной бабочке осматривал жертву бытового убийства с разбитым напрочь лицом.

Дуся попросилась в бригаду, которая выехала на труп, когда вездесущий Коля Еропкин сообщил ей, что в своей квартире нашли убитой Кащееву Изабеллу Юрьевну. Нашла ее соседка, к которой по вентиляции просочились очень неприятные запахи – не то суп Изабелла на плите забыла, не то утюгом синтетику прожгла, и не просто трусы там или бюстгальтер, а целый ворох белья.

Ключей от квартиры Изабеллы у соседки не было, но когда та не ответила на стук и звонки, подоспел электрик Алексей, которого, оказывается, Изабелла вызвала, и оказался мастером на все руки.

Дверь открыли, а когда увидели, что там такое, то электрик в обморок упал. А соседка ничего, пошла к себе и вызвала полицию.

– Не заходи туда… – повторил эксперт.

– Леонид Васильевич, вы меня за кого принимаете? – обиделась Дуся. – За практикантку? Вы же знаете, сколько лет уже я в полиции работаю. Всякого повидала…

– Всякого, да не такого! – вздохнул Данилов. – Впрочем, как знаешь. Ты девочка взрослая…

Эксперт посторонился.

Дуся протиснулась на кухню, взглянула на жертву… и ее действительно замутило.

Женщина полулежала в кресле. На ней был домашний легкомысленный халатик, волосы рассыпаны по плечам, губы подведены яркой помадой. Собственно, рот – это было единственное на лице, что осталось нетронутым. На левой щеке был ожог, как на рубашке мужа, которую нерадивая жена сожгла, болтая по телефону. Правая щека отсутствовала, вместо нее были жуткие клочки мяса. Правый глаз вытек, левый смотрел в потолок, в нем ничего не отражалось. Руки были скрючены, так что Дуся невольно представила, как несчастная жертва сжимала кулаки от боли. Еще на руках виднелись следы веревок.

– И тело такое же, – вздохнул Данилов, – живого места нет, я уж халатом прикрыл. Утюгом он тут орудовал и кислотой поливал.

Кухня перед Дусиными глазами поплыла.

К счастью, Леонид Васильевич вовремя заметил, что с ней происходит, поддержал за локоть и поднес к Дусиному лицу марлевый тампон, смоченный нашатырем.

Дуся отдернулась, но ей стало заметно лучше.

– Никогда со мной такого не было… – хрипло сказала Дуся.

Она взглядом поблагодарила Данилова – не столько за нашатырь, сколько за то, что эксперт не сказал чего-нибудь вроде «я же предупреждал».

Отдышавшись, Дуся спросила:

– Идентифицировали жертву?

– Да, – тут же ответил Данилов. – Кащеева. Изабелла Юрьевна Кащеева, хозяйка квартиры, а кто же еще-то?

– Как? – Дуся вспомнила помощницу нотариуса, сухопарую стерву с поджатыми губами, и еще раз взглянула на жертву.

Распущенные волосы, яркая помада, кокетливый халатик… ее просто невозможно было узнать.

Даже в таком виде.

Выходит, Изабелла Юрьевна вела двойную жизнь…

Тут за спиной Дуси послышался шум, возмущенное пыхтение, и на кухню протолкался Петя Лебедкин.

Он остановился возле Дуси, шумно выдохнул и проговорил чуть ли не восхищенным голосом:

– Ну и дела! Ее-то за что? Слушай, Дуся, дело серьезное. Ты права, все вокруг этой конторы нотариальной вертится. Нужно туда идти и за жабры твоего нотариуса брать! Что-то он там мудрит…

– Пойдем, только завтра, – согласилась Дуся, – сегодня у них закрыто, ночь скоро…

В дверь нотариальной конторы позвонили. Позвонили строго, требовательно, официально. Потом позвонили еще раз.

Рубен Варламович нажал клавишу переговорного устройства и проговорил недовольным, капризным голосом избалованного ребенка:

– Почему никто не открывает? Кто там… Алена? Изабелла Юрьевна? Я что – сам должен к двери бегать?

На его призыв никто не отозвался, и тут нотариус вспомнил, что Алена Козлихина вчера еще отпросилась к зубному, потому что после удара по голове у нее выскочила пломба, а Изабеллу Юрьевну он не видел с утра.

Это было уже ненормально, даже неправдоподобно: за все годы совместной работы Изабелла Юрьевна не пропустила ни одного рабочего дня и ни разу не опоздала. Каждый божий день, входя в свою контору, Рубен Варламович заставал свою помощницу на рабочем месте, каждый день его встречал ее преданный взгляд.

Да, видимо, с ней что-то случилось, и что-то серьезное…

Другого выхода не оставалось.

Нотариус встал, вышел из кабинета, прошел через пустую приемную и самостоятельно открыл двери.

В контору вошли два человека – крупная женщина, буквально лучащаяся обаянием, и худой унылый мужчина с растрепанными волосами неопределенного цвета.

– Дусенька, это вы! – Нотариус расцвел и полез было к Дусе с поцелуями, но та остановила его строгим взглядом и отчеканила:

– Капитан Самохвалова! Мы к вам, гражданин Семибратов, по серьезному и неприятному делу.

– По серьезному? По неприятному? – Рубен Варламович резко поскучнел, широко развел руками и отступил в приемную. – Что ж, проходите… к сожалению, кофе вам предложить не могу, моя помощница сегодня почему-то не вышла на работу…

Лебедкин попытался было что-то сказать, но Дуся остановила его жестом и продолжила:

– Вот как раз с ней и связана причина нашего прихода.

– С ней? – удивленно переспросил нотариус и взглянул на рабочее место Изабеллы. – А что с ней такое?

Изабелла Юрьевна никогда прежде не доставляла ему неприятностей. Ей такое и в голову не приходило.

– Она умерла, – сообщила Дуся.

– Убита, – добавил ее напарник.

Дуся взглянула на Лебедкина неодобрительно, но кивнула:

– Да, именно убита. К сожалению.

– Как не вовремя… – вздохнул нотариус. – Именно сейчас, когда у меня столько работы…

– Вы поняли, что я вам сказала? – сухо осведомилась Дуся.

– Что? А, да, понял… – Нотариус вздохнул. – Жалость какая… и чем же я вам могу помочь, Дусенька?

– Капитан Самохвалова! – напомнила ему Дуся.

– А, ну да… капитан… конечно… так чем я могу вам помочь?

– Во-первых, не нам, а следствию! – неприязненно отчеканил капитан Лебедкин.

Дуся опять взглянула на него неодобрительно и опять подтвердила:

– Да, вы должны помочь следствию.

– И чем же именно?

– Вы должны показать нам завещание Сергея Сергеевича Броницкого. Нам нужно с ним ознакомиться.

– Что?! – воскликнул нотариус. – Нет! Это невозможно! Совершенно невозможно! Это профессиональная тайна! Я не имею права! Только с судебным ордером…

– С ордером?! – рявкнул Лебедкин и двинулся на нотариуса, сжав кулаки. – Да пока мы будем получать ордер…

Дуся снова повернулась к напарнику и прикрикнула на него:

– Капитан! Возьмите себя в руки!

Петя попятился. Дуся тяжело вздохнула и проговорила медленно, с расстановкой:

– Простите моего напарника. Капитан Лебедкин очень взволнован. Он беспокоится за вас.

– За меня? – удивленно переспросил Рубен Варламович. – Почему вдруг за меня?

– А как вы думаете? Сначала нападают на вашу секретаршу Козлихину, потом пытаются проникнуть в вашу контору и, наконец, убивают вашу помощницу Кащееву…

– Жестоко убивают! – добавил Лебедкин.

На этот раз Дуся не стала его одергивать.

– Да, жестоко убивают! – подтвердила она. – И уже доказано, что перед смертью ее пытали. И у нас есть основания полагать, что все эти события связаны с завещанием Броницкого. И что следующий на очереди – вы…

– Я?! – недоверчиво переспросил нотариус.

– Да, именно вы! Потому что вы лучше всех осведомлены о завещании и имеете к нему доступ.

– Но все же…

– Позвольте, я покажу вам несколько фотографий! – Дуся веером раскрыла перед нотариусом снимки с места преступления, как шулер раскрывает колоду крапленых карт.

Рубен Варламович заметно побледнел, лицо его перекосилось, кажется, его затошнило. Остатки волос, ранее аккуратно разложенные вокруг лысины, теперь вели себя очень недисциплинированно: разбегались в разные стороны в полной панике с беззвучными воплями: «Спасайся, кто может!»

– Боже мой! – чуть слышно проговорил он.

Не то чтобы он так сильно привязан был к своей помощнице, просто хорошо развитое воображение подсказало ему, что на ее месте мог быть он.

– Видите, что этот человек сделал с Изабеллой Юрьевной? С вами он может поступить так же…

– Или еще круче! – мстительно добавил Лебедкин.

– Но раз вы сказали, что не можете показать нам завещание без ордера – мы, пожалуй, пойдем за ордером! – миролюбиво закончила Дуся. – Правда, это может занять несколько дней…

Она развернулась и сделала вид, что собирается уйти.

– Нет, постойте! – Нотариус кинулся за ней. – Не будем такими формалистами… помочь следствию – это мой гражданский долг! Если вам нужно ознакомиться с завещанием – пойдемте ко мне в кабинет!

– И ордера не нужно?

– Конечно! Кому он нужен, этот ордер?

Все трое прошли в кабинет нотариуса.

Рубен Варламович снял со стены картину (это была очень приличная копия известного полотна «Бассейн в гареме»).

Под картиной обнаружилась дверца сейфа.

Нотариус встал так, чтобы загородить сейф от полицейских, поколдовал над ним. Раздался негромкий щелчок, дверца открылась. Рубен Варламович достал из сейфа темно-синюю папку, положил ее на стол, закрыл сейф и только тогда проговорил:

– Вот оно, завещание господина Броницкого! Если хотите, я его зачитаю вслух…

– Валяйте! – согласился Лебедкин.

Нотариус сел за стол, надел очки в золоченой оправе, открыл папку и начал читать хорошо поставленным голосом:

– Я, Броницкий Сергей Сергеевич, такого-то года рождения, проживающий по такому-то адресу, находясь в здравом уме и памяти…

– Это можно опустить! – подал голос Лебедкин. – Переходите уже к основной части!

Нотариус кивнул, пропустил несколько строк и продолжил:

– Картину художника Немеровского «Пастухи в полдень» завещаю Русскому музею… картину художника Блюхера «Старая мельница перед грозой» завещаю Музею западного искусства… портрет неизвестного мужчины работы художника Векслера завещаю Гатчинскому музею… картину «Красный параллелепипед» работы художника Биневича завещаю Музею современного искусства… два эскиза художника Пустовойтова…

– Там еще много картин? – затосковал Лебедкин.

– Нет, таких ценных уже немного… так… эскиз Репина – в Третьяковку, ну еще там кое-что… вот это… кроме того, завещаю моей домоправительнице Ксении Федоровне Солдатовой за многолетнюю верную службу однокомнатную квартиру на Дунайской улице и текущий счет в Гамма-банке…

– Не обидел старушку! – порадовалась Дуся. – Отблагодарил за верную службу…

– Депозит в банке «Универсум» завещаю благотворительному фонду «Пеликан»…

– Хорошее дело!

– Все же остальное мое движимое и недвижимое имущество, включая китайскую нефритовую шкатулку с ее содержимым и кота Тимошу, я завещаю Светлане Игоревне Чекан, такого-то года рождения…

– Вот оно! – оживилась Дуся.

– Ага! – подхватил Лебедкин.

Нотариус закончил читать документ, положил его обратно в синюю папку и убрал в сейф. После этого снова сел за стол и внимательно посмотрел на полицейских:

– Ну что, это вам помогло?

– Ну конечно, – ответила за обоих Дуся. – Только теперь еще один вопрос. Что будет с этим завещанием, если Светлана Игоревна Чекан погибнет? Допустим, если она будет убита?

– Ну это зависит…

– От чего?

– Если она будет убита после того, как она ознакомится с этим завещанием и вступит в права наследства, то причитающаяся ей часть имущества перейдет уже к ее наследникам.

– А если она погибнет раньше?

– Если она погибнет прежде, чем вступит в права наследства, причитающееся ей имущество перейдет к ближайшему установленному родственнику господина Броницкого.

– И кто этот ближайший родственник?

– Пока я не занимался этим вопросом, поскольку госпожа Чекан жива и, надеюсь, здорова…

Полицейские переглянулись.

– Светлана Чекан! – проговорили они в один голос. – Она в опасности! До того момента, когда вступит в права наследования…

– А что это за китайская шкатулка, упомянутая в завещании? – спросил нотариуса Лебедкин.

– Чего не знаю, того не знаю! – Рубен Варламович пожал плечами. – Я составил завещание и должен проследить, чтобы оно вступило в законную силу. Все остальное вне моей компетенции.

Выйдя от нотариуса, Дуся повторила:

– Светлана Чекан! Мы должны обеспечить ее охрану до момента оглашения завещания.

– Думаешь, начальство согласится? Скажет, как всегда, – у нас не так много людей, а дел выше крыши…

– Ну мы постараемся его убедить. Во всяком случае, лучше предупредить преступление, чем расследовать его. Особенно если это убийство…

Дуся, когда хотела, могла быть очень убедительной. Даже их новый начальник, в котором было так мало человеческого, признал, что предупредить преступление лучше, чем расследовать его.

– Ладно, – сказал он, выслушав Дусю. – Выделю вам двух сотрудников и автомобиль…

– Но этого мало! – взвился Лебедкин. – Один автомобиль легко заметить! Нужно хотя бы два, чтобы они могли меняться… а лучше три… и сотрудников побольше! Хотя бы четырех!

– У нас ресурсы не безграничны! – отрезал начальник. – Обходитесь тем, что имеется!

Лебедкин собрался возразить, но Дуся ущипнула его за коленку. Спорить с начальством – все равно что плевать против ветра…

Поднялся шлагбаум, и на улицу выехала новенькая ярко-красная машина.

За рулем сидела стильная блондинка.

Едва красная машина свернула на проспект, от тротуара отъехал неприметный серый автомобиль и двинулся следом за ней.

В автомобиле сидели двое.

– Красивая баба, – заметил водитель, – все при ней. А еще богатая будет, наследство получает. Вот скажи, почему одним – все, а другим – фигу с маслом?

– На дорогу смотри, не отвлекайся, – посоветовал напарник.

Блондинка бросила взгляд в зеркало заднего вида и помрачнела.

Красная машина доехала до перекрестка и притормозила. Блондинка достала из сумочки мобильный телефон, набрала номер.

– Это я, – проговорила она, услышав ответ.

– Да уж вижу! – недовольно ответил ей мужской голос. – Я же говорил тебе – не звони! Мы должны оборвать все контакты!

– Тебе легко говорить! – перебила собеседника блондинка. – Свалил на меня все самое трудное и радуешься!

– Ты знала, на что идешь! Хватит болтать! Зачем ты звонишь?

– За мной следят.

– С чего ты взяла? Это уже паранойя!

– Да? Да за мной по пятам второй день катается одна и та же машина! Я ее еще вчера срисовала! Что мне делать? Это наверняка полиция!

– Кончай паниковать!

– Я так больше не могу! Мы должны встретиться и поговорить! – Голос женщины задрожал.

– Ладно… – мужчина, очевидно, задумался. – Хорошо, мы поступим вот как… только успокойся и не отступай от инструкции…

Красная машина доехала до Петроградской стороны, свернула на Большой проспект, остановилась около магазина одежды.

Блондинка вышла из автомобиля, вошла в магазин. К ней тут же подошла продавщица.

– Вам помочь?

– Да, пожалуйста… принесите мне вон то пальто моего размера…

– Да, одну минуту…

Блондинка зашла в примерочную кабинку, сняла свое пальто. Задернув занавеску, она постучала в стенку кабинки. Оттуда донесся такой же условный стук. Блондинка свернула свое пальто и перебросила его через стенку, надела новое – ярко-синее, вышла из кабинки.

– Ах, как вам идет! – защебетала продавщица. – Это ваш цвет! Это ваш стиль! Оно подходит к вашим глазам!

– Да, я сама вижу… – мрачно отозвалась блондинка. Пальто было ужасно. – Я его беру…

Не снимая обновку, блондинка направилась к кассе. Однако на полпути остановилась:

– Да, вот еще тот шарф, пожалуйста!

Продавщица, привыкшая ничему не удивляться, подала ей шарф попугайской расцветки. Блондинка повязала его на голову и достала банковскую карточку.

– Сколько с меня?

Два человека в сером автомобиле внимательно следили за дверью магазина. Им было приказано не спускать глаз с объекта.

– Что-то она очень долго… – проговорил один из сотрудников, взглянув на часы.

– Долго? – переспросил второй. – Ты бы видел, как моя по магазинам ходит…

– Есть хочется… – протянул первый.

– Вечно тебе хочется! – одернул его второй. – Терпи! Мы при исполнении обязанностей!

– Да, хорошо тебе, тебя небось жена завтраком накормила, а я только зубы успел почистить…

– А я тебе давно говорю – женись!

– Было бы на ком…

– Да хоть на Алиске из бухгалтерии. Я видел, как она на тебя смотрит.

– На Алиске? Да ты что? Она с половиной отделения гуляла!

– Ну тогда на Дашке из техотдела.

– На этой чувырле?! Она волосы моет раз в неделю, по понедельникам!

– Откуда ты знаешь, что именно по понедельникам?

– Да уж знаю!

– Уж больно ты привередливый!

– Леха, а вон там, на углу, кафе… может, я добегу быстренько, куплю пару бутербродов? Я и на тебя возьму…

– А если она в это время выйдет? Она выйдет и поедет, а мне придется тебя ждать?

– Ну, Леха, я же быстро… я же буквально бегом – одна нога здесь, а другая уже там…

В это время дверь магазина открылась, на пороге появилась блондинка в стильном бежевом пальто и черных очках, огляделась по сторонам, подошла к красной машине и села за руль.

Красная машина поехала в сторону Тучкова моста, серая тут же помчалась следом.

Прошло несколько минут, и из магазина вышла женщина в синем пальто, с головой, повязанной ярким шарфом. Она подошла к тротуару и остановилась, оглядываясь по сторонам.

Прошла минута, другая, третья…

Женщина закусила губу, взглянула на часы.

Прошло еще несколько минут.

Женщина достала из сумки телефон, но тут же передумала и убрала его обратно.

Наконец рядом с ней остановилась темно-зеленая машина, за рулем которой сидел мужчина в темных очках и надвинутой на глаза кепке. Задняя дверца распахнулась.

Женщина села, откинулась на сиденье, с отвращением сдернула с головы уродский шарф.

Машина тронулась.

Женщина проговорила, глядя в спину водителя:

– Что ты так долго? Думаешь, приятно было торчать здесь в этом попугайском наряде?

Водитель ничего не ответил. На первом же перекрестке автомобиль свернул с проспекта и запетлял по узким переулкам Петроградской стороны.

– Что ты молчишь? – раздраженно спросила женщина. – И куда ты меня везешь?

Водитель по-прежнему ничего не отвечал.

Женщина пригляделась к нему и испуганно проговорила:

– Это не ты… то есть… ты вообще кто такой? Тебя прислал Вячеслав?

Водитель молчал.

– Да скажи хоть что-нибудь! Вообще, останови машину, я выйду! Останови сейчас же!

Машина ехала дальше.

Женщина попыталась открыть дверцу – но она была заблокирована.

– Кто ты? Кто ты такой? – повторяла женщина на одной ноте. – Что тебе от меня нужно?

Водитель не реагировал на ее слова. Казалось, он ее вообще не замечает.

Тогда она повернулась к дверце и принялась колотить по ней кулаками, ломая ногти, отбивая костяшки пальцев.

На этот раз водитель заметил ее. Он притормозил, повернулся к ней и брызнул в лицо чем-то едким из серебристого баллончика. Женщина закашлялась, в глазах у нее потемнело, и она потеряла сознание.

Новенькая красная машина переехала Неву по Тучкову мосту и углубилась в линии и переулки Васильевского острова. Серая машина с двумя полицейскими тащилась следом, стараясь не попадаться объекту на глаза.

– Куда же она едет? – пробормотал один из сотрудников.

– По-моему, она просто крутит динаму… – отозвался второй. – Она по этому переулку уже третий раз проезжает.

В это время красная машина выехала на оживленный Средний проспект – и тут же раздался визг тормозов и чей-то раздраженный мат.

Красная машина стояла на перекрестке, уткнувшись бампером в желтый двухместный кабриолет.

Из желтого кабриолета выскочила длинноногая девица в леопардовом плаще, подскочила к красной машине и завизжала на грани ультразвука:

– Ты что устроила, дешевка потасканная? Ты мою машинку искорежила! Ты ее в хлам разбила! Ты думаешь, это тебе сойдет с рук? Да я сейчас своего Костика вызову, он с тобой такое сделает…

Из красной машины выбралась блондинка в бежевом пальто, уперла руки в бока и выкрикнула:

– Да что ты блажишь? Что твоей машине сделалось? На ней вообще ни царапины! Чего тебе надо?

– Ни царапины, да? А это что? – Леопардовая девица ткнула пальцем в вишневом маникюре в свою машину. – А это что – не царапина?

– А это еще неизвестно, когда эта царапина появилась! Может, ты с ней уже неделю разъезжаешь, а тут решила на мне отыграться! И вообще, ты водить на фиг не умеешь! Папик тебе права купил…

– Ты думаешь, – завопила в ответ леопардовая, – ты думаешь, если тебе пора на пенсию, так я тебя прощу из уважения к возрасту?

– Что?! Кому на пенсию?! Мне на пенсию?! Да я тебя…

– Леха! – Один из сотрудников серой машины прижался к стеклу. – Леха, что-то тут не то!

– Что значит – не то?

– Это не она!

Тем временем блондинка бросилась на леопардовую, попыталась ударить ее в физиономию. Та не растерялась, вцепилась в волосы соперницы, дернула… и светлые волосы остались у нее в руках.

Под ними оказалась короткая черная стрижка.

– Так у тебя еще и парик! – расхохоталась девица.

– Говорю тебе, Леха, это не она! – выкрикнул полицейский и выскочил из серой машины.

Напарник с растерянным видом последовал за ним.

Женщины тем временем сцепились не на шутку. Леопардовый плащ трещал по швам, от бежевого пальто отлетели пуговицы.

Полицейские подскочили к дерущимся, попытались их растащить, но это было непросто.

– Полиция! – рявкнул один из сотрудников. – Прекратить! Немедленно прекратить! Прекратить сейчас же, а то будете сегодня ночевать в обезьяннике с уличными шлюхами!

Наконец им удалось оттащить бывшую блондинку от длинноногой бестии. Та, громко ругаясь, забралась в свою машину и укатила, напоследок пригрозив всем неприятностями.

Бывшая блондинка стояла, испуганно оглядываясь.

– Так! – процедил один из сотрудников, сверля ее пронзительным взглядом. – Вы кто такая?

– А в чем дело? В чем дело? – забормотала та. – Если я ее машину поцарапала, так пускай страховая разбирается…

– Мы не о том! – оборвал ее полицейский. – Кто вы такая и что делаете в машине Светланы Игоревны Чекан?

– А что такое? Что, уже нельзя в чужой машине по улице проехать?

– Вы не только в чужой машине, вы ее пальто и парик надели, и вообще, под нее замаскировались…

– Все! – вмешался в разговор второй сотрудник. – Нам это надоело. Едем сейчас в отделение, оформляем задержание и отправляем вас в камеру к уголовницам вплоть до выяснения обстоятельств!

– Не надо в камеру! – захныкала женщина. – Не надо к уголовницам! От них неизвестно что подцепить можно! Я вам все расскажу, только отпустите меня! Пожалуйста!

– Ну так рассказывайте, и чтобы без вранья и без фокусов!

– Она меня попросила… Света…

– Вы имеете в виду Светлану Чекан?

– Да, ее самую…

– А где вы с ней познакомились?

– Познакомились сперва в социальной сети, вроде как подружились, а потом пару раз встретились в офлайне. Тут она и попросила…

– О чем? – поторопил женщину полицейский.

– Попросила в ее одежду переодеться и на машине часик покататься. Сказала сперва, что это такой прикол, вроде флешмоб, но только я не поверила. Тогда-то она и призналась…

Женщина снова замолчала, и полицейский напомнил о себе:

– В чем она призналась?

– В том, что это все любовь…

– Любовь? – удивленно переспросил полицейский.

– Ну да… она мужчину встретила, мужчину своей мечты. Но у нее муж ужасно ревнивый и вообще скотина. Буквально не дает ей дышать! Каждый шаг проверяет, следит за ней… звонки, эсэмэски, ну настоящий тиран! Ну вот она и придумала – мы с ней встретимся в магазине, она передаст мне свое пальто, а сама переоденется в другое. А парик заранее купила, и макияж подходящий, чтобы я стала на нее похожа. Тем более в темных очках. Ну вот, мы все так и сделали, я в кабинке переоделась, вышла и села в ее машину, чтобы муж не догадался. А она позже должна была выйти и сесть в машину к своему…

– Любовнику! – подсказал полицейский и выразительно переглянулся с напарником.

– Ох, Леха, будут у нас неприятности!

– Гарантированно! – согласился тот.

Женщина удивленно взглянула на них, и лицо ее вытянулось:

– Так что, выходит, она не мужа хотела провести, а полицию?

Полицейские ничего на это не ответили, только один из них отчетливо скрипнул зубами. А второй махнул рукой в сердцах:

– Да у нее вообще мужа нет, в разводе она!

– Ох, ну Светка меня и подставила!

– А нас-то как она подставила! – ляпнул водитель серой машины, но тут же опомнился: – Вы, гражданка, сейчас поедете с нами, будем протокол составлять. Документы у вас имеются? Настоящая фамилия какая?

– Семужкина… – Девица поняла, что шутки кончились. – Семужкина Мария Витальевна… Ребята, может отпустите меня? Вам же Светка нужна, ее и ищите…

– Нет уж, пока протокол не составим, никуда не денешься!!

Когда женщина, которую упустили двое бравых полицейских, пришла в себя, руки и ноги у нее были связаны. Она лежала на чем-то мягком в небольшой полутемной комнате. Пахло краской, растворителем и еще чем-то смутно знакомым.

