Лого

Наталья Солнцева - Часы королевского астролога. Золотой идол Огнебога (сборник)

Наталья Солнцева


Часы королевского астролога

Все события и персонажи вымышлены автором. Любые совпадения случайны.


Красотка очень молода, Но не из нашего столетья, Вдвоем нам не бывать – та, третья, Нас не оставит никогда. Ты кресло подвигаешь ей, Я щедро с ней делюсь цветами… Что делаем – не знаем сами, Но с каждым мигом нам страшней. Как вышедшие из тюрьмы, Мы что-то знаем друг о друге Ужасное. Мы в адском круге, А может, это и не мы.[1] 
(Анна Ахматова)

Глава 1
Москва. За несколько месяцев до описываемых событий

Первый день ноября выдался пасмурным, холодным. Старый парк ронял последнюю листву. Туман пластами лежал в низинах, оттуда тянуло сыростью. У оврага горел большой костер. Какие-то люди собрались у огня – не то греться, не то исполнять бесовский обряд.

Все, что не от Бога, – от лукавого. Много нынче развелось любителей заигрывать с древней магией, взывать к темным силам. Мало кто задумывается, во что сие легкомыслие может вылиться…

В эту пору дальние аллеи парка были пустынны. Редкие гуляющие старались держаться поближе к усадебному дому, к свету, падающему из окон.

Тучный господин в элегантном пальто торопливо прошел мимо группы причудливо одетых молодых людей, скользнул под сумеречную сень деревьев. Его мучила одышка, поясницу ломило. Он не ожидал, что так рано стемнеет. Приближаясь к каменному мостику, господин замедлил шаг и прислушался.

Казалось, чья-то тень преследует его, чьи-то глаза наблюдают за ним. Не опрометчиво ли он поступил, направляясь сюда один, без охраны? Где-то за его спиной похрустывали ветки, шуршали палые листья. Багровое пламя костра озаряло склоны оврага, очертания моста, тонущие в тумане…

Господин до боли в глазах всматривался в зеленоватую мглу. Ему показалось, что на той стороне мелькнули яркие одежды, послышалось, как цокают по камням женские каблучки. Неужели она? Пришла… не обманула…

Он двинулся было навстречу, но опомнился, удержал себя. Негоже ему, будто нетерпеливому юноше, мчаться на всех парах к долгожданной возлюбленной. Да и она далеко не восторженная сентиментальная девица, еще на смех поднимет…

Господин тяжело дышал, ощущая, как бухает в груди сердце. Всего лишь летучее мгновение отделяло его от идущей по мостику женщины. Прекрасное и неповторимое, оно вдруг остановилось, хотя он об этом не просил.

Тук-тук… тук… Каблучки смолкли, и женский силуэт растворился в тумане.

Трещал костер, падали с ветвей капли, кто-то монотонно говорил вдали – заклиная эту безлунную ночь, это пламя и эту зеленоватую мглу.

Господину стало не по себе. Он оглядывался по сторонам, но ничего не видел, кроме мокрых темных стволов, жарких языков огня и густого тумана.

Он хотел позвать женщину… и не смог. Язык ему не подчинялся, в боку зашевелилась ноющая боль. Пустые, слепые глазницы смерти холодно взирали на него из окружающего мрака…

Франция, XVI век. Париж, Лувр

Рожденные в порфире несут на себе печать божественного или дьявольского. У них – другая кровь, другие мысли, другая жизнь и другая смерть. Они по-другому любят и ненавидят. В их судьбе правят бал золото, интриги и власть. Они купаются в роскоши, но порой чувствуют себя беднее самого последнего подданного. Их могущество эфемерно, и порой они – самые несчастные из людей. Заложники короны, которая их возвышает и убивает.

Маргарита не любила Лувр, его холодную пышность, запах оплывших свечей и пыльных ковров, шорох бархатных драпировок, вечные сквозняки, сырость темных переходов, гулкие шаги гвардейцев, бряцание оружия и приглушенный шепот придворных. Здесь всем заправляла ее мать, хитрая флорентийка Екатерина Медичи. Она родила французскому королю Генриху II семерых детей, а он открыто изменял ей с красавицей Дианой де Пуатье. Проливая слезы в своей одинокой постели с балдахином, затканным королевскими лилиями, Екатерина проклинала неверного мужа.

Вначале поговаривали, что она привезла из Италии редкий и страшный яд и дни фаворитки сочтены. Однако королева оказалась умнее и дальновиднее своих недругов. Чужая в этой стране, где не прекращалась борьба влиятельных кланов за трон, а двор погряз в сплетнях и разврате, она постепенно, незаметно прибрала к рукам бразды правления. Пока король устраивал рыцарские турниры и наслаждался любовью в объятиях прелестной Дианы, его супруга постигала науку плести интриги, приобретала сторонников и заручалась тайной поддержкой вельмож.

Ходили слухи, что в покоях Екатерины творятся темные дела. Привезенный ею из Флоренции некий Козимо Руджиери, астролог и колдун, при помощи черной магии расчищает своей покровительнице путь к власти. Руджиери якобы мастерски изготавливает яды и чудесные духи, однако этими духами мало кто решается пользоваться. Также личный астролог королевы постоянно наблюдает за звездами, и без его совета Екатерина шагу не ступит. В узком кругу ее приближенных шептались, будто Руджиери магическими заклинаниями собирается извести короля. Такие слова могли стоить сплетнику жизни, поэтому повторять их боялись.

Как бы там ни было, на одном из турниров король-рыцарь, выступавший с цветами «прекрасной дамы» де Пуатье, был тяжело ранен графом Монтгомери, капитаном шотландской королевской гвардии. Совершенно случайно, разумеется! Копье противника со страшной силой ударило в шлем Генриха, повредило забрало, сломалось, и его осколки вонзились в лицо монарха. Крик ужаса пронесся по рядам придворных. Поверженного короля унесли с ристалища, Диана лишилась чувств, а законная жена поспешила за умирающим мужем… О чем она думала в те минуты? Что чувствовала? Скрытое торжество, полное опустошение, запоздалое раскаяние, жалость… или жестокую горечь любящей, но нелюбимой женщины?

Король умер. Да здравствует король! Благодаря Екатерине Франция получила наследников престола. Сыновья короновались и вступали на трон, а их мать оставалась в тени. Но именно она определяла политику при дворе, и без ее ведома ни одна мышь не могла прошмыгнуть по затхлым закоулкам Лувра.

Мрачный итальянец Руджиери, пользуясь магическими приемами и толкуя расположение светил, предсказал королеве-матери закат династии Валуа. Одного за другим потеряет она сыновей, и Париж достанется их троюродному брату, ненавистному предводителю гугенотов Генриху Наваррскому.

– Замолчи! – вскричала бедная женщина, в ярости разрывая кружевные манжеты. – Не смей… Этот проходимец, блудливый пес, замараха, от которого разит лошадиным потом, никогда не сядет на трон Франции! Я не допущу!

Козимо склонился в почтительном поклоне. «Как вам будет угодно, ваше величество», – говорила его поза. «Увы, над королевством встает звезда Бурбонов!» – говорили его глаза, когда он поднял их на ошеломленную Екатерину.

– Этому не бывать, – прошептала она. – Не бывать…

Но уже сама не верила своим словам. Возможно, именно в тот роковой миг у нее родилась безумная идея одним махом покончить с Генрихом де Бурбоном и его приспешниками. Да, прольется много крови. Кто сказал, что путь монархов должен быть устелен розами? Стезя сия – удел сильных.

Екатерина решила бороться до конца, и разменной монетой в этой борьбе должна была стать ее дочь Маргарита. Прелестную овечку придется отдать на заклание. Когда речь идет о судьбе правящей династии, любые средства хороши. Тут не до сентиментов.

Маргарита была седьмым ребенком, младшей дочерью Генриха II и Екатерины Медичи. Она рано повзрослела и расцвела, поражая окружающих дивной красотой, сообразительностью и независимым характером. Строптивица доставляла матери и братьям множество хлопот. Едва ей исполнилось шестнадцать, она без памяти влюбилась в герцога Гиза – об их бурном романе знали даже камеристки и дворцовые истопники.

Брат – король Карл IX – запретил ей и думать о браке с герцогом. Маргарита неистово рыдала, запертая в своей спальне, а он пытался ее урезонить.

– Посуди сама, Марго… Гизы принадлежат к Лотарингскому дому, а твой… хм… возлюбленный возглавляет всех католиков Франции. Женившись на тебе, он, пожалуй, заявит права на корону. Мы не можем так рисковать.

– Это она! – вопила Маргарита, мечась по комнате, как бешеная кошка. – Это проделки нашей матери! Она подговорила тебя, братец, признайся же! Я люблю его… Вы не поступите так со мной!

Карл озадаченно качал головой.

– Успокойся! Мы прежде всего печемся о благе государственном, а потом уже о личном. И ты, как принцесса рода Валуа, должна…

Маргарита, заливаясь слезами, упала перед братом на колени.

– Она что-то задумала, я чувствую – произойдет страшное… Карл! Умоляю тебя, не слушай ее!

За гобеленом, который закрывал стену, раздался странный шорох. Маргарита вскочила, дико озираясь.

Болезненно бледный Карл взял ее за руку – та была холодна, как лед.

– Что с тобой? Ты вся дрожишь…

– Она здесь! Повсюду ее глаза и уши. Она подслушивает нас…

Маргарите показалось, что в спальню проскользнула черная тень королевы-матери.

– Я боюсь, Карл! Я боюсь ее…

Глава 2
Москва – Камышин. Наше время

Матвей Карелин, владелец конструкторского бюро, был в прекрасном расположении духа. Бизнес расширялся, прибыль росла, и это позволило ему нанять директора, который освободил его от множества мелких обязанностей и необходимости контролировать каждый заказ.

Теперь Матвей мог больше времени уделять мальчишкам из военно-спортивного клуба «Вымпел», где он вел группу трудных подростков, и частному сыску. К последнему его приобщила Астра Ельцова – женщина обаятельная, умная, но довольно странная. Обстоятельства сложились так, что она потребовала от Карелина назваться ее женихом, чуть ли не гражданским мужем, а он не сумел отказать. Положение усугублялось отношениями с родителями Астры – состоятельной парой, которая души не чаяла в единственной дочери и принимала Матвея как будущего зятя. Астра забавлялась, он злился.

Иногда ему казалось, что она крутит с ним роман. Иногда – что водит его за нос, дразнит и насмехается. Она то загоралась, то охладевала, то допускала интимные шалости, то становилась неприступной и этой двусмысленностью доводила его до белого каления. У нее были причуды, которые могли оттолкнуть любого мужчину, однако с учетом капитала ее отца – Юрия Тимофеевича Ельцова – у нее не было бы нужды в искателях руки и сердца. К сожалению или к счастью, свадьба Астры расстроилась. Измена, скандал и, наконец, гибель жениха изменили ее жизнь: Астра решила покинуть родительское гнездо, уехать куда глаза глядят, устроиться на работу. Случай забросил ее в глухой подмосковный поселок Камышин, где у Матвея был дом.

Бабушка Анфиса оставила внуку в наследство рубленые хоромы из трех комнат и кухни с большой русской печью, сад и огород. Баню он построил сам – новую, но по всем старинным правилам. Нужно же было Астре забрести именно на ту улочку именно в то время, когда туда приехал Матвей? Видно, существует эта штука – судьба. Какие бы повороты ни делал жизненный путь, а к своему приведет.

Ни к чему не обязывающее знакомство переросло в тесную дружбу, которой, как известно, между мужчиной и женщиной не бывает. «Что нас связывает?» – время от времени спрашивал себя Матвей и каждый раз отвечал по-разному.

Астра была не похожа на других женщин. Но разве не думает так каждый влюбленный? Хотя Матвей не мог согласиться на роль ее воздыхателя, он все же отдавал себе отчет, что уже не представляет жизни без Астры. Без ее дурацких рассуждений и нелепых суеверий, ясновидения, в которое он не верил. Однако ей как-то удавалось угадывать, что произойдет, а ее глупые на первый взгляд выводы часто оказывались правильными. Она называла зеркало по имени и разговаривала с ним, как с человеком, – притом еще утверждала, что получает от него подсказки. Она не расставалась с сухим корешком, завернутым в алую тряпицу, и называла его «мандрагоровым человечком», Альрауном. Она обожала огонь, накупала свечи пачками, повсюду их расставляла и зажигала, окружая себя язычками живого пламени. Она повесила в квартире свой портрет, написанный знаменитым художником Домниным, уверенная, что это ее двойник. Она…

Впрочем, Матвей мог бы бесконечно перечислять ее достоинства и недостатки, путая одно с другим. Он мог бесконечно удивляться, возмущаться или негодовать, но три дня без Астры делали его раздраженным брюзгой, который не находит себе места. Он начинал скучать по ней, звонить, приглашать поужинать или прогуляться…

Вот и сейчас его подмывало набрать знакомый номер, услышать ее голос и с радостью пуститься выполнять поручения Астры. Конечно, он купит красного вина, которое она любит. Конечно, он заедет в супермаркет за продуктами, потому что у нее пустой холодильник. И чем только она занимается? Предвкушает очередное расследование? Часами сидит перед зеркалом? Путешествует по своим снам вместе с Альрауном? Беседует с Двойником? Или смотрит в окно на тающий снег?

Он терпел до обеда, а потом все-таки не выдержал – позвонил и услышал неожиданное:

– Хочу в Камышин. Поедем?

– С удовольствием.

– Затопишь баню? У тебя есть травы для пара?

– У меня все есть.

Астре приснился дом камышинской немки баронессы Гримм, где она служила компаньонкой и где едва не погибла при пожаре[2]. Ее потянуло на Озерную улицу, на пепелище… Интересно, что там? Руины, занесенные палой листвой?

Матвею она об этом говорить не стала.

Легкие на подъем, уже к вечеру того же дня они выехали в Камышин. Добрались без приключений. Синяя весенняя ночь стояла над поселком, луна застыла над крышами, свет фар выхватывал из темноты деревянные заборы, спящие дома. Улочка будто вымерла.

«Пассат» Карелина притормозил у дома бабушки Анфисы. В окне теплился огонек, из трубы шел дым. Залаяли соседские собаки.

– Дед Прохор печку протапливает, – обрадовался Матвей. – Молодец, старик.

Камышинский старожил появился на крыльце, приставил ладошку к бровям, всматриваясь, кто пожаловал.

– Принимайте гостей, Прохор Акимыч! – крикнула Астра.

Дед, припадая на левую ногу, заковылял к воротам.

– Ты, гляжу, не один. Давай, голуба, ступай к печурке… грейся. Я тама самовар поставил. Сахар привезли?

Старик ждал гостинцев из города: пачку хорошего табака для самокруток и кусковой сахар – он любил пить чай вприкуску.

– Привезли, дед…

Матвей с хрустом потянулся, вдохнул холодный, чистый деревенский воздух. Ох, и хорошо! Сад, залитый луной, казался голубым. Большие звезды рассыпались по небу, словно пригоршня самоцветов.

Прохор Акимыч повел Астру в дом, в тепло – на просторную кухню с выскобленным добела столом. На блюде блестел боками самовар, рядом горела керосиновая лампа. Угол занимала большая русская печь, расписанная синими цветами. Ситцевые занавески на окнах были задернуты, домотканые половики скручены и сложены в углу.

– С утра свет отключили… – жаловался старик. – Ироды. Поломка у них.

Астра, вместо того чтобы возмутиться, расцвела:

– Значит, будем жечь свечи! Печку топить!

– Дак я уж растопил. Дров-то у хозяина твоего целай сарай. Жги, не хочу. Запасливый он у тебя.

Астра присела на маленькую самодельную скамеечку – поближе к огню. В щелях заслонки багрово вилось пламя, урчало, поедая березовые поленья.

– А что, дом на Озерной улице, где немка жила, никто не купил?

Камышинскую баронессу знали все.

– Дак нету дома-то. Головешки одни! – радостно сообщил охочий до сплетен Прохор. – Кому они нужны?

– Может, родственники объявлялись…

– Не, не было никого. Сразу бы слух прошел. А Матвей тебе кто? Жаних? Али муж?

Астра неопределенно пожала плечами, и дед, смущенно крякнув, примолк. Нынешняя молодежь к венцу не торопится. Так живут, в блуде. Блудных детей зачинают… а потом волосы на себе рвут!

– В церкву народ не ходить, от того и беды все, – убежденно произнес он. – У меня самого внуки бестолковые. Ленивые и на самогон падкие. Мудрость стариковскую в их пустые головы насильно не втемяшишь! Так и помру, унесу в могилу.

– Кого?

– Мудрость! – рассердился Прохор. – Непонятливые вы! Крученые-верченые. Небось не повенчались с Матвеем-то?

– Не повенчались…

– Вот! – Старик поднял вверх изуродованный подагрой, желтый от никотина указательный палец.

Астра спрятала улыбку.

– Он не хочет, Прохор Акимыч! – изображая невинность, посетовала она. – Хоть вы ему скажите. Чем я плоха?

Дед прищурил подслеповатые глаза. Хороша девка, возраст на выданье… и в теле, не худышка, как некоторые, что голодом себя морют. Всё при ней. Волос не стриженый – не коса, правда, но и не кудряшки обсмыканные. На бабу похожа, а не на барана.

– Я с ним поговорю… – пообещал старик. – Я ему мозги-то вправлю!

Астра осталась довольна. Не зря она на актрису училась. С профессиональной сценой у нее не сложилось, но она не жалела. Чем жизнь хуже театра?

Москва

Глебов прислушался.

Магда говорила по телефону. Она старалась произносить фразы, по которым невозможно определить, ни кто ее собеседник на другом конце провода, ни смысл сказанного. «Да»… «Хорошо»… «Понимаю»… «Нет»…

Куда подевались ее словоохотливость, непринужденная манера выражать свои мысли, саркастический тон?

– Ты уходишь?

Магда выглянула из своей комнаты, похожей на спальню султанши из-за обилия диванов, турецких подушек, низких инкрустированных столиков, кистей, атласа и бархата.

– Да, спешу, – деловито ответил супруг, прикидываясь поглощенным текущими заботами. – У меня совещание в девять.

Она молча прикрыла дверь, затихла. Наверное, улеглась на свою кровать под прозрачным балдахином, расшитым звездами, уставилась на них и погрузилась в эротические грезы. У нее было столько фантазий, что любой мужчина утомился бы, пытаясь их осуществить. Иногда она бывала ненасытной, а иногда – холодной, отрешенной, словно спящая красавица, и тогда Глебову казалось, что он целует мраморную статую.

Они все чаще спали порознь – Магда у себя, а Глебов – в гостиной. Он возвращался домой за полночь, тихо раздевался, принимал душ и ложился на приготовленную домработницей постель. С некоторых пор она стелила ему в гостиной на диване, и Глебов уже не мог вспомнить, сам он попросил ее об этом или Магда. Кажется, инициатива исходила от жены. Какая разница? Его такое положение вещей устраивало. Магда, как он полагал, хотела его припугнуть своей немилостью. Но она просчиталась – Глебова только обрадовало отлучение от супружеских обязанностей. Да, он удовлетворял свой сексуальный голод на стороне – с любовницей. Не обремененной умом и принципами, зато темпераментной и непритязательной.

Магда ничего не замечала… или делала вид, что не подозревает о похождениях мужа. Глебов не хотел скандалов в семье, поэтому тщательно скрывал свою связь.

Были моменты, когда он готов был раскаяться, упасть жене в ноги, признаться во всем, вымолить прощение и снова, как прежде, боготворить ее, угождать, пресмыкаться. Вот это его и останавливало. Пресмыкаться… Зачем? Во имя чего? Постепенно приступы раскаяния сошли на нет, осталось только недоумение и мрачное, желчное раздражение. Что он когда-то нашел в Магде? Чем она его приворожила, свела с ума?

Он пытался внушить себе равнодушие к ней, и у него почти получилось.

Алексей Дмитриевич Глебов занимался куплей-продажей медицинского оборудования и фармацевтической продукции, а недавно открыл частную клинику, где решил объединить полученные знания с достижениями науки. По настоянию родителей он окончил медицинский институт, пробовал себя в хирургии, но забросил. Коммерция интересовала его куда больше, чем самоотверженный труд врача, который плохо оплачивался и не сулил ничего, кроме нервотрепки и угрызений совести. Медицина безнадежно проигрывала болезням, а Глебов не желал ходить в аутсайдерах. Скепсис уживался в нем с гуманистическими идеями, поэтому он выбрал иной способ помогать ближним – снабжать страждущих новейшими лекарствами и диагностической аппаратурой. Что касается клиник, то он предпочел ими владеть, нежели практиковать в них.

Отец Алексея в бытность свою влиятельным чиновником Минздрава обеспечил сыну достойный старт. Учрежденная младшим Глебовым фирма «Медиус» быстро начала приносить прибыль, и родитель удалился на покой. Впрочем, сын и сам оказался не промах – его умению вести дела мог бы позавидовать опытный бизнесмен. Откуда только взялись хватка и чутье, способность извлечь выгоду из безнадежной ситуации и обернуть ее себе на пользу!

Заслуженный пенсионер Глебов по праву гордился единственным сыном. Тот еще в школе отличался умом, смекалкой, усердием и настойчивостью. Учился без троек, поступил в институт хоть и по протекции отца, но тому краснеть за отпрыска не пришлось. Звезд с неба Алексей не хватал, зато ко всему подходил основательно. В том числе и к отношениям с прекрасным полом.

Он рано стал нравиться девушкам, еще в старших классах, – ухаживал то за одной, то за другой. Без фанатизма, без подростковой восторженности – ради интереса. С легким волнением целовал их юные теплые губки, обнимал за хрупкие плечи, ничего не обещая, ни на что не претендуя, проживая это мгновение, как мотылек проживает соприкосновение с цветком – полакомился и полетел дальше.

В институте Алексею прочили в жены дочку декана, спортивную розовощекую активистку, отличницу, с крепкими ляжками и упругой грудью. Ее звали Кристина. На студенческих вечеринках она прижималась к нему своим горячим телом, обдавая запахом лимона и кориандра. Это сочетание ароматов до сих пор напоминало ему первый сексуальный опыт – настоящий, без детской робости и стыда, без лирики и сердечного смятения. Кристина отдалась по-медицински грамотно, со здоровым аппетитом созревшей самки, не забыв при этом о надежной контрацепции.

Глебов даже не пытался дать себе отчет, что его больше поразило – ее бесцеремонность или собственное разочарование. Он словно побывал на приеме у сексопатолога, который на практике показал ему, как следует получать наслаждение в супружеской постели. После бурного оргазма «пациента» стошнило от одной мысли, что они будут заниматься любовью точно так же завтра, через неделю, через месяц… В сексе с Кристиной было много биологии и совсем мало чувства.

Алексей еще некоторое время пытался убедить себя, что так и должно быть: трезвость необходима в любви, как и в жизни, опьянение лишает человека здравого смысла, толкает его на глупости.

– Твое либидо похоже на грозовую тучу, – однажды сказал он Кристине. – Созрело, высекло молнию и разрядилось проливным дождем. Просто природное явление, ничего больше.

Она обиделась, ее глаза покраснели, наполнились слезами. Что в этом плохого? Разве человек – не часть природы?

– Кажется, ты хочешь меня оскорбить? – со сдержанным негодованием прошептала она.

– Я констатирую факт… Ставлю диагноз, – лениво произнес он.

– Любовь – не болезнь.

– Еще какая болезнь! Опасная, неизлечимая… А мы с тобой в норме, оба! До неприличия пышем здоровьем.

Кристина смотрела на него, как на умалишенного.

– У двух здоровых людей будет здоровое потомство… – брякнула она.

– Кажется, ты путаешь меня с племенным быком.

– А ты меня – с голландской коровой! – взвилась Кристина. – Я тебя силой в постель не тащу!

– Мы удовлетворяем свои инстинкты – ты и я, по обоюдному согласию.

Он ее допек! Она замахнулась, хотела влепить ему пощечину. Он перехватил ее руку, играючи, перевернул ничком, шлепнул по тугим ягодицам.

– Ты не хочешь здоровых детей? – пробормотала она, лежа вниз лицом на смятых больничных простынях.

– Зачем ты принимаешь таблетки, если жаждешь стать матерью?

– Всему свое время.

Кристина заранее распланировала свою жизнь – по пунктам. Расставила приоритеты, разметила, рассчитала. И включила туда Алексея Глебова, самого красивого и перспективного жениха на курсе.

Ее отец устроил их вместе на практику в престижную клинику, отлично понимая, как сближают вечерние дежурства, молодость и мягкий диван в ординаторской. С таким зятем, как Глебов, вернее, с Глебовым-старшим можно будет решать вопросы в министерстве, устроить дочери защиту докторской, много чего выбить для себя, для факультета, для… Словом, дело за Кристиной.

– Леша не собирается на мне жениться…

Эта фраза, произнесенная зареванной дочерью, обрушилась на декана как гром среди ясного неба. И ведь не надавишь на чиновничьего сынка, не прижмешь подлеца, не припугнешь отчислением, зарубленной карьерой. Глебовы сами с усами, к ним не подступишься – себе дороже выйдет.

– Ты женщина, тебе и карты в руки, – вспылил декан. – Надеюсь, хватило ума забеременеть? Учить тебя, что ли? Где я тебе еще найду такого, как Глебов?

Кристина рыдала в голос, кусала локти от своей «предусмотрительности». Трезвый подход к любовным забавам сыграл с ней злую шутку. Она изнывала от страсти, а Глебов отвергал любой интим. Он не собирался связывать себя узами брака. Заметив однажды, что она не принимает, как обычно, таблетку, он насторожился. И выскользнул из расставленных сетей.

– Со студенческой скамьи – и в ЗАГС? – усмехался он. – Это слишком головокружительный трюк для такого приземленного парня, как я.

– Мы любим друг друга! – заклинала Кристина.

– Я не хочу принуждать тебя делать аборт.

Он совершенно охладел к ней, как будто не было между ними ни жарких ласк, ни сладких поцелуев, ни взаимного влечения. Минуты наслаждения свершились и отцвели, опали, словно тронутые морозом листья.

Прошли годы, прежде чем Глебов встретил другую женщину – Магду – и весь запылал, погрузился в блаженную истому вопреки логике и хваленому рассудку.

Алексей не задумывался, как назвать то, что он испытывал при одном только взгляде на Магду – на ее темные с медным отливом волосы, изящную и легкую фигурку. Она ярко, вычурно одевалась в индийские ткани, шаровары, пышные юбки, длинные, до пят, туники – восточная птица, залетевшая в чужой сад. Украшения с большими камнями удивительно шли к ее светлой коже, и Глебов запоздало узнал, как могут аметисты и гиацинты[3] менять цвет глаз от густого индиго до изумрудно-зеленого и прозрачно-голубого.

Алексей предпочитал стильных, интеллигентных женщин, которые во всем придерживаются золотой середины, умных, уравновешенных и покладистых. Магда была полной противоположностью. Она не признавала никакого стиля – вернее, изобрела собственный, и вместо середины ударялась в крайности. Ее ум напоминал скифский курган: чтобы докопаться до глубоко упрятанных сокровищ, следовало перелопатить горы земли. Впрочем, Магду не волновало, сочтут ее умной или дурочкой. О покладистости речь вообще не шла – похоже, Магда понятия не имела, что это такое. Она делала только то, чего хотела сама, не обращая внимания на потребности окружающих. Страдала ли она особой формой эгоизма или имела такое свойство характера, Глебов определить не мог. Он не мог думать о Магде, он ею бредил…

Они встретились и познакомились в Венеции – городе на воде. Считающий себя эстетом Глебов мечтал побывать там чуть ли не с детства. Гулять по знаменитой площади Сан Марко под сенью позолоченного ангела, сидеть в кафе, где бывали Байрон и Хемингуэй, скользить в изящной гондоле по Большому каналу, любуясь отраженными в нем мраморными дворцами, вдыхать соленый воздух лагуны и острых итальянских кушаний, пить молодое вино, ловить взгляды праздных, кудрявых и смуглых женщин… Непременно кудрявых и смуглых!

Ему перевалило за тридцать, и он подарил себе эту поездку – путешествие в средневековый город, полный знаменитых теней, роскошных палаццо и ажурных мостов. Солнце, мрамор и тусклый блеск каналов создавали золотисто-розовую дымку, из которой материализовалась тонкая, яркая женщина – темноволосая, бледнокожая, с глазами газели, в бирюзовом платье, раздуваемом ветром…

По общепринятым меркам Магду вряд ли можно было назвать красавицей. Неправильные черты лица, неправильная фигура, слишком простая прическа, нелепая манера одеваться – по отдельности все никуда не годилось. Чего стоили ее босоножки со стразами и сумочка с бахромой?! Но от Магды нельзя было оторвать взгляда.

Глебов задохнулся и впервые в жизни ощутил боль в груди, почувствовал, как сильно забилось, заныло сердце, а во рту появился привкус крови…

Теперь он понимал, что тогда ему в лицо ударил соленый ветер с моря, а он принял это за порыв страсти.

Глава 3
Камышин

– Зачем мы сюда пришли?

Матвей недовольно смотрел на зияющие пустыми провалами окон руины коттеджа баронессы Гримм.

– Сама не знаю… – прошептала Астра.

Они шли вдоль забора. Повсюду капало. Снег стал серым, грязным. Сад не пострадал от пожара, и его ветки торчали на улицу, словно тянулись к прохожим, пытались их задержать.

– Видишь?

– Что я должен видеть? – поднял брови Матвей.

– Сад тянет к нам руки, хочет что-то сказать.

– Такие же «руки» торчат из-за каждого забора.

Астра остановилась, задержала дыхание.

– По-моему, здесь все еще бродит дух баронессы.

– С какой стати?

Астра прижалась к забору и прошептала в глубину заброшенного двора:

– Зеркало у меня. С ним все в порядке. Я его берегу…

Она заново переживала ту страшную ночь, когда баронессу и ее дом настигла смерть. Хозяйка умерла до пожара, Астре же чудом удалось выскочить из объятого пламенем коттеджа. Она вынесла только свою сумку, куда положила венецианское зеркало госпожи Гримм, мандрагоровый корешок и видеокассету.

– Дом тоже умер, – грустно произнесла Астра и показала на большое окно. – Вон там была моя комната. Вернее, комната, предназначенная для компаньонок баронессы. Порой мне кажется, что госпожа Гримм ждала именно меня. Я должна была поселиться в ее доме, обнаружить тайник в стене и забрать Альрауна и кассету. Она предвидела свою смерть!

Матвей жестом выразил несогласие.

– Мы уже обсуждали это.

– Зачем, по-твоему, она бросила Германию и притащилась в богом забытый Камышин? Ради местных красот?

– Мать Иды Вильгельмовны была русская, не так ли?

– Не говори мне о ностальгии! – закатила глаза Астра. – Баронесса не видела России – она родилась на немецкой земле.

– А ты не говори о ее кельтских корнях!

– Я и не говорю.

Астра насупилась. Какая-то давняя тайна стояла за всем, что произошло тогда на Озерной улице, за смертью госпожи Гримм, за видеозаписью на кассете.

– Давай лучше поговорим о твоих кельтских корнях, – повернулась она к Матвею. – У тебя ведь тоже есть двойник? Брюс, потомок шотландских королей.

– Который наблюдал за звездами в подзорную трубу и переплавлял свинец в золото?

– Признаешь?

– Нет, разумеется.

Карелин лукавил. Были моменты, когда он вдруг начинал ощущать другую реальность – восемнадцатый век, время смелых преобразований Петра Великого, – в нем будто просыпался другой человек: царедворец, фельдмаршал и чернокнижник. Одни называли его колдуном и алхимиком, другие – героем и ученым, третьи – астрологом и масоном, четвертые – самой загадочной личностью в окружении Петра I.

Матвей ловил себя на том, что он думает, как граф Брюс, рассуждает, как граф Брюс, и знает то, что мог знать только граф Брюс. По стечению обстоятельств, у него даже появился костюм графа – камзол, парик, рубашка и башмаки с пряжками. Это объяснялось просто: мальчишки из «Вымпела» пригласили наставника на Хеллоуин и добыли для него наряд петровского вельможи.

Но как попали к нему мысли Брюса?

Астра твердила, что совпадений не бывает, просто не всегда удается связать причину и следствие. С некоторых пор Матвей склонен был признавать ее правоту, но далеко не во всем и не всегда. Есть же еще здравый смысл, кроме диких фантазий!

Например, Астра приписывала эпизодам с кассеты чуть ли не пророческое значение. Они-де отображают будущие события. Кое-что уже сбылось – не в точности. Кое в чем можно было усмотреть сходство – но весьма отдаленное. Нельзя отрицать, что среди разрозненных отрывков присутствует так называемая «усадьба Брюса» – дом графа в подмосковных Глинках. А вот все остальное вызывает сомнения.

Астра множество раз просматривала странные кадры и запомнила их наизусть:

Змея, обвивающая ствол могучего дерева… всадники, скачущие за диким кабаном, который заманивает их в туман… мрачные своды замка и котелок над огнем… бронзовая русалка на постаменте посреди круглого водоема… танцующие маски венецианского карнавала… отрубленная голова на золотом блюде… фасад усадебного дома в Глинках… ряженые сжигают соломенное чучело… любовники в масках на ложе страсти… Млечный Путь на звездном небе… мраморная статуя Афродиты в венке из цветов мандрагоры… корова, жующая траву… повешенный раскачивается на виселице… фонтан, куда туристы бросают монетки…

Кто, когда и зачем сделал эту видеозапись? Сумасшедший убийца, который уже мертв? Призрак, явившийся из потустороннего мира?

Астра говорила о кельтской магии, об умении превращать воображаемые вещи в реальные – картинки могут воплотиться в действительности!

Матвей возражал – Брюс верил, что такое возможно. По его мнению, кассету следовало уничтожить.

Астра была против. Она пришла к дому на Озерной улице, чтобы посоветоваться с баронессой… «Госпожа Гримм, похоже, дала отрицательный ответ».

Пять лет тому назад. Венеция

Магда водила, вернее сказать, возила его по улочкам-каналам, и запах мокрых камней казался ему слаще аромата роз, а плеск воды звучал, как волшебная флейта. Глебов не замечал прославленных красот столицы карнавалов – он ловил каждый вздох Магды, каждое движение, каждый поворот ее головы. Он жалел, что не умеет писать картин: эта женщина была достойна кисти художников Возрождения – совершенство античности сочеталось в ней с чувственностью Востока.

Расставаясь с Магдой в сумерках, расцвеченных желтыми огнями, Глебов, как пьяный, возвращался в отель, бросался на кровать в прохладном номере с окнами, выходящими на канал, и до утра перебирал в памяти – камешек за камешком, стеклышко за стеклышком – каждую частичку, из которых складывался ее непостижимый образ. Пронизанный солнцем венецианский витраж… византийское панно… римская мозаика…

А утром он лихорадочно собирался – мылся, брился, приглаживал расческой непослушный ежик волос, уже ощущая внутреннюю дрожь, возбуждение, гул крови в венах. Бегом спускался на первый этаж, выходил на улицу, залитую лазурью и золотом, и до встречи с Магдой умирал от желания только прикоснуться к ее руке, увидеть заложенную за ухо прядь волос, длинную линию шеи, ложбинку груди в вырезе открытого яркого платья…

Стоило ей появиться, и Глебову казалось, что он сидит на карусели, а какая-то скрытая сила принимается ее вращать, быстрее и быстрее, и вот уже ничего нельзя разглядеть, все мелькает, кружится голова, а в груди возникает пустота, как перед полетом в неизвестность.

Магда показывала ему Венецию, будто она жила там много веков подряд. Часовую башню с маврами, Дворец дожей, росписи Тициана и Веронезе, Библиотеку Святого Марка, мост Риальто…

– А здесь жила Дездемона, – сказала она, беря его за руку – и словно тысячи огненных игл впились в его тело. – Потом ее похитил жуткий ревнивый Отелло!

Она повернулась к Глебову, как бы намекая на некую их причастность к этому факту, и медленно, с придыханием засмеялась. А он с ужасом почувствовал, с каким наслаждением можно сжимать железными пальцами нежное женское горло…

– Все мужчины ревнивы? – заигрывая, спросила Магда. – И ты тоже мог бы убить? Признайся…

Он, плохо соображая, кивнул.

– Здесь жила Дез-де-мо-на… – гортанным голосом воркующей голубки повторила она. – Слышишь звенящие колокольчики? Ее имя все еще звучит здесь…

Алексей поднял глаза на маленький палаццо с высокими стрельчатыми окнами и ажурными балконами.

– В лунную ночь она выходит на балкон, – прошептала Магда, прижимаясь к нему. – Хочешь ее увидеть?

– Нет… нет. Зачем?

Он наклонился и сухими от жара губами неловко поцеловал ее в подбородок, в шею, в вырез платья. Лодка, где они сидели, покачивалась на мутной воде, и от того все вокруг казалось зыбким, нереальным. На стене дворца мерцали солнечные пятна.

– Женщины ревнуют сильнее мужчин, – проговорила она, не отстраняясь. – Если ты мне изменишь когда-нибудь… я тебя убью.

Ее слова были тем более странными, что Глебов в любви не объяснялся и клятвы верности не давал. Но после этого он уже оказался связанным такой клятвой – и не только не возражал, а обомлел от счастья. Прикажи она ему сейчас умереть – он бы, не раздумывая, бросился в канал.

Наверное, его заворожили, околдовали средневековые камни, неуловимый дух Венеции и флюиды нескончаемой череды любовников, дающих друг другу заведомо невыполнимые обещания.

На следующий день пошел дождь. Капли косо падали в воду, и город, подобно стыдливой красавице, надел серебристую вуаль. Сквозь нее проступали призрачные арки и колонны, византийские купола церквей, готические шпили.

Волосы Магды намокли и завились на концах колечками, влажная кожа блестела.

– Сверху Венеция похожа на рыбу, – говорила она, склонив голову на плечо Глебова. – Голова, брюшко, хвост… Но любоваться ею надо не с неба, а с воды. Она создана для взгляда из лодки. Ее нельзя пройти – только проплыть. Ты когда-нибудь стоял на коленях перед женщиной? – вдруг спросила Магда.

– Нет, – честно признался он.

– На этот город нужно смотреть, как на женщину с колен, – с восхищением и любовью…

Венеция слилась с Магдой тем дождливым днем. Они обе обожали украшать себя и любоваться своей красотой. Одна гляделась в зеркало, другая – в воду. Поэтому зеркала родились именно здесь – на острове Мурано – и стали называться венецианскими.

Магда жила в маленькой гостинице далеко от центра – она ненавидела шум, толпу, громкую музыку. Туда она и привела Глебова, когда они совсем вымокли и продрогли. Угостила его густым сладким вином, и он неожиданно захмелел, потянулся к ней холодными губами, опрокинул на спину, навалился, разрывая скользкий шелк платья… Магда смеялась и стонала, ее зубы блестели в красном сумраке тесного номера, зрачки вспыхивали, как кошачьи глаза, а тело извивалось, принуждая его применять силу. Глебов никогда бы не поверил, что способен на такое – не совладать с собой, наброситься на женщину, порвать одежду… Кошмар! Их неистовая любовная борьба закончилась взрывом, который ослепил и оглушил Глебова, опустошил его, вынул сердце и бросил к ногам Магды…

Она заставила его опуститься на колени и вымаливать прощение.

– Ты насильник! – смеялась она. – А я люблю нежных мужчин… Ты едва не растерзал меня.

Он каялся, хотя был уверен, что она сама этого хотела.

Магда подошла к окну, подозвала его жестом насытившейся львицы и приподняла красные шторы. Темноту, полную дождя, прорезывали огни. По черной воде узкого канала плыла лодка, в ней стояли люди в традиционных итальянских карнавальных костюмах – Шут, Арлекин, Пьеро, Коломбина, Панталоне. Звучала музыка. Один из ряженых поднял голову и помахал кому-то рукой.

Магда побледнела и отшатнулась.

– Что с тобой? – удивился Глебов.

– Он нас увидел… – растерянно прошептала она.

– Кто?

– Не важно… Кто угодно. Чужой… Маска!

– Так ведь карнавал скоро. Венеция – город масок.

– Раньше здесь все ходили в масках… – кивнула она. – От дожа до последней служанки или торговки рыбой.

– Чего ты испугалась?

– Я? Кто тебе сказал?

Она, совершенно нагая, была прелестна. Свет проникал с улицы в комнату через красные шторы и придавал ее коже и волосам бронзовый оттенок.

– Не смотри на меня… – смутилась Магда. – Давай притворимся, будто это не мы. Другие любовники, например мавр и Дездемона. Или Ромео с Джульеттой…

Глебов засмеялся.

– Тебе весело, Алекс? Я сумела тебя развеселить?

Она грациозно присела и достала из тумбочки две белые маски volto[4], – настоящие, венецианские. Протянула одну Глебову, другую надела сама.

– Теперь это уже не я и не ты…

Ее обнаженное тело, распущенные по плечам волосы и белоснежное «лицо» с темными прорезями для глаз производили странное впечатление. Она приблизилась к Глебову и провела по его торсу ладонями, едва касаясь. Ее пальцы порхали, а неподвижное «лицо» замерло напротив него. Две маски сделали их таинственными незнакомцами и дали свободу фантазии. То, что целоваться было нельзя, оказалось очень эротичным…

Ночной ветерок приподнимал шторы, неся с собой острый, свежий запах лагуны, прохладу и отголоски музыки. Где-то веселились участники будущего карнавала, кто-то быстро переговаривался по-итальянски на первом этаже гостиницы… Все это смешивалось с дыханием женщины-маски, исходящей от нее страстью, пропитанной ароматами абсента и миндаля…

Эта венецианская ночь открыла Глебову всю глубину его невежества в любовной мистерии, когда мужчина и женщина священнодействуют как два вселенских начала, а не как два жаждущих оргазма двуногих. Женщина-маска вела его за собой по лабиринту наслаждений, где он познавал таинство за таинством, посвящение за посвящением…

Эта ночь превратила его в раба. Он окончательно потерял голову. Первое, что он сделал, проснувшись в полдень, – начал умолять Магду стать его женой. Она отказывалась. Позвонила и заказала в номер устрицы, виноград и шампанское. Без маски, в тонкой желтой тунике она выглядела милой и утомленной долгими ласками. Ей хотелось валяться в постели, потягивая вино, курить кальян.

– Я люблю тебя… – твердил Глебов. – А ты?

Она смеялась над его признаниями, и ему самому вдруг стало неловко – такими пустыми, ничего не значащими показались слова «люблю», «выходи за меня замуж». Он впервые осознал, как беден, несовершенен и груб язык людей и как он сам беспомощен и неуклюж в попытке выразить свои чувства.

Магда сжалилась над ним и закрыла ладонью его губы:

– Молчи…

Глава 4
Москва

Господин Феоктистов, отдуваясь, прогуливался по одичавшему парку. Ранней весной здесь особенно ощущалось запустение. Если бы не аллеи, неухоженные посадки выглядели бы как редколесье. Снег на дорожках растаял, обнажив прошлогоднюю листву, и ботинки бизнесмена оставляли в ней глубокие вмятины. Он с трудом, сетуя на свою тучность, добрался до круглой беседки с колоннами и остановился, любуясь открывшимся видом. Лес и равнина с черными проталинами на ослепительном солнце казались синеватыми.

Охранник поставил боссу раскладной стульчик.

– Не буду сидеть, холодно, – буркнул тот. – Убери!

– Хорошо, Игорь Владимирович, – кивнул тот, не двигаясь с места.

По опыту он знал: босс умаялся, но не садится из гордости. Отдышится и сядет, начнет философствовать. Братцевский парк располагал его к пространным рассуждениям о бренности всего мирского, о забытых судьбах некогда богатых и влиятельных людей, о нетленной красоте природы…

На сей раз охранник ошибся – Феоктистов достал телефон и призвал к себе начальника службы безопасности.

«Чудит старикан, – думал охранник. В его двадцать четыре пятьдесят шесть лет Феоктистова представлялись старостью. – То велел Таврину в машине оставаться, то зовет. Семь пятниц на неделе! Интересно, в его возрасте все такими становятся?»

Начальник охраны не заставил себя ждать. Хозяин любит исполнительность и расторопность, его лучше не злить. Особенно когда у него почки пошаливают.

Перед этим Феоктистов заезжал в частную клинику, на прием к известному в Москве профессору-урологу. Поступал он так в самом крайнем случае, когда справляться с болезнью становилось невмоготу, – Игорь Владимирович терпеть не мог больницы и все, что напоминало о хрупкости человеческого организма и смерти.

Игорь Владимирович с брезгливой гримасой уставился на Таврина – молодость, отличная физическая форма и мужественные черты лица начальника службы безопасности невольно составляли контраст заплывшей жиром фигуре и одутловатой физиономии коммерсанта. Нарушение обмена веществ зашло так далеко, что никакие процедуры, заграничные курорты и чудодейственные диеты уже не помогали Феоктистову сбросить вес. При всем том он умудрялся волочиться за хорошенькими женщинами и покупал их любовь, не жалея денег. А их Феоктистов успел заработать столько, что хватило бы на три жизни. К сожалению, в его распоряжении была только одна, что ужасно удручало Игоря Владимировича.

– Чем порадуешь, любезный? – раздраженно проскрипел он. – Как твой подопечный?

Охранник смотрел вдаль, делая вид, что не прислушивается. Возможно, ему и правда было наплевать на разговор между боссом и Тавриным, но они сразу условились не называть имен. Береженого Бог бережет.

– Вы, как всегда, оказались правы, Игорь Владимирович, – понизил голос начальник службы безопасности. – У него есть любовница.

– Кто такая?

– Пока неизвестно. Выясняю, Игорь Владимирович.

– Поторопись, Гриша. Не люблю ждать. Стервец, а? Что его не устраивает, по-твоему?

– Трудно сказать, Игорь Владимирович.

Господин Феоктистов был очень богат и очень сластолюбив. Несмотря на проблемы со здоровьем, он умудрялся менять женщин одну за другой. Его первая жена умерла несколько лет назад, со второй он развелся и дал волю своему либидо. Хотя обе супруги не мешали его похождениям, свобода от брачных уз дала новый толчок увлечениям Игоря Владимировича. Он выслеживал понравившихся ему женщин, охотился за ними, как голодный лис за дикими уточками. И уж если они попадали к нему в пасть, то шансов вырваться не было никаких – деньги и подарки, которыми он их осыпал, творили чудеса. Стройные блондинки, пышногрудые брюнетки, рыженькие и русые, тонкие и в меру упитанные дамы сами шли к нему в руки, загипнотизированные толщиной его кошелька и обходительными манерами. При всей своей несоблазнительной внешности он умел угодить женщинам и превосходно знал их слабые места.

Насыщаясь, Феоктистов отпускал их с миром и порой награждал приличным приданым – если партнерша приходилась по вкусу, она могла рассчитывать на его щедрость. Расставшись с очередной подругой, он больше никогда не вспоминал о ней, словно та раз и навсегда исчезала не только из его постели, но и вообще из жизни.

В последний год кое-что изменилось. Не то наступило затишье в душе Феоктистова, не то он выдохся, – возраст, как ни крути, почки, сердечко, давление, избыточный вес опять же… Словом, банкир угомонился, перестал стрелять глазами за каждой юбкой и облизываться при виде кругленькой попки и длинных ножек. И вот новый всплеск.

«Рано в расход списали босса, – думал Таврин, стоя за его спиной и переминаясь с ноги на ногу. Он был щеголем, и вместо теплой обуви носил модную, что иногда доставляло неудобства. – Феоктистов еще в силе. Ишь, как его разбирает!»

– Прекрасная беседка, – вдруг сказал тот, поворачиваясь к начальнику охраны. – Но в негодном состоянии. Капитальный ремонт нужен, реставрация. Колонны облупились, свод потрескался…

«Тебе бы тоже не помешала реставрация», – ответил про себя Таврин.

Никто не спрашивал его мнения, поэтому он сдержанно улыбнулся и слегка наклонил голову. Ожидаю, мол, дальнейших указаний.

– Видишь постамент? – Феоктистов указал пальцем на середину беседки. – Здесь раньше статуя Амура стояла. Из мрамора. А теперь – пустой пенек. Безобразие…

Таврин научился читать мысли босса, тем более что у Феоктистова они текли в одном направлении. Не зря он заговорил об Амуре.

– Ну, как она – хороша?

– Хороша, Игорь Владимирович.

Таврин знал толк в женщинах. Он был женат, но изредка позволял себе связи на стороне.

– Ты гляди у меня! – погрозил пальцем толстяк. – И думать не смей! В порошок сотру… Видишь болота в низовье? Туда если труп бросить, нипочем не найдут.

Таврин напрягся. Молодой охранник вздрогнул, по его накачанному телу побежали мурашки. Он старательно разглядывал кору на ближайшей березе, жалея, что не отошел подальше.

– Она опасная женщина, Игорь Владимирович, – прошептал Таврин, наклоняясь к боссу. – Может быть, не стоит…

– Ты кто такой, чтобы меня учить? Твое дело – мои приказы выполнять! Стоит, не стоит… Что вы понимаете, сопляки? Все в жизни чего-то да стоит, только мало кто истинную цену знает. А еще меньше способных заплатить…

Камышин

Матвей натопил баню. В парной висел горячий травяной туман. Здесь все было деревянное, душистое: стены, пол, полоток, настилы, бочка с водой, бадейка, ковш для обливания – и он в очередной раз порадовался, как хорошо тут все устроил.

– Ну, все, иди… – выпроваживала его Астра. – Я сама буду мыться.

– Не угоришь?

– Постараюсь.

– А веничком кто по тебе пройдется?

Взгляд Матвея остановился на сумке, которую она захватила с собой в предбанник, и его брови поползли вверх.

– Ты что, взяла с собой зеркало?

– Да, взяла. Для гадания. Оказывается, гадать надо ночью, в бане, нагишом. Мне Катя рассказала.

Катя – двоюродная сестра Астры по линии матери – недавно приезжала из Богучан в Москву: погостить, повидаться с родственниками. Матвея ей представили как будущего зятя Ельцовых.

– Мужчинам можно присутствовать? – на всякий случай спросил он, уже предвидя отрицательный ответ.

– Ни в коем разе! Давай выходи отсюда. Мне нужно приготовиться.

– Девушки хотят суженого в зеркале увидеть. А тебе зачем гадать? Я твой суженый!

– С чего ты взял? Мы просто играем… в жениха и невесту.

Она бывала невыносима. Матвей старался не выказывать разочарования.

– Ты уйдешь или нет?

Он нехотя удалился. Оставшись одна, Астра отчего-то погрустнела, вздохнула. Что ей хочется узнать с помощью гадания?

Сняв с себя всю одежду, она достала зеркало и установила его на деревянной столешнице. Зажгла две свечи по бокам, села напротив… Золотистая венецианская амальгама слепила, отражая язычки пламени. У Астры перед глазами поплыли радужные круги… Может быть, от горячего влажного воздуха ей стало нехорошо. «Не надо было отпускать Матвея… – запоздало пожалела она. – Грохнусь в обморок ненароком и точно угорю».

Старинная бронзовая рама в завитушках делала зеркало похожим на картину в багете – только вместо изображения клубился какой-то туман.

– Это пар… – прошептала Астра.

Ее бросило в жар, а в раме действительно появилась картина – смутная, размытая. Дама в напудренном парике, в пышном платье с кружевами и оборками, улыбаясь, слушала любезности Арлекина. На ней была темная маска, Арлекин свою держал в руке. Он склонился к даме и говорил ей на ушко что-то приятное или смешное… Чуть в отдалении под сенью деревьев кружились в танце пары, в ночном небе рассыпался огнями фейерверк…

– Я знал, что тебе станет дурно с непривычки, – проговорил Арлекин и брызнул ей в лицо холодной водой. – Вижу, что зря послушался и ушел. Тебе совсем плохо.

Конечно, никакой дамы и Арлекина в помине не было. Астра сидела на лавке в чем мама родила, а в зеркале отражались две свечи. Матвей деликатно набросил на нее полотенце и протянул кружку с квасом.

– Пей… полегчает.

– Я видела красавицу и Арлекина.

– Вспомнился Новый год? У меня тоже еще свежи в памяти Алина-Коломбина и Степа-Арлекин[5]. Колоритная парочка.

– Это не то… – вяло возразила Астра.

Матвей имел в виду супругов Бутылкиных, с которыми они познакомились на недавней вечеринке в доме Борецкого. Бутылкины нарядились в костюмы итальянской комедии масок, но вели себя как русские муж и жена: он стрелял глазами по молоденьким девушкам, она ревновала и одергивала его.

– Степан и Алина поехали в Венецию. На карнавал.

– Не пропадать же костюмам? – съязвил Матвей. – Небось кучу денег угрохали!

– Дама и Арлекин… – пробормотала Астра. – Есть такая картина? Или я что-то путаю?

После дела о «загадках Сфинкса» у нее пробудился интерес к живописи – она бродила по музеям, покупала иллюстрированные альбомы.

– Искусство – особый мир, – говорила она. – Раньше я его почти не замечала. Он существует параллельно с нашим.

Матвей, который разбирался в искусстве на уровне интеллектуального минимума, необходимого для того, чтобы слыть образованным человеком, с удивлением обнаружил – картины и скульптуры перестали навевать на него скуку, наоборот, он как будто возвращался к забытому увлечению.

Однажды, любуясь вместе с Астрой пейзажами Шишкина в Третьяковке, он вдруг заявил:

– Петру I нравились картины фламандской школы – приморские места и гавани с парусными судами. Именно он завел в России обычай собирать картины и украшать дворцы и парки статуями. Подражая царю, так начали поступать и вельможи.

– Откуда ты знаешь?

– Просто знаю…

В нем опять заговорил Брюс– тот был отлично осведомлен о вкусах государя-реформатора.

– Венеция нынче – туристическая Мекка, – сказала Астра, возвращаясь к разговору о Бутылкиных. – Каждый уважающий себя эстет считает своим долгом побывать там.

– Кто из них эстет, по-твоему? – усмехнулся Матвей. – Алина или Степан? И вообще, мы париться собрались! Кому Венеция, а кому – камышинская банька!

Не слушая громких протестов, он, хохоча, подхватил ее на руки и понес в парную, в жаркий аромат раскаленных камней, дерева и распаренных листьев березы. Астра брыкалась, но Матвей не отпускал ее:

– Без меня ты выйдешь отсюда немытая!

– А царь Петр тоже в бане парился?

– Еще как парился! И царица с придворными дамами парились, как простые сенные девки…

– Врешь!

Астра хихикала и уворачивалась от горячего веника, пока не разомлела от душистого пара, от близости мужчины, его прикосновений, приглушенного голоса, скрытого желания…

– Ты ведь влюбился в меня? Признайся!

– Ничего подобного.

– Ну и дурак! – Она закрыла глаза и отдалась его рукам. – Врешь ты все…

Глава 5
Москва

Глебов вернулся домой за полночь, открыл дверь своими ключами. Магда, по-видимому, спала – ни звука не доносилось из-за двери ее спальни.

Он четверть часа принимал контрастный душ, пытаясь взбодриться. Осторожно, стараясь не шуметь, достал из бара бутылку коньяка, налил треть стакана и выпил маленькими глотками. Чтобы уснуть. Лег, невольно прислушиваясь, не разбудил ли жену. Диван в гостиной был жестким и неудобным, но идти сейчас в комнату к Магде, после…

Глебов застонал от досады и недоумения. Как он загнал себя в глухой угол? Как позволил всему этому произойти? За окнами шел мокрый снег. Мартовская погода капризна – то весна наступает, то зима зубы показывает. Свет фар проезжающих по дороге машин полосами проплывал по стенам и потолку. Глебов закрыл глаза. Нервное напряжение медленно отпускало, рассеивалось в сумраке комнаты. Он задремал…

Его начали тревожить длинные и путаные сны. Он убегал от кого-то по узким улочкам, вымощенным камнем, прятался в темных грязных тупиках, прислушиваясь к топоту преследователей, потом сам крался за кем-то, затаив дыхание и всматриваясь в темноту. По отсыревшим стенам метались багровые отсветы факелов, где-то совсем рядом плескалась вода. Издалека доносилась мелодичная песня гондольера, печальная, берущая за душу…

«Это Венеция! – догадывался Глебов. – Опять Венеция, где мавр Отелло воспылал страстью к Дездемоне, увидев ее на резном балкончике изысканного палаццо. И чем все кончилось? Его тоже околдовал, очаровал этот город, в котором стремление к красоте и безудержному веселью стало культом. Но смех иногда переходит в слезы, а любовный пыл перерастает в опасное наваждение…»

Он с ужасом вспомнил, как ему самому хотелось задушить спящую Магду – чтобы избавиться от болезненной тяги к ней, ее низкому мягкому голосу, вкрадчивым жестам и бредовым речам. И ведь она даже не была красива! Ни одна ее черта не отвечала классическим канонам – лоб высоковат, рот немного велик, глаза чрезмерно длинные, хищные, как у рыси… он готов был поклясться, что они светятся в темноте. А фигура? Плечи худы, грудь тяжеловата, талия низкая, бедра широковаты, лодыжки сухие, как у ахалтекинской кобылы… Но она не оставила бы равнодушным ни одного художника, скульптора или поэта. Ее хотелось запечатлеть на холсте или в мраморе… описать поэтическим слогом. В ней чувствовалась женщина, свободная от предрассудков и мнения молвы, особенная, неповторимая, будто созданная на заказ в единственном экземпляре. Она несла на себе клеймо небесного Мастера – столь же соблазнительная, сколь и опасная. Она, казалось, могла все – осчастливить, приворожить, убить, ограбить, зацеловать до изнеможения, измучить до смерти, возвысить и уничтожить, превратить в прах, в пыль на своих сандалиях… чтобы потом без сожаления, весело стряхнуть ее и пойти дальше, к новым триумфам. Она, словно гильотина, притягивала к себе взоры приговоренных к казни…

«Я готов положить голову под ее сверкающее лезвие!» – с ужасом сознавал Глебов.

Магда сводила его с ума. Был только один способ стряхнуть с себя эту одержимость – убить ее. Страшная мысль молнией пронзила мозг Глебова, и он проснулся. Приоткрыл глаза, глядя перед собой сквозь ресницы. Над ним нависла темная тень.

– Магда?

Он приподнялся и схватил ее за руку. Ее волосы были распущены, глаза вспыхнули желтым огнем. Или это проехал за окнами автомобиль, мелькнув фарами в ее зрачках?

– Ты не спишь, Алекс?

– Спал, но… что ты здесь делаешь?

– Мне страшно.

«Рассказывай сказки! – покрываясь испариной, подумал Глебов. – Моя смертоносная Шехерезада! Я не так глуп, как султан из арабских легенд. Зачем ты сюда явилась?»

Он старался говорить беззаботным тоном:

– Тебе приснился кошмар?

– Нет… я… ты ничего не слышал?

Глебов изобразил на лице удивление – она сделала его не только искуснейшим любовником, но и отличным актером.

– Что ты имеешь в виду?

– Кто-то стоит у нас под дверью… – выдохнула Магда. – Или ходит.

– Неужели?

– Разве ты не слышал шаги?

«Я даже твоих шагов не слышал, дорогая. И почти позволил застать себя врасплох». Он смотрел на ее грудь под тонким кружевом сорочки, и волна неудержимого желания ударила его под сердце.

– Пусти… мне больно…

Он сообразил, что крепко стиснул ее запястье, но вместо того, чтобы разжать пальцы, потянул ее к себе.

Магда застонала, и он, перестав владеть собой, опрокинул ее, навалился, рванул синие кружева, обнажая белое теплое тело, такое нежное, влажное от любовной жажды… или от страха? Он брал ее сильно, быстро, заставляя задыхаться и вздрагивать, кусать губы, чтобы сдержать крик… Она вся горела, но подавляла ответную страсть, отворачиваясь от поцелуев. Его руку обожгла боль… Что это? Нож? О, боже…

Магда сжимала в руке нож, пряча его в складках пеньюара, а муж, ослепленный желанием, не заметил. В какой-то момент ее пальцы ослабели и выпустили рукоятку.

– Я порезался, – прошептал Глебов.

– Что, Алекс?

Она увидела кровь и приникла к ранке губами, слизывая соленые капли. Он отстранился и привстал.

– Откуда здесь нож?

На смятой простыне лежал итальянский кинжал-стилет с острым трехгранным лезвием. Магда купила его в Венеции у старого антиквара, похожего на астролога, – с длинными седыми волосами, в бархатной одежде, – вернее, Глебов сам купил.

– Какой стилет! – замерла от восхищения она.

Продавец на ломаном английском принялся расхваливать товар.

– Он чудо как хорош! Такое оружие в драгоценных ножнах носила на поясе сама Мария Медичи, флорентийка, ставшая королевой Франции.

Он заученно повторял басню, предназначенную для легковерных туристов. Это был его хлеб. Кто станет задорого покупать обычный нож? А вот упоминание знаменитой фамилии Медичи сразу все меняет. У людей блестят глаза, и руки сами тянутся к заветной реликвии. Еще бы! К этому стилету, быть может, прикасалась французская королева, мамаша Людовика XIII, прославленного в романах Дюма-отца, свекровь Анны Австрийской, о подвесках которой знает весь мир – ведь именно за ними отправились в Англию д’Артаньян и три мушкетера.

– Я хочу! – засияла Магда.

Разве мог Глебов отказать ей? Он выложил за стилет кругленькую сумму и с мыслью: «Это надувательство чистой воды!» – улыбаясь, преподнес его молодой женщине. Та расцвела и с тех пор не расставалась со стилетом, носила его в сумочке вместе с пудреницей и чуть ли не под подушку клала.

– Кинжал считается холодным оружием, между прочим, – как-то сказал он Магде.

– Да… – Она забавлялась стальным лезвием, как любимой игрушкой. – Он очень красив… правда, милый?

– У тебя могут быть из-за него неприятности.

– А без него? Вдруг кто-нибудь нападет на меня? Ты такой строгий, Алекс! Как мой отец…

Нелестное сравнение охладило Глебова, и он перестал воспитывать Магду. В конце концов, она знает, что делает.

И вот злополучный стилет оказался у него в постели – слава богу, что не в сердце.

– Зачем ты принесла нож? – силясь выдавить усмешку, спросил он.

– Я испугалась…

– Хотела перерезать мне горло?

– Ты что… Алекс? Мне показалось, за дверью кто-то ходит. Вдруг какой-нибудь вор или бандит собирается забраться в квартиру?

– Через бронированную дверь?

– Я просила тебя установить сигнализацию.

– Кто захочет влезть, того не остановишь. У нас нечего брать! Деньги я храню в банке.

– А мои драгоценности?

– Если их украдут, я куплю тебе новые.

– Ну, Алекс… Ты меня совсем разлюбил, да? – капризно протянула она, сморщив носик.

На ее губах была кровь – его кровь. Совсем как в фильмах про вампиров. В свете, который проникал в гостиную из спальни, она казалась черной. Глебов вытер руку о простыню, – порез был неглубокий, но кровоточил и саднил.

Магда взяла стилет и, словно обжегшись, бросила его на пол.

– Прости… я не ожидала, что ты на меня… накинешься. Сам виноват.

Глебов поднял клинок и приставил к ее груди. Лезвие, неоправданно острое для сувенирного изделия, блеснуло холодной сталью.

– Давай, убей! Ну же! – с вызовом произнесла жена. – Ты ведь это собираешься сделать?

– Не боишься?

– Тебя? Нет…

На лбу Глебова выступили капельки пота.

– Роса страсти… – плотоядно улыбнулась Магда. – Или страха… Слова похожи, а чувства? Что ты сейчас чувствуешь, Алекс?

– Черт… Насмотрелась дурацких фильмов по телевизору. Вообразила себя Шарон Стоун!

– Я не смотрю телевизор. Давно, с тех пор, как погибли мои родители, и я услышала об этом в новостях…

– Извини…

– Я ненавижу кино, – прошептала Магда, переворачиваясь на спину. – Там воображаемая жизнь, которой люди подменяют свою. Вот ты живешь в полную силу? Или все воображаешь? Каким ты должен быть, как вести себя, как любить женщину, как заниматься сексом?

Она ставила его в тупик своими вопросами.

– Терпеть не могу слово «секс»!

– Я тоже, – не растерялась Магда. – Скажи, что у нас с тобой было только что? Любовь? Но разве она случается время от времени?

«Заговаривает мне зубы, – думал Глебов. – Отвлекает от главного: зачем стояла надо мной с ножом».

– Ты сильно изменилась с тех пор, как мы встретились.

– Правда? Тебе следовало узнать меня получше, прежде чем набиваться в мужья.

Фраза, которую он собирался произнести, застряла у него в горле. Магда умела резать по живому – она бывала жестока, как дети, не приученные щадить других.

«Так больше не может продолжаться, – повторял про себя Глебов. – Мы оба доведем себя до чего-нибудь ужасного, непоправимого…»

– Ты хотела меня убить, – утвердительно произнес он.

– Какая ерунда. Я же объяснила, что…

Он вскочил, отбросил одеяло и босиком, без одежды направился к входной двери. Прильнул к глазку. Разумеется, лестничная площадка была пуста…

Они с Магдой были женаты пять лет, но он так и не привык к ее причудам. Она действительно изменилась – после того случая… Однако у нее и раньше хватало странностей.

«Должно быть, не она очаровала меня, а соленое, жаркое дыхание Венеции, мистического города влюбленных и поэтов, веселых женщин, музыки, праздной и праздничной толпы – города, который живет удовольствиями и ради удовольствий. Я просто подхватил там заразную болезнь!»

В нем проснулся врач, предложив гомеопатический рецепт: подобное исцеляется подобным. Венеция его околдовала, она и избавит от заклятия…

Франция, XVI век. Париж, Лувр

Маргарита поспешно зашнуровала корсет, оделась без посторонней помощи, сунула ноги в изящные сафьяновые туфельки и через потайную дверцу вышла в коридор.

У нее имелся свой маленький двор – несколько дам, фрейлин, камеристок с прислугой, священников, секретарей и дворецких. Был даже казначей. Однако принцесса в совершенстве овладела искусством ускользать от всех, когда ей было нужно.

Лувр представлял собой сложный лабиринт, но она прекрасно ориентировалась в многочисленных переходах, лестницах и коридорах. Главное – не попасться на глаза какой-нибудь влюбленной парочке. Резиденция французских королей напоминала бордель и кишела авантюристами и искателями монарших милостей. Тщательно охранялись только покои ее брата Карла и королевы-матери. В апартаменты остальных обитателей Лувра при определенной ловкости можно было попасть без труда.

– Вы демонстрируете грубость нрава, дитя мое, – высокопарно поучала Маргариту мать. – Вы благородная принцесса, а не уличная девица. Вы ведете себя неподобающе. Особам королевской крови не пристало…

Марго думала о своем во время длинной проповеди, но делала вид, что слушает. Мать – несмотря на дворцовый этикет – могла по-родственному залепить дочери затрещину. Рука у нее была тяжелая, как и взгляд.

Платье из бледно-красного атласа, расшитое золоченой тесьмой и жемчугом, сидело на Маргарите как влитое. Вот только подол шуршит, создает лишний шум. Она подхватила его, на носочках поднялась по каменной лестнице и прильнула к щели, откуда пробивался желтый свет. Этот проход как-то показал ей герцог Гиз, чтобы она бегала к нему на свидания. Он сказал, что «старуха» – так он называл Екатерину – приказала оборудовать в этом крыле комнату для своего колдуна.

– Они там запираются по ночам и шепчутся, – смеясь, говорил он. – Плетут заговор против несчастного братца Анри. «Пора положить конец бесчинствам короля Наварры!» – передразнил он королеву-мать. Наверное, она поручила флорентийцу изготовить отравленные духи для бедного вождя гугенотов! Ха-ха-ха!

– Напрасно смеешься… Мамаша не так проста. Уж если она Диану терпела столько лет, то из-за Генриха и подавно рук марать не станет. Она придумает что-нибудь похуже… или уже придумала.

– Поделом ему… – беззаботно пробормотал Гиз и потянулся к ней красивыми губами.

Марго сразу обо всем забыла. Козни матери и ее астролога отошли прочь, ее юное нежное тело охватила страстная истома…

– Жить без тебя не могу… – прошептала она, отрываясь от герцога.

– Давай поженимся и будем править Францией. Наследник могущественного Лотарингского дома вправе претендовать на руку принцессы Валуа. Твои братья – хилые и безвольные… Я сделаю тебя самой очаровательной и великой королевой!

– Не говори так…

Образ возлюбленного появился перед ней и пропал. Ей нельзя выбирать себе мужа по любви. Принцесс выдают замуж по иным мотивам, «сообразно государственной выгоде», как твердит Карл. Никогда ей не быть счастливой…

Она знала, что ни одному из ее братьев не удалось вырваться из-под опеки Екатерины. Они надевали корону, но чувствовали себя беспомощными перед лицом потрясающих страну кризисов и политических смут.

Будущая королева Марго, воспетая в романах Александра Дюма-отца, не подозревала, благодаря кому обретет славу в веках. Не знала она и о превратностях своей судьбы, о любовных драмах, которые предстоит пережить ее пылкому сердцу. В тот промозглый осенний день ее волновало другое. Чем занимаются в сыром и сумрачном крыле дворца королева-мать и проклятый колдун? Что они затевают?

Замирая от страха и любопытства, она прильнула к щели и увидела старую пыльную гардеробную, заваленную сундуками и ворохами ненужной одежды. Кто-то оставил там зажженную свечу – вероятно, Екатерина.

«Они здесь! – обрадовалась Маргарита. – Я не ошиблась! Угрюмый человек, мелькнувший в толпе слоняющихся по дворцу прихлебаев, – это он, Руджиери. Никем не замеченный, он проскользнул сюда и ожидает „аудиенции“. Вдруг они не просто королева и подданный?»

Мысль о том, что мать и Руджиери – любовники, рассмешила принцессу. Она внимательно осмотрела стены гардеробной: огонек свечи колебался, отклоняясь право. Значит, где-то в той стороне – потайной вход. Долго искать не пришлось. Шкаф для белья служил дверью в соседнюю комнату: типичный для дворца трюк. В детстве они с братьями играли в прятки, пользуясь таким же шкафом-дверью.

Маргарита потянула створки на себя, стараясь не шуметь, – они беззвучно отворились: заржавелые петли кто-то обильно смазал – и не заметила, как испачкала манжет. Теперь до нее донеслись приглушенные голоса – мужчина и женщина говорили по-итальянски. Точно, они! Разобрать слова было невозможно.

Сколько Маргарита простояла так, превратившись в слух, она не знала. Долго. Ноги устали, в нос набилась пыль. Только бы не чихнуть!

Наконец королева-мать и астролог наговорились вдоволь. Непокорная дочь чудом успела погасить свечу и нырнуть за огромный сундук, когда задняя стенка шкафа повернулась, пропуская двоих, одетых в черное. Маргарита, ни жива ни мертва, затаила дыхание.

– Свеча погасла, – произнесла по-итальянски Екатерина. – Здесь кто-то был?

Ее широкая юбка задела сундук, за которым пряталась принцесса.

– Наверное, воздухом задуло…

– Ничего не видно…

– В коридоре горит факел, ваше величество…

– Тсс-с! Не называй меня так…

Они покинули гардеробную, не зажигая свечи. Платье королевы-матери обдало Маргариту запахом дыма. «Они что-то жгли!» – догадалась она.

Руджиери зацепился в темноте за какой-то крючок и издал недовольный возглас. Что-то упало и покатилось по истертому ковру к ногам принцессы.

– Тише… Иди вперед… – донесся до нее голос Екатерины. – Нас не должны видеть вместе…

Их шаги растаяли в переходах Лувра, а Марго все сидела за сундуком, стараясь унять бешеный стук сердца. Мать и этот мрачный флорентиец наводили на нее необъяснимый ужас.

Не скоро она пришла в себя, отдышалась и выбралась из своего убежища. Что-то покатилось под ногами… Предмет, который уронил Руджиери? Маргарита наклонилась и подобрала с полу небольшую вещицу.

Глава 6
Москва. Наше время

Господин Феоктистов проглотил таблетку, запил водой и поморщился. У него испортилось настроение. Махнуть бы куда-нибудь на недельку-другую… Так нельзя – бизнес. Дел навалилось – не разгребешь.

Он поднял на Таврина выпуклые бесцветные глаза, постоянно подернутые влагой, с желтоватыми белками и красными прожилками.

– Ну, что ее муж?

Феоктистов и начальник службы безопасности обедали в кафе на первом этаже офиса. Хозяин нуждался в диетической пище, и повар готовил ему отдельно. Вообще-то не в привычках босса было разговаривать за едой, тем более делить трапезу с подчиненными, но уж очень его интересовала Магда Глебова – просто покоя и сна лишила. Только аппетит, к сожалению, не пострадал.

– Кажется, куда-то собирается.

– Кажется? Не разочаровывай меня, Гриша.

Таврина звали Григорием Ивановичем, но босс ко всем сотрудникам обращался по имени.

– В ближайшие часы у меня будут точные сведения.

– Ты деньги не экономь. Не тот случай. Если мало, я еще добавлю.

Секретарша Глебова – вертлявая крашеная девица Юля – снабжала Таврина информацией о своем шефе. Она и сообщила, что тот куда-то навострил лыжи, но куда именно – пока неизвестно. Девица оказалась корыстной и без колебаний согласилась «стучать» на Глебова.

– Если меня уволят, вы мне поможете найти новую работу? – спросила она.

Таврин заверил, что она может не беспокоиться.

Завидев долларовые купюры, секретарша даже не потребовала у него «корочку», подтверждающую легенду: он представился сотрудником спецслужбы, правда, умолчал какой. Девицу интересовали деньги, а не его профессиональная принадлежность.

– Я хочу с ней встретиться… – тяжело роняя каждое слово, выговор Феоктистов.

– Устроим, Игорь Владимирович. Только…

Толстяк хлопнул ладонью по столу так, что зазвенели тарелки.

– Не надо давать мне советов! – проревел он. – Ты выяснил, куда она ходит? Где бывает?

– В последнее время госпожа Глебова сидит дома.

– У нее есть машина?

– Да. Ездит на «Пежо» синего цвета. Крайне редко садится за руль. Вызывает такси, или муж отвозит, куда надо. Простите…

Мобильник Таврина издал мелодичный сигнал – звонила «завербованная» им секретарша.

– Я видела у него билет на самолет, – скороговоркой выдала девица. – В Венецию.

– Один билет?

– Да! Вылет завтра. Он предупредил, что отлучится на недельку.

– Вот как? Спасибо, Юленька, с меня причитается.

Начальник службы безопасности вздохнул с облегчением.

– Объект завтра улетает в Венецию, – сказал он Феоктистову. – Судя по всему, один, без жены.

– С любовницей?

– Судя по всему, нет.

– Что ты заладил одно и то же! – раздраженно скомкал салфетку банкир. – «Судя по всему»! Надо знать, а не предполагать.

– Узнаем.

– Проследи за ним до аэропорта. Нет, лучше до самолета.

– Хорошо.

* * *

Она любила смотреть на стену, увешанную картинами и фотографиями. На всех – женщины-Коломбины, разных времен, в разных костюмах, с разными лицами.

Портрет актрисы Бьянколелли из известной в семнадцатом веке актерской семьи – прелестная итальянка, изящная, стройная, в широкой юбке с оборками, ярком корсаже, белом переднике и шляпке, с корзиной в руках, где сидят две голубки. «Colomba» по-итальянски значит «голубка». Вероятно, отсюда и – Коломбина.

Знаменитая Тамара Карсавина, талантливая балерина начала двадцатого века, признанная «царица Коломбин». Звезда Мариинского театра и дягилевских «Русских сезонов» в Париже.

Другие женщины, изображенные художниками и запечатленные фотографами в кокетливых нарядах этой легкомысленной и обворожительной субретки. Кто она? Героиня уличных представлений? Незамысловатый сюжет спектаклей для простонародья пришел из театра кукол и крутился около супружеской измены, где любовники всячески водят за нос тех, кто пытается помешать их блаженству. Типичные персонажи любовной интриги оказались бессмертными, они путешествовали из века в век, из города в город – сначала с кукольниками, потом с труппами бродячих артистов, потом стали прародителями драматического театра в Европе.

И теперь без них не обходится самое великолепное, пышное и веселое зрелище – венецианский карнавал. Тысячи людей приезжают со всего мира, чтобы собраться на центральной площади Венеции и, затаив дыхание, ждать, пока с колокольни собора Святого Марка слетит бумажная голубка. Тогда множество Арлекинов, Пьеро и Коломбин затопят узкие тротуары, займут мраморные балконы, пустятся в пляс, усядутся в празднично украшенные гондолы и отправятся на водный парад. А в старинных палаццо ночи напролет ярче звезд будут гореть окна, греметь музыка, и самые изысканные дамы и кавалеры наденут костюмы простака из Бергамо Арлекина и наивной крестьянской девушки Коломбины. Какие там сшитые на скорую руку лоскуты и заплаты? На бал-маскарад для избранных в чем попало не пустят! Нынче изготовленные по средневековой моде платья обойдутся в тысячи евро.

Она каждое утро подходила к сшитому на заказ наряду Коломбины, вдыхала запах атласа, парчи и кружев – запах богатства, приключений и запретной любви. У нее будет все это… Уже есть. Она поедет в Венецию и встретится там с красивым мужчиной, готовым исполнять ее капризы. Он не увидит ее лица – только маску. Таково ее условие.

Самолет завтра. Они поселятся в разных гостиницах, и он будет приходить на свидания в ее номер – так же, как в Москве приходит в снятую для тайных встреч квартиру. Они никогда не зажигали света – только одну свечу. Это тоже было ее условием. Он называл ее Маска, и ей это нравилось. Тайна придает любви особенно пряный вкус.

Почему она выбрала образ Коломбины? Разве у нее есть что-то общее с деревенской девицей, которая то и дело попадает впросак из-за своей наивности? Отчасти да. В основном – нет. В том-то и прелесть перевоплощения! Если поменять привычки, одежду, манеры, лицо и даже имя, возможно, удастся перехитрить судьбу.

Время внесло поправки в традиционные черты Коломбины, придало ей лоска, остроумия, изящества, ловкость превратило в лукавство, грубое кокетство – в умелый флирт. Чем не символ «неуловимой женской души»?

Жизнь – это карнавал. Театр марионеток. Представление комедии дель арте. Или смесь первого, второго и третьего.

Она раскрыла чемодан, побросала туда заранее приготовленные вещи. Маска станет ее главным орудием – тесно прилегающая к лицу, цвета слоновой кости с красными и золотистыми узорами, с узким разрезом глаз. Так, что еще? Тщательно подобранная косметика, духи, украшения.

Она осторожно сняла платье Коломбины с плечиков, подошла к зеркалу – большому, где можно увидеть себя во весь рост, – приложила наряд к телу и долго, придирчиво смотрела на отражение: свое и не свое. Красивая молодая дама глядела на нее с той стороны. Она слегка кивнула, и дама в точности повторила ее движение.

– Мы едем! – торжественно произнесла она. – Это решено.

Дама тоже пошевелила губами. Она была очень похожа на живую женщину, но все-таки другая. Отстраненная, холодная и какая-то бледная. В ее глазах промелькнуло предостережение…

Глава 7

Астра и Матвей вернулись в Москву. На Ботанической улице он притормозил у ее дома и спросил в надежде, что она пригласит поужинать или предложит остаться на ночь:

– Что будешь делать?

– Займусь Арлекином и дамой.

Она уже вся погрузилась в догадки и раздумья, под которыми не было никакой реальной подоплеки. Теперь засядет за книги, залезет в Интернет, откуда ее не вытащишь. Впрочем, он не раз убеждался: стоит ей произнести некую сакраментальную фразу о то ли увиденных в зеркале, то ли представленных образах, как они начинают материализоваться.

Поездка в Камышин заставила Матвея признать: он привязался к Астре сильнее, чем хотел, чем мог предположить. Почему же их отношения застыли в неопределенности? Должно быть, они оба боялись. Разочарования? Обыденности, которая приходит на смену романтической любовной прелюдии? Скуки? Болезненного разрыва?

В период ухаживания мужчина выплескивает всю свою фантазию, а женщина – искусство флирта. Они исчерпывают ресурсы раньше, чем успевают насладиться результатами затраченных усилий. Финал удручает как его, так и ее.

«Возможно, мы бессознательно стараемся продлить очарование друг другом, – думал Матвей, помогая Астре выбраться из машины. – А возможно, я ошибаюсь и с ней все будет иначе… Но не хватает смелости это проверить».

Март выкрасил город в серые и черные цвета. Ночами подмораживало, и лужи покрывались хрустким ледком, а днем все таяло.

– Я провожу тебя… – предложил он. – Сумку донесу.

– Она легкая! – улыбнулась Астра. – Я сама.

Матвей задержал ее руку в своей, ощущая сквозь перчатку тепло ладони.

«Черт! Я становлюсь сентиментальным…»

– Знаешь, что страшнее всего? Счастье… – прошептала она, касаясь его щеки холодными губами.

Через час он уже сидел в гостиной своей квартиры, попивая коньяк и сожалея, что не напросился в гости к Астре. Они только расстались, а ему уже не хватает ее голоса, ее несусветных выдумок и даже ее молчания.

После обеда она позвонила и с придыханием, театрально произнесла в трубку:

– Есть такая картина художника Константина Сомова – «Арлекин и дама»![6] Точь-в-точь, как я видела в зеркале. Ты заинтригован, милый?

– Несказанно…

– Хочешь еще новость? Нас ожидает новое расследование.

– С чего ты взяла?

– Мне позвонил один человек, господин Глебов. Он вчера прилетел из Венеции.

– Бьюсь об заклад, твой телефон ему дали Бутылкины. Они увиделись на площади Сан Марко, обрадовались встрече. Где еще могут встретиться русские люди, как не на африканском сафари или венецианском карнавале?

– Угадал! – тихо рассмеялась она. – Только карнавал уже закончился. Правда, для кого как. Так вот, этот Глебов когда-то доставал редкие препараты для их ребенка, и Алина решила оказать ему ответную услугу. Он попал в затруднительное положение – что-то семейное, – и она посоветовала обратиться ко мне. Рекомендовала меня как специалиста по парапсихологии и как дочь Ельцова, разумеется. Последнее склонило чашу весов в мою пользу.

– Не припоминаю, чтобы Алина Бутылкина была в восторге от твоих детективных способностей.

– У нее просто агрессивная реакция на стресс. Убийство в новогоднюю ночь кого угодно выведет из равновесия. В любом случае я не напрасно взяла на память их маски. Это было предвидение! Сегодня вечером господин Глебов назначил мне свидание.

– Можно узнать, где?

– Ревнуешь? – захихикала Астра. – Правильно. Судя по голосу, наш будущий клиент – весьма привлекательный мужчина.

Матвей сердито сопел в трубку:

– Надеюсь, этот м-м-м… Глебов не связан с криминалом? Позвони Борисову.

– Уже позвонила.

Борисов давно работал у ее отца начальником службы безопасности, и Астра время от времени обращалась к нему за информацией.

– И что?

– Борисов навел справки по своим каналам: Глебов по профессии врач, а по призванию – коммерсант. Успешно занимается бизнесом: поставки диагностической аппаратуры, медицинская техника, лекарства. У него связи в Минздраве, где раньше работал его отец. Женат, детей нет. Характеризуется положительно.

– Наверное, Глебов хочет нанять сыщика… чтобы следить за женой, – не удержался от иронии Матвей. – Поскольку та не подарила ему наследника, супруг ищет причину для развода.

– По разводам специализируется куча агентств. При чем тут я?

– Бутылкины просто подложили тебе свинью…

* * *

Феоктистов мерил шагами кабинет, обставленный в английском стиле. Ничего лишнего, строгие формы – красное дерево, зеленое сукно, кожаные кресла. Англичане молодцы: не терпят показухи. Тому, кто хорошо знает свое дело, нет нужды пускать пыль в глаза.

Игорь Владимирович забыл, каким было его первое любовное свидание – вероятно, оно не оставило заметного следа в душе. Но встреча с Магдой Глебовой произвела в нем внутренний переворот. Это случилось в Братцевском парке, в одной из уединенных аллей. Стояла ранняя осень, тихий день, какие бывают в середине сентября. Листва только-только начала опадать. В зеленых кронах деревьев пробивалось золото, терпко пахло соснами и поздними цветами. На дорожке валялись желуди.

И вдруг – словно жар-птица, чудом залетевшая в чужие края, – молодая прелестная женщина в невообразимо ярком одеянии: желтое, красное, лиловое, бахрома, бусы, перья – что-то фантастическое, в духе театральных костюмов Бакста[7]. Феоктистов оторопел, как будто увидел посреди московского сквера тропическую птицу в радужном оперении. «Птица» повернула к нему лицо, на котором застыла растерянность. Это лицо поразило банкира. И он кинулся на выручку, хотя его никто ни о чем не просил.

– Что с вами? Вам… нехорошо?

– Каблук сломался. Насупила на ветку, поскользнулась и…

Она протянула Игорю Владимировичу высокий тонкий каблучок-шпильку, обтянутый сиреневой замшей, и он невольно бросил взгляд на ее ноги – она была обута в сапожки с закругленными носами, расшитые золотыми узорами.

Феоктистов часто прогуливался по парку в Братцеве. Он любил эту незаслуженно обойденную вниманием москвичей усадьбу, с которой были связаны громкие фамилии русской знати: Хитровы, Зубовы, Нарышкины, Апраксины, Голицыны, Строгановы, Гагарины, Щербатовы. Теперь некогда великолепные дом и парк медленно приходили в запустение, что напоминало о тщете мирской суеты и навевало легкую меланхолию.

Феоктистов, этот стареющий селадон[8], был сражен странной незнакомкой наповал. Она вызвала в нем трепетное восхищение и возвышенный восторг. Кто она? Призрак из его прошлого? Одетая для съемок артистка? Может быть, здесь опять расположилась какая-нибудь киногруппа? Игорь Владимирович слышал, что в Братцеве снимали «Барышню-крестьянку», «О бедном гусаре замолвите слово» и даже, кажется, заключительные серии «Петербургских тайн».

Он остро, горько пожалел о своей тучности и неповоротливости. Подхватить бы дамочку на руки, донести до машины или хотя бы до скамейки… Нет, лучше до машины. Увы! С его комплекцией и заплывшими жиром мышцами нечего было и пробовать – кроме позора, ничего не получится. Феоктистов повернулся к сопровождающему его на некотором отдалении охраннику, и тот резво подбежал, замер в ожидании распоряжений.

– Вы позволите, сударыня? – банкир церемонно поклонился незнакомке. – Он донесет вас до моей машины. Или куда прикажете. Без каблука идти неудобно.

Она с готовностью кивнула.

– Я приехала сюда на такси. Ужасно неловко утруждать вас, но…

– Вы меня осчастливите! – расплылся он в глупейшей улыбке. – Так вы не артистка?

– Нет. С чего вы взяли?

Она застенчиво улыбнулась. Феоктистов обомлел от этой улыбки – чуть-чуть приподнялись уголки губ, ресницы опустились, тень от них легла на полщеки, и все лицо преобразилось, зарделось румянцем. Рокотов, Боровиковский, но во всем остальном – Бакст, Врубель…

– Мы довезем вас до дома.

– Буду признательна!

В машине она назвала водителю адрес и замолчала, а Игорь Владимирович мучительно волновался, подыскивал предлог продолжить знакомство.

– Вы часто прогуливаетесь по Братцевскому парку? – не придумав ничего другого, выдавил он.

– Довольно часто.

Ее короткий ответ говорил о нежелании вести беседу.

– Я тоже люблю эти места. От центра далеко, но и не за городом. Раньше Братцево было подмосковным имением, переходило из рук в руки. Вы знаете его историю?

– В общих чертах.

Она не проявляла интереса к его словам, а банкиру, как назло, не приходила в голову никакая другая тема.

– С усадьбой связан скандальный развод графа Строганова. Сему богачу и меценату не везло с женами. Умнейший человек был! В молодости много путешествовал по Европе, изучал философию, архитектуру, языки, музыку. А какую картинную галерею устроил в своем дворце в Петербурге, какую коллекцию древностей собрал! Возглавлял Академию художеств и дирекцию Императорских библиотек. Видимо, женщины другие качества ценят в нас, мужчинах?

Его вопрос повис в воздухе. Пауза затягивалась, и Феоктистов вынужден был продолжить исторический экскурс. Когда-то он читал лекции студентам и с годами не утратил навыков:

– Семейная жизнь графа складывалась трагически. Когда он был молод, императрица Елизавета Петровна сосватала ему дочь канцлера Воронцова, однако брак не заладился. Строганов решился на развод, который тянулся томительно долго и оборвался внезапной смертью графини. Вскоре вдовец влюбился в княжну Екатерину Трубецкую, красавицу, милую и во всем приятную даму. Новая государыня Екатерина II способствовала этой свадьбе. После венчания молодые уехали за границу, где весело прожили около десяти лет. Возвращение в Россию готовило графу вторую семейную драму. Фаворит императрицы, Иван Николаевич Римский-Корсаков, был дивно хорош собой, любезен, слыл отменным собеседником, прилично пел и даже играл на скрипке. Назначенный флигель-адьютантом к Екатерине II, молодой офицер вскоре был пожалован в действительные камергеры, а потом в генерал-майоры, получил в подарок дом на Дворцовой набережной и большое имение в Могилевской губернии. За полтора года он стал богат. И вот… новоиспеченный генерал-майор встречается с графиней Строгановой, которая десятью годами старше его, теряет голову, начинает за ней ухаживать и добивается расположения и взаимности. Императрица высылает бывшего любимца из Петербурга в Москву, графиня оставляет мужа и следует за ним. Строганову ничего не остается, как смириться и дать жене отступного – дом в Москве и большое подмосковное имение Братцево, где отставной фаворит и его «любимая Катенька» поселились вдали от света и дворцовых интриг. Разлучила их смерть Екатерины Петровны. Безутешный Римский-Корсаков перебрался в свое могилевское имение, приезжал в Москву редко, но всегда посещал усадьбу Братцево, где жили воспоминания о былом счастье…

Феоктистов сделал выразительную паузу.

Никакой реакции со стороны незнакомки не последовало. Шофер, не поворачиваясь, вел машину. Охранник, молчаливый и сосредоточенный, застыл на переднем сиденье. Казалось, они были глухи и немы.

– Я утомил вас?

– Зачем вы мне все это рассказываете?

Незнакомка подняла на него глаза – два мерцающих в сумраке салона не то аметиста, не то аквамарина.

– Надо ведь о чем-то говорить. Вам неинтересно?

– Нисколько. Что вам за дело до этой усадьбы?

– Видите ли, я заработал достаточно денег и теперь могу потратить их на что-то стоящее. Например, на реставрацию Братцева. Дом, парк и беседка обветшали и требуют ремонта, то есть финансовых вложений. В России меценатство всегда было в чести. Вот и граф Строганов, который когда-то приобрел это имение для своей неверной жены, был меценатом. Строгановы разбогатели на солеваренных промыслах, горных и металлургических заводах. Существовала даже поговорка: «Богаче Строгановых не будешь!» Однако все приходит в упадок, все покрывается пылью забвения. А хочется оставить след в мимолетном времени. Вот придете вы сюда лет этак через десять, а здесь чистота и порядок, как при прежних заботливых хозяевах. И табличка при въезде в усадьбу: «Восстановлено на средства господина И. В. Феоктистова».

– Не вдохновляет.

– Жаль. Ну… тогда давайте знакомиться. Я уже представился…

– Магда, – сухо произнесла она.

– Редкое имя…

– Просто имя. – Она уставилась на дорогу. – Вот сюда сверните…

– Я знаю, – отозвался водитель. – Доставлю прямо к подъезду.

«Сейчас она уйдет, и я останусь ни с чем, – промелькнуло в голове у Феоктистова. – Как ее задержать? Как привлечь внимание?»

– Вы любите гулять по парку, где бродят тени прошлого, – вырвалось у него. – Признаться, я и вас принял за тень.

– А если вы не ошиблись?

Феоктистову до сих пор не давала покоя та вскользь оброненная ею фраза.

В тот день, едва Магда скрылась за дверью парадного, он набрал номер Таврина и поручил разузнать все о женщине, проживающей по такому-то адресу.

Так начался этот односторонний роман. Игорь Владимирович делал попытку за попыткой встретиться с госпожой Глебовой. Однажды ему почти удалось выманить ее на свидание. Оно окончилось, не начавшись, и окончилось до того странно, что у Феоктистова возникли сомнения – с кем он имеет дело? С живой женщиной или… с призраком?

Он поручил Таврину следить за ее мужем – как господин Глебов проводит время, где чаще всего бывает, с кем, не изменяет ли супруге. Оказалось, что изменяет, причем она, похоже, не подозревает о его коварстве. Пока Глебов в отъезде, Игорь Владимирович надеялся осуществить свою мечту и встретиться, наконец, с его красавицей женой. Чужая «жар-птица» и сияет ярче, и поет слаще.

Никогда еще Феоктистов так не волновался, не готовился столь тщательно к долгожданному свиданию, не выбирал так придирчиво подарок для дамы. Посетив несколько лучших ювелирных салонов, он остановился на колье из крупных сиреневых и зеленых камней, жемчуга и бриллиантовой россыпи. Украшение лежало в сейфе в его кабинете, дразня предвкушением близкого счастья увидеть ту, ради которой оно было куплено.

И тут совершенно некстати ночным рейсом из Венеции вернулся ее муж.

Глава 8

Алексей Глебов выглядел усталым и подавленным, но в остальном – безупречно. Он был выше среднего роста, плотного спортивного телосложения, с крупными выразительными чертами лица. Тяжеловатый подбородок и жесткая линия губ говорили об его упрямстве, а смуглый оттенок кожи, темные волосы и глаза, обрамленные густыми ресницами, выдавали примесь восточной крови.

Он ждал Астру в кафе «Миранда» и успел сделать заказ: ей – груши в медовом сиропе и ванильный коктейль, себе – двойной кофе с коньяком.

– Ваша жена – сладкоежка? – улыбнулась она.

– Не совсем… то есть, у нее все зависит от настроения. Может быть, вы хотите что-то другое? Вишневый десерт, например?

– Спасибо. Этого достаточно. – Астра откусила кусочек груши. – О-о! Вкусно. Вы излагайте свою проблему.

Он принужденно улыбнулся и обвел взглядом зал. Интерьер кафе, выдержанный в коричневых тонах, располагал к спокойствию и неторопливости: шоколадного цвета панели на стенах, бежевые шторы и скатерти, такие же чехлы на стульях. Посетителей было мало – две пожилые матроны и семья с сыном-подростком. Паренек явно тяготился присутствием родителей, скучающе озирался и дрыгал длинной тощей ногой. Мать его одергивала.

– Здесь мило… мгм-м… – кашлянул Глебов.

Официантка принесла семье заказ – маленький торт, лимонад и мороженое.

– Как в детском саду! – громко фыркнул подросток.

– А мне чаю, пожалуй, – так же громко и недовольно произнес его отец. – Я не пью воду с газом.

Мамаша приглушенно принялась их воспитывать.

– Зачем они сюда пришли? – хихикнула Астра. – Ритуал, вероятно. Семейная традиция: по выходным водить свое чадо в кондитерскую. А чадо с куда бульшим удовольствием выпило бы пивка со сверстниками!

Ее реплика разрядила обстановку. Глебов с облегчением вздохнул и тоже начал подтрунивать над «традициями» и подростком, который со злостью жевал торт, беря его рукой и намеренно игнорируя ложечку, подсовываемую матерью.

Астра осторожно напомнила ему о сути дела:

– Вы давно знакомы с Бутылкиными?

– Года два. У них заболел ребенок, и я… в общем, это неинтересно. Алина сказала, что вы можете… читать мысли других людей, предвидеть, как они поступят.

– Боюсь, она ввела вас в заблуждение.

– Не скромничайте. Бутылкины поражены вашими способностями. Они были свидетелями того, как вы отыскали убийцу почти безо всяких улик и сумели разоблачить его.

– Мне просто повезло.

– Я не верю в везение, – дернул подбородком Глебов, и его восточные глаза уставились на собеседницу. – Везет профессионалам. Понимаете? Удача – не что иное, как настоящее умение. Со стороны, на взгляд дилетанта, это похоже на чудо.

Астра засмеялась:

– По образованию я – актриса.

– Ну и что? Есть еще и призвание. Дар свыше, если хотите.

– Ладно, уговорили. Как я могу применить свой дар в вашем случае?

Глебов никак не мог переступить черту, преодолеть барьер, не позволяющий ему открыть перед незнакомой женщиной подоплеку его взаимоотношений с женой. Он никогда ни с кем не обсуждал этого и никак не решался начать.

– Я вам заплачу, – уверял он Астру. – Наличными. Вот аванс…

Он достал из кармана конверт с деньгами и положил около ее тарелки.

– Не в моих правилах брать деньги за то, не знаю что.

– Я осведомлен, кто ваш отец и что вы не стеснены в средствах. Но если вы согласитесь, ваши усилия должны быть оплачены.

Астра теряла терпение:

– Что от меня требуется?

– Вы… можете проникнуть в мысли моей жены? – выдавил Глебов. – То есть… возможно, я неправильно выражаюсь… словом, я подозреваю… мне кажется, она хочет меня убить!

Его смуглое лицо потемнело – по-видимому, он так краснел. Ему было ужасно неловко. Ведь эта женщина примет его за труса, который боится собственной супруги. Она наверняка уже хохочет над его малодушием!

– Я не умею читать мысли других людей, – призналась Астра. – Вы будете разочарованы.

– Значит, сделайте то, что умеете.

– Мои методы обычны.

– Все равно, каким способом вы поможете мне разобраться в том, что происходит. Я дошел до опасного предела. Я на грани срыва!

У Глебова пересохло в горле, и он отхлебнул остывшего кофе.

– Почему вы решили, что жена покушается на вашу жизнь? – спросила Астра. – Она вам угрожает?

– Нет…

– Что же тогда?

– Она… изменилась. Стала очень странной. Ее зовут Магда. Мы пятый год женаты, а я все пытаюсь понять ее. Не получается! Я перепробовал и хорошее, и плохое – разное. Магда остается для меня шкатулкой с секретом. Недавно я проснулся от того… – Он запнулся, подбирая слова. – Во сне мне стало не по себе. Я открыл глаза и увидел ее – она стояла над моей постелью с ножом.

– Кухонным?

– Это был итальянский стилет… не важно. Мы купили его в Венеции как сувенир. Собственно, там мы и познакомились – в городе на воде. Нас сразу потянуло друг к другу. Не знаю, что это было – страсть, наваждение, колдовство. Вернувшись в Москву, мы поженились. Ни одного дня с Магдой я не чувствовал себя спокойно. Это как сидеть на бочке с порохом!

– Вы любите ее?

Глебов поежился, словно озяб, и отвел глаза.

– Да, если это можно так назвать. Я до смерти боюсь потерять ее. А она уходит…

– Жена собирается бросить вас?

– Нет, не в том смысле. Она просто… – он глубоко вздохнул. – Между нами растет стена отчуждения. Я не в силах сломать ее, а Магда даже не думает ни о чем подобном.

– Вы спросили ее, зачем она подошла к вам с ножом в руке?

– Конечно. Магда придумала какую-то отговорку… забыл, что именно. Ах да! Сказала, что услышала шум за дверью, испугалась и…

– Какой шум?

– Будто бы кто-то хочет открыть замок и проникнуть в квартиру. Поэтому-де она и взяла нож, вышла из спальни, а по дороге решила разбудить меня. Видели бы вы ее! Это звучало так фальшиво… Магда не умеет притворяться. Но иногда в нее будто дьявол вселяется…

– Вы спите в разных комнатах?

Он мрачно кивнул.

– Вы ей не верите?

– Я уже себе не верю! В ту ночь я подошел к входной двери, посмотрел в глазок: на лестничной площадке никого не было. В нашем доме есть консьерж. Утром, уходя на работу, я спросил его насчет посторонних. Он никого не видел.

– Вряд ли консьерж бодрствовал во время ночного дежурства.

– Я понимаю…

– Да и грабителей это не остановит. У них заготовлены уловки на все случаи.

За окнами стемнело. Официантка включила дополнительное освещение и, виляя бедрами, обтянутыми короткой юбкой, прошествовала мимо их столика. Пожилые дамы заказали новую порцию пирожных и чайник зеленого чая – им уже не было нужды беречь фигуры, и они наслаждались жизнью.

Подросток не сводил глаз с высоко открытых ножек официантки, как, впрочем, и его папаша. Мать семейства побагровела и, не решаясь сделать замечание мужу, что-то раздраженно выговаривала сыну.

– Может быть, вам разъехаться на время? – предложила Астра. – Пожить врозь, отдохнуть друг от друга.

– Что? Не-е-ет! Я очень привязан к Магде. Мне и в голову не приходило уйти от нее или развестись. Нет, это неприемлемый вариант.

Астра попробовала коктейль – в него переложили сахара и ванили.

– Горчит, – сказала она.

– Думаете, я не в своем уме? – по-своему истолковал ее реплику Глебов. – Иногда я и сам склоняюсь к такому выводу. Посоветуете обратиться к психиатру? – начал заводиться он.

– Я ничего такого не говорила.

– Вы не принимаете мои слова всерьез. Но на самом деле наш с Магдой брак катится в бездну. С нами происходит что-то страшное. Она тоже боится!

– Чего? Алексей Дмитриевич…

– Просто Алексей.

– Хорошо. Алексей, а вы не придаете слишком большое значение мелочам?

– Вовсе нет! – взвился он. – Я никогда не был мнительным. Уж если обращаюсь за помощью к чужому человеку, значит, я отчаялся сам справиться с проблемой!

– Простите, но до меня не дошло, в чем заключается проблема.

– Я сам толком не знаю. Чувствую, как вокруг сгущаются тучи. И все! Поэтому и ищу нетрадиционный способ разрешить ситуацию. Магда – она для меня больше, чем женщина, любовница или жена. Она проросла через мою душу и плоть, как бамбук, – насквозь. Знаете, есть такая ужасная пытка, придуманная азиатами? Так вот, мои мучения длятся и длятся, я уже свыкся с ними, и они дают мне наслаждение. Скажете, я мазохист? В некотором роде да. Мы с Магдой нераздельны! Несмотря ни на что. Полагаете, я не пытался избавиться от этого рабства? Еще как пытался! Хотел выбросить ее из сердца, забыть о ее существовании, даже изменял ей. Ничего не помогает. Я даже решил съездить в Венецию, где встретил и полюбил Магду, – побродить по тем местам, пережить все вновь и развеять эту одержимость одной женщиной, убедиться, что то время ушло безвозвратно и унесло с собой прежнее очарование. Не тут-то было! Конечно, я отправился туда, где мы с Магдой впервые увиделись…

– И что? – усмехнулась Астра.

– А ничего! Карнавал закончился, и вообще поездка не удалась. Без Магды «жемчужина Адриатики» потускнела, как ни глупо это звучит. Волшебный город масок превратился в обыкновенный пошлый «Диснейленд» для праздной толпы туристов. Его красота поблекла – проникнутая духом мрачной старины, она произвела отталкивающее впечатление. От каналов несло гнилью, на воде покачивался мусор. Фасады дворцов внизу покрывала плесень. А все это веселье, желтые огни и музыка показались мне пиром во время чумы! – он почему-то понизил голос. – Двух дней хватило, чтобы прийти в неистовство и вернуться.

– Жена знает, что вы ездили в Венецию?

Глебов отрицательно покачал головой.

– Я ей не сказал. Соврал про деловую командировку. Но у меня такое ощущение… как будто она обо всем догадывается.

Астра отодвинула стакан с коктейлем.

– Невозможно пить эту гадость. Закажите мне смородиновый сок.

Он подозвал официантку, дефилировавшую по залу, словно по подиуму, и попросил принести сок и один кофе.

– На какие средства живет ваша жена? – спросила Астра. – Вы совместно владеете бизнесом?

– Фирма «Медиус» оформлена на меня и отца. А у Магды есть собственный счет в банке, она вполне обеспечена.

– Вы ее содержите?

– Да, как и положено мужу. Я придерживаюсь принципа, что добытчик в семье – мужчина. Хотя Магда и без меня ни в чем не нуждается. Она не работает, но родители оставили ей приличный капитал. Они оба погибли в авиакатастрофе: летели на маленьком частном самолете, попали в туман и разбились.

– У них был собственный самолет?

– Нет. Какой-то их друг за границей владел авиакомпанией. Они занимались недвижимостью здесь и за рубежом. Преуспевали. И вдруг такая нелепая смерть. Магда, кажется, до сих пор не оправилась от этого удара.

– Как давно они погибли?

– Лет семь назад. Магде едва исполнилось двадцать два.

– Она единственная наследница?

– Насколько мне известно, да. – Глебов криво усмехнулся. – Так что убивать меня из-за денег ей смысла нет.

– У вас есть дети?

Он помедлил с ответом:

– Мы решили не торопиться. Магда не из той породы женщин, которые мечтают обзавестись детьми. Я тоже не настаиваю. Впрочем, если бы и настаивал – ей все равно. Она поступает, как сама захочет.

– Значит, в случае вашей смерти все имущество и деньги перейдут к вашей жене?

– Половина бизнеса и все, что принадлежит лично мне. Но я уже говорил: ее не интересуют деньги. У нее достаточно средств для безбедного существования.

– А ревность вы исключаете?

Чем больше Астра узнавала Глебова, тем привлекательнее он ей казался. Чувственный, волевой, умный мужчина. Совершенно не похож ни на подкаблучника, ни на сластолюбивого бабника, ни на вздорного, подозрительного и придирчивого ревнивца, ни на психически неуравновешенного субъекта. Вполне нормальный человек с нормальными взглядами на жизнь. Однако вопрос о ревности вызвал на его лице замешательство.

– Когда-то давно Магда в шутку предупредила меня, что, если изменю ей, она меня убьет.

– Она способна на убийство?

– Порой на нее находит помрачение… Наверное, каждый способен убить в определенных обстоятельствах.

Официантка принесла на мельхиоровом подносе сок и кофе. Глебов замолчал, ожидая, пока она отойдет.

– Вы давали жене повод для ревности?

Его восточные глаза опустились, а красивые губы произнесли:

– Разумеется, нет. Я имел близость с другими женщинами, но чисто физическую. И Магда ничего не знает. Она сама толкнула меня на такой шаг! Я пытался… проверить, испытаю ли я с другой партнершей что-либо подобное тому… тому… – Он смешался, взялся за чашку, чуть не пролил кофе и со стуком поставил ее обратно на блюдце. – Это нельзя назвать изменой. Прикасаясь к другим, я думаю только о Магде, потом раскаиваюсь, проклинаю свою зависимость от нее и свою слабость… Словом, вам не понять.

– Вы спали с другими назло жене?

– И да… и нет… С другими! Громко сказано. Было пару эпизодов – пустых, ничего не значащих. Я хотел отомстить Магде, не отдавая себе отчета, за что и почему, а вместо этого сам себе всю обедню испортил. Верите, глаз на нее не мог поднять неделю после того, как… В общем, когда мы начали спать раздельно, я испытал облегчение.

Он все-таки поднес чашку ко рту и, сделав глоток, обжегся. Его лицо исказила гримаса боли – не телесной, а душевной.

– А жена вам… изменяла?

– Н-не знаю, вряд ли… – Глебов словно очнулся от каких-то тяжелых мыслей. – Она нравится мужчинам. Иногда флирт забавляет ее – ничего более.

– Вы уверены?

– Как можно быть в чем-то уверенным? Я никогда не опускался до слежки. Это низость! Магда бы не простила. Я ее не контролирую, если вы это имеете в виду. И она меня тоже…. надеюсь.

Астра была в растерянности. С одной стороны, Глебов чего-то недоговаривал, с другой – она успела заинтересоваться его историей. Не хватало ниточки, за которую можно ухватиться и размотать этот клубок противоречий: любовь, страх, тайна.

– Как фамилия родителей Магды?

– Левашовы. Руфина и Филипп. В свое время о них много говорили в связи с трагической гибелью. Потом все утихло.

– Это действительно был несчастный случай?

– Велось следствие… Да, Левашовы и их заграничный приятель стали жертвами тумана и скалистой местности. Самолетом управлял сам хозяин, видимо, переоценил себя как пилота.

– Опытные пилоты тоже разбиваются.

– Вы правы.

Пожилые дамы, объевшись пирожными, шумно поднялись из-за стола.

– Эй, милая! – крикнула одна из них официантке. – Неси-ка счет!

Они рассчитывались стоя, посмеиваясь друг над другом.

– Сдачи не надо…

– Вы говорите, Магда странная. В чем это выражается? – спросила Астра.

– В тысяче мелочей. В манере одеваться, в ничегонеделании, которое вдруг сменяется бурным «музыкальным» или «выставочным» периодом – тогда Магда таскает меня по всем подряд концертам и вернисажам. Ею овладевает какая-то лихорадочная жажда впечатлений. Насытившись, она погружается в одиночество: может неделями сидеть дома, не жалуясь на скуку – притом, что не смотрит телевизор и не читает. Она испытывает страх перед темнотой и тем не менее обожает ночь. Боится, что на нее кто-нибудь нападет, и гуляет в уединенных уголках парка. Добиться от нее каких-либо объяснений нереально. Из нее слова не вытянешь! Молчит и смотрит сквозь меня, будто я не человек из плоти и крови, а некая прозрачная субстанция. Но после одного случая я вообще перестал ее узнавать!

– Что за случай?

Глебов наклонился чуть вперед и понизил голос:

– Не сочтите меня ненормальным, но те сутки я вспоминаю с содроганием. Дело было осенью, в начале ноября. Погода стояла хмурая, холодная. Я приболел – насморк, кашель, температура поднялась – и лежал дома. Под вечер Магда куда-то засобиралась, сказала, что хочет подышать свежим воздухом, и ушла. У меня был жар, и я уснул, а когда проснулся, она еще не вернулась. На часах – половина второго ночи. Что я должен был думать? Начал звонить ей на сотовый, в ответ – «связь с абонентом отсутствует». У меня и так озноб, а вдобавок нервы разыгрались. Час прошел в ужасном беспокойстве, второй, третий. Я проваливался в беспамятство, приходил в себя, звонил ей, снова забывался в горячке. Наступило утро, а Магда так и не пришла домой. Как мне следовало поступить, по-вашему?

Астра пожала плечами:

– Искать, вероятно.

– Где? У кого? Звонить в милицию? Поднимать на ноги офисных охранников? Но я понятия не имел, куда она направилась. Родителей у нее нет, подруг тоже.

– Совсем нет подруг? Ни одной?

– Близких, у которых она могла бы остаться переночевать, – нет. Ее бывшие друзья, семейная пара Казариновых, рассорились с ней. Жена приревновала супруга к Магде, ну и… вы понимаете. Какая уж тут дружба? В общем, оставалось звонить в больницы, морги и милицию. Но я не мог… Мысль о том, что с Магдой случилась беда, не умещалась в моей голове. Сказалась высокая температура, болезненное состояние. «Она бросила меня. Сбежала! – убеждал я себя. – Или проводит ночь с любовником». Даже это было для меня менее страшно, чем ее смерть или увечье. Наверное, я метался в бреду. Не помню, как минул день, наступил вечер. А когда стемнело, она вернулась. Как ни в чем не бывало!

– Вы спросили, что стряслось? Где она ночевала?

– Конечно. Сразу же. Но Магда уставилась на меня так, словно это я где-то отсутствовал целые сутки. Она потрогала мой лоб и понимающе кивнула: «У тебя сильный жар! Ты принимал аспирин?» Она начала делать самые обычные вещи – искать градусник, совать мне его под мышку, растворять таблетку в воде, готовить чай. Она меня не слушала! Не обращала внимания на мое волнение, приписывая это проявлению болезни. А на все мои вопросы твердила одно: «У тебя лихорадка. Ты бредишь!»

– Вы так и не узнали, где она была?

– Она утверждала, что поехала немного прогуляться, замерзла и вернулась домой. «Меня не было несколько часов, а ты поднял такую панику!» – вот что она говорила. Она довела меня до бешенства своей скрытностью, своим идиотским упрямством. Я с трудом сдержался, чтобы не устроить скандал.

Астра внимательно наблюдала за Глебовым. Он, казалось, был вполне искренним.

– Возможно, вы действительно ошиблись, потеряли счет времени. Такое бывает при высокой температуре.

– И вы туда же! – вспылил он. – Я похож на умалишенного? Да?

Глава 9

Наблюдение за Алексеем Глебовым и его женой не отменяло прочих обязанностей Таврина: он разрывался между основной работой и личными поручениями босса. К тому же у Григория еще имелась жена и, как у всякого уважающего себя мужчины, любовница. Обеим он старался уделять внимание и выкраивать время, и обе выражали недовольство.

– Где ты пропадаешь днями и ночами? – возмущалась законная супруга Надя. – Тебе хотя бы доплачивают?

Таврин старался не раздражаться.

– Нужны деньги? Сколько?

Она пересчитывала купюры и на некоторое время замолкала – набиралась терпения, до следующего раза.

– У нас кран течет, Гриша!

– Вызови сантехника, – вздыхал он.

– Мы в отпуск второй год не ездили…

– Купи себе путевку и поезжай.

– Не боишься, что я заведу курортный роман? – не выдерживала жена. – Ты отмахиваешься от меня, как от назойливой мухи. А я, между прочим, человек.

– Вот именно – между прочим.

Надя начинала плакать. Григорий ненавидел женские слезы.

– Чего ты ревешь? Я не пью, не гоняю тебя, как другие мужья! Обеспечиваю. Мебель, вон, новую купили. Машину взяли в кредит.

– Я… ребеночка хочу, – всхлипывала она. – Мне уже скоро тридцать.

Таврин не мог иметь детей, но жена об этом не знала. Скажи он ей, в чем проблема, – начнется нытье, уговоры обратиться в клинику… так дело, пожалуй, дойдет до развода. А он разводиться не собирался.

– Я предупреждал, что занят двадцать четыре часа в сутки. Если появится ребенок, все заботы о нем лягут на твои плечи. Мало тебе детей в школе? Возись с ними, сколько влезет! А дома – отдыхай.

Она работала в частной гимназии – преподавала математику юным вундеркиндам – и завидовала женщинам, у которых такие замечательные, талантливые дети. Ей хотелось своего собственного мальчика или девочку, а Гриша почему-то был против.

Он преподнес жене утешительный презент – путевку в Египет. Пусть полюбуется на пирамиды, саркофаги, мумии и все такое. Ей понравится.

– В следующий раз поедешь в Тунис, – пообещал Таврин. – Потом в Чехию, в Венгрию…

У нее загорелись глаза, и она даже не спросила: «А ты?»

Женщина, с которой Григорий предавался «запретным утехам», была полной противоположностью Наде: амбициозной, честолюбивой со сложным характером. Она добавляла в его кровь адреналина – и он с трудом держал ее в узде.

– Почему ты не бросаешь жену? Ты все еще любишь ее? А как же я? Ты должен принадлежать только мне!

Она ревниво прислушивалась к каждому слову, сказанному им Наде по телефону, ловила каждый жест и придиралась к каждой мелочи.

– Я люблю тебя одну, – уверял ее Таврин. – Ты же видишь, я весь твой.

Неумеренный сексуальный аппетит пассии начал утомлять его. Женский темперамент – опасная штука: в отличие от мужского он с годами не теряет, а набирает силу.

«А не порвать ли мне с ней? – подумывал Григорий. – Мои расчеты не оправдались. Наде и не снилось выделывать в постели то, что позволяет себе эта бесстыдная и раскованная женщина, но я уже сыт по горло бурными приступами экстаза. Кто сказал, что любовный корабль ищет вечного шторма? Легкая волна бывает куда милее».

Он стал встречаться с любовницей реже, объясняя это загруженностью в работе. Ему даже не приходилось лгать – просто чуть-чуть преувеличивать истинное положение вещей. Феоктистов его замотал. В глазах банкира прыгали искры безумия, когда он говорил о госпоже Глебовой.

– Ты обещал устроить нам встречу… – багровея от злости, сипел толстяк. – Сколько еще ждать? У меня мало времени на стратегию, я предпочитаю тактику. Шевели мозгами, дорогой Гриша! Даром я тебе плачу такие бабки?

В уголках губ Феоктистова собиралась слюна, обрюзгшие щеки мелко дрожали. «И он надеется покорить сердце молодой изысканной женщины! Уж ее точно не соблазнишь размерами кошелька! – брезгливо думал начальник службы безопасности. – Нашел себе „шестерку“! А я позволяю ему помыкать мной. Ладно, пока придется терпеть».

Его устраивала эта работа, да и скупым Феоктистова не назовешь, особенно когда дело касалось любовной интрижки. Таврин старался. Уже все было на мази! Глебов отправился в Венецию, без жены… И тут его угораздило вернуться! Какая чертова муха укусила этого смуглого плейбоя?

План Таврина рассыпался, как карточный домик. Феоктистов бесился.

«Далась она ему! – досадовал начальник службы безопасности. – И я тоже хорош! Превратился в сваху для заплывшего жиром кота, а барышня благополучно выскальзывает из расставленных силков – как будто имеет тайного осведомителя в наших рядах».

Свахой в общепринятом смысле слова Таврин не был: он не расхваливал перед Магдой достоинства своего босса, не завлекал ее головокружительными перспективами и выгодой от сближения с Игорем Владимировичем – вряд ли госпожа Глебова стала бы его слушать. Он решил просто подгадать удобный момент, когда муж прекрасной дамы уедет подальше… чтобы подготовить «случайную встречу» Магды и Феоктистова. А там уж пусть этот напыщенный индюк сам проявляет инициативу.

Однажды такая встреча чуть было не состоялась. Таврин до сих пор не мог взять в толк, почему все сорвалось. Банкир кипел от негодования и нес полную ахинею. Что Григорий мог возразить на это?

– Учти, будь добр, свою ошибку! – строго грозил ему пальцем босс. – И впредь постарайся избегать подобного!

Таврин кивал, скрывая недоумение. Какую ошибку он допустил? И чего следует избегать?

Феоктистов выдвинул почти те же условия. Встреча должна состояться в уединенном месте, вдалеке от чужих глаз, желательно на природе – и выглядеть для госпожи Глебовой естественной. Чтобы у той не закралось и тени сомнения!

– При этом неплохо бы удалить мужа… – добавил он. – Куда-нибудь в подозрительную командировку. Оскорбленная его пренебрежением женщина захочет отыграться, отомстить, а тут и подходящий человек подвернется. То есть – я!

Недовольный словом «подвернется», толстяк насупился.

– Я могу сам пригласить ее на прогулку, но не хочу действовать прямолинейно, – оправдался он.

Таврин внутренне захохотал. «Как же! „Могу пригласить“… Да ты боишься, что она откажется наотрез и тем самым обрубит все подходы».

Франция, XVI век. Париж, Лувр

Маргарита налетела на фрейлину и чуть не сбила ее с ног.

– Ваше высочество…

– Оставь меня!

– У вас… паутина в волосах…

– Поди прочь! – огрызнулась принцесса и захлопнула двери перед самым носом фрейлины. Эта нахальная девица наверняка шпионка королевы-матери.

Хотя де Гиз по приказу Карла IX и под угрозой смерти женился на герцогине Клевской, дабы избежать обвинения в посягательстве «на честь сестры короля», за Маргаритой продолжали следить – как бы она чего не выкинула.

Запершись у себя в спальне, Марго достала из складок юбки оброненный Руджиери предмет и принялась его разглядывать. Свечи коптили: казначей экономил на содержании маленького двора, зато Екатерина покупала замки, да и братец Карл ни в чем себе не отказывал.

Принцесса наморщила красивый лобик. Что это за штуковина? Две соединенные стеклянные колбы, вставленные в позолоченный корпус, на подставке вырезан тонкий узор. Стекло довольно прочное, иначе бы оно разбилось при падении. На колбах в месте горловины – накладные золотистые птицы, похожие на голубей, соприкасаются клювами.

Она поднесла вещицу к свету – внутри колб пересыпался блестящий темный песок.

– Какой странный…

Песочные часы. Она вспомнила – такую же штуковину иногда носил на поясе де Гиз. Пока течет песок, проходит определенный промежуток времени. Гиз хвастался, что песок в его часах изготовлен из просеянного порошка черного мрамора, отваренного в вине и высушенного на солнце.

«Руджиери пользовался часами для своих дьявольских опытов! – догадалась Маргарита. – Ну конечно! Он тоже носил их на поясе, а когда проходил в темноте через гардеробную, зацепился за что-то и потерял. Ковер скрадывал звуки, астролог спешил, королева-мать ворчала… Возможно, он уже хватился часов…»

– Поздно! – торжествующе прошептала Марго. – Теперь они принадлежат мне!

Довольная, что удалось досадить колдуну, она спрятала часы в изголовье кровати и позвала камеристок.

– Раздеваться! Я устала, спать хочу…

Сон пришел незаметно, спустился с небес вместе с лунными лучами и смежил веки младшей дочери Екатерины Медичи и Генриха II. Даже самый тонкий слух не уловил бы под пуховыми подушками мягкого шуршания песка в часах Руджиери.

– Ш-ш-ш… ш-ш-ш… ш-ш-ш…

Это шумела толпа у собора Парижской Богоматери. Люди, рискуя жизнью, собрались поглазеть на красавицу невесту, которую выдавали замуж за Генриха де Бурбона, короля Наваррского.

Маргарита едва держится на ногах. Громоздкий свадебный наряд теснит грудь, тяжелый головной убор сдавил лоб, горькие слезы застилают глаза. Скоро начнется церемония бракосочетания, и ее отдадут этому грубому мужлану, который умеет только пить и воевать. Такова судьба женщин королевской крови.

Париж кишит гугенотами – они приехали на свадьбу своего предводителя. Сама «тигрица» Екатерина вынуждена считаться с ними, потому и отдала руку принцессы Генриху Наваррскому. Народ ликует, любуясь пышной процессией. Наконец протестантов и католиков уравняют в правах.

Под сводами собора струится золотистая дымка. Маргарита старается не смотреть на жениха. Она не в себе…

– Ей дурно… – проносится по рядам придворных.

– Она бледна как смерть…

– Вот-вот лишится чувств…

Все ждут, когда новобрачная ответит «да», а она молчит. Генрих сверкает глазами. Король Карл нервно закусывает губу.

– Сделайте же что-нибудь, сир… – шепчет Екатерина.

Она готова принести дочь в жертву политическим интересам – в прямом смысле этого слова. Карл мягкосердечен, но воля матери довлеет над ним. Он незаметно ударяет сестру по затылку, та вскрикивает, и этот возглас воспринят как согласие.

Маргарита видит, как откуда ни возьмись брызжет кровь – на ее свадебное платье, на расшитую золотом одежду жениха. Торжествующие крики толпы за стенами собора сливаются с воплями и предсмертными стонами умирающих… Кровь! Кровь, она повсюду, красная, как розы в праздничных гирляндах, густая, как сладкое малиновое желе…

Кровавая свадьба!

Первая брачная ночь царственных молодоженов не удалась. В Лувре – резня. На улицах Парижа повсюду пылают факелы, раздаются выстрелы, звон оружия, жуткие крики застигнутых врасплох людей, которые ищут спасения, но находят только гибель.

Екатерина Медичи заманила дворян-гугенотов на свадьбу, чтобы расправиться с ними, безжалостно уничтожить всех до одного, в том числе и «замараху» Генриха, а если понадобится, и его молодую жену. Тогда появится весомый повод преследовать и жестоко карать еретиков, ведь заварушка, которую они затеяли, унесла жизнь ее любимой дочери. «Религиозные распри истощают Францию, – убеждала Карла королева-мать. – Вы должны проявить твердость, сын мой!»

Страшный шум и топот ног по коридорам дворца насторожили Генриха. Маргарита в ужасе вскакивает… Убийцы врываются в спальню молодых с оружием в руках. Неслыханно. Чудовищно! Над головой новобрачной свистит смертоносная сталь. Она протягивает руку, защищая мужа, гневно, отчаянно кричит и… просыпается.

Вокруг полумрак. Ее комната, гобелены на стенах… свеча и дремлющая в углу камеристка. Тишина царит в Лувре, только где-то переговаривается королевская стража да гудит ветер в дымоходах.

Маргарита долго лежала, прерывисто дыша, не в силах успокоиться. Представшая во сне картина казалась такой правдоподобной, что волосы шевелились на голове. С матери, пожалуй, станется выдать ее за Генриха, чтобы покончить с гугенотами. Интересно, какой совет дал ей астролог?

Принцесса вдруг вспомнила о часах, спрятанных под подушками. Утром будут прибирать постель и наткнутся на них. Она неслышно поднялась и, ступая босиком по холодному полу, убрала вещицу подальше…

Глава 10

Астра пригласила Матвея на ужин. С некоторых пор она полюбила домашние трапезы. Кухня в ее квартирке была маленькая, но уютная, удобно обставленная и снабженная всей необходимой техникой.

– Ты режь помидоры, а я займусь креветками.

Матвей выгрузил продукты из пакета и включил воду – мыть овощи.

– Мы начинаем новое расследование, – сообщила Астра. – Наш клиент – Алексей Глебов. Он решил, что жена собирается его убить.

– Только собирается? Значит, у нас еще есть время полакомиться шашлыком из креветок с помидорами и сладким перцем.

– Речь идет о жизни человека…

– А в чем заключается наша задача? Мы поселимся в их доме под видом садовника и кухарки? Ты будешь готовить настоящие венские шницели, а я – поливать цветы? При этом мы не оставим супругов наедине ни на секунду – даже ночью мы станем прятаться под кроватью, дабы во время исполнения супружеского долга жена не задушила мужа в объятиях.

Астра нанизывала на шампуры розовых креветок.

– Мне нравится твой сарказм! – восхищенно улыбнулась она.

– У тебя есть предложение лучше?

– Конечно. Надо поговорить с Казариновыми – это бывшие друзья Магды Глебовой. Может быть, они что-нибудь знают о ее прошлом.

– Значит, ее зовут Магда. Будущая леди Макбет, да? Занятно.

– Оставь свои шуточки. Дело серьезное! Я уже звонила Борисову, просила навести справки о покойных родителях Магды.

– Их она уже убила?

– Прекрати. Они разбились на самолете семь лет назад. Врезались в тумане в скалу…

Астра пересказала ему все, что услышала от Глебова.

– И ты, конечно, поверила? – спросил Матвей.

– Зачем ему врать?

– Вдруг он хочет сделать тебя пешкой в своей игре? Убьет жену и представит это как самооборону. Дескать, она набросилась на него с ножом, он ее неловко оттолкнул, она упала, ударилась виском о край стола… А ты пойдешь свидетелем! Будешь в суде выгораживать убийцу. Он же заранее нанял тебя, потому как жена уже покушалась на его жизнь. Как я понял, в случае смерти Магды муж наследует все ее имущество и деньги?

Астра села, сложила руки на коленях. В таком ракурсе она обстоятельства дела не рассматривала.

– Кстати, Глебов очень хорош собой.

– Советую в первую очередь проверить, нет ли у него любовницы.

Матвей ловко нарезал помидоры и принялся чистить перец.

– Лук сюда идет?

– Не знаю… – рассеянно произнесла она. – Наверное…

– Включай гриль, пусть нагревается.

– Что?..

– Где мы будем жарить шашлык? Не в микроволновке же?!

Астра забыла о креветках. Она вытерла руки о фартук и машинально потянулась к стакану с белым вином. Глотнула, не ощущая вкуса.

– Напоследок я спросила его о Коломбине и Арлекине… – пробормотала она. – Он ведь еще застал карнавальные шоу в Венеции. После того как основные мероприятия заканчиваются, для туристов продолжают устраивать костюмированные развлечения.

– Глебов небось заявил, что в костюмы Коломбины и Арлекина были наряжены его знакомые Бутылкины!

– Как ты догадался?

– Ясновидение, дорогая, – засмеялся Матвей. – Или дедукция. Выбирай, что тебе больше по душе.

– Мне кажется, в этом деле непременно замешаны персонажи комедии дель арте.

Частный сыск Астра умудрялась превращать в нечто среднее между спиритическим сеансом, где в роли медиума выступало зеркало, и дилетантскими рассуждениями, которые перемежались с не менее дилетантской слежкой. Отчасти она использовала сведения, полученные либо от Борисова, либо от других людей, но интерпретировала их слишком смело. Можно сказать, она делала парадоксальные выводы из самой обычной информации и решала задачу изобретенным ею способом. Так или иначе, но ей обычно удавалось вычислить преступника…

* * *

Глебов пил коньяк, сидя в кресле перед телевизором. Шел какой-то фильм о разведчиках. Он смотрел на экран, но видел совершенно другое – венецианскую ночь, полную огней и ряженых, темно-синее небо и золотой блеск воды в канале, тесном от проплывающих гондол. Броская красотка Коломбина хохочет, отталкивая его лодку рукой.

– Простите, я обознался… – бормочет он.

Пахнет лимонами и сыростью. Ветер несет с моря солоноватую прохладу…

– Тебе звонили! – крикнула Магда из спальни.

Глебов очнулся. Он в Москве, в своей квартире на Остоженке. В соседней комнате жена примеряет купленное накануне платье.

– Кто?

– Женщина, наверное…

– Почему «наверное»? Она что, не представилась?

Магда появилась в дверном проеме – в длинном облегающем платье в малиновых и зеленых разводах.

– Она вообще молчала… Не произнесла ни слова.

– Почему же ты решила, что это «она», а не «он»?

– Я чувствовала ее дыхание, Алекс… Мужчины дышат по-другому.

«Неужели, у нее хватило наглости позвонить на мой домашний телефон? – с раздражением подумал Глебов. – Не может быть. Мы договорились, что связь только по сотовому и в рабочее время! О, черт…»

Он вспомнил, как сам же отключил мобильник. Захотел провести вечер спокойно – побыть с Магдой, устроить романтический ужин. Им пора помириться, хотя никакой ссоры вроде не было.

– У тебя есть женщина? – с обманчиво невинной улыбкой спросила жена.

– С чего ты взяла?

Алексей готовился к подобному вопросу, но он все равно грянул как раскат грома при ясном и чистом небе, застиг его врасплох.

– Ты не говоришь – нет!

– Мне не в чем оправдываться.

Он старался держаться естественно, и именно поэтому выглядел напряженным и растерянным.

– Я не жду оправданий. Просто хочу знать правду.

Платье из натурального малиново-зеленого шелка очень шло к ее светлой коже и темным волосам, глаза-хамелеоны приобрели тот же малиново-зеленый оттенок, а на губах застыла улыбка.

– Правда в том, что я люблю только тебя…

Глебов встал и потянулся к ней, попытался обнять. Она выскользнула из его рук, сделала шаг назад, приложила палец к своему накрашенному рту:

– Лучше молчи, Алекс…

Он сорвался:

– Собираешься закатить скандал, да? Давай, начинай! Чем мы хуже других семей? Я пришел с работы, и тебе не терпится вылить на меня свое недовольство жизнью. Ты, вероятно, изнываешь от тоскливого безделья? Чем ты занималась целый день, пока я вкалывал? Валялась на кровати, жуя шоколадные конфеты, или слонялась из комнаты в комнату?..

Магда повернулась к нему спиной, полыхнувшей яркими красками, и скрылась в спальне. Глебов осекся, слова застряли у него в горле.

Ну вот и поговорили, наладили отношения. Проклиная свою несдержанность, он уже хотел идти за ней, просить прощения, но передумал, махнул рукой и плюхнулся обратно в кресло. Глотнув коньяку, он включил сотовый.

– Пошло́ оно всё…

В голове звенело, чья-то тяжелая рука будто прикоснулась к его сердцу и сжала – стало нечем дышать. Раздался звонок. Алексей, не глядя, нашарил пальцами телефон, поднес к уху. На лбу выступила испарина.

– Да… слушаю, – прохрипел он.

– Где ты был, милый? – приглушенно прозвучал женский голос. – Я ждала тебя под Мостом Вздохов… Я так соскучилась! Почему ты не пришел?

– Я не узнал тебя…

– Это невозможно!

Монотонно бубнил телевизор. На экране тоже кто-то кому-то звонил, кто-то кого-то догонял, прыгая с крыши на крышу… кто-то в кого-то стрелял…

– Я жду тебя… – настойчиво произнес голос.

– Где?

– Там же, где и всегда…

Он бросил взгляд на дверь в спальню и перешел на шепот:

– Я сейчас не могу. Ты звонила на домашний?

– Конечно… Трубку взяла она?

– Да, да! Это неосторожно. Мы договаривались…

– Ты первый нарушил договор, – перебил голос. – И не отвечал по мобильному. Что мне оставалось? Я ужасно волновалась, чего только не передумала.

– Я отключил телефон.

– Видишь? Ты сам виноват. Кругом виноват…

– Ладно, пусть будет так.

– Хочешь искупить вину? Приходи…

Глебову казалось, что Магда приникла к двери и слушает. Его обдало жаром.

– Ты с ума сошла. Уже поздно…

– Будет поздно, если не придешь, – в голосе прозвучала угроза. – Только попробуй, и ты пожалеешь… Она все узнает!

Глебов внутренне вскипел, взорвался. Необъяснимый импульс поднял его с кресла – он не помнил, как и почему ворвался в спальню… Магда бы не успела отскочить от двери, если бы подслушивала, – она стояла у окна с телефоном в руках, в ее глазах метнулся страх и замешательство.

– Это ты звонила! – заорал он. – Ты…

Впервые за их совместную жизнь Глебов грязно и длинно выругался. Магда побледнела, онемела. Она не сказала ни слова в свое оправдание. Зато бледность, разлитая на ее лице, говорила о том, что… О чем?

– Дай мне телефон!

Глаза Магды стали огромными и светящимися, как две луны. Она распахнула окно, словно собиралась выпрыгнуть.

– Дай телефон! – прорычал Глебов. – Ты не прыгнешь. Пятый этаж, любимая! Умереть не умрешь, а ноги поломаешь!

Это говорил не он, а зверь внутри его, которого она разбудила свой хитростью.

– Ну же! Я только взгляну, кому ты звонила…

Она замотала головой, размахнулась и швырнула мобильник в окно.

У него помутилось сознание.

– О, боже! – простонал он, пятясь назад, в гостиную. – Боже мой…

«Если я сейчас же, сию же минуту не выясню, что происходит, я тронусь! – вспыхнуло в его уме. – Один из нас точно чокнутый! Она… или я?»

Глебов ринулся вон из квартиры, на ходу натягивая куртку. Под окнами стояли лужи, прихваченные по краям тонким ледком. В наступающей темноте найти телефон было немыслимо. Разве что пригласить взвод солдат, чтобы те прочесали каждый квадратный метр…

Он постоял, глотая черный студеный воздух, поднял голову и увидел Магду в окне. Кажется, она смеялась.

– Я не стану рыться в грязи, не доставлю ей такого удовольствия! – прошептал Глебов. Облачко пара сорвалось с его губ и растворилось в густых сумерках.

Не ощущая холода, в легких туфлях, в куртке нараспашку он поспешил на дорогу – ловить такси.

Глава 11

Ехать пришлось далеко, в Кузьминки. Минут двадцать простояли в пробке. Шел мокрый снег, дворники не успевали очищать лобовое стекло. Таксист всю дорогу ворчал, чертыхался:

– В такую погоду ездить – маята одна!

– Здесь притормози, – попросил Глебов.

Расплатившись, он вышел и прошагал целый квартал, прежде чем свернуть во двор дома, где женщина-маска снимала квартиру. Он никогда не приезжал сюда на своей машине – какая-нибудь глазастая соседка непременно запомнит цвет и номера, или знакомый попадется, как на грех. Глебову не хотелось, чтобы до Магды дошли слухи о его похождениях.

Женщина-маска назвалась Коломбиной. Они познакомились этой осенью на костюмированной вечеринке в клубе «Полишинель». Магда не посещала подобные сборища, и Алексей иногда ходил без нее.

В тот вечер финансовый директор «Медиуса» отмечал свой день рождения. Желающие надевали маски, но можно было обойтись и без них. Глебов, например, так и поступил. Столы ломились от закусок и выпивки, и он успел изрядно набраться, когда его пригласила на танец пестро одетая дама. Заводилой праздника был горбатый шут с огромным приклеенным носом и торчащими в разные стороны из-под колпака космами.

– Это – символ клуба, Полишинель! – сообщила дама, наклоняясь к Глебову и обдавая его запахом сладких духов. – Как он вам?

– Отвратительный! Просто чудовище.

– А по-моему, забавный.

Дама чем-то неуловимо напоминала Магду – ярким нарядом, цветом волос, даже интонациями голоса. Маска плотно прилегала к ее лицу, и на мгновение Алексею почудилось, что он уже держал эту женщину в своих объятиях.

«Уж не танцую ли я с собственной женой?»

Было шумно, душно. Алкоголь ударил ему в голову. Женщина в маске откидывалась назад, смеялась, горбатый Полишинель выкрикивал какие-то пошлые шутки, а потом объявил конкурс на лучшую пару. Приз – бутылка настоящего французского абсента.

– «Зеленая фея»! – кривлялся горбун. – «Зеленая ведьма»! «Зеленая богиня»! Так называли этот волшебный напиток соблазна! Сегодня его смогут выпить вдвоем самые прекрасные и загадочные мужчина и женщина, танцующие в нашем зале. Начинаем, господа! Музыка!

– Никогда не пила абсента… – шепотом призналась маска.

– Это опасная штука, – пробормотал Глебов. – Адская смесь. Экстракт горькой полыни, аниса и фенхеля. Если выпить слишком много, мир окрасится в золотые тона.

Ему хотелось очаровать ее, как когда-то он сумел очаровать Магду.

– Я должна попробовать!

– Знаете, как еще называют абсент? «Безумие в бутылке».

– Хочу быть безумной…

Она увлекла Глебова на середину площадки для танцев и прильнула к нему под изломанную мелодию танго.

– А ты хорошо танцуешь…

Они перешли на «ты» и, конечно, выиграли приз. Полишинель с хвалебной тирадой вручил им бутылку, наполненную изумрудно-зеленой жидкостью.

– Поедем ко мне! – шепнула маска.

Глебов как будто уже наглотался абсента – мир потерял четкие очертания, поплыл, стал зыбким, туманным. Память запечатлела отдельные эпизоды: ночная прохлада… шорох колес по асфальту… запах опавшей листвы… лестница… темная квартира…

Они пили «Зеленую фею». Глебов даже показывал маске, как полагается пить абсент – плеснуть немного жидкости в бокал, положить сверху сахар на ложке с дырочками и лить через него ледяную воду.

– Сахар растворится, – говорил он, – и смешается с абсентом. Теперь добавим толченого льда… Готово!

Он отрывочно помнил, как занимался любовью с женщиной, у которой вместо лица была маска – она не сняла ее даже в постели.

– Так будет всегда! – повторяла она. – Разве у любви есть лицо? Только сердце!

– И я никогда тебя не увижу?

– Зачем? Главное – чувства. Ты тоже можешь спрятать лицо – для меня это не имеет значения.

Он не спорил. Ему казалось, что рядом с ним Магда. До каких пор он будет в каждой женщине видеть ее?

Наверное, в тот вечер он перебрал абсента и подвергся воздействию туйона. Иначе чем объяснить то невыносимое блаженство, которое он испытал в объятиях незнакомки? Все вокруг преобразилось, окрасилось в солнечные тона – словно с воображаемых небес пролился золотой дождь. Золотыми казались и глаза женщины в прорезях маски, и ее кожа, и волосы. Светлое золото, розовое золото, черное золото, огонь, разлитый в крови…

Он очнулся под утро, в полном изнеможении, в приятной любовной истоме. Протянул руку, ища жену.

– Магда…

Смятая простыня из красного атласа показалась холодной и скользкой. Такое же кроваво-красное покрывало валялось на полу – словно красавица, убегая, забыла свой праздничный алый плащ.

– Магда! – громче позвал Глебов.

В комнате царили сумрак и тишина. Он нащупал выключатель, и спальню озарил желтый свет старинной лампы. Пышное убранство в мавританском стиле было вполне во вкусе жены, но тем не менее отличалось от убранства ее комнаты.

– Куда меня занесло? – пробормотал он, поднимаясь.

Декоративные резные карнизы и арки, прозрачный синий балдахин над кроватью, низкие пуфы и восьмигранные столики, яркие ткани и золотое тиснение – все это так любит Магда. На стене – портреты и фотографии женщин в костюме Коломбины.

