Присяга

Летом четвертого курса мужская часть медицинского вуза торжественно сдала экзамены на военной кафедре, побегала пару недель по лесам, играя в солдатиков, и начала готовиться к важному событию в жизни каждого военнообязанного – к присяге. 

- Товарищи офицеры, - торжественно прогремел с трибуны в огромной аудитории завкафедры – седовласый полковник с орденскими планками на груди. – Завтра, в десять часов, на площади перед памятником героям-освободителям вы присягнёте нашей Родине. Попрошу отнестись к событию серьёзно. Во время произнесения слов присяги не хихикать, слов не путать, произносить присягу чётко и громко. На мероприятия являться трезвыми! А то были инциденты в прошлом. Отмечать будете после. 

- Понятно? 
- Понятно, - нестройным хором ответили две сотни будущих хирургов, терапевтов, неврологов и таксистов. 

Полковника слегка перекосило от столь гражданского ответа. Он-то ожидал как минимум громогласного «Так точно!» и раскатистого «Ура-а-а!». Прошипел сквозь зубы: «Пиджаки, что с вас взять!» и продолжил греметь: 
- В связи с тем, что выдать офицерскую форму каждому из вас не предоставляется возможным, то приказываю вам завтра явиться в расположение Н-ской части в костюмах, при галстуке и белой рубашке. 
- А голубую можно? – раздался нахальный голос откуда-то сзади. 
- Хм…., - нахмурился полковник. Он каждый год отвечал на эту традиционную шутку, поэтому подготовился. – Голубым – можно голубую. А нормальные мужики придут в белой. Я понятно объяснил? 
- Ага, - не сдался голос. – А галстук какого цвета? 

Полковник поиграл желваками. 
- Однотонный! И попрошу без глупых вопросов! Разойтись. 

Ну мы и разошлись. Точнее разошлись медпроф и педиатрический. У лечфака в этой аудитории через полчаса была лекция, так что они не разошлись. 
Наутро я торжественно достал из шкафа свой единственный костюм. Год назад я купил его на свадьбу к другу, и с тех пор ни разу не надевал. Костюм был хороший. Только белый. А другого костюма у меня не было. Все друзья-товарищи, у которых я мог одолжить костюм тёмный, сегодня должны были стоять рядом со мной на плацу и давать присягу Родине. 

- Сойдёт? – с сомнением спросил я у Димки, с которым жил в одной комнате последние четыре года. 
- Мне бы твои проблемы, - вздохнул тот, колдуя с утюгом над розовой рубашкой. 
Приехали в часть. 
- В очередь, пиджаки! – рявкнул на будущих светил медицины сержант с буквами «К» на погонах. 
- Сейчас по сопатке получишь, - ответили ему откуда-то из толпы. 

Сержант прикинул соотношение сил, и стал подчёркнуто вежливым. 
- Товарищи офицеры, прошу строиться для выдачи оружия. 
Открыли традиционные ящики, покрашенные весёленькой военной краской, и на свет появились автоматы Калашникова. 
- Получать по одному автомату в руки. Расписываться в ведомости! – заорал сержант, напрягаясь от ответственности. 

Я взял в руки автомат, черный, матовый, пахнущий оружейной смазкой. И тут же испачкал свой белый костюм этой смазкой. Вокруг щёлкали затворами и фотоаппаратами. Мальчикам выдали интересные игрушки. 

- Товарищи офицеры, - выскочил откуда-то подполковник, ответственный за организацию мероприятия. – Тут накладка вышла. К месту присяги вас должны были отвезти автобусы. Но они почему-то задерживаются. Поэтому предлагаю пройти к месту мероприятия пешком. Тут недалеко. Километра два. 

Мы и пошли. По городской улице. С автоматами. Попадавшиеся нам навстречу прохожие переходили на другую сторону улицы. Кто-то крутил головой, в поисках камер и режиссёра. По минской улице шагали две сотни вооружённых автоматами молодых людей в костюмах и галстуках. Чикагская мафия 30-х воскресла в белорусской столице. 

Дошли. Построились. По очереди выходили к столу, брали красную папку и читали присягу. Я в восьмидесятых что-то подобное делал, вступая в ряды пионерской организации. «Перед лицом своих товарищей торжественно обещаю…» С раскатистой речью выступил завкафедры. Его голос гремел над площадью. Сверху, со скучающими лицами смотрели бронзовые воины-освободители. Они подобные мероприятия уже столько раз видели. 

Новоиспечённые офицеры запаса зевали, рассматривали автоматы, переговаривались. А потом начали фотографироваться. 

Особенное оживление было вокруг темноволосого парня с лечфака. У парня отец был араб. Приехал когда-то в наш универ, отучился, да так и остался жить. Однокурсники уговорили его принести на присягу традиционный арабский головной убор. Платок и обруч из верблюжьей шерсти. Уж и поизгалялись на фотографиях. И террористами наряжались, и ловили этого террориста по всему плацу. Остальные факультеты мрачно завидовали. 

А наш староста бочком-бочком подобрался к знаменоносцу, вооружённому парадной саблей с кисточками. 
- Эй, военный, дело есть! 
- Чего тебе? – подозрительно спросил знаменоносец. 
- Саблю дашь сфоткаться? 
- Дам. Пять тыщ. 
- Без проблем. А знамя? 
- А знамя не дам! Ты что?! Это ж знамя! 
Шурик незаметно засовывает в карман военного ещё одну купюру. 
- Ладно, - шипит тот. – Только быстро! 

Поэтому пусть лечфак не хвастается своими террористическими фотографиями. Мы с саблей фоткались. И со знаменем. А они, пока сообразили – мероприятие закончилось. 

Кто ж тогда знал, что всего через четыре года я из лейтенанта запаса превращусь в самого настоящего лейтенанта медицинской службы. И мой однокашник Руслан Чайковский, который сейчас стоит рядом и считает сколько пива брать тоже станет настоящим офицером. И жить ему, двадцатилетнему, осталось всего-ничего. 

Но это уже совсем другая история. 


© DoktorLobanov (Павел Гушинец)