Наталья Александрова - Тайна золота инков

«Идиотизм! – в который раз подумала Аля. – Черт меня дернул связаться со всем этим!»

Она с тоской оглядела салон туристического автобуса. Хороша публика – в основном развеселые тетки в районе пятидесяти, все как одна в ярких открытых маечках и коротких брюках. Кое-где среди слегка пожухлого цветника попадались скромного вида мужчины, затюканные женами. Им-то небось хотелось провести неделю отпуска где-нибудь на тенистой речке с удочкой в руках и бутылкой пива, припрятанной в журчащем родничке, чтобы не согревалась. Или на даче, когда пахнет готовящимся шашлыком, в беседке накрыт стол, и хозяин несет уже из холодильника запотевшую водочку.

А вместо этого приходится трястись в душном автобусе, потом топтаться на солнцепеке возле какой-нибудь замшелой достопримечательности, слушая многословные объяснения экскурсовода. И в дороге не поспишь, поскольку гид как заведенная долдонит про историю Польши, а когда ненадолго замолкает, активные дамы тут же начинают петь хором.

«И что я тут делаю… – вздохнула Аля, – каким образом меня сюда занесло…»

И рассердилась на себя – ведь она прекрасно знает, как попала сюда – по собственной… не глупости, нет, но нерешительности и уступчивости.

«Не думать! – приказала себе Аля. – Забыть на время, а не то неделя летнего отпуска, с таким трудом выцарапанная, окажется безнадежно испорчена!»

Рядом заворочался кто-то большой и горячий, и перед Алиным лицом возникла растрепанная голова:

– А? Что? Мы уже в Легнице?

– Ну, ты даешь! – невольно восхитилась Аля. – В таком шуме спишь как младенец!

Дашка, ее новообретенная подруга, только пожала могучими плечами:

– Это еще что, подумаешь – поют, я один раз под колонкой спала, где тяжелый рок играл!

Аля усмехнулась – и ведь не врет, так наверняка и было.

С Дашкой они познакомились случайно. Поездку в Польшу для осмотра тамошних замков и остальных достопримечательностей придумал Максим. Аля-то предпочла бы что-нибудь потеплее и поспокойнее. И чтобы море было.

Глубокое синее море. Можно Черное. Или лучше Средиземное. Но сгодится и Адриатика. На Красном в это время года жарковато. Как и на Индийском океане, на Гоа. Впрочем, откуда ей, Але, знать? Она только в Турции была. И то сто лет назад, в другой жизни, еще до знакомства с Максимом.

Она сама испугалась раздражения, появившегося в мыслях. Никогда еще она не думала о Максиме так сердито.

Дашка пыхтела рядом.

– Что ты возишься? – недовольно спросила Аля. – Сиденье трясется…

Дашка весила больше девяноста килограммов, но ни капельки от этого не страдала. И не собиралась худеть, руководствуясь принципом, что хорошего человека чем больше, тем лучше. Познакомились они перед поездкой.

Аля с огромным трудом договорилась на работе, чтобы взять неделю от отпуска в июле. Ее ужасно измотала затяжная простуда, привязавшаяся весной, в выходные хотелось валяться на диване и дремать под тихое бормотанье телевизора. На работу она вставала с огромным трудом. Такое чувство, будто к ногам привесили пудовые гири или самые большие шары для боулинга. Ее все раздражали – соседи по подъезду, сотрудники, медлительный парень на бензоколонке. Хотелось кричать и топать ногами. Она едва сдерживалась, чтобы не выплеснуть раздражение на Максима. Но он, видно, чувствовал ее состояние и приходил редко. А потом уговорил ее летом поехать в Польшу – рассказывал с горящими глазами про старинные замки, про связанные с ними средневековые предания. Он вообще умел говорить так, что любой заслушается. А уж она-то и подавно.

И вот они купили путевку, Максим долго выбирал, измучил сотрудницу турбюро, но нашел то, что надо.

«Это будет изумительная поездка, – говорил он. – Я давно хотел поглядеть старинные польские замки, особенно в Легнице…»

Аля не спорила. Она никогда с ним не спорила, всегда уступала. В конце концов, какая разница, куда они поедут в это лето? Главное – вместе… Не будет осточертевшей работы, не будет торопливых встреч два раза в неделю, не будет маминых звонков по вечерам («Александра, когда ты приведешь к нам своего бойфренда, вы вместе уже три года, а мы его ни разу не видели. В конце концов, это неприлично, он что – прячется? Ты, разумеется, не примешь никаких советов, но родители имеют право взглянуть на избранника своей дочери… Все-таки у меня жизненного опыта больше, чем у тебя… И со стороны всегда виднее, подходит он тебе или нет…»).

И так далее, в таком духе мама может проговорить целый вечер.

Ничего этого не будет целую неделю. Они будут вместе везде и всегда, днем и ночью. Ну и что, что не на море. Раз Максиму так нужна эта поездка, Аля согласна на все. Потому что это не просто каприз, это его работа.

Максим – историк, он очень много работает, пишет монографию, и книги, и статьи, потихоньку собирает материал для докторской диссертации. А на море он ездить не любит, считает это пустым препровождением времени.

Аля отогнала от себя сладостное видение: пляж, полный золотистого теплого песка, спокойное море цвета иранской бирюзы, только небольшие волны лениво набегают на берег. Хочется войти в воду и долго плыть, качаясь на волнах.

Она тяжко вздохнула.

– Чего киснешь? – тотчас отреагировала Дашка на ее настроение.

Аля в который раз удивилась. Внешне Дашка похожа на медведицу – высокая, толстая, с широченными плечами, ходит вперевалку, но быстро. Она была легка на подъем, неприлично много ела, смеялась громко и одевалась совершенно невообразимо. И при всем этом отлично чувствовала настроение собеседника, могла разговорить любого, со всеми ладила и на Алю влияла положительно в том смысле, что при ней совершенно не хотелось хандрить. Умела Дашка расшевелить любого человека, так что он забывал обо всех своих мелких неприятностях. И крупных тоже. Аля еще не решила, к какому классу неприятностей отнести эту, последнюю.

За неделю до отъезда Максим позвонил ей на работу. Голос у него был взволнованный и запыхавшийся.

– Сашок! – закричал он в трубку. – Все меняется!

– Как это? – Сердце у Али неприятно екнуло. – Что случилось? Мы никуда не едем?

– Нет, то есть да! – Он рассмеялся. – Ты представляешь, мне прислали приглашение на виллу Гремини!

Аля знала уже, что хозяин виллы Гремини вблизи Милана в Италии – очень богатый человек и меценат. Два раза в год он собирает на вилле ученых, писателей и художников. Люди общаются, слушают доклады, обмениваются мнениями. Считается очень престижным попасть на эти ежегодные конференции, где собирается изысканное интеллектуальное общество.

– Кто-то у них там заболел или не смог при-ехать, – радостной скороговоркой бормотал Максим, – вот меня и пригласили на освободившееся место. Ну ничего, я не гордый, могу и вместо кого-то… Так что сейчас сажусь за подготовку к докладу.

– В Польшу мы не едем? – зачем-то уточнила Аля, хотя и так все ясно.

– Ну какая Польша… – отмахнулся Максим. – Замки подождут, они больше шестисот лет стояли, еще постоят…

«Это уж точно», – подумала Аля.

И пока она собиралась с духом, чтобы спросить как можно тверже, что же ей-то теперь делать с путевкой, за которую уже уплачены деньги, и с начальником, с которым она уже насмерть поругалась из-за этой несчастной недели в июле, Максим крикнул в трубку, что она умница, обязательно что-нибудь придумает, и отсоединился.

Аля обалдело посмотрела на пикающую трубку и принялась звонить в турагентство.

Даже сейчас она поежилась, вспомнив про трудный разговор с туроператором.

Тетка была дока. Она стояла насмерть. Правда, с Алей это было нетрудно, потому что та сама не знала, чего требовать.

Было очень обидно. Она уступила Максиму, согласилась на дурацкие замшелые замки, а теперь должна ехать туда вообще одна. Хорошо поставленным голосом дама в турагентстве говорила, что путевка оплачена, места забронированы, что она скажет польской стороне? Все экскурсии заказаны заранее, количество людей посчитано.

Аля слушала ее не слишком внимательно. Она думала. Начальника нечего и думать просить о переносе отпуска. Он ее в кабинете ногами затопчет. Что она может сделать? Бросить все и полететь на море. Но, во-первых, жалко денег, потраченных на путевку. Во-вторых, лето, время отпусков, и ни гостиницы, ни билетов на самолет за неделю она не достанет. Нет, конечно, все можно организовать, были бы деньги. Но у Али таких денег нету.

Что остается? Проваляться неделю на диване, изредка выбираясь из дома, чтобы заскочить в солярий? Противно и унизительно.

Или же провести эту неделю на даче у родителей… Мать будет ее все время воспитывать, твердя, что она неорганизованная и расхлябанная, не умеет себя правильно поставить с мужчинами… Ведь придется ей рассказать про путевку и про Максима, уж мамочка умеет вывернуть человека наизнанку, чтобы получить информацию! Во всяком случае, с Алей у нее всегда это получалось.

Нет, только не это! Обязательно нужно уехать. Хоть куда, хоть в дом отдыха без горячей воды и с туалетом в конце коридора, хоть в глухую саратовскую деревню. Хоть в лес комаров кормить, но только не на дачу!

– Вы меня слушаете? – пробилась к Алиному сознанию туроператор. – Если ваш спутник не едет, вы же можете найти себе кого-нибудь в пару…

– Не знаю, успею ли… – растерялась Аля. – Осталось так мало времени…

Дама из агентства выразительно промолчала, но Аля прекрасно поняла, что она подумала: «Если тебя, милочка, хахаль бросил, то нечего было тянуть его в Польшу. Поехали бы как все люди на море, там бы мужик размяк… Теплое море, ласковое солнце, вечером ненавязчивая музыка и пиво, что еще надо человеку на отдыхе? А она вишь, чего выдумала – мотаться по жаре в душном автобусе… Ясное дело, мужик от такой радости сбежал к другой, которая его в Турцию повезла. Или с приятелями на рыбалку, тоже милое дело…»

Аля промолчала – какой толк объяснять постороннему человеку всю их сложную ситуацию с Максимом?

Она бросила клич по знакомым, но получила в ответ искреннее непонимание и даже насмешки. «Что мы потеряли в Польше? – недоумевали подруги. – Нет, мы, конечно, ничего не имеем против этой страны, но в отпуске хотелось бы отдохнуть…»

Аля совсем пала духом, когда как-то поздно вечером раздался телефонный звонок.

– Это вы ищете спутника для поездки в Польшу? – выпалили на том конце.

Так они познакомились с Дашкой. Ее нашла та самая дама из турагентства.

На «ты» перешли тут же, при первом разговоре. При встрече Аля испытала легкий шок, увидев новую знакомую во всей красе – девяносто килограммов живого веса, синяя свободная кофта немыслимого размера и ярко-желтый шарф. Волосы растрепаны, глаза ненакрашены, босоножки без пяток сорокового размера, Дарья сама называла их лыжами. Она их вечно теряла в самых неподходящих местах – на пешеходном переходе, на эскалаторе метро, как-то раз одна «лыжа» провалилась на пути между вагоном и перроном. По ней прошел поезд, и то, что вытащила потом дежурная, надеть было никак нельзя. Дарья со смехом рассказывала, как потом шла домой босиком, хорошо, что недалеко, всего две остановки.

Однако от новой знакомой исходили такая жизненная сила и оптимизм, что она Але сразу понравилась. Вроде бы и не расспрашивала Алю специально, та сама рассказала, каким образом получилась накладка с путевкой.

– Ну, уехал и уехал! – махнула Дашка рукой, выслушав. – Не этот отпуск, так другой вместе проведете. Что у тебя, последний, что ли? Какие наши годы!

И Але показалось, что все и правда не так плохо. Дарья обладала уникальным качеством – в ее присутствии людям казалось, что все проблемы разрешимы, мелкие неприятности не стоит брать во внимание, а крупные автоматически переходят в разряд мелких.

– А ты зачем едешь? – в последнем приступе недоверия спросила Аля. – Что позабыла там?

– Мне интересно, – последовал ответ, – я в Польше была, но замков не видела…

В дальнейшем разговоре выяснилось, что Дарья была везде, в каждой стране Европы уж точно, и не по одному разу. А кроме того, в Штатах, Канаде, Мексике, Японии, Таиланде, Камбодже, Египте – в общем, во всех частях света.

– Вот в Австралии не была, – вздохнула Дашка, – и в Антарктиде тоже. Ну, все еще впереди, какие мои годы…

Аля отвела взгляд, на мгновение позавидовав новой подруге. Все у нее просто.

Дашка сказала, что у нее сейчас большой отпуск – два месяца, и за это время можно черт-те сколько успеть. Она преподает в университете, подрабатывает в школе на экзаменах, переводит документы в салоне по продаже автомобилей, изредка нанимается синхронистом на кинофестивале, занимается репетиторством. Сейчас студенты и школьники не учатся, и у нее есть время для поездки. Она знает два языка – английский и испанский – и еще может объясниться по-польски и по-чешски, так что проблем не будет.

Аля приободрилась и даже купила новые белые брюки. Они продавались в дорогом магазине с большой скидкой.

Дарья сразу же перезнакомилась со всеми туристами, Аля же держалась в стороне. Товарищи по путешествию не вызывали у нее особых восторгов. Как уже говорилось, в основном это были тетки в районе пятидесяти. Мужчины оказались в меньшинстве, ни одного относительно молодого, на которого можно было кинуть взгляд или перекинуться словом на стоянках.

Дашка сразу же дала всем прозвища. Одну пару средних лет она назвала «голубочками». Аля с тех пор не могла смотреть на них, чтобы не хихикнуть. Муж с женой были очень похожи – оба невысокого роста, кругленькие, розовощекие, в одинаковых джинсовых шортах и клетчатых рубашечках. Они всегда появлялись вместе, держались за руки, как подростки, внимательно слушали экскурсовода и между собой почти не разговаривали, понимая, надо думать, друг друга не то что с полуслова, а с полувзгляда.

Был еще странного вида мужчина с длинными усами, как у знаменитого кавалериста Буденного. Дашка, увидев его впервые, откровенно разинула рот, за что удостоилась недовольного взгляда жены усатого типа – пергидрольной блондинки в красном платье в крупный горошек. Оказалось, что усатый немного говорит по-польски – когда-то давно гонял в Польшу груженые фуры, там и научился. Об этом он сам громко рассказывал всей группе, за что и получил от Дарьи кличку «Усатый Пан».

Он все время пытался заговорить по-польски с экскурсоводом пани Малгожатой и, судя по тому, как она морщилась, здорово мешал работать.

Была еще Мымра – противная с виду тетка, со скрипучим голосом, в очках со старомодной оправой и с потрясающей способностью появляться всегда не вовремя. Когда кто-то из группы пытался фотографировать достопримечательности, Мымра всегда оказывалась рядом, чтобы вовремя перекрыть вид. Так что фигурировала практически на всех фотографиях. Когда кто-то пытался уединиться, Мымра немедленно увязывалась следом. Когда кто-то пытался задать вопрос экскурсоводу, Мымра непременно перебивала.

В автобусе она каждый раз садилась на новое место, вызывая этим путаницу и создавая беспорядок. Пани Малгожата не могла смотреть на Мымру без зубовного скрежета после того, как весь автобус ждал ее на стоянке почти час. Мымра явилась как ни в чем не бывало и сказала, что перепутала время: думала, что сказали не пятнадцать тридцать, а шестнадцать двадцать.

Дашка только посмеивалась, утверждая, что во всякой группе найдется такая Мымра.

– Скоро приедем! – сказала Дарья. – Вон уже замок виден…

– Девушки, а вы почему с нами не поете? – спросила Мымра через проход.

Как всегда, вопрос прозвучал не к месту, поскольку все замолчали, повинуясь знаку пани Малгожаты.

– Нам медведь на ухо наступил, – любезно сообщила Дарья, – еще вопросы будут?

Сзади послышалось хрюканье – это еще один член группы выражал отношение к происходящему.

С этим человеком все было не так просто. Немолодой, прилично за пятьдесят, а то и к шестидесяти, и единственный одинокий мужчина во всей группе. Выглядел он очень прилично – одет со вкусом, дорогие очки в золоченой оправе. По причине своей незанятости мужчина, ясное дело, вызывал сильнейший интерес у дамской части группы соответствующего возраста. Но он очень удачно уклонялся от всякого совместного времяпрепровождения. Вечерами безвылазно сидел у себя в номере, днем садился в автобусе обязательно один и не отвечал на неуклюжие заигрывания и приглашения вместе попеть, выпить кофе и поговорить о жизни и литературе. Аля его даже зауважала.

Однако Дашке он отчего-то не понравился.

– Какой-то взгляд у него… – говорила Дашка вполголоса, – непростой… Как будто смотрит на тебя, а видит что-то совсем другое…

– Рентгеном, что ли, просвечивает? – не поняла Аля.

– Да нет… – против обыкновения Дарья говорила несколько неуверенно. – Зачем ему нас просвечивать, ничего у нас внутри интересного нету…

– Вот и я о том же, – согласилась Аля. – Взгляд как взгляд, выдумываешь ты все… Может, это из-за очков так кажется?

– Да при чем тут очки! – с досадой отмахнулась Дашка. – Очки-то как раз самые обыкновенные, хотя оправа очень дорогая… Вот скажи, если ему так противно иметь дело с людьми из группы, зачем он вообще поехал по турпутевке?

– Замки посмотреть хочется… А на индивидуальный тур денег нету… – Аля пожала плечами.

– Нет, тут что-то не то… – Глаза у Дашки таинственно блеснули. – Как хочешь, а этот тип преследует какую-то свою цель. Не сойти мне с этого места!

– Не выдумывай! Хватит о нем уже говорить! Человек как человек, приличный, образованный, профессор, наверное… не знаю, почему он тебя так интересует.

Покладистая Дарья прекратила обсуждение человека в золоченых очках, только дала ему кличку «Тайный Агент».

– Мы прибываем в замок Легнице! – заговорила в микрофон пани Малгожата. – Этот замок построен в четырнадцатом веке для защиты северных рубежей Венгрии…

– Как Венгрии? – перебила Малгожату Мымра. – Вы, наверное, оговорились! Вы хотели сказать, Польши!

– Я хотела сказать то, что сказала! – раздраженно ответила экскурсовод. – В Средние века эти земли принадлежали Венгрии, затем вошли в состав Австро-Венгерской империи. Когда в этих местах проводили границы, пытались определить, какое население преобладает. Но на вопрос чиновников, кто они такие, жители отвечали – местные, и все тут. Язык тоже не помогал, потому что местные как тогда, так и сейчас разговаривали на смеси польского и словацкого языков, да еще с вкраплением венгерских слов. Наконец нашли одну польскую деревню и решили включить эти места в состав Польши…

Стоянка туристических автобусов была почти возле самого замка, пройти оставалось метров пятьсот.

– Не разбегайтесь! – предупредила пани Малгожата. – Сейчас у нас заказана экскурсия, потом будет свободное время.

Выяснилось, что сама пани экскурсию в замке проводить не может, такие законы. Группа, толпясь и переговариваясь, прошла во двор замка, там ожидал их местный экскурсовод – молодой парень в расстегнутой рубашке и бейсболке козырьком назад.

Парень потянулся, так что хрустнули кости, потом чихнул, высморкался в несвежий клетчатый платок и затараторил гнусавым голосом по-польски, Малгожата едва успевала переводить:

– Замок Легнице заложен в четырнадцатом веке для защиты северных рубежей Венгрии…

– Ну вот, – прошептала Дашка на ухо подруге. – Сейчас нам будут по новой излагать все то, что Малгожата рассказывала в автобусе…

– А Мымра будет перебивать лекцию неуместными вопросами! – отозвалась Аля, и подруги прыснули.

– В шестнадцатом веке жупан этой области…

– Жупан? – громко переспросила Мымра. – Если я не ошибаюсь, жупан – это такая верхняя одежда!

Подруги переглянулись. Пани Малгожата посмотрела на Мымру с ненавистью и проговорила, скрипя зубами:

– Я покорнейше попрошу ясновельможную пани задавать свои вопросы в конце экскурсии, чтобы не мешать остальным! А жупан – это не только верхняя одежда. Это еще и титул князя или правителя у южных славян!

Мымра наконец замолкла, а экскурсовод, прокашлявшись, продолжил свою лекцию.

Перечислив многочисленных владельцев замка, упомянув, что с этим замком, как и со многими другими, связаны истории и легенды о сокровищах и привидениях, он добавил, что не советует заниматься здесь самостоятельными поисками кладов, потому что на территории водится множество ядовитых змей.

При этом сообщении Мымра ахнула и переместилась поближе к экскурсоводу – видимо, она считала, что он имеет влияние на местных змей и при нем они не посмеют ее укусить.

Далее молодой человек сообщил, что замок значительно пострадал во время последней войны. В частности, в результате артиллерийского обстрела была разрушена одна из самых романтических его частей – Девичья башня, с которой связана старинная легенда о дочери барона, которую жестокий отец заключил сюда за то, что она полюбила не того человека, которого он прочил ей в женихи.

– Вечная история! – пробормотала Дашка. – Конфликт поколений! Он ее хотел выдать за какого-нибудь солидного аристократа с большими поместьями, а ей приглянулся молодой вертопрах…

– Уже в семидесятые годы двадцатого века большая часть замка была восстановлена под руководством выдающегося краковского реставратора профессора Маевского…

Наконец прозвучали долгожданные слова:

– А теперь мы с вами войдем в замок! Попрошу любезных панов и пани не отходить в стороны от группы, поскольку многие помещения опасны!

Над главным входом красовался каменный щит с гербом, центральное место занимала большая хищная птица с облезлой шеей и повернутой влево головой.

– Какой-то индюк! – шепнула Даша на ухо Але. – Во всяком случае, на геральдического орла ничуть не похож!

Экскурсовод то ли расслышал ее слова, то ли те же мысли возникали у многих туристов, только он задержался на крыльце и проговорил простуженным голосом:

– Птица на гербе владельцев замка очень необычна. Многие специалисты по геральдике считают, что это кондор, обитающий в Южной Америке. Дело в том, что один из владельцев замка был связан с древней южноамериканской аристократией… попрошу не отставать от меня!

Внутри замок казался еще больше, чем снаружи. Экскурсанты притихли. Их подавляли темные мрачные залы с высоченными, уходящими во мрак сводами. Аля следовала за группой, переходя из зала в зал. Вначале шли парадные покои. Стены были увешаны гербами и знаменами, в одном зале был огромный камин, в который, казалось, могла бы въехать целая карета, запряженная четверкой лошадей. И топили этот камин не обычными дровами, а целыми бревнами.

Сейчас камин был пуст, о чем Аля немедленно пожалела. В мрачных темных залах стояла прохлада. Аля зябко обхватила себя за плечи и пожалела, что не взяла с собой что-то теплее блузки без рукавов и легкого шелкового шарфа. Но блузка так подходила к ее новым белым брюкам…

– На улице дикая жара, а здесь холодно… – проворчала она, – представляю, какой колотун стоял у них зимой…

– Угу, а я все думаю, где этот парень умудрился простуду схватить? – сказала Дашка.

Сама она тоже была одета легко, но ничуть не мерзла.

«Жир греет», – почти с завистью подумала Аля.

Краем глаза она заметила, что экскурсант, которому они с Дашкой дали кличку Тайный Агент, отстал от остальной группы и свернул в сторону. Сама не зная почему, Аля тоже замедлила шаги и хотела было двинуться за ним, но вдруг заметила, что не одна она хочет это сделать. Откуда-то материализовался неказистый сутулый тип, который опасливо огляделся по сторонам и шагнул за человеком в золоченых очках. Вид у него был слишком целеустремленный, чтобы можно было поверить в случайность.

«Кажется, Дашка была права, и у этих двоих назначена тайная встреча», – подумала Аля.

Она оглянулась в поисках подруги, но та уже ушла вслед за остальными членами группы в другой зал. Слышен был гнусавый голос экскурсовода и Дашкин – она отвечала по-польски.

Сама себе удивляясь, Аля тихонько двинулась за сутулым типом. Она миновала большой зал, прошла длинную полутемную галерею, увешанную портретами надменных немолодых шляхтичей, в конце галереи мелькнула сутулая спина. Аля подумала, что надо возвращаться, не то она заплутается в этих холодных каменных залах и темных переходах. Умрет от голода и превратится в привидение. А что, наверное, тут таких много… Так или иначе, компания неподходящая.

Галерея переходила в еще один небольшой зал, от него ответвлялся коридор, поперек которого была натянута веревочка и висела табличка. Хоть написано было по-польски, Аля тотчас поняла, что она означает «Служебное помещение, посторонним вход воспрещен». Веревочка, однако, легонько покачивалась. Стало быть, сутулый тип проскользнул здесь только что, за Тайным Агентом торопится…

Аля помедлила немного возле веревочки и огляделась. Зал небольшой и, как ни странно, довольно уютный. Узкие стрельчатые окна пропускали достаточно света. Был в зале камин – не такой огромный, где жгли целые бревна, но тоже большой. Камин абсолютно чистый, как видно, давно не пользовались. Над ним висел портрет молодой знатной женщины. Горностаевый палантин и три белые лилии в руке говорили о том, что она принадлежала к королевскому роду. Художник изобразил даму анфас, только голова чуть повернута. Гордый поворот головы и взгляд чуть искоса создавали впечатление, что дама на портрете присела в кресло ненадолго, попозировать художнику, и сейчас встанет, поправит сползающий с плеч палантин, бросит лилии, властно взмахнет рукой…

От дальнейшего созерцания Алю отвлекли торопливые шаги. Человек не старался ступать осторожно, не боялся, что его услышат. Он громко топал на бегу.

Аля испугалась, что столкнется с ним. Что она скажет? Зачем она здесь, в этом зале, – одна, без группы? Можно, конечно, притвориться, что отстала, заблудилась… Но если это возвращается Тайный Агент, то он, чего доброго, заподозрит Алю в слежке, а сутулый вообще тип очень подозрительный.

Шаги приближались. Аля хотела бежать назад, но было поздно. Она оглянулась в панике, ища укрытие, и столкнулась взглядом с дамой на портрете. Показалось ей, что дама слегка пошевелила рукой с лилиями, указывая на камин? Аля не стала долго думать, залезла внутрь и спряталась за экраном.

И вовремя, потому что мимо буквально пролетел тот самый сутулый подозрительный тип. Сейчас он выглядел еще более подозрительно: глаза вытаращил, руками размахивает и что-то невнятно бормочет.

«Рехнулся!» – испугалась Аля.

Сутулый споткнулся и едва не растянулся прямо возле камина. Аля попыталась вжаться в стенку и пожалела, что еще не стала привидением и не может вылететь в каминную трубу. Сутулый выругался по-польски и вышел из зала, прихрамывая. Аля перевела дух и затихла.

Нужно было вылезти из камина и идти на поиски группы. А то уедут из замка, и что она тогда станет делать? Как добираться? Страшно. С чего это сутулого типа так разобрало? Что он такого увидел, отчего испугался? Вот именно: когда он пробегал мимо, Аля заметила, что он просто умирает от страха.

Но она-то какой дурой выглядит, сидя здесь, в камине! Не дай бог, кто-то увидит, со стыда сгоришь! И чего она испугалась? Ну, сначала пошел человек один, потом за ним другой, потом этот другой вернулся… А что бежал, так, может, у него живот прихватило, вот и торопился…

Да, будь на ее месте Дашка, она бы уж не стала прятаться. Да она бы в этот камин просто не поместилась!

Аля сердито вздохнула и вылезла. И тут же ахнула: на белых брюках красовалось черное пятно. Ясное дело, средневековая сажа. И она, идиотка, сама в нее влезла!

Аля покосилась на портрет царственной особы. Дама глядела с насмешкой, Але показалось даже, что большие грушевидные жемчужины у нее в ушах слегка покачиваются.

Вот так всегда, все над ней посмеиваются, поступают как удобно им самим, не учитывая ее интересы. Вот и Максим – сам уговорил ехать и бросил тут, в этом пыльном замке…

От обиды Але показалось, что Максим завез ее сюда, а потом уехал на эту свою итальянскую виллу. Она собралась уходить и оглянулась по сторонам, проверяя, не выронила ли что-нибудь. Веревочка в проходе была сдернута, табличка валялась на полу, Аля подошла, чтобы поднять ее и водрузить на место. А то еще подумают, что она разгуливала по служебным помещениям.

И тут услышала стон. В первый момент Аля подумала: ей показалось, просто ветер шумит в бойницах. В старом замке всегда слышатся разные звуки – унылые завывания, шорох, треск и стук. Поэтому и придумали люди сказки про духов и привидения. Сквозняком захлопнет дверь, мелькнет в осколке цветного стекла лунный свет, ветер взвоет в печной трубе… Глядишь – и готова легенда о старом ревнивом бароне, который задушил из ревности свою молодую красавицу жену, и теперь ее дух бродит по замку, жалобно стеная и пугая случайных туристов.

Все эти мысли промелькнули в голове у Али очень быстро. И тут она услышала еще один стон, полный муки. Вне всякого сомнения, звук издавало существо из плоти и крови, привидения тут ни при чем. Аля оглянулась по сторонам. Никого рядом, никто не может помочь. Аля собралась с духом и отважно шагнула за веревочку.

Она прошла совсем немного по коридору и оказалась в небольшой часовне. Потолок был высокий, сводчатый, напротив входа стояла большая деревянная статуя Христа, над ним висело распятие. Возле ног статуи стояла ваза с букетом сильно пахнущих белых лилий, а на ступенях, ведущих к подножию статуи, лежал человек. Тот самый, которому Дашка дала кличку «Тайный Агент».

Человек лежал неподвижно, и Аля окаменела от страха, подумав, что он мертв. Но кто же тогда стонал? Аля заставила себя взглянуть еще раз.

На человеке не было никаких видимых повреждений – руки-ноги не переломаны, одежда в порядке, крови вокруг не видно. Если его убил сутулый, то каким образом он это сделал?

И вдруг человек шевельнулся. Он открыл глаза и сделал попытку приподняться. Аля подлетела к нему и чуть не растянулась рядом, споткнувшись на вытертых сотнями ног ступеньках. Перед ней оказались глаза Тайного Агента. Глаза эти были полны невыразимой муки, впрочем, возможно, так казалось из-за отсутствия очков. Разбитые очки в золоченой оправе валялись рядом.

– Вы живы? – глупо спросила Аля.

Человек скривил губы в гримасу, что, наверное, означало улыбку. Он снова сделал попытку приподняться, а Аля закричала:

– Лежите, лежите, вам нельзя двигаться!

Из чего она сделала такой вывод, и сама не понимала. Где-то слышала или читала, что пострадавшего в автокатастрофе ни в коем случае нельзя переворачивать, чтобы не потревожить раны… Но тут не было никаких ран.

– Кто вас так? – спросила Аля. – Этот сутулый, что был здесь?

Человек утомленно прикрыл глаза, Аля испугалась и тронула его за руку.

– Кто вас, Виктор… Виктор Николаевич? – Она и сама удивилась, что в памяти всплыло его имя.

Вроде бы никто его не представлял, и ни разу они не разговаривали, Дашка, что ли, разузнала… Или Мымра сообщила, она еще профессором его называла…

В ответ на ее вопросы профессор еле заметно покачал головой – никто его не трогал…

– Вам нужен врач! – решительно сказала Аля. – Я сбегаю и позову кого-нибудь!

Снова он с трудом покачал головой – не надо, мол, бесполезно… Он сделал еще одну попытку приподняться, но потерпел неудачу и снова упал на ступеньки. Потом умоляюще посмотрел на Алю, и она помогла ему принять полусидячее положение, прислонив к ногам деревянной статуи. Он посидел немного, отдыхая, потом начал делать руками какие-то странные, собирательные движения. Он шарил вокруг себя и ничего не находил. Аля вдруг поняла, что ему очень плохо и врач нужен срочно. Она вскочила на ноги, но тут профессор с радостным стоном вытащил из-под себя какую-то бумажку и протянул ее Але. Рука дрожала, бумажка едва не выпала, Аля подхватила ее, и тут мужчина вдруг начал заваливаться на бок. Глаза его закатились, в углах рта выступила пена. Тело было ужасно тяжелым, Аля не смогла его удержать, и профессор упал, стукнувшись головой о ступеньки.

Он лежал, раскинув руки, голова запрокинулась, открытые глаза были устремлены в высокий потолок. Несомненно, умер. Аля завизжала и бросилась прочь из часовни.

Одним махом пролетев коридор и комнату с портретом знатной дамы, она миновала галерею, потом еще два зала и столкнулась с пани Малгожатой, которая, надо думать, недосчитавшись одной туристки, решила ее искать.

– Там… там… профессор… очки… – бормотала Аля.

Тут на нее набежала Дашка, не слишком вежливо встряхнула, так что перемешались все косточки, и гаркнула прямо в ухо:

– Говори толком!

Аля проглотила комок, стоявший в горле, и довольно внятно сказала, что в часовне на ступеньках лежит мертвый человек, это один из туристов, профессор…

– Любомирский? – ахнула пани Малгожата.

Но тянуть не стала, тут же вытащила мобильный телефон и уже нажимала кнопки. Прибежали остальные туристы, все недоуменно галдели, спрашивая, что случилось.

– Пожар? – деловито осведомилась Мымра. – Где здесь запасной выход?

– Да не пожар, а нижняя галерея обвалилась, – авторитетно поправил ее Усатый Пан, втянув носом воздух. – Дымом-то не тянет…

Пани Малгожата нервно отмахивалась от расспросов, но Дашка охотно отвечала, что профессор отстал от группы и ему стало плохо где-то там, в дальних комнатах замка…

«Голубочки», выслушав Дашку, дружно развернулись и направились в нужную сторону, махнув Але, чтобы показала дорогу. Мымра увязалась следом, за ней топала Дашка.

– Эй, вы куда это? – спросил появившийся наконец экскурсовод. – Туда нельзя!

– Я врач, – бросил ему мужчина.

– И я врач, – сказала его жена.

Дашка могучим плечом отодвинула парня в сторону, и они четверо поспешили в часовню. Экскурсовод успел вцепиться только в Мымру. Пока они боролись, маленькая группа дошла до часовни. Там встретил их плотный загорелый мужчина в форме охранника. Дашка мигом заговорила с ним по-польски. Тем не менее он допустил к телу только «голубочков». Дашка вытянула шею и перегородила весь проход, так что Але пришлось невежливо пихнуть ее в бок.

Тело лежало в той же позе, что оставила его Аля, открытые глаза смотрели в потолок. «Голубочки» подошли с двух сторон, одновременно пощупали пульс и посмотрели глазные яблоки. Потом переглянулись и покачали головами.

– И так ясно, что умер, – громко прошептала Дашка.

– Его отравили? – тихо спросила Аля.

– Похоже на инфаркт, – муж пожал плечами. – Видимых повреждений нет…

– А с чего вы взяли, что его отравили? – Жена поглядела на Алю пристально.

– Да я… – начала было Аля, но Дашка пихнула ее в бок, и она замолчала.

– Да она просто так сказала… – заторопилась Дашка. – Она покойников никогда не видела…

Тут Аля заметила, что плотный охранник смотрит на нее пристально и с подозрением. Дашка тотчас затараторила по-польски, и он нехотя отвел взгляд.

«Голубочки» остались в часовне, подруги побрели во двор, где ожидала остальная группа.

– Спешу вас обрадовать! – тут же заявила Мымра, которая, как всегда, узнавала новости самой первой. – Наш отъезд задерживается на неопределенное время! Ждем приезда полиции!

– А полиция-то при чем? – громко удивилась Дарья. – Несчастный случай, человеку стало плохо, врачи сказали – инфаркт… как говорится, смерть от естественной причины…

– Если больной – нечего ездить по заграницам, – вздохнул Усатый Пан. – Сидел бы в санатории где-нибудь под Старой Руссой или на даче в тенечке… А тут жара, пыль, постоянные переезды, в общем, сплошные стрессы… вот сердце и не выдержало. А все ты, – повернулся он к своей пергидрольной жене. – Поедем да поедем, культуры наберемся! В гробу я видел эту культуру! – Он смачно плюнул на каменные плиты замкового двора.

– Где это вы, милочка, так умудрились изгваздаться? – спросила Мымра, указывая на пятно на Алиных брюках.

Как всегда, голос ее прозвучал в тишине очень ясно, и все уставились на злосчастные брюки. Аля пыталась спрятаться за Дашку, но та тоже принялась ахать.

– Говорила, не надевай в поездку белое! – сказала она. – Тут же вековая пыль! А хотя это не пыль, это сажа… Александра, ты что – в камине сидела?

– Отстань! – всерьез разозлилась Аля.

Против ожидания полицейские подъехали довольно быстро. Польский врач подтвердил диагноз «голубочков» – инфаркт. Затем молодой полицейский подступил к Але.

– Если не хочешь, чтобы мы тут застряли надолго, отвечай коротко, лаконично, простыми предложениями, – проговорила Дашка, не разжимая губ.

Пани Малгожата, сильно взвинченная, торопливо переводила вопросы и ответы. Аля сказала, что отстала от группы, заблудилась, а потом увидела профессора и поспешила за ним, чтобы спросить дорогу. Потом снова упустила его из виду в лабиринте замковых коридоров, а когда нашла, то он был уже мертв, во всяком случае, ей так показалось.

– Зачем вы пошли в служебное помещение? – строго спросил полицейский.

– Я думала, там туалет… – Аля сделала самое глупое выражение лица.

Скоро радостная пани Малгожата сказала, что можно ехать. В автобусе измаявшиеся и перенервничавшие экскурсанты и не думали петь. Кто дремал, кто обсуждал происшествие, а пани названивала в отель, чтобы сообщить об опоздании к обеду. Аля закрыла глаза и сделала вид, что спит, но сон не шел. Перед глазами стояло лицо несчастного профессора Любомирского. Какая ужасная смерть!

– Вовсе нет, – невозмутимо отозвалась Дарья, потому что последние слова Аля произнесла вслух. – Мгновенно умер, наверное, и сам не успел сообразить… И все-таки что-то с ним не то… Какой-то он был странный, загадочный, таинственный…

Аля поглядела на нее очень выразительно, и Дашка мгновенно загорелась:

– Ты что-то видела? Говори скорей!

Тотчас с переднего сиденья повернулась к ним Мымра:

– Шурочка, вы что – слышали последние слова умирающего? Это ужасно!

По самой Мымре заметно было, что ничего ужасного она в этом не видит, а, напротив, сгорает от любопытства.

– Ничего я не слышала! – рявкнула Аля.

Мало того что Мымра подслушивала их с Дашкой разговор, так еще посмела назвать Алю Шурочкой! Вот уж какую производную от своего имени Аля ненавидит, так это Шура!

– Вам не дует? – заботливо спросила Дашка у Мымры. – Что-то в салоне прохладно.

Та мгновенно попросила выключить кондиционер, за что Усатый Пан на нее рассвирепел. Мымра ответила, словом, моментально разгорелся скандал, и в общем шуме подруги смогли перекинуться парой слов.

– Что случилось в часовне? – спросила Дашка одними губами.

– Потом скажу! – ответила Аля тем же способом.

Обед плавно перетек в ужин. На Алю внезапно навалилась дикая, прямо-таки чугунная усталость, она просто засыпала за столом и ела через силу, больше ковырялась в тарелке. Дашка же кушала с большим аппетитом, впрочем, как и всегда.

В номере Аля хотела лечь, но вспомнила о безобразном пятне на брюках.

– И что делать? – грустно спросила она. – Небось никакая химчистка не примет… Жалко, новые совсем…

– Да глупости какие! – махнула рукой Дашка. – Застирай в раковине, вывеси на балконе, в такую жару они мигом просохнут! Зачем ты их вообще в поездку взяла?

Аля и сама не знала, зачем. Она так устала, что не сразу вспомнила, какие у нее были неприятности перед поездкой. Ах да, Максим… Интересно, что он сейчас делает? Но думать почему-то не хотелось.

Дашка схватила несчастные брюки и потрясла их над кроватью. Вывалилось несколько мелких монеток, ключ от номера, расческа и смятый клочок бумаги.

– Это что? – Дашка развернула клочок. – Билет в замок… Ну, это можно выбросить…

– Подожди! – встрепенулась Аля. – Дай посмотреть…

На обратной стороне билета были нацарапаны по-русски несколько слов.

– «От стрелы Халявских отмерить двенадцать шагов…» – с трудом разобрала Аля. – Ой!

– Что? – Дашка мгновенно сделала стойку, как охотничья собака на дичь. – Откуда это у тебя? «В полдень верхний угол укажет проход…» Александра, немедленно колись! Да брось ты штаны! Что видела в часовне? Профессора и правда убили?

– Не знаю, – честно ответила Аля.

– Слушай, если ты немедленно не расскажешь все в подробностях, я сама тебя убью! – возмутилась Дарья.

И Аля выложила все – про подозрительного сутулого типа, про то, как она спряталась в камине, как услышала стон и застала профессора при смерти.

– И вот он сунул мне эту бумажку и умер, – упавшим голосом закончила она. – А я почему-то ничего не сказала полиции.

– Правильно сделала, – одобрила подруга. – Ничего хорошего не вышло бы.

– Но если его убили? Тот сутулый тип выглядел очень подозрительно… – слабо возражала Аля.

– Вот пускай полиция и расследует, – твердо ответила Дарья. – А мы с тобой другим займемся.

– Да я хочу забыть сегодняшний день как страшный сон!

– Ты что? – возопила Дашка. – Чтобы я отказалась от такого приключения? Не зря этот профессор показался мне странным, он все время что-то искал, вынюхивал, высматривал… И вот, нашел…

– Что – вот эту бумажку? – Аля в сомнении потрясла перед Дашкой билетом.

Та выхватила его и прочитала:

– «Пройти двадцать шагов… найти чистое создание… отсчитать от кончика рога…» Слушай, да это же готовый план! Просто карта острова сокровищ!

– Где ты видишь карту? – холодно спросила Аля.

– Пусть не карта, еще лучше! – азартно вопила Дашка. – Не знаю как ты, а я в картах совершенно не разбираюсь! У нас в школе географ ненормальный был, по полгода в психбольнице отдыхал! Мы географию училке по домоводству сдавали! И потом, может, они нарочно там все неправильно писали! Знаешь, не та система координат, не от того меридиана отсчитывали, не в той проекции… вот и выходила путаница…

Аля невольно с уважением подумала, что в Дашкиной голове от географии что-то все же осталось. Она сама с трудом помнила, что такое нулевой меридиан.

– А тут все расписано для полных идиотов! – шумно восторгалась Дашка. – Пойди туда, отсчитай столько-то шагов… Нет, этим планом непременно нужно воспользоваться, когда нам еще такой случай представится!

– Ты хочешь сказать…

– Что завтра мы снова едем в этот замок, как его… Легнице! – припечатала Дарья. – И не спорь со мной! Человек перед смертью отдал план тебе! Хоть какую-то совесть имела бы!

Аля слишком устала, чтобы спорить.

– Вот сюда, господин, они пошли сюда! – кривоногий индеец-чунко в грязной набедренной повязке припал к земле, как охотничья собака, и ткнул пальцем в густые влажные заросли. – Здесь они задержались на несколько часов, потому что его жена разрешилась от бремени. Это было вчера вечером, незадолго до заката. Но потом они продолжили путь, надеясь выйти к реке.

– Дикие люди, дон Педро! – проговорил лейтенант Гомес, оглянувшись на командира. – Заставлять роженицу идти пешком по джунглям – какая жестокость!

– Дикие люди, – согласился дон Педро Картехо-и-Леон, поправив тяжелый меч.

Его детство прошло в портовых трущобах Кадикса, и дикость здешних жителей не казалась ему удивительной. Его собственная мамаша, едва родив его, отправилась в кабак мыть посуду и подавать пиво загулявшим матросам.

Он рос среди таких же диких людей, только носили они испанские имена и изредка молились Деве Марии и святому Яго Кампостельскому. Они просили у святого выигрыш в кости или богатую добычу в пиратском набеге.

Тогда никто не называл его доном Педро. Свою звучную фамилию он придумал сам, когда приплыл в Новый Свет с шайкой таких же нищих авантюристов, все достояние которых состояло из верного меча и бесстрашного сердца. Все они обзавелись тогда пышными дворянскими именами, чтобы забыть нищее грязное детство, голодную юность, бесшабашную молодость. Только такие баловни судьбы и недотепы, как этот его лейтенант, сохранили свои плебейские имена – Гомес, Гарсия, Мендес. Только те, кому нечего было стыдиться или страшиться в своем прошлом.

– Сколько здесь ходу до реки? – спросил дон Педро проводника.

– Два дня, – ответил тот, не поднимая глаз. – Но с женщиной и ребенком он будет идти медленнее. Может быть, три или даже четыре…

– Мы должны перехватить его раньше! – И дон Педро зашагал впереди своего отряда.

Они вышли из Вилькабамбы неделю назад – сотня лучших испанских солдат с проводниками-индейцами. Вице-король приказал им найти и захватить бежавших в джунгли инков, доставить к нему в Куско их последнего короля и военачальников. А также, конечно, королевскую казну и драгоценности Верховного Инки.

На второй день испанцы разделились на четыре группы – и очень скоро одна нагнала в джунглях и взяла в плен вдову предыдущего правителя Титу Куси, вторая – нескольких знатных военачальников, третья – группу воинов, которые несли золото короля. И только сам Верховный Инка Тупак Амару со своей беременной женой продолжал ускользать от преследователей.

Дон Педро день за днем шел по его следам, как гончий пес по следу раненого ягуара. Он и был гончим псом – гончим псом вице-короля, гончим псом испанской короны, гончим псом католической церкви.

Полил дождь – сильный и долгий, как бывает в этих гиблых краях.

Испанцы шли, не останавливаясь на привал, по дороге подкрепляясь куском вяленого мяса и глотком малаги. Они шли, и дон Педро чувствовал, что еще немного – и дичь окажется в его руках.

– Дон Педро, может быть, дать людям немного отдохнуть? – спросил, нагнав его, лейтенант.

– Никакого отдыха! – рявкнул командир. – Я чую его! Еще до заката он будет в наших руках! Вот тогда отдохнете!

Он прибавил шагу – и лейтенант послушно пошел за ним.

Прошел еще час. Сырая почва предательски скользила под ногами, сапоги стали тяжелыми от воды, но дон Педро шагал как заведенный. И впереди него неутомимо бежал проводник-индеец, то и дело припадая к земле, чтобы взять след, или осматривая сломанную ветку дерева возле тропы.

Начало темнеть, и тут проводник насторожился.

Он свернул с тропы, подошел к дону Педро, низко склонился и сказал прерывающимся от волнения голосом:

– Он там, за теми деревьями! Он все же сделал привал, чтобы женщина смогла покормить ребенка!

– Ну, так веди нас туда!

– Нет, господин, я не могу показаться на глаза Великому! – пролепетал индеец, и бледность проступила через его бронзовую кожу. – Я, ничтожный раб, недостоин лицезреть его светлое лицо!

– Ты дурак, индеец! – процедил дон Педро и ткнул проводника носком сапога. – Ты предал своего короля, привел нас к нему – а теперь не смеешь показаться перед ним!

– Я не предатель! – Проводник выпрямился, его голос стал тверже. – Сапа Инка казнил моего отца, и я совершил возмездие, отдав его в ваши руки. Но он – Великий Инка, и мне, ничтожному, нельзя появляться перед ним.

Дон Педро поморщился.

Он не понимал этих людей и не любил все то, чего не понимал.

Пожалуй, он убил бы этого проводника за глупость и заносчивость, но тогда ему с отрядом не выйти из джунглей, не дойти обратно до Вилькабамбы.

Он еще раз пнул проводника сапогом и направился в ту сторону, где, по словам индейца, находилась его дичь.

Дон Педро раздвинул ветви дерева маракайба и увидел маленькую лесную поляну, напоминающую полутемную часовню. Посреди поляны горел костер. Возле костра сидела юная женщина, закутанная в шерстяной плащ. На руках у нее покоился ребенок – чудесный бронзовый младенец, присосавшийся к материнской груди.

Дон Педро невольно залюбовался этой картиной.

Он вспомнил потемневшие от времени изображения Мадонны в соборе своего родного Кадикса. У Девы Марии было такое же светлое, такое же сияющее лицо…

С трудом отведя глаза от юной индеанки, дон Педро взглянул на ее спутника.

Очень худощавый молодой индеец сидел возле костра, скрестив ноги, и смотрел перед собой загадочным непроницаемым взглядом. Взглядом бронзовой маски, древнего божества. Взглядом земного воплощения бога солнца Инту, каковым считался Верховный Инка.

Молодой?

Дон Педро усомнился в первом впечатлении. Возможно, этот человек вовсе не так молод. На неподвижном бронзовом лице читалась печать древнего знания, древней мудрости, древнего величия.

Неужели это он, Великий Инка, Сапа Инка на языке индейцев кечуа, последний владыка великой Империи Четырех Стран, как называли ее сами инки?

Империя простиралась на огромных просторах Южной Америки, в нее входили земли народов моче и уари, чиму и аймаро, наска и грозных чачапояс, Воинов Туч, обитающих в неприступной горной крепости Куэлап. Его государство во много раз превосходило размерами старую Испанию, исконные владения Его Католического Величества. В его владениях были скалистые горы и бесплодные пустыни, непроходимые джунгли и бескрайние степи. На четыре огромные провинции делилась империя, и четыре дороги выходили из древней столицы Куско, где сейчас разместилась резиденция его высочества вице-короля дона Франсиско де Толедо…

По этим четырем дорогам день и ночь тянулись бесконечные караваны, которые несли в провинции волю императора, его приказы и повеления, день и ночь шли отряды его воинов и кортежи его чиновников. По этим же дорогам бесконечным потоком шли в столицу подати из четырех провинций – золото, серебро, ткани, оружие, скот. Все богатства огромной страны.

В каждой провинции была своя столица, куда стекались подати и налоги, где находился храм Солнца и ювелирные лавки, литейные и оружейные мастерские, большие постоялые дворы и склады. В каждой провинции был представитель Верховного Инки – губернатор, человек из знатного рода, головой отвечавший за порядок на своей территории и за сбор налогов, в каждой провинции были счетоводы, называемые кипумайоки, которые при помощи узелкового письма кипу вели строгий учет податей и доходов, скота и рабочей силы. Этот учет был поставлен столь хорошо, что нельзя было утаить от властей ни одной мелкой монеты, ни одной вязанки дров.

Этим же узелковым письмом были подробно записаны все события и происшествия в провинции, этим же письмом отмечалось, сколько людей родилось и сколько умерло в каждом селении и в каждой местности за прошедший год.

Этим же письмом были записаны законы инков, и соблюдались эти законы так строго и неукоснительно, что во всей огромной империи не знали воровства и убийств, взяток и беззаконий, и богатый человек, уходя из дому на долгие недели, не запирал дверей, а лишь ставил возле них палку с вырезанным на ней значком – и вернувшись, находил свое добро в целости и сохранности.

Увидев такой порядок в завоеванном государстве, один из католических священников записал в своем отчете, который отправил в Мадрид: «По правде говоря, мало народов в мире имеет лучшие законы и лучшее правление, чем у инков».

И вот эта огромная, богатая и процветающая империя пала под ударами испанских солдат, развалилась, как карточный домик от порыва ветра.

Сорок лет назад дон Франсиско Писарро, узнав от индейцев о великой и богатой империи инков, пришел на побережье Перу с двумя сотнями солдат и тридцатью лошадьми. Кроме солдат и коней, с ним пришли еще два страшных, непобедимых союзника – оспа и корь, которые многими тысячами косили индейцев. Обманом и хитростью дон Франсиско захватил Верховного Инку Атауальпу, и через четыре года пала столица империи Куско.

Наследник Атауальпы Манко Инка Юпанка с небольшим количеством приверженцев скрылся в горной крепости Вилькабамба, где инки правили еще тридцать пять лет.

Испанцы не хотели оставить им и этого последнего оплота.

Вице-король Перу дон Франсиско де Толедо послал двух доминиканских монахов на переговоры с Верховным Инкой.

Во время этих переговоров император Титу Куси умер.

В народе распространился слух, что правителя отравили испанские монахи. Оба доминиканца были схвачены и казнены. На трон взошел младший брат Титу Куси – Тупак Амару. Пограничные земли между землями инков и испанскими владениями были заняты воинами Верховного Инки.

Испанцы еще не знали о смерти прежнего императора и послали еще двух послов для ведения переговоров. Эти послы были убиты одним из командиров инков.

Узнав об этом, вице-король дон Франсиско де Толедо объявил Верховному Инке войну.

Он заявил, что тот нарушил закон, соблюдаемый всеми народами мира, – закон о неприкосновенности послов. Используя этот повод, он решил напасть на инков и захватить Вилькабамбу.

Небольшой отряд испанцев занял мост на границе, и началась короткая и беспощадная война.

Инки верили в победу и первыми атаковали испанцев, однако те встретили их огнем пушек и заставили отступить.

Атаки повторялись раз за разом, инки несли страшные потери, но не сдавались и снова шли в бой. Наконец артиллерийским огнем был разрушен форт инков Гайана Пукару, и испанские войска вошли в опустевшую Вилькабамбу…

И вот последний Верховный Инка, последний потомок Атауальпы Тупак Амару бежал из своей горной столицы и, как дикий зверь, скрывается в непроходимых джунглях…

Дон Педро вышел на поляну, подошел к костру, положив руку на рукоять меча.

– Все кончено, Тупак Амару! – проговорил он, с невольным уважением глядя на индейца. – Ты – пленник Его Католического Величества, короля Испании и Обеих Индий.

Ни один мускул на лице Верховного Инки не шевельнулся, ни одного звука он не издал.

Он смотрел прямо перед собой, смотрел на огонь костра, но, должно быть, видел в этом огне свою пылающую столицу, былое величие империи инков и ее кровавый закат.

– Все кончено! – повторил дон Педро Картехо-и-Леон и положил тяжелую руку на плечо Верховного Инки.

Тупак Амару поднялся, взглянул на своего противника и проговорил удивительно спокойным голосом:

– Сохрани жизнь моей дочери.

– Обещаю тебе, – ответил дон Педро.

И это были не пустые слова: этот человек, выросший в портовых трущобах, никогда не бросал слов на ветер.

На поляну вышли испанские солдаты.

Один из них подошел к Тупаку Амару и хотел связать ему руки, но Верховный Инка взглянул на испанца холодным презрительным взглядом – и тот отошел, как будто взгляд обжег его.

Вместе с испанцами на поляну выскользнул проводник-чунко. Он не посмел взглянуть на низвергнутого владыку. Опустившись на колени, он ткнулся лбом в землю и зажмурил глаза, чтобы не ослепнуть от сияния власти и величия.

Скользнув по нему безразличным невидящим взглядом, Тупак Амару зашагал в сторону своей разграбленной, обезлюдевшей столицы Вилькабамбы, не обращая внимания на испанский конвой. Он шел неутомимо, безостановочно, равнодушно, словно не задумываясь, что ожидает его в конце пути.

Однако это была только видимость равнодушия: как только притупилось внимание испанских солдат, одурманенных монотонностью пути и свинцовой усталостью, Тупак Амару поравнялся со своей юной женой.

Женщина покорно шла следом за своим мужем и повелителем, прижимая к груди новорожденную дочь. Лицо ее казалось полусонным. Но как только муж прикоснулся к ее плечу, взгляд принцессы вспыхнул, дыхание участилось.

– Слушай меня, жена моя, сестра моя! – прошептал Верховный Инка, косясь на конвойных. – Слушай и запоминай мои слова! Мне осталось жить совсем немного, испанский правитель не пощадит меня. Но ты должна остаться в живых, ты должна сберечь жизнь нашей дочери. И еще… еще ты должна сохранить вот это! – незаметным жестом Тупак Амару передал принцессе связку разноцветных нитей, унизанных узелками, – узелковое письмо-кипу.

– Ты должна беречь это письмо как зеницу ока, ибо оно сохранит священную тайну, которая рано или поздно вернет нашим потомкам могущество!

– Я слышала твои слова, муж мой и повелитель! – прошептала женщина, почти не разжимая губ и пряча письмо-кипу в складках своего плаща. – Я слышала твои слова и исполню все, что ты мне приказал, как если бы это был приказ божества!

Тупак Амару обогнал жену и пошел вперед, не оборачиваясь. Больше он не проронил ни слова до самой Вилькабамбы.

На следующее утро вся группа сразу после завтрака собралась на террасе отеля. Публика была одета по-походному: предстояла переправа на лодках через водохранилище к руинам расположенного напротив замка Ферштын. «Голубочки», как всегда, держались за руки и обменивались ласковыми взглядами, Усатый Пан выглядел особенно невыспавшимся и недовольным. Его жена сменила наконец платье в горошек на брючный костюм в полоску.

– А вы что же не готовы? – осведомилась Мымра у Али и Даши, которые держались в сторонке от почтенной публики.

– А мы не хотим туда ехать, – ответила за двоих Дарья в своей обычной энергичной манере. – Ну что, в самом деле, еще одни руины… мы этих руин насмотрелись на всю оставшуюся жизнь!

– Зря вы так, – проговорила Мымра неодобрительно. – Там, говорят, один из самых древних замков в Польше… ему почти восемьсот лет! Или даже девятьсот…

– Значит, еще больше развалился… – вздохнула Даша и добавила: – И вообще – у моей подруги голова болит, а у меня аллергия…

– На что? – Мымра удивленно посмотрела на румяное и пышущее здоровьем Дашино лицо.

– На все, что старше пятнадцатого века! – И Даша выразительно посмотрела на Мымрину коричневую кофту.

Та наконец отстала от подруг и присоединилась к остальной группе, которую озабоченная пани Малгожата, пересчитав по головам, повела к автобусу.

Оставшись одни, подруги переглянулись.

– Ох, не нравится мне все это! – проговорила Аля, проводив автобус грустным взглядом.

– А мне нравится! – Даша потерла руки. – Обожаю приключения! И вообще, не будь трусихой!

Сделав выводы из вчерашней истории с брюками, подруги оделись попроще. Брюки, разумеется, не отстирались, только пятно стало больше. Але пришлось надеть джинсы, хоть и жарковато, Дашка же натянула на себя необъятный серо-розовый комбинезон и сказала, что он очень изысканного цвета пятки убегающей нимфы. Аля никогда в жизни не видела пяток убегающих нимф, как и других частей их тела, но поверила подруге на слово.

Они прихватили бутылку воды и отправились к дороге. Маршрутка появилась очень скоро, но тут начались неприятности: водитель доехал до старинного костела и остановился. Даша пыталась с ним объясниться, но он говорил на чудовищной смеси польского, словацкого и венгерского языков, и из всех его объяснений удалось понять только, что здесь кольцо, к замку маршрутки не ходят, и никакого другого транспорта тоже нет, так что оставшиеся восемь километров нужно идти пешком по очень живописной дороге.

– Восемь километров?! – ужаснулась Аля. – Это так далеко!

– Подумаешь! – легкомысленно ответила подруга. – Ты посмотри, какая дорога красивая!

– Да, но нам потом столько же придется идти назад!..

– Проблемы надо решать по мере их поступления! – отмахнулась Дашка и бодро двинулась вперед.

Дорога и впрямь была очень живописная. Она извивалась по холмам, с обеих сторон открывались чудесные виды на цветущую речную долину и заросшие лесом невысокие горы. Однако через полчаса Даша еле плелась, тяжело дышала и выглядела далеко не так жизнерадостно, как вначале.

– Я же говорила, что не дойдем! – проговорила Аля, оглянувшись на подругу.

Она хотела добавить, что лишний вес тоже дает себя знать и кое-кому не мешало бы посидеть на диете, но пожалела подругу, которой и без того было не сладко.

И тут из-за поворота дороги показалась телега, запряженная маленькой мохнатой лошадкой. На передке сидел усатый крестьянин с большим красным носом и во весь голос пел.

– Пан! – бросилась к нему Дашка, мгновенно приободрившись. – Вас нам Богородица послала! Не в Легнице едет пан?

– В Легнице, в Легнице! – радостно закивал тот, плотоядно оглядывая пышную Дашкину фигуру. – Садитесь, паненки, я вас в два счета домчу! Быстрее, чем на авто! Моя лошадка очень резвая, паненки сейчас в этом убедятся!

Даша облегченно вздохнула и взгромоздилась рядом с возницей, Аля кое-как примостилась на свободном месте. Впрочем, места ей едва хватило.

Лошадка плелась еле-еле, особенно после того, как на телеге появилась Дашка со всеми своими килограммами, так что дорога до Легнице заняла у них больше часа. По пути возница пытался объясниться Дашке в любви, предлагал ей грушевый самогон (у него в телеге была огромная оплетенная бутыль) и даже звал замуж. Дашка от самогона и от замужества отказывалась, но хихикала, как школьница, и получала от всего этого массу удовольствия. Аля любовалась пейзажами и думала, как они доберутся обратно.

Вскоре из-за деревьев показалась мрачная громада замка, карабкающаяся по склону холма.

Возница вдруг забеспокоился, поводя своим красным носом, и вполголоса сказал, что паненкам лучше покинуть телегу. Аля соскочила без разговоров, а Дашка продолжала хихикать и кокетничать, как вдруг из кустов выкатилась немолодая тетка в вышитой кофте. Тетка была, пожалуй, еще толще Дашки. Увидев ее на телеге, она подбоченилась и напустилась на обоих – на возницу, который оказался ее мужем, и на Дашку, которая, по ее словам, охоча до чужого…

– Что ж ты, дядя? – укоризненно проговорила Даша, слезая с телеги. – Как же ты меня при живой жене замуж звал?

Возница пытался оправдываться на два фронта, а подруги, хохоча, устремились в ворота замка.

В замковом дворе среди кустов жасмина они нашли будочку кассы, купили билеты и вошли внутрь.