Глебов глубоко вздохнул – ему почудился запах духов жены: миндаль, пион. Но спальня чужая!

– Как я сюда попал?

И тут зазвонил телефон.

– Ты уже проснулся? – прозвучал в трубке голос маски. – Когда захочешь уйти, не забудь закрыть дверь. Ключи на полке в прихожей.

– Кто ты?

– Коломбина. Легкомысленная кокетка, которая любит наслаждаться. А ты – мой Арлекин!

Он не успел ответить, как в трубке раздались гудки.

– Арлекин… – повторил Глебов, направляясь в ванную.

Здесь тоже во всем был выдержан мавританский стиль. Он встал под прохладный душ, смывая с себя ночной морок.

– Тьфу! Черт… Она сделала из меня паяца!

Завернувшись в полотенце, он взглянул на себя в зеркало в ажурной металлической рамке. Бритвенных принадлежностей в ванной не оказалось, зато сбоку на крючке висела черная маска с безобразным длинным крючковатым носом. Арлекин!

Глебов выругался и сплюнул. Вчерашнее наваждение, вызванное алкоголем и лишней порцией абсента, схлынуло. Он с ужасом подумал, что скажет Магде – ведь его не было всю ночь. Она, наверное, звонила…

Мобильник, оставленный им в изголовье кровати, оказался выключенным.

– Идиот! Я забыл предупредить ее!

Он поспешно одевался, на ходу придумывая правдоподобное объяснение. «Скажу, что напился до беспамятства, уснул прямо в клубе и меня отвез к себе финансовый директор. Надо договориться с ним, растолковать ситуацию».

Директор несказанно удивился: «Как? Ты еще не дома? Ты же уехал раньше всех!» Но обещал обеспечить алиби. Понимающе хихикал.

Уходя из «мавританского будуара», Глебов закрыл дверь, положил ключи в карман и пробормотал:

– Вот повод еще раз встретиться с Коломбиной. Вернуть ключи!

Он спохватился, что не знает номера ее телефона – того, что стоял в квартире, но возвращаться не стал. Квартира скорее предназначалась для интимных свиданий, чем для жилья. Застать там незнакомку вряд ли удастся.

Магда сделала вид, что поверила. Даже не стала спрашивать у именинника, где провел ночь ее муж. Она была очень умна и проницательна, когда не играла в рассеянную барышню не от мира сего. Между супругами повисла пелена отчуждения: Магда перестала готовить Глебову завтраки и попросила его перебраться спать в гостиную.

– У меня обострилась мигрень, – заявила она. – Я часто встаю, принимаю таблетки или просто лежу без сна. Не хочу тебя беспокоить.

Он обиделся. Подумаешь, какая гордая! Ну и ладно. Ну и пусть спит одна в холодной постели. Как всякий подозреваемый в измене супруг, он был глубоко оскорблен таким «незаслуженным пренебрежением» и решил в отместку повторить то, что произошло по нелепой случайности. С кем не бывает? Магде пора бы понять, что он давно уже не мальчик, а взрослый зрелый мужчина, для которого подобная «шалость» могла бы быть не исключением, а правилом. Он искренне считал, что хранит верность жене – по сравнению с его приятелями и знакомыми, он был образцом нравственности. Женщины не умеют ценить, когда их любят. Чувствуя обожание мужа, они заходят в своих требованиях слишком далеко.

Такие рассуждения делали Глебова правым, а Магду виноватой. И поскольку она не делала шагов к примирению, его обида росла, как и желание поквитаться.

Через неделю маска позвонила ему на сотовый – видимо, посмотрела номер, пока он спал, – и попросила вернуть ключи.

– Привези их туда, где мы любили друг друга…

Так они встретились второй раз. И Глебов назло жене теперь уже осознанно совершил то, что сделал под влиянием абсента. Он снова купил бутылку «Зеленой феи» и снова предался жгучей страсти с Коломбиной. Ему начала нравиться эта игра. Казалось, будто это не он, а кто-то иной, с другой внешностью и именем исступленно ласкает женское тело, мнет алые простыни и парит в небывалом экстазе. Но, смывая под душем следы греха, Глебов невольно останавливал взгляд на черном носатом лике Арлекина, который растянул губы в ехидной улыбке и словно дразнил его, гримасничал и глумился.

Не отдавая себе отчета, он позволил маске втянуть себя в странную и зловещую интригу. Горький вкус абсента и запретный секс – которым он наказывал Магду – вызвали у него зависимость сродни наркотической. В минуты опьянения полынным напитком и ласками Коломбины он погружался в золотые видения, где сладость сливалась воедино с местью Магде, с какими-то дворцовыми покоями, разодетыми в кружева и бархат дамами и кавалерами, с крадущейся по мраморным плитам тенью и блеском стального лезвия… Музыка. Танцы. Кровь. Крик! Топот ног…

Ему ни разу не удалось досмотреть, чем же все закончилось.

Когда Астра вдруг задала ему вопрос о Коломбине и Арлекине, он едва не выдал себя. Как она узнала? Видимо, Бутылкины не солгали – она вправду ясновидящая…

Цепочка картинок и мыслей замкнулась на Астре, и Глебов сообразил, что стоит у двери в «мавританский будуар». Добрался на автопилоте.

– Проклятие… – процедил он сквозь зубы. – У меня же нет ключей!

Маска всегда сама звонила и назначала время встречи – нечасто. Наверное, она тоже была несвободна. Потому и настаивала на полной и абсолютной тайне. Когда он приходил в эту квартиру, Коломбина уже ждала его. Она открывала только на условный стук. Два раза… пауза… и еще два раза.

В подъезде горел тусклый желтый свет. Глебов с досадой дернул за ручку… дверь оказалась не запертой. Он оглянулся – нет ли кого поблизости – и потянул дверь на себя, скользнул в тревожную темноту…

* * *

Алла Казаринова работала дизайнером в полиграфической фирме «Рэм». Она сидела за компьютером, когда ей позвонила женщина и представилась адвокатом по гражданским делам.

– Я действую в интересах молодого человека, – сказала та, – который, возможно, имеет некоторые права на наследство Филиппа и Руфины Левашовых. Сроки давности для предъявления прав давно истекли, это понятно. Но я хочу поговорить с вами о Магде, дочери погибших. Что она за человек? Не согласится ли поделиться деньгами с моим клиентом? Он много не требует, просит выделить скромную сумму на образование.

Алла насторожилась:

– Почему вы обращаетесь ко мне? Мы с Магдой давно не поддерживаем никаких отношений.

– Мне сказали, что вы были ее близкой подругой, значит, хорошо ее знаете. Прежде чем встретиться с госпожой Глебовой лично, хотелось бы побеседовать с вами. Вы согласны помочь?

– Позвоните ее мужу, Алексею Глебову.

– Муж и жена – одна сатана, – засмеялась Астра. – Никто лучше вас не подскажет, с какой стороны проще подступиться к наследнице.

– Ну… вы ставите меня в неловкое положение. Я не сплетница.

«Она почти согласилась, – подумала Астра. – Еще немного, и сдастся!»

– Конечно же, нет. Не вижу ничего предосудительного в том, что вы откроете мне глаза на характер и привычки госпожи Глебовой. Я слышала, она заносчивая и довольно бесцеремонная особа. Идти к такой без подготовки рискованно. Ради моего клиента я не имею права получить отказ.

Она почувствовала, что нашла правильный подход к бывшей подруге Магды.

– Хорошо. Приходите ко мне в офис… – Казаринова продиктовала адрес. – Найдете?

– Разумеется. Я на машине.

– Тогда подъезжайте прямо сейчас. У нас скоро обеденный перерыв.

К офису «Рэма» Астру подвез Матвей. Притормозив у многоэтажного здания, пестрящего вывесками, он поцеловал ее в щеку.

– Удачи. Пока вы побеседуете, я схожу перекусить вон в ту «Пиццерию».

Он показал на ярко-зеленый козырек над стеклянной дверью.

– Не исключено, что мы с Казариновой тоже придем туда обедать. Присмотрись к ней.

Через четверть часа Астра и высокая женщина в сером полупальто вошли в зал. Матвей опустил голову, чтобы не привлекать к себе внимание. Раздевшись, они заняли столик у окна, как раз рядом с ним.

Посетители прибывали – клерки из соседних офисов, служащие, молодежь.

Матвею принесли заказанную пиццу и рассольник с грибами и сметаной. Из-за шума ему было плохо слышно, о чем говорит Казаринова. Она выглядела изможденной, как после долгой болезни, недовольной. Красный шарф подчеркивал ее бледность. Дамы сделали заказ. Астра улыбалась, ее визави хмурилась.

– Наши сюда обедать не ходят, – долетели до Матвея слова Казариновой. – Дороговато.

– Я вас пригласила, значит, я плачу, – сказала Астра.

Бывшая подруга Магды чувствовала себя не в своей тарелке. Довольный, ухоженный вид «адвокатши», румянец на ее лице, улыбка, хорошая одежда вызывали у нее раздражение. Даже предложение заплатить за обед прозвучало унизительно.

Астра изо всех сил старалась расположить к себе собеседницу. Иначе ничего стоящего вытянуть из нее не удастся.

– Вы с Магдой ровесницы? Наверное, еще со школы дружите?

– Я старше… на год, – неохотно призналась Казаринова.

«Всего тридцать! – удивилась Астра. – На самом деле ей можно дать лет на десять больше».

Женщина сидела на строгой диете из-за желудка. Она заказала зеленый салат без масла и овощной суп. Это накладывало отпечаток на ее настроение – голод кого угодно сделает букой. Чтобы не возбуждать ее аппетит, Астре пришлось прикинуться вегетарианкой. К счастью, она была не голодна.

– Значит, вы жили по соседству?

– Мы познакомились в институте, подружились. Учились на дизайнерском, как и мой муж Коля. Тогда мы с ним еще не были женаты, просто дружили.

– Он работает вместе с вами?

– Работал, потом ушел. В «Рэме» мало платят, и мы решили, что Коля лучше будет частным предпринимателем. Залезли в долги, купили компьютер, принтер, сканер – все необходимое. Влетело в копеечку.

– Простите, а кто вам одолжил деньги?

– Не Магда, если вы это имеете в виду. Родители помогли, Колин друг дал небольшую сумму, в общем, с миру по нитке собирали. А с Магдой мы к тому времени уже разошлись.

– Вы бывали у Магды дома? Знали ее родителей?

Алла криво усмехнулась, покачала головой.

– Она меня не приглашала и ко мне не ходила. Мы из разного круга. Виделись в основном на занятиях, ездили вместе на этюды, ходили на выставки, гуляли. Магда обожала Братцевский парк, постоянно таскала нас с Колей туда. Ей там очень нравилось. Восхищалась усадебным домом… Впрочем, это к делу не относится.

Казаринова поправила шарф. Она почти не пользовалась косметикой, ее небрежно заколотые волосы висели вдоль щек, а длинное трикотажное платье сидело мешком. Астра не видела Магды, но сразу поняла, что рядом с Аллой любая женщина показалась бы хорошенькой. Понятно, почему подруги расстались. Интересно другое – что их связывало?

– Получается, вы ни разу не видели Левашовых?

– При жизни – нет. Они разбились, когда мы заканчивали учиться. Магда вдруг перестала появляться в институте, не отвечала на звонки, у нее накопилась куча «хвостов». Тогда кто-то из преподавателей сообщил, что у Левашовой большое горе – погибли родители. Она все-таки получила диплом – все ей сочувствовали и ставили оценки независимо от знаний по предмету. Ну и деньги сыграли свою роль. Она могла заплатить, а педагоги – не святые.

– Вы ее осуждаете?

– Судить – не по-христиански! – запальчиво произнесла Алла.

Плохо скрываемая злость и далеко не смиренное выражение лица показывали, что она не только судит, но судит безжалостно.

– После смерти родителей Магда потеряла интерес к учебе. Коля практически сделал за нее экзаменационную работу. Он, как и прочие, видел в ней неизвестно что! А она плевать на него хотела.

– Вы говорите, что при жизни Левашовых не встречались с ними? – уточнила Астра. – Выходит, это произошло… после смерти?

– Можно и так выразиться. Однажды Коля предложил мне поехать с Магдой на кладбище. И мы поехали. Купили цветы, конфеты, водку. Могила была еще свежая, без мраморной плиты, без памятника, лишь к временному железному конусу прикреплен портрет: мужчина и женщина в обнимку, улыбаются. Они были совсем не старые – до пятидесяти не дожили. Магда очень похожа на мать.

– Как она себя вела на кладбище? Плакала?

– Всплакнула… Мы помянули покойных, выпили. Постояли… и всё. Выполнили свой долг. Коля зря беспокоился. Что были мы там, что не были – Магде без разницы. Она вся в себе, и в горе, и в радости: ни с кем не делится.

Официантка принесла еду. Казаринова принялась за суп, Астра – за винегрет.

– А где похоронены Левашовы? – с полным ртом спросила она.

– На Востряковском. Там лесопарковая зона рядом… На природе, как Магда любит. Она и родителей проведывает, и гуляет заодно. Дышит свежим воздухом!

В каждой фразе бывшей подруги звучала скрытая ненависть.

– После института ваши дороги разошлись?

– Сначала да. Я искала работу, Коля тоже. Мы тыкались туда-сюда, мыкались, брали оформительские заказы, лишь бы не сидеть на шее у своих. Магда не нуждалась в деньгах, родители оставили ее богатенькой сиротой. Она развеивала тоску! Колесила по курортам – то в Сочи, то в Крым, то в Прибалтику, то куда-то на озера. Потом вернулась в Москву, диплом забросила. Зачем таким, как она, работать? Заскучала, вспомнила обо мне и позвонила.

– Ваша дружба возобновилась?

– Тесно мы никогда не дружили, просто проводили вместе время. Болтали, бродили по выставкам. Выезжали на пленэр[9], обсуждали новые веяния в живописи и графике. Мы были увлечены искусством, строили планы. Коля мечтал иллюстрировать книги. Магда всегда держалась особняком, вроде бы и с нами, и в то же время сама по себе. У нее не было друзей, кроме нас… Да и сейчас наверняка нет. Ей никто не нужен!

– Но вы продолжали встречаться?

– Все реже и реже. Коля пытался ухаживать за ней, она его отшивала – как бы в шутку, но он обижался, страдал, приходил ко мне плакаться в жилетку. Я одна его понимала, могла выслушать, утешить. Когда Магда уезжала за границу, она присылала ему открытки из разных городов. Он чуть ли не молился на них! Целый иконостас соорудил их этих открыток… Подумал бы: у нее денег куры не клюют, а она открытки шлет. Хоть бы что-то из одежды привезла, книги какие-нибудь по живописи. Богатые все такие скупые и черствые?

Астра пожала плечами.

– Богатые – тоже люди, полагаю. Они разные.

На бледных щеках Казариновой выступил лихорадочный румянец.

– Коле было хорошо только со мной! – выпалила она. – Понадобились годы, чтобы он это понял. Вообще-то он сразу обратил на меня внимание и предложил дружбу, но от Магды у него наступало помутнение рассудка! Он разрывался между мной и ею, мучился, пока она не вышла замуж, наконец.

– За Глебова?

Алла кивнула.

– Пять лет назад она отправилась в Венецию и там подцепила этого бизнесмена. Сословный брак! Магде нужно было на кого-нибудь опереться, вот она и нашла себе «папочку». Глебов старше ее.

«Всего на семь лет, – подумала Астра. – Нормальная разница для мужа и жены».

– Она из него веревки вьет! – распалялась Казаринова. – Это вампир. Пока всю кровь не высосет, до капельки, – не отстанет. Верите? Коля чуть с собой не покончил, когда узнал про ее замужество. Я его еле к жизни вернула, выходила, вылечила… Заставила в клинику лечь, пройти курс реабилитации.

– По какому поводу?

– По поводу алкоголизма. Творческие люди частенько этим грешат. Но Коля раньше не пил, это Магда приучила его к абсенту. «Культовый напиток французской богемы!» – передразнила она бывшую подругу. – Так то когда было? В девятнадцатом веке. А Коля повелся, вообразил себя вторым Ван Гогом! Магда его так называла, все подшучивала. А он, дурачок, ее насмешки за чистую монету принимал.

– Почему Ван Гогом? – удивилась Астра.

– Вы не знаете, что такое абсент? Это вытяжка из полыни и трав на спирту. Крепость – семьдесят градусов. В нем содержится туйон: вещество, схожее с тем, которое добывают из конопли. Именно туйон отличает полынный напиток от всех остальных и придает ему особый привкус. Он может вызывать галлюцинации и конвульсии, а в больших количествах является ядом. Под его воздействием люди совершают безрассудные поступки. Да, когда-то парижане злоупотребляли абсентом. Пристрастие к «Зеленой фее» привезли французские военные из Африканского батальона. Им выдавали абсент для профилактики малярии и других болезней…

Казаринова говорила горячо и страстно. Чувствовалось – сей монолог она произносит не впервые.

Астра устала слушать.

– Абсент, кажется, был запрещен? – вставила она, когда противница полынного напитка набирала воздуха для продолжения тирады.

– Я бы не снимала запрета! Это опасное зелье, зависимость от него развивается очень быстро. Кстати, Ван Гога именно питье абсента довело до психического расстройства.

«Спорный вопрос», – подумала Астра, но в интересах дела промолчала.

– Коля чудом не повторил его судьбу! – повысила голос Казаринова.

– Вы не преувеличиваете? Не думаю, что абсент так уж вреден.

– Вы его пробовали?

– Нет.

– Познакомитесь с Магдой – она вас непременно угостит.

Казаринова принялась яростно пережевывать салат. Астра изобразила смущенную улыбку.

– Надеюсь, вы поссорились с Магдой не из-за абсента?

– Из-за него тоже. В основном я была вынуждена прекратить с ней всякое общение из-за Коли. Мы поженились сразу после Глебовых и зажили спокойно и счастливо. Но тут на горизонте снова нарисовалась Магда! Ей, видите ли, наскучило «однообразное семейное болото». Мы попробовали «дружить домами». Долго это не продлилось, как вы понимаете. Колю опять потянуло к ней… и к абсенту.

– А как господин Глебов устоял против «Зеленой феи»?

– Наверное, он невосприимчив к алкоголю.

– Мне намекали, что у Магды есть странности.

– Да она ходячая странность! – воскликнула Казаринова. – Ну, скажите, зачем ей мой Коля, если у нее есть Алекс? Корчит из себя роковую женщину, а сама просто страдает паранойей – шарахается от каждой тени, оглядывается, прислушивается. И в то же время избегает людей, любит бродить по запущенному парку, пьет в одиночестве. Она не алкоголичка, конечно, но рискует ею стать.

– Что, много пьет?

Казаринова замялась. Астра представила, как она все эти годы тайно завидовала подруге – ее внешности, образу жизни, беззаботности, деньгам, магнетизму, который притягивал к ней обожаемого Колю. А вынуждена была улыбаться, мило болтать, терпеть соперницу рядом с собой, поддакивать, хвалить ее наряды, прическу, этюды, манеру живописи, льстить, чтобы не показаться Николаю ревнивой и склочной. Восхищаться тем же, что и она, подделываться под ее вкус, ненавидеть ее до зубовного скрежета и подражать ей, чтобы привлечь к себе Казаринова. Завладев им, она все равно не перестала бояться Магды. Вдруг той станет мало ее благополучного лощеного мужа и она снова обратит свой порочный взор на Коленьку? Отнимет у нее отраду всей жизни? Вряд ли еще кто-нибудь выразит желание вступить с Аллой в брак. Казаринов женился на ней с горя, оттого, что Магда его отвергла, стала чужой женой. Алла знает это, но предпочитает скрывать даже от самой себя.

– …во всем старается показать свое превосходство, – донеслось до Астры, и она поняла, что половину прослушала. – Магда по нашим улицам ходит, как по парижским бульварам. Алкоголь – это еще один способ выделиться, изобразить этакую эмансипированную даму с надменным характером, которая курит, ездит за рулем и пьет неразбавленный абсент. Может, в прошлом веке кого-то можно было этим удивить, но сегодня…

Казаринова хрипло засмеялась.

– Вы говорите, Магда боится людей?

– Скорее не любит… или презирает. Ей, видите ли, скучно с такими, как мы… серыми внутри и снаружи. Она ездит в Венецию, а мы – в подмосковную деревню Мышиный Брод…

– Есть такая деревня?

– Это образное выражение, – скривилась Алла. – Но вообще-то мы с Колей проводим отпуск у его деревенской родни. Ходим на рыбалку, по грибы. Коля любит жареные лисички. Ему нравится на рассвете писать с натуры цветущие луга, речку или дубовую рощу. Я помогаю. У него чудесные пейзажи! А выставку никак не удается организовать.

«Она совершенно не упоминает о себе, – подумала Астра, – а ведь она тоже занималась живописью. Похоже, эта женщина устроила из своей жизни культ Николая Казаринова, непризнанного гения. Надо бы на него взглянуть».

– Вы меня заинтриговали. Где я могу полюбоваться его работами? Пейзажи – моя слабость.

Жена художника расцвела.

– У Коли в мастерской. Мы арендуем небольшое помещение в цокольном этаже нашего дома. Там большинство его картин, набросков и графики. Вот мой телефон, позвоните, когда у вас будет время.

Она протянула Астре скромную визитку, изготовленную на фирме «Рэм».

Попрощались они тепло, как давние приятельницы.

– Ой, я опаздываю! – спохватилась Казаринова. – Извините, побегу!

Когда за ней закрылась дверь, Матвей тоже поднялся, глядя на часы. Он еще успевал на послеобеденное совещание.

– Ты когда-нибудь пил абсент? – спросила Астра.

– Один раз. Горькая зеленая бурда. А запах, как у жидкости для полоскания рта.

Глава 12

Глебов шел по улице, как пьяный. То, что он увидел в «мавританском будуаре», выходило за рамки здравого смысла. Он силился понять и не мог. Его ум отказывался работать, делать какие-либо выводы. Ранняя весна превратила город в сюрреалистическую картину в мутных черно-голубых тонах. Как будто безумный художник пытался написать на темном холсте лунные улицы, деревья и дома: его рука дрожала, и мазки ложились неровно – где гуще, где реже…

Глебов не сразу сообразил, что у него все расплывается перед глазами. Он остановился и опустился на грязную скамейку. Тут же вскочил – вдруг его заметят здесь, запомнят? Ему нужно идти, как можно быстрее… и как можно дальше отсюда. Дальше, дальше! Взгляд зацепился за таксофон. Таксофон!

«Мне нужно позвонить? – подумал Глебов. – Но кому? Зачем? Мне нужно позвонить!»

Он забыл про мобильник. Он все забыл, кроме открывшейся перед ним картины в полумраке «мавританского будуара».

Впрочем, даже если бы его память включилась, напрасно было бы шарить по карманам в поисках телефона. Трубка осталась дома – он спешил и не удосужился захватить ее с собой. А карточки у него не было, он никогда не пользовался уличными автоматами.

«Будет поздно! – вспыхнуло в у него в уме. – Ты пожалеешь…»

Откуда приходят эти мысли? Глебов остановился и приложил руку ко лбу.

Лицо Магды, которая смотрела на него из окна, когда он уходил, так явственно представилось ему, что он вздрогнул. Неужели это она? Нарочно позвонила ему, хотела проверить, убедиться… Нет. Она не могла.

«Почему нет? – возразил он себе. – Она знала, что я побегу туда… Она нас застукала! Она все подстроила…»

Пронизывающий ветер и пустота ночных улиц отрезвили его. Кое-где еще лежал снег – серый, покрытый ледяной коркой. Каждый шаг отдавался эхом от спящих домов, и эти простые звуки вернули Глебову ощущение реальности. Он решил ехать на вокзал – там он смешается с другими пассажирами, и его не запомнят.

Он пытался остановить такси, но несколько машин проехали мимо – видимо, его внешность не внушала доверия. Наконец, какой-то допотопный «Москвич» притормозил.

– На ближайший вокзал… – выдохнул Алексей.

Водитель с подозрением уставился на него:

– Под кайфом, что ли, мужик?

– Нет, я… – Он полез в карман и не глядя вытащил купюру. – Подбрось! Не обижу.

Водитель хмыкнул, но купюра произвела на него должное впечатление:

– Ладно, садись.

На вокзале Глебов купил телефонную карту и позвонил – он набрал номер, который сам собой всплыл в памяти.

– Я, между прочим, сплю… – пробормотала Астра. – Вы на часы смотрели?

– Нет.

– Что-то случилось?

– Мне необходимо срочно с вами встретиться!

Глебову было не до правил приличия. Он не мог говорить по телефону о том, что произошло.

– Не могли бы вы приехать… – Он даже не знал, на каком вокзале находится. – О, черт!

– Я никуда не поеду. Уже поздно.

Поздно! Она тоже говорила: «Будет поздно!» Глебов вдруг рассвирепел:

– Вы не хотите меня выслушать? Я ваш клиент! Вы обязаны… – Он осекся. – Простите…. Я не в себе.

Ему стало стыдно за панику, которой он поддался, за ужас, которому позволил овладеть собой.

– Подождите до утра, – предложила Астра.

– Подождать? Вы даже не знаете, о чем речь! Хотя вы правы. Я потерял счет времени, совсем расклеился. Извините меня.

Он положил трубку и посмотрел наконец на часы. Немудрено, что Ельцова отказалась приехать, – уже ночь. Три часа ночи… Магда, вероятно, беспокоится. Или, наоборот, торжествует, злорадствует. Добилась-таки, чего хотела. Может, позвонить ей?

Он подумал о Коломбине, о том, как она лежит там – среди мавританских арок и ковров, оловянного блеска кувшинов, фальшивой позолоты, синих драпировок. А закрыл ли он дверь за собой? Его обожгла мысль об уликах, которые он не успел убрать, – следы, ворсинки одежды, отпечатки пальцев. Господи, какой же он олух! Нужно было не спешить и уничтожить все, что можно.

– Никто не знал о наших встречах и об этой квартире, – прошептал он. – Таинственность, которой маска окружала себя, сослужит мне хорошую службу.

– Не строй иллюзий! – безжалостно произнес внутренний голос. – А Магда? А тот, кто сделал это?

Женщина, дремавшая, опустив голову на плечо своей спящей подруги, приоткрыла глаза и взглянула на него. Глебов с трудом сдержался, чтобы не отвернуться. Ему нечего бояться – это просто пассажиры. Скоро объявят посадку, и они пойдут к своим поездам, умчатся в дальние края. Им нет до него дела!

«Как я оказался в зале ожидания? – подумал он. – Ноги сами принесли. Куда мне еще деваться? Посижу тут до рассвета, а там…

Алиби! – произнес кто-то внутри его. – У тебя нет алиби! Когда тебя спросят, где ты был в момент убийства, тебе будет нечего сказать. Что заставило состоятельного человека бродить ночью по городу, околачиваться на вокзале? Почему ты не спал, как все нормальные граждане, в своей постели? Ссора с женой? Чепуха! Вы не ссорились, и Магда охотно подтвердит это. Она тебя утопит, посадит на скамью подсудимых, а потом в тюрьму. Тебе конец, Алекс. Беги! Куда?»

Он чувствовал себя приговоренным. Ему нет спасения. И все же, подчиняясь инстинкту самосохранения, чрезвычайно развитому в нем, Глебов поднялся с пластикового сиденья и покинул зал ожидания. Ему придется вернуться домой и притворяться, играть в навязанную ему дьявольскую игру, делать беззаботный вид, улыбаться, отпускать шуточки. Может быть, он даже поцелует Магду, как добропорядочный муж, займется с ней любовью. Посмотрим, как она это воспримет!

Воодушевляясь все больше и больше, Глебов шагал по улице. Холодный воздух, желтые глаза фонарей, черная пустота неба бодрили его. Он поймал машину, бросил водителю: «На Остоженку!» – и, закрыв глаза, отрешился от всего.

Магда не спала. Она услышала, как он открывает дверь, и вышла в коридор – в облегающей тело тонкой сорочке, с распущенными волосами. Ее молочно-белая грудь с темными сосками проглядывала сквозь кружева.

Глебов стиснул зубы – так ему захотелось обнять ее, стиснуть до боли, исторгнуть стон из ее порочных и сладких губ, довести ласками до исступления, обхватить пальцами нежную шею с голубоватыми жилками и сжимать, сжимать, пока она не признается во всем, не начнет просить пощады. А ведь она, пожалуй, не станет! Она заставит его убить…

– Где ты был? – спросила Магда.

От нее пахло абсентом и миндалем.

– Ты пила?

– Немного, чтобы уснуть.

Он сбросил куртку и отправился в ванную. Встать под душ, включить ледяную воду, потом горячую, потом опять ледяную… Это легче, чем смотреть на Магду, вдыхать ее запах и бороться с желанием задушить ее.

Плеск льющейся воды, как недавно звук шагов, вернул ему самообладание. У него всегда были крепкие нервы, что же теперь? Избавление от Магды не принесет ему вожделенной свободы. Это очередная иллюзия, которой он тешит себя. Да и как от нее избавиться? Уйдя из физической жизни, она не перестанет заполнять собой его внутреннюю, потаенную вселенную, останется там самой яркой звездой, вокруг которой все вертится…

– Алекс!

Он явственно ощутил, как она приникла к двери.

– Ты в порядке?

Она еще спрашивает!

– Да…

– Где ты был?

– Прогуливался перед сном! – он вынужден был повысить голос, чтобы она услышала.

– Так долго?

Он хотел спросить: «Зачем ты выбросила свой телефон?» – но сдержался.

– Мне никто больше не звонил?

– Нет…

– Почему ты не спишь до сих пор?

– Алекс… Мне страшно…

* * *

Наутро Глебов поехал в офис. На таможне возникли проблемы с партией оборудования для госпиталя ветеранов. Вот так всегда! Благотворительная акция непременно превращается в головную боль.

Он вызвал главного менеджера, выслушал, дал необходимые указания. Здесь, на фирме, говорил, принимал решения и действовал под его личиной совершенно другой человек – собранный, умный, хладнокровный. Тот испуганный и растерянный Глебов, который провел ночь, словно в бреду, слоняясь по городу и чувствуя себя изгоем, на время ушел в глубину, укрылся от чужих глаз.

Покончив с делами, он позволил себе выпить чаю и перекусить. Со вчерашнего вечера у него маковой росинки во рту не было.

– Иди, Юля, – неприязненно произнес он, глядя на обтянутый слишком узкой и короткой юбкой соблазнительный зад секретарши.

Вернее, это она так считала. Глебову не нравились женщины, откровенно выставляющие свои прелести напоказ, будто на ярмарке.

Секретарша фыркнула и удалилась. Он даже не окликнул ее, не сделал замечания в духе: «Не надо здесь характер показывать! Мужу дома фыркать будешь!»

Оставшись один и откусив кусочек бутерброда, Алексей стал вяло жевать, не ощущая вкуса. Кофе показался ему горьким, ветчина сухой, но звать Юлю и отчитывать ее не хотелось. Он набрал номер госпожи Ельцовой и пригласил ее прогуляться.

– Поедемте в Братцево, – сказала она.

Ей было интересно побродить по тем местам, где любила бывать Магда. Порой предпочтения человека говорят о нем больше, чем друзья-приятели.

– Где это?

– Вы не знаете? – Астра не сумела скрыть удивления. – Никогда не гуляли вместе с женой по Братцевскому парку?

– Нет.

– Усадьба на окраине, в районе Сходни. У вас есть карта?

– Должна быть. Найдем…

Глебов заехал за ней на серебристом «Мерседесе» новой модели. Видимо, его бизнес шел успешно.

– Отличное авто! – похвалила Астра, усаживаясь. – Простите за нескромный вопрос… Вы вкладываете в развитие «Медиуса» деньги Магды?

– Упаси бог, – мотнул головой он. – Только свои и отца. Мы ведь с ним равноправные партнеры. Он с самого начала был против привлечения капитала со стороны, чтобы потом не возникало имущественных споров. Бывает, люди некоторое время работают сообща, а потом вдруг чего-нибудь не поделят, перебьют горшки и пустят в судебные тяжбы. Да что я вам объясняю? Вы сами с усами. Ваш отец Юрий Ельцов наверняка тоже с этим сталкивался.

Глебов вел машину уверенно, но его пальцы, нервно перебирающие руль, выдавали скрытое волнение.

– Приношу извинения за поздний звонок, – глядя на дорогу, сказал он. – Черт попутал. Совсем забыл, который час.

Астра вежливо улыбнулась:

– Пустяки…

Она ждала, что он сам заговорит, расскажет, какое срочное дело заставило его разбудить ее посреди ночи.

Глебов же терзался сомнениями: говорить или не говорить? Он ошибся, сделав тот роковой звонок, выдал себя. Теперь она тоже будет знать…

– Вы мне не доверяете? – спросила Астра.

– Что вы? Разумеется, доверяю, но…

– Тогда я отказываюсь помогать вам и возвращаю аванс.

Глебов оторопело уставился на нее и чуть не проехал на красный.

– Следите за светофором!

Он резко нажал на тормоз. «Мерседес» занесло, развернуло на мокром шоссе. Глебов с трудом выровнял машину. Астра вцепилась в ручку на дверце и не издала ни звука. Они чудом никого не задели.

– А вы везучая!

Она выдавила кривую улыбочку.

– Нельзя такие вещи говорить мужчине под руку, – добавил он. – Тем более на скользкой дороге. В следующий раз держите рот на замке.

– Не собираюсь! И следующего раза не будет. С меня довольно.

– Не понял…

– Все вы поняли, Алексей. Без полного доверия я не смогу ничего сделать для вас. Мы так не договаривались.

Он признал ее правоту и придумал веское обоснование своей скрытности.

– Я не хочу втягивать вас в неприятности. Видите ли, случилось нечто… непредвиденное.

– Арлекин и Коломбина?

«А вдруг я упускаю единственный шанс выпутаться из грязи, в которую вляпался? – подумал Глебов. – Эта женщина умеет видеть то, что недоступно взгляду обычного человека. Если я не доверюсь ей…»

– Коломбина…– кивнул он. – Она мертва. Убита. Теперь и вы это знаете. Я не силен в Уголовном кодексе… Как там насчет соучастия? Я никуда не сообщил о… трупе.

– Почему?

– Не хочу сидеть в тюрьме за преступление, которого не совершал. Кто-то решил подставить меня.

– Вы догадываетесь, кто?

– Это ужасно… Кажется, моя жена хочет упрятать меня за решетку. Впрочем, я не утверждаю, а предполагаю.

– Уже за решетку? – усмехнулась Астра. – Сменила гнев на милость? Тюрьма вместо кладбища!

– Неизвестно, что хуже.

Они проехали еще немного и застряли в пробке. Небо было сплошь затянуто тучами, шел дождь. По стеклам текла вода.

– Вчера вечером я побывал в одной квартире в Кузьминках, – сказал Глебов. – Дверь оказалась открытой. Я вошел и увидел труп. Кто-то убил Коломбину… Она полулежала в кресле, одетая в пышное яркое платье и шляпку. Я не сразу сообразил, что… в общем, у нее на лице была маска, поэтому я заговорил с ней. Но она молчала и не шевелилась. Тогда я дотронулся до нее. Она уже остыла. Вероятно, смерть наступила часа полтора назад.

– Откуда вы знаете?

– Я врач, хирург… Наскоро осмотрел тело, – характерная борозда на шее указывает, что ее задушили чем-то вроде пояса или скрученного жгутом шарфа.

Алексей говорил об убийстве так спокойно и буднично, словно сие скорбное событие его ни в коей мере не касалось. Ночь отняла у него все силы и эмоции, он выдохся.

– Вы пьете абсент?

Глебов ожидал какого угодно вопроса, кроме этого.

– Абсент? Иногда…

Астра вспомнила о свойстве абсента вызывать галлюцинации и провоцировать людей на бесконтрольные поступки. Глебов уловил ее мысль.

– Вы думаете, я свихнулся на почве абсента? Смешно! Да, когда-то полынный напиток называли «безумием в бутылке» и «билетом в сумасшедший дом». Но не сегодня. Это нонсенс! Доля туйона, разрешенная стандартом, в нынешнем абсенте минимальна. Нужно иметь особую чувствительность к нему, чтобы…

– Кого вы называете Коломбиной? – перебила Астра.

Напряженное лицо Глебова залилось краской. Ей показалось, он скрипнул зубами.

– Мою… словом, я завел интрижку с женщиной… назло Магде. Хотел вызвать у нее ревность, насолить ей, отомстить. Если вы спросите меня, за что, я не смогу ответить. За всё! За ее замкнутость, за ее душу, куда она меня не пускает, за ту страсть, которую я питаю к ней. За ее власть надо мной! Вы не знаете, как страшно быть во власти другого существа – непонятного вам, недоступного, закрытого, как ящик Прозерпины[10]. Из-за нее я превратился в безумца! Думаете, я ей изменил? Я себе изменил… Я не могу с ней, не могу без нее! А теперь между нами встала смерть…

Последняя фраза вырвалась у него непроизвольно, он не собирался говорить ничего подобного.

– Думаете, вашу любовницу убила Магда?

– Признаюсь, я уже ни в чем не уверен, – простонал Глебов. – Даже в том, что мертвая Коломбина – не плод моего воспаленного мозга…

Глава 13

Алла Казаринова давно поставила крест на собственном творчестве. Она никогда не блистала – ни в художественной школе, ни в институте. Ее работы редко хвалили – в основном критиковали.

Алла не обижалась. Ей стоило неимоверных усилий написать простенький пейзаж или натюрморт – ни на что другое она и не замахивалась. Правду сказать, умения отображать мир кистью и красками Всевышний ей отмерил самую капельку, так, чтобы держаться на плаву. Для компьютерного дизайна – не бог весть какого – навыков хватало. Фантазия бедненькая, зато технические приемы хоть куда. С ее математическим складом ума программы осваивать было проще простого. А когда дело касалось выдумки, оригинальных, смелых идей, приходил на помощь муж.

Трагедия Николая заключалась в том, что его способности раскрылись в полную силу уже в процессе учебы. Ему в художественную академию следовало поступать, а не в полиграфический, брать уроки у мэтров, ездить за границу. За компьютером он скучал, чах и терял интерес к жизни. Как только удавалось выкроить время для творчества, он с упоением писал лирические пейзажи, прелестные жанровые сценки. Продать картины удавалось от случая к случаю. О выставке они с Аллой даже мечтать перестали: ходить с протянутой рукой, обивать пороги потенциальных спонсоров, клянчить и канючить было не в характере Казаринова, Алла и подавно не отличалась предприимчивостью.

Досадно, но самые чудесные, яркие полотна Николай написал в период увлечения Магдой. Именно они продались за хорошую цену. Однако вместо радости художник испытал горечь и опустошение – еще одна частичка Магды покинула его, ушла к другим.

Алла страдала молча, скрывая от всех жгучую жажду быть если не обожаемой женой, то хотя бы музой художника. Должно же ей перепасть в жизни сколько-нибудь счастья! А где оно? Внешность у нее самая заурядная, способности средненькие, денег в обрез, горячо любимый муж сохнет по ее бывшей подруге, попивает, того и гляди сорвется, уйдет в запой. Вдохновение является к нему в образе бледнолицей черноволосой бабенки, одетой в попугайские платья. Сплошная дурь и безвкусица! А Коля млеет, дышать боится при виде этой распутной и жестокой сучки. Магда все вокруг себя губит, как ядовитое дерево, испускающее отравленные соки.

– Она дрянь, дрянь! – рыдала Казаринова, зарывшись в подушку. – Дрянь! Она нарочно дразнит его, водит, как собачку на поводке. Какой же ты слепец, Коля! Она сделала тебя алкоголиком, украла твой талант. Ты же пишешь, только когда думаешь о ней! А ей до тебя нет дела… Живет, как сыр в масле катается, мужа себе богатенького нашла. Своих денег ей мало! Не хватает. Хоть бы ради приличия спросила, чем помочь. Ван Гогом тебя называет! Придумала! Хочет, чтобы ты так же спился и с катушек съехал!

Умом Аллу бог, как она считала, не обделил. Только достойного применения ее уму не было. Она из кожи вон лезла, чтобы обеспечить Коленьке возможность целиком отдаться живописи, а он вынужден зарабатывать себе и ей на хлеб дизайном этикеток и рекламных проспектов. Ее ум не выдержал испытания жизнью, даже он оказался с изъяном.

Приезжая домой затемно с пакетом купленных по дороге продуктов, Алла вставала к плите готовить ужин. Жарила, варила, запекала, потом звонила мужу в мастерскую. Через полчаса он, недовольный, поднимался в квартиру и садился за стол. Ел торопливо, неряшливо, роняя кусочки на выстиранную и выглаженную скатерть. Говорил о деградации вкусов, придирчивости заказчиков и их жадности.

– Совсем оборзели! Хотят, чтобы все на них даром спину гнули!

Алла молча вздыхала. Ее сердце обливалось кровью. Коле бы за мольбертом стоять, творить шедевры! А он вынужден тратить драгоценное время на всякую ерунду, размениваться на мелочи, угождать новоявленным буржуа, профанам и невеждам. Почему жизнь так устроена? Магда Левашова – бездарная пустышка – купается в роскоши, тогда как гениальный художник перебивается на гроши.

Казариновы не бедствовали, но и не могли позволить себе ничего лишнего. Едва рассчитавшись с долгами за компьютер, влезли в кредит. Аренда помещения под мастерскую забирала большую часть дохода, ремонт квартиры обошелся недешево, спальный гарнитур влетел в копеечку. Алла надеялась, что роскошное ложе придаст остроты пресным супружеским ласкам.

– Ты бы лучше гардероб себе обновила, – бросил Николай, когда она с гордостью показала ему широченную кровать, застеленную розовым покрывалом с оборками и бантиками. – И что за мещанство это твое покрывало? Ты же вроде художник.

Слово «вроде» обожгло Аллу, как отвешенная наотмашь пощечина. Небось Магде он бы не посмел сказать ничего такого!

– У других кровать леопардовыми шкурами покрыта, да? – со слезами в голосе выпалила она. – Извини, мы на шкуры пока не заработали!

– Ты чего? – не понял Николай.

«Спал он с Магдой или не спал? Какая она в постели?» – эти мысли мучили Аллу, лишали сна. От переживаний она заболела: желудок ныл, что бы она ни съела, к горлу подкатывала тошнота.

– Ты, часом, не беременна? – спрашивали коллеги.

Казаринова вспыхивала, неловко отшучивалась. Больше всего она боялась критических замечаний супруга, но тот в упор не видел ее истощенной фигуры и нездорового цвета лица. «Он не обращает на меня внимания! – с ужасом осознала Алла. – Ему все равно, как я выгляжу, – толстая я или худая, накрашенная или нет, с прической или без. Он думает только о ней, о Магде!»

– Будь ты проклята! Проклята… – шептала она, закрывшись в ванной и давясь слезами. – Чтоб тебе пусто было, разлучница…

И хотя Казариновы жили вместе, а Магда, скорее всего, перестала о них даже вспоминать, это ничего не изменило. Она давно разлучила Коленьку со всеми женщинами, в том числе и с Аллой. Она взяла его за руку и увела в свою страну зеленых туманов… Насовсем. Навсегда, навеки!

Алла села на строгую диету – из экономии. Посещать платных врачей и покупать новые лекарства оказалось накладно. Цены кусались, а надо было выплачивать кредит. Им с Колей даже старенькую машину пришлось поставить на прикол: не хватало денег на бензин.

Встреча с женщиной-адвокатом разбередила старые раны, разворошила прошлое.

В тот же вечер за ужином Алла, как бы между прочим, спросила у Николая:

– Ты давно виделся с Магдой?

И по его замешательству, по тому, как он поперхнулся и закашлялся, отложил вилку в сторону и перестал есть, поняла: он сейчас солжет.

– Конечно, давно. Почему ты спрашиваешь?

– Так, интересно…

Зря она заговорила о Магде. Муж побледнел, ушел в себя. Еда больше не лезла ему в горло. Он встал из-за стола и даже не поблагодарил ее, как обычно.

– Ты куда?

– Пойду еще поработаю. Много заказов.

Утром Алла обнаружила, что Николай так и не ложился – всю ночь провел в мастерской. Она спустилась вниз, постучала. Художник открыл дверь – хмурый, небритый, с набрякшими веками.

– Чего тебе? Я занят…

* * *

По бокам дороги на оттаявшей земле виднелась бурая травка. Глебов и Астра оставили машину и пошли к усадьбе пешком, через каменный мостик при въезде. Дождь перестал. Сквозь пелену туч проглядывало тусклое солнце, в его свете все мягко серебрилось, мерцало.

Не верилось, что где-то в Кузьминках в пустой квартире лежит остывший труп женщины в костюме Коломбины.

– Нужно сообщить в милицию, – сказала Астра. – Анонимно. Просто позвонить и сказать, что по такому-то адресу…

– Нет! Если это Магда, ее же посадят. Или меня посадят.

– Полагаете, ваша жена могла убить?

– Теоретически да. Я пришел с работы… включил телевизор. Смотрел какой-то шпионский фильм… Магда была дома. В принципе, она могла нанять убийцу, а сама разыграла комедию. Сказала, будто бы мне кто-то звонил, женщина. Дескать, та молчала и дышала в трубку. Я разозлился.

– Почему?

– Любовница никогда не звонила мне на домашний. Только на сотовый. Мы так договорились.

– Магда догадалась, что у вас есть другая женщина?

Глебов остановился, с силой втянул в себя воздух, поднял голову:

– У меня не было другой женщины! Впрочем, вы не поймете… Никто не поймет. С Коломбиной у нас мимолетная связь, физика – ничего больше. Если хотите знать, я завелся только из-за ее сходства с Магдой. У них есть… было что-то общее… какие-то жесты, интонации, пристрастие к восточному колориту.

– Ваша жена догадывалась или нет?

– Ну… судя по всему, да. Мы повздорили по этому поводу. Я вспылил! Вспомнил, что сам же отключил мобильник. Получается… Коломбина пыталась мне дозвониться, не смогла и воспользовалась домашним номером. После ссоры с женой я включил трубку, и тут же раздался звонок. Она настаивала на встрече.

– Кто?

– Женский голос – я принял его за голос Коломбины.

– Почему вы называете ее так?

– Она сама предложила. На ней был костюм Коломбины, вот и…

Он рассказал, как они познакомились в клубе «Полишинель».

– Думаю, у нее есть муж. Поэтому она скрывала не только свое имя, но и лицо. Мы занимались любовью в масках.

– В масках?

– Когда-то в Венеции Магда предложила то же самое. Это отложилось в подсознании…

Астра вспомнила эпизод с кассеты из тайника: обнаженные мужчина и женщина ласкают друг друга, на их лицах – маски.

– Странно, правда? – повел плечами Глебов. – У людей столько причуд…

Она машинально кивнула.

– Магда постоянно воображала что-нибудь этакое… – он запнулся, подбирая слова. – Ее эротическая фантазия била ключом. Она ведь художница! У нее довольно изощренный ум.

– Вы говорите о ней в прошедшем времени?

Глебов остановился посреди аллеи, которая вела к дому. Черные деревья стояли не шелохнувшись. В просвете виднелся фасад усадебного здания с колоннами и балконом. Было слышно, как падали с веток капли. Забытым очарованием веяло от этого старого дворянского гнезда.

– Наша любовь осталась в прошлом, – с горечью признал бывший хирург. – Сейчас я живу как будто с другой Магдой. Впрочем, я повторяюсь…

– Хорошо. Вернемся к вчерашнему вечеру.

– Да! Я был вне себя после нашей перепалки с женой. Тут зазвонил сотовый, и голос в трубке я принял за голос Коломбины. Я плохо соображал. Она намекнула на нашу поездку в Венецию. – Глебов отвел глаза. – Я солгал вам! Мы с Коломбиной должны были провести там несколько романтических дней. Я хотел проверить, подействует ли на меня этот город, как тогда, во время нашего знакомства с Магдой. Не подействовал! Более того, мы с Коломбиной не встретились. Я ждал ее, искал, но напрасно.

– Вы ехали порознь?

– Летели разными рейсами. Во всяком случае, мы так условились.

– В целях конспирации? – не удержалась от колкости Астра.

– Угу.

Глебов чувствовал себя униженным. Он все-таки изменял жене и делал это обдуманно. Он мстил ей и боялся потерять ее. Страх, как липкая паутина, сковывал его по рукам и ногам.

– Кто-нибудь еще знал о вашей совместной поездке в Венецию?

Он понуро опустил голову.

– Никто. Даже секретарша. Она заказывала билет для меня одного. Магде я сказал, что лечу в командировку по делам фирмы. Но в какой-то момент мне почудилось, что она обо всем догадывается.

– Что еще сказала вам по телефону любовница?

Астра не щадила неверного мужа. Надо называть вещи своими именами. Остальное – от лукавого.

– Потребовала, чтобы я немедленно приехал на квартиру в Кузьминках, где мы… ну вы понимаете. Она была на взводе. Наверное, хотела выяснить, почему не состоялась встреча в Венеции. Должно быть, она решила, что я струсил и остался в Москве. А мне было не до нее! Тем более после слов Магды… Я отказывался, но она пригрозила рассказать жене о наших отношениях. Я пришел в бешенство! Чего-чего, а шантажа я не ожидал. Отвратительно, когда люди идут на такую низость.

– Все-таки вы поехали?

Глебов поддел носком туфли комок земли.

– Не сразу. Мне вдруг показалось, что меня водят за нос… Не могу объяснить, почему я кинулся в комнату Магды. Это был импульс, неподвластный уму. Знаете, что я там увидел? Она не успела убрать телефон! Стояла и держала его! Я рассвирепел, заорал… Вероятно, я вел себя ужасно. Собирался выхватить у нее трубку и взглянуть, с кем она только что говорила, по какому номеру. Я готов был поклясться, что высветится мой! У меня в голове все смешалось… Магда распахнула окно, словно собиралась выпрыгнуть, но вместо этого выбросила телефон. У нас пятый этаж. Я побежал вниз, чтобы найти ее мобильник и удостовериться, кто из нас сбрендил.

– Удалось?

– Нет, конечно. Там лужи, а трубка летела с высоты. И как бы я выглядел, роясь в грязи под окнами? Полным идиотом! Магда смотрела бы и смеялась… Лучше умереть, чем быть посмешищем в ее глазах! – вырвалось у него.

Астра старалась сохранять невозмутимость. Глебов, как ни странно, вызывал у нее сочувствие, а не осуждение. Главное, чтобы он этого не заметил.

– Что же дальше?

– Я был не в силах возвращаться домой и поехал в Кузьминки, чтобы положить конец своим подозрениям. Не помню, сколько добирался до улицы Шумилова… Поймал такси, вернее, меня частник подбросил.

– Почему вы не взяли свой «мерс»?

– Во-первых, я никогда не ездил на встречи с… любовницей на своей машине. Это рискованно! – он поморщился. – Глупо звучит, да? Черт! А вчера вечером я к тому же был навеселе.

– Пили абсент?

– Коньяк. Нетрезвым за руль не сажусь.

Астра испытывала ощущение нереальности происходящего. Безлюдный парк, пласты слежавшегося снега, серый, жемчужный свет полдня в аллеях, настоящий аристократический особняк – строгий и в то же время изящный, легкий. И приятный, состоятельный мужчина, владелец фирмы, который шагает рядом, бормочет что-то о ревнивой жене, мертвой любовнице, тело которой лежит в «будуаре», где они предавались греховной страсти, он уверяет, что жена хочет упрятать его за решетку.

Они обошли дом кругом. Парковый фасад оказался очень красивым. Белокаменные террасы, балюстрады, окна с пилястрами. С карнизов капало, кое-где блестели сосульки.

Глебова не интересовала чудесная архитектура этой загородной виллы графини Строгановой. Он рассказывал прозаические вещи: как бродил по ночному городу, потом поехал на вокзал, с трудом заставил себя вернуться домой. Остаток ночи он не спал.

– У меня появилась дикая мысль, будто бы Магда все подстроила. Ей не обязательно было убивать самой, она могла нанять киллера. Это вполне в ее духе – разыграть зловещую комбинацию. Прикинуться по телефону Коломбиной, заманить меня в квартиру на Шумилова, зная, что там находится труп. Она закрылась в спальне и позвонила мне – сама! Работал телевизор, шел фильм… Я не прислушивался к звукам за дверью.

– Это ваши домыслы.

– А почему она выбросила трубку?

– Мало ли? – Астра развела руками. – Разозлилась на вас.

– Она все рассчитала. И про Венецию нарочно упомянула, чтобы я принял ее за Коломбину. Она могла следить за мной, нанять частного детектива. Я попался на ее уловку и поехал в Кузьминки. Оставил кучу следов… Боже! Я дурак! Глупый карась, заглотивший наживку…

– Выходит, она и вашу любовницу заманила туда?

– Как-то ухитрилась. Ей фантазии не занимать. – Он оторопело застыл, блуждая невидящим взглядом по деревьям парка. – Но в таком случае Магда знала о Коломбине…

– Да уж. А вы не делали попыток узнать, кто она?

– С какой стати? Я не страдаю болезненным любопытством. Человек хочет сохранить инкогнито… На здоровье!

– И что же, вы никогда не видели ее лица?

– Зачем? – изобразил «искреннее изумление» Глебов. – Так было гораздо интереснее! Это разжигало нас, придавало пикантность заурядной интрижке.

Астра ему не поверила.

– И даже с мертвой вы не стали снимать маску?

Его замешательство длилось всего пару секунд.

– Как врач, я определил смерть по температуре тела, степени окоченения и другим признакам. На шее был виден след удушения. В тонкости я не вдавался. Зачем мне ее лицо? Я думал только о том, как быстрее убраться оттуда! Я ее не убивал, а меня могли застать на месте преступления. – Он полной грудью вдохнул холодного воздуха. – Как мне хочется, чтобы весь этот ужас оказался кошмарным сном! Я даже готов поверить в «абсентные видения»…

Глава 14
Франция, XVI век. Париж, Лувр

То, что Маргарита де Валуа увидела во сне, произошло наяву. Она давно забыла жуткий сон, но когда королева-мать и братец Карл явились к ней в комнату, заперли дверь и сообщили, что ей придется стать женой Генриха Наваррского для спасения французской короны, пол выскользнул у нее из-под ног, поехал куда-то вниз, и она потеряла равновесие, свет перед глазами померк… Очнулась уже в постели. Екатерина брызгала ей в лицо водой и хлопала по щекам.

– Ну, ну, дитя мое, мне думалось, я вырастила тебя твердой. Достойно встречать испытания – удел королей.

Подготовка к свадьбе шла полным ходом, однако Марго, казалось, ничего не замечала. Словно узник, приговоренный к смерти, смотрела она из дворцового окна на залитый солнцем Париж. Ядовитая зелень и желтая городская пыль отравляли ее взор. Сухой ветер дышал осенью. Повсюду мерещилась кровь, ее преследовал сладковатый запах тлена. Она перестала мысленно молить Гиза о помощи – лотарингский принц действовал заодно с ее мучителями. Он предал любовь, женившись на богатой и некрасивой Катрин де Клев, а теперь нарушил клятву «быть верным своей дорогой Маргарите если не рукой, то сердцем».

– Жизнь моя принадлежит тебе навеки, – лживо шептал он. – Что бы ни случилось, душа моя пребудет с тобою.

Где же его сердце? Где душа? Неужели не дрогнет, не отзовется томительной болью?

Маргарита равнодушно позволяла фрейлинам и камеристкам делать свое дело – расчесывать ее чудесные волосы, одевать, раздевать, примерять драгоценности, предназначенные для торжественной церемонии. Она чувствовала себя куклой, набитой опилками. Она даже не страдала…

Екатерина Медичи строго следила, чтобы все было обставлено с подобающей пышностью. Она сама приходила на примерки свадебного платья и давала указания портнихам и златошвейкам. Обращалась к дочери с подчеркнутой вежливостью:

– Возьмите себя в руки, дитя мое. Принцессам крови не дано выбирать мужей по любви. Такова была и моя доля. Вы знаете, сколько горя и унижений я вытерпела. Пришла ваша очередь, Маргарита де Валуа.

– Вы смерти моей хотите…

Королева-мать внутренне вздрогнула, но годы закулисных интриг в этой чужой стране закалили ее, помогли выработать почти сверхъестественное самообладание. Маргарита ни о чем не подозревает – откуда ей знать о готовящейся резне? Только узкий круг доверенных лиц посвящен в заговор против гугенотов. Герцога Гиза королю удалось перетянуть на свою сторону. Ревностный католик, он ненавидел протестантов и в этом сошелся со своими недругами Валуа.

– Постарайся быть приветливой с женихом, – приказным тоном заявила дочери Екатерина, забыв о вежливости. – На вас будет смотреть весь Париж.

– От него разит псиной и конским навозом!

– Зато он умеет постоять за себя. Чем еще должно пахнуть от настоящего дворянина?

С двусмысленной улыбкой королева-мать преподнесла невесте оправленный в золото флакон духов, изготовленных Руджиери.

– Подари это Герниху, пусть сбрызнет одежду и волосы, раз тебе не по вкусу его запах.

«Ну уж нет! – упрямо подумала Маргарита. – Я сорву ваши планы! Духи, скорее всего, отравлены, поэтому их следует забросить подальше или спрятать. Вдруг пригодятся?» Флакон напомнил ей о другой вещи – песочных часах астролога. Они тоже ждали своего часа в каменном тайнике Лувра.

Кровавый сон осуществился – брачная ночь Маргариты стала последней ночью для тысяч людей. Кровь несчастных гугенотов несмываемым пятном легла на жизнь и судьбу королевы Наваррской. Отныне всем ее возлюбленным было суждено погибать… Ее избранники один за другим будут складывать головы, а она хранить их забальзамированные сердца…

Но Маргарита еще не знает об этом. Ей пока неизвестно, что герцог де Гиз будет убит по приказу ее родного брата, что «замараха» Генрих станет королем Франции, что она недолго будет королевой, но проживет яркую жизнь, полную приключений и любовных драм. Ее назовут «жемчужиной Франции» и потомки будут восхищаться ею, зачитываясь написанными о ней романами…

Все это только ждет прекрасную Марго. А пока ей предстоит спасти своего нелюбимого мужа от обезумевших убийц. Задумывалась ли она, откуда снизошло на нее предупреждение и какую роль сыграли в этом песочные часы Козимо Руджиери? Но в ту жуткую ночь ей удалось не поддаться панике и уберечь от смерти себя, Генриха и некоторых дворян-гугенотов.

А вот песочные часы она не уберегла. Во дворце всюду чужие глаза и уши. Кто-то из фрейлин или придворных дам узнал о тайнике и похитил вещицу. Или Марго в суматохе сама обронила часы. Как когда-то Руджиери… У нее совершенно вылетели из головы эти часы. Как будто их и не было. Варфоломеевская ночь все перемешала. При виде мертвых тел, которыми были завалены коридоры Лувра, что угодно забудешь…

И все же главный замысел королевы-матери сорвался – Генрих Наваррский остался жив. Правда, он находился под домашним арестом и перешел в католичество. Ха-ха! Как бы не так! Наглец просто оставил всех в дураках – с помощью сумасбродки Маргариты. Ну ее-то легко будет уломать развестись.

Екатерина Медичи ошиблась.

У дочери хватило мужества отказаться от развода и пойти против воли семьи. Она с ними поквиталась – осталась женой пленника.

Напрасно Екатерина обещала Марго устроить свадьбу с лотарингским принцем. Зачем? Ведь он уже женат, она замужем.

– Я тогда подчинилась вам, а теперь останусь с Генрихом, – заявила новоиспеченная королева Наваррская. – Между нами нет любви, и это к лучшему. Нам не придется лицемерить.

С тех пор много воды утекло. Маргарита и Генрих жили то вместе, то порознь, не стесняя свободы друг друга. Их брак, основанный на расчете, был бездетным. Когда умер последний из Валуа, французский трон достался «великому замарахе». Он в очередной раз стал католиком. «Париж стоит мессы!» Это выражение приписывают Генриху де Бурбону, мастеру компромиссов.

Королю был нужен наследник. Маргарита согласилась на развод, а Генрих затеял сватовство к Марии Медичи, дочери герцога Тосканского.

Вторая жена короля была хороша собой, хотя и слегка полновата. Свадьбу отпраздновали торжественно. Итальянка Мария любила представления театра масок, а Тристано Мартинелли привез в Париж молодую талантливую труппу. Спектакли разыгрывали прямо в Лувре, привлекая к участию благородных дам и кавалеров. Это отвлекало королеву от невеселых мыслей.

Грубость, безалаберность и распущенность при Генрихе IV достигли апогея. Ко двору допускали любого мало-мальски прилично одетого человека. Король обожал игру и спускал десятки тысяч пистолей – благо приданое Марии позволяло. Дворец походил на дом терпимости. В блуде Генрих не отставал от своих подданных. Он влюблялся и воевал. Воевал и влюблялся…

Между тем песочные часы Руджиери продолжали жить собственной жизнью. Порой люди заблуждаются, думая, будто они владеют вещами. Существуют вещи, которые владеют людьми…

Москва. Наше время

У Феоктистова весь день было скверное настроение. Болели почки. Холод и затянутое облаками небо раздражали. Весна запаздывала. Ему и так нелегко таскать тучное тело, а тут еще сто одежек! Он с наслаждением облачился бы в просторную пижаму из хлопка, развалился на удобном диване… А надо сидеть в душном кабинете, заниматься опостылевшими бумагами, выслушивать лепет бестолковых служащих.

Его бросало в жар, на лбу и над верхней губой выступали капельки пота. Секретарша робко напомнила:

– Пора пить лекарство, Игорь Владимирович.

– Без тебя знаю! – рявкнул тот. – Где Таврин?

– Я ему сообщила, что вы ждете. Он едет.

– Сделай мне кофейку покрепче.

– Так вам же…

– Иди и выполняй, – отчеканил господин Феоктистов, борясь с желанием запустить в голенастую девицу бронзовой подставкой для карандашей.

Та юркнула за дверь, что-то забубнила по внутренней связи.

«Я живу в окружении подхалимов и стервятников, – подумал он. – Одни ждут подачек, другие – момента моей слабости. Я никому не могу довериться, кроме, пожалуй, Таврина. Какие радости мне остались? Прощальная улыбка любви, которой я не знал? Или вожделенное обладание восхитительной, загадочной женщиной… Магда, Магда! Ты меня измучила!»

Секретарша принесла двойной кофе без сахара, лимон и воду в стакане.

– Чертовы лекарства… – проворчал толстяк, отправляя в рот капсулу. – Чертово тело! Почему эта рыхлая жирная туша перестала мне подчиняться?

Он махнул девице рукой:

– Ступай! Что уставилась?

– Таврин в приемной. Позвать?

Феоктистов выругался про себя, кивнул.

– Зови быстрее!

Начальник службы безопасности тоже раздражал его – своей бодростью, свежим цветом лица, отсутствием отеков и мешков под глазами, развитыми мышцами и, главное, молодостью. Тридцать пять лет! Игорь Владимирович охотно поменялся бы с ним – деньги на возраст. Жаль, что сие невозможно. Как невозможно пока обходиться без этого молодого цветущего мужчины.

– Давай говори – что там ее муженек? Явился не запылился? Она ему простила?

Таврин пожал накачанными плечами.

– Бог велел прощать.

– Он один летал в Венецию?

– Похоже, один.

– Похоже… Ты должен точно знать!

– У меня полно других обязанностей, – мягко возразил тот. – Я не могу следовать по пятам за господином Глебовым. А других вы запретили привлекать.

Толстяк хлопнул потной ладонью по столу.

– Запретил! Это дело сугубо конфиденциальное! Только ты и я, понял?

– Как не понять.

– Ну, есть новости?

– Мужик вокруг нее увивается. Слоняется под ее домом, в окна заглядывает. У нее машина – синий «Пежо». Она по магазинам поехала, а он следом увязался, на такси. Я его принял за частного детектива. Подумал, Глебов развод затеял, собирает компромат на жену.

– Если бы так! – с сердцем вымолвил Феоктистов. – Этот выскочка ее не достоин! Такая женщина особого поклонения заслуживает.

– Вынужден вас огорчить, то был не детектив.

– А кто?

– Казаринов, художник по рекламе, бывший однокурсник Магды.

Игорь Владимирович шумно вздохнул, сплел пухлые пальцы. Дорогой перстень с изумрудом утонул в пышной плоти. Его уже нельзя снять – только распилить.

– У них был роман?

– Неразделенная любовь. Казаринов души не чаял в Левашовой, а она не отвечала взаимностью. Должно быть, весна пробудила в художнике прежнюю привязанность. Чувства вспыхнули, и он не утерпел, поддался соблазну хотя бы издалека видеть предмет своего обожания. Кстати, он женат.

Выкаченные глаза Феоктистова налились кровью:

– И что? Вот так издалека и вздыхает? Не подходит к ней?

– Насколько мне удалось узнать, нет.

– Опасный соперник?

Таврин деликатно рассмеялся:

– Ничуть. Долговязый, нескладный, одет кое-как и едва сводит концы с концами.

Босса не успокоили его слова.

– Талантлив? Женщины падки на творческих личностей, их хлебом не корми, дай приголубить нищего гения. Великий Булгаков в «Мастере и Маргарите» достоверно отобразил сей феномен.

– Казаринова гением не назовешь. Малюет разные этикетки, иногда делает иллюстрации к детским книжкам. На досуге пишет слащавые пейзажи.

– Пасторали… – кивнул Феоктистов. Его второй подбородок всколыхнулся. – Лужок, зеленая роща вдали, пасущиеся коровки и веселый пастушок воркует с милой пастушкой.

– Вроде того.

Толстяк сердито засопел, нахмурился.

– Каковы мои перспективы, дорогой Гриша?

Перед этим Таврин заезжал на Востряковское кладбище. Жена Глебова изредка наведывалась на могилу родителей, проводила там час или больше. Весной люди обычно приводят захоронения в порядок. Работники кладбища знали дочь Левашовых по щедрой оплате за оказанные услуги. «Случайная встреча» между крестов и памятников – не лучший вариант, но хоть что-то. Важно сделать первый шаг, а дальше видно будет.

– Магда Филипповна скоро посетит усопших родителей, – сказал он. – В годовщину их гибели. Не желаете ли присоединиться?

Господин Феоктистов беззвучно, как рыба, раскрыл рот и воззрился на начальника службы безопасности.

– Ты рехнулся, Гриша? Нарочно злишь меня?

– Кладбище – подходящее место для свидания, – как ни в чем не бывало заявил тот. – Я обрисую вам все выгоды…

Глава 15

Борисов, который относился к Астре, как к дочери, не смог ей отказать. За годы работы на ее отца он привык к семье Ельцовых и считал своим долгом оказывать помощь в любой затруднительной ситуации, но на сей раз просьба молодой женщины повергла его в шок.

– Вы предлагаете мне проникнуть в чужую квартиру, где лежит труп суточной давности? – изумленно переспросил он. – А если там уже побывали криминалисты? И вообще, откуда вам о нем известно?

– Мне ничего достоверно не известно, – смутилась та. – Просто я подумала, что, если там лежит мертвая женщина, кто-то же должен сообщить в милицию. Вдруг она и правда там… Тогда вы сделаете анонимный звонок…

Они сидели в кафе. Борисов заказал себе сок, Астре – мартини со льдом. Он помнил ее совсем юной и с каждой встречей отмечал, как меняется ее внешность: фигура стала более тонкой, черты лица приобрели выразительность, глаза – темную глубину. Слегка вьющиеся от природы волосы она теперь причесывала на прямой пробор, непослушные кудряшки у висков красиво обрамляли лицо. Губы, едва тронутые помадой, блестели. Да, она похорошела…

– Вы меня толкаете на нарушение закона.

– Николай Семеныч, миленький, только ни слова папе! Ладно? Вы же не думаете, что я причастна к смерти той женщины?

– Какой женщины? Во что вы опять влезли, Астра Юрьевна? Когда вы угомонитесь, наконец?

Она взволнованно дышала, передвигая по столу бокал. У нее и в мыслях не было подводить Борисова.

– Мне кажется, трупа в той квартире нет. Иначе бы я вас не просила.

Начальник службы безопасности компании «Юстина» сердито хмыкнул.

– То есть труп, то нету трупа. С огнем играете, сударыня!

– Огонь – моя страсть, с детства. Папа до сих пор от меня спички прячет, – улыбнулась Астра. – Я подумываю о собственном свечном заводике.

Она повсюду зажигала свечи. Их пляшущие язычки казались ей золотыми мотыльками, залетевшими сюда из другого мира – яркого, изменчивого, как в арабских сказках. В том, другом мире жили фантастические существа – жар-птицы, гномы, русалки, единороги, кентавры и антилопы, высекающие копытами самоцветы. Один обитатель этой волшебной страны – мандрагоровый человечек Альраун – жил у нее в кипарисовой шкатулке, завернутый в алый шелковый лоскуток. На ночь она брала его с собой в постель, под подушку…

– …неоправданный риск.

– Что?

– Вы меня не слушаете! – возмутился Борисов.

– А… простите, ради бога. Слушаю! Конечно, слушаю.

– Я говорю, надо сначала навести справки по надежным каналам, а потом уже лезть в чужое жилище.

– Да, да… вам виднее, как действовать.

Она вспомнила, что ей сегодня снилось. Арлекин в черной маске с огромным крючковатым носом, в одежде из бесчисленных ярких лоскутков – желтых, красных, зеленых – тащит ее за руку в гущу танцующих. Вверху рассыпаются огни фейерверка, качаются разноцветные фонарики, отражаясь в воде. От пруда тянет сыростью. Гирлянды цветов издают одуряющий запах. Дамы и кавалеры самозабвенно кружатся в такт музыке. Развеваются ленты и кружева, мелькают парики, плюмажи, ботфорты и атласные подолы. Сверкают драгоценности. Напудренные щеки красавиц рдеют румянцем…

Астра тоже танцует, чувствуя на талии цепкие руки Арлекина. Он хихикает и шепчет ей на ушко скабрезные комплименты. Запах роз, пороха, заморских духов и потных тел заволакивает сознание, смешивается с зеленым туманом…

Арлекин – вовсе не глупый и веселый проныра, обжора и шут. Он демон, изощренный и коварный. Маска на его лице, призванная скрывать истинную сущность, на самом деле говорит: «Вот он я! Смотрите и ужасайтесь! Я среди вас, неузнанный, неуловимый и всесильный. Вы все – мои слуги или мои жертвы. Выбирайте, что вам больше по вкусу!»

Астра кричит, вырывается из его лап, завет на помощь. Скрипки и виолончели заглушают ее отчаянные вопли. Никто даже не оборачивается, все заняты флиртом. Груди дам возбужденно вздымаются, грозя выпрыгнуть из открытых корсажей. Ноздри кавалеров плотоядно раздуты – улавливают флюиды жаждущих наслаждения красавиц. Мраморные Эроты с увитых зеленью колонн целятся в танцующих из своих натянутых луков. Незримые стрелы поражают сердца мужчин и женщин…

– Куда ты меня тащишь? – тщетно взывает Астра.

Арлекин вцепился в нее железными пальцами, увлекая прочь от пруда, фейерверка и музыки, в заросли темного парка. Трещат ветки, шуршит под ногами трава. Ветер качает верхушки деревьев. В небе – только бледное око луны да отблески цветных огней. Черное лицо Арлекина сливается с мраком ночи. И кажется, что у него нет головы – только туловище и лихо заломленная треуголка с заячьим хвостиком вместо пера.

Астра, спотыкаясь, бредет вниз по ступенькам. Откуда они здесь, посреди парка? Но это уже не парк, а глубокий затхлый подвал. Внизу, на холодном полу, – множество мертвых мотыльков. Их не видно, они только угадываются в рассеянном свете, льющемся из крохотного окошка.

Арлекин хохочет и убегает. Мелькают вверх по ступенькам его ноги, обтянутые пестрым трико, в башмаках с помпонами. Астра больше не может кричать, у нее пропал голос. Она опускается на пыльный пол, устланный мотыльками… Это не мотыльки! Это платье, сшитое из оранжевых, синих и золотистых лоскутов… Женщина в наряде Коломбины! Неподвижная и безжизненная. Мертвая…

– А-ааа-а! А-ааа-ааа! – отчаянно вопит Астра, отдергивая руку.

Лицо женщины неестественно бледное, с синими губами.

– Не трогай ее! – пищит кто-то прямо в ухо Астры. – Не прикасайся к ней! Бежим, пока он не закрыл тебя здесь. Если не успеешь, останешься в этом подвале! Навсегда!

Маленький человечек, похожий на высохший корешок, карабкается по складкам пышной юбки, пытается добраться до ее руки.

– Это ты, Альраун?

– Я, кто же еще? За тобой нужен глаз да глаз, – сердито ворчит человечек, протягивая ладошку. – Хватайся! Он хочет запереть дверь!

Они в мгновение ока преодолевают бесчисленные каменные ступени. В кромешной тьме брезжит узкая полоска света.

– Я не проскользну туда, – пугается Астра.

Альраун ее не слушает. Тянет, командует, покрикивает. Щель такая узкая, что через нее и мышь не проскочит.

– Иди за мной! – яростно пищит человечек. – Забудь о том, кто ты!

Какой-то сверлящий звук нарастает, врывается в ее сознание и выдергивает из жуткого подвала…

Она приходит в себя, открывает глаза. На стене – знакомые обои, розовый квадрат окна. Шторы, которые она покупала вместе с Матвеем в итальянском салоне. Ее удобная кровать, ее уютная квартирка на Ботанической. Какое счастье – проснуться!

На прикроватной тумбочке разрывается телефон. Это Матвей.

– Ну что, едем на прогулку?

– В Братцевский парк, – зевая, говорит Астра.

– Я тебя разбудил?

– Не представляешь, как я благодарна… Обожаю тебя!

Он пробормотал в ответ что-то невнятное.

– Ты меня тоже? – улыбнулась она.

– После обеда заеду. Будь готова.

Никогда еще кухня с мягким уголком и круглым столиком не казалась ей такой приветливой, располагающей к отдыху и спокойствию. А запах ветчины и свежего огурчика! А весенняя капель за окном! А звуки города! Какое чудо. Какая прелесть…

Даже пасмурная погода ее обрадовала. Пусть серо, пусть деревья и дома тонут в утренней дымке. Зато мороза нет, и снег тает. Вон, как все звенит, журчит. Живет…

– Я пойду, с вашего позволения? – произнес Борисов, возвращая ее в настоящий момент.

Она молча кивнула.

«Витает в облаках! – подумал тот, расплачиваясь. – Как всякая влюбленная женщина. Каким образом ей удается попадать в истории с трупами?»

Глядя на дочь шефа, Николай Семенович диву давался. Ей бы жить, не тужить… заниматься этим… шопингом, шейпингом, фитнесом, в женских салонах время убивать. Мало ли сейчас всяких развлечений для богатых? А ей опасность подавай, адреналин, работу для «серых клеточек». Может, оно и правильно. От скуки у людей башню сносит…

Астра осталась за столиком допивать мартини, размышлять. Потом созвонилась со старым театральным режиссером, знатоком комедии дель арте. Когда-то он ставил «Арлекинаду» силами студенческого театра.

Старичок обрадовался возможности поболтать, окунуться в прошлое.

Он угощал бывшую ученицу чаем и показывал ей растрепанные альбомы с фотографиями времени своей молодости. Вот этот милый паренек стал заслуженным артистом, эта застенчивая девушка – кинозвездой. Этот спился, тот не сумел себя реализовать, зачах в какой-то провинциальной труппе. А вот эта красавица выскочила замуж за партийного деятеля, похоронила в себе актрису. Был талант и сплыл.

Стены его тесного жилища были увешаны пожелтевшими афишами и портретами драматургов. Он мечтал ставить Шекспира и Шиллера, а его заставляли репетировать бездарные советские пьесы про металлургов и героев целины. Его жена играла Любовь Яровую, передовых колхозниц и женщин-комиссаров.

– А когда пришла свобода, я уже ни на что не гожусь, – сетовал режиссер. – Жена умерла, сын в Израиль подался. Чтобы не сойти с ума от безделья, я засел за мемуары – хоть что-то оставить для потомков.

Астра аккуратно перевела разговор в нужное ей русло. Успеть бы до обеда выяснить все, что ее интересует. Старичок охотно отвечал на вопросы – в его глазах появились искорки азарта. Итальянский уличный театр, Флоренция, Милан, Венеция, истинный расцвет комедии масок во Франции, в Париже – при самом блистательном королевском дворе Европы…

Она вернулась домой с роем противоречивых мыслей в голове. Достала зеркало… поколебалась и спрятала его обратно в шкафчик. Бесполезно что-либо предпринимать. Нужно ждать ответа Борисова…

* * *

На обед у Астры были припасены отбивные. Она поставила на плиту сковородку, плеснула масла… В сознании чередой проплывали образы Коломбины, Арлекина, купца Панталоне, сентиментального и плаксивого Пьеро…

Она спохватилась, когда запахло горелым. Машинально посолила и поперчила мясо, обваляла в муке, обжарила до румяной корочки с одной стороны, с другой.

Вкус сочных отбивных не доставил ей ожидаемого удовольствия. Она жевала, а в уме, словно в трубочке калейдоскопа, складывались и менялись картинки. Кстати, эффект калейдоскопа основан на зеркальном отражении!

С минуты на минуту должен был позвонить Матвей.

Астра налила себе кофе. Динь-дон, динь-дон… Она схватила мобильник. Черт! Не успела собраться.

– Это Борисов. Я внизу, у вашего подъезда. Разрешите подняться?

Через пару минут он ввалился в прихожую.

– Уф… боялся, не застану.

– Говорите же!

– Вы были правы, Астра Юрьевна. По названному вами адресу никакого трупа нет, слава богу. Похоже, что и не было.

Кусочек печенья застрял у нее в горле:

– Кха! Кха! Вы… ничего не перепутали, Николай Семеныч?

– Вроде нет. Я навел справки – заявления в милицию ни от кого не поступало. Криминалисты на место не выезжали. Соседи, кажется, тоже ни сном ни духом. Я успел опросить только уборщицу и старушку, живущую напротив. Срочность всегда в ущерб нашему делу.

– Ошибочка вышла, – пробормотала она, не зная, радоваться или огорчаться. – А что там, в квартире, было? Я имею в виду внутреннее убранство.

– Любовное гнездышко, – усмехнулся Борисов. – Утонченная эротика Востока. Пародия на султанский гарем или опочивальню арабского владыки. Там не живут, там встречаются. Соседи сказали, квартира давно сдается. Хозяева укатили за границу на заработки, а квартиранты постоянно меняются. Последняя дама не поскупилась, затеяла ремонт. Пару месяцев строители докучали жильцам шумом и пылью. Теперь съемщица, похоже, использует квартиру для свиданий. Я назвался инспектором районной администрации, который проверяет состояние жилого фонда. Чего мне только не пришлось выслушать!

– Дверь в квартиру была закрыта?

– Естественно. Я бы сказал, захлопнута. Замок обыкновенный, средней сложности. Видимо, жиличку вопрос ограбления не волнует. Да и что ей прятать? Ценностей я никаких не обнаружил, а мебелью и прочей требухой нынешняя квартирантка не дорожит. Вынесут – новое купит.

Борисов вздохнул. Хорошо, что во время его непрошеного визита никто не явился, а то бы пришлось отдуваться. Риск – дело благородное, но хлопотное. Ему уже не по возрасту.

– Николай Семеныч, а кто-нибудь эту даму видел? Как она выглядит?

– Уборщица говорит, несколько раз мимо нее проходила женщина в платке и в очках. Вроде бы из той квартиры.

– В платке?

– Старушка то же самое подтверждает. Она из любопытства поглядывает в глазок, когда услышит шум на лестнице. Иногда к двери подходил мужчина, звонил, его впускали. И все.

– Лиц они, конечно, не видели, – разочарованно вздохнула Астра.

– Не видели.

Борисову стало жарко, он расстегнул куртку. Из кухни доносился запах жареного мяса.

– Ой… хотите, я вас отбивной угощу?

– Спасибо, я уже пообедал.

«Она кого-то ждет, – сообразил Борисов. – Наверное, своего жениха – или они уже состоят в гражданском браке. Нынче свобода нравов необыкновенная!»

– Я, пожалуй, пойду…

Астра замешкалась. Она не могла отпустить его вот так просто, без объяснений. Легко сказать – нет трупа. Куда же он подевался?

– Вы как следует посмотрели? Везде?

– Я за свои слова отвечаю, – обиделся тот. – Мертвое тело – не иголка, а однокомнатная квартира – не стог сена.

Астра всплеснула руками и опустилась на пуфик.

«А я-то, балда, советовала Глебову сделать анонимное заявление, – промелькнуло в ее голове. – Хороши бы мы были… Стоп! Выходит, он опять мне солгал?»

Глава 16

Ранняя весна будит в людях тоску, схожую с тоской о несбыточном. Повсюду черные проталины, небо серое, а робкие оттепели отступают под напором морозов. Еще и метель может нагрянуть, завыть, как голодная волчица. Не верится, что скоро на смену унылому однообразию придет зеленая листва, цветение садов, теплый ветер с юга…

Церковь Покрова Пресвятой Богородицы в Братцеве сверкала белизной, ее пять аккуратных главок упирались в низко нависшую тучу, полную мокрого снега. С закомар[11] на Астру и Матвея взирали херувимы. Толстые стены, маленькие окошки, капающая с крыши талая вода…

Астра осторожно пробиралась по лужам к маленькому старинному погосту.

– Зачем ты меня сюда привела? – ворчал Матвей.

– Потерпи…

Мраморные надгробия очищены чьей-то заботливой рукой, белые кресты над ними напоминают о бренности всего сущего. На расколотой плите надпись: «Здесь погребено тело генерал-майора, действительного камергера Ивана Николаевича Римского-Корсакова…»

– Знаешь, кто это?

– Нет, но фамилия знакомая. Был такой композитор.

– Позор тебе, о Карелин! – закатила глаза Астра. – Перед тобой лежит прах фаворита Екатерины II, черноглазого красавца офицера… который покорил сердце самой императрицы! Она щедро одаривала своего любимца, и кое у кого это вызвало ревность. В общем, бесхитростный гвардеец пал жертвой интриг и был удален из Петербурга. В Москве он влюбился в графиню Строганову и прожил в ее имении Братцево много счастливых лет. Граф Строганов, по слухам, купил для нее эту усадьбу в качестве отступного при разводе.

– Она была замужем?

– Разумеется.

– И при чем тут история двухвековой давности?

– Магда Глебова часто приезжает в Братцевский парк, гуляет по безлюдным аллеям. Что-то же влечет ее сюда?

– Ты хочешь сказать, она приходит на могилу фаворита?

– Нет, конечно. Однако не стоит пренебрегать этим фактом. Вещи, привычки и даже одежда говорят о человеке больше, чем можно себе представить, – разоблачают потаенные мысли.

Матвей сделал шаг в сторону. Там, где он стоял, образовались два следа, заполненные водой. Астра уставилась на них, силясь что-то понять.

На железной ограде сидели вороны, презрительно каркали.

– Эти Глебовы – странная пара.

– Не верь ему. Он нарочно тебя нанял, чтобы убить любовницу и выдать все за козни жены. – Матвей запустил в птиц грудкой затвердевшего снега. Они заполошно поднялись, перелетели на черную мокрую березу. – Поэтому и в милицию не заявил про труп.

Астра медленно покачала головой.

– И правильно, что не заявил. Тут другое. Перед тобой ко мне заезжал Борисов, вы разминулись буквально на пару минут. Он побывал в квартире на улице Шумилова. Никакого трупа там нет! Выходит, никто никого не убивал.

– Ка-а-ак?

– Я сама в недоумении.

– Может, он адрес перепутал?

– Исключено.

Матвей блуждал взглядом по печальному погосту. Кресты, надгробные плиты, проржавелая за зиму ограда, воронье. Безрадостный финал исканий человеческих. Фаворит самой императрицы лежит в земле, так же, как и все прочие смертные. Забытый, заброшенный…

– Тогда что же выходит? Глебов лжец, каких поискать? Он вообще-то нормальный?

– У меня появились сомнения, – призналась Астра. – С Магдой я не знакома, но ее супруг вызывает двоякие чувства. С одной стороны, зачем ему врать? С другой… словом, я запуталась. Та женщина в костюме Коломбины… может, она была жива? Просто уснула, или ей стало дурно. А потом пришла в себя и… Нет! Не вяжется. Глебов врач, он бы не ошибся.

– Глебов – псих! И я все больше в этом убеждаюсь! С ним опасно иметь дело. У него либо глюки, либо он избавился от трупа. Вытащил из квартиры, вывез в лес, прикопал в снегу и теперь жалеет, что сдуру выболтал все тебе. Пожалуй, еще захочет убрать ненужного свидетеля.

– Ты на меня намекаешь?

– Ночью люди спят – из квартиры можно вынести все, что угодно. Тем более человека, женщину. Представь, выходит из подъезда парочка: мужчина почти несет пьяную вусмерть даму, грузит в авто, увозит. Кого-нибудь это насторожит? Да никого! Это и днем легко проделать. Зуб даю, никто не обратит внимания.

Матвей увлекся своей версией.

– Так что замел следы твой Глебов! Только ты знаешь правду.

– Я ничего не понимаю. Возможно, Магда хотела подставить мужа, но по какой-то причине передумала и убрала труп. Вернее, поручила это своему сообщнику. Возиться с мертвым телом – занятие не из приятных. И физически тяжелое для женщины. – Астра замолчала, что-то обдумывая. – Вот бы отыскать мобильник, который упал в лужу.

– Вряд ли он до сих пор там лежит. Если его вообще туда бросали. Глебову нельзя верить.

– Может быть, твоих ребят из «Вымпела» попросить? Покопались бы под окнами…

Ее напряженно-сосредоточенное лицо рассмешило Карелина.

– Ты прав, пустое это дело. Магда сама, наверное, давно отыскала телефон и избавилась от него. Как только муж ушел, она тут же спустилась вниз, чтобы забрать трубку.

– Глебовы – парочка шизофреников! – заключил он. – Ясно, как день. Они оба чокнутые!

– Особенно Магда. «Закрытая, как ящик Прозерпины…»

– Что-что?

Крупная ворона с шумом вспорхнула и опустилась на верхушку креста, злобно косясь на Матвея и беззвучно раскрывая клюв.

– Иногда люди, сами того не желая, проговариваются о самом сокровенном, – пробормотала Астра. – Знаешь, кто такая Прозерпина?

Он задумался. Было слышно, как звенит по жестяному желобу вода, стекающая с крыши церкви.

– Невидимая планета… – произнес вместо него кто-то другой – проснувшийся в нем граф Брюс, астролог и алхимик. – Неоткрытая. Связанная с женским космическим началом и стихией Земли, подобно Венере и Сатурну. В астрологии Прозерпина влияет на преобразование материи в новое качество, что является сутью алхимии.

Он замолчал, не менее, чем Астра, пораженный своими словами.

– Ну, ты дал! – выдохнула она.

– Само вырвалось.

– Я про планету и не думала. Только про древнегреческие мифы. Прозерпина – латинское имя Персефоны, дочери Деметры и Зевса. Она против своей воли стала супругой Аида, владыки подземного царства, который ее похитил. Полгода Персефона проводит на Олимпе, среди богов, а остальное время – в царстве мертвых. Она управляет душами усопших и является проводником для живых посетителей подземного мира.

Матвей слушал вполуха, занятый своими мыслями. Казалось, он много думал о Прозерпине и даже пытался разглядеть ее в телескоп, вернее, угадать ее скользящую среди звезд тень…

– …именно у Прозерпины хранился таинственный ящик или ларец, – долетел до него голос Астры, – …который ни в коем случае нельзя было открывать. Никому не известно, что там внутри. Тот, кто посмеет заглянуть в ларец – приподнять крышку, – погрузится в смертный сон. Он будет ни живым, ни мертвым, и только любовь сможет пробудить его.

Вокруг потемнело, с неба посыпались рыхлые белые хлопья – словно зима напоследок спешила укрыть город снежной вуалью. Напрасный труд…

– Сказка, – первым очнулся от наваждения Карелин. – Ларец Прозерпины, неоткрытая планета – все это выдумки. Людям невыносимо осознавать грубую прозу жизни, вот они и устраивают из нее маскарад. Маски, костюмы, пышные платья и дырявые рубища – всего лишь попытка прикрыть наготу. Тела, души – чего угодно. Любимое развлечение homo sapiens! «Мыслящий тростник» желает выглядеть кем-то другим. Почему бы ему не расцвести, как лотосу или розовому кусту? Маскарад бессмертен, дорогая.

– Карр! Карр! – охотно поддержали его вороны.

– Тьфу на тебя! – разозлилась Астра. – С Брюсом куда интереснее, чем с тобой, Карелин.

Они направились от церкви к усадьбе. Шел густой мокрый снег, делая картину парка и дома похожей на театральную декорацию.

– Я побывала в гостях у старого знакомого режиссера. Он давно на пенсии, но сохранил живой ум и хорошую память. Мы говорили об итальянской комедии масок… о венецианском карнавале, вообще о традиции переодевания. Это ведь не просто переодевание в другое платье – это возможность перевоплощения, доступная любому желающему, всеобщий заговор, освященный тысячелетним обычаем. Для меня было открытием, что карнавал уходит корнями в древнеримские Сатурналии: люди праздновали приход весны, возрождение природы, новый виток времени, перед которым все равны – патриции и чернь, императоры и рабы. Это игра чувств, а не ума, полная интриги, тайны и свободного проявления любви. Нет зрителей и актеров, и хотя улицы кишат Коломбинами и Пьеро, каждый проживает, а не исполняет, свою роль. Венецианская Дама флиртует с шутом, Король развлекается с простой крестьянкой. Все перемешивается: жизнь и смерть, возвышенное и ничтожное, красота и уродство, слуги и господа. Этакий переворот миропорядка, апофеоз хаоса и вседозволенности. «Во время карнавала проходит любая шутка!» И над всем царит Его Величество Смех. Люди, хохочите над жизнью, потешайтесь над ней и над собой, не принимайте ее всерьез, и она подарит вам лучшее, что имеет.

Матвей недоверчиво хмыкнул.

– Выходит, карнавал – своеобразный протест против порядка?

– В некоторой степени. Порядок способен раздавить, если его хотя бы изредка не нарушать. Не забывай, что все рождается из хаоса. Маска – вот его лицо. Кстати, Сатурналии были посвящены римскому богу Сатурну, покровителю урожая и посевов. Мало кто помнит, что это еще и Хронос[12], владыка времени, пожирающий своих детей…

В Матвее снова заговорил Брюс. Астрология рассматривала Сатурна как хранителя судьбы и жизненных ценностей человека, а Прозерпину – как почву для вызревания плодов Истины… По сути, Прозерпина – это высший Сатурн.

Губы Астры двигались, она говорила что-то… Брюс ее не слышал. Он вдруг окунулся в Петровскую эпоху великих преобразований. Кажется, в Россию карнавал пришел благодаря царю-реформатору. Он лично регламентировал правила и костюмы, разрабатывал сценарий действа. Право участвовать в первых петровских карнавалах имели лишь избранные, «важные и приближенные персоны».

Уже потом его инициативу подхватили царствующие женщины – Елизавета, Екатерина. Заранее составленные списки приглашенных на маскарады утверждал Департамент церемониальных дел Министерства императорского двора. Статс-дамам, камер-фрейлинам, господам придворным кавалерам, всем знатным обоего пола особам полагалось съезжаться только в дорогих платьях и непременно в сопровождении многочисленной прислуги. Молодая императрица Елизавета изобрела вид маскарада, который назывался «метаморфоза»: мужчины обязаны были являться во дворец в женских платьях с фижмами, а дамы – в мужском облачении. Она безумно любила развлечения и сюрпризы. Екатерина Великая довела карнавал до наивысшего расцвета и неимоверной роскоши…

– Ты согласен?

Он задумчиво кивнул, поднял глаза. Астру рассмешил его глубокомысленный вид.

– Я говорю, обряд сжигания чучела, присущий разным языческим мистериям, имеет один и тот же смысл: для того, чтобы родиться, нужно умереть.

Брюс опять кивнул. О чем она? Ах да… о смерти. О смерти?

– Еще кому-то нужно умереть? – невпопад спросил он.

– Ты отсутствуешь, Карелин. Для кого я все это рассказываю?

Карелин… Она права. Он не Брюс, он…

– Старичок оказался просто кладезем сведений, – увлеченно тараторила Астра. – В свое время он написал пьесу «Проказы Коломбины», но так и не сумел убедить руководство…

«Как она правильно выразилась – в свое время! – подумал Матвей. – А какое время – мое?»

– Не будем отвлекаться, – сказал он. – Вернемся к Сатурналиям. Я не расслышал…

– В начале празднества древние римляне выбирали короля, которого ждала печальная участь – в конце гуляний ему полагалось покончить с собой. Если же он не решался на это, то все равно погибал «от ножа, огня или петли».

– Жестоко.

Астра стянула лайковую перчатку, и на ее ладошку опустились несколько снежных хлопьев, чтобы сразу растаять.

– Зима плачет! – сказала она. – Не хочет уходить, покидать людей, с которыми она провела три веселых месяца. Сначала ей радовались, а теперь гонят. Где же справедливость? Где милосердие? Где благодарность?

Матвей взял ее руку, поцеловал. На губах остались холодные капли. Слезы зимы…

– Глебов говорил, что видел в квартире маску Арлекина – в ванной, на зеркале.

Слова Астры разрушили очарование этого мгновения, полного снега и вспыхнувшей страсти. Женщина-сыщик – что может быть ужаснее?

– Ты продолжаешь ему верить? – вздохнул Матвей.

– Старичок намекнул, что Арлекин – вовсе не безобидный персонаж, не тот «неунывающий простофиля из Бергамо», которым его привыкли считать. Происхождение маски со зловещими чертами отсылает нас к одному из демонов дантовского «Ада» – Alichino. Или к старинным французским легендам, где Эллекен – «мрачный предводитель сонма дьяволов»…

* * *

Николай Казаринов ничем не походил на Ван Гога – ни внешностью, ни манерой живописи. Высокий, худощавый, с усами и бородкой клинышком, подчеркнуто вежливый, со следами бессонницы на интеллигентном лице – он скорее напоминал Дон Кихота.

Его картины занимали все стены тесной мастерской. Ничего лишнего: удобное рабочее место с компьютером, книжный стеллаж, несгораемый шкаф, комод с выдвижными ящиками, мольберт. Он смущенно показывал гостье пейзажи, все в одном ключе: сельская идиллия. Девочки, плетущие венки на лугу; влюбленные на лодке посреди заросшего лилиями пруда; стайка берез на холме; деревянный мостик, перекинутый через ручей; рыбак с удочками в камышах…

– Вот мои работы, – волнуясь, произнес он, скрывая мучительное ожидание похвалы.

– Потрясающе! – воскликнула Астра. – Чудо, как хороши!

Дабы это прозвучало убедительно, ей пришлось призвать свои актерские навыки. Казаринов был кем угодно, только не талантливым художником. Тем более не «вторым Ван Гогом». Никакой болезненной напряженности, экспрессии, порыва – мазок слишком аккуратный, заглаженный. Ничего общего с «Ночным кафе» или «Пейзажем в Овере после дождя». Разве что обилие желтого цвета. Астра основательно подготовилась, прежде чем позвонить Казаринову и договориться о встрече. Если не удастся подобрать к нему ключик, он не расскажет о Магде.

– Пожалуй, я куплю у вас пару картин – для начала. Пруд и… березки. Обожаю деревенскую тишину, мягкие краски рассвета. А что-нибудь весеннее есть?

Николай расплылся в блаженной улыбке.

– «Подснежники», – с готовностью сказал он, подводя покупательницу к маленькому полотну без рамки. На фоне окна, за которым теплится серый промозглый мартовский день, стоят в стакане нежные зеленовато-белые цветы. – Нравится?

– Очень!

Она почти не притворялась. По сравнению с остальными «шедеврами» эта работа поражала трогательной простотой и достоверностью.

– Это я вчера написал. Меня посетила муза…

Похоже, она поторопилась, отказывая Казаринову в таланте. Искру в него Бог заронил, а разжечь ее некому. Бывает капризный огонь – не хочет гореть, хоть тресни. Не всякие дрова ему подходят.

Астра, не торгуясь, попросила его упаковать все три картины. Правда, цену художник назвал умеренную. Его глаза светились восторгом. Еще бы! Продать сразу несколько вещей удается редко. К тому же он заметил, что покупательница не торопится уходить.

– Чай, кофе? – предложил он. – У меня здесь электрочайник.

– Не откажусь.

Чашки и сахарница стояли на комоде. Николай достал банку с хорошим кофе.

– Мне без сахара.

– Я тоже люблю черный! – обрадовался он.

Хозяин мастерской проникся к Астре симпатией и признательностью. Не каждый день его полотна хвалят, тем более покупают. С таким человеком поговорить не грех и знакомство свести не помешает.

– Я занимаюсь адвокатурой, – заявила она. – Алла дала мне ваш телефон.

– Жена?

Казаринов застыл с чайником в руке. Похоже, он ничего не знает про ее разговор с Аллой. Так даже лучше.

– У меня – частный дом. Хочу устроить там небольшую картинную галерею. Ваши пейзажи положат начало.

– Лестно слышать. – Он подал ей чашку с дымящимся кофе. – Кстати… Третьяковка, кажется, начиналась с пейзажа.

Казаринов вошел в роль радушного хозяина, обязанного развлекать гостью.

– Серьезно? Да это прямо знак судьбы.

Астра выражала радостное изумление. Если бы еще Казаринов сам заговорил о Магде…

– Будучи студентами, мы частенько ездили в Братцево на этюды. Там чудесные виды… А сам дом! Эти боковые полуротонды с кариатидами, балконы, купол, интерьеры, расписанные итальянцем Скотти. С этой усадьбой связаны самые блестящие фамилии, в ней бывали князья Голицыны и Трубецкие…

Астра не могла поверить, что все идет как по маслу, и искала в этом какой-то подвох. Должно быть, Алла предупредила мужа… и теперь тот ведет ловкую игру.

– Парк запущенный, но прелестный, – дождавшись паузы, вставила она. – Особенно осенью.

– Вы там бывали? Наверное, живете в Тушино.

– Нет, просто люблю это место.

– Братцевская усадьба не очень популярна у москвичей, – сказал Казаринов. – К счастью для тех, кто предпочитает поэтическое уединение. Там столько живописных уголков! Я открыл их для себя благодаря Магде Левашовой.

– Она тоже художница?

Лицо Казаринова неуловимо изменилось. Глаза чуть прищурились, подбородок дрогнул.

– Когда-то была. Мы учились вместе. Потом у нее случилось несчастье – погибли родители. Она все забросила, заперлась в квартире. Это был последний курс. Я помогал ей делать кое-какие работы – как раз навеянные прогулками в Братцеве. У меня сохранились эскизы. Хотите взглянуть?

Конечно, она хотела.

– Вот. Я их держу в отдельной папке.

Он достал пару картонов, написанных акварелью. Каменный мостик через овраг, который Астра и Матвей видели вчера, деревья в золотой осенней дымке, все усыпано опавшей листвой, пронизано грустью.

– Как точно передано настроение, – искренне похвалила она. – Столько оттенков желтого…

– А Магда забраковала.

– Почему?

– Она хотела добавить тумана над мостом и две человеческие фигуры в карнавальных костюмах. Как будто хозяева усадьбы затеяли бал-маскарад, а эти двое сбежали, чтобы целоваться и обниматься вдали от всех. Я ее убеждал: люди здесь будут лишними, но она заупрямилась.

– И вы добавили?

Николай кивнул.

– Я никогда с ней не спорю. Увидев новый эскиз, она вспыхнула, вышла из себя и… В общем, мне не удалось ей угодить.

– Это были Коломбина и Арлекин?

Художник прижал длинные пальцы к вискам, сделал несколько круговых движений.

– Как вы догадались? Да, именно Коломбина и Арлекин. Странно, что они пришли вам в голову.

Астра пожала плечами:

– По-моему, ничуть. Это ведь самые распространенные персонажи маскарада.

– Да, пожалуй…

Кофе остыл – ни Казаринов, ни гостья не прикасались к нему. За окнами капало. Она взяла в руки второй картон – тот же мостик, та же золотая листва, только чуть гуще деревья и больше зеленоватой тени.

– А где… тот эскиз?

Художник понял, о чем она спрашивает.

– Магда разорвала его, прямо у меня на глазах. Печально, да? Она называла меня Ван Гогом за любовь к желтому цвету. С тех пор я больше не слышал этого из ее уст.

Он долго молчал, поглаживая бородку.

– Моя жена злилась на Магду за то, что она так говорила. У Ван Гога ведь случались приступы душевной болезни, и он покончил с собой. Знаете, какими были его последние слова? «Печаль будет длиться вечно…»

Глава 17
Франция, начало XVII века. Париж, Лувр

Воинственный непоседа Генрих IV, которому Марго спасла жизнь в Варфоломеевскую ночь, все же не избежал гибели. То была лишь отсрочка. Екатерина Медичи давно скончалась, но ее проклятие настигло ненавистного «замараху» Наваррского спустя двадцать лет. Католический фанатик Равальяк на ходу вскочил в раззолоченную карету короля и нанес тому смертельный удар ножом…

Узнав об этом, бывший астролог королевы-матери опечалился. С некоторых пор его дар прорицателя пошел на убыль, можно сказать, почти исчез. Он сумел предсказать восшествие Бурбонов на французский престол, но трагический конец основателя новой династии оказался для Козимо Руджиери неожиданностью.

Воистину, флорентийские принцессы приносят несчастье королям Франции. Генриху IV следовало остерегаться женщин из семейства Медичи. Не надо быть магом, чтобы извлекать уроки из опыта своих предшественников. Король проявил беспечность, взяв в жены дочь великого герцога Тосканского. Его ослепило богатое приданое невесты, которое он собирался проматывать в карты и кости, и необходимость произвести на свет наследника французской короны. Ведь его брак с Маргаритой оставался бездетным.

Властная и ревнивая Мария Медичи стала королевой, однако сей факт не усмирил бурного темперамента ее венценосного супруга. Ей приходилось терпеть многочисленные измены Генриха, его пренебрежительную холодность, фавориток, проживающих во дворце вместе с незаконнорожденными детьми, и полный разгул при дворе. Никто не соблюдал этикета, повсюду царили разнузданность и бесстыдство, бесчисленные искатели королевских милостей заполонили Лувр, а пистоли из ее приданого стремительно утекали в чужие карманы. Желала ли Мария смерти своему неугомонному, азартному и сластолюбивому мужу? Кто знает? Она умела скрывать свои чувства, как и «тигрица» Екатерина Медичи. Подозрения в ее причастности к убийству Генриха IV не нашли подтверждения. Однако что-то заставило королеву уговорить супруга короновать ее в Сен-Дени за день до его гибели. Что именно? Внезапное прозрение? Вещий сон? Плохое предзнаменование?..

Уж не сыплющиеся ли песчинки часов Руджиери навеяли Марии мысли о скором вдовстве? Это навсегда останется тайной. Никому не известно, куда подевались часы после кровавой резни в Лувре. Есть вещи, чей путь проследить невозможно, они сами выбирают себе хозяев.

Король умер. Да здравствует король! Мария Медичи стала регентшей при своем несовершеннолетнем сыне Людовике XIII – том самом, описанном Дюма-старшим в романе «Три мушкетера». Но до приключений отважных друзей и шевалье д’Артаньяна еще далеко. Анна Австрийская покуда не вышла замуж за Людовика, английский герцог Бэкингем еще не пленился ее красотой и не получил в подарок знаменитые бриллиантовые подвески… Все интриги кардинала Ришелье, схватки и дуэли, коварство, роковая любовь и жестокая ревность – в будущем. А пока… мальчик-король подрастает, его мать с трудом удерживает власть, подавляет восстания и заговоры недовольной знати. Франция погружается в смуту и распри. Принцы крови норовят развязать новую гражданскую войну, берутся за оружие и подстрекают народ к бунту. Мария Медичи, измотанная бесконечной борьбой, утешается любимыми ею представлениями итальянкой комедии, искусством и музыкой… Что еще может дать ее истерзанной душе хотя бы временное успокоение?

Ренессанс пышно увядает, уступая место причудливым формам и декоративному блеску барокко. При французском дворе все чаще устраиваются балы, маскарады и праздники, непременно с участием театра. Глядя на изящного и ловкого Арлекина, которого играл итальянец Мартинелли, королева предавалась несбыточным мечтам. Она еще не совсем состарилась. Неужели ее сердце не озарит напоследок свет любви? Ее муж мертв, сын скоро станет полноправным монархом. «Сердечный друг» Кончини, которого она возвысила, оказался безмерно жаден и трусоват. Подруга Леонора заботится только о том, как бы обогатиться. Своим поведением они навлекли на себя всеобщую ненависть.

– Безумцы… – шептала Мария. – Едва моя власть пошатнется, с ними тут же расправятся…

А что останется ей? Тихое угасание в безвестности, где-нибудь в удаленном от Парижа замке, под тоскливый вой ветра и шум дождя? Она устала бояться собственных подданных, откупаться от них, опустошая казну, лавировать между католиками и протестантами, аристократами и буржуа. Причем все они явно или тайно роптали. Никому нельзя угодить, что ни предпринимай, как ни изворачивайся. Возмутители спокойствия всегда найдутся.

Вдова Генриха IV смотрела на весело хохочущую Коломбину в роскошном наряде и пыталась отвлечься от горестных мыслей. Если бы она могла найти опору, надежное мужское плечо! Человека, безоговорочно преданного, который возьмет в свои руки управление государством и освободит ее от невыносимого бремени ответственности и страха. Если бы…

Ей вдруг вспомнился молодой епископ Люсонский, умеющий приятно изъясняться, умный, с решительным взглядом… Не поручить ли ему министерство иностранных дел?..

Королева Мария удовлетворенно вздохнула, откинувшись на спинку роскошного кресла. Воротник из накрахмаленных кружев царапал ей шею, прическа слишком сильно стягивала голову. Ей порой становилось невмоготу сохранять внешний вид, подобающий царственной особе, – сказывались телесные недуги, напряжение, постоянная тревога. Ох, как нужен верный слуга, готовый выполнить любое распоряжение! Епископ Люсонский… Почему бы и нет?

Приглушенно звучала музыка, колыхались драпировки, пылали свечи. По плитам пола скользили пестро разодетые танцоры – сценой им служила часть бального зала. Арлекин увивался вокруг прелестной жеманницы Коломбины. Та откровенно кокетничала – ее соблазнительная грудь сияла молочной белизной.

«Она не итальянка, – лениво подумала вдовствующая королева. – Актриса из труппы Мартинелли полнее в талии и не столь развязна. Кто-то из фрейлин нарядился Коломбиной. Кто же сия красотка? Неужто молодая племянница маркизы де Рамбулье?»

При дворе было принято задействовать в театральных постановках высокородных дам и кавалеров. Зачастую сами монархи не гнушались участием в спектаклях и балете. Правда, смолоду отяжелевшая фигура Марии Медичи исключала подобные шалости. Зато первая жена Генриха – королева Марго – могла себе позволить все, что угодно, но теперь и она угомонилась. Маргарита де Валуа еще способна вскружить голову мужчине, но сама давно остыла. «Неотразимая любовница Франции», по-прежнему окруженная поклонниками, отказалась от светских авантюр и проводила время в беседах с учеными и писателями. Поговаривали, что Марго взялась за мемуары. Значит, у нее уже все в прошлом…

Леонора Галигай, сидящая сбоку от королевы, повернула голову. На ее лице застыло выражение тоскливого безразличия. Очередной приступ хандры не поддавался исцелению молитвами и врачебными снадобьями. Любовные перипетии в исполнении итальянского театра не развлекали Галигай. Она обожала жемчуг, но даже крупные жемчужины в ушах и на корсаже потускнели от ее уныния.

Мария показала на Коломбину:

– Кто это?

Галигай пожала плечами:

– Кажется, одна из ваших фрейлин…

– Это я и сама знаю. Племянница маркизы де Рамбулье?

– Похоже, так и есть.

Мария невольно вздрогнула, когда на сцене появилась зловещая фигура в черном одеянии. Арлекин, вздумав напугать Коломбину, напялил на себя облачение Доктора Чумы и стал похож на жутковатую птицу. Леонора побледнела и отшатнулась.

– Боже мой… – в ужасе прошептала она, увидев в этой фигуре дурной знак.

Дурные знаки в последнее время мерещились ей повсюду. Панический страх подруги вызвал улыбку на губах королевы.

– Бедняжка… – наклонившись, произнесла по-итальянски Мария. – Не пугайся! Благодари Бога, что мы не в Венеции, когда там свирепствует чума. Здесь Черный Доктор – всего лишь комический персонаж. Он желает рассмешить нас. Ну, улыбнись же!

Однако Галигай ничуть не успокоилась.

Надо сказать, что чума не раз опустошала цветущие города Италии, в том числе и Венецию. Маску Medico della Peste (Доктора Чумы) надевали во время эпидемии врачи. В ее длинный клювообразный нос помещали ароматические масла или другие средства, которые могли, как тогда считалось, предохранить от заражения. Поверх обычной одежды доктор накидывал длинный темный плащ из плотной материи, а в руке держал специальную палку – чтобы не дотрагиваться до больных. Чума не щадила ни врачей, ни пациентов. Такой костюм был необходим и тем не менее выглядел зловеще.

Не имея лекарств от страшной болезни, люди избавлялись от ужаса смехом. Наверное, по этой причине маска Medico della Peste вошла в число венецианских карнавальных масок. Но ее чрезвычайно редко использовали в театре. Почти никогда.

– Это напоминание о смерти! – вскричала Леонора.

– Ах, оставь… – с досадой вымолвила королева. – Наслаждайся представлением.

Коломбина взмахивала руками и притворно вопила, отбиваясь от Доктора Чумы. Тот сгреб ее в охапку, но она вдруг «лишилась чувств», и негодник опустил ее «бездыханное» тело на пол.

– Ха-ха! – с нарочитой веселостью воскликнул переодетый Арлекин. – Какова плутовка! Ну, меня-то ей не удастся провести!

Он с хохотом скрылся за драпировками, а Коломбина осталась лежать. К ней робко приблизился печальный Пьерино и залился слезами. Он рухнул на колени, принялся громко причитать, тормошить лукавую притворщицу, чтобы та пришла в себя. Коломбина «очнулась», поднялась на ноги, и вся троица принялась раскланиваться…

– Мне плохо! – простонала Леонора Галигай. – Опять эта дрожь в груди!

Королева Мария невольно занервничала. Почему-то ей захотелось отчитать молоденькую фрейлину. Та не справилась с ролью – ее жесты и движения казались неуклюжими, неестественно возбужденными. Она все испортила.

– Позовите ко мне малышку Рамбулье.

– Где Коломбина? Приведите ее сюда! – приказала гофмейстерина. – Немедленно!

По мановению ее руки одна из придворных дам побежала в комнату, где актеры переодевались для выступления. Коломбина отдыхала, полулежа в кресле. Придворная дама окликнула ее, но девушка не отозвалась. На корсаже ее яркого платья из дамаска расползалось мокрое пятно…

Придворная дама наклонилась и отпрянула, испуская пронзительный вопль:

– Убили!… Убили!..

– Что там такое? – не выдержала Галигай. На ней лица не было. – Идите же, выясните, в чем дело!

Гофмейстерина и фрейлины ринулись в комнату актеров и столпились при входе.

– Зарезали…

– Невозможно…

– Рядом с покоями королевы…

– Стража!

Мария Медичи тяжело встала с кресла. Она не верила своим ушам. Кто посмел?

Обыск дворца и прилегающей территории ничего не дал. Тристана Мартинелли, который обычно играл Арлекина, обнаружили дома смертельно пьяным. Он едва ворочал языком и не смог дать вразумительных объяснений случившемуся. Остальные актеры растерянно разводили руками. После выступления они, не переодеваясь, отправились подкрепиться и выпить по рюмочке. Кто-то входил в комнату, брал деньги и выходил, не обращая внимания на Коломбину. Ее поза ни у кого не вызвала беспокойства, к тому же большинство свечей догорели и потухли, а в полумраке ничего толком не разглядишь.

Арлекин, он же Доктор Чумы, бесследно исчез. Его плащ и шляпа валялись в одном из коридоров Лувра… Никто не мог припомнить лица этого актера, который, скрываясь под маской, выдавал себя за Мартинелли.

Всех актеров и зрителей допросили с пристрастием. Удалось выяснить, что среди вещей убитой фрейлины, которая, на свою беду, взялась играть Коломбину, были песочные часы. Накануне та отобрала их у камеристки – служанка хвасталась, что наткнулась на вещицу, разбирая сундуки со старыми платьями. Часы понравились фрейлине, и она носила их, прикрепив к поясу золотой цепочкой. Теперь эта цепочка оказалась разорванной, а часы пропали. Наверное, потерялись.

Никто не придал значения сему факту…

Неслыханный скандал замяли, спасая репутацию двора вдовствующей королевы. Смерть фрейлины списали на ревнивого поклонника, который отомстил ей за холодность. Его будто бы искали, но безуспешно.

Мария Медичи всерьез задумалась о понравившемся ей епископе Люсонском и вскоре предложила тому пост министра иностранных дел. Этим епископом был будущий всесильный герцог и кардинал де Ришелье.

Франция стояла на пороге перемен. Совсем скоро уйдет из жизни Маргарита де Валуа, носившая множество титулов: королева Наваррская, королева Франции, королева Марго. А спустя некоторое время границу Испании пересечет длинная процессия из богато изукрашенных карет, навьюченных багажом мулов и целой армии охраны, сопровождающая испанскую инфанту Анну-Марию. Белокурая девочка приедет в Париж, чтобы выйти замуж за юного короля Людовика XIII. Так окончится эпоха королевы Марго и начнется эпоха пылкой красавицы Анны Австрийской…

Приключения флорентийского астролога Козимо Руджиери тоже близятся к завершению. Открылось ли ему время собственной смерти? Кто знает?

Пока утерянные им песочные часы переходили из рук в руки, предсказатель жил в Париже и писал альманахи, которые с удовольствием приобретали любители читать судьбу по звездам. Руджиери постоянно топил камин – он мерз в своей просторной комнате с высокими окнами и потолком, обшитым деревянными панелями. Ему нравился запах дыма и грохот колес экипажей по городским мостовым. Много ли надо стареющему магу? Удобная кровать, теплая одежда да подаренное Екатериной Медичи бюро, за которым он работал. Сытный обед, стаканчик молодого вина и воспоминания о жизни, полной дворцовых тайн…

Чем дальше от сильных мира сего, тем спокойнее.

Москва. Наше время

Глебов лениво ковырял ложечкой шоколадный десерт, когда в уютный зал «Миранды» впорхнула Астра Ельцова.

– Выглядите по-весеннему нарядно, – вяло заметил он. – Я вам заказал корзиночки со свежей клубникой и сливками. Что-нибудь еще?

– Как же моя фигура?

– Бросьте. Для женщин вашего типа внешность не играет первостепенной роли.

Он мялся, желая задать ей вопрос и не решаясь… Через окна в кафе проникало солнце. Пятна света придавали воздуху янтарный оттенок.

Астра повесила на спинку стула легкий жакет и с удовольствием села. Ноги гудели. С утра она успела съездить на Востряковское кладбище, а пару часов до встречи с клиентом провела на Остоженке у его дома, наблюдая, не выйдет ли Магда. Она не сомневалась, что без труда узнает эту женщину. Но та не появилась.

– Пора бы познакомиться с вашей женой.

Кровь бросилась ему в лицо, ложка выпала из ухоженных пальцев.

– Ни в коем случае! Я запрещаю вам! Слышите? Вы… вы все испортите. Вы обещали! – гневные нотки в его голосе сменились на жалобные. – Магда… она мне не простит слежки. Вы ее не знаете…

– Никто не собирается следить за ней.

– Вы не знаете Магды, – обреченно повторил Глебов. – Она все поймет, догадается. И вообще, разве сейчас это важно? Убитая женщина – вот, что лишает меня покоя. Я не сплю. Понимаете? Стоит мне закрыть глаза, как появляется она – в этом чудовищно ярком, нелепом наряде, с полосой на шее… Я целовал эту шею… – Он побледнел и отвернулся. – Я постоянно думаю, обнаружили ее или нет? Нехорошо, если она все еще…

За соседним столиком сидели девушки, оживленно болтая и поглядывая на Глебова. Одна из девушек – худенькая блондинка в красных брючках – помахала ему рукой. Он смешался и замолчал.

Астра воспользовалась моментом.

– Не разыгрывайте комедию, – резко произнесла она, наклоняясь к собеседнику. – Вы забыли, что я умею видеть насквозь. Вы лжете.

– Уверяю вас, нет…

– Лжете, лжете! Никакого трупа нет и не было. Чего вы добиваетесь?

– К-как не было?

– Обыкновенно. В вашем гнездышке на улице Шумилова никакого мертвого тела не обнаружено. Вы за кого меня принимаете, Алексей?

Он смотрел на Астру, и его глаза разгорались, как два угля.

– Не обнаружено? А кто там был? Милиция? Вы им позвонили?

– Не хватало устроить ложный вызов следственной бригады. Вы на это рассчитывали? Детские игры, господин Глебов. Вы бы еще пожарных вызвали и «Скорую помощь» в придачу. Старый и глупый трюк.

– Что же… постойте… погодите… – На его лбу выступила испарина, а руки потянулись к вороту пуловера, словно он собирался ослабить узел галстука, которого в помине не было. – Вы говорите, тела не нашли? Адрес! Перепутали адрес…

– Не валяйте дурака. Лучше скажите, зачем вам понадобился этот розыгрыш?

– Пф-ф-ф-ф… – с шумом выдохнул Глебов. Весь лоск слетел с него, и он из подтянутого элегантного мужчины превратился в растекшуюся медузу. Впрочем, только на минуту. – Я рассказал вам правду. Хотя… теперь у меня нет уверенности. Вдруг это… Нет, но я же не идиот? Я видел, я осматривал тело…

Астра сжалилась над ним.

– Могли вы ошибиться и принять спящую Коломбину за мертвую? Возможно, она напилась или потеряла сознание, и вы решили…

– Исключено!

Официантка, проходя мимо с подносом сладостей, повернулась в их сторону.

– Я, наверное… – он понизил голос и провел ладонью по лицу. – Я тогда выпил лишнего… Вы на белую горячку намекаете? Я не алкоголик!

– Где же мертвое тело? Вы его с собой унесли?

– Я?! – Он вскочил, оглянулся и сел. – Боже мой, до чего я дошел! Я не отдаю себе отчета, что делаю… Не может такого быть. Я точно помню…

Он бессвязно бормотал оправдания, Астра же думала о другом.

– У вас есть ключи от той квартиры?

– Нет. Я говорил уже… Ключи были только у нее…

– Как же вы ушли? Оставили дверь открытой?

Глебов наморщил лоб, и капельки пота поползли, задерживаясь на его красиво изогнутых бровях.

– Да, вероятно… то есть нет. Я захлопнул дверь… кажется. Она захлопывалась! Я был в таком состоянии… что… нет, точно, захлопнул.

– Вы пробовали звонить вашей любовнице?

– После того?

– До, разумеется.

– Она всегда делала это сама. Таковы были правила. Она их диктовала, я соглашался.

– Но ее номер, разве он не высвечивался на вашем мобильном?

– Высвечивался – ну и что? Я ей не звонил и не пытался ничего вынюхивать. Зачем? К тому же телефон мог быть зарегистрирован на кого угодно.

– Значит, все-таки вынюхивали.

– Да нет же! – Глебов взорвался, тем самым выдавая себя. – Я вас нанял не для того, чтобы вы меня же во всем подозревали! Простите, нервы…

«Она что-то знает, – пронеслось в его воспаленном сознании. – Что-то чувствует! Я сам полез в петлю, обратившись к ней. Как же теперь быть?»

– А она вам… звонила? Вчера или сегодня?

Он отшатнулся, на его скулах выступили желваки.

– Мертвая? Вы… шутите?

– Нисколько.

– Нет, не звонила.

Астра сделала то, чего Глебов совершенно не ожидал, – принялась есть клубнику со сливками.

– Вкусно…

У него пересохло в горле от ее вопросов. Он подозвал официантку и попросил принести воды. Та озабоченно спросила:

– Вам нехорошо?

– Нет-нет… все в порядке… Душно у вас.

Она пожала плечами. В зале было довольно прохладно.

– Мы вот что сделаем, – заявила вдруг Астра, откладывая ложку. – Поищем труп. Допустим, вы действительно видели мертвое тело. Не будем сейчас гадать, кто убийца. Допустим, вы!

Глебов хотел возразить, но сдался и глотнул воды.

– Раз тела нет в квартире, значит, его кто-то спрятал.

– И этот «кто-то» – я? Убиваю, заметаю следы, сообщаю вам о трупе, от которого избавился? По-вашему, я псих?

– Хорошо, не вы. Ваша жена. Где она могла бы спрятать тело?

Он стиснул в руке стакан, не замечая этого:

– Мне не хочется подставлять ее…

– А вы не подставляете. Мы же никуда не звоним, никого не вызываем. Я просто хочу убедиться, что мои догадки не верны. Итак, где?

Глебов повел головой, словно у него затекла шея.

– Она не дура…

– Вы бы не женились на глупой женщине.

– Да… черт! Вы приперли меня к стенке. Ну только чтобы отбросить ложную версию. У нас, вернее у Магды, есть дача в Линьковке, недалеко от города. Час езды. Это дом ее родителей, он достался ей в наследство. После их гибели она не может там находиться.

– Дом стоит закрытый?

Он кивнул.

– Вы там бывали? У вас есть ключи?

– Бывал и бываю. Это моя обязанность: поддерживать там порядок, проветривать. Магда сказала, что ноги ее там не будет. В доме все напоминает ей о тяжелой утрате. Она еще не готова… хотя прошло семь лет.

– А что, ей не по карману нанять сторожа или прислугу, которая следила бы за домом? – удивленно спросила Астра.

Глебов выдавил кривую улыбку.

– Надо знать Магду. Она и мысли не допускает, чтобы кто-то посторонний хозяйничал в «родовом гнезде». Родительский дом для нее стал чуть ли не святыней, мемориалом покойных отца и матери. Честно говоря, у меня каждый раз мороз по коже идет от их коттеджа. Настоящий склеп. И как они там жили?

– Ясно. Поехали в Линьковку.

– Прямо сейчас? – опешил он. – Так сразу?

– А чего тянуть? Вы на машине?

Глава 18

Феоктистов места себе не находил. Свидание на кладбище! Извращение какое-то. С другой стороны, Гриша прав. На могиле родителей Магда погрузится в горе… В этом состоянии любой человек – особенно женщина – беззащитен, уязвим и нуждается в поддержке, участии. Он жаждет сочувствия и невольно, на уровне подсознания потянется к тому, кто окажется рядом и разделит его скорбь.

– Она всегда ездит на кладбище без мужа, – говорил Таврин. – Я выяснил. Госпожа Глебова весьма эмоциональная дама, а ее супруг – прагматик до мозга костей. Ему непонятно, как можно столько лет подряд убиваться. Слезами мертвых не вернешь. Кстати, вы говорили ей, что были знакомы с Левашовыми?

– Нет. Зачем? Не хочу представляться ей этаким добрым дядюшкой, другом семьи. Посоветуй еще заменить ей отца!

«Было бы разумнее, чем набиваться в ухажеры», – подумал Таврин. Толстяк прочитал это в его глазах и побагровел, его отвисшие щеки затряслись от негодования. Сразу же заныли почки, сдавило в груди – наверное, давление подпрыгнуло.

– Ты меня в гроб загонишь, – простонал он и полез в карман за лекарством. – Дай воды.

Проглотив таблетку, Феоктистов тяжело задышал… Здоровье никуда не годится. Что, если он доживает последние годы? Он не может умереть, не одержав победы над Магдой, – это вдруг приобрело бульшую значимость, чем просто секс и даже финансовая прибыль, которой он посвятил лучшую часть жизни. Господин Феоктистов мог теперь позволить себе самую изысканную проститутку. Денег у него предостаточно – не успеет истратить. Но все померкло перед желанием покорить дочь Левашовых, добиться от нее взаимности. В крайнем случае, силой взять то, что не удастся получить по доброй воле! Подчинить себе именно ее, Магду. Единственную женщину на земле. Еву, созданную для него безымянным и далеким Богом, непонятным, пугающим, который готовит страшный суд. Как предстать перед ним и сознаться в своем бессилии, в своей несостоятельности?

Начальник службы безопасности стоял, качаясь с носков на пятки. У него дел невпроворот, а тут амурами босса приходится заниматься. Угораздило же старикана попасть в когти к молодой львице. Эк его крючит! Небось без виагры ни мур-мур, а туда же, облизывается, как жирный похотливый кот.

«Господи! Еще удар его хватит, без работы останусь!» – со странной усмешкой подумал Таврин.

– Не стоит нервничать. Я все обдумал. На кладбище она не сможет исчезнуть, как в прошлый раз. Положите на могилу цветы, заговорите с ней о Левашовых – и она ваша.

– Я не знал Руфину и Филиппа так уж близко. У нас были общие интересы по бизнесу. Левашовы – замкнутые, застегнутые на все пуговицы люди. Их даже хоронили в закрытых гробах. Такая вот ирония судьбы! Жили затворниками: ни друзей, ни увлечений. Только дом и работа. Дочка вся в них пошла.

– Придумайте что-нибудь. Главное, завязать разговор…

Легко сказать: придумайте! Магда не похожа на других женщин, к ней особый ключик подобрать требуется. Пожалуй, Гриша рассчитал верно. Разговор о родителях она оборвать не сможет, а там, слово за слово потянется, глядишь – согласится поехать в ресторан «помянуть покойных». Выпьет, расслабится…

Хмельные мысли вскружили голову Феоктистова, или лекарство подействовало, но он повеселел, просветлел лицом.

– Ты точно время знаешь, когда она на могилку придет?

– Не извольте беспокоиться, – дурашливо, по-лакейски поклонился Таврин. – Точность, как в аптеке. Магда Филипповна предварительно созванивается с кладбищенской обслугой, чтобы они все к ее приходу приготовили: вычистили, выпололи, подкрасили. Те и рады стараться: денежки-то она им немалые отстегивает, не экономит.

Игорь Владимирович брезгливо поморщился. Дескать, лакей есть лакей, и рассуждения у него лакейские, и выражения.

– Ты меня туда отвезешь и будешь ждать в отдалении, – решительным тоном приказал он. – Не вздумай подслушивать и подсматривать! Всему есть предел, Гриша. Бывают моменты, когда человека должно оставить одного. И чтобы никаких охранников.

– Но…

– Никаких «но»!

– Слушаюсь, Игорь Владимирович.

Феоктистов сидел в кабинете, раз за разом прокручивая в уме все детали того разговора. Вроде бы все они с Гришей предусмотрели, а беспричинная тревога гложет и гложет. Этой ночью сон бежал от него, мучили боли в пояснице, одышка. Совсем сдает тело, не выдерживает нагрузок. Поехать в Германию, лечь в клинику? Потом, потом, если все сложится, сладится…

– Не люблю врачей, – проворчал он, хрипло дыша. – Залечат, угробят. Им только деньги подавай. За деньги они сто болезней придумают, чтобы текли монеты из кошельков пациентов в их бездонные карманы.

Он полез в сейф, достал купленное для Магды колье, залюбовался. Не классический вариант, а красиво – глаз не отведешь. Камни крупные, оригинальной огранки, редкого сочетания цветов. Ей понравится… Он бы хоть завтра преподнес украшение, но на кладбище неуместно, неловко. Ничего, потом.

Толстяк нажал кнопку вызова секретарши:

– Пригласи ко мне Таврина.

– Он на объекте. Там ЧП какое-то. Сигнализация отказала. Григорий Иванович сказал, что задержится. Поедет на фирму, которая датчики устанавливала, еще куда-то. Перезвонить ему?

– Не надо. Ступай.

Она скрылась, беззвучно прикрыв за собой дверь. Банкир терпеть не мог шума. Он стал таким раздражительным!

Феоктистов откинулся на спинку кресла необъятных размеров, сделанного на заказ для его тучной фигуры. В глазах потемнело, навалилась предательская слабость. Неужели он трусит? Завтра он увидит Магду, заговорит с ней…

Руки и ноги налились тяжестью, по спине побежали мурашки. Завтра все решится. Только бы Магда не оттолкнула, не ускользнула от него.

Черт с ним, с Тавриным. Пусть ездит по объектам. Сейчас не до него.

– Мне лучше побыть одному. Приготовиться…

Линьковка

Темная черепичная крыша, узкие окна, готические арки террасы.

– Я не удивлюсь, если на мансардный этаж ведет железная винтовая лестница, – сказала Астра, разглядывая угрюмое строение.

– Вы угадали.

– Наверное, и подвал имеется?

– Верно. У Левашовых там оборудована мастерская. Отец Магды любил столярничать, вытачивать из дерева разные штуки. А мать увлекалась гравюрой, сама пробовала делать клише для оттисков. Ее кумиром был Дюрер.

Глебов оставил машину за воротами.

– Мы ведь не собираемся ночевать здесь?

Астра поспешила его успокоить. Они только осмотрят все помещения и уедут.

Дом Левашовых был окружен высоким забором и матерыми елями, которые остались здесь от вырубленного леса. Никакого модного нынче «ландшафтного дизайна» с лужайками, засеянными газонной травкой, туями и декоративным кустарником. В затененных местах, куда не проникало солнце, остался почерневший снег. От калитки до крыльца вела дорожка из тротуарной плитки под камень.

«Мрачное местечко», – подумала Астра, зябко поводя плечами. Окна, забранные решетками и плотно занавешенные, напомнили ей особняк баронессы Гримм в Камышине. Вдруг показалось, что в одном окне шторы шевельнулись.

– Там кто-то есть…

– Сомневаюсь, – возразил Глебов. – Кому там быть? Вы верите в привидения?

Астра верила, но предпочла умолчать об этом. Она оглянулась в сторону пустынной улицы.

– Жители вымерли, что ли? Нигде ни души.

– Дачный поселок, – объяснил тишину и безлюдье Глебов. – Летом сюда съезжается городская интеллигенция. Дома в основном деревянные, старые. А Левашовы решили построить коттедж и проводить в нем большую часть времени. Магда жила в московской квартире практически одна. Она рано привыкла к самостоятельности. То есть… хм-м… она не особо нуждается в общении. Ей не скучно с самой собой. Я никак не мог привыкнуть к ее молчанию и нежеланию посещать светские тусовки.

– Это качество не часто встречается.

– Она то сидит дома, словно затворница, то целыми днями где-то бродит, то заболевает «музыкально-выставочной лихорадкой».

Он навязчиво повторял одно и то же – его мысли занимала лишь жена и ее странности.

– Каждый человек по-своему уникален.

До Глебова не дошли ее слова.

– У нас прекрасная аппаратура, а ей подавай исключительно живую музыку!

Возможно, он хотел скрыть волнение, охватывавшее его всякий раз, когда приходилось посещать этот дом. Или он боялся обнаружить там, внутри, что-то нежелательное? Труп, например…

– Мне не по себе, – честно призналась Астра, переступая порог. – А вам?

– Я же говорил – здесь как будто склеп… Это жилище источает пугающие флюиды. Сюда никто не сунулся, ни разу. Иногда мне приходит в голову, что Магда поэтому и не нанимает сторожа. Нечто зловещее охраняет дом лучше любого человека.

В темном холле стоял запах непроветренного жилья, пыли и какой-то химии. Астра потянула носом и облегченно вздохнула: тления не чувствовалось. Хотя в таком холоде мертвое тело может пролежать и сутки, и двое в отличном состоянии.

– Не похоже, что в доме кто-то побывал.

– Вы полагаете, убийца оставил бы повсюду свои следы?

– Ну… – Глебов не нашелся, что сказать, и повел гостью в сумрачную гостиную. – Начнем осмотр отсюда. Видите? Пусто… Будете заглядывать в шкаф? Прошу!

– Не ерничайте, Алексей.

Он со стуком распахнул дверцы – на полках лежали обернутые в целлофан вещи: вероятно, одежда, белье и прочие мелочи. Мягкую мебель покрывали чехлы из серой ткани. На столах, комодах и тумбочках лежала прозрачная клеенка. Камин зиял черной пастью топки, которая давно не видывала огня.

Убранство комнат было смесью старомодной роскоши и монашеского аскетизма: словно в доме жили два совершенно разных человека. Судя по спальне и кабинету, склонность к роскоши испытывала женщина, тогда как мужчина был крайне неприхотлив. Кое-какие предметы – пара стульев, скамья в гостиной, этажерка и табуретки – были сделаны его руками: строгие, без лишних деталей.

Глебовым все сильнее овладевала нервозность.

– Вот, полюбуйтесь! – Он подвел Астру к стене, увешанной гравюрами. – Это работы моей покойной тещи. Копии Дюрера. Дилетантские, смею заметить.

По всей видимости, именно от матери Магда унаследовала художественные наклонности и любовь к искусству. Однако от гравюр веяло черной меланхолией. Неудивительно, что дом такой неприветливый. Если его обставляла по своему вкусу Руфина Левашова…

На одной из гравюр рыцарь ехал между горами в сопровождении Смерти с песочными часами и дьяволом. На другой – старик-отшельник сидел в глубине кельи, на переднем плане лежал лев. Свет проникал в жилище святого сквозь окна – но и здесь Смерть напоминала о себе черепом и песочными часами. На третьей гравюре крылатая женщина восседала посреди разбросанных в беспорядке приборов и инструментов.

– Жизнь утекает, словно песок, – задумчиво произнес Глебов. – Ее не удержать ни подвигами, ни молитвами, ни полетом мысли. Все наши искания упираются в тупик смерти, за которым ничего нет. Неизбежный конец делает бессмысленными любые порывы.

– Почему вы решили, что смерть – это тупик?

Глебов не ответил. Он как будто прислушивался. Едва различимый шорох насторожил Астру.

– Мыши?

– Духи хозяев дома! – вызывающе произнес он. – Им не по вкусу наше вторжение.

– Не пугайте меня.

– Я еще не начинал. Вот вы считаете меня убийцей! Не боитесь, что я избавлюсь от вас прямо здесь? Свидетелей нет, а места для того, чтобы спрятать труп, предостаточно. Сейчас мы спустимся в подвал… Вы ведь обязательно должны осмотреть подвал? Для того и приехали?

В его глазах прыгали недобрые искры.

– Вы же утверждаете, что не убивали Коломбину… – скрывая нарастающий страх, вымолвила Астра. – И потом, мой друг знает, куда я собиралась поехать.

– Неужели? – Глебов криво усмехнулся. – Ладно, допустим, я действительно никого не убивал. Вы подозреваете мою жену! А я… люблю ее. Почему бы мне не встать на ее сторону? Вы уверены, что я отпущу вас, если мы обнаружим здесь труп?

– Тогда она и вас убьет. Зачем вы обратились ко мне за помощью?

Он с силой потер лоб.

– И правда, зачем? Черт… Смерть – она повсюду, рано или поздно, ее не избежать… Разве время играет какую-то роль?

– Что же играет роль?

– Любовь… Волшебный сон, который позволяет нам выносить все тяготы существования. Иногда мы забываемся и не хотим просыпаться.

Он говорил, как человек, охваченный безумием, не заботясь о том, как выглядит и что о нем подумают.

– А придется! – громко заявила Астра. – Опомнитесь, Алексей! Придите в себя…

Она чувствовала: нельзя поддаваться гнетущей атмосфере этого дома, который впитал энергию своих умерших хозяев. Коттедж в самом деле походил на музей, куда не пускают посетителей.

Глебов щелкнул выключателем, и под потолком вспыхнула люстра – три рожка из пяти.

– Лампочки перегорели, – сказал он, разряжая этими обыденными словами чересчур накаленную обстановку.

– Идемте в подвал…

– Хорошо.

Он покорно наклонил голову и пошел впереди, зажигая везде свет. Мрак рассеивался, и комнаты наполнялись живыми красками. Оказывается, здесь было много оттенков синего, от голубого до темного насыщенного индиго, и потускневшей от пыли позолоты.

– Художники-венецианцы обожали синеву и золото, – продемонстрировал Глебов понимание живописи. – Родители Магды были помешаны на Венеции и заразили ее. Кстати, тут имеется еще несколько картин.

– Я не обратила внимания… Где?

Он привел ее в небольшую комнату, похожую на галерею: диваны вдоль стен, картины, закрытые тканью, круглый столик посередине.

Глебов освободил картины от покровов, и глазам Астры предстали уже знакомые «Арлекин и дама» Сомова, какая-то актерская труппа в сценических костюмах, портрет мужчины в черной шляпе и черном одеянии с круглым воротником и портрет молодой женщины с полуобнаженной грудью.

– Она прелестна… – залюбовалась Астра. – Похожа на Джоконду…

– Да, что-то есть общее. Итальянская школа.

– Можно сфотографировать?

Не дожидаясь разрешения, она достала мобильник и сделала снимки. Глебов молча наблюдал.

– Подлинники?

– Копии, разумеется. Иначе здесь следовало бы поставить сигнализацию и поселить взвод охраны, – с раздражением ответил он. – Нет, самые ценные вещи в доме – это мебель и тряпки. Вся техника устарела, и я ее вывез. После гибели Левашовых дом охранял сосед с собакой. Потом он уехал на заработки, да и необходимость в этом отпала.

Астре стало зябко. Посещение подвала нельзя было оттягивать, и она собралась с духом, пошутила:

– Привидениям положено обитать в подземельях. Надеюсь, мы не нарушим их покой?

– Нарушим, не обольщайтесь.

Шутка получилась невеселая. Словно в продолжение, где-то в глубине коридора раздался звук, похожий на падение небольшого предмета.

– Что это? – вздрогнула Астра.

– Пойду взгляну… Оставайтесь здесь.

Она хотела удержать его, но спохватилась: негоже «ясновидящей» выказывать свой страх, тем более перед потусторонними силами. Она ведь с ними на «ты»!

Глебов ушел и пропал. Астра послушно ждала, прислушиваясь. Шаги, возня, хлопок двери… Потом все замерло, и плотная тишина окружила ее. Когда прошло несколько минут, она открыла рот, чтобы позвать Глебова, но почему-то не рискнула. Наверху, в мансарде, кто-то крадучись ходил… Топ-топ, скрип-скрип…

Женщина на портрете улыбалась, созерцая цветок в собственной руке. «Ей все равно, – позавидовала Астра. – А мне жутко!» Окна «галереи» выходили на задний двор – забор, темный частокол елей, погруженный в сумерки лес. Холодно, сыро, туманно.

Она сунула руку в карман куртки и нащупала корешок. Альраун приведет ее… куда надо. Она двигалась наугад, и ноги сами принесли ее к лестнице, которая вела вниз, в подвал. Будь на ее месте Шерлок Холмс или мало-мальски подкованный детектив, он бы заметил смазанную пыль на перилах и каменных ступеньках…

Астра забыла не только о чьих-то следах, но даже об электричестве и двигалась на ощупь. Дверь в подвальное помещение оказалась открытой. Запахло мышами, деревом и химикатами – очевидно, для обработки древесины или вытравливания клише для гравюр. Удивительно, что ее ум работал четко и ясно, тогда как душа ушла в пятки. Какие-то красные глаза наблюдали за ней из темноты. Она шарахнулась…

– Ф-фу-у, это же выключатели с подсветкой…

Щелчок – и дневные лампы залили подвальное помещение болезненным голубым сиянием. Стеллаж с инструментами, ящики, столярный стол, какой-то станок. А на полу распластала пестрые крылья огромная мертвая бабочка…

Астра закричала и ринулась вверх. Дверь не поддавалась – кто-то ее закрыл с обратной стороны. Глебов? Все-таки он убийца!

Она не стала колотить по двери кулаками и вопить: «Выпустите меня!» – лишь прислонилась к стене и замерла, боясь оглянуться и увидеть неподвижно лежащую бабочку…

Глава 19

Кладбище ранней весной и поздней осенью наводит особенную беспросветную тоску. Каждый камень, каждый голый куст и черная лужа кричат о неумолимой доле всех живущих – превратиться в прах, в землю, в мириады первозданных частиц, в строительный материал вселенной. Молчаливые надгробия сопровождают путника, напоминая ему, что и он закончит таким же образом.

Несмотря на это, немалое число людей находят в кладбищенской атмосфере странное умиротворение. Насущные проблемы кажутся не столь важными в преддверии вечности, а успехи, равно как и неудачи, теряют здесь всякий смысл.