Скосив глаза влево, она увидела составленные к стене картины на подрамниках. Скосив глаза вправо, она увидела мужчину лет сорока с невыразительной, незапоминающейся внешностью. Казалось, отведи глаза – и она его не вспомнит.

Однако по каким-то чертам она поняла, что это – тот самый человек, который вез ее в машине. В машине, в которую она села по собственной глупости и неосторожности.

Мужчина пристально смотрел на нее. В глазах у него было странное, пугающее выражение.

– Кто ты? – спросила женщина, понимая, что не получит ответа.

Голос плохо слушался ее.

– Очнулась! – Мужчина оживился, удовлетворенно потер руки. – Отлично! Я хочу, чтобы ты все чувствовала, а главное – чтобы все видела… пока ты можешь видеть.

– О чем это ты? – испуганно спросила женщина.

– Как будто ты не знаешь! – Глаза мужчины вспыхнули. – Ты должна заплатить! Заплатить по счетам!

– По каким еще счетам? О чем ты вообще говоришь? Что ты несешь?

– Ты должна заплатить за мое унижение!

– Ты вообще в своем уме? Какое унижение? Я тебя вообще никогда в жизни не видела! Кто тебя подослал? Вячеслав? Что он задумал? В какую игру вы с ним играете?

Но мужчина ее больше не слушал. Зато смотрел на нее – пристально, неотрывно, как будто пожирал глазами, как будто сличал, сравнивал с каким-то образцом, с каким-то оригиналом. Затем отступил на шаг, снова взглянул и проговорил, как бы ни к кому не обращаясь:

– Это она… она… это ее волосы… и главное – ее глаза… эти глаза… те самые глаза, которыми она в тот день смотрела на меня с презрением и отвращением… ну ничего, больше она не сможет на меня смотреть!

Он моргнул – и в его лице что-то изменилось. Теперь он снова смотрел на женщину – и видел ее. На его лице проступила хитрая улыбка.

– Я принес тебе цветок, – проговорил он мягким, вкрадчивым голосом. – Я принес тебе розу… ты ведь любишь розы?

– Люблю, – ответила женщина растерянно. Она подумала, что лучше не перечить этому сумасшедшему, лучше подыграть ему. – Какая женщина не любит розы?

– Вот именно… какая женщина… в тот день я тоже принес тебе розу. Точно такую же.

Он отвернулся, подошел к белому шкафчику, открыл его.

Внутри стояла банка с водой, в ней красовалась одинокая темно-красная роза.

– Сорт «реверанс»! – проговорил мужчина со странной гордостью. – Все точно как тогда!

Он бережно вынул розу из банки, подошел к связанной женщине и протянул цветок:

– Возьми ее!

– Но у меня же связаны руки!

– Зачем тебе руки? – Он наклонился и вложил стебель розы в ее губы.

Острый шип поранил рот, женщина застонала.

«Маньяк… – подумала она в ужасе. – Сексуальный маньяк…»

– Хорошо! – проговорил мужчина, отстранившись. – Теперь только еще один штрих…

Он снова наклонился, распустил ее волосы и разложил по плечам.

«Точно, маньяк… закрыть глаза и перетерпеть…»

– А вот этого не надо! – рявкнул он. – Не смей закрывать глаза! Глаза должны быть открыты!

В его руке что-то блеснуло.

Скосив глаза, женщина увидела ложечку. Старинную серебряную чайную ложечку.

Женщина в длинном бесформенном свитере, увешанная дешевыми бусами, как рождественская ель, вышла вперед и заговорила гнусавым простуженным голосом:

– Сегодня у нас особенный день! Сегодня мы открываем выставку замечательного петербургского художника Гребешкова…

Она кивнула на виновника торжества – невысокого простоватого мужичка с рыжеватой бородкой, который скромно стоял в сторонке.

– Арнольд Гребешков – старинный друг нашей галереи, он проводит у нас уже пятую персональную выставку, и каждая из этих выставок была заметным явлением в культурной жизни Красносельского района. Я надеюсь, что и эта выставка не станет исключением. А теперь я предоставляю слово известному искусствоведу Арсению Борисовичу Белоцерковскому…

Женщина в свитере смешалась с толпой, на смену ей вышел долговязый тип в таком же бесформенном свитере, только вместо бус его украшала длинная клочковатая борода.

Искусствовед откашлялся, оглядел присутствующих и начал:

– Арнольд Гребешков – постконцептуалист. Не побоюсь даже этого слова, он – постструктуралист. А что это значит?

Он обвел зал взглядом, словно ожидал ответа. Ответа, разумеется, не последовало.

– Это значит, не побоюсь этого слова, что в каждом своем новом произведении он должен, не побоюсь этого слова, поразить зрителя! Искусство не должно ласкать! Не должно, не побоюсь этого слова, гладить по шерстке! Оно должно ранить! Пугать! Оно должно, не побоюсь этого слова, шокировать!

Искусствовед повернулся спиной к немногочисленным слушателям, лицом к произведениям искусства. Это были какие-то странные конструкции из ржавых железных деталей.

Один экспонат, в самом центре зала, был закрыт белым полотнищем.

– Как всегда, Арнольд Гребешков до самого последнего момента держит интригу. Вот и сейчас мы еще не видели главный, не побоюсь этого слова, центральный экспонат выставки. Но сейчас мы его увидим. Арнольд на правах старой дружбы позволил мне снять, не побоюсь этого слова, последний покров с главного экспоната…

С этими словами искусствовед эффектным жестом сдернул полотнище с центрального экспоната.

По залу пронесся вздох, в котором изумление было смешано с ужасом. Ужаса, правда, было заметно больше.

Посреди зала в кресле, отдаленно напоминающем зубоврачебное, сидела женщина. Это была блондинка с распущенными по плечам волосами. В зубах у нее была зажата темно-красная, скорее даже, бордовая роза.

Женщина была, безусловно, мертва.

Но самым ужасным, самым шокирующим было то, что у нее не было глаз. Вместо них зияли два пустых черных провала.

Впрочем, если приглядеться, глаза тоже имелись. Только находились они совсем не там, где положено. Два кровавых круглых сгустка лежали на груди мертвой женщины.

В наступившей тишине раздался чей-то одинокий голос:

– Вот уж шокировал так шокировал!

Эксперт Данилов поправил свою знаменитую бабочку. Эта бабочка, по его мнению, придавала ему авторитет, но в холодном кафельном помещении полицейского морга, среди жертв бытовых убийств на почве совместного распития спиртных напитков сомнительного происхождения и дорожно-транспортных происшествий, она была не более уместна, чем фрак или смокинг на похоронах африканского шамана.

– Ну, Данилыч, что скажешь? – спросил эксперта Петя Лебедкин, глядя на тело, распростертое на металлическом столе.

Тело это выглядело уже не так страшно, как в первый момент, – веки были опущены и деликатно закрывали черные провалы глазниц. Сами глаза находились на полке, в банке с физраствором.

– Ну что тут можно сказать… причина смерти – удушение. Следы на шее однозначные, и характер посмертных изменений соответствует указанной причине.

– Руками душил? – с надеждой в голосе проговорил Лебедкин. – Так, может, отпечатки остались?

– Насчет отпечатков можешь не надеяться. Отпечатков нет. Судя по всему, душил он ее в перчатках. Причем в медицинских. – Эксперт потряс руками в таких же перчатках.

– А глаза? Глаза он ей после смерти вырезал?

– Нет. Судя по характеру кровотечения, глаза извлечены еще при жизни. Каким-то закругленным предметом. Возможно, обыкновенной ложкой.

– Вот гадство! – выдохнул Лебедкин. – Это кем же надо быть?

И тут же он сам себе ответил:

– Известно кем. Больным на всю голову. Маньяком. В общем, Данилыч, однозначно это серия.

– Постой, о чем ты говоришь? Какая серия! У меня на руках только один труп с таким modus operandi…

Эксперт Данилов любил изредка вставить в свою речь латинские термины, вот как этот modus operandi, то есть образ действия. Он считал, что таким образом подчеркивает свою связь с наукой и опять же поднимает авторитет среди сотрудников.

Лебедкина он этим ничуть не испугал. Он тоже был не лыком шит, и кое-какие научные термины понимал.

– Я тут, Данилыч, – начал капитан скромно, – провел предварительную работу и нашел несколько аналогичных эпизодов в разных городах. И modus operandi во всех случаях совершенно одинаковый. Убивают блондинок примерно одного возраста, душат руками, вырезают глаза, и еще розу оставляют во рту. В нескольких случаях сорт розы не указали, а где указали – тоже полное совпадение: темно-красная роза сорта «реверанс». А ты говоришь – modus operandi… определенно это один маньяк орудует по всей стране!

– Блондинок, говоришь? – перебил его Данилов. – А вот тут у тебя как раз неувязка… эта жертва – вовсе не блондинка.

– То есть как – не блондинка? – удивленно переспросил Лебедкин, взглянув на светлые волосы жертвы.

– Ты на волосы не смотри! – Эксперт махнул рукой.

– То есть как? – опешил Лебедкин. – Я всю жизнь считал, что которые со светлыми волосами – блондинки, с темными – брюнетки…

– Сам ты темный, Петя! Что, не знаешь, что женщины красят волосы? Сегодня она – блондинка, завтра – брюнетка, потом – вовсе рыжая… Или махагон какой-нибудь, а то еще перьями некоторые красятся…

– А, точно… – согласился Лебедкин. – Помню, моя бывшая как-то в рыжий цвет выкрасилась, а я не заметил… что было…

Как всегда, при упоминании бывшей жены настроение капитана катастрофически испортилось.

– Так что – эта жертва тоже крашеная?

– Именно. И от природы она – брюнетка. И тип кожи об этом говорит, и цвет радужной оболочки, и волосяной покров на теле. Да и волосы на голове под краской тоже темные.

– Ну это ничего не значит… раз мы ее приняли за блондинку – маньяк тоже мог принять, он же не эксперт вроде тебя.

– Это точно – не эксперт.

– Ну что, можно привести человека для опознания?

– Ты кого нашел? – спросил эксперт. – Не мать, не сестру? А то мне еще одна покойница тут не нужна…

– Да нет у нее никого. Вот мужа нашли, и то бывшего, ждет…

– Веди. Я ее в более-менее приличный вид привел.

Данилов натянул простыню, чтобы она закрыла лицо жертвы: он любил ритуалы.

Лебедкин вышел в соседнюю комнату и через минуту вернулся, сопровождая крупного, мрачного, медлительного мужчину с квадратными плечами и квадратной челюстью.

Подведя мужчину к столу с накрытым простыней телом, он взглянул на него и спросил:

– Гражданин Чекан, вы готовы к опознанию?

Тот в ответ только кивнул.

Лебедкин отдернул край простыни, открыв лицо жертвы, повернулся к Чекану и произнес традиционную фразу:

– Гражданин Чекан, узнаете ли вы свою жену Светлану Игоревну? То есть, извините, бывшую жену.

Чекан тяжело вздохнул и кивнул:

– Узнаю.

– Вы уверены?

– Конечно.

– Значит, так и запишем… дата, время… в присутствии таких-то произведено официальное опознание трупа, гражданин Чекан Вячеслав Иванович узнал в жертве свою бывшую жену Светлану Игоревну Чекан… вот здесь распишитесь, пожалуйста.

Чекан еще раз взглянул на труп, расписался в протоколе опознания и с явным облегчением повернулся к Лебедкину:

– Ну это все? Я могу идти?

– Конечно, можете. Только еще один вопрос…

– Какой еще вопрос? – Чекан снова насторожился.

– Совсем простой вопрос. Вы знаете, у какого стоматолога лечилась ваша бывшая жена?

– У какого стоматолога? – Чекан был явно удивлен. – Нет, не знаю… да она вроде на зубы не жаловалась…

– Но все равно, она должна была ходить к стоматологу. Все ходят.

– Ну да, конечно, но я не знаю. Могу я наконец идти? – И Чекан шагнул к той двери, через которую вошел в мертвецкую.

– Нет, не сюда, извините… выход у нас через другую дверь…

Чекан вышел из покойницкой.

Лебедкин закрыл за ним дверь и вернулся к столу с трупом.

Данилов удивленно взглянул на него:

– Что, на этом еще не все?

– Не все. Сейчас будет еще одно опознание.

– Одного тебе мало? Ну ладно, мне-то что… – И он снова закрыл лицо жертвы простыней.

Лебедкин взглянул на часы:

– Ну где же они…

Тут снова открылась та дверь, через которую незадолго до того вошел Чекан.

На этот раз в холодную комнату вошли две женщины – Дуся Самохвалова и Анна Воробьева.

Случилось так, что буквально утром Анна позвонила Дусе по тому номеру, что Дуся оставила в больнице.

– Это… Воробьева… вы… ваш номер…

– Анна? Как вы? Получше вам? – В голосе Дуси звучали искренний интерес и сочувствие.

– Вот, выписывают, а я не знаю, куда идти… ключей-то от той квартиры у меня нет. Звонила еще раз Светлане…

– Светлане… – помрачнела Дуся, – слушайте, тут вот какое дело… только примите спокойно… Не хотела говорить по телефону, но времени нет совсем. Дело в том, что Светлана Чекан умерла.

– Как? – Дуся воочию увидела, как Анна схватилась за сердце и плюхнулась на больничную кровать. – Не может быть, как же это?

– Вы успокойтесь, а лучше… – у Дуси в голове возникла продуктивная мысль, – выписывайтесь, возьмите такси и приезжайте. Адрес помните? Только если вы в состоянии…

– А у меня есть выбор? – усмехнулась Анна.

Вот так она и оказалась на опознании.

От Дуси, как обычно, исходила такая волна энергии и обаяния, что в мертвецкой, кажется, стало заметно теплее.

Данилов засиял и, поправив свою бабочку, проговорил:

– Дусенька, что же ты заранее не предупредила, что придешь? Я бы кофейку заварил…

– В другой раз, Данилыч, в другой раз! Сейчас я здесь строго по делу!

Она подвела Воробьеву к прозекторскому столу и произнесла ритуальную фразу:

– Гражданка Воробьева, вы готовы к опознанию?

Анна, которая была бледна как полотно, схватилась за горло, но все же кивнула и едва слышно проговорила:

– Готова!

Данилов, красуясь, отдернул простыню.

Анна шагнула вперед и уставилась на мертвую женщину.

Капитан Лебедкин, который до того молча стоял в сторонке, подошел и громко спросил:

– Гражданка Воробьева, узнаете ли вы свою родственницу Светлану Игоревну Чекан?

– Нет! – уверенно ответила Анна. – Это не она! Не Светлана!

– Вы уверены? – в один голос спросили Дуся и Лебедкин.

– Конечно, уверена!

– Но вы же видели ее совсем недолго? – на всякий случай уточнил капитан Лебедкин.

– Но я все равно уверена! Это не она, не Светлана!

– Хорошо, так и запишем…

Лебедкин положил на свободный стол протокол, заполнил его:

– Дата… время… произведено официальное опознание… гражданка Воробьева Анна Игоревна не опознала в трупе свою сестру…

– Сводную сестру! – уточнила Анна.

– Совершенно верно! Свою сводную сестру Чекан Светлану Игоревну… вот здесь распишитесь, пожалуйста!

Анна расписалась в протоколе и огляделась:

– Это все?

– Еще только один вопрос, – проговорила Дуся. – Он может показаться вам странным и неуместным, но не знаете ли вы, у какого стоматолога лечилась ваша сестра?

– Знаю, – оживилась Анна. – Мы ведь с ней переписывались, и незадолго до моего приезда я написала, что собираюсь к зубному. Так она мне написала, чтобы я не ходила у себя, что здесь, в Петербурге, она отведет меня в очень хорошую клинику, где у нее скидка.

– И какая же это клиника?

– «Дентомир».

– Вы точно помните?

– Да, совершенно точно. В конце концов, можно в почте то письмо найти, если меня к компьютеру пустите!

– Да мы верим, – улыбнулась Дуся и отметила про себя, что Анна, узнав, а точнее, не узнав в покойнице сводную сестру, стала гораздо спокойнее и смотрела более твердо и осмысленно. Это, наверное, потому, что уверилась, что она в своем уме, поняла Дуся, что сестру ее и правда подменили и у нее в голове ничего не спуталось.

– Спасибо, вы нам очень помогли! – выдал Лебедкин обычное.

Дуся проводила Анну до выхода из мертвецкой, потом вернулась и переглянулась с Лебедкиным, который все еще стоял возле стола с трупом:

– Ну и как тебе?

– Такое первый раз в моей практике. Чтобы один родственник опознал, а другой – нет…

– И кому ты больше веришь?

– Вообще-то Воробьевой, хоть она и не совсем адекватная.

– Значит, нужно проверить…

Дуся повернулась к Данилову и спросила:

– Данилыч, ты сделал снимок зубов жертвы?

– А как же! Это протокол – фотографии, отпечатки пальцев, снимки зубов – все как положено.

– Ну так дай нам с Петей этот снимок. А ты, Петька, сделай доброе дело – отвези Анну в ту квартиру, где она жила до больницы. И… я знаю, у тебя отмычка есть очень хорошая, так ты открой женщине дверь, а то у нее ключи пропали вместе с сумкой…

– Сделаю… – Лебедкин до сих пор чувствовал себя виноватым за то, что не поверил Анне при первой встрече. А получается, что она ничего не придумала, когда утверждала, что сестра – не та…

В машине Анна молчала. Петр подумывал было о том, чтобы включить радио, но решил, что это будет несолидно: не просто так он женщину катает, а по серьезному делу везет.

С другой стороны, он вспомнил, что там у себя, в Дальнереченске, Анна проходила свидетелем по делу об убийстве, связанном с этим самым делом, что сейчас случилось, и хотел было Анну порасспросить кое о чем в приватной обстановке, не под протокол. Но боялся. Точнее, не знал, как бы половчее начать.

Вот если бы Дуся… но Дуся в его серийных маньяков не то чтобы не верила, но все время его останавливала: «Не увлекайся, Петя, не зарывайся, а то ничего, кроме неприятностей от начальства, не получишь».

Вот и в этом случае: ведь ясно же, что серия, ведь были похожие случаи в разных городах в разные годы. Но пока начальству что докажешь…

А Дуся так считает: вот поймаем мы этого, который ненастоящую Светлану Чекан убил, – тогда и разворачивай свое дело о серии. А если будешь разбрасываться да по разным городам ездить – время уйдет, и толку не будет.

В глубине души Лебедкин понимал, что Дуся права. Но ничего не мог с собой поделать. И только было он открыл рот, чтобы начать разговор, как Анна заговорила сама:

– Я хотела вас спросить… Вот вы докажете, что там, в морге, не Светлана вовсе. А где тогда она сама? Куда она делась? Ведь должно же быть какое-то объяснение…

Лебедкин правильно понял подтекст: если какая-то женщина выдавала себя за Светлану Чекан, то куда делась настоящая Светлана? Не могла она никуда уехать самостоятельно, стало быть, ее похитили. И удерживают где-то силой, если она еще жива.

И если бы он, капитан Лебедкин, прислушался к Анне еще тогда, несколько дней назад, возможно, все обернулось бы не так страшно. А тут – одна Светлана убита, причем совершенно жутким способом, а вторая, то есть первая, настоящая, пропала, и непонятно, где ее искать.

Ее или ее труп, что тоже вполне возможно, особенно учитывая большое наследство.

Лебедкин понял, что расспрашивать Анну насчет прошлого дальнереченского убийства не стоит, разговора не получится.

– Как только мы убедимся, что там, в морге, не Светлана, мы объявим вашу сестру в розыск, – сказал Лебедкин.

– В розыск… – хмыкнула Анна, – ну-ну…

Больше в машине не было произнесено ни слова.

Оказавшись возле дверей квартиры отца Анны, Лебедкин достал отмычку и опасливо оглянулся по сторонам. Все же он собирался совершить незаконное действие.

И тут же, отвечая его взгляду, открылась дверь соседней квартиры, и на пороге появилась пожилая, но бодрая тетя, которая спросила строго:

– А что это вы тут делаете? А вот я сейчас полицию вызову!

Лебедкин со вздохом показал ей удостоверение. Тетя не то чтобы подобрела, но ожидала объяснений.

Пришлось рассказать ей, что на Анну напали, украли сумку, а в ней – ключи, и как теперь в квартиру попасть?

– Постой-постой! – Тетя вдруг схватила Анну за плечи и повернула ее к свету. – Так ты и есть ее сестра?

– Ну да, я паспорт могу показать… – растерялась Анна.

– Да какой тут паспорт, когда ты на Игоря Палыча так похожа! Вылитый его портрет! Мы ведь с ним сколько лет соседствовали… Да что мы на лестнице-то стоим! – спохватилась она. – В квартиру пройдите! У меня ключи где-то были, он давал на всякий пожарный случай! Если, конечно, Света замки не поменяла…

Они прошли в светлую и очень чистую кухню, где тетя мигом налила Анне и капитану крепкого чая и выложила на стол блюдо с пирожками.

– Да мы… – заикнулся было Лебедкин и показал на часы.

– Ешь! – приказала тетка. – Вы, мужики, всегда голодные, особенно на такой работе. А ты, – она повернулась к Анне, – уж извини, но так выглядишь – краше в гроб кладут! Болеешь, что ли?

– Из больницы только. – Анна отхлебнула горячего сладкого чаю и почувствовала, как появляются силы.

Пирожки были удивительно вкусные, просто таяли во рту.

– Мне бы такую тещу! – пробормотал Лебедкин вполголоса и сам удивился – слово «теща» в его лексиконе отсутствовало уже лет десять, с тех пор как развелся. Он ту свою тещу не мог вспомнить без дрожи во всех членах. Ужас, летящий на крыльях ночи!

– Я у дочки была неделю, оттого и не знала, что ты приехала, – говорила соседка Анне, роясь в ящике кухонного стола. – Ага, вот, нашла! – Она потрясла связкой ключей. – Света про них не спросила, а я, признаться, и забыла совсем. Как Игорь-то Палыч умер – так квартира долго пустая стояла. Ну конечно, Света счета вовремя оплачивала и все такое, но заходила редко. А потом где-то с год назад зачастила. Надо, говорит, прибраться, вещи разобрать, что куда… И, смотрю, грустная она такая, я и не удержалась, спросила насчет личной жизни. Ну, правильно я догадалась – развелась она с мужем своим. Кто уж там виноват – не знаю, но плохого ничего она про него не говорила – квартиру ей купил в приличном доме, машину оставил, деньги кое-какие. Но все равно, здорово ее это подкосило, совсем одинокая она была, знакомые все от нее отвернулись… Про сестру говорила, – снова тетя повернулась к Анне, – радовалась, что родная душа появится. Сама-то она где?

– Зятю вашему повезло, – ввернул тут Лебедкин, съев пять пирожков, он хотел уйти от опасной темы.

– Нет у меня зятя, – тут же пригорюнилась соседка, – два года назад в аварию попал со смертельным исходом. И не выпивши был, с этим – ни-ни. А вот дождь, дорога скользкая, не справился с управлением, ну и… Дочка одна с двумя осталась, младшая девочка все время болеет, я у них и живу… Идите уж, ключи попробуйте, вижу, что торопитесь…

Ключи подошли.

Вернувшись в свой кабинет, Дуся влезла в интернет и нашла сайт стоматологической клиники «Дентомир». Собственно говоря, это была не клиника, а целая сеть клиник, разбросанная по всему городу.

Дуся начала обзванивать эти клиники, чтобы узнать, в какой из них лечила зубы покойная Светлана Чекан.

Впрочем, в первой же клинике сети ей сказали, что у них общая база данных, поэтому звонить больше никуда не надо, и сообщили, в какой клинике лечилась Светлана Игоревна Чекан.

Правда, в той клинике отказались по телефону обсуждать какие-то вопросы, так что Дусе пришлось поехать к ним.

В клинике с ней были очень любезны, особенно когда Дуся предъявила свое служебное удостоверение. Ей назвали стоматолога, которого посещала Светлана Игоревна.

Правда, пришлось немного подождать – у стоматолога в данный момент был посетитель.

Стоматолог оказался симпатичной молодой женщиной.

Она взглянула на снимок зубов жертвы и покачала головой:

– Нет, это не Светлана Игоревна!

– Что, вы прямо так это можете определить? – недоверчиво переспросила Дуся.

– Я, конечно, сейчас проверю, – стоматолог застучала пальцами по экрану компьютера, – но уже сейчас вижу, что это не она… Вы ведь знакомое лицо сразу узнаете, вам для этого не нужно сличать его с фотографией, вот и я узнаю знакомую челюсть… Ну, вот она, Светлана Игоревна Чекан!

Она повернула компьютер так, чтобы Дуся видела экран, и стала показывать концом ручки:

– Видите, вот здесь, на верхней пятерке, у нее пломба, я сама ее ставила… а вот здесь – маленький дефект эмали… и здесь четверка немного неровная… а на этой фотографии все другое – на пятерке пломбы нет, зато пломбы здесь и здесь… и вот тут дефект прикуса… вообще, эти зубы не в очень хорошем состоянии, ей бы нужно показаться стоматологу…

– Увы, ей уже поздно!

– Пойти к стоматологу никогда не поздно и никому не вредно! Кстати, как у вас с зубами?

Дуся в ответ широко улыбнулась.

– Вижу, что все хорошо, – улыбнулась стоматолог в ответ, – так, почистить, отбелить кое-где. Не отказывайтесь, скидку сделаем!

– Непременно воспользуюсь, но потом. Так что, вы можете утверждать, что зубы, которые на этом снимке, не принадлежат Светлане Игоревне Чекан?

– Однозначно не принадлежат!

– Тогда напишите это здесь и подпишитесь.

– Без проблем.

– Как вы можете это объяснить? – строго проговорил капитан Лебедкин, в упор глядя на человека по другую сторону стола.

– Что вы имеете в виду? – спросил Вячеслав Чекан.

Лебедкин вызвал его повесткой, и теперь Чекан пытался догадаться о причине этого вызова. Он держался агрессивно и настороженно, но Лебедкин наметанным взглядом заметил под слоем агрессии страх.

– Я имею в виду, как вы можете объяснить, что опознали в трупе неизвестной женщины свою бывшую жену Светлану Игоревну Чекан.

Чекан быстро взглянул на него. Лебедкину показалось, что в его глазах мелькнуло облегчение, словно он боялся чего-то другого. Теперь же, казалось, он пытался понять, что именно известно этому унылому полицейскому.

– А в чем, собственно, дело? – огрызнулся он. – Я ее опознал, потому что это она и есть…

– А вот и нет. Это не она.

