Стратег - Пантелей
Пантелей
СТРАТЕГ
Глава 1
8 августа 1192 года. Лагерь Крестоносцев у Яффы.
С наступлением сумерек, когда не занятые в караульной службе начали расходится к кострам, чтобы приготовить нехитрый ужин из дроблёного ячменя и вяленой до каменной жёсткости конины, со стороны моря потянуло долгожданной прохладой, столь редкой в Святой земле. Несмотря на одержанную третьего дня славную победу, крестоносное войско пребывало в унынии. После битвы, в которой пять тысяч христианский воинов опрокинули двадцать тысяч нечестивых сарацин, непобедимый Ричард по прозвищу Львиное Сердце, король Англии, герцог Нормандии, граф Анжуйский и Мэнский, граф де Пуатье и герцог Аквитании, а также счастливое знамя Третьего крестового похода, впал в беспамятство, в котором и пребывал уже третий день. В немногочисленном отряде крестоносцев Ричарда искренне любили, если не сказать боготворили, что неудивительно, ведь здесь остались только преданные лично ему люди, его вассалы и его друзья. Третий крестовый поход заканчивался крахом надежд для этих отважных до самоотверженности людей, для которых гораздо легче было потерять собственную жизнь, чем эту надежду. И вот, одновременно с пришедшей от моря прохладой, по лагерю Христовых воинов пронеслась благая весть – «Очнулся!».
Ричард открыл глаза, увидел свод своего шатра, вздрогнул всем телом, старательно зажмурился и снова посмотрел – потолок был на месте. Король Англии хмыкнул, выражая довольствие и приподнялся. «Дом, милый дом», подумал он, на рефлексах оценивая окружающую обстановку. В изголовье ложа горела свеча и курились две ладанки, по левую руку стоял до нельзя удивлённый исповедник Государя, Архиепископ Солсбери Губерт Готье. Львиное Сердце повернулся к нему, свесил с ложа ноги, коснулся ковра правой и спросил бодрым голосом с усмешкой.
– Хоронить меня собрались?
– Сир! – Растерянный Готье встал на колено как простой рыцарь, что было нелепо, при его роскошных епископских одеяниях – Вы провели в беспамятстве три дня. Мой долг…
– Вы его отлично исполнили, ваше преосвященство. А теперь доложите мне главные новости.
– Нечестивый Салах-ал-Дин отступил в Латрун, потрясённый героизмом Христовых воинов.
– Это хорошая новость. Теперь давайте плохую, Сэр Губерт. Она ведь есть, не так-ли?
– Есть, Сир. Вчера скончался от ран его Величество король Иерусалима, граф Шампани.
– Бедолага Генрих. Он так стремился на этот злосчастный престол… Ну, что ж, я воздвигну ему памятник их чистого золота в Иерусалиме. Своей смертью, он изменил историю.
– О чём вы, Сир?
– О том, что история теперь станет иной. Прикажите готовиться к отъезду, вы возглавите посольство в Рим.
– У вас изменились планы, Сир?
– Изменились, ваше преосвященство, очень сильно изменились. Я намерен продолжить поход и до конца исполнить свой обет.
– У вас для этого слишком мало сил, Сир.
– Я это знаю, друг мой. Именно поэтому и отправляю вас в Рим. Мне нужны люди, деньги и поддержка Святого престола в европейских делах.
– Простите, Сир! Я, конечно, постараюсь, но боюсь, ваши надежды на Папу не оправдаются. Джанчинто Орсини[9] очень далеко до авторитета покойного Клемента Третьего. Король Франков его просто не послушается.
– Вы правы, Сэр Губерт. Только Папу эта подлая тварь наверняка не послушается, но мы нанесём по нему удары с трёх сторон одновременно. Я отправлю к Филиппу посла, которого он не сможет не услышать, а одновременно с тем – посла в Империю. Я не прошу вас добиться от Папы интердикта[10] для предателя, знаю, что сейчас это невозможно, я вас посылаю рассказать правду. Правду и только правду. Только то, что ты сам видел своими глазами. Расскажи всем, как мы били сарацин в предместьях Иерусалима, и как при этом вели себя король Франков и Австрийский герцог. Вас должны услышать прежде всего их вассалы.
– Вы надеетесь…
– Нет, конечно, – Ричард Львиное Сердце мрачно ухмыльнулся. – Этот посев взойдёт далеко не сразу, но когда-нибудь обязательно даст урожай. А пока мне нужен мир в Европе, люди и деньги. Ваша главная задача – раздобыть денег, поэтому с Папой о них нужно говорить в последнюю очередь. Берётесь, Сэр Губерт?
– Да, Сир. При таком подходе берусь. В этой ситуации откупиться от вас – пожалуй, наилучший выход для Святого престола. Но вы всё-таки рискуете потерять корону…
– Вы правы. Риск есть, но это меня не пугает. Я раздавлю предателей, как только закончу свои дела на Святой земле. А пока мне нужны средства для оплаты наёмников.
– Наёмников?
– Именно наёмников, друг мой. Вы же сами видите – желающих воевать только ради славы совсем немного, зато очень много тех, кто готов продать свой меч за деньги.
Архиепископ Солсбери тяжело вздохнул.
– Вы правы, Сир. Мельчают люди… Я понял вас. Когда мне отправляться?
– Как можно скорее. Я планирую заключить с сарацинами перемирие на год, причём, переговоры постараюсь затянуть, насколько это возможно. Салах-ад-Дин думает, что я тороплюсь вернуться в Европу, поэтому об изменении планов никому ни слова. Здесь шпионов не меньше, чем блох. С Богом, Сэр Губерт! Объявите, что я очнулся и начинайте собираться.
Архиепископ молча поклонился и вышел из шатра, через короткое время снаружи послышался шум, довольно быстро переросший в восторженный рёв.
– Государь! – вошедший Томас Гилсленд барон де Во[11] опустился на колено. – Мы молились за вас.
– Я здоров, Сэр Томас. Зовите пажей, мне нужно одеться.
Несмотря на сомнение, читавшееся в его глазах, перечить своему королю барон не стал, он молча поднялся, поклонился и вышел из шатра. «Слава Богу! Государь здоров», – громко объявил де Во и начал отдавать команды, разобрать которые уже не удалось из-за усилившегося рёва крестоносцев. «Как бы шатёр не сдуло, вот ведь Трубы Иерихонские…» улыбнулся Ричард «Кадры решают всё. Теперь всё будет иначе. Мы пойдём другим путём».
Вид блаженно улыбающегося короля поверг пажей в шок. Они видели своего государя разъярённым в битвах, видели полным холодного и рассудительного гнева, когда он выносил приговоры в суде, но эта улыбка была гораздо страшнее. Вошедшие пажи буквально оцепенели, как кролики перед удавом, и один из них выронил принесённый серебряный таз с горячей водой. Всё так же улыбаясь, Ричард дождался, пока вода впиталась в ковры и веселым голосом пообещал.
– Запорю, косорукие. Ну, что вы уставились на меня как на приведение?
– Простите, Сир! – бухнулись на колени пажи.
– Да это измена! – продолжал веселиться Львиное Сердце. – Вы специально тянете время, дамуазо[12], чтобы я не успел победить сарацин. Вы просите простить вам измену?
– Нет, Сир! Никакой измены нет. Простите нам косорукость этого идиота. – Жиль де Сольте покосился на своего товарища. – Разрешите, Сир? Бегом за водой, косорукий.
– Разрешаю бегом, – кивнул Ричард. – А вы, Жиль, готовьте мой траурный наряд и рассказывайте новости.
Новости были вполне ожидаемыми. В битве при Яффе крестоносцы потеряли полторы тысячи погибшими и умершими от ран, тогда как сарацин отправилось в Ад почти десять тысяч. Небывалая победа, учитывая, что нечестивые обладали шестикратным численным превосходством. Салах-ад-Дин бежал на восток до самого Латруна, бросив обоз.
«Мдааа… Было бы нас хоть вдвое больше, Иерусалим бы пал через месяц. Хотя, может это и к лучшему. За год я успею не только навербовать войско на Святое дело, но и разобраться с женой. Изабелла[13] родила девочку, единственную наследницу Монферрата, и родит ещё много здоровых детей. Беренгария[14] же просто сумасшедшая религиозная фанатичка, так что жену придётся менять. Ничего личного, положение обязывает», – предавался размышлениям король Англии, пока его брили, причёсывали и одевали. Наконец процесс закончился, пажи удалились, в королевский шатёр вошёл верный де Во.
– Что прикажете, Сир?
– Прикажу подавать ужин на двоих через час. Сначала навестим шатёр короля Иерусалимского, сопровождение не берите. Сходим тихо.
Однако тихо сходить не получилось. Войско крестоносцев собралось на большом плацу, примыкающим к ставке короля Англии и ждало напутствия своего вождя. Ричард велел подать коня, буквально взлетел на него, не дожидаясь, пока оруженосец придержит стремя, и пустил белоснежного араба галопом перед строем. Первым рядом стояли владетельные сеньоры и знатные рыцари, за их спинами рыцари попроще, дальше оруженосцы, пажи, а в глубине строя пехота. Доскакав до левого фланга, Львиное Сердце поднял араба на дыбы и вскинул меч.
– Нас мало! Очень мало! – король Англии опустил коня на четыре копыта и поднялся на стременах. – Зато все мы герои! Сарацины уже пугают нами своих детей. Мы уже вошли в историю, о наших подвигах потомки будут помнить тысячелетия, а это ведь ещё далеко не конец нашего пути. Наше дело правое, враг будет разбит, победа будет за нами! – переждав восторженный рёв, Ричард вкинул меч в ножны и распорядился. – Сегодня мы поминаем моего племянника Генриха Шампанского, короля Иерусалима. Он был доблестным рыцарем и покинул этот мир как настоящий воин Христов, с мечом в руке, в битве с неверными. Помянем же его как подобает живым героям, провожающим одного из своих, павшего за нас с вами. Павшего за други своя. Мы совсем не умеем лить слёз, зато мы отлично умеем мстить, а эта возможность нам обязательно представится, – вождь крестоносцев обернулся к своему походному кастеляну. – Барон де Во, велите выкатить дюжину бочек вина и забить шесть сотен овец. А также приготовьте мне список дамуазо, заслуживших посвящение[15]. В этом списке должны быть все достойные, включая самых бедных.
– Будет исполнено, Сир!
– Разойтись, герои. Поминайте Генриха, но помните о службе. Сегодня я лично буду проверять караулы.
Когда, радостно гомоня, крестоносное войско устремилось к своим кострам, Ричард спешился, бросил поводья оруженосцу и подхватил под локоть Робера де Сабле, Великого Магистра ордена Тамплиеров.
– Робер, ответьте мне честно – вы сейчас больше мой друг, или тамплиер?
– Для меня большая честь считаться вашим другом сир, а быть тамплиером видимо просто судьба. Разве одно другому мешает, Сир? – почтительно поинтересовался Великий Магистр.
– Пока не мешает, друг мой, но всякое может случиться. Вы ведь теперь лицо духовное, не так ли?
– Так, Сир.
– Значит, вы можете принимать исповеди?
– В общем-то могу, Сир, но ко мне на исповеди пока никто не приходит.
– Мне нужен исповедник.
– А… – де Сабле лишился дара речи.
– Именно так. Тайну моей исповеди я не могу доверить даже матери нашей святой церкви. Только другу. Если вы готовы взвалить на себя эту ношу, приходите сюда в полночь, вместе проверим караулы, заодно и поговорим.
– Буду ждать вас здесь в полночь, Сир.
– До встречи, Робер. Сейчас мне нужно попрощаться с племянником, – не дожидаясь ответа, Ричард Львиное Сердце развернулся и зашагал в направлении шатра короля Иерусалимского.
В шатре Генриха Шампанского было полно священников, английский король дал им знак не отвлекаться, отошёл на свободное место, воткнул в землю меч с крестообразной гардой и преклонил колено. Чуть сзади и левее, преклонил колено барон де Во. Молился Ричард не долго, этого времени едва ли хватило бы на прочтение «Патер ностер» три раза, потом резко поднялся, выдернул свой меч, прошёл к покойному и поцеловал его в лоб.
– Мы отомстим за тебя, мой мальчик, спи спокойно. Идёмте, де Во.
Оказавшись в своём шатре, где был сервирован ужин на двоих, король Англии первым делом отослал прислугу, потом сел, кивнул барону на место напротив, налил себе в серебряный кубок вина и молча его опорожнил. Поймав вопросительный взгляд старого соратника, Ричард кивнул.
– Мы на войне, барон, ухаживайте за собой сами.
– Как вам угодно, Сир, – барон плеснул в свой кубок вина, едва покрывшего донышко.
Львиное Сердце усмехнулся и невозмутимо долил своей рукой кубок барона до краёв.
– Мне угодно вот так. Если вы неспособны за собой поухаживать, это сделает ваш король.
– Сир! – барон де Во соскользнул с кресла и встал на колено.
Вождь крестоносцев едва заметно поморщился.
– Не дурите, Сэр Томас. Помяните Генриха и придите наконец в себя. У меня к вам очень важный разговор, барон.
Томас Гилсленд, барон де Во, послушно опрокинул в себя кубок и посмотрел на Государя.
– Ну, вот так-то лучше. Теперь плесните мне и ответьте – почему мы проиграли эту войну?
Барон послушно налил своему сюзерену и задумался. Потом немножко налил себе, выпил и тяжело вздохнул.
– Измена, Сир. Мы могли бы давно опрокинуть сарацин и занять Иерусалим, если бы не измена ваших венценосных братьев.
– Вы правы. Правы не в том, что эти венценосные свиньи являются моими братьями, а в том, что эти свиньи пошли на измену Святого дела. Итак, мы остались одни. Кроме того, свиньи атакуют мои владения в Европе. Что вы предлагаете делать, мой доблестный рыцарь?
– Теперь не знаю, Сир. Вы ведь помните, что я выступал за прекращение похода и возвращение в Англию, но теперь я в этом сомневаюсь. Я хороший воин, но плохой политик. Сейчас я вижу в вас решимость и не вижу ни капли сомнений, которыми вы обильно мироточили до битвы при Яффе. Я думаю, у вас уже есть план, в том числе и роль для меня. Я готов!
Ричард кивнул, встряхнул почти пустой кувшин, направился к бочонку и нацедил полный, налил в два кубка и усмехнулся.
– «Мироточил сомнениями», – это прекрасное и удивительно точное определение, друг мой. Как поэт, я способен оценить эту фразеологическую конструкцию по достоинству, но как государь, вынужден немедленно предать её забвению. Сомнений у меня больше не осталось – мы должны взять Иерусалим. Сначала Иерусалим, а потом уже месть этим подлым крысам.
– Нам не хватит на это сил, Государь.
– Прямо сейчас не хватит, но время у нас, слава Богу, есть. Полагаю, что мне удастся заключить перемирие с Салах-ад-Дином на год, а за это время нужно успеть навербовать наёмников и это я хочу поручить вам, барон. Платите на пенс больше, чем платит Византийский Император, или на два пенса, но чтобы через год здесь стояла сорокатысячная армия.
– Но нам не хватит на это денег, Сир! Базилевс платит по две марки[16] серебра в год.
– По две марки платит только конному и доспешному. Пехотинцам всего по двенадцать шиллингов. Денег нам хватит и ещё останутся. Деньги теперь не ваша забота, Сэр Томас. Ваша забота – собрать настоящих воинов, отсеяв всякую бюргерскую сволочь. Завтра же отберите людей, которые отправятся вербовать эту жадную погань. Они же станут командирами отрядов, поэтому выбирать будут тщательно. Уже здесь вы проверите всех сами и наиболее отъявленных мерзавцев выделите в штрафную роту.
– Штрафную роту? Что это, Сир?
– Это отряд, который будет нести самые большие потери. Он будет пополняться смутьянами, ворами, дезертирами и прочими подонками. Мы будем приговаривать их к петле и даровать шанс на искупление.
Такой подход для благородного рыцаря был настоящим потрясением основ. Воевать под одним знаменем с такими… с таким отребьем?
– Вы уверены, Сир, что такой отряд нам нужен?
– Абсолютно уверен, барон. Отбросов нет, есть кадры. Иной мерзавец потому и ценен, что он мерзавец. К тому-же казнить – значит терять деньги. Они должны сдохнуть с пользой для дела. Кроме того, могут возникнуть ситуации, когда нам невыгодно будет брать пленных. Вы меня понимаете?
– Понимаю, Сир. Вы очень сильно изменились за время болезни.
– Вы правы. И я этому очень рад. Кем я был?
– Королём-рыцарем, Сир. Вождём крестового похода. Образцом благородства и доблести.
– Красивые слова, но мы здесь не поэму сочиняем, – усмехнулся Ричард. – Я был отличным воином, хорошим тактиком, плохим стратегом и никуда не годным королём.
– Не говорите так, Сир.
– Мне можно. Тем более, что я, как вы правильно заметили, уже изменился. Вернёмся к сути нашего разговора. В списке на посвящение в рыцари, который я жду от вас завтра, должны быть двести пятьдесят отважных, но бедных дамуазо. Верных и неглупых. Их и отправим с заданием привести по сотне головорезов.
– Вы говорили про сорок тысяч, Сир.
– Верно, говорил. Давайте считать. Нас сейчас пять тысяч. За год прибудет ещё пять, добровольно принявших крест. Три тысячи тамплиеров, две госпитальеров. Не хватает как раз двадцать пять, которых мы соберём в Шотландии, Дании, Норвегии, а может быть и в Империи. Не думаю, что Генрих[17] будет против, если мы вывезем из Италии тысяч десять потенциальных висельников.
– В своих землях вы вербовать не планируете, Сир?
– В своих нет, барон. Ещё вопросы?
– Нет, Сир. Дело для меня новое, но пока всё понятно. Завтра я предоставлю вам список.
– Из вас получится отличный граф Эдесский и Лорд-Канцлер моей будущей Империи.
– Во мне нет ни капли королевской крови, Сир[18].
– Не может такого быть, барон, – убеждённо заявил английский король, подхватывая с блюда остывшую перепёлку. – Я абсолютно уверен, что в ушедших в забытие эпохах, ваши предки были королями, просто о них успели позабыть. Впрочем, это дело поправимое. – Ричард проколол кинжалом мизинец на левой руке и подержал его над кубком де Во. – Вот вам капель двадцать, а может и больше. Пейте, друг мой. Почему вы ничего не едите?
– От обилия мыслей мне не лезет кусок в горло, Сир. С вашего позволения, я ограничусь вином.
– Как вам угодно, барон. Впрочем, я тоже уже закончил. Отправляйтесь к себе и приводите свои мысли в порядок, сопровождать меня сегодня не нужно.
– Как вам будет угодно, Сир. – Томас Гилсленд, барон де Во куртуазно поклонился и вышел из шатра.
Робер де Сабле, Великий Магистр ордена Тамплиеров, в ожидании короля Англии, прогуливался по плацу лагеря крестоносцев. В Третий крестовый поход он отправился в качестве вассала Ричарда, сюзерена Анжу, и был им назначен адмиралом английского флота. В орден Тамплиеров он был принят сразу в качестве Великого Магистра. После смерти Жерара де Ридфора, орден Храма был настолько ослаблен, что место магистра оставалось свободным в течение полутора лет. Это категорически не устраивало Львиное Сердце и он настоял на кандидатуре своего друга. Впрочем, Тамплиеры в своём выборе не разочаровались, Сэр де Сабле был отважен, честен и мудр. Во время похода постоянно возникали конфликты между ненавидящими друг друга королями Англии и Франции, эти раздоры, которые вспыхивали по любому поводу, ставили тамплиеров в затруднительное положение. Орден располагал огромным состоянием в обеих странах, да и новый магистр был личным другом своего сюзерена. Так что, когда оба короля сталкивались в Палестине, Роберу де Сабле приходилось проявлять недюжинное чувство такта. В итоге, ему удалось заслужить не только благодарность Ричарда, но и искреннее уважение Филиппа-Августа.
– Вы решились, Сэр Робер? – король Англии вышел на плац в одиночестве, что было вызывающим нарушением этикета.
– Ваше доверие для меня большая честь, Сир. Я не мог отказаться, – почтительно поклонился Великий Магистр.
– Кто сегодня в караулах?
– Братья Госпитальеры, Сир.
– Пойдёмте, проверим их.
– Это очень опасно, Сир.
– Бросьте, друг мой. Весь лагерь гудит, как растревоженный улей, сегодня к нам точно никто не полезет. Идёмте, Сэр Робер, я исповедуюсь вам по дороге.
Обход постов продолжался более двух часов, лагерь крестоносцев был довольно велик, более лиги[19] в периметре, и всё это время Ричард Львиное Сердце рассказывал своему исповеднику странную историю. Оказывается, впавший в забытие после битвы при Яффе английский король всё это время пребывал в теле другого человека. Человека из двадцать первого века. И прожил он там не много ни мало, а целых семь лет, успев почерпнуть там множество сведений и даже умений. Рассказ изобиловал описанием различных чудес, среди которых, летающие выше облаков и быстрее самого быстрого ветра металлические корабли, считались сущей ерундой. Ими пользовались все и запросто, как сейчас телегами. Наконец, обход завершился.
– Главное я вам рассказал, Сэр Робер, а для всех подробностей не хватит и целого года. Итак, ваш вердикт: дар ли это Божий, или происки Врага Его?
– Вы ничего не рассказали о людях, Сир. Какие они там?
Ричард совершенно по-мужлански, но очень выразительно сплюнул, будто ему в рот залетела навозная муха.
– Дрянь. Не люди, а настоящие крысы. Не хочу их вспоминать.
– Тогда я уверен, что вас сподобил Господь. Вы ведь не хотите, чтобы мы шли той же дорогой, Сир?
– Нет, конечно. Впрочем, мы уже вступили на другой путь. В той истории Генрих Шампанский не погиб в битве при Яффе, а я не собираюсь прерывать этот поход, как сделал это там.
– С лёгким сердцем и осознанием своей правоты отпускаю вам все грехи, Сир!
– Аминь!
– Вы хотели мне что-то поручить, Сир?
– Именно так, Сэр Робер, но мне сначала нужно промочить горло, в него будто песка насыпали. Прошу ко мне в шатёр.
В шатре английского короля всё ещё пахло ладаном. Ричард Львиное Сердце дождался, пока ему и гостю подадут вина и отослал оруженосца.
– Ступайте, Гийом, позаботьтесь, чтобы ближе ста футов к шатру никто не подошёл.
– Слушаюсь, Сир! – один из оруженосцев английского короля почтительно поклонился. Снаружи послышались отрывистые команды, расставляющие часовых на новые посты.
Ричард одобряюще кивнул и опрокинул в себя кубок, вмещающий добрые две пинты. Де Сабле даже показалось, что эти две пинты вместились в один глоток венценосного исполина[20].
– Вот теперь можно и поговорить. Итак, подлый король Франков вознамерился пограбить меня. Не скрою, я бы тоже не стал терпеть ситуацию, в которой мои вассалы отказались бы от оммажа[21], но ведь мы клялись отложить все разбирательства на время Крестового похода, и вы должны заставить Филиппа вспомнить эти клятвы. Разумеется, просто так эта алчная тварь не отступится, поэтому придётся кинуть ему кусок. Я готов уступить Жизор в зачёт щитовых[22] за десять лет. Берётесь с ним договориться, Сэр Робер?
– Предложение вполне достойное, Сир, но как вы сами заметили, король Филипп-Август очень жаден. Вполне возможно, даже скорее всего, на десять лет он не согласится. К тому-же, он наверняка потребует от вас произнесение фуа[23].
– Потребует наверняка, – согласно кивнул Ричард. – Но даже этот христопродавец не посмеет настаивать, чтобы я ради этого прервал крестовый поход. А за Жизор поторгуйтесь. Вы безусловно величайший дипломат нашей эпохи, де Сабле, вы умеете находить общий язык даже с крысами и никто, лучше вас, с этим не справится. Пусть будет не десять, а восемь лет, или шесть – это не важно, всё равно Жизор я собираюсь вернуть себе раньше своим мечом, но и совсем дёшево его отдавать нельзя, это воспримут как слабость.
– Я хорошо понимаю это, Сир. За каждый год я буду торговаться как сто евреев.
– Отлично сказано, Сэр Робер, но это ещё не всё. Второе поручение гораздо сложнее первого. Оно очень деликатное, сначала я хотел поручить его матери, но вы теперь мой духовник, а значит вам его и исполнять. Вы должны посетить Памплону и обсудить с королём Наварры мой брак. Дело в том, что моя жена отказывает мне в близости, эта дура возомнила себя Пречистой Девой, а овладеть ею силой я опасаюсь – как бы руки на себя не наложила. Я готов передать ей все замки, которые получил в приданное, чтобы она устроила в них монастыри и стала настоятельницей новой епархии. Мой тесть человек здравомыслящий во всех вопросах, кроме Беренгарии, в ней он души не чает, так что вам придётся постараться.
– Я берусь за это дело, Сир. Но это ведь займёт уйму времени. Рим, Париж, Памплона… Управиться бы за год.
– Именно на год я и рассчитываю. Раньше вам возвращаться нежелательно. В той истории, которая уже не случится, вы пали от подлого удара хашашшина в сентябре 1193 года, поэтому раньше октября возвращение не планируйте. Надеюсь, у Великого Магистра ордена Храма найдутся дела во Франции и в Наварре помимо моих поручений?
– Найдутся, Сир, конечно найдутся, но ведь война…
– Я планирую заключить перемирие на год, при этом постараюсь затянуть переговоры как можно дольше. Салах-ад-Дин доживает последний год, а вот после его кончины мы и повоюем по-настоящему, а не как на рыцарских турнирах. Обещаю, что вернувшись вы увидите здесь сорокатысячную армию, бьющую копытом и роняющую слюни в ожидании драки. Я не зря провёл семь лет в выгребной яме того мира, это было неприятно, но очень полезно – отлично прочистило мне мозги. Кого вы планируете оставить старшим?
– Жильбера Эрайля, приора Арагона. С вашего позволения, Сир.
– Моего позволения здесь не требуется, это внутреннее дело ордена, но ваш выбор мне нравится, я помню этого достойного рыцаря. Когда вы планируете отправиться, Сэр Робер?
– Через неделю, Сир.
– Отлично! Прихватите с собой в Рим архиепископа Солсберийского с свитой. Весь свободный флот в вашем распоряжении. С Богом, Сэр Робер де Сабле!
* * *
Утром, 9 августа 1192 года, к лагерю крестоносцев прибыли сарацинские парламентёры. Осведомиться чего им угодно, Ричард послал Гуго де Лузиньяна, графа де Ла Марш, по прозвищу Угрюмый (le Brun) и приказал собирать военный совет. Ле Брюн был сторонником продолжения войны и этот выбор явно демонстрировал намерения английского короля. В изрядно поредевший за время похода военный совет, кроме Ричарда Львиное Сердце входило всего шесть человек: Роберт де Бомон, граф Лестер[24]; Угрюмый граф де Ла Марш[25]; его младший брат Рауль де Лузиньян[26]; походный кастелян Томас Гилсленд, барон де Во; Великой Магистр ордена Тамплиеров Робер де Сабле и Сэр Жоффруа де Донжон от ордена Госпитальеров. Ричард молча оглядел присутствующих, намёк они очевидно поняли, об этом говорили хмурые физиономии де Бомона и де Донжона, невозмутимые де Сабле и де Во и довольное Рауля де Лузиньяна.
– Сир, – поклонился вошедший граф де Ла Марш.
– Присаживайтесь, граф, и докладывайте, ждём только вас, – король Англии кивнул на свободное кресло.
Ле Брюн сел, не торопясь выпил вина и выдавил из себя с брезгливым выражением лица.
– Хотят заключить перемирие на три года. Старший у них Али аль-Афдаль.
– Сын Салах-ад-Дина… Очень интересно. Высказывайтесь, милорды. – Ричард выглядел слегка удивлённым, что не укрылось от внимательных взоров присутствующих. Они ведь даже не подозревали, что История во всю идёт другим путём и Львиное Сердце удивляет именно это.
– Сарацины проявили уважение. Я считаю, что перемирие в наших интересах. Нас слишком мало, Сир, – лицо графа Лестера просветлело. Начавшаяся в Англии смута затронула и его феод, а это для графа было куда важнее Иерусалима. Он не страдал особой религиозностью и отправился в поход только за компанию со своим королём.
– Нас слишком мало и перемирие в наших интересах. С вами трудно поспорить, граф. Что скажите, Сэр Рауль?
– «Нас мало, но мы все герои» – процитировал вчерашнюю речь Ричарда младший де Лузиньян. – Хоть нас и мало, они нас боятся, Сир. Нужно потребовать репарацию.
– Нас мало, но нас боятся. Это тоже невозможно оспорить. И репарацию мы обязательно потребуем. Сэр де Донжон? – Ричард повернулся к госпитальеру.
– Передышка нам не повредит, Сир. Сарацин за три года больше не станет, а мы можем заметно усилиться. Время для нас важнее репараций. Было бы, конечно, неплохо, но сарацины вряд ли на это согласятся.
– Согласятся вряд ли, вы правы, Сэр. Что скажете Магистр? – английский король посмотрел Тамплиеру в глаза и едва заметно подмигнул.
– Наступать на Иерусалим нам нечем, а сидеть в обороне мы можем и без перемирия, ничем себя не обязывая. Море наше, припасы поступают регулярно, пополнение тоже. Всё зависит от ваших планов, Сир. Если вы намерены вернуться в Европу, то перемирие нужно заключать, а если нет, то обойдёмся и без него. Торговаться за контрибуцию можно долго.
– Я вас услышал, Сэр де Сабле и ещё раз убедился, что в качестве дипломата вам нет равных. Граф де Ла Марш, что вы предлагаете?
– Я бы захватил этих неверных собак в плен, но вы на это не пойдёте, Сир. Других предложений у меня пока нет. Всё уже предлагали.
Ричард усмехнулся.
– На это точно не пойду. Ваше слово, барон де Во.
– Я согласен с Великим Магистром, всё зависит от ваших планов, Сир.
– Ну, что ж, я услышал вас, милорды. На перемирие мы пойдём и контрибуцию запросим, но не прямо сейчас. Сначала попробуем заключить перемирие с хашашшинами. Граф де Ла Марш, парламентёры успели поставить шатры?
– Конечно, Сир.
– Тогда передайте им, что это предложение нас не интересует и велите убираться до заката, иначе мы атакуем.
– Слушаюсь, Сир, – лицо Хуго де Лузиньяка светилось угрюмым торжеством. Он куртуазно поклонился, выразив чуть больше почтения, чем того требовал этикет и быстрым шагом покинул шатёр.
– Наш славный Ле Брюн тоже отличный дипломат, милорды, хоть и сам не подозревает о своём таланте, – усмехнулся Ричард. – Итак! Сэр де Донжон, в интересах дела я настаиваю на скорейшем избрании Великого Магистра ордена Госпитальеров, сообщите об этом Братьям. Именно Госпитальеры должны взять на себя переговоры с неверными хашашшинами, только с вами они согласятся[27] разговаривать. Но для этого нужен Великий Магистр, вы меня поняли?
– Да, Сир. – Госпитальер встал и поклонился. – Я сообщу братьям. Вы полагаете такое перемирие возможным?
– Да Бог с вами, нет, конечно. Нам это перемирие и не нужно, сразу понятно, что они запросят слишком много, но нам нужны эти переговоры. Нужно чтобы о них узнали сарацины, поэтому готовиться к ним надо так, чтобы об этом услышали даже в Норвегии. Я вас не задерживаю, Сэр де Донжон, у вас слишком много дел.
Госпитальер ещё раз поклонился, уже более почтительно, и вышел.
– Из него получится отличный Великий Магистр, – прокомментировал Ричард и повернулся к Роберту де Бомону. – А вас милорд, граф Лестер, я отправляю спасать Англию. С чрезвычайными полномочиями, – король Англии протянул графу пергамент. – Читайте вслух.
– «Всё, что сделал податель сего, сделано по моему приказу и на благо государства. Ричард Львиное Сердце».
– Приказываю вам мятеж подавить. Любыми средствами. Вы в праве казнить и миловать всех, кроме меня. Если посчитаете целесообразным не брать пленных – не берите. На опустевшие феоды мы подыщем достойных баронов. Приказ понятен?
– Один вопрос, Сир.
– Мой брат?
– Да, Сир.
– Вам на месте будет виднее. Джон изменник, подлец и трус, но он сын моей матери, которая из-за этого ничтожества обязательно расстроится. Вы в праве не брать его в плен, если он откажется от пострига. Dixi! Флот отправляется через шесть дней. Я вас не задерживаю, граф, у вас тоже слишком много дел. Известите архиепископа Кентерберийского, что он отправляется с вами, пусть начинает собираться. Я переговорю с ним позже.
Продолжая уже заложенную традицию, граф Лестер поклонился чуть почтительнее положенного этикетом. В его лице читались торжество и предвкушение. За Англию можно было не волноваться. Ричард потребовал вина и повелел всем располагаться поудобнее.
– Сэр Робер, – обратился он к Великому Магистру ордена Тамплиеров по имени, обозначая камерность разговора, – как вы думаете, мы правильно воюем?
– В каком смысле, Сир? – не понял вопроса де Сабле.
– В прямом. Мы воюем неправильно. Как вы думаете, сколько времени потребовалось бы четырём легионам Цезаря, чтобы взять Иерусалим?
– Думаю, что месяц, Сир.
– Я тоже так думаю. А мы, за два года, только рыцарей угробили уже двенадцать тысяч, то есть два легиона, а всё ещё сидим в лагере при Яффе. Вы меня понимаете, милорды?
Милорды понимали. Рыцарская конница была слишком тяжелой для этого театра боевых действий. Слишком тяжёлой и слишком дорогой.
– Вы хотите что-то предложить, Сир? – вкрадчиво поинтересовался де Сабле, предвкушая новые откровения.
– Хочу, но сначала дождёмся Ла Марша. Пока ответьте мне, милорды – чего нам не хватает больше всего?
Процесс пошёл. Процесс, который в двадцать первом веке называли мозговым штурмом. Не хватало всего, кроме тяжёлой конницы, которая очень редко использовалась эффективно, ввиду отсутствия достойного противника. Вспомнили все проведённые компании, все случаи, когда рыцарей использовали как штурмовую пехоту, или инженеров. Рауль де Лузиньян даже посетовал на недостаток флота, который мог бы ограбить все прибрежные города Египта, Магриба и Малой Азии, лишив неверных доходов от торговли. Наконец вернулся граф де Ла Марш.
– Присаживайтесь, граф, ждали только вас. – Ричард дождался, пока Угрюмый выпьет вина и объявил. – Милорды, я решил основать Орден. Светский Орден. Братство по-настоящему благородных людей, братство настоящих героев.
Тишина зависла минут на пять, наконец её нарушил Великий Магистр Тамплиеров.
– А что скажет Папа, Сир?
– Не знаю, но скорее всего ничего. Орден светский, орден братьев по оружию. В Орден не будут принимать, как в прочие[28], скорее им будут награждаться самые достойные, по-настоящему благородные, настоящие герои. Что плохого в стремлении таких людей сплотиться в братство, хоть и светское? Нас роднит вместе пролитая кровь, нет более близкого родства. А если Папа что-то и скажет против, то его всегда сможет опровергнуть следующий Папа. Кстати, Сэр Робер, есть ли законные основания, которые не позволили бы Великому Магистру ордена Тамплиеров стать Папой? По-моему, Великий Магистр гораздо более значимая фигура в Церкви, чем какой-нибудь паршивый кардинал из Конклава.
– Законных оснований на это нет, Сир, но система…
Договорить Тамплиеру Ричард не дал.
– Это гнилая система, Сэр де Сабле. И мы все это отлично понимаем, здесь собрались не монастырские послушницы, а самые настоящие герои, называющие вещи своими настоящими именами. Вы были бы гораздо лучшим Папой, чем очередной трусливый поганец из этой гнилой системы, но к этому разговору мы вернёмся позже. В любом случае, светский орден – это не Папино дело, а наше. Я приглашаю вас стать учредителями Ордена Героев, милорды.
Братья Лузиньяны дружно кивнули, Великий Магистр задумался, а барон де Во невозмутимо поинтересовался.
– У вас есть устав Ордена, Сир?
– Есть, барон. В Орден будут приниматься только настоящие герои, которые обязуются поддерживать друг друга как родные братья. На этом всё, никакой конкретики не будет. Каждый из братьев будет руководствоваться только своей совестью. Как основатель Ордена я, для начала, пожертвую ему замок Иври-ла-Батай, чтобы у бедных и пока неженатых братьев-рыцарей был свой дом. А вам, милорды, я предлагаю стать приорами. Граф де Ла Марш возглавит приорат Аквитании, Сэр Рауль – Нормандии, а барон де Во – Англии. Вы согласны?
Милорды дружно преклонили колено.
– Это большая честь, Сир, – ответил за всех Ле Брюн.
– Встаньте, братья. – Ричард Львиное Сердце обнял и трижды поцеловал первых кавалеров Ордена Героев. – Присаживайтесь, мы ещё не закончили. Как жаль, что мне раньше не пришла в голову эта идея, я ни за что бы не отдал вас Тамплиерам, Сэр Робер, из вас получился бы отличный Маршал[29] и приор Иерусалимского королевства.
– На всё воля Божья, Сир.
– Аминь! – Ричард трижды перекрестился. – Теперь о планах. Я остаюсь здесь и займусь укреплением лагеря и заключением перемирия. До окончания переговоров с сарацинами это нужно сохранить в тайне, вы сами понимаете почему. Барон де Во остаётся со мной. Вас, граф де Ла Марш я отправляю на Кипр к вашему венценосному дядюшке[30]. По моим сведениям, на Кипре собралось около двух сотен рыцарей, принявших крест и которых ваш дядя использует в своих интересах. Это недопустимо. Ваша задача забрать их и привести в Яффу как можно скорее. На Кипре уже можете объявить, что Крестовый поход я продолжаю и по-прежнему собираюсь взять Иерусалим.
– Сделаю, Сир, – кивнул Ле Брюн.
– Вы, Сэр Рауль, отправитесь в Константинополь. Официально с посольством, просить у Базилевса помощи против сарацин, а на самом деле вам предстоит оценить наёмников, которых Византия нанимает на Руси. Среди них есть отличные конные лучники, которые малыми силами успешно гоняют по степи половцев. Такая лёгкая кавалерия нам очень пригодится. Если они и правда так хороши, как рассказывают – нанимайте всех, кого удастся. Там же поищите инженеров и механиков. Наши осадные орудия никуда не годятся, из-за чего мы при штурмах несём неоправданно большие потери.
– Будет исполнено, Сир, – блеснул весёлыми глазами младший де Лузиньяк, который по характеру был полной противоположностью своему угрюмому брату. – Даже если сам Базилевс будет против.
– Не будет. Исаак Ангел не ведёт войн и видимо не планирует. Сам нанимает мало, а желающих приходит много, от них у него большие проблемы. В его интересах, если мы вывезем хоть пару тысяч потенциальных грабителей подальше от его земель. Может ещё и приплатит, если вы окажетесь таким же хорошим дипломатом, как ваш брат.
Рауль де Лузиньяк невежливо, даже совершенно непотребно, взоржал по-конски, но пресекать его никто не стал. На этот раз подобие улыбки сотворил даже Ле Брюн.
– Я постараюсь, Сир, – отсмеявшись, он скопировал выражение лица старшего брата. – Судя по всему – дипломатия дело нехитрое. Каковы условия найма?
– Русы нанимаются дружинами, так они называют свои отряды. Нам нужны те, кто имеет опыт боёв в степи, они все отличные лучники, при этом латные, способные ударить в копьё. Нам они, конечно, уступают в этом умении, но для них это и не будет основной задачей. Таким предлагайте по тридцать пять шиллингов в год, обеспечение провиантом и третью долю от взятой ими добычи – это чуть лучшие условия, чем предлагает Базилевс. При выборе кандидатов учтите, что вы ими и будете командовать, Сэр Рауль.
– Понял, Сир. Нанимать на год?
– На два. – Ричард увидел недоумение во взгляде Лузиньяка младшего и дополнил. – Когда мы выполним свой Святой Долг в Иерусалиме, не вижу причин, мешающих нам повоевать уже для собственной пользы в Сирии и Египте.
Рауль де Лузиньяк вскочил и почтительно поклонился.
– Сядьте, Сэр Рауль, мы ещё не закончили. Вы с братом тоже отплываете через шесть дней, а за это время нам предстоит создать наш Орден Героев. Барон де Во, представьте ваши списки. Вот, милорды, здесь имена двухсот пятидесяти настоящих героев, которым никогда не получить рыцарские шпоры по причине бедности. Если мы им, конечно, не поможем. Предлагаю посветить их в рыцари, как первых братьев светского Ордена Героев. Вы согласны, братья-приоры?
– Согласны, Сир, – ответил за всех граф де Ла Марш.
– Отлично. Тогда разделите послушников на три приората и начинайте их готовить к акколаде[31]. Проводить её я буду лично. Торопитесь милорды, у нас на всё шесть дней, я вас больше не задерживаю, у вас очень много дел.
Братья Лузиньяны и барон де Во поклонились и покинули королевский шатёр.
– Вы потрясаете основы, Сир, – констатировал да Сабле, когда они остались наедине.
– Потрясаю и буду потрясать. Я вовсе не шутил, когда говорил, что хочу видеть вас Папой, друг мой. Убеждён, что нашей матери церкви это пойдёт только на пользу.
– Это невозможно, Сир.
– Как говорил один умный Император: «Невозможно – это слово из словаря глупцов».[32] Задача не такая трудная, как вам сейчас кажется. В той истории, один неглупый и решительный король Франков переселил Святой Престол в Авиньон[33] и держали их в плену семьдесят лет, никто и пискнуть не посмел. Все кардиналы в ту эпоху были франками, все до одного. Вернее будут. Вернее, теперь уже не будут. В смысле, франками не будут, будут нормандцами, аквитанцами и англичанами[34]. Время у нас есть, Джанчинто[35] довольно старый, но лет шесть ещё протянет. За эти шесть лет мы многое успеем.
– Франкам тогда удалось завоевать Окситанию? – удивился Великий Магистр Тамплиеров.
– И не только. Аквитанию и Нормандию тоже. Во многом, благодаря моей глупости.
– Как вы закончили свой путь там, Сир?
– Как храбрый дурак – с арбалетным болтом в шее, при осаде замка Шалю-Шаброль в Лимузене, в марте 1199 года. Подробности мне вспоминать не хочется, я там наделал столько глупостей, что самому вспоминать стыдно, тем более о них рассказывать. Я вас хочу попросить ещё об одной услуге, Сэр Робер.
– К вашим услугам, Сир.
– Придумайте причину, по которой Третий крестовый поход будет продолжаться после возвращения Иерусалима. Какое-нибудь знамение, явление, или огненные письмена, которые повелят нам с вами сражаться до полного искоренения язычества. Наше знамя, после взятия Иерусалима, будет очень привлекательным для храбрых мальчиков, ищущих славы. Мы им её дадим. Кроме того я знаю, что у вас в Ордене очень много самых разных талантов, мне потребуются алхимики и большой запас китайской соли.[36]
– Я ничего не знаю про алхимиков, Сир.
– Зато я знаю. Намекните братьям, что я знаю очень многое и в их собственных интересах помогать мне во всём. В той истории один решительный король Франков истребил ваш орден практически поголовно и никто опять же не пискнул.
– За что, Сир? – искренне изумился де Сабле.
– Формально за поклонения дьяволу, а на самом деле из-за денег. Орден активно торгует, лишая дохода купцов, которые платят нам налоги. До поры, все терпели такое положение дел, но, когда денег накапливается больше, чем возможно защитить силой оружия – это большая беда. Я же говорю, в вашу защиту никто даже не пискнул. В лучшем случае промолчали, но в большей части обрадовались. Донесите мою мысль до братьев, разумеется, не раскрывая тайны исповеди.
– Разумеется, Сир.
– Я вас больше не задерживаю, Сэр Робер, у вас слишком много дел.
* * *
На следующий день провожали Иерусалимского короля Генриха, графа Шампани и племянника обоих королей – английского Ричарда I и франкского Филиппа II Августа. По обычаю того времени, сердце приготовили к отправке в Труа, потроха в специальном сосуде захоронили на месте гибели, где сразу заложили строительство триумфальной арки в античном стиле, которую предполагалось построить разбирая древние развалины в окрестностях, благо сама битва происходила на территории лагеря крестоносцев, соответственно, и место гибели тоже, а тело короля положили в мраморный саркофаг и временно разместили в церкви Святого Георгия в Яффе, с намерением перенести его со временем в Иерусалим.
Утаить подготовку к учреждению Ордена Героев, разумеется, не удалось, ну, да не это никто и не рассчитывал. Сразу после траурной церемонии, Ричард построил войско и вновь толкнул речь с коня. Если вкратце, то тезисы были такими: «Стоять насмерть, помощь близка!», «Ордену Героев быть!», «Госпитальерам немедленно избрать Великого Магистра и направить его парламентёром к хашашшинам!», «Смерть сарацинам, отомстим им, собакам, за Генриха!», «Лагерь укреплять, помощь близка, но подойдёт не завтра, а собаки-сарацины могут и завтра»..
После митинга, Ричард навестил выздоравливающего Ги де Дампьера[37], рассказал ему об Ордене и предложил стать приором Иерусалимского королевства. Дампьер был одним из немногочисленных настоящих друзей английского короля, поэтому просидел он с ним за разговором до самого вечера. В итоге, коннетабль Шампани не только согласился возглавить Иерусалимский приорат Ордена Героев, но и признал, что воюют крестоносцы как дикари. Тысячу лет назад у римлян были орудия поля боя, способные маневрировать вместе с легионами, а сейчас о таком можно только мечтать. Мастеров совсем не осталось. Да что там говорить, даже обычные требушеты[38] сейчас значительно уступают древним аналогам, а исправить эту ситуацию можно только с помощью регулярной армии. Регулярной, а значит наёмной. А значит наёмники станут силой, причём, постоянной силой с которой придётся считаться благородным рыцарям. Поэтому надо объединяться в братство. Заранее.
Следующие два дня, Ричард занимался укреплением лагеря, почему-то уделив особое внимание западной части, как будто ожидал нападения с моря. Небольшой участок, на котором разместились всего четыре, правда довольно больших шатра, был окружён не только частоколом, но и довольно высоким, примерно пяти футов в высоту, валом. Что самое удивительное – и со стороны основного лагеря крестоносцев тоже. Сразу после окончания работ, это странное укрепление, которое король Англии назвал Форт, заняли рыцари-тамплиеры и никого, кроме самого Ричарда Львиное Сердце, туда не впускали.
* * *
13 августа 1192 года стал днём повлиявшим на всю дальнейшую Историю, днём рождения Ордена Героев. Ричард построил своё войско квадратом. С запада встали его друзья и вассалы, с севера тамплиеры, с юга Госпитальеры, а с востока жидкой цепью стояли ожидающие посвящения, всего двести восемьдесят семь дамуазо, из которых двести пятьдесят не могли о таком даже мечтать.
Барон де Во, походный кастелян вызвал первого.
– Гийом де Баскервиль, преклоните колено.
Король Англии принял меч из рук своего бывшего оруженосца, а ныне Сэра Рыцаря, поиграл им, ловя солнечные зайчики, трижды коснулся плашмя правого плеча верного Гийома, защищавшему спину короля от Сицилии до Яффе.
– Вы верны, благородны и отважны. Посвящаю вас в рыцари, Сэр Гийом. – Ричард обнял нового рыцаря и добавил. – Постойте пока рядом с моим оруженосцем, вы мне ещё понадобитесь.
Следом за Гийомом де Баскервилем, барон да Во вызвал тридцать шесть владетельных сеньоров, доказавших свою верность и отвагу, на это ушло больше двух часов. Посвящённые рыцари принимали свой меч из рук непобедимого вождя крестоносцев, получали ритуальное объятие и вставали в строй за его спиной, в южной шеренге. Наконец, очередь дошла и до героической бедноты.
Младшие сыновья небогатых сеньоров, они получили в наследство по коню, мечу и простенькому доспеху. Шансов получить свой лен[39], а с ним и золотые шпоры[40] у них было очень мало. Таких бойцов охотно бы приняли в свои ряды и Тамплиеры, и Госпитальеры, но у стоящих сейчас в южной шеренге дамуазо не было никакого желания становиться монахами. Поэтому идею светского братства они восприняли с радостью и благодарностью.
Накануне, перед всенощным бдением, барон де Во объяснил им задачу. Каждый должен был нанять и максимум через год привести в Яффе центурию римского типа и быть готовыми немедленно вести её в бой. Барон настоял, что никакого урона чести рыцаря в том, чтобы идти в бой пешим нет. Урон чести будет, если центурия побежит с поля боя, а значит отбор наёмников нужно вести тщательно, дисциплина должна быть жесточайшая, поэтому особое внимание следует уделить подбору опционов. В наёмники рекомендуется брать здоровых и не трусливых новичков, таких научить легче, чем переучивать опытных бойцов. Смысл легиона в том, что он давит плотным строем и каждый шаг, каждый укол мечом делается по свистку. Никакой виртуозности во владении оружием для этого не требуется, только строй и подчинение командам на рефлексах.
Будущим легионерам было положено по двенадцать шиллингов в год[41], опционам по двадцать, экипировка и пищевое довольствие во время боевых действий. Доли в добыче не полагалось, зато были предусмотрены премии. Например: в размере годового жалования за взятие Иерусалима. Условия очень неплохие, поэтому недостатка в соискателях не ожидалось. Общей казны не было, каждый брат-рыцарь получил по сто марок серебра[42], из которых три четверти[43] предстояло потратить на найм, а на остатки экипироваться должным образом и обзавестись положенной рыцарю свитой. В целях безопасности их объединили в когорты по шесть братьев, которым предстояло действовать вместе и назначили префектов. Каждому префекту ставилась чёткая задача: корабль, маршрут, точка назначения, график найма и подготовки и вручались рекомендательные письма. Такая организация удивляла, эти отважные парни даже не представляли себе, как должен работать настоящий штаб и сколько раз им ещё придётся удивляться.
Братья-рыцари хоть и были бедны, но считать умели. С учётом экипировки, которую решили заказать в Венеции, эти легионы обойдутся Ричарду в сорок две с половиной тысячи марок за два года, две пятых доли королевского бюджета[44] и совершенно очевидно, что простаивать он им не позволит, так что волей-неволей поползли слухи, что Иерусалимом дело не ограничится, а это уже давало надежду на многое. Добычу не получали легионеры, но не центурионы – им то как раз открывался шанс, ведь Сирия и Египет были сказочно богаты. Не удивительно, что братья-рыцари готовы были растерзать любого за своего брата-короля.
Ричард Львиное Сердце подал знак, трубы заиграли фанфары, Хьюберт Уолтер, архиепископ Кентерберийский вынес на плац некое подобие легионного орла, только вместо фигуры хищной птицы, на знамённом древке был закреплён изрубленный рыцарский щит, а поверх него, крестообразной гардой сверху, зазубренный полуторный меч.
– Мы воины. Мы проводим в походах и битвах большую часть своей жизни. И большую часть своей жизни мы имеем при себе единственный крест для молитв – это собственный меч. Перед вами щит Генриха Шампанского и меч, на который он молился – они станут гербом нашего Ордена и будут первой его святыней. – Ричард принял у архиепископа символ Ордена и вручил его Гийому де Баскервилю. – Сэр Гийом, я знаю вас как верного, благородного и отважного рыцаря, кроме того умного и хорошо образованного. Предлагаю вам стать приором-секретарём Ордена Героев, хранителем святынь, с правом голоса в капитуле[45]. – Гийом де Баскервиль, удерживая древко с символом, опустился на колено и замер. Король Англии кивнул ему и продолжил.
– Устав нашего Ордена прост: братьями могут стать только настоящие герои, по праву совместно пролитой крови. Я ценю такое братство выше, чем случайное братство по рождению. Братья должны оказывать друг другу помощь – это долг родства. Но мы не питаем иллюзий и отлично понимаем, что ничто человеческое не чуждо даже Героям, размолвки и ссоры между братьями не редкость, поэтому не стали вносить в устав никаких обязательств. Каждый будет руководствоваться только своей совестью: если можешь – поддержи брата мечом; не можешь мечом – поддержи серебром; нет серебра – добрым словом; а если и доброго слова нет – то просто не вреди. Пока вы бедны, вам нужен дом, и теперь он у вас есть. Замок Иври-ла-Батай теперь принадлежит Ордену Героев. Наш Орден светский и приветствует браки своих братьев, но советую вам не торопиться. Вы герои. Вы скоро станете завидной партией даже для дочерей владетельных сеньоров, это обещаю вам я, ваш брат, Ричард Львиное Сердце.
Сначала Ричард хотел сам посвятить всех братьев, но его от этого отговорили. Наверное и правильно, братья-рыцари и без того уже получили королевских милостей сверх всяких ожиданий, поэтому Великий Магистр Ордена Героев собственноручно надел золотые цепи с медальоном, в виде знака Ордена, очень реалистично повторяющим изрубленный щит и зазубренный меч, только приорам, а серебряные, рыцарские, вручали уже они, сразу после проведения церемонии акколады. Братья-приоры закончили, когда солнечный диск уже склонился к горизонту.
– Великий Магистр ордена Тамплиеров, Сэр Робер де Сабле, Великий Магистр ордена Госпитальеров, сэр Жоффруа де Донжон, подойдите к королю, – огласил не то просьбу, не то приказ барон де Во, приор Англии и Маршал Ордена Героев.
С де Сабле сценарий был согласован заранее, а глядя на него подчинился и Госпитальер.
– Сэр де Сабле, мы считаем вас своим братом, не требуя ничего взамен. Этот знак ордена Героев и право отстаивать интересы Тамплиеров в нашем капитуле, вы уже заслужили своими подвигами, считайте, что для вас это просто награда. Этот знак ордена и все его права получаете лично вы, а не Великий Магистр Тамплиеров. Грядут подлые времена и на ваше место может прийти не герой, а торгаш. Мы бились с Рыцарями Храма в одном строю и ценим их доблесть, но считаем преждевременным передавать приорский знак нашего Ордена в наследственное владение Великих Магистров ордена Тамплиеров. Повторяю: у нас на пороге подлые времена, вы и сами видите, сколько осталось верных своему обету. Христопродавцы наплевали на свои клятвы и готовятся меня ограбить, пока я далеко. Я уверен, что у этих шакалов все получится, и Нормандию они смогут ограбить. Я далеко и не смогу им помешать, я не собираюсь становиться такими же как они, поэтому сначала выполню свой обет и верну христианам Иерусалим. А потом… Потом я вернусь и буду судить. Буду судить всех предателей и подлецов, не взирая на родство, титул, или сан. Но сначала мы должны вернуть христианам Иерусалим. Вы готовы мне в этом помочь?
– Да, Сир! – хором ответили Магистры.
Барон де Во передал Ричарду золотую приорскую цепь Ордена Героев и повелел голосом, лишённым всяких эмоций. Именно так равнодушно и повелительно должен звучать голос в аду, распределяя грешников по адским кругам.
– Преклоните колено, Сэр Робер де Сабле!
Великий Магистр Тамплиеров подчинился беспрекословно, получил знак ордена, встал и выразительно посмотрел на коллегу. Госпитальер находился в состоянии перегрузки мыслительной системы. Он просто-напросто не успевал анализировать поступающие вводные. Ричард настоял на избрании его Великим Магистром, не прямо конечно, но намекнул достаточно толсто, чтобы поняли даже самые непонятливые – это факт. Ричард учредил свой Орден королевским эдиктом, с очевидным намерением наплевать на Папу. Опять же не явно, но намёк такой же толстый. Тамплиер, который очевидно знает гораздо больше, ввиду их близких отношений с Ричардом, беспрекословно подчинился, опять же не явно, но очень толсто намекая – кому он на самом деле служит. И скорее всего капитул Тамплиеров это одобрил. Ситуация с западным Фортом уже породила множество слухов и вот они уже начали подтверждаться.
– Сэр Жоффруа де Донжон, преклоните колено, – тем же голосом повелел барон де Во.
Вроде ничего предосудительного в принятии знака ордена Героев нет, но Жоффруа де Донжон спинным мозгом чувствовал, что это ловушка. Преклонив колено и приняв цепь, он станет вассалом Ричарда, пусть не де юре, но де факто. Он сам положит Свой Орден к его ногам. Да, предстоят подлые времена – в это Великий Магистр Госпитальеров верил. Он не был циником, но был реалистом с достаточно скептическим взглядом, этакий трезво мыслящий консерватор эпохи позднего средневековья. Рациональный прагматик, а не воинствующий мракобес. На это и был расчёт, но Госпитальер этого, конечно, не знал. Он, душевно терзаемый, не мог найти ни одной причины для отказа, кроме собственной гордыни. Но пойдёт ли такой отказ на пользу Ордену? Скорее всего нет.
Стоит отметить, что позже капитул братьев Госпитальеров единодушно оценил это награждение положительно. Все единогласно сочли награду достойной, как награду для всего ордена Госпитальеров, пусть и не наследственную, Великий Магистр же отчётливо осознавал, что конфликт короля Англии и римского Папы уже начался. Начался с подачи Ричарда. Подачи элегантной, красиво обёрнутой, но, по сути, очень дерзкой, если не сказать наглой. Ричард поставил Папе шах, с угрозой мата в один ход. Если король Англии возьмёт Иерусалим, а он его без сомнения возьмёт, о затратах на наёмников Госпитальер уже знал, следующим ходом последует мат. С такого престола можно будет объявить предателем даже Папу, и Ричард наверняка этим воспользуется.
Все эти мысли успели промелькнуть в голове Госпитальера буквально за мгновение и, услышав голос де Во, Великий Магистр решил покориться своей судьбе. Принимая цепь, он услышал тихий голос Ричарда: «Историю пишут победители. А победителями будем мы». Тогда Жоффруа де Донжону показалось, что король Англии читает его мысли и это его ответ на так и не заданные вопросы. Подтверждение его догадок.
Львиное Сердце решился основательно потрясти саму систему, а может даже и разрушить её до основания. Это было бы не удивительно, если бы он действовал как всегда – эмоционально и безрассудно, больше полагаясь на свою удачу, чем на здравый смысл, но после битвы при Яффе Ричарда будто подменили. Вождь крестоносцев в одночасье стал политиком. Расчётливым и осторожным. Но ведь так не бывает! За всем этим скрывалась какая-то тайна, и Госпитальер очень хотел её узнать, а пока… Пока нужно было затеять переговоры с хашашшинами – эти переговоры в интересах всего крестоносного движения, а значит и Ордена Госпитальеров в том числе. «Fais ce que dois, advienne, que pourra»[46] – вспомнил он недавно обронённую Ричардом фразу и душа его успокоилась. Ведь действительно – «Делай что должен и свершится, чему суждено». Всё очень просто. Аминь!
* * *
15 августа 1192 года большая часть английского флота ушла из Яффы. Накануне Ричард поставил задачу архиепископу Кентерберийскому. Тот направлялся в Прованс к Раймунду V, графу Тулузы и Сен-Жиля, герцогу Нарбонны, маркизу Готии и Прованса, чтобы договориться о браке его сына, будущего Раймунда VI и сестры английского короля Иоанне Английской. В той истории такой брак состоялся и даже был успешным, во всяком случае, сын у них получился достаточно героическим, поэтому его стоило ускорить. И брак, и получение такого племянника. Условием Ричард ставил присоединение Раймунда-младшего к своему походу, а венчание произойдёт в Иерусалиме, если будет на то воля Божья. В приданное за сестру он пообещал герцогство Среднего Египта со столицей в Гизе, вассальное королевству Египет, королём которого он планировал стать сам.
– Боюсь, граф Раймунд не пойдёт на такие условия, Сир.
Хьюберт Уолтер, архиепископ Кентерберийский, разумеется, не мог знать, что такой брак состоялся и без всякого египетского герцогства, старому графу важно совсем другое…
– Ещё как пойдёт, ваше преосвященство. Я гарантирую, что не буду впутывать его в мои отношения с королём Франков, даже настаиваю на его невмешательстве. Вот письмо, там всё изложено.
Старому графу осталось два года, за это время крестовый поход ещё не закончится, а с новым будет новый договор. Ведь он будет вассалом египетского короля, сам Ричард в успехе нисколько не сомневался. Салах-ад-Дину осталось полгода, а после его смерти у сарацин начнётся распря и настанет время собирать камни. В прошлый раз ему не хватило всего полгода терпения, а в этот всё будет иначе.
– Граф однажды уже запретил сыну присоединиться к крестовому походу, Сир, – осторожно напомнил Хьюберт Уолтер.
– Граф запретил сыну вставать под знамёна подлейшего из королей, Филиппа Августа. Это говорит о его мудрости. Он согласится, не сомневайтесь. Он сам женат на дочери короля и понимает, что это выгодная партия для его сына, даже без герцогства в Египте. После объявления помолвки, отвезите эту новость моей матери.
– Это может вызвать недовольство королевы Алиеноры, Сир.
– Обязательно вызовет, но ей придётся подчиниться. Пусть управляет Аквитанией, политикой теперь буду заниматься я.
Следующий месяц Ричард занимался укреплением лагеря. Вал и ров теперь исключали прорыв конницы, а построенные и пристреленные по квадратам лёгкие катапульты должны были неприятно удивить сарацин зажигательными снарядами из сырой нефти с запалом из прямогонного керосина. Далеко не напалм, конечно, но броню прожигать и не требуется, лошадей испугать хватит, и то ладно. Лагерь крестоносцев теперь нужно было брать штурмом, как крепость, но сарацины в окрестностях Яффы так и не появились. Вместо этого они вторглись в нейтральное до того княжество Антиохию, разбили выведенное им на встречу войско, пленили князя Боэмунда и его сына, графа Триполи, и осадили столицу княжества. Неделю назад.
Нужно сказать, что на княжество Антиохию, как и на графство Триполи, Ричарду было наплевать. Они отстранились от войны, предпочтя наживаться на поставках. И нашим, и вашим. Настораживало другое. Салах-ад-Дин теперь не пойдёт на Багдад, а значит вопрос с его кончиной может быть отложен. Зато вопрос о перемирии снялся сам собой, сарацины нашли себе более приятное занятие, чем умирать, штурмуя укреплённый лагерь крестоносцев.
– Сколько, по-вашему, продержится Антиохия, граф?
Жоффруа де Лузиньян, сеньор Монконтура, граф Яффы и Аскалона, ещё один дядя наших героев-приоров, братьев Лузиньянов, героем не был. Кроме того, он не был верным, а значит и благородным. Получив из рук Ричарда графство, отвоёванное им у сарацин, он продал своего благодетеля, как только стало выгодно.
– Сложно сказать, Сир. Возможно, она уже сдалась. Раз князь с сыном попали в плен, ничего исключать нельзя.
– Что скажете, барон?
– Даже если Антиохия держится, нам нечем её поддержать, Сир. – Барона де Во новость о проблемах в Антиохии совершенно не расстроила, скорее наоборот – «По делам вашим и воздастся вам». Здесь, по его мнению, был именно тот случай, и он вознамерился уберечь своего короля от благородного, но очень опрометчивого порыва.
– Сэр де Дампьер?
– Антиохию нам поддержать нечем, но Триполи отдавать нельзя, Сир, – коннетабль Шампани был ещё слаб после ранения, но глаза его горели. – Нужно послать туда гарнизон, пока эти греко-армяне[47] его не продали, спасая свои никчёмные шкуры.
– Триполи отдавать нельзя, – согласился Ричард. – Прежде всего потому, что туда должно вернуться наше посольство от хашашшинов. Сэр де Дампьер, возьмите на себя оборону графства моим именем. Подчиняю вам всех уцелевших вассалов графства Триполи и княжества Антиохии, кроме того, граф де Лузиньян предоставит вам полсотни своих вассалов, – король Англии вцепился взглядом в кадык графа, Яффе и Аскалона, но тот и не подумал возражать. – Сделайте из этих неженок-торгашей настоящих бойцов. Каждый шаг на юг, должен стоить сарацинам немалой крови. Не дожидайтесь осады, гоните эту ленивую сволоту во встречный бой. Сэр Жильбер, – король Англии повернулся к Тамплиеру, заменяющему Великого Магистра. – Чем вы сможете помочь?
– Без ущерба для обороны вашей Ставки, мы сможем выделить пятьдесят рыцарей и больше сотни мастеров этой, как её там…
– Артиллерии?
– Именно так, Сир.
– Отлично! Сэр де Дампьер, предоставьте оборону Триполи братьям-тамплиерам, а остальных гоните в бой, не жалея. Пусть их останется треть, или четверть, но оставшиеся в живых, должны стать достойными пополнить наши ряды. Запрещаю вам вести переговоры с сарацинами, даже если они предложат сдачу Иерусалима и возвращение Древа животворящего Креста[48]. Всех переговорщиков отправляйте ко мне. Пуатье потеряли свои владения на Востоке, теперь настала пора подыскать им достойного владетеля. Сэр де Дампьер!
– Слушаюсь, Сир.
– Объявляю графство Триполи свободным феодом, который покорится силе меча. Вашего меча, Сэр Ги. Приказываю вам – трусов из плена не выкупать, подписанные ими эдикты игнорировать, как ничтожные и подписанные под принуждением. Усомнившихся в этом – немедленно казнить.
* * *
Убедившись, что сарацин возле Яффе можно не ждать, во всяком случае большими силами, Ричард отправился в Сен-Жан д’Акр[49], чтобы проинспектировать стройку и решить семейные проблемы. Первым делом он решил поговорить с сестрой.
Джоанне Английской исполнилось двадцать семь лет и уже четыре года она было вдовой. Её первый муж Вильгельм II, король Сицилийского королевства, умер в 1188 году, а их единственный сын скончался в младенческом возрасте. Ричард и Джоанна были очень дружны, настолько дружны, что вдовствующая Сицилийская королева отправилась вместе с братом в крестовый поход, добровольно взяв на себя опекунство над Беренгарией Наваррской. После короткой приветственной церемонии, когда они остались наедине, Джоанна поцеловала брата в щёку.
– Милый братик. Говорят, ты был ранен.
– Врут. – Ричард ответил таким же поцелуем. – Все врут, никому нельзя верить, милая. Только мне можно.
– Я тебе верю. Но очень волнуюсь. Говорят, ты три дня провёл в беспамятстве.
– Это не от ран, видимо просто устал.
– Ты передумал возвращаться?
– Передумал.
– Ну что я из тебя тяну слова? Рассказывай давай, чего ты там задумал, что ещё за новый Орден?
– За обедом расскажу. Как Беренгария? Надежда есть?
– Молится о ниспослании непорочного зачатия, – Джоанна хихикнула. – Надежды нет.
– Понятно, – равнодушно кивнул Ричард. – Я решил выдать тебя замуж и уже отправил сватов.
– Вот как? И за кого же?
– За Раймунда Тулузского-младшего. При условии, что он присоединится к моему походу.
– Оплачиваешь мной окситанское войско?
– Не говори глупостей. Войско мне не нужно, только Раймунд-младший. Я сочту, что условие выполнено, даже если он прибудет с одним единственным оруженосцем. Этот брак мне очень выгоден политически. К тому-же, я уверен, что он будет для тебя счастливым.
– Да шучу я. Раймунд симпатичный. А мама знает?
– Пока нет.
– Она не будет против?
– Будет, но ей придётся подчиниться. Ладно, милая, договорим за обедом, мне нужно пообщаться с женой.
К удивлению Ричарда, с Беренгарией удалось договориться быстро и к взаимному удовлетворению. Она соглашалась принять постриг сразу после взятия Иерусалима в Храме Гроба Господня. От возвращения приданного отказалась, попросив взамен построить ей монастырь в Иерусалиме. Пообещала написать отцу и брату, что брак не сложился по её и только её вине. Поинтересовалась кандидатурой новой жены и одобрила выбор Изабеллы Иерусалимской, с которой успела подружиться за прошедший год. Ричард, у которого с души упал камень, пообещал всяческое содействие с монастырём и защиту на всю жизнь. К обеду они вышли почти друзьями.
За обедом Ричард рассказал своим женщинам новости, разумеется, больше всего их интересовал Орден Героев. После рассказа об Ордене, пришлось сочинять историю гибели Генриха Шампанского, о своих планах английский король предпочёл умолчать, пообещав только, что обязательно возьмёт Иерусалим. Через год, или чуть больше. Дошла очередь до Антиохии и пленённых сарацинами Боэмундов.
– Ты не собираешься их выкупать? – удивилась Джоанна.
– Не собираюсь. Эти подлые трусы мне не нужны даже даром. Я бы ещё приплатил, чтобы их продали на галеры.
– Не говори так.
– Ладно. Приплачивать бы не стал, но нисколько бы не расстроился.
– Они могли бы принести тебе оммаж.
– Зачем мне такие подлые и трусливые вассалы? Они уже потеряли свои феоды. Если мне удастся их отбить, подыщу для них более достойных владетелей.
– А графство Триполи?
– Удержим. Туда уже отправлен гарнизон.
– Де Пуатье будут в бешенстве.
– Собаки лают, а караван идёт, – равнодушно пожал плечами Ричард.
– Какой ещё караван, о чём ты?
– Это арабская поговорка. Метафора. Караван в ней – это я.
– Ах, метафора… Смотри, караван, как бы тебя не растерзали. Ты собираешь вокруг себя всё больше собак.
– Я их специально собираю, чтобы порвать всех разом. Я лев, а не верблюд. Закончим на этом, у меня ещё очень много дел.
После обеда, Ричард занялся инспекцией строительства укреплений временной столицы Иерусалимского королевства и в целом остался доволен. Сен-Жан д’Акр постепенно превращался в действительно неприступную крепость, во всяком случае, до появления мощной осадной артиллерии. После осмотра укреплений, король погонял гарнизон, повелел создать специальную службу, которая будет заниматься тушением пожаров, а вечером навестил Изабеллу Иерусалимскую, которая не покидала своих покоев из-за траура по Генриху Шампанскому.
Изабелла была законной наследницей Иерусалимского королевства и потому очень завидной невестой. К нынешним двадцати годам, она успела побывать замужем уже трижды и трижды стать вдовой. Пошли даже слухи, что она приносит несчастье, но Ричард не обращал на них внимание, в другой истории, в четвёртом браке, Изабелла нарожала целую кучу здоровых детей, а для английского короля это было главным. Он прекрасно понимал, что мятеж в Англии удался Джону только потому, что у него самого не было прямого законного наследника и поставил себе задачу обзаведения таковым, как приоритетную. Переговоры затянулись на два часа, но в итоге договориться удалось. Договорились венчаться в Иерусалиме после его взятия крестоносцами и принятия Беренгарией пострига. Ричарда это более чем устроило, и он пообещал добиться для дочери Изабеллы от Конрада Монферратского сеньории её отца. Если потребуется, то и мечом. Гулять, так гулять. Император уже всё равно враг, а на его фоне наследники Монферрата сущие моськи.
На следующий день, с утра пораньше, английский король погрузился на шебеку[50] и после обеда был уже в Триполи[51], где застал не только де Дампьера, но и вернувшегося с Кипра с пополнением Ле Брюна. Дампьеру удалось собрать сто двадцать семь рыцарей, вассалов Антиохии и Триполи, плюс пятьдесят четыре вассала Жоффруа де Лузиньяна, которых он привёл с собой из Яффы, плюс сто девяносто два рыцаря-крестоносца, которых привёз из Лимасола граф де Марш. Сила собралась довольно грозная[52], но только математически.
– Что представляет из себя это стадо? – поинтересовался Ричард, выслушав доклады братьев-приоров.
– С коней не падают, Сир, – сдержанно охарактеризовал своё войско коннетабль Шампани. – В бою проверить не успели.
– Проверим. Что творится в княжестве?
– У Джаблеха и Лаодикеи сарацин пока не видели, Сир. Антиохию уже сдали.
– Сарацины освободили Боэмундов?
– Насколько мне известно – нет, Сир.
– Почему тогда сдали Антиохию? Там же должен был остаться крепкий гарнизон.
– Это пока не известно, но город сдали на второй день, Сир.
– Трусы, – брезгливо прокомментировал Ле Брюн.
– Я в курсе, граф, – усмехнулся Ричард. – Меня интересуют подробности. Я тоже хочу научиться брать такие крепости за два дня.
– Подробности пока не известны, Сир. Малик аль-Адиль[53] привёл в Антиохию почти тридцать тысяч, разведка напоролась на заставы в пяти лигах от города и отступила.
– Трусы, – повторился граф де Ла Марш.
– Малик аль-Адиль… Очень интересно… – английский король ненадолго задумался и приказал. – Сэр де Дампьер, вы остаётесь в Триполи. Не спорьте, вы ещё не до конца оправились от ранения. Граф де Ла Марш, готовьте это стадо, которое уже умеет не падать с коней, к перегону. Нужно успеть занять Джаблех и Лаодикею, а потом провести разведку боем у Антиохии. Выступаем с утра пораньше. Обоз не брать, пойдём быстро, покормимся в Джаблехе. Распорядитесь подобрать мне и моей свите коней.
– Сделаю, Сир, – только очень опытный физиономист смог бы распознать в лице Ле Брюна крайнюю степень довольства.