Не так относился к кладбищу Николай Казаринов. Его впечатлительная натура находила в смерти печальную красоту и поэтическую эстетику. Ему очень нравился памятник, который поставила на могиле родителей Магда. Сразу видны хороший вкус и чувство меры. Строгий светло-серый мрамор и повернутые друг к другу профили мужчины и женщины на черных медальонах. Не банальные овалы или выбитые по фотографиям «портреты», не претенциозные бюсты, тем паче не громоздкие и нелепые скульптуры. Все скромно, в стиле античной камеи. Магда умница, сумела устоять против дорогого проекта, который ей навязывали. Некоторые люди умудряются и на кладбище устроить парад тщеславия.

Казаринов был слегка под хмельком. Он прятался между высоким массивным надгробием и памятником в виде дерева с обрубленными ветками, поджидая Магду. Сегодня, в годовщину гибели родителей, она обязательно придет сюда.

Моросило. За оградами зеленели туи и елочки, на чугунных завитках висели капли. Усыпанная гравием аллея была безлюдна. Вот прошагал мимо самоуверенный толстяк в распахнутом модном пальто. Ему жарко, отвисшие щеки пылают. Под пальто – сшитый на заказ костюм, светлая рубашка и розовый галстук. «Вырядился, как на банкет! – разозлился художник. – Наверняка благоухает туалетной водой за триста гринов. А я никак из долгов не вылезу!»

Толстяк скользнул вокруг ленивым взглядом и остановился неподалеку от Казаринова. Тоже ждет кого-то? В отличие от художника его раздражало не благополучие других, а слякоть и моросящий дождь.

Казаринов увидел Магду, идущую по аллее, и сразу забыл о толстяке. Магда! Как она хороша в черном жакете и вуали, с букетом белых цветов…

Он не собирался подходить к ней, заговаривать, нарушать ее уединение. Она любила стоять, взявшись руками в черных перчатках за литые острия ограды, и мысленно беседовать с матерью и отцом. Что она им говорила? Что они ей отвечали?

Казаринову было достаточно видеть ее так близко – беззащитную, безутешную в своем горе… Этих драгоценных минут, наполненных ею, хватало, чтобы пробудилось его творческое вдохновение и он смог написать картину – пейзаж, натюрморт. Без нее он становился пустым, как ореховая скорлупа, бездарным, не способным создать стоящую вещь…

Магда никого и ничего не замечала. Она подошла к мраморной плите и положила цветы. Не поставила в железную вазу, а рассыпала крепкие молочно-белые розы на длинных ножках – много роз.

Казаринов был настолько поглощен Магдой, что удивился, когда рядом с ней словно из-под земли вырос нарядный толстяк. Когда он успел подойти? Магда с неохотой отвечала ему. Они говорили тихо. Магда – не глядя на толстяка, а тот – пожирая ее глазами. Он настаивал на чем-то, она отрицательно качала головой.

Магде стоило пошевелить пальцем, и художник бросился бы ей на помощь, но она не подозревала о его присутствии. Толстяк наклонился и положил у подножия памятника несколько гвоздик… Ну, ясно! Задабривает, подлизывается… Нашел место, где приставать к женщине. Кладбище! Совсем совесть потеряли буржуи. Вконец оборзели!

Магда отошла от могилы, мужчина двинулся следом.

Казаринов закипал, кровь, хмель и обида забурлили в нем. Почему одним все позволено, а другим – ничего? Где высшая справедливость? Даже в любви, в этой благодати божьей, существует неравенство. Только смерть неподкупна…

Он готов был продать душу дьяволу, лишь бы тот пообещал ему благосклонность Магды. Почему он беден, как церковная мышь… а Глебов, наглый и напыщенный тип, имеет все? Почему этот безразмерный господин в пальто сорит деньгами, а талантливый живописец считает копейки? Почему лучшее в этом мире достается негодяям, а праведники прозябают в нищете и бесправии? Куда смотрит Бог со своих лазурных небес?

Пока Казаринов задавался риторическими вопросами, толстяк догнал Магду и взял ее за руку. Она резко высвободилась, что-то воскликнула – приглушенно, негодующе.

– Мерзавец! Жирный вонючий боров! Что он себе позволяет? – процедил сквозь зубы художник.

Между тем толстяка не обескуражил отпор, скорее привел в раж. Он навис над Магдой всей своей тушей и схватил за плечи. Казаринов вытянул затекшую шею – ему закрывало обзор безобразное каменное дерево, водруженное на чьей-то могиле невежественными потомками. Додумались! Они бы еще ростральную[13] колонну установили!

Толстяк наступал, Магда оборонялась. Она не кричала, лишь закусила губы и отбивалась изо всех сил. Казаринов расширил ноздри, казалось, что он слышит запах пота этого агрессивного животного, накинувшегося на хрупкую женщину…

Магда выхватила что-то из сумочки и замахнулась. Боров дернулся, его перекошенное лицо побагровело, изо рта вырвался хрип, и туша завалилась назад, навзничь, прямо на кучу прелых листьев. Женщина воспользовалась моментом и побежала прочь по аллее, не оборачиваясь…

Казаринов хотел было догнать ее, утешить, успокоить, но что-то удержало его. Жадное, злое любопытство пригвоздило его к месту. Захотелось посмотреть, как боров будет подниматься, отряхиваться, как пойдет к машине в измазанном грязью пальто… Наверняка неподалеку его ждет иномарка с персональным водителем, а то и с охраной. Что он предпримет? Как станет вести себя?

Толстяк продолжал лежать. Художнику были видны только полы его пальто и ноги в туфлях с кожаными подошвами. Странно, как до сих пор не набежали телохранители. Неужели он явился на кладбище один? Быть такого не может.

И правда, спустя несколько минут, словно выждав положенное время или спохватившись, откуда-то сбоку выскочил бравый мужчина, оглянулся вокруг и приблизился к расплывшейся туше.

«С таким весом борову самому не встать. Отожрался, как на убой, – мстительно подумал Казаринов. – А орать, звать своих „шестерок“ стыдно. Вот он и валяется, пока они сами не прибегут да под белы ручки не поднимут хозяина. Деньги-то отрабатывать надо!»

Между тем охранник склонился над боровом, и до художника донесся забористый мат. Мужчина встал, внимательно посмотрел по сторонам, словно ища кого-то. Магду, что ли? Его тяжелый пронизывающий взгляд остановился на Казаринове. Тот вжался в мокрое, изборожденное трещинами надгробие и затаил дыхание.

Мужчина отвернулся и присел около туши на корточки. Конечно же, он не заметил свидетеля позорной для хозяина сцены. А то бы…

Казаринов предпочел не думать, как мог отреагировать этот грозный тип. Главное, чтобы он не позвал сюда остальных. Художнику хотелось испариться, провалиться сквозь землю – пусть даже в какую-нибудь могилу! Покойников он не боялся. Живые куда опаснее.

Охранник возился с неповоротливой тушей. Еще бы! Такого поднять непросто. Странно, что боров не издает никаких звуков, даже не кряхтит. Может, он без сознания? Головой ударился, когда падал? И тут Казаринов вспомнил, как грубо, грязно выругался мужчина над телом своего тучного господина. Значит, был уверен, что тот его не слышит… Это что же выходит?

У Казаринова дух перехватило от страшной догадки. Выходит, Магда его зашибла! Но она только защищалась, все получилось ненароком. Не надо было борову лапать ее! Она не хотела. Несчастный случай…

Он ощутил, что замерз и трясется в ознобе. Хмель выветрился, зубы выбивали мелкую дробь.

Таврин сразу все понял, увидев убегающую по аллее женщину в трауре. Магда дала боссу от ворот поворот. Хорошо, что он не послушался Феоктистова и не остался в машине. Тот небось рвет и мечет, пожалуй, еще инфаркт его хватит или удар. Поколебавшись, появляться на глаза банкиру или нет, начальник службы безопасности решил удостовериться, что с тем все в порядке.

– Это моя прямая обязанность, – пробормотал он, покинув свое убежище и приближаясь к памятнику Левашовых. – Где вы, Игорь Владимирович? Я в прятки играть не намерен!

Лежащее тело, бледные щеки и остекленелый взгляд босса сказали Таврину, что он, кажется, опоздал – старый ловелас был мертв. Бесполезно вызывать «Скорую», делать искусственное дыхание, поднимать шум…

«Я не уберег его и погубил свою репутацию, – хладнокровно подумал Григорий Иванович. – Эта женщина убила его! Он сам нарывался…»

Опустившись на корточки возле толстяка, Таврин увидел витую рукоятку итальянского стилета. Он отлично разбирался в холодном оружии, впрочем, как и в огнестрельном.

* * *

Астра устала стоять у холодной стены и заставила себя повернуться к мертвой Коломбине. Разве она не за этим приехала сюда? Вот и ответ на вопрос, где труп – в подвале дачи Левашовых. Женщину кто-то убил и привез сюда. Или она с самого начала лежала здесь, а Глебов просто придумал всю эту историю, чтобы заманить Астру в Линьковку.

– Я попалась, как самая последняя дура, – сокрушалась она. – Проглотила наживку. Глебову осталось только тянуть леску. Он умело разыграл меня. И вот мы обе здесь: загадочная Коломбина и доморощенная «провидица».

Ругая себя, она гнала душный липкий страх. Настоящий детектив быстро определил бы, где убили Коломбину – тут, в подвале, или в другом месте, – но Астра не имела навыков криминалиста. Это вообще не ее метод: улики, следы, экспертизы, анализы.

Она вспомнила о мобильном телефоне, радостно встрепенулась. Увы, напрасно. Из подвала она никуда не дозвонится – нет сети. Ее никто не найдет.

– Я сойду с ума…

Астра вскочила и обошла вокруг Коломбины. Складки широкого платья скрывали ее позу, голова была повернута набок, глаз слегка приоткрыт… Вблизи она мало походила на бабочку – окоченевшая мертвая женщина с серым лицом и бескровными губами. Астра смотрела на нее так долго, что зарябило в глазах. Свет мигал, и она задохнулась от ужаса, что лампы могут погаснуть и наступит темнота… Только не это!

Платье Коломбины шевельнулось, зашуршала пышная юбка…

«Крысы!» – молнией вспыхнуло в голове Астры.

Но все было гораздо хуже. Коломбина неуклюже попыталась подняться, словно поломанная кукла наследника Тутти из сказки «Три толстяка».

Астра закричала, закрыла лицо руками.

– Не бойся, – прошептал кто-то ей в ухо. – Она не может причинить тебе вреда. Есть кое-кто пострашнее.

– Альраун, миленький, выведи меня отсюда!

Мандрагоровый человечек протянул ей высохшую ручку и увлек за собой в глубь подвала.

– Здесь запасной выход, – обернулся он. – Поторопись. Через минуту он закроется.

Астра нырнула следом за ним в клубящуюся темноту. Они пошли по бесконечной винтовой лестнице…

– Вставай, дорогая! – произнес мужской голос, и перед ними забрезжил свет. – Обед проспишь!

Она открыла глаза. Матвей стоял у окна, раздвигая шторы и впуская в комнату пасмурный день, который показался Астре ярким и солнечным.

– Какой я видела кошмарный сон! Глебов запер меня в подвале с трупом…

И тут же сообразила, что это случилось с ней наяву. Она доверилась Глебову и поплатилась за свою беспечность. К счастью, Матвей решил подстраховать ее и ждал в машине у «Миранды», а потом поехал в Линьковку. Если бы не он…

– Признайся, ты приревновал меня к клиенту.

– Скажи спасибо.

Астра была права. Матвей поймал себя на недовольстве тем, что она проводит время с другим мужчиной – молодым, умным, способным нравиться. Ему хотелось повесить на Глебова все грехи, обвинить его во лжи, в притворстве, в далеко идущих расчетах, даже в психическом расстройстве, лишь бы принизить в глазах Астры. Карелиным завладело мелкое, гадкое ощущение собственной неполноценности, которое он так презирал в других, – он впервые ревновал и постиг всю разрушительность этого чувства. В данных обстоятельствах оно послужило на пользу, однако оставило неприятный осадок.

– Где ревность, там и любовь… – захихикала Астра. – Ты подкарауливал нас у кафе? Как лестно!

– Не подкарауливал, а ждал. Собирался отвезти тебя домой. Кто ж знал, что вы отправитесь в дачный поселок?

– Зачем же ты поехал следом?

– Испугался за тебя.

– Врешь!

– Ладно, вру. Любопытно стало: куда это вы покатили?

– Уж не в логово ли опасного маньяка? – съязвила Астра.

– Надо было оставить тебя в этом логове, – усмехнулся Матвей. – Для профилактики.

Они состязались в упрямстве – такая странная любовная дуэль.

– Как ты догадался, что я в подвале?

– Разве ты не посылала мне телепатических сигналов?

– Издеваешься? У меня мозги застыли от страха!

Матвей ехал за серебристым «мерсом» Глебова по городу почти впритык, но на подмосковном шоссе вынужден был пропустить вперед пару машин, а когда свернули на проселок, и вовсе отстал. Двигался он осторожно, старательно объезжая раскисшие колдобины – чудом не увяз. В Линьковке улицы были пустынны и хорошо просматривались. Матвей оставил машину в глухом тупичке, где земля еще не оттаяла, и пошел пешком. Та часть дачного поселка, куда повернул Глебов, оканчивалась лесом.

Он издалека увидел «мерс», нашел удобное место для наблюдения и стал ждать.

Матвей не отдавал себе отчета, чего он ждал. В доме, одно за другим, зажигались окна, и он удивился, что здесь не обрезали электричество. Плотные шторы – бордовые и синие – были задернуты. Что за ними происходит, он мог только гадать.

– А если бы меня убили?

– Ты хотела, чтобы я ворвался, как Джеймс Бонд, и устроил переполох?

– Нет, но…

– В следующий раз будешь предупреждать, прежде чем переться черт знает куда, черт знает с кем!

– Я сама не ожидала от себя такой прыти. Ехать, и все! Честно говоря, я не думала, что Глебов согласится. Хотела проверить его реакцию.

– Проверила?

Она опустила глаза. Ей не пришло в голову, что клиент закроет ее в подвале. От него исходила тревога, но не опасность.

– Интуиция меня подвела. Он оказался хитрее, чем я предполагала.

Матвей вспомнил, какие дурные мысли одолевали его, пока он маялся в кустах за соседним забором. Лицо пылало, руки чесались дать этому наглецу Глебову в лобешник, чтобы неповадно было. А что не повадно? «Сколько можно находиться в пустом нетопленом доме? – стучала в висках ревность. – Наверняка любезничают там друг с другом. Астра строит глазки, улыбается. Глебов распускает перед ней хвост, как павлин! При этом оба делают вид, что занимаются расследованием. Преступления нет, а расследование есть!»

Он вымок, разозлился, потерял бдительность и едва не прозевал «объект». Глебов соскочил с крыльца, озираясь, и побежал за дом… Что это с ним? Такое поведение озадачило Матвея. Сгущался туман, он вышел на улицу, не боясь быть замеченным. Серебристый «Мерседес» покрылся мелкими каплями.

В коттедже продолжал гореть свет. Глебов не появлялся. Вероятно, перемахнул через забор… Где же Астра? Он уже без всяких предосторожностей кинулся в дом, позвал ее. Громко. Еще громче.

Где-то внизу раздался глухой стук и крики. Показалось? Нет. Он прислушался, побежал на звуки, в три прыжка преодолел ступеньки и рванул дверь. Не поддается. Черт! Ключ торчит в замке. Щелчок – и в лицо ударил запах опилок, химикатов и тлена. Матвей всегда отличался остротой нюха.

– Астра!

Этот негодяй закрыл ее в подвале вместе с мертвой женщиной. Вот тебе и доктор-смерть!

Она не поверила своим глазам…

– Ты? – Астра прильнула к нему, сотрясаясь от дрожи. – Откуда? Как ты меня нашел? Я думала, мне показалось…

– У твоего клиента окончательно башню снесло, – заявил он. – Куда он понесся, как угорелый? В лес?

– З-здесь труп К-коломбины…

– Вижу, не слепой.

На полу рядом с Коломбиной валялась маска с золотистыми узорами по бокам.

– Давай уносить ноги, пока он не вернулся.

Матвей не стал спорить. «Мерседес» Глебова стоял за воротами, значит, хозяин не намеревался уходить далеко. Не бросит же он машину?

– По-моему, нам следует вызвать милицию.

– Не сейчас! Не здесь…

Она уговорила его повременить. Оттого, что мертвое тело пролежит в подвале еще сутки, ничего существенно не изменится.

– Я хочу понять, на что рассчитывал убийца. Зачем он или она притащили труп на дачу Левашовых?

– Да, не самое удачное место, – согласился Матвей. – Кстати, у тебя был с собой мобильник? Почему ты мне не позвонила?

– Из подвала? Туда сигнал не проходит.

– Ладно. Идем быстрее.

Уже выезжая из Линьковки, он покосился на Астру, которая никак не могла успокоиться.

– Во всяком случае, теперь у тебя хотя бы есть повод для расследования – убийство! Ты уверена, что мы поступим правильно, если дадим преступнику улизнуть?

У Астры крутилась в голове какая-то деталь, но пережитый страх путал мысли:

– Меня не покидало ощущение, что в доме кто-то есть.

– Выгораживаешь Глебова? Они с женой заодно.

«Пассат» тряхнуло, и Матвей выругался сквозь зубы. Застрять посреди леса не входило в его планы.

– Российский народ от плохих дорог озверел, поэтому и срывает зло на тех, кто под руку попадется. Я бы тоже убил сейчас какого-нибудь местного чиновника. С чувством глубокого удовлетворения…

Он ворчал, Астра пила коньяк из фляги, которая лежала в бардачке. У нее зуб на зуб не попадал. Добравшись до дома, она закрылась в ванной и долго стояла под горячим душем, смывая запах подвала и мертвой плоти. А потом забылась тревожным сном.

Они с Матвеем даже не успели все как следует обсудить. Но Коломбина оказалась тут как тут, пришла в ее забытье – изжелта-серая, со свалявшимися волосами, в нелепо яркой одежде…

– Теперь меня каждую ночь будут преследовать ужасы?!

Матвей погладил ее по голове, как маленькую девочку.

– Думаю, это пройдет.

– Половина сна – настоящая, а половина… Бр-рр-р! Жутко вспомнить.

Астра встала и завернулась в махровый халат, старательно избегая думать о страшном подвале. Она могла бы если не остаться там навсегда, то как минимум провести кошмарную ночь.

На кухне пахло жареной яичницей. Астра опрометчиво потянула носом, и тут же к горлу подкатила тошнота.

– Открой окно…

– Всыпать бы тебе хорошенько! – бубнил Матвей. – Холодильник пустой. Кроме яиц и ветчины в банке, ничего не нашел. Чем ты питаешься?

– Мне некогда готовить.

Она заставила себя немного поесть, борясь со спазмами в желудке. Надо было принимать какое-то решение, звонить Борисову, сообщить ему о трупе. Он придумает, как правильно поступить.

– Левашовых хоронили в закрытых гробах. Может, они живы?

Глава 20

Жена Таврина поставила на стол тарелку горячих котлет и спагетти.

– Тебе с кетчупом?

Завтра утром им должны были привезти новый кухонный гарнитур. Только что позвонили, предупредили. Надя разливала чай. Таврин молча, без аппетита жевал.

– Ты останешься? – спросила она. – Поможешь расставить мебель?

Он отложил вилку и посмотрел на нее с недоумением.

– Я же сказал, не могу!

– Опять работа? – взорвалась жена. – Твоя чертова работа! Когда, наконец, ты перестанешь пропадать сутками? Я забыла, как это – спать с собственным мужем! Не говоря уже о прочих делах. Кран протекает… старые шкафчики надо снять со стен, разобрать мойку. Грузчики не станут все это делать. Они притащат ящики, и поминай как звали. Потому что мы ничего не подготовили.

– Хватит! Скоро я вовсе перестану ходить на работу, которую ты так ненавидишь. Мой босс приказал долго жить. Сегодня… практически у меня на глазах!

Надя ахнула и прижала ладошку ко рту.

– Феоктистов?

– Он самый. Я отвез тело в морг, два часа проторчал в милиции… отвечая на глупейшие вопросы. Там мне изрядно потрепали нервы, теперь за это взялась ты. На какие шиши ты собираешься покупать себе шубку, если я перестану «пропадать сутками»? На учительскую зарплату?

– Как он… как это произошло? Где? Прямо в офисе?

– На кладбище. Судьба сыграла с ним мрачную шутку.

– На кладбище?..

«У него там было свидание… с молодой красивой женщиной. Роковое свидание!» – чуть не вырвалось у Таврина. Он растянул губы в улыбке, похожей на гримасу.

– Его убили. А меня будут таскать на допросы и винить в его смерти. «Вы могли предотвратить! – передразнил он воображаемого собеседника. – Вы не должны были оставлять его одного!» Как же не оставлять, когда он сам приказал близко не подходить… Попробуй ослушайся!

– Так он… убит?

– Убит! Ножом в сердце… вернее, стилетом. Красивая штука. Приметная.

Котлеты остыли, кетчуп на макаронах казался пятном крови. У Нади тоже пропал аппетит, она отодвинула от себя тарелку.

– Господи… как же это? Кто его… а?

– Преступники, надо полагать… Злодеи. Охотники за чужими кошельками.

«Дамочка, по которой он с ума сходил, – подумал Таврин. – Влюбился до смерти! Вот уж дословная правда».

Надя уставилась на него, кусая губу:

– У тебя… будут неприятности?

– Ха! Слабо сказано. Феоктистов стал жертвой собственной неосторожности, а мне теперь отмывайся, оправдывайся. Кому нужен начальник охраны, который не уберег клиента?

Таврин умолчал о том, что он же сам и устроил банкиру свидание на кладбище. Поднажмут менты на Надьку, и продаст она законного супруга! Бабам доверять нельзя. Поди потом доказывай, был сговор или не было. Конспирация, над которой он посмеивался, пришлась как нельзя кстати. Закладывать Магду Глебову он не спешил. Никто ведь не знает, с кем собирался встретиться покойный Игорь Владимирович и, вообще, зачем он приехал на кладбище. Возможно, могилку какую-нибудь проведать. Следствие не докопается, и отлично. Можно будет раскрутить Магду на кругленькую сумму. Докопаются – он найдет способ выпутаться. В конце концов, Феоктистов, как каждый человек, имеет право на личную жизнь и на тайну своих отношений с дамами. Он не обязан докладывать начальнику охраны, куда и зачем идет.

Оперативнику Таврин сказал почти правду – босс приказал ему оставаться в машине. Он ждал, потом забеспокоился и пошел взглянуть, все ли в порядке. А господин Феоктистов уже…

Ему поверили. Свидетелей происшествия, к счастью, не нашлось.

Криминалисты склонялись к версии ограбления. Дескать, злоумышленники часто промышляют в дальних закоулках кладбища: увидели прилично одетого человека, накинулись и убили, только обчистить не успели – начальник охраны их спугнул. Стройная крепкая версия. Орудие убийства, правда, малость в нее не вписывается. Но преступный мир меняется, ворует кто угодно – отпрыски богатых родителей, дабы пощекотать себе нервы; наркоманы, чтобы купить дозу; азартные игроки, чтобы расплатиться с долгами; проститутки. Так что все возможно. Одни граждане лишают себе подобных жизни кухонными ножами, другие – изящными кинжалами. У кого какие вкусы.

Со следами ментам не повезло – на гравии, которым была усыпана аллея, их не разглядишь, а окурков или квитанций убийца, как назло, не обронил.

У следователя отлегло от сердца, когда Таврин сообщил, что родственников у Феоктистова нет: какая-то седьмая вода на киселе в забитой провинции и бывшие жены. Значит, морочить голову следственным органам, требовать разных экспертиз, будоражить прессу и писать жалобы начальству никто не станет. Это главное.

Тело отправили на вскрытие, а начальника службы безопасности отпустили.

– Тщательнее надо было приглядывать за работодателем, – саркастически ухмыльнулся оперативник. – Если всплывут дополнительные обстоятельства дела, мы вас вызовем.

– Угу.

Стилет с витой рукояткой остался у криминалистов, но Таврин предусмотрительно заснял его камерой мобильного телефона – торчащим в груди господина Феоктистова. Пригодится. «Теперь Магда у меня в руках, – с удовольствием констатировал он. – Ей не отвертеться».

Разумеется, жене он ничего этого говорить не стал.

Надя охала, ахала, даже всплакнула, хотя в глаза не видела Феоктистова и знала его только со слов мужа.

– Ты чего ревешь? – изумленно спросил он.

– Как «чего»? Жалко же человека…

Подмосковная усадьба Братцево, XVIII—XIX век

Многочисленная родня графини не слишком строго осудила «красавицу Катеньку». Сама государыня не устояла перед чарами Ивана Римского-Корсакова. Чудо как хорош молодой генерал: высок ростом, статен, а лицо – хоть картину пиши. Манеры преизящные, на скрипке играть обучен и певец отменный. Ни дать ни взять – бог любви!

В салонах Петербурга и московских великосветских гостиных вовсю судачили о романе, вспыхнувшем между женой графа Строганова и отставным фаворитом.

– Глаза у него – черные, цыганские, жгучие… – шептались дамы. – Говорят, темпераменту необыкновенного. От одного поцелуя можно прийти в изнеможение…

Приятельницы графини завистливо вздыхали, обсуждая скандальную пару.

– Катерина Петровна много старше любовника…

– Подумать только, десять лет разницы!

– А граф-то без бою отступился, отдал жену…

– Еще и подмосковное имение Нарышкиных для нее приобрел!

– Чтобы они уехали поскорее с глаз долой…

– Я бы хоть сейчас все бросила и укатила на край света с этаким кавалером…

Влюбленные без колебаний оставили высший свет и уединились в Братцеве. Барский дом стал для них тихим уголком, где они прожили в безмятежном счастии долгие годы. Не расставаясь ни на день!

Дети их, рожденные в незаконном браке, по обычаю того времени не могли унаследовать дворянских прав, они получили другое отчество и фамилию Ладомирские. Все же император Павел I пожаловал им дворянское достоинство, и судьба их устроилась как нельзя лучше: сын – Василий Ладомирский – сделал карьеру, дослужившись до высокого чина, одна дочь была выдана замуж за князя Голицына, другая – за камергера Нарышкина.

Усадьба Братцево перешла от отца по дарственной Василию Ладомирскому, который женился на княжне Софье Гагариной, и в доме закипела новая жизнь.

– Маменька была хлебосольной хозяйкой, – говаривал Василий. – Даже когда у нее отнялись ноги, принимала гостей и развлекала их, как могла. Она превосходно умела вести беседу, а папенька ни на шаг от нее не отходил.

Ладомирские поддерживали традицию родителей: по праздникам к ним съезжались соседи и знакомые. Подрастали дочери, которых пора было выводить в свет.

Однажды летом Софья Федоровна затеяла бал-маскарад с фейерверком, катанием на лодках и ужином на воздухе для молодежи. В парадном зале вымыли окна, натерли паркет до зеркального блеска. Приглашенные музыканты настраивали свои инструменты. Люстры в доме пылали сотнями свечей. Для гостей почтенного возраста в карточной комнате приготовили ломберные столики.

Маскарад удался. Не только девушки и молодые холостяки, но и некоторые семейные пары не отказали себе в удовольствии нарядиться в маскарадные костюмы. Танцевали, играли в фанты, дурачились… Вездесущий Арлекин потешал публику своими акробатическими трюками и под шум и хохот нахально приставал к дамам. «Турчанки», «пастушки» и «боярышни» придирчиво рассматривали друг друга – у кого платье богаче и прическа замысловатее – и боязливо вздрагивали, когда мимо них скользила загадочная и мрачная фигура в черном домино. Королевой бала выбрали Коломбину…

– Поехали кататься! – предложил хозяин.

Синяя ночь благоухала резедой и жасмином. В темной воде пруда дрожали звезды. Лодки, облитые луной, пустились наперегонки. Скрипели уключины, весла с плеском опускались и поднимались, вздымая фонтаны голубых брызг…

– Победителю – приз! Поцелуй Коломбины!

Кто-то украдкой обнимался, кто-то любовался лунной дорожкой, кто-то налегал на весла. Другие азартными криками подбадривали отстающих. Эхо далеко разносило по парку голоса, смех… В аллеях гулял теплый ветер.

Арлекин искал глазами Коломбину. Где же она? В какой лодке?

Тем временем на втором этаже дома, в библиотеке, собралась веселая компания – две девушки и молодой человек приятной наружности. Это были хозяйская дочь Софи с подругой и ее старший брат Иван, которого назвали в честь деда.

– Жан, – на французский манер обратилась к нему подруга сестры, одетая в платье Коломбины. – Ты обещал показать шкатулку! Я сгораю от нетерпения…

– Папа запретил нам прикасаться к ней. Это реликвия нашей семьи.

– Но Жан, пожалуйста! Правда, что ваш дедушка Римский-Корсаков хранил в ней письма и записки самой императрицы Екатерины? Говорят, они были…

– Тс-сс! Ни слова больше.

Коломбина надула пухлые розовые губки.

– Ты обязан подчиняться королеве бала, – капризно протянула она. – Сегодня все должны выполнять мои желания!

– Жан, – захныкала Софи, – я тоже хочу посмотреть. Там еще лежат волшебные часы, подарок государыни. Маменька мне показывала!

Девушки чуть ли не со слезами умоляли его.

«Папа не узнает, – подумал Иван, сдаваясь. – Он сейчас готовит фейерверки и не придет в дом, пока не вернутся гости – он хочет встретить их взрывом огней. Не будет ничего худого, если я достану шкатулку».

– Закройте глаза, негодницы!

Они послушно зажмурились. Иван повернулся к ним спиной, открыл потайную дверцу за шпалерой и вытащил на свет увесистый ларец, инкрустированный слоновой костью, бронзой и эмалью. Крышка приподнялась, когда он нажал на пружину. Казалось, что пожелтевшие листы все еще пахнут духами императрицы. Сверху лежали песочные часы – темно-синие колбы в позолоченном корпусе…

– Это совсем не те часы! – ужаснулся он. – Те были…

Как-то вечером, незадолго до смерти, дед посадил его к себе на колени и показал часы на цепочке. В последний год он полностью погрузился в прошлое: то часами просиживал перед портретом покойной жены, то перебирал письма влюбленной царицы. В его жизни были две женщины, две Екатерины…

– Это первый подарок государыни… Видишь, тут ее портрет, написанный на эмали? А на цепочке – жемчужины. Красиво?

– Да!

До сих пор Иван Ладомирский был уверен, что в шкатулке вместе с письмами хранятся те самые часы. Он не особенно интересовался отношениями дедушки и Екатерины II. В семье неохотно вспоминали эту историю. С бабушкой тоже было не все гладко. Екатерина Петровна носила фамилию первого законного мужа – графа Строганова, и брак ее с Иваном Николаевичем церковь не освятила. Сие обстоятельство не помешало их любви, но легло тенью на репутацию потомков.

– Эти часы императрица подарила дедушке на прощанье! – выпалила Софи. – Они ей достались от какого-то французского вельможи в виде презента. Вроде бы ими пользовался астролог королевы Франции. Мне маменька говорила. Царица Екатерина называла время самым страшным врагом, которого только любовь способна обезоружить. Она протянула дедушке часы астролога со словами: «Вдруг звезды сведут нас еще когда-нибудь, мой друг? Погляди-ка на сих голубков, как они нежно соприкасаются клювами…»

Старший брат пропустил девичьи рассуждения мимо ушей. Коломбина же, напротив, слушала Софи, затаив дыхание.

– Каких голубков?

– Вот, видишь? – Ладомирская бережно взяла в руки часы. Песчинки с неуловимым шелестом потекли из одной колбы в другую. – Птицы изображены здесь с величайшим искусством.

Подруга с волнением наблюдала за песчинками. Золотистые голубки на толстом синем стекле колб словно передавали их из клювика в клювик…

– Они целуются… – зачарованно прошептала Коломбина.

– Поцелуй Вечности! – скептически ухмыльнулся Иван. – Мечта всех сентиментальных девиц. Вы еще всплакните! Все, хватит. Давайте сюда сию вещицу…

Он решительно отобрал у сестры часы. Ему казалось, кто-то незримо наблюдает за ними. Должно быть, призрак дедушки Римского-Корсакова, недовольный тем, что они без спросу залезли в заветный ларец. Но как же его спросишь, ежели он давно умер?

Вдруг совершенно явственно скрипнула дверь в библиотеку.

– Маменька идет! – испуганно пискнула Софи. – Прячь все поскорее, братец!

Коломбина с жадным любопытством следила за ним из-под опущенных ресниц. Она приметила шпалеру, под которой находился тайник.

– Мама? – вопросительно произнес Иван.

Никто не откликнулся. Софи выглянула в окно.

– Идемте вниз, – заторопилась она. – Наши возвращаются с катания на лодках. Сейчас будут стрелять огнями…

Она побежала вперед. В ночное небо взлетел первый фейерверк, озаряя дом и парк кровавым заревом. Из карточной комнаты высыпали игроки. У фонтана мраморные Венера с Амуром приобрели рубиновый оттенок. Новый залп – и они стали изумрудными…

Гости весело кричали и хлопали в ладоши, приветствуя победителя лодочных гонок.

– Где же мой приз? – комично оглядывался Арлекин.

Лакеи разносили бокалы с охлажденным шампанским. Запах пороха смешивался с ароматом сада и разгоряченных тел. Грохот фейерверка сопровождали смех и вопли восторга. Никто не заметил, как Арлекин пустился на поиски королевы бала…

Ее платье из пестрых лоскутков атласа на секунду высветил между деревьев очередной залп, взорвавшийся в небе желтыми султанами и рассыпавшийся на отдельные искры.

Арлекин догнал ее у оврага: на краю, за кустами орешника, горел большой костер, раздавались приглушенные голоса. Вероятно, дворня по-своему веселилась, подражая господскому празднику. Над мостиком клубился туман, подсвеченный луной. Коломбина на секунду заколебалась, но скользнула вперед…

– Эй! – окликнул ее Арлекин. – Ты забыла, что должна мне поцелуй!

Она судорожно оглянулась и вскрикнула от страха. Ей вдруг отчетливо представилась картина неминуемой гибели – Арлекин достает из-за пояса нож и вонзает ей в грудь…

– Нет, нет…

– Да, да! – передразнил он оцепеневшую от ужаса Коломбину. – Поцелуй – он мой!

Королева бала исчезла в тумане. Он кинулся следом и почти налетел на нее, дрожащую, бледную.

– Ты сделала то, о чем я тебя просил?

– Мне страшно…

– Где часы? Тебе удалось?

Коломбина ясно осознала: как только она отдаст часы, ей конец. Он убьет ее.

– У меня их нет…

– Это мы сейчас проверим.

Арлекин со свирепым видом схватил ее за руку. Он дышал яростью, она сопротивлялась.

– Не дергайся, детка!

Над парком, заливая все вокруг малиновым светом, рассыпались огни фейерверка. Впереди, на мостике, навстречу Коломбине и Арлекину двигалась странная фигура…

Такого наряда они не видели ни на одном из гостей. Песчинки отсчитывали последние мгновения жизни Коломбины…

«Если я не избавлюсь от часов…»

Она бросилась к причудливо одетой незнакомке и сунула той часы за пазуху, успев заметить пояс, который не даст вещице упасть под ноги.

У костра стоял человек в черном домино. От его пристального взгляда не укрылась ни одна подробность…

Глава 21
Москва. Наше время

Матвей чувствовал себя как на иголках – труп в Линьковке не давал ему покоя. Знать об убийстве и помалкивать?

– Там полно наших следов, – охладила его Астра. – Хочешь попасть в подозреваемые? Я попрошу Борисова, он все уладит. Чуть позже.

Она сидела перед зеркалом, а Матвей мерил шагами соседнюю комнату. Повсюду были расставлены горящие свечи. От их чада першило в горле.

– Глебов закрыл тебя в подвале с убитой женщиной, а ты его выгораживаешь! – громко произнес он. – Убийца сбежит из города. Ищи-свищи!

– Ревность мешает сыщику рассуждать беспристрастно, – невозмутимо парировала она.

– Я не сыщик. Я инженер-конструктор, черт возьми! Кха-кха! Здесь дышать нечем. Неужели нельзя открыть окно хотя бы?

– Нельзя. Зеркало питается огнем.

– Ты устроишь пожар.

Астра промолчала.

Чудесное зеркало Алруна казалось ей окном в иной мир – бесконечным коридором с прозрачными и непроницаемыми стенами, покрытыми золотистой амальгамой. Она смотрела в это окно, а мужчина отвлекал ее нелепыми упреками.

– Если отправиться по коридору, куда он приведет? – прошептала она.

В зеркальном тумане появлялись образы. Мелькали люди в карнавальных костюмах… Коломбина с мертвым лицом, Арлекин в черной маске, Доктор… Стоп! Что еще за Доктор? Это ее воображение или отражение?

Она вспомнила картины из «галереи» в Линьковке:

– Сомов подсказывает, что мы на правильном пути.

Матвей подошел и положил руку ей на плечо.

– Какой Сомов?

«Ясно, что она бредит, – думал он, глядя в зеркало и не видя в нем ничего, кроме Астры. – Последствия вчерашнего стресса!»

– Художник. Не притрагивайся ко мне, когда я там…

«Бредит!»

Она повернулась к нему, терпеливо объяснила:

– Есть картина «Арлекин и дама», написанная Сомовым. В доме Левашовых висит ее копия. У них своеобразный подбор картин. Я сфотографировала. Показать?

– Я плохо разбираюсь в живописи. Ладно, давай…

После дела Сфинкса[14] его бросало в дрожь от художников и картин, и он неохотно просмотрел кадры на дисплее телефона, качая головой.

– Мне они ни о чем не говорят.

– Как думаешь, Глебов нас видел или он до сих пор уверен, что я в Линьковке? – спросила Астра.

– Вероятно, он закрыл тебя, перелез через забор и скрылся в лесу. Зачем его туда понесло? Не понимаю. Запаниковал? Эти психи ведут себя по-идиотски. Вряд ли он видел, как мы выбежали из дому, – вход с другой стороны. Если он вернулся и заглянул в подвал, тогда…

– А если не заглянул?

– В таком случае, он думает, что ты все еще там…

– …и ему не надо спешить, – подхватила Астра. – Значит, он пока в Москве.

– Может, наведаемся? Представляю его лицо!

Зазвонил ее сотовый. Она не поверила своим глазам, протянула телефон Матвею:

– Вот это номер! Глебов! Легок на помине. И что ему говорить?

Она с недоумением смотрела на Матвея. Тот развел руками.

– Вот уж чего не ожидал. Не отвечай, пусть думает, что ты…

Но она уже приложила трубку к уху:

– Алло… Да, это я… Что со мной случилось?.. Ничего. Я дома… Да, у себя… Никуда я не убегала. Вы что-то путаете, Алексей. Это вы убежали и бросили меня одну, на произвол судьбы… Не бросали? Смеетесь… Пришлось мне пешком в Москву возвращаться. Что? Нет, я в порядке… А вы?.. Не совсем? Хотите срочно встретиться?.. Поговорить?.. Да-да, я вас слушаю… Нет, я не считаю вас сумасшедшим… Я вас не обманываю… Ничего я не подстраивала!..

Голос Глебова, поначалу робкий и заискивающий, обретал твердые нотки.

– Я в здравом уме? – поинтересовался он. – Или ваша вчерашняя выходка в Линьковке – плод моей злокачественной фантазии?

Астра аж подпрыгнула от возмущения:

– Моя выходка? Моя?.. Боюсь, фантазия у вас и впрямь… больная.

– На что вы намекаете?

– Не прикидывайтесь, господин Глебов. Скажите еще, что у вас память отшибло.

На том конце связи повисла пауза. Как будто он то ли подыскивал оправдания, то ли готовился к новой атаке.

– Однако твой клиент наглец, каких поискать! – со страшной гримасой прошептал Матвей. – Что он задумал? Обнаружил пустую клетку и прощупывает почву: заявила ты в милицию о трупе или нет?

Астра отчаянно тряхнула головой:

– Молчи! Нет, я не вам…

Глебов смущенно кашлянул:

– Мгм… Вынужден напомнить, что мы с вами рассматривали картины, когда в коридоре послышался шум. Я пошел выяснить, в чем дело…

– Вы это все заранее рассчитали или сориентировались на ходу? – перебила она.

– Я не понимаю. В доме, кроме нас с вами, кто-то был! Вероятно, дачный воришка забрался. Он услышал наши голоса и затаился. Я пошел на мансардный этаж, думал, он там. Главное – следов никаких! В носках он ходил, что ли? Я все обыскал, спустился вниз, проверил кухню, кладовку. Пусто. Вдруг дверь хлопнула. Я – к окну. Увидел убегающего человека и погнался за ним. Он перелез через забор и был таков. В лесу я его потерял и решил дальше не преследовать. Вернулся, дом настежь, а вас след простыл!

Астра поневоле втягивалась в его игру. Матвей знаками показывал ей: «Не верь ни одному его слову!»

– Почему же вы мне не позвонили? Не предупредили, что погнались за грабителем?

– Я звонил вам, – не растерялся Глебов. – Но сотовый, оказывается, там не берет. Я ужасно испугался, когда не нашел вас на месте.

«Еще бы! – подумала она. – Дверь в подвал закрыта снаружи на ключ, а пленница испарилась. Прошла сквозь стены. Паранормальные способности налицо!»

– Значит, вы спускались в подвал?

– В подвал? Нет, это была ваша идея. Я с самого начала не верил, что в доме… Коломбина. – Из осторожности он не стал произносить по телефону слово труп. – Это было бы совсем как в плохой пьесе.

«А он отлично держится. Его хладнокровию можно позавидовать».

– Я вас недооценила, Алексей, – призналась Астра. – Вы – очень умный и опасный человек.

Он помолчал, словно пытаясь вникнуть в смысл сказанного.

– Полагаете, я нарочно оставил вас в доме одну? Вы сильно испугались? Но, бога ради, простите! Все так неожиданно получилось, и еще сотовая связь подвела. Простите. Вернувшись, я всюду искал вас… Сперва я подумал, что вы спрятались. Мне даже пришло в голову, что я окончательно свихнулся и стал жертвой галлюцинаций. Посудите сами, сначала я видел тело, которое исчезло. Потом привез на дачу женщину, которая будто растворилась. Впору идти к психиатру! Обшарив в доме все закоулки, я просто впал в отчаяние. Самые дикие мысли лезли! Не знаю, как мне удалось доехать до города. Сидел за рулем, как в трансе.

– Вы даже в подвал заглянули?

Глебов с шумом выдохнул воздух.

– Уф-ффф…Честно говоря, вы ставите меня в тупик. Повторяю, в подвал я не заглядывал. Дверь была заперта, ключ торчал в замке. Она закрывается только снаружи. Вы же не Гудини[15], чтобы саму себя закрыть?

– Вот именно.

– Дался вам этот подвал?!

– Там лежит Коломбина, если вы не закопали ее в лесу. Вчера, убедившись, что…

– У вас навязчивая идея! – сорвался он на крик. – Мания! Послушайте, нам надо встретиться и поговорить. Не по телефону! Мне жутко не по себе после вчерашнего. Всю дорогу я гадал, привозил я вас в Линьковку или мне это привиделось? Какое облегчение, что вы там были! Кажется, со мной что-то не так…

– Может, вам и воришка привиделся?

– Допускаю, – согласился он. – Выходит, я гонялся за тенью. А вы тем временем страху натерпелись. Как же вы уехали? На автобусе?

– Не важно…

– Обиделись. Что ж, я заслужил любые упреки. Магда тоже со вчерашнего вечера молчит, как воды в рот набрала. Не спросила, где я был. Она избегает меня! Я забыл, что сегодня – годовщина смерти ее родителей. Вылетело из головы. Господи! Я кругом виноват. И перед вами, и перед ней. Каюсь!

В Астре проснулся сыщик.

– Когда вы приехали из Линьковки, ваша жена была дома?

– Признаться, я ее не видел. Наверное, как всегда, заперлась в спальне. Я открыл своим ключом, пил в кухне коньяк, потом уснул. Утром она растолкала меня и сказала, что едет на кладбище. На ее лице было написано отвращение. Я и сам себе был противен! Небритый, опухший, с запахом перегара… Она ушла. Я еще выпил, и меня опять сморило. После обеда кое-как оделся и поехал в офис. На душе камень, мутит, голова раскалывается. Вот, звоню вам.

– Так вы сейчас в офисе?

– Ну да, пытаюсь работать. Уже темнеет, но домой ноги не несут. Наверное, останусь ночевать в кабинете.

– Магда знает, что вы вчера ездили в Линьковку?

– Мне не представилось случая сообщить ей об этом, – устало произнес он. – Она до сих пор даже не позвонила мне. Дуется. Я не хожу на могилу тещи и тестя: так повелось, что Магда делает это сама. Она дала понять, что я буду там лишним. Но я всегда покупал цветы в этот день, выражал ей соболезнования. Словом, разделял ее горе… А сегодня забыл. Напрочь! У меня самого проблем по горло.

– Почему вы не позвонили мне вчера вечером, когда вернулись в Москву? Или сегодня утром? Чего вы ждали?

– Я чувствовал себя разбитым и еще… боялся.

Она недоверчиво усмехнулась.

– Зря смеетесь. Сначала не было связи, а потом меня обуял страх. Я не хотел услышать от вас, что нахожусь во власти болезненных фантазий. Что я сумасшедший, который живет в мире собственных иллюзий. Знаете, люди порой не идут к врачу, чтобы не узнать своего диагноза. Вы их понимаете?

– Ну, отчасти…

– А я понимаю. Понял вчера. Я напился до безобразия, лишь бы отвлечься от назойливых мыслей. Даже смерть пугает меня меньше, чем безумие.

– Вы не безумны. Вы – невероятно хитрый и ловкий негодяй. Вы или сами убийца, или покрываете убийцу. В подвале вашего дома в Линьковке лежит Коломбина, а вы делаете вид, что понятия ни о чем не имеете. Вы…

– Извините, мне звонит жена, – вклинился в ее тираду Глебов. – Я с вами свяжусь, как только…

Астра отключилась, не позволив ему закончить. Каков наглец! Она едва перевела дух, как телефон снова зазвонил.

– Не советую больше слушать басни господина Глебова, – заявил Матвей. – Он пудрит тебе мозги…

– Ага. Лапшу вешает. Постой-ка, это другой номер…

Звонила Алла Казаринова.

– У меня для вас новость, – с придыханием сообщила она. – Вы еще интересуетесь Магдой Глебовой? Речь идет об убийстве…

* * *

Весна придает обычным вещам оттенок новизны. Воздух, небо, деревья, дома, ночи и дни становятся другими, словно обещают что-то прекрасное, радостное, пронзительное, как первая любовь. Звезды глядят в черные озера талой воды. Земля сбрасывает снежный покров, не стыдясь грязи и наготы. Во всем и повсюду просыпается жажда жизни…

«Фольксваген Пассат» Карелина притормозил на перекрестке. Они с Астрой ехали в кафе, где их ждала Казаринова, – они решили не откладывать встречу на завтра. Гадали, откуда та узнала о трупе – неужели, следила за Магдой? Жена Глебова могла убить его любовницу из ревности.

– Слишком просто, – возражала Астра.

– Ах да! Глебовы – тонкие интеллектуалы! – издевался Матвей. – Простота не для них. Им что-нибудь экзотическое подавай!

Астра опустила стекло со своей стороны. У нее не было желания спорить.

– Весна – это наркотик! – сказала она, с наслаждением подставляя лицо свежему ветру. – Кому-то в кайф, а кому-то крышу сносит!

– Глебовым точно снесло. Почему ты не звонишь Борисову насчет трупа?

– Не знаю… сначала хочу кое-что выяснить. Вот с Аллой поговорю.

– А они тем временем закопают тело в лесу, и с концами. Ты ничего не докажешь! – вспылил Матвей.

– Я не прокурор, чтобы доказывать. У меня – другая задача.

Над городом стояло лиловое зарево. Этот каменный исполин, населенный человеческими существами, словно огромный иллюминированный корабль, плыл навстречу ночи. Большие часы на здании вокзала показывали начало десятого.

Через двадцать минут Астра уже входила в маленький, тускло освещенный зал кафетерия, ища взглядом жену художника.

Матвей остался ждать в машине.

– Выключи сотовый, – сказал он вслед Астре. – А то Глебов позвонит в самый неподходящий момент.

Казаринова сидела за столиком, накрытым бордовой скатертью. Интерьер кафе был выдержан в красных тонах: пестрые светильники, искусственные цветы, официантки в коротких красных платьицах. Сильный запах перца и приправы для плова. Наверное, дешевая и невкусная кухня.

Жена художника была одета в коричневый свитер и темную юбку. Она подняла на Астру глаза, в которых блеснуло торжество.

– Как продвигаются дела с наследством?

– Туго.

Женщина понимающе кивнула. Ее прическа, приглаженная и собранная сзади в пучок, делала ее похожей на учительницу.

– Трудно заставить богатеев раскошелиться.

Она ничего не заказала, рассчитывая на угощение. За такие сведения адвокатша не поскупится.

– Здесь готовят по-восточному, – сказала Астра, просматривая меню. – Вы любите плов?

– Это кафе – рядом с нашим домом.

Она объяснила, почему пришла именно сюда, – близко, можно добраться пешком.

– Мне что-нибудь легкое. Салат из мидий, кальмары, жаренные на открытом огне…

Астра выбрала блюда и сделала заказ, включив туда бутылку шампанского и свежий ананас.

Казаринова просияла. Она предвкушала удовольствие от вкусного ужина и возможности подложить свинью этой вертихвостке Магде.

– У меня есть условие. Ни я, ни мой муж не должны иметь никакого отношения к скандалу, который вот-вот разразится. Вы не станете упоминать нашу фамилию, когда прижмете госпожу Глебову. Даете слово?

– Да, конечно!

Астра выразила свое согласие раньше, чем успела подумать. Торг был неуместен.

– И еще мы с Колей ужасно стеснены в средствах… – Она замялась, поглядывая на сумочку в руках Астры. – Информация – тоже товар. Я ведь не обязана вам помогать?

«Адвокатша» достала деньги и положила на скатерть. В конце концов, платит Глебов. Он сам просил разобраться, что замыслила его жена.

– Это чрезвычайно важная информация…

Астра поняла намек и добавила пару купюр.

Казаринова накрыла доллары салфеткой и, наклонившись вперед, легла грудью на стол. От нее шел запах цветочных духов.

– Магда убила человека, – прошептала она. – Знаете, кого? Известного банкира Феоктистова!

«Адвокатша», как и следовало ожидать, рот раскрыла от удивления.

– Вы ничего не путаете?

– Я смотрела вечерние новости. Репортаж с места трагедии! Только там передали, что Феоктистов, по предварительной версии, стал жертвой грабителей. Это неправда. Его убила Магда! Есть свидетель…

– Вы серьезно? Кто-то видел, как госпожа Глебова…

– То-то и оно, что видел, – нетерпеливо произнесла Алла. – Собственными глазами!

– И вы можете назвать имя этого человека?

– Зачем? Разве вам мало одного факта убийства?

Астра прерывисто вздохнула – она рассчитывала услышать совершенно другое. Думала, прояснятся обстоятельства смерти Коломбины. А тут – второй труп?

– Почему я должна вам верить?

Казаринова порозовела от негодования:

– Я похожа на лгунью? Убийство произошло на Востряковском кладбище, там, где похоронены Левашовы.

– Ну и что же?

– А то! Вчера Магда была на могиле родителей, а этот Феоктистов начал к ней приставать. Она отбивалась, потом выхватила из сумочки нож, зарезала его и убежала. Она преступница!

До Астры не доходил смысл сказанного. Она настроилась на убийство Коломбины, а не какого-то Феоктистова. Впрочем, фамилия знакомая.

– Я вам не верю.

– Напрасно.

Официантка принесла плохо прожаренные кальмары и теплое шампанское. Ананас был нарезан с кожурой, но женщины, поглощенные разговором, не обратили внимания на такие мелочи.

Казаринова с презрительной улыбкой ковыряла вилкой салат из мидий.

– Пока милиция ничего не пронюхала, Магда у вас в руках. А завтра кто-нибудь захочет ее посадить. Вы упустите свой шанс…

«…выжать кругленькую сумму из этой жадной стервы!» – мысленно окончила она фразу, не рискнув произнести вслух.

– «Кто-нибудь»… – пробормотала Астра. – Вы себя имеете в виду?

– Почему бы и нет? Убийца должен быть наказан. Не так ли?

От кальмаров шел острый запах зелени и оливкового масла.

– Вы были на кладбище и все видели?

– Я – не я, какая разница?

Алла залпом выпила бокал шампанского и начала нервно жевать, глаза ее бегали. «Не она, а ее дражайший супруг! – догадалась Астра. – Он ходит за Магдой хвостом, подкарауливает ее, где только может. Зная дату гибели ее родителей, он отправился на могилу, уверенный, что Магда непременно придет. Он прятался среди памятников, наблюдая за обожаемой женщиной, и случайно стал свидетелем… Разумеется, он скрылся. Он не мог предать свою музу, свою „вечную возлюбленную“! Скорее он дал бы порезать себя на куски. Но дома, дрожа от возбуждения, он не выдержал и рассказал все жене. Он был не в силах молчать и поделился страшной тайной с самым преданным человеком».

– Мне нужно знать подробности, – потребовала Астра. – Мельчайшие!

– Я изложу их вам.

И Казаринова добросовестно передала ей все, что удалось увидеть Николаю. Тот сначала не понял, отчего упал толстый мужчина в дорогом пальто. Магда убежала… Он уже хотел подойти и взглянуть на незадачливого ухажера, когда откуда-то выскочил охранник. Склонился над шефом, пытаясь привести того в чувство, потом выругался, встал и начал куда-то названивать по сотовому. Вызвал милицию, «Скорую», сообщил об убийстве еще кому-то – наверное, другим охранникам.

Казаринова называла мужа «очевидцем», но Астра не сомневалась, что та говорит о Николае. Он проступал за каждым ее словом, вырисовывался четче и четче – при этом выражение ее лица невольно смягчалось, и в глазах появлялась несвойственная нежность.

– Когда это случилось?

– Сегодня, около одиннадцати утра.

Астра прикидывала в уме, где находился в это время Глебов. Спал в квартире? Вот почему жена позвонила ему только вечером. Она была подавлена содеянным, возможно, напилась абсента и впала в невменяемое состояние. Под вечер очухалась и решила признаться во всем мужу. Чтобы они вместе придумали выход из ужасной ситуации.

Астра достала из сумочки телефон и посмотрела, не высветились ли непринятые звонки.

Вот почему Алексей до сих пор с ней не связался, хотя обещал! Он в шоке от услышанного. В полном ауте. Мечется в поисках лазейки, которая позволит им с женой ускользнуть от разоблачения. От правосудия. От позора.

«Не то, не то… – стучало у нее в висках. – Если для убийства Коломбины мотив был у обоих Глебовых, то кто такой Феоктистов? Любовник? Зачем Магде его убивать?»

– Я, пожалуй, пойду, – заявила Казаринова. – Я и так задержалась. Муж думает, что я пошла к соседке, у нее сегодня день рождения. Коля остался дома. Ему и без того…

Она чуть не проговорилась.

Астра машинально кивнула, занятая своими мыслями.

– И не вздумайте на меня ссылаться! – добавила бывшая подруга Магды. – Я от всего откажусь. Я вас не знаю! Никогда не видела.

Глава 22
Линьковка

На следующий день с утра зарядил дождь. Серая мгла стояла плотной стеной. Шумели капли, разбивая залежи грязного снега. В низинах деревья тонули в воде.

Борисову не пришлось ехать в Линьковку по раскисшей дороге, его опередили: кто-то сделал анонимный звонок в районное отделение милиции и сообщил, что в подвале дома Левашовых лежит труп. Оперативники приняли информацию за розыгрыш, посмеялись… Потом все же поехали проверить. Чем черт не шутит? Пробовали связаться с хозяевами, но те как в воду канули.

По дачному поселку бегали голодные дворняги. В пустых дворах мокла под дождем бурая трава. Милиционеры с трудом нашли понятых – двух забулдыг из домика на окраине, которые клянчили «на опохмелку».

– Вы никого тут не видели? – на всякий случай спросили у них. – Может, приезжал кто?

– Проезжали машины какие-то, и вчерась, и третьего дня…

– Сюда?

– Кто ж знаеть, куды? Проехали мимо нас, мы за ими не глядели…

– У них мозги насквозь самогоном пропитались, – буркнул участковый. – Кого слушать-то? Поехали отсюда. Калитка закрыта, дом на замке, не взломан. Решетки на окнах целы. Следов никаких нету…

– Так дождь же льет…

Лейтенант гнул свое:

– Место здесь тихое. В соседнем Ракитном то и дело ворье шалит, а сюда им как будто путь заказан. Откуда трупу взяться? Залезем, а там ничего! Потом объясняйся. В этом доме давно не живут. Левашовы, хозяева бывшие, погибли. Дочка сюда носа не кажет. Богатенькая дамочка, между прочим, а дом забросила.

– Мужик ейный приезжаеть… – прохрипел старший из забулдыг. – Хороший мужик, на водку давал. Мы тута зимой снег расчищали, он нас и угостил!

Участковый с тоской поглядывал на заляпанные грязью сапоги.

– Надо проверить, – настаивал оперативник из района. – Зря, что ли, грязюку месили? Машину изгваздали! Обидно будет, если второй раз пилить придется в эту Линьковку.

Тощий рыжий пес сел у забора, повернулся мордой к дому и протяжно завыл.

– Покойника чуеть… – брякнул синий от самогона алкаш.

– Типун тебе на язык. Это он от голода, – вяло возразил участковый. – Хлеба бы ему дать.

Милицейский водитель бросил псу остатки бутербродов, и тот накинулся на еду.

– Хватит байки травить. Пошли!

Оперативник досадливо сплюнул и взялся открывать калитку. Ржавый замок поддался легко…

Никто, кажется, до самого последнего момента не верил, что труп таки лежит там, где указал аноним. Все оцепенели, глядя на причудливо одетую мертвую женщину. В подвале пахло стружками, химией и тленом. Судорожно мигали лампы.

Забулдыги молча вытаращились на страшную находку. Тот, что постарше, охнул и перекрестился.

– Ну и ну… – потер затылок участковый. – Вот, значит, как…

Москва

Астра с утра пораньше отправилась к бывшему сотруднику музея, а ныне консультанту скромного антикварного магазина – знатоку старинной живописи. Тот принял ее в тесном кабинете, забитом предметами искусства: холстами без рам, вазами, статуэтками и подсвечниками. Среди всего этого новенький компьютер казался инопланетным прибором.

– Ну-с, милости прошу, – улыбнулся из-под усов благообразный старичок в костюме и при галстуке. – Мне звонил мой друг, просил дать вам консультацию по поводу картин. У вас они при себе?

Он заглянул ей за спину, словно она могла спрятать полотна там.

Астре составил протеже театральный режиссер, который разъяснял ей историю итальянской комедии масок. «Никто лучше Юлиана Марковича не поможет вам, деточка…»

Она вздохнула и достала диск:

– Вот все, что у меня есть. Не сами картины, а их фотографии… очень плохого качества.

Старичок в недоумении воззрился на нее.

– Вы шутите?

Астра покачала головой.

– Я просто хочу узнать, что на них изображено.

– Да-с, озадачили, сударыня. Что ж, давайте! Я располагаю довольно полным каталогом картин, компьютерным, разумеется. Думаю, найдем выход из положения.

Он занялся диском.

– Так, все не безнадежно… Ну, с Дюрером понятно… А это у нас что? Одну минуту!

Через пару минут на экране монитора, сменяя друг друга, появились картины, которые висели в «галерее» дома Левашовых.

– «Арлекин и дама» Сомова, известная вещь.

– Это я знаю, – сказала Астра. – А вот женщина в стиле Леонардо? Что вы можете о ней сказать?

– Ломбардская школа. Датируется началом шестнадцатого века. Принадлежит кисти Франческо Мельци. Как вы правильно заметили, сей живописец считается учеником Леонардо, его творческим наследником, если можно так выразиться. Да-с.

– А как называется картина?

– «Коломбина».

Астра не сдержала удивленного возгласа:

– Вас что-то удивило?

– Нет, просто… – она запнулась. – Давайте взглянем на следующую.

– С превеликим удовольствием. Это многофигурное полотно изображает труппу «Джелози». То бишь актеров итальянского театра во время представления. Здесь мы ясно видим кулисы, откуда выглядывают не занятые на сцене артисты. Старик с большим животом – скорее всего, Панталоне. За ним кто-то в длинной хламиде, колпаке и черной маске с длиннющим носом. Прелестная дама, вертлявый дзанни…

– Как вы сказали?

– Дзанни – слуга, один из основных персонажей комедии дель арте. Обычно Арлекин или Бригелла, – объяснил старик. – Такие труппы в шестнадцатом-семнадцатом веках выступали в Италии и во Франции. Одна из них даже давала спектакль на празднике в честь бракосочетания Генриха IV и Марии Медичи. Впоследствии королева, которая была родом из Тосканы, покровительствовала итальянскому театру. Он просуществовал в Париже более двухсот лет.

– Кто автор картины?

– Неизвестный фламандец, конец шестнадцатого века. Полотно из коллекции музея Карнавале.

Воспитание не позволяло Юлиану Марковичу задавать посетительнице лишние вопросы. Например, почему ее интересуют именно эти полотна? И где она их сфотографировала? Подлинники находятся в разных местах.

– А этот мужчина в черном?

– Сию минуту… Портрет актера в костюме Доктора. Тоже персонаж итальянского театра. Хотя для Доктора он нехарактерно мрачен. Я бы назвал его Доктором Чумы. Видите, у него руки в перчатках, и на поясе висят специальные палка и маска? Частная коллекция. Работа неизвестного художника начала семнадцатого века.

Решетка на маленьком окне кабинета, выкрашенная в бронзовый цвет, блестела на солнце. За ней виднелось синее мартовское небо. Венецианский мотив – золото и голубизна…

– Простите за нескромность, – не выдержал антиквар. – Почему именно такое сочетание полотен? Вы увлекаетесь театром?

– Я актриса, – ответила она. – Правда, только по образованию. Хочу собрать картины, на которых изображены мои коллеги по цеху… мм-м… прошлых веков.

Старик понимающе кивал, его седая бородка смешно топорщилась.

– Эти вещи вам вряд ли удастся приобрести, – деликатно выразился он.

– Я согласна на копии, с условием, что их выполнит настоящий мастер.

Юлиан Маркович едва заметно поморщился. Копии? Ну уж нет…

– Вас привлекает именно комедия дель арте? Но как же Дюрер? Он явно выпадает из этого ряда по тематике.

– Ах, Дюрер! – спохватилась Астра. – Действительно, вы правы… Что скажете о гравюрах?

– Это знаменитые листы с глубоким философским подтекстом. Смерть и песочные часы связаны между собой в аллегорическом смысле. За этими символами кроется тайна Времени, Хроноса… И воины, и святые бессильны перед властью бегущих песчинок. Время – вот дьявол, который уносит молодость, красоту, надежды и само бытие. Его нельзя остановить, схватить за руку.

– Жизнь утекает, словно песок… – повторила она слова, произнесенные Глебовым при взгляде на гравюры.

– Да-с, как ни печально. В моем возрасте сия истина воспринимается особенно остро.

– А крылатая женщина среди разбросанных в беспорядке вещей? Что за символ?

– Я думаю, это душа, погруженная в уныние от мирового хаоса, который она не в состоянии постигнуть.

Астра вышла из антикварного магазинчика с твердой уверенностью, что старик правильно угадал смысл гравюры. Разве не такое же уныние она испытывает, подавленная хаосом последних событий?

Труп из Линьковки никуда не девался, преспокойненько лежал в подвале – о чем ей милостиво сообщил Борисов. Кто-то, не называясь, позвонил в райотдел, и милиционеры нашли тело убитой женщины. Теперь устанавливают ее личность.

Магда Глебова убила некоего Феоктистова и скрывается… Ее ищут, но не по подозрению в убийстве, а как хозяйку дома, где обнаружен труп.

Глебов не выходит на связь. Его телефон молчит, наверное, отключен.

– Труппа «Джелози»… Панталоне… дзанни… Доктор Чумы, – бормотала Астра, шагая по тротуару. – Коломбина… песочные часы… смерть…

Впереди показался мост. Река медленно текла между гранитных берегов. Синее небо придавало воде металлический оттенок. Астра вдруг вспомнила эскизы к экзаменационной работе Магды – братцевский мостик, окутанный туманом. Мост, который что-то соединяет. Переход с одного берега на другой… Переход!

Она остановилась и в очередной раз набрала номер Глебова. Тот не ответил.

Тогда она позвонила Матвею.

– Ты сообщил в милицию о трупе? Я же просила подождать!

– Не я. Клянусь!

– А кто же?

– Твой Глебов. Или его жена…

Глава 23

По двухэтажному зданию бывшего общежития гуляли сквозняки. Окна были заколочены досками, но сквозь щели и разбитые стекла в комнаты беспрепятственно проникал холод. Обои клочьями свисали со стен, под ногами хрустели осколки и куски штукатурки.

Глебов отыскал комнатушку поменьше и почище, притащил туда чудом уцелевшую буржуйку и «дрова» – то, что удалось насобирать внутри заброшенного дома. Трубу он вывел прямо в окно, отодрав доску. На первом этаже незаконно обитали две пожилые бомжихи и одноногий дед-пропойца. Они благосклонно приняли подношение в виде двух бутылок водки и с пониманием отнеслись к новым «жильцам».

– Места всем хватит…

– Мы здесь надолго не задержимся, – заверил их Глебов. – У нас денег требуют, грозятся убить. Отсидимся пару деньков, а там видно будет.

Бомжи молча отводили опухшие глаза. Им-то что? Меньше знаешь, дольше живешь. Мужик с бабой с виду приличные, чистые, хоть и одеты по-простецки. Водки купили, не пожадничали. Пусть себе живут.

– Вы не говорите никому о нас.

– Ты, м-милок, не сумлевайся, – прошамкала бомжиха, еле ворочая языком. – Мы лиш-него не б-болтаем. Нич-чего не видали, не с-с-слыхали…

Он мог бы эту братию и не предупреждать – троица не просыхала круглые сутки. Глебов удивлялся, откуда они добывали спиртное. Вероятно, собирали бутылки на окрестных мусорках, сдавали и тем кормились-поились.

Думал ли он когда-нибудь, что судьба приведет его на самое дно, в заброшенные городские трущобы, до которых нет дела ни людям, ни Богу?

– Зато здесь нас не найдут, – сказал он Магде. – А завтра я попробую квартиру снять неподалеку. В общем, время покажет, как нам быть.

Это общежитие на промышленной окраине города, под боком у разоренного завода, подлежало продаже. Глебов приезжал сюда, присматривая дешевое помещение для склада. У него тогда и в мыслях не было, что бывшая общага пригодится им с Магдой в качестве убежища. От сумы и от тюрьмы не зарекайся!

В офисе он всех предупредил: «Уезжаю с женой на отдых! В дальние края. Сотовый телефон дома оставляю. Не звоните, не беспокойте. Дайте нам почувствовать себя Робинзонами!» То же повторил и родителям – слово в слово.

– Что так внезапно? – проворчал отец. – Почему заранее не сказал?

Старший Глебов любил сына, доверял ему и не вмешивался в его планы. Алешка – молодец. Хоть и не получился из него хирург, но парень лицом в грязь не ударил – нашел свое место в жизни. Сумел приспособиться к «рыночной экономике». Вот только жена ему попалась не сахар. Как он с ней ладит?

Свекор со свекровью, если не кривить душой, побаивались невестки. Она им сразу не понравилась, но отговаривать сына они не стали.

– Не нам с ней жить, – всплакнула Глебова. – Жалко Лешку. Хлебнет он с ней лиха! Околдовала она нашего сына, приворожила. Он перед ней так и стелется…

– Значит, любит.

– Не подходит она нам. Не ласковая, не домашняя. Что он в ней нашел? Разоденется, как цыганка, глазищи вытаращит и молчит, молчит. Неужели деньги его прельстили?

– Наш сын сам умеет зарабатывать, – возражал отец. – В меркантильности Лешку обвинить нельзя. Чем-то эта женщина покорила его, привязала к себе…

Алексей был женат на Магде год, когда мать осмелилась высказать все, что она думает о невестке. Не подействовало.

Много раз с тех пор он вспоминал слова матери. Права она оказалась, права. Из-за Магды он потерял голову, сошел с ума… Продал душу женщине, которой совсем не знает. И чем дольше он с ней живет, тем меньше ее понимает. Но продолжает любить. Ни страх не отрезвил его, ни измена, ни то, что она убила человека. Быть может, Феоктистов – не первая ее жертва…

Признание Магды повергло его в шок. У него пропал дар речи. Он еще не оправился от происшествия в Линьковке, как на него свалилась новая напасть. Звонок жены застал его в офисе, помешал договориться о встрече с Ельцовой.

– Приезжай домой… – выговорила Магда в трубку. Ее голос дрожал. – Поскорее, мне очень плохо…

Он сорвался и, забыв обо всем, примчался. Магда сидела в темной гостиной, в тишине – было слышно, как судорожно она дышит.

Глебов включил ее любимую лампу с зеленым абажуром. Лицо Магды, бледное, с мрачным огнем в глазах, испугало его. Наполовину пустая бутылка абсента стояла на полу у кресла, в котором она свернулась, поджав ноги.

– Я, кажется, убила человека…

Она раскачивалась и повторяла эту фразу с одним и тем же выражением безысходного ужаса.

– Кого? Когда?

Каждое слово приходилось вытягивать из нее с трудом.

– Феоктистова… я не хотела… Он приставал ко мне там… на кладбище. Мы были одни… я подумала, что он… Я испугалась… очень испугалась…

Глебов не был лично знаком с Феоктистовым, но как-то раз видел его на одной из презентаций фармацевтической продукции. Бизнесмен отличался нездоровой тучностью, под глазами у него висели серые мешки. Как врач, Алексей навскидку определил у Феоктистова целый букет физических недугов, однако тот все еще был крепок и справлялся с делами.

– Как ты могла… убить его? Он же настоящий слон.

– Он приставал ко мне… Я не хотела…

Магда отвечала невразумительно, путалась – была пьяна.

– Ты ударила его?

– Толкнула… потом… у меня был стилет в сумочке… я всегда ношу его с собой…

«Стилет!» – ужаснулся Глебов.

– Ты защищалась?

– Да… да… Я помню, как сильно сжимала стилет в руке… как он упал…

– Кто? Феоктистов?

– Да… он захрипел и… повалился назад…

– Тебя кто-нибудь видел там, на кладбище? Ты кому-нибудь говорила, что собираешься встретиться с этим… Феоктистовым?

– Меня посадят? – ответила она вопросом на вопрос.

Глебову хотелось взять ее за плечи и встряхнуть как следует, чтобы она очнулась от паров абсента и начала соображать здраво, но это было бы бесполезно.

Он напряженно вспоминал, каким бизнесом занимался Феоктистов – кажется, банковским. Точно, финансист.

– Я… не знала, что он умер… – зашептала вдруг Магда. – Он упал… а я убежала… Меня охватил такой страх… что я ничего не помню, кроме гравия на дорожке… под ногами так оглушительно хрустело… как будто меня кто-то догоняет…

По ее щекам потекли слезы.

– Ты не ошиблась? Может быть, Феоктистов остался жив? Ты его просто ранила?

Она закрыла глаза и помотала головой.

– Я видела… видела…

– Что ты видела?

– В новостях передали…

Глебов, не говоря ни слова, метнулся к компьютеру, отыскал в Интернете архив новостного сайта. О, черт! Строчки запрыгали перед глазами: Игорь Феоктистов, предприниматель, убит на Востряковском кладбище… Версия о том, что смерть Феоктистова связана с его коммерческой деятельностью, пока не подтвердилась… Убийство с целью ограбления…

– Она думают, что его убили грабители, – сказал Глебов. – О тебе и речи нет.

Магда его не слушала.

– Он упал… недалеко от могилы…

– Ну и что? Там захоронение на захоронении! Где стилет, Магда?

Она смотрела на него глазами, похожими на темные озера, и качала головой. Ее волосы в беспорядке рассыпались по плечам.

– Стилет, Магда! Где он?

– Там… остался там…

– Проклятый нож! Зачем я его купил?

«Это улика, – добавил он про себя. – Таких кинжалов в Москве раз-два и обчелся. Возможно, их вообще нет… Кто мог видеть у нас стилет? Если Магда никому не показывала…»

– Мне кто-то позвонил и сказал: «Посмотри вечерние новости!» – пробормотала она.

«Вот это уже плохо. Значит, есть свидетель, который узнал Магду, – с ужасом осознал Глебов. – Но почему-то пока молчит. Ха! Ясно, почему! Намеревается шантажировать ее, требовать денег. Она даст, но шантажист не отстанет. Его аппетиты будут расти. От него не избавишься…»

– Голос был женский или мужской?

– Не помню… женский, кажется…

«Пустое! – подумал Глебов. – Модификатор голоса установить не проблема. Хуже всего, что свидетель – кто-то из нашего окружения. Или из окружения Феоктистова. Тот мог прийти на кладбище не один, а с охраной…»

– Звонили на сотовый?

– На домашний…

Глебов просмотрел в памяти телефона номера – уличный таксофон. Умные все, конспираторы.

– Что хотел от тебя Феоктистов?

– Н-не знаю… он говорил о моем отце, о маме… сочувствовал… и вдруг приблизился, начал признаваться в любви… хватать за руки… его всего перекосило… Я испугалась…

– Вы были знакомы?

– Да, виделись в Братцевском парке… Что делать, Алекс?

– Нам надо скрыться на время, – решил Глебов. – Я не вижу другого выхода. Переждем в безопасном месте, пока что-нибудь прояснится.

– Где? В Линьковку я не поеду!

– Конечно, нет. Где твой сотовый?

Она купила новый мобильник вместо того, что выбросила в окно. Глебов машинально отметил сей факт и удивился, как такая мелочь пришла ему на ум.

Он отключил оба телефона – ее и свой, – бросил в ящик комода. Придется временно отказаться от мобильной связи и пользоваться уличными автоматами.

Измученная Магда уснула, а он отправился в гараж – не за машиной – за старыми вещами. Поношенные куртки, грязные спортивные брюки, кроссовки, которые он собирался сжечь, неожиданно пригодились.

– И никаких кредиток, – пробормотал Глебов. – Только наличные.

Ему была необходима временная передышка – все обдумать и сделать верный ход. Пусть шантажист понервничает. Звонить ему будет некуда, запугивать некого. Он засуетится и допустит просчет…

– Я замерзла, Алекс… – пожаловалась Магда. – Эти дрова разгорятся когда-нибудь?

Он очнулся от нахлынувших мыслей, подбросил в пасть печурки щепок посуше:

– Сейчас, потерпи.

Она сидела на полу, обхватив колени, и глядела на клубы дыма. Изнеженная и выхоленная Магда стоически переносила суровые условия их нового быта. Казалось, она почти не замечает неудобств.

Глебов терял ощущение реальности. Какая-то невидимая сила словно вырвала его из светлого, привычного и благополучного мира и бросила в другой, полный опасности и мрака. В этом мире царили разруха, страх и смерть. Заброшенные дома с выбитыми окнами, холодом и отсутствием элементарных удобств, угроза, подстерегающая за каждым углом. Унизительное чувство загнанного зверя, который вынужден прятаться в темной сырой норе…

* * *

В воздухе пахло апрелем. Небо сияло. Снег почти сошел. Зацвела верба. Тревожная власть весны чувствовалась в дыхании города, в его учащенном пульсе. Москва стряхивала зимний сон и с удовольствием подставляла солнцу свое каменное лицо.

Борисов любовался суетой голубей, стараясь взбодриться. Школьники поставили на лавку цветные рюкзаки и бросали птицам кусочки булки. Воробьи слетали с веток, хватали крошки и тут же взмывали вверх.

Борисов съел на обед стейк с кровью и страдал от тяжести в желудке. Его подташнивало. Пожалуй, жена права: пора переходить на диетическое питание, но он никак не мог отказаться от своего любимого блюда – жареного мяса.

Пошарив по карманам, он вспомнил, что забыл «мезим» в офисе. Может, оно и к лучшему. Нечего приучать организм к таблеткам.

Начальник службы безопасности компании «Юстина» медленно прохаживался по скверу. Он уже четверть часа ждал Астру. Та опаздывала.

Первую половину дня Борисов выполнял ее поручение – делал звонки, наводил справки, обращался за информацией к бывшим коллегам. И радовался, что труп в Линьковке обнаружили раньше, чем он туда поехал. Но откуда Астра о нем узнала? Честно говоря, после посещения квартиры в Кузьминках, где не оказалось никакого мертвого тела, Борисов ей не поверил. Лезть без надобности в чужой дом, пусть даже нежилой, ему не хотелось. И слава богу, что не вляпался в очередную аферу.

Теперь к трупу в Линьковке прибавилось убийство банкира Феоктистова.

Борисов сердито сопел, прислушиваясь к боли в желудке. Нервная у него работа. Так и язву схлопотать недолго. Дочери шефа не откажешь, а случись с ней что, кто отвечать будет? Астра Ельцова – странная барышня, с нетипичными для людей ее круга увлечениями. Вечно сует нос, куда не просят. Нарвется на неприятности, а потом умоляет выручить ее и «ничего не говорить отцу»…

Начальник службы безопасности поглядывал на часы. Где же неугомонная Ельцова-младшая?

– Простите, Николай Семеныч…

Борисов обернулся. Астра была одета совершенно по-весеннему – в легкое кремовое полупальто, светлую юбку и короткие сапожки. Волосы, подстриженные в каре, растрепаны ветром, глаза горят, губы улыбаются. Запыхалась, разрумянилась. Не красавица, но хороша необыкновенно.

– Приятно вас видеть, Астра Юрьевна! – искренне воскликнул он. – Рад служить. У меня куча новостей…

Она взяла его под руку, как доброго друга, и они пошли рядом. Ее каблучки постукивали по тротуару. Оказывается, звук женских шагов может волновать. Это все проказы весны! Борисов замешкался. С такой женщиной хотелось говорить о возвышенном, а не о криминале, тем более не о выводах патологоанатома. Он огорченно вздохнул.

– О трупе в Линьковке. Женщину задушили где-то в другом месте, потом привезли в дачный поселок и бросили в подвал. Никакого взлома, никаких отмычек – замки открывались родными ключами. В доме полно разных следов.

«В том числе и моих», – подумала Астра.

– Женщина мертва примерно трое суток. Ее личность устанавливают. Пока проверяют все заявления о пропавших.

– Но ведь раньше чем через три дня такие заявления не принимаются?

– В том и загвоздка. Ее фотографию покажут по телевизору, поместят в газеты. Возможно, кто-нибудь ее узнает и позвонит в милицию. Если же нет, боюсь… процедура затянется на неопределенное время.

– С хозяевами дома связались?

– Увы, нет. Раньше дом принадлежал неким Левашовым. Они погибли, и в права наследства вступила их дочь Магда, в замужестве Глебова. Глебовы проживают в Москве, но как раз уехали отдыхать и никому не сообщили, куда. Телефоны, видимо, отключили. Их можно понять. Я сам в отпуске стараюсь отключить сотовый, иначе задергают. Ни минуты покоя не будет!

Он намеренно замолчал, созерцая бледно-зеленую травку на оттаявшей земле. Между деревьями чернели лужи, в них отражались белые стволы берез. Белое и черное, два цвета жизни, которые содержат в себе весь спектр…

– Глебовы под подозрением? – не выдержала Астра.

– В общем, да. Из-за ключей! Если они полные идиоты, то спрятали тело убитой женщины в подвале своего дома. Хотя рядом лес и ни души вокруг.

– Идиотов хватает…

«Возможно, убийца – один из Глебовых, муж или жена, – предположила Астра про себя. – А другой его подставил. Вряд ли Алексей солгал, что Коломбина была его любовницей».

– Вы уверены, что супруги Левашовы мертвы? – спросила она.

Борисов остановился и повернулся к ней.

– Вы не перестаете меня удивлять, Астра Юрьевна. Супруги Левашовы… Об этом после. Вы ведь просили навести справки о Глебове еще до убийства. Позвольте спросить: какой ваш интерес в этом деле?

Она покачала головой:

– Не могу сказать, Николай Семеныч…

– Ладно, – сразу согласился тот. – Перейдем к гибели банкира. Следствие по-прежнему разрабатывает версию ограбления. Кинжал, который торчал в груди Феоктистова, ручной работы, причем изготовлен за границей, в Италии. Там такие кинжалы называются стилетами, и туристы приобретают их в качестве сувениров. Вещица, скажем прямо, не дешевая. Странно, что воры, промышляющие на кладбище, воспользовались подобным орудием. Вдвойне странно, что они убили жертву. Обычно обходится угрозами или ударом по голове…

– В наше время всякое случается. Воры уже не те…

Борисов кивнул:

– Не догадываетесь, почему Феоктистов оказался на кладбище без охраны? Тут два варианта. Либо он пришел проведать могилу кого-то близкого и не хотел обнаруживать перед подчиненными своих эмоций. Либо позаботился, чтобы ему не мешали… У него могла быть назначена встреча в глухом уголке кладбища.

Она пожала плечами:

– Не самое подходящее место для встречи.

– Это с какой стороны посмотреть. Кстати, убийца, кто бы он ни был, перестарался. Ему не нужно было наносить удар кинжалом. Феоктистов, видимо, сильно перенервничал и умер до того, как его закололи.

Астра опешила:

– Феоктистов был уже мертв, когда…

– Вот именно! – подтвердил начальник службы безопасности. – Смерть банкира наступила в результате обширного инсульта, о чем убийца, по-видимому, не подозревал. Человек захрипел, упал, злоумышленник воспользовался его слабостью и ударил стилетом в грудь. Попал прямо в сердце, между прочим.

– Так что, дело скоро закроют?

– Затрудняюсь сказать, как Уголовный кодекс трактует протыкание мертвого тела холодным оружием, но умелый адвокат разобьет доводы обвинения в пух и прах. А обчистить мертвого не успели благодаря господину Таврину. Получается, состав преступления весьма и весьма расплывчат…

Борисов заложил руки за спину, отступил на шаг и уставился на Астру испытующим взглядом, словно ожидая от нее объяснений.

– Зачем вору добивать и без того беспомощного человека?

– Чтобы тот его не опознал… – рассеянно произнесла Астра. – Кто такой Таврин?

– Мой коллега, начальник службы безопасности покойного. Я ему звонил, уточнял кое-какие детали. Он не поведал мне ничего нового.

– Что вы сами думаете?

– Мне не дает покоя совпадение, о котором я говорю только вам. Дом в Линьковке, где обнаружен труп неизвестной женщины, принадлежал Левашовым. И Феоктистов умер поблизости от могилы тех же Левашовых. Эти два дела пока не объединены… да и вряд ли будут объединены. Кому нужна лишняя головная боль? Разве что дотошный следователь попадется…

– Отпечатки пальцев на стилете были?

– Нет, разумеется.

Глава 24

К вечеру похолодало. Небо покрылось темными тучами. Переулки Остоженки тонули в синих сумерках.

Николай Казаринов давно вынашивал идею создать серию пейзажей этой живописной московской улицы. Бледные декорированные фасады, портики и колонны, смесь классицизма и ампира, величественные фронтоны, узорчатые карнизы, кружева деревьев на фоне апрельского неба, пастельные облака, свежесть и ясность деталей, прозрачность воздуха…

На Остоженке жила Магда, поэтому Казаринова постоянно тянуло сюда, к ее дому, где все было пронизано очарованием этой дивной, недоступной женщины. Недоступной для него, Николая, – тогда как невежественный барчук Глебов, который благородную профессию врача променял на торговлю, имел счастье жить, дышать с нею рядом, любоваться ее красотой, ласкать ее тело. Чем он заслужил такую милость? Деньгами? Так у Магды их достаточно…

Мысли художника разбивались о загадку Магды, как волны о скалистый берег, но она разжигала его, дразнила и манила к себе. Так манит морская пучина, глубокий омут или бездонное ущелье.

То, что произошло на кладбище, не укладывалось у него в голове, казалось дурным сном, наваждением. Стало быть, он сходит с ума, как Ван Гог… Он думал, что, если расскажет об этом кому-нибудь, наваждение рассеется.

Жена выслушала его бессвязную речь, пряча торжество в глазах, потом долго выспрашивала то одно, то другое, будто следователь на допросе.

– Тебе надо пойти в милицию и сделать заявление! – потребовала Алла.

– Ты с ума сошла! – ужаснулся он. – Вдруг мне все привиделось?

– Магда внушила тебе, что ты ненормальный, а сама людей убивает.

– Нет… она не могла…

Вечерние новости положили конец их спору. Николай выключил телевизор, налил себе полстакана водки и выпил.

– Она убила этого Феоктистова! – с удовольствием повторяла Алла. – Она убийца! Ее место – в тюрьме, на нарах. Каково после этаких-то хором оказаться в вонючей камере?

– Я должен ее предупредить… – бормотал художник. – Я должен ее спасти…

– Коленька, милый мой, родной, выбрось ты ее из сердца, – умоляла Алла. – Вырви, перемучайся, перестрадай и забудь! Она же губит, губит тебя!

Казаринов не слушал жену, набирал номер Магды, но та не брала трубку. Что он собирался ей сказать? Он не знал… Ему хотелось просто услышать ее голос. Он наливал, пил, опять набирал заветный номер. Сквозь хмельной дурман до него долетали слова Аллы. Потом она куда-то ушла, оставила его в покое. И он провалился в бред, наполненный причудливыми и кошмарными образами…

На следующий день жена отправилась на работу, а он поехал на Остоженку – ждать, когда из подъезда выйдет Магда, смотреть на ее окна. Время остановилось. Николай не замечал, как пролетали часы. Несколько раз ему на сотовый звонила Алла, и он, прикрывая трубку рукой, говорил, что сидит в мастерской, работает.

– Как ты себя чувствуешь? Голова не болит?

– Болит…

У него после вчерашнего и правда ныл затылок, во рту стояла противная горечь.

Солнце зашло, над крышами рдел медный закат. Верхушки деревьев, облитые золотом, меркли в последних лучах. Зажглись фонари.

Окна Магды оставались темными. Казаринов подумал о ее муже. Где он сейчас? В офисе? В ресторане или на фуршете, развлекается, пьет французский коньяк и закусывает улитками? Фу, гадость… Неужели Магда там с ним, в красивом платье, надушенная, танцует, прижимаясь к его широкой груди? Когда же они успели выйти?

– Я задумался и прозевал…

Две молодые женщины, проходя, повернулись и мельком взглянули на него – похоже, он говорит сам с собой.

Казаринов решил пройтись, размяться. В переулке он зашел в кафе, заказал водки, отбивную с салатом и чай. Ноги сами принесли его сюда. Вон за тем столиком у перегородки он однажды случайно встретил Магду. Было начало ноября. На спинке стула висело ее манто, влажное от дождя. Магда обрадовалась, заулыбалась. Перед ней стояла тарелка пельменей и сметана в соуснике – каждая мелочь врезалась ему в память. «Коля! – сказала Магда. – Иди ко мне! Поболтаем…»

Они сидели, мило беседуя, как влюбленная парочка. Магда была одета во что-то пестрое – красно-серо-зеленое, шелковое, пышное. От нее горько пахло миндалем и пионами.

– У меня муж заболел. Грипп подхватил! Представляешь?

– Алла тоже ходит на работу с насморком…

Он не мог насмотреться на нее. Она приподнимала плечи и смеялась, поправляя волосы. За один этот ее жест он готов был положить голову на плаху.

– Ты еще ходишь в Братцево?

– Нет. Слишком далеко ехать.

– А я недавно была.

Ее рука лежала на столе – белая, с синеватыми жилками. Приникнуть бы губами к ее тонким изящным пальцам!..

– Помнишь тот мостик через овраг?

– Который мы рисовали? Да…

– Знаешь, что со мной приключилось?

У него перехватывало дыхание от ее близости. Магда же ничего не замечала.

– Иногда я ненавижу Глебова, – резко сказала она. – Он делает из меня дурочку! Разве я дура?

– Нет, что ты!

В кафе зажглись желтые лампы. На улице было темно от туч. Снова пустился дождь. По стеклам стучали капли.

– Люблю гулять в ненастную погоду… – мечтательно произнесла Магда. – В Братцеве парк уже потерял всю листву. Она лежит на аллеях, и ступать по ней мягко, как по ковру… Овраг тоже засыпан листьями. Я должна была встретиться с одним человеком, но мы разминулись в тумане…

«Я бы не разминулся, – подумал Николай. – Я бы нашел тебя на ощупь, в полной темноте!»

– На краю оврага кто-то развел большой костер. Искры взлетали в небо, как беззвучный фейерверк. Над мостиком висел зеленый туман… Я шла, шла и вдруг обнаружила, что не одна: рядом со мной – странная пара в карнавальных костюмах, в масках. Я решила, что смешалась с группой молодежи, ведь это был праздник Хеллоуин! Они приблизились, и я замедлила шаг. Арлекин! Коломбина! Она протянула ко мне руку… До сих пор не могу понять, почему убежала. Меня обуял ужас, и в груди стало холодно, как будто туда заполз ледяной змей. У Арлекина так блеснули глаза!.. Я закричала, кинулась прочь, и все сразу встало на свои места. Шумели деревья. Костер еще горел, но ряженые, вероятно, остались на мостике…

– А тот человек? – спросил Казаринов. – С которым ты хотела встретиться?

– Я? Это он хотел. Наверное, заблудился в тумане… – совершенно серьезно сказала она и принялась за пельмени. – Я убежала. Поймала по дороге такси и поехала домой. Там меня ждал сюрприз.

Магда обильно полила пельмени сметаной, но ела без аппетита. Николай же и вовсе не мог кусочка проглотить. Тратить время на еду, когда вот она, Магда, сидит с ним за одним столиком? Когда можно вдыхать чистый, свежий запах ее волос, слушать ее милую болтовню…

– Представляешь, какой кордебалет закатил мне дома дражайший муженек? «Где ты провела ночь? Я чуть с ума не сошел! Я думал, с тобой что-то случилось! Ты что, позвонить не могла?!» Он рвал и метал. Ты бы видел его пунцовое от температуры лицо, распухший нос и глаза, как у кролика!

– Так ты не ночевала дома?

– Конечно, ночевала. Я же объясняю, что отсутствовала всего несколько часов. Ну и бучу он поднял! Не хотел меня слушать. «Прошли целые сутки! – твердил он. – Ты ушла из дому вчера вечером и вернулась только сегодня». Нет, скажи, пожалуйста, Коля, я похожа на идиотку?

Казаринов отчаянно замотал головой:

– Ты самая лучшая, самая прекрасная из женщин. А у твоего мужа от сильного жара просто сознание помутилось. Когда я в детстве болел ангиной, тоже бредил, терял счет времени и видел крыс, которые сновали по моему одеялу, как наяву…

Магда наклонилась вперед и жестом поманила его к себе.

– С того вечера между нами словно кошка пробежала, – призналась она. И усмехнулась. – Ладно, не бери в голову. Я испортила тебе аппетит, да? Ты ничего не ешь.

В тот день Магда дала ему номер своего сотового:

– Звони…

Казаринов так и не позвонил ни разу. Не посмел… Ждал, чтобы она первая позвонила. Не дождался.

Теперь, по прошествии нескольких месяцев, он сидел в том же самом кафе, только уже без Магды…

* * *

Матвей с порога уловил запах растопленного парафина. Астра опять жжет свечи! Думает, зеркало покажет ей, где прячутся Глебовы…

– Я сочинил новую пословицу, – заявил он. – На Алруну надейся, а сам не плошай. Нравится?

– Плагиат…

– Ты чрезмерно строга ко мне.

Он прикоснулся губами к ее затылку, мельком взглянув в золотистый овал, обрамленный бронзовой рамой. Никакого намека на тайное убежище беглецов.

– Их ищут?

– Пока без успеха. Не мешай…

После работы он сразу приехал сюда, на Ботаническую. Астра попросила, дескать, надо посоветоваться. О чем, интересно?

Свечи потрескивали, догорая. Астра надеялась получить у зеркала ответы на вопросы, но видела лишь своего Двойника, ироничного и недовольного.

«Что-то идет не так, – говорили его глаза. – Ты топчешься на месте. Все эти разговоры с Борисовым ничего не дают. Ты пытаешься идти по чужой дороге. Улики, логические рассуждения и выводы судмедэкспертов – не для тебя. Оперативной работой пусть занимаются другие. Прогуляйся по Братцевскому парку, поговори с Казариновым… Просто впитывай атмосферу, которая окружала Глебовых. Посмотри на мир их глазами. Дыши, как они, думай, как они, чувствуй то, что они чувствуют!»

– Оладьи с яблоками готовы! – крикнул из кухни Матвей.

– Иду!

Астра убрала зеркало и подавила зевок. Она устала от беспорядочных мыслей: персонажи комедии масок, подвал в Линьковке, встреча Магды с Феоктистовым на кладбище, итальянский стилет…

На кухонном столе дымилась горка румяных оладий. Матвей заваривал чай.

– Как твои ребята? – ради приличия спросила она.

– Хорошо. А твои?

– Не могу дозвониться Глебову…

– Еще бы! Он преступник, а преступникам свойственно скрываться от правосудия. Глебов – убийца. Труп женщины – наверняка его рук дело. Скажи спасибо, что сама чудом осталась жива.

– Спасибо! – широко улыбнулась Астра. – Подай-ка мне варенье…

– После того как его женушка укокошила банкира, они оба упали на дно.

– Не сомневаюсь, но мне нужно с ними побеседовать.

Матвей уставился на нее с таким видом, словно напротив него сидела несмышленая девочка:

– Каким же образом?

Астра молча жевала. Оладьи с клубничным вареньем – как в детстве. Вкусно…

– Понял! Ты вступишь с ними в телепатический контакт?

– Я бы не против. Жаль, что пока не получается. Зато удалось установить личность Коломбины – это некая Кристина Радич. Ее отец увидел фото в газете и позвонил в милицию. Было проведено опознание. Мне Борисов сообщил об этом час назад.

– У него всюду свои люди, – со смесью восхищения и сарказма констатировал Матвей. – Что бы ты без него делала?

Астра вздохнула и положила на тарелку еще парочку оладий. В приоткрытое окно тянуло ночной прохладой. Абажур отбрасывал на потолок причудливые тени.

«Хочешь вызвать меня на спор? Дудки! – мстительно подумала она, глядя на невозмутимо жевавшего Карелина. – Не поддамся!»

– Без Николая Семеныча пришлось бы туго. Он дал мне адрес Радича. Может, съездим?

– Сейчас? Ты смеешься? Уже поздно…

– Радичу не до сна. У него дочь убили.

– Вот именно. В такой момент терзать человека вопросами?

– Поедем на твоей машине или вызывать такси?

Матвей понял, что разговор с отцом погибшей женщины – дело решенное, и не стал сопротивляться.

Астра оделась по-спортивному – брюки, курточка, кроссовки – и нетерпеливо переминалась с ноги на ногу, поторапливая его.

На улице дул ветер. Надсадно скрипели проржавевшие за зиму качели. На детскую площадку падал свет фонаря. Двое подростков – парень и девушка – курили, переговариваясь вполголоса. Наверное, не так давно они еще катались на железной карусели и играли в песочнице.

– Мать совсем задолбала, – донеслось до Астры. – Хоть из дому беги…

Проходя мимо, она заметила, какое у девушки юное, миловидное лицо. Ее портила густо нанесенная краска и хмурая складка на лбу. Паренек низко опустил голову с модной прической торчком. Они оба были недовольны жизнью – придирками родителей, школой, нехваткой карманных денег…

Матвей подогнал машину и распахнул дверцу для Астры.

– Куда ехать-то?

– На Бабушкинскую.

– Что ты скажешь этому Радичу? – спросил он, выруливая на шоссе. – Представишься частным детективом?

– Журналисткой из криминального издания.

– А если он потребует документ? Хотя на него такое горе свалилось…

– Скажу, что веду собственное расследование, для газеты. Люди не очень-то надеются на милицию.

– Ну-ну…

Матвею были не по душе подобные авантюры. Астра права в одном: она сумеет выудить у Радича то, что он не расскажет следователю.

По дороге она заговорила на свою любимую тему – о кассете из тайника.

– Там есть два эпизода – венецианский карнавал и любовники в масках – помнишь?

Он послушно кивнул.

– Магда и Глебов познакомились в Венеции, во время карнавала. Арлекин, Коломбина и прочие персонажи комедии дель арте в этом деле присутствуют не случайно. Глебов говорил, что они с Коломбиной занимались любовью в масках. Он не видел ее лица!

– Брешет твой Глебов…

– У Левашовых в доме опять же висят картины: «Труппа Джелози», «Арлекин и дама», «Коломбина», «Доктор»… Понимаешь?

– Нет, – честно признался Матвей.

– И я не понимаю. При чем тут Дюрер? Он путает все карты.

Она пустилась в рассуждения о природе карнавала. Если вернуться к истокам, то обычай рядиться в чужие одежды и закрывать лица масками такой давний, что люди успели забыть его смысл. Римляне праздновали Сатурналии, которые считаются прообразом карнавала. Зима ассоциировалась со знаком планеты Сатурн и со смертью…

– Что ты хочешь сказать?

– Безудержное веселье карнавала – всего лишь ширма, за которой скрывается его истинная суть, – торжественно изрекла Астра. – Мистерия бессмертия.

– Что-о?

– Другие лица, другие одежды, другие роли. Смерть – это смена костюмов и масок…

Глава 25

Господин Радич оказался седовласым, исполненным достоинства мужчиной лет шестидесяти. Он пригласил Астру в просторный кабинет, где стояла кожаная мебель, письменный стол и два книжных шкафа. Его глаза были сухи, но руки мелко дрожали.

На стене висел фотопортрет дочери – приподнятые за ушами волосы, большие глаза, энергичный, чуть великоватый рот. Те же черты, что у мертвой Коломбины, только не застывшие, а мягкие, выразительные.

– Жена ушла от меня десять лет назад. Она уехала в Чехию со своим вторым мужем и еще не знает о… о том, что моя… наша дочь… что ее больше нет. Господи! Я столько раз видел смерть и, казалось, привык к ней. Но то – чужая смерть. А когда… – Он приложил руку к горлу, как будто ему стало трудно дышать. – Когда умирает ребенок… Простите, мне нужно принять лекарство…

Астра налила ему воды в стакан – запить таблетку.

– Может, вызвать врача?

Александр Степанович махнул рукой.

– Я сам врач. И Кристина… была врачом. Боже мой… как я сообщу ее матери?

Он настолько ушел в свое горе, что едва услышал, кто такая Астра. Его не удивил поздний визит. Вряд ли он вообще следил за временем.

– Вы из газеты? Да-да… только о чем же здесь писать? Разве не все ясно? Какой-то подонок убил мою девочку…

– Александр Степанович, это очень запутанное дело. Без вашей помощи убийца может избежать наказания.

Одурманенный седативными препаратами, он плохо соображал. Астре пришлось повторить, чего она хочет – узнать, чем жила Кристина, кто ее окружал в последнее время.

– Мы с женой подали дочери плохой пример, – сетовал несчастный отец. – Разошлись, поломали семью… Неудивительно, что у нее тоже жизнь не сложилась.

– Она была замужем?

– Да… Я устроил ее в хорошую клинику терапевтом. У меня была возможность. Я тогда работал деканом лечебного факультета в мединституте. В клинике она познакомилась со своим будущим мужем, Игорем Баженовым. Поженились, прожили три года… и все.

– Они жили с вами?

– Со мной, в этой квартире. Не ссорились, и вдруг Кристина заявила, что разлюбила Игоря и хочет развестись. Мне кажется, она его и не любила, даже фамилию девичью оставила – словно знала, что этот брак не надолго. Так, вышла замуж, потому что все выходят. Расстались они мирно – Баженов собрал вещи и ушел.

– Когда они развелись?

– Лет пять назад. С тех пор я его не видел. Из клиники Игорь уволился, говорят, уехал куда-то в область, женился. Кристина о нем не вспоминала – как отрезало.

– А потом у вашей дочери были мужчины?

Радич дрожащей рукой потянулся за стаканом с водой, – видимо, у него пересохло во рту от лекарств, – глотнул. На его лице застыло выражение боли и горя. Наверное, за дни поисков Кристины он постарел и занемог.

– Дочка после развода встречалась с мужчинами… она же… была молода, хороша собой. Очень заботилась о фигуре – соблюдала строгую диету, посещала тренажерный зал. У нее был… культ тела, если хотите. Годы только прибавляли ей красоты и очарования. Не верите?

Астра не думала возражать, но Радич поднялся, достал из шкафа альбом с фотографиями и раскрыл его.

– Вот она совсем крошка… А вот – первоклассница…

На снимке улыбалась круглолицая девчушка с белыми бантами и огромным букетом.

– Это мы все вместе сажаем деревья… Это выпускной бал…

Подрастая, Кристина становилась крепко сбитой девицей с развитыми формами, с уверенным и самодовольным взглядом. Наверное, умела плавать, играть в волейбол и первая пробегала стометровку.

– Она была отличницей? – догадалась Астра.

Радич заморгал и кивнул. У него щипало глаза от бессонницы.

– Да. Кристина сдавала экзамены на пятерки… и добивалась успехов в спорте. Она и в институте… была одной из лучших… Боже мой! Мог ли я представить, что буду хоронить единственную дочь?..

– Кристина не знакомила вас со своими… поклонниками?

Астра чуть не выпалила «любовниками».

– Нет… что вы? Она не скрывала своих отношений с мужчинами, но и напоказ не выставляла. В нашей семье не было принято выворачивать душу наизнанку. Может быть, зря! Жена моя… бывшая жена, – поправился он, – тоже замкнутая… все в себе держит. Не знаю, как сейчас. Вероятно, так же. Чтобы человек изменился, ему нужна серьезная встряска…

– Значит, Кристина и с матерью не делилась сердечными тайнами?

– К сожалению, нет. Могла пожаловаться на личные неурядицы, но как-то вскользь, без того, чтобы выплакаться, излить душевную боль. А потом мать ее бросила…

Он говорил, глядя не на собеседницу, а в альбом, – на снимки, где Кристина была еще живой.

– Значит, вы никого из ее поклонников не видели?

– Имеете в виду, не приводила ли она их сюда? Нет, не приводила. Она была воспитанной девочкой и не позволила бы себе…

Радич вдруг напрягся, сдвинул брови:

– Вы намекаете… что ее… убил… Это невозможно! Уверяю. Кристина очень разборчива, она не стала бы встречаться с кем попало. Нет! Исключено. Она угодила в руки маньяка… извращенца, чудовища… Видели, как он ее одел перед… перед смертью?

– Так это не ее платье?

– Я никогда не видел у нее этого… жуткого платья… Никогда…

– Там была еще маска. Ваша дочь увлекалась костюмированными вечеринками?

– Кристина любила дорогую элегантную одежду. Могу показать вам ее гардероб…

– Спасибо, я верю. А на карнавалы, маскарады она ходила?

Александр Степанович затряс головой:

– Мне об этом ничего не известно! Скажите… как она оказалась в дачном поселке? Маньяк заманил ее туда и… Слава богу, он ее не мучил… умертвил быстро…

Видимо, Радичу не сообщили всех подробностей. В морге у него случился сердечный приступ, так что визит к следователю пришлось отложить. Оперативники задали убитому горем отцу пару вопросов и отпустили домой.

– Дом, где обнаружили… тело вашей дочери, принадлежал Руфине и Филиппу Левашовым, – сказала Астра. – Вы были с ними знакомы?

– Нет… Я уже говорил это сотрудникам милиции.

– А Глебовых, нынешних хозяев, вы знаете?

Александр Степанович долго молчал, закрыв глаза.

– Когда-то Алеша Глебов учился на моем факультете… вместе с Кристиной. Его отец тогда был чиновником в Минздраве… Какое ужасное совпадение! Я вспомнил уже дома… Неужели тот самый Глебов? Может, однофамилец?

Астра хотела сказать, что Алексей Глебов – муж хозяйки коттеджа в Линьковке, Магды Глебовой, – тот самый. Но промолчала. Сей факт следствие истолкует не в пользу ее клиента. Пусть сами докапываются. «Как ни жаль Радича и его погибшую дочь, я не должна действовать во вред Глебову. Его вина под вопросом, – рассудила она. – По крайней мере, для меня!»

Александр Степанович перевернул страницу в альбоме.

– Кристина и Алексей питали теплые чувства друг к другу, – заявил он. – Дочь увлеклась этим молодым человеком, даже, полагаю, влюбилась со всей горячностью, свойственной молодости. У них завязался студенческий роман, который не перерос в серьезные отношения. Во всяком случае… после окончания учебы они не встречались. Не скрою, что хотел бы видеть Глебова своим зятем. Даже помогал дочери, как мог. Устроил их на практику в одну клинику… Не сложилось! Наверное, мне не стоило вмешиваться. Я был довольно резок, несправедлив…

Он чуть не признался, что советовал дочери забеременеть. Тогда бы Глебов-старший принудил сына жениться!

Годы и собственная драма притупили память Радича, но этот разговор с незнакомой женщиной снова вернул его в забытое прошлое. Сейчас, когда Кристина умерла, он не мог предать ее, вытаскивая на свет оскорбительные подробности. Вряд ли это имеет отношение к ее гибели.

– Алеша бросил медицину, хотя подавал надежды как хирург. Ударился в бизнес. Кристина собиралась защищать кандидатскую диссертацию, но остыла… Я не настаивал. Вот, взгляните: они сфотографировались на Воробьевых горах. Такие счастливые…

Астра сразу узнала Глебова – молодого, худощавого, с широкими плечами, обтянутыми тенниской. Он улыбался в объектив, обнимая Кристину. Она – довольно упитанная, с ямочками на щеках, в открытом летнем платье без рукавов.

Астра невольно сравнила ранние и более поздние фото. Годы и целенаправленные усилия действительно меняли внешность Кристины, прибавляя шарма. Она становилась тоньше, изящнее, в глазах появилась глубина, подернутая темной дымкой.

– Покажите мне последние снимки вашей дочери.

– Пожалуйста…

Радич высыпал на колени карточки. Кристина в своем рабочем кабинете: на заднем плане – вазон с широкими резными листьями. Кристина с букетом полевых цветов. Кристина в купальнике на морском пляже…

– Она принадлежала к типу женщин, которые с возрастом только хорошеют, – вздохнул ее отец. – Как моя… бывшая жена. Внешностью дочь удалась в нее, а характером – в меня. Однолюбка, с виду спокойная, а внутри – вулкан. Нельзя переживания держать в себе, это разрушает сердце. Может быть, Кристина щадила меня – после ухода жены я долго хворал, вынужден был оставить должность декана. Теперь подрабатываю кардиологом в частной поликлинике, веду прием.

– Почему коллеги не хватились Кристины, когда она не вышла на работу?

– Как не хватились? Главврач телефон оборвал. А что я ему скажу? Не знаю, мол, где моя дочь? Я везде искал ее, как мог. В милиции у меня не взяли заявление. «Приходите через трое суток!» Я за это время глаз не сомкнул, упаковку таблеток извел…

– Раньше бывало, чтобы Кристина не ночевала дома?

Радич скривился от боли и приложил руку к левой стороне груди.

– Бывало… Она же не святая. Домой мужчину не приведешь, а как же встречаться? Но когда она где-то оставалась, всегда звонила, предупреждала. А тут ни звонка, ничего. И сама трубку не берет.

Часы в шкафу за стеклом показывали полночь. Астра подумала, что надо бы их остановить, ведь в доме – покойник. Хотя тело Кристины лежало в холодильнике морга, дух смерти витал в этой опустевшей квартире.

– Можно мне взглянуть на комнату вашей дочери?

– Да, конечно. Идемте…

Радич с трудом поднялся и, ссутулившись, повел ее по коридору.

Спальня Кристины была обставлена хорошей мебелью, на полу лежал розовый ковер. Туалетный столик полон косметики и духов. С потолка свисает антикварная люстра.

– Она много зарабатывала?

– На жизнь хватало. Мать регулярно присылала ей денег. Заглаживала вину…

«Какую вину? – подумала Астра. – Кристина была уже взрослой, когда ее мать оставила отца ради другого мужчины. Радич так и не простил жену. Она-де поступила аморально, пожертвовав семейными ценностями ради личной прихоти!»

Напротив кровати висела картина – молодая черноволосая женщина в ярком платье, в руках плетеная корзина, в которой сидят две голубки.

Астра подошла ближе и подняла голову. Неужели Коломбина? Вот, кажется, и маска – привязана к ручке корзины, потому не сразу видна.

– Как называется картина?

Доктор отрицательно дернул подбородком:

– Не знаю. Портрет какой-то женщины, вероятно. Кристине подарили. Дешевка…

Астра только после его слов сообразила, что перед ней – репродукция.

– Я бы хотела поговорить с вашей бывшей женой.

– Это невозможно. Я же сказал, она в Чехии.

– Но… она ведь приедет на похороны? Я позвоню, если позволите.

Радича мучила одышка, он устал. Ему хотелось принять снотворное и лечь. Завтра его ждал хлопотный день…

– Звоните… – согласился он. – Разумеется, она приедет…

– Вы хорошо помните Алексея Глебова? – спросила Астра напоследок.

– Алешу? Конечно, помню. Трудолюбивый, вдумчивый, воспитанный юноша. Но – палец в рот не клади. Откусит! Толковый доктор из него получился бы. Какое страшное совпадение, что Кристину… – бывший декан вдруг изменился в лице. – Так то был его дом? Не-е-ет… это какая-то ошибка. Алеша не мог… нет… Зачем? Через столько лет?..

* * *

На обратном пути домой Астра клевала носом.

– Еле дождался тебя, – ворчал Матвей. – У меня, между прочим, завтра в восемь утра совещание в офисе. Я переношу все важные вопросы на первую половину дня, потому что вечерами, по твоей милости, торчу неизвестно где. Обещал повести ребят из «Вымпела» в подмосковные пещеры, а вместо этого…

Его голос куда-то уплывал, и Астра проваливалась в тревожную дрему.

Над Москвой рассыпала звезды холодная апрельская ночь. «Пассат» Карелина мчался сквозь тьму по безлюдным улицам. В домах горели одинокие окна. Что там, за ними? Драма, болезнь, любовь… изнурительная бессонница?..

Астра раскрыла глаза и вздохнула. За стеклами салона пролетали цепочки огней.

– Радич по национальности хорват, – ни с того ни с сего произнесла она. – Интересно, как он оказался в Москве?

– Это имеет значение?

Она покачала головой:

– Надеюсь, нет. Знаешь, оказывается, Глебов и Кристина были сокурсниками и даже крутили роман…

Матвей чуть не проехал на красный, резко затормозил и хлопнул ладонями по рулю.

– Что я говорил?! Он дурачит тебя. Лжет, потешается над твоей доверчивостью. Коломбина! Маски-шоу! Никогда не видел лица! А эта «неизвестная возлюбленная» ходила с ним на пары, целовалась в подъездах и наверняка занималась заурядным сексом. Первая любовь не забывается. Иногда достаточно взгляда, чтобы она вспыхнула вновь, с удесятеренной силой. Опля! Глебов придушил любовницу, когда возникла угроза разоблачения – Кристина ведь собиралась все рассказать его жене. Она могла шантажировать Глебова, вымогать у него деньги…

Астра терпеливо ждала, пока он выговорится.

– А картины в доме Левашовых? А наряд Коломбины? А Феоктистов?

– Они оба психи! – твердил Матвей. – И Глебов, и Магда. Они покрывают друг друга.

– Магда не знает, что банкир был уже мертв в тот момент, когда она ударила его стилетом…

– Они скрылись, потому что запахло жареным! На Глебовых висят два убийства.

– Что-то здесь не клеится.

– Если бы милейшему Алексею Дмитричу удалось запереть тебя в подвале, все было бы шито-крыто. Он просчитался.

– Кто же сообщил в милицию о трупе?

Матвей осекся. Он уперся в ее последнюю фразу, как в выросшее из-под земли препятствие. На его лице отразилось возмущенное недоумение.

– Ты меня подозреваешь? Вот, до чего дело дошло.

Он обиженно отвернулся, и вовремя: впереди внезапно затормозило такси, и секунда промедления могла стоить ему бампера.

– Свидетелем смерти Феоктистова случайно оказался Николай Казаринов, художник, с которым Магда училась в институте, – сказала Астра.

– Тоже студенческий роман?

– Да, а я об этом не подумала…

Тронувшись с места, Матвей предусмотрительно увеличил дистанцию до такси – зазеваешься и потом тащи машину в автосервис.

– Ты уже говорила с этим художником?

– Не успела. Завтра прямо с утра позвоню ему, – зевнула Астра. – Есть еще Таврин, начальник службы безопасности покойного банкира. С ним бы тоже надо встретиться.

Когда Матвей свернул на Ботаническую, она спала, подложив под щеку ладошку.

Глава 26

В офисе господина Феоктистова царили неразбериха и уныние. В холле установили огромный портрет босса с траурной лентой. На полу под ним лежали вчерашние увядшие цветы, поверх которых укладывали свежие…

Секретарша сморкалась в надушенный платочек, в ее глазах застыла неподдельная скорбь. Ей неплохо жилось при Игоре Владимировиче – он был требовательным, но не жадным. Платил исправно, к праздникам давал надбавки, дарил подарки на день рождения и не приставал к ней, как другие начальники, – она наслушалась от приятельниц, какие домогательства им приходится терпеть.

Игорь Владимирович любил женщин, но не был безудержно блудлив. Начни он ухаживать, секретарша, возможно, и не отказала бы. Хотя ей нравились мужчины другого типа – такие, как Таврин. Молодые, рослые, мужественные.

«Что теперь с нами всеми будет? – мысленно сокрушалась она. – Уволят нас или оставят? Кто займет место Феоктистова? Скорее всего, старый персонал разгонят. Новый шеф приведет своих – преданных, проверенных…»

– Мне нужен господин Таврин, – произнес мелодичный женский голос. – Где я могу его найти?

Секретарша вынырнула из горестных мыслей, смерила посетительницу искушенным взглядом. Дамочке на вид лет тридцать, одета просто, но простота эта обманчива. В том, как она держится, в ее осанке и выражении лица чувствуется привычка вращаться в приличном обществе.

– Я из газеты, – скромно добавила та.

Секретарша поверила. Грядущие перемены, беспокойство по поводу неопределенного будущего притупили ее бдительность. Да и Астра вовремя спохватилась, пустила в ход актерские навыки. Ей неплохо давалось умение перевоплощаться.

«Точно! Журналистка, – опрометчиво согласилась секретарша. – Видимо, из начинающих. Не успела обнаглеть».

Она благосклонно кивнула, объяснила, куда идти. Дисциплина, внедренная Феоктистовым, приказала долго жить. Каждый теперь поступал по своему усмотрению.

По коридору сновали растерянные служащие. На их лицах читалось замешательство, как у солдат, потерявших командира. Финансовую сферу и так лихорадит, а тут еще главная опора рухнула…

Таврин любезно привстал, когда вошла «журналистка». Секретарша доложила, что к нему направляется представительница прессы.

Начальник службы безопасности тоже проявил беспечность, не поинтересовавшись ее документом. Ему, похоже, было не до этого.

– Хотите сделать меня козлом отпущения? – раздраженно бросил он. – Не уберег-де клиента, проморгал опасность… «Охрана ловила ворон, пока грабители убивали банкира!» Таких заголовков следует ждать в вашем… мгм… почтенном издании?

Астра смиренно опустила глаза.

– У меня другая задача. Расскажите, где вы находились во время гибели господина Феоктистова? Зачем он поехал на Востряковское кладбище?

– Почему я должен вам что-то рассказывать? Мне уже задавали эти вопросы компетентные органы.

– Вы не любите прессу? Обещаю опираться исключительно на факты и не выставлять вас в дурном свете.

Таврин сплел пальцы и уставился на нее долгим изучающим взглядом.

– Существует тайна следствия, которую никому не позволено нарушать, – наконец вымолвил он.

– Вы же не следователь.

– Я не собираюсь помогать вам!

– Вы не дорожите своей репутацией?

– Именно поэтому я не скажу ни слова.

Кабинет начальника службы безопасности был обставлен аскетично, в черных и белых тонах: длинный стол с компьютером, несгораемый шкаф, офисные кресла, окно. Сквозь вертикальные жалюзи пробивалось розовое солнце.

Таврин был по-мужски красив, с крупными правильными чертами лица. Он мог бы подойти на роль центуриона в сериале «Рим».

Астра решила зайти с другого боку, чтобы поколебать его непреклонность:

– Из официальных источников я узнала, что свидетелей происшествия не нашли…

– Их не было.

– Вот как? А если вы ошибаетесь?

Едва заметная тень пробежала по его каменному лицу.

– В любом случае искать свидетелей – не моя прерогатива. Этим занимается милиция.

Григорий Иванович пребывал в скверном расположении духа. Он звонил Глебовым, но ни муж, ни жена не брали трубку. Супруги как в воду канули. Их квартира на Остоженке опустела. Секретарша Глебова – размалеванная пигалица Юленька – вздумала дерзить. Заявила, что хозяин не поставил ее в известность, куда едет. «Господа на отдых отправились, велели не докучать!»

– Ах ты… – чуть не вырвалось у Таврина крепкое словцо. – Как денежки и презенты получать, так с превеликим удовольствием! А как работу делать?

– Я на вас не работаю, – ехидно процедила Юленька. – Я оказываю вам услуги в виде одолжения. Кстати, ко мне тут оперативник приходил, интересовался Алексеем Дмитричем, его знакомыми. Как к нему сотрудники относились? Не было ли конфликтов между Глебовым и его женой? Про дачу какую-то расспрашивал. – Она выдержала паузу и добавила: – Но я про вас ничего не сказала.

«Мерзавка! – рассмеялся про себя Таврин. – Кукла пустоголовая. Она еще и угрожает!»

– Я-то вывернусь, а вот тебе не поздоровится, если хозяин узнает, что ты «постукиваешь». Выставят тебя на улицу с «волчьим билетом», дорогуша. Кому нужна секретарша, которой нельзя доверять?

Глаза Юленьки наполнились злыми слезами, ярко-красные губки обиженно скривились:

– Не ожидала я от вас… такой подлости…

– Ладно, не реви. Пошутил я. Так о чем тебя расспрашивали?

– Милиционер приходил, показывал фото убитой женщины. Я ей-богу никогда ее не видела. Так и сказала.

– Какая еще женщина?

– Не знаю… – пропищала секретарша. – Прическа странная, таких сейчас не делают… Ужас!

– При чем тут убитая женщина?

– Понятия не имею… Может, знакомая Алексея Дмитрича или его жены?

– Обо мне никому ни слова! – строго предупредил ее Таврин. – Тебе же хуже будет.

Не было ничего страшного в том, что Юленька делилась с ним информацией о Глебове, – он нашел бы, как объяснить свой интерес к совладельцу «Медиуса». Мол, тот просил господина Феоктистова о большом кредите, а банкир решил проверить молодого человека на платежеспособность и благонадежность. Такое практикуется. Если Глебов станет все отрицать, его слово будет против слова Таврина. А Феоктистов мертв.

Про то, что похотливый старикан имел виды на Магду, Григорий Иванович сообщать не собирался – у него были свои планы. Он ничего не боялся, но не мог позволить безмозглой Юленьке испортить ему игру.

Начальник службы безопасности тяжело взглянул на «журналистку». «Что она там бормочет про свидетеля? Этого только не хватало! Шантаж – дело тонкое. Лишний человек тут ни к чему… Сколько я набегался из-за госпожи Магды. Пусть и она побегает!»

– Я правильно вас понял? Есть человек, который присутствовал в тот момент, когда…

Он вспомнил ощущение чужого взгляда там, на кладбище, среди могильных памятников. Тогда он не придал этому значения. Не был готов к такому повороту событий. Смерть босса выбила его из колеи, заставила действовать спонтанно. Как водится, он кое-что выпустил из виду. Свидетеля!

– Вы не журналистка, – выпалил он, прямо глядя Астре в глаза. – Вас прислал тот, кто наблюдал за господином Феоктистовым?

Он чуть не сказал «за Магдой Глебовой», но еще рано раскрывать карты. Пусть барышня сделает это первая.

– Нет. Я пришла по собственной инициативе.

А она не промах. Вроде бы ответила, но в ее словах не проскочило ничего лишнего.

– Приятно иметь дело с умной женщиной…

Окно кабинета выходило на восток. Солнце поднялось, хлынуло через жалюзи, придавая белым и черным краскам оранжевое сияние. Так и в жизни – зло нередко прикрыто фальшивой позолотой, а чистота добра прячется за множеством оттенков.

Астра прищурилась:

– Господин Феоктистов часто посещал Востряковское кладбище?

– Чего вы добиваетесь? – усмехнулся Таврин. – Говорите или уходите. Я занят подготовкой к похоронам и не намерен терять время попусту.

Она обдумывала каждую фразу, чтобы не выдать Глебовых.

«Неужели его не интересует свидетель? Видел он Магду или нет? Если сидел в машине, то вряд ли. А если был поблизости?»

По опыту она знала, что охранники далеко не всегда слушаются своих шефов. В таком случае Таврин мог видеть женщину, с которой встречался покойный Феоктистов, но почему-то молчит. Она решила запустить пробный шар:

– Вы знакомы с Магдой Глебовой?

Все-таки эта фамилия прозвучала.

Таврин сидел спиной к окну, его лицо оставалось в тени. Он опустил ресницы, разглядывая свои руки.

– Допустим, и что? Она и есть… свидетель? Если так, вам не повезло.

– Объясните.

– Эта особа крайне неуравновешенная, я бы сказал, взбалмошная. Она не отвечает за свои поступки. Ей нельзя верить. У меня есть основания утверждать, что госпожа Магда – неврастеничка и психопатка. Она опасна.

– Какие основания?

Таврин вскинул на посетительницу жесткий взгляд:

– Вы ее адвокат?

– Разве госпожа Глебова нуждается в услугах адвоката?

Он откинул голову и рассмеялся.

– Вы жонглируете словами, как заправская циркачка. Я покорен. Ладно, убедили! Поведаю вам одну странную историю… Мой босс, господин Феоктистов, обожал прогулки на свежем воздухе. Раз или два в месяц он выезжал в Братцевский парк, бродил по дальним аллеям, любовался видом из беседки-ротонды на холме… Вы бывали в Братцеве?

– Пару раз…

– Тогда вы понимаете, о чем я говорю. В этом парке – особая атмосфера, полная отзвуков прошлого. Игорь Владимирович настолько проникся ею, что всерьез подумывал сделать взнос на реконструкцию усадьбы. Именно там, под сенью старых деревьев, он имел несчастье встретиться с госпожой Глебовой. Она сломала каблук, кажется… В общем, романтика в духе сентиментального века. Удивляюсь, как это сработало на Феоктистове?

– Флюиды, – предположила Астра. – Когда-то в усадьбе укрывались от света графиня Екатерина Строганова и бывший фаворит императрицы красавец генерал Римский-Корсаков. Следы чужой любви размягчают даже суровые души.

– Наверное, вы правы. Откуда вам известна история Братцева?

– Я писала статью о судьбе забытых «дворянских гнезд».

– Ах да! – вздернул брови Таврин. – Профессия обязывает.

В его словах сквозила ирония. Астре было безразлично, за кого он ее принимает, главное – не обрывает беседу и даже приподнимает завесу над отношениями Магды и Феоктистова. Центурион в нем на время уступил место философу.

– Так вот, этой осенью, дай бог памяти, в начале ноября, кажется, босс вымолил у госпожи Глебовой встречу. Как вы думаете, где?

– В Братцевском парке?

– Неподалеку от каменного мостика через овраг, – кивнул он. – Смеркалось, в воздухе стояла водяная пыль. Видимость отвратительная, а по аллеям бродят подвыпившие ряженые. И в таких условиях я был вынужден обеспечивать безопасность Игоря Владимировича!

– Ряженые?

Таврин хлопнул себя по лбу, как будто внезапно вспомнил нечто важное.

– Ну да! Ряженые! Ведь был день… как его… ну, когда переодеваются вампирами, мертвецами и прочей нечистью…

– Хеллоуин, что ли?

– Да, да… Я же не мог позволить боссу оставаться в парке одному. Хотя он был категорически против моего присутствия, даже в отдалении. Боялся сглазу! Ха-ха-ха! Шучу, шучу. Черт знает, чего он боялся! Наверное, не хотел, чтобы кто-нибудь был свидетелем его фиаско. Вдруг бы женщина послала его подальше? Феоктистов был невероятно самолюбив. Пожалуй, сильнее самолюбия в нем была развита только алчность. Куда теперь пойдут его денежки? На ветер…

На мгновение глаза начальника по безопасности подернулись мечтательной дымкой. О чем он подумал? Уж точно не о деньгах.

– Встреча состоялась? – не утерпела Астра.

– Представьте, нет. Она согласилась прийти, но в последний момент сбежала. Назвать это чудачеством как-то язык не поворачивается. Не смешно! Игорь Владимирович при всех его… мм-м… недостатках был солидным пожилым человеком. Да и госпожа Глебова – обеспеченная, знающая себе цену дама, а не легкомысленная попрыгунья. Есть же элементарные правила поведения в обществе.

– Вы говорите, сбежала?

Таврин повел рукой в воздухе:

– Растворилась в тумане…

Астра молчала, глядя на него с растущим недоумением.

– Удивлены? Я тоже долго не мог понять, что за финт она выкинула. Феоктистов отправился к месту встречи. Я, конечно, последовал за ним – окольным путем, так, чтобы он меня ни в коем случае не заметил. Других охранников не было, только я. На краю оврага гуляющие костер разожгли. Наверное, грелись у огня. Вижу, с другой стороны идет эта женщина, разряженная, как елка. Ее ни с кем не спутаешь! Направляется к мостику, а над оврагом туман клубится. Она в этот туман нырнула, и всё…

– То есть как «всё»?

Начальник службы безопасности щелкнул пальцами.

– Всё – значит всё. Куда она подевалась, ума не приложу. Спрыгнула с мостика в овраг? Высоковато для нетренированной барышни. На другую сторону она не перешла – там стоял Феоктистов. Он бы ее не пропустил. Мне из-за тумана не было видно, что происходит за мостом. Через какое-то время развиднелось, гляжу – он ходит туда-сюда, нервничает, томится в ожидании. Я, дрожа от сырости, прячусь в кустах, проклинаю все на свете. Особенно слабость босса к прекрасному полу!

– Чем же это закончилось?

– А ничем! Феоктистов замерз, а у него почки больные были и куча других хворей. Разозлился, пришел в бешенство и зашагал по аллее обратно, к машине. Я бегом туда же, чтобы раньше его добраться. В такой ярости я босса еще не видел. Думал, его удар хватит. Но обошлось… Повез его домой – он всю дорогу пылал от негодования, хоть спичку зажигай. Молчит, сопит, а в машине только что молнии не сверкают. Потом остыл – не скоро, правда. Я его ни о чем не спрашивал. Куда? Зачем человеку на сердечную рану соль сыпать? Феоктистов был в гневе страшен. Не хотелось ему под руку попадаться. Прошло время, и он простил Магду – даже придумал оправдания ее поступку – и снова взялся ухаживать. Любовь зла!

– Вы говорили об этом следователю?

Астра нарочно задала провокационный вопрос – проверить, как он среагирует.

– С какой стати? Они ведь расследуют убийство, а не личную жизнь Феоктистова. – Глаза Таврина мерцали, исследуя собеседницу. – Хотя любовь и смерть порой идут рука об руку. Я бы сказал: любовь – это чуточку смерть.

– Может быть, вы и на кладбище наблюдали за своим боссом? Что вы видели?

Хозяин кабинета непринужденно улыбнулся. Он как будто бы читал подтекст, заключенный в ее словах:

– Я уже дал показания. Мне нечего добавить. Могу продемонстрировать одно интересное фото. Хотите?

Он защелкал по клавишам, и на экране компьютера появилось изображение банкира с кинжалом в груди.

– Увеличить?

– Да, пожалуйста…

Через мгновение на пол-экрана засияла витая рукоятка стилета.

– Красивое орудие убийства! Такая вещь запоминается…

Астра умолчала о результатах вскрытия тела Феоктистова. Таврин тоже об этом не обмолвился.

Ей вспомнились слова Матвея: «Если банкир умер в результате возникшей между ним и Магдой стычки, а потом она воспользовалась стилетом, ударив беспомощного человека, она должна была очень сильно ненавидеть его. Или бояться».

На орудии «убийства» отпечатков пальцев не обнаружили. Допустим, Магда была на кладбище в перчатках. Но ведь она, по словам Глебова, носила кинжал в сумочке и часто держала в руках.

– Выходит, госпожа Магда заранее спланировала убийство, потому и тщательно вытерла рукоятку, – заявил Матвей. – Никакого «состояния аффекта». Умысел! Как отягчающее вину обстоятельство. Она знала, что Феоктистов придет на могилу ее родителей. Возможно, сама же и заманила его туда.

– Зачем ей убивать банкира?

– Например, из-за денег. Неизвестно, какие у нее были дела с Феоктистовым.

– Сомнительно…

– Значит, допек он ее чем-то! – заключил Матвей. – Достал до печенок. Женщины, если их раздразнить, бывают гораздо опаснее мужчин.

На столе Таврина зазвонил телефон, и он начал что-то вполголоса объяснять в трубку. Астра, занятая своими мыслями, уловила всего пару фраз: «Я все заказал» и «Буду сию минуту».

– Меня ждут, – сказал он, вставая. – Извините, я тороплюсь.

– Последний вопрос! – взмолилась она. – Господин Феоктистов знал родителей Магды? Ведь он погиб неподалеку от могилы Левашовых.

Начальник службы безопасности нетерпеливо взглянул на часы и все-таки решил ответить:

– Как вы понимаете, я наводил справки о Магде Глебовой – по долгу службы. Выяснилось, что Игорь Владимирович когда-то был безнадежно влюблен в ее мать, Руфину Левашову, но не сумел добиться взаимности. Он не собирался признаваться в этом. Я тоже помалкивал. Магда, судя по фотографиям, – копия матери, причем лучшая. Видно, взыграла старая любовь…

* * *

Хотел ли он помочь Магде? Да он жизнь свою готов отдать ради нее, кровь выцедить по капле, лишь бы только она позвала его!

– Что с тобой, Коленька? – испугалась жена.

Она слышала, как Казаринов говорил с кем-то по телефону – похоже, с заказчиками. Когда он вошел в кухню, Алла ужаснулась – муж побагровел, на лбу выступила испарина, уголок рта нервно дергался.

Ноги вмиг стали ватными, и Алла опустилась на стул. Кофе на плите сбежал, но она ничего не замечала.

– Они что, забраковали твою работу? Отказываются платить?

Художник молча кивнул:

– Дай мне их телефон, я с ними разберусь… Я в суд подам!

– Нет, – выдавил он. – Не надо… Я сам.

Он не собирался докладывать Алле, что ему звонила та женщина, которая купила картины. Она, оказывается, знакома с Магдой и знает об убийстве на кладбище. Откуда ей известно, что…

Казаринов разволновался. Магда исчезла: она не выходила из дому и не брала трубку. Наверное, где-нибудь прячется…

«Неужели пришел мой час? – дрожа, думал художник. – Неужели я ей понадобился? Ей, владычице моего сердца? Моей музе, хозяйке моего вдохновения! Господи… неужели я дождался этакого счастья?»

На столе стояли тарелки с завтраком – овсянка и сосиски. Кофе подгорал на плите…

– Ешь, а то остынет, – робко вымолвила жена.

– Не хочу…

– Ты куда?

Он, не отвечая, пошел одеваться. В прихожей горела желтая лампочка, окруженная тусклым ореолом. Так бы ее написал великий Винсент… Все жалкие вещи – вешалка, тумбочка с телефоном, зеркало и полка для обуви – казались облитыми болезненной желтизной. Нищенское убранство квартиры не коробило Николая, ведь Ван Гог тоже прозябал в бедности. Зато сейчас каждое его полотно стоит миллионы долларов…

Когда-нибудь справедливость восторжествует, и картины, написанные им, Николаем Казариновым, станут продавать на престижных аукционах и в связи с его именем упомянут имя Магды. Он даст ей то, чего не может дать самое несметное богатство, – бессмертие! Он спасет Магду и создаст, наконец, свои шедевры…

Жена, бледная, со слезами на глазах, пошла за ним. Запах горелого кофе шлейфом потянулся в прихожую.

– Коля… – ее голос сорвался. – Ты не сделаешь этого!

Она решила, что он идет топиться или вешаться. Дура!

– Коленька, умоляю тебя! – Она рухнула на колени и обхватила его лодыжки. – Не пущу! Не пущу-у!

– Прочь! Убирайся…

– Не пущу-у-ууу!

Казаринов грубо высвободился, оторвал ее от себя и выскочил за дверь. Спускаясь по лестнице, он слышал истерические рыдания Аллы. Идиотка. Как она его достала!

На улице яркий солнечный свет резал глаза. Он опустил голову и быстро миновал двор. За поворотом его ждал черный автомобиль.

– Здравствуйте, Николай.

Водителя в машине не было, только женщина на заднем сиденье. Она открыла ему дверцу. В салоне пахло велюром и ее духами, свежими, как морской бриз.

– Магда в беде, – сказала она. – Вы можете ей помочь.

– Я? Конечно же, говорите, что я должен делать.

Он с силой втянул в себя воздух, словно его знобило. Его и правда трясло.

– Мне известно, что вы были на кладбище, когда…

– Да! Да! Но я… никому… ничего… Буду нем как рыба. Пусть она не сомневается!

Он даже не спросил, откуда у нее такая уверенность.

Астра незаметно принюхалась. Казаринов выглядел как пьяный, но запаха алкоголя она не уловила. Этот человек был болен – неразделенной страстью к бывшей сокурснице Магде Левашовой. И величайший, по мнению людей, доктор – время не излечило его.

– Я ничего не видел! – заверил он. – Даже если меня порежут на кусочки…

– Мне вы можете рассказать.

Казаринов дернулся, посмотрел по сторонам. Вокруг были голые деревья, газоны, покрытые прошлогодней травой. По тротуару молодая мама вела за руку ребенка.

– Мост… – понизив голос, произнесла Астра. – Тот самый, который вы изобразили на эскизе по ее просьбе.

В его глазах застыл слепой восторг, замешанный на страхе.

– Не бойтесь повредить Магде, – Астра уговаривала его, как маленького. – Она далеко. Я же не спрашиваю вас, где ее искать.

Художник замотал головой:

– Я не знаю… не знаю… Не вздумайте записывать разговор! Я скажу, что солгал.

– У меня нет диктофона. Клянусь. Обыщите машину и мою сумочку. Или давайте выйдем на воздух.

– Хорошо. Что от меня требуется?

– Мостик через овраг в Братцевском парке, – повторила она. – Почему Магда решила написать именно его?

Вопрос не касался убийства, и Казаринов немного успокоился.

– Ее воображение устроено по-другому, не как у меня или у вас. Она – особенная. Отмеченная божественной печатью… – говорил высокопарно, но тихо, отрывисто. – Я как раз вспоминал недавно! Она мне призналась…

Художник поведал Астре историю, которой Магда поделилась с ним в кафе.

– На мостике на нее напали ряженые, Арлекин и Коломбина… Ей показалось, что Арлекин тянет к ней руку с ножом… Слава богу, Магда сумела от них отделаться. Просто убежала! Но вот что интересно. Это случилось в самом начале ноября, этой осенью, на День Всех Святых, а ту работу я ей помогал делать около семи лет назад. «Мостик в зеленом тумане»! Так она и называлась. Уже тогда Магда решила изобразить на мосту две фигуры в костюмах Коломбины и Арлекина. А потом произошло то, что она представляла… Разве не чудо?

– Зачем Магда гуляла в парке одна, вечером, да еще в такой день?

– У нее была назначена встреча с одним человеком…

– Кто он?

Художник закусил губу – этого Магда ему не сказала.

– Она не называла имени. Но тот человек не пришел. Обманул ее! Она немного подождала, а потом ушла. Побоялась, что к ней опять кто-нибудь пристанет. Да у нее еще муж заболел, слег с простудой. Поэтому она торопилась домой.

Казаринов умолчал о скандале, который учинил Глебов своей супруге, – это унизило бы Магду в глазах собеседницы.

– Что вы видели на Востряковском кладбище? – спросила Астра.

Николай довольно складно изложил то, что она уже слышала от Аллы.

– Магда была в перчатках?

– Да. В черных перчатках, – подтвердил он. – Было прохладно… В тени даже снег еще лежал.

– Она доставала что-то из сумочки?

– Доставала. Только я не разглядел, что именно, мешали ветки и надгробия. Магда замахнулась, и тот человек упал. Его фамилия Феоктистов. Я узнал из новостей. Ее ведь не подозревают? Ищут грабителей, которые будто бы хотели обчистить банкира… Имейте в виду, я от всего откажусь! – предупредил он. – Никто не заставит меня оговорить Магду! Даже под пытками…

Столько пафоса прозвучало в его словах, что Астра едва не прыснула:

– Она потом наклонялась над телом?

– Кажется, да… или нет. Я не запомнил. Я ужасно испугался за нее! Он остался лежать, а она убежала. Она ни в чем не виновата! Этот боров набросился на нее! Она защищалась. Вы бы на ее месте поступили так же…

– Надеюсь, беседа останется между нами?

– Могли бы этого не говорить. Я все сделаю для Магды! – с отчаянной решимостью воскликнул Казаринов. – Если… если понадобится… я возьму вину на себя. Скажу, что я убил этого борова!..

Глава 27

Матвей отвез Астру домой, наскоро перекусил и прямо с Ботанической отправился на тренировку к своим подопечным. У него в голове крутились ненужные мысли. Дело с каждым днем запутывалось, вместо того чтобы близиться к развязке.

Казаринов произвел на него отталкивающее впечатление, о чем он не преминул сказать. Взгляд со стороны бывает полезен.

– У него глаза затравленного зверя… или безумца. От такого человека можно ожидать чего угодно. Художники, как я погляжу, все с приветом.

– Таврин мне не солгал, – невпопад заявила Астра. – Они с Николаем оба говорили о происшествии на мостике в Братцевском парке, только по-разному.

– Это начальник службы безопасности банкира, что ли?

– Ну да. Он был на кладбище и что-то видел… Оказывается, покойный пытался ухаживать за Магдой. Они там встретились не случайно.

– Я был прав! – обрадовался Матвей. – Ножичек-то госпожа Глебова протерла не зря. Одного не учла: клинок больно узнаваемый. Она, вероятно, подбирала оружие под свой экстравагантный наряд. Фишка у нее такая – шокировать публику. Мужа она собиралась прирезать этим же стилетом… – Он помолчал. – Говорю тебе, у нее бзик! Она ведь тоже… художница?

– В некотором роде. Но Таврин – бывший военный или сотрудник спецслужб. Ему-то можно верить? Не пойму, зачем он мне рассказал историю про неудавшееся свидание у мостика? На что он намекал?

Матвей подумал и сделал тот же вывод, что и она:

– М-м… Он мог просто выставить тебя за дверь, но вместо этого поделился подробностями из личной жизни покойного Феоктистова, упомянул Магду. Он-де имеет козыри, которые пустит в ход, если… если… Ба! Уж не собрался ли Таврин заняться шантажом? Магда – богатая женщина, она влипла и захочет выкрутиться. Серьезный срок ей не грозит, но она-то в неведении и, похоже, в бегах. А тут Таврин: так, мол, и так, госпожа Глебова, я совершенно случайно сидел в кустах, видел, как вы прикончили банкира, и теперь ваша судьба зависит от моего молчания. Заплатите и живите спокойно. А не заплатите…

– Как он свяжется с ней?

– В том-то и смысл его «откровенности». Таврин надеется, что ты приведешь его к Магде! Он тебя раскусил: дал понять, что раньше Магда и Феоктистов уже встречались, и он об этом знает. Следовательно, ему известно и о встрече на кладбище. Теперь ты побежишь предупреждать ее… Она испугается и даст ему денег!

Мысли Астры текли в другом направлении. Она зациклилась на мостике и пыталась понять, почему этот маленький косвенный факт не дает ей покоя.

– А вдруг не побегу?