– Вы ошибаетесь… это она…

– Судя по стоматологической карте, то есть попросту по зубам, убитая женщина – это не Светлана Чекан, а совсем другая женщина. Опознание по зубам очень точное, прямо как по отпечаткам пальцев, так что никакой ошибки здесь не может быть.

– Ну я не знаю… выходит, это я ошибся…

– Но как можно ошибиться в таком вопросе? Как можно не узнать свою собственную жену?

– Бывшую жену! – уточнил Чекан.

– Бывшую или настоящую… вы же с ней долго прожили! Сколько, кстати, лет?

– Шесть лет, – неохотно ответил Чекан.

– Шесть лет с женщиной прожили и не смогли ее узнать?

– Ну, вы же знаете – женщины часто меняют внешность. Перекрашиваются, к примеру…

– Насколько я знаю, ваша бывшая жена была блондинкой. Все же мне непонятно…

– Так эта женщина была жестоко убита! Ее зверски изуродовали… где тут ее узнать?

– Однако на опознании вы сказали, что вполне уверены! Что нисколько не сомневаетесь, что это она…

– Ну, наверное, я погорячился… тогда мне показалось, что это она, что это Светлана…

Лебедкин внимательно следил за своим собеседником. Определенно ему казалось, что тот в начале разговора чего-то боялся, а теперь успокоился, у него отлегло от сердца. Чего же он так боялся?

– Послушайте, – сказал он, – ведь эта женщина не просто посторонняя, ведь она жила в квартире вашей жены…

– Бывшей… – уточнил Чекан.

– Пользовалась ее вещами, водила ее машину, в общем, выдавала себя за нее…

– А я тут при чем? – Чекан хотел сказать это спокойно, но голос его сорвался на фальцет. – Что вы ко мне-то привязались? Я с ней больше года назад развелся и не виделся с тех пор. Я понятия не имею, что там у нее за дела.

– И про наследство, которое она должна была получить, вы ничего не знали?

– Откуда? – Чекан пожал плечами. – И могу я наконец идти?

– Можете, конечно, но вот из города все же не уезжайте, гражданин Чекан, потому что у нас к вам будут еще вопросы… Распишитесь вот здесь, что ознакомлены…

С непонятным удовлетворением увидел Лебедкин, что рука Чекана, подписывающего бланк, чуть дрожит.

– Филаретыч! – Калерия Васильевна перегнулась через забор и окликнула седого человека, который вскапывал грядки под ранние овощи.

Тот выпрямился, приложил руку козырьком и увидел почтальоншу.

– Что, Васильевна, письмо мне?

– Нет, Филаретыч, письма нет. Хотела тебя попросить зайти ко мне, собачку мою посмотреть. Что-то совсем плохо у Людочки с лапой. Сначала-то я думала, что заживет, на собаках ведь все быстро заживает, а там все плохо, лапа распухла, и ступить на нее не может он. Так что посмотри уж собачку, сделай милость!

– Собачку? Значит, правду мне сказали, что ты того пса взяла?

– Конечно, взяла. А куда же его девать? Еще и правда отравили бы…

– Ну ладно, попозже зайду. Мне еще к Лариске нужно, у нее коза захворала, а от нее прямо к тебе.

Павел Филаретович, или, как его называли все в поселке, Филаретыч, проработал всю свою сознательную жизнь ветеринаром. Несколько лет назад он вышел на пенсию, но односельчане по старой памяти обращались к нему, только ему доверяли здоровье своих собак и кошек, коз и кроликов. И Павел Филаретович не мог никому отказать.

Денег за свои визиты он не брал, но не отказывался от оплаты натурой – козьим молоком, вареньями или соленьями.

Закончив дела на своем огороде, Филаретыч переоделся, взял свой неизменный чемоданчик и отправился с визитами.

Навестив Ларисину козу и выписав ей мазь для вымени, он зашел к почтальонше, чтобы осмотреть ее добермана.

Людвиг зарычал на незнакомца и даже оскалил свою страшную пасть, но Калерия Васильевна его успокоила:

– Тише, дорогой, это же доктор, он лапку посмотрит…

Ветеринар, кстати нисколько не испугавшись, осмотрел лапу и покачал головой:

– Нет, Васильевна, тут мне не справиться. Здесь операция нужна. А у меня сейчас ни лекарств нужных нету, ни условий. Обезболивающее, анестезия… мне это не разрешают использовать, могу большие неприятности огрести.

– А что же делать? – переполошилась почтальонша.

– В клинику ехать. Я завтра в город поеду по делам, могу вас подбросить, знаю одну хорошую клинику как раз по дороге. Но… денег, конечно, возьмут прилично.

– Пускай! – мужественно проговорила Калерия Васильевна. – Жалко Людочку, уж наберу я денег, отложено сколько-то…

На следующее утро, войдя в кабинет, Дуся буквально не узнала своего напарника.

Петя Лебедкин был бледен, лицо его носило следы бессонной ночи и подлинного страдания.

– Петь, что с тобой? – сочувственно спросила Дуся. – На тебе лица нет! Умер, что ли, кто-то? Из родных?

Это было странно, потому что Дуся твердо знала, что родных у ее напарника практически не осталось, во всяком случае, таких близких, из-за которых можно так переживать.

– Типун тебе на язык! – Лебедкин замахал руками. – Не умер пока, но… мне кажется, он действительно умирает!

– Он? – переспросила Дуся. – Кто это – он?

Она знала, что после развода ее напарник живет в одиночестве. Ну то есть не совсем…

– Да Марсик же! – произнес Лебедкин страдальческим голосом.

– Ах, Марсик… – Дуся примерно такое и подозревала.

Действительно, капитан Лебедкин жил не совсем один. У него был кот – темно-дымчатый красавец с белой грудкой и белыми лапками, с розовым носом и очень выразительной мордой. Звали кота Марципан, но капитан иногда для краткости называл его Марсиком.

Кота Лебедкин обожал, буквально души в нем не чаял. После тяжелого, мучительного развода он разочаровался в людях, особенно в женщинах, но в Марципане он нашел родственную душу. И Марсик, надо сказать, отвечал ему взаимностью.

По вечерам он встречал хозяина у дверей квартиры, терся о его ноги и ласково мурлыкал. Возможно, правда, таким способом он просто выпрашивал дополнительную кормежку.

– Что с ним? – сочувственно спросила Дуся.

Не то чтобы она так волновалась за кота, которого Петька безобразно избаловал, но его хозяин выглядел плохо.

– Второй день ничего не ест, шерсть выпадает буквально клоками, глаза такие грустные… я вот пошел на работу, а на душе так неспокойно – как он там? Вот вернусь вечером, а он… – Голос у Лебедкина задрожал, и Дусе стало его жалко.

– Ну если все так серьезно, отвези его к ветеринару. Я тебя перед начальством прикрою…

– Правда? Спасибо тебе… пожалуй, и правда, поеду, а то как бы не было поздно…

– Поезжай, а то от тебя такого все равно никакой пользы… – вслед ему проговорила Дуся, но Лебедкин ее слов уже не услышал.

Он примчался домой и бросился к коту.

Кот лежал посреди кухни со страдальческим выражением на морде. Он поднял на хозяина взгляд, полный такой неподдельной муки, что бывалый капитан схватился за сердце.

– Сейчас поедем к доктору, он нас полечит… – бормотал Лебедкин, – все и пройдет…

Кот мяукнул жалобно, давая этим понять, что не верит. Лебедкин посадил кота в переноску и устремился в ближайшую ветеринарную клинику.

Клиника называлась «Артемон», она была названа так в честь знаменитого пуделя из «Золотого ключика».

В приемной сидело несколько человек, кто со своим любимцем еще дожидался очереди, кто уже передал его в руки ветеринаров и теперь ждал завершения медицинских процедур.

Лебедкин занял очередь за девочкой, которая принесла в клинику ангорского хомяка. Еще здесь был элегантный пожилой господин с королевским пуделем, мальчик с канарейкой (у нее, как выяснилось, пропал голос) и женщина пенсионного возраста, обветренное лицо которой выдавало в ней сельскую жительницу.

Пудель при виде переноски с котом заволновался, Марципан тоже завозился и громко замяукал.

Хозяин пуделя пересел подальше и пояснил для Лебедкина:

– Вы не обижайтесь, Ромуальд с некоторых пор очень боится кошек. Ему одна кошка так расцарапала морду, что он чуть не лишился глаза. Вот из-за этого мы теперь сюда ходим.

Марципан у себя в переноске жалобно мяукал, Лебедкин, как мог, его утешал. Ангорский хомяк держался индифферентно.

Прошло минут двадцать, и пуделя Ромуальда пригласили в кабинет.

Марципан сразу успокоился. К девочке с хомяком присоединилась ее мамаша – сильно накрашенная и вызывающе одетая.

В это время дверь соседнего кабинета открылась, оттуда выглянула высокая крепкая женщина в несвежем халате, оглядела приемную и проговорила громким решительным голосом:

– Которая здесь Семужкина? Зайдите в кабинет.

Никто не пошевелился.

Ветеринар поморщилась и повторила:

– Семужкина!

Снова никто не отозвался.

– Чей доберман Людвиг?!

Тут деревенская тетенька подскочила и выпалила:

– Людочка-то? Это моя, значит, собачка… это я ее привела…

– Что же вы тогда, Семужкина, не отзываетесь? – укоризненно проговорила ветеринар.

– А потому что я не Семужкина, Морозова я, а Семужкина – это, наверное…

– Вы мне голову не морочьте! – оборвала ее ветеринар. – Заходите в кабинет, там разберемся…

Едва деревенская тетенька скрылась в кабинете, капитан Лебедкин достал из кармана мобильный телефон, отвернулся к стене и набрал номер своей неподражаемой напарницы.

Услышав жизнерадостный Дусин голос, он проговорил как можно тише:

– Дуся, приезжай!

– Что? – переспросила Дуся. – Ничего не слышу! Это кто звонит? Ты, что ли, Петька?

– Я, я! – отозвался Лебедкин вполголоса. – Не могу говорить громко! Приезжай сюда!

– Куда – сюда? – удивилась Дуся.

– В эту… ветеринарную клинику «Артемон»!

– А что случилось-то? – насторожилась Дуся. – Что, с котом совсем плохо?

– Да нет, типун тебе на язык! С Марсиком все без перемен… тут другое. Ты помнишь, как фамилия той женщины, которая подменила Светлану Чекан? То есть той, которую потом убили? А эта вместо нее ехала в машине, помнишь ее фамилию?

– Помню, – не задумываясь, ответила Дуся. – Семужкина ее фамилия. Мария Витальевна Семужкина.

Такие вещи Дуся всегда запоминала.

– Вот именно! – прошипел Лебедкин, опасливо оглядевшись по сторонам. – А еще ты помнишь, что Анна Воробьева рассказывала? Когда ее похитили и везли в машине, там была собака… по описанию – доберман!

– Что вы шипите? – недовольно проговорила хозяйка ангорского хомяка. – Вы моего Арсюшу нервируете!

Лебедкин удивленно покосился на зверька:

– Надо же, нервный какой! А с виду и не скажешь!

Затем он снова зашептал:

– Это я не тебе… так помнишь, там была собака?

– Ну была… – подтвердила Дуся. – Не понимаю, при чем тут это…

– При том, что здесь, в клинике, находится доберман, а фамилия его хозяйки – как раз Семужкина! Ты в такие совпадения веришь?

– Вообще-то нет…

– Вот и я не верю! Так что не теряй время, приезжай в клинику! Одна нога здесь, другая там! То есть наоборот, одна там, другая здесь! Доберман пока под наркозом, так что никуда не сбежит, примерно час у тебя есть!

Дуся не стала задавать лишних вопросов. Она прервала разговор и через сорок минут уже вошла в приемную ветеринарной клиники. Знакомый водитель расстарался, для Дуси все всегда старались.

– Ну что тут у тебя? – спросила она, подсев к напарнику.

И в это самое время из кабинета вышла крепкая, просто одетая пожилая женщина с кирпичным деревенским загаром.

– Вот она, хозяйка добермана! – прошипел Лебедкин, и коршуном бросился на эту женщину.

– Полиция, капитан Лебедкин! – рявкнул он. – А это – мой… моя… мой напарник, капитан Самохвалова!

Женщина испуганно заморгала и попятилась.

Дуся вздохнула, покачала головой и укоризненно проговорила:

– Петя, ну зачем же так! Ты же напугал человека…

Она мягко, но решительно отодвинула своего напарника и обратилась к женщине приветливым, доброжелательным голосом:

– Вы его извините, у него котик болеет, поэтому он такой нервный. Давайте познакомимся. Меня Дусей зовут…

– Хорошее имя… – одобрила женщина, успокаиваясь.

– А вас?

– Калерия я… Калерия Васильевна Морозова.

– Ну вот и познакомились…

– А ты что, Дуся, правда, из полиции? – недоверчиво уточнила Калерия Васильевна.

– Правда…

– И чего ты от меня хочешь?

– Расскажите нам, Калерия Васильевна, про эту собаку. Про добермана. Как он к вам попал?

– Про Людочку?

И Калерия Васильевна коротко рассказала, как доберман появился на пороге поселкового магазина, как местные жители не знали, что с ним делать, и как она взяла Людвига к себе…

– Я ведь почтальоном в поселке работаю, – пояснила она, – деньги часто ношу, пенсию, а народ у нас всякий попадается… так что мне собака в самый раз. С ней спокойнее.

Она не стала рассказывать, что Людвиг уже выручил ее, спас от мелкого доморощенного грабителя. Зачем выносить сор из избы? С Валеркой его мать уже разобралась…

– Все ясно! – Дослушав почтальоншу, Дуся повернулась к своему напарнику. – Калерия Васильевна тут совершенно ни при чем. Собака повредила лапу, когда выпала из фургона, в котором ее везли вместе с Анной. Значит, нам нужна прежняя хозяйка Людвига, Мария Семужкина. И сейчас мы об этом поговорим с ветеринаром…

Лебедкин попросил Калерию Васильевну приглядеть за Марсиком, и напарники вошли в кабинет ветеринара.

Посреди большого кабинета на металлическом столе лежал большой темно-коричневый пес. Он был под наркозом.

– Кто такие? – строго осведомилась та самая крепкая женщина, которая недавно выходила в приемную. – Почему без вызова? И вообще, кто из вас хозяин животного? – Она подозрительно оглядела напарников.

– Ну животное – это, пожалуй, слишком грубо сказано… – усмехнулась Дуся, покосившись на Лебедкина. – Мы вообще-то из полиции. И нас интересует вот эта собака.

– Из полиции? – неодобрительно протянула врач. – У вас что – эта собака проходит по делу подозреваемой?

– Скорее свидетелем. Вообще-то нам нужно узнать все, что можно, о его прежней хозяйке. У него ведь есть именной чип?

– Есть, – кивнула врач.

Она подошла к компьютеру, взглянула на экран, прочитала:

– Кобель, кличка Людвиг, порода доберман-пинчер, год и дата рождения… родители…

– Это не обязательно! – поторопил ее Лебедкин.

– А зря, родители у него были чемпионы породы… ладно, если не хотите… значит, владелец – Семужкина Мария Витальевна, телефон мобильный, телефон городской…

– Адреса нет?

– Адрес обычно в чипе не указывают, считают, что это опасно. Только телефоны…

– Ладно, по телефонам мы все остальное найдем! – Дуся записала оба номера, напарники поблагодарили ветеринара и пошли к выходу.

Перед самой дверью Дуся на секунду задержалась и спросила:

– Как Людвиг – в порядке?

– Будет в порядке. Хорошо, что к нам вовремя обратились. Кто у нас там еще – кот, хомяк?

– Идите вы, – пискнула девочка, – Арсюша от вашего кота нервничает.

– Что с моим котом? – заволновался Лебедкин. – Ему так плохо…

– Девушка, выведите его в коридор! – отмахнулась ветеринар. – Чтобы не мешал!

Пока капитан Лебедкин пил воду из кулера и заламывал руки, бегая по приемной, Дуся по городскому телефону быстро узнала адрес хозяйки Людвига Марии Семужкиной.

– Смотри-ка, – усмехнулась она, повернувшись к напарнику, – а ведь наши олухи, что поддельную Чекан упустили, взяли у этой Семужкиной показания в отделении. Так ведь все наврала – и адрес, и телефон не те. Только фамилия правильная. Ну хитра девица!

– А? – Лебедкин посмотрел дико.

И только было Дуся хотела сказать, что Петька совершенно рехнулся со своим котом, как открылась дверь кабинета, и доктор вынесла Марципана за шкирку, как нашкодившего котенка. Кот выглядел смущенным.

– Что? – Лебедкин, видя, что кот жив, не стал разыгрывать трагедию и прижимать руки к сердцу.

– Проглотил игрушечную мышь и получил несварение желудка! – бросила ветеринар устало.

– И что теперь делать?

– Промыли, все будет хорошо. Лучше давайте ему пластмассовые шарики побольше, такие не проглотит!

– Марсик, ну как же так!

– Слушай, Петя, мы вообще-то на работе! – напомнила Дуся. – Давай уж делом займемся!

И напарники отправились домой к предполагаемой подозреваемой. Кота они взяли с собой, некогда было завозить его домой. Начальнику ничего не сказали – тот непременно отправил бы с ними опергруппу, а они хотели провернуть задержание без шума.

Подойдя к двери квартиры, Дуся и Лебедкин переглянулись. Петя встал в сторонке, чтобы его не было видно в дверной глазок, а Дуся нацепила на лицо широкую приветливую улыбку и нажала на кнопку звонка.

Она приготовилась к длительным переговорам, но за дверью почти сразу раздались торопливые шаркающие шаги, и старческий шамкающий голос недовольно проговорил:

– Наконец-то притащилась!

Затем замок щелкнул и дверь открылась.

На пороге стоял сутулый старик в линялой майке, растянутых тренировочных штанах и стоптанных шлепанцах.

– Где тебя черти носили! – прошамкал старик.

При этом Дуся заметила торчащий посреди рта одинокий зуб.

– И с пустыми руками!

Тут старик пригляделся к Дусе и удивленно проговорил:

– Да ты не Машка… а ты вообще кто такая? Подруга, что ли, ее? А где сама Машка?

– Вот это мы и хотели узнать! – Дуся отодвинула старика и протиснулась в прихожую. Лебедкин последовал за ней.

– А вы кто такие? – заверещал старик. – Вы зачем это пришли? Вы ограбить меня хотите? Вот я сейчас полицию вызову!

– А мы как раз и есть та самая полиция! – Лебедкин предъявил удостоверение. – Вы, гражданин, кто такой? И кем приходитесь Марии Витальевне Семужкиной? И где она сама?

– Дед я ей! – ответил старик, пятясь. – А она мне, значит, внучка. Виталика, сына моего, дочка. Сын, значит, помер, а мы вот с ней живем. А где ее черти носят – мне неведомо. Как ушла третьего дня, так и не показывалась. А у меня все кончилось – и хлеб, и колбаса, и самое главное…

– Это что же у тебя, дед, самое главное? – с профессиональным интересом осведомился Лебедкин и демонстративно принюхался.

– Известно что! – Дед приосанился. – Портвейн! Я ведь не алкоголик какой-нибудь, чтобы водку пить, а тем более самогон какой-нибудь! Я только портвейн потребляю. И Машке велел, чтобы она мне три бутылки купила. А она ушла, и ни слуху от нее, ни духу… А у меня вся еда кончилось, не собачий же корм подъедать, он невкусный, хоть и дорогущий. На него, кобеля своего, Машка ничего не жалела, а мне вот фигу…

– Так… значит, Мария Семужкина уже два дня не показывалась дома… – с грустью констатировал Лебедкин.

– А я вам про что уже битый час толкую? Ушла и не показывается! А кобель ее еще раньше убег, приходит она как-то злая такая – пропал, говорит, Людвиг. Тоже еще имя нашла немецкое… да мы их в сорок пятом… а она, вишь, собаку по-немецки назвала.

– Зря только в такую даль тащились! – вздохнул Лебедкин.

– Постой, может, и не зря… – Дуся повернулась к старику. – А как вас, дедушка, зовут?

– Артур Степанович! – с гордостью сообщил тот.

– Очень приятно, Артур Степанович. А я – Дуся. Так вот, как вы думаете, где ваша внучка может находиться? Где она может прятаться, если у нее какие-то неприятности?

– Вот уж чего не знаю, того не знаю. Она мне никогда не докладывает – ни где, ни с кем…

– Но может, у нее есть какое-то свое убежище?

– Какое еще убежище? – Старик отвел глаза, подбородок у него затрясся, на губе выступила слюна.

– Да что ты с ним препираешься! – окликнул Дусю напарник. – Видишь же, что старик в маразме. Ничего мы тут не узнаем. Пошли уже! У меня Марципан в машине брошен!

– Подожди еще минутку! – Дуся увидела открытую дверь кладовки. Там на гвозде висел прожженный в нескольких местах ватник.

Она сдернула ватник с гвоздя, оглядела его.

В таком ватнике ни один человек не выйдет в городе на улицу, в каком бы состоянии он ни был… в городе – нет, а вот в деревне…

– Артур Степанович, – медовым голосом проговорила Дуся. – А у вас ведь есть домик в деревне?

– Ась? – переспросил старик, изображая внезапный приступ глухоты.

– Говорю, домик в деревне у вас имеется? Там вы в этом ватнике небось и щеголяете.

– Домик-то? Домик у меня, может, и есть… – Глаза старика забегали. – А что? Разве нельзя?

– А Маша в этом домике бывала?

– Ну изредка приезжала…

– А где этот домик находится?

– Ох, да я же ничего не помню… – Старик шмыгнул носом. – У меня же память стала совсем никакая… вот доживешь до моих лет, тогда поймешь…

– Совсем-совсем не помните?

– Да отстань ты от него, все равно ничего не добьешься… в полном маразме старик… – нудил свое Лебедкин, он волновался за кота.

– Подожди!

Дуся пошарила в карманах ватника и нашла там туго скатанный бумажный комочек. С трудом разгладила его и увидела билет на пригородную электричку до станции Коромыслово.

– В этом самом Коромыслове ваш домик? – спросила Дуся строго.

– Ну, может, и в Коромыслове, – нехотя признался старик. – Только не в простом, а в этом… в Верхнем… то есть наоборот, в Нижнем…

– Ага, в Нижнем… – проговорила Дуся. – А по какой, к примеру, дороге это самое Коромыслово находится? Небось внучка вас на машине туда возила, так?

– Кобеля своего она возила, если бы не кобель – трястись бы мне на электричке, да там пехом еще пять километров…

Как водится, старик сделал ударение неправильно, на «о».

Дуся вспомнила, что в показаниях Анны фигурировал белый фургон, одновременно ей пришла в голову мысль насчет собаки. Если доберман бывал в этом самом Нижнем Коромыслове, то неплохо бы его с собой взять…

– Ни за что! – заявил Лебедкин. – Собака в мою машину не сядет! Как ты себе это представляешь, там же Марципан? Да у него от стресса инфаркт будет!

Пришлось завозить кота домой, и вот, когда Дусе уже изменили ее обычные спокойствие и доброжелательность, она увидела, подъезжая к клинике, что на дороге стоит Калерия Васильевна с собакой. Людвиг вполне оправился, лапу не поджимал, хотя наступать на нее еще боялся.

– Стоим-стоим, – пожаловалась почтальонша, – никто брать не хочет. Один остановился, так такую цену заломил, у меня столько и нету…

– Давайте его в машину, он нам нужен для дела…

– Я больную собаку одну никуда не отпущу! – строго сказала Калерия Васильевна. – И не просите! Мало ли что с ним там будет, вдруг рана откроется, швы разойдутся… нет, я уж с ним поеду…

Доберман занял почти все заднее сиденье машины, Калерия Васильевна положила его голову себе на колени и улыбнулась Дусе – ничего, мол, в тесноте, да не в обиде!

– Через двести метров поворот направо! – развратным голосом проговорил навигатор.

И правда, справа мелькнул указатель:

«Коромыслово – 2 км».

Капитан Лебедкин повернул руль. Машина плавно съехала с шоссе на боковую дорогу.

Сначала это был вполне приличный асфальт, дальше по нему пошли многочисленные трещины, и машину начало подбрасывать на колдобинах. Людвиг начал недовольно поскуливать.

Навигатор замолчал.

– Ну вот, всю дорогу ее не заткнуть было, а теперь, когда нужно, слова не дождешься… вот что значит – женщина! – буркнул Лебедкин, он был голодный и оттого злой. Кроме того, он волновался, как там кот в одиночестве после стресса, и еще было жалко гробить машину на такой, с позволения сказать, дороге.

– Я бы попросила! – Дуся сделала вид, что обиделась.

– Ты же знаешь – я не о тебе!

– И вообще, с чего ты взял, что навигатор – женщина?

– По голосу определил!

Вскоре впереди показались первые домики деревни.

Дома эти были неказистые, обшитые выцветшей от времени и непогоды вагонкой, давно нуждающиеся хотя бы в косметическом ремонте. Впрочем, тут и там были видны признаки жизни – над трубами курился сизый дымок, кое-где виднелись тарелки спутниковых антенн. Палисадники и огороды по раннему времени еще пустовали, но на некоторых участках копошились трудолюбивые старушки.

Одна из них при виде машины разогнулась и уставилась на приезжих, приложив руку козырьком.

Лебедкин притормозил, опустил окно и крикнул:

– Мамаша, а где здесь Нижнее Коромыслово?

– Нижнее-то? – удивленно переспросила тетка. – Зачем оно вам понадобилось? Там давно уже никто не живет!

– Мамаша, нельзя ли просто ответить? – перебил ее капитан. – Что за манера – вопросом на вопрос!

– Какая я тебе мамаша! – фыркнула крестьянка.

В этот момент с головы ее ветром сорвало платок, и Лебедкину на какой-то миг показалось, что перед ним не пожилая крестьянка, а женщина средних лет с властным и грозным лицом, а на голове… на голове у нее вместо волос извивались змеи!

Женщина поймала платок, покрыла голову – и тут же странное видение исчезло. Перед Лебедкиным снова была обычная деревенская тетка.

– Какая я тебе мамаша! – повторила она недовольно.

Лебедкин покрутил головой: примерещится же такое!