Из Триполи вышли едва рассвело. Король Англии со свитой из двенадцати оруженосцев, граф де Ла Марш с двадцатью тремя и стадо из трёхсот шестидесяти двух рыцарей и тысячи семнадцати оруженосцев. Без малого, почти полторы тысячи кованой рати. Не мало, хоть и меньше, чем хотелось бы. Всех не удалось поднять даже Ле Брюну. Неповиновение он пресёк сурово, приказав вывезти двух самых активных смутьянов на шлюпке из порта и отпустить их на все четыре стороны. В море. В полном доспехе. Но лихорадка всё-таки взяла своё. Восток – дело тонкое. Здесь даже самый крепкий организм может сгореть в этой проклятой лихорадке всего за пару дней. Лихорадка убила крестоносцев едва ли не больше, чем все сарацинские клинки и стрелы.
В Джаблехе задержались на час, чтобы перекусить самим и задать лошадям овса. Заодно назначили нового командира гарнизона. Им стал местный рыцарь Андре де Люпаж, сражавшийся с сарацинами ещё при Хаттине. К Лаодикее подошли уже в сумерках, но тут им отказались открыть ворота. Пришлось разбивать лагерь на вершине холма в полулиге от города. Поужинали варевом из дроблёного ячменя и вяленой конины. Хорошо хоть, затарились в Джаблехе фуражом для коней. Как ни странно – это человеков можно кормить чем попало, а дестриэ[54] травой не прокормишь, он просто сдохнет от вспучивания брюха, по закону подлости, как раз в самый неподходящий момент.
– Что скажете, граф? – Ричард хлебнул вина из бурдюка и подвинул его Ле Брюну. Граф де Ла Марш отпил не меньше пару пинт и переспросил.
– Вам ответить честно, или куртуазно, Сир?
– Честно, граф. Мне лень подниматься и с достоинством принимать куртуазные доклады.
– Честно, так честно. Всё равно до утра я вряд ли доживу. Вы идиот, Сир. Это ловушка и нас уже плотно обкладывают. Думаю, у нас уже нет шансов прорваться обратно в Джаблех.
– Спасибо, брат, – усмехнулся Ричард. – Это я уже и сам понял. И очень этому рад.
– Чему, Сир?
– Тому, друг мой, что вы такой умный, обзывающий своего короля идиотом, даже не представляете себе, что отступать я и не собираюсь, а значит этого не ждут и сарацины. За три часа до рассвета мы пойдём в прорыв на Антиохию. Как вы думаете, граф, сколько сил оставил Малик в городе и его окрестностях?
Граф де Ла Марш вскочил и низко поклонился.
– Едва ли больше пяти тысяч, Сир.
– Присядьте, граф, не суетитесь. Договорились же без куртуазности. Итак, в Антиохии двенадцать ворот, тысяч пять сарацин, с этим согласен, включая дозорных по периметру. Я планирую атаковать сходу, этого они точно не ждут. Половину коней, конечно, загоним, но зато получим шанс ворваться в город на спине отступающего дозора. Или не получим. Как уж Бог даст. В любом случае, я никогда не планировал жить вечно – «делай, что должен, и будь, что будет». Вы только представьте себе, граф – какими нас запомнят потомки после такой атаки, даже если она закончится нашей гибелью. – Ричард улёгся на попону, положил голову на седло и приказал. – Отдыхать, граф де Ла Марш! Завтра нам предстоит творить великие деяния копьём и мечом. Нужно хоть немного восстановить силы.
– Простите дурака, Сир!
– Спать граф! Приказываю спать и набираться сил. Дураков обсудим после, если, конечно, до этого доживём.
Ричард Львиное Сердце не зря считался любимцем Фортуны, его отряд без особых усилий, пробил окружение и устремился на север. В этой бешеной гонке пало почти треть коней, но зато удалось ворваться в только что открытые ворота Антиохии. Взятого в плен часового раскололи за пару минут. Городской гарнизон оккупантов состоял всего из восьми сотен мобилизованных и слегка вооружённых декхан, остальные отправились на охоту за королём Англии. Разобрались с ними быстро, не пришлось даже устраивать резню. Крестьяне, разобравшись в ситуации, сами прирезали своих командиров и сложили оружие.
– Граф де Ла Марш!
– Слушаю, Сир!
– Признаю вас князем Антиохии по праву меча. Принесёте мне оммаж после взятия Иерусалима, а пока готовьтесь к обороне.
– Антиохию взяли вы, Сир. Я не достоин.
– Немедленно готовься к обороне, дурак! – буквально взревел Ричард. – Мне виднее, кто и чего достоин, а пока нам нужно просто выжить. Вокруг нас гуляют тысяч двадцать-двадцать пять свирепых сарацин. Помощи нам не будет. Собрать в ополчение всех способных держать оружие и немедленно их отправить на стены! Разрешаю исполнять бегом, князь. Бегом марш!
Первый приступ взбешённых сарацин был страшен, как накатывающая волна всемирного потопа. Державший западный участок стены, Ричард, получил три колото-резаные раны, а на восточном граф де Ла Марш целых четыре. Раны не серьёзные, но крови оба потеряли много. Оба они были бледными как смерть, но со стен не ушли. Второй приступ закончился немногочисленным прорывом всего в двух местах, а после сарацины разбили лагерь начали готовиться к долгой осаде.
– Хорошо живём! – отхлебнул Ричард из фляги и передал её Ле Брюну.
– Что же хорошего, Сир? Нас ведь обложили.
– Дурак ты, Гуго, уж прости брата за прямоту. Мы должны были погибнуть ещё позавчера, а всё ещё живём. Разве это плохо?
– Хорошо, Сир, но выхода отсюда я не вижу.
– Это очень хорошо, князь.
– Почему, Сир?
– Значит, этого выхода не видят и сарацины.
– А он есть, Сир?
– Гуго де Лузиньян, князь Антиохии, граф де Ла Марш, слушайте меня внимательно и не говорите потом, что не слышали. Выход есть всегда! Всегда! Сколько у нас коней?
– Меньше трёх сотен, Сир.
– Соберите мне три сотни лучших, я атакую ставку Малика. Вы остаётесь командиром гарнизона.
– Повелите меня казнить, Сир, но я не останусь.
В полночь, двадцать седьмого сентября, в Антиохии тихо-тихо открылись «дамасские» ворота, а из них рысью выскочили триста рыцарей, постепенно набирающих скорость. Эта атака стоила жизни почти половине в ней участвующих, но оно того стоило, ставка предводителя сарацин была вытоптана под лунный пейзаж, а сам Малик, брат Салах-ад-Дина погиб. Утром, двадцать восьмого сентября, сарацины начали отход от Антиохии. Как говорил в другой истории русский царь Пётр Первый – небывалое бывает. На удивление, Ричард, находившийся на острие атаки, серьёзных ранений не получил. Несколько порезов и потеря крови не свалили его с ног. Зато князь Антиохии, граф де Ла Марш получил копейный удар, вспоровший ему правое бедро, хорошо хоть артерию не задело.
– Уходите, Сир, – от потери крови Ле Брюн был бледен, как покойник. – Смерть своего брата Саладин[55] вам не простит.
– Постыдитесь, князь. Вас послушать, так можно подумать, что мне нужно его прощение. Я собираюсь завтра же атаковать Артах.
– Это безумие, Сир!
– Вы повторяетесь, князь. За время нашего похода, вы говорили мне это уже трижды, и всякий раз были не правы… Поправляйтесь, князь Антиохии, вам на это потребуется не менее трёх недель, и это только для того чтобы только начать медленно ходить с костылями. В седло вы сядете в лучшем случае через полгода. Возблагодарите Господа, что всё-таки успели завоевать себе княжество.
– Сир…
– Лежи, дурак! Это приказ! Ты мне ещё пригодишься, – рявкнул (или рыкнул) Ричард и ушёл.
Артах осаждали около пяти тысяч сарацин. В маленьком городке десяти рыцарям удалось мобилизовать на защиту стен всего двести человек, они были обречены и прекрасно это осознавали. Тем сильнее было их удивление, когда неверные собаки вдруг сняли осаду и стремительно отступили на северо-восток, бросив обоз. Через полчаса вдали показался неспешно трусящий небольшой отряд, копий четыреста, не больше, но зато во главе с самим Ричардом Львиное Сердце.
– Нас здесь покормят добровольно, или мне придётся разнести вашу деревушку на дрова? Старший немедленно ко мне!
Глава 2
В княжестве Антиохия, Ричард задержался почти на месяц, в основном из-за Ле Брюна, чтобы удержать того в постели. За этот месяц английский король изрядно попрогрессорствовал, благо в Антиохии проживало большое количество ремесленников и производство, которое не является секретным, он решил разместить здесь. Бумага уже была известна в Европе, требовалось только организовать её промышленное, а не кустарное производство, чтобы получалось много и не дорого, а вот печатный станок пришлось «изобретать». Первым в этой истории документом, отпечатанный типографским способом, стал королевский эдикт об учреждении светского Ордена Героев. Ричард отлично понимал, что печатное слово – это оружие посильнее любого клинка, поэтому эдикт был отпечатан немыслимым по тем временам тиражом в пять тысяч экземпляров. Скоро об Ордене начнут распускать грязные слухи, врагов у короля-рыцаря хватало, поэтому он первым делом решил их опередить. Эдикт был дополнен коротким уставом и целями Ордена: помогать небогатым героям занять достойное место в обществе.
Отпечатать то отпечатали, но как это распространить? Выход предложили евреи, которые, как всегда, были в курсе всего на свете, не укрылась от них и типография. В итоге, Ричард вместо того, чтобы потратиться на доставку эдикта адресатам, ещё и заработал на этом. Не много, для короля немного, всего пятьсот шиллингов, но всё-таки в плюс, а не в минус. Почём уж там будут продавать эти листки евреи, его совершенно не волновало. Главное, что они достанутся тем, кому и предназначались – европейским феодалам. Никто другой их покупать просто не будет. Король Англии и раньше относился к евреям терпимо, считая их законопослушными и полезными подданными, а уж узнав об их успехах в будущем, решил использовать этот потенциал по полной программе. Евреи жили везде, а коммуникация между общинами у них была пусть и не такая быстрая, как телеграф, но вполне надёжная, а главное – это то, что они знали практически обо всём. Готовая шпионская сеть, бери и работай. Поэтому за право эксклюзивного распространения печатной продукции Антиохийской типографии, Ричард потребовал поставки информации и, как мог, объяснил мэтру раввину Ицхаку Левиту что такое периодическое информационное издание. Да, пока ежегодное. Но со временем то… В общем всё велось к тому, что евреи не были шпионами крестоносцев, а уважаемыми среди своих единоверцев репортёрами. Для начала договорились издавать два альманаха – политический и экономический. Разумеется, главным редактором Ричард назначил себя. Не все новости должны были стать даром общественности, некоторые из них он планировал сохранить даром лично себе. Об этом не говорилось прямо, но иудейский поп дураком не был, недосказанное понял и возражать не стал.
Вторая инновация была из области моды, хотя сам Ричард этого тогда не понимал, он стремился всего лишь к удобству, приказав пошить себе штанов с карманами, по типу джинсов, которые были несравнимо удобнее дурацких шоссов[56] и нечто отдалённо напоминающее берцы, с рифлёной подошвой из кожи носорога. Разумеется, и джинсы, и берцы пришлось украсить золотом, но это уже неизбежные издержки профессии. Король, как-никак, положение обязывает.
Наконец встал на костыли Гуго де Лузиньян, усохший поле ранения раза в полтора, но не потерявший ни капельки своей угрюмой циничности. Это было главное, мясо ещё нарастёт. Ричард велел готовиться к отъезду, но тут в Антиохию прибыл отряд Госпитальеров во главе с Великим Магистром. Жоффруа де Донжон вернулся от хашашшинов в Триполи, прождал там почти две недели и решил сам посетить Антиохию.
Великий Магистр Госпитальеров преклонил колено.
– Сир, вы творите воистину немыслимое, прошу принять наши самые искренние восхищения.
– Встаньте, брат мой. – Ричард обнял поднявшегося Госпитальера за плечи. – У вас тоже было не так много шансов вернуться живым. Ещё неизвестно, кто рисковал больше. Лично мне кажется, что махать мечом гораздо безопаснее, чем договариваться с ядовитыми змеями. Докладывайте.
Рассказ госпитальера был похож на приключенческий роман с лихо закрученным сюжетом. Сначала посольство приняли и достойно разместили, после взятия Маликом Антиохии поместили под стражу, после разгрома Малика Ричардом снова обласкали, Великий Магистр был даже удостоен аудиенции у самого Рашид ад-Дин ас-Синана, старца горы. Старец, впечатлённый подвигами Ричарда, не только приветствовал возможное перемирие, но и допустил возможный временный союз против султаната Айюбидов[57]. За это они требовали свободный и безопасный допуск своих купцов в Лаодикею[58] и Триполи, но при этом соглашались платить все установленные налоги на общих основаниях, то есть, как и христиане.
Некий смысл в таком союзе был. Хашашшины, они же сирийские низариты-исмаилиты, представляли радикальную ветвь шиитского ислама и главным врагом для них были мусульмане-сунниты, а не христиане. Внутренний религиозный раскол породил в исламе две непримиримо враждующие стороны и эту вражду вполне можно было использовать в своих интересах, но методы их войны были для Ричарда неприемлемы. На союз с обществом тайных убийц, он согласится не мог. Хотя он уже и не был тем упоротым чистоплюем, но такой альянс бросил бы тень на все его свершения. Кроме того, после взятия Иерусалима он планировал завоевание Египта и Сирии, а значит хашашшины окажутся в полном окружении христианскими владениями и им это очень не понравится.
– Вам удалось удивить меня, Сэр де Донжон – задумчиво произнёс английский король – Откровенно говоря, я думал, что с вами даже разговаривать не станут. Вам придётся вернуться в Масьяф[59] и продолжить переговоры.
– Вы пойдёте на такой союз, Сир? – изумился Ле Брюн.
– Нет, конечно, зачем он нам, – усмехнулся Ричард. – Но обсуждать его мы обязательно будем. Как можно дольше, желательно до самого взятия Иерусалима. А вот перемирие нужно заключить немедленно, пусть торгуют. Торговля – это дело опасное, она очень быстро превращает воинов в никчёмную гражданскую сволочь. Ваша задача, Сэр де Донжон, как можно лучше изучить возможности хашашшинов. Должны же мы понимать – с кем заключаем союз. Львы не заключают союзов с баранами, пусть сначала докажут, что у них есть клыки и когти. Эта информация нам очень пригодится в будущем. Если у нас всё получится, Масьяф отойдёт вашему ордену, чудное местечко, отлично подходит для лечебницы. В подарок Старцу отвезите саблю Малика аль-Адиля. Этот подарок даст ему понять, что этот союз нужен ему, а не нам, без всяких обидных слов, и заодно взбесит сарацин. Они называли Малика Меч Веры… А уж как затянуть переговоры – вам на месте будет виднее.
– Будет исполнено, Сир, – поклонился Госпитальер. – Могу я поинтересоваться – что это на вас надето?
– Это называется штаны. В таких штанах Тор воевал с великанами. И судя потому, что никаких великанов не осталось, он их всех уничтожил.
– Тор – языческий бог, Сир. Церковь…
– Я знаю, что думает церковь про Тора, Сэр де Донжон. Но тут она ошибается, Тор не бог, а асс. К тому-же штаны – это просто одежда. Христос ведь и шоссов не носил, не так ли?
– Так, Сир. Вы не будете против, если я закажу себе такие же штаны?
– Мой портной к вашим услугам. Что-нибудь ещё?
– В Триполи евреи продают какие-то чудные листки с вашим эдиктом об учреждении Ордена Героев, Сир.
– Дорого продают?
– По шиллингу, Сир.
– И что, покупают? – искренне удивился Ричард.
– Покупают, куда деваться. Хотели ограбить, но у них охранная грамота и граф Триполи запретил, Сир, – печально вздохнув, пожаловался Госпитальер.
– Молодец, де Дампьер. Вы получите сто листов с этим эдиктом для ознакомления с ним братьев Госпитальеров. А с евреев придётся довзыскать… Это уже наглость – так наживаться на своём короле. Занимайтесь переговорами, Магистр, я вами очень доволен.
Антиохию Ричард покидал со спокойным сердцем. Ле Брюн был ещё слаб, но войско княжества, почувствовавшее вкус победы, первой для них за многие годы, больше не боялось сарацин, их теперь предстояло скорее сдерживать, чем науськивать.
По итогам войны признали достойными принятия в Орден Героев больше сотни новых братьев, причём только половина из них были бедными дамуазо, остальные вполне обеспеченными сеньорами. Бедных обеспечил Гуго де Лузиньян, князь Антиохии, граф де Ла Марш, одарив каждого тридцатью марками серебра, помимо доли в добыче, и передав Ордену замок в Хариме. Добыча, кстати была неплохая, ведь Лаодикею ограбили за предательство буквально до исподнего. Прилично обобрали и жителей Антиохии, этих уже за трусость. Наконец-то война начала сама себя кормить.
Путь от Антиохии до Яффы занял у Ричарда целый месяц. По дороге он инспектировал все укрепления и их гарнизоны, ведь теперь это были его владения и подданные, пока не де-юре, но уже де-факто. Принятия оммажа от князя Антиохии и графа Триполи он отложил по политическим соображениям. И де Дампьер, и де Лузиньян и так были его вассалами, как герцога Нормандии, а вот принять у них оммаж за восточные владения было лучше в качестве Иерусалимского короля.
На три дня Ричард задержался в Триполи, где уже окончательно оправившийся от раны коннетабль Шампани в хвост и гриву гонял своих зажиревших новых вассалов, ещё на три в Сен-Жан д’Акр, где пообщался со своими женщинами и получил новости из Европы, в том числе письма из Рима от Великого Магистра Тамплиеров и архиепископа Солсбери. И Робер де Сабле, и Губерт Готье писали, что Папа встретил их очень радушно, Великого Магистра утвердил[60] без звука, к новости об учреждении светского ордена отнёсся внешне благожелательно, хотя она ему вряд ли понравилась, а архиепископ сообщал, что денег Святой Престол выделит, как минимум компенсирует затраты на наёмников, однако буллу об осуждении короля Франков Папа отказался выпускать категорически, лицемерно заявив, что церковь не должна вмешиваться в мирские споры между добрыми христианами. Ричарда это более чем устроило, ведь мирские споры не всегда будут в пользу Филиппа-Августа, вот тогда он эти слова Папе и припомнит, а пока пусть платит, подлый трус. С паршивой овцы хоть шерсти клок.
В лагерь под Яффой, в котором Ричарда ждал уже не шатёр, а хоть и маленький, и деревянный, но замок, он прибыл за две недели до Рождества. Крестоносцы устроили своему вождю настоящую овацию и даже мини триумф. Арку на месте гибели Генриха Шампанского ещё не достроили, но к прибытию короля её временно перекрыли деревом и задрапировали шёлковыми тканями. В лагере устроили перепланировку и теперь от королевской ставки на восток тянулась настоящая виа, проходящая под аркой и символично начинающая дорогу на Иерусалим, теперь зажатую между двумя новыми фортами, обильно насыщенными метательной артиллерией.
Хоть Ричард и не хотел давать своим врагам лишнего, а главное пустого повода позлословить, мини триумф за Антиохию принять пришлось, готовились ведь люди, зачем из зря огорчать, вон рожи какие счастливые, а вот за нецелевое использование драгоценной древесины нужно будет спросить. Спросил. Когда они уединились с начальником штаба.
– На арку ушло совсем немного, Сир, – барон де Во виноватым себя не считал. – Вы совершили великий подвиг и не отметить его было никак нельзя. Это подорвало бы мой авторитет, пошли бы разговоры, что я не уважаю своего короля. А цитадель мы по весне разберём, её специально так строили, чтобы потерять самый минимум. К тому-же поставки строевого леса пока больше ожидаемых, запланированный запас в наличии, а это… Это было нужно, Сир. И вам, и мне, и вашему войску. Впрочем, если вы сочтёте что я виноват, готов понести наказание и возместить убытки.
– Да причём тут убытки… – Ричард с досадой хлопнул ладонью по столешнице. – Триумф – это языческий обряд. Во всяком случае церковь смотрит на него именно так. Мне сейчас, для полного счастья, не хватает только обвинений в ереси. Вы заметили какую рожу скорчил папский легат? Нам предстоит большая игра, нам нельзя глупо подставляться по мелочам, а это я считаю глупостью, барон.
– Виноват, Сир, – маршал Ордена Героев виноватым себе не считал, что отчётливо читалось в его взгляде.
– Виноваты, барон, – тон короля звучал уже примирительно – Вы ведь теперь не просто рыцарь и даже не просто полководец, вы теперь политик. Я и так враждую уже почти со всей Европой, сейчас не хватало только поссориться с церковью. Ладно, докладывайте обстановку.
Обстановка была спокойной. В Латруне сидел крепкий гарнизон сарацин, но состоял в основном из нубийцев, поэтому за стены он не высовывался и дозоры крестоносцев уверенно себя чувствовали не только в окрестностях Иерусалима, но и в Трансиордании, на основном сухопутном пути из Египта в Сирию. За время отсутствия Ричарда ими было перехвачено три каравана из Египта, в основном с продовольствием. Погибли семнадцать рыцарей, а в пополнение из Европы прибыли двести тридцать четыре, в основном беднота с двумя-тремя оруженосцами. Венецианский флот действует выше всяких похвал, ему удалось не только организовать бесперебойное снабжение крестоносцев, но и изрядно потрепать торговлю неверных. Сарацины активности не проявляли, но для начала зимы это было нормально.
– В числе пополнения прибыл Филипп де Фальконбридж, Сир, – закончил доклад барон де Во.
Филипп был первым бастардом Ричарда и единственным, которого он признал. Признал только потому, что он был первым, никакой любви к своему незаконнорожденному отпрыску король не испытывал, он и видел то его всего один раз, да и то в младенческом возрасте. А простое родство для Ричарда основанием для любви не являлось. Своего брата Джона, король любил ничуть не больше, чем короля Франков. Однако, мальчик, а Филиппу едва исполнилось шестнадцать лет, прибыл чтобы драться, и это вызывало уважение. К тому-же в другой истории ему удалось отомстить за смерть отца, а это заслуживало как минимум благодарности.
– В чьей он свите[61]?
– В свите вашего вассала, нормандского рыцаря Бриана де Фулиена.
– Не помню такого.
– Ему ещё не исполнилось и двадцати, Сир.
– Подрастают дети, – английский король задумался, отстукивая пальцами правой руки по столу какой-то ритм. – А ведь мы здесь уже четыре года, барон… Рыцаря поблагодарите от моего имени. – Ричард снял с пальца перстень с большим рубином и передал его соратнику. – Филиппа я у него забираю.
Разговор с бастардом королю Англии понравился, юноша был не глуп, неплохо образован и предприимчив. После смерти матери, два года назад, опекуном Филиппа стал её брат, кстати, сторонник принца Джона, но пробыл им не долго. Пятнадцатилетний юноша собрал отряд, а вернее говоря банду, и прогнал дядюшку из своих земель, после чего, не дожидаясь ответки, умудрился заложить сеньорию Фальконбридж местному барону, нанял корабль и отбыл со своей бандой в Нормандию, где и присоединился к Сэру Амори де Фулиену, отцу того самого рыцаря, в свите которого он прибыл на Святую землю. Со старым де Фулиеном Филипп злодействовал полтора года, грабя, по его словам, мятежников, поддерживающих Джона, а на самом деле всех подряд, успев поучаствовать в двух десятках стычек, а после гибели Сэра Амори, склонил его сына, с которым успел сдружиться, к принятию креста, что было очень разумно в той ситуации, в Нормандии у них уже начинала гореть под ногами земля. Отряд Фулиена-младшего спокойно прошёл через земли франков до Марселя, нанял корабль, благо, награбить они успели немало, и отправился освобождать Иерусалим. Больше всего понравилось Ричарду то, что его отпрыск бандитствовал инкогнито, его настоящего имени не знал даже молодой де Фулиен. Открылся Филипп только барону де Во. Умный мальчик.
– Вы, наверное, считаете себя героем, дамуазо?
– Нет, Сир. Но я надеюсь им стать.
– Понимаете ли вы, что прибыли в настоящую армию? А настоящая армия – это прежде всего железная дисциплина. Смутьянов мы вывозим в море и отпускаем на все четыре стороны, но все они почему-то идут в одну – на дно.
– Понимаю, Сир!
– Это хорошо. Я признал вас своим сыном, Филипп, но только за это вас здесь уважать никто не будет, потому что здесь собрались настоящие герои. Чтобы заслужить их уважение, вам придётся очень постараться самому.
– Я готов, Сир.
Ричард молча кивнул в ответ и позвенел колокольчиком, вызывая оруженосца. Жиль де Сольте появился практически моментально.
– Слушаю, Сир, – оруженосец глубоко поклонился.
– Этот юноша мой сын, дамуазо. Мой бастард. Он, очевидно, не трус, но приехал сюда не освобождать Иерусалим от неверных, а чтобы стать героем. В этом я ему помогу. Определите его оруженосцем к рыцарю Спящего Леопарда. И отряд Бриана де Фулиена придайте ему же. Ещё передайте Сэру Кеннету мой приказ – в случае малейшего неповиновения зарубить любого из них на месте. – Ричард посмотрел на своего первенца, тот невозмутимо держал лицо. – Вы хотите стать героем, Филипп, я ставлю вас на самый короткий путь. Самый короткий, а потому и самый опасный. Спящий Леопард совершает подвиги каждый месяц, под его командованием, к своему совершеннолетию, вы сможете проявить себя как минимум раза четыре. Если не погибните, конечно. Заодно он выбьет из вас всю юношескую дурь и бандитские замашки, и из вашего дружка тоже. Поднимайте на своём щите герб бастарда[62], но не надейтесь, что он вас защитит. Если Спящий Леопард сочтёт нужным снести вам голову с плеч, вас не спасёт никакой герб, не говоря уже про ваши жалкие умения, – бастард английского короля по-прежнему держал лицо. – Леопард выживает всегда, но мало кто выживает рядом с ним. Зато все выжившие являются настоящими героями. Вы ведь именно этого хотели, Филипп?
– Да, Сир.
– Тогда, с Богом!
Сэр Кеннет Маккинли был одной из живых легенд крестоносного войска. Он был одним из шотландских рыцарей, присоединившемуся к крестовому походу и, на данный момент, единственным из них выжившим. Он проявлял себя героем буквально в каждой стычке, но при этом всегда подчёркивал свою независимость в перерывах между военными действиями. Когда Ричард запретил охотиться, Спящий Леопард заявил ему, что запрещать охоту можно только собственным вассалам и подданным, а он ни тем и не другим не является и отказался отдавать свою гончую. Зная нрав английского короля, всё крестоносное войско ожидало расправы над непокорным рыцарем, но пока Ричард лежал с лихорадкой, Сэр Кеннет со своим отрядом перехватил богатый караван, в числе которого был умелый лекарь-индус, вылечивший сначала оруженосца рыцаря Кеннета, а потом и самого короля. В итоге, Спящий Леопард получил персональное право охотится, когда и где пожелает, а ещё белого кречета и котёнка леопарда в подарок от короля Англии.
В отряд Сэра Кеннета, в начале похода, входило более пятидесяти бойцов и хотя к рождеству 1192 года их осталось всего двое – сам Спящий Леопард и его старый оруженосец, место в лагере ему всегда выделяли для размещения двадцати шатров, в знак признания заслуг. Когда Жиль де Сольте и Филипп де Фальконбридж подъехали к расположению легендарного командира, на довольно большой площади было установлено всего три шатра, а вокруг них носились очень крупная гончая, кобель чёрной масти и изрядно подросший леопард, по очереди гоняясь друг за другом. Заметив, что посетители нарушили периметр их владений, звери прекратили игру и заняли место возле жилища своего хозяина, принимая его под охрану, согласованность их действий была как у опытных воинов.
– Сэр Кеннет Маккинли, – позвал оруженосец Ричарда, не слезая с коня. – Король прислал меня к вам с поручением.
Рыцарь Спящего Леопарда был очень высок и отлично сложен. Его лицо было довольно симпатичным, женщинам такие нравятся. Породистый тонкий нос, с небольшой горбинкой, волевой квадратный подбородок был чисто выбрит, а ярко синие глаза, казалось, обладали способности видеть вещи насквозь.
– Больной? – спросил он без всякого почтения к королевскому порученцу.
С тех пор, как Сэр Кеннет отбил у сарацин лекаря, к нему в основном присылали больных.
– Нет, Сэр. Это сын короля Ричарда.
– Сын? – Спящий Леопард недоверчиво поглядел на Филиппа де Фальконбридж.
– Бастард, Сэр, – поклонился тот, не слезая с коня.
– И что же вам угодно, милорд бастард?
– Король повелел мне поступить к вам на службу, Сэр, – ещё раз поклонился Филипп.
– Я не принимаю на службу детей. Во всяком случае не всех, – хмуро буркнул рыцарь и с любовью погладил своего леопарда. Хищный зверь, вскормленный козьим молоком в лагере крестоносцев, среди людей, коней и собак, довольно заурчал как обыкновенный домашний кот.
– Это ещё не всё, Сэр, – встрял в разговор Жиль де Сольте. – Король передал вам в подчинение отряд недавно прибывшего рыцаря Бриана де Фулиена. Так же он сказал, что за малейшее неповиновение вы в праве зарубить любого из них на месте.
– Даже так… – по лицу Сэра Кеннета скользнуло подобие усмешки, он посмотрел на бастарда уже более заинтересованно. – Отец хочет вас поскорее угробить?
– Нет, Сэр, – в третий раз поклонился Филипп. – Он хочет сделать из меня героя. Король считает вас лучшим и поэтому определил на службу именно к вам.
Похвалу Спящий Леопард равнодушно пропустил мимо ушей.
– Король не сказал вам, сколько из служивших у меня героев осталось в живых?
– Я не боюсь смерти, Сэр! – юноша горделиво задрал подбородок, вызвав ещё одно подобие улыбки у рыцаря.
– Хорошо, дамуазо. В том шатре живёт мой оруженосец, вы будете жить вместе с ним и начнёте учиться именно у него.
– У меня есть свой шатёр, Сэр.
– Мне зарубить вас прямо сейчас, милорд бастард? – Сэр Кеннет демонстративно положил руку на рукоять меча.
– Нет, Сэр. Я всё понял, Сэр.
Спящий Леопард молча кивнул, развернулся и скрылся в своём шатре.
В январе 1193 года в лагерь при Яффе вернулся из Рима архиепископ Солсбери Губерт Готье. Привезённые им новости, Ричарда порадовали. Папа настолько тяготился давлением на него Императора[63] и короля Франков, что решил поддержать все инициативы Ричарда – от привлечения к Крестовому походу наёмников, которых он повелел беспрепятственно пропускать через владения Империи и Филиппа-Августа, до публичного одобрения учреждённого английским королём светского Ордена Героев. И это помимо денег, которых Святой престол выделил даже больше, чем ожидал Ричард.
– Как, по-вашему, чем вызвана такая щедрость, Сэр Губерт?
– Для матери нашей церкви, такая сумма – сущая мелочь, Сир.
– Это я и без вас знаю, милорд. Как знаю и то, что церковь, мать наша, потому и богата, что крайне скупа. Такая щедрость ей не присуща и я хотел бы понять – что от меня попросят взамен. Они ведь прекрасно понимают, что Иерусалим я возьму и так.
– Понимают, Сир. Отлично понимают. Как понимают и то, что после этого вы станете настоящей Легендой. Со мной об этом, разумеется, прямо не говорили, но я умею понимать намёки. Папа рассчитывает на вашу поддержку, он не в восторге от притязаний Императора на Сицилийский трон[64].
– То есть он рассчитывает, что я ввяжусь в войну с Империей?
– Не совсем так, Сир. Папа уверен, что вы в эту войну и так ввяжетесь и решил вас поддержать заранее, под благовидным предлогом.
– А он не дурак, – усмехнулся английский король.
– Не дурак, – согласился архиепископ Солсбери. – Папа трус и интриган, но дураком его назвать нельзя, Сир.
– С этим спорить не буду, вам видней. В любом случае, до прямого столкновения с Империей нам ещё предстоит взять Иерусалим. Кстати, как отнеслись в Риме к новым владетелям княжества Антиохии и графства Триполи?
– Без особого восторга, но с пониманием, Сир. Все отлично помнят, чем закончилась прошлая распря феодалов на Востоке. В Риме у вас хватает недругов, но концентрацию власти в ваших руках даже они считают вас гораздо меньшим злом, чем сарацинское нашествие. С гораздо большим беспокойством воспринимается ваше влияние на Тамплиеров и Госпитальеров. Награждение Великих Магистров вашими орденами вызвало массу неблагоприятных слухов.
– Это очень хорошо! Именно для того я их и наградил. Даю вам неделю на написание подробного отчёта. Перечислите в нём поимённо – кто считает меня злом, пусть и меньшим. А в то же время, готовьтесь к новому посольству, ваше преосвященство.
– Куда на этот раз, Сир?
– На этот раз недалеко. В Конийский[65] султанат. Для начала мне нужен их нейтралитет, а после будет возможен даже союз.
– Вы полагаете такое возможным, Сир?
– Более чем. Невозможное в политике – это всего лишь объявленная позиция упоротых фанатиков, а вас я считаю хорошим и здравомыслящим дипломатом, способным добиться компромисса. Вы знаете, что такое компромисс?
– Компромисс – это ситуация, устраивающая обе стороны, Сир.
– Или не устраивающая, но в равной мере. Мы готовы к уступкам со своей стороны, но требуем с них ответных. Сельджукам нужны товары из Индии, мы готовы открыть им торговлю с Триполи и Лаодикеей[66], на равных условиях с христианскими купцами. Второе – мы не имеем с ними общих границ и вражда наша сугубо политическая, крови между нами пока нет. Третье – сельджукам нет никакого дела до Иерусалима, они им никогда не владели, а вот к сарацинам у них большие счёты. Четвёртое – мне нужно разрешение на пропуск караванов из Константинополя только для того, чтобы вывести из Константинополя наёмников. Иначе эти наёмники под знаменем Базилевса будут воевать против Султаната. Читайте.
Губерт Готье принял письмо и начал читать. Рауль де Лузиньян завербовал в Византии три тысячи русов, но Базилевс поставил условие, что к Иерусалиму они пойдут через Малую Азию, за что, кстати, изрядно приплатил, очевидно рассчитывая взаимно ослабить и крестоносцев, и сельджуков. Пробиться через Конийский султанат у младшего де Лузиньяна шансов не было никаких, только погибнуть там на пользу Византии.
– Вот ведь подлец, Сир, – прокомментировал условия Исаака Ангела архиепископ.
– Бросьте, Сэр Губерт. В политике подлость называется манёвром. Если твои манёвры закончились победой – ты сам потом назначаешь подлецов из числа проигравших. Можете намекнуть султану, что мне не только сарацины враги, но и византийские торгаши далеко не друзья, как и армяне[67].
– Такой союз потрясёт основы, Сир. Многие воспримут его как предательство веры.
– Потрясёт, несомненно, Сэр Губерт. Но до союза дело не дойдёт, нам достаточно нейтралитета, чтобы оставить в дураках Базилевса. Но даже союз не был бы предательством веры, ведь это был бы союз против сарацин. В любом случае, уже сейчас пора задуматься – что мы будем делать с мусульманами дальше.
– В каком смысле, Сир?
– В прямом, ваше преосвященство. Вот отберём мы у мусульман Иерусалим. Ещё что-нибудь отберём, в качестве контрибуции, раз уж нас вынудили воевать. А дальше? Вы правда хотите вырезать всех мусульман?
– Наша церковь планирует обратить их в истинную веру, Сир.
– Наша церковь планирует, но вы то уже знаете, что это просто невозможно. Абсолютно невозможно! Или вы всё ещё не этого поняли этого, Сэр Губерт? Последователи Пророка, – тут Ричард проигнорировал брезгливую гримасу на лице прелата и добавил в голос жести, – точно такие же герои, как и мы и точно так же, как мы, готовы умирать за свою веру. Они такие же храбрые, как мы и точно так же как мы ищут воинской славы. Вы реально планируете обратить их в христианство? Очнитесь! Вы даже не понимаете, что нам пока просто везло. Наше счастье, что у мусульман множество непримиримых ересей и династических расколов. Нас пока спасают только их внутренние конфликты. Если бы они объединились – нас сбросили бы в море ещё пару лет назад. Мясом бы задавили. Мы никогда не сможем обратить мусульман. Ни-ког-да! Или церковь, мать наша, планирует из вырезать поголовно? Вы лично готовы перерезать глотки сотне миллионов человек только за то, что они не признают Святую Троицу, а Христа считают всего лишь одним из Пророков? Лично вы, лично своей рукой? Даже если сможете резать по тысяче в день, на это уйдёт вся ваша оставшаяся жизнь. Вы готовы всю оставшуюся жизнь резать глотки женщинам и детям, во славу Господа? Только детям и женщинам, ведь их мужчины погибнут в боях, включая стариков и юношей, как погибли бы мы, защищая своих жён и детей, защищая свою веру. Вам придётся резать исключительно женщин и детей, чтобы выжечь заразу с корнями, чтобы не выросли мстители. Вы уверены, что наш Господь, которого мусульмане почитают Аллахом, воспримет эту резню как славное деяние?
– Не уверен. Но церковь…
– Повторяю вопрос, – перебил Ричард – Лично вы, Сэр Губерт, готовы ли всю оставшуюся жизнь резать глотки женщинам и детям во славу церкви, матери нашей? И как это оценит наш всепрощающий Иисус? Скажет ли он вам – молодец, брат мой Губерт!? Отвечайте! – рявкнул Лев.
– Полагаю, что нет, Сир. Приняв сан, я больше не могу проливать крови.
– Вы неплохо устроились, Сэр Губерт, а ведь мы при осаде Акки стояли с вами в одном строю. То есть, теперь вы хотите, чтобы я вместо вас вырезал всех этих несчастных женщин и детей?
– Нет, Сир! Я о таком никогда даже не думал! Я никогда не сомневался в вашей чести! – Губерт Готье вскочил и припал на колено, что было нелепо при его роскошном архиепископском одеянии.
– Полно вам, Сэр Губерт, присядьте, мы ещё не закончили. Повторюсь, я планирую забрать у мусульман своё законное. Это не только Иерусалим, но и все владения Римской Империи эпохи Траяна. А дальше нам придётся научиться жить с мусульманами в мире. Поэтому уже сейчас нужно заключать, а главное неукоснительно соблюдать заключённые договоры. Значит лишнего на себя брать не стоит, торгуйтесь за каждый пункт, мусульмане такой подход очень уважают.
– Боюсь, что Папа этого не одобрит, Сир.
– Публично, конечно, не одобрит, но он узнает об этом не скоро, а как узнает, то сразу осуждать не кинется. Ну а после мы возьмём Иерусалим и перестанем нуждаться в чьих-либо одобрениях, – мечтательно улыбнулся Ричард. – Или вы в этом сомневаетесь, Сэр Губерт?
– Нет, Сир!
– Тогда готовьтесь к новому посольству. В апреле де Лузиньян планирует начать поход, к этому времени договор должен быть согласован и заключён.
В феврале 1193 года Тамплиерам наконец-то удалось изготовить порох, который вполне устроил Ричарда. Испытания, в целях соблюдения секретности, проводили в море. Дождавшись хорошей погоды, из порта вышли две галеры с немногочисленными экипажами братьев-тамплиеров, причём одна из галер была настолько старой, что годилась разве что на дрова. Отойдя от берега примерно на лигу, галеры встали борт к борту и со старой развалюхи экипаж перешёл на борт нормальной, забрав с собой вёсла. Последними, первую в этой истории жертву пороха, покинули Гийом де Баскервиль, Томас Гилсленд, барон де Во и король Англии, Ричард Львиное Сердце, лично запаливший перед этим огнепроводный шнур. Отойти успели футов на четыреста, как грянул гром среди ясного неба, у старой посудины переломилась килевая балка, будто её перекусило громадное морское чудовище и тут же утащило обломки на дно. Набежавшая волна чуть не повалила с ног наблюдателей на палубе, уже получивших лёгкие контузии. Когда рассеялся чёрный дым, ничего, кроме небольших обломков на поверхности уже не было.
– А хорошо бабахнуло, могло ведь и нас зацепить. Я доволен вами, Сэр Эрайль. С тамплиерами приятно иметь дело.
– Позвольте вопрос, Сир? – Жильбер Эрайль, замещающий Великого магистра, говорил из-за контузии громче обычного.
– Спрашивайте, Сэр.
– Но ведь бочонок этого зелья стоит гораздо дороже любой галеры, даже новой.
– Вы правы, но не собираюсь тратить порох на уничтожение галер, во всяком случае пока, а Иерусалим стоит и сотни таких бочонков.
– Сомневаюсь, Сир, что Иерусалимские стены можно снести даже тысячей.
– Опять вы правы, я и не собираюсь сносить стены у своего будущего города, нам хватит выбитых ворот.
– Ворота можно заложить изнутри, Сир.
– Можно, конечно, но для этого нужно знать, что мы их собираемся выбивать. А как об этом догадаются сарацины, если не увидят таранов? Про порох они пока не знают, надеюсь, и не узнают, пока ворота не вылетят. Мы ведь не зря сразу озаботились секретностью. Подойдём к городу вечером, ночью установим фугасы, а на рассвете атакуем сразу с четырёх сторон. Вы думаете, они бросятся закладывать ворота сразу при нашем появлении?
– Нет, Сир. Конечно нет.
– Наш успех зависит только от нас – если сумеем сохранить всё в тайне, Иерусалимом овладеем за сутки, без всякой осады. Я очень надеюсь в этом на вас, Сэр Жильбер Эрайль и ваших братьев. Никому не слова, даже на исповеди!
– Мы всё понимаем и не подведём вас, Сир, – почтительно поклонился Тамплиер.
В марте Ричард получил сразу три хороших новости. Первую от Робера де Сабле. Великому Магистру Тамплиеров удалось принудить к миру короля Франков. Ценой этого мира стал Жизор, но английского короля это более чем устраивало. Де Сабле удалось сторговать город за десять лет выплаты щитовых, правда отсчёт шёл с 1189 года, с момента занятия Ричардом престола герцога Нормандии, но оставшихся шести лет должно было хватить для окончательного решения этой проблемы. Тем более, что Филипп-Август наверняка ввяжется в драку с Императором из-за Бургундии. Вторая хорошая новость пришла из Тулузы. Граф Раймунд V дал согласие на брак своего сына с Джоанной Английской и Раймунд-младший уже принял крест. Архиепископ Кентерберийский сообщал, что в окситанское крестоносное войско войдут не менее шестисот рыцарей, а ожидать их следует к августу, ибо они вознамерились отправиться в поход со своими конями, а значит будут вынуждены сделать много остановок, чтобы тех коней не заморить в трюмах. Так было даже лучше. Хотя коней у Ричарда хватало трофейных, дополнительные две сотни морских судов открывали широкие возможности для десантных операций, и прежде всего против Дамиетты[68]. Крепости, которая запирала от крестоносцев Египет. В половодье Дамиетта оказывалась на острове, отрезанная и от чужих, и от своих, в этот то момент мощный флот и скажет своё веское слово. Fleet in being. Третья новость пришла из Лондона – граф Лестер занял город, навёл порядок в южных графствах, заключил союз с Вильгельмом I[69] и намеревался осадить Ноттингем, где укрылся мятежник Джон. Наверняка уже осадил. А может быть и взял, письмо шло почти два месяца. За Англию можно было быть спокойным.
Третьего апреля отряд рыцаря Спящего Леопарда наткнулся на небольшой сарацинский караван, следующий с востока на запад и охраняемый полусотней воинов. За прошедшую зиму, Филипп де Фальконбридж успел отличиться уже трижды. Ещё он научился воевать в пустыне, многое понял, а главное – заслужил доверие своего командира. Почему-то сейчас Филиппу это казалось более важным достижением, чем успехи в стычках. Теперь Сэр Кеннет доверял своему принцу-оруженосцу командование одним из дозоров. Принц, как его стали называть с первого же дня, уже успел научиться неплохо маскироваться, не считал бесчестием ползать на брюхе и бегал если не быстрее лошади, то как минимум на равных с верблюдом.
Это только несведущим кажется, что в огромной пустыне легко раствориться, а на самом деле – это сделать ничуть не проще, чем в густо населённой Европе. Караваны идут от одного источника воды до другого. Сэр Кеннет рассказывал, что у бедуинов есть тайные колодцы, но воды в них так мало, что провести можно только несколько верблюдов, но никак не конный отряд. Их же интересовали только конные, поэтому дозор принца Филиппа наблюдал за подступами к оазису Зихаш. Убедившись, что сарацины начали готовиться к ночёвке, Филипп сполз с бархана и оседлав своего верблюда, повёл свой дозор на соединение с основными силами. По большой дуге, укрываясь в складках местности, как учил его Спящий Леопард.
С верблюдом бастард английского короля поладил легко, оказалось, что горбатая скотина ничуть не глупее коня, а в чём-то даже умнее. К тому-же, в скорости коню она не уступала. Верблюд не мог бежать галопом, поэтому не годился для копейной рыцарской атаки, зато на длинной дистанции он крыл самых выносливых коней как бык овцу.
До расположения основных сил, дозор добирался почти всю ночь. Немедленно поднявшемуся Сэру Кеннету докладывали вдвоём. Вернее, докладывал Филипп, а старый Грегор только молча кивал. Караван идёт из Сирии в Египет, почти без груза, едва-едва хватит на фураж для лошадей. Больше похоже не на караван, а на отряд с быстроходным обозом. Спящий Леопард молча кивнул принцу и спросил у Грегора.
– Что-нибудь странное, старина? Ты как будто чем-то обеспокоен?
– Не то, чтобы странное, Кенни, но они совсем не умеют ходить по пустыне. Идут как на параде, всего один дозор, головной в пределах видимости, то есть они совсем слепые, но при этом душегубы матёрые, тебе под стать. Похоже дело, что они от кого-то бегут.
– Хмм… От кого бы им тут бежать? Как сказал бы его отец. – Сэр Кеннет кивнул на Филиппа и усмехнулся. – Это очень интересно. И что, правда настолько матёрые?
– Чистые звери, Кенни. Думаю, это султанская гвардия.
– Гвардия, – брезгливо поморщился рыцарь. – Словечки эти новые… Хотя и правда – очень интересно. Полсотни, говоришь… – Спящий Леопард повернулся к Филиппу. – Как они будут проходить вон тот перевал?
Тропа шла через возвышенность, вершина гряды между холмами с полсотни футов.
– Остановятся и дождутся сигнала от дозора. – Филипп понял, что его командир решил атаковать, и по хребту у него пробежали мурашки. Нет, смерти он всё ещё не боялся, но и не хотел повстречаться с ней завтра же.
– Сколько дозорных?
– Шестеро.
– Скольких отправят обратно на гряду подать сигнал?
– Двоих.
Сэр Кеннет повернулся к своему старому оруженосцу.
– На холмы они точно не полезут, Грегор?
– Точно тебе на это ответит только Господь, Кенни, но пока они прут как лоси по тропе. Атаки в лоб не опасаются. Было бы нас чуть-чуть побольше…
– Да, да, старый ворчун, а их чуть-чуть поменьше, чтобы нам было гораздо легче. Увы тебе! Господь на каждого грузит посильный крест, а ты ропщешь, что он слишком тяжёлый, четыре года уже ропщешь, но всё равно тащишь. Пора бы тебе уже признать мудрость Всевышнего и скудость собственного ума. Мы не будем бить их в лоб, для этого нас и правда слишком мало, мы ударим их в тыл, – рыцарь Спящего Леопарда повернулся к бастарду Ричарда. – Об этом отряде нужно как можно скорее сообщить королю. Это либо эскорт какой-то очень важной персоны, либо их седельные сумки забиты драгоценными камнями. Мы засыплем колодец и будем отступать к Аль-Ахрилю, больше им с конями идти некуда. По пути постараемся устроить им засаду и подранить как можно больше верблюдов и лошадей, а если нам сильно повезёт, то и две засады. Пешими они от Льва не уйдут. Берите своего слугу и четырёх верблюдов, Иерусалим обойдёте с севера, там больше вероятность повстречаться с нашими. Бегом марш, принц!
– Сэр! – вскинул подбородок Филипп. – Я командир дозора и мне оскорбительно быть разжалованным до погонщика верблюда. Неужели я за всё время службы вам этого ещё не доказал?
– Вы оспариваете мой приказ, дамуазо, хоть и знаете о моих полномочиях. Если вы не подчинитесь, я в праве вас немедленно зарубить на месте. Бегом, марш!
– Рубите, Сэр!
Меч Сэра Кеннета мелькнул молнией, но лишь слегка поцарапал щёку бастарда Ричарда, который при этом даже не вздрогнул.
– Преклоните колено, дамуазо, – этому Филипп подчинился безоговорочно. – Думаю, ваш отец хотел посвятить вас сам, своим собственным мечом, но предполагаю, что этой возможности он уже лишился. Я признаю за вами давно заслуженное право – умереть в золотых шпорах, – рыцарь Спящего Леопарда трижды хлопнул плоскостью своего меча по правому плечу королевского бастарда. – Посвящаю вас в рыцари, Сэр Филипп. Почту за честь, погибнуть с вами под одним знаменем.
– Благодарю вас, Сэр, – бастард короля Англии встал и почтительно поклонился. – Мой отец великий герой, но в его свите я бы никогда не стал тем, кем меня сделали вы. Для меня тоже великая честь погибнуть рядом с вами, но мы не погибнем, Сэр. Во всяком случае не все. И мы получим шанс перехватить этот странный караван.
Глава 3
В отряде рыцаря Спящего Леопарда в этом рейде было всего шестнадцать бойцов. Три рыцаря, включая самого Сэра Кеннета и тринадцать оруженосцев. Теперь стало четыре и двенадцать. Все уже проснулись и собрались в круг.
– Все вы уже не новички в нашем деле и всё видите сами. Единственный наш шанс их задержать – принять бой у этого колодца. Помощи не будет. Даже если пошлём гонца прямо сейчас, к Аль-Ахрилю всё равно подойти никто не успеет, а дальше их уже будет не перехватить и целой армией. Колодец мы засыпать не будем, всё равно до полудня не успеем, только зря устанем. Дозорам отдыхать, а остальным завтракать. С рассветом отправитесь рубить весь сушняк на западе. Вот тут и вон там нужно приготовить замаскированные позиции. Дозор сарацин нужно выбить с первого залпа. Нам от них нужны только две целые лошади и два доспеха, чтобы подать основному отряду сигнал. Дожидаемся пока они втянутся в засаду и бьём. Грегор, выбери восемь лучших стрелков, по четыре на каждую позицию. У нас шестнадцать арбалетов и нужно постараться сделать из каждого по два выстрела. Бить только в лошадей!
– По два не успеют, Кенни. Это не караван с охраной из вооружённых погонщиков, а опытные бойцы. После первого же выстрела, нашу засаду легко сметут.
– Мы их отвлечём, старина. Причём сразу с двух сторон. Я возглавлю отряд, который атакует их в лоб от колодца, а Сэр Филипп со своим ударит со склона западного холма. Арбалетчики начнут стрелять только после того, как сарацины нас заметят.
Замысел Спящего Леопарда осуществился успешно, даже можно сказать блестяще, хотя отряд потерял девять бойцов, включая двух рыцарей. Сарацины отвлеклись на два небольших отряда, атакующие их в копья с разных сторон и не сразу отреагировали на арбалетчиков, которые сполна воспользовались предоставившимся шансом, успев спешить больше трёх десятков неверных. А потом в эту кучу ударили отряды закованных в броню всадников. Отряды крайне немногочисленные, но они ударили в нужном месте и в нужное время, не дав сарацинам возможности организоваться. Но даже спешенные мусульмане дорого продавали свои жизни, в плен удалось захватить всего четверых – двух знатных воинов в богатых доспехах оглушил своей булавой Сэр Кеннет и двух погонщиков верблюдов, которые успели бросить оружие и воззвать к милосердию. С них то допрос и начали.
Отряд действительно был эскортом принца Гази аз-Захира, младшего наследника Салах ад-Дина, которым и был один из пленённых воинов, но даже это было не главным. Оказывается, уже две недели назад скончался сам Салах ад-Дин, а между его сыновьями начался конфликт, и аз-Захиру пришлось бежать из Алеппо в Каир. Многого погонщики, разумеется, не знали, но догадывались, что аз-Захир прихватил с собой какую-то бесценную реликвию, слишком уж долго их преследовали по пятам воины Али аль-Афдаля. Далеко ли отстала погоня, они понятия не имели.
– Будем исходить из худшего – преследователи уже рядом. Грегор, сарацинский принц очнулся?
– Очнулся, Кенни, но он слегка не в себе, сначала желчью блевал, а теперь лежит и тихо воет.
– А второй?
– Второй, похоже, уже не очнётся. Слишком сильно ты его оглушил.
– Тогда тащи сначала это тело, будто он очнулся и мы собираемся его допрашивать. Подхватите под руки и тащите так, чтобы было похоже, что он сопротивляется. Принцу воды не давать. Двоих отправь за сбежавшими лошадьми, они от колодца никуда не уйдут, а остальным перетрясать добычу. Сэр де Фальконбридж, вам отпевать наших убитых, придётся похоронить их здесь.
– Но я не умею отпевать, Сэр!
– Отпевайте, как умеете, – досадливо отмахнулся Спящий Леопард. – Священника у нас нет, а Грегор сейчас будет очень занят. Прочтите им молитвы, какие вспомните, надеюсь, этого хватит. Господь всё видит и отлично понимает наше положение.
Вспомненных молитв Филиппу хватило минут на десять, поэтому он, на всякий случай, повторил их три раза. К этому времени пригнали от колодца лошадей и на четвёртый круг юный рыцарь решил не заходить. Времени у них мало, а ведь помимо отпевания покойников следовало ещё и похоронить, то есть завалить братскую могилу камнями, чтобы падальщики не растаскали по округе кости павших воинов Христовых. Кроме пленных все были заняты делом и Филипп припахал к сбору камней сарацинских погонщиков. Примерно через час к нему подошёл один из выживших бойцов.
– Вас зовёт Леопард, Сэр. Добычу потрошить закончили. За этими я присмотрю.
Трофеев было немного, но они были с большой буквы «Т». Бежавший принц, похоже, прихватил всё самое ценное из сокровищницы султана, таких крупных камней Филиппу видеть ещё не доводилось. Бриллианты, изумруды, рубины, сапфиры и гранаты… Стоили они наверняка больше, чем Кипрское королевство[70], и половина была законной долей отряда Сэра Кеннета, то есть выживших семи человек, из которых всего двое рыцарей. Видимо мысли отразились на лице принца-бастарда слишком отчётливо, Спящий Леопард усмехнулся.
– Не торопитесь считать, Сэр Филипп. Во-первых, нам ещё предстоит довезти это добро до своих, а во-вторых, наш пленник стоит не меньше, не говоря уже про реликвию.
– Вы нашли её, Сэр?
– Грегор приметил на пальце принца аз-Захира простое кольцо, с печаткой из чёрного камня. Это явно не украшение.
– Надо его забрать, Сэр.
– Не думаю, что это нужно сделать прямо сейчас. Вдруг, нечестивая реликвия потеряет свою ценность, побывав в руках у христиан. Заберём, если принца нам придётся убить, пока пусть везёт её сам, а мы сделаем вид, что ничего ни о какой реликвии не знаем. Веди его, Грегор, пора пообщаться.
Пленника допрашивал сам Спящий Леопард, а его старый оруженосец переводил Филиппу. Салах ад-Дин действительно скончался девятнадцатого марта. Скончался скоропостижно, без видимых причин, просто взял и умер. Это не могло не породить множество слухов. Всё усугублялось тем, что никакого завещания покойный султан не оставил. Признанные наследниками сыновья правили по его фирману: Али аль-Афдаль в Дамаске, Усман аль-Азиз в Каире, а пленённый Гази аз-Захир в Алеппо. Аль-Афдаль, как старший, объявил султаном себя, ну и понеслось. Может быть братья и сумели бы договориться между собой, но смута была выгодна их приближённым вельможам и уже двадцать четвёртого марта схватились между собой войска аль-Афдаля и аз-Захира. Победили сторонники первого, а второму пришлось бежать, прихватив только самое ценное. Оторваться от погони удалось только потому, что беглецы шли налегке, с собой не везли ни одного шатра, даже сам принц ночевал под открытым небом. В том, что оторвались недалеко, аз-Захир не сомневался. В лучшем случае на сутки, а значит завтра к полудню преследователи будут уже здесь.
– Грегор, нам надо забраться восточнее и уходить на север, сразу на запад нам уйти не дадут, – задумчиво произнёс Спящий Леопард, когда увели принца. – Наполняйте водой все бурдюки и готовьте караван. Тронемся, как только стемнеет.
– Восточнее мы с лошадьми не пройдём, Кенни.
– Я знаю, старина, но сейчас нам не о лошадях думать надо. Свяжи их цугом, ничем не грузи, уведём как можно дальше. Оглушённого и погонщиков оставим у колодца, они расскажут, что мы рванули на запад, пусть неверные ловят нас южнее Иерусалима, а мы ночью сделаем петлю, пересечём тропу у серых камней, чтобы не оставить следов и уйдём на восток. Если можешь предложить что-нибудь получше – делай это прямо сейчас.
Грегор немного подумал, потом молча кивнул и отправился готовить караван.
– Можно разделиться, Сэр. Трое, вместе со мной, рванут с лошадьми на запад, а четверо, вместе с вами…
– Нет! – резко прервал Филиппа рыцарь Спящего Леопарда. – Вас перехватят раньше, чем мы успеем обойти Мёртвое море с севера, а тогда и нам конец, без вариантов. На пальце у нашего пленника Печать Пророка, за ней сарацины будут гнаться до самого Яффе. Разделением сил мы их не отвлечём, а наоборот – наведём на след. Лошадей, конечно, жалко, всё-таки твари Божьи, но Господь, я уверен, нас поймёт и не упрекнёт. Печать Пророка значит для мусульман столько же, сколько для нас Древо Животворящего Креста[71]. Если понадобится, я не только лошадей в пустыне брошу, но и всех вас, лишь бы это колечко попало к вашему отцу. Вы меня поняли, Сэр Филипп?
– Понял, Сэр Кеннет.
– Ну и славно. Осмотрите верблюдов, в них вы разбираетесь уже лучше всех нас. Возможно, часть из них нам придётся бросить, не хотелось бы бросать лучших.
Весть о смерти Салах ал-Дина опередила отряд Спящего Леопарда на сутки, к лагерю крестоносцев при Яффе прибыли парламентёры от нового султана Египта Усмана аль-Азиза. На этот раз Ричард их прогонять не стал, но и обнадёживать тоже. Перемирие ему больше было не нужно, сарацины и так не нападают, зато дальние рейды крестоносцев, которые за четыре года изучили пустыню лучше многих бедуинов, серьёзно вредили торговле врага и, что тоже немаловажно, обильно пополняли казну английского короля и собственные кошели. Случалось, рейдовые отряды гибли, случалось такое нередко, за зиму 1192-93 первоначальный состав «партизан» сменился почти полностью, но недостатка в охотниках никогда не возникало, всё-таки народ в лагере под Яффе собрался довольно специфический.
Благодаря такой активной партизанской деятельности крестоносцев, которая руководилась уже самым настоящим войсковым штабом с опорой на реальную разведсеть, Яффе стал самым популярным портом для всех средиземноморских торгашей. Какого только товара не перехватывали крестоносные рейдеры, казалось, Ричарда удивить уже ничто не сможет, ведь караванный путь из Сирии в Египет был единственной ниточкой для сарацин, обеспечивающую связь Индии и Средиземноморья, караваны с шелками, с пряностями и самоцветами из Индии, с серебром и продовольствием из Египта, добычи было настолько много, что Ричард даже повелел создать при штабе крестоносцев специальную службу сбыта трофеев, на которую назначил своего знакомого раввина Ицхака Левита. Война начала не просто кормить сама себя, но и приносить приличный доход. Да, почти ничто уже не могло удивить английского короля, поэтому просьба, вернувшегося из рейда в золотых шпорах сына, лично освидетельствовать добычу отряда Спящего Леопарда, сначала вызвала лёгкое раздражение Ричарда. Леопард должен был доложить об итогах рейда барону де Во, кроме того, вернулся он половинным составом, потеряв всех лошадей, ну что там может быть интересного… Однако репутация Сэра Кеннета заставила короля подавить в себе раздражение этой странной просьбой и наконец-то он удивился новому трофею по-настоящему.
– Кольцо с чёрным камнем – это их реликвия, Печать Пророка, Сир. Я не стал его забирать, пока принц живой, вдруг реликвия утратит для них ценность, побывав в руках у христиан. Думаю, надо отрезать его вместе с пальцем, а палец потом засушить, но это уже вы со специалистами посоветуйтесь. При нём была сокровищница, она в соседнем шатре.
Сэр Кеннет говорил с королём как с равным. Не равным по происхождению и положению, но так они и находились не тронном зале, а в военном лагере. Спящий Леопард говорил с Львиным Сердцем как с равным себе героем. Причём говорил он так, будто сарацинского принца в шатре не было.
– Со специалистами обязательно посоветуюсь, но, думаю, что настоящая реликвия от прикосновения простых смертных пострадать не может, – усмехнулся Ричард, глядя на непонимающего их принца аз-Захира. – Это вы посвятили моего сына в рыцари, Сэр Кеннет?
– Я, Сир. Понимаю, что мне не по чину посвящать королевских сыновей, пусть и бастардов, но в тот момент я был уверен, что выжить нам не удастся, а мальчик как минимум заслужил право умереть в золотых шпорах.
– А как максимум?
– Он в них выжил, Сир, и вернулся с добычей. Но войска ему водить ещё рано, слишком пылкий.
– Я учту ваше мнение, Сэр. Сокровищницу смотреть даже не буду, моя доля в добыче. – Печать Пророка. Вы признаёте это справедливым?
– Нет, Сир. В сокровищнице больше, чем вы получили за Кипр.
– И что? Я не собираюсь выкупать Кипр, я вообще ничего покупать не собираюсь, только брать на меч. Я выбрал свою половину добычи, признаёте моё решение справедливым?
– А с этим трусом что делать, Сир? – Спящий Леопард кивнул на сарацинского принца. – В плен он мне не сдавался, слова я ему не давал, может и правда – отрубить палец, да и отпустить в море?
– А кто тогда сообщит сарацинам, что Печать Пророка в наших руках? Я готов обменять вашего пленника на сеньорию Сидона[72], которое будет вассальным Иерусалимскому королевству, когда мы отвоюем его у неверных.
– Сеньор Сидона Рено де Гранье, Сир.
– Уже нет, Сэр Леопард. Де Гранье её потерял, а я отбил. Теперь она моя по праву меча. Сколько бойцов с вами вернулось из этого рейда?
– Шестеро, Сир.
– Я полагаю, что они вполне заслужили собственные лены в вашей сеньории и золотые шпоры. Пусть денёк передохнут, а завтра начинают готовиться к акколаде, я проведу её лично, послезавтра, при всеобщем построении.
Ни тени восторга на лице Сэра Кеннета не отразилось. Скорее даже наоборот.
– В числе этих шестерых принц-бастард, Сир.
– Принц-бастард… Хммм… – словно попробовал на вкус Ричард. – Это вы его так прозвали?
– Нет, Сир. Я бы прозвал его слишком храбрым сопляком.
– Однако вы сочли себя должным посвятить сопляка в рыцари?
– Он слишком храбрый, Сир. К тому-же, я был уверен, что он не выживет. Знал бы что выживет – посвящать бы не стал. Рано ему командовать, он ещё не напоил досыта кровью свой меч. Вы и сами знаете – такому бешеному командиру людей доверять нельзя.
– Я этого делать и не собираюсь. Я хочу, чтобы он стал вашим вассалом, Сэр Кеннет Маккинли, сеньор Сидона. Вы уже сделали из мальчишки рыцаря, сделаете из него и командира. Полномочия ваши подтверждаю – в случае малейшего неповиновения, зарубите его на месте.
– Я не согласился принять сеньорию, Сир.
– Тогда я немедленно пошлю в все концы лагеря герольдов, чтобы все узнали, как вы в угоду своей непомерной гордыне жертвуете интересами своих людей. Почему вы так упорно не хотите стать моим вассалом? Я ведь отдал Шотландии всё, на что она претендовала, к тому-же, насколько я знаю, свой лен там вы перед крестовым походом продали и больше не являетесь вассалом шотландского короля. Я, по-вашему, настолько плохой сюзерен, которому для вас служить постыдно?
– Нет, Сир. Служить под командой Льва для меня большая честь, но только пока мы бьёмся с врагами. Я не имею ни малейшего желания заниматься в мирной провинции сбором налогов. Ни для Римского Папы, ни для вас, Сир.
– У вас очень толковый оруженосец, из которого получится не менее толковый рыцарь и сенешаль. Для нас с вами война после взятия Иерусалима не закончится, Сэр Леопард. Для таких как мы, она заканчивается только вместе с самой жизнью. Однако, это ещё не повод не иметь ни дома, ни семьи.
Послам Египетского султана предъявили трофейную Печать Пророка, пленного принца аз-Захира и отправили думать над выкупом, намекнув, что думать нужно быстро, иначе найдутся другие покупатели. Заключать даже краткосрочное перемирие с сарацинами Ричард категорически отказался, это стало бы нарушением уже заключенного договора с Конийским султанатом и, в перспективе, подорвало бы доверие к его слову не только сельджуков, но и всех мусульман, чего английский король допускать не собирался. План его был очень прост – бить их и бить сильно, но никогда не нарушать данное слово. Со временем эта политика должна была дать плоды, а время до подхода орды Чингисхана ещё было.
К концу апреля 1193 года в распоряжении Ричарда уже были силы, способные взять Иерусалим, но форсировать события английский король не стал. Во-первых, он хотел дождаться возвращения своих сподвижников, чтобы они тоже приняли участие в этом историческом деянии, во-вторых, не хотел, чтобы снизился приток крестоносцев под его знамя, что неминуемо случится после возвращения Гроба Господня христианам, а в третьих, решил дать время сарацинам покрепче увязнуть в династической борьбе – пусть их обиды друг на друга станут сильнее, чем обида за потерю города, которым они владели всего то четыре года.
Поэтому начав поход на восток, английский король ограничился занятием полуразрушенных укреплений Язура[73] и Латруна[74] передал их ордену Тамплиеров с приказом восстановить и удерживать до последней капли крови, а сам, с основным войском, устремился на север, и в начале мая осадил Алеппо[75], где решил дождаться Рауля де Лузиньяна с наёмниками русами, а в случае необходимости получал возможность поддержать их встречным ударом.
Осаду Алеппо организовали точно так же, как Цезарь осаду Алезии, то есть в два кольца, полностью отрезав город от сношения с внешним миром. Попыток штурма крестоносцами не предпринималось, впрочем, как и попыток сарацин деблокировать город. После смерти Салах ад-Дина, их боевой дух заметно упал и среди крестоносцев даже пошли слухи, что неверные уже совсем не те, что встречали их четыре года назад.
Ричард не торопился. Взяв город в осаду, он снова организовал рейдовые группы и отправил их грабить окрестности Дамаска, чтобы вынудить Али аль-Афдаля атаковать укреплённый лагерь крестоносцев. В таких сражениях размен шёл один к двадцати в пользу последних и спровоцировать сарацин на этот идиотский ход – было одной из главных задач, поставленных перед рейдерами, или partizanami, как их начали называть в крестоносном войске после одной из оговорок английского короля. Разбить основные силы сарацин перед взятием Иерусалима очень хотелось, но аль-Афдаль не купился. Он стойко терпел финансовые потери, попытался организовать отряды контрдиверсионной борьбы, хоть очень неэффективной, потери таких отрядов оценивались как один к десяти в пользу христиан, но на решающее сражение всё равно не шёл, хоть его к этому и склоняли очень многие приближённые. Али аль-Афдаль дураком не был – если потерю Алеппо он ещё мог пережить, то из Дамаска его уже точно вынесут вперёд ногами. Теперь не у английского льва горела под ногами земля, а вокруг были только враги, теперь всё поменялось. Ричард заключил перемирие с сельджуками и хашашшинами, а сарацины наоборот, устроили династическую распрю. Аль-Афдаль бы с удовольствием сдал и Алеппо, и Иерусалим, чтобы получить перемирие и заняться внутренними проблемами, но ни на какие перемирия вождь крестоносцев не шёл. «Я пришёл сюда драться. Или деритесь, или сдавайтесь», – именно так этот шайтан заявил парламентёрам брата, Усмана аль-Азиза.
Стояние под Алеппо закончилось 27 мая, когда в лагерь крестоносцев прибыл Рауль де Лузиньян с отрядом почти в три тысячи русов.
Глава 4
Приключения младшего де Лузиньяна в Византии заслуживали отдельного детективно-приключенческого романа, но их пусть подробно описывают другие хронисты, нас интересует только результат. Посла Ричарда приняли в Константинополе неласково, на что, впрочем, никто и не рассчитывал. Всё таки Ричард отобрал у лукавых греков Кипр, а Рауль хоть и не ладил со своим родственником, являлся родным племянником нового короля. Вручив верительную грамоту какому-то евнуху, де Лузиньян-младший прождал аудиенции неделю, собрал за это время сведения о текущей обстановке, благо жители Латинского квартала оказались людьми достаточно информированными, и решил, что разрешение Базилевса не сильно то и нужно. Наёмников в Константинополи вербовали многие и никто никакого разрешения на это не спрашивал, даже купцы, не говоря уже о феодалах.
Хуже было то, нужные Раулю русские конные лучники не хотели служить паписту даже за повышенную плату. Норвежцы хотели, свеи[76] хотели, угры[77] хотели, а русы нет. Однако ситуация резко изменилась в ноябре 1192 года, когда до Константинополя дошли известия о событиях в княжестве Антиохия. Достоверно не известно – что больше впечатлило Базилевса: эпические подвиги Ричарда, или его вдруг сложившаяся монополия на торговлю с Индией, так или иначе, но он сменил свой гнев на милость. Младший брат нового князя Антиохии был принят на высочайшем уровне, обласкан и одарен. В том числе и духовно. Вселенский Патриарх Георгий II Ксифилин выступил с проповедью на площади перед собором Святой Софии и объявил Рауля де Лузиньяна паладином христовой церкви, благословлённым ею на великий подвиг. И все сподвижники этого паладина получат свою долю благодати, отпущение былых грехов и богатые трофеи. Насколько мощно сказал Константинопольский Папа, Рауль оценить не мог, ибо греческий понимал с пятого на десятое, но процесс пошёл.
К марту 1193 года было нанято девятнадцать отрядов, имеющих опыт степной войны, которые именовали себя сотнями, хотя и имели в своём составе от полутора до двух сотен бойцов. Де Лузиньян счёл это странным, с точки зрения математики, но возражать не стал. Пусть уж лучше сотней они считают двести, чем пятьдесят. Для боевого слаживания подавили пару мятежей местных феодалов, а в начале апреля их переправили через Босфор.
Рассчитывал ли Исаак Ангел, что отряд Рауля де Лузиньяна убьётся в с стычках с сельджуками – неизвестно. Достоверно неизвестно, но думать ведь никому не запретишь. Даже русским, которые почему-то считают Римского Папу дьяволом, а точно такого же Греческого интригана ангелом. Странные люди… Но то, что их бросили на убой – понимал каждый. Кроме их командира.
Связь со своим Константинопольским посольством Ричард установил при помощи евреев, заранее передавших Раулю о согласии Конийского султана на проход отряда по его территории, а также согласованный маршрут, пункты днёвок и пополнения припаса, а ещё они же снабжали самыми свежими новостями по всему пути следования, поэтому, подходя к Алеппо, де Лузиньян-младший отлично понимал – что его там ждёт.
– Вот и все мои новости, Сир, – закончил обзорный доклад приор Ордена Героев.
– Блистательно, Сэр Рауль. Особенно ваши выводы про интриганов в рясах и как эти прохиндеи морочат голову даже прирождённым воинам. Этим мы ещё воспользуемся… А русские воины? Они действительно так хороши, как мне об этом докладывали?
– Не знаю, Сир. Не знаю, что вам докладывали. Кони у русов легче, доспехи тоже, в прямой сшибке – они нам не соперники, сомнём особо не напрягаясь, вот только подловить их на такую сшибку будет очень не просто. Они рассыплются по округе, как стая гиен, и даже не нападая на льва, заставят его отступить, просто из-за голода, распугав всю добычу в округе. В чём-то они лучше, а в чём-то хуже. Это как сравнивать копьё и меч… Извините, Сир, но это и правда очень трудно сравнить.
– Насколько они управляемы?
– Абсолютно, Сир. Их сотники являются одновременно и высшими судьями, с правом лишать жизни любого из своих подчинённых. Дисциплина у них железная, хоть и устроенно всё довольно странно. После каждого боя русы судят своего сотника и либо одобряют его, либо…
– И сколько таких сотников не одобрили по дороге?
– Шестнадцать, Сир.
– Вы сказали, что сотников судят после боя. Неужели Конийский султанат столько раз вас беспокоил?
– Нет, Сир. Султанат исполнил свои обязательства безупречно, мы полностью получили всё, чего от них ожидали. Бои случались внутри самих сотен. В основном. Последние три при переходе через Киликийское царство.
– Армяне[78] нарушили нейтралитет?
– Нет, Сир. Мне доложили, что напали бандиты, но я просто не представляю себе бандитов, нападающих на трёхтысячное войско, даже у армян, хоть они и довольно странные. Обвинить их в нарушении нейтралитета я не могу.
– А они нас?
– Не посмеют, Сир. Бандитов мы им предъявили. Я готов вызвать каждого мерзавца, кто оспорит мои слова!