У входа на продавленном стуле сидел вчерашний экскурсовод. За неимением публики он дремал, накрыв лицо бейсболкой с надписью «Я люблю тяжелый рок». При появлении подруг он подскочил, протер глаза и начал:

– Легницкий замок был сооружен в первой половине четырнадцатого века с целью защиты северных рубежей Венгрии. В середине пятнадцатого века жупан этого района Ласло Захонек пристроил к основному зданию Нижний замок…

– Не напрягайся, – остановила его Даша. – Мы все это уже слушали вчера, а сейчас пришли еще раз взглянуть на замок, уж очень понравился… так что мы, с твоего разрешения, сами тут походим, посмотрим…

– Только не ходите в нижнюю галерею! – предупредил их парень, отрывая контроль. – Там свод ненадежный, в любую минуту может обвалиться!

Подруги его уже не слушали – они поднимались по крутой деревянной лестнице во внутренние покои.

– Мы находимся в Гербовом зале, где вы можете видеть полотнища с гербами всех владельцев замка, – проговорила Дашка, зажав нос, чтобы получилось похоже на экскурсовода.

Вышло действительно похоже, и подруги рассмеялись.

Правда, Аля быстро перестала смеяться: мрачные холодные стены не способствовали веселью.

– Ну, и куда теперь? – проговорила она, зябко поежившись.

– Сейчас сверимся с нашей инструкцией! – Даша вытащила из кармана билет и удивленно уставилась на него.

– «Отделить три яичных белка от желтков, взбить до образования пышной пены, добавить порошок ванилина…»

– Дашка, это явно не то! – прервала Аля подругу.

– Сама вижу… – пробормотала та недоуменно и вдруг хлопнула себя по лбу: – Ах, ну да, это мне вчера Мымра продиктовала рецепт рождественского печенья! Значит, это не тот билет, это мой…

– А где же тот? Надеюсь, ты его не потеряла?

– Обижаешь! – Даша полезла в другой карман. – Я никогда ничего не теряю, ты же знаешь мое любимое правило – подальше положишь, поближе найдешь… да где же этот чертов билет?

Она выгребла из карманов своих широченных штанов несколько трамвайных и автобусных билетов, не меньше десятка разноцветных конфетных фантиков и кучу прочего мусора.

– Никогда ничего не выбрасываешь? – проговорила Аля, постепенно накаляясь. – Наверняка посеяла!

– И ничего не посеяла! – победно воскликнула Дашка, размахивая музейным билетом. – Я же говорила – подальше положишь, поближе найдешь! Вот он, наш билетик!

Она поднесла билет к свету и прочла загробным голосом:

– «От стрелы Халявских отмерить двенадцать шагов, в полдень верхний угол укажет проход. Пройти двадцать шагов, найти чистое создание. Провести линию от кончика рога до стены, отсчитать шестой камень и нажать…»

– Что за ахинея!.. – воскликнула Аля. – Зачем я тебя послушалась! Поехали бы с остальными в этот замок… как его…

– Ага, выслушивать болтовню экскурсовода с комментариями нашей Мымры? Нет, я этим уже сыта по горло!

– И что ты теперь собираешься делать? Как понимать всю эту галиматью? По-моему, это бред сумасшедшего…

– Тем не менее этот билет человек отдал тебе перед смертью! – Даша посерьезнела. – Для него это было очень важно, так что, наверное, в этом что-то есть…

– Знать бы только, что! – вздохнула Аля. – Ну-ка, дай посмотреть… что такое «стрела Халявских»?

– Черт его знает… – Даша огляделась по сторонам, потом задрала голову. – Мы же сейчас в Гербовом зале, где вывешены полотнища с гербами всех владельцев замка…

– Ой, Дашка, не начинай! – взмолилась Аля. – Ты это уже сегодня говорила, третий раз уже не смешно! Не надоело тебе передразнивать экскурсовода?

– А я никого не передразниваю! – Даша ткнула пальцем в одно полотнище, потом в другое. – Он говорил, что здесь герб Хорватов, здесь – Захонеков, ну, тех, которые пристроили Нижний замок… или Средний, я уже точно не помню… а здесь… ну да, точно, здесь – герб Халявских!

– Надо же, как ты все запомнила! – с уважением признала Аля. – Какая у тебя память!

– Ага, а не ты ли вчера говорила, что я запоминаю всякую ерунду! Так, что там написано: «От стрелы Халявских отсчитать двенадцать шагов…» И где она, эта стрела?

Дашка поднялась на цыпочки и принялась разглядывать полотнище с изображением герба. Аля присоединилась к подруге.

На гербе был изображен красивый голубой щит, в верхней части которого плыл по серебряному морю маленький зеленый кораблик, а в нижней паслась симпатичная золотистая овечка. Над щитом расположился какой-то непонятный зверь – то ли тигр, то ли леопард, и еще выше – рука в железной рыцарской перчатке, и эта рука… да, эта рука сжимала золотую стрелу!

– Ну, вот она, стрела! – неуверенно проговорила Аля, запрокинув голову. – И что теперь?

– А теперь нам нужно отсчитать от нее двенадцать шагов… стрела упирается как раз в левый край полотнища, значит, нужно найти на полу то место, которое находится как раз под этим краем, и отсчитать двенадцать шагов…

– А в какую сторону? – Аля с сомнением уставилась на каменный пол, вытертый ногами сотен туристов.

– Ну, ясно же, в какую! – Энтузиазм Даши ничуть не убывал. – В ту, куда стрела указывает…

Она встала под краем полотнища и зашагала через зал, громко отсчитывая шаги:

– Один, два, три, четыре… двенадцать!

Остановившись почти посредине зала, она в растерянности огляделась по сторонам.

– Ну, и что теперь? – с насмешкой произнесла Аля.

– Сейчас посмотрим… – Даша достала билет и с выражением прочитала: – «В полдень верхний угол покажет проход…»

– И где, интересно, этот верхний угол?

– А сколько сейчас времени? – Даша взглянула на часы. – Вот черт, мои часы остановились…

– В этом ты вся! – осуждающе проговорила Аля. – Наверняка забыла вовремя поменять батарейку… а времени сейчас одиннадцать пятьдесят четыре.

– Ну, видишь, как все удачно складывается! Нам придется подождать всего шесть минут. Хорошо, что не опоздали!

– Ну-ну! – недоверчиво протянула Аля. – Шесть минут подождать, конечно, можно, только я как-то не уверена… и вообще, кажется, мои часы немножко отстают…

– Ой, смотри! – воскликнула вдруг Даша, обернувшись к узкому стрельчатому окну.

Между двумя башнями замка, видневшимися в этом окне, появился ослепительный диск солнца. Золотой поток хлынул в старинный оконный переплет, и на каменном полу Гербового зала проступил яркий рисунок, повторяющий узор готического окна.

– Точно, отстают на пять минут! – проговорила Аля задумчиво. – Надо будет переставить…

– Да брось ты свои часы, – перебила ее подруга. – Смотри сюда!

– Зачем же бросать… – Аля подошла к ней. – Хорошие часы, швейцарские, а если даже немного отстают, это еще не повод… что тут у тебя?

– Вот он, верхний угол! – Даша гордо показала выступивший на полу цветной узор. – Наверное, только в полдень он становится виден и показывает проход…

Она, как зачарованная, пошла в направлении, которое указывал верхний угол оконного узора, и вскоре подошла к стене зала.

– Ну, что там? – окликнула ее Аля.

– Иди сюда! – Даша, не оборачиваясь, поманила подругу.

Та нерешительно подошла к ней и увидела: в том месте, на которое указал световой узор, мрачная каменная стена немного отступала в глубину, создавая как бы неглубокую нишу, незаметную со стороны. Даша шагнула вперед… и тут же исчезла.

– Эй, ты где? – окликнула ее Аля.

– Да здесь я, здесь! – донеслось откуда-то из стены. – Шагай вперед, увидишь!

Аля шагнула вперед и увидела, что ниша глубже, чем кажется со стороны, а сбоку в ней есть узкий проем, из которого, пыхтя, выглядывает Даша и манит ее рукой.

– Заходи… – проговорила Даша, пятясь. – Только здесь узко…

– Кому как! – Аля легко проскользнула вслед за подругой.

К счастью, дальше проход расширялся и переходил в довольно широкий полутемный коридор, скрытый в глубине стены.

– Ну вот, – Даша обернулась к подруге, на лице ее сияло откровенное торжество. – Видишь, он все написал правильно! А ты сомневалась…

– И что теперь будет? – протянула Аля. – Попали мы в этот коридор, а дальше-то что?

– Для начала нам нужно пройти двадцать шагов… пять мы уже прошли, так что осталось пятнадцать… – И Дашка зашагала вперед, громко отсчитывая шаги.

– Восемнадцать, девятнадцать, двадцать!..

На этот раз Аля ничего не сказала, потому что на стене прямо перед ними оказался удивительно красивый гобелен. Несколько дам и девушек в длинных средневековых платьях и высоких шляпах, окутанных вуалями, расположились на траве, играя на разных музыкальных инструментах. Среди них, ничуть не боясь, прогуливались зайцы, олени, косули и какие-то другие животные. В траве пестрели цветы, кое-где алели ягоды земляники.

– Здорово! – проговорила Аля восхищенно. – Так что, выходит, тот человек хотел направить нас к тайнику, где спрятан гобелен?

– Не думаю! – Даша в раздумье наморщила лоб. – Ты видишь – здесь почти нет пыли? Уж средневековую пыль-то я бы наверняка почувствовала!

– При чем тут пыль?

– Притом, что здесь явно не так давно убирали. Тайник не очень-то надежный, его наверняка давно уже нашли. Кроме того, инструкция еще не кончилась!

Даша снова достала билет и прочитала последние фразы:

– «…Найти чистое создание. Провести линию от кончика рога до стены, отсчитать шестой камень и нажать…» Черт его знает, которая из этих дамочек чистое создание…

– При чем здесь дамы? – перебила ее Аля. – Тем более что тут говорится о роге…

– Ну, может, одной из них муж изменяет, – хихикнула Даша.

– Да брось ты! – отмахнулась Аля. – Я где-то читала, что в Средние века символом чистоты считался единорог!

Подруги осмотрели гобелен и среди прочих двуногих и четвероногих созданий очень быстро обнаружили белого как снег единорога, который мягкими губами ел что-то с ладони одной из девушек.

– Ну, вот оно, чистое создание… – проворчала Аля. – Что там нужно? Провести линию от кончика рога до стены? Попробуй проведи!

Она приподнялась на цыпочки и повела пальцем от кончика закрученного белого рога до холодной каменной стены коридора.

– И в какую сторону надо отсчитывать шестой камень? Вверх, вниз, вправо, влево?

– Влево не получится, – успокоила ее Даша. – Слева у нас гобелен. И вверх тоже не выйдет – там уже близко потолок. Так что остается вниз и вправо…

Аля отсчитала шестой камень вниз, нажала на него… и ничего не произошло. Тогда она двинулась вдоль стены направо, считая каменные глыбы.

Шестой камень ничем не отличался от всех остальных.

Аля нажала на него, насколько хватило сил, но камень остался на месте. С таким же успехом можно было попытаться сдвинуть с места сам замок вместе с горой, на которой он стоит.

– Ну, и что теперь? – Аля повернулась к подруге.

Та стояла, широко открыв глаза, и показывала пальцем на что-то за Алиной спиной. Вместо слов она издавала какие-то нечленораздельные звуки.

– Ну, что такое? – недовольно проговорила Аля и проследила за ее взглядом.

В стене коридора, на высоте человеческого роста, открылся небольшой темный проем. Он был в стороне от того камня, на который нажала Аля, видимо, камень был защелкой или замком, открывающим потайной проем.

– Тайник! – воскликнула Дашка, обретя наконец дар речи. – Тайник! Мы нашли тайник!

Алин скептицизм был посрамлен.

Они действительно нашли тайник, в этом не приходилось сомневаться.

– В нем, наверное, спрятаны драгоценности средневековых польских магнатов! – мурлыкала Дашка, медленно подходя к тайнику. – Или даже королей! Представляешь себе, мы найдем королевскую корону, усыпанную рубинами и бриллиантами, или жемчужную диадему… или изумрудный фермуар…

– Фермуар? – переспросила Аля насмешливо. – А что такое фермуар?

– Понятия не имею! – Даша пожала плечами. – Но звучит очень красиво. Мне с детства нравятся красивые непонятные слова…

– Слушай, подруга, мне кажется, наше с тобой детство очень давно миновало, пора бы уже повзрослеть! А что касается тайника, то он, по-моему, маловат. Вряд ли в нем поместятся сокровища королей. Разве что какое-нибудь очень маленькое сокровище. Ну, давай же поглядим, что там!

– Не могу! – Даша стояла перед тайником, зажмурив глаза и мечтательно улыбаясь. – Пока мы не заглянули – я представляю себе множество удивительных вещей, которые там могут храниться, а когда проверим – окажется, что там что-нибудь совсем неинтересное… или вообще ничего! Представляешь, как будет обидно?

– Ну, давай же!

– Проверь сама, я не могу! – Даша отступила в сторону, уступив место подруге.

Аля вздохнула, укоризненно взглянула на нее и запустила руку в тайник.

– Ну, что там? – Даша дышала ей в спину и нетерпеливо переступала с ноги на ногу. – Ну, что? Есть что-нибудь?

– Не пойму… – пробормотала Аля, шаря рукой в каменном углублении. – Кажется, что-то есть… Ой!

– Что такое? – Даша привстала на цыпочки, пытаясь заглянуть через плечо подруги. – Что случилось?

– Да ничего не случилось, там паук, а я совершенно не выношу пауков… вот, все-таки есть! – И Аля с победным видом вытащила из тайника небольшой круглый предмет, покрытый паутиной.

– Что это? Что? Дай посмотреть! – Даша горящими глазами уставилась на находку.

– Во всяком случае, не королевская корона! – проговорила Аля. – И… и не фермуар. У тебя есть салфетки?

– Вот, носовой платок! – Даша подала подруге платок не первой свежести. Аля взглянула на него брезгливо, однако осторожно вытерла паутину с находки и показала ее подруге.

Это была красивая круглая коробочка из тускло отсвечивающего золотисто-зеленого металла, покрытая какими-то надписями и рисунками. В верхней части коробочки было круглое углубление, разделенное на шестнадцать частей, с надписями, в середине этого углубления на остром шпенечке слегка покачивалась черная металлическая стрелка.

– Ты знаешь, что это такое? – произнесла Аля после секундной паузы. – Это компас, старинный компас!

– Компас? – В голосе Даши прозвучало разочарование. – Ты уверена?

– Ну да, конечно! Вот стрелка, а вот надписи – если я правильно понимаю, они обозначают стороны света. Север, запад, юг, восток… ну, и еще промежуточные – северо-восток и прочие…

– А что? – Даша, которая секунду назад казалась разочарованной, снова оживилась. – Старинный компас, который принадлежал какому-нибудь пирату… или знаменитому мореплавателю! Может быть, самому Колумбу! Или… Магеллану! Во всяком случае, он очень красивый… может быть, даже золотой!

– Нет, вряд ли! – охладила Аля Дашин пыл. – Видишь, металл позеленел, а золото от времени не меняется. Мне кажется, это бронза. Во всяком случае, вещь действительно старинная и красивая. Думаю, нужно отдать его здешним сотрудникам, они исследуют этот компас, узнают, кому он принадлежал, и поместят его в музей…

– А вот фиг! – неожиданно возмутилась Дашка. – Моя находка, никому ее не отдам! – Она немного смутилась и добавила: – Ну, разве что только тебе, мы ведь вместе нашли… Представляешь, как потом будет интересно разглядывать его, вспоминать наше сегодняшнее приключение… – Она просительно заглянула в Алины глаза и проговорила: – Ну, Алька, давай оставим его себе! Он же ведь даже не золотой, так что не может быть таким уж дорогим!

– Перестань! – строго одернула Аля подругу. – Представляешь, что будет, если его найдут у нас на границе? Это же наверняка историческая ценность!

– Да брось ты! – отмахнулась Даша. – У тебя когда-нибудь проверяли на границе багаж? Нет! И у меня тоже!

– Все когда-нибудь случается впервые! И потом, я всегда шла через зеленый коридор с чистой совестью, поэтому была спокойна, а пограничники такие вещи чувствуют…

– Да ладно тебе. Нам еще не скоро проходить таможенный контроль! Все как-нибудь решится…

– Нет, нет и нет! Мы сейчас же отдадим этот компас кому-нибудь из здешних сотрудников… ну, хоть тому экскурсоводу!

– Скучная ты! – обиженно проговорила Даша. – Нет в тебе размаха! Полета нет!

– Зато в тебе этого добра вполне хватает на двоих! – И Аля, оставив за собой последнее слово, зашагала обратно по потайному коридору. Дашка тащилась за ней, обиженно что-то бухтя.

Через несколько минут они уже вернулись в Гербовый зал.

– Ну, вот он, экскурсовод… – проговорила Аля. – Сейчас мы…

– Стой! – зашипела Даша, вцепившись в плечо подруги. – Ты посмотри, он с кем-то разговаривает!

Действительно, в дальнем конце зала вечно простуженный тип в надвинутой на глаза бейсболке вполголоса разговаривал с сутулым мужчиной средних лет. Аля пригляделась к собеседнику экскурсовода и узнала в нем мужчину, который накануне следил за Тайным Агентом. Того самого, который едва не столкнулся с Алей в замковом коридоре перед тем, как она нашла на полу умирающего Агента… Она не сразу его узнала, потому что вчера сутулый был одет в скромную футболочку и весьма заношенные джинсы, а сегодня – в дорогой льняной костюм. Несмотря на костюм, вид у сутулого был такой же подозрительный, как вчера.

– Экскурсовод с ним в сговоре! – зашептала Даша и оттащила подругу за полотнище с гербом. – Ни в коем случае нельзя отдавать ему нашу находку!

– Да мало ли, с кем он болтает! – ответила Аля. – Он и с нами разговаривал…

Впрочем, в ее голосе не было прежней уверенности. Действительно, экскурсовод общался с сутулым как с хорошим знакомым. Беседа шла вполголоса, оба то и дело подозрительно оглядывались по сторонам, будто боясь, что их подслушают. В общем, вели себя как преступники, учитывая вчерашние события.

– Надо подобраться к ним поближе! – зашептала Даша. – Подобраться и подслушать!

Аля не успела ничего возразить, как подруга потащила ее, прячась за пыльным полотнищем, в тот конец зала, где разговаривали двое мужчин. Аля пыталась возражать, упираться, но это было бесполезно: когда Дарья что-то вбивала себе в голову, остановить ее невозможно, как невозможно остановить бегущего носорога, тем более что они с Дашей были почти в таких же разных весовых категориях, как с носорогом.

Когда полотнище, за которым они прятались, кончилось, Дашка перебралась за следующее, потом – еще за одно, с каждым шагом постепенно приближаясь к экскурсоводу и его подозрительному собеседнику.

Первое полотнище было пыльным, но следующее – еще больше, и чем дальше, тем больше пыли оказывалось на этих исторических тряпках. Именно тут Аля поняла, что значит выражение «пыль веков». Наверняка средневековые шторы не чистили лет триста, а то и все пятьсот.

Под последним полотнищем у Али невыносимо зачесалось в носу. Она покосилась на подругу и потерла нос, чтобы не чихнуть. Как раз сейчас они подобрались к подозрительным мужчинам так близко, что могли услышать разговор.

– Не стоит вам тут вертеться, пан Войцех! – говорил экскурсовод, как обычно, простуженным, гнусавым голосом. – В замке уже была полиция, они расследуют смерть русского профессора, так что вам лучше залечь на дно, пока все не затихнет…

– Я сам знаю, когда и что нужно делать! – огрызнулся сутулый тип, которого экскурсовод назвал паном Войцехом. – Когда закончим наши дела, тогда и залягу, а сейчас не время.

В этот момент Аля не удержалась и чихнула. Даша ткнула ее в бок кулаком и раздраженно зашипела:

– Что, обязательно чихать в самый неподходящий момент?

– Что я, виновата, что здесь столько пыли! – зашептала Аля. – Я же не нарочно! И переведи мне, о чем они говорят!

– Нарочно или не нарочно, а только нас теперь обнаружат! – разозлилась Дашка и не подумала переводить.

Однако пан Войцех, услышав чих, недовольно уставился на экскурсовода:

– Чем учить меня, лучше бы свою простуду наконец вылечил! На дворе июль, а ты вечно простужен!

Экскурсовод недоуменно пожал плечами, хотел возразить, но тут он тоже громко чихнул. Шумно высморкавшись в клетчатый платок, он пробормотал:

– Здесь, в замке, круглый год такая сырость… А вообще, пан Войцех, поторопились вы с паном профессором… надо было сперва все у него вызнать…

– Опять лезешь не в свое дело! – резко оборвал его Войцех. – Говорил же я, что никого не трогал! Я только вошел в ту часовню, гляжу – а он валяется мертвый… Не хватало еще, чтобы меня застали над трупом… Лучше скажи, где сегодня русская группа?

– Уехали в замок Ферштын, – ответил экскурсовод.

Он хотел еще что-то добавить, но сутулый тип уже не слушал его. Он быстро шагал в дальний конец зала.

– Пан Войцех, пан Войцех! – безуспешно окликал его экскурсовод. – Те две паненки…

Но сутулый тип уже скрылся в боковом коридоре – том самом, в который не пускали обычных экскурсантов.

– Пойдем за ним! – зашептала Даша. – Надо проследить, узнать, кто он такой!

– Это еще зачем? – попыталась Аля остановить подругу.

– Ты слышала, что сказал этот простуженный осел? Это он убил того человека! Пана профессора! Ну да, ты же сама говорила, что столкнулась с ним в коридоре… так что все сходится!

– Сходится… – вяло кивнула Аля, хотя и знала, что с Дашей ни в коем случае нельзя соглашаться, и тут же спохватилась: – Да ничего не сходится! Он же сказал, что профессор уже умер…

– Все наврал! – отмахнулась Дашка. – Ты же сама после этого с профессором общалась, он тебе билетик отдал… Тут, моя милая, никому нельзя верить!

– Да, пожалуй… – согласилась Аля.

– Вот видишь! – бурно обрадовалась Дашка и поспешила вслед за паном Войцехом. – Он явно ищет тот самый компас, что нашли мы! Теперь нужно узнать, за каким чертом он ему понадобился!

Але ничего не оставалось, как тащиться следом за ней, как баржа за буксиром.

Они вошли в боковой коридор как раз вовремя, чтобы успеть заметить в дальнем конце сутулый силуэт. Пан Войцех немного притормозил на повороте и свернул налево. Подруги прибавили ходу – точнее, прибавила ходу Даша, а Аля безвольно плелась за ней, обдумывая события последних дней и свое поведение.

«Ну почему я никогда не могу настоять на своем? – думала она тоскливо. – Почему всегда иду на поводу у других? Сначала – Максим. Ведь я хотела на теплое море, а вместо этого согласилась ползать по средневековым развалинам… ну, это еще ладно, Максим есть Максим, ради него я могу поступиться своими желаниями, хотя ничего хорошего из этого не вышло. Но Дарья! Я и знаю-то ее всего несколько дней, а она тоже умудряется вить из меня веревки! Ну зачем, спрашивается, мы потащились в этот замок? Зачем гонимся за этим подозрительным типом? Пускай им занимается полиция, а у меня отпуск, и нужно использовать его по назначению! То есть отдохнуть и развлечься, а не лезть в чужие дела…»

Она хотела уже высказать все это своей новой подруге, но они как раз подошли к повороту. Даша притормозила, поднесла палец к губам и заглянула за поворот.

– Он куда-то исчез! – страшным шепотом сообщила она Але и решительно двинулась влево по коридору.

– Исчез и исчез… – проговорила Аля и хотела было добавить, что не хочет больше играть в самодеятельных сыщиков. Но тут коридор сделал еще один поворот, стало гораздо светлее, и подруги оказались в замковом дворе.

Пана Войцеха здесь не было, зато прямо перед ними стоял экскурсовод. Посмотрев исподлобья, он произнес своим простуженным голосом:

– Паненки, я же говорил вам, что нельзя ходить по нижней галерее! Там очень опасно. Кстати, паненки, вами интересовался один пан…

– Какой еще пан? – спросила Аля, когда Даша перевела ей его слова.

Она почему-то сразу подумала про сутулого по имени Войцех.

– Пан из местной полиции, – ответил экскурсовод с каким-то странным выражением – то ли насмешливого испуга, то ли испуганной насмешки.

– Вон там этот пан! – И он показал на площадку перед воротами замка, где, поглядывая по сторонам, прохаживался красивый мужчина с густыми темными волосами.

– Какой интересный мужик! – мечтательно проговорила Даша. – Красавец поляк! Вот бы с ним познакомиться!

– С ума сошла? – зашипела Аля на подругу. – Только полиции нам не хватало! Давай переведи ему! Извините, пан, – она окликнула экскурсовода, который уже направлялся к своему «рабочему месту» – стулу перед входом в замок. – А здесь нет другого выхода, чтобы не через ворота?

– Есть, – ответил экскурсовод с сомнением. – Есть подземный ход для вылазок… это такая тайная галерея, по которой в случае осады защитники замка выходили наружу, чтобы неожиданно ударить в тыл неприятеля. Только тем ходом давно никто не пользовался, может быть, он уже обвалился…

– Вот мы заодно и проверим! – услышав перевод, воскликнула Аля. – Совершим вылазку и ударим в тыл неприятелю!

– Не болтай ерунды! – остановила ее Даша. – Тем более что уже поздно думать о вылазке. Неприятель на подходе, и не такой уж он неприятель!

Действительно, интересный пан, приветливо улыбаясь, приближался к подругам.

– Ну, тогда я ему отдам компас! – прошептала Аля.

– Даже не думай! – едва слышно ответила Даша. – Тебе тогда придется рассказать про тайник, про билет, и мы сразу окажемся в числе подозреваемых!

– Глупости! Этот полицейский кажется умным, он разберется…

– Ага, может быть, и разберется, но только не так быстро. А пока длится следствие, нам придется остаться в Польше. У тебя как на работе? Проблем не будет?

Аля вспомнила, как ругался ее шеф, когда она выпрашивала отпуск… да, если она застрянет здесь надолго – он ее просто в порошок сотрет! Хуже того – уволит!

– День добрый, – проговорил, подойдя к ним, симпатичный полицейский. – Не уделят ли прекрасные пани мне несколько минут? Капрал Махотек из воеводского полицейского управления…

– Уделят, уделят, и с большим удовольствием! – воскликнула Дашка, кинувшись навстречу полицейскому. – Для вас – все что угодно!

– Вы говорите по-русски? – изумилась Аля. – И так хорошо… почти без акцента!

– Да, у меня мать русская… – ответил капрал. – В детстве я часто бывал в России…

– Как здорово! – бурно восхитилась Дашка.

– Это вы нашли вчера пана профессора Любомирского? – осведомился полицейский, слегка попятившись перед Дашиным неумеренным энтузиазмом.

– Такого лысого дядечку в золотых очках? – неизвестно зачем уточнила Даша.

– Да, да, этого самого!

– Того господина, который умер во время экскурсии в замке?

– Да, да, именно его!

– Это не я, – Даша вздохнула с сожалением. – Это моя подруга… – И она выставила вперед Алю.

– Вот как! – Полицейский повернулся к новой свидетельнице и взглянул на нее с интересом. – А позвольте спросить вас, пани, не успел ли тот человек перед смертью что-нибудь сказать или сделать?

Аля уже хотела чистосердечно рассказать все, что знала, но Дашка сделала страшные глаза, а затем, справедливо рассудив, что этого недостаточно, наступила на Алину ногу и навалилась на нее всем своим весом.

– Ой! – взвыла Аля диким голосом и запрыгала на одной ноге.

– Что случилось, пани? – удивился капрал.

– Кажется, мою подругу кто-то укусил! – проговорила Даша, округлив глаза.

– Укусил? – На этот раз в голосе полицейского прозвучала настоящая тревога. – Надеюсь, не змея? Здесь очень много ядовитых змей! Они часто живут в развалинах…

– Очень может быть, что это была змея! – заявила Даша чрезвычайно серьезным тоном. – Аля, покажи пану капралу укушенное место!

– Сама ты змея! – огрызнулась Аля. – Никто меня не кусал! Я просто подвернула ногу!

– На ровном месте? – глубокомысленно произнесла Даша. – Это надо уметь!

Капрал удивленно переводил взгляд с одной подруги на другую. Наконец он рискнул повторить свой вопрос:

– Так все же, ясновельможная пани, успел пан профессор что-нибудь сказать перед смертью?

– Ничего! – мрачно проговорила Аля, покосившись на подругу. – Сразу взял и умер!

– Вот как? – Капрал взглянул на свидетельницу, слегка прищурившись, и пригладил свою пышную шевелюру. – Жаль, очень жаль! В таком случае не смею вас больше задерживать. Однако надеюсь, что вы еще что-нибудь вспомните и позвоните мне по этому телефону…

– А вы на машине, пан капрал? – тут же вклинилась в разговор Даша. – Может быть, вы подвезете нас с подругой до отеля? Или хотя бы до того костела, возле которого останавливается маршрутка?

– Непременно, прекрасные пани! – Полицейский галантно поклонился и проводил подруг к своей машине.

Всю дорогу до отеля Даша болтала, не умолкая, так что к концу поездки капрал Махотек был полностью в курсе всех ее жизненных обстоятельств, включая имя щенка, которого родители подарили ей на десятый день рождения.

Перед отелем он высадил подруг с явным облегчением.

– И очень правильно сделала, что ничего ему не рассказала! – заявила Даша, едва полицейская машина скрылась за поворотом шоссе. – Слава богу, ты вовремя поняла, чем нам грозит излишняя откровенность!

– Я просто сообразила, что, если ты снова наступишь мне на ногу, наверняка придется накладывать гипс!

Подруги вошли в холл отеля. Портье за стойкой регистрации взглянул на них как-то странно и снова углубился в документы.

– Наша группа еще не вернулась? – осведомилась Даша, притормозив возле стойки.

– Что? – Портье вздрогнул и снова поднял глаза. – А, нет, группа не вернулась!

Даша взяла ключ от номера, и они поднялись на третий этаж.

Открыв дверь номера, Даша попятилась и воскликнула:

– Матка Боска!

– Ты что – окончательно перешла на польский? – осведомилась у нее за спиной Аля.

– А ты загляни в комнату – может, вообще по-японски заговоришь!

Аля выглянула из-за широкого Дашкиного плеча… и выкрикнула что-то вовсе нечленораздельное.

В комнате царил самый настоящий хаос. Содержимое шкафов и чемоданов было выброшено на пол и основательно перемешано, как будто кто-то решил приготовить коктейль.

Алины скромные блузки валялись вперемешку с Дашкиными босоножками сорокового размера, которые она сама называла лыжами, Дашкина необъятная кофта на пуговицах висела отчего-то на люстре, чемодан стоял посреди комнаты, открыв пасть, как бегемот в зоопарке, собирающийся пообедать.

Одеяла и матрасы были содраны с кроватей, подушки валялись на полу вместе с одеждой, одну неизвестный злоумышленник пропорол, и по воздуху летали пух и перья. Даже в ванной из тюбиков была выжата паста, вылиты все шампуни и гели.

Подруги долго стояли посреди этого безобразия, не в силах произнести ни слова.

– Ни фига себе! – первой опомнилась Дашка.

– Обокрали! – отмерла Аля. – Нужно полицию вызывать!

– Погоди! – твердо ответила Дарья. – Не суетись. Все плохое уже случилось, полиция подождет…

– Что ты хочешь этим сказать? – изумилась Аля.

– А то, – веско начала Дарья, – что это не просто кража. Тем более что ничего у нас не украли.

– Как это? – Аля отвесила челюсть. – А что же все это значит?

– А что у нас красть-то? – не унималась Дашка. – Твою бижутерию или мои кофты? Ну, на чехлы для самолетов они, конечно, сгодятся, а так…

Аля поразилась Дашкиному спокойствию по поводу собственной фигуры.

– Ты же знаешь, – втолковывала Дашка. – Пани Малгожата нас предупреждала, чтобы документы и деньги в номере не оставлять, класть в сейф у портье.

– Но мы же…

– А паспорта мы взяли сегодня с собой и деньги тоже.

– Потому что их у нас маловато, – согласилась Аля, – так что с сейфом решили не заморачиваться.

– И правильно, между прочим, сделали! – подхватила Дашка. – Потому что портье этот явно знал о том, что у нас в номере творится, помню я, как он на нас глянул! Нету у меня к нему доверия!

– Ты хочешь сказать… – неуверенно начала Аля.

– Вот именно! Ты, подруга, давай уж включай мозги, не тормози! – посоветовала Дарья. – Ежу понятно, что нас не обокрасть хотели, а что-то в номере искали. Причем хорошо искали, качественно, если уж не поленились тюбики с пастой выжать!

– Но что у нас такого может быть… Ведь компас-то мы нашли только сегодня…

– Значит, записку! – Дашка выудила из кармана билет, который дал Але покойный профессор. – В общем, мы умно поступили, что никому ничего не сказали. Не видела, не знаю, не была, не привлекалась – вот все твои слова на завтрашний день. И никакую полицию мы вызывать не собираемся. Они спросят – что пропало? Ничего. А что беспорядок, так это мы сами утром оставили, когда собирались. Горничная у них плохо убирает – вот это точно…

– Тогда я позвоню тому полицейскому… – Аля, в свою очередь, выудила из сумочки визитку. – Вот, капралу Махотеку.

– Та-ак, – Дашка хитро блеснула глазами. – Я вижу, ты, подруга, не теряешься. Запала на польского красавца! Ну, что я могу сказать – мужик, конечно, видный и в койке, верно, не промах. Уж я такие вещи за версту чую!

– Да ты что? – возмутилась Аля. – Я вовсе и не запала! Я по делу хочу позвонить!

– Ага, рассказывай! – Дашка пренебрежительно махнула рукой. – Конечно, грех таким случаем не воспользоваться, уж больно хорош! Одного только не пойму – с чего ты тогда по своему историку так сильно убиваешься?

– Да ты… – Аля скрипнула зубами.

– Ну ладно, ладно… – Дарья обхватила ее за плечи. – Ну пошутила я, пошутила… Не надо никому звонить, уедем спокойно домой и забудем про все это…

– Господи, как же мне эта поездка осточертела! – с чувством воскликнула Аля. – Хорошо, что завтра домой!

Улицы Куско были запружены народом. Индейцы со всех концов разгромленной империи стеклись в столицу, чтобы лицезреть казнь своего последнего законного владыки. Здесь были коренастые плосколицые моче и рослые уари, смуглые чиму и молчаливые аймаро с собранными в пучок жесткими черными волосами, деловитые наска и могучие темнолицые Воины Туч чачапояс, спустившиеся с гор ради такого важного события. Бенедиктинский монах Сальватор Страда насчитал в тот день на улицах города больше двенадцати тысяч индейцев.

Зрители собрались на улицах с самого раннего утра.

Никто не разговаривал, только матери кормили иногда грудных младенцев, да горные пастухи время от времени прикладывались к кожаным флягам с родниковой водой.

Все ждали.

И вот наконец со стороны здания Королевского Суда донесся негромкий вздох, словно дуновение утреннего ветра пробежало по многотысячной толпе. В конце улицы появился огромный отряд вооруженных копьями испанцев. Двести солдат шли двумя ровными шеренгами, и перед ними послушно расступалась огромная разноплеменная толпа.

Двести солдат, половина гарнизона Куско.

Примерно такой отряд в свое время разгромил армию Верховного Инки Атауальпы.

И между двумя рядами воинов ехал верхом на черном муле, с петлей на шее и связанными за спиной руками последний правитель империи Верховный Инка Тупак Амару.

Такой страх внушал последний император вице-королю дону Франсиско де Толедо, что он отправил его на казнь под конвоем.

Многие католические священники просили вице-короля пощадить Тупака Амару, сохранить ему жизнь. Они пытались убедить дона Франсиско, что Верховный Инка ни в чем не виновен перед испанской короной. Бенедиктинец Карлос де Овьедо умолял о пощаде, стоя на коленях, – но дон Франсиско был непреклонен. Он утверждал, что Тупак Амару виновен в мятеже, что он приказал казнить королевских парламентеров – и суд, послушный воле королевского наместника, осудил Верховного Инку на смерть.

Испанцы шли, чеканя шаг, посреди волнующегося индейского моря, и страх не покидал их. Достаточно одной искры, одного слова, брошенного императором, – и все это море обрушится на них, сметет, затопит, превратит в ничто.

Но Тупак Амару ехал с неподвижным и спокойным лицом древнего божества, которому безразлично все земное. Казалось, он не замечает петлю на шее, не замечает свое нищенское черное одеяние, не замечает возвышающийся впереди, на площади перед собором, обтянутый черной тканью эшафот.

Процессия вышла на площадь.

Двое солдат под уздцы подвели мула к эшафоту, помогли Верховному Инке спуститься на землю. Он слегка поморщился – ему претила помощь, но со связанными руками он не смог бы спешиться сам.

На эшафот, однако, он поднялся самостоятельно.

Здесь его ждали два человека – епископ Куско и палач по прозвищу Кривой Хуан.

Епископ последний раз обратился к низложенному императору, предложив ему перед смертью принять свет истинного католического учения. Тупак Амару отстранил его небрежным жестом руки, подошел к краю эшафота и произнес громко и отчетливо, так, что его услышал каждый в толпе:

– Мать-земля, будь свидетелем того, как враги проливают мою кровь!

В ответ на его слова тысячи глоток исторгли вопль жалости и скорби, оскорбленной гордости и отчаяния. Тысячи людей наполнили площадь стонами и плачем. И в ту же секунду на Куско хлынул могучий тропический ливень, словно само небо оплакивало последнего правителя великой империи.

Тупак Амару поднял лицо к дождевым струям, словно прощаясь со своим отцом – великим богом солнца Инту. И небо расколол могучий удар грома – бог ответил своему сыну, последнему Верховному Инке.

Епископ отпрянул от язычника, испуганно перекрестился, торопливо спустился с эшафота и, подобрав края сутаны, припустил по залитой дождем земле к паланкину, который ожидал его в дальнем конце площади. А тысячи индейцев замерли, не сводя глаз со своего последнего законного владыки.

Среди них была молодая женщина в испанском платье, но с узкоглазым бронзовым лицом знатной перуанки. Она тоже не сводила глаз с Тупака Амару, своего мужа и повелителя, стараясь запомнить его лицо на всю оставшуюся жизнь.

Рядом с ней стояла смуглая служанка, которая держала на руках завернутую в шелк и кружева девочку – принцессу Манко Ютан.

А чуть в стороне от них, в толпе оборванных индейцев, таился высокий сутулый человек в темной монашеской одежде. Из-под низко опущенного капюшона острым, внимательным взглядом он следил за молодой женщиной и ее дочерью, маленькой наследницей последнего императора.

Когда на город хлынул дождь, монах поднял руку, чтобы глубже надвинуть капюшон. При этом рукав сутаны опустился, обнажив худую жилистую руку. На пальце сверкнуло массивное золотое кольцо с изображенным на нем подсвечником на три пылающие свечи.

В аэропорт они приехали за полчаса до окончания регистрации. Прежде чем попасть к стойке авиакомпании, нужно было пройти проверку багажа. Аля поставила чемодан на ленту транспортера, бросила рядом свой рюкзачок и прошла через рамку металлоискателя. Прибор зазвенел, и ей пришлось вытрясти из карманов горсть мелочи. Следом за ней прошла через рамку Мымра. У нее ничего не зазвенело, но тем не менее к ней подошел худощавый поляк в ладной форме и спросил, указав на зеленый чемодан:

– То ваш багаж, пани?

– Мой! – отозвалась Мымра, надевая куртку с капюшоном.

– Позвольте осмотреть его содержимое!

– А в чем дело? – взволновалась Мымра. – Я опаздываю на самолет!

– Не беспокойтесь, пани, вы успеете! – И пограничник, подхватив чемодан, повел Мымру куда-то в сторонку.

Аля оделась, схватила чемодан и догнала Дашку. Та уже с независимым видом стояла в очереди перед стойкой.

– Ты видела? – зашипела Аля сквозь зубы. – Видела? Нашу Мымру задержали.

– А что? – Даша взглянула на нее незамутненным взором. – Чаще всего такие занудные немолодые особы и оказываются контрабандистками. Или крупными международными террористками. Так что я ничуть не удивлюсь, если у нее в чемодане найдут взрывное устройство или десять килограммов героина. Но у нас-то с тобой совесть совершенно чиста, так что мы можем не волноваться…

– Хорошо, что я не согласилась спрятать это в своем багаже! – прошептала Аля, оглянувшись на соседей.

– Понятия не имею, о чем ты говоришь! – невозмутимо ответила Даша.

Через полчаса они уже сидели в самолете и смотрели в иллюминатор на летное поле. Вдруг на нем показалась какая-то нелепая фигура, которая неслась к трапу, волоча за собой чемодан. Вглядевшись в эту фигуру, подруги узнали Мымру.

Перед самым трапом чемодан раскрылся, вещи разлетелись по земле.

К счастью, на помощь Мымре подоспела стюардесса, вдвоем они собрали вещи, и еще через минуту Мымра, отдуваясь, ввалилась в салон и заняла свое место.

– Безобразие! – бормотала она, вытирая пот и обмахиваясь. – В жизни больше сюда не полечу!

– А что случилось? – с живейшим интересом осведомилась Даша.

– Представляете, – Мымра повернулась к ней, обрадовавшись неподдельному интересу, прозвучавшему в Дашкином голосе, – представляете, я взяла на память о поездке один камень с развалин Ферштынского замка… один совсем небольшой камешек… – Мымра показала руками размер этого «камешка», никак не меньше приличного кирпича. – Так эти идиоты увидели его на своем экране и решили, что это бомба! Пришлось открывать чемодан, так что я едва не опоздала!

– Ну, к счастью, все закончилось благополучно! – подвела итог Даша и откинулась на спинку сиденья.

Мымра продолжала говорить, ей не терпелось выложить кому-то все, что у нее накипело на душе после инцидента в аэропорту, но Аля сделала вид, что спит.

Как это часто бывает, вскоре она действительно заснула под мерное бормотание Мымры.

Ей снилось, что она идет с Максимом по сводчатой галерее средневекового замка. Она держит Максима за руку и чувствует себя совершенно счастливой. Максим рассказывает ей какие-то подробности из истории этого замка, но Аля не вслушивается в его слова – ей достаточно слышать голос…

Вдруг из-за поворота на галерею выплывает привидение – полупрозрачный человеческий силуэт, облаченный в истлевший саван. Призрак протягивает к Але костлявые руки и восклицает замогильным голосом:

– Отдай мне мой компас! Без него я не могу найти дорогу в потустороннем мире! Без него я обречен вечно блуждать в ледяной загробной темноте!

– Да нет у меня никакого компаса! – ответила Аля. – Его себе Дашка забрала… правда, Максим?

Она поворачивается к Максиму, чтобы тот подтвердил его слова, – но вместо бойфренда ее крепко держит за руку покойный профессор Любомирский!

Мертвый профессор криво улыбается и говорит почему-то женским голосом:

– Отдайте ему компас, дорогая пани! Лучше отдайте, он ведь все равно не отстанет! И пристегните ремни, дорогая пани, ведь через несколько минут наш самолет совершит посадку в аэропорту Санкт-Петербурга…

Аля вздрогнула и проснулась.

– Через несколько минут наш самолет совершит посадку в аэропорту Санкт-Петербурга!.. – повторил женский голос в динамике, на этот раз по-английски.

– Ну ты даешь! – проговорила Даша, завистливо взглянув на подругу. – Всю дорогу проспала! А мне пришлось слушать эту… – Она неприязненно скосила глаза на Мымру.

Впрочем, характер у Дашки был легкий, отходчивый, и через несколько минут, когда они стояли в очереди на паспортный контроль, она уже смеялась, пересказывая Але то, что та проспала.

Аля и Даша одними из первых получили багаж, вышли на площадь перед аэропортом, и к Дашке тут же подлетела подруга – тоже весьма внушительных габаритов, хотя до Дарьи ей было далеко. Если пользоваться зоологическими сравнениями, то Дашка напоминала солидную взрослую медведицу, на счету которой много медвежат. Подруга же выглядела медведицей молоденькой, так сказать, на выданье.

Две медведицы расцеловались, Даша повернулась к Але и сказала, что, к сожалению, не может ее подвезти – у подруги маленькая двухместная машина, и они туда вдвоем-то едва помещаются.

Аля ответила, что все нормально, простилась с отпускной подругой и поймала такси. Таксист заломил несусветную цену, но ей было уже все равно – она очень устала и хотела как можно скорее оказаться дома. В машине она откинулась на сиденье и выбросила из головы мысль, что очень неприятно прилетать из отпуска, когда тебя никто не встречает. Чувствуешь себя одинокой и никому не нужной.

Но Максим, наверное, еще не вернулся со своей итальянской виллы. Тем более что Аля вообще не станет ему звонить первая. А маме она специально не стала сообщать время прилета. Мама, конечно, устроит пышную встречу, наймет машину с водителем, купит огромный букет, будет при встрече промокать глаза кружевным платочком, но как только они останутся вдвоем, тут же выскажет Але все, что думает. Только полные неудачницы ездят в отпуск в одиночку, скажет она. Ибо, если женщине не с кем поехать в отпуск, стало быть, дело совсем плохо, и все это видят. Ездить в отпуск одной – значит полностью махнуть на себя рукой. Нет, Аля не в состоянии выслушивать мамины свежие сентенции. Лучше уж спокойно доехать на такси.

Дома все было точно таким же, как до отъезда, – те же книжки, те же статуэтки, те же комнатные цветы. Только пыли за неделю стало заметно больше, да коралловая фуксия здорово подвяла, несмотря на то что перед отъездом Аля установила сложную и дорогую французскую поливальную систему.

Вот и верь после этого рекламе!

Аля любила свою крошечную однокомнатную квартирку, которую оставила ей бабушка. Она обставила ее по своему вкусу, ни с кем не советуясь и не спрашивая разрешения. Мама, как всегда, пыталась все взять на себя, но Аля проявила несвойственную ей твердость. И денег у мамы не взяла ни копейки на ремонт и на мебель, сообразив, что тогда будет трудно отделаться от советов. Она почти год спала на надувном матрасе и питалась одними бутербродами и лапшой из пакетиков, потому что на кухне не было плиты. Зато квартирка получилась очень уютная, Аля чувствовала себя там легко и свободно, ее окружали любимые книжки и безделушки, а также цветы. Цветы остались от бабушки, Аля и сама их любила.

Сейчас она сделала самое неотложное – полила фуксию, хотела еще вытереть пыль, но поняла, что ей необходимо принять душ, а все остальное потерпит.

В ванной, как назло, не оказалось шампуня. Она вспомнила, что брала флакон в поездку и перед отъездом из Варшавы сунула его в наружный карман рюкзака. Этот флакон отчего-то злоумышленники не тронули, он остался целым.

Рюкзачок валялся посреди прихожей, рядом с чемоданом.

Аля отстегнула клапан, сунула руку в карман…

Вместо шампуня в руку ей попало что-то тяжелое, холодное, металлическое.

Она вытащила предмет и уставилась на него в полном и неподдельном изумлении.

Старинный бронзовый компас – тот самый, который они с Дашкой нашли в тайнике Легницкого замка. Тяжелый, бронзовый, покрытый красивыми сложными узорами и непонятными надписями.

– Черт! – проговорила Аля, когда прошло первое изумление. – Выходит, я шла через таможню с этой штуковиной в рюкзаке? А если бы меня поймали? Ну, Дашка! Ну, медведица косолапая!

Положив компас на тумбочку в прихожей, она все же нашла в рюкзаке шампунь и отправилась в ванную.

После душа стало гораздо лучше, и она посмотрела на происшествие с долей юмора. А когда нашла в шкафу банку кофе и выпила большую чашку с сахаром и сливками – жизнь стала казаться прекрасной и удивительной.

Однако она все же решила позвонить Даше и раз и навсегда решить вопрос с компасом.

Дашкин телефон она нашла без труда.

Та ответила в ту же секунду, как будто ждала звонка.

– Послушай, – проговорила Аля напряженным голосом. – Я у себя в рюкзаке нашла эту вещь!

– Чего?! – переспросила Даша. – Это ты, что ли, Алька? А я думала… так чего ты там нашла?

– Ты сама знаешь, что! – раздраженно ответила Аля. – Зачем ты его сунула ко мне? Ты его хотела привезти – так сама бы и несла через таможню! А то, видишь ли, какая хитрая – использовала меня втемную… разве так можно?

– Ты про компас, что ли? – переспросила Даша.

– Тсс! – шикнула на нее Аля. – Не произноси это слово!

– Ну что ты нервничаешь? – примирительно проговорила Даша. – Я просто подумала – если понесу его сама, буду знать, что он у меня, поэтому занервничаю, а таможенники такие наблюдательные, сразу поймут, что у меня что-то есть, и проверят. А ты не знала, что… он у тебя, поэтому шла спокойно… и я тоже не волновалась, вот они и не заметили…

– Ну, ничего себе! – возмущенно перебила ее Аля. – Не волновалась она! А если бы меня поймали?

– В конечном-то счете все обошлось! И потом, даже если бы его у тебя нашли – что бы тебе сделали? Ведь это не наркотики, не взрывное устройство! Не сердись на меня, я понимаю, что поступила по-свински, но хорошо, что хорошо кончается!

Дашка говорила так убежденно и уверенно, что сердиться на нее было невозможно, и Аля быстро оттаяла.

– Ну ладно, – сказала она под конец. – Бог с тобой, я не сержусь. Только хочу скорее его тебе отдать.

– Ой, только не сегодня! – всполошилась Даша. – Сегодня я никак не могу!

– Да нет, конечно, не сегодня, я тоже хочу отдохнуть с дороги. И порядок в доме нужно навести. Завтра можно?

– Завтра? – Даша на мгновение задумалась. – Хорошо, давай, после шести я буду дома… хотя дома у меня черт знает что творится… давай встретимся в ресторане «Полента»… это итальянский ресторанчик на Петроградской стороне, там готовят такую замечательную пасту «аль денте»…

Аля подумала, что на Дашкином месте даже смотреть не стала бы ни на какую пасту, даже самую лучшую, а перешла бы на хлеб и воду, чтобы избавиться от лишних килограммов… впрочем, если она сама не комплексует из-за своего веса, то всем остальным до этого тем более нет дела.

На следующий день, собираясь на работу, Аля едва не забыла о намеченной встрече и в самый последний момент сунула в сумку злополучный компас.

На вилле Гремини продолжалась конференция. Докладывал молодой русский ученый Максим Горбунов.

По окончании доклада в зале раздались жидкие хлопки. Максим сошел с трибуны и поспешно вышел из конференц-зала.

Он так много ждал от этой конференции, возлагал на нее такие надежды – и так постыдно провалился! Все, о чем он рассказывал коллегам, было пресно, скучно, давно известно. Ему похлопали исключительно из вежливости, особенно за то, что он быстро свернул свой доклад, не стал затягивать.

Он вышел на просторную мраморную террасу, украшенную античными бюстами, и достал пачку сигарет.

– Ваш доклад был вовсе не плох, – раздался рядом сильный, уверенный голос. – У вас все задатки ученого, вам просто не хватает материалов…

Максим удивленно оглянулся.

Рядом с ним стоял высокий, представительный мужчина с длинными, обильно тронутыми сединой волосами, в отлично сшитом черном костюме и белой водолазке. Незнакомец медленным, артистичным жестом достал золотую зажигалку, поднес ее к сигарете Максима. Максим невольно взглянул на его руку и увидел массивное золотое кольцо с изображением подсвечника на три свечи.

– Если бы вы воспользовались редкими, уникальными архивами, к которым до вас не имел доступа ни один историк, вы смогли бы проявить свой талант в полную силу, вписав свое имя в историю науки!

– Кто вы? – удивленно спросил Максим. – Кажется, я не видел вас среди участников конференции…

– Мое имя вам ничего не скажет, – ответил незнакомец с мягкой улыбкой. – Организация, которую я представляю, существует уже несколько веков, но все это время предпочитает оставаться в тени. Однако возможности у нас очень большие. Впрочем, сейчас мы говорим не о моих возможностях, а о ваших. Я предоставлю вам возможность поработать в самых закрытых, самых секретных архивах ордена Иисуса…

– Вы иезуит? – спросил Максим со жгучим интересом.

– Так называют наш орден непосвященные, – незнакомец насмешливо опустил глаза. – Впрочем, и среди членов ордена Иисуса наша организация, Братство Светильника, считается чрезвычайно закрытой и тайной. Но не об этом речь. Я предоставлю вам уникальные документы. Вы откроете самые заветные тайны истории – узнаете, кто скрывался под Железной Маской, как и почему умер Наполеон, кем был загадочный Каспар Гаузер, кто был сожжен под видом Гитлера и куда скрылся сам фюрер – да что там, узнаете такое, о чем никогда и не подозревали!

– Извините, – перебил Максим незнакомца. – Я взрослый человек и знаю, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке. Вы тут наобещали мне турусы на колесах, но не сказали главного: что я должен сделать в обмен на ваши удивительные архивы?

– О, я слышу речь не мальчика, но мужа! – Незнакомец тонко улыбнулся. – Несомненно, я попрошу в ответ о некой услуге. Впрочем, это не составит для вас никакого труда.

Когда Максим выслушал, чего хочет от него этот таинственный человек, – он едва не расхохотался!

Действительно, что может быть проще? Особенно для него!

Правда, затем он перехватил взгляд незнакомца – пристальный, цепкий, холодный – и снова услышал голос:

– Только имейте в виду, друг мой, – если вы согласитесь на мое предложение, обратной дороги у вас не будет!

И от этих слов на террасе итальянской виллы словно дохнуло зимним холодом.

На работе за время Алиного отсутствия скопилось удивительно много дел, к тому же шеф был явно не в духе, и Аля попала ему под горячую руку – в общем, к концу рабочего дня она совершенно забыла о средневековых польских замках, симпатичных полицейских, тайнике, старинном компасе, вообще о том, что была в отпуске. Ей казалось, что она уже много месяцев не покидала шумный, скандальный, прокуренный офис.

И только выйдя на улицу и пройдя полпути до метро, она вспомнила о назначенной встрече, взглянула на часы и ахнула: до условленного времени оставалось всего пятнадцать минут.

Аля замахала проезжающим машинам, и почти сразу возле нее остановился скромный «Фольксваген».

Водитель, неразговорчивый парень лет тридцати, оказался мастером своего дела. Несмотря на пробки, всего через полчаса Аля уже подходила к ресторану «Полента».

Даша уже сидела за столиком на открытой террасе. В яркой цветной блузке необъятного размера она притягивала к себе взоры, как рекламный плакат. Перед ней стояла огромная тарелка с какими-то маринованными и копчеными вкусностями.

– Извини, – проговорила Аля, усаживаясь напротив нее. – Пробки, сама понимаешь…

– Ничего, – ответила Дашка с полным ртом, поэтому у нее получилось что-то вроде «нифефо». – Я не тороплюсь. Давай уже сделаем заказ, а то я ужасно проголодалась…

– А это что? – Аля выразительно взглянула на стремительно убывающее содержимое тарелки.

– Это? – Даша недоуменно моргнула. – Так, антипаста, закусочки, чтобы не скучать, пока тебя ждала… кстати, угощайся, – Даша придвинула тарелку к подруге. – Очень вкусно… только вот эту колбаску, извини, я ужасно люблю… – И она выхватила из тарелки какой-то аппетитный кусочек.

– Возьми сразу компас, а то забудем… – проговорила Аля, потянувшись к сумочке.

– Да погоди ты! – отмахнулась Даша. – Сначала закажем, никуда не денется… Эй, молодой человек!

Возле столика возник официант, и Дашка принялась долго и со вкусом перечислять названия блюд. Але она тоже кое-что рекомендовала, но та согласилась только на скромное ризотто с морепродуктами и бокал белого вина.

– Ты представляешь, кого я сегодня встретила? – затараторила Даша, едва официант отошел. – Ни за что не догадаешься!

– Даже пытаться не буду. – Аля принялась складывать из салфетки кораблик, чтобы чем-то занять руки.

– И правильно! – Даша отправила в рот очередную колбаску и проговорила с торжественной театральной интонацией: – Мымру!

– Мымру? – Аля удивленно подняла брови.

– Ну да! Можешь себе представить! Я сегодня встречала группу филологов из Голландии, привезла их в университет, они захотели сфотографироваться на фоне главного здания, ну, ты знаешь, конечно, здание Двенадцати Коллегий… только они встали рядком, я навела фотоаппарат, только собралась щелкнуть – и вдруг на первом плане возникла до боли знакомая физиономия! Ну, ты же помнишь, как в Польше она норовила влезть в каждый кадр! Я ей говорю так вежливо, но постепенно начиная закипать, – дама, проходите, пожалуйста, вы нам снимок портите! А оказалось… – Дашка захихикала и подавилась маринованным артишоком, так что пришлось колотить ее по спине, – оказалось, – продолжила она, отдышавшись, – что Мымра работает в оргкомитете той самой конференции, на которую приехали мои голландцы, и пришла их встретить! Так что мне же еще пришлось перед ней извиняться!

Официант вернулся с заставленным подносом, и Даша набросилась на еду с таким видом, как будто голодала по меньшей мере неделю. Аля не спеша ела ризотто и поглядывала на подругу. Все же в той было какое-то удивительное обаяние, из-за которого на нее невозможно сердиться – и ее непрерывная болтовня, и бурный темперамент, и чудовищный аппетит как-то забавны и симпатичны. Аля решила не беспокоить подругу во время еды: та искренне наслаждалась обильными средиземноморскими блюдами, и мешать ей в такой момент было бы жестоко.

Наконец Дашка очистила тарелки и откинулась на спинку стула, сыто отдуваясь и сияя от удовольствия.

– Ну, теперь еще чашечку кофе – и можно переходить к делам! – проговорила она умиротворенно.

Аля потянулась к своей сумке…

И в этот самый момент прямо возле террасы ресторана остановился длинный сверкающий лимузин с ярким флажком на капоте.

Дверца распахнулась, и из него вывалилось совершенно удивительное существо.

Существо было мужчиной. Чернокожим.

Впрочем, сказать, что это мужчина – значит почти ничего не сказать. Супермужчина, сверхмужчина, мужчина в квадрате или даже в кубе.

Огромного роста, широкоплечий и мускулистый, как американский актер Шварценеггер, но при этом черный, как самая черная африканская ночь.

Как будто этого недостаточно – гигант был облачен в совершенно немыслимый костюм: снизу на нем была юбка из золотистой парчи до колен и сандалии на толстой подошве, а могучий торс изящно завернут в леопардовую шкуру. Самую настоящую. И на плече чернокожего гиганта покоилась голова леопарда с оскаленной пастью и кровожадно сверкающими стеклянными глазами. Шкура была обернута вокруг него довольно свободно, так что окружающие могли беспрепятственно любоваться великолепной мускулатурой.

В довершение на голове мужчины был фантастический убор из ярких перьев и зубов каких-то экзотических животных.

Вслед за красавцем из лимузина выскочили несколько суровых широкоплечих мужчин в строгих костюмах. Они рассыпались вдоль террасы, настороженно оглядывая публику и вполголоса общаясь между собой при помощи переговорных устройств. Негр не обращал на них никакого внимания.

– Боже мой! – выдохнула Аля, уставившись на это чудо в перьях. – Что это? У нас что – снимают очередной фильм про Индиану Джонса? Или в нашем городе гастролирует цирк?

Даша ничего не успела ответить, потому что великолепный негр кинулся прямиком к ней, перепрыгнув ограждение террасы, и завопил на чистейшем русском:

– Дашка, свинья ушастая, сколько лет, сколько зим! Надо же, какая встреча!

И Даша кинулась навстречу и завопила дурным голосом:

– Мабутка, волчья сыть, ты как здесь оказался? Каким ветром тебя сюда занесло?

– Потом, потом, все потом! – воскликнул негр и, расцеловав Дашку, потащил к своему лимузину. – Поехали со мной, у меня сейчас будет большая тусовка, а потом мы с тобой поболтаем!

– Но как же… но что же… но когда же… – пробормотала Аля, переводя взгляд с фантастического негра на свою сумочку, где все еще лежал злополучный компас.

Перед тем как скрыться внутри лимузина, Даша повернулась к ней и помахала рукой, выкрикнув что-то неразборчивое. Затем дверца захлопнулась, и лимузин стремительно укатил Дашу в сказочный мир райских птиц, мускулистых чернокожих красавцев и леопардов со стеклянными глазами.

А Аля осталась в полном потрясении за столиком итальянского ресторана. Она тупо смотрела перед собой, пытаясь осмыслить происшедшее.

Приходилось признать, что, если бы за ней явилось такое чудо природы на сверкающем лимузине, она тоже забыла бы все на свете. Правда, с ней такого произойти не может по определению, она для этого слишком хорошо воспитанная, слишком заурядная, прямо скажем – слишком скучная особа…

От этих невеселых мыслей Алю отвлек официант, который безмолвно возник возле столика и положил перед ней счет. От стоящей внизу суммы Алины брови полезли наверх. Впрочем, ничего удивительного – Дашка столько всего уплела…

– Кофе будете? – осведомился официант.

– Да, пожалуй… – согласилась Аля. – Капучино, только не с корицей, а с шоколадом. Гулять так гулять!

«Ну, Дашка дает! – думала Аля, тихонько потягивая капучино. – Поела, выпила и сбежала. Если я буду с ней по ресторанам ходить, то быстро в трубу вылечу. Правду говорят – легче убить, чем прокормить…»

На следующий день дел навалилось еще больше, чем накануне, и Аля совершенно забыла о вчерашнем происшествии. Надо признать, что она не слишком-то и верила, что все это происходило на самом деле – уж слишком необычно выглядел вчерашний великолепный негр. Все это казалось сном или игрой воображения.

Дело уже подходило к обеду, когда из приемной донеслись какие-то громкие голоса, дверь распахнулась, и на пороге комнаты возникла Дашка собственной персоной.

Сегодня она была одета еще ярче, чем обычно.

