Тяготы домохозяйства 2.0

 Главврач Арнольд Иванович пришёл на работу как обычно ― за полчаса до начала рабочего дня. Он любил лично штрафовать «опоздунов» и спешил к себе в кабинет на утреннюю летучку. Жадный, строгий, вечно всем недовольный, он вышагивал по коридорам и раздавал «оплеухи» всем, кто попадался на пути: врачам, медсёстрам, пациентам. Даже те, кто находился в коме, не были защищены от порицаний и критики.

Одной своей фразой «С добрым утром» мужчина мог испортить настроение целому больничному крылу. Когда он заходил в хирургию, у людей мог заново отрасти недавно удалённый аппендикс, а в гастроэнтерологическом отделении вскрывались язвы даже у тех, кто просто пришёл проведать родных.

К его огорчению, возле двери его кабинета с докладами уже собрались все сотрудники, ожидающие утренней порции «позитива». Арнольд Иванович плюхнулся в кресло и принялся слушать.

Первой в этот раз почему-то взялась выступать заведующая хозяйственной частью. Невысокая хрупкая женщина была бледна и растеряна. Поклонившись «владыке в очках», женщина дрожащей рукой протянула исписанный с двух сторон альбомный лист.

Арнольд Иванович принялся читать вслух:

1. Новая швабра с самоотжимом.

2. Свежая ветошь.

3. Вёдра.

4. Утюг с парогенератором и т.д.

— Что это такое? ― он нахмурил брови так, что у женщины аппетит пропал на неделю вперёд.

― Это список необходимого инвентаря, ― выпалила она и зажмурилась.

― Я в начале года выделял средства на всё, ― лениво зевнул главврач.

― Денег хватило только на покупку нескольких тряпок и одного ведра на все четыре этажа. Мыть полы приходится вручную. А если говорить о…

― Вы помните, что́ я говорил вам об этом в начале года? ― перебил начальник женщину. ― Денег нет!

― Помню… но этот список составляла не я…

― А кто тогда? ― главврач начал нервно ёрзать в кожаном кресле, издавая смешные звуки.

― Новая уборщица, ― еле слышно пролепетала женщина, ― и всё это нужно купить, ― она на секунду замялась, ― до вечернего обхода.

― Что-о-о-о?! ― начальник прогремел так, что даже в морге через дорогу вспотело несколько покойников.

― Какая ещё новая уборщица?! Откуда она взялась?!

― Пришла ночью с инфарктом на операцию, ― взял слово дежурный врач из реанимации.

У главврача кровь резко отхлынула от лица, в глазах пропала ярость и появилось недоумение.

― Что значит — пришла с инфарктом? Приехала на «Скорой»?

― Нет. Пришла сама из другой части города и даже принесла кардиограмму, которую по пути сделала в платной клинике. Сказала, что не хочет отвлекать «Скорую помощь» по пустякам.

Арнольд Иванович ничего не понимал.

― Что за чушь. Сколько ей лет?!

― По документам семьдесят пять, по внешнему виду — не больше пятидесяти, объективно сказать сложно: она принесла с собой два чемодана, мы втроём еле отодвинули один, когда она уже была под наркозом.

― Ничего не понимаю, ― сказал главврач, и, судя по его внешнему виду, он не врал, ― она должна быть в интенсивной терапии, какой идиот назначил её уборщицей? Вы совсем с ума посходили?! ― он хлопнул ладонью по столу.

― Она сама себя назначила, ― пожала плечами сестра-хозяйка, ― уже даже в графике уборки расписалась за первую сданную смену.

― Всё так, ― подтвердил врач, ― она очнулась посреди операции и принялась отодвигать хирургический стол, а он весит четыреста килограммов. Сказала, что чувствует под ним прошлогоднюю пыль и не может из-за этого спокойно спать. Мы пытались её удержать, но всё без толку. Она легла назад только после того, как протёрла все лампы в операционной и угостила хирургов чаем с пирогами. Сразу после операции она провела полную уборку во всём помещении, продезинфицировала приборы и постирала одежду врачей.

― Что вы мне лапшу на уши вешаете?! Такого не бывает!