Ричард повернулся к Гуго де Лузиньяну. За зиму Ле Брюн обзавёлся совершенно шикарным шрамом, пересекающим правую бровь и щёку, хорошо хоть он, со сбитым уже шлемом поймал сарацинскую саблю на излёте, хоть глаз не выбило, и то ладно, а рожа… Рожа страшнее не стала…
– Я давно говорил вам, Сир, что эта погань нам не союзники, эти твари врут, как дышат.
– Можно подумать, что я когда-либо утверждал обратное, князь. Но повода они не дали.
– Все пираты в этом море чёртовы армяне, Сир.
– Хватит, я сказал. Дойдёт и до них, а пока не время. Как вы общаетесь со своими подчинёнными, Сэр Рауль?
– Команды за полгода я выучил, Сир, большего общения мне не нужно. Если нужно им – пусть учат человеческий язык.
– Тоже верно, – кивнул Ричард. – Итак, милорды, основной цели похода мы уже добились – наши силы соединились. Теперь мы имеем не просто захватить Алеппо, но и удержать его. Сэр Рауль, графство Алеппо, Ракки и Идлиба передаётся вам по праву меча. Объявите об этом горожанам и назначьте справедливую контрибуцию. Иначе завтра на рассвете мы атакуем и оберём их до нитки. Такой вариант хуже и для горожан, и для вас, ведь мы ограбим не только их, но и ваш город, граф. Думаю, вам будет несложно убедить этих торгашей немного поделиться добровольно.
– Немного – это сколько, Сир?
– Немного – это на ваше усмотрение, граф. Мы, в принципе, пока не в убытке от этого похода, но и баловать поблажками гражданскую сволочь не стоит. Им только раз яви милость и тут же станешь обязан являть её регулярно. Вы отличный воин, хороший полководец и одарённый природой дипломат, пора вам становиться сюзереном, милорд.
К закату, новый граф Алеппо согласовал со своими подданными размер благодарности крестоносцам за освобождение от сарацинского ига, в размере сорока тысяч марок серебра, и город гостеприимно распахнул ворота. Умирать за бросивших их Айюбидов, желанием никто из горожан не горел, даже проживающие в городе мусульмане. Мусульмане даже более христиан, ведь тех могут ограбить, а могут и нет, а последователям Пророка выбора не предоставлялось, поэтому они первыми предложили принять условия нового графа и согласились внести половину суммы контрибуции. На четверть сразу согласились евреи, а христианам просто не осталось выбора, хотя они то рассчитывали не только не платить самим, но и ещё и пограбить соседей своих во славу Господа своего, но ничего из этого не вышло. Первыми в город вошли патрули русов, для которых не было разницы, под какими лозунгами идут на разбой эти чернявые тати. Через час в городе был наведён порядок, как в храме перед службой. Король Англии выразил графу Алеппо благодарность и удовлетворение действиями его подчинённых.
– Странные они, Сир. Опоясанный воин у них не рыцарь, по своему положению, как у нас, он скорее является аналогом нашего оруженосца. Рыцарями можно считать их сотников, но это тоже будет неверно, ведь своих сотников, после боя, круг в праве приговорить даже к смерти. Где-то там, далеко на севере, у них у всех есть князья, но, если простой гридень (так они называют опоясанного мечом воина) не заинтересовал собой ни одну из княжьих дружин, у него как правило один путь – в степь. Так уж сложилось. У них однажды взявший в руки меч уже никогда не сможет его отложить и стать, к примеру архиепископом, как у нас. Они вступают в войну раз и навсегда, и выход из неё только один – смерть.
– Интересный коллектив, – задумчиво кивнул Ричард. – Займите его работой. Между Багдадом и Дамаском не должно пройти ни одного каравана, без вашего разрешения. Кроме того, я заберу у вас сотен шесть лучших, по вашей оценке. Я хочу осмотреть окрестности Багдада.
– Я с вами, Сир – вскинулся Рауль де Лузиньян.
– Нет, граф. Вы останетесь здесь, наводите порядок в своём лене и продолжите опустошать окрестности Дамаска. Со мной пойдёт Сэр Кеннет, сеньор Сидона. Представьте нам руса, который смог бы управиться с полутысячным отрядом.
– Есть такой, Сир. Русы его зовут Корней Лютый, но крещён он под именем Кирилл. Лютый не княжич, поэтому все за ним, конечно, не пойдут, но шесть сотен охотников в его отряд наберётся обязательно. В степи его когда-то прозвали рудным[79] воеводой. Не русы прозвали, а половцы.
– Годится. – Ричард передал взглядом слово сеньору Сидона, рыцарю Спящего Леопарда.
Сэр Кеннет неопределённо пожал плечами.
– Багдад далеко, Сир, а рудный-лютый вполне может быть шпионом Базилевса. Если бы я внедрял в ваше окружение шпиона, подобрал бы именно такого, который вам понравится. Этот рудный воевода как раз из таких, он вам уже понравился, только со слов графа, а это категорически не нравится уже мне.
– Вы полагаете меня предателем, сеньор?
– Ну что вы, граф. Да отсохнет мой язык, если я посмею произнести такое. К тому-же, вашей рекомендации я склонен довериться, но это не значит, что я рискну доверить ей нашего короля. Если вы считаете мою выходку дерзостью – готов вам ответить по всем правилам.
– Молчать, – взревел Ричард, обнажая свой меч. – Убью обоих. Я пойду, и Леопард пойдёт со мной, Корней-Кирилл пойдёт под командой сеньора де Сидона. Сэр Рауль, принимайте свой фьев-лен и готовьтесь к принятию оммажа после взятия мной Иерусалима. Рудного воеводу Корнея-Кирилла немедленно ко мне, хочу с ним обсудить некоторые детали
Глава 5
То, что с введением Спящего Леопарда в военный совет крестового похода возникнут проблемы, для Ричарда было очевидно, но он пошёл на них сознательно. Кеннет Маккинли, сеньор Сидона, Бейрута и Тира, лучше всех крестоносцев умел воевать в пустыне, и то, что он не был ровней своим владетельным соратникам, чьи родословные сплошь выходили из королевских домов, английского короля нисколько не смущало. Леопард был кумиром толпы. Кумиром всех бедных крестоносцев, из которых на девять десятых и состоит армия. Пренебрегать такой популярностью нельзя, жаль, что этого пока не понимают в ближнем круге, но время ещё есть, стерпится-слюбится, как говорится. Кроме того, Ричард ценил в своих воинах удачу даже больше храбрости, ибо храбрых у него было очень много, а по-настоящему удачливых крайне мало. Такими он считал только двоих – самого себя и Спящего Леопарда.
Сначала король Англии планировал использовать русов под командой Рауля де Лузиньяна, но тот был слишком высокомерен, для воплощения планов Ричарда. Нет, командиром Рауль был храбрым и довольно умелым, но этого было крайне мало. Русам нужно было дать такого вождя, которому они верили бы как родному отцу, а не просто командира наёмного войска, и на эту роль никто лучше сеньора де Сидон не годился. Ричард отлично помнил, что когда-то Рюрик пришёл на Русь простым датским ярлом с небольшой дружиной, а ныне эту территорию делят между собой с полсотни его потомков. Скоро доделят до получения ярлыков на княжение от кочевых пастухов. Словом, по мнению английского короля, Русь уже дозрела до нового Рюрика, но начинать большой путь всегда нужно с малого. С первого маленького шага в правильном направлении.
Рудный воевода, Кирилл Лютый, богатырской статью не обладал. Он был на пол головы ниже и Ричарда, и Леопарда, но в его теле не было ни только жира, но и мяса. Рус был свит из одних сухожилий, покрытых часто посечённой шрамами шкурой.
– Здравия тебе, рудный воевода, – начал Ричард на знакомом ему из сна о будущем языке. – Знаешь, кто я?
– Здравия и тебе, конунг Франков. – Корней Лютый с достоинством принял кубок вина у Жиля де Сольте и слегка пригубил. – Тебя теперь знают все, кроме разве что самых тёмных мужиков-пахарей.
Король Англии усмехнулся и кивнул.
– Я действительно конунг, но не Франков, а Норманнов. Я рад, что ты меня понимаешь, воевода Кирилл.
– Говоришь ты чудно, конунг Норманнов, но понять тебя можно. Даже проще, чем чехов и ляхов. А чем Норманны отличаются от Франков?
– Хороший вопрос… Мы растём с ними из одного корня, но плоды у их древа, почему-то – подлость, а у нашего – доблесть. Несмотря на общих предков – мы теперь очень разные народы. Расскажи мне лучше о себе, рудный воевода. Нам предстоит воевать с тобой в одном строю и я хочу понять – кто же прикроет мне фланг. Называй меня Сир, а не конунг, воевода.
Кириллу шёл сорок третий год, из которых двадцать семь он провёл в походах и битвах. Воеводой он на самом деле не был, воевод у русов назначают князья, а Кирилл никому из князей не служил. Когда ему шёл шестнадцатый год, к родному Лукомлю подошла малая дружина черниговского князя Святослава Всеволодовича, возвращавшаяся из степи после неудачного похода. Своих, православных, да ещё и с ранеными, горожане не впустить не могли, за что и поплатились. Передохнувшие денёк черниговцы, перебили гарнизон, возглавляемый отцом Кирилла, городок разграбили и сожгли, в уцелевших жителей продали в рабство половцам. На счастье, или на беду, но семья будущего рудного воеводы, а пока одного из новиков переяславского князя, рабской доли избежала. Отец и старший брат погибли в бою, а мать с сёстрами сгорели при пожаре в собственном доме. Так Корней Шумило, ещё не ставший Лютым и Рудным, стал полным сиротой и абсолютно нищим. Продолжать служить князю, который, по каким-то своим причинам отказался от мести за разорённый удел, новик не захотел и подался в степь.
Сначала он примкнул к одному из отрядов, охраняющих днепровские пороги, в котором прослужил более десяти лет. Служил Корней-Кирилл храбро и честно, командовавший отрядом боярин даже планировал женить верного и удачливого полусотника на своей младшей дочери, но видимо не судьба. После окончания на Днепре навигации 1168 года, отряд ушёл на зимовку в Киев, где и попал под раздачу в княжеском мятеже[80]. Боярин погиб вместе с семьёй, а уже Лютому Кириллу удалось собрать небольшую банду из брошенных в Киеве князем Мстиславом дружинников и пробиться с ней в степь.
Подробности своих дальнейших похождений постарался умолчать, но по оговоркам Ричард понял, за что его половцы прозвали Рудным. Возглавляемая им банда просто вырезала всё живое, что встречалось ей на пути – от половецких кочевий, до княжеских отрядов. Смыслом их жизни стала месть. Потери, конечно, несли, но и пополнялась банда постоянно, слава о ней разнеслась по всем русским княжествам, а желающих за что-нибудь отомстить среди русов всегда хватало.
Так они и гулевали четыре года, на зиму отходя к союзным против половцев Аланам, где пропивали добычу, залечивали раны и с наступлением весны снова мчались в степь, поить свои клинки кровью. Однако всё в этой жизни когда-то заканчивается, закончилась и жажда мести у Рудного воеводы, собрал он однажды своих в круг, заявил, что пришла его пора подумать о душе и предложил наняться на службу к Византийскому Базилевсу. Пошли за Кириллом не все, но полторы сотни он с собой всё-таки забрал.
– И чем ты занимался на службе Базилевсу? – поинтересовался Ричард.
– Болгар воевали, сельджуков… Но чаще мятежи подавляли… Сир.
– И чем же это лучше для души? – удивился английский король.
– Службой, Сир. На службе у тебя приказ, а душа пусть болит у того, кто его отдал.
– Удобная позиция, – кивнул Ричард. – Хоть и спорная. Я предпочёл бы сам ответить за свои грехи, чем служить какому-нибудь проходимцу. А почему ты решил наняться ко мне?
– Наслышан о твоих славных деяниях, конунг, Сир. Уверен, что ты отобьёшь у агарян Иерусалим, и хочу в этом поучаствовать. Для души такая служба будет полезнее.
– Граф Алеппо сообщил мне, что русы признают тебя командиром.
– Не все, Сир. Черниговцы не признают, слишком много уже между нами крови.
– И сколько этих черниговцев?
– С примкнувшими к ним – считай половина, Сир.
– И кто ими командует?
– Боярин Никита Шатун. Хоть он и недруг мне, но воевода справный, Сир.
– Шпионы Базилевса среди вас есть?
– Если и есть, то осталось совсем немного. Тех, кто плохо таился уже перебили. Мы ведь когда узнали, что придётся пробиваться через султанат, решили, что нас послали на убой, вот и передавили поганцев. Не сомневайся, Сир. У нас есть счёты между собой, но Базилевсу мы больше ничего не должны.
– Ступай, воевода, я доволен услышанным. Передай своим чтобы отдыхали, а ближе к вечеру проведём смотр.
Когда за Кириллом Лютым закрылась дверь, Ричард повернулся к Спящему Леопарду.
– Вы поняли, о чём мы говорили, милорд?
– С пятого на десятое, Сир. Их язык похож на сербский, а мне два года назад довелось ими покомандовать, царствие им небесное.
– И какие у вас сложились впечатления?
– Их нужно разделить, Сир.
– Это очевидно, милорд, – усмехнулся английский король.
Сеньор де Сидон молча пожал плечами и пригубил вина, давая понять, что он уже всё сказал.
– Вам предстоит ими командовать, милорд, и я хотел бы услышать более развёрнутое мнение.
– Пока мне добавить нечего, Сир. Видно, что они не трусы и боевой опыт имеют, но учить их придётся совсем другой войне. К тому-же, и мне придётся учиться у них. А разделить их нужно не на два отряда, а минимум на шесть. По пустыне большими толпами не ходят.
– Вы будете ими командовать, вам их после и делить. А для начала мы их проверим не в пустыне. В Манбидже сейчас в гарнизоне всего три сотни сарацин, а ополчение ненадёжно, город на грани бунта. В Антепе[81] ситуация схожая. Если всё пойдёт как запланировано, ворота нам откроют изнутри. Тогда Эдесское графство будет лежать перед нами на блюде, уже приготовленным.
– А если ворота не откроют, Сир?
– Пограбим что можно в окрестностях и отступим. Но их откроют, милорд.
– То есть, на Багдад вы и не собирались, Сир?
– Собирался, но только что передумал. Об этом не знает никто, кроме вас и барона де Во, пусть так всё и останется, милорд.
– Полагаете возможной измену, Сир?
– Господь с вами, разумеется, нет. Измену возможной не считаю, а вот пустую, но вредную для дела болтовню считаю неизбежной. Запретить болтать я возможности не имею, поэтому и передумываю в последний момент. Вы меня поняли, милорд?
– Вы очень мудры, Сир.
Когда солнце пробежало по небосводу три четверти своего дневного пути, в поле возле Алеппо выстроились на смотр наёмники русы. Своими неравными сотнями, на приземистых степных лошадках, способных прокормится одной травой, в лёгких доспехах, скорее даже кольчугах с зерцалом, прикрывающим грудь и островерхих шлемах с бармицами, но без забрал. Треугольные кавалерийские щиты покрашены красным цветом с белым косым андреевским крестом, копья… скорее пики, мечи, или секиры, но главное – луки! Те самые составные луки из кости и дерева, проклеенного сухожилиями, которые сарацинами ценились как хорошие кони. Мдаа… Русы явно воюют не там и не за те интересы. Ричард, сопровождаемый Раулем де Лузиньяном, неторопливо проехался вдоль строя, всматриваясь в лица. Бородатые и усатые, чистые и посечённые, в них читался интерес и… пожалуй, надежда. Английский король подъехал к разворачиваемому священниками походному алтарю и спешился. «Насколько же проще работать с евреями. Они, по крайней мере, изображают вселенскую скорбь только до заключения сделки, а не когда уже всё оплачено». Львиное Сердце демонстративно проигнорировал недовольное пыхтение Антиохийского патриарха – «Знал бы ты, сволочь неблагодарная, чего мне ещё будет стоить твоё признание».
Для современных читателей моих хроник, следует отметить, что непримиримое противостояние западной и восточной ветвей христианства ещё не началось. Раскол уже случился, но пока он проявлялся только в богословских дискуссиях, кровь между ними ещё не пролилась. В другой истории это случится во время Четвёртого крестового похода, когда крестоносцы ограбили Константинополь и расчленили Византийскую империю. Наступления другой истории Ричард старался не допустить всеми возможными способами, в том числе и воздействием на само христианство. Пентархия ещё не стала пустым звуком для христиан и по прежнему любой из пентархов[82] был очень авторитетным патриархом для любого христианина.
Король Англии собирался в очень скором времени взять под свою руку три из пяти Патриархий Пентархии, и все три они были в расколе против Рима. Или Рима против них, тут уж с какой стороны посмотреть. Поэтому признание Патриархом Антиохии Иоанна VII, Ричард рассматривал как долгосрочную инвестицию, а ворчал про себя больше для тонуса. Ему было действительно приятно назначать Пентархов, поэтому суровость на себя приходилось буквально нагнетать.
– Вы готовы, Ваше Святейшество?
– Готовы, Сир, – буркнул Иоанн VII – Но я всё равно не понимаю смысла в повторной присяге.
– Это не удивительно, ведь вы священник, а не военный. У нас, военных, нет канонов, нет догм. Каждая новая война вносит изменение в наши уставы, которые вписываются в них кровью. Граф де Алеппо вербовал этих храбрых воинов ещё по старым уставам, но пока они шли – мы успели написать новые.
– А если они не согласятся, Сир? Вы ведь нарушите слово, которое им дал граф Алеппо…
– Они согласятся. Умные согласятся, а глупых я распущу. Их пришло гораздо больше, чем мне нужно. Тем самым, слово нарушено не будет, неволить не станем, а задаток они получили.
– Куда отсюда денутся несогласные, Сир?
– А мне то какое до этого дело, ваше святейшество? Они могут наняться к армянам, могут пробиться в Грузию, а могут и просто начать грабить караваны. Тут гораздо больше зависит от вас, чем от меня. Я со своей стороны не требую ничего особенного. У меня на службе – только я им командир и я им судья. Или люди специально мной для этого назначенные. Выбирать себе походных ханов я им позволить не могу, у меня армия, а не орда. Желающие дать мне присягу по новому уставу получат службу, не желающие – воспользуются словом графа де Алеппо и уйдут. Надеюсь, что мать наша, церковь святая, не против такого моего справедливого решения?
– Это справедливо, Сир, – предпочёл не обострять Патриарх Антиохии, хоть и заметил сарказм собеседника. – Церковь не против, она полагается на ваше мнение в понимании вопроса воинской необходимости.
– Вот и убедите их в этом. Служба мне займёт у них всего два года. Не понравятся им наши порядки – отпущу их обратно в русскую орду с богатой добычей, пусть и дальше режут там друг друга как безумные. Я не могу быть в ответе за всех на свете, но шанс им дам. В ваших же интересах, ваше святейшество, чтобы эти душегубы остались в Святой земле. Единоверцев у вас тут может быть и много, но решает то всё в итоге простая воинская сила. Простите мне невольную ересь, ваше святейшество, но мусульмане нам уже убедительно доказали, что сила духа в прямую зависит от силы стали, направленной на её защиту. Я не буду возражать, если вы организуете какой-нибудь воинствующий монашеский орден, крестящихся справа-налево. Замок я тебе под это богоугодное дело найду. Давайте начинать.
– С чего начинать, сир?
Ричард взмахнул рукой и, безбожно фальшивя трубачи заиграли римские фанфары. Едва вселенская тишина поглотила эту людскую какофонию, Антиохийский Патриарх повелел:
– Сеньор де Сидон, де Тир, де Бейрут, приклоните колено.
Спящий Леопард проделал эту процедуру без малейшего намёка на пиетет, раболепие, или какое-либо излишнее чинопочитание. Если бы присутствующие смотрели, когда-либо читали про роботов, они сравнили бы Леопарда именно с этим бездушным механизмом. Закованное в броню двухметровое чудовище преклонило колено с таким скрежещущим сталью изяществом, что многие присутствующие могли бы признать это вызывающим, если бы не Ричард.
– Вы мой личный вассал, сеньор Сидона, Тира и Бейрута, и никаких других сюзеренов у вас нет?
Предложенная формулировка была довольно щекотливой, ведь «законных» наследников у его сеньории хватало, но как сказал в Антиохии сам Ричард «Я никогда не планировал жить вечно».
Глава 6
– Нет, Сир. Мой сюзерен – только вы.
– Передаю этих воинов вашей власти, – английский король надел на шею своему вассалу массивную золотую цепь с медальоном в виде отпечатка львиной (или леопардовой?) лапы. – Это называется гривна, она является знаком отличия у русов. Столько воинов есть не у каждого их князя, поэтому гривна ваша княжеская, милорд. Принимайте командование и приводите их к присяге.
Сначала вызвали всех сотников, включая Рудного воеводу Кирилла и боярина Никиту Шатуна, а Ричард с Антиохийским Патриархом объявили им новые правила: право суда имеет только король Англии, либо лицо действующее от его имени, в данном случае вот этот молчаливый милорд с княжеской гривной; назначать и смещать командиров от сотника и выше – тоже только он. Десятники назначаются и смещаются сотниками. Право Круга отменяется на всё время службы английскому королю. Кого это устраивает – целуйте крест, а кого нет – свободны, задаток можете не возвращать, но территорию крестоносцев надлежит покинуть в трёхдневный срок. Всех нарушивших будут считать бандитами.
Сотникам новый порядок был только на пользу, поэтому долго ломаться они не стали, разве что усомнились в одобрении своих подчинённых, которых Ричард классифицировал, скорее, как подельников, чем настоящих подчинённых. Так он сотникам и заявил – пришло вас гораздо больше, чем я рассчитывал, поэтому недовольных гоните в шею. Спрашивать за ваших подчинённым этот молчаливый милорд будет с вас. Спрашивать будет строго, так что учтите…
Первым целовать крест вызвали боярина Никиту Шатуна и когда тот преклонил колено перед Патриархом Антиохии, Спящий Леопард плавно отжал его святейшество и надел боярину на шею гривну тысячника. На глазах у всех его сторонников. Лишая всякой возможности проявить характер и явить дурной пример подчинённым. Это не репетировалось и даже не оговаривалось, Леопард сработал чисто на рефлексах. Рефлексах вожака, подчиняющего стаю. «Не так-то уж и плохо он понимает по-сербски, значит, общий язык найдёт быстро». Рудный воевода кривляться не стал, сразу преклонил колени перед сеньором де Сидон, получил свою гривну, поцеловал поднесённый Патриархом крест, встал и занял место напротив боярина Никиты, по левую руку от походного алтаря.
– Я не знать, какие вы есть командиры, – коряво, но довольно понятно произнёс по-гречески Леопард. – Но вы каждый пришёл сюда с много воин, которые считать вас вождём. Признаю выбор ваших воин и здесь разрешаю выбирать самим. Ваше войско прямо сейчас будем сделать на две половины.
Сотники получали свои гривны, которые отличались от вышестоящих только массивностью и занимали своё место в строю, на выбранной стороне. Разделились примерно пополам, на сторону Рудного воеводы встало десять «атаманов», но из тех, что победнее, и сотни у них были пожиже, чем у семи сторонников боярина.
Новый устав отказались принять всего одиннадцать десятников и восемь десятков гридней, в основном, из западных княжеств, которые до найма в Византию ратились с латинянами – с уграми и ляхами. Их, с чистым сердцем, Ричард передал под командование Патриарха Антиохии, с целью создания Ордена защиты Пентархии. Под личную ответственность. Под честное слово, без всяких клятв, или подписанных документов. Патриарх прекрасно понимал, что никакого разбирательства после не будет, если он обманет Ричарда, то тот просто подберёт ему замену и отпустит. В море. На все четыре стороны. Если ты действительно невиновен и уже настолько свят, чтобы оспаривать решения командования во время войны за освобождение Гроба Господня – Господь тебе, несомненно, поможет. А на нет – и суда нет. Попробуй, оспорь такое, даже если ты целый Патриарх? Хотя, и Патриарх то, стоит признать очевидное, лишь по воле английского короля. Впрочем, затянувшуюся почти до полуночи и заканчивающуюся под свет факелов процедуру присяги заканчивали уже без английского короля. Ричард уединился с Раулем де Лузиньяном.
– Глупо, граф, – король Англии, выслушав жалобы и скрытые упрёки, отхлебнул вина и откинулся в кресле. – Я действительно выделяю Спящего Леопарда из остальных, но разве это идёт в ущерб вам? Как вам лично, так и вашей семье? Даже не говоря о дядюшках: Ле Брюн – уже князь Антиохии, вы – граф Алеппо. Заметьте, брат мой Герой, это случилось всего за полгода и без видимых усилий с вашей стороны. Господь вас отблагодарил за то, что вы мне верно служили. Вашу семью уже отблагодарил Господь, всего лишь за верность. А сейчас вы эту верность ставите под сомнение. Вы уже выражаете недовольство моими решениями, хотя мы до сих пор не потерпели ни одного поражения. Я бьюсь с вами в одном строю четыре года, но сейчас вас не узнаю, Сэр Рауль. Дядюшки уже втянули вас в семейные интриги? Я наградил Леопарда, но он получил самую маленькую сеньорию, какую я только имел в наличии. Неужели вам и этого жалко?
– Сир, вы одарили меня сверх всяких заслуг, я отправлялся в этот поход с менее чем полусотенной свитой, а сейчас являюсь графом, на владения которого нет законных претендентов[83].
– Я в праве рассчитывать на ответную благодарность, граф?
– Всё, что будет в моих силах, Сир!
– Ваша семья теперь – это я и другие братья Ордена Героев. Из всех де Лузиньянов я доверяю только Ле Брюну и вам. Я не требую от вас отказать остальным родственникам в общении, просто помните – с ними можно говорить далеко не обо всём. Наша война только начинается, граф. Закончив свои дела на Святой земле, мы вернёмся в погрязшую в интригах, подлую Европу. Вернёмся, чтобы навести в ней порядок, который может не понравиться вашим родственникам. Чем меньше они будут знать о наших планах, тем легче нам будет их свершить. А пока я прошу вас, как брат прошу – не затевайте расколов. Найдите способ примириться с сеньором де Сидон. Спящий Леопард выполняет мою волю и действует к нашей всеобщей пользе.
– Сеньор де Сидон ведёт себя слишком надменно, Сир.
– Он лишь отвечает вам взаимностью, граф. С вашем братом он отлично поладил.
– Могу я задать вам вопрос, Сир?
– Почему я именно ему передал завербованных вами русов?
– Да, Сир.
– Вы не умеете воевать в пустыне, граф. Этого, кроме Леопарда, никто из нас не умеет.
– Но для чего нам воевать в пустыне, Сир? До сих пор мы отлично обходились без этого.
– Обходились, но не отлично, как вы выразились, а только от отсутствия другой возможности. Мы держим под контролем берег, лишь благодаря флоту. По сути, мы сидим в осаде. Нас держат в осаде даже не сарацины, а пустыня. Проклятая пустыня от Мараккеша до Индии. И эту осаду я намерен снять как можно скорее. Мы не удержим Иерусалим, просто оттеснив сарацин за Иордан. Чтобы спокойно вернуться в Европу, нам придётся отогнать их до самого Йемена.
– Никогда об этом не думал, Сир.
– Я тоже, граф. Но оказавшись здесь понял и переоценил очень многое. Вы, как впрочем и я – типичный европейский феодал, привыкший воевать рыцарской конницей, делая ставку на один сокрушительный удар. Но вы же сами видите, что здесь это не даёт желаемого результата. Помните наш разговор полгода тому назад, где мы обсуждали, что воюем неправильно?
– Конечно помню, Сир.
– Так вот, граф де Алеппо, для победы над неверными, нам, помимо русов, понадобится ещё и верблюжья кавалерия. Ваше графство и его окрестности населяет множество ассирийцев, призовите их на службу.
– Они трусы, Сир.
– Даже не пытайтесь превзойти в категоричности суждений и скоропалительности выводов своего старшего брата, граф Рауль, – усмехнулся Ричард. – Во-первых, они не все трусы, а во-вторых, их задачей будет не разгром основных вражеских сил, а снабжение наших, плюс разведка и зачистка подконтрольной нам территории от всякой бандитской сволочи. Скоро караваны из Индии в Европу будут ходить по нашей земле, а мы должны будем обеспечивать им защиту. Мы не сможем построить укрепление около каждого колодца в пустыне ещё как минимум лет сто, поэтому придётся использовать доступные средства. Ассирийцы не все трусы, равно как и не все де Лузиньяны храбрецы.
– Я ничего не понимаю в верблюдах, Сир.
– Верблюд – это просто страшненькая горбатая лошадь, а не одна из непознанных Тайн Мироздания, граф. Полгода назад, вы абсолютно ничего не понимали в дипломатии, однако отлично исполнили моё поручение и уже стали графом. Теперь вам предстоит стать хорошим администратором. Я не прошу вас заниматься верблюдами лично, только обеспечить для этого условия. Если вы первым протянете руку сеньоры де Сидон, специалиста я вам выделю. Кроме того, я снова буду считать себя у вас в долгу.
– Это лишнее, Сир. Я получил уже гораздо больше, чем мог мечтать, отправляясь в этот поход, поэтому исполню всё, что вы прикажете. Если не секрет – откуда у вас взялся специалист по верблюдам?
– От вас не секрет, граф. Мне его подготовил Спящий Леопард, сеньор де Сидон. Это мой бастард Филипп. Сэр принц-бастард, как его теперь называют.
Историю Филиппа де Фальконбридж, Рауль, разумеется слышал из многих источников и в разных подробностях.
– Все ожидали, что Филипп будет сеньором Сидона, Сир.
– Отлично. Значит я обманул ожидания всех. Филипп теперь вассал Спящего Леопарда согласно моей воле и его собственному желанию. Если вы действительно хотите получить хорошего специалиста по верблюдам, вам придётся договориться с его сеньором. А если нет, то поручу это дело графу де Дампьеру, или барону де Во.
– Признаю своё невежество и готов всё исправить, Сир. Очень постараюсь договориться с сеньором де Сидон. А позволите ли мне ещё один вопрос?
– Вопросы вы в праве задавать без разрешения, брат мой, но ответы я не обещаю. Во всяком случае не на все. Каждый должен знать ровно столько, сколько необходимо для исполнения порученного ему дела. Запомните это навсегда, граф, вам это обязательно пригодится.
– Это я отлично понимаю Сир, поэтому, даже запоминать необходимости нет. Чем будет заниматься мой брат?
– Значит, вам этого так пока и не удалось узнать… – Ричард сотворил на лице очень довольную улыбку. – Ле Брюн, в быту, конечно, большой оригинал, но в деле он настоящая глыба, нет, глыба – это мелко. Он настоящая скала, хребет, или даже целый горный массив… Он будет заниматься тем, что я ему приказал, а доверять вам начнёт, когда вы отстраните от своих ушей дядюшку Ги. Я не ставил ему таких условий, граф. Вы отлично знаете своего брата и понимаете, что, если бы я ставил ему условия, он бы их старался нарушить только ради его представления о собственной чести. К счастью, дураками, ставящим условия Ле Брюну, оказались ваши дядюшки. Воистину вам говорю, граф – иной мерзавец именно потому и ценен, что он мерзавец.
– Я бы очень не хотел поссориться с братом, Сир.
– Я тоже очень бы этого не хотел, граф. Вы опытный командир, а в качестве феодала довольно быстро сможете организовать разведку, тем более, во владениях родного брата. Ле Брюн строит мне флот. А вот какой и зачем – вас совершенно не должно интересовать, граф. Если не будете слишком наглеть в своей любознательности не будете – с братом точно не поссоритесь.
– Я постараюсь немедленно примириться с де Сидоном и начну формировать верблюжью кавалерию. Как мне обращаться к вашему бастарду, Сир?
– Если он вздумает вам хоть в чём-то перечить – немедленно отрубите ему дурную голову и пинайте её ногами, пока не надоест. И пусть этот процесс называется футболом.
Русам дали отдохнуть ещё денёк, за время которого слухи о походе на Багдад достигли не только Дамаска, но и наверняка были уже на подходе к Каиру. На рассвете третьего дня Ричард кивнул коротко стриженной головой барону де Во.
– Пора, – и слегка тронул своего коня шпорами.
Глава 7
Многих современников и даже ближайших сподвижников Ричарда удивляли его метания, но только не Томаса Гилсленда, барона де Во. Начальник штаба английского короля не просто понимал суть всех этих, для стороннего наблюдателя беспорядочных метаний, он эти метания тщательно планировал.
Ричард стал другим. Не немного другим – такое в жизни случается сплошь и рядом, а практически полной себе противоположностью. Отчаянно храброго, но непоследовательного и взбалмошного искателя славы и приключений, в одночасье сменил донельзя прагматичный и не брезгливый политик. Как выразился однажды сам король – у хорошего политика должна быть холодная голова, каменное сердце и стальные яйца.
Хорошая политика теперь опиралась исключительно на интересы короля-льва. Причём, барон де Во знал только часть этих интересов, только ту часть, которая попадала в сферу его полномочий. Ричард поставил перед штабом задачу – отбить все владения крестоносцев до взятия Иерусалима. Иначе потом заявятся на готовое наследники тех, кто когда-то эти земли уже потерял. Сами драться они желанием не горели, а вот когда всё будет уже отбито у сарацин – то почему бы тогда и не предъявить свои «законные» права.
Барон де Во знал, что Ричард совсем не случайно передал владение сеньорией де Сидон бедному, но героическому рыцарю. Популярность Спящего Леопарда среди крестоносцев уступала популярности лишь самого короля-льва, поэтому, когда Рено де Гранье явился оспаривать права на Сидон, Бейрут и Тир, крестоносцы его немедленно прозвали крысой, а единственный решившийся замолвить слово в его поддержку Ги де Лузиньян, граф Яффе, получил, в свою очередь, прозвище сиятельной крысы.
Это были всего лишь первые плоды побед в войне, которую английский король назвал информационной, но плоды эти были не менее значимы, чем от войны настоящей. В Антиохии во всю свою средневековую мощь работала первая типография, а в крестоносном войске обучали грамоте всех желающих. И не только грамоте. Желающие могли изучать арабский, тюркский, персидский языки, а ещё математику, механику, или астрономию, разумеется, в свободное от службы время. А таких желающих было очень много. Если и не все, то подавляющее большинство точно.
Если бы барон лично не участвовал в становлении штаба, ни за что бы не поверил, что такое вообще возможно. Сколько всего дала одна лишь агентурная разведка, в которую Ричард завербовал евреев. Нет, шпионов, конечно, противоборствующие стороны имели и раньше, воевать золотом научились ещё в доантичную эпоху, но раньше это было устроено как-то по-детски наивно, что ли. Любой шпион, даже самый дорогостоящий, мог в любой момент перепродаться и начать гнать дезу, а новая система это почти полностью исключала. Только в Манбидже и Антепе сейчас действовали восемь независимых разведывательных групп, которые должны были объединиться в диверсионные, лишь при подходе крестоносцев к этим городам. В том, что им откроют ворота, барон де Во, в отличие от сеньора де Сидон нисколько не сомневался.
Сомневался он в том, что для завоевания Эдесского графства нужно использовать этих диких русов, которые даже на своих князей плевать хотели. Он уже догадывался, что эти северные дикари почему-то очень интересуют Ричарда, но не догадывался почему.
Едва удалившись от Алеппо на восток, чтобы поднимаемая копытами пыль перестала быть заметной из города, войско русов разделилось.
– Милорд де Сидон, слушайте приказ. – Ричард призвал на военный совет и сотников русов. – Вы подходите к Антепу и ждёте сигнала от Сэра Гийома де Баскервиля. Если такой сигнал будет – занимайте город, а если нет – ограбьте все окрестности по возможности и отступайте обратно в Алеппо. Мы, подобным же образом, будем действовать под Манбиджем. Если не ворвётесь в город сходу – лагерь не обустраивать, осаду даже не обозначать. Грабьте, жгите и отходите. Главная задача лично для вас, милорд – это проверка боем новых подчинённых. Если они и правда настолько хороши, как мне рассказывались, постарайтесь их сохранить в живых побольше, а если врали – возвращайтесь хоть вдвоём. Сэр де Баскервиль мне очень нужен, будет просто непростительно потерять его голову ради проверки каких-то наёмников. – Ричард повернулся к русскому боярину и спросил по-гречески. – А скажи-ка мне, Сэр Шатун – всё ли ладно в русских пределах? Удалось ли вам победить подлость, зависть, алчность и всё такое прочее, как заповедовал нам Иисус?
– Не удалось, Сир. Только я не Сэр.
– Вы выступаете во главе полуторатысячного войска, боярин, – пожал плечами Ричард и перешёл на тот русский, который познал во сне. – Наши Сэры нередко водят в бой только себя на старой кляче и отцовского лакея на ишаке, которого они именует оруженосцем. Такое войско в Европе, как у вас за спиной, может собрать редкий герцог, по-вашему, князь. Да и у вас, насколько я знаю, таких князей не так уж и много. Так что ты, боярин Никита, теперь не просто Сэр, а уже целый милорд. Итак, что у вас там в вотчинах творится? Говори по-гречески, пусть барон услышит. Он очень умный, тебе будет полезно будет узнать его мнение.
По-гречески боярин Никита говорил довольно неловко, но время у собеседников было, чтобы многое понять о захлестнувшей Русь княжеской усобице. К полудню, когда крестоносцы и наёмники добрались до Эль-Баба, тысячник русов свой обзорный рассказ закончил.
– Почти всё как у нас, Сир, – резюмировал полученные сведения барон и распорядился вставать на днёвку.
– Похоже, – согласился Ричард. – Но всё гораздо более запущено. Всё-таки лествичное право[84] – это пережиток давно ушедшей эпохи. В этом плане наш майорат[85] гораздо прогрессивней.
– Но у нас ведь тоже хватает конфликтов из-за наследства, Сир, в том числе и между родными братьями.
– Хватает, барон, но у нас это считается мятежом, а у них нет. Кроме того, у нас на подобный мятеж может решиться лишь крупный феодал, вроде моего безмозглого братца, а всякая мелочь законы нарушать опасается. Кстати, из этой мелочи и состоит в основном наше войско – из младших сыновей, решивших попытаться завоевать себе лены мечом, отобрав их у неверных. А ведь воинское сословие – это только верхний слой общества. Есть ещё купцы и ремесленники. Представьте, что на какую-нибудь кузницу претендуют пара братьев упокоившегося кузнеца и трое его сыновей. Что, по-вашему, произойдёт в таком случае?
– По-разному случается, Сир.
– С этим я спорить не буду, случается всякое. Одна из ста таких кузниц, возможно, будет процветать, зато остальные девяносто девять разорят глупые наследники. Сейчас они вынужденно уходят в города, где и открывают новые кузницы, а у русов вместо этого все делят наследство. Так же происходит и у их князей. Последнее серьёзное расширение пределов Руси произошло почти две сотни лет назад, когда князь Владимир перебил своих братьев и правил единолично, с тех пор они только теряют.
– Значит, наш закон лучше, Сир?
– Не лучше, а прогрессивнее, барон. Наш закон довольно жесток по отношению к младшим, но он стимулирует развитие, стимулирует экспансию, расширение нашего жизненного пространства. Лично я думаю, что введи в своё время Владимир майорат – русы уже давно бы распахали Дикое поле от Итиля[86] до Славутича[87], и ни про каких половцев мы бы даже не услышали.
– Или они пошли походом на запад, Сир.
– Или так. Но в любом случае, они не гнили бы на северной окраине Ойкумены. Скоро догниют до того, что ярлыки на княжение будут получать у кочевников и платить им дань.
– Мне кажется, вы принимаете их проблемы слишком близко к сердцу, Сир.
– Есть в этих русах что-то по-настоящему живое, какая-то первородная сила, которую мне хотелось бы у них перенять и сохранить, но пока об этом говорить рано. Что сообщают дозорные?
– На севере и северо-востоке встречаются только пастухи, а от Дейр-Хафира отряд ещё не вернулся, Сир.
– Насколько же важна роль личности в истории, – задумчиво произнёс Ричард. – Покойный Салах ад-Дин никогда не совершил бы подобных просчётов. Отдыхаем два часа, барон, к Манбиджу подойдём перед самым закатом. Атаки сходу, на ночь глядя, от нас точно никто не ждёт. Удивим их.
Удивить удалось. Солнце уже почти легло на горизонт, когда к городу подошёл отряд крестоносцев из чуть более чем тысячи всадников. Сарацины отправили гонца в Ракку, заперли ворота и начали готовиться к долгой осаде, но в это время из расположения христиан взлетело нечто, что позже будут называть сигнальной ракетой.
Ракета взлетела над стенами и упала куда-то в город. Принесла ли она физический ущерб? Скорее всего нет. Но зато моральный ущерб был более чем ощутим. Пока мусульмане причитали о происках шайтана, диверсионный отряд из полусотни крестоносцев, состоящий, кстати, в основном из евреев, захватил западные ворота и надвратную башню, а в городе начался мятеж. Вернее будет сказать – начались массовые грабежи, но сути дела эта игра словами не меняла. Ричард бросил коня в галоп и первым ворвался в открытые ворота. А дальше началась резня.
– До рассвета пресечь этого никак не удастся, Сир. Своих же перебьём, – виновато доложил барон де Во.
– В следующий раз мы это учтём, барон, а пока пусть русы развлекутся. Кого хоть режут то?
– У кого есть что взять – тех и режут, Сир.
– Наших тоже? – спросил король Англии, имея ввиду отряд еврейских диверсантов.
– Нет, Сир. Они готовились к этому заранее, поэтому до сих пор удерживают пару особняков и надвратную башню западных ворот.
– Отправьте им помощь, барон. А остальным… Vae victis[88]. Интересно, сложилось ли у Леопарда так же удачно в Антепе?
– Я в этом почти уверен, Сир.
Барон де Во не ошибся, у сеньора де Сидон всё сложилось даже лучше, чем у английского короля. Всю дорогу до Антепа он не искал объяснений загадочному русскому характеру, он их дрючил, ибо был не озабоченным вселенскими проблемами королём, а простым командиром, отлично понимающим простую истину – куда подчинённого не поцелуй, у него всюду жопа. А коли у тебя всюду жопа, то самое лучшее ей применение – это копать. От забора до обеда копать, а после обеда закапывать, разравнивать и утрамбовывать. Стоит признать, что хоть Спящий Леопард и не пытался постичь русский характер, он просто основываясь на реальном опыте понимал, что ничем не занятый человек с оружием – это почти стопроцентный преступник, а занятый делом, даже дикий рус – отличный воин. Грабежа в Антепе Леопард не допустил, отрубив всего одну голову особо буйному сотнику.
Графство Эдесса теперь лежало перед крестоносцами на блюде, отрезанное от остальных владений Айюбидов мощными укреплениями: Ракка, Манбидж, Алеппо. Чтобы взломать эту линию, Аль-Афдалю понадобилась бы армия тысяч в сто, но у него такой и не было. Кроме того, половину своих сил он направил подчинять своей воле родного брата. Кто там говорил про спор славян между собою? Мусульмане тоже очень любили поспорить, особенно за власть…
Глава 8
Предоставив барону де Во, а отныне и графу Эдессы, двухмесячный отпуск, для наведения порядка в своём графстве, в начале июня 1193 года Ричард вернулся в Антиохию, ставшую его временной неофициальной столицей. Отправлять в отпуск начальника штаба во время войны было не очень разумно, но король Англии на это пошёл. Во-первых, графство Эдесса занимало слишком важную клетку на Ближневосточной шахматной доске, чтобы отнестись к его защите спустя рукава, а во-вторых, Львиное Сердце отлично понимал, что незаменимых быть не должно. Все мы смертны, в конце концов, поэтому и начальнику штаба должна иметься подготовленная замена. Замену готовили тщательно, кандидатуру выбрал сам Ричард, который знал Гийома де Баскервиль ещё с пажей и за эти годы успел убедиться и в его верности, и в компетентности, поэтому король не колеблясь предложил его кандидатуру в приоры-секретари Ордена Героев.
А что такое штаб? Прежде всего это планирование, учёт и контроль, поэтому и первые навыки этой службы лучше всего начать получать на канцелярской работе. Сэр де Баскервиль уже возглавлял агентурную разведку, это именно его стараниями перед крестоносцами открылись ворота Антепа и Манбиджа. Кроме того, он давно координировал действия штаба крестоносцев (читай капитула Ордена Героев) с Тамплиерами и Госпитальерами.
Ну, и в-третьих, граф Эдессы уже просто не мог оставаться прежним бароном де Во. Теперь он стал важной политической фигурой. Важной не только на Ближнем Востоке, но и в европейской политике. Хоть Эдесское графство и не имело выходов к морю, по его территории проходили очень важные караванные пути: из Средней Азии (то есть Персии и Индии) в Византию и с Кавказа на Ближний Восток. При этом графство отрезало Айюбидов[89] от их исторической родины, разделяло сельджуков Конийского[90] султаната с родственниками в Аббасидском халифате[91], а киликийских армян, с кавказскими. Важное графство, очень важное, такое кому попало не доверишь. Оно ведь может разделять и отрезать, а может связывать и объединять.
К тому-же, Ричард был единственным в этом мире человеком, который знал, что именно графство Эдессы менее чем через двадцать лет встретит нашествие орды Чингисхана. Первым, среди христианских государств, если, конечно, Хорезмшаху и в этот раз не удастся отбиться от кочевых язычников. Графу Эдессы, барону де Во, к тому времени едва исполнится пятьдесят лет, и если даст ему Господь, то он будет находится не только в силах физических, но и совершенствует свой выдающийся разум приходящей с возрастом мудростью. Впрочем, до Чингисхана было ещё далеко и было время потренироваться на более лёгкой добыче. В напутствие своему сподвижнику, Ричард выдал анализ обстановки в регионе, чем немало озадачил своего верного вассала. Тому следовало добиться максимально тёплых отношений с Хорезмшахом, даже если все остальные на это озлобятся. Единственное условие, которое он поставил как непреодолимое – ни с кем нельзя начинать вражду первым, даже если это будет выгодно с военной точки зрения, а вот отвечать на агрессию следует сторицей – два глаза за глаз, два зуба за зуб и так далее. Неважно кому – византийцам, армянам, или сельджукам. Кто первым сунется – того и бить.
В Антиохии Ричарда ждали письма. Матушка упрекала, что он не посоветовался с ней, устраивая свадьбу ЕЁ дочери, но в целом это было обычным бабьим нытьём. Партию Раймунда Тулузского для Джоанны Английской, Алиенора Аквитанская признала удачной, но намекнула, что получилось это у её героического, но малоопытного в таких серьёзных делах сына, совершенно случайно и призывала его в будущем согласовывать такие важные вопросы с по-настоящему мудрым человеком, то есть с ней.
Ссориться с матерью в планы английского короля не входило, поэтому он ей с чистым сердцем отписал, что следующую свадьбу Джоанны она точно (вот тебе королевское моё слово) будет устраивать самостоятельно, а пока извини, проклятая война и неугомонные сарацины совершенно не оставляют ему времени всё хорошенько обдумать, поэтому он и пошёл на поводу у влюбившейся в Раймунда Джоанны и очень, кстати, рад, что эта любовь не вызвала у любимой матушки гнева. Теперь то уже несомненно – сестре эту любовь ниспослал сам Господь. Жаль, что Господь ничего такого не ниспослал мятежному подлецу Джону, которому даже свою безмерную подлость удалось превзойти непревзойдённым идиотизмом, поэтому дурака скорее всего просто убьют. Жаль, конечно, но что уж тут поделаешь… Крепись, мать, все мы смертны. Люблю, целую.
Второе распечатанное письмо пришло из Памплоны, от Великого Магистра Тамплиеров, исполнявшего очень деликатную миссию. Робер де Сабле каким-то образом ухитрялся быть в курсе всех дел, в том числе и помолвки Джоанны с Раймундом, а потому счёл возможным попытаться сыграть на опережение. Ведь теперь, даже при несостоявшемся браке Ричарда и Беренгарии, вырисовывался весьма взаимовыгодный тройственный союз: Наварра, Окситания и Аквитания против Арагонского королевства и Барселонского графства. Конечно, пока сам Ричард и младший Раймунд геройствуют на Святой земле, военные действия на Иберийском полуострове затевать не стоит, но подумать то ведь о них никто не мешает уже сейчас. А несостоявшийся тесть, впрочем, как и шурин, у английского короля были очень толковыми феодалами. Письмо своей дочери и сестры они к тому времени уже получили, и передавали надежду, что из-за бабьей придури не сорвётся такой исторически важный союз. А уж покрепче скрепить его можно будет и позже – детьми, или внуками. В приписке де Сабле сообщал, что немедленно отбывает на Мальту, поэтому ответ следует адресовать непосредственно королю Наварры.
Ричард очень тепло приветствовал бывшего тестя и шурина, подтвердил заключенный союз, несмотря на непредвиденные обстоятельства, но посетовал, что года два-три будет занят Востоком, поэтому посоветовал союзником без нужды ситуацию не накалять. Вот когда он вернётся – тогда да! Он лично погонит арагонскую и кастильскую сволочь зубами подгрызать каменные башни мусульманских крепостей, а пока нам нужен мир на Пиренеях, Иерусалим для христиан и накопление богатств у подлых арагонцев и кастильцев. Богатого ведь грабить гораздо полезнее, чем бедного, о чём повествует новая наука экономика, альманах которой вскоре будет отпечатан в Антиохии, а вам пошлют его подарочные экземпляры. И вообще – это очень хорошо, что настоящие мужчины до сих пор понимают друг друга, несмотря на все бабьи психи, осознанные, или не очень.
Сенешаль короля Франков сообщал, что с земель переданного в откуп Жизора собирается гораздо меньше, чем рассчитывали, а поэтому просит доплатить.
Ричард уже собрался приложить уголок письма к свече, чтобы не тратить время на ответ, но наткнулся на непонимающий взгляд замначальника штаба. Тот всё уже прочитал. Почту вскрывали и читали сначала в штабе, это был самый примитивный способ избежать отравлений, а утечки информации английский король не опасался. Такой информацией, которой он обладал, пусть даже обзорно, не стоит рисковать ни ради какого из писем, даже если оно от матери. Сэр Гийом де Баскервиль, несомненно, уже прочитавший всю корреспонденцию английского короля, невольно поморщился, увидев, что письмо сенешаля Франков предаётся огню.
– Вы увидели в этом письме что-то важное, милорд[92]?
– Им очень нужны деньги, Сир.
– Это я и без вас понял, милорд. Деньги всем нужны.
– Вы правы, Сир. Только Франкам сейчас нужны деньги, чтобы воевать с Империей, что, как мне кажется, отвечает вашим долгосрочным интересам.
– Очень интересно, – задумчиво кивнул Ричард. – То есть, вы предлагаете денег им дать?
– Деньги – это сейчас единственное, в чём у вас нет нужды, Сир. Зато у вас нет ни одного союзника в Европе.
– И вы предлагаете мне заключить союз с подлейшим из королей?
– Я предлагаю вам его нанять, точно так же, как вы наняли русов. Не так явно, конечно, но с теми же целями. Иначе вам придётся не только тратиться на войну в Европе, но и воевать самому, за свои же деньги, Сир.
– Воевать нам придётся и так, и эдак, милорд.
– Конечно, Сир. Но ведь будет совсем неплохо, если перед этим ваши враги друг друга значительно ослабят. К тому-же, сейчас, пока война между Франками и Империей ещё не началась, можно заплатить Филиппу-Августу не настраивая против себя имперцев. К примеру, выкупить Артура, графа Ричмонда[93] и его мать, герцогиню Бретани.
– Идея недурна, – лицо у Ричарда просветлело. – Как вы думаете, милорд, куда в первую очередь полезет король Франков?
– В графство Бургундия, Сир.
– Почему не в Брабант?
– Герцог Генрих держит нейтралитет, который скорее в пользу Франков, чем Империи, к тому-же, Брабант гораздо беднее, Сир.
– Идея недурна, – повторился английский король. – Только кому бы поручить её воплощение в жизнь. Хорошие идеи часто губят плохие исполнители…
– Папе, Сир. У него много ушлых кардиналов и большой интерес в обуздании претензий имперцев на Южную Италию.
– Папа изрядно раскошелился на продолжение крестового похода всего полгода назад.
– Тем более, Сир. Он должен обрадоваться, поняв, что успешно вложился в ваше предприятие и теперь вы не только не попросите ещё, но и уже готовы ответно поддержать Святой престол. Святая церковь и так это знает, шпионов у неё здесь хватает, а считать они умеют.
«Мдаа, выросло племя молодое и циничное, уже папских легатов шпионами называют. Как жаль, что де Сабле уже не удастся завернуть в Рим, он бы этого дела точно не испортил… Хотя, что тут можно испортить? Попросить Папу о посредничестве в освобождении наследного герцога Бретани может любой, даже не вникая в суть вопроса. А оплата всё равно будет производиться уже по факту».
– Кто сейчас главный у венецианцев?
– Сеньор Пьетро Дзиани, Сир.
– Он в Яффе?
– Он командующий флотом, но в Яффе заходит регулярно.
Лагерь крестоносцев под Яффе по своим размерам давно перерос сам город, а по экономическому значению превзошёл, наверное, все города мира, возможно, за исключением некоторых портов в таинственных и далёких Индии и Китае. Возможно. А возможно и нет. Лагерь при Яффе сейчас являлся настоящим трансконтинентальным торговым хабом, чей месячный оборот превышал годовые доходы феода приличных размеров, того же Брабантского герцогства, например.
– Вызовите его в Триполи, милорд. Если он сгодится на роль посланника – так тому и быть, а если нет – то организует доставку посольства в Рим графа Триполи. Хотя, конечно, отвлекать де Дампьера мне бы сейчас очень не хотелось.
– Сеньор Дзиани сгодится, Сир. Венецианцам тоже не по нраву нашествие имперцев в их владения.
– С каких это пор Папская область и Южная Италия считаются владениями Венеции?
– Я так не считаю, Сир, но у венецианцев свой взгляд на итальянскую политику. Они буквально одержимы идеей восстановления Великого Рима времён республики и считают имперцев всё теми же варварами, как во времена Аллариха, или Одоакра. В этом они заблуждаются, но не в наших интересах рассеивать их заблуждения. Искренне заблуждающиеся люди всегда уверены, что действуют в своих собственных интересах.
– Неплохо сказано, милорд. Даже не знаю, у кого вы набрались такого политического цинизма, но пока ваши советы выглядят очень толковыми. Пока. А вообще-то это всё никуда не годится.
– Что вы имеете ввиду, Сир?
– Саму систему, милорд. У нас отлично налажена войсковая разведка, очень неплохая разведка агентурная, но у нас совсем нет политической разведки, которую должны проводить дипломаты. Да, что там, говорить… – Ричард слегка раздражённо перекинул Сэру Баскервилю так и не сожжённое письмо. – У нас даже дипломатов то и то нет, а они должны быть. Должны быть при каждом значимом дворе, должны иметь собственную курьерскую службу и средства шифрования донесений, чтобы их не смогли читать враги. В этот раз мы уж как-нибудь выкрутимся, но о будущем следует задуматься прямо сейчас. Вы успели испытать новые копья, милорд?
Мануфактуру по производству копий путём склейки ясеневых реек, с последующей их обработкой на примитивном токарном станке, Ричард заложил ещё три месяца назад.
– Только в руках покрутил, Сир. Но уверенно могу вас заверить, что новое копьё гораздо лучше. Оно получается как минимум на четверть легче старого, а значит можно сделать его длиннее.
– Тоже на четверть?
– Настолько не понадобится, Сир. Хватит и пары футов в запасе длины, пусть лучше их вес останется меньшим.
– Это ваше мнение, милорд?
– Моё, Сир, но оно основано на рекомендациях графа Триполи и князя Антиохии. Которые уверены, что такого преимущества нам хватит в любом бою. С дальнейшим увеличение длины копья на каждый дюйм, значительно повышается массивность противовеса. Если наши копья будет длиннее на два с половиной фута, их вес сравнится с вражескими, а если на три, то уже превзойдёт их. Это называется рычаг, сир, на четверть длины нужен будет вчетверо больший противовес…
– Я знаю, что такое рычаг, Сэр Гийом – усмехнулся Ричард. – И сколько копий уже произвели?
– Три сотни, Сир, но их все забрали граф Триполи и князь Антиохии. Половину уже сломали, – вроде и нейтрально, но со скрытой обидой доложил сеньор де Антеп.
– Сколько будет готово к концу сентября?
– Обещают по три десятка в день, Сир, но я этих мерзавцев контролировать не в состоянии. Они всё время придумывают какие-то отговорки. Чтобы их проверить – мне самому нужно склеить несколько копий.
– Смешно – улыбнулся Ричард. – У меня, кстати, до сих пор нет шута, а ведь это де-факто второе лицо в государстве. Не хотите себя попробовать?
– Нет, Сир, – надул губу сеньор де Антеп.
– Тогда слушай сюда, сынок. Слушай и запоминай, ибо повторяться для тебя я больше не буду, – голос Ричарда, хоть и не громкий, звучал реальным львиным рыком. – Ты не должен клеить копья, чтобы проконтролировать лживых мерзавцев, как и я не буду их клеить, чтобы убедиться, что ты правильно своих мерзавцев контролируешь. Ты должен создать систему, в которой мерзавец контролирует мерзавца, а ты получаешь все сведения от них относительно недорого. Да, за это придётся платить нашим мерзавцам, чтобы они доминировали над ихними. Да, это урон вашей рыцарской чести, милорд, натравливать одних подонков на других, но с другой стороны – это ведь ваша прямая обязанность – охранять честь своего сюзерена. Если вы этого не сделаете, мне придётся заняться этим лично, Сэр Гийом, чтобы ваша честь не пострадала, – английский король погладил навершие своего меча. – А вам придётся меня обвинить в бесчестии и принять мой вызов. В этом случае, я забью вас булавой. Даже не надейтесь скрестить со мной меч, я вас дубиной заплющу в эту вашу скорлупу доспеха до размера небольшого сундука, чтобы возить всё время с собой, как артефакт, для усомнившихся в моей чести. Ты меня понял, мальчик?
– Понял, Сир!
– Тогда не смеши меня больше рассуждениями о чести, малыш, будто ты в них понимаешь лучше меня. Твоя честь – это верность, Гийом. Задачу я тебе уже объяснил – контроль над принадлежащими мерзавцам мануфактурами обеспечить исключительно силами подонков. Хороших людей на это паскудство отвлекать категорически запрещаю! Вы меня услышали, милорд да Антеп?
– Да, Сир! Виноват, дурак!
Глава 9
В середине июня, когда в Яффе начали прибывать первые центурии новых легионов, парочка венецианских галер привезла Ричарду сразу двух племянников, сыновей его сестры Матильды и Генриха Льва: двадцатилетнего Генриха и восемнадцатилетнего Оттона. Всё-таки королю Англии следовало сказать большое спасибо отцу и матери за родственников, ведь за исключением принца Джона, прозванного в другой истории Безземельным, хоть вернее было бы прозвать его Безмозглым, остальное потомство зачинателей династии Плантагенетов получилось довольно удачным. Тот же Оттон, к примеру, стал Императором Священной Римской Империи, а его брат графом Брауншвейга и пфальцграфом Рейнским. Вернее, пока ещё никем не стали, но станут обязательно, парни они бравые.
Лагерь крестоносцев у Яффе поразил воображение средневековых рыцарей даже не столько размерами, хотя он значительно разросся за последние десять месяцев и размерами превышал сам город в четыре раза. В новом порту все причалы были заняты стоящими под разгрузкой, или погрузкой судами, а на рейде своей очереди ожидали сотни разнообразных посудин под всеми известными и многими неизвестными братьям флагами. Слухи о творящемся на Святой земле, разумеется, до Европы доходили. Всё-таки Яффе стал первым трансконтинентальным торговым хабом, его месячный оборот превышал сорок тысяч марок серебра, из которых как минимум четверть являлась доходом местных торговцев. И хотя налоги, установленные Ричардом, откусывали половину прибыли в королевскую казну, недовольных этим фактом не было. Вернее, были, конечно, но своё неудовольствие они предпочитали скрывать, ведь желающих занять их хлебное место было более чем достаточно.
Больше братьев поразили люди. Новый порт Яффе буквально кишел людьми, и все они были в штанах, поэтому прибывшие из Европы новички сразу бросались в глаза. Естественно, привлекая при этом внимание различных местных проходимцев, предлагающих коней, оружие, доспехи, девочек, различные амулеты и даже настоящие кусочки Древа Животворящего Креста.
– Мы здесь как белые вороны, – оценил ситуацию Генрих. – Нам нужно срочно переодеться по местной моде.
В Венеции, где они фрахтовали галеры для своих отрядов, оказалось, что морской транспорт ныне в большом дефиците, поэтому коней пришлось продать, цена их перевозки выходила за грань разумного. К тому-же их уверили, что в Святой земле коней хватает, поэтому Оттон предполагал начать с их покупки. Негоже рыцарю передвигаться пешком, это было куда большим уроном чести, чем одежда не по моде. Однако возразить старшему, младший брат не успел. На причал, где разгружались их галеры прибыл рыцарь в тамплиерском плаще и новомодных штанах.
– Я дежурный офицер пограничной службы, Сэр Пьер де Клемансье, милорды. Позвольте осведомиться о цели вашего прибытия.
– Мы прибыли взять Иерусалим! – горделиво задрал подбородок Оттон.
– Не гневайтесь, милорд, у меня служба. Назовите мне свои имена, я должен заполнить формуляры.
К удивлению Генриха, новость о том, что перед ним стоят два родных племянника Ричарда Львиное Сердце, на тамплиера впечатления не произвела. Он неторопливо заполнил свои формуляры, отправил их с посыльным в штаб, о чём-то по-итальянски попенял капитанам галер, наконец повернулся к братьям.
– Для меня большая честь оказаться вам полезным, милорды. Если общение со мной не причинит урона репутации ваших милостей – готов ответить на все ваши вопросы, моё дежурство как раз закончилось.
Голос тамплиера звучал спокойно, а на лице не отразилось ни тени улыбки, но некоторое снисхождение в его словах Генрих почувствовал. Не обидное снисхождение. Скорее заботливое. Тамплиер, несомненно, считал их сосунками, но сосунками своими. Младшими родичами, которым он обязан помогать, как старший и более опытный.
– У нас очень много вопросов, Сэр, и мы почтём за честь, если вы на них ответите. – Генрих взглядом осадил младшего брата и продолжил. – С чего бы вы начали на нашем месте? Брат вот предлагает сначала купить коней, а я переодеться по местной моде.
– Я бы на вашем месте сначала пообедал, милорды. Наверняка эти венецианцы не кормили вас как следует всё время пути, а вместо вина подавали натуральный уксус.
– Именно так, Сэр. Хоть с нас и содрали денег, будто эти галеры сделаны из золота, их вино ничего кроме изжоги не вызывало. Мы с братом с удовольствием отобедаем в вашей компании, ведите.
К удивлению братьев, тамплиер привёл их к ближайшему трактиру, стоящему возле рыбацких причалов, правда внутрь заходить не стал, вызвал хозяина и распорядился установить небольшой шатёр на пригорке, с видом на гавань.
– Не люблю греков, но стоит признать, что в средиземноморской кухне они настоящие мастера. Даже нам, итальянцам, наследникам Великого Рима, до их мастерства далеко. И вино у них самое лучшее, – отхлебнул тамплиер, разделавшись с жареным на гриле омаром. – Сейчас подадут ягнёнка, самое время перейти к вашим вопросам, милорды.
– Здесь всё так необычно, что число вопросов только растёт. А вино и правда хорошее. Как называется это заведение?
– Ресторан, милорд. От латинского restauro, что означает восстанавливать. Конкретно этот – греческий ресторан в Новом порту. В ресторанах обслуживается только благородная публика, а в этом любит подкрепиться сам Львиное Сердце, когда посещает Яффе.
– Король посещает это заведение? – изумился Оттон.
– Не только это, милорд. В большом Яффе, как мы сейчас называем наш лагерь, уже шесть ресторанов и король посещает их все, хоть этот и чаще остальных. Ведь это именно он их и повелел создать, чтобы у каждого благородного человека была возможность разнообразить свою кухню даже в походе. У нас два греческих ресторана, итальянский, аквитанский, персидский и арабский. Хотя, в последние два я не хожу, в них не подают вина.
– А кто же в них тогда ходит? – ухмыльнулся Генрих.
– В основном пленные сарацины, милорд, но и среди наших желающих хватает. Многие планируют осесть после войны здесь, вот и осваиваются. Язык изучают, традиции.
– Девок… – расплылся в мечтательной улыбке Оттон.
– Нет, милорд. – Тамплиер посмотрел на него как на несмышлёного ребёнка. – В ресторане можно только покушать и выпить благородным господам. Девки, игры и прочие непотребства здесь категорически запрещены. Сюда ведь приходит сам король. Считайте эти рестораны способом сэкономить на поварах, теперь мы вроде как содержим их в складчину, а на всех это не так уж и дорого, зато качество получаем королевское, причём в любое время дня и ночи.
– А отравить не могут? – попробовал поискать слабое место Генрих.
– Могут, милорд. Только отравить ведь могут и через личную кухню, так даже проще. Сами посудите, полчаса назад мы ведь и сами не знали, что будем именно здесь обедать. Чтобы отравить конкретно вас, злодеям пришлось бы ждать сразу в шести ресторанах. Согласитесь, что это хоть и не невозможно, но гораздо труднее, чем подкупить кого-нибудь из вашей прислуги. К тому-же, контрразведка эти моменты безусловно учитывает, все рестораны под её строжайшим контролем. А вот и наш ягнёнок…
Реставрировав свои силы после корабельной баланды, братья прониклись к тамплиеру определённой долей благодарности, а значит и доверием.
– Благодарим вас, Сэр, – подвёл Генрих итог совместной трапезы. – Обед получился восхитительным, а ваша информация оказалась очень полезной. Куда бы вы на нашем месте двинулись дальше?
– В штаб, милорды. Я уже отправил туда ваши формуляры, вас там уже ждут.
– Что такое штаб, Сэр Рыцарь? – заинтересовался Оттон. – Прилично ли нам будет явиться туда пешком? Может нам следует сначала купить коней?
– Коней вам выделят из конюшни короля, таких вы всё равно не купите, ведь на продажу выставляют худших. Касательно новой моды всё решим по дороге к штабу, тут на границе нового порта и четвёртого форта вся наша мода и расположена, за полчаса экипируетесь.
Действительно, на всё про всё у братьев ушло едва полчаса. Штаны и берцы в наличии имелись всех размеров, плюс нижнее бельё, плюс носки, всё с большим запасом, обошлись братьям всего в три шиллинга, это притом, что парадные шоссы Оттона, с выдающимся в размерах гульфиком, призванного приводить в трепет всех дам, но на две трети наполненный лоскутами всякого тряпья, обошлись младшему в пять. При этом, продавец моды посоветовал никак эти штаны с берцами не украшать, а наоборот – придать им вид только что вышедших из боя: прорубить в нескольких местах и на скорую руку заштопать, но на такой авангард братья единогласно не согласились, свои удары они честно намеревались получить в бою, а уже после того и штопать. Подделка показалась им штукой подлой, несовместимой с рыцарской честью. Продавец моды карикатурно почтительно поклонился, всем своим видом выражая, что повидал ещё и не таких дураков, но за наглость тут же получил пинок в задницу от тамплиера.
– Если вам не жалко десяти шиллингов, можете его зарубить, милорды. Мне за эту дрянь жалко и десяти пенсов.
Мудрый тамплиер попался им в проводники, повезло. Пнули дурака-модиста ещё по разу для науки и отправились в штаб.
Штаб размещался в деревянной цитадели, некогда отстроенной бароном де Во на месте королевской резиденции, где она располагалась в момент битве при Яффе. Плац перед штабом увеличился вдвое, триумфальная арка Генриха Шампанского была полностью достроена и сейчас над ней трудились камнерезы, увековечивая сей подвиг в барельефы, а Виа Триумфа, начинающаяся прямо от штаба и проходящая под аркой в направлении на Иерусалим, обзавелась покрытием из камня.
Дежурным по штабу, как он представился, оказался сорокалетний нормандский рыцарь с протезом вместо правой ноги.
– Жослен Дешир, сеньор де Аль-Меруд, – представился хмурый нормандец. – Я сейчас командую всеми силами крестоносцев в лагере. Кто вы – я уже знаю. Коней вам и вашей свите выделить я распорядился. Король сейчас в Триполи, можете пойти туда конными, а можете взять шебеку. В любом случае, вам для эскорта остаются по два пажа и одному оруженосцу, остальные ваши свитские поступают в моё распоряжение. Но вы не волнуйтесь, все пути в Триполи под нашим полным контролем, водить с собой большую охрану по безопасной территории – это претензия на свою исключительную значимость. Каждый такой случай будет рассматриваться в королевском суде.
– В связи с чем введены такие ограничения? – нейтральным голосом поинтересовался Генрих, не давая времени вскипеть младшему брату.
– После попытки графа Яффе и Аскалона, Ги де Лузиньяна, устроить свару с сеньором де Сидон, король запретил собирать крупные отряды, не подчинённые штабу.
– И что, все с этим согласились? – изумился Оттон. Очень уж это не вязалось с его понятиями о чести феодала.
– Согласились, милорд. Король повелел все незаконные вооружённые формирования считать разбойничьими бандами и уничтожать их поголовно. Проверить решимость короля-льва на своей шкуре дураков пока не нашлось.
– Мы тоже не дураки, милорд, – заверил Генрих дежурного по штабу. – Но всё же хотелось бы знать – что будет с нашими людьми.
– Распределю их по рейдовым отрядам, чтобы набирались опыта. У нас здесь совсем не такая война, к которой вы привыкли, поэтому учиться им придётся заново. Но я обещаю, что подберу вашим людям лучших командиров. Итак, милорды, что вы выбираете – шебеку, или коней?
– Коней, милорд. Качаться в море нам изрядно надоело.
Глава 10
Прибытие племянников, Ричарда изрядно обрадовало. На фоне уже накопленной мощи, военной силы у мальчиков было тьфу и растереть, но в плане большой европейской политической игры, они пришлись очень кстати. Их отец, Генрих Лев из рода Вельфов, был и пока остаётся последовательным врагом сначала Фридриха Барбароссы, а после и его сына, нынешнего Императора Генриха VI Гогенштауфена. Тут даже никаких заявлений делать не требовалось, все заинтересованные стороны сами придумают интригу, сами в неё уверуют и сами начнут с этой тенью бороться. Мальчикам же хотелось только славы, которой у английского короля были запланированы изрядные поступления. Можно даже сказать, что в ближайший год их ожидали целые потоки славы, так почему бы и не омыть в ней родных племянников…
– Сир, почему вы не отдадите приказ взять Иерусалим? Ведь сил на это уже очевидно хватает.
– Очевидно ему, – усмехнулся Ричард, срезая пафос Оттона. – Ох, молодёжь, молодёжь, всё-то вам уже очевидно. А вот скажи, племянник, если бы ты, прибыв в Яффе, узнал, что Иерусалим уже взяли без тебя, сильно бы этому обрадовался? Только не ври, мне ты всё равно соврать не сможешь.
– Сир, соврать вам, значит навек запятнать свою честь. Я и не думал…
– Зови меня дядя, мальчик мой. Единственный родственник, который называл меня Сир – это мой подлый мятежный брат. Его предательство обесценило это обращение среди родственников до полного нуля. Как только слышу Сир – так и ожидаю измены. Итак, не ври мне. Ты бы обрадовался?
– Обрадовался бы, дядя, но… Лучше бы, конечно, в этом самому поучаствовать.
– Правильно говоришь. Теперь представь, что есть люди, которые это чувствуют не как ты, только что прибывший, а они уже четыре года своими руками готовят эту победу. Да, сила у меня сейчас есть, подметил ты верно, но эта сила у меня есть благодаря их стараниям, стараниям людей, которые сейчас находятся в отъезде по моим поручениям. Христианский мир уже шесть лет живёт без Иерусалима, поживёт ещё сколько нужно. Кроме того – вы слышали пророчество святого отшельника[94] незадолго до битвы при Яффе?
– Слышали, дядя, – ответили братья нестройным хором.
– Значит, знаете, что время ещё не пришло. Пока предлагаю вам послужить в своей свите. Храбрых воинов у меня много, а толковых администраторов очень мало.
– Мы приехали драться, дядя, – расправил плечи Генрих.
– Вы приехали в правильное место. – Ричард одарил племянника ироничным взглядом. – Здесь мы всё время дерёмся и все мои свитские уже напоили свои клинки кровью, даже пажи. Подраться вам доведётся в любом случае, а я хочу понять – способны ли вы на большее? Способны ли думать? Войны ведь в итоге выигрываются умом, а не храбростью. Храбростью можно выиграть битву, даже все битвы можно выиграть[95], но при этом проиграть войну…
В конце июня английскому королю удалось провести учения Первому Иерусалимскому Легиону, который формировался в северной Италии, в основном, из подданных Императора Генриха VI, поэтому неофициальное название у него было германский. Не сказать, чтобы Ричард остался доволен, хоть он и понимал, что настоящий легион, такой, какие имели под своим командованием Цезарь, или Траян, за такое время сделать невозможно, но всегда ведь хочется большего.