Она понимала: начальник по безопасности должен был, по крайней мере, догадываться, с какой целью его босс отправляется на кладбище. Любой уважающий себя спец старается обладать полной информацией, это у них в крови.

– Не побежишь, потому как понятия не имеешь, где прячутся Глебовы, – хмыкнул Матвей. – А то бы прямехонько туда и отправилась.

Казалось, в его словах есть логика, но Астре чего-то не хватало. Двойник в зеркале посмеивался над ней. «Ты становишься обыкновенным сыщиком, – читала она в своих же глазах, отраженных золотистой амальгамой. – А это не женское дело!»

– Не женское это дело, – вздохнула она. – Кажется, я в чужие сани села.

В клубной раздевалке Матвей натянул на себя спортивный костюм и отправился в зал, не переставая думать об Астре. Зря он ее критикует. Ему же самому интересно, какой выход она найдет из тупикового положения. Что она там бормотала за едой? «Труппа „Джелози“… Генрих IV и Мария Медичи… Строгановы… мостик…»

– Ее дорожки слишком извилисты, чтобы я мог пройти по ним следом за ней…

– Что вы сказали, Матвей Аркадьевич?

Парень, которому он показывал прием, ничего не понял. Карелин спохватился: он думает вслух – вот до чего довела его госпожа Ельцова!

– Не обращай внимания. Давай повторим бросок.

После тренировки, как было заведено, ребята могли задавать ему вопросы на любые темы – от сугубо специфических до житейских. Они обступили Матвея, оживленно переговариваясь:

– Когда в пещеры пойдем?

– Вы обещали кратер от упавшего метеорита показать…

– Здорово! Может, осколков насобираем?

– Говорят, Сходненский ковш тоже от метеорита образовался.

– Сходненский ковш? – переспросил Матвей. – Неподалеку от усадьбы Братцево?

– Угу! Геопатогенная зона… Его еще называют Тушинская чаша. Там люди пропадают.

– Фигня! Скажи еще, там аэродром инопланетян был… – заспорили ребята между собой.

– Вы, наверное, телик не смотрите, Матвей Аркадьевич. Про пришельцев даже в новостях показывают.

– Типа, метеорит вмятину в земле оставил? – заинтересовался новенький: крепкий паренек с наголо обритой головой. – А сам он куда подевался?

– Бес его знает…

– Сгорел от удара, – предположил кто-то.

Новенький хотел было выразить свое удивление ругательством, но прикусил язык: в группе существовал негласный закон, запрещающий сквернословить во время занятий. Выдерживали не все, но Матвей не имел привычки делать замечания нарушителю – достаточно было одного его укоризненного взгляда.

Бритый паренек наморщил лоб, что-то напряженно вспоминая, потом вдруг выступил вперед:

– Пацаны, там наш Брыля собирался обряд какой-то устраивать…

– Где?

– В Братцеве! От тоже болтал про эту… гео… типа, зону… Будто бы там разлом какой-то проходит или… в общем, не помню…

– Кто такой Брыля? – поинтересовался Матвей.

– Брылин, вожак нашей уличной шпаны, – объяснил новенький. – Он двинутый по всяким, типа, мистическим штукам. В прошлом году в Силикатную пещеру ходил – там, типа, тоже коридор времени… Какой-то мужик, типа, видел в пещере свою умершую жену, пошел ее искать и пропал. Потом их, типа, уже вместе видели…

– Во, блин! Правда?

Паренек, которому удалось привлечь к себе внимание, раскраснелся от удовольствия, описывая чудесные свойства Силикатной пещеры.

– Погоди, – остановил его Карелин. – Ты недоговорил про Братцево…

– Ну, Брыля нас туда водил – показывал, типа, «энергетический крест».

– Какой-какой?

– Энергетический – типа, где два оврага пересекаются. Он чего-то объяснял, я не врубился…

– И что с этими оврагами?

– В какой-то день, типа, нужно в том месте разжечь большой костер… – новенький так старался вспомнить подробности, что его ладони вспотели, и он то и дело вытирал их о штаны. – А к нему должна вести, типа, дорожка из двенадцати кинжалов…

– К костру?

– Ну…

– Дальше-то что? – подгонял его Матвей.

Остальные слушали, раскрыв рты.

– Дальше ничего. Типа, откроется проход…

– Какой проход? Куда?

Гладкая голова паренька блестела от пота. Он развел руками и выпалил:

– Я почем знаю? На тот свет, блин…

* * *

Ночь в полуразрушенном общежитии прошла как кошмарный сон. Было холодно. Тепло от буржуйки уходило через разбитые окна. Под полом шуршали то ли мыши, то ли крысы. В щели между досками за беглецами наблюдала глухая ночь. Казалось, что-то враждебное витает вокруг пустого здания – даже бомжи в своей каморке притихли. Наверное, напились вусмерть.

Глебову самому захотелось хлопнуть стакан водки, закрыть глаза и погрузиться в блаженный покой, чтобы хоть на минуту перестали гудеть, как злые шершни, мысли.

Магда беспокойно ворочалась в спальном мешке. Глебов бодрствовал, подкладывал в печку дрова – понемногу, чтобы до утра хватило. Вчера вечером ему пришлось оставить ее на пару часов, слетать в магазин купить кое-что, в том числе и два спальных мешка. Кто знает, как сложатся обстоятельства?

– Алекс… – бормотала она во сне. – Алекс…

«Почему мы здесь? – спрашивал он себя. – Как это могло случиться?»

Рядом с магазином «Турист», где Глебов делал покупки, висел уличный таксофон. Он остановился, борясь с искушением позвонить отцу, расспросить его, есть ли какие-нибудь новости – может быть, к нему уже приходили из милиции справляться, где Магда.

Сама собой в уме возникла картинка: растерянный отец, испуганная мама. «Куда уехали ваш сын с невесткой? – сурово обращается к ним оперативник. – Они подозреваются…»

Глебов пытался прогнать навязчивое видение. Куда там! А если телефон родителей прослушивается? Мучимый страхом и неизвестностью, он придумывал разные ужасы. Их с Магдой портреты расклеены по всему городу, у отца инфаркт, у матери нервный срыв, в квартире на Остоженке – засада…

Здравый смысл уступил место тихой панике. Глебов держался усилием воли, чтобы не напугать жену. Ужасная догадка, что труп Коломбины обнаружен и разыскивают не только Магду, но и его, окончательно выбила у него почву из-под ног.

Позвонить адвокату? Плохая идея. Адвокат их сдаст – он из той же системы, такой же твердолобый и упрямый, как и сыщики из уголовного розыска, следователи и судьи. Им придется платить, платить и платить… Черт с ними, с деньгами. Но адвокат будет уговаривать их с Магдой признать свою вину, придумать смягчающие обстоятельства, прикинуться больными – сумасшедшими…

Он, кусая губы, прошел мимо таксофона и прибавил шагу. Магда ждет его там, среди развалин и грязи, беззащитная, такая трогательная в старой одежде…

Он почти бежал, подгоняемый страхом, что может не застать ее в обшарпанной комнатушке без мебели и света, что она покинула его, скрылась, оставила одного…

– Магда!

Она сидела у печурки, сжавшись в комок, с лихорадочным румянцем на бледных щеках. Потрясающе красивая – без помады, без пышно взбитых волос, но даже красивее, чем всегда. Разруха и обломки удивительным образом подчеркивали ее внешность, придавали сверхъестественную, мистическую прелесть.

– Алекс! Мне страшно…

Он присел рядом, прижал ее к себе. Он мог бы умереть вот так, вместе с ней, исчезнуть из этого заброшенного общежития, этого города, этого мира, чтобы оказаться где-нибудь на вечных полях цветов и любви…

– Зачем ты достала из сумочки стилет, Магда?

Она отстранилась и повернулась к нему. Ее зрачки расширись, отражая багровые отблески.

– Я была вне себя, Алекс, ты мне веришь? Я подумала… подумала…

– Что ты подумала?

Магда еще сильнее сжалась, опустила голову.

– Он мог напасть на меня! Он… протягивал ко мне руки… как там… на мосту…

– На каком мосту? Магда, дорогая, умоляю тебя, доверься мне…

«А разве я сам полностью доверяю ей? – спросил себя Глебов. – Разве я не подозреваю ее?»

– Там, на мосту, в тумане, меня коснулось что-то страшное… – зашептала она. – Поэтому с тех пор я носила с собой стилет…

Ее дыхание обжигало щеку Глебова.

– Я не хотела его убивать… Я очень испугалась!

– Помнишь тот вечер, когда ты выбросила в окно телефон? Почему ты сделала это? Почему, Магда?

Она сжала губы и замолчала. Ему хотелось схватить ее за плечи и трясти, трясти, пока она во всем не признается.

«Ты уверен, что хочешь услышать ее признание? – шевельнулся в душе червячок сомнений. – Уверен, что сумеешь с этим справиться?»

– Где мои ключи от дома в Линьковке? – спросила она. – Я случайно заглянула в ящик, где они лежали, – их там нет.

Глебов смешался. Что бы он ни ответил, Магда ему не поверит.

– Не знаю. Потерялись…

Он физически ощутил ее отчуждение, словно Магда воздвигла между ними невидимую стену. Почему она молчит?

– Уходи… Оставь меня…

Куда ему было идти? Магда – частичка его души, крови, которая бегает по жилам и питает его сердце. Их соединила когда-то синяя венецианская ночь, и никому не дано разрушить те чары. Он придвинулся ближе и взял холодную руку жены в свою.

– Ты сидишь у печки, а руки, как лед…

Она положила голову ему на плечо и беззвучно заплакала. Было слышно, как шумит угрюмый тополь за окном, звенит обломок водосточной трубы…

Потом Магда уснула. Глебов смотрел на ее милое, родное лицо, по которому бегали тени от огня. Что бы она ни делала – изменила, убила, – он бы все простил. Только она одна давала ему ни с чем не сравнимое ощущение полета над бездной, какой-то разреженной высоты, где останавливается дыхание и ликует душа. Пусть это редкие мгновения, но их нечем заменить. Он пристрастился к этой фантастической эйфории, необъяснимому духовному экстазу, и уже не сможет существовать иначе – без этой дозы, которая уносит его в небеса.

А Магда? Она тоже простила бы ему все? Тоже готова разделить с ним и жизнь, и смерть?

– Ты меня любишь? – прошептал он, наклоняясь.

Ее губы дрогнули, но не ответили.

«Единственный человек, который может мне помочь, – Астра Ельцова, – подумал Глебов. – Мы из одного круга. Одного поля ягоды. Кто-то же должен вытащить меня, нас с Магдой, из этого дьявольского капкана? Да, мы сами в него угодили, сами во всем виноваты, но даже отъявленный злодей, и тот имеет право на помилование. Если он искренне раскаялся!»

– Я раскаялся… А ты?

Магда застонала во сне, ее лицо страдальчески исказилось.

Глава 28

Бывают удивительные семьи – с нелегкой, загадочной судьбой. Они отмечены роком или благословением Фортуны. А иногда и тем, и другим…

Такова династия Медичи – богатых флорентийских коммерсантов, они покровительствовали искусствам и сочетались брачными узами со всеми августейшими семьями Европы. Две женщины – Екатерина Медичи и Мария Медичи – стали королевами Франции. Принесло ли им счастье это высокое положение?

Екатерина жила с мужем, который открыто любил другую женщину, рожала ему сыновей и дочерей. Ее дети становились королями и умирали один за другим… В борьбе за власть ей пришлось решиться на Варфоломеевскую ночь, когда Париж был залит кровью гугенотов.

Мария сначала терпела пренебрежение Генриха IV и его многочисленные любовные похождения, а после смерти короля годами сдерживала в государстве религиозные распри и искала компромисса с заговорщиками, которые пытались устроить бунт. Она сделала Ришелье министром, а потом была вынуждена бежать от него в Брюссель, в Англию, в Кельн. Там и умерла в бедности… Зато французы обязаны ей собранием картин Рубенса в Лувре.

– Блеск и нищета королев… – пробормотала Астра.

Матвей, поздно вернувшийся с тренировки, застал ее за компьютером и раскрытой книгой.

– «История Италии и Франции XIV—XVIII веков», – взглянув на обложку, прочитал он. – Ого! Далеко забралась! Я думал, ты спишь…

– Уснешь тут… Между прочим, я наткнулась на интересные факты. Вот… Екатерина Медичи верила в астрологию и магию. Она привезла из Флоренции личного астролога Козимо Руджиери. В башне замка Шомон находилась обсерватория, где он наблюдал за звездами. Представь себе, Руджиери использовал для предсказаний зеркала! В полнолуние Екатерина смотрела в зеркало – сколько раз мелькнет там лицо ее сына, столько лет он и будет королем.

– И много у него было зеркал? Может, у тебя – одно из них?

В другой раз Астра вступила бы в полемику, но сейчас она была поглощена новыми сведениями:

– Между прочим, лейб-медиком короля Карла IX – сына Екатерины Медичи – был сам Нострадамус. Если ты знаешь, тоже астролог и предсказатель. При дворе его звали Мишель Нотрдам. Но королева-мать обращалась за советами не к нему, а к Руджиери. Это о чем-то говорит?

– Ну, вероятно, она больше доверяла флорентийскому астрологу. И что? Ты вызвала меня к себе, чтобы сообщить эту грандиозную новость? – он скрыто зевнул. – Ужасно хочу спать.

– Поспи пока…

– Что значит «пока»? – взвился Матвей. – Надеюсь, ты не потащишь меня в какую-нибудь Линьковку на ночь глядя? Или на Остоженку, следить, не придут ли Глебовы домой? Они махнули за рубеж по фальшивым паспортам, зуб даю!

В гостиной, кроме экрана монитора, горела настольная лампа. В ее свете волосы Астры казались золотым нимбом.

– Никак не могу свести концы с концами, – вздохнула она. – Как ты думаешь, что связывает труппу «Джелози», Коломбину, Арлекина, гравюры Дюрера, мостик в усадьбе Братцево, семейство Медичи…

Он не дослушал:

– Черт! Мне ребята рассказали кое-что про Сходненский ковш и Братцево – оказывается, там геопатогенная зона. Модное словечко, да? Особенно негативно такие места влияют на истеричек типа Глебовой. Если она любила прогуливаться по аллеям парка, то…

– Она не истеричка, – перебила Астра. – Лучше вспомни, что еще говорили твои парни про Братцево?

Матвей принялся рассказывать. В какой-то момент он сообразил, что фамилия Руджиери крутится у него в голове. Что-то подобное он уже слышал…

– Неужели я читал его альманахи?

Астра захлопнула книгу и встала:

– Ты читал альманахи Руджиери?!

В Карелине снова ожил Яков Брюс. Тот уж наверняка не упустил бы случая прочитать труды астролога Руджиери! О катренах[16] Нострадамуса знают все, а имя Руджиери – в тени. Но не для Брюса…

– У него была обсерватория, как и у меня…

– У тебя?

– Да… – невнятно вымолвил Матвей.

Он замер, уставившись в одну точку. Его лицо стало неузнаваемым – сосредоточенным на чем-то далеком от этой комнаты.

– Я хочу съездить в ту квартиру в Кузьминках, где Глебов встречался с Кристиной Радич, – заявила Астра. – Ты меня слышишь?

Матвей медленно перевел взгляд на нее, будто не понимая, где находится.

– А?

– Мы едем на улицу Шумилова.

Она не была уверена, что он ее понял.

* * *

Алла Казаринова, не дыша, ступала по мастерской. На полу валялась наполовину опорожненная бутылка абсента. Вот куда уходят семейные деньги! Лучше бы муж пил водку. И дешевле, и безопасней. Небось опять думал о Магде, сходил по ней с ума. Пить абсент – это у него теперь вроде обряда, что-то сродни ритуальному напитку перед «спиритическим сеансом». Иногда ей казалось, что между Николаем и ненавистной соперницей существует незримая связь – они чувствуют друг друга на расстоянии. Во всяком случае – он.

Хотя какая может быть «связь»? Магде наплевать на бывших сокурсников, на Николая, на всех художников, вместе взятых, на людей вокруг. Она живет в искусственно созданном, замкнутом мирке, где у нее все свое – и боги, и черти, и принципы, и идеалы.

Компьютер работает в режиме «сна» – черный экран, зеленый глазок на мониторе, – а Николая нет. Куда-то ушел, все бросил, компьютер не выключил, даже дверь не запер как следует – просто захлопнул.

– Хорошо, что у меня есть ключи, – пробормотала Алла.

Жалюзи на крошечных окнах были опущены. За ними лиловый от огней вечер плавно перетекал в ночь.

На мольберте стоял неоконченный пейзаж, палитра валялась на полу, будто художник так торопился, что смахнул ее и не заметил. На холсте Николай набросал аллею Братцевского парка, усыпанную опавшими листьями, и женский силуэт в ярком, как у тропической птицы, одеянии.

– Она. Опять она…

Алла прижала ладонь к влажному лбу. Муж по-прежнему одержим Магдой – годы их брака ничего не изменили. Интересно, куда он подался? Уж не на Остоженку ли, бродить по улице в слепой надежде увидеть предмет своего обожания хоть мельком, хоть краем глаза? Но ведь ему отлично известно, что Магда скрылась. Ее, видимо, подозревают в убийстве, несмотря на все ухищрения. Сегодня к Николаю приходил сыщик из «убойного» отдела – Казариновых еще считали друзьями Магды, которым может быть известно, куда уехали супруги Глебовы.

– К тебе тоже приходили? – спросил он жену за ужином.

– Да. Мы побеседовали во время обеденного перерыва.

– Ты ничего лишнего не сболтнула?

Как он беспокоился о госпоже Глебовой! Аж испариной покрылся. Вдруг Алла решила отомстить Магде, выдать ее тайну?

– Я не дура!

Зачем ей рассказывать то, на чем можно заработать? Рано или поздно Глебовы вернутся, и тогда она будет диктовать им свои условия. Про женщину-адвоката, которая собирается «раскрутить» Магду на деньги для какого-то родственника, Алла тоже умолчала. Вряд ли та сумеет воспользоваться предоставленным ей шансом и прижать богатую эгоистку.

«Ну уж я-то не промахнусь, – твердила она. – Я им устрою! Не все коту масленица».

– Меня почему-то спрашивали про дачный коттедж Магды. Помнишь, мы как-то из любопытства поехали взглянуть на дом ее родителей?

Он испытывал жадный интерес ко всему, что касалось Магды, и Алле поневоле приходилось разделять его инициативу – сцепив зубы, наступив себе на горло. Он таскал ее и на Востряковское кладбище, и в Линьковку. Потащил бы и в ад, если бы туда попала его ненаглядная…

– При чем тут Линьковка?

– Вероятно, они решили, что Магда с мужем могут быть там… – промямлил Николай. – Почему они ее ищут?

Ему невыносимо было думать об опасности, которой она подвергается.

– Съездили бы да проверили.

– Глебов ее не любит! – выпалил Николай, дергая бородкой. – Он совсем ее не понимает. Он негодяй! Ему нужны только ее деньги!

– У него самого есть фирма.

– Ты не понимаешь… Он ей изменяет! У него есть любовница!

Кофе опять сбежал и подгорел. Это становилось правилом. Алла вскочила, выключила газ, распахнула окно. Сердце выскакивало из груди.

– Вот так, да? Любовница? Ты-то откуда знаешь? Сам придумал или подсказали?

– Придумал… – Николай насупился, спрятал глаза. – Все бизнесмены спят со шлюхами. И Глебов такой же…

Алла отвернулась, чтобы не выдать своей ревности, схватила тряпку и принялась вытирать плиту.

– Кто-то должен защитить ее… – бубнил Николай. – Она так одинока…

Все это вихрем пронеслось в памяти Аллы, пока она стояла, разглядывая пейзаж на мольберте. Магда сияла в зеленоватой дымке парковой аллеи так же, как и в душе художника. Единственное яркое пятно, дивный цветок посреди безысходности и уныния.

– А я? Как же я?

Рука Аллы потянулась к большим ножницам, которыми Николай резал картон. Захотелось вонзить лезвия в недописанный холст, терзать его, рвать в клочья, кромсать – пока вместо проклятого образа не останутся жалкие лохмотья ткани, измазанные краской…

Она покачнулась. Пальцы разжались, и ножницы со звоном выпали на пол.

– Что вы со мной делаете? – застонала Алла. – За что вы меня мучаете?

Рыдания потушили ее ярость, как дождь тушит костер. Она умылась в маленьком закутке, где стояла раковина, и обессиленно опустилась на жесткий диванчик. Где же муж? Куда он отправился? Спасать Магду? Разве ему известно, где она?

Смутная мысль не давала ей покоя. Она подошла к старому несгораемому шкафу, который достался им вместе с помещением, поискала ключи. Обычно Николай прятал их в коробке с красками, но сейчас они лежали на полке, рядом с коробкой.

Впрочем, ключи не понадобились – шкаф оказался открытым. Внутри лежали стопки журналов, посуда, баночки с гуашью, тюбики, мелки, уголь, кисти и прочие мелочи… Ни важных бумаг, ни ценных вещей Казариновы в мастерской не держали, как и дома. Кроме документов и небольшой суммы денег, прятать им было нечего.

Алла пошарила рукой в углу, где в посылочном ящике под грудой тряпок лежал вычищенный и смазанный «браунинг». Этот пистолет Николай еще подростком случайно нашел на чердаке разрушенного дома в деревне, где жила его бабушка. Когда Казариновы обзавелись мастерской, он перенес оружие в несгораемый шкаф – вдруг пригодится. Алла не возражала, мало ли какие сложатся обстоятельства – грабители залезут или бандиты нападут. Сейчас за сотню баксов убить могут…

Она облегченно вздохнула – пистолет был на месте. Значит, Коля брал в шкафу абсент… и забыл закрыть по рассеянности. Она догадывалась, что он прячет здесь спиртное.

Глава 29

Около полуночи во дворах можно было встретить только голодных кошек и бродячих собак. Астра оглянулась, набрала код замка.

– Борисов – просто душка! – прошептала она Матвею. – Запомнил цифры и дал отмычки. Ты сумеешь открыть квартиру?

– А если нас там застукают?

– Кто? Следствию об этой квартире ничего не известно. Кристина мертва, а Глебов в бегах. В крайнем случае скажем, что мы – новые жильцы.

– Ну-ну…

В гулкой тишине подъезда стоял запах сигарет и пищевых отходов. Лифт, дребезжа, доставил незваных гостей на седьмой этаж.

Матвею понадобилось пару минут, и дверь поддалась.

– Я пойду первым.

– Да ладно, там пусто. С нами Альраун!

«Таскает в кармане корешок и считает себя в безопасности, – сердито подумал Карелин. – Детский сад!»

Сворачивая во двор дома на улице Шумилова, он заметил скромную зеленую «девятку», которая была припаркована в месте, удобном для обзора – из нее просматривались подъезды. В другой раз Матвей не обратил бы на нее внимания, но сейчас его чувства обострились. Он несет ответственность за Астру.

– За нами, похоже, следят.

– На здоровье! – беспечно махнула рукой Астра. – Пошли быстрее.

– Вдруг это менты?

– Откуда им здесь взяться?

Устыдившись своей чрезмерной осторожности, Карелин заглушил мотор и, как ни в чем не бывало, отправился за ней к дому.

Оказавшись внутри чужого жилища, он снова подумал о «девятке». Кто может сидеть там, в темноте? Кого выслеживать?

– Не зажигай свет, – предупредил он Астру. – Я взял фонарь.

Она наткнулась на низкий столик и вскрикнула, потирая ушибленную коленку.

– Куда ты торопишься?

Матвей включил фонарь. Квартира оказалась однокомнатная, но просторная, с нишей для роскошной кровати под балдахином, с убранством в мавританском стиле. Арки, яркие цвета, много текстиля, резьбы и позолоты. Стены, увешанные картинами, большое зеркало – луч света выхватывал деталь за деталью.

– Постой! – воскликнула Астра. – Направь-ка сюда.

Желтый свет задержался на кресле, обитом синим велюром с разводами.

– По словам Глебова, труп Коломбины лежал здесь…

Она подошла к креслу вплотную, заглянула за спинку. В квартире пахло кальянным дымом, духами и… смертью. Невозможно объяснить, какой это запах… но Астра его чувствовала.

– Что ты тут ищешь? – спросил Матвей. – Еще один труп?

– Тьфу на тебя…

Она присела на корточки, заглянула под кресло и обследовала пол вокруг. Чуть дальше, в углу за ножкой светильника валялась кокетливая женская шляпка.

– Ничего не трогай!

Астра повернулась и посмотрела на него снизу вверх:

– Это шляпка Коломбины. Глебов говорил, что у нее на голове была шляпка! Когда убийца тащил тело, она упала…

С ней было бесполезно спорить. Матвей и не стал.

– Зачем было везти труп в Линьковку? Ума не приложу…

– Чтобы спрятать. Не будь ты такой любопытной, он бы до сих пор лежал в том подвале.

– Прятать мертвое тело в подвале собственного дома?

– А что, надо было оставить его здесь, чтобы соседи учуяли запах и подняли тревогу? Давай руку…

Он помог ей встать и перевел фонарь на стену с картинами.

– Это мне что-то напоминает! Гляди, картинная галерея. Почти как в коттедже Левашовых. Фотографий много. Балерина какая-то…

Астра не сводила глаз с чернявой красавицы в костюме Коломбины. Молодая женщина улыбалась, в руках она держала корзинку, где сидели две птицы.

– Голуби… Такая же картина висит в комнате Кристины Радич.

– Не вижу ничего удивительного. Это гнездышко вила она! Естественно, что…

– Здесь совершенно другой интерьер, – перебила Астра. – Не в ее духе. Меня не покидает ощущение какой-то фальши, нарочитости. На стенах – даже не копии картин, а просто дешевые репродукции. И вся квартира – сплошная бутафория.

Она не скрывала разочарования.

«Что я собиралась увидеть? Комнату из дворца Альгамбры?[17]»

– Зачем мы сюда пришли? – не выдержал Карелин. – Во дворе кто-то сидит в «девятке» и наблюдает за окнами этой квартиры. Луч фонаря видно сквозь шторы. Вдруг сюда нагрянет милиция? Как мы будем оправдываться?

Они еще раз бегло осмотрели квартиру. Кухня, отделенная от комнаты арками, чисто прибранная ванная – никаких мужских туалетных принадлежностей, только женские. В общем, понятно…

Астра щелкнула выключателем – отсюда света через окна не видно. Вот зеркало в металлическом кружеве, рядом крючок, а на нем – черная маска Арлекина с узкими прорезями для глаз и длинным носом.

– Смахивает на клюв, – сказал Матвей. – Веселенький персонаж этот Арлекин. Слуга двух господ, говоришь?

– Доктор Чумы…

– Вот-вот! Чем эта маска отличается от Доктора Чумы? – он просиял от посетившей его догадки. – Доктор! Вот и ответ! Глебов у нас кто? Бывший хирург.

– Отец Кристины тоже врач.

Матвей не нашел что возразить и начал ее поторапливать. Зеленая «девятка» не шла у него из головы.

Они уже стояли в прихожей, когда раздался сигнал мобильного телефона. Астра вздрогнула от неожиданности.

– Это я, – пророкотал в трубке голос Глебова. – Мы можем встретиться?

* * *

На перекрестке Матвей остановился на красный, пристально глядя в зеркало заднего вида. Зеленой «девятки» не было. Значит, показалось. Болезненная подозрительность.

– Весеннее обострение, – хихикала Астра.

– Я бы отказался от встречи!

– У нас нет другого источника информации. Глебовы в Москве, как я и думала. Никуда они не уехали. В конце концов, Алексей Дмитрич все еще наш клиент.

Матвей промолчал, сворачивая на пустынную улочку: проверить, не вынырнет ли откуда-нибудь пресловутая «девятка». В воздухе блестел бисер моросящего дождя, и лобовое стекло покрылось рябью мелких капель.

– Следить за квартирой на Шумилова может только тот, кто о ней знает. Если это не Глебов…

Астра посмеивалась над его рассуждениями.

– Послушай, за Кристиной мог следить отец, за Глебовым – еще кто-нибудь, Казаринов, например. Решил уличить его в прелюбодеянии и предоставить Магде доказательства. Вдруг она разведется с неверным мужем? Тогда у художника появится шанс. Есть еще варианты… Тебе все перечислить?

– Все.

Она потянулась губами к его щеке, чмокнула.

– Ты же не любишь попусту напрягать мозги! Расслабься…

– Тебе не интересно, кто у нас на «хвосте»?

– Нам сейчас другое надо выяснить, и никакой «хвост» тут роли не играет. Вообще, техника шагнула далеко вперед – пока мы осматривали чужое любовное гнездышко, к твоей машине могли прикрепить «маячок». Так что петляй не петляй…

«Пассат» скользил мимо темных домов, светящихся вывесок и витрин. Элегантно одетые мужчина и женщина застыли в сиянии ламп – непринужденные позы, безмятежные лица.

– Идеальная пара, – заметила Астра. – Только манекены в витрине бутика могут претендовать на этот титул. Добавь им чуть-чуть человеческого, и сразу образуется изъян. Несовершенство – верный признак людей.

Карелин пропустил ее высказывание мимо ушей.

– «Маячок» – не каждому по карману. Это след. Большинство граждан такие штуковины видели только по телику.

– Я пошутила.

– А меры предосторожности не помешают. Хочешь подставить Глебова?

– Сдаюсь, сдаюсь. Принимай свои меры.

Он притормозил у круглосуточного супермаркета, строго сказал:

– Пойдем покупать продукты.

Астра беспрекословно подчинилась. На улице было свежо, сыро. Шагая к стеклянным дверям магазина, она краем глаза заметила мелькнувшую «девятку». Почудилось? Подозрительность заразна…

– Давай туда.

В магазине Карелин сразу повел ее к служебному помещению. Сотрудник охраны – парень лет двадцати пяти – сонно щурился, глядя на них.

– Послушай, друг, там за нами ее мужик увязался. Выведи через черный ход, а?

Охранник, зевая, опустил в карман денежную купюру и открыл им нужную дверь. Дождик усилился. От баков с мусорными отходами в разные стороны метнулись кошки.

– Мы зонт не взяли! – спохватилась Астра. – Вымокнем.

– Поздно, сударыня. Бежим ловить такси.

Город наблюдал за ними слезящимися глазами фонарей. Редкие авто проезжали, не останавливаясь.

– Опаздываем… – ныла Астра.

– Ничего, подождет твой клиент. Ему некуда спешить.

Наконец, машина с шашечками гостеприимно распахнула перед ними дверцу.

– Вам куда? – спросил щуплый водитель.

– Платим по двойному тарифу, – пообещал Матвей. – Дама промокла и замерзла. Гони, шеф.

Когда таксист услышал адрес, его лицо вытянулось:

– Не повезу. Выходите! Гнилой район. Промзона – полно заброшенных развалюх, собаки бездомные стаями бродят. Могут и наброситься! Чего вы там забыли? Убить меня собираетесь, что ли? Так это зря – выручка копеечная, а сядете надолго. – Он прокашлялся. – Я вам и так все отдам…

– Давай трогай! – разозлился Матвей. – Сдалась нам твоя выручка!

Таксист испуганно покосился на пассажира. Свирепый! С таким шутки плохи.

– А с виду – приличные люди! – бубнил он, нажимая на газ. – Если бы я знал, куда вам надо, не остановился бы…

– Мы что, похожи на бандитов?

– Сейчас не разберешь, где бандиты, а где…

Он разглагольствовал, заглушая страх. Работа в ночные смены – не для него! Недавно в похожих обстоятельствах убили и ограбили товарища, с тех пор он начал бояться.

Вдоль дороги потянулись корпуса бывшей фабрики, заводские бараки, трубы. Одинокие огни высвечивали косо падающий дождь.

– Здесь остановите, – попросила Астра. – Спасибо вам.

Ее спутник щедро расплатился, и у таксиста отлегло от сердца. Он даже согласился дать этой странной паре свою визитку.

– Заберете нас здесь через пару часов? – спросил мужчина. – Тариф тот же.

– Звоните. Буду свободен, приеду…

Свет фар упирался в глухую стену из красного кирпича. Водитель сдал назад, с недоумением глядя, как пассажиры пробираются через ров к проему между строениями. Ищут, что ли, кого? Может, сбежавшего из дому сына или дочку? В жизни всякое бывает…

Он свернул к микрорайону и пересчитал полученные деньги. Порядочные люди оказались. Не пожадничали.

Глава 30

Глебов вынырнул из дыры в бетонном заборе, мигнул фонариком.

Астра готова была покинуть укрытие, где они прятались от дождя, но Матвей крепко держал ее за руку.

– А если это ловушка? – прошептал он.

– Зачем Глебову нас ловить? Мы ему нужны. Идем!

Она сделала два шага вперед и произнесла в темноту:

– Алексей, вы?

Глебов в видавшем виды спортивном костюме и брезентовой куртке с капюшоном гармонично вписывался в безрадостный пейзаж, скрытый, впрочем, ночной темнотой.

Матвею пришла на ум философская мысль о превратностях судьбы. Обеспеченный человек, врач, владелец процветающей фирмы вынужден ютиться в развалинах, как какой-нибудь бомж. Благо на улице апрель, а не январь. От сумы и от тюрьмы… не зарекайся.

– Простите, что заставил вас тащиться ночью в эти трущобы, – без тени смущения сказал Глебов. – У меня нет другого выхода. Я отвечаю не только за себя, но и за жену.

– Она здесь, с вами?

Он промолчал. Капюшон, блестящий от капель, закрывал половину его лица, видны были только кончик носа, губы и подбородок.

– Вы не одна? – спросил Глебов. – Хотя да, конечно. Глупый вопрос. С вами охранник?

– У меня нет охраны. Это мой друг и коллега, Матвей Карелин. Вы можете доверять ему так же, как и мне.

Глебов опустил голову, раздумывая. Ему придется рискнуть.

Дождь припустил сильнее, и Матвей предложил спрятаться под навес. Большой металлический козырек над заколоченной дверью какого-то здания надежно закрывал от косых струй.

– Нас ищут? – спросил Глебов у Астры.

– Да.

– В связи с убийством банкира Феоктистова?

– Не только. В подвале вашего дома в Линьковке обнаружен труп женщины. Вы знаете, кто она. Вы мне лгали, господин Глебов!

Астра не видела глаз, но по тому, как сжались его губы, стало понятно – он лгал и теперь будет выкручиваться. Но зачем он вызвал ее сюда?

Он вдруг поднял голову, будто до него что-то дошло:

– В Линьковке?! Это… этого не может быть…

– Еще как может! Вы же сами закрыли меня в подвале… вместе с трупом. Надеялись, что я умру от страха? Или собирались уморить голодом?

Глебов смахнул с головы капюшон и провел рукой по лбу:

– Жестокий розыгрыш, госпожа Ельцова. Вы тогда не просто сбежали, вы… вы…

– Она говорит правду, – вмешался Матвей. – Я свидетель. И жалею, что послушался ее и не заявил в милицию. Кто-то другой оказался умнее.

– Я вас не закрывал, клянусь, – пробормотал Глебов. У него был вид человека, который на ходу решает сложнейшую головоломку. – Я не знал о трупе. Я думал… Боже мой! Я ничего не понимаю…

Он повторил ту же историю, что и раньше по телефону: услышал шум, пошел выяснить, в чем дело, увидел убегающего грабителя, погнался за ним…

– Он оказался гораздо проворнее, и я потерял его в лесу, – твердил Глебов. – Когда я вернулся в дом, двери были открыты… Я всюду искал вас, Астра! Ходил по всему дому, но вы словно сквозь землю провалились. В подвал я не заглядывал. Зачем бы я стал туда спускаться? Я подергал дверь, она была заперта на ключ. Снаружи! Ключ торчал в замке! Меня лихорадило, голова шла кругом, наверное, даже температура поднялась… Я не знал, что и думать… Вы мне не верите?

– А вы бы поверили? – разозлился Матвей.

Глебов поник, его плечи опустились.

– Значит, Коломбина была там…

– Кристина Радич, ваша бывшая сокурсница! – безжалостно заявила Астра. – Ваша первая любовь, с которой вы крутили роман еще в институте.

Он был раздавлен ее словами и не пытался отпираться.

– Я ее не любил…

– Любил, не любил, убил… Уберите одну букву, и смысл в корне меняется. А может, нет? Вы нагромоздили гору лжи, Алексей. Женщина-маска! Загадочная Коломбина! Никогда не видел лица… К чему эти выдумки?

– Я не лгал вам… – с трудом выдавил Глебов. – Я не узнал Кристину, она сильно изменилась. Когда я нашел ее мертвой, то снял маску… Но и тогда не сразу сообразил, кого мне напоминают ее черты. Мы не виделись много лет! С тех пор, как закончили учебу.

Он засунул руки в карманы и сжал их там в кулаки.

– Я пришел в ужас! Вы понимаете? Меня подставили… Кристина мертва, в квартире полно моих следов, отпечатков…

– Вы вытерли все, что смогли, а труп отвезли в Линьковку? – спросил Матвей.

– Да нет же! Я убрал следы и ушел… Я не убивал Кристину! Я не знал, что это была она… О, черт! Если бы я догадался, ничего бы не случилось!

Миг, когда Глебов увидел мертвое лицо Коломбины, стал для него моментом истины. Жизнь – не то, что с нами происходит, а то, что мы создаем. Он где-то слышал эту фразу, но не задумывался над ее смыслом. Оказывается, люди все придумывают! Радость и горе – чтобы смеяться и плакать. Идеалы – чтобы стремиться к ним и страдать. Зло – чтобы с ним бороться…

Как он мог принять женщину, которую знал как облупленную и которая давно перестала его возбуждать, за мистическую возлюбленную, какую-то таинственную и неуловимую Коломбину?! Маску! Пылать, дрожать от вожделения? Изменить жене…

– Я жалок, смешон… – прошептал Глебов, мучительно краснея. – Как ей удалось меня обмануть? Я слишком принадлежу Магде, она связала меня, подчинила… Мне хотелось вырваться, глотнуть воздуха! Снова ощутить себя свободным! Кристина воспользовалась моим состоянием. Нет, опять ложь! Я хотел и хочу Магду, только ее любую – преступную, распущенную, безумную… Этот образ Коломбины – коварной женской души – заворожил меня. – Его речь стала торопливой, бессвязной. – Свою невыносимую страсть к Магде я перенес на другую женщину… На самом деле я видел в ней Магду, одну ее! Знаете, в той квартире, где мы встречались, я чувствовал ее запах – смесь абсента, миндаля и пионов. Духи приобретают такой аромат, только смешавшись с запахом ее кожи…

– Вы чувствовали в квартире на Шумилова запах духов Магды?

– И да, и нет… Она вросла в меня, как дерево врастает корнями в землю. Я даже не могу определить, где кончается она и начинаюсь я… Она питается моими соками, а я живу этим, ради этого. Я не хочу быть просто землей!

«Как противоречива, двойственна природа человека, – думал Матвей. – Вот перед нами мужчина, который хочет глотнуть свободы и пуще всего боится эту свободу обрести. Разве я не такой же, как он? Разве все мы не такие же? И разве не эта двойственность порой загоняет нас в угол?»

Астра слушала Глебова, толкуя его слова на свой лад. Для нее существовали особые, незаметные для других признаки, по которым она угадывала ход прошлых и будущих событий.

– Кристина угрожала вам? Обещала открыть Магде глаза на вашу измену?

– Только один раз, в тот вечер, когда она заставила меня прийти на свидание.

– Вы именно поэтому поехали?

– Да. Я не собирался… я выпил, у меня было скверно на душе. – Глебов вздохнул. – Понимаю, к чему вы клоните. Повторяю, я пальцем не трогал Кристину! Она была уже мертва.

– Кто же тогда ее убил?

– Если вы намекаете на Магду, то она не успела бы добраться туда раньше меня.

– У нее мог быть сообщник. Который звонил ей или которому звонила она…

Пока Глебов и Астра выясняли, почему Магда выбросила в окно свой мобильник, Матвей размышлял. Как странно все совпало. Кристина-Коломбина говорит с Глебовым по телефону почти в то же время, что и Магда с сообщником… Возможно, Глебов и Магда говорили друг с другом? Жена хотела заманить его в квартиру с трупом? Для этого она должна была знать о любовной связи мужа с Кристиной Радич и о месте, где они встречались…

– Почему мертвое тело оказалось в Линьковке? – спросила Астра. – Кто его туда притащил и зачем?

На Глебова было жалко смотреть.

– Лучше бы я свихнулся и мне все это привиделось, – простонал он. – Как… как ее нашли?

– Кто-то сообщил в милицию.

– Это грабитель! Зря вы мне не верите. Он там был, спускался в подвал в надежде поживиться, увидел тело…

Дождь монотонно барабанил по козырьку, под которым они стояли. В темноте что-то поскрипывало, позванивало. По жестяным желобам, журча, стекала вода. Глебов не ощущал холодной сырости, он расстегнул и распахнул куртку – ему было жарко.

– Допустим, тогда в Линьковке, кроме меня и вас, был кто-то третий, – сказала Астра. – Вы не догадываетесь кто? К вашему сведению, замки открывались родными ключами. У кого еще были ключи?

– У Магды… – брякнул он, не подумав. – То есть нет! Они потерялись. Любой мог найти и… воспользоваться.

Он сам не верил тому, что говорил.

– Стилет она тоже потеряла? Я вам подскажу где. В груди господина Феоктистова.

Глебов дернулся, как будто собирался бежать, его лицо потемнело. Худшие опасения подтвердились: Магду разыскивают не как возможного очевидца, а как подозреваемую.

– Она не хотела… Про стилет знали только вы и я. Вас допрашивали?

– Нет, разумеется.

– Тогда кто же…

– Есть свидетели убийства, целых два. Пока что они молчат.

Восточные глаза Глебова метали молнии:

– Почему?

– Наверное, хотят заработать денег. Шантажом. В любую минуту они могут дать показания против вашей супруги.

Астра нарочно не говорила о том, что банкир отдал богу душу раньше, чем получил удар кинжалом в сердце.

– Кто эти люди? Назовите их имена!

– И не подумаю. – Она перешла в атаку. – Вы же сами побаиваетесь жены. А если она больна?

Глебов бросился на защиту Магды:

– Он приставал к ней, вокруг никого не было… Она просто дала отпор! Как бы вы поступили на ее месте?

– Что Магда рассказала вам?

– Ей не в чем признаваться. У нее был сильный испуг, шок! Она ничего не помнит. Бывает же затмение ума!..

– Убийство Кристины Радич значительно осложнит работу адвоката, – заявил Матвей. – Почему вы исчезли, прячетесь? Это свидетельствует против вас.

Глебов дышал, как после марафонского пробега:

– Я не могу потерять Магду… Вокруг нас происходят ужасные вещи. Она всегда боялась чего-то, а теперь и я перестал чувствовать себя в безопасности. Угроза исходит отовсюду! Я не понимаю, в чем причина, не знаю, что вызывает мой страх. Я хочу разобраться…

– Вы обещали перезвонить, а сами скрылись, – упрекнула его Астра. – Мы так не договаривались.

– Когда я узнал про Феоктистова, то сразу решил уехать из дома, увезти Магду, спрятаться от чужих глаз. Но покидать Москву нам нельзя – только здесь я могу хоть как-то влиять на события. Вот, с вами встретился. К моим родителям… приходили?

– Вероятно. Близких родственников всегда опрашивают.

– Они ничего не знают!

Глебову казалось абсурдным все, что происходит с ним в последние несколько месяцев. Он чувствовал себя паяцем, который ломает комедию. Наверное, так же его воспринимают и другие люди.

– Я должна поговорить с вашей женой, – твердо произнесла Астра. – Это обязательное условие нашего дальнейшего сотрудничества.

* * *

Магда встретила его колючим взглядом:

– Я никуда не пойду…

Глебов опустился на корточки, погладил ее по голове, как маленькую девочку.

– Тебя видели на кладбище с Феоктистовым. Есть свидетели, которые смогут подтвердить, что именно ты убила его.

Она покрепче обхватила себя руками и начала раскачиваться из стороны в сторону. С дырявого полотка капало, на полу натекла целая лужа.

– Там никого не было…

– Магда, это еще не все. В твоем доме в Линьковке…

– Что в доме?!

В ее голосе появились истерические нотки. Двое суток, проведенных в этих сырых развалинах, подействовали на нее удручающе. Она терпела, но сколько еще она сможет вытерпеть?

– В подвале нашли мертвую женщину…

– А-аа-аа! – Магда зарылась лицом в его мокрую куртку и заплакала навзрыд. – Это неправда… Скажи, что это неправда…

– От нас потребуют объяснений.

– Я не знаю, я ничего не знаю… Алекс, разбуди меня! Дай мне проснуться…

– Это не сон, Магда.

Глебову предстояло признаться, кто такая Кристина Радич и как он проводил с ней время в квартире на улице Шумилова. Сделать это сейчас или потом?

– Кто она?

– Я все объясню, немного позже. Вставай, нам нужно идти. Нас ждут.

– Кто?

– Люди, которые могут нам помочь. Идем же.

Она поднялась, вцепилась пальцами в его руку:

– Ты убил ее, Алекс? Зачем ты ее убил? Ты все разрушил…

– Я же не спрашиваю, зачем ты убила Феоктистова?!

Он сказал это с нажимом, увлекая ее к лестнице. Там, под навесом, стоят Астра и ее спутник – мерзнут, проклинают тот день, когда связались с ним.

Глебов повернулся к жене, взял ее за плечи и встряхнул:

– Ты все расскажешь им, Магда. Тебе придется все им рассказать! Если захочешь, я уйду и не услышу ни одного слова. Мне все равно, что ты сделала и почему.

– Я боюсь, Алекс… Неужели ты…

– Хватит, идем. Пора положить этому конец.

Он медленно пошел вперед, держа в одной руке фонарь. Магда громко дышала и всхлипывала, но послушно брела за ним. На лестнице мусор и битые стекла хрустели у них под ногами. Из каморки бомжей раздавался дружный храп.

Глава 31

Это была странная исповедь – в темноте, под дождем, среди пустых строений. Капли падали с металлического козырька, словно отсчитывая быстротечные мгновения. С каждой каплей что-то безвозвратно утекало. Кап-кап-кап…

Магда говорила о своих родителях. Ее глаза-хамелеоны мерцали, как два черных огня. Они впитывали свет фонаря, подобно губке, впитывающей воду. Такого необычного эффекта Астре видеть не доводилось.

– Мама была очень замкнутой женщиной, она носила в себе свои мечты, как самка кенгуру носит в сумке детенышей. Теперь мне кажется, что ей открылась ее судьба – ранний трагический уход. Поэтому она не строила планов, не загадывала на будущее. Бабочка-однодневка! Так называл ее мой отец. Они оба жили сегодняшним днем, даже деньги зарабатывали, словно играли… Мало тратили, не задумывали долгосрочных проектов. Со мной родители никогда не сюсюкали – с детства обращались как со взрослой. Если другим девочкам читали на ночь сказки про Белоснежку и Золушку, то меня развлекали приключениями персонажей итальянской комедии. Мне покупали особых кукол: Арлекина, Коломбину, Пьеро, толстяка Панталоне. «Это наша жизнь», – говорила мама. Она бредила комедией масок. И еще Дюрером… В свободное время она закрывалась в комнате и рисовала гравюры, где главными действующими лицами были Мыслитель, Алхимик, Смерть и песочные часы. Она считала алхимию преображением духа, а не материи. «Превратив свинец в золото, человек станет богатым. Но придет смерть и сделает его нищим». Однажды мама сказала это отцу, который посмеивался над ее увлечением. То был единственный раз, когда они поспорили… Их бизнес хорошо развивался. Они заработали достаточно средств, построили дом в Линьковке и переехали жить туда. Честно признаться, я чувствовала себя там не очень уютно. После гибели родителей я сожгла кукол, которых мама мне покупала, – всех действующих лиц «уличного театра».

– Почему вы так поступили? – спросила Астра.

– Я их… боялась. И от картин, которые висели на стенах, у меня мороз шел по коже. Они напоминали что-то страшное. Иногда казалось – они предвещают беду. Для мамы и папы пророчество уже сбылось…

Магда была удивительно хороша – даже в поношенной мятой одежде, поникшая, с волосами, забранными в хвост. От нее исходило почти гипнотическое притяжение. Образный язык выдавал в ней художественную натуру.

– Как-то раз я играла своими куклами и уснула. Мне приснился кошмар, будто бы кто-то навалился на меня и душит… Мне не хватало воздуха, грудь сдавило. В ужасе я открыла глаза и закричала: прямо на меня смотрел черными бусинками Арлекин. Мои крики разбудили родителей. Первым в детскую вбежал отец и забрал куклу – видимо, я ворочалась во сне, и Арлекин как-то оказался на моем лице… Я не могла прийти в себя, плакала и отказывалась оставаться одна в комнате. Отец смеялся над моими страхами. Но мама восприняла это происшествие очень серьезно. На следующий день она рассказала мне историю нашей семьи, вернее ее семьи. Она состояла в дальнем родстве с Ладомирскими, потомками незаконнорожденных детей Ивана Римского-Корсакова и Екатерины Строгановой. По ее словам, в бытность свою фаворитом императрицы Екатерины II Иван Николаевич якобы получил от нее два символических подарка – в самом начале их романа и на прощание. Это были часы. В первом случае – золотые, на цепочке, украшенной жемчугом, с портретом государыни, написанным на эмали. Во втором – песочные часы с голубками, принадлежавшие ранее астрологу Екатерины Медичи. Эта вещица имела свойство менять хозяев как ей заблагорассудится, и раз за разом в связи с ней проливалась кровь. По слухам, вместо песка внутри стеклянных колбочек находились мельчайшие частички кристалла с мифической планеты Прозерпины. Астрологи считают, что Прозерпина способствует постижению истины, возрождению и обновлению. Это имя римляне дали греческой Персефоне, которую похитил и взял в жены властелин подземного царства Аид. Именно к ней, в царство мертвых, Венера посылала Психею… за таинственным ларцом. В том ларце – сокровеннейшая суть бытия, недоступная смертным. Открывшего ларец ждет погружение в вечный сон. Так что Прозерпина – это еще и смерть. Не всякий пепел послужит возрождению Феникса. Такова легенда. Каждый волен выбирать, верить ей или нет.

– Вы сами в нее верите?

Астра смотрела на Глебовых – смуглая кожа Алексея делала его похожим на мавра рядом с бледной супругой. Дождь стих. Начинало едва заметно светать, словно небесный живописец разбавлял чернильный мрак белилами.

– Мама верила, отец относился к этому скептически. А я? – Магда нервно повела плечами. – Наверное, мне трудно было осмыслить услышанное. В ту ночь я узнала, что часы исчезли из дома в Братцеве, где они хранились, при трагических обстоятельствах. Более двух веков назад тогдашние хозяева усадьбы – Василий и Софья Ладомирские – давали бал-маскарад… Наплясавшись вдоволь, гости отправились кататься на лодках – наперегонки. Старший сын Ладомирских Иван, их дочь и подруга дочери остались в библиотеке, и они были последними, кто видел те песочные часы. Молодой человек показывал девушкам подарок императрицы. Потом в саду устроили фейерверк в честь победителя лодочных гонок. А потом… произошло ужасное: королеву бала – девушку в костюме Коломбины – обнаружили мертвой у мостика через овраг. Это была та самая подруга дочери Ладомирских, которая упросила показать ей подарок Екатерины II. Рядом с ней валялась маска Арлекина… Среди гостей поднялся переполох. Вспомнили, что Арлекин стал победителем гонок и ему полагался приз – поцелуй королевы бала. Но молодого человека и след простыл. Кто из приглашенных скрывался под этой маской, выяснить так и не удалось… Еще один гость – одетый в зловещее черное домино[18] – тоже будто испарился. Наутро хозяин поднялся в библиотеку и нашел потайную дверцу за шпалерой наспех прикрытой, а в ларце с письмами императрицы недоставало песочных часов. Ладомирские, желая избежать скандала, пропажу замяли. В конце концов, исчезнувшая вещица представляла ценность только как память… Даже историческим раритетом назвать ее было нельзя – происхождение часов никто не мог подтвердить. Слова, слухи, догадки – больше ничего. Каким-то образом возникло еще одно суеверие, связанное с этими часами, – что они-де никуда не пропали, а остались в семье. Кому-то из Ладомирских приснился вещий сон, будто бы два голубка вылетают из корзинки Коломбины, садятся на ладонь молодой дамы, и дама та совершенно неожиданно становится обладательницей чудесных часов, которые будут служить ей, как служили астрологу Руджиери.

– Руджиери… – эхом повторила Астра. – Так я и думала.

На лице Магды тенью промелькнуло удивление. Она еще не закончила свой рассказ, который занимал все ее внимание:

– Давняя легенда, возможно, вымышленная, овладела воображением моей матери… отравила ее мысли. Она почему-то решила, что часы достанутся именно ей, и смолоду окружала себя атрибутами той темной истории. Мама часто водила меня на прогулки в усадьбу Братцево, показывала тот самый мостик на пересечении двух оврагов…

– Боже мой! – воскликнул Глебов. – Тот самый мостик! Там, вероятно, не раз все перестраивалось. Сколько времени прошло!

Матвей его поддержал, зато Астра встала на сторону Магды:

– Какая разница? Время придумали люди. Мне другое не понятно: при чем тут Коломбина и Арлекин?

– Персонажи комедии дель арте играли для моей матери большую роль. Она считала их участниками главной жизненной интриги: любовь, измена, коварство, глупость, жадность и зависть. Нехитрый набор масок на фоне неотвратимой смерти. Вечный сюжет! Где Коломбина – символ лукавой женственности, а Арлекин – злобный шут. «Бойся его! – предупреждала мама. – Это демон, бес, который охотится за душами. Проклятие, которое нас преследует. Он рядится в клоунский колпак, чтобы ввести в заблуждение род людской. Беги от него, иначе умрешь!»

Магда сжала руки на груди, как бы пытаясь удержать прыгающее сердце:

– Я была слишком молода, беззаботна и не придавала значения странностям ее характера. Просто любила, как дети любят своих родителей. Страшная сказка, которую она мне когда-то рассказала, постепенно стиралась из памяти… Я выросла и полюбила Братцево: дворец с колоннами, старый одичавший парк, ротонду на холме. Блуждая по аллеям, я проникалась лирической прелестью этой усадьбы. Красота парковых пейзажей навевала на меня грусть. Там я написала много этюдов, сделала кучу набросков. Каждый уголок казался мне давно знакомым… Мама сама вновь заговорила со мной о песочных часах перед тем роковым полетом. Как будто предвидела катастрофу и гибель. «Это будешь ты, – сказала она. – Я ошиблась. Но теперь мне все открылось. Часы ищут тебя, а не меня. Им нужна ты!» Не скажу, чтобы я обрадовалась. Скорее испугалась… Смерть родителей была для меня тяжелым ударом. Я забыла и про часы, и про усадьбу, и про учебу в институте. Незаметно для себя я переняла мамину особенность – существование в собственном мире, закрытом для остальных. Началась новая полоса моей жизни… Я все забросила и предалась своему горю, дошла до депрессии. Едва не провалила госэкзамены и защиту диплома. Мне на помощь пришел однокурсник, Коля Казаринов… Ну а после института я пустилась в поездки: море, горы, прибалтийские сосны не смогли утешить меня, но позволили опять жить, дышать, думать. Я покидала один курорт ради другого, меняла города и гостиницы, пыталась убежать от себя, от своего одиночества. Наконец меня занесло в Венецию…

Она запнулась и замолчала – наверное, длинный монолог утомил ее.

Глебов нервничал, воспринимая любое ее слово как собственное. Словно это не Магда, а он снимал покровы со своей души, обнажая раны и язвы.

– Почему ты молчала? – хрипло спросил он, не сводя глаз с жены. – Почему ты ни разу вот так начистоту не поговорила со мной?

– Помнишь, тогда в Венеции я ужасно испугалась, увидев Арлекина, который помахал мне рукой? Слова моей матери вдруг ожили во мне, и я испытала жуткий страх. Как будто мне угрожала опасность… То был первый знак беды!

– Ты должна была рассказать мне…

– Зачем? Чтобы ты принял меня за ненормальную? Мы поженились, все улеглось, и я опять начала забывать историю об убитой Коломбине…

– Коломбина на самом деле убита, – заявила Астра. – Ее тело нашли в подвале вашего дома в Линьковке. Вот ее фотография, сделанная камерой мобильного телефона. Взгляните!

Она достала снимок и протянула Магде. Та отшатнулась, инстинктивно закрываясь рукой. Глебов обнял ее за плечи, прижал к себе:

– Магда, у нас нет выбора. Ты же сильная!

– Вы ее знаете?

Молодая женщина заставила себя посмотреть на фотографию. После компьютерной обработки мертвое лицо Кристины Радич выглядело крупнее и четче.

– Это она… – выдавила Магда. – Она… та женщина… с которой мой муж…

Глебов разжал объятия и отстранился.

– Ты следила за мной?

– Нет. Твоя… она сама позвонила мне и предложила встретиться. На той квартире, где вы…

– Ты была на квартире в Кузьминках?!

Магда понуро кивнула:

– Мы с ней немного выпили… и она мне все рассказала – о себе и о тебе. Что ты ее любишь, всегда любил. Ваш роман начался давно, и с тех пор ты пытался забыть ее, встречаясь с другими женщинами. Потом женился на мне, но так и не смог выбросить из сердца первую любовь. Вы случайно оказались в одном ночном клубе и оба не устояли, отдались порыву страсти. Та ночь опять сделала вас любовниками, как раньше…

– Ложь… – пробормотал Глебов. – Все ложь…

– Я тоже отказывалась верить. И тогда та женщина, Кристина, обещала предоставить мне неоспоримые доказательства. Она призналась, что ты принуждал ее надевать костюм и маску Коломбины, без чего не мог испытывать возбуждения. А сам одевался Арлекином. Ты пил много абсента, и у тебя случались приступы беспричинной агрессии. В постели ты начинал ее душить и только этим доводил себя до оргазма. Она… боялась тебя! Говорила, что ты можешь убить… Что ты хочешь убивать! И первой убьешь ее, а потом меня. Она говорила, что ты болен… еще в институте у тебя появились признаки психического расстройства. Поэтому ты не стал хирургом, а занялся торговлей. Твой отец считал, что ты можешь убивать пациентов…

– Чушь какая! Полный бред…

Глебов переводил горящий взгляд то на Матвея, то на Астру, ища у них поддержки. Он хотел сказать: «Не слушайте ее!» Но слова застряли у него в горле. Он сам привел Магду сюда, побудил ее говорить… Это она безумна.

– Почему же… почему Кристина… продолжала встречаться со мной? Если я так опасен?

– Она любила тебя и была готова на все. Она показывала мне платье Коломбины и две маски. В той квартире вся стена увешана Коломбинами! Я ужасно испугалась, сразу вспомнила мамины предостережения…

– Бред! – повторил он. – Ты не должна ей верить!

– Даже после того… как ты ее убил?

– Я ее не убивал! Чем тебе поклясться?

Разговор заходил в тупик, и Астра решила вмешаться.

– Магда, помните тот день, когда вы с мужем повздорили и выбросили в окно свой телефон? – спросила она. – Зачем вы это сделали?

Жена Глебова отвернулась от него и говорила, глядя на Астру. Ей казалось, что если она посмотрит на мужа, то не сможет больше вымолвить ни слова:

– Та женщина, Кристина, позвонила мне и опять пригласила прийти в квартиру, где они… занимались любовью.

– Это было до того, как ваш муж вернулся домой?

– Да. Еще в обед…

– И вы поехали?

– Я больше не могла мучиться подозрениями, гадать, где правда, а где ложь. Она умоляла не выдавать ее Алексу, иначе ей не жить. Я пообещала молчать. Я хотела выяснить наконец, что происходит… Она уже ждала меня и показала фотографии Алекса в Венеции. Там в уголке была дата. Он сказал, что едет в деловую командировку, а сам полетел в город, где мы с ним встретились. Чтобы… чтобы пережить все заново, только не со мной, а с ней.

Магда обращалась к Астре и говорила о Глебове в третьем лице. Тот попытался возразить, но махнул рукой и замолчал.

– Там, в Италии, Алекс окончательно свихнулся. Он показался Кристине таким возбужденным, подозрительным, что она не рискнула подойти и на следующий день взяла обратный билет. «У него, видимо, началось обострение, – сказала она. – Он пригласил меня в Венецию, чтобы убить!»

Глебов залился нервным смехом.

– Ха-ха-ха-ха! Ха-ха… Все меня боятся, и жена, и любовница. Ха-ха-ха-ха! Какой я страшный! И ты ей поверила, Магда? Ты поверила!..

Его глаза наполнились слезами – то ли от смеха, то ли от горечи.

– Но ты спал с ней!

– Вот именно… спал. Где был мой рассудок? Ты усыпила меня, Магда, лишила воли. Я стал игрушкой в твоих руках. Шутом! Арлекином! Вы обе вздумали потешаться надо мной!

– А-а! Ты признаешься? Ты признался, наконец… – Она со стоном опустилась на груду сваленных у стены ящиков и закрыла лицо руками. – Мой муж – убийца, маньяк… Это возмездие. Наше семейное проклятие! Часы мстят нам за то, что мы их не уберегли…

– Вы только послушайте ее! – взревел Глебов. – Она говорит о каких-то часах, словно они живые! Разве вещи способны мстить? Что ты несешь, Магда? Опомнись… Взгляни на меня! Разве я способен причинить тебе вред?

Его вид был красноречивее слов и свидетельствовал об обратном: перекошенный рот, горящие зрачки, сжатые в кулаки руки – сейчас он был похож на грозного и неукротимого мавра. Пусть не Отелло, а его бледное подобие… но Матвей на всякий случай сгруппировался и приготовился к худшему.

Ложная тревога. Глебов обмяк, дал увести себя в сторону. Он молча стоял, прислонившись к ржавой железной опоре, ни на кого не глядя, – потухший, обессиленный.

– Та женщина… – продолжала Магда. – Кристина… знала столько интимных подробностей о моем муже… «Я умею справляться с его болезнью, – твердила она. – А с тобой он зачахнет, пропадет. Теперь ты веришь, что он мой? Отдай его мне! Тебе не нужен псих. Ты себе другого найдешь. А для меня Алексей – всё!» Признаться, она сама показалась мне не совсем… нормальной. Я все еще колебалась. Она увидела мои сомнения и сказала, что вечером Алекс придет сюда, к ней… «Если хочешь, приходи следом за ним и убедишься, что он тебе изменяет…» Я не хотела верить!

– Магда, все было не так… – пробормотал Глебов.

Снова пустился дождь. Серый рассвет ложился на крыши зданий, а внизу еще стояла ночная мгла. Такая же мгла застилала сознание Матвея. Понимала ли Астра, кто из Глебовых говорит правду? Он не понимал.

Магда излагала свою версию событий:

– Тем вечером Кристина, видимо, звонила ему на сотовый, но он не брал трубку. Тогда она позвонила на домашний… Я слушала ее дыхание, и у меня волосы шевелились на голове. Как будто в трубку дышит сама смерть… Я поняла – случится что-то ужасное. Пробовала отвлечься, кажется, примеряла платье. Пришел Алекс и включил телевизор. Я закрылась в спальне, но постоянно прислушивалась. Он с кем-то говорил по телефону, и я догадалась – с ней… Потом она позвонила мне и произнесла только одно слово: «Приходи!» Тут ворвался муж и набросился на меня с криками, хотел отобрать мобильник. Да, я выбросила его в окно… А что мне оставалось?

– Значит, ты ее выгораживала? – зарычал Глебов.

– Если ты ее убил, то не по моей вине… – прошептала Магда, пятясь от него. – Я сдержала слово. От меня ты ничего не узнал.

– Что было потом, после ухода вашего мужа? – спросила Астра.

– Потом? Я подошла к окну – посмотреть, станет он искать телефон или нет. Он не искал. Пошел прямиком на остановку. И уехал…

– Вы отправились следом, как советовала Кристина?

Магда покачала головой. Ее волосы от сырости завивались на лбу и вдоль щек мягкими колечками.

– Нет, я не смогла… Зачем? Ну, застала бы я их… Какой в этом смысл? Я просто сидела, уставившись в одну точку… Невыносимо было представлять, как он целует другую женщину так же страстно и нежно, как целовал меня… Но еще страшнее было представлять его Арлекином. Я вспомнила черную маску с крючком вместо носа, которую мне показывала Кристина, и совсем расклеилась. Пришлось выпить две таблетки снотворного, чтобы уснуть. Мне стало все равно, буду я жить или умру…

Она подняла глаза на Глебова и спросила:

– Зачем ты притащил ее в дом моих родителей? Ты осквернил его…

– Молчи…

– Магда, а где ваши ключи от дома в Линьковке? – спросила Астра.

Женщина замешкалась всего на пару секунд, но их оказалось достаточно, чтобы усомниться в правдивости ее ответа.

– Потерялись…

– Где, когда? У вас есть предположения?

Магда колебалась, говорить или нет. Она опустила голову и смотрела на свои колени.

– Извините, но вопрос о ключах возник не случайно, – вмешался Матвей. – На замках вашего дома не было следов взлома.

– Я думала, их взял Алекс.

Глебов стряхнул с себя оцепенение.

– Проклятие! Да, я их взял… – выдавил он. – Мои… куда-то пропали. Я не сразу это заметил. Я не придал этому значения, ведь у Магды был запасной комплект.

– Вы постоянно лжете, – сказала Астра.

– Когда заварилась вся эта каша, я вспомнил про ключи, – оправдывался Глебов. – Вы спросили, куда жена могла бы спрятать труп, и мне пришло в голову…

Магда хрипло, горько рассмеялась. Она ничего не отрицала.

– Мне пришло в голову, – упрямо продолжал ее муж, – что она не стала бы пользоваться своими ключами, если бы решила… В общем, вы понимаете. Она заранее могла взять мой комплект…

– Чтобы перевести стрелки? – подсказал Матвей. – Она тайком взяла ваши ключи, вы решили, что потеряли их, молча взяли из ящика запасные… Какой-то круговорот ключей!

– Повторяю, я не придал этому значения. Потерял и потерял! О чем тут говорить? Я же не бриллиант фамильный потерял. Ключи от дома, где никто не живет. Магда не ездила в Линьковку и не интересовалась ключами. Честно говоря, я даже забыл о них, пока вы, Астра, не заговорили о трупе. Я носил их в борсетке на отдельном брелоке с буковкой Л – Линьковка. Магда это знала…

– Хватит, – устало произнесла она. – Скажи еще, что я их вытащила…

– Вы всюду носите с собой борсетку? – спросила Астра. – И на свидания с Коломбиной тоже?

Глебов с усилием кивнул.

– У меня там документы, все ключи, портмоне. Послушайте, не могла же Кристина стащить у меня ключи, чтобы потом самой отвезти свой труп в коттедж?

Вопрос повис в воздухе. Мог ли кто-нибудь из присутствующих на него ответить?

– Магда, я ее не убивал!

Она отвернулась, показывая всем своим видом, что не верит.

– Спросите ее о Феоктистове! – повысил голос Алексей. – Или банкира тоже я убил?

Астра потеряла нить разговора – какая-то смутная мысль отвлекала ее.

– Магда, почему вы взяли на кладбище стилет?

– Я всегда ношу его в сумочке. Мне так спокойнее! С той минуты, как Арлекин помахал мне рукой, я стала бояться собственной тени. Знаете, как в груди разгорается пожар страха? Словно там не сердце и легкие, а куча сухих дров, готовых вспыхнуть, заняться от ничтожной искры.

– У вас была в тот день назначена встреча с господином Феоктистовым?

– Нет. Я пришла на могилу родителей как обычно в годовщину их смерти. Я не ожидала увидеть там его. Я удивилась… Он заговорил о них! Оказывается, они были знакомы. Какие-то общие дела по бизнесу. Со мной давно никто не говорил об отце и матери. Потом он приблизился, как-то странно посмотрел, попытался дотронуться до меня… и громко зашептал. Меня шокировали его слова! Это были любовные признания. Дикость! Я отталкивала его, а он…

– Ты знала его раньше? – взвился Глебов. – Из меня сделали сексуального маньяка-убийцу, а ты – святая. Мадонна, чистая и непорочная! Этот банкир пришел туда не просто так. Вы сговорились! Ты была уверена, что я не пойду с тобой на могилу родителей. Ты никогда меня не брала, а после скандала и подавно! Вы с Феоктистовым уже встречались?

Магда покрылась жарким румянцем.

– Не лги! Для нас наступила пора откровений. Выкладывай все! Я же не отрицаю своей связи с Кристиной…

– Да, мы встречались… Познакомились в Братцевском парке – я сломала каблук, Феоктистов подвез меня до дома. Он сразу вызвал у меня отторжение.

– Позвольте узнать, почему? – осведомился Матвей, до сих пор отмалчивавшийся.

Госпожа Глебова, поглощенная происходящим, не удостоила его даже взглядом.

– Он много разглагольствовал об истории усадьбы, о Римском-Корсакове, о Строгановых… что не могло меня не насторожить. От одних его слов я уже была напугана! Все, связанное с той легендой, наводило на меня ужас.

– А вторая ваша встреча тоже была случайной?

Магда неохотно покачала головой – она сама не понимала, почему согласилась тогда побеседовать с Феоктистовым. Должно быть, ее влекла мрачная тайна. Или что-то иное – темное и непостижимое – заставило ее пойти тем осенним вечером в Братцевский парк. Иногда люди загядывают в лицо своему страху, чтобы сдаться ему или избавиться от него. Ноги сами понесли ее к тому самому мостику.

– В тот раз мы не встретились: он не явился или что-нибудь перепутал. Я шла через мостик, вокруг клубился туман. Пара подвыпивших ряженых, которые праздновали Хеллоуин, пристала ко мне. Я побежала…

– Это были Коломбина и Арлекин?

– Да… Надо ли говорить, как мне стало жутко? Я земли под собой не чувствовала! Какая встреча? Я опомнилась только в такси. Возможно, Феоктистов и приходил, но меня уже там не было. Зубы перестали стучать от страха только дома. А ты еще учинил мне скандал! – упрекнула она мужа. – Обвинил со всех грехах! Дескать, я где-то шлялась целые сутки, бросила тебя, больного, с температурой…

– Так и было. Я чуть с ума не сошел…

– Сошел – задолго до нашей женитьбы. Ты скрыл от меня свою болезнь. Теперь мне понятно, откуда у тебя такие приступы беспамятства. Причиной был не жар… Ты ведь не помнишь, как убивал Кристину?

Глебов схватился за голову и вышел под дождь. Может быть, холодный душ отрезвит его. Кто из них двоих лишился рассудка?

– Зачем вы ударили Феоктистова стилетом? – спросила Астра.

Магда схватилась за голову точно так же, как муж. Совместно прожитые годы сделали их похожими друг на друга.

– Я не помню…

– У вас тоже приступы беспамятства?

– Наверное… Безумие, говорят, заразно. Тот человек, Феоктистов… Я не сообразила, чего он хочет. После разговора с Кристиной и скандала с мужем я была взбудоражена, заводилась от каждой мелочи. Бог весть, что мне показалось! Он тянул руки к моему горлу… Я толкнула его изо всех сил, а потом в панике достала стилет. Я хотела только припугнуть его, замахнулась, как будто собираясь ударить… Он упал… У меня потемнело в глазах! Я кинулась прочь…

– Вы ударили Феоктистова?

Магда закусила губу и опустила веки, мысленно возвращаясь в тот страшный миг.

– Не помню. Вероятно, да… раз он убит. Я не хотела… Это произошло само собой… Я даже не помню толком, куда подевался стилет…

– Остался в ране, надо полагать, – изрек Матвей. – Там его и обнаружили оперативники. Вам светит срок, госпожа Глебова.

Астра сердито дернула его за рукав. Угомонись, мол. Женщина и без того вот-вот в обморок упадет.

– Вы были в перчатках? – спросила она.

В глазах Магды мелькнуло недоумение. Перчатки? Она посмотрела на свои ладони. У нее были тонкие изящные кисти с длинными пальцами. Сейчас они дрожали.

– Да. Это часть моего траура. Все черное – с ног до головы, и на руках – черные перчатки. Господи! Неужели я убила человека?.. Как я могу осуждать Алекса? Он ведь не отвернулся от меня. Я люблю его…

– Еще один вопрос. Почему вы взяли для экзаменационной работы пейзаж с мостиком через овраг?

Магда удивленно подняла брови, вздохнула:

– Вам Коля рассказал? Впрочем, не все ли равно? Тогда, после смерти родителей, мне не пришло в голову ничего другого. Я не могла думать ни о чем, кроме своей утраты… Мама гуляла со мной по тому мостику, и мне казалось, что она была бы не против повесить в доме такой пейзаж. Это часть легенды, которой она жила и которую вложила в меня… – Ее лицо прояснилось. – Я интуитивно выбрала местом встречи с Феоктистовым именно тот мостик!

– Поэтому вы изобразили в тумане Коломбину и Арлекина?

– Коля в своем репертуаре, – вымученно улыбнулась она. – Не умеет держать язык за зубами. Да, эти двое перешли из той давней истории в мое воображение, поселились в нем. Художник всегда переносит на холст образы, порожденные его сознанием… или подсознанием.

– Где та ваша работа?

– Колин эскиз я порвала – он мне не понравился. А свой пейзаж уничтожила после экзамена. Он наводил на меня страх.

Глебов, мокрый от дождя, вернулся под козырек. Посветлело. На площадке перед зданием стояли лужи, в них лопались пузырьки. Семейка воробьев, нахохлившись, пряталась под откосом соседней крыши. В этом дожде, в туманном сыром рассвете, в раскисшей земле, несмотря на всю их унылость, чувствовалась весна. Воздух был уже напоен дыханием апреля, в березах бродили прозрачные соки. Скоро, скоро распустятся желтые головки мать-и-мачехи…

Глава 32

Астра уговорила Матвея съездить к Радичам. После бессонной ночи у нее слипались глаза, но она держалась.

– Я позвонила Александру Степановичу, и он согласился еще раз поговорить. Ночным рейсом прилетела из Чехии мать Кристины. Я должна задать ей пару вопросов.

– Куда спешить? – ворчал Матвей. – Позавтракаем, выспимся, тогда…

– Тогда может быть поздно.

Он промолчал, думая о Глебовых. Астра не понимает, что, скрывая их местонахождение, нарушает закон. «Нам никто не сообщал о розыске! – Вот ее аргумент. – Глебовы не преступники. Их вина совершенно не очевидна!»

Спорить было бесполезно.

– Коломбина всегда является активным орудием интриги! – заявила она.

Матвей в изумлении повернулся:

– О чем ты? Какая интрига? На Глебовых висят два трупа. Тебе этого мало?

– Не пропусти поворот.

Он чертыхнулся про себя, переключился на дорогу. По радио веселый голос диктора предупреждал о пробках. Астра о чем-то думала – вероятно, о предстоящем тяжелом разговоре с родителями погибшей. Она так и не проронила ни слова до самого дома, где жили Радичи.

Матвей остался ждать в машине. Едва за Астрой закрылась дверь парадного, он перестал бороться со сном…

В квартире пахло воском и корвалолом. У портрета Кристины в траурной рамке теплилась свеча. Александр Степанович еще сильнее осунулся и потемнел лицом. Мать Кристины, вся в черном, сидела в кресле с опухшими от слез глазами. Визит «журналистки» оба восприняли как должное.

– Тело отдадут завтра… – прошептала бывшая жена Радича.

Астра кивнула и выразила свои соболезнования.

– Саша сказал, вы напишете статью об убийстве Кристины…

– Я собираюсь. Давайте пройдем в ее комнату.

Женщина шла, как пьяная, ее ноги заплетались. Радич успел напоить ее лекарствами.

В комнате их дочери ничего не изменилось – тот же розовый ковер на полу, антикварная люстра. Только на туалетный столик наброшено прозрачное покрывало.

– Не могу видеть ее косметику… – всхлипнула бывшая хозяйка квартиры. – Все эти баночки, флакончики… Многое я ей присылала. Кристина тщательно заботилась о своей внешности. Она и раньше занималась спортом, следила за собой, но в последние годы это превратилось в одержимость. Словно вся ее жизнь зависела от того, как она выглядит! Господи, кому теперь все это нужно…

Убитая горем мать говорила и говорила. Ей казалось, что, пока она говорит о дочери, та как будто рядом.

– Когда она год назад приехала ко мне погостить, я ее не узнала! Другая фигура, другая походка, жесты… Даже лицо другое! Вы не поверите, но я была убеждена, что она сделала пластику. Оказывается, нет: диета, специальные упражнения, сауна – и двенадцати килограммов как не бывало. Щеки ввалились, живот стал плоским. А ведь моя девочка с детства была пухленькой…

– Вы знали ее однокурсника Алексея Глебова?

– Лешу? Больше по наслышке… Кристина влюбилась в него без памяти, как влюбляются только в юности, в первый раз… Первая любовь обычно заканчивается разрывом. Если не сразу, то потом. Мы с Сашей…

У нее пропал голос, и она приложила пальцы к губам.

– Принести вам воды?

– Не надо… извините… – прошептала женщина. – Это нервы…

Она все-таки закончила мысль:

– Мы с Сашей тоже разошлись. Наверное, смерть дочери – наказание нам…

– Нет, – мягко сказала Астра. – Не вините себя.

– Правда, что Кристину нашли на даче Глебова? Не могу поверить… Какая-то ужасная ошибка! Почему?

– Идет следствие. Рано делать выводы.

Женщина покачнулась – у нее закружилась голова – и опустилась на стул у двери. Ей было плохо, ум зациклился на факте смерти. Все остальное потеряло смысл и значение.

Портрет черноволосой красавицы с голубями в корзинке произвел на Астру гнетущее впечатление – дама чем-то напоминала Магду. Без сомнения, сходство было: рот, разрез глаз, выражение лица…

– Кто подарил вашей дочери эту картину?

– Не знаю… Может быть, поклонник. Поэтому она повесила картину у себя в комнате. Я молилась, чтобы у Кристины появился мужчина, который заменил бы ей Глебова. Мне кажется, она и с Игорем развелась потому, что все время сравнивала его с Лешей. Этого нельзя делать.

– Она говорила вам, что это за поклонник? Как его зовут?

– Нет… Кристина не делилась со мной подробностями личной жизни, а я не спрашивала, старалась не бередить ее раны. В каком-то из писем она упоминала о портрете Коломбины. Да! Вероятно, это он и есть… Дочка писала, что теперь у нее есть образец для подражания. Я удивилась… Подражать кому бы то ни было – бесполезное занятие.

Астра стояла на розовом ковре, проникаясь духом этой комнаты и представляя себе, что думала и чувствовала Кристина.

Она продолжала любить Глебова, а тот женился на другой. И отвергнутая возлюбленная решила стать такой же, как его жена Магда! Стать лучше, чем Магда, переплюнуть ту во всем – от внешности до эротических фантазий. Она изучала Магду и вживалась в ее образ, как артист вживается в роль персонажа, которого ему предстоит сыграть. Бог знает, где она добывала сведения о госпоже Левашовой! Это не важно. Она готова была не только похудеть – содрать с себя кожу и нарастить новую, лишь бы обрести вожделенное сходство. Задача оказалась сложной: нельзя было появиться перед Глебовым ни Кристиной, ни Магдой… И она выбрала образ лукавой, изящной кокетки Коломбины, подсказанный портретом. Две голубки в корзине – символ любящих душ – должны были принести ей удачу. Colomba… голубка… Коломбина…

Тот, кто преподнес ей этот портрет, обладал чудовищной, сверхъестественной проницательностью. Поклонник? Вряд ли. Расчетливый, хладнокровный негодяй, который сделал ее орудием своей интриги. Кто он? Феоктистов? Или, быть может, женщина? Алла Казаринова, например? Чей-то извращенный ум составил дьявольский план. Ради чего? За что Кристина поплатилась жизнью?

– Можно снять картину? Я хочу посмотреть на обороте…

Не ожидая разрешения, Астра подошла и приподняла портрет – под ним обнаружилась неглубокая ниша в стене. Там стояла бутылка абсента…

– Ваша дочь устроила здесь бар?

Мать Кристины равнодушно наблюдала за ее действиями:

– Вероятно… Мой бывший муж ярый противник спиртных напитков. Поэтому Кристина их прятала.

У Астры давно созрела догадка, но она добросовестно перебирала варианты, отбрасывая один за другим.

Она вышла от Радичей окрыленная. Colomba… голубка… Коломбина…

Спасибо за подсказку!

Матвей долго отказывался ехать в Кузьминки. В третий раз?! А вдруг за квартирой следят? Что, если там засада?

– Не смеши меня, – улыбалась Астра. – Туда может прийти только убийца. А он не так глуп…

* * *

Глебовы без колебаний согласились на предложение Астры, один Матвей сопротивлялся. Он отозвал ее в сторону и зашептал:

– Это авантюра! У нас ничего не выйдет.

– Преступник очень хитер и осторожен. Есть только один шанс провести его.

– Почему ты решила, что убийца придет туда?

– Ему нужны песочные часы.

– Побойся бога! Какие еще часы? О которых говорила Магда? Где эти часы?

– Кажется, я догадываюсь… Все дело в часах, поверь.

– А эти двое не прикончат друг друга? Если Кристина говорила правду, Глебова надо изолировать. Ты хочешь оставить их здесь, в развалинах?

– Всего на сутки.

– Тебе виднее… – неохотно согласился Матвей.

Астра позвонила Борисову и услышала то, в чем не сомневалась: у Николая Казаринова есть машина – старая «девятка» зеленого цвета.

* * *

Это был гениальный замысел. Арлекин и Коломбина! Кристину Радич не пришлось долго уговаривать. Образ субретки, которая водит за нос влюбленных, пришелся ей по вкусу. Наконец, она выйдет из массовки и станет примой в маленьком фарсе, возьмет реванш за прежнее поражение. Вернет себе то, что принадлежало ей по праву. А Магда получит по заслугам. Судьба и так щедро осыпала ее милостями. Красота, деньги, праздность, любовь – о чем еще можно мечтать в этом мире? Магда не умеет ценить дары провидения, за что будет наказана.

Мысли Кристины легко читались в ее глазах.

Воистину, боги выбирают своим орудием людей, нашептывая им план мести. Кристина с каждым годом все с большей страстью мечтала о Глебове. Вскружить ему голову, свести с ума, погубить его душу – навеки. Напиться его крови! Пусть Магда отвернется от него, проклянет. Кристина откроет ей глаза на собственного мужа. Она и не подозревает, что Арлекин – злой демон, охотник за временем – живет с ней бок о бок, засыпает в одной постели, занимается с ней любовью.

То, чего Магда боится, – рядом. Ходит по пятам, дышит в затылок. Ждет.

Глебов никогда не любил Кристину и не полюбит. Она должна стать Коломбиной, которая так похожа на Магду, отнять у соперницы лицо, фигуру и манеры, улыбку, блеск глаз, сердце. Оказывается, у Кристины и Магды – много общего. Не потому ли молодой и незрелый когда-то Глебов сошелся с ней, что она напоминала ему о будущем? Он уловил в ней намек на женщину его судьбы. Время порой выкидывает жестокие фокусы, меняет местами действующих лиц. Театр жизни полон абсурда и соблазнов.

Кристина долго не понимала, чего от нее требует режиссер.

Теперь перед нею постоянно был портрет итальянской актрисы – Коломбины – Магды, вечно ускользающей тайны женственности. В заплатах или шелках – не важно. Подлинное не нуждается в украшательстве. Ведь лучший наряд богини любви – ее нагота…

Кристина должна была убедить Магду, что та живет с чудовищем. Вот он, Арлекин – разгадан, разоблачен. В конце праздника лжекороль карнавала должен умереть, покончить с собой. Если не сможет, ему так или иначе не избежать смерти «от ножа, огня или петли». Он обречен. Время-Хронос пожирает своих детей…

Коломбина не справилась с поставленной задачей – ничего не узнала про часы! Не сумела заглянуть в душу Магды, не сумела покорить Глебова, сделать его своим рабом. Он был и остался рабом жены! Лже-Арлекин, которому пора уходить со сцены.

Пришлось убить бездарную актрису и использовать ее труп, чтобы добиться результата. Увы! Время не обманешь. Оно любит откалывать одну и ту же штуку: морочить, водить по кругу. Все повторяется с завидным постоянством.

Магда должна была застать мужа на месте преступления… Не получилось. Какая немая сцена пропала! Жаль.

Глебов тоже повел себя непредсказуемо – скрылся и никуда не сообщил об убийстве любовницы. Мертвое тело осталось лежать в квартире для свиданий. Просчет!

Тащить убитую женщину в Линьковку было не самым удачным решением. А сколько возни?! Машину подогнать, дом открыть, тело выгрузить, машину отогнать подальше, к лесу, чтобы не заприметил никто. Вернуться, опустить труп в подвал, пройтись по жилищу покойных Левашовых, спокойно осмотреться, подумать. Вдруг какая-нибудь мысль осенит насчет часов? Перчатки на руках, целлофановые мешки на ногах, чтобы комар носа не подточил. Хорошо, удалось заранее раздобыть ключи. Пусть Глебов потом объясняет, как мертвое тело его любовницы оказалось в подвале. Кто ему поверит?

Этот вариант сработал. Быстрее, чем хотелось бы, – чуть носом к носу не столкнулся с мужем госпожи Магды. К счастью, в коттедже полно укромных уголков, где можно спрятаться.

Глебову вздумалось везти туда бабу. Черт знает, кто она. Похоже, частный детектив. Гостья, на свою беду, оказалась не в меру любопытной. Поперлась в подвал! Там ее дожидалась Коломбина…

Ах, как чудно они смотрелись бы вдвоем на каменном полу! Мертвая и живая – пока время не уравняло бы их. Не хватило терпения, выдержки. Захотелось сообщить в милицию о трупе в подвале. Анонимно, разумеется. Представлялось: приезжает бригада и застает рядом с телом Коломбины свидетельницу против Глебова. Подонок заманил ее в коттедж, чтобы запереть вместе с убитой женщиной или тоже убить – чуть позже, дабы растянуть удовольствие. Магда окончательно и бесповоротно убеждается: ее муж – опасный маньяк, страдающий раздвоением личности. Арлекин, который преследует ее из прошлого. Ей больше не надо бояться, она свободна. И может открыть свою душу другому…

Сорвалось – любопытную гостью кто-то выпустил. Неужели этот идиот Глебов? Он сам затягивает петлю на своей шее. Она же видела труп…

Опять просчет. Дамочка не закатила истерику, не подняла шум, не побежала в милицию. Ее что, переклинило от страха?

Слишком много непредвиденного вмешивается в идеальный план, подтачивая его, как ничтожная личинка точит молодое крепкое дерево. Там оплошность, тут ошибка, и все идет наперекосяк. Комедианты сбились с текста, сюжет запутался. Зрители в недоумении. Автор в замешательстве…

Феоктистов отлично сыграл роль Панталоне – пожилого богатого купца, неуемного поклонника молодых женщин. Правда, смерть его оказалась некстати. Или наоборот, подлила масла в огонь. Глебов и Магда теперь оба уязвимы. Их ищут, они скрываются. Не доверяют друг другу… Подходящая ситуация для того, чтобы ловить рыбку в мутной воде. Золотую рыбку! Он ее непременно поймает…

* * *

В мастерской художника Казаринова пахло растворимым кофе и масляными красками. На мольберте стоял неоконченный осенний пейзаж. Хозяин был бледен, глаза покраснели от утомления.

Астра сидела в продавленном кресле, призывая на помощь весь свой скромный актерский опыт, чтобы выглядеть убедительной. От этого зависел успех дела.

– Магда прислала меня… Не спрашивайте, где она. Я обязана хранить профессиональную тайну.

– Да-да! Я ждал… Я знал, что вы снова придете! – нервно кивал Николай. – Между мной и Магдой существует невидимая нить. Я все сделаю! Говорите, что нужно. Ради Магды я готов убить.

– Надеюсь, этого не потребуется.

Во взгляде Казаринова мелькнула безумная решимость:

– Мне нечего терять!

– Тогда слушайте внимательно. Магда попросила передать вам следующее. Вы должны позвонить по одному телефону и сказать несколько фраз. Вот записка. Вы знаете ее почерк?

Художник развернул сложенный вдвое листок – от волнения строчки расплывались.

– Кому звонить? Когда?

– Сейчас, если вы не против.

– П-прямо сейчас?

– Магду преследует страшный человек. Она вынуждена прятаться, – доверительно прошептала Астра. – Вы понимаете, в каком она ужасном положении? В их доме в Линьковке обнаружили труп!

Лицо художника потемнело, он невнятно пробормотал:

– К нам приходили, расспрашивали… Естественно, ни я, ни жена, мы ничего не сказали. Нам показывали фото той женщины… Алла всю ночь не спала. Кошмар! Кто это сделал? Неужели Глебов?

– Пока что он только подозреваемый, и Магда тоже. Ведь это дом ее родителей.

Казаринов кивал, как заведенный. Странное выражение блуждало по его лицу: злобная радость, восторженный ужас? Вдруг он очнулся, спохватился:

– Магда не могла! Она ни при чем…

– Я знаю, но…

Казаринов сделал движение, будто хотел схватить ее за руку, но одумался, начал поглаживать себя по острым коленям.

– Этот звонок спасет ее?

– Кроме вас, Магде больше не на кого надеяться.

Он поднес записку к лицу, чуть ли не носом тыкая в каждое слово:

– Бог мой… Так и говорить? Что за абракадабра?

– Вы отказываетесь?

– Нет! Нет! Конечно же, я… – Он поднял на Астру мутный взгляд. – Я все сделаю.

На мониторе его компьютера между кораллов плавали морские рыбки. На краю стола засыхали на тарелке остатки бутербродов.

– Скажите, Николай, зачем вы следили за домом на улице Шумилова?

От неожиданности он дернулся, судорожно сглотнул. У Астры был такой уверенный вид, что он не рискнул отпираться.

– Я… я выслеживал этого негодяя, ее мужа! У меня заказчики в Кузьминках, продуктовая фирма – я делаю для них этикетки. Как-то я прогуливался по улице и случайно заметил Глебова. Он шел с букетом цветов… Я выяснил, куда он направляется. В тот дом! У него там живет любовница, вероятно.

– Вы ее видели?

– Нет! Они никогда не появлялись вместе. Я давно наблюдаю за ним. Но мне не везет. Они редко встречаются. После того как… Магда пропала, я места себе не нахожу. Работник милиции, который приходил, спрашивал, куда Глебовы могли поехать. Я подумал, что ее муж может скрываться у любовницы… Я хотел… убить его! Да, убить! Он загубил жизнь Магды… Имея такую жену, шляться с разными потаскушками?

– Вы знаете номер квартиры, где они встречались?

Казаринов мотнул головой:

– Нет… только дом и подъезд. Я же не профессиональный сыщик, притом Глебов со мной знаком. Он бы меня в два счета раскусил. Я старался держаться подальше…

– Зачем вы поехали за нашей машиной? Черный «Пассат». Припоминаете?

Художник окончательно сник:

– Вы меня засекли? Я ведь узнал машину, где мы беседовали… Подумал: вдруг вы приведете меня к Магде? Глупо, да? Вы тоже искали Глебова?

Астра кивнула.

– Я вам еще не все объяснила…

Глава 33

Таврин мерил шагами свой черно-белый кабинет. Ясно, как дважды два, что он лишится работы, как только в банке появится новый хозяин. Добыча, которую он надеялся заполучить, шантажируя Глебовых, ускользала, и вообще жизнь загнала его в цейтнот.

Вскрытие тела банкира показало, что тот уже был мертв, когда стилет пронзил его сердце, – эксперт попался опытный, квалифицированный. Это коренным образом меняло дело. Теперь у Магды есть шанс выкрутиться, а у Таврина почти не осталось времени. Когда госпоже Глебовой станет известен расклад, она не даст шантажисту ничего. Медлить больше нельзя.

Магда с муженьком скрылись в неизвестном направлении. Вдвоем или порознь, но они вне досягаемости. Следить за «журналисткой», которую подослал кто-то из них, не было возможности – оперативники окружили его пристальным вниманием. Подготовка к печальной церемонии, допросы и прямые служебные обязанности растянули его рабочий день допоздна. Жена бунтовала. Ум переутомился, составляя одну комбинацию за другой.

«Неужели я ошибся и „журналистка“ не сообщила Магде о том, что мне известно? – гадал Таврин. – Вряд ли. Какой ей прок молчать?»

Он выдохся и был готов на отчаянный шаг. Вечером, после раздраженной пикировки с женой, он отправился прогуляться. Звонок сотового телефона взбесил его: можно хотя бы на пару часов оставить человека в покое?!

– Слушаю…

– Это Николай Казаринов, друг Магды, – раздался в трубке мужской голос. – Вы меня знаете?

– Простите, нет, – солгал Таврин.

«Этому что надо? – подумал он. – Друг выискался!»

– Ну, не важно. Магда просила передать, что готова заплатить вам за молчание.

«Донесла все-таки весточку липовая журналистка. Только почему она сама не выступает посредником? Боится? Правильно…»

– Только не деньгами, – добавил Казаринов. – У нее сейчас доступа к банковским счетам нету. Вещицей заветной.

– Ты мне голову не морочь! Борзыми щенками я не беру.

– Вы не торопитесь, подумайте. Вещица бесценная, принадлежала особам королевской крови. Магда сказала, что хранится она «у Коломбины, в корзинке с голубками».

– Какая Коломбина? Что ты несешь, «друг»? – взбеленился Таврин. – Пьяный небось в стельку? Проспишься, тогда звони.

– Я трезвый, – обиделся художник. – Одна Коломбина умирала, а другая все видела… Вещица у нее в корзинке. Возьмете и уедете из города, навсегда. Забудете о Магде.

– Слушай, мужик, ты больной на голову! – заорал Таврин. – Во-первых, у меня подписка о невыезде до окончания следствия. А во-вторых, не возьму в толк, о чем ты бормочешь!

Казаринов ничуть не смутился и продолжал:

– Если не выполните ее условия, то плохо вам будет. Я ведь тоже был тогда на кладбище и кое-что видел.

– Что ты мог видеть, осел?

– И в Кузьминках я был. Магда попросила меня проследить за мужем.

Гляжу – мертвая Коломбина в машину садится. Я – следом. Дай, думаю, выясню на всякий случай, куда она отправилась… Кстати! Фотоаппарат у меня отменный… Я ведь Глебова собирался на горячем застукать!

– А не пошел бы ты…

Таврин разразился ругательствами, проклиная художника на чем свет стоит.

* * *

Астра задремала. Сон перенес ее в Братцевский парк, к оврагу… Над каменным мостиком клубился зеленый туман. Она шла, ощущая холодок в сердце. Туман приобретал очертания огромных фигур, которые нависали над ней, перешептывались, хихикали и показывали на нее пальцами. Коломбина и Арлекин…

Астра ускорила шаг. Ее подгоняло растущее волнение. В небе с грохотом взорвался багровый фейерверк. Она подняла голову и едва не упала, споткнувшись обо что-то мягкое… Поперек моста лежал человек. Астра наклонилась, пытаясь разглядеть его лицо. Огни в небе погасли, и все вокруг заволокла темная мгла.

Астра протянула руку и тут же отдернула… Лежащий человек внушал ей ужас. Новый залп теперь уже желтых огней осветил его. Черное лицо, нос крючком, застывшая на губах улыбка-гримаса. А на груди расползается мокрое пятно… Кровь?.. Кровь!

– А-ааа-аааа! А-а-аа…

Она вскочила, прижимая ладони к горлу. В полутьме комнаты горел ночник. Высокая худая женщина стояла у окна, глядя во двор сквозь щелку между шторами.

– Что с вами? – не оборачиваясь, спросила она. – Вы меня испугали.

Это была ложь. Единственное существо, которым дорожила Алла Казаринова, был ее муж – только за него она боялась и могла перегрызть горло любому – не думая о последствиях, как боевая собака.

– Сколько еще ждать? – спросила она. – Может, мне спуститься в мастерскую? Там же Коля!

Из окна квартиры было видно пятно дневного света, падающее из мастерской на газон и тротуар. Ветер гнул молодые кусты сирени, и казалось, будто кто-то размахивает тонкими гибкими руками, предупреждая об опасности.

Астра представила, как Николай Казаринов сидит за своим рабочим столом спиной к двери и щелкает мышкой, уставившись на яркий экран. О чем он думает?

«Вдруг я ошиблась? – грызла себя она. – Все перепутала, все сделала неправильно, и ничего не произойдет? В таком случае хотя бы один подозреваемый отсеется».

Теперь, когда почти все карты открыты… у нее еще оставался в запасе козырный туз. Пока он не вступит в игру, «карнавал» не закончится. Это вселяло надежду.

Ее опять сморила дрема. В последнее время поспать удавалось урывками. Сквозь полузабытье до нее доносились шаги и вздохи Аллы, тиканье настенных часов, какая-то возня…

Астра вдруг проснулась, как будто кто-то толкнул ее в бок, села на широкой кровати. Спальня Казариновых – розовый ночник, зашторенное окно…

– Алла? – шепотом позвала она.

Комната была пуста. Астра встала, босиком подбежала к двери. Закрыто! Она подергала ручку – дверь не поддавалась. Как тогда, в подвале…

* * *

В мастерской было совершенно негде спрятаться, и Матвей расположился в коридоре, в темном чулане, где уборщица хранила ведра и швабры. Во избежание сюрпризов он заранее выкрутил две лампочки.

Ему хотелось есть и спать. Он не верил в эту примитивную затею – Глебовы не так просты, чтобы клюнуть. Валят вину друг на друга, и все же их водой не разольешь. Во всем этом проскальзывала фальшь. А то, что убийца – кто-то третий, – полная чушь.

Астра права в одном – здесь замешаны часы. У кого они были до сих пор, вот в чем вопрос. Именно это как раз и не понятно.

«Сиди здесь и не вмешивайся, – наставляла его Астра. – Кто бы ни пришел, ему нужен Казаринов. Не мертвый, а живой. Пока он жив, его можно заставить признаться, где раритет. Ради этого злоумышленник пойдет на все. А мертвый ничего ему не расскажет. О часах знает только тот, кто ими владеет, и тот, кто за ними охотится. С какой стороны ни взгляни, убивать художника нет смысла. Глебовы в бегах. Часы исчезли, и есть один способ отыскать их – развязать язык Казаринову. Те слова, которые были в записке, – за исключением некоторых фактов – очень похожи на правду. Эту правду знает преступник. Мы прямо или косвенно посвятили в нее всех участников нашей истории…»

У Матвея слипались глаза. Он поставил ведро вверх дном и кое-как примостился в углу чулана – покемарить.

– Как ты думаешь, Брюс? – спросил он свое второе «я». – Это действительно часы Руджиери?

– Я мечтал подержать их в руках… – прошептал вельможа.

Матвей вздрогнул и очнулся: кто-то крадучись шел по коридору – обостренный слух улавливал шуршание подошв по плиткам пола. Матвей, не дыша, выглянул из чулана.

В конце коридора из-под двери мастерской художника пробивался свет. Темная фигура прижалась к стене и замерла. Потом медленно, осторожно потянула дверь на себя…

Пока Матвей выжидал, прислушиваясь к происходящему, в коридор скользнула вторая фигура, явно женская. «Надо было оставить хоть одну лампочку, – посетовал он. – Ни черта не разберешь теперь…»

* * *

Неизвестный вихрем налетел на Казаринова. Тот и пикнуть не успел, как оказался прижатым лицом к столу, с завернутой за спину рукой.

– Крикнешь, убью…

– Что вам надо? – прохрипел художник. – Кто вы?

– Шутить со мной вздумал? Где часы?

– К-какие… часы…

– Из корзинки… ублюдок! Где они? Говори, или я размозжу тебе череп! Их там не было! Скотина! Они у тебя! Ты их украл…

– Я их… просто взял… на хранение… по просьбе Магды… Я знал, что вы… придете за ними. Мне… нужны гарантии…

– Какие еще гарантии?

Неизвестный был в бешенстве. Руки чесались свернуть шею этому хлюпику. Нельзя! Пока не отдаст часы, с его головы волосок не должен упасть.

– Гарантии, что Магда… ни в чем не виновата… – простонал Казаринов. – Я… хочу быть уверен…

Он упивался своими мучениями – ведь эти страдания он испытывает за Магду.

– Где часы? – неизвестный сильнее заломил ему руку, и художник едва не потерял сознание от боли.

– Не… скажу… Это вы… убили Кристину Радич?

– Я, кто еще? Ты же сам все заснял! Потом я отвез труп в Линьковку, в дом Левашовых. Там ему самое место…

– Я… не вижу вашего лица…

– Тебе показать лицо? – рассвирепел незнакомец. – Ну и наглец!

– Как же я… узнаю… что это… вы…

От боли у него сводило челюсти, но это была сладкая, священная боль, граничащая с наслаждением.

Неизвестный наклонился над ним, процедил:

– Это я вонзил стилет в сердце банкира! Ты сам видел… Стилет валялся рядом с телом. Психопатка Магда выронила его, когда Феоктистов упал. Кроме нас с тобой, там больше никого не было. Ну, убедился? Жаль, что я не прикончил тебя раньше… чувствовал же, что кто-то зыркает из-за надгробий…

– Тогда бы… вы… не получили… часы…

Незнакомец ослабил хватку, и Казаринов облегченно перевел дух.

– Где они?

Он понимал, зачем тощий недоумок вытягивает у него признания: пристроил где-то видеокамеру и пишет. Надеется раскрутить его на бабки. Зачем этому недоумку часы? Что он с ними станет делать? А вот деньги… Не беда! Потом, когда раритет будет у него, он расправится с трусливым мерзавцем, найдет камеру и уничтожит запись, все здесь уничтожит – устроит пожар. Художник – любитель выпить, это всем известно. А по пьяни чего только не бывает.

– Часы! – потребовал он. – Или я тебя прикончу…

Что-то острое уперлось Казаринову в бок. Он чувствовал себя мучеником за любовь, и это придавало ему сил.

– Нет… нет… я… отдам… отдам…

Неизвестный легонько стукнул его по шее, подтверждая серьезность своих намерений.

– Где?!! – прогремел он.

– Там… в железном шкафу…

Злоумышленник и не думал отпускать его, он только выпрямился и обернулся в сторону шкафа:

– Ну, если врешь!..

Что-то грохнуло раз, другой, и тело незнакомца дернулось, стальные пальцы разжались. Он пошатнулся и повалился назад, неловко подвернув ногу.

Казаринов оторопело смотрел на распростертую у стола укутанную в черное фигуру, на ужасное черное лицо. Он не сразу сообразил, что это – маска с торчащим носом и застывшей злобной улыбкой.

– Боже мой…

Он поднял глаза – в дверях мастерской стояла женщина с «браунингом» в руках.

– Ты?

– Кто это? – спросила она, глядя на лежащего человека. Опустившись на колени, она сдвинула маску с его лица. – Ты его знаешь?

– Кажется, да…

Глава 34
Линьковка

В гостиной дома Левашовых пылал камин – впервые за семь долгих лет.

Глебов подбрасывал в топку поленья, Магда зябко куталась в синюю шаль с золотистыми кистями. Синева, золото – венецианские мотивы. Ее глаза соперничали цветом с шалью.

Астра и Матвей сидели на диване, грелись. Дом за зиму остыл и отсырел – при дневном свете была видна плесень в углах.

– Я его продам, – сказала Магда. – После того как здесь побывала мертвая Коломбина, мне будет чудиться звук ее шагов. Мой детский кошмарный сон сбылся! Только не для меня… Кристина Радич хотела завладеть моим образом. Ей не надо было играть эту роль. И становиться Коломбиной тоже не надо было. Надевая чужое платье, рискуешь навлечь на себя чужую судьбу.

– Она тебя спасла, – возразил муж. – Иначе Арлекин задушил бы не ее, а…

Он не договорил, суеверно боясь произнести вслух страшные слова.

Дрова в камине шипели, источая сок, запах сосновой смолы и дыма. Во дворе шумели старые ели. Глебов взглянул на Астру.

– Как вы обо всем догадались? – спросил он. – Про часы… и про Арлекина?

– Подсказки… Первое, что навело меня на правильную мысль, был стилет. Отсутствие отпечатков пальцев говорило в пользу Магды. Я, конечно, не знала ее мотивов, но она не стала бы убивать банкира у могилы своих родителей, тем более привезенным из Италии кинжалом. Это был скорее талисман, который охранял ее от злого духа Эллекена, чем оружие… Верно?

Она повернулась к Магде, и та кивнула.

– Итак, если Магда не собиралась убивать Феоктистова… зачем ей было протирать рукоятку? Да, в тот день она надела перчатки. Ну и что? Она постоянно носила стилет в сумочке, брала его в руки, и на нем оставались ее пальчики. Раз стилет оказался чистым, значит, его протер убийца. Это могли сделать двое: Казаринов или Таврин. Оба, по-видимому, не позаботились о перчатках. Почему? Ответ прост: смерть банкира не планировалась заранее. Один из них воспользовался ситуацией, чтобы бросить тень на Магду, усугубить ее и без того сложное положение. Загнать в угол. Запугать, чтобы вырвать у нее тайну часов. Шантажисту нужны были вовсе не деньги!

– Но ведь Феоктистов умер до того, как его ударили стилетом…

– Досадно, правда? – усмехнулась Астра. – Таврин тоже огорчился. Вообразите его состояние. Босс скончался буквально минуту назад. Рядом валяется стилет. Кроме Магды, обронить его было некому. Он решает представить смерть Феоктистова, как убийство. Чем черт не шутит? Вдруг, пока будут тянуть с экспертизой, ломать голову, он успеет вынудить Магду отдать ему часы. Кстати, сам характер ранения тоже свидетельствует о ее непричастности: у госпожи Глебовой тонкие пальцы, слабая кисть. Если прибавить к этому волнение и страх, то вряд ли она одним ударом пронзила бы сердце тучного человека.

– Когда он протянул ко мне руки, я чуть не умерла от страха, – призналась Магда. – Я была так напугана, что не помню, как уронила стилет… На меня будто затмение нашло… Я почти поверила, что убила Феоктистова. В сущности, это так и есть. Он умер из-за сильного стресса…

– Никто не просил его идти на кладбище и приставать к тебе! – возразил Глебов. – Сам виноват.

– Он был серьезно болен.

– Надо было лечиться, а не бегать за женщинами!

Глебов демонстрировал непреклонность, тогда как его жена выглядела подавленной.

– Второй подсказкой послужили ключи, – продолжала между тем Астра. – Я подумала, что ни одному из вас не было смысла их «терять». И вы, Алексей, и вы, Магда, могли спокойно воспользоваться своими ключами от загородного дома и потом держать их в том же месте, что и обычно.

– Но один комплект ключей исчез.

– Человек, который спрятал в подвале труп Кристины Радич, не имел возможности вернуть ключи туда, где они были. Думаю, Таврин и Кристина с самого начала действовали заодно, только он не посвящал ее во все тонкости сюжета. Бог знает, что он ей наплел, дабы она стащила у Глебова ключи. Мы уже не узнаем, с какой целью он собирался проникнуть в коттедж Левашовых. Но когда один его замысел сорвался, он быстро сориентировался и внес коррективы.

Глебов бросил на жену виноватый взгляд:

– Какие коррективы?

– Полагаю, вас, Алексей, должны были обвинить в убийстве любовницы. Извините за прямоту. Милиция, которую вам следовало вызвать, никого другого искать бы не стала. Или ваша жена застукала бы вас на «месте преступления». В любом случае все, что говорила о вас Кристина, подтвердилось бы. Магда боялась мифического Арлекина, который охотился за часами, и этот страх заставлял ее хранить тайну ото всех, в том числе и от вас. Она начала бояться собственного мужа. Неудивительно, что ее поведение выглядело странным! Чем сильнее вы боялись и подозревали друг друга, тем более легкой добычей становились. Кристине почти удалось убедить вашу жену, что Арлекин – это вы. Когда события вышли из-под контроля, Таврин решил отвезти тело Кристины в Линьковку. Мы чуть не столкнулись с ним нос к носу. Он был в доме, когда вы показывали мне комнаты…

– Все-таки я прав! – обрадовался Глебов. – Я же говорил! Это он закрыл вас в подвале! Я поднялся на мансарду, а он… Вам не надо было идти в подвал без меня.

– Он, он! Вы оправданы, Алексей.

– И в милицию тоже он позвонил… И Магде, чтобы она посмотрела в новостях про гибель Феоктистова.

– Это уже не важно! – заявил Матвей. – Мы отвлеклись. Продолжай, Астра.

– Ну а третья и самая главная подсказка – сам образ Арлекина. Слуга двух господ! Глебова слугой не назовешь. Казаринова тоже. Зато начальник службы безопасности Феоктистова – как раз подходит на эту роль. Вы спросите, кто же второй его господин?

Все притихли. Ответ казался слишком явным и оттого нелепым.

– Доктор Чумы… – робко вымолвила Магда. – Здесь в доме… висит его портрет.

– Можно сказать и так. Доктор Чумы, Черное Домино… За этими персонажами на карнавале жизни скрывается Зло.

– Алекс! Сейчас же сожжем все эти жуткие картины! Неси их сюда, в камин!

Глебов привстал, готовый выполнить распоряжение жены. Астра остановила его:

– Погодите. Потом, когда мы уедем. У вас будет время предать огню все, что вы посчитаете нужным. Я еще не закончила.

Она посмотрела на Магду:

– Как Кристина выманила у вас часы?

Взгляд Магды блуждал по комнате, ни на ком и ни на чем не останавливаясь. Половина мебели оставалась в чехлах, и это напоминало ей о жизни, которую уже не вернешь.

– Кристина пообещала мне рассказать всю правду о моем муже… в обмен на «часы Римского-Корсакова».

– Это название, вероятно, придумал Таврин, чтобы не углубляться в историю часов и представить их антикварной вещью, – объяснила Астра. – Он полностью поработил Кристину, сделал ее орудием в своих руках. Она не рассуждала, а слепо подчинялась. Не знаю, на какой почве произрастает такое рабство. Не хотелось бы думать, что на любви…

Никто из присутствующих не возразил. От горящих поленьев с треском отлетали искры. Глебов поднялся и поправил кочергой дрова в камине.

– Ты отдала ей реликвию своей семьи? – повернулся он к жене.

– Нет. Я выслушала ее доводы и ужаснулась. Что мне было делать? Я взяла часы с собой, но решила не отдавать их твоей… любовнице… – Магда плотнее закуталась в шаль, словно хотела отгородиться от боли, которую причиняло ей каждое слово. – А нести их домой было страшно. Не знаю, что руководило мной – какое-то наитие! Мне на глаза попался портрет Коломбины с корзинкой и двумя голубками, и я подумала, что кто-то невидимый подсказывает мне, как поступить. Когда Кристина доставала бутылку с абсентом, она отодвигала портрет. Там, в стенной нише, стояли бутылки…

– Ты спрятала часы в ее баре?

– Он показался мне надежным местом. На меня накатил приступ дурноты – даже притворяться не пришлось. Пока Кристина брала в холодильнике воду, я сунула часы между бутылками и вернулась в кресло, борясь с дрожью и слабостью. Мы обе были так напряжены, что едва соображали. Я не смогла сделать ни глотка – горло свело, перед глазами расплывались круги… Но я еще успела заметить, как она роется в моей сумочке. Пришла в себя от хлопков по щекам. Кристина наклонилась, брызгая мне в лицо минералкой. «У тебя был обморок, – сказала она. – Всего пару минут… Где часы?» Я солгала, что у меня их нет и никогда не было. Что я ее обманула, желая разоблачить измену мужа. Не помню, поверила она или нет. Кристина спросила: «Сможешь идти?» Мне полегчало, и она проводила меня к двери. «Приходи вечером, после моего звонка», – пробормотала она вдогонку.

Я вышла на улицу, молясь, чтобы Кристина не полезла в бар за выпивкой, а потом мне стало все безразлично. В конце концов, если из-за этих часов меня могут убить, от них лучше избавиться.

– На что же вы рассчитывали? – спросила Матвей.

– Ни на что… Я устала от навязчивых мыслей и страха. Пусть будет то, чему суждено быть. Стресс не может длиться вечно. Наступает безразличие, как у солдат во время войны. Тем вечером я никуда не поехала… Алекс пил, потом устроил скандал и ушел, хлопнув дверью. Я пыталась заснуть… А то, что произошло на кладбище между мной и Феоктистовым, стало последней каплей. Когда Алекс велел мне натянуть грязные обноски и повел в какие-то трущобы, я не сопротивлялась.

– Решили покориться судьбе?

– Да, – просто ответила она. – Я больше не могла бороться с течением. Я даже не злилась на Алекса – вдруг поняла, что сумею его простить… Мы оба запутались.

– Мы так и не узнаем, нашла Кристина часы или нет, – подвела итог Астра. – Во всяком случае, Таврину она о них не сказала. Он разочаровался в сообщнице и убил ее. Этот вариант у него был предусмотрен.

Скорее всего, он наткнулся на информацию о часах, изучая историю семьи Левашовых, – по долгу службы или каким-то иным соображениям. Возможно, сам смысл его жизни заключался в погоне за часами. Где-то когда-то он их упустил – их умыкнули у него из-под носа… Вся интрига была закручена ради часов астролога Руджиери, которые обладают удивительными и заманчивыми свойствами, непостижимыми для неподготовленного ума.

– Я так и не понял! – запротестовал Глебов. – Значит, в баре часов не было, раз Таврин их там не нашел и явился в мастерскую?

– Конечно, не было. После того как я второй раз побывала у Радичей и новыми глазами посмотрела на Коломбину с голубками, я вспомнила слова Магды – «два голубка вылетают из корзины и садятся на ладонь молодой дамы…» Эта дама – ваша жена.

– Как жена?

Астра выдержала паузу, и когда нетерпение достигло предела, заявила:

– Я догадалась, где могли находиться часы, еще до того, как Магда во всем призналась. И не ошиблась! Я забрала их из бара, и сейчас они у меня. Их никому нельзя было доверить до самой развязки. Но теперь – они ваши по праву…

Она достала из сумочки драгоценный раритет и протянула госпоже Глебовой. Синие колбы в позолоченном корпусе и две птицы, соприкасающиеся клювами. Блестящий темный песок почти осязаемо потек из одной чашечки в другую, и в воздухе появилась грозовая свежесть – словно дыхание Прозерпины.

* * *

Арлекин – лжекороль карнавала – погиб от огня, как и было предписано древними правилами. Его застрелила жена художника, Алла Казаринова, которая больше всего на свете любила своего мужа. Она не могла позволить какому-то «бандиту» ломать руки гениальному мастеру кисти – тем более ради Магды Глебовой.

Чтобы адвокатша, которая придумала эту аферу с видеокамерой, не помешала ей встать на защиту дорогого Коленьки, Алла закрыла ее в спальне. «Браунинг» оказался весьма кстати. Казаринова забрала пистолет из мастерской от греха подальше… Вдруг Коля вздумает покончить с собой? И оружие пригодилось.

Алла с самого начала не верила в безопасность этой затеи. Почему ее муж должен рисковать? С какой стати ему подставлять себя? Она изнывала от невыносимой тревоги, не выдержала и нарушила все обещания.

Матвей опоздал на одно мгновение, и возмездие свершилось. Время работало против Арлекина, его пора было убирать со сцены. А чья рука исполнит волю провидения – значения не имеет.

– Как же Феоктистов? – спросил Матвей, когда они с Астрой возвращались из Линьковки в Москву. – Он, выходит, здесь ни при чем?

– На сей раз старику Панталоне не повезло.

– Ты так легко об этом говоришь…

– Автор комедии масок – не я! Впрочем, в жизни всегда должна оставаться недосказанность. Мы, например, уже не узнаем, почему Глебов и Кристина полетели в Венецию, но так и не встретились… Зачем Таврину нужны были часы? И чем объяснить тот сложный путь, по которому он шел по следам раритета? Придумал целый спектакль! А финал получился неожиданным. Должно быть, убрав с дороги Глебова, он собирался предложить Магде в защитники себя и таким образом выудить у нее тайну часов. Или, не знаю… Был ли он уверен, что часы у нее?

– Наверное, он так развлекался, – предположил Матвей. – А кто же тогда Казаринов в этом представлении? Пьеро?

– Почему бы и нет?

Матвей притормозил и съехал на обочину шоссе. В стекло, роняя желтую пыльцу, уперлась веточка вербы.

– А кстати! Как часы Руджиери попали к Магде? Этот вопрос мы почему-то обошли стороной. Она промолчала… Глебов, из деликатности, не стал вдаваться в подробности. Он был больше озабочен тем, как загладить свою вину перед женой.

– Имеешь в виду Кристину?

– Ну да. Измена есть измена…

– Дело житейское, – усмехнулась Астра. – Так, кажется, считают мужчины? Сначала они добиваются от женщины любви, потом начинают отстаивать свою свободу. Странные существа!

– Я вообще-то о часах спросил…

– Если хочешь, я расскажу. Только не тебе, а Брюсу. Он поймет. Итак, этой осенью, первого ноября, госпожа Глебова должна была встретиться с господином Феоктистовым. Поблизости от того самого мостика, где, по ее же словам, два века назад произошла трагедия – убийство молодой девушки в костюме Коломбины. Вряд ли Магда сумела бы внятно объяснить, почему назначила свидание именно там. Феоктистов явился и напрасно ждал ее в условленном месте. Она же утверждает, что пришла, только встреча не состоялась. Таврин тоже видел Магду на другой стороне моста, а потом она исчезла. Глебов лежал с гриппом, однако и он уверен: жены в тот вечер дома не было. Более того, она отсутствовала целые сутки!

– Сама Магда это отрицает, – сказал Матвей.

– Потому что для нее минуло всего несколько часов. Но не для всех остальных!

Матвей хотел возразить, тогда как Брюс уже начал догадываться, к чему она ведет.

– Над мостиком курился туман, и в этом тумане Магда наткнулась на двух ряженых. Это были Коломбина и Арлекин. Те самые, из истории Ладомирских, – победитель лодочных гонок и королева бала! Допустим, Коломбина похитила семейную реликвию и часы были при ней… Арлекин же пытался отобрать у нее добычу. Она бежит через мостик, он – следом, и тут они натыкаются в тумане на женщину весьма странного вида. Удивляться некогда, счет идет на секунды. Коломбина не находит ничего лучшего, как сунуть часы первой встречной. Она принимает ее за гостью, наряженную в маскарадный костюм, и надеется потом, отделавшись от преследователя, отыскать даму и попросить вернуть раритет.

– Или не надеется… – пробормотал Брюс. – Просто избавляется от часов. Она хочет жить и понимает, что, заполучив украденное, Арлекин ее убьет. А так у нее остается шанс.

– У нее не было шанса. Она погибает. Зато Магда обнаруживает часы за пазухой своего пышного яркого полупальто, перетянутого поясом со стразами, уже в сидя в такси и приходя в себя от пережитого ужаса. Надо ли говорить, что она не верит своим глазам? Она приносит часы домой, проводит тревожную ночь и утром, в смятении, кладет вещицу в коробку и несет в банковскую ячейку, на хранение.

– И никому ничего не говорит?

– Она даже боится поехать в банк и заглянуть в коробку. Вдруг там пусто и часы с голубками – всего лишь плод ее больной фантазии? Вдруг безумие матери передалось ей по наследству?

– Разве Руфина Левашова была безумна?

– Разумеется, нет, – твердо заявила Астра. – Но поставь себя на место Магды. Я ее понимаю. На мосту, в тумане кто-то сует ей раритет, о котором говорила мать. Легендарные песочные часы Руджиери! «Может быть, это шутка Феоктистова? – размышляет она. – Он устроил этот дурацкий розыгрыш, чтобы…» Она не находит вразумительных объяснений случившемуся и предпочитает обо всем забыть, но жуткий Арлекин мерещится ей повсюду. Она и слышать не желает о Феоктистове, ни под каким видом не соглашается на встречу с ним. Неудивительно, что она запаниковала, столкнувшись с ним на кладбище…

– Значит, часы находились в ячейке…

– … до последнего разговора Магды с Кристиной Радич в день ее смерти. В тот день госпожа Глебова убедилась, что часы существуют на самом деле, раз о них спрашивает эта женщина, любовница ее мужа. Она забрала коробку из банка, принесла на встречу и спрятала в баре. Ну, ты помнишь…

– Она водила нас за нос!

– Ее слова были правдой, – возразила Астра. – Кроме одного эпизода на мосту. Магда не лгала, просто чуть-чуть недоговаривала.

Из-за пелены облаков вышло солнце. Матвей распахнул дверцы машины, впуская прохладный воздух хвойного леса. Стволы сосен казались золотыми.

– Как такое возможно? – спросил он, щурясь от солнечных лучей. – Чтобы женщина, умершая два века назад, передала Магде какую-то вещь?

– Брюс не верит в причуды времени? Даже когда речь идет о часах Руджиери? Между прочим, они показали мне смерть Таврина. Пока сыплется блестящий песок, происходит нечто невообразимое. Я уснула в спальне Казариновых и увидела мертвое тело с простреленной грудью – там, на мостике. У меня все связалось! Горел костер, она растворилась в тумане… А муж твердит, что она где-то пропадала целые сутки.

– Намекаешь на переход между мирами? Уволь, дорогая. Я прагматик, а не фантазер.

– А Брюс? Он тоже не верит, что третий день кельтского праздника Самхейн выпадает как раз на первое ноября, и что мертвые могут общаться с живыми, и что…

– О-ля-ля! Понеслась душа в рай! – перебил ее Матвей. – Лучше признайся, ты все выдумала?

– Если и выдумала, то Магда. Я спросила, как у нее оказались часы, и услышала эту историю. Можешь не верить. Кстати, она просила никому не говорить. Особенно ее мужу. Для Глебова она сочинит что-нибудь более правдоподобное.

– Ладно, поехали.

Матвей вырулил на шоссе. Сосновая роща быстро осталась позади. Дорога шла вниз. По бокам потянулись затопленные талой водой луга.

– Кельты разжигали костер на соединении двух оврагов… – торжественно произнесла Астра. – К нему прокладывали тропу из двенадцати кинжалов. И произносили заклинания… Так они открывали переход. Магда случайно оказалась на мостике именно в тот момент, когда…

Он расхохотался.

– Случайно? Ну уж нет! Легенда гласит, что реликвия осталась в семье… Образно говоря, голубки вылетели из корзинки Коломбины и опустились на ладонь небезызвестной нам дамы… Colomba… Это слово – ключ.

Астра молчала.

– Знаешь, к какому выводу я пришел? Люди ничего не знают о времени…

– Ты кто сейчас? – спросила она. – Брюс?

– Могу сказать о себе только одну бесспорную истину. Аз есмь…

Заключение

На землю снизошла весна. Голубой шарик, населенный человеческими существами, плыл в черноте космоса. Сгусток материи, лежащий на ладони Хроноса-Времени…

Что же такое настоящая жизнь? Бал-маскарад для избранных или веселье в толпе, среди тысяч обычных людей?

Николай Казаринов и его жена сидели за кухонным столом, пили чай, беседовали.

– Не ожидала от Магды такой щедрости, – выдавила кривую улыбку Алла. – Надо же! Раскошелилась. Тебя чуть не убили! А все ради нее! Чтобы она не пострадала… Эта пленка, которую записали благодаря тебе, спасла от тюрьмы их обоих. Глебовы должны нам гораздо больше. Им до конца жизни не рассчитаться…

Она ворчала и ворчала, не в силах справиться со своей ревностью, завистью и злостью.

– Печаль будет длиться вечно… – вздохнул художник.

Венера переливалась зеленым на темной чаше неба. Где-то неподалеку скользил мрачный Сатурн. И таился в ледяном мраке призрак Прозерпины…


Золотой идол Огнебога

Все события вымышлены автором. Все совпадения случайны.


Волхвы не боятся могучих владык,

А княжеский дар им не нужен;

Правдив и свободен их вещий язык

И с волей небесною дружен...

А. С. Пушкин

Глава 1
Москва. Три года тому назад

– Кто ты? – спрашивала она.

– Скажу тебе правду – не поверишь, – отшучивался он

– Поверю!

– А вот и нет. Я умею заглядывать в будущее, поэтому не спорь.

Они познакомились у Ярославского вокзала.

Мальчишка лет семи, прикинувшись голодным и брошенным, вызвал у нее жалость, а потом украл сумочку. Вырвал из рук и побежал. От растерянности она даже не закричала, не кинулась догонять. Она поделилась с ним домашними бутербродами – он жевал, выжидая момент, чтобы выхватить сумку. И дождался.

Она плакала от обиды и безысходности. Куда теперь идти – без денег, без блокнота, где записаны нужные телефоны? Хорошо, что паспорт она положила во внутренний карман куртки, как советовала мама.

– Ты чего плачешь? – по-свойски обратился к ней парень в джинсах и ветровке. – Заблудилась? Большой город все равно что лес.

– У меня... сумочку украли...

– Вместе с кошельком?

– Угу.

– А родственников и знакомых у тебя в столице нет. И податься некуда. Угадал?

Она кивнула.

– Я даже домой позвонить не могу. Мобильника нет, а телефонную карточку купить не на что.

Парень смотрел на нее сверху вниз. Она не была низенькой, это он казался великаном: рослый, плечистый, голубоглазый. Не будь она так расстроена, влюбилась бы.

– Ладно, хватит хлюпать. Слезами горю не поможешь.

– Может, в милицию обратиться? – все-таки всхлипнула она.

– А ночевать где будешь? В отделении?

Встретила ее Москва, словно мачеха, – по-иному не скажешь. Людей много, а чувствуешь себя одинешенькой.

– Первый же пацаненок, к которому я со всей душой отнеслась, оказался вором.

– Ничего, привыкнешь, – серьезно сказал парень. – Тебя как звать-то?

– Дина...

– Врешь, – усмехнулся он. – Ну, видно, тебе так надо.

Она взвилась:

– Думаешь, родители меня Мотрей назвали, да? Или Фросей? Раз приезжая, значит, обязательно Фрося! Злые вы, москвичи!

– Я тоже не здешний. Не кипятись...

Почему она не назвала ему своего настоящего имени? Первый опыт общения с обитателями столицы сделал ее осторожной, во второй раз ее будет трудно обвести вокруг пальца.

– Я не вор! – прочитал он ее мысли. – Можешь меня не бояться.

– Я и не боюсь...

– В самом деле? Тогда поехали ко мне.

Она подумала, что он сутенер, который подбирает на вокзалах несчастных девчонок и делает их проститутками.

– Куда это? В притон?

– Ты не за того меня принимаешь. Я студент, снимаю комнату. Правда, район спальный – Южное Бутово. Там много квартир сдается. Недорого.

Ей было все равно, она не знала Москвы – даже не поняла, что означают слова «спальный район».

– В квартире живут еще молодые муж и жена, но они уехали в отпуск, – добавил он. – Видишь, я тебя не обманываю. Хотя мог бы.

– Значит, мы будем там... вдвоем?

– Получается, да. Ты ляжешь на диване, я на полу перекантуюсь. Утром что-нибудь придумаем. Решайся!

Был ли у нее выбор? В тот момент она думала, что нет. На самом деле выбор есть всегда. Она могла все-таки пойти в отделение милиции, и тогда ничего бы не случилось. Но все произошло так, как предсказали звезды. С ними не поспоришь.

Парень привел ее в обычную съемную квартиру – запущенную, но, насколько это возможно, чисто убранную, с кое-какой мебелью.

– Давай, располагайся. Есть горячая вода, – радостно сообщил он. – Мыться будешь? Полотенце я дам.

Она приехала в Москву встретиться и переговорить с одним человеком. Он обещал помочь с работой, ссудить деньгами на первых порах, подыскать жилье.

– Переоденешься в мою футболку, – предложил парень. – Ты что же, совсем без вещей?

У нее напрочь вылетело из головы! Чемодан...

– У меня чемодан в камере хранения.

– Уже лучше. Завтра поедешь, заберешь. – Он протянул ей большое синее полотенце. – Иди в душ. А я займусь ужином.

Она стояла под теплыми струями, шепча: «Вот она, новая жизнь...»

– О-о! А ты красивая! – воскликнул парень, когда она появилась на кухне. – Садись сюда, поближе к батарее. Осенью у нас холодновато, плохо топят. Водки налить?

Она кивнула.

За едой он пытался развеселить ее. Рассказывал странные вещи – про древние времена, когда не знали русичи единого бога, но поклонялись Перуну, Роду, Яриле, Сварогу и Ладе. Про русалок и леших, про языческие капища и поклонение священному крылатому псу Семарглу, божеству огня, Луны, дома и очага.

– Ударил Сварог молотом по бел-горюч камню, высек искру. Из той искры родился Огнебог и все небесные Ратичи – воины Сварожьи. Повелитель ветров Стрибог начал раздувать первозданное пламя. Тогда Великий Черный Змей подполз к заветному камню и тоже ударил по нему молотом. От его удара рассыпались по миру черные искры. То было рождением всех темных сил, демонов. С тех пор Семаргл оберегает белый свет от зла, день и ночь стоит он на страже с огненным мечом. И только раз в году покидает свой пост, слыша голос Купальницы, зовущей его на любовные игры...

– Откуда ты все это знаешь? – спрашивала она. – Имя у тебя какое-то несовременное: Велидар. Может, ты и вправду пришелец... из прошлого? Шел, шел и заблудился. Попал вроде бы к своим, а вокруг все чужое, незнакомое.

– Может, и так, – смеялся он. – Родители мои увлекаются славянской мифологией, культурой дохристианского периода. Мама статьи пишет, отец помешан на ювелирных изделиях XII—XIII веков, где преобладает языческая тематика. Он готовит иллюстрации к своей работе «Игрища древних славян». Там таки-и-е ритуальные браслеты-наручи из серебра, закачаешься! Оказывается, княгини и боярыни имели по два разных набора украшений. Золотой – для торжественного официального выхода, для пира или посещения собора. Серебряный, с языческими заклинательными элементами, – для ритуальных плясок. Думаю, дамы из высшего придворного круга исполняли во время зимних и летних русалий главный ритуальный танец. Тайком от духовенства, которое осуждало «бесовские плясания».

– Покажешь браслеты?

– Рад бы, да родители живут далеко от Москвы. Они сейчас под Рязанью, какой-то клад откапывают.

– Как интересно! Ты тоже кладами увлекаешься?

– В некотором роде.

– А что такое – русалии?

– Магический обряд.

Он помрачнел, замолчал. Ей захотелось расшевелить его, вызвать на откровенность.

– Ты зачем меня сюда привел? Понравилась, да?

– Я знал, что сегодня тебя встречу. Ты мне нужна... – Он вдруг весь напрягся, насторожился. – Слышишь?

– Что я должна слышать?

Тикали часы, за стеной бранились соседи, где-то выше этажом приглушенно звучала музыка.

– В мир входит зло...

«Он ненормальный, – испугалась она. – Маньяк, как пить дать. Сейчас бросится на меня... Мамочка! Что же я наделала!»

– Повторится то, что уже было... – бормотал он, закрыв глаза. – Ничего нельзя ни предотвратить, ни изменить... Потому что Великие Боги гневаются на нас. Семаргл больше не стоит на страже. Светозарный, он больше не является в огненном вихре, сжигая всю скверну. На своем коне с гривой из золота и шерстью из серебра он скачет по иным просторам... Дым – его знамя! Там, где он проезжает, за ним тянется черный выжженный след...

У нее сердце ушло в пятки, а волосы на голове зашевелились. Она позволила этому маньяку привести ее в квартиру, запереть дверь...

– Ты будешь спать там, в другой комнате! – заявил он. – К счастью, соседи оставили мне ключи. Сиди тихо, как мышка, что бы ни происходило. Поняла?

– П-поняла...

Он налил ей полстакана водки.

– Выпей!

Она замотала головой.

– Я... уже и так...

– Пей!

Она поспешно проглотила спиртное, закашлялась. Маньякам нельзя перечить, это приводит их в бешенство...

Москва. Наше время

Лето и осень прошли для Астры в раздумьях. Она переехала на Ботаническую улицу, в квартиру, оставшуюся ей от бабушки. Как ни уговаривали в очередной раз родители поселиться у них – Астра отказалась.

– Для кого я такую домину выстроил? – сокрушался отец. – Нам с матерью одного первого этажа хватило бы. Из-за этаких площадей целый штат прислуги нанимаем. А единственная дочь ютится в двух комнатах. Скажи ей, Леля! – взывал он к жене.

Та только вздыхала. Непослушная Астра выросла, непокорная. Все по-своему делает, никаких советов не признает. У нее идет какая-то другая жизнь, непонятная, непостижимая для Ельцовых-старших.

– На девочку личная драма повлияла, – неуверенно объясняла поведение дочери Лилиана Сергеевна. – Перед свадьбой узнала, что жених ей изменяет, а потом он и вовсе погиб[19]. Теперь она не может решиться на семейные узы. С Матвеем у нее, кажется, тоже не ладится.

Юрий Тимофеевич сердито сопел. Для кого он капитал зарабатывает не покладая рук? Компанию развивает? Астра, что ли, будет продолжать страховой бизнес? Он на внуков надеялся, мечтал мальчишек растить, непременно двух, – чтобы один другого краше и умнее. А дочь и не думает замуж выходить и тем более рожать.

– Ты пойми, Леля, ей уже тридцать стукнуло, – не выдерживал он. – Еще лет пять, и придется это... как его... в пробирке детишек выращивать!

Жена хмурилась, поджимала губы.

– Не преувеличивай. Некоторые и в сорок рожают. Вон Нинка...

– Хватит меня баснями кормить! – взрывался Ельцов.

Потом, конечно, успокаивался. У каждого – своя судьба. Он дочери не указ. Пусть живет, как хочет. В кого она такая? Ни в отца, ни в мать... Что она любит? Во что верит? На что надеется? Черт ее разберет!

Отношения Астры с Матвеем Карелиным складывались сложно. С одной стороны, они начались драматично, имея все предпосылки перерасти в глубокое чувство. С другой – в них изначально была заложена ложь, и эта ложь удерживала их от развития. Мнимое положение жениха и невесты, под которым подразумевалось опять-таки мнимое гражданское супружество, ужасно запутывало ситуацию. Ельцовы смирились, что дочь живет с молодым мужчиной без официального оформления брака. Это не редкость. Но когда она заявила: «Мы разъезжаемся!» – они пришли в недоумение.

– Мы хотим проверить свои чувства, – объясняла Астра. – Поживем порознь. А вдруг мы ошиблись и вместо любви испытываем друг к другу просто симпатию? Принять дружеское расположение за любовь так легко!

Мать с отцом молча разводили руками. Что они могли сказать? По-видимому, первый опыт дочери, когда она собиралась выйти замуж за человека, который спал с ее подругой, наложил свой отпечаток. Обжегшись на молоке, девочка дует на воду.

– По-моему, этот Матвей – неплохой парень, – говорил Ельцов. – Раз терпит ее выкрутасы.

На семейные торжества в загородную резиденцию Ельцовых они продолжали приезжать вдвоем, но после – отправлялись каждый к себе. Матвей подвозил Астру на Ботаническую и прощался, проклиная себя за нерешительность.

Она не приглашала его ни выпить чаю, ни посидеть, поболтать. На ниве частного сыска, которым Астра занималась от скуки, наступило затишье. Никаких расследований, как назло, не подворачивалось.

Оба не подавали виду, что им чего-то не хватает. Матвей с головой погрузился в работу – его конструкторское бюро набрало заказов, и сотрудники не справлялись. По будням он до позднего вечера сидел в офисе, выходные проводил в военно-спортивном клубе «Вымпел». В октябре Карелин отправился со своей группой «трудных» подростков в пеший поход по Новгородской области, показывал места бывших боев, заброшенные монастыри. Маршрут выбрал экстремальный, чтобы как следует встряхнуть изнеженных барчуков. Учил выживать в условиях болотистой местности, разжигать костры под проливным дождем, оборудовать жилье в лесу. Вернулись в Москву уставшие, но довольные. Парни не ныли, проявили характер и не посрамили своего наставника. Оказывается, они успели много почерпнуть на тренировках, выработать необходимые навыки. Бросок на дальнее расстояние не выбил их из колеи, а, наоборот, мобилизовал.

– Если в лесу заблудитесь, с голоду и холоду не умрете, – похвалил их Матвей.

В пустой квартире все напоминало об Астре. Компьютер, за которым она просиживала ночи напролет, кресло, которое она облюбовала для чтения, расставленные повсюду бесчисленные свечи: желтые, красные, зеленые, толстые и тонкие, фигурные – всякие. «Буду приходить в гости и зажигать, – улыбалась она. – Обожаю огонь!»

Это произнесенное ею вскользь «в гости» резануло слух. Неужели они только друзья? От Матвея впервые ушла женщина – не жена, не любовница. Ту мимолетную близость, что случалась между ними, нельзя было назвать интимной связью. Скорее платонической любовью. Идиотской, нелепой.

До сих пор он первым расставался с дамами и никогда не жалел о прошлом. Что ушло, то ушло. Из-за Астры он порвал со своей пассией – Ларисой Калмыковой. Вот бы она повеселилась, узнай, как у него обстоят дела на любовном фронте!

Матвей не мог понять, что с ним происходит. Перед Ельцовыми он строил из себя чуть ли не зятя, а наедине с Астрой становился колючим, язвительным и пуще всего боялся показаться влюбленным. Да, жениться он не собирался. Так ведь и она к браку не стремилась. Кто-кто, а она его точно под венец не потащит.

Карелин не решался признать, что его влечет к Астре не только физически – между ними словно существовало какое-то более тонкое и таинственное притяжение, которому и названия нет. «Я попал в страшный плен, самую неодолимую зависимость», – осознавал он.

У него в ушах еще стояла однажды произнесенная Астрой фраза: «Я хочу твою душу!» И у Матвея по коже мороз пошел, будто кто-то холодом дохнул, заледенил кровь в жилах.

В декабре окончательно установилась зима с розовыми рассветами и холодным солнцем. Шел снег – густой, хлопьями. Белая, чистая, сверкающая Москва готовилась к новогодним праздникам. Пахло хвоей, повсюду уже продавались елки и елочные игрушки. Матвей не выдержал, позвонил Астре.

– Снег идет... – сказал он, чувствуя себя по-дурацки счастливым.

«Раздели со мной эту радость».

– Ко мне приехала двоюродная сестра Катя, – сказала она. – Из Богучан. Не хочешь составить нам компанию в Третьяковку?

Он хотел. Очень.

– Вы меня приглашаете?

– Разумеется. У тебя же машина!

Астра имела удивительный талант все испортить. Он не остался в долгу.

– А что, «Мерседес» господина Ельцова в ремонте? Ради такого случая...

– Я предпочитаю тебя в качестве водителя, – перебила она. – Заодно угостишь нас ужином в каком-нибудь экзотическом ресторане. Завтра. Сегодня у нас по плану Царицыно.

Матвей смирился. Они давно не ужинали вместе...

Глава 2
Москва. Три года тому назад

Жизнь круче любого вымысла. Эту истину она открыла для себя в первый же вечер в столице. Самые худшие предположения не шли в сравнение с реальной ситуацией.

«Я угодила прямо в лапы сумасшедшему, – думала она, борясь с опьянением. – Он заманил меня в свое логово... чтобы... чтобы...»

Мысли путались, обрывались. Утомительная дорога, нервное напряжение, неизвестность, тревожные ожидания и заключительный аккорд – кража сумки – сделали свое дело. Молодая неопытная девушка потеряла бдительность, расслабилась, поверила первому встречному и оказалась у него на крючке. Она сама пришла с ним в пустую квартиру, позволила запереть дверь, напилась...

«Он напоил меня! Налил полстакана... Что мне оставалось? Перечить? Опасно. Маньяка раздразнить легко, а как его потом утихомирить? Возьмется за нож... или за веревку... »

От ужаса темнело в глазах. Этим вечером она узнала запах и вкус страха. Неужели пришел конец ее короткой незатейливой жизни? Она ведь еще не успела ничего узнать: ни любви, ни счастья, ни славы...

Она хотела молить о пощаде, но слова застряли в горле. Сознание заволакивал алкогольный дурман. Тело почти не слушалось ее, мысли вспыхивали и гасли, подобно искрам догорающего костра...

Велидар казался внешне спокойным. Он крепко взял ее за руку – она пошатнулась, и он обхватил ее за плечи. Какой все-таки красавец! Только теперь эта красота ее пугала.

– Вот и хорошо... – шептал он, препровождая ее в другую комнату. – Ложись...