― Б-б-б-бывает, ― промямлил заведующий кардиологическим отделением и тут же был вытолкнут коллегами вперёд. Доктор достал из кармана валокордин и начал свой рассказ. ― Её перевели ко мне в отделение, где она сразу начала устанавливать свои порядки. Окна, говорит, у вас грязные, и мир за ними такой серый и мрачный, что выздоравливать не хочется. Мы её кое-как привязали к койке, так она при помощи соседского костыля отмыла стёкла с двух сторон и стены в палате перекрасила, не разбудив при этом никого.

― Вы что, пьяны?! ― в глазах главврача сверкали молнии. Кардиолог замотал головой, но на всякий случай проверил дыхание ладонью.

― Но у нас и правда многим сразу стало легче. Утром была отмечена положительная динамика у…

― Так, хватит! ― перебил Арнольд Иванович, ― пациенты должны лечиться медикаментозно! Где она?!

― Готовит обед, ― пискнул с задних рядов заведующий кухней.

― Какой ещё обед?! Она же уборщица!

― А ещё гардеробщица и охранник — заменяет всех, кто был сокращён, ― сказала завхоз и спряталась в тумбочке.

Арнольд Иванович выхватил карту пациентки из рук кардиолога и начал изучать.

― Что за диагноз такой — «Набекрень»? ― он сурово посмотрел исподлобья.

― Это фамилия такая, ― прокашлял врач, ― зовут Ольга Прокофьевна.

― Ну что ж, пойдём познакомимся с госпожой Набекрень, ― главврач быстрым шагом покинул кабинет, и вся свита докторов засеменила за ним.

Аромат горячего мясного бульона делегация почувствовала ещё в лифте.

― О боже, какой запах! ― прошептал кто-то, покусывая халат товарища.

― Как будто у бабушки в гостях, ― ответили ему, дожёвывая собственные губы.

― А ну, прекратить! ― рявкнул Арнольд Иванович, глядя на захлёбывающихся слюной подчиненных.

Сам он даже бровью не повёл, изображая полное безразличие к запаху. Его предал желудок, который заурчал так, что киты в океане услышали и посочувствовали его голоду. Возле столовой аромат стоял совсем невыносимый. Он кружил голову, заставляя высовывать язык.

― Что здесь происходит?! До обеда ещё час! ― прогудел Арнольд Иванович, глядя на собравшуюся очередь с кру́жками и ложками в руках. Помимо обычных больных здесь присутствовало несколько человек из реанимации и тех, кого ещё пару лет назад подключили к аппарату жизнеобеспечения. Главврач протёр глаза — запах бульона поднял на ноги безнадёжно прикованных к кровати людей. Это было невероятно, это было…

― Нарушение! ― загорланил начальник. — Кто позволил выходить из комы без разрешения врача?

Некоторые пациенты, которые поступили сюда ещё до его назначения, смотрели на него с недоумением.

Главнокомандующий больницы сделал было шаг в столовую, но тут же был остановлен мощным голосом, который буквально сдул его, вылетев из окна раздачи:

― Куда без бахил?!

― Я — главврач! ― гордо заявил мужчина и поднял с пола упавшие очки и авторитет, ― а вы ― пациентка! И должны находиться в палате, восстанавливаться после операции!

― Скорее Ленин в мавзолее восстановится, чем люди в ваших палатах, ― послышалась остро́та откуда-то из очереди.

Главврач не обратил внимания на эту шутку и снова направился на разговор с новой сотрудницей, но на этот раз надел бахилы ― не в знак капитуляции, а для того, чтобы подать пример, как он объяснил всем присутствующим.

― Вы нарушили рекомендации лечащего врача, режим больницы и рецепт диетического меню, необходимого для пациентов! ― пролаял Арнольд Иванович, ворвавшись на кухню.

Он планировал по привычке задавить человека своей харизмой. Новая повариха, которая сидя выдавливала руками сок из моркови, встала во весь рост и головой коснулась потолка.

Врач сглотнул нервный ком, губы его предательски задрожали.

― Вы — начальник, вам виднее, я лишь хотела, чтобы люди набрались сил, ― пожала плечами женщина и голыми руками сняла горячую кастрюлю с плиты.

Арнольд Иванович продолжал, но уже менее уверенно:

― Что вы устроили в моей больнице? Без согласования меняете интерьер, нарушаете рецепты, выводите людей из паралича! Считаете себя умнее врачей? У вас хотя бы имеется среднее медицинское образование? Училище? Техникум?

― Есть сертификат спасателя и борца с глобальными катаклизмами. Занималась реабилитацией населений городов после цунами, землетрясений и извержений вулканов на трёх разных континентах.