Дарья щеголяла в просторной блузке из плотной золотистой парчи (эта ткань показалась Але удивительно знакомой, и она вспомнила, что такая же золотистая юбка была на вчерашнем опереточном негре). На шее у Даши было ожерелье из чьих-то зубов, а в волосы лихо воткнуто перо райской птицы.

Следом за Дашкой тащилась Варвара со стойки регистрации. Она пыталась остановить яркую посетительницу, но это было совершенно бесполезно.

– Извините, вы все же по какому вопросу? – бормотала Варвара без надежды на успех. – Если по поводу заключения нового договора, то это в четвертый кабинет, к Светлане Николаевне, а если по вопросу страховых выплат…

– Я знаю, по какому я поводу! – рявкнула на нее Даша. – Я сама как-нибудь разберусь! Видишь ожерелье?

Варвара молча кивнула.

– Знаешь, из чьих оно зубов?

Варвара отрицательно покачала головой.

– Оно из зубов чересчур назойливых менеджеров! – сообщила Даша, вытолкнула Варвару в коридор и, захлопнув дверь перед ее носом, повернулась к Але: – Привет, подруга!

– Привет, – отозвалась Аля немного растерянно. – Зря ты так, Варвара девка невредная…

– А я что? Я ей ничего и не сделала! – отмахнулась Даша. – Я перед тобой хочу извиниться за вчерашнее. Понимаешь, все было так неожиданно…

– Да ладно, ничего страшного… – Аля махнула рукой.

– Нет, но все же… я тебя так по-свински бросила… понимаешь, я Мабутку столько лет не видела…

– А кто он такой? – спросила Аля, не сдержав любопытства.

– Император… – небрежно проговорила Даша.

– Кто?! – Аля удивленно округлила глаза. – Самый настоящий?

– Ну да, – подтвердила Даша, как будто речь шла о чем-то само собой разумеющемся. – Империя, правда, не очень большая, думаю, поменьше Ленобласти…

– А откуда ты его знаешь? – заинтересованно спросила Аля.

– Учились вместе!

И она рассказала историю, которая началась больше десяти лет назад, когда Даша училась в университете.

В их группе было довольно много иностранцев – двое подтянутых дисциплинированных китайцев, симпатичная девушка из Монтенегро (по-простому – Черногории), один обаятельный филиппинец, хорошенькая белокурая шведка и красивый чернокожий парень из какой-то страны в Центральной Африке.

Звали его Мабуту Касонго Хлобонго Микелеле, но это имя, естественно, никто из будущих филологов не мог произнести, и его сократили до Мабутки.

В самом деле, не будешь же шептать на экзамене: Мабуту Касонго Хлобонго Микелеле, дай списать!

Как-то на общей вечеринке Мабутка рассказал однокурсникам, что у себя в стране он человек не простой, а сын верховного вождя. Правда, то ли от четвертой, то ли от пятой жены, так что больших шансов на отцовское наследство он не имеет, да не очень-то и хочет – ему нравятся белые девушки, и вообще, в Европе гораздо интереснее, чем в африканских джунглях…

Студенты приняли рассказ Мабутки за обычное пьяное хвастовство и не придали ему большого значения. Мало ли чего наболтает парень по пьяному делу.

Однако, когда обучение в университете подходило к концу, произошло удивительное событие, которое заставило однокурсников изменить свое мнение.

Мабутка вместе с остальными одногруппниками шел с занятий. Ребята как раз обсуждали – не зайти ли им в ближайший пивбар или в другое подходящее место культурного досуга, как вдруг рядом с ними остановилась большая черная машина. Из нее выскочили четверо чернокожих мужчин, трое – в хорошо сшитых костюмах, а четвертый – в красном плаще и матерчатой юбке. Причем, судя по всему, именно четвертый был среди них самым главным.

Подойдя к Мабутке, все четверо принялись почтительно кланяться и что-то говорить на непонятном языке. Мабутка выглядел очень удивленным, отвечал на том же языке, затем приезжие негры повели его к своей машине.

– Эй, Мабут, у тебя проблемы? – окликнул приятеля староста группы Витя Ляпин.

– Все в порядке, ребята! – отозвался тот, садясь в машину. – Я вам потом позвоню!

Однако он не позвонил и не появился в университете, даже не пришел на защиту диплома.

А позже секретарь деканата Анфиса Семеновна, которая каким-то непостижимым образом узнавала все новости, под большим секретом рассказала Ляпину, что на родине Мабутки началась гражданская война, все сыновья его отца от первой, второй и третьей жен поубивали друг друга, и отец, умирая, оставил ему корону верховного вождя. Кстати, незадолго до смерти он провозгласил свою страну империей, а себя соответственно императором.

У Мабуту нашлись влиятельные сторонники среди племенных вождей, военачальников и жрецов местного культа, его привезли на родину и немедленно провозгласили императором Мабуту Касонго Хлобонго Микелеле Первым.

Анфиса Семеновна взяла с Ляпина слово, что он никому не расскажет эту поразительную историю, но Витька, естественно, не удержался, и к вечеру о поразительном взлете Мабутки знал весь университет и большинство гуманитарных вузов нашего города.

– Вот такая вот история! – закончила Даша свой рассказ. – А теперь Мабутка приехал сюда какой-то важный договор подписывать, ну, и встретил меня… потащил на тусовку по поводу этого договора, перезнакомил с кучей всяких больших начальников… Между прочим, – Даша захихикала, – замуж звал!

– Да ты что?! – изумленно переспросила Аля. – Неужели правда? И как ты – согласилась?

– Нет!.. – вздохнула Даша. – Сказала, что я другому отдана и буду век ему верна…

– Да ты что!.. – повторила Аля с совсем другим выражением. – Такой мужчина! Супермужчина! Это же без малого центнер мужской красоты! Кроме того, ты бы стала императрицей! Представляешь?.. Разве можно упускать такой шанс!

– Конечно, мужчина интересный, – проговорила Даша мечтательно. – Но только он мне честно сказал, что у него уже семнадцать жен, так что я буду восемнадцатой… а это, знаешь, как-то… ну, допустим, еще третьей или четвертой – куда ни шло, но восемнадцатой… благодарю покорно! И вообще, у них там порядки строгие, жен держат взаперти, чуть на кого-нибудь посмотришь – тут же голову долой… в общем, настоящее Средневековье!

– Да, тогда конечно! – согласилась Аля. – Восемнадцатой я бы тоже не согласилась…

– Кстати, о Средневековье! – спохватилась Даша. – Я ведь зачем к тебе пришла? Ты же мне хотела отдать компас…

Аля схватила со стола свою сумку и тупо уставилась на нее.

– Ох! – проговорила она после минутного раздумья. – Я же сегодня в голубом…

– Ну да, в голубом, – подтвердила Даша, оглядев подругу. – Кстати, тебе костюмчик очень идет. Живенько так, свеженько, наивностью отдает… А при чем тут это?

– Спасибо, – поблагодарила Аля за комплимент. – Особенно за наивность. А притом, что вчера я была в бежевом, и сумка у меня была цвета какао с молоком. Не могла же я взять такую сумку к голубому костюму?

– Действительно, не комильфо… только я все равно не понимаю, какое отношение цвет твоего сегодняшнего костюма имеет к компасу.

– Да чего тут не понимать! – воскликнула Аля. – Я взяла к голубому костюму голубую же сумку, вот эту, в цветочек… а компас остался в той, вчерашней, какао с молоком!

– В цветочек, говоришь… – В голосе Дашки послышалось несвойственное ей сомнение…

– А что, а что? – заволновалась Аля. – Что ты хочешь сказать? Мне мама эту сумку из Парижа привезла!

– Ну, если из Парижа… В общем, жаль, я компас хотела показать одному человеку. – Несмотря на высказанное сожаление, судя по интонации, Даша не слишком расстроилась. – Вроде он специалист по всяким средневековым штучкам. Ну ладно, может, завтра встретимся… хотя нет, завтра мы с Мабуткой идем на прием в консульство…

– Ты смотри, не слишком увлекайся… приемами. – Аля взглянула на подругу насмешливо. – Не забывай, что у него семнадцать жен, и все наверняка очень ревнивые!

– Да ладно тебе! – Даша отмахнулась. – С Мабуткой я как-нибудь сама разберусь, а вот компас… ну, встретимся послезавтра. Заходи ко мне после работы, я тебе заодно покажу польские фотографии, некоторые получились очень прикольные…

На этой мажорной ноте Даша удалилась. Аля извинилась за нее перед Варварой и погрузилась в работу.

К вечеру позвонила мама и сердитым голосом спросила, не забыла ли Аля, что у нее есть мать.

Мама была мастером задавать риторические вопросы и ставить человека в тупик. Во всяком случае, с Алей это у нее получалось просто отлично.

В самом деле, что можно ответить на такой вопрос? Если честно: «Да, забыла», последует такой скандал, по сравнению с которым цунами в Таиланде покажется детской игрушкой.

Если еще более честно: «Нет, не забыла, но не хочется общаться», мама, разумеется, обидится, станет дуться, жаловаться знакомым на то, что Аля – неблагодарная дочь, придумает себе какую-нибудь болезнь, станет пестовать ее, словом, ссора примет такой размах, что потом будет очень трудно заслужить прощение.

– Да нет, мам… – промямлила Аля, – просто работы много накопилось…

– Вернулась из отпуска и даже не соизволила позвонить! – громко возмущалась мама. – Тебе все равно, как я себя чувствую и вообще как живу!

– А что случилось? – обреченно спросила Аля. – Ты снова поссорилась с Кларой Леонидовной?

Клара была маминой старинной приятельницей. Когда-то она была не то актрисой, не то балериной, имела множество знакомых в творческих кругах и теперь по старой памяти знала все сплетни. Кларин сын работал балетмейстером в одной французской труппе, Клара часто бывала в Париже и в России жила безбедно. Алина мама хотела бы, чтобы Клара перешла в разряд подруг, но Клара держала дистанцию. Обычно это ей удавалось весьма тактично, но иногда она срывалась и, по маминому выражению, «указывала другим их настоящее место в недопустимо грубой форме». Из-за этого случались у Клары с мамой ссоры. Мама держалась обычно около месяца, потом звонила Кларе с намерением высказать все, перечислить все обиды, но та преувеличенно радовалась ее звонку, приглашала в кафе или на какую-нибудь тусовку. И приятное знакомство продолжалось.

Аля принимала мамины отношения с Кларой так близко к сердцу потому, что месяц, когда мама с Кларой находились в очередной ссоре, она должна была ежедневно выдерживать изнурительные телефонные разговоры.

Сначала мама долго и со вкусом ругала Клару, перечисляя все мелкие обиды и неприятности, которые она претерпела по ее вине. Клара не пришла вовремя на встречу, не позвонила, сказала про нее, маму, заведомую ложь еще одной знакомой, обещала порекомендовать ее своей портнихе, да все тянет, велела записаться к своей парикмахерше, а та оказалась жуткой грубиянкой, постригла ужасно, да еще и денег взяла немерено…

И в таком духе разговор шел подряд несколько вечеров. Потом маме надоедала эта тема и она переходила к критике Алиной внешности и характера.

Аля нецелеустремленная, слишком мягкая, не умеет себя правильно поставить ни с начальством, ни с мужчинами, к двадцати семи годам не имеет ни приличной работы, ни приличного мужа, и жизнь ее пройдет впустую…

Аля пробовала применять разные способы сопротивления. Пробовала не соглашаться – работа у нее в страховой компании вполне приличная, конечно, хотелось бы, чтобы платили больше, но и так все же неплохо.

«И это жизнь? – тут же вставляла мама. – Ты даже не можешь съездить прилично отдохнуть! Вот Кларин сын с невесткой ездили на Сейшелы! Она показывала фотографии – прелесть! Просто земной рай со всеми удобствами!»

Тут мама вспоминала, что они с Кларой в ссоре, и с новой силой напускалась на Алю.

Иногда Аля пробовала с мамой во всем соглашаться – да, мама, ты совершенно права, я такая.

«Но надо же срочно меняться, пока не стало слишком поздно!» – с жаром восклицала мама. Что характерно, каким образом Аля должна менять свою жизнь, мама никогда не уточняла.

Но хуже всего было, когда мама касалась личной Алиной жизни.

«Почему ты не хочешь познакомить мать со своим другом? – патетически вопрошала она. – Ты пойми, Александра, его нежелание узнать больше о тебе и твоей семье говорит явно не в его пользу! Мне уже ясно, что никаких серьезных намерений он на твой счет не питает!»

Аля только усмехалась, радуясь в душе, что по телефону мама не видит ее лица. Нет уж, такой глупости она не сделает! Еще не хватало знакомить мать с Максимом! Мама, конечно, тут же начнет выяснять обиняками, отчего они не женятся. Все ее секреты шиты белыми нитками, а тайные намерения – на лбу болгарским крестом. Максим человек умный, сразу все поймет.

Сейчас, при мысли о том, какой отвратительный ей предстоит месяц, Аля пришла в ужас. Она и так безумно устала, совершенно не отдохнула во время поездки… Но мама выбрала в конфидентки по Клариному вопросу только ее. Общим знакомым она не может жаловаться, все мигом дойдет до Клары, и их отношения будут поставлены под удар, да и не хочется маме представляться обиженной сироткой, а мамин муж раз и навсегда запретил ей вмешивать его в бабские разборки. Это его собственное выражение, он еще и не так может.

Алин отчим вообще человек своеобразный. Он появился в доме, когда Але было шестнадцать лет, и с самого начала относился к ней совершенно равнодушно. Утром буркнет на кухне «Здрасте», а вечером «Спокойной ночи» сказать позабудет. И с мамой он в ее присутствии ни о чем не разговаривал, поест молча и уйдет в спальню. У них с мамой просторная трехкомнатная квартира, при желании можно не сталкиваться друг с другом неделями. В первое время Аля такому поведению отчима удивлялась, потом поняла, что так ей даже лучше. По крайней мере, спокойнее.

Отчим занимал какой-то высокий пост в крупном концерне, и Аля не могла не признать, что их с мамой материальное положение быстро улучшилось. Аля спокойно училась, изредка подрабатывая, чтобы удовлетворить свои немногочисленные капризы, все необходимое мать покупала ей сама. Бабушка умерла вскоре после того, как Аля пошла работать. После ее ухода из отчего дома мама сделала в квартире шикарный ремонт и заскучала. Работать ей муж не позволял, да и возраст уже не тот, чтобы начинать самостоятельную карьеру. Муж приходил домой поздновато, быстро ужинал и проводил вечера, играя в компьютерные игры. Такое у него было детское увлечение. Маму он держал в строгости, никаких посторонних разговоров с ней не вел, развлекаться велел самостоятельно.

Таким образом, у мамы скапливалось много неиспользованной энергии, которую она пыталась тратить на воспитание Али.

– Ни с кем я не поссорилась! – нервно ответила мама на повторный Алин вопрос. – Клара вообще сейчас в Париже! Сын с невесткой улетели на Антигуа, а ей велели присматривать за попугаем! У них дивный синий попугай, зовут Максим!

– Как? – удивилась Аля.

– Да-да, его купили в зоомагазине как раз напротив ресторана «Максим»! Ну и назвали…

– В честь ресторана?

– А что тут такого? – в свою очередь, удивилась мама и тут же опомнилась: – Александра, не заговаривай мне зубы! Изволь явиться сегодня к шести часам на ужин!

Аля поняла, что спорить бесполезно, единственное, что ей с большим трудом удалось выторговать, – прийти не к шести, а к восьми часам. Очень удобно – отчим уже отужинает и удалится к своему компьютеру.

Все шло своим чередом. Мама накормила Алю сытно и вкусно – старалась, как всегда, для отчима, он не то чтобы требовал особые изыски, но хорошую еду уважал.

– Ой, мам! – совершенно искренне сказала Аля, отдуваясь. – Если я съем еще чуть-чуть, то просто лопну!

– Поучилась бы у меня хоть готовить… – грустно сказала мама. – Запомни, мужчину надо хорошо кормить, тогда он никуда из дома не денется…

Аля тотчас подумала, что было бы, если бы она кормила Максима изысканными разносолами. Приезжал бы он к ней чаще? Оставался бы ночевать? Проводил бы с ней выходные?.. По всему выходило, что нет. Ничего бы в их отношениях не изменилось.

Как все-таки все сложно!

Вроде бы со стороны выглядит хорошо. Оба свободные самостоятельные люди, она никогда не была замужем, он никогда не был женат, нельзя сказать, что, обжегшись на молоке, дуют теперь на воду. Нет у Максима никаких обязательств перед престарелыми родителями: мама давно умерла, отец живет с другой семьей, там все в порядке. Они знакомы больше трех лет. Несомненно, он любит Алю, иначе зачем продолжать отношения…

Надо сказать, что Максим всегда был честен с ней. Он – человек совершенно несемейный, сказал он примерно через полгода после знакомства, как раз тогда Аля начала задумываться и если не строить планы полноценной семейной жизни, то хотя бы мечтать о том, чтобы они жили вместе.

«Я не мыслю себе жизни без своей любимой работы, а для работы мне требуются тишина, покой и одиночество, – говорил Максим. – Хозяйство, ремонт квартиры, обязательные воскресные походы к теще не для меня. Да меня инфаркт хватит, если утром я найду на письменном столе список хозяйственных дел! Дорогой, купи сметаны для борща, отдай в ремонт мои зимние сапоги и не забудь вынести мусор!» – пропищал он мерзким голосом, пародируя неизвестную женщину. Аля надеялась, что не ее.

Она тогда улыбнулась и сказала, что вовсе не все женщины такие, многие ценят своих мужей, гордятся их работой, пытаются создать условия… В общем, вышло неубедительно. Максим только рукой махнул, присовокупив, что жены именно пытаются создать и ничего у них не выходит.

Он так часто повторял, что никогда не станет семейным человеком, что Аля привыкла сводить все к шутке. Хотя иногда становилось очень обидно.

– Ведь это представить невозможно! – разглагольствовал Максим. – Всю жизнь какая-то женщина станет мелькать передо мной в ночной рубашке и стоптанных тапочках! Много лет одно и то же…

Однажды во время такого разговора Аля не сумела совладать со своим лицом, и Максим тут же это заметил. Надо отдать ему должное, он очень внимательный человек. Во всем, что напрямую не касается семейной жизни, он чуткий и ласковый. Он хорошо к Але относится, ни разу не говорил с ней грубо.

– Пойми, родная. – Тогда Максим обнял ее за плечи и привлек к себе. – Меня надо принимать таким, какой я есть. Я честно тебе говорю, что не хочу обременять себя семьей. Охотно допускаю, что многие мужчины находят счастье в детях, но только я не из их числа. Только представить – это же навсегда! С этим ничего не поделаешь! Вечно они орут, хнычут, дерутся, все ломают, пачкают, в доме грязь и беспорядок! Видал я такие семейки: дети в соплях, кругом валяются сломанные игрушки, весь день орет телевизор, а муж с женой постоянно ругаются. Послушай, возможно, с моей стороны это эгоизм, но я такого не вынесу. Вот на Западе живут же люди без детей…

Аля тогда кивнула и поскорее отвернулась. Она отгоняла от себя эти мысли, уговаривая себя, что люди разные, а Максим несомненно прав в одном: его надо принимать таким, какой есть, не пытаясь настоять на своем. Он ей нравился, очень нравился, Аля привыкла к нему за три года, но все же…

– Что притихла? – в нерадостные мысли ворвался мамин голос. – Ты вот на меня сердишься, а я же вижу, что у тебя не все в жизни гладко, есть проблемы…

Ну вот, начинается… Ну, не может мама остановиться, обязательно ей нужно провести воспитательную беседу!

Тут с Алей что-то случилось. Вместо того чтобы отвести глаза и долго мямлить что-то несусветное, оправдываться в несуществующих грехах и покорно выслушивать мамины глубокомысленные сентенции, она встала, с грохотом отодвинув стул, и отчеканила, глядя в изумленные глаза матери:

– Как бы там ни было, это моя собственная жизнь. И я сама в ней разберусь. А если нет, то сама наделаю ошибок и сама потом буду от них страдать. А если мне понадобится твой совет, то я сама тебе об этом скажу! Сама! Понятно?

Мама в полной прострации опустилась на стул.

– Спасибо за ужин, пойду я, мама, завтра на работу рано…

Аля повернулась и встретилась глазами с отчимом. Оказывается, он стоял за дверью кухни и, надо думать, слышал Алины слова. Показалось ей или нет, что в его глазах засветился одобрительный интерес? Во всяком случае, былого равнодушия Аля больше не почувствовала.

Мама не вышла ее проводить в прихожую, отчим сам запер за ней входную дверь. На прощание они обменялись вполне приветливыми взглядами.

– Заходи, не забывай! – бросил он.

Ого, какой прогресс! Раньше и «Доброе утро» не всегда говорил, не то что проститься по-человечески…

Так что вечер прошел незаметно, а следующий Аля провела в парикмахерской – давно пора уже было заняться прической.

На следующий день на работе, как всегда, была запарка, и Аля совершенно забыла про разговор с Дашей. Но когда рабочий день уже подходил к концу, она получила от подруги эсэмэску странного содержания:

«Обстоятельства требуют немедленного настурция. Компас срочно немезида».

Аля изумленно уставилась на этот текст, перечитала его три раза, но все равно ничего не поняла.

Тогда она набрала Дашкин телефон, но равнодушный голос оператора сообщил, что абонент временно недоступен.

– Вот охламонка! – раздраженно проговорила Аля. – Наверняка телефон разрядился!

Она еще раз перечитала сообщение.

У Дашки явно усложнились обстоятельства, и ей срочно понадобился испанский компас. Допустим, но спрашивается, при чем здесь настурция и Немезида?

Насколько Аля помнила, Немезида – греческая богиня мести, в чьи обязанности входило наказание преступников.

Что же это значит – что им грозит наказание за похищенный из замка компас? Ерунда какая-то!

Аля снова набрала телефон, но результат прежний – абонент недоступен.

Что делать? Позавчера они договорились, что Даша будет ждать ее у себя дома после работы. Значит, надо ехать к ней, тем более что ей срочно понадобился компас. К счастью, Аля его на этот раз не забыла, он лежал на дне сумки.

Быстро собравшись, она отправилась в Автово, где жила подруга по отпуску.

Сверившись с адресом, Аля нашла вполне приличный, недавно отремонтированный сталинский дом.

На подъезде был установлен домофон, но Аля не успела им воспользоваться: у открытой двери возилась молодая привлекательная бабушка, которая пыталась вкатить в подъезд широченную коляску с двумя очаровательными внуками: на одном была панамка в клеточку, на другом – в цветочек.

Аля помогла ей вкатить коляску и поднять ее к лифту. По дороге один из мальчишек успел выбросить погремушку. Бабушка подобрала ее со счастливой улыбкой.

Лифт был небольшой, поэтому дама с коляской уехала первой. Аля снова вызвала кабину и поднялась на четвертый этаж.

Снова сверившись с записной книжкой, она подошла к квартире номер шестнадцать и нажала на кнопку звонка.

Внутри что-то упало, затем наступила тишина.

Аля позвонила еще раз.

За дверью послышался подозрительный шум. Там что-то передвигали, кто-то шаркал ногами и шумно дышал.

Аля удивленно прислушалась, на всякий случай еще раз проверила номер квартиры – нет, никакой ошибки, это именно шестнадцатая квартира.

Ну что это такое, в конце концов? Ведь Дарья сама назначила ей время, да еще прислала какое-то странное сообщение, напоминая о встрече, – а теперь не хочет открывать!

А может, она кого-то боится? Да не может быть, Дашка вообще никого и ничего не боится, такой уж характер.

Аля подошла вплотную к двери и громко проговорила:

– Дашка, открывай, это я пришла! Перестань придуриваться, я ведь слышу, что ты дома!

На этот раз замок громко лязгнул, дверь приоткрылась на длину цепочки, и в проеме показался какой-то странный небритый мужчина. Оглядев Алю с ног до головы и явно не удовлетворившись увиденным, незнакомец невнятно пробормотал:

– Нет, не они…

Он хотел было снова закрыть дверь, но Аля была начеку. Она подскочила к двери, ловко вставила в проем носок туфли и сердито проговорила:

– Эй, что за дела! Я приехала к Даше! Между прочим, через весь город после работы тащилась! Мы с ней за несколько дней договаривались. Она дома?

– Чего вам надо? – зло отозвался мужчина. – Кто вы такая? Что вы ломитесь в чужую квартиру?

– Что?! – Аля растерялась от такой наглости. – Я – Александра, Дашина подруга, а вот кто вы такой? И что делаете в ее квартире? И наконец – где сама Даша?

Мужчина уставился на нее чрезвычайно подозрительно, прищурился и произнес:

– Это они вас прислали?

– Кто – они? – переспросила Аля. – Не уходите от вопроса! Я вас спрашиваю – где Даша?

– Наверняка они… – процедил неизвестный. – Вот что, передайте им, что так они ничего не добьются!

– Да кому – им? Почему я должна кому-то что-то передавать? Я приехала, чтобы передать Даше… – Аля чуть было не сказала про испанский компас, но что-то ее удержало, и она невнятно пробормотала: – Одну важную вещь…

– Вот она! – воскликнул вдруг мужчина и показал на что-то у Али за спиной. Аля оглянулась, при этом невольно отступила… и дверь тотчас же с лязгом захлопнулась.

Естественно, за спиной у Али никого не было: она попалась на примитивную и старую как мир уловку.

Через несколько минут Аля спускалась вниз по лестнице, ругая себя за доверчивость.

Впрочем, а что изменилось бы, если бы она не попалась? Все равно незнакомец не впустил бы ее в квартиру. А если бы и впустил, ничего хорошего из этого бы не вышло. Явно опасный, подозрительный тип. И куда все-таки делась Дашка? Конечно, можно порасспрашивать соседей, но неудобно беспокоить людей. Неизвестно, какие у Дашки с ними отношения. И если бы Аля хоть раз была уже здесь! Может, она все же напутала с адресом? Но нет, вот же запись в мобильном телефоне – дом пять, квартира шестнадцать. Нет, все-таки с Дашкой что-то случилось…

После визита ее сообщение казалось Але еще более тревожным и подозрительным. Теперь Аля думала, что это была просьба о помощи. Дашка явно попала в какую-то скверную историю! Вполне возможно, что это связано с компасом. Во всяком случае, Дашка упомянула компас в сообщении…

Что делать?

Обратиться в милицию? Но ее там, скорее всего, поднимут на смех. Незнакомый мужчина в Дашкиной квартире? Да это может быть ее любовник! Странное сообщение? Так даже сама Аля не может его толком понять!

Дашкин мобильник по-прежнему выключен. Аля тяжко вздохнула и поехала домой. Дома вспомнила, что Максим должен был вернуться из Италии третьего дня. Конечно, если ему не продлили пребывание на этой самой замечательной итальянской вилле.

Странно, раньше ее никогда не одолевала такая забывчивость. Если Максим уезжал в командировку, она считала дни до его возвращения, и только привитое мамой чувство собственного достоинства удерживало ее от постоянных звонков и посылки сообщений. Как-то Максим зло посмеялся над некоторыми влюбленными, которые посылают друг другу глупейшие эсэмэски: «Мой котик, мой зайчик…», «Жду встречи с нетерпением, сгорая от желания…» и так далее.

Аля никогда так не делала, она скучала молча. И звонила только тогда, когда точно знала, что он вернулся. Но на этот раз просто забыла о дне его возвращения.

Рука потянулась к телефону. Позвонить? А если Максим захочет приехать? Но тогда нужно что-то приготовить на ужин… Да дело не в этом, Максим – человек непривередливый. Просто нужно будет с ним общаться. Снова следить за своим лицом и словами, слушать его речи, вежливо соглашаться, в общем, строить из себя кого-то…

Внезапно накатило раздражение. Черт возьми, она так устала! После работы тащилась на другой конец города к Дашке в Автово, да только зря проездила. В конце концов, была бы она ему нужна, мог и сам позвонить!

Она не успела поразмыслить, что же с ней происходит – ужасно хотелось спать.

После обеда Алю вызвал к себе шеф.

Он, как обычно, был не в духе.

– Ты за последний месяц очень запустила дела! – проговорил он, подняв голову от бумаг и уставившись на Алю мрачным неприязненным взглядом.

– Ничего подобного, Андрей Ильич! – запротестовала девушка. – Вы же знаете, я была в отпуске, поэтому накопилась работа, но я уже практически все разгребла…

– В отпуске! – проворчал шеф. – Нашла время в отпуск уходить, когда у нас самая запарка!

– У нас всегда запарка… – проговорила Аля вполголоса.

Шеф, однако, услышал.

– Потому что работать не умеете! – рявкнул он. – А я не могу делать за вас все! Вот, кстати, пока ты была в отпуске, у нас имел место страховой случай. – Он придвинул к ней папку документов. – Ознакомься, выясни, обязательно ли платить, нет ли какой-нибудь зацепки… ну, и поговори с получателем страховки, прощупай, может быть, согласится на частичную выплату…

Аля тяжело вздохнула: такую работу она ненавидела.

Шеф очень не любил расставаться с деньгами и каждый раз, когда наступал страховой случай, пытался под каким-нибудь предлогом уговорить получателя сократить выплату. Правда, обычно он сам занимался этим неблагодарным делом, но тут решил взвалить его на Алины хрупкие плечи. Все понятно: наверняка случай очевидный, привязаться не к чему, придется платить всю сумму – и он потом обвинит в этом Алю, устроит ей очередной разнос и срежет премию…

Но делать нечего: придется отдуваться за внеочередной отпуск!..

Аля снова тяжело вздохнула: от этого отпуска она не получила ни пользы, ни удовольствия, а расплачиваться придется еще очень долго…

– На этом все! Выполняй! – проговорил шеф, опустив глаза и сделав вид, что погрузился в работу.

Все понятно: аудиенция закончена!

Аля взяла папку, покинула кабинет, вернулась на свое рабочее место и только там прочитала, что же за дело подсунул ей шеф.

Это был договор страхования жизни. Вещь в наше время довольно редкая. В прежние советские времена граждане страховали свою жизнь и здоровье, поскольку больше ничего у них не было. А сейчас у людей появилось имущество, его-то они и страхуют: квартиры и дачи, загородные дома и многоэтажные коттеджи, машины и яхты – у кого что. А вот жизнь страхуют либо те, кто профессионально связан с риском, либо большие оригиналы.

Аля углубилась в чтение договора.

«Страховая компания «Нерль», с одной стороны, и гражданин Любомирский Виктор Николаевич, с другой стороны, заключили настоящий договор…»

Стоп! Аля перечитала эту фразу еще раз.

Любомирский Виктор Николаевич! Но ведь именно так звали профессора, который умер на ее глазах в польском замке!

Может быть, однофамилец?

Нет, того тоже звали Виктором Николаевичем, да и фамилия достаточно редкая – не Иванов, не Петров, даже не Коваленко.

Удивительное совпадение!

Она прочитала основные пункты договора, проглядела все случаи, в которых предусмотрена выплата. Ну да, разумеется, предусмотрена смерть от естественных причин, так что выложить денежки придется.

В конце было указано имя бенефициара, то есть того, кто получит деньги в случае смерти Любомирского.

Это имя ничего не говорило Але – Федор Михайлович Корнеев. Видимо, родственник покойного.

Здесь же был указан адрес Корнеева и два телефона – домашний и мобильный.

Аля вздохнула и набрала номер.

Ответил ей приятный низкий мужской голос.

– Федор Михайлович? – проговорила Аля профессионально-любезным тоном с ноткой дежурного сострадания – может быть, человек глубоко переживает смерть профессора Любомирского. – Извините за беспокойство. Я – сотрудник страхового общества «Нерль». Вы являетесь бенефициаром…

– Кем? – удивленно переспросил собеседник.

– Извините, это профессиональный термин… вы являетесь получателем страховки по поводу смерти Виктора Николаевича Любомирского…

– Что?! – На этот раз собеседник удивился гораздо сильнее. – Какой страховки? Я и не знал, что дядя был застрахован…

– Теперь знаете. Извините, Федор Михайлович, не могли бы вы приехать к нам в офис? Вы понимаете, такие вопросы не полагается обсуждать по телефону. Вопрос конфиденциальный, и вообще, я должна быть уверена, что вы – это вы…

– Хорошо, – мужчина неожиданно быстро согласился. – У меня есть два часа свободного времени. Буду у вас через полчаса…

Она уже хотела отключиться, как вдруг сообразила, что не назвала адрес компании. Продиктовала, положила телефон и задумалась.

Она не назвала адрес – но и он его не спросил! Как же тогда он собирался приехать, да еще сказал, что доберется за полчаса?

Впрочем, это не играет никакой роли, в конце концов, их адрес есть в «Желтых страницах».

Она выбросила вопрос из головы как несущественный и принялась изучать договор, чтобы найти какую-нибудь зацепку.

К основной части договора были приложены медицинские документы, обязательные при таком виде страхования.

Аля проглядела их, нашла справку от кардиолога. Судя по ней, сердце у Любомирского было в хорошем состоянии, никакими хроническими недугами он не страдал. Впрочем, сердце – оно на то и сердце, может внезапно отказать у внешне здорового человека…

За этим занятием время пролетело незаметно, и когда дверь Алиного кабинета открылась, она с удивлением убедилась, что прошло уже сорок минут с окончания разговора.

На пороге кабинета стоял крупный, широкоплечий молодой мужчина с хорошим открытым лицом и светлыми волосами, подстриженными коротко.

– Извините, добирался немного дольше, чем обещал. Я Федор Корнеев, – представился он, откровенно разглядывая Алю. – Видимо, это с вами я разговаривал?

– Со мной. Меня зовут Александра. Присаживайтесь, пожалуйста!

Аля невольно увидела себя его глазами. Шеф Андрей Ильич не слишком приветствовал на работе разнузданный, по его словам, стиль. Увидев в коридоре девицу в мини-юбке, он не гнушался сам сделать замечание. Так и говорил – вы, дорогая моя, работаете не в борделе, не в кафе-шантане и уж тем более не в стриптиз-баре. У нас солидная организация, люди доверяют нам свое имущество, между прочим, немалое. А как богатый клиент может доверять сотруднице в такой юбке? Да я бы на его месте бутерброда вам не доверил, не то что дачу или машину!..

Девица краснела и бледнела, а шеф, войдя в раж, мог долго еще распинаться в таком духе. Не все выдерживали такую «психическую атаку». Многие увольнялись по собственному желанию. Рассказывали про одну интересную внешне сотрудницу, которая послала шефа подальше тут же, в коридоре, не стесняясь в выражениях, после чего развернулась на каблуках и ушла из фирмы навсегда.

Но в основном сотрудники старались соблюдать правила, установленные строгим начальником. Сегодня на Але были довольно скромная, не слишком короткая юбка цвета топленых сливок и оранжевая открытая блузка. В кабинете работал кондиционер, так что пришлось накинуть такой же сливочный пиджачок. Однако макияж… с глазами-то все в порядке, вот губы забыла подмазать после того, как пила кофе! Хорошо хоть прическа на уровне после вчерашнего похода в парикмахерскую…

Аля повеселела и улыбнулась Федору Корнееву одними глазами.

Он пересек ее крошечный кабинетик и уселся напротив. Ступал он тяжело, но не от неуклюжести, а от скрытой силы, которой было наполнено все его существо. Фигура казалась бы полноватой, если бы не была такой плотной, крепко сбитой.

Клиент расположился в ее кабинете свободно, как у себя дома, положил большие руки на стол и вздохнул:

– Жаль дядю… он был славный старик, большой умница…

– Ну, не такой уж старик! – Аля вспомнила подтянутого интеллигентного мужчину, скосила глаза на документы. – Всего пятьдесят восемь лет… еще даже не на пенсии…

– Да, конечно! – Федор кивнул, тряхнув большой головой. – Это я так, по привычке… я ведь знал его, когда был еще совсем маленьким…

– Примите мои соболезнования! – проговорила Аля привычно. – А что, кроме вас, у него нет родственников?

– Пожалуй, – ответил Федор после непродолжительного раздумья. – Может быть, только совсем дальние.

– А почему у вас с дядей разные фамилии?

– У меня фамилия отца, а Виктор Николаевич – брат моей покойной матери.

– Вы часто с ним встречались? – Против воли в Алином голосе звучала самая настоящая заинтересованность.

Это недопустимо, сказал бы строгий шеф. Ты не должна показывать, что интересуешься клиентом в частном порядке. Вовсе не для того клиенты пользуются нашей страховой компанией, чтобы какие-нибудь ушлые девицы вызнавали все об их материальном положении.

– Не так уж часто, – Федор вздохнул. – Вообще-то я живу в Тюмени, там у меня бизнес, но в Петербурге тоже кое-какие дела, я часто сюда приезжаю, снимаю квартиру. Конечно, старался навещать дядю, но сами понимаете – работа, дела, не всегда удавалось выкроить время. Теперь вот – кляну себя: надо было больше о нем заботиться, чаще бывать… да что теперь поделаешь!

– Да, скажите… – Аля сделала вид, что сверилась с документами, и снова взглянула на Федора. – Здесь написано, что ваш дядя умер в Польше. Как это случилось? Он был на отдыхе?

– Вообще-то не совсем. Дядя был историк, профессор. Его интересовала средневековая Польша, исторические памятники, вот он и решил использовать туристическую поездку, чтобы что-то проверить, какую-то свою идею… впрочем, я точно не знаю. Понимаете, он мне рассказывал о своей работе, но я его почти не слушал. У нас с ним были разные интересы, я историю знаю плохо, а в Польше и вовсе никогда не бывал…

Федор замолчал, потом вопросительно взглянул на Алю:

– А почему вы задаете все эти вопросы? Что-нибудь не так?

– Да нет, все вроде бы нормально, просто такой порядок, – успокоила его Аля. – Впрочем, нам понадобится еще какое-то время для завершения формальностей. Сами понимаете, сумма довольно значительная, так что все должно быть тщательно проверено…

– Да, конечно… – На этот раз голос Федора прозвучал равнодушно. – Я про страховку узнал только сегодня, так что никак на нее не рассчитывал. Впрочем, как вы понимаете, деньги никогда не бывают лишними. А вообще, о какой сумме идет речь?

– Три миллиона рублей, – сообщила Аля, на всякий случай сверившись с договором.

– Надо же! – Федор удивленно поднял брови. – С чего это дядя надумал страховаться, да еще на такую солидную сумму? Что ж. – Он взглянул на часы. – Если я вам больше не нужен… у меня сегодня еще много дел.

– Хорошо, Федор Михайлович, я свяжусь с вами, когда будут готовы все документы. Или если у нас появятся к вам еще какие-то вопросы, – спокойным голосом ответила Аля и опустила глаза.

– Всего доброго, – сказал он, вставая, – и… спасибо вам…

– За что? – Аля изумленно вскинула на него глаза.

– За то, что поговорили со мной по-человечески. – Он улыбнулся, и Але захотелось зажмуриться, настолько улыбка осветила его простоватое лицо.

– Это моя работа… – протянула Аля растерянно.

– Да бросьте вы! – громко рассмеялся Федор. – Думаете, если дикий медведь приехал из Тюмени, так он ничего и не понимает? Верно, это ваша работа. Но ведь вы могли совсем по-другому себя вести! Клиентов много, а вы одна… А вы добрые слова нашли, человеческие. Сочувствие выразили… Я, знаете, только с виду такой… непробиваемый, а на самом деле смерть дяди меня как обухом по голове шарахнула, до сих пор в себя не могу прийти…

Аля смотрела на него – такого большого, сильного, слушала его густой низкий голос и вдруг почувствовала себя маленькой девочкой. Захотелось, чтобы кто-то погладил сильной рукой по голове и взял на себя все ее мелкие и крупные проблемы. Она сделала над собой усилие и улыбнулась Федору мягко и отстраненно.

– Все будет хорошо. Время все вылечит, так уж устроен мир…

Потом она встала, чтобы не смотреть на него снизу вверх, а он вдруг взял ее руку в свои большие теплые ладони и мягко пожал. Потом смущенно улыбнулся, в два больших шага пересек ее крошечный кабинетик и вышел.

– Глупости! – сказала себе Аля после того, как дверь за Федором закрылась. – Просто я знала профессора Любомирского, оттого и подошла к этому клиенту с вниманием…

– Александра, ты с кем это разговариваешь? – В дверь заглянула офис-менеджер Варвара. – Сама с собой? Мы на обед сегодня пойдем или как?

– Приятно поговорить с умным человеком, – отмахнулась Аля. – Пойдем, хоть есть не хочется…

– Еще бы, – ехидно заметила Варвара. – После встречи с таким мужиком аппетит напрочь пропадает. Я две минуты с ним пообщалась и то прибалдела. Красавец такой, да еще и богатый!

– А почему ты думаешь, что богатый?

– Да ты что! – завопила Варвара. – Бизнес-то у него где? В Тюмени! А в Тюмени какой у людей бизнес?

– А какой? – думая о своем, спросила Аля.

– Я на тебя просто удивляюсь! – ахнула Варвара. – Ребенок пяти лет и то знает, что в Тюмени бизнес – это нефть или газ! Так что богатый он, не сомневайся. А что одет просто, так это даже хорошо, значит, человек привык делом заниматься, а не понты кидать.

Аля вернулась с работы позже обычного, Варвара уговорила пройтись по магазинам. Она открыла дверь, вошла в прихожую и остановилась в растерянности.

Что-то не так.

Она не могла четко сформулировать, что произошло в квартире за время ее отсутствия, только чувствовала несомненные изменения. Неуловимые, неясные, необъяснимые…

Аля потерла виски, сосредоточилась.

Да ерунда, не может быть. Наверняка ей просто показалось. Переутомилась на работе, вот и выдумывает черт знает что.

Надо же, не успела вернуться из отпуска – а словно и не отдыхала. Ну да, конечно, отпуск у нее был не самый лучший. Вот если бы она купалась в теплом море, валялась на пляже, по вечерам потягивала коктейли на террасе отеля – тогда накопившаяся за год усталость прошла бы, как проходит под летним солнцем застарелая простуда…

Она сбросила туфли, привычно пошарила ногой по коврику, чтобы надеть домашние тапочки…

Тапочек не было. Ах, ну вот же они…

Аля точно помнила, что, уходя, она, как обычно, оставила тапочки на коврике у порога, а теперь они оказались посреди прихожей. И синий пуфик передвинут на другое место…

Аля попятилась, прижалась спиной к входной двери.

Что происходит? Кто похозяйничал в квартире в ее отсутствие?

Да нет, не может быть, наверняка глюки. Разумеется, никого здесь не было, просто она сама оставила дурацкие тапки на непривычном месте.

Кстати, давно пора их поменять!

Она неприязненно взглянула на стоптанные тапки, всунула в них ноги…

И снова замерла.

Из кухни доносился звук льющейся воды.

Сердце тревожно забилось, на висках выступил холодный пот, во рту пересохло от страха.

Аля прислушалась…

Теперь все тихо, вода больше не льется. Наверняка ей послышалось.

Только было она успокоилась, перевела дыхание, как из кухни донесся новый звук: что-то негромко звякнуло.

Да что же это такое? Что творится?

Аля взяла себя в руки, схватила первое, что подвернулось под руку (это оказался зонт, большой, не складной), и медленно, крадучись, двинулась в сторону кухни.

Оттуда снова доносился звук воды.

Аля толкнула кухонную дверь и увидела мужскую спину, удивительно знакомый затылок…

Она не успела еще ничего сказать или даже подумать, как мужчина повернулся, протянул к ней руки…

Аля выдохнула, уронила зонт и заплакала.

– Что с тобой, родная? – Максим шагнул к ней, прижал к себе, погладил по голове. – Что случилось? Я тут у тебя хозяйничаю, ужин приготовил…

Аля рыдала горько, громко, с удовольствием. Сквозь рыдания она проговорила жалобным срывающимся голосом:

– Ты меня напугал… Так напугал! Я вхожу в квартиру и вдруг слышу, что на кухне кто-то есть!.. Льется вода, и все такое… Представляешь, как я испугалась?..

– Глупенькая! – Максим гладил ее по голове, по плечам. – Ты же знаешь, что у меня есть ключи от твоей квартиры! И помнишь, что я должен был сегодня вернуться!

«Только сегодня… – пронеслось у нее в голове, – вроде бы он должен был провести там всего неделю… По моим подсчетам, приехал позавчера или еще раньше…»

А вот о ключах, которые она давала ему, Аля совершенно забыла. Это было давно, она тогда искала способ как-то сблизиться с Максимом, привязать к себе. Полна была радужных надежд и не слишком верила в его слова насчет несемейного человека. Все они так говорят. Покажите мне мужчину, который сам, по собственной воле, захочет жениться!

Хоть у Максима и была своя однокомнатная квартира, встречались они всегда только у Али – она сама не любила ночевать в незнакомом месте. Тогда, в первый год, она думала, что, имея ключи от ее квартиры, он будет относиться к ней иначе. Все же ключи подразумевают наличие дома. Максим будет приходить не просто к знакомой женщине, а домой… И постепенно привыкнет к этой мысли.

Потом она поняла – не привыкнет. Но просить его вернуть ключи ей казалось невежливым, неделикатным. А потом она вообще забыла… и уж не теперь вспоминать, столько всего произошло за время его отсутствия!

Внезапно накатило раздражение. Все же он не должен был являться вот так, внезапно, без предварительного звонка. Мало ли какие у нее могли быть дела!

Но высказать ему это сейчас никак нельзя – он обидится, а у Али нет ни сил, ни желания ссориться.

Аля последний раз всхлипнула, принюхалась и проговорила:

– Что-то горит…

– Ну вот! – Максим бросился к плите, схватил сковородку. – Омлет сгорел…

– С грибами? – переспросила Аля взволнованно. От перенесенного стресса она вдруг дико захотела есть. Ну да, сегодня за ланчем у нее совсем не было аппетита, а после работы Варвара звала ее в кафе, но Аля отказалась…

– Ну да, с грибами, как ты любишь… – Он уже нес сковородку к мусорному ведру.

– Стой, не выбрасывай! – Аля остановила Максима, через его плечо заглянула в сковородку. – Там совсем немножко подгорело, давай срежем, а остальное вполне можно съесть!

– Ну, не знаю! – Максим в сомнении рассматривал содержимое сковороды. – Лучше я сделаю новый… там еще есть грибы…

– Не надо, я умру с голоду!

– Ну хорошо… – сдался он, – раз ты совсем не можешь потерпеть…

Свободной рукой он обнял ее, и все недомолвки остались в прошлом. Аля сама себе удивлялась – что это с ней? Ведь это Максим, ее любимый человек, он пришел к ней сам, значит, соскучился, а она собирается ставить ему какие-то дурацкие условия! Чтобы не приходил без звонка и так далее… ведь это же Максим, ближе него у нее никого нет…

Через минуту они сидели за столом, запивая подгоревший омлет холодным темным пивом, и Аля сбивчиво рассказывала Максиму про свой неудачный отпуск. Сейчас вся эта история казалась ей смешной, и она говорила, давясь от хохота. Описывала ему всю группу – Мымру, «голубочков», Усатого Пана, ну, и Дашку, конечно… Ей было ужасно весело – наверное, наступила реакция после жуткого испуга. Веселье длилось до тех пор, пока она не дошла до истории с профессором – как он умер прямо у нее на глазах.

Тут уж ничего смешного.

– Ну, что дальше-то?

Раньше Максим слушал ее снисходительно, улыбаясь, как маленькому ребенку, теперь неожиданно заинтересовался.

Аля поскучнела, но все же продолжила. Рассказала о музейном билете, который отдал ей профессор перед смертью, о том, как Дашка уговорила ее еще раз приехать в замок, как они нашли старинный компас…

Максим недоверчиво мотал головой.

– Ну, прямо приключенческий какой-то роман! – проговорил он, когда она замолчала. – Хочешь еще чего-нибудь?

– А у тебя еще что-то есть? – Она жадно оглядела стол. И тут же вскинула глаза на Максима: – Ты мне что – не веришь? Думаешь, я все сочинила?

– Почему же… – проговорил он уклончиво. – Вот, есть еще сухарики…

– А зачем, по-твоему, мне это нужно? – Аля даже топнула ногой, так что стакан опрокинулся, пиво разлилось по столу и немного попало ей на светлую юбку.

Вот еще неприятность, теперь не отстираешь…

– Да не знаю… – Максим отвел глаза. – Что ты, в самом деле? Давай поговорим о чем-нибудь другом…

– Значит, не веришь! – Она вскочила из-за стола. – Подожди, я сейчас тебе докажу!..

Она вылетела в коридор, нашла свою сумку, пошарила в ней – вот же он, компас, она, дуреха такая, таскала его сегодня весь день. Аля взяла компас и мельком взглянула на себя в зеркало. Взгляд совершенно безумный, волосы дыбом, куда вся укладка делась? Да к тому же жуткое пятно на юбке. Нет, так не годится, надо привести себя в порядок.

В ванной висел на крючке домашний костюм – свободные брюки и кофта. Раньше она никогда не показалась бы Максиму в таком виде, сейчас отчего-то стало все равно. Аля наскоро расчесала волосы и снова с победным индейским криком влетела на кухню:

– А вот это ты видел? – и шмякнула перед ним на стол тускло отсвечивающий компас.

– Надо же! – Максим осторожно взял компас в руки, повернул его к свету. – Очень интересная вещь! Старинная… может быть, семнадцатого века… или даже шестнадцатого!

– Я же тебе говорила! – возбужденно бормотала Аля. – Я же тебе рассказывала, а ты мне не верил! Теперь ты видишь, что я ничего не сочинила!

– Надо же! – повторил Максим и положил компас на стол. – Ты что – действительно провезла его через границу? Прошла мимо таможенников?

– Ну да… – Аля развела руками. – Но я же этого не знала! Потом после смерти этого Любомирского я была в таком шоке…

– Любомирского? – переспросил Максим, наморщив лоб.

– Ну да, фамилия того профессора, который умер в замке, была Любомирский… разве я тебе не сказала?

– Нет… – протянул Максим каким-то странным, незнакомым голосом.

– А что, ты его знал?

– Не то чтобы лично, но Любомирский – человек известный в научных кругах… точнее, был известным, – спохватился Максим. – Ведь ты говоришь, он умер…

Он задумался, потом поднял глаза на Алю:

– Пожалуй, я возьму этот компас и покажу одному человеку. Очень хорошему специалисту. Он расскажет, что это за вещь, где сделана, какова ее история…

Он протянул уже руку, чтобы взять со стола компас, но Аля ему помешала.

Она сама не поняла, что с ней случилось.

Она схватила компас со стола, сунула в карман домашней кофты и проговорила с неожиданным раздражением:

– Нет, я не могу его отдать! Он же не мой…

– Родная, что с тобой? – Максим смотрел на нее удивленно. – Чего ты испугалась?

Что-то в его голосе ей не нравилось. Какая-то в нем прозвучала фальшивая нота. И лицо… оно показалось ей каким-то незнакомым, как будто это не Максим, ее Максим, а какой-то совершенно чужой, незнакомый человек… Ведь она так хорошо его знала, чувствовала его настроение с опережением. Могла угадать, когда он не в духе, тогда нужно отвлечь его разговорами о его любимой истории, узнавала безошибочно, что он начинает тяготиться общением с нею, и тогда, чтобы не ставить его в неловкое положение, делала вид, что спешит, чтобы он мог уйти, не теряя лица.

– Чего ты испугалась? – повторил Максим. – Ведь это я! Я! Неужели ты успела отвыкнуть от меня всего за неделю?

Теперь уже Аля четко уловила фальшь. Еще бы, он и в мыслях не мог допустить, что она могла отвыкнуть или позабыть про него за неделю! Да если бы он уехал на целый год, и то был бы в полной уверенности, что, вернувшись, найдет Алю сидящей у окна за рукодельем, как Пенелопа.

– Слушай, а может, ты там, в поездке, завела себе кого-нибудь? – спросил он вдруг, и на этот раз в голосе его звучала самая настоящая злость.

«Может быть!» – хотела ляпнуть Аля, но что-то ее удержало. На кухне повисло тяжелое молчание. Максим ходил из угла в угол, потирая лоб, Аля тихонько сидела на стуле.

– Солнышко! – Внезапно Максим повернулся к Але и схватил ее за плечи. – Ну я виноват перед тобой за эту поездку, я знаю! Уговорил тебя на Польшу, а сам бросил! Так получилось, ты же знаешь, совершенно неожиданно предложили поездку… черт бы ее побрал со всеми обитателями…

Внезапно Аля четко поняла: его доклад на тамошней конференции вовсе не пользовался успехом. Отчего-то эта мысль не огорчила ее, а, наоборот, обрадовала.

– Зря я согласился. – Максим прижал Алю к себе и уткнулся ей в плечо. – Поехали бы в Польшу, испытали бы все приключения вместе…

Аля тут же подумала: если бы они были вдвоем, то никаких приключений. Она, как всегда, смотрела бы только на него, слушала только его, думала только о нем и делала бы только то, что ему хочется.

Максим отстранился и поглядел ей в лицо.

– Ты сердишься? – спросил он. – Прости меня, зайчонок… Прости…

Аля удивилась: он никогда раньше не просил прощения. Но Максим снова прижал ее к себе и поцеловал.

И все кончилось. Минутное наваждение прошло. Она снова была с ним.

Это ее Максим, все в порядке, Аля сама не понимала, что на нее вдруг нашло. Все из-за дурацкого компаса…

Может быть, и правда – отдать его Максиму и забыть?

Но что-то все же удерживало ее.

Да что же это такое? Неужели бронзовая побрякушка испортит их отношения?

Она уже была готова на все, хотела согласиться и отдать ему дурацкий компас, только чтобы он был доволен, но не успела сказать ни слова, Максим заговорил первым.

– Ладно, родная, – произнес он, отдышавшись после поцелуя, – не хочешь отдавать мне – давай вместе встретимся с тем человеком, ты сама покажешь ему компас…

– Хорошо, – ответила она немного виновато, чувствуя неловкость из-за своей вспышки. – Давай встретимся завтра после работы и поедем к твоему знакомому.

– Хорошо, – сразу же согласился Максим. – Я буду ждать тебя в машине рядом с твоим офисом, на углу Измайловского и Десятой Красноармейской…

В самом дальнем крыле вице-королевского дворца в Куско, в нескольких скромно обставленных комнатах обитала молодая женщина с маленьким ребенком.

Немногословная смуглая женщина с высокими скулами и узкими золотисто-зелеными глазами жила в окружении горничных и служанок, нянек и прочей челяди, которая не столько обслуживала знатную пленницу, сколько следила за каждым ее поступком, каждым словом.

Вице-король желал, чтобы у нее было все необходимое, более того – лучшее, все, чего заслуживал высокий сан вдовы. Ей приносили еду из кухни правителя, у нее была богатейшая одежда, какую можно было найти в Перу, ее комнаты были обставлены дорогой мебелью, привезенной из Испании или изготовленной придворными мастерами. Но она, казалось, не замечала этих знаков внимания – едва прикасалась к еде, носила изо дня в день одно и то же платье, спала на узкой кушетке в самой маленькой комнате.

Возможно, и комнаты, и пища, и обстановка казались ей нищенскими после варварской роскоши дворца Верховного Инки, в котором она родилась и прожила всю жизнь. А возможно, ей все было безразлично. Ведь не было у нее единственного, в чем она нуждалась, – свободы.

Она жила здесь, как в тюрьме, в золоченой клетке. Как положено в приличной тюрьме, раз в день ее выводили на прогулку – но не в тюремный двор, а на улицы Куско, города, который когда-то лежал у ее ног, покорный и преданный.

Вдовствующая императрица с гордо поднятой головой проходила по улицам и площадям, по шумным рынкам. Рядом с ней неотлучно шли две дюжие служанки, чуть позади – трое солдат с алебардами.

Рыночные торговки и озабоченные хозяйки с корзинками снеди, смуглые крестьяне-индейцы из ближних деревень и слуги из богатых домов, увидев ее, замолкали и застывали в низком поклоне, провожая глазами царственную пленницу, а потом шептались между собой, обсуждая увиденное.

Она не любила эти прогулки: они только напоминали ей о былом величии и нынешнем позоре.

Единственной отрадой, единственной отдушиной пленницы была ее маленькая дочь. С ней она часами разговаривала на своем языке, пела древние песни, рассказывала о былом величии их семьи. На первых порах няньки пытались препятствовать их общению, но натолкнулись на безмолвное, но яростное сопротивление и вынуждены были отступить.

Однажды утром к пленнице пришел незнакомый человек в черной сутане католического священника. Он почтительно поздоровался и, опустившись в кресло, проговорил:

– Ваше Величество, я думаю, для вас пришла пора принять истинный свет католической веры, присоединиться к матери нашей Церкви…

– Я родилась в другой вере, в вере моих отцов, и в этой вере умру, – спокойно, не повышая голоса, ответила женщина.

– Но большинство ваших бывших подданных уже приняли христианство, – возразил священник. – Не следует ли вам последовать за ними и креститься?

– Никогда Верховные Инки не следовали за пастухами и землепашцами, – ответила женщина. – Напротив, это народ всегда следовал за своими властителями. Неужели оттого, что какие-то бедняки приняли вашу веру, я, дочь, сестра и вдова императоров, должна поступить так же? Хвост змеи следует за головой, но не наоборот!

– Ваше Величество, – священник старался сохранять спокойствие, но это давалось ему все труднее. – Ваше Величество, если вы изволите ознакомиться с сутью христианского учения, со Священным Писанием, вы проникнитесь светом христианства…

– Мне уже известны ваши предания, – перебила его женщина. – Горничная, расчесывая мне волосы, рассказывала сказку о человеке, которого родила девственница, – о том, которого прибили гвоздями к кресту. Он еще потом ожил и показывал всем свои раны… у многих индейских племен есть подобные сказки… к примеру, индейцы чунко рассказывают о пастухе, которого растерзал ягуар. Этот пастух побывал в стране мертвых и вернулся оттуда, найдя свое сердце и вложив его на место. Он тоже показывал всем следы от когтей ягуара на своей груди…

– Ваше Величество! – воскликнул священник, покраснев от негодования. – Вы без должного почтения говорите о Господе нашем Иисусе Христе! Он – не какой-нибудь пастух, он – Сын Божий!

– Ну и что? – Женщина пожала плечами. – Мой отец, Сапа Инка, был прапраправнуком бога Инту, значит, я – тоже божья правнучка…

– Вы не понимаете разницы! – Священник повысил голос.

– Отчего же? – спокойно возразила женщина. – Очень хорошо понимаю. Своего предка, бога Инту, я хорошо знаю. Он каждый день возвращается к нам из царства мертвых, принося нам свет и тепло. Он дарит нам урожай маиса и других плодов, не оставляя нас своей заботой. Ваш же бог принес нам только огонь и меч, от которых погибли тысячи моих соплеменников, и болезни, от которых умерли десятки тысяч. Вы говорите, что ваш бог добр и справедлив, но я не слепая, и мои глаза видят совсем другое. Вот, посмотрите на две эти корзины, – она показала ему корзины, принесенные с рынка служанкой. – В одной из них – вы видите – маниока, и виноград, и дыня, и другие фрукты. Другая закрыта крышкой, и вы не знаете, что в ней. Какую корзину вы выберете?

– Что тут думать? – ответил священник растерянно. – Эту, с плодами…

– Вот и я выбираю ее! – воскликнула вдовствующая императрица. – Я выбираю веру своих отцов, которую хорошо знаю, а не вашего непонятного бога, от которого неизвестно чего ждать!

– Что ж. – Священник опустил глаза. – Это ваше право, госпожа. Мы никого не принуждаем к принятию истинной веры, это решение должно быть добровольным. Но только одно еще я должен вам сказать. Конечно, выбирать религию – ваше право, но Святая Церковь не может допустить, чтобы дети росли без света подлинной веры, под пагубным влиянием ложных языческих учений. Ежели вы не хотите принять католичество, принять его искренне, всем сердцем – нам придется забрать у вас дочь и отдать ее на воспитание в один из наших монастырей…

– Что?! – Женщина вскочила, побледнев. – Вы отнимете у меня мою дочь, мою маленькую принцессу, мою отраду? Отнимите лучше мою жизнь, вырвите сердце из моей груди!

– Но, Ваше Величество, таков закон! – ответил священник, смиренно опустив глаза.

– Хорошо, – выдохнула женщина, уронив руки. – Я готова принять вашу веру. Что для этого нужно?

– Имейте в виду, госпожа, что вы должны принять ее искренне, всем сердцем! И если вы примете католичество – обратного пути для вас не будет! Обратный путь ведет на костер!

– Я – из рода властителей этой страны, – гордо проговорила женщина. – Если я говорю «да», это единственное мое слово. В моем роду никогда не было лжецов и клятвопреступников. Если я приму твою веру, священник, я буду ей следовать до конца своей жизни. Но и ты должен твердо пообещать мне, что моя дочь, моя принцесса Манко Ютан, останется со мной навсегда!..

– Я обещаю вам это, Ваше Величество, и клянусь ранами нашего Спасителя! – заверил ее священник с низким поклоном.

По католическому обычаю он протянул пленнице руку для поцелуя.

На этой руке тускло блеснуло массивное золотое кольцо с изображением подсвечника на три горящие свечи.

Как назло, на следующий день шеф вызвал Алю к себе буквально за полчаса до конца рабочего дня. Он начал расспрашивать ее о деле профессора Любомирского. Аля рассказала о визите его племянника и дала понять, что у них нет никаких законных причин отказаться от выплаты страховки.

Разумеется, шеф взбеленился.

– За что я тебе плачу такие большие деньги, если ты не можешь решить элементарный вопрос? Что значит – нет законных причин?! Это не ответ! Так может ответить только практикантка на испытательном сроке, да и то после такого ответа ее испытательный срок тут же закончится! Нет причин – значит, ты ищи! Должна перелопатить все досье на покойного профессора и на этого его племянника! Или… – он посмотрел на Алю пристально и неприязненно, – ты положила глаз на этого племянника и перешла на его сторону? Может быть, хочешь кинуть родную фирму на деньги?

Тут уж Аля возмутилась.