Она опустилась на продавленную тахту и обреченно сомкнула веки. Сопротивляться не было сил. Сейчас он начнет ее душить... насиловать...

Звук закрывающейся двери, щелчок язычка... тишина.

«Он что, ушел? – шевельнулось в ее уме. – Вернется с ножом или... О, нет! Почему это должно было случиться именно со мной?»

Он не возвращался. Она, не веря себе, вскочила и метнулась к окну. Вернее, это ей так представлялось – на самом деле неуклюже сползла с тахты и кое-как доковыляла. Высоко...

– Если прыгну, разобьюсь насмерть. Зато умру быстро. Все лучше, чем мучиться...

Ее здоровое юное тело восстало против собственной гибели, рука не поднялась распахнуть оконные створки. Грудь свело спазмом. Едва отдышавшись, она обвела комнату отчаянным взглядом. Что она искала? Утюг? Тяжелую вазу? Трость? Что-нибудь, чем можно защищаться... Может, у нее есть еще шанс спастись?

На глаза попалась пара гантелей. Она с трудом взяла одну, прижала к себе – только бы не уронить. Водка ударила в голову – все вокруг плыло, мутилось...

Чудом держась на ногах, она сделала пару шагов к шкафу. Спрятаться! Зарыться в одежду, распластаться по стенке... Господи! Помоги...

Шкаф оказался слишком мал, чтобы послужить убежищем, – она в нем не помещалась, ни сидя, ни стоя. А маньяк вот-вот явится к своей жертве... он дышит там, за дверью... наверное, ищет орудие убийства... Свет! Надо выключить свет...

В темноте ее обуяла жуть – не дай бог она уснет и не сумеет вовремя дать отпор убийце. Куда же спрятаться? Через окно в комнату проникала луна, бледная и зловещая. В углу, за шкафом, стояло что-то, накрытое старым покрывалом. Кажется, свернутый ковер. Если втиснуться между ковром и стеной, опуститься на корточки...

От страха ее тело то ли ужалось, то ли приобрело удивительную гибкость, но ей удалось проделать этот трюк. В углу пахло пылью и средством от моли – она поправила покрывало и оказалась в кромешной тьме. Звуки доносились как бы издалека, приглушенные и невнятные. Время замерло.

Ее клонило в сон... Незаметно, исподволь ею овладела дрема. Она то просыпалась, то вновь погружалась в забытье. Затекли ноги, но она их не чувствовала. Да и переменить положение было невозможно.

Она встрепенулась, когда кто-то открыл дверь и остановился на пороге, не зажигая света. Потом щелкнул выключателем. Она похолодела. Вот и пришла ее смерть...

Покрывало оказалось дырявым. Кто-то двигался по комнате – бесшумная темная тень. Потом свет выключился, и все стихло. Или она просто оглохла от ужаса? Боль в затекших ногах заставила ее пошевелиться... Сколько еще так сидеть, скрючившись, замирая от каждого шороха, в мучительном ожидании конца? Пальцы правой руки не разжимались, и она вспомнила, что так и держит гантель. У нее есть орудие, которым можно проломить череп!

– Только попробуй, сунься! – беззвучно вымолвила она.

Маньяк как будто забыл о ней. Неужели он вошел в комнату, увидел, что ее нет, и не стал искать? Но... почему? Сбежать ей отсюда некуда. Впрочем, разве в поступках сумасшедшего есть логика? Больной ум подчиняется другим правилам, созданным им самим. Он далек от здравых рассуждений.

Нервное потрясение и последующий, пусть и некрепкий сон ослабили алкогольное опьянение: ее сознание прояснилось, мысли заработали четче. Где этот... Велидар? Что задумал? Почему затаился?

Словно в ответ на ее вопрос из соседней комнаты послышался какой-то стук, возня. Что он там делает? Ищет свою жертву? Его замутненный мозг не в состоянии анализировать ситуацию. «В таком случае у меня появляется возможность спастись, – подумала она. – Надо попробовать обмануть его, перехитрить!»

Пересиливая страх, она придвинулась ближе к шкафу и выглянула из-под покрывала. От пыли щекотало в носу и горле – хоть бы не чихнуть! Дверь в другую комнату была открыта, оттуда лился рассеянный желтый свет. Кто-то большой и темный ходил там из угла в угол, сопел... Вдруг шаги прекратились. Невидимый злодей стоял, размышляя, куда могла подеваться девчонка.

«Забудь обо мне! Забудь! – заклинала она. – Реши, что ты меня придумал! Никакой встречи на вокзале не было! Это все плод твоего воображения! Твои фантазии не всегда осуществляются наяву!»

Невероятно, но ее заклинания возымели действие. Маньяк еще некоторое время находился в комнате, что-то делал... Потом раздались его удаляющиеся шаги, мягко закрылась входная дверь. Он даже не погасил свет...

Она не верила своим ушам, а встать, покинуть свое укрытие и осмотреть квартиру мешал страх. Что, если убийца только сделал вид, что ушел, а сам ждет, когда жертва выдаст себя? Невыносимая боль в затекших ногах и во всем теле вынуждала ее двигаться. Сначала она медленно, стараясь не дышать, выбралась из-под покрывала и просто сидела, ощущая, как кровь разгоняет оцепенение, как мурашки бегут по мышцам, по спине – возвращается чувствительность. Потом, не выпуская из рук гантели, подкралась к дверному проему и осторожно выглянула. Маньяка не было. Оставалось проверить кухню, ванную и туалет. Ее сердце громко, сильно стучало, в горле пересохло.

Квартира оказалась пуста, дверь захлопнута. Но она легко открывалась изнутри, стоило оттянуть рычажок, и...

– Что-то здесь не так, – прошептала гостья. – Маньяк отправился на новую охоту? А клетку не запер? Он уверен, что жертва ускользнула?

Интуиция подсказывала иное. Страх выбросил в кровь очередную порцию адреналина. Гостье стало зябко. Что-то скрипнуло, и по квартире загулял ветер – занавеска надулась белым парусом. Балкон! Как же она сразу не заметила, что балконная дверь приоткрыта? Порыв ветра распахнул створку...

Она вышла на воздух – октябрьская сырость наполнила легкие... и выплеснулась наружу в сдавленном крике. Велидар полулежал на балконе, на боку, головой к перилам, его ноги были согнуты в коленях – при своем росте он едва помещался в этом маленьком огороженном прямоугольном пространстве. К балкону примыкал соседний, их разделяла решетка. К счастью, там никого не было – никто не вышел покурить, проветриться после обильных возлияний.

«Ночь же! – сообразила она. – Люди спят!» И с трудом заставила себя наклониться.

– Боже мой!

Молодой человек был мертв. На его шее виднелась рана, но из поврежденной артерии кровь уже не лилась – на одежде убитого, на балконном ограждении и даже на полу образовались темные сгустки.

Ее затошнило. Она едва успела перегнуться через перила вниз, как ее вывернуло. В голове звенело, и громче этого звона звучала мысль: «Бежать! Бежать! Немедленно! Куда глаза глядят!» Она боялась, что убьют ее, а убили почти незнакомого парня, который привел ее в чужую квартиру. Кто здесь хозяин? И почему погиб Велидар? Убийца может вернуться, и тогда...

«Повторится то, что уже было, — вспомнились ей слова молодого человека. – Ничего нельзя ни предотвратить, ни изменить...»

Он что же, знал о своей смерти?

Москва. Наше время

Калганов был вне себя от возмущения.

– Вы что думаете, смазливые мордашки и пышные сиськи вам дорогу проложат? – зло отчитывал он своих подопечных. – Работать надо, сладкие мои! Не то скатитесь на дно, откуда я вас вытащил – отмыл, причесал и петь научил. Где Юна? Где Лея?

Он сыпал руганью и угрозами. Девушки обиженно молчали, сдерживая слезы. Они и так вкалывают, как каторжные – ни сна, ни отдыха, ни нормальной еды. А Рома еще орет.

– У Юны мама заболела, – жалобно пропищала Чара, жгучая брюнетка с черными глазищами на бледном лице. – Ей из дома позвонили. Она собралась и...

Калганов разразился замысловатой бранью.

– Нет у вас ни мам, ни сестер, ни братьев, ни мужиков, ни друзей – никого! Зарубите себе на носу! Вечером у нас выступление в клубе «Спичка»! Бабки я уже получил, так что...

– Рома, ты же сам пообещал нам неделю отдыха!

– Какой я вам Рома? – взвился продюсер. – Я вам – Роман Витальевич! Запомните, голосистые вы мои! Почему она мне не сообщила?

– Юна тебе набирала... – бросились защищать подругу девушки. – Связи не было.

Калганов вспомнил, что сам отключил телефон на пару часов – его любовница терпеть не могла, когда во время секса звонил мобильник. Источая флюиды негодования, продюсер стоял посреди комнаты, всем своим видом демонстрируя укор неблагодарным девицам. Не ценят они его усилий и трудов. Как-никак, а вывел он их, вчерашних неумех и неудачниц, на сцену – и пусть группа пока выступает преимущественно в кабаках и на молодежных тусовках. Это поправимо. Девчонок ждет большое будущее. Он в шоу-бизнесе не первый год, у него нюх на подобные вещи. Конкуренция, конечно, бешеная – многие не выдерживают, вылетают с дистанции. Но Калганов умел зацепиться и уверенно, не спеша, развивать проект.

Гастроли группы по маленьким городам прошли успешно, залы не вмещали всех желающих. Впереди по плану – областные центры. Два клипа они уже записали, раскрутка идет, как положено. Популярность растет, скоро диск выйдет в продажу. Главное, не давать девушкам спуску, чтобы не расхолаживались, поддерживали тонус.

– Где Лея? – повторил он вопрос. – Тоже маму проведывать отправилась? Забудьте о родственниках! Забудьте о парнях!

– Она в аптеку выскочила, сейчас вернется.

– Кто-то заболел? Мне плевать! Все равно поете! Если через час не будете готовы, оштрафую! Лишитесь гонорара за выступление.

Он повернулся на каблуках, окинул взглядом скромное жилище – две смежные комнаты, уставленные раскладными диванами и шкафами с одеждой, еще имелись кухня и совмещенный санузел. Царские апартаменты! Когда он начинал, жить приходилось в общаге, делить тесную комнатушку с тремя приятелями, спать на полу, питаться кефиром и булочками. Денег даже на курево не хватало. И ничего, выбился в люди, достиг, чего хотел. Голод подстегивает, сытость располагает к лени.

– Разбаловал я вас, – сурово произнес Калганов. – Распустил. Пора закручивать гайки. Через час за вами придет машина. Не опаздывать!

– А Юна? – робко спросила блондинка с непомерно высокой грудью.

Ее звали Мио – все девушки взяли себе сценические псевдонимы.

– Споете вчетвером. С Юной я разберусь после, когда вернется. Солистка у нас Лея. Надеюсь, с ней все в порядке?

– У нее отравление, – поспешно объяснила Мио. – Желудок болит. Пошла за таблетками.

– Меня это не касается, – разозлился продюсер. – Варите себе манную кашу или овсянку. Нечего всякой дрянью питаться!

Он вышел, громко хлопнув дверью. Девушки понуро молчали, не глядя друг на друга.

– Рабство какое-то, – тяжело вздохнула похожая на казашку Бэла – такая же черненькая, как и Чара, только с раскосыми глазами. – Мы свободные люди или подневольные? Почему он на нас орет, как плантатор на рубщиков тростника? Послать бы его куда подальше!

Она щелкнула зажигалкой, раскуривая длинную сигарету.

– Рома запретил курить, – строго произнесла Мио.

– Ой, девчонки, уехать бы домой... – мечтательно протянула Чара. – Выспаться всласть, наесться досыта... Задолбалась я уже с этой фигурой! Денег стало больше, зато мы света белого не видим. На кой черт мне красота, если я с парнем встретиться не имею права? Замуж выйти тоже не могу. А ведь лучшие годы проходят!

– У нас контракт...

– Что дома-то делать будем? Опять на дискотеках петь, где одна пьянь да рвань? Копейки считать? На косметике экономить? Рома хоть и сволочь, но свое дело знает. – Бэла выпустила из яркого рта облачко дыма. – Я уж привыкать стала к столичной жизни. Ладно, девахи, хватит лясы точить. Собираться надо. Где Лейка? Не дай бог задержится.

– В аптеке, видно, очередь длинная...

Чара многозначительно хмыкнула.

– Может, хахаль какой объявился у нашей солистки?

– Набери ее.

– Ха! Вон видишь, ее сотовый валяется? Не взяла телефон наша прима, забыла.

Все девушки были родом из провинции. Калганов подбирал их на региональных конкурсах, предлагал создать свой коллектив.

– Вы плохо поете и неуклюже двигаетесь, – без обиняков заявлял он. – Но у вас есть потенциал. Если договоримся, устрою вас в Москве.

Они с восторгом соглашались. Тогда предложение известного продюсера казалось неслыханной удачей. Никто и думать не смел ставить какие-то условия, оговаривать пункты контракта – подмахнули не глядя. В сущности, он не оставил им выбора. Сразу предупредил:

– Будет, как я скажу. Или распрощаемся прямо сейчас.

Надо ли говорить, что девушки ухватились за Калганова крепче, чем утопающий за спасательный круг. Будь контракт еще более кабальным, они бы и его подписали.

Подводные камни договора выявились позже, когда началась работа. Продюсер выжимал из своих подопечных все соки, а они и пикнуть не могли. Оказалось, все права у Ромы. А у них – одни обязанности. Даже название их маленькому коллективу придумал Калганов: «Русалки». Не советуясь, не ища одобрения.

Как бы там ни было, группа сложилась, спелась и стала набирать популярность.

Изюминкой проекта Калганов сделал «языческую составляющую» в репертуаре ансамбля.

– Что за хрень? – обсуждали нововведения девушки. – У нас – молодежная аудитория. Нас осмеют, освищут!

Однако их мрачные прогнозы не сбылись. Наоборот, необычные приемы заводили публику, наэлектризовывали атмосферу так, что впору было сверкать молниям и греметь грому. Более того, сами участницы группы неожиданно увлеклись «бесовским пением и многовертимым плясанием», как церковь много веков назад называла старинные обряды. Наверное, от предков вместе с генами наследуется и зов крови, отклик на древнейшую магию, – потому что новое оказалось хорошо забытым старым и проснулось как в участниках, так и в зрителях.

Калганов велел девушкам освоить и ввести в обиход свирели, простейшие гусли, бубны и трещотки. Наряду с обычными песнями непременно исполнялись одна-две композиции, уподобленные языческим игрищам, – с переодеванием, с характерными ритмами, с заклинаниями и действиями, порой непонятными самим исполнительницам. Это вызывало у слушателей недоумение, которое вскоре перешло в интерес и сблизило группу с аудиторией – молодежь вовсю подпевала, притоптывала, скакала и вертелась вместе с «Русалками».

Как любое неординарное явление, творчество девушек вызвало разные толки в среде шоу-бизнеса:

– Фольклор и попса – несовместимы! Это нонсенс. Дичайшая смесь...

– Почему же? И то и другое одинаково примитивно...

– Сравнили!

– Где вы видите фольклор? Грубая подмена народной культуры современными приемчиками...

– Безвкусица! Псевдославянщина!

– Полное отсутствие стиля...

– Нынче мода пошла на самоварную Русь...

– Опорочить древние обычаи! Какая наглость!

– Шабаш полуголых девиц с дудками и бубнами...

– Позор!

– Вы видели, как они входят в раж? Это же транс, который демонстрируют шаманы, напившись настойки из мухоморов!

– Откуда вы знаете, что они там употребляют перед выступлением? Возможно, какое-нибудь наркотическое средство...

– Тогда нечему удивляться!

Мнения разделились. Одни «Русалок» ругали и злобно высмеивали, другие хвалили, третьи – забавлялись. Нашлись и рьяные почитатели. Никто не отрицал, что если обычные песни можно исполнять под фонограмму, то «языческие» – только живьем. Это и стало коньком группы. У девушек появились поклонники, их начали приглашать на гламурные тусовки, чтобы внести свежую струю и взбодрить пресыщенную публику.

«Спичка» – ночной клуб, где проводит время не только молодежь, но и люди старше тридцати, не отягощенные пуританской моралью и твердыми принципами. Заведение престижное, хотя и не из самых дорогих.

«Русалки» собрались, осталось спуститься во двор. Калганов позвонил, сказал, что послал за ними машину.

– Где же Лея? – нервничала Мио.

Выступать без солистки будет непривычно и сложно. Что скажет продюсер, когда увидит вместо пяти девушек – трех?

– Да расслабься ты... – буркнула Чара. – Придет она. Успеет!

В подтверждение ее слов в дверь позвонили.

– Фу-у... Лейка, напугала! Где тебя черти носят?

– Что случилось-то?

– Давай одевайся бегом, в «Спичку» едем. На всю ночь! Рома пригрозил, что не заплатит, если опоздаем.

– О боже! Мог бы заранее предупредить!

Глава 3

С той роковой ночи прошло три года, но она ничего не забыла. Ни глаз Велидара, ни его слов, ни мертвого тела в загустевшей крови...

Говорят, преступника неизменно тянет на место преступления. А что тянуло ее в Южное Бутово, к дому в Чечерском проезде?

Тогда, не помня себя, она схватила куртку и выбежала прочь из страшной квартиры. Ей не пришло в голову позвонить в милицию. Да и что бы она сказала? Кто бы ей поверил? Она долго пыталась понять, как убийца попал в квартиру. Похоже, Велидар сам впустил его. Но зачем он это сделал, если предчувствовал гибель?

Судя по тому, что кровь была только на балконе, его убили там, где она обнаружила тело. Значит, убийца и жертва вышли на балкон... Так не проще ли было бы столкнуть Велидара вниз? Не проще. Он высок, силен и оказал бы сопротивление. А он позволил себя убить.

Получается, все выглядело по-другому. Велидар вышел на балкон один – посмотреть на звезды или просто подышать перед сном. Убийца подстерегал его на соседнем балконе, за решеткой. В темноте его могло быть не видно. И как только парень оказался в пределах досягаемости, ударил его в шею чем-то острым и толкнул... Тот упал, а преступник спокойно перелез на чужой балкон и оказался в квартире. Он не знал, что этим вечером молодой человек привел девушку.

Зачем он ходил по комнатам? Что-то искал? Деньги, ценности? К счастью, гостья вовремя спряталась, и убийца ее не заметил. Он сделал свое дело и ушел через дверь.

Она пыталась вспомнить, что изменилось в квартире после его ухода – много ли вещей было разбросано, где и как они лежали. В ту ночь панический страх гнал ее прочь, хотелось одного: поскорее унести оттуда ноги.

Она долго бежала по пустынной улице, пока не выдохлась и не рухнула на скамейку в каком-то дворе: унять бешеный стук сердца, прийти в себя, опомниться. Где она? Как здесь очутилась? Что с ней произошло? Ей повезло, и она избежала смерти? Или в ее жизнь вторглось нечто враждебное, жуткое и совершенно необъяснимое?

Внутренний голос не прибавлял спокойствия, настаивая, что встреча с Велидаром не случайна и теперь именно она будет определять ее судьбу.

Она сидела в неухоженном дворе, в окружении темных домов, как в горячке, не замечая ледяного ветра... Постепенно холод проник под одежду, и ее начал сотрясать озноб. Зуб не попадал на зуб, руки окоченели. Куда ей идти? Опять на вокзал? Пешком, через весь ночной город? Все ее деньги остались в кошельке, в сумочке, которую украл подлый мальчишка. Не то что такси поймать – даже в метро не пустят. Она взглянула на часы – скоро пять утра, пока развиднеется, она превратится в ледышку, подхватит ангину или того хуже – воспаление легких. Этот город отторгал ее, а ведь на него – вся надежда! Она сделала непомерно высокую ставку, оказалась плохим игроком. Первый же решительный шаг окончился крахом. Хоть иди в подземный переход просить милостыню, как оборванцы, которые заученно гундосят: «Извините, что обращаемся к вам... Нас обокрали, нам не на что купить билеты и вернуться домой. Помогите, кто чем может!» Она видела таких в электричках, на вокзале и не верила им. Вот бог и окунул ее «мордой в грязь». Не гордись, мол, твоя беда рядом ходит. Самой придется петь ту же песню, а люди, проходя мимо, будут бросать в твою сторону оскорбительные реплики.

«Какой у меня выход? – затравленно думала она. – Идти в милицию? Может, там дозвонятся до ее родни или дадут телеграмму с просьбой выслать денег».

С самого начала надо было не слушать Велидара, но она взглянула на него и обомлела, растаяла от его красоты, приятного голоса. Расплата оказалась скорой!

Она подышала на руки. Перчатки и шарф в чемодане, а до него еще надо добраться. Мама говорила: «Не модничай, одевайся теплее. В чужом городе ты никому не нужна, дочка. Зря ты это затеяла!»

Пальцы скрючились от холода, дыханием их не согреть. Она сунула руки в карманы – там что-то хрустнуло. Деньги! Откуда? Целых пять тысяч! Она бредит, тронулась умом от пережитого ужаса. Но тысячные купюры были вполне реальными – на вид и на ощупь...

Догадка обожгла ее. Велидар! Только он мог положить деньги в карман ее куртки. Выходит, он не собирался ее убивать? Конечно, не собирался! И в мыслях не держал. Она все придумала, неблагодарная, трусливая дуреха. Заподозрила его черт знает в чем и сама лишнего страху натерпелась.

Она вспомнила про паспорт и полезла во внутренний карман. Все в порядке. Фф-у-у-у... не хватало еще без документов остаться... А это что? Она вытащила сложенную вдвое записку. От кого?

Глаза торопливо побежали по строчкам, наливаясь слезами. Странные, непостижимые слова... чушь какая-то... И подпись: Велидар. Кто же еще мог написать эту записку и сунуть в карман, где лежал ее паспорт?

– Значит, между нами ничего не кончено, – прошептала она. – Ты продолжаешь говорить со мной... даже с того света. Разве мы уже где-нибудь встречались? Разве нескольких часов знакомства достаточно... для любви?

Она встала со скамейки и побрела, не разбирая дороги. Ноги сами несли ее. Ветер стих, края неба посветлели, над крышами висел тусклый месяц в молочном ореоле. Редкие прохожие зябко кутались в шарфы и воротники, шагали, не глядя по сторонам, – сонные, недовольные. Парень в спортивном костюме и шапочке резво бежал по тротуару. Дворники шаркали метлами, убирая нападавшую за ночь листву.

Осень, серый асфальт, дома со слепыми окнами, бледные фонари, листва под ногами, прохожие – все это казалось ей призрачным миром, по которому скользили тени. И она была в их числе – такая же бесплотная, без чувств, без желаний. Куда она шла? Бог знает... Что-то заставляло ее двигаться – наверное, холод. Она спустилась в метро, дождалась поезда и поехала – ей было все равно куда. Вышла. Наверху рассветало – уже появились маршрутки, троллейбусы, серые в унылых сумерках легковушки. Москва просыпалась, просыпалось и сознание приезжей провинциалки.

Она купила телефонную карту. С трудом удалось вспомнить домашний номер одного человека – пришлось набирать наугад, методом «тыка», пару цифр поменять местами. В конце концов ей ответил именно тот, кого она искала. Повезло.

В какой-то момент мелькнула мысль – Велидар подсказал. Разумеется, она ее отбросила. Наступал рассвет новой жизни...

Те первые сутки, которые она провела в Москве, оставили неизгладимый след в ее памяти, глубокую зарубку в сердце. Что бы она ни делала, о чем ни размышляла, мысли ее возвращались к встрече с Велидаром, к записке, к его нелепой и страшной смерти. Она провела те кошмарные часы в таком отчаянии, что была поражена, когда ее потянуло в Южное Бутово. Недоумевала, обвиняла себя в безумии, долго сопротивлялась... и все же поехала.

Просто удивительно, как она по прошествии нескольких месяцев сумела найти тот дом. Поднялась на пятый этаж, увидела коричневую дверь, – и дыхание сбилось, по телу побежали мурашки. Рука потянулась к звонку... Она ее отдернула. Кто ей откроет? Та семейная пара, которая была в отпуске? Новые жильцы? Никто? За дверью стояла враждебная тишина...

Задребезжал лифт, из его недр на площадку выплыла дородная матрона лет шестидесяти, с крашеными волосами, в полупальто из искусственного каракуля, она окинула девушку недобрым взглядом.

– Ты кто будешь?

Зычный голос матроны эхом прокатился по всем этажам.

– Я... квартиру ищу...

– Туда не иди, – пухлый палец тетки показал в сторону коричневой двери. – Там человека убили. Жильца! С тех пор никто не идет. С убиенным еще молодая пара комнату снимала, так они сразу съехали.

– Уби-и-или? Ужас! – девушке пришлось изображать изумление и страх. Впрочем, она не очень-то и старалась: все вышло естественно. – А кто?

– Не нашли злодея. Скрылся и орудие убийства с собой прихватил. Милиционер по всем квартирам ходил, расспрашивал. Да все без толку! Разве в наше время преступников ищут? Так, пошебуршат для проформы и закроют дело-то. Им лишнее беспокойство ни к чему. Это в кино складно показывают – анализы там всякие, эспе... экс... экспертизы, собаки обученные, которые по следу убийц находят. А в нынешней жизни, дочка, порядка нету!

– Что же, никто из соседей ничего не видел, не слышал?

– На этой площадке все квартиры сдаются, – почему-то понизила голос матрона. – И я свою сдаю. Жильцы меняются, друг друга в лицо не знают. Один съедет, другой поселится. Полнейший кавардак! Жалко парнишку... Славный был, вежливый, всегда здоровался. Не то что остальные. Я сюда часто наведываюсь. Квартиранты без присмотру такого наворотят, не расхлебаешь! Месяц назад кран сломали, нижний этаж залили. Скандал был. А позавчера...

Дама в искусственном каракуле оказалась охотницей поболтать. Но главного не сказала: кто и почему убил молодого жильца из несчастливой квартиры...

* * *

Период бурного восхищения Москвой сменился у Кати подавленностью и мигренями. От музеев и театров кружилась голова, гудели ноги. Лихорадочная беготня по магазинам – благо дядя, отец Астры, щедро снабдил деньгами «на карманные расходы» – наскучила. Племянница отродясь такой суммы в руках не держала, бросилась душить Ельцова в объятиях, от чего тот сначала оторопел, а потом умилился. Давно отвык от простоты выражения чувств.

Жители мегаполисов становятся особой кастой, считала Астра, не говоря уже о так называемом среднем классе, который позволяет себе посматривать на других свысока. А богатые люди все больше становятся каким-то инопланетным обществом, окруженным стенами роскошных особняков, охраной и затемненными стеклами дорогих автомобилей, – далеким от нужд и чаяний своих сограждан. Астра всеми силами старалась избегать этой самоизоляции. Потому, наверное, и отвергла предложение отца работать в его компании, неохотно брала у родителей деньги и стремилась к самостоятельности. Бизнес – не ее предназначение. Она не то чтобы выражала протест, просто отстаивала свою индивидуальность, взгляды на жизнь и право выбора.

Гостья из Богучан не сразу разобралась, как складываются взаимоотношения в семье московских родственников, и засыпала двоюродную сестру вопросами. Ты актриса? Почему твой отец не заплатит, чтобы тебя взяли в театр? Или в кино сниматься? За деньги же все можно! Не хочешь? Ну, ты даешь, сестричка! Почему одеваешься, как все? Где твои драгоценности? У тебя даже серег с бриллиантами нет?

– Есть, но я их не ношу. Иногда только надеваю, в случае надобности, – терпеливо объясняла Астра. – Актрисы из меня не вышло, к сожалению. А талант за деньги не купишь.

– Почему замуж не выходишь? – недоумевала Катя. – С твоим-то приданым? Неужели женихов нет?

Сестра отшучивалась:

– Я любви хочу, как в индийских фильмах. Чтобы непременно со слезами, с танцами, а бедный и красивый молодой человек оказался бы в конце сыном раджи.

– Не смешно. Возраст у тебя, между прочим, критический. Кстати, почему ты не живешь с родителями в вашем шикарном доме? Квартира, конечно, тоже отличная... но маловата. Я бы на твоем месте...

Загородный коттедж Ельцовых казался Кате сказочными хоромами. Особенно поразили ее ванные комнаты на каждом этаже и зимний сад.

Астра водила гостью на художественные выставки и нашумевшие спектакли. Но в театре Катя клевала носом, а на выставках ее куда больше интересовало, где бы перекусить, нежели шедевры модных живописцев. Она полюбила тонкие блинчики с шоколадной начинкой, пиццу, картофель-фри, гамбургеры и постоянно тащила Астру в «Макдоналдс» или пиццерию.

В метро Катю подташнивало, с таксистами она ругалась из-за непомерно высоких цен, и Юрий Тимофеевич милостиво предоставил девочкам машину с водителем.

– Ух ты! – восхитилась Катя, боясь притронуться к красавцу автомобилю. – Вот это тачка! Расскажу подружкам – не поверят. Астра, сфоткай меня! Подожди, я дверцу открою, как будто сажусь. Или лучше рядом встать? А?

Астра прыснула, но послушно достала фотоаппарат. Шофер Миша сохранял вежливую невозмутимость – выучка.

– Куда едем, Астра Юрьевна? – осведомился он после окончания фотосессии.

– В Царицыно. Покажем Кате парк.

Прогулка длилась около часа. Вокруг лежал снег, его белизна оттеняла цвет построек из красного кирпича – причудливых галерей, арок, мостов и дворцов. Катя замерзла и страшно проголодалась.

– У меня ноги окоченели-и, – хныкала она. – Я есть хочу-у...

– Посмотри, какая красота!

Катю решительно не интересовала ни загадочная история усадьбы, ни масонская символика, ни личная драма зодчего. Ведь Екатерина II забраковала дворец и приказала его сломать. Изумительные зимние виды, заиндевелые деревья, блеск снега, как и творения Баженова, оставили Катю равнодушной.

Астра выбилась из сил и сдалась. Миша отвез их на Ботаническую.

– Все! Я больше не могу, – простонала Катя, с наслаждением сбрасывая в прихожей модные сапожки на каблуках. – Какой ужас этот ваш город! Как вы только тут живете? У меня голова кружится. Завтра я из дому ни ногой!

– Как это? А Третьяковка? А ужин в ресторане?

– Третьяковка... – растерянно пробормотала гостья. – Это картинная галерея... живопись, да? Я, наверное, не так люблю картины, чтобы...

– Побывать в Москве и не посетить Третьяковскую галерею? – негодующе перебила Астра. – Этого я тебе не позволю! Разве ты не хочешь познакомиться с... – она собиралась сказать «с творчеством знаменитых художников», но сочла аргумент неубедительным и на ходу изменила концовку: – ...с моим женихом?

Глаза Кати полезли на лоб.

– У тебя есть жених? А что же ты до сих пор молчала? Я уже две недели тут живу, и... Почему ты мне сразу его не показала?

Глава 4

Она еще не раз приезжала в Южное Бутово, бродила вокруг того дома, смотрела на окна той страшной квартиры, на балкон, который выходил во двор, и ломала голову: кому понадобилось убивать Велидара? Что означает его записка? Чего он от нее ждет? Что она должна сделать?

Неспроста он положил деньги в карман ее куртки, неспроста написал те взволнованные строчки. Он будто предугадал свою гибель, и он заранее все просчитал. Потому и велел ей выпить водки, закрыл в соседней комнате. Попадись она на глаза убийце, он бы и ее тоже прикончил. Свидетелей в живых не оставляют. Он осмотрел всю квартиру, дабы удостовериться – она пуста, кроме мертвеца на балконе, больше никого нет.

– Я не спросила у Велидара ни фамилии, ни адреса, – запоздало сокрушалась девушка. – Я ничего о нем не знаю.

Прошел год, второй. Жизнь текла своим чередом. У нее все складывалось удачно – то, о чем она мечтала, сбылось. Только нет-нет да и снился ей голубоглазый великан с располагающей улыбкой, с мягкими манерами. В последнее время все чаще...

Она не могла встретиться с Велидаром наяву и представляла себе, как они вместе гуляют, пьют вино, целуются... Иногда – изредка – он напоминал ей о той записке.

– Что мне нужно сделать? – спрашивала она.

– Придет время, поймешь.

На третий год подобных воображаемых свиданий она ужаснулась.

– Неужели я полюбила... мертвого? Как такое возможно?

В детстве и юности она почти не читала книг. Куда интереснее было гулять во дворе с подружками, смотреть телевизор или слушать популярную музыку. Она отдала дань обычным увлечениям молодежи провинциального поселка – шумные вечеринки с выпивкой, пикники, дискотеки, волейбол, лыжи. Но ей всегда чего-то не хватало, всегда влекло куда-то, хотелось настоящей жизни, яркой, бурной, полной событий. Как всякая девочка, она мечтала о любви, но эта любовь должна была быть особенной, неповторимой, романтической, «вечной», быть может, трагической. Если бы ее жениха, например, убили в Чечне, она бы оплакивала его и хранила верность до гроба. Или пусть бы он был знаменитым покорителем горных вершин – отважным альпинистом – и сорвался бы со скалы, разбился насмерть... А она бы продолжала его любить и ни на кого другого даже не взглянула. Такие сентиментально-слезливые девические бредни занимали ее ум и воображение. В сущности, она мечтала о герое, достойном сильного чувства, безусловной преданности, – не важно, жив он или мертв. Напророчила, накликала! Судьба преподнесла сюрприз, который превзошел все ее выдумки. Слишком красочные фантазии опасны тем, что... могут осуществиться.

Встреча с Велидаром стала одновременно и разлукой – они расстались, не успев ни разу поцеловаться, прильнуть друг к другу, содрогнуться от страсти. Он не раскрыл ей свою тайну, рассказал так мало...

Она принялась восполнять пустоту ума, погрузившись в чтение книг. Где еще она могла почерпнуть те знания, которые приблизили бы ее к пониманию случившегося? По мельчайшим деталям, по крохам она собирала повсюду, из самых разных источников то, что, по ее мнению, объясняло слова Велидара. Пыталась построить из сотен призрачных кирпичиков его зачарованный мир. Проникнуть в его мысли, понять его душу...

Больше всего ее волновал вопрос: если он умел заглядывать в будущее, то почему ничего не сделал, чтобы спасти свою жизнь? Может быть, истина состоит в том, что никого ни от чего нельзя уберечь – в том числе себя? Это как фильм. Сколько раз ни смотри, твой любимый герой в конце умирает – хочешь ты того или нет. Нельзя предотвратить гибель Помпеи, катастрофу «Титаника», дуэль Пушкина. Даже если знаешь наперед, что и как, – невозможно остановить извержение вулкана, задержать в пути айсберг или отвести пулю Дантеса. Все безнадежно. Можно ли с этим смириться?

Она искала, но не получала ответа, который удовлетворил бы ее. Она искала ответа у древних – вдруг им было известно что-то такое про жизнь, от чего современный человек далек. Иногда ей казалось, разгадка близка... Однако эта близость была обманчива, как отражение на воде. Протяни руку – и только намочишь пальцы.

Она задавала этот вопрос самому Велидару – в воображении, – а он неизменно отворачивался, молча уходил прочь. Догадывайся, мол, сама! Ищи истину в себе. В других местах ее не бывает.

Невольно она многому у него училась – он на многое открывал ей глаза. Можно сказать, она пристрастилась к чтению благодаря ему.

Оказывается, полюбить мертвого – вполне реально. Не она первая, не она последняя. Ее поразили стихи средневекового японского поэта Рубоко Шо. Он испытывал мистическую страсть к изысканной куртизанке, которая тоже писала стихи. Спустя сто лет после ее смерти! Ее звали Оно-но Комати. Он провел с ней 99 ночей любви и запечатлел их в 99 танка.

Снова по бедрам Взбегаю губами, Стан твой лаская. В трепете быстрых крыл Ласточка промелькнет.

В любви столько непостижимого. Сплошная непостижимость!

Глубочайшее внутреннее перерождение свершалось в ней незаметно для окружающих. Только она сама ощущала и видела, как из обычной девчонки превращается в удивительную женщину, не похожую на себя прежнюю. Как не похоже семечко на таящееся в нем дерево.

Эту новую себя она берегла для Велидара, для него одного...

Во всем остальном она вела жизнь, ради которой приехала в Москву. Впрочем, не совсем. В ее жизни поселилось ожидание...

* * *

К полуночи завсегдатаи клуба «Спичка» только начинают съезжаться. Полукруглый зал поделен на зоны: кто-то любит уединение, кто-то – шумную компанию. То же и со светом – ярко иллюминирована только часть зала, остальное пространство погружено в темноту. Но эстрада видна отовсюду. Напитки здесь подают отменные – два бармена состязаются в искусстве смешивать коктейли и славятся фирменными рецептами.

Менеджер клуба – расторопный элегантный парень – по-свойски приветствовал Калганова.

– Привез своих девчонок?

– Они будут только петь. Никакого стриптиза, никаких приставаний.

– Обижаешь. Стриптизерши у нас штатные, публика приличная. Может, кто из посетителей глаз и положит на русалочек, но все в рамках клубного этикета. Охрана у нас вышколенная, так что никаких эксцессов.

– Надеюсь, – буркнул продюсер.

– Ты останешься?

– Нет, надо дома хотя бы иногда ночевать, а то жена выгонит.

Менеджер понимающе усмехнулся.

– С женой ссориться – последнее дело. Не волнуйся, я прослежу, чтобы девочки отработали и отбыли в целости и сохранности.

Калганов обратил внимание на взгляд, которым менеджер проводил девушек. Они хоть и родом из захолустья, но все, как на подбор, – тонкие, грудастые, длинноногие, пригожие. Две платиновые блондинки – Лея и Мио; две жгучие брюнетки – Бэла и Чара. Огненно-рыжая Юна, к сожалению, отсутствует, но общую картину это не портит.

Рома подумывал в будущем создать запасной состав. Тогда любых неувязок можно будет избежать.

– Теперь ты за них отвечаешь, – сказал он менеджеру.

Тот с готовностью кивнул. Ему не впервой встречать и провожать артистов, все отлажено, притерто до мелочей. Обслуга прошла суровый отбор, каждый знает свои обязанности.

Он проводил Калганова и вернулся в комнату для персонала, спросил у помощника:

– Вишняков уже здесь?

– В зале...

– Через четверть часа начинаем. Я – к девушкам, а ты позаботься, чтобы наш клиент остался доволен. Если ему в клубе понравится, премию получишь. Он денег не считает, и наша задача – обеспечить максимум комфорта и сделать его траты приятными. Пусть его душа радуется, а кошелек худеет.

Помощник выскочил в коридор, как ошпаренный, и кинулся в зал, угождать важной персоне.

Егор Вишняков приехал в клуб три дня назад, зашел в кабинет администратора и изложил свою просьбу.

– Хочу провести время в обществе прелестных «Русалок». Слышал, ваш клуб приглашает для выступлений молодых талантливых артистов. Можно ангажировать эту женскую группу на всю ночь?

– Разумеется, но у девушек есть продюсер. Он заломит такую цену, что «Спичка» останется внакладе.

– Я заплачу. Сумма гонорара будет намного превышать амбиции этого...

Господин Вишняков щелкнул в воздухе пальцами.

– Калганова, – услужливо подсказал менеджер. – Фамилия их продюсера – Калганов. Мы немного знакомы.

«Нельзя упустить такой шанс, – подумал он. – У клиента, по-видимому, есть личный интерес, притом нешуточный. Вряд ли Вишняков станет экономить в подобном случае. Он вообще слывет транжирой».

– Сколько времени вам потребуется на переговоры?

– Полагаю, пару дней, – сглотнув, ответил менеджер.

– Хорошо.

Клиент положил на стол конверт с деньгами.

– Первый взнос, – улыбнулся он. – Вы постарайтесь, и я в долгу не останусь.

– Сколько причитается клубу?

– Половина того, что в конверте. Впредь будет так же.

После его ухода помощник менеджера вышел из-за перегородки и выразительно закатил глаза.

– Небось запал на одну из красоток, – фамильярно предположил он. – Решил приударить. Как будто случайно заглянул на огонек – а тут такие девушки поют про любовь! Сердце ведь и у богатых не камень.

Менеджер его одернул:

– Нас это не касается. Особенно тебя! Давай звони Калганову... Ладно, я сам. Только и умеете, что подслушивать.

– Стены-то картонные... – обиженно протянул парень. – Что же мне, уши затыкать?

Долго уговаривать Калганова не пришлось. Тот назвал цену, менеджер не торговался. И вот «концерт по заявке» должен начаться с минуты на минуту.

Отчего-то на сердце у менеджера стало неспокойно. Он отправился к раздевалке, отведенной для артистов, деликатно постучал в дверь.

– Еще минутку! – донесся до него девичий голос.

– Не торопитесь. Я проверю, все ли в порядке со звуком.

«Куклы, – беззлобно подумал он. – В клубе, и то под фанеру поют. Впрочем, Вишнякову явно наплевать на их вокальные данные. У него другое на уме».

Наконец все приготовления завершились, и «Русалки» появились на сцене – под жидкие аплодисменты зрителей. Они исполнили несколько тривиальных песенок на тему неразделенной любви. Завсегдатаи приняли их прохладно, один только Вишняков встал и громко крикнул: «Браво!» На него стали оглядываться.

«Интересно, какая ему нравится? Блондинка или брюнетка? – гадал менеджер, невольно раздражаясь. – Что он в них нашел? Крашеные, искусственные, фальшивые до мозга костей. Не поймешь, чего в них больше, глупости или наглости? Обнажились, как на пляже, и скачут. Таких, с позволения сказать, певичек нынче пруд пруди!»

Он не хотел признавать, что злится из-за кажущейся доступности девушек, которые на самом деле ему не по зубам и не по карману. Сколько ни пялься – ничего не обломится.

«Русалки» между тем пустились в пляс под быстрый, зажигательный ритм, – разогревали публику. Молодежь лениво пританцовывала. Вишняков не сводил с артисток глаз. В перерыве между песнями ему принесли охапку роз, и он бросил цветы под ноги блондинке с розовым шлейфом в блестках и стразах, изображающим русалочий хвост.

– Это их солистка! – возбужденным шепотом сообщил менеджеру помощник. – Лея! Смотри, какая у нее грудь...

Тот неожиданно взорвался:

– Чего ты путаешься под ногами? Иди займись делом!

«Русалки» удалились на отдых – привести себя в порядок, выпить воды. Солистка собирала розы, Вишняков кинулся ей помогать.

«Недолюбливают девицы свою приму, – отметил менеджер. – По тому, как они раскланялись и ушли, даже не взглянув на цветы, нетрудно понять, что не все гладко в их отношениях. Завидуют, ропщут, – но втихаря. Возможно, Лея спит с Калгановым. Тогда Вишнякову придется отбить ее. Или выкупить...»

Тем временем прелестная розовая русалочка упорхнула с роскошным букетом, а Вишняков вернулся на свое место за столиком. Нашел глазами менеджера и подозвал его.

– Пригласи девушку сюда, я хочу ее угостить. Вели подать шампанского, фруктов. Икра у вас есть?

– И черная, и красная.

– Черную несите, и побольше. Она любит икру?

– Не знаю, – пожал плечами менеджер.

– Ладно, несите, разберемся.

Господин Вишняков с довольным видом откинулся на спинку мягкого стула.

– Лучше после выступления, – робко возразил менеджер. – Будет вторая часть.

– Пусть сделают перерыв!

Он произнес это тоном, не терпящим возражений.

Менеджер привык к подобному обращению. Чем больше у человека денег, тем труднее сохранять видимость вежливости. Он уже не просит – повелевает.

Вишняков сделал состояние, играя на фондовой бирже. Ему везло, или природа наградила его необыкновенным чутьем, – но он рисковал и неизменно выигрывал. Поговаривали, что у него темное прошлое. Он был хорош собой, высокомерен, ненавидел репортеров и имел узкий круг друзей. Любил приударить за актрисами или начинающими певичками. Предлагал спонсорскую поддержку, заманивал пташку в крепкие сети и... Об остальном можно было только догадываться. Через его руки прошло не одно молодое дарование женского пола.

Менеджер приказал помощнику накрыть для девушек отдельный угловой столик в затемненной стороне зала – за счет заведения. А сам постучался в дверь комнаты, где «Русалки» отдыхали и переодевались.

– У нас еще полчаса, – донеслось оттуда.

– Лея! Вы можете выйти? – повысил он голос. – У меня к вам дело.

Девицы явно догадывались, зачем он вызывает солистку.

– После выступления, – отрывисто произнес кто-то из них. Возможно, Лея.

Менеджер не мог вернуться к Вишнякову ни с чем. Это было немыслимо.

– На одну минуту! – взывал он. – У нас в клубе принято в перерывах между выходом на сцену... общаться с публикой. Мы накрыли для вас столик... все лучшее от шеф-повара. Вас не будут беспокоить. Разве что автограф кто-нибудь попросит или сфотографироваться. От вас не убудет.

За дверью послышались приглушенные голоса, какая-то возня. Девицы спорили, идти или нет. Победил молодой здоровый аппетит.

Первой вышла в коридор Лея – менеджер узнал ее по красному сарафану, рубашке с длинными, до полу, рукавами и массивным серебряным браслетам на запястьях. Остальные девушки были одеты и бледнее, и скромнее.

– Мы так и пойдем, – с вызовом сказала она, неприязненно глядя на менеджера.

Тот радостно закивал, взял ее под локоток. От Леи пахло какими-то странными духами: травяной горечью, шиповником. У него закружилась голова.

– С вами желает познакомиться наш постоянный клиент, – слегка приврал он. – Егор Вишняков.

Лея поморщилась – она была наслышана об этом господине. Вот они, плоды популярности. С другой стороны, отказать неудобно. Клуб «Спичка» не поскупился на гонорар за выступление пока далеко не звездной группы. Если отказать их клиенту, следующего раза может не быть.

Лея спиной чувствовала взгляды подруг – любая из них с восторгом займет ее место. У них на лбу написан вопрос: «Чем она лучше нас?» Надо соглашаться...

– Не вижу ничего предосудительного в том, что вы познакомитесь с господином Вишняковым, – бубнил менеджер. – Он весьма импозантный, щедрый мужчина. Ничего лишнего себе не позволит, я гарантирую.

Вишняков встал, увидев входящую в зал Лею, и поспешил навстречу.

– Я очарован вашим талантом, – неожиданно смутился он. – Околдован вашим дивным голосом...

«Что он несет? – губы менеджера самопроизвольно разъезжались в саркастической ухмылке. – Какой голос? Сейчас техника из вороны соловья сделает!»

Он вспомнил, что вторая часть программы будет в живом звуке. Вероятно, Вишняков раньше имел возможность слышать Лею...

Глава 5

Катя ходила кругами, заглядывая в спальню. Астра слишком долго сидит у зеркала. Видно, любит своего жениха, раз так тщательно прихорашивается. Раньше она и десяти минут на макияж не тратила. Расчешет волосы, мазнет по губам помадой – и готово.

– Почему ты ничего себе не покупаешь? – изумлялась гостья из Богучан.

Астра добродушно улыбалась.

– У меня все есть, – объясняла она. – Одежда не должна бросаться в глаза.

– Это еще почему? Наоборот...

– Профессия обязывает.

– Так ты ж не работаешь.

– Временно. Вообще-то я занимаюсь... кое-чем...

Глаза Кати, и без того круглые, превратились в два блюдца. Она взмахнула руками, словно собиралась взлететь.

– Чем же таким ты можешь заниматься? – недоверчиво прищурилась она. Неизвестно, что пришло ей в голову, но Катя себе не поверила. – Да ладно, разводишь меня. Думаешь, раз я в медвежьем углу родилась, то совсем дура? У меня, между прочим, природная смекалка!

Она не хотела показаться простофилей, поэтому молча засопела и отправилась на кухню жарить блинчики. Они у нее получались тонкие, ровные и просто таяли во рту.

– Иди обедать, – спустя сорок минут позвала она. – Пока блины горячие. Нельзя же на голодный желудок по музеям ходить. Слуша-ай, сколько можно ждать?

Не получив ответа, Катя заглянула в спальню.

– Чего ты там высматриваешь, в зеркале?

– Гадаю, придет или не придет. Это не простое зеркало, оно из венецианского стекла. Видишь, амальгама золотистая?

– Покажи! Ух, ты! Какая рама! Неужели позолоченная? Где ты его взяла?

– Вынесла из горящего дома.

Астра сказала чистую правду. Это зеркало с выбитым на обратной стороне именем ALRUNA принадлежало баронессе Гримм[20], у которой она работала компаньонкой. Во время пожара ей чудом удалось спастись. Когда дом загорелся, баронесса была мертва... Астра взяла из ее вещей только венецианское зеркало.

– Врешь, – опять не поверила Катя. – Все ты придумываешь. Артистка! Не зря ты в театральном училась.

В доме баронессы имелся тайник – как раз в той самой комнате, где поселилась Астра. Она обнаружила там сухой корешок, завернутый в алую тряпицу, и видеокассету. Корешок имел вид человеческой фигуры. Астра решила, что нашла мандрагорового человечка Альрауна – магического помощника, который оберегает своего хозяина и повсюду следует за ним.

Альрауна она Кате показывать не рискнула. Сестра и так считает ее немного чокнутой. В чем-то она, наверное, права.

– Ой! Блины небось остыли совсем! – спохватилась Катя.

Она смирилась с посещением Третьяковки. Если туда с ними пойдет Матвей, жених Астры, она готова вытерпеть скучное блуждание по залам с картинами. А вечером он пригласил их в ресторан...

* * *

Кира сидела в салоне красоты, ждала, пока истечет время, положенное для окраски волос – она в очередной раз осветлила свою шевелюру. За окном шел снег, небо, улица и дома были белыми.

В углу салона уже стояла искусственная елка в бегающих огоньках. Здесь начали готовиться к Новому году: развесили блестящую мишуру, расставили стеклянные кубы, наполненные золотыми шарами, – в духе современного дизайна.

– Пора смывать, – сказала девушка-парикмахер.

И Кира опустила голову на черную мойку, удобно устроившись в специальном кресле. Зашумела вода, запах краски смешивался с запахом шампуня. Кира закрыла глаза.

– Теперь нанесем бальзам...

Руки мастера порхали вокруг ее головы – вытирали, расчесывали, сушили, укладывали. Шумел фен, из динамиков доносились простенькие мелодии песен о любви. А есть ли эта любовь? Или люди создали ее, выдумали чудесную игрушку – от безысходности, от тоски? Чтобы было о чем мечтать, слагать стихи, петь... Чтобы впереди, в туманном будущем, проступал мираж счастья.

Посмотрев в зеркало, Кира осталась довольна. Светлые шелковистые волосы обрамляли лицо с нежными скулами и удлиненными глазами, с изломанной линией бровей. Такую форму густым от природы бровям Киры придал визажист, он же научил ее правильно пользоваться декоративной косметикой: выделять достоинства черт и сглаживать недостатки.

– Только легкая неправильность делает лицо живым и прелестным. Нет безукоризненных линий, есть их гармоничное сочетание.

Кира Сарычева с детства ненавидела свое имя и внешность, а более всего – свою жизнь. Жалкое прозябание в богом забытом поселке с названием Сухая Балка не сулило ничего, кроме постылой работы, несчастливого замужества и горьких слез. Полная безнадега. Пожалуй, она тоже сопьется, как ее мать, в молодости – первая певунья, плясунья и красавица. К матери сватались лучшие парни, а вышла она за матроса с буксира «Вольный», бесшабашного забияку с кудрявым чубом и маслеными глазами. Он играл на гармошке, всегда был навеселе, скалил белые зубы и целовался, как черт. Бабы сохли по нему, а он выбрал Маньку – за ее звонкий голос, тонкий стан и пышную грудь, за точеные ножки, за ямочки на румяных щеках.

Кира невзлюбила своего отца – его волосатые руки с толстыми пальцами, вытатуированными якорями и въевшейся в поры грязью; его потные тельняшки, гнилое дыхание и пьяную забористую ругань. Он бил жену, к дочери обращался не иначе как шалава, а все деньги тратил на водку. С утра лица отца и матери, опухшие, синие, напоминали Кире физиономии каких-то упырей из фильмов-сказок.

Вместо завтрака ее посылали собирать бутылки или покупать пиво «на опохмелку». Когда подросла и пошла подрабатывать посудомойкой в буфет, начали тянуть из нее деньги.

– Сколько вы будете мою кровь пить? – однажды возмутилась она.

Отец обложил ее матом и пригрозил «выдрать как сидорову козу». Кира не испугалась, ей стало противно до тошноты.

Единственным способом уйти из родительского дома в Сухой Балке было замужество. Однако пример матери отбил у Киры охоту идти этим тернистым путем. Уж лучше одной вековать.

Судя по старым фотографиям, лицом и фигурой она уродилась в мамашу, ростом – в отца. Ее нелюбовь к ним Кира перенесла и на себя. Ей и в голову не приходило, что она далеко не дурнушка. Но желание вырваться из тягостного существования, похожего на стоячее болото, заставляло ее предпринимать попытки вынырнуть и глотнуть свежего воздуха. Несколько раз Кира ездила в Кострому, искала, кто бы взял ее на работу без образования. Как водится, предлагали распространять пищевые добавки и прочие товары, клеить объявления или разносить рекламу. Деньги мизерные, перспектив никаких. Просилась куда-нибудь секретаршей – безрезультатно. О дальнейшей учебе она и не думала – в школе едва тянула. Тройки ставили за участие в художественной самодеятельности. Их вокальный ансамбль «Орешек» даже брал на фестивалях и конкурсах призы. Карьера певицы представлялась Кире заоблачной вершиной, о которой она и не помышляла. Слух у нее был хороший, голосок так себе, а в музыкальной грамоте она ничего не смыслила. На выпускном вечере «Орешек» исполнил свою последнюю песню... о чем Кира не жалела. Страсти к вокалу она в себе не обнаружила – так, нравилось покрасоваться на сцене, повыпендриваться перед непритязательной публикой.

Она регулярно покупала газеты и обводила фломастером объявления из раздела «Требуются на работу...», обещавшие легальное трудоустройство в Костроме. Отказы уже перестали ее разочаровывать.

Однажды Кира случайно прочитала объявление о кастинге для съемок рекламного ролика. Сердце екнуло – а что, если это шанс «себя показать и на других посмотреть»? Хоть увидит, какой надо быть, чтобы ее взяли сниматься!

В коридоре перед заветной дверью с табличкой: «Тихо! Идут пробы» – толпилась добрая сотня девушек. Кира ловила их пренебрежительные взгляды, чувствуя себя очень неуютно. Чего она сюда приперлась? Какой кастинг? С ее внешним видом только веником и шваброй орудовать!

Из комнаты вышел парень лет двадцати пяти, встал у окна, распахнул створку и закурил. Он откровенно присматривался к кандидаткам на съемки, отворачивался, выпуская дым на улицу, и снова искал кого-то глазами. Кира невольно втянула голову в плечи, спряталась за спины других девушек. Но парень успел ее заметить и не отпускал, прямо-таки сверлил взглядом. Она готова была сквозь землю провалиться. Сейчас он при всех окликнет ее, выругает, опозорит и выгонит.

Парень выбросил в окно сигарету и поманил ее пальцем. Слава богу, он хочет отчитать ее по-тихому, не прилюдно. На подгибающихся от волнения ногах Кира приблизилась.

– Я только посмотреть хотела... – пролепетала она. – Мне интересно... Я...

– Выйдем, поговорим, – повел он головой в сторону лестницы.

– Вы меня извините, я из Сухой Балки приехала, ничего не знаю...

Он молча пробирался через толпу девушек. Кира старалась не отставать. У нее мелькнула мысль юркнуть куда-нибудь и сбежать, но она ее отбросила. Поймают, хуже будет.

Парень спустился на один пролет. Она послушно последовала за ним. Он резко остановился, так, что Кира едва не налетела на него.

– Ой!

– Дай-ка глянуть... – он бесцеремонно взял ее за подбородок и повернул к себе. – Да стой ты, не брыкайся. Не съем.

Кира замерла. Сердце бухало в висках и пятках.

– Ничего, пойдет, – одобрительно кивнул парень. – А ну вот так... Отлично! И откуда ты взялась такая?

– Из Сухой Балки...

– Отлично! – повторил парень. – Из Сухой Балки – это то, что надо. Родители есть?

– Ага, пьющие, – простодушно призналась она.

– Хорошо, – опять одобрил он.

Кира так не считала.

– Что ж хорошего? Алкаши оба, пропойцы горькие. Все из дому тащат...

– И тебе такая жизнь надоела...

– Еще как надоела! Я хочу уехать от них, далеко, работу хорошую найти.

– Правильно мыслишь, – похвалил парень. – Значит, ты на кастинг пришла? Сниматься решила? И какие у тебя таланты имеются?

Кира неожиданно осмелела.

– Я петь могу, танцую неплохо. Это у меня от матери. Отец на гармошке играет. У меня слух есть.

– Слух! – засмеялся парень. – Вижу, бог тебя не обидел. Ты, наверное, послушной девочкой росла? И вот награда – беру тебя в свое шоу. Без всякого кастинга. У меня глаз верный.

Кира поперхнулась, закашлялась, мучительно краснея под его взглядом.

– Ну как, согласна?

У нее от такого предложения дар речи пропал. «А вдруг он девчонок вербует на панель? – метнулось в ее уме. – Паспорт отберет и будет держать взаперти, как собаку».

– Я... не проститутка...

– Да что ты? – удивился он. – Правда? Спасибо за предупреждение. У меня, кстати, не публичный дом, а музыкальное шоу. Я вообще-то принял тебя за будущую артистку – звезду эстрады!

Она открыла рот, так и застыла.

– Как тебя зовут?

– Кира...

– Имя колючее, грубое... Мы его поменяем, – как будто она уже дала согласие, рассуждал парень. – Волосы, к счастью, длинные – не надо будет отращивать. Фигурку в порядок приведем, мордашку подчистим, подкрасим. Двигаться научим, у нас хореограф – зверь, три шкуры дерет с таких, как ты. Уроки вокала будешь брать...

У Киры все поплыло перед глазами. Неужто она спит и видит волшебный сон?

– Ну нам здесь больше делать нечего, – сказал парень. – Паспорт у тебя с собой?

– Ага...

– Тогда пошли.

Так Кира оказалась зачисленной в непонятный коллектив, где девушки и юноши обучались танцам, пению и правилам хорошего тона. Деньги ей платили смешные, но зато занимались всерьез и жилье предоставили бесплатное. Тесное, убогое, но она и такому была рада. Изредка на тренировку, или «репетицию», как выражался их молодой продюсер, приходили женщины или мужчины – выбирали какую-нибудь девушку или парня и забирали с собой.

– Наш коллектив – кузница кадров для столичного шоу-бизнеса, – однажды проговорился продюсер. – Ох, чует мое сердце, ждет тебя, красавица, большая сцена!

Кира уже перестала в это верить, когда на «репетицию» заглянул респектабельный господин, которому она сразу приглянулась. Он показал пальцем в ее сторону.

– Эту я забираю...

Они с продюсером долго шушукались в углу. Наконец достигли компромисса.

– Иди сюда, – подозвал ее господин. – Поедешь в Москву. Будешь петь в моей группе. Я – Роман Калганов. Слышала?

Все стремительно изменилось в жизни Киры. Даже имя.

Глава 6

Матвею нравилась кухня ресторана «Вена», и он решил побаловать молодых женщин австрийскими блюдами.

– Закажем белое вино этого года. Молодое, в Австрии его называют хойригер. Вы не против?

Катя сказала «да!» с видом знатока молодых вин. Она исподтишка рассматривала деревянные панели отделки зала, лепной потолок, люстру с хрустальными подвесками. Каждый столик украшали свечи в стеклянных подставках и низкие букетики живых цветов.

Из горячих блюд Матвей предложил на выбор жареного цыпленка с картофельным салатом или венское жаркое из фарша.

– Мне цыпленка, – сказала Катя.

Астру Матвей уговорил попробовать жаркое:

– У них бесподобный повар. Знает секрет!

Катя, изучив убранство зала, переключилась на жениха сестры. «Красивый, – думала она. – Астре не мешало бы похудеть. Такого мужчинку вмиг отобьют. Вон, девицы за соседним столиком так и зыркают!»

Матвей привлекал внимание. Высок, строен, широкоплеч, пластичен. Просто неотразим. Темные волосы и светлые глаза – убийственное сочетание.

Молодое вино слегка ударило в голову. Астра улыбнулась, вспоминая хождение по картинной галерее. Третьяковка погрузила Катю в транс. Если бы не Матвей, который забавлял ее своими комментариями, Катя превратилась бы в сомнамбулу. Зато в ресторане она оживилась – смотрит по сторонам, с удовольствием слушает его болтовню. Ну и славно...

После дела о кинжале Зигфрида в жизни Астры наступило затишье. Нет сомнений, что оно на исходе. Приближается новое расследование – его приметы Астра увидела в зеркале. В золотистом тумане на мгновение возникли очертания новогодней елки, Деда Мороза и Снегурочки.

Она поделилась догадками с Матвеем.

– Конечно, дорогая, – рассмеялся он. – В конце декабря, если ты помнишь, люди обычно празднуют Новый год.

Официант принес жаркое и цыпленка на подогретых тарелках, и все занялись едой.

– Когда-то я сама, будучи компаньонкой баронессы Гримм, готовила для нее шницели и пасту, – вспомнила Астра. – Кстати, получалось очень неплохо. А вечерами мы сидели у камина, смотрели на догорающие поленья...

Она умолчала о том, как уходила к себе и раз за разом просматривала видеокассету со странным содержанием, найденную в тайниках.

Эти отрывочные, как будто не связанные по смыслу эпизоды она считала пророчествами, которые оставил мертвый убийца. Красивая змея, извиваясь, ползет по стволу могучего дерева... охотники за диким кабаном, которых поглощает густой туман... мрачные своды замка и булькающий над старинным очагом котелок... бронзовая русалка с чешуйчатым хвостом, сидящая посреди водоема... венецианский карнавал... любовники в масках... отрубленная голова на золотом блюде... старинная усадьба... сожжение соломенного чучела... звездная россыпь на ночном небе... статуя Афродиты в венке... корова, жующая траву... виселица с повешенным... туристы, бросающие монетки в фонтан...

Кое-что уже исполнилось, остальное ждет своего часа.

– О чем задумалась? – дотронулся до ее руки Матвей.

К их столику подошел метрдотель, принес бутылку вина и блюдо с шоколадными пирожными.

– Это госпоже Ельцовой от господина Вишнякова, – поклонился он. – Вот его визитка.

Вишняков... Эту фамилию она уже слышала. На визитке – его телефоны и надпись от руки: «Можете уделить мне полчаса? Очень нужно поговорить».

В зале половина столиков не были заняты. Позже посетителей прибавится, а сейчас вся публика на виду. Импозантный мужчина лет сорока приподнялся и сделал приветственный жест. Астра пыталась вспомнить, знакомы они или нет.

– Ой, пирожные! – обрадовалась Катя. Она быстро расправилась с цыпленком и подумывала, как бы деликатно намекнуть на десерт. – А где же кофе?

Матвей заказал себе со сливками, дамам черный «мокко».

– Здесь уйма калорий, – пробормотала Катя, уписывая пирожные. – В жизни не ела ничего вкуснее.

Официант принес кофе, воду в стаканах и сахар.

– Вода-то зачем? – недоумевала Катя.

– Господин Вишняков просит вас за свой столик, – склонившись к Астре, сказал официант. – Что ему передать?

– Я подумаю.

– Извините...

Официант отошел, а Матвей укоризненно покачал головой.

– Надеюсь, ты не собираешься потратить вечер на этого Вишнякова?

– Может быть, это потенциальный клиент. Я только узнаю, что ему нужно. Наверное, нас где-то знакомили – на каком-нибудь фуршете или банкете. Давно. – Астра встала. – Я ненадолго.

Матвей со смешанным чувством досады и восхищения смотрел, как непринужденно она идет через зал, какая у нее исполненная достоинства походка.

– Простите, не припомню, где мы встречались, Егор Николаевич, – светским тоном произнесла Астра, опускаясь на стул, поданный господином Вишняковым.

– На какой-нибудь невыносимо скучной вечеринке или презентации. Какая разница, несравненная Астра Юрьевна? Ваш отец – президент компании «Юстина», не так ли? Я не раз прибегал к его услугам, а теперь вот решил обратиться к вам. Хорошо, что мы оба сегодня ужинаем в «Вене». Это удача. Я верю в судьбу.

– Но я не имею отношения к компании.

Вишняков выглядел уставшим и встревоженным. Одет он был с иголочки, и светлый галстук слегка освежал лицо.

– Речь пойдет не о страховых полисах, Астра Юрьевна...

– Можно просто Астра.

– Хорошо. У меня к вам не совсем обычное дело. Одна особа рекомендовала вас, как... – Он запнулся. – Вы обладаете экстрасенсорными способностями? Можете видеть, жив человек или мертв, где он находится, что у него на уме?

– Я не умею читать мысли, если вы об этом. И я не предсказательница.

– Вы помогаете людям в очень щекотливом положении, когда они... не надеются разрешить ситуацию другим способом. Я имею в виду сложные случаи... личного порядка.

– Лучше расскажите, что с вами стряслось, – располагающе улыбнулась Астра.

– Сначала я должен знать, возьметесь вы распутать этот клубок или нет? Я не могу довериться вам, пока вы не дадите согласия.

Господин Вишняков не привык быть в роли просителя и ощущал крайнюю неловкость. Астра не казалась ему надежным человеком, способным разобраться в проблеме. Однако более подходящей кандидатуры не было. Вишняков не мог пойти с этим в детективное агентство – не хотел попасть в смешное положение. Астра все-таки относилась к близкому ему кругу, и ее не интересовали деньги в той степени, когда люди пускаются во все тяжкие ради лишней тысячи долларов. Кроме того, ей легче будет понять его...

Разумеется, он ей заплатит. Он всегда щепетилен в расчетах. Эта молодая женщина не обязана ломать голову над чужими загадками.

– Мне говорили, у вас особый метод, – понизив голос, произнес Вишняков. – Вы прибегаете к подсознанию и задействуете неизведанные резервы психики.

– Давайте без научных терминов.

– Так вы беретесь?

Астра вспомнила скептическое выражение на лице Матвея. Что он теперь скажет?

– Пожалуй... да.

Костромская область. Деревня Сатино

Бригадир плиточников нервничал – хозяин подгоняет, хочет за неделю до Нового года закончить с ремонтом.

– Успеем? – спрашивал он в каждый свой приезд.

– Постараемся...

Строители старались, но на сроки влияли разные факторы: дорога, которая вела к дому, оставляла желать лучшего, с доставкой материалов возникали задержки, электричество частенько отключали. Глубинка, какие тут порядки? Зима и вовсе внесла свои коррективы. Снег выпал, на провода налип – неделю света нет. Мороз ударил, отопление из строя вышло – приходится печки топить. Газ сюда не дотянули, а котлы на электричестве. То одного не хватает, то другого. Мастер себе руку повредил, его работу выполнять некому. Бегай, ищи – и ведь не какого попало плиточника, а хорошего специалиста.

Такая же картина наблюдалась у паркетчиков, сантехников, столяров – у всех.

Прораб сперва наложил табу на спиртное, потом сам же отменил. Стресс как-то снимать надо?

Господин Борецкий – человек богатый, но со странностями. Зачем-то дом этот ветхий приобрел, решил придать ему прежний вид, чуть ли не отреставрировать. Кто ж помнит, какая тут была внутренняя отделка? Легче новое здание построить, чем старое латать.

– Нынче каждый барином желает быть, – ворчал прораб. – Уже мало трехэтажный коттедж отгрохать, им помещичий дом подавай, усадьбу, имение. Слава богу, хоть не царский дворец! Выкупят развалюху с парком, который больше похож на лес, и пытаются в нем Версаль устроить. Думают, что так из бандитов аристократами станут. Только ведь голубую кровь в жилы не зальешь – она от рождения дается.

– Чтобы к концу декабря здание было пригодно для проживания! – потребовал Борецкий. – Иначе заплачу вдвое меньше обещанного.

Работяги приуныли, однако делать нечего. Торопились, как могли. «Успеваем? – прикидывал прораб. – Почти. Если плиточники не подведут, есть шанс встретить Рождество с деньгами». Жена-полька обратила его в католическую веру, и теперь прораб в первую очередь заботился о религиозном празднике, а потом уже о светском.

«Куча недоделок не в счет, – рассуждал он. – Это потом можно наверстать. Главное, чтобы в доме были готовые комнаты, зал, кухня, работало отопление и санузлы. Старина стариной, а комфорт должен быть на современном уровне. Борецкий справедлив, но строг – оплошности не спустит».

Положа руку на сердце, прораб возводил на хозяина напраслину. На бандита господин Борецкий не походил – вел себя пристойно, деньгами не сорил, но и не жадничал, до нецензурщины не опускался. Умел держать слово, без нужды людей не оскорблял. И место для «усадьбы» выбрал красивое – бывший помещичий дом с парком и окрестными угодьями, правда, сильно запущенный. Сейчас мода пошла выкупать имения бывших князей да графов, отстраивать и воссоздавать дворянский быт.

Прораб невольно проникался настроениями людей, которые его нанимали. Те, для кого период накопления капитала окончился, хотели пожить в свое удовольствие. А кто, кроме помещиков, умел жить со вкусом? Вдали от придворных интриг, борьбы за место под солнцем, политики, на лоне природы, в тишине, в покое... в умиротворенной размеренности.

К дому вела дубовая аллея. Борецкий велел ее расчистить. Голые деревья стояли по пояс в снегу, в глубине парка стволы терялись в синей морозной дымке. Дышалось легко, хорошо. Деревня Сатино лежала чуть поодаль, за полями, на белом пологом холме, – деревянные домики казались игрушечными, как на рождественских открытках. Только дым из труб шел настоящий. Вечерами в окошках теплились огни.

Такого черного неба с крупными яркими звездами прорабу раньше видеть не приходилось. Луна тоже была большая, ядреная, желтая, как золотое блюдо, – бередила душу. В ее свете все преображалось – и дом, и парк, и снег, и деревня вдалеке, – все становилось призрачным, ненастоящим. За стволами словно кто-то посмеивался, перешептывался, и по спине прохожего прокатывалась холодная дрожь.

Мороз пощипывал ноздри, и прораб спешил обратно, в тепло, в душный воздух флигеля, где жили строители. Там было накурено, светло, шумно – и безопасно; пахло дровами и жареным луком.

– Что-то не так с этим местом, – однажды сказал прорабу мастер-печник. – Идешь, и будто тебе в спину глядит кто-то... Аж дыхание спирает.

Борецкий наряду с паровым отоплением приказал оставить печи, – поправить дымоходы, облицевать изразцами, – на всякий случай. Случаи не замедлили посыпаться: то ветер провода порвал, то обледенение, то еще какая-нибудь оказия.

– Автономный источник питания надо ставить, – советовал прораб. – Надежный, экономный. Все ведь на электрике – и насосы, и плита, и котлы.

– Да знаю я, знаю! – вздыхал хозяин. – Не все сразу.

Зато он настоял, чтобы вычистили и углубили оба колодца – одного мало будет. Особенно если гости приедут.

Колодцы печника тоже пугали. Он был человеком суеверным, и страх его усугублялся ожиданием чего-то недоброго. В один из вечеров, когда свистела метель, а обесточенный дом погрузился в кромешную тьму, печник отправился по воду. Прибежал он со двора с неприсущей ему прытью, зеленый от ужаса.

– Ведро-то пустое, – развеселились работяги. – Ты че, дед, забыл, зачем тебя к колодцу послали? В чайник же налить нечего.

Печник с трясущимися губами дернул головой, бросил ведро и забился в свой угол. Пришлось по воду идти парню, который дежурил по кухне.

Это происшествие дошло до прораба, и он принялся расспрашивать деда, что да как. Тот и признайся – видел, мол, девушку у колодца: стояла и волосы расчесывала. Сама золотистая и прозрачная, как лунный свет, а волосы – черные, смоляные.

– Какая луна? Какой свет? – рассвирепел прораб. – Темень стояла, хоть глаз выколи! Что за бредни придумываешь? Ты мне так всех рабочих переполошишь. Парень-то, что после тебя воды принес, никого у колодца не встретил. Может, ты выпил лишнего?

– Дак... я что? Я молчал... Вы сами ко мне пристали с расспросами... – обиделся печник. – А водку я не пью. Язва не позволяет.

Прораб потому так близко принял к сердцу эту историю, что ему самому черт знает какая чепуха мерещилась.

– Почему никто больше не жалуется? – злился он.

Печник только разводил руками. Скорее бы работу закончить и уехать домой. Он жил не в Сатине, а в соседней деревне, и печи ладить его всюду звали. Лучшего мастера было не сыскать.

Недоразумение быстро забылось, ремонт шел своим чередом. Но и время не стояло на месте. Приближалась середина декабря, а на холл не хватило плитки.

– Ты без ножа режешь, – отчитывал прораб бригадира плиточников. – Как ты считал? Как мерил? С понедельника начнут завозить мебель.

– Ну, ошиблись мы...

– Делай что хочешь. Сам поезжай за плиткой! Машину я тебе дам, но чтобы до понедельника все доделали!

Было сумрачно. Дул ветер. У крыльца за день намело сугробы. Только после обеда снегопад утих. Прораб вышел распорядиться по поводу машины, и его взгляд невольно упал на колодец. Кто это там? Женский силуэт мелькнул и рассеялся во мгле... Или просто обсыпался с веток накопившийся снег?

Глава 7
Москва

– Видите ли, со мной произошло нечто весьма странное, – заговорил Вишняков. – Даже не знаю, с чего начать.

Астра бросила взгляд на оставшихся за столиком Матвея и Катю. Сестра с наслаждением поглощала пирожные, «жених» пил кофе. Он не оборачивался, но не было сомнений, что внимание его направлено на Астру, на ее беседу с респектабельным господином за бутылочкой хойригера.

Вишняков замолчал, и Астра не торопила его. Ему нужно время, чтобы преодолеть смущение, ведь обращаться за помощью к женщине – тем более со щекотливой просьбой – для него в новинку.

– Этот ресторан – словно маленький уголок Вены посредине Москвы, – отвлеченно произнес он. – Вы бывали в Австрии?

– Один раз, с мамой, на кинофестивале. Она мечтала о карьере актрисы. Я тоже актриса по профессии, но, к сожалению, не по призванию. Так после учебы ни разу и не вышла на сцену.

Вишняков оценил ее откровенность.

– А мне приходилось бывать в Вене. Там царит культ услуг. Портье, официанты, таксисты, продавцы просто излучают вежливость. Я люблю маленькие уютные кафе и музыку. Штраус, Моцарт...

Он все не решался перейти к сути дела. Что-то останавливало – возможно, опасение быть непонятым.

– Доверьтесь мне, – сказала Астра. – Я умею выслушивать самые невероятные истории.

– Да, простите. Не буду отнимать у вас время понапрасну.

Вишнякову было невыносимо осознавать, что женщина проявляет сочувствие и пытается его успокоить. Сильный пол должен оправдывать свое название!

– Признаться, я несколько растерян... Ну да ладно. Начну издалека... Вы что-нибудь слышали о поп-группе «Русалки»?

– Я не увлекаюсь подобной музыкой.

– Я тоже. То есть... – Он смешался. – Мне нравятся молодые девушки... ну, вы понимаете. Когда они поют и ритмично двигаются, в этом есть нечто завораживающее. Знаете, кто такие сирены? Морские нимфы или морские девы, которые своим чарующим пением заманивали моряков в гиблые места. У них – рыбьи хвосты вместо ног и острые птичьи когти. Зато тела этих созданий блистают вечной молодостью и красотой, обещая неземные наслаждения. Может быть, образы сирен порождены скукой и воздержанием, одолевавшими мужчин в длительных путешествиях через океан?

Астра улыбнулась.

– Не иначе! Одиссей, кажется, тоже страдал этой разновидностью «морской болезни». По крайней мере, проплывая мимо острова сирен, он приказал своим спутникам залепить уши мягким воском, а себя крепко привязать к мачте. О, плыви к нам, великий Одиссей! — нараспев продекламировала она. – Чтобы насладиться нашим пением! Все знаем мы... что претерпели по воле богов под Троей греки и что делается на земле...

– Теперь я вижу в вас актрису. – Вишняков постепенно освобождался от сковывающего его напряжения. – Как бы там ни было, а русалки присутствуют в мифологии многих народов. Они... мм-м... необычайно популярны. Тому должна быть причина.

– Наверное, когда-то вы были моряком и влюбились в морскую деву, – пошутила Астра.

Вишняков воспринял ее слова с неожиданной серьезностью:

– А знаете... может быть. Я не думал об этом в таком ключе.

– Вы хотите, чтобы я избавила вас от пагубной страсти к русалкам? Или мне следует отвадить их?

Егор Николаевич рассмеялся. Они уже разговаривали как старые добрые приятели. На маленький помост в углу зала, где стоял рояль, вышли музыканты – скрипач и пианист. Заиграли Штрауса. Публики в ресторане прибавилось.

– Вы меня развеселили. Конечно же, нет. Все куда более запутанно... или прозаично. Посмотрите на ситуацию трезвым взглядом, не зачарованным голосами сирен. Мне нужен сторонний наблюдатель...

– Так изложите ситуацию. А то я теряюсь в догадках.

– В сущности, все как будто обыкновенно и даже... пошло, – скривился Вишняков. – Меня пригласили на одну частную вечеринку, где выступали «Русалки» – та группа, о которой я упоминал. Пять девушек, весьма не примечательных: рыжая, две беленькие и две черненькие. Пели, пританцовывали, потом исполнили что-то вроде фольклорной сценки, в народных костюмах... Сам не пойму, что меня привлекло в их солистке. Девица кружилась, размахивала длинными, чуть ли не до пят, рукавами под гудение дудок и битье в бубны. Идольская пляска! Глупо звучит, но я глаз не мог от нее отвести. Не знаю, как реагировали другие, мне было не до них. А меня она словно приковала к себе. Помните сказку про Царевну-лягушку? Уж она плясала-плясала, вертелась-вертелась – всем на диво! Махнула правой рукой – стали леса и воды; махнула левой – стали лететь разные птицы. Верите? Я приехал домой, отыскал сказку и перечитал. Там у Лягушки, жены Ивана-царевича, на пиру тоже длинные и широкие рукава были. Она в один рукав вино лила, в другой кости бросала...

– ...а жены старших царевичей ей подражали, – подхватила Астра. – Как не помнить? Потом они принялись руками махать, только эффект оказался не тот. Вместо озера и лебедей, которые должны были появиться на диво гостям, вылетела косточка и царю в глаз попала. Он обиделся.

– Да-да... – Вишняков снова стал рассеянным и говорил бессвязно, думая о том, что его беспокоило. – Есть такое меткое народное словцо – «присушила». Видимо, такое случается, даже в моем возрасте. Я... мне тридцать семь, успел дважды жениться и развестись. Жизненного опыта не занимать. И вдруг совершенно глупо попал под влияние молодой и распущенной женщины... Все эти провинциальные девицы охотятся за состоятельными мужьями. Ради них приезжают в Москву, прыгают полуобнаженные по сцене, подписывают любые контракты с ловкими продюсерами и даже ложатся с ними в постель. Обязательно ложатся! – убежденно повторил он. – Как можно не понимать их мотивов, думал я. Легко рассуждать о других, когда тебя самого это не касается. А вот коснулось и... я про все забыл. Здравый смысл умолк, и заговорила дикая совершенно страсть, какое-то... безумное вожделение. Мгм-м...

Он прочистил горло, преодолевая неловкость.

– Вы не преувеличиваете?

– Нисколько. Я люблю женщин... всегда любил. Из-за этого оба брака распались: жены не нашли в себе сил терпеть мои похождения. Я скорее циник, чем лирик. Легко зарабатываю деньги, легко трачу, еще легче нахожу подруг и расстаюсь с ними, удовлетворив желание и утолив потребность в новизне, некоем романтическом начале. Романтика быстро выветривается, как только я вступаю в близость с женщиной и вижу, что она... мало отличается от всех остальных. Простите...

– Ничего, продолжайте, – улыбнулась Астра.

Он налил себе и ей вина в бокалы, выпил. Она сделала пару глотков. Вино имело кисловатый вкус зеленого винограда.

Музыканты закончили одну пьесу и заиграли вальс.

– В общем, как вы уже догадались, я захотел познакомиться с этой девушкой, Леей, – снова заговорил Вишняков.

– Ее действительно так зовут или?..

– Псевдоним, разумеется. Все «Русалки» выступают под вымышленными именами. Чара, Бэла – довольно безвкусные прозвища, как и репертуар. Словом, я выбрал ночной клуб средней руки – приличный, но не из самых престижных, – и заказал шоу «Русалок». Менеджер клуба обо всем договорился... Лишние подробности я опущу, с вашего позволения. Все шло своим чередом. После первой части программы я пригласил солистку за мой столик. Ничего необычного в ней не было: стройная длинноволосая блондинка с пышной грудью, каких на эстраде навалом. Мы побеседовали... Умом девушка не блистала, я испытывал разочарование... и вместе с тем странное любовное томление. Не скрою, очень захотелось мм-м... переспать с ней и поскорее избавиться от наваждения. Я все думал, как бы поизящнее намекнуть даме... Не успел. Она вдруг встала и заявила, что пора готовиться к выступлению. Я не посмел удерживать...

– И что?

– Она ушла. Ее подруги ели за угловым столиком – кстати, в ту ночь их почему-то было не пятеро, а четверо. Точно! Трое сидели и закусывали, а солистка удалилась. Я посидел немного и последовал за ней. Комната для артистов находится в конце коридора. Я ни о чем не думал, просто шел, влекомый непреодолимым желанием. Не знаю, что я собирался делать, в голове образовалась м-мм... звенящая пустота. Вам знакомо состояние, когда вы словно уже ощущаете оргазм... предвосхищаете его... в воображении? Впрочем, воображение ли это? Какая-то сила начинает управлять вами против вашей воли, а вы... не оказываете сопротивления...

– Эрос! – выразительно произнесла Астра.

Вишняков очнулся, его туманный взгляд просветлел.

– Эрос?.. М-да... вероятно...

Он замолчал, потянулся за вином. Бутылка опустела, и официант принес другую. Астра ждала, прикидывая, что же произошло там, в клубе, между этим мужчиной и солисткой «Русалок».

– Я толкнул дверь – она оказалась не заперта – и увидел в полумраке ее, Лею. Горел маленький зеленоватый светильник. Вероятно, я уже был пьян, потому что комната показалась мне... подводным царством.

Астра наклонила голову, скрывая улыбку. Она могла бы и не делать этого – Вишняков, окунувшись в прошлое, перестал замечать все вокруг.

– Я шагнул к ней – она не отстранилась, прильнула ко мне... ее руки тонули в рукавах. Она показалась мне красавицей, со сладкими губами и горячим телом... совсем не той девушкой, которая пела и танцевала на сцене. Совсем не той... Я чувствовал ее огонь сквозь плотную ткань одежды. Мне даже не пришлось ничего говорить, ничего объяснять ей... В дверь внезапно постучали: громко, требовательно. Это были охранники клуба. Она оттолкнула меня и бросилась к ширмам для переодевания. Охранники вели себя корректно, но непреклонно. «Извините, но наши правила не позволяют посетителям заходить в комнату артистов, – заявили они. – Вы можете встретиться с девушкой за пределами клуба. А сейчас просим вас вернуться в зал». Я вынужден был подчиниться. Не устраивать же скандал или драку? Это не в моем стиле. Признаться, я был ошарашен своей несдержанностью. У меня и мысли не возникало врываться к артисткам – ничего такого. Затмение ума!

– Вам пришлось уйти?

– Конечно. Она... Лея... не проронила ни звука – я не видел, что она делала. Наверное, спряталась за ширмы. Я хотел обернуться, но мои шея и спина задеревенели, я не мог пошевелиться. Охранники проводили меня к столику. Не помню, как я шел. Я сел, как в дурмане... плохо соображая, что произошло. Я еще чувствовал сильное возбуждение и тепло женского тела. – Увлекшись, Вишняков не подбирал выражений, не старался выглядеть пристойно. У него пересыхало в горле, и он пил вино, как воду. – Объявили вторую часть выступления, все ждали появления девушек. Но они так и не вышли.

– Вообще не стали выступать? – удивилась Астра.

Он покачал головой.

– Нет. Мне уже полегчало... я имею в виду... Черт, не важно! Я подозвал менеджера, которому заплатил кругленькую сумму, и спросил, в чем дело. Оказалось, Лея исчезла... а без солистки девушки петь отказались. Ни для кого не секрет, что они выступают под фонограмму, а эта часть идет у них в живом звуке. Поэтому без Леи ничего не получится.

– Куда же она делась?

Господин Вишняков развел руками.

– Ума не приложу. Сначала я подумал, сбежала из клуба. Через окно, например, или, никем не замеченная, воспользовалась черным ходом. Верхняя одежда девушек находилась там же, в отведенной для них комнате. Чего ей стоило накинуть курточку и... Я не стал ничего больше выяснять – честно говоря, меня все это взбесило. Что за блажь? Деньги уплачены, а... Хотя не в деньгах дело. Я уехал домой и до сих пор не могу прийти в себя.

Астра молчала. Чего он хочет? Отыскать непокорную солистку «Русалок» и примерно наказать? Или взыскать неотработанную сумму? Так с этими вопросами не к ней. Она уже открыла рот, чтобы объявить свой вердикт, но Вишняков ее опередил. Очевидно, выражение лица выдало ее мысли.

– Вы неправильно меня поняли. Выслушайте до конца...

– О чем вы с ней беседовали? С Леей... Она вам как-то представилась, рассказала о себе?

– Нет. Я поинтересовался ее псевдонимом – оказалось, это производное от Лорелеи. Знаете, над Рейном существует скала с таким названием? На ней сидит красивая девушка, расчесывает свои длинные волосы и пением завлекает рыбаков. Что-то из Гейне. Мой приятель из Германии показывал эту скалу.

– Девушку тоже зовут Лорелея?

– Именно так. Вслушайтесь, как это звучит – словно вода, журча, перекатывается между камней...

– Значит, настоящего имени певица вам не сказала?

– Нет. Я не стал допытываться – принял ее слова за игру, женское кокетство. Потом, когда она... когда я решил сам найти ее... я позвонил продюсеру группы Роману Калганову. Он наотрез отказался говорить. Просто отключил телефон. А со мной начали твориться странные вещи. По ночам, во сне ко мне приходит девушка – бледная, прекрасная, с длинными светлыми волосами и шепчет: «Плету, плету саван покойнику, плету покров мертвецу...»

Костромская область. Деревня Сатино

– Несите сюда... Осторожнее по лестнице...

Господин Борецкий сам руководил разгрузкой и расстановкой мебели. Отреставрированные в специальной мастерской шкафы, столы, буфеты и диваны XIX века не представляли музейной ценности, но обошлись недешево. Часть он приобрел с рук, часть – в антикварных магазинах, выложив не запредельную, но ощутимую для его кошелька сумму. Борецкого нельзя было назвать ни расточительным, ни скупым. Он тратил в меру, не выходя за рамки своих возможностей.

– Самое дорогое не обязательно самое лучшее, – любил повторять он, выбирая вещи.

Понедельник выдался морозный, светлый. Все блестело. Парк стоял серебряный, ослепительный в лучах зимнего солнца. На крышу дома намело снега. Примыкающую к входу аллею и крыльцо с утра успели расчистить, а флигель тонул в сугробах.

Борецкий, в шубе нараспашку, без шапки, с красными щеками, бегал со двора в дом и обратно, покрикивал на грузчиков, давал указания рабочим. Привезенная им из города «экономка», – как он называл домработницу, – обходила комнаты, осматривалась, готовилась взять бразды правления в свои руки. Илья Афанасьевич приказал к Новому году все обустроить, подготовить к приему гостей. Он нечто грандиозное задумал, настоящие святочные гулянья закатить – во всю широту русской души.

Коренной костромич, Борецкий поднялся на перевозке грузов по Волге, на торговле рыбой, лесом и недавно обзавелся собственной маленькой флотилией. Его мечтой был пассажирский красавец пароход, роскошно отделанный в стиле ретро, как «Ласточка» господина Паратова из кинофильма «Жестокий романс». Переезд в Москву не отбил у него охоту прокатиться по Волге на собственном пароходе.

Другую свою мечту – обзавестись помещичьей усадьбой – он уже осуществил.

– Ну как, Ульяновна, нравится тебе здесь? – спрашивал он дородную экономку, похожую на купчиху, – с забранными в узел волосами, в темном, наглухо застегнутом платье, в накинутом на плечи пестром платке. – Правда, хорошо? По-нашему, по-домашнему. Я потом за флигелем баню велю срубить. Любишь париться?

– Люблю, – степенно отвечала женщина.

Она относилась к Борецкому как к сыну. С женой хозяину не повезло, хилая попалась, квелая, ни к чему не пригодная – ни к домашним хлопотам, ни к работе, ни к деторождению. Жили супруги раздельно уже годков семь, но официально не разводились.

– Вы бы на улицу не выскакивали без шапки-то, – сказала ему Ульяновна. – Декабрь нынче лютый. Небось все двадцать пять градусов морозу. Простудитесь, а мне потом горчичники ставь.

– Так ведь тебе в радость...

Борецкий относился к Ульяновне уважительно, прислушивался к ее мнению и даже мог спросить совета по поводу крупной покупки или продажи. Чутье экономку еще ни разу не подводило. Как скажет – так все и исполнится. Видно, и вправду купеческого она роду-племени.

Сам Илья Афанасьевич слыл человеком со странностями. С детства имел склонность к старинному укладу жизни, к народным гуляньям, ко всему исконно русскому – от одежды до пищи, приготовленной в печи. Если бы не бизнес, то ходил бы в шелковой косоворотке, в поддевке[21], в сапогах, ездил на лошади. А так – положение обязывает: костюм, галстук, туфли, карманный компьютер, сотовый телефон, новенькая «Ауди». Но отдыхать все равно предпочитал на Волге – ловить рыбешку, ходить на охоту, сидеть ночью у костра... Телевизор не смотрел принципиально, зато в свободное время с удовольствием читал.

Литературные пристрастия его имели большой разброс. «Мысли» Блеза Паскаля были настольной книгой Ильи Афанасьевича. Он постоянно обращался к трудам сего французского философа и ученого, который творил в восемнадцатом веке, и находил там подтверждение собственным взглядам. Что «человек есть мыслящий тростник», трагедия его заключается в хрупкости и неустойчивости, в попытке сохранить равновесие на зыбком мостике между бесконечностью и ничтожеством.

Еще Борецкий обожал пьесы Островского, называя их источником душевной мудрости. Паскаль – то мудрость ума, результат философских рассуждений. Русским же присуща некая языческая связь с природой, постижение мира через красоту и страдания, мучительные поиски смысла жизни.

На его прикроватной тумбочке всегда лежал томик сочинений знаменитого драматурга. «Бесприданница», «Таланты и поклонники», «Бешеные деньги», «Сердце не камень» – разве не кладезь житейской мудрости, глубокой правды о людских слабостях и величии характеров?

То, что Островский жил и написал множество своих пьес в деревне Щелыково Костромской области, вовсе не казалось Борецкому простым совпадением.

– Только наша земля могла родить такой талантище! – твердил он.

Илья Афанасьевич пару раз ездил в Щелыково, в мемориальный дом-музей, рассматривал личные вещи писателя и проникался духом подлинной обстановки, в которой жил и работал Островский. Любовался деревянной двухэтажной усадьбой, живописными окрестностями. Там и появилось у него желание приобрести нечто подобное, устроить такое же уютное, привольное поместье. Приглашать туда гостей, развлекаться, как деды и прадеды, чтить забытые обычаи.

– Кому, как не нам, костромичам, возрождать славу земли русской? – напыщенно восклицал Борецкий.

– Ты, Илья, совсем в патриархальщину ударился, – посмеивались над ним друзья. – Заведи еще в офисе порядок, как в боярском тереме. Секретаршу в сарафан наряди, вели за прялкой сидеть. Сам бороду отпусти, а деньги в сундуках запри. Вместо электричества – свечи, вместо телефона – голубиная почта.

– Не надо утрировать, – сердито возражал Борецкий.

Однако прислушался, поубавил свой пыл. Но усадьбу в Сатине все же приобрел и начал облагораживать. Теперь будет здесь Святки праздновать – не в московской квартире, не в шумном ресторане, а в загородном доме, среди заснеженного одичавшего парка, под песню вьюги и треск дров в печи.

– Портрет куда вешать будем? – спросила Ульяновна, отвлекая хозяина от раздумий.

Он с юности вбил себе в голову, что семья их ведет род от боярыни Марфы Борецкой, больше известной как Марфа Посадница, – супруги новгородского посадника Борецкого, после его смерти унаследовавшей его владения и выступившей против Москвы. Она была заточена в монастырь, где погибла при невыясненных обстоятельствах.

Илья Афанасьевич считал Марфу героиней и гордился таким родством, ничем, впрочем, не подкрепленным, кроме его собственного убеждения.

– В большом зале, на почетном месте, – распорядился он.

Портрет Марфы, написанный маслом по его заказу, занял центральную стену. Хозяин отошел на несколько шагов, любуясь картиной в массивной бронзовой раме, одобрительно качнул головой.

– Хороша. А? Что скажешь, Ульяновна?

Экономка во всем поддакивала. Марфа Семеновна на портрете и впрямь вышла царицей – легкая полуулыбка, исполненный достоинства взгляд, золоченый кокошник, жемчуга, вышитая накидка.

– С вашей матушкой поразительное сходство!

– Ты мне льстишь, – смутился Борецкий. – Все равно спасибо. Приятно осознавать, что...

Их беседу прервал зычный голос прораба. Он, громко топая, появился на пороге зала.

– Печнику заплатить надо, – сказал он. – Человек работу закончил, я принял. Печи у вас, Илья Афанасьевич, как в музее: зеленые изразцы, кованые заслонки. Я себе захотел такую же сделать.

Прораб приблизился, оглянулся на Ульяновну и прошептал:

– А дом того... освятить бы следовало...

– Чего-о? – не понял Борецкий.

– Освятить бы надо, говорю. Нечисто тут... Кабы беды не приключилось...

Глава 8
Москва

Девушки с завистью поглядывали на густую, от природы вьющуюся шевелюру Юны.

– Везет же некоторым, – вздыхала Бэла. – Ни завивка не нужна, ни уход особый. Растут волосы буйно, как сорняки на грядке. Мне бы такие! А то я и масла разные втираю, и феном стараюсь не пересушивать, а как расчешусь, сразу горсть волос долой.

Рыжая «русалка» молча накладывала грим. В другой бы раз сплюнула, чтоб не сглазили, по дереву бы постучала. Но сейчас суеверия отступили на второй план: все мысли были заняты болезнью матери. Врачи не обнадеживали – сказали, необходима сложная операция. Лучше делать ее в Израиле или в Германии. А где таких деньжищ набраться? Одолжить не у кого. Девчонки сами на мели – Калганов прибыль гребет подчистую: на клипы, на новые костюмы для шоу, на аппаратуру, на рекламу, – а им дает только на еду, на тряпки и карманные расходы. По контракту – имеет право. Они заикнулись было, полушутя:

– Когда ты нам зарплату прибавишь, Рома?

Продюсер огрызнулся, показал перечень расходов:

– На ваше же продвижение бабло трачу. Рты не разевать! Придет время, все у вас будет: и машины дорогие, и шубки меховые. А пока – терпите и вкалывайте.

Юне досталось от него на орехи за трехдневное отсутствие.

– Ты что себе позволяешь? – орал Калганов. – Как посмела уехать без спросу? Я тебя не отпускал.

– Прости, Рома, сестра позвонила, что матери совсем плохо. Я кинулась по аптекам лекарства покупать, шприцы, капельницы. В нашем поселке больница никакая, ни препаратов нет, ни специалистов. Боялась, не успею все достать, привезти.

– Ладно... – смягчился он. – Я ведь не зверь. Вхожу в ваше положение. Но и вы меня должны понимать. Я гонорар за выступление взял, а группа не в полном составе. Хорошо, что на сей раз с рук сошло, люди не дотошные оказались. Так вы все равно меня подвели! Еле отмазался.

– Это не мы. Это Лея...

– Так! Я сам знаю, кто виноват и что делать! Смотрите у меня, держите языки за зубами! Кто пикнет – вышвырну на улицу, туда, где я вас подобрал. Вожусь с вами, вожусь, а вы... Только неприятностей мне не хватало! Разборок с таким, как Вишняков! Теперь в «Спичку» нам путь закрыт. Оставь вас без надзора! Овцы бестолковые...

Он подошел к солистке, бесцеремонно взял ее за подбородок и зло процедил:

– Веди себя правильно. Запомнила?

Девушки притихли, отвели глаза. Почему никого из них Калганов не поставил на место Леи, не сделал примой? Почему они на вторых ролях?

После недавнего выступления в «Спичке» у них началась черная полоса. Юна ходила, как туча, думала, где раздобыть денег на лечение матери. Просила у Калганова – тот не отказал, но дал немного, сославшись на «производственные издержки».

– Такой суммы у меня нет. Ищи, спрашивай, может, еще кто-то раскошелится.

– Кто? У меня в Москве ни одной живой души нет, кроме тебя и девочек.

– Извини, Юна. Я предупреждал: придется туго. Шоу-бизнес – не благотворительная кампания. Здесь деньги добывают потом и кровью. Если я начну заниматься вашими родственниками, не видать вам известности, как своих ушей.

Бэла приболела – у нее открылось кровотечение, она нервничала, принимала таблетки и отказывалась идти на обследование.

– Моя старая проблема, – жаловалась она Мио, с которой сошлась ближе всех. – Дисфункция яичников. Надо пить гормоны, а от них поправляются. Толстуху Рома в группе не потерпит, выставит без сожаления. Какой смысл идти к врачам? Я знаю, что они скажут.

Чара вторую ночь не спала, мучил зуб мудрости.

– Только бы щеку не раздуло, – причитала она, разглядывая себя в зеркале. – Господи, что за напасть?

Одна Лея держалась особняком, никаких разговоров не поддерживала и, казалось, полностью ушла в себя. Калганов строжайше запретил ей выходить из квартиры и отвечать на телефонные звонки. Мобильник он у нее отобрал.

– Вы еще не звезды, а уже чуть ли не охрану нанимать приходится, – негодовал продюсер. – Меньше задницами крутите, больше внимания уделяйте вокалу. А то... ударились в стриптиз.

– Ты же сам разрабатывал наши костюмы. И хореографию одобрил, – робко возражала Чара.

– Недооценил вашу сексуальность.

Рома лично сопровождал девушек на выступления, никого к ним не подпускал, а солистке приказал сразу после окончания программы уходить со сцены. На поклоны оставались только четыре «русалки». «Языческие игрища» он временно отменил, чему Лея несказанно обрадовалась.

– Ты работай! – сурово приказал он. – Раскачиваться некогда.

Жизнь в Москве не обманула ее ожиданий, но оказалась гораздо жестче, чем можно было предположить. Тяжелее всего девушка переживала отчуждение подруг. В чем она перед ними провинилась? Сама удивилась, когда Калганов назначил ее солисткой группы.

– Я? А вдруг... не справлюсь?

– Это уже моя забота. Справишься, или мы распрощаемся.

Ее никто ни о чем не спрашивал. Она поняла, что мнение продюсера не обсуждается.

– Ты контракт читала, когда подписывала? – сверкал глазами Рома. – Я тебя не заставлял. Сама согласилась. Есть еще вопросы?

Вопросов не было. «Разве не об этом я мечтала? – думала Лея. – Я молиться должна на Калганова. Бога благодарить за такое стечение обстоятельств».

Инцидент в клубе «Спичка» поставил ее в особые условия. Калганов пошел на вынужденные меры, и девушки с ними смирились. А что они могли изменить? Связанные договором по рукам и ногам, «Русалки» не имели права голоса.

«А если бы Вишняков не ворвался в гримерную? – гадала Лея. – Если бы он сумел обуздать свою страсть? Если бы группа в тот вечер вообще поехала в другое место? Если бы...»

Целая карусель «если бы» кружилась у нее в голове. Что заставляет события развиваться так, а не иначе? Как сложилась бы ее жизнь, не случись в юности той роковой встречи? С тем незнакомым, ненавистным, проклятым, который сломал ее судьбу, разбил сердце, украл ее мечты.

Все девочки, подрастая, рисуют в своем воображении будущую любовь, жениха, свадьбу, детей, счастье в кругу семьи. Они с завистью смотрят на старших сестер и подруг, на невест в белых платьях, на героинь телесериалов – этих Золушек, которые становятся принцессами. Жестокие сказки для взрослых порождают ожидания, которым не суждено сбыться. Жестокие – потому что в реальности все по-другому, проще и безнадежнее.

Она тоже видела волшебные сны и ждала принца, пока окружающая действительность не разбила ее розовые очки. Черно-белый мир наводил на нее уныние. Только нетронутая красота природы давала ей отраду, питала душу. Почему бы из леса не выехать какому-нибудь Робин Гуду, прекрасному романтическому разбойнику, не посадить ее на своего коня и не увезти в убежище посреди непроходимой чащи? «Бредни!» – сказала бы ее мать. А что не бредни? Беспросветная бедность, деревянные дома без удобств, огород, монотонная грязная работа – и никакого будущего. Муж-алкоголик, который будет ее бить, плаксивые болезненные дети, вечное безденежье, стирка, кастрюли, грядки, резиновые сапоги, платок – после сорока она будет старухой с желчным характером и расшатанным здоровьем.

Наверное, она сгущала краски. Уж больно хотелось в большой город, туда, где течет яркая жизнь, полная удовольствий и неисчерпаемых возможностей.

Она всегда жила мечтами – с детства, с тех пор, как начала себя осознавать. Мечтала о красивых платьицах и туфельках с бантиками, о красивом доме, о красивой любви. Кто сказал, что детям снятся только игрушки и сладости? Ее посещали другие сны. Увидев на сцене поселкового клуба мальчиков и девочек в расшитых блестками костюмах, уже ни о чем другом думать не могла. Вцепилась в руку матери и давай вопить: «Я тоже так хочу! Я тоже!»

Разве не счастье – нарядиться в пышное платье с оборками, вплести в волосы ленты и цветы, плясать, петь, быть в центре внимания, получать аплодисменты? Больше всего ей нравилось восхищение окружающих. Разучивать песни и танцы было скучно, неинтересно, – но без этого на сцену не выйдешь. Кто станет просто смотреть на долговязую нескладную девчонку, белобрысую, с тощими, как у журавля, ногами?

Повзрослев, она поняла, что продолжения у этой сказки не будет. Слишком тернист путь на большую сцену, и в одиночку его не одолеть. Будь у нее талант, и тогда пробиться было бы трудно. А уж бесталанным и вовсе рыпаться не стоит. Музыкальный слух и кое-какой голосок, чувство ритма, природная грация, которая требует шлифовки, – не в счет. Таких одаренных – пруд пруди.

Осознав полное отсутствие перспективы, она наступила на горло своим ожиданиям, но, видимо, задушить их на корню не удалось. Ростки детской мечты о красивой жизни, о блеске и огнях сцены упорно пробивались...

Уже в старших классах школы за ней начали ухаживать мальчики. Не самые привлекательные и умные – почему-то она вызывала нежные чувства у хулиганистых, трудных подростков, двоечников и драчунов. Надо ли говорить, что такие «Робин Гуды» пришлись ей не по вкусу. Чего-то в них не хватало. Может быть, лоска, своеобразной чести, внутреннего достоинства, присущего герою английских баллад. Как ни парадоксально, разбойник, чтобы завоевать ее сердце, должен был быть благородным.

Спрос рождает предложение. Благородный разбойник не замедлил появиться. Романтический герой выехал прямиком из леса и пустил коня шагом по просеке, где она собирала землянику. Конь был под стать хозяину – такой же ухоженный, явно не здешний. К добротному седлу приторочена кожаная сумка с пледом, с провизией. И таким неправдоподобным казалось появление этого всадника, весь его вид, что она не поверила своим глазам.

– Эй, красавица! – окликнул ее всадник. – Мы с конем пить хотим. Есть вода поблизости?

Справа от просеки тянулся овраг, внизу звенел ручей. Она махнула рукой в ту сторону.

– Покажешь? – с надеждой посмотрел на нее Робин Гуд.

Могла ли она отказать? Она шла впереди, он, спешившись и ведя коня под уздцы, – за ней. Солнце горячо, по-летнему светило сквозь кроны деревьев. Пахло можжевельником. По склонам оврага цвели мелкие белые и лиловые цветы. На дне ручья, в прозрачной воде были видны каждый камешек, каждая песчинка.

Она шла, двигалась, что-то отвечала ему – как в тумане. Наверное, то была не совсем она, а ее воображаемый образ, освещенный майским солнцем, рядом с образом всадника...

Само собой получилось, что мужчина расстелил на поляне круглую скатерть, угостил девушку коньяком, бутербродами с копченым мясом, бужениной, свежими помидорами. Сам почти не пил – только ей подливал в теплый, нагретый солнцем серебряный стаканчик. У нее закружилась голова – от крепкого напитка, от близости всадника. Запах его одежды из кожи, пряной туалетной воды, спиртного мешался с запахом цветов, хвои и конского пота. Бабочки порхали над скатертью, конь, отмахиваясь хвостом от насекомых, пощипывал молодую травку.

Лицо всадника – не юноши с пушком над верхней губой, а сильного зрелого мужчины – склонилось над ней. Они оба не совладали с голосом крови, разбуженным звуками и запахами весны, леса. Зов природы взял верх над запретами...

Она впервые оказалась во власти мужских ласк, отдалась чужой страсти. Как она могла противиться? Ведь ее грезы осуществлялись наяву... Неискушенная в любовных играх, она не сразу опомнилась и позволила ему перейти опасную черту, откуда уже нет возврата. Его руки скользнули под кофточку, потом опустились ниже, к «молнии» на ее истертых джинсах... Потом она уже ничего не помнила, кроме неистовых поцелуев, своего слабого сопротивления и его натиска. Сопротивлялась даже не она – ее нетронутое девичество, еще не сломленная стыдливость, робкая чистота любви, не знающая физического акта. Плотское вторглось грубо, с болью, на миг затмившей сознание, со стоном, с криком, с наслаждением и ужасом от содеянного...

– Что ж ты молчала? – растерянно пробормотал он, увидев кровь.

А что она могла бы сказать? Ему, пришедшему из волшебных снов? Из Шервудского леса, сотканного нитью ее мечты... Он пришел по-разбойничьи и, не спрашивая, взял ее, похитил ее девственность и ее душу. Поступил с ней так, как поступают лесные люди с глупыми, наивными девушками. Робин Гуд в кожаной одежде, которой ей до сих пор видеть не доводилось, с запахом, которого она ни разу не ощущала, с лицом и глазами, не похожими ни на какие другие. Со шрамом на левой брови, с горячими и требовательными губами, с руками нежнее шелка...

– Почему ты меня не предупредила? – нахмурился он. – Сколько тебе лет, лесная колдунья? Надеюсь, не пятнадцать?

Ей было шестнадцать. Она плакала, но не от горя – от счастья. Наверное, мужчина по-своему истолковал ее слезы. Она ничего не успела сообразить, как разбойник вскочил на коня и скрылся из глаз. Ускакал прочь...

Напрасно она день за днем, месяц за месяцем приходила на то место. Робин Гуд бесследно исчез...

Может, ничего и не было? И та вспышка молнии почудилась ей – под сладостный шепот ручья, под вздохи ветра. Она просто перегрелась на солнце, и ей все привиделось. То было наваждение, которое наслал на нее леший...

Однажды ей в голову пришла страшная, беспощадная мысль: «Романтический герой» воспользовался случаем, напоил ее и... изнасиловал. Она же сопротивлялась! Пусть вяло, но...

«Не лги себе, – эхом отозвался ее внутренний голос. – Ты сама хотела этого. Ты могла не пить столько, могла сразу уйти. Могла дать решительный отпор». Могла, не могла! Какая теперь разница? Ужасно, что воспоминания о тех мгновениях стали ее единственной радостью. Она бы все отдала, лишь бы та встреча в лесу повторилась...

* * *

«Когда оживет мир зазеркалья, первой проснется рыба... – гласит древнее поверье. – Лицо зеркала подернется туманом, блеснет золотой чешуей, и неподвижные рыбьи глаза встретятся со взглядом человека...»

– Недаром золотая рыбка исполняет все желания, – прошептала Астра. – А русалки – это женщины с рыбьими хвостами. Тут что-то кроется. Давай, Алруна, помоги мне.

Пока Катя складывала чемоданы, она решила посвятить часок своему любимому занятию – сидению перед зеркалом. Зажгла двенадцать свечей... Рыбы – двенадцатый, последний знак Зодиака – символизируют завершение цикла, переход, конец старого, начало нового.

– Мы на поезд не опоздаем? – крикнула из гостиной Катя. – У меня вещи не помещаются.

Еще бы! Накупить столько тряпья...

Астра деликатно промолчала.

– Одолжи мне какую-нибудь большую сумку, – хныкала Катя.

– Позвони Матвею, он привезет.

– А ты?

– У меня нет больших сумок. Мне они ни к чему.

– Нет, я не про то. Ты сама ему позвони. Я стесняюсь!

– Ничего, не волнуйся. Он будет рад.

Астра злорадно усмехнулась, представляя лицо Карелина, когда он услышит про сумку. Ведь тогда он просто вынужден будет не только приехать на Ботаническую, но и отвезти их с сестрой на вокзал, посадить Катю в поезд и долго махать рукой, глядя на отъезжающий вагон с ее заплаканным лицом в окне.

– Он у тебя замечательный! – с трогательной горячностью воскликнула Катя, набирая номер без пяти минут родственника. – Интересный мужчина, элегантный... остроумный. Души в тебе не чает! Сейчас хорошего жениха днем с огнем не сыщешь.

Она хотела добавить: «И чего ты носом крутишь, не пойму!» – но в трубке прозвучал приятный баритон Матвея.

– Слушаю... Катя... это вы? Конечно... у меня есть сумка... одолжу, с удовольствием... Когда поезд? Через три часа? Я к этому времени успею. Раньше? Постараюсь...

– Золотой мужик! – заключила Катя, с негодованием уставившись в сторону сестры. – А ты... мымра! В ресторане проторчала за чужим столиком битый час – с чужим человеком болтала! Наши богучанские парни такого не потерпели бы. А твой Матвей даже бровью не повел. Как будто так и надо, чтобы его невеста напропалую с другим мужчиной кокетничала!

– Я не кокетничала. У нас была деловая беседа.

– Как же! – пыхтела Катя, наваливаясь на чемодан в отчаянной попытке застегнуть его. – Я видела твои блестящие глазки. Меня не проведешь... – Она сползла с чемодана, и крышка упрямо открылась. – Что за наказанье! Может, его веревкой перевязать? Оставь же свое зеркало, помоги мне!

Астра невольно хихикнула, взглянув на ее красную физиономию и растрепанные волосы.

– Подожди Матвея. Переложишь часть вещей в сумку, и все поместится.

Но Катя не слушала. Отдуваясь, она притащила из прихожей большущий пакет с одеждой и обувью, села на пол и чуть не заплакала. Столько добра! Неужели придется что-нибудь оставить?

– Не расстраивайся... Повезешь прямо в пакете.

– Тебе легко говорить. Здесь-то вы меня до поезда доставите, а как я домой добираться буду? У меня только две руки, между прочим...

Причитания Кати мешали Астре думать о разговоре с Вишняковым. Она согласилась взяться за работу, но пока плохо представляла, в чем та будет заключаться.

Солистка «Русалок», которая неожиданно исчезла из клуба «Спичка», на самом деле была жива, здорова и продолжала принимать участие в выступлениях группы. Только теперь сразу уходила со сцены, не общалась с поклонниками и не отвечала на телефонные звонки. Это и понятно. У продюсера свои принципы, у девушек – свои. Неизвестно же точно, как повел себя с Леей господин Вишняков. С его слов получается одно, а другую сторону Астра еще не выслушала.

– Чего он от тебя хочет? – поинтересовался Матвей, когда они ехали из ресторана домой. – Чтобы ты помирила его с певицей? Или уговорила ее встретиться и объясниться?

Катя в тот вечер объелась, выпила много хойригера и прикорнула на заднем сиденье. Молодое вино сразило ее наповал.

– Мне показалось, Вишняков напуган, – сказала Астра. – Он сам толком не понял, что произошло. Лея произвела на него сильное впечатление. Он, можно сказать, влюбился без памяти. А продюсер чинит препятствия их отношениям. То есть он просто оградил Лею от какого бы то ни было общения. Со всеми! Наверняка Калганов забил в контракт с девушками условия, по которым они не имеют права выходить замуж и заводить любовников в течение оговоренного срока. В отношении моделей такое практикуется, в шоу-бизнесе, возможно, тоже. Продюсер изыскивает средства на раскрутку коллектива, вкладывает деньги в проект и, естественно, стремится свести финансовый риск к минимуму. Если все его пташки разлетятся, кто будет нести золотые яйца? Вряд ли муж или состоятельный любовник захочет, чтобы дама его сердца прыгала по сцене в неглиже и проводила ночи в развлекательных заведениях.

– Почему? Некоторым это нравится.

– Вот именно – некоторым. В основном мужчины собственники.

Матвей сбавил скорость, притормаживая. Джип впереди повело, и он едва не выскочил на встречную. В снегопад аварии на городских трассах не редкость.

– Осторожнее... – запоздало посоветовала Астра. – Не гони.

– Я и так еду, как черепаха. Чем Вишняков напуган, по-твоему? Не Калганова же он боится?

Астра помолчала, глядя на дорогу. Впереди, в свете огней, падающий снег казался новогодним конфетти. «Дворники» не успевали очищать лобовое стекло. Сзади громко посапывала Катя.

– Конечно, нет. После той ночи в клубе у него начались галлюцинации.

Матвей присвистнул.

– А как у сего господина с наркотиками? Не употребляет?

– Вроде нет. Не похоже.

– Что же тогда? Безумство от любви? В этом случае ему не к детективу обращаться надо, а к психоаналитику. За границей люди не дураки, давно сообразили, что с мозгами шутки плохи. Современный темп жизни и постоянные стрессы не каждый выдержит. Крыша едет, народ расстреливает ближних своих, как рябчиков. Жуть! Глюки – это еще полбеды.

– Ему сказали, что я экстрасенс, – засмеялась Астра.

– Да-а? И Вишняков попросил тебя почистить ауру?

– Не угадал.

– Снять порчу? Избавить от родового проклятия? Заштопать астральное тело? Подкорректировать карму? Ладно, сдаюсь...

Катя на заднем сиденье зашевелилась, зачмокала губами. Наверное, ей снился цыпленок с картофельным салатом.

– Он хочет узнать, кто такая Лея, не встречались ли они в прошлой жизни. Почему его преследует образ девушки, которая угрожает смертью...

– Ему угрожает?

– Вишняков говорит, что да. Якобы она «плетет саван покойнику», а этот будущий покойник – он и есть. Кто же еще?

– Ну и ну! – ухмыльнулся Матвей. – Странные речи приходится нынче слышать от трейдеров. Прошлая жизнь, виртуальные угрозы. Вишняков же рисковый мужик, игрок – он такие операции на бирже проворачивал! И вдруг – испугался бесплотного видения! Суеверия распространяются, как чума. Я думал, он про фьючерсы будет говорить, про опционы, акции, облигации... Ошибся. Никудышный я психолог.

– Да, неважный.

Астра так охотно подтвердила его несостоятельность, что Матвей оскорбился.

– Кстати, Вишняков может использовать тебя вслепую. Ты уверена, что он был полностью откровенен? Человек, зарабатывающий десятки тысяч долларов на спекулятивных операциях с финансовыми активами, должен обладать недюжинным хладнокровием и держать в узде свои эмоции. Иначе он давно бы прогорел. А тут какое-то недоразумение с девушкой выбило его из колеи. Звучит неправдоподобно.

– Знаю. Раз он встревожен до такой степени, что обращается за помощью к экстрасенсу, – прыснула Астра, – значит, дело серьезное. По пустякам такие люди не дергаются.

– Это не смешно. Я бы на твоем месте отказался. Вдруг Вишняков страдает нервным расстройством? Ему нужен врач. В больной голове такие фантазии рождаются – нарочно не придумаешь. Не стоит связываться.

– Как же он с больной головой участвует в биржевой игре?

– Может, он уже и отошел от дел. Я наведу справки.

Астра повернулась к нему, обняла за шею и прикоснулась губами к щеке, зашептала, обдавая горячим дыханием с привкусом вина и мяты:

– Зря стараешься, милый. Я уже дала Вишнякову согласие и получила аванс. Весьма внушительный. Меня скука одолевает. Зеркало обещало новое расследование. Вот оно! А ты не верил.

Матвей озабоченно вздохнул. До Ботанической улицы он ни слова не проронил. Въехал во двор, остановился.

– Возможно, Калганов сам имеет виды на Лею? – вдруг спросил он.

– Ты всю дорогу думал об этом?

– Насколько мне известно, Калганов женат, имеет маленького сына.

– Разве жена и дети мешают крутить романы на стороне? – удивилась она. – Но при чем тут саван для покойника?

– Калганов воздействует на соперника методом черной магии. – Неуловимая ирония проскользнула в голосе Матвея. – Это входит в моду.

Глава 9

В домашнем кабинете господина Вишнякова было много книг, в центре располагался стол красного дерева на «львиных» ножках и такое же кресло, обтянутое гобеленовой тканью. Целую стену занимала коллекция миниатюрных статуэток. Плотные шторы с кистями, собранные по бокам, пропускали мало света, и здесь даже в дневное время горела лампа. Окно выходило на север, на ухоженный сквер с расчищенными от снега дорожками, белыми деревьями и бледным морозным небом.

Егор Николаевич отложил в сторону бумаги с аналитическими выкладками по тенденциям рынка ценных бумаг. Он не собирался менять свои принципы – всегда торговал по наитию, доверяя чутью, и будет придерживаться этого в дальнейшем. Его опыт позволял с одного взгляда на ценовой график понять состояние дел и найти способ получить прибыль. Он умел извлечь пользу даже из убыточных сделок.

Но в последние дни ум отказывался работать, а интуиция молчала. Неужели всему виной – досадное происшествие в клубе «Спичка»? Когда это дамский выбрык, даже самый нелепый и вопиющий, оказывал на него такое опасное влияние? Он любил женщин, питал слабость к их прелестям, не больше. Две женитьбы свидетельствовали об искреннем стремлении обзавестись семьей, но постоянство претило ему.

Обеим женам он дал отступного, и те оставили его в покое. Девушки, с которыми он проводил время, удовлетворяли его сексуальные потребности – ни на что другое он не претендовал. Отношения с ними даже нельзя было назвать романами. Да, ему нравились молоденькие певички, красотки из подтанцовки, кордебалета. Он с удовольствием заводил с ними ни к чему не обязывающие интрижки и с тем же удовольствием обрывал их. Его погоня за новыми эротическими ощущениями превратилась в хобби или одержимость.

– В тебе сидит демон похоти, – в сердцах сказал ему как-то отец. – Обратись к экзорцисту, сынок.

Вишняков был по-своему разборчив. Например, он не признавал связи с проститутками – ни с дешевыми девицами по вызову, ни с дорогими «элитными» путанами. Любовь – не товар. Пусть это любовь на час – она не должна продаваться. Он готов заплатить за даму в ресторане, в гостинице, преподнести ей роскошный презент, но все его существо восставало против «сексуальных услуг». Он, мужчина, располагает не только кошельком, но и другими возможностями доставить женщине наслаждение.

Стриптизерши тоже не годились. Он не мог ложиться в постель с дамой, которая раздевается для всех. Особенно если обнажаться – ее работа. Настоящая эротика тем и отличается от порнухи, что она эксклюзивна: ее нельзя поставить на поток.

Вишняков потому и менял партнерш – искал в женщине неповторимость; таинственные флюиды страсти, экстаза сродни эманациям древних языческих идолов. В храмах вавилонской Иштар, египетской Изиды, карфагенской Танит сотни людей погружались в священный транс. Почему сексуальные оргии входили в разновидность обрядов, мистерий и ритуалов? Боги питались энергией любовного совокупления – пили этот напиток бессмертия, амброзию, эликсир вечной жизни.

Испробовать божественный нектар и через него познать состояние небесного блаженства стало идеей фикс господина Вишнякова. Он тщательно скрывал истинную подоплеку своих сексуальных исканий. Люди настолько невежественны, что, пожалуй, поднимут его на смех.

Дабы уберечь себя от критики и обрести свободу делать то, что вздумается, Егор занялся игрой на фондовой бирже. Деньги были нужны ему не столько для материальной независимости, сколько для духовной, ассоциировавшейся у него с любовной. Он должен обладать полной свободой в отношениях с женщинами. Состоятельный человек многое может себе позволить, в том числе и в сексе.

По сути – Эрос толкнул его к богатству. Заработав начальный капитал, Вишняков осознал, какому идолу стоит поклоняться. Он придумал образ финансового гения, интеллектуала, хладнокровного и умелого игрока. Подсознательно чувствуя пульс рынка, он неизменно попадал в такт – и это свое умение приписывал покровительству Эроса.

Старик Фрейд был чертовски прав, когда высказал мнение, что в глубокой древности люди поклонялись самому влечению, превозносили именно его, то есть чистый Эрос. В наше время человек склонен переносить акцент на объект влечения, и это уже что-то другое. Иная ипостась.

Вообще, древние были ближе к пониманию сути вещей, чем принято думать. Язычники-славяне, к примеру, в некоторых сказаниях связывают возникновение людей с огнем. Боги-де сотворили мужчину и женщину из двух палочек и разожгли между ними огонь – первое любовное пламя. Священно именно пламя, а не палочки.

Господин Вишняков искал и находил этому подтверждения в культурных обычаях стародавних цивилизаций. Покрытые эротическими росписями светильники, чаши, ларчики для хранения благовоний, пряжки, подвески, флакончики и вазы – подобными предметами быта пользовались жители древних городов, «не ведая стыда». Эротические сценки находили на египетских папирусах и на стенах Помпей и Геркуланума. «Невинная непристойность» повсюду окружала наших предков, не испорченных всевозможными догмами и табу.

Вишняков обожал подобные вещицы. Но его консервативный респектабельный имидж не предполагал такого пристрастия. Поэтому он взялся приобретать всевозможные фигурки бога любви, почитаемого греками и римлянами.

Собранная за десять лет коллекция статуэток Амуров, Купидонов и Эротов из мрамора, фарфора, бронзы, кости и прочих материалов стала его иконостасом. Эти милые упитанные кудрявые младенцы с ямочками на пухлых щечках и стройные юноши были его тайными кумирами. Их волшебные луки и колчаны, полные неумолимых стрел, говорили о власти над сердцами смертных.

Не то чтобы Вишняков считал себя неуязвимым для оружия этих шаловливых спутников Афродиты, но в его душе, словно покрытой броней, не просыпалось чувство любви, безумной страсти. И он все искал и искал женщину, способную зажечь в нем священное пламя.

«Дело не в них, а в тебе... – хихикали Эроты. – Ты холоден, как ледяная статуя, и загораешься только на миг, краткий, животный миг телесного соития. В тебе говорят низменные инстинкты. Ты подобен оленю, преследующему олениху...»

Он слышал их насмешки в снах и наяву. Были минуты, когда он опасался за свой рассудок. Но все обходилось, возвращалось в привычную колею. Господин Вишняков снова пускался в погоню за воображаемой девой, наделенной колдовским искусством обольщения...

Он убедил себя, что обычная женщина никогда не даст ему всей полноты экстатического опьянения, которое возвысит смертного до состояния любовной нирваны, вознесет его в чертоги богов. Где же ему отыскать ту единственную, что подарит крылья? Эти крылышки за спиной Амура неспроста, ох, неспроста.

– Дразнят они меня! Завлекают, раззадоривают... – шептал Вишняков.

Опомнившись, он пугался. Вот уже и сам с собой разговаривает – явный признак душевного неблагополучия.

Пытаясь испробовать все способы достижения вожделенного трансцендентального оргазма, он совершенствовался в искусстве секса. Перечитал множество литературы, от всевозможных интерпретаций «Камасутры» и любовного Дао до тантрических техник, оттачивая свое умение доставлять и испытывать наслаждение. Женщин ему легко удавалось довести ласками до умопомрачения, но сам он вспыхивал и рассыпал холодные искры, как бенгальский огонь.

Изучив всевозможные традиции ритуального секса, Вишняков вспомнил, что славяне тоже были язычниками. К сожалению, этот пласт древних обрядов наших предков как-то совершенно выпал из народного сознания: почти не сохранилось ни устных, ни письменных источников, где можно было бы почерпнуть сакральные знания подобного рода. Но кое-что он все-таки обнаружил.

В ходе поисков мировоззрение господина Вишнякова подверглось серьезным испытаниям – перенасытилось элементами чужих культур, уподобилось мозаике из выхваченных отовсюду сведений и утверждений. Он, например, уверился в существовании колеса сансары – череды воплощений, через которые ему уже пришлось пройти и которые ждут его в будущем, то есть в повторяющемся прошлом. От этакой замысловатости мозги его едва не закипели, взбунтовались, и ум отказался подвергать данные анализу. Во избежание взрыва Вишняков решил не углубляться в дебри.

Встречу с «Русалками», возникшее непреодолимое влечение к солистке группы и происшествие в клубе «Спичка» он счел звеньями одной цепи, которая странным образом прикреплена к какому-то животрепещущему эпизоду в прошлом... Это прошлое держало его в плену.

«Единственный способ освободиться – понять, что связывает меня с Леей, – думал Вишняков. – Ведь она сначала ушла от меня, а сама как будто ждала в той комнате для артистов, не сомневаясь, что я за ней побегу... И потом появились эти жуткие видения – девушка с распущенными волосами, зловещее бормотание про саван, покров для мертвеца... А какое у нее странное имя, – Лорелея...»

Он вспомнил прошлогоднюю поездку в Германию и живописную скалу на Рейне. На ее вершине якобы появляется прекрасная девушка, она расчесывает свои длинные золотистые волосы и поет песню... Кто услышит голос Лорелеи, обречен на гибель. Много рыбацких лодок и торговых кораблей потонули в пучине...

Подняться на скалу можно было по вырубленной в камне лестнице.

– Сверху открывается чудесный вид на реку и расположенные неподалеку замки, – говорил немецкий приятель Вишнякова, тоже любитель биржевой игры. – Там устроили музыкальную площадку, где в теплое время года проходят концерты на воздухе. А под скалой спрятаны сокровища Нибелунгов – по крайней мере об этом гласит одна из средневековых легенд.

* * *

Сонный официант принес Астре мартини, оливки и лимон. Ресторанный зал клуба был оформлен в молодежном стиле: много стекла, металла, блестящих поверхностей, висячих ламп. В дневном освещении все это резало глаз – технический дизайн был не в ее вкусе. Странно, почему Вишняков выбрал именно этот клуб для знакомства с «русалкой»...

– Я бы съела что-нибудь, – сказала она. – Горячую отбивную. Или форель под белым соусом.

– Горячее у нас подают только вечером, – оправдывался парень. – С утра все отсыпаются. Повара работают посменно, но один заболел. Некоторые клубы вообще закрыты до полуночи. Это у нас хозяин требует, чтобы заведение работало круглосуточно.

– Я его понимаю, – улыбнулась Астра. – Прибыль нельзя упускать.

Вытянутое лицо официанта порозовело от скрытого возмущения.

– Какая днем прибыль? Видите – пусто? Если кто и забредет, закажет чашку кофе или пиво с орешками. Только зря торчать в зале приходится. Не дай бог отлучиться куда-нибудь! Менеджер застукает, такую головомойку закатит, мало не покажется.

– Строгий он у вас?

– Не то слово. Зверь... – буркнул паренек. – К каждой мелочи цепляется.

Он даже негодовал вяло – сказывалось утомление. Его красные веки припухли, уголки губ опустились. Сколько ему лет? На вид – не больше восемнадцати. Худой, высокий, с коротким ежиком волос. Похоже, любит поговорить.

– Составьте мне компанию, – располагающе произнесла Астра, пустив в ход актерские способности. – Обслуживать вам все равно некого. Закажите себе выпивку за мой счет.

Он подавил вздох, опустил глаза:

– Нам запрещено...

– А если клиент требует? Посетителей нет, мне скучно.

– Пить во время работы? – мотнул головой парень. – Нет уж, увольте. Выгонят! У меня испытательный срок.

– Тогда лимонад себе закажи, – Астра перешла на «ты». – Не обижаешься, что я к тебе по-свойски обращаюсь?

– Да нет, пожалуйста. Вы же старше...

Он прикусил язык и залился краской.

– Ну вот, ожил наконец! – засмеялась она. – Чего смущаешься? Я и правда старше. В мамки тебе гожусь.

Она намеренно перегибала, пытаясь расшевелить его.

– Что вы? – вспыхнул официант. – Вы еще молодая...

– Ладно, я не обидчивая.

Он оттаял, заулыбался. Совсем молоденький мальчик, наверное, только-только со школьной скамьи. Каково ему обслуживать капризных отпрысков современных нуворишей? Пресловутую «золотую молодежь»?

Паренек принес себе лимонад, скромно опустился на край стула. О чем его спрашивать? Может, не он разносил заказы в ту ночь?

«Он, – подсказал ей внутренний голос. – И вероятно, запомнил подробности происшествия. Скандалы в подобных заведениях не редкость, но солистки группы, которым уплачено за выступление, убегают не всякий раз. Мальчику такое в новинку, небось до сих пор гадает, что да как».

– День рождения отметить хочу, – обвела она взглядом зал. – Подыскиваю место. Ваш клуб вроде ничего. Подойдет. У вас чем публику развлекают? Я слышала, «Русалки» здесь пели?

– Их клиент пригласил, за свои бабки.

– Так и я не против. За чем дело стало? Дорого взяли девицы?

Официант пожал угловатыми плечами.

– Не знаю... Думаю, да. Потому что клиент был вне себя от злости. Они ведь только несколько номеров отработали и все, смылись.

– Как это?

– Вернее, одна из этих... девушек... взяла и убежала. Она у них солистка, без нее никак. Клиент рвал и метал. Администратор аж потом покрылся – извинялся, расшаркивался. Хотя при чем тут он? Он был не виноват. Его никто не спрашивал...

Паренек горячо защищал менеджера, на которого недавно жаловался. Простодушный еще, не испорченный «ночной» жизнью. Говорит грамотно, без жаргонных штучек. Видать, хорошо учился, собирался продолжать образование. Не поступил и теперь работает по протекции кого-нибудь из родственников. В ночной клуб такого уровня с улицы не берут.

– Ты случайно не журналистом хотел стать? – брякнула Астра. – Стихи пишешь?

Попала в точку. Официант от неожиданности распахнул красные глаза, глотнул лимонада. Кадык сильно выделялся на его тонкой шее.

– Я учусь заочно. Буду филологом.

– Какой курс?

– Первый. А вы откуда... как догадались?

– На лбу написано. Значит, говоришь, администратор не виноват?

– Что он мог сделать? Та девушка, солистка «Русалок», в общем, господин Вишняков пригласил ее за свой столик, и она согласилась. Они сидели, пили шампанское, он ее угощал. Потом она поднялась и вышла из зала. Он – за ней. Наши ребята, охранники, говорят, что застали его в раздевалке артисток. Девушка тоже была там. Они попросили клиента вернуться за столик – очень вежливо, корректно. У нас строгие правила. Хозяину не нужны неприятности.

– Вишняков подчинился?

– Да.

– А потом что было?

– Остальные девушки ужинали, то есть мы накрыли для них столик за счет клуба. Они тоже встали и отправились готовиться к выступлению. Все ждали, когда они выйдут на сцену...

Астра внимательно огляделась.

– Где ваша сцена?

– Вон там, – паренек показал на возвышение в углу зала. – Вечером включают подсветку, бегущие огни. Публика уже успела здорово набраться, хотела танцевать. Другой музыки не было, потому что господин Вишняков заказал на всю ночь «Русалок», а они так больше и не появились. Он пришел в бешенство. Солистку искали, но ее и след простыл. У нас первый раз такое...

– Куда же она подевалась?

Официант развел руками.

– Черт ее знает! Выскочила через окно, наверное. У нас хоть и первый этаж, но решетки не везде. В той комнате как раз не было. Вроде бы видели ее следы – под окном, в сугробе. Может, она обкурилась или испугалась чего-то. Психоз напал! Я слышал, с наркоманами это случается. Сиганула в окно, и все. Забора нет, до дороги рукой подать. Поймала авто и фьють – ищите сколько влезет!

– Думаешь, она употребляет наркотики?

Паренек мялся, молчал.

– Кто их разберет, этих певиц? Они иногда бывают немного чокнутые. Я к ней не присматривался. Люди заказывали еду, выпивку, бегать приходилось туда-сюда.

– Ты ничего странного не заметил в ту ночь? – спросила Астра.

– Кроме того, что девушка сбежала и сорвала выступление, ничего. Хотя... охранники говорили, ее верхняя одежда осталась в клубе. Значит, она выскочила в сценическом костюме на мороз. Было градусов двадцать, не меньше...

Глава 10
Костромская область. Деревня Сатино

Ульяновна осваивалась в новом доме. Красиво, просторно. На первом этаже – кабинет Ильи Афанасьевича, библиотека, бильярдная, большой зал с камином и кухня, на втором этаже – гостевые комнаты, малая гостиная и спальня хозяев. Все новое, необжитое, неустроенное.

– Составь список, что еще требуется закупить, – сказал Борецкий. – Тридцать первого декабря съедутся гости. Всех надо разместить, обеспечить уют и комфорт. Будем по старинке праздновать, как наши деды и прадеды. Святочные гулянья устроим. Деда Мороза пригласим, Снегурку. Или нет... В общем, я еще подумаю.

– Елку в большом зале ставить?

– А как же. Игрушки и гирлянды в двух коробках где-то должны быть, я привозил.

– Кто мне помогать станет? – заволновалась экономка. – Строители по домам разъезжаются.

– Одного кого-нибудь уговорю остаться, – решительно заявил Борецкий. – Заплачу как за сверхурочные. Или двое нужны?

– Лучше двоих. Мало ли какая оказия приключится.

– Понял. Уже иду договариваться.

Во флигеле царили шум и беспорядок. Рабочие собирались уезжать.

– Вернемся не раньше десятого, – сказал прораб. – У всех семьи, дети. Забыли, как мы выглядим.

– Парни, у меня личная просьба, – обратился Борецкий к молодым отделочникам. – Есть холостяки? Кого детишки не ждут? Останетесь, заплачу втрое против обычного, спиртное и закуску обеспечу. Какая вам разница, где гулять?

Ребята переглянулись, уставились на прораба.

– Решайте сами, – вздохнул тот. – Надо бы уважить человека. И деньги вам не помешают. Система отопления едва опробована, сантехника и канализация тоже. Синоптики обещают морозы, метели и обильный снег.

– Ко мне люди приедут Новый год встречать, – подхватил Борецкий. – А ну как что-нибудь выйдет из строя? Где мне ремонтников искать? И по хозяйству помочь надо Ульяновне – поднести, унести, елку установить. Работа не тяжелая, деньгами не обижу.

– Ладно...

Двое парней – мастера на все руки – согласились остаться. Борецкий обрадовался, похлопал их по плечам.

– Спасибо. Не пожалеете!

Он вышел из флигеля на крыльцо, дождался прораба. Во дворе стоял автобус, приехавший за строителями. Водитель поглядывал на часы.

– Поторопитесь, а то засветло не успею вас развезти, – сказал он. – Погода портится. В снегу застрянем, не поздоровится.

Прораб повернулся в сторону колодца, поежился и быстро перекрестился.

– Значит, советуешь батюшку вызывать? – спросил Борецкий. – Пусть молитвы отчитает, кадилом помашет, святой водой все сбрызнет?

– Не помешало бы.

– А что тебя настораживает, Петрович? Про какую такую нечисть ты упоминал?

Сам хозяин ничего подозрительного не замечал ни в доме, ни в парке. Правда, и бывал он здесь редко, от случая к случаю. Ночевал всего два-три раза, спал как убитый.

– Может, почудилось печнику, – помрачнел прораб.

– Темнишь, брат...

– Не люблю зря болтать.

– А ты не зря... Я же сам тебя прошу! Мне положено знать, что в моих владениях творится, – полушутя сказал Илья Афанасьевич.

Прораб понизил голос, хотя рядом никого не было: строители собирались во флигеле, водитель курил, стоя лицом к аллее.

– Печник девку видал у колодца – голую, с длинными волосами...

Борецкий едва сдержал смех.

– Пить меньше надо, мужики, – подавляя улыбку, посоветовал он. – Тогда и бабы голые мерещиться не будут.

– Не пьет он. Язва у него.

– А остальные? Еще кто-нибудь видел... ту девку?

Петрович покачал головой:

– Не знаю. Если и видели, то промолчали. Самому разок почудилось что-то – врать не буду, девка то была или просто тень мелькнула, точно не скажу. У страха глаза велики.

– Чего ж ты испугался? Может, из деревни какая бабенка любопытная заглянула? Почему сразу – голая? Или из твоих парней кто по женской ласке соскучился и привел деревенскую красавицу?

– Я бы знал.

– Да в доме столько комнат – заблудиться можно! А уж девицу потискать проще простого.

Прораб не спорил, но и не поддакивал.

– Ну, вам виднее... – со вздохом произнес он. – Только я бы на вашем месте принял какие-то меры. Мне зачастую не по себе бывает. Идешь по двору, и будто кто крадется за спиной. Оглянешься – ничего нет, а волосы чуть ли не дыбом встают, и в груди холодок. В парке – то же самое. Словно мелькает что-то между деревьев – особенно в полнолуние.

– Чепуха! – махнул рукой Борецкий. – Ветер, тени, ветки качаются, и деревенская детвора балует.

– Лучше бы так. Вы хоть знаете, кому это имение раньше принадлежало? Кто были хозяева?

– Конечно, – радостно подтвердил Илья Афанасьевич. – Этим я в первую очередь поинтересовался. Владельцами усадьбы были Соколовы, приличные люди, дворяне. Разорились, имение с молотка пошло, а потом вовсе захирело. Жаль, исторической ценности не представляет, но хоть какой-то памятник старины.

– Старые дома, старые тайны, – неодобрительно кивал прораб. – Не по душе мне все это. Дом для себя надо новый строить. Ей-богу, сделали бы вам коттедж западного типа, с современными коммуникациями, с бетонными перекрытиями – и мама не горюй!

Строители уселись в автобус, шофер открыл дверцу и, высунувшись, крикнул:

– Петрович! Давай, тебя ждем, а то смеркается уже.

Небо потемнело, начал падать снег. Колеса автобуса оставляли на дороге ясно различимые следы. Ульяновна зажгла фонари у входа, они горели неровным желтым светом.

«Напряжение падает, – подумал Борецкий, зябко запахивая куртку. – Пойду-ка я ужинать и спать».

Несмотря на разговор с прорабом, он чувствовал себя в доме спокойно и умиротворенно. О таком «родовом гнезде» мечталось сызмальства, – чтобы комнат было много, и во всех стояла удобная мебель, висели красивые шторы, лежали ковры. Чтобы гудел огонь в печи, а с кухни доносился запах пирогов. Чтобы за окнами бушевала непогода, а в уютной гостиной с зажженными лампами шла игра в преферанс или текла неторопливая задушевная беседа. Чтобы стол был накрыт к чаю, и посредине благоухала вазочка с вишневым вареньем. Чтобы...

Его благие мысли прервал голос экономки:

– Котлеты поспели. Подавать?

Она принесла горячую картошку, соленья, грибы, горку румяных котлет и, разумеется, любимые хозяином пирожки с ливером. Начинку Ульяновна готовила по особому рецепту, душистую, с перцем и жареным луком.

Илья Афанасьевич наслаждался едой, сидя за большим столом, накрытым вышитой скатертью. Будь экономка помоложе, женился бы на ней. Умом она легко заткнет за пояс его Лидию, а уж про домовитость и говорить нечего.

– Ты ничего странного не заметила? – спросил он, насытившись и наблюдая, как она наливает в чашку густо заваренный чай с сухими листьями смородины.

– Где? В доме?

– В доме, во дворе...

– Вроде ничего.

– Никто за тобой не ходит? Не глядит на тебя из темных углов?