Тут из другого окна машины выглянула Дуся, улыбнулась и примирительно проговорила:

– Женщина, не сердитесь на него, пожалуйста, у него кот болеет, потому он такой раздражительный. А нам правда нужно Нижнее Коромыслово. Дело у нас там важное.

– Кот болеет? – старушка сочувственно взглянула на Лебедкина. – Нужно его в деревню привезти, на травку выпустить. Он травки поест и поправится. Коты, они знают, какую травку нужно есть. А в Нижнее Коромыслово – это очень просто, это вы сейчас направо поверните, потом прямо поезжайте до расколотого ясеня, возле него будет дорога налево, так вот вы по той дороге поезжайте, она прямо в Нижнее Коромыслово и приведет…

– Спасибо! – проговорила Дуся, и машина поехала направо.

– Ты запомнила, что она сказала? – спросил Лебедкин через минуту. – Куда теперь нужно ехать?

– Она сказала – до какого-то дерева расколотого… – пробормотала Дуся. – Только вот какого? До березы… нет, другое что-то… до ольхи?

– До ясеня, – впервые подала голос Калерия Васильевна, до этого она тихонько сидела сзади, шепча своему доберману что-то ласковое.

– О, точно, до ясеня! Знать бы только, как он выглядит, этот ясень! Береза – это понятно, клен – куда ни шло, но ясень…

– Ну вы, городские, даете! – усмехнулась почтальонша. – Ясеня в глаза не видели? Вон же он, ясень!

Впереди стояло расколотое надвое огромное дерево. И хоть ствол его раздвоился, видно было, что ясень не умер, а собирается давать листочки. Только попозже, когда уже окончательно тепло станет.

Около него Лебедкин повернул налево.

Клодия быстро шла по знакомым улицам, но сейчас, в опустившейся на Вечный город темноте, эти улицы неуловимо изменились, они стали незнакомыми и опасными.

Из переулков выглядывали какие-то подозрительные лица, мелькали темные приземистые фигуры, раздавались торопливые шаги и обрывки приглушенных разговоров.

Клодия шла, не оглядываясь по сторонам, и беззвучно молилась Гекате, владычице ночи, чтобы та оборонила ее от ночных опасностей и позволила благополучно добраться до дома.

Свернув в очередной проулок, который, как ей казалось, вел в нужном направлении, Клодия увидела вдруг большую группу людей, сгрудившихся вокруг чего-то распростертого на земле. Люди эти были одеты в черные хитоны, на лицах у них были маски сов и собак.

Клодия догадалась, что перед ней – поклонники Гекаты, страшной богини ночи. Она увидела, как в руке одного из служителей ночного культа сверкнул нож, и он воскликнул нараспев:

– Во имя нашей владычицы, повелительницы тьмы, блуждающей по дорогам ночи в поисках добычи, принесем эту невинную жертву…

Вдруг какой-то резкий голос выкрикнул:

– Здесь посторонний! Здесь чужой!

Клодия отступила в темноту, развернулась и бросилась бежать – прочь, прочь, как можно дальше…

Ее, к счастью, не преследовали, и она пошла медленнее, пытаясь узнать окружающие дома.

Вдруг из-за угла выскользнула фигура с накинутым на голову краем плаща, заступила Клодии дорогу, и хриплый голос проговорил:

– Куда ты спешишь, красавица?

Клодия попыталась обойти незнакомца, но он снова оказался перед ней и хищно ухмыльнулся:

– Не спеши, красавица! Лучше удели мне несколько минут своего драгоценного времени!

Клодия была девушкой решительной и смелой, она не раз оказывалась в затруднительном положении и никогда не теряла самообладания. Вот и сейчас она завлекательно улыбнулась незнакомцу и проговорила чарующим голосом:

– Разве я против? Провести время с таким красавчиком – да об этом любая девушка может только мечтать!

Незнакомец довольно ухмыльнулся:

– Давно бы так! Вижу, что ты – умная девушка!

Он потянулся к Клодии, но та, воспользовавшись паузой, достала из складок плаща мешочек с мелко помолотым жгучим перцем, который всегда носила при себе на случай нежелательных ночных встреч. Она встряхнула мешочек и высыпала щепотку перца прямо в лицо незнакомцу, прямо в глаза.

Тот охнул, закашлялся и закрыл лицо руками.

Клодия не стала терять время, она бросилась наутек и через несколько минут затерялась в узких переулках Эсквелина.

Шагов незнакомца не было слышно. Он либо отстал, либо все еще не пришел в себя после перца.

Клодия перевела дыхание и пошла медленнее, оглядываясь по сторонам и пытаясь понять, где оказалась.

Вокруг были темные приземистые лачуги, людей на улицах не было. Впереди показалось приземистое круглое здание.

Клодия вгляделась в него и испуганно попятилась.

Это была старая Мамертинская тюрьма.

Самое мрачное, самое опасное место в Великом городе.

Сюда и днем-то опасались заглядывать добропорядочные римляне, а о том, чтобы забрести сюда ночью, не могло быть и речи. Даже патрули Неспящих – отряда стражников, по ночам обходящих улицы Рима для поддержания порядка, – обходили этот квартал стороной.

Поблизости от Мамертинской тюрьмы селились бывшие каторжники, скупщики краденого, продажные женщины и другие темные личности. Здесь можно было найти приворотное зелье или колдовское снадобье, а можно было – и простой яд для устранения счастливого соперника, можно было нанять лихого молодца, который за несколько сестерциев готов перерезать кому-нибудь горло. А иной раз – под настроение – и даром.

Клодия повернула, чтобы как можно скорее покинуть это опасное место – и тут она услышала за спиной неотвратимо приближающиеся шаги.

В это время щербатый диск луны выглянул из облаков, и Клодия разглядела своего преследователя.

Это был тот самый человек, от которого она так ловко отделалась при помощи молотого перца. Но теперь он был разъярен, как испанский бык, которого Клодия видела на прошлогодних играх. Тот бык, прежде чем его убили, растоптал двоих гладиаторов и еще одного поднял на рога. Казалось, и этот человек готов растерзать ее.

– Думала, ушла от меня? – прохрипел преследователь. – Не родился еще человек, который смог бы убежать от меня в ночном Риме! Знаешь ли ты, кто я? Я – Сын Ночи, ночь – моя родная мать, она воспитала меня и выкормила своим черным молоком, я знаю ночной город как свои пять пальцев и найду тебя в любом его уголке!

На этот раз Клодия всерьез испугалась. Она слышала о безжалостном ночном грабителе по имени Сын Ночи, знала, что он хозяйничает на ночных улицах и пролил немало крови.

– Что вам нужно, добрый господин? – пролепетала Клодия, пытаясь пробудить в нем жалость. – Что нужно вам от бедной девушки? Чего вы хотите? Я всего лишь бедная служанка…

– Не пытайся меня разжалобить! Сначала я хотел всего лишь провести с тобой время, но после того, что ты сделала, я изменил свое решение. Ты умрешь этой ночью…

– О, добрый господин… – воскликнула Клодия, – я не хотела причинить вам зла… вовсе не хотела…

Она пыталась оттянуть неизбежное, в то же время незаметно озираясь в поисках какого-нибудь тяжелого предмета, хотя бы камня, выпавшего из булыжной мостовой.

– Хватит разговоров! – рявкнул бандит. – Они на меня не действуют! Готовься к смерти!

Но в это время за спиной у него раздался тихий шипящий голос:

– Ну-ка, повернис-сь!

Сын Ночи резко обернулся.

За спиной у него стояла высокая фигура, трудно различимая в густой враждебной темноте.

– Пош-шел прочь! – донесся тот же тихий голос. – Убирайся в ту крысиную нору, из которой ты вылез!

– Кто ты такой, что смеешь бросать вызов мне, Сыну Ночи, владыке ночного Рима?

– С-скажи лучше – дешевому уличному фигляру, пугающему по ночам одиноких прохожих!

– Ну все – твой конец близок! – Сын Ночи вытащил из складок плаща кинжал и бросился на таинственного противника, но тот исчез, словно растворился в темноте.

Бандит удивленно завертел головой – и тут у него за спиной снова раздался шипящий голос:

– Я здес-сь!

И действительно, темный силуэт снова появился, но совсем в другом месте. Сын Ночи развернулся и снова бросился на него – но незнакомец опять растворился в темноте.

– Трус, ты только и умеешь, что убегать и прятаться в темноте!

– Но ты же хвастался, что темнота – твоя стихия, ты говорил, что Ночь – твоя мать… попроси же помощи у своей мамочки!

Тут облака на мгновение разошлись, и в их разрыв выглянуло бледное лицо луны. Таинственный лунный свет озарил незнакомца, и стало видно его бледное лицо с глубоко посаженными глазами.

Глаза эти были темнее самой ночной тьмы.

Сын Ночи попятился, словно взгляд незнакомца обжег его. Затем он справился с испугом и снова бросился на того, выставив вперед обнаженный, тускло сверкающий кинжал.

На этот раз темноглазый незнакомец не исчез. Он замер на месте, даже не пытаясь защититься от вооруженного противника, как будто ждал неминуемого удара.

Но когда Сын Ночи приблизился на расстояние вытянутой руки, он словно налетел на невидимую каменную стену, покачнулся и бездыханным упал на камни мостовой.

Клодия в ужасе наблюдала за ночным поединком, хотя и понимала, что никакой его исход не сулит ей ничего хорошего.

Сын Ночи пару раз дернулся и затих.

Его таинственный победитель повернулся к Клодии и проговорил:

– Ну вот мы и встретились! Я не думал, не надеялся, что это случится так скоро…

– Кто вы, господин? – спросила Клодия дрожащим голосом. – Я признательна вам за то, что вы спасли меня от этого ночного разбойника, и хотела бы отблагодарить вас. У меня есть с собой немного денег…

– Неужели ты думаешь, что мне нужны твои деньги?

– В таком случае, добрый господин, я хочу узнать ваше благородное имя, чтобы упомянуть его в благодарственной молитве в храме Юпитера Капитолийского…

– Я предпочитаю молиться Гекате! Но хватит пустых разговоров. Я не для того искал тебя. У тебя есть одна вещь, которая тебе не принадлежит. Отдай ее мне – и можешь идти своим путем. Я даже провожу тебя до дома, чтобы избавить от бесчисленных опасностей ночного города.

– О какой вещи вы говорите, добрый господин?

– Ты прекрасно знаешь, о чем я говорю!

Тут Клодия и правда догадалась, о чем идет речь.

О той камее, которую подарил ей сенатор…

Что ж, камея прекрасна, но лучше лишиться ее, чем своей единственной жизни…

Клодия уже потянулась рукой в потайной кармашек, чтобы достать камею, но тут из ближнего проулка донеслись приближающиеся тяжелые шаги и звяканье оружия.

После поворота дорога стала совсем разбитой. Вообще ее можно было назвать дорогой только с большой натяжкой. Машина скрипела подвеской и подпрыгивала, как будто ехала по стиральной доске.

Людвиг недовольно скулил, Калерия Васильевна утешала его, как могла.

– Ну потерпи еще немножко, Людочка! Еще совсем немножко! Скоро уже приедем!

Дорога сделала последний поворот, и впереди опять показалось человеческое жилье. Это были несколько домиков, но, в отличие от первой деревни, они имели совершенно нежилой и запущенный вид. Ни одна труба не дымилась, некоторые окна заколочены крест-накрест досками, другие – выбиты, придомовые участки заросли бурьяном.

Лебедкин затормозил, выключил мотор.

Наступила звенящая, оглушительная тишина. Неожиданно в этой тишине раздался голос навигатора:

– Конец маршрута!

– Сами видим! – огрызнулся Лебедкин. – Именно что конец маршрута! И что нам теперь делать? Видно же, что здесь никого давно не было! Зря только в такую даль тащились!

– Ну здесь же дом Артура Степановича. Здесь его внучка может прятаться, Мария…

Дуся знала, как нужно разговаривать с мужчиной, когда он зол и голоден. Ни в коем случае не спорить, не поучать, не кричать. Спокойно и терпеливо, как с капризничающим ребенком. Объяснить подробно, повторить несколько раз – до него и дойдет.

– Здесь? – Лебедкин обвел взглядом полуразвалившиеся дома. – Да здесь давно ни одной живой души нет! Если здесь кто и может прятаться, так это только ежи и лисы! Еще, может, змеи…

– Ну раз уж приехали, нужно здесь осмотреться.

– Мы даже не знаем, который дом его… все, что ли, дома обходить? Это мы до темноты не управимся!

Лебедкин мрачно замолчал. Никто ему не ответил, только собака громко залаяла.

– Выпустите Людочку! – проговорила Калерия Васильевна. – Ехали долго, ему, наверное, по своим делам надо.

– Ладно, только как мы его потом ловить будем, если удерет…

– Это вы не волнуйтесь! Людочка – он очень послушный… я его позову, он сразу и придет.

Лебедкин открыл заднюю дверцу. Доберман спрыгнул на траву и тут же помчался к одному из домов, на первый взгляд ничем не отличающемуся от всех остальных. То есть это он думал, что помчался, на самом деле бежал как-то боком, подволакивая забинтованную лапу.

– Однако похоже, что он здесь бывал, и не раз! – удивленно проговорил Лебедкин.

– А старикан что говорил! Ты, Петька, со своим котом вообще ничего не слушал. – Дуся вышла из машины и пошла за собакой. – Вот мы и узнали, который дом Артура Степановича.

Людвиг с трудом взобрался на крыльцо, сел и залаял.

Дуся подошла к крыльцу, оглядела дверь.

С виду она была совсем ветхой, но на ней висел новенький, еще в смазке, навесной замок.

Дуся вынула из волос шпильку, поковырялась в замке и в два счета его открыла.

– Это что же, любой замок так можно? – удивленно проговорила Калерия Васильевна, которая бесшумно подошла к крыльцу.

– Ну такой, в общем, да.

– И который на сельпо?

– Наверняка.

– Зачем же тогда замки продают?

– От честных людей!

Дуся открыла дверь, Людвиг устремился внутрь, все остальные последовали за ним.

Они прошли через полутемные захламленные сени и оказались в довольно большой комнате.

Внутри дом оказался не таким запущенным, каким он выглядел снаружи. Слой пыли, конечно, был, но не такой толстый, как ожидала Дуся, а кое-где пыли и вовсе не было.

– Ну и что мы здесь имеем? – проговорил Лебедкин, оглядываясь по сторонам. – Ничего мы здесь не имеем! Во всяком случае, Марии Семужкиной здесь нет и в помине…

Посреди комнаты стоял круглый стол, накрытый клеенкой в наивных голубых цветочках. Возле этого стола имелось два шатких стула и табуретка, угол комнаты занимала большая печь с плитой, на ней стоял закопченный чайник. В другом углу имелся даже холодильник.

Вот к нему-то и устремился Людвиг.

Он скулил, подвывал и тыкался в холодильник мордой, как будто пытался сдвинуть его с места.

– Он думает, что в холодильнике еда, – предположил Лебедкин. – Вот наивный! Да здесь давно ни крошки нет…

– А по-моему, здесь что-то другое… – Дуся подошла к холодильнику, но смотрела она не на него, а на пол. Она даже встала на четвереньки и осветила пол телефоном.

– И что ты там такое увидела?

– А вот, погляди…

Лебедкин пригляделся и увидел на полу возле холодильника глубокие царапины.

– Его явно двигали, причем не один раз!

– Ну и что? Может, проверяли, где он будет лучше смотреться. Или сдвинули туда, где пол ровнее…

– Петька, ну что ты такой вредный! Лучше помоги мне! – И Дуся уперлась в холодильник плечом.

Лебедкин усовестился и присоединился к своей напарнице.

Совместными усилиями они сдвинули холодильник с прежнего места, и под ним обнаружилась крышка люка.

– Опаньки! – проговорил Лебедкин. – А тут у нас что? Тут у нас подвал… или погреб… обычное дело в деревенском доме!

– Может, и обычное, только зачем его холодильником заставили?

– Ну и что? – тянул капитан. – Задвинули, чтобы бомжи не нашли. Или другие случайные посетители. Может, у них там ценная картошка хранится.

– Это у Артура Степановича? – Дуся усмехнулась. – Вот уж он не похож на огородника! А уж внучка его Мария…

– Ну, допустим, не картошка, а капуста квашеная. На закусь. Знаешь, как моя бабка говорила в энные времена? Лучше квашеной капусты ничего нет! И на стол подать не стыдно, и сожрут – не жалко!

– Подожди, Петя, с капустой! – Дуся нахмурилась, ее внезапно пронзило очень нехорошее предчувствие.

– И что ты там надеешься найти? Винный погреб? Золотой запас Республики Конго? – не унимался Лебедкин, Дуся знала, что иногда на Петьку находило самое обычное упрямство.

– Что ты все капризничаешь? Давай лучше помогай!

Лебедкин откинул крышку люка. Вниз вели несколько ступенек хлипкой деревянной лестницы.

– Как бы не подломились! – ворчал капитан.

– Боишься – так я пойду! – Дуся отодвинула капризного напарника и быстро спустилась по лестнице. И тут же из подвала донесся ее взволнованный голос: – Петя, давай сюда скорее! Только посветить бы чем-нибудь…

Лебедкин больше не препирался, по голосу напарницы он понял, что дело серьезное.

Он торопливо спустился в подвал, вытащил из кармана телефон и включил его в режиме фонаря.

Дуся стояла возле задней стены погреба, что-то разглядывая. Сперва Лебедкин разглядел только какую-то бесформенную груду. Он направил на нее луч фонаря, и в голубоватом свете проступило бледное лицо с полузакрытыми глазами, спутанные светлые волосы…

На полу, точнее, на груде пустых мешков лежала женщина.

На первый взгляд она не подавала признаков жизни, но, когда Дуся наклонилась и потрясла ее за плечо, женщина негромко застонала.

– Она жива! Помоги мне! Нужно ее вытащить отсюда! Только осторожно!

Повторять ей не пришлось. Лебедкин обхватил женщину за плечи, Дуся взяла ее за ноги. Они подтащили ее к лестнице, кое-как втащили наверх и уложили на полу посреди комнаты.

Руки и ноги несчастной были связаны грубой веревкой. При дневном свете стало видно бледное, осунувшееся лицо, покрытое каплями пота, потрескавшиеся губы, глубокие тени под запавшими глазами.

– Господи! – прошептала неслышно приблизившаяся Калерия Васильевна. – И что же это люди делают…

Дуся проверила пульс. Он был слабый, неровный, но все же прослушивался.

Лебедкин достал складной нож, перерезал веревку и оглядел женщину:

– Это та, о ком я думаю?

– Наверняка это Светлана Чекан, – подтвердила Дуся его догадку.

Она осторожно похлопала женщину по щекам.

Та опять застонала, потом с трудом открыла глаза. Взгляд был мутный, бессмысленный. Растрескавшиеся губы шевельнулись, и женщина едва слышно проговорила:

– Пить!

Дуся метнулась к выходу, пулей добежала до машины, достала из бардачка початую бутылку минеральной воды, вернулась в дом, поднесла бутылку к губам несчастной.

Та сделала несколько жадных глотков, взгляд немного прояснился, губы снова шевельнулись.

Дуся наклонилась, чтобы разобрать едва слышный голос:

– Кто вы?

– Мы из полиции. А вы – Светлана?

Женщина смогла только утвердительно опустить веки.

Лебедкин уже звонил – вызывал экспертов и, самое главное, медиков, чтобы оказать Светлане первую помощь.

– Наверняка у нее обезвоживание, – проговорила Дуся, снова поднося к губам Светланы бутылку. – И не ела она давно… это кем же нужно быть, чтобы запереть женщину в погребе без воды и пищи?

Дуся повернулась к напарнику:

– Петь, у тебя еды никакой нет?

– Откуда! – Лебедкин развел руками.

– Вот у меня тут немножко есть… – смущенно проговорила Калерия Васильевна, доставая из своей сумки промасленный пакет. – Я для Людочки брала, но ей, наверное, нужнее…

В пакете оказалось несколько бутербродов с вареной колбасой.

При виде этих бутербродов глаза у Лебедкина заблестели, он непроизвольно облизнул губы, но под взглядом Дуси устыдился.

Дуся разрезала один бутерброд на несколько маленьких кусочков, но с сомнением покачала головой:

– Не будет она есть, ей только хуже от этого станет. Пускай ее сначала врач осмотрит, а там уж они сами решат.

И правда, по внешнему виду Светлане было не до еды. Она закрыла глаза, воздух с хрипом вырывался сквозь стиснутые зубы. Лицо ее было бледно, кисти рук распухли от веревок, Светлана их явно не чувствовала.

– Еще и пневмония небось – в сыром-то погребе столько пролежать! – Дуся покачала головой и отдала бутерброды доберману.

Людвиг очень обрадовался и слопал их за считаные секунды.

В оставшееся время Дуся растирала Светлане руки и ноги, а почтальонша придерживала голову и смачивала потрескавшиеся губы водой. Пить Светлана уже не могла.

Скоро за окном раздался шум моторов, и одна за другой приехали три машины – медики, эксперты и люди из следственной группы.

Светлану осмотрели, и врач уверенно заявил, что налицо сильное обезвоживание, истощение и нервное перенапряжение, так что пострадавшую нужно немедленно везти в больницу. А там уж приборами просветят и найдут еще целый букет – пневмония точно будет, и почки надо проверить… Положат больную в реанимацию. И, разумеется, никаких допросов как минимум неделю – она не в том состоянии.

Пока в доме хозяйничали медики и эксперты, Калерия Васильевна тихонько сидела в уголке, придерживая Людвига за ошейник, чтобы он не нервничал из-за присутствия такого количества незнакомых людей.

Когда же Дуся с Лебедкиным собрались уезжать, почтальонша напомнила им о себе:

– А как же мы с Людочкой?

– Не волнуйтесь, мы вас отвезем куда нужно…

Все вместе они вышли из комнаты в сени.

Тут Людвиг дернулся. Калерия Васильевна не удержала его, и пес бросился в темный угол под вешалкой.

– Людочка, ты куда? – всполошилась женщина.

Но пес уже вернулся, с довольным видом подошел к новой хозяйке и позволил ей ухватить себя за поводок.

– А что это у тебя в зубах? – проговорила Калерия Васильевна. – Брось сейчас же! Вечно какую-то дрянь подбирает! Вроде воспитанный пес, а ведет себя как дворняжка…

– Постойте-ка… – Дуся осторожно взяла из пасти Людвига мятый и изжеванный картонный прямоугольник.

– Что это такое? – заинтересовался и Лебедкин. – И откуда это здесь?

В руке у Дуси была белая карточка с названием и координатами какой-то фирмы.

«Баскервиль. Оптовая и розничная продажа кормов для породистых собак и кошек. Доставка в любой район».

 

Картонку украшал простенький рисунок – силуэт собаки и кошки, а на заднем плане – белый фургон, на борту которого были напечатаны крупные цифры телефона…

– Постойте-ка! – оживилась Дуся. – Анну Воробьеву похитили и увезли на таком вот белом фургоне… надо бы нам проверить эту фирму!

– А как же мы с Людочкой? – всполошилась снова Калерия Васильевна. – Как же мы отсюда домой доберемся?

– Не волнуйтесь! Обещали, что довезем, – значит, довезем. Только по дороге заглянем в одно место…

Они в прежнем составе погрузились в машину и поехали обратно в город.

По дороге Дуся связалась с техотделом и попросила знакомого Вадика выяснить по телефону адрес фирмы «Баскервиль».

Технарь по ее голосу понял, что ломаться и требовать шоколада сейчас не время, и через пять минут продиктовал ей адрес.

Всю дорогу Людвиг вел себя удивительно прилично: спал на заднем сиденье, держа на весу забинтованную лапу.

Нужная им фирма располагалась на Обводном канале, неподалеку от Балтийского вокзала.

Лебедкин выехал на набережную канала, справа потянулись желто-белые двухэтажные здания старинных провиантских складов.

Людвиг заметно заволновался.

– Это где-то здесь… – проговорил Лебедкин, притормозив возле темно-красных железных ворот.

– Конец маршрута! – неожиданно сообщил проснувшийся навигатор.

– Сам знаю! – огрызнулся Лебедкин.

Дуся вышла из машины. Людвиг хотел выскочить за ней, но Калерия Васильевна удержала его и кое-как успокоила.

На стене сбоку от ворот имелся звонок, рядом с ним была табличка с перечислением фирм, расположенных за этими воротами. В этом списке была и фирма «Баскервиль».

Дуся нажала на кнопку звонка.

Из динамика на стене донесся заспанный голос:

– Куда?

– В фирму «Скороход»! – ответила Дуся, увидев среди прочих название курьерской службы.

Ворота раздвинулись.

Дуся снова села в машину, и они проехали внутрь.

Они оказались в лабиринте дворов и проездов, расположенных за фасадом старинных складов.

– И куда теперь? – озадаченно проговорил Лебедкин, оглядываясь по сторонам. – Здесь навигатор не поможет…

Дуся оглянулась на заднее сиденье, где расположились Калерия Васильевна и Людвиг.

Доберман заметно волновался, он тихонько поскуливал и тянулся мордой куда-то направо.

– Вот наш навигатор! – проговорила Дуся. – Он говорит – поворачивай направо!

Лебедкин послушно повернул. Они проехали еще немного по узкому проулку между двумя рядами кирпичных корпусов и оказались перед железной дверью, на которой было написано:

«Баскервиль. Корма для породистых собак и кошек. Оптовая и розничная продажа».

 

Дуся снова вышла, но позвонить не успела: дверь открылась, и на пороге появился невысокий дядечка средних лет с пышными усами, в темном сатиновом халате и серой примятой кепке.

Увидев приехавших, он всплеснул руками и проговорил:

– Не они! Опять не они!

– Дядя, ты кто такой? – строго осведомился Лебедкин, выбравшись из машины и разминая ноги.

– Вот интересно! – удивился усач. – Это вы сюда приехали, а меня спрашиваете, кто я такой! Это вы кто такие?

– Мы-то из полиции! – И Лебедкин привычным жестом предъявил удостоверение.

– А я – кладовщик здешний, Тараканов моя фамилия, а тут у нас, значит, склад… а вам что нужно? Корм для собачки? – Он вгляделся в машину, где поскуливал доберман. – Знакомая вроде собачка…

– Нет, нам нужна Семужкина Мария Витальевна!

– Да мне-то она тоже нужна, – вздохнул кладовщик. – Да только где же ее найти? Третий день никто из начальства не появляется, никаких указаний мне не дают. И на звонки не отвечают…

Тут Людвиг, воспользовавшись тем, что двери машины открыты, перескочил через переднее сиденье и вырвался на улицу.