― А банальная медкнижка у вас есть?

Набекрень помотала головой.

― Я так и думал. Таким не место в нашем учреждении. Суп вылить, стенам вернуть былой вид, ― отчеканил главврач.

― Людей в кому вернуть? ― на всякий случай спросила Ольга Прокофьевна.

― Не сто́ит, ― испуганно ответил мужчина.

Набекрень вынесла кастрюлю, из которой валил густой пар, в коридор и направилась с ней к туалету. Пациенты провожали её недоумевающим взглядом. Следом за поварихой из столовой вышел главврач и обратился к публике:

― Через час будет готов рисовый суп, который положен вам по норме, прошу всех разойтись по палатам.

В воздухе повисло траурное молчание. У некоторых больных снова отказали ноги и поднялась температура.

Главврач сделал было шаг к лифту, но тут раздался боевой клич:

― Бей его!

Арнольд Иванович не успел произнести ни слова. Толпа больных и немощных сбила его с ног и принялась выплёскивать обиды физически. На удивление, пациенты из «травматологии» били не хуже, чем из «терапии» — несколько точных ударов гипсом быстро вывели врача из сознания.

Кто знает, чем бы всё закончилась, если бы не вмешалась Набекрень, которая, заложив два пальца в рот, свистом смогла остановить не только нападавших, но и рост инфляции в стране на целых тридцать секунд.

Нокаутированный главврач лежал без движения и, кажется, не дышал. Коллеги поспешили вызвать реанимацию, но сами первую помощь оказывать не торопились. Было ясно, что никто не горит желанием спасать противного брюзгу, кроме Ольги Прокофьевны, которая ждала новые вёдра и «лентяйку». Пропустив момент с массажем сердца, женщина решила сразу перейти к искусственному дыханию рот в рот. Действовать надо было очень осторожно — дыхание Набекрень создавало внутри главы больницы давление в несколько атмосфер и могло случайно взорвать лёгкие мужчины.

― Сердце запустилось? ― зевнул кто-то из докторов.

― У меня заглохший КамАЗ, простоявший неделю при минус пятидесяти, запустится, ― сказала уборщица, и никто не посмел усомниться в будущем успехе.

Арнольд Иванович в предсмертном бреду доказывал апостолу Петру у райских врат, что его навыков управляющего достаточно, чтобы поменять засидевшееся «наверху» руководство, когда почувствовал, как чья-то крепкая рука вытаскивает его за шкирку в реальный мир.

― Вы мне тут своей кровью из носа все полы забрызгали, ― встретила его по возвращению из мёртвых уборщица, которая в одиночестве намывала полы в совершенно пустом коридоре. Все остальные не стали дожидаться финала и пошли обедать. Обитатели больницы гораздо больше радовались спасению супа, чем главврача.

― Псипо, ― еле слышно прошуршал Арнольд Иванович, не поднимаясь.

― Что, простите? ― пробасила уборщица так, что в соседнем перинатальном центре произошло несколько родов на день раньше срока.

― Спасибо, ― повторил уже более разборчиво мужчина, ― вы спасли меня.

― Не стоит благодарности, теперь я могу выполнять свои обязанности? Корочки больше не требуются?

― Думаю, можете. Но отныне все свои действия прошу согласовывать со мной. Я требую полного подчинения. Вам ясно?

― Вы — начальник, ваше слово ― закон, ― ответила Ольга Прокофьевна, а затем скомандовала, ― ноги поднимите! Мне помыть нужно. И завтра с утра я приду убираться в вашем кабинете, чтобы до девяти часов никого там не было!

― Но… ― хотел вставить слово начальник.

― А сегодня я хочу уйти на час пораньше. И не забудьте про список инвентаря. Перед ужином я зайду, чтобы всё забрать, ― закончила женщина и, не дождавшись ответа, ушла на кухню принимать грязную посуду, оставив Арнольда Ивановича в гордом одиночестве. В воздухе витал аромат мясного бульона и больших перемен.

Тяготы домохозяйства. Творческий подход

Ольга Прокофьевна всю неделю пыталась отмыть городскую больницу номер пять. И если двумя ведрами коктейля «вода с хлором» можно было оттереть от пятен целое отделение за сорок минут, то для того, чтобы убрать налёт депрессии, греховности и безнадёги со стен той же площади, требовалось минимум два дня и огнемёт. Но Ольга Прокофьевна не боялась сложностей ― она их презирала.