Причем возмутилась она больше всего из-за того, что в словах шефа была какая-то доля правды: прислушавшись к себе, Аля поняла, что Федор Корнеев, племянник покойного профессора, действительно ей понравился. На нее произвела впечатление его немного грубоватая, мужественная внешность. Может быть, все дело в том, что Федор так не похож на рафинированного, интеллигентного Максима с его постоянными цитатами из классики, любовью к истории… Открытое приятное лицо, большие сильные руки… Разговор немного простонародный, да это его совсем не портит…

Когда-то сам Максим рассказал Але, что японцы выделяют три критерия подлинной красоты: саби-ваби, юген и сибуй.

Саби-ваби – это простота и практичность: по мнению японцев, в красивой вещи не должно быть ничего лишнего, она должна точно соответствовать своему практическому назначению. То есть топором должно быть удобно рубить дрова, в чайнике удобно заваривать чай, на подушке удобно спать.

Юген – это недосказанность. В красивой вещи должна скрываться какая-то тайна. Этот принцип Аля не совсем понимала, хотя и чувствовала интуитивно.

Зато третий критерий, сибуй, она очень хорошо понимала, точнее, ощущала. Этот критерий значил, что красивая вещь должна быть природной, первозданной, в ней должна быть какая-то мужественная дикость, должен чувствоваться исходный, необработанный материал – камень, дерево, железо.

Так вот, как ни странно это звучит, в Федоре Корнееве Аля увидела проявление японского принципа сибуй… в нем была именно какая-то природная мужественная первозданность, словно этот человек вырублен из мощного древесного ствола или изваян из огромного гранитного валуна…

Так или иначе, слова шефа ее ужасно возмутили и разозлили. На что, интересно, он намекает? То есть даже не намекает, прямо говорит, что она, Аля, состоит в каких-то особенных отношениях с клиентом. Совершеннейшая неправда! Да еще поэтому она пытается помочь получить незаконную страховку! Это уж чересчур, до такого шеф еще не опускался. В общем, Аля сама виновата, вечно норовит промолчать, ничего не ответить на его грубость.

Вот и получила.

Аля внезапно ощутила не обиду, нет, но сильную холодную ярость. Как смеет этот надутый, самодовольный индюк разговаривать с ней в таком тоне?

Она вскочила из-за стола, гордо вскинула голову и выпалила на одном дыхании:

– Во-первых, Андрей Ильич, кто вам дал право обращаться ко мне на «ты»? Мы с вами на брудершафт не пили и в интимных отношениях не состояли! Так что извольте разговаривать как положено приличному человеку! Во-вторых, не смейте на меня кричать! В-третьих, нечего толкать меня на нарушения закона! Мы должны выплатить страховую сумму, и мы ее выплатим! Вы же не хотите, чтобы вашу фирму закрыл комитет по страховой деятельности?

Она была готова к тому, что шеф сейчас встанет и заорет на нее, как пароходная сирена орет на маленький буксир, некстати выскочивший наперерез. Или выставит вперед правую руку и громовым голосом рявкнет: «Вон отсюда!» Или начнет бегать за ней по кабинету, швыряя вслед антистеплеры и дыроколы.

Но ничего не случилось.

Шеф никак не ожидал от тихой, выдержанной Али такой вспышки и от удивления совершенно растерялся. Кроме того, его напугало упоминание комитета, которого он боялся как огня. Может быть, он вообразил, что у Али есть какие-то связи в этой грозной организации.

Во всяком случае, он привстал из-за стола и проговорил примирительно:

– Александра… Владимировна, зачем же так волноваться? Если вам не нравится обращение на «ты», я могу… я думал, что мы одна семья, а в семье все обращаются друг к другу попросту… а насчет этой страховки как-нибудь разберемся…

– И вообще, у меня уже закончился рабочий день! – выпалила Аля и вылетела из его кабинета, напоследок хлопнув дверью.

Уже на лестнице она опомнилась и подумала, что шеф почти наверняка ее уволит. Вот очухается сейчас, выпьет водички и продиктует секретарше приказ.

«Ну и черт с ним! – подумала она с какой-то бесшабашной радостью. – В конце концов, свет не сошелся клином на его фирме! Говорят, даже полезно время от времени менять работу!»

Все еще в нервах она вышла на улицу и прошла квартал до того угла, где должен был ожидать Максим.

Его синего подержанного «Опеля» не было видно. Вообще странно: на улице ни одной машины, как будто город вымер, хотя час еще далеко не поздний.

Аля почувствовала себя неуютно, завертела головой.

Может быть, они с Максимом плохо друг друга поняли? Да нет, она точно помнит, как он сказал, что будет ждать на углу Измайловского проспекта и Десятой Красноармейской… Опять он опаздывает, как часто бывало, и Аля будет стоять на перекрестке, как последняя дура, и ждать его с самым несчастным выражением лица. Даже никакого завалящего кафе рядом, чтобы пересидеть четверть часа… Аля остановилась в растерянности.

Вдруг из-за угла вывернул неприметный темный автомобиль с тонированными стеклами. Машина притормозила возле Али. Задняя дверца распахнулась, на тротуар выскочил молодой парень с усыпанным прыщами дегенеративным лицом. Подскочив к Але, он схватил ее сумку, дернул на себя.

– Ты что, козел! – закричала она что есть мочи, надеясь, что кто-нибудь придет на помощь. – А ну, отвали…

Парень, пыхтя, тянул на себя сумку. Аля собралась с силами и пнула его под колено. Тот взвизгнул, выдернул из кармана складной нож, выщелкнул длинное лезвие…

При виде ножа у Али перехватило дыхание, она утратила дар речи и отшатнулась.

«Черт с ней, сумкой! – пронеслась в мозгу паническая мысль. – Живой бы остаться…»

В ту же секунду из машины донесся низкий хрипловатый голос:

– Килька, ты сдурел, что ли! Он велел девку не убивать и не калечить!

– Да помню я! – Парень взмахнул ножом, но не задел Алю, а перерезал ремешок сумки, завладел ею и молниеносно юркнул обратно в машину. Дверца захлопнулась, и машина сорвалась с места.

Аля стояла в полном обалдении, провожая машину грабителей глазами. Все случилось так быстро, что она даже не успела как следует испугаться.

Вдруг рядом с ней прошуршали шины. Остановилась еще одна машина.

Аля инстинктивно шарахнулась от нее, только потом взглянула… и узнала синий «Опель» Максима.

– Привет, зайчонок! – проговорил он, выглянув и открыв дверцу. – А я тебя ждал на углу Измайловского и Девятой…

– Как Девятой? – переспросила она, едва шевеля языком. – Мы же договаривались на Десятой…

– Ты перепутала, – ответил он спокойно. – Я говорил – Девятая… а что с тобой? Ты сама не своя!

– Еще бы… – Она опустилась на переднее сиденье, прикрыла глаза. – Меня только что ограбили…

– Да ты что? – Максим всем телом повернулся к ней, заглянул в лицо. – Господи, как это случилось?

– Да вот так… – проговорила она тусклым, смертельно усталым голосом. – Я стояла на углу, ждала тебя… вдруг подъехала машина, выскочил какой-то прыщавый подонок, налетел на меня, принялся вырывать сумку…

– Ты ее сразу отдала?

– Да нет, вцепилась в нее, как дура…

– Родная. – Голос Максима стал поучающим, как будто он разговаривал с ребенком. – В таких случаях сразу отдавай все, чтобы не рисковать жизнью и здоровьем! Подумаешь, сумка…

– Ну да, понимаю… но тут на меня что-то нашло, я совершенно растерялась…

Аля как бы со стороны услышала свой оправдывающийся голос и рассердилась.

– Если бы я не маячила на углу, как последняя идиотка… Если бы ты приехал вовремя…

– Я и приехал, – удивленно сказал Максим, – и ждал тебя на углу Девятой… Там стоять удобнее…

Ах, вот как! Ему, видите ли, удобнее там стоять! А что Аля должна пройти еще два квартала по безлюдной улице, это его совершенно не волнует!

Раньше эта мысль не пришла бы Але в голову, она покорно выслушала бы все его нравоучения – да, она виновата, нужно было сразу отдать сумку и все, что ни попросят, еще радоваться, что эти типы не ударили ее, не затащили в машину…

С чего это она станет радоваться, подумала Аля теперь. Если на то пошло, Максим мог бы и встретить ее около работы. Ничего, что там стоянка только для машин их фирмы, мог бы и заплатить парковщику, невелики деньги…

– Ну хорошо, не переживай, – Максим вздохнул. – А какая была машина? Ты не запомнила?

– Темная… – протянула Аля, постепенно успокаиваясь.

Рядом с Максимом, в безопасности, она чувствовала себя увереннее. Нервное напряжение, только что сковывавшее все тело, постепенно отпускало ее. Ушло понемногу и раздражение. В конце концов, ничего особенного не случилось, бог с ней, с сумкой, а документов она в этот раз с собой не взяла.

– «Темная»! – передразнил ее Максим, и в его голосе она расслышала мягкую, снисходительную, необидную насмешку. – Женщины, женщины! А какой марки, ты, конечно, не разглядела? Иномарка или отечественная? «Мерседес», «Тойота» или вообще «Жигули»? Про номер я, разумеется, не спрашиваю…

– И правильно делаешь! Ты представляешь, в каком я была состоянии? Меня до сих пор трясет, а ты хочешь, чтобы я запомнила марку машины! Ну, все же не «Мерседес», я думаю, что-то попроще…

– А куда они поехали? – продолжал расспрашивать Максим.

– Да вроде в ту же сторону, куда ты сейчас, – неуверенно ответила Аля. Она открыла глаза, оглядела улицу, по которой они ехали. – Ну да, точно, этот парень вскочил в салон, и они свернули в эту сторону… а что – ты думаешь, нужно сообщить в милицию?

– Нет, как раз в милицию сообщать бесполезно, – проговорил Максим, не поворачивая головы. – Все равно их не найдут, ты же совершенно ничего не запомнила. Я надеюсь на другое… может быть…

Он не успел договорить, потому что Аля резко дернулась и схватила его за руку:

– Остановись! Остановись скорее!

Максим резко вывернул руль, сзади громко засигналили, мимо пронеслась темно-красная машина, водитель что-то выкрикнул и повертел пальцем у виска. Максим затормозил возле поребрика, поставил машину на ручник и повернулся к Але.

– Никогда так не делай! – проговорил он внезапно охрипшим голосом. – Мы же чуть не попали в аварию!

– Извини… – Аля прикоснулась к его руке. – Извини, дело в том, что я увидела…

– Знаешь, иногда ты меня просто поражаешь… – Он резко выдохнул, провел рукой по лицу и продолжил совсем другим голосом: – Извини, зайчонок, я очень испугался… так в чем дело? Что случилось?

– Просто я увидела… – Аля повернулась к тротуару и показала на валявшийся возле стены дома бесформенный темный предмет. – По-моему, это моя сумка!

Она открыла дверцу, выскочила из машины и через минуту вернулась с сумкой в руке. Лицо ее выражало недоумение.

– Они ее выкинули! – Аля продемонстрировала сумку Максиму. – Ничего не понимаю!

– А что тут понимать! – Максим снисходительно улыбнулся. – Почти всегда так и делают. Проверь содержимое. Наверняка забрали деньги, может быть – документы, а сумка-то им зачем? Только лишняя улика… еще и ручка отрезана! Честно говоря, я на это рассчитывал, поэтому и ехал в эту сторону…

Аля открыла сумку, перебрала ее содержимое.

– Деньги, конечно, забрали, – проговорила она. – Но их и было-то совсем немного. А все остальное на месте… даже мобильник…

– Ну, видишь, не так уж плохо! – обрадовался Максим. – Конечно, они тебя напугали, а в остальном…

– Сумку жалко, – вздохнула Аля. – Ручка отрезана, все в грязи…

– Ерунда! – Максим улыбнулся и спросил как бы между прочим: – А компас?

– Компас? – переспросила Аля. – Какой? Ах, ну да, тот старинный, который я из Польши привезла…

– Ну мы же хотели показать его специалисту… я уже договорился…

– Компаса нет… – Аля наморщила лоб и хотела еще что-то сказать, но Максим неожиданно улыбнулся и проговорил таким знакомым, привычным, ласковым голосом:

– И бог с ним! Главное, родная, что ты жива и здорова…

В это мгновение зазвонил его телефон.

Он недовольно поморщился, однако вытащил аппарат из кармана, взглянул на дисплей и поднес трубку к уху.

– Ну, в чем дело? – Голос его звучал раздраженно. – Я же говорил, не звони… что значит – нет? Как это нет? Ты уверен? Ты тщательно проверил? Ладно, я понял…

Он спрятал трубку, повернулся к Але, виновато улыбнулся:

– Извини, зайчонок! Это с работы. Представляешь, никому ничего нельзя поручить! Бестолковый ассистент не смог найти в архиве нужный мне документ… извини, что гружу тебя своими проблемами! Так что ты говорила? Может быть, компас выпал из сумки и валяется где-то там, рядом…

– Да нет, там его не было!

– Ты уверена? Ты как следует посмотрела?

– Его и не могло быть в сумке!

– То есть как не могло? – Максим удивленно взглянул на нее. – А где же он в таком случае?

– Он остался у меня на работе, в верхнем ящике стола! Я выложила его перед обедом, чтобы не таскать – все-таки он довольно тяжелый. А потом, в конце рабочего дня, я поругалась с начальником и в нервах выскочила из офиса, совершенно забыв про этот несчастный компас…

– Он так и лежит у тебя в столе? – Максим неожиданно рассмеялся, как будто услышал отличную шутку. – Надо же!.. Так что, – проговорил он после короткой паузы, – ты сейчас можешь вернуться на работу и забрать его?

Аля взглянула на часы:

– Нет, офис уже закрыт.

– Там нет дежурного, который тебе откроет?

– Мне будет очень трудно убедить дежурного. Шеф не разрешает никого пускать в офис по вечерам.

– Но ты же сотрудник фирмы, имеешь полное право войти! – В голосе Максима прозвучали какие-то неприятные нотки.

Странно. Минуту назад он был совершенно спокоен, говорил без всякого волнения, главное, мол, что она не пострадала, а сейчас… что изменилось за эту минуту?

Аля взглянула на него удивленно:

– Что с тобой? Ну, подумаешь, перенесем все на завтра… ты же сам только что говорил…

Откровенно говоря, Аля так разнервничалась из-за сумки, да еще с шефом поругалась, что сейчас ей никуда не хотелось ехать. Хорошо бы поужинать с Максимом где-нибудь в тихом месте, послушать музыку, поболтать о чем-нибудь легком…

Не получится, тут же поняла она. Даже если они сейчас никуда не поедут, Максим рассердится на нее, придется долго перед ним извиняться, заглаживать свой проступок. И если даже, в конце концов, он позволит уговорить себя на ужин в недорогом ресторане, то поболтать по-простому не получится. Он терпеть не может сплетни об общих знакомых, не смотрит современные фильмы, называя их ширпотребом, голливудской дешевкой. Из принципа не читает модные книги. Скорее всего, он углубится в какие-нибудь исторические дебри и будет долго рассказывать о чем-нибудь неудобоваримом, к примеру о похоронных обычаях древнего населения Центральной Африки. А если учесть, что в Центральной Африке и в древности жили в основном людоеды, то нетрудно себе представить, как они хоронили своих покойников.

Был уже такой случай. Максим увлекся и долго рассказывал, как в древних захоронениях находят только глиняные горшки с костями и как тщательно готовили покойника, для того чтобы его ритуально съесть всем племенем. Аля безуспешно боролась с подступавшей тошнотой и после этого два дня не могла съесть ни грамма мяса. Да что там! Увидит куриную косточку – так рвотные спазмы начинаются, девчонки на работе даже думали, что она беременна.

«Нет, – подумала Аля, – я такого ужина не выдержу. Если позвать Максима домой, нужно будет его развлекать и опять-таки слушать. Стало быть, нужно сейчас распрощаться до завтра. Или лучше до послезавтра…»

Мысль, бродившая в мозгу, обрела наконец четкие формы. Аля ужаснулась. Что же это? В первый раз в жизни ей не хочется проводить время с Максимом! Да разве такое возможно?

Не она ли ждала его звонков, замирая возле телефона или положив на стол мобильник и заклиная его всеми святыми – позвонить, позвонить, позвонить… Не она ли научилась следить за своим лицом, стараясь удержать на нем спокойное выражение искреннего интереса, стараясь не показать, что ей не слишком приятно выслушивать его неаппетитные экскурсы в историю. И кто знает, каких трудов ей стоило остаться спокойной и не показать боли и обиды, когда он пренебрежительно говорил о женах, которые толстеют и ходят по дому в стоптанных тапочках, и о сопливых неряшливых детях…

Все это и многое другое она терпела из-за любви. Ради коротких встреч с Максимом она готова была вытерпеть многое. И вот теперь впервые поймала себя на мысли, что предпочла бы вечер в одиночестве общению со своим любимым мужчиной. Наесться чего-нибудь простого и сытного – куриного супу с лапшой или гречневой каши с жареным луком – и поваляться на диване с пультом от телевизора, бездумно переключая каналы…

Аля не успела как следует обдумать эту метаморфозу. Все случилось слишком быстро.

– Отменить? Перенести на завтра? Ты не понимаешь! – Максим повысил голос, повернулся к ней всем телом. – Я уже договорился с человеком… это очень значительный человек, я не могу так поступить…

– А со мной, значит, можешь? – вырвалось у Али, прежде чем она успела что-либо осознать.

Никогда раньше она не осмеливалась ему перечить, всегда уступала, раз и навсегда решив для себя сделать его пребывание с ней как можно более комфортным. Только так можно его удержать, только лаской и терпением, вниманием к его работе, к его жизни.

– Я устала и не хочу никуда идти! – крикнула Аля. – Ни на работу, ни к твоему значительному человеку! Надоело все, вези меня домой!

– Что-о? – закричал он в ответ. – Что ты сказала?

На лице его проявилось злобное удивление. Казалось, он сейчас заорет хриплым голосом капитана пиратского брига: «Что? Бунт на корабле?» Еще бы, его вечно покорная тихая мышка вдруг осмелилась ему противоречить.

Он схватил Алю за руку и сильно сжал.

Максим пугал ее. Она никогда прежде не видела его таким. Лицо его побледнело, глаза сузились, по виску скатилась капля пота. Перед Алей сидел совершенно незнакомый человек, совсем не тот, которого она знала раньше. Он всегда был слишком спокойным и уравновешенным, немного подвинутым на своей истории. Впрочем, он называл это увлеченностью работой.

– Пусти, – сказала Аля и попыталась вырвать руку. – Мне больно!

Максим опомнился. Он закусил губу, встряхнул головой и проговорил примирительно:

– Извини, зайчонок… я погорячился… но для меня это действительно так важно… то есть не компас, бог с ним совсем… но этот человек… понимаешь… к нему нельзя обращаться просто так… если я сейчас его подведу, обману его ожидания, то он может здорово помешать мне в дальнейшей работе…

Аля не то чтобы растерялась, просто не знала, как вести себя с Максимом после неожиданной вспышки. Чтобы взять тайм-аут, она применила обычное оружие всех женщин – не заплакала, но сделала вид, что ужасно устала, утомленно прикрыла глаза и наблюдала за Максимом из-под опущенных ресниц.

Какой-то он непривычно суетливый, нервный. И упорный, о, она знала, каким он может быть упорным! Даже не упорным, а упертым. Если он что-то вобьет себе в голову, если чего-то захочет, его ничто не остановит. Во всяком случае, не с ее, Алиными, скромными возможностями получится это сделать.

Как поступить? Послать его подальше и выскочить из машины? Но, во-первых, она еще не готова принимать такие радикальные решения. Она еще для себя ничего не решила, все же с Максимом они вместе больше трех лет, это немалый срок…

Но если они сейчас разругаются, то это навсегда. Максим не раз говорил ей, что он не из тех мужчин, которые сходятся, расходятся, возвращаются к прежней любви – по его мнению, такое поведение недостойно мужчины. Если женщина хочет быть с ним – она сделает все, чтобы его удержать, а потакать сиюминутным капризам и дамским штучкам он не намерен.

А во-вторых, даже если она решится сейчас уйти, то как быть с практической стороной вопроса? Сумку-то Аля нашла, но кошелька в ней нет, а в нем – все деньги и проездная карточка. Максим ужасно вредный, ни за что не даст ей денег на дорогу, да она и не станет просить. Не идти же до дома пешком, это и на машине-то минут сорок, а так она к середине ночи доползет. Сил совсем нету…

Нет, видно, придется тащиться на работу за этим треклятым компасом. Аля проклинала день и час, когда Дашке вступило в голову заняться поисками. Вот уж правду говорят – легче отдаться, чем объяснить, что не хочешь!

Максим подвез ее к дверям офиса, которые, естественно, оказались заперты. К счастью, дежурил в этот раз охранник Костя, с которым у Али были хорошие отношения, да он и вообще был парень невредный. Вот если бы сегодня была смена Антона Ивановича – тогда не стоило и пытаться попасть на работу не вовремя.

«Не положено! – твердо отвечал бы Антон Иванович. – Не было такого указания, чтобы после окончания рабочего дня сотрудников на объект пускать!»

Нетрудно догадаться, что ранее Антон Иванович служил во вневедомственной охране.

С Костей вопрос решился быстро, Але даже не понадобилось сильно врать. Забыла в ящике стола важные бумаги, а шеф велел обязательно убирать их в сейф. Если кто-то завтра утром увидит, обязательно стукнет шефу, и ей, Але, мало не покажется.

Ну и ладно, сказал Костя, не отрываясь от маленького телевизора, где показывали футбол, иди уж, растяпа…

Аля бодро поскакала на второй этаж, прихватив ключ от кабинета. По дороге она зашла в туалет, чтобы привести себя в порядок. Причесала волосы, подкрасила губы. Теперь в зеркале больше не отражалась запуганная нахохленная пичуга. И все же опять она делает не то, что хочет… снова потакает желаниям Максима…

И в этот самый момент зазвонил ее мобильный телефон.

Она схватилась за него как за спасательный круг – по крайней мере, можно было отложить на некоторое время встречу с Максимом.

Звонила Дашка.

– О господи! – выдохнула Аля, услышав голос подруги. – Куда ты подевалась?

– Ой, это такая история! – Дашка захихикала. – Приезжай ко мне, я тебе все расскажу!

– А я к тебе приезжала. – Аля невольно понизила голос. – И знаешь, у тебя в квартире был какой-то мужчина, очень подозрительный!

– А, это Петька! – На этот раз Даша расхохоталась в голос. – Ты его, наверное, здорово напугала!

– Я его?! – переспросила Аля. – Ну, знаешь! Это он меня напугал!

– В общем, приезжай! – повторила Дашка. – Про это я тебе тоже расскажу!

Она повесила трубку. Аля подняла глаза и поглядела на себя в зеркало.

Вид в зеркале был получше, взгляд увереннее и… не может быть! Аля даже засмеялась вслух от пришедшей в голову мысли.

Она вихрем пробежала по коридору, выхватила из ящика собственного стола компас – вот он, голубчик, никуда не делся, как хорошо, что она не успела прихватить его с собой, когда уходила…

Что-то мелькнуло в голове, какая-то неприятная мысль в связи с сегодняшним нападением, но некогда было об этом раздумывать. Потом, все потом.

Задержавшись в приемной, Аля покопалась в хозяйстве у Варвары. Она знала, что у нее в тумбочке всегда лежат небольшие деньги – собирали на чай, кофе, сахар. Шеф Андрей Ильич – жуткий жлоб, заявил недавно, что в связи с кризисом фирма не обязана поить сотрудников бесплатным кофе, теперь все будет за свой счет. Оно и лучше, меньше выпьют, а то за счет фирмы каждый час норовили кофейку хлебнуть… Работать некогда было.

В общем, скидывались каждую зарплату. Аля вытащила три сотенные бумажки и еще мелочь. Негусто, но на транспорт хватит.

– Ну, все в порядке? – Костя дождался рекламы и посмотрел на вернувшуюся в холл Алю. – Убрала свои бумаги?

– Какие бумаги? Ах да! – спохватилась Аля. – Все хорошо, спасибо тебе. И вот еще, Костик, у меня к тебе просьба… Можешь выпустить меня через черный ход?

– А тебе зачем? – оживился Костя.

– Да вот… – Аля подкралась к узенькому окошку возле двери и показала охраннику машину Максима. – Пристал как банный лист, надоел до чертиков…

Она поняла с изумлением, что это чистая правда, во всяком случае, на сегодняшний день.

– Понятно… – протянул Костя. – Стало быть, мужика хочешь продинамить… Ну ладно, ради нашей старой дружбы…

В это время Максим с недовольным видом вышел из машины, и Аля отпрянула от окна.

– Мне этот хмырь не нравится, – решительно заявил Костя. – Он тебе не подходит!

– Я сама с ним разберусь, только потом! – сказала Аля. – Если будет в офис ломиться, скажи, что я ушла.

– Да не психуй ты! – отмахнулся Костя. – Найду что сказать!

Он откинул тяжеленный крюк на двери черного хода.

– Спасибо тебе! – Аля чмокнула его в щеку и убежала.

– Бывай здорова… – бросил ей вслед Костя.

На этот раз Аля позвонила в Дашкину дверь с опаской.

Однако ей тут же открыли, и она оказалась в Дашкиных объятиях.

Подруга втащила ее в прихожую и завертела, как детский волчок.

– Ой, прекрати! – взмолилась Аля. – Поставь меня на место! Я не в подходящем настроении для таких подвижных игр!

– Ладно тебе, – проговорила Даша, но все же остановилась. – Какая-то ты скучная.

– Я не скучная, я усталая. Я только что с работы, и еще на меня напали, и еще я поссорилась с Максимом…

Но Даша ее, по-видимому, не слушала.

– Дашка, ну нельзя же так! – втолковывала Аля. – Пропала без следа, эсэмэску какую-то странную прислала… компас срочно… настурция… немезида…

– Да не бери в голову! – Дашка махнула рукой. – У меня телефон глючит! «Немезида» – это «не вези…» в общем, я торопилась…

Аля поняла, что не добьется больше никаких внятных объяснений.

– Ты просто не представляешь, где я была! – продолжала Дашка.

– И где же? – вежливо поинтересовалась Аля, понимая, что ей все равно не избежать подробного рассказа.

– В Каннах! – сообщила Дашка со сдержанной гордостью. – Представляешь, мы с Мабуткой шли по той самой красной дорожке у Дворца фестивалей, я была в потрясающем вечернем платье, без спины, а в репродукторе объявили – император Центральной Ивуарии Мабуту Первый с супругой!

Аля представила себе Дашку в платье без спины и едва сдержала смех. Но потом до нее дошли последние слова.

– С супругой?! – переспросила она изумленно. – Так ты что – все-таки согласилась выйти за него замуж? Согласилась стать восемнадцатой женой? Или даже девятнадцатой? Ты с ума сошла, Дашка! Ты точно сошла с ума!

– Обижаешь! – фыркнула та. – Ничего я не согласилась, это французы перепутали. В конце концов, где им знать всех его жен! Правда, тут случилась накладка… там же оказались две настоящие Мабуткины жены – если не ошибаюсь, номер семь и девять, они просто приехали в Канны развлечься и кое-чего прикупить из шмоток, так вот, когда они услышали объявление, тут же примчались на набережную Круазет, чтобы разобраться – кого он привез с собой. Ну, а когда увидели меня, возмутились и полезли драться…

Даша подошла к свету и приподняла волосы. Аля увидела на виске приличную ссадину.

– Ого! – воскликнула Аля.

– Это еще не ого! – вздохнула Даша. – Видела бы ты, что у меня на спине и на ляжках! Негритянки здорово дерутся! Потом, их же было двое… но я им тоже здорово накостыляла! Такой скандал был! Журналисты слетелись как мухи на мед, камеры снимают… в конце концов, Мабутка их приструнил – ведь они сбежали в Канны без его разрешения… пригрозил обезглавить за нарушение режима, и они быстро угомонились… А что мы с тобой в коридоре стоим? – спохватилась Даша. – Ты же с работы, пойдем на кухню, я тебя чем-нибудь покормлю…

Аля не стала возражать: она действительно здорово проголодалась.

Подруга усадила ее за кухонный стол и развернулась к холодильнику.

– Да, – спохватилась Аля. – А что за мужик жил здесь в твое отсутствие?

– Ой! – Даша схватилась за голову. – Я же про него совсем забыла!

Она подняла голову и закричала:

– Петька, можешь вылезать! Это не они! Отбой воздушной тревоги!

Где-то под потолком раздался скрип, приоткрылась дверца антресолей, и Аля с изумлением увидела высунувшуюся оттуда испуганную и небритую мужскую физиономию.

Это, несомненно, был тот самый мужчина, который прошлый раз разговаривал с Алей через полуоткрытую дверь. Он разглядывал Алю с крайним недоверием.

– Петь, ну ты же видишь, это не они! – повторила Даша терпеливо, как разговаривают с детьми.

– Да, а она уже один раз приходила! – проговорил мужчина испуганно. – Может быть, это они ее прислали!

– Точно тебе говорю – она к ним не имеет никакого отношения, – заверила его Даша. – Это моя подруга. Очень близкая. Да слезай же ты наконец, неудобно разговаривать с запрокинутой головой!

Петя посмотрел вниз и побледнел:

– Как тут высоко! Даша, принеси какую-нибудь лестницу! Я боюсь высоты!

– Нету у меня никакой лестницы! Если хочешь, могу подставить стул или табуретку. И вообще – ты же как-то сумел туда забраться, значит, сумеешь и слезть!

– Ничего не значит! – ответил Петя плаксивым голосом. – Сюда я забрался от страха, потому что их боюсь еще больше, чем высоты… ты же знаешь…

– Да знаю я, знаю! – Даша поставила под антресоль стул и вернулась к столу, усмехнувшись: – Не обращай на него внимания, давай чай пить, сам спустится. Чем меньше на мужчину внимание обращаешь, тем больше он на человека похож.

– А кого это он так боится? – спросила Аля, отрезая кусок какой-то необычной узорчатой колбасы. – Кто такие они, которых он то и дело поминает?

– Жена и теща, – ответила Дашка с полным ртом. – Понимаешь, довели мужика до такого состояния, что на него смотреть страшно! Можешь себе представить – ведь он был знаменитым альпинистом, поднимался на все самые высокие вершины мира – а теперь высоты боится!

– Вкусная колбаса! – проговорила Аля, отрезая себе еще один кусок. – Никогда такой не пробовала.

– Конечно, не пробовала! – с гордостью подтвердила Дашка. – Это копченая кобра из Мабуткиных личных запасов. Где ты могла это попробовать?

– Что?! – Аля позеленела. – Ты шутишь, я надеюсь?

– Какие шутки! – Дашка отрезала себе еще кусочек и с аппетитом отправила в рот. – У них это считается самым изысканным деликатесом. Готовят только для членов королевской семьи. Да ты ешь, не беспокойся, ядовитые железы у нее удалили.

– Нет уж, спасибо! – Аля отодвинулась от стола. – Что-то мне расхотелось!

За спиной у Дашки послышался глухой удар, и возле стола появился Петя.

– Вот видишь, – проговорила, повернувшись к нему, Даша. – Спустился…

Петя что-то промычал в ответ. Затем, недоверчиво оглядев Алю, проговорил:

– Так вас точно не они прислали?

– Клянусь! – Аля подняла руку. – Расскажите, как вы дошли до жизни такой?

– Ох! – Петя опустился на стул, втянул голову в плечи. – Это длинная и грустная история…

– Да мы вроде не торопимся.

Петя налил себе чаю и заговорил:

– Говорили же мне знающие люди: если выбираешь жену – посмотри на тещу, жена рано или поздно станет такой же! Говорили, а я, дурак, не поверил!

– Ну, ты просто в свою Люсю влюбился, – подала голос Даша. – И не слушал никого…

– Да, – вздохнул Петя. – Люся была такая тоненькая, такая хрупкая… ничего общего со своей матерью! Мать у нее, конечно, страшная женщина. Укротительница тигров. Так тигры у нее ходят по струнке, как шелковые. Она на них только взглянет – хвосты поджимают и разбегаются по своим тумбочкам! Понятное дело, она как привыкла у себя в цирке тиграми командовать, так и в повседневной жизни всех строила, требовала, чтобы у нее все по струнке ходили, все родные и близкие, по списку. Я у нее в этом списке, само собой, первым номером. И только с дочкой своей, Люсей, она ничего не могла сделать, точнее, даже не пыталась. Мне бы из этого сделать выводы, а я, дурак, расслабился.

– Вот что любовь с людьми делает! – проговорила Даша сочувственно.

– Ну да… – согласился Петя. – Меня ведь еще что успокоило – теща со своим цирком постоянно по гастролям разъезжала, по большей части по провинции. Сибирь, Урал, особенно Дальний Восток – тигры-то у нее уссурийские, так их там хорошо встречали, как земляков. Ну, я и подумал, что при таком режиме теща нам не очень досаждать будет. Ограничится, так сказать, дистанционным управлением…

Петя тяжело вздохнул, взгляд его затуманился.

– Года два мы с Люсей неплохо прожили, а потом с тещей случилась неприятность. Она-то думала, что так и будет до глубокой старости своих тигров крышевать, но не тут-то было. Хозяин цирка время от времени начал ей намекать, что ему пенсионеры на арене не нужны, что, мол, в цирковом артисте все должно быть прекрасно, и лицо, и другие части тела, и внешность укротительницы должна радовать среднестатистического зрителя. А ее внешность давно уже радует исключительно тигров. В общем, пора бы уступить дорогу молодым дарованиям.

На что теща спокойно ему отвечала: давай приглашай сюда молодые дарования, у которых с внешностью полный порядок – хоть из хореографического училища, хоть из стриптиз-клуба, а я посмотрю, как мои тигры будут кастинг проводить. Им как раз мяса не хватает, ты вечно на них норовишь сэкономить, так что лишних килограммов пятьдесят парной человечины им не помешают!

До поры до времени ее аргументы казались убедительными, но потом у них в цирке появилась такая девица – с виду прямо цветочек, незабудка, дохнешь на нее – переломится. Устроилась ветеринаром на полставки, а потом как-то между делом начала хозяину мелкие ветеринарные услуги оказывать: он ведь тоже то еще животное.

И вот эта незабудка увидела как-то ведомость на зарплату, где напротив фамилии укротительницы самые заманчивые цифры фигурировали, и вбила себе в голову, что подсидит мою тещу и выживет ее из цирка. Стала по вечерам к тиграм на огонек заглядывать под предлогом ветеринарного осмотра. Те сперва оживились, думали, это им дополнительный прикорм. Но девица как-то с ними нашла общий язык. Одного за ушком почешет, другому что-то ласковое нашепчет, третьему глазки состроит. Тигры ведь все как на подбор оказались мужчины, это теща в свое время организовала, чтобы у них в коллективе не было трений на почве любви и брака.

В общем, сумела эта ветеринарная прохиндейка за спиной у моей тещи с тиграми договориться, а поскольку директор у нее давно уже был прикормлен, то с ним никаких проблем не возникло. Тем более что тигры уже начали на мою тещу посматривать с каким-то гастрономическим интересом.

В общем, вышибли тещу из цирка, заменили молодым перспективным дарованием. Куда ей деваться? Понятное дело, прибыла к родной дочери, то есть к нам. И за неимением тигров принялась дрессировать нас. То есть в основном меня.

И заодно Люсю познакомила с каким-то своим бывшим знакомым по цирку. В цирке он работал фокусником-иллюзионистом, а потом переквалифицировался на финансового брокера. Благо, эти специальности не очень отличаются.

Ну, он, как опытный иллюзионист, очень быстро Люсю сумел охмурить, а теща и так была на его стороне, она считала, что ее Люсеньке за финансистом будет гораздо лучше, чем за нищим интеллигентом. Но просто развести нас ей было мало… В общем, они все втроем, во главе с тещей, решили выдворить меня из квартиры и заменить на этого финансового иллюзиониста…

– Так если он в финансовом секторе работает, – поинтересовалась Аля, которая внимательно слушала Петин рассказ, – у него же, должно быть, денег куры не клюют. Зачем ему ваша квартира? Что он – свою собственную не заработал?

– В том-то и дело, – вздохнул Петя. – Он хоть и работал в цирке фокусником, но фокусы у него через раз получались, почему и пришлось оттуда уйти. С финансами, конечно, полегче, не так заметно, когда вместо кролика из шляпы вылезает сапожная щетка, зато зрители не такие доверчивые, как в цирке, у них очень сильно развита материальная заинтересованность.

В общем, сильно разбогатеть у него никак не получалось, а после одной неудачной операции пришлось и свою собственную квартиру продать. А тут как раз на горизонте Люся появилась, со своей, точнее, с моей квартирой…

– А у Пети квартира очень хорошая, – вступила в разговор Даша. – Четыре большие комнаты в «Золотом треугольнике», неподалеку от Эрмитажа. У него дед был крупный архитектор. Так что есть из-за чего копья ломать…

– Ну вот, – продолжил Петя. – Сперва теща пыталась меня просто запугать. В коридоре из-за угла выскакивает и кричит: «Алле – оп! По тумбам!» А голос у нее сильный, командный, на тиграх тренированный.

Я уже вздрагивать начал, спать перестал, валерьянку пил стаканами, но это было только начало.

Как-то встал ночью, вошел в туалет – а там в унитазе королевская кобра свернулась…

– Ужас какой! – вскрикнула Аля сочувственно.

– Кстати, угощайся колбаской… – Даша придвинула ей тарелку.

– Нет уж, спасибо! – перекосилась Аля. – Ну, и что вы?

– Я, понятно, завопил… – грустно проговорил Петя. – Выскочил в коридор, волосы стоят дыбом… а этим только того и надо, вызвали психиатров. Те спрашивают – в чем дело? Я – так, мол, и так, ядовитая змея в унитазе… врач на меня посмотрел очень выразительно, однако на всякий случай все же заглянул в туалет – само собой, никакой змеи и в помине нет, ни кобры, ни обыкновенного ужа. Ну, а тут теща начинает им заливать, что я законченный псих, что у меня вечные галлюцинации, мания преследования и все прочее. Специально книжку по психиатрии взяла в районной библиотеке и разных симптомов оттуда выписала. И Люся моя, змея подколодная, ей поддакивает!

В общем, на первый раз врач меня оставил на свободе, выписал только сильнодействующее успокоительное. Но им только того и надо – факт припадка имел место, врача вызывали…

Проходит неделя или около того.

Возвращаюсь я с работы, прихожу на кухню – а там стоят два чемодана, из одного торчит Люсина голова, как раз недавно в парикмахерской уложенная, а из другого – ноги в ее любимых синих босоножках.

Я чуть в обморок не упал, кинулся милицию вызывать, так, мол, и так, жену расчленили в мое отсутствие…

На кухню заходить побоялся, ждал милицию в прихожей.

Милиция, надо сказать, приехала быстро. Где, говорят, расчлененный труп? Показывай быстро и имей в виду – ты у нас, как муж, первый подозреваемый, и только чистосердечное признание может помочь в твоем безвыходном положении…

Я их веду на кухню, а там моя Люся мясо жарит. В тех самых, между прочим, синих босоножках.

Я говорю – Люсенька, как же так? Я же тебя видел на две части расчлененную!

Она в слезы, передником утирается – я, говорит, тоже в гробу тебя, психа ненормального, видела и больше так жить не могу!.. Главное, так это у нее все натурально, так достоверно! Я бы сам ей поверил и посочувствовал, если бы не был заинтересованным лицом! Видно, проявились в ней материнские артистические наклонности…

Потом уж я сообразил, что не обошлось у них дело без того самого финансиста-иллюзиониста. У него и в цирке этот фокус с распиленной женщиной любимый был, правда, не всегда получался: иногда распилить распилит, а срастить потом не сумеет. Ну, здесь-то сумел, на мое несчастье…

Ну, тут уж милиционер разъярился: «Что, говорит, за шутки? Вы знаете, что бывает за ложный вызов?»

А жена и теща к нему кидаются: «Это не ложный вызов, это у него регулярные видения и припадки на почве тяжелого психического расстройства, так что жить с ним на одной жилплощади нет никакой возможности! И вообще, он представляет для всей семьи большую опасность!»

Ну, милиционер вошел в их тяжелое положение и вызвал перевозку психиатрическую.

Увезли меня в известную больницу имени первого советского министра финансов Скворцова-Степанова. Которую в городе называют «скворечником». Доложу вам, что жизнь в этом «скворечнике» просто ужасная, так что я и правда чуть не свихнулся. Вокруг ходят законченные сумасшедшие, и врачи ничуть не лучше.

Они с психами постоянно общаются, это даром не проходит. Если пациенты большей частью себя считают известными историческими личностями, типа императора Наполеона или футболиста Пеле, то врачи воображают себя знаменитыми медиками – один утверждал, что он академик Павлов, даже собаку себе завел специальную, другой вбил себе в голову, что он Склифосовский, третий всех уверял, что он – доктор Вассерман, который реакцию придумал… Правда, потом оказалось, что он и по паспорту Вассерман.

Правда, на мое счастье, попался мне приличный врач, Николай Степанович Бехтерев. Осмотрел меня и сказал, что не находит никаких признаков душевного заболевания. Ему, правда, коллеги указывали на мою историю болезни – мол, неоднократно наблюдались припадки с галлюцинациями, но он все же на своем настоял и выписал меня под свою личную ответственность.

Вернулся я в свою квартиру, а там уже финансист поселился со всеми удобствами и в моей пижаме разгуливает.

Я было попытался права качать, но теща провела среди меня разъяснительную работу, как среди своих тигров проводила, и дала понять, что, если я буду шуметь, выступать и мешать их спокойному семейному существованию, она снова вызовет психиатричку, и упекут они меня в «скворечник» уже до самого конца жизни. Впрочем, там долго не протяну.

Я понял, что влип окончательно и бесповоротно. Снова в «скворечник» не хотел ни за что: если там подольше прожить, непременно психом законченным станешь. Или просто загнешься.

Так что, когда теща пустила меня пожить в комнату при кухне, я ее еще и благодарил.

Такая у нас была комнатка, вроде чулана – без окна, размером с коробку для обуви. Они мне туда поставили раскладушку и старую тумбочку – не знаю уж, где они ее взяли, подозреваю, что на ближайшей помойке.

Потом уже, немного поразмышляв, я понял, зачем теща меня пустила в эту комнату: боялась, что, если меня совсем выгнать, я очухаюсь, сниму себе какое-нибудь жилье, посоветуюсь со знающими людьми и попытаюсь у них свою квартиру отсудить.

А тут я под рукой, и она меня со временем так или иначе в психушку оприходует…

Очень скоро эти мои мысли подтвердились, долго ждать не пришлось.

Встаю я как-то рано утром, собираюсь на работу.

Я вообще старался уходить пораньше, чтобы ни с кем из них не сталкиваться. Это было не так уж трудно: финансовый иллюзионист как представитель творческой профессии спал до полудня, Люся моя с удовольствием составляла ему компанию, а теща, хотя и просыпалась раньше, из комнаты не выходила, перебирала свои старые цирковые фотографии и предавалась приятным воспоминаниям.

Итак, значит, встал я пораньше и решил быстренько душ принять.

Зашел в ванную комнату, отдернул занавеску, только было хотел в ванну забраться, да хорошо, сперва внутрь заглянул. Какое-то у меня было предчувствие.

И смотрю – в ванне крокодил лежит!

– Большой? – с интересом осведомилась Аля.

– Ну, не то чтобы очень, большой в нашей ванне не поместится, но вполне приличный. Метра полтора длиной. Как раз по размеру ванны. Ногу отхватить вполне мог бы. Обычный человек в такой ситуации что сделает?

– Ну, я бы на месте померла! – призналась Аля.

– Ну да, простой человек, неподготовленный, либо в обморок грохнется, либо, если нервы покрепче, завопит диким голосом и выскочит из ванны как пробка из бутылки. Но у меня после тех первых случаев уже иммунитет выработался на такие неожиданные явления. А самое главное, меня в «скворечнике» так успокоительными накачали, что все стало до лампочки. Обычным крокодилом не проймешь. Я тут быстро сообразил, что это опять теща старается, свои цирковые связи подключила. Подкрался тихонько к двери, прислушался – слышу, а она стоит в коридоре и по телефону разговаривает, психиатров опять вызывает. «Приезжайте, – говорит, – срочно, у моего зятя опять рецидив, теперь ему крокодилы в местах общего пользования мерещатся!»

Ясно, думаю, ей уже не терпится, заранее «Скорую» вызывает, думает, я сейчас заору, как прежде, выскочу, а тут уже и санитары, быстро меня обратно в «скворечник» определят. Ну, думаю, это мы еще посмотрим, кто кого перехитрит!

Отошел от двери, воду пустил, как будто я душ принимаю, да еще запел для достоверности. Марш из оперы «Аида», очень актуально, про берега Нила.

Крокодилу, кстати, понравилось – вода теплая льется, и песня патриотическая, про его родные места. С боку на бок поворачивается, пасть приоткрыл – балдеет.

Теща, натурально, заволновалась – как же так, я спокойно душ принимаю, не кричу, в обморок не падаю, а что же крокодил? В канализацию слился? Животное, между прочим, дорогое, ей его возвращать нужно по месту основной работы!

Слышу, подкралась к двери, прислушивается.

Ну, тут я действовал быстро. Дверь ванной распахнул, отскочил в сторону. Теща стояла, ухом к двери прижавшись, подслушивала. Когда дверь открылась, она равновесие потеряла и влетела в ванную. Ну, я ее еще слегка подтолкнул, а сам выскочил в коридор и запер ее снаружи. Пускай, думаю, сама разбирается. Все-таки дрессировщица с большим стажем, ей не привыкать.

А сам быстренько домашние тапочки скинул, переоделся и сбежал из своей собственной квартиры.

Потому что понял – они меня в покое не оставят, определят в «скворечник», чтобы квартирой завладеть. А я второй раз туда ни за что не поеду, лучше смерть!

В этом месте Петя сделал драматическую паузу. Даша, которая явно слушала эту историю не первый раз, снова увлеклась. Она подперла щеку кулаком и смотрела на Петю полными слез глазами.

– А что дальше было? – спросила Аля, когда пауза затянулась.

– Дальше? – переспросил Петя, который погрузился в трагические воспоминания. – Я ведь, когда из дому сбежал, не представлял, что дальше делать. Шел куда глаза глядят, лишь бы подальше от них. И тут как раз мне навстречу Дашка…

– Мы ведь с Петенькой в одном дворе выросли, – сообщила Даша, вытирая мокрые глаза. – В одной песочнице играли, в один, извиняюсь, платок сморкались. Он у меня велосипед трехколесный взял покататься и сломал…

– Ну вот, опять ты про этот велосипед! – вздохнул Петя. – Я чувствую, ты мне его до смертного часа не забудешь! Сколько можно? Я ведь у тебя еще тогда прощения попросил!

– Да я, Петенька, только к тому, что мы с тобой очень давние друзья! И тут вижу – идет, и лица на нем нет! Я расспросила, как он, и что, и почему такой потерянный. Он мне все и рассказал. И под конец говорит, что идет в Фонтанке топиться…

– Правда, была у меня такая мысль! – признался Петя. – Я только не мог решить – в Фонтанке или в Зимней Канавке…

– Тоже мне, бедная Лиза! – фыркнула Даша, которая не умела долго страдать.

– Ну вот, – продолжил Петя, не обратив внимания на ее ехидный комментарий. – А она мне и говорит – зачем топиться, поживи пока у меня… ну вот, я на работе взял отпуск за свой счет, а то они меня и там достанут, и живу у Даши в квартире…

– Если можно так сказать, – закончила за него Даша. – Вообще-то он не в квартире живет, а то в чулане, то на антресоли, то под ванной. Как услышит шум в дверях – так сразу куда-нибудь прячется. Один раз даже в холодильник залез, хорошо, я быстро открыла, полезла туда за едой, а то бы он задохнулся или замерз. Правда, все же успел простудиться, два дня потом чихал…

– В холодильник? – недоверчиво переспросила Аля.

Холодильник у Даши был довольно большой, двухдверный, но все же трудно было поверить, что в нем может уместиться взрослый мужчина. Разве что частями.

– Можешь себе представить! – заверила ее Даша. – Я сама тоже очень удивилась.

– Это до чего же можно довести человека! – вздохнула Аля и спохватилась: – Даш, а я ведь тебе тот компас принесла.

– Компас? – переспросила та удивленно. – Ах, ну да, который мы в замке нашли!

– Ну да, тот самый… хочу отдать его тебе, от греха, а то какие-то со мной странные вещи происходят…

Она порылась в своей сумке и выложила на стол тяжелый бронзовый предмет.

– Какая интересная вещь! – проговорил Петя, потянувшись к компасу. Глаза его заблестели, как у ребенка при виде новой интересной игрушки.

– Вот, кстати, пускай Петюня посмотрит! – оживилась Даша. – Может, хоть отвлечется от своих проблем! Он вообще-то в таких вещах разбирается!

– Что, неужели тоже историк? – недоверчиво осведомилась Аля. – Что-то мне слишком часто встречаются историки!

– Да нет, не историк, – усмехнулась Даша. – Можешь не беспокоиться!

– Я вообще-то работаю в институте геодезии и картографии, – сообщил Петя, с интересом разглядывая компас. – Занимаюсь соотношениями между разными картами. Скажем, как перевести координаты в прямоугольной проекции к меркаторской…

– Это еще что такое? – удивленно спросила Аля.

– Ну, вы же, наверное, видели географические карты? – спросил Петя, подняв на нее глаза.

– Конечно, в школе… – призналась Аля. – У нас был очень хороший учитель географии… такой симпатичный, молодой… Мы больше на него смотрели, а не на карты…

– Ну, так примерно представляете, что на любой карте земная поверхность изображается с искажением. Искажаются либо расстояния, либо углы между линиями, либо площади…

– Серьезно? – переспросила Аля без особенного интереса. – А я думала, что на картах все изображается как есть, только в масштабе…

– Ну, это просто невозможно! – воскликнул Петя, как будто она сморозила явную глупость. – Ведь Земля – это шар, точнее, эллипсоид, значит, ее никак нельзя изобразить на плоскости без искажений… те карты, которые вы видели в школе на уроках географии, – обычно так называемые равновеликие, или равноплощадные. На таких картах почти нет искажения площадей, зато на них очень искажены углы и формы, так что эти карты совершенно не подходят для навигации, для прокладки курса кораблей. Зато годятся для экономических, почвенных целей – в общем, там, где важно правильно показать площади. В навигации же обычно применяют равноугольные проекции, самая известная из которых – цилиндрическая проекция Меркатора, разработанная фламандским картографом шестнадцатого века Герхардом Меркатором…

– Слушай, Петюня, не забивай девушкам голову ерундой! – остановила его Даша. – Все равно мы ничего не поймем! Это для нас слишком сложно…

– Нет, ну почему же… – Петя явно смутился. – В общем, поверьте на слово – в разные времена люди пользовались самыми разными подходами к созданию карт. А создавали карты с глубокой древности, с тех самых пор, когда начали путешествовать по морям и по суше. Наверное, самая древняя из сохранившихся карт – так называемый туринский папирус, хранящаяся в Турине папирусная карта, созданная картографами Древнего Вавилона. Известна также «карта Хаджи Ахмеда», выполненная на коже африканской антилопы. Ну, не буду вас слишком нагружать этими сведениями, – спохватился Петя, перехватив недовольный Дашин взгляд. – Короче, я занимаюсь разными картами, как старыми, так и современными, и, разумеется, старинные компасы мне тоже часто приходится держать в руках. Но честно вам скажу – такого старого, при этом хорошо сохранившегося, мне еще не попадалось! А что здесь такое написано?

– Не знаю, – Даша пожала плечами. – Что-то непонятное. Отдельные слова никак не складываются в осмысленную фразу.

– Чаще всего на таких вещах писали имя мастера, который эту вещь изготовил, или название мастерской, – проговорил Петюня.

Он снова уставился на компас, а потом выглянул в окно.

– Даш, – проговорил после короткого раздумья. – У тебя ведь окна выходят на запад?

– Ну да, – ответила Дашка довольным голосом. – Я частенько любуюсь закатом…

– Вот странно, – Петя снова перевел взгляд на компас. – Тогда это какой-то странный компас, у него страны света подписаны совершенно неправильно. То есть стрелка указывает вовсе не на север, как это должно быть, а на юго-восток…

– Ну, знаешь, – обиженно проговорила Даша. – Чужую вещь охаять ничего не стоит! Не поймешь тебя, Петюня, – то ты говорил, что отличный компас, то вдруг – что неправильный…

– Я не сказал, что он неправильный, – проговорил Петя задумчиво. – Только что он немного странный…

Он снова уставился на компас, покрутил его, перевернул и нажал на нижней стороне какой-то шпенечек. Затем повернул верхнюю половину компаса относительно нижней и удовлетворенно проговорил:

– Вот теперь все как полагается – стрелка указывает точно на север. Просто здесь поворотный механизм. Раньше мне такого не приходилось видеть…

– Постой-ка! – Даша протянула руку к компасу. – Смотри, после того как ты повернул половинки компаса, слова соединились по-новому! Теперь их можно прочесть! Она поднесла компас к свету и прочла: – Leyndo eso epistola llegar a grande objeto…

– А по-русски нельзя? – осведомилась Аля, выслушав звучную испанскую фразу.

– Запросто… значит, примерно так: прочти это письмо, и придешь к какой-то большой цели… или к великому предмету… или найдешь какой-то большой объект…

– Письмо? – удивленно протянула Аля. – Какое письмо? В том тайнике, где мы нашли компас, не было никакого письма. Там вообще больше ничего не было.

– Постой-ка, – проговорил Петя, снова взяв компас в руки. – Ты сказала, что эта фраза звучит прочти это письмо?

– Ну да, прочти письмо, и придешь к великой цели…

– Нет, первый раз ты сказала не письмо, а это письмо! – поправил ее Петя.

– Ну да, это, это… eso epistola. Не пойму, к чему ты клонишь.

– Я клоню к тому, что письмо – сам компас! Поэтому в тайнике и не было больше ничего!

– Петюня, ты нам совсем голову заморочил! Как это компас может быть письмом?

– Ну, допустим, не письмом, а посланием, которое отправил нам средневековый мастер. И которое мы должны прочитать, чтобы прийти к какой-то цели…

– Письмо, послание… – проворчала Даша, – какая разница?

– Ну, не знаю… – Петя продолжал разглядывать компас. – По крайней мере, старинные карты очень часто бывали посланием. В условных значках на этих картах содержались указания на спрятанные клады, которые можно было отыскать, если правильно понять эти указания…

– Клады? – Дашины глаза загорелись. – А что, в том замке наверняка спрятан клад! Тогда понятно, почему компас так тщательно прятали… он является ключом к кладу!

– И как этим ключом воспользоваться? – попыталась Аля охладить Дашкин пыл. – Если даже Петя прав, компас – зашифрованное послание, мы понятия не имеем, как его прочесть… да здесь и не написано ничего, кроме этой испанской фразы!

– Нет, отчего же… – Петя, который все еще разглядывал компас, взглянул на подруг. – Кроме этой фразы, здесь еще нарисованы по кругу значки зодиакальных созвездий.

– Ну да, – Аля наклонилась над компасом. – Вот Скорпион, а вот Водолей…

– Совершенно верно, – подтвердил Петя. – Скорпион и Водолей здесь есть, и еще Рак, Близнецы, Лев… но почему-то нет Овна, Весов… зато есть значки других созвездий, не относящихся к зодиаку – Сетка, Большая Медведица… И расположены они совсем не в том порядке, как обычно! Странно!

Он взял лист бумаги и что-то на нем написал.

– Что это? – спросила Аля, заглянув ему через плечо.

– Я выписываю названия тех созвездий, которые здесь изображены. Водолей, Сетка, Козерог, Большая Медведица, Скорпион… потом пробел, и дальше – Близнецы и Рак… ничего не понимаю!

Он еще немного подумал и написал латинские названия тех же созвездий.

– Aquarius, Reticulum, Capricornus, Ursu Major, Scorpius…

– Arcus, – проговорила у него за спиной Даша.

– Что? – удивленно переспросил Петя.

– Я просто прочитала первые буквы написанных тобой слов, – сообщила Даша без особенного интереса.

– Но это же здорово! – воскликнул Петя. – Arcus – это по-латыни арка!

– Ну и что? – Даша пожала плечами. – Как раз это вполне может быть простым совпадением!

– Подожди… – Петя убежал в комнату и тут же вернулся с ноутбуком. Включил его, вышел в Интернет и набрал адрес какого-то сайта.

– Где вы нашли этот компас? – спросил он подруг.

– Замок Легнице в Польше, – сообщила ему Даша.

– Легнице, Легнице… – Петя забарабанил пальцами по клавиатуре и через несколько минут снова поднял голову: – Ну вот, я нашел план замка на сайте польского общества реставраторов.

На экране компьютера подруги увидели знакомые очертания, затем – здание в разрезе, вид сверху, вид сбоку…

По краям чертежа были расставлены латинские буквы, чтобы можно было четко обозначить каждый фрагмент строения.

– Ну-ка, что у нас идет после пробела? – Петя взглянул на свои записи. – Овен и Рак, то есть Aries и Cancer… Квадрат АС… – Петя нашел на плане нужный участок и издал индейский вопль: в этом месте на плане находилась стрельчатая готическая арка. – Ну что? – Петя с победным видом повернулся к Даше. – Ты и теперь скажешь, что это простое совпадение?

– Ну, не знаю… – Даша отличалась ужасным упрямством и не хотела соглашаться до последнего. – Этот компас очень старый, а ты показываешь современный план, который вытащил из Интернета. Как-то не стыкуется!

– Очень даже стыкуется! – Петя увеличил изображение на экране и показал Даше нижний угол чертежа, где стояла какая-то пометка, сделанная от руки: – План сделан по приказу владельца замка краковским архитектором Маевским в середине шестнадцатого века, так что он ровесник компаса.

Даша вгляделась в подпись, потом повернулась к Пете, сверкая глазами:

– Петюня, я всегда знала, что ты гений!

– Ну вот, – смущенно проговорил тот. – То не веришь, а то вдруг сразу гений!

– Дашка у нас максималист, – усмехнулась Аля. – Упирается до последнего, но если уж поверила во что-то – так навсегда!

– И что же мы теперь будем делать? – Даша подняла со стола компас и завертела его в руках.

– А что мы можем? – Аля пожала плечами. – Мы здесь, а замок там, в Польше…

– Польша не так уж далеко. У нас с тобой и виза еще не кончилась… – И она уставилась на Алю гипнотизирующим взглядом.

– Ну уж нет! – Аля вскочила со стула. – Мне еще за прошлый отпуск с начальником никак не рассчитаться, при каждой встрече поминает! Ты что, хочешь, чтобы меня с работы уволили? Кстати, тут еще такое совпадение…

В это время раздался звонок в дверь.

– Это они! – Петюня побледнел до синевы и бросился в коридор. Попытался залезть на антресоли, но звонок повторился, и Петюня, испуганно взвизгнув, бросился в ванную.

– Не открывай! – прошептал он напоследок. – Подожди немного! Я спрячусь!

Звонок раздался с новой силой.

– Дашка, открой! – крикнули из-за двери.

– Кто там? – спросила Даша, подойдя к двери. – Ты, что ли, Раиса?

– Ну да, сахару занять хочу! У тебя сахар есть?

– Это соседка, – сказала Даша в ванную. – За сахаром пришла.

– Не верю! – простонал Петюня. – Это они голос меняют…

Аля заглянула в ванную. Петюни нигде не было видно.

– Открывай уж! – махнула она Дашке.

В прихожую ввалилась толстая тетка, несмотря на лето, во фланелевом халате.

– Чаю хочу! – громко сказала она. – Заварила, села… У тебя рафинаду нету? Я люблю вприкуску…

– Еще рафинаду тебе, – заворчала Дашка. – У меня только песок сахарный… лопай что дают!

– Ладно, я пойду! – решительно сказала Аля. – Поздно уже, вы тут сами разбирайтесь. Только Петя, кажется, под ванной застрял…

Подходя к дому, Аля испугалась, что Максим опять ждет ее в квартире и сейчас придется долго с ним препираться и оправдываться. Она с опаской открыла дверь собственной квартиры и прислушалась. Вроде бы все тихо, и свет не горит. На кухне в раковине чашка из-под утреннего кофе, на стуле полотенце… Никого постороннего…

«Нужно замок поменять!» – решила Аля и заснула с этой благой мыслью.

В Венеции, на Кампо-дель-Сан-Микеле, была небольшая таверна. Здесь проводили время мастера-корабельщики со Славянской набережной, мелкие торговцы с Пьяццетты, сюда захаживали между плаваниями матросы с торговых кораблей. Здесь можно было выпить дешевого кипрского вина, сыграть в кости, подцепить смазливую сговорчивую девицу из Истрии или с греческих островов, поговорить о последних городских событиях, о крупных карточных выигрышах, кровавых поединках и слухах, просочившихся из коридоров Дворца Дожей или из Совета Ста.

Здесь же капитаны кораблей могли пополнить команду, поредевшую после стычки с пиратами или после тяжелого шторма.

Здесь же можно было найти и охотника на другие дела, в том числе и на темные, мастера на все руки.

В Венеции в самом разгаре был карнавал, и все посетители таверны нацепили на себя маски. Конечно, здесь не было пышных и роскошных масок вроде тех, в каких прохаживаются господа на Пьяцце Сан-Марко или в каких знатные дамы делают покупки на мосту Риальто. Но и здешняя публика подчинялась неписаному закону, по которому каждый венецианец, кроме господ сенаторов, обязан во время карнавала скрывать лицо под маской.

Впрочем, здешняя публика подчинялась этому закону весьма охотно: это очень удобно, если ты живешь темными делами.

Маски на завсегдатаях таверны были простые, незамысловатые, их продавал мастер Джованни в расположенной поблизости лавчонке. Либо и вовсе самодельные. В большинстве случаев баутта – черная, с длинным, хищно изогнутым носом, какую обычно носили с черной же треугольной шляпой.