Германцы сносно маневрировали центуриями и когортами, во всяком случае на учениях, могли строиться черепахой, а главное, способны были в полной экипировке совершить марш-бросок на семь лиг[96]. Не Бог весть что, если верить мемуарам древних, в былые времена легионы проходили вдвое большие расстояния, но, во-первых, в былые времена всё было лучше, чем сейчас, особенно люди, а во-вторых – лиха беда начало. От Латруна до Иерусалима было вдвое ближе, а после и эти увальни станут порасторопнее. Те, кто выживет, конечно, ибо беречь эту наёмную сволоту Ричард не собирался. Пусть из них выживет каждый третий, или даже четвёртый, но зато они станут крепким скелетом для настоящего легиона, а мясо… Мясо нарастёт.
Естественно, новые легионы были экипированы несколько иначе, чем в античные времена. Неизменными атрибутами остались только скутум[97] и гладий[98], вместо лорик[99] у легионеров были кольчуги двойного плетения с зерцалом на груди и наплечниками, шлемы напоминали каски Второй мировой войны из другой истории, разве что с кольчужными бармицами, прикрывающими шею с боков и сзади, берцами вместо калиг[100] и арбалетами, вместо пилумов[101]. Ни копий (пик), ни алебард (бердышей), которые помогли бы пехоте отбиться от кавалерийской атаки, Ричард в вооружение легионов не ввёл. Здесь и сейчас это было просто лишним грузом. При наличии такого перевеса в кавалерии, не только тяжёлой рыцарской, но и лёгкой русской, прямое столкновение легиона на марше с сарацинскими всадниками было практически исключено, гораздо важнее было добиться максимальной мобильности пехотных подразделений. Дальше будет видно, а пока хватит и этого.
– Итак, милорды, вашими молитвами, Нил скоро покинет свои берега и на два месяца отрежет Дамиетту[102] от подкреплений, – милорды заулыбались, даже Ле Брюн, князь Антиохии и командующий флотом, изобразил соответствующую гримасу. Нил разливался без всяких молитв, каждый год, в одно и то же время, без всяких молитв. – И если наши «водоплавающие» не опозорятся, – Ричард кивнул в сторону Ле Брюна. – То в военном плане взятие города особой трудности для нас не представит. Султанский гарнизон там около тысячи, ополченцев соберут тысяч пять, но боевой дух их крайне низок. Учтите, что Дамиетту нам всё равно брать придётся – это ворота в Египет, а удобные для этого случаи, вашими ленивыми молитвами, возникают всего один раз в год. Не возьмём её сейчас – значит ещё на один год отложим свою победу. Князь? – передал слово Гуго де Лузиньяну Львиное Сердце.
В качестве князя Антиохии, Гуго де Лузиньян не считался вассалом Ричарда, как, впрочем, и все остальные участники этого военного совета. Де-юре не считался, но де-факто им являлся. Все присутствующие отлично понимали – кто вскоре станет Иерусалимским королём и их сюзереном. И Ле Брюна это более чем устраивало. В качестве сеньора де Лузиньян и графа де Ла Марш, он был вассалом Ричарда, как герцога Нормандии, а в княжестве Антиохии, как… Как? Не важно, как это называется. Английский король в глазах князя Гуго был ожившим античным героем. Даже не важно – Ахиллесом, Геркулесом, или даже тем самым Тором, победившим своим легендарным молотом эпических Великанов. На такие подробности Гуго плевать хотел, ведь и сам он уже уподобился, благо… К тому-же, он теперь был главнокомандующим крестоносного флота.
– Флот не подведёт, Сир!
Гуго де Лузиньян был в своих словах абсолютно уверен. Под его руководством, в его Лаодикее строились десантные корабли специальной конструкции, с очень малой осадкой и отвратительной мореходностью, они изначально оснащались штурмовой лестницей и вмещали центурию легионеров. По данным разведки, на таких кораблях можно будет подойти вплотную к стенам крепости сразу с трёх сторон. Наибольшей опасностью для них был шторм, но в конце июля сильный шторм маловероятен, а балла четыре они выдержать должны, тем более что идти от Газы до Дамиетты при попутном ветре всего часов десять. Хватало и боевых галер.
– Хорошо, князь. Не хотелось бы к этой добыче подпускать венецианских гиен. Они, конечно, пока наши союзники, но всё-таки столько содрать с меня за снаряжение крестоносных легионов… Эта их алчность уже на самой границе между тупой жадностью и умышленным вредительством. Как только получим с них остатки оплаченного вооружения, начнём прижимать их торговлишку налогами.
– Давно пора, Сир, – став князем Антиохии, Ле Брюн лично убедился, что больших мошенников, чем венецианцы, в мире сыскать невозможно. – Можно будет подгадать момент и арестовать половину их флота.
– Подгадать то можно, – усмехнулся Ричард. – Только ведь это будет объявлением войны.
– Арестуем их за контрабанду, тут мы в своём праве. А если они нам за это войну объявят, то наведаемся в их нелепую республику и сполна спросим за вредительство.
– Хороший план, князь, но несколько преждевременный. К тому-же, в списке вредителей венецианцы далеко не первые. Вернёмся к насущным вопросам. Флот гарантирует нам успешную доставку десанта и блокаду Дамиетты, нам остаётся её только взять. Германский легион условно готов решить поставленную задачу, вот его в деле и попробуем. Кроме легиона и флота в деле участвуют Тамплиеры. У вас всё готово, Сэр де Эрайль?
Жильбер де Эрайль, замещающий Великого Магистра Ордена, почтительно склонил голову, изобразив поклон не вставая.
– Всё готово, Сир. Я лично пойду.
– Лично вы останетесь присматривать за вашим-нашим хлопотным хозяйством, Сэр. В Дамиетту пойду лично я. Милорд Ги де Дампьер, граф Триполи…
– Слушаю, Сир.
– Вы остаётесь командующим армией. Особое внимание уделить подготовке легионов, в октябре им предстоит штурмовать Иерусалим. Кроме того, в моё отсутствие вы будете принимать послов, если такие заявятся и вершить суд, если он потребуется. Милорд Рауль, граф де Алеппо.
– Слушаю, Сир.
– Сил у вас не так много, зато они мобильные. Ваша задача создать как больше шума к югу от Алеппо. Блокируйте Идлиб, Хомс и Хаму и постарайтесь пошуметь около Дамаска. Милорд де Сидон.
– Моя задача пошуметь около Ракки, Сир, – уверенно произнёс Спящий Леопард.
– Это настолько очевидно?
– Более чем, Сир. Раз Иерусалим планируется вами на октябрь, значит нам за это время нужно раздёргать его гарнизон по разным горячим точкам. Иначе кровью умоемся, неверных там сейчас тысяч двадцать. Ракка, как цель, в данном случае, очевидна. У меня вопрос, если позволите.
– Это военный совет, милорд. Если у вас есть вопрос – вы обязаны его задать.
– Вы хотите, чтобы я взял Ракку, или просто попугал и пограбил?
– Второе, милорд. Взятие Ракки излишне растянет нам коммуникации.
– Так я и думал, Сир. Чтобы развивать наступление на восток, нам сначала нужно построить флот на Тигре и Ефрате. Поэтому все наличные силы мне не нужны, Ракку я ограблю и с одной тысячей, вторую готов передать графу Алеппо. Взятие Идлиба, Хомса, или Хаммы наши коммуникации не растянет. Кроме того, я рекомендую вам спешить сотню лучших лучников и взять с собой в Дамиетту. Я отберу вам настоящих виртуозов, они с коня, галопом, попадают в чучело футов за семьсот-восемьсот. Со стен всех бездоспешных снимут и за тысячу.
– Изрядно, – одобрительно кивнул Ричард. – На таком расстоянии арбалеты работают только по площадям. Ваше предложение принимается с искренней благодарностью, сотня таких стрелков нам точно лишней не будет, как и графу Алеппо лишняя тысяча латных всадников. А как вам русы вообще, милорд? Что они за люди?
– Люди среди них разные, Сир, есть и благородные, кого я бы хоть сегодня в рыцари посвятил, есть и обычные крысы, что просто пограбить пришли, но воевать они умеют. Им бы короля приличного, а не то безумие, что у них сейчас творится, из этих русов вышел бы толк, а сейчас у них там больше полусотни герцогов[103], и все они друг с другом воюют. У нас, в Шотландии такая дикость закончилась лет двести назад.
– Какую из тысяч вы готовы передать графу Алеппо?
– Боярина Никиты, Сир.
– Очень интересно, – задумчиво произнёс Ричард. – Судя по вашим докладам – это лучшая тысяча.
– Лучшая, Сир. Если бы вы мне приказали взять Ракку, я бы с ней ни за что не расстался, но вы поставили задачу только пограбить, а для этого мне и тысячи псоглавцев хватит.
Глава 11
Псоглавцами прозвали тысячу Рудного воеводы сарацины. Оказавшись в слишком жарком климате, где накалившийся на солнце шлем оставляет на лбу серьёзные ожоги, а ткань для тюрбанов стоит серебра, которое вместо этого можно пропить, псоглавцы перестреляли всех окрестных шакалов, а из их шкур сделали себе на шлемы покрытие, с обязательной оскаленной пастью сверху.
Худшей эта тысяча была лишь потому, что Спящий Леопард изначально готовил из неё не единое воинское подразделение, а хищную стаю мелких отрядов, целью которых был грабёж караванов и бедуинских стойбищ. С этим они справлялись великолепно. Теперь серебра у них было в достатке, псоглавцы были самыми желанными клиентами для всех торгашей на Святой земле, ибо считали, что воину нельзя начинать копить богатств – это плохая примета и самый короткий путь в могилу, однако свои ставшие уже легендарными пёсьи морды со своих шлемов так и не сняли. Отморозки, одним словом.
В большую тысячу боярина Никиты, Леопард определил тех, кто, по его мнению, имел жизненной целью не просто весело пожить, но и чего-нибудь в итоге добиться. Не важно, чего именно: отпущения грехов за взятие Иерусалима, или собственные лены; но их мотивация была более близкой крестоносцам из Европы.
– Что скажете, граф Рауль?
– Сеньор де Сидон сделал мне королевский подарок, Сир. Даже не знаю, чем я смогу отдариться.
– Это вообще-то мой отряд, – усмехнулся Ричард. – Но вы правы, без нашего славного Леопарда, эта орда немногого бы стоила. Поэтому должны вы мне, а уже я ему.
– Сир, – лицо сеньора де Сидон не выражало никаких эмоций, словно король говорил не о нём. – Я уже облагодетельствован вами сверх всякой меры. Я настолько богат, что даже не представляю себе – куда можно потратить такую кучу серебра. Даже мой бывший оруженосец теперь имеет двенадцать собственных вассалов-рыцарей.
– Я найду, чем вас порадовать, милорд. Сразу после взятия Иерусалима, лично я озабочусь поиском подходящей для вас невесты. Вы должны оставить после себя сыновей, а ваше серебро пригодится уже им. Ну, и жене, конечно.
Спящий Леопард молча склонил голову, всё так же не выражая никаких эмоций. Впрочем, на них английский король и не рассчитывал.
– Милорд Гийом де Баскервиль, сеньор Антепа, сколько новых копий вы сможете предоставить графу Раулю?
– Около тысячи, Сир. Кроме того, больше десяти тысяч клееных арбалетных болтов и примерно столько же стрел для лучников.
– Не густо, – разочарованно произнёс Ричард. – Я надеялся, что получится минимум вдвое больше.
– Не хватает сырья, Сир. Из всей поставляемой нам древесины, ясень занимает лишь сотую долю.
– Да уж, рассаживая по миру деревья, Господь явно не стремился облегчить нам жизнь. Ведь севернее этого ясеня полно, руби – не хочу… Ладно, имеем то, что имеем. Сэр де Донжон – король Англии перевёл свой взгляд на Великого Магистра Госпитальеров.
– Слушаю, Сир.
Жоффруа де Донжон всего неделю назад вернулся из посольства к хашашшинам, итогами которого Ричард был очень доволен. Госпитальеру удалось не только заключить мир со Старцем горы, но и после смерти Рашида ад-Дин ас-Синана убедил его наследника, Абу Мансура, этот договор подтвердить.
– Если граф Рауль займёт Хомс и Хаму – станет ли это обстоятельство ухудшением наших отношений с хашашшинами?
– Если мы продолжим исполнять свои обязательства – то никоим образом, Сир. Исмаилиты стали считать нас врагами после грабежей их торговцев прежними владетелями Триполи и Антиохии, до этого они воевали только с сарацинами – это ведь общеизвестный факт. Исмаилиты, а особенно хашашшины, воюют за свои ценности внутри Ислама, а эта расползающаяся во все стороны еретическая Айюбидская империя, раздражает их гораздо больше, чем мы. Кроме того, Абу Мансур готов признать вас, Сир, законным наследником Римской Империи, принявшей христианство и право на все земли, когда-либо входившие в состав Империи.
Ричард, разумеется, знал, с чем вернулся Великий Магистр Госпитальеров, но дать послушать это военному совету своей армии он счёл необходимым. Мусульмане вменяемы и договороспособны куда лучше некоторых христиан. Лучший из спектаклей, который он имел возможность сейчас разыграть перед будущими соратниками Императора Азии и Африки – это дать возможность говорить Госпитальеру. Правду, и ничего, кроме правды.
– Император Траян дошёл до Басры.
– Они это помнят, Сир, как помнят и то, что неделю спустя он вынужден был отступить. Признаться, у мусульман сохранилось гораздо больше свидетельств событий того периода. Впрочем, по Басре у них, на мой взгляд, предложения очень конструктивные. Она будет общим городом с высоким каменным мостом через Шатт-эль-Араб[104].
– О Басре, если уж до неё дойдёт, мне всё равно договариваться не с ними, а с шахами Хорезма.
– Они готовы поспособствовать этим переговорам, Сир. Влияние исмаилитов на Хорезм-шаха очень велико. Хашашшины успели достойно оценить ваши клыки и когти, а также нерушимость вашего слова.
Главное прозвучало – Наследие Римской Империи. Только Спящий Леопард сделал вид, что его это не касается, а у остальных глаза заблестели.
– Мы воспользуемся посредничеством хашашшинов когда придёт для этого время. А пока, озаботимся делами насущными. Великий Магистр, какие меры вы планируете предпринять, если вдруг придёт чума?
– Чума – это Божья кара, Сир. Какие тут могут быть меры?
– Санитарные, Магистр. Поручаю вам немедленно продумать систему санитарной защиты нашей армии. Карантинные лагеря, дальние кордоны и всё прочее, что поможет нам остановить заразу, поручаю организовать Ордену Госпитальеров. Чума – это никакая не Божья кара, а обычная болезнь, с ней вполне можно бороться.
В насквозь пропитанном мистикой и суевериями двенадцатом веке, слова Ричарда вполне можно было оценить как святотатство, но не в этой компании. Прошедшие с королём Англии четыре года боёв, его ближайшие сподвижники доверяли ему больше, чем Папе Римскому.
– Орден сделает всё возможное, Сир. Но я понятия не имею, как с этой бедой бороться в наших условиях.
– Между тем, Магистр, с эпидемиями более-менее успешно боролись ещё во времена Империи. Придётся нам вспоминать опыт предков. – Ричард принял у Гийома де Баскервиля довольно объёмный манускрипт и передал его Госпитальеру. – Здесь подборка всего, что дошло до нас из глубины веков, а также соображения нашего штаба – как можно всё это улучшить. Если Господь нас и решит за что-то наказать, то накажет именно за пренебрежение санитарными мерами. Ознакомьтесь, приготовьте свои предложения, а после всё ещё раз обсудим. Чума для нас сейчас страшнее всех мусульманских армий, поэтому вы получите чрезвычайные полномочия, с правом немедленно лишать жизни любого саботажника.
– Незамедлительно озадачусь этим вопросом, Сир.
– У меня всё, милорды. Есть ли у вас вопросы?
– Чему учить легионы, Сир? – Ги де Дампьер, граф Триполи и коннетабль Шампани был человеком военным, что называется до мозга костей. Расплывчатые приказы он считал верхом некомпетентности для любого командира.
– Учите их ходить, граф. В былые времена, легион мог пройти десять лиг и сразу после марша вступить в бой. При том, что несли они на себе футов на двадцать больше груза, чем у нас сейчас. В былые времена, легионеров называли мулами, а везут пока нам в основном ленивых свиней. Драться их научат сарацины, не всех конечно, а только достойных, вы же научите это ленивое стадо догонять сарацин. Выжившие в этих боях должны будут способны пройти через всю Северную Африку до самого Гибралтара. Платим мы этим подонкам щедро, поэтому спрашивать с них за всё полной мерой. После штурма Дамиетты, появятся новые вводные, а пока пусть учатся ходить. Ещё вопросы, милорды?
– Нужно везти сюда наших смердов, Сир. Поначалу в города, чтоб было из кого ополчение набирать, нынешнее уж больно ненадёжно, а потом и на землю сажать. Ни одного виноградника ведь в округе нет – не дело это…
Услышь он такое от мудрого и хозяйственного де Дампьера, Ричард бы не удивился, но Спящий Леопард раскрылся перед ним с неожиданной стороны.
– Вы правы, милорд. Я уже писал Папе об этой проблеме и просьбу Церкви посодействовать, но пока весь морской флот задействован в обеспечении военных поставок, смердов всё равно везти не на чем. Вернёмся к этому вопросу после взятия Иерусалима.
Король Франков Филипп II Август читал и в процессе чтения мрачнел всё больше. Малая королевская приёмная дворца в Сите, и без того скупо освещённая свечами всё сильнее погружалась в темноту, казалось, что король поглощает в себя слабый свет горящих фитилей, а на освещение окружающего пространства их слабых усилий просто не хватает.
Поводов для недовольства у Филиппа хватало. На фоне подвигов Ричарда на Святой земле, его решение прервать Крестовый поход под смехотворным[105], как теперь все понимают, предлогом, всё сильнее выглядят трусостью. А на фоне заигрываний с братом английского короля, принцем Джоном, так и вовсе предательством.
Вассалы, особенно крупные, в том числе и многие Пэры королевства, уже не шептались за спиной короля, их голоса звучали всё громче, вопросы всё конкретнее, а ответов на них не было. Филипп, очевидно, сделал неправильную ставку и уже проиграл. Граф Лестер, наделённый Ричардом невиданными полномочиями, уже полностью подавил мятеж в Англии, захватил в плен принца Джона, а теперь занимается наведением порядка в Нормандии, успешно обнуляя все вложения короля Франков. Готовых предать, а фактически уже предавших Ричарда феодалов, он просто вырезает, как хорёк курей. Съесть не съест, но передушит всех.
И что самое неприятное, такое поведение графа Лестера встречает понимание очень у многих. У абсолютного большинства феодалов, в том числе и вассалов Филиппа. Никакой конфликт с английским королём теперь не будет поддержан ни подданными, ни церковью. С Ричардом следовало немедленно искать союза, но после всего произошедшего за последние два года, это было не так просто сделать.
Львиное Сердце теперь богат. Богат как античный царь Крез, давно прошли те времена, когда Ричард заявлял, что готов продать Лондон, если на него найдутся покупатели, теперь он сам покупает целые герцогства. Именно так оценил Филипп попытку выкупить у него Артура, наследного герцога Бретани за тридцать тысяч марок серебра. Король Франков понимал, что отпустив Артура, который, кстати, до сих пор являлся законным наследником Ричарда, как старший сын его старшего брата, он отпустит Бретань из под зависимости французской короны навсегда, герцогство станет вассалом Англии, но что можно было противопоставить этому здесь и сейчас? Ничего. Совсем ничего!
Значит, завтра, на совете Пэров этот вопрос нужно подать правильно. Ричард освободил от вассальной зависимости Шотландию всего за десять тысяч, а тут целых тридцать за какую-то занюханную Бретань. И ещё пять тысяч за признание Марии Иерусалимской[106] законной наследницей Монферрата. Это конечно вызовет гнев Императора, но будет даже лучше, если Генрих атакует первым. Империя мощнее. Мощнее и финансово и военной силой, но и раздоров в ней куда больше. Ричард ведь не зря призвал под свои знамёна сыновей Генриха Льва[107], значит готовит Императору какую-то пакость, и Монферрат в этой игре – это только предлог.
– Мы с вами блистательно провалили в целом неплохую задумку, ваше преосвященство. Ричард не клюнул, не стал отвлекаться на наши комариные укусы и скоро он возьмёт Иерусалим, выставив меня подлецом и предателем. Это кроме того, что он уже ограбил весь Ближний Восток, а из серебра скоро начнёт строить мосты.
Филипп де Дрё, епископ Бове, был ключевой фигурой в игре Филиппа против короля Англии. Именно он после захвата Аккры сделал навет на короля Англии и был заключён в темницу Ричардом Львиное Сердце, а потом пустился в вояж по Европе, распространять самые про него самые грязные слухи.
– Мы с вами всё делали правильно, Сир. Просто мы теперь имеем дело совсем с другим Ричардом. Прежний Ричард никогда не допустил бы к руководству никого, от слова совсем. Ричард никогда не дал бы графу Лестеру таких полномочий, Ричард никогда не поделился бы славой, а вы ведь помните, что главными героями сражений за Триполи, Антиохию, Алеппо и Эдессу названы его вассалы, хотя нам достоверно известно, что все операции он готовил сам и почти во всех принимал непосредственное участие. Он больше не ищет славы, Сир. Это не тот Ричард. Это сам Сатана, принявший его облик.
– Вы бредите, епископ? Этот «сатана» скоро вернёт христианам Иерусалим.
– Это я вижу, Сир. Христиане с благодарностью примут подарок Сатаны и порядок его. Он уже заявил намерение возродить Пентархию. Из трёх Патриархатов Пентархии, Ричард будет контролировать три, а если сговорится с Папой и Константинопольским Вселенским Патриархом, то и все пять.
– Вы полагаете, что Сатана заинтересован объединить христианство? – мрачно ухмыльнулся Филипп.
– Несомненно, Сир. Под своим началом. Ему уже безоговорочно подчиняются Тамплиеры с Госпитальерами, Папа пока с оговорками, но тоже уже подчиняется. Ричард демонстративно не лезет в дела Европы, чтобы вы с Императором вцепились друг другу в глотки. Тогда он просто займёт Рим и Константинополь, а Александрия и Иерусалим достанутся ему ещё раньше.
Если епископ Бове и хотел напугать короля Франков, то добился он прямо противоположной цели, умученный чтением Филипп-Август расправил плечи.
– Вы поедете с посольством к моему брату Ричарду, ваше преосвященство.
Не дождавшись никакой реакции от Филиппа де Дрё, король Франков продолжил.
– Вы извинитесь за произошедшее, благо покойников, на которых можно свалить вину теперь хватает… – тут и сам Салах ал-Дин, и Конрад Монферратский, и покойный Старец Горы. Да и Генрих Шампанский, тоже… Мог… Но про него говорите крайне осторожно, мой венценосный брат имеет к Генриху почтение. Ничем не обоснованное, на мой взгляд. Ну, погиб, бывает. Бывает такое не редко, однако он превратил его гибель в Событие, которое уже послужило созданию Ордена Героев. Вы готовы, ваше преосвященство?
– Готов, Сир!
– И не боитесь?
– Нет, Сир. Вы отправляете меня Ричарду, как кусок ненужной падали, а львы падалью не питаются. Со мной всё будет хорошо, я всё передам, не сомневайтесь. Мы готовы умирать за Бургундское графство за деньги английского короля?
– Нет. Мы готовы отправлять за Бургундское графство на тот свет имперцев, во славу Господа нашего, а деньги за Артура в том лишь подмога на благое дело. Кстати, вместо серебра за признание Марией наследницей Монферрата, спросите у этого Сатаны новых копий. Подчинит ли он себе христианство – вопрос спорный и решение его не близко, а Бургундское графство[108] – вот оно. Кроме того, спросите у Ричарда – что мне полагается за участие во взятии Аккры? Я слышал, что недавно этот бешеный арестовал Жоффруа де Лезиньяна, графа Яффе, я готов принять этот титул на себя, с оммажем будущему Иерусалимскому королю.
– Вокруг Ричарда ещё три Лузиньяна, Сир.
– Да. И один из них сейчас держит в темнице родного дядю. Я не надеюсь на этот феод, но было бы странно, если вы явились бы совсем без претензий. За Аккру мы ведь на самом деле воевали, не так-ли, ваше преосвященство?
– А если английский король взамен потребует от вас признания всех назначенных им феодалов?
– Признаем, отчего бы и не признать. Помешать этому мы всё равно не можем. Если Император захочет вступиться за этих выродков, которых Ричард походя вышвырнул, то ниспошли ему Господь Вселенского терпения. Лев будет жрать его кусочками. Ещё живого…
Глава 12
В середине июля 1193 года всё крестоносное войско пришло в движение. Из лагерей под Бейрутом и Триполи выступили в направлении Дамаска два легиона: Третий и Четвёртый Иерусалимские, в узких кругах именуемые Шотландским и Франкским, под общим командованием графа Триполи, Ги де Дампьера. Ему, помимо собственных вассалов, которых в его графстве только рыцарей было больше шестидесяти, а вместе с оруженосцами, отряд тяжёлой латной конницы насчитывал больше трёх сотен копий, была придана верблюжья кавалерия принца-бастарда. Приказ у Дампьера был однозначный – Дамаск напугать, но ни в коем случае не осаждать. Наоборот, нужно добиться, чтобы из него побежали крысы с нажитым непосильным трудом имуществом, а на них уже вдумчиво охотиться при помощи верблюжатников Филиппа де Фальконбридж.
Это было категорическое требование короля. Дамаск ведь никуда не денется, а вот реликвии, которые в нём хранятся, вполне могут и пострадать при штурме. А ведь по данным разведки, именно в Дамаске хранилось Древо Животворящего Креста, утерянное крестоносцами в битве при Хаттине. Долго ли потерять деревянный крест при пожаре? Вот о том и речь, что минуты. Бежать из Дамаска теперь можно будет только на юг, в Египет, и на восток, в Багдад. Словом, диспозиция очень простая, граф Триполи пугает, а принц-бастард ловит вспугнутую дичь.
Второй Иерусалимский легион, прозванный Датским, или Скандинавским, под командованием Гийома де Баскервиль, сеньора Антепа, начал демонстративно обустраивать лагерь в виду Иерусалима. Внушительный лагерь, со рвом, валом и артиллерийскими фортами малых катапульт. У сарацин должно было случиться состояние когнитивного диссонанса, хотя они пока и понятия не имели – что это за состояние такое.
Осады Иерусалима сарацины ожидали каждый день, поэтому в городе только гвардии аль-Афдаля находилось около двенадцати тысяч. Ещё семь тысяч прислал его брат из Египта. Иерусалим был единственным городом, который братья договорились защищать совместно, несмотря на все династические споры и вот… Пришли крестоносцы и принялись строить город рядом с городом, будто сами намеревались сидеть в осаде.
В распоряжении приора-секретаря Ордена Героев и заместителя начальника штаба армии крестоносцев находились все вассалы арестованного за разбой Жоффруа де Лузиньяна, графа Яффе, Аскалона и Аккры, а также все дозорные отряды, действующие на коммуникациях восточнее Мёртвого моря и Иордана. Если собрать всех в кулак, получится более шести сотен средневековых танков. Больше там было не сосредоточить, просто не хватало воды, но и такой чирей попробуй-ка выдави. Это вам не в осаде сидеть, спокойно ожидая, что неверные сами убьются об стены, тут уже волей-неволей придётся выходить и атаковать. Крестоносцев в лагере втрое меньше только сарацинского гарнизона Иерусалима, поэтому бездействия никто не поймёт. Но как атаковать укреплённый лагерь кавалерией, и при этом не попадать под контратаки рыцарской конницы? Она пусть и не так многочисленна, но на своём пути оставляет лишь просеки из тел коней и людей. Ударила и отошла в лагерь. Попила, пожрала, снова ударила и снова отошла. Спокойно. Методично. Как крестьяне собирают свои урожаи. Никто не пытается скосить всё за один день, нет. Каждый день понемногу, удар за ударом. Не смертельно, конечно, но очень чувствительно.
Псоглавцы сеньора де Сидон накинулись на окрестности Ракки, а Рауль де Лузиньян, граф Алеппо, двинул свою дивизию на юг, изображая из себя дополнительную угрозу Дамаску, а на самом деле обкладывая Идлиб, Хомс и Хаму. Дивизиями, отряды своих вассалов, прозвал Ричард. Что такое легион, усиленный тяжёлой кавалерией? Самая натуральная дивизия. Две дивизии – армия, четыре – фронт. Но граф Рауль вёл в бой первую дивизию, повторяющую дивизии прорыва, созданную под задачи, пока ещё не рождённой теории блицкрига. Полторы тысячи тяжёлой кавалерии, по средневековым меркам – настоящих танков, пусть и лёгких. Полторы тысячи русов боярина Никиты, можно было посчитать за мотострелков, а двухтысячный быстроходный обоз на верблюдах, придавал этому военно-животноводческому подразделению статус дивизии.
Ричард понимал, что Рауль де Лузиньян обделён воинской славой, Алеппо ему досталось буквально на блюде и уже в разделанном виде, никакой славы он от овладения своим графством так и не получил. Хуже того, в среде крестоносцев его теперь именовали не иначе, чем «младший брат», или просто «младший», что для крайне амбициозного молодого полководца было очень обидно. И хотя Рауль знал, что берёт Идлиб, Хомс и Хаму не для себя, а, что называется, в общий котёл, усердия это у него не убавляло. Также графу Алеппо был придан инженерный батальон Тамплиеров с запасом примитивных мин направленного действия.
Средневековое чудо оружие, которым планировалось выносить ворота крепостей и замков, представляло из себя грубо отлитую из бронзы полусферу, напоминающую толстостенный котёл, и начинку из минного пороха[109]. Поначалу, Ричард планировал хранить порох в секрете до самого штурма Иерусалима, но вынужден был признать, что в эту эпоху так долго секреты такого уровня сохранять невозможно. Впрочем, не так это было теперь и важно. Иерусалим больше не являлся для английского короля религиозным фетишем, теперь это был просто ещё один город из его будущей Империи. Город значимый, город статусный, но всего лишь город, один из…
Первый Иерусалимский легион ещё грузился на свои десантные кораблики в Газе, а флот крестоносцев уже блокировал Дамиетту, отрезанную от суши сезонным разливом Нила, заодно уточняя разведывательные данные об участках, где планировалось штурмовать стены прямо с кораблей. Разведка не оплошала, для практически плоскодонных корабликов, Дамиетта подставляла свои стены с трёх сторон, лишь напротив южных ворот был незатопленный кусок суши, примерно с квадратную милю по площади, на которую и высадился Ричард Львиное Сердце со своей свитой.
Высадился нагло, с тремя сотнями тяжёлой рыцарской конницы, сотней стрелков-русов, по утверждению Леопарда виртуозных и с штрафной центурией самых отъявленных мерзавцев из всех четырёх легионов. Кроме того, конечно, с ним был инженерный взвод Тамплиеров. Влезут ли на стены германские увальни – это пока ещё вопрос, а Дамиетту брать надо уже сейчас.
– Прикажете ставить лагерь, Сир? – Генрих Вельф, племянник английского короля, а также начальник штаба корпуса, так и не мог заставить себя при посторонних называть Ричарда дядей.
– Нет, Генрих. Ле Брюн сообщает, что через пару часов десантный флот будет уже здесь. Нам нужно выдержать всего одну атаку, как раз разомнёмся перед штурмом. Тамплиеров в тыл, висельников на дорогу, а нам готовиться к контрудару. Вряд ли они рискнут выйти из города больше, чем тысячей. На закуску нам как раз хватит, а пообедаем уже в городе.
Два часа прошло, десантный флот появился в виду городских стен, а контратаки защитников так и не последовало, зря только продержали коней с затянутыми подпругами. Вместо атакующей кавалерии, из южных ворот Дамиетты выехал парламентёр. Один. На муле. Судя по всему, еврейский поп-раввин. Ричард дал знак племянникам сопровождать его и плавно тронул своего жеребца навстречу послу.
– От имени жителей Дамиетты приветствую тебя, король Лев и прошу о милости. В нашем городе четверть населения – это христиане, ещё четверть – евреи, мусульман всего половина, но и они таки не хотят умирать прямо сегодня. Мы готовы возместить тебе все обиды наравне с мусульманами, хоть сами тех обид и не чинили.
Ричард расстегнул ремешок под подбородком, снял шлем и встряхнул коротко стриженной головой.
– Насколько было бы проще, если бы мусульмане всех вас просто вырезали, – с досадой буркнул король Англии. – Ладно, излагай, что вы там готовы мне возместить.
– Сорок тысяч марок незамедлительно, а ещё сорок в течении года.
– Вы верно спутали меня с каким-то нищим бедуинским вождём. – Ричард махнул рукой, и десантные корабли закинули свои лестницы на стены Дамиетты, по которым тут же полезли легионеры. Минут через десять, битва шла уже на трёх сторонах городской стены.
– Сто двадцать тысяч марок, половину прямо сейчас, – сдавленно выдавил из себя еврейский поп.
– Двести, – мрачно ухмыльнулся Ричард. – Но это предложение действует ровно до тех пор, пока я не вынес вам южные ворота. Оттон, строй висельников черепахой, пусть прикрывают Тамплиеров. За каждого убитого инженера будем на месте казнить по три подонка, так им и передайте.
– Сто восемьдесят, из них сто прямо сегодня.
– Учись, Оттон. Только евреи умеют торговаться по-настоящему. Этот пройдоха только что обнёс меня на двадцать тысяч марок, а виноватым почему-то чувствую себя я. Генрих, дай команду прекратить штурм и принимать капитуляцию. Сарацинскому гарнизону выдели какие-нибудь баржи и пусть побыстрее проваливают. Дамиетта наша, милорды!
Весть о взятии Ричардом Дамиетты, распространилась среди крестоносцев буквально молниеносно, пожалуй, даже побыстрее любого телеграфа. На телеграфе ведь только сигнал идёт с электрической скоростью, а телеграфисты ленивы и нерасторопны в любые времена и слухи их явно опережали.
За взятие Дамиетты, Первый Иерусалимский легион был награждён двойным годичным жалованием, а первых, забравшихся на стену, и организовавших там плацдармы, Ричард лично наградил знаком отличия Ордена Героев. Всё тот же золотой медальон, копирующий щит и меч Генриха Шампанского, только не на цепи, а на колодке. Обладатель знака отличия получал двойное жалование во время всей службы, что не могли не заметить в остальных легионах.
Граф Рауль воспользовался «вундерваффе» всего один раз, при взятии Хамы. Идлиб и Хомс сдались ему за явным преимуществом осаждающих, зато Филипп де Фальконбридж умудрился перехватить главный приз – не только древо Животворящего Креста, но и мусульманские реликвии, включая оружие пророка, клок его бороды и Священный Коран, писанный лично Фатимой по повелению Пророка.
Глава 13
В Дамиетте Ричард задержался на неделю. Всё таки фокус, при помощи которого он взял город, не такой уж сложный, и повторить его сарацины вполне способны, Нил войдёт в берега только через месяц, а за это время можно не только набрать подходящих плавсредств, но и армию тысяч в пятьдесят, людей у султана пока хватает.
Лучшая защита – это нападение. Поэтому оставив для охраны города только первую когорту, английский король погрузил легион в десантные корабли и отправил вверх по Нилу разорять берега, первым делом сжигая все встреченные корабли, суда, баржи, паромы и даже обычные рыбацкие лодки.
За неделю, флот крестоносцев прошёлся огненной метлой до самого Каира, и Ричард счёл что на ближайшее время «Ворота в Африку» обезопасить удалось.
Настоящую цену Африки пока не знал никто, кроме английского короля. Во времена Римской Империи, Африка считалась беднейшей из провинций, к тому-же населённой исключительно разбойниками всех мастей, но Ричард точно знал, что это не так. Да, в Африку ещё предстояло вложиться, но отдача от этих инвестиций ожидалась воистину сказочной, а самое главное, вложиться можно было монопольно. Все старались влезть в Индию: и христиане, и мусульмане, и кочевые орды, а Африка пока не интересовала никого. Торговлю с Индией тоже не следовало сбрасывать со счетов, всё-таки основное пополнение казны пока приносила именно она, но встревать в её внутренние дела Ричард не планировал. Для обеспечения европейского рынка индийскими товарами, вполне хватит контроля над Басрой, а сделать Индию частью своей Империи король Англии даже не планировал, он отлично помнил, чем закончилась такая Империя в другой истории.
К тому-же, мусульманам тоже нужно было дать вкусный кусок, чтобы отвлечь их от Ближнего Востока и Африки, а Индия для этого годилась более чем. В ней ислам завязнет на века и в итоге ничего не получит, кроме миллиарда кровных врагов.
Оставив комендантом Дамиетты своего племянника, Генриха Вельфа, который уже успел себя проявить в качестве неплохого администратора, Ричард нарезал ему задач по переустройству города и порта и отбыл в Сен-Жан-д’Акр, где планировал встретить Раймунда Тулузского и Робера де Сабле, ради которых и откладывалось взятие Иерусалима.
В Аккре английского короля ждали неожиданные новости. Впечатлённые успехами Ричарда византийцы решили потрепать Конийский султанат[110] и, собрав в Смирне[111] сорокатысячную армию, отправили её осаждать Конью. Поддержали их в этом начинании Киликийское армянское царство и королевство Кипр.
С Конийским султанатом у крестоносцев был заключен мирный договор до 1198 года и нарушать его Ричард не собирался, о чём и сообщил послам христианской коалиции. Хотите повоевать – дело ваше, но ставить меня перед фактом и требовать помощи – это уже наглость. Сельджуки мира не нарушили, значит договор с ними остаётся в силе, в том числе и торговый, благо теперь с ними есть общая граница в графстве Эдесса.
Послы, конечно, приуныли, но духом не пали, даже без помощи армии крестоносцев, их тройственный союз обладал достаточной силой, чтобы очистить Малую Азию от мусульман. Во всяком случае, они считали именно так. Английский король держался в этом вопросе противоположного мнения. Во-первых, никакой реальной коалиции у них не получится, каждый будет преследовать только собственную выгоду, а значит у сельджуков есть шанс разбить оккупантов по частям, а во-вторых, боевой дух и византийцев, и армян Ричард оценивал как крайне низкий. Они планируют пограбить, а придётся умирать. Крошечное войско кипрского короля, Ги де Лузиньяна, в расчёт можно было и вовсе не принимать. Вообще непонятно, зачем он в это влез… От скуки, что ли? Бывает…
Послам продемонстрировали отбитое у мусульман Древо Животворящего Креста, позволили его облобызать и отправили восвояси. Рискнули начать войну на свой страх и риск, вот и воюйте, а у нас свои задачи.
То, что проблему сельджуков в Малой Азии рано, или поздно придётся решать, Ричард нисколько не сомневался. Но проблема эта была сейчас не основная, а главное, что её нужно будет решать в свою пользу, а не византийцев, или армян. Чем больше они друг друга измотают – тем лучше.
Вторая новость пришла от Томаса Гилсленда, графа Эдессы и барона де Во. У него состоялся первый, но многообещающий контакт с Хорезмшахом Текешем. Граф Эдессы отправил в Хорезм послов с богатыми дарами, которое шах принял вполне благосклонно. Он не только не искал войны с крестоносцами, но и рассматривал различные варианты союза, если Ричард даст за себя и своих наследников слово не переходить на левый берег Тигра. Хорезмшаху было откровенно наплевать на Иерусалим, а тем более на Африку, его заботила Средняя Азия и, конечно, Индия, что более чем устраивало Ричарда. Союз, конечно, не нужен, во всяком случае до подхода Чингисхана, его и поймут неправильно, да и врагов, которых английский король не смог бы разбить самостоятельно, в Азии и Африке не существовало. Ещё граф Эдессы сообщил, что заложил в верховьях Тигра и Ефрата верфи, а значит через год у крестоносцев появится флот способный снабжать армию в её походе на восток, к Персидскому заливу.
Ги де Дампьер, граф Триполи, стоящий с двумя легионами в виду Дамаска интересовался – долго ли ему ещё бездельничать и не пора ли Дамаск брать? Ведь всё самое ценное из него уже вывезено и перехвачено, а от безделья пополняется только штрафная рота.
Рауль де Лузиньян, граф Алеппо доложил, что Идлиб, Хомс и Хама приведены к смирению и в целом его дивизия «блицкрига» готова к выполнению дальнейших задач. Копий бы только побольше… А ещё стрел и арбалетных болтов.
Всё сходилось к тому, что Дамаск нужно было брать. Подкрепление с севера к нему не придёт, у Ракки до сих пор свирепствует Спящий Леопард со своими псоглавцами, с юга тоже, лагерь Гийома де Баскервиль, сеньора Антепа расположен всего в полулиге от Иерусалима и в нём постоянно происходят непонятные для сарацин движения. Сил там собрано немного, но немного для штурма города и немного для атаки подкреплений на марше – это очень разные величины. На штурм крестоносцы, конечно, одним легионом не полезут, а вот ударить по вышедшему из-за стен отряду им сам Аллах велел.
Дамаск – это не Иерусалим, который представляет из себя только гуманитарную ценность, Дамаск – это город оружейников, опередивших в своём искусстве весь остальной мир века на три-четыре. На Дамаск у Ричарда были большие планы, начиная от изготовления там готического рыцарского доспеха, вершины средневековой брони, которая доживёт до появления индивидуального нарезного оружия, и, конечно, пушки. Хотя бы лёгкие, полевые, способные стрелять только картечью, но они нужны срочно, чтобы готовить орудийную прислугу и накапливать опыт. Скоро, очень скоро, в море выйдут корабли с артиллерией на борту, а кого к ней ставить? Тамплиеров? Так их на все пушки просто не хватит.
Письмо из Рима, Ричард прочитал без особого интереса. Кардинал-камерленго сообщал ему, что договор в Филиппом-Августом заключен и наследный герцог Бретани вскоре будет передан королю Англии. Ещё бы он не был заключен, ведь помимо тридцати тысяч марок серебра для короля Франков, Львиное Сердце от щедрот своих отсыпал ещё пять Святому престолу, для облегчения богоугодного дела.
Алиенора Аквитанская извещала сына, что намерена прибыть на свадьбу дочери, но раньше середины сентября добраться ей не удастся, поэтому её придётся подождать. Мимоходом пожаловалась на графа Лестера, который содержит её сыночка Джона под арестом в совершенно унизительных условиях. Эх, знали бы вы, Маман, какие инструкции получил граф Лестер перед своим отбытием, благодарили бы сейчас Господа, что этот придурок всё ещё жив. А со свадьбой подождём, конечно, не так уж с ней и горит, чтобы не уважить родную мать по такой мелочи.
Что ещё? Жоффруа де Лузиньян просит простить, скотина неблагодарная. В штрафную роту бы его, подонка, но свои же не поймут.
– Жиль, графа Яффе, Аккры и Аскалона немедленно ко мне.
– Слушаюсь, Сир, – почтительно поклонился оруженосец и немедленно исчез. Натуральный ниндзя, научиться бы такому…
Минут десять Ричард копался в документах, пытаясь выстроить, пока в уме, войска вокруг Дамаска. Наконец, Жиль де Сольте представил пред королевские очи мятежного графа. Большой зал в цитадели Аккры имел всего одно посадочное место – это довольно скромный королевский трон, но позади этого скромненького, деревянного кресла стоял Истинный Крест. Граф Жоффруа де Лузиньян преклонил оба колена. Королю, или кресту, не так уж и важно. Кресту даже лучше, ведь это теперь его, Ричарда, крест. И то, что его отбил у сарацин принц-бастард, только добавляло прав. Прав на обладание реликвией, прав на принятие коленопреклонений.
– Некогда мы с вами были друзьями, граф, поэтому я решил оказать вам милость.
– Благодарю, Сир, – ответил граф Яффе не вставая с колен.
– Вы заслужили смерти, затеяв смуту в армии во время войны, но смерть бывает разной. Я, по старой дружбе, вызываю вас на поединок. Выбор оружия за вами.
– Это невозможно, Сир. Повелите меня просто отпустить в море, как остальных мятежников, но я не обнажу меча против своего короля. Короля, который вернул нам Истинный Крест. Который вернёт нам Иерусалим.
Хитёр мерзавец. Знает уязвимое место. Гордыня была главным из грехов Ричарда, что до «болезни», что после.
– В море я вас отпустить не могу, граф, и вы прекрасно знаете почему. Среди моих друзей и сподвижников два очень близких ваших родственника.
– Три, Сир.
– Боюсь, что уже два. Ваш брат, король Кипра, вступил в союз с греками и армянами, даже не подумав посоветоваться со мной. Так что у меня теперь только два верных де Лузиньяна.
– Три, Сир. Я ошибся, но это не значит, что я потерял верность. Я готов повести на Иерусалим даже штрафную роту. Сочту это назначение достойной заменой предложенного вами поединка и сам извещу об этом родственников.
– Очень интересно. – Ричард посмотрел на графа Яффе как будто прицеливаясь. – Но учтите, Сэр Жоффруа, это последняя ошибка, которую я вам прощаю.
– Это очевидно, Сир. Я прошу только один шанс.
– Да будет так. Штрафную роту вы в бой, конечно, не поведёте, это уже перебор. У меня есть для вас другое предложение. Вы сами видите, сколько сейчас прибывает желающих принять участие в освобождении Иерусалима. Из них уже можно собрать ещё один легион, а через месяц-полтора и второй. Этим я и хочу поручить заняться вам.
– Боюсь, что содержание двух легионов мне не потянуть, Сир.
– Содержать их не нужно, их нужно использовать. Предлагаю вам сделку. Графство Яффе, Аккры и Аскалона я выкупаю в казну за двадцать тысяч марок серебра. Этих денег хватит на содержание двух легионов в течении двух лет, а за это время вам предстоит завоевать себе новый феод. Не получить в награду, а завоевать собственным мечом. Вас устраивает такая сделка?
– Более чем, Сир.
– Хорошо. Я дам вам эти двадцать тысяч марок, на два легиона, добавлю к ним псоглавцев Спящего Леопарда и верблюжатников принца-бастарда. Вам надлежит захватить Мекку и Медину и основать там новое графство. Хотя нет, о чём это я..? Это будет герцогство. Настоящее герцогство Аравия. Напишите об этом вашему венценосному брату, возможно, ему ещё удастся успеть выйти из никому ненужной войны и вместо этого оказать помощь вам. Конийских сельджуков его жалким войском можно только насмешить, а вам оно где-нибудь пригодится. Кстати, милорд, вы хоть понимаете, что я вам предлагаю?
– Понимаю, Сир. Мекка и Медина – это две главные мусульманские святыни, а на доходах с их паломников можно будет построить полсотни замков, контролирующих каждый оазис, или колодец в округе.
– Тогда вы должны понимать, что выживание и платёжеспособность Ислама в целом – это теперь и ваши жизненные интересы. Мусульмане вам теперь не только враги, но и кормильцы. Война, конечно, не прекратится, Мекку и Медину у вас будут стараться отбить, как мы стараемся ради Иерусалима, но удержать их будет вполне возможно. Скажу больше, держать их нужно любой ценой и это в наших общих интересах. Пока мусульмане убиваются о стены своих святынь, они забудут и про Иерусалим, и про Сирию с Египтом. Если ваше герцогство принесёт мне оммаж, как Императору Азии, вы всегда будете вправе рассчитывать на мою поддержку.
– Когда я должен буду начать свой поход, Сир?
– Через год, а может быть и два. Раньше, чем влезать в Аравию, нам предстоит освободить Сирию, Египет и Аббасидский халифат[112]. Без контроля над западным берегом Красного моря, соваться в Аравию – это самоубийство. Так что помимо двадцати тысяч за графство, уверенно можете рассчитывать и на военную добычу. Я ожидаю, что она будет очень значимой, это вам не нищих баронов по Аквитании гонять, здесь золото копилось несколько веков.
– Я согласен, Сир.
– Это ещё не все мои условия, милорд. Вы должны выступить инициатором примирения с сеньором де Сидон. Без него вам в Аравии делать нечего, только людей зря угробите.
– Я понимаю, Сир, и приложу к этому все усилия.
– Аминь! Я немедленно подпишу эдикт о восстановлении вас в правах. Отправляйтесь в Яффе и начинайте собирать свои легионы. Пока за счёт моей казны, а после оформим оговорённую сделку.
Взятие Дамаска трудности не составило. Пока можно было из города сбежать – бежали все, как крысы с тонущего корабля, в том числе и сам аль-Афдаль. Очень интересно, но со времён Алеппо, желающих посидеть в осаде, так и не нашлось. Во встречные атаки бросались, было дело, за выкуп города сдавали, такое тоже было и даже гораздо чаще, но в осаду никто не садился, не стал исключением и Дамаск. В парламентёры горожане снова выбрали евреев. Оно и понятно. Мусульмане были врагами, христиане если не предателями, то трусами, только евреи находились в стороне от этого конфликта, и именно с ними Ричард общался наиболее благожелательно.
Ставка английского короля располагалась на одном их холмов северо-западнее Дамаска, с которого открывался отличный вид на город. Ричард не любил наблюдать битвы издалека, но на этот раз никакой битвы не ожидалось.
– Шалом, фарисеи, – вождь крестоносцев дождался, пока евреи преклонили колени и, усмехнувшись, поприветствовал их. – Зачем пожаловали, сегодня продаёте, или покупаете?
– Покупаем, Сир, – не поднимая головы ответил самый старый еврей.
– Покупаете – это хорошо, у меня как раз есть для вас товар. Двести тысяч марок немедленно и ещё сто в течении года. Тогда все, включая и мусульман, сохранят своё имущество. В город войдёт только гарнизон, обеспечивающий охрану стен.
– Боюсь, что такое количество серебра в Дамаске собрать невозможно, Сир.
– Ничего страшного. Часть я могу взять золотом, иди драгоценными камнями. Часть изделиями дамасских оружейников, но это уже пойдёт в зачёт второй очереди платежа. А если вам не хватает денег на первый взнос – поищите другого покупателя. Кстати, раввин Ицхак Левит вам знаком?
– Знаком, Сир.
– Он поможет вам выплатить контрибуцию, если вы его убедите, что это к его пользе. Жиль, – Ричард повернул голову к оруженосцу. – Где сейчас иудейский поп?
– Ожидает, Сир.
– Пусть отправляется моим послом в Дамаск, под гарантии безопасности от этих фарисеев. Если же с Левитом случится скоропостижная кончина, то я вас всех похороню зашитыми в свиные шкуры. Вам всё понятно, фарисеи?
– Понятно, Сир.
– Тогда ступайте. Если мой друг и соратник Ицхак не вернётся до заката, завтра мы убьём вас всех. Дикси!
Глава 14
Ричард вовсе не шутил, когда назвал еврейского раввина своим другом и соратником. Впервые оценив деловую хватку этого иудейского попа во время организации первой типографии, которая постепенно превратилась в координационный центр агентурной разведки, король Англии назначил Ицхака Левита сначала главой службы сбыта трофеев, а после, оценив собственным кошельком полезность этого расового менеджера, и главным казначеем крестоносной армии, а по сути своим собственным, ведь у армии не было другой казны, кроме королевской.
Это назначение практически уравнивало еврея в правах с самыми влиятельными феодалами Ближнего Востока, но никто из них открытого возмущения не проявил. То, что Ричард после болезни немного свихнулся, признавали все, как и то, что свихнулся он в правильную сторону, результаты войны за последний год сами за себя всё говорили. Крестоносцы больше не сидели прижатыми к морю на узкой береговой полосе. Нет, теперь отряды верблюжатников принца-бастарда кошмарят окрестности Багдада, Иерусалим в блокаде, Дамиетта пала, крестоносцев, как рыцарей, так и простолюдинов с каждым днём прибывает всё больше, сила армии растёт, в том числе и благодаря этому еврею. Терпеть его можно, тем более, что король Англии пожаловал этому Ицхаку какое-то мелкое баронство в Англии, одно из тех, что граф Лестер освободил от предателей, поддержавших принца Джона.
Стоит признать, что барон Ицхак Левит де Саллингтон и сам немало постарался, чтобы наладить с сеньорами Ближнего Востока если и не приятельские, то как минимум полезные деловые отношения. Все порты крестоносцев были задействованы при реализации трофеев в равной доле, в равной доле перераспределён и приём людей и грузов, организация складов и много такого прочего, от чего у влиятельных феодалов болела голова и отвлекала их от войны. Барон Ицхак промерял глубины для постройки новых причалов, планировал места для складов, распределял грузы и даже вёл учёт положенной феодалу прибыли. Словом, делал всю подлую работу, не претендуя ни на толику славы. Такой барон не только никому не мешал, но и был всем очень полезен. Ричард вовсе не шутил, когда сказал, что за него убьют всех. И граф Ги де Дампьер, и граф Рауль де Лузиньян, случись что, были настроены именно на этот вариант возмездия, но английский король был уверен, что барон Левит сможет договориться.
Конечно, такой суммы наличности в Дамаске нет, зато там есть производства и недвижимость, интересующая Ричарда Львиное Сердце, и именно с ней мог разобраться только Ицхак Левит. Только он знал, что нужно, а что не нужно английскому королю. Только он обладал системным мышлением в организации производства. Ричард переживал, этот еврей был очень дорог английскому королю, но кроме него послать было просто некого. Однако волнения оказались напрасными, к закату Левит вернулся.
– Шалом, барон. – Ричард кивнул на противостоящее кресло, предлагая присесть. Барон-раввин, не смущаясь высочайшего присутствия разместил свою задницу в указанном кресле и знаком отказался от вина.
– Шалом, Сир. Я успел поговорить и с нашими, и с христианами, и с мусульманами. Резни никто из них не хочет, но такой суммы в Дамаске и правда нет.
– Я знаю, что нет, потому вас и послал. Что там по производствам?
– Металлургию лучше перенести на берег, вблизи Лаодикеи есть отличное местечко, к тому-же сейчас там самый дешёвый уголь, а…
– А уголь составляет больше половины себестоимости. Я не против, только распределите производства между Лаодикеей, Триполи и Сидоном. Пусть доспехи делают в одном месте, оружие в другом, а пушки льют в третьем.
– Сделаем, Сир. Город оценил свои металлургические мастерские в тридцать тысяч марок.
– Ими владеет город?
– Нет, конечно, Сир, но с владельцами горожане сами рассчитаются.
– Что-нибудь интересное у них ещё есть?
– Много чего, Сир. Алхимики, стеклодувы, ювелиры, кожевенники, ткачи, есть даже несколько механикусов, делающих всякие забавные игрушки, но их лучше оставить работать на месте. Если забрать из города металлургов и кузнецов, освободится довольно приличный кусок земли. Вернее, несколько кусков, которые позже можно будет выгодно продать. Если же свободной земли сразу появится много, цена на неё неизбежно упадёт, а вы таки недополучите своих же денег.
– То есть, тридцать тысяч мы платим за металлургов с землёй, потом их вывозим, а землю продаём?
– Мы не платим, Сир, а берём в зачёт репараций. Оно бы, конечно, получить всё звонкой монетой, но чего нет, того нет. А землю можно будет продать, а можно использовать. Вам же понадобится свой замок в Дамаске?
– Чем плох замок аль-Афдаля?
– Для Ордена Героев он может и неплох, Сир, а для короля откровенно бедноват.
– Ладно, над этим ещё подумаем. Я не собирался устраивать свою столицу в Дамаске, но как вариант пусть будет.
– Никто не говорил про столицу, Сир. Просто у такого блистательного короля должна быть соответствующая резиденция в каждом значимом городе, а в Дамаске вам её отстроят опять же в счёт репараций.
– Давайте уже насчёт репараций, барон.
– Как вам угодно, Сир. Наличности они соберут тысяч семьдесят, тридцать пойдёт в зачёт за заинтересовавшие вас производства, а ещё сто тысяч они обещают выплатить за два года, при этом город сохранит способность выплачивать текущие налоги.
– Годится, – чуть помедлив, кивнул Ричард. – Свой собственный город разорять у меня намерений нет. Что-то ещё, барон?
– Я хотел бы попросить у вас разрешения сформировать отряд, который примет участие в освобождении Иерусалима, Сир.
– Бросьте эти глупости, барон. Под ваше военное знамя пойдут только те, которых мы называем мясо. Какая слава в том, чтобы привести мясо на бойню? Нет в этом ни пользы, ни доблести. Или вы считаете, что воевать – это так просто, бери меч и маши им во все стороны? У вас уже есть отряд, и он делает для освобождения Иерусалима в разы больше, чем смог бы сделать при штурме города. Занимайтесь своим делом, барон, все ваши заслуги я вижу и обязательно их отмечу. Не нужно вам брать на свою совесть гибель абсолютно бесполезных на этой войне людей.
Восьмого августа 1193 года, как раз в первую годовщину излечения Ричарда от болезни, в Сен-Жан-д’Акр прибыл Раймунд Тулузский с отрядом окситанских и лангедокских крестоносцев с альбигойскими[113] крестами на белых плащах.
Этот день английский король хотел посвятить размышлениям, но для них ему просто не осталось времени, пришлось устраивать большой королевский приём. Раймунду Тулузскому шёл тридцать седьмой год от роду, он успел побыть женатым уже дважды и заиметь законную дочь Констанцию, которой уже исполнилось тринадцать лет – вполне себе невеста, по средневековым меркам. Полезная невеста, очень кстати, для неё у Ричарда под рукой целый отряд героических женихов. Из всех ближайших сподвижников английского короля на Ближнем Востоке, женат был только Граф Эдессы, барон де Во, поэтому связать Окситанию в надёжный союз ещё одним браком было делом вполне реальным.
Окситанцы были одеты по прежней моде в давно устаревшие на Святой Земле шоссы, но над ними никто и не думал подшучивать. Это только вчера надевший штаны новобранец мог посмеяться над таким же, но прибывшим сегодня новобранцем, а на приёме, со стороны крестоносцев собрались ветераны, настоящие хищники, за плечами которых уже лежало пять лет войны, поэтому прибывших они оценивали не как модники, а как профессиональные военные. И окситанцы им нравились. Как волкам нравятся подрастающие волчата, надежда стаи на будущее.
Первым делом, разумеется, альбигойских крестоносцев подвели к Истинному Кресту. Ричард любой ценой решил предотвратить крестовый поход против ереси катаров, поэтому заказал на этот случай сразу двух лучших художников (ну это его взгляд), пишущих свои полотна в жанре максимальный реализм. Средневековый аналог фотографии, а значит и доказательств. Вот, смотрите: граф Тулузы целует Истинный Крест и при этом его не корёжит, как беса, а наоборот – он воодушевлён и преисполнен святым долгом, как сам Архангел. И все его рыцари тоже.
А кто из обличающих ересь катаров рискнёт поцеловать Святой Крест, стоящий за троном короля-льва? Вот и Ричард думал, что никто. А ересь? Что там говорить о ереси катарского дуализма, в душе самого Ричарда жила и зрела ересь куда похлеще. Английский король больше не хотел попасть в Рай, где бог-сын играет на лире богу-отцу и все при этом улыбаются, как дебилы. Там даже поговорить будет не с кем. Львиное Сердце твёрдо решил для себя попасть в той жизни к Бегу-Деду, прародителю этих божественных шутов и потребовать от него прекратить этот идиотизм. Согласится ли на это Бог-Дед, Ричард не знал. Он даже предполагал, что царством Бога-Деда теперь является Ад, но и терпеть этот идиотизм до бесконечности, король Англии намерения не имел.
Катары утверждают, что силы Бога и Сатаны равны? Глядя на окружающее, можно сделать вывод, что Сатана даже посильнее Бога. Бога-Отца и Бога-Сына, ибо блаженны нищие духом, а этот мир может спасти только Бог-Дед. Или прадед. Кто-то же там вменяемый есть?
Джоанна Английская Раймунду понравилась. Именно как самка, а не как политическая партия, в его глазах Ричард легко это прочитал. Тем лучше, прах меня побери. Чем больше гормонов играет в крови у собеседника, тем проще решать с ним по-настоящему значимые вопросы. Король Англии увлёк наследного графа Тулузы к одному из стрельчатых окон, благо, приём был организован в стиле фуршет.
– Я вижу, что невеста вас устраивает, милорд?
– Она очаровательна, Сир.
– Отлично. Тогда мой доверенный духовник из Ордена Тамплиеров обвенчает вас нынче же вечером, чтобы вы смогли заняться зачатием мне долгожданных племянников, а официальную процедуру проведём уже в Храме Гроба Господня.
– Я горю желанием последовать за вашим духовником-Тамплиером немедленно, но мой долг озаботиться судьбой моих свитских. Среди них есть потомки очень знатных родов.
– Судьба – это капризная девка, шурин. Озаботится с ней многие мечтают, но не многим то она даёт. Ваших свитских я пристрою, но единым отрядом они выступать не будут. Я не хочу пускать ваших волчат на убой, им сначала нужно научиться воевать по-настоящему. При штурме Иерусалима вы будете командовать датским легионом, выступающему к западным воротам. У вас будет шанс, войти в Иерусалим первым, но за это вы должны сегодня же приступить к производству племянника. У меня на него большие планы. К тому-же, скоро прибудет моя мать, лучше бы ей застать Джоанну уже не праздной. Если вы окажете мне эту услугу – Иерусалим будет взят вашим мечом.
– Вы готовы передать мне эту честь, Сир?
– Тоже мне честь, – хмыкнул Ричард. – Королём Иерусалима вы не при каких условиях не будете, но сможете, проявив определённую смекалку, первым поставить своё знамя на его стенах. Это будет очень символично. Мне бы очень хотелось увидеть альбигойский крест на этом знамени. Именно поэтому командовать вы будете командовать теми, кого я вам подчиню, а не теми лишенцами, с которыми вчера пили. И про герцогство Среднего Египта я не шутил, что бы при этом не казалось вашему отцу. Будет вам и герцогство, в этом я вам клянусь вам своей честью, а пока перевооружайте и переодевайте свою свиту для новой войны. Но всё это завтра с утра, сегодня тайное венчание, на котором я непременно поприсутствую, а после – совет вам, да любовь.
Глава 15
Как и предполагал Ричард, военная авантюра тройственной коалиции закончилась полным крахом. Сначала сельджуки измотали на марше византийскую армию, вынудив её остановиться, не пропустив даже до Акроина[114], а после и вовсе начать спешное отступление, если не сказать бегство. Из сорокатысячной армии в Смирну вернулось едва шесть тысяч, без казны и обозов, не говоря уже про добычу. Подобные катастрофы в Византии редко обходились без смены власти, так случилось и на этот раз. Исаака Ангела сместили, а новым Базилевсом стал его старший брат Алексей III Ангел, немедленно запросивший у сельджуков мира. Переговоры только начались, но уже было понятно, что лукавым грекам придётся уступить либо Синоп, либо Трапезунд. Либо оба сразу.
Киликийские армяне, затеявшие поход для освобождения армянского нагорья, оказались в бедственном положении, однако английский король остался глух к их мольбам о помощи. Он даже категорически отказался выступить посредником, прямо так и заявив: кто вас в это дело втянул, тот пусть из него и вытягивает.
Ричард отлично помнил, что в другой истории Четвёртый крестовый поход закончился взятием Константинополя и расчленением Византийской империи всего через какой-то десяток лет и не видел никакого смысла оттягивать эту кончину. Более того, он собирался ей поспособствовать и даже приблизить. Возвращение в Европу нужно было провести триумфально, а для триумфа Константинополь подходил более чем. Тем более, что это город Вселенского Патриарха, одного из христианских Пентархов.
Король Англии планировал не просто повторить фокус из другой истории с Авиньонским пленением Пап, он планировал его значительно превзойти, организовав Иерусалимское пленение всей Пентархии и организации некого подобия Священного Синода, устроенного одним неглупым и предприимчивым русским императором. Именно поэтому он финансировал Орден защиты Пентархии и Патриарха Антиохии, именно поэтому продолжал подкармливать Римского Папу, всё это непременно вернётся с прибылью.
А армяне? Пока что кроме пиратства и разбоя они ничем не отличились. Князь Антиохии даже предложил ударить им в спину и был при этом почти единогласно поддержан всем военным советом, но Ричард проводить эту операцию категорически запретил. Быстрая победа сельджуков в Малой Азии в его планы никак не вписывалась, ему ведь ещё предстояла война с сельджуками Багдадского халифата и не хотелось допускать объединения их сил.
К счастью, король Кипра, Ги де Лузиньян, так и не успел переправить своё жалкое воинство в Киликию. Шесть сотен его кованой конной рати, крестоносцам ещё пригодятся.
В середине августа приступил к своим обязанностям начальника штаба граф Эдессы, барон де Во. В конце августа, флот Гуго де Лузиньяна, адмирала крестоносцев и князя Антиохии, используя только что собранные легионы своего дяди Жоффруа, в качестве десанта, ограбил Александрию.
Хотя после арабского завоевания Египта, Александрия и утратила значение главного Средиземноморского порта, уступив первенство Дамиетте, город был очень богат. Князю Антиохии даже не удалось забрать просушенное корабельное дерево, трюмы его кораблей были переполнены более ценной добычей. Суровый Ле Брюн чуть не пустил слезу, отдавая приказ поджечь такое богатство, но оставлять его было нельзя.
В начале сентября, когда Нил вошёл в берега и с Дамиеттой установилось сухопутное сообщение, Ричард отдал приказ армии начать сосредоточение вокруг Иерусалима, перенёс свою ставку в лагерь Гийома де Баскервиль, сеньора Антепа и повелел собрать полный военный совет, включая Спящего Леопарда и Принца-Бастарда.
Семнадцатого сентября военный совет наконец собрался в полном составе, включая вернувшегося из дипломатического вояжа Робера де Сабле, Великого Магистра Ордена Тамплиеров.
Робер успел пересечься в Яффе с послом короля Франков, епископом Бове, Филиппом де Дрё, и поведал Ричарду свои мысли на резон назначения послом такой одиозной фигуры. Ведь у английского короля не было более ярого хулителя, чем этот подонок. Робер же подсказал правильный ход – просто не замечать этого ишака. Пусть себе бродит по Яффе, никому не нужный и переоценивает собственную значимость, как и значимость своего короля. Де Дрё настоящий мерзавец, но мерзавец он умный, вот пусть и подумает.
В Сен-Жан-д’Акр прибыла Алиенора Аквитанская и сразу принялась качать права. Свиту её пришлось арестовать, а саму изолировать от пагубного влияния, до приезда в Акко самого Ричарда. Ибо баба совершенно неуправляемая, и оставлять её без присмотра – крайне неразумно. Сказано всё было довольно куртуазно, но саму суть король Англии уловить сумел. Да, это была его мать, да, до самого ухода сыночка Ричарда в мир иной, она хранила ему верность, но ведь и её последующие деяния из памяти уже не вычеркнешь. Именно она повелела убить собственного внука, ради единственного оставшегося в живых сына, самого ничтожного из всех. Она не просто интриговала, она вся целиком жила в мире своих интриг, как правило идиотских. «Никто не забыт, ничто не забыто» – усмехнулся Ричард.
– Кто повелел заключить свиту королевы под стражу?
– Я, Сир, – Спящий Леопард чуть качнул подбородком, не проявляя ни малейшего раскаяния. – В Яффе на тот момент я оказался старшим. По уставу принял командование и разоружил разбойничью шайку. Убили всего двоих, самых глупых.
– Полностью одобряю ваши действия и выражаю вам свою благодарность, милорд.
– Я действовал строго по уставу, Сир. Право, в аресте этих дураков не было никакого героизма. Жаль, что двоих пришлось убить. Остальные размещены в госпитале и на гауптвахте, королева этапирована в Акко, со всем возможным в тех условиях почтением.
– Вот так, милорды, – Ричард обвёл глазами присутствующих. – У нас война. Закон о военном положении касается абсолютно всех, даже Папу Римского. Итак, Иерусалим. Я уступаю своё право взять город Раймунду Тулузскому. Именно он будет штурмовать западные ворота города и именно он установит первым свой флаг. И не вздумайте это оспаривать, милорды, это мой законный приз и только я решаю – кому его отдать.
– А если граф Раймунд замешкается? – Рауль де Лузиньян так и не перешёл на новый уровень, а жаль.
– Тогда вам придётся подождать, граф. Своё знамя над Иерусалимом поднимет именно Раймунд Тулузский. Я сам пойду в бой под его командованием. На то у меня есть свои резоны, но они никого их вас не касаются. Атакуем с четырёх сторон на рассвете, сразу после того, как инженеры выбьют ворота. Северную группу возглавит Гуго де Лузиньян, князь Антиохии, граф Рауль, вы в подчинении старшего брата. С юга штурмующую группу возглавит Ги де Дампьер, граф Триполи, а с востока – сеньор де Сидон с задачей обозначить для отступающих возможность прорыва. Возможно, я скажу банальность, но даже крыса, загнанная в угол, может броситься и больно укусить. В прорыв на восток всех отпускать без встречных боёв, потом в пустыне на них поохотимся. Тамплиерских инженеров прикрывать штрафными ротами. За каждого погибшего инженера казнить по десятку подонков.
– Что потом, Сир? – поинтересовался Спящий Леопард. – Мне, с моими силами, в город лучше не входить.
– Потом, милорд, ваш корпус погонит сарацин в Аравию. Чтобы они бежали до самого Йемена и пугали по ходу своим видом обывателей. Дальнейший ход компании я расскажу вам после взятия Иерусалима.
Милорды заулыбались, всем было отлично известно, что Ричард планирует установить границу с мусульманами по берегу Тигра, а значит впереди у них Багдад и Басра, Мекка и Медина, Каир, Гиза и Луксор. Затем побережье Северной Африки, Малая Азия, а может быть и сама Византия. Война будет ещё долгой и славной, а главное прибыльной.
– Итак, милорды, – взял слово граф Эдессы, барон де Во. – План штурма следующий. Девятнадцатого сентября, ближе к заходу солнца, все силы, задействованные в операции, одновременно прибывают к городу и занимают указанные на карте позиции. Ещё засветло нужно начать обустройство лагерей, чтобы это заметили из города. Ночью мы развлечём их ракетами, а под шумок установим мины. Штурм начнём на рассвете, одновременно с трёх направлений.
– Сдаться мы им не предложим? – уточнил Ги де Дампьер.
– Предложим, – усмехнулся чему-то Ричард. – Прямо сегодня и предложим, но я уверен, что они откажутся. Иерусалим будем брать мечом. Всех, кто не успеет сбежать – заковывать в колодки. Потом разберёмся, кого из них отпустить, а кого продать, в любом случае, в Иерусалиме они больше жить не будут.
– Христианских священников тоже в колодки? – нейтрально поинтересовался Магистр Госпитальеров.
– Всех, кто не успеет сбежать на восток. Зачем нам священники, которые прекрасно ладили с сарацинами? Позже церковь решит их судьбу, но в Иерусалиме они мне точно не нужны.
– Кто же тогда отслужит торжественные молебны в храмах? – удивился впервые присутствующий на военном совете принц-бастард.
– С нами два Ордена, в которых каждый рыцарь является монахом. Они отслужат ничуть не хуже, кроме того, они это право заслужили. Сэр де Сабле и сэр де Донжон, заранее распределите между братьями обязанности, пусть потренируются кадилом махать, два дня на подготовку у вас есть.
Не зря Ричард целый год готовил армию, штурм Иерусалима прошёл как по нотам. На рассвете двадцатого сентября 1193 года почти одновременно взорвались мины, вынесшие сразу трое ворот: западные, северные и южные и крестоносцы ворвались в город. Дирижировал общим процессом граф Эдессы, Раймунд Тулузский командовал западным отрядом, а английский король, избавившись от бремени командира, вспоминал молодость, заодно испытывая свой новый доспех, который в другой истории называли готическим, а в этой наверное назовут Иерусалимским.
Хороший получился доспех. В пешей рубке, против относительно лёгких сарацинских сабель, не требовался даже щит, поэтому Ричард сражался двумя клинками, идя сквозь город на острие клина своих свитских. Очень высокого роста для этой эпохи, при этом полностью закованный в броню, он внушал противникам не меньший ужас, чем внушил бы вдруг появившийся в Иерусалиме боевой вертолёт из будущего. Остановился английский король только в Храме Гроба Господня. Что характерно – пустом.
– Сир. – Гийом де Баскервиль, сеньор де Антеп выглядел встревоженным. – Мы слишком оторвались от своих.
– Занимайте оборону, скоро нас догонят, – блаженно улыбнулся Ричард, стащив с головы шлем. – И всё-таки это была славная битва. Что не говори, а в пешей рубке есть своя прелесть. Жиль, поищите вина, должно же оно здесь быть для причастий. У меня в глотке совершенно пересохло.
Вино нашлось, контратаки не случилось и уже к полудню Иерусалим был зачищен полностью. В успехе английский король нисколько не сомневался, поэтому заранее распорядился доставить к вечеру двадцатого в город всех четырёх королев: свою мать, вдовствующую королеву Англии, герцогиню Алиенору Аквитанскую; сестру, вдовствующую королеву Сицилии Джоанну Английскую; пока ещё свою жену, Беренгарию Наваррскую и невесту, вдовствующую королеву Изабеллу Иерусалимскую. Пришла пора устраивать дела семейные.
– Я безумно рад вас видеть, маман. – Ричард коснулся губами руки матери, при этом не выражая не только безумной радости, но и какого-либо видимого удовольствия. – Несомненно, что ваше появление на Святой земле воодушевило всю армию, так что можете считать, что внесли в эту победу значимый вклад.
– Я тоже безумно рада видеть вас, Ричард, – старая интриганка изобразила доброжелательную улыбку. – Вы в курсе, что ваши неотёсанные болваны арестовали мою свиту, а двух рыцарей убили?