Ульяновна подняла на него серые глаза, села и сложила на груди полные руки. Истинно боярыня.

– Кому на меня глядеть-то? Разве что святым с образов. Так вы не велите вешать.

– У себя в комнате – сколько угодно. Ты дом с церковью не путай. Иконам место в храме. Мы картины по стенам развесим. «Грачи прилетели» Саврасова, мое любимое полотно. Я нарочно копию заказал, чтобы точь-в-точь как оригинал.

– Жену привезете сюда? Или она в Москве праздновать будет?

– Умеешь ты настроение испортить, – с сердцем произнес Борецкий. – Так хорошо было! Лидия ничего этого не поймет: ни печек изразцовых, ни тишины, ни стряпни твоей. Она японскую кухню предпочитает – рыбу полусырую, рис недоваренный. Я на соевый соус смотреть не могу, не то что есть. Знаешь, что он мне напоминает?

Домработница засмеялась, и на щеках ее образовались милые ямочки.

– Вот-вот... – улыбнулся он. – Вижу, что поняла.

Разговор о Лидии вызвал неприятные мысли. Жена встретила в штыки его желание купить кусок земли в Костромской области с руинами бывшего помещичьего дома.

– Зачем нам возиться с какой-то рухлядью? – возмущалась она. – Давай построим дом за городом, если уж тебе невмоготу. Предупреждаю сразу: ноги моей там не будет. Мне противопоказан воздух с пыльцой цветов, хвоей, запахом сена и с дымом. А ты наверняка разведешь дым. Ты же всегда мечтал о камине, о печке.

Илья Афанасьевич пытался возражать:

– По-моему, природа все болезни лечит. Неужели московский смог тебе милее?

– Ты смерти моей хочешь? Так и скажи. Не выйдет! Поезжай в свою Чухлому, а я останусь в нашей московской квартире.

«Чухломой» она называла все населенные пункты, кроме Москвы и Питера. Лидия забыла, что сама родилась и выросла вовсе не в столице.

Она по-прежнему говорила и думала о себе и муже как о семье – «мы», «нам», «наше». Жили Борецкие под одной крышей, но в разных комнатах. Лидия страдала сильными мигренями, у нее были проблемы с желудком и аллергия на все подряд. Она давно потребовала, чтобы Илья спал отдельно и не беспокоил ее «домогательствами».

Он согласился. Когда-то родители Лидии дали за ней солидное приданое. На эти деньги Борецкий начал в Костроме свой бизнес и значительно приумножил капитал. Но он не забывал, что успешным стартом обязан средствам жены, и выражал благодарность как мог – заботой, взаимопониманием. Лидия ни в чем не нуждалась, но вялая любовь между супругами угасла в первый же год совместной жизни.

Сначала Борецкий болезненно воспринимал сексуальную холодность жены, ее душевное равнодушие, а потом привык и перестал обижаться. Они жили, как близкие родственники, которых связывают кровные узы. Она не посягала на его свободу, он не помышлял о разводе. Имея женщин на стороне, он скрывал это от Лидии не потому, что она ревновала, а из приличия. Ей же, казалось, любовники были вовсе ни к чему.

Со временем супруга, с ее вечным нытьем, недомоганиями, полной неспособностью вести хозяйство и поддерживать деловой имидж мужа, довела Борецкого до раздражения и злости. Как можно быть такой мямлей, тютей? Вдобавок она взялась критиковать его, и это совсем было невыносимо.

Лидия наотрез отказалась праздновать Новый год и Святки в Сатине.

– Сидеть в глуши? Смотреть в окно на деревенских кумушек?

Илья Афанасьевич умолчал, что окна дома выходят в парк и вокруг только сосны, липы, клены и вековые дубы. Жена бы разразилась длинной возмущенной тирадой: «Ты хочешь запереть меня в лесу, где нет ни одной живой души? Мои подруги не смогут даже позвонить в твою глухомань! Я, по твоей милости...» Он был даже рад, что Лидия останется в Москве. Ее присутствие тяготило его.

С этими мыслями он уснул, растянувшись на старинной деревянной кровати в своей спальне на втором этаже. Простыни пахли мятой и полынью – Ульяновна везде рассовала мешочки с высушенными травами. За окном в черной ночи шел белый снег...

Борецкому приснилась Снегурочка – она вышла из глубины парка в серебристой шубке и шапочке с белоснежной опушкой. Ее лицо лунного цвета, большие печальные глаза и темные губы поразили его отрешенной, холодной красотой. Она стояла напротив окна и смотрела, как будто ждала чего-то.

Илья Афанасьевич, не в силах противиться ее зову, распахнул створки и спрыгнул вниз, в глубокий рыхлый сугроб, и пошел к ней навстречу как был, в пижаме и босиком, проваливаясь в снег... Стволы деревьев обступали его, как богатыри, охраняющие внучку Деда Мороза, смыкались, заслоняя сияющий образ Снегурочки...

– Эй! – крикнул он, отмахиваясь от острых колючих веток. – Ты где? Э-э-эээ-эй!

Звенящее эхо пронеслось по парку. С шорохом сыпались белые хлопья, окутывая все вокруг плотным покровом. Борецкий пробирался вперед на ощупь, ничего не видя, кроме снежного мелькания, натыкаясь пальцами на заледенелую кору...

Внезапно деревья расступились, и его взору явилась Снегурочка – совершенно нагая, с молочной кожей, рассыпавшимися волосами. Ее тело, твердое, словно изваянное из лунного камня, было неподвижно... Борецкий с ужасом увидел обвивающую ее стан грубую веревку, дотронулся до ее груди... Да она мертва! Мертва...

Он вскочил, весь в испарине, с дрожащими руками... В спальне мирно горел ночник, смятая подушка свалилась на пол. Перекрученное одеяло сбилось в ногах.

– Господи... – прошептал Илья Афанасьевич, судорожно дыша. – Господи! Ффу-у... Ну и сон! Наслушался глупых россказней...

Его взгляд невольно скользнул к окну. Чье-то бледное лицо заглядывало в комнату.

Борецкий со стоном зажмурился. Когда он открыл глаза, за окном ничего не было – только намело на подоконник горку снега.

Он вдруг вспомнил, что и в прошлый свой приезд видел необычный и неприятный сон...

Глава 11
Москва

– Сначала осмысли ситуацию, потом проводи прием, – терпеливо объяснял Матвей. – Русский стиль основан на осознанном анализе. Шевели мозгами.

Он отрабатывал с ребятами приемы рукопашного боя. Клуб «Вымпел» был удобен для занятий спортом, проведения специальных тренировок. Недавно здесь оборудовали тренажерный зал, сауну, отремонтировали душевую. Спонсировали благоустройство клуба родители подростков, которые его посещали. Матвей тоже подбрасывал денег: на оплату уборщицам, приобретение инвентаря. К Новому году купил на свои средства мягкие диваны и аквариум в комнату отдыха.

– Медленнее... не торопитесь... – внимательно следил он за борцами. – Каждое движение сначала нужно понять. Подсознание само все впитает. Но только через ум.

– Пока будешь думать, тебе живо накостыляют! – проворчал новенький.

– Думай в зале, – сказали ему. – В реальном бою сознание не успевает...

Матвей похлопал в ладоши. Это было не одобрение, а знак к окончанию занятий.

– Все, все! Пора по домам.

Ребята потянулись в душ, а он позвонил Астре:

– Как дела?

Сухо, официально, без теплоты в голосе. Ему бы признаться, как он соскучился, как ему не хватает ее милой болтовни, неугомонности, разбросанных повсюду женских мелочей, беспорядка, наводимого ею в его холостяцкой квартире. Ее зеркала, постоянно зажженных свечей, ее несусветных идей, которые, как ни странно, удавалось воплотить. Ее неуемного любопытства, звука ее дыхания, стука ее сердца...

– Поужинаем вместе?

– Приезжай ко мне, – пригласила она. – Только купи еды. У меня пустой холодильник.

«Еще бы, – подумал он. – Готовить тоже придется мне. Ясно, как день!»

И все-таки он с удовольствием заскочил в супермаркет, набил два больших пакета продуктами и ощутил себя счастливым. Это эйфорическое состояние предвкушения встречи с женщиной, далекой от его идеала, наполнило его радостным изумлением. Он не думал ни о любви, ни о сексе, но был готов подпрыгивать, как мальчишка, насвистывать простенький мотивчик и вести себя глупо. С Астрой не надо было заботиться о сохранении лица. Ее естественная простота располагала к такой же простоте.

Она с восторгом повисла у него на шее, расцеловала и потащила в кухню распаковывать еду.

– С тех пор как Катя уехала, я питаюсь бутербродами, – весело причитала она. – Что мы будем есть?

– Утку и овощи: фасоль, цукини, помидоры. У тебя есть лук? Кажется, я забыл купить...

– Я люблю тебя! – прошептала она, вкладывая в эти слова совсем не тот смысл, который он хотел уловить.

А разве он чего-то хочет от нее? Вздор. Ему интересно, как продвигается дело Вишнякова, и только. Нашла ли она неведомого врага, насылающего порчу на респектабельного господина?

– Вот... – Астра протянула ему пару луковиц. – Это последние.

Она нарезала овощи, без умолку тараторя про шоу-бизнес, попсу, фанеру, растущие как грибы женские группы, жесткую конкуренцию и нечистоплотность некоторых продюсеров.

– Тебе удалось что-нибудь выяснить про солистку «Русалок»? – спросил Матвей, отправляя утку в духовку.

Астра вздохнула, вытерла руки о фартук и села.

– К ней не подступишься. Этот Роман Калганов – сущий цербер. Охраняет своих девиц, как будто на них кто-то покушается. Группа не достигла того пика популярности, который позволяет нанимать охрану, жить на широкую ногу и не считать денег. Но у них есть свой транспорт, предоставленный продюсером, и водитель по совместительству выполняет роль охранника. Они сменили адрес – переехали куда-то на новую квартиру. Пока непонятно, в связи с чем такая конспирация. Фанатов у них мало, папарацци не охотятся, скорее наоборот. Калганову положено привлекать внимание прессы, в том числе и желтой, к своим подопечным. А он ведет себя странно.

– Я же говорю, продюсер сам не прочь приударить за солисткой, поэтому и оберегает девушек от посягательств других мужчин. Возможно, он спит с ними всеми... Окружил себя этаким поющим гаремом, как восточный султан.

– Это уж слишком.

– Ты плохо знаешь сильный пол – в некоторых из нас вдруг просыпается тоска по господству над женщинами. Или она всегда присутствовала, подавленная коммунистической моралью и строгим общественным мнением. Эта пружина имеет свойство распрямляться. Сексуальное рабство порой принимает самые извращенные и скрытые формы. Кстати, брак может легко стать одной из них.

– Намекаешь, что все «Русалки» – любовницы Калганова? И он склоняет их к групповухе в обмен на продвижение? Или они по очереди отрабатывают в постели потраченные на них средства?

– Я хочу сказать, что у продюсера есть веская причина никого к девушкам не подпускать. Особенно к одной из них, то бишь к Лее. Значит, он имеет виды на солистку.

– Раньше такого не было, – возразила Астра. – Серьезные ограничения начались с происшествия в клубе «Спичка». Калганов вообще слывет сторонником «ежовых рукавиц», но он знаток своего дела. Инцидент с Вишняковым каким-то образом задел его лично. Что здесь взыграло? Профессиональный интерес? Он боится потерять ведущую певицу? Ревность? Или... не знаю. Я в тупике. Я даже не понимаю до конца, почему Лея в ту ночь сбежала, а расспросить ее возможности нет. В самой загадке уже кроется ответ, – пробормотала она. – Выходит, продюсер именно потому и прячет Лею, чтобы она ничего не рассказала. А что она может рассказать? Чем Вишняков ее напугал, заставив выскочить на мороз без верхней одежды? Но ведь девушка исчезла уже после того, как охранники клуба попросили клиента вернуться в зал. Ей ничего не угрожало.

– Это ты так думаешь. А вдруг администратор «Спички» – тайный торговец «живым товаром»? Отправляет наших красавиц в Турцию или на Ближний Восток?

Матвей захохотал от собственного предположения. Глупо придумывать версии, когда нет достоверной информации. Пустая трата времени.

Он достал из духовки утку, переложил ее на блюдо и разрезал.

– Я ужасно голодная, – Астра взяла себе изрядный кусок и принялась жевать. – Ой, как вкусно...

Слегка насытившись, она вернулась мыслями к его шутке:

– Между прочим, ничего смешного. Торговля людьми существует.

– Не спорю.

Астра выбрала себе поджаристый утиный бочок с крылышком и облизнулась. Какой аромат...

– Боюсь, к нашему случаю это не относится, – заявила она с набитым ртом. – Я тут просматривала кассету...

Матвей закатил глаза. Опять! Сейчас она ловко подведет случай в клубе под «пророчества», записанные на видео сумасшедшим убийцей. Кельтская символика, языческая магия и прочая дребедень... Он успел забыть ее излюбленный лейтмотив. Сейчас она заговорит о потустороннем мире, о том, что «оттуда» можно проникнуть сюда и обратно. Что эти миры пересекаются, а интересы людей в значительной степени обусловлены причинами, которые далеко не очевидны...

Астра не обманула его ожиданий.

– Там есть эпизод с русалкой, вернее, бронзовая статуя девушки с чешуйчатым хвостом, которая сидит посреди круглого водоема. Помнишь?

– М-м... смутно...

– Древние кельты, кроме богов, верили в существование разных духов, эльфов, фей, не рассматривая их как исчадия зла, но считая весьма опасными. Феи, например, могли насылать на людей чары, заманивать в лес или внутрь волшебных холмов, откуда уже не выбраться.

– И при чем тут русалки?

– Кельтские жрецы отправляли свои ритуалы в священных рощах, обожествляли деревья, а в их кронах жили дриады, лесные нимфы. Чем не прообраз русалок? Пушкин же не зря писал: «Русалка на ветвях сидит!»

– Я думал, они в воде живут, – неосмотрительно высказался Матвей.

– И в воде тоже. Кельты почитали рыбу как символ природных сил и женской сексуальной энергии. В языческих гробницах находили изображения женоподобного божества, похожего на рыбу. А в Древнем Вавилоне поклонялись могущественной богине луны Атаргатис, полурыбе-полуженщине. Позже ее отождествляли с Афродитой...

– Так это же богиня любви.

– Но родилась-то она из пены морской!

Матвей выпустил из виду столь весомый аргумент и, посрамленный, замолчал.

– И вообще, Рыбы входят в зодиакальный круг, замыкая его и одновременно давая ему начало, новый виток. Упоминания о русалках есть в фольклоре всех стран мира. Греки называют их сиренами; славянские народы – вилами, духами озер, чистых родников и колодцев; в Прибалтике и Германии – ундинами и наре. Лунными ночами они выходят из воды и поют, соблазнительно прекрасные, блистая и сверкая всеми цветами радуги. Многие мечтают полюбоваться их красотой, да редко кому это удается. Русалки завлекают мужчин сладостными голосами, обольстительной внешностью и запахом своего тела.

– Чем же от них пахнет? Водорослями?

Астра снисходительно усмехнулась:

– Вряд ли. Таких циников, как ты, они хватают за ноги, затягивают в глубокий омут и топят. А еще они любят выходить из воды и, сидя на камне, расчесывать свои длинные волосы золотым гребнем. Любопытного могут защекотать до смерти. Если какой-нибудь мужчина влюбится в русалку, то ни один знахарь его не спасет.

– Бедный Вишняков, – с наигранным сочувствием произнес Матвей. – Перспектива у него более чем печальная. И твои попытки заведомо обречены на провал.

– Я не знахарь. У меня есть шанс.

У Астры на тарелке выросла горка утиных костей. Она с удовлетворением отодвинулась от стола и прислонилась к спинке кухонного диванчика.

– Ты хотя бы знаешь, что от тебя требуется?

– Расплывчато, – призналась она. – Господин Вишняков жил – не тужил, зарабатывал деньги, развлекался, волочился за молоденькими девочками... но в какой-то момент в его приятное существование вкралось нечто враждебное и пугающее. Он встревожен, но не в состоянии определить причину этого. Человеку свойственно всему искать объяснение. Непонятное вызывает страх. Естественно, что он обратился ко мне...

– Ты полагаешь?

В глазах Матвея прыгали искорки смеха.

– Я не психиатр, не экстрасенс и даже не совсем сыщик, а что-то среднее между ведьмой и детективом, – прыснула она. – Какой чудесный гибрид!

– Ведьмы в тебе больше.

– Спасибо! Пока я применяю традиционные методы. Побывала в клубе, поговорила с официантом, который в ту ночь обслуживал посетителей. Молодой человек подтверждает версию Вишнякова. Все, с кем мне удалось переброситься парой слов о том происшествии, повторяют одно и то же.

– А что говорит зеркало? – не преминул съязвить Карелин.

– Показывает Деда Мороза и Снегурочку...

– Это я уже слышал. Новый год на носу. Где будем отмечать?

Астра потупилась.

– Ты не против совместить праздник с работой? Господин Вишняков приглашает нас в одно современное поместье. Хозяин – его приятель, помешанный на русских обычаях. Главное, что туда должны приехать «Русалки»! Разумеется, мой клиент просил хозяина сохранить его присутствие в тайне. Иначе Калганов откажется от выступления, даже потеря большого гонорара его не остановит.

– Вишняков там будет инкогнито? – не поверил Матвей. – Всю новогоднюю ночь?

– Почему бы и нет? Маскарад как раз в традициях этого праздника.

– А потом, когда все откроется?

– Наверное, разразится маленькая скандальная сцена... Впрочем, не обязательно.

– Какова наша роль?

– Пить, есть, веселиться и внимательно наблюдать за гостями, особенно за «Русалками».

– Вишняков хочет воспользоваться моментом и поговорить со своей зазнобой?

– Он еще не решил.

* * *

Ворох карнавальных масок, кафтанов, камзолов, шаровар, военных мундиров и расшитых звездами плащей привел Егора Николаевича в ужас. Заведовала всем этим богатством его тетка, Марианна Даниловна, которую он по-семейному называл Марьяшей. Пошив и прокат театральных костюмов приносили кое-какие деньги, и пенсионерка потихоньку подрабатывала. Ассортимент был невелик, зато качество не страдало. Марьяша всю жизнь посвятила истории одежды и, выйдя на пенсию, продолжала шить по индивидуальным заказам. На всякий товар есть купец.

– Что же мне выбрать? Не хочу в глаза бросаться... – растерялся Вишняков.

Пожилая дама задумчиво подперла рукой щеку.

– Тебе для чего? Разыграть кого-нибудь или так, покрасоваться на костюмированной вечеринке?

– На вечеринке, – кивнул племянник. – Подбери что-нибудь поскромнее, но желательно закрыть лицо.

– Шлем с забралом? Извини, Гоша, рыцарских доспехов у меня нет.

Вишняков поморщился. Он терпеть не мог, когда его называли Гошей, но делать тетке замечание не стал – стара она уже привычки менять.

– Какие доспехи? Мне бы костюмчик попроще, чтобы за столом было удобно сидеть, двигаться, танцевать.

Он питал надежду приударить в новогоднюю ночь за Леей, оставаясь неузнанным. При любом раскладе он сумеет хотя бы поговорить с девушкой, выяснить, почему она избегает его.

– Вот, возьми шута! – предложила тетка. – Или звездочета. Куда уж проще.

– Нет...

Вырядиться в дурацкий колпак? Вишнякова передернуло от одной мысли об этом. Наряд звездочета тоже не подходит. Может, гусарский мундир?

– Знаю, что тебе нужно! – Марьяша сняла с плечиков облачение волхва: длинный балахон с широкими рукавами и с вышивкой на груди. – Здесь много складок, а вот этот вышитый круг – солнце, окруженное знаками Зодиака, – с гордостью расхваливала она костюм. – К нему парик есть и маска только на верхнюю часть лица. А нижняя будет открыта, – сможешь есть и пить, при этом никто тебя не признает.

Вишняков собрался возразить, но она ловко нахлобучила на его голову парик и подала зеркало.

– Смотри. По-моему, замечательно! Тебе очень идет.

– Н-да, идет, как же...

– Бери, не сомневайся. Родная тетя плохого не посоветует.

Племянник сдался на ее уговоры, примерил наряд и смирился. В гусарских лосинах он будет выглядеть совсем глупо. Если бы не насущная потребность скрывать лицо, он бы ни за что не согласился на пошлое переодевание. Все это только ради встречи с Леей, разговора с ней. Запала она ему в душу, лишила сна, покоя...

Стоило ему подумать о ней, тотчас словно кто-то зашептал в ухо: «Плету... плету саван покойнику... плету покров мертвецу...»

– Тьфу ты... ч-черт! – выругался Вишняков.

– Что с тобой? – всполошилась тетка. – Не нравится костюм? Бери другой!

– Нет, нет, все нормально. Все хорошо. Спасибо, Марьяша. – Он вскользь прикоснулся губами к ее сухой щеке. – Я пойду.

На улице дул морозный ветер, гнал белую поземку. Егор Николаевич подошел к своей машине и сел прогревать двигатель. В голове крутился невесть откуда взявшийся куплет:

Никто на белом свете Красавицу не влек, Но кто попал к ней в сети, Спастись уже не мог...

Заунывный свист вьюги, казалось, служил мелодией для тоскливой песенки. Вишняков в раздражении тронулся с места.

Глава 12

– Мама, давай повесим две гирлянды, – настаивал мальчик.

Жена Калганова, погруженная в невеселые мысли, машинально брала из коробки елочные игрушки, вешала, что-то отвечала сыну наугад, не слушая его недовольного нытья. Будь ее воля, плюнула бы на все, уехала к родителям встречать Новый год, Рождество. Рома ее не замечает, как будто она не жена, а нянька его ребенка, которая заодно убирает и готовит еду. Что ни скажи, ответ можно угадать заранее: «Отстань! Мне некогда!» или «Работы прорва! Кручусь, как белка в колесе. Хоть ты не доставай!»

– Зато в деньгах он тебя не ограничивает, – успокаивала ее подруга. – Ромка хоть не жмот! А мой? Дома не увидишь, да еще и считает, сколько я на хозяйство потратила. Знаешь, какое я сделала открытие после свадьбы? Богатый мужик – не значит щедрый. Это не синонимы.

– Я не за деньги выходила...

– А я за деньги! – откровенно призналась подруга. – Ты моего Юрасика видела? Маленький, пузатенький, личико мышиное. Без ста грамм в постель не ляжешь. Едва привыкла. Калганов – орел по сравнению с моим квазимодой. И ничего, терплю.

– Зачем же терпишь?

– Затем же, что и ты. Дочка растет, семья какая-никакая.

– Вот именно, никакая! – разозлилась Калганова.

– А у других, думаешь, сахар, да? Та же рутина, только впроголодь. Я на прошлой неделе Нельку встретила. Помнишь отличницу нашу? Вкалывает на двух работах, ведет бухгалтерию какой-то частной фирмы, еще домой берет отчеты, корпит над ними по ночам и с трудом сводит концы с концами. Супружник ее, обалдуй ленивый, попивает, троих детей ей настрогал, а сам по пьяни с лесов свалился, спину ушиб. Теперь на инвалидности.

– Как это – с лесов?

– Строительных. Он же инженером был, а потом в каменщики переквалифицировался, шабашить стал. Ну, употреблял на работе втихомолку, вот и не удержал равновесия-то, упал. Был бы трезвый, компенсацию бы выплатили за травму на производстве. А так – выперли и забыли. Нелька бьется как рыба об лед. Мне ее по-человечески жалко.

После истории про Нельку жене Калганова стало совестно. Ей еще грех жаловаться, бога гневить. Все у них с Ромой есть – и квартира, и машина, и денег хватает. Во всяком случае, экономить не приходится. Солярий, косметический салон – пожалуйста. Тряпки модные себе и ребенку – пожалуйста. Отдых на море – когда угодно: хочешь, в Турцию езжай, хочешь – в Сочи. Продукты ей по заказу домой привозят. Райская жизнь! А она грызет Калганова, устраивает разборки.

– Тебе не понять, – с горечью вырвалось у нее. – На твоего Юрасика бабы не вешаются. Они от него шарахаются! А Рома... Я давно подозреваю, что у него есть любовница. Ведь вокруг него рой молодых девчонок вьется, резвушек-поскакушек! И каждая за счастье почтет ублажить продюсера. Как ему удержаться?

Подруга распахнула обведенные французским карандашом глаза:

– Да, тут и святой согрешит!

Калганова смахнула с ресниц злые слезы. Опомнилась – они с сыном елку украшают к Новому году!

– А папа с нами будет праздновать? – картавя, спросил мальчик. Он плохо выговаривал «р». – Или на концерт уедет?

– С нами, с нами...

Она не была в этом уверена и крикнула мужу в другую комнату:

– Рома! Какие у тебя планы на новогоднюю ночь?

Праздники – горячая пора для артистов. А когда у них холодная пора?

Роман Витальевич вразвалочку вошел в гостиную, окинул взглядом елку до потолка, одобрительно кивнул.

– Ничего получается... Сейчас принесу стремянку, иначе до верхушки не достанете.

– Ты нам помоги, – обрадовался ребенок. – Звезду прицепить надо.

– Я тороплюсь, сыночка, опаздываю.

«Ну, разумеется, – подумала жена, стараясь оставаться спокойной. – Он спешит! Он всегда занят. Ему не до нас!»

– Ты мне не ответил, – сказала она.

– А! – весело воскликнул продюсер. – Не бери в голову! Что-нибудь придумаем...

– Если ты уедешь со своими девочками, – она имела в виду «Русалок», – я заберу сына, и мы проведем Новый год у бабушки.

– Не хочу к бабушке... – захныкал мальчик. – Я с папой хочу! Он меня на оленях обещал покатать... Он Деда Мороза обещал...

Калганова бесила эта ее манера выяснять отношения при ребенке.

– Давай обсудим это потом, – сквозь зубы процедил он.

– Что ты с ними носишься, как с писаной торбой? – распалялась жена. – Как будто «Русалки» – твой единственный проект! Что в них такого особенного? Противно смотреть, как ты из кожи вон лезешь, лишь бы твои девицы с чешуйчатыми хвостами набирали очки. Оч-чень оригинальный прикид ты им придумал. Крик подводной моды! Тебе не стыдно за эти дешевые трюки? Ты с ног сбился, а им еще далеко до участия в хит-парадах! Их если приглашают, то в ночные клубы или на приватные посиделки. Подумаешь, красавицы выискались! Сверкают полуголыми задницами, вот и все их таланты. Они вообще у тебя поют или только рты открывают? Говорят, ты никого к ним не подпускаешь? Боишься, умыкнут из-под носа таких голосистых? Конкуренты переманят? Ха-ха-ха! Ха-ха! Ой, насмешил! Или ты озабочен по другому поводу? Может, они тебя...

Она осеклась, вспомнив о сыне, который отложил в сторону елочные игрушки, раскрыл рот и уставился на родителей. Его глаза наполнились слезами.

– Замолчи... – запоздало выдохнул Калганов.

Жена и так прикусила язык, виновато опустила голову. Она не собиралась ссориться – ее понесло. Она представила юных длинноногих девиц, не обремененных моралью, готовых на все ради популярности, и сластолюбивого Рому, который не прочь сорвать плод наслаждения с молодой ветви. Она его не осуждала, ее сердце обливалось кровью от ревности, от неспособности что-то изменить в отношениях с мужем, от ужасной несправедливости жизни. И ведь некому пожаловаться, сама на это пошла. Знала, понимала, что такое шоу-бизнес, богемная среда, эта свобода нравов, а попросту говоря, распущенность, – и не отказалась выйти за Калганова. Даже хвасталась подружкам, какой у нее известный жених. Может, Рома бы и не связывал себя узами брака, если бы не ее беременность. Он хотел сына и, увидев на УЗИ крошечного мальчика, сразу сделал ей предложение. А она, балда, чуть с ума не сошла от радости. Дура дурой!

– Я постараюсь, сыночка, чтобы мы праздновали вместе, – сказал Калганов, опустившись на корточки перед малышом. – Не плачь. Смотри, какая у нас большущая елка, какие красивые бусы я для нее привез, какие шары...

– Совсем помешался на этой своей работе. Окончательно чокнулся! – всхлипнула жена.

– Ты ничего не понимаешь. У меня грандиозные планы насчет «Русалок». Ими заинтересовались зарубежные партнеры, поступило выгодное предложение...

* * *

Борисов, начальник службы безопасности компании «Юстина», работал бок о бок с Юрием Ельцовым не первый год. Они сроднились, понимали друг друга с полуслова. Дочь босса имела независимый характер, сладить с ней отцу удавалось далеко не всегда. Борисов привык выполнять для семьи Ельцовых разные деликатные поручения, в том числе и выручать Астру из щекотливых ситуаций. Она просто притягивала к себе всевозможные неприятности...

«Привычка совать нос в чужие тайны до добра не доводит, – заключил начальник службы безопасности. – А когда дело касается нечистой силы, тем более». Сам он предпочитал «не будить лихо, пока оно тихо».

Астра якшается со странными личностями, и вокруг нее происходят зловещие события. Началось все со смерти ее жениха и пошло-поехало...

Борисов предпочитал понятные и логически объяснимые вещи. Затрудняясь дать факту рациональную оценку, он терялся. Нечто, выходящее за рамки его представлений, погружало ум в спячку – Борисова сразу одолевали сонливость, зевота и желание как можно скорее покончить со всем этим.

Астра обращалась к нему крайне редко, и каждый раз он внутренне холодел – как бы чего не вышло. Но никогда не отказывал.

Вчера она позвонила и попросила отыскать новое место обитания поп-группы «Русалки». Девушки внезапно сменили адрес, а ей жутко любопытно, какую они ведут жизнь. В какие ходят магазины, во что одеваются, прогуливаются ли по вечерам... на какой машине ездят.

– Вы не увлекаетесь современной музыкой? – доверительно спрашивала она. – А я вот стала поклонницей «Русалок». Просто фанатею!

«Пудрит мне мозги, – настороженно подумал Борисов. – Интересно ей, что носят какие-то певички! Как бы не так! Сроду в фанатках не ходила, даже в юном возрасте, а теперь и подавно. Наверняка что-то задумала».

– Вы только папе меня не выдавайте. Он будет недоволен, что я к вам пристаю с пустяками.

– Обижаете, Астра Юрьевна. Я ведь не доносчик, я друг.

Не понравилось ему это поручение, ох, не понравилось. Но, как всегда, не отказал. С его возможностями узнать адрес «Русалок» оказалось делом на полчаса.

Астра удивилась такой оперативности. Значит, и Вишняков вполне мог получить эту информацию без проблем – за деньги или задействовав связи. Выходит, Егор Николаевич принципиально избегает предавать огласке свой интерес к солистке «Русалок», что тоже понятно. Если девушка поймет свою выгоду, станет веревки из него вить.

– Обо мне и так любят посудачить. Зачем же подливать масла в огонь? Вы уж поаккуратней, – попросил Вишняков.

Астра прикинула, как быстро она доберется до Перовской улицы, и приуныла. Далековато забрались красавицы – вероятно, Калганов довел экономию до абсурда: ведь потеря времени наносит самый ощутимый урон по бизнесу любого рода. Впрочем, возможно, выбор места обусловлен необходимыми мерами безопасности. Подальше от центра, от любопытных глаз и вездесущих охотников за «жареными» фактами.

Зазвонил телефон – легкий на помин Егор Николаевич сообщил, что взял у тетки наряд придворной дамы восемнадцатого века.

– Для вас, Астра Юрьевна. Думаю, платье придется вам впору.

– Я возьму заранее, примерить.

– Конечно. – Он помолчал. – Вы ведь не одна приедете? Вашему спутнику тоже маскарадный костюм требуется?

– У него есть.

Она подумала о парике, сорочке, камзоле и башмаках Брюса, которые остались у Матвея с прошлогоднего Хэллоуина. Как раз и пригодятся.

– Давайте встретимся, – предложил Вишняков. – Заберете платье.

Астра взглянула на часы – до сумерек она успеет и с клиентом побеседовать, и на Перовскую подскочить, понаблюдать за «русалками». Если повезет. Вдруг девушки куда-нибудь выйдут, хотя бы одна? Несколько снимков певиц она без труда отыскала у корреспондента «Музыкальной лестницы», которому Калганов заказал большую статью о «перспективной женской группе». С одинаковыми прическами, в гриме, с подчеркнуто выделенными глазами и фигурными блестками на щеках все девушки были на одно лицо. Солистку отличал разве что вычурно украшенный «водными» атрибутами сценический костюм – кувшинки в волосах, переливчатая чешуя, русалочий хвост из шелковой ткани в сборку. Остальные участницы группы выглядели поскромнее. Узнать кого-то конкретно по этой фотографии не представлялось возможным.

– Певицы в гриме и без оного – две большие разницы! – засмеялся корреспондент, увидев растерянность Астры. – Но вы не переживайте. В жизни они одеваются так же ярко и нелепо, да и волосы не спрячешь. Вас кто конкретно интересует?

Она ткнула пальцем в центр снимка.

– Вот эта, Лея, кажется.

– Точно. Насчет Леи ошибиться трудно, у нее самые пышные кудри, притом вьющиеся без всякой химии. Природа постаралась. Такую шевелюру ни под шапку, ни под платок не спрячешь. Юна тоже кудрявая, но она рыженькая. По-моему, из всех «русалок» головной убор носит только Чара, брюнетка с двумя родинками около уха – здесь их не видно, – с сожалением вздохнул молодой человек. – Я сподобился созерцать красавиц вблизи – ничего особенного. Смой с них краску, и они легко затеряются в толпе таких же длинноногих девиц.

Это Астра и сама знала. Макияж творит чудеса, а его отсутствие делает привычные лица неузнаваемыми.

– Да, вот еще что... Поговаривают, будто Лея подсела на наркотики. Правда или нет, точно не скажу, но выделывает она потрясные штуки! Я, перед тем как писать статью, сходил на их выступление – она чудо! Глядя на нее, начинаешь верить во все эти сказки про сирен, которые своим пением сводили мужиков с ума. Тут дело не во внешности, в чем-то другом.

– В чем же?

Он прищурился, покачал головой.

– Боюсь, не смогу объяснить. Флюиды! Присущая только ей особая энергетика. Калганов, пожалуй, сделает из них звезд, но не так скоро, как хотел бы, – добавил корреспондент. – Они практикуют какую-то древнеславянскую хренотень. Это отпугивает часть молодежной аудитории, а люди в возрасте не жалуют попсу. В общем, мудрит Рома, а нынешний шоу-бизнес любит простоту. Чем брал «Ласковый май»? Исключительной простотой мелодий, текстов и манеры исполнения. А зрители переполняли не то что концертные залы – стадионы!

Он помолчал, перебирая фотографии.

– А знаете, эта хренотень мне как раз и запомнилась. Полотняные рубахи, сарафаны, рукава до пола – все мелькает перед глазами, дудки дудят, трещотки грохочут, бубны бьют. Какофония! Слов не разберешь, а внутри то жар, то холод – сам бы в пляс пустился. Что-то в этом есть.

Собираясь на встречу с Вишняковым, Астра сунула пару снимков в сумочку. Вряд ли пригодятся, но все-таки.

Егор Николаевич ждал ее, прохаживаясь по морозцу. Было безветренно, бело. В холодной небесной сини застыли розоватые облака.

– Пройдемте к машине, – сказал он, беря ее под руку. – Платье довольно громоздкое. Как вы его донесете?

– Я живу рядом...

– Все равно. Вы ведь пешком?

Она кивнула, вдыхая колкий воздух. Когда еще доведется прогуляться по городу в преддверии праздника?

– Я вас подвезу, – настоял Вишняков.

Увидев необъятный сверток в автомобиле, Астра перестала возражать. Этакую махину она нипочем не дотащит.

– Присаживайтесь, Астра Юрьевна, – радушно улыбнулся клиент, распахивая перед ней дверцу. – Погреемся и поболтаем, если вы не против. Курите?

Она отказалась.

– А я балуюсь. Но при вас не стану. Негоже травить даму вредным дымом.

Он включил печку, и салон начал наполняться теплом с привкусом хвойной отдушки.

– Есть новости?

– Я пока изучаю предмет, – уклончиво ответила Астра. – Научных трактатов о русалках не существует. Любые сведения в этой области легко подвергнуть сомнению.

Вишняков молчал, медленно закипая. Его холеные, гладко выбритые щеки побагровели. Какая-то смазливая певичка сводит его с ума? Как она умудряется воздействовать на него? Насылать страшные мысли, звучащие в его голове?

– Что это за фокусы? – вспылил он. – Гипноз?

– Вряд ли. Каждый человек чего-то боится. Вы – не исключение. Загляните в себя – где-то в укромном уголке вашей души лежит зерно страха. Кто его туда бросил? Вы сами? Ваши враги? Друзья? На благодатной почве зерно начинает прорастать...

– Что вы называете почвой?

– Предлагаю вам подумать об этом.

– Не люблю, когда меня водят за нос, – буркнул Вишняков. – И что мне прикажете делать?

– Ничего. Ждать... Впереди новогодние праздники, встреча с Леей неизбежна. Будем надеяться, она согласится поговорить. Не с вами, так со мной.

Глава 13
Восемь веков тому назад

Она представляла себе волхвов седыми как лунь стариками с длинными волосами и бородой, с пронзительным взглядом глубоко посаженных глаз, в черной хламиде и с посохом. А этот оказался молодым, прекрасным, подобным ясному солнышку.

Она не сумела скрыть изумления.

– Кого ожидала увидеть, княгиня? – ничуть не смутился он.

Волхв не кланялся ей, не оказывал почестей – горд, дерзок, во взгляде насмешливая уверенность, сила.

– Как добрался? – спросила. – Не жалуют нынче волхвов, преследуют. Не боишься смерти?

– Я свой час знаю.

– А мой? – вырвалось у нее раньше, чем успела подумать.

– И твой тоже, княгиня.

У нее язык стал тяжелым, неповоротливым, губы онемели. Хотела сказать: «Назови, когда откроются для меня ворота в Ирий», – не смогла. Страшно стало. И тут же укорила себя. Ересь, ересь! Какой Ирий? Услышал бы ее мысли духовник! Сурово карала церковь за ослушание, за преданность старым богам. Негоже княгине дурной пример подавать.

Мужа она не боялась – стар, немощен, с ложа не поднимается которые сутки. В чем только дух держится? А вот брат его скор на расправу, жесток.

Она невольно оглянулась – даже лес имеет уши, не то что терем.

– Никого поблизости нет, – угадал ее опасения волхв. – Говори, княгиня, зачем позвала.

– Судьбу свою узнать хочу. Что звезды говорят? Долго жить мне?

Все-таки спросила, решилась.

Волхв отвел синие, как заморские камни, глаза. Правду сказать бывает непросто. Особенно женщине – такой нежной, с атласной кожей, с волосами, как золотой шелк, с губами, как спелая малина. Зачем старому изъеденному болезнью князю столь юная жена? Небось от одного взгляда на нее сердце разрывается, исходит черной кровью. Кому достанется благоуханный цветок, когда сойдет он в могилу? Так и не успел натешиться ее красотой, насладиться ее горячим покорным телом. И дитя молодая княгиня ему не подарит – не понесла, как ни старался умудренный опытом муж. Его седины, богатство и ратная слава в любви не помощники. Если б не тяжелое ранение пятилетней давности, быть по сей день князю могучим, как дуб. А ныне высохшими руками жену приласкать не в силах, не то что меч удержать. Горько ему, тяжко! Умирать не хочется, а жизнь утекает с каждым вдохом, с каждым ударом сердца...

– Тебе угасать, жене расцветать! – шепчет на ухо больному невидимый бес. – На ее алые щечки и белую грудь желающие найдутся. Медовая она у тебя, сладкая, на лебяжьих перинах выхолена, отборными лакомствами выкормлена, в приворотных травах купается, чародейным рушником утирается. Ты в ней души не чаешь, а она мимо глядит, молодым дружинникам улыбается. Нешто станет в терему сидеть да слезы по тебе лить?

«Вот бы забрать ее с собой, в вечно цветущий сад, обещанный христианским богом, – думает князь. – Горе! Нету ныне такого обычая, чтобы жена мужа сопровождала в загробный мир! Старики сказывают, вожди диких племен были не дураки – не только коня, оружие и слуг с ними погребали, но и молодых красавиц. Чтобы услаждали они владык на том свете так же, как и на этом...»

Все это раскрылось перед волхвом ясно, зримо, как будто он читал мысли умирающего.

– Твоему мужу недолго осталось, – вымолвил он. – Готовься к тризне, княгиня Радмила.

– Это имя мать мне дала, а крестильное у меня другое. Ты настоящий волхв, раз угадал то, что только я знала. Скажи, как мне быть теперь?

Она заплакала, закрыла ладонями лицо. Пальцы тонкие, праздные, с розовыми ногтями, в золотых перстнях; запястья хрупкие, тонут в широких рукавах крестьянской рубахи. Княгиня из предосторожности оделась простой теремной девкой, закуталась в плат до бровей. А только у кого еще такие блестящие бровки над томными очами? Да и походку, стать горделивую не спрячешь ни под какой одеждой.

– Мужнин брат тебя, молодую вдовицу, в беде не оставит...

– Давно на меня глаз положил! – вскинулась она. – И ты про то знаешь? Боюсь его пуще волка лесного! Он на меня за русальные пляски взъелся, говорит, околдовала я его греховным беснованием, бесстыжей вертлявостью... – Она застыдилась, залилась жарким румянцем и понизила голос: – А сам облизывается, будто кот, так и съел бы! Он ко мне не по-родственному льнет – в полюбовники набивается.

– Зачем же ты плясала?

– Обижаются наши боги, урожая уж второй год не дают. Голод по деревням, бунты. Надобно задобрить, дождя испросить, плодородия.

– Не княжеское занятие – русальство. Идольские игры не к лицу тебе. Как в собор после ходишь? Как исповедуешься?

Она насупилась, топнула ножкой в красном башмачке. Подумала бы, откуда у простой прислужницы такая обувка. Тем лапти за счастье.

– В нашем роду женщины всегда верховодили в русалиях, – шепнула она. – Церковь одно, а дедовские обычаи – другое.

– Предков чтить надо, – согласно кивнул волхв.

Он знал, не за этим вызвала его из лесного убежища красавица Радмила. Ждал, пока сама заведет разговор. Она ходила вокруг да около, краснела, бледнела.

– Княжеская власть к кому перейдет? – спросила наконец. – Сына я мужу не родила, как и прежние жены. Сколь ни била поклонов в соборе, все напрасно. А правда, что одна княгиня зачала от волхвования и стал тот ребенок великим мудрецом и кудесником, каких не видывал свет? Воин, богатырь был непобедимый – в случае надобности мог и щукой обернуться, и зверем лесным, и птицей? Владел тайнами воды и всего, что растет на земле? Ведунством своим поворачивал ветер и разгонял тучи?

– Ходят такие слухи. Всеслава Полоцкого тоже мать родила от чародейства. Называли его колдуном, оборотнем, а княжил он долго-долго.

– Ты это умеешь?

– Зачем тебе, княгиня Радмила, к нечистому способу прибегать? Церковники обвинят тебя, будто действуешь по дьявольскому наущению.

– Им того знать не надо.

– Тебе не хуже меня известно, что князь стар, из детей у него одни дочери рождались, да и те жили мало, в малолетстве умирали. Худое семя у него, а теперь и вовсе пустое. И не любишь ты его, без любви под венец пошла.

– Меня не спрашивали, – отрезала она. – Можешь обряд произвести или нет?

– Не подобает тебе в грех меня ввергать. Ты – владычица, я – лесной человек. Ослушаться не смею, но и сделать то, что просишь, не в моих силах.

Он лукавил, прятал глаза.

Радмила шагнула к нему, сделала знак – наклонись, мол. Зашептала в самое ухо:

– Идол у тебя есть золотой, сам как собака, со змеиным хвостом и с крыльями. Он, сказывают, посредник между человеками и... – Она подняла голову и выразительно посмотрела на небо. – Жертвуют ему огнем. Может, еще чем? Ты скажи, у меня всего припасено.

Ее дыхание щекотало шею волхва, легонько касалось его губ. Он чувствовал тепло этой юной женщины, запах ее вымытых в любистоке волос... Он все предугадал. Проклятие! Ничего нельзя ни изменить, ни избежать. Как бы ему хотелось окунуться в блаженное неведение, хотя бы день, час вкушать дары жизни – без оглядки, без предчувствия ужасного конца.

Он словно оглох и только смотрел на движения ее губ, на грудь под выбеленной по-крестьянски льняной рубашкой, на взмахи ее длинных ресниц. Хороша, дивно прелестна! Если им обоим суждено погибнуть, глупо терять эти последние сладчайшие мгновения любви, страсти. Он чувствовал ее вспыхнувшее вожделение и свою жажду обладать ею, прямо здесь, в густой роще, пронзенной солнечными лучами, напитанной запахами земли и цветов...

– Обряд, говоришь? – Волхв положил руки ей на плечи и привлек к себе, ощущая, как вздрогнуло и напряглось ее тело. – Идола золотого узреть желаешь? А ведомо ли тебе, какой жертвы он требует?..

Москва. Наше время

Господин Вишняков заказал для «русалки» золотой гребень. Подарок он собирался вручить девушке на новогоднем празднике, оставаясь инкогнито. Он прочитал, что лунными ночами русалки выходят из воды, садятся на высокий камень – как Лорелея – и расчесывают свои длинные волнистые волосы гребнем. Это особый атрибут русалочьей жизни: пока гребень скользит по волосам, они струятся водой, омывая гладкую нежную кожу речных и морских дев. Стоит гребню куда-нибудь запропаститься, – например, потеряется, или его кто-нибудь украдет, – русалке грозит высыхание. Далеко от воды она может серьезно пострадать и даже погибнуть.

Если дева забудет гребень подле камня или на берегу, его ни в коем случае нельзя подбирать. Русалка каждую ночь будет являться к дому похитителя, стучать в двери, окна, оглашать окрестности стонами и жалобными стенаниями, пока не получит обратно драгоценную расческу. Попробуйте не отдать, и разгневанная водяная нимфа напустит на вашу семью мор и начнет всячески мстить. Повсюду вас будет преследовать ее заунывный голос: «Отдай гребень! Отдай гребень! Отдай...»

Егор Николаевич пришел в восторг от легенды, вот и придумал презент со значением, оригинальный. Подобрал эскиз и отправился в ювелирную мастерскую, где работал его давний приятель. Ювелир был рад оказать дружескую услугу, тем более заказ, по его подсчетам, тянул на кругленькую сумму. Он похвалил вкус Вишнякова, разглядывая рисунок гребня: длинные прямые зубья, а сверху на полукруглой пластинке – украшение в виде цветущей ветви и птицы с длинным хвостом, причем изгибы ветви и птичьего хвоста образовывали силуэт сердца.

– Вещь восхитительная, с намеком, – ювелир поднял глаза на заказчика.

– Я заплачу за срочность.

– Сложная, тонкая работа, придется повозиться.

Вишняков положил перед ним на стол деньги.

– Этого хватит?

– Вполне, – приятель улыбнулся уголком рта. – Ты знаешь, сколько пойдет золота?

– Догадываюсь.

Вишняков вышел из мастерской довольный. Позвонил Борецкому, предупредил, что привезет друзей, имея в виду Астру и Матвея.

– Их будет двое. Они хотят погулять по Костроме, а оттуда сразу к тебе. Места хватит?

– Конечно! – заверил его тот. – Приедут еще Бутылкины. Помнишь их?

Супруги Бутылкины – Степан и Алина – были одноклассниками Борецкого, костромичами. Илья дружил с Бутылкиными со школьной скамьи, помог Степану наладить бизнес, встать на ноги. Они вместе занимались перевозкой грузов по Волге, оптовой торговлей. Жена Бутылкина – Алина, – домохозяйка, настоящая наседка, родила троих детей и возилась с ними, как курица с цыплятами. Ее с трудом удалось уговорить оставить ребятишек с бабушкой и провести новогоднюю ночь в дружеской компании.

– Это пробный вариант, Егор, – объяснял Борецкий. – Дом только-только отремонтирован, коммуникации не обкатаны, поэтому приглашаю исключительно своих. Может, еще сосед заглянет на огонек. Я с ним познакомиться как следует не успел, но соседей не выбирают, с ними заводят дружбу. Правда, его дом еще не достроен.

– Ты ж говорил, на версту вокруг – ни души.

– Что такое для деревни – верста? – засмеялся Илья Афанасьевич. – Десять верст – это далеко. А одна – рядом. У нас тут все по-простому. Сосед – первый помощник, в случае чего. При наших российских зимах, при всеобщей безалаберности, когда то свет вырубится, то дороги заметет, только взаимовыручка и спасет. Напугал я тебя?

– Ничуть. Я, знаешь ли, люблю экстрим. Комфорт расслабляет мужчину. Суворов говорил: «Чем больше удобств, тем меньше храбрости».

– А твои друзья не обидятся, если вдруг придется печку топить и праздновать при свечах?

– Они люди молодые, непритязательные. Твоя затея им понравится!

– Надеюсь.

– Мы постараемся добраться до Сатина тридцать первого засветло. А «Русалок» ты когда ждешь?

– В тот же день, после обеда, – вздохнул новоявленный помещик. – Это меня больше всего волнует. Артистки все-таки! Надо принять как следует, предоставить большую отдельную комнату. Где их поселить? Ума не приложу! Ладно, разберемся. Я привез с собой из Москвы экономку, Ульяновну.

– Надо было еще горничную прихватить.

– У нас нет горничной, – ответил Борецкий. – Жена терпеть не может посторонних в квартире. К Ульяновне-то она привыкла, даже не хотела отпускать.

– Что ж ты не нанял еще какую-нибудь женщину?

– Где? В этих скороспелых фирмах? Я им не доверяю. Подсунут ушлую бабенку, та все высмотрит, вынюхает и наведет ворье. Пожалуй, еще и ключи им даст. Мало, что ли, у людей проблем с прислугой? Послушаешь – то обокрали хозяев, то скандал учинили, то испортили дорогую вещь.

Вишняков сидел в машине. Из окна было видно, как сыплются мелкие снежинки. Люди несли домой купленные елки, связанные шпагатом. Дети застыли у ярко освещенной витрины, где за толстым стеклом краснощекий Дед Мороз в синей шубе и белокурая Снегурочка стояли посреди искусственного леса в окружении зайцев и прочих зверюшек. Дед Мороз держал большой мешок с подарками, широко улыбаясь из-под белых усов.

Вишняков представил, как преподнесет Лее золотой гребень, а она, смущаясь, извинится за нелепый побег из ночного клуба «Спичка». Не сразу, потом, когда узнает, что гость господина Борецкого, переодетый волхвом, не кто иной, как он, Егор. Возможно, она неправильно его поняла...

Глава 14

Астра второй день наблюдала за домом на Перовской улице, где Калганов снял новую квартиру для «Русалок». Если верить корреспонденту «Музыкальной лестницы», все девушки в группе – приезжие. Поэтому так зависят от продюсера – он им как отец родной, строгий, но заботливый. За провинность накажет, за усердие поощрит. Он решает их проблемы, они самоотверженно трудятся на ниве шоу-бизнеса.

Утром за певицами приезжал микроавтобус, они – все пятеро – садились и куда-то ехали. К обеду возвращались. Вечером повторялось то же самое.

Астра облюбовала парикмахерскую в доме напротив, делала то маникюр, то укладку, урывками глядя из окна на интересующий ее подъезд. На улице был мороз, спрятаться от холода особо негде – вот и пришлось заняться собственной красотой. Во второй половине дня приезжал Матвей, преисполненный скепсиса, и развлекал ее недовольным ворчанием. Зато в его «Пассате» работала печка, и ноги Астры были в тепле, а не примерзали к тротуару.

– Что мы здесь забыли? – сдержанно негодовал Карелин. – Ну, уехали девицы, потом приехали, а дальше? По всей вероятности, ужинают и ложатся спать. Какого черта мы торчим под их домом?

– Куда они ездят, по-твоему?

– Утром, наверное, в студию, вечером на выступление. Ежу понятно!

– Хочется поближе рассмотреть эту Лею...

Астра брала с собой мощный бинокль, но пользоваться им в парикмахерской не могла, а вечером, в темноте, было ничего толком не видно.

– Возьми любую афишу и любуйся сколько влезет, – посоветовал Матвей.

– Без тебя знаю. Интересно, какая она в жизни, а не на афише!

– Какая-какая? Обыкновенная.

– Наверное, Калганов запретил «русалкам» ходить куда-либо по одной, – заключила Астра. – Они постоянно вместе. Тебе не кажется это странным?

– Абсолютно нет. У них напряженный график, много репетируют, выступают на частных вечеринках. Сейчас, накануне праздников, артисты нарасхват. Рубят капусту! Рестораны и клубы стараются обеспечить своим клиентам мало-мальски приличную концертную программу, корпоративные посиделки тоже не обходятся голым застольем. Если признанные мэтры могут себе позволить отказать, то карабкающимся на музыкальный олимп не до капризов, соглашаются на все, лишь бы платили.

На второй день Астра обратила внимание на машину, которая стояла в отдалении от их «Пассата». Многие жильцы ставили во дворах свои авто, и в этом не было ничего подозрительного. Но в черном «Хаммере» сидел водитель: он никуда не отлучался, и к нему никто не подходил. Она вспомнила, что вчера...

– Кажется, вон тот «Хаммер» сопровождал девушек на утреннюю репетицию, – сказала она. – Во всяком случае, поехал за ними. Вчера я не придала этому значения, но сегодня...

– Ну и что? Простое совпадение. Знаешь, сколько машин ездят по городу друг за другом? Людям по пути, только и всего. Откуда тебе известно, что «Хаммер» следовал именно за «Русалками»?

– Ниоткуда. Чувствую! И вот он опять здесь. Видишь? Если снова поедет следом, двигай за ним.

– Ты шутишь? Мы их потеряем. Колесить по всему городу! С какой стати?

– Бензина жалко? Я заплачу... Вишняков не поскупился, дал на текущие расходы. – Она схватила Матвея за руку. – Смотри, выходят! Вон Лея, у нее копна вьющихся светлых волос... Чара, как всегда, в шапочке.

Астра приставила к глазам бинокль.

Девушки уселись в автобус, и он тронулся с места, медленно выруливая со двора. Спустя минуту за ним поехал «Хаммер».

– Что я говорила? – воскликнула Астра. – Смотри!

– Поклонник какой-нибудь.

– Ты его номера видишь?

– Бинокль, между прочим, у тебя.

– Ну, я и балда! Кажется, знак снегом залеплен. Черт! – Она опять уставилась в бинокль, но «Хаммер» уже скользнул на угол дома. – Давай за ними!

– Шерлок Холмс поставил бы тебе двойку, – ухмыльнулся Матвей. – Ладно, попробуем исправить твою оплошность.

Он выехал на шоссе и влился в поток машин, однако автобус с девушками и «Хаммер» как в воду канули. Астра взволнованно причитала, Матвей хмурился.

– Минута промедления оказалась роковой, – напыщенно изрек он. – Они исчезли! Растворились, как невидимки в морозной ночи!

– Хватит! Надо было не отставать от них.

– Тогда бы нас заметили. И вообще, зря ты опускаешься до методов обычных оперативников, – продолжал иронизировать он. – Тебе это не по плечу. Сидела бы лучше у зеркала, глядишь, чего и намедитировала бы.

Астра сердито молчала.

– Я не понимаю, чем мы занимаемся? – не унимался Матвей. – Кого-то ловим? Пытаемся в чем-то уличить этих девиц? Чего хочет господин Вишняков?

– Подожди... Вон, кажется, я их вижу...

Но черная машина, мелькнувшая впереди, оказалась не «Хаммером», а более скромным внедорожником. Матвей злорадствовал.

– Тебе стоит изучить марки легковых и грузовых автомобилей, – менторским тоном поучал он свою спутницу. – И еще много чего. Я бы на твоем месте поступил в школу милиции...

Он зубоскалил, а Астра думала о своем.

– Ты прав, – неожиданно согласилась она. – Следить, искать улики, наводить справки – это очень по-милицейски. Мне такие методы не подходят. У меня ничего не получается!

Матвей раскаялся. Кажется, он переборщил с критикой.

– Не расстраивайся. Они, может, в другую сторону поехали...

– Какая разница, кто куда поехал? Все! Возвращаемся домой.

Матвей не скрывал радости. Вместо того чтобы попусту тратить время, он нормально поужинает и выспится.

Несмотря на работу снегоочистительных машин, дорога была ужасная, к тому же повалил снег. Ездить в таких условиях – сомнительное удовольствие.

– Кстати, мы собираемся праздновать Новый год в Костроме. Ты не забыл? – повернулась к нему Астра.

– В Костроме?

– Ну, почти. Друг Вишнякова купил бывшую дворянскую усадьбу где-то в Сатине, кажется. Это Костромская область. Тебе не интересно?

– Почему же? – неубедительно произнес он. – Я в Костроме не бывал. Говорят, красивый город, на Волге стоит. Там эти... торговые ряды, Ипатьевский монастырь. И музей деревянного зодчества под открытым небом.

– Сходим обязательно!

– Как скажешь.

Он решил не возражать. Кострома так Кострома. Главное – они проведут вместе несколько дней, сменят обстановку, развлекутся.

– Двадцать девятого утром Вишняков за нами заедет. Погуляем по городу, заглянем в монастырь. Тридцать первого нас будут ждать в Сатине. Дорогу до деревни часто заметает, поэтому он возьмет нас в свой внедорожник.

Матвей смирился, даже нашел в этом плюс – за рулем сидеть придется не ему, а Вишнякову.

– Останови! – вдруг потребовала Астра. – Возле того магазина. Мне нужны свечи! Я поняла, чего не хватает для подсказки. Огня! Купи целую коробку.

Он молча отправился в магазин.

Всю дорогу до дома Астра как воды в рот набрала. На повороте их остановил постовой ДПС – из-за аварии образовалась пробка, пришлось делать крюк в объезд.

В квартире она первым делом распаковала свечи, расставила напротив зеркала и с торжествующим возгласом принялась их зажигать. Ее одержимость огнем заметил даже художник Домнин, который писал ее портрет. Он изобразил Астру в старинном платье из черного атласа и кружев, сидящей спиной к зрителю. Ее лицо отражалось в зеркале в окружении мерцающих язычков пламени...[22]

– Домнин был великим провидцем, – бормотала она, усаживаясь. – Мне давно следовало понять, что он не зря создал на портрете этот фон из сплошных горящих свечей. Когда на них смотришь...

Матвей махнул рукой и отправился в кухню. На языке вертелись колкости. Если уставиться на отраженное пламя, померещится либо пожар, либо...

Ее торжествующий возглас вызвал у него улыбку. Понятно! Сеанс ясновидения закончен. Пора тушить свечи.

– Огненный всадник! – донеслось до него. – Он проскакал и...

Она вихрем ворвалась в кухню, спеша поделиться открытием.

– Я бы удивился, покажись тебе что-нибудь другое.

Она просто отмахивалась от любых здравых рассуждений.

– Там был огненный всадник! Я его видела! За ним тянулся шлейф черного дыма...

– Еще бы! Парафин отвратительного качества, свечки-то небось китайского производства. Чадят! Иди, туши, не то всю комнату закоптишь.

– Ах, так, да? Темный ты человек, Карелин, приземленный и скучный.

– Хорошо, – согласился он. – Допустим, в зеркале проскакал огненный всадник. И что?

– Пока не знаю. Жизнь покажет. В нужный момент я пойму, что это значит.

– Хотелось бы верить.

– Не устраивай перепалку, – улыбнулась Астра. – Лучше угадай, какой наряд взял для меня напрокат Вишняков? У него родная тетка – художник по костюмам.

– Бабы-яги.

– Не угадал. Зато Домнин попал в точку. Говорю же, он был гением не только в живописи. Иди сюда – платье такое огромное, что не помещается в шкаф. Юбка на каркасе, корсет... Фантастика!

Она показала ему театральный костюм дамы восемнадцатого века, – из черного атласа и кружев, с корсажем, расшитым золотом и украшенным стразами. Матвей непроизвольно бросил взгляд на портрет. Ай да Домнин!

– Это я, – показала туда же Астра. – И здесь тоже я! – она ткнула себя в грудь. – И там! – она повернула пальчик в сторону зеркала.

– Ба! Да вас трое?

– Нас больше... Так что не сопротивляйся. Защекочем!

– Сдаюсь, сдаюсь. А для меня Вишняков не прихватил костюмчика?

– Ты оденешься Брюсом.

* * *

Калганов понимал, что следует остаться дома и провести праздник с женой и сыном, иначе не миновать скандала. Но отпускать «Русалок» одних душа не лежала. Кто знает, как они поведут себя в незнакомой обстановке – в чужом доме, среди хмельной и развязной публики?

Господин Борецкий клятвенно заверил, что все будет держать под контролем и никаких эксцессов не допустит, но продюсера терзали опасения. Хватит с него вопиющего происшествия в «Спичке»! До сих пор расхлебывает.

Это все Лея! Как она могла, после всего, что он для нее сделал? Для всех них? Девчонки водят его за нос и так упорно все отрицают, такие оправдания находят, так притворяются! Хитрые бестии. Ну, ничего, ничего, он до них доберется. Выведет на чистую воду!

Девушки расположились в студийной комнате отдыха, пили кофе, вяло переговаривались. Напряжение предпраздничных дней сказывалось на всех.

Калганов с натянутой улыбкой на лице подсел к ним за столик.

– Перекур?

– Ты же запретил нам курить, Рома... – проворчала Мио. – Хотя нашим голосам пара сигарет в сутки не повредит. Что за инквизиторские порядки?

– Ты зверствуешь, – поддержала подругу Чара.

Юна и Лея молча цедили маленькими глотками кофе. Солистка расположилась чуть поодаль, за соседним столиком. Она вообще держалась особняком.

– Распустил я вас, – вздохнул Калганов, и улыбка исчезла с его губ. – Оказал вам доверие, а вы его не оправдали. Подвели меня, можно сказать, опозорили.

– Мы ни при чем! – возмутилась Юна. – Это все она, Лейка!

– Лейка – садовый инвентарь. Сколько раз повторять? – рассвирепел продюсер. – Как были телки неотесанные, так и остались. Учу вас, учу, бьюсь с вами круглые сутки – скоро жена из дому выгонит. И никакой благодарности! Брошу я вас, катитесь к чертовой матери!

Бэла потянулась за минералкой, плеснула в стакан:

– Ты чего разошелся, Рома? Мы в порядке, пашем по-черному, без нормального отдыха, питаемся всухомятку. А за Лею мы не в ответе. Ты с ней разбирайся.

– Я вас вообще на голодный паек посажу! – взвился он. – Жиром обросли, как рождественские гусыни. Без слез не взглянешь. В спортзале когда последний раз были?

– Когда нам по залам-то ездить?

– Все! – Калганов хлопнул ладонью по столу, так что подпрыгнули чашки и жалобно звякнула мельхиоровая сахарница. – Хватит! Я вам покажу настоящую дисциплину и ежовые рукавицы. Взяли моду огрызаться!

Он раздул ноздри и запыхтел, как самовар. Мио вытерла салфеткой пролившийся кофе. Нервы у Ромы никуда не годятся. Того и гляди, с кулаками набросится.

Солистка наблюдала за этой сценой со стороны без всякой реакции. Могла бы тоже высказаться, между прочим. Делает вид, что ее слова продюсера не касаются.

Калганов не мог избавиться от мысли, что девушки ему лгут, что в их длиннокудрых головках зреют враждебные замыслы, с одной стороны, они покрывают Лею, с другой – как будто не чувствуют за собой никакой вины. Наверняка она с кем-то из них поделилась планами, но никто не принял мер.

– Почему мне не позвонили? Не предупредили? – заорал вдруг он. – Как это так...

От возмущения у него перехватило горло, он замер, со свистом втянул в себя воздух, позеленел и сбавил тон. Если так психовать, сердце не выдержит. И без того приходится валидол в кармане носить.

– Да не парься, Рома... – пробубнила Мио. – О чем предупреждать-то? Мы сами ничего не знали. Вот те крест!

Она небрежно перекрестилась. Остальные захихикали, и эти приглушенные смешки окончательно вывели продюсера из себя. Его распирало от желания выругаться, показать нахальным девчонкам, кто здесь хозяин. Но он сдержался, усмиряя бушующий в груди вулкан. Потом, все потом. Они еще пожалеют, что вели себя подобным образом. Он сумеет прищемить им хвосты.

– Все ведь уладилось, – сказала Юна. – Ну правда! Не бери в голову. Больше такого не повторится, обещаем.

Она посмотрела в сторону Леи, остальные повернулись туда же.

– Да, – закивали девушки. – Мы с нее глаз не спустим.

– Не только с нее, но и друг с друга! – рявкнул Калганов. – Может, еще у кого-то мозги набекрень? Черт вас разберет! Вы же коллектив, группа. Где ваше чувство ответственности? Я не могу пасти вас, как стадо безмозглых овец...

Он выдохся. Эти девицы сведут его с ума. Жена права, он слишком их опекает, тратит на них время и силы, деньги, наконец. Но перспективы... Она не видит перспектив, которые вырисовываются.

– В Сатино вас повезет Лешик, водитель, он поможет выгрузиться, отнесет вещи и вернется в Москву. Вы останетесь на неделю, до Рождества, как условились. Девятого января Лешик за вами приедет.

– Девятого-о? – эхом откликнулись девушки.

– Ничего себе!

– Рождество же седьмого...

– Вопрос не обсуждается, – отрезал продюсер. – До девятого, значит, до девятого. Будете развлекать публику, падкую на ветхозаветную старину. Половину гонорара я уже получил, вторую половину получите вы, на месте, от господина Борецкого. По двойному тарифу, естественно, – праздник все-таки. Аппаратуру брать не надо, заказчик просил исключительно живой звук и только фольклорную часть программы, под ваш собственный аккомпанемент – имеются в виду дудки, бубны. Я обо всем договорился. Вам отведут отдельную комнату, будут кормить, обеспечат максимальный комфорт.

– А Сатино где? Далеко? – спросила Бэла.

Калганов только сейчас обратил внимание, какие у нее раскосые татарские глаза, черные, жуликоватые.

– Под Костромой. Не дай бог, выкинете какой-нибудь фортель! – угрожающе произнес он. – Очередной фокус станет для вас последним. Расформирую к... – он грязно выругался. – Или совсем разгоню на фиг! Езжайте в свои медвежьи углы частушки лесорубам петь, если ни на что другое не годитесь.

– Фьюу-у-ууу... – присвистнула Чара. – Так это Сатино деревня, что ли?

– Вот именно, деревня. Чего рты раскрыли? Вам не привыкать!

– Какие же там условия?

– Отличные. Как в люксовском номере. Господин Борецкий приобрел бывший помещичий дом, отремонтировал, наверное, по евростандарту, так что все удобства будут вам обеспечены. Есть еще вопросы? Человек деньги платит, и немалые. Готовьтесь как следует, чтобы никакой халтуры. Только высокопрофессиональное исполнение. Опозоритесь – пеняйте на себя!

Глава 15
Кострома – Сатино

Черный «Хаммер» неторопливо катил по шоссе, мимо высоченных елей в снегу. Кромка леса была размыта в молочной мгле неба. По обочинам курилась поземка.

– Я нарочно взял другую машину, – сказал Вишняков. – Не ту, на которой приезжал в «Спичку». Чтобы сбить Калганова с толку – он моего «Хаммера» не видел.

«Неужели это он следил за „Русалками“? – ломала голову Астра. – Почему же скрыл от меня? Стыдится своего поведения? Жаль, тогда номера не удалось разглядеть. Сейчас бы сравнить и припереть его к стенке!»

Егор Николаевич оказался хорошим водителем и приятным собеседником. Он умел и непринужденно вести беседу, и помолчать, когда того требовали обстоятельства.

– Давайте все перейдем на «ты», – предложила Астра. – И без отчеств.

– Пожалуй, да, – согласился Егор Николаевич. – Я ведь заочно представил вас Борецкому как своих друзей.

До Костромы добрались за пять часов – ехали не торопясь, без неоправданного риска. Дул ветер, мело, видимость оставляла желать лучшего. Останавливались передохнуть и поесть. В кафе и в маленьком магазинчике на заправке стояли украшенные к Новому году елки, висели гирлянды лампочек, блестящая мишура.

– Я плохо знаю город, – предупредил Вишняков. – Бывал здесь всего раза два, гостил у Борецкого. У него был дом в Костроме, на берегу Волги. Потом он его продал, чтобы купить и обустроить сатинское «имение». Небольшой участок земли перестал его устраивать. Ему вотчину подавай, чуть ли не феодальное владение! Не понимаю я этого стремления покупать земли с бывшими усадьбами. Какая-то нездоровая ностальгия по утраченному. Но в одну реку дважды не войдешь. Того, что было до революции, уже не вернешь. Скоро начнут ратовать за возобновление крепостного права!

– Судя по его тяге к помещичьему быту, он явно имеет представление о том, что это такое, – заметила Астра.

Матвей незаметно взял ее руку в свою и легонько сжал. Не говори-де лишнего, человек может не разделять твоих теорий о «прошлых воплощениях». Астра, впрочем, не смутилась, продолжала разглагольствовать как ни в чем не бывало. И Вишняков, к его удивлению, охотно ей поддакивал.

– Мы рождаемся уже с определенными наклонностями и навыками. Генетика не дает вразумительного ответа, откуда они берутся. Вот Борецкий, тот просто помешан на славянском прошлом, на всякой патриархальности, всяких «заветах предков». Возомнил, что ведет род от Марфы Посадницы. И ведь не собьешь его с этого конька! Упирается, спорит до хрипоты.

– Ты давно его знаешь? – поинтересовалась Астра.

– Он пытался освоить рынок ценных бумаг, на этой почве мы и сошлись, – объяснил Вишняков. – Нас познакомил правительственный чиновник, который связан с экспортом древесины. Трудно вести серьезные дела без поддержки государственных лиц, особенно в последние годы.

– Борецкий... Борецкий... – пробормотала она. – Нет, не припоминаю.

– Илья не так давно в Москве, он волжанин, родился и вырос в Костроме, там и стал предпринимателем.

– Пора обедать, господа! – вмешался в их разговор Матвей. – Вы не скоро закончите, а я голоден. Кстати, где мы остановимся? В Сатине, как я понял, нас ждут послезавтра.

– Можем и завтра явиться, Илья будет рад. Он очень гостеприимен, хлебосолен.

– Я хочу посмотреть город, – заявила Астра. – Когда еще доведется здесь побывать? Кострома входит в Золотое кольцо?

– Да.

– Мы остаемся, Матвей. Ты мне обещал.

– Конечно, раз приехали, грех не воспользоваться случаем, – улыбнулся Вишняков. – Я забронировал два номера в бизнес-отеле. Люблю маленькие уютные гостиницы.

Он припарковал свой «Хаммер» у белой от снега площади. Все вышли, вдыхая холодный воздух. Егор Николаевич указал на высокую узкую башню.

– Пожарная каланча, символ Костромы. А площадь называется Сусанинской. Именно в костромских лесах Иван Сусанин завлек поляков в чащу, где они или замерзли, или стали добычей волков.

– В самом деле? – хмыкнул Матвей. – Надеюсь, нам это не грозит?

– Что вы... ты? – поправился бизнесмен. – Я знаю дорогу в Сатино. Мы не заблудимся.

Вниз от площади вела улица, которая у реки упиралась в бывшие ворота от въездной заставы. Астра захотела прогуляться по набережной. Снег бил в лицо, пейзаж в серо-белых тонах выглядел уныло. Продрогнув до костей, они отправились обедать. Наскоро перекусили в гостиничном ресторане, и Вишняков повез их в Ипатьевский монастырь. Он оказался отличным гидом.

– Костромичи оставили яркий след в истории России, – говорил он по дороге. – Они утверждают, что подобрали на Куликовом поле раненого Дмитрия Донского и спасли его. Наверное, по старой памяти тот же Дмитрий прятался в Костроме от войска хана Тохтамыша, а его сын Василий – от Едигея. У московских владык стало традицией искать убежища в добротной крепости, защищенной Волгой.

– Откуда ты все знаешь?

– Борецкий мне уши прожужжал костромскими байками, а я на память не жалуюсь. Теперь могу водить туристов по историческим местам.

Монастырь, тяжеловесно-величественный, снисходительно взирал на суетливый торг у ворот, – матрешки, изделия из можжевельника и бересты. За стенами возвышались маковки соборов. По каменному коридору Вишняков провел гостей внутрь, на расчищенную, утоптанную посетителями площадь, заговорил о Годуновых.

– Эти богатые бояре – исконные костромичи. В шестнадцатом веке они здесь хозяйничали, заботились о монастыре. Новые каменные стены выстроены на их деньги. Когда Борис Годунов стал царем, обитель процветала, несмотря на Смутное время. После его смерти ипатьевские монахи почему-то поддержали Тушинского вора, второго Самозванца.

– Их было два? – удивился Матвей.

Вишняков кивнул.

– Лжедмитрий I и Лжедмитрий II. Двойники, «клоны».

Астра бросила на Карелина многозначительный взгляд. Тема двойников была ее пунктиком.

– Ирония судьбы! В этом монастыре затворялся Самозванец, и в нем же потом прятался будущий царь Михаил Романов с матерью. По-моему, оплот Лжедмитрия и вотчина злейших врагов Годуновых – неподходящее место для убежища. Однако именно тут внезапно объявились Романовы, сюда приходили народ и бояре звать Михаила на царство. Уговаривали несколько часов, пока толпа на площади не пришла в неистовство. Только тогда Михаил Федорович дал согласие занять престол. Так или иначе, времена Смуты закончились именно в этих стенах. – Он помолчал, глядя на монастырские башни. – Русская история кишит белыми пятнами. Как любая история.

– Выходит, Кострома – колыбель династии Романовых?

– Истинно так... если верить историкам, – улыбнулся Вишняков. – Родня Михаила по линии матери – Шестовы имеют костромские корни. Они издавна жили здесь и даже имели в кремле «осадный» двор. А Ипатьевский монастырь официально считается местом рождения новой династии... Каждому монарху следовало хотя бы раз посетить сию обитель.

– И посещали?

– Наверное, – пожал плечами «гид».

– А какие еще места показывал тебе Борецкий?

Егор Николаевич сдвинул брови, припоминая.

– Святое озеро, оно здесь, неподалеку. Там установлена часовенка в память о битве с татарами, вся расписанная фресками. И, конечно же, музей под открытым небом. Тоже рядом. Сюда свезли деревянные храмы и дома со всей Костромской губернии. Вам непременно стоит взглянуть! Вплоть до восемнадцатого века русские города были преимущественно деревянными. Где вы еще увидите подобное?

– Уже смеркается, – заметил Матвей. – Давайте отложим музей на завтра.

– Тогда я позволю себе пригласить вас в Городище. Район отдаленный, но Борецкий придавал ему особое значение.

– Мы успеем до темноты?

– Едемте, – решительно пресекла всякие колебания Астра.

Они снова уселись в «Хаммер». Егор Николаевич дважды останавливался и спрашивал дорогу. Метель усилилась, в сизом полумраке зажигались редкие фонари. Наконец он увидел ориентир – церковь.

– Это здесь.

От ледяного ветра перехватывало дыхание. Вишняков устал, но бодрился, показывая рукой на засыпанные снегом окрестности.

– Сельцом Городище некогда владел стольник Морозов, а затем его вдова, боярыня Морозова. Да-да, та самая сторонница старообрядцев! – предупредил он вопросы своих спутников. – Когда ее взяли под стражу, село отписали в казну. Считается, что Рождественскую церковь поставили на средства боярыни. Впрочем, не в ней дело. Борецкий говорил, что когда-то в селе был еще храм Ильи Пророка, построенный якобы на месте отправления языческого культа. Христианство пришло в здешние края с опозданием, народ упорно поклонялся старым богам, и в Городище как раз находилось капище. Чтобы избавиться от вредного влияния, здесь и возвели деревянную церковь. Но она погибла в результате пожара. Возможно, это домыслы...

– Твой приятель – поклонник опальной Морозовой или его влекло сюда капище? – подавив зевок, осведомился Матвей.

Они с Астрой встали ни свет ни заря – он ночевал у нее в гостиной на диване, – потом тряслись пять часов по зимней дороге. Ужасно хотелось принять душ и лечь. Неужели Вишняков не мечтает о мягкой постели?

– Илья – странный, противоречивый человек, – отворачиваясь от ветра, произнес тот. – В нем столько всего намешано! С одной стороны, он восхищается раскольниками. С другой – обожает языческие праздники. Зимой – Святки, летом – Ивана Купалу. Его хлебом не корми, дай прыгнуть через костер или вырядиться чучелом и ходить пугать соседей. Увидите, какой он выдумщик. Скучать не придется, обещаю.

У Астры замерзли щеки и подбородок. Она терла их варежками.

– Ты говорил что-то о капище...

– А! – кивнул Вишняков. – Илья загорелся идеей устроить в Городище археологические раскопки. Вдруг обнаружат какого-нибудь идола или черепки священных сосудов? Искал желающих, пробивал разрешение, но так и не получил. По крайней мере пока.

Ветер заунывно вздыхал, стонал и вздымал снежные вихри. В их очертаниях Астре почудился хоровод русалок...

Москва

Кира Сарычева с детства недолюбливала зиму: ее мертвящее дыхание замораживало все живое. Белое, как рыбье брюхо, небо, голые деревья, скованные льдом водоемы, и поверх всего этого – белый снежный саван. На протяжении трех зимних месяцев Киру одолевала тоска, которую она даже пробовала заливать вином. Боялась повторить судьбу спившейся матери, но зима наводила на нее еще больший ужас. Это было необъяснимо.

– Кирка, пошли на речку, там лед – чисто стекло! – звали ее подружки кататься на коньках.

– Давай на горку с санками! – звали другие.

Она упрямо мотала головой из окна, даже дверей не отпирала. Вломятся – силой потащат. Еще и хохотать станут, как сумасшедшие, дразнить по-всякому. Экое диво – девчонка, которая в такую погоду дома сидит! Снежок похрустывает, сверкает на солнышке, морозец за нос щиплет, гурьба девчат и парней с красными от холода щеками, в варежках, в валенках – дурачатся, в снежки играют, бабу лепят. Весело! А она, точно не в Сухой Балке выросла, носа на улицу не кажет.

– Иди погуляй, что ли? – ворчала мать. – Целый день на печи валяешься, лежебока. Я в твои годы первой заводилой была! Все парни по мне сохли.

«А толку-то? – думала Кира. – Теперь вот без бутылки дня не обходится. Квасят оба родителя по будням и праздникам, посинели, обрюзгли. Смотреть – с души воротит!»

– Ты хуже имени не могла выбрать для единственной дочери? – вспыхивала она. – Кирка! Слух коробит! Будто я молоток какой!

– Ты че, доча? – вступался отец. – Не Прасковьей же тебя называть было? Не Агафьей? Городское имя тебе дали, красивое.

– Хоть бы и Агафьей!

Кира не понимала своего раздражения. Мать с отцом пьющие, это никому не понравится. Но почему же весной и летом у нее совершенно другое настроение? Даже скучная осень с дождями и непролазной грязью не вызывала такой депрессии. Однако стоило утром встать и узреть за окном холодное снежное безмолвие, как к горлу подкатывал комок, а сердце в страхе сжималось.

Детвора в восторге носилась по первому снегу. Собаки, кошки и те радовались. Всех, кроме Киры, радовал приход зимы. К Новому году в домах будут наряжать елки, печь пироги, варить холодец, гнать самогон. Пойдет нешуточная гульба до Рождества, потом потянутся Святки, а на Крещение мужики, кто побойчее, станут нырять в прорубь, смывать накопленные за год грехи.

Кира с трудом пережидала праздники – ей не в радость были ни школьные вечеринки, ни домашние посиделки. Придут такие же, как мать с отцом, алкаши, зальют глаза и ну горланить песни... Ой, моро-о-оз, моро-о-оз... не моро-о-озь меня-а-а...

От этих слов душа Киры леденела, и она бежала из дому к подружкам – шептаться, обсуждать, кто в кого влюбился, кто с кем целуется. Притворяться, что ей интересно, на кого заглядывается первый парень в поселке, кто с кем успел переспать. Все лучше, чем беспробудная пьянка родителей. Так налижутся, что печку истопить забывают, – придешь, а в горнице холод собачий, зато хоть топор вешай от самосада и перегара. И это – жизнь?

Ночами, зарывшись с головой под ватное одеяло, она мечтала о романтической встрече, о храбром рыцаре, который, как по волшебству, выйдет из чащи лесной, глянет на нее и полюбит всем сердцем, посадит на коня и увезет с собой.

Какая-то заблудшая добрая фея услышала ее мольбы и не замедлила откликнуться. Наколдовала разбойника с большой дороги – красивого, горячего, бесстрашного и... бессердечного. Видать, фея подзабыла свое ремесло, промахнулась, чего-то не учла. Суженый Киры повел себя странно: полюбить-то он ее полюбил, да так же быстро и разлюбил. Бросил на произвол судьбы, забыл. А она забыть не смогла.

В Москве все складывалось удачно. Ее взяли в подающий надежды коллектив, у нее появились перспективы, приличное жилье, деньги. Может быть, по чьим-то меркам, и небольшие, но для уроженки Сухой Балки, дочери горьких пьяниц, тащивших из дому последний рубль, – огромные. Правда, товарки по вокальному творчеству приняли ее настороженно, не проявляли ни дружелюбия, ни враждебности – присматривались. Не торопились записывать ее в свои. Украдкой следили за ней, будто ждали какого-то подвоха.

«Они мне просто завидуют, – успокаивала себя Кира. – Почему-то Калганов сделал солисткой меня, а не одну из них. Конечно, завидуют – перешептываются за спиной, переглядываются».

Она с удовольствием сменила нелюбимое имя на сценический псевдоним. Лея! Мягко, благозвучно... Не то что Кира.

Шли дни. «Я должна быть счастлива! – словно заклинание, твердила она. – Должна, но нет. Почему?»

Кира выполняла все, чего от нее хотели. Калганов окружил ее неусыпным вниманием, подгонял, придирался больше, чем к другим, не давал спуску. Она не обижалась – понимала: только взбираясь вверх по лестнице, она могла достигнуть высот, на которые другие попадали просто так, по праву рождения или по милости небес.

Нет-нет да и закрадывалась в ее белокурую головку шальная мысль: «Встречусь ли я еще раз с ним, проклятым и безмерно любимым „лесным разбойником“?»

Мысль завладела ее сознанием, не давала покоя. «А не обратиться ли мне к гадалке? – думала Кира, засыпая и просыпаясь с этим вопросом. – Почему бы не воспользоваться старым испытанным способом узнать будущее?»

Она стала просматривать объявления и остановилась на Провидице Любаве. Женщина с таким именем не обманет...

Глава 16
Кострома

На следующее утро Вишняков, как и обещал, повез Астру и Матвея смотреть Торговые ряды и музей деревянного зодчества.

Еще вчера вечером, уединившись наконец в гостиничном номере, они поспорили о «Хаммере».

– Думаешь, это та самая машина? – скептически усмехался Карелин. – Вряд ли.

– Черных «Хаммеров» в Москве не так уж много.

– Но и не мало. Люди богатеют, покупают крутые авто. Другое дело, что такая машина бросается в глаза.

– Глупо следить за кем-то на «Хаммере», – согласилась Астра. – А Егор Николаевич далеко не дурак. Значит, он хотел быть замеченным.

– Кем? Калгановым?

– Леей...

– По-моему, это идет вразрез с его собственными словами. В «Спичку» Вишняков ездил на другой машине, именно поэтому теперь он взял «Хаммер» – чтобы не раскрываться раньше времени.

– Ты меня убедил!

Сегодня, усевшись в «Хаммер», Астра опять задалась вопросом: та машина или не та? Наверное, Матвей прав.

Город дышал покоем, старозаветной патриархальностью. Метель прекратилась. Кое-где над укрытыми снегом крышами дымились трубы. Кресты, венчающие купола церквей, смотрели на восток, где лениво поднималось малиновое солнце.

– Говорят, такие ряды в старину были почти в каждом русском городе, – говорил Вишняков. – Но в Костроме – самые большие. Борецкий пытался все обойти и сфотографировать, но умаялся, отказался от этой затеи. Он утверждает, что так выглядели типичные русские ярмарки, а те переняли «проект» у ордынского кочевого балагана. Азия влилась не только в наши гены и кровь, но и в культуру.

Ярмарка есть ярмарка, а перед праздником она превращается в людской водоворот. Шум, сутолока, запахи провизии, обилие товаров, – глаза разбегаются. У Астры закружилась голова. Матвей купил для нее красивых печатных пряников и несколько керамических колокольчиков.

– Кваса хочу, – попросила она.

– А может, чего-нибудь горячего? – улыбнулся Вишняков. – Зайдем в чайную?

Они напились чаю в настоящем «Трактире», где все было обставлено по-купечески добротно: от начищенных до блеска пузатых самоваров до больших заварных чайников с пестрыми петухами на боках и расторопных «половых», как здесь называли официантов.

Согревшись и повеселев, поехали смотреть деревянные шедевры под открытым небом.

Старинные постройки в снегу выглядели как декорации к съемкам фильма про Волкодава или к сказке «Снегурочка». Здесь были и храмы, и дома, побольше и поменьше, – разные.

– Берендеево царство! – ахнула Астра. – Сейчас Мизгирь выскочит... за ним Купава. А Лель вон в той избушке живет, – показала она на скромное строение. – Дудочки к весне мастерит.

– Вижу, ты читала Островского.

– Она фильм смотрела, – ехидно возразил Матвей. – Старый, еще советский. Там много поют.

– Я пьесы Островского изучала в театральном. Однажды на Новый год мы ставили отрывок из «Снегурочки».

Лицо бизнесмена озарила широкая улыбка.

– Кстати! – воскликнул он. – Ведь именно Кострома – родина Снегурочки! Этот образ создан как раз Островским – он написал пьесу «Снегурочка» в своем имении Щелыково. Меня Борецкий чуть ли не силой туда затащил. Ты бы видела, с каким благоговением он ходил по дому, с какой нежностью гладил колонны при входе. Будто он литературовед, а не торговец! Не удивлюсь, если он и пьесы писать пробует...

Около деревянного храма остановилась группа туристов, многие достали фотоаппараты и видеокамеры.

– Отойдемте в сторонку...

Астра безмолвно зашагала за «гидом». Матвей, оглядываясь, – за ними. Он бы с удовольствием потолкался среди туристов, послушал, о чем они говорят. Пожалуй, и пощелкал бы эти темные от времени срубы, потом бы мальчишкам своим показал. Жаль, фотоаппарат в отеле остался.

– ...разговаривал с местными крестьянами, – донеслись до него слова Вишнякова. – Расспрашивал их про древние поверья, обряды. Так у него родился замысел пьесы – из языческого ритуала «похорон Костромы», женского божества, чья смерть была необходима для будущего урожая. Соломенное чучело Костромы – прекрасной девушки – топят в реке или сжигают, как Масленицу. Снегурочка тоже погибает...

Матвей вдруг полез в карман за купленными на ярмарке колокольчиками. Они были разных размеров, но имели вид девушки в синей шубке и шапочке, на что он обратил внимание только сейчас. Астра протянула руку:

– Дай мне!

Внутри тянулась по ободку надпись: «Костромская Снегурочка».

– А Дед Мороз родом из Великого Устюга, – сказал Вишняков.

Его мнение никто не оспаривал: Астра увлеклась колокольчиками, а Матвей, разглядывая «Берендеево царство», отстал от своих спутников.

– ...хозяин зимы Морозко, Дед Трескун на самом деле был лютым, а не добреньким старичком с мешком подарков для детворы, – донеслось до него. – Грозный дух льдов и холода, он собирал дары, которыми откупались от него испуганные люди, а вовсе не раздавал их. Потом странным образом все переменилось...

Астра внимала Вишнякому с открытым ртом. Матвей раздраженно притопывал ногами: Дед Трескун разошелся не на шутку, пальцы уже одеревенели.

– Я замерз, – заявил он.

– Мы тоже, – откликнулся бизнесмен, и это «мы» резануло слух Матвея. – Я еще кое-что покажу, и едем греться.

Он подвел их к дому с затейливой резьбой на фасаде, доставленному, судя по табличке, из деревни Журавлево.

– Чтобы такую «избушку» соорудить, немалый капитал потребовался, – заметил Матвей.

– Да уж...

Под роскошно украшенным слуховым окошком резчик поместил имя бывшего хозяина.

– Липатов...

– Капиталист! – произнес молодой человек с фотоаппаратом, шмыгая красным от холода носом. – Крестьяне себе подобных излишеств позволить не могли. Вы поглядите, какие узоры из дерева повсюду пущены! Не всякий мастер за такую работу брался. – Он выбрал подходящий ракурс и сделал несколько кадров. – Красотища!

Астра присмотрелась к вырезанной на фасаде фигуре девушки, которая что-то держала в руках. Книгу?

– Что она держит?

Парень забросил на плечо конец вязаного шарфа и поднял голову.

– Кто? А-а! Это русалка. Весьма распространенный для костромских и нижегородских мотивов персонаж. В руках у нее скорее всего Велесова книга.

Раскатистый смех Вишнякова заставил их обоих обернуться.

– Велесова книга! Надо же, и правда. Что еще русалкам читать?

– Ничего смешного в этом нет, – обиделся парень. – Лично я верю в подлинность дощечек.

– Каких дощечек? – не понял Матвей.

Вишняков принялся объяснять. По его словам, во время Гражданской войны в каком-то разоренном имении полковник Добровольческой армии Изенбек нашел дощечки с нанесенным на них текстом. Это была история русичей от мифологических корней до Рюрика...

– Если хотите, Священное Писание славян, – говорил он, – изложенное волхвами. Или другим неизвестным автором. Дощечки назвали Велесовой книгой по имени славянского бога Велеса. Изенбек вывез их в Брюссель и хранил как зеницу ока. В августе 1941 года он умер, и табличек больше никто не видел. По одной из версий, они были похищены агентом Аненербе. В Третьем рейхе это общество занималось изучением наследия германской расы. К счастью, тексты кое-как сохранились в виде фотографий и машинописи, сделанной Миролюбовым, эмигрантом, писателем, который увлекался славянским фольклором. По другой версии, Велесова книга – подделка.

Астре не терпелось подать какой-нибудь знак Матвею. Русалка, Велесова книга! Связь с эпизодами на кассете! Но делать это при Вишнякове она не рискнула. Тот явно знает больше, чем хочет показать.

Матвей равнодушно слушал, разглядывая девушку с книгой на фасаде дома Липатова. Парень с фотоаппаратом с разных точек снимал резьбу, искоса бросая на Вишнякова недобрые взгляды.

– Все это тебе Борецкий рассказал? – не выдержала Астра. – Про Велесову книгу, про Аненербе?

– Да, – без запинки ответил Вишняков. – И про русалку тоже. Думаете, Илья случайно пригласил «Русалок»? Он же бредит всякими языческими штучками!

«А ты? – едва не вырвалось у Матвея. – Так чешешь про дощечки, будто специально изучал!»

– Велесову книгу еще называют языческой Библией, – продолжал тот. – Даром что подлинных табличек никто в глаза не видел, все о них только читали либо слышали. Но интереса к ним это не ослабило, напротив, поклонение прабогам становится повальным увлечением. Появляются разные славянские общины, в которых отправляют чуть ли не родоплеменные культы.

– Были «новые русские», теперь «новые волхвы»?

– Похоже, – усмехнулся Вишняков.

– А при чем здесь Аненербе?

– В этом мире все так перемешалось...

Москва

Пророчица Любава сидела в полутемной комнате, завешанной панно из трав и какими-то плетенками. В единственном освещенном углу стояло сухое корявое дерево без листьев, на его стволе были вырезаны лица идолов. И само дерево, и «выглядывающие» из него идолы производили устрашающее впечатление.

Пророчица восседала на деревянном стуле с высокой спинкой, прямая, бледная и простоволосая, в вышитой рубахе, с кожаной ленточкой на лбу.

Кира едва не рассмеялась от ее нарочито мрачного выражения лица и замедленно-величественных движений. Увидев пустую приемную, где за старым письменным столом скучала девица, несуразная и бесцветная, Кира подавила порыв повернуть назад. Она уже жалела, что пришла сюда. Это чувство усилилось, когда она встретилась глазами с самой Любавой – будто в ушат с ледяной водой окунулась.

На столе перед Пророчицей теплилась толстенная черная свеча, теснились глиняные чаши, наполовину наполненные мутными жидкостями. И запах – помещение было пропитано жгучим запахом горечи, меда и застоявшейся браги. Именно жгучим, потому что он проникал в легкие, вызывая жжение и дурноту.

– Здравствуйте... – выдавила Кира, стараясь глубоко не дышать.

Ее приветствие повисло в воздухе, таком же мутном и тяжелом, как все вокруг, включая хозяйку. Кира опустилась на широкую, застеленную рогожкой лавку и, борясь с дурнотой, посмотрела на Любаву. Та глядела вниз, в одну из чаш. Оттуда что-то испарялось, во всяком случае, вверх поднимался зеленоватый парок...

Вопросы, которые Кира собиралась задать Пророчице, вылетели из головы. Собственно, ее интересовало одно: встретится ли она еще с тем красивым мужчиной, который был ее первым возлюбленным? Соединит ли их судьба? Или не стоит жить иллюзиями, надеяться на несбыточное, ждать невозможного?

– Оживляющий явленное, вращай колесо... – забормотала Любава, не отрывая глаз от чаши.

До Киры долетали обрывки фраз, непонятные и пугающие слова:

– Триглав... Чернобог... Хорс...

«Передо мной разыгрывают спектакль, – успокаивала она себя. – Отрепетированный заранее, с целью нагнать страху и выудить побольше денег. Я не должна поддаваться!»

– Тебе нельзя его видеть, – отрывисто произнесла Пророчица. Ее голос походил на воронье карканье. – Встреча принесет тебе смерть.

Кира вздохнула, и в ее груди разгорелся пожар, в глазах потемнело.

«Не поддавайся! – твердила она себе. – Это все чары, гипноз, рассчитанный на таких дурочек, как ты. Это какое-то зелье, действующее на сознание!»

Ворона несколько раз громко, раскатисто каркнула... Кира вздрогнула и подняла глаза – то смеялась Любава. Ее черты исказились, губы раздвинулись, на щеках образовались складки. Сколько ей лет? Сорок, шестьдесят? Ни одного седого волоса... Впрочем, она могла покраситься. Лицо Любавы вдруг разгладилось, кожа порозовела, и ей уже можно было дать всего тридцать. Только зрачки оставались холодными, неподвижными.

– Ты мне нравишься, – вымолвила она тоже совершенно другим голосом, молодым и звучным. – У тебя смелые мысли.

Кира готова была провалиться сквозь землю.

– А вот это лишнее, – улыбнулась Любава, стремительно молодея и расцветая.

Теперь она выглядела на двадцать. Или это какие-то фокусы с освещением? Скорее всего Кира сама создала образ старой колдуньи. Так или иначе, перед ней сидела совсем не та женщина, которая была похожа на ворону и каркала.

Посетительница смутилась, заерзала. Она вспомнила, о чем хотела спросить Пророчицу.

– Кто он?

– Ты скоро его увидишь... Если решила расстаться с жизнью.

– Вы нарочно меня пугаете! – осмелела Кира. – Думаете, он меня убьет, да? Зачем ему это нужно? Или я сама наложу на себя руки? От несчастной любви, как глупые девчонки? Так вот, я не такая. Я просто хочу знать, суждено мне быть с ним или нет. Я хочу точно знать! Наверняка!

Любава позволила ей высказаться.

– Ниточка твоей жизни такая слабенькая... – жалостливо произнесла она. – Но ее можно уберечь.

Кира не намеревалась слушать всякие бредни. Ее жизни ничего не угрожает! Она здорова, молода, у нее все складывается отлично.

– Вы меня дурите? Чтобы я заплатила вам за рецепт чудесного спасения? В моем кошельке ровно столько, сколько я решила отдать за гадание.

Лицо Пророчицы потемнело, но не от гнева – от непонятного Кире чувства.

– Хорошо. Что же тебе сказать?

– Как он выглядит?

Любава отвернулась, скрывая по-девичьи нежную улыбку. Странная она все-таки!

– У него маленький шрам вот здесь, – женщина поднесла палец к своей левой брови. – Ну, как? Я угадала?

– Вы умеете читать мысли. Я подумала, а вы...

Пророчица мелодично рассмеялась, – ничего похожего на карканье, – и склонила голову чуть набок, снисходительно. Мол, что с тебя взять, глупышка?

Кира разозлилась: «Любаву забавляет эта беседа, она насмехается надо мной!»

– Если хочешь жить, принеси жертву, – весело заявила Пророчица, подтверждая опасения Киры, что над ней потешаются.

– Какую? Денег дать?

– Деньги что? Пыль...

– Однако же у вас прием не бесплатный.

– А что ты мне взамен можешь предложить? – вздернула брови Любава. – Душу? Или в услужение ко мне пойдешь?

Кира замотала головой.

– Нет! Еще чего! Ладно, извините. Разумеется, я заплачу.

– Не мне...

– Кому же?

– Великому Старцу Севера.

– Деду Морозу, что ли? – удивилась Кира.

– Можно сказать и так, – шире улыбнулась Пророчица. – Только никакой он тебе не дед. Елку украшать станешь!

– Без меня украсят.

– Без тебя не получится...

Сухое дерево невольно притягивало взгляд Киры. Идолы, вырезанные на его стволе, корчили жуткие гримасы. Такой же гримасой казалась улыбка Любавы.

– Почему же?

– Лесной дух обитает в больших елях, он тоже любит угощение. Мясо, свежую кровь...

– Вы с ума сошли!

– Ты слушай, не перебивай. Либо ты лесного духа ублажишь, либо он тебя погубит. Обряд кровавый совершить придется, украсить ветки еловые кусочками плоти вместо игрушек, а внутренности развесить вместо бус... Ха-ха-ха...

– Вы... имеете в виду... кишки? – в ужасе прошептала Кира.

– Кишки сгодятся. Иначе придет злой Старец с мешком, только не подарки он принесет, а смерть твою...

Любава протянула к ней руку – длинную и костлявую, холодную, как лед, впилась крючковатыми пальцами в плечо, тряхнула...

– А-ааа! – закричала Кира, содрогаясь от страха и отвращения. – А-а-а-ааа!

– Ты чего орешь?

Она открыла глаза и увидела прямо над собой молодое лицо Любавы – черные как смоль волосы вьются по бокам, черные зрачки горят злым огнем...

– Уйди! Прочь от меня!

– Совсем сбрендила? – Чара с возмущением покрутила пальцем у виска. – Вставай, подруга! А то выступление проспишь. Марш в ванную, приводить себя в порядок. Солистка гребаная...

Кира, вся в испарине, села на раскладном диване. Она что, спала? Господи, какое счастье. Ну и ну! Она даже не обиделась на Чару за грубые слова, скорее испытала облегчение.

– Ой, девочки, как я рада!

Юна и Бэла переглянулись, пожали плечами.

– Чокнутая... – меланхолично изрекла Мио.

Глава 17
Костромская область. Деревня Сатино

Аллея из вековых дубов вела прямо к парадному входу в дом. Вишняков припарковал «Хаммер» у флигеля. Астра вышла, с удовольствием огляделась. Из трубы на крыше вился дымок, все вокруг сияло морозным великолепием. Деревья во дворе хозяин украсил бумажными фонариками и гирляндами. Самого Борецкого нигде не было видно.

– А вы сомневались, что я вас благополучно доставлю, – усмехнулся Егор Николаевич. – Оказывали недоверие.

– Мы выражали озабоченность. Ты здесь первый раз?

– Да. Где наш каравай? – Он достал большой круглый хлеб, купленный на костромской ярмарке. – Положено в дом входить с хлебом и подарками. У Ильи новоселье как-никак. Ну и домину он отгрохал! Настоящая помещичья усадьба.

Матвей обратил внимание, что они явились первыми. Других машин он не заметил.

– «Русалок» еще нет, – бросила ему на ходу Астра. – Это хорошо. Успеем освоиться, разобраться, что к чему, с хозяином пообщаться.

В холле гостей встречала Ульяновна, по случаю праздника в белом накрахмаленном переднике поверх темного платья. Узел волос, уложенный на затылке, она обмотала блестящим елочным дождиком – по настоянию Ильи Афанасьевича.

– Как доехали?

– Удачно, – улыбался Вишняков.

По резной деревянной лестнице в холл спустился Борецкий. Он полностью соответствовал описанию приятеля – представительный мужчина лет сорока, среднего роста, плечистый, поджарый, с правильными чертами лица, с барскими повадками.

– Извините, ради бога, закрутился по хозяйству. Кучу недоделок строители оставили. Егор! Господа! Милости прошу в мою скромную обитель. Ну, знакомь нас, братец, знакомь! – по-свойски похлопал он Вишнякова по плечу.

Тот представил Астру и Матвея как жениха и невесту.

– Вам будет удобно в одной комнате? – смутился хозяин. – Я, признаться, был не в курсе. Решил, что вы живете вместе. Егор меня не предупредил. Впрочем... там две сдвинутые кровати, их можно поставить отдельно... – Он кашлянул.

– Вполне удобно, не беспокойтесь, – заверила его Астра. – Не нужно ничего менять.

Матвей согласно кивнул. В одной комнате – что ж, чудесно. Напоминает поездку в Старую Руссу. Интересно, как на сей раз поведет себя Астра? Жить вместе, спать в одной постели с женщиной, которая тебе не жена и даже, вопреки мнению окружающих, не любовница, – это с ним впервые. Странная и двусмысленная ситуация. Но Астра, похоже, развлекается вовсю. Ей явно доставляют удовольствие подобные отношения.

Впрочем, иногда Матвею казалось, что он и она давно перешли черту, за которой дружба и взаимная симпатия перерастают в интимную, любовную связь. Только эта связь отличалась от привычного флирта, от тривиальной физиологии. Здесь воображение и реальность смешались, образовали некую магическую формулу любви, производную от неутолимого желания, неосуществимых грез. Ведь и он, и она уже имели любовный опыт с другими партнерами, который принес обоим разочарование. Оба боялись не то чтобы повторить ошибки, а собственной неловкостью разрушить хрупкое, таинственное очарование, соединявшее их.

Борецкий повел гостей показывать свои хоромы. Дом производил впечатление небольшого дворянского загородного особняка в современной интерпретации. Он как бы стоял одной ногой в прошлом, другой – в настоящем, и это создавало шаткость, неравновесие – однако исключительно для придирчивого взгляда. Хозяин попытался соединить деревенский уют с городским блеском, провинциальность со столичным шиком, старину – с нынешними модными тенденциями. В результате получилось «родовое гнездо» нового русского барина с ностальгическим оттенком и налетом мрачности. Чего стоил портрет Марфы Посадницы в бронзовом багете, красующийся на видном месте в большом зале с камином! Боярыня сурово, надменно, с презрительной полуулыбкой взирала на своего «потомка» и его друзей, явно не одобряя их.

– Прародительница нашей фамилии, – представил боярыню Илья Афанасьевич. – Марфа Семеновна Борецкая.

Астре почудилось, будто брови Марфы возмущенно дрогнули от такого «титула». Будь она жива, ох, и досталось бы «потомку» за сию вольность!

На другой стене висела превосходная копия картины Саврасова «Грачи прилетели» – в более скромной раме, но тоже из бронзы. Неожиданное соседство.

– Это полотно напоминает мне о нашем герое Иване Сусанине, костромском крестьянине, – поспешил объяснить хозяин. – Спасая будущего царя Михаила Романова, он завел поляков в чащу лесную, где и принял от врагов мученическую смерть. Говорят, его могилу обнаружили возле церкви Вознесения в деревне Домнино, которая изображена на картине. Бутылкин поспорил со мной, что история с Сусаниным – выдумка.

– А как же камень с надписью? «Здесь погиб крестьянин Сусанин Иван... »

Астра перестала слушать, переключившись на свои внутренние ощущения. Что-то в этом доме ее настораживало.

Матвей, напротив, увлекся доводами «за» и «против» легенды о народном герое. Оказывается, существуют разные мнения!

Середину зала занимала пушистая живая елка, увешанная игрушками и бегающими огоньками. Сильный аромат хвои смешивался с запахом перегоревших углей – видимо, хозяин протапливал камин.

Астра обошла елку кругом, села в кресло у камина, задумалась. Очнулась она, когда Матвей взял ее под руку:

– Идем, посмотрим нашу комнату.

Она даже не спросила, чем окончился диспут об Иване Сусанине.

На втором этаже дома располагались несколько спален, малая гостиная и апартаменты хозяев – двери всех комнат выходили в длинный просторный коридор, который тянулся влево и вправо от лестницы.

– Пожалуйте сюда, – Борецкий повернул налево и распахнул вторую по счету дверь. – Всю отделку я подбирал сам, без дизайнера. Сначала я нанял двух художников по интерьеру, но когда они показали мне смету, у меня дар речи пропал! Вложить такие средства в материалы и авторские разработки я был не готов. Пришлось самому засучить рукава. Вам нравится?

– Довольно мило...

Комната оказалась светлой, оклеенной обоями, стилизованными под восемнадцатый век, у одной стены стояли две сдвинутые вместе громоздкие кровати, у другой – деревянный шкаф и зеркало с туалетным столиком в духе барокко. Пара картин – копии Рубенса и Ван Дейка – соседствовали со славянскими фетишами: светильниками, имитирующими знак солнца и древо жизни с сидящими на ветках птицами.

– Делали на заказ, – похвалился Борецкий. – По музейным эскизам.

Убранство спальни нельзя было назвать безупречным, зато оно отражало разносторонние пристрастия хозяина.

– А где мои покои? – спросил Вишняков.

– Рядом, первая дверь. Я позаботился о звукоизоляции, потому как сам люблю отдыхать в тишине. Вы не будете мешать друг другу, даже если включите музыку.

– На всю катушку?

– Умеренно, – усмехнулся Илья Афанасьевич. – Кстати, предлагаю обращаться ко мне запросто, без церемоний. И я перейду на «ты», если твои друзья позволят.

– Как будет угодно, – согласился Матвей.

Остальные помещения были отделаны и обставлены в том же ключе. Малую гостиную хозяин отвел певицам.

– Когда приедут «Русалки»? – спросила Астра.

– К вечеру. По договору они пробудут здесь дней десять.

– Так долго?

– Я собираюсь устроить святочные гулянья, – объяснил Борецкий. – Не совсем по правилам, но это ведь не беда? Господин Калганов заявил, что после Рождества группа отправляется на гастроли, поэтому нам придется перенести «зимние русалии» на неделю вперед. Вы увидите изумительный языческий праздник и сами примете в нем участие! Я приготовил много сюрпризов. Роль «ватафина», вождя русальцев, я беру на себя. Кстати, вы помните мое условие о маскарадных костюмах?

Вишняков вспомнил о золотом гребне, – подарке для Леи, – и представил себе лицо девушки, когда она откроет бархатный футляр.

– Разумеется, – рассеянно ответил он приятелю. – Наши сумки и праздничная одежда в машине. У тебя здесь есть какая-нибудь прислуга, кроме экономки?

– Здесь не пятизвездочный отель, – заметил он. – Я предупреждал, что не успел обзавестись горничной и поваром, все в стадии становления.

Астру это ничуть не пугало.

– А мне нравится! По-домашнему... Мы с Матвеем привыкли обслуживать себя сами. Правда, дорогой?

Через час приехали Бутылкины, и хозяин пригласил всех перекусить и познакомиться поближе. Сели за стол в большой гулкой кухне, разделенной на две половины резной деревянной перегородкой и русской печью в изразцах.

– Вот это да! – восхитился Матвей. – Настоящий музейный экспонат.

Борецкий раздул щеки от гордости:

– На ней готовить можно – пироги печь, щи варить. Если вдруг электричество вырубят.

– Газ что, не провели?

– К сожалению, нет... Два баллона заготовлены, но не привезены, – сокрушался хозяин. – Руки не дошли.

Экономка бесшумно сновала, подавая блюда с едой. Блины, запеченный окорок, соленья. Водка на зверобое вызвала громкие похвалы.

– Много не пить, господа! – предостерег Бутылкин. – Нам еще целую ночь гулять.

Степан и Алина производили впечатление дружной пары. Алина все порывалась позвонить детям – неудачно. Связь оставляла желать лучшего.

– Линии перегружены, – говорил ей супруг. – Не волнуйся! Они же с бабулей, с нянькой. Все будет в порядке.

– Илья, в доме есть огнетушители? – вдруг спросила Астра. Ей не давал покоя увиденный в зеркале огненный всадник.

Вся компания с недоумением уставилась на нее...

Восемь веков тому назад

Ненавистный воевода, мужнин брат, выведал тайну Радмилы. Следил за ней, по пятам ходил, подглядывал, подслушивал. Князь стал совсем плох, никого не узнавал, дышал судорожно, с хрипом. Жена сидела у изголовья, плакала, коварная, как все молодые красивые женщины. Кого она хочет обмануть?

Воевода дождался темноты, подкараулил ее в сумрачной низкой каморке, где знахарка готовила лечебные отвары для больного, сгреб в железные объятия, прижал к бревенчатой стене, дохнул жаром:

– Теперь моя будешь...

– Не трожь... Пусти...

Она отбивалась, брыкалась, как необъезженная кобылка. Ничего, он сумеет ее взнуздать. Ишь, глазищами сверкает!

– Я за питьем для мужа пришла. Пусти...

– Он скоро с богами пировать будет, а мы с тобой – миловаться. Уступи по-хорошему... Ну же, целуй меня, как чародея лесного целовала...

Его липкие губы скользнули по щеке княгини.

– Не смей...

Она вцепилась пальцами в спутанную бороду, изо всех сил дернула. Взревел воевода, как бешеный зверь, повалил ее на пол, начал душить.

– Нету боле твоего полюбовника... убил я его... не помогло колдовство бесовское, не спасло... и тебя не спасет... Как осмелилась? Чернобога допустила до себя...

Сгорбленная знахарка скользнула в каморку, сослепу опрокинула на воеводу горячее снадобье – ойкнула, да так и рухнула, сметенная тяжелой рукой. Он ринулся прочь, с грохотом, с проклятиями, едва дверку не выломал.

– Оборотень... – в ужасе простонала старуха. – Волчище косматый...

В каморке запахло дымом – свечка упала, травы сухие загорелись. Знахарка закашлялась, приподнялась и наткнулась на чью-то руку. Тускло блеснул золотой браслет. Кто-то лежал поперек каморки... неужто госпожа? Дышит аль нет?

– Ой-ей-ей... – склонилась над ней, причитая, старуха, приложила ухо к груди. – Голубка наша, свет ясный... Кажись, бьется сердечко, трепыхается, как воробушек.

Почуяла – на подмогу звать никого не надо.

– Ах ты, беда какая приключилась! – бормотала она, похлопывая молодую женщину по щекам. – Оборотень... он стражи не боится... через стены пройдет...

Знахарка почти ничего не видела и делала все на ощупь, так ей сподручнее было. Привыкла.

Княгиня очнулась, застонала, приоткрыла глаза. Темень, дым, гарь... Где она? Стрелой пронзили страшные слова: «Нету боле твоего полюбовника, убил я его...»

Значит, правду говорил волхв, что близок его смертный час. Не ошибся. Сердце княгини облилось кровью, из горла вырвался немой крик. Вот она, цена обряда! Семаргл огнекудрый, свирепый полупес-полузмей явился за жертвой.

Дым заполнил каморку, а знахарка, кашляя, никак не могла подтащить отяжелевшее тело княгини к дверям. Слаба стала, руки дрожат, ноги не слушаются... Огонь утолил первый голод, поглотив пучки высушенной травы, полотняные тряпицы, и лизал уже деревянные стены, грыз лавку, подбирался к женщинам. Старуха ему не по вкусу, а вот молодая плоть так и тает в жаркой пасти...

Но не успел огонь добраться до княгини, полакомиться ее цветущей красотой. Зашипел, остановленный заклинаниями знахарки, остался доедать сухое дерево...

– ...отверни лицо свое... – шевелила губами старуха, – грызи толстые бревна, которые мы даем тебе, чтобы ты творил еду и питье. Обогревай нас, но не жги. Тебя мы храним в углях, ты же горишь в наших домах и светишь нам, когда Солнце уходит на покой, до тех пор пока оно не родится вновь, влекомое быками по лугам Хорса... Мы не произносим вслух твоего истинного имени, ибо ты обитаешь среди нас, а не блаженствуешь на седьмом небе, как другие боги... Ты разжигаешь страсть между мужами и женами, и мы называем тебя иными именами...

Огонь, убаюканный ее словами, поутих, перестал выплевывать снопы искр и дышать на женщин дымным смрадом. Его язычки уменьшились и заплясали по бревнам вверх. Знахарка, кряхтя, вытащила княгиню на воздух, обрызгала ключевой водой.

– Не плачь, – приговаривала она. – Все позади... Ты жива, горлинка наша, невредима. А князюшка плох, боюсь, не дотянет до рассвета.

В тереме всполошились, на запах дыма прибежали босые девки с ведрами, стражники с песком. Вскоре от огня остались только почернелые головешки, грязные потеки на стенах каморки да гарь в воздухе.

Княгиня, сама не своя, прибралась, умылась и пошла к умирающему... А из головы не шел волхв. Что с ним сделал воевода – оборотень, жадный до девичьих прелестей! Брат вот-вот дух испустит, а тот его жену в потемках тискает. Совсем стыд потерял, знает, управы на него нету. Что же будет, когда князь умрет?

В груди у княгини словно комок льда застыл. Не о муже она горюет – о молодом волхве, о жизни его загубленной. Никогда боле они не свидятся, не прильнут друг к другу, не приникнут губами к губам...

Она прижала руки к животу, прислушалась – бьется ли горячая жилка, зародыш новой жизни, плод волхвования, чародейства Семарглова? Неужто бьется? Подействовал обряд... Выходит, принял бог кровавую жертву. Довольно ли ему одной? Или еще потребует?

– Умрешь в родах... – вспомнила она слова волхва.

«Не умру! – самоуверенно подумала Радмила. – Лучших повитух призову, саму Рожаницу молить буду о счастливом исходе. Знахарка все о травах ведает, приготовит мне любой отвар. Сколь младенцев через ее руки прошло, и живут, и матери ими радуются. Почему же мне умирать? Я молодая, крепкая, здоровая, кровь с молоком...»

– Идола схорони, – шепнул ей еще волхв. – Надежно, чтобы найти его нельзя было.

– Сам спрячешь...

Он медленно покачал головой, сказал без грусти:

– Не успею. В лес я уже не вернусь, буду поблизости.

– Пока князь не умрет? – наивно спросила она.

– Я его опережу, а ты проводишь. Обо мне не тужи – верю, не навек расстаемся. Все повторится. Семаргл нас призовет, теперь мы его слуги...

– Я никому прислуживать не хочу! – подбоченилась Радмила.

– Горда ты больно, да поздно спохватилась...

Глава 18
Костромская область, деревня Сатино. Наше время

Астра примеряла перед зеркалом платье для маскарада. Корсет, громоздкие фижмы, – пышная юбка с каркасом, – обилие лент, кружев, складок с непривычки ограничивали движения.

– Экономка у Борецкого – сущий ангел, – щебетала она. – Как ей удалось все выгладить? Я бы не смогла. Слушай, я такая неповоротливая в этом прикиде!

Матвей был с ней полностью согласен.

– По-моему, тебе следовало выбрать что-нибудь попроще.

– Наверное. В таком платье нигде не спрячешься.

– Да-да! – засмеялся он. – И ни к кому незаметно не подкрадешься. Как ты будешь следить за Леей?

– Следить? Фи...

– Разве мы не за этим сюда приехали?

Астра благоразумно промолчала. Она допустила промашку. Вишняков тоже хорош, не мог подсказать, что...

«Стоп! Никогда не перекладывай вину на других, – оборвала она себя. – Ты знала, как выглядит наряд дамы восемнадцатого века. Тебе хотелось составить достойную пару петровскому вельможе Брюсу. Вот и терпи!»

– Юбка волочится по полу.

– Зато подметать не потребуется, – съязвил Матвей. – Весь мусор ты соберешь своим атласным подолом. Главное, осторожнее с рукавами, не смахни угощение со стола.

– Лучше на себя посмотри.

Он с досадой разглядывал свои ноги в коротких, до колен, штанинах, шелковых чулках и башмаках. Идиотизм! На улице в ночь Хэллоуина еще куда ни шло, но в доме, в приличном обществе... Черт!

– Я похож на огородное пугало, – заключил Матвей. – А ты на мою подружку. Жуткое зрелище!

Астра с хохотом водрузила ему на голову парик:

– Его надо обсыпать пудрой.

– Нет уж! Хватит...

– Не расстраивайся, я тоже надену парик. Где же взять столько пудры? Хочешь, посыплем их мукой?

Карелин представил, как при каждом кивке на окружающих будет сыпаться мука, и скривился:

– Не надо.

В парике Астру было не узнать. Матвей тоже изменился – длинные букли прибавили ему солидности. Оригинальные полумаски из тафты предложил гостям Борецкий. Он их заготовил для всех, даже для экономки и помощников. Отказался только Вишняков – у того маска прилагалась к костюму.

– Мы все должны стать другими, хотя бы на одну ночь. Таковы правила игры! – повторял хозяин.

Все согласились. Почему бы нет?

– Бутылкины оденутся Арлекином и Коломбиной, – сказала Астра.

– Уже легче, – отозвался Матвей. – Не одни мы будем иметь дурацкий вид. Где же «Русалки»? Они опаздывают или вообще не приедут? Тогда вдвойне зло берет! Как я понимаю, весь этот нелепый карнавал затеяли ради того, чтобы девушки не узнали Вишнякова?

– Не совсем. Борецкий давно заприметил эту группу. Так или иначе, он решил ангажировать девушек на празднование Нового года. Рутинное застолье всем надоело. Человек задумал развлечение: языческое игрище вместо занудного пития и обжираловки. Похвально?

Матвей пренебрежительно фыркнул.

– Маски-то зачем?

– А вот маски – это уже инициатива нашего клиента. Он хочет загладить возникшее между ним и Леей недоразумение... – неуверенно добавила она. – Поговорить, аккуратно выяснить, в чем его вина.

– Ты ему веришь?

– Я обязана расставить точки над «и». Что-то в этой истории меня беспокоит. Маски! Кстати, помнишь венецианский карнавал на кассете? А обнаженных любовников? Там тоже фигурируют маски...

– Еще они фигурируют на утренниках в детских садиках, на школьных елках и на корпоративных вечеринках! – не сдавался Матвей.

– Ты прав, но...

Астра, шурша подолом, подошла к окну и выглянула во двор. В морозной синеве горели два старинных фонаря у входа в дом, чуть поодаль приткнулись к деревьям «Форд» хозяина, черный «Хаммер» Вишнякова и джип «Фольксваген» Бутылкиных. Больше машин не было. Неужели Калганов что-то пронюхал и отменил выступление «Русалок»? Было бы обидно. Она уже настроилась на необычную забаву, которую можно совместить с расследованием. Конечно, «расследование» – громко сказано, ведь никакого преступления пока не произошло. Нет ни трупа – тьфу! тьфу! тьфу! – ни кражи, ни угроз, ни шантажа.

Аллею осветили фары, и к флигелю подкатил серебристый микроавтобус.

– Что «но»? – произнес ей в спину Карелин.

Она повернулась, и у него возникло дежавю. Женщина у окна в черном атласном платье, с жемчугами на шее, зимние сумерки за стеклом, и эта сладкая дрожь в сердце, это чувство, теснящееся в груди, и невозможность дать ему волю...

– Я боюсь ее? – спросил себя Брюс. – Всегда боялся?

Он увидел ее на ассамблее и не поверил глазам. Она пристегнула к корсажу веточку можжевельника. Царь Петр пытался утвердить на Руси заморское празднование Нового года, даже специальный указ издал: «...перестать дурить головы людям и считать Новый год повсеместно с первого января. А в знак доброго начинания и веселия поздравить друг друга, желая в делах благополучия и в семье благоденствия». Повелел украшать дома ветками «из дерев сосновых, еловых и можжевеловых, детей забавлять, на санках катать с гор. А взрослым людям пьянства и мордобоя не учинять – на то других дней хватает».

Нововведение отторгалось рьяно, как и иные начинания царя-реформатора. Поддерживали Петра самые близкие – единомышленники, соратники и люди с прогрессивными взглядами, лишенные косности...

– Что с тобой? – произнесли ее губы. – Ты меня слышишь?

Он вздрогнул и внутренне встряхнулся.

– Ты меня слышишь? – повторила Астра.

– Слышу...

– Не похоже! – она показала на окно. – «Русалки» приехали! Иди взгляни.

Внизу во дворе водитель выгружал из микроавтобуса сумки с вещами девушек. К ним подошел Борецкий в маске, в накинутой на плечи дубленке, из-под которой выглядывала рубаха ватафина, заговорил – из его рта вылетали облачка пара.

– Ни слова не разберешь! – с досадой процедила Астра, щелкая по оконной раме. – Отличный стеклопакет! И про звукоизоляцию хозяин ничуть не преувеличивал.

Молодой парень тоже в маске и в рубахе с вышитым на груди грифоном выскочил на крыльцо – помогать носить вещи на второй этаж.

– Уже? – удивился Матвей. – Праздник начался? Борецкий, как я понял, вошел в образ?

– Он хозяин, ему положено. Никаких поблажек! Никому!

Девушки одна за другой высыпали из машины и с любопытством осматривались. Носильщик в маске рассмешил их.

– Вон Лея, – сказала Астра. – Видишь ее? Блондинка, самые длинные волосы...

– В голубой куртке?

– Ага, с белым воротником.

– Вишняков небось тоже у окна торчит!

Девушка, чувствуя направленные на нее взгляды, подняла голову. Астра поспешно отклонилась, Матвей скользнул за штору. Они, не сговариваясь, прыснули.

– Наш клиент наверняка отпрыгнул, как ошпаренный, – захихикала она. – Вдруг девицы его засекли?

– Вряд ли. Со двора плохо видно... только если в комнате свет горит. Вишняков не так глуп, чтобы раскрыться раньше времени. Предпринять столько усилий, чтобы все испортить?

Певицы гуськом потянулись в дом.

– Они обязательно пройдут мимо нас, – прошептала Астра, направляясь к двери. – Малая гостиная, которую им отвели, в конце коридора.

Она повернула ручку, осторожно потянула ее на себя. Дверь бесшумно приоткрылась, и сразу раздались шаги: грузные – мужские и легкие, цокающие каблучками, – женские.

Астра старалась разглядеть лицо Леи. Девушка прошла по коридору, не поднимая головы. Она казалась уставшей или чем-то удрученной...

* * *

Велидар был похож на тысячи таких же молодых студентов – умных, энергичных ребят, приехавших в столицу получать образование и, в перспективе, работать. Разве что отличался необычайной красотой. Кому понадобилось его убивать? Может быть, внешность его и сгубила? Любовь и ревность – вечный мотив, по которому один человек желает смерти другому.

Карты путала записка, оставленная новым знакомым в кармане ее куртки. Как будто он заранее все просчитал – и теперь она должна была угадать эти его расчеты, сделать все так, как он запланировал. Но зачем мертвому какие-то планы? Ему же все равно. После смерти земные заботы теряют смысл. Выходит, нет?..

Не случайно он подошел к ней тогда, у вокзала, не случайно протянул руку помощи, позвал к себе, закрыл в соседней комнате и велел сидеть тихо и не рыпаться. Она сдуру приняла его за маньяка! Он переоценил ее умственные способности, поставил не на ту лошадку.

– Что мне нужно сделать? – спрашивала она, когда Велидар приходил в ее сны. – Подскажи!

– Просто живи... Все сложится само собой. Твоя дорога приведет тебя куда следует.

В жизни Велидар одевался, как многие московские студенты – джинсы, свитер, куртка, спортивная обувь. В снах он представал перед ней в длиннополой рубахе, иссиня-черной, расшитой дубовыми веточками и кругами по вороту, по рукавам, по подолу. Его волосы, взгляд, речи – все менялось. Как ни странно, в этом ином образе молодой человек казался более настоящим.

Его посланца она узнала с первого взгляда и, не раздумывая, доверилась ему.

При всем том она не избавилась от сомнений. Что, если Велидар – всего лишь плод ее воспаленного мозга? Темная сторона личности, которая вдруг взбунтовалась и вышла из-под контроля? Такое бывает – она смотрела фильмы, где подсознание заставляет героев совершать ужасные поступки.

Внешне она была все той же молодой женщиной, соблазнительной блондинкой с фигурой модели и умело подкрашенным лицом. Правда, в последнее время пришлось отказаться от привычного облика и сделать решительный шаг...

Вопреки ее ожиданиям, ничего не изменилось. Все шло своим чередом, и она получила редкую возможность увидеть себя со стороны. Не каждому доводится наблюдать за собой... с другого берега.

Она предпочитала не заглядывать в будущее. Велидару оно не принесло ничего, кроме смерти. Если ее ждет безумие, то лучше жить настоящим, не загадывая наперед.

Постепенно, как и предупреждал Велидар, обстоятельства складывались сами собой и вели ее, как уверенный взрослый ведет за руку маленького испуганного ребенка.

Впервые после приезда в Москву она оказалась в деревне, вдалеке от городской суеты, в тишине, нарушаемой лишь треском деревьев, свистом поземки, шипением дров в печи. Огонь, ясноликий посредник между мирами, спустившийся с небес, чтобы жить на земле, среди людей. Лукавый змей, крадущийся тайными тропками, прекрасный всадник на златогривом коне. За ним летят крылатые птицы-девы, сияющие вечной юностью, краше утренней зари.

– ...Как ты жжешь и палишь в поле травы-муравы... чащи и трущобы, у сырого дуба подземельные коренья... семьдесят семь кореньев, семьдесят семь отростков... так спали с красной девицы скорби...

Это тихое заунывное бормотание было ей знакомо. Она его уже слышала... Горбатая знахарка палила сухие травы, приговаривала...

Только откуда здесь знахарка? Просто она спит и видит сон...

Глава 19

Астра подошла к Борецкому, старательно подбирая юбку, – как бы чего не задеть, – наклонилась и спросила:

– Когда же очаровательные «Русалки» осчастливят нас своим присутствием?

– После девяти. Им нужно отдохнуть с дороги, привести себя в порядок, переодеться. А мы тем временем посидим, выпьем и как следует закусим. Я хочу избежать привычных рамок: хозяин, гости, артисты, прислуга. Сегодня мы все – участники шоу, значит, немного играть придется каждому. Должна быть интрига, ты не находишь?

Илья Афанасьевич, хотя его лицо скрывала маска, показался ей чрезмерно взволнованным. Неужели он так нервничает из-за предстоящего импровизированного представления? Костюм ватафина сидел на нем превосходно: ярко вышитая рубаха, жилетка мехом наружу, шелковые шаровары, заправленные в мягкие красные сапоги. Вряд ли русальский заводила выглядел именно так, но какая, в сущности, разница?

Астра решила разрядить обстановку и сделала ему комплимент. Он улыбнулся. Из-под маски виднелись только кончик его носа и губы, которые слегка раздвинулись.

– Признаться, я думала, русалии празднуются летом, на Ивана Купалу.

– Наши предки отмечали и зимние русалии, – оживился хозяин. – В конце декабря они совершали обряды в честь бога Рода. Гуляли почти до Велесова дня. По-нашему, до шестого января, кажется. Наряжали сноп или делали соломенную куклу, как на Масленицу, только называли ее Коляда. Славяне верили, что сильные морозы, бесчинства злых духов и нечистой силы можно победить весельем, шутками, музыкой и плясками. Русалии в древности были самыми пышными языческими ритуалами, в ход шло все: скоморошьи игры, песни, военные состязания и даже театрализованные представления в масках. Позже христианство назвало эти народные обряды «злыми и скверными делами» и грозило адскими муками за «бубны, сопели, гусли, игранья неподобные, глаголемые куклы, русалия пляшущия и вся игрища бесовския». Удивительно не то, что люди забыли традиции предков, а то, что зимние колядки, Масленица и ночь на Ивана Купалу дожили до наших дней. Очевидно, нелегко вытравить с корнем память крови. Ты знаешь, что раньше всюду существовали «дружины русальцев» из местных жителей, и обряд посвящения в русальцы обставлялся почище, чем в масонскую ложу? А звание ватафина – вождя русальцев – передавалось по наследству от прадедов.

Борецкий увлекся, сдвинул маску на лоб, чтобы она не мешала говорить. Астра с удовольствием последовала бы его примеру, но парик создавал кучу неудобств. Она посочувствовала дамам прошлых веков. Постоянно носить тяжелую, громоздкую одежду и прическу из искусственных волос – испытание не для слабых.

– Без колдуна-ватафина русалии не могут начаться, – с гордостью заявил Борецкий. – Только он уполномочен богами собирать волшебные русальские травы, только ему одному известны все заклинания, он руководит, а ему подчиняются дружинники и русалки. Он готовит у всех на глазах новое знамя и освящает его. Это такое особое полотно, в углы которого зашиваются священные растения. Например, «перуника».

– В честь бога Перуна?

Борецкий кивнул.

– Главарь поливает знамя чародейной заговоренной водой, обрызгивает себя и своих помощников и дает страшную клятву исполнять как положено весь русальский ряд и хранить тайну. За нарушение заветов ему грозит проклятие. «Да погаснет очаг в моем доме, пусть змеи и ящеры совьют свои гнезда в нем, да не примет земля мои кости...» – замогильным голосом протянул он.

– И ты собираешься все это проделать?

– Нет, конечно. Я же не настоящий ватафин, а самозванец и дилетант, как и все присутствующие. Мы просто играем!

К ним подошли Бутылкины – Коломбина и Арлекин.

Арлекин в пестром желто-красном трико, в такой же удлиненной курточке с широким круглым воротником, в туфлях с бантами и смешной шляпе был неотразим. Его возлюбленная Коломбина выглядела настоящей субреткой — длинная пышная юбка, сшитая из разноцветных лоскутков, кокетливый лиф и вторая юбка покороче, в полоску, на голове – белая шляпка.

Бутылкины чувствовали себя неловко в своих вычурных нарядах, но, взглянув на Астру, приободрились.

– Нельзя ли было обойтись без дурацкого маскарада? – натянуто улыбнулся Степан. – Ты, Илья, меры не знаешь в своих фантазиях, а мы идем у тебя на поводу.

– Это в тебе говорит провинциал, консерватор, – парировал хозяин. – В Венеции каждый год карнавал устраивают. Тысячи туристов, между прочим, и наших, русских, валом туда валят! Фотографируются разряженные на фоне собора Святого Марка, на гондолах катаются по грязным каналам, задыхаясь от восторга. Знаешь, какая там самая крутая фишка? Частные вечеринки, балы-маскарады для избранных, которые проводятся в старинных венецианских дворцах. Вход исключительно по приглашениям. Такой билетик стоит около пятисот евро! Съезжаются богачи и знаменитости со всего мира, и никого не смущает жесткий дресс-код: без костюма и маски не впустят, будь ты хоть миллиардером, хоть голливудской звездой.

Бутылкин смешался.

– Чего ты на меня напал? То Венеция, а то костромская деревня Сатино. Сравнил!

– Пора вернуть себе национальную гордость, – не сдавался Борецкий. – Наши традиции ничем не уступают итальянским. Только мы привыкли загранице поклоняться, все чужое копировать. Масленицу, зимние русалии, Купальские гулянья не хуже можно обставить. Было бы желание! И туристов возить. У нас экзотики куда больше.

Астра не принимала участия в споре. Коломбина и Арлекин, эти персонажи итальянской комедии дель арте, вызвали у нее тревогу, напомнили эпизод с кассеты из тайника – венецианский карнавал, пляшущие Коломбины, Арлекины, Пьеро...

– Слышишь, как ветер воет? – шепотом спросила у нее Алина, которой наскучила перепалка мужа с Борецким.

– Это в дымоходе. Кажется, начинается метель.

Протяжный тоскливый звук подтвердил ее слова. Вьюга пела свою заунывную песню и кружилась в бешеном танце, размахивала белыми рукавами, стучалась в окна. К стеклам липли снежинки.

– А Снегурочка будет? – спросила Астра.

– А Дед Мороз? – подхватила Коломбина.

Борецкий развел руками. Увы! Надоевшие персонажи новогоднего праздника в программе предусмотрены не были.

Дамы огорчились, а мужчины принялись обсуждать творчество драматурга Островского. Дескать, костромская земля, ее лирическая красота послужила вдохновению писателя. Матвей присоединился к беседе. Он не был поклонником театра, поэтому больше молчал или отделывался краткими репликами.

– Только здесь могли выйти из-под его пера Берендей, Лель и печальная девочка-Снегурочка...

– Любви ей, видите ли, захотелось...

– Чужому счастью позавидовала...

– Это не зависть, господа! Это женское естество в ней заговорило...

– И чем дело кончилось? Растаяла...

– Ярило ее погубил, сжег своими лучами! Снегурочка должна была оставаться холодной.

– Это жертва, принесенная Эросу...

– Господа! Островский сочинил настоящую языческую мистерию!

Матвей решил переключить их внимание на более насущную тему. Например, почему не спускается в зал Вишняков?

– Дамы скучают, – начал он издалека, жестом показывая в сторону Астры и Алины. – Кстати, где Егор?

Борецкий-ватафин бросил взгляд на лестницу.

– Облачается в костюм волхва, – торжественно провозгласил он. – Это ответственная и сложная процедура.

– Ему давно пора быть здесь, среди нас, – поддержал Матвея Арлекин.

– Нельзя торопить чародея...

Бутылкин смирился.

– Ладно, будем ждать. Матвей, ты сегодня кто? – он дотронулся пальцем до украшенного позументом камзола. – Сен-Жермен? Калиостро?

– Называйте меня Брюсом...

– Ого! – продемонстрировал осведомленность Борецкий. – «Птенец гнезда Петрова»? Неплохо придумано. Сей милостию российского царя граф, кажется, не чурался увеселительных мероприятий и умел развлекать публику. Даже слыл колдуном! В своей подмосковной усадьбе он, говорят, держал пруды замерзшими аж до середины лета и катался на коньках перед гостями. Теперь он тоже не прочь навести шороху и расхаживает по усадьбе привидением. Уж не ты ли это?

– Я.

– Вот это по-нашему! – усмехнулся Арлекин. Он уже выпил пару рюмок анисовки и не прочь был закусить. – Никогда еще не ужинал с привидением. Тем более не встречал Новый год. Алинушка... тьфу... Коломби-нуш-ка... – У него слегка заплетался язык. – Бери графиню, веди ее к нам!

С подачи Бутылкина Астра получила маскарадное прозвище – графиня, – которое все одобрили.

В этот момент по ступенькам спустился ослепительный Вишняков-волхв, вызвав всеобщее восхищение. Он выглядел потрясающе в одеянии из черной парчи с фиолетовым отливом, сплошь затканной дубовыми листьями и желудями, с серебристой вышивкой по вороту, подолу и рукавам, с нагрудным знаком солнца и полумесяца. На голове – белый парик, в руке – деревянный посох с венчающим его позолоченным шаром, а лицо закрыто ритуальной полумаской.

По залу пронесся вздох, Коломбина захлопала в ладоши.

– Чем не Дед Мороз? – съязвил Матвей. – Только мешка не хватает.

– Ты великолепен! – бросился к приятелю Борецкий. – Назначаю тебя моим главным помощником!

Вишняков же, вопреки всеобщему ликованию, был чем-то недоволен, угрюм. Его губы оставались плотно сжатыми. Он окинул взглядом зал, как бы ища кого-то, и медленно опустился в кресло.

«Надеялся увидеть свою „русалку“, а девушки еще не вышли, – подумала Астра. – Вот он и раздосадован. А может, они уже успели встретиться и поругаться?»

Ульяновна накрывала на стол. Блюда русской кухни, напитки исключительно по старинным рецептам, большая глиняная миска с кутьей, печенье в форме фигурок скота. Огромная елка переливалась разноцветными огнями, на ветках, наряду с игрушками, висели фигурные пряники, завернутые в фольгу яблоки, орехи, конфеты.

Вишняков-волхв сидел, не двигаясь, без единого слова, напоминая величественный монумент.

Визгливый вскрик Коломбины заставил всех повернуться в ее сторону.

– Там! Мертвец! – вопила она, показывая пальцем в окно. – Я видела... видела...

* * *

К малой гостиной, где разместили девушек, примыкал совмещенный санузел, светлый, просторный, хоть на велосипеде катайся: тут были и круглая ванна, и душевая, и все остальное, как в городе.

– Итальянская плитка молочного цвета! – восторгалась Юна. – Господи, девчонки, я когда-нибудь заработаю на такую ванную?

Она сушила у зеркала рыжие кудри, Бэла принимала душ.

– Небось бывшие хозяева, ну те, настоящие помещики, мылись в обычной бане и о такой роскоши, как горячая и холодная вода в доме, и не мечтали, – отозвалась та. – О, черт! Опять...

– Что?

– Кровит... Сколько я таблеток наглоталась, а толку мало.

– Сильно?

– Не очень. Надеюсь, все обойдется.

Юна вспомнила о больной матери и погрустнела. Она пробовала звонить домой, но мобильник высвечивал «поиск сети».

Бэла выключила воду, завернулась в полотенце.

– Чего это Лейка наша скуксилась? Она еще по дороге нервничала. А как приехали, совсем раскисла. Может, заболела?

Дверь открылась, в образовавшуюся щель просунула белобрысую головку Мио:

– Вы скоро? Сколько еще ждать? Одеваться пора, краситься. Хозяин просил нанести густой грим, вместо масок. Чтобы как у всех. Бэлка, у тебя же волосы мокрые, – вымолвила она нараспев. – Вы даете, блин...

Юна дернула ее за руку и втянула внутрь:

– Закрывай дверь, сквозит.

– Откуда сквозняк-то...

– Как там наша принцесса? Готова?

– Лея, что ли? С ней какая-то фигня творится... – прошептала Мио. – Заклинило! То бледнеет, то краснеет... И ни слова. Будто онемела.

– Как это, онемела? Нам же выступать через полчаса! Калганов убьет...

Бэла поспешно вытерла волосы, включила фен. Надо торопиться. Праздник праздником, а контракт нарушать никому не позволено. Рома гонорар отберет. Скажет – штраф!

– Расшевелим, – процедила она сквозь зубы. – Заставим!

Лея и правда чувствовала себя отвратительно – ее бросало то в жар, то в холод, в горле стоял комок. Даже горячий душ не помог. Ей стало не по себе еще в дороге. Зимний лес, снег, низкое небо, пустая болтовня водителя...

– Замолчи, Лешик! – взмолилась она.

Чара покрутила пальцем у виска, остальные девушки захихикали. За что они ее невзлюбили? Впрочем, это как раз ясно.

Лея уставилась в окно, но вид белой пустыни наводил жуткую тоску, и она вдруг заплакала, беззвучно, глотая соленые слезы.

– Ты чего ревешь? – возмутилась Юна. – У меня мать при смерти, и то я сопли не распускаю.

– Так нельзя, – покачал головой водитель. – Вы – группа, творческий коллектив. Вам положено проявлять чуткость друг к другу и уж если не любовь, то как минимум дружелюбие. Вы же обречены выходить на сцену вместе, петь, тереться локтями!

– А ты нас не учи! – взвилась Чара. – Хватит того, что Калганов воспитывает. Мы уже большие девочки, выросли из коротких штанишек!

– По-моему, все наоборот, – беззлобно возразил Лешик. – Штанишки у вас сильно укоротились и ум тоже.

Перепалка как стихийно началась, так и затухла сама собой. Девушки дремали, одна Бэла вполголоса развлекала шофера, чтобы не уснул за рулем. Сутками мотается, Калганов и его не щадит.

– Прошу, прошу себе сменщика, а Рома отмахивается, как от назойливой мухи, – жаловался Лешик. – Он-де не миллионер, чтобы деньгами разбрасываться. Содержать личный автопарк ему не по средствам. А при чем тут автопарк?

Бэла поддакивала. Калганов – сторонник потогонной системы, выжимает соки из всех.

– Иначе бизнес вести нельзя, – со вздохом признавала она. – Мигом конкуренты вытеснят. В шоу-бизнесе вообще драконовские законы. Честно говоря, Роме не позавидуешь. Быть продюсером – не сахар...