– Стой! Стой, Людочка! – крикнула вслед ему Калерия Васильевна, но было уже поздно: доберман оттолкнул кладовщика и ворвался в двери фирмы «Баскервиль».

– Точно, знакомая собачка! – проговорил кладовщик Тараканов, отряхивая халат.

Дуся и Лебедкин вслед за Людвигом влетели в помещение склада.

Это была большая комната, вдоль стен которой протянулись стеллажи, на которых до самого потолка размещались разноцветные и разнокалиберные мешки, коробки и пакеты. В одном углу стояла стремянка, в другом – письменный стол с выдвижными ящиками, на котором лежали стопки накладных, счетов и других документов.

Только вдоль одной стены, прямо напротив двери, стеллаж был почти пустым – на нем лежал всего один ящик с яркой наклейкой.

Людвиг, не отвлекаясь на горы собачьего корма, бросился к этой самой стене, ткнулся в нее мордой и вдруг завыл.

– Людочка, ты что это? – испуганно проговорила Калерия Васильевна.

Она попыталась оттащить пса от стены, но тот перестал ее слушаться. Он выл, бился головой о стену и царапал ее лапами.

– Что это с ним? – удивился Лебедкин.

– Не знаю… – честно призналась почтальонша. – Никогда такого с ним не было…

– Похоже, за этой стеной что-то есть! – Дуся подошла к стене и постучала в нее костяшками пальцев.

Стена отозвалась гулким звуком – за ней явно была пустота.

Дуся обернулась в поисках кладовщика.

Тот с испуганным видом жался возле двери.

– Там, за этой стеной, что-то есть?

– Не знаю… чему там быть?

– Сейчас мы все узнаем! Разломаем эту стену к чертям собачьим, и дело с концом! – Лебедкин нашел в углу ломик и уже собрался осуществить свое намерение, но Дуся опередила его.

Она сняла со стеллажа единственный ящик. За ним оказался металлический рычаг.

Дуся потянула за этот рычаг, и часть стены отодвинулась в сторону.

За ней оказалась маленькая комнатка, не больше обычного чулана.

В этой комнатке на табурете сидела, сгорбившись, женщина лет тридцати в синем спортивном костюме. Она бросилась было к выходу, но тут к ней подскочил доберман, он радостно кинулся к ней, попытался облизать, но женщина увернулась и попятилась, злобно прошипев:

– Отстань! Убирайся! Только тебя мне не хватало!

Доберман обиженно заскулил, отступил назад, где его уже поджидала Калерия Васильевна. Почтальонша обняла пса за шею и ласково потрепала его, приговаривая:

– Ну, я-то с тобой… я-то от тебя никогда не отступлюсь!

Тем временем Лебедкин перехватил прятавшуюся женщину, заломил руки за спину и втолкнул обратно в тайник.

– Чего вам от меня надо? – заверещала женщина. – Что вы сюда притащились? Какое вы право имеете? У вас ордер есть?

– Мария Семужкина? – строго произнес Лебедкин. – Вы арестованы за…

– Никакая я не Семужкина! – Женщина сверкнула глазами. – Не знаю никакой Семужкиной! Цветкова я, кладовщица здешняя… я тут не при делах… я тут просто работаю…

– Ага, а в тайнике прятались просто так! В прятки играли! Табуретки переучитывали!

– У меня с кладовщиком здешним, с Колей, связь… а здесь я спряталась, потому что думала, это жена его пришла!

– Ага, так мы и поверили! Вот Людвиг-то тебя опознал, так что хватит запираться!

Женщина с неприязнью взглянула на добермана:

– Что с него возьмешь… одно слово – кобель! И Коля тоже хорош… говорил, что здесь надежное место, что меня тут никто не найдет… ну что смотрите? – процедила женщина, волком глядя на напарников. – Чему радуетесь? Колю-то упустили! – Она посмотрела через их головы.

Дуся проследила за ее взглядом.

Кладовщика и след простыл.

– Убег… – огорчился Лебедкин. – Но ты, Мария, не убежишь! Значит, этот цирк мы закончили… вы признаете, что вы – Мария Семужкина…

– А что мне остается? Все равно вы это скоро узнаете…

– Мария Семужкина, – торжественно произнес Лебедкин, – давно мы вас ищем… вы арестованы по обвинению… да там много всяких обвинений. Но главное – это похищение Светланы Чекан.

– Ничего не знаю!

– И как тебе в этом тайнике? – продолжила Дуся. – Не скучала? Хотя здесь, конечно, тепло и сухо. Не то что в подвале, где ты держала Светлану… в сыром, холодном подвале, без еды и воды…

– Про Светлану – ничего не знаю! Что хотите со мной делайте! Хоть пытайте, хоть что!

– Да ничего с тобой делать не нужно. Дом в Верхнем… то есть в Нижнем Коромыслове, где обнаружена Светлана Чекан, принадлежит тебе, так что комментарии, как говорится, излишни…

– И ничего не мне принадлежит, а моему деду! – выпалила Семужкина и тут же прикусила язык, поняв, что выдала себя.

– Вот именно – твоему деду! То есть близкому родственнику! И ты там часто бывала. Так что доказать, что ты похитила Светлану, ничего не стоит. Фургон опять же белый, его Воробьева опознает, которую вы тоже пытались похитить, да не получилось!

– Не знаю никакой Воробьевой… – монотонно твердила Семужкина. – Первый раз слышу.

– Зато она тебя с твоей собачкой очень хорошо запомнила, – усмехнулась Дуся, – очную ставку вам устроим – и все выясним. Но это еще цветочки, а вот что женщину в погребе умирать ты бросила – это посерьезнее будет. Знаешь, что за похищение бывает?

– Это не я! – взвизгнула Светлана. – Это все он!

– Он? Кто он? – переспросила Дуся.

– Вячеслав! Вячеслав Чекан!

– Ну-ка, ну-ка, с этого места поподробнее…

Однако Семужкина снова замкнулась. Она мрачно смотрела в пол и чертила что-то носком туфли.

– А Светлана, между прочим, в тяжелом состоянии, в коме! – подключился Лебедкин. – И если, не дай бог, она умрет – тогда тебе гарантировано пятнадцать лет. Это сколько же тебе лет будет, когда ты выйдешь на свободу? Пятьдесят? Пятьдесят пять?

– Да ты что? Мне всего-то… не скажу сколько…

– Да мне без разницы. Коля твой сбежал, может, и не найдем его, так что за все тебе отвечать придется.

– Это все он… – повторила Семужкина. – Это он задумал, а нас с Колей просто нанял. Мы у него на подхвате были.

Она быстро, опасливо взглянула на Дусю и спросила:

– Если я на него дам показания, мне срок скостят? Неохота полжизни на зоне провести!

– Скостят, обязательно скостят! – проговорил Лебедкин.

– Я не тебя, я ее спрашиваю! Мужикам я и на грош не верю… научила меня жизнь… поверила один раз, так потом столько неприятностей через это схлопотала…

Лебедкин растерянно взглянул на напарницу и развел руками: ну что тут скажешь!

Дуся подошла ближе, взглянула в глаза Семужкиной и произнесла:

– Обещать ничего не могу, но что смогу, сделаю. Поговорю с кем надо, скажу, что ты помогла следствию. Если, конечно, ты действительно поможешь. Так что все от тебя зависит.

– Хорошо. – Семужкина вздохнула, кивнула и заговорила: – У него в фирме дела совсем плохо пошли. Ну сейчас, конечно, у многих проблемы, но он вообще был на волосок от разорения.

«Точно, сейчас уже разорился, раз мебель распродает», – вспомнила Дуся телефонный разговор.

– Банк денег уже не давал, не верил. Крутился он, искал, где денег раздобыть, – и тут вдруг узнал, что его бывшей жене большое наследство светит…

– Откуда же он это узнал? – заинтересовалась Дуся.

– Да вроде он письмо какое-то получил. Она, Светлана, прописана была еще по старому адресу, вместе с ним, туда и письмо пришло. Ну он это письмо вскрыл, прочитал и здорово расстроился. У него такие финансовые проблемы, а ей вдруг ни с того ни с сего деньги большие светят… Он поразведал, что наследство приличное – картины там, антиквариат, квартира огромная, в общем, большие деньги можно выручить. А по слухам, у этого Броницкого еще что-то было, что стоило гораздо дороже…

«Это, конечно, он к домработнице Броницкого под видом сантехника приходил, – снова вспомнила Дуся, – хоть она женщина опытная, его дальше прихожей не пустила, так у них даже в прихожей картины висят. Опять же сама квартира немаленькая…»

– Тут у него и появилась эта идея…

Семужкина замолчала.

Дуся немного подождала, потом поторопила ее:

– Давай уж! Начала, так продолжай, если хочешь, чтобы я за тебя слово замолвила! И вот еще что – откуда ты про это все знаешь?

– От верблюда, – огрызнулась Семужкина, – раз говорю – значит, знаю. Потому что мы с Сонькой давно знакомы, раньше в одном дворе жили. Не то чтобы дружили, она меня на пять лет постарше, но…

– Про детство свое золотое потом будешь нам впаривать! – раздраженно рявкнул Лебедкин.

– Тише, капитан, девушка же хочет сотрудничать, – мягко пожурила его Дуся. – Значит, Сонька – это, я понимаю, та самая женщина, которая выдавала себя за Светлану Чекан.

– Ну да, говорю же, идея у него возникла. Сонька его любовницей была, еще когда он на Светлане женат был. Он вообще бабник фантастический, девиц менял каждый месяц, пока с Сонькой не познакомился. А жена знала, конечно, но он ей объяснил, что это все несерьезно, ерунда, мол, девиц много, а законная жена одна. А Соньку такой расклад не устроил, и она вопрос поставила ребром, а потом сама подкараулила Светлану и все ей высказала. То есть так сделала, что никак нельзя было ее игнорировать.

– Некоторые так делают, но не у всех получается потом место законной жены занять… – заметила Дуся.

– Точно! – согласилась Семужкина. – Она-то думала, что Чекан жену выгонит в чем есть, потому что он жадный и скотина редкостная, но не вышло. Оказалось, что-то там у него на жену записано было, так что пришлось с ней полюбовно договариваться. Так что купил он ей квартиру приличную и еще денег каких-то выплатил. Зато на Соньку так орал и жениться на ней и не собрался. А потом у него неприятности с бизнесом начались, и тут как раз то письмо пришло. Он и придумал, как денежки прикарманить. Уговорил Соньку выдать себя за Светлану, ее в новом доме никто хорошо не знает, а они похожи немного были – обе блондинки, фигуры тоже похожи. Он, Чекан-то, все блондинок выбирал, так и говорил, что джентльмены предпочитают блондинок. Хотя какой он, к черту, джентльмен. – Семужкина плюнула на пол и попросила у Лебедкина сигаретку.

– Не курю! – буркнул Лебедкин. – И давай уже, кончай эти посиделки, это тебе спешить некуда, а у нас дел полно! Что там дальше было?

Снова Дуся поглядела на него неодобрительно, но ничего не сказала.

– Ну что было… – теперь Семужкина говорила неохотно, – уговорил он Соньку, а та меня на помощь позвала, а я уж к Коле обратилась, он в таких делах мастер. Взяли мы эту Светлану без шума и пыли, привезли в деревню.

– И оставили там в погребе связанную! – вспылил Лебедкин. – На земляном полу! Ты хоть понимаешь, что человека на смерть обрекла? Если бы мы не приехали…

– Я не хотела-а… – захныкала Семужкина, – я не хотела ее убивать… я думала, так обойдется…

– Черт знает что! – Теперь уже Лебедкин плюнул на пол.

– Только не говори, что вы потом Светлану выпустить хотели, – усмехнулась Дуся. – Ладно, и что пошло не так?

– Сонька запсиховала, потому что к ней в магазине привязалась какая-то баба и назвалась ее сестрой. И за домом следила, охранник потом сказал. Чекан ее успокоил – мало ли психов по улицам бродит. А уж когда ей из полиции позвонили – тут Сонька чуть со страху не обделалась. Ну конечно, хватило ума все отрицать, однако сообразили мы, что та баба не просто сумасшедшая, а даже в полицию решилась пойти. И тогда Чекан и говорит, что назад хода нету и что надо ту бабу тоже похитить, убить и тело спрятать так, чтобы никогда не нашли. Ну Коля в таких делах мастер, подманили мы ее вон на Людвига, он у меня обученный…

Доберман, услышав свое имя, не стал вилять обрубком хвоста, а зарычал еле слышно и чуть приподнял губу, показав клыки, как видно, больше у него не было теплых чувств к бывшей хозяйке.

– А она сбежала! – усмехнулась Дуся. – И кобель твой тоже сбежал. Ну дальше мы знаем, а что потом было?

– Сонька как увидела, что к ней слежку приставили, – сразу поняла, что кирдык ей. Стала у Чекана денег требовать, а у него нету, как раз фирма обанкротилась окончательно, у него одни долги. Короче, уговорил меня Чекан с ней поменяться, чтобы ваших идиотов отвлечь на время…

– Ты полегче! – вскинулся Лебедкин, хотя и сам не так давно назвал тех, кто упустил фальшивую Светлану, вообще неприличным словом.

– И если бы не та девка, что в меня влетела…

– Да ты же сама в нее влетела… – усмехнулась Дуся, – нечего на зеркало пенять…

С улицы послышался гудок – приехала полиция.

– Значит, ребята, эту – в отделение, в камеру посадить, а этих, – Лебедкин повернулся к доберману и Калерии Васильевне, – этих как оказавших значительную помощь в поимке опасной преступницы доставить до дома в целости и сохранности. Не волнуйтесь, Калерия Васильевна, с мигалкой быстро доедете! Зеленая улица вам будет!

В полицейской машине заслуженному доберману предоставили место арестованного.

– А вы, мамаша, вперед! – предложил молодой парень в форме.

– Нет уж, я с Людочкой! – не согласилась почтальонша. – А то ему скучно будет одному.

– Ох, влетит нам от начальника! – вздохнул Лебедкин, вылезая из машины. – Может, и правда надо было вызвать опергруппу? А то он нам не откроет – что тогда будем делать? Только спугнем его…

– Ничего, – успокоила его Дуся, – не волнуйся, откроет, у меня есть кое-какие мысли…

На подъезде был установлен домофон.

Чтобы не насторожить Чекана раньше времени, Дуся нажала кнопку связи с охраной, и напарники продемонстрировали свои удостоверения.

Охранник без лишних вопросов впустил их в дом. Они предупредили его, чтобы не вздумал звонить Чекану, не предупреждал его о визите, поднялись на четвертый этаж и подошли к двери.

Здесь они переглянулись, и Лебедкин, с привычным вздохом, отступил в сторону, а Дуся встала перед дверным глазком, поправила волосы и нажала на кнопку звонка.

За дверью раздались быстрые шаги, и приглушенный мужской голос осведомился:

– Кто здесь?

– Соседка ваша! Вы, кажется, подключились к моему интернету…

– Что за ерунда!

– Дело в том, что мне пришел счет за пользование порноканалом…

– А я-то при чем?

– Вы живете прямо надо мной… может, вы оплатите хоть половину этого счета, а смотреть будем вместе? – Дуся зазывно улыбнулась в глазок и накрутила локон на палец.

То есть опять-таки локона никакого не было, просто это движение Дуся подсмотрела в одном старом фильме. И вот оказалось полезным. Впрочем, как уже говорилось, у Дуси все получалось отлично.

Дверь тут же открылась. На пороге стоял Вячеслав Чекан собственной персоной.

Увидев Лебедкина, он попятился:

– Это что, шутка такая?

– Это не шутка, это полиция! – И Дуся протянула свое удостоверение.

Чекан попробовал захлопнуть дверь, но Лебедкин подставил ногу и протиснулся в прихожую.

– Что за самоуправство! – выкрикнул Чекан. – Как вы смеете? Что вам от меня нужно?

– Поговорить о вашей бывшей жене Светлане Игоревне Чекан.

– Я о ней ничего не знаю! Я ее не видел с самого развода! И вообще, это уже похоже на преследование! То вы приглашаете меня на опознание ее трупа, то задаете какие-то нелепые вопросы…

– Да? Кстати, с опознанием тоже получилось непонятно…

– Я вам все уже объяснил. Ну ошибся я… с кем не бывает! Но говорю вам – я давно не видел Светлану!

– А вот Мария Семужкина рассказала нам кое-что очень интересное… у нее есть своя версия событий…

– Семужкина? – Глаза Чекана забегали. – Какая еще Семужкина? Я такой вообще не знаю! Первый раз слышу!

– Вот как? – Лебедкин уставился на Чекана пронзительным, как он считал, взглядом. – А вот она вас очень хорошо знает и утверждает, что это вы задумали всю операцию.

– Какую еще операцию? Я вас вообще не понимаю!

– А по-моему, очень даже хорошо понимаете!

Дуся выступила вперед и протянула медовым голосом:

– Может, мы все же пройдем в квартиру, а то в прихожей не очень удобно разговаривать…

– Лично мне удобно!

– …И боюсь, нас слушают все ваши соседи… представляете, как они будут все это обсуждать?

Чекан мрачно взглянул на полицейских, но все же прошел в гостиную, сел на диван. Полицейским он сесть не предложил, но Лебедкин без приглашения устроился в самом удобном кресле и уставился на Чекана.

Дуся прошлась по комнате, потрогала пальцем стол и книжную полку и улыбнулась:

– Пыли нет! У вас кто-нибудь убирает?

– А ваше какое дело? – огрызнулся Чекан. – Задавайте свои вопросы и убирайтесь!

– Не раньше, чем вы все нам расскажете. Когда вы все это задумали – когда получили письмо от нотариуса? То есть не получили, а вскрыли чужое? Или позже – когда посетили квартиру покойного Броницкого и поняли, какое большое наследство может получить ваша бывшая жена?

– Какую квартиру? Какого Броницкого? – вспыхнул Чекан. – Вообще не знаю, о ком вы говорите!

– Ну конечно, вы пришли туда не под своим именем, – продолжала Дуся вкрадчивым голосом. – Вы явились под видом сантехника. Но, думаю, домработница вас легко опознает. У нее вообще отличная память на лица. Раз увидела – никогда не забудет.

– Да она давно из ума выжила! – выпалил Чекан. – Сколько ей лет? Восемьдесят, наверное?

– Ага, а вы говорили, что никогда там не были. Вот вы и прокололись, Вячеслав Иванович!

Чекан замолчал, лихорадочно подыскивая ответ.

– Не трудитесь, Чекан! – проговорил Лебедкин. – Все с вами ясно! Оформляем задержание…

– Нет, подожди! – перебила его Дуся. – Пусть он расскажет, зачем похитил бывшую жену!

– Я ее не похищал… это Мария со своим подельником… этот Николай – очень опасный человек!

– Ну мы в этом разберемся. Мария уже начала давать признательные показания… она активно сотрудничает со следствием, и это могут учесть при вынесении приговора.

– Она все врет!

– Ну да, ну да, вот устроит следователь вам с ней очную ставку, тогда все и выяснится, кто врет, кто не врет, кто жену вашу бывшую похитил, а кто это преступление заказал, – заговорил Лебедкин. – Вы, Чекан, учтите, что в этом деле два убийства точно есть, так что хоть и повезло вам, что жену вашу бывшую от смерти мы спасти успели, но все равно для вас дело может очень плохо кончиться. Так что не усугубляйте, гражданин Чекан, и собирайтесь, поедем в отделение на официальный допрос. Паспорт не забудьте!

Дуся вошла в кабинет, который делила с Петей Лебедкиным.

Ее напарник сидел за своим столом и что-то чертил на листе бумаги.

– Петя, передаю тебе благодарность и поздравления от начальства! – жизнерадостно проговорила Дуся.

– С чем? – Лебедкин оторвался от своего занятия и взглянул на нее удивленно. – С чем поздравления?

– Как – с чем? Дело Чекан… или Чекана… мы раскрыли? Раскрыли… Чекан и Семужкина наперегонки дают показания…

– Раскрыли, но не закрыли! – фыркнул Лебедкин.

– Что-то я тебя не понимаю…

– А по-моему, все яснее ясного! Похищение Светланы Чекан мы раскрыли, это хорошо. Женщину нашли, она выздоравливает. Но помимо этого похищения, у нас висят два нераскрытых убийства, так? Кащеева, Изабелла Юрьевна, помощник нотариуса – это раз, и Софья Свиридова, та, что выдавала себя за Светлану Чекан, – это два… начальство, конечно, попытается их повесить на Чекана…

– Ну да… если честно, то уже…

– Но ведь Чекан не признаётся в этих двух убийствах? Ведь он только признал похищение бывшей жены, так? А тут стоит насмерть.

– Это – дело времени. Кому охота признаваться в убийстве, а тем более в двух?

– Не признаётся, и не признается! И знаешь почему?

– Почему?

– Потому что он их не совершал.

– Ох, Петька, трудно с тобой! Здесь же все закручено вокруг завещания Броницкого, и убийства тоже. Изабеллу Кащееву убили, потому что она знала об этом завещании, сама его печатала… а Софья Свиридова…

– А что Софья Свиридова? Ее-то зачем было убивать?

– Да понятно же! Чтобы она Чекана не выдала! Она, конечно, испугалась, за ней полиция следила, вот Чекан ее и убил как свидетеля. Свидетели, как известно, живут недолго…

– Недолго! – передразнил ее Лебедкин.

– А ты, конечно, считаешь, что это – дело рук маньяка? – В голосе Дуси помимо ее воли прозвучала насмешка.

– А как же еще-то? Ты вообще-то не забыла, в каком виде эту Софью Свиридову нашли? Ну для чего бы Чекану так сложно все обставлять? Ну устроил бы аварию ей какую-нибудь. И понимаешь… – Лебедкин посмотрел на Дусю в упор красными от бессонницы глазами, – ну не верю я, что Чекан на такое способен. Ну он скотина, конечно, да еще и от жадности готов был жену убить, но только не собственными руками. А тут – глаза выковыривать жертве… для этого какие-то другие качества нужны…

Дуся отвернулась, чтобы Петька не прочитал по ее лицу, что она вообще-то считает его правым. Но если он увидит, что она ему верит, то вообще в раж войдет, множество глупостей натворить может.

Нет, нужно держаться твердо.

Она заглянула в листок, который лежал на столе перед Лебедкиным, и хмыкнула:

– Ну да, конечно, как всегда – стрелки и кружочки!

– Не стрелки и кружочки, а схема действий преступника!

– Ну и как – помогла тебе эта схема?

– Да что-то тут тоже не вполне вяжется… – недовольно признал Лебедкин. – Вообще-то вырисовывается серия – шесть убийств в разных городах, во всех случаях modus operandi одинаковый…

– Петька, а по-русски нельзя? Ты хоть при начальстве иностранными словами не выражайся! А то не так понять могут!

– Можно и по-русски. Образ действий во всех случаях одинаковый. И такой необычный, такой, извиняюсь, извращенный, что ни о каком совпадении не может быть и речи. И только убийство Изабеллы Кащеевой выбивается из общего ряда… не могу его объяснить, вот хоть тресни! – и Лебедкин в сердцах бросил карандаш на стол. – То есть могу только точно сказать, что Чекан тут ни с какого боку. Вот для чего ему нужно было помощницу нотариуса пытать, когда он и так знал, что наследство его бывшая получит?

Дуся замахала руками, чтобы отчитать Петьку по-простому, поскольку он ей уже порядочно надоел со своими маньяками, и как раз в этот момент зазвонил ее телефон.

– Самохвалова слушает! – отчеканила Дуся, поднеся трубку к уху.

– Извините, Дуся… – донесся из трубки шелестящий болезненный голос. – Вы мне дали этот номер, сказали, что можно будет вам позвонить, если что-нибудь вспомню…

– Это Анна? Анна Воробьева? – узнала Дуся.

– Да, это я…

– И что – вы что-то вспомнили?

– Нет, но я узнала, что Светлана… моя сестра… нашлась, что она лежит в больнице. И я хотела бы ее навестить…

– Ну я не знаю… вообще-то мы пока никому не сообщаем, где она находится. Дело еще не закрыто, вы понимаете… она лежит в больнице без имени, как неизвестная…

Тут Дуся услышала легкий не то чих, не то кашель, и мигом догадалась, что это Анна подавила смешок. Ну да, конечно, они там, в больнице, навели шороху, чтобы была полная секретность, а кто-то велел небось документы Светланины найти, у них же отчетность. Больница самая обычная, правая рука там понятия не имеет, что левая делает, вон информация и просочилась.

– Но это мой единственный близкий человек! – Теперь Анна говорила серьезно. – Вы понимаете, как это для Светланы важно, чтобы она очнулась не одна! Чтобы рядом с ней был близкий человек!

Дуся с удивлением отметила, что голос Анны, прежде слабый и бесцветный, оживился, наполнился силой.

– Ладно. – Дуся вздохнула. – Записывайте… она лежит в городской больнице номер семь, в палате интенсивной терапии.

Анна поблагодарила и отключилась.

Дуся снова повернулась к Лебедкину:

– Анна звонила. Я ей сказала, где находится ее сестра.

– Я понял. Но только ее ведь все равно к ней не пустят – ведь к палате Светланы Чекан приставлена охрана.

– У тебя, Петя, устаревшие сведения. Охрану оттуда уже сняли, – вздохнула Дуся.

– Кто распорядился? – вспыхнул Лебедкин.

– Известно кто. Начальник наш. Он сказал, что раз Чекан арестован, то Светлане больше не угрожает опасность…

– Ох ты! – Лебедкин схватился за голову. – О чем только он думает?

– О том, что людей у нас мало, а работы, как всегда, много, так что держать постоянную охрану возле палаты, когда главный подозреваемый уже арестован, нецелесообразно.

– Нецелесообразно! – с горечью повторил Лебедкин. – Светлана Чекан и так столько пережила, еле с того света выкарабкалась, а ее опять подвергают такому риску!

– Ну будем надеяться, что все обойдется. Ведь никто, кроме нас, не знает, где находится Светлана Чекан…

– Кроме нас и ее сестры, – буркнул Лебедкин. – А она-то как узнала, что Светлана в больнице? Да тут полгорода уже в курсе…

Анна Воробьева доехала до седьмой городской больницы на такси. Денег у нее было мало, но времени еще меньше, так что тащиться на двух автобусах она просто не могла. Она ужасно волновалась, как там Светлана, в сознании ли, узнает ли ее, Анну…

Такси остановилось перед воротами – дальше пропускали только машины «Скорой помощи».