Поэтому на столь однообразном фоне чрезвычайно выделялся импозантный господин в шелковой сутане и дорогой маске, изображавшей физиономию мавра. Конечно, не только маска, но и черное одеяние священника выделяло этого господина из прочих обитателей таверны. Служители Господа нечасто заглядывали в это сомнительное заведение, а если и заходили сюда по ошибке, то тотчас же уходили прочь.

Впрочем, этот священник вообще мало напоминал своих собратьев. Служители бога даже во время карнавала не носили маскарадных личин, считая их тяжким грехом, уступкой дьяволу. Этот же ничуть не смущался.

На правой руке священника красовалось массивное золотое кольцо с изображением подсвечника на три пылающие свечи.

Господин этот сидел за угловым столом, неторопливо потягивая тосканское вино из высокого бокала и время от времени бросая взгляд на дверь таверны.

В таверну то и дело входили новые посетители.

Было уже поздно, когда на пороге появился высокий широкоплечий молодец в потрепанном темно-зеленом камзоле, поверх которого был вполплеча накинут черный плащ, и в черной же маске волка с длинными, хищно оскаленными зубами. На перевязи болталась несуразно длинная шпага.

При виде молодца священник оживился. Он сделал знак трактирному слуге, тот опрометью кинулся к вошедшему и что-то зашептал ему на ухо. Волчья голова повернулась, в прорезях маски сверкнул пронзительный взгляд, и человек зашагал через людную комнату к угловому столу.

По дороге он налетел на подвыпившего моряка, только что вернувшегося из дальнего рейса и по этому поводу хорошо загулявшего. Моряк цветисто выругался, повернулся к обидчику и проорал хриплым голосом:

– Ты, сухопутная крыса, смотри куда прешь, иначе нарвешься на мой кулак!

Молодчик в волчьей маске замер на мгновение и уставился на моряка сквозь прорези маски. Морячок попятился, на глазах трезвея, и примирительно проговорил:

– Да разве я что, дружище? Я ничего такого не хотел… Я тут, понимаешь, отдыхаю после плавания… ежели тебя задел, так ты извини, не держи на меня зла…

Тот отвел взгляд и как ни в чем не бывало продолжил путь к угловому столу.

– Ну, ты меня искал? – проговорил он, без приглашения усевшись напротив таинственного священника.

– Да, если ты – Черный Волк!

– Так меня иногда называют. – В голосе молодчика прозвучала горделивая насмешка. Даже волчья маска, казалось, ухмыльнулась, показав длинные кривые зубы.

– У меня есть для тебя работа, – священник уставился на своего собеседника, словно изучая его.

– Не смотри на меня в упор, святой отец! – прошипел тот, перегнувшись через стол. – Волки этого не любят!

– Мало ли кто чего не любит! – усмехнулся в ответ священник, не отводя взгляда. – Кто платит, тот и заказывает музыку, а я заплачу очень хорошо.

– Да уж, тебе придется раскошелиться! – Волк оскалился, показав зубы. – Впрочем, я вижу, что ты, святой отец, не беден. Что это за кольцо на твоей руке? – Он внезапно схватил собеседника за запястье. – Что за знак на нем вырезан? Уж не состоишь ли ты, святой отец, в каком-нибудь тайном обществе? Ты ведь знаешь, что здесь, в Венеции, этого не любят! Здесь, святой отец, есть только одно дозволенное тайное общество – Совет Ста, который управляет всей жизнью Светлейшей Республики Святого Марка! Совет Ста, чьи шпионы шныряют по всему городу!

– Убери лапы! – проговорил священник ледяным голосом. – Знай свое место, смерд!

Черный Волк невольно вздрогнул – таким холодом повеяло на него от собеседника. Он отпустил запястье священника, откинулся на спинку скамьи, положил правую руку на рукоять шпаги, а левой махнул прислужнику. Тот, должно быть, знал привычки посетителя, потому что тотчас поставил перед ним пустой стакан и большой кувшин с кипрским вином.

– Стакан грязный! – рявкнул молодчик. Видно, ему хотелось на ком-нибудь выместить перенесенное унижение.

Прислужник, ни слова не говоря, схватил стакан, вытряхнул из него дохлую муху, протер своим не менее грязным передником, поставил на стол и тотчас испарился, не желая мешать разговору почтенных господ.

Черный Волк налил стакан до краев, опрокинул в глотку, швырнул на стол и проговорил, повернувшись к терпеливо ожидающему господину:

– Что за работа?

– Работа простая, – священник понизил голос, доверительно пригнулся к собеседнику. – В траттории «Серебряная гондола» возле моста Вздохов остановился знатный иностранец с двумя женщинами. Ты легко его узнаешь: он высок, широкоплеч, хорош собой, называет себя бароном Хорватом…

– За такого возьму десять дукатов! – перебил заказчика Черный Волк.

– Подожди! – Священник остановил его, подняв руку. – Ты не дослушал меня. Тебе не нужно убивать барона, напротив – будет лучше, если он останется в живых.

– Оставить в живых? – удивился Волк. – Ну, это дороже! Особенные заказы всегда так!

– Да подожди ты! – По голосу чувствовалось, что священник поморщился, хотя маска надежно скрывала его лицо. – Что спешишь? При твоей профессии это скверно, тебе нужно терпение! Терпение и выдержка!

– Не волнуйся, святой отец! – заверил его Черный Волк. – Когда дойдет до дела, я буду терпелив и спокоен, как дохлая устрица! Итак, в чем же заключается моя работа?

– Как я уже сказал, господин барон путешествует с двумя спутницами. Точнее, с женой и ее служанкой. Так вот, твоя работа – это баронесса…

– Женщина? – Волк налил еще один стакан, выпил одним глотком и отставил в сторону. – Не люблю убивать женщин. Скверное дело, недостойное мужчины!

– Так ты не берешься? Придется мне подыскать другого исполнителя, не такого щепетильного!

– Кто тебе сказал, что не берусь? Я сказал тебе, что она мне не нравится – а за то, что мне не нравится, я беру еще больше денег. Это будет стоить пятнадцать дукатов. И имей в виду, святой отец, – с Черным Волком не торгуются!

– А я и не собираюсь! – заверил его собеседник, доставая из-за пояса вышитый кошель. – Пять дукатов ты получишь сейчас, десять – когда сделаешь.

– Где мы встретимся? – спросил Волк, пряча деньги за пазуху. – Здесь?

– Ни в коем случае! – Священник огляделся по сторонам. – Я не прихожу дважды в одно место и тебе не советую. Когда ты выполнишь работу, я сам тебя найду.

– Вот как? – Черный Волк уставился на собеседника долгим пристальным взглядом, но тот выдержал этот взгляд совершенно спокойно.

– Ну что ж, – Волк кивнул. – Пусть будет по-твоему. Но имей в виду, святой отец, если ты не найдешь меня – я найду тебя. От меня в этом городе невозможно ускользнуть!

– А я и не собираюсь. – Господин в сутане поднялся из-за стола, бросил на стол еще одну монету, чтобы заплатить трактирщику за вино и молчание и, прежде чем покинуть таверну, проговорил негромким властным голосом: – И вот еще что, когда сделаешь дело – не забудь помолиться об отпущении грехов!

– Отпущение моих грехов, святой отец, – это твоя забота! – процедил Черный Волк сквозь зубы. – Впрочем, можешь благословить меня, прежде чем уйдешь!

Священник протянул руку, украшенную кольцом, и осенил Черного Волка крестным знамением.

Поздно ночью к набережной канала неподалеку от моста Вздохов причалила богато убранная гондола. Гондольер спрыгнул на берег, положил между бортом лодки и парапетом широкую доску и помог хрупкой пассажирке в темно-лиловом бархатном платье и яркой маске из разноцветных перьев перебраться на берег. Следом за ней покинул гондолу высокий статный мужчина в маске льва, последней вышла на берег служанка в скромном черном платье и простой черной маске с прорезями для глаз.

Расплатившись с гондольером, мужчина взял даму под руку и зашагал к видневшемуся неподалеку входу в тратторию. Служанка семенила сзади, сжимая в руках небольшой сундучок.

До входа в тратторию оставалось всего несколько шагов, как вдруг от погруженной в ночную тень стены дома отделилась гибкая фигура, до самых глаз закутанная черным плащом. Метнувшись навстречу путникам, незнакомец выхватил из-под плаща узкий стилет. Мужчина в львиной маске выхватил шпагу, но незнакомец опередил его. Он поравнялся с дамой в лиловом платье и нанес ей молниеносный удар своим оружием. Дама вскрикнула, покачнулась и упала на камни набережной, схватившись за грудь.

Кавалер в львиной маске, безучастно перешагнув через ее тело, стремительно атаковал убийцу. Он нанес ему решительный удар шпагой… но шпага встретила пустоту: незнакомец, необычайно ловкий и увертливый, успел отступить в сторону и, перебросив стилет в левую руку, правой выхватил свою необыкновенно длинную шпагу и парировал второй удар.

Кавалер снова бросился в атаку.

Шпаги скрестились с тревожным звуком. Кавалеру в маске, кажется, сопутствовала удача: он теснил своего противника к воде, наносил ему удар за ударом. Один почти достиг цели, он рассек плащ на плече ночного убийцы.

Казалось, еще совсем немного, и победа будет на стороне благородного кавалера: убийца вскрикнул и слегка покачнулся. Противник оттеснил его к самому краю набережной, еще один шаг – и тот сорвется в воду…

В этот самый миг луна выглянула в разрыв облаков, и ее неверный свет упал на человека в черном.

Порванный плащ волочился по земле, не закрывая его лица, и кавалер увидел в свете луны злобно оскаленную волчью морду с длинными кривыми клыками…

– Матка Боска! – воскликнул он, невольно попятившись и осеняя себя крестным знамением.

Он понимал, разумеется, что это – всего лишь маска, обычная вещь в этом городе и в это время, но тем не менее его сердце кольнул суеверный страх.

Мгновенная заминка сыграла свою роль: ночной убийца отскочил в сторону. В ту же секунду из-под круто выгнутого моста стремительно выплыла узкая черная гондола без всяких украшений. Поравнявшись с местом схватки, она немного замедлила ход, человек в волчьей маске прыгнул без разбега и ловко приземлился на палубе. Гондольер сильно оттолкнулся веслом от берега, и через секунду лодка уже скользила по маслянистой глади канала, уходя в таинственную темноту ночи…

Проводив уплывающую гондолу разочарованным взглядом, кавалер в львиной маске повел себя очень странно. Он спрятал шпагу в ножны и вернулся туда, где оставил бездыханное тело своей спутницы. Вместо того чтобы преклонить перед ней колени, он схватил за плечи стоявшую чуть в стороне служанку и проговорил задыхающимся от волнения голосом:

– Слава Господу, наша уловка сработала! Злодей не тронул тебя! Должно быть, любовь моя, ты очень испугалась?

– Ты же знаешь, дорогой, я не из пугливых! – ответила женщина негромким, твердым голосом, в котором звучал какой-то странный акцент. – В моем роду никогда не было трусов. В числе моих предков были властители и военачальники, но трусов – нет. Жаль, конечно, несчастную Кончиту, да что поделаешь. Нужно подыскать новую прислугу.

Двери траттории распахнулись. Оттуда выбежали вооруженные слуги с пылающими факелами. Впереди спешил хозяин заведения, краснощекий толстяк в зеленом камзоле. Увидев господина в львиной маске, он воскликнул:

– Господин барон, что случилось? Я услышал какой-то шум и тут же поспешил на помощь…

– Не очень-то ты спешил! – проговорил тот, кого назвали бароном. – На нас напали ночные молодцы. Я обнажил свою шпагу, но ничего не смог поделать…

– Но вы, милостивый господин, слава Создателю, не пострадали? – суетился трактирщик.

– Я – нет, но госпожа баронесса… – И он с горестным вздохом показал на бездыханное тело.

– Ах, какое несчастье! – Трактирщик всплеснул руками и тут же деловым тоном распорядился: – Вы двое – несите госпожу баронессу в тратторию, ты, Петруччио, беги за врачом…

– Боюсь, что врач уже не поможет! – проговорил барон. – Пошлите его лучше за священником.

Трактирщик ахнул и, скорбно склонив голову, произнес с несколько нарочитым состраданием:

– Примите мои соболезнования, любезный господин барон! Самые искренние соболезнования!

– Благодарю тебя, почтенный! И вот что – распорядись насчет похорон. Я хочу похоронить госпожу баронессу здесь, в Венеции, на острове Торчелло.

– Как вам будет угодно, любезный господин барон! – И трактирщик склонился в почтительном поклоне.

Рано утром в церковь Святого Иеронима, небольшой храм неподалеку от моста Риальто, вошел высокий человек, до самых глаз закутанный в черный плащ. Опустив пальцы в чашу со святой водой, он широко перекрестился и направился к исповедальне. Его шаги гулко прозвучали в безлюдной церкви.

Войдя в полутемную кабинку, человек в черном плаще опустился на колени и застыл в ожидании.

Через минуту дверца исповедальни скрипнула, и из-за решетки послышался негромкий голос священника:

– Здравствуй, сын мой! С чем пришел ты в такой ранний час в храм Господень?

– Здравствуй, святой отец! Я грешен и пришел, чтобы ты отпустил мне мои грехи.

– В чем ты грешен, сын мой? В нечистых помыслах или греховных деяниях?

– И в помыслах, и в деяниях, святой отец! У меня за душой столько грехов, что, если бы за каждый из них мне платили по грошу, я был бы самым богатым человеком в Венеции!

– Начни с помыслов, сын мой! В каком из семи смертных грехов ты виновен?

– Во всех, святой отец! Во всех, без исключения! В гордыне, и в зависти, и в прелюбодеянии – я желал жену ближнего своего, и его сестру, и его свояченицу…

– Довольно, сын мой, остановись! – нетерпеливо перебил его священник. – Мне горько выслушивать твои нечестивые речи! За эти греховные помыслы прочти сто раз «Отче наш» и пятьдесят раз «Богородице»… теперь расскажи о своих деяниях. Ведь наверняка именно из-за них ты пришел в этот храм!

– Твоя правда, святой отец, твоя правда! – ответил человек в черном плаще. – Меня привел сюда тяжкий грех убийства. Я совершил его этой ночью…

– Да, сын мой, это страшный грех… – Священник пробормотал слова молитвы и продолжил вполголоса: – Убил ли ты, защищая свою жизнь или жизнь ближнего?

– Нет, святой отец! Честно признаться, моей жизни ничто не угрожало!

– Убил ли ты в честном поединке, скрестив шпаги со своим непримиримым врагом?

– Нет, святой отец! Я убил, напав из-за угла, на беззащитную женщину, которая ни в чем передо мной не провинилась. Женщину, которую видел первый и последний раз в жизни. Женщину, даже лица которой я не разглядел под маской.

– Это и впрямь очень тяжкий грех! – проговорил священник после недолгого молчания. – В чем же его причина? Почему ты лишил жизни несчастную?

– Мне заплатили за это убийство, святой отец. Мне заплатили за него полновесными золотыми венецианскими дукатами. Я бедный человек, святой отец, и только таким нечестивым трудом могу заработать себе на жизнь.

– Но ты хотя бы раскаиваешься в содеянном?

– По правде сказать, святой отец, не очень. Если честно – так мне не по душе только то, что это женщина. Убивать мужчин мне случается часто, и я ничуть о том не сокрушаюсь. Но женщина – это другое дело, святой отец…

– Помни, сын мой, – я могу отпустить тебе грехи только тогда, когда ты в них чистосердечно раскаешься. Только полное и искреннее раскаяние может вернуть тебя в лоно матери нашей Католической Церкви. Открой свое сердце Господу, закажи мессу за упокой души убиенной тобой женщины, прочти триста раз «Отче наш» и пожертвуй на богоугодные дела половину тех грязных денег, которые тебе заплатили за убийство…

– Не многовато ли будет, святой отец?

– С Господом не торгуются! – сухо ответил священник и сквозь узкое окошко в решетке протянул руку для поцелуя.

Человек в черном плаще потянулся к его руке… и вдруг отпрянул: он увидел на пальце массивное золотое кольцо с изображением подсвечника на три пылающие свечи.

– Так это ты?! – воскликнул он и попытался вскочить.

Однако не вышло: в стенах исповедальни щелкнули потайные пружины, и сыромятные ремни из буйволовой кожи захлестнулись на руках и ногах грешника.

– Что за дела?! – прохрипел наемный убийца, безуспешно пытаясь вырваться. – Ты что, святой отец, не хочешь отдавать мне оставшиеся деньги?

– Не в деньгах дело! – ответил голос из-за решетки. – Ты грешник, сын мой! Ты совершаешь страшные грехи – и ничуть не раскаиваешься в содеянном! Ты живешь убийствами! Чужой кровью оплачиваешь свою жалкую, недостойную жизнь!

– Не тебе говорить об этом, святой отец! – Убийца перестал бороться, экономя силы и лихорадочно придумывая, как вырваться из страшной мышеловки. – Не тебе винить меня. Ведь это не кто иной, как ты, нанял меня для убийства, а по законам Светлейшей Венецианской Республики, Республики Святого Марка заказчик преступления отвечает вдвое против исполнителя!

– У меня была важная причина желать смерти этой женщины. – Голос священника стал тише и печальнее. – Я казнил ее ради высокой и святой цели, ты же – ради презренного золота. И в довершение ко всему ты слишком много болтаешь!

Священник замолчал. Решетка исповедальни негромко скрипнула и отодвинулась в сторону. Фигура в сутане с надвинутым на лицо капюшоном склонилась над связанным бандитом, в руке священника сверкнул узкий кинжал.

Черный Волк успел только подумать, что умирает такой же смертью, какую принес многим десяткам ни в чем не повинных людей, и вечная тьма поглотила его грешную душу.

Священник выдернул окровавленный кинжал из шеи мертвеца, вытер его краем плаща и нажал потайную пружину, спрятанную в стене исповедальни.

Пол под трупом разверзся, и Черный Волк провалился в бездонный подвал под церковью.

Шеф услал Варвару куда-то с поручением, и Аля пошла обедать одна. На улице сегодня шел мелкий занудный дождик – уж никак невозможно в нашем городе, чтобы летом долго держалась хорошая солнечная погода. Аля раскрыла зонт и шла не спеша, вдыхая прохладный свежий воздух. Вдруг кто-то большой заслонил от нее свет и отвел зонт мягко, но настойчиво.

– Вы? – растерялась Аля. – Что вы тут делаете?

Перед ней стоял Федор Корнеев и улыбался. Все-таки удивительно красила его улыбка! Этот большой и сильный человек, казавшийся внешне суровым и мрачным, улыбаясь, превращался в мягкого и ласкового.

– Я к вам шел, – сказал Федор своим низким приятным голосом. – Хотел узнать, как продвигается дело с оформлением бумаг.

– Все идет свои чередом, это не быстро, – слегка нахмурилась Аля.

– Вы только не подумайте, что я вас тороплю! – Федор замахал руками. – Просто…

– Что – просто? – спросила Аля.

– А, конспиратора из меня не получится! – Он снова махнул рукой и подошел к Але ближе. – С детства такой был, даже по пустяку соврать не мог, мать сразу же по глазам все читала… двойку там получил или чашку разбил… Александра… – он помедлил, припоминая, надо думать, ее отчество, но Аля кивнула, чтобы не заморачивался, можно просто по имени, – ну, в общем, давайте вечером куда-нибудь вместе пойдем!

– Что вы… – Аля растерялась, – это неудобно. Нам нельзя встречаться с клиентами в неформальной обстановке.

– Да кто это придумал? – возмутился Федор. – Что у вас – шпионская организация или судебная инстанция? Что такого случится, если мы проведем вечер вдвоем где-нибудь в тихом месте? Вы же сами говорили, что дело со страховкой верное, никакого подвоха, стало быть, нет у меня причины вас обхаживать с этой целью, так? Вы извините, – тут же поправился Федор, видя, как вытянулось у Али лицо, – что я все так прямо говорю. Всегда такой был, без всяких экивоков, правду рубил сплеча.

Между делом они прошли уже бистро, где Аля собиралась перекусить, и отдалились от офиса на приличное расстояние. И хорошо, подумала Аля, никто из сотрудников сюда не забредает, не увидит ее с клиентом.

– Так вот, Александра… ну, просто Саша, – решительно сказал Федор. – Вы мне сразу понравились, а я – человек занятой. Вот уеду вскорости в Тюмень, а вас тут кто-нибудь уведет под шумок, что я тогда стану делать? Нет уж, привык ковать железо, пока горячо!

Он взял у Али из рук зонтик и приобнял ее за плечи. От всей его фигуры веяло такой силой и надежностью. Он был… он был настоящий, сообразила Аля.

– Ну так что, – Федор нарушил молчание. – Пойдете со мной в ресторан?

Аля все еще медлила, и тогда Федор заглянул ей в глаза и улыбнулся. Это решило дело.

– Пойду! – сказала Аля, стараясь отогнать от себя видение разъяренного шефа. – Только куда-нибудь поскромнее, а то я не одета.

– Вот это ладно! – обрадовался Федор. – Вот и умница! Зря, что ли, я вас целый час на дожде караулил? Знал ведь, что, если по телефону пригласить, ни за что не согласитесь!

О том, что ланча у нее так и не было, Аля вспомнила только в офисе. Ну не беда, вечером отъестся!

«И что такого? – думала Аля, прихорашиваясь на рабочем месте. – В конце концов, можно не разговаривать с Федором на тему страховки. Я же ничего не нарушаю… А если шеф узнает и выгонит с работы, то и черт с ним! Вот выйду замуж и уеду в Тюмень! А что, там тоже люди живут. И, верно, неплохо…»

Она сама удивилась своим мыслям. Но может же человек помечтать…

Вот стоит она на пороге большого загородного дома, Федор целует ее и спускается по ступенькам. Она смотрит, как он усаживается в джип – такому большому и сильному мужчине подойдет только джип. Аля машет ему рукой и идет в дом. Прямиком в детскую, а там спит теплый и розовый сынишка, тоже Федя. Аля наклоняется над кроваткой и легонько дует мальчишке в лицо. «Пора вставать, дорогой, уже утро!»

День проходит незаметно в заботах о ребенке, а вечером они вместе встречают папу в саду. Федор хватает сына на руки и поднимает высоко в воздух, а Феденька счастливо смеется.

А потом появится еще дочка. Все большие сильные мужчины любят детей. Уж Федор-то не станет кривиться и ворчать, что дети мешают ему работать. Не станет упрекать жену, что она ходит по дому в ночной рубашке, да Але такое и в голову не придет! И крики детей не будут Федора раздражать – на то и дети, чтобы шуметь…

Подумав по аналогии о Максиме, Аля вспомнила, что забыла утром включить мобильник. Так и есть, вчера было девять звонков, и все от Максима. Упорный какой оказался. А потом, наверное, Костя ему сказал пару слов, тот и уехал.

Однако раньше Аля и предположить не могла, что так нужна Максиму. Девять раз звонил! Да уехал бы через десять минут – и все! Ах да, ему же нужен был компас… Интересно, что такого мог для него сделать тот человек, которому Максим собирался компас показать? С чего Максим так всполошился? Тут Аля сообразила, что за три года, что они были вместе, Максим никогда не знакомил ее со своими друзьями и сотрудниками, не водил на корпоративные мероприятия, мотивируя тем, что мероприятия специфические, Але будет неинтересно. Аля не слишком настаивала, ей нужен был только Максим.

Ну и бог с ним, сейчас не о нем надо думать, а о Федоре.

Все же нужно для него что-то сделать. Она послала официальный запрос в Польшу на предмет выдачи официального свидетельства о смерти профессора Любомирского, но пока там суд да дело… Нужно разузнать приватно.

Аля перерыла свои бумаги и на самом дне ящика нашла визитку польского капрала. Перед ее внутренним взором возник симпатичный полицейский, и Аля с заметным волнением набрала номер его служебного телефона.

– День добрый! – проговорила она, услышав в трубке приятный мужской голос. – Это капрал Махотек?

– Так точно, – ответил тот. – Чем могу помочь пани?

– Вы меня, наверное, не помните, – засмущалась Аля. – Меня зовут Александра. Мы беседовали возле замка Легнице, когда умер профессор Любомирский.

– Отчего же не помню, милая пани? Вы были с подругой, такой… немного крупной!

– Вот-вот, – Аля невольно хихикнула. – Ее почему-то все запоминают, а я прохожу вторым номером…

– То не так, прекрасная пани! – галантно возразил капрал. – Вы, несомненно, номер первый! Так чем могу быть полезен?

– Я хотела узнать, завершены ли формальности, связанные со смертью профессора…

На этот раз голос капрала стал настороженным и вкрадчивым:

– А позвольте спросить, ясновельможная пани, почему вы этим интересуетесь?

– Понимаете, пан капрал, я работаю в страховой компании, и так вышло, что профессор Любомирский именно у нас застраховал свою жизнь. Так что нам нужно узнать, завершены ли формальности, готовы ли официальные документы…

– То удивительное совпадение, пани Александра! – недоверчиво проговорил капрал. – А как, извините меня, называется ваша страховая компания?

– Страховое общество «Нерль», – ответила Аля.

Капрал на секунду замолчал, и Аля услышала негромкое щелканье компьютерной клавиатуры.

Ага, пробивает компанию по базе данных!

В первый момент она немного обиделась, но тут же взяла себя в руки: ведь он полицейский и должен проверять любую информацию…

– Так, пани Александра! – проговорил капрал после непродолжительной паузы. – Дело в том, что со смертью пана профессора не все чисто. То есть совсем нечисто. Первоначальная причина смерти не подтвердилась. Пан профессор умер не от инфаркта…

– А отчего? – спросила Аля без особенного интереса. – От инсульта? От солнечного удара?

Она понимала, что говорить так о покойном неделикатно, но слова вырвались сами.

– Пан профессор был убит.

Аля поперхнулась. Готовые вырваться слова застряли у нее в горле.

Она вспомнила полутемную замковую часовню и человека, лежащего на ступенях перед статуей. Человека с полными страдания глазами. Профессора Любомирского, которого острая на язык Дашка обозвала Тайным Агентом.

И еще вспомнила: буквально за минуту перед тем, как она нашла умирающего профессора, мимо нее пробежал сутулый тип с совершенно безумными глазами.

Как же его называл простуженный экскурсовод? Ах да, конечно, пан Войцех!

Еще тогда, в замке, он показался Але очень подозрительным!

– Но как же… – проговорила Аля, переварив удивительную новость. – Ведь его осмотрел врач… даже целых два… и они не нашли признаков насильственной смерти!

– Верно, пани Александра! – подтвердил капрал. – На теле пана профессора не было видимых ран, никаких признаков насильственной смерти, которые можно было бы найти при первичном осмотре. Но при подробном осмотре полицейский врач нашел у него на руке едва заметный след укола, поэтому он настоял на вскрытии. И вскрытие показало…

Капрал неожиданно замолчал, и Аля подумала, что он нарочно делает паузу, чтобы помучить ее неизвестностью. Но в следующий момент она услышала в трубке какой-то голос, который что-то спросил по-польски, и короткий ответ капрала.

– Прошу пани извинить меня, – проговорил он затем. – То мои коллеги… так на чем я остановился?

– Вы сказали, что вскрытие показало…

– Что пан профессор умер от яда, который вызвал остановку сердца.

– Ужас какой! – выдохнула Аля. – Значит, ему вкололи яд…

Перед ее глазами снова возник сутулый мужчина с выпученными глазами. Может быть, это он убил профессора?

– А какой яд? – спросила она.

– В том-то и дело, уважаемая пани! – Капрал невольно понизил голос. – Наш эксперт ни разу не сталкивался с таким веществом. Оно очень редкое, это микотоксин…

– Что? – переспросила Аля. – Какой токсин?

– Токсин, вырабатываемый редчайшей разновидностью грибов.

– Ужас какой! – повторила Аля.

Перед ее глазами все еще стояло мертвое лицо профессора. И еще… еще она вспомнила записку с планом, которую он отдал ей перед самой смертью. И компас, который они с Дашкой нашли в тайнике на следующий день.

– Пан капрал… – начала она. – Я должна вам сказать…

Она хотела выложить ему всю эту историю, но тут до нее вдруг кое-что дошло.

– Так я у вас, наверное, числюсь в подозреваемых? – выпалила она. – Ведь это я первой оказалась возле трупа! И какое-то время была с ним наедине…

Капрал немного помолчал, прежде чем ответить, и это молчание показалось Але достаточно красноречивым. Наверняка ее действительно подозревают!

А если она сейчас расскажет о компасе, подозрение перерастет в настоящую уверенность! Если она взяла у профессора план и, пользуясь этим планом, нашла старинный компас, да еще и вывезла его из страны, – выходит, у нее был мотив и для убийства…

– А что вы хотели мне рассказать, пани Александра? – проговорил капрал, не ответив ей насчет своих подозрений.

– Что хотела сказать? – Аля встревожилась. – Ах да! Я в тот день видела одного пана… такой сутулый тип, очень неприятный… он шел в замке следом за профессором, а потом выбежал из той часовни, где позже я нашла Любомирского. Он был очень взволнован!

– Взволнован? – переспросил капрал. – То неудивительно! А не помните ли вы, пани, каких-нибудь его примет?

– Ну, я же говорю – такой сутулый, неприятный… ах да! Он разговаривал с экскурсоводом, и тот называл его «пан Войцех»!

– Войцех? – переспросил капрал и сделал небольшую паузу, вероятно, чтобы записать имя.

Затем он проговорил совсем другим тоном, доверительным и задумчивым:

– Вы спросили меня, пани Александра, подозреваю ли я вас… не обижайтесь, дорогая, моя профессия принуждает подозревать каждого. Не просто подозревать – проверять, была ли у данного человека возможность совершить преступление, способ и мотив. Насчет возможности – вы, пани, действительно номер первый. Вы находились возле тела пана профессора, были там одна, так что вполне могли сделать укол. Теперь – способ убийства… это убийство совершено таким способом, который не требует физической силы, то есть убийцей вполне могла быть женщина…

Але казалось, что каждым своим словом капрал вбивает гвозди в ее гроб. Еще немного – и он предъявит ей обвинение. Единственное, что ее немного успокаивало, – то, что их с капралом разделяли сотни километров и несколько государственных границ. Пусть он ее обвинит, арестовать-то все равно не сможет…

Да, он сможет передать улики своим российским коллегам! Ведь погибший профессор – гражданин России!..

Но следующие слова капрала успокоили ее.

– Так что, признаюсь, я вас какое-то время подозревал, – продолжал пан Махотек. – До самой последней минуты. Пока вы не сказали, пани, где работаете…

– При чем тут моя работа?

– Притом пани, что у вас нет мотива. Больше того: для вас смерть пана профессора – большая неприятность, потому что вашей фирме придется выплатить наследникам Любомирского страховую премию, и довольно большую…

Вот как! Он уже знает даже про размер страховой премии! Вроде не прерывал разговор, а уже успел выяснить! Здорово работает пан капрал!

– Да, вы правы, для нашей фирмы смерть профессора – событие неприятное, – подтвердила Аля и облегченно вздохнула, надеясь, что капрал этого вздоха не услышит.

Она хотела рассказать капралу про тот разговор между Войцехом и экскурсоводом, который они с Дашкой подслушали на следующий день, – у этих двоих явно были какие-то секретные дела. Но услышала Дашкин голос: «Молчи! Капрал тогда спросит, отчего ты раньше ему ничего не сказала, а также, за каким чертом мы потащились в замок второй раз. Ты – не я, начнешь мямлить, он живо тебя расколет. Молчи!»

«И то верно», – подумала Аля, вешая трубку.

Не успела Аля закончить разговор, как ее вызвал шеф.

Он сидел за столом мрачный как туча.

– Ну что, – проговорил вместо приветствия. – Какой прогресс в деле Любомирского? Удалось уломать наследника? Удалось уговорить его на частичную выплату?

– Нет, – честно призналась Аля. – Но, Андрей Ильич…

Однако шеф не дал ей договорить.

– Что значит «нет»? – загремел он на весь кабинет. – Чем ты занималась все это время? Ворон за окном считала? Я же ясно поставил перед тобой задачу!

– Я просила обращаться ко мне на «вы!» – ответила Аля резко.

Шеф как раз замолчал, чтобы набрать воздуха, и Алины слова отчетливо прозвучали в тишине. Шеф покраснел как рак и выпучил глаза. Он хотел обрушиться на Алю с новыми обвинениями, но она проговорила, воспользовавшись паузой:

– Я не считала ворон, как вы изволили выразиться, а занималась делом. И выяснила, что возникли важные аспекты, которые могут повлиять на выплату…

– Какие еще аспекты? – недовольно проворчал шеф, но Аля видела, что он заинтересовался.

– Я связалась с Польшей и выяснила, что профессор Любомирский не умер…

– Что значит – не умер? – раздраженно переспросил шеф. – Что он, жив, что ли?

– Нет, конечно. Он не умер естественной смертью – его убили.

– Вот как?! – Шеф забарабанил по столу пальцами. – И что это нам дает? Убийство предусмотрено среди страховых случаев?

– Предусмотрено, – кивнула Аля. – Но пока идет следствие, мы не можем получить официальное заключение. А значит, не можем выплатить страховку.

– Ну, это уже кое-что… – Шеф прикрыл глаза, и Аля буквально увидела, как у него в голове закрутились шестеренки – он просчитывал, что можно выжать из новой информации.

– Ну, отсрочка платежа – это уже кое-что, – повторил шеф после короткой паузы. – Мы хотя бы сможем прикрыть финансовые дыры. Но я вижу еще более интересную возможность. Ведь по любому законодательству страховка не может быть выплачена, если ее получатель виновен в страховом случае…

– Что вы хотите сказать, Андрей Ильич? – удивленно переспросила Аля, до которой не сразу дошла его идея.

– Я хочу сказать, что если этот племянник убил своего дядюшку, то ему не видать страховки как своих ушей!

Аля потеряла дар речи. Она заморгала, покрутила головой, чтобы там все встало на свои места, и только после этого проговорила:

– Но, Андрей Ильич, это же бред! Этого просто не может быть! Он вообще не был в Польше!

– Он? – Шеф перегнулся через стол. – Александра, ты на кого работаешь – на меня или на этого племянника?

– На вас, разумеется…

– Так вот, не забывай об этом! Не забывай, что твой заработок напрямую зависит от результатов нашей финансовой деятельности, то есть конкретно – от того, заплатим мы страховку или нет! Вот как ты должна на это смотреть!

– Все-таки я не поняла – чего конкретно вы от меня хотите? Что я должна делать?

– Ну почему тебе все надо разжевывать! – проговорил шеф, недовольно поморщившись. – Ты ведь, как я понял, вышла на польскую полицию?

– Ну да, узнавала, как продвигается расследование смерти профессора…

– Так вот, если ты на них вышла – постарайся деликатно дать им понять, что этот самый племянник вполне мог быть причастен к дядиной смерти. Деликатно, но настойчиво!

– Но это же чушь! – воскликнула Аля. – Я же говорила вам, что Федор вообще не был в Польше!

– Ну и что? Главное, чтобы он попал в круг подозреваемых. Следствие может тянуться очень долго, и мы можем на весь этот срок заморозить выплату. И имей в виду, Александра: это не совет. Это приказ. Ты поняла?

– Поняла, – ответила Аля, опустив глаза в стол.

Она представила открытое, привлекательное лицо Федора Корнеева и подумала, как будет разговаривать с ним, если выполнит приказ шефа и станет оговаривать Федора перед польской полицией. Не станет она этого делать! Пусть шеф увольняет ее!

– Я могу идти? – спросила она, поднимаясь из-за стола.

– Можешь пока! – И шеф снова погрузился в свои бумаги.

«Ну и скотина!» – подумала Аля, с грохотом отбросив стул.

– А ну вернись! – прогремел голос шефа ей в спину.

Голос был такой злобный, что Аля подумала, уж не сказала ли она последние слова вслух. Но ни капельки не испугалась. Что он может ей сделать? Уволит вот прямо сразу, не сходя с места? Как бы не так, у Али множество дел в работе, клиенты привыкли сотрудничать с ней, так что вполне может быть, что когда она будет работать в другой страховой организации, то переманит всех своих клиентов. Такое случается сплошь и рядом, так что совершенно непонятно, с чего это она позволяет шефу на себя орать.

– Что еще случилось? – устало спросила она. – Мы разве не договорили?

– Александра, – неожиданно мирно начал Андрей Ильич. – Ты вроде бы неплохой сотрудник, голова у тебя на месте, мозги нормально работают, ничего не путаешь и не забываешь. В общем, для женщины очень неплохо. Выдержанная, исполнительная, с клиентами вежливая.

– Вас послушать, так меня в ближайшем будущем повышение ждет! – усмехнулась Аля. – Или хотя бы премия солидная, в размере месячного оклада…

– Ну хватила! – надулся шеф. – Сейчас не то время, чтобы зарплату прибавлять, еле-еле на плаву держимся… Люди, понимаешь, стали деньги считать, не все понимают, что страховка не зря платится. Думают, обойдется как-нибудь, проскочат на шермачка… Но ты меня не отвлекай! Хочешь знать, почему ты при всех своих деловых качествах никогда не станешь успешным бизнесменом?

– Так и знала, что вы похвалы обязательно ложкой дегтя разбавите, – снова усмехнулась Аля.

Шеф не обратил внимания на ее шпильку.

– Потому что жалостливая ты очень, – заявил он. – Сильно порядочная и правдивая. В бизнесе так нельзя. В бизнесе только жесткие выживают. Вот и сейчас. В принципе фирма, конечно, может заплатить такие деньги по полису этого профессора… как его?

– Любомирского, – подсказала Аля.

– Но если имеется хоть малейшая возможность не платить или заплатить меньше, мы должны эту возможность использовать. Это бизнес, понимаешь?

«Нет», – подумала Аля.

– Вот я и говорю, не понимаешь, – грустно кивнул шеф, – ладно, иди уж…

Аля выскочила за дверь и только там закрыла рот. Однако шеф научился читать мысли!

Ресторан, куда Федор привез Алю, оказался довольно большим сумрачным помещением, совершенно пустым.

– Отчего так? – спросила Аля официанта.

– Недавно только открылись после ремонта, – улыбнулся он, – не все знают…

– Да нам и лучше! – уверил его Федор. – Мы толпы не любим!

Они выбрали столик в углу, подальше от эстрады, хотя официант уверял, что музыка у них тихая, не будет беспокоить.

Кухня в ресторане была французская, во всяком случае, именно это пытались донести до посетителей авторы меню. Аля с любопытством читала звучные названия блюд:

– «Ноа-де-Сен-Жак», «Филе-миньон с луком-шалотом», «Сердца артишоков в прованском масле», «Улитки по-бургундски», «Крем Каталон…» Ой, а что же это все значит?

Официант принялся было объяснять, что сердца артишоков – это кусочки, вырезанные из середины, улитки по-бургундски – виноградные улитки, запеченные в масле с травами…

– Да ладно! – остановил его Федор. – Что это за птичьи названия – фуа-гра, тет-де-муань…

– Это сыр такой, – заторопился официант. – Переводится с французского как «голова монаха». Такая головка круглая, аккуратная, вроде как у монаха выбрито…

Аля невольно перевела взгляд на появившегося посетителя с внушительной плешью на затылке, напоминающей монашескую тонзуру, и фыркнула.

– В общем, нам бы чего попроще, – повторил Федор. – А то еще опозоришься, не зная, как всю эту красоту кушать…

Он так и сказал «кушать», а не «есть». Аля невольно вспомнила Максима – уж этот-то не допустил бы никакой ошибки! Его речь всегда была даже слишком правильной, он и ее, Алю, не стеснялся поправлять, когда она машинально вставляла в разговор сленговые словечки. Максим называл их мусором и так морщился, что Але казалось, что она съела что-то несвежее. Хотелось немедленно прополоскать рот. Все-таки она слишком впечатлительная!

Федор совсем не такой. Ну и что, что неправильно употребляет некоторые слова, ерунда. Зато он сильный и мужественный. Он – сибуй.

Филе-миньон оказалось просто телятиной, лук-шалот совершенно не напоминал лук – ни по вкусу, ни по виду. Федору расторопный официант принес огромный кусок мяса на большой тарелке. Они заказали еще бутылку красного вина.

Аля выпила залпом полбокала и почувствовала, что сумрачный ресторан показался приветливее и веселее. Пришло несколько посетителей, на эстраде материализовался пианист в смокинге и заиграл что-то приятно-интимное.

Федор вооружился ножом и кровожадно взглянул на мясо. Аля немедленно представила его в рыцарских доспехах, или лучше в черном бархатном камзоле с белым кружевным воротником. Вокруг Федора сидят такие же, как он, бароны и их верные вассалы, пируют в средневековом замке после победы над врагом. Перед Федором на блюде лежит целая кабанья нога, он отрезает от нее огромные куски острым охотничьим ножом и ест. Сок брызжет на камзол и вокруг, но Федор не обращает на это внимания. Он берет огромный серебряный кубок и пьет за здоровье своего короля.

– О чем ты думаешь? – Федор отложил приборы и взглянул на Алю.

Она тут же выболтала ему все свои мысли.

– Никогда в жизни не был в средневековом замке! – рассмеялся Федор. – Но, наверное, ты права, не чувствовал бы там дискомфорта. Я – человек небалованный.

Аля хотела расспросить его о делах в Тюмени, но в последнем проблеске здравого смысла сообразила, что он может понять ее расспросы неправильно. Полно девиц, которые оценивают нового знакомого по размеру его кошелька. Але не то чтобы все равно, бедный Федор или богатый, она и так знает.

Наверное, она все же задала какой-то вопрос, и Федор скупо рассказал о себе. Сам он родом из Перми, родители давно умерли, еще до того, как он перебрался в Тюмень и завел там бизнес. Был женат, но недолго, детей нет. С дядей виделся редко. Правда, в последнее время зачастил в Петербург – здесь тоже появились дела. Откровенно говоря, надоела холостяцкая неустроенная жизнь, дело идет к сороковнику, пора устраиваться солиднее. Нужно еще успеть детей вырастить, чтобы передать потом бизнес по наследству.

Аля подумала, что не привыкла к такой откровенности.

– Думаешь, я тороплю события? – спросил Федор. – Но говорил ведь, что не приучен ходить вокруг да около. Как отец говорил – ну их на фиг, эти цирлих-манирлих!

За разговором они незаметно выпили бутылку вина, и к десерту официант принес Федору коньяк, а Але – рюмку ликера зеленого цвета.

После ликера и удивительно вкусного мороженого под названием «Каталонский крем» Аля почувствовала, что совершенно опьянела.

«С чего это меня так развезло? – лениво думала она. – Ах да, целый день ничего не ела, потом выпила натощак… Надо обязательно кофе заказать…»

Кофе помог, но не до конца. После него расплывающиеся предметы стали четче, а смазанное лицо Федора, напротив, показалось удивительно красивым и родным.

«Ну и что, что я выпила лишнего, – счастливо думала Аля. – Даже хорошо, на трезвую голову я никогда не решилась бы на то, на что решусь сейчас…»

Она тут же испугалась, что Федор вызовет такси и отправит ее домой. Или проводит до подъезда, вежливо поблагодарит за прекрасный вечер и отбудет восвояси. Максимум, на что она может рассчитывать, – это торопливый поцелуй у подъезда под внимательным взглядом соседки Фелиции Петровны. У старухи бессонница и сердечная недостаточность, она задыхается, поэтому в любую погоду сидит возле открытого окна, днем и ночью. А зрение у нее неплохое, так что завтра весь дом будет знать, что Алю поздно вечером провожал домой мужчина. Да и наплевать бы на них на всех, но дома вполне может ждать Максим. Он ведь последнее время стал совершенно непредсказуемым…

Алины страхи оказались напрасными. В такси Федор дал шоферу вовсе не ее адрес.

– Куда мы едем? – встрепенулась Аля.

– Ко мне, – шепнул Федор. – Так надо…

– Но…

– Не спорь, – он закрыл ей рот поцелуем.

Прижимаясь к нему в сладкой истоме, Аля вспомнила, что на набережной Канала Грибоедова жил профессор Любомирский, у нее в страховом договоре был его адрес.

Дальше она соображала плохо. Мчалась машина по пустым темным улицам, Федор держал ее в своих объятиях, нес на руках по пустынной парадной лестнице… Чудесно было ощутить рядом тяжелое и сильное мужское тело, позабыть все страхи и условности, быть самой собой, стонать от счастья и заснуть потом, чувствуя, что ничего плохого с ней больше никогда не случится, что этот человек возьмет на себя все ее проблемы…

Утром сквозь сон Аля почувствовала, как кто-то легонько ущипнул ее за щеку.

– Малыш, я пошел по делам, – услышала она ставший уже родным голос. – Ты спи. Я вернусь к обеду.

Аля, не глядя, взяла руку Федора и поцеловала. Он растрепал ее волосы и ушел.

Хлопнула дверь, но сон пропал. Аля полежала немного, глядя в высокий потолок с красивой лепниной. Квартира у профессора Любомирского была большая, хорошая, в старом доме дореволюционной постройки. Аля не успела осмотреться вчера – не до того было. При воспоминании о том, что случилось вчера вечером на этой вот старинной кровати красного дерева, Алю бросило в жар. Она счастливо вздохнула и села.

Спальня была огромной. В эту спальню вполне поместилась бы вся Алина однокомнатная квартирка вместе с балконом, да еще влез бы кусочек от лестничной площадки. Два больших окна полукруглой формы закрывали старинные плюшевые портьеры – зеленые, с золотыми шнурами. На кончиках шнуров – кисточки.

Аля вспомнила, как бабушка в детстве водила ее в гости к своей старинной подруге. Там тоже была большая квартира и такие же портьеры на окнах, только не зеленые, а малиновые. И еще там был мальчик… как же его звали… нет, не вспомнить. Такой лобастый, в очках… Он показывал Але старинную книжку с черно-белыми картинками, которые назывались гравюрами, и все время дергал кисточки на золоченых шнурах от занавесок. Одна кисточка оторвалась, и мальчик тут же свалил все на Алю. Ее как гостью не ругали, но было очень неудобно, даже бабушка не поверила, что Аля не трогала кисточки.

Отчего-то это воспоминание испортило Алино настроение. Вдруг стало как-то тревожно, как бывает, когда собирается гроза. Небо еще чистое, и солнышко светит, только далеко в стороне едва просматривается темная полоса. Можно, конечно, не обращать на нее внимания и делать вид, что все прекрасно, но сердце отчего-то неприятно сжимается в тревоге.

– Глупости! – громко сказала Аля. – Я слишком впечатлительна. Нужно думать о будущем, а не о прошлом!

И хватит валяться в кровати! Федор сказал, что вернется к обеду. А значит, что он будет голодный, и его надо накормить! И привести себя в порядок, а то он увидит ее, немытую и нечесаную, и убежит.

Нет, не убежит, тут же поправила себя Аля, с чего это он будет убегать из своей квартиры? Он просто выгонит Алю.

– Ну, это мы еще посмотрим! – Аля соскочила с кровати и заметалась по спальне в поисках одежды.

Вчера на ней было скромное серое платьице из натурального хлопка. Сверху курточка, потому что шел дождик. Хлопок – это, конечно, неплохо, однако натуральный материал сильно мнется. Да еще она совершенно не помнит, как снимала одежду. До того ли было… Снова Алю бросило в жар.

В общем, надевать такое платье нельзя, оно все жеваное. Нужно его выгладить. Да неплохо бы и душ принять…

Аля осторожно приоткрыла дверь спальни. Коридор тоже огромный, в него выходило много дубовых дверей. Паркет рассохся и скрипел. Ванную она обнаружила с третьего раза, сначала попала в туалет и в кладовку. Незачем говорить, что и ванная, и кладовка оказались неприлично большими.

Аля приняла душ и долго разглядывала себя в большом чуть мутноватом зеркале. А что, и вовсе даже ничего себе. Глаза блестят, а если накраситься посильнее, то они станут казаться больше и выразительнее. И фигура у нее неплохая, ноги длинные, ни грамма лишнего веса, но и не худосочная.

Давно пора позабыть о комплексах и жить полной жизнью! Это Максим сделал из нее неуверенную в себе, вечно всего боящуюся размазню! Ах, он такой умный, тонкий и образованный, она, Аля, не знает и десятой части того, что знает он… И чувствует себя от этого неполноценной.

Ничего, она тоже не совсем дура. Федор – человек простой, слова умные вообще не употребляет, и это не помешало ему стать уважаемым и обеспеченным человеком. И главное – он настоящий мужчина! Аля снова почувствовала, как ее обдало жаркой волной при воспоминании о прошлой ночи.

В спальне Аля нашла чемодан. Судя по размеру, вещи в нем принадлежали Федору. Ах, ну да, он же не жил раньше в этой квартире, снимал жилье, чтобы не стеснять дядю и самому чувствовать себя свободнее… А теперь квартира принадлежит ему… Если даже страховку профессор Любомирский оформил на племянника, то квартиру-то уж точно завещал ему…

Рубашка Федора смотрелась на ней как мини-платье, Аля перетянула ее ремнем, получилось неплохо.

Кухня выглядела мрачноватой. Дубовые шкафы смотрелись неважно, занавески давно следовало выбросить. Не было никаких электроприборов. Аля поставила эмалированный чайник на газовую плиту, которая тоже давно и безуспешно просилась на заслуженный покой. В шкафчиках нашлись банка растворимого кофе, сахар и сухое печенье, в холодильнике – масло, яйца и сосиски.

Прихлебывая кофе, Аля думала, что приготовить приличную еду из такого скудного набора никак нельзя. Стало быть, нужно заняться собой, а Федор, наверное, что-нибудь принесет. Или же они пойдут куда-нибудь обедать.

Как хорошо, что сегодня суббота! Аля счастливо потянулась. Не нужно с утра пораньше нестись на работу, никому звонить и отпрашиваться. И вообще, как хорошо, что она живет одна: дома никто не ждет ее заботы, кроме цветов.

Внезапно Алиных ушей достиг скрипучий звук. Да это же ее мобильник, вчера она поставила его на вибровызов!

Аля поглядела на номер. Так и есть, Максим. Только не это! Она не может сейчас с ним разговаривать, откровенно говоря, ей нечего ему сказать! То есть, конечно, есть. Вот именно: Але есть что ему сказать. И разговор этот будет коротким.

«Извини, дорогой, мы больше не будем встречаться. Прости, если что не так, но я поняла, что мы совершенно не подходим друг другу. Так что, прощай…»

Интересно, как Максим отреагирует на такое заявление? Выйдет из себя, начнет скандалить, упрекать Алю в неверности и так далее? Поступит как многие мужчины в подобной ситуации? Скорее всего, нет. Максим – воспитанный человек, он не раз говорил Але, что со всеми своими дамами сердца всегда расстается мирно, потом мило раскланивается при встрече и обменивается новостями.

«Вот и проверим! – усмехнулась Аля. – Такой ли он на самом деле, каким старался казаться…»

Но тут же стала серьезной. Как бы там ни было, такой разговор следует проводить с глазу на глаз. Все же они были с Максимом вместе три года, он не заслуживает, чтобы его бортанули по телефону. Нужно быть с ним помягче и ни в коем случае не говорить про Федора, это ударит по мужскому самолюбию.

Полная благих намерений, Аля вообще выключила мобильник.

Она прогулялась по квартире в поисках утюга и не нашла его ни в спальне, ни в кладовке.

Следующая комната была нежилой. То есть стояла в ней тяжелая массивная мебель, висела большая хрустальная люстра. А на стенах картины. Но видны были только золоченые резные рамы, а сами полотна были завешены тканью. В комнате пахло пылью, да ее и так было видно – на столешнице, на полу. Когда включила свет, оказалось, что половина рожков в люстре не горит. Очевидно, покойный профессор этой комнатой не пользовался, ему и остальных хватало.

Со временем можно сделать отличную гостиную, подумала Аля и тут же усовестилась – с чего это она размечталась о чужой квартире? Но говорил же вчера Федор, что ему надоела холостяцкая неустроенная жизнь, что он хочет жениться и завести детей, чтобы было кому передать бизнес! И она ему нравится, это точно… Ладно, будущее покажет.

Аля толкнула следующую дверь и оказалась в кабинете.

По стенам выстроились книжные шкафы и стеллажи, плотно заставленные толстыми массивными томами – альбомы, монографии, справочники, посвященные культуре древних народов Америки – майя, ацтеков, инков. Между шкафами на стенах висели индейские маски, ритуальные украшения из бус и перьев, фотографии древних храмов, каменных статуй и барельефов.

В глубине кабинета стоял массивный письменный стол из темного дерева. На нем – старинная бронзовая лампа, а рядом в живописном беспорядке валялись многочисленные фотографии – статуи, храмы, каменные алтари, затерянные среди пустынь и джунглей Латинской Америки…

Эта комната точно жилая.

Здесь покойный профессор работал, писал свои статьи, книги, лекции.

Видно было, что он оставил работу на полпути, отправившись в поездку, из которой ему не суждено было вернуться. И никто еще не прикоснулся к этим бумагам и фотографиям, все здесь оставалось таким же, как при его жизни. Казалось, здесь еще обитает дух покойного Любомирского. Больше того – казалось, что он в любую минуту вернется, чтобы продолжить прерванный труд.

Аля разрывалась между двумя противоположными желаниями.

С одной стороны, естественная человеческая деликатность требовала выйти прочь из этого кабинета, не беспокоить обитающую здесь душу умершего.

С другой – ей хотелось больше и глубже понять, каким человеком был, чем жил и дышал тот немолодой мужчина, который умер у нее на глазах, тот, кого они с Дашкой прозвали Тайным Агентом… Потому что Федор мало что мог рассказать о своем дяде, он сразу признался, что не было у них общих интересов.

Она же стала случайным свидетелем последних минут его жизни и хотела теперь узнать, чем эта жизнь была наполнена, что предшествовало его поездке в замок.

И второе желание победило.

Аля пересекла кабинет, села в глубокое кресло, обитое мягкой зеленой кожей, придвинулась к столу.

Вот здесь он сидел, здесь работал, за этим столом, освещенным тяжелой бронзовой настольной лампой в форме индейского божества с головой орла и телом змеи.

Точно такое же божество было изображено на одной из фотографий, которая лежала посреди стола.

Только на фотографии голова орла была повернута вправо, а орел на лампе смотрел прямо перед собой, как будто высматривал со скалы прячущуюся в долине жертву.

Аля машинально протянула к лампе руку, взялась за орлиный клюв и повернула его вправо.

Голова неожиданно легко поддалась. Теперь бронзовый орел выглядел точно так же, как на фотографии.

Внутри лампы раздался негромкий щелчок, словно пришел в действие какой-то скрытый механизм. И в ту же секунду в массивном основании лампы открылся потайной ящичек, из которого выпал на стол небольшой блокнот в зеленой кожаной обложке.

Аля удивленно взглянула на блокнот, взяла в руку, чтобы рассмотреть…

И вздрогнула от неожиданности: в прихожей раскатился дверной звонок.

Аля испуганно вскочила, как будто ее застали за чем-то неприличным, недозволенным. Впрочем, так и было – она без спроса, без разрешения хозяина квартиры вошла в кабинет покойного профессора, вторглась в его жизнь… пусть его уже и нет на свете, но это нисколько не оправдывает вторжение… разумеется, Федору не понравится, что она хозяйничает в кабинете его дяди!

Аля хотела положить блокнот на место, но от волнения не смогла запихнуть в углубление лампы. Звонок раздался с новой силой, Аля засунула блокнот под рубашку, выскользнула из кабинета, плотно затворив за собой дверь, подошла к входной двери и, ничего не спрашивая, открыла ее.

Она была уверена, что за дверью Федор. На ее лице уже расцвела радостная улыбка…

И тут же растаяла: перед ней возникли двое крепких плечистых мужиков с одинаковыми квадратными плечами, одинаковыми квадратными подбородками, одинаково обветренными квадратными физиономиями, одинаковыми мощными шеями, перехваченными толстыми золотыми цепями. Только на одном была бежевая кожаная куртка, а на другом – черная.

От незнакомцев исходило ощущение опасной, грозной силы.

– Ты кто?! – мрачно спросил бежевый, вдвинувшись в прихожую.

Аля попыталась встать на его пути, но это было так же бессмысленно, как на пути движущегося поезда. Мужик втолкнул ее в прихожую и огляделся.

– Нет, это вы кто?! – возмущенно воскликнула Аля. – По какому праву вы вламываетесь в чужую квартиру?

– Хорошая квартира, – проговорил черный, входя следом за приятелем и осмотрев коридор. – Дорогая небось.

– Я сейчас милицию вызову… – пролепетала Аля, чувствуя, как по всему телу разливается липкий тошнотворный страх.

– Валяй, – разрешил бежевый. – А Федька где?

– Он… ушел по делам… – проговорила Аля дрожащим голосом.

– По делам! – хмыкнул черный, и мужики переглянулись. – У него и здесь дела! Ну-ну…

– Да все-таки, кто вы такие? – Аля попыталась взять себя в руки, повысила голос, шагнула навстречу незнакомцам.

Те опять переглянулись.

– Может, ее возьмем? – предложил черный.

– Что значит – возьмем? – Аля побледнела, отступила к стене. Там висела светлая куртка, судя по размеру, Федора, Аля задела ее, уронила на пол.

– А ты все-таки кто? – повторил бежевый. – Жена?

– Нет… – честно призналась Аля, и тут же у нее в голове сработал какой-то защитный механизм, и она торопливо забормотала: – Вчера только с ним познакомилась… в ресторане… до вчерашнего дня его не знала…

– Ну вот, – вздохнул бежевый, повернувшись к приятелю. – А ты говоришь – возьмем! Никакого смысла… он из-за нее и пальцем не шевельнет…

– А квартира хорошая! – повторил черный. – Комнат небось много, и в центре… Можно будет продать за нормальные деньги…

– Когда Федька придет? – Бежевый снова взглянул на Алю, но теперь уже без практического интереса.

– Не знаю… он… он не сказал… а вы, наверное, из Тюмени? – Произнеся эти слова, Аля поняла, что допустила ошибку, но исправлять было уже поздно.

– Так, значит, ты все же что-то про него знаешь? – оживился черный и выразительно взглянул на приятеля.

– Ну да, он рассказал, что у него в Тюмени бизнес…

– Бизнес? – Мужики переглянулись и негромко, недобро рассмеялись. – Ну да, а ты уже и губу раскатала! Думала, убила бобра! А какой бизнес, не сказал?

– Нет… – выдавила Аля. – Какой бизнес бывает в Тюмени? Нефтяной, наверное!..

– Ух ты! – восхитился тот тип, что был в черной куртке. – Сразу нефтяной. Стало быть, он тебе олигархом представился?

Аля смолчала, только прислонилась к стене, потому что колени предательски задрожали.

– Магазинчик там у твоего Федора! – осклабился бежевый.

– Думал, самый умный, – подхватил приятель. – Открыл магазин всяких деликатесов – фуа-гра, лобстеры, сыры французские, вина дорогие… думал, раз у нас народ богатый, все поведутся на эту хрень. У нас народ хоть и богатый, но простой, мы больше холодную водку уважаем с хорошей закусочкой, чем кислятину французскую!

– В общем, влез твой Федор в долги, – продолжил бежевый. – За аренду задолжал, то-се… потом кое-кому вовремя не отстегнул, у него и отключили электричество. А у нас в Тюмени не всегда холодно, так что у него все его деликатесы протухли. Пришлось снова занимать, только уже больше… Так что дела у него неважные. Нам с Толяном большие деньги должен, еще кое-кому из серьезных людей…

– Таким, с которыми шутить нельзя! – добавил напарник. – Один Щебень чего стоит!

– Брал-то он под свой магазин, – продолжил бежевый. – А когда стали разбираться – оказалось, что этот магазин ничего не стоит: помещение на аренде, товар весь взят на реализацию. А Федор под шумок слинял на Большую землю… а так нормальные пацаны не поступают. Вот мы и приехали с ним покалякать.

– Может, все-таки возьмем ее? – раздумчиво проговорил черный.

– А смысл? – вздохнул бежевый. – Он ради нее суетиться не станет, не тот человек! Ты же знаешь Федьку… помнишь, тогда, с Лариской из Костиного ресторана…

– Да, было дело! – Черный хмыкнул, уставился на Алю недобрым взглядом и проговорил: – Ладно, живи! А Федору своему передай, если еще увидишь его, что друзья заходили, с пламенным сибирским приветом!

– Именно что с пламенным! – осклабился бежевый. – Если он до конца месяца не рассчитается с долгами – будет ему пламенный привет! Мы-то люди добрые, терпеливые, а вот Щебень не любит, когда его за лоха держат. Может и паяльником…

Дверь за незваными гостями с грохотом захлопнулась, но Аля еще несколько минут неподвижно стояла посреди прихожей, пытаясь прийти в себя.

Дикий, животный страх, охвативший ее при виде нежданных гостей, понемногу прошел, но на душе стало темно.

Ну да, тюменские гости сказали ей, что Федор вовсе не такой удачливый бизнесмен, каким представляется. Он владеет всего лишь небольшим магазином, да и тот весь в долгах… может быть, они все выдумали?

Да нет, они совершенно не похожи на людей, способных что-то выдумать из любви к искусству, а смысла в этом нет. Им врать совершенно ни к чему. Они за долгом своим приходили, хотели даже ее, Алю, в заложники взять. Да только у нее ума хватило сказать, что она Федору никто, случайная девица, подхваченная вчера в ресторане.

И те двое поверили, потому что они Федора знают лучше, чем она, оттого и не стали с ней связываться. А если бы она сказала, что они близко знакомы, то вполне могло быть, что эти уроды прихватили бы ее с собой, чтобы шантажировать Федора. А он бы и пальцем не шевельнул, чтобы ее спасти. Кто она ему?

«Спокойно, – сказала себе Аля, – что-то меня заносит. Этих типов я тоже впервые вижу, может, они нарочно пугали? Хотя зачем им…»

Но Федор, несомненно, ей врал. Притворялся этаким простым, незамысловатым парнем, слов умных не знает, человек дела!

Ага, магазин французских деликатесов держит, а сам не знает, что такое фуа-гра!