Лея слушала сквозь дрему, стараясь отогнать скверные мысли. Почему ей не по себе? Первый раз, что ли, выступать на частной вечеринке? В предпраздничные дни «Русалки» работали на износ, днями и ночами. А в Сатине им предстоит не столько концерт, сколько участие в каком-то костюмированном представлении. Калганов обещал, что они смогут отдохнуть, подышать свежим воздухом... пожить на всем готовом.

– Покажете «фольклор», подыграете хозяину, – объяснял он. – Господин Борецкий – большой оригинал и любитель языческих обрядов. Сейчас это становится модной тенденцией. Он вам скажет, что нужно делать.

– Что он за человек? – интересовались девушки. – Крыша на месте? Не потребует продолжить выступление в русской бане или в сауне? Потанцевать нагишом?

– Я навел справки. Нормальный мужик. Принуждать ни к чему не станет. Он в курсе, что мы не оказываем интимных услуг.

– Женатый?

– Ой, насмешили! – закатил глаза продюсер. – Какая разница? К нему друзья приедут, приличные люди. Женщины тоже будут. Ваше дело – ритуальные песни и пляски из раздела «Зимние русалии». Понятно?

Лея хотела заснуть, но ее ум отказывался отключаться. Эхо напутствий Калганова мешалось в ее сонном сознании с обрывками разговора водителя и Бэлы, с шумом двигателя, каким-то неясным гулом ветра в лесу и витающей в воздухе угрозой. Вконец измученную, ее таки сморил тревожный, некрепкий сон.

– Вставай, примадонна! – разбудил Лею женский голос. – Приехали!

Это была Чара. Ее смуглое лицо в полумраке казалось землисто-серым. На улице мело. К машине подошел мужчина в маске и в накинутой на плечи дубленке, заговорил. Лешик уже выгружал сумки. Какой-то парень, тоже в маске, спустился с крыльца помогать носить вещи.

Лея, не чувствуя под собой ног, ступила на снег. Сумерки, позолоченные светом фонарей, дохнули в лицо морозом. Внутри у нее все сжалось, сплелось в тугой узел так, что сердце замерло.

– Почему они в масках? – лениво спросила Мио.

– Прикольно... – пробормотала Юна.

На ее рыжие кудри падали снежинки. Мужчина, представившийся хозяином, не сводил с нее глаз. Потом его взгляд остановился на Лее.

– Добро пожаловать... – вымолвил он аккуратно очерченными губами.

По-мужски твердая форма подбородка, гладко выбритого, с продолговатой ямочкой посередине, позволяла сделать вывод о чертах его лица – наверняка весьма привлекательных.

Дом, куда привезли девушек, стоял среди вековых деревьев. Два этажа, двускатная крыша с выступом, крыльцо с широкой пологой лестницей и перилами, колонны у входа, высокие окна – казалось, за ними притаилось что-то страшное. У Леи закружилась голова. Не хватало грохнуться в обморок при всех, дать пищу для сплетен своим «подругам». С каким наслаждением они доложат о ее слабости Калганову...

– Что с вами? – спросил господин Борецкий.

У Леи земля ушла из-под ног, она покачнулась, но устояла, глубоко вдохнула и выдавила напряженную улыбку.

– Мы очень устали, – объяснила за нее Чара. – Нам бы отдохнуть часок-другой...

Но отдых не пошел Лее на пользу, скорее усугубил недомогание. И теперь, когда пора было спускаться на первый этаж, петь, танцевать, развлекать гостей Борецкого, ее тело налилось свинцом и отказывалось подчиняться...

Глава 20
Восемь веков тому назад

Ей приснился кошмар – как будто она мечется в жару, волосы прилипли ко лбу, трудно дышать... Знахаркины снадобья больше не помогают, и жизнь медленно покидает ее молодое красивое тело, как покидала дряхлое, изможденное болезнью тело князя, ее мужа.

В княжеской спальне темно, жарко, – тускло горит свеча, пахнет целебными травами, ладаном и воском. Кто-то перешептывается – украдкой, таясь в душном мраке.

– Грех... Божья кара...

Слова доносятся до княгини, но ею уже овладело безразличие. Пусть говорят, ей все равно. Она уходит, покидает этот мир. Там, за зыбкой пеленой тумана, ее ждет волхв, манит к себе, зовет. «Где ты? – силится произнести она, но язык не слушается. – Куда мне идти? В Ирий... или в христианский рай? Но ведь туда пускают только святых. А я... а мы с тобой... согрешили...»

Радмила со стоном просыпается, вскакивает в ужасе, хватает знахарку за узловатую руку...

– Где я? Куда попала? Он... звал меня...

Старуха молча смотрит, прищурившись. Свеча слепит ее.

– Что ты, что ты, касатка, его уж нет. Похоронили, честь по чести... как ты велела. Все исполнили! Не сомневайся... Могилу соорудили глубокую, надежную. Ни зверю не добраться, ни человеку.

– Как он... умер?

– Быстро. Рана была на шее, сбоку... Кровь отворилась да вся и вытекла.

Княгиня залилась слезами. Все ее покинули, и супруг, и возлюбленный, одна она осталась на белом свете. Нет, не одна – с ребенком под сердцем, зачатым от чародейства. А может, и не было никакого волхвования? Просто от любви зародился плод в ее чреве? От молодой страсти? От горячих ласк?

Она прижала руку к животу и закрыла глаза. Тотчас возник перед ней красавец волхв, произнес сурово: «А ведомо ли тебе, какой жертвы он требует?»

Это все идол! Крови возжаждал... Напился ли досыта?

– А где... – княгиня повернулась к знахарке, шепнула что-то неразборчиво.

Но старуха давно научилась понимать без слов.

– Я все исполнила, – повторила она. – Не волнуйся, голубка, побереги себя.

– Воевода где?

– С дружинниками по лесам рыщет – капище разорить хочет, сровнять с землей или предать огню «гнездо кудесников, прельщенных бесами». Боги отняли у него разум – совсем тронулся. Ночами спать перестал – чудища рогатые, клыкастые ему мерещатся, лезут изо всех углов, душат его, норовят сердце из груди вынуть. Вот он и бесится! – Знахарка наклонилась к уху княгини, зашептала: – Твердит, будто бы это лесной колдун так ему отомстил, по ветру лихо наслал, ворожбой своей погубить его хочет.

– Так он же мертв, в могиле лежит...

– Для сильного ведуна что жизнь, что смерть – все одно. Он отовсюду дотянется, достанет обидчика...

– А воскреснуть он может? – задыхаясь, спросила Радмила.

– Воскреснуть? – Старуха задумалась и молчала долго, словно уснула. Наконец она едва слышно произнесла: – Может, только не сразу. Потом, когда час пробьет.

– Какой час?

– То одним богам ведомо. Ты поспи... – отвернулась знахарка. – Поспи. Глядишь, он и придет к тебе, весточку подаст... – Она пожевала впалыми губами. – А воевода страшен стал, глаза кровью налились, лицо багровое, дышит со свистом. Худо ему!

– Пусть в храм идет, молится, защиты просит...

– Не может воевода туда даже ногой ступить. Корежит его по-всякому, крючит, ломает, пена изо рта идет. Жуть...

– Он злодей, потому кару свою заслужил.

Старуха кивала, вздыхала. Утомила ее жизнь, иссушили заботы... Ей давно на покой пора, задержалась она на белом свете. Только как молодую госпожу оставить?

– Я умру? – встрепенулась вдруг княгиня.

– Когда-нибудь, не скоро. Тебе жить да радоваться. Ребеночка растить...

– Ты знаешь?

– Как не знать? Ты спи, цветик ясный, а я посижу с тобой, заклинания творить стану... Роду и Рожанице подношение приготовлю, авось смилостивятся...

Последние слова не долетели до молодой женщины – снадобье подействовало, погрузило ее в сон.

Предсказание волхва сбылось меньше чем через год... Княгиня Радмила, в крещении Анастасия, умерла в родах, произведя на свет здорового крепкого мальчика, наследника, княжича...

Воеводу вскоре унесла неизвестная болезнь, скончался он в жутких мучениях. Последовала за княгиней и старая знахарка, унеся с собой в могилу тайну золотого идола...

Костромская область, деревня Сатино. Наше время

– Какой мертвец? Где? – всполошился Бутылкин-Арлекин.

– Там...

Все, кроме перепуганной Коломбины, устремились к окну. В темноте, разбавленной светом фонарей, кружились снежинки. Нигде никого не было видно – ни мертвого человека, ни живого.

– Надо выйти во двор, – предложила Астра.

– Я с тобой.

– Господа! – комично воздел руки Борецкий. – Что вы, в самом деле? Мертвецы не бегают, в окна не заглядывают. Кто-то из деревенских балуется! Они небось с обеда празднуют. Накачались самогоном и развлекаются. Еще и козлищами вырядятся, и волками, и медведями – заявятся колядовать. Здесь так принято.

Арлекин смутился: ему стало неловко за панику, поднятую женой.

– Тебе привиделось, – повернулся он к ней. – Показалось.

– Я столько не пью... – обиделась Коломбина. – Там кто-то был, прислонился белым лицом к стеклу. Ужасно!

– Я пойду проверю, – сдался Борецкий. – Уверяю вас, если кто-то действительно подходил к окну, он оставил следы. Пока их не замело...

– Возьмите фонарь! – подошла к нему Ульяновна.

– Кстати, где мои верные слуги-грифоны? – возмутился он.

– В кухне, угощаются...

Вся компания, за исключением Коломбины и волхва, высыпала во двор. Вьюга разошлась не на шутку, на расстоянии вытянутой руки все терялось в мельтешащей белесой мгле. Ветер завывал, как стая волков. Астра подумала о Лешике, водителе «Русалок». Не застрял бы на своем микроавтобусе в снегу где-нибудь на полпути к Москве. Впрочем, тот предусмотрительно не стал задерживаться, перекусил, напился горячего чая и сразу выехал.

– Смотрите, смотрите! – Арлекин с торжествующим видом указывал на снег под окном. – Здесь кто-то был! Алина ничего не придумала!

Он был почти счастлив, что его жена не зря подняла тревогу.

Желтый свет падал из окна на следы, засыпаемые снегом. Они вели со стороны парка к окну и обратно.

– Может, и правда дети шалят, – произнес Матвей. – У этого «мертвеца» маленькая нога – как у женщины или подростка.

– В такую погоду из деревни сюда никто не потащится, – покачал головой Борецкий. – Я был не прав. Беру свои слова обратно. Мороз, метель – проще простого с пути сбиться и замерзнуть. Особенно пьяному.

– Это была женщина, – заявила Астра. – Я чувствую.

– Э-эээ-эй! – крикнул Борецкий в темноту, где терялись следы. – Вы кто? Идите к нам! Гостем будете...

Ветер ответил ему вздохами и жалобными стенаниями.

– Можно пройти по следам, – без энтузиазма предложил Матвей. – Хотя в парке снегу по колено.

– По пояс! – радостно воскликнул Арлекин. Его не прельщала прогулка по парку, поэтому он с готовностью поддержал идею о том, что это невозможно. – С какой стати нам искать кого-то? Захочет, сам выйдет. Здесь не Северный полюс, люди вокруг!

Его довод показался убедительным. Астра, в накинутом поверх открытого платья чужом пальто, замерзла. На ногах у нее были туфли, и ей не терпелось скорее вернуться в дом, в тепло, в жаркое сияние люстр и свечей.

Зычный голос главаря-ватафина положил конец колебаниям.

– Прошу всех к праздничному столу! – провозгласил он. – Не хватало, чтобы мои гости простудились. Нам пора поднять бокалы за наступающий год, хорошенько закусить и позвать наших прелестных «русалок»... чтобы начать древний языческий обряд, который наши пращуры проводили во имя будущего благоденствия и процветания...

Он еще что-то говорил, но Матвей уже подхватил Астру под руку и увлек в дом.

– Посмотри, на кого мы похожи, – расхохоталась она, глядя в большое зеркало в холле. – Сейчас снег на париках растает, и все это великолепие обвиснет. Отряхивай... быстрее! Аккуратно...

– Хорошо, что мы не посыпали их мукой!

– Ой, у меня подол платья намок... Не выкручивать же его? – сокрушалась Астра.

Арлекин с главарем «русальцев» тоже шумно отряхивались и притопывали ногами, сбивая налипший снег. На полу образовались маленькие лужицы.

Граф Брюс галантно подал даме руку, и графиня, волоча мокрый подол, царственной поступью направилась к столу. Капельки воды на их париках блестели бриллиантовой россыпью.

– Ну, что? Был там кто-нибудь? – кинулась к ним Коломбина. – Что вы видели?

– Следы...

Подчиняясь воле ватафина, гости расположились за столом. Справа от Астры сидел Брюс, слева – волхв. Ульяновна усиленно потчевала присутствующих своими разносолами. Звенели приборы, два парня-грифона с напряженной суровостью шествовали вокруг стола, разливая напитки. Наверное, это входило в условия игры.

Волхв едва прикасался к пище.

– Пока вы были во дворе, я тут размышлял... Может, все уже идет полным ходом? – усмехнулся он. – И это лицо в окне – часть ритуала? Обычно русалки так и делают, когда хотят испугать людей: заглядывают в окна. Борецкий с ними заодно, они договорились.

– Не похоже, – шепнула Астра. – Никто из девушек не выходил. Забыла спросить: он знает про Лею, про случай в ночном клубе?

– Разумеется, нет. Во всяком случае, я ему не говорил.

– Мог рассказать кто-то другой. Слухи по Москве разлетаются с быстротой молнии.

Глаза Вишнякова болезненно горели в прорезях маски.

– Он бы не выдержал, пристал с расспросами.

Увлеченные разговором, они почти не ели. Это не укрылось от орлиного взора Ульяновны, которая тотчас появилась у Астры за спиной.

– Попробуйте грибков солененьких, блинчиков с икоркой... Под холодную водку очень недурно.

Графиня послушно принялась жевать. Матвей склонился к ней, касаясь ее щеки локонами парика, влажными после вынужденной прогулки.

– Я чувствую себя болваном. А ты?

– Тише...

– Посмотри на Арлекина – наворачивает, будто его год не кормили.

– Это присуще его образу, – улыбнулась Астра. – В комедии масок Арлекин – неграмотный простолюдин, клоун, озорник и обжора. Еду он любит больше, чем свою подружку Коломбину. Мне приходилось изучать комедию дель арте, поэтому я в курсе. Коломбина – веселая, лукавая служанка, которая помогает господам плести любовные интрижки.

– Видимо, госпоже Бутылкиной плохо растолковали ее роль, – состроил гримасу Матвей. – С таким унылым видом только покойников отпевать.

– Тьфу на тебя! Тьфу, тьфу...

Упоминание о покойнике испортило Астре настроение. Предвкушение необычного празднества смешивалось с дурными предчувствиями...

Глава 21

Борецкий волновался, сам не понимал почему.

«Я потратил на подготовку к этой новогодней ночи много сил, – рассуждал Илья Афанасьевич. – Спешил с отделочными работами, подгонял строителей, нервничал... Это, наверное, и сказывается. Теперь, когда все готово, гости в сборе и вот-вот начнется захватывающее представление с участием профессиональных артисток, я подавлен или... растерян. Такое бывает...»

Но нет. Что-то еще, нераспознанное, смутное и тревожное, вкралось в сердце, в сознание и лишило покоя. Какая-то ускользающая мысль крутилась в его уме, подобно тому, как, шипя, крутится ядро за мгновение до взрыва – однажды он видел такой кадр в фильме о Наполеоне, и это врезалось в память. В его случае напряжение нарастало, а взрыва все не было. Нависшая угроза изматывала.

Борецкий проанализировал, когда именно появилось ощущение беспокойства. Вспомнились слова прораба: «Нечисто тут, кабы беды не приключилось...» Тот не зря советовал освятить дом, а Илья отмахнулся, не принял его слова всерьез. С другой стороны, приверженность язычеству шла вразрез с тем, чтобы приглашать священника. Но не обращаться же к Сварогу, Перуну или Яриле?

Борецкий был недостаточно хорошо подкован в новой для него сфере.

– Поздно о священнике думать, – пробормотал он.

Через минуту страхи казались смехотворными, и Борецкий удивлялся перепадам своего настроения. Проходило время, и он опять возвращался мыслями к причине поразившей его напасти. Вместо веселья он испытывал странное возбуждение. Когда оно возникло?

Самое неприятное, что Борецкий не мог сосредоточиться, сконцентрироваться на проблеме – ему попросту некогда было это сделать. Как радушный хозяин, он должен был встречать гостей, устраивать их, развлекать...

Стоп! Механизм поиска в его памяти закончил работу и выдал ответ на запрос – как будто загорелась красная лампочка: «Внимание!»

– Черт! – вырвалось у Борецкого.

Озарение застало его во время разглядывания следов на снегу. Наверное, помогла соответствующая обстановка – двор, снег, морозец, люди... Оп-па! А ведь впервые сердце сжалось при взгляде на приехавших «русалок». Точно. Девушки по одной выходили из микроавтобуса, он встречал их, не без любопытства рассматривая. Хороши! Особенно вон та, рыженькая... И блондиночка с вьющимися по плечам локонами тоже оч-чень симпатичная... И брюнетки по-своему очаровательны, вылитые цыганочки.

«Тогда все и произошло, – сообразил Борецкий. – Сглазили они меня, что ли? Черный глаз – колдовской, недобрый».

На ум пришла банальная строчка из популярного романса «Очи черные», который он ненавидел. Неужели он подвержен чужому влиянию? Тем не менее приезд девушек заставил его волноваться. Может быть, так чувствует себя каждый, кому приходится принимать у себя в доме пусть не знаменитую, но все же популярную в определенных кругах группу? Творческие люди всегда вносят неожиданную ноту.

Так Илья Афанасьевич успокаивал себя, а в голове звучало: «Как люблю я ва-аа-ас... как боюсь я ва-а-ас...»

– Когда это я сглазу боялся?! – разозлился он.

Он не был суеверным и спокойно позволял черным кошкам перебегать дорогу, а людям носить пустые ведра. Одновременно Борецкий умудрялся придавать значение сотням мелочей и считать все окружающее в той или иной степени одухотворенным. Духи огня и воды, земли и воздуха, например, представлялись ему невидимыми существами, управляющими основными стихиями. Он не то чтобы поклонялся им, но – принимал во внимание. Отчасти поэтому язычество оказалось более созвучно его миропониманию, чем прочие религиозные концепции. Носителями зла, по его мнению, являлись люди, которые не научились уживаться в гармонии ни с природой, ни друг с другом. Чего стоит история человечества, сплошь состоящая из интриг, заговоров, убийств, насилия и войн?

Поскольку ничто не случайно, в чем же заключается предназначение зла? В вечной борьбе с ним? В том, что между огненной бездной и ледяной пустыней тянется узкая тропка, коей движутся сыны человеческие? И это есть путь клинка, который, выдержав все, станет острым и гибким? Или это путь безумца во тьме собственного невежества? А может быть, это всего лишь бессмысленное хождение по кругу?

Ответ на свои вопросы он искал у известных мыслителей. Труды Паскаля оказались для него настоящим откровением. Люди – не ангелы и не животные, а нечто среднее. Великий француз утверждал, что, приближаясь к одной из этих крайних точек, покидаешь сферу человеческого.

С тех пор Борецкий постоянно отслеживал в себе проявления ангельские и животные. Первые приближали его к величию, вторые отбрасывали ко дну. Теперь он понимал, что такое «низменные страсти» и «благородные порывы». Он только запутался с любовью. Куда ее отнести – к небесному или земному?

– Если в любви нет похоти, то она становится ангельской... – как-то в беседе объяснил ему знакомый проповедник. – Однако стезя людей – плодиться и размножаться. Они совокупляются во имя потомства и тем самым уподобляются животным. Когда любовь к женщине вдохновляет поэта, сие есть ангельское. А когда они предаются плотским наслаждениям, сие есть грех.

Борецкий принялся было возражать, но скоро сообразил, что любовь необъяснима по сути и постигать ее умом – пустая трата времени.

Как всякий мужчина, достигший сорока лет, Илья Афанасьевич считал себя искушенным в вопросе любви. У него были женщины – и до женитьбы, и после. Он только не понимал, что в этих отношениях преобладало – ангельское или животное. Чаша весов склонялась ко второму. Обидно, зато он себя не обманывал, поэтому легко, без сожалений расставался со своими любовницами, когда охладевал к ним.

«Как расценить мой брак с Лидией? – размышлял он. – Секса между нами давно нет, нежных чувств тоже. Родственная привязанность, долг – вот что держит нас вместе. Мы просто привыкли считать себя мужем и женой».

Однако просидеть за накрытым столом, так и не отведав самого вкусного блюда, казалось ему расточительным отношением к жизни. В нем бунтовал поэт, которого лишили вдохновения.

Борецкий не признавал, что ему хочется тонких, необыкновенных переживаний, сильной страсти, встреч, окутанных романтической дымкой. Он же не подросток, чтобы млеть под окном школьной красавицы! Он зрелый, много повидавший мужчина, пресыщенный сексом. Ему наскучили дежурные романы с женщинами, для которых постель – средство раскрутить мужчину на деньги. Он разочаровался в «жрицах любви», расточавших одинаково искусные ласки, способные завести тело, но не душу. Получается, он не любит жену, но никогда не изменял ей сердцем... Разве что на краткий миг, мимолетный, как вздох. Но этот неуловимый миг, возможно, и есть самое ценное.

А был ли в его жизни пусть не «солнечный удар» – хотя бы «солнечный зайчик», хотя бы одна горячая искра любви? Лидия, Лидия, женщина, которую он взял в жены, – они с ней такие разные. Что их объединило? Бизнес, деньги... черт, черт! Неужели им двигал только меркантильный интерес?

Борецкий презирал людей, готовых ради наживы поступиться принципами. Неправедно нажитое не приносит счастья. Но он не лгал Лидии, не клялся ей в любви – оба понимали, на что идут.

У него разболелась голова. Ужасно некстати! Когда-то в детстве он неловко спрыгнул с крыши сарая, сильно ударился, едва не выбил глаз – пришлось накладывать швы. С тех пор травма давала о себе знать в самый неподходящий момент – как, например, сейчас.

– Ты побледнел, – наклонился к нему Арлекин. – Может, тебе на воздух выйти?

– Устал немного, ничего страшного. Пройдет.

Илья Афанасьевич опомнился, глотнул водки, чтобы отступила головная боль. За столом сидят гости, ждут обещанного представления, а хозяин расклеился. Главарю «русальцев» негоже проявлять слабость!

И снова, вопреки его воле, в памяти возникли «русалки» – рыженькая, две блондинки, две черненькие цыганочки...

Борецкий с трудом подавил желание вскочить и кинуться на второй этаж, в комнату, где девушки переодеваются для выступления. Такая прыть неприятно поразила его. Он же не маньяк?..

* * *

Время близилось к полуночи, когда «русалки» наконец вышли к гостям. Им подготовили импровизированную сцену: отделили угол зала, слева от елки, поставили туда соломенное чучело женщины в сарафане, в расшитой цветами повязке на «голове», подпоясанное красным кушаком. Рядом – ритуальное изображение Ярила, тоже из соломы, с огромным фаллосом. На полу, у ног эпатажной пары красовался глиняный сосуд с зельем из «священных трав», который предстояло разбить ватафину.

– Это уж слишком... – вспыхнула Алина-Коломбина, когда Борецкий сорвал с Ярила белое покрывало. – Хорошо, что мы не взяли с собой детей!

– Будь проще, – посоветовал Арлекин. – Смотри на все с юмором. Здесь собрались взрослые люди!

Астра незаметно наблюдала за Вишняковым – тот аж привстал, пожирая глазами артисток. Борецкий возился с русальским знаменем – куском полотна, куда нужно было зашить по углам «колдовские травы». Ему помогала рыженькая девушка. Лея не сводила с них обильно обведенных синей краской глаз. Рукава ее сорочки свисали почти до пола, скрывая руки, так что выбрать ее помощницей «вождь» даже при желании не мог.

Вишняков-волхв пристально наблюдал за ней. Знак солнца на его груди, обведенный зодиакальными символами, пылал огнем. Причудливая игра света делала это сияние неправдоподобно ярким.

Коломбина откровенно скучала. От нечего делать она жевала то одно, то другое. Арлекин подливал водки себе и ей.

Два помощника-грифона застыли по бокам сцены в ожидании, когда ватафин раздаст им ритуальные жезлы-тояги, вырезанные из дерева, с навершиями в виде птичьих голов.

– Ты что-нибудь в этом понимаешь? – спросил Матвей.

Астра думала о «духах предков».

– Кельты были не дураки, – пробормотала она. – Переход между мирами существует, только наше воображение не может его нарисовать. Мы пользуемся привычными образами. На самом деле не так-то просто сообразить, какой вид принимают мертвые, их легко спутать с живыми...

– Не добавлял ли наш хозяин какое-нибудь зелье в водку и вино? – с той же интонацией произнес Карелин. – Кельты ведь принимали ритуальный напиток? И славяне тоже, вероятно, были доки по этой части: собирали в священных рощах что-то наподобие грибов, вызывающих галлюцинации, готовили настой и угощали друг друга. Тут тебе и дикие пляски, и транс, и пророческие видения, и прочие атрибуты языческих беснований.

Астра пропустила его замечание мимо ушей.

– Знаешь, ведь мертвый может быть живым, вернее, он и мертвый и живой одновременно... – рассуждала она. – Поди разберись, кто есть кто. В нашем расследовании важно нащупать твердую почву, чтобы идти вперед.

Матвей кивал. Возражать не имело смысла. Астра выпила лишнего, и ее понесло. Монолог о «живых мертвецах» длился и длился...

– Зачем же так все усложнять? – не выдержал он.

– Главная ложь – это упрощать вещи, когда они на самом деле сложны. Люди охотно попадают в эту ловушку. Им не хватает упрямства, чтобы докопаться до корня, питающего дерево. Пока ты будешь смотреть только на ствол и крону, ты не узнаешь всей правды.

В Матвее заговорил Брюс, который любил искать то, чего никто не видит.

– Ладно... – согласился он. – Допустим. Расскажи мне о корнях.

– Я перечислю факты. Первое: Вишняков явился на праздник в облачении волхва. Второе: Борецкий пригласил группу «Русалки». Совпадение?

– Он же решил воссоздать обряд зимних русалий, значит, без «русалок» было не обойтись.

– Логично. Дальше – корни тянутся на Древний Восток, в Вавилон. Кто такие волхвы, по-твоему?

– Жрецы языческих культов... маги, владеющие тайными знаниями.

– Правильно. Они пользовались огромным влиянием еще в Ассиро-Вавилонии – толковали сновидения, предсказывали будущее, исцеляли, понимали язык звезд. Оттуда волхвование, чародейство распространилось по всему миру.

– И что?

– Помнишь, я говорила тебе про восточную богиню Атаргатис? Опять Вавилон. Культ Атаргатис связан с ритуальными оргиями. Ее двойники – Иштар, Афродита, Венера... В качестве жертвоприношения всем богам подземного мира, богиням луны и вод, любви, плодородия подносили рыбу, рыбные блюда. Таким образом, русалки, девы вод, утренней росы, лунного света напрямую связаны с будущим урожаем, изобилием, плодовитостью...

– ...то есть славяне не зря активно включали их в свои обряды?

Астра улыбнулась. Черный атлас и кружева подчеркивали белизну ее кожи, легкий румянец щек.

– Я повторю, – сказала она. – Восточное язычество, волхвы, русалки, плодородие... Кстати, я кое-что проштудировала перед отъездом. Русалки изображались не только с рыбьим хвостом, но и с крыльями. Вера в этих волшебных существ раньше называлась «волхвованием», «очарованием». Чары, понимаешь? В пятнадцатом веке в России даже ходили «русалкины деньги»: медные монеты с отчеканенной на них девушкой с хвостом и крыльями.

– Что ты хочешь этим сказать? – произнес Матвей, ощущая волну желания.

– Зеркало дало мне ответ, я уверена. Но пока не могу уловить его суть...

– О чем это вы шепчетесь? – громко спросила Коломбина, будучи уже изрядно под хмельком. – Представление идет вовсю, а вы болтаете. Для кого хозяин старается? – Она погрозила нарушителям порядка пальчиком. – Я все вижу...

– Алина привыкла воспитывать, – извинился за жену Бутылкин. – Она постоянно поучает детей.

Он подцепил вилкой кусочек белого гриба и отправил в рот.

– Мы как раз обсуждали обряд, – оправдалась Астра.

Коломбина пьяно захлопала в ладоши. Арлекин с наслаждением жевал. Ульяновна, сложив руки на груди, с обожанием уставилась на ватафина.

«Да она неравнодушна к Борецкому!» – догадалась Астра, делая вид, что увлечена зрелищем.

Между тем перед зрителями разворачивалась сцена гаданий. Девушки, одетые в длинные сарафаны и вышитые сорочки, с венками на распущенных волосах, пели. Астра плохо разбирала слова. Под мелодию сопилок и отбивание в бубны простого ритма повторялась фраза: «Кому поем, тому сбудется, не минуется... » Солистка – Лея – кружилась, размахивая длиннющими рукавами наподобие крыльев, быстро-быстро перебирая по паркету красными туфельками. Лица девушек, сильно накрашенные, казались кукольными.

– Ничего особенного, – буркнул Матвей.

– Самодеятельность на уровне сельского клуба, – фыркнула Коломбина, одергивая мужа. – Ты чего уставился? Не вздумай хвост распускать, павлин!

Из благополучных любящих супругов Бутылкины на глазах превращались в обжору-клоуна и сварливую ревнивицу.

Астра поглядывала то на Лею, то на Вишнякова. Она не могла избавиться от чувства нереальности происходящего. Словно перед ней разыгрывалась фальшивая драма с размалеванными, до неприличия примитивными персонажами. А где-то в совершенно другом месте кипели подлинные страсти...

Глава 22

Егор Николаевич испытывал неловкость и за Борецкого, и за себя. Тот корчит вождя ряженых, а ему приходится сидеть за столом в дурацком балахоне, парике и скрывать лицо под маской. Если бы не Лея, не надежда на разговор с ней и примирение, он бы ни за что не согласился сделаться шутом гороховым.

Странно, но зажигательный танец девушек, который так поражал его... этой ночью не произвел прежнего впечатления. Движения Леи, ее голос оставили Вишнякова равнодушным. Неужели его запал иссяк? Или таким образом сказывается нервное напряжение последних дней? Он очень ждал встречи с Леей, ее страстного гипнотического танца... Но когда накал слишком силен, вместо восторга может наступить опустошение. Вероятно, это и произошло с ним.

«Мне нужно подойти к ней, ощутить биение ее сердца, уловить ее дыхание, и тогда мои чувства проснутся. Вблизи ее флюиды проникнут в кровь, в мозг, растопят холод в моих жилах. Звон ее ритуальных браслетов вызовет в моем теле сладостную дрожь...»

Он вдруг поймал взгляд Леи, направленный на Борецкого, задохнулся от ревности, но тут же нашел этому объяснение: «Она дразнит меня, хочет довести до умопомрачения. Что ж, я не намерен сопротивляться!»

В перерыве между разыгрываемыми сценками он улучил момент и подошел к девушке. Прислушиваясь к себе, он искал признаки нестерпимого желания и пагубной страсти, но увы, пыл угас, словно проклятый Дед Трескун заморозил его вены. Лицо Леи, густо накрашенное, повернулось к нему...

– Прекрасная русалка... – промямлил Вишняков, опуская руку в карман балахона, откуда волхву положено было вытаскивать обереги и раздавать присутствующим. Так они договорились с Борецким. – У меня для тебя... позволь мне...

Слова застревали у него в горле, губы не слушались. Значит, не все еще потеряно! Он просто «передержал» свое влечение. Лея уставилась на него удивленно, но продолжала стоять на месте. Она приняла обращение волхва как часть сценария, с которым хозяин торжества не счел нужным заранее ознакомить артисток. «Я сторонник импровизаций, – заявил он. – Так наши действия будут выглядеть естественно». Девушки не возражали. Им-то какая печаль? Их дело петь, играть, плясать – раззадоривать гостей, создавать атмосферу буйных языческих игрищ. Пока что ритуал не достиг кульминационной точки.

Лея увидела в руках волхва большой гребень.

– Это для твоих чудесных волос... – медленно вымолвил он, протягивая ей красивую вещицу. – Русалки любят расчесываться при луне!

Его ноздри расширились, улавливая ее запах. От Леи шел крепкий аромат косметики, грима и разгоряченного женского тела, перебиваемый цитрусовыми духами. Где же травяная горечь, шиповник, луговые цветы? Вишняков почувствовал себя обманутым, оскорбленным до глубины души. Он бросил взгляд на ее запястья – тяжелых серебряных браслетов как не бывало. Продюсер решил схалтурить, на частной вечеринке представить упрощенный вариант выступления. Какая наглость! Как он посмел? Ведь сумма уплачена немалая. Теперь ясно, почему все смазано, поверхностно, невыразительно и вызывает недоумение. Девушки ни при чем, они выполняют то, что им велел господин Калганов. Плут! Негодяй! Думает, люди выпьют за праздничным столом и не разберутся, что им подсунули жалкое подобие, а не полноценное искусство.

«Уймись, – остановил он себя. – О каком искусстве идет речь? „Русалки“ – обыкновенная поп-группа. Дом Борецкого – не концертный зал. Почему девушки должны выкладываться? Они стараются, как могут. Халтуры никто не заметил, кроме тебя. А ты промолчишь и сделаешь вид, что потрясен!»

– Нет, что вы... – Лея сделала отрицательный жест.

Вишняков спохватился: уж не высказал ли он вслух свое разочарование? Но слова «русалки» относились к гребню.

– Это подарок, – настаивал он. – Считайте, что сегодня я играю роль Деда Мороза. Возьмите гребень. Он изготовлен по заказу, специально для вас, Лея.

– Я не могу принять такую дорогую вещь.

Она смутилась, не зная, сколько на самом деле может стоит гребень. Есть эксклюзивная бижутерия.

– Гребень сделан из золота, – доверительно произнес волхв, понижая голос. – И камни настоящие. Я не дарю женщинам дешевых побрякушек.

Солистка «Русалок» вспыхнула, залилась краской – это было видно даже под слоем грима.

– Возьмите, прошу вас, – взмолился Вишняков. – Вы обидите меня отказом.

Она все еще колебалась, растерянно оглядываясь по сторонам. Теперь Бэла, Чара, Юна и Мио совсем возненавидят ее – для них-то подарков не приготовили.

Калганов не запрещал певицам принимать презенты от благодарных поклонников. А этот господин, пожалуй, может устроить скандал. Лучше его не провоцировать.

– Спасибо... – Лея взмахнула блестящими накладными ресницами. – Не нужно было тратиться...

Она с опаской прикоснулась к гребню, а волхв – к ее волосам. Теперь, после того, как она приняла драгоценность, он получил право дотронуться до нее.

– Почему ты убежала тогда? – спросил он. – Чем я тебя испугал?

– Испугали? Нет...

– Зачем же было скрываться?

Она не собиралась признаваться в минутной слабости, как настоящая женщина. Она все отрицала. Вишнякова такой поворот не удивил. Он ожидал чего-то подобного.

– Ладно, оставим это, – улыбнулся он. – Значит, мир?

– Разве мы ссорились?

– Конечно же, нет. Я не ссорюсь с очаровательными русалками. Они могут проклясть неугодного мужчину и преследовать его своим колдовством.

Ватафин провозгласил продолжение обряда, и Лея с радостью кинулась прочь от навязчивого волхва. Тот с сожалением вздохнул. Подарок все-таки удалось вручить, это уже кое-что. Хотя гребень получился – загляденье, у самой строптивой девицы душа дрогнет.

– Она еще оценит мое подношение, – пробормотал господин Вишняков, возвращаясь к столу. С его места было отлично видно все, что происходит на сцене.

«Небесные» слуги-грифоны вытащили откуда-то сковороды и начали в них стучать, запрыгали, выкрикивая глумливые прибаутки. Девушки запели колядки и под звон сковородок принялись «угощать Мороза». Лея выбрала на эту роль волхва – сам назвался. Тот нехотя подчинился, включился в игру. «Русалки» бросали через плечо фигурки животных из теста, яблоки, в заключение показали шуточную «продажу козы».

– Это не обряд, а какая-то пародия! Безвкусица! Балаган! – высказалась Коломбина. – Не понимаю, что ты находишь в кривлянии этих вульгарных девиц?

Арлекин молча пожал плечами. Ему нравилась рыженькая «русалка», но открыто ухаживать он не решался.

Гости утомились, потеряли интерес, чего нельзя было сказать о Борецком. Казалось, они с Вишняковым тайно соперничали.

Девушки надели на соломенную бабу и Ярилу венки из еловых веток, увитые бумажными цветами, и под монотонный ритм бубнов произносили нараспев какие-то неразборчивые заклинания...

Буханье бубнов и девичьи голоса, а возможно, сами древние магические слова подчиняли себе волю людей – Борецкий, презрев приличия, откровенно пожирал глазами Лею. Лицо Вишнякова под маской налилось кровью – об этом можно было судить по цвету его подбородка. Высокомерная ухмылка исчезла с губ Коломбины, Арлекин же словно уснул сидя, отрешенно уставившись в одну точку.

Астра проследила за его взглядом – он уперся в фаллос Ярила и застыл на нем. Брюс, к ее величайшему изумлению, смотрел туда же.

– Готов побиться об заклад, он движется! — прошептал граф на ушко графине. – Движется, черт побери!

Огромный орган, символизирующий мужскую силу, созидающую все сущее, вселенский источник оплодотворения, в самом деле медленно приподнимался и опускался в такт ударов в бубны.

«Фокус! Кто-то дергает за веревочку, – подумала Астра. – Ай да Борецкий! В чувстве юмора ему не откажешь. Или... в напитки для гостей правда подмешали галлюциногенное снадобье? Как во время настоящих языческих ритуалов...»

Это была последняя посетившая ее здравая мысль, потом все перемешалось: захотелось танцевать, притопывать и хлопать в ладоши, кружиться. Брюс подхватил ее за талию... Рядом отплясывали маски комедии дель арте – Коломбина и Арлекин, – мелькая яркими лоскутными костюмами. Пару раз на глаза попался волхв – золоченый знак солнца на его груди нестерпимо сиял, как будто сам Ярило дохнул желтым пламенем. Тяжелый подол сковывал движения графини, ноги путались в складках атласной юбки, заплетались. Танцующих обступили русалки, их длинные волосы развевались, рукава-крылья взлетали, вздымая вихри снега... Белое конфетти густо сыпалось с черного потолка, только почему так холодно? Словно злая вьюга швыряет в лицо пригоршни ледяной крупы...

Астра с ужасом обнаружила себя в кромешной тьме, ноги проваливались в снег. Темные колонны, на которые она натыкалась, оказались деревьями. Между ними кто-то прятался, вел ее за собой, заманивал... Она не чувствовала своего тела...

– Я замерзаю... – то ли вымолвила, то ли подумала графиня.

Стволы расступились и пропустили ее на поляну, посреди которой росла огромная, в три обхвата, могучая ель. Ее колючие лапы тянулись к молодой женщине, норовя схватить. Что-то лунно белело в темноте, словно само ночное светило в облике прекрасной девушки спустилось с замерзших небес и прислонилось к стволу дерева. Астра напряженно всматривалась, но смутный образ расплывался, меняя очертания. Ей стало страшно.

Как она очутилась здесь, без теплой одежды, в бальных туфельках? Из сугроба выскочил маленький человечек, похожий на корявый сучок, протянул к ней ручки-отростки.

– Вот ты где! А я с ног сбился. Ищу, ищу!

– Я заблудилась...

– Держись, – пропищал он. – Цепляйся за меня.

И она, такая большая, в широченном платье, схватилась за его крошечную руку. Как ни странно, человечка не смущала разница в размерах. Он уверенно повел ее вперед, из мертвой морозной черноты к свету, к большому дому с горящими окнами.

– Тебя нельзя отпускать одну, – приговаривал он. – А то русалки заморочат, защекочут – они нынче сильно озорничают. От страха! Боятся водяные девы крылатого пса. Ужо он им не спустит!

Человечек, энергично пробираясь между деревьев, не оглядывался, тянул Астру за собой, пока не вывел на заметенную снегом аллею.

– Тебе туда... – он показал высохшим кривым пальчиком на желтые окна вдали. – Поторопись. Русалки нынче злющие-презлющие! Еще бы – проворонили, проморгали...

– Что проморгали? – спросила Астра.

Человечек ее услышал, несмотря на то, что из ее заледеневших губ не вырвалось ни звука.

– Скоро узнаешь. Иди, иди!

– Иди! – повторил мужской голос, от которого она вздрогнула и открыла глаза.

Ее крепко прижимал к себе красивый вельможа в расшитом камзоле и парике.

– Ну, ты даешь! – воскликнул он. – Это ж надо было так набраться! Уснула на ходу. Хорошо, что я тебя не выпустил, а то бы свалилась посреди зала. Иди к дивану... приляг. Я принесу воды.

– Мне... нехорошо... – Она узнала в вельможе Матвея. – А... где...

– Кто?

– Альраун... он только что вывел меня из леса...

– Приехали! – пробормотал Матвей. – Ты совсем пьяная.

– Я... да...

* * *

Астра пришла в себя быстрее, чем можно было ожидать, – дурнота испарилась так же внезапно, как и накатила. Но сама обстановка в доме Борецкого накалилась, и, казалось, воздух просто звенел, жужжал от наполняющей его энергии.

– Тебе лучше? – озабоченно спросил Матвей.

Она провела рукой по лбу. Парик, вопреки всему, не слетел, а плотно сидел на голове.

– Может, мне затылок сдавило? Какая-то тяжесть...

– Сними к черту эти букли!

– Нельзя, еще не время.

– Давай корсет расшнуруем.

– Здесь? При всех? Слу-у-ушай, а тогда... дамы часто падали в обморок?

– Случалось, – выпалил он и сообразил, что понятия не имеет об этом.

– Неудивительно...

Пахло нагретой хвоей, острыми закусками, сдобой, растопленным воском от свечей, дымком, соломой, гримом и женскими духами. За окнами бесновалась метель. Слабо потрескивал камин – никто не заметил, как его разожгли. Над всеми этими атрибутами праздника царствовала, переливаясь огнями, елка.

– Жарко... – пожаловалась графиня. – Кто додумался затопить камин? Даже при моей любви к огню сейчас его слишком много.

Брюс мог поклясться, что дрова занялись сами по себе. Но Матвей Карелин такого не допускал – короткая борьба завершилась победой здравого смысла. Пока все танцевали, кто-то из грифонов позаботился о домашнем очаге: языческие обряды требовали живого пламени.

Арлекин суетился возле Коломбины: ей тоже явно было не по себе.

Даже Борецкий потерял бодрость и задор, вернее, устал их демонстрировать.

Ульяновна, отдуваясь, опустилась в мягкое кресло, забыв о своих обязанностях поварихи и официантки. Молодые парни-помощники, поддавшись всеобщей прострации, поникли. Только «русалки», подобно заведенным куклам, продолжали водить хоровод вокруг Ярила и его соломенной подруги. Лея украдкой бросала туманные взгляды на ватафина. То ли между ними существовал какой-то сговор, то ли...

Матвею стало душно, он колебался, расстегнуться ему или распахнуть одно из окон. К Астре подошел волхв, отозвал ее в сторонку.

– Выйдем в коридор? На пару слов.

Она с радостью согласилась.

– Ты видишь Лею и Борецкого? – глухо, нервно проговорил он, беря ее под руку. – Кажется, между ними что-то зреет? Это больше, чем положенные по обряду роли!

– Я бы не торопилась с выводами.

– Мне с трудом удалось вручить ей подарок, золотой гребень.

– Она все-таки взяла?

– Да, но продолжает меня избегать, а с Ильи глаз не сводит. И он тоже... подпадает под ее очарование. Они украдкой переглядываются, норовят коснуться друг друга, будто невзначай.

– Ты поговорил с ней? – прошептала Астра.

– Обиняками. Она не призналась, почему сбежала тогда из «Спички».

– Все отрицает?

– Не совсем, однако на откровенность не идет. Она что-то скрывает! Я не чувствую прежней страсти к ней, но дико ревную. Готов убить их обоих! Странно, правда?

Астра не стала отрицать.

В коридоре было гораздо прохладнее, чем в зале. На гладком паркетном полу отражались светильники.

– Не ожидал, что все так обернется! – с сердцем воскликнул Вишняков. – Что прикажешь делать?

– Хочешь, я попробую выяснить у Борецкого...

– Ни в коем случае, – резко возразил он. – Если у них возникла взаимная симпатия, глупо вмешиваться.

Астра почти физически ощущала витающую в воздухе угрозу, не понимая, откуда она исходит.

– Я ужасно волнуюсь, – признался волхв. – Как будто должна случиться беда. Никогда Илья не был так возбужден. У него полно коротких романов, он непостоянен и, я бы сказал, легкомысленно относится к сексу. Они с женой давно спят порознь. Лидия знает о его связях с другими женщинами, но ей все равно.

Они стояли у выступа, который служил пьедесталом для гипсовой скульптуры античной девушки, поправляющей сандалию.

– Илья собирается заказать ее из мрамора... – рассеянно произнес Вишняков, проведя рукой по ноге юной гречанки.

Внезапно дверь зала открылась, и оттуда выскользнула «русалка». Лея! Он узнал ее по цвету сарафана. Следом за ней показался ватафин. Лея, не глядя по сторонам, кинулась по лестнице на второй этаж...

Глава 23

За несколько минут до этого у елки состоялся зловещий разговор. Говорил Арлекин. Он где-то вычитал, что обычай украшать игрушками и блестящими бусами лесную красавицу имеет довольно мрачную и даже жестокую подоплеку.

– Какую же? – заинтересовался Борецкий.

– Боюсь, это испортит тебе аппетит, Илья. Ой, пардон! Виноват! – дурашливо поклонился Бутылкин. – Ты же у нас сегодня не Илья, а главарь русальской братии! Я обязан тебе подчиняться...

– Вот именно.

– Ну что ж, ты сам захотел, – продолжал кривляться и вихляться Арлекин. – Древние язычники, кельты, кажется, вовсе не считали владыку Севера добрым дедушкой, который в новогоднюю ночь носится на волшебных санях, запряженных оленями, с мешком подарков и раздает их детишкам. Отнюдь! Это был наводящий ужас хозяин вечных льдов и мертвящего холода, который приводил людей в трепет. Чтобы он не погубил будущий урожай и не выстудил их дома, жители селений приносили в жертву свирепому божеству юную и прекрасную девушку, желательно девственницу. Ее раздевали и привязывали к дереву. К утру тело девушки замерзало и покрывалось инеем. Вот вам и прообраз Снегурочки! Ха-ха-ха-ха!

Никто не разделял его наигранного веселья. Борецкий слушал с возрастающим удивлением. Чего-чего, а этакой страсти он не ожидал.

– Визит Великого Старца с мешком предвещал верную смерть, – торжественно продолжал Арлекин. – После его посещения в доме оставались только обледенелые трупы. Задабривая повелителя снегов и пурги, кельтские жрецы-друиды развешивали на ветках огромных елей внутренности жертвенных животных, а иногда и людей. Много позже из соображений гуманности их заменили шарами и гирляндами.

– Какая гадость... – выдохнула Коломбина. – Ты с ума сошел! Прекрати сейчас же!

Но Бутылкина уже нельзя было остановить.

– И вот она, нарядная, на праздник к нам пришла-а... – затянул он известную новогоднюю песенку про елочку. – И много, много радости детишкам принесла-а...

– Придурок, – возмутился Борецкий. – Что ты несешь?

Арлекин смешно вытаращил глаза и показал язык. Он снова заговорил, подчеркнуто академически, будто на лекции, что совершенно не вязалось с его мимикой и жестами.

– Я не настаиваю на абсолютной истинности вышеизложенного, однако есть такая версия. А вы не знали?

Он гомерически расхохотался, тогда как присутствующие подавленно молчали.

– Отвратительная шутка! – затопала ножками Коломбина. – Не фиглярствуй, Степа!

Она впервые за все время назвала его по имени.

– Разве я не должен потешать публику своими выходками? Я же шут, Арлекин! А ты – моя веселая подружка!

Бутылкин сгреб жену в охапку и неуклюже закружил ее. Та отбивалась, но не слишком настойчиво.

«Русалки» притихли, сбившись в кучку, одна Лея пошатнулась и едва не упала. Борецкий, постоянно находящийся поблизости, подхватил девушку.

– Ей дурно... – проговорил кто-то.

– Еще бы, такое услышать...

– Кое-кто много выпил...

Черный юмор Арлекина привел в уныние не всех. Ульяновна, громко сплюнув, отправилась хлопотать в кухню, а парни-«грифоны», улучив момент, поглощали закуски. Когда еще удастся наесться вдоволь таких деликатесов?

Сознание Леи помутилось, голос Борецкого долетал до нее словно сквозь пелену. Он о чем-то ее спрашивал, она ощущала его руки на своем теле, и эти прикосновения жгли ей кожу.

– Отпустите...

Она глотнула воды, которую он подал ей, и опустилась в кресло, медленно приходя в себя. Елка в игрушках, огни люстр и свечей, черные окна, зеркально гладкий паркет пола проступали ярче, четче; вернулись звуки и запахи. Комок в груди ослаб, истаял, дышать стало легко. «Что со мной? – подумала Лея. – Чего я испугалась?»

Борецкий склонился над ней, участливо поглаживая по руке.

– Тебе лучше?

От его голоса все в ней всколыхнулось, затрепетало. Она вскочила, не чувствуя под собой ног. В сердце разгорался пожар, сил держаться больше не осталось. «Я могу выдать себя, – стучало в мозгу. – Могу все испортить!»

Лея, словно в бреду, поднялась, неверными шагами вышла из зала и побежала по коридору. Ноги, казалось, сами несли ее. Опомнилась она уже на втором этаже, у двери в малую гостиную. Дернула за ручку. Неужели закрыто? Этого бы она не вынесла. К счастью, просто новые замки оказались тугие. Со второй попытки дверь поддалась, и девушка нырнула в темноту, пахнущую ремонтом, мебельным лаком и косметикой. Ее пульс сошел с ума...

– Ты ошибаешься, – возражала ее неуверенность. – Ты сама все придумала. Тебе слишком сильно хочется любви. А она бежит от тех, кто ее преследует. Ослабь натиск, и у тебя получится. Ты еще встретишь его, единственного, с которым вас разлучит только смерть...

– Я ошибаюсь, – согласилась Лея.

Перед ней вдруг возникли глаза волхва и золотой гребень в его руке. Почему она взяла такой дорогой подарок? Теперь этот мужчина будет считать, что имеет на нее права. Но она не продажная женщина, не шлюшка, готовая лечь в постель с кем угодно. Почему он выбрал ее? Не других? Не Юну, например? Не Чару с ее бешеным темпераментом?

Кто-то дернул дверь и ворвался в ее убежище. На миг блеснул свет из коридора – она не успела рассмотреть, кто это был. Судя по шумному дыханию, мужчина. Лея затаилась, прижалась к стене.

– Я знаю, что ты здесь, – произнес мужской голос. – Почему ты убежала?

– Зачем вы пришли?

– Мне показалось... черт! Мы все немного под хмельком, и эти ваши танцы вызывают странное ощущение... будто... будто...

– Уходите, – выдавила она. – Я должна успокоиться...

– Ты вернешься в зал?

– Конечно, мы ведь не закончили выступление.

Мужчина каким-то образом угадал, где она находится, и приблизился. Он не зажигал света. Наверное, не хотел, чтобы она его увидела.

– Лея... – прошептал он, и его теплая рука коснулась ее ледяной кожи. – Это твое настоящее имя или...

– Псевдоним. Мы все выходим на сцену под вымышленными именами. Так решил продюсер...

Она говорила и говорила, боясь остановиться. Слова разрушали ее страх, ее готовность уступить, сдаться. В окружавшей ее и мужчину темной тишине могло произойти что угодно.

– Какая ты без грима? – спросил он.

– А вы без маски?

– Когда ты вышла из машины, там, во дворе, меня будто током пронзило... Странно, что раньше я ничего подобного не испытывал. А ведь мы уже виделись...

В ее горле что-то сжалось, голос пропал.

– Вы приходили на наш концерт? – хрипло спросила она.

– В ноябре, в клубе «Фаворит», и потом еще раз. Тогда мне ужасно захотелось устроить «зимние русалии». С вашим участием. Я предварительно созвонился с Калгановым, мы условились о цене... Он заломил такую сумму, что...

Борецкий, – а это был он, – осекся и замолчал.

– Уходите! – судорожно выдохнула девушка. – Я закричу!

– Я не сделаю тебе ничего плохого... – взмолился он. – Клянусь!

Ее глаза начали привыкать к темноте, различать кое-что – квадрат окна, мужскую фигуру рядом.

– Зачем вы пришли сюда?

– Это мой дом, – вырвалось у Борецкого. Он тут же пожалел о своих словах. – Прости, я сам не знаю, что говорю, что делаю. Ты...

Его рука легла на ее грудь, губы потянулись к ее лицу. У нее не осталось воли к сопротивлению, по телу прокатилась страстная дрожь...

– Вы смерти моей хотите...

Борецкого заводили такие спонтанные ласки в самых неподходящих местах, в неподходящее время.

– Да, хочу... – прерывисто шептал он, забираясь к ней под юбку. Длинный подол затруднял доступ к ее бедрам, к тому, что скрывалось под шелковым бельем. – Мы оба умрем... от наслаждения... и воскреснем... и снова умрем... Любовь – это смерть... Разве ты не знала?

Она вдруг вырвалась, резко оттолкнула его...

* * *

– Что они там делали? – шепотом спросил Вишняков у Астры.

– По-моему, выясняли отношения.

Волхв и графиня прятались за выступом со статуей, недовольные хорошей звукоизоляцией. Ни слова не донеслось до их ушей из малой гостиной.

– Девушка выскочила как ошпаренная, – кивнула Астра. – Наш ватафин кинулся за ней – сначала из зала на второй этаж, потом обратно. Странные пробежки.

Вишняков со смешанным чувством изумления и ревности с трудом держал себя в руках. Ему хотелось немедленно выяснить у Борецкого, что происходит.

– Пойду спрошу, в чем дело!

Астра взяла его за рукав.

– Ни в коем случае. Ты все испортишь. Надо наблюдать за ходом событий, а не вмешиваться в них.

– Я ей неинтересен... – пробормотал Вишняков.

Его все бесило: непонятное поведение Леи, скрытность приятеля, дурацкий балахон, в котором он вынужден ходить, маска на лице. Теперь, пожалуй, ее можно снять. Или еще рано? Он фактически признался девушке, кто он...

– Идем, – решительно сказала Астра. – Представление не закончено. Там что-то назревает.

Словно в подтверждение ее слов из зала раздался пронзительный свист сопилок, звон сковород, громкие выкрики парней-«грифонов», стук бубнов. Борецкий, все еще переживая сцену в темной гостиной, не заметил отсутствия двоих гостей. Из широких дверей, пританцовывая, вывалились в коридор ряженые. Арлекин и Коломбина в обнимку, девушки-«русалки», ватафин и его помощники, которые тащили соломенную бабу и чучело Ярила. Последним вышел Матвей, неся глиняный сосуд.

Лея была среди них: погруженная в свои мысли, настороженная, она старалась казаться веселой и разудалой, как и было положено главной «русалке». На ее волосах появился пышный венок из еловых веток, увитый не цветами и лентами, как у всех остальных, а позолоченными дубовыми веточками с желудями.

– Священное дерево, – заметил Вишняков и этим дал понять, что знает толк в символике.

Такими же веточками было расшито его собственное одеяние.

Они с Астрой не спускали глаз с Леи и Борецкого, но те выполняли ритуальные действия, старательно изображая буйное веселье, как того требовал сценарий.

– Они собираются устроить костер! – догадался волхв. – И сжечь эту влюбленную пару из соломы!

В холле гости и ряженые натянули на себя верхнюю одежду – кому что досталось: куртки, полушубки, теплые безрукавки, вывернутые мехом наружу тулупы. Хозяин заранее позаботился, чтобы всем хватило.

Вишняков добыл из вороха вещей темный тулуп, Матвей – потертую овечью безрукавку для себя и облезлое манто для Астры. В тесноте и сутолоке было шумно, стояли возня и хохот. Коломбина заливалась смехом, показывая пальцем на свое отражение в зеркале.

Астра вдруг замерла.

– Смотри! – потянула она графа за руку.

Только сейчас она обратила внимание на шапку, которая прилагалась к костюму славянского кудесника, – того же черно-фиолетового цвета, цилиндрической формы, с вышитым впереди знаком: две молнии, заключенные в треугольник. До этого головной убор волхва лежал на вешалке среди прочих женских и мужских шапок. Теперь Вишняков надел его, чтобы выйти на улицу, – столбик термометра опустился до двадцати пяти градусов мороза.

– Шапка что надо! – одобрил Матвей. – Идем подышим, а то у меня уже голова кругом от всей этой свистопляски!

Во дворе, справа от флигеля, помощники вождя русальцев готовили костер. На небольшой площадке, наскоро расчищенной от снега, складывали поленья – их носили из-под устроенного рядом навеса. Мела метель, ветер крепчал, и дрова тут же покрывались белым слоем снежной крупы.

– Подключайтесь, – показывая в улыбке зубы, предложил графу Арлекин. – Будет быстрее. А то Дед Трескун превратит нас в сосулек.

Все мужчины, кроме волхва, принялись за работу. Алина-Коломбина жалась к Астре, жужжала, какую омерзительную историю про елку и Деда Мороза со Снегурочкой рассказал ее муж.

– Это в самом деле кельтская традиция? – спрашивала она.

– Вполне вероятно.

– Кошмар! Да ихние друиды просто живодеры! – У нее стучали зубы от ужаса и холода. – Они никогда не разведут костер! Мы замерзнем! – без перехода воскликнула она, имея в виду ватафина с помощниками. – Давайте прыгать! Я ног не чувствую.

– Как же, попрыгаешь в такой юбке, – буркнула графиня.

– Можно пойти во флигель, погреться, – предложил Вишняков. – Вы как хотите, а я, пожалуй, пока посижу в тепле.

Но дверь во флигель оказалась закрытой, а ключа не было – парень-«грифон» в суматохе положил его куда-то и запамятовал. Волхв рассердился, он метал громы и молнии.

– Вернись в дом, если тебе невмоготу, – предложила Коломбина.

– Ты сама уже посинела. В такой мороз хорошо у камина греться, а не на улице костры жечь. – Его взгляд упал на колодец, засыпанный снегом. – Интересно, в колодце вода замерзает когда-нибудь?

– Конечно, нет, – ответила Коломбина.

– А я думаю, да.

– Проверим? – хихикнула она. – Здесь два колодца, заколдованный и обыкновенный. Когда Илья подыскивал себе землю, он много участков пересмотрел. Лет пять по области колесил, местных расспрашивал, агентов по недвижимости замучил. В Сатине ему понравилось, но сделка состоялась не сразу. Пришлось «подмазывать», связи задействовать. Получилось.

– Ты про колодцы говорила...

– Ах, да! Илья быт устраивал основательно, начал с воды – велел колодцы копать. С одним легко управились, а с другим помучились изрядно. То копальщик угорел, то колец не хватило, то еще что-то – в общем, назвали колодец «нечистым». Лозоходцы, которые водяную жилу определяли, рассказывали, будто бы на том же месте при бывших владельцах усадьбы тоже пытались колодец вырыть, да забросили. Почему, неизвестно. Люди разное болтают. Мол, под землей есть озеро, которое русалки облюбовали и не желают, чтобы их тревожили. По другим слухам, в колодце когда-то девушка утопилась, с тех пор она там время от времени появлялась и пугала людей, которые по воду приходили. Пока всех не отвадила! Деревенские верят, что лунными ночами у колодца танцуют русалки, и кто их увидит, тому несдобровать.

– Представляю, какой восторг вызвали эти разговоры у Ильи, – усмехнулся Вишняков. – Иметь у себя во дворе «русалкин колодец»! Он о таком и не мечтал.

– Вижу, ты успел неплохо изучить Борецкого, – кивнула Коломбина. – Он увлекающаяся личность. Услышал про старый колодец – трава не расти, надо там же выкопать. Сначала пытались прочистить, потом махнули рукой, рядом новый сделали. Илья ужасно гордится «русалкиным колодцем». Собственная достопримечательность! В английских замках фамильные призраки бродят, а в российских усадьбах – русалки и лешие. Местная экзотика!

– Наверное, этому увлечению Ильи мы и обязаны нынешними «зимними русалиями»?

– Ну да! – обрадовалась Бутылкина. – Он всех деревенских бабок в округе обошел, выспрашивал про древние обряды, кто что помнит. В костромской музей специально ходил, в Новгород ездил. Его энтузиазму можно позавидовать! Он и «Русалок» этих сюда притащил, из-за их «фольклорной программы». Чтобы украсили праздник.

Астра вопросов не задавала, но не пропускала ни слова из диалога Вишнякова и Алины-Коломбины. Колодец... Интересно!

Вышитый золотом символ на шапке волхва не давал ей покоя. Две молнии – они напоминали ей руны, которые использовали для своих знаков отличия офицеры СС. Само собой пришло на ум предыдущее расследование, когда они с Матвеем искали в новгородских болотах кинжал Зигфрида. Ясно, что это подсказка!

Главный бог славян – Перун, громовержец. Тот же корень, от «руны». Пронзающий небо молниями.

«Что я должна понять? – размышляла она. – Лорелея... Рейн... Германия. Кольцо „мертвая голова“, оставшееся у меня на память. Оно принадлежало барону фон Штейну, одному из последних владельцев кинжала... Охота за тайнами зачастую приводила к гибели».

С момента, как мужчины принялись сооружать костер, ее не покидало ощущение, что за ними всеми кто-то наблюдает. Из непроглядного мрака в парке, где бесновалась вьюга, из-за угла дома или из темных окон флигеля...

Глава 24

Борецкий приказал погасить электрический свет, и в наступившей темноте помощники-«грифоны» затеяли огненное шоу. Они размахивали горящими факелами, выписывая в воздухе магические знаки. Пылающие иероглифы жили всего мгновение, но оказывали на зрителей почти гипнотическое воздействие. Все онемели, замерли, не в силах отвести глаз от багровых начертаний...

У Астры перехватило дыхание. Она нашла руку Матвея и сжала в своей. По телу побежал жар, голова закружилась.

Теми же факелами «грифоны» подпалили костер.

Восторженные крики девушек оповестили, что огонь разгорается и наступает заключительная часть ритуала – сжигание соломенных любовников. Пламя, неожиданно сильное, быстро взбиралось к верхушке пирамиды из дров, распространяя вокруг оранжевое зарево. Языки его были похожи на руки огненного бога, тянущиеся к жертвам, – разодетым чучелам бабы и Ярила.

Матвей-Брюс склонился к графине.

– Тебе нравится?

Зрелище огромного костра заворожило Астру. Ее расширенные зрачки полыхали, отражая пляску огня, губы беззвучно шевелились, словно читая молитву, на них ложились красные отблески. Она сама казалась очарованной жрицей огня. Даже метель стихла, не решаясь мешать жаркому танцу пламени.

– Не думал, что мы сумеем так скоро справиться, – обронил Матвей. – «Русалки» взывали к духу огня, и он их услышал! В этих древних заклинаниях что-то есть.

Волхв застыл, глядя на костер. Арлекин увлек Коломбину поближе – греться. Парни-«грифоны» и девушки-«русалки» со смехом и непристойными шутками бросили оба чучела на съедение пламени. Сноп искр подтвердил, что жертва принята благосклонно.

Лея стояла у костра, безуспешно пытаясь унять дрожь. Огонь не согревал ее. Главарь русальцев что-то говорил девушке, но слова не долетали до ее ушей, тонули в гуле пламени. Или то кровь гудела, вскипая в венах...

Борецкий счел за лучшее пока оставить ее и развлекать гостей.

– Кажется, в какой-то летописи упоминается сам Иван Грозный, участвующий в «русальских потехах» в Коломне! – громко заявил он, обращаясь к графу, графине и волхву. – Пятнадцати лет от роду будущий царь наряжался в саван, взбирался на ходули и наблюдал за магическими обрядами. Церковь же твердила, что «трубы, скоморохи, гусли и русалии – есть хитрости дьявола и зрелища, бесом задуманные». Побороть обычаи предков было нелегко – как ни старались, а не изжили их полностью.

Сожжение чучел почему-то произвело на присутствующих далеко не радостное впечатление. Как ни крути, а соломенная женщина и мужчина-Ярило были похожи на людей, безжалостно, с грубыми шутками и улюлюканьем брошенных в огонь.

– Любовь сжигает – не зря поэты сравнивают ее с пламенем, – мрачно произнес Вишняков. – Дыхание Эроса так же смертоносно, как и Владыки Севера. Разница лишь в том, что один пожирает плоть, а другой превращает ее в лед. Ты не прочь приударить за Леей? – повернулся он к Борецкому. – Она зажгла тебя? Или мне показалось?

Тот смешался – если бы не маска, его лицо выражало бы крайнее смущение.

– Прости, Егор, это не то, что ты думаешь. Я сам не ожидал ничего подобного.

– Ты заинтересовался ею, потому что я обратил на нее внимание?

Это прилюдное выяснение отношений ставило хозяина дома в неловкое положение.

– Все не так... – поспешил он заверить приятеля. – Вернее, не совсем так. Ты не поймешь...

– Так объясни!

– Потом...

Астра разрывалась между костром и двумя друзьями-соперниками. Сердце звало ее к огню, а долг – к разъяренным мужчинам. Краем уха она улавливала обрывки фраз, глаза же ее были прикованы к горящим чучелам. Пламя плотоядно облизывало их, прежде чем поглотить, и в этих движениях его алых языков сквозило порочное сладострастие.

Лея, раскрасневшись, стояла в багровых отблесках костра, словно опаленная его жарким дыханием. Снежинки таяли на ее лице, смывая густой грим.

– Вытрись, – шепнула ей Мио. – Все потекло...

Девушка неосознанно провела варежкой по щекам, губам и подбородку. Борецкий и Вишняков разом повернулись и остолбенели, пораженные.

– Она чертовски красива! – вскричал Арлекин.

Коломбина бросила на него ревнивый взгляд и дернула за рукав. «Все кончено, – скорее догадалась, чем услышала Астра. – Идем в дом. Мне надоел этот дешевый балаган!»

Господин Вишняков вдруг опустил голову и первым зашагал к парадному крыльцу. За ним потянулись остальные. Один Борецкий будто прирос к месту.

– Илья Афанасьевич! – окликнул его Матвей.

Тот сорвал с себя маску, быстро нагнулся, зачерпнул пригоршню снега и приложил к лицу.

– Что с ним? – спросила Алина-Коломбина. – Выпил лишнего... или переел?

Исполненный важности ватафин превратился в обыкновенного человека, утомленного ночным бдением, обильной едой, крепкими напитками и возложенной на него ответственностью. Он как будто пытался сообразить, где находится и что ему делать дальше. Сосуд с зельем, который главарю русальцев полагалось разбить в конце обряда, забытый, остался стоять подле костра.

Помощники главаря споро затушили пламя, разбросали недовольно шипящие угли. Черный круг зиял на белом покрове земли, как выжженный ритуальным огнем знак вечности.

– Око Семаргла, – прошептала Астра, проходя мимо.

– Кого? – не понял Матвей.

– Был такой бог огня у древних славян. Изображался в виде крылатого пса.

Снова завыл ветер, и метель принялась старательно заметать следы «русальского» кострища, зализывая рану, нанесенную Огнебогом...

* * *

В комнате Астры и Матвея царил полумрак.

– Не вздумай уснуть! – предупредила она.

Он уже разделся и удобно развалился на кровати. Глаза слипались.

– Этого я обещать не могу, – чистосердечно признался Матвей. – Давай поспим пару часиков, а там видно будет.

– Ну уж нет! Мы сюда не дрыхнуть приехали, а работать.

– По-моему, Вишняков сам разберется, как ему быть с Леей. Девица просто ищет богатого спонсора, с которым не противно лечь в постель. Сначала она затеяла любовную интригу с трейдером, а потом переметнулась к Борецкому. Пусть выясняют, кому она достанется. Можно и втроем позабавиться – устроить «русальскую ночь»!

– Не в этом дело...

– А в чем? – пробормотал он в полудреме.

– Волхв... дубовые веточки... две молнии...

– Какие еще молнии?

– Помнишь эсэсовское кольцо «мертвая голова», которое принадлежало барону фон Штейну? Оно было привязано на шнурке к кинжалу Зигфрида, и я взяла его себе. Это не простое кольцо. Я чувствую – оно предвещает чью-то смерть. На нем тоже дубовые ветки... Понимаешь? Вишнякову грозит опасность. Он доверился мне – нам, – и мы не имеем права обмануть его ожидания.

– Дубовые ветки, эка невидаль! Ты еще дубовую аллею, которая ведет к дому, сюда приплети. Тому, кто по ней пройдет или проедет, – кранты...

Астра пропустила его колкость мимо ушей:

– Нельзя спать! Все только начинается.

Тихий храп прозвучал ей в ответ. Матвей сладко посапывал, забросив руку на подушку.

Она глубоко вздохнула и принялась расчесываться. Волосы под париком сбились, потускнели, но мыть голову, а потом сушить не было сил. Да и не время. Вдруг понадобится срочно выскакивать во двор, бежать во флигель или в парк? Жаль, что Борецкий не обзавелся собакой – пес мог бы залаять, подать сигнал тревоги.

«Какой тревоги? – уговаривала она себя. – Все спят беспробудно. Если завтра к обеду встанут, будет хорошо. Интересно, Дед Мороз уже разложил под елкой подарки? Или он сам ждет подарка?»

Последняя мысль испугала Астру. Будь здесь ее венецианское зеркало, оно бы подало знак. Впрочем, знаков хоть отбавляй. Вот только на что они указывают?

Она на цыпочках подошла к двери и приоткрыла ее – в коридоре горели матовые ночные светильники, едва рассеивая темноту. Слева располагалась спальня Вишнякова, справа поселились супруги Бутылкины. Завтра они уже окажутся не Арлекином и Коломбиной, а добропорядочной семейной парой Степаном и Алиной. В конце коридора, в малой гостиной спали «русалки».

Астра вернулась в комнату. Может, она напрасно волнуется? Полный впечатлений праздник всех вымотал: если что и случится, то завтра.

В доме стояла тишина – плотно пригнанные двери и толстые стены скрадывали звуки. Выйди кто-нибудь в коридор, в спальне шагов не услышишь.

Астра выключила торшер в виде древа жизни, опять подошла к двери, приоткрыла ее и оставила узкую щель, положив карандаш, чтобы она не захлопнулась. Мало ли, кому что взбредет в голову – вдруг кто-нибудь решит прогуляться по дому или выйти во двор?

– Я не могу пропустить ни одной мелочи, – прошептала она.

Громоздкое платье из черного атласа валялось на полу вместе с камзолом, рубашкой и штанами петровского вельможи. Как люди носили каждый день такую неудобную одежду? Все-таки счастье – сбросить с себя эту тяжеленную робу!

Астра не знала, прошло десять минут или полчаса, пока она слышала лишь вздохи ветра в печных трубах и мерное дыхание Матвея. Вот бы поцеловать его – так, чтобы остался след, а потом не признаться! Осуществить крамольную идею ей помешала возня в коридоре.

Она босиком скользнула к двери, приникла к щелке... Ничего не видно! Черт... Пришлось сделать щель пошире и высунуться. Астра не опасалась, что ее заметят, – в крайнем случае придумает какое-нибудь оправдание. Мол, не спалось, захотелось воды попить или таблетку принять от головной боли. Она – гостья, а гостям многое позволено.

Дом жил своей ночной жизнью, как и каждый из его обитателей. Они все находились под его крышей, он защищал их от непогоды, согревал, служил им верой и правдой. Ему были безразличны их мысли, желания, он равнодушно наблюдал за их тайными радостями и душераздирающими драмами. Но люди устроены иначе. Они не могут найти покоя ни в убогом жилище, ни среди шелков, бархата и позолоты. Они вечно ищут приключений на свою голову...

Астра не ошиблась: кого-то еще, кроме нее, одолевала бессонница. По коридору метнулась тень – от малой гостиной к апартаментам хозяев. Женский силуэт...

Большую супружескую спальню занимал Борецкий. Воображение мгновенно нарисовало Астре картину, как он спит, раскинувшись в одиночестве на огромной кровати. Или пытается уснуть, а в голове теснятся мысли о молодой «русалке»...

Дверь тихо отворилась и впустила тень – женский силуэт скрылся в спальне хозяина. Кто сия ночная гостья? Неужто Лея? Кто же еще!

Нечего было и думать, чтобы подслушать, – а увидеть, чем они там занимаются, можно только через окно: если залезть на ближайшее дерево, и если Борецкий шторы не задернул. Первое – невыполнимо, второе – сомнительно. Оставалось только мысленно проникнуть в святая святых каждого частного дома: хозяйскую спальню. Что Астра и попыталась сделать: сосредоточилась, представила себе стены, оклеенные гобеленовыми обоями, мебель в стиле барокко, изящные хрустальные светильники и рубенсовских обнаженных красавиц на холстах, обрамленных бронзовыми багетами, роскошную постель в глубине алькова, в теплом полумраке. Борецкий – в халате, как настоящий барин, девушка – с распущенными волосами, в кружевной сорочке, дрожащая от собственной смелости и желания...

Фантазия Астры застопорилась, зациклилась на предметах обстановки и образах в духе галантного восемнадцатого века. А нынче – другое столетие со своими поправками к трактату о любви и кодексу поведения любовников: меньше поэзии и романтики, больше секса и денег.

«Я заразилась цинизмом от Матвея, – подумала она. – Во все времена искренние чувства ценятся превыше золота...»

Однако была некая странность во вспыхнувшей с первого взгляда страсти между Борецким и певицей. Непонятно, какую роль играет Лея в отношениях с Вишняковым... Тот рассказал приятелю о своем интересе к солистке «Русалок», но Борецкого это не остановило. Любовный треугольник получился скороспелый, натянутый и фальшивый. Кто-то плохо справлялся со своей партией в подозрительном трио.

Астру раздосадовало отсутствие замочных скважин. Раньше сыщикам было раздолье! А теперь? Чудеса техники в виде «жучков» и миниатюрных видеокамер доступны не всем, и остается только гадать, что происходит за закрытой дверью в спальне Борецкого. Как она ни старалась, кроме банальных любовных сцен, ничего в голову не приходило.

Она не сразу заметила, как тихо отворилась дверь в соседней спальне, которую занимал Вишняков. Пришлось юркнуть обратно в комнату и наблюдать через крошечную щелочку...

Ее клиент замешкался, будто решая, куда направляться. Он словно прислушивался, поворачивая голову то в одну, то в другую сторону...

«Зачем он вышел? – подумала Астра. – Проверить, спит Борецкий один или... Бессмысленно! Хотя... когда ревность имела смысл?»

Она не понимала, что происходит. Анализировать ситуацию было некогда, да и незачем. Все разворачивалось у нее на глазах. Рыбы... русалки... волхвы... костер... елка... комедия масок...

Зеркало показывало ей Деда Мороза и Снегурочку... а праздник прошел без них. Что это? Обман? Не-е-ет... Зеркало – не человек, оно лгать не умеет.

Вишняков, поколебавшись, все же направился к спальне Борецкого.

«Так я и знала! – разволновалась Астра. – Нетрудно представить, что будет, когда... Они подерутся! Этого нельзя допустить!»

Она бросилась к Матвею. Растолкать его оказалось непростым делом – он сонно щурился и норовил натянуть одеяло на голову.

– Вставай! – чуть не плача, шептала Астра. – Да проснись же ты! Они убьют друг друга!

– Кто...

– Борецкий с Вишняковым.

– Чушь...

Она распахнула окно – ледяной ветер хлестко ударил в лицо, рванулся внутрь комнаты, надул штору, – сгребла с подоконника снег и высыпала на Матвея. Тот вскочил... вытаращил глаза в темноте.

– Ты рехнулась? Что за шутки?

– Вишняков пошел убивать соперника! – прошипела она. – А ты дрыхнешь! Они оба свихнулись из-за этой Леи. Случится что-то ужасное, страшная беда – я чувствую. Мы должны уберечь человека от непоправимого поступка. В конце концов, он же нам деньги платит!

– Тебе платит, – Матвей со стоном сел, включил ночник и с недоумением уставился на нее. Снег таял, оставляя мокрые пятна на подушке. – Ты что, так и не ложилась? Закрой окно...

– Пока мы тут бездействуем... кого-нибудь убьют!

– Почему сразу убьют? — возмущенно отряхивался он.

– Одевайся! – Она протянула ему спортивный костюм. – Живо!

Минута показалась ей вечностью. Когда Карелин натянул на себя штаны, футболку и выглянул в коридор... там никого не оказалось: тишина, полумрак, все двери закрыты.

– Ну, где твой Вишняков? – сердито прошептал он.

– Н-наверное, уже в спальне Борецкого... Я видела, как он вышел и...

– Может, тебе это приснилось?

– Нет, клянусь! Там Лея, и они...

– Если бы там была девушка, уже такой визг поднялся бы...

– А вдруг он их... обоих...

– Чего ради? – Матвей потянулся, сбрасывая остатки сна. – Полный дом людей, а мужик в здравом уме убивает приятеля и какую-то певичку? Он же не псих!

– Ты уверен?

– Что Вишняков не псих? Вполне. Ладно, идем, проверим... – Он вздохнул и повернулся к ней. – Ты только вообрази – врываемся мы в спальню хозяина дома, устраиваем переполох, а он мирно почивает со своей любовницей. Как мы будем выглядеть? Кстати, не исключено, что дверь они закрыли изнутри...

Последний аргумент охладил Астру. Скорее всего Матвей прав. Борецкий с девушкой непременно заперлись бы. Вишняков подергал дверь и ушел к себе.

Она почти сдалась.

– Предлагаешь сидеть сложа руки?

Матвей использовал ее замешательство, чтобы развить успех.

– С чего ты взяла, что в спальню Борецкого зашла именно Лея? Видела ее лицо?

– Вообще-то нет... А кто же еще мог зайти?

– Да хоть Коломбина... э-ээ... тьфу... Алина Бутылкина. Борецкий, к примеру, мог нарочно флиртовать с певицей, отводя подозрения от себя и жены друга. Жена друга – это серьезно!

– Но Алина не могла находиться в малой гостиной! Бутылкины занимают соседнюю с нами спальню. Я бы увидела, что она выходит оттуда.

– Алина могла выскользнуть раньше, чем ты выглянула в коридор, подкрасться к двери комнаты, где спят артистки...

– Зачем?

– Из любопытства или предосторожности. Подслушивать, например! Женские хитрости неисповедимы... Откуда мне знать?

Истошные крики помешали Астре возразить.

– Слышишь? – взвилась она. – Бежим...

– Это на первом этаже! – остановил ее Матвей. – Кажется, убивают домоправительницу...

Глава 25

Новогодняя ночь истекла, ей на смену пришел бледный морозный рассвет. Он брезжил сквозь шторы на окнах. Спустившись на первый этаж, Астра заметила, что стало светлее. Наверху громко хлопали двери спален, слышался топот ног. Вопли Ульяновны переполошили всех.

«Теперь мы не узнаем, кто из женщин ночевал у Борецкого, – мельком подумала Астра. – Любовники под шумок заметут следы. Иди догадайся спросонья, кто откуда выскочил!»

Ульяновна, сама не своя от ужаса, схватилась за сердце и тяжело дышала. Она не могла говорить, только показывала в сторону холла и закатывала глаза. На плитках пола виднелись мокрые следы.

– У вас есть лекарство? – спросила Астра.

Экономка молча показала на комод. Она поселилась в небольшой уютной комнатке между кухней и холлом, аккуратно прибранной, увешанной иконами. Под желтыми образами теплилась лампадка.

Астра накапала в рюмочку корвалол и подала ей. Крупная, по-своему красивая рука Ульяновны мелко дрожала.

– Что случилось? – запыхавшись, спросил Борецкий.

Из-за его плеча выглядывали Бутылкины. Девушки-«русалки» остались у лестницы, ежась от холода и кутаясь в наспех накинутые кофты и свитера.

Ульяновна отдышалась, порозовела.

– Воры! – вымолвила она, как только к ней вернулся дар речи. – В доме воры! Нечистая сила, черти!

– Успокойся, – строго приказал Илья Афанасьевич. – Говори толком.

Оказалось, экономка поставила дрожжевое тесто, чтобы напечь наутро горяченьких пирожков с ливером, которые так любит господин Борецкий. Ей было не до сна – во-первых, она переутомилась, во-вторых, ее снедало беспокойство, подойдет тесто или не дай бог осядет. Поэтому она через каждые полчаса ходила в кухню, пока не задремала ненароком.

– Тут меня словно леший за бок ущипнул – схватываюсь, а в холле шаги! Два черта, в саже с ног до головы, стоят и озираются, зыркают по сторонам! У меня ноги подкосились, в груди перехватило, – не то что крикнуть, ни вдохнуть, ни выдохнуть не могу. Только руками взмахнула, – кыш, дьяволово отродье! И крест в воздухе сотворила. Они шмыг-шмыг по углам и затаились. Тут ихний предводитель сверху выплывает... У меня волосы дыбом поднялись, в глазах помутилось... Кинулась к себе, упала и все, ничего не помню... Как в себя пришла, сразу закричала не своим голосом...

Ульяновна, вспоминая пережитый ужас, опять схватилась за сердце.

– Ей нельзя волноваться, – озабоченно произнесла Алина. – «Скорая» сюда и за два часа не доберется, дороги замело. В Сатине хоть фельдшер какой-нибудь есть?

Никто не знал, как обстоят в деревне дела с медицинским обслуживанием. Борецкий на здоровье не жаловался, поэтому не интересовался, а о других просто не подумал – запасся стандартным набором лекарств, да и ладно.

– Где же черти? – с сомнением спросил Матвей. – Давайте искать, что ли...

Он не поверил ни одному слову домработницы – у страха глаза велики. Кто-то из гостей мог выйти во двор, потом вернуться...

– Станут они дожидаться, пока мы их найдем, – пробормотал Бутылкин. – Держи карман шире! Смылись давно. Как только Ульяновна к себе в комнату метнулась, они удрали.

– А может, это... «посевальщики»? – предположила Алина. – Пришли колядовать?

– Дверь-то я заперла, когда все спать пошли, – заявила экономка, которой заметно полегчало. – Как они ее открыли? Черти – сквозь стены просочились. Им замки нипочем.

Борецкий с сомнением качал головой. Ему было известно, что женщина близорука, а очков не носит. При свете ночника, который падал из двери ее комнатушки в холл, она бы никаких «чертей» не разглядела. Любая тень, любое пальто на вешалке могли ввести ее в заблуждение.

– Однако на полу мокрые следы, господа! – воскликнул Бутылкин, который не поленился обследовать холл. – Они довольно беспорядочны. Я не сыщик, чтобы определить, сколько человек здесь побывало, но следы оставлены уличной обувью, а не копытами. Значит, точно не черти! – засмеялся он. – Может, кто-то из присутствующих выходил во двор? Признавайтесь. Тайное свидание в метель – весьма романтично! Кстати, а где спят твои молодые помощники, Илья? – обратился он к Борецкому.

– Во флигеле.

– Вот как! – Бутылкин словно не выходил из роли Арлекина. Его речь, жесты и мимика отдавали буффонадой. – Предположим, одна из наших прелестных дам воспылала страстью к юному «грифону» и решила навестить возлюбленного. Или он сам не вынес пытки неутоленным желанием и рискнул проникнуть в дом. Это ведь парни из строительной бригады? Я не ошибаюсь? Они имели доступ к ключам, замкам и хорошо знают расположение комнат.

Борецкий смотрел на него, как на клоуна.

– Ну и что? Да, они строители, но это еще не доказывает...

– Кстати, я не вижу Вишнякова, – перебил Бутылкин. – Где он? Почему не спустился?

– Спит, наверное...

– Он же не глухой. Крики нашей уважаемой экономки и мертвого подняли бы.

– Ой! – пискнула Астра. – Надо проверить, что с ним. А вдруг правда...

Терпение Борецкого лопнуло.

– Вы в своем уме? Что значит «мертвого»?.. Что «проверить»?.. Это уж слишком! Это ни в какие рамки не помещается. У меня приличный дом!

Астра, не слушая, понеслась по лестнице на второй этаж.

* * *

– Кто-нибудь догадается проверить входную дверь? – взвизгнула одна из «русалок».

Борецкий с напряженной улыбкой отправился в холл. Следы на полу действительно имели место, они уже начали подсыхать: снег – не грязь. Он дернул дверь на себя, и та открылась.

Со двора дохнуло холодом, очертания деревьев и флигеля едва проступали в серой мгле. Ветер успокоился, с неба продолжал сыпать мелкий снежок. На крыльце, на ступеньках тоже виднелись припорошенные следы – они вели со стороны флигеля к дому и обратно.

Илья Афанасьевич выругался. Судя по всему, новогодние сюрпризы не кончились. Из дома, кое-как одевшись, вышли супруги Бутылкины и две певицы – рыженькая и брюнетка. Они закричали, показывая пальцами на отпечатки на снегу, и через минуту все, кроме Вишнякова, Астры и Матвея, были во дворе и с громкими возгласами топтались, уничтожая подозрительные следы. Даже Ульяновна, закутавшись в шерстяную шаль, «изучала» доказательства чужого присутствия. У нее отлегло от сердца – в доме побывали люди, а не слуги дьявола.

– Осторожнее, вы же все затопчете! – тщетно предостерегал Бутылкин.

Его никто не слушал. Каждый высказывал свои предположения насчет незваных гостей.

– Это «грифоны», то есть строители, – твердила Алина. – Они решили дождаться, пока мы уснем, пробраться в дом и стащить все, что плохо лежит. Ульяновна их спугнула, и они убежали к себе во флигель, спрятались там и дрожат, как зайцы. Небось заперлись изнутри и готовятся к длительной осаде. Надо вызвать милицию!

Борецкий при слове «милиция» аж подпрыгнул от возмущения.

– Еще чего не хватало! – разволновался он. – Кого-нибудь обокрали? Или, может, убили? Зачем звонить в милицию? Сами разберемся.

Он невольно взглядывал на Лею, но никто не обращал на это внимания: никого, кроме Вишнякова и Астры, не интересовала возникшая между ними симпатия, а тех во дворе не было. Лея держалась особняком, чуть поодаль от других «русалок». Она сторонилась всех – Бутылкиных, Ульяновны и Борецкого, – тихо и смиренно стояла с запорошенными снегом светлыми волосами, словно Снегурочка.

– Вишнякова в его комнате нет! – выбежав на крыльцо, крикнула Астра. – И в доме, кажется, тоже. Где он еще может быть?

Из-за ее спины появился Карелин. Он наотрез отказался оставаться в доме и разыскивать пропавшего гостя: спору нет, в таких хоромах полно укромных уголков, но лучше пусть туда заглядывает сам хозяин.

В наступившей тишине раздался нагловатый хохоток Бутылкина.

– Егор просто пошел прогуляться, – заявил он. – Почему бы и нет? Не спалось человеку. А многоуважаемая экономка приняла его за черта! Ха-ха-ха!

– Не городи чепухи, Степан, – разозлился Борецкий.

Астра с Матвеем спустились во двор и жестом подозвали его.

– Это еще не все. В зале, кажется, что-то искали, в кухне тоже. Открыта печная заслонка, вещи разбросаны.

– Похоже, все-таки воры? Неужели мои работяги? Вроде неплохие парни... В голове не укладывается!

– Где они?

– Во флигеле. Делают вид, что спят... или... не знаю, что и думать. Не люблю я зря шум поднимать, напраслину на людей возводить. Если они ни при чем, обидятся...

– Куда ведут следы? Надо идти по ним – другого выхода я не вижу. Если только к флигелю, придется разбудить ваших помощников.

Борецкий в нерешительности оглянулся. Девушки-«русалки», как замерзшие пташки, жались друг к другу. Ульяновна переминалась с ноги на ногу, потирая щеки.

– Пусть все возвращаются в дом, греются, пьют горячий чай и проверяют, все ли на месте – деньги, ценности, – предложил Матвей. – А мы тут пока поглядим, что к чему.

Борецкого привело в ужас подозрение, что в доме могли у кого-то пропасть вещи или деньги. Позор! Люди приехали праздновать, а вместо этого их ограбили. Вишняков куда-то подевался... Одно к одному...

Отпечатки ног рассказали ничтожно мало: сначала двое людей прошли от флигеля к дому, потом обратно. Не доходя до входа, они свернули в парковую аллею. Одни следы были побольше, другие – поменьше. Чуть позже из дома вышел третий и отправился с ними – или за ними.

Зима уже стыдливо набросила белый пушистый покров на черный круг от ритуального костра. Светало, но от этого картина яснее не стала. Астра в очередной раз убедилась, что следы и улики – не ее метод. Зеркало она оставила на хранение в доме родителей и теперь могла полагаться исключительно на собственный дар предвидения.

– Это строители! – воскликнула она. – Конечно, они не выйдут из флигеля, потому что их там нет. Они сбежали!

Матвей разбирался в следах лучше, чем в мистических знаках, и чувствовал себя уверенно.

– Вот эти отпечатки похожи на женские, – заключил он.

– Не может быть.

– Тебе виднее. А где Вишняков?

– Он преследует грабителей, – предположила Астра. – Рискуя своей жизнью.

– Не смеши меня.

– Зачем преступникам лишний свидетель? Убьют, бросят в снег, прикопают, и все. Или уже убили.

Матвей выпрямился, задумался.

– А если Вишняков – сообщник? Тогда он вовсе не преследует грабителей, а убегает вместе с ними.

– Не вместе – третьи следы меньше засыпаны снегом, – возразила она.

– Замешкался – ему ведь надо было тепло одеться, обуться. В чем он вышел из спальни?

– В тапочках, кажется...

– Вот видишь? В тапочках по лесу в мороз не побегаешь.

– Вокруг дома – парк!

– Который плавно переходит в лес. И вообще, зачем Вишняков спускался на первый этаж? Насколько я помню, он сгорал от ревности и жаждал расправиться со счастливым соперником. Разве не так?

– Это побудило его выйти в коридор, – не сдавалась Астра. – Там он мог услышать внизу шум, звуки шагов.

– По-моему, мы зря тратим драгоценные минуты. Снег засыплет следы, а они – все, чем мы располагаем, кроме досужих домыслов.

Борецкий увел людей в дом и вернулся, положив конец их спору:

– Я к вашим услугам, господа. Идем штурмовать флигель?

При кажущейся серьезности ситуации происходящее представлялось комичным: уж больно все нарочито, чересчур запутанно, сдобрено театральными эффектами. Чего стоили громогласные вопли Ульяновны? А ночная суета в коридоре? А петушиные бои между Борецким и Вишняковым?

– Уж не наш ли гостеприимный хозяин – автор сей провинциальной пьесы? – шепнул Матвей на ухо Астре. – Сначала «мертвец» в окне и первая партия следов под окнами. Теперь «черти». Нас разыгрывают! Вишняков пригласил тебя на роль детектива, которого будут водить за нос все, кому не лень. Надо же как-то развлекаться?

Астра вдруг вспомнила слова Коломбины у догорающего костра: «Мне надоел этот дешевый балаган!» И Вишнякова, который опустил голову и первый зашагал к дому...

– Дешевый балаган... – пробормотала она.

– Правильно! – обрадовался Матвей. – Молодец.

Борецкий вел их к флигелю: шел впереди с запасными ключами.

– О чем вы? – обернулся он.

– Так, о бренном...

Глава 26

Помощники ватафина никуда не убегали, они были не в состоянии этого сделать, даже если бы очень захотели. Кто-то связал им руки и ноги крепкой веревкой, а рты заклеил скотчем. В таком виде парни и встретили хозяина и двух его гостей. Глаза несчастных едва не выскочили из орбит от радости.

– Да что здесь творится? – рассвирепел Борецкий. – Ну и дела... Кто это вас?

Дверь во флигель, вопреки ожиданиям, оказалась незапертой, просто закрытой. Развиднелось, и в комнате, где спали строители, стоял рассветный сумрак. Связанные сидели на полу, между надувными кроватями, и глухо мычали.

Матвей наклонился к одному из них, резким движением оторвал скотч.

– Кто? – спросил он.

Бедняга молча хлопал глазами: он не знал. Борецкий тем временем освободил второго.

Мало-помалу узники флигеля, потирая затекшие ноги и руки, рассказали, как все произошло. Они, изрядно выпивши, отправились к себе, легли и тут же захрапели. Во сне на них кто-то навалился, связал – они и пикнуть не успели. С тех пор и сидят так, на полу, – окоченели, зуб на зуб не попадает. Печку с вечера не протопили, забегавшись, а потом уже не до того было: едва до подушек добрались и отключились.

– Как вас угораздило напиться? – грозно навис над ними Илья Афанасьевич. – Я же велел водки и вина употреблять в меру.

– Мы костер затушили и, того, добавили по полстакана. Развезло...

– Я вам покажу – «развезло». Вы что же, дверь открытую оставили?

Парни, как два китайских болванчика, мотали головами: они, хоть убей, не могли вспомнить подробностей.

– Кто вас связал, видели?

– Н-нет... темно было... мы в отключке...

– Идиоты! – рявкнул Борецкий. – Благодарите бога, что не перерезали вас, как сонных кур!

Матвею не терпелось расспросить о ключах. Кто имел к ним доступ? Тот, кто связал рабочих, должен был сначала попасть внутрь.

– Это мог любой, – махнул рукой Илья Афанасьевич. – Ключи оставляли на гвоздике у двери. Флигель обычно запирался только на ночь, изнутри, а днем и вечером каждый мог зайти.

– Я вспомнила! – вмешалась Астра. – Пока вы разводили костер, мы немного замерзли, и Вишняков предложил погреться во флигеле. Но дверь оказалась запертой.

– Мы не закрывали, – пробасил паренек, которого звали Виктором.

– А твой товарищ, как его...

– Толик, – подсказал Борецкий.

– Вот он сказал, что ты запер дверь, а ключ куда-то положил и забыл.

– Врет!

– Не вру! – возмутился Толик. – Я подумал, ты дверь на замок закрыл. Я ее подергал – она была заперта. Точно, так и было. Вспомни, Витек.

– Я не закрывал... – стоял на своем тот.

– Давайте разбираться, – сказал Матвей. – Если дверь была закрыта, как же вы попали внутрь? Нашли ключ?

– Не теряли мы его, он всегда на гвоздике висел. А в тот раз ключа на месте не оказалось. Потом завертелось все – чучела жгли, пили. Не помню, как вошли, – сокрушался Толик. – Будто отшибло.

Итак, все обитатели усадьбы были в сборе, кроме Вишнякова. Борецкий хмыкал в замешательстве, потирал затылок. Астра задумчиво разглядывала «грифонов». Ночью они, видать, здорово набрались, потому что улеглись в той же одежде, которую надели на праздник, только обувь сняли.

– Где ваши ботинки или сапоги?

Парни не поняли ее вопроса.

– Где ваша обувь? – повторила она.

«Грифоны» бестолково озирались по сторонам: они не помнили, как разувались. Матвей поискал у порога – сапоги на меху валялись рядом с грязными строительными кроссовками и оказались совершенно сухими.

– Ваши? – спросил он.

– Ага, наши. А че?

– Ребята отсюда не выходили, – кивнула Астра. – По крайней мере последние два часа.

– Кто же их связал, а главное, зачем?

– Судя по следам, двое злоумышленников прятались во флигеле, а когда все, по их мнению, уснули, отправились на промысел. А строителей связали, чтобы те не прибежали на помощь.

– Где же Егор? – разволновался Борецкий. – Что с ним? Надеюсь, он жив хотя бы!

– Следы еще одного человека ведут от дома к парку– объяснил Матвей. – Возможно, Вишняков преследует грабителей.

– Боже мой!

Матвей с трудом сдержал улыбку. И собственные слова, и реплика Ильи рассмешили его. Фарс, водевиль – что угодно, но не детектив.

Астра восприняла ситуацию как угрожающую, это было заметно по выражению ее лица.

– Надо идти искать Вишнякова, – сказала она. – Уже почти рассвело, никто не заблудится. Будем идти по следам, пока они еще видны.

«Она делает то, чего от нее ждут», – подумал Карелин.

Борецкий не усомнился в правильности ее предложения.

– Да, да, конечно. А с этими что делать? – показал он на строителей, щелкнул выключателем, и лампочка под потолком ярко осветила комнату. – Постойте... Какой здесь беспорядок, все разбросано. Ваша работа?

Парни испуганно переглянулись.

– Не-е-ет, наверное, они... – промямлил Витек. – Которые нас связали.

– Зачем?

– Н-не знаем, искали чего-нибудь. Деньги! Хотели нас обчистить!

– Вас-то? Не городите чепухи.

– Мы же расчет получили перед Новым годом...

Борецкий оглянулся на Астру – они уже действовали заодно, как два надежных партнера в хорошо отрепетированном эпизоде.

– Ну-ка, проверьте, цела ли ваша зарплата.

Деньги оказались на месте, что еще больше удивляло.

– Оставим их охранять дом, – посоветовал Матвей.

– Мороз, поди, под двадцать, – кивнул Борецкий и ткнул пальцем Толику в грудь. – Слышали? Оставляю на вас дом и тех, кто не пойдет на поиски. И попробуйте только подвести! Головы откручу! Живо собирайтесь...

* * *

Искать Вишнякова отправились несколько человек во главе с Борецким: Матвей, Астра, Бутылкины, Чара и Лея.

Алина увязалась за мужем – ее отговаривали, но она заупрямилась. Чара захотела пройтись по свежему воздуху, прогуляться и заодно оказать посильную помощь.

– Вы в любой момент сможете вернуться, – согласился хозяин.

– А лыжи у тебя есть? – спросил Матвей.

– Чего нет, того нет. Не обзавелся – из головы вылетело. Столько хлопот было с обустройством, с подготовкой к празднику! – оправдывался Борецкий.

– Жаль. Сейчас пригодились бы. По снегу без лыж далеко не уйдешь.

Илья Афанасьевич только разводил руками. Лея до последнего отмалчивалась, искоса поглядывая на него.

– Я ненавижу зиму! – вырвалось у нее. – Плохо переношу холод.

Но желание оказаться рядом с ним, по-видимому, взяло верх над здравым смыслом, и Лея вдруг вскочила, побежала одеваться. Ее вид вызвал громкий хохот – так она закуталась. Борецкий старался сохранять безразличное выражение лица, но это ему не удавалось: тайное удовлетворение так и светилось в глазах.

Процессия выглядела настолько нелепо, что все хихикали и подтрунивали друг над другом. Уже совсем рассвело, метель прекратилась, но продолжал сыпать снег. Следы были видны, и преследователи дружно продвигались вперед. Вскоре пришлось свернуть с аллеи и петлять между деревьев.

– Э-ээ-эээй! – кричали Вишнякову, надеясь, что тот услышит. – Его-о-ооор! Э-э-эээ-эй!

Никто не отзывался. Трещали от мороза огромные ели, с их лап лавиной осыпались снежные подушки. Чем дальше уходили от главной аллеи, тем больше парк походил на лес.

Идти по глубокому снегу оказалось трудно, и девушки отстали. Алина держалась за руку мужа, но и она выдохлась. Спустя некоторое время группа рассеялась по парку. Кое-кто прислонился к стволу отдохнуть, другие, отдуваясь, ковыляли дальше.

– Кто сильно устанет, возвращайтесь по нашим следам к дому! – крикнул Матвей.

– Фу-ууу... – пыхтела Астра, не поспевая за ним. – Подожди, дай дух перевести.

– Э-э-ээй! – кричал Борецкий. – Его-ооо-ор!

Начался ветер. Белое небо нависло над самыми верхушками деревьев. Илья с Матвеем ушли вперед, и Астра вцепилась в руку Бутылкина вместо Алины, которая осталась далеко позади.

– Сомневаюсь, что это хорошая идея, – ворчал тот. – Как бы не пришлось потом искать мою жену и девушек. Зря мы их взяли!

– Они сами захотели.

– Ладно. Замерзнут, вернутся домой. Здесь не тайга.

Астра ловила губами снежинки – ей стало жарко.

– По-моему, опять будет вьюга. Надо догонять Илью и Матвея. Как ты думаешь, мы найдем Вишнякова?

– Э-ээ-эй! – крикнул Борецкий теперь уже им. – Вы где?

Они прибавили шагу и минут через пять оказались на поляне. Матвей показал на полузасыпанные цепочки следов: кто-то из троих повернул в сторону.

– Куда пойдем? Вы – туда, а мы – сюда?

– Так мы все потеряемся, – недовольно проворчал Бутылкин. – И будем искать уже друг друга. Скоро здесь ни черта не увидишь. Э-ээ-эээй! – крикнул он отставшим.

Ветер подхватывал и уносил звуки в промерзшую чащу.

– А-а... у-у... – слабо донеслось издалека.

Матвей заметил, что лес поредел.

– Ты хорошо знаешь окрестности своего имения? – спросил он у Борецкого. – Куда могут вести следы этих двоих?

– К проселочной дороге. Справа вдоль парка тянется грунтовка. В дожди по ней не проедешь, а зимой можно. Ее даже чистят, когда совсем заметет. Тракторов в деревне хватает.

– Сейчас на легковушке реально проехать?

– Только на внедорожнике.

– Далеко до деревни?

– Километров пять будет.

– Дома на отшибе есть, как твой, например?

Борецкий широко улыбнулся.

– Как мой – нету! Думаешь, грабители из деревенских? Вряд ли. Они бы не посмели ко мне сунуться. А ближайшие соседи километра за два от парка коттедж строят. Люди со средствами, им воровать ни к чему. Насколько мне известно, они собирались переселяться только летом.

– Ничего ведь не пропало, – заметила Астра. – Ни у кого. В холле висела дорогая шуба Алины, она цела.

Борецкий самоуверенно приосанился. В овчинном тулупе грубой выделки, в надвинутой на лоб меховой шапке он был ни дать ни взять – вождь «русальской дружины».

– Я разгадал их замысел. Грабители надеялись, что после новогоднего застолья хозяева и гости мертвецки пьяны, их из пушки не разбудишь. Небось они и заглядывали в окно! Пока мы совершали русальские обряды, они прокрались к флигелю, беспрепятственно забрались внутрь и спрятались. Ключи всегда висели у двери, их мог незаметно взять любой. Полагаю, преступники на всякий случай забрали ключи и заперлись изнутри. А когда увидели, что праздник подходит к концу и «грифоны» намереваются спать во флигеле, впустили их. Зачем поднимать лишний шум? Парни уснули, и те легко их обезвредили. Оставалось проникнуть в дом. У меня ведь пока нет ни охраны, ни сигнализации, ни собак.

– Лезть в чужое жилище, когда там полно народу? – пожал плечами Матвей.

– Рискованно, согласен. Зато можно собрать богатый урожай. Они бы и собрали, не спугни их Ульяновна и Егор. В холле висели дубленки и шубы, кухня оснащена дорогущей техникой...

– Нет, – убежденно произнесла Астра. – Они пришли не за этим. Тащить на плечах по снегу шубы и кухонные принадлежности?

– Значит, воры надеялись взять крупную сумму денег.

– Почему тогда не обокрали строителей?

– Не ожидали, что у тех есть чем разжиться.

– И поэтому обыскали флигель?

Она ставила Борецкого в тупик своими вопросами. Матвей с удовольствием наблюдал за обоими. А метель тем временем засыпала следы.

– По-моему, нам следует разделиться, – спохватился Илья. – Вы пойдете за грабителями, а мы со Степой поищем Вишнякова. Он должен быть где-то здесь.

Астра порывалась возражать, но Матвей незаметно сжал ее руку – соглашайся, мол.

– Почему же Вишняков свернул? – невпопад спросил Бутылкин, до этого хранивший молчание. – Если это был он, конечно.

Лицо Борецкого выражало недоумение и растерянность.

– Испугался, наверное... Или замерз. Решил вернуться и заблудился.

– Он раньше приезжал к тебе в Сатино? Бывал в парке?

– Нет.

– Ладно, пошли, – решился Бутылкин. – А то погода портится. Ого-го-го-о-о! – крикнул он в направлении одиночных следов. – Его-о-оо-ор! Сюда-а-а!

Вместо Вишнякова на поляну, уже изрядно утоптанную, выбралась Алина – раскрасневшаяся от мороза, запыхавшаяся, и уселась прямо в наметенный под елью сугроб.

– Уф-ффф... еле доковыляла до вас... дышать нечем...

– Где остальные? – озабоченно нахмурился Борецкий.

Астра поняла, что спрашивает он в первую очередь о Лее. Бутылкина махнула варежкой куда-то назад.

– Девчонки там... я их потеряла...

– Нельзя было оставлять женщин одних, – сказал Матвей.

– Куда они денутся? Выйдут... Эге-ге-ге-гей! – прокричал Степан в сторону, указанную женой.

Если кто-то и ответил, то звуки голосов заглушил ветер.

– Ну вот, не хватало, чтобы еще кто-то заблудился, – забеспокоился Борецкий.

И Астра опять догадалась, кого он имеет в виду.

– Алина! – строго произнес Бутылкин. – Тебе придется остаться и подождать девушек.

– Еще чего? – взвилась та. – Я вся мокрая! Буду сидеть – подхвачу воспаление легких, как пить дать. Я с вами! Пусть сами выбираются! Кто их просил идти?

– Тогда я останусь, – предложил Матвей.

Теперь уже Астра выразила бурное возмущение:

– Мне что же, топать за грабителями одной? Я не женщина, да? Меня можно под танки бросать?

Алина активно ее поддержала.

– Эти бандиты прячутся где-то недалеко. Вон за той сосной, к примеру, или за тем сугробом.

Между тем Карелин был совершенно спокоен – ночные гости наверняка давно скрылись. Скорее всего они оставили свою машину на проселочной дороге, а потом сели в нее и укатили.

– Хорошо, – принял решение Борецкий. – Алина пойдет с нами, а Матвей с Астрой проверят, куда ведут следы. Мне кажется, отсюда до грунтовки рукой подать. Дальше дороги не ходите. Наша задача – отыскать Егора, живого и здорового, – неуверенно добавил он. – С богом!

Возглавляемая им троица в мгновение ока исчезла в снежных вихрях. Матвей покачал головой: отставшие девушки так и не появились в поле зрения.

– Э-э-ээй! – крикнул он напоследок. – Лея! Чара!

– Здесь теперь столько всяких следов... – задумчиво произнесла Астра. – Сам черт ногу сломит.

Вьюга, казалось, отрезала их от всех и вся, закружила, запутала, завела в непроходимую чащу, откуда нет возврата.

– Я боюсь, – прошептала Астра, прижимаясь к Карелину.

– Чего? Это же приусадебный парк, хотя и большой.

Она поежилась, ощущая, как тело охватывает неприятная дрожь. Не от холода – от дурных предчувствий. Засунув руку в карман, она нащупала завернутый в шелковую ткань корешок. Альраун с ней, значит, все будет в порядке: он не подведет.

– Не зря история про Ивана Сусанина родилась в костромских лесах. Ладно, пошли, – приободрилась Астра. – А волки тут водятся?

– Нет. Борецкий бы предупредил. Давай, шагай...

Они добрались до грунтовки быстрее, чем ожидали. Все вокруг было белым, мелькающим. Глубокая колея от колес в снегу подтвердила правоту Матвея.

– Через полчаса метель все сровняет. Впрочем, мне картина ясна. Никого мы не догоним!

– Кто собирался догонять? – вскинула брови Астра, с тоской оглянулась. – Шерлок Холмс непременно нанес бы визит соседям и сходил бы в деревню, опросил местных жителей.

– В Англии нет таких зим. В любом случае надо брать машину – «Хаммер» Вишнякова – и осматривать соседний коттедж. Может, там есть сторож, который что-нибудь видел или слышал. Но это потом...

Глава 27

Алина провалилась в какую-то яму и набрала полные сапожки снега, ноги вмиг промокли.

– Ой! – взвизгнула она, хватаясь за руку мужа. – Мне надо переобуться.

– Во что? Мы в лесу, ты не забыла?

Она все-таки села, разулась и вытряхнула из сапог слипшийся снег.

– Ты хочешь, чтобы я заболела?

– Надо было оставаться! – гаркнул Бутылкин.

Он нервничал. Вокруг, куда ни взгляни, – стволы, стволы, сугробы, корявые ветки, еловые лапы в белом мелькании вьюги. Вишнякова нигде нет. Где гарантия, что они его найдут? Сколько можно блуждать по морозу без всякого толку?..

Борецкий ушел вперед, они еле поспевали за ним. Метель слепила, задувала куда только можно. Приходилось идти, отворачиваясь от ветра. Все трое на разные лады звали Вишнякова, кричали до хрипоты, аукали. Бутылкин пару раз попробовал свистнуть, но неудачно.

– Я больше не могу... – простонала Алина, хватая ртом воздух. – Хватит! Идем обратно!

– Возвращайся домой, – повернулся к ней Степан.

– Одна? Ты рехнулся? Я не представляю, куда идти...

Он хотел сказать, «по своим следам», но сообразил, что следов почти не видно. Никаких.

– Где Илья?

Борецкий исчез за белой пеленой, его спина уже не маячила впереди расплывчатым пятном.

– Илья-а-а-ааа!.. – с надрывом закричала Алина. – Илюша-а-а-ааа!..

– Ого-го-го-о-ооо! – вторил ей муж.

Борецкий то ли не слышал, то ли не торопился откликаться.

– Он нас пугает...

– Нашел время. Какие же вы идио-о-оты! – имея в виду не кого-то конкретного, а всех мужчин скопом, взвыла Бутылкина. – В такую погоду поперлись в лес, да еще баб с собой взяли! Ни ума, ни фантазии...

– А что надо было делать? Сидеть и ждать, пока человек замерзнет?

– Кто просил этого Вишнякова догонять грабителей? Герой нашелся! Они же не успели ничего украсть!

– Он-то не знал...

– Спасибо ему большое. Теперь по его милости мы заблудились в лесу.

Степану не хотелось спорить с женой, его самого охватила легкая паника. Черт бы побрал Илью с его дурацкими затеями! Сначала глупый маскарад – какая-то дьявольщина, которая не могла закончиться ничем хорошим. Враки или нет, а от диких языческих штучек нужно держаться подальше. Беду накликать – раз плюнуть. Попробуй из нее выпутаться!

– Я боюсь... – захныкала Алина. – Ты сумеешь найти дорогу до дома?

Бутылкин бросил на нее свирепый взгляд.

– Хватит ныть! Ты же сама навязалась – из-за этих певичек, Леи и Чары. Думала, они меня станут соблазнять, строить глазки и уведут в ледяное царство? Ха-ха-ха! – злорадно засмеялся он. – Где я буду тебе изменять, прямо на снегу, между берез и елок!

Алина размахнулась и ударила его по щеке – неожиданно больно: снежные корки, образовавшиеся на ее варежках, оцарапали ему кожу.

– Дура... – прошипел он. – Бешеная кошка.

Она еще в школе славилась взрывным характером. Годы брака, беременности и роды, забота о детях, хозяйство несколько укротили ее нрав, но в иные минуты домашняя кошечка выпускала коготки.

– Мы возвращаемся. Я больше не намерена здесь мерзнуть из-за чьего-то геройства.

Алина решительно повернулась и заплакала. Вот благодарность за то, что она посвятила себя семье! Пока она, как наседка, высиживает цыплят, ее петушок расправляет хвост перед молоденькими курочками. Степан прав: она самая настоящая дура. Так ей и надо.

Бутылкин зло сплюнул и зашагал, как ему казалось, в сторону главной аллеи. Они сделали круг и оказались на том же месте, где потеряли Борецкого. Алина определила это по множеству следов, почти занесенных снегом.

– Вот, блин...

– Ну и что делать? – ехидно усмехнулась она. – Привел, Сусанин?

Второй круг получился шире, но главная аллея упорно пряталась от разъяренной супружеской четы. Алина упала духом.

– Илья-а-ааа! – в очередной раз крикнул Бутылкин. – Э-ге-ге-гей! Кто-нибу-у-удь!

И – о чудо! – вместе со свистом ветра из чащи донесся голос Борецкого.

Троица вновь воссоединилась. Бутылкины перестали дуться и вернулись к образу любящих мужа и жены: нужно было держать марку. Хотя кто может объяснить, зачем?

Алина уже не капризничала, а, сцепив зубы, шаг за шагом брела по глубокому снегу. Степан заботливо подавал ей руку, подбадривал и даже отпустил пару шуток.

– Я думал, вы вернулись, – объяснил Илья. – И тут слышу – аукаете.

– Веди нас домой, – потребовала Алина. – Мы дороги не знаем.

– Хорошо. Только проверю овраг, здесь рядом.

Спускались в овраг осторожно, но Бутылкин все же поскользнулся и кубарем скатился вниз. Отряхиваясь, он проклинал на все лады глупую вылазку и Вишнякова, который за каким-то чертом потащился в лес.

Заметенная снегом впадина оказалась длинной и местами довольно широкой. Когда «спасатели» совершенно обессилели и не чувствовали от холода ни рук, ни ног, Борецкий наткнулся на странный серый сугроб. То был человек в темном полушубке, присыпанный снегом.

– Егор, ты?

Человек замерз и не мог говорить, даже глаз не открывал. Его ресницы, белые от инея, дрогнули. Илья осторожно коснулся его лица.

– Егор...

Это был Вишняков, в шерстяной шапке, видимо, первой, попавшейся под руку на вешалке в холле, когда он поспешно одевался, бросаясь вслед за незваными гостями. Полушубок тоже с чужого плеча – определил Борецкий: один из приготовленных для ряженья.

– Ты цел? – присел он на корточки перед приятелем. – Что-нибудь болит? Идти сможешь?

Рядом склонились, дыша в затылок, Бутылкины.

– Он жив? – прошептала Алина.

– Жив, не видишь?

– Надо растереть ему руки и лицо.

– Если обморозился, это не рекомендуется. Позови остальных, – распорядился Степан. – Наверное, придется его нести.

Алина недовольно шмыгнула носом.

– Кого звать-то? Астра с Матвеем далеко, не услышат. А девчонки-певицы уже давно дома сидят, греются. Да и какая от них помощь?

Борецкий тем временем пытался влить в рот замерзшему каплю коньяка из плоской металлической бутылочки.

– Хорошо, что я спиртное захватил.

– Дай мне глотнуть! – взмолилась Алина.

– Сначала он...

Мало-помалу Вишняков пришел в себя, шевельнулся, приоткрыл глаза. Несколько глотков горячительного привели его в чувство, но самостоятельно встать он не смог.

– Степа, давай поднимем его...

Тело Вишнякова не слушалось.

– Подвигай пальцами, – говорил ему Борецкий. – Получается?

Тот слабо кивнул.

– Слава богу! – обрадовалась Алина. – Надеюсь, все обойдется. Он тепло одет. Замерз оттого, что сидел в снегу без движения. Может, ногу подвернул? Где-нибудь болит, Егор?

Вишняков плохо понимал, что происходит. Он переводил бессмысленный взгляд то на одного, то на другого и молчал.

– Как ты здесь оказался? – спросил Борецкий.

– Доберемся до дома, там выясним, – сказал Степан. – Ему нужно побыстрее согреться. Давай поглядим, вдруг нога сломана?

Ноги Вишнякова оказались целы, но правая лодыжка распухла.

– Будем вытаскивать его из оврага. Так, взяли! – Борецкий взвалил на себя пострадавшего и, кряхтя от тяжести, двинулся наверх.

Бутылкин поддерживал снизу, карабкаясь следом.

– А мы дорогу найдем? – испугалась Алина.

Снег шел густо, и в пяти шагах уже ничего нельзя было рассмотреть.

* * *

Несмотря на ночной переполох и сердечный приступ, Ульяновна навела в кухне идеальный порядок, налепила пирожков с ливером и поставила их в духовку.

– Ах ты, господи, – приговаривала она, помешивая ложкой крепкий бульон. – Ах ты, беда какая!

– Что вы все причитаете? – не выдержала Юна. – Никто ведь не умер! Даже не пропало ничего.

– А Егор Николаевич?

– Найдут его.

Все девушки, кроме Чары и Леи, сидели за столом, пили вино и закусывали, вяло обсуждая ночное вторжение.

– Я спала как убитая, – прикрыв ладошкой рот, зевнула Юна. – Пока не раздались ваши крики.

Ее рыжие кудри соперничали блеском с начищенной медной посудой, которая украшала стену.

– Ты бы тоже заорала, – с сердцем произнесла Ульяновна. – Еще не так!

– Хватит вам, – простонала Бэла.

От пережитого волнения у нее усилилось кровотечение, чем она была крайне расстроена.

– Тебе лучше? – спросила Мио, которую даже попытка ограбления не вывела из привычной меланхолии. – Таблетку приняла?

– Две, но что-то пока никакого облегчения.

– Ничего, поможет.

– Ты Калганову дозвонилась?

– Нет. Связь отсутствует... Наверное, из-за снегопада.

– Чего ему звонить-то? – тряхнула огненными кудрями Юна. – Нас ангажировали как минимум на неделю, а прошли всего неполные сутки.

– В связи со сложившимися обстоятельствами условия контракта могут быть пересмотрены.

– Какие еще обстоятельства? Ограбление, что ли? Так ничего же не украдено. Мы не пострадали...

– Ой, девочки, а что это с нашей примадонной? Куда это она...

– Тише ты! – Бэла показала взглядом в сторону Ульяновны.

Рыжая «русалка» прикусила язык. Бэла права, нужно держать рот на замке.

– Как там наши охранники, не уснули? – лениво поинтересовалась Мио. – А то еще кто-нибудь ворвется.

Ульяновна всплеснула руками:

– Типун тебе на язык, девонька.

Парням, которые остались в холле, сердобольная экономка отнесла чай и бутерброды с холодным мясом. Те угрюмо поблагодарили. После перепоя хотелось опохмелиться рюмкой водки, но хозяин строго-настрого запретил. «Сидеть у двери до моего возвращения! Стеречь! – приказал он. – Чтобы мышь не проскользнула!»

– Слышь, Витек, а че им надо было?

У Толика раскалывалась голова, мутило, но покинуть пост он не решался.

– Кому?

– Ну этим, которые связали нас?

– Хрен их разберет... О-о-о-ой, как же мне паршиво...

– Сколько наши будут бродить по парку? – спросил Витек. – Вьюга, мороз, ни зги не видно.

– Мужик пропал, тот, что был колдуном одет – с бляхой на груди.

– Как пропал?

– Черт его знает...

Время текло, парни клевали носами и незаметно задремали. Их разбудил стук в дверь.

– Эй, ты, соня, стучит кто-то! – встрепенулся Витек. – Глянь-ка в окно.

Первой вернулась уставшая и замерзшая Чара. Ее обступили подруги и, помогая раздеваться, засыпали вопросами:

– Что так долго? Где остальные?

– Нашли «волхва»?

– Лицо не обморозила?

– А ноги?

– Кто ж знал, что метель поднимется?

Ульяновна повела бедняжку в кухню – отпаивать горячим бульоном, расспрашивать. Но сначала укутала девушку пледом.

Чара была удивлена, что она первая.

– Мы с Леей отстали, потом она вперед пошла, а я решила вернуться. Замерзла ужасно! Надо было валенки надеть... Юна, дай зеркальце.

Она придирчиво рассматривала себя: вдруг не дай бог кожа начнет шелушиться от переохлаждения!

– Толик, растопи камин, живо! – приказала одному из стражей Ульяновна. – Дров накидай побольше. Сейчас другая красавица заявится как ледышка. Почему так прохладно в доме?

– Площади-то во какие! Котлы вроде включены на полную мощность, а тепла не хватает. Не отрегулировали как следует. Вчера жарко, сегодня холодно.

– Давай разжигай огонь. Девочку-снегурочку отогревать будем.

Все прислушивались: не постучится ли кто в дверь. Но прошло двадцать минут, час, а Леи все не было.

– Значит, догнала остальных, – рассудили девушки.

Гости потянулись в зал, к елке. Экономка накрыла стол. Она то и дело бегала от окна к окну, но, кроме снежной пелены, за которой смутно проступали деревья старого парка, ничего не видела.

Спустя еще полчаса вернулись Астра и Матвей, рассказали про грунтовую дорогу.

– По ней, вероятно, ночные визитеры и уехали. Их машина ждала.

– Ищи ветра в поле! – выразила свой пессимизм Ульяновна. – А где остальные-то? Хозяин, Степан с Алиной, Егор Николаевич?

– Лея тоже не приходила? – спросил Матвей.

– Нет... – дружно ответили девушки.

Лицо Чары напряглось.

– А вы что, не видели ее?

– Мы – не видели. Может быть, она Борецкого с Бутылкиными догнала? Нам пришлось разделиться. Они продолжают искать Вишнякова.

– Впору самой одеваться да топать за ними, – причитала Ульяновна. – Они ж, горемычные, замерзнут, захворают. Шутка ли, столько времени по снегу бродить?

Вынужденная прогулка вызвала у Астры зверский аппетит. Она сглотнула, глядя на блюдо с румяными пирожками. Запах поджаренного лука и ливера вызвал в ее пустом желудке спазм.

– Да вы садитесь, кушайте, – засуетилась экономка. – Тесто вкусное, как пух, жевать не надо.

Она не преувеличивала.

– В жизни не пробовал такой вкуснотищи! – восхищался Матвей, уписывая пирожки.

Утолив голод, они принялись гадать, куда поехали злоумышленники – на трассу или в деревню.

– В Сатине все друг друга знают, чужие сразу в глаза бросятся, – сказала Астра. – Вряд ли они туда поедут.

В тревожных разговорах прошло еще полчаса. Камин разгорелся и ярко пылал, дыша жаром. Собравшиеся угощались водкой, праздничными закусками, куриным бульоном. К счастью, никто из «искателей» серьезно не пострадал: согрелись, оттаяли и повеселели.

– Кажется, идут! Идут! – радостно сообщила Ульяновна. – Надо двери открывать. Встречайте хозяина! – крикнула она охранникам.

Из окон было видно, как четверо «снеговиков» бредут по главной аллее: двое мужчин поддерживают третьего, за ними плетется женщина.

Обитатели дома поспешили в холл. Рыжеволосая «русалка» и медлительная Мио остались за столом допивать водку, заедать грибками, говядиной под брусничным соусом. После бессонной ночи алкоголь ударил им в голову.

– Явилась наша звезда, – с изрядной долей сарказма улыбнулась Юна. – Не запылилась!

– Зачем ты так?

– А как надо? Может, прикажешь бежать, встречать ее с распростертыми объятиями? Не собираюсь... Мне этот кавардак – вот где! – она провела пальчиком по горлу. – Надоело! Мы-то чем хуже? Почему Калганов...

Восклицание Астры помешало ей договорить.

– Нашли Вишнякова! У него что-то с ногой.

– Идем, а то неудобно, – пьяно икнула Мио, которую здорово разобрало. – Невежливо...

Пострадавший сидел в кожаном кресле в холле, с красными от мороза щеками и носом, но вокруг губ и под глазами у него разлилась желтоватая бледность. С него уже стащили полушубок и шапку. Матвей осматривал поврежденную ногу Вишнякова: травма была не опасная, но идти с такой лодыжкой тот, конечно же, не мог. Если бы его не нашли, он бы замерз.

Борецкий, расстроенный, уставший, спросил:

– Матвей, может, его надо срочно к врачу везти?

Губы «волхва» дрогнули и разъехались в кривой усмешке:

– Провести первый день нового года в больнице? Уволь, Илья. Никаких врачей! Дайте мне выпить и наложите тугую повязку.

– Что с ногой? – спросила Астра.

– Возможен разрыв связок, но не думаю, – рассудил Карелин. – Крепко забинтуем, и все обойдется. Бинт есть?

Ульяновна принесла перевязочные средства и стояла, сложив руки под грудью, – может, еще что-нибудь понадобится.

– Как тебя угораздило? – ходил кругами Борецкий. – Зачем ты вышел из дому?

– Дай водки сначала, у меня зуб на зуб не попадает.

Полстакана перцовки сделали свое дело. Вишняков согрелся, его лицо обрело более-менее однородный цвет, глаза заблестели. Он рассказал, что проснулся от сильного беспокойства, с которым не мог совладать, вышел в коридор, и какие-то звуки внизу показались ему подозрительными. Он спустился и заметил в холле две тени. Ульяновна, в халате, с волосами, заплетенными в косу, размахивала в воздухе руками...

– Я крест спасительный творила! – возразила пожилая дама. – Так это вы были? А я, грешным делом, приняла вас за главного вурдалака. Едва жизни не лишилась со страху-то, ноги подкосились, в глазах потемнело, не помню, как в своей комнате очутилась, сколько пролежала без чувств, двери даже не заперла...

– Егор, ты их видел? – нетерпеливо спросил Борецкий, имея в виду грабителей. – Кто такие?

– Горел только ночной светильник... Я разглядел два темных силуэта. Они меня тоже засекли и бросились к дверям. Пока я одевался, – в чем попало на мороз не выбежишь, – их и след простыл. Ну, думаю, от меня не уйдете! И давай в погоню. В парке тьма кромешная, но у них был фонарь. Луч впереди мелькал, а потом погас. Хорошо, что начало светать...

– Что ж ты меня не разбудил? – недоумевал хозяин дома.

– Зачем попусту шум поднимать? Мало ли кто спьяну забрел? Пошутить хотели. Праздник ведь!

– Ничего себе, шуточки – вломиться ночью в чужой дом, перевернуть все, женщину напугать до полусмерти.

Вишняков подавленно вздохнул.

– Честно говоря, я решил, что эти двое – парни-«грифоны», и ты им велел устроить продолжение шоу. Не хотелось попасть впросак, вот и отправился за ними. Любопытно стало, куда они побегут? Я думал, во флигель, а они в аллею свернули. Тут во мне охотничий азарт проснулся, я уже не рассуждал, просто пустился за ними следом. Не догнал, конечно, из сил выбился и повернул назад. Ветер поднялся, холод до костей пробирает. Хотел путь сократить, срезать угол, как мне казалось, а вместо этого чуть ногу не сломал. Зацепился за какой-то ствол под снегом, тот хрусть, и я кубарем в овраг скатился. От боли в голове помутилось, я даже отключился на какое-то время. Потом в себя пришел, сообразить не могу, где это я... Попробовал встать – куда там! Аж искры из глаз посыпались! И на помощь звать некого. Ветер воет, стволы от стужи стонут, и все белым-бело вокруг, ни неба, ни земли, только снег. Жуть меня пробрала. Как будто мне на ухо шепчет кто-то: «Ну, вот и конец твой, Егор, вот и могила твоя ледяная... сплела я тебе саван... сплела белый покров мертвецу...»

– Тьфу на вас! – испугалась Ульяновна. – Какая еще могила? Нашлись, слава богу. Теперь мы вас быстро на ноги поставим. У меня мазь на живокосте припасена – старинное народное средство, лучше всяких нынешних медикаментов. В два счета заживет ваша лодыжка.

– Неужели ты не слышал, как мы тебя звали? – не поверил Бутылкин. – На весь парк орали! Все зайцы разбежались, лисы в норы попрятались, а ты – ни гугу.

Вишняков покачал головой, криво улыбаясь.

– Не слышал... Замерз сильно, вероятно, сознание терял. Ничего вспомнить не могу, как в тумане был...

Его глаза нашли Астру и остановились на ней. Она не задавала вопросов, сидела молча, погруженная в свои мысли. Матвей закончил накладывать повязку.

– Не туго?

– Нормально...

– Надо было всех разбудить! – сказал Борецкий. – В доме остались трое мужчин, а ты один решил бандитов догонять. Ну, догнал бы, и что дальше?

– Чего вы пристали к человеку? – вмешалась Алина. – Ему отдохнуть надо, душ горячий принять и лечь. Не видите, у него температура?

Лицо Вишнякова и правда покраснело, на лбу выступила испарина.

– Я помогу... – вызвался Матвей.

Брюнетка Чара, похожая на цыганку в накинутой на плечи цветастой шали, вдруг вскочила и подошла к Борецкому.

– А где же Лея? – громом среди ясного неба раздался ее вопрос. – Она так и не вернулась...

Глава 28

Перспектива новой вылазки в парк привела в ужас всех, кроме Ильи Афанасьевича. Неутомимый и деятельный, он тут же начал давать указания:

– Женщин не берем. Со мной идут только добровольцы.

– Громко сказано! – усмехнулся Матвей. – Вишняков не способен и шагу сделать. Одного мужчину надо оставить в доме...

– Это буду я! – вызвался Бутылкин. – Думайте что хотите, но в лес я больше ни ногой. У меня уши, кажется, отморожены.

– Тем лучше, – кивнул Борецкий. – Дамы остаются на твоем попечении. И следи за входной дверью.

– Не исключено вторжение чужих-2! – звонко произнесла цыганка Чара.

– Почему бы нам не вызвать милицию? – томно предложила Мио.

– Ага! И взвод солдат в придачу, желательно с собаками! – съязвила Юна. – Я, вон, матери дозвониться не могу, узнать, как она себя чувствует. Пока мы кого-нибудь вызовем, человек замерзнет.

– Сами справимся, – решительно заявил хозяин дома. – Егора нашли и девушку найдем. Давайте быстрее собирайтесь.

Его слова относились к двум парням, узникам флигеля. Карелин уже стоял в холле – одетый, с флягой коньяка в кармане, готовый к выходу. Астра, дрожа от волнения, не отходила от него.

– Кстати, следов взлома на двери не видно, – как бы между прочим обронил он. – Я внимательно осмотрел замок.

– Ты же сам утверждал, что вскрыть любой замок для профессионала не проблема.

– Во-первых, вряд ли сюда залезли профессионалы. Во-вторых, эту дверь отперли либо изнутри, либо родными ключами. Не исключено, что экономка разыграла целый спектакль, а на самом деле именно она могла впустить воров. Вишняков появился очень некстати, испортил им всю малину.

– Тише ты! Ульяновна – проверенный человек, – прошептала Астра. – Борецкий знает ее не первый год.

Матвей махнул рукой.

– Тебе виднее.

Астру мучили сомнения. Картина зловещего сна, откуда ее вытащил Альраун — мандрагоровый человечек, – развернулась перед глазами. В ушах звучали его слова: «Русалки нынче злющие-презлющие! Еще бы – проворонили, проморгали...»

– Что они проворонили? – забывшись, вымолвила она вслух.

– Кто?

– Русалки...

Карелин промолчал. В такие моменты он предпочитал не углубляться в смысл сказанного. Сегодня все немного странные, не в себе...

«Говорить или не говорить? – колебалась Астра. – В конце концов, судьба Леи важнее, чем чьи-то насмешки. Пусть я покажусь идиоткой, но...»

– Матвей! В парке должна быть поляна с большущей елью посередине.

– Там полно елок.

– Но есть просто громадное дерево с ужасно толстенным стволом. Борецкий наверняка видел.

– Ну и что?

– Возможно, Лея находится рядом с той елью. Мне снился сон, помнишь? Будто я заблудилась в лесу, откуда меня вывел Альраун...

– Только не это! – прошипел он. – Не позорься, умоляю! Не хватало, чтобы Борецкий посчитал нас чокнутыми.

– Плевать. Илья! – окликнула она Борецкого. – Иди сюда.

Тот уже и так направлялся к ним, полностью одетый, с озабоченным выражением лица.

– В твоем парке есть ель-великанша?

– Есть... – удивленно протянул он. – А ты откуда знаешь? Видела?

«Во сне, – чуть не проболталась Астра. – Как ему объяснить?»

– Угу. Девушка могла выбрать ее в качестве ориентира и...

– Вряд ли. Лея ни разу не бывала в парке, – возразил Борецкий. – Хотя можно проверить. Ель действительно приметная.

Астра сложила руки в умоляющем жесте.

– В первую очередь идите туда.

– У нее «третий глаз» прозрел! – пошутил Матвей.

Борецкому было не до смеха...

* * *

«Хаммер» Вишнякова, как и другие авто, занесло снегом.

«Придется очищать, – подумала Астра. – Попрошу Бутылкина. Раз он остался, буду его эксплуатировать».

Проводив «экспедицию» из четверых мужчин на поиски Леи, она старалась чем-то занять себя. Мысли путались, растекались в разных направлениях. Хотелось поговорить с Вишняковым, но он, выпив приготовленного Ульяновной отвара, уснул.

– Теперь не скоро проснется, – довольная, сообщила та. – А я обедом займусь.

Девушки-«русалки» устроились у камина и притихли, любуясь огнем. Елка блестела игрушками и бусами, распространяя по залу запах хвои. Марфа Посадница строго взирала с портрета на не угодное богу празднество, которое не приведет к добру этих молодых распущенных девиц.

– Опять наша примадонна отличилась! – ехидно произнесла Юна. – Заблудилась в трех соснах. Извольте, ищите ее!

– Ты тоже могла бы заблудиться, – покосилась на нее черноглазая Чара. Ее смоляные ресницы и брови без всякой туши выделялись на покрасневшем от мороза лице. – Парк оказался настоящим лесом, да еще метель разыгралась.

Раздражение сквозило в каждом слове и жесте девушек.

– Быть солисткой в нашей группе – нелегкая задача, – промямлила Мио. – Я, пожалуй, отказалась бы.

– Тебе никто и не предлагает!

– Сегодня нет, а завтра...

– Вы крепко спали, девчонки? – спросила вдруг Бэла.

– Да...

– Я сразу отключилась...

– После концерта я всегда сплю как убитая, а вчера мы еще объелись и выпили много, – пространно объясняла Юна. – Потом этот костер... В общем, еле до подушки добралась...

Бэла не могла похвастаться тем же, у нее сильно болел живот. Две таблетки, которые она приняла перед сном, подействовали через полчаса, и тогда она провалилась в беспокойную дрему. А потом раздались вопли Ульяновны.

– Кажется, кто-то из нас выходил... – предположила она. – Еще до криков. Я точно не помню – что-то слышала сквозь сон, видела, как кто-то выскользнул за дверь.

Девушки возбужденно переглянулись.

– Ну не я!

– И не я...

– На что ты намекаешь?

Во время ночного переполоха никто ни на кого не смотрел – повскакивали в темноте, вылетели в коридор, метались туда, сюда, натягивая на себя первое, что попадалось под руку...

– Так это она и была, Лея! – со злобным удовлетворением заявила рыжекудрая «русалка». – Кому еще тайком шастать? У нее шуры-муры с хозяином.

– А я подумала, с «волхвом». Помните бизнесмена, который заказывал наше выступление в ночном клубе?

– В «Спичке», что ли?

– Ага, – подтвердила Чара. – Там еще скандал случился...

– Ну?

– Его фамилия – Вишняков. Он тогда Лею за столик приглашал, решил приударить за ней. Потом Калганов приказал нам держаться от него подальше. Понятно, почему!

– Ой, девочки, правда, – оживилась Мио. – Я-то гляжу сегодня – лицо знакомое.

– Не зря он маску и костюм надел...

– Такой здесь дресс-код был, новогодний.

– Боюсь, господина Вишнякова постигло жестокое разочарование, – захихикала Юна.

– Они оба за Лейкой ухаживали, наперебой! Вчера этот «волхв» ее отозвал в сторонку и как будто убеждал в чем-то. А ватафин просто пожирал глазами.

– Чего они в ней нашли?

– Значит, говоришь, она выходила, когда мы спали? – переспросила Мио. – Зачем, интересно?

Бэла смутилась.

– Я точно не могу утверждать, Лея то была или нет.

Оказалось, во время ночной тревоги одна из девушек видела Лею уже в коридоре, другая спускалась вместе с ней по лестнице, третья стояла рядом в холле, но была ли та в малой гостиной, когда завопила экономка, никто толком не знал.

– Слушайте, какая разница? Выходила так выходила... Нам-то что?

– А то, что дверь грабителям она и открыла! – торжествующе улыбнулась Юна.

– Как ты ее не любишь...

– Это уж слишком, – покачала белокурой головкой Мио.

Рыжая обвинительница стояла на своем.

– Поэтому она воспользовалась моментом и сбежала. Вот увидите, ее не найдут! Лея была заодно с бандитами, а мы тут с ума сходим, волнуемся. Четыре человека по морозу бродят, разыскивают нашу красавицу...

Бутылкины вошли в зал, и Юна прикусила язык.

– Хотите глинтвейна? – предложил Степан. – Первейшее средство от простуды. Мы приготовили.

– Я хочу, – потянула носом Чара. – А то у меня уже насморк начинается.

Алина разливала по чашкам горячее красное вино с сахаром, лимоном и специями. Позвали Астру, которая сидела в холле сама не своя.

– Как вы думаете, Егор позволит съездить в деревню на его «Хаммере»? – спросила она. – Заодно и к соседям заглянем.

– Почему бы и нет? – вздохнул Бутылкин. – Проснется, попросим у него ключи от машины.

Упоминание о ключах подстегнуло Астру. Ни слова не говоря, она отправилась в кухню к Ульяновне.

– Вы знаете, где обычно хранятся ключи от входной двери?

Та перечислила, загибая пальцы.

– У меня... у Ильи Афанасьевича... и во флигеле были. Для удобства. Строителям то и дело в дом нужно, они сами отпирали и запирали. Когда все работы закончатся, хозяин новую дверь поставит или замок поменяет. Ему виднее.

– Идемте со мной.

– Куда? – удивилась экономка. – Мне отлучаться нельзя, обед подгорит.

– Во флигель, искать ключи от дома.

Разумеется, ключей на месте не оказалось. Впрочем, в помещении царил такой беспорядок!

– Может, они где и валяются... – заторопилась обратно к плите Ульяновна. – Потом я найду.

Астре стало ясно, что ночных гостей не было нужды впускать в дом: они могли открыть дверь обнаруженными во флигеле запасными ключами. Да это и не важно. Тут другое...

Она прогулялась вокруг «русалкиного колодца», надеясь, что здесь ее посетит решающая догадка. Отрывочные картины мелькали в уме, как быстрые снежинки, подхваченные ветром.

– Велесова книга... – бормотала она себе под нос. – Русалки... крылатый пес... дубовые ветки... огненный всадник...

Глава 29

Лею нашли возле той самой ели-великанши, о которой говорила Астра.

Борецкий, недолго думая, повел всю компанию на круглую поляну, где царила величественная лесная красавица в белоснежной накидке. Он, сам не понимая почему, проникся к «графине» небывалым доверием и не подвергал ее слова сомнению. Если такая женщина дает совет, к нему стоит прислушаться.

– Что это? – с глухим вздохом прозвучал за его спиной вопрос Витька.

– Господи, помилуй...

В первое мгновение мужчины приняли увиденное за снежный мираж. Матвей, очнувшись, кинулся вперед, приложил пальцы к артерии на шее девушки. Она была холодна и тверда, как лед.

Борецкий попытался ослабить веревку, которой кто-то привязал обнаженное тело Леи к могучему стволу. Одежда девушки, развешанная на огромных еловых лапах, успела покрыться белым пухом и странным образом напоминала крылья.

Матвей подал ему нож:

– Режь. Так будет вернее.

– Она жива?

– Прошло по крайней мере два часа, которые убили ее. Судя по состоянию тканей.

– А если отогреть...

Матвей молча покачал головой.

– Давай, режь.

Руки Борецкого ходили ходуном, лезвие ножа скользило по веревке, не повреждая ее. Это было зримое, осязаемое отчаяние, безумная надежда, гаснущая с каждой секундой. Слишком прозрачной, голубоватой казалась кожа «русалки», снег короной лежал на ее светлых волосах, не таял на плечах, на нежной округлой груди...

– Снегурочка... – шептал Борецкий. – Не уходи, не бросай меня...

Нелепая мысль пришла Матвею на ум: в пьесе Островского, которого так почитал Илья, Снегурочка тоже умирает... от любви. Неужели причиной смерти этой молодой прекрасной женщины послужила обычная ревность? Тогда кто ее убил? Вишняков? Сам Борецкий? Чара?

«Русалка» с цыганскими глазами видела Лею последней. Не она ли расправилась с более талантливой, удачливой подругой? А потом сделала вид, что они разминулись.

Метель замела следы. Их еще можно было заметить, но уже нельзя определить, чьи они, хотя бы приблизительно. Люди блуждали по парку, истоптали все вокруг – поди разберись.