Анна расплатилась, прошла в калитку возле ворот и направилась к приемному покою.

При этом она не заметила, что из неприметной коричневой машины, тоже остановившейся возле ворот больницы, вышел мужчина в плаще с поднятым воротником и надвинутой на глаза бейсболке и пошел следом за ней.

Анна долго стояла возле справочной, пытаясь добиться сведений о своей сестре, но сердитая медсестра в окошке твердо отвечала, что в реанимацию посетителей не пускают.

Хоть сестра, хоть невестка, хоть мать родная, порядок есть порядок.

Анна отошла, утомившись, и присела на лавочку в холле.

– Что ты как с дуба рухнувшая, – нелюбезно сказала ей соседка, полная тетка, которая сидела рядом.

Ногой она придерживала огромную клетчатую сумку, набитую под завязку, в одной руке у нее был пакет с чем-то мягким, в другой – пирожок с мясом, который пахнул так сомнительно, что Анна подумала о бездомных собаках и кошках.

– Ты с луны свалилась, что ли? – продолжала тетка, откусив пирожок (Анну сразу затошнило).

– А что не так? – спросила она, сглотнув.

– Пытаешься чего-то в справочной добиться, – тетка пожала плечами, – эта ведьма тебе ничего умного не скажет, они только лаять из окошка умеют. Тебе куда надо?

– В реанимацию…

– Значит, идешь сейчас на улицу, обойдешь здание, там за углом будет дверь. Подождешь, пока кто-то из нее выйдет, и иди смело, никто тебя не остановит, это у дверей стерегут, а внутри у людей своих забот хватает. Поднимешься по лестнице на третий этаж, там в конце и будет реанимация.

– Спасибо вам! – Голос у Анны дрогнул.

– Потверже держись! – напутствовала ее тетка. – Вроде по делу идешь, а не к больной сестре.

Анна сделала все как велели, нашла дверь, которая как раз открылась.

Бодрая старуха выкатывала тележку, доверху наполненную грязным бельем. Анна придержала ей дверь и, пока старуха, чертыхаясь, перетаскивала тележку через порог, сама себе удивляясь, стянула из тележки сомнительной чистоты халат. Старуха ничего не заметила.

Анна поднялась по лестнице и прошла по коридору. Навстречу попались два озабоченных человека, в таких же белых халатах, поэтому никто не обратил на нее внимания.

На двери реанимации висело несколько грозных плакатов.

Анна прочитала их все, потопталась возле двери, огляделась по сторонам и решилась все же сунуться. Как раз оттуда вышел озабоченный врач и побежал куда-то по коридору.

В комнате было три кровати, одна пустовала, на второй лежала старуха, опутанная проводами, и тяжело, с хрипом дышала.

На третьей кровати Анна увидела Светлану.

В первый момент она ужаснулась – не может быть, это не она. Потому что то, что лежало на кровати, никак не напоминало ту женщину – интересную, хорошо и со вкусом одетую блондинку, которая встретила Анну на вокзале.

Когда это было? Недели две назад? Всего две недели?

Теперь перед Анной лежало изможденное существо без возраста и, кажется, даже без пола. Серая кожа свисала со щек складками, бледные потрескавшиеся губы, глаза полузакрыты. Пальцы рук, лежащих поверх одеяла, скрючены, ногти обломаны, сами руки в синяках и ссадинах от веревок, врезавшихся в них в течение нескольких дней.

«Правду говорят – краше в гроб кладут», – подумала Анна, но не стала плакать и ужасаться, а жутко разозлилась.

Если бы были сейчас перед ней те люди, что сделали такое с ее единственным близким человеком, она задушила бы их собственными руками.

– Света… – Она наклонилась и робко тронула сестру за руку. – Света, ты меня слышишь?

Ничего не случилось, рука не шевельнулась, и сомкнутые ресницы сестры даже не дрогнули.

– Света, это я, Анна, твоя сестра, – заговорила Анна негромко, но твердо, – ничего не бойся, я теперь буду рядом и никому не дам тебя тронуть.

Показалось ей или нет, что пальцы сестры, которые она сжимала в руке, чуть дрогнули? Или это случайность?

Анна наклонилась совсем низко к лицу Светланы и услышала тихий и жалобный стон. И мгновенно почувствовала себя в темном сыром погребе, в полном одиночестве и неведении. И надежды на спасение не было никакой.

Сначала было холодно и хотелось пить и есть. Потом только пить. Затем уже ничего не хотелось, она впадала в беспамятство все чаще и чаще. После она смирилась, потому что поняла, что это конец. И даже вспомнила какие-то молитвы, которые слышала в детстве от бабушки.

После чего уже больше ничего не помнила и не осознавала.

И не осознала, что ее спасли, вытащили из темного погреба какие-то люди и было много воды и света.

Кто-то шумел, кричал, лаяла собака…

Светлана снова погрузилась в бездонное забытье.

– Света, Света, очнись! – звала Анна сквозь подступившие слезы. – Больше не будет ничего страшного и плохого, никто тебя не тронет…

Ресницы Светланы дрогнули, и веки чуть приподнялись, и Анна прижала руки к груди, но… глаза сестры снова закрылись.

Ну что ж.

Анна нашла жесткий стул с неудобной металлической спинкой и уселась рядом с кроватью. Она подождет. И будет все время разговаривать с сестрой, читала же она, что такие больные слышат, особенно если с ними разговаривает близкий человек.

Старуха на соседней койке по-прежнему хрипела, в палате никого не было.

Анна заметила, что жидкость в старухиной капельнице закончилась, и подошла, чтобы перекрыть доступ воздуха.

Вот куда, интересно, медсестра подевалась? Тоже мне, реанимация называется!

В это время бесшумно открылась дверь палаты, и появился врач. Но не тот, который выскочил недавно и помчался по коридору с озабоченным видом. И не замотанная женщина с растрепанными волосами, и не пожилая, полная, в домашних тапочках…

Пока Анна сидела у дверей, она всех изучила.

Этот был совсем не такой. В наглухо застегнутом белом халате, который был ему явно велик, потому что рукава подвернуты, без шапочки.

Он вошел и оглянулся, не заметив Анну, которая отошла как раз к соседней кровати и возилась с капельницей за ширмой.

Этот взгляд Анне не понравился, как будто доктор чего-то или кого-то боялся.

Он взял Светлану за руку и удовлетворенно хмыкнул, увидев примотанный к руке катетер для капельницы. Сама стойка с капельницей стояла в углу, и врач направился к ней.

Анна осознала нечто странное, неправильное в его походке. Как-то он шел неуверенно, крадучись. И потом, он собирается ставить капельницу сам? Это всегда делает процедурная сестра.

Анна долгое время провела в больнице, уж там все порядки изучила. Все же дело трудное – в вену попасть не всякий сможет. В больнице строго: каждый должен делать свою работу, лишнего никто выполнять не станет.

Врач между тем выбрал капельницу и достал из кармана наполненный шприц. Проколол иглой емкость с обычным физиологическим раствором и следил теперь, как содержимое шприца входит туда.

Анна не верила своим глазам. Что это он делает? Достал из кармана шприц, на руках нет перчаток, первую попавшуюся капельницу схватил. И он собирается ставить ее Светлане? Ну и порядки в этой больнице!

– Что вы ей вводите? – спросила Анна, и увидела, как врач вздрогнул.

– Черт! – прошипел он и повернулся. – Вы вообще, как здесь оказались? Что вы здесь делаете?

– А вы? – Анна увидела его глаза и осмелела, сообразив, что это не врач вовсе, у доктора не может быть таких глаз.

– Немедленно покиньте помещение реанимации! – По идее, он должен был бы проорать эту фразу громко, но этот тип, однако, произнес ее вполголоса, как будто боялся, что его кто-то услышит.

И оглянулся на дверь, что прибавило Анне смелости.

Если бы дело касалось ее лично, она бы испугалась и промолчала, как всегда. Но тут речь шла о жизни ее сестры, которая и так настрадалась вволю и совсем недавно была на волосок от смерти.

– А сам-то ты кто? – Анна подошла ближе и не увидела на карманчике халата бейджа. – Из какого отделения? Я из реанимации всех знаю!

Она ожидала, что тот сейчас достанет телефон и вызовет охрану. Ну и что, зато люди придут. С другой стороны, какая тут охрана, когда вообще никого нет, и дверь настежь, заходи, кто хочешь!

Лицо этого типа как-то странно перекосилось, он вытащил из кармана что-то блестящее и пошел на Анну, прошипев какое-то ругательство.

Анна попятилась, уразумев, что сейчас он ее убьет, потому что разглядела в его руке длинный узкий нож.

– Ты лучше мне не мешай… – вкрадчиво и одновременно скрипуче заговорил он. – Ты лучше в сторонку отойди-и…

Раньше она окаменела бы от страха, услышав такой ужасный голос, но теперь, когда от нее зависела жизнь сестры… а что этот тип пришел убить Светлану, она более не сомневалась.

– Помогите! – заорала Анна в полный голос. – Убивают! Помогите же кто-нибудь!

– Никто тебе не поможет… – прошипел убийца, – лучше молчи, не то я первой убью тебя…

Анна схватила стул с жестким сиденьем и неудобной металлической спинкой и бросила его в убийцу. Он увернулся, стул попал в шкафчик с медикаментами, со звоном посыпалось стекло, и тут в дверном проеме возникла ошеломленная медсестра, в белом халате, с белой косынкой на голове, которая не нашла ничего умнее, чем спросить:

– Что тут происходит?

– Тебя это не касается! – вызверился на нее убийца. – Пошла прочь, спи на своем посту!

Но тут произошло что-то странное.

Медсестра резким жестом сорвала с головы белую косынку, высвободив темные волосы…

Волосы?

Анне показалось, что на голове женщины были не волосы, а извивающиеся, гневно шипящие змеи.

И не только Анне.

Убийца испуганно вскрикнул и бросился к двери. Медсестра не успела отпрянуть, он сбил ее с ног и исчез.

– Что такое, что? – Медсестра поднялась, со стоном потирая ушибленный бок.

Анна удивленно смотрела на нее.

Конечно, никаких змей у нее на голове не было, обычные волосы, густые и вьющиеся. Померещилось, наверное.

Малость придя в себя, медсестра тут же напустилась на Анну:

– Вы вообще кто такая и кто дал вам право находиться в реанимации? Немедленно покиньте палату интенсивной терапии!

– Да? – Анна уперла руки в бока и пошла на медсестру. – А что у вас дверь нараспашку и никого нету – это как? А что у вас люди в тяжелом состоянии без помощи находятся – это как? А кто вам дал право покидать пост, Николаева Людмила Ивановна?

Она прочитала имя и фамилию на бейджике.

– Покиньте палату, вам нельзя тут находиться! – взвизгнула медсестра, но уже без драйва.

– Никуда я не уйду, можете вызывать охрану и начальство, как раз хочу с ним поговорить! – Анна взяла все тот же стул и уселась возле кровати Светланы. – Большие опасения есть у меня насчет здоровья сестры.

– А начальство как раз здесь! – это произнес крупный мужчина лет пятидесяти с сурово сдвинутыми бровями. – Что здесь произошло?

– Я не знаю… – медсестра на глазах становилась меньше ростом, – вот она вошла…

– Значит, так! – Анна поняла, что этого мужчину криком не проймешь, он и сам может так рявкнуть, что окна вылетят. – Я – сестра вот этой больной. Сидела под дверью, потом все ушли, дверь открыта, больные без присмотра, я и вошла.

– Так? – Заведующий повернулся к медсестре.

– Я только на минутку… – забормотала она, – все-таки живой человек… нужно мне…

– Где дежурный врач? – Мужчина спросил это так обманчиво спокойно, что Анна невольно тому врачу посочувствовала.

– Тут я, – в дверях возник запыхавшийся молодой доктор. – Меня в приемный покой вызвали срочно!

– И что?

– И ничего! Никто не признается, что звонил, меня там и не ждали!

«Это тот тип позвонил, чтобы никого в реанимации не было! – осенило Анну. – А эта дура обрадовалась, что никто ее не контролирует, и побежала кофе выпить или с подружками потрындеть…»

– Послушайте, – заговорила она как могла твердо и уверенно, – вам ведь сообщили, что моя сестра едва не умерла, ведь полиция даже охрану к палате приставила!

– Сидел тут какой-то, в телефон играл, – буркнула медсестра, – потом ушел, ничего мне не сказал. Я откуда знаю, что ее охранять нужно? Мне своей работы хватает!

Заведующий раздраженно махнул рукой, чтобы она замолчала, он слушал пульс у Светланы, потом поднял веки и посмотрел в мутноватые глаза. Покачал головой, протянул руку не глядя, и засуетившаяся медсестра всунула ему медицинскую карту.

– Ну состояние у нее удовлетворительное, конечно, было сильное обезвоживание и переохлаждение, но организм оказался сильным, так что ничего такого необратимого нету, – сказал он Анне. – Полежит еще немного здесь под капельницами, а потом можно и в палату переводить.

– Вот как раз насчет капельниц, – перебила его Анна, и рассказала про странного типа, который ввел что-то в капельницу.

Медсестра, повинуясь ее грозному взгляду, не посмела отпираться и подтвердила:

– Да, был такой, ее с ног сбил и убежал.

– Нельзя ли ее в отдельную платную палату перевести? – спросила Анна, с тоской вспоминая, что денег у нее кот наплакал. Но ведь у Светланы, наверное, что-то есть…

Заведующий посмотрел на свет содержимое емкости, которое помутнело, нахмурился и согласился.

– Сама буду в палате дневать и ночевать. Глаз с нее не спущу! – сказала Анна.

И добавила про себя, что нет у нее доверия к этой больнице.

Клодия обернулась и увидела, что из проулка вышли первые солдаты под командой пожилого центуриона.

Неспящие, городская стража, каждую ночь обходящая улицы Вечного города, чтобы пресекать грабежи и убийства…

Клодия облегченно вздохнула и обернулась на таинственного незнакомца…

Но того и след простыл.

Отряд Неспящих приблизился.

Центурион осветил Клодию факелом, удивленно взглянул на нее и спросил:

– Что делает такая благородная девушка в столь поздний час в этом опасном районе?

– Я разминулась со своими слугами, заблудилась и случайно зашла сюда. Мне очень повезло, что я встретила вас!

– Вам действительно очень повезло! – кивнул центурион. – Это очень опасное место, по ночам здесь хозяйничают воры и убийцы. Чудо, что вы не столкнулись ни с кем из них. Я дам вам двух солдат в сопровождающие, и они проводят вас до дома.

Клодия сказала, где живет. Центурион приказал двоим солдатам из своего отряда проводить ее до дома, и меньше чем через час девушка уже вошла в свое жилище.

Ее встретила преданная служанка. Лицо ее было бледным и испуганным.

– Вы в порядке, госпожа? – проговорила она.

– Я-то в порядке! – ответила Клодия злым голосом. – Но где мои телохранители? Где эти чертовы эфиопы? Они бросили меня в ночном городе, ушли неизвестно куда! Они будут сурово наказаны!

– Они не вернулись, госпожа! И вот еще что… в триклинии вас ждет какой-то человек.

– Что за человек? Сенатор Клавдий?

– Нет, госпожа. Совсем другой человек, ничуть не похожий на сенатора. Он сказал, что у него к вам важное дело.

– Важное дело? В такой поздний час?

Служанка ничего не ответила.

Клодия прошла в триклиний.

Навстречу ей шагнул высокий человек, лицо которого было покрыто серовато-бледным загаром и прорезано глубокими складками. Вместе с костистым носом эти складки делали его похожим на огромную хищную птицу. Особенно заметным это сходство было в полутемном триклинии, освещенном единственным масляным светильником. На лице незнакомца выделялись глубоко посаженные глаза, темные, как осенняя ночь.

– Кто вы? – спросила Клодия, испуганно попятившись. – Вы весь день преследовали меня… правда, вы спасли меня от того человека…

– У тебя оказалась очень важная вещь… вещь, которая не принадлежит тебе. Отдай ее мне – и можешь жить спокойно.

– Что мне остается… я чувствую, что вы не оставите меня в покое…

Клодия достала камею и хотела уже отдать ее незнакомцу, но в это время по триклинию пробежал порыв ветра. Светильник едва не погас, тени заметались по стенам, и где-то совсем близко раздался крик совы.

Незнакомец отступил к стене, казалось, он к чему-то прислушивается.

В самом темном углу триклиния раздался шорох.

Клодия взглянула туда и увидела огромную змею. Змея подняла голову, затем подняла почти все свое гибкое тело, раскачиваясь на хвосте, – и вдруг превратилась в женщину с пылающими глазами. Вместо волос на голове ее извивался клубок змей.

– Сес-стра… – прошипела ужасная женщина, медленно раскачиваясь и не сводя глаз с Клодии. – Сес-стра… нас-с с тобой связывают древние, давние с-связи… тысячу лет назад мы царс-ствовали в этом мире… тогда этот мир еще был молод… годы идут, минуют с-столетия, но наша с-связь ос-стается нерушимой… мы с тобой сес-стры…

Затем она резко повернулась к горбоносому незнакомцу и повелительно обратилась к нему:

– Ос-ставь в покое мою сес-стру! Она из-збрана! Она будет хранить камею, пока не придет время найти нового хранителя! Не с-смей идти против моей воли!

– Слушаю, госпожа! – отозвался мужчина, низко склонившись. – Слушаю и повинуюсь!

В ту же секунду светильник погас, и на триклиний обрушилась тьма.

– Госпожа, госпожа, проснитесь!

Клодия раскрыла глаза. Она лежала в собственной постели, над ней стояла служанка.

– Госпожа, вы просили разбудить вас с восходом солнца. Солнце давно взошло, а вы все спите…

– А где тот странный человек?

– Какой человек, госпожа?

– Тот, что вчера ночью ждал меня в триклинии.

– Вчера здесь никого не было. Вы вернулись довольно рано и легли в постель, попросив разбудить вас на рассвете…

– Значит, все это мне приснилось?

И тут Клодия почувствовала какой-то болезненный укол.

Она протянула руку и нащупала в постели небольшой твердый предмет.

Это была обрамленная в золото камея из двухслойного оникса – женское лицо, вместо волос окутанное клубком извивающихся змей.

Прошло три недели. За это время Светлана поправилась, только выглядела худой и изможденной, как после тяжелой болезни.

Ну это дело поправимое, радовалась Анна.

Она не оставляла сестру ни на минуту, переехала к ней и всячески пыталась ей помочь.

Они много разговаривали, рассказывали друг другу о своей жизни, Анна только не упоминала про убийство, свидетелем которого она была два года назад. Ни к чему это Светлане, у нее и так нервы не в порядке после всего случившегося.

Сообщение о том, что ее бывший муж Чекан хотел ее убить, Светлана восприняла довольно спокойно, в глубине души она давно знала, что бывший – порядочная скотина и за деньги готов на все. Так что поделом ему, теперь долго будет сидеть.

Дуся упросила следователя поменьше и поосторожнее допрашивать Светлану, отказать ей никто не мог.

И наконец настал тот день, когда сестры поехали к нотариусу. Он все звонил и просил приехать, потому что по закону полагается все оформить в определенный срок.

Их встретила молодая довольно-таки девица, которая безуспешно пыталась казаться старше. Деловой строгий костюм ей совершенно не шел.

Если бы увидела ее Дуся, она бы тотчас узнала Алену Козлихину, которую повысили до помощника нотариуса без ее на то особого желания.

Светлана слушала завещание, удивленно раскрыв глаза.

– Первый раз в жизни слышу это имя, – призналась она, – понятия не имею, почему мне оставили такое наследство.

Нотариус заверил ее, что тут нет никакой ошибки, что господин Броницкий – его давний клиент и что он ручается за правильность оформления. А в подробности он нотариуса не посвящал, кто кому кем приходится – это не важно. Это уж потом будете разбираться, когда налог с наследства платить придется.

На прощание нотариус пожелал сестрам всего наилучшего, присовокупив, чтобы ехали в квартиру побыстрее, а то там домработница сидит безвылазно, хочет ключи отдать и отдохнуть наконец.

Встретила их нелюбезная старуха, которая долго изучала Светлану в глазок, несмотря на то что звонил ей нотариус, и Дуся по просьбе Анны тоже.

Наконец старуха открыла дверь, но не пустила их дальше коврика в прихожей, потребовала копию завещания и долго и внимательно читала ее, шевеля губами.

– Ну ладно, – сказала она наконец, – вижу, что все правильно. Так что добро пожаловать, хозяйка! – И она улыбнулась, показав полный рот стальных зубов.

– Значит, располагайся, сама все тут осмотришь и найдешь, что нужно! – Старуха обращалась исключительно к Светлане, игнорируя Анну. – Квартиру оставляю тебе в полном порядке, вот телефон мой на всякий случай, а я уж пойду… намаялась тут, как сторожевая собака у двери-то сидеть. Опять же нужно со своим наследством разобраться… Царствие небесное Сергею Сергеевичу, пускай земля ему пухом будет, не обидел меня… Смотри, как сигнализацию включить! – Это она уже обращалась к Анне.

Когда Анна вошла в кухню, она увидела, что Светлана, очень бледная, сидит возле стола.

– Тебе плохо? – испугалась Анна.

– Нет, просто устала очень… такой день длинный, столько событий… Знаешь, никак не могу привыкнуть к мысли, что все это мое… Да и нужно ли это мне?..

– Ну раз владелец тебе все это завещал… – протянула Анна, – ты же не можешь отказаться.

– Конечно! – Светлана вздохнула. – Нужно все тут изучить, осмотреть, для начала разобраться с картинами, которые завещаны музеям. Ну вот и будет чем заняться!

– Только не переутомляйся!

Последующая неделя была утомительной. Светлана все время куда-то звонила, ей звонили тоже, она долго разговаривала с разными людьми, потом вдруг ужаснулась своему внешнему виду и записалась в парикмахерскую, прихватив и Анну.

В квартиру Броницкого они не ездили – некогда было.

К концу недели Анна пригляделась к сестре и поняла, что выглядит она оживленной, поздоровевшей и помолодевшей, особенно после того, как провела полдня в салоне красоты.

Анна оставила ее там после того, как ее подстригли, и поехала в свою квартиру, где давно нужно было навести хоть какой-то порядок.

И вот наконец телефонные разговоры прекратились, и начались действия.

Первым должен был прийти человек из Музея современного искусства, как сообщила Светлана.

Анна заметила, что была она оживлена и долго прихорашивалась перед тем, как выехать на встречу.

– Как ты думаешь, – спросила она, – можем мы предложить ему кофе или это официальная встреча? Правда, я понятия не имею, есть ли там кофе.

– Кофеварку я там видела, значит, и кофе есть, – обнадежила сестру Анна и прихватила на всякий случай из дома пачку крекеров.

В конце концов, не кофе пить этот музейщик к ним явится!

– Слава богу, теперь все позади! Все плохое прошло, и я нашла близкого, родного человека, то есть тебя. – Светлана улыбнулась сестре.

Прежде чем ответить на улыбку, Анна сделала над собой некоторое усилие. Потому что хоть и рада она была, что Светлана выздоровела, все же душу точил мерзкий червячок.

Кто был тот злодей, который покушался на Светлану в больнице? Ведь это не бывший муж, тот к тому времени уже был задержан.

Анна звонила Дусе, но мобильный не отвечал, а дежурный в отделении сообщил, что капитан Самохвалова в командировке, потом – на следственном эксперименте, потом – еще где-то, так что Анна отступилась.

Нотариус, правда, обмолвился с явным облегчением, что теперь, когда Светлана вступила официально в права наследства, ей ничего больше не угрожает, но сердце Анны по-прежнему не было спокойно.

Сестре она про это не говорила – ни к чему ее нервировать лишний раз.

Тем более что сейчас Светлана явно думала о другом.

– Знаешь, я хотела тебе сказать… – начала она, – у этого мужчины из музея такой приятный голос…

Закончить фразу она не успела, потому что в это самое время в дверь квартиры позвонили.

– Это он! Это человек из музея! По нему можно часы проверять! – Светлана поднялась и вышла в коридор.

Анна отчего-то почувствовала беспокойство. Она крикнула вслед сестре:

– Спроси, кто там! Не открывай дверь просто так!

– Да, конечно!

Беспокойство не оставляло Анну. Она направилась в прихожую следом за сестрой.

Светлана подошла к двери и спросила:

– Кто здесь?

– Это Арсений Ильич, из Музея современного искусства!

– Да, мы вас ждем!

Светлана открыла дверь. В квартиру вошел слегка сутулый мужчина средних лет, с длинными темными волосами, в очках с большими, слегка затемненными стеклами.

Он улыбнулся Светлане странной, словно ускользающей улыбкой и еще раз представился:

– Арсений Ильич! А вы, стало быть, Светлана Игоревна.

– Совершенно верно. Проходите, пожалуйста.

Тут гость увидел в глубине прихожей Анну, и по лицу его промелькнула некоторая растерянность.

– А это моя сестра… моя единокровная сестра, Анна Игоревна! – представила Светлана.

– Ах, вот как… очень приятно! – Мужчина подошел к Анне, внимательно взглянул на нее.

– Вы похожи! – проговорил он, чуть прищурившись.

– Что вы! Прежде никто этого не говорил. – Анна сдержанно улыбнулась.

– Поверьте мне! У меня взгляд искусствоведа. Я замечаю то, что другие люди не видят.

Он отвел взгляд от Анны, поправил очки и принялся разглядывать развешанные по стенам картины.

– Прелестно, прелестно… вот это, наверное, Карпенко? Ну да, точно, ранний период… а где же то, ради чего я приехал? Где «Красный параллелепипед»? Простите мою настойчивость, но мне не терпится ее увидеть. Я столько слышал об этой картине, читал и вот, наконец, увижу собственными глазами…

– Пойдемте, эта картина висит в гостиной.

Мужчина быстро пошел вперед, обогнав Светлану.

Анна удивленно взглянула на него. Казалось, он хорошо ориентируется в этой большой и запутанной квартире, как будто уже бывал здесь. И бывал не раз. И еще ей показалось, что она уже видела этого человека. Эта чуть скованная походка, поворот головы… да нет, откуда, у нее никогда не было знакомых искусствоведов…

Все трое вошли в гостиную, и гость прямиком устремился к большой картине, висящей в простенке между окнами:

– Вот она! Какая мощь! Какие краски!