С какой целью он врал? Просто распускал перед ней хвост, как все мужчины, хотел показать, какой он крутой и удачливый? Или за этим враньем стоит что-то другое, куда более серьезное?

Да хватит прятать голову в песок! Разумеется, она, Аля, нужна была ему только для того, чтобы помогла без проволочек получить страховку! Раз он весь в долгах, то страховка окажется очень кстати! Да что там – она его просто спасет! Вон, эти двое из Тюмени уже на квартиру глаз положили!

Господи, ну какая же она дура! Поверила примитивным мужским штучкам, да Федор не слишком и старался, она сама все додумала! Сама для себя построила мышеловку, даже сыр в нее сама положила! «Сибуй» – ну надо же!

Аля спохватилась, заперла дверь на замок, повернулась, чтобы уйти из прихожей.

На полу валялась светлая куртка Федора.

Она машинально наклонилась, чтобы поднять ее и повесить на прежнее место, чтобы все здесь осталось как было, и увидела какую-то бумажку, выпавшую из кармана. Спереди по куртке шла полоса грязи, как будто велосипедист проехал.

Аля покачала головой, потом подняла бумажку, равнодушно взглянула на нее.

Кассовый чек с бензозаправки.

Иностранный. Все надписи на каком-то славянском языке, но латинским шрифтом.

Номер помпы, сорт и количество проданного бензина, общая сумма – сто сорок злотых…

Злотые… это ведь польская валюта, значит, чек с польской бензозаправки.

Аля невольно вспомнила свою недавнюю поездку. У нее по карманам до сих пор завалялось несколько злотых.

И вдруг ее словно обухом по голове ударили.

Чек с польской бензозаправки лежал в кармане Федора.

Но ведь Федор говорил ей, что никогда не был в Польше! Зачем ему было ее обманывать?

А зачем он наврал ей про свой успешный бизнес в Тюмени?

Она снова уставилась на злополучную бумажку.

Да, никакого сомнения – сто сорок злотых! Ниже отпечатана дата.

Ей стало совсем плохо.

Шестое июля. Те самые дни, когда она сама была в Польше. Всего за два дня до смерти профессора Любомирского.

Как говорил ей симпатичный польский капрал?

Чтобы определить подозреваемого, он перебрал всех, у кого была возможность совершить убийство и у кого был мотив.

Ее саму капрал исключил из числа подозреваемых, потому что у нее не было мотива, хотя и была возможность. А вот у Федора как раз мотив есть.

Она убедилась в этом сегодня, когда узнала, что он должен большие деньги серьезным людям из Тюмени. В этой ситуации страховка профессора может его спасти. Да еще и дорогая квартира, которую он унаследует…

У Федора есть мотив, но до этой минуты Аля была уверена, что у него не было физической возможности совершить убийство, потому что в момент преступления его не было в Польше.

И вот злополучный кассовый чек переворачивает все с ног на голову…

Как же он так прокололся, с чеком-то? А ведь он измазал чем-то куртку еще в Польше, поняла Аля. Приехал и бросил ее в прихожей, носить ее нельзя. Жены-то нету, чтобы проследить, бельишко постирать, вещи в химчистку отдать… На домработницу Федор не зарабатывает.

Прежде чем вещь стирать или сдавать в чистку, люди обычно карманы тщательно обшаривают, чтобы чего нужного не лишиться. А он сунул чек машинально в карман да и забыл о нем. Ну, вылетело из головы совершенно. У него забот-то здесь, в городе, полон рот. Нужно от кредиторов прятаться, квартиру в наследство оформлять, да еще дурочку из страховой компании охмурять, чтобы денежки скорее выплатили. Земля у него под ногами горит, а тут какой-то чек с заправки, да кто поверит этой бумажке!

Федор был в Польше именно в те дни, когда убили его дядю, что и делает его подозреваемым. Но даже не это самое страшное. Самое страшное – что он соврал ей, сказал, что никогда не был в Польше, и сказал до того, как узнал о дядиной смерти и об унаследованных деньгах.

Значит…

Значит, он знал об этом раньше, до того, как она ему об этом сообщила. А перед ней ловко разыгрывал удивление и неосведомленность. Потому что хотел убедить: он не имеет никакого отношения к дядиной смерти.

И еще… пустил в ход все свое мужское обаяние, чтобы вскружить ей голову, свести ее с ума, сделать своим слепым орудием. Чтобы она помогла ему получить страховку.

И это у него почти получилось!

– Дура, какая же я дура! – воскликнула Аля в полный голос и согнулась пополам, как будто ее со страшной силой ударили в живот.

Он нашел к ней безошибочный подход, говоря о том, какой он простой, безыскусный, как стремится к семейной жизни, к простым человеческим радостям, любит детей…

Он угадал с ней на сто процентов, попал в яблочко, прочитал ее как открытую книгу.

После Максима с его сложными душевными движениями и с его паническим страхом перед бытом, унылой повседневной жизнью, пеленками и кухней Федор показался Але таким настоящим, таким естественным!

Она даже подвела под это теоретическую базу, внушив себе, что Федор – сибуй, а все потому, что ей до боли, до безумия хотелось простого семейного счастья…

Ее затошнило от отвращения к самой себе, к Федору, к жизни, которая всегда норовит ударить по самому больному. Она едва успела вбежать в ванную, наклониться над раковиной, и ее вырвало. После этого стало немного легче, но все равно Аля не хотела больше ни минуты оставаться в квартире, где только час назад она была почти счастлива и где ее так подло, так грубо обманули.

Она быстро собралась, кое-как причесалась, а когда с отвращением сбросила с себя рубашку Федора, на пол выпал блокнот в зеленой кожаной обложке.

Аля глянула растерянно. Ну да, она нашла его в кабинете профессора. Он был спрятан в лампе…

Это было совсем недавно и невероятно давно, когда она еще была счастлива, еще верила в людей.

Или, по крайней мере, в одного человека. Когда считала, что ей сказочно, невероятно повезло, что жизнь наконец-то повернулась к ней своей светлой стороной, что она встретила человека, с которым у нее получится создать семью… Какая дура! Но это она уже себе говорила. И неоднократно.

Теперь все изменилось. Вряд ли Аля сразу поумнела, но стала другим человеком.

Прежняя Аля не взяла бы чужой блокнот, а положила бы его на место. Или отдала бы Федору. Это не ее блокнот, не ее квартира, не ее тайна.

Но теперешняя Аля, ставшая гораздо старше и циничнее, положила блокнот к себе в карман. Она решила прочесть его на досуге. Может быть, записи помогут ей что-то понять, помогут в чем-то разобраться. Во всяком случае, Федору она его не отдаст.

Через час она уже была дома.

Ей хотелось только одного: остаться в пустой квартире, запереться на все замки, никого не видеть и не слышать. Ни Максима, ни Федора – никого.

Аля влезла в удобные домашние тапочки, в старую уютную вязаную кофту, растянутую на локтях, уселась в кресло и уставилась в пустоту перед собой.

Через некоторое время затекла шея, и вообще сидеть стало скучно и неудобно. Захотелось лечь на диван и капризничать и чтобы кто-нибудь приносил то сладкого чаю, то кофе с молоком, то какао, то булочку со сливками, то слоеный пирожок с грибами. Еще шоколадных конфет, яблок и бананов, а она, Аля, чтобы от всего отказывалась и отворачивалась к стене молча.

Нет, так не пойдет. Лечь-то она может, но никто не станет прыгать вокруг нее и предлагать разные вкусности. Только сама себе может принести, но это совсем неинтересно.

Она тут же принялась перебирать события последних дней и корить себя за то, какой дурой оказалась.

Через некоторое время она поняла, что это занятие ей надоело. Ну дура, так что же делать? Хорошо еще, что судьба послала этих двоих из Тюмени в то время, когда Федора не оказалось дома. Ей не пришлось с ним объясняться.

Аля поежилась, сообразив, что объяснение – не самое главное. Если Федор узнает, что она нашла чек… Нет уж, она никому ничего не собирается рассказывать! Вот бы ее шеф Андрей Ильич обрадовался, что Федор попадает под подозрение в убийстве. Еще бы, столько денег фирме сэкономит! Платить-то не придется…

Аля стукнула кулаком по диванной подушке. Все такие умные, хотят чужими руками жар загребать. Нет уж, пускай сами во всем разбираются, Аля никому больше не собирается помогать. Ни польскому капралу, ни собственному шефу. Потому что, если это дело выплывает на свет, все узнают, как паршиво поступил с нею Федор. А он небось станет все отрицать – не был в Польше, и все. Наверняка в паспорте у него никаких отметок нету. А чек – что чек? Мало ли откуда Аля его взяла? Нарочно ему подсунуть хотела, потому что он ее бросил. Бесится баба, от ревности с ума сходит.

– Все мужики сволочи! – сказала Аля громко.

Не помогло.

Нет, надо чем-то занять голову.

Не в телевизор же пялиться, от этого станет еще хуже! И еще есть ужасно хочется. Вот всегда с ней так: как понервничает – так на еду тянет.

Аля со стоном выползла из кресла и потащилась на кухню. Холодильник был пуст, как дачный поселок зимой. В шкафчике она нашла пакет сухарей с маком. Лень было даже ставить чайник.

И тут она вспомнила о блокноте покойного профессора.

Сходила в прихожую, нашла блокнот, вернулась в кресло и открыла зеленую книжицу на первой странице.

Тетрадь была исписана мелким четким почерком, вполне разборчивым. Аля закусила сухарь и принялась читать, засыпая страницы крошками и маковыми зернышками.

Завершив завоевание великой Империи Четырех Стран, империи Инков, вице-король Перу дон Толедо в удивлении узнал, что все немыслимые сокровища поверженной империи куда-то исчезли.

Императорская казна была почти пуста, удалось найти жалкие гроши. То же самое и в столицах провинций, и в крупных городах. А ведь, если судить по отчетам сборщиков податей, которые удалось прочесть при помощи перешедших на сторону испанцев местных чиновников, все подданные империи до самого последнего времени исправно платили налоги. Больше того, вице-королю доносили, что сокровищница Верховного Инки совсем недавно была полна. Кроме несметного количества золота и серебра, бесследно исчезла огромная статуя бога солнца Инти, отлитая из чистого золота.

Когда испанцы захватили в плен бежавшего в джунгли Верховного Инку Тупака Амару, вице-король лично допросил его, чтобы узнать судьбу сокровищ.

Низложенный император держался поистине с королевским достоинством, на все вопросы испанца отвечал гордым молчанием и переносил пытки, не издав ни стона.

Впрочем, дон Толедо не подверг Тупака Амару самым страшным пыткам, которые всякому развязывают языки: все же лицо королевской крови, хоть и язычник. Вокруг вице-короля было полно доносчиков, и каждое его слово, каждое действие вскоре становились известны в Мадриде, во дворце Его Католического Величества. Король и так уже дал понять, что недоволен жестоким обращением с Верховным Инкой – ведь тот король, а значит, в какой-то мере ровня Филиппу Второму. И если дон Толедо не проявляет должного почтения к императору Инков – не значит ли это, что он не питает верноподданнических чувств и к своему королю?

Не сумев ничего добиться от Тупака Амару, вице-король приказал казнить его.

Его Католическое Величество, дон Филипп, был против такого решения, но король далеко, а дону Толедо нужно управляться с тысячами непокорных индейцев, и живой император ему совершенно не нужен: живой император – это повод для бунта, возможный полководец индейских армий.

И без того уже лазутчики доносили, что горные племена, знаменитые Воины Туч, неспокойны.

Поэтому в день казни Тупака Амару вице-король распорядился выставить на улицах Куско удвоенный караул, а пленного императора на пути к эшафоту сопровождал отряд хорошо вооруженных людей.

В этот день в столицу стеклись огромные толпы индейцев. Все хотели последний раз взглянуть на своего законного владыку.

Вице-король не решился выйти на площадь, он наблюдал за казнью с балкона своего дворца.

Тупак Амару и на эшафоте держался с королевским достоинством. Он отверг предложение епископа перейти в католическую веру и перед смертью обратился к верховному богу Инту, чьим потомком, по преданию, был.

Индейцы громко оплакивали своего владыку, но, к счастью, обошлось без мятежа.

А вице-король остался один на один со своими проблемами: индейцы непокорны, из разных концов империи что ни день приходят известия о волнениях, для подавления которых приходится посылать вооруженные отряды; из Испании доходят слухи, что король им недоволен из-за недостаточно высоких налогов; и собственные капитаны, командиры испанских отрядов, ворчат, что им приходится терпеть тяжелый климат и опасную жизнь среди дикарей за слишком малые деньги.

Требовалось одно: золото.

Ему нужно было золото инков, золото Тупака Амару.

Вице-король не терял надежду найти сокровища казненного императора: после него осталась вдова с маленькой дочерью, принцессой Манко Ютан.

Вдова императора была не только женой Верховного Инки, но также и его сестрой: как египетские фараоны, правители империи инков женились на своих сестрах, чтобы сохранить в неприкосновенности текущую в их жилах священную кровь великого предка, бога солнца Инту.

Значит, вдова Тупака Амару с самого детства посвящена в тайны королевской семьи, и она не может не знать, где ее покойный супруг спрятал свои несметные сокровища.

К тому же она женщина, а женщина не может быть такой стойкой, как мужчина, как воин, как король. Если Тупак Амару доверил ей свою тайну, рано или поздно эта тайна станет известна испанцам.

Так рассуждал вице-король Перу дон Франсиско де Толедо, но он не учел одного: вдова Тупака Амару была не просто женщина. Это была индейская женщина, больше того – женщина из королевского рода инков, и она мало в чем уступала мужчинам.

Чтобы овладеть ее тайной, вице-король окружил вдовствующую императрицу заботой. Он отвел ей несколько комнат в своем дворце, выделил несколько служанок, няньку для дочери. Разумеется, служанки должны были день и ночь следить за царственной пленницей и докладывать своему истинному хозяину о каждом ее слове, о каждом поступке. Однако женщина не говорила ничего лишнего: то ли понимала, что окружена соглядатаями, то ли и впрямь ничего не знала.

Теряя терпение, дон Франсиско приказал служанкам не только слушать и смотреть, но и всячески наводить ее в разговорах на нужную тему. Но и это не помогло.

Служанки заводили разговоры о былом величии и богатстве своей пленницы, о том, какой роскошью она была окружена во дворце своего отца, а потом – мужа. Императрица довольно равнодушно подтвердила, что дворец Верховного Инки и впрямь был куда роскошнее резиденции вице-короля.

Тогда хитрые служанки спрашивали, не хочет ли она вернуть что-то из прежнего богатства. На это пленница отвечала, что хотела бы вернуть своего казненного мужа, все остальное ей безразлично.

Убедившись, что обычные меры не приносят желаемого результата, дон Франсиско решил обратиться к той силе, которую сам побаивался, но от которой надеялся получить существенную помощь: к Католической Церкви.

Дон Франсиско долго откладывал это решение.

Конечно, никто так не умеет выведывать чужие тайны, как монахи и священнослужители. Наверняка они смогут найти подход и к пленной императрице.

С другой стороны, вице-король знал, что Церковь – такой помощник, чье содействие обходится недешево. Особенно же дорого обойдется помощь епископа Куско дона Кристобаля Ортего, хитрого и жадного старика, который делал вид, что верой и правдой служит двум господам: королю в Мадриде и папе в Риме. В действительности же дон Кристобаль служил самому себе, собственной тугой мошне.

Епископ следил за каждым шагом вице-короля и о каждом его слове и даже помышлении немедленно докладывал в Рим и в Мадрид. Поэтому, если привлечь его к делу, рано или поздно все будет известно и папе, и королю. Мало того, дон Кристобаль наверняка потребует, чтобы вице-король выделил щедрую долю сокровищ Церкви, да и себя не обидит.

Так что большой вопрос, стоит ли игра свеч.

В то время когда вице-король бился над решением этой непростой задачи, ему сообщили, что в Куско появился новый человек.

Это был довольно молодой священник, прибывший из самого Рима с таинственным поручением от папской курии. Сам епископ пытался выведать у него суть, действовал и строгостью, и лаской, и убеждением, но посланец Рима отделался общими словами – мол, содействовать укреплению матери нашей Католической Церкви среди новообращенных христиан Нового Света, бороться с ересью и прочее. Епископ обиделся и затаил неудовольствие, однако прямо ссориться не посмел.

И вот как-то утром вице-королю доложили, что его просит принять святой отец Линарди.

Дон Франсиско не знал о цели визита, но согласился принять священника.

Тот оказался человеком энергичным.

Он не стал ходить вокруг да около, а сразу же сообщил вице-королю, что представляет интересы не столько папской курии, сколько недавно созданного в Риме ордена Святого Иисуса.

– Орден наш создан волей Его Святейшества Папы с целью противодействия народившимся в последнее время вредоносным ересям. Под видом обновления и реформирования Церкви еретики угрожают самому ее существованию. Поэтому борьба с ними является для Церкви вопросом жизни и смерти…

– Слава Господу, у нас в Перу и вообще в Вест-Индии не слыхали пока о Реформации, – перебил вице-король иезуита. – Так что не думаю, святой отец, что у вас здесь будет много работы…

– Позвольте мне закончить, дон Франсиско! – проговорил священник. – Я знаю, что Реформация пока не проникла в эти отдаленные места, и будем надеяться, что не проникнет. Но глава моего ордена кардинал Сполетти прислал меня сюда с другой, тоже очень важной целью. Нам известно, что огромные сокровища империи инков не найдены. Нам известно также, что казненный вами император Тупак Амару унес тайну сокровищ в могилу…

– Вот это да! – воскликнул вице-король в замешательстве. – Кажется, до Рима отсюда не один месяц пути! Как же это вы узнаете там все наши секреты, да еще так быстро?

– Узнавать раньше всех важные тайны – это большое искусство, которым члены нашего ордена овладели в совершенстве! – проговорил священник, скромно опустив глаза. – Смею заверить вас, что у нас глаза и уши везде, где есть хотя бы несколько католиков, даже в столь отдаленных местах, как это. Но я хотел бы сделать вам выгодное предложение, дон Франсиско.

– Слушаю вас, – вице-король весь обратился в слух.

– Как я уже сказал, вы казнили Верховного Инку. Это была ошибка…

– Я принял вас не для того, чтобы выслушивать нотации! – проговорил вице-король.

– Я не учу вас, а только констатирую факт. Казнью Тупака Амару вы вызвали недовольство короля, потеряв единственного человека, который точно знал о местонахождении сокровищ, и, кроме того, увеличили недовольство туземцев, особенно – воинственных горных племен…

– Повторяю, что не собираюсь слушать поучения какого-то молокососа! Если я казнил Тупака Амару – для того были серьезные причины. Он мог стать знаменем и главой восстания…

– Простите, дон Франсиско, но советы моего ордена с пользой для себя выслушивают многие коронованные особы, включая и вашего короля. А насчет восстания – поймите, дон Франсиско, что мертвый император гораздо скорее может стать его знаменем, чем живой. Попомните мое слово: не пройдет и двадцати лет, как мы увидим ужасное восстание, которое зальет всю вашу страну кровью. Однако говорить об этом поздно, и я пришел не для этого. Я собираюсь предложить вам помощь.

– Когда мне предлагают помощь, то, прежде чем узнать, в чем она заключается, я всегда хочу узнать, во что она мне обойдется.

– Это весьма разумно. Итак, вы казнили Тупака Амару, но у вас осталась его вдова. Вы пытаетесь выведать ее тайны, но пока у вас ничего не выходит. Так вот, дон Франсиско, я хочу помочь в этом деле. Я умею выведывать чужие тайны, это моя специальность.

– Какова цена?

– Вы пожертвуете на нужды нашего ордена четверть найденных сокровищ. Если, конечно, они будут найдены. Согласитесь, это очень скромно. Епископ взял бы с вас не меньше половины, при этом неизвестно, добился бы он результата или нет…

– Вы разговариваете не как священник, а как рыночный торговец! – усмехнувшись, проговорил вице-король.

– Наш орден создан для того, чтобы спасти Святую Католическую Церковь. Ради этой великой цели мы будем делать все, что придется, – воевать и торговаться, подслушивать и наушничать, даже, если придется, лгать и убивать. Мы руководствуемся только двумя непреложными правилами: цель оправдывает средства и все допустимо ради вящей славы Господней! Золото инков может дать нам мощное оружие против еретиков. Мы сможем кого-то просто купить, кого-то переубедить силой оружия или другими столь же весомыми аргументами, сможем создать новые университеты, на кафедрах которых верные истинному учению профессора станут внушать молодежи подлинные католические ценности. Именно поэтому кардинал Сполетти благословил меня на поездку в вашу страну.

– Что ж, ваше предложение стоит обдумать. В любом случае я почти ничем не рискую – вряд ли у вас что-нибудь получится…

– Думайте, дон Франсиско, но думайте не слишком долго!

Священник поклонился и вышел, благословив вице-короля.

И дон Франсиско действительно не заставил себя ждать. Он рассудил, что молодой энергичный иезуит и впрямь может чего-то добиться, и распорядился допустить его к пленной императрице.

Результат ошеломил его: уже на следующий день ему доложили, что императрица согласилась принять католичество.

Церемония крещения вдовы Тупака Амару прошла в главном соборе Куско и была обставлена со всей возможной пышностью: еще бы, это знак, что католическая церковь одержала еще одну большую, важную победу. Крестным отцом пленницы стал сам вице-король, крестной матерью – его супруга. При крещении женщине дали имя Елизавета, в честь одной из наиболее почитаемых святых.

Епископ Куско лично крестил вдовствующую императрицу.

Он с трудом сдерживал свое недовольство: ведь у него ничего не получалось с этой упрямой язычницей, а молодой иезуит едва приехал в Перу – и вот, пожалуйста, результат налицо! Об этом, несомненно, узнают в Риме и, не дай бог, подумают, что он, дон Кристобаль, состарился и ни на что не пригоден…

Впрочем, хорошие стороны можно найти в чем угодно: после крещения императрицы многие индейцы согласились вслед за ней добровольно принять христианство, а уж это епископ не преминул сделать своей личной заслугой.

Добившись крещения императрицы, отец Линарди продолжил свои усилия. Его настоящей целью было золото инков, а это значит, что он должен был заставить пленницу открыть ему свою тайну.

Теперь у него имелся мощный рычаг воздействия на несчастную женщину: он лично разъяснял ей догматы и правила католичества и в первую очередь рассказал о таинстве исповеди. Убедившись, что новообращенная католичка вполне поняла важность этой процедуры, он объявил, что для нее настало время исповедаться и получить первое в ее жизни причастие.

Однако в исповедальне молодого иезуита ждало разочарование.

Вдова Тупака Амару честно пыталась вспомнить все свои грехи. Она говорила о том, что в доме своего отца не раз давала волю гневу, о том, что как-то раз приказала убить воина, который во время ежегодного жертвоприношения богу Инту нечаянно наступил на ее тень, о том, что отправила на плантацию служанку, которая поцарапала ее гребнем.

Иезуит внимательно выслушивал ее и отпускал грехи, но не они интересовали его: он старательно подводил женщину к сокровищам инков, к тому, где они спрятаны, – но та делала вид, что не понимает его, или и впрямь не понимала.

В конце концов, он решил пока отступить и выждать: терпение и выдержка всегда приносят плоды.

Приняв католичество, вдовствующая императрица обрела несколько большую свободу. Теперь она посещала церковные службы, принимала участие в придворных праздниках и приемах.

Епископ требовал, чтобы дочь императрицы, маленькую принцессу Манко Ютан, которая была крещена под именем Екатерины, поместили на воспитание в один из монастырей. Однако тут он натолкнулся на сопротивление иезуита.

Он оправдывался тем, что дал слово императрице, но в действительности надеялся, что рано или поздно женщина передаст дочери свою тайну.

Однако время шло, вдовствующая императрица старела, ее дочь росла, но иезуиту не удавалось получить никаких сведений о пропавшем сокровище. В Риме были им недовольны, и на место отца Линарди прислали другого человека, более энергичного. Впрочем, ему тоже ничего не удалось добиться, и в очередном докладе руководству ордена новый агент иезуитов написал, что, по его мнению, легендарное золото инков исчезло без следа. Либо оно и впрямь пропало в непроходимых джунглях, либо вдова Тупака Амару ничего не знает о месте, где оно спрятано.

Прошло еще несколько лет.

Дочь последнего императора инков стала взрослой девушкой, невестой. Она была красива необычной, экзотической красотой, и хотя у нее не было значительного приданого, к ней сватались многие знатные испанские дворяне. Кто-то – из-за ее красоты, кто-то, возможно, из-за слухов о том, что юная принцесса знает тайну несметных сокровищ своего казненного отца.

Однако принцесса отказала испанским аристократам, заявив, что они слишком худородны для дочери императора и правнучки бога Инту, и по обычаю предков отдала свою руку и сердце родственнику, молодому человеку из знатного инкского рода.

Вскоре мать принцессы умерла, а молодожены отправились в Испанию, где были приняты при дворе.

Они прожили некоторое время в Мадриде, где у них родилась дочь, которую они назвали Марией.

Прошло еще некоторое время, и в Перу началось восстание индейцев, во главе которого встал потомок инкского рода, который принял имя Тупак Амару Второй.

Узнав об этом восстании, дочь последнего императора со своей семьей спешно отправилась на родину.

Тем временем восстание набирало силу. В ряды восставших вливались многие тысячи индейцев – инки и моче, чунко и уари, чиму и аймаро, наска и горные племена чачапояс. Все, кто был недоволен испанским владычеством.

Слова отца Линарди подтвердились: имя последнего императора инков стало знаменем восставших, от жестокости которых содрогнулась вся страна. Индейцы захватывали деревни и поместья, селения и монастыри. Они реквизировали земли испанцев, казнили помещиков и священников.

Восставшие были многочисленны, однако у них не было денег, а значит – не было оружия.

И тут в Перу прибыла дочь Тупака Амару.

Соблюдая осторожность, она не встречалась открыто с предводителями восставших, однако по ночам ее дом в Куско посещали их тайные посланцы. И после этих посещений у повстанцев появилось золото, на которое они покупали оружие, лошадей и припасы.

Восстание набирало новую силу.

Тупак Амару Второй со своими воинами приближался к столице. В его войске было уже больше шестидесяти тысяч человек. Вскоре он нанес испанской армии тяжелое поражение при селении Сангарара, недалеко от Куско. Казалось, еще несколько дней – и мятежные индейцы войдут в столицу.

Испанцы и богатые креолы в страхе запирались в своих домах. Никто не ждал пощады от мятежников.

И только донья Катарина, дочь последнего императора, сидела на балконе своего дома в черном платье и черной кружевной мантилье, величественная и безмолвная, как каменное изваяние, не сводя взгляда с городских ворот, как будто ждала, когда они раскроются под ударами индейских воинов.

Однако из Испании подоспели подкрепления, вице-король сумел организовать оборону Куско, встретил индейскую армию огнем пушек и обратил вспять, а затем дал мятежникам сражение близ горного селения Чекакупе.

Индейцы сражались беззаветно, раз за разом шли в атаку с именем Тупака Амару, но были разбиты. Большая часть повстанцев погибла, остальных взяли в плен, в том числе Тупака Амару Второго.

Пленников привели в цепях в Куско. Всех их казнили на городской площади.

Как и в день казни Тупака Амару Первого, в день казни мятежников в Куско стеклись неисчислимые толпы индейцев.

Вождя восстания привязали к четырем необъезженным лошадям и погнали их на четыре стороны света, разорвав тело мятежника на четыре части.

Правда, в толпе индейцев говорили, что каждая из четырех частей его тела попадет в одну из четырех провинций империи инков, где из нее прорастут семена нового восстания.

Донья Катарина так и не покинула своего дома. Оттуда, с балкона, она следила за казнью мятежников, и ни один мускул на ее смуглом лице не шевельнулся.

На следующий день в ее дом пришел иезуит в сопровождении четырех вооруженных людей.

Принцесса не хотела принимать его, но иезуит приказал передать ей, что имеет распоряжение вице-короля арестовать женщину и всю ее семью, если она откажется от встречи.

Донья Катарина приняла иезуита в прохладном патио. Она предложила священнику стакан оранжада, но он отказался и прямо перешел к разговору.

– Мы знаем, что вы помогали восставшим индейцам деньгами, – заявил он без предисловий.

– Что вы говорите? – переспросила женщина насмешливо. – Чем я могла помочь этим несчастным, если я не знаю даже, чем заплатить своим собственным слугам? Вам отлично известно, святой отец, что я вовсе не богата. Если хотите, обыщите мой дом. Если вам что-то удастся найти – я согласна поделить это с вами пополам, и я буду вам очень благодарна: найдя в моем доме деньги, вы оказали бы мне большую услугу. Однако боюсь, что ни вы, ни я не разбогатеем…

– Вы прекрасно знаете, ваша светлость, о чем я говорю. Я говорю о золоте вашего отца, о золоте инков.

– Ах, святой отец, если бы хоть сотая часть слухов об этом золоте была правдой! Увы, это всего лишь сказки для маленьких испанских детей!

– Должен признаться, ваша светлость, что прежде и я думал так же. Я докладывал своему начальству в Риме, что золото Тупака Амару, скорее всего, бесследно исчезло во время той войны. Во всяком случае, я был уверен, что вам ничего о нем неизвестно. Однако мне донесли, что вы давали деньги вождям последнего мятежа. Большие деньги. Откуда они у вас? Ведь, как вы справедливо заметили, вы бедны. Все, что у вас есть, – плоды щедрости Его Величества испанского короля.

– Ваши доносчики обманули вас! – холодно ответила принцесса. – Мне ничего не известно о золоте инков.

– Что ж, в таком случае у меня есть недвусмысленное распоряжение забрать вашу дочь Марию и поместить ее на воспитание в один из католических монастырей. Вице-король считает это необходимым, да и руководство моего ордена держится того же мнения. Ваша дочь – потомок императора инков, и она может быть причиной нового восстания…

– Вот как? – Принцесса встала, взглянув на иезуита сверху вниз. – Я позволила вам обыскать свой дом. Повторяю еще раз: можете перевернуть его вверх дном, заглянуть под каждую кровать, но вы не найдете в нем ни денег, ни девочки.

Иезуит вскочил, лицо его побагровело.

– Как – нет девочки? – воскликнул он неожиданно высоким голосом. – Куда вы ее дели?

– Туда, где ваши руки до нее не дотянутся! – И с этими словами инкская принцесса удалилась в свои покои.

Иезуит взял себя в руки.

Он приказал тщательно обыскать дом от чердака до подвала, но, как и говорила донья Катарина, они не нашли ни денег, ни девочки.

За месяц до этого донья Катарина тайно отослала свою дочь с доверенным слугой в Испанию, где в поместье под Саламанкой жила ее престарелая родственница, двоюродная сестра последнего императора Тупака Амару.

В доме пожилой инкской дамы юная принцесса Мария прожила до совершеннолетия. Инкская аристократка пользовалась покровительством вдовствующей испанской королевы, поэтому в ее семье девочка могла не опасаться преследования иезуитов.

Пришло для нее время замужества. Юную принцессу больше нельзя было держать в провинциальной глуши.

Престарелая тетка привезла ее ко двору.

Юная инкская принцесса произвела там фурор, как какое-нибудь экзотическое животное. На нее приходили посмотреть как на какую-то диковину, но мало кто из испанских грандов видел в ней достойную партию для своего сына. Только один человек, молодой аристократ из далекой страны, расположенной на самом восточном краю католической Европы, – польский барон Тадеуш Хорват увидел подлинную красоту Марии.

Его не остановило то обстоятельство, что за девушкой не было ни замков и поместий, ни влиятельной придворной родни. Он пришел к ее тетке свататься, и на резонный вопрос ответил, что полюбил Марию с первого взгляда, и им движет только это чувство.

Старая тетка, по семейной традиции, хотела выдать племянницу за кого-нибудь из родственников, но подходящей партии среди знатных инков не нашлось, а любовь красивого поляка нашла отклик в сердце принцессы.

Свадьба была очень скромной, хотя вдовствующая королева Испании, принимавшая участие в судьбе девушки, сделала молодым богатый свадебный подарок: старинные жемчуга и десять тысяч песо в звонкой монете.

Перед свадьбой тетка невесты пригласила польского дворянина в свою личную часовню, где предупредила его, что род его невесты хотя и очень знатный, но несчастливый. Мария – прямая наследница последнего императора инков, поэтому есть силы, которые угрожают ей и ее близким; кроме того, многие считают, что Мария унаследовала от матери тайну золота инков. Поэтому польский господин должен быть осторожен, если хочет прожить с молодой женой долгую и счастливую жизнь.

Проведя некоторое время в доме тетки, молодые собрались в дальнюю дорогу – на родину пана Хорвата, в его замок.

Путь их лежал морем через Венецию.

Уже на корабле пан Хорват заметил, что за его молодой женой следит какой-то подозрительный священник. В море все пассажиры были на виду, и этот священник не шел далее простой слежки, однако барон вспомнил теткино предупреждение и решил принять меры, дабы обеспечить безопасность своей молодой жены.

Прежде чем сойти на берег в Венеции, он переодел Марию в платье служанки, служанку же нарядил в костюм госпожи.

В то время в Венеции был карнавал, все горожане и приезжие носили маски, что весьма помогло задуманному.

Принятые предосторожности оказались не лишними: поздним вечером на путешественников напал наемный убийца. Приняв служанку за принцессу, он заколол несчастную девушку, которая своей жизнью заплатила за жизнь госпожи.

Убийца не узнал о своей ошибке, и молодые сумели благополучно покинуть Венецию и вскоре добрались до наследственного замка барона Хорвата.

Мало найдется людей на земном шаре, способных голыми руками остановить железнодорожный вагон, груженный чугунными болванками. Или встать на пути стада обезумевших бизонов.

Разумеется, в жизни бывает всякое, и резервы человеческого организма неисчерпаемы. Известен случай в Японии, когда хрупкая молодая мать подняла трехтонный грузовик, потому что под колесом лежал ее полугодовалый ребенок.

Но все же исключения только подтверждают правило.

Энергии Дарьи Шаповаловой мог бы позавидовать самый мощный генератор. Дашка была общительна, приветлива, в любом месте, в любой компании мгновенно обрастала друзьями и в любое время готова была прийти человеку на помощь.

Ее любили все: мужчины – за то, что всегда готова была поддержать в трудную минуту, женщины – за то, что Дашка прямая и надежная, подруги спокойно доверяли ей своих мужей, отправляясь, к примеру, в командировку или в отпуск, – все знали, что Дашка чужого никогда не тронет да еще и проследит, чтобы не тронули другие.

Ее неиссякаемая положительная энергия привлекала к ней и мужчин. Несмотря на Дашкины устрашающие габариты, встречались индивидуумы, которые находили ее привлекательной. А один даже всерьез предложил связать с ним свою жизнь (не император Мабутка, другой, серьезный…).

Кстати, тогда его серьезность Дашку и оттолкнула, вернее, заставила призадуматься. Да тут еще приехала его мама… Ну, с мамой-то никаких проблем не возникло, через два часа они с Дашкой стали неразлучными подругами и до сих пор обмениваются поздравительными открытками на все праздники. Но ее слишком серьезный и положительный сын заставил Дашу помедлить с согласием. Это решило дело. Ибо все свои жизненно важные решения Дарья Шаповалова принимала спонтанно. Вот сейчас пришла ей в голову какая-нибудь совершенно неудобоваримая идея, а через час Дашка ее уже осуществила. Потому что если промедлить хотя бы полдня, то в голову придет еще одна не менее замечательная идея и затмит собой первую. А там еще одна и так далее…

Главной чертой в характере Дарьи Шаповаловой была склонность к авантюрам. В ее голову постоянно приходили идеи – одна увлекательнее другой, Дашка пыталась их осуществить по мере сил. А уж если идею, на свою беду, подавал ей кто-то другой, Дашка мгновенно загоралась как спичка. Отговорить ее было невозможно (см. выше, про вагон с болванками и стадо бешеных бизонов).

Так и на этот раз старинный бронзовый компас не давал Дашке покоя. Она заметила в группе профессора, которому за его странное поведение дала кличку Тайный Агент, она буквально силой выпихнула Алю на следующий день после убийства обратно в замок. И там они нашли компас.

Она хитростью провезла компас через границу, затем счастливый случай послал им Петю, большого умницу, несмотря на то что до безумия боится собственной тещи.

И вот, когда появилась возможность отыскать сокровища, спрятанные в незапамятные времена в старом польском замке, эта тетеха и размазня Алька дала задний ход! Что за причина – шеф на работе не отпустит! Да попробовали бы ее, Дарью, не отпустить!

Не родился еще на земле такой человек, который сумел бы остановить Дарью Шаповалову, если она этого не хочет!

Дашка заперла за Алей дверь, выволокла Петюню из-под ванны и на следующий день развила бешеную деятельность. Виза у нее была, билет на самолет она достала без труда, правда, пришлось здорово переплатить. Ну, все равно у нее было отложено на отпуск, теперь можно не ехать – с Мабуткой в Каннах побывала, впечатлений на весь год набралась.

Самолет вылетал ранним утром, от Варшавы до городка, где была их гостиница, Даша добралась к полудню. Портье узнал ее и дал недорогой номер под самой крышей, на бывшем чердаке. Даша бросила вещи, переобулась в кроссовки и выскочила из гостиницы навстречу очередным приключениям.

Ее довез до замка тот же самый усатый крестьянин, что и прошлый раз. Узнав Дашу, он очень оживился, охотно согласился ее подвезти, но замуж уже не звал.

И на этот раз она сама слезла с телеги за полкилометра до замка, чтобы снова не столкнуться с ревнивой супругой возницы и не вызвать в его семье очередного скандала.

Добравшись до замка, Даша направилась прямым ходом в небольшое кафе, которое размещалось в замковом дворе.

Здесь она надеялась с возможным комфортом дождаться закрытия музея, чтобы приступить к поискам.

Симпатичная официантка принесла меню. Даша заказала знаменитые краковские баранки и каву со сметанкой, то есть кофе со сливками.

Баранки подали горячими, кофе был сварен отлично, сливки можно было резать ножом, и Даша быстро пришла в хорошее настроение.

Впрочем, это было ее обычное состояние.

Кроме нее, в кафе сидели толстый краснощекий немец, который пил светлое пиво, поглядывая на официантку, и большая польская семья с детьми, бабушкой и собакой.

Вскоре поляки удалились, затем ушел немец, грустно взглянув на официантку и вздохнув.

Последняя группа туристов вышла из замка, уныло обсуждая средневековую архитектуру, разместилась в автобусе и уехала. Вслед за туристами на высокое крыльцо вышел знакомый экскурсовод. Он закрыл тяжелые двери и запер их на два поворота огромным старинным ключом.

Официантка ничего не говорила, но потихоньку прибирала свое заведение, то и дело взглядывая на засидевшуюся клиентку.

Наконец Даша поднялась из-за стола, положила деньги и направилась к выходу.

Как только густые кусты жасмина скрыли от нее кафе, Даша свернула на неприметную тропинку, огибавшую замок и подходившую к тому выходу, который соединялся с нижней галереей – с той самой, о которой в прошлый приезд предупреждал их с Алей простуженный экскурсовод.

Вход был перегорожен цепочкой, на которой висела строгая предупреждающая надпись. Оглядевшись по сторонам, Даша поднырнула под цепочку, проскользнула в темный проем и углубилась в сводчатый коридор, уходивший в глубину замка.

В коридоре было сыро, темно и холодно, так что Даша пожалела, что не надела теплый свитер. Кроме того, каменные своды выглядели очень ненадежно и каждую секунду грозили обрушиться на голову легкомысленной путешественницы.

Скоро, однако, она дошла до каменных ступеней, которые вели наверх, в парадные помещения замка.

Даша поднялась по лестнице и вздохнула с облегчением: она оказалась в Гербовом зале. Здесь было теплее, безопаснее, а главное – гораздо светлее: зал освещался яркими лучами заходящего солнца, проникающими сквозь цветные стекла стрельчатых готических окон.

Здесь Даша сделала остановку.

Она достала из сумки план, который отпечатал для нее Петя, и нашла на нем Гербовый зал и ту арку, где, если верить подсказке старинного компаса, было спрятано какое-то сокровище.

Судя по плану, ей нужно было пройти в дальний конец зала, снова спуститься по лестнице, пройти по короткому коридору, затем подняться на два лестничных марша и выбраться через каменный проем на балкон, нависающий над крепостным рвом.

Даша мысленно повторила маршрут, спрятала план и отправилась вперед.

В дальнем конце Гербового зала действительно оказалась ведущая вниз лестница, но когда Даша спустилась по ней и прошла несколько метров по коридору, перед ней оказалась глухая каменная стена.

Она снова достала план и сверилась с ним.

Все точно, по плану здесь должна быть лестница.

Даша помянула недобрым словом Петю, но потом подумала, что он ни в чем не виноват. Видимо, за прошедшие столетия в замке делали перестройку и проход заложили камнем.

Она еще раз внимательно изучила план и обнаружила еще одну лестницу в глубине стены, которая могла привести ее к цели.

Вернувшись в Гербовый зал, Даша нашла нужный коридор, прошла по нему десяток шагов и увидела неприметную низенькую дверку.

К счастью, она оказалась не заперта.

Даша толкнула ее и оказалась на крутой винтовой лестнице, которая шла вниз к замковым подвалам и вверх, к круглой башне – донжону, – возвышавшейся над замком.

Пыхтя и останавливаясь через каждые пять шагов, Даша поднялась по крутой лестнице на два витка и выбралась в коридор верхнего этажа.

Это был даже не коридор, а очень узкая галерея, которая шла вдоль стены замка. По левую сторону через каждые несколько шагов в стене галереи были круглые бойницы, через которые защитники замка когда-то, должно быть, отстреливались от врагов.

Даша снова сверилась с планом. Если верить ему, она должна была пройти по этой галерее метров тридцать, после чего будет тот самый каменный балкончик, над которым нависает арка с тайником.

Каменный пол галереи был выщерблен, освещалась она только через бойницы, поэтому Даша шла вперед очень медленно, спотыкаясь и останавливаясь на каждом шагу.

Вдруг впереди нее раздался оглушительный шум, и мимо Даши что-то пролетело, задев ее лицо. Даша шарахнулась назад от неожиданности, споткнулась и едва удержалась на ногах. Придя в себя и переведя дыхание, она сообразила, что спугнула пару голубей, которые свили гнездо в одной из бойниц.

В душе посмеявшись над собственным испугом, она продолжила путь и через несколько минут оказалась перед проемом в стене, который выходил на каменный балкон.

Даша с трудом протиснулась в этот проем и оказалась на крошечном выступе, нависающем над пустотой.

Когда-то это был аккуратный каменный балкончик, обрамленный высокой резной балюстрадой. Должно быть, триста или четыреста лет назад знатная обитательница замка выходила сюда, чтобы полюбоваться раскинувшейся внизу цветущей речной долиной или послушать соловьев благоухающей майской ночью. Но с тех пор каменная ограда развалилась, от его основания откололось несколько блоков, так что теперь это была ничем не огражденная узкая каменная площадка с неровными краями, прилепившаяся к стене, как ласточкино гнездо. Под ногами у Даши было метров тридцать пустоты, а дальше – каменистый склон, круто спускающийся к реке.

Даша ахнула и попятилась: она боялась высоты, даже если реально ей ничего не угрожало, а здесь ее действительно поджидала серьезная опасность. Стоило поскользнуться или оступиться, как тогда, когда ее напугали голуби, и она полетела бы на острые камни…

Однако только отсюда, именно с этого балкончика, она могла увидеть ту самую арку, на которую указывал старинный компас, именно с него могла проникнуть в захватывающую средневековую тайну.

В Дашиной душе боролись два одинаково сильных чувства: страх высоты и тяга к приключениям, стремление разгадать загадку, загаданную временем.

И, как всегда случалось с Дашей, победил авантюрный склад.

Облизав пересохшие губы, она снова сделала маленький шажок вперед, на каменный выступ. Голова кружилась от страха, сердце стучало, на лбу выступила испарина, но Даша взяла себя в руки, вцепилась в углубление стены и осторожно повернулась спиной к пропасти.

Так было еще страшнее: она не видела разверзшуюся за спиной пустоту, но чувствовала ее всей кожей. Волосы на затылке шевелились от страха, но она запрокинула голову и вгляделась в каменную арку, которая теперь находилась прямо над ней.

– Ну, вот она, эта арка, – проговорила Даша вслух. – И что теперь?

Она ужасно жалела, что рядом с ней нет Али: подруга не только поддерживала ее своим присутствием, вдвоем они гораздо успешнее решали возникавшие по ходу дела задачи, подключая коллективный разум, как муравьи или пчелы.

Теперь приходилось полагаться только на себя.

Глубоко вдохнув, Даша разжала руки, отпустила стену и снова вытащила из сумки Петин план.

Вот место, помеченное красным крестом. Именно здесь она сейчас находится. На плане арка находится на пересечении линий А и С. В этом же месте Петиной рукой были выписаны первые буквы латинских названий созвездий – A, R, C, U, S… потом, после небольшого пробела, – снова A, C… и еще дальше, чуть отступя, – V, первая буква латинского названия созвездия Девы…

Ну да, первые пять букв – это слово arcus, арка по-латыни. Две следующие буквы – это координаты места на плане замка. Но последняя буква осталась для них загадкой.

Если они и тогда не смогли понять, что она значит – втроем, в уюте и комфорте Дашиной квартиры, то как сможет она одна решить эту загадку, стоя на страшной высоте, спиной к пропасти?

Даша снова запрокинула голову, вгляделась в арку…

И не поверила своим глазам.

В самой верхней части этой арки каменные плиты, соединяясь, образовывали отчетливую латинскую букву V.

Понятно, что они не смогли разгадать эту загадку там, в Петербурге.

Для того чтобы ее разгадать, нужно было оказаться именно здесь, в этом замке, на этом крошечном каменном выступе!

Значит, Петя был совершенно прав: изображенные на компасе созвездия были ключом к тайнику. Первые пять обозначали арку, следующие два – ее координаты, и последняя отмечала местоположение тайника…

Даша потянулась к каменной букве… но не достала до нее: ей не хватило роста.

Она чуть не заплакала от обиды: добраться в такую даль, вскарабкаться на верхотуру, преодолеть собственный страх, разгадать средневековую загадку – и не дотянуться на каких-нибудь десять сантиметров!

Нет, она не отступит! Слишком много сил уже потрачено, чтобы признать поражение!

Даша опустила глаза, заглянула в галерею, по которой только что прошла, и увидела квадратный каменный блок, отделившийся от облицовки пола.

Наклонившись, она подтащила к себе этот булыжник, установила его прямо под аркой и встала на него.

Теперь ей стало еще страшнее – ее положение было очень неустойчивым, от любого неверного движения она могла сорваться в пропасть…

Но зато теперь она могла дотянуться до стыка каменных блоков, до каменной буквы, отмечающей тайник!

Даша нащупала эту букву, нажала на нее сколько хватало сил…

И ничего не произошло.

Должно быть, за прошедшие века механизм тайника заржавел, и чтобы открыть его, требовалась нечеловеческая сила. Или, по крайней мере, не женская.

А может быть, все обстоит еще проще: никакого тайника нет и никогда не было, и все рассуждения, которые привели Дашу в далекий уголок Европы, на полуобвалившийся каменный балкон, – просто беспочвенные фантазии…

Даша стояла в опасном и неудобном положении, подняв руки над головой, и тяжело вздыхала, мучительно осознавая собственную глупость и легкомыслие.

Ну когда наконец она повзрослеет? Когда поймет, что нельзя нестись черт знает куда в погоне за призраками и миражами?

Вот ведь Аля никуда не поехала, потому что поняла: работа, личная жизнь, скучные ежедневные заботы – это реально, серьезно, а средневековые замки и тайники – пустые мечты, которыми можно заниматься только в свободное время, только в отпуске, да и отпуск лучше проводить на берегу теплого моря…

Никогда еще Дарья Шаповалова не позволяла себе так распускаться. Но уж очень в неудобном положении она сейчас находилась. Под ногами – пропасть, перед глазами – каменная стена, в перспективе – труднейший спуск вниз и возможная встреча с охраной. Да еще сырость, холод и наступающая темнота. Здесь вам не Петербург, ночи темные!

Что ж, и у великих людей бывают минуты слабости…

Даша хотела уже слезть с каменного постамента и отправиться в гостиницу, как вдруг…

Вдруг рядом с ней снова оглушительно захлопали крылья, и возле самого ее лица пролетел потревоженный голубь. Даша вскрикнула, дернулась от неожиданности, нога соскользнула с каменной подставки, она потеряла равновесие и, чтобы не сорваться в пропасть, что было сил вцепилась в каменную букву.

Под Дашиным немалым весом плита, за которую она держалась, пришла в движение и отодвинулась вниз, открыв в верхней части арки небольшую, но глубокую нишу.

Держась за край ниши, Даша восстановила равновесие, перевела дыхание и почувствовала себя увереннее.

И только тут до нее дошло, что она добилась своего: сумела отыскать и открыть тайник!

Приподнявшись на цыпочки, она вытянула руку насколько могла и пошарила в каменном углублении.

Она затаила дыхание и зажмурила глаза в предвкушении, как ребенок, разворачивающий сверток с новогодним подарком.

Даша и сама не знала, что надеялась там найти.

Шкатулку с драгоценностями?

Золотую корону древних королей?

Реликвию вроде таинственного Святого Грааля?

Однако ее рука нащупала что-то совсем другое.

Даша не могла поверить своим ощущениям.

Такого просто не могло быть.

Она ухватила этот предмет, подтащила его к краю ниши, вытащила оттуда…

Удивлению ее не было предела.

В ее руке был довольно большой полиэтиленовый пакет, плотно набитый белым порошком.

Разумеется, ей не приходилось видеть такого в реальной жизни, но в телевизионных сериалах, криминальных новостях и боевиках такие пакеты показывают очень часто, так что теперь любая домохозяйка или продвинутый первоклассник отлично знают, что это такое.

В средневековом тайнике вместо старинных драгоценностей или священной реликвии хранился пакет с наркотиками.

– Что за черт? – проговорила Даша вслух, разглядывая пакет.

– Зря вы, пани, сюда забрались! – раздался совсем рядом гнусавый, простуженный голос. – Написано же – посторонним вход воспрещен! Это же как раз для вас…

Даша вскрикнула и едва не сорвалась с балкона, но сильная мужская рука ухватила ее за локоть.

Рядом с ней, в проеме каменной арки, стоял вечно простуженный экскурсовод.

– Я… я заблудилась… – пролепетала Даша. – Искала выход, а попала сюда…

– Дайте-ка это мне, а то еще уроните… – проговорил экскурсовод и забрал у Даши пакет. – Ах, пани, вы меня так расстроили! – С этими словами он потянул ее в глубь арки, в опоясывающую замок галерею. – Ну зачем, зачем вы суете нос не в свои дела?

– Но я же заблудилась… – повторила Даша, прекрасно понимая, что это звучит неубедительно.

– Идите вперед, пани! – приказал экскурсовод и подтолкнул ее вперед по галерее. – Идите, мы подумаем, что с вами делать.

– Меня будут искать! – торопливо заявила Даша, вспомнив какой-то детектив. – Подруга знает, куда я пошла!..

– Двигайтесь, двигайтесь, пани! – поторопил ее мужчина.

Она шла вперед, вздыхая и кляня себя на чем свет стоит за неумеренную тягу к приключениям. Пол был разбитый и выщербленный, она то и дело спотыкалась.

Наконец впереди показалась приоткрытая дверь.

– Сюда, пани… – приказал экскурсовод.

Даша толкнула дверь, шагнула вперед…

И тут же на ее голову обрушился удар, в глазах потемнело, и авантюристка Дарья Шаповалова потеряла сознание.

– Вы слышали новость? – Графиня Млынская выплыла навстречу гостю, старому пану Игнатию Пшеславскому, владельцу огромного поместья, граничившего с ее землями.

– О чем вы, графиня? – Пшеславский поцеловал надушенную руку графини, неторопливо прошел с нею в глубину гостиной и опустился в глубокое кресло.

– О нашем соседе, пане Тадеуше! – проговорила графиня голосом заговорщицы и села на банкетку рядом с соседом. – Об этом насмешнике!

– Вы говорите о пане Тадеуше Хорвате? – К хозяйке дома подошла маленькая полная дама, пани Залевская, мать четырех дочерей на выданье, до крайней степени озабоченная их замужеством.

– Да, о нем, милая Катаржина! – Графиня скользнула по лицу Залевской слегка пренебрежительным взглядом, в котором читалось – я-то знаю, а вот ты, милочка, еще ничего не слышала! И не услышишь, пока я не соблаговолю!

Она повернулась к Пшеславскому, но тот прикрыл глаза с видом вежливого внимания, а сам наверняка задремал.

– Что такое с паном Тадеушем? – спросила Залевская с придыханием, выдающим ее чрезвычайный интерес к предмету разговора.

– Так вы тоже ничего не знаете?! – Хозяйка удивленно подняла брови, нарочно дразня Залевскую.

– Откуда же? Я слышала только, что он недавно вернулся из дальних краев… говорят, был в Испании и даже еще дальше – в заморских владениях испанского короля!

– Все так, милая Катаржина! – Графиня слегка кивнула появившейся в дверях старушке, небогатой помещице, приглашенной на сегодняшний вечер из милости и по привычке. – Все так, пан Тадеуш уезжал на край света и недавно вернулся. Не один…

– Не один?! – переспросила Залевская, и лицо ее от волнения покрылось красными пятнами. – Что вы хотите сказать, любезная графиня?

Графиня снова взглянула на старого Пшеславского. Тот чуть слышно всхрапнул, тут же проснулся и пробормотал невпопад:

– Да, несомненно, новая арабская лошадь пана полковника еще не объезжена как следует…

Перехватив недовольный взгляд хозяйки, он открыл золотую табакерку с портретом короля на крышке, протянул ее дамам и проговорил тоном радушного хозяина:

– Угощайтесь, дамы! Отменный табачок…

– Не знаю, дорогой сосед, что вы находите в этой новой моде! – фыркнула графиня, однако взяла щепотку. – Молодежь падка на всякие новинки, а мы-то с вами люди солидные…

– Уверяю вас, графиня, вы, как прежде, молоды и прекрасны! – заверил хозяйку галантный старик. – А скоро ли будут подавать ужин?

– В восьмом часу. – Графиня взглянула на двери, словно кого-то ожидая.

– Но все же, любезная графиня, – напомнила о себе Залевская. – Вы сказали, что пан Тадеуш вернулся из своего путешествия не один. Что вы имели в виду?

– О чем вы, милая Катаржина? – Графиня сделала вид, что забыла о предмете разговора, чтобы еще немного помучить собеседницу. – Ах да! О пане Тадеуше! Ну как же, он привез с собою молодую жену!

– Жену?! – Залевская ахнула и с силой сложила черный испанский веер, так что ручка его сломалась. Она откинулась на спинку кресла, углы ее рта опустились. – Но как же… ведь он ухаживал за моей Басей…

– Вот так, дорогая! – Графиня взглянула на соседку с высокомерным сочувствием. – Вы же знаете этих мужчин! Не примите это на свой счет, ясновельможный пан Игнатий, – она повернулась к Пшеславскому. – Я говорю о молодых мужчинах, о новом поколении…

Пшеславский уже снова дремал, делая вид, что внимательно слушает.

– Как же так! – не унималась Залевская. – Ведь я считала, что дело уже почти слажено…

– Что поделаешь, дорогая! – Графиня снова взглянула на дверь. – Молодые мужчины… они так ветрены!

– А что эта его жена, – Залевская придвинулась ближе к хозяйке, понизила голос. – Она богата? Он взял за ней хорошее приданое?

– Не скажу вам точно, дорогая… впрочем, думаю, что пан Тадеуш не так глуп, чтобы взять бесприданницу.

– Но она, должно быть, иностранка?

– Да, в этом можете не сомневаться! Она совершенная иностранка, кажется, даже не испанка.

– Но хоть католичка? – В глазах Залевской блеснул испуг. – И дворянка, я надеюсь?

– Католичка, можете не сомневаться! Пан Тадеуш добрый католик, он ни в коем случае не женился бы на еретичке. А насчет ее происхождения… я слышала, что она очень знатного рода, кажется, даже королевского. А впрочем, сейчас вы сами ее увидите… – И графиня повернулась к дверям, окончательно утратив всякий интерес к своей собеседнице.

– Пан Тадеуш Хорват с супругой! – провозгласил дворецкий и широко распахнул двери.

На пороге гостиной появился высокий, очень загорелый мужчина лет тридцати в лиловом, шитом серебром камзоле. На руку его опиралась юная женщина в платье из серебристой парчи. Черные волосы ее были уложены высокой короной и украшены небольшим алмазным венцом. Лицо ее, очень смуглое, было красиво необычной, экзотической красотой. Оно казалось совершенно неподвижным, словно это было не живое человеческое лицо, а маска загадочного древнего божества. Глаза супруги пана Тадеуша сверкали, как два влажных изумруда, на высоких скулах играл темный румянец.

Пан Тадеуш подошел к графине, с поклоном поцеловал ее руку и проговорил:

– Позвольте представить вам мою жену Марию.

Смуглая дама слегка присела, скромно опустив глаза.

Пани Залевская смотрела на нее с испугом, она вжалась в спинку кресла и перебирала обломки своего веера.

– Много о вас слышала! – Графиня слегка привстала, милостиво взглянув на гостью. – Рада видеть вас в своем доме! Конечно, у нас провинция, но я надеюсь, что вам понравится традиционное польское гостеприимство.

– Что, уже подают ужин? – пробормотал пан Пшеславский, удивленно открыв глаза.

– Не беспокойтесь, дорогой сосед, когда будут подавать, я вас разбужу! – заверила его графиня.

Молодые супруги поклонились графине и пошли представляться остальным гостям.

Графиня, проводив их взглядом, позвала молодого аббата Комаровского, который явно скучал, беседуя с небогатой пожилой помещицей, которую пани Млынская приглашала к себе исключительно из милости.

– Дорогой аббат! – проговорила хозяйка, когда тот с поклоном приблизился к ней. – Вы ведь всегда в курсе всего, что происходит в нашем захолустье!

– Ваше сиятельство слишком добры ко мне! – Красивый аббат приложился к руке графини, опустив длинные ресницы.

– Что вы, голубчик, как к святым мощам прикладываетесь! – усмехнулась графиня. – Я пока что жива! Расскажите лучше любопытной старухе, что вы знаете про молодую пани Хорват?

– Про супругу пана Тадеуша? – переспросил аббат, немного смутившись.

– Ну да, ну да! – Графиня указала ему место на банкетке рядом с собой. – Вы же знаете, старики ужасно любопытны!

– Позвольте возразить, сиятельная пани, – вы вовсе не стары… – запротестовал Комаровский.

– Полно, полно!.. – перебила его графиня. – Не утруждайте себя комплиментами, они на меня уже не действуют. Ответьте лучше на мой вопрос – что вы знаете о молодой пани Хорват?

– Ах, дорогая пани! – Аббат закатил глаза. – Вы ведь знаете, католическая церковь не одобряет сплетни и пустословие!

– Вы сейчас не в приемной своего епископа! – оборвала его Млынская. – Не мучайте старуху, расскажите, что вам известно!

Она невольно нашла взглядом молодую жену пана Тадеуша.

Та скромно сидела в уголке гостиной и что-то вышивала, достав из бархатного мешочка рукоделье.

– Правду ли говорят, что она из очень знатной семьи? По ней не скажешь: рукодельничает, как простая крестьянка!

– Нет, дорогая графиня, пани Мария отнюдь не крестьянка! – возразил хозяйке аббат. Он тут же замолчал, прикусив губу, но Млынская хитро взглянула на аббата:

– Ну, друг мой, раз уж сказали «А», говорите «Б»! Вы все же знаете – так рассказывайте, рассказывайте сей же час, коли не хотите, чтобы я на вас обиделась!

– Как можно, – смущенно проговорил аббат. – Не смею возражать вам, ясновельможная пани графиня… да, госпожа Хорват происходит из очень знатной семьи. Дед ее был владыкой огромной империи в Новом Свете…

– Это в Америке, что ли? – переспросила графиня. – Бог мой, надо же забраться в такую даль!

– В Южной Америке, – подтвердил аббат. – Ее дед был последним императором инков. Испанцы казнили его, но дочь императора, бабка пани Марии, переехала в Испанию, была представлена ко двору и вместе с несколькими знатными инками попала в число самых родовитых испанских семей. Не буду утруждать вас, любезная графиня, сложностями ее семейной хроники, скажу только, что пани Мария выросла в Испании, на своей новой родине, и получила хорошее воспитание у сестер кармелиток. Ее увидел ясновельможный пан Тадеуш и попросил ее руки.

– Хорошее воспитание, говорите? – повторила графиня и снова взглянула на смуглую женщину. – Отчего же она занимается шитьем, как простолюдинка? Не зазорно ли это для женщины из хорошей семьи?

– Отнюдь, – аббат улыбнулся одними губами. – Вы не поверите, дорогая графиня, но дамы из знатных инкских семей привили моду на рукоделье испанскому двору. С их легкой руки испанские герцогини и родственницы короля вышивают и плетут кружева в присутствии высочайших особ! Ничуть не удивлюсь, если через несколько лет эта мода дойдет и до наших краев!

– Да что вы говорите? – Графиня приподнялась, внимательно разглядывая рукоделье молодой дамы. – Надо же, вышивает не хуже моих златошвеек… что ж, в этой моде есть хоть какая-то видимая польза! – Она ненадолго задумалась, а потом, понизив голос, спросила: – А скажите, любезный аббат, взял ли пан Тадеуш за своей женой какое-то приданое, помимо ее знатного происхождения?

– Не могу вам точно сказать, – аббат тоже понизил голос и немного придвинулся к графине. – Кажется, большого приданого за ней не было, но поговаривают, что дед ее был сказочно богат, богаче любого из нынешних государей Европы.

