Гарри в Беллу, Белла - в Гарри. Очередное попаданство - Продолжение

Белла или -а я сошла с ума! Какая досада...

Прошло три дня. Три бесконечных, и при этом, стремительных дня. За это время мой мир перевернулся окончательно и бесповоротно. 
Когда Эдвард в полной мере осознал, что именно со мной происходит, то в ступор он больше не впадал. А жаль! Очень жаль... Я бы ухаживала за ним, пыль протирала, вещи бы на него вешала. Недолго. Пока не рожу. Потому что едва я донесла до него суть происходящего, как была схвачена им за шкирку, и стремительно увезена в аэропорт. Где меня также стремительно забросили в самолёт, направляющийся в Вашингтон, при этом периодически бубня: - Только не волнуйся, Белла! Карлайл вытащит из тебя эту тварь!

Ну, офигеть просто. Вытащит он из меня эту тварь... Сам он тварь, придурок! Это мой, и, между прочим, его ребенок! Оправдывало Эдварда в моих глазах только одно – он просто сходил с ума от беспокойства за меня. Но как они смеют даже думать о том, чтобы вытащить ребенка?! Это же его убьет! Что ребенок может убить меня, я не думала, совершенно. А, судя по скорости, с какой он рос, это вполне могло стать реальностью... За эти три дня живот стал не просто ощутим – зрительно видим. Казалось, внутри находится небольшой булыжник – такой же твердый и, кажется, тяжелый. Несмотря на срок – максимум три недели, он уже активно двигался, реагируя на наши голоса. Он что – узнает нас?! Что же он такое?

Сказать, что мне не было страшно, значит, солгать. Да, я боялась. Не говоря уже о ненормально стремительном развитии плода, я боялась себе представить, ЧТО могло получиться в результате смешения моей крови и вампирской... Только крови ли? Это все казалось таким диким... Но что бы Эдвард ни внедрил в меня, оно было росло. И отчаянно хотело жить. Я тоже хотела жить. Но при этом я и сама хотела, чтобы оно жило. Мысль о том, что однажды сквозь мой живот прорвется нечто вроде чужого, ввергала меня в холодный пот и нервную дрожь. Сидящий рядом в кресле самолета Эдвард тут же начинал меня старательно кутать в несколько одеял, чуть ли не с руками выдранных у бортпроводницы, что меня крайне раздражало и бесило. Хочет меня успокоить, пусть лучше подумает, как уберечь ребенка, а не уничтожить его! В конце концов, это же должен быть уникальный экземпляр! Эдвард сам говорил – еще раньше, ДО случившегося, что вампиры по определению бесплодны, и на воспроизводство способны только через укус. Но известно лишь, что они не могут размножаться между собой. А насчет смесков от людей у них попросту нет данных, так как ни один вампир до сих пор не пробовал... Э... Играть с едой?! Ведь что еще человек для вампира, как не еда? Обычные вампиры - не вегетарианцы, как мои, попросту не удержатся, и сожрут партнера в процессе. Или, в крайнем случае, раздавят в лепешку – ведь у кого из обычных вампиров – людоедов хватит выдержки, а главное – желания, так насиловать свою суть, и сдерживать мощь в экстазе? А тут, так славно – и удовольствие получил, и перекусил на пике оргазма...

Вот именно неизвестность и пугала больше всего. Мы оба понятия не имели, что зреет внутри меня. Эдвард больше всего боялся, что оно может повредить мне. Я же боялась больше всего... Потерять ребенка. Потому что с тех пор, как я ощутила первые его движения внутри себя, то полюбила его больше своей жизни. Наверное, примерно, так же как и Эдварда, только, понятное дело иначе, но с совершенно той же интенсивностью. И отнять его у меня, все равно что – убить. Муж этого не понимал... Потому, по приезде меня взяла под свое крыло Розали – сестра Эдварда, мечтающая, с тех самых пор, как была обращена, о детях, и понятное дело, не имеющая возможности их заиметь... За ребенка она готова была убить и Эдварда, и меня. Впрочем, последнее бы ей ничем не помогло.

В Форксе нас встретили Джейкоб и Леа – все еще в волчьем обличье. Завидев меня, и радостно дрогнув, было, в мою сторону, она, шевельнув ноздрями, тут же отпрянула, кажется, выматерившись. А вот Джейкоб, не обращая внимания на подобные мелочи, рванул ко мне со всех ног, упал на колени, и прижался головой к моему животу.
- Как же я рад видеть тебя, Белла! – проговорил он, обращаясь к выпуклому пузу, не обращая внимания на злобное змеиное шипение Эдварда. – Наконец-то ты вернулась!

Мне дорого стоило объяснение с ним на тему моей беременности, тем более что Джейкоб, несмотря на то, что сам факт моего положения его крайне бесил, был готов, кажется, оторвать у меня живот и прицепить его на свое брюхо. Оборотень не отлипал от меня – несмотря на то, что его окружали вампиры, чей запах он не переносил. Он гладил мой живот, да так, что, кажется, еще немного, и в нем образуется окошко, через которое Джейк мог бы разговаривать с ребенком. Он пел ему песенки, рассказывал о том, как славно бежать по ночному лесу и рвать обнаглевших вампиров. Он пытался укачивать меня, вместе с моим животом – собственно, укачивать он пытался именно живот, но к нему была приделана я, и потому вскоре мне довелось познать все прелести морской болезни. 