– В курсе, маман. Произошёл несчастный случай. У нас тут, знаете ли, война, а воевать против всей Азии – это совсем другое дело, чем гонять мятежных барончиков по Аквитании. На войне действуют законы военного положения, и вы их нарушили, отказавшись подчиниться приказу вышестоящего начальника. Сеньор де Сидон был в полном праве отдать приказ перебить всех, включая и вас, однако он поступил очень благородно. Называть его после этого неотёсанным болваном – это уже чёрная неблагодарность с вашей стороны.
– А граф Лестер? Что он себе позволяет?
– Всё то, в чём я его уполномочил и действует гораздо мягче и деликатнее, чем действовал бы на его месте я. Графу было приказано подавить мятеж, и он его подавил. Графу был сделан довольно толстый намёк, что пленных лучше не брать, но намёк – это не приказ, поэтому он вправе был поступить по своему разумению. Вы должны благодарить графа, что Джонни до сих пор жив, а вместо этого на него жалуетесь. И кому? Мне! Вы в своём уме, маман?
– Вы чудовище, Ричард!
– Взаимно, маман. Вы тоже далеко не ангел, но я с этим мирюсь. Коли уж мы теперь познали истинные сущности друг друга, не поговорить ли нам откровенно? Даже двум чудовищам не обязательно воевать между собой, всегда можно найти общего врага.
– А Джон?
– А что Джон? – равнодушно пожал плечами Ричард. – Как только доберусь до Ноттингема, буду его судить за измену. Не хотите почитать его признания, маман, граф Лестер мне их уже прислал? Не хотите – как хотите. Но знайте, что если я успею в Ноттингем раньше, чем Джон примет постриг, то закончит он свой жизненный путь на плахе палача. Дикси! У вас есть время, чтобы уберечь его дурную голову от отделения от тела. Вы ведь и сами в курсе, что его талантов хватит только для управления каким-нибудь захолустным аббатством.
– Епископством, – начала торг Алиенора Аквитанская.
– Угробит, – усмехнулся Ричард. – Джон трус, подлец и дурак. Не жалко вам отдавать людей под его начало?
– Господь не оставит его своей милостью. Это меньшее, на что я соглашусь. Джон сын короля.
– Вам лучше знать, маман, чей он сын, – сверкнул своими кошачьими глазами Ричард. – Условие принимается. Найдём дураку епископство, которое не так жалко угробить. Надеюсь, что демаршей против замужества Джоанны мне от вас ожидать не придётся?
– Не придётся. Джоанна уже непраздна. Ты стал коварен, как сам Сатана, Ричард.
– С вами станешь. Вы и Сатану способны с ума свести. Теперь следующее. Моя жена, королева Беренгария решила принять постриг, я решил взять в жёны Изабеллу Иерусалимскую, у неё как раз закончился траур. Всё это произойдёт в ближайшие три дня.
– Как на это отреагирует Наваррский дом?
– Как на Волю Господню. Наш союз остаётся в силе и даже приданное Беренгарии они назад не требуют. Тесть и шурин у меня очень разумные люди и способны оценить потенциал расширения нашего союза за счёт Окситании.
– Ты с ними это уже согласовал? – искренне изумилась вдовствующая королева.
– Разумеется, маман. Я отправлял к ним посла и уже получил ответ.
– Я тебя не узнаю, Ричард.
– Я вас тоже, маман. Прежняя Алиенора давно бы кинула в меня кубком и затеяла скандал, а вы всё медлите.
Вдовствующая королева Англии сначала поперхнулась, потом улыбнулась и наконец расхохоталась, как простолюдинка.
– Я принимаю твои условия, Ричард. Распоряжайтесь мною, Сир, клянусь, что впредь буду исполнять вашу волю, даже если она покажется мне непонятной.
– Аминь, маман! – отсалютовал кубком Ричард. – Значит вам первой следует заявить о правах моей приёмной дочери Марии на Монферрат.
Глава 16
Наутро после благодарственных молебнов, которые отслужили рыцари Тамплиеры и Госпитальеры, Ричард повелел собрать временный клир Иерусалима для решения важнейшей из задач – выбора Иерусалимского Патриарха. От клира отчётливо тянуло перегаром, что свидетельствовало о бурном ночном праздновании победы, а на лицах читалось желание опохмелиться, но английский король был неумолим. Патриарха следовало избрать незамедлительно, пока Иерусалим не заполонила всякая гражданская сволочь, и церковная власть находилась в руках военных. Пусть и военных монахов, но людей проверенных и заслуженных.
– Без малого пять лет мы шли к этой цели и вот сегодня, в Храме Гроба Господня, пришло время подвести итоги. Иерусалим наш, других священников, кроме вас, здесь сейчас нет, значит, именно вам и предстоит выбрать Патриарха.
– Вы сами приказали посадить под арест всех Иерусалимских служителей церкви, Сир, – осторожно напомнил Иоанн VII, Патриарх Антиохии.
– Приказал, – охотно согласился Ричард. – Они пять лет сотрудничали с сарацинами, поэтому доверия к ним у меня нет. И желания разбираться тоже нет, пусть этим занимается сама церковь. Я собрал здесь тех священников, которым могу доверить защищать свою спину, не то, что выбрать Патриарха.
– Но из кого они будут выбирать? – Иоанн VII окинул скептическим взглядом похмельных рыцарей, лишь по недоразумению считающихся священниками.
– Найдётся достойный.
В отличии от прочих крестоносцев, взятию Иерусалима Ричард не сильно обрадовался. Он ещё год назад был уверен, что возьмёт, поэтому успел с этой мыслью сжиться, привыкнуть к ней, как к чему-то само-собой разумеющемуся. Естественно, что никакой эйфории английский, а теперь и Иерусалимский король не испытывал, и прошедшей ночью не пьянствовал, а работал.
На одной из встреч, которую он провёл с Великими Магистрами, обсуждалось нынешнее мероприятие, поэтому, когда Ричард внёс кандидатуру сэра Жильбера де Эрайль, арагонского приора ордена Тамплиеров, хорошо ему знакомого по сотрудничеству, во время отсутствия Робера де Сабле, возражений у временного клира не возникло. Сэр Жильбер де Эрайль был единогласно избран Иерусалимским Патриархом под именем Жильбера I, и тут же рукоположен в сан своим коллегой из Антиохии.
Вой по этому поводу ещё, конечно, поднимется знатный, но отыграть назад уже ничего не удастся. Да, это первый случай, когда Патриархию фактически взяли на меч, но он не будет последним. Александрийский патриархат уже обещан Госпитальерам, а для Константинопольского уже начали готовить кадры в Ордене Защитников Пентархии, в который охотно вступали русы, особенно много из большой тысячи Рудного воеводы. И Ричард их отпускал, несмотря на заключенный контракт. Во-первых, как военная сила, Орден Защитников всё равно в его подчинении, во-вторых, напившиеся до сыта крови русы вступали в Орден далеко не голодранцами, а значит снимали с королевской казны часть бремени на его содержание, в третьих, русы продолжали приходить на Святую землю и поток их только нарастал, соответственно недостатка в кадрах для пополнения больших тысяч не было и, наконец, в четвёртых – у Ричарда было желание навести на Руси порядок. Храбрых воинов там хватало, а порядка не было никакого, так и дожили, что начали у кочевников ярлыки на княжение получать. Выродились Рюриковичи. И церковь их выродилась, раз добровольно начала захватчикам кочевникам прислуживать. Патриарх-Воин не помешает и в Константинополе, поэтому подготовка шла полным ходом.
Первым заданием для Иерусалимского Патриарха стало учреждение монастыря Благородных Невест Христовых и постриг Беренгарии Наваррской в монахини, а также назначение её первой настоятельницей. Благородных монахинь по разным обителям скопилось довольно много, некоторые из них покидали мир добровольно, но большинство было заключено в монастыри жадными родственниками, поэтому устав монастыря был разработан довольно гибким. Иерусалимский Патриарх (читай Ричард) мог в любой момент признать любую из послушниц жертвой интриг и вернуть к мирской жизни. Разумеется, только тех, кто сам этого желал и, кроме того, мог быть полезен в политических раскладах. Поэтому монастырь Ричард заложил шикарный, на месте лагеря Гийома де Баскервиль, то есть как раз на кратчайшем пути следования паломников в Иерусалим, при этом в виду гарнизона города. На эту «стройку века» английский король отправил всех захваченных в Иерусалиме горожан. Кого-то из них выкупят, или оправдают, а кого-то и нет, поэтому лучше пусть сейчас невиновный поработает, чем виновный будет зря жрать свою пайку, тем более что она была довольно нажористой. Для простого раба, разумеется. Морить голодом трудовой ресурс было полным идиотизмом, классическое рабовладение изжило себя ещё в античные времена, поэтому из Иерусалимских лишенцев была организована Первая трудовая армия, с бригадным подрядом, коллективной ответственностью за выполнение плана и социальным лифтом. Лишенцы должны были стимулировать, охранять и кормить сами себя, при этом строя нужные Ричарду объекты. Нет, на Суэцкий канал он пока не замахивался, но почему бы не откопать «Канал Фараонов», засыпанный арабами не так уж давно. Супертанкеры по нему не водить, а нынешние парусно-гребные кораблики в осадке едва десять футов превышают, что средиземноморские шебеки, что скандинавские драккары, что русские ладьи-ушкуи. То, что было однажды прокопано, будет откопано снова и горе закопавшим!
Второе деяние Иерусалимского Патриарха было чисто пропагандистского толка. Он призвал европейских сеньоров отпускать своих сервов в Святую землю. Европа давно перенаселена, у вас новые народятся, а нам уже завтра грозят бунты на покорённых территориях, поэтому хоть гарнизоны для городов, но будьте любезны отпустить. Эта речь была отпечатана в Антиохии ещё вчера, и вчера же начала грузиться на «пакет-боты» флотилии неугомонного барона Ицхака Левита. Вместе с известием о взятии Иерусалима, деянии, безусловно, богоугодном, призыв отпустить сервов ложится на тщательно подготовленную совесть. У кого она есть, конечно… В любом случае, покупают сеньоры феодалы эти издания за собственные деньги, уже даже появились первые постоянные подписчики.
Третьим делом, Иерусалимский Патриарх сыграл сразу две свадьбы: Ричарда Львиное Сердце с Изабеллой Иерусалимской и Раймунда Тулузского с Джоанной Английской. Вторую свадьбу играли для публики, Раймунд с Джоанной тайно обвенчались раньше, но такие тонкости обычных людей не интересовали, Иерусалим продолжил праздновать с новой силой. Хорошо хоть в наёмников дисциплину вбивали увесистыми палками, иначе и караулы бы перепились.
Торжественные церемонии и не менее торжественные мероприятия растянулись на целых две недели. Сразу после помазания Ричарда Иерусалимским королём, он провёл административную реформу, разделив коронные земли на герцогства. Графство Триполи расширялось за счёт Хомса и Хамы, а Ги де Дампьер становился герцогом Триполи. Графству Эдессы передавались права на земли Междуречья до самого Мосула, герцогом Эдессы стал Томас Гилсленд, барон де Во, начальник штаба и главный единомышленник Ричарда. Графству Алеппо был обещан весь правый берег Ефрата до самого Дейр эз-Зора, герцогом, разумеется стал Рауль де Лузиньян, а княжество Антиохию пока просто переименовали в герцогство, добавив к нему чисто символический Идлиб, по сути большую деревню, но Ле Брюн в обиде за это не был. Он знал, что его добыча ждёт в Малой Азии, но охотится на неё пока не время, не нагуляла ещё достаточно жира. Королевский же домен включал в себя Иерусалим, Дамаск и весь берег от Бейрута до Дамиетты.
Церемонию оммажа Ричард провёл в Храме Гроба Господня, где и увенчал головы герцогов специально изготовленными к этому случаю коронами, а миропомазавший их Иерусалимский Патриарх сразу же оформил легитимность. Попробуй-ка теперь её оспорь. Этих четверых герцогов, прошедших вместе все битвы пяти лет войны рассорить просто невозможно, они привыкли доверять друг другу не деньги, а жизнь и не раз её друг другу спасали. Феодальных мятежей на Ближнем востоке Ричард мог не опасаться. После, конечно, вырастут наследники, которые наплюют на заветы предков, но английский король до этого момента дожить не планировал.
Венчание герцогов на правление породило лавину нисходящих милостей для наиболее отличившихся рыцарей, они получали в герцогствах лены, а то и целые баронства и что самое главное – самостоятельно выбирали себе сюзерена. Как правило того, под чьим знаменем они ходили в битву, того, в ком были уверены. Свободных феодов хватало у всех герцогов, поэтому никто не остался обделённым.
Пополнился и Орден Героев. Сначала Ричард объявил, что хоть и несёт ответственность за созданное им детище, но носить цепь Великого Магистра ему мешают прямые обязанности монарха и предложил избрать первым Великим Магистром Ордена Героев милорда сеньора де Сидон, известного всем под прозвищем Спящего Леопарда. Кандидатуру, несмотря на робкие протесты самого Леопарда одобрили единогласно, он был не просто герой, в этом войске героев хватало, даже более отмороженных. Нет, Леопард был скорее синонимом удачи, любимцем Фортуны, хоть она и капризная девка, уже целых пять лет, а это уже был признак постоянства.
Приняв цепь Магистра Ордена, Леопард немедленно посвятил в рыцари всех достойных, включая Раймунда Тулузского и всю его свиту. Теперь только рыцарей в Ордене Героев числилось более восьми сотен, а ещё интересовались возможностью инициации кавалеры знака ордена на колодке среди отличившихся легионеров, а ещё почти половина головорезов большой тысячи воеводы Кирилла, которым не хотелось становиться монахами, однако с ними решили пока погодить. Самого Рудного воеводу Ричард хотел видеть в качестве Магистра Ордена Защитников, а после и Константинопольского Патриарха, а его стаю теми, кто сможет установить на Руси порядок, поэтому псоглавцев щедро жаловали деньгами, но пока не принимали в свой круг.
Великий Магистр Ордена Героев немедленно получил задачу организовать оборону Дамаска и Иерусалима, а также тревожащие коммуникации сарацин действия рейдовых групп в направлении Багдада. Именно тревожащие, потому что главная атака сил крестоносцев пойдёт с другого направления. Из Дамиетты на Каир и далее до самого озера имени не родившийся пока королевы Виктории. С занятием контроля над всем западным берегом Красного моря.
На этом же капитуле было объявлено о планируемом создании ещё двух герцогств: герцогства Среднего Египта, со столицей в Луксоре и герцогства Аравии, со столицей в Мекке. Первое было обещано Раймунду Тулузскому, в качестве приданного за Джоанну, а второе, очень для всех неожиданно, недавнему мятежнику, Жоффруа де Лузиньяну. Почти для всех. Был у Ричарда ближний круг, который узнавал такие новости заранее. Когда новоиспечённые герцоги и их владетельные вассалы отправились отмечать проявленную королевскую милость, в пределе храма Гроба Господня остались только Ричард, Великий Магистр Тамплиеров Робер де Сабле и Гийом де Баскервиль, сеньор де Антеп.
– Храмовую гору я у вас заберу, Робер, – заявил английский король, лично наполняя кубок Тамплиеру. – Все эти строения неверных[115] мы разберём на камни и построим из них что-нибудь хорошее. К примеру, Цитадель Пентархии.
Глава 17
– Боюсь, что братья не поймут этого шага, Сир, – голос Робера де Сабле звучал расстроенно.
– Если просто заберу, то, конечно, не поймут. Я предлагаю вам обмен. Насколько я помню, целью создания вашего Ордена была защита паломников, но паломникам из Европы больше ничего не грозит, Иерусалим у нас уже в глубоком тылу. Однако христиане живут не только в Европе, но и в Африке. – Ричард повернулся к бывшему оруженосцу и скомандовал. – Карту, милорд.
Гийом де Баскервиль, сеньор де Антеп развернул на столе один из рулонов и придавил углы монетами, положив на каждый по три шиллинга. Карта представляла из себя склейку и была непривычно ориентирована, север оказался вверху, но понять, что на ней изображён Египет, Великому Магистру Тамплиеров труда не составило. Вернее, изображён был не только Египет, а весь Нил, от истока до устья.
– Вот здесь, – ткнул пальцем английский король в район Африканского Рога, где в другой истории располагалась Эфиопия. – Живут христиане. Государство их называется Ласта и оно со всех сторон окружено врагами. Они приняли христианство раньше нас и раньше нас схватились с мусульманами, их война длится уже пятьсот лет. Я считаю, что Ордену Тамплиеров пора брать под защиту африканских паломников.
– Но как, Сир? – Робер де Сабле достал из кармана шнурок и промерял им расстояние между Дамиеттой и Каиром, а потом между Каиром и государством Ласта. Получилось раз в пятнадцать больше. – Нам просто не хватит на это людей, даже если отзовём всех братьев из Европы.
– Во-первых, вы будете не одни. Пробиваться вверх по Нилу я планирую целой армией. Во-вторых, задачу я вам поставлю посильную. – Ричард взял свинцовый карандаш и прочертил линию, соединившую Нил и Красное море. – Примерно так проходил Канал Фараонов, который арабы засыпали чуть более трёхсот лет назад. Этот канал нужно откопать и защитить, поэтому новый дом Ордена Тамплиеров вы построите на Красном море, в устье канала, что позволит вам не только исполнять свои обязанности по охране паломников, но и немножко зарабатывать на эксплуатации самого канала. Я полагаю, что торговцы не обойдут вниманием такой удобный путь в Средиземноморье.
– Несомненно, Сир, – голос де Сабле изрядно повеселел. – Такой размен братья должны принять с благодарностью. Но вы ведь позволите нам иметь свой замок в Иерусалиме?
– Конечно, друг мой. Занимайте резиденцию Иерусалимского Патриарха и начинайте её перестраивать под свои нужды. Вас это устроит?
– Более чем, Сир.
– Тогда перейдём к следующему вопросу. Хвастайтесь, милорд.
Гийом де Баскервиль, сеньор де Антеп, приор-секретарь и хранитель Святынь Ордена Героев, уже де-факто принявший на себя обязанности начальника штаба крестоносного войска, выложил на стол арбалет. Только это был не привычный средневековым рыцарям неуклюжий и тяжёлый механизм, этот арбалет напоминал охотничий, из уже не случившегося будущего. С деревянными ложем и прикладом, сделанным по наброскам короля-льва по подобию АК-47, со стальными плечами и витой стальной проволокой вместо привычной жильной тетивы.
– Вот, Сир. Этот арбалет пробивает ваш новый доспех с пятидесяти шагов. Если болт с гранёным наконечником, конечно.
Большим разочарованием для Ричарда это не стало. Новый доспех был хорош, но король отлично знал, что непробиваемой защиты не существует в принципе. Оружие нападения всегда дешевле в производстве, чем средства защиты, а пятьдесят шагов – это не такая уж плохая фора. Хороший щит добавит ещё пятьдесят. Робер де Сабле покрутил новый арбалет в руках, ласково ощупал плечи, погладил пальцами стальную тетиву, приложил приклад к плечу, поцелился в разные предметы, потом встал и довольно легко взвёл рычаг ногой.
– Полагаю, если привыкнуть, то взводить этот арбалет можно будет прямо в седле?
– Именно так его и рассчитывали, Сэр, – кивнул Гийом де Баскервиль.
– И дождя он не боится. – Великий Магистр ласково погладил приклад и положил арбалет на стол.
– Не боится, Сэр. Им можно стрелять даже под водой.
– Это неправильное оружие, – задумчиво произнёс де Сабле. – Из такого арбалета любая баба сможет убить рыцаря.
– Это ещё цветочки, Робер, – усмехнулся Ричард. – Скоро на основе пороха, который вы производите в западном форте, появится оружие, способное убивать рыцарей за двести и более шагов и изменить мы уже ничего не можем, порох изобрели уже довольно давно на востоке Азии и он всё равно сюда доберётся. Теперь нам важно опережать прогресс остальных хотя бы на один шаг, а не думать о бабах с арбалетами. Такие, конечно, появятся, но воинами всё равно останутся мужчины. Что с новыми доспехами, Гийом?
– Мерки сняли с более чем сотни сеньоров, Сир, а это производство займёт более двух месяцев.
– Это недопустимо медленно, милорд де Антеп. Через два месяца я планировал занять Каир и Александрию.
– Вы их займёте, Сир. Доспех ведь в этом деле не самое главное. Я, например, себе даже мерку ещё не снял. Главное – это пушки. Нам наконец-то удалось отлить образец, который выдержал более пяти сотен выстрелов, а следующий выдержит и тысячу. Самая большая проблема у нас возникла с механизмом компенсации отдачи, ведь для кораблей это очень важно, чтобы выстрелившая пушка не улетела в море, проломив противоположный борт, но её уже частично удалось решить. Понадобится внести изменения в конструкцию кораблей, чтобы шпангоуты могли за ремни удержать отдачу, но этот вопрос уже решается. Герцог Антиохии на верфях буквально живёт, не давая спуска никому.
Ле Брюн действительно фанател флотом, особенно после того, как Ричард показал ему «раздобытую агентурной разведкой» карту мира, с обеими Америками, Австралией и Антарктидой. Он прекрасно понял намёк английского короля, что любое большое дело начинается с первого маленького шага, поэтому строил сейчас речной артиллерийский флот, этакие плоскодонные плавучие батареи, которые в другой истории назвали бы мониторами, но не за горами было и создание корабля океанского класса, способного выдерживать шторм в восемь баллов и не тупо штормовать, спустив паруса, а двигаясь вперёд, к намеченной цели. Лошадей, в таких условиях, конечно, не перевезёшь, но люди – это скоты очень неприхотливые, они доплывут даже до Антарктиды, не то, что до Америки.
Пушки же были в разработке самые простые – бронзовые, дульнозарядные. По нынешним временам и это было «вундер ваффе», так что мудрить Ричард не стал, приказав лишь добиться минимального веса при оптимальных характеристиках.
– Что-нибудь ещё, милорд?
– Да, Сир. – Гийом де Баскервиль положил на стол подзорную трубу.
– Ух ты! – не сдержался король Англии и принялся рассматривать окружающее через оптику. – Мутновато, но всё равно хорошо. Кратность примерно четыре.
– Позвольте, Сир? – попросил новую игрушку де Сабле.
– Извольте, Магистр. Можете оставить её себе, меня не устраивает качество. Напоминаю, милорды, ваше совместное ведомство является самой большой тайной нашей армии. Сами видите, что ни в порохе, ни в пушках, ничего особо сложного нет, все наши враги в силах это повторить, а тогда мы умоемся кровью.
– Это понятно, Сир, – ответил за обоих Великий Магистр. – Все меры секретности исполняются даже внутри нашего Ордена.
– Хорошо, – подвёл итого совещанию Ричард. – Умирать мы не боимся, но и не торопимся. Вынужден вас покинуть, милорды, у меня семейное мероприятие.
Семейным мероприятием был обед, излишне торжественный и церемонный, но на этом настояла мать. Война-войной, но какие-то приличия должны соблюдаться, тем более членами королевской фамилии. Спорить по такому ничтожному поводу с такой амбициозной женщиной, английский король посчитал неразумным, поэтому, освежив гардероб, пошёл на второй, а значит уже традиционный, семейный обед.
Короля уже ждали, когда он вошёл в малую трапезную, узкий круг родственников собрался вокруг Алиеноры Аквитанской и внимал ей, развесив уши. Раймунд Тулузский почтительно поклонился вошедшему Ричарду, а дамы присели в глубоких книксенах.
– Уже плетёте заговоры, маман, – усмехнулся Ричард, приглашая всех присесть к столу.
Судя по тому, что вся семья, кроме Алиеноры, отразила на лицах неловкость и лёгкое раскаяние, шутка короля попала в цель.
– Заговоры направлены на подрыв королевской власти, а я занимаюсь её укреплением, – невозмутимо бросила железная герцогиня, первой занимая своё место за столом.
– Очень интересно, – подпустил в разговор иронических ноток король Англии. – Вы всерьёз считаете, что моя королевская власть слаба настолько, что её можно укрепить вашими интригами внутри нашей семьи? И в чём-же моя слабость, маман? Где я просмотрел врага, которого узрели вы?
– Я говорила не о военных делах, сын…, Сир, – запнулась в словах Алиенора. – В них вы, конечно, понимаете больше меня, но после каждой войны наступает мир. Правильно заключенный мир – это и есть правильный итог войны.
– Очень интересно. А я всегда думал, что правильным итогом любой войны является победа над врагом. Значит вы тут агитируете за мир с сарацинами? – продолжил веселиться Ричард.
– Причём тут сарацины?
– Так я вроде пока больше ни с кем не воюю, маман.
– Это только потому, что новости о ваших художествах ещё не достигли Европы, Сир. Святой Престол вы уже точно против себя настроили.
– Вы полагаете, что их сильно расстроит новость о взятии Иерусалима?
– Их расстроит то, как ты обошёлся со священниками. Не паясничай, Ричард.
– Переживут, – голос короля был полон презрения. – У меня были веские основания им не доверять, среди них наверняка полно сарацинских шпионов. Как только представится такая возможность – отправлю их на суд в Рим. Так что вы ошибаетесь, маман, война со Святым Престолом мне точно не грозит.
– Император наверняка будет добиваться от Папы наложения на тебя интердикта.
– Это будет большим подарком с его стороны. Я давно ищу повод поддержать короля Франков в Бургундском вопросе, но пока никак не могу найти.
– Ты хочешь поддержать Филиппа-Августа? – совершенно искренне изумилась Алиенора Аквитанская.
– Хочу, маман. Но чтобы поддержать предателя и мерзавца, мне нужен веский повод, иначе меня свои же не поймут.
– Но зачем тебе это, братик? – не выдержала Джоанна.
– Без моей поддержки Филипп слишком быстро проиграет, сестрица. А я хочу, чтобы он продержался хотя бы года три-четыре, пока я буду занят Азией и Африкой, а так же обзаведением наследниками. – Ричард нежно погладил руку Изабеллы Иерусалимской.
– Неожиданно… – совершенно растерялась железная герцогиня.
– Поэтому я и прошу вас не лезть в политику, маман. Во всяком случае, с собственными интригами. Помогите мне лучше посильнее разозлить императора, к этому у вас, определённо, большой талант.
– Помогу. Только сначала нужно всё хорошенько обдумать.
– Думайте, маман, время у вас есть. А пока прикажите готовиться в дорогу, завтра мой двор переезжает в Дамиетту. Пора дать сарацинам понять, что неприятности для них только начинаются.
– Что, прямо завтра? – удивилась Джоанна.
– А чего тянуть? В Иерусалиме я все запланированные дела уже закончил, пора заняться твоим приданным, а оно ждёт нас в Египте. Не могу же я свою любимую сестру выдать замуж как нищенку.
С послом короля Франков, епископом Бове, Филиппом де Дрё, Ричард встретился в лагере при Яффе, в греческом ресторане Нового порта.
– Итак, ваше преосвященство, времени плести словесные кружева у нас нет, сегодня вечером я отплываю в Дамиетту, поэтому давайте сразу ближе к делу. Ваш король принял моё предложение по Бретани?
– Принял, Сир. Как только будут получены оговорённые тридцать тысяч марок, герцог Артур и его мать будут незамедлительно переданы графу Лестеру.
– Своё серебро он получит прямо в Париже от Тамплиеров, позже я с ними рассчитаюсь. А что насчёт признания моей приёмной дочери наследницей Монферрата?
– Это обсуждаемый вопрос, Сир. Вы ведь понимаете, что это признание станет поводом для войны?
– А разве моему венценосному брату не нужен такой повод? – наигранно удивился Ричард, проворно поглощая запечённых на гриле креветок. – Мне казалось, что он горит желанием решить Бургундский вопрос. Повод я ему даю, причём очень изящный. Что может быть благороднее, чем защитить сироту от произвола жадных родственников?
– Это обсуждаемый вопрос, Сир, – повторился Филипп де Дрё. – На обещанные за поддержку в этом вопросе пять тысяч марок, мой король желает приобрести оружие и доспехи.
– Что-то конкретное?
– Длинные копья и дамасские[116] доспехи, Сир.
– Это немного посложнее, чем уладить дело серебром, но, пожалуй, я соглашусь. Количество, цену и сроки поставки вам придётся оговаривать с Гийомом де Баскервиль, сеньором Антепа. Сразу предупреждаю, что и доспехов, и копий пока не хватает и нам самим, поэтому подойдите к решению вопроса творчески. Сеньору де Антеп требуются поставки ясеневой древесины и работящие обученные сервы, кузнецы и столяры, чтобы расширить производство. Полагаю, вам это будет не трудно обеспечить?
– Насчёт древесины не уверен, а с сервами вопрос решим, Сир.
– С древесиной тоже решите. Ясень в ваших краях не редкость. Что-то ещё, ваше преосвященство?
– Да, Сир. Мой король интересуется, что ему полагается за участие во взятии Аккры?
– Он же уже получил от меня Жизор.
– Насколько я знаю, Сир, Жизор отошёл моему королю в счёт щитовых выплат с Нормандии за десять лет.
– Насколько я знаю, ваш король при осаде Аккры себя ничем, кроме интриг, не проявил. Если бы он не поддержал эту скотину – Австрийского герцога, мы взяли бы Иерусалим ещё два года назад.
– Политика, Сир. Мой король сожалеет о случившемся, но на долю рассчитывает.
– Я тоже сожалею, но на долю он рассчитывает зря. Во всяком случае пока. Вернёмся к этому вопросу, когда уладим все остальные. Политика, ваше преосвященство, – передразнил епископа английский король. – Сначала освобождение Артура, потом признание Монферрата за Марией, а после можно будет обсудить и компенсацию за Аккру. Азия большая, найдётся в ней владение и для вашего короля. Допустим, Смирна[117], а что, почему бы и нет, но только когда у меня дойдут до неё руки.
– Но ведь Смирна владение Византии, Сир…
Ричард усмехнулся и посмотрел на епископа Бове как на идиота.
– Вы захапали МОЙ Жизор, наплевав на все данные перед Крестовым походом клятвы, а теперь вас смущает какая-то трухлявая Византия? Вы и трусы, и идиоты одновременно, иначе ваши действия оценить невозможно. Ладно, политики сраные, будет вам компенсация. Когда начнёте в Бургундии, призовите вассалов из моих графств Анжу и Мэна. Я немедленно напишу графу Лестеру, сотен шесть копий он там соберёт. Ещё столько же вам предоставит герцогиня Аквитании. Когда я возьму Смирну, вернёмся к разговору о доле за Аккру. Но учтите, что все феодалы в Азии будут давать мне оммаж, в том числе и ваш король.
– Он это понимает, сир.
– Даже так? Очень интересно. Взаимный вассалитет… Такого в истории, по-моему, ещё не случалось?
– Всё когда-то случается впервые, Сир.
– Вам удалось меня удивить, ваше преосвященство. Политики из вас как стрелы из дерьма, но философы вполне себе на уровне. Прощаю вам всю ту хулу, что вы на меня несли и снимаю ограничение в праве на перемещение. Можете посетить Иерусалим и приобщиться Древу Животворящего Креста, но со свитой только из шести всадников. Достойных выберете сами. Сеньор де Антеп встретится с вами сразу после окончания паломничества.
– Благодарю вас, Сир, – епископ Бове, Филипп де Дрё встал и величаво поклонился. Чуть почтительнее, чем приписывается этикетом, но при этом не уронив собственного достоинства.
Глава 18
В Дамиетте Ричард первым делом провёл смотр легионам Жоффруа де Лузиньяна, однажды уже побывавшим в деле при ограблении Александрии. Стоит признать, что будущий герцог Мекки и Медины не поскупился на вооружение и обмундирование, внешне его воинство выглядело весьма грозно. Вооружение поставили те же венецианцы, причём де Лузиньяну они сделали приличную скидку, поэтому с учётом взятой в Александрии добычи, казна у него почти не оскудела.
– Вам удалось договориться с братом о совместных действиях, милорд?
– Частично, Сир. Сам он участвовать не хочет, но разрешил мне нанимать своих вассалов.
– Мдаа… С братьями нам с вами определённо не повезло, зато это компенсировалось племянниками. Ладно, оставим лирику до более спокойных времён. Как вы оцениваете боеготовность своих легионов?
– Они, конечно, похуже ваших, Сир, всё-таки времени на подготовку у меня было значительно меньше, но к бою они готовы.
– Сколько они проходят за дневной марш?
– Зависит от местности, Сир, но на семь лиг можно рассчитывать уверенно.
– Неплохо. Очень даже неплохо, милорд, я такого не ожидал. Что ж, раз к бою готовы, пора его начинать. На завтрашний вечер назначен военный совет, там и обсудим детали.
В принципе, план компании у Ричарда в голове уже сложился, но выслушать умных людей, а к таким английский король относил своих ближайших соратников, лишним не будет. Ле Брюн уже превосходил своего короля в знании флота, а значит и в умении его применять. Спящий Леопард был непревзойдённым специалистом партизанской войны, со своей большой тысячей псоглавцев умудрившийся заставить капитулировать Ракку, даже не обозначая намерений её штурмовать, взяв чисто на испуг. Принц-бастард, показавший себя отличным командиром, и уже собравшим под своё знамя почти восемь сотен верблюжьих всадников, гораздо лучше отца понимал тонкости глубинной разведки и возможности проведения диверсий на коммуникациях сарацин. Гийом де Баскервиль, теперь уже настоящий начальник штаба, мог дать полезный совет практически по любому вопросу. Барон Ицхак Левит умел извлекать выгоду из любой ситуации, он наверняка смог бы даже продавать бедуинам песок, но до такого, при наличии более серьёзных задач, у него просто пока не доходили руки, к тому-же он возглавлял службу агентурной разведки. И племянники Ричарда, братья Вельфы, Генрих и Оттон, от которых по молодости лет и отсутствии опыта, полезных советов пока ожидать не приходилось, вполне могли совершенно случайно предложить что-нибудь полезное. Раймунд Тулузский, хоть и прибыл на эту войну позже всех, уже обрёл статус покорителя Иерусалима и заместителя Верховного Главнокомандующего. А Робер де Сабле был единственным, посвящённым в тайну Ричарда и, пожалуй, единственным настоящим другом английского короля.
Королю Англии, конечно, очень не хватало острого ума герцога Эдессы, барона де Во и житейской мудрости герцога Триполи, Ги де Дампьера, но у них были свои задачи. Герцог Алеппо, Рауль де Лузиньян, после взятия Ракки, испросил у сюзерена отпуск, чтобы отправиться в Европу на поиски невесты. Ричард ему, естественно, не отказал.
Два легиона: Первый Иерусалимский (германский) и Третий (франкский) были плотно задействованы в обороне, постепенно забирая под свой контроль оазисы и колодцы восточнее Иордана и Мёртвого моря, а также они выделили гарнизоны для охраны Иерусалима и Дамаска, поэтому в распоряжении короля, для завоевания Египта оставалось всего два: Второй (шотландский) и Четвёртый (датский), от того и относительная готовность войска Жоффруа де Лузиньяна, Ричарда реально порадовала. Занять и контролировать зону Канала Фараонов они смогут, смогут и покопать, при отсутствии других задач, а после в Красное море выйдет флот. Укреплённые шебеки герцога Антиохии, с шестью пушками на борту каждая.
«Так даже воевать не интересно» – мелькнула в голове Ричарда мысль – «Мы их давим роялями, а они плачут и сбегают» – которую он, впрочем, тут же загнал на задворки сознания. Все его рояли враги способны скопировать, а значит лёгкой прогулки не будет, успеть бы забрать себе Африку и Ближний Восток, пока не начались битвы роялей с роялями.
В донжоне крепости, стараниями коменданта Дамиетты, Генриха Вельфа, уже появились вполне комфортные тронный зал, трапезная и помещение для штаба.
– Велите подавать обед, милорд, оповестите об этом мою семью и смените гардероб. Я желаю, чтобы вы с братом приняли участие в нашей семейной трапезе.
К обеду Ричард вышел в странном наряде. Первое, что привлекало глаза присутствующих, была корона. Полированная стальная корона с семью зубцами, и без единого украшения. На ней даже гравировки не было, не то, что драгоценных камней. Вторым вызывающим фактором была одежда. Если к «штанам» дамы уже привыкли, ввиду военной необходимости, то верхняя одежда всё того-же саржевого плетения не имела никаких украшений, кроме нашитой на левом плече полоски ткани, с закреплённой на ней пятиконечной звездой, даже не золотой, а серебряной. Единственными украшениями были закреплённые на берцах золотые шпоры и одинокий знак отличия Ордена Героев на левой стороне груди. Простой легионерский знак на колодке.
– Вы выглядите как оборванец, Сир, – желчно прокомментировала новую моду герцогиня Аквитанская.
– Давайте воздержимся от поспешных суждений, маман. Прошу всех к столу. Итак, представляю вам настоящих героев, бравших мечом Дамиетту и Иерусалим, ваших внуков, маман, и наших с тобой племянников, сестричка – Генриха и Оттона Вельфов, – братья куртуазно поклонились бабушке и тётке. – Они действительно настоящие герои: Генрих мизерными силами удерживал наши ворота в Африку, а Оттон сумел пробиться к самому Храму Гроба Господня.
– Я всего лишь прикрывал вашу спину, Сир. – Оттону Вельфу гордыня была не чужда, а настоящая гордыня подачек не принимает. Даже от короля.
– Я это знаю, Оттон. Но спина моя цела, а значит прикрывали вы её довольно успешно. Кто бы что не думал, но моя спина мне дорога, поэтому я не доверяю охранять её кому попало. Итак, маман, ваши внуки ещё даже не обручены, их судьбой совершенно некому заняться.
– А как же вы, Сир, – язвительно поинтересовалась Алиенора Аквитанская.
– Я их учу и помогаю им делать карьеру. Если вы думаете, что вырастить хорошего полководца так же легко, как найти ему подходящую невесту, я готов вам на недельку уступить командование армией, а сам займусь семейными делами.
– Шут! – железная герцогиня зарумянилась до покраснения.
– Шут, – покладисто кивнул Ричард. – И если вы продолжите игнорировать мои шутки, то я выдам вас замуж, маман. За русского князя. У него очень обширные владения, только одна в них беда.
– Какая? – едва сдерживая смех, спросила Джоанна.
– Там лето начинается в июле и заканчивается тоже в июле. Но я уверен, что наша замечательная маман сможет договориться даже с природой.
Неловкую ситуацию попытался сгладить Раймунд Тулузский.
– Моей дочери от первого брака скоро исполнится четырнадцать. Она не глупа, недурна собой, и неплохо воспитана.
– С вами мы уже достаточно крепко породнились, Раймунд, поэтому вашу дочь мы прибережём для одного из герцогов Лузиньянов. Ле Брюн холост и жениться пока не торопится, такое пополнение в семье нам не помешает. Матушка подыщет нашим героям невест в Империи. Таких, чтобы при первых же неудачах Генриха, Вельфы стали первыми претендентами на Императорский престол. Справитесь, маман, или мне взвалить это на себя, а вы пока покомандуете армией?
Герцогиня Аквитании покраснела ещё гуще, но на внешние реакции её смущение не распространилось. Она первой села за стол и скомандовала.
– Обед. Всё остальное обсудим позже.
На братьев Вельфов у Ричарда были обширные планы. Именно поэтому он решил сделать их своими вассалами. Титулярными[118] графами Дамиетты и Александрии. Как там потом сложится – неизвестно, но перекрыть основной источник дохода своему феодалу лишним никогда не будет.
Кем бы они не стали в Империи (а в другой истории Оттон стал в ней императором), лишиться доходов от Александрии, или Дамиетты они точно не захотят. Прав был мифический Мефистофель – «Сатана здесь правит бал, а люди гибнут за металл». Денег Ричарду жалко не было, вскоре он доберётся до приисков Южной Африки, а золота там чуть ли не половина мировых запасов. Во всяком случае, из разведанных в двадцать первом веке. Тут впору задуматься не о пополнении казны, а об обуздании инфляции.
Утро следующего дня началось для Ричарда с хорошей новости, Изабелла сообщила ему о задержке цикла, а следовательно о высокой вероятности беременности. Если даст Господь, в середине июля 1194 года у английского короля появится законный наследник. Или наследница, что тоже неплохо.
Первым, с кем Ричард поделился радостной новостью, был Великий Магистр Ордена Тамплиеров. Робер де Сабле поздравил друга и выразил уверенность, что родится непременно сын. После совместного завтрака, когда уже подали кофе из обжаренных зёрен[119], Тамплиер поинтересовался у английского короля – актуально ли всё ещё задание на пророчество о продолжении крестового похода?
– Конечно, Робер. Если мы объявим о завершении Третьего крестового похода, обязательно найдутся умники, которые организуют четвёртый и соберут в него почти уже наших людей.
– На каком основании они это организуют, Сир, когда и Святой Крест, и Иерусалим уже в наших руках?
– Основание они найдут. Хоть тех же мавров в Испании. В той истории, Четвёртый крестовый поход закончился взятием Константинополя и расчленением Византии. Зачем нам отдавать такие ценные призы каким-то наглым проходимцам?
– Вы помните отшельника с горы Святого Самуила, Сир?
– Это тот сумасшедший который заявлял, что мы ещё недостаточно святы? Помню, конечно. Его пророчество тогда чуть не взбунтовало мне войско.
– Вы правы, Сир, это именно он. Его пророчество помнят все, кроме того, считают его свершившимся. Теперь он готов сделать новое.
– Можно ли в таком деле полагаться на сумасшедшего, Робер?
– Он не безумен, Сир. Во всяком случае, я с ним пообщался вполне нормально. Отшельник не подведёт.
– Желательно, чтобы он отправился в Рим и повторил своё пророчество там.
– Я берусь это организовать, Сир.
– Тогда, с Богом, Робер. На сегодня у меня запланирован смотр Шотландскому и Датскому легионам. Вы со мной?
– С вашего позволения нет, Сир. До начала военного совета мне предстоит сделать множество дел.
– Тогда до вечера.
Шотландский и Датский легионы, по сравнению с Лузиньяновскими, выглядели матёрыми ветеранами. Центурии и когорты маневрировали как единый многоногий организм, так что Ричард остался весьма доволен увиденным. Когда придёт время возвращаться в Европу, эти парни станут настоящими машинами для убийств. В том, что они согласятся продлить свои контракты, английский король нисколько не сомневался, военный наёмник – это судьба, это на всю жизнь. Их, конечно, можно перекупить, только у кого хватит на это денег? А ведь кроме денег, очень важна и репутация нанимателя, а она у Ричарда была просто запредельно высокой. Побеждал он постоянно, а после побед щедро награждал отличившихся.
В Европе их, конечно, придётся перевооружить, добавить пики, или алебарды, а также пока не изобретённые испанские козлы, чтобы можно было встречать латную рыцарскую кавалерию в лоб, но это уже копеечные затраты. Главное – это люди. Закалённые в боях и привыкшие каждый день упражняться с оружием, они любую новую тактику освоят месяца за три, а через год станут настоящими ассами.
После обеда, который король разделил с герцогом-адмиралом Гуго де Лузиньяном, Ричард вызвал для разговора Рудного воеводу. Орден Защиты Пентархии постепенно превращался из декорации в реальную силу, а доверять военную силу какому-то гражданскому, пусть и целому Патриарху, английский король считал неразумным ходом. Ордену нужен был Великий Магистр, а Кирилл Лютый подходил на эту должность лучше всех, о чём он ему и поведал.
– Ну какой из меня монах, Сир? – внимательно всё выслушав, усомнился Рудный воевода. – Я же грешен, как медведь-людоед. Даже хуже. Медведь убивает ради пищи, а я убивал для удовольствия.
– Ты мстил. Отомстить врагу – это священный долг каждого воина.
– В том то и дело, что я не врагу мстил, который в моих бедах виноват, а просто душегубствовал, как лютый зверь. Теперь я это понимаю, но уже поздно.
– Поздно – это когда тебя уже похоронили, – усмехнулся Ричард. – Все прежние грехи нам, после взятия Иерусалима простились. Самое время начать новую жизнь, воевода Кирилл. Вот тебе самому нравится, что мы, все вроде христиане, а единства между нами нет?
– Не нравится, Сир, но ведь единства нет и у мусульман. Да и у евреев, если покопаться, его не так много. Делились же они на седдукеев и фарисеев. Наверное, такое единство просто невозможно.
– Не знаю, воевода, возможно ли оно, но попытаться его добиться я просто обязан. А ты обязан мне в этом помочь. Сейчас мне нужен Великий Магистр Ордена Защиты Пентархии, а после понадобится новый Вселенский Патриарх[120], который сможет объединить русов в единую державу. То, что сейчас у вас там творится, больше похоже на драку бешеных собак.
– Очень похоже, Сир, – согласился рудный воевода. – Только на кого я оставлю своих людей?
– Ни на кого. Как водил их, так и дальше будешь. Принятие сана не снимет с тебя обязанностей моего воеводы, контракт ведь ещё не закончился. А после разберёшься. Кого-то заберёшь с собой, кого-то отпустишь, а своей тысяче подготовишь нового воеводу, который не загубит по дурости твоих людей. Время у тебя на это будет, но ответ на принципиальный вопрос я хотел бы получить прямо сейчас. Ты принимаешь под свою руку Орден, воевода Кирилл?
– Принимаю, Сир.
Глава 19
На военный совет Ричард пришёл всё в той же стальной короне с семью зубцами.
– Итак, милорды, перед нами Египет. Последний оплот сарацин, и если мы его у них заберём, то в Аравии начнётся голод. Без египетского зерна им, не то, что лошадей, людей будет нечем кормить. Они это прекрасно понимают и готовы драться. Наша разведка – английский короли кивнул на барона Левита – утверждает, что гарнизон Каира составляет порядка тридцати тысяч, а возглавляет его лично султан, Усман аль-Азиз. Кроме того, учтя предыдущий опыт, им, во всех городах Египта арестованы как христиане, так и евреи. Что-то не так, барон?
– Не во всех городах, Сир. В Александрии попытка проведения массовых арестов закончилась мятежом. Сарацины отошли на юг. Город теперь можно просто занять, ваш гарнизон там с удовольствием примут.
– Одной проблемой меньше, а может быть и нет. Удастся ли нам в таком случае повторить в Александрии выборы Иерусалимского Патриарха? Ведь теперь священников арестовывать вроде как не за что.
– Удастся, Сир, и даже ещё проще, – уверенно заявил барон Ицхак Левит. – Копты[121] выберут того, на кого вы им укажете. Они уже считают вас новым Пророком и перечить просто не посмеют. Тем более, что Патриарха у них нет уже без малого триста лет, и они уже успели позабыть, для чего он нужен.
– Если так, то всё отлично… Адмирал. – Ричард давно планировал отказаться от длинных титулований, тем более при обсуждении военных вопросов, поэтому обратился к герцогу Антиохии по воинскому званию, правда пока ещё не прописанному ни в каких уставах.
– Слушаю, Сир.
– Мониторы у Александрии, судя по всему, не понадобятся, но парочку всё-таки отправьте. Бережённого Бог бережёт.
– На Аллаха надейся, а верблюда привязывай, Сир, – согласно кивнул Ле Брюн. – Отправлю два самых мореходных корабля. Двенадцать пушек решат любые проблемы.
– Надеюсь на это, адмирал. Кроме того, выделите для Александрии семь десантных кораблей. Отправим туда первую когорту Шотландского легиона и сотню рыцарей Госпитальеров.
– Выделю, Сир.
– Оттон Вельф.
– Здесь, Сир.
– Вы возглавите десант в Александрию и обеспечите Госпитальерам правильные выборы Александрийского Патриарха. Кроме того, я жалую вам титул маркграфа Александрии, с получением содержания от города в размере шести тысяч марок серебра в год. Генрих Вельф.
– Я, Сир.
– Жалую вас титулярным графом Дамиетты с таким же содержанием. Кроме того, вы идёте со мной на Каир.
– Слушаюсь, Сир. Слушаюсь и повинуюсь, – ни нотки сарказма в голосе племянника не прозвучало, поэтому Ричард только одобрительно кивнул.
– Филипп де Фальконбридж, сеньор Бейрута, я знаю, что ваши банды гуляют по Египту уже неделю. У вас есть, что доложить военному совету?
– Они не банды, Сир. Они отличные воины, если не ставить им невыполнимых задач.
– Оставьте определение их сущности благожелательно к ним настроенным философам, Филипп. Что выяснили ваши небанды?
– Сарацины заперлись за стенами, Сир. Патрули высылают, но совершенно смешными силами. По команде, мы вырежем их как овец. Будут сидеть слепыми и глухими.
– Сеньор де Сидон?
– Согласен с мнением принца-бастарда, Сир. Нам нужно обходить укреплённые города, блокируя их рейдовыми отрядами, и рваться вверх по Нилу. Преимущество во флоте и кавалерии нам это позволяет. Сильно сомневаюсь, что если мы заблокируем для них поставки выше и ниже по течению, Каир будет упорно сопротивляться. Месяц-два, и они либо вылезут из своей норы для честного сражения, либо просто откроют нам ворота. Нам нужно собрать вокруг Каира как можно больше охотников с соколами, чтобы лишить их в том числе и голубиной почты.
– Толково, – кивнул Ричард. – Желающих поохотиться можно найти немало. Адмирал, я слышал, что в районе Каира Нил перегорожен цепями?
– Так и есть, Сир, но эти древние игрушки задержат нас едва ли на полчаса.
– То есть, вы тоже предлагаете оставить в тылу город с тридцатитысячным гарнизоном и рваться вверх по течению?
– Да, Сир. Прорываться нужно минимум до Луксора, чтобы отрезать Каир от нубийцев. А то, что он в нашем тылу – не беда. Все наши коммуникации завязаны на реку и им просто нечего этому противопоставить. Ну высунутся, ну погоняют верблюжатников в окрестностях, нам от этого особого ущерба не случится, а им никакой пользы не принесёт. Ну поймут они, что блокированы не в стенах города, а на территории в сотню квадратных миль, легче от этого им вряд ли станет. Такой гарнизон только с окрестных деревень всё равно не прокормишь. Мы заставим их выйти и драться, а там уже всех и убьём.
– Гийом де Баскервиль, сеньор де Антеп? – Ричард придерживался принципа, что младшие по должности, или званию (пока не прописанному в уставах) высказываются первыми, а Гийом был уже целым начальником штаба.
– Я бы отправил в Александрию пять когорт, Сир. Флот не имеет возможности защитить Египет с запада, от берберов, это сможет сделать только крепкий гарнизон в Александрии, подкреплённый тяжёлой кавалерией. Оставшиеся пять когорт шотландского легиона использовать для создания лагеря у реки, в виду Каира, как мы это делали у Дамаска и Иерусалима. Вряд ли они бросятся его штурмовать, но думать о нём будут постоянно, вспоминая тот же Иерусалим. Легионы милорда Жоффруа де Лузиньяна блокируют Каир с востока, от Красного моря, а датский легион и рыцарей милорда Раймунда нужно везти сразу в Луксор. Оттуда их уже будет не выбить ни сарацинам, ни нубийцам.
– Милорд де Лузиньян, смогут ваши легионы надёжно заблокировать Каир от Суэца?
– У меня всего двести копий кавалерии на два легиона, Сир. Блокирующие лагеря я устрою, но тревожить неверных мне будет уже нечем.
– А и не нужно. Тревожить их есть кому, ваша задача занять и контролировать линию канала Фараонов. Обнаружить её несложно, есть сведения, что она на всём пути уставлена гранитными монументами. Найдите и начинайте копать. Всех рабов, которых мы захватим, будем отправлять вам в помощь. Канал просто засыпали песком, причём только у истока и устья[122], поэтому откопать мы его сможем без проблем.
– Сделаем всё возможное, Сир, – заверил короля Жоффруа де Лузиньян.
– Тогда на этом всё, милорды. Завтра с рассветом, помолясь, начнём. Командующим армией мной назначен Раймунд Тулузский. Я возглавлю ту половину Шотландского легиона, которая будет терроризировать Каир. Со мной выступают Гийом де Баскервиль, Генрих Вельф и барон Левит. В штаб генерала Раймунда мной определяются милорды Спящий Леопард и Принц-Бастард. Адмирал действует по своему плану. Тамплиеры задачу имеют, Госпитальеры тоже. Идём дальше. Ведь если с нами Бог, то кто против нас?
Многозначительное молчание стало ответом на этот вопрос. Кто против нас – было понятно каждому.
– Ещё вопросы, милорды? – на всякий случай поинтересовался Ричард.
– У вас странная корона, Сир, – не удержался Раймунд Тулузский.
– У меня и Империя[123] странная, корона ей вполне под стать. Кстати, мне больше нравится определение уникальная, а не странная. Такой больше ни у кого нет.
– Пока нет, Сир. Но её ведь несложно повторить.
– Корону не сложно, но это будет уже подражание, копия, а вот мою Империю не сможет повторить никто. Раз уж мы закончили военный совет, а время ещё осталось, я хочу сосватать вашу дочь Констанцию, Раймунд, за герцога Антиохии Гуго де Лузиньяна, – Ричард посмотрел на расширяющиеся от удивления глаза Ле Брюна и усмехнулся. – Репутация у герцога человека угрюмого, но это всего лишь внешняя оболочка, на показ, чтобы боялись. Для тех же, кто знает его близко, не секрет, что внутри у Ле Брюна доброе сердце и весёлый характер. К тому-же он когда-нибудь обязательно станет королём.
– А жених то не против, Сир? – улыбнулся Раймунд.
– Думаю, что нет, но многое будет зависеть от приданного, не так ли герцог?
– Насколько мне известно, Констанция совсем ещё девочка, Сир.
– Это ненадолго. Через пару лет из неё получится отличная невеста.
– Породниться с Тулузским домом для меня большая честь, Сир, – поняв, что свадьба не завтра, Ле Брюн успокоился. Жениться в конце концов на ком-то нужно, а партия и впрямь неплоха, к тому-же за два года он с этой судьбой успеет смириться, а с невестой стерпеться и слюбиться.
– Вот и отлично. О помолвке объявим в Каире, сразу после захвата Египта. Если вопросов больше нет, милорды, то все свободны. Отдыхайте, начинаем завтра на рассвете. Барона Левита прошу задержаться.
Ицхак Левит дождался, пока члены военного совета покинул зал заседаний и достал из кармана две золотые монеты, одну примерно вдвое побольше другой. Вернее, монеты были не золотые, а биметаллические – золотой центр, впрессованный в серебряное кольцо, с оформленным насечкой гуртом. На аверсе обеих монет был изображён Святой Георгий, поражающий с коня копьём дракона, а на реверсе, в золотом центре указан номинал V и X, а по серебряному кольцу шла по кругу надпись «Имперское казначейство. Ричард I»
– Дорого обходится производство? – покрутив монеты в руках, английский король остался вполне удовлетворён их качеством.
– Пока дорого, Сир, но оно того без сомнения стоит. Такую монету подделать невозможно. Вернее, подделать при желании возможно всё, но получится это гораздо дороже, чем у нас. А стоимость производства будет постепенно снижаться, станки совершенствуются, потерь при переплавке всё меньше.
– Я вами доволен, барон. А что с банкнотами?
– Пытаемся, Сир, но пока изготовить трёхслойную банкноту с водяными знаками получается даже дороже, чем изготовить монету такого же номинала из металла.
– Это пока. Совершенствуйте технологии, пара лет у вас на это есть.
– Неужели вы правда думаете, что бумажные банкноты когда-нибудь смогут заменить собой золото и серебро, Сир?
– Нет, так я не думаю. Думать тут нечего, я абсолютно уверен в том, что через два года именно так и произойдёт. Сомневаетесь?
– Да, Сир.
– Напрасно, барон. Золото и серебро металлы совершенно бесполезные, во всяком случае пока, ни на что, кроме изготовления монет они не пригодны. Почему же они так ценятся?
– Не знаю, Сир.
– А я знаю. Есть общественный договор считать их ценностью. Как вы думаете, если я откажусь принимать в оплату серебро, а потребую банкноты – долго ли продержится прежний общественный договор?
– Думаю, что нет, Сир.
– А я не думаю, я знаю. Серебро и золото получат свою цену в банкнотах и будут продаваться как металлы. Дороже железа, или меди, потому как более редко встречаются в природе, но это будет просто товар.
– Зачем же мы тратим столько усилий на производство новых монет, Сир?
– Что здесь написано, барон? – Ричард катнул одну из монет Ицхаку Левиту.
– «Имперское казначейство. Ричард I», Сир.
– Вот за этим мы их и производим. Пусть в мире все узнают о нашем казначействе, а дальше уже дело техники. Сначала ты работаешь на свою репутацию, а потом она работает на тебя. Когда наше казначейство заслужит у людей доверие, то оно и будет диктовать новый общественный договор. Не сомневайтесь, барон, всё будет именно так.
– Я верю вам, Сир, но это так непривычно.
– Привыкнуть к хорошему не трудно, а банкноты в обращении гораздо удобнее монет. Мы ведь можем напечатать банкноты эквивалентом ста марок серебра, или даже тысячи. Если они будут обеспечены товаром, в том числе тем же золотом и серебром, общественный договор это примет. Отбросьте сомнения, барон, я точно знаю, о чём говорю.
– Хорошо, Сир, а можно ещё один вопрос?
– Задавайте, барон.
– Зачем вы начинаете эту войну, Сир? Ведь через год весь Египет можно будет просто взять, как Александрию.
– Вопрос этот, как я понимаю, философский. Да, наверное, просто подождать было бы выгоднее, но воины должны воевать. Это их судьба, их удел. Если не будет войн, то воины станут бандитами, а если войн не будет долго, скажем лет сто, то человечество просто сгниёт. Вы хоть представляете себе, какими злодеями могли бы стать Спящий Леопард, или мой Бастард, если бы не случилась эта Священная война? Выгода не всегда измеряется в деньгах, друг мой. Ступайте отдыхать, барон, мы выступаем на рассвете.
Глава 20
В середине октября 1193 года, когда Ричард Львиное Сердце вторгся в Египет, в Рим, с большой свитой прибыл Рауль де Лузиньян, герцог Алеппо и приор Ордена Героев.
Стоит, правда, отметить, что в свите герцога Рауля было не так много его вассалов, в основном это были рыцари и сеньоры, которые посчитали свою миссию на Святой земле выполненной и решили вернуться в родные края, чтобы насладиться вполне заслуженной славой.
Тем не менее, свита герцога Алеппо, по нынешним временам, была целым войском, поэтому, когда они проследовали через весь город к Латеранскому дворцу[124], в Риме поднялся немалый переполох, который, впрочем, успокоился довольно быстро, как только в них признали тех самых уже легендарных крестоносцев, вернувших христианам Иерусалим и Святой Крест.
К площади возле дворца, за отрядом героев потянулись праздные зеваки, а таких бездельников в Риме всегда было чуть ли не половина населения, и когда Рауль выстроил свой отряд, чтобы приветствовать Папу, на Латеранском холме толпилось уже тысяч двадцать восторженных горожан.
Целестин III находился в уже очень почтенном возрасте, Папой его избрали в восемьдесят пять лет, а с тех пор прошло ещё два года, поэтому передвигался он с трудом, поддерживаемый двумя служками, однако к крестоносцам вышел лично, обошёл весь строй, благословил каждого, а после пригласил герцога Рауля на исповедь.
– Вы тоже сочли свой обет исполненным и решили вернуться в Европу, герцог?
– И да, и нет, Ваше Святейшество. Обет я безусловно исполнил, но в Европе я в отпуске по семейным обстоятельствам. Я намерен жениться, и король отпустил меня искать невесту.
– Сами будете искать?
– Сам. То есть, искать я не собираюсь, просто объявлю о своих планах и буду ждать предложений, Ваше Святейшество. Я ведь сирота, поэтому выбирать буду сам.
– Где вы собираетесь ждать предложений, герцог?
– Собирался в Риме, если вы не против. В средствах я не стеснён, поэтому хотел бы прикупить виллу в городе, или ближайших окрестностях, но обязательно с хорошим виноградником. Я уже четыре года не видел, как вызревает лоза, на Святой земле неверные вырубили всё, Ваше Святейшество.
– В этом году уже не увидите, урожай ведь собран.
– Дождусь следующего, король отпустил меня на год, Ваше Святейшество.
– Есть ли у вас какие-либо ещё поручения от вашего короля, герцог?
– Всячески вас поддерживать, Ваше Святейшество. Если понадобится, то и военной силой.
– Король Ричард не просил моей поддержки в вопросе о наследнице Монферрата?
– Нет, Ваше Святейшество. Со мной он ни о чём таком не говорил. Вряд ли он считает Монферрат настолько ценным призом, чтобы впутывать в это дело Святой Престол.
– Однако, мне известно, что король Франков, Филипп-Август, претензии Марии Иерусалимской поддержал.
– Я далёк от политики, Ваше Святейшество, но в любом случае не ровняю вас с королём Франков.
– Собираетесь ли вы вербовать наёмников, герцог?
– Нет, Ваше Святейшество. Наёмников на Святой земле теперь хватает. Я, конечно, могу принять в свою свиту кого-нибудь из рыцарей, но это будут единичные случаи.
– Очень хорошо. Не помочь такому славному и благородному герою – было бы чёрной неблагодарностью со стороны церкви. Вилла Дориа-Памфили расположенная на Яникульском[125] холме, хоть и не имеет достойного такого важного сеньора Палаццо, зато там лучший виноградник в Риме. Последний её владелец принял сан и уже, к сожалению, скончался, так что теперь это имущество церкви, которое я готов вам уступить. Детали оговорите с кардиналом-камерленго, но я заранее дам ему указание не пытаться нажиться сверх меры. О вашем намерении создать семью, в самое ближайшее время узнают все самые влиятельные Дома в Европе.
– Благодарю вас, Ваше Святейшество.
– Не стоит, герцог. Мы лишь воздаём вам за ваши заслуги. Отпускаю вам все грехи, вольные, или невольные, пройдите к причастию. Позже мы с вами обязательно ещё побеседуем.
Вилла Дориа-Памфили оказалась воистину райским местечком, которое досталось Раулю практически даром, всего за пятьсот марок серебра, поэтому герцог Алеппо сразу затеял масштабное строительство, заложив достойный этого места замок. За год его, конечно, не отстроят, но само намерение, а главное размах, должны были впечатлить любого из европейских феодалов, имеющего дочь на выданье.
Ричард в сердечные дела своих вассалов старался не лезть, но не посоветовать одному из ближайших сподвижников правильную партию, с учётом послезнания, просто не мог, поэтому Рауль, главным образом, ожидал всего двух предложений: от герцога Бургундии Эда III, руки его сестры, шестнадцатилетней Алисы; и от графа Фландрии, Эно и Намюра, Бодуэна V руки его дочери, восемнадцатилетней Иоланды. Обе они в другой истории наплодили целую кучу здоровых детей, а что ещё нужно мужчине от брака? Нет, хорошо бы, конечно, получить вдобавок ещё и любовь, но это далеко не главный приз. Любовь приходит и уходит, это герцог Рауль давно познал на собственном опыте, и строить семью на основе этой химеры он не собирался, любовь – это слишком ненадёжный фундамент для такого ответственного строительства. Как сказал ему король в напутствие – «Каждый наш шаг в этой жизни нужно тщательно рассчитывать. Математика – это царица наук».
Герцог Алеппо даже не подозревал, что является настолько значимой фигурой в европейской политике. Как только он привёл в порядок старый палаццо на вилле, чтобы в нём было не стыдно принимать гостей, как гости повалили косяками. Как ни странно, большинство из них не имели матримониальных планов, а просто хотели послушать рассказы героического герцога о ходе войны на Святой земле. Нет, потенциальных невест, конечно, тоже приводили, но большинство посетителей старалась пристроить в свиту Рауля своих сыновей. Карьера небогатого нормандского сеньора, в короткий срок ставшего герцогом и одним из богатейших феодалов современности, будоражила общество. Рауля де Лузиньяна считали талисманом, который приносит удачу, его, за глаза, даже так и начали называть – герцог-талисман.
Обижать никого из просителей не хотелось, поэтому взамен распущенных в Риме крестоносцев, на вилле Дория-Памфили вскоре собрался новый отряд искателей приключений. Как опытный командир, герцог Алеппо не мог допустить, чтобы вооружённая толпа бездельничала и от безделия творила всяческие непотребства, поэтому он снова отправился за советом к Папе.
– Прогнать я их не могу, Ваше Святейшество, занять мне их нечем, а от безделия они скоро начнут разбойничать. Нет ли у вас для меня какого-нибудь поручения? Шесть сотен копий – это, конечно, не армия, но какие-то задачи они решить вполне способны.
– А вы уполномочены своим королём начинать войны, герцог?
– Я? Нет, конечно. Король приказал мне поддерживать вас во всём, вот я и подумал, может у вас есть враги, Ваше Святейшество?
– Враг рода человеческого – мой враг. И он сеет смуту среди истинных христиан. Вы слышали, что недавно началось в Бургундии?
Рауль де Лузиньян, благодаря службе внешней разведки барона Ицхака Левита, был одним из самых информированных людей в Риме.
– Слышал, Ваше Святейшество. Франки осадили Женеву.
– А кто, по-вашему, лучше, Филипп-Август, или Генрих?
– Оба хуже, Ваше Святейшество. Два подлых шакала.
– А вы в курсе, что по приказу короля Ричарда, граф Лестер выступил на подмогу Филиппу-Августу?
– В курсе, Ваше Святейшество, но комментировать решение своего короля не буду. Наверняка у него были для этого резоны, неизвестные мне. Политика – это грязь, и разбираться в ней у меня нет никакого желания. Я хочу всего лишь занять своих людей полезным делом, а раз у меня есть приказ поддерживать вас во всём, то вам и решать, чем занять моих людей. Приказывайте.
– У вас уже шесть сотен копий, герцог?
– Чуть больше и отряд пополняется постоянно.
– То есть, в караул вы можете нарядить по две сотни в сутки?
– Это в очень щадящем режиме, Ваше Преосвященство. На войне мы заступаем в караулы через сутки, без отдыха.
– Ну, войны, слава Господу, у нас пока не случилось, поэтому караулы назначайте в щадящем режиме. Поручаю вам взять под охрану Латеранский дворец.
– Почту за честь, Ваше Святейшество, но как человека военного, малообразованного и недалёкого в сложных вопросах большой политики, не могу не задать вопрос, у нас это называется уточнением задачи.
– Задавайте, герцог.
– Вы действительно ожидаете нападения, Ваше Святейшество, или нам предстоит чисто церемониальная служба?
– Никто не знает будущего, герцог. Надеяться будем на лучшее, а готовиться к худшему. Император уже призвал своих вассалов в Ломбардии, а до Рима им всего неделя пути. Леопольд Австрийский отправлен императором под Женеву, поэтому ждать помощи от Филиппа-Августа не имеет смысла.
– Помощи от этого шакала мне не требуется, только ваш приказ о расширении моих полномочий. Первым делом я должен осмотреть Латеранский дворец, подготовить узлы обороны и, на всякий случай, план эвакуации гражданских лиц. На всякий случай, Ваше Святейшество, наличными силами, Рима мне никак не удержать. Дорогу на Неаполь нужно контролировать любой ценой и это вы должны поручить своим людям, в которых полностью уверенны. Я выдвинусь с рейдовым отрядом до Ареццо[126], чтобы связать колбасников боем и замедлить им продвижение на юг, если они всё-таки посмеют сунуться.
– То есть, вы предполагаете, что мне придётся бежать?
– Никак нет, Ваше Святейшество. Бежать нельзя ни в коем случае, но отступать можно и нужно, если того требует обстановка. Я предлагаю вам заранее озаботиться подготовкой надёжной коммуникации для тактического отступления. В Неаполе мощная цитадель, которую сможет поддержать флот моего короля, а он там появится самое позднее через неделю. На неделю я этих свинских собак задержать сумею, даже со своим маленьким отрядом.
– И вам не жаль, что германцы первым делом разграбят и сожгут вашу Виллу, герцог?
– Не то, чтобы совсем уж не жаль, всё-таки это серебро я не на дороге нашёл, а немало за него повоевал, но это необходимая жертва, чтобы выиграть темп. Вы играете в шахматы, Ваше Святейшество?
– Раньше играл, но сейчас совершенно нет на это времени.
– В любом случае, вы должны помнить, что ради победы нужно жертвовать пешки и даже фигуры. Мой отряд – это условный шахматный конь, которого можно пожертвовать, чтобы выиграть темп и ввести в бой ферзя. А я, если выживу, прощать шакалам ничего не собираюсь, я обязательно буду им мстить.
– Месть не приносит душе успокоения, сын мой, – грустно, будто что-то вспомнив, произнёс Папа.
– Как говорит мой король – мстить нужно не для успокоения души, и даже не для компенсации ущерба. Мстить нужно для того, чтобы твои враги знали, что заплатить в итоге придётся за всё. Никто не забыт и ничто не забыто, мы взыщем с них два ока за каждое око и два зуба за каждый зуб. Чтобы помнили!
– Ваш король мудр, герцог.
– Как библейский пророк, Ваше Святейшество. Будь он на моём месте, наверняка бы планировал не ретираду в Неаполь, а атаку на Милан, но я – это всего лишь я.
– Возможно, но король далеко, а вы здесь. Скажите, герцог, что нужно предпринять, чтобы удержать христиан от такого святотатства, как поход на Рим?
– Насчёт всяких святых дел я не в курсе, вам это виднее, но для войны нужны всего три вещи.
– И какие же?
– Деньги, деньги и ещё раз деньги.
– Это тоже сказал ваш король?
– Да, Ваше Святейшество, и он безусловно прав. Были бы у меня сейчас деньги на наём шести легионов, мы бы через год-два искупали германских свинских собак в Балтийском море, прямо в их нелепых доспехах.
– Герцог! – укоризненно воскликнул Папа. – У меня нет цели убивать христиан, я всего лишь хочу защитить Святой Престол.
– Тогда вам придётся придумать новую молитву, Ваше Святейшество. Я не умею убеждать не убивая. Лучше всего любого христианина убеждает труп его собрата со вспоротым брюхом. Не сочтите за святотатство, но некоторые христиане точно такие же мерзавцы, как неверные, а может быть даже хуже.
– Вы говорите страшные вещи, герцог, но, к сожалению, мы в них уже лично успели убедиться. Что вам потребуется для удержания Рима?
– Всё зависит – от кого его удерживать, Ваше Святейшество. Если император Генрих попрёт сюда всей своей мощью, нам его удержать будет просто нечем. Если он приведёт только ломбардцев, то мне нужно ещё с тысячу копий, желательно ветеранов. Я думаю, они откликнутся на ваш призыв, особенно, если пообещать им заплатить. Нужна будет пехота в гарнизоны удерживаемых городов, нужна разведка и контрразведка, нужна служба тыла. Для войны много чего нужно, Ваше Святейшество. Я хоть и не бедный человек, но профинансировать всё это не смогу.
– Император сюда всей силой не пойдёт, большую часть войска он отправил к Женеве.
– Тогда ещё копий пятьсот ветеранов, и я заставлю их умыться кровью, Ваше Святейшество.
– Как вы относитесь к королю Сицилии[127]?
События 1190 года, когда Танкред пытался ограбить вдовствующую королеву, Джоанну Английскую ещё не стёрлись из памяти, но, с другой стороны, Ричард ведь Танкреда простил, а личных счётов к нему у Рауля никогда не было.
– Без особого уважения, Ваше Святейшество, но и вражды к нему не испытываю.
– Сицилийский король готов выставить две тысячи копий.
– Под команду к этому болвану я не пойду, Ваше Святейшество. Его бьют все, кому не лень. Пусть у меня лучше будет маленький отряд, но командовать я им буду сам, а не какой-то идиот. Поверьте, так будет лучше.
– Я верю вам, герцог. Поэтому предлагаю принять командование объединёнными силами. Танкред не посмеет мне перечить. Стараниями вашего короля, авторитет Святой церкви сейчас высок, как никогда прежде.
– Тогда другое дело, Ваше Святейшество. Я предложил бы вам заманить императора с ломбардцами в Рим, и здесь их всех убить. Но ветеранов призвать нужно обязательно, мне придётся делить войско на мелкие отряды, а доверять их незнакомым командирам я не хочу.
– Но император может собрать тысяч десять.
– Да хоть двадцать, Ваше Святейшество. Генрих Гогенштауфен понятия не имеет – что такое партизанская война в большом городе. А у нас будет время подготовить ему тёплую встречу. Итак, мне нужны мои ветераны и полномочия.
– Сегодня же отправлю легатов собирать вернувшихся из Святой земли крестоносцев. А какие полномочия вам нужны?
– Чрезвычайные, Ваше Святейшество. С правом лишать жизни саботажников, паникёров и прочих вредителей. Объявите военное положение и назначьте меня комендантом.
– Да будет так, герцог. Только слово комендант какое-то не внушающее уважение. Я назначу вас диктатором, с теми же полномочиями, что были в древнем Риме.
Рауль де Лузиньян поцеловал Папе руку и мысленно усмехнулся. Женитьба оказалась не таким уж скучным делом. Быть диктатором хорошо. Теперь он сам будет решать – кого брать в плен, а кого нет.
Глава 21
Примерно в это же время, в лагере Франков под Женевой состоялась встреча Филиппа-Августа и графа Лестера. Как и обещал Ричард Филиппу де Дрё, Роберт де Бомон, граф Лестер, привёл к Женеве тысячу двести копий. Едва ли десятую часть от общей численности войска короля Франков, но политически это была очень важная часть. Ещё полгода назад никто не мог даже ожидать объединения сил Ричарда Львиное Сердце и Филиппа-Августа, а сейчас все гадали – как же такое могло произойти.
Войдя в королевский шатёр, граф Лестер сначала перекрестился на образа, потом сдержанно поклонился королю и негромким голосом доложил.
– Прибыл в ваше распоряжение, Сир. Со мной тысяча триста двенадцать латных всадников, из них четыреста девятнадцать рыцарей. Обоз обеспечит нас на шесть недель, но в нём в основном вяленая конина, ячменная крупа и вино, больше похожее на уксус. Казна у меня очень небольшая, поэтому я рассчитываю на вашу помощь в снабжении.
Филипп-Август попытался прочитать эмоции на лице графа, но увидел лишь каменное лицо, или мраморное, как на статуе одного из властителей древних времён.
– Приветствую вас, граф. Снабжение мы вам обеспечим. Сэр Гийом, – повернулся он к одному из свитских. – Немедленно выделить отряду графа вина, мяса и овощей. А теперь оставьте нас наедине.
Свитские, поклонившись, покинули королевский шатёр. Оставаться наедине с вооружённым графом было небезопасно. Робер де Бомон мог порубить в фарш десяток Филиппов-Августов даже, при этом, особо не вспотев, но слово Ричарда значило теперь слишком много. Всем уже было известно, что своё слово Львиное Сердце ценил гораздо больше любой выгоды. Раз он прислал этого головореза в помощь, значит помощь от него будет.
– Присаживайтесь, граф, – кивнул король на кресло напротив себя и лично наполнил вином два кубка.
Граф Лестер с достоинством пригубил вина и молча посмотрел королю в глаза. Знакомы они были, не близко, конечно, но всё-таки вместе поучаствовали в осаде Акры и общались на многочисленных военных советах. Как воина и, тем более, полководца, граф Роберт не считал Филиппа равным себе, но происхождение давало последнему определённую фору. Сын короля всегда выше сына графа, такая уж это была эпоха.
– Благодарю вас, Сир. Чудесное вино, недели две не пробовал ничего подобного.
– Бросьте, граф. Вино это из ближайшего подвала, а в этих краях ничего чудесного быть не может. Я решил взять пример с вашего короля и перестал таскать с собой королевский обоз, теперь сам питаюсь только трофеями.
Граф Лестер не вставая изобразил поклон и пригубил ещё немного.
– Хорошо, когда есть трофеи, Сир. Значит, дела идут успешно.
– Не так успешно, как хотелось бы. Мне известно, что у вас лучшая в Европе разведка, граф. Раз уж вы вступили под моё командование, будьте любезны поделиться сведениями.
– Охотно, Сир, – граф Лестер отставил кубок подальше, а на освобождённом на столе месте раскатал карту, придавив её углы монетами. – Вот Женева. Вот местоположение австрийского герцога, который идёт ей на помощь с двумя тысячами конницы. Вот здесь собираются ломбардцы, которых лично Генрих планирует вести на Рим, с целью вынудить Папу наложить на вас интердикт, а заодно захапать в свой императорский домен Сицилийское королевство. Гарнизон в Женеве десять тысяч, включая мобилизованных ополченцев, пару тысяч приведёт с собой австрийский дурачок. Тысяч десять поднимут ломбардцы, чтобы идти с императором на Рим. Я не исключаю предательства Венецианцев, в отличии от флота, армия у них небольшая, но ещё тысяч пять они добавить смогут.
– Уже вдвое больше, чем у нас.
– Сир, – укоризненно произнёс граф Лестер. – Если бы военные силы считались по поголовью, как стада животных, то так бы оно и было. Но вы ведь командуете не баранами, а волками. Накормите моих парней, пообещайте им премию, и я берусь привезти вам голову австрийского герцога. Без его подмоги Женева откроет ворота, и мы, через Савою, ударим в тыл ломбардцам.
– У Леопольда почти вдвое больше сил, чем у вас, граф.
– Это опять же если считать по головам, Сир, – улыбнулся граф. – Я возьму с собой шесть сотен, остальных оставлю вам. Голову герцога Леопольда твёрдо не обещаю, всё-таки тут слишком многое зависит от удачи, но к Женеве я его отряд точно не пропущу.
Всё случилось ровно так, как и предполагал граф Лестер. Венецианцы предали, и наплевав на все заключенные договоры, что с Филиппом-Августом, что с Ричардом Львиное Сердце, не только пропустили императора Генриха в Италию, но и предоставили ему пятитысячный отряд. Ломбардцы собрали семь тысяч и имперское войско объединилось в Болонье. Серьёзного сопротивления они не ждали, по сведениям императора, Танкред Сицилийский собрал всего две тысячи, ещё около тысячи крестоносцев откликнулись на призыв Папы защитить Святой престол от произвола. В Болонье провели смотр войск и военный совет, недельку передохнули и, помолясь, отправились на юг, вправлять мозги Папе и ставить на место выскочку узурпатора[128] Танкреда.
Граф Лестер измотал отряд герцога Австрийского засадами, пока тот шёл вокруг Женевского озера, впервые в этой истории в Европе применив кавалерию, которую позже назовут драгунами. Небольшие, до сотни, отряды устраивали многочисленные засады, и сделав по два-три залпа в сторону противника, в основном с целью больше напугать, чем убить, садились на свежих коней и легко отрывались от погонь. До Ньона Леопольд довёл едва половину своего войска, измученного постоянными атаками и ночью, и днём, а на переправе через Буарон, граф Лестер атаковал австрийского герцога в лоб. Роберт де Бомон дождался, пока переправится основной отряд, а на брод втянутся обозы, и ударил в этот табор из-за ближайшего холма, успев разогнать своих в галоп. Удар был страшен, и Леопольда потом пришлось выкапывать из под кучи мяса, конины и человечины. Относительно здоровых пленных, во всяком случае, способных передвигаться на своих двоих, из рыцарей в плен взяли всего три десятка. Их, граф Лестер, посоветовал Филиппу-Августу отпустить в Женеву без всякого выкупа и через день город открыл ворота королю Франков. Слишком уж шокирующей новостью для горожан оказалось объединение сил недавних врагов.
Император Генрих ещё ничего не знал о фиаско в Женеве, поэтому двигался на юг уверенно, не встречая никакого сопротивления. Уверенно он вошёл и в Рим. Правда, Папа успел отбыть в Неаполь, но это всего лишь отсрочка. Неаполь всё равно по пути. Генрих Гогенштауфен занял Латеранский дворец, отдал приказ отдыхать трое суток и готовиться к маршу на Неаполь, а ночью началось. Неизвестные резали караулы, поджигали казармы и выбивали из засад патрули. Даже на Латеранский дворец напали, благо, там разместилось больше трёх тысяч и ночной штурм отбить удалось. Но утром наступило долгожданное похмелье от успехов. Генрих наконец понял, что он угодил в мышеловку. Те жалкие три тысячи рыцарей, что устроились на постой в Латеранском дворце, были, судя по всему, его последними военными силами, от остальных отрядов донесений не поступало, а значит, они либо блокированы, либо уже уничтожены. Трое суток император удерживал Папскую резиденцию, отражая ночные атаки и каждый день отправляя парламентёров в Неаполь, но никто из них так и не вернулся. На четвёртый день Генрих приказал поднять над дворцом белый флаг.
– Вот и вся война, Ваше Святейшество. – Рауль де Лузиньян передал Папе подзорную трубу. – Как вы намереваетесь поступить с этими христопродавцами?
Вопреки ожиданиям Генриха, Папа не отбыл в Неаполь, он разместился на вилле герцога-талисмана, посчитав, что так будет надёжней и не ошибся. Папа посмотрел через окуляр на белый флаг и растерянно спросил Рауля.
– Не знаю. Это так неожиданно. Нам сдаётся сам император. А что бы сделали вы, герцог?
– Придите в себя, Ваше Святейшество. Я человек военный, а потому недалёкий и грубый. Я бы наплевал на эту их белую тряпку и ещё за пару-тройку суток вырезал бы всех под ноль. Чтобы помнили, как говорится. Но у вас ведь наверняка есть политические интересы, а это уже не моего слабого ума дело.
– Вы готовы убить императора?
– Этот болван мне не император, а обычный разбойник, вторгнувшийся сюда пограбить. Я готов его убить лично, если он выйдет на поединок, всё-таки, что не говори, а почётно снести башку хоть и глупому, но императору каких-то там свинских собак, а если же нет, то я просто велю поджечь ваш бывший дворец. Извините, Ваше Святейшество, но эти мерзавцы его опоганили. Вам придётся построить новый. Ломбардцы всё компенсируют, я это гарантирую, лично схожу с них за всё спросить.
– Вы очень интересный человек, герцог. Особенно странно мне ваше демонстративное отрешение от политики. Вы ведь очень серьёзная фигура, почему так?
– А Алиенора Аквитанская серьёзная фигура в политике, Ваше Святейшество?
– Несомненно. Железная герцогиня очень влиятельна.
– Так вот, мой король пообещал её выдать замуж за русского князя, в уделе которого снег тает в начале июля, а снова выпадает в конце его, если она не прекратит своих политических игр. И он это сделает, Ваше Святейшество. Я знаю, что являюсь значимой частью политики моего короля, но не имею ни малейшего желания начинать собственную игру. Решайте, что делать с этими бандитами сами, в этом вопросе я вам не советчик.
– Вы согласитесь принять титул диктатора Рима пожизненно?
– Этот вопрос вам нужно обсуждать с моим королём, Ваше Святейшество, я не знаю, какие у него на меня планы, но пока они мне определённо нравятся. Жениться я начал довольно весело, даже сам такого не ожидал.
– И вы правда готовы вызвать на поединок Генриха? Уже после того, как он побеждён? Он ведь тоже неплохой боец, насколько я знаю, зачем вам зря рисковать?
– Эх, Ваше Святейшество, не понять вам нас. Я готов оказать ему честь как воин воину и предоставить возможность погибнуть в бою с мечом в руке. Вот вы не верите в Судьбу, в отличие от нас, а я уверен, что она мне за это отплатит когда-нибудь таким же шансом. Это для вас смерть – это просто переход в другой мир, а для нас очень важно – как именно ты в него перешёл. Вызывайте Генриха, я готов.
– Нет. Наплюйте на эту белую тряпку и поджигайте. Славы вам и без того хватает, герцог-талисман. А я тоже не хочу начинать свою политическую игру против вашего короля.
– Аминь! – Рауль приложился к Папской длани, имитируя поцелуй. Не для Папы, тот уже давно всё понял, для окружающей свиты. – Но Болонью и Милан следует подловить со спущенными штанами. Рыцари дурачка Танкреда всё ещё в моём распоряжении?
– Вы же диктатор, герцог.
– Тогда начинаем наступление, Ваше Святейшество. У меня есть новость, что в Женеве всё закончилось в нашу пользу, и граф Лестер скоро присоединится к нам с северо-запада. С ним мы всю Ломбардию вытрясем до последнего шиллинга.
Глава 22
Поджечь Латеранский дворец не успели. Поняв, что в переговоры с ним никто вступать не собирается, а значит его планируют просто убить, император Священной Римской империи Генрих Гогенштауфен вышел в одиночестве на площадь перед дворцом и скинул перевязь с мечом на мостовую. Приказать убить безоружного Рауль де Лузиньян не смог, он только мысленно сплюнул от досады. Держать такого пленника ему не по рангу, даже как диктатору Рима. Отправить Ричарду? Так вроде не за что, с ним же император не воевал. Танкреду слишком жирно будет. Филиппу-Августу тем более. Придётся Папе держать пленника, больше некому.
– Пояс с кинжалом на землю, – угрюмо скомандовал Диктатор Рима.
Это было уже унижением, но император стерпел, пояс упал рядом с перевязью. Отправив конвой с императором на свою виллу, где разместилась временная Папская резиденция, Рауль задумался. Сжигать дворец смысла больше не было, этот пожар был бы уместен в погребальном костре для императора, который, подлец, и тут сумел выкрутиться.
– Давай, христопродавцы, выходи по одному, разоружайтесь и распоясывайтесь. Будем вас судить за святотатство.
Заслон вокруг дворца был выставлен довольно хлипкий, и решись ломбардцы с венецианцами на прорыв, шанс у них был, но поступок императора сломил остатки воли к сопротивлению у его войска. Выходили молча, молча скидывали в кучу перевязи и пояса, молча позволяли связать себе руки за спиной. Больше двух тысяч выживших оккупантов молча и безропотно сдались в плен тысяче герцога-талисмана. Сдались на милость победителя. В городе ещё оставались очаги сопротивления императорских войск, блокируемые вассалами Танкреда, но это была уже агония. Рим победил.
Вести о событиях в Женеве и Риме достигли лагеря крестоносцев под Каиром в начале ноября. К этому времени Оттон Вельф навёл в Александрии идеальный порядок, передал управление городом Госпитальерам и присоединился к Ричарду. Здесь же находился и герцог Антиохии, адмирал Гуго де Лузиньян. Отсутствовали Раймунд Тулузский, который обживал своё новое герцогство Среднего Египта, патрулирующий берег Красного моря принц-бастард, Филипп де Фальконбридж и сеньор Сидона Спящий Леопард, решивший обследовать западную границу Египта и составить подробную карту для будущего наступления. Жоффруа де Лузиньян занимался руководством расчистки Канала Фараонов, но он так и не стал для Ричарда своим, поэтому его не считаем. На этот раз первыми новости доставили Тамплиеры, поэтому докладывал о них Робер де Сабле.
Новость о смерти Леопольда Австрийского, английского короля скорее обрадовала. Он, конечно, сам бы хотел прикончить мерзавца, но то, что это сделал граф Лестер тоже неплохо, а вот император… В этой истории он ещё не успел стать врагом Ричарда, и что с ним теперь делать – совершенно непонятно. К тому-же, кто тогда будет воевать с Франками? Вот если бы такое произошло через пару лет, когда умрёт старый Генрих Вельф по прозвищу Лев, отец Генриха младшего и Оттона, племянников короля Англии, тогда одного из них можно было бы протащить в императоры и тогда уже в союзе с Империей брать короля Франков за глотку, а сейчас всё получается в пользу Филиппа-Августа. Бургундское графство он уже подмял, теперь ему открылся путь в Ломбардию. Мдаа, пошли дурака жениться, он и Рим сожжёт. Диктатор Рима, мать его, надо было самому его свадьбой озаботиться, но теперь уже поздно…
– Ну что, милорды, какие у вас соображения? – дождавшись окончания доклада Великого Магистра Тамплиеров, спросил Ричард. – Признаюсь вам, я в растерянности. Большая война в Европе нам сейчас совершенно не нужна. Тем более, победа в ней Франков.
– Есть данные, Сир, – первым, по уже сложившемуся обычаю, начал барон Левит. – Что Византия ищет с Франками союза против Венеции.
– И этим убогим никак неймётся, – с досадой прокомментировал данные английский король. – Кто их только не бил, а им всё мало. Как же всё это не вовремя… Что скажете, граф Александрии?
– Герцог Алеппо настоящий герой, я им восхищаюсь, Сир, – в голосе Оттона Вельфа звучали восторженные нотки.
– Что он герой, мы и до Рима знали. Что нам теперь с его геройствами делать?
– Ничего, Сир. Он ведь сражался под знаменем Святого Престола, врагов поверг, Папу защитил, пусть и дальше действует от его имени. Помощь ему, как я понял, не требуется, а нам нужно брать Каир и далее по плану. Строить лесопилки, откапывать канал и выпускать флот в Красное море. Сколько бы Франки за это время не захапали, мы у них всё отберём, когда вернёмся.
– Граф Дамиетты?
– Согласен с братом, Сир, – голос Генриха Вельфа младшего звучал очень уверенно. – У нас отличный план и не стоит его нарушать. Чем больше Франки откусят от Империи, тем труднее им будет это переварить, тем больше будет у нас союзников, когда вернёмся.
– Адмирал?
– Согласен с братьями Вельфами. Эта крысиная возня в Европе не стоит того, чтобы менять наши планы. Я предложил бы объединить отряды моего брата и графа Лестера под штандартом Святого Престола и пусть они расширяют пределы Папской области. Флоренция, Болонья, Милан. На пару лет им хватит забот, а дальше мы наберём такую мощь, что даже пискнуть никто не посмеет.
– Вы даже не предлагаете наказать венецианцев за нарушение договора?
– Предлагаю, но позже, Сир. Вы правильно когда-то заметили, что они вредители, но далеко не главные. К тому-же, договор о поставках они не нарушили, просто выделили отряд для свержения сицилийского королька. Я бы нисколько не расстроился, если бы его и правда свергли. Это тот самый случай, когда, как вы говорите, оба хуже.
– Оба хуже, это верно, но Танкред – это ни на что не претендующая бездарность, в венецианцы – это сила. Если бы они укрепились на Сицилии, нам стоило бы большой крови их оттуда сковырнуть. Сеньор де Антеп?
Гийом де Баскервиль, по праву начальника штаба высказывался на военном совете последним.
– Сир, милорды! Мы до сих пор в стороне от этой заварухи только потому, что граф Лестер вёл в бой хоть и наше, но де-юре вассальное королю Франков войско, под его знаменем, а герцог Алеппо сражался под знаменем Святого Престола. Нам не хватает нашего войска только в имперских рядах. Ведь если Византия объявила войну Венеции, то это отличный повод для империи объявить войну Византии. Я предлагаю вам, Сир, выкупить императора Генриха у Папы и освободить, но взамен получить у него имперский лен, чтобы иметь возможность сражаться под знаменем империи.
– Идея, в общем-то недурна, но мне противно становиться вассалом этого недоумка. Понимаю, что полезно, но противно…
– Я не имел в виду вас, Сир. В качестве вассала империи я хотел предложить принца-бастарда. Он давно перерос свою нынешнюю должность, замену себе подготовил, вот только как к этому отнесутся в большой политике, я не знаю. Всё-таки он бастард и всё такое…
Ричард на пару минут задумался, молча глядя в одну точку.
– Бастард и всё такое… – задумчиво повторил английский король и хищно усмехнулся. – Это даже лучше. Вы гений, милорд Гийом. Я вам этого ещё не говорил?
– Нет, Сир.
– Забывал, наверное. Распорядитесь немедленно отправить посыльного к Филиппу, с приказом передать командование и как можно быстрее прибыть в Дамиетту. Наши планы меняются, милорды. Мне придётся покинуть вас и навестить Рим. Причём инкогнито. Сэр де Сабле, одолжите мне на время тамплиерский плащ, я буду в этом вояже вашим сопровождающим.
– Вас узнают в любом плаще, Сир, – возразил Великий Магистр Тамплиеров.
– Одни узнают, другие их на смех поднимут, получатся не сведения, а слухи. Как я понял, наш герцог-талисман способен организовать нам с Папой приватную встречу, всё-таки он целый диктатор Рима. Герцог Гуго де Лузиньян.
– Слушаю, Сир.
– Выделите нам две шебеки с пушечным вооружением, которые смогут подняться вверх по Тибру до Рима. Есть у вас такие?
– Найду, Сир, только на удобства не рассчитывайте, будете спать в гамаках в трюме.
– Я не раз спал в седле на ходу, гамаком меня не испугаешь.
– Воля ваша, Сир, – Ле Брюн давно успел свыкнуться с ненормальностью своего короля. Каждый сходит с ума по-своему, Ричард вот стальную корону себе заказал и в гамаке спать готов. Главное, что его любит Удача, а значит ей это нравится.
– Один корабль выслать немедленно в Александрию, пусть заберёт там Великого Магистра Госпитальеров, ему тоже необходимо срочно навестить Папу, а второй пусть ждёт нас в Дамиетте.
– Будет исполнено, Сир.
– Я доволен вами, адмирал. Именно вы возглавите штурм Каира. Раз ваш брат удостоился звания Диктатора Рима, то вам, меньше, чем Фараоном быть просто не солидно. Разрешаю применять любые средства, вся артиллерия пусть потренируется стрелять. На стены не лезьте, подводите мины, зря людей не тратьте. Есть у меня такое чувство, что скоро они нам понадобятся. Оставляю вам начальника штаба и братьев Вельфов, барона Левита я забираю с собой.
Граф Лестер, после взятия Франками Женевы, получил свою долю за взятие города, стоит признать – немаленькую, тут Филипп-Август скупиться не стал; бросил свой скудный обоз и рысью рванул на перевал Шамони, пока его не перекрыло снегом. Успели чудом, едва взошли на хребет, как начался снегопад, иначе, чем даром Господним, такое не назовёшь. Через трое суток, обойдя Турин, граф Лестер велел разбивать лагерь в виду стен Милана. Потревожить его попытались дважды, но оба раза, едва напоровшись на организованную оборону сразу отступали. Странно как-то и непонятно, на что они вообще рассчитывали.
А на что рассчитывал граф Лестер? – Спросите вы. Не тысячей же брать Милан. Нет, конечно. Он устроил свой лагерь юго-восточней города, перекрыв дорогу на Болонью и взяв под наблюдение ещё две – на Геную и на Верону, и принялся взымать таможенные пошлины, а проще говоря, грабить караваны. Под франкским флагом с золотыми лилиями на голубом фоне. С согласия франкского короля, конечно. Сам Филипп-Август всё равно свою армию не успевал перевести за Альпы до зимы, поэтому уступил право покошмарить ломбардцев от своего имени шустрому графу.
Филипп-Август альтруистом не был, просто тогда он ещё не знал о разгроме императора в Риме, а потому и предположить не мог, сколько успеет награбить граф под его знаменем. То есть, он был уверен, что граф не только ничего не награбит, но и сам попадётся на зуб императору. Ломбардцы же наоборот. О пленении Генриха в Риме они знали, но зато не знали, что отряд графа Лестера единственный, который успел перейти перевал. А поэтому сидели за стенами и боялись злобных франков.
На десятый день работы этой «таможни», когда дорожный трафик упал практически до ноля, и стояние вместо прибыли начало приносить убытки, прискакал гонец с письмом от герцога Рауля. Тот предлагал объединиться под знаменем Папы и попытаться взять Болонью. Идея была недурна, тем более что других вообще не было, и следующим же утром длинная кишка тяжело гружёного обоза с добычей медленно потянулась на юг. К середине ноября он наконец дополз до Болоньи.
В лагере герцога-талисмана царил истинно римский порядок тех времён, когда Рим и порядок были синонимами. На воззвание легатов Папы защитить Святой престол откликнулось больше двух тысяч крестоносцев, плюс две тысячи вассалов Танкреда, плюс тысяча личной свиты Диктатора Рима, по численности практически легион, но не слаженный и с дисциплиной знакомый заочно, поэтому Рауль с первого же дня принялся дрючить это стадо, не жалея сил. Особенно вассалов короля Сицилии. За две недели стояния под Болоньей из стада не сделаешь войско, если ты не волшебник, но образцовый порядок в лагере Диктатору Рима навести удалось.
Близкими друзьями Роберт де Бомон и Рауль де Лузиньян не были. Граф Лестер входил в состав военного совета с первого дня Третьего крестового похода, а Рауль вошёл в ближний круг Ричарда только после битвы при Яффе, но они были соратниками и сослуживцами в те времена, вспоминая которые, теперь гордились оба. Оба они уже вошли в историю легендарными крестоносцами, но командовать войском должен был кто-то один. Граф Лестер решил уступить и поклонился первым.
– Прибыл в ваше распоряжение, милорд. В строю восемьсот шестнадцать всадников и около трёх тысяч мобилизованных обозников.
– Полно вам, граф, – смутился Рауль де Лузиньян. – Вы более опытный командир и должны принять командование. Я планировал вернуться в Рим и заняться наконец организацией своей свадьбы.
– Я старше вас, герцог, на десяток лет дольше воюю и, скорее всего, имею больший опыт, но я не имею даже половины вашей удачи. А ведь это главное для полководца. Я буду для вас хорошим начальником штаба, Рауль. А за свадьбу не волнуйтесь, её вам отлично организуют родственники невесты. Я хоть и женился четырнадцать лет назад, но пока ещё ничего не забыл. Эд Бургундский гораздо больше заинтересован в этом браке, чем даёт вам понять. Покажите ему сомнения в выборе, и он сам бросится вас уговаривать и сам всё организует на высшем уровне. Если это не секрет – что он пообещал вам в приданное?
– Графство Невер.
– Не сказать, чтобы сильно щедро, но за столь юную девицу очень неплохо. Обычно графства приходят в приданное вместе с вдовами. В любом случае, война – это отличный предлог потянуть время и заставить Эда потрудиться. Приданного он вам вряд ли накинет, но свадьбу организует достойную самого короля.
– Как-то это слишком цинично, Роберт. Я ведь небедный человек.
– С таким подходам к жизни, Рауль, вы очень скоро станете бедным. Уж поверьте старому цинику, милорд. Герои редко бывают благоразумными в реальной жизни. Они жаждут подвигов, которой в ней нет, а от того склонны творить всякие безрассудства. Подвиги уместны только на войне, герцог-талисман. В обычной жизни нужен точный расчёт. Принимайте командование моим отрядом и давайте наконец повоюем. Вы уже выяснили, насколько хватит припасов в Болонье?
– Если будут резать коней, то на полгода.
– Долго. Весной в Ломбардию полезет король Франков. Подкопы ведёте?
– Начали, да бросили. Сплошной камень.
– «Тамплиерского порошка»[129] у вас тоже нет?
– Нет, граф. Я ведь не воевать сюда ехал, а жениться.
– Когда будете жениться второй раз, непременно прихватите с собой несколько бочонков, герцог, – улыбнулся Робер де Бомон.
– Этого я уже точно не забуду, – усмехнулся Рауль де Лузиньян. – Но женюсь я пока не во второй раз, а в первый. Всё, что мы сейчас можем, это строить древние тараны и делать штурмовые лестницы.
– С них и начнём, – с серьёзным лицом кивнул граф Лестер. – А после будем надеяться на вашу легендарную удачу, милорд..
Глава 23
Средиземное море в ноябре – это, конечно, не ревущие сороковые, но потрепало маленькие кораблики изрядно. Мессинским проливом проходить не рискнули, при такой погоде это сущая лотерея, поэтому при подходе к каблуку итальянского сапога, Ричард велел править в Пескару[130]. Войти прямо на кораблях в Рим теперь не получится, но терять времени английский король не хотел.
– Зря только в гамаках мучились, можно было взять корабли побольше, – ни к кому не обращаясь, проворчал Робер де Сабле, сходя на причал в Пескаре.
– Тоже мне мучения, – фыркнул Ричард. – С каких это пор вы стали таким неженкой, Робер?
– Наверное, это начинается старость, Сир.
– Тихо! Никаких сиров тут нет, – прошипел король. – Нужно срочно раздобыть лошадей. Есть у меня предчувствие, что нам следует поторопиться, Магистр.
Ричард подошёл к сохранению тайны своего визита в Рим со всей ответственностью. Он сбрил свои стильные усы и бородку, которую позже будут называть эспаньолкой, прикрыл левый глаз чёрной повязкой, а в правый берц вложил стельку с утолщением под пяткой, что совершенно изменило его походку. Не скрыть было только рост, но уникальным он не был. Среди Тамплиеров рослых рыцарей хватало.
Разумеется, тайна эта пробудет тайной недолго, но пока был важен каждый день и даже час. Лошадей не жалели, в Авеццано бросили заморённых и купили новых, в Тиволи это повторили, благодаря чему смешанный отряд Тамплиеров и Госпитальеров въехал в Рим всего через восемнадцать часов после швартовки шебек в Пескаре.
Резиденции в Риме имели и Тамплиеры, и Госпитальеры, но разделиться Ричард не позволил, велев всему отряду следовать к Тамплиерам, на виллу Ласкано. Прибытие Великого Магистра в такой странной компании, да ещё и практически посреди ночи, взбудоражило римских братьев рыцарей не хуже пожара. Через полчаса гостям накрыли вполне приличный стол, а заодно и поделились новостями.
Диктатор Рима, герцог-талисман Рауль де Лузиньян уже принудил Пизу и Флоренцию к присяге Папе в качестве вассалов Святого престола, а теперь, совместно с графом Лестером, осаждает Болонью. Венецианцы покаялись и теперь обсуждают возмещение ущерба. Византия им войну пока не объявила, но это был лишь вопрос времени, ходили слухи, что в море боевые действия уже начались, правда, из-за плохой погоды пока довольно вялые, поэтому Дожам необходимо было как можно скорее обезопасить свой тыл.
На следующий день, с утра пораньше, Робер де Сабле отправился в Латтеранский дворец, договариваться с Папой о приватной встрече его с королём Англии, а Ричард сел писать письма. Герцогу Раулю и графу Лестеру одно на двоих, с приказом без него ничего не начинать; командору их маленькой эскадры, с приказом перебазироваться в Равенну и организовать доставку пушек и пороха в лагерь под Болоньей и своему зятю, герцогу Саксонии, Генриху, по прозвищу Лев, главе Дома Вельфов с рассказом о подвигах его сыновей на Святой земле и просьбой удержаться от политических демаршей, даже если что-то в проводимой Ричардом политике покажется Генриху странным. Переодетые тамплиерами принц-бастард и барон Левит играли в нарды.
К полудню Робер де Сабле вернулся, сопровождая Папский паланкин. Целестин III, не смотря на свой преклонный возраст, не смог сдержать любопытства. Легендарный Ричард Львиное Сердце инкогнито прибыл в Рим, что может быть интереснее этой интриги?
– Благодарю, Ваше Святейшество, что согласились меня вы выслушать, – король Англии снял повязку с глаза, когда они остались наедине в трапезной братьев-тамплиеров.
– Святая церковь обязана вам очень многим, Сир. Я бы пришёл, даже если бы вы просто пригласили меня пообедать. Но я полагаю, у вас ко мне более важное дело.
– Много дел, Ваше Святейшество. Очень важных дел. Для начала прошу вас ответить на вопрос – что вы собираетесь делать с императором Генрихом?
– Даже не знаю, Сир. Ваш герцог-талисман просто оставил его мне и отправился воевать дальше.
– А что вы хотели бы от него получить?
– Святому престолу уже присягнули Пиза и Флоренция, но сделали они это под принуждением Диктатора Рима. Если вы отзовёте герцога Рауля, они вполне могут переметнуться обратно. Мне было бы достаточно признания императором прав владения Ватиканом этими городами, и его клятвы никогда больше не вторгаться в наши владения.
– Это вполне реально. А Болонья?
– Болонья… Город богатый и стратегически важный, если бы я планировал вести дальнейшую войну, но у меня таких планов нет. Боюсь, что Болонья станет обузой, лакомым призом, как для ломбардских имперцев, так и для венецианцев.
– Именно так и будет, Ваше Святейшество. – Папу Ричард видел впервые, но здравость мысли Понтифика ему сразу очень понравилась. – Кроме того, весной в Ломбардию вторгнется король Франков, и тогда Болонья окажется между трёх огней.
– Я слышал, что граф Лестер воевал под знаменем Филиппа-Августа.
– Воевал, – нахмурившись кивнул король Англии. – С королём Филиппом у меня были определённые договорённости, но теперь они исполнены и новых я заключать не намерен. Ладно, дела это уже прошлые, предлагаю перейти к настоящему. Я хотел бы выкупить у вас императора, Ваше Святейшество.
– Господь с вами, Сир. – Папа осенил крестом Ричарда. – Какой ещё выкуп, он и так ваш. Мне его просто посторожить оставили.
– Дело в том, Ваше Святейшество, что всё немножко сложнее. Для дела нужно, чтобы императора у вас выкупил сеньор Бейрута, Филипп де Фальконбридж.
– Это ваш сын? Наслышан о нём. Он герой, но бастард, будет грандиозный скандал, Сир.
– Ваше Святейшество, – голос английского короля звучал слегка разочарованно. – Через полгода на ваших границах появятся три вражеские армии, а вы переживаете из-за какого-то дурацкого светского скандала. У вас отличный шанс сделать одну из вражеских армий союзной, а ещё одну, как минимум, нейтральной. К тому-же не обязательно афишировать выкуп императора бастардом. Они могли, например, случайно подружиться и совершить побег. Очень романтичная получится история, в такую ахинею люди любят верить. Мне, точно так-же, как и вам, не нужны лишние скандалы, поэтому устроим мы всё красиво. Назовите только цену за пленника.
– Я уже сказал, Сир, что это пленник Диктатора Рима.
– Рауль в той войне служил вам, под вашими знамёнами. Самому ему не по чину иметь таких пленников, значит император ваш.
– Хорошо. Забирайте его за один пенс, Сир. Я согласился бы вам ещё и доплатить, но боюсь, что вы на это обидитесь.
– Беру, Ваше Святейшество, но за двадцать тысяч марок. Оптом. Императора и развалины Колизея.
– Зачем они вам, Сир?
– Пока не знаю, но ничего более ненужного для вас, я в Риме пока не увидел. Колизей обсуждается, предложите что-нибудь другое, я подумаю.
– Нет. Колизей отлично подходит, – пожалуй, впервые за два года, Папа искренне улыбнулся. – Я так понимаю, эти деньги вы стараетесь мне всучить с какой-то целью. Озвучьте её, Сир.
– Первая цель: ваш Латеранский дворец полная дрянь, зря Рауль его не сжёг. В Риме нужна настоящая цитадель, я бы сказал, устрашающая, чтобы сюда не лез каждый жадный идиот-варвар. А если уж строить цитадель в самом Риме, то она должна как минимум соответствовать величественным сооружениям наших славных предков, а ещё лучше – превзойти их.
– Вы считаете язычников нашими славными предками, Сир?
– Я воин, Ваше Святейшество, но даже я понимаю, что вины наших предков в том, что они жили до Рождества Христова нет. Мой род пришёл в Нормандию из норвежского фьёрда, где они славили Одина и Тора задолго до рождения Христа. Если бы не они, я никогда не стал бы королём, отчего бы мне их не возблагодарить? Я не верю, что все они отправились в ад. Такую несправедливость Господь бы ни за что не допустил. Он ведь заранее знал, чьи потомки вернут христианам Иерусалим и Святой крест.
– Интересная мысль, я обязательно изыщу время, чтобы порассуждать над ней. Что-нибудь ещё, Сир?
– Да, Ваше Святейшество. Простите за вульгарную прямоту вопроса, но вы не молоды – задумывались ли вы уже о преемнике, или решили дожить эту жизнь по принципу: «после меня хоть потоп»?
– Мы собираем о вас информацию, Сир. Церковь собирает информацию обо всех мало-мало значимых персонах, а уж вы-то сейчас, безусловно, персона самая значимая, поэтому вам уделено особое внимание. Мы знаем, что вы сильно изменились после битвы при Яффе, вас как будто подменили. Не скрою, многие мне докладывают, что вы воплощение сатаны, но я в это не верю. Не хотите мне исповедоваться, сын мой?
– Нет, Ваше Святейшество. Не будем терять времени. Исповедовался я накануне своему духовнику.
– Ваш исповедник – Великий Магистр Ордена Тамплиеров?
– Да, Ваше Святейшество. И он меня в этом качестве вполне устраивает. Кстати, о нём и речь пойдёт, вернее, не только о нём, но и о Великом Магистре Госпитальеров. Если вы, конечно, действительно заинтересованы сделать что-то действительно важное для христианства.
– Вы меня заинтриговали, Сир.
– Мне глубоко противны любые интриги, Ваше Святейшество, – помрачнел Ричард, как будто попался на чём-то непотребном. – Но мир вокруг нас из них буквально соткан. Буду с вами откровенен. Вы очень немолоды, а никто из нынешнего конклава меня в качестве следующего Папы не устраивает. Вы должны посвятить в сан кардиналов Робера де Сабле и Жоффруа де Донжона. Великих Магистров Тамплиеров и Госпитальеров. Великих героев, вернувших христианам Иерусалим и Святой Крест.
– Любопытно, кого из них вы видите следующим Папой?
– Любого, Ваше Святейшество. Оба достойны. Тамплиер отличный воин, а Госпитальер превосходный дипломат, всё это нам очень скоро пригодится.
– Боюсь, это встретит серьёзное противодействие в конклаве, Сир.
– Разве вы не в своём праве посвящать в кардиналы?
– Я в праве, но… Ваши протеже проливали кровь, хоть и во славу Господа, а это недопустимо среди иерархов церкви.
– Вот именно это дурацкое правило вас и погубит. Вы самим себе противоречите. Кто считается основателем нашей святой церкви и её первым понтификом?
– Святой Пётр, это общеизвестно.
– Общеизвестно вам про Святого Петра очевидно не всё. Вспомните: «Симон же Пётр, имея меч, извлек его, и ударил первосвященнического раба, и отсек ему правое ухо. Имя рабу было Малх».[131] Я даже не хочу заострять ваше внимание на вопросе – откуда у простого рыбака взялся меч, в Римской империи такое просто было невозможно, я хочу вас о другом спросить – вы сами меч в руке держали?
– Только в юности.
– Тогда доверьтесь мне, как большому специалисту, по владению этим нехитрым инструментом. Так отрубить ухо невозможно, даже тупому гражданскому, он всё равно хоть невольно, да дёрнется, и ты либо раскроишь ему череп, либо перерубишь ключицу, а Малх был рабом из личной охраны Первосвященника. Из его личной гвардии. Это был очень опытный воин, пусть вас не смущает слово раб. В те времена, рабы были разными. Вы на досуге подумайте – кем был на самом деле Пётр, но он явно не был похож на ваших кардиналов. А ещё вспомните от Матфея: «Не думайте, что Я пришёл принести мир на землю; не мир пришёл Я принести, но меч». Я надеюсь, что вам хватит аргументов убедить конклав в принятии в свои ряды новых собратьев. Делай, что должно, и будь, что будет, Ваше Святейшество.
– Аминь, Сир. Я пойду навстречу вашим предложениям. Аргументы у вас весомые, а в конклаве всего тридцать четыре кардинала, хотя хотелось бы иметь тридцать шесть. Что вы намереваетесь делать дальше?
– Повезу вашего пленника, Генриха Гогенштауфена посмотреть на штурм Болоньи. Не переживайте, Ваше Святейшество, императора мы впечатлим, город разграбим и только после этого ему его вернём, чтобы он защищал Болонью уже от Филиппа-Августа.
– А дальше?
– А дальше как хотите, Ваше Святейшество. Вам предстоит выбрать сторону между германцами и венецианцами, или франками и византийцами.
– А вы на какой стороне, Сир?
– Я открою вам этот секрет, как только увижу кардиналов де Сабле и де Донжона. Сразу вам говорю, что снять меч они не согласятся. Вам придётся изобрести специальную рясу, для опоясанных мечом кардиналов.
– Мы что-нибудь придумаем, Сир. Не слишком сложная для портных работа. Но за Флоренцию и Пизу мы в этом случае можем быть спокойны?
– Абсолютно спокойным можно стать только в гробу, Ваше Святейшество, но Диктатора Рима я вам оставлю на целый год. Жените его наконец, может хоть чуть-чуть угомонится. За это время вам нужно мягко перехватить управление этими городами, пока они Рауля сильно боятся. Желательно овладеть ещё и Неаполем, ваше Святейшество. Мало ли, завтра, по воле Господа, короля Танкреда понесут отпевать, а на его место взойдёт какая-нибудь вражеская сволочь. Наследников ведь у дурака нет. Тогда путь на юг вам будет отрезан. Отправьте в Неаполь специалистов. Пусть город пока числится за Танкредом, но контролируется уже вами.
– Диктатор Рима, герцог Рауль, мне такое уже советовал. Признаюсь, определённые действия я уже начал предпринимать. И всё же, Сир, поверьте мне на слово, что в кардиналы я Великих Магистров посвящу в ближайшее время и откройте свои планы.
– Мой план прост, Ваше Святейшество. Я намереваюсь как можно дольше не вмешиваться в европейскую свару, поэтому хочу сделать Филиппа вассалом императора. Чтобы он мог под его знаменем воевать против византийцев.
– Так вот зачем вам нужен Монферрат…
– Нет, Ваше Святейшество, – улыбнулся Ричард. – Монферрат – это законное наследство моей приёмной дочери. Кроме того, он слишком далёк от Византии. Для Филиппа я хотел бы получить Чехию.
– Вы хотите сделать его королём[132]? – изумился Целестин III.
– Нет, Ваше Святейшество. Я бы хотел, чтобы император вовсе упразднил это королевство и возродил Богемское герцогство. В июне этого года император Генрих уже сместил и изгнал чешского короля, так что следующий ход будет вполне логичным.
– Пожалуй, что такое вполне возможно, Сир, – задумчиво произнёс Папа после некоторой паузы. – Но будь она Чехией, или Богемией, вашего сына встретит враждебно.
– Ему не привыкать, Ваше Святейшество. У меня в войске Филипп командовал глубинной разведкой и практически жил в тылу у сарацин.
– Последний вопрос, Сир.
– Как вам угодно, Ваше Святейшество.
– Зачем вам война с Византией?
– Они слишком часто пытались меня обмануть. Кроме того, они мне просто не нравятся, Ваше Святейшество.
– Благословляю вас, сын мой, – перекрестил Ричарда Папа.
Король Англии поцеловал Целестину III руку.
– Я надеюсь, что перед моим возвращением на Святую землю, мы с вами ещё увидимся, Ваше Святейшество.
– Обязательно, Сир. А пока пришлите мне своего сына. Надеюсь, он не откажется мне исповедоваться?
– Он не откажется, – усмехнулся Ричард. – До встречи, Ваше Святейшество. Где мне найти императора Генриха?
– Его содержат на вилле Диктатора Рима. Я выделю вам сопровождающего.
– Только не раскрывайте пока моё инкогнито, Ваше Святейшество.
– Конечно, Сир. Я распоряжусь проводить на виллу Великого Магистра Тамплиеров.
Вилла Рауля де Лузиньяна выглядела настоящим военным лагерем. Без Папского легата, Великого Магистра Тамплиеров точно бы не допустили к Генриху Гогенштауфену. «Молодец, Рауль. Службу знает» – мысленно похвалил Ричард герцога Алеппо, когда их снова остановили для проверки уже на третьем посту, перед входом в старый палаццо.
Император содержался хоть и без излишней роскоши, но вполне достойно. Герцог-талисман уступил ему свои личные апартаменты из трёх комнат: опочивальни, малой трапезной и кабинета, выполняющего также функцию малой приёмной. Именно в кабинете посетители и застали императора, который внимательно читал подшивку газет из Антиохии. Они уже более полугода издавались еженедельно, поэтому подписка у Рауля скопилась довольно толстая. Ричарда император не признал, поэтому обратился он к Роберу де Сабле.
– Здравствуйте, Магистр. Чем обязан вашему визиту?
– Здравствуйте, Сир. Позвольте представить вам короля Англии, Иерусалима, Сирии и Египта.
– Спасибо, Робер, – кивнул Ричард, снимая с глаза повязку. – Я хотел бы пообщаться со своим венценосным братом наедине, но вы далеко не отлучайтесь.
Великий Магистр Тамплиеров поклонился и покинул кабинет.
– Вы теперь командуете Тамплиерами, брат мой, – язвительно прокомментировал произошедшее действие император.
– Нет, брат мой, – не менее язвительно отозвался английский король. – Я ими не командую, а лишь иногда прошу об услугах. Я вижу, вы оказались в затруднительном положении, и мой монарший долг велит сне прийти на помощь своему царственному собрату.
– Я оказался в этом положении благодаря вам.
– Вы ошибаетесь, брат мой. Ваше пленение никоим образом не отвечает моим интересам, поэтому я хочу помочь вам бежать.
– Бежать?
– Бежать, – невозмутимо кивнул Ричард. – Если Папа вас просто отпустит, то вызовет недовольство Танкреда и Филиппа-Августа. И если на первого можно просто наплевать, то второй вполне способен устроить Святому престолу большие проблемы. Поверьте, я уже успел пожалеть о том, что отпустил герцога Рауля де Лузиньяна в Рим. Я отпустил его жениться, а дальше уже на всё воля Господня.
– А граф Лестер?
– Граф Лестер привёл королю Франков вассалов из Анжу, Мэна и Аквитании, всего чуть больше тысячи копий, это меньше одной двадцатой от войска Филиппа-Августа. Признаю, что у меня были с ним договорённости, но теперь они полностью исполнены, а заключать с ним новых я не намерен. Зато с вами у нас теперь появились общие враги. Вы уже в курсе, что Византия собирается объявить войну Венеции?
– По-моему, они её уже лет тридцать собираются объявить, да всё никак не решатся.
– Решились, наконец. Теперь у вас появился отличный повод объявить войну коварным грекам. Нет благороднее повода, чем вступиться за союзников.
– Союзники, – мрачно ухмыльнулся император. – Они уже про меня забыли и побежали вымаливать прощение у Папы.
– Мы им всё напомним, когда придёт время. Пока этот союз нужно сохранить, чтобы выставить византийцев наглыми агрессорами.
– Вам нужен повод, чтобы напасть на Византию?
– Не мне. Мне нужно заканчивать войну на востоке, но я хочу предложить вам план. У меня есть сын. Бастард.
– Филипп де Фальконбридж, – кивнул Генрих. – Я о нём наслышан.
– Он поможет вам бежать из плена, а за это вы его вознаградите имперским фьев-леном, чтобы он в качестве вашего вассала вёл войну с Византией.
– Вы хотите прикрыться моим знаменем?
– Хочу, – не стал отпираться Ричард. – Но поскольку Филипп будет вашим вассалом, то и вам достанется доля добычи.
– Какой из имперских ленов вы наметили для своего бастарда?
– Самый мятежный и на сей момент свободный. Я предложил бы вам упразднить королевство Чехия и воссоздать Богемское герцогство.
– Ого! Я думал, что речь пойдёт о Монферрате.
– Увы, брат мой, но Монферрат даже не обсуждается. Он законное наследие моей приёмной дочери. Также не обсуждаются Пиза и Флоренция, они отходят Святому престолу.
– А Болонья?
– Болонья останется вашей, но теперь нам придётся её немного ограбить. Иначе меня свои же не поймут. Думайте быстрее, брат мой. Если вы откажетесь, у меня не останется другого выхода, кроме как занимать Ломбардию, пока в неё не вломился король Франков. Это я смогу организовать и под знаменем Святого престола.
– Чехия… Богемия… Это настоящее змеиное гнездо. Вашему сыну придётся там непросто.
– За него не переживайте, он хоть и молод, но ему уже не привыкать выжигать змеиные гнёзда. К тому-же он не останется без поддержки.
– Это похоже на Троянского коня Одиссея.
– Очень похоже, – улыбнулся английский король. – Но этот конь пойдёт на Константинополь, могу вам поклясться в этом на своём мече. Кроме того, мне кажется, что вы сумеете подружиться с Филиппом. У вас ведь, если признать честно, нет ни одного мало-мало приличного полководца, а теперь хоть один, да будет. Филиппу не потребуется ваша поддержка, только формальное признание, финансирование я ему обеспечу, а с остальным он и сам отлично справится.
– Присылайте своего сына, брат мой, мне уже не терпится с ним познакомиться. Приглашаю вас разделить со мной хлеб и вино.
– Приглашение принимаю с благодарностью. Филипп пребудет в ваше распоряжение к вечеру.
Глава 24
Чисто на уровне эмоционального восприятия, император Генрих Ричарду понравился. В военном отношении, конечно, полная бездарь, но у него реально был сильный характер. Как говорили древние китайцы: «Он был готов спать на хворосте и лизать желчь, лишь бы не забыть обид».
В свою очередь, принц-бастард понравился императору. Его рассказы о приключениях в Святой земле были полны не только занимательными подробностями, но и самоиронией. Своей роли Филипп не выпячивал, а наоборот, пытался её всячески принизить, что было слишком необычно для этой эпохи, и очень импонировало Генриху.
Разумеется, император прекрасно понимал, что если Ричарду придёт в голову с ним повоевать, то Филипп поддержит своего отца, а не сюзерена-императора, но это было делом дальней перспективы, к тому-же мало что меняющей. Если Ричард решит с ним повоевать, то у него на это хватит сил и средств и без Филиппа. За четыре года английский король вырастил целую плеяду настоящих демонов войны. Столкновения имперских войск с отрядами графа Лестера и Диктатора Рима уже ясно показали Генриху, что одолеть этих демонов ему не удастся, тем более, если их в бой поведёт сам Ричард, и Филипп при этом будет всего лишь одним из.
Чехию, или герцогство Богемию, императору было не жалко, это был самый проблемный имперский лен, который тревожили то поляки, то угры[133], то внутренние мятежи, которые постоянно приходилось отбивать, или подавлять, тратя на это время, деньги и воинов. Вместо получения прибыли и помощи в делах, Империя терпела убытки и постоянно отвлекала силы для защиты этого непутёвого вассала. Если сыну Ричарда удастся справиться своими силами, то и это будет уже немалым облегчением для имперской казны, а Ричард ведь ещё пообещал и долю в добыче.
В общем, как и предполагал король Англии, за довольно короткое время, Генрих Гогенштауфен и Филипп де Фальконбридж стали близкими приятелями, а это уже был пролог для настоящей дружбы. Ричард хоть и поддерживал в империи Дом Вельфов, но вынужден был признать, что передача им власти прямо сейчас пойдёт на пользу только королю Франков и никому больше. Старый Генрих Лев, глава дома Вельфов, был хорошим воином и неплохим полководцем, но политиком совершенно бездарным, вполне способным настроить против себя всех имперских князей[134], слишком уж много у него накопилось обид буквально на всех, а уступить своё место одному из сыновей ему не позволит гордыня. Нужно было просто подождать, когда этого славного воина призовёт к себе на службу Господь и только после этого заниматься укреплением позиций Вельфов в империи. Иначе, старый головорез вполне мог пойти на союз с королём Франков, Византией и даже самим Сатаной, лишь бы удовлетворить свои нереализованные амбиции.
За неделю, которую Ричард провёл в Риме, он встретился с императором ещё трижды и, кажется, сумел донести до него основную мысль – вечных союзов в принципе не бывает, как и вечных людей. Есть вроде где-то какой-то вечный жид, но своими глазами его пока никто не видел, а значит он является сказкой. Союзы могут быть только взаимовыгодными для достижения определённой цели, а после её достижения, они становятся лишь обременяющим обе стороны договора фактором. Главное, для хорошего союза – это долгосрочная и взаимовыгодная цель: например, поделить королевства Франков. Поляков и Венгров. И Византию тоже, но там уже всё гораздо сложнее. Всю Малую Азию и Константинополь Ричард планировал взять под свою руку, а вот греческие владения и Болгарию можно было обсуждать. Обсуждаема и судьба Сицилийского королевства, но с непременным условием передачи Папе Неаполя.
Дождавшись посвящения Великих Магистров в кардинальский сан, английский король отправился на север, к Болонье. Он снова сменил обличие и на сей раз изображал простого рыцаря из свиты своего сына. Свита была довольно многочисленная, пленные ломбардцы и венецианцы, которые не могли надеяться, что их выкупят из плена, приняли от Папы епитимию два года отслужить Филиппу де Фальконбридж, сеньору Бейрута, и были приведены к присяге лично Целестином III. Таких набралось более двух тысяч, но серьёзной воинской силой они не были. Для большинства, этот поход на Сицилию, закончившийся пленом в Риме, был первым опытом. Первым, да к тому-же ещё и неудачным.
С дальним дозором «папского» войска, осаждающего Болонью, повстречались на пятый день. Герцог де Лузиньян и граф Лестер письмо Ричарда получили и как и было приказано, ничего не предпринимали в ожидании короля. Шебеки благополучно прибыли в Равенну, сгрузили пушки и запас пороха в обоз, который уже на подходе к лагерю, и прибудет если не сегодня, так завтра.
– Для чего вам брать Болонью, брат мой? – поинтересовался Генрих, рассматривая город в подзорную трубу, подаренную Ричардом. – Ведь если вы видите во мне будущего союзника, вам должно быть невыгодно падение моего авторитета, который и без того упал почти до ноля.
– Мне это и правда не выгодно, но теперь уже ничего не поделаешь. Волки обложили добычу и просто так от неё не откажутся. Лев может отнять добычу у волков, только зачем мне их зря обижать? Они ведь мои волки.
– А если я предложу выкуп?
– Насколько мне известно, в средствах вы сейчас стеснены.
– Это правда, лишнего серебра у меня сейчас нет, зато есть свободные феоды. Юный Томас, граф Савойи погиб в Риме, не оставив наследников. Савойя ведь стоит Болоньи?
– Стоит и даже дороже. Только ни граф Лестер, ни герцог Алеппо не согласятся стать вашими вассалами, а вы ведь обязательно потребуете принесение за Савойю оммажа.
– Сеньор Бейрута ведь согласился.
– Сеньор Бейрута тоже не имеет лишнего серебра на выкуп Болоньи, к тому-же он будет занят в Богемии, а Савойю уже весной придётся защищать от орды варваров-франков.
– Жаль, – в голосе императора звучала тоска.
– Очень жаль, – согласился с ним Ричард. – Но выход найти можно, хотя он будет несколько скандальным, мягко выражаясь.
– Ничего более скандального, чем падение Болоньи для меня просто не может быть.
– Ещё как может, – усмехнулся Ричард. – Я предлагаю вам в графы Савойи своего казначея, барона Левита. Только у него есть свободные средства, чтобы уладить этот вопрос к взаимному удовлетворению.
– Барон еврей?
– Самый натуральный, – кивнул король Англии. – Другому бы я казну не доверил.
– Но ведь евреи распяли Христа…
– Разве? – изобразил искреннее удивление Ричард. – А я считал, что Христа распяли римляне, по приговору прокуратора Иудеи Понтиуса Пилата.
– Но ведь именно евреи кричали распни его.
– Бросьте, брат мой, – усмехнулся английский король. – Представьте себя на месте Пилата. Стали бы вы слушать, что там орёт толпа всякого быдла? И не просто слушать, а слушаться. Но даже если и орали, даже если своими криками повлияли на решение прокуратора, то с тех пор прошло больше тысячи лет. Сам Господь карает только до седьмого колена, а сейчас живёт уже сорок седьмое. Впрочем, я вас предупреждал, что выход этот очень скандальный.
– А как вам удалось избежать скандала? Почему ваши сподвижники приняли еврея в свой круг?
– Вокруг меня остались только умные люди, брат мой. Дураков я разогнал.
– А сможет ли казначей защитить Савойю от вторжения франков?
– Нет, конечно. Я его туда даже не отпущу, он мне постоянно нужен рядом. Зато я смогу договориться с графом Лестером, чтобы он временно принял на себя обязанности коннетабля Савойи. Роберт де Бомон мой друг, он по моей просьбе, согласился даже встать под знамя Филиппа-Августа, тем более не откажется против него повоевать.
– А герцог-талисман?
– Будет сидеть в Риме до самой свадьбы, а после я отзову его в Святую землю. Там нам предстоит ещё немало повоевать.
– Вы правы, брат мой, скандал будет грандиозным и первым начнёт его старый Генрих Лев.
– И пусть ему, дураку старому. Если он выступит против барона Левита, его не поймут собственные сыновья.
– А Папа этот выбор утвердит? Ведь Савойя – это хоть и графская, но корона, а значит предстоит миропомазание по христианскому обряду.
– Наш мудрый Папа отлично ладит с бароном, за него не переживайте. Ицхак Левит брал Иерусалим в рядах крестоносного войска, в белом плаще с красным крестом, в отличие от многих христиан, которые предпочли отсидеться в сторонке. Включая, кстати, и вас, брат мой.
– Вы оговорились, что Савойя стоит дороже Болоньи. Могу я на разницу получить вооружение?
– Смотря какое.
– Ваши длинные копья, в основном. Хотелось бы ещё дамасских доспехов и арбалетов со стальными плечами.
– Копья легко. Выделите моим людям мастерскую, обеспечьте поставки ясеневой древесины, и их будут производить на месте, которое вы сочтёте наиболее удобным для себя, мастеров я предоставлю. С доспехами сложнее, на них большая очередь, поэтому много не обещаю. Разве что лично вам и ближнему кругу. Арбалеты же пока получаются слишком дорогими, я выдаю их только в качестве награды. Но процесс можно ускорить.
– Каким образом?
– Мне нужны сервы. Простые крестьяне без всяких талантов, чтобы обживать Азию и Африку. У вас их навалом, для всех уже не хватает земли – отправляйте их мне. Доставкой озадачьте своих поганых союзников венецианцев, пусть искупают свою вину перед вами и оплачивают Империи союз против Византии. За сервов я буду платить вам доспехами, арбалетами и подзорными трубами. Но сами понимаете – они очень не дёшевы в производстве.
– Понимаю, конечно. Договорились, брат мой, – голос императора заметно повеселел. – Вы не могли бы попросить графа Лестера проводить меня до Венеции? Его присутствие мне бы очень помогло в переговорах с этими торгашами.
– Нет. Если уж думать о переговорах, то я лучше отправлю с вами герцога Рауля. У Лузиньянов природный талант к дипломатии, во всяком случае, у младшего поколения он точно есть. Граф понадобится, когда придёт время судить и исполнять приговоры. Вы же в этот заход в Венецию не планируете устраивать судилищ и казней?
– Нет. Только попугать и потребовать компенсацию.
– Тогда Рауль, без вариантов. Пугать и требовать – это его призвание по жизни. Никто лучше него с этим не справится.
Осада с Болоньи была снята седьмого ноября 1193 года. Сначала, получив вознаграждение и обрадованные, что на стены лезть не придётся, отправились по домам вассалы Танкреда. Потом снялась тысяча графа Лестера, подняв имперское знамя, она выдвинулась на северо-запад, в Савойю, через Милан и Турин. Роберт де Бомон, граф Лестер, вёз с собой бумагу, подписанную императором, практически слово в слово повторяющую чрезвычайные полномочия, полученные от Ричарда для подавления мятежа принца Джона. Сказать по правде, ему было всё равно против кого воевать: сарацин, франков, или имперцев. Графу нравился сам процесс, а на политику ему было плевать. Милан, Генуя, Турин и Савойя смогут выставить тысяч шесть кованой рати и как минимум двадцать тысяч пехотинцев. Три общевойсковые дивизии, как сказал бы Ричард, то есть целая армия. Осталось только сделать из этих пентюхов настоящих бойцов, но время для этого было, впереди целая зима. Кроме того, граф Лестер получил золотую приорскую цепь Ордена Героев, двадцать тысяч марок за сидение под Болоньей и ещё в семнадцать оценили его обоз, награбленный под Миланом. То, что он назначен коннетаблем какого-то еврея (граф Лестер не был лично знаком с бароном Левитом), его совсем не волновало. Король поговорил с ним на эту тему и объяснил, что все владения еврея Левита, то есть барона, то есть теперь графа, принадлежат самому Ричарду, хоть это пока и военная тайна. Граф Лестер не зря послужил под знаменем Филиппа-Августа. Теперь он знал, как бить эту закованную в сталь орду и ждал наступления весны с нетерпением.
Девятого ноября отошла на северо-восток большая тысяча герцога-талисмана, а в Болонью вошёл освободитель – император Генрих Гогенштауфен, пробившийся с войском из Рима, и снявший с города угрозу разграбления. Встретили его в Болонье, естественно, как античного героя.
Ричард же, со свитой достойной лишь небогатого рыцаря направился на юг, в Рим. Там его ждали Папа, барон Левит и Колизей.
Глава 25
Десятого ноября 1193 года пал Каир. Несмотря на арест всех евреев и христиан, боевой дух защитников города был крайне низок, поэтому, когда, в связи с осадой, в первый раз пришлось урезать пайки, начались волнения черни. Не успевший разгореться мятеж подавили, но и султану, и его ближайшему окружению было понятно, что это начало конца. Подлые крестоносцы не желали честно лезть на стены и честно там погибать, они решили подло заморить Каир голодом.
В начали ноября в лагерь крестоносцев под Каиром начали прибывать войска герцога Среднего Египта Раймунда и султан аль-Азиз понял – пришло его время умирать. Единственный достойный сын своего героического отца о капитуляции даже не помышлял, он думал лишь о том, как подороже продать свою жизнь этим христианским собакам. И не придумал ничего лучше, кроме как попытаться захватить лагерь крестоносцев атакой в лоб. В принципе его можно понять. Только захват укреплённого лагеря давал сарацинам хоть какой-то шанс на продолжение войны. Конечно, в лагере были собраны не все силы крестоносцев, и даже не половина, а едва треть, но если их разбить, появятся хорошие шансы отбить Египет, а после… Сказать честно, ни на какое после аль-Азиз уже не рассчитывал. Он знал, что погибнет сегодня, но погибнуть хотел так, чтобы на его героические усилия обратил внимание сам Аллах.
Десятого ноября 1193 года стал в этой истории днём, перевернувшим всю военную науку и явивший миру нового Бога Войны – ствольную артиллерию. Пушки пока были только малого калибра и стреляли картечью из свинского железа[135], но их у Каира было собрано целых шестьдесят. Первым же залпом, сделанным практически в упор, они выкосили первые ряды наступающих сарацин, в том числе султана аль-Афдаля и его ближайших сподвижников. Лагерь крестоносцев заволокло дымом, в котором отчётливо слышались запахи шайтанской серы и сарацины просто остановились, будто парализованные, а когда дым рассеялся, последовал второй залп…
Всего два залпа за пару минут, а атакующие потеряли почти тысячу убитыми и примерно столько же ранеными. Остальные вышедшие из города сарацины, которым повезло уцелеть, не пытались ни атаковать, не отступать, они опустились на колени и начали молиться. Ле Брюн даже остановил контратаку кавалерии, он и сам, признаться, был шокирован увиденным, хотя с пушками был знаком давно и даже сам успел пострелять, но результат превзошёл все ожидания.
– Отправьте две когорты вязать пленников, – приказал герцог Антиохии легату шотландского легиона Оттону Вельфу. – Они нам ещё понадобятся на расчистке канала. Крови на сегодня пролито уже достаточно.
Хотя со стен города, произошедшая трагедия наблюдалась вполне отчётливо, никто из оставшихся в Каире стражников даже не попытался закрыть ворота, сарацины откладывали оружие, становились на колени и молились. Шок и трепет.
Впрочем, крестоносцы особо радостными тоже не выглядели, ощущения праздника победы не возникло ни у кого. Город занимали молча, молча вязали пленников и тоже молились.
Военный совет собрался в апартаментах султана, в Каирской цитадели.
– Ну что, милорды? Как впечатления? Не каждый день удаётся своими глазами увидеть смену эпох. – Ле Брюн залпом осушил двухпинтовый кубок. – Пожалуй, я сегодня напьюсь до потери человеческого облика, иначе просто не усну.
– Да уж, смена эпох… – Раймунд Тулузский, герцог Среднего Египта поддержал почин адмирала таким-же кубком. – И кто только изобрёл эту дрянь, и как нам теперь воевать?
– Изобрели эту дрянь китайцы, живёт такой подлый народ где-то на востоке Азии. – Гийом де Баскервиль к своему кубку едва приложился. – А воевать научимся, милорды. Пушки тоже уязвимы. Если не переть на них в лоб, конечно. Стреляют они пока не часто, им требуется большой обоз и на марше они абсолютно беззащитны.
– Хорошо, что хоть кто-то не утратил оптимизма. Признаться, у меня сейчас настроение, как будто мы потерпели поражение. – Ле Брюн залпом осушил ещё один кубок. – Сеньор де Антеп, до возвращения короля, назначаю вас комендантом Каира. Вводите в город оба легиона и начинайте изъятие ценностей. К наградам за этот бой никого не представлять. Рыцари Тамплиеры и Госпитальеры пусть начинают освящение храмов, торжественный молебен проведём завтра.
Знак отличия Ордена Героев на колодке был самой желанной наградой для наёмников-легионеров, ведь при награждении не только выплачивалась премия в размере годового жалования, но и само жалование для награждённых удваивалось, но сегодня этого и правда никто не заслужил.
– Слушаюсь, милорд.
– Генрих Вельф, граф Дамиетты.
– Я, милорд.
– Готовьтесь со своим легионом через неделю отправиться вверх по Нилу, на поиски этих мифических африканских христиан. Весь речной флот передаётся в ваше распоряжение, мне он больше не нужен. Исследуйте и основное русло, и все притоки, карта у нас есть, но уточнить её не помешает.
– Сделаю, милорд.
– Граф Александрии, Оттон Вельф.
– Я, милорд.
– Ваш легион передаётся в подчинение коменданту Каира. Собирайте свиту и завтра по утру отправляйтесь в Сен-Жан-д’Акр. Всё-таки победа одержана и о ней следует известить двор. Только много дамам не рассказывайте, необходимый минимум и не более того. Дальнейшие распоряжения получите от герцога Триполи, ему представите подробный доклад.
– Слушаюсь, милорд.
– Вот и слушайтесь, – закинулся третьим кубком Ле Брюн. – Ступайте, молодёжь, вас ждёт служба. А нам, с герцогом Раймундом, нужно всё по-стариковски обстоятельно обдумать.
И хотя Раймунду на данный момент едва исполнилось тридцать восемь, а Ле Брюну всего тридцать два, по сравнению с ещё не достигшими двадцатилетия Гийомом де Баскервиль и братьями Вельфами, они были уже настоящими стариками. Война старит быстро.
Его высокопреосвященство, кардинал и Великий Магистр ордена Тамплиеров, Робер де Сабле, за две недели проведённые в Латтеранском дворце успел на своей шкуре почувствовать, насколько же сгнил Святой престол. Ричард ему об этом рассказывал, но не зря ведь говорят, что лучше один раз увидеть, чем сто услышать. Проникшись наставлениями Ричарда, Папа приказал новому кардиналу спланировать новую резиденцию, способную одним своим видом устрашить любого, даже самого наглого и жадного варвара, и монсеньор де Сабле, поначалу, взялся за это дело с большим энтузиазмом, но вскоре он столкнулся с реальностью. Своим его не признавали не только прочие кардиналы, даже самый мелкий ватиканский дьячок не считал нужным исполнять его приказов, и что самое поганое, у них всегда находились отговорки, а судить за саботаж их было невозможно. В этом гнилом болоте топились все инициативы, даже самые разумные. Эти люди вредили сами себе ради поддержания какого-то статус-кво, в который у Тамплиера не было ни малейшего желания вникать, не то, чтобы в него вписываться. Так он Папе и заявил.
– Они просто ждут вашей смерти, Ваше Святейшество. Их не заботит христианство, им нужна только власть над церковью и все её богатства. Прошу вас дать мне другое задание, подальше от Рима, иначе я скоро начну рубить этим проходимцам головы.
– А вы думали, что тут будет так же легко как в армии? Только отдал приказ и его сразу исполняют бегом… – хмыкнул Папа. – Как видите, нет. Но я вас никуда не отпущу. Головы рубить запрещаю, но дополнительными полномочиями я вас наделю. Настало время наводить порядок, а лучше вас с этим никто не справится. К тому-же, как я понял короля Ричарда, именно вас он видит моим преемником, так что сбежать от ответственности даже не надейтесь.
– Я был женат, у меня есть дети, к тому-же я пролил немало крови. Какой из меня Папа?
– Именно такой, который нужен вашему королю, и я его в этом поддерживаю. Я понимаю, что Святая церковь сейчас напоминает мифические Авгиевы конюшни, но я слишком стар, чтобы попытаться их очистить. Я слишком стар для подвигов, но поддержать вас мне ещё хватит сил. Занимайтесь порученным делом, кардинал де Сабле и не сомневайтесь в успехе. Я решил совершить паломничество в Святую землю, чтобы помолиться в Храме Гроба Господня и приобщиться Истинному Древу Животворящего Креста, а вас назначу местоблюстителем Святого Престола. Отправлюсь я туда с вашим королём, и возвращаться обратно уже не собираюсь, хочу упокоиться в Иерусалиме. Полномочия от меня у вас будут такими же, какие выдал король Англии графу Лестеру.
– Это очень неожиданное предложение, Ваше Святейшество.
– Это не предложение, а приказ, кардинал. Его неисполнение будет расцениваться как дезертирство. Как в армии поступают с дезертирами?
– Вешают за шею, пока не помрёт, Ваше Святейшество.
– Считайте Святую церковь своей армией, кардинал. Награждайте достойных и карайте подлецов. Чрезвычайные полномочия позволят вам это делать моим именем.
– Зачем вам это, Ваше Святейшество?
– Вы правда думаете, что я не вижу той гнили, которая поразила Святую церковь, мать нашу, кардинал? Отлично вижу и отлично понимаю, что эту погань нужно немедленно вычищать. Самому мне не хватит на это не сил, ни энергии, зато хватит авторитета чтобы прикрыть вас. Я Папа, при котором христианам вернулся Истинный Крест и Иерусалим, этот авторитет я обрёл благодаря в том числе и вам, пришла пора воспользоваться им на благо христианства. На воскресной мессе я объявлю о намерении отправиться в паломничество и о введение в иерархию церкви должности Вице-Понтифика, – увидев, как выражение лица кардинала де Сабле сменилось с удивлённого на ошарашенное, Целестин III снова улыбнулся. Это было здорово. После трёх лет непрерывного стресса в должности Папы, к нему вернулась способность радоваться. – После моего отбытия можете начинать рубить головы, кардинал. Но я вам этого не советую. Вы умнее их всех, хоть и строите из себя недалёкого головореза. Вы исповедник самого Ричарда, а я почти уверен, что в его исповедях вам достаются настоящие пророчества. Я хорошо узнал вашего короля, кардинал. Он, без сомнений, не враг рода человеческого, но он и не христианин. Он считает христианство своей собственностью, как своего коня, щит, или меч. Он считает своей собственность всё и, как мне кажется, у него есть гораздо более серьёзные аргументы, чем были у Христа. Я не рискну сам объявить его Мессией, ибо мне он исповедоваться отказался, но очень я постараюсь, чтобы моя кафедра перешла вам.
Глава 26
Пятнадцатого ноября 1193 года Ричард вернулся в Рим. Сохранять инкогнито нужды больше не было, поэтому на этот раз прибытие английского короля сопровождались торжествами, во всех церквях Вечного города были устроены благодарственные службы в честь освободителя Гроба Господня. В самых людных местах для черни выкатили бочки с вином и выставили нехитрое угощение, так что получился самый настоящий праздник, во всяком случае, в глазах обывателя.
Единственным владением Ричарда в Риме был Колизей, вернее, его развалины, и именно туда он отправился первым делом. Около Колизея были устроены две точки халявного счастья для быдла, но на территории объекта никаких пьяных праздношатающихся не наблюдалось Древний стадион хоть и не обнесли пока стеной, но уже окружили караульными постами из местных, вооружённых дубинами и кнутами, то есть оружием не летального воздействия, а для усиления, в состоянии минутной готовности (только подпруги подтянуть), находился конный отряд усиления, который в другой истории, в другое время, назвали бы ОМОНом.
В самом сердце древних развалин, просматривалось неказистое, квадратное в сечении, строение из деревянного бруса, туда-то первым делом и направился Ричард, решив, что это или штаб, или караулка, и не ошибся.
– Шалом, граф, – поприветствовал король Англии Ицхака Левита, когда стих переполох и они остались наедине.
– Шалом, Сир, – новость о производстве его в графы Савойи, барон Левит узнал намного раньше Папы. – Извините, Сир, но вы немножко сошли с ума, и я, как ваш честный казначей, вынужден вам об этом немедленно доложить.
– Лучше предложи мне вина и распорядись разместить мою свиту. Их не много, всего шесть десятков. Можешь, при нужде, усилить ими патрули, только сначала покорми.
Ричард принял кубок подогретого вина с пряностями и переместился к одной из четырёх жаровен, расставленных по углам этого временного штаба. Хоть и Рим, но ноябрь, а король уже не мальчик, ему тридцать шесть, и как раньше кровь уже не греет.
Тридцать шесть лет он рвал жилы, чтобы доказать, что он лучший воин. Доказал. Тридцать шесть лет он стремился к званию лучшего полководца. Этого тоже достиг. Когда-то, там, в том будущем, он пообещал себе, что если вернётся обратно, то больше никогда не поддастся лести, людей будет ценить только за реальные дела, а не родословные, и очень постарается организовать справедливые социальные лифты. Еврейский поп-раввин Ицхак Левит из Антиохии был в этом плане идеальным подопытным. В социальный лифт он сел в самом низу, происхождения был самого подлого, а главное – он никогда не льстил. Хамил довольно часто, зато не льстил никогда.
Когда король немного отогрелся, в штаб вернулся, раздавший приказы, новоиспечённый граф Савойи.
– Сир! Могу я узнать имя того идиота, который посоветовал вам купить за двадцать тысяч эту древнюю каменоломню?
– Можете, граф. Имя того идиота – Ричард. Мне никто ничего не советовал, я сам всё решил.
– Извините, Сир! Но зачем вам это? – Ицхак Левит считал короля Англии разумным человеком, почти что евреем.
– Я хочу восстановить это строение наших великих предков. Кстати, графство Савойя обошлось мне вдвое дороже Колизея.
– Я в курсе, Сир. Но от Савойи хоть есть толк, она прикрывает Монферрат, но зачем вам эти развалины?
– Скоро эти развалины будут главным источником пополнения моей казны. Я планирую получать отсюда как минимум двести тысяч в год. Скупите все лачуги на близлежащей территории. И вообще, распорядитесь скупать в Риме всё, что продаётся по нормальной цене. Кроме Колизея мне понадобятся здесь собственный замок и дворец. Палаццо, как они его называют. А ещё прикажите выкупить какие-нибудь древние термы. Попробуем их восстановить. Будет нашим инженерам и архитекторам практика.
– Это же бешеные деньги. Вы в своём уме, Сир? – вопрос графа Савойи прозвучал искренне соболезнующим тоном, поэтому Ричард на него никак не отреагировал.
– Для чего вообще нужны деньги, Ицхак?
– Для торговли, Сир. За деньги можно купить всё, что угодно. Ещё Филипп Македонский говорил, что гружённый золотом ишак возьмёт любую….
– Я знаю, что там говорил Филипп Македонский, граф. Он сформулировал правило, но из любого правила всегда есть исключения. Сами попробуйте, например, купить у меня порох, и сразу поймёте, что ишак с золотом заранее запланирован мной как дичь. Деньги – это ничто. Золото и серебро уже обесценилось, какую цену за порох я сейчас не объяви, такую и заплатят. А вот представьте, что завтра я издам эдикт, повелевающий принимать в оплату только железо и медь? А представляете, что будет, если вы об этом узнаете заблаговременно, и успеете всё правильно организовать? Вы будете получать информацию на месяц раньше всех остальных. Никакие золотые прииски не дадут такой доходности. Вы рассчитаетесь со мной за графство Савойя за полгода после начала работы Колизея – это максимум. Зная вас лично, полагаю, что на это уйдёт не больше трёх месяцев. Кстати, в Риме, мы сейчас, как у себя дома, поэтому особо не экономьте, это уже наш город. Найдите самых толковых архитекторов, пусть они поработают на нас. Кстати, всё это должны будут контролировать ваши подчинённые, лично вас, граф, я забираю с собой.
– Не знаю, Сир. Не понимаю, как вы сможете получать с этого Колизея двести тысяч в год. Даже если добьётесь разрешения проводить гладиаторские бои, то у римлян таких денег всё равно нет. Вы даже не окупите ремонт этих развалин.
– Гладиаторские бои проводились, в основном, для развлечения плебса, а мне на него наплевать. Кроме того, гладиаторы стоят денег, зато за участие в рыцарских турнирах платят немалые взносы сами «гладиаторы». Но это мелочь. Рыцарский турнир можно организовать только раз в год, и он нам нужен только в качестве приманки. Колизей будет главной торговой площадкой Европы. Именно здесь мы введём в оборот наши бумажные казначейские обязательства.
– И чем вы здесь планируете торговать, Сир? – в голосе графа Савойи отчётливо слышался скепсис.
– На первых порах, в основном, египетским зерном, его с удовольствием купят в Европе.
– Вы собираетесь завозить в Колизей зерно, Сир? – Ицхак Левит глядел на короля с искренним сочувствием, подозревая, что тот сошёл с ума.
– Нет, граф, – усмехнулся Ричард. – Рассудка я пока не лишился. В Колизее будут торговать контрактами на поставки зерна в любой порт. Или контрактами на загрузку зерном транспортов покупателя в Александрии, или Дамиетте. Первое предпочтительнее, но боюсь у нас не хватит на это торгового флота. Сюда же привлечём крупных торговцев металлами. Железо, медь, олово, свинец. Не сразу, конечно, но всё это будет продаваться здесь и за бумагу.
– Когда мне продадут за бумагу хотя бы лепёшку, я первым признаю вас величайшим из Пророков, Сир.
– Признаешь, и очень скоро. Даю три дня на выбор архитектора. Время дороже денег, друг мой, нас ждут великие дела.
Следующим утром, Ричард нанёс визит в Латтеранский дворец. Папа уже «паковал чемоданы», поэтому с ним перекинулись буквально парой слов, времени поговорить в дороге будет более чем достаточно. Основной целью визита была встреча с кардиналом де Сабле. Робер выглядел изнурённым, словно только что вышел из битвы.
– Сир. – Его высокопреосвященство поклонился королю как простой рыцарь. Неосознанно, на рефлексах.
Лучший друг короля явно нуждался в поддержке, по крайней мере моральной.
– Монсеньор, вы в курсе, что верблюд гораздо умнее коня? Верблюда невозможно пустить в галоп, кроме того, он никогда не позволит себя загнать. Просто ляжет и будет отдыхать, наплевав на любые шпоры. Вы кинулись в бой как конь, и это большая ошибка. Вам предстоит совершить не одиночный удар, который мог бы решить исход сражения. Вам предстоит выиграть не сражение, а войну. И если вы, как глупый конь, будете бросаться в любую стычку, вы сами себя и загоните. Поумнейте хотя бы до уровня верблюда, друг мой. Не загоните себя сами и не дайте себя загнать.
– Умеете вы подбирать правильные определения, Сир, – впервые за две недели улыбнулся кардинал де Сабле.
– Умею, – согласно кивнул Ричард. – Ещё в той жизни, я понял простую истину – кто везёт, на того и грузят. Не дайте себя загнать, Робер, вы для меня дороже всего Святого престола. Их я всё равно разгоню, а вас уже будет не вернуть.
– Я понял вас, Сир, загнать себя не позволю. Вы мне никогда не рассказывали – кем были в той жизни.
– Был студентом, но денег на учёбу и жизнь не хватало, поэтому завербовался наёмником, или по-ихнему контрактником, потом доучился и стал инженером, но, к сожалению, или к счастью, совершенно бесполезным в наше время. Я был инженером-электромехаником со специализацией эксплуатация подвижного состава железных дорог. Для вас, всё это, наверное, даже звучит дико. Дороги из железа и инженеры из наёмников… Я бы и сам в такое не поверил.
– Я верю, Сир. Я о другом спросил. Вы были христианином?
– Нет, Робер. Там я был атеистом. Атеизм – это религия, которая утверждает, что Бога нет.
– Невероятно, Сир. А кто-же тогда создал мир?
– Они говорят, что никто. Само как-то так получилось.
– Вы шутите, Сир?
– Нет, Робер. Я не шучу и ничего не выдумываю. В том мире все служат Золотому Тельцу. Деление на религии там – лишь дань традиции. Религия там часть культуры, не более того.
– А судный день так и не настал…
– Или я его просто не дождался. Там у меня всё время было ощущение, что он настанет завтра. Каждый день ощущался как последний.
– Вы были там русом, Сир?
– Русом. А как вы догадались?
– В бою вы ругаетесь как русы.
– Надо же, – улыбнулся король Англии. – Радистка Кэт звала маму по-русски и чуть не спалила Штирлица.
– Не понимаю, Сир.
– И не надо, монсеньор. Это юмор из того мира.
– Я слышал, что у русов много княжеств, Сир.
– Много. А будет, или было, я уже сам запутался, ещё больше. Они в итоге дошли до Китая и Великого океана. Им почти удалось создать новую цивилизацию, но увы, Золотой Телец пожрал и её. С чего вас вдруг заинтересовал этот вопрос, Робер?
– Я говорил с Папой, Сир. Он как-то понял, что вы не христианин. Он сказал мне, что христианство для вас такая-же собственность, как конь, или меч.
– Христианство для меня как меч… – медленно повторил Ричард и кивнул собственным мыслям. – Всё верно. Религия – это оружие. Всё верно, Робер, хоть я и сам об этом только что догадался. Недооценивал я Папу, старик действительно мудр. Христианство – это наш с вами меч. Зазубренный, заржавевший, но другого у нас нет. Заточите и отполируйте его, друг мой, тогда у нас появится шанс одолеть Золотого Тельца.
– А сейчас вы христианин, Сир?
– Сейчас я Кесарь, ваше высокопреосвященство, заинтересованный в христианстве, ведь это мой меч.
Глава 27
Девятнадцатого ноября 1193 года, киликийские армяне подняли белый флаг и сдались на милость сельджукам, но милости не дождались, началась резня. В герцогство Антиохию хлынул поток беженцев. В основном жителей прибрежных районов, то есть моряков, рыбаков и пиратов.
По мирному договору с Византией сельджуки уже получили два порта на северном побережье Малой Азии – Трабзон и Синоп, а теперь получили ещё и Адрианаполь, называемый армянами Зепьюр[136] и беспрепятственный выход в Средиземное море.
Куда сельджуки двинутся дальше – на запад, против Византии, или на восток, против крестоносцев, можно было только гадать, но то, что они не собираются жить мирно и торговать понимали все.
Герцог Антиохии Гуго де Лузиньян и герцог Среднего Египта Раймунд Тулузский узнали эту новость в большом Яффе. В Каире они задержались всего на три дня. Первый день пили, второй опохмелялись и посещали освящённые в христианские храмы мечети, на третий объявили о помолвке Ле Брюна и дочери Раймунда Констанции и сразу отбыли в Яффе, ожидать возвращения Ричарда из Рима.
– Пожалуй, мне стоит вернуться в Антиохию, – адмирал обеспокоенным не выглядел. Пушек отливают по две штуки в сутки и в арсенале Лаодикеи их должно было накопиться примерно с полсотни. Если неверные дурни сунутся, им же будет хуже.
– Вам нужна моя помощь, милорд?
– Разве что в осушении бочонка с вином, милорд. Если сельджуки сунутся, их ждёт повторение Каирской бойни. После такого опять придётся пить и в этом ваша помощь точно не помешает.
– Нет уж, – поморщился Раймунд. – Ни разу не чувствовал себя более погано, чем на утро после Каирской победы.
– Это точно, – согласился Ле Брюн. – Когда мне копьём пропороли бедро и то было легче. Болело сильнее, но хоть совесть не мучила. Дожидайтесь короля, милорд, за меня не беспокойтесь. У меня хватит сил не только отбить нападение, но и гнать их потом до самого Икония. К тому-же нападения я не жду, у сельджуков есть гораздо более лёгкая добыча на западе. Возвращаюсь я в основном из-за беженцев. Не хочу, чтобы герцог Эдессы успел сманить к себе лучших моряков, они мне самому очень нужны.
– Зачем герцогу моряки? – удивился Раймунд – Эдесса ведь не имеет выхода к морю.
– Зато она имеет выход в Тигр и Ефрат, а герцог сейчас строит речной флот. Только умелые моряки, для речного флота – это слишком жирно. Я хочу успеть снять сливки.
– Удачи, милорд!
Второго декабря 1193 года в Новый порт большого Яффе вошла эскадра мобилизованный в Пизе мореходных галер, вызвавшая фурор. Мало того, что в Святую землю вернулся Львиное Сердце, с ним прибыл самый статусный паломник христианского мира – Папа Целестин III.
Большой Яффе совсем не походил ни на один из средневековых городов, у него не было стен и даже не планировалась их постройка. Город был распланирован квадратами-кварталами, образованными прямыми улицами и проспектами. Укрывшийся за стенами старый Яффе, со своими древними стенами, казался в этом мегаполисе полным анахронизмом, хоть и являлся, по нынешним временам, довольно серьёзным укреплением.
Но беззащитным Большой Яффе не был. Его окружало семь фортов, за взятие каждого из которых сарацинам пришлось бы положить целую армию. На месте бывшей ставки Ричарда, взамен разобранной деревянной цитадели, возводилось что-то монументальное, правда пока работы шли на уровне подвалов.
– Хорошо дошли, почти не штормило, – сошедший на берег первым, Ричард подал Папе руку. – Вот на пути в Рим нас здорово поболтало.
Целестин III страдал от морской болезни всю дорогу, но возражать королю Англии даже не подумал. Он отлично понимал, что всё могло быть гораздо хуже.
– Повезло, – поддерживаемый двумя служками Папа, оперевшись на руку Ричарда, покинул борт клятой галеры. – Что дальше Сир?
– Сначала перекусим, Ваше Святейшество. Очень скоро к вам вернётся аппетит, а отправляться в путь на голодный желудок – это верный способ вас угробить. Вы и так чуть ли не вдвое осунулись, – король Англии повернулся к своему оруженосцу. – Паланкин Его Святейшеству и коня мне. Граф Савойи.
– Здесь, Сир. – Ицхак Левит тоже был подвержен морской болезни и ещё не оклемался, поэтому его голос звучал сварливо.
– Действуйте по собственному плану, граф. Через пару часов жду от вас подробного доклада.
– Где вас искать, Сир?
– В Новом порту, у греков.
Хозяин греческого ресторана в Новом порту Яффе давно был одним из осведомителей Ричарда. Ицхак Левит это знал, и ему предстояло немало постараться, чтобы хоть чем-нибудь удивить короля. Греки – ушлый народ. Они многому научились у евреев, но далеко не всему.
– Сэр де Шантори, – король обратил своё внимание на дежурного офицера пограничной стражи, одного из рыцарей Госпитальеров.
– Слушаю, Сир, – почтительно поклонился Госпитальер.
– Кто из высшего военного совета сейчас находится в Яффе?
– Герцог Раймунд и сеньор де Сидон.
– Немедленно отправьте посыльных, пусть они найдут нас в ресторане Нового порта. Ступайте, Сэр де Шантори. Проверять здесь нечего, товаров у нас на борту нет, торговать мы в Яффе не собираемся.
– Слушаюсь, Сир, – госпитальер умоляющими глазами посмотрел на Папу. Понтифик, которому с каждой секундой, проведённой на твёрдой земле, становилось всё лучше, осенил госпитальера крестом и допустил к целованию руки.
– Этак вы без руки останетесь, Ваше Святейшество, отцелуют по самый локоть. Христиан в Святой земле уже больше ста тысяч. Это я только наших, европейских считаю.
– На что мне ещё рука, если не благословлять ей достойных христиан? Вы были правы, Сир, мне с каждым мгновением становится всё лучше. Чувствуется, что здесь даже воздух святой. Пожалуй, я не откажусь прогуляться. Далеко ли ваш ресторан?
– Вон то строение на возвышенности, Ваше Святейшество.
– Дойдём, – уверенно сказал Папа. – Только позвольте мне опереться на вашу руку, Сир.
В ресторане Папе понравилось. Пока они с Ричардом неторопливо поднимались по мощёной камнем дорожке, предупреждённый королевскими пажами хозяин успел подготовить им трапезную. По случаю рождественского поста подавали только рыбу и прочие дары моря, но они были просто невероятно вкусными. С таким аппетитом Целестин III не ел уже лет десять.
Едва успели разобраться с первой переменой блюд, к их компании присоединились герцог Раймунд Тулузский и сеньор Сидона Кеннет Маккинли. Первый – наследный граф Тулузы, Сен-Жиля, герцог Нарбонны, маркиз Готии и Прованса, правящий граф Мельгрёя и герцог Среднего Египта был ровесником английского короля, мужем его сестры, одним из самых значимых феодалов Европы и очевидным политическим союзником Ричарда, а вот второй… Второй был лет на десять моложе и не достиг даже тридцатилетнего возраста, но у него были глаза старика. Заочно Папа с ним был знаком. Церковь – это серьёзная организация, и досье на всех мало-мальски значимых персон собирала, не обошли вниманием и сеньора Сидона, Великого Магистра ордена Героев. Бедный рыцарь, который для исполнения обета вынужден был продать король Шотландии свой лен, чтобы получить средства на вооружение достойной свиты, на Святой земле стал настоящей легендой. Именно его отряд перехватил вывозимый сарацинами из Дамаска Святой Крест, именно под его началом начинал свою военную карьеру на Святой земле сын короля Ричарда, именно его избрали главой своего Ордена богатейшие и влиятельнейшие феодалы современности. Конечно, они сделали под влиянием своего короля, но тем не менее. Это многое говорило и о Львином Сердце, и о Спящем Леопарде.
Благословив пришедших, Папа пригласил их разделить трапезу. Милорды, разумеется, не отказались, но если Раймунд при этом в компанию влился сразу и органично, то Спящий Леопард как будто находился на задании. Карауле, или как его там у военных называют…?
– Шок и трепет, Сир. Они даже не сопротивлялись, просто попадали на колени и начали молиться своему лжепророку, – закончил рассказ о штурме Каира герцог Раймунд.
– Аллаху. Пророка они славят, но молятся Аллаху, – поправил шурина английский король. – Их Аллах – это наш Бог-Отец.
– Скорее всего, так и есть, Сир, – покладисто согласился Раймунд. – Наш Отец – их Аллах, поэтому и не стал им помогать. Никакой Отец не будет помогать пасынкам против родных детей.
– Утверждение довольно спорное. Самые родные для Бога-Отца евреи, но он им не помогает довольно давно. Я думаю, он уже перестал делить нас на родных и не родных, и оценивает лишь за заслуги. Впрочем, сейчас нам не до теологических дискуссий. Сеньор де Сидон, как прошёл ваш рейд?
– Успешно, Сир. Все оазисы и колодцы мы теперь знаем. Бедуины воинственный народ, но они дикари. Их много, но все они каждый за себя, поэтому передавим как волки овец. Ливию я берусь захватить двумя большими тысячами русов и тысячей верблюжатников принца-бастарда, а вот дальше будет сложнее. Берберов и мавров придётся выдавливать как сарацин. Их земли плодородны и многочисленны, нам понадобится серьёзная поддержка флота и пехота, для осады городов.
– Что можно взять с ливийцев?
– Почти ничего, Сир. Только их скот, да и то он почти весь уйдёт на пропитание армии.
– Тогда торопиться не будем. Будут ли совершать бедуины набеги на Египет?
– Конечно, Сир. Они же дикари. Там каждый подросший щенок считает себя воином, а Египет своей законной добычей.
– Какой гарнизон нам придётся держать на западной границе, чтобы отбить у этих щенков охоту лезть в наши владения?
– Большой тысячи боярина Никиты вполне хватит, Сир. Контракт у них подписан ещё на год, а своей репутацией наёмников русы очень дорожат. Боярин хороший командир. Не выдающийся, но и сложного в том задании нет совсем ничего. Бить на марше изнурённых, стремящихся как можно быстрее дойти до воды бедуинов, много таланта и не требуется, Никита с этим справится.
– А с объединением русов он справится?
Интересный вопрос. Папа отложил уже надломленную креветку, вытер губы, а потом руки салфеткой из чистого хлопка и всё своё внимание переключил на сеньора де Сидон. Тот явно является одной из ключевых фигур в игре Ричарда с русами, а через них с Византией.
– Нет, Сир. Боец он хороший, полководец неплохой, но для их князей он смерд. Не холоп, но всё равно быдло. И хуже всего то, что он сам с этим согласен. Нет в нём огня. Наёмник хороший, но не более того.
– А Рудный воевода?
– В этом огонь есть, Сир. Но он уже догорает. Если вы и правда хотите объединить русов, вам придётся идти туда самому.
– А зачем тогда мне нужны вы, милорд? Если бы я стремился стать королём каждой варварской территории – давно разорвался бы на части. Русы не примут Никиту, тут вы правы, но вас они примут как избавителя от власти впавших в безумие Рюриковичей. Впрочем, об этом позже. Тысячу боярина Никиты оставьте на западной границе. Их доля повышается до четырёх пятых долей от взятой добычи.
Спящий Леопард не стал даже изображать почтение королю, и Папа это сразу подметил.
– Глупо, Сир. У них контракт, который они и так не посмеют нарушить. У меня есть достоверные данные, что большинство русов на такой куш, до начала похода, даже не надеялось. Чего ради повышать им долю в добыче?
– Глупо, милорд, – согласно кивнул слегка разомлевший после обеда Ричард. – Но им ведь и предстоит отбивать отары у нищих и злобных бедуинов, а не брать за горло зажиревших халифов Багдада и Басры. Вам бы математике подучиться, сеньор де Сидон, цены бы вам не было… Считать захваченных ими овец будет дороже, чем просто принять на веру сданное в казну. Лучшая оборона – это нападение. Пусть они грабят Ливию как можно более задорно. Если возьмут ливийский Триполи, Никите это герцогство и отойдёт, по праву меча.
– Вам виднее, Сир, – не вставая изобразил поклон Спящий Леопард. – Только дрянь та землица. Пустыня. Она не то чтобы герцогское, она даже баронское ополчение не прокормит.
– Мы не ради выгоды воюем, – Ричард заговорил тем самым тоном, которым объявляют судьбы людей, и Папа это сразу уловил. – Если Никита себя проявит, это будет не последний его удел. Рудного воеводу отправьте в Антиохию, ему предстоит постриг и принятие сана Магистра ордена защиты Пентархии, а проще говоря ордена Русов. Вам предстоит в кратчайшие сроки предоставить нам планы по взятию Багдада и Басры. Вы сыты, Ваше Святейшество?
– Да, конечно, Сир, – слегка потерялся Папа.
– Паланкин для вас подали, до Иерусалима нам добираться часов шестнадцать.
– Вы торопитесь, Сир?
– Очень, Ваше Святейшество.
– Тогда отпустите со мной милорда Спящего Леопарда и занимайтесь своими делами.
Глава 28
Когда новости о гибели Леопольда Австрийского и его старшего сына под Женевой, а также о поражении и пленении императора Генриха в Риме достигли Венгрии, король Бела III решил воспользоваться удобным моментом. Воспитанный в Константинополе, венгерский король одно время даже числился наследником Византийского престола и носил титул деспота – был самым надёжным союзником империи.
Огромного роста и богатырского телосложения, король был не только отличным воином и полководцем, но и очень хорошим политиком. За время его правления, территория Венгрии приросла Хорватией и Далмацией и по праву считалась одной из сильнейших держав Европы. Белла постоянно держал в напряжении всех своих соседей, постоянно устраивая набеги – то в Чехию, то в Австрию и находился в состоянии перманентной войны со Священной Римской империей. Разумеется, упустить предоставившийся случай он не смог и в начале декабря осадил Грац.
Момент виделся ему идеальным. Император в плену, юный герцог Австрии и Штирии Леопольд VI пока не имел ни опыта, ни авторитета, и на помощь к нему никто не придёт – почему бы не воспользоваться правом сильного? Франки уже отхватили себе графство Бургундия и вряд ли остановятся на этом, если удастся захватить Штирию и Австрию, а в этом Бела нисколько не сомневался, то Империя окажется разрезанной пополам и будет просить пощады. Не учёл венгерский король только одного – вмешательства Ричарда. Хоть и не прямого, но очень значимого.
От Болоньи до Граца, отряд Филиппа де Фальнонбридж, вернее теперь уже войско императора Генриха добирался больше месяца. Во-первых, темп сильно замедлял обоз с двенадцатью пушками и припасами к ним, а во-вторых, почти на неделю пришлось проторчать в Венеции, где Диктатор Рима, Рауль де Лузиньян проявлял свои дипломатические таланты. Глядя на эту «дипломатию», император ещё раз искренне позавидовал Ричарду. Герцог Рауль не только наложил на венецианцев штраф в пользу Святого престола, но и добился выделения подкреплений для императорского войска, причём подал он это как одолжение – за то, что мы всех вас не перебьём за святотатство, торгаши хитрозадые.
В другой обстановке, венецианцы, конечно, не стерпели бы подобного наезда, но в условиях начавшейся войны с Византией, им пришлось всё скушать молча. Дожи прекрасно понимали, кого представляет здесь Рауль де Лузиньян, хоть и явился он под знаменем Святого престола. А самое худшее для Венеции сейчас было – поссориться ещё и с Ричардом. Король Англии хоть и демонстративно отстранился от европейской свары, события в Риме и Женеве показали, что его личного участия в процессе и не требуются, воспитанные им демоны войны справляются ненамного хуже.
Из Венеции герцог Рауль отправился обратно в Рим, а усилившееся войско императора выступило на север. Император переживал из-за малой скорости передвижения, и даже предложил отправить пушки из Венеции обратно на Святую землю, но принц-бастард сумел их отстоять, что и явилось потом решающим фактором сражения при Граце.
То, что венгерский король с двенадцатью тысячами вторгся в Штирию и осадил Грац, императору стало известно в Клагенфурте, в двух дневных переходах от осаждённого города.
– Их вдвое больше, – мрачно констатировал Генрих, понимая, что путь на север отрезан.
– Тем лучше, Сир. Они нас не испугаются и не станут снимать осаду. Было бы гораздо хуже, если им удалось подловить нас на марше. А так мы спокойно дойдём до Зайерсберга и займём оборону. Встанем лагерем и начнём их тревожить набегами, долго они такого не выдержат – полезут в лоб.
– Это угры, милорд Филипп, а не какие-то азиатские дикари. Одна из лучший армий Европы.
– Да, Сир. Угры – это европейские дикари. Если они позволят нам разбить и укрепить лагерь, то им конец. Таким образом уже взяты Иерусалим, Дамаск и Каир, а тут нам и брать то ничего не надо, всего лишь снять с города осаду. Дикарям отомстим потом, – принц-бастард говорил спокойно и уверенно, и Генрих решил ему довериться.
Лагерь устроить успели. Странный лагерь. По обе стороны от дороги построили укрепления, которые Филипп назвал фортами и разместили в них по шесть пушек, саму дорогу не перегораживали, словно приглашая угров решить дело одним ударом и начали тревожить осаждающих диверсионными отрядами.
Столь наглого поведения такого маленького войска, венгерский король не ожидал. Да, у него под рукой было более чем вдвое больше сил, но они были заняты осадой, а ничем не занятые имперцы перехватывали обозы, вырезали патрули, так что осаждающая город венгерская армия сама оказалась в осаде. Долго такого он терпеть не смог, и на рассвете семнадцатого декабря 1193 года, лично повёл в атаку свою тяжёлую кавалерию на наглых имперцев.
При появлении в поле зрения угров, Филипп велел выставлять на дорогу заранее приготовленные рогатки и ежи, с единственной целью – замедлить атаку конницы как раз между фортами, чтобы успеть сделать хотя бы несколько залпов и приказал своей тяжёлой кавалерии готовиться к контратаке.
Семнадцатое декабря 1193 года стало днём явления нового Бога Войны в Европе. По замедлившей свой ход перед рогатками и ежами рыцарской кавалерии, открыла перекрёстный огонь артиллерия с двух фортов. Пушек было всего двенадцать, но они успели сделать по четыре залпа. Отряд атакующих угров ополовинили за пару минут, ссадив в том числе и самого короля, и до того, как они обратились в бегство, Филипп скомандовал своей латной коннице набирать скорость, обходя северный форт, чтобы ударить убегающим во фланг.
Генрих, передавший Филиппу командование боем, лично принял участие в этой славной атаке на острие клина. Сломал копьё, а потом рубил-рубил-рубил, отводя душу. В лагерь он вернулся покрытым кровью с головы до ног, так-же как и его конь. Но он был счастлив. Императором он стал раньше, чем успел побывать в бою, и до сего момента даже не представлял себе, что такое боевой экстаз, когда в жилах, вместо крови, бурлит адреналин.
Филипп скептически оглядел окровавленного героя, лично достал кувшин, плеснул из него в кубок примерно на треть и протянул императору.
– Выпейте, Сир. Сейчас у вас начнётся откат, а это поможет.
– От чего откат?
– От боевого безумия, Сир. Вы только что побывали в состоянии берсерка. Пейте. Только одним глотком, смаковать это не надо. Это не вино, а лекарство.
Генриха и правда уже начинала бить лёгкая дрожь, поэтому закинулся он без дальнейших уговоров. На некоторое время он потерял возможность дышать, зато после по жилам потёк огонь.
– Швайнехунд! – своеобразно поблагодарил он Филиппа, едва обретя способность говорить – Что за адское зелье?
– Спиритус вульгарис, Сир. Обычно им омывают наружные раны, но у вас рана была внутренняя, вот я и решил…
Генрих немного посмаковал послевкусие.
– Плесните мне ещё немного, милорд. Похоже, что внутренняя рана у меня гораздо глубже.
– После, Сир. Сначала вам надо принять короля Белу. Под ним убили коня и при падении он сломал правую руку, но говорить может.
– Мы захватили в плен короля?
– Повезло, Сир, – равнодушно кивнул Филипп.
– Вы великий полководец, милорд.
– Не велика заслуга – бить дикарей, Сир. Но больше такая простая ловушка не сработает. Дикари тоже учатся, к сожалению.
– Значит, нам нужно учиться быстрее них.
– Мы учимся каждый день, так повелел нам наш король, – впервые после боя улыбнулся Филипп. – А сейчас вам следует омыться и переодеться. Пройдите в свой шатёр, Сир. Пленнику пока оказывают помощь лекари.
Пока Генрих принимал ванну в дубовой бочке, с едва подогретой водой, угры начали снимать осаду с Граца и собираться в своём лагере. Вымытый и переодетый император вернулся в штабную палатку. Филипп молча протянул ему подзорную трубу. Император минут пять понаблюдал за манёврами угров.
– Они отступают.
– Нет, Сир. Их всё ещё вдвое больше. Они хотят повторить наш трюк – засесть в укреплении и грабить окрестности.
– Вот как… – голос Генриха звучал озадачено. – И что же нам теперь делать?
– Всё зависит от ваших пожеланий, Сир. Вы хотите разгромить этих разбойников, или отдать им короля, не бесплатно, конечно, и позволить уйти?
– Вы ещё спрашиваете, милорд? Чёрт побери, налейте мне ещё этого вульгариса. Конечно, я хочу их разгромить.
– Тогда нам нужно переносить лагерь вон на тот холм, восточнее их позиции. Отход мы им перекроем, а после перебьём, как подсвинков на охоте. Второй раз штурмовать наш лагерь они точно не рискнут.
– Одобряю ваш план, милорд. Плесните мне наконец ещё своего вульгариса и я, пожалуй, прилягу отдохнуть. Король пусть подождёт.
Филипп плеснул на дно кубка грамм пятьдесят.
– Больше нельзя, Сир. Любое лекарство – это яд, и любой яд – это лекарство. Всё зависит от дозы.
Вторую дозу Генрих принял уже как бывалый. Привкус, конечно, остаётся неприятный, но зато как бежит огонь по жилам… Воистину, адское зелье.
– А я ведь сегодня первый раз побывал в бою лично, милорд.
– Вот оно оказывается как, Сир. А я и не знал. Тогда пройдите со мной, поищем раненых угров.
– Зачем?
– Справимся об их здоровье, Сир.
Справились. Как только Филипп определил безнадёжного, сунул в руку Генриха кинжал.
– Добейте его, Сир. Раз это ваш первый бой, вам следует пройти ритуал удара милосердия. Без этого вы никогда не станете настоящим воином.
Только что заливший кровью врагов и себя и коня, император вдруг почувствовал перед собой какой-то барьер.
– Я не смогу.
– Сможете, Сир. Это проявление милосердия с вашей стороны. Он всё равно умрёт. Но если вы не научитесь милосердию, вы станете не воином, а разбойником.
Филипп ткнул пальцем в точку, куда приставить остриё кинжала, чуть поправил наклон и ударил ладонью по навершию. Раненый отошёл в иной мир мгновенно, а Генриха буквально сразу вывернуло наизнанку. Он пару минут блевал желчью в смеси со спиритусом вульгарис. Принц-бастард налил ещё полтинничек и передал императору.
– Вот это уже точно послужит лекарством, Сир. И да, вам обязательно надо отдохнуть, король дикарей подождёт.
Глава 29
Рождество 1193 года встречали на Храмовой горе в Иерусалиме. Аль-Акса и Купол скалы[137] были уже разобраны на камни, а камни переправлены на строительство монастыря Благородных невест Христовых. На их месте разровняли и замостили площадь, примерно триста на триста шагов и на восточной стороне этого храма под открытым небом построили кафедру для Папы и сопровождающих его трёх ближневосточных патриархов.
На праздничное богослужение заблаговременно пригласили всех присутствующих на Святой земле членов высшего военного совета, всех рыцарей Ордена Героев, оказавшихся в это время в городе, всех легионеров, награждённых знаком ордена на колодке (их было без малого две сотни), а ещё три сотни мест между собой разыгрывали по жребию тамплиеры, госпитальеры и светские рыцари. Рудного воеводу Кирилла, а теперь Великого Магистра Ордена защиты Пентархии, который между собой все называли русским, вместе с его братьями-рыцарями поставили в оцепление по периметру.
Из трёх великих ближневосточных патриархов двое были опоясаны мечами. Патриарх Иерусалима Жильбер I, в миру Жильбер Эрайль, бывший приор Арагона в Ордене Тамплиеров и Юг I, в миру рыцарь Юг де Гратон, Патриарх Александрии и, в недавнем прошлом, маршал Ордена Госпитальеров.
Приглашали на празднование и пятого Пентарха – Патриарха Константинополя, но тот отказался, сославшись на слабое здоровье. Разумеется, никто из присутствующих, примат Папы не оспаривал, и, если Патриарх Антиохии и имел что-то против, это мнение он предпочёл оставить своё мнение при себе.
Отказу Патриарха Константинополя Ричард не только не огорчился, но даже обрадовался. В его дальнейших планах этой нелепой греческой империи, почему-то называвшей себя Римской, места не было. На месте Константинополя и районов, расположенных по берегам Босфора, Мраморного моря и Дарданелл получится организовать отличное герцогство, и даже герцог для него уже был подобран. Отличный получится тет-де-пон для начала похода на Русь сеньора де Сидон, милорда Спящего Леопарда. И будущий Патриарх Константинополя, Кирилл Первый, кровожадный Рудный воевода уже готовится занять свою новую должность. Уж эти то двое точно не согласятся платить дань монголам, или кем там на самом деле были эти восточные кочевники.
Ричард очень постарался сделать так, чтобы этот день вошёл в историю, как день объединения христианства. На плащах, приглашённых на службу рыцарей, были как простые красные кресты крестоносцев, так и альбигойские кресты окситанцев. Косые Андреевские кресты русов и восьмиконечные греков. Все они перемешались в толпе и внимали Рождественской проповеди Целестина III, а тот отжигал не по-детски. Не понадобилось даже привлекать полусумасшедшего отшельника, Папа лично объявил, что Третий крестовый поход должен продолжаться до полного изгнания мусульман за пределы Римской империи и возглавить его обязал Ричарда, назвав его Великим Палладином Святой церкви. Шесть сотен факелов, установленных по периметру, иногда вспыхивали под воздействием ветерка, озаряя мерцающим светом стоящие за спиной у Папа реликвии Ордена Героев – Истинный Крест и Щит и Меч Генриха Шампанского, добавляя историческому действу толику столь нужной в этом случае мистики. Шестнадцать художников делали наброски, чтобы после увековечить эту историческую службу в своих картинах. Шестнадцать, отобранных лично Ричардом лишь по одному простому критерию – лошадь должна быть похожа на лошадь, а человек на человека. Голимый реализм. Никакой иконописи, никакой абстракции, никакого модернизма. Изображение должно напоминать фотографию, а кто не справится – будет красить заборы.
Ричард стоял прямо перед кафедрой под руку с Изабеллой. Беременность её сомнений уже не вызывала, осталось только дождаться результата. Ричард лично был знаком с рыцарем, у которого было шесть дочерей и ни одного сына, поэтому немного переживал за результат. Филипп хорош, из него бы получился отличный наследник, но он бастард. Хоть и признанный отцом, но бастард. Пожалуй, нынешнее поколение крупных феодалов Святой земли Филиппа бы приняли, но дальше на сцене истории появятся их наследники. Голодные до славы и денег. Они обязательно припомнят Филиппу красную диагональную полосу на гербе отца[138]. Нет наследник нужен только законный. И если, даст Господь, родится мальчик, сразу отдать его на воспитание графу Лестеру, чтобы из него не выросло ничтожество. Изабелла тоже мечтала о сыне, но вместо рассуждений о будущем читала молитвы. Это для Ричарда Святой Крест был просто деревяшкой и экспонатом в святилище Ордена Героев, его жена всё воспринимала по-другому. Дитя эпохи, что с неё взять…
Чуть позади королевской четы, стоял Раймунд Тулузский, под руку с Джоанной. Не смотря на исполненный обет и обретение герцогства Среднего Египта, Раймунд решил дождаться в Святой земле рождения наследника, почему-то искренне полагая, что место рождения обязательно принесёт ему удачу. Блаженны верующие… Ричард же больше доверял своему послезнанию, в котором его племянник родился в Тулузе, но это не помешало ему стать одним из главных героев современности. Впрочем, задержке Раймунда английский король был только рад. Его шурин был очень интересным, а главное, благородным собеседником.
Чуть позади Тулузской четы, стояли герцог Триполи, лорд-канцлер Святой земли, Ги де Дампьер, адмирал-фараон Ле Брюн, герцог Антиохии и граф де ла Марш, маршал Ордена Героев, граф Эдессы, Томас Гилсленд, барон де Во, сеньор Сидона, Бейрута и Тира, милорд Кеннет Маккинли, Спящий Леопард и Гийом де Баскервиль, сеньор де Антеп, бывший паж, затем оруженосец, а затем и начальник штаба крестоносного войска. Все они, кроме графа Эдессы, были пока не женаты, и это нельзя было пускать на самотёк. Правда, Ле Брюн уже успел обручиться, но всё равно. Такое дело никак нельзя пускать на самотёк. Одного дурака отправил жениться самостоятельно, последствия едва разгребли.
Кстати, Филипп-Август, явно недовольный результатами деятельности Диктатора Рима уже выразил герцогу Бургундии сомнения в правильности выбора жениха, но тут уже герцог Эд уперся в глухую. Помолвка объявлена, а значит свадьбе быть. Раскол в стане франков произошёл и начал расширяться. Нет, Рауль точно не зря съездил в Рим, хоть это и доставило определённые хлопоты. Определённо, он природный дипломат.
Стоящую по левую руку Ричарда и чуть позади, где-то между королевской четой и Тулузской, железную герцогиню Алиенору Аквитанскую поддерживал под локоть Оттон Вельф. Славный мальчик, храбрый, как тысяча чертей. А уж после того, как он умудрился подружиться с Маман, Ричард зауважал его ещё больше. Оттон ему напомнил дрессировщика кобры, из увиденного в том времени видеоролика. Теперь понятно, почему следующим императором, в той истории, стал именно он, а не его старший брат.
Генрих тоже храбрец, но обычный. Научиться бить дудочкой по башке кобре он никогда не сможет. Где он сейчас, интересно? Нашёл ли Эфиопию? Надо их обоих срочно женить, и если кобра продолжит саботаж, придётся заняться этим самому.
Чуть позади маман, стоял Жоффруа де Лузиньян, пожалованный Ричардом герцогом Мекки и Медины. Странная штука – жизнь. Отправляясь в Крестовый поход, король Англии искренне считал своими друзьями Жоффруа и его брата Ги де Лузиньянов, но они оказались крысами. Настоящими соратниками короля стали де Лузиньяны следующего поколения – Ле Брюн и Рауль, которые своих дядюшек уважали ещё меньше Ричарда. Но это не важно. Иной мерзавец именно потому и ценен, что он мерзавец. Жоффруа доложил, что до окончания расчистки Канала Фараонов осталось не более двух месяцев. Дрянь, конечно, канавка, но шестипушечные шебеки через неё пройдут. Этого должно хватить, тем более, что их пройдёт штук сорок.
Нет, Ричард не стремился обойти Аравию и вторгнуться в Индию. Он планировал обойти Африканский рог и найти будущий Лоренсу-Маркиш, а через него будущий Йоханессбург. Христианство – это, конечно, крепкий меч, но и золото тоже не помешает. Египетское зерно – это, конечно, серьёзный аргумент для введения в оборот бумажных банкнот, но и золото Южной Африки в этом аукционе не помешает.
На Рождественской службе, Ричард думал о чём угодно, но не о Христе, его Рождестве, страданиях и Воскресении. Пусть этот великий гуманитарный мыслитель подставляет щёки, а мы пойдём другим путём. И Бог-Дед меня не осудит. А Бог-Внук? Он сам о себе всё сказал – блаженные нищие духом. Ну, и удачи вам, нищие…
Глава 30
Император Священной Римской империи Генрих Гогенштауфен и герцог Богемии Филипп де Фальконбридж праздновали Рождество в Вене.
Как и предсказывал принц-бастард, вторгшихся в Штирию угров удалось извести почти полностью, прорваться удалось лишь нескольким мелким отрядам, но это даже к лучшему – пусть сеют панику. Такой беспокойный сосед, как королевство Венгрия, не устраивал ни императора, ни герцога Богемии, но пока, к сожалению, сил для проведения карательного похода у них не было, поэтому пусть угры боятся в ожидании возмездия.
Король Бела III пребывал в угнетённом состоянии духа, и дело было даже не в сломанной руке. Новость о том, что император передал Богемию сыну Ричарда Львиное Сердце, пусть и бастарду, породила в его голове множество мрачных мыслей. Если до сих пор Чехия была для славных угров законной добычей, то с обретением нового герцога, северный сосед сам станет очень опасным хищником. В плену королю бывать уже приходилось, совсем юнцом, он был передан в заложники византийскому Базилевсу, и это пошло ему только на пользу. Плен – состояние временное. Какой бы выкуп император не назначил, серебра в казне хватит. На серебро плевать, дело это наживное. Хуже всего было то, что он совершенно утратил понимание политических раскладов. Зачем Ричард отдал своего сына в вассалы императору? На востоке, где Филипп проявил себя настоящим героем и талантливым командиром, земель хватает. Гораздо более богатых, чем Чехия и, теперь уже, гораздо более спокойных. Значит, Львиное Сердце отправил своего сына воевать. А воевать с этим демоном королю Венгрии больше не хотелось. Он понимал, что дьявольские бронзовые трубы, плюющиеся смертью – это только начало. Хотя уже и против них непонятно как воевать, а Бела спинным мозгом чувствовал, что это только начало. Какой ещё гадости ждать с востока?
Леопольд, шестой герцог Австрии и Штирии этого имени, напротив, был в прекрасном настроении. Ещё месяц назад он буквально не понимал за что хвататься в первую очередь, а тут вдруг такой подарок судьбы. Мимо проходил император и решил все его проблемы разом. Надолго угомонил воинственного восточного соседа – Венгрию, и то же самое собирается проделать с Чехией. Вернее, теперь уже с Богемией. Новый герцог Богемии был старше Леопольда всего на три года, но уже успел стать легендарным героем, известным всей Европе. Одним из легендарных демонов войны, взращённых королём Ричардом на Святой земле. Леопольд успел подметить, что герцог Филипп общается с императором излишне фамильярно, словно он был не вассалом, а союзником, и, видимо, к этому были основания. Раз уж император решил лично короновать[139] Филиппа в Праге, значит союз с Ричардом Львиное Сердце уже заключен, пусть пока и тайный, а значит северные границы герцогства скоро тоже станут безопасными. Помня о вражде своего отца с королём Англии, Леопольд ожидал от Филиппа сухого и сдержанного общения, но ошибся. Герцог Богемии общался очень дружелюбно. Кроме того, он обладал очень тонким чувством юмора, и совершенно не типичной в эту эпоху самоиронией. Рассказ о том, как его посвятил в рыцари Спящий Леопард вызывал улыбки, хотя, если вдуматься, то в тот момент они оба уже стояли одной ногой в могиле. Это и подкупало, и интриговало одновременно. Что же это за место такое, Святая земля? Можно ли стать настоящим героем вдали от неё? Можно ли научиться воевать по-настоящему, не послужив под началом Ричарда?
Праздничный стол на четверых сервировали в большой трапезной зале Венского замка. После первой перемены блюд, когда голод был почти утолён, император задал Леопольду вопрос, будто читал его мысли.
– Хотите отправиться в Святую землю, милорд?
– Хочу, Сир. Но я не знаю, насколько это вписывается в ваши планы.
– Я тоже, если честно, хочу, милорд. Но обстановка нам этого пока не позволяет. Вы будете сопровождать меня в Прагу.
– Слушаюсь, Сир.
– С утра распорядитесь собирать вассалов. Чехов нужно впечатлить, а шести тысяч для этого явно не хватит, нам нужно привести в Чехию, то есть Богемию, как минимум вдвое больше.
– А потом, Сир? Ведь король Франков атакует, весной нам придётся выдвигаться на запад. Удержит ли власть герцог Филипп?
– Герцог? – император переадресовал вопрос принцу-бастарду.
– Не знаю, Сир. Я умею воевать, но власть ещё ни разу не удерживал. Наверное, если убить всех врагов, то всё получится. Убивать я научился.
– Всё население Богемии встретит вас враждебно, милорд. – Леопольд уже проникся искренней симпатией к Филиппу и решил его предостеречь – Богемия и прочие славянские земли – это перманентный бунт.
– Если для подавления бунта мне придётся убить всех – я это сделаю. Но этого точно не потребуется, достаточно будет перебить только вождей, а их не так уж и много. Трое на сотню, не больше. Хорошо бы вынудить смутьянов собраться в единую армию и разом их всех прихлопнуть, но всё это лучше планировать уже на месте. Без разведки успешной войны провести невозможно.
Голос принца-бастарда звучал не громко, но в нём слышалась такая уверенность, будто он зачитывал приговор уже осуждённым преступникам. От этого негромкого голоса, который спокойно объявлял о готовности убить всех, мурашки по хребту пробежали не только у венгерского короля, но и у императора.
– И зачем вам тогда земля, герцог, если вы на ней всех убьёте? – хорошее настроение сохранилось только у Леопольда Австрийского.
– Я сказал, что готов убить всех, но уверен, что это не потребуется, милорд. Граф Лестер подавил мятеж в Англии, перебив всего восемнадцать тысяч бунтовщиков. Их замки, земли, ремесленные мастерские и крестьянские дома уже унаследовали лояльные королю подданные. Неужели вы думаете, что я не смогу найти лояльных людей, для наследования имущества мятежников? Я один из приоров Ордена Героев. Мне не составит труда подобрать себе абсолютно надёжных вассалов, Орден мне их пришлёт по первому требованию, нужным числом. Как и пушки, – герцог Филипп подмигнул Леопольду и улыбнулся королю Венгрии. – Отец напутствовал меня словами: «У хорошего политика должна быть холодная голова, каменное сердце и стальные яйца. У тебя в наличии пока есть только яйца. Учись, сын, всю жизнь учись, и у друзей, и у врагов. И на своих ошибках, и на чужих. Как только перестанешь учиться – тебе конец». Как видите, для хорошего политика мне не хватает только каменного сердца. Надеюсь обрести его в Праге.
– Это просто какой-то запредельный цинизм, – буркнул венгерский король.
– Мой цинизм далеко не запредельный, Сир, – усмехнулся Филипп. – Послушали бы вы моего отца… Для него всё математика – и овцы и люди. И те, и другие, лишь цифры с коэффициентами.
– Цифры с чем? – герцог Леопольд недурно владел математикой уровня этой эпохи.
– С коэффициентами, милорд. Это такая переменная величина, которая сильно влияет на конечный результат. Иногда за каждого вола можно получить двенадцать овец, а в другое время только шесть. Когда-то важнее сохранить отряд рыцарской кавалерии, а когда-то обоз. Бывает, что рыцарь для сеньора стоит трёх сотен сервов, а иногда не стоит даже троих, всё зависит от конкретной задачи.
– Как может рыцарь не стоить трёх сервов?
– Представьте, что вы сеньор, по землям которого (и по соседним тоже) прошлась орда и в живых не осталось почти никого. Замок разрушен, урожай не собран. Зачем вам в таком случае рыцарь? Замок он не починит, урожай не соберёт, зато жрать будет в три горла. Коэффициенты к цифрам и задаются условиями. Рыцарь один, условия дрянь, коэффициент три. Вот это я понимаю – настоящий цинизм, а я пока только учусь, – улыбнулся венгерскому королю принц-бастард.
В Праге в те благословенные времена проживало множество евреев, поэтому обстановку герцог Богемии знал неплохо, во всяком случае, гораздо лучше императора. Чехи и правда не любят чужаков, но почему? Чужаки грабят. Ицхак Левит, тогда ещё барон, подсказал ему в Риме несколько шагов, которые перетянут на его сторону чернь, настроив её против местной знати. Пойти на такие меры Филипп мог без труда. Он был, по европейским меркам, очень богат, а Бейрут давал больший доход, чем ожидалось от всей Богемии, поэтому первым делом он намеревался снизить налоги для простолюдинов. Местные магнаты всё равно затеют бунт, так пусть этот бунт будет против снижения налогов. Бунт не против чужака, а против благодетеля. Тогда бунтовщики окажутся на враждебной территории и любой их движение будет только усиливать враждебность местного населения. Слышавший этот разговор Ричард, тогда хмыкнул, назвал этот план еврейским тролингом, но в целом одобрил. Снизить налоги на тысячу марок в год, зато получить взамен лояльное население и мощную производственную базу чехов – оно того без сомнений стоило. А серебро – дело наживное. Если всё пройдёт как задумано, через пару лет Богемия будет снабжать всю Европу оконным стеклом и зеркалами немыслимых для этой эпохи размеров. Мастеров для этого производства Филипп вёз в своей свите и берёг пуще собственной жизни.
Наладить производство стекла в промышленных масштабах на Ближнем востоке оказалось невозможно из-за недостатка топлива, угля едва-едва хватало для металлургии, зато в Чехии с ним проблем не будет, лесов в Европе пока хватало, рабочих рук тоже.
Роберт де Бомон, граф Лестер, встречал Рождество 1193 года в Ницце, единственном приморском городе и порту графства Савойя. Ницца преграждала франкам единственную доступную зимой дорогу в Ломбардию, поэтому граф и лорд-канцлер Англии первым делом начал укреплять её. Войско Филиппа-Августа пока ещё было занято в графстве Бургундия, но через месяц-другой они обязательно попробуют прорваться в Ломбардию через Лазурный берег, а потерять единственный порт на Средиземном море, через который планировалось получать подкрепление и снабжение, было для графства Савойя если и не смерти подобно, но очень болезненно. После этого придётся садиться в глухую оборону на горных перевалах, открыв франкам дорогу в Пьемонт и Миланское герцогство. С тактической точки зрения, это было бы идеальным вариантом. Пока франки грабят ожиревших ленивых ломбардцев, граф Лестер нависал у бы над их коммуникациями с севера, и постепенно, за год-другой сточил бы армию франков под ноль, но кроме тактической целесообразности была ещё и политическая. Ломбардцы выделили графу войска и средства, чтобы он защитил их сейчас, а не через два года, и об этом известно уже всем, как всем было известно и то, что граф Лестер человек Ричарда. Пропустив франков в Ломбардию, граф невольно уронит репутацию своего короля, поэтому в этот раз победную тактику пришлось принести в жертву высокой политике. Именно поэтому Роберт де Бомон первым делом начал возводить укрепления западнее Ниццы, на самой границе с Провансом. Простые земляные укрепления, новомодные форты, которые невозможно было удержать без артиллерии, но пушки, припасы к ним и орудийные расчёты уже находились в пути. Во время Рождественской службы, граф совсем не вспоминал Христа, он молил Бога-Отца, чтобы пушки успели вовремя.
Диктатор Рима, герцог Алеппо, Рауль де Лузиньян, к Рождеству успел добраться до Рима. На торжественном богослужении, проводимым кардиналом де Сабле, местоблюстителем Святого престола он думал о том, что его женитьба станет началом новых проблем. Жена наверняка потребует от него избавиться от всех наложниц, и лишится он всего этого благолепия ражи какого-то вшивого графства, которое даже не планировал посетить, и возможности заиметь законных наследников. Судя по предоставленной евреями информации, сестрица у герцога Эда была властной и скандальной девицей, которой стоит только показать палец, как она сразу откусит его по самый локоть. О Христе он тоже совсем не думал.
После Рождественской службы, им с кардиналом де Сабле накрыли стол на двоих в Латтеранском дворце. С Робером де Сабле, Рауль близко сошёлся ещё при осаде Аккры, когда их совместный отряд штурмовал восточную стену города. Освоив первую перемену праздничной трапезы, Рауль решил обратиться к другу за советом.
– Мне расхотелось жениться, ваше высокопреосвященство.
– Бросьте все эти «священства», Рауль. Мы ведь друзья. Если не секрет – почему именно расхотелось?
– Не секрет, Робер. Я получил сведения, что сестра Эда Бургундского самая настоящая змея.
– Все бабы змеи, – усмехнулся кардинал. – Но только они способны рождать нам наследников. Я свою жену приказал выпороть вожжами на следующий день после свадьбы. И знаете ли – помогло. Главное – не давать жене воли, иначе у неё от безделия прорастут ядовитые зубы. Женитесь, Рауль. Потом сразу прикажите выпороть эту малолетнюю змею, а после займите её вынашиванием наследников, чтобы ни одного лишнего дня не прибывала в праздности.
– Всё зло от баб.
– Я уже слышал это от короля, – улыбнулся местоблюститель Святого престола. – Но не согласен с этой сентенцией. Всё зло исходит от тех дураков, которые позволяют бабам сесть себе на шею. Но вы ведь не дурак, Рауль?
Глава 31
Рождество 1193 года король Франков, Филипп II Август встречал в мрачном настроении. Несмотря на такой значимый военный успех, как завоевание графства Бургундия, короля не покидало чувство, что его заманили в ловушку. Император Генрих жив, здоров и на свободе, малыми силами снял с Граца осаду, пленил венгерского короля и к лету будущего года соберёт армию тысяч в сорок-пятьдесят. Причём, в этой войне Генриха поддержат все имперские феодалы, на время забыв о внутренних распрях. Даже главный имперский смутьян, старый Генрих Вельф уже заявил о готовности поддержать императора в карательном походе против вероломных франков.
Единственным шансом закончить войну в свою пользу было вторжение в Ломбардию и начало мирных переговоров под угрозой её полного разорения, но перевалы были завалены снегом, а дорогу через Лазурный берег оседлал этот бешеный граф Лестер, поднявший над своим войском имперское знамя. Войско у него было небольшое, но Филипп-Август уже убедился, что граф умеет побеждать и малыми силами. Как лихо он разбил Леопольда Австрийского, имея под командой всего шестьсот рыцарей против двух тысяч, король отлично помнил. И это при том, что тогда у него не было этих дьявольских бронзовых труб, называемых пушками, а теперь они наверняка будут.
Пушки… Король Франков пытался разведать как они устроены, но пока не добился ничего. Вернее, устройство самой пушки он узнал, потратив на это немалое количество серебра, но это мало что дало. Чтобы эти дьявольские изобретения могли стрелять, требовался порох, а что это за дрянь, и откуда она берётся, выяснить так и не удалось. Говорят, что этот порох закупают где-то в Китае, что расположен ещё восточней Индии, но Филипп в это не верил. Если Китай восточнее Индии, то только доставка пороха сделала бы его дороже золота, а его, по словам королевского посла, епископа де Дрё, в битве у Каира совсем не экономили.
Но сильнее всего Филиппа-Августа расстраивали успехи Ричарда. Король Англии не только сумел разжечь войну в Европе, оставшись от неё в стороне, он успел захватить Иерусалимское королевство, Сирию и Египет, загнав остатки сарацин на самый юг Аравии. Ричард был героем и примером для подражания даже для вассалов Филиппа, и король Франков, если признаться честно, завидовал и ревновал. Завидовал успехам и ревновал к доставшейся одному Ричарду Славе. Эх, а ведь всё могло сложиться иначе…
Ловушка, в которую сам Филипп-Август с удовольствием влез, уж больно вкусную приманку положил в неё английский король. И что теперь делать? Назад уже не сдашь, вперёд путь перекрыт, а времени остаётся всё меньше.
Ричард же, будто издеваясь, педантично продолжал исполнять принятые на себя обязательства по поставкам оружия и доспехов, как бы подчёркивая тем самым, что достойным противником он Филиппа не считает.
Про Христа король Франков даже не вспомнил, его мысли были целиком заняты поиском выхода из ловушки.
Во время праздничной трапезы Филипп-Август сидел мрачный, почти ничего не ел и не пил, а после второй перемены блюд и вовсе покинул стол, пригласив герцога Бургундского Эда III на приватный разговор.
Двадцатисемилетний герцог занял отцовский престол только в прошлом году и ещё не успел начать проводить собственную политику. Главной его заботой на сегодняшний день была свадьба сестры Аликс, сосватанной за Диктатора Рима, герцога Алеппо, Рауля де Лузиньяна.
– Что-то случилось, Сир? – Эда не сильно беспокоил мрачный вид короля. Поначалу во всём поддерживающий своего сюзерена герцог, остался недоволен результатом войны за Бургундское графство, которое король включил в свой коронный домен, практически ничем не наградив своих вассалов. Король был в своём праве, но всё-таки… Ричард со своими верными соратниками так никогда не поступал. Так что первая трещина в их отношениях уже появилась.
– Пока нет, милорд, но может случиться. Если мы не прорвёмся в Ломбардию этой зимой, летом нам придётся воевать против сплочённой и оскорблённой империи. У меня не осталось ни одного союзника среди имперских князей. Даже Вельф безоговорочно поддержал императора.
– А если прорвёмся, Сир? Что это изменит?
– Это даст нам шанс заключить мир. Иначе нас ожидает разгром и капитуляция.
– Не думаю, Сир. Это только ещё сильнее разозлит имперцев. Впрочем, вам виднее. Что от меня требуется?
– Вы самый близкий к Ричарду человек, среди моих приближённых. Я хочу, чтобы вы встретились с графом Лестером и выяснили – какого чёрта он влез в чужую войну под имперским знаменем.
– Это и так понятно, Сир. Граф исполняет приказ своего короля. Точно так-же, как он исполнял приказ служа под вашим знаменем.
– Да ясно, что понятно, – вспылил король. – Я хочу, чтобы вы выяснили – почему он получил такой приказ, и нельзя ли его как-нибудь отозвать.
– Если вы желаете, я встречусь с графом, Сир. Но уверен, что это ничего не даст. Его нельзя ни запугать, ни подкупить. Граф Лестер лорд-канцлер Англии. Он один из богатейших феодалов и один из храбрейших воинов среди наших современников. Если у него приказ – он не отступит, а вопрос об отмене приказа можете обсудить только вы с королём Ричардом.
– До Ричарда добираться больше месяца и столько же обратно, плюс сами переговоры. К тому времени имперцы уже соберут армию и сойдёт снег на перевалах, поэтому это бесполезная трата времени.
– Тогда нам нужно атаковать немедленно, Сир. Граф не минуты не сидит без дела и с каждым днём его позиции укрепляются всё сильнее.
– В лобовой атаке мы потеряем половину армии, милорд. Предоставляю вам отпуск. Везите сестру в Рим, а по дороге поговорите с графом. Он не просто военный начальник, но и лорд-канцлер королевства. Предложите вернуть Ричарду Жизор и передать пару замков для его Ордена Героев. Пусть просто отведёт своё войско в горы и пропустит нас в Ломбардию, в Савойе мы ничего не тронем.
– Я поговорю с графом, Сир. – Эд Бургундский видел, что король почти в панике и порадовался предоставившейся возможности отъехать в Рим, подальше от позора. – Предложу всё, что вы сказали и добавлю один замок от себя. Но в Рим и обратно – дорога дальняя. Плюс ещё и свадьба. К весне я вернуться не успею.
– Если вы не договоритесь с графом, это уже не будет иметь значение. Нам придётся атаковать его в лоб.
Герцог Бургундии поклонился и покинул малую королевскую приёмную в Женевской ратуше. «Слава тебе, Господи!» – думал он – «Спасибо тебе за то, что Диктатор Рима выбрал в жёны именно Аликс». В том, что граф Лестер не купится ни на какие посулы, Эд был абсолютно уверен. И он точно положит половину армии Филиппа-Августа, если тот сдуру решится на лобовую атаку. «В Рим, в Рим! Слава тебе, Господи!»
Герцог Эд даже предположить не мог, что предложенный им план немедленной атаки был единственным шансом для франков пробиться в Ломбардию, хоть и понеся при прорыве страшные потери. Пушки графу уже выслали и через месяц они займут свои места на позициях, после этого шансов не останется вообще никаких.
Сразу после Рождества, Святую землю покинула железная герцогиня Алиенора Аквитанская со своей свитой. На радостях Ричард подарил дорогой маман единственные пока в этом мире часы. Здоровенную башню с тремя серебряными гирьками, почти трёхфутовым маятником и довольно мелодичным боем. Маман решила отправиться в Рим, вот и пусть поработает рекламным агентом.
Тридцатого декабря 1193 года Ричард получил известие о смерти короля Кипра, Ги де Лузиньяна, не оставившего после себя наследников. Претендентов на освободившийся престол было трое: брат покойного короля Жоффруа и его племянники, герцоги Антиохии и Алеппо. Хорошо, что в этот момент в Большом Яффе находился Ле Брюн. Король Англии немедленно распорядился вызвать его на обед в недавно открывшийся Окситанский ресторан.
Герцог Фараон выслушал эту новость, не проявляя абсолютно никаких эмоций, словно речь шла не о смерти его родного дяди, а о поставках древесины, парусины, или пеньки.
– Царство ему небесное, Сир, – произнёс Ле Брюн тоном, каким обычные люди ругаются и закинулся кубком вина. – Хоть покойник и был трусом, но всё же христианская душа.
– Возникла проблема, милорд. Ваш дядя не оставил наследников, а значит на этот трон сейчас три претендента.
– Претендент на это нелепое королевство только один, Сир. Мой дядя Жоффруа. Он тоже трус поэтому с удовольствием съест эту падаль. Отдайте ему остров при условии принесения оммажа вам.
– Не жалко вам, герцог? Хоть и маленькое, но всё-таки королевство.
– Это позор, а не королевство, Сир. Отдайте его дядюшке, с братом я сам договорюсь. Кстати, экспериментальную каракку[140] мы почти достроили, через пару недель будем спускать на воду. Приедете?
– Обязательно. И Папу с собой прихвачу, пусть помолится за успех. Это действительно исторический момент. Ведь если у нас всё получится, то Европа сразу станет небольшим полуостровом, а Средиземное море лужей.
Жоффруа де Лузиньян с большой радостью согласился на предложение занять Кипрский трон. Взамен, помимо оммажа, он оставлял Ричарду два экипированных и более-менее слаженных легиона и брал на себя обязательство обеспечивать в течении десять лет поставки древесины в Лаодикею. Кипр был ближайшим к Святой земле местом, где лесов ещё хватало. Деревья, конечно, было жалко, но заменить их пока нечем. О потребной для кораблестроения металлургии можно было только мечтать.
Глава 32
Четвёртого января 1194 года в Антиохию прибыл посол Конийского султаната, шейх Абу Мухаммад аль-Каим, великий визирь султана Кей-Хосрова. Часовые, заметив приближение довольно крупного отряда, а в свите великого визиря было вместе с охраной было больше трёх сотен человек, заперли северные ворота и объявили тревогу.
Герцог в городе отсутствовал, поэтому поинтересоваться – что нужно незваным гостям выехал его сенешаль, Тьерри де ла Мюль, барон де Идлиб. Выяснив, что это посольство, барон разрешил сельджукам встать лагерем в полумиле от городских ворот на правом берегу Оронта, обязал оборудовать отхожие места и пообещал немедленно известить об их визите короля и герцога.
Почта в Святой земле, стараниями Ричарда, гораздо лучше современников понимавшего важность связи, развивалась уже больше года. Как основная – курьерская, так и резервная голубиная. Конные подставы для курьеров были устроены на всех основных дорогах, через каждые три лиги, а голубей разводили во всех крупных городах. Барон де Идлиб знал, что герцог и так вернётся со дня на день, но в Лаодикею на всякий случай курьера отправил. Вдруг адмирал решит там задержаться, пусть по крайней мере знает, а королю отправил сразу трёх голубей: В Иерусалим, Яффе и Триполи.
Ле Брюн прибыл в Антиохию шестого января. Он и правда планировал задержаться в Лаодикее, где достраивался первенец океанского флота крестоносцев, но посольством решил не пренебрегать, тем более что приезд Ричарда ожидался только дней через пять.
Выглядел герцог очень колоритно. В кирасе от дамаскского доспеха, штанах, берцах с золотыми шпорами и в накинутой на плечи новомодной бурке из крашеной в чёрный цвет овчины, которую так удобно сбрасывать перед атакой. На снежно белом арабском жеребце и в стальной короне с одним зубцом. Слева на перевязи меч, не полуторник, но значительно больше обычного, изготовленный специально под его руку, а справа на поясе сабля. Из украшений только золотая приорская цепь Ордена Героев. Никаких перстней, подвесок и золотого шитья. Впрочем, так теперь одевался не он один. Моду задавал сам король, а распространялась она довольно быстро, и быстрее всего среди наиболее влиятельных и состоятельных сеньоров, а Ле Брюн был одним из самых.
Подъехав к лагерю сельджуков в сопровождении всего двух рыцарей и шести оруженосцев, адмирал-фараон приказал вызвать главного. Арабский язык, бывший общим для всего Ближнего востока, в той или иной мере изучили все крестоносцы, а уж ветераны владели им как вторым родным.
Великий визирь был невысоким, полным мужчиной, возрастом от сорока до пятидесяти, одетым в плотно расшитый золотом халат, все пальцы на руках украшались перстнями с различными драгоценными камнями, в ушах серьги с крупными бриллиантами, а на шее аж три массивные золотые цепи. Зелёного цвета чалма, заколотая золотой брошью с большим карбункулом, говорила о том, что когда-то этот толстячок совершил Хадж в Мекку. «Богато», – мысленно усмехнулся Ле Брюн – «Воевать с вами будет одно удовольствие».
– Я шейх этих земель, – представился он по-арабски, не спешиваясь. – Кто вы, и с какой целью прибыли?
– Я великий визирь султана Конии, – толстячок неожиданно ответил на вполне приличном лингва-франка. – Прибыл с посольством от великого султана к славному королю Ричарду, за доблесть прозванного Львиным Сердцем.
– Король извещён о вашем визите, но он в Иерусалиме. Вам придётся подождать, – снова по-арабски ответил герцог. – Могу пустить в город вас со свитой, но воины останутся за стеной.
– В этом нет никакой нужды, милорд, – заверил посол снова на лингва-франка. – Мы отлично устроились, дрова и провизия у вас стоят совсем не так дорого, как мы думали.
– Как пожелаете, уважаемый хаджа, – адмирал упорно говорил по-арабски. – Король прибудет дней через пять-семь. – Король наверняка уже в Триполи, или даже Бейруте, но сельджукам это знать было не обязательно. Пусть удивляются скорости. – Меня ждут дела, и в городе я не задержусь. Если у вас в чём-либо возникнет нужда, обращайтесь к барону де Идлиб.
Герцог обозначил поклон, чуть кивнув головой, не дожидаясь ответа, развернул своего безукоризненного жеребца и пустил его лёгкой рысью в сторону Антиохии. Куртуазно расшаркиваться с этим неверным он и не собирался. Судя по всему, войны не намечается, а раз так, то найдутся дела и поинтереснее. Адмирал отправил гонца Ричарду, уже со своим докладом и отправился обратно на верфь.
Гонец застал Ричарда в Бейруте, где тот распорядился остановиться на сутки. Папа хоть и путешествовал в достаточно комфортабельном паланкине, но всё равно утомлялся дорогой. Прочитав донесение герцога Антиохии, король сначала хотел оставить Папу и двинуться дальше на рысях, но передумал. Спешить некуда. Конийцы узнали о начавшейся войне в Европе и собираются воспользоваться моментом, чтобы пощипать Византию, перед этим обеспечив себе надёжный тыл. Чтобы вытеснить греков из Малой Азии, им понадобится минимум пара лет, слишком уж много предстоит штурмовать замков и крепостей. Тут даже подавляющее численное превосходство не сильно поможет. Договор с сельджуками истекает в апреле будущего года, и они наверняка хотят продлить его на годик-другой. Это возможно. На пару лет дел хватит и без них.
В свиту короля, помимо оруженосцев и пажей, входил только граф Савойи Ицхак Левит. С тех пор, как Гийом де Баскервиль застрял в Каире, контролируя расчистку канала, еврей, помимо прочих обязанностей, теперь тянул на себе и большую часть штабной работы. Что ж, кто везёт, на того и грузят. Кроме того, он своим ехидным сарказмом веселил Ричарда лучше всякого шута.
– Как и планировали, отдыхаем до утра. Торопиться нам некуда.
– Это верно, Сир, – снисходительно одобряюще отозвался граф. – Торопиться нужно только в сортир. Торговаться нужно неспеша, не показывая своей заинтересованности.
– Именно так я и собираюсь поступить, милорд, – усмехнулся Ричард. – Сегодня я проведу смотр гарнизона, а вы проверьте казначейство. Всё-таки, это город моего сына, не хотелось бы, чтобы его обворовывали.
– По-вашему, у меня мало дел, Сир? Мы отдыхаем, или…? – сварливо поинтересовался Ицхак Левит.
– Мы с вами или, граф. Отдыхает только Папа.
В ответ граф Савойи лишь многозначительно тяжело вздохнул.
Тринадцатого января, в канун праздника обрезания Господня, в Ниццу прибыл герцог Бургундии. Хоть его свита и была довольно многочисленной, граф Лестер не стал мариновать их за стенами, а распорядился немедленно впустить в город и разместить со всеми удобствами. По поводу Эда бургундского, у него были от Ричарда особые инструкции. И хотя герцог заявил, что просто следует мимо в Рим, на свадьбу своей сестры, Роберт де Бомон ему не поверил. В Рим было гораздо удобнее отплыть из Марселя, поэтому в Рим то он, конечно, следует, и наверняка на свадьбу, но неспроста именно через Ниццу.
Граф Лестер не ошибся. Герцог Бургундский попросил его о приватном разговоре не дожидаясь обеда. Ничего неожиданного герцог не предложил. Король Франков просил его освободить дорогу и отступить в горы, обещая за это вернуть Ричарду Жизор и предоставить три замка для рыцарей Ордена Героев. Роберт де Бомон выслушал предложение с каменным лицом, ничем не выдавая зарождающихся в мыслях торжества. «Влип, крысёныш…» – непочтительно подумал он о Филиппе-Августе.
– Прошу извинения за то, что огорчу вас, милорд, но эти предложения неприемлемы. На доверенную мне к защите территорию графство Савойи, без боя не вступит ни один вражеский рыцарь.
– Но мы ведь с вами не воюем, граф.
– Вы со мной нет, именно поэтому мы с вами сейчас беседуем, милорд. А ваш король воюет с империей. Графство Савойя – это имперский лен, при этом владение казначея моего короля, и мне поручено его защищать.
– Король поклялся, что ничего не тронет на территории графства.
– Ваш король приносил обет вернуть христианам Иерусалим, а вместо этого воспользовался удобным моментом и захапал себе наш Жизор. Он уже нарушил свою клятву, данную перед Богом, а уж я тем более не могу положиться на его слово, – граф Лестер намеренно усилил накал разговора.
– У короля под рукой вдвое больше сил, чем у вас, милорд. Вы сильно рискуете. Он всерьёз намерен пойти на прорыв.
– Я рискую всю жизнь, милорд. Мы с вами военные, а риск – это наш неизбежный спутник. К тому-же, как сказал мой король перед атакой на Антиохию – «Я никогда не планировал жить вечно». Я тоже этого не планировал. Пусть ваш король попробует прорваться, я докажу ему, что численный перевес – это далеко не самое главное на войне.
– Вы позволите мне отправить гонца, граф? – голос Эда бургундского звучал разочарованно, но не трагично.
– Конечно, герцог. Сообщите своему королю, что он дал вам совершенно невыполнимое задание, и не печальтесь по этому поводу. Езжайте в Рим, выдавайте сестру замуж и постарайтесь задержаться там до лета. А ещё лучше, примите крест и уезжайте в Святую землю хотя бы на год. Своему королю вы уже ничем не поможете, так помогите хотя бы святому делу. Вы составите мне компанию сегодня за обедом, или дождёмся праздничной трапезы?
– Прошу простить, милорд, но сегодня я несколько не в настроении. Давайте дождёмся праздника.
Ричард тоже решил дождаться праздника, и только после этого встретиться с послом. Папа, признав себя гостем, уступил ведущую роль Александрийскому Патриарху, помогая ему во время праздничной службы в качестве викария. Король заметил, что Иоанн VII такое отношение Папы оценил, и можно сказать, проникся признательностью, или даже благодарностью. «Так и ковалось христианское единство». - мысленно усмехнулся Ричард, оценив ситуацию – «Осталось только низложить Константинопольского вредителя, и мы будем непобедимы. Едины и непобедимы».
Глава 33
Пятнадцатого января 1194 года Ричард принял посла Конийских сельджуков. Своего отеля[141] в Антиохии английский король не имел, поэтому приём организовали в большом зале городской цитадели.
Великий визирь посещал Антиохию, при прошлом правителе, когда она была ещё княжеством, и сейчас совершенно не узнавал город. Множество зданий было снесено, от цитадели к четырём главным воротам были проложены прямые и очень широкие улицы, которые позже будут называть проспектами[142]. За то время, пока посольская процессия двигалась к цитадели, Абу Мухаммад аль-Каим не увидел ни одного нищего попрошайки, зато заметил множество людей, поддерживающих в городе чистоту. Чистыми в Антиохии были не только дороги, но и сточные канавы. За этими людьми, по всей видимости, были закреплены определённые участки, и по мере продвижения процессии к центру, то один, то другой из них сразу очищали улицу от навоза, оставленного посольскими лошадьми.
Командующий крестоносным войском сидел в обычном деревянном кресле, правда установленном на подиуме, на голове у него была корона из булатной стали с семью зубцами, из украшений только простенькая брошь на левой стороне груди[143] и серебряный перстень с чёрным камнем на безымянном пальце правой руки.
Посол султана поклонился Ричарду по правилам европейского этикета.
– Моими устами вас приветствует великий султан Кей-Хосров, Сир.
– Моими устами я лично приветствую султана и его посла, – усмехнулся английский король. Этот вчерашний кочевник стал именовать себя великим, победив армян. Манией величия он явно не страдает, а наслаждается. – Что хочет от меня ваш султан?
– Мира, Сир.
– У нас с вами и так мир, или я что-то путаю?
– Такой великий король, как вы, Сир, не может ничего спутать. У нас действительно с вами мир, но договор истекает чуть более, чем через год.
– Я бы сказал, чуть менее, чем через полтора, но это уже вопрос диалектики.
– Я не знаю, что такое диалектика, Сир.
– Это учение о совмещении противоположностей. Наш договор будет действовать ещё год и три месяца, однако для вас это чуть более года, а для меня чуть менее полутора. Это как с волосами на голове и в супе. Если на голове растут всего сто волос – это очень мало, а если они плавают в супе – это очень много[144]. Итак, вам этого времени мало, я правильно понял?