– Ну, друг мой! – Графиня небрежно махнула рукой. – Ежели бы можно было вернуть прежние богатства, я бы, может, тоже владела половиной Польши… ну, это я так, к слову. Наверняка все богатства ее предков давно уже в сокровищнице испанского короля!

Несмотря на небрежный тон, глаза ее заинтересованно блестели, и она смотрела на аббата, явно ожидая продолжения.

– Вы правы, ясновельможная пани! Конечно, прошлых богатств не вернешь, однако все не так просто. Когда испанцы казнили ее предка, они не нашли и десятой части его богатств. Все золото инков бесследно исчезло, и поговаривают, что наша милая пани Мария может знать тайну этих сокровищ…

– Вот как? – Графиня пристально взглянула на аббата. – Думаю, что все это – пустые разговоры!

– Возможно и так, ясновельможная пани! – Аббат скромно опустил глаза. – Однако его преосвященство кардинал Минелли проявляет очень большой интерес к нашей пани Марии.

– Вот как? – повторила графиня.

Она, как и многие другие католики, прекрасно знала, что кардинал Минелли, один из самых влиятельных людей в Риме, глава ордена Иисуса, членов которого обычно называют иезуитами, не интересуется пустыми разговорами и беспочвенными легендами.

Аля бежала по странной местности, вокруг росли высокие деревья, глянцевые листья которых были ей удивительно знакомы. Ну да, конечно, это же фикусы, один такой рос раньше у бабушки в большой деревянной кадке. Эти фикусы были огромны, стволы у них были толстые и гладкие, как огромные слоновьи ноги. По стволам вились цепкие лианы, тоже очень знакомые.

«Я в джунглях, – поняла Аля, – это настоящий тропический лес… А может, субтропический…»

Кажется, климатические зоны проходят на уроках географии, а география, как уже говорилось, не входила в число Алиных любимых предметов.

«Отчего я бегу? – растерянно спросила саму себя Аля. – Кто меня преследует?»

И тут же поняла, кто. Из зарослей выглянула ужасающая физиономия – индеец в перьях, лицо его было раскрашено красной и белой глиной. Волосы завязаны в длинный хвост на макушке. Индеец жутко оскалился и крикнул что-то гортанным голосом.

Аля почувствовала, что сердце стремительно ухнуло вниз. Она из последних сил прибавила ходу. Но вот уже другой индеец бежит с ней параллельно и что-то громко кричит. А там еще и еще. Аля чувствует, что силы ее на исходе, сердце стучит где-то у горла, в ушах стоит звон. Перед ней внезапно возникает преграда, Аля со всей силы ударяется грудью обо что-то твердое и осознает себя на собственном диване, она резко села во сне и стукнулась о жесткую спинку.

Слава тебе, Господи, всего лишь кошмар! Она просто заснула и увидела во сне тропический лес и страшных индейцев. Нечего читать всякую дрянь!

Сердце успокаивалось, дыхание стало ровнее, однако звон в ушах не пропал. И Аля наконец сообразила, что это звонят в дверь.

Вот именно, дверной звонок заливался как ненормальный!

«Ни за что не открою», – подумала Аля, вспомнив, что было утром.

Хватит уже. Утром она была такой дурой, что распахнула дверь перед двумя бандюганами. Хорошо, что они ничего ей не сделали, а только раскрыли глаза на отвратительное поведение Федора. Но могло быть гораздо хуже, так что теперь она ученая.

Звонок заливался по-прежнему.

Аля нехотя спустила ноги с дивана. Кто это там такой нервный? Может, Федор явился извиняться? Снова станет врать, в надежде, что она, дурочка, поверит…

Тут Аля сообразила, что Федор не придет. Во-первых, он понятия не имеет, что она все знает, а во-вторых, она ему больше не нужна.

С такими мыслями Аля дошла до входной двери, благо, было недалеко. В ее крошечной квартирке все рядом!

В «глазке» отражалась жуткая перекошенная рожа.

– Чего ломитесь? – рявкнула Аля. – Я уже в милицию звонила, сейчас патруль приедет!

– Саша, открой, это я, Максим! – донеслось из-за двери.

– Максим? – удивилась Аля. – Какой еще Максим? Ох, извини!

– Саша, твой телефон выключен, я так волновался… – Было видно, как Максим за дверью нетерпеливо переступает ногами. Потом послышался голос соседки, Максим что-то отвечал ей раздраженно. Машинально Аля отметила, что такое поведение для него раньше было нехарактерно, Максим – воспитанный человек, он всегда умел разговаривать вежливо. Видно, его тоже припекло.

Аля поняла, что общения не избежать, и со вздохом отворила дверь.

– Дорогая, с тобой все в порядке? – с порога бросился к ней Максим.

– А в чем дело? – сухо спросила Аля. – Тебе показалось, что я сбрендила или выбросилась из окна?

– Нет, что ты. – Кажется, Максим впервые растерялся от ее язвительного тона.

Немудрено: раньше Аля никогда себе такого не позволяла.

– Ты не отвечала на мои звонки… – растерянно сказал Максим, – вот… я пришел… Что с тобой случилось?

– Я спала, – с досадой сказала Аля. – Ты меня разбудил.

– А почему не отвечала на звонки?

– Телефон разрядился. – Аля отвела глаза, потом рассердилась на себя и поглядела на Максима твердо.

Кажется, настал момент поговорить. Сейчас она, не выбирая особенно мягких выражений, быстренько пошлет его подальше. Ничего, перетерпит, она, Аля, больше терпела…

Но Максим перехватил у нее инициативу. Он рассмеялся и махнул рукой.

– Ну, извини, я допрашиваю тебя как ревнивый муж! Малыш, ты имеешь полное право на личную жизнь, мы в свое время обо всем договорились!

«В первый раз слышу, – подумала Аля. – Ни о чем таком мы не договаривались. Значит ли это, что он погуливал от меня на стороне? Меня призывал к честности, а сам… Впрочем, какая теперь разница…»

Она хотела было объявить Максиму о разрыве, но представила долгий, изнурительный, ничего не проясняющий разговор и помедлила. Максим начнет расспрашивать, что случилось, и понемногу вытянет из нее всю не слишком красивую историю с Федором. Да уж, этот случай характеризует Алю не слишком хорошо…

– Послушай, что тебе нужно? – внезапно спросила Аля. – Что ты обрываешь телефон? Чего ты от меня хочешь? Ты можешь хоть раз в жизни ответить честно?

– Я всегда был с тобой честен! – возмутился Максим, впрочем, он тут же смягчил свои слова улыбкой.

Улыбка получилась какая-то не такая, не то чтобы неискренняя, но слишком поверхностная, что ли.

Все же Аля знала Максима больше трех лет, и если бы не была сейчас в таком, как мама выражается, разобранном состоянии, то, несомненно, догадалась бы, что с ее любовником творится что-то не то. И остереглась бы его.

Но Аля была зла на себя, на Федора и на весь мир. И мир этот заслонили ее собственные переживания.

– Ладно, проехали, – буркнула Аля. И снова Максим промолчал, не стал делать ей замечания, что она употребляет не те слова и выражения.

– Милая! – сказал он нежно. – Я же вижу, что тебе плохо! Я хочу тебе помочь, ты ведь мне не чужая. Скажи, что я могу для тебя сделать, чем могу тебе помочь!

Аля уже перестала удивляться: за последние дни он сказал столько ласковых слов, сколько не говорил за все время знакомства!

– Так что тебе сделать? – повторил Максим.

«Жениться на мне и позволить родить ребенка, – подумала Аля. – Нет, лучше двух…»

Она не сказала этого вслух только потому, что внезапно успела сообразить: ей этого совершенно не хочется. Не хочется выходить замуж за Максима и заводить от него детей. Все, перегорело и остыло. Осталась одна горелая поляна, которая порастет через год травой…

– Но все же… малыш… – Максим подошел ближе и заглянул Але в глаза, потом тронул за руку…

– Тебе нужен компас! – перебила она его. – Извини, что сразу не догадалась. Я, знаешь ли, и раньше это подозревала, просто много чего с той поры случилось…

– Ну… ну да, – ответил Максим, – я же говорил, что обещал показать его одному очень влиятельному человеку. И… он не любит ждать…

– Что же это за человек, перед которым ты так прогибаешься? – не утерпела Аля. – Он кто – руководитель твоей докторской диссертации? Или член комиссии?

– Ну да, – согласился Максим подозрительно быстро. – Примерно так… ты угадала…

«Врет! – тотчас уверилась Аля. – Ни за что не стал бы он так стараться для тех… Впрочем, раз он врет, то и у меня развязаны руки».

– Ты зря так меня добивался, – с явственно выраженным злорадством сообщила Аля. – Дело в том, что компаса у меня теперь нет…

– И где же он?

Максим изо всех сил старался быть спокойным, но она успела за три года изучить его достаточно хорошо. И сейчас видела, что он нервничает. Причем здорово.

– Так где компас? – повторил он, и голос его дрогнул.

– Я отдала его подруге… – Глядя на то, как вытянулось его лицо, Аля поняла, что ситуация начала ее забавлять.

– Так забери! – крикнул он так, что Аля вздрогнула.

Но тут же взяла себя в руки. Что это он себе позволяет? Что они все себе позволяют, как они с ней обращаются?

Аля почувствовала, что она их всех ненавидит – и шефа с его глупыми приказами, и Федора с его ложью и вероломством, и Максима с его амбициями.

– Не смей на меня орать! – гаркнула она в ухо Максиму. – И вообще, оставь меня в покое, ты мне надоел, и я не желаю тебя больше видеть! Понятно?

Да, не таким должно было быть их расставание. Нужно было сказать спокойным голосом несколько весомых фраз, смягчив их улыбкой… Максим – не чурбан какой-нибудь, мужчина с чувствами…

Однако Алины слова не произвели на чувствительного любовника никакого впечатления, будто и не было их.

– Ладно-ладно, – нетерпеливо отмахнулся он, – давай звони своей подруге, я тебя отвезу.

– А ее нет в городе, – с самым невинным видом ответила Аля.

– Врешь! – прорычал Максим и схватил ее за руку. – Как же мне надоело твое вранье!

– Ничего не вру! – Аля вырвалась из его рук с трудом. – Сказано тебе, что Дарья взяла компас и уехала в Польшу – и отстань от меня!

– В Польшу? – растерялся Максим. – Зачем ей? Что ей там понадобилось?

– А она, понимаешь, очень увлеклась разгадыванием загадки компаса, – посмеиваясь, объяснила Аля. – Поехала тайник в замке искать…

И осеклась, увидев лицо Максима. Оно было страшно. Он побледнел до синевы, по щекам струился пот, он сжимал зубы, чтобы они не стучали.

– Что с тобой, Максим? – Алин голос снизился до шепота. – Тебе плохо? Сядь, выпей воды…

– Дура! – выдохнул он. – Господи, ну какая же ты дура! Ты понимаешь, что своим враньем подписываешь себе смертный приговор?

– Ты что несешь? – Аля отпрянула от него. – Ты как со мной разговариваешь? Сказала же – пошел вон из моей квартиры! И не приходи никогда!

И снова он ее не услышал. Он схватил сам себя за волосы и сильно дернул. Очевидно, от боли немного пришел в себя, потому что поглядел на Алю осмысленно.

– Послушай, – решительно сказал он, – ты не понимаешь, что ситуация очень серьезна. Этот компас… он… он очень важен для одного человека. Человек этот оказал мне самое высокое доверие. И… он точно знает, что компас здесь, у нас в городе.

«Точно, Дашка же не взяла его, побоялась через границу тащить! – мелькнуло у Али в голове. – Но откуда Максим знает?»

– Расскажи мне, в чем там дело с этим компасом и какое ты имеешь к нему отношение, – сухо сказала она.

– Нельзя. – Теперь голос его был почти умоляющим.

– Тогда уходи! – Аля была тверда.

– Ну… компас – это только вершина айсберга…

Тут с Максимом что-то произошло. Он поглядел на Алю скорбно и пробормотал: «Видит бог, я этого не хотел». После чего слова полились из него широким потоком, как будто прорвалась плотина. Он захлебывался и некрасиво брызгал слюной, торопливо бормоча что-то. Аля так удивилась, что не сразу поняла, о чем речь. Впрочем, немудрено.

Раньше Максим говорил гладкими округлыми фразами, речь его была правильной и богатой, он красиво играл голосом. Теперь же он заикался, мекал и бекал, не договаривал окончаний и едва ли не путал падежи. В словах его не было никакой логики, никакого смысла. Он начинал фразу и бросал ее на половине либо же продолжал предложение с середины, так что ничего нельзя было понять. Мелькали слова «инки», «святые отцы», «Тупак Амару», «Венеция», «Польша»…

В общем, речь Максима напоминала бред сумасшедшего. Он и выглядел как человек, который тяжко болен. Щеки ввалились, глаза запали и сверкали из-под нависших бровей.

– Ты поняла теперь? – внезапно спросил он, наткнувшись на Алю темным горячечным взглядом.

Она поняла только то, что он определенно нездоров. Вдруг внезапно сбрендил. От работы, что ли… А может, у них в роду были сумасшедшие, она же ничего о нем не знает, ни с родственниками он ее не знакомил, ни с друзьями…

Так или иначе, с больными нельзя спорить.

– Да, конечно, – неестественно спокойным голосом ответила Аля.

Он сразу сообразил, что она врет: не зря говорят, что сумасшедшие бывают очень хитрыми.

– Дура! – заорал он, нависая над ней. – Всегда знал, что у тебя мозги куриные!

– Что ты, Максик, что ты, не нужно так волноваться… – Аля жалко улыбалась, а сама шарила позади себя в поисках чего-нибудь тяжелого. Ей безумно хотелось двинуть его по голове, а потом связать. И оттащить в ванную. И пустить холодную воду. А потом, когда он придет в себя, высказать ему все. Вот как он, оказывается, о ней думает! У нее – куриные мозги! Сам такой!

Подумать только, и с этим человеком она мечтала связать свою жизнь! Хотела выйти за него замуж, родить детей, жить с ним долго и счастливо! Терпела вечные разговоры об истории с неаппетитными подробностями вроде похоронных обрядов древних славян (они клали покойников на деревянный помост в лесу и оставляли так. Со временем дикие звери и хищные птицы делали свое черное дело, так что на помосте оставался чисто обглоданный скелет. Отсюда, говорил Максим, и пошли герои сказок. Скелет – это Баба Яга – Костяная Нога, а погребальный помост – избушка на курьих ножках. Аля тогда еще пошутила, что не хотела бы, чтобы ее бабушку глодали дикие звери. И наслушалась от Максима разных слов по поводу обывателей, которые ничего не смыслят в науке).

Ради этого человека она встречала безмятежной улыбкой все его высказывания по поводу неопрятных жен в старых шлепанцах и застиранных ночных сорочках. Дались ему эти шлепанцы!

Ох, как хотелось выплеснуть ему в лицо все, что накипело. Выговориться, не следя за своей речью, выплюнуть ему все его насмешки и подкалывания. И еще добавить что-нибудь едкое и злое – например, что в постели он – полный ноль, и ей, Але, всегда было с ним скучно. А уж правда это или нет – пускай потом сам додумывает…

Она не успела. Максим внезапно схватил ее за горло.

– Говори! Говори адрес своей подруги!

– Ква… ква… – прохрипела Аля, по-настоящему испугавшись.

Психи ведь очень сильные, вот сейчас он ее придушит, а потом, конечно, его посадят в сумасшедший дом, но Але-то от этого легче не станет!

В конце концов, Дашки нету дома, она в Польше, ничем повредить ей Максим не сможет.

Она заморгала и попыталась кивнуть. Максим ослабил хватку, она непослушными губами выговорила адрес. Он тут же бросил ее и рванулся к двери.

Аля опустилась прямо на пол совершенно без сил. Горло болело, но дыхание понемногу восстановилось. Что же это получается? Максим вполне мог ее задушить… Он невменяемый. Бормотал тут какую-то чушь про инков, про их пропавшее золото…

И вдруг Аля вспомнила свой сон. Ей снились какие-то индейцы. А еще… Господи, тетрадь, тетрадь профессора Любомирского!

Она сорвалась с места и закружила по комнате в поисках тетради. Вот она, валяется под диваном. Ведь перед тем как заснуть, Аля прочитала удивительную историю, прямо приключенческий роман. Там были древние инки и испанские конкистадоры, красавица принцесса и злобный иезуит! В общем, Хаггард отдыхает!

Но откуда Максим узнал об этом? Он не видел тетради… Он говорил, что компас скрывает какую-то тайну. И профессор Любомирский, судя по тому, что видела Аля в его кабинете, занимался историей древних инков. Это его тетрадь, его записи. Но для чего его занесло в польский замок Легнице?

Тут Аля вспомнила, что в тетради говорилось о том, что последняя принцесса инков вышла замуж за поляка. Вот интересно бы это все с Дашкой обсудить!

Она схватилась за мобильный телефон, но Дашкин номер не отвечал. А потом и вовсе заткнулся. Ну ясно, забыла зарядить. Или бродит по замку, а там нет связи…

Что-то кольнуло в сердце. Авантюристка Дашка поехала искать сокровища, а Максим говорил про каких-то опасных людей… Как бы чего не вышло. Уж если спокойный и выдержанный Максим совершенно сошел с катушек, то… А может, он все выдумал? Но дневник профессора о чем-то да говорит.

Дашке грозит опасность, поняла Аля. И в ту же секунду набрала номер капрала Махотека. Он взял трубку сразу же.

– Ах, пани Александра… – протянул он. – Как раз хотел вам звонить.

– Что, что случилось? – прокричала Аля. – Что с Дарьей?

– Ваша подруга пропала, – скорбным голосом сообщил капрал. – Ее не могут найти.

– Как это? – упавшим голосом спросила Аля. – Ведь она поехала в замок…

– Да, она прибыла вчера, поселилась в гостинице, а потом пропала. Ночевать не вернулась, и сегодня с утра ее нигде нету…

– Да что у вас там происходит? – рассвирепела Аля.

– У нас тут… очень опасные и нехорошие люди… – говорил капрал, – все плохо… но вы не волнуйтесь, мы задействуем все силы… мы ее непременно отыщем…

Связь прервалась. Аля ошалело поглядела на трубку и отбросила ее в сторону. Опасные люди! Значит, Максим не врал! А она не придумала ничего лучше, чем сообщить ему настоящий Дашкин адрес. Конечно, Дашки там нету, но ведь Петюня прячется где-то на антресолях… Или в холодильнике, или под кроватью…

Аля набрала номер Дашиной квартиры. Долго никто не брал трубку, наконец послышался тихий голос:

– Кто это?

– Петя, ты жив? – закричала Аля. – Никому не открывай, к тебе скоро станут ломиться очень опасные люди.

– Уже… – прохрипел Петя.

Пришла в себя Дарья Шаповалова от холода и боли.

Боль была сосредоточена в затылке, там она дергалась, пульсировала, вспыхивала, немного угасала и оттуда делала вылазки в другие области головы.

В отличие от боли холод был везде. Холодно было спине, ногам, рукам и всем остальным частям тела, о которых Даша и вспоминала-то нечасто, только по поводу какого-нибудь редкого недомогания.

Правда, у этого был свой плюс: холод немного приглушал головную боль.

Даша пошевелилась, приподнялась и попыталась понять, где находится. Еще не мешало бы вспомнить, как она здесь оказалась и что этому предшествовало.

Успех был частичный: вокруг было темно, как в желудке у кашалота, разглядеть что-либо невозможно. Зато она нащупала под собой голый каменный пол, а рядом – такую же каменную стену старинной кладки. И это немного оживило ее память.

Даша вспомнила, что приехала в замок Легнице, чтобы найти таинственное сокровище, на которое указывал старинный компас. Далее она вспомнила, как пробиралась по замковой галерее, как тянулась к тайнику, укрытому в арке…

Как открыла этот тайник…

И тут она вспомнила все: пакет с наркотиками, экскурсовода, удар по голове…

Так вот откуда боль!

По-прежнему не знала Даша только одного – где находится.

Впрочем, догадаться нетрудно: наверняка преступный экскурсовод, оглушив ее, запер в каком-нибудь замковом подвале и теперь решает, как с ней поступить.

Возможно, просто оставит здесь. Ее ждет медленная, мучительная смерть от холода и голода.

Ведь в этом замке наверняка десятки потайных помещений, о которых не знает никто, кроме этого вечно простуженного злодея, и ее, Дашку, никогда не найдут.

Да, честно говоря, никто и искать не станет: она сама все сделала для того, чтобы никто ни в ближайшем городке, ни в гостинице не знал, куда она отправилась.

Оценив весь ужас своего положения, Дарья поняла, что рассчитывать может только на собственные силы.

Первым делом нужно было обследовать тюрьму, чтобы понять, есть ли у нее какие-нибудь шансы выбраться отсюда.

Даша поднялась на ноги.

Ее немного качало, голова кружилась, но поскольку вокруг все равно было темно, это не слишком усложняло ее положение.

Сделав несколько шагов, Даша уткнулась в противоположную стену. Значит, камера невелика.

Одновременно она сделала еще два открытия, более приятных: во-первых, темнота вокруг только поначалу казалась ей совершенно непроглядной, теперь, когда глаза немного привыкли к ней, Даша увидела слева едва заметную полоску света. Видимо, там находилась неплотно пригнанная дверь. И с этой же полоской света было связано второе открытие: оттуда доносились невнятные звуки человеческих голосов.

Первым Дашиным побуждением было броситься к этой двери, колотить в нее кулаками и кричать что есть силы, призывая на помощь.

Но, к счастью, перенесенные недавно несчастья пробудили в ней осторожность, и прежде чем поднимать шум, Даша подкралась к двери и прижалась к ней ухом.

За дверью действительно разговаривали. Разговаривали двое – один явно экскурсовод, второй тоже показался Даше знакомым.

– Придется теперь менять тайник! – проговорил простуженный голос экскурсовода.

– Жаль, очень уж место удобное! – ответил ему второй. – Столько времени им пользовались.

– Так это место теперь засветилось… – протянул экскурсовод.

– «Засветилось»! – передразнил его собеседник. – Нечего было ее приводить!

– Что же – убивать ее? – В голосе экскурсовода прозвучал испуг.

– Что значит – убивать? Просто немного подтолкнуть! И было бы у нас одной проблемой меньше…

– Ну да! Ее тело нашли бы, в замок понаехала бы полиция, нам все равно пришлось бы менять канал…

– Ерунда, тело можно было бы спрятать!

– Но ее будут искать…

– Никто ее не будет искать!

– Но она говорила, что ее подруга…

– Нет никакой подруги! Я звонил в гостиницу, на этот раз она приехала одна! Позвонили бы в гостиницу, сказали, что у нее дела, заплатили по счетам – и все в порядке! А теперь… теперь проблема остается, и решать ее придется тебе!

– Но пан Войцех… я надеялся, что мы вместе…

Ах, это тот сутулый тип, который следил за покойным профессором Любомирским! Тот самый, которого Аля видела возле умирающего профессора…

Вспомнив подругу, Даша еще больше расстроилась.

Если бы она уговорила Алю, если бы они поехали вместе, ничего бы этого не случилось!

Или… или случилось бы, и они сидели бы сейчас вдвоем в этом каменном каземате?

Даша уселась на каменный пол, подперла подбородок кулаком и пригорюнилась.

Впрочем, долго находиться в таком положении она не могла: во-первых, это было не в ее характере, во-вторых, пол был слишком холодным и сидеть на нем было неприятно и вредно для здоровья.

Впрочем, подумала она грустно, о здоровье можно больше не беспокоиться, оно вряд ли понадобится: криминальная парочка за дверью обдумывает, как бы половчее отправить ее на тот свет…

Ко всем неприятностям Даша почувствовала какой-то мерзкий запах.

Он почему-то напомнил ей овощной ларек возле дома, куда она время от времени заходила купить картошки или помидоров.

Даша принюхалась.

В ее темнице отчетливо пахло подпорченной картошкой.

Она поднялась и пошла на запах. Не то чтобы у нее были какие-то мысли или надежды, связанные с испорченными корнеплодами, просто ее деятельная натура требовала движения.

Далеко идти не пришлось – вся камера была несколько шагов в поперечнике. Пройдя ее наискосок, Даша действительно уткнулась в груду порченой картошки, которой был завален дальний угол помещения.

– Ну вот, – проговорила она вполголоса. – По крайней мере, от голода я здесь не умру…

Она хотела уже вернуться на прежнее место, как вдруг услышала доносящийся из-под картофельной груды странный звук – едва слышное чавканье.

– Мама! – прошептала Даша, попятившись. – Там кто-то есть!

Первое, что пришло ей в голову, – крысы. Конечно, этого следовало ожидать: в таких мрачных подземельях крысам самое место. Тем более что здесь целая куча картошки, которой грызуны могут питаться.

Как всякая нормальная женщина, крыс Даша боялась и ненавидела. Она немедленно вспомнила жуткие истории об узниках казематов, съеденных крысами.

Перед глазами встала картинка из школьного учебника, на которой несчастная княжна Тараканова отбивается от осаждающих ее хвостатых хищников.

Правда, ее немного утешило то, что при наличии такого большого запаса пищи зловредные грызуны, скорее всего, не нападут на нее, а будут и дальше питаться картошкой.

В следующее мгновение ей пришло в голову, что чавканье не похоже на звуки, которые издают крысы. Либо это крыса какого-то совершенно чудовищного размера, либо… либо это какое-то совсем другое животное!

– Мама! – повторила Даша, представив клыкастого монстра, обитающего в замковом подземелье.

Но тут чавканье на мгновение прервалось, и вместо него раздалось удовлетворенное хрюканье.

На этот раз Даша не столько испугалась, сколько удивилась.

В детстве ей часто случалось гостить в деревне у двоюродной тетки, точнее, у бабушкиной сестры в Лужском районе.

Тетя Глаша жила в деревне с симпатичным названием Большие Коты, и в ее хозяйстве действительно было несколько котов, а также корова Майка и свинья Лушка. Свинья выросла на Дашиных глазах из маленького поросенка, Даше разрешали ее кормить, и она с Лушкой, можно сказать, подружилась.

Так вот, Лушка, когда ее кормили, издавала точно такое радостное хрюканье.

Так что этот звук Даша не могла перепутать ни с каким другим: хрюкала свинья!

Но откуда могла взяться свинья у нее в камере, да еще под грудой гнилой картошки?

Вывод напрашивался сам собой: там есть выход!

Даша бросилась обратно к куче и принялась торопливо разгребать ее обеими руками. Это было тяжело, утомительно, а самое главное – противно: картошка воняла зверски, ломались ногти, свербело в носу.

Тут под руку Даше подвернулась какая-то доска – видимо, обломок ящика. Ее можно было использовать как лопатку, и дело пошло значительно быстрее.

Даша постепенно углублялась в картофельную груду, и чем глубже закапывалась, тем яснее слышала хрюканье и чавканье. Они со свиньей явно двигались навстречу друг другу, как проходчики метро, с двух сторон роющие тоннель.

Даша удвоила усилия, едва не сломав доску, и наконец докопалась почти до самой стены. И тут картофельная груда провалилась под ее самодельной лопаткой, и навстречу Даше высунулось довольное свиное рыло.

Свинья радостно хрюкнула, взбрыкнула передними ногами и влезла в Дашину камеру. Здесь она пришла в совершенный восторг, увидев огромные залежи подгнившей картошки, и принялась уписывать ее с еще большим воодушевлением.

Даша же нырнула в проход, который остался позади свиньи, и оказалась в узком наклонном лазе, который шел вперед и вверх.

Впереди маячил бледный дневной свет, и Даша поползла в этом направлении, опираясь на локти и колени.

Так она ползла всего две или три минуты, после чего вывалилась на лужайку под стеной замка.

Лужайка была окружена густыми кустами, из-за которых доносился недовольный мужской голос, который призывно восклицал:

– Марыся! Марыся!

После сегодняшних приключений Даша ко всем незнакомцам относилась с недоверием.

Поэтому она встала, кое-как отряхнулась и осторожно выглянула из-за кустов.

Она увидела своего знакомого усатого крестьянина.

Пан с озадаченным видом ходил вдоль кустов и кого-то громко звал:

– Марыся! Марыся, чертова дочь! Ну куда же ты запропастилась? Да иди ж ты сюда! Я тебе чего-то вкусного дам! – И он поднял руку, в которой Даша увидела большую красную морковку.

При виде своего знакомого Даша облегченно вздохнула, высунулась подальше и вполголоса окликнула:

– Пан! Эй, пан!

Крестьянин повернулся на ее голос, испуганно перекрестился и проговорил с большим чувством:

– Матка Боска! Пани, где ж это вы так изгваздались?

– То долгая история, пан! – вздохнула Даша. – А не отвезет ли меня пан обратно в гостиницу?

– В таком виде? – Крестьянин оглядел ее с головы до ног. – Но почему бы и нет? – Тут он спохватился и спросил Дашу без большой надежды на успех: – А не видала ли пани свинью? Такая хорошая свинка, килограммов на восемьдесят! Такая умная, прямо как профессор! Ходила тут, ходила, да куда-то запропастилась!

Прежде чем ответить, Даша на мгновение задумалась.

Если она скажет крестьянину, куда делась его свинья, – он отправится выяснять отношения с паном Войцехом и экскурсоводом, а эти двое – люди опасные, так что крестьянину может от них здорово достаться.

С другой стороны, свинья сейчас явно наслаждается жизнью – так зачем же ей мешать?

– Нет, пан, свинью не видела!

Крестьянин горестно вздохнул и снова затянул призывно и жалобно:

– Марыся! Марысенька! Да где же ты, чертова дочь?

Тем временем Марыся блаженствовала в подземелье, с чавканьем поедая картошку.

А пан Войцех и простуженный экскурсовод наконец выработали план действий относительно слишком любопытной русской пани: они решили затолкать ее в мешок с камнями и сбросить в водохранилище. Что называется – концы в воду.

Экскурсовод сходил в кладовку за мешком и осторожно отодвинул засов на двери каземата.

– Заходите, пан Войцех! – проговорил он, уступая напарнику сомнительную честь первым проникнуть в застенок.

– Да уж давай ты! – ответил тот, поморщившись.

Экскурсовод расправил мешок и проскользнул в камеру.

– Темно, как у ксендза в подвале! – пропыхтел он, оглядываясь. – Где она тут?

– Да вон, не слышишь, что ли, в углу возится! – отозвался, входя за ним, пан Войцех. – Ты держи мешок, а я ее на тебя погоню!

В темноте началась возня.

– Здоровая какая! – проговорил пан Войцех, отдуваясь. – Еще и на четвереньки встала! Держи, держи как следует!

Послышались визг, странный топот и наконец победный крик экскурсовода:

– Тут она, пан Войцех! В мешке! Завязывайте скорее, пока не выскочила!

– Да сейчас… – Пан Войцех вскрикнул от боли. – Она еще и кусается! Вот песья дочь! Держи, держи ее, выскочит!

– Да никуда она не выскочит! – Экскурсовод как следует пнул мешок, оттуда донесся возмущенный визг. – Что, не нравится? Будешь знать, как совать нос в чужие дела!

Через две минуты напарники выбрались из каземата, держа за два конца визжащий и извивающийся мешок.

– До чего же здоровая! – проговорил пан Войцех, утирая пот со лба. – И так отбивалась! Никогда бы не подумал, что слабая женщина может так сопротивляться…

– А что вы хотите? – философски резюмировал экскурсовод. – Жить захочешь – будешь! И потом, ясновельможный пан, кто вам сказал, что она – слабая женщина? Вы же ее видели – то не пани, то боксер-тяжеловес…

Они вытащили мешок на заднее крыльцо замка, экскурсовод подогнал свою старенькую машину, и совместными усилиями мешок запихнули в багажник.

Они стояли, переводя дыхание после тяжелой работы, как вдруг за спиной у них раздался голос:

– Бог в помощь, паны! Что грузим?

Экскурсовод испуганно обернулся.

В нескольких шагах от них стоял, заложив руки за спину, симпатичный капрал из воеводской полиции.

Экскурсовод от неожиданности подпрыгнул вверх, как перепуганный заяц, и метнулся в кусты.

Однако там его поджидал молодой спортивный полицейский. Ухватив экскурсовода за локоть, он выволок его обратно на лужайку и доложил:

– Пытался сбежать, пан капрал!

– Вижу! – удовлетворенно проговорил капрал и снова обратился к напарникам: – Ну так как, паны, что же мы грузим?

– Это все он, пан начальник! – заверещал экскурсовод. – Я не хотел ее убивать! Это все он! Это страшный человек!

– Разберемся! – Капрал повернулся к пану Войцеху: – Одну сторону я уже выслушал, а что вы скажете в свое оправдание?

– А я вообще не знаю, о чем речь! – ответил тот довольно равнодушно. – Я шел мимо, вижу, этот пан что-то грузит в машину… он меня попросил помочь…

– Врет! Все врет! – вопил экскурсовод. – Он мне сказал, что ее нужно убить!

– Значит, расходитесь в показаниях! – констатировал капрал. – А вот мы сейчас заслушаем третью сторону… кстати, давно пора ее развязать, пани и так намучилась…

Он подошел к открытому багажнику, перерезал ножом веревку и расширил отверстие мешка…

И удивленно отскочил в сторону: из багажника выскочила большая розовая свинья и, возмущенно хрюкая, понеслась прочь.

– Это что же такое? – растерянно проговорил капрал.

Экскурсовод, широко открыв рот, смотрел вслед удирающей свинье.

А навстречу свинье из кустов вышел усатый крестьянин с распростертыми объятиями:

– Марыся, Марысенька! Вот ты где! А я уж тебя обыскался, все буераки облазил!

Даша из-за кустов наблюдала за развитием событий.

Увидев, как капрал с подручными арестовал двоих злоумышленников, она облегченно вздохнула и уже хотела выйти из укрытия и рассказать славному представителю воеводской полиции о своих злоключениях. Но тут вспомнила, как ужасно выглядит после возни с гнилой картошкой и путешествия по подземному ходу, и решила отложить беседу до более удобного случая.

Она дожидалась усатого крестьянина на прежнем месте, как вдруг совсем рядом с ней раздался резкий свист, и в ствол старого граба вонзилась короткая стрела.

Даша инстинктивно пригнулась и отскочила в сторону. Затем на всякий случай опустилась на четвереньки и подползла к грабу.

Она не ошиблась: в стволе дерева глубоко засела короткая толстая стрела с красным оперением. Судя по тому, как глубоко она вонзилась в дерево, выпущена была из арбалета и, если бы она попала в Дашу, проткнула бы ее насквозь, как вертел молочного поросенка.

А в том, что именно Даше была предназначена эта стрела, можно не сомневаться.

Даша не из пугливых, но сейчас сердце у нее билось часто-часто, и на лбу от страха выступила испарина.

Да, неприятно ощутить себя мишенью опытного стрелка!

Не поднимаясь с четверенек, Даша в густой траве обползла вокруг граба и только тогда решилась взглянуть в ту сторону, откуда прилетела стрела.

В том направлении в стене замка виднелось небольшое окно, и в его глубине Даша заметила какое-то движение.

Несомненно, стреляли именно оттуда.

А что это значит?

Во-первых, что у двоих арестованных злоумышленников есть сообщники. По крайней мере, один, отлично стреляющий из арбалета. И если он промахнулся один раз – это не значит, что второй раз Даше так же повезет.

Значит, ей нужно быть очень осторожной…

– Пани! Где вы, пани? – На лужайке снова появился усатый крестьянин, он тащил на плечах возмущенно хрюкающую Марысю. – Куда вы подевались, пани? – повторил он, оглядываясь по сторонам.

– Я здесь! – подала Даша голос из травы.

– Матка Боска! – удивленно проговорил крестьянин и перекрестился. – Что это с вами, пани?

– Долго рассказывать! – Даша махнула рукой. – Можно вас попросить, пан, на несколько дней куда-нибудь меня спрятать?

– Это можно, – крестьянин почесал в затылке. – Есть у меня одно такое местечко…

К крыльцу замка подъехала скромная коляска, запряженная парой караковых коней. В коляске сидел молодой аббат Комаровский, а рядом с ним – священник средних лет в строгом черном одеянии, с властным решительным лицом, помеченным глубокими морщинами, и длинным кривым шрамом на правой щеке.

К коляске подошел управляющий, коренастый мужчина лет пятидесяти. Он низко поклонился приезжим господам, помог им сойти. Пожилой священник протянул для поцелуя тяжелую руку с массивным золотым кольцом. На кольце был изображен подсвечник на три горящие свечи. Управляющий склонился к его руке, почтительно приложился к золотому перстню.

– Доложите о нас господину барону, – приказал молодой аббат. – Скажите ему, что прибыл господин монсиньор Салигари из Рима и вместе с ним известный пану Комаровский.

– Слушаюсь, – управляющий проводил священников в просторный холл, где они остались дожидаться хозяина.

Барон Хорват появился через несколько минут. Следом за ним в холл вбежали три или четыре крупные косматые собаки венгерской охотничьей породы.

Барон поклонился гостям учтиво, но приветствовал их немного холодно.

– Чем обязан визиту столь сиятельных господ? – проговорил он, окинув священников оценивающим взглядом.

– Монсиньор Салигари прибыл из Рима, чтобы ознакомиться с вашим собранием редкостей, – сообщил хозяину Комаровский. – Я же счел своим долгом сопроводить его к вам. Сами знаете, места у нас дикие, недолго и заблудиться!

– Из самого Рима? – Хозяин замка взглянул на аббата с плохо скрытым любопытством. – Неужели даже там слышали о моей скромной особе?

– Меня послал к вам его преосвященство кардинал Минелли, – проговорил священник глубоким, выразительным голосом. – Его преосвященство много слышал о вашем путешествии в испанские колонии и о том, что вы привезли оттуда много ценных реликвий. Он поручил вашему покорному слуге нижайше просить у вас разрешения осмотреть эти реликвии, тщательно описать их и затем доложить его преосвященству.

– Мой скромный дом со всем его содержимым к вашим услугам! – Хозяин обвел вокруг широким жестом. – Управляющий отведет вам и пану Комаровскому лучшие комнаты…

– Святая католическая церковь учит нас смирению и скромности, – проговорил священник. – Мне довольно самой маленькой комнаты, лишь бы там были стол для работы и койка для сна.

– Не беспокойтесь, святой отец, у вас будет все необходимое. Игнатий, покажи господам их комнаты. Обед будет накрыт через час в большой столовой. Если вам что-нибудь понадобится, позвоните в колокольчик.

С этими словами гостеприимный хозяин отвесил глубокий поклон и удалился.

Через час священники вошли в просторную замковую столовую, отделанную дубовыми панелями и украшенную рыцарскими доспехами и старинным оружием.

Перед входом их встретил дворецкий, который по польскому обычаю поднес им на серебряном подносе чарки с холодной водкой и легкую закуску – соленые грузди и капусту, квашенную с клюквой и яблоками.

Аббат Комаровский показал пример монсиньору, лихо опрокинув серебряную чарку и закусив хрустящим груздем.

Гости заняли свои места за столом, и только после этого в столовую вошел хозяин. Он был одет в камзол из лилового бархата, отделанный серебряным шитьем.

– А где же наша любезная хозяйка? – осведомился аббат Салигари. – Я хотел бы выразить ей свое безграничное почтение…

– Моя жена очень скромная женщина, – ответил барон. – Она редко выходит к гостям, предпочитая проводить время в своих покоях или за молитвой в замковой часовне.

– Скромность – похвальное качество, – проговорил аббат. – Но даже достоинства не должны быть чрезмерными. Сожалею, что не могу увидеть вашу почтенную супругу, и надеюсь, что такой случай мне еще представится.

Обед прошел за пристойной беседой. После трапезы гости сказали, что утомлены с дороги, и отправились на покой.

Посреди ночи дверь одной из комнат в замке отворилась.

Послышались тихие крадущиеся шаги, и в помещение проскользнула закутанная в черный плащ фигура. По ее массивным, дышащим скрытой силой очертаниям можно было догадаться, что это рослый мужчина средних лет.

Незнакомец пересек комнату, подошел к высокому резному шкафу и осторожно открыл его дверцу. Одну за другой он осмотрел полки шкафа, но, видимо, не нашел того, что искал. Опустившись на колени, он заглянул на самую нижнюю полку, и в это время за спиной у него раздался негромкий женский голос:

– В такой поздний час вы стоите на коленях, монсиньор? Должно быть, у вас немало грехов, если вы замаливаете их в глухую полночь. Боюсь только, что вы ошиблись комнатой: это не часовня, а моя малая гостиная. Впрочем, будьте как дома…

Мужчина вскочил на ноги и резко развернулся. При этом плащ упал с его лица, и в бледном свете луны, падающем сквозь узкое стрельчатое окно, стало видно властное, высокомерное лицо монсиньора Салигари. Впрочем, сейчас на этом лице проступило не свойственное ему выражение растерянности.

Напротив монсиньора стояла стройная женщина в простом домашнем платье. В руках она держала небольшую шкатулку.

– Не это ли вы ищете, святой отец? – проговорила женщина и внезапно бросила шкатулку священнику.

Монсиньор с неожиданной ловкостью поймал ее и попятился. Кривой шрам на его щеке заметно побелел.

– Это ты, еретичка? – проговорил он, пристально и неприязненно глядя на женщину.

– Я добрая католичка, монсиньор, – ответила та смиренно. – А если стараюсь сохранить свою жизнь и свое имущество – в этом, на мой непросвещенный взгляд, нет никакого греха. А вот вы, святой отец, нарушаете разом две заповеди – не убий и не укради. Ваши убийцы преследуют меня по всему миру, а вы охотитесь за содержимым этой шкатулки, как последний проходимец!

– Цель оправдывает средства… – забормотал священник, пытаясь открыть шкатулку. Он обломал ногти, но шкатулка не поддавалась его усилиям.

– Не мучайтесь, святой отец! – насмешливо проговорила женщина. – Ключ привязан к ручке!

Монсиньор бросил на нее раздраженный взгляд, но тут же убедился, что маленький изящный ключик и впрямь висит на шелковой ленте сбоку шкатулки. Он торопливо, трясущейся рукой вставил ключ в скважину, повернул его, откинул крышку шкатулки… и издал разочарованный вздох: шкатулка была пуста.

– Да, святой отец, здесь нет того, что вы ищете. Я спрятала это в очень надежном месте, и вам никакими силами не удастся это найти. И мой вам совет: отправляйтесь обратно в Рим и доложите своему господину, что ваша миссия провалилась.

– Зря ты так радуешься, еретичка! – прошипел монсиньор и потянулся к поясу, где у него висел длинный кинжал. – Игра еще не кончена!

– Не думаю, святой отец, что вы станете марать себя убийством, – спокойно ответила женщина. – Да это и не так просто, как вам кажется. В моей семье девочек учили владеть оружием так же, как и мальчиков. Так что не советую вам даже пытаться… кроме того, хочу вам кое-что сказать. Мой муж – добрый католик и гостеприимный хозяин, но имейте в виду: у нас много собак, и они могут ненароком взбеситься и напасть на гостя, который злоупотребил нашим доверием. Как-то уже был случай: один мошенник заявился в наш замок под видом венгерского дворянина. Ночью он попытался проникнуть в кабинет моего мужа. Так вот, собаки разорвали его на сотню кусков, мы не знали, как его похоронить…

С этими словами баронесса резко развернулась и покинула комнату, захлопнув за собой дверь.

Утром, выйдя в столовую и не увидев своих гостей, барон Хорват спросил дворецкого:

– А где святые отцы? Они не пожелали завтракать или уже стоят на молитве?

– Оба пана встали ни свет ни заря и покинули замок! – сообщил старый слуга.

Проводив Дарью в аэропорт, откуда она должна была улететь в Варшаву, ее приятель детства Петюня запер двери на все замки и застыл в прихожей, глубоко задумавшись.

Думы его были тяжкие. Петя размышлял, как жить дальше. Теща с бывшей женой хотели определить его в сумасшедший дом, чтобы за ними осталась квартира. А Петя вовсе не был ненормальным, просто его довела до такого состояния жизнь. Точнее, не жизнь, а теща, Доротея Аскольдовна Пермякова. Фамилия не слишком подходящая для того, чтобы красоваться на афише, так что теща взяла себе псевдоним Перелли. Так и было написано: «Сегодня и ежедневно! Доротея Перелли со своими тиграми!»

На лестничной площадке хлопнула дверь, процокали женские каблуки. Петя вздрогнул и прокрался в комнату. Там он с опаской сел на диван и вздохнул. Нужно на что-то решаться.

Тигр, конечно, животное солидное, размышлял Петя, может человека сожрать минут за сорок, включая все внутренние органы и даже некоторые кости. С ним не поспоришь. А у тещи таких тигров было штук восемь. И она с ними отлично управлялась.

Но человек отличается от тигра тем, что умеет мыслить, рассуждал Петя. А у него с мозгами всегда был порядок. Во всяком случае, до того, как теща взялась за него всерьез. И теперь, после того как Петя от нее отдохнул, его мозги начали активно работать.

Петя позвонил знакомому, который дал ему телефон опытного адвоката по жилищным вопросам. И разрешил сослаться на него, чтобы Петя пришел к адвокату, как говорится, не с улицы.

Адвокат оказался на месте и сказал, чтобы Петя приезжал сразу же, пока у него есть свободное время.

Петя долго стоял перед входной дверью, собираясь с духом, но наконец решился. Он шел по улицам, стараясь не оглядываться, доехал на маршрутке до офиса и там немного расслабился, поскольку офис находился в старом здании с очень толстыми стенами, и дверь была железная, и охранник на входе.

Беседа была короткой. Адвокат уверил Петю, что дело его верное, поскольку квартира досталась ему в свое время от родителей еще до женитьбы, так что она не является совместно нажитым имуществом и никакой половины жене не полагается. Что касается тещи, бывшего работника цирка, то выяснилось, что она вообще в квартире не прописана, так что не может предъявить на нее никаких прав. Так что Пете нужно взять себя в руки и поговорить со своими домашними твердо, по-мужски, судом пригрозить, в конце концов.

Петя приободрился и домой доехал почти спокойно.

И решил ковать железо, не отходя от кассы, как советовали в одном замечательном старом фильме. То есть позвонить бывшей жене и поговорить с ней строго.

Мобильным он воспользоваться не решился, а позвонил с Дашиного стационарного телефона. По его всегдашнему невезению трубку сняла теща. От страха Петя выпалил срывающимся козлиным голосом все, что сказал ему адвокат, и бросил трубку, не слушая ответа. Руки его дрожали, он весь покрылся холодным потом, ему мерещились подозрительные звуки, перед глазами стояла теща Доротея Аскольдовна с плеткой в руке.

Все страхи вернулись. Он еще не знал, что хитрая теща поставила определитель номера, так что сейчас она уже знала не только номер телефона Дашиной квартиры, но и адрес.

Петя метался по квартире и наконец забился в кладовку, сочтя ее наиболее безопасным местом. В кладовке у Дарьи валялись разные бебехи, стояли коробки с барахлом и старыми учебниками. Петя сел на ватное одеяло, сложенное валиком, закрыл голову руками и надолго затих.

Прошло часа два, и Петя здорово проголодался.

«В конце концов, – подумал он, – что я трясусь как заячий хвост? Даша совершенно права. Как они могут меня здесь найти? Ну, конечно, теща моя – женщина необыкновенная, исключительная, но все же она работала укротительницей диких зверей, а не ясновидящей! Откуда она может знать, что я прячусь здесь, у Даши? Надо взять себя в руки и перестать пугаться каждого шороха!»

С этой позитивной мыслью он выбрался из кладовки и отправился на кухню. Здесь он рискнул открыть холодильник. Правда, этот агрегат вызывал у него не самые приятные воспоминания – о том, как с перепугу залез внутрь и чуть не заработал воспаление легких…

Но это позади. Он взял себя в руки, стал совершенно другим человеком и больше не будет прятаться от воображаемых опасностей, зарывая голову в песок…

Петя достал масленку, банку шпрот, отрезал ломоть хлеба и сделал большой вкусный бутерброд со шпротами.

И только было открыл рот, чтобы откусить от бутерброда, как из прихожей донеслись какие-то подозрительные звуки.

«Ну вот, опять! – подумал Петя уныло. – Снова мне мерещится моя ужасная теща! У меня уже начались слуховые галлюцинации!»

Он решил не поддаваться и откусил.

Но тут звуки из прихожей стали совершенно явственными: кто-то пытался открыть дверь Дашкиной квартиры.

Петя выплюнул бутерброд. Ему резко расхотелось есть.

Крадучись, на подгибающихся от страха ногах он пробрался в прихожую и прижался ухом к двери.

Кто-то, несомненно, возился с замком, пытаясь его открыть.

– Ну что ты так долго возишься! – раздался за дверью хриплый мужской голос. – Давай быстрее!

«Это не теща! – подумал Петя с заметным облегчением. – У нее голос хоть и низкий, но все же женский».

– Думаешь, так просто? – пропыхтел в ответ второй голос, более молодой, но тоже, без сомнения, мужской.

«И это не теща!» – определил Петя и почти совершенно успокоился. Он понял, что в квартиру пытаются проникнуть обыкновенные воры, которых нисколько не боялся, и решил вызвать милицию. Правда, тут же передумал, потому что милиции придется объяснять, кто он такой и что делает в Дашиной квартире. Так что неизвестно, кого ждут большие неприятности – воров или его.

Пока Петя раздумывал, какой избрать образ действий, разговор за дверью возобновился.

– Сколько можно! – проговорил хриплый голос. – Давай я сам!..

В ту же секунду дверь распахнулась, и в квартиру ввалились двое – долговязый прыщавый парень с дегенеративной физиономией и коренастый мужик средних лет с квадратным подбородком.

– Ты кто? – проговорил парень, удивленно уставившись на Петю.

– Нет, это вы кто? – воскликнул тот возмущенно. – Вы вломились в квартиру и еще спрашиваете…

– Да что ты с ним разговоры разговариваешь! – прохрипел коренастый и, схватив Петю за грудки, сильно встряхнул его: – Говори, где он?

У Пети душа ушла в пятки.

Он решил, что двое незнакомцев все же подосланы его неумолимой тещей с целью вернуть его в сумасшедший дом и что теперь они требуют у него паспорт. Зачем им понадобился паспорт, он не задумывался. Ему вообще было не до раздумий.

– Не отдам! – взвизгнул Петя, отскочив к кухонной двери. – Ни за что не отдам!

Он решил биться до последнего, но ни в коем случае не возвращаться в сумасшедший дом.

– Отдашь как миленький! – выкрикнул прыщавый парень и ударил Петю кулаком в скулу.

Петя отлетел в сторону, с грохотом уронив тяжелую деревянную вешалку.

– Ты чего шумишь? – хрипло прикрикнул на напарника коренастый мужик. – Ты что – не понимаешь, что надо действовать по-тихому?

– А чего он нарывается? – возмущенно воскликнул прыщавый и снова бросился в атаку на Петю.

Тем временем Петя вспомнил, что когда-то был отличным альпинистом и в одиночку покорял отвесные скалы и неприступные горы, не отступая ни перед какими суровыми препятствиями и не боясь ярости стихий. Он боялся только свою неукротимую тещу, а два жалких уголовника ничуть его не пугали. Шагнув навстречу прыщавому, он встретил его сильным ударом правой.

Ворюга вскрикнул не столько от боли, сколько от неожиданности, однако потерял равновесие, отлетел в сторону и смахнул на пол ритуальную маску африканского колдуна, которую подарил Даше ее старинный приятель Мабуту.

Маска была тяжелая, медная, она со страшным грохотом упала на пол и покатилась по прихожей.

– Так ты еще и драться вздумал?! – выкрикнул прыщавый и снова наскочил на Петю.

– Я же сказал – тихо надо! – раздраженно воскликнул старший товарищ и тоже подскочил к строптивому альпинисту, чтобы прекратить его неожиданное сопротивление.

Однако тихо у него не получилось: Петя отскочил к двери, поднял с полу медную маску и запустил ее в голову нового противника. Маска попала коренастому прямо в ухо, он завопил от боли и выдал цветистую многоэтажную тираду, от которой немедленно завяли все Дашкины комнатные цветы.

Цветы у Дарьи были закаленные, прошедшие огонь и воду, поскольку по своей безалаберности и авантюризму Дашка частенько про них забывала. Так что растения в Дашкиной квартире жили по теории Дарвина – у них был естественный отбор. Нежные и капризные вымирали сразу, более стойкие сохли, чахли, но не сдавались. Кстати, Аля, придя в дом, страшно рассердилась на такое безобразие и велела Петюне поливать цветы каждый день, раз уж он все равно сидит дома.

Цветы сначала удивились (объясните, почему), потом слегка расслабились. И вот результат – не выдержали матерных выражений и слегка подвяли.

В соседней с Дашей квартире обитала тихая пенсионерка Лидия Петровна Неторопливых.

В прошлом Лидия Петровна была скромным сотрудником заводской технической библиотеки, но в то же время неутомимой общественницей и, как это тогда называли, человеком с активной жизненной позицией. Короче, ей всегда до всего было дело.

Выйдя на пенсию, Лидия Петровна не смогла умерить свой общественный темперамент. Она активно участвовала в жизни жилконторы, развешивала во дворе и в подъезде написанные от руки листовки, призывающие поддерживать чистоту на лестнице и позорящие злостных неплательщиков квартплаты.

Однако эта деятельность казалась ей мелкой, незначительной и не удовлетворяла всех потребностей ее пламенной души. От такой неудовлетворенности Лидия Петровна страдала бессонницей. Она полночи ворочалась с боку на бок, думая, как много еще в нашей жизни несовершенств и недоработок и как мало она делает для их устранения.

В свободное от расклеивания листовок время Лидия Петровна наблюдала за своими соседями и отмечала присущие им недостатки и порочащие черты. В частности, она с неодобрительным интересом следила за Дашей Шаповаловой. Хотя формально она не могла придраться к Дашиному поведению, Лидия Петровна не сомневалась, что за внешне приличным обликом Даши скрывается антиобщественная натура. Кроме того, к Даше иногда приходили очень подозрительные гости, некоторые даже совершенно черного цвета.

И вот теперь из-за стены Дашиной квартиры доносились звуки драки и нецензурные выражения.

– Распоясались паразиты! – сказала Лидия Петровна сама себе. – Сажать паразитов надо! Нельзя равнодушно относиться к таким антиобщественным явлениям! Если не я, то кто же их посадит!

Она с грустью вспоминала те далекие времена, когда компетентные органы внимательно прислушивались к мнению общественности. И достаточно было своевременного телефонного звонка или заявления в письменной форме, чтобы невоздержанный сосед исчез раз и навсегда, а занимаемая им жилплощадь освободилась.

С печальным вздохом Лидия Петровна набрала телефон ближайшего отделения милиции.

Этот телефон был записан у нее прямо на обоях, на стенке в прихожей, вместе с другими столь же необходимыми рядовому пенсионеру телефонными номерами – неотложной помощи, горгаза, горэнерго, райсобеса, Министерства по чрезвычайным ситуациям и прямым телефоном студии, из которой раз в неделю передавали ее любимое ток-шоу «Беспокойные сердца».

В милиции ответили почти сразу, однако на сообщение Лидии Петровны, что из квартиры соседки доносятся подозрительные звуки и непечатные выражения, дежурный милиционер с тяжелым вздохом проговорил:

– Женщина, ну что вы беспокоитесь? Ну, отдыхают люди, непонятно, что ли?

– Отдыхают?! – возмущенно воскликнула Лидия Петровна. – Наши люди в таких выражениях не отдыхают!

– Наши люди еще не в таких могут! – возразил милиционер со странной гордостью. – И вообще, женщина, вы отвлекаете меня от дежурства. Возможно, в этот самый момент кто-то пытается до меня дозвониться, чтобы сообщить о серьезном преступлении…

– Это я, я вам сообщаю о преступлении! – перебила его активная пенсионерка. – Там сейчас человека убивают с особым цинизмом! Или, по крайней мере, наносят ему тяжкие телесные повреждения! Вот что, молодой человек, если вы не хотите реагировать на мой сигнал, я буду вынуждена сообщить об этом вашему руководству!.. Назовите вашу фамилию!

Услышав о руководстве, милиционер сильно расстроился и понял: придется отправить по указанному адресу дежурный наряд.

В свою очередь, услышав от него эту обнадеживающую весть, Лидия Петровна успокоилась, повесила трубку и запела свою любимую песню: «Наш паровоз, вперед лети!»

Она поняла, что еще один день прожит не напрасно.

Тем временем в Дашиной квартире события развивались следующим образом.

Двое уголовников сумели наконец скоординировать свои действия и загнали Петю в угол прихожей. Он пока что оборонялся медной африканской маской, но силы его были на исходе, отступать некуда, кроме того, противники превосходили его числом, и с минуты на минуту они рассчитывали окончательно сломить сопротивление бывшего альпиниста-перворазрядника.

И в этот трагический момент входная дверь квартиры медленно открылась. На пороге стояла Петина законная теща Доротея Аскольдовна собственной персоной.

Выслушав торопливый горячечный монолог Пети по телефону, теща всерьез обеспокоилась. Этот сморчок, ее бывший зять, явно вышел из-под контроля. Дело грозило сорваться. Не то чтобы она была не уверена в своих силах – что касается сил, их у нее хватало на восемь тигров. Но сам бы зятек до такого не додумался, стало быть, в дело вмешался адвокат. А это уже серьезно. Дурак-зять с ходу выболтал все свои сильные стороны. Стало быть, нужно торопиться. Тем более что дочка в последнее время стала задумываться и тихонько плакать, глядя в окно. А один раз даже поскандалила с фокусником, заявив, что он ей надоел своим хамством и обжорством. Это следовало понимать так: она жалеет, что потеряла тихого некапризного Петю.

Теща действовала старым проверенным способом – с помощью зверей. Связей у нее осталось предостаточно, так что получить нужное не составило труда. Она смоталась в цирк, переговорила с нужным человеком и поехала в квартиру, где прятался ее бывший зять.

Это была крупная широкоплечая дама с телосложением вышедшего на пенсию мастера греко-римской борьбы в тяжелом весе. У нее были соответствующие бицепсы и мощная шея, покрытая ровным слоем кирпичного загара. Еще у нее имелись густые огненно-рыжие волосы и лицо, напоминающее цветом хорошо вызревший помидор сорта «бычье сердце». К мощной груди Доротея Аскольдовна прижимала ридикюль такого размера, что в него вполне поместился бы спелый арбуз средней величины, и еще осталось бы место для двух полупотрошеных куриц и килограмма молодого картофеля.

Оглядев прихожую, теща откашлялась и проговорила мощным командным голосом:

– Эт-то что здесь происходит? Кого я вижу? Кого я лицезрею? Мой зять, вместо того чтобы вернуться в лоно законной семьи и послушно исполнять свои супружеские и прочие обязанности, развлекается здесь со своими сомнительными приятелями!

– Это еще кто такая? – Старший из криминальной парочки оглянулся на Доротею Аскольдовну. – Слушай, тетя, вали отсюда, пока мы тебе как следует не накостыляли!

– Что?! – возмущенно воскликнула бывшая укротительница. – Ты мне будешь угрожать? Нет, ты слышишь, Беллочка, этот недоносок нам угрожает!

– Какую это белочку она поминает? – подозрительно проговорил прыщавый парень. – Вроде, кроме нее, тут никого нету…

– А мне плевать, кого она поминает! – прохрипел его старший товарищ. – Слышишь, тетя, если ты сию секунду отсюда не испаришься, я тебе лично все конечности оборву!

– Ты это слышала, Беллочка? – укротительница почему-то обращалась к своему ридикюлю. – Он нам таки угрожает! Изабелла, нам придется принять меры! Изабелла, антре!

С этими словами Доротея Аскольдовна открыла свой ридикюль.

Из сумки донеслось громкое недовольное шипение, отчетливый шорох, и перед глазами удивленных свидетелей появилась небольшая треугольная голова с темными немигающими глазами.

За головой выдвинулось гибкое серовато-коричневое тело змеи, покрытое красивыми геометрическими узорами.

– Мама, – вполголоса проговорил прыщавый юнец, отвесив челюсть и отступая к стене. – Это что же это такое?

– Это Изабелла, – охотно ответила ему Доротея Аскольдовна. – Она вам сейчас объяснит в доступной форме, кто отсюда должен испариться! Изабелла, алле – ап!

При звуке этой команды голова змеи угрожающе поднялась, темные глаза уставились на ближайшего мужчину (это оказался старший из уголовников), шипение усилилось, а на шее змеи раскрылся узорный капюшон.

– Вот блин! – испуганно пролепетал бандит. – Никак кобра!

– Королевская! – гордо подтвердила Доротея.

– На кобру я не подписывался! – выкрикнул прыщавый парень и бочком двинулся к выходу из квартиры.

– Ты, тетя, того… не очень-то… – забормотал его старший товарищ, не сводя глаз с кобры.

Изабелла, в свою очередь, гипнотизировала его своими темными загадочными глазами.

Так они примерно минуту играли в гляделки, наконец бандит не выдержал, вскрикнул и припустил прочь вслед за своим прыщавым напарником.

– Куда же вы! – крикнул им вслед Петя. Он боялся свою тещу гораздо больше, чем бандитов, и не хотел оставаться с ней один на один.

– Ну все, зятек, твои дружки смылись! – проговорила Доротея Аскольдовна и двинулась на Петю, плотоядно ухмыляясь. – Больше тебе никто не поможет!

Петя побледнел как полотно и медленно сполз по стене на пол. Воля к борьбе и силы, которые только что переполняли его, позволяя бороться с уголовниками, полностью испарились при виде тещи. Теперь немигающие глаза Изабеллы были направлены прямо на него.

– И нечего тут придуриваться! – повысила голос Доротея Аскольдовна. – Не вздумай в обморок упасть! Я тебя сейчас препровожу по месту прописки, хотя самое твое место – в сумасшедшем доме! Ну, он от тебя никуда не уйдет!

Петя чувствовал, что еще секунда – и он потеряет сознание, останется в полной власти безжалостной тещи…

И в этот момент входная дверь квартиры открылась третий раз за последние полчаса.

Но на этот раз она распахнулась резко, с грохотом, и в квартиру ввалились несколько человек в милицейской форме и в штатском.

