Принцепс - Пантелей
Пантелей
Принцепс
Глава 1
Рождество 1194 года Ричард Львиное Сердце встречал в Риме. В Святой земле на эту зиму не планировалось активных боевых действий, а спокойно царствовать ему было скучно. Нет, война там не закончилась, крестоносный флот Индийского океана продолжал зачистку побережий Аравии и Африканского рога, а Средиземноморский тиранил Магриб, разрывая коммуникации халифата Альмохадов[162] между Африкой и Испанией. Ассирийские верблюжатники уже полностью зачистили от кочевников Трансиорданию и медленно, но верно, вытесняли их на юг Аравийского полуострова. Ливийские бедуины, подчинившиеся власти герцога Триполитании, боярина Никиты Шатуна, так же неспешно, но неотвратимо, продвигались на запад в Северной Африке. Неотвратимо, но медленно, а ускорить Ричард ничего не мог, он сам лично утвердил тактику выжженной земли для продолжения этой войны. Поэтому, едва дождавшись возвращения Диктатора Рима Рауля де Лузиньяна в родные Палестины, король, прихватив с собой небольшую свиту и графа Савойи, погрузился на «Генриха Шампанского» и отчалил в Рим.
В Европе дела шли повеселее. Вассалы короля Франков Филиппа-Августа, предчувствуя, чем для них закончится летняя компания, предпочли откупиться от неё выплатой щитовых, и теперь подлейший из королей сидел на горе из серебра и не знал, на что её потратить. Нет, он, конечно, пытался собрать регулярную армию из наёмников, но под его знамя шли очень неохотно. Для опытных воинов репутация нанимателя значила гораздо больше, чем предложенная повышенная оплата, а репутация у франкского короля, стараниями Ричарда была отвратительной. С такой репутацией – предателя и неудачника, он мог собрать войско только из сиволапых крестьян. Было бы у него в запасе время, хотя бы год, даже из этого стада, при должном старании, можно было подготовить боеспособную армию, но увы. Дополнительный год, чтобы собраться с силами, ему никто давать не собирался. Император Священной Римской империи Генрих Гогенштауфен твёрдо вознамерился покончить с франками летом 1195 года, так что в этой истории первое взятие германцами Парижа произойдёт почти на семь веков раньше. Если, конечно, не произойдёт ничего непредвиденного. Непредвиденным фактором этой войны был только Ричард, поэтому, едва узнав о его намерениях посетить Вечный город, император Генрих бросил все дела и устремился в Рим.
В Риме Ричарду принадлежала уже добрая треть города. Сначала люди Ицхака Левита выкупили все античные развалины в городе, которые ценились не намного дороже, чем обычные каменоломни, потом очередь дошла до владений простых горожан, которые продавали их за сколько дадут, лишь бы оказаться подальше от места большой войны трёх великих монархов, которая, согласно пророчеству, распространённому средством массовой информации графа Савойи, состоится именно на территории Вечного города, и, наконец, после вступления в эту игру «Псов Господних», от опасной недвижимости начали срочно избавляться и самые влиятельные кланы Рима. Избавлялись в дикой спешке и свои палаццо, виллы и замки распродавали как акции во время Великой депрессии, неизвестной в этом мире никому, кроме Ричарда, а потому, никому кроме него ненужных. Маман, железная герцогиня Алиенора Аквитанская, не теряя времени, заняла под свою резиденцию палаццо Колонна на Капитолийском холме.
– Приветствую вас, Сир. – едва обозначила положенный этикетом книксен старая герцогиня.
– И вам привет, Маман. – сухо кивнул в ответ Ричард – Судя по всему, вам не терпится выйти замуж за русского князя. Иначе зачем вам нужно было так нагло хапать этот палаццо, привлекая ко мне лишние подозрения?
– Бросьте, Ричард. – нисколько не смутившись отмахнулась Алиенора – Вас и без того давно подозревают в воплощении самого Сатаны, а я не привыкла жить как нищенка. Если вы решили жить жизнью простого и недалёкого вояки, то хоть кто-то должен поддерживать честь нашей семьи. Вам следовало бы поблагодарить меня, Сир.
– Я благодарю только тех, кто верен, и честно исполняет свой долг. Вы нарушили своё обещание не влезать в политику, Маман.
– Я в неё и не лезу, Ричард. Она мне теперь непонятна. Всё, что было раньше – теперь не политика, а остывающий на дороге навоз. Политика теперь только вы Сир и я, как ваша мать, вправе воспользоваться своим положением. Этот палаццо я купила. Точно за такие же гроши, которые предлагал посредник вашего еврея. Даже приплатила немного. Вы считаете нарушением договора то, что я слегка опередила вашего казначея? Только не думайте, что об этом никто не догадывается, об этом ЗНАЮТ ВСЕ. Жду приговора, сын. Отошли меня в монастырь за то, что твой еврей не успел купить МОЙ ПАЛАЦЦО.
– Всё зло от баб. – Ричард невольно покраснел как свёкла – А от умных баб зла немеряно. Мой еврей, как вы изволили выразиться, делал всё тихо и элегантно, вы же вломились в этот чудный мир как викинг с секирой. Извините, Маман. Я не прав. Просто за время этой проклятой войны забыл, с кем имею дело… Ну что вам стоило чуть-чуть подождать?
– Чего подождать? Чтобы твой еврей успел купить мой палаццо? Он у тебя для таких дел слишком нерасторопный. Я, дочь герцога, жена двух королей, мать короля, двух королев и десятка наследных принцев. Я железная герцогиня. Не буду скрывать, мне хотелось тебя позлить, но не нарушая нашей договорённости. Я признаю, что король ты, Ричард. Ты в Праве. Ты, но не твой цепной еврей. Ты понял меня сын?
– Понял, Матушка. – Кроль Англии, Иерусалима, Сирии и Египта с искренним почтением поцеловал старухе руку – Одичал я на этой войне. Кругом враги мерещатся. Искренне прошу меня извинить.
– Вот и всё, что мне было нужно, сын. – герцогиня Алиенора обняла Ричарда – Мне не нужна власть, я уже старуха, мой век истекает и я это чувствую. Это моя последняя война, а ты в ней моё знамя, Ричард. Насчёт политики не беспокойся, Франков я ненавижу не меньше твоего. Даже больше. Потому что у тебя обида только на Филиппа-Августа, а у меня ещё и на его отца. Я мечтаю увидеть развалины Парижа. И обугленные обломки дворца Сите.
– Это я вам обещаю. – воспрял духом Ричард – А кормить нас сегодня будут? И пусть не забудут про мою свиту. Распорядитесь, пожалуйста, Маман.
Глава 2
Из четырёх достраиваемых в Лаодикее каракк, один из кораблей и правда был назван «Фридрих Барбаросса», три других собственных имён пока не удостоились и в документообороте штаба именовались как «Крестоносец», «Тамплиер» и «Госпитальер». «Крестоносца» Ричард сначала хотел назвать «Конрадом Монферратским», но не встретил понимания своего ближнего круга. Спору нет, покойный Конрад был героическим воином, но при этом настоящей сволочью, успевшим изрядно насолить всем участникам Третьего крестового похода, а это ещё не забылось и не простилось. Ле Брюн прямо так и заявил – «Лучше назовите корабль «Крысой», это звучит гораздо благороднее, чем имя покойного мошенника».
«Генрих Шампанский», вопреки известной поговорке про первый блин, получился довольно удачным кораблём, поэтому все последователи являлись его точной копией. Хоть идеи по улучшению конструкции у кораблестроителей возникали постоянно, Ричард решил их использовать уже в следующих сериях, а первую эскадру лучше иметь полностью однотипной. Так будет проще и экипажам, которых готовили на «Генрихе», и была надежда, что попади эскадра в шторм, однотипные корабли разбросает по океану не так сильно. Им ведь предстояло отправиться на освоение дикого берега, и лучше было бы прибыть туда всем вместе.
Общения с Робером де Сабле Ричарду очень не хватало. Хоть он и получил отдушину, открывшись Папе, это была далеко не полноценная замена. Целестин III решительным человеком не был, и больше всего на свете он любил сомневаться – «Тварь я дрожащая, или право имею?», короче, типичный интеллигент. Нет, что-то он, конечно, делал. Например, издал довольно объёмный труд, научно обосновывающий введение нового календаря, но вместо того, чтобы взять да и ввести, он решил затеять обсуждение, разослав свои изыскания по самым значимым епархиям и монастырям. На логичный вопрос – «С кем он собирается этот вопрос обсуждать, если все до сих пор все уверены, что Земля плоская?», Папа ответил – «Обсуждают это они пусть между собой, а мы подождём, когда необходимость реформы поддержит абсолютное большинство.» И так буквально по всем вопросам. Хуже всего было то, что этим «Как бы чего не вышло…» он начал заражать и самого Ричарда.