Он остановился перед картиной, снова поправил очки, сложил руки восторженным жестом и повернулся к Светлане:

– Замечательно! Просто замечательно! Это наверняка одно из лучших произведений Биневича! Но я хотел спросить вас, Светлана Игоревна. Возможно, вы захотите передать нашему музею еще что-нибудь из коллекции вашего… родственника?

Светлана замялась, и мужчина поспешно добавил:

– Не безвозмездно, конечно! У музея есть деньги, и мы охотно купим у вас что-нибудь интересное. Мы сейчас создаем в музее отдел прикладного искусства, и если у вас есть что-нибудь подходящее… например, если у вас есть какая-нибудь интересная шкатулка…

Анна настороженно взглянула на гостя.

Его интонация показалась ей какой-то подозрительной, странно вкрадчивой.

И в это время на столике красного дерева в углу гостиной громко зазвонил телефон.

Это был старый массивный телефон черного цвета, с непривычным круглым наборным диском. Он звонил и звонил.

Светлана стояла далеко, и Анна сняла трубку.

– Это квартира Броницкого? – раздался в трубке смущенный голос.

– Да, совершенно верно…

– Вас беспокоит Арсений Ильич Ростоцкий из Музея современного искусства… мы договаривались о встрече…

– Вот как? – проговорила Анна, стараясь никак не показать свое удивление, и быстро взглянула на длинноволосого гостя.

– Я должен извиниться перед вами, я опаздываю. У меня случилась небольшая неприятность с машиной…

– Вот как? – повторила Анна. – Ничего страшного, Полина Петровна, вы уберете квартиру позднее…

– Что?! – удивленно переспросил ее собеседник. – Какая Полина Петровна? Это Ростоцкий из музея!

– Да, Полина Петровна, я вас хорошо поняла. Сейчас нам не очень удобно, у нас гость, поэтому я прошу вас убрать нашу квартиру позднее. Здесь очень много работы…

– Я не понимаю…

– Я вам все сказала. Сейчас нам не очень удобно.

– Повесьте трубку! – раздался вдруг резкий повелительный голос.

Анна подняла глаза.

Длинноволосый мужчина неожиданно изменился. Смущенное лицо, вкрадчивые манеры бесследно исчезли. Теперь это был властный, жестокий, безжалостный человек.

Одной рукой он обхватил Светлану, в другой был нож, острие которого он направил на горло женщины.

– Повесьте трубку! – повторил он.

– Что вы делаете… – слабым, испуганным голосом проговорила Светлана. – Кто вы?

– Трубку! – рявкнул мужчина.

– Да, конечно… – Анна осторожно опустила трубку на рычаг. – Я уже повесила, вы видите… только не делайте ничего непоправимого… не делайте ничего, о чем позднее придется пожалеть…

– А это уже зависит от вас! От вас с сестрой! – Мужчина слегка надавил ножом на горло Светланы. – Если вы не создадите мне проблем – я оставлю вас в живых. Мне нужна только шкатулка…

– Какая шкатулка? – переспросила Анна.

– Нефритовая шкатулка вашего… моего дядюшки!

– Но мы ничего не знаем ни о какой шкатулке! Мы ее не видели!

– А вам и не нужно знать! Я сам знаю, где она спрятана. От вас требуется только одно – не мешать мне, не создавать мне проблем! Я забрал бы ее раньше, но тут была эта жуткая бабка, дядина домработница. Она стерегла квартиру, как цепная собака…

Он шагнул вперед, не отпуская Светлану, и приказал Анне:

– Иди в кабинет! И чтобы никаких фокусов, никаких резких движений, иначе твоя сестра умрет!

– Но зачем мы вам? – спросила Анна. – Берите то, что вам нужно, и уходите! Если вы знаете, где это…

– Не умничай! Я не хочу, чтобы вы устроили мне какой-нибудь сюрприз! Вы должны все время быть на глазах! Я сказал – иди в кабинет!

Анна повернулась, медленно вышла из гостиной.

Она старалась не оборачиваться, но слышала за спиной шаги и тяжелое дыхание мужчины, слышала тихие всхлипы Светланы.

Она еще плохо ориентировалась в этой квартире и сначала повернула налево.

– Куда! – рявкнул за спиной мужчина. – Направо!

Анна послушно свернула направо, открыла дверь, вошла в кабинет покойного Броницкого. Она еще ни разу не была в кабинете, они вообще только пару раз заходили в эту квартиру, Светлана говорила, что ей здесь как-то непривычно, все незнакомое и чужое. Анну тоже сюда не тянуло.

Как и в других комнатах, здесь было много картин, вдоль стен стояли застекленные шкафы красного дерева с большими старинными томами в тисненых переплетах. А еще здесь был камин, отделанный цветным мрамором. Возле него стояла кованая подставка с кочергой, щипцами и лопаткой для углей.

На каминной доске красовались три большие вазы расписного китайского фарфора с цветами и драконами.

Но самым заметным предметом в кабинете был письменный стол. Он был огромный, на львиных лапах, с массивными тумбами, украшенными изящной резьбой – цветочные гирлянды и грозди винограда обвивали античные колонны в продольных каннелюрах.

Впрочем, Анна заметила все эти красоты только мельком, краем глаза. Ей сейчас было не до них.

Длинноволосый мужчина посмотрел на нее мрачным подозрительным взглядом и прошипел:

– Стой там, в углу! И не забывай, одно резкое движение – и вам обеим конец! И тебе, и твоей сестрице! Помни, ей много не надо!

Действительно, видно было, что Светлана едва держится на ногах. Все ее оживление и блеск в глазах куда-то ушли, теперь вид снова был изможденный.

Злодей толкнул ее в кресло, уверенным, привычным движением выдвинул верхний ящик стола, достал оттуда моток скотча и обмотал им руки и ноги Светланы. Бросив еще один опасливый взгляд на Анну и убедившись, что она стоит в углу за камином, он повернулся к столу, провел рукой по правой тумбе, словно что-то искал на ощупь.

Анна следила за ним, как завороженная.

Мужчина нажал на капитель резной колонны.

Послышался негромкий щелчок, и из другой, левой тумбы стола слегка выдвинулся незаметный прежде ящик.

Губы мужчины скривились в довольной улыбке.

– Вот оно! – проговорил он тихо и полез в нагрудный карман своего пиджака.

Оттуда он достал небольшой ключик.

Вместе с ключом из кармана выскользнул еще какой-то блестящий предмет и упал на пол, негромко звякнув. Мужчина вполголоса выругался и наклонился, чтобы поднять этот предмет.

Но за ту долю секунды, пока его потеря лежала на полу, Анна успела разглядеть ее.

Это была старинная серебряная ложечка, украшенная тонкой резьбой.

В глазах у Анны потемнело.

Она вспомнила другой день, два года назад.

День, когда она вбежала в квартиру Эмилии, той женщины, к которой ушел от нее Ростислав, и нашла ее на полу мертвой, с вырванными глазами и темно-красной розой во рту…

Тогда на пол упал тонкий лучик солнечного света, и что-то блеснуло на полу возле тела.

Это была ложечка. Маленькая чайная ложечка очень изящной формы, несомненно, старинная, с монограммой.

И сейчас время словно потекло вспять.

На полу лежала точно такая же ложечка.

Нет, не такая же.

Внутренним чувством Анна поняла, что это – та самая ложечка. Именно та серебряная ложечка, которой два года назад зверь в человеческом облике вырвал Эмилии глаза…

Несколько мыслей одновременно пролетели в ее голове.

Первая – что перед ней сейчас тот самый человек, который зверски убил Эмилию. Впрочем, можно ли назвать его человеком?

Вторая мысль – что тогда, два года назад, когда она вошла в квартиру Эмилии, убийца еще находился там, совсем рядом с ней. Ведь ложечку тогда не нашли, значит, он подобрал ее, когда Анна потеряла сознание. Ну да, подобрал и унес, и сейчас она лежит у него в кармане…

Третья же мысль была еще страшнее первых двух.

Этот человек… нет, это создание не оставит их в живых. Полагаться на его милость, на его обещание – безумие… только она сама может спасти себя. Себя и сестру.

Злодей поднял ложечку, но прежде, чем спрятать ее в карман, быстро оглянулся. Должно быть, он почувствовал взгляд Анны.

Глаза его вспыхнули. Он перевел взгляд с побледневшего лица Анны на ложечку, снова на Анну и криво усмехнулся.

И, перехватив его взгляд, Анна поняла, что она права, что смертный приговор им с сестрой подписан.

Губы его шевельнулись, и он едва слышно проговорил:

– Совсем не тот типаж!

И тут Анна вспомнила, что эти же слова услышала сквозь наползающее беспамятство в тот день, в квартире Эмилии. Услышала, прежде чем потеряла сознание.

– Это был ты, – проговорила она, не сводя с него глаз. – Тогда, два года назад, в Дальнереченске это был ты.

– Ну, допустим, я! – Он усмехнулся, и в этой усмешке была странная извращенная гордость. – Что ж, ты сама виновата… сейчас я завершу свое дело и займусь вами обеими…

«Кто бы сомневался…» – с тоской подумала Анна.

Лица Светланы ей не было видно, но по ее позе чувствовалось, что сестру совершенно покинули силы.

Злодей снова повернулся к столу и вставил ключ в скважину потайного ящика, повернул его…

Ящик выдвинулся до половины.

Злодей запустил в него правую руку, пошарил внутри…

И вдруг раздался громкий щелчок, и в ту же секунду кабинет огласил дикий вопль, в котором соединились боль, испуг и удивление.

Анна широко раскрыла глаза.

Злодей стоял на прежнем месте, запустив руку в ящик. Лицо его было перекошено от боли и злобы. Он пытался вытащить руку из ящика, но не мог это сделать.

Анна поняла, что произошло.

В ящике была установлена ловушка, что-то вроде волчьего капкана, и злодей попал в этот капкан. Его рука была зажата стальными зубьями.

По лицу злодея текли струйки пота. Он попробовал высвободить руку свободной рукой, но это не получилось.

Тогда он попытался той же свободной рукой дотянуться до правой тумбы стола, где находилась скрытая пружина, приводящее в действие механизм потайного ящика, но не смог до нее дотянуться, ему не хватило буквально нескольких сантиметров.

Он скосил глаза на Анну и прошипел сквозь зубы:

– Подойди! Подойди сюда и нажми на ту кнопку, на капители колонны! Вот там, на тумбе!

– Щас! – выдохнула Анна с ненавистью. – Размечтался! За кого ты меня принимаешь? За круглую идиотку?

– Подойди! – повторил злодей. – Подойди, иначе…

– Иначе – что? Ты отрежешь себе руку?

Вместо ответа злодей схватил со стола свой нож.

В первый момент Анна вообразила, что он и правда хочет отрезать себе руку, как дикий зверь, попавший в капкан, отгрызает себе лапу, чтобы вырваться на свободу.

Но тут же она поняла его истинные намерения.

Злодей дотянулся ножом до связанной Светланы, поднес острие ножа к ее глазу и повторил:

– Подойди сейчас же, иначе я вырежу ее глаза!

Светлана в ужасе закрыла глаза и пролепетала едва слышно:

– Не делай этого! Не слушай его!

И тут Анна перестала думать. Ее подхватила темная, нерассуждающая волна ненависти и решимости.

Она схватила первое, что попалось ей под руку – это была каминная кочерга, – в один прыжок подскочила к злодею и нанесла один за другим два удара – один по его руке с ножом и второй – по голове.

Мужчина издал какой-то странный утробный звук, выронил нож, ноги его подломились, и он без сознания рухнул на пол, точнее, повис над полом рядом с тумбой стола. Его удерживала на весу вывернутая рука, по-прежнему зажатая в стальном капкане.

Анна хотела снова ударить его, хотела бить и бить, пока его лицо не превратится в кровавое бесформенное месиво – но тут она услышала тихий, умоляющий голос Светланы:

– Не нужно. Все кончено. Остановись.

И она остановилась, перевела дыхание.

Потом положила на пол кочергу, взяла нож и освободила свою сестру.

А потом повернулась к злодею.

Тот полулежал возле стола с рукой, все еще зажатой в капкане. Внешность его неузнаваемо изменилась – и не только от ран и ссадин, нанесенных кованой кочергой.

От удара и падения с него свалились очки и парик.

Анна поняла, где видела этого человека, – это именно он проник в больничную палату, чтобы убить Светлану. Стало быть, племянник Броницкого… А нотариус уверял их, что если Светлана вступила в наследство, то ей ничего больше не угрожает… А этот вон что задумал…

Анна нажала на кнопку, спрятанную в капители колонны. Раздался щелчок, стальные зубья втянулись, рука злодея высвободилась и безвольно повисла в воздухе, и в ту же секунду потайной ящик вернулся в прежнее положение, скрылся в глубине стола.

А еще через секунду в коридоре послышались шаги, и в дверях кабинета появился человек лет сорока, с аккуратно подстриженными волосами, на висках чуть заметно тронутыми сединой, в элегантном твидовом пиджаке и темно-красном галстуке.

Одним взглядом охватив кабинет, он развел руками:

– Кажется, я опоздал… но вы и так управились.

– Кто вы? – настороженно спросила Анна, и крепче сжала кочергу.

– Извините, я не успел представиться. Ростоцкий, Арсений Ильич, сотрудник Музея современного искусства. Мы с вами договаривались о встрече.

– Со мной… – подала Светлана слабый голос и попыталась встать.

– Вот как? – переспросила Анна, не выпуская кочерги. – А документы у вас имеются?

Но мужчина ее не слышал, он подскочил к Светлане и поддержал ее, потом бережно перевел ее в более удобное кресло и усадил туда, как будто она была не женщиной, а одной из фарфоровых ваз, что стояли на каминной полке.

– Осторожнее! Наверное, вам надо в больницу?

– Не надо, ей уже лучше! – ответила за сестру Анна. – А все же покажите свои документы!

– Да, конечно! – Мужчина достал из кармана книжечку удостоверения и протянул ее Анне.

Анна внимательно осмотрела ее и вернула хозяину:

– И еще – как вы вошли в квартиру?

– Можете представить – дверь была не заперта.

– Это я забыла ее запереть… к счастью… – подала голос Светлана.

– Боже, как же я рад, что с вами не случилось ничего страшного! – Ростоцкий прижал руки к сердцу.

Анна внимательно посмотрела на него. Что-то уж слишком суетится. И смотрит на Светлану, как будто, кроме нее, и на свете никого нет… И она тоже глаз от него отвести не может, говорила же, что по голосу он ей понравился. Сами небось еще это не сознают, а ей, Анне, со стороны все понятно. Что ж, видно, придется ей съезжать в квартиру отца… Будем надеяться, что Светины неприятности на этом закончатся.

– Извините за мое недоверие, – сказала она. – Дело в том, что этот человек представился вашим именем.

– Вот как? – Ростоцкий внимательно взглянул на безжизненное тело. – А что здесь вообще произошло? Я понял по вашим словам, что происходит что-то скверное…

– Вообще-то я хотела дать вам понять, что нужно вызвать полицию.

– Что я и сделал.

– И где же эта полиция?

– Здесь!

В дверях кабинета стояла Дуся Самохвалова. Из-за ее плеча выглядывал капитан Лебедкин.

– Мы узнали от дежурного, что вызов был в эту квартиру, и поспешили сюда… а что вообще произошло?

Тут заговорила Светлана:

– Этот человек… он обманом проник к нам и хотел нас обеих убить. Не знаю почему…

– А я, кажется, знаю! – Дуся Самохвалова оглядела поверженного злодея. – Позвольте представить – племянник покойного господина Броницкого. Он рассчитывал на дядюшкино наследство, и ему мешали только вы, Светлана Игоревна. Если бы вы погибли, он стал бы единственным наследником. Однако это ему не удалось! – Дуся выразительно взглянула на Анну, которая все еще сжимала в руке кочергу.

«И где ж вы раньше были?» – подумала Анна и постаралась, чтобы эта мысль отразилась в ее глазах.

Впрочем, Анна тут же опомнилась. Эта толстая обаятельная Дуся ей нравилась.

В это время злодей застонал и зашевелился.

Открыв глаза, он увидел Анну и проговорил странным, полусонным голосом:

– Это ты… опять ты… как тогда, два года назад, в Дальнереченске…

– В Дальнереченске? – вспыхнул Лебедкин. – Два года назад, когда там было совершено зверское убийство?

– Тогда я на месте убийства видела серебряную ложечку… – проговорила Анна. – Посмотрите в его нагрудном кармане, она у него!

Лебедкин коршуном бросился на злодея и выхватил из его кармана старинную ложечку.

– Это та самая! – вскрикнула Анна. – Этой ложечкой он… – видно было, что ей очень трудно продолжать, но она заставила себя: – Этой ложечкой он вырезал глаза Эмилии!

– Вряд ли это можно рассматривать как улику… – с сомнением проговорила Дуся.

Но тут что-то случилось с племянником Броницкого.

Лицо его побледнело и как-то оплыло, в нем проступило что-то детское. Он заговорил странным детским голосом:

– Мама, мамочка, не надо! Пожалуйста, не выковыривай мои глазки! Я больше не буду подсматривать за тобой… пожалуйста, мамочка, не сердись на меня! Я буду хорошим, послушным…

– Типичный психопат с ретроградным отклонением! – авторитетно проговорил Лебедкин.

– Чего? – переспросила Дуся. – Начитался умных слов! А по-русски нельзя?

– Ну да, попросту – некоторые серийные убийцы совершают свои преступления из-за перенесенных в детстве психических травм. Почему-то чаще всего причиной является жестокое обращение матери. В голове у такого человека происходит странное замещение – саму мать он продолжает обожать, буквально боготворить, а все обиды и оскорбления вымещает на других женщинах. Чаще всего он выбирает тип, внешне похожий на мать.

Лебедкин перевел дыхание и закончил:

– Я не удивлюсь, если мы выясним, что мать этого урода была голубоглазой блондинкой. Видишь, он тоже поминает свою мать, просит у нее прощения… типичная картина!

Злодей тем временем продолжал хныкать:

– Мама, мамочка! Не сердись на меня! Я больше никогда не буду за тобой подсматривать! Я принесу тебе цветок, такой, какой ты любишь! Темно-красную розу…

– Темно-красные розы… – повторил Лебедкин. – Точно, это он! Все эти убийства – его рук дело!

Злодей вдруг вздрогнул и огляделся по сторонам, как будто проснулся. Лицо его снова изменилось, оно стало хитрым и скрытным.

– Кто вы такие? – проговорил он, увидев незнакомые лица. – Что вы делаете в этой квартире?

– Вот только не надо разыгрывать невинную овечку! – оборвал его Лебедкин. – Гражданин Штукин, вы арестованы по подозрению в нескольких убийствах в разных городах!

– Что за бред! – злодей криво усмехнулся. – Какие убийства? У вас ничего на меня нет!

– А это мы еще посмотрим! Может быть, и есть! Взять хотя бы эту ложку… – Лебедкин показал прозрачный пластиковый пакетик, в который положил серебряную ложечку.

– Отдайте! Отдайте мне ее! – захныкал Штукин. – Это мамина ложечка! Она мне очень дорога! Вы не имеете права…

– Еще как имею! Это важная улика! На ней наверняка осталось ДНК ваших жертв!

– Ерунда, я ее каждый раз как следует отмывал! – проговорил Штукин и тут же осекся, поняв, что сболтнул лишнее.

– Вы не представляете, Штукин, как далеко шагнула наука! Как бы тщательно вы ни отмывали орудие убийства, эксперты всегда найдут на нем частицы ДНК жертвы! И это еще не все… вот эта женщина видела вас на месте убийства в Дальнереченске!

Штукин хотел возразить полицейскому, хотел сказать, что Анна не могла его видеть, что она была без сознания, но на этот раз вовремя прикусил язык и только злобно покосился на Лебедкина:

– Вы блефуете!

– А вот это мы посмотрим!

Он рывком поднял Штукина с пола, защелкнул на его руках наручники. Тот скривился от боли:

– Осторожно! Моя рука!

– Потерпишь! – И Лебедкин вывел арестованного из комнаты.

Полицейские ушли, договорившись с Анной и Светланой встретиться позже, чтобы взять у них показания.

В квартире остались сестры и Арсений Ростоцкий.

– Что ж, теперь вы можете осмотреть картину, ради которой приехали! – проговорила Светлана вполне светским тоном.

– После всего, что здесь произошло? – возразила ей Анна. – Давайте хоть чаю выпьем, чтобы прийти в себя. Или, может быть, кофе?

– Пожалуй, лучше кофе, для бодрости… – улыбнулась Светлана, хотя по блеску глаз и порывистым движениям сестры Анна видела, что та и так бодра.

– Я заварю! – Анна вышла из комнаты, заметив, как обмениваются эти двое нежными взглядами.

Что-то больно быстро у них возник контакт… однако это может быть для Светланы полезно. Во-первых, не дело это, что молодая женщина все время одна, у нее должны быть друзья, поклонники, за ней должны ухаживать, приглашать куда-нибудь на люди… А во-вторых, человек этот Ростоцкий вроде порядочный, опять же в искусстве разбирается, поможет Свете с дядюшкиным наследством разобраться.

Анна усмехнулась: она рассуждает как умудренная жизнью дама преклонного возраста, а она ведь всего на три года старше Светланы, ей и сорока еще нет…

Ну, видно, судьба такая – жить одной. Она Светлане мешать не станет, над душой стоять не будет, необязательно ведь вместе жить. А понадобится сестре помощь – она сразу примчится.

Помянув добрым словом старуху-домработницу, у которой на кухне был полный порядок, все чашки в буфете стояли строго по ранжиру, и сахарница полна, и кофе имелся аж трех сортов, Анна составила чашки на поднос и понесла его в комнату.

Эти двое сидели рядом на диване, тесно сдвинув головы, и о чем-то толковали вполголоса.

За кофе разговор шел об искусстве, потом Ростоцкий долго любовался картинами и, наконец, уехал, предварительно договорившись, чтобы за ним прислали из музея машину. Он объяснил, что на его собственной машине оказались проколоты все колеса, оттого он и задержался. И если бы не его обязательность и хорошее воспитание, которое велело ему позвонить, тут же сказала Светлана, им с сестрой пришлось бы несладко.

А Анна добавила, что колеса ему наверняка проколол Штукин, чтобы задержать его и приехать раньше его в квартиру Броницкого.

Снова начались расшаркивания, встревоженные взгляды и предложение показать Светлану хорошему врачу, так что Анне это слегка надоело. Очевидно, Ростоцкий это заметил, и тут как раз позвонили, что машина у подъезда.

– Поедем и мы? – спросила Анна. – Я вызову такси.

– Подожди, это должно быть где-то здесь… – Светлана выдвинула верхний ящик стола и принялась перебирать бумаги.

– Что ты ищешь? – удивленно спросила ее Анна.

– Вот это! – Светлана вытащила из стопки бумаг листок с копией завещания Броницкого.

– Ты же его уже читала, и не один раз.

– Да, но одна фраза казалась мне непонятной и бессмысленной… вот эта фраза, послушай…

Светлана положила листок на стол и прочитала:

«…остальное мое движимое и недвижимое имущество, включая китайскую нефритовую шкатулку с ее содержимым, и кота Тимошу…»

– Когда я прочла завещание, я подумала, что Сергей Сергеевич поручил мне заботу о своем коте. Но никакого кота у него не было, и домработница сказала, что в его доме никогда не было кошек – он боялся за свой антиквариат. Но тогда что значит эта фраза? Тогда я думала о многом другом и не придала ей значения. Мало ли что написал старый человек…

– А сейчас?

– А сейчас я кое-что вспомнила… вспомнила, как мать в детстве пела мне какую-то странную колыбельную…

Светлана прикрыла глаза и запела монотонным усыпляющим голосом, в котором прозвучало что-то детское:

– У Тимоши, у кота были красны ворота, были красны ворота и калитка заперта… за калиткою за той спрятан ключик золотой…

Светлана замолчала, открыла глаза, посмотрела на сестру.

– Ну колыбельная как колыбельная, – проговорила Анна. – Почему ты сейчас вспомнила о ней?

– Кот Тимоша… не такой человек был Сергей Сергеевич, чтобы случайно упомянуть его в завещании. Тем более он упомянул его рядом с китайской нефритовой шкатулкой. Которая, очевидно, очень и очень ценная, раз этот тип, – Светлана кивнула на дверь, – так хотел ее получить.

– Да, но эту колыбельную пела тебе мать. При чем здесь покойный Сергей Сергеевич?

– Не знаю, может, и ни при чем, но он – родственник моей матери, и в детстве она с ним была знакома… потом между ними что-то произошло, как говорится, черная кошка пробежала…

– Ну не знаю… а сама-то ты что по этому поводу думаешь?

– Посмотри сюда! – Светлана наклонилась к правой тумбе письменного стола и показала сестре на покрывающую эту тумбу сложную резьбу.

На деревянной поверхности, рядом с античной колонной, на капитель которой нажал Штукин, были вырезаны изящные ворота, рядом с ними была маленькая калиточка.

– Вот они – «красны ворота»! – проговорила Светлана взволнованно. – Ворота, вырезанные на красном дереве! А вот и запертая калитка… я хочу проверить, вдруг за этим что-то скрывается.

Она нажала на резную калитку – и та вдруг открылась. За ней обнаружилось небольшое углубление, в котором лежал маленький золотистый ключик с фигурной бородкой.

– Вот он, вот он – «ключик золотой»! – радостно воскликнула Светлана. – Видишь, я не ошиблась!

– Да, ключик у нас есть, но что им открыть?

– Может быть, им нужно открыть тот самый замок, который открыл Штукин?

– Да, но ты помнишь, чем это для него закончилось. Он попал в капкан, чуть не лишился руки.

– Он поспешил и потерял осторожность. Мы не допустим такой ошибки. Кроме того, у него не было этого золотого ключика.

Светлана нажала на капитель колонны, как до нее сделал Валентин Штукин, и, как и тогда, раздался негромкий щелчок, и из левой тумбы стола слегка выдвинулся потайной ящик.

Светлана вставила в скважину на этом ящике найденный в тайнике ключик, повернула его, и ящик выдвинулся. Не наполовину, как в прошлый раз, а до самого конца.

Внутри ящика лежала изящная зеленая шкатулка.

– Вот она – та самая китайская нефритовая шкатулка, о которой сказано в завещании!

Светлана потянулась было за шкатулкой – но Анна поспешно схватила ее за руку:

– Вспомни Штукина! В этом ящике спрятан капкан!

– Да, ты права… – Светлана огляделась, нашла на столе простой остро заточенный карандаш и ткнула им в открытый ящик.

Ничего не произошло.

Светлана выразительно взглянула на свою сестру, но та все еще была озабочена.

Тогда Светлана взяла каминные щипцы и прихватила ими шкатулку – осторожно, стараясь не повредить хрупкий нефрит.

Она поставила шкатулку на стол и перевела дыхание.

– Ну вот, мы нашли эту шкатулку! Интересно, что в ней?

– Пока не откроем – не узнаем…

Светлана дотронулась до крышки шкатулки – но та была заперта.

Тогда она вставила в крошечную скважину тот же самый золотой ключик, которым отперла ящик…

Ключик и на этот раз подошел.

Шкатулка открылась. Внутри ее лежала удивительно красивая, оправленная в золото камея из двухслойного оникса – женское лицо, вместо волос окутанное клубком извивающихся змей. Лицо было вырезано с удивительным искусством, мастер сумел передать жестокость и коварство изображенной женщины.

– Как красиво! – тихо проговорила Светлана, любуясь камеей.

– Как страшно! – в один голос с ней произнесла Анна. – Сколько в ней жестокости! Это ведь Медуза Горгона, чей взгляд обращал людей в камень!

И вдруг перед ней на мгновение промелькнуло другое лицо – белое, как каррарский мрамор, чуть тронутое нежным румянцем, как весеннее небо утренней зарей.

– Но смотри – в шкатулке еще что-то есть!

Действительно, на дне шкатулки лежал сложенный вчетверо лист плотной глянцевой бумаги.

Светлана достала его, развернула.

Лист был покрыт аккуратным наклонным почерком.

– Это письмо… – проговорила Светлана со странной робостью в голосе. – Письмо покойного Сергея Сергеевича… и оно адресовано мне!

Действительно, письмо начиналось обращением:

«Дорогая Светлана!».

– Читай же! – поторопила сестру Анна. – Он хотел, чтобы ты получила это письмо!

И Светлана начала читать.

«Дорогая Светлана!

 

Я никогда не видел тебя, но хорошо помню твою мать, мою младшую двоюродную сестру. В детстве – в ее детстве, конечно – я часто играл с ней. Она была чудесной девочкой, веселой и ласковой. А какие у нее были красивые глаза! Ярко-голубые, чистые, как весеннее небо.

 

Иногда ее оставляли на мое попечение, и я убаюкивал ее старой колыбельной – про кота Тимошу… раз ты читаешь это письмо – значит, ты тоже слышала в детстве эту колыбельную. Значит, Катя запомнила ее и пела тебе в детстве. Значит, связь времен не оборвалась.

 

Потом, когда Катя – твоя мать – выросла, она стала решительной и самостоятельной девушкой. Может быть, слишком самостоятельной. Она встретилась с человеком, который… в общем, дело давнее, но наша семья не одобрила ее выбор, и тогда Катя ушла. Уехала далеко, в другой город, и оборвала все связи с семьей.

 

Прошло много лет, и все это время я очень жалел об этом разрыве, часто вспоминал Катю, писал ей. Особенно когда начал стареть, и обиды молодости стали казаться мне смешными и надуманными.

 

Катя не отвечала мне – по крайней мере, так я тогда думал.

 

Потом, гораздо позже, я узнал, что она писала мне, но эти письма до меня не доходили… но об этом позже.

 

Я был женат, но жизнь сложилась так, что мы не обзавелись детьми, а жена моя умерла рано. Оставшись один, я очень привязался к своей племяннице, Верочке, дочери моей сестры. Она чем-то напоминала мне Катю. У нее были такие же глаза – глаза цвета весеннего неба.

 

Верочка заменила мне нерожденных детей, мы с ней были очень близки, и ты не представляешь, каким тяжелым ударом для меня стала ее неожиданная смерть…

 

Она была убита. Убита в собственной квартире, убита жестоко, безжалостно.

 

Следователь сказал мне, что это ограбление, что дверь не была взломана, значит, она сама впустила своего убийцу – либо она хорошо знала его, либо он сумел ее обмануть, выдал себя за соседа, или курьера, или электрика.

 

Меня пригласили на место преступления, чтобы я мог определить, что пропало из квартиры. Верочкин муж, Валентин, был в отъезде, поэтому понадобилась моя помощь.

 

Мне было очень трудно, почти невозможно находиться там, где ее лишили жизни, но я считал, что должен помочь найти и наказать убийцу, поэтому сделал то, о чем меня просили.

 

В квартире был учинен настоящий погром, но я с большим трудом смог узнать, что именно пропало.

 

Только одно я смог сказать уверенно – пропала шкатулка с Верочкиными украшениями, часть которых прежде принадлежала моей жене, а также ящик красного дерева, в котором она хранила столовое серебро.

 

Смешно жалеть какие-то вещи, когда ты потерял близкого человека, но одну вещь мне было действительно жаль – серебряную ложечку, которую я подарил Верочке на зубок. Это была старинная ложечка, восемнадцатого века, она принадлежала еще моему прадеду.

 

Не удивляйся, что я пишу о какой-то ложечке – потом тебе станет ясна причина.

 

После смерти Верочки ко мне зачастил ее муж… Валентин. Мне до сих пор очень трудно произнести или написать его имя, но сейчас это нужно, чтобы предупредить тебя.

 

Запомни – он опасен, очень опасен.

 

Он мне никогда не нравился, в нем было что-то неприятное, неуловимое, скользкое. Пока была жива Верочка, я его не слишком привечал, но теперь я остался один, и мне хотелось иногда хоть с кем-то поговорить. С кем-то, кто знал Верочку, кто помнил ее. Он бывал у меня все чаще и чаще, и скоро я к нему привык, перестал замечать его дурные стороны.

 

А потом…

 

Потом случилось такое, что перевернуло мой мир.

 

Однажды Валентин по дороге ко мне попал под сильный дождь.

 

Я взял его плащ, чтобы просушить, но когда вешал его в ванной, случайно выронил что-то из кармана.

 

Что-то металлическое звякнуло о кафельный пол.

 

Я наклонился, поднял… и едва не потерял сознание.

 

Это была серебряная чайная ложечка.

 

Та самая ложечка, которая…

 

Разглядывая ее и пытаясь осознать происшедшее, я вдруг почувствовал на себе чей-то взгляд.

 

Обернулся – и увидел в дверях ванной его. Валентина.

 

Он смотрел на меня так… это трудно передать.

 

В его взгляде был и страх, и ненависть, и еще что-то гнусное, чему нет названия в человеческом языке.

 

– Откуда это у тебя? – спросил я.

 

И прежде, чем я произнес эти слова, прежде, чем они прозвучали, до меня дошла ужасная истина. Глаза мои открылись. Я сложил все нестыковки в ограблении и убийстве Верочки, а самое главное – прочел правду в его глазах… в глазах Валентина.

 

– Это ты… – проговорил я, потрясенный открытием. – Это ты убил ее!

 

Он смотрел на меня в упор – и я читал в его глазах, как в открытой книге. Он понял, что я не поверю ни в какие оправдания, и не стал тратить на них время. Вместо этого он выкрикнул визгливым истеричным голосом:

 

– Она хотела бросить меня! Хотела уйти! Я не мог этого допустить… я надеялся на твое наследство… я столько лет обхаживал тебя, перехватывал все письма…

 

Тут он понял, что наговорил лишнего, и выпалил:

 

– Я не выдержал! Я не хотел ее убивать! Это был аффект, помутнение рассудка!

 

Он смотрел на меня безумными, побелевшими от ненависти глазами, и я понял, что передо мной – прирожденный убийца и что сейчас он прикидывает, как расправиться со мной.

 

Но я не потерял рассудок, я схватил первое, что подвернулось под руку – большую бутылку шампуня, и замахнулся на него.

 

И тут я понял, что он – не просто убийца, а убийца хитрый и расчетливый. В мгновение ока он оценил ситуацию, взвесил шансы и понял, что не справится со мной, что я, несмотря на возраст, крупнее и сильнее его, да еще эта бутылка в моей руке…

 

И он снова заговорил – совсем другим голосом – расчетливым, холодным, презрительным:

 

– Ты ничего не докажешь! Прошло столько времени… дело давно закрыто, и никто не станет заново открывать его из-за твоих слов. Ты не забыл – у меня ведь было алиби… меня в тот день вообще не было в городе.

 

– Как ты это подстроил?

 

Он усмехнулся:

 

– Нет ничего проще! Купил билет на поезд и сунул денег проводнице… теперь, когда прошло столько времени, это уже невозможно проверить! Да с какой стати это будут проверять? Что ты можешь предъявить? Эту ложечку? Не смеши меня! Ложечка! Кто примет твои слова всерьез? – Он неожиданно протянул руку, вырвал у меня из руки ложечку и спрятал в карман. – Да и где эта ложечка? Тебе померещилось! Не было никакой ложечки!

 

В тот миг мне больше всего хотелось убить его. Убить прямо тут, на месте… но прошла секунда, и я понял, что не смогу.

 

Люди делятся на два биологических вида – на тех, кто может убивать себе подобных, и тех, для кого это физически невозможно. И я отношусь ко вторым, плохо это или хорошо.

 

С холодным бешенством я проговорил:

 

– Убирайся прочь! Сейчас же! Чтобы ноги твоей больше не было в моем доме! Чтобы я больше никогда не слышал твоего имени!

 

Он понял, что я не шучу, и попятился.

 

– Еще только одно! – остановил я его. – Ты говорил о письмах, которые перехватывал. Что это за письма?

 

Его лицо снова неуловимо изменилось. Теперь на нем проступили хитрость и мстительная насмешка.

 

– Письма от твоей милой сестрички, от Кати!

 

– От Кати? – переспросил я удивленно. – Она писала мне?

 

– Она писала тебе чуть не каждый месяц, а ты ей не отвечал. Она, конечно, думала, что ты ожесточился, вычеркнул ее из своей жизни. Какие жалостные это были письма! Одно удовольствие было их читать! Особенно когда она тяжело заболела!

 

– Она писала мне… я ей сейчас же напишу…

 

– Можешь не беспокоиться. Она уже умерла.

 

Так он нанес мне последний, самый болезненный удар и тут же сбежал.

 

Больше я его не видел.

 

На следующий же день я поехал к нотариусу и изменил свое завещание.

 

Потом, позднее, я заметил, что пропал один из ключей от потайного ящика – того, в котором я хранил китайскую шкатулку.

 

Конечно, это Валентин украл ключ, разнюхав секрет моего стола.

 

Но он разузнал не все. Он не знал, что у потайного ящика есть еще один секрет – капкан…

 

Впрочем, если ты читаешь это письмо – ты уже все знаешь. А мне пора заканчивать – письмо и так получилось слишком длинным. Знай только одно – я очень горько сожалею, что не был рядом с твоей матерью, когда ей была нужна моя помощь.

 

И я хочу хоть чем-то заплатить свой долг перед Катей. Самой ее, к сожалению, уже нет, но есть ты, и я оставляю тебе все, что имею. Среди прочего – ту камею, которая лежит в нефритовой шкатулке вместе с письмом, которое ты сейчас читаешь.

 

Эта камея – удивительная, уникальная вещь. В нашей семье она передавалась из поколения в поколение, и вместе с ней передавалась легенда о ее происхождении.

 

По легенде, в незапамятные времена эта камея принадлежала жрецам тайного этрусского культа богини, которую называли Матерью Змей. Позднее камея попала в руки римской куртизанки, затем следы ее затерялись, и, наконец, уже в восемнадцатом веке, ее купил в Италии мой прапрадед… говорят, эта камея приносит своему владельцу удачу и оберегает его от зла. Надеюсь, она и тебе принесет удачу…»

 

– Вот и все. – Светлана выпустила из рук письмо, и оно плавно спланировало на пол. – Это ужасно! Ужасно, что мамины письма не дошли до него. Она так тяжело умирала… Мне ничего не говорила, никогда не рассказывала о семье, они очень ее обидели… Возможно, Сергей Сергеевич не виноват, но… Господи, как пригодилась бы нам тогда его помощь! Мама болела несколько лет, ей становилось все хуже и хуже, и рядом не было никого, кроме меня… потому что отец, он… он как-то отстранился от ее болезни. Я, сказал мне, работаю, а ты уж сама с ней управляйся… Хотя и денег было немного, все уходило на лечение, как в прорву…

Анна подумала, что их отец все же был не слишком хорошим человеком. Ну да, первую жену не любил, бросил родную дочь в возрасте трех лет, и о второй не очень-то заботился.

– И вот что теперь мне с этой камеей делать? – вздохнула Светлана. – Где ее хранить, раз она такая ценная? Ладно, посоветуюсь с Арсением, он специалист, он подскажет…

«Уже Арсений, без отчества», – тоже мысленно вздохнула Анна.

Лебедкин вошел в кабинет. Лицо его светилось. Он вполголоса напевал марш из оперы «Аида».

– Ну что? Как прошел разговор с психологом? – Дуся могла бы его и не спрашивать, о результатах этого разговора говорил радостный, победный вид ее напарника.

– Отлично, отлично! – Петя потер руки. – Он из Штукина вытянул всю подноготную! Как я и предполагал, корни его безумия скрываются в детстве. Его мать постоянно меняла любовников, а он подсматривал за ней. В самые интимные моменты… ну ты понимаешь.

Дуся кивнула.

– Кстати, – Лебедкин взглянул на свою напарницу, – как я и думал, она была голубоглазой блондинкой! Это и определило тип его жертв…

– Кто бы сомневался!

– Однажды мать застала его за этим занятием и, страшно разозлившись, пригрозила вырезать ему глаза и заперла в темный чулан. Там он провел целые сутки в полной темноте и, наверное, вообразил, что мать его ослепила. С того самого дня у него и произошел надлом психики…

– Что, прямо с детства? Тогда и начал убивать?

– Ну конечно, до реальных убийств дело дошло не скоро, но он уже тогда отрывал лапки насекомым, а однажды выколол глаза бездомному котенку. Его побили соседские мальчишки, и больше он не попадался…

– Стал осторожнее!

– Вот именно!

– А потом?

– Каким было его самое первое убийство, так и не удалось выяснить. Он сам уже часто путает свои больные фантазии с реальными событиями. Но те многочисленные однотипные убийства, которые произошли за несколько лет в разных городах, точно его рук дело.

– Те, которые ты нашел в старых отчетах?

– И они, и еще несколько таких, которые в отчеты не попали, потому что не были найдены трупы.

– Но он же оставлял трупы на виду! Он же из них устраивал настоящие инсталляции! Вырванные глаза, темно-красные розы во рту…

– Это было не во всех случаях. Серийные убийцы очень осторожны, поэтому они и не попадаются годами. Вот и наш устраивал спектакль только в тех случаях, когда это было для него безопасно. А в других случаях прятал концы в воду. Иногда – в самом прямом смысле, одну его жертву после его признания нашли на дне Фонтанки в старом холодильнике…

– Он действовал во многих городах?

– Во многих. Ну мы уже знаем про Дальнереченск, но, кроме этого, еще были убийства в пяти или шести городах. Кстати, это помогло его разоблачить – его перемещения сравнили с локализацией этих убийств, и все сошлось – время и место его поездок совпало со временем и местом убийств.

– А зачем он разъезжал по разным городам? Не специально же в поисках новых жертв!

– Нет, у него были формальные причины. Он работал на своего дядюшку – искал для него в маленьких провинциальных городках произведения искусства и антиквариат, связывался с местными коллекционерами и приобретал у них ценные предметы. Все законно, тут не подкопаешься…

– Кстати, не удалось узнать, из-за чего он поссорился с дядей? Из-за чего Броницкий лишил его наследства?

– Удалось. И это – еще одна ужасная история…

Лебедкин опустил взгляд и продолжил:

– Он убил свою жену, любимую племянницу Броницкого. Здесь он, что называется, соединил приятное с полезным – Броницкий был очень привязан к племяннице, он собирался оставить ей все свое имущество. А после того как ее не стало, Штукин остался последним его родственником и рассчитывал получить наследство дядюшки. Ну и кроме того, эта девушка была голубоглазой блондинкой, его любимый типаж, ты понимаешь… Но дядя каким-то образом разоблачил его. Думаю, он узнал не все – иначе бы он наверняка сообщил в полицию, вряд ли он стал бы покрывать маньяка-убийцу. Но и того, что он узнал, хватило, чтобы лишить его наследства и навсегда изгнать из своего дома. Тогда-то Броницкий и вспомнил про другую двоюродную свою племянницу – Светлану Чекан. И решил сделать ее своей наследницей…

Дуся отвернулась, чтобы Петька не увидел ее улыбки.

Дело в том, что она прекрасно знала от Анны про то, что случилось в квартире Броницкого после ухода полиции.

Анна рассказала ей кое-что приватно, по дружбе, и Дуся дала слово, что не станет трепаться про камею. Вещь ценная, чем меньше людей про нее знает, тем лучше.

– После смерти Броницкого, – соловьем разливался дальше Лебедкин, – Валентин Штукин рассчитывал, что может получить дядюшкино наследство как его последний родственник. И представь себе его разочарование, когда он узнал, что Броницкий оставил все свое имущество Светлане, о которой прежде Штукин даже не слышал!

Он узнал это от помощницы нотариуса Изабеллы Юрьевны – она рассказала ему все под пыткой, что не спасло ее от смерти.

– Несчастная Изабелла! – вздохнула Дуся. – И Светлана… все пытались от нее избавиться – и муж, и этот маньяк Штукин… нет, не дай бог оказаться богатой наследницей!

– Мне так неудобно, что я вначале не поверил Анне, подумал, что у нее не все в порядке с головой…

– Ну ничего, все хорошо, что хорошо кончается!

– Да, кстати, я Анну вызвал на три часа, нужно прояснить насчет нападения этого типа в больнице. – Лебедкин перерыл бумаги на столе, нашел какой-то листок и удалился, напевая марш: – К берегам священным Нила… трам-пам-пам…

– Петька, не пой, ты ужасно фальшивишь! – крикнула Дуся ему вслед.

Ей никто не ответил, но дверь через некоторое время открылась.

– Забыл что-то? – спросила Дуся, не оборачиваясь.

– Здравствуй, Дуся! – ответил очень знакомый голос. – А ты все хорошеешь!

– Генка! – ахнула Дуся, вскочив с места. – Генка Соловьев!

И правда, в крошечный кабинетик протиснулся высокий рыжий мужчина.

– Ты как здесь у нас? – Дуся тоже была немаленького роста, так что без труда дотянулась до Генкиной щеки.

– Да вот, Петька твой такой шум устроил, а потом уж начальство меня и командировало, у нас ведь два дела так и не закрыты. Два года назад два убийства были – парикмахерши одной и официантки, по профилю оба убийства под вашего маньяка подходят…

– Ну работы тебе тут хватит, похоже, и правда крупное дело у Пети получилось. А я еще не верила, все говорили, что он на маньяках повернулся…

Тут в дверь робко постучали, и на пороге показалась Анна Воробьева.

Дуся тут же отметила, что выглядит она теперь гораздо лучше. Приоделась, подкрасилась, сумка новая…

– Меня капитан Лебедкин вызывал… – начала было Анна, но вдруг воскликнула: – Вы?

Геннадий Соловьев вытаращил глаза, не узнавая, потом потряс головой и неуверенно спросил:

– Это вы? Вы, Анна…

– Воробьева! – радостно напомнила она.

– Ну надо же… – протянул он, – так изменились, помолодели прямо, в жизни бы вас не узнал! А вы как здесь?

– Гена, Лебедкин у начальства, так что вы пока поговорите, у нас кафе через дорогу, – сказала Дуся.

Эти двое даже не поблагодарили и не попрощались.

Тут в конце коридора появился Лебедкин.

– Геннадий! – крикнул он. – Ты когда приехал?

Соловьев только отмахнулся – «потом, все потом», подхватил Анну под руку и повел к выходу.

– Ну и ну! – Лебедкин обалдело покрутил головой. – Это что такое?

– А они раньше встречались, он ее дело вел, ну и… – объяснила Дуся.

– Ну да, я и забыл… Дусь, а Дусь, – глаза у Лебедкина блеснули, – а вот тебе не обидно, что все мужики от тебя балдеют, а Генка этот и не посмотрел даже, а запал на Анну…

– Дурак ты, Петька, – беззлобно сказала Дуся, хотя и знала, что это неправда.


Примечания
1

Читайте об этом в книгах Н. Александровой «Амулет снежного человека» и «Перстень Ивана Грозного» (Издательство «Эксмо»).

Популярное
  • Механики. Часть 104.
  • Механики. Часть 103.
  • Механики. Часть 102.
  • Угроза мирового масштаба - Эл Лекс
  • RealRPG. Систематизатор / Эл Лекс
  • «Помни войну» - Герман Романов
  • Горе побежденным - Герман Романов
  • «Идущие на смерть» - Герман Романов
  • «Желтая смерть» - Герман Романов
  • Иная война - Герман Романов
  • Победителей не судят - Герман Романов
  • Война все спишет - Герман Романов
  • «Злой гений» Порт-Артура - Герман Романов
  • Слово пацана. Криминальный Татарстан 1970–2010-х
  • Память огня - Брендон Сандерсон
  • Башни полуночи- Брендон Сандерсон
  • Грядущая буря - Брендон Сандерсон
  • Алькатрас и Кости нотариуса - Брендон Сандерсон
  • Алькатрас и Пески Рашида - Брендон Сандерсон
  • Прокачаться до сотки 4 - Вячеслав Соколов
  • 02. Фаэтон: Планета аномалий - Вячеслав Соколов
  • 01. Фаэтон: Планета аномалий - Вячеслав Соколов
  • Чёрная полоса – 3 - Алексей Абвов
  • Чёрная полоса – 2 - Алексей Абвов
  • Чёрная полоса – 1 - Алексей Абвов
  • 10. Подготовка смены - Безбашенный
  • 09. Xождение за два океана - Безбашенный
  • 08. Пополнение - Безбашенный
  • 07 Мирные годы - Безбашенный
  • 06. Цивилизация - Безбашенный
  • 05. Новая эпоха - Безбашенный
  • 04. Друзья и союзники Рима - Безбашенный
  • 03. Арбалетчики в Вест-Индии - Безбашенный
  • 02. Арбалетчики в Карфагене - Безбашенный
  • 01. Арбалетчики князя Всеслава - Безбашенный
  • Носитель Клятв - Брендон Сандерсон
  • Гранетанцор - Брендон Сандерсон
  • 04. Ритм войны. Том 2 - Брендон Сандерсон
  • 04. Ритм войны. Том 1 - Брендон Сандерсон
  • 3,5. Осколок зари - Брендон Сандерсон
  • 03. Давший клятву - Брендон Сандерсон
  • 02 Слова сияния - Брендон Сандерсон
  • 01. Обреченное королевство - Брендон Сандерсон
  • 09. Гнев Севера - Александр Мазин
  • Механики. Часть 101.
  • 08. Мы платим железом - Александр Мазин
  • 07. Король на горе - Александр Мазин
  • 06. Земля предков - Александр Мазин
  • 05. Танец волка - Александр Мазин
  • 04. Вождь викингов - Александр Мазин
  • 03. Кровь Севера - Александр Мазин
  • 02. Белый Волк - Александр Мазин
  • 01. Викинг - Александр Мазин
  • Второму игроку приготовиться - Эрнест Клайн
  • Первому игроку приготовиться - Эрнест Клайн
  • Шеф-повар Александр Красовский 3 - Александр Санфиров
  • Шеф-повар Александр Красовский 2 - Александр Санфиров
  • Шеф-повар Александр Красовский - Александр Санфиров
  • Мессия - Пантелей
  • Принцепс - Пантелей
  • Стратег - Пантелей
  • Королева - Карен Линч
  • Рыцарь - Карен Линч
  • 80 лет форы, часть вторая - Сергей Артюхин
  • Пешка - Карен Линч
  • Стреломант 5 - Эл Лекс
  • 03. Регенерант. Темный феникс -Андрей Волкидир
  • Стреломант 4 - Эл Лекс
  • 02. Регенерант. Том 2 -Андрей Волкидир
  • 03. Стреломант - Эл Лекс
  • 01. Регенерант -Андрей Волкидир
  • 02. Стреломант - Эл Лекс
  • 02. Zона-31 -Беззаконные края - Борис Громов
  • 01. Стреломант - Эл Лекс
  • 01. Zона-31 Солдат без знамени - Борис Громов
  • Варяг - 14. Сквозь огонь - Александр Мазин
  • 04. Насмерть - Борис Громов
  • Варяг - 13. Я в роду старший- Александр Мазин
  • 03. Билет в один конец - Борис Громов
  • Варяг - 12. Дерзкий - Александр Мазин
  • 02. Выстоять. Буря над Тереком - Борис Громов
  • Варяг - 11. Доблесть воина - Александр Мазин
  • 01. Выжить. Терской фронт - Борис Громов
  • Варяг - 10. Доблесть воина - Александр Мазин
  • 06. "Сфера" - Алекс Орлов
  • Варяг - 09. Золото старых богов - Александр Мазин
  • 05. Острова - Алекс Орлов
  • Варяг - 08. Богатырь - Александр Мазин
  • 04. Перехват - Алекс Орлов
  • Варяг - 07. Государь - Александр Мазин
  • 03. Дискорама - Алекс Орлов
  • Варяг - 06. Княжья Русь - Александр Мазин
  • 02. «Шварцкау» - Алекс Орлов
  • Варяг - 05. Язычник- Александр Мазин
  • 01. БРОНЕБОЙЩИК - Алекс Орлов
  • Варяг - 04. Герой - Александр Мазин
  • 04. Род Корневых будет жить - Антон Кун
  • Варяг - 03. Князь - Александр Мазин
  • 03. Род Корневых будет жить - Антон Кун
  • Варяг - 02. Место для битвы - Александр Мазин


  • Если вам понравилось читать на этом сайте, вы можете и хотите поблагодарить меня, то прошу поддержать творчество рублём.
    Торжественно обещааю, что все собранные средства пойдут на оплату счетов и пиво!
    Paypal: paypal.me/SamuelJn


    {related-news}
    HitMeter - счетчик посетителей сайта, бесплатная статистика