– Руки вверх! – гаркнул возглавлявший наряд рослый детина с маленькими, близко посаженными глазками. – Что здесь происходит? Кого здесь убивают с особым цинизмом?

– Меня! – подал с полу слабый голос Петя.

Доротея Аскольдовна немного замешкалась и упустила стратегическую инициативу.

Двое крепких милиционеров подскочили к ней и попытались заломить руки за спину. Однако это оказалось непросто: бывшая укротительница отбросила ментов, как медведь отбрасывает охотничьих собак, и развернулась лицом к новым противникам.

– Сопротивление сотрудникам милиции при исполнении обязанностей? – с радостным удивлением проговорил начальник группы. – Ну, это мы сейчас пресечем!

Он ринулся навстречу строптивой укротительнице и провел прием «поцелуй дракона», которому его научил в свое время старый мастер кунг-фу, который сидел в «обезьяннике» районного отделения милиции как лицо без определенного места жительства. После месяца отсидки за стариком явился сотрудник китайского консульства. Выяснилось, что мастер прибыл в наш город на международную конференцию по проблемам традиционной восточной философии, но заблудился в районе Московского вокзала и попал в милицию.

Прием был проведен успешно, и Доротея Аскольдовна оказалась на полу с заломленной за спину правой рукой.

– Вы не так все поняли! – пропыхтела укротительница из-под галошницы. – Я не собиралась оказывать вам сопротивление! Я сюда пришла, чтобы вернуть в лоно семьи своего зятя, вот этого вот слизняка… – И она, за невозможностью пошевелить рукой, показала глазами на полубесчувственного Петю.

– Так это теща твоя?! – спросил милиционер, повернувшись к Пете.

Тот ответил утвердительным кивком – голос у него пропал от переживаний.

– Ну, парень, я тебе сочувствую! – проговорил милиционер. – У меня самого теща зверь, но твоя – еще круче! Настоящий Дракула! Ну, парень, не дрейфь, мы ее сейчас прихватим для выяснения личности, а ты пока можешь передохнуть!

– Что значит – прихватим? – пропыхтела Доротея Аскольдовна. – Это самоуправство!

– Андрюха, – подал голос невысокий краснощекий здоровяк из состава группы. – А ведь это не иначе как Машка-Отмычка! Явно подходит под ориентировку!

– Что еще за отмычка? – возмутилась Доротея.

– Крупная квартирная воровка, которая у нас второй год числится в федеральном розыске! – охотно ответил старший группы. – А ведь ты прав, Лимонадов – все приметы сходятся! Рост высокий, лицо красное, шея толстая… как же я сам не заметил! Если еще найдем татуировку на левой ягодице – значит, точно она!

– Вы не посмеете! – взвизгнула Доротея Аскольдовна. – Я уважаемая женщина…

Милиционер только усмехнулся, и тогда укротительница прибегла к последнему средству:

– Изабелла! Антре!

Кобра, которая при появлении милиции спряталась в ридикюль, снова выглянула оттуда на зов.

Однако бравые милиционеры отреагировали на появление змеи совсем не так, как двое уголовников. Командир группы выхватил из кобуры табельное оружие – пистолет Макарова – и сделал для начала предупредительный выстрел. В то же время его краснощекий помощник вытащил портативное переговорное устройство и выкрикивал в него озабоченным голосом:

– Первый, Первый! Это Тринадцатый! Срочно высылайте подкрепление! Мы столкнулись с ожесточенным сопротивлением! Нет, пока жертв в наших рядах нет, но, возможно, будут!

– Не надо подкрепления! – остановил его героический командир. – Справимся своими силами!

Он навел пистолет на голову кобры и уже собирался нажать на спуск, но Доротея Аскольдовна поняла, что может лишиться ценного живого инвентаря, и торопливо воскликнула:

– Изабелла, место!

Змея с недовольным шипением спряталась обратно.

А за стеной, в соседней квартире, активная пенсионерка Лидия Петровна Неторопливых с восторгом вслушивалась в суровые голоса команд. Услышав выстрел, она почувствовала настоящее удовлетворение: ее своевременный сигнал сыграл свою роль, милиция задержит опасного преступника, может быть, даже шпиона! Вот ведь, там стреляют, значит, преступник вооружен и оказал сопротивление!

Лидия Петровна представила, как ее вызывает важный милицейский генерал, благодарит за бдительность и награждает медалью, а может быть, даже орденом!..

В эту ночь Лидия Петровна заснула сладким сном исполнившего свой гражданский долг человека.

Услышав Петин слабый голос, Аля сорвалась с места и заметалась по квартире, натягивая на себя джинсы и футболку. В последний момент она вспомнила про сумку, на всякий случай положила туда дневник профессора Любомирского и газовый баллончик, который купила ей мама когда-то давно.

В машине она так ерзала и вздыхала, что водитель, пожилой дядечка в старомодных металлических очках, поглядывал на нее опасливо и денег взял мало.

Петя открыл дверь почти сразу. Вид у него был довольно бодрый, несмотря на лиловый синяк на скуле и правый заплывший глаз.

– Господи, Петюня! – Аля ввалилась в квартиру и без сил опустилась на галошницу. – Что с тобой случилось? Кто тебя так?

– Тсс… – Петя таинственно улыбнулся и приложил палец к губам. – Говори тише, а лучше пойдем на кухню. А то здесь на площадке такая тетя живет… до всего ей дело. Чаю хочешь?

Аля прислушалась к себе и поняла, что хочет. Который день на нервах, толком ничего не ела…

Судя по накрытому столу, Петюня пил чай с размахом. Были тут почти пустая банка шпрот, полпалочки полукопченой колбасы, плавленый сыр в круглой коробочке, пачка печенья и батон.

– Конфет нету, – вздохнул Петя, – кончились… Но зато есть финики и орехи. Дарья перед отъездом в магазин смоталась, а то бы мне совсем кранты…

Кусок колбасы застрял у Али в горле. Дашка же пропала в Польше! И тут творится черт знает что, Петю побили!

– Прекрати есть! – крикнула она. – У нас неприятности, а он лопает!

– Это у тебя, может, неприятности, – ухмыльнулся Петюня и отправил в рот последнюю шпротину. – А мои неприятности кончились. Мои неприятности в «обезьяннике» сидят, в тридцать шестом отделении…

– Это ты о чем? – насторожилась Аля. – Тут что – милиция была?

– Угу, – удовлетворенно кивнул Петя. – Тещу мою замели, заразу укротительную. Вместе с Изабеллой.

– Какой еще Изабеллой? – Аля машинально запихнула в рот плавленый сырок вместе с фольгой. – У тебя жену вроде Люсей зовут… Тьфу!

– Ты осторожнее, – посоветовал Петюня, – не подавись. А жена тут вовсе ни при чем, это теща меня вычислила и сюда, к Дашке, притащилась с коброй в ридикюле. Решила, понимаешь, действовать старым проверенным способом, пугнуть меня коброй, а после вызвать перевозку психическую… Но… не тут-то было, менты вовремя подоспели, их соседка вызвала бдительная…

Петюня отрезал солидный кусок батона, размазал очередной плавленый сырок и положил на него толстый кусок колбасы. Откусил, зажмурившись от удовольствия, и вдруг хрюкнул так, что крошки полетели прямо на стол.

– Если бы ты видела ее лицо, когда менты сказали, чтобы я завтра заявление написал и к ним зашел. Теще-то срок светит за хулиганство, она же на патруль напала, да еще кобру на них натравила. И теперь кобру реквизировали как вещественное доказательство, а она дорогая, дрессированная, так что у тещи еще и из-за этого неприятности будут… Ох, посажу я тещу, возьму грех на душу!

– А при чем тут грех-то? – удивилась Аля. – Что заслужила, то и получила…

– Так она хоть и зараза, но тут к шапочному разбору поспела… – признался Петя, – когда те двое уголовников меня уже отметелили… Ну, я, конечно, тоже столбом не стоял, дал им как следует…

– Что-что? Ну-ка с этого места подробно рассказывай! – встрепенулась Аля. – Да прекрати есть, дело важное!

То ли Петя наелся, то ли понял по ее тону, что дело и вправду важное, только он отложил недоеденный бутерброд и довольно внятно пересказал Але все, что случилось.

– Двое, говоришь… – задумчиво пробормотала она. – Один прыщавый такой, а другой покрепче?..

И тут же перед глазами встала картина: она идет по пустынной улице, вдруг останавливается машина, из нее выскакивает прыщавый тип и вырывает у нее сумку. Это они! И когда прыщавый хотел ее ударить, второй крикнул, что он велел девку не трогать. Кто это – он? Да Максим же, поняла Аля, и сейчас он снова нанял этих двух уголовников, чтобы они отобрали у Петюни компас! Не зря они все спрашивали – где он, где он? А Петя ничего не понял…

Так вот, оказывается, что… Стало быть, Максим вовсе не сошел с ума. Сумасшедшие уголовников не нанимают… Кто же такой Максим? Зачем ему компас? Ох, да не об этом сейчас нужно думать! Ведь эти же люди похитили Дашку! Нужно ее спасать, но как?

Да очень просто, предложить им компас в обмен на Дашкину жизнь, вот и все!

– Где компас? – напустилась Аля на Петю. – Куда ты его дел?

– Да никуда… – обиженно ответил он. – Я понятия не имею, где он. Дашка его куда-то сунула и умотала в аэропорт.

– Что она делала перед отъездом? – Аля решила рассуждать.

– По телефону разговаривала. Билет на Варшаву заказывала. У нее в аэропорту Пулково знакомая какая-то работает.

У Дашки везде знакомые, это хорошо, обрадовалась Аля, это ей поможет…

Телефонная книжка, как ни странно, лежала на месте, возле телефона. Аля посчитала это хорошим знаком, пролистала страницы и остановилась на трех кандидатурах.

Лена, Аэропорт.

Лиза, Ту-104.

Оля, Пулково.

Обрадовавшись, что все так легко, Аля позвонила Оле, думая, что это именно она работает в аэропорту Пулково-2. Оказалось, что все не так. Оля ни в каком Пулкове не работала, просто фамилия у нее была Пупкова, Оля Пупкова, это Дашка так записала своим ужасным почерком.

Лена к аэропорту имела очень дальнее отношение, просто они с Дашкой когда-то познакомились в аэропорту города Нарьян-Мара, оставалось только удивляться, каким образом обеих туда занесло.

А фамилия Лизы, Дашкиной одноклассницы, была Туполева, так что с первого класса ей дали кличку Ту-104.

Выслушав все это, Аля в сердцах бросила книжку на пол. Дашка – ужасная личность! Нет чтобы записать все нужные телефоны аккуратно, по алфавиту! Но на это можно не рассчитывать, перефразируя слова Пушкина, Дашка и порядок – две вещи несовместные…

Книжка, падая, открылась на букве «Ц», и Аля увидела запись: «Вася, Цеппелин». И вспомнила, что в аэропорту Пулково-2 есть бар с таким названием.

Вася оказался Василисой, вполне вменяемой и толковой девицей. Она мигом уразумела Алину проблему и сказала, что постарается помочь.

– Завтра лечу в Варшаву! – сказала Аля. – Хорошо, что паспорт с собой взяла…

Компас нашелся тут же, в ящике телефонной тумбочки.

Домой Аля решила не соваться – вдруг там караулит Максим. Пришлось ехать к маме. Против обыкновения она не стала ничего спрашивать, молча собрала Але небольшой чемодан. Мама всегда следила за фигурой, размер у них одинаковый, одежда дорогая, модная…

Максим шел по улице, когда рядом с ним остановилась длинная черная машина.

– Садитесь, – раздался изнутри повелительный голос.

– Куда? Почему? – Максим шарахнулся, затравленно озираясь, но из машины показалась холеная рука с массивным золотым перстнем, поманила его – и Максим тут же утратил волю, послушно опустился на заднее сиденье машины, рядом с седовласым человеком в черном костюме.

– Ну, как ваши дела? – проговорил тот сухо и брезгливо.

– Я работаю над статьей о гугенотах…

– Вы прекрасно знаете, что меня не интересует ваша писанина! Я спрашиваю, достали ли вы компас!

– Ну… – заюлил Максим, – там еще есть проблемы, но я над ними работаю… мне нужно еще немного времени…

– Не надо держать меня за дурака! – оборвал его собеседник. – Вы ничего не добились. Вы говорили, что девушка все для вас сделает – а она послала вас подальше!

– Ну, почему же… – Максим хотел что-то соврать, но перехватил холодный взгляд собеседника и понял, что тот видит его насквозь, читает его мысли как открытую книгу. – Она уехала в Польшу, – проговорил он неохотно. – И увезла компас с собой… и еще… мне пришлось рассказать ей все… то есть почти все… я знаю, это очень рискованно, так что ее, скорее всего, придется убрать…

– Вы интересный человек, Максим! – проговорил седовласый с каким-то странным выражением. – Значит, говорите, увезла компас в Польшу? Что ж, это даже хорошо…

В душе Максима проснулась надежда. Может быть, для него еще не все потеряно?

– Так вы дадите мне те материалы, о которых говорили? – спросил он жалким, дрожащим голосом.

– Почему же не дам? Конечно, дам! – Узкие губы седовласого слегка искривились. – Каждый труд должен быть вознагражден… каков труд, таково и вознаграждение!

С этими словами он положил на колени Максиму толстую картонную папку, распираемую бумагами.

– Это только первая порция, очень маленькая, но довольно интересная!

Максим летел домой как на крыльях.

Он едва закрыл дверь квартиры, не снял обувь и прямиком устремился в кабинет. Трясущимися руками развязал тесемки, открыл папку.

Перед ним были пожелтевшие от времени листы, покрытые изящным наклонным почерком.

Не веря своим глазам, Максим узнал почерк императора Наполеона Бонапарта!

Дневники Наполеона, которые тот вел на острове Святой Елены!

Максим бросился к окну, раздвинул шторы, чтобы пустить в кабинет больше света, вернулся к столу…

И ахнул от ужаса и удивления.

Под действием света и воздуха ровные строчки бледнели и исчезали, как на рассвете утренний туман. И вместе с этими строчками исчезали его надежды на славу, известность, богатство, авторитет в научном мире.

Перед ним на столе остались только пустые желтоватые листы.

Максим вспомнил последние слова иезуита:

«Каков труд, таково и вознаграждение…»

Аля остановилась в той же гостинице, что и прошлый раз.

Портье приветствовал ее как старую знакомую, но на вопрос о Даше пожал плечами – мол, как ушла вчера из гостиницы, так и не возвращалась. И пан капрал тоже о ней спрашивал… впрочем, пани молода, мало ли, какие у нее могут быть интересы…

Устроившись в номере, Аля прошлась по окрестностям, озираясь и думая, что же предпринять для поисков и спасения подруги. По крайней мере, с чего начать.

Когда она внезапно сорвалась с места, когда она ехала в Польшу, Аля как-то не задумывалась о том, что будет делать по приезде. Ей казалось, что на месте все станет ясно. Как только она приедет сюда, с ней свяжутся Дашкины похитители и немедленно согласятся выпустить подругу в обмен на компас…

Но вот она приехала – и ничего не изменилось. И совершенно непонятно, что делать дальше.

То есть умом она понимала, что сама ничего не сможет сделать, да и вообще, самостоятельно связываться с Дашкиными похитителями очень опасно, и что самое умное – это найти капрала Махотека и все ему рассказать. Про их похождения в замке, про тайник, про компас, про тетрадь профессора Любомирского…

Но как только она вспоминала красивого капрала – так на нее нападала робость, и все благие намерения шли прахом.

В конце концов, Аля решила, что другого пути нет, и отправилась в гостиницу, чтобы оттуда позвонить красивому полицейскому.

Однако, когда она вошла в холл, портье начал делать ей какие-то странные знаки. Он подмигивал то одним глазом, то другим, почесывал нос, дергал себя за ухо и странно дергал головой.

Аля подошла к его стойке, удивленно уставилась на портье и прямо спросила его:

– Вы мне что-то хотите сказать?

– Так, пани! – проговорил тот заговорщицким тоном и испуганно огляделся по сторонам, как будто опасался, что их подслушивают. – Пока пани выходила, для нее появилось письмо!

– Что значит – появилось? – спросила Аля насмешливо. – По-моему, письма сами не появляются, они приходят по почте или их доставляют посыльные…

– Так и есть, пани! – согласился с ней портье. – Обычно так и бывает, но это письмо появилось само, я вас уверяю! Только что его не было, я отвернулся буквально на одну секунду, чтобы расплатиться с паном, который привез сливки для нашей кофейни, и вдруг это письмо появилось на моей стойке! Это очень странно, пани! – И портье снова замигал по очереди обоими глазами.

– Ну, так где же это письмо?

– Вот оно! – Портье сунул руку под стойку и протянул Але конверт, на котором крупными печатными буквами было написано:

«Для пани Александры».

Аля почувствовала волнение.

Таинственный конверт, загадочным образом появившийся на стойке, печатные буквы, призванные скрыть почерк автора, – наверняка это то самое, чего она ждала и в то же время боялась.

С ней связались Дашкины похитители.

Она отошла в дальний конец холла, опустилась на диван и разорвала конверт.

Внутри был неровно оторванный листок бумаги, покрытый такими же печатными буквами без знаков препинания.

«Когда стемнеет, приходи к сторожке возле костела. Никому ничего не говори».

И больше ничего. Никаких требований, никаких угроз, никаких пояснений. Только одно сказано четко – никому ничего не говорить. Ну да, ведь похитители всегда требуют от родственников похищенного, чтобы они ничего не сообщали полиции и другим организациям, иначе жертву убьют или покалечат…

Конечно, Аля прежде никогда не сталкивалась с похитителями, но ей приходилось читать об этом в иностранных детективах и видеть в голливудских триллерах.

Значит, это действительно письмо от Дашкиных похитителей, и если она, Аля, что-то расскажет симпатичному капралу Махотеку или кому-нибудь из его коллег по воеводской полиции – Дашкиной жизни грозит серьезная опасность. Правда, прямо это в письме как будто не сказано, но явно подразумевается…

Аля подняла глаза на портье.

Как-то странно он себя ведет. И эта история про то, что письмо само появилось на стойке, выглядит очень подозрительно… не иначе, портье связан с похитителями!

Портье делал вид, что совершенно не интересуется загадочным письмом, однако видно было, что он просто сгорает от любопытства.

– Интересные новости, пани? – спросил он, перехватив ее взгляд.

– Ничего интересного, – ответила она мрачно. – Реклама новой стиральной машины.

– То бывает, пани, – ответил портье недоверчиво. – Эту рекламу то и дело приносят… то под дверь подсовывают, то в почтовый ящик кидают… очень надоедливые люди!

Аля не стала поддерживать разговор и отправилась к себе в номер – дожидаться вечера.

Когда солнце начало клониться к закату, она надела джинсы, удобные кроссовки и легкую куртку. Прежде чем покинуть номер, она задумалась, куда бы спрятать компас – ведь наверняка похитители будут требовать его в обмен на Дашку, значит, он должен находиться в безопасном месте, пока они не договорятся об условиях обмена.

Аля заглянула в холодильник – но тут же отвергла этот тайник: она видела по телевизору познавательную передачу, в которой говорили, что в холодильнике многие недальновидные люди прячут свои сбережения и ценности, поэтому именно туда опытные воры заглядывают в первую очередь.

По этой же причине она отказалась от шкафа с одеждой, не стала прятать компас под матрасом и под ковром.

Последовательно были отвергнуты бачок унитаза, пространство за батареей и под ванной.

В конце концов, она встала на стул и положила компас на стеклянный плафон светильника.

Решив, что этот тайник достаточно надежен, Аля покинула гостиницу и отправилась к старому костелу.

Пока она дошла до него, совсем стемнело, и в темноте она с трудом нашла заброшенную сторожку. Подойдя к двери, остановилась в нерешительности.

Только теперь, в темноте, в этом незнакомом месте она поняла, какого дурака сваляла.

Сама явилась сюда, где ее караулят похитители… сейчас ее схватят, как Дашку, и вместо того чтобы помочь подруге, она окажется в точно таком же положении!

Нет, надо было связаться с капралом Махотеком, показать ему письмо, рассказать все, что знает, и доверить свою и Дашкину жизнь этому сильному и решительному человеку!

К тому же такому обаятельному…

Аля вспомнила располагающую улыбку капрала, его яркие темные глаза и тяжело вздохнула. Ну почему, почему она не позвонила ему, не рассказала о письме? Сейчас не тряслась бы от страха в темноте и одиночестве, а разговаривала бы с этим красавцем…

Да, но она рисковала бы Дашкиной жизнью, ведь в письме ясно сказано: никому не говорить!

В таких колебаниях она провела еще несколько минут, как вдруг за ее спиной раздался отчетливый шорох.

Аля резко обернулась и увидела в темноте крупную, массивную фигуру, которая двигалась в ее сторону.

Хотя она и ждала появления злоумышленников, однако в этот решительный момент не удержалась от испуганного крика.

Таинственная фигура стремительно метнулась к ней, сильная ладонь зажала Алин рот.

– Помогите! – пыталась выкрикнуть Аля, но вместо этого у нее получалось только какое-то невнятное бульканье.

– Тише ты! – прошипел кто-то прямо в ее ухо на чистом русском языке без всякого акцента. Голос показался Але удивительно знакомым…

– Дашка?! – пропыхтела Аля неразборчиво, но подруга ее все же отлично поняла.

– Ну, наконец узнала! – проговорила она вполголоса и немного ослабила ладонь.

– Ты руку-то убери! – возмущенно пропыхтела Аля. – Думаешь, приятно?

– А кричать не будешь?

– Не буду!

Дашка убрала руку и отпустила Алю.

– Это правда ты?! – Та недоверчиво вглядывалась в темноту, но видела только темный силуэт на фоне светлой стены сторожки. Впрочем, силуэт был такой массивный, что последние сомнения у нее отпали – конечно, Дашка.

– Да я, я! – подтвердила та ворчливо.

– А где же твои похитители? Ведь они прислали мне угрожающее письмо, назначили встречу…

– Да это я тебе прислала письмо! Как узнала от пана Болеслава, что ты приехала…

– Кто такой пан Болеслав? – заинтересовалась Аля. – Один из твоих похитителей? У тебя что – стокгольмский синдром? Роман с собственным похитителем?

– Да не болтай ерунды! Пан Болеслав – очень милый дядечка, тот крестьянин, который в прошлый приезд подвозил нас к замку…

– А, усатый!

– Ну да, усы у него действительно классные!

– А еще у него жена очень скандальная! – вспомнила Аля. – Как ты с ней на этот раз, нашла общий язык? Прошлый раз она тебе чуть физиономию не расцарапала!

– Да нет, слава богу, она меня не видела. Пан Болеслав спрятал меня в этой сторожке… а сегодня сказал, что ты приехала, вот я и попросила его передать тебе письмо. Он поставляет в гостиницу свежие продукты, поэтому бывает там каждый день и находится в курсе всех событий.

– Ничего не понимаю! Тебя похитили или ты сама сбежала?

– Пойдем в сторожку, я тебе там все объясню! А то что мы тут в темноте разговариваем, как две ночные бабочки…

Даша взяла Алю за локоть и провела по невидимой в темноте тропинке к двери сторожки.

Дверь с ревматическим скрипом открылась, и Аля увидела комнату с низким потолком, едва освещенную свечой в старом медном подсвечнике. Окна сторожки были плотно закрыты ставнями, поэтому свет не пробивался наружу.

В комнате было довольно уютно: здесь имелись старый диванчик, накрытый шерстяным пледом, шаткий стол, пара стульев. На полу лежала серая, грубо выделанная шкура, в углу выстроилась целая коллекция удочек разного размера и конструкции. Еще здесь были старинный резной шкафчик из грушевого дерева и длинная дубовая полка, на которой стояло несколько запыленных бутылок, штук пять старинных рюмок и бокалов из толстого зеленого стекла и десятка полтора каких-то глиняных фигурок и безделушек.

– Здесь пан Болеслав отсиживается, когда хочет отдохнуть от жены, – пояснила Даша. – А сейчас у них отношения в фазе перемирия, и он пустил меня пожить.

– Все-таки объясни, подруга, что с тобой стряслось? – Аля уселась на край дивана и приступила к расспросам. – Капрал Махотек сказал мне по телефону, что тебя похитили. Я все бросила, сорвалась с места и прилетела сюда с компасом, чтобы обменять его на твою жизнь… и что я вижу? Ты жива и здорова, живешь в сторожке у славного пана и, судя по всему, отлично себя чувствуешь!

– Ну, во-первых, я тебе очень признательна за то, что ты примчалась мне на помощь! – искренне проговорила Даша. – Друзья познаются в беде, и ты поступила как настоящий друг! Меня и правда похитили, держали в замковом подземелье. И даже, кажется, собирались убить. Правда, я сумела сама, своими силами вырваться на свободу.

В Дашкином голосе прозвучали гордые нотки. Впрочем, неудивительно – не каждой женщине случается пережить такие приключения и выбраться из них без посторонней помощи!

– А вот компас ты привезла зря, – добавила она. – Тем, кто меня похитил, он вовсе не был нужен.

– Не может быть! – перебила Аля подругу. – За этим компасом охотятся очень опасные люди! Они напали на меня и, между прочим, в поисках компаса вломились в твою квартиру и побили Петюню…

– Бедный Петюня! – сочувственно вздохнула Даша. – Ему всегда достается, даже когда он вовсе ни при чем… только точно тебе говорю – компас был без надобности! Они уже знали про тайник, который мы с тобой вычислили при помощи компаса, и пользовались им для хранения наркотиков… я там обнаружила килограмма два героина. Или, может быть, кокаина – я вообще-то не разбираюсь. Поэтому они меня и похитили – как нежелательного свидетеля.

– А никаких сокровищ в тайнике не было? – разочарованно протянула Аля.

– Говорю тебе – только наркотики! Если сокровище там когда-нибудь и было, его давно уже кто-то прибрал к рукам.

– Тогда я не понимаю, почему ты здесь прячешься. Тайник найден, злоумышленники арестованы – пора явиться к капралу и все ему честно рассказать…

– Не все так просто! У злоумышленников есть сообщник, который остался на свободе и уже пытался меня убить… – Даша рассказала, как сразу после освобождения из подземелья ее едва не убили стрелой из арбалета.

– Так что я никому не могу доверять! – заявила она под конец своего невероятного рассказа. – То есть могу, но только одному пану Болеславу!

– Я смотрю, ты к нему явно неровно дышишь! – усмехнулась Аля.

– Да ты что! Не болтай ерунды! – отмахнулась Даша. – Он же старый… то есть не то чтобы совсем старый, но пожилой…

– И очень женатый! – добавила Аля ехидно. – Впрочем, тебя это, кажется, никогда не останавливало… у твоего Мабуты вообще двадцать жен!

– И ничего не двадцать, а всего восемнадцать… – машинально поправила ее Даша и тут же фыркнула: – Да ну тебя! И вообще, нам нужно сейчас не про мужиков думать, а про то, как выпутаться из истории с этими торговцами наркотиками. Эти люди явно очень опасные, наверняка это они и профессора Любомирского убили…

При этих словах Аля с сомнением хмыкнула, что не ускользнуло от внимания ее подруги.

– В чем дело? – насторожилась Даша. – Ты что-то узнала?

– Да, пожалуй, что узнала… – призналась Аля с печальным вздохом и рассказала Даше про Федора – про то, как познакомилась с ним, занимаясь у себя на работе делом покойного профессора, как легко Федор нашел ключ к ее сердцу, точнее, не ключ, а отмычку. С крайней неохотой поведала и о том, как случайно выяснила, что Федор беззастенчиво использовал ее в своих целях, а также о том, как ей удалось узнать, что во время убийства профессора он находился в Польше, хотя отрицал это…

– Конечно, для суда чек с автозаправки вряд ли окажется достаточным доказательством его причастности к убийству, – закончила она свою печальную историю. – Но мне все стало ясно…

– Какие все-таки мужики сволочи… – проговорила Даша, пригорюнившись и подперев щеку кулаком.

– Ага, – согласилась Аля. – А тут еще Максим…

– Максим? – переспросила Даша с живейшим интересом.

Так что Але пришлось рассказывать и вторую часть своей невеселой истории.

– Но уж Максим-то определенно интересовался компасом! – сказала она под конец. – Именно за компасом явились те двое, которые поколотили Петюню!

– Ну, не знаю… – протянула Даша и вдруг подняла на подругу затуманившийся взгляд: – Вот что, Алька, мы обе в опасности и только друг другу можем доверять! Так что давай выпьем немного за нашу женскую дружбу! Ну, совсем по чуточке!

– Выпьем? – Аля удивленно огляделась по сторонам. – А что здесь можно выпить?

– А тут у пана Болеслава есть заначка, – сообщила ей подруга вполголоса. – Я тебе скажу – отличная вещь, домашняя сливовица! Пьется легко, и все проблемы после нее как рукой снимает!

Она вскочила с дивана, открыла резной шкафчик и достала с нижней полки большую оплетенную бутыль.

– Это ты называешь «немножко»? – ужаснулась Аля при виде бутыли. – Да здесь литров пять!

– Три, – поправила ее Даша со знанием дела. – Но мы же совсем чуточку, пан Болеслав даже не заметит. Возьми там на полке пару бокалов и протри их полотенцем, а то они вон какие пыльные!

Аля взяла с полки две тяжелые рюмки зеленого стекла, протерла их от пыли вышитым полотенцем и поставила на стол.

– Совсем понемножку! – повторила Даша, наливая в рюмки густую ароматную золотистую жидкость. – А вон там возьми закуску, а то пить не закусывая – это дурной тон… и для здоровья вредно…

Аля поставила на стол корзинку с крупно нарезанным домашним хлебом, огурцами, помидорами и нежным розовым салом, нарезанным толстыми ломтиками.

– За нашу надежную женскую дружбу! – провозгласила Даша, поднимая рюмку, и хихикнула: – Помнишь анекдот про змею и черепаху? Так вот, чтобы наша дружба была не такой!

Она лихо опрокинула рюмку, и Даша последовала ее примеру.

У нее было такое ощущение, будто ей в глотку влили расплавленный свинец или жидкий огонь. Глаза полезли на лоб, дыхание перехватило.

– Закуси огурчиком! – посоветовала Даша и заботливо вложила в ее руку крепенький пупырчатый огурчик.

Аля с хрустом раскусила овощ и прислушалась к себе.

Жидкое пламя дошло до желудка и там превратилось в мягкое обволакивающее тепло. Причем тепло стало не только в желудке, но и на душе. Все неприятности куда-то отошли, тесная сторожка сделалась просторной и уютной, а похожая на медведицу Дашка показалась ей красивой и обаятельной.

– Хорошая вещь! – с уважительным удивлением проговорила Аля, взглянув на бутыль со сливовицей.

– А то! Я же тебе говорила! – с энтузиазмом поддержала ее Даша. – Пан Болеслав плохого держать не станет! Но только, подруга, мы с тобой много не будем, мы еще по одной рюмочке – и на этом все! А то эта сливовица такая коварная…

– По одной, – согласилась Аля и для верности кивнула. При этом с ней произошло что-то странное – как будто не она кивнула, а вся сторожка плавно качнулась взад-вперед, как будто это не сторожка в польских горах, а лодка на зеленых волнах Адриатического моря или гондола на темных каналах Венеции…

Вспомнив Венецию, Аля перескочила мыслями к истории, изложенной в дневнике профессора Любомирского, к инкской принцессе и ее заветной тайне.

Аля взглянула на подругу, чтобы рассказать ей эту невероятную историю, но при этом ее взгляд упал на Дашкин бокал.

Бокал толстого зеленого стекла украшал выпуклый узор, который показался Але удивительно знакомым.

Где она видела точно такой же? Причем совсем недавно…

Аля пыталась собрать мысли, но они разбегались, как мыши в лаборатории. Она подняла глаза на Дашу, чтобы спросить ее. Однако подруга говорила о своем, о наболевшем:

– Мужики – они натуральные козлы! Совершенно не замечают, что у тебя внутри! Им лишь бы параметры были, как у этой… Клавы Черепицы! Девяносто – шестьдесят – девяносто! А если ты от этих параметров хоть немножко отклоняешься…

Аля невольно хихикнула. Интересно, это Дашка о себе? Это она совсем немножко отклоняется от классических параметров?

– А что ты хихикаешь? – воскликнула Дашка, заметив ее реакцию. – Нечего хихикать! У тебя самой с мужиками проблемы!

– Это точно! – вздохнула Аля.

– Ну, давай еще по одной! – Даша подняла бутыль, с трудом удержала ее, но все же сумела снова наполнить рюмки. – Еще по одной – и на этом все! Больше ни-ни!

– Ни-ни… – согласилась Аля.

Вторая прошла еще лучше, чем первая. Ей стало хорошо и спокойно, хотелось смеяться и болтать. Только где-то в подсознании шевелилась упорная мысль, что она только что заметила что-то важное… очень важное…

Аля безуспешно пыталась вытащить эту мысль на поверхность, как рыболов вытаскивает из воды упорно сопротивляющуюся рыбу.

Она представила себе этого рыболова. Почему-то он был очень похож на симпатичного капрала Махотека. Он улыбался Але и говорил с приятным акцентом:

– То не можно, пани! Не можно пить сливовицу такими большими рюмками!

– Рюмками… – повторила Аля и упала лицом в корзинку с хлебом.

– Ну, ты даешь! – раздался над ней знакомый голос.

Этот голос не просто раздался – он ввинтился в больную Алину голову, как сверло бормашины в больной зуб.

– Не надо… – простонала Аля и попыталась приподняться.

– Подожди! – На ее лоб легло что-то холодное, пульсирующая боль приглушилась, и Аля смогла открыть глаза.

Она находилась в каком-то совершенно незнакомом месте.

Во всяком случае, не у себя дома, потому что в ее квартире не было такого низкого закопченного потолка, и такого резного шкафчика, и такой полки с безделушками…

Аля села. Комната закачалась, и все съеденное и выпитое накануне запросилось наружу. Аля застонала, кое-как преодолела тошноту и наконец вспомнила все или почти все.

Она приехала в Польшу, чтобы спасти Дашку, получила подозрительное письмо, нашла подругу в сторожке пана Болеслава, и они… и они совершенно по-свински напились!

Ну да, а вот и сама Дашка суетится вокруг нее с тазиком и мокрым полотенцем.

– Боже мой, зачем же мы вчера так напились! – простонала Аля.

– Ну, я не знаю… вроде и выпили всего по две рюмки… – протянула Дашка виновато. – Мне вроде нормально, а ты отключилась на полуслове… что-то сказала про рюмки – и бабах лицом на стол!

– Ну да, ведь спиртное на всех действует по-разному, в зависимости от живого веса… – пробормотала Аля невнятно. – Про что я говорила? Про рюмки?

В голове снова зашевелилась какая-то важная мысль. Но в бедной Алиной голове творился кошмар, какой бывает только в сумасшедшем доме перед ревизией.

– Насчет живого веса я бы попросила! – обиделась Дашка, но тут же смягчилась: – Может, тебе огурчика дать?

– Лучше пристрели меня, – попросила Аля. – Больше мне ничего не поможет…

– Ну, не переживай, все пройдет! Да, так ты что-то сказала про рюмки…

Аля перевела взгляд на стол. Там в живописном беспорядке валялись остатки вчерашней трапезы, от одного вида которых ей стало еще хуже. Надкушенный огурец, розовое сало, хлебные крошки… среди этого зачерствевшего натюрморта живым укором стояли две пузатые рюмки зеленого стекла.

Аля моргнула и собрала в пучок все свои оставшиеся мозговые извилины.

Что-то очень важное было связано с этими рюмками…

Она протянула руку, взяла одну рюмку, поднесла ее к глазам…

– Ты что, подруга, – хочешь опохмелиться? – испуганно спросила Дашка. – Ты знаешь, врачи не советуют…

– Да нет, – отмахнулась от нее Аля. – Дело не в этом… что же такое, почему я не могу вспомнить…

– Потому что выпила лишнего!

– Это само собой… – согласилась Аля, мучительно ворочая мыслями. – Ну да, это не та рюмка…

– Но ты вчера пила как раз из этой!

Аля, ничего не отвечая, взяла вторую рюмку и уставилась на нее.

Зеленое стекло покрывал выпуклый узор.

Именно он привлек вчера ее внимание… потому что точно такой же она видела где-то еще!

– Откуда здесь эти рюмки? – спросила она подругу.

– Пан Болеслав что-то про них говорил… – задумалась Даша. – Вроде бы они очень старые… достались ему от прадеда, который работал садовником в замке, а тому – от его прадеда… Наверняка они из замка, видишь же – на них такой же герб, как над главным входом в замок, такая же странная птица…

– Такая, да не такая! – возразила Аля. – На гербе эта птица смотрит налево, а здесь – направо…

– Да брось ты ерунду говорить! – возмутилась Даша. – Ты уже спьяну левое с правым путаешь! Налево эта птица смотрит, как и на том гербе!

– Как налево, когда направо! – не сдавалась Аля. – Хоть я и выпила вчера, но не до такой же степени…

Даша взглянула на рюмку, потом на подругу, потом снова на рюмку и рассмеялась:

– А, ну все ясно, ты просто смотришь на просвет сквозь рюмку, поэтому у тебя получается наоборот, как в зеркале… на самом деле птица смотрит налево… да, впрочем, не все ли равно! Что ты так уцепилась за этого ощипанного индюка!

– Да вот пытаюсь вспомнить, где еще я видела точно такого же… и он тоже глядел направо…

– Слушай, ну ты и зануда! Не все ли равно, куда смотрит этот индюк!

– Вспомнила! – вскрикнула Аля, блестя глазами. – Вспомнила! Ведь на нашем компасе точно такая же птица, и там она смотрит направо! Я точно помню!

– Да? – Даша задумалась. – Вроде бы ты права… надо, конечно, посмотреть еще раз… ведь ты привезла сюда компас?

– Привезла, только он остался в моем номере! Знаешь, ты побудь здесь, а я схожу в гостиницу за компасом.

Через полчаса Аля вошла в холл гостиницы.

При ее появлении портье заметно оживился:

– О, пани вернулась! А я уже боялся, что вы пропали, как и ваша подруга! Жаль, что ваш друг не дождался вас…

– Друг? – удивленно переспросила Аля. – Какой еще друг?

– Ну, как же! – Портье понимающе улыбнулся. – Такой вальяжный пан, очень солидный… похож на ксендза, хотя одет в обычный костюм. Волосы с сединой… тот пан сказал, что он ваш друг и подождет вас в номере… может быть, я сделал что-то не то?..

– Все то, – хмуро ответила Аля. – Вы сделали все, что могли…

Не устраивать же скандал в гостинице!

– Да, пани! – проговорил портье ей вслед. – Я пришлю к вам в номер электрика, тот пан сказал, что не горит верхний свет!

В смятении после разговора с портье Аля вошла в свой номер.

Здесь определенно было что-то не так, как вчера, когда она отсюда уходила.

Первое, что она заметила, оглядев комнату, – из ящика комода торчала лямка от лифчика. Она выдвинула ящик и увидела, что в ее белье кто-то рылся. Вещи были свалены кое-как, вперемешку, хотя она прекрасно помнила, как аккуратно все здесь складывала накануне.

Аля метнулась к холодильнику, распахнула морозилку – и увидела, что там тоже кто-то пошуровал. Да, наверняка тот «друг», о котором говорил портье, тоже знает основные места, где неопытные люди устраивают тайники!

С бьющимся от волнения сердцем она нажала кнопку выключателя, чтобы включить потолочный плафон и проверить, на месте ли компас.

Свет не загорелся.

Ну да, портье ведь сказал, что у нее в номере неполадки с электричеством, и обещал прислать электрика!

Она подтащила стул на середину комнаты, взобралась на него, встала на цыпочки и засунула руку за плафон…

Ура! Компас на месте!

Аля спрыгнула со стула, преисполнившись самоуважения: все же она перехитрила неизвестного злоумышленника, нашла в номере такое место, куда он не догадался заглянуть!

Ну, тут ей еще немного повезло с неисправностью проводки – ведь если бы свет загорелся, незнакомец заметил бы компас на фоне светящегося плафона!

Аля спрятала драгоценную находку на груди и бросилась прочь из гостиницы в сторожку, где дожидалась Даша.

– Ну, вот видишь, – проговорила она, входя в комнату и протягивая компас подруге. – Я не ошиблась: здесь птица тоже смотрит направо!

– Правда! – согласилась Даша. – Не знаю, впрочем, почему это так важно…

– Послушай! – воскликнула Аля, блестя глазами. – Вряд ли это случайно. Ведь в этих средневековых гербах каждая деталь что-то значит, и птица с повернутой направо головой – это совсем не то, что с повернутой налево… явно этим что-то хотели сказать!

– Ой, да хватит уже детских шарад и головоломок! – отмахнулась от нее Даша. – Мы уже расшифровали ребус, нарисованный на компасе, и вместо сокровищ я нашла мешок наркотиков и попала в каменное подземелье. Хватит, этот компас уже выдал нам свою тайну!

– Нет, подожди! – перебила ее Аля, в которой вдруг проснулся прежде не свойственный ей авантюрный дух. – Я читала в детстве такую приключенческую книжку… там тоже в старинном поместье был спрятан клад, и все этот клад искали, пытаясь расшифровать значки на гербе. А оказалось, что эти значки сделаны для отвода глаз, а для того чтобы клад найти, нужно внимательно разглядеть сам герб, его части… может быть, и здесь тот тайник, в котором ты нашла наркотики, – только для отвода глаз, а настоящий еще не найден? И ключ к нему – птица с повернутой головой?

– Ну, не знаю… – протянула Даша, но видно было, что в ее глазах загорелся интерес. Впрочем, она от природы была авантюристкой, так что увлечь ее очередным приключением не составляло труда.

– Ну-ка, дай еще посмотреть на эту дурацкую птицу… – проговорила она, протягивая руку за компасом. – Смотри, клюв направлен на одно из созвездий, в которых мы разбирались с Петюней… не помнишь, что это за созвездие?

– Дева, – уверенно ответила Аля.

– Ты уверена? – переспросила Даша с легким недоверием.

– Конечно, это же мой знак зодиака! Я родилась в сентябре!

– Дева? – Даша наморщила лоб. – Помнишь, тот экскурсовод… кстати, это именно он оказался одним из наркодилеров… так вот он говорил, что, по старинной легенде, в этом замке, как и во многих других, тоже была Девичья башня, в которой дочь какого-то из владельцев замка сидела в заточении из-за какого-то легкомысленного поступка. Самой башни не осталось, но сохранился фундамент. Может быть, стоит его осмотреть?

– Почему бы и нет? – согласилась Аля. – Идея не хуже других, тем более что других у меня пока нет.

– Ну, так пошли на разведку! Мне уже до чертиков надоело тут сидеть, как будто я легкомысленная баронская дочь!

– А ты не боишься? Ведь ты говорила, что на свободе остался сообщник твоих похитителей, который отлично стреляет из арбалета!

– Сколько можно прятаться! Он наверняка перебрался в более безопасное место. Что ему тут делать, если тайник раскрыт, а сообщники арестованы?

В это время в дверь сторожки постучали условным стуком, и на пороге появился гостеприимный пан Болеслав.

– Ну, прекрасные пани, как поживаете? – проговорил он, оглядывая комнату. – Вижу, освоились неплохо… понравилась вам моя сливовица?

– Ой, – Дашка порозовела от смущения. – Как вы догадались?

– Уж я-то свою сливовицу по запаху всегда узнаю! – И пан Болеслав пошевелил усами, как сытый кот. – Она пахнет, как сливовый сад весной! Так что, пани, может, еще по рюмочке?

– Ой, нет! – воскликнула Аля в неподдельном испуге. – Я еще от вчерашнего не оправилась! А вот не могли бы вы подвезти нас до замка? У нас там кое-какие дела!

– Зря вы это, – насупился хозяин. – У пани Даши и так были большие неприятности… а в замке сейчас нехорошо – экскурсовод арестован, туристов туда пока не пускают…

– Ну, пан Болеслав, миленький, ну пожалуйста, отвезите! – заворковала Дашка. – Что вам стоит! Мы там забыли одну очень важную вещь! А мы вам будем так благодарны, так благодарны…

Она послала крестьянину выразительный взгляд, тот вздохнул и проговорил:

– Ну что с вами поделаешь! Такой уж я человек – никогда не мог отказать женщине, хоть и имел от этого много проблем…

Телега, запряженная лошадкой, стояла у самых дверей сторожки. Подруги спрятались в сене, и деревенский экипаж покатил по живописной дороге к замку.

Пан Болеслав остановил лошадку неподалеку от замка, высадил подруг и пообещал заехать за ними ближе к вечеру.

Аля с Дашей обошли главный вход на замковую территорию, перебрались через полуразрушенную стену и подошли к замку с восточной стороны.

– Ну, вроде вот здесь была Девичья башня, – проговорила Даша, подходя к крылу замка.

От романтической башни осталось немного – круглое каменное основание, в котором имелось сводчатое окно и несколько каменных ступенек, уходящих в пустоту.

– И что теперь делать? – Аля обошла основание башни, задумчиво разглядывая старинную каменную кладку. – Ну, была здесь башня… но даже если в ней что-то было спрятано – тайник разрушен вместе с башней. Лестница ведет в никуда… окно как окно, над ним каменная птица…

– Птица! – воскликнула Дашка. – Действительно, такая же, как на компасе!

– Ой, правда! – спохватилась Аля. – И между прочим, голова у нее повернута направо, как и на компасе!

– Да, только эта птица серьезно ранена, – добавила Даша, приглядевшись. – У нее глубокая рана в груди, как будто кто-то вырвал ей сердце.

– Ой! – Аля уставилась на круглое отверстие в груди каменной птицы. – Ты смотри-ка, отверстие по размеру и форме как раз подходит…

– Подходит для чего?

– Дай-ка мне компас!

Даша протянула ей компас, и Аля дрожащей от волнения рукой вложила его в каменное углубление. Компас вошел в него точно, не осталось никакого зазора.

– И правда компас – сердце каменного грифа! – удивленно воскликнула Даша. – Только стрелка как-то странно себя ведет – дрожит, будто никак не может успокоиться… как будто хочет нам что-то сказать!

– А давай мы ей поможем!

Аля осторожно повернула компас внутри каменного углубления по часовой стрелке. Стрелка компаса застыла, как будто наконец нашла верное направление. И в ту же секунду часть стены отодвинулась в сторону, открыв темное углубление.

– Ура! – воскликнула Аля. – Мы его нашли!

– Надеюсь, там не очередная партия наркотиков… – проговорила Даша и запустила в тайник руку.

Через секунду она извлекла на свет очень странный предмет – связку разноцветных шнурков, покрытых мелкими узелками.

– Это еще что за швабра? – разочарованно протянула Даша. – А мы-то с тобой надеялись найти золотую диадему!

– Это не швабра, – перебила ее Аля. – Это узелковое письмо инков кипу, я читала о нем в дневнике профессора Любомирского. Может быть, в нем записана какая-то важная тайна…

– Браво, пани! – раздался за спиной у подруг властный, уверенный в себе голос. – Вы действительно держите в своих руках ключ к одной из самых важных тайн человечества! А теперь отдайте-ка его мне, а то письмо очень старое, как бы не рассыпалось в прах!

Подруги удивленно повернулись – и увидели в нескольких шагах от башни человека средних лет с длинными седеющими волосами и властной линией губ. Он был одет в строгий черный костюм и белую водолазку, на правой руке блестело массивное золотое кольцо.

Впрочем, он был не один: рядом с этим представительным господином стоял еще один человек, затянутый в черный трикотажный костюм, с натянутой на голову черной шапочкой с прорезями для глаз. В руках этого «ниндзя» был арбалет, заряженный короткой стрелой. Стрела арбалета была направлена на Дашу.

– Отдайте, отдайте! – нетерпеливо повторил господин с кольцом. – Я и так слишком долго ждал этого момента! Мои коллеги искали завещание принцессы инков сотни лет. Я посвятил его поискам почти всю свою жизнь, почти завладел ключом к тайнику, но вы перебежали мне дорогу… тогда я решил следить за вами и не просчитался – вы привели меня прямиком к сокровищу!

– А меня – к поимке одного из самых серьезных преступников Европы! – раздался еще один голос, и на поляну перед башней вышел симпатичный польский капрал, а следом за ним – несколько человек в форме спецназа, с взятыми на изготовку автоматами.

– Арбалет опустите! – приказал капрал «ниндзя». Тот замешкался, и Махотек вырвал оружие у него из рук и передал одному из спецназовцев. Затем капрал шагнул к седовласому господину и достал наручники.

– В чем дело? – воскликнул тот, затравленно оглядываясь. – Вы не знаете, с кем имеете дело! У меня дипломатический паспорт, и какой-то деревенский полицейский не смеет меня задерживать!

При этих словах он вскинул правую руку, как будто защищаясь от капрала, при этом как бы невзначай продемонстрировал золотое кольцо с изображением подсвечника на три свечи.

– Ну, во-первых, у вас не один паспорт, а не меньше десятка, – проговорил капрал, ничуть не смутившись. – И все так хорошо сделаны, что их трудно отличить от настоящих. Во-вторых, я не совсем деревенский полицейский, а сотрудник Интерпола, и у меня есть международный ордер на ваш арест. Так что лучше не сопротивляйтесь, это не облегчит вашего положения! Конечно, у вас есть влиятельные друзья в Ватикане, но я уверен, что они не станут вас защищать – постараются избежать скандала. Им совсем не хочется отвечать за все грехи и злодейства, которые накопились за пятьсот лет на счету вашей тайной организации! Даже внутри ордена иезуитов, к которому вы принадлежите, ваше тайное общество считается слишком радикальным, связанным с криминалом и далеко не таким респектабельным, как двести или триста лет назад. Так что ваше кольцо не спасет вас от уголовного преследования, а скорее только послужит отягчающим обстоятельством!

С этими словами он надел на руки седовласого наручники и повернулся к подругам:

– А перед вами, прекрасные пани, я должен извиниться за этот маленький маскарад и за то, что, как и этот господин, использовал вас в качестве наживки. Я знал обо всех ваших передвижениях, знал, что вы прятались в сторожке пана Болеслава, но ничего не предпринимал, чтобы выманить на свет божий этого опасного человека, а также чтобы найти ключ к сокровищам инков. Но сегодня все маски сняты. Кстати, разрешите представить вам еще одну знакомую вам персону!

Он повернулся к «ниндзя» и жестом циркового фокусника сорвал с него трикотажную шапочку.

Подруги увидели бесцветные коротко стриженные волосы, немолодое женское лицо, взиравшее на них с выражением неприязни и постоянного раздражения…

– Мымра! – изумленно воскликнула Дашка. – Ой, извините… – Она повернулась к капралу. – Эта женщина была с нами в туристической группе… она умудрялась всем портить настроение, попасть на каждую фотографию…

– Да, очень хорошая артистка! – проговорил капрал с невольным уважением. – И отличный стрелок. А как предана своему хозяину! – Он взглянул на седовласого господина. – Ведь это она по его приказу убила профессора Любомирского! В толпе туристов незаметно сделала ему укол смертельным ядом, а потом ждала, когда он умрет, чтобы без помех обыскать профессора и забрать у него ключ к тайнику с компасом. Но тут ей не повезло – вы, пани Александра, оказались возле профессора раньше, и он отдал записку вам… – Капрал галантно поклонился Але.

– Ничего не понимаю… – пробормотала та. – Вы говорите, что это она убила профессора… но я была уверена, что это сделал его племянник Федор… вы о нем, конечно, не знаете…

– Отчего же, – капрал улыбнулся. – Вы меня недооцениваете. Я проверил Федора Корнеева. Он действительно был в Польше в день убийства своего дяди, но по другому делу: пытался произвести впечатление на одного польского бизнесмена и выманить у него денег, чтобы рассчитаться со своими кредиторами. Впрочем, это у него не получилось. Во всяком случае, не он убил профессора Любомирского, а эта особа.

Мымра молчала, и это молчание красноречивее всяких слов доказывало ее вину.

– Но расскажите же, что это за веревки, почему вокруг них столько суеты и страстей! – подала голос Даша, которая в отличие от подруги почти ничего не понимала.

– Веревки? – начал капрал. – Это древнее узелковое письмо инков кипу. В этом письме указаны координаты самого большого клада в истории человечества – знаменитого сокровища инков. Последние привезла в Польшу внучка последнего императора инков Тупака Амару, она спрятала его здесь, чтобы сокровище ее предков не досталось предшественникам этого господина, – капрал кивнул на седовласого. – Наконец письмо найдено, в чем есть немалая ваша заслуга. Уже проведены консультации между правительствами Польши и Перу по вопросам судьбы клада, в этих консультациях принимали участие также представители Интерпола, ЮНЕСКО и Ватикана. Думаю, что клад инков должен принадлежать всему человечеству. Но и ваш вклад, несомненно, будет отмечен.

Аля слушала капрала, но не столько его слова, сколько сам голос – мягкий, бархатистый, завораживающий. И ее ничуть не радовало, что приключения благополучно завершились, они с Дашей не пострадали и нашли тайник. Ей было грустно, что придется возвращаться домой, к повседневным заботам, к скучной работе, к одиночеству, и она больше не услышит этот удивительный голос, не увидит симпатичного, обаятельного мужчину…

Капрал неожиданно замолчал и посмотрел на Алю.

Аля перехватила его взгляд и поняла, что они думают сейчас об одном и том же. Дашка вдруг куда-то подевалась. Просто удивительно, как при таких габаритах она умудрилась так быстро исчезнуть. Преступников увели, а Аля с поляком так и стояли, глядя друг на друга.

– Как жаль, что нужно уезжать! – вздохнула наконец Аля.

– Вовсе не нужно, – невозмутимо ответил капрал, или кто он там есть на самом деле. – У следствия к вам будет еще много вопросов…

– Ну, подружка, – Дарья покрутила в руках бокал, на дне которого плескался янтарный коньяк, – хочу выпить за нашу дружбу и твою удачу!

– С чего это ты начала так высокопарно выражаться? – усмехнулась Аля. – Совершенно не в твоем стиле…

Дашка поставила бокал на стол и посмотрела на Алю пристально.

– Что-то ты не лучишься счастьем, а должна бы… Ну говори быстро, что еще стряслось?

Аля медлила и отводила глаза, но от Дашки не так-то просто было избавиться. Наконец она решилась и поглядела на подругу вызывающими и несчастными глазами.

– Ну да, я была у Максима…

– Господи, зачем? Мало он тебе сделал плохого? – искренне изумилась Дарья.

– Ну… все-таки мы так долго были вместе… я должна была с ним попрощаться…

– И как? – с сарказмом осведомилась подруга. – Попрощалась?

– Он меня не узнал… – Аля низко наклонила голову. – Я с таким трудом добилась, чтобы меня пустили…

– Где он сейчас, в какой клинике – на Пряжке или в Удельной?

– В институте Бехтерева… – севшим голосом ответила Аля. – Но, наверное, скоро переведут… врачи сказали – безнадежен…

Перед глазами ее встала унылая комната с серыми стенами, койка, привинченная к полу, мягкий пуфик и Максим. Ужасно, просто неправдоподобно исхудавший, с горящими глазами. Трясущимися руками он перебирал какие-то бумажки и бормотал горячо и хлопотливо:

– Ну где же они, где?.. Где эти секретные документы? Все исчезает как дым… неужели я никогда их не увижу?..

– Максим… – Аля долго собиралась с духом, потом подошла к нему и тронула его за плечо. – Максим, поговори со мной…

Он отмахнулся от нее как от назойливой мухи и все перебирал свои листочки. Аля заглянула ему через плечо. Листы были абсолютно чистые.

– Жуть! – отреагировала Дашка на ее рассказ. – А впрочем, так ему и надо! За что, как говорится, боролся, на то и напоролся, уж извини за прямоту! И мой тебе совет: выброси ты все это из головы. Все в прошлом, а тебе нужно смотреть в будущее!

Аля искоса поглядела на подругу: определенно Дашка сегодня разговаривает слишком пафосно! Что бы это значило?

– Давай договоримся, – сказала Дарья, снова поднимая бокал, – выпьем и забудем все, что было у нас плохого. Оставим только хорошее…

Аля глотнула янтарную жидкость и едва не закашлялась. Однако Дашкин метод помог. Все плохое, что случилось с ней за последний месяц, отошло далеко. И смерть профессора Любомирского, и подлость Федора, и предательство Максима. Было такое чувство, что она прочитала увлекательный приключенческий роман. А в таких романах, как известно, все кончается хорошо. Герои находят сокровища и свою любовь… Вот именно.

– Как у тебя дела? – спросила она, чтобы сменить тему. – Петюня-то от тебя съехал?

– Ой, там такое было! – Дашка расхохоталась. – Петюня упросил ребят из милиции, чтобы они тещу подольше в «обезьяннике» продержали. А кобру отправили в серпентарий, пустили там к остальным, она и прижилась. Тещу наконец выпустили, Петя заявление свое забрал, но в обмен взял у тещи бумагу, что она в его квартире не то что жить не будет, а даже на порог не ступит. Ну, она – туда-сюда, а что делать, подписала бумагу-то… И поехала в серпентарий, потому что кобра-то дрессированная, дорогая, ее в цирк отдавать нужно. А там и говорят – ничего не знаем, ищите сами свою Изабеллу. Вон их у нас сколько! А кобра, не будь дура, решила затаиться. Надоело ей в цирке работать, захотелось отдохнуть в компании себе подобных. Приятеля сердечного себе завела, подружек… В общем, теща Петькина ее зовет, а кобра не идет. И как ее отличишь? Тут ведь как у саперов – ошибка может быть смертельной, живо ядом оплюют!

– Да уж, – фыркнула Аля.

– Ну, теща, пока суд да дело, устроилась в этот серпентарий билетершей, понаблюдает за кобрами, авось Изабеллу идентифицирует.

– Там ей самое место, – согласилась Аля.

– Ага, Петькина жена тут же фокусника своего с лестницы пинками спустила и Пете в ноги бросилась. Прости, говорит, это все мама виновата, меня с толку сбивала. Петюня – парень отходчивый, жену простил, теперь живут душа в душу, она ему обеды-ужины готовит и всячески ублажает.

– Ну и хорошо, я за него рада, – улыбнулась Аля, – ведь это он помог нам загадку компаса разгадать.

– А что у тебя на работе? – в свою очередь, поинтересовалась Дашка. – Как тебя отпустили?

– Шеф так обрадовался, что не надо три миллиона по страховке профессора Любомирского платить, что готов был меня на руках носить! В ресторан приглашал, комплименты говорил!

– Да что ты? А как же вы выкрутились? Ведь Федька этот хоть и подлец, а все же в смерти дяди невиноват оказался!

– А там пока тянули с расследованием, видно, у его кредиторов терпение лопнуло. Наехали на него по полной программе, велели квартиру продавать. В общем, квартиру он переписал на одного такого… по кличке Щебень, серьезный человек у них в Тюмени, его все боятся. А потом Федор исчез, от остальных решил спрятаться. А страховку нужно в определенное время оформить. Кто не успел – тот опоздал. Так что даже если он когда-то и появится на горизонте – ничего ему не будет. Только он не появится, боится. Эти двое, которых я в квартире видела, уже к нам приходили. Ну, шеф, конечно, охрану вызвал, выпроводили их, куда, говорит, вы поперли, здесь вам не Тюмень, где вы что-то значите! Они и ушли. А шеф меня благодарил и даже повышение обещал.

– Ну уж… – недоверчиво сказала Дашка.

– Ага, а как узнал, что я увольняюсь, так едва не прослезился.

– Наверное, от радости, – подначила Дашка, – чтобы денег не прибавлять…

– Да ну тебя! – рассмеялась Аля.

– Начинается регистрация на рейс Петербург – Варшава! – прозвучал голос из репродуктора.

– Ой, это же по мою душу! – спохватилась Аля. – Дашка, мы же толком не поговорили! Слушай, приезжай к нам в Польшу!

– Ага, как раз там буду кстати в ваш медовый месяц с Махотеком! – усмехнулась Дарья.

– Да какой медовый месяц? – засмущалась Аля. – Мы еще ничего не решили… Пока поживу у него в Варшаве, а там посмотрим…

– Ладно-ладно, а то я не видела, как он на тебя смотрит. Все, считай, дело у вас на мази, – авторитетно заявила Дашка. – Я такие вещи сразу просекаю!

– Я буду звонить! – сказала Аля.

– Угу, только не домой, потому что я, наверное, тоже уеду…

– Куда? – Дорожная сумка выпала у Али из рук. – Неужели опять твой африканец?

– Ага, – Дашка расплылась в улыбке. – У него, понимаешь, неприятность случилась. В стране государственный переворот, какой-то очередной сынок его папаши взял власть, пока Мабутка по Европам прохлаждался. Я ему всегда говорила: быть императором – дело сложное, ответственное. Только разве нас мужики слушают? В общем, налетели соратники того сыночка, Мабутка еле ноги унес. Так и бежал на личном самолете в чем есть, голый-босый, с одним чемоданчиком. Жены в суматохе разбежались кто куда – одни к родителям подались в джунгли, другие постарались к новому императору пристроиться…

– Неужели взял? – поразилась Аля. – Зачем ему чужие жены?

– А какая разница? – Дашка махнула рукой. – Еще даже лучше, новых нужно еще обтесывать, чтобы в Европе не осрамиться, а эти уже обученные… Так вот, Мабутка теперь холостой, зовет меня в гости на свою виллу на Лазурном Берегу.

– Ага, стало быть, будешь утешать нищего опального императора…

– Да кто тебе сказал, что он нищий? Вот вилла есть, еще шале в Швейцарии, еще дом на озере Комо в Италии…

– Сама же говорила, что он бежал из своей Африки голый, с одним чемоданчиком…

– Так в чемодане-то драгоценностей на два миллиона долларов!

– Пассажир Королькова Александра! – воззвало радио. – Срочно явитесь на регистрацию!

– Ой, мамочка! – Аля схватила сумку, чмокнула Дашку в щеку и понеслась навстречу новой жизни.