Что происходило, я решительно не понимала, но мне было не до этого. Буквально в считанные часы мне стало хуже. У меня пропал аппетит – в моем меню остались лишь мясо, да молочные продукты, но совсем по чуть-чуть, все это в любом случае во мне надолго не задерживалось. Живот рос не по месяцам, а по дням. Мне было плохо. А тут еще и стая Джейкоба, решившая, что меня, вместе с вампирским отродьем, следует уничтожить, ибо – неизвестно, что за монстр должен был появиться на свет. И потому, Джейк, вместе с Леа и ее братом Сетом ушли из стаи, образовав свою, отдельную стаю, охраняя от возможного нападения оборотней территорию вокруг дома.

Со мной же что-то происходило непонятное. Мало всего этого, так я еще стала как оголенный нерв – меня возбуждало буквально все. Стоило Эдварду меня коснуться, или хлопнуть дверью, или пичуге какой проорать за окном, меня начинало трясти от возбуждения. С трудом дожидаясь, когда Джейкоб нащебечется с животом – что меня тоже крайне возбуждало, - и свалит, как я буквально набрасывалась на мужа, и буквально насиловала его. Впрочем, он не сопротивлялся. Мне было плевать на его температуру тела, на каменную твердость мышц, главное, у него наличествовало то, что мне необходимо было просто позарез. Вот теперь я в полной мере осознала, какого черта столько шума вокруг этих дурацких, как мне казалось раньше, телодвижений! И к тому же, после секса я становилась бодрее, здоровее, и как-то даже крепче. Сильнее. Легче переносились все последствия стремительно развивающейся беременности. Страшновато было лишь одно – что мы набьем шишек ребенку, перед которым я очень стыдилась, но удержаться от слияния тел сил не находила. При этом, как ни странно, во время самого процесса я изнутри ощущала странную эмоцию, направленную в свой адрес. Это была... Усмешка?! Добродушная, спокойная, мудрая усмешка. Кажется, я сходила с ума.

А это мерзкое ощущение, когда все вокруг знают, что ты сейчас до умопомрачения хочешь... Трахаться? Да-да, именно так – не заняться любовью, а жестко, по-животному, трахаться? Что все вокруг, от той же Леа, находящейся на другой стороне опушки у дома, до сидящего безвылазно в своем кабинете Карлайла, чувствуют, что от тебя пахнет возбуждением?! Ы-ы-ы... Какой стыд... Но поделать с собой я ничего не могла. 

А потом появились провалы в памяти. Я перестала быть хозяйкой своему телу и мозгам, особенно во время сна. Я могла спокойно заснуть в своей постели – несколько раз подряд удовлетворенная мужем, а проснуться в другом конце дома. Или бредущей куда-то по улице. Однажды Эдвард меня поймал, когда я пыталась влезть на крышу. Да, он неотлучно находился при мне – даже на охоту не ходил, отчего глаза его от голода напоминали черные дыры – ведь когда он был сыт, те отливали золотом. И когда видел, что меня опять куда-то понесло, то не мешал мне – до тех пор, пока это не становилось опасным для моего бренного тела, а просто шел рядом, наблюдая. Он считал, что я гуляю во сне не просто так, а со смыслом. Раз я куда-то стремлюсь, значит мешать мне нельзя.

В какой-то момент – как раз к концу третьего день пребывания в Форксе, в доме моих вампиров, я поняла, что больше не могу видеть мяса. Меня бросало в дрожь при одном только взгляде на отбивную или котлету, тошнило и корежило, зато просто с бешеной силой потянуло на растительную пищу. Бедные вампиры за десятки лет и позабыли, что это такое, но были вынуждены снабжать меня всей этой зеленью, которую я, давясь и чавкая – и даже не испытывая стыда за свои манеры, - обильно запивала молоком, без последствий для своего кишечника. 

А однажды ночью я очнулась, стоя на четвереньках на опушке позади дома, с аппетитом прореживая тамошний газон. Я тупо паслась, как корова на лугу! Растерянно подняла голову, ощущая, как ветерок колышет торчащие изо рта травинки, и бездумно уставилась на топчущегося рядом со мной Эдварда. Всем своим видом мой непробиваемый вампир показывал, как он обеспокоен. Но явно не имел представления, что со мной делать – схватить в охапку и утащить обратно в постель, или позволить организму самому решать, что для него лучше.

- Что со мной? – жалобно промычала я, кое-как отплевавшись от травы, но, так и не поднимаясь на ноги – стоять на четвереньках оказалось неожиданно комфортно.

- Я не знаю, – не менее жалобно выдавил из себя муж.

- Она в козу превращается, - авторитетно заявил из кустов Сет – вот уж кто всегда жизнерадостен и весел! – Эдвард, ты уверен, что ребенок от тебя, а не от какого-нибудь фавна? 

Сдвоенное рычание – со стороны Эдварда, и торчащего на краю поляны в волчьем облике Джейкоба, было ему ответом.

- Да ладно, ладно, пошутил я! – поднял руки вверх, торчащий из кустов Сет. – Ну, смешно же, разве нет?

- Нет! – прошипел мой муж. – Не смешно!

Поняв, что продолжать пастьбу я не намерена, он аккуратно сгреб меня в охапку и утащил в дом. Хоть Эдвард и сделал это стремительно, но я за это время успела в задумчивости зажевать край его рубашки. И боги, как это было вкусно! Особенно, если как следует смочить слюнями, и жевать, жевать – это как самая лучшая в мире жвачка! Вот бы об него еще можно было почесать рог...

Эдвард остановился, не дойдя до кровати, и по своей привычке, замер столбом. Я, не выпуская изо рта рубашку, с наслаждением терлась о его плечо лбом, постанывая от удовольствия. Это... Это... Оказывается, чесать рога почти так же приятно, как и заниматься любовью! Лоб зудел все сильнее, и я чесалась, пыхтя и сопя, все быстрее, ощущая приближение разрядки, и чувствуя, как за лоб почему-то цепляется ткань рубашки моего драгоценного самца. 

- Что она делает? – откуда-то со стороны донесся чей-то напряженный голос. Вроде бы не чужак, вполне вероятно, что это член нашего табуна, но сейчас мне было не до него – во лбу, словно что-то зрело, и мне нужно было срочно с этим разобраться.

- Не знаю, Элис... - Голос Эдварда звучал обреченно, но он по-прежнему продолжал меня прижимать к себе, трепетно и нежно. – Ты же у нас ясновидящая. Я ничего не понимаю, что с ней происходит. Но просто уверен – это на нее так влияет ребенок. Попытайся посмотреть ее будущее... Наше будущее. 

- Не могу. Не получается, ничего не получается! – в отчаянии выкрикнула та, кого мой вожак назвал Элис. – С того момента, как в ней... Зародилось ЭТО, я больше ее не вижу, так же, как и оборотней. Но их я не видела с самого начала, а с ней у меня проблем никогда не было! Только когда она была рядом с этим... Псом.

- Не хами, девочка – пророк, - прорычал еще один персонаж, но тоже – явно свой. – Я не пес, а волк, пора бы запомнить. И я очень рад, что ты не можешь копаться в моей жизни так, как в моих мозгах может ковыряться этот... Проклятый телепат. Ты понимаешь, что возможно угробил ее, не сдержав в штанах то, что следовало там держать, пока она человек? Что эта тварь делает с ней?

- Тварь? – прошипел еще кто-то. – Да ведь ты сам – сам не отлипаешь от ее живота, будто он тебе дороже всего на свете! Ты же носишься с ее ребенком так, что мне кажется – сейчас ты его вспорешь, вытащишь ребенка и унесешь на край света!

- Розали, успокойся! Ай! Она... Она уколола меня! – в голосе Эдварда звучала, как это ни дико – боль. Разве вампиры могут испытывать боль, если им, конечно, не отрывают руки или ноги?! – И как сильно! Она... Она смогла повредить мою кожу?

Это моментально привело меня в сознание, я выплюнула какую-то ткань, и дернулась, выворачиваясь из железных объятий. Меня осторожно поставили на ноги. Голова кружилась так, что я едва не упала, и заботливый Эдвард приобнял за плечи, не давая грохнуться на пол. Во лбу чувствовалось некое облегчение и утихающий зуд, в теле ощущались трепет и освобождение, как после оргазма, ребенок в животе неспешно танцевал – кажется, до меня даже донеслись мурлыкающие мелодичные звуки вальса Шопена. Я приткнулась головой к плечу мужа – самая моя надежная опора в мире, - но тут опора дернулась, и меня мягко отстранили.

- Пожалуйста, не надо пока ко мне прижиматься лбом, Белла!

Я в ужасе смотрела на маячившее перед глазами плечо Эдварда, оно, кажется, было разорвано в клочья, рана стремительно стягивалась. Смотреть на это было жутко. Меня снова затошнило. Слов не было. Я, зажмурившись, лишь молча трясла головой, пытаясь выкинуть оттуда невозможное, страшное зрелище – алмазной крепости кожа и мышцы вампира изодраны... Кем?! Неужели мной? Но как? Как я это смогла сделать? То ли я произнесла эту фразу вслух, то ли этот вопрос волновал всех собравшихся – а тут наличествовала вся вампирская семья и Джейкоб с обоими оборотнями, но Эдвард довольно невозмутимо ответил: 

- Рогом. У тебя вырос рог. Как у единорога. И, видимо, такой же твердый и острый. Представления не имею, почему и с чем это связано. Но я уверен – мы найдем объяснение. 

Я в панике ухватилась, точнее, попыталась ухватиться за лоб. Помешала мне это сделать какая-то торчащая оттуда сантиметров на пять, хрень, действительно, очень и очень острая. Почувствовав болезненный укол, я всхлипнула – то ли от боли, то ли от состояния полного офигевания, и плавно ушла в обморок. Последнее, что я успела услышать, это уже привычное: – Белла, нет!