Очередное утро в стационаре началось с того, что в палатах включили свет.

«Опять градусники свои дебильные притащили, сейчас я им устрою!» ― не открывая глаз, думал Сергей Борисович. Этот мужчина был самым противным пациентом хирургического отделения. Медсёстры его боялись и ненавидели. Он лежал здесь пятый раз и страдал наследственным сволочизмом, а ещё у него постоянно вылезали грыжи в разных местах. Но главной грыжей был сам Сергей Борисович. Он уже собирался обдать медсестру порцией горячего мата, когда одеяло откинулось и вместо градусника перед лицом мужчины возник вязальный крючок, зажатый в кулаке размером с голову самого Сергея Борисовича.

― Это что? ― спросил он, чувствуя, как температура всё же поползла вверх.

― Творческая терапия, ― ответила незнакомая ему доселе женщина и достала из халата моток шерсти.

― Я не хочу, ― поморщился Сергей Борисович и оттолкнул инструмент.

― Не любите вязать? Тогда — вот, ― она выудила из другого кармана паяльник, ― будем лечиться по-другому.

Мужчина открыл было рот, чтобы выдать от испуга и удивления что-то грязное, но понял, что забыл абсолютно весь мат.

― Ч-ч-ч-ч-то вы задумали? ― прошептал он.

― Лучших повесим в палате и в коридоре, остальных ― в туалете, ― равнодушно ответила Ольга Прокофьевна.

Сергей Борисович почувствовал, что новые грыжи собираются вылезти по всему его телу.

― Организуем галерею, вы будете выжигать по дереву, ― объяснила Набекрень и вытащила из безразмерного халата разделочную доску, а затем вручила весь набор Сергею Борисовичу.

― Но я не хочу выжигать! ― запротестовал мужчина, поняв наконец, что речь идёт не о классических пытках, а действительно, о творческих.

― Кисти, к сожалению, уже все заняты, ― указала Ольга Прокофьевна на другую койку, где сосед по палате смешивал краски.

― Идите к чёрту! Повторяю, я не буду выжигать! И рисовать не буду, и уж, тем более, вязать! Мне только что вырезали грыжу, понимаете?! ― Сергей Борисович был уверен, что объяснил доходчиво.

― Значит, стихи, ― задумчиво произнесла Набекрень и положила на тумбочку тетрадь и ручку, а затем подошла к следующему больному. Тот тоже изображал нежелание творить и бронхиальную астму с удушьем. Ольга Прокофьевна распознала у человека способности к оригами и показательно сложила из пустой койки журавлика. Увидев такое, пациент быстро забыл о трудностях с дыханием и приготовился немедленно изучать древнее японское искусство, лишь бы его койка не превратилась вместе с ним в нового зверя.

Придав кровати прежний вид, Набекрень вернулась к Сергею Борисовичу, чтобы вырвать из его тетради несколько листов и передать соседу. Вдохновлённый показательным выступлением, человек-грыжа уже успел сочинить первое четверостишие и прочитал его санитарке. Та похвалила и пошла дальше по отделениям: сеять гармонию и моральное благополучие.

Тем, кто не желал искать в себе способности к созиданию, Набекрень прививала талант принудительно, вживляя его под кожу. В каждой палате, где кто-то отказывался от новых методов лечения, проводились показательные выступления, быстро приводившие в норму сахар в крови и сердцебиение. За один день количество художников и поэтов в стране резко выросло, а вот перекуры, как и приём болеутоляющих в больнице, сократились втрое ― люди погружались в творческий процесс с головой и забывали о недугах и бессоннице. На стенах появились первые картины, у кроватей расстелились коврики, связанные пациентами, жалюзи на окнах сменились самодельными занавесками. Вся эта деятельность поощрялась домашними угощениями, которые у Ольги Прокофьевны имелись в неограниченном количестве.

Медленно, но верно больница начала очищаться от мрака. Тяжёлая атмосфера стремительно вытеснялась уютом, повышался коллективный иммунитет, улучшались анализы. В больнице робко пробивались первые ростки благоприятного микроклимата, и это, разумеется, заметил главврач.