За завтраком обменялись малозначительными новостями, а когда подали кофе, кардинал отослал служек прочь.
– Я много времени посвятил размышлениям над вашими рассказами о будущем, Сир, и пришёл к парадоксальному выводу. Получается, что чем спокойнее и сытнее живут отдельные люди, тем хуже для человечества в целом?
– Именно так и получается, Робер. – кивнул английский король – Вы знаете, что станет с баранами, если не останется хищников, а поля будут покрыты одним клевером?
– Нет.
– Они все сдохнут от ожирения. Причём очень быстро. С человечеством происходит то же самое.
– Но люди ведь не бараны. Господь даровал нам разум.
– Баранам он его тоже даровал. Им ведь хватает ума не нападать на волков и медведей, не есть вместо травы камни и не заходить в воду по брюхо. Люди устроены сложнее. Есть среди нас есть и бараны, и хищники, иногда на свет появляются и пастухи с собаками. От пастухов всё и зависит. Почему вас заинтересовал именно этот вопрос, Робер? На нашем веку человечество до смерти ожиреть точно не успеет.
– Me mortuo terra misceatur igni?[163]
– «После нас хоть потоп.» – ответил фразой из будущего Ричард – Не травите себе душу, ваше высокопреосвященство. «Делай что должно и случится то, чему суждено.» После смерти мы всё равно не сможем ни на что повлиять.
– Но пока то мы живы, Сир. Вы ведь сами настойчиво проталкиваете меня в пастухи. Могу ли я хоть на что-то повлиять за время жизни?
– Можете, друг мой. Целестин III объединит христианство, а вам предстоит его реформировать.
– Каким образом?
– Пока не знаю. Христос принёс Новый Завет евреям, но евреи его отвергли и всучили нам. Религию, которую создал даже не сам Иисус, а некий Савл из Тарса[164]. Кстати, вы в курсе, что у иудеев есть секта Иоаннитов? Последователей того самого Крестителя, которого мы считаем Пророком.
– Не слышал о такой.
– Вы не слышали, а она есть. И в том будущем она просуществовала ещё почти тысячу лет. Так вот, последователи НАШЕГО Пророка Иоанна Крестителя считают Христа Дьяволом. Вам не кажется такое положение дел абсурдом?
– Я распоряжусь собрать материалы.
– Распорядитесь, конечно, пусть соберут, лишними они не будут. Но сегодня я хотел обсудить с вами другой вопрос, более злободневный. Перед реформированием христианство нужно объединить, а этому мешает Византийская империя с её амбициями и претензиями на Римское имперское наследство. Я принял решение покончить с ней ещё нынешней зимой. И с империей, и с их «Вселенским Патриархом». Константинополь я захвачу, но для тщательной зачистки раскольников мне понадобится Святая инквизиция и Псы Господни. Зачищать эту мерзость будем до белых костей.
– Когда вы планируете начать поход, Сир? – Робер де Сабле, в отличии от Папы даже не подумал мучиться размышлениями на тему права.
– Флот с десантом из Лаодикее отчалит сразу после Крещения. В конце января мы встретимся на Крите, а в феврале, даст Бог, начнём эту заразу выжигать.
– Кардинал де Донжон сейчас в Тулузе. По делам Ордена.
– По делам Ордена, или собирает материалы по ереси Катаров?
– И то, и другое, Сир.
– Отзовите его немедленно, Робер. Худшее, что мы сейчас можем затеять – это начать новый раскол в христианстве. Учение катаров отступило от официальной доктрины Святой церкви, но стоит признать, что доктрина у нас далеко не бесспорная. Кстати, со своим дуализмом они не так уж и неправы. Если бы наш Господь был на самом деле Всемогущим, он просто не допустил бы в этот мир Дьявола.
– Он мог сделать это намеренно, чтобы отделить праведников от грешников.
– Тогда тем более не стоит ему мешать. Если допустить, что Дьявол явился в наш мир по воле Господа, то получится куда большая ересь, чем сейчас у катаров. С ними будем согласовывать позиции потом. Сейчас актуален вопрос Византии, и мне, в его решении, нужна помощь Святой инквизиции.
– Кардинал де Донжон не успеет вернуться до Крещения, Сир, даже если я распоряжусь отправить к нему легата немедленно.
– Обойдусь без него, но легата всё равно отправьте, Робер. Его дело не ереси изобличать, в которых, надо признать, он абсолютно ничего не понимает, а поддерживать должный порядок в Римской церкви. В идеале этот порядок должен быть точно таким-же, как в армии. Только после этого мы сможем обоснованно отстаивать примат Папы среди Пентархов, тогда и настанет время разбираться с ересями. А пока мы сами не без греха, не стоит начинать кидаться камнями. Я могу на вас рассчитывать?
– Легата в Тулузу отправлю сегодня же, Сир.
– Благодарю вас, Робер. Пусть замещающий де Донжона во главе Святой инквизиции навестит меня на Вилле Диктатора Рима. Мне нужно обсудить с ним конкретные задачи. Надолго не прощаюсь, до встречи, друг мой.
Ицхак Левит, граф Савойи работал с документами. Забывшись, он потянулся почесать зудевшую поясницу, но пальцы только скользнули по холодному металлу дамаскской кирасы. Носить эту стальную скорлупу его обязал король, разрешив снимать только на время сна. Хорошо хоть позволил снимать латные перчатки на время работы с бумагами. Кроме того, Ричард лично занимался с ним фехтованием. Великая честь, но после уроков с этим монстром, синяки покрывали всё тело графа, несмотря на лучший из доспехов и тупые учебные мечи. Ицхак понимал, что это нужно. Коль назвался графом – изволь соответствовать, но всё равно тихо выматерился на своём еврейском. Хорошо хоть его избавили от обучения копейной атаке в конном строю. Как не старался граф Левит, но Ричарда и его ближний круг он понять так и не смог. Эти люди, которые уже всем всё доказали, которые обеспечили своему потомству безбедную жизнь на десятки поколений, постоянно искали драки. Просто жить они не умели и не хотели учиться. Ицхак печально вздохнул, но времени посетовать на судьбу Господь ему не дал, с улицы донёсся цокот копыт приближающегося отряда, а через минуту в кабинет вошёл Ричард.
– Шалом, граф.
– Шалом, Сир. – иудейский царь даже не сделал попытки встать и поприветствовать короля согласно предписанному этикету. Вместо этого он со вселенской печалью на лице начал надевать латные рукавицы.
– Оставь это, Ицхак. Сегодня нам будет не до фехтования. Горячие новости есть?
– Все новости горячие, Сир. – граф Савойи с облегчением отложил проклятые железяки в сторону – Вас что-то конкретное интересует?
– Конкретно только то, что может помешать нашим планам.
– Настолько горячих нет, Сир. Дошли новости, что старый Генрих Вельф очень плох, и его скоро призовёт к себе Господь.
– Жаль, конечно, но это вполне ожидаемо. Генрих Лев был твёрже кремния, но к счастью, мы успели подготовить ему смену. Раз так, то переодевайся в парадное платье и навести мою матушку. Я хотел бы, чтобы ты с ней подружился, но это скорее всего невозможно. Убеди её хотя бы в необходимости координировать наши действия.
– Вы считаете это возможным, Сир?
– Я считаю возможным всё, друг мой. Какой бы железной моя мать себя не воображала, она всего лишь баба. – Ричард положил на стол голубоватый бриллиант, размером с ноготь мизинца – Для начала подари ей это, а дальше разговор завяжется. Постарайся её убедить заранее информировать нас о своих планах, хотя бы в той части, где они пересекаются с нашими.
– Сильно сомневаюсь, что она на это согласится.
– Я тоже, но это не важно. Сразу она не согласится, но обязательно задумается. А главное, перестанет считать тебя врагом. Она хоть и старая, но умная, и способна по достоинству оценить то, что мы первыми делаем шаг на встречу, хотя и имели возможность просто отправить её в монастырь. Дело это деликатное, но я уверен, что ты справишься. Как только закончишь с Маман, немедленно возвращайся. Тебе предстоит принять командование над Святой инквизицией в Константинопольской операции. Всё это важно и всё срочно, Ицхак. Давай, бегом переодевайся.
Граф Савойи в ответ только тяжело вздохнул.
Глава 3
Герцог Богемии, принц-бастард Филипп де Фальконбридж и граф Дамиетты Генрих Вельф встретили Крещение Господне 1195 года в лесах Силезии, примерно в десяти лигах юго-западнее Бреслау[165]. Император Священной Римской империи Генрих II поставил Филиппу задачу отвлечь на себя поляков, пока он будет разбираться с франками, а уж как это сделать – «Решай сам».