– Правильно, Сир.
– Я правильно понял, что вы собираетесь вытеснить Византию из Малой Азии, и вам нужен надёжный тыл?
– Правильно, Сир.
– На сколько вы хотите продлить договор?
– Ещё на два года, Сир.
– Такое возможно, – кивнул Ричард. – Но вы же понимаете, что просто так мы всё это время сидеть не будем. Вы хотите вытеснить Византию из Малой Азии, а мы Багдадский халифат из Месопотамии. Вас не смущает такой размен. Они ведь ваши соплеменники.
– Мы предполагали, что вас заинтересует халифат, и я получил указание согласиться на такой размен. Они наши соплеменники, но уже давно не родичи. Мы с ними не раз воевали.
– Мы тоже часто воюем между собой, пока нет внешней угрозы, но как только она появляется, вчерашние враги объединяются.
– Мой султан не станет оказывать помощи халифату. Во время недавней смуты, ан-Насир поддерживал мятежников и до сих пор укрывает двоих из них.
– Обычное дело, – кивнул английский король. – Политика – это очень подлая штука. Я когда-то сам воевал со свои отцом, и мне до сих пор стыдно за те ошибки молодости. Знаете, уважаемый хаджа, я сделал открытие, что люди в течении жизни изменяются по нескольку раз. И довольно часто случается так, что подвиги молодости в зрелом возрасте заставляют их стыдиться. Мы продлим договор о мире и торговле с вами ещё на два года. Что-нибудь ещё?
– У нас много пленных христиан. Мы бы в знак доброй воли передали их вам бесплатно, но их пришлось кормить в течении почти полугода.
– Чуть больше трёх месяцев, – поправил Ричард посла. – Я готов забрать всех по двенадцать пенсов за голову.
– Сир! Даже простой крестьянин сейчас стоит двадцать пенсов.
– По двадцать поищите другого покупателя. Все ваши пленные – это городские бездельники армяне и греки. Хороших крестьян я бы купил по двадцать, а за эту ленивую криминальную сволочь и по двенадцать слишком дорого. Готов забрать их только из-за чувства христианского милосердия.
– Это несколько дешевле, чем ожидал мой султан, но я надеюсь, что он примет ваши аргументы и не повелит отсечь мне голову. Двадцать тысяч пленных – это четыре тысячи шиллингов. Мы бы хотели закупить на эти деньги дамасские доспехи.
– Доспехи стоят по сорок шиллингов, и это только для друзей. За пленных вы получите сто комплектов.
– Сто двадцать, Сир. Иначе мне точно не сносить головы.
– Так себе аргумент, – ещё раз усмехнулся Ричард. – Но так и быть, ваша голова заслуживает того, чтобы остаться на своём месте. Что-то ещё?
– Да, Сир. Князь Киликии, Левон II.
– Помню такого. И что с ним?
– Он у нас в плену.
– Мы же договорились по двенадцать пенсов за голову.
– Сир! Но он же князь!
– Для вас может и князь, а для меня всего лишь ещё один из пленных армян, от которого никогда не будет никакой пользы. Продайте его византийцам, пока не начали с ними войну. Мне он не нужен даже за двенадцать пенсов. Что-нибудь ещё, хаджа?
– Если позволите, Сир, вопрос задам лично от себя.
– Задавайте.
– Что будет дальше? После того, как наш договор истечёт?
– А мне-то откуда знать, милейший? Я не Аллах, и даже не Пророк. Может быть мы с вами начнём воевать, а может нас тут всех вместе накроет чумой, или чёрной оспой, Великим потопом, или нашествием саранчи, лихорадкой, или случайным арбалетным болтом в шею. Доживём – увидим.
– Я не о том, Сир. Хашашшины мирно живут посреди ваших владений, пользуясь вашей защитой. За что им даровано такое счастье?
– За верность слову. Все обязательства, которые на себя взяли хашашшины, они исполняют. Их купцы платят мне все положенные налоги, куда дисциплинированней, чем свои же христиане. Мусульмане мне не враги, пока они не пытаются меня ограбить, или обмануть. Хашашшины проводят свою политику только среди последователей Пророка, ля иляха илля Ллах ва Мухаммадан ррасулюЛлах, и в наши дела они не лезут. Мне так даже удобнее, чем принять от них оммаж. Вассальная клятва, хоть её и даёт ленник своему сюзерену, на самом деле обоюдная. Принимая оммаж, я тоже беру на себя обязательство защищать своего вассала. Три года мира – это много. Докажите мне, что вы верны своему слову и обещаю, что мы обязательно вернёмся к этому вопросу. – Ричард посмотрел на сундуки с дарами от султана и подал знак оруженосцу. Жиль де Сольте немедленно передал королю довольно изящный ларец. – В этом ящичке, насколько я понимаю, находится борода Пророка, Ля иляха илля Ллах ва Мухаммадан ррасулюЛлах. Одна из ваших исламских реликвий. Передайте её как мой ответный дар великому султану. Она с боем взята нами у сарацин. И передайте ему, что мы обязательно ещё раз пообщаемся, даже если нам в будущем предстоит война. А пока, совместно с графом Савойи, готовьте новый договор. Я с вами встречусь ещё раз, для его подписания.
Когда посол принимал получал ларец, у него заметно дрожали руки. Это нормально. Прикоснуться к такой святыне суждено в этой жизни далеко не каждому правоверному.
В Крещение Господне спустили на воду «Генриха Шампанского». Такое имя было дано первому кораблю океанского класса крестоносного флота. Трёхмачтовая, трёхпалубная каракка сразу начала течь по щелям, но для деревянных кораблей это была норма. Доски разбухнут, щели законопатятся, главное, что ни крена, ни дифферента у него пока не наблюдалось.
Неказистый, кургузый корабль, напоминающий по форме разрезанную повдоль половину огромной бочки, сначала предполагалось назвать именем одного из апостолов, конкретно Петра, а потом сразу двоих – Петра и Павла, но Ричард это мракобесие пресёк на корню. Христианству давно нужны новые апостолы, а Генрих Шампанский годился на эту роль лучше всех.
Стоит отметить, что если сама каракка опередила своё время всего на век, то система управления кораблём перепрыгнула сразу через пять веков. На «Генрихе Шампанском» была настоящая рубка с настоящим штурвалом, компас и хронометр на карданной подвеске. Правда, изготовленный из бронзы хронометр в сутки безбожно врал на пять минут, но в ясную погоду его показания сверялись секстантом и вводилась навигационная поправка. Плюс-минус лапоть, конечно, но мимо Америки промахнуться осень трудно, а Африку можно огибать в пределах видимости берега.
Сначала Ричард хотел обшить днище медью, но потом решил, что это излишнее расточительство. Это станет разумным, когда через Атлантику начнут шастать сотни, или даже тысячи таких кораблей, а тот, у которого сильнее обросло днище, чаще всего становился добычей, из-за меньшей скорости и худшей манёвренности. Пока же в океане не ожидалось ничего, кроме штормов, гораздо дешевле было раз в полгода проводить техобслуживание. Точно так же не имело смысла устраивать две орудийные палубы. «Генрих Шампанский» был более двухсот футов в длину, и на второй палубе комфортно вставали по двадцать пушек на борт, и ещё оставалось достаточно места для обитания экипажа из сотни матросов, которые спали в гамаках, и десятка офицеров, для которых ближе к корме были оборудованы кубрики. Никаких кают и кают-компаний, разумеется, не было. Даже капитан располагался в кубрике, отгороженном от мостика чисто условно. Видно его не было, но слышно ему всё было всё отлично.
На верхней палубе разместили два орудия – погонное и ретирадное, но уже вдвое более крупного калибра. Третья палуба пока была резервом для размещения абордажной команды, десантников, или пассажиров, в зависимости от необходимости. Ну а трюм, он и есть трюм. При водоизмещении, опять, таки, на глазок и плюс-минус лапоть, в тысячу тонн, корабль мог принять в трюм до шестисот тонн груза. Кстати, пора переходить на метрическую систему, но как за неё зацепиться, если нет ни эталонного метра, ни килограмма, Ричард пока не знал.
Достойного противника такому кораблю, даже если его остановит штиль и враги попытаются атаковать неподвижную цель, пока не было.
Это был ещё один «вундерваффе», подложенный английским королём в колею истории. Он облазил весь кораблю от киля до клотика и остался доволен. Как минимум лет десять никто ничего подобного повторить не сможет, а к тому времени в море выйдут уже галеоны. «Генрих Шампанский» проектировался не как военный, а как учебный, или, если повезёт, исследовательский корабль.
– Блистательно, милорд, – оценил результат Ричард, закончив осмотр. – Мы сможем протащить его через Канал Фараонов?
– Не знаю, Сир, тут пробовать надо. Полностью разгрузить и тянуть воловьими упряжками. Осадка в двадцать футов – это не шутка. Придётся тащить брюхом по песку.
– Канал, со временем, попытаемся углубить и расширить, а пока будем разгружать и шаркать брюхом. И волов, и рабов у нас хватает. Пока готовьте команду. Не только экипаж, но и десантников. Пусть для тренировки что-нибудь ограбят, например Крит.
– Я сам пойду, Сир! – глаза Ле Брюна предательски сверкнули, выдавая его радость с потрохами.
– Сами, вы, милорд, пойдёте только тогда, когда у нас не будет хватать без вас дураков. Пока их хватает, озаботьтесь делом. Конечно, дрянь корыто, но для наших целей на ближайшее время вполне сгодится. Устраивайте ещё два стапеля и закладывайте сразу три киля. Что там в них улучшить – подумаем после уже испытаний «Генриха».
В канун Крещения Господня, Филипп де Фальконбридж, сеньор Бейрута вступил в свои новые владения. Перед знаменем императора, Пражский град гостеприимно распахнул свои южные ворота. Ещё на подъезде, Филипп оценил воистину циклопический масштаб укрепления и задумался о природе своих новых подданых. По его подсчётам, естественно, на глазок, было гораздо дешевле перебить всех соседей, чем строить эту положенную на бок вавилонскую башню. Неужели чехи такие трусы?
В Крещение император провёл обряд коронации нового герцога Богемии, принял от него оммаж, а Филипп немедленно объявил о снижении налогов
– По начинанию сразу видно бастарда, – прокомментировал происходящее пленный венгерский король.
Давно привыкший к попрёкам своему происхождению, Филипп от этой реплики только развеселился.
– Вы ошибаетесь, Сир. Налоги многие снижали и до меня, а вот вторую руку я вам сейчас сломаю, чтобы вы на самом деле поняли – кто такой бастард. А если сразу не поймёте, то ещё и ногу, не поймёте и этого – сломаю вторую. Потом я приду в ваше варварское королевство и продам всех ваших подданых в рабство. А вас, со сломанными руками и ногами посажу на трон в Буду и там оставлю. Одного. Вот так будет вам явлен настоящий бастард моего отца. Да я всего лишь бастард. Львиное Сердце за такою хулу посадил бы вас задницей на муравейник. Но сегодня я являю милость своим новым подданным, и в вашей оценке совершенно не нуждаюсь. Приберегите слова. Они вам ещё понадобятся сидя на муравейнике. Ну? – Филипп впёрся взглядом в переносицу венгерского короля.
– Прошу простить меня, милорд. Больная рука туманит мой разум, – моментально сдал назад Бела, не выдержав этого взгляда.
– Я так сразу и понял, извините меня за излишнюю горячность, Сир, – усмехнулся герцог Богемии.
Вроде сумма в тысячу марок в год и сущая ерунда для Богемии, но герцогский эдикт с этой новостью вызвал у чехов ликование. Тем более, что новый герцог доверил им самим решать, кто больше всего нуждается в послаблении налогового бремени. «Священники, купцы, или мастеровые – это вы уже решайте сами.» Он даже выделил большую половину королевского дворца в Пражском граде для сановней думы, хоть и предупредил, что бесплатно – это на только время. Потом либо стройте себе что-нибудь сами, либо платите аренду.
Крещение отмечали втроём, в малой трапезной. Пражского епископа, бывшего братом изгнанного короля, не пригласили намеренно, установив за ним плотную слежку. Бела тоже решил отлежаться, видать, неловко ему было.
Глава 34
Первым эдиктом графа Савойи было запрещение поселения иудеев на территории графства. Когда Ричард это узнал, у него от удивления чуть не отпала челюсть.
– Ицхак, друг мой, а не повредился ли ты разумом?
– Нет, друг мой, Сир. Разумом повредились все вокруг, кроме меня, – уверенно ответил граф Савойи, глава службы агентурной разведки и диверсионной борьбы, казначей английского короля и крестоносного войска, куратор важнейших проектов и временно исполняющий должность начальника штаба. – Только я один понимаю, что бесплатно ничего давать нельзя, тем более евреям. Доставшееся даром никто не ценит и хуже того, со временем они начнут считать, что получили слишком мало и начнут требовать ещё.
– Это не Бог весть какая мудрость, она и мне известна. Но всё-таки, иудеи же твои единоверцы и соплеменники.
– Так и есть, Сир. Поэтому я их знаю гораздо лучше, чем вы. Много иудеев – значит много проблем. А зачем мне проблемы за мои же деньги? Мне ещё нужно вернуть вам долг и вознаградить графа Лестера за помощь. В общем, не учите меня жить.
– А как-же Заповеди? – усмехнулся Ричард.
– И в какой-же из них сказано, что я должен за свой счёт принимать голодранцев в Савойе?
– Так прямо ни в какой, но общий посыл можно прочитать и между строк. Евреи – избранный народ, а значит должны друг другу помогать.
_ А я что, по вашему, не еврей? Пусть они сначала начнут помогать мне. Потом я решу, кого из них вознаградить. Я теперь царь Иудейский.
– Так таки и царь? – английский король уже едва сдерживался, чтобы не рассмеяться.
– Напрасно иронизируете, Сир. Я первый коронованный еврей, более чем за тысячу лет. Пусть корона и графская, но у остальных то и такой нет. Я издаю законы, а значит Царь. Место возле Царя нужно заслужить.
– Или оплатить, – хмыкнул Ричард.
– Или так, – совершенно серьёзно кивнул граф Савойи. – Или заслужить, или оплатить. Иисус уже попробовал осчастливить всех евреев разом и даром, и мне очень не нравится то, чем ему те евреи отплатили. Вы вызвали меня только за этим, Сир? Для вас сейчас нет более важных вопросов, чем судьба каких-то еврейских голодранцев?
– Не только за этим, милорд, но это тоже интересный вопрос. Ладно, Ицхак, царь, так царь, ты в своём праве. Мне помнится, до царя ты был иудейским попом…
– Раввином, Сир. Раввин – это не поп в вашем понимании, а скорее учитель.
– Учитель тоже годится. А скажи мне раввин, возможно ли построить общий храм для христиан, мусульман и иудеев? Ведь Бог-Отец у нас общий.
– Можно, Сир. Но это сможет сделать только Машиах, или, по-вашему, Мессия. Это должен быть храм Первородителя Адама. Даже Пророк Авраам на это не годится, он ведь для христиан не предок, а простой Пророк.
– Я велел расчистить Храмовую гору в Иерусалиме именно для такого храма.
– Храм мало построить, Сир. Заметьте, мы все остановились в ожидании мессии. Для евреев не может быть пророков после Моисея, следующим может быть только Машиах, для мусульман последний из пророков Мухаммед, после него ожидается Махди. А у вас всё ещё сложнее, Спасителя своего вы вроде уже дождались, но это всё только усложнило, каждый из вас понял его по-своему, поэтому вы ждёте теперь Второго пришествия, чтобы убедиться, кто из вас понимал Его правильнее. Для начала, всех этих дураков нужно убедить принять нового Пророка. Единого для всех и последнего, опять же для всех, перед появлением Мессии/Махди/Машиаха. Если вы на себя это взвалите, то сложнее всего вам придётся с христианами.
– Даже так?
– Именно так, Сир. Мусульмане уже прозвали вас «Гнев Аллаха», то есть уже почти готовы признать вас Пророком. Иудеи тоже хлебнули полной мерой. После Христа пришёл Тит Веспасиан, ставший карающей дланью господа, и рассеял их по миру. Следующего Пророка они отвергнуть поостерегутся, особенно такого, кто и в рассеянии может приказать вырезать их всех поголовно. Вы это можете, а они это отлично понимают. А вот для христиан вы просто раб Божий, хоть и миропомазанный.
Ричард молчал минут пять, глядя в одну точку.
– Ицхак, ответь мне, почему в Риме было поклонение целой толпе Богов и божков, но они всё-таки сумели создать Цивилизацию? И древние эллины смогли, Александр ведь до самой Индии дошёл. Что изменилось в людях за это время?
– С каждым поколением люди становятся всё эгоистичнее, наглее и подлее, Сир. Считая себя при этом умнее, предприимчивей и достойными большего, чем имеют. Если вы и правда вознамерились стать Пророком, то потрудиться вам предстоит немало. Причём, лично вам, такое дело никому передоверить невозможно. Послушайте старого еврея и повремените с закладкой общего храма. Нет, строить можно начинать, но пока не объявлять – что это строится и зачем.
– А ты меня Пророком, значит, уже признал?
– Не я один, Сир. У меня тысячи сторонников. Среди евреев много дураков, но хватает и таких, кто понимает – свершённые вами деяния не под силу простому человеку.
– Так я и не простой человек. Я король.
– Многие понимают, что такие деяние не под силу простому королю-человеку. Кроме того, до многих наконец-то дошло, что Христа отвергли напрасно. Мессией он, конечно, не был, но как Пророка его следовало принять и почтить. Тогда не было бы ни разрушения Храма и Иерусалима Веспасианом, не было бы рассеяния и запрета селиться на Святой земле. Мусульмане тоже многое уже поняли. Ничего не поняли только христиане. А почему? Да именно потому, что получили всё даром, Сир, – назидательно воздел указательный палец правой руки граф-раввин.
– Мне это правда очень нужно, Ицхак. Нам нужно как можно быстрее создать новую общую цивилизацию. С востока уже прёт страшная сила, которая без разбора будет пожирать и христиан, и мусульман, и евреев.
Граф Савойи внимательно поглядел на короля, убеждаясь, что тот не шутит и повторил.
– Труднее всего вам будет с христианами, Сир. Они ждут Второго Пришествия, а на канонического Христа вы совсем не похожи. У вас отличные апостолы, Христу о таких было только мечтать, но у вас нет своего учения. Вернее, теперь уже есть, но всё оно касательно войны. Нужно учение для мира.
«Ага, земля – крестьянам, мастерские – подмастерьям, а бабы тоже люди и земля вращается вокруг солнца». - в принципе, на учение это вполне потянет, если вычеркнуть строчку про баб.
– Ицхак, а чего хотят люди в целом?
– Известно чего, Сир. Ополченцев не давать, налогов не платить и безнаказанно воровать.
– Тьфу на тебя, старый циник.
– Я старше тебя всего на семь лет, – обиделся граф Левит. – Но у меня уже шестеро детей, из которых четыре сына, от которых уже один внук. А ты всю жизнь кидаешься на всех как дикий зверь. Сын всего один, да и тот бастард и такой-же лютый зверюга. Извините, Сир.
– Мы же договорились, что на правду я не обижаюсь, а тут ты кругом прав. Не те нам достались люди, которых создавал Господь.
– Ой ли? Ещё Каин убил Авеля. Люди всегда одни и те же. Если их ставить в строй и лупить дубинами центурионов – толк получится.
– Стимулами, – машинально поправил задумавшийся Ричард.
– Что стимулами?
– Дубинки центурионов называются стимулами.
– Мне на это наплевать, я не лингвист и не филолог, как дубинку не назови, природа её от этого не изменится.
– Природа не изменится, это верно, – рассеянно повторил Ричард, не отрываясь от своих размышлений.
– Ну если всё верно и других вопросов нет, я, пожалуй, пойду, Сир. Все эти теологические изыски не вселяют в меня надежды на спокойное будущее.
– Ты с этой надеждой должен был распрощаться сразу после нашего знакомства.
– Сразу после нашего знакомства я можно сказать впервые встретился со своей настоящей Надеждой. Но вы уже дали мне гораздо больше, чем обещала она.
Двадцать пятого января 1194 года из экспедиции в верховья Нила вернулся Генрих Вельф и его шотландский легион. Сходили они удачно, христиан разыскали, но вернулись не без проблем. Пять когорт, которые исследовали Белый Нил пришлось посадить в карантин в лагере под Люксором. Что за болезнь они подцепили никто не знал, как не знали и заразная ли она, потому что заболели далеко не все, но действия в такой ситуации уже были прописаны в уставе: размещение в отдельном лагере, пресечение внешних контактов, изоляция на сорок дней.
К счастью, сам Генрих возглавлял отряд, который исследовал Голубой Нил, поэтому в карантин не угодил.
– Негус очень крепкий правитель, Сир. В его царстве, помимо христиан, полно мусульман, евреев и даже язычников, но живут они мирно. С ним можно иметь дело, – подвёл итого своему докладу-рассказу граф Дамиетты.
– Как ему удалось этого добиться, милорд? – заинтересовался Ричард.
– Законами, Сир. За преступление против иноверца предусмотрена вдвое более суровая кара, чем за такое же преступление против своего.
– Очень интересно… Ладно, дождёмся посольства, у них и выясним подробности. Я доволен вами, граф. Дожидайтесь окончания карантина, собирайте легион и готовьтесь отправиться в Европу. Империя охвачена праведным гневом и жаждой мести. Если вы с братом не примете в этом участие, сильно навредите своей карьере. Сейчас отдыхайте, потом отправляйтесь в Триполи. Там ваш брат уже перевооружает Датский легион, следующим в очереди будет ваш.
– Чем перевооружает, Сир?
– Отдыхайте, граф. В Триполи сами всё увидите. Лучше один раз увидеть, чем сто услышать.
Перевооружение легионов перед отправкой их в Европу, Ричард задумывал изначально. Там предстоит совсем другая война, пехота будет встречать кавалерию в чистом поле, и гладиусы, в качестве основного оружия, для этой задачи уже не годились. Их заменяли на алебарды, но не у всех легионеров, а только у половины. Соответственно менялась и тактика боя. Теперь каждый из легионов становился двумя терциями, родившимися в этой истории на три века позже, только вместо мушкетёров, или аркебузеров пока были арбалетчики, зато арбалеты у них были гораздо совершеннее европейских, с удобным ложем и прикладом, что повышало точность стрельбы чуть ли не вдвое. Алебардисты получали вместо скутумов[145]* и лёгких кольчужных лорик[146] тяжёлые кирасы с сегментными юбками до колена, защиту на голень, по типу футбольных щитков из далёкого будущего другой истории, шлемы с забралом и латные рукавицы. Осталось только обучить их воевать в каре, но учить ветеранов, давно уяснивших, что от этой учёбы зависит их собственная жизнь, было сплошным удовольствием.
Успехи крестоносцев в Святой земле как магнитом тянули из Европы искателей приключений, или просто лучшей доли. Очереди на вступление в легионы почти сравнялись по численности со стоящим в строю личным составом, опытного командного состава уровня центурионов уже был избыток, поэтому Ричард решился на формирование четырёх терций для европейской войны. Разумеется, усилив их полевой артиллерией. Сарацин можно добить и без них, как и разгромить халифат. Этому препятствовал не недостаток сил, а сложность снабжения войск на растянутых коммуникациях, но флот на Тигре и Ефрате во всю строился, а Канал Фараонов успешно откапывался, скоро Аравия окажется в морской блокаде, а на Багдад и Басру двинется войско, сопровождаемое речным флотом. В такой ситуации вполне можно было пожертвовать двумя легионами ради Европы. Хотя, жертвовать – в данном случае слово не уместное. Ни Генрих, ни Оттон свои терции не угробят, в этом английский король был абсолютно уверен. Мальчики уже пропитались духом крестоносной армии, прониклись уважением к уставу, а главное поняли и приняли принцип единоначалия. Две терции Оттона Вельфа Ричард планировал отправить в Ниццу, для усиления графа Лестера, а его брата Генриха в Венецию, для поддержки герцога Богемии, принца-бастарда Филиппа де Фальконбридж.
Как Ричард и предрекал когда-то в Риме Ицхаку Левиту, объявление о том, что за египетское зерно принимаются в оплату только железо, медь и древесный уголь, здорово встряхнуло рынки. Разумеется, на весь объём зерна оплаты не нашлось, но английский король всё равно не стал принимать серебро, приказав перегнать весь неликвид в спиритус вульгарис, благо, для его хранения отлично подходили опустошённые от вина бочки. Куда девать столько спирта, идей пока не было, но они обязательно появятся. Спирт – это очень калорийное топливо, а пока главной задачей было удержание рынка. К следующему урожаю (а в Египте их собирают в год по два), купцы найдут и железа, и меди, и угля. А не найдут и не надо, просто запасы вульгариса на складах пополнятся. Вульгарис штука надёжная. Во-первых, он не портится, а во-вторых, гораздо менее пожароопасен, чем тот же керосин.
Керосин, кстати тоже покупали довольно бойко. Вместе с керосиновыми лампами. Их пока отпускали за серебро, как и другие ремесленные товары: золотые украшения, механические игрушки вроде новомодных часов с музыкой и боем и даже оружие.
Серебро шло в дело. В Ракке было организована биржа, на которую не допускались европейские купцы. Разумеется, под предлогом невозможности обеспечения их безопасности, дальше Алеппо их не пропускали. В Ракке торговалось только серебро за золото и наоборот. По четыре дня в неделю, причём на серебре сидел только один продавец, наиболее смышлёный племянник графа Савойи. Разница в ценах на эти металлы на Востоке и Западе была просто запредельной. Если в Индии курс серебра к золоту был, в среднем, один к четырём, один к пяти, то в Париже уже один к десяти, один к двенадцати. Отдавать такое дело очередным «менялам из Храма» Ричард не хотел, поэтому золото-серебряная биржа была королевской монополией.
Удастся ли взнуздать христианство – это пока большой вопрос, зато запрячь Золотого тельца, на основе обретённого послезнания, было вполне реально. А Золотой телец, среди прочих религий, был сравни тяжёлому танку на войне против дикарей с каменными топорами.
Глава 35
В Крещение 1194 года произошло ещё одно событие, пришпорившее историю. Венецианскую эскадру из семи больших галер, зафрахтованную Ричардом для перевозки в Святую землю сервов, и шедшую под флагом Третьего крестового похода, возле Крита атаковал Византийский флот, потопив пять из семи судов.
Ситуация сложилась анекдотическая. Именно эта эскадра работала на линии Марсель-Яффе, доставляя сервов по договору английского короля и посла Франков, епископа де Дрё, в счёт оплаты за оружие и доспехи. То есть ограбили византийцы, главным образом, своего союзника. И ладно бы ограбили, а не просто пустили всё на дно. Будь Ричард в этой ситуации сторонним наблюдателем, он бы просто посмеялся, но оскорбление флага прощать было никак нельзя.
– Ну что сказать, милорды, эта война сломает все наши планы, но и не отреагировать на такую наглость мы не можем. Давайте думать.
Поглядеть на «Генриха Шампанского» в Лаодикею съехались почти все члены высшего военного совета, зимовавшие в Святой земле. Отсутствовали сеньор Сидона, Спящий Леопард Кеннет Маккинли, отправившийся в рейд к Багдаду, и сеньор Антепа Гийом де Баскервиль, по-прежнему исполняющий должность коменданта Каира и руководивший расчисткой Канала Фараонов.
– Думать тут нечего, Сир. Нужно бить, – герцог Антиохии был как всегда предельно радикален.
– Подумать тут есть над чем, милорд. Чем бить, куда бить, когда бить? А главное – что мы хотим с этого поиметь? А то получится так, что ударим мы, а плодами воспользуются другие – венецианцы, или сельджуки. Ни тем, не другим облегчать жизнь мне бы не хотелось.
– Бить нужно по Криту, немедленно, сил на это у нас хватает, Сир, – продолжил упорствовать Ле Брюн.
– Объявление нами войны Византии, станет объявлением войны Франкам. Есть опасность, что Филипп-Август откупится от имперцев и двинет своё войско в Нормандию. А прикрыть нам её нечем.
– Зачем нам самим объявлять войну, Сир? У вас теперь есть цепной король Кипра. Пусть дядюшка заявит, что эти галеры шли к нему и потребует возмещения ущерба. Его, разумеется, пошлют далеко и надолго, но казус белли будет получен.
– Что нам это даст? Король Кипра мой вассал, а значит мне придётся за него вступиться.
– Только если византийцы вторгнутся на его территорию, Сир. Отомстить пиратам он вправе. На свой страх и риск.
– Поддерживаю адмирала, Сир, – Ги де Дампьер, герцог Триполи и лорд-канцлер Святой земли говорил так, словно перед произнесением взвешивал каждое слово. – Кипру война с Франками не грозит ничем. Уязвимых владений в Европе у короля нет, а до его острова они не дотянутся.
– Это уже похоже на план… Что скажет герцог Эдессы?
– Особого труда подобрать Крит для нас не составит, Сир. Легионы братьев Вельфов зачистят его месяца за три, заодно приобретут опыт применения новой тактики, – возглавлявший более трёх лет штаб крестоносцев, Томас Гилсленд продолжал мыслить стратегически. – Только жаль отдавать такой лакомый кусок королю Кипра. Сам то он ради него пальцем о палец не ударит. Не правильно это, не по справедливости.
– Согласен, милорд, – кивнул Ричард. – Слишком жирный получится подарок, как бы у Жоффруа не случился заворот кишок, или головокружение от успехов. Герцог Раймунд, добавите что-нибудь?
– Зря герцог Ле Брюн отказался о Кипрского престола, Сир, – завуалированно укорил своего будущего зятя граф Тулузы и герцог Среднего Египта. – Иногда гордыня одного, служит помехой для многих. Сейчас бы мы не ломали головы – кому править Критом.
– Конечно зря, но теперь уже назад ничего не вернуть. Граф Савойи, ваше слово.
Ицхак Левит, всего лишь год назад считавшийся бы в этом обществе парией, по праву, занимающего должность начальника штаба, высказывался на совете последним.
– Как я понимаю, Сир, если мы не захватим Крит, туда влезут венецианцы, а эти мерзавцы для нас ничем не лучше греков, если не хуже. Я пока правильно всё понимаю?
– Правильно, милорд, – усмехнулся Ричард. – Хотя формулировки можно было выбрать и помягче.
– В другой раз обязательно постараюсь, Сир. Сейчас мне главное не промахнуться мимо сути, – огрызнулся граф Савойи. – Нам нельзя отдать Крит Венеции, но у нас нет для него правителя, который не спровоцировал бы наше вступление в европейскую войну. Это так?
– Так, милорд.
– Значит нужно провозгласить Критскую республику, Сир. Назначить патрициев, выбрать сенат, дать им флаг, герб и прочие атрибуты власти и разместить там основные силы нашего средиземноморского флота. У нас же навалом кораблей, которые при всём желании не протиснутся через Канал Фараонов. Это так?
– Так, милорд.
– Вот пусть они и поднимут флаги республики, Сир. Я мало что понимаю в военно-морских делах, но даже мне видно, что именно Крит является той самой пробкой, которая запирает византийцев в Эгейском море. Удобную базу для флота мы получим, поле для охоты тоже. Византийцам отомстим, а формального повода для начала войны Франкам не дадим.
– Республика – это болезнь, милорд, – для Ричарда это было странно, но больше всех из присутствующих Ицхака Левита уважал именно Ле Брюн.
– Искренне с вами согласен, герцог, – покладисто отыграл граф Савойи. – Только ведь болезнь болезни рознь. Франки – это чума, Венеция – чёрная оспа, Византия – холера, а заштатная республика на Крите – всего лишь чирей. Вам не составит особого труда его выдавить, когда в том возникнет необходимость. А пока придётся потерпеть. Если мы сразу покажем себя слишком здоровыми – накликаем на себя войну со всей Европой разом. Мы их, конечно, одолеем, даже при таком раскладе, но это сломает все наши планы. Нам придётся менять доктрину войны. Садиться в оборону в Азии и Африке, а все силы и средства направлять на защиту Нормандии и Аквитании. Кроме того, мы взяли на себя покровительство над Папской областью. Хоть и не де-юре, но де-факто. Сир! Милорды! Годика через три-четыре мы будем способны наступать по всем направлениям сразу, но пока нам приходится выбирать приоритетные цели. Ну что нам стоит придумать республику и поднять её флаги? Какой в этом может быть урон чести? Я правда не понимаю, извините.
– Вы абсолютно правы, милорд, – первым на выручку Ицхаку выступил герцог Эдессы. – Самое главное для нас придерживаться тщательно разработанного плана. Если мы сейчас влипнем в войну в Европе, то весь флот я строил зря. К окончанию той войны он просто сгниёт, а ведь на него потрачены колоссальные средства. Нам будет дешевле заплатить королю Дании за защиту Нормандии, чем потерять эти вложения. Из-за каких-то пяти венецианских галер мы откажемся от Багдада и Басры. Я согласен с адмиралом, что терпеть оскорбления нельзя, но не нужно доводить этот принцип до абсурда. Граф Савойи понятно объяснил, что через три-четыре года мы погоним этих мерзавцев сразу по всем фронтам, в этом я с ним полностью согласен. А пока я голосую за мир в Европе и Критскую республику, раз уж она для того мира требуется. Ущерба чести в этом я тоже не вижу.
Ричард окинул взглядом присутствующих. Раймунду Тулузскому было откровенно всё равно, где воевать, лишь бы скоротать время до рождения наследника. Прикажи ему завтра грабить Рим – пойдёт не сомневаясь. Друг, родич, соратник, но не советчик.
Ги де Дампьер, герцог Триполи, лорд-канцлер Святой земли чуть заметно качнул подбородком, отказываясь от слова. Его вполне можно было понять, личный друг Ричарда со времён до Крестового похода, буквально утонул в администрации новых земель. Ему было не до каких-то там Критов, по поручению своего короля он готовил прототип «Билля о правах» и думал постоянно только о нём.
Адмирал-Фараон задумался, словно что-то просчитывал в уме.
– Милорд герцог, – решил потревожить его Ричард.
– Да, Сир, – глаза Ле Брюна сверкнули особо зловещим блеском. – Пусть это будет республика. Но только не республика Крита, а республика Крита и Афин. Легионов в Европу отправляется два, пусть для них будут две цели. Граф Савойи мудр, но мыслит слишком скупо. Республика, так республика, экономить тут не надо. И столица пусть обязательно будет на Крите.
– Почему именно на Крите? – заинтересовался наконец Раймунд Тузузский.
– Нам так удобнее. Афины гораздо труднее контролировать.
– Зачем тогда вообще брать в эту республику Афины?
– Чтобы Крит вёл себя благоразумно, милорд, – ответил за Ле Брюна Ицхак Левит и заслужил благодарный взгляд адмирала. – Только я не уверен, что король Кипра сумеет учредить республику. Это довольно тонкая работа.
Ричард с минуту молча думал. Хоть он и планировал разгромить Византию, но Грецию под свою руку брать не хотел. Только Константинополь и прибрежные районы Босфора, Дарданелл и Мраморного моря. Тогда почему бы и не республика, чёрт её побери? Даже десяток республик, как в античные времена. Но Жоффруа с этим делом не справится точно.
– Милорд герцог Триполи.
– Слушаю, Сир.
– Вам предстоит организовать и возглавить эту операцию. Вы контролируете перевооружение легионов, вам их и испытывать в деле. К тому-же, и с учреждением республики никто лучше вас не справится. Герцог Эдессы продолжает заниматься подготовкой наступления на Багдад, герцог Антиохии испытывает «Генриха Шампанского» и готовит наш флот к вторжению в Красное море.
Дождавшись, пока милорды-герцоги, не вставая, изобразят ритуальные поклоны, король Англии продолжил.
– Планы мы менять не будем, слишком много чести для этих ничтожеств, но подкорректировать их нам ничего не мешает. Герцог Раймунд…
– Слушаю, Сир.
– Вы отправитесь в Каир и замените Гийома де Баскервиль, он мне очень нужен для организации наступления на Багдад. А вы готовьте бывшие легионы короля Кипра к вторжению в Аравию. Так же вам подчиняется большая тысяча русов боярина Никиты, которая охраняет западные рубежи Египта.
– Будет исполнено, Сир.
– Граф Савойи.
– Здесь, Сир.
– Инициатива наказуема, милорд. Придумайте для Критской республики политическую программу. В достаточной степени глупую и пафосную, чтобы в неё все поверили.
– Это невозможно, Сир. Умные люди в такое никогда не поверят.
– Достаточно будет того, чтобы поверили глупые. Умных людей настолько мало, что их мнением вполне можно пренебречь. В ваших руках мощнейшее оружие эпохи – средство массовой информации. Начните издалека. Гордые эллины всегда тяготились зависимостью от Рима, а потом Константинополя. Свобода, равенство, братство. Освободительная борьба за возвращение величия и тому подобная ахинея. Не называйте прямо врагов, которые этой свободе препятствуют, пусть они сами об этом догадаются. Если догадаются сами – их потом будет уже ничем не переубедить.
– Я попытаюсь, Сир.
– Вы сделаете это, друг мой. На этом всё, милорды. «Генрих Шампанский» мне очень понравился. Было бы неплохо, если бы он успел принести пользу на Крите. В Канал Фараонов мы эту лайбу не попрём. Дешевле будет построить такую-же сразу на Красном море. Моя ставка переносится в Ракку, закажите себе запас голубей.
Граф Лестер всегда очень внимательно изучал циркуляры, которые присылали ему из штаба Ричарда. Читал он и о Каирской бойне, и о битве у Граца, но читать – это одно, даже если у тебя развитое воображение, а увидеть результат своими глазами – совсем другое.
Шестого февраля 1194 года, франки решились пойти на прорыв, и угодили точно в такую же ловушку, что и сарацины у Каира, а венгерский король Бела у Граца. Бог любит Троицу, в этом граф Лестер не сомневался. Главное ему Эд Бургундский разболтал: «Крысёныш загнан в угол и обязательно бросится». Ещё он попросил, и кажется искренне – «Берегите себя, граф», что придало Роберту де Бомону дополнительной энергии. Из всех франков, принимавших участие в Третьем крестовом походе, граф Лестер искренне уважал только Эда-старого, прошлого герцога Бургундии. Впрочем, не такого уж и старого, графа Лестера он был старше всего на семь лет. Впрочем, это не так уж и важно. Симпатия к старому головорезу невольно перешла на его сына. Граф ему поверил. Атаке франков быть. Он уже велел рыть между прикрывающими с запада Ниццу фортами ров, когда прибыли пушки с обслугой и припасами. На фоне латной конницы эти артиллеристы выглядели, прямо скажем, не внушительно, но доводы их командира, граф был вынужден принять. Йохан Мюллер был самого подлого происхождения, но в применении этих сатанинских труб заслуженно являлся одним из гениев. О чём говорил знак отличия Ордена Героев.
Граф был одним из богатейших феодалов современности, имея обширные владения по обе стороны Ла-Манша, граф был удостоен титула лорда-канцлера, фактически исполняя должности английского короля, герцогов Нормандии и Аквитании, а также графов Анжу и Мэна, пока его сюзерен развлекается на Ближнем Востоке. «Святой землёй» эту пустыню граф перестал считать ещё там, но обладателя знака Ордена он выслушал со всем возможным уважением. Граф собственноручно наполнил кубки вином и искренне удивился, когда узнал, что его форты строились по проекту этого крестьянина. Прозрение наступило шестого февраля.
Глава 36
Как и было прописано в штабной инструкции, расстояние между фортами было примерно сто туазов[147], окружающие их рвы заузили дорогу ещё вдвое, так что для атаки франки выстроили колонну почти в милю длиной и по пятьдесят всадников в шеренгу по фронту. Этакий эпически гигантский, ощетинившийся копьями стальной червяк, остановить которого, казалось бы невозможно.
Казалось бы… Только заметив приготовление франков к атаке, Йохан Мюллер приказал поджигать закладки с дымовыми шашками, а под прикрытием дымовой завесы выставлять «испанские козлы», устраивая глубокий карман на пристрелянных позициях. Франков дым не испугал, и понеслось.
Позже, суровый воин Роберт де Бомон, граф Лестер, для которого убить человека было проще, чем для вас высморкаться, осматривая поле боя, возблагодарил Господа за то, что Тот скрыл от него всё это дымом. Из кучи конины и человечины иногда вытаскивали живых, но картина всё равно напоминала Апокалипсис. Хорошо хоть февраль, прямо завтра это всё не протухнет.
Филипп-Август, как и подобает трусу, сам в атаку не пошёл. Ударный кулак возглавил граф Фландрии Балдуин де Эно, он и погиб одним из первых. Были потери и среди артиллеристов. Специфика службы не позволяла им обряжаться в тяжёлые доспехи, а лёгкую кольчугу одинарного плетения пробивали стрелы и арбалетные болты даже на излёте, а стрелять по площадям в направлении скрытых в дыму фортов, король Франков отправил почти пять тысяч человек. Плюс к потерям – разорвало три пушки. Ничего не поделаешь, издержки эпохи. Картечью были куски чугуна с довольно острыми углами и бронзовые стволы они стачивали как козлы капусту.
Небывалая победа. Под Каиром всё списали на дикость сарацин, будто это какие-то другие сарацины ещё год назад гоняли крестоносцев в хвост и в гриву, а при Граце причиной поражения назначили ранение короля, но здесь и сейчас ничего подобного не было. Никаких отговорок, Бог Войны вышел на большую сцену.
У графа оставались в резерве значительные силы для контратаки, а может быть даже и полного разгрома франков, но слишком облегчать имперцам жизнь ему было не велено. Остановить агрессора и хватит, это чужая война.
Граф Лестер пешком дошёл до южного «Приморского» форта. Он искал Йохана Мюллера. Повторное награждение знаком Ордена Героев исключалось уставом, но Роберт де Бомон, в качестве одного из приоров, всегда имел в запасе несколько рыцарских цепей. Вот и пришла пора пожаловать рыцарством простолюдина.
Йохан был ранет в правую ногу и левую руку, но с позиции не ушёл. Увидев командующего, он, согласно требований нового устава, отдал команду «Смирно!» и похромал докладывать, однако доклад граф остановил, обратившись к своему оруженосцу.
– Хьюг де Эстан, как называется то местечко, где стоят лагерем Франки?
– Сен-Лоран-дю-Вар, милорд.
– Умеют эти бездари придумывать мудрёные названия, с первого раза даже не запомнишь, – впервые с начала боя (или бойни?) улыбнулся граф Лестер. – Преклоните колено, Сэр Йохан Мюллер.
Артиллерист не прекословя отцепил свой короткий пехотный меч, протянул его графу и опустился на правое колено. Роберт де Бомон вытянул гладиус из ножен, поиграл им с солнечными зайчиками, а потом коснулся правого плеча артиллериста.
– Пользуясь правом приора, посвящаю тебя в рыцари, брат мой Йохан. И сеньором вон той замысловато названной деревеньки, откуда франки скоро отвалят. С графом Савойи я сам договорюсь, а нет, так ещё и лучше. Я найду вам достойный лен в своих владениях, Сэр. Может быть даже баронский. Хьюг, прикажите выкатить шесть бочек вина артиллеристам! Конины они сами себе нажарят. Всем отдыхать, караулы сегодня буду проверять лично я.
Из знатных сеньоров, живым удалось откопать только Людовика де Блуа, графа Блуа, Шартра, Шатодена и Клермона. Одна из чугунных картечин застряла у него в шлеме, а вторая в районе печени. Если бы не дамасский доспех, Луи де Блуа уже несли бы отпевать, но он у него, к счастью, был. Был, благодаря Ричарду.
Людовик де Блуа, был вторым общим племянником Ричарда и Филиппа-Августа, после Генриха Шампанского. Благодаря Алиеноре Аквитанской, железной герцогине, успевшей побывать замужем сразу за двумя королями, недостатка в общих родственниках христианские монархи не испытывали. Внуки Алиеноры готовились принять командование над всей Европой, и не важно из какой они были ветви: Вельфов, Капетингов, или Плантагенетов. Все они были её внуками.
Двадцатилетний Луи де Блуа дважды перечитавший «Историю Третьего крестового похода», выпущенную издательством Ицхака Левита, сразу после взятия Иерусалима, искренне считал Роберта де Бомона одним из оживших античных героев, хранимых богами. Не языческими, нет. Нашими родными христианскими: Богом-Отцом и Богом-Сыном. Все эти ожившие античные Герои почему-то вставали под знамя Ричарда, и Луи уже не раз об этом задумывался.
– Как вы себя чувствуете, милорд? – голос одного из античных героев заставил вздрогнуть даже такого храбреца, как Луи Блуаский.
– Пока не знаю, милорд. Ваши лекари мне ничего не рассказывают.
– Мнение лекарей я знаю. Как вы себя чувствуете, милорд? – в голосе античного героя, графа Лестера отчётливо послышался юмор. – Своё то мнение у вас есть?
– Знаете, граф, не так уж и плохо, учитывая, что выжить я не планировал.
– Правильно не планировали, граф. Я уже приказал изготовить манекен с вашей фигуры и облачить его в ваш доспех. Вместе с застрявшими картечинами. Отправлю его по городам, как свидетельство Чуда Господня. Но не смотря на Чудо, вы мой пленник. Даёте ли вы мне слово не пытаться совершить побег?
– Клянусь Господом, милорд.
Граф Лестер довольно скупо качнул подбородком и громко скомандовал:
– Если это пациент умрёт, всех лекарей посажу на кол без суда. Он достаточно бодр, чтобы выжить, если его не залечат насмерть. А пока столик сюда с лёгкими винами.
– Милорд Луи, – чуть пригубил винца граф Лестер. – Честно вам сказать, не припомню, в каком колене вы мне родственник, но если вы попытаетесь нарушить свою клятву – я лично отделю вашу голову от тела, несмотря ни на какое родство. Все сторонники подлейшего из королей меня сильно раздражают. Жаль, что у меня нет приказа сравнять с землёй его поганый Париж. Итак. Вы видели эти груды мяса. Сколько ещё конных латников у короля Франков?
– Тысяч шесть… Семь-восемь. На глазок это очень трудно оценить.
– И лучшие погибли в этой атаке?
– Именно так, граф, – Луи Блуазский тоже глотнул вина, но его сразу вырвало.
– У вас контузия, Луи. Штука довольно неприятная, придётся пару-тройку дней полежать.
– Похоже на то. Извините, милорд.
– Извиняться за полученные в бою раны, право, излишне, милорд. Отдыхайте, я буду навещать вас каждый день.
Как и предполагал граф Лестер, на повторную атаку Филипп-Август не решился. Потеряв за час боя треть своей рыцарской кавалерии, причём лучшую её треть, он скомандовал отходить в Лион. Наступление захлебнулось, и франкам пора было задуматься об обороне.
Двадцать шестого февраля 1194 года в Красное море прошла первая крестоносная эскадра из восьми шебек. Хоть глубина Канала Фараонов и позволяла проходить этим маленьким корабликам без разгрузки, его узость не позволяла им идти на вёслах, поэтому вытягивали их воловьими упряжками, а кое-где и бурлаками. В устье канала ударными темпами строили свой замок тамплиеры, и хотя до завершения строительства было ещё довольно далеко, кое-какая защита от нежданных визитёров уже была организована. Для этого сняли цепь, раньше перегораживающую Нил в районе Каира, и демонтировали подъёмные механизмы, которые Ричард распорядился использовать в Суэце. Да, замок Тамплиеров он назвал Суэцем, а канал Суэцким. Для собственного удобства. Впрочем, всем остальным на это было наплевать.
Восемь корабликов несли по шесть пушек и на коротком плече доставки могли взять до ста пятидесяти человек в десант, то есть для перевозки легиона их потребуется сорок, для двух легионов восемьдесят, а для надёжной блокады побережья Аравии около двух сотен. Столько в наличии пока не было, но лиха беда начало. Шебеки для крестоносцев строили в Генуе и Мессине, строили бойко, закладываю по десятку килей за раз, и спуская на воду каждые три месяца. Через год Индийский океан будет ими буквально кишеть, а пока и для малого числа была работёнка. Им предстояло разыскать архипелаг Сокотра и оценить возможность его захвата, для создания базы флота.
Шестого марта 1194 года на Крите произошла первая в этой истории национально-освободительная революция. Как писала потом пресса Ицхака Левита: доведённые до отчаяния произволом византийских чиновников, гордые эллины решили самостоятельно распорядиться своей судьбой и жить свободными, для чего и установили республиканский строй. Шестого марта выпустили декларацию, а уже седьмого в Ираклион вошла эскадра под флагом короля Кипра, из которой выгрузились, сочувствующие идеям свободы, равенства и братства, две терции графа Александрии Оттона Вельфа. Двенадцатого марта республиканский флаг подняли над Афинами, и ситуация повторилась. Только на этот раз свободу бескорыстно, но яростно поддержали терции графа Дамиетты Генриха Вельфа. На укрепление позиций народной демократии у братьев должно было уйти месяца по два, но и торопиться им особо было некуда. Раньше июня, большая война в Европе всё равно не начнётся, так почему бы не использовать шанс и не потренировать свои подразделения в условиях максимально приближенных к боевым?
Двадцатого марта, едва дождавшись от византийцев выплаты выкупа за князя Киликии, сельджуки сразу объявили им войну, двинув войско на Смирну. В Малой Азии воевать можно было в любое время года, чем она Ричарду и нравилась.
Третьего апреля к Ракке по Ефрату спустился флот герцога Эдессы. Вернее, половина флота. Вторая половина дошла по Тигру до Мосула, где её дожидался Франкский легион, под командованием Гийома де Баскервиль. Себе английский король забрал Германский, знакомый ему ещё по штурму Дамиетты. Кстати, из чуть более чем двух сотен награждённых знаком отличия Ордена Героев, почти сотня служила именно в Германском легионе, причём Ричард имел к этому отношение разве что косвенное, к награждению знаком Ордена представляли центурионы, а утверждали приоры.
Бывшая большая тысяча псоглавцев Рудного воеводы за год разрослась до двух, и её снова пришлось поделить пополам. Русы прибывали постоянно. Даже зимой для них был открыт Дербентский проход, спасибо дипломатическому таланту графа Эдессы, Хорезмшах пока старался демонстрировать дружелюбие и пропускал через свои земли всех желающих присоединиться к Ричарду. А через его земли никто, кроме русов, прийти не мог.
Заметно и укрепился и Русский Орден, как все теперь называли Орден защиты Пентархии. Как только бывший Рудный воевода Кирилл Шумило стал Великим Магистром, орден начал буквально засасывать в свои ряды самых отмороженных. Кстати, сам Кирилл шакалью голову со своего шлема так и не снял. Всё, что изменилось в его облике, исчерпывалось довольно большим деревянным крестом, прицепленным к золотой шейной гривне со следом львиной лапы на медальоне.
Верблюжатников принца-бастарда тоже пришлось разделить на два подразделения. Ассирийцы на поверку оказались далеко не трусами, к тому-же отлично обучаемыми, и Филиппу удалось подготовить вполне приличных командиров.
– Ну что, милорды, как говорил когда-то один предприимчивый и умный русский сатрап: «Наше дело правое, враг будет разбит, победа будет за нами!» Наш флот уже в Индийском океане, а значит нам удалось сделать даже больше, чем Великой Римской империи. Нам осталось взять Багдад и Басру, после чего Аравия окажется в полном окружении и долго не протянет. Милорд де Сидон, ожидают ли нас какие-нибудь сложности, о которых мы пока не знаем?
– Сельджуки будут драться, Сир, но удивить им нас нечем. Предлагаю атаковать одновременно Багдад и Басру. Гарнизоны там большие, вдвое превосходящие наши силы, но они уже сломлены морально. Реки теперь контролируем мы, а без поставок продовольствия сельджукам придётся либо выходить героически умирать, как в Каире, либо бесславно передохнуть от голода. В поле же мы их перебьём даже при соотношении один к трём. – Спящий Леопард тоже постоянно читал штабные сводки и о бойне под Ниццей уже знал. Ему пока было непонятно, какая будет война, когда пушки окажутся и у врагов, но пока они не появились, ситуацию нужно использовать в свою пользу. Потом что-нибудь да придумается. Авось, как говорят русы. – Ставим лагеря как у Каира и ждём. Просто ждём, пока победа не будет за нами, как сказал этот умный русский сатрап. Заодно почистим окрестности от излишних ценностей. Пока они враги. Потом, вроде как своих, грабить будет уже неловко. Нужно успеть собрать всё, пока держатся Багдад и Басра.
Глава 37
Двадцать второго апреля 1194 года, в канун Пасхи, в лагерь крестоносцев под Басрой, расположившийся на правом берегу Шатт-эль-Араб, в полулиге ниже города по течению реки, во главе эскадры обогнувшей Аравию, прибыл адмирал-фараон, герцог Антиохии, Гуго де Лузиньян.
Через Канал Фараонов провели уже больше сотни шебек, десант на Сокотре, в который отправили один из легионов Жоффруа де Лузиньяна, занял плацдарм у основного источника пресной воды на острове и начал строительство крепости, одновременно гоняя пиратов, из которых и состояло местное население.
Населяющие острова потомки греков, арабов, персов и африканцев были довольно храбры и воинственны, но противопоставить железной дисциплине регулярного воинского подразделения им было просто нечего. На всём архипелаге проживало едва двадцать тысяч человек, включая стариков, женщин и детей, и отправка туда целого легиона была явно избыточной, если бы не намеченное строительство. Сокотру предстояло удерживать любой ценой. Она запирала Аравию с юга, точно так же, как Крит запирал Византию в Эгейском море.
Ле Брюн рассказывал о своём путешествии больше двух часов. Он уже стал настоящим политиком и знал, какие именно вопросы будет задавать король, поэтому за неделю проведённую на Сокотре успел выяснить довольно много. Население считает себя христианами, но по словам адмирала, это только потому, что вторглись к ним христиане. Ни церквей, ни священников обнаружить так и не удалось. Вторглись бы мусульмане, пираты объявили бы себя правоверными, да и с язычниками нашли бы общий язык. Одним словом – пираты. На острове ничего не выращивают, кроме фиников, которые прекрасно растут сами, без помощи человека. Держат немного овец, ловят рыбу, но в основном живут за счёт грабежа. Разговаривают на каком-то местном диалекте, причудливой греко-арабо-персидской смеси, но понять их, хоть и с трудом, но можно. А вообще-то лучше бы всех их перебить, ибо из людей они давно превратились в волков, и даже нормальных рабов из них уже не получится сделать.
Из других новостей было ожидаемое прибытие посольства африканских христиан, возможно во главе с самим Негусом, на Пасху в Александрию, куда ради этого отправился Папа Целестин III. Русская конница боярина Никиты практически зачистила Ливию от бедуинских кочевий и сейчас держит Ливийский Триполи в блокаде. В помощь им адмирал отправил «Генриха Шампанского», чтобы замкнуть блокаду с моря. Экипаж изучает «Генриха» ударными темпами и уже освоил галсовые манёвры, позволяющие хоть и медленно, но верно двигаться против встречного ветра.
– Это настоящая морская крепость, Сир, – только хорошо знакомый с Ле Брюном человек мог уловить в его голосе восторженные нотки. – Передвигается неспешно, но на своём пути давит всё, что встретит. Канал Фараонов нужно срочно расширять и углублять.
– Нам многое нужно сделать срочно, милорд, и расширение канала далеко не самая спешная задача. Шебеки пропускает, и ладно. Для каботажного плавания они отлично годятся, а до Австралии руки у нас дойдут ещё не скоро. К тому-же в расширении канала больше всех заинтересованы Тамплиеры, и я не сомневаюсь, что они уже это планируют. Ваш флот мне в реке не понадобится, достаточно того, что предоставил герцог Эдессы. Возвращайтесь на Сокотру и начинайте давить пиратов. Их там вокруг полно – и в Йемене, и в Сомали. Путь на юг Африки должен быть безопасен, скоро нам предстоит завозить туда сервов.
– Я бы хотел принять участие в штурме Басры, Сир.
– Не будет никакого штурма, милорд. Ни Басры, ни Багдада. Мы вынудим сельджуков вылезти за стены и расстреляем из пушек. Как в Каире.
Герцог Антиохии вспомнил Каирскую бойню, как у него наутро после той победы болела с перепоя голова и невольно поморщился.
– Сразу после Пасхи отправлюсь обратно, Сир.
Местоблюститель Святого престола, кардинал Робер де Сабле никогда не хотел быть священником и уж тем более Папой, но Судьба играла с ним в свою игру. Вечный город, престол Святого Петра (которого Ричард без всякого уважения именовал Ухорезом) всё больше напоминал храброму и благородному сеньору змеиное гнездо. В этом городе не знали слова друг. Вернее, знали и употребляли довольно часто, но совсем не в том смысле, в котором его понимал его высокопреосвященство кардинал де Сабле. Хорошо хоть, что он послушался английского короля и учредил инквизицию[148], которой назначил руководить своего боевого товарища, кардинала Жоффруа де Донжона, Великого Магистра ордена Госпитальеров.
Произведённая Целестином III милитаризация конклава сильно не понравилась остальным кардиналам, тем более, что и де Сабле, и де Донжон продолжали оставаться Великими Магистрами рыцарских орденов, то есть командующими собственными армиями, причём с прямого благословения того самого Папы, которого после смерти вне всяких сомнений причислят к лику святых. К тому-же, хоть Инквизиция и была учреждена тайной епархией, слухи по Риму всё равно пошли гулять. Не мудрено. Хоть пока весомых фигур новая епархия и не трогала, но мелкие исполнители начали бесследно пропадать с пугающим постоянством, что не могло не породить противодействия. Что, в свою очередь, только расширило для инквизиции фронт работы.
На утро после Пасхальной службы, оба кардинала-воина завтракали в палаццо Диктатора Рима. Сам герцог Рауль выехал встречать невесту во Флоренцию, где совмещал приятное с полезным. Жениться было полезно, а покошмарить флорентийцев приятно, тем более что эти христопродавцы затягивали с выплатами контрибуции, наложенной на них в прошлом году. Для друзей его палаццо был всегда открыт, даже в отсутствие хозяина, чем и воспользовались кардиналы. Говорить о тонких материях бытия в Латтеранском дворце было просто опасно. Подслушают и отравят.
Завтракал кардинал де Донжон с отменным аппетитом.
– Ух, – произнёс он наконец, отложив столовые приборы. – Всё-таки в войне есть свои прелести. Я не держал такого строгого поста с тех пор, как меня посвятили в рыцари.
– Ну и не держали бы дальше. Для нас с вами война закончится только вместе с жизнью. Пост нужен грешникам, чтобы у них не хватало сил грешить, но мы то с вами праведники. Нам нужны силы для праведных дел, – улыбнулся кардинал де Сабле.
– Наверное вы правы, монсеньор, и в следующий раз я именно так и поступлю. Этот пост был для меня как вызов – смогу, или нет. Смог. Теперь понимаю, что лишь потешил этим свою гордыню.
– Давайте обойдёмся без монсеньоров, Жоффруа. Мы с вами соратники и братья через Орден Героев.
– Да, Робер, – откинулся в кресле слегка осоловевший кардинал де Донжон. – Орден Героев… Я долго размышлял над смыслом его учреждения королём. Странный орден. Без устава, без обязательств, на который уходит уйма серебра. Зачем это Львиному Сердцу?
– Не знаю. Но жадным он не был никогда.
– Дело не в жадности. То, что король очень щедр – это общеизвестный факт. Но впридачу к щедрости он ещё и умён, помимо прочих достоинств, а траты на этот орден мне поначалу казались очень глупыми.
– Только поначалу?
– Я не был так близок с королём, как вы, и мне он не исповедуется, поэтому основания для сомнений были. Поначалу. Ближе я с ним познакомился, когда готовился к посольствам, тогда и понял, что Ричард просчитывает ходы намного дальше, чем я. Этот Орден – это новая европейская знать, Робер. Старые Дома короля чем-то не устраивают, и он их уже приговорил. Как приговорил он и нынешний конклав. Именно поэтому мы с вами сейчас здесь.
– Мне он таких указаний не давал.
– Ха, – ухмыльнулся де Донжон. – Какие тут ещё нужны указания? Ему достаточно было поместить нас с вами в этот гадючник, и у нас просто не останется другого выбора. Либо мы их перебьём, либо они нас отравят. Вот вам праздничная новость: Колонна[149] сговорились с Орсини о союзе против нас.
– Орсини? А как же Папа?[150]
– Папу они уже списали. Им откуда-то стало известно, что из Святой земли он возвращаться не собирается. Нас отравят как крыс, Робер, а трупы потом сожгут вместе с Латтеранским дворцом. Вот и подумайте – нужны ли нам какие-то ещё указания? Если не секрет – идею с инквизицией вам подсказал король?
– Да. В секрете он это держать не просил.
– Он всё заранее знал. Или просчитал. Впрочем, это неважно. Что предпримем, брат?
– Мне бы очень не хотелось впутывать в это Орден.
– Мне тоже. И Ричард об этом знал заранее. Пару недель назад ко мне заявился монах, только что вернувшийся из паломничества в Святую землю. Помните штрафные роты, в которые король велел определять мерзавцев, недостойных умереть под его знаменем.
– Помню, конечно. Я тогда возражал против этой затеи.
– Я тогда был в посольстве у хашашшинов, но это сейчас неважно. Насколько я теперь знаю эту историю, таких подонков набралось около шести сотен, и король постоянно бросал их в самое пекло, так что выжило из них меньше трети. Но эта треть, не будь они штрафниками, обязательно получили бы по знаку Ордена Героев. И вот этот монах привёл мне сто восемьдесят семь братьев-висельников, желающих заслужить прощение грехов, и для усиления инквизиции.
– Он сказал, что его прислал король?
– Нет, конечно. Король их простил и отпустил. Но они не разбежались, а прибыли ко мне как единый отряд. Причём, дисциплина там такая, которую я отродясь не видел, и даже представить себе не мог, что такое возможно.
– И что, почти две сотни ряженых головорезов в Риме никто не заметил?
– Все заметили, конечно. Только у них отличная легенда. Они прибыли с просьбой основать Орден Святого Доминика. Только я думаю, что это юмор.
– Почему именно Доминика? И почему юмор?
– Они называют себя Псы Господни[151].
– Тогда это точно Ричард. И на что эти Псы готовы?
– Мне трудно это оценить, но конклав они вырежут с большим удовольствием.
Второго мая 1194 года к Басре подошло войско Хорезмшаха Текеша Ала ад-Дина. К тому времени псоглавцы Спящего Леопарда полностью разграбили земли сельджуков на левом берегу Шатт-эль-Араб и побережье Персидского залива, то есть ту территорию, которая по договору должна была отойти неверным, и теперь занимались вдумчивой экспроприацией в будущих владениях Ричарда.
Текеш Ала ад-Дин был для английского короля идеальным союзником в лагере мусульман. Хорезмшах точно так-же как крестоносцы, воевал с сельджуками и сарацинами, а с хашашшинами, несмотря на то что сам был суннитом[152], поддерживал дружеские отношения. К тому-же он являлся вассалом язычников каракитаев[153], которым был вынужден платить дань, и, по крайней мере на словах, не претендовал ни на дюйм земли за Тигром.
Ислам Ричард не хотел иметь врагом. Он уже знал, что религия Пророка окажется гораздо более устойчивой к вызовам времени. Она переварит и обратит монголов, переживёт колониальное владычество христиан и сохранит пассионарность даже в двадцать первом веке. В отличии от христианства, Святой дух которого полностью выдохся в начале века двадцатого. Самым правильным решением было бы объединение в союз христиан, мусульман и иудеев, пусть даже союз этот будет не религиозный, а военно-политический. Лиха беда начало. Дельную идею привёз от Негуса Генрих Оттон. За преступления против иноверцев следует карать суровее, чем за такое же против своих. Устойчивый рефлекс можно выработать в течении жизни одного поколения. Всё-таки люди довольно сообразительные божьи твари, если их правильно дрессировать.
Ставка Ричарда располагалась в лагере на левом берегу Шатт-эль-Араб. И хотя заранее было известно, что лагерь придётся уступить союзникам, ставка и штаб были построены добротно, из деревянного бруса (хоть и той древесины, что не годилась для судостроения, но возле Басры – это было настоящее сокровище), в небольшие окна было вставлено листовое стекло, абсолютно прозрачное по нынешним временам. Ковры и мебель, хоть и добротные, на этом параде щедрости смотрелись весьма скромно, зато на одной из стен ставки Ричарда была закреплена золотая сабля Пророка. Это несомненно была она, реликвия, захваченная бешеными христианами возле Дамаска. Хорезмшах непроизвольно поклонился святыне, а заодно и стоящему перед ней Ричарду. Король Англии сделал ответный поклон. Довольно сдержанный. По этикету таким поклоном сеньоры благосклонно приветствуют своих вассалов. Когда до хорезмшаха дошла суть мизансцены, щёки его вспыхнули от прилива крови. Гормоны стыда и гнева смешались в его крови, но заговорить им Ричард не позволил.
– Я приветствую своего царственного брата. Мы выполнили все условия соглашения, Басра блокирована, а после нашей беседы моё войско покинет лагерь и уйдёт на тот берег, – неторопливо и внятно произнёс английский король на лингва-франка, дал толмачу время перевести и спросил хорезмшаха по-арабски. – Вы владеете этим языком, мой царственный брат?
– У меня был учитель арабского, но лучше я владею греческим… Брат. – ответил Текеш Ала ад-Дин по-арабски с сильным тюркским акцентом.
– Отлично, – перешёл на греческий Ричард. – Тогда приказываю всем немедленно покинуть ставку. С моим царственным братом мы поговорим без посторонних ушей. Дамуазо Жиль де Сольте, обеспечьте периметр, чтобы нас не смогли подслушать.
– Слушаюсь, Сир, – оруженосец моментально исчез из зала и снаружи послышались его отрывистые команды.
На каком языке? Хорезмшах прислушался. Это определённо был язык воинов, язык войны.
– Это германский диалект, – король Англии будто читал его мысли. – Он будто специально создан для того, чтобы ругаться. – Ричард мысленно усмехнулся, вспомнив пока не появившийся на свет русский, и добавил. – Или командовать. Лаконичный и звучащий довольно угрожающе. Если бы мне предложили отменить вавилонское смешение языков, я бы выбрал общим именно германский.
Хорезмшах был старше Ричарда более чем на десяток лет, но после непроизвольного, почти юношеского гормонального стресса, вынужден был принять роль ведомого. Он молча махнул своей свите, приказывая покинуть зал.
– Благодарю вас за доверие, брат мой, – как можно дружелюбно улыбнулся вождь крестоносцев и указал на кресло напротив себя. – Вы правильно заметили, на стене золотая сабля Пророка. Её я вам оставлю вместе с лагерем. Но я знаю, что у вас не принято говорить сразу о делах.
Глава 38
Король Англии позвонил колокольчиком и в помещение внесли тазы с подогретой водой для омовения рук.
– Предлагаю сначала разделить трапезу. Все блюда будут халяльные, но вкушать их мы будем по нашему обычаю – за столом. Полагаю, что это будет достаточно разумным компромиссом.
– Я плохо знаю латынь. Компромисс – это ситуация, устраивающая обе стороны?
– Нет. Компромисс – это ситуация, достигнутая взаимными уступками, ради достижения высшей цели. Я бы сказал, что она в равной степени не устраивает обе стороны. Именно равные уступки придают компромиссу устойчивость.
– Римляне были очень умными людьми. – Хорезмшах омыл руки и присел к столу. – Даже непонятно, как они, обладая такой мудростью и мощью, пали под ударами варваров.
– Это-то как раз понятно, – улыбнулся Ричард. – Чем больше ты накапливаешь богатств, тем сильнее они развращают тебя самого и притягивают твоих врагов. Рим скопил гораздо больше, чем смог защитить. Это судьба любой великой империи. Кысмет.
– Для чего же тогда создавать империи? Ведь вы тоже занимаетесь именно этим.
– Вы правы, брат мой. Я занимаюсь именно этим, хоть и понимаю, что в долгосрочной перспективе, всё созданное мной будет разрушено. Просто я не нашёл для себя другой цели в этой жизни. Я воин – моё дело воевать, я полководец – моё дело побеждать, я монарх – моё дело расширять пределы и укреплять границы. Богатство само к этому липнет, как неизбежное зло.
Пока монархи вели неспешную беседу о судьбах империй, им накрыли стол, поставив перед каждым наполненную прозрачной жидкостью пиалу. Хорезмшах принюхался. Жидкость пахла можжевельником и ещё чем-то непонятным.
– Это жидкий огонь, – объяснил Ричард, заметив недоверчивое выражение на лице собеседника. – Этот напиток изготовлен не из запрещённых Пророком плодов винограда, поэтому не считается для правоверных харамом.
Английский король запалил от свечи лучину и поджёг ей жидкость в своей пиале, та вспыхнула каким-то непривычно холодным голубым огнём. Вождь крестоносцев многозначительно улыбнулся Хорезмшаху и закинул в себя горящую жидкость одним глотком. Глаза Текеша Ала ал-Дина расширились до размеров двухшиллинговых монет.
– Попробуйте, только не поджигая. Без привычки можно сжечь себе усы, – предложил Ричард, закусывая солёной маслиной. – Только постарайтесь сделать это одним глотком и сразу запейте щербетом.
Отказаться было немыслимой трусостью, а трусом мусульманин не был. Содержимое пиалы и правда оказалось настоящим жидким огнём, он начал воспламенять кровь в жилах, едва оказавшись в желудке. Но это был другой огонь, непривычный, согревающий, но не сжигающий, ни на что не похожий, но в то же время притягивающий к себе. Хорезмшаху в какой-то момент даже захотелось повторить эту пиалу, но он всё-таки ограничился глотком щербета, остудив пищевод и желудок.
– Как называется этот напиток? – спросил шах, когда отхлынули наиболее острые ощущения.
– Джин, – ответил английский король, одновременно расправляясь с седлом барашка. – Он изготавливается из пшеницы, пряностей и ягод можжевельника. Прошу вас хорошенько закусить, брат мой, иначе коварный джин помешает нам обсудить важные вопросы.
Спорить Текеш Ала ад-Дин не стал, он уже почувствовал, что жидкий огонь уже добрался до головы и начал овладевать его мыслями. Минут двадцать монархи неспешно закусывали в полном молчании.
– Благодарю вас, мой благородный брат, – откинулся в кресле Хорезмшах, отщипывая зёрнышки от спелого граната. – Трапеза была превосходной, у меня уже давно не было такого аппетита. Думаю, нам пора перейти к обсуждению дел.
– Согласен. Дела нам с вами предстоят, не побоюсь этого определения – эпохальные. Перед нами город, которому первым предстоит стать общим домом для христиан и мусульман. Пусть он пока разделён рекой, не беда, берега мы со временем соединим крепким мостом, но нас, к сожалению, разделяет и религиозная вражда, а какой мост можно построить через эту пропасть – я пока не знаю. Наедине могу вам признаться. Моё мнение – мы поторопились признать Христа Мессией и напрасно не признаём Пророка. Вы же, в свою очередь, отвергли заповеди Мухамеда и первыми начали войну против Детей Книги[154], которых он не велел трогать, и тем более насильно не обращать. Скажете, что это не так?
– Не так. Это начали делать бешеные арабы.
– Начали арабы, с этим не спорю, – покладисто кивнул Ричард. – Но недоверие теперь распространилось на всех мусульман. Вы же не делите нас на христиан Лангедока, Прованса и Окситании, так и мы теперь не делим вас на арабов, сарацин, или ваших подданых. Эта пропасть теперь гораздо шире, чем Шатт-эль-Араб, и её будет гораздо сложнее перекрыть мостом. Но начинать это делать обязательно нужно. Нас сейчас, всех вместе: христиан, мусульман и иудеев, раз в десять меньше, чем язычников. Сразу религиозную войну нам прекратить не удастся. Пока сельджуки, берберы и мавры занимают нашу территорию, я имею в виду владения Римской империи, мы будем их бить, но на ваши земли мы не претендуем. Вся Азия, к востоку от Тигра ваша. Киданьское ханство[155], Китай, Индия. Всё, что западнее – наше.
– Аравия никогда не была римской провинцией.
– Это правда. А Китай и Индия никогда не были провинциями шахиншахства. Всё когда-то происходит в первый раз, – усмехнулся Ричард. – Я понимаю, что вас беспокоит… Мекка и Медина. Признаться честно, я уже могу их захватить, но пока сам не знаю, что с ними делать.
– Не осквернять и не препятствовать паломникам совершить хадж.
– Такое мне в голову даже не приходило, поэтому опасения ваши напрасны. Не оскверню ли я ваши святыни, просто установив там свою власть?
– Нет, брат мой. Вы уже признанный мусульманами «Гнев Аллаха». И Мекка, и Медина, и Багдад будут вашими по праву. По праву отца, наказывающего своих слишком дерзких сыновей. Мы будем вам очень благодарны, если вы призовёте аравийских бедуинов к порядку и сделаете хадж в Мекку безопасным для паломников. Такого не смогли сделать ни арабы, ни сарацины.
– Я смогу. Но для этого мне придётся их всех убить. Понравится ли это Аллаху?
– Не знаю, брат, – честно признался Хорезмшах. – Но если бы у меня была такая возможность, я бы это обязательно это сделал.
– Я подумаю, брат мой. Не так-то просто принять решение истребить целый народ, ведь отступать им некуда. В любом случае, паломники защиту получат, а все мечети Мекки, Медины и Багдада останутся в распоряжении ваших имамов. За призывы к бунту я буду их регулярно казнить, но взамен приму от вас новых. У вас ведь этих дармоедов хват