Арнольд Иванович был консерватором до мозга костей, он даже как-то умудрился достигнуть соглашения с банком и до сих пор перечислял зарплату сотрудникам на сберкнижку. За такие дела полагается отдельный котёл в аду, но Арнольд Иванович был жив и, к большому сожалению его сотрудников, здоров. Когда он узнал, что санитарка пристаёт к пациентам со своими либеральными методами и параллельно вытесняет прекрасный и свойственный «дому здоровья» дух безысходности, то сразу пришёл в ярость.

Встреча их произошла у рентген-кабинета, где Ольга Прокофьевна занималась очередным святотатством — вешала на дверь кабинета еловый венок, так как не за горами были Новый год и Рождество. Все дипломатические переговоры главврач привык вести исключительно на повышенных тонах, но, увидев, как санитарка ногтем вкручивает саморез в свинцовое полотно, замешкался.

― Откуда венок? ― спросил он максимально раздражённо.

― От коллег по работе, ― спокойно ответила Набекрень, ― вам, кстати, тоже приготовили несколько штук, в подсобке лежат. Принести?

Арнольд Иванович сделал вид, что не понял шутку, но внутри у него немного похолодело.

― Почему в моей больнице висят картины? Откуда, я вас спрашиваю, в урологии появился каменный фонтан «Писающий мальчик»?!

― Пациенты слепили, ― ответила Ольга Прокофьевна, заканчивая вешать украшение.

― Откуда материалы? Я не выделял средств!

― Из почек, ― повернулась к нему Ольга Прокофьевна и приоткрыла дверь в кабинет.

― Из каких ещё почек? ― всё больше недоумевал начальник больницы.

― В основном, из мужских. Мужчины в три раза чаще, чем женщины, болеют мочекаменной болезнью ― санитарка ответила так, словно говорила об очевидных вещах, которые главврач знать обязан.

— Это не развлекательное учреждение, здесь люди должны находиться в покое! А вы смеете их нагружать всяческими заданиями!

― Лучше пусть от безделья ходят курить каждые пятнадцать минут?

― А это уже не ваша забота! Вы — санитарка! ― попытался Арнольд Иванович поставить на место свою сотрудницу.

― Ошибаетесь, как раз-таки моя! Они же курят на улице. Потом на ногах приносят грязь, в лёгких ― внешних микробов, полы же мне мыть, так? ― с этими словами Ольга Прокофьевна начала отмывать рентген-аппарат, который, к слову, работал: делал снимок пациента, который лежал на столе и, опасаясь вмешиваться в спор двух смертоносных стихий, молча ждал.

― Не дыши́те! ― скомандовала женщина за стеклом, и все трое задержали дыхание.

Логика Набекрень была железной, но главврач не сдавался, и как только снова разрешили дышать, сказал:

― Вы допрыгаетесь, и кто-нибудь подаст на нас жалобу, если дело дойдёт до Министерства здравоохранения или прокуратуры, все мы вылетим отсюда пулей: и я, и, не сомневайтесь, вы!

— Знаете, я ведь работаю в прокуратуре, ― подал, наконец, голос тот, кто лежал на столе. ― И у меня, действительно, есть несколько вопросов к вашему учреждению в связи с последними изменениями.

Голос принадлежал тому самому Сергею Борисовичу — человеку-грыже.

― Ну вот, довольны? ― злобно прошипел Арнольд Иванович, глядя на санитарку.

― Не хотели бы вы пройти в мой кабинет и обсудить всё, что вас взволновало? ― любезно обратился он к мужчине, который слез со стола.

― Да, пожалуй, ― буркнул Сергей Борисович.

Мужчины двинулись по длинному коридору, Ольга Прокофьевна шла следом, соблюдая дистанцию шпиона.

― Поймите, ― начал главврач, заложив руки за спину, ― мы никогда прежде не устраивали подобного, просто наша новая санитарка слегка «того», ― он сделал многозначительный жест, покрутив пальцем у виска, ― Сергей Борисович понимающе кивнул. — Мы иногда идём у неё на поводу, так как работа у неё сложная и не каждый согласится у нас работать. Всё же больница, пациенты, страдания ― мало кто захочет трудиться в таком месте.

Сергей Борисович снова кивнул.

— Но я прекрасно понимаю, что её методы ― это недопустимый формат! Детский сад! Самоуправство! Она считает, что вот такая вот мазня, ― он показал на картину маслом, ― это путь к душевному спокойствию, которое необходимо пациентам! Лично меня это отпугивает, приводит в ужас! Какая-то дрянь!

― Это моя картина, на ней я изобразил свою семью за обеденным столом, ― спокойно сказал Сергей Борисович.

Арнольд Иванович, побледнев от стыда, прочистил горло:

― Прошу прощения, я не знал… Но вы же, как я понимаю, знаете, что это недопустимо в медицинском учреждении. Мы сегодня же всё снимем, а больным выдадим компенсацию за моральное угнетение. Думаю, что усиленный ужин поправит дело, как считаете? ― главврач смотрел на Сергея Борисовича с нескрываемой надеждой в глазах.

― Как раз об этом я и хотел поговорить, ― сказал мужчина.

― Прекрасно!

― Видите ли, я в вашей больнице лежу уже пятый раз и впервые увидел мясо и свежие овощи на обед.

― Простите? ― удивлённо посмотрел на пациента Арнольд Иванович.

― До прихода вашей новой кухарки-санитарки, я ел одни, откровенно говоря, постные помои. И был сильно удивлён, когда суп стал похож на суп, а в рисе, к слову, рассыпчатом, появилась рыба, а не дешёвые рыбные консервы.

Арнольд Иванович бледнел всё сильнее, ноги его начали заплетаться, язык онемел.

― Я спросил у Ольги Прокофьевны, в чём дело. Почему еда теперь такая вкусная? Она ответила, что так положено по норме и показала мне рецепты. Получается, что раньше меня недокармливали, как и всех остальных.

― Я…я…я, ― не мог найти слов главврач, а человек-грыжа продолжал:

― О чём вы тут заботитесь? О здоровье пациентов или о своём благополучии?!

― Разумеется, о пациентах! ― воскликнул главврач, но звучало это так же неубедительно, как и его обещание новогодней премии каждый год ― никто не поверил. Тем не менее, больной ответил:

― Сегодня я в это верю.

Арнольд Иванович облегченно выдохнул. За ним по коридору тянулся мокрый след от пота, который вытирала Ольга Прокофьевна.

― Ваша Набекрень мне доказала, что здесь есть люди, которые о нас заботятся! И, ― они подошли к кабинету главврача, ― если я узна́ю, что вы её незаслуженно уволили, полетят головы! Вам всё ясно?! ― посмотрел он в по-щенячьи невинные глазки Арнольда Ивановича. Тот кивнул.

К ним подошёл лечащий врач Сергея Борисовича.

― Грыж больше нет. Ни одной! ― сообщил он, держа в руках рентгеновский снимок, — а ещё у вас остеохондроз, как бы это странно ни звучало, рассосался. Удивительно, если честно. Первый раз такое вижу.

Доктор вручил ему медицинскую карту:

— Выписываем.

― Ясно вам? Вот так нужно лечить! Творческим подходом! Ни одной грыжи! Впервые за пять лет! ― рявкнул пациент, а затем повернулся к Ольге Прокофьевне и прочитал вслух с листка:

«Спасибо вам за тёплый свет!

За пирожок! За винегрет!

За то, что научили жить, творить, мечтать, вязать, лепить.

Вы подарили нам надежду! Разгладив душу и одежду!»

― Над последней строчкой нужно поработать, ― ответила Ольга Прокофьевна.

«Грыжа» понимающе кивнул.

― Арнольд Иванович, нам бы моющий пылесос приобрести для больницы и пару новых кастрюль, ― обратилась санитарка к начальнику при пациенте.

― Хо-ро-шо, ― проскрипел главврач и попытался испепелить взглядом наглую уборщицу.

― И зарплату пора бы всем на карточку переводить, ― добавила она.

― Может, вас в отпуск оплачиваемый отправить после двух недель работы?!

― Не сто́ит, ― а то вы тут уныньем обрастёте без меня и опять начнёте воду выдавать порционно.

Арнольд Иванович улыбнулся так кисло, что у проходящих мимо пациентов свело зубы.

― Держитесь её! ― похлопал по плечу главврача Сергей Борисович, ― А я через пару месяцев приду к вам с проверкой! И чтоб картины висели!

После этого он пошёл в палату за своими вещами, по дороге придумывая новое окончание для своего стихотворения.

Ольга Прокофьевна сделала реверанс, от которого коридор слегка расширился, и отправилась в столовую готовить обед.

В воздухе прогремели первые пушки. Пахло войной и рыбным супом.

https://vk.com/alexrasskaz
https://www.facebook.com/AlexandrRasskaz