Вишняков тоже мог убить. Он столько усилий приложил, чтобы добиться этого свидания в масках, а желанная красавица переметнулась к Борецкому. «Вишняков не знал, что Лея отправится на его поиски», – сказала бы Астра.

– Но он мог случайно столкнуться с ней в парке...

Матвей осекся, сообразив, что говорит вслух. Благо никто к нему не прислушивался: потрясенные жутким зрелищем, вчерашний ватафин и его помощники освободили мертвое тело от веревок и положили на снятый с ветки полушубок.

– Скажите, что я сплю, – склонился над девушкой Борецкий. – Что это происходит не со мной...

Парни молча сняли шапки, застыв в немом изумлении.

– Укройте ее... – простонал он. – Ей холодно...

«Еще один подозреваемый, – подумал Матвей. – У него была возможность отлучиться и расправиться с Леей. Ишь, как притворяется, изображает горе-горькое. Надо бы побеседовать с Бутылкиными, постоянно они его видели или нет. Почему же девушка не сопротивлялась, не кричала, не звала на помощь? – И сам ответил: – Она знала убийцу и не боялась его. Ее оглушили, ударили по голове, она потеряла сознание... Потом ее раздели, привязали... и все, конец наступил быстро. Без одежды на таком морозе долго не протянешь».

Он присел на корточки и тщательно осмотрел голову пострадавшей – так и есть, вот ссадина на виске.

– Чего делать-то будем? – подошел к нему один из парней. – Мертвая она, надо бы в милицию сообщить... Кто ее, а? Бандиты?

– Какие бандиты? Судя по следам, они никуда не сворачивали, шли прямиком к проселку. Там их машина ждала.

– Кто ж тогда? – оторопел парень.

– Тебя как звать?

– Толик...

– По правилам, Толя, ничего здесь трогать нельзя, особенно тело. Следователь приедет, он нас за самоуправство не похвалит. С другой стороны, здесь мы его оставить тоже не можем.

– Илья Афанасьевич приказал нести в дом.

– Ну, несите, – кивнул Матвей. – Эх, доигрались...

Витек, подчиняясь хозяину, снял с елки свитер и джинсы девушки, отряхнул от снега, и укрыл ими мертвое тело.

– Жалко девчонку!

– Берите! – хрипло произнес Борецкий. На нем лица не было, губы дергались. – Осторожнее...

Матвей поднял разрезанную веревку. Толстая, витая – такие висели в холле: их приготовили для ряженых – подпоясывать тулупы. Борецкий твердил, что кушаков на всех не хватает, а пояс должен быть обязательно. Кто брал, кто не брал...

* * *

Астра первой увидела печальную процессию, вскрикнула и бросилась навстречу. Глаза Матвея сказали ей все.

– Я знала... Я чувствовала...

– Вот вам и Дед Мороз... – бормотал Борецкий. – Вот вам и Снегурочка...

– Куда нести? – спросили вчерашние «грифоны».

Они были подавлены. Никто не ожидал трагической развязки. «Зимние русалии» закончились весьма плачевно. Закончились ли?

– Я хочу... Отнесите ее в холл... – велел хозяин.

– Он не в себе, – нахмурился Матвей. И махнул рукой растерянным ребятам. – Положим тело во флигеле. Там холодно. Сегодня печку не разжигали...

Астра схватила его за локоть.

– Она...

– Убита, – уверенно заявил он. – Ударили по голове, раздели и привязали к дереву. Остается установить, когда именно она умерла... до или после.

– Может быть, еще...

– Не может! – отрезал он. – Не хватало только отогревать труп! Молчи, пожалуйста, а то Борецкий ухватится за твое предложение. Он будто помешанный! Или ловкий притворщик. Тебе разбираться, ты у нас ясновидящая!

Он злился, не понимая, на кого и почему. Возможно, на себя – за свое легкомыслие, за несерьезное отношение к ситуации. Прислушайся он к Астре, девушка была бы жива. Впрочем, кто знает?

Матвей искал в памяти переломный момент, когда невинные забавы приняли опасный оборот, и не находил его. Похоже, кто-то задумал убийство с самого начала... Кто? Ночные визитеры? Однако следы на снегу еще до того, как вовсю разыгралась вьюга, обеспечили им твердое алиби. Значит, убил кто-то из присутствующих – не исключено, что женщина. Одна из «русалок», к примеру... Чара! Только она и Лея отправились в парк на поиски Вишнякова, и она видела Лею последняя. Та не опасалась подруги, позволила ей приблизиться, ударить... Орудием преступления могла послужить любая увесистая ветка, торчащая из-под снега и потом брошенная в тот же снег. Все, как по заказу. Зачем только было срывать одежду и привязывать жертву к стволу? Тоже объяснить можно: если удар окажется несмертельным – мороз довершит начатое. И мотив есть: зависть, ревность...

Вопреки своему принципу не строить догадок при недостатке информации, Карелин вернулся мыслями к празднованию «зимних русалий». Новогодняя ночь протекала вполне обыкновенно, хотя и с языческим «душком». Но кого теперь удивишь маскарадными костюмами и древними мистериями? Сакральные ритуалы становятся модным атрибутом светских развлечений, что нередко влечет за собой далеко не безобидные последствия. Неужели забытые боги не исчезли, а просто взяли себе другие имена? Они мстят невежественным неофитам за вторжение в их мир, за пренебрежение обычаями, за то, что взывают к ним без должного почтения?

Вдруг прошлое – это лишь иллюзия, и на самом деле все продолжается?

Ничто, по мнению Матвея, не предвещало беды. Вишняков казался плейбоем, который не привык ни в чем себе отказывать. Борецкий – хлебосольным барином с причудами, который не прочь поволочиться за красивой барышней. Супруги Бутылкины производили впечатление дружной семейной пары, где жена скрыто ревнует, а муж так же скрыто поглядывает на других женщин. Певицы из поп-группы «Русалки» приехали заработать денег и заодно отдохнуть, если получится. Кто-то из этих людей – хладнокровный, расчетливый убийца. Что им движет? Какую цель он преследует?

Вопросы сыпались, как горох. Кому их задавать? Астре?

– Придется вызывать милицию... – вздохнул он. – Пусть приезжают и разбираются.

Астра молчала, сдвинув брови. В такие минуты она становилась особенно привлекательной, словно мысли могли украшать ее, придавать чертам одухотворенность, которая так ему нравилась.

– Надо поговорить с Бутылкиными, – отрывисто произнесла она. – С Борецким и Вишняковым... Немедленно. И наведаться в соседний коттедж.

– Ты меня не услышала. Человек мертв...

– Я понимаю.

– По закону положено сообщить в милицию.

– Связь отвратительная... Пока ты до них дозвонишься, я успею узнать все, что нужно...

* * *

Борецкий уставился в одну точку, словно там находился невидимый магнит.

Они с Астрой уединились в его кабинете рядом с библиотекой. Илья Афанасьевич, совершенно подавленный случившимся, отвечал бесцветно, однообразно, без всякого выражения. Перед его глазами стояла страшная картина...

– Кого ты впускал ночью в свою спальню?

В кабинете пахло новой кожей от дивана и кресел, дорогим табаком. Борецкий оказался любителем сигар, но сейчас ему даже курить не хотелось.

– Ее... – прошептал он.

– Зачем?

Глупый вопрос. Астра сама это понимала, но ей нужен был его ответ.

– Любовь с первого взгляда... вспышка страсти... тебе знакомо нечто подобное?

– Значит, между вами...

– Да... Мы, словно одержимые, бросились в объятия друг друга, едва она заперла за собой дверь...

– Дверь была закрыта на ключ?

– На защелку изнутри...

Борецкий заново переживал любовный трепет. По его телу прошла волна дрожи, губы сжались. Время пошло вспять, возвращая его в теплый сумрак спальни, где вкус женских губ пьянил его, лишая рассудка...

– Вы заранее договорились о встрече? – спросила Астра.

– У костра, когда огонь пожирал соломенные чучела. Я вдруг испытал... приступ желания. Она тоже! Я читал в ее глазах любовную жажду, столь же острую, невыносимую. – Он судорожно вздохнул. – А потом она провела рукой по лицу и стерла грим. Я ее узнал! Узнал! Какой-то другой памятью, которая не в уме, а в клетках, в крови. Только один раз, пять лет назад я был охвачен таким пламенем... Она была совсем юной, еще девочкой, невинной, нетронутой. Я оказался ее первым мужчиной. Она отдалась мне в лесу, на траве, под пение птиц и звон ручья. Сильный запах цветов и можжевельника кружил голову, светило солнце...

– Это была Лея?

– Тогда я не знал ее имени, но сладость ее кожи, дыхания, робкие поцелуи ее влажных теплых губ разбудили во мне зверя. Я почти силой взял ее... не подозревая о ее девственности. Впрочем, даже если бы знал, то не смог бы остановиться. Тогда я впервые ощутил страсть как стихию, бурю... Ей невозможно сопротивляться, она увлекает и несет в преисподнюю...

– И чем это все закончилось?

Борецкий перевел на Астру глаза, полные боли:

– Ничем. Я уехал, она осталась. В том году я как раз начал подыскивать земельный участок, объезжал на лошади деревни и поселки, присматривался, приценивался. Люблю верховую езду. – Он скрипнул зубами. – Я страшно, непоправимо ошибся, посчитав тот безумный миг обыкновенным случайным сексом, который бывает между мужчиной и женщиной. Летняя истома, скука, солнце, лес, ни души кругом... и нежное девичье тело рядом, гибкое, порывистое, горячее. Мы, кажется, пили коньяк... и оба не совладали с собой. Больше мы с ней не виделись... до вчерашнего вечера. Я был уверен, что все забыл. И вдруг – она стоит у меня во дворе со снежинками на светлых волосах... Меня будто молнией поразило! – простонал Борецкий. – Я не сразу понял, что со мной. Ходил, как в бреду, в лихорадке...

– Разве ты раньше не бывал на выступлениях «Русалок»?

– Бывал... Сам не понимаю, почему сразу не узнал ее. Вроде смотрел на всех девушек, но ее не видел, не чувствовал. Ничего внутри меня не отозвалось.

– Ты уверен, что Лея – та самая девушка?

– Она тоже меня узнала. Сказала про мой шрам на левой брови, а ведь я был в маске. Сердце не ошибается. И только она одна называла меня Робин Гудом.

Астра внимательно наблюдала за его мимикой, выражением глаз, жестами. Борецкий казался искренним.

– Ночью... после того, как... когда мы лежали, отдыхая, и ветер выл в трубах, как голодный волк... она призналась, что снег, зимний лес и вьюга наводят на нее ужас. Это было предчувствие... И все-таки она пошла с нами в парк. Все из-за меня! Мы просто не в силах были расстаться. И открыто держаться вместе не решались. Я, как идиот, оставил ее одну, бросил...

В глазах Борецкого кипели, но не проливались слезы. Если он прикидывался, то очень искусно. Астра не удержалась от вопроса:

– Как же твоя жена?

– Лидия? При чем тут она?

– У нее ты тоже был первым мужчиной?

Борецкий даже не дал себе труда задуматься:

– Это совсем другое. Не помню нашей первой брачной ночи. Вылетела из головы... У нас с Лидией деловой брак. Если честно, я женился на деньгах, а она – на решении житейских проблем. Кажется, у нее до меня был какой-то глупый роман... Я не интересовался. Зачем? Она обеспечила мне удачный старт, я ей – положение замужней дамы.

– Лидия ревновала тебя?

– Не знаю. Скорее нет, чем да.

Перед этим Астра успела переговорить с Бутылкиными: они вспомнили, что на некоторое время потеряли Илью из поля зрения. Он ушел вперед, они замешкались, потом заблудились, долго аукали и чудом наткнулись на него. Так что теоретически хозяин дома имел возможность убить девушку.

– Тебе известно настоящее имя Леи? – спросила Астра.

– Да, она мне сказала ночью. Ее зовут... звали Кира. Кира Сарычева.

– Ты убил ее?

Лицо хозяина дома исказилось, он весь сжался, как от удара.

– Я?.. Зачем?

Астра задавала себе тот же вопрос.

Из кабинета Борецкого она отправилась будить господина Вишнякова. Когда речь идет об убийстве, тут уж не до церемоний.

Тот с трудом понял, чего от него хотят: сонное снадобье, приготовленное Ульяновной, удалось на славу. Однако Астра безжалостно растолкала пострадавшего.

– Как нога? Болит?

– Ну... – Вишняков как будто прислушивался к ощущениям в своем теле. – Я чувствую себя разбитым. Лодыжка ноет, лицо горит. А что, собственно...

– Лею нашли. Она мертва.

Егор Николаевич хлопал глазами, не в силах сообразить, о чем идет речь. По мере того как до него доходил смысл сказанного, его взгляд прояснялся.

– Прости?

– Ее убили.

Он не верил своим ушам.

– У-убили? Но когда они могли это сделать? Я шел за ними довольно долго, хотел догнать... отстал и... в общем, ты знаешь. А Лея, насколько я понимаю, оставалась в доме. Только потом вы взяли ее с собой, когда отправились искать меня...

– Правильно. Я не имею в виду ночных гостей. – Астре пришел на ум черный «Хаммер», который преследовал микроавтобус «Русалок». – Мотив был у тебя. Ты разозлился на Лею из-за Борецкого – она явно отдавала ему предпочтение. Ты подарил ей золотой гребень, а она глаз не сводила с ватафина. Лея уже один раз сбежала от тебя из «Спички», и ты не мог допустить, чтобы это повторилось.

– Глупости. Я не псих! Да, мне было досадно, хотелось завоевать расположение певицы, но не до такой же степени... чтобы убивать. Я ревновал, но совсем немного. Если хочешь знать, я был разочарован при виде ее. Ожидал от себя большего – жгучего влечения, умопомрачительной страсти, полного затмения! А всколыхнулось всего лишь желание добиться поставленной цели, азарт, подогретый чувством соперничества. Я даже благодарен Борецкому: своим интересом к Лее он раззадорил меня, поднял тонус.

Вишняков вдруг запнулся – его сознание, заторможенное водкой и сонным отваром, напомнило о предмете разговора. Девушка убита! В присутствии смерти слова об азарте и тонусе звучали кощунственно.

– Боже мой! Что я несу! Лея ведь мертва... Как это случилось?

– Потом объясню, – качнула головой Астра. – Времени в обрез. Зачем ты вышел ночью из комнаты? Хотел ворваться в спальню Борецкого?

Егор Николаевич оторопело поднял глаза.

– Ворваться?.. В чужую спальню?.. За кого ты меня принимаешь? Я уже говорил, что меня что-то беспокоило. Я решил выйти в коридор...

– Ты когда-нибудь преследовал «Русалок» на своем «Хаммере»? – перебила она.

– Никогда. Клянусь! Если хочешь знать, мне показалось, что это вообще не Лея! – выпалил Вишняков.

Настала очередь Астры удивляться. Ее брови поползли вверх:

– Как?

– Не она. Та была дивно хороша, а эта – просто хорошенькая. Понимаешь разницу? Похожа – несомненно. Но не она! Та меня заводила с полуоборота, а эта... у нее и запах другой. Я когда дарил ей гребень, уловил какое-то несходство, понимаешь? Грим на лице и все такое не в счет. Запах не спутаешь! У меня тонкое чутье, нюх.

– Да брось...

– Я сам ни черта не сообразил! – торопливо объяснял он. – Только сейчас дошло. Это не та Лея! Ее... подменили. О, дьявол меня забери! А я-то голову ломаю, что с ней не так? Почему я дышу ровно? Чуть ли не в импотенты себя записал!

Вишняков снова осекся, вспомнив о смерти:

– А... где она? Я имею в виду... труп. Можно взглянуть? Слу-у-шай, надо же милицию вызвать...

– Вызовем. Я хочу попросить у тебя «Хаммер» на пару часов, – сказала Астра. – Дашь?

– Без проблем. Ключи... Куда я их сунул? А, посмотри на столике.

Она взяла ключи от машины и вышла – еще более растерянная, чем вошла.

Глава 30

Перед тем как ехать, Астра решила поговорить с «Русалками» начистоту.

Чара громко рыдала в холле, Юна в кухне глушила коньяк. Беседовать с ними было бессмысленно. В малой гостиной удалось застать Бэлу и Мио. Все девушки побывали во флигеле и видели мертвое тело солистки.

– Господи, кто же ее, кто? – роняла слезы меланхоличная блондинка. – Садисты... изверги...

Бэла, бледная, корчилась на диване. Ее мучили боли в животе.

– Вам, наверное, нужен врач, – посочувствовала Астра.

– Зато Лейке он уже... не нужен, – простонала та. – Как же это?

– Пока не знаю. Уделите мне несколько минут, и я оставлю вас в покое. Какие отношения были у Чары с убитой?

– Нормальные... – отозвалась белокурая Мио.

В комнате были опущены шторы цветом в тон обивки диванов и кресел. На столиках теснилась косметика. Повсюду валялись костюмы и прочие атрибуты музыкального шоу.

– Мы все ее недолюбливали, – призналась черноволосая Бэла.

– Позвольте узнать, за что?

– Она в группе без году неделя, а Калганов поставил ее солисткой, – вырвалось у блондинки.

– Прикуси язык! – сердито выдавила брюнетка.

Время поджимало. Астре еще нужно было успеть сгонять к соседям и в деревню. Она повысила голос:

– Девочки, вы, наверное, не поняли. У нас труп!

– У вас труп... – робко возразила Мио. – Мы Лею не убивали.

– Чара последняя, кто видел ее живой.

– Ну и что?

– А то! Вы могли сговориться, – напирала Астра. – Убрать ненавистную чужачку, чтобы ее место занял кто-то более достойный из вас.

Бэла засверкала глазами из-под смоляных бровей. Мио побледнела, как полотно вышитых славянских рубах, разбросанных по комнате.

– На нас убийство повесить хотите? Небось уже и денежки приготовили – на взятку ментам, чтобы они нас повязали. Мол, провинциальные стервы замочили подружку! Не выйдет... Калганов нас вытащит. У него есть связи, адвокаты. Да и мы за себя постоим.

Астра примирительно улыбнулась.

– Никто не собирается вас подставлять. Наоборот – мы заинтересованы найти настоящего убийцу. Он ведь может не остановиться на достигнутом. Вдруг в его планы входит расправиться еще с кем-то из вас? Среди поклонников звезд шоу-бизнеса встречаются опасные маньяки.

Девушки были так напуганы, что пропустили мимо ушей комплимент – их назвали звездами, а они этого даже не заметили. Зато слова о маньяках вызвали нервную реакцию.

– Вы что, рехнулись тут все? – взвилась Бэла. – Мы сейчас же позвоним продюсеру! Пусть он заберет нас из этого жуткого дома! Сумасшедшие... У вас от денег крыши съезжают! Вы на все способны!

– Пока нас не допросят, никто отсюда не уедет, – встревожилась Мио, которая любила детективные сериалы. – Нас не выпустят. А он тем временем...

От ужаса ее заплаканное личико вытянулось, пухлые губки приоткрылись.

– Помогите мне, – проникновенно вымолвила Астра. – И мы его поймаем. Свяжем, запрем во флигеле и сдадим блюстителям закона.

– Да?

– Дура! Кого ты слушаешь... – стонала Бэла.

– Я не хочу умирать! – пискнула томная блондинка.

Астра пустила в ход неожиданный аргумент:

– Господин Вишняков утверждает, что Лея – это не Лея, а другая девушка, которая выдает себя за солистку вашей группы.

Бэла закусила губы от боли. Мио прижала руки с блестящими накладными ногтями к пышной груди.

– Так и есть! – прошептала она. – Только не выдавайте нас! Калганов запретил говорить об этом. Он с нас три шкуры спустит...

– Идиотка... – выдохнула черноволосая «русалка». – Рома тебе покажет, где раки зимуют...

– Лее уже показали, – огрызнулась Мио. – Ей теперь все равно. А я жить хочу. Мне давно осточертели эти тайны мадридского двора! Лучше пусть он меня выгонит... чем я буду лежать во флигеле, белая и холодная.

Астра вся превратилась в слух:

– Значит, Вишняков прав?

– Ну, да... – мелко закивала блондинка. – Он же запал на Лею – ту, прежнюю. Влюбленного мужика не обманешь.

– Влюбленного... – фыркнула Бэла. – Держи карман шире! Переспать он с ней хотел, вот и вся любовь.

– А я говорю – влюбленного! – повторила Мио. – Вспомни, какими глазами он на нее смотрел там, в клубе. Аж мурашки по коже! Думаешь, он случайно здесь оказался? Этот Борецкий – его приятель. Он нарочно пригласил нас сюда, чтобы свести своего дружка с Леей. Дескать, под маской мы его не признаем...

– ...и он сумеет затащить Лейку в постель! – заключила брюнетка. – В перерыве между выступлениями. Как истинный джентльмен.

– Хватит тебе. Человека убили, а ты... – Мио выдвинула ящик старинного комода, покрытого вишневым лаком, и достала оттуда золотой гребень. – Видите, какой подарок ей преподнес Вишняков? Она спрятала, а я... случайно наткнулась. Вещица дорогая!

Это Астра и так знала.

– Куда делась первая солистка? – спросила она. – Калганов ее выгнал?

– Нет, конечно. Она была... ух! Зажигала публику, как положено. Благодаря ей мы в люди выбились.

– Сбежала она! – резко произнесла Бэла. – Фьють, и нету! Тогда, в «Спичке». С тех пор мы ее больше не видели. Калганов пытался ее искать – бесполезно. Нет, ну в розыск он, разумеется, не подавал, своими силами обходился. Не нашел. Плюнул и быстренько подобрал похожую девицу, Киру Сарычеву. Ему ведь все равно, кто на сцену выйдет, лишь бы бабки платили. А Киру издалека да в гриме от Леи не отличишь. Точь-в-точь она, волосы только пришлось подвить.

Примерно такого ответа Астра и ожидала. Двойники в шоу-бизнесе – дело обыденное. Многие этим пользуются, гастролируют вместо звезд и дурачат публику. Рискованно, зато прибыльно.

– И что же, никто не заметил подмены?

– Кому замечать-то? Для зрителей мы все на одно лицо, – печально вздохнула блондинка. – Они больше на фигуру глядят – у кого какие сиськи, задница...

– Угу, – мрачно подтвердила Бэла. – Им без разницы. Были бы юбки покороче, да бюстик пооткрытее. Вы Калганову не скажете, что мы проболтались?

– Я нет. А на следствии все равно правда всплывет.

– У Ромы какой-то совместный проект наклевывался с немецким продюсером, – выдавила брюнетка. – Я случайно подслушала его разговор по мобильнику. Немец выдвинул требование, чтобы солисткой непременно была Лея. Вот Калганов и велел нам помалкивать. Чужой-де не просечет, что вместо Милы Троицкой поет Кира Сарычева. Лея себе и Лея – мы все выступаем под сценическими именами.

– Он взбесился прямо! Чуть ли не под домашний арест нас посадил, – пожаловалась Мио. – Журналистов не подпускал, на выступления возил под конвоем Лешика. Наверное, совместный проект был для него очень важен. Мы ведь за рубеж почти не выезжали.

– Мила Троицкая... – пробормотала Астра.

– Людмила, – уточнила Бэла. – Так ее звали.

– И вы не знаете, где она сейчас?

Девушки одинаково покачали головами – черненькой и беленькой.

– Понятия не имеем. Это правда. Спросите у остальных.

* * *

Хорошо, что Вишняков на подъезде к Сатину заправил машину под завязку. Полный бак бензина оказался весьма кстати.

– «Хаммер» топлива жрет немерено, – посетовал Матвей, усаживаясь за руль.

– А если нас гаишники остановят? – осведомилась Астра. – У тебя же нет доверенности.

– Какие тут, в снегах, гаишники? Мы с Борецким еле в милицию дозвонились, растолковали, что у нас произошло убийство. Оказывается, у них машина не на ходу – перед Новым годом сломалась. Чинят. И бытовухи полно, не расхлебать. Пьяные люди бьют друг друга чем ни попадя – топорами, ножами, чугунными сковородками и даже вилками.

– Они не приедут?

– Почему? Приедут... Завтра утром, бригада из района. Просили ничего не трогать, никому не разъезжаться.

– Издеваешься?

– Не веришь? Позвать Борецкого?

– Ладно, заводи мотор. Если нам повезет и мы застанем соседей...

– При чем тут соседи? Ну, пусть даже видели они машину ночных визитеров. Девушку убил кто-то из нас. Я подозреваю Бутылкиных, Чару, Вишнякова и хозяина дома.

– Бутылкины постоянно были вместе.

– Алина некоторое время находилась вне поля зрения. Когда догоняла нас, помнишь? Ты не рассматриваешь Бутылкиных как сообщников? А зря. Не забывай, они муж и жена, значит – одна сатана.

– Я догадываюсь, почему погибла Лея, но пока не знаю, кто ее убил.

– Кстати, именно Степан поведал нам леденящие душу подробности о девушке, которую древние кельты привязывали к дереву и оставляли замерзать, – намекнул Матвей.

– Помню, помню. Кто-то намотал на ус.

– Его самого ты исключаешь? Ведь когда мы разделились, Бутылкины отстали от Борецкого, и он тоже их не видел.

– Убили не Лею, – огорошила его Астра. – А другую девушку. Вернее, не ту Лею. Это все меняет.

Она поделилась с ним добытыми сведениями. Матвей молча выслушал, развернулся и выехал со двора. Снег продолжал идти, но ветер постепенно стихал.

– Придется сделать крюк? – спросила Астра.

– Напрямик даже «Хаммер» не проедет. Борецкий объяснил, как попасть на проселочную дорогу.

Они миновали аллею, свернули, обогнули парк и через четверть часа оказались на белой заметенной снегом грунтовке. Внедорожник не подвел, доставил их к двум недостроенным коттеджам. Один представлял собой наполовину выгнанную коробку, другой – почти готовый дом. Смеркалось. День, насыщенный ужасными событиями, клонился к вечеру. В воздухе стояла серая муть, такая же, как и в душе Астры.

Матвей притормозил у коричневых металлических ворот, повернулся к ней.

– Кого ты подозреваешь?

Она пожала плечами.

– Получается, Вишнякову убивать было незачем. Лея-то другая! Ревность отпадает.

– Может, он от злости ее прикончил?

– Не выдумывай.

– Что дальше? – спросил Матвей.

– Посигналь... если в доме кто-то есть, нам откроют.

Коттедж производил впечатление нежилого, но сигналить не понадобилось: к забору подошел мужчина лет тридцати пяти – белокурый, бледнокожий – и распахнул калитку.

Астра вышла из машины:

– Мы гости господина Борецкого, вашего соседа, – сказала она. – У нас произошло несчастье.

– Нужна помощь? – с легким акцентом спросил он.

– Вы провели новогоднюю ночь здесь?

Мужчина кивнул.

– Вообще-то у меня есть сторож, но он отпросился на праздники к семье.

– Вы один?

– Это нескромный вопрос.

– Да, простите... Мимо вашего дома никто не проезжал? Ближе к утру.

– Никто. Здесь мало ездят. В деревню ведет другая дорога, а по этой только на снегоходе кататься. Впрочем, я не следил. Выпил, закусил, ну, вы понимаете...

Он стоял в проеме калитки, не приглашая Астру во двор.

– Как же вы сами приехали? На лыжах?

Мужчина усмехнулся, проигнорировав ее вопрос:

– А что у вас случилось?

– Убийство.

Его глаза сузились, рот дернулся:

– Кого убили?

– Молодую женщину. К нам ворвались неизвестные: попытка ограбления. А потом еще и труп...

Он минуту, не мигая, смотрел на нее, потом в замешательстве провел рукой по лбу – на его пальце блеснуло серебром кольцо «мертвая голова». Астра постаралась скрыть вспыхнувшую радость: они с Матвеем не напрасно сюда ехали.

– Что требуется от меня?

– Вы знакомы с Людмилой Троицкой?

– Н-нет...

Секундная заминка подсказала Астре, что она на правильном пути. Блеф – основное орудие сыщиков-дилетантов.

– Один из гостей господина Борецкого бросился по следам злоумышленников, – заявила она. – И почти догнал их. Он успел заметить машину, которая...

– Зачем вы мне это говорите?

– Ограбление и убийство – разные вещи. Скоро приедет милиция... Они не станут церемониться.

Светлые реснички хозяина коттеджа взлетели и опустились.

– Чего вы хотите? – сдался он.

– Пригласите нас в дом...

Глава 31

Первое, что бросилось Астре в глаза, когда они с Матвеем шли от калитки к дому, – машина, покрытая слоем снега. Казалось бы, это признак, что на ней давно не ездили. Но только не при условии ночной метели!

Опять же, на то и машина, чтобы ездить. Хозяин не обязан ни перед кем отчитываться, куда и зачем возил его черный «Хаммер».

Астра на ходу схватила Матвея за руку – смотри, мол. Он и сам обратил внимание на «Хаммер». Такой же, как у Вишнякова, или похожий. Может, другого года выпуска.

Внутри дома пахло штукатуркой, свежей краской, деревом и елкой. Пушистая красавица, увешанная игрушками, стояла в гостиной, куда хозяин пригласил незваных гостей. Темно-красная плитка на полу удачно сочеталась с яркой зеленью хвои. Из мебели был большой разложенный диван, пара стульев и низкий стеклянный столик с остатками праздничной трапезы – недопитая бутылка шампанского, салат, оливки, конфеты, ваза с фруктами.

– Петер Бергхольц, – представился хозяин. – Я из Дрездена. У меня небольшой бизнес в Москве.

– Вы прекрасно говорите по-русски.

– Хотел избавиться от акцента, не получилось, – улыбнулся Петер. – У меня мама русская.

Астра незаметно разглядывала серебряное кольцо на его руке. Матвей не сводил глаз с накрытого стола.

– Я как раз собирался пообедать, – скрывая неловкость, объяснил хозяин. – Уже темнеет.

Намекал, что засиживаться у него не стоит.

– Встречали Новый год в одиночестве?

– Дом надо протапливать, чтобы стены сохли. Внутренние работы в разгаре, а строительная бригада взяла отпуск на десять дней. Будут отмечать Рождество. У православных оно позже, чем у католиков. Я часто приезжаю в Россию по делам. Вот, решил обосноваться как следует. Надоели гостиницы.

– Но на столе два прибора, – сказал Карелин. – Кого-то ждете?

– Да, то есть нет... У меня привычка накрывать не только для себя. Вдруг кто-нибудь зайдет? Как вы, например. Учусь русскому гостеприимству.

Его улыбка потеряла радушие, стала натянутой. Глаза настороженно буравили напросившихся в гости мужчину и женщину. Что им нужно? Они говорили об убийстве...

Всем своим видом немец выражал нетерпение.

– Чем могу служить? – наконец не выдержал он.

– Вам приходилось видеть выступление поп-группы «Русалки»? – невинно спросила Астра.

– Я не люблю подобную музыку.

Он ответил слишком поспешно. Астра прислушивалась к звукам в доме: здесь ощущалось еще чье-то присутствие. Господин Бергхольц лжет, он в коттедже не один.

– Я видела вашу машину у дома, где девушки снимают квартиру, – сказала она. – Зачем вы ездили за ними по городу? Следили?

Петер растерялся. Он не понимал, что происходит.

– Следил? Нет... С какой стати?

– Мне тоже это интересно. Видите ли, убита солистка группы, Лея.

Астра строила разговор по наитию.

– Что-о?

– Вас обязательно спросят, зачем вы ночью проникли в частное жилище...

– Я не...

– Сейчас не до глупостей, – повысила голос она. – Вы навлекли на себя серьезные неприятности. Начнется следствие, и вам придется давать показания. Почему вы прячете бывшую солистку группы Милу Троицкую в своем доме? Та девушка, которая заняла ее место, мертва. У вас есть мотив для убийства, господин Бергхольц.

– Полная чушь. Я никого... Мы никого не убивали.

– Скажете, что вы и с Егором Вишняковым не знакомы? А если он будет утверждать обратное? Разве не вы показывали ему скалу Лорелеи?

Матвей ничего не понимал. Он переводил взгляд с Астры на Петера, отмечая, как тот медленно, но неумолимо сдает позиции.

– Кто вы такая?

– Сыщик. Меня нанял Вишняков. Ему угрожают, и он хочет выяснить, в чем дело.

У немца пропал дар речи. Его рот перекосился, а глаза раскалились добела.

– Ему угрожают? Не хотите ли вы сказать...

– Хочу! Именно это я и хочу заявить, господин Бергхольц, – вы вляпались по самые уши. Надеюсь, вам известно сие меткое русское словцо.

На лестнице, которая вела в мансардный этаж, раздались шаги – гулкие в пустом доме. По ступенькам спускалась женщина: высокая пышноволосая блондинка, точная копия убитой девушки – впрочем, только на первый взгляд.

– Расскажи им все, Петер... – произнесла она, и ее мелодичный голос повторило звонкое эхо.

Когда женщина подошла и опустилась на стул, у Астры не осталось сомнений по поводу фразы Вишнякова: «Запах не спутаешь!» От блондинки исходил крепкий до головокружения аромат луговых трав после дождя, шиповника и водяных лилий.

– Ты уверена?

– У нас нет выбора. Вы ведь не хотите нам зла? – повернулась она к Матвею.

– Мы ищем убийцу.

– Видишь, Петер? Они пришли к нам раньше, чем сотрудники милиции. Мы нужны друг другу. Возможно, наша помощь будет взаимной.

– Я готова, – сразу согласилась Астра.

– Но что я должен рассказывать? – притворно недоумевал Петер.

Хотя его родила русская женщина, в душе он был немцем. Его дед по отцовской линии служил в войсках СС, и Петер не винил его: обстоятельства бывают сильнее людей. В те годы Германию охватил всеобщий психоз – массированная пропаганда, сдобренная романтическими бреднями, кого угодно собьет с толку. Вторая мировая война столкнула лбами русских и немцев, и ее глубокие раны не зажили до сих пор.

Петер не принимал участия в боевых действиях – его тогда еще и на свете не было, – но скрытое недоверие к русским он унаследовал вместе с генами.

– Откуда у вас это кольцо?

Вопрос Астры застал его врасплох. Ее интересует кольцо «мертвая голова»! Сейчас начнет намекать на фашистскую символику, нацистские корни...

– Оно принадлежало моему деду, – с вызовом произнес господин Бергхольц. – Это всего лишь память.

– Я понимаю, у меня есть такое же.

– Двух одинаковых колец «мертвая голова» существовать не может. Они именные.

– Я и не говорю, что они одинаковые, – улыбнулась Астра. – Мое принадлежало барону фон Штейну.

– Значит, это его вещь, а не ваша. Смерть ничего не меняет.

– Разумеется. Кольцо не случайно попало ко мне в руки, и я оставила его себе на память. Вот оно.

Астра достала из сумочки кольцо и протянула Петеру. Он сразу стал разглядывать надпись на внутренней стороне.

– Ты взяла кольцо с собой? – удивленно шепнул Матвей. – Почему же ты молчала?

– Я знала, что оно пригодится, а ты бы поднял меня на смех.

Блондинка ловила каждое слово. Казалось, от того, кто и что будет говорить, зависит ее судьба. Отчасти так оно и было.

– Он упоминал о кольце, – вдруг вымолвила она.

Петер бросил на нее быстрый взгляд.

– Представьте нам вашу очаровательную даму, – попросил Матвей. – А то неловко, право.

– Людмила Троицкая, как вы догадались, – сказала она, выручая немца из щекотливого положения. – Бывшая солистка группы «Русалки».

– Я могу задать вам несколько вопросов? – спросила Астра.

– Попробуйте...

– Это вы с Петером прятались во флигеле, а потом проникли в дом господина Борецкого?

Людмила повернулась к немцу.

– Бесполезно отпираться, – сказала она. – Да, вы правы. Мы приехали на «Хаммере», оставили машину на проселке возле парка, пробрались к флигелю и взяли ключ, который висел без присмотра. В доме царила предпраздничная суета, во флигель никто не заглядывал, а нам требовалось дождаться удобного момента, чтобы...

– Мы не могли находиться столько времени в парке на морозе, – перебил ее Бергхольц. – Шел снег, дул ветер, а мы не Дед Мороз со Снегурочкой.

Никого, кроме него самого, шутка не развеселила. Петер улыбался во весь рот, тогда как Астре и Матвею живо представилось мертвое тело девушки, привязанное к стволу ели. Троицкая же заново переживала ночные события, и ей тоже было не до смеха.

– Мы закрылись изнутри и сидели в темноте, ожидая, пока праздник закончится и все отправятся спать, – продолжила она. – Когда сжигали соломенные чучела, я поняла: скоро подвыпившие гости и радушные хозяева разойдутся по комнатам. Ключи от входной двери дома, к счастью, тоже оказались во флигеле.

– Мы взяли их на всякий случай, не будучи уверенными, что это именно они, – уточнил Петер.

– Поэтому вы перерыли весь флигель?

Немец промолчал.

– Нет, – ответила за него блондинка. – Ключи висели на гвозде, рядом с ключами от флигеля. Петер тоже оставляет ключи от дома строителям. Без этого нельзя.

– Что же вы тогда искали?

– Это не имеет отношения к делу.

– Я так не думаю! – возмутился Матвей. – Зачем вы связали парней, которые мирно уснули?

– Когда мы поняли, что молодые люди направляются спать во флигель, нам пришлось впустить их – чтобы не поднялся шум раньше времени. Они были пьяны и уснули быстро. Петер решил связать их и заклеить им рты. Вдруг бы они что-нибудь обнаружили?

– Например, ужасный беспорядок, который вы устроили?

Людмила кивнула.

– Или проснулись, вышли бы на улицу и заметили, как мы открываем дверь дома, – добавила она. – Ребята спали крепко, но всякое бывает. Кто-нибудь из них мог захотеть в туалет. В общем, мы не могли рисковать.

– Нам не повезло, – сказал Бергхольц. – В дом мы проникли легко, но оказалось, что на первом этаже не спит домработница. Она увидела нас и жутко испугалась. Мы были одеты во все темное, а лица вымазали сажей.

– Женщина приняла нас за нечистую силу, – улыбнулась Людмила. – Начала охать и креститься. Видимо, у нее прихватило сердце от страха, поэтому она не могла кричать, а только ловила ртом воздух. На шум кто-то начал спускаться по лестнице, и нам ничего не оставалось, как убежать. Мы поспешили напрямую через парк к машине, вскочили в нее, разогрели двигатель и уехали.

– Вас кто-нибудь преследовал?

– Вы же сами сказали, что да. Мы боялись этого и так торопились, что ничего не слышали и не видели.

– В доме вы тоже что-то искали?

– Угу, – не стала отрицать Троицкая. – Но не нашли. Мы ничего не взяли! Понимаете? Вы наверняка успели проверить, все ли на месте. Ни у кого ничего не пропало. Ведь так?

– Состав преступления отсутствует, – блеснул юридической терминологией Петер. – Я правильно выразился?

– Кроме проникновения в чужое жилище без разрешения хозяина. – Астра выдержала паузу. – И трупа! – эффектно заключила она.

В ней заговорила актриса. Людмила побледнела, а Петер мрачно вздохнул.

– Мы никого не убивали, – повторил он.

Астра об этом знала. Однако другого способа воздействия у нее не было.

– Это вы заглядывали в окно зала, когда мы готовились к празднику?

– Я, – призналась Троицкая. – Мне вдруг стало любопытно. Петер остался в парке, он предупреждал меня, что на снегу останутся следы, но я не могла себя пересилить.

– Ваше лицо за стеклом привело одну даму в ужас. Вы выбрали знаменательный момент – как раз вошел «волхв» во всем своем великолепии, уселся на стул, будто на трон, и все взгляды устремились в его сторону. Только ветреная Коломбина умудрилась посмотреть в окно. Она вскрикнула, и вы исчезли.

– Я не собиралась ее пугать, тем более что после ее воплей все высыпали во двор, и мы едва успели спрятаться в парке за деревьями.

– Может быть, вами двигало вовсе не любопытство, а желание увидеть Вишнякова?

– Я не знала, что он находится среди гостей.

– Во дворе стоял его «Хаммер».

Тут Астру осенило: Вишняков же нарочно взял внедорожник, чтобы ввести в заблуждение «русалок». Как странно иногда складываются обстоятельства.

– Это он был в костюме волхва? – спросила Троицкая, и ее глаза засветились недобрым огнем.

– Он. Почему вы сначала согласились сесть за его столик в ночном клубе, а потом сбежали?

– Вы знаете? Хм... Я не могу объяснить. Вы не поймете...

– Мы постараемся. А вот следователь вряд ли станет напрягать свои и без того перегруженные мозги.

– Труп... следователь... милиция... – пробормотал немец. – Вы нас на пушку берете? Может, убийства никакого и не было? Вы просто хотите выудить у нас...

Выразительный жест бывшей солистки заставил его прикусить язык.

Матвей обвел глазами гостиную с голыми стенами, лампочку под потолком, с которой свисал жидкий дождик, пыльные жалюзи на окнах, наспех украшенную елку. Необжитая, неуютная комната, никаких личных вещей... Господин Бергхольц и его прелестная спутница вряд ли провели здесь больше двух суток. Они приехали в недостроенный дом специально для того, чтобы залезть новогодней ночью к соседу. Что они могли искать у Борецкого? А во флигеле? Они ничем не походят на влюбленную пару. Что же их связывает?

Астра покачала головой.

– Стали бы мы ехать к вам без веской причины! Вот, прошу...

Она достала мобильный телефон и показала им фотографию: замерзшее тело Киры Сарычевой. У нее было преимущество перед Людмилой и Петером: те не имели понятия, где и когда нашли убитую девушку. Это позволяло Астре давить на них.

– О боже... – вырвалось у блондинки.

Немец нервно сжал челюсти, на его скулах заходили желваки.

– Мы обнаружили ее в лесу... привязанной к дереву. Рядом – чьи-то следы. Полагаю, ваши. Вкупе с незаконным вторжением в чужой дом должно впечатлить стражей порядка.

Петер взял себя в руки.

– Следы давно похоронила метель, – сказал он. – Как вы докажете, что мы там были? Наше слово против вашего. Мы будем все отрицать!

– Нас интересует убийца, – заявила Астра. – Вы что-то искали в доме Борецкого. Вдруг убийство связано с вашими поисками? Я не верю в случайные совпадения.

– Я тоже. – Троицкая вскочила и зашагала по комнате. – Нам нужно сделать выбор, Петер. Мы должны принять решение...

Она была одета в облегающий кашемировый свитер и свободные брюки пастельных тонов, волосы мягкими волнами обрамляли ее лицо. Волнение шло ей так же, как и, вероятно, любая другая эмоция.

– Я слышу голос, – остановившись и глядя на Астру, призналась бывшая «русалка». – Он раздается у меня в ушах, словно кто-то стоит рядом и нашептывает. Полагаете, я не вполне здорова? Мысли о психическом заболевании посещали меня, но потом я их отбросила.

– Мила, прошу тебя... – умоляюще произнес Бергхольц. – Они примут нас за идиотов. Тебе никто не поверит.

«Голоса, которые звучат в голове! – подумал Матвей. – Она сумасшедшая, это ясно».

Астра, напротив, восприняла все серьезно. Она подошла и взяла девушку за руку:

– Я вам верю. Мне тоже иногда кто-то подсказывает, куда идти и что делать. Говорите, не бойтесь.

– Все началось с моего приезда в Москву... На вокзале мальчишка украл у меня сумочку с деньгами и блокнотом, куда я записывала номера телефонов. Тогда я даже мобильник не могла себе купить. И вдруг ко мне подошел незнакомый парень и предложил помощь. Он привел меня к себе в съемную квартиру в Южном Бутове...

И Людмила Троицкая рассказала о Велидаре: как приняла его за маньяка, испугалась, что он собирается ее убить... А его самого убили. Как бежала ночью по чужому городу куда глаза глядят, дрожа от ужаса и холода. Как нашла в карманах куртки деньги и записку, как вспоминала потом его странные слова: «Повторится то, что уже было...» Искала в них смысл, который ускользал от нее.

Петер слушал, не пытаясь более вмешаться, не выказывая удивления. Видимо, ему была известна эта история.

Матвей старался отделить в словах девушки правду от вымысла, запутался и просто наблюдал за ее мимикой. На лице бывшей «русалки» отражалась целая гамма чувств – нежность, испуг, напряжение, отчаяние, растерянность, любовь...

– А что было в записке? – спросила Астра.

– Я долго не могла понять, зачем Велидар написал ее и сунул в карман моей куртки. Деньги лежали в боковом кармане, а записка – во внутреннем, вместе с паспортом. Он знал, что документ мне понадобится в любом случае и я обнаружу его послание. Значит, придавал ему большое значение. Я прочитала записку столько раз, что запомнила наизусть, но не приблизилась к разгадке. Могу пересказать по памяти, слово в слово:

«Ты назвала мне чужое имя... Но имена меняются, а чувства остаются. Душа запоминает навеки. Я тоже ношу другое имя... носил, потому что если ты читаешь эти строки – меня уже нет в твоем мире. Не горюй обо мне. Тело мое – только ножны для клинка духа. У меня не было и нет другого оружия, кроме воли, и я умираю вновь, чтобы родиться таким, каким я хочу...

Ты – княгиня, я – волхв, который нарушил завет предков и показал тебе идола. Огненный всадник зажег в нас огонь, который мы несем в себе. Его не погасит время. Ибо оно – слуга крылатого пса. С тех пор и мы призваны служить ему. Почему он выбрал нас, то мне неведомо.

Ты знаешь, что я унес его с собой. Им всегда пытались завладеть в надежде питаться его неиссякаемой силой. За ним опять охотятся. Если он попадет в чужие руки, верни его мне. Его близость порождает безумие. Его пламя пожирает смертных, как ритуальный костер – жертвенную плоть. Ему не место среди людей. Волхвы хранили его в лесу, в потаенном капище. Я взял его – ради тебя – и наказан. Смерть трижды придет за мной, и я трижды должен покориться. Таково искупление.

Я ухожу, ты остаешься. Так уже было. Не думай, что я покинул тебя. Наша судьба начертана в ночном небе огненными знаками. Я буду рядом. Не бойся моего голоса. Исполни предназначенное и обретешь свободу. Тебе помогут кольцо, дощечка, дубовые ветки и руны. Знаки огня укажут на безумных. Когда увидишь меня, узнаешь искру Черного Змея...»

Глава 32

Людмила замолчала, а слушатели, завороженные «посланием с того света», все еще находились под влиянием слов, в которых ощущалось что-то невыразимое, древнее, как легенды о прошлом.

Первой нарушила тишину Астра:

– Можно взглянуть на оригинал текста?

Блондинка покачала головой. Нет, это не для чужих глаз.

– Записка – единственное доказательство, что встреча с Велидаром мне не приснилась. Можете мне не верить, но я не стану вам ее показывать. Мне кажется, написанные его рукой строки исчезнут, если на них посмотрит кто-то другой. Глупо, понимаю! – Она хрустнула пальцами. – Не покажу, и все.

– Тогда повторите содержание еще раз, пожалуйста, и помедленнее, – попросила Астра. – Я запишу. Хочу подумать над смыслом. Петер, у вас есть бумага и ручка?

– Найдется.

Матвей наблюдал за женщинами и размышлял. Одна складно сочиняет, другая прилежно записывает. Блеск! Если бы не убитая девушка, он бы встал и ушел. Слушать подобные басни – только зря время терять. Господин Бергхольц прав – любой принял бы эту историю за несусветную чушь. Но не Астра! Она вцепится в дурацкую записку и будет толковать ее на разные лады, притягивая за уши мифические факты.

– Записка ничего не объясняет, – изрек он. – Хотя, признаюсь, кто-то ловко ее составил. Даже я поддался чарам слога.

– Вы не все знаете, – сказал Петер.

– Так введите меня в курс дела, черт возьми! Зачем вы полезли в дом Борецкого?

Рассказ Бергхольца оказался более правдоподобным, нежели история убийства некоего Велидара, но и от него за версту несло мистикой. Как обывательская философия бюргеров и немецкая педантичность сочетаются с мрачным романтизмом и сомнительной эзотерикой? Для Матвея это было загадкой.

Как, например, эсэсовцы, которые проявляли невиданную жестокость, мнили, что после смерти попадут в Валгаллу – рай для погибших рыцарей? Они получали в награду за храбрость именные кольца из рук своего шефа Гиммлера, на которых «мертвая голова» изображалась в обрамлении веток священного дубового дерева и магических рун. Двойная молния – символ могущества, победы, способности влиять на окружающую действительность. Как это не вступает в противоречие с идеологией разрушения? Зло умеет рядиться во что угодно – в одежды героя, латы защитника, рясу святого.

– Это кольцо досталось мне от деда, – повторил Петер. – Вместе с дощечкой, которую он получил от своего друга: тот занимал какую-то должность в отделе Аненербе в Брюсселе. Они изучали историю и вообще все таинственное. Искали принципиально новый способ влиять на сознание.

Матвей мог поклясться, что в словах немца звучала гордость.

– Что за дощечка?

– Дед говорил, что это неизвестная часть Книги Велеса, якобы утерянной во время войны. На дощечке указано место, где, по преданию, огненный идол Семаргл найдет себе пристанище, когда «росичи предадут богов своих». Это пророчество изобиловало всякими преувеличенными ужасами, помещенными там, как я понимаю, для отпугивания любопытных или просто как метафора. Не знаю, правда это или нет... но мне захотелось самому прочитать текст на дощечке. Я обращался к разным специалистам, знатокам древнеславянской письменности, увлекся и даже проникся духом сего странного повествования. В нем есть какое-то наивное величие, оно воздействует на вас, подчиняет волю.

– И вы стали «рабом дощечки»? – усмехнулся Карелин.

Петер часто заморгал короткими белесыми ресницами – казалось, он вот-вот заплачет.

– Должен признаться, да.

– Поэтому вы решили заняться бизнесом в России? Чтобы отыскать идола?

– Я не мог сопротивляться его притяжению. Он возникал передо мной – золотой, сияющий, огнекрылый, ослепительный – и манил к себе...

– Там, на дощечке, написано, как он выглядит?

– В том-то и дело, что нет. Я стал одержимым навязчивой идеей увидеть его хотя бы один раз. Пусть даже ценой безумия.

«Да он уже безумен, – подумал Матвей. – Только от одной мысли об идоле. Людям впечатлительным, с неустойчивой психикой лучше не читать никаких древних дощечек».

– Я не знаток язычества на Руси, – признал он. – Разве славяне делали фигурки богов из золота? Вы не путаете их с инками или ацтеками?

– Я-то, может, и спутал бы. Но Аненербе не ошибается, – сказал Бергхольц. – Они неспроста заинтересовались дощечками. Волхвы пришли с востока, как знать, не передавали ли они идола из рук в руки? И каково его происхождение? Подлинное имя Семаргла-Огнебога было настолько свято, что его запрещалось произносить вслух. Использовались различные иносказания, поэтому отыскать достоверную информацию практически невозможно. Я вычислил, где приблизительно могло находиться капище, указанное в пророчестве, и купил недостроенный коттедж. Вот этот! – он повел руками в воздухе. – Я собирался прочесывать здешние места с металлоискателем, но боялся привлечь к себе внимание деревенских жителей.

– Как вы познакомились с Людмилой Троицкой?

– Обыкновенно, по Интернету – она тоже интересовалась Велесовой книгой. Мы обменивались письмами. В какой-то момент назрела необходимость личной встречи, я приехал в Москву, и мы... подружились.

– А с Егором Вишняковым?

Господин Бергхольц пожал плечами.

– Еще проще. Я пробовал играть на бирже, так и сошелся с Вишняковым. В прошлом году пригласил его в гости в Германию. Мы весело проводили время! Он, как опытный трейдер, давал мне советы, я показывал ему наши достопримечательности. Ему очень понравилась скала Лорелеи, он спрашивал о золоте Нибелунгов... Так и разговорились. Он рассказывал про языческие традиции русских, про русалок. У нас тоже существуют легенды об ундинах – водяных девах, дочерях Рейна. Потом мы разъехались. В следующий мой приезд в Москву, в октябре, он взял на себя роль гида, водил меня по музеям, по концертным залам. Я люблю музыку. Как-то невзначай он упомянул, что его приятель достраивает большой дом в Костромской области, рядом с деревней Сатино.

– Вы говорили с ним о дощечке?

– Нет. Мы не до такой степени сблизились, чтобы обсуждать свои увлечения. Однажды он пригласил меня в клуб, где выступали «Русалки». Я был в восторге!

– Вы узнали в солистке Людмилу?

– Конечно, но не подал виду. Она говорила, что поет в группе девушек и у них есть фольклорная программа, основанная на старинных обрядах. Продюсер запрещает им встречаться с мужчинами. У них даже в контракте оговорено – никакой личной жизни, никакого замужества. Не представляю, как это возможно! – Немец смешно воздел руки к потолку. – Хотя на Западе тоже бывает подобное. Я бы ни за что не подписал такой контракт! В общем, мы с Людмилой не афишировали свое знакомство, даже, можно сказать, тщательно скрывали. Между нами нет любви – просто взаимная симпатия и общий интерес. А вот Вишняков увлекся ею как женщиной. Я заметил. У него глаза загорелись...

Астра и бывшая солистка «Русалок» внимательно слушали разговор мужчин.

– Вишняков сразу начал оказывать вам знаки внимания? – спросила у нее Астра.

Блондинка сделала отрицательный жест. Ее движения были плавными и очень выразительными.

– Не сразу... Он приходил на выступления, присылал цветы. Девочки из группы и так мне завидовали, а тут и вовсе обозлились. Фыркали, дулись, перешептывались: подозревали, что у меня тайный роман. А я встречалась с Петером, мы вместе искали идола. Я рассказала ему о Велидаре, о записке и призналась, что иногда слышу голос, но порой не понимаю смысла слов!

– Почему вы доверились господину Бергхольцу?

– Из-за дощечки и кольца. В записке говорится, что мне поможет кольцо, дощечка, дубовые ветки и руны. Дощечка у Петера, а на кольце есть дубовые ветки и руны.

– Вы вообразили, будто Петера вам прислал в помощники сам Велидар?

– А вы считаете, что это невозможно?

– У меня тоже есть кольцо «мертвая голова», – напомнила Астра. – Их десятки по всему миру.

– Но судьба свела меня только с Петером и вами.

– Хотите сказать, меня тоже прислал Велидар?

«Куда я попал? – подумал Матвей. – Они все с приветом! Даже немец. Самое страшное, что я заражаюсь их болезнью!»

– Я должна отыскать идола и вернуть его Велидару, – словно заклинание, произнесла Троицкая. – Не представляю, как это сделать. Надеюсь на провидение.

– Значит, во флигеле и в доме Борецкого вы искали языческого идола?

Господин Бергхольц и Людмила переглянулись.

– Да, – призналась она.

– А почему вы решили, что он находится именно там?

– Об этом можно долго рассказывать, но я не буду вдаваться в подробности. Мы перелопатили археологическую литературу, какую сумели раздобыть, беседовали со специалистами по древнеславянской культуре, просматривали различные документы, архивные данные и выяснили, что указанное в тексте дощечки место тайного капища может находиться в Костромской области, где-то поблизости от деревни Сатино. То есть раньше никакого поселения тут не было, на многие версты простирался густой непроходимый лес... Петер все просчитал, он даже сделал компьютерную модель карты.

– Скрупулезная точность – наша национальная черта, – отозвался немец. – В некоторых источниках упоминается, что в этих лесах после установления христианства скрывались волхвы, – добавил он. – Древнее капище они использовали как убежище, там же хранили свою главную святыню – фигурку Огнебога-Семаргла. Берегли ее как зеницу ока. Идол якобы обладал невероятными свойствами – наделял даром пророчества, способностью укрощать молнии и стихию, мог сделать скудную почву плодородной, стада тучными, а сундуки наполнить золотом. От него зависели урожай, деторождение, благополучие рода и даже защита от вражеских набегов. В полнолуние Семаргл разжигал в мужчинах и женщинах пламя страсти, раздувал ту самую первозданную божественную искру любви, которая сотворила мир. Он испепелял демонов, порожденных Черным Змеем, мраком и смертью, очищал от скверны все сущее. Видеть его дано было только посвященным, волхвам высшей касты. Всем остальным он мог принести как величайшее благо, так и всесокрушающее зло. Если Семаргл гневался, то нивы делались бесплодными, женское чрево – пустым, сердца людей – холодными, а ум – воспаленным.

– Вы не преувеличиваете? – усмехнулся Матвей.

– Я просто цитирую «преданья старины»...

– Вы тоже в это верите, госпожа Троицкая?

Та опустила глаза и промолчала.

– Ты задаешь глупые вопросы! – возмутилась Астра. – Людмила, почему вы искали идола не где-нибудь, а в доме Борецкого?

Бывшая солистка «Русалок» медленно заговорила:

– На территории поместья дворян Соколовых при рытье колодца работникам попадались предметы языческого культа – браслеты с русальской символикой, черепки ритуальных сосудов, жезлы и прочие вещи. Кроме того, во время работы случались разные неприятности – то копальщик умом тронулся, то вода ушла... словом, хозяева его забросили. В костромских газетах одно время писали о паломничестве в деревню Сатино разных подозрительных личностей. Они называли себя «новыми волхвами», но потом их как ветром сдуло. Якобы на территории парка видели русалок. Кого-то они защекотали до смерти, кого-то напугали, на кого-то напустили бессонницу. Словом, у приезжих неофитов пропала охота отправлять здесь культы. А лозоходцы просто диву давались, какие аномалии отмечает их нехитрый прибор. Будто в парке не то летающая тарелка приземлилась, не то активизировался подземный разлом, не то портал в другое измерение образовался.

– Болтовня! – махнул рукой Матвей. – Обычный треп!

– Может, и так. Журналисты рассказали нам, что нынешний хозяин усадьбы, Борецкий, приходил к ним с расспросами, читал материалы, ездил к «черным археологам», обсуждал с ними все эти слухи. Он и в краеведческом музее побывал, и в клубе юных следопытов, и сатинских старожилов навестил. Даже хотел раскопки какие-то затеять, но ему объяснили: дескать, такое дело требует научного подхода и немалых средств. Он и угомонился до поры. Мы с Петером задумались, что заставляло Илью Афанасьевича, занятого человека, бизнесмена, обивать пороги редакций, музеев и археологических обществ? Ответ напрашивался сам собой.

– Какой же? Что Борецкий тоже искал идола?

– Он мог просто копаться в земле, из любопытства, и наткнуться на Семаргла. Нашел и спрятал у себя в доме. Или во флигеле.

Матвей из приличия сдерживался, но тут его прорвало. Его смех, подхваченный эхом, раскатился по пустому коттеджу, словно тысяча стеклянных горошин.

– Ну, братцы, горазды вы небылицы сочинять, – выдохнул он. – Насмешили до слез. Если речь идет о культурном слое тех времен, знаете, какая должна быть глубина раскопа? На это не один день уйдет, и делать такое незаметно не-воз-мож-но.

Астра бросила на него сердитый взгляд.

– Помнишь, в музее деревянного зодчества Вишняков рассказывал нам про Велесову книгу, про дощечки и даже про Аненербе? Он узнал это все от Борецкого.

– А если нет? Если он сам тоже искал идола? И отправился в Сатино именно поэтому, используя мнимую влюбленность в Лею как прикрытие?

– Зачем бы он тогда нас приглашал? – возразила Астра. – Борецкий – его приятель, и он мог запросто приехать к нему в гости в любое время – незаметно обыскивать дом, флигель, двор, парк, а не делать это у всех на виду. Тем более он не мог заниматься никакими раскопками.

Матвей потерял терпение.

– Вы в своем уме? Какие раскопки? На улице – зима! Мороз! Земля как камень, да еще покрыта снегом.

– Я же говорю, это Борецкий! Времени для раскопок у него было предостаточно: весна, лето, осень, – сказал Петер. – Зачем он стал бы «русалии» затевать? Ясно, что решил грозного пса Семаргла ублажить, чтоб не навредил ему. Вот мы и поняли: идола извлекли из убежища, и после обряда он может оказаться вне пределов досягаемости. Вдруг Борецкий его продаст или поместит в банковскую ячейку? Тогда нам до него не добраться.

Приведенные доводы не убедили Карелина:

– Если Илья еще летом идола откопал, почему вы решили, что он до сих пор в доме?

По тому, какими взглядами обменялись Людмила и Петер, Астра поняла – они уже это обсуждали.

– У меня нет весомых аргументов, – призналась бывшая солистка. – Кроме голоса.

– А вы не допускаете, что Борецкий просто развлекается таким образом? И «русалии» – всего лишь способ разогнать скуку?

– Идол близко, – уверенно заявила Людмила. – Я его чувствую. Он где-то рядом. И голос то же самое говорит.

– Что же он такое говорит?

– Лови дыхание огненного всадника...

– Как это – лови? – не понял Матвей.

– Не знаю... Я уже говорила, что смысл слов Велидара ускользает от меня. Мы с Петером истолковали это по-своему, и никакого результата. Во флигеле искали, в доме пытались – ничего. Вдобавок еще эта тетка нас засекла. Что нам оставалось, как не уносить ноги?

– Вы в печке искали, потому что Семаргл – огненное божество? – догадалась Астра. – Логично. Я бы, пожалуй, пошла тем же путем.

– А толку-то? – всплеснула руками Троицкая. – Лови дыхание огненного всадника... Я ловила! Надеялась, чутье приведет меня к нему. Ага! Как бы не так! Потыкались туда, сюда – едва удалось убежать. С чем пришли, с тем и ушли.

Астра вспомнила слова Альрауна во сне: «Русалки нынче злющие-презлющие. Еще бы – проворонили, проморгали...» Что они могли проморгать? Крылатого пса! Их охранять оставили, а они не справились. Людмила права, идол где-то рядом. Кем-то уже овладело безумие, и труп невинной девушки тому подтверждение. Выходит, убийца – Борецкий.

– В доме находились люди, и вы это знали, – сказала она. – Как вы собирались обыскать жилые комнаты?

– Никак, – ответил Петер. – Вряд ли возможно держать идола в жилом помещении. Его вибрации не позволят.

– Но флигель вы перерыли?

– На всякий случай. На самом деле мы не ожидали обнаружить его там.

Астра подняла глаза на блондинку и неожиданно спросила:

– Почему в «Спичке» вы убежали от Вишнякова?

Людмила залилась краской, смешалась.

– Я сама не до конца понимаю, что на меня накатило тогда... Он пригласил меня за свой столик, я пришла. Мы мило болтали, и вдруг я словно провалилась куда-то... Я имею в виду, на меня нахлынули воспоминания о том, чего со мной не могло произойти. Я увидела себя... в общем, не важно. Мое тело горело, я вся задрожала от странного возбуждения, ужаса и какой-то болезненной страсти... Еще минута, и я бы потеряла контроль над собой. Поэтому я вскочила, что-то пролепетала и, не чуя под собой ног, отправилась в комнату, где мы переодевались. Меня подгонял страх. Не могу объяснить, чего я боялась. Я чувствовала себя как женщина, застигнутая в постели с любовником... К этому примешивались ненависть и отвращение. Когда я оказалась в комнате, я уже не владела собой. Не помню, кто вошел... Сила, которой я не могла противиться, бросила меня в объятия этого мужчины. Вдруг раздался громкий стук в дверь – он отрезвил меня, я очнулась от наваждения, подняла глаза и обомлела. Передо мной стоял... Вишняков! Я отпрянула вне себя от стыда и недоумения. В комнату ворвались охранники клуба, они что-то говорили, но я не слышала. Кажется, я спряталась за ширмы. Кровь гудела, сердце грозилось выскочить из груди. Когда меня оставили одну... я открыла окно и выскочила на улицу. Бежала по снегу, как в лихорадке, не ощущая холода. На мое счастье, по дороге к клубу ехала машина Петера. Он увидел меня, остановился и подобрал...

– Так и было, – подтвердил Бергхольц. – Я ехал в клуб. Вишняков позвонил мне и пригласил скоротать вечерок. Сообщил, что заказал шоу «Русалок». Правда, я отказался – решил не рисковать. Я не очень искусный притворщик, мог бы выдать как-нибудь, что знаком с Леей. Да и ее подводить не хотелось. Нам обоим пришлось бы следить за собой. Зачем создавать друг другу сложности? В общем, я сидел в гостиничном номере и вдруг начал нервничать, беспокоиться. Просто места себе не находил. В голову пришла мысль, что нужно ехать в клуб. Я собрался, взял машину и... оказалось, что я поступил правильно. Я глазам не поверил, когда увидел ее – раздетую, на морозе... Она не сразу меня узнала. Потом, когда немного согрелась и у нее перестали стучать зубы, она спросила: «Петер, ты? Откуда?»

Глава 33

– Я решила не возвращаться в группу, исчезнуть, – объясняла Людмила. – Оправдывала себя тем, что Калганов не простит сорванного выступления, будет орать, взыщет с меня неустойку, и я попаду в настоящую кабалу. Но на самом деле мной овладел панический страх. Наверное, испугалась преследований Вишнякова. Он бы не оставил меня в покое. Такие люди не привыкли отступать. С его деньгами он мог сделать со мной все, что угодно: нанять бандитов, чтобы они меня похитили и заперли в каком-нибудь подвале, изнасиловать, убить. Я бы попала в список пропавших женщин, которых ищут, но так и не находят. Велидар ли предостерегал меня или мое воображение рисовало картины ужасов, но я боялась нос высунуть из квартиры. Мой паспорт остался в сумочке в клубе, и Калганов наверняка забрал его, надеясь, что я объявлюсь. Но я не собиралась этого делать. Со временем Петер отвез бы меня домой, и я бы оформила новый.

– Я снял для нее квартиру за городом, в Подольске, – добавил господин Бергхольц. – Она пожила там немного, а перед Новым годом мы приехали сюда. Я не разделял ее страхов по поводу Вишнякова, пытался объяснить, что у нее предубеждение против этого человека. Но она не хотела слушать.

– Вам было известно, что Вишняков приедет на Новый год к вашему соседу?

– Мы понятия об этом не имели, так же, как и о том, что Борецкий пригласил «Русалок» – мы совершенно не ожидали их там увидеть. Когда рядом с флигелем разводили костер, Людмила выглянула, узнала девушек и ужаснулась. Но мы решили продолжить начатое.

– А Вишнякова вы узнали? – спросила Астра у Троицкой.

– Тогда нет, конечно, ведь все были в масках. Я узнала его позже, когда мы были в холле, а он спускался по лестнице. Он зажег свет и... – У нее перехватило дыхание. – Трудно описать, что я испытала. Если бы грянул гром или рухнул потолок, это поразило бы меня меньше.

– Вы понимали, что ваше исчезновение окажется ударом для группы?

– Да... Я сожалела об этом, но у меня не было выбора. Я ожидала скандала, взрыва, знала, что Калганов будет меня искать. Однако ничего не произошло. Петер по моей просьбе навел справки и сообщил, что девушки продолжают выступать... в том же составе. Я была удивлена, но потом догадалась: Рома нашел мне замену – дублершу похожей внешности. Он мог заранее ее готовить. Время от времени он грозился создать второй состав, который постоянно был бы на подхвате. В шоу-бизнесе такое практикуется. «Двойники» популярных артистов даже ездят на гастроли, выступают на частных вечеринках – зачастую без ведома тех, кого они копируют.

– Как вы думаете, почему Калганов скрывал, что вместо вас солисткой группы стала другая девушка? Об этом молчали и сами «русалки», и пресса.

– Частично из-за поклонников, – предположила Людмила. – Иногда они становятся фанатами творческого коллектива в целом, а иногда – отдельных личностей. Если из группы уходит ведущая певица или певец, падают продажи кассет, дисков и, естественно, меньше публики приходит на выступления.

– Ну да... – согласилась Астра. – В театр тоже нередко ходят на определенного артиста, а не на спектакли.

– Я, наверное, приложил к этому руку, – признался Бергхольц. – Хотел как лучше. Я через подставное лицо предложил Калганову совместный проект: турне «Русалок» по крупным городам Европы и прочее. Обещал взять на себя рекламную кампанию. Мой дядя – преуспевающий музыкальный продюсер, он заинтересовался группой именно из-за «фольклорной программы». Моим обязательным условием было участие в проекте в первую очередь Леи – то есть Людмилы Троицкой. Калганов с радостью ухватился за эту возможность. А тут произошел инцидент в «Спичке», Лея исчезла... И Калганов приложил все усилия, чтобы скрыть сей факт. Я старался помочь Миле сделать карьеру певицы, а вон как все обернулось.

– Да, пожалуй, в первую очередь Калганов рассчитывал скрыть замену от партнеров, – подтвердила бывшая солистка. – А потом уже от всех остальных. Наверное, он не терял надежды на мое возвращение. Если бы я не вернулась, новенькая продолжала бы выдавать себя за настоящую Лею.

– Но это обман! – негодовал немец.

– Зато проект бы не сорвался.

– Группа держалась на тебе, – возразил он. – Разницу бы все заметили. Ты одна умела «завести» публику.

Ее лицо порозовело, глаза заблестели.

– Знаете, когда Рома заставил нас включить в репертуар «языческие игрища», это захватило только меня. Я как будто окунулась в родную стихию, словно рыба, которую пустили в воду. Во время выступления я забывала, что нахожусь на сцене, во мне оживало что-то древнее, какие-то инстинкты. Танец вводил меня в настоящий транс, даже посещали видения. Я представляла себя в роли княгини-русалки, в окружении незнакомых мне людей и делала то, чего мы не репетировали... Мои импровизации просыпались во мне под воздействием музыки и движений, я так погружалась во что-то неведомое, далекое, что долго потом приходила в чувство. Из-за этого пошли слухи про наркотики, которые я будто бы принимаю перед выступлением...

Она вдруг замолчала, сжала губы, встала, отошла к окну и отвернулась.

– Я видела ваш «Хаммер» у дома, где поселились «Русалки» после исчезновения Леи, – сказала Астра, глядя на Петера. – Вы следили за ними?

На сей раз он не отпирался:

– По просьбе Людмилы.

– Это не было слежкой, – отрывисто произнесла она, продолжая стоять у окна. – Я просто хотела... Вы не поймете. Новая солистка оказалась моей копией – не во всем, конечно. Но издалека ее мог бы отличить только придирчивый и острый глаз. Меня тянуло смотреть на себя со стороны! Это непередаваемое ощущение. Я не могла явиться в клуб или ресторан, где девочки пели, боялась, что кто-нибудь из них меня узнает: кроме лица, ведь есть еще фигура, походка, жесты. Оставалось наблюдать на улице из машины.

– Я возражал, – усмехнулся Бергхольц. – Машина приметная. А в такси Мила садиться отказывалась. Вдруг таксист проявит чрезмерное любопытство?

– Петер уговаривал меня вернуться в группу, но когда я увидела новую Лею, то поняла – этот этап моей жизни закончился. Начинается следующий. Каким он будет, я не знаю. Когда-то Велидар рассказывал мне про русалок, леших, языческих богов, и петь в группе, которая называется «Русалки», казалось мне благоволением судьбы. Какая-то сила вела меня, и я решила подчиняться. Мой побег из «Спички» оказался поворотным моментом. Я чувствовала, что поступила правильно...

Астра слушала и одновременно изучала содержание записки:

– Вот тут сказано «ты назвала мне чужое имя». Что это значит?

– При нашем знакомстве я назвалась Диной, – не хотела говорить первому встречному, как меня зовут. Велидар сразу догадался, что я солгала. Но в записке он намекает на что-то другое, более глубокое.

– Вишняков считает, что вы пытались оказывать на него воздействие, внедряли в его сознание мысли о смерти.

– Что за чушь? – возмутилась Людмила. – Я не умею этого делать. Даже если бы и умела...

Она не договорила.

– Вам знакома фраза: «Плету саван покойнику, плету покров мертвецу»?

– Нет! То есть да... Это проклятие. Существует поверье, что так выглядит месть русалок. Они являются обидчику во сне или наяву и нашептывают одно и то же.

– Откуда вы знаете?

Красавица блондинка пожала плечами:

– Знаю, и все...

– А где ваш сценический костюм? – спросила Астра.

– В котором я убежала из клуба? Здесь, в моем чемодане. Он стоит уйму денег – ручная работа и все такое. Собираюсь как-нибудь отослать его Калганову.

Матвей поглядывал на часы. Время шло, во флигеле лежал труп Киры Сарычевой, а они ни на йоту не приблизились к разгадке, кто же ее убил.

– Может быть, Кира умерла вместо вас, госпожа Троицкая? – произнес он в наступившей тишине...

* * *

В усадьбу Борецкого они возвращались вчетвером, в «Хаммере» Вишнякова. Петер и Людмила ехали на заднем сиденье.

– Разве в этом есть необходимость? – поначалу сопротивлялся немец.

Астра привела магический довод.

– Вы хотите увидеть идола? Тогда сделаете то, о чем я вас просила.

Хотел ли он? Это желание давно переросло в болезненное наваждение.

– А мы его увидим? – спросила Людмила.

Астра ответила строчкой из записки мифического Велидара:

– Знаки огня укажут на безумных...

Матвей предусмотрительно помалкивал. Его дело – крутить руль и доставить всю компанию в целости и сохранности до дома «вождя русальцев».

– Я бы не хотела давать объяснения милиции, – сказала Троицкая. – Особенно впутывать Петера. Мы действительно не имеем отношения к убийству. Да, мы залезли в чужой флигель, потом в чужой дом, связали двух пареньков, но не причинили никому вреда. Мы не собирались ничего красть!

– Если бы вы нашли идола, то забрали бы его?

– Да, потому что он не может быть чьей-то собственностью. Его нужно вернуть Велидару.

– Интересно, каким образом? – не выдержал Карелин. – Вы же сами утверждаете, что молодой человек мертв.

– Он мне подскажет.

– Ну да, конечно. Голос!

Матвей источал сарказм. Однако надо отдать Астре должное: она нашла настоящую Лею и получила у той объяснения по поводу инцидента в «Спичке». Отработала гонорар.

– Как ты догадалась, что Троицкая в том коттедже? – поинтересовался он.

– Ясновидение.

– Так я и поверил!

– Если честно, я воспользовалась методом тыка. Петер – немец, а Вишняков упоминал о приятеле из Германии. Раз события происходят вокруг Леи, значит, она должна быть где-то недалеко, принимать участие. Странные грабители, которые лезут в дом, полный гостей, навели меня на мысль, что это вовсе не грабители. Их следы оборвались на проселочной дороге, которую знают только местные. А рядом – недостроенный коттедж. Разве не ты говорил про отпечатки женских ног?

– Я думал, ты не приняла во внимание.

– Я рискнула связать эти факты.

Петер и Людмила всю дорогу не проронили ни слова. Вероятно, они раскаивались в своей неосторожности. А может, и нет.

«Хаммер» освещал фарами белую ленту, по бокам которой тянулась черная стена леса. Ветер стих, крупные редкие снежинки падали на лобовое стекло, как обессилевшие бабочки. Когда впереди показались огни дома Борецкого, Астра повернулась к пассажирам: господин Бергхольц заметно волновался, его спутница во все глаза смотрела на дом.

– Я не хочу! – резко бросила она.

– Не хотите увидеть себя со стороны... мертвой? – усмехнулся Матвей.

– А вы циник! Зачем вы нас везете сюда, если...

– Это не моя инициатива, – перебил он. – Астра обещала вам идола, вы клюнули. Я только водитель. Вы с ней договаривались, не я.

Он притормозил, сворачивая к флигелю, и припарковался так, чтобы «Хаммер» закрыл собой входную дверь. Теперь из дома не будет видно, как Петер и Людмила спрячутся во флигеле.

– Совсем как в новогоднюю ночь, – сказала Астра. – Никто не будет знать, что вы здесь.

– Почему мы должны... – запыхтел Петер, но осекся под взглядом Людмилы. – Хорошо, мы останемся. Надеюсь, ненадолго? Ужасно неприятно находиться в одном помещении... с трупом.

– Мертвые не кусаются.

Немец посмотрел на темные окна флигеля, и его передернуло. Людмила прижалась к нему, закрыла глаза. Ей стало жутко...

* * *

В доме свет горел на первом этаже, значит, вся компания сидит кто в зале, кто в кухне, кто в библиотеке. Вишняков, вероятно, спит в своей комнате.

Дверь Астре открыл Борецкий с серым от усталости и нервного напряжения лицом.

– Ну как? – с порога спросил он. – Удалось что-нибудь узнать? Застали соседа?

– Да, но он спал, ничего не видел, не слышал.

Борецкий понуро кивнул:

– Так я и думал. А что сказали в деревне?

– Мы решили туда не ездить. Уже темно, и вообще, нет смысла ходить по домам, тревожить людей, когда и так ясно, что убийца – среди нас.

Хозяин дома оглянулся на закрытую дверь в зал и прошептал:

– Я пришел к такому же выводу. Думаю, он – сообщник грабителей.

– Почему он, а не она?

– Ты кого-нибудь подозреваешь?

– Нет.

Астра не лукавила, ее подозрения перешли в твердую уверенность. Осталось выяснить некоторые детали. Но Борецкий истолковал ее ответ по-своему.

– У всех, кто не ходил в парк, – алиби, – заявил он. – Мы тут сидели, разговаривали и выяснили, что они постоянно были друг у друга на виду. Строители, Ульяновна, Бэла, Юна и Мио не могли убить...

Астра кивнула.

– Я попросил всех держаться вместе, – доложил Борецкий. – Каждый наблюдает за каждым. Ужасно неприятно! Егор лежит у себя в спальне, я приставил к нему Виктора. Нельзя оставлять беспомощного человека без присмотра. Парни вне подозрений, так что на них можно положиться.

– Вишняков совсем не может ходить?

– Может, но лучше дать ноге покой. Кстати, со связью полный завал. Удивляюсь, как мы в милицию дозвонились. Что будем делать? – растерянно спросил он. – Какой сегодня длинный и тяжелый день, просто бесконечный...

У Астры созрел план действий.

– Попросим Матвея заменить тебя на посту стража порядка, а сами уединимся в твоем кабинете.

– Праздник удался, ничего не скажешь, – вздохнул Борецкий. – Ты, наверное, голодная. Мы-то поужинали, если это можно так назвать. Никому кусок в горло не лез. Как подумаю, что она лежит там одна, в темноте, в холоде...

Подошел Матвей, который заходил во флигель проверить, на месте ли труп. В принципе, куда бы ему деться? Однако в этом доме происходят странные вещи. Он едва заметно кивнул Астре, – все в порядке.

– Я не против подкрепиться, – заявил он с неуместной улыбкой. – А ты, дорогая?

– Ужин готов. Стол накрыт в зале. Иди, ешь, я потом.

В кабинете было холодно и не так уютно, как ей показалось в первый раз. Мебель давила своим весом, в углах таился мрак, свет настольной лампы придавал стенам серый оттенок. Борецкий тяжело опустился в кресло, забыв предложить ей сесть. Он производил впечатление человека, убитого горем.

– Мне побеседовать надо кое с кем, – доверительно сообщила Астра. – Здесь будет удобнее всего. Можно?

– Пожалуйста...

– Начнем с тебя.

Борецкий безучастно кивнул. Она удобно устроилась на диване.

– Илья, расскажи мне, как ты чуть не стал археологом?

– Что? А, это... – Он сделал вялый жест рукой. – Теперь уже не важно... Все не важно...

– Ошибаешься. Именно это как раз имеет первостепенное значение.

В его глазах мелькнуло недоумение.

– При чем тут археология? Да, я интересуюсь предметами старины. Искал спонсора, чтобы начать раскопки в Городище. Готов был свои деньги вложить, но мне отказали. Не так это просто, получить разрешение на проведение археологических работ.

Было видно, что он с трудом заставляет себя говорить.

– А у себя в парке, во дворе копать не пробовал? Здесь ты хозяин, никого спрашивать не обязан.

– Пробовал, и что? К чему ты клонишь?

– Нашел? – не мигая, уставилась на него Астра.

– Ну, копал в парке летом, наткнулся на обломки мраморного памятника. Бывшие хозяева усадьбы похоронили там любимую собаку. Крестик еще ржавый вырыл и пару медяков.

– И все?

– Все.

– Илья, мне не до шуток. Убита девушка, завтра приедут оперативники...

– Да знаю я, знаю! – рассвирепел Борецкий. – Не хуже тебя понимаю, что здесь начнется. Говори прямо, в чем дело?

– «Русалкин колодец»...

– Ах, это... Думаешь, колодец виноват? Аномальная зона и все такое? Народ болтает кто во что горазд. Мне и прораб намекал – дескать, нечистое место, освятить бы надо. Не поможет! Есть что-то, значит, есть. Ты еще про идола спроси! Говорят, раньше тут лес был, глухомань, чаща непроходимая, где волхвы тайное святилище устроили и прятали крылатого пса Семаргла. Кто на него взглянет, того оторопь берет и, говоря по-нашему, крыша съезжает. С идолом могли иметь дело только маги высшей касты. Один из них, по слухам, где-то в здешних местах похоронен.

– Откуда тебе это известно? Про идола, про могилу?

– Да уж не в книжке прочитал! Люди из уст в уста передают. Информация искаженная, но какие-то крупицы правды в ней есть. До того, как я строительство дома развернул, кто сюда только не являлся. Паломники за паломниками... Мне, между прочим, сны вещие снятся! – выпалил он. – Раньше такого не было, а здесь началось!

Борецкий вскочил и зашагал по кабинету.

– Черт! Мне же Снегурочка снилась, ледяная девушка, и тело замерзшее у дерева... Точно! Как же я забыл? А перед тем я еще чародея видел во сне. Он как будто встал из могилы и грозил посохом: «Кто меня потревожит, дорого поплатится...» Сон был путаный, мутный. Золотой всадник скакал по лесу, потом превратился в огромного пса со змеиным хвостом, с крыльями, взмыл в небо и озарил его огненным сиянием... Я после той ночи неделю чумной ходил. Веришь?

– Выходит, ты могилу волхва искал?

– Я похож на грабителя могил? – обиделся Борецкий. – Ничего конкретного я не искал. Просто интересно было покопаться в земле... Ты бы тоже не отказалась!

Астра подумала, что археология не относится к числу ее увлечений, но... звучит заманчиво. В этом хозяин дома прав.

– А мог кто-нибудь из твоих друзей в земле копаться?

– Без моего ведома? Нет!

– А для строительных работ что-нибудь рыли? Котлован, например.

– Какой котлован? Дом без подвала, фундамент укрепили, и все. Ну, коммуникации прокладывали, яму выгребную делали. Работы производились на виду. Если бы нашли чью-нибудь могилу, я бы знал. – Борецкий начал заводиться. – Послушай, не темни. При чем тут могила волхва? Это когда было-то? Сегодня мою... гостью убили, певицу, которую я пригласил... У меня в доме произошло убийство!

– Не в доме...

– Какая разница? Я здесь за все в ответе...

– Выходит, ты не нашел идола?

Борецкий нервно захохотал.

– Я его и не искал! Так, баловался, развлекался.

– Хорошо. Пригласи сюда, пожалуйста, Чару.

Илья Афанасьевич хотел то ли возразить, то ли задать вопрос, но только дернул подбородком и послушно вышел.

Глава 34

Ни Чара, ни Алина Бутылкина про идола слыхом не слыхивали. Они взирали на Астру в немом изумлении. Кроме встречных вопросов, она ничего от них не добилась.

Вишняков в кабинет прийти не мог, а если гора не идет к Магомету...

На втором этаже у двери в спальню пострадавшего сидел один из парней-помощников, клевал носом.

– Пропустишь меня, Виктор? – улыбнулась Астра.

Он встрепенулся, вскочил.

– Да, конечно, только господин Борецкий велели без его ведома никого...

У парня вспотели ладони, и он вытер их о штаны. На нем так и осталась подпоясанная кушаком рубаха с грозным грифоном на груди.

– Хозяин в курсе. Позвать его?

– Не надо, я вам верю.

С этими словами Витек постучал в дверь. Оттуда раздалось недовольное: «Входите...»

Вишняков не спал. У него болела нога, на душе скребли кошки. К бульону и пирожкам, которые принесла Ульяновна, он даже не притронулся.

Астра вошла, села в кресло рядом с кроватью.

– Я, наверное, не смогу уснуть. Перевозбудился! – пожаловался он. – Травы не действуют.

Отведенная ему спальня мало отличалась от других гостевых комнат – те же обои, тот же дух восемнадцатого века, похожая мебель и картины на стенах.

– Егор, я хочу выяснить кое-что, – с сочувствием произнесла Астра. – Как твоя лодыжка?

– Ноет.

– Принести обезболивающее?

– У Ильи только аспирин, – раздраженно отмахнулся он.

– Я найду. Бэла, кажется, принимает анальгетики. Сходить?

– Потом... Как там дела? Как все? – В его глазах появился интерес. – Что-нибудь прояснилось? Я имею в виду...

– Убийство?

– Да. Кошмар какой-то... Мне Борецкий когда рассказал, я просто ужаснулся. Бедная девочка! Что за изуверство? Раздеть, привязать к дереву...

В его голосе не слышалось боли. Видимо, он не сомневался, что погибла не настоящая Лея.

– Ты видел ее?

– Мертвую? Нет... Илья обещал, как только освободится, поможет мне добраться до флигеля. Он сам не свой, боится, как бы еще кого-то не убили. Насколько я понял... преступник среди нас?

Астра кивнула.

– Ты находился ближе всех к той ели, где нашли труп. Ничего не слышал? Не заметил чего-нибудь подозрительного?

Он привстал, поднял повыше подушку.

– Ничего... От боли в голове помутилось, наверное, сознание потерял. Какие-то звуки доносились, ветер выл...

Над кроватью висела картина с изображением летней прогулки в саду – молодой человек в шляпе с перьями вел под руку даму в светлом платье. Чем-то он неуловимо напоминал Борецкого.

– Скажи, Егор, зачем ты ночью вышел из комнаты? – со вздохом спросила Астра.

– Я уже говорил – беспокойство мешало мне уснуть и...

– Только беспокойство? Никакой другой причины не было?

Вишняков поморщился и отвел глаза.

– Хорошо, раз ты настаиваешь... Да, я не мог отделаться от мысли, что Лея – это не Лея. И решил положить конец своим мучениям. Заглянуть в комнату девушек, если у них не заперто, и убедиться, что Калганов жулик, мошенник. Прислал дублершу вместо настоящей солистки! Пусть бы Илья поднял скандал... – Он запнулся и сглотнул. – Прости. Нелегко признаваться в собственной слабости. На самом деле мне было плевать на Калганова! Я хотел увидеть лицо Леи без грима, чего бы мне это ни стоило. Сейчас же, немедленно. Безумие? Не стану отрицать. Страсть лишает мужчину разума. Именно с этой целью я вышел в коридор, но, к моему счастью, внизу раздался шум... и я избежал позора быть застигнутым за неблаговидным занятием. Я отправился на первый этаж... Остальное тебе известно.

– Значит, ты не заглядывал в другие комнаты?

– За кого ты меня принимаешь? За маньяка? Меня интересовала Лея и никто больше. Сейчас, когда она... когда ее... убили, я почти не сомневаюсь, что Калганов всех обманул. Мне жаль погибшую девушку, но не так, как если бы умерла Лея. Я бы почувствовал... Иногда мне кажется, нас с ней связывает нечто такое, что не поддается объяснению...

– Поэтому ты убил подставную солистку? Отомстил за надувательство? За обманутые надежды?

Лицо Вишнякова побагровело, глаза налились кровью.

– Ты в своем уме? Я не терплю обмана, но в данном случае девушка не виновата. Даже если и так, это не повод для убийства. Я что, ненормальный?

– Может, ты ревновал ее к Борецкому?

– Поначалу да. Но я не отношусь к мужчинам, которые убивают из ревности. А после того, как я засомневался, та ли это Лея, ревность улетучилась. Мне не нужна была другая девушка...

По мере того как он говорил, его лицо приобрело прежнее выражение легкого недовольства.

– Ладно, не злись, – улыбнулась Астра. – Тебе Борецкий рассказывал про «русалкин колодец»?

– Да, он всем хвастался.

– А про идола тебе известно?

– Конечно. Илья мне все уши прожужжал. И про колодец, и про золотого всадника, который ему приснился. Еще он говорил, будто на территории парка в давние времена стоял дремучий лес, в котором волхвы то ли тайное капище устроили, то ли могила там какая-то есть... Он мечтал идола золотого откопать! Борецкий – импульсивный, эмоциональный человек. Он быстро увлекается и так же быстро остывает. Полагаю, он «зимние русалии» устроил со смыслом. Хотел заставить идола откликнуться! Ради этого и костер затеял, и жертвы огню принес – хоть и соломенные. Дай ему волю, он бы живьем кого-нибудь в пламя бросил.

Все-таки Вишняков ревновал. Чуть-чуть, самую капельку.

– Он ничего тебе не говорил про убитую девушку? Что заметил подмену, например?

Участницы группы об этом молчали, они безуспешно пытались связаться с Калгановым, сообщить о смерти Киры и получить от него «добро» на разглашение тайны. Один Вишняков заподозрил неладное, но тоже держал язык за зубами.

– Ничего. Я все-таки хочу взглянуть на... тело. Исключить остатки сомнений.

– Тебя только это волнует?

– Сейчас да.

– Тебя совсем не интересует идол?

Вишняков взял двумя руками ногу и устроил ее поудобнее.

– М-ммм-м, болит, чертяка. Наверное, все же есть трещина.

– Ты не ответил.

– Я бы с удовольствием купил его у Ильи, – без обиняков заявил он. – Однако боюсь, никакого идола не существует в природе. Вымыслы, фантазии...

* * *

Витек оставил свой пост на товарища и спустился вместе с Астрой в кабинет. Он отвечал на вопросы сухо, осторожно, словно ожидая подвоха.

– Ты москвич?

– Не-а... Приезжий. Из Смоленска.

Астра присмотрелась к нему поближе – хитрые глаза, нос с горбинкой, черные волосы, отросшая щетина. Сильного волнения не заметно. Вид скорее усталый, сонный, чем встревоженный.

– Ты был раньше знаком с кем-нибудь из девушек-«русалок»?

– До вчерашнего дня? Нет. Откуда?

– Про раскопки слышал что-нибудь?

– Какие еще раскопки?

Ледяной мрак стремительно опустился на дом и парк, ветра не было, редкие снежинки пролетали в черноте, как серебристые мотыльки. Шторы на окне кабинета были подняты, и парень смотрел не на собеседницу, а мимо, в немое лицо ночи за стеклом.

– Значит, ты ничего не копал?

– Я? Нет, не копал...

– А другие?

– Только по строительству – траншею для труб, дренажные канавы. Еще осенью. Зимой земля твердая, как камень.

– А колодцы?

– Колодцы копала специальная бригада. В начале лета. Здесь на глубине – плывун... чуть кольца не снес. И ключи бьют. Не успели выкопать, чистить пришлось. Потом еще и еще. Там, где стыки, вода дыры промывает и наносит песок и глину, – охотно принялся объяснять парень. – И вообще, тут всякие аномалии.

– Какие аномалии?

– Разные. То воды в колодцах полно, то вдруг ушла куда-то... Насосы без конца ломаются. Ведро опустишь, а его будто дергает кто. Как-то раз оборвалось ведро, и с концами. Не нашли.

– Ты сам видел?

– Не я, другие говорили. Может, и придумали спьяну. Печник у нас был, так он по воду боялся ходить. Русалки ему мерещились. Один колодец и правда называется «русалкиным». Надо скважину бурить артезианскую, – вздохнул Витек. – Воды для дома много нужно, а зимой колодцы как чистить? Петрович говорил хозяину про скважину, тот согласился. Летом сделают.

– Петрович – это кто?

– Прораб наш.

– Когда колодцы копали, ничего подозрительного не заметили?

– Не я же их копал...

– А чистить тоже бригада приезжала?

– Раз – бригада, а потом они были заняты на другом объекте, нам самим чистить пришлось. Мне и Толику. Он немного понимает в этом: у него отец всю жизнь колодцы копал. Другие боялись туда лезть, вот Петрович нас и уговорил.

– Значит, вы оба колодца чистили?

– Ну, да, в разное время.

– Как это делается? Можешь мне рассказать?

Удивление Витька росло с каждым вопросом. Он решительно не понимал, почему эту дамочку интересуют колодцы. Девушка ведь не в колодце утопилась, а в лесу замерзла.

– Как-как, обыкновенно. Воду выкачали, потом оделись потеплее, сверху резиновые костюмы натянули и спустились вниз, на дно. Вернее, Толик спустился, а я сверху помогал. Он в ведро жижу набирал, а я поднимал и выбрасывал. Так и чистили. Не до конца, правда...

– Что-то случилось?

– Толик испугался и выбрался оттуда. Говорил – дно зыбкое, того и гляди засосет. И вода вдруг начала прибывать по-сумасшедшему.

– Это был «русалкин колодец»?

– Ну да...

– Когда вы его чистили?

– Поздно, в конце ноября, кажется. Сначала сильно похолодало, а потом неожиданно наступила оттепель, снег растаял. Петрович говорит: «Лезьте, ребята, хозяин вам хорошо заплатит». Осенью это уже не делается, но если воды нет, какой выход? Нам и для работы вода была нужна, и помыться. Полезли...

– А про идола ты слышал что-нибудь? – напоследок спросила Астра.

– Что за идол?

– Языческий. Выглядит как всадник или крылатый пес.

Парень замотал головой, смущенно улыбнулся:

– Нет, ничего такого не слышал.

У него была правильная, грамотная речь.

– Ты где-нибудь учишься?

– Ага, в строительном. Заочно...

Она поблагодарила его и попросила позвать Толика.

Через пару минут в кабинет вошел второй «помощник ватафина». На его русальской рубахе тоже красовался искусно вышитый лев с крыльями и птичьей головой. Почти крылатый пес Семаргл.

Астра задала пареньку те же вопросы, что и его напарнику. И получила те же ответы.

Последним она вызвала на беседу Степана Бутылкина. Может быть, он что-нибудь слышал про идола?

Вчерашний Арлекин выглядел усталым, под глазами проявились мешки.

– Идол? Ерунда... Куски мрамора от собачьего захоронения, вот и все, что нашел Илья.

– А колодцы?

– Что колодцы? Возни с ними много. То и дело чистить надо.

Оказывается, для оформления колодцев Борецкий нанимал резчиков по дереву.

– Я ему мастеров посоветовал, – сказал Бутылкин. – Из Костромы. Такую красоту навели, глаз не отведешь! Это сейчас ничего не видно, потому что снегом засыпано. А весной все растает, поглядишь, какие кружева! Илья еще беседку деревянную хочет соорудить в парке, наподобие Берендеева терема, тоже с резьбой...

– Не хочу ждать до весны! – воскликнула Астра. – Хочу сейчас посмотреть!

– А снег?

– Очистим...

– Что за спешка? Человека убили, а ты...

Из кабинета они вместе отправились в зал. Несмотря на поздний час, никто не ушел к себе спать. Тускло горели настенные бра. Елка переливалась огнями гирлянд, но вместо праздничного дерева она походила на погребальное. Все, кроме экономки, Борецкого, Вишнякова и «грифонов», сидели за столом. Ульяновна готовила на кухне чай. Витек остался охранять больного, Толик курил у открытой форточки. Хозяин, сам не свой, ворошил кочергой угли в камине. Матвей доедал десерт.

«Ну, что?» – спрашивал его взгляд. «Пока ничего!» – взглядом же ответила Астра. И подошла к Борецкому.

– Говорят, на твоих колодцах – дивная резьба?

– То могила, то колодцы! – вспылил он. – Скажи лучше, что делать будем? Завтра менты приедут. Где убийца?

– Здесь...

Он судорожно сжал в руке кочергу, что не ускользнуло от ее внимания.

– И ты его знаешь?

– Полагаю, да...

– Кто? – вскочил Илья, оглянулся на присутствующих и, сцепив зубы, сел.

Астра наклонилась к его уху, прошептала:

– Не скажу. У меня нет доказательств, одни догадки. Предлагаю устроить провокацию. Пусть он выдаст себя, иначе выйдет сухим из воды. – Она засмеялась. – Если русалки позволят.

Борецкому это не понравилось.

– Вот еще! – фыркнул он. – Назови мне его имя... Сам порву!

– А если я ошибаюсь? Тогда что?

– Говори! – настаивал вчерашний вождь «русальской дружины».

– А если это ты?..

Глава 35

Стрелки часов приближались к полуночи. Вся компания, перешептываясь, топталась в холле. Обувались, натягивали шубки, куртки и дубленки. Бутылкин отпускал плоские шуточки. Певицы роптали.

Виктор помог господину Вишнякову спуститься, и теперь он, одетый, сидя ждал, пока его отведут во флигель.

– Тебе лучше было оставаться в постели, – сказал ему Матвей. – Ноге нужен щадящий режим.

– Я ему твержу то же самое, – поддакнул Борецкий. – А он – ни в какую! Ведите его, и все. Уперся!

Астра встала на сторону своего клиента.

– Не мешай человеку, – втихаря одернула она Матвея. – Он имеет право сделать то, что все мы уже сделали, – увидеть мертвую девушку. И единственный, кроме «русалок», кто может засвидетельствовать, что убита не Людмила Троицкая, а Кира Сарычева.

– Он что, знает... знал Киру?

– Он знает в лицо настоящую Лею.

Матвей вынужден был сдаться.

– О чем вы там шепчетесь? – сердито поинтересовалась Алина Бутылкина. – Куда мы идем? Опять к трупу? Увольте! Ни за какие коврижки!

– Необходимо еще раз произвести опознание, – неуверенно объяснил Борецкий. – Днем мы все были шокированы, потрясены, могли ошибиться.

– В чем? – взвилась Бутылкина. – Принять ее за кого-то другого? Прости, Илья, но ты ведешь себя странно! Сегодня утром мы все... за исключением Егора, – она повернулась в сторону Вишнякова, – видели лица девушек без грима. Я отлично запомнила Лею, мы вместе бродили по парку, пока они вот с этой жгучей брюнеткой, – она повернулась к Чаре, – не отстали. Может, кто-то и обознался, но только не я!

– Вас никто не заставляет идти, – буркнула Юна. – Оставайтесь. Силой не потащим.

Ее поддержали Бэла и Мио.

– Ненормальные... – не на шутку разошлась вчерашняя Коломбина. – Ночью вести нас смотреть на покойницу!

– Прекрати, – процедил сквозь зубы Бутылкин. – Не устраивай сцену.

Алина надулась, оскорбленно поджав губы.

– Я не хочу участвовать в этой афере! – пробормотал Матвей.

– Поздно, батенька... – усмехнулась Астра. – Ставки сделаны.

– Не надо было тебя слушать!

Она протянула ему длинный плотный шарф.

– Возьми, накинь на шею. Пригодится.

– Ну, с богом... – выдохнула Ульяновна и мелко перекрестилась.

Она наотрез отказалась заходить во флигель, но и в доме ей одной сидеть не хотелось.

Траурная процессия, – именно так выглядела вереница понуро бредущих людей, – потянулась к флигелю. Впереди, ссутулившись, шагал Борецкий, за ним, опираясь на Толика, ковылял Вишняков. Он наступал на ушибленную ногу, охая и морщась от боли.

В темных окнах флигеля отражался свет фонарей. Снег перестал, дул ветер, разгоняя тучи.

– Для собственного успокоения... – пробормотала Астра, доставая ключи.

Внутри флигеля были три раздельные комнаты – начерно оштукатуренные, без дверей. В одной, где стояла печка, жили строители, в двух других держали инструменты, лаки, краски, мешки с клеем и шпатлевкой, остатки обоев, обрезки досок и прочую дребедень.

Матвей щелкнул выключателем. Тело убитой девушки положили на пол между штабелями досок и накрыли куском брезента. Так оно и лежало.

– Пустите, – попросил Вишняков и остановился, прислонившись к стене. – Илья... – обернулся он к Борецкому, – кто-нибудь, поднимите брезент. У меня не получится.

Девушки-«русалки» и супруги Бутылкины столпились у дверного проема, ожидая своей очереди. Никто особо не торопился созерцать обнаженный синюшный труп. Только Алина, которая больше всех возмущалась и протестовала, протиснулась поближе.

– Толик, помоги, – кивнул Борецкий одному из парней. – Приподними брезент.

Виктор, по его указанию, подыскивал инвентарь, которым можно было счистить с крыш над колодцами слежавшийся снег. После повторного опознания Астра собиралась идти любоваться чудесной резьбой.

– Как-то все это не вяжется одно с другим, – ворчал Матвей. – Кощунство какое-то!

– А молодую женщину жизни лишить не кощунство? – огрызнулась Астра.

Парень, которого звали Толиком, опустился на корточки перед трупом и отвернул край брезента.

Алина сдавленно вскрикнула и осела бы на затоптанный грязью пол, не подхвати ее сзади Бутылкин. Борецкий остолбенел. Вишняков попятился, забыв о больной ноге.

На полу лежала девушка-«русалка» с распущенными светлыми волосами, в белой вышитой сорочке и алом сарафане. Во всяком случае, на плечах были видны широкие лямки от него. Никакой синевы на лице, никакой мертвенной бледности. Ее веки дрогнули...

Толик, как ошпаренный, отскочил, ударился о штабель из досок и затряс головой. Почуяв неладное, из-за спин собравшихся выглянули остальные «русалки». Юна прижала ладони к щекам и пронзительно завизжала...

– А-аааа-аа! А-а-ааа!

– Это же Лея... Лея...

– Не может быть...

– Это она...

Борецкий побледнел и покрылся испариной. Он не верил своим глазам. Под брезентом оказалась другая девушка, не Кира, не та, которую они нашли в лесу. Похожая на нее, но другая, чужая. Смерть до неузнаваемости изменила ее черты.

– Это не она... – простонал он и сделал шаг назад. – А где...

– Почему она одета? – завопила Чара. – Кто ее одел?

Вишняков онемел, и, казалось, его вот-вот хватит удар.

– Лея? – прошептал он, наклоняясь. Ушибленная нога подогнулась, и он рухнул на колени. – Это не ты... Это не можешь быть ты! Это была не ты! Не ты!

Ее губы шевельнулись.

– Ты... убил...

Кто-то истерически закричал. Кто-то бросился вон из флигеля. Кому-то стало дурно...

– Я убил не тебя! – взвыл Вишняков. – Ее, а не тебя! Не тебя, другую... То была не ты!

Матвей незаметно скользнул к нему, заломил руки за спину и крепко связал шарфом...

С Вишняковым творилось невообразимое. Он вырывался с такой силой, что, казалось, его путы лопнут, а сам он сокрушит все вокруг. Его фальшивая немощь испарилась, больная нога каким-то чудом окрепла, а тело налилось неукротимой злобой. Те, кто еще оставался во флигеле, шарахнулись в разные стороны. Матвей с трудом справлялся с разъяренным чудовищем – по-иному не скажешь. В этом рычащем и беснующемся существе невозможно было узнать человека – не то что приличного господина, преуспевающего трейдера Егора Николаевича.

– Я убил его, а не тебя! – изрыгал он. – Его! Не тебя!

Что-то в его воспаленном сознании трансформировалось, и вместо женщины он, видимо, представлял мужчину.

«О ком это он? – подумала Астра, которая старалась сохранять спокойствие. – Не хватало нам еще одного трупа!»

Борецкий, будто очнувшись от морока, бросился за веревками. Вдвоем с Матвеем они навалились на Вишнякова и крепко опутали по рукам и ногам.

– Я убил его... – продолжал завывать поверженный. – Опять убил... Я принес тебе жертву... Почему ты ее не принял?..

* * *

Небо над домом и парком прояснилось. В его ледяной черноте мерцали звезды. Ядовито-желтая луна покрыла все вокруг сусальным золотом. Свет лился из окон особняка, горели фонари. Снег искрился. Деревья застыли в холодном безмолвии.

Немногие остались во дворе – сам хозяин, Матвей, Астра, двое парней и странная пара – «воскресшая» Лея с соседом Борецкого господином Бергхольцем.

Ульяновна, которая предусмотрительно не заходила во флигель, первая убежала в дом, затворилась в своей комнате и усердно молилась.

Супруги Бутылкины, до глубины души возмущенные «опасным экспериментом», который привел их в ужас, гордо удалились. Алина разразилась злобной руганью – она стремительно превращалась из легкомысленной субретки в сварливую мегеру. И теперь муж и жена, приникнув к окну своей спальни, тщетно пытались разглядеть, что делается у колодца.

Оскорбленные жестоким «розыгрышем» девушки-«русалки» назвали хозяина сумасшедшим и демонстративно принялись звонить продюсеру. К несчастью, связи все еще не было. Разочарованные и озадаченные, они отпустили в адрес своей бывшей солистки несколько презрительных реплик и отправились к себе – то ли спать, то ли обсуждать чудесное появление блудной Леи и разоблачение убийцы.

Смерть Киры Сарычевой, как ни цинично это звучит, отступила на второй план. Для всех, кроме Борецкого. Он с трудом подавлял желание задушить мерзавца Вишнякова собственными руками или раздеть его догола и привязать к той же ели. Пусть на своей шкуре испытает все, что выпало на долю ни в чем не повинной девушки.

О причинах убийства Борецкий, поглощенный горем и жаждой возмездия, пока не задумывался, так же, как не задумывался над нелепостью происходящего. Откуда-то взялись эти люди – Людмила и Петер? Во флигеле заперты безумный убийца и его жертва, разделенные всего лишь кирпичной стеной. Утром предстоит вынести визит криминалистов и утомительные допросы... Нервы у всех на пределе.

Астра обещала дать объяснения потом, когда он сможет ее выслушать. Борецкий согласился. Его мозг отказывался что-либо воспринимать.

«Зачем я здесь? – спрашивал себя измотанный, выжатый досуха Илья Афанасьевич. – Что они собираются делать? Разглядывать резьбу? Я больше не в состоянии ничего понимать, осмысливать... Пусть все идет, как идет!»

Астра, волнуясь, подошла к колодцу, открыла деревянную крышку и заглянула вниз, в гулкую, звонкую глубину, где блестел черный круг воды. На нее дохнуло жутью... Что она надеется здесь найти? Ей показалось, будто в воде отразился слепящий глаз луны, – она отшатнулась и зажмурилась.

– Что случилось? – спросил Матвей. Он стоял рядом, переживая, как бы она не свалилась вниз.

Толик, которому приходилось лазать в колодец, вдруг захохотал.

– Огненные знаки... – прошептала Астра.

Людмила и Петер, как неприкаянные, замерли поодаль. Борецкий, словно придавленный невыносимым грузом, отрешенно наблюдал. Он дал Астре слово во всем оказывать содействие, а слово свое нужно держать.

Тем временем Виктор приставил к крыше над «русалкиным колодцем» лестницу и широкими движениями сгребал снег. Короткая лопатка казалась игрушечной в его руках. Несколько взмахов, и взглядам присутствующих открылся затейливо украшенный деревянными кружевами навес. В треугольнике между двумя скатами, по заказу хозяина, резчик поместил фигурки бородатого старца в длинном одеянии с меховой опушкой и девушку в шубке и кокетливой шапочке.

– Дед Мороз и Снегурочка! – вырвалось у Людмилы.

– Это Берендей, – поправил ее Борецкий. – А насчет Снегурочки вы угадали...

– Дед Мороз и Снегурочка... — зачарованно повторила Астра.

Наконец в ее уме закончилась работа над смыслом увиденного в зеркале. Она схватилась за витой столбик, подпирающий крышу, и попыталась дотянуться до Берендея...

Толик, не в силах остановиться, продолжал хохотать. Внезапно его смех оборвался, и он, словно белка, вскарабкался по лестнице, выхватил у товарища лопатку и замахнулся. Они сцепились и кубарем скатились вниз, в снег, прежде чем Матвей успел что-либо сообразить. Всех одолело гипнотическое оцепенение, настолько абсурдно развивалась ситуация...

Лестница освободилась, и Астра, очнувшись, полезла вверх к Берендею и Снегурочке.

Петер, задрав голову и глядя на нее, прирос к месту.

Виктор и Толик ожесточенно дрались, катаясь по снегу.

– Надо их разнять... – пробормотал Матвей.

Борецкий сделал шаг вперед.

Людмила приблизилась к колодцу и обняла столбик, не отрывая глаз от Астры.

Та стряхнула снег с резьбы, оглаживая фигурки варежкой, дернула их, будто хотела отодрать. Встав на цыпочки, поскользнулась на ступеньке лестницы, но удержалась, залезла рукой в прорезь над головой Берендея и извлекла оттуда черный пластиковый пакет, перевязанный шнуром...

Наступила минута затмения. Никто толком не мог вспомнить, что происходило в промежутке между тем, как Астра с пакетом в руке спустилась вниз, и ослепительным появлением золотого всадника. Он факелом вспыхнул в ночи, сосредоточив в себе свет фонарей, звезд и луны, – мимолетно показался человеком на огнегривом коне, в следующую секунду это уже был крылатый пес, бьющий змеиным хвостом, рассыпающий искры – еще миг, и в руках Астры сверкнула радужными крыльями жар-птица...

Она вскрикнула и выпустила фигурку в сугроб. Золотой идол провалился, будто прожег слежавшийся снег.

Людмила бросилась его доставать, лихорадочно разгребая сугроб руками. Дикий вопль раздался со стороны флигеля, заставив всех содрогнуться.

– Вишняков... – вымолвил Матвей, приходя в себя.

– Воевода! – крикнула Людмила, прижимая к груди Семаргла. – Он убил волхва, убил Велидара...

– Она рехнулась? – спросил Борецкий. – Он убил Киру...

Дерущиеся парни, о которых все забыли, поднялись на ноги. Их глаза горели безумием, искаженные лица были страшны.

– Он наш... – чужим утробным голосом заявил Толик, занося лопатку над головой блондинки. – Отдай, не то умрешь!..

Виктор бросился на Борецкого, с неожиданной силой схватил его за горло. Матвей, опомнившись, отразил готовый обрушиться на женщину удар, свалил напавшего парня в снег. Петер повис сзади на Толике, от которого не мог отбиться Борецкий.

Лопатка отлетела в сторону, и Астра, от греха подальше, отшвырнула ее ногой.

Из дома, раздетый, выбежал Бутылкин...

Людмила, улучив момент, подбежала к колодцу, наклонилась и, разжав руку, бросила идола в воду. Неуловимый, как огненный сполох, он оставил после себя золотой след-образ то ли всадника, то ли крылатого пса, который еще секунду сиял над разверстым ртом колодца, пока не истаял в морозном дыхании ночи.

Темная тень метнулась к Людмиле, оттолкнула ее и ринулась вниз, в черный зев бетонной трубы, где в глубине плескалась и бурлила вода...

Глава 36

Прошло чуть больше недели. Дни стояли ясные, розовые, с чистой белизной снега, с прозрачными рассветами.

Гости Борецкого давно разъехались. После дачи показаний их сразу отпустили по домам. Никто ни словом не обмолвился про идола, как будто его и не было.

Следователь квалифицировал убийство Киры как неумышленное, совершенное в состоянии аффекта. Вишняков признал свою вину. Он изображал временное помрачение рассудка, разыгрывая бешеного ревнивца.

Смерть Толика, который неожиданно для всех прыгнул в колодец следом за идолом, сочли самоубийством. Общими усилиями Матвей с Борецким вытащили парня, но он уже был мертв – скончался от остановки сердца. Сотрудник МЧС спускался в колодец, обследовал дно, нашел ведро без ручки, пару железных дужек и сапог с ноги потерпевшего.

– Больше там ничего нет? – пристал к нему хозяин дома.

– Ничего. Только ключ бьет...

Приехал Калганов, постарался замять скандал. Борецкий заплатил ему за причиненные неприятности.

– Я сам все устрою с похоронами, – пообещал он продюсеру. – У Киры есть родственники?

– Отец и мать. Пьющие.

Бутылкины, странно притихшие, уехали, не попрощавшись.

Ульяновна слегла, к ней привезли врача, который прописал сердечные лекарства и покой.

Борецкий не мог видеть парк, который теперь стал казаться ему угрюмым и мрачным: он закрывал шторы и перестал ходить на прогулки. Подумывал, не срубить ли ему злополучную ель. Думал он и о своих отношениях с женой, и о чувствах к Кире, которые с ее смертью начали угасать. Но мгновения жгучей, испепеляющей страсти, возникая внутри его, как искры догорающего костра, все еще обжигали...

После унылого Рождества в его доме снова собрались гости.

Неугомонная экономка уже навела повсюду блеск, разобрала елку, которая напоминала хозяину о разыгравшейся трагедии, как и парк, надраила столовое серебро и наготовила любимых блюд Ильи Афанасьевича. Она была рада опять накрывать на стол, угощать, зажигать свечи, топить камин.

В зале собрались Астра, Матвей, Людмила Троицкая и сосед Борецкого господин Бергхольц. Пахло травяным чаем и веточками можжевельника в вазе.

– Я никак в себя не приду, – признался хозяин. – Все стоит перед глазами бедная Кира... А ты молодец! – похвалил он Астру. – Нашла убийцу и спасла нас от ужасных подозрений. Егор... кто бы мог подумать? Я эти дни провел как в бреду. Когда ты догадалась... про Вишнякова?

– Еще до убийства.

– Шутишь?

– Во время ритуального костра. Он тогда резко изменился, словно потерял интерес к Лее, ко всему... и первым ушел в дом. У Киры потек грим, она вытерла краску с лица, и он окончательно убедился в подмене. Это я потом поняла. Но то его разочарование задало моим мыслям правильное направление. Я начала вспоминать, что он знал слишком много подробностей об истории Костромы, о Велесовой книге, о дощечках, об Аненербе, о символах. Он проговорился, что знает дорогу в Сатино, хотя сам не приезжал к тебе в новый дом.

– Да, – кивнул Борецкий. – Сюда он не приезжал. Я приглашал его в Кострому, водил повсюду, много чего показывал. Он слушал, впитывал все, как губка, задавал вопросы. Мне импонировал его живой интерес к нашей истории, к древним традициям.

– Он ссылался на тебя, – кивнула Астра. – Но было заметно, что он знает больше, чем мог бы запомнить с твоих слов. В нем постоянно присутствовала какая-то фальшь. Меня осенило, что вовсе не Бутылкин, а он первым заговорил о хозяине зимы Морозке как о лютом старикане, который не раздавал дары, а собирал.

– Точно! – подтвердил Матвей. – Когда мы гуляли по музею деревянного зодчества! Он еще показал нам дом с русалкой на фасаде.

– А в ту роковую ночь он вышел из своей комнаты не потому, что не мог избавиться от беспокойства. Им руководила не ревность и не желание посмотреть на спящую Лею, на ее лицо без грима. Он решил заняться поисками идола, пока все спят! Надеялся, что эманации[23] «крылатого пса» приведут к месту, где он находится. Или думал, что Илья прячет фигурку у себя в спальне. Шум на первом этаже отвлек его, насторожил и заставил спуститься вниз. Заметив чужих, Вишняков принял их за грабителей. Интуиция подсказала ему, за чем они явились. Почему он кинулся в погоню? По двум причинам. Испугался, что они опередили его, и решил догнать. Или хотя бы выяснить, кто такие. Он преследовал беглецов почти до самой грунтовки и повернул назад, когда понял: они вне досягаемости. Это доказывает, что он знал о существовании проселочной дороги, то есть неплохо изучил парк и окрестности.

– Может быть, он услышал шум отъезжающего автомобиля, – предположил Матвей.

– Так или иначе, он их упустил. Взбесился. Пришел в отчаяние. «Вероятно, идол ускользнул! – думает он. – Или Борецкий запрятал его слишком хорошо. В обоих случаях добраться до него не получится. Боги против меня! Надо их умилостивить, попросить о содействии. Им давно не приносили жертв!» Вскоре до него, вероятно, донеслись наши крики. Он затаился, не отдавая себе отчета, почему поступает именно так. Случайно на него вышла мнимая Лея... Воспринял ли он ее появление как знак свыше или подкарауливал намеренно – мы можем только гадать. «Обманщица должна поплатиться, – решает он. – Заодно и боги получат чудесное подношение – красивую молодую женщину. Совсем как во времена друидов. Владыка Севера оценит дар, который я ему преподнесу. После этого он исполнит мою просьбу – укажет дорогу к идолу. Или, что еще лучше, отдаст «крылатого пса» прямо мне в руки». Вишняков следит за девушкой, убеждается, что поблизости никого... и приводит свой замысел в исполнение. Кира его не опасается, скорее она радуется: человек, которого ищут, жив, с ним все в порядке. Она сама приближается к нему, получает удар по голове... оказывается раздетой и привязанной к дереву. Все в соответствии с ритуалом. Потом убийца бросается прочь. Метель усиливается, но это ему на руку: занесет следы. Он старается уйти как можно дальше, возбужденный, полный надежд на милость богов. Но не смотрит под ноги, оступается и скатывается в овраг. Он действительно повредил лодыжку – правда, не так сильно, как потом показывал.

Астра говорила увлеченно, подкрепляя свои слова выразительными жестами, то улыбаясь, то хмуря брови. В ней проснулась актриса.

– Остается еще веревка, – добавила она. – Он заранее взял ее, значит...

– ...собирался использовать как орудие убийства, – заключил Матвей.

– Или хотел связать воров, – сказала Людмила, поворачиваясь к Петеру. – То есть нас с тобой. И отобрать идола.

– Если все так, как вы говорите... Вишняков болен! – воскликнул немец.

– Все относительно. Просто у вас – свои мотивы, у него – свои, – возразила Астра. – Мы же, по сути, ничего о нем не знаем.

– Зачем ему идол?

– А вам зачем? Посмотреть, потрогать, ощутить его флюиды. Семаргл – не обыкновенная фигурка из золота. Через идолов боги передают волшебные свойства – вы становитесь причастными к их могуществу, обретаете связь с ними.

Борецкий плеснул себе в рюмку изрядную порцию коньяка и залпом выпил.

– Догадываюсь, почему он охотился за идолом. Он поклонялся Эросу, собирал фигурки Купидонов и Амуров. Идол мог бы стать жемчужиной его коллекции. А что? Семаргл тоже с крыльями! Егор сдвинулся на этой почве. Наверное, мечтал развить в себе огненную сексуальность! — Губы Борецкого брезгливо скривились. – Мой любимый Паскаль ошибся. Люди – это среднее не между ангелами и животными, а между ангелами и демонами. Животное проявляется в них открыто, а демоническое прячет свое мерзкое лицо. Вечная проблема добра и зла. Белые и черные...

Людмила положила руки на стол, ее пальцы мелко дрожали, на щеках выступили красные пятна. Она что-то вспоминала или переживала вновь.

Петер взмахнул белесыми ресницами и перевел взгляд на Астру:

– У вас богатое воображение. Все, что вы говорили, лишь косвенно подтверждает вину Вишнякова.

– Поэтому нам пришлось устроить жестокую мистификацию...

– Зато надежно! – хлопнул кулаком по столу Борецкий. – У Вишнякова железные нервы. Его могло вывести из равновесия только нечто экстраординарное.

– Это он убил Велидара... – прошептала бывшая «русалка». – «Повторится то, что уже было...»

Борецкий ничего не понял. Астра объяснила, что имеет в виду Троицкая.

– Думаю, так и произошло, – заключила она. – У Вишнякова, Милы и Велидара – общее прошлое, а значит, и настоящее. Записка, которую молодой человек написал перед смертью и сунул в карман куртки Милы, открыла мне глаза. Она исцелила мою слепоту. «Я тоже ношу другое имя», — означает, что он и Мила уже знали друг друга раньше. Когда это могло быть? Ясно, что не в этой жизни. «Ты – княгиня, я – волхв» — так он объясняет, кем они были в прошлом. «Огненный всадник зажег в нас огонь, который мы несем в себе» — это признание в любви, в ее мистической сути, неподвластной времени. Далее в записке говорится об идоле: «Ты знаешь, я унес его с собой». Подразумевается, что Людмила знает, где могла находиться фигурка.

– В могиле... – со слезами на глазах, выдавила Троицкая. – Я и волхв, мы полюбили друг друга. Страсть вспыхнула и подчинила нас себе. Я была замужем... Воевода, брат моего мужа, обвинял меня в колдовстве, говорил, что я приворожила его своим «бесовским плясанием». Он обезумел от вожделения и ревности, убил волхва... Я позаботилась, чтобы его похоронили с подобающим ритуалом и положили с ним идола... Он знал, что мы еще встретимся и что ему опять суждено погибнуть. «Смерть трижды придет за мной, и я трижды должен покориться. Таково искупление».

– Какое искупление? За что?

– За то, что он показал мне Семаргла и провел обряд. Я хотела родить ребенка, а мой муж... в общем, он был болен и немощен. Я дала жизнь мальчику, наследнику ценой своей. Я надеялась снова встретить его...

– Волхва?

– Да. Я не знала, как это произойдет, где, думала, мы найдем друг друга в Ирии, у колодца, где растут благоухающие цветы, зреют молодильные яблоки и поют райские птицы...

– И вы опять встретились?

– Это был Велидар. И он опять покинул меня.

– «Я ухожу, ты остаешься. Так уже было», — пробормотала Астра.

– Но он приходит ко мне, время от времени я слышу его голос. «Исполни предназначенное и обретешь свободу». Он имел в виду идола. Предвидел, что фигурка попадет в руки людей, где ей не место. С идолом могут правильно обращаться только посвященные. Я должна была вернуть его Велидару.

– Поэтому вы бросили фигурку в колодец?

– Да. Я почувствовала, как мне следует поступить. – Она помолчала. – Как тогда, в клубе, – во мне все всколыхнулось, перепуталось. Страсть, отвращение, ужас... Я только теперь поняла, что «узнала» в Вишнякове... воеводу. Или Велидар подсказал мне...

Борецкий проглотил вторую порцию коньяка. У него мутилось в голове. О чем говорит эта женщина?

– Вы меня разыгрываете! – выдохнул он. – Признайтесь, что вы все это придумали.

– Можете мне не верить. Мне нечем подкрепить свои слова.

Солнце золотыми полосами падало на плитки пола, придавая им цвет остывающих углей, играло на бронзовых завитках люстры, бра и багетов. Марфа Посадница улыбалась с портрета уголками губ, ее жемчуга блестели...

– Именно записка превратила мои догадки в уверенность, – произнесла Астра. – Две последние строчки: «Знаки огня укажут на безумных. Когда увидишь меня, узнаешь искру Черного Змея...»

– И что это значит?

– Безумие могло овладеть теми, кто присвоил себе Семаргла, не умея обращаться с ним. Знаки огня... Я вспомнила, какие изображения вышиты на рубахах Виктора и Толика, и то, как они перед разжиганием костра размахивали факелами, рисуя в воздухе огненные иероглифы.

– Я научил их этому, – признался Борецкий. – Так заклинают священное пламя.

– Идол сам указал на похитителей. Оставалось как следует расспросить их. Глубоких раскопов на территории двора и парка не производилось, кроме... рытья колодцев. Я выяснила, что после окончания работ колодцы приходилось чистить. Делали это именно Виктор и Толик. Плывун и сильно бьющий ключ на дне колодца могли вымыть из-под земли вместе с глиной и песком какую-нибудь вещь, например, золотую фигурку. К моему удивлению, парни ничего не скрывали, они только умолчали про свою находку. Чтобы добыча не попалась на глаза другим строителям, ребята воспользовались естественным тайником – полостью между досками скатов крыши и резьбой. Никто бы не полез туда ни при каких обстоятельствах. Не знаю, что они собирались делать с идолом, скорее всего продать. Но только поначалу. Потом они попали в плен к Семарглу, стали его заложниками. Они до самого конца не верили, что кто-нибудь сумеет обнаружить их сокровище. А когда это произошло...

Перед ней невольно возникла жуткая картина. Идол падает в колодец, наступает секунда безвременья, глухой тишины, полной и абсолютной тьмы, всеобщего оцепенения. И в следующий миг кто-то бросается к колодцу и прыгает вниз, в черную ледяную воду в глубине, всплеск, пронзительный вскрик Людмилы... Мужчины пытаются опустить в колодец ведро, наклоняются, что-то кричат. «Все, он пошел на дно!» – «Ты его видишь?» – «Я – нет!» – «Толик! Толик!» – «Опускайте ведро!» – «Цепь выдержит?» – «Его не видно!» Сутолока, гомон, тревожные возгласы, звон ведра, скрип разматывающейся цепи...

Воспользовавшись суматохой, Виктор скрывается в парке. Его найдут через сутки на окраине деревни, с обмороженными ногами, совершенно невменяемого, и отправят в больницу.

В сущности, его не в чем было обвинить, разве только в сокрытии факта находки. Невелико преступление. Прав был Велидар, когда писал об идоле: «Его пламя пожирает смертных, как ритуальный костер пожирает жертвенную плоть».

Кроме Вишнякова и двух строителей, от эманаций «крылатого пса» никто серьезно не пострадал – наверное, потому, что не собирался его присваивать. Впрочем, богам виднее, кого карать, а кого миловать.

– Я так и не успел его разглядеть! – тоскливо вздохнул Петер. – А вы, Астра, когда держали фигурку в руках? Какой он, Семаргл?

– Сразу и не скажешь. Неуловимый, текучий, как само пламя.

Она неоднократно пыталась вспомнить. В воображении возникал то всадник на золотогривом коне, то клыкастый пес с огненными крыльями, то сияющая жар-птица. Недаром некоторые источники связывают имя и образ Семаргла с иранской мифической птицей Семург.

– «Русалкин колодец», – задумчиво произнес Борецкий. – Почему его так называли?

Объяснять взялся Петер. Он оживился, его бледная кожа порозовела. Видно было, что ему стало легче – он почти осуществил свою цель, наяву соприкоснулся с загадочным идолом.

– Русалки могут жить в колодце, а могут охранять идола от любопытных. Эти прекрасные девы непременно изображались на русальских браслетах и присутствовали в обрядовой символике наряду с образом Семаргла. Возможно, как свита – спутницы, подруги или помощницы. Ведь огонь и вода – обязательные атрибуты языческих обрядов. В сказке «Царевна-лягушка» в роли русалки выступает жена младшего царевича, именно она исполняет на пиру ритуальный танец. Обратите внимание, что это одна из первых леди в государстве. Именно младший сын наследует «Золотое царство». Может, благодаря жене-русалке?

– Понимаю, почему Вишняков присох к Лее, – пошутил Борецкий. – Решил «Золотое царство» заполучить! И тут вдруг видит ее мертвой, убитой его же руками. Неудивительно, что у него случился приступ бешенства.

– А вы основательно проштудировали источники, господин Бергхольц, – усмехнулся Матвей. – С немецкой тщательностью.

На губах Людмилы блуждала неописуемая улыбка.

Приближалось время обеда, и с кухни доносились запахи расстегаев и грибного супа. Ульяновна заглянула в зал:

– Все готово. Подавать?

– Через полчаса.

Они вернулись к своему разговору. Борецкий обратился к Астре:

– Кстати, ты говорила о Черном Змее...

– Не я, а Велидар в записке. «Когда увидишь меня, узнаешь искру Черного Змея...» Фактически он указал на убийцу – себя и Киры.

– Не понимаю...

– Когда увидишь меня! – повторила Астра. – А кто у нас Велидар? Волхв. Он сам так себя называет: «Я – волхв». Кто был на празднике в костюме волхва?

– Вишняков...

– Подполз Черный Змей к заветному камню и ударил по нему молотом, — нараспев произнесла Людмила. – От его удара рассыпались по миру черные искры. То было рождение всех темных сил, демонов... Так говорил Велидар.

– Вишняков его убил, чтобы тот ему не мешал. Ни в любви, ни в охоте за идолом...

– Что с ним будет?

– Посадят. Если сумеют. У него деньги, адвокаты...

– Это уже не наша забота.

– Дождусь весны, велю из «русалкиного колодца» воду выкачать и сам спущусь, буду искать идола, – заявил Борецкий.

– Не советую, – покачала головой Людмила. – Нет там его...

Заключение

На обратном пути из Сатина в Москву Астра захотела еще раз побродить по Костроме.

– Купи мне шкатулочку из бересты, – ныла она. – Скатерть льняную!

Матвей с удовольствием покупал то одно, то другое. Они ели жаркое из лосятины в «Охотничьем» кафе, ходили по тихим улочкам мимо деревянных домов, укрытых снегом, любовались резьбой. Но красота эта волей-неволей напоминала им о страшной смерти двух молодых людей и тайне колодца...

– Поэтому они и остались, – сказала вдруг Астра, остановившись у бывшего купеческого особняка.

– Кто?

– Виктор и Толик. Они не могли ни взять идола с собой, ни расстаться с ним. Вероятно, придумали какой-нибудь предлог, чтобы не уезжать. А тут Борецкий сам попросил помочь на празднике...

– Что им мешало заранее достать фигурку и спрятать в сумку, например?

– Не доверяли друг другу, боялись... Идол начал разрушать их.

– Послушай, а почему они все пустились искать идола именно в ту ночь?

– Что бы я ни сказала, это будет лишь частью правды, – призналась Астра. – Есть вещи, которые нельзя понять до конца.

Синее небо, деревья в инее, желтые пятна солнца на снегу и умиротворяющее спокойствие, разлитое вокруг, так не вязались с ее словами, что Матвей подумал: уж не приснилось ли все это им.

Астра разрумянилась. Морозец пощипывал щеки. Откуда-то издалека донесся переливчатый колокольный звон.

– Людмила и Петер уезжают в Германию, – сказала она. – По-моему, он влюбился по уши.

Матвей промолчал. Он сочувствовал господину Бергхольцу. Нелегко ему придется с бывшей «русалкой».

– Она говорит, Вишняков убил Велидара. Это же недоказуемо! – вырвалось у него.

– Мы не в суде.

– Как он вообще узнал про этого Велидара? Как нашел его?

– Не могу сказать. По наитию... Существует иная память, непостижимая умом. И вообще, человек – остров непознанного. Он безграничен, как в добре, так и в зле. Вместо того чтобы изучать материю, лучше бы люди изучали самих себя. Чтобы понять жизнь, прежде надо понять смерть...

Они долго молчали, прогуливаясь по аллее. Легкий ветерок сбивал с верхушек деревьев снег, и он золотой пылью летел вниз. Солнце садилось. Закат придавал городу розовое освещение.

– Ты действительно веришь в бредни про княгиню, волхва и огненного всадника Семаргла? – не выдержал Матвей.

– Но идол-то существует! Ты видел его своими глазами.

– Я уже не уверен...

– И все, сказанное в записке, подтвердилось.

– Зачем только Вишняков тебя нанял? Да еще взял с собой в Сатино?

– Он испугался. Мести из далекого прошлого. Проклятия русалки! «Плету саван покойнику... плету покров мертвецу...» На него это подействовало. Он долго не протянет, увидишь.

– Значит, все-таки Лея насылала на него страшные мысли?

– Подсознательно... И не Лея, а возлюбленная волхва. Вдруг она и правда была когда-то русалкой? Жила в хрустальном дворце на дне реки, купалась в утренней росе, качалась на ветках, потом стала княгиней, потом певицей... И он опять прикипел к ней, воспылал болезненной страстью. А она снова ускользнула. Вишняков не собирался никого убивать в доме Борецкого, все получилось само собой. Судьба, рок! Наваждение...

Матвей закатил глаза. Пошло-поехало. Сейчас она начнет говорить про кассету, пророчество, кельтскую магию. Будто им славянской мало!

Он не ошибся.

– Все, что с нами произошло, записано на кассете, – заявила Астра. – И то, что произойдет, тоже. Русалка, «мертвая голова», маски, венецианский карнавал...

– Имеешь в виду Коломбину и Арлекина?

– Кстати, звонили Бутылкины. Они собираются в феврале съездить в Венецию. Приглашали нас.

– Нет. Увольте! Мне хватило «зимних русалий» в Сатине. Благодарю покорно.

– Я попросила у них венецианские маски, на память. Чувствую, скоро они нам пригодятся. – Ее лицо просияло. – Кстати! Зря ты смеялся, когда зеркало показало мне Деда Мороза и Снегурочку. Я поняла, где идол... едва взглянув на резьбу!

Матвей почему-то вспомнил не колодец, а дикие, налитые кровью глаза Вишнякова, который вдруг стал не похож на себя... вздутые жилы на его шее, звериный оскал рта, ужасные звуки, исторгаемые его горлом... Если люди – нечто среднее между ангелами и демонами, то, приближаясь к одной из крайних точек, они выходят из сферы человеческого. Тут Борецкий прав...

Красный шар солнца стоял над рекой, повсюду лежали багровые тени. Верхушки деревьев светились, как догорающие факелы.

– Человек идет по огненным следам любви... – тихо произнесла Астра. – Даже если не знает об этом...

notes
1

Стихотворение называется «В зазеркалье». Под «красоткой» подразумевается богиня любви Афродита. Это следует из пояснений автора и опущенного здесь эпиграфа к стихотворению – из Горация.

2

О связанной с этим детективной истории читайте в романе Н. Солнцевой «Магия венецианского стекла».

3

Гиацинт – драгоценный камень красного, желтого или оранжевого цвета.

4

Volto – нейтральная маска, копирующая классическую форму человеческого лица.

5

О связанной с этим детективной истории читайте в романе Н. Солнцевой «Золотой идол Огнебога».

6

К. Сомов. «Арлекин». 1921 г. Русский музей, Санкт-Петербург.

7

Леон Бакст – настоящая фамилия Розенберг (1866—1924). Российский художник, иллюстратор, мастер станковой живописи и театральной графики, автор ярких костюмов и декораций для дягилевских «Русских сезонов».

8

Селадон – дамский угодник, волокита.

9

Пленэр – природная среда, одновременно как место и объект творчества живописца.

10

Прозерпина – латинское имя Персефоны, богини плодородия и подземного царства, супруги Аида.

11

Закомара – в русской архитектуре полукруглое или килевидное завершение части наружной стены здания.

12

Сатурн – древнейшее божество, которое отождествляли с Хроносом (Кроносом), – неумолимое время, поглощающее то, что породило.

13

Ростральная колонна – отдельно стоящая колонна, украшенная скульптурными изображениями носовой части кораблей.

14

Читайте об этом в романе Н. Солнцевой «Загадка последнего Сфинкса».

15

Гарри Гудини – псевдоним американского иллюзиониста, прославившегося сложными трюками с побегами и освобождениями.

16

Катрены – четверостишия, которыми Нострадамус излагал свои пророчества.

17

Альгамбра – дворец-замок поблизости от Гранады (Испания), образец мавританской архитектуры.

18

Домино – маскарадный костюм в виде плаща с капюшоном.

19

Подробнее об этом читайте в романе Н. Солнцевой «Магия венецианского стекла».

20

Подробнее читайте об этом в романе Н. Солнцевой «Магия венецианского стекла».

21

Длинная верхняя мужская одежда в талию, с мелкими сборками.

22

О связанных с этим таинственных событиях читайте в романе Н. Солнцевой «Загадка последнего сфинкса».

23

Исхождение, истечение чего-либо из некоего иного.

Популярное
  • Механики. Часть 104.
  • Механики. Часть 103.
  • Механики. Часть 102.
  • Угроза мирового масштаба - Эл Лекс
  • RealRPG. Систематизатор / Эл Лекс
  • «Помни войну» - Герман Романов
  • Горе побежденным - Герман Романов
  • «Идущие на смерть» - Герман Романов
  • «Желтая смерть» - Герман Романов
  • Иная война - Герман Романов
  • Победителей не судят - Герман Романов
  • Война все спишет - Герман Романов
  • «Злой гений» Порт-Артура - Герман Романов
  • Слово пацана. Криминальный Татарстан 1970–2010-х
  • Память огня - Брендон Сандерсон
  • Башни полуночи- Брендон Сандерсон
  • Грядущая буря - Брендон Сандерсон
  • Алькатрас и Кости нотариуса - Брендон Сандерсон
  • Алькатрас и Пески Рашида - Брендон Сандерсон
  • Прокачаться до сотки 4 - Вячеслав Соколов
  • 02. Фаэтон: Планета аномалий - Вячеслав Соколов
  • 01. Фаэтон: Планета аномалий - Вячеслав Соколов
  • Чёрная полоса – 3 - Алексей Абвов
  • Чёрная полоса – 2 - Алексей Абвов
  • Чёрная полоса – 1 - Алексей Абвов
  • 10. Подготовка смены - Безбашенный
  • 09. Xождение за два океана - Безбашенный
  • 08. Пополнение - Безбашенный
  • 07 Мирные годы - Безбашенный
  • 06. Цивилизация - Безбашенный
  • 05. Новая эпоха - Безбашенный
  • 04. Друзья и союзники Рима - Безбашенный
  • 03. Арбалетчики в Вест-Индии - Безбашенный
  • 02. Арбалетчики в Карфагене - Безбашенный
  • 01. Арбалетчики князя Всеслава - Безбашенный
  • Носитель Клятв - Брендон Сандерсон
  • Гранетанцор - Брендон Сандерсон
  • 04. Ритм войны. Том 2 - Брендон Сандерсон
  • 04. Ритм войны. Том 1 - Брендон Сандерсон
  • 3,5. Осколок зари - Брендон Сандерсон
  • 03. Давший клятву - Брендон Сандерсон
  • 02 Слова сияния - Брендон Сандерсон
  • 01. Обреченное королевство - Брендон Сандерсон
  • 09. Гнев Севера - Александр Мазин
  • Механики. Часть 101.
  • 08. Мы платим железом - Александр Мазин
  • 07. Король на горе - Александр Мазин
  • 06. Земля предков - Александр Мазин
  • 05. Танец волка - Александр Мазин
  • 04. Вождь викингов - Александр Мазин
  • 03. Кровь Севера - Александр Мазин
  • 02. Белый Волк - Александр Мазин
  • 01. Викинг - Александр Мазин
  • Второму игроку приготовиться - Эрнест Клайн
  • Первому игроку приготовиться - Эрнест Клайн
  • Шеф-повар Александр Красовский 3 - Александр Санфиров
  • Шеф-повар Александр Красовский 2 - Александр Санфиров
  • Шеф-повар Александр Красовский - Александр Санфиров
  • Мессия - Пантелей
  • Принцепс - Пантелей
  • Стратег - Пантелей
  • Королева - Карен Линч
  • Рыцарь - Карен Линч
  • 80 лет форы, часть вторая - Сергей Артюхин
  • Пешка - Карен Линч
  • Стреломант 5 - Эл Лекс
  • 03. Регенерант. Темный феникс -Андрей Волкидир
  • Стреломант 4 - Эл Лекс
  • 02. Регенерант. Том 2 -Андрей Волкидир
  • 03. Стреломант - Эл Лекс
  • 01. Регенерант -Андрей Волкидир
  • 02. Стреломант - Эл Лекс
  • 02. Zона-31 -Беззаконные края - Борис Громов
  • 01. Стреломант - Эл Лекс
  • 01. Zона-31 Солдат без знамени - Борис Громов
  • Варяг - 14. Сквозь огонь - Александр Мазин
  • 04. Насмерть - Борис Громов
  • Варяг - 13. Я в роду старший- Александр Мазин
  • 03. Билет в один конец - Борис Громов
  • Варяг - 12. Дерзкий - Александр Мазин
  • 02. Выстоять. Буря над Тереком - Борис Громов
  • Варяг - 11. Доблесть воина - Александр Мазин
  • 01. Выжить. Терской фронт - Борис Громов
  • Варяг - 10. Доблесть воина - Александр Мазин
  • 06. "Сфера" - Алекс Орлов
  • Варяг - 09. Золото старых богов - Александр Мазин
  • 05. Острова - Алекс Орлов
  • Варяг - 08. Богатырь - Александр Мазин
  • 04. Перехват - Алекс Орлов
  • Варяг - 07. Государь - Александр Мазин
  • 03. Дискорама - Алекс Орлов
  • Варяг - 06. Княжья Русь - Александр Мазин
  • 02. «Шварцкау» - Алекс Орлов
  • Варяг - 05. Язычник- Александр Мазин
  • 01. БРОНЕБОЙЩИК - Алекс Орлов
  • Варяг - 04. Герой - Александр Мазин
  • 04. Род Корневых будет жить - Антон Кун
  • Варяг - 03. Князь - Александр Мазин
  • 03. Род Корневых будет жить - Антон Кун
  • Варяг - 02. Место для битвы - Александр Мазин


  • Если вам понравилось читать на этом сайте, вы можете и хотите поблагодарить меня, то прошу поддержать творчество рублём.
    Торжественно обещааю, что все собранные средства пойдут на оплату счетов и пиво!
    Paypal: paypal.me/SamuelJn


    {related-news}
    HitMeter - счетчик посетителей сайта, бесплатная статистика