Сидя в Пражском Граде, поставленную задачу исполнить было невозможно. После победы под Грацем и молниеносной аннексии Моравии, поляки откровенно побаивались герцога Богемии и обходили его владения стороной, и на то, что к лету они осмелеют, надежды не было никакой. Если не проявлять активности, в конце весны они вторгнутся в маркграфство Бранденбург, а ещё вероятнее, обойдут его с севера (подальше от Богемии) и начнут грабить Западную Померанию. Чтобы такого не произошло, Пястов[166] следовало (по выражению Ричарда) схватить за яйца и крепко сжать кулак. Желательно в латной рукавице.
Разведка у Богемского герцога была организована отлично. Возглавлял её один из многочисленных племянников графа Савойи Мойша Левит, а в средневековой Польше, на счастье, проживало чуть не половина европейских евреев, поэтому ситуация контролировалась очень плотно, а влиятельные фигуры в стане врага практически пошагово, но где у Пястов яйца до поры обнаружить не удавалось.
Прибывший в начале сентября 1194 года Генрих Вельф, с подкреплением из двух терций Шотландского легиона, предложил, не мудрствуя лукаво, осадить Стригау[167], как только просохнут дороги. Этот план был основным до середины декабря, пока не выпал снег и не удалось опробовать в деле лыжи и сани. Лыжи оказались нехитрым приспособлением, которое осваивалось буквально за пару дней, но при этом меняющее все представления о возможном. Сотня лыжников, утаптывающих снег, позволяла передвигаться по их тропе лошадям с санным обозом, за которым уже спокойно, как по дороге, шли пехотинцы, а следом за ними и латная кавалерия. Сменяя торящих тропу лыжников каждый час, удалось добиться скорости передвижения, почти не уступающей летней, причём не по дорогам, а по лесным тропкам. Войско, правда, при этом растягивалось почти на десяток миль, но для марша по лесам это не являлось проблемой.
Опробовав новинку в деле, герцог Богемии отдал разведке приказ вербовать всех польских контрабандистов и браконьеров, которые смогут провести его по лесам к самому Бреслау, незамеченными обогнув Стригау. С юга, или севера – не важно, главное, чтобы незаметно.
Выступили сразу после Рождества 1194 года. Помимо воинов, прихватив с собой почти пять сотен плотников-добровольцев. За плату, конечно, причём немалую, каждому плотнику платили немногим меньше, чем ветерану легионеру, но в данном конкретном случае оно того стоило. Новый план был таким: обогнуть Бреслау, форсировав Одер по льду, и устроить укреплённый лагерь в лесу (даже не лагерь, а настоящую деревянную крепость) примерно в лиге северо-восточнее города, а потом валить деревья между лагерем и городом, устраивая из засек настоящий лабиринт, в опасных местах прикрытый артиллерией. Чтобы и видно было полякам угрозу, но никак к ней не подобраться. Во всяком случае крупным отрядом. Оставить довольно многочисленное войско в глубине Силезии, в своём уязвимом тылу, и отправиться безобразничать на запад не рискнут даже отмороженные на всю голову поляки. Герцогу Богемии и графу Дамиетты не нужно будет даже выходить из своего лагеря, он притянет к себе панов-шляхтичей как магнит железную стружку. А дальше? Дальше и посмотрим. Два двадцатидвухлетних полководца про дальше особо не задумывались. Им, взращённым Ричардом, демонам войны, нравился сам процесс совершения подвигов, а удастся ли при этом ещё и выжить – было не так уж и важно. Они оба, как когда-то сказал Ричард перед атакой на Антиохию, никогда не планировали жить вечно.
– Ну, с праздником, брат. – герцог Богемии собственноручно разлил в походные кубки джин. Хоть Филипп и был бастардом Ричарда, родства это не отменяло, Генриху Вельфу он приходился двоюродным братом.
– С праздником, брат. – Генрих стукнул своим кубком о кубок Филиппа и проглотил содержимое одним глотком – Надо было с собой священника прихватить.
– Зачем? – удивился принц-бастард – Я, однажды, уже отпевал покойников. С тех пор стал гораздо опытнее. Если хочешь исповедоваться, смогу и грехи отпустить.
– Нет уж. Пусть мои грехи уйдут вместе со мной в ад. А воинам бы не помешало послушать проповедь.
– Я велел раздать им по полпинты вульгариса на рыло. Сильно сомневаюсь, что они согласились бы обменять это на проповедь. Отец мне советовал не втягивать церковь в войну между христианами, так что обойдёмся. Давай лучше подумаем – что будем делать, если эти придурковатые паны летом лес подожгут.
– Возьмём Бреслау и отсидимся за каменными стенами.
– Если они загонят нас за стены, то как минимум половину войска смогут отправить на подмогу франкам. А нам отсюда нельзя отпустить ни одного бешеного поляка. Нет. Если мы и будем брать Бреслау, то только поле того, как с франками будет покончено. Нужно успеть вырубить весь лес вокруг лагеря, хотя бы на полмили, оставив только пеньки.
– Успеем. Лес можно будет поджечь только в конце июля, раньше он не займётся. Ты правда не хочешь присоединить к своему герцогству Силезию?
– Хочу, конечно, но только не нарушая приказа императора.
– Кто тебе этот император?
– Сам не пойму, Генрих. Вроде он мой сеньор, но мой настоящий сеньор милорд Спящий Леопард. Именно он когда-то позволил мне нацепить золотые шпоры, и именно он внушил мне, что главное на войне – это исполнить приказ. Любой ценой. Любой! А кроме приказа императора у меня есть ещё и напутствие отца: «Будь всегда честным, сын. Лживость и жадность – это самый короткий путь в могилу». У нас с тобой приказ задержать здесь бешеных, и нечеловечески жадных панов, и мы с тобой его исполним. А если получится при этом захватить Силезию, получим дополнительное удовольствие.
– А на Краков пойдём?
– Такого мне никто не запрещал, брат. – улыбнулся принц-бастард – Если захватим Краков, то Великопольский трон будет твоим по праву меча.
– Я не об этом. Твой отец меня и так наградил сверх меры.
– А я об этом, Генрих. Выполним приказ, и мы будем в своём праве. Хоть Краков, хоть Буда[168], тебе на выбор. Нам с тобой подарили шанс стать королями. Но если приказа мы не выполним, то отец пришлёт сюда графа Лестера, который походя снимет с нас шкуру заживо.
– Не дай то Господь. – искренне троекратно обложился крестом граф Дамиетты – А Робер де Бомон правда человек? Ходят слухи, что это настоящий Демон, каким-то образом прикормленный твоим отцом.
– Про нас с тобой ходят точно такие-же слухи, брат. – усмехнулся герцог Богемии – Демоны мы с тобой, конечно, пожиже графа де Бомон, но, глядя со стороны, тоже довольно жуткие. Давай ещё по одной, и спать. Завтра выйдем на место, обустроимся, там уже можно будет расслабиться. Удачи, Генрих. – принц-бастард поджёг джин в своём кубке и одним глотком закинулся горящим синим пламенем напитком.
– Удачи, брат. – Генрих Вельф, чокнувшись с Филиппом, едва поцеловал свой кубок, смочив джином губы – Отдохни, я лично сегодня буду проверять караулы. К тому-же, если мне когда-нибудь придётся отпевать наших парней, то мне им сейчас и проповедовать.
* * *
Шестого февраля 1195 года крестоносная эскадра под флагами Республики Крита и Афин, дождавшись попутного ветра, прошла Дарданеллы и устремилась к Константинополю. Помимо пяти каракк[169], несущих по двадцать пушек, в неё вошли тридцать две шестипушечные шебекки[170] и шестьдесят восемь галер с десантом.
* * *
Для завоевания Константинополя Ричард привлёк полтора легиона – вернувшийся из Самаркандского похода Франкский и вторую терцию Германского. Можно было взять с собой и один из легионов Жоффруа де Лузиньяна, получивший наконец собственное имя Строительный, на это и морского тоннажа хватало, и безопасности ближневосточных владений не угрожало, но король посчитал это избыточным. В прошлой истории, во время Четвёртого крестового похода, Константинополь был взят меньшими силами, даже не учитывая пушки, поэтому Строительный оставили строить мост через Евфрат в Ракке.
Возглавлял эскадру, конечно, лично адмирал-фараон, герцог Антиохии Гуго де Лузиньян, не взять которого на такое дело значило смертельно обидеть, тем более что борьбу с пиратством в районе Африканского рога он почти закончил, а что не успел закончить, добьют и без него. Путь на юг Африки вдоль восточного берега был практически безопасен уже сейчас, а уж к апрелю-маю, когда придёт пора отправлять туда первых поселенцев, он будет безопасен абсолютно. Зачистку Сомали и Эритреи взял на себя вассал Ричарда, Негус[171] Наакуето Лааб, причём действовал он решительно и не брезговал заниматься натуральным геноцидом, так что положиться на него было можно.
Десантом командовал герцог Багдада Гийом де Баскервиль, а сам Ричард предпочёл остаться в тени. Славы ему давно хватало, тем более что взятие Константинополя он как славное дело и не рассматривал. Нужно было просто прийти и взять. Не сразиться с врагом, а обобрать его уже остывающий труп. Трофеи – это, конечно, святое, но собирать их не королевское дело.
Понятно, что республиканскими флагами обмануть никого не удастся, но они были подняты и не для этого. Весь этот маскарад затевался с одной целью, дать возможность Филиппу-Августу уклониться от войны, не потеряв лица. Войны с франками английский король не опасался, но ему почему-то очень хотелось, чтобы Париж сожгли именно германцы. Именно германцы и именно сожгли, как когда-то вандалы Рим. Вроде и славное деяние (с точки зрения самих вандалов), и достаточно героическое (с любой точки зрения), но в ту историю вандалы почему-то вошли кем-то вроде диких зверей, а в эту пусть войдут германцы, и император Генрих II в качестве нового Гейзериха[172].
План захвата Константинополя был очень простым, как и всё гениальное. Перегораживающие гавани и залив Золотой рог цепи, для крестоносцев не были препятствием, мины, начинённые нитрированным хлопком, сносили эти древние заслоны от дремучих варваров на счёт раз, поэтому во внимание их даже не принимали, задержат минут на пять, не более того. «Генрих Шампанский» с восемью шебекками и галерами перевозящими терцию Германского легиона должен был войти в гавань Юлиана, ближайшую к стенам Константинопольского «Кремля» со стороны Мраморного моря, откуда десант выдвинется к Форуму Константина, вынесет западные ворота и, оставив там заслон, начнёт продвигаться к Большому Императорскому дворцу и собору Святой Софии. Остальные же, прорвавшись в Золотой рог, должны были высадить Франкский легион в Проофирианской гавани, ближайшей к «Кремлю» на северо-западе, а потом захватить все суда, зашедшие на своё «счастье» в Константинополь в такой «удачный» момент. Франкскому легиону ставилась задача подавить любое сопротивление в городе и взять под охрану внешние стены города. Ещё в составе десанта были почти восемь сотен латных всадников, правда без коней, которыми рассчитывали разжиться уже в конюшнях императора, им предстояло взять на себя патрулирование города и не допустить погромов и грабежей.
Ричард же принял на себя роль координатора взаимодействия войск и Святой инквизиции. Нового Вселенского Патриарха он привёз с собой, осталось только обеспечить устранение старого и наиболее оголтелых его сторонников, и христианство снова станет единым. Жестоко? Конечно! Но цель оправдывает средства. Если и не всегда, то в данном конкретном случае несомненно оправдывает. Ещё Ричард очень хотел подраться, вскипятить кровь адреналином, ощущения эйфории боя ему в последнее время очень не хватало.
На нижней палубе «Генриха Шампанского» для короля оборудовали настоящую резиденцию с большим круглым столом, как у короля Артура. Заседали за ним сейчас трое: сам Ричард, граф Савойи Ицхак Левит и бывший Рудный воевода Корней Лютый, он же будущий Вселенский Патриарх Кирилл I. Русского языка Ицхак не понимал, поэтому говорили на лингва-франка.
– Вы не опасаетесь, что, узнав о захвате Константинополя, Конийские сельджуки ударят вам в спину, Сир? – граф Савойи очень страдал, будучи закованным в стальную скорлупу даже в море, во время перехода, поэтому ему очень хотелось испортить хоть кому-нибудь настроение.
– Не опасаюсь, друг мой. – усмехнулся Ричард – Более того, я на это очень надеюсь. Пусть попытаются ударить, пока держится Смирна[173]. Я им не обещал, что не буду сам воевать с Византией и это всё зафиксировано в подписанных между нами договорах. Спина у меня прикрыта надёжно, пусть попробуют в неё ударить, этого очень ждёт Рауль де Лузиньян. Дарить Малую Азию этим потомкам кочевников я никогда не собирался, пусть они мне только повод дадут. Но они не ударят, к сожалению. Скорее, попытаются захватить Грузинское царство. В общем, война – это моё дело, Ицхак, за неё не переживай. Войну мы любим и без неё скучаем. Твоё дело – обеспечить выборы правильного Вселенского Патриарха. У тебя всё готово?
– Всё, к чему можно подготовиться заранее, готово, Сир. Где находятся интересующие нас персоны, мы узнаем, едва сойдя на берег. Висельникам же плевать кого резать, хоть баранов, хоть Императоров с Патриархами, с этим проблем не будет. Боюсь, что возникнут проблемы с признанием нового Патриарха. В Болгарии, Сербии и, возможно, у русов.
– Проблемы с признанием возникнут обязательно. – соглашаясь кивнул король – Кроме названных ещё и в Грузии, Абхазии, Алании, но это меня не пугает. Главное, что Патриарха признают остальные Пентархи, а остальных постепенно убедим. Кого-то добрым словом, а кого-то легионами. Что скажешь, воевода?
Корней Лютый пожал плечами.
– Болгары и нынешнего Патриарха не особо уважают, Сир. Я там повоевал, знаю. Церковь, она, конечно, для Бога, но уважение к ней внушает Кесарь. Легионы – это очень убедительный аргумент, особенно если учесть, что новым Кесарем станете вы. Про Сербов не скажу, но они постоянно воюют с уграми[174], союзниками Византии. Думаю, смена политики им понравится, тогда и доброго слова хватит. А вот русов в любом случае придётся убеждать силой.
– Убедим. Всё равно Рюриковичей пора отправлять обратно в Данию, слишком уж много их расплодилось для одной Руси, из них получится отличная штрафная центурия. Кстати, Ицхак, что там по поводу Дании? Собирается ли Кнуд VI[175] поддержать франков?
– Нет, Сир. Это исключено.
– Жаль. Но что поделаешь, счастье никогда не бывает полным. Ступайте отдыхать, милорды, завтра нам предстоит трудный день.
Восьмого февраля 1195 года прекратила своё существование Византийская империя. Прекратила вместе с правящим домом в полном составе, включая даже дальних родственников, вместе с высшим духовенством и наиболее влиятельными феодалами, которым не повезло оказаться в этот день в Константинополе. В распоряжении графа Савойи, кроме Святой Инквизиции и Псов Господних были ещё две центурии штрафников. Ничего не поделаешь, народ в наёмники шёл довольно специфический, на чужих ошибках учиться не умеющий, поэтому подразделения висельников пополнялись постоянно, они то и исполнили всю грязную работу, от описаний которой я в своих хрониках уклонюсь, чтобы не травмировать психику читающих женщин и детей. Хоть цель и оправдывает средства, но описания этих средств нужны далеко не всегда.
Девятого февраля был избран новый Вселенский Патриарх Кирилл I, а десятого он помазал на царство нового Базилевса, Ричарда I Плантагенета. С помазанием Ричард хотел повременить, сначала объявив Византию республикой, но соратники убедили его изменить решение. «Мы сделали то, что должно, и прятаться за республиканские тряпки – это трусость, Сир.» – прямо так и заявил ему адмирал-фараон, которого хоть и молча, но твёрдо поддержали Гийом де Баскервиль, Ицхак Левит и Патриарх Кирилл I.
Что с них взять… Люди древние и дикие, всё происходящее оценивают в очень узком диапазоне, будто подглядывают в замочную скважину. Ричард не боялся последствий этого шага, ему было наплевать, как это воспримут франки, но входить в историю Константинопольским мясником он не хотел. Не хотел, но пришлось.
Глава 4
Весть о взятии Ричардом Константинополя, достигла дворца Сите[176] семнадцатого февраля, всего на день позже известия о сдаче Женевы бешеному Роберту де Бомону, графу Лестера. Конечно, Женева – это ещё далеко не всё Бургундское графство, большинство замков на его территории до сих пор удерживалось гарнизонами франков, но сдача столицы была Знаком.
Прочитав донесение о падении Константинополя, Филипп-Август минут двадцать просидел неподвижно, как мраморная статуя, лишь холодный пот, стекавший из-под лопаток по позвоночнику, свидетельствовал о том, что он ещё жив. До короля франков внезапно дошло, что это не просто одна из войн, в которой можно чем-то поступиться, что-то уступить, откупиться, в конце концов, ради заключения мира, нет. Это была последняя война, которую невозможно закончить миром. Либо победа, либо смерть. А надежды на победу уже не было.
Датский король от союза отказался категорически, даже не став выслушивать, что ему за это предлагается, поляки деньги взяли, но после вторжения в Силезию бастарда Ричарда, герцога Богемии, рассчитывать на их помощь было по меньшей мере наивно, им самим теперь нужно было помогать, а получивший больше всех Базилевс, Алексей Ангел, уже оставил всё земное богатство проклятому Ричарду и сейчас исповедуется Святому Петру, перед вратами Рая. А скорее, чертям в Аду, сидя на сковороде.
Можно ещё было успеть устроить Ричарду пакость, вторгшись в Нормандию, но это уже ничего не изменит. Нормандию Ричард готов пожертвовать как пешку, ему такое развитие событий было бы даже на руку. Склонное к мятежам феодалов герцогство он готов сдать, слишком уж много местных баронов в нём склонялись на сторону франков. Сдать на время, чтобы отделить агнцев от козлищ, выявить скрытых врагов, а потом вернуться и всех их отправить следом за Базилевсом.
Чёртова Византия! Кто-же знал, что она настолько трухлявая, и падёт под ударом всего-навсего десятитысячного войска. Это при том, что пушки при взятии Константинополя не применялись, об этом известно из достоверных источников. Чёртовы пушки! Образец пороха раздобыть удалось, удалось и определить его состав, но это мало что дало. Купленные на вес серебра несколько бочонков «китайской соли» истратили на эксперименты, но результата добиться так и не удалось. Пушки, отлитые по образцу антиохийских, взрывались, убивая и калеча экспериментаторов, но стрелять не хотели. А та которая стреляла, получилась в четыре раза тяжелее оригинала. Такую можно разместить в городе, например, напротив ворот, но никак не маневрировать ей в полевом сражении. К тому-же, вся «китайская соль» доставлялась с востока контрабандой, и рассчитывать на регулярные поставки не приходилось.
Не приходилось рассчитывать и на вассалов. После того, как герцог Эд Бургундский и граф Людовик де Блуа приняли крест и отправились в Святую землю, первым желанием Филиппа-Августа было конфисковать владения дезертиров, он даже подготовил соответствующий эдикт, который так и не огласили. Архиепископ Реймса воспротивился этому категорически, заявив, что это вызовет немедленный бунт всех вассальных королю феодалов, даже самых лояльных. В таком случае всё закончится даже раньше, чем до Парижа доберутся германцы.
«Лояльных…» Филипп-Август поморщился. Лояльными теперь считались те, кто выплатил щитовые, а больше всех выплатил Ричард, будучи герцогом Нормандии, Аквитании, графом Анжу и Мэна. Сенешали его владений платили без напоминаний, даже не дожидаясь установленной даты, что выглядело хоть и завуалированным, но откровенным глумлением. Для Львиного Сердца установленные эти выплаты были каплей из моря его доходов и для всех посвящённых больше напоминали подачу милостыни. Откупиться предпочли даже те, кому для этого пришлось влезать в долги, а под знамя короля Франков встали только те сеньоры и рыцари, которым в долг уже не давали, и рассчитывать на их стойкость было по меньшей мере наивно.
Филипп-Август оказался в положении больного чумой, с которым опасались даже просто общаться, чтобы не подхватить заразу. Его уже списали и похоронили. Поддержку оказывали только церковные Пэры, которым категорически не нравилось происходящее в Риме. Они искренне считали Ричарда воплощением Дьявола, но какой с этого толк? Дьявол воевал в Северной Африке, Аравии и Константинополе, а до Парижа ему дела не было. На Париж надвигались оскорблённые потерей Бургундского графства имперцы, движимые вполне человеческими чувствами. Обвинить их в связи с Дьяволом-Ричардом? Засмеют. Становится посмешищем перед самой смертью не хотелось.
Да, именно смертью. Катастрофа приближалась неумолимо, ни отсрочить, не предотвратить её возможности не было, осталось только погибнуть так, чтобы потомкам не было стыдно, и спасти то, что спасти ещё возможно. В первую очередь сына.
– Монсеньор. – прервал затянувшуюся паузу король, посмотрев в глаза архиепископу Реймса, доставившему новость о падении Константинополя.
– Слушаю, Сир.
– Поручаю вам моего сына Людовика. Вы должны отвезти его к моему венценосному брату Ричарду. Я напишу ему письмо с просьбой о покровительстве Людовику и его достойном воспитании. Уверен, что Ричард не откажет, он не воюет с детьми. Отправляйтесь через Тулузу, где оставите на сохранение графу Раймунду мою казну, похоже, это всё, что я смогу оставить сыну в наследство. Деньги мне больше не понадобятся, а оставлять их в добычу германцам я не хочу.
– Вы уверены, Сир? Мне это кажется несколько преждевременным.
– Абсолютно уверен, ваше преосвященство. Начинайте готовиться немедленно и отправляйтесь как можно скорее.
– А вы, Сир?
– А я постараюсь погибнуть так, чтобы сыну не было за меня стыдно. И искупить тем самым хотя бы часть грехов. Ступайте, монсеньор. Чем раньше вы отправитесь в путь, тем лучше.
В конце февраля 1195 года у Спящего Леопарда появился собственный флот. Сразу после взятия Константинополя Ричард отправил ему шестнадцать шебекк и двадцать восемь галер, с подкреплением из второй терции Германского легиона, припасом для пушек, продовольствием, фуражом и приказом зачистить от греков Крым и закрепиться в устье Днепра-Славутича, пока не вскрылся лёд на реках.
Трудной задача не являлась. Лёд вскроется в апреле, так что в запасе было без малого два месяца, а достойных противников попросту не существовало. Матарху (Тьмутаракань) не пришлось даже штурмовать, она сдалась сразу, как только гарнизон и горожане поняли, что стоящее под стенами войско не боится гнева Базилевса и мимо не пройдёт. Поторговались пару дней, не без этого, но в итоге открыли ворота на условиях сохранения жизни и свободы. Практически приняли безоговорочную капитуляцию. Идти им всё равно было некуда, а все плавсредства достались победителям трофеями, как и всё прочее имущество. В итоге всех пленных определили в закупы, то есть в холопы с правом выкупа и направили на различные работы. Привычных к морю ловить рыбу, непривычных её солить, грамотных межевать землю под будущие посевы, а неграмотных собирать с полей камни.
– Ну что, Грегор. Пришла пора тебе становиться флотоводцем и полководцем. Из Корчева[177] гарнизон ушёл в Херсонес[178], но имея под рукой почти сто пушек и полсотни инженеров, возьмёшь ты его без особого труда. Дальше немедля выдвигайся в Кафу[179], там самый большой рынок рабов, а сервы нам очень нужны. После Кафы иди в устье Славутича и ищи место под крепость. На ерунду не отвлекайся. Херсонес, Кафа, укреплённый лагерь в устье. Как только вскроется Славутич, отправь несколько кораблей к порогам, пусть поищут там место под замок.
– Дожил на старости лет. – в ворчании сеньора Тира было столько наигранности, что он и сам себе не поверил, улыбнулся и благодарно поклонился – А ведь будто вчера я впервые посадил тебя на коня. Вот ведь время летит… Скоро уже и помирать.
– Помирать запрещаю. Во всяком случае до тех пор, пока не дойдём до Балтики. Мы с тобой выжили в чёртовой пустыне, а здесь посмотри какая благодать. Ничем не хуже нашей родной Шотландии. Это тебе добавит, как минимум, десяток лет, а за это время ты ещё королём успеешь стать.
– Будет тебе издеваться над стариком. Мало я тебя в детстве порол. Твой отец мне на это пенял, но я всё не находил повода. Сейчас вот повод появился, а возможности уже нет. Прав был старый Маккинли, пороть надо было впрок.
– Жениться тебе надо, старый ворчун. Бастардов наплодил, а законного наследника так и нет. Но этим займёмся после уже выполнения приказа.
– А тебе не надо?
– Тоже надо, но Лев мне запретил жениться без его одобрения. Но ты то не его вассал, а мой, тебя я сам женю.
– Ладно, Кенни, шутки в сторону. Кого ты мне отдаёшь?
– Всех, кто прибыл в пополнение. И весь флот. Я сгружу только необходимые припасы. Надеюсь, успеть дойти до Саркела по льду, степь уже через пару недель потечёт грязью.
– В пополнении только пехота, конных совсем нет.
– Пока они тебе и не нужны, а как доберёшься до порогов Славутича, наймёшь русов. После падения Константинополя их теперь много неприкаянных. Серебра у тебя хватает, в людях ты разбираешься, так что дружину соберёшь без труда. Как только разгрузишься, отправляй все галеры обратно. Своими трудами мы в этом году не прокормимся, нам нужно зерно, доклад об этом королю я напишу сегодня же. Вопросы есть, Грегор?
– Есть, Кенни, но к поставленной задаче они отношения не имеют. Задам их после, если сам ответов не найду.
– Тогда с Богом, старина, если что – не поминай лихом.
– Типун тебе на язык. – хрипло ругнулся старый шотландец и обнял своего воспитанника – Я ещё твоего сына на коня посажу.
Отправив подкрепление и снабжение Спящему Леопарду, Ричард занялся политикой. После помазания на царство в Константинополе, все крупные города империи присягнули ему без принуждения, в том числе и Смирна, к которой уже подступали сельджуки. Именно туда король и направился первым делом, оставив европейскую часть Византии на попечение Рудного воеводы, то есть, теперь уже Вселенского Патриарха Кирилла I. Корней Лютый был уже третьим из Пентархов, отказавшимся распоясаться и повесить меч на стену над камином, он всё так-же носил кирасу под мантией и передвигался верхом в седле, только лишь шлем согласился сменить на патриаршью тиару. Его новый Базилевс отправил наводить порядок в Адрионаполе[180] и договариваться с болгарами, а сам поспешил в Смирну.
С войском сельджуков к городу подступал сам Конийский султан Кей-Хосров, с которым Ричард пока не был знаком. Известие о смене власти в Константинополе застало сельджукское войско всего в пяти лигах от Смирны, где они и встали лагерем в ожидании прояснения сложившейся ситуации. Если Ричард и правда стал новым Базилевсом, то осадить присягнувшую ему Смирну значило начать войну с бешеными крестоносцами, которые не замедлят ударить в тыл из герцогств Эдессы и Антиохии. Было обидно, но следовало признать, что Лев своих обязательств не нарушил. Он никогда не говорил, что не собирается сам воевать против Византии. Да, теперь султану стало очевидно, что Ричард использовал его в качестве вспомогательного войска, которое оттянула на себя основные силы империи, оставив столицу и европейскую часть практически без защиты, но тот был полностью в своём праве, не нарушив ни одной буквы из заключённого договора. Этим можно было только восхищаться, если бы не было так обидно. Сельджуки уже дошли до Траппы[181], и после его взятия путь к Смирне был бы открыт, а Смирна была ключом к Эгейскому морю и расположенным на западе ничейной Греции, объявившей себя дурацкой республикой. Уже казалось, что сам Аллах отдал этих дураков под власть правоверным, но судьба лишь посмеялась над планами султана, в дело вмешался сам «Гнев Аллаха».
К лагерю сельджуков возле Траппы Ричард прибыл во главе символической свиты. Его сопровождала всего сотня рыцарей и оруженосцев, но беспокойства по этому поводу вождь крестоносцев не испытывал. Он распорядился вставать лагерем западнее города и отправил к султану гонца, с предложением встретиться. Можно было воспользоваться ситуацией и попытаться уничтожить «Гнева Аллаха», но во-первых, на его место заступит один из Демонов войны, которых у Ричарда было в достатке, один другого страшнее, во-вторых, Ричард всегда держал данное слово, как настоящий правоверный, поклявшийся на Коране, а его Демоны вряд ли будут вести себя так-же, в-третьих, вряд ли Львиное Сердце не обеспечил себе путь отхода, так что кажущаяся лёгкость его устранения наверняка была обманчивой, и, наконец, в-четвёртых, благодаря вождю крестоносцев Кей-Хосров стал обладателем одной из мусульманских реликвий[182], а это стоило как минимум простой человеческой благодарности. Поразмыслив, на встречу с Ричардом султан отправился взяв вдвое меньшую свиту, сем привёл с собой Ричард.
– Приветствую тебя, султан правоверных, храни тебя Аллах от глупых решений. У меня мало друзей среди мусульман, и не хотелось бы потерять надежду приобрести ещё одного. – вождь крестоносцев был на голову выше Кей-Хосрова и казался сплетённым из одних сухожилий. Одет он был вызывающе просто. Воронёная кираса, с закреплённой на левой стороне скромной брошкой[183], уже известные в султанате штаны, и берцы, украшенные лишь золотыми шпорами, а на голове стальная корона. Даже не корона, так назвать её было трудно, просто обруч с семью треугольными зубцами без каких-либо украшений.
Султан Кей-Хосров родился не кочевником и получил неплохое образование. Он свободно изъяснялся по-арабски и по-гречески, в достаточной мере владел лингва-франка и классической латынью и, разумеется, знал о философии стоиков. То, что перед ним сейчас стоит радикальный последователь этой философии, сомнений уже не оставалось. Султану на какой-то момент даже стало неловко за свой роскошный наряд.
– Благодарю тебя за то, что ты считаешь меня своим другом, «Гнев Аллаха».
– Я не сказал, что считаю тебя другом, султан правоверных, я сказал, что ты мог бы им стать в будущем, если между нами сейчас не случится войны. Я признаю твоими законными владениями всё то, что ты успел захватить, и даже этот городишко, как там его, ага Траппа, тоже будет твоим, но хоть один шаг дальше, будет уже началом войны между нами. Весь северо-западный берег, от Босфора до Смирны присягнул мне, теперь я за них в ответе. Но я не возражаю, если ты подчинишь себе Кавказ и получишь общую границу с Хорезмшахом. Грузинскому царству я защиты не обещал. Они не просили, а я не настаивал. Если тебе это интересно, гарантирую, что не буду вмешиваться. Через Кавказ ты получишь общую границу с единоверцами, и возможность расширять свои владения на восток. Будет куда отступить, случись между нами война.
– Я не хочу с тобой воевать, «Гнев Аллаха»!
– И я не хочу, султан правоверных. Ты честно выполняешь все договоры. Но мы с тобой не вечны, и кроме того, что оба воины, а значит постоянно рискуем жизнью, уже не так молоды. Что придёт в голову нашим наследникам ведомо лишь одному Аллаху. Но если ты имеешь возможность позаботиться о будущем сейчас, то почему бы этого не сделать. На Западе для тебя земель нет, а Восток огромен и сказочно богат. Индия, Китай – на них я не претендую. Разве что вы по дружбе уступите мне в них по одному порту для ведения торговли. Да и Грузинское царство очень неплохой трофей.
– Грузинское царство ведь христианское.
– Христианское. – кивнул Ричард – Но одного этого мало. Царица Тамара отказалась пропускать через свои земли мои войска, грузинская церковь не собирается признавать Пентархию и примат Папы, а значит теперь это секта. Мне их не жалко. К тому-же, если будет на то твоё желание, я готов поспособствовать заключению союза между тобой и Хорезмшахом. После взятия Самарканда у него возникли планы продолжения компании в восточном направлении. Такой храбрый и благородный союзник ему не помешает.
Султан Кей-Хосров на пару минут задумался, но подвоха в предложении вождя крестоносцев не увидел. На Запал ему путь очевидно закрыт. Даже если каким-то чудом удастся взять Смирну, противостоять чудовищной мощи, собранной Ричардом, он всё равно ничего не сможет. «Гнев Аллаха» играючи разделался с сарацинами и Багдадским халифатом, а ведь даже они казались султану неодолимыми противниками. Нужно было соглашаться, но не поторговаться при этом он не мог.
– Ты продашь мне пушки и припас к ним?
– Нет. – отрицательно качнул подбородком Ричард и улыбнулся – Если ты примешь моё предложение, я тебе их подарю. Двадцать пушек с припасами и обученными расчётами из числа пленных сарацин. Полагаю, что такие подданные тебе не помешают.
– Я согласен. – поспешно ответил султан повеселевшим голосом – Будем писать новый договор?
– Будем. Он пригодится нашим потомкам. – Ричард хлопнул ладонями и в шатёр вошёл его оруженосец – Несите, Джон.
Названный Джоном вернулся через минуту со старинной саблей и молча передал её Ричарду.
– Я отбил у сарацин пять мусульманских реликвий. Две из них передал Хорезмшаху и одну вам. Пусть и у вас будет две, вы это заслужили. Это сабля Пророка. Не парадная, золотая, а боевая, которой он сражался. Себе я оставлю только Коран, написанный Фатимой. Он будет храниться в Мекке и доступен для поклонения паломникам.
Султан Кей-Хосров молча встал, скрестил на груди руки и почтительно поклонился.
– Сегодня на этом всё, брат мой. – Ричард тоже встал и обозначил символический поклон – Занимайте Траппу, отпустите всех желающих уйти жителей и пусть ваш визирь вместе с графом Савойи составляют новый договор. Граф передаст вам подробную карту Кавказа с обозначением границ, которые нельзя пересекать. Единственное, вы пока не ответили насчёт союза с Хорезмшахом.
– Благодарю за бесценный подарок предложение о посредничестве, брат мой, но полагаю этот союз преждевременным. Сначала нам нужно разобраться с Грузинским царством.
– Воля ваша. – равнодушно ответил «Гнев Аллаха» – За безопасность графа Савойи отвечаете лично вы.
Глава 5
В Рим Ричард вернулся только в конце марта. К византийскому наследству, помимо земель и денег, прилагались ещё и накопленные за столетия проблемы. Казалось, что в этой чёртовой империи претензии были у всех ко всем и, начавший было в них разбираться, новый Базилевс, с каждым новым прошением справедливого суда от местных феодалов, зверел всё сильнее. Выход из положения подсказал Ицхак Левит. Он предложил не принимать судебные иски по одному, а назначить день, для приёма всех разом. Причём заранее объявить, что все неподанные в этот день иски будут признаны ничтожными, а принимать их будут только от заявителей лично, никакие стряпчие[184] допускаться к подаче не будут.
Пятнадцатого марта 1195 года на ипподром Септимия Севера, возле Большого Императорского дворца, явилось около шести тысяч сутяжников из числа наиболее зажиточных подданных Базилевса. Мелочовку отсеяли сразу, назначив пошлину в десять шиллингов за право подачи иска на суд императора. Пошлину собрали, иски приняли, а после всех склочников арестовали. На всякий случай. Как было объявлено, чтобы пытавшийся затеять несправедливую тяжбу не смог уклониться от ответственности. Пока же суд будет разбираться – кто прав, а кто нет, всем им предстояло послужить Родине и Базилевсу в формирующемся прямо сейчас Византийском легионе. Или внести залог в пятьдесят марок серебра.
Начавшуюся было бузу мгновенно пресекли легионеры Франкского легиона, блокировавшие все выходы с ипподрома, причём практически бескровно, убили всего-навсего двенадцать человек, а потом к тиронам[185] вышли центурионы, из числа искупивших свою вину висельников.
Через неделю залог внесли почти две тысячи склочников-кляузников, их иски разбирались в первую очередь. Судейскими тройками, в которые входили по одному представителю Святой инквизиции (рыцари ордена тамплиеров, либо госпитальеров), одному светскому (из числа рыцарей Ордена Героев, либо, заслуживших знак отличия Ордена, легионеров) и одному священнику (только из числа бывших братьев-воинов Русского ордена). Таких троек было сформировано ровно сто, и разбирали они по четыре дела в день, так что, когда Ричард отправлялся из Константинополя в Рим, со всеми внёсшими залог разбираться уже закончили. Претензии удовлетворили меньше чем сотне соискателей, а остальным назначили штраф. От двадцати до пятидесяти марок в дополнение к залогу, которые надлежало заплатить в казну в течении месяца под угрозой конфискации имущества.
Остальных разделили на две части: всех, кто был моложе сорока лет поставили в строй и отправили в учебный лагерь под Адрианаполем; а тех, кто старше, определили в городскую службу поддержания чистоты – убирать конский навоз, мести улицы и вывозить содержимое выгребных ям.
Ещё в наследство Ричарду достались наёмники. Около двух тысяч норманов[186], больше тысячи русов и почти пять тысяч разного сброда со всей Европы. С ними проблем не было. Дворцовые перевороты в Византии случались регулярно, и очередную смену власти «рабочие войны» восприняли равнодушно, как нечто само собой разумеющееся. Тем более, что служили они на границах империи, на политику плевать хотели, лишь бы им вовремя выплачивали жалование. Поэтому Ричард первым делом распорядился погасить задолженность прежнего Базилевса, ставки увеличил до размера выплачиваемых своим наёмникам, немного, всего на десятую долю, но всё равно приятно, а потом предложил привычным к морю норманам сформировать бригаду морской пехоты. Им предстояло поучаствовать в реконкисте юго-западной Испании и штурме прибрежных городов северо-западной Африки.
Русов, в основном конных лучников, он перевёл в Константинополь, распорядившись сформировать на их основе новую имперскую гвардию, подчинённую напрямую Вселенскому Патриарху Кириллу I, который по совместительству стал наместником Ричарда в Византии. А европейский сброд, который пожелал и дальше служить под знаменем Базилевса, отправил в тот же учебный лагерь под Адрианаполем, для комплектования Византийского легиона.
Все прочие вооружённые формирования были распущены. Феодалам разрешили иметь отряды для защиты своих владений, но выводить их за пределы категорически запрещалось. Свита сопровождения должна быть не более двадцати всадников, а если вывел больше, значит решил устроить разбой. С соответствующими последствиями. Такие банды было приказано истреблять поголовно, не дожидаясь факта совершения преступления. Превентивно, за одни только намерения.
Гарнизонами по приграничным крепостям был распределён Франкский легион, с задачей подготовить себе в течении полугода смену из местных жителей. Оставлять одно из наиболее боеспособных подразделений разлагаться в городах, было слишком расточительно, серьёзной угрозы Византии не было, даже враждебно настроенные болгары о вторжении не помышляли, с сельджуками мир и почти дружба, а греческие республики с упоением резались между собой. От бандитских шаек смогут отбиться и городские обыватели, если их немного потренировать и назначить толковых и ответственных командиров гарнизонов. Своё ведь будут защищать, кровное.
В Риме, на вилле Рауля де Лузиньяна, Ричарда дожидался отозванный из Женевы граф Лестер, Роберт де Бомон. Старый и верный друг, с которым король лично не общался уже два с половиной года. Только письмами, но это далеко не одно и то же.
– Я в восхищении, Сир. – низко поклонился граф Лестер – Вы совершаете невозможное.
– Невозможно – это слово из словаря глупцов, или лентяев, Роберт. – король по-братски обнял графа – Про вас тоже часто говорят, используя это слово. Присаживайтесь, граф. Джон, распорядитесь подать нам вина. Нет! Лучше джина. – дождавшись заказанного, Ричард отослал свитских и лично наполнил кубки на треть – Давайте Роберт выпьем за новую королевскую династию Бомон и лично за вас, как её основателя.
Не дожидаясь ответа удивлённого графа, английский король глотком осушил содержимое своего кубка. Роберт де Бомон выпил свою дозу мелкими глотками, смакуя, как выдержанное вино, но стоит отдать ему должное, даже жидкий огонь не изменил выражения его лица.
– Адская жидкость, Сир. Но стоит признать, что хоть пить её и трудно, но по жилам растекается лучше всякой амброзии[187].
– Вы её неправильно её выпили, друг мой. Надо было разом заглотить так-же, как я. Ничего, при повторе научитесь. И так, Роберт, я убеждён, что вы уже заслужили собственное королевство. Вам осталось его только захватить. Владения мавров в Испании и Марокко с контролем Гибралтарского пролива станут отличным королевством Бомон, с перспективой подчинить себе Португалию, часть Кастилии и Арагона. Кастилию вам придётся разделить с Наваррой, а на Барселонское графство короля Арагона претендует мой шурин Раймунд, но я уверен, что вы сможете договориться.
Граф Лестер «завис» минут на пять.
– Договориться сможем, Сир. И Раймунд, и Санчо благородные люди, но у меня не хватит сил для исполнения этой миссии. Для этого понадобится армия тысяч в тридцать-сорок опытных бойцов. Мне такого не потянуть.
– У вас есть я, граф. Я теперь настолько богат, что готов предоставить вам эти силы в благодарность за былые заслуги. Посчитайте всё тщательно и не торопясь, учитывая, что Тунис и Алжир одновременно с вами атакует герцог Бургундии, и дайте мне расчёт потребных сил: флот, артиллерия, кавалерия, пехота. Всё необходимое будет вам предоставлено. – Ричард поднял руку, пресекая споры – Я вам должен, Роберт. Позвольте мне возместить свой долг хотя бы материально. Это будет частичной компенсацией с моей стороны за вашу верность и благородство. Считайте, граф. Всё необходимое вам будет предоставлено. Джон, вина! Графу не понравился джин.
– Понравился, Сир. – несколько растерянно возразил граф – Не нужно вина. И жидкого огня больше не нужно, я хотел бы подумать. Позвольте мне удалиться?
– Ступайте, граф. Считайте потребные средства для предстоящей войны с запасом. Пусть лучше они не пригодятся, чем вы не выполните миссию. Дикси! – Ричард поднялся из-за стола одновременно с Робертом де Бомоном, и не дав возможности тому поклонится, снова обнял его – Мой казначей тоже изрядно вам задолжал, так что в запросах особо не стесняйтесь, Роберт. Этот плут уже наверняка богаче легендарного лидийского царя Креза. Сегодня я устраиваю ужин в вашу честь. Посидим в узком кругу, вспомним былое, подумаем о будущем.
Переговорив с графом Лестером, король Англии, Иерусалима, Египта и Сирии, Базилевс Византии, герцог Нормандии и Аквитании, граф Анжу и Мэна, направился в Латтеранский дворец. С местоблюстителем престола можно было говорить обо всём, что знал и планировал Ричард, как и с Папой. Но в отличии от Папы, Робер де Сабле не был постоянно рефлексирующим интеллигентом. Кардинал де Сабле собственноручно лишил жизни как минимум сотню рабов Божьих, поэтому обсуждать с ним можно было всё откровенно. Ричарду хотелось просто побеседовать и выпить со старым другом, но лицо кардинала выглядело озабоченным.
– Что случилось, Робер? Нас предали имперцы? Или Венецианцы?
– Нет, Сир. В левом флигеле дворца вас дожидается архиепископ Реймса.
– Пусть дожидается, я ему ничего не должен. Сначала я желаю пообщаться с друзьями, и только потом выслушивать попрошаек.
– В том-то и дело, Сир. Архиепископ привёз в Рим Людовика Капетинга, наследника Филиппа-Августа. Вот. – Робер де Сабле протянул Ричарду свиток.
Король Англии развернул пергамент и прочитал. Протёр глаза, прочитал второй раз. Приказал подать вина, осушил кубок и перечитал в третий раз.
– Честно скажу, не ожидал. – после длительной паузы прокомментировал прочитанное Ричард – Филипп-Август в жизни был подлецом и трусом, но решил умереть героем. Я всегда знал, что он умный, но такого не ожидал. Героическая смерть искупит ему все грехи. Он всё просчитал, уважаю. И где Людовик?
– Распорядиться пригласить его?
– Будьте любезны, Робер. Только без архиепископа.
– Разумеется, Сир.
Минут десять, до прихода наследника короля Франков, в Папской трапезной царила тишина. Каждый думал о своём, и у каждого хватало тем для размышлений. Наконец Джон Буль, старший оруженосец Ричарда представил пред очи короля восьмилетнего ребёнка. Гордого и тщательно скрывающего свой страх.
– Здравствуйте, Людовик. Присаживайтесь. Вы читать уже умеете?
– Здравствуйте, Сир. Я научился читать на латыни и по-гречески[188] два года тому назад. – Людовик присел на самый край указанного кресло, с такой прямой спиной, будто у него вместо позвоночника был железный лом.
– Тем лучше. – благодушно кивнул Ричард и передал сыну послание его отца.
Людовик прочитал пергамент один раз, отложил его в сторону и задумался на пару минут. Ни слёз, ни истерики. Настоящий принц.
– Я всё понял, Сир. Королём мне уже не бывать.
– Как знать, Луи. – Ричард постарался вложить в свои слова немного тепла – Королевств на свете много, гораздо больше, чем имеется достойных владетелей. Но королём Франков вам скорее всего и правда не быть. Я готов выполнить просьбу вашего отца и воспитать вас настоящим воином и полководцем. Тогда у вас появится шанс завоевать себе достойный трон. Сто семьдесят тысяч марок серебра в Тулузе дождутся, пока вы повзрослеете и будете готовы их потратить с пользой. Но стать настоящим воином не так уж и просто. Вы должны быть готовы к неизбежным лишениям войны и постоянно окружающей вас опасности. Не прямо сейчас, конечно, но лет через пять-шесть. Есть два варианта: первый – отправить вас в Сен-Жан-д'Акр, там вы в комфорте сможете выучиться многим наукам, станете учёным, но не воином; второй – могу прямо сейчас зачислить в свою свиту. Пока пажом. Вам это назначение может показаться унизительным, но я гарантирую, что сделаю из вас настоящего Демона войны, такого-же как граф Лестер, братья де Лузиньяны, или Ги де Дампьер. Выбирать вам, Людовик.
Восьмилетний принц задумался всего на минуту.
– Я хочу стать вашим пажом, Сир.
Передав принца на попечение оруженосца Джона, Ричард обернулся к Роберу де Сабле.
– Если Филипп-Август и правда погибнет как герой, этого малыша я с удовольствием усыновлю. Он напоминает мне меня самого в этом возрасте. Ладно, с этим закончили. Чем обрадуете Робер.?
– Есть чем, Сир. Высокую печь[189] мы построили и теперь можем лить в формы свинское железо[190], пытались, как вы советовали, продуть расплав подогретым воздухом, но пока ничего не получилось. Полыхнуло так, что заживо сожгло трёх рабов, однако мастера-мэтры признали этот путь перспективным, но они склонны к выводам, что продутое железо будет очень мягким.
– Гляди-ка, у нас уже рождается теоретическое металловедение. Ваши мэтры правы, Робер. Но пусть их это не смущает. Мягкое железо нам тоже понадобится, а как сделать из него оружейную сталь, я вам потом подскажу. А «свинское железо» вы уже можете лить?
– Наверное можем, Сир, но кому оно нужно?
– Никому, кроме меня. Помимо картечи, мне понадобятся надёжные опоры для нашей машинерии. На деревянных опорах точные станки смонтировать невозможно. Эх, видели бы вы станки будущего, Робер, но пока мы имеем только то, что имеем. Пусть начинают отливать станины для машин, позже дорастут до отливки декоративных решёток для оград, а ещё позже, смогут отливать из расплава розы с распущенными лепестками.
– Эту печь нельзя погасить, а угля она пожирает как не в себя, Сир. Скоро мы сожжём все леса в округе.
– Не успеем, Робер. Древесный уголь мы скоро заменим каменным, из Кардиффа. Там уже строятся специальные печи для выжигания из угля серы. Руду будем получать от свеев[191] и за каждую выплавку получать не меньше трёх тысяч фунтов стали. Организуйте сначала продувку расплава свинского железа разогретым воздухом, это самый сложный процесс, а потом я вам подскажу что делать дальше.
– Три тысячи фунтов[192]. Каждый день. Зачем нам столько, Сир?
– Это только для начала, чтобы научиться. – усмехнулся Ричард – На самом деле нам потребуется в тысячи, миллионы раз больше. Из стали мы будет строить корабли и мосты, производить инструменты для ремесленников и крестьян. Сами увидите, скоро три тысячи фунтов будет мало даже для одного человека.
– Приложу все усилия, Сир. – в голосе кардинала звучали нотки крайнего удивления.
– Бог в помощь, Робер. Передайте архиепископу Реймса, что Людовика я принял в свою семью. Сам я с ним встречаться не хочу. Надеюсь, у императора хватит ума разобраться с франкскими священниками по византийскому варианту. Не прощаюсь, приглашаю вас составить мне компанию за ужином на вилле Диктатора Рима. Проводим графа Лестера на войну.
– Обязательно буду, Сир.
Исторические очертания Колизея были почти восстановлены, во всяком случае снаружи. Внутри же царил производственно-творческий бардак.
– Как-то всё слишком медленно движется, друг мой Ицхак.
– Ты сам в этом виноват, друг мой Сир. Какого чёрта тебе понадобилось восстанавливать исторический облик? Кому он сейчас нужен, и кто его помнит?
– Мне нужен.
– Тогда себя и вини, что всё движется медленно. Это нелепое сооружение наверняка строили десятки, если не сотни тысяч рабов, а у меня под рукой и тысячи то не наберётся.
– Я тебя не виню, Ицхак. Просто высказываю сожаление. Мы уже готовы начинать биржевые торги, а строительству конца-края не видно.
– Эти сожаления являются плохо скрытым упрёком в мой адрес. И вообще, зачем нам ждать именно Колизей? Неужели ты думаешь, что на торги соберутся посмотреть пятьдесят тысяч человек? У нас пустуют два палаццо, любой из них можно привести в порядок довольно быстро.
– Пятьдесят тысяч, конечно, не соберутся, да и не нужны они на торгах. Мне хотелось связать начинающуюся новую эпоху с великим античным прошлым. Символизм, не более того. Впрочем, ты прав. Распорядись привести в порядок палаццо Бобони на Виминальском холме. Начнём там, а дальше посмотрим.
Глава 6
Семнадцатого апреля 1195 года, через два дня после празднования Воскресения Господня, из Суэца[193] на юг Африки отправились первые поселенцы-колонизаторы. Больше четырёх сотен шебекк приняли на борт почти пять тысяч человек (включая женщин и детей) и должны были доставить их в залив Мапуто, в устье реки Темб, где им надлежало основать город, строить укрепления и порт, который станет воротами Южной Африки для дальнейшей экспансии европейцев.
Путь на юг вдоль восточного берега Африки к этому моменту был разведан, картографирован и почти безопасен. Император Эфиопии Наакуето Лааб захватил Джибути и Могадишо, а один из бывших легионов Жоффруа де Лузиньяна, названный Аравийским, взял под контроль Аден. Пираты в этих местах стали явлением очень редким, а для такого сильного флота они и в лучшие времена опасности не представляли, так что реальная угроза исходила только от стихии. Хоть удобные для пережидания непогоды бухты и были уже нанесены на карты, риск внезапного тропического урагана, или ещё более внезапного цунами полностью исключить было невозможно. Они и в двадцать первом веке нередко становились проблемой, несмотря на все метеорологические спутники, а в двенадцатом только и оставалось, что положиться на волю Господню.
Гуго де Лузиньяна в этот поход Ричард не отпустил, флотом командовал вице-адмирал Анри де Грасье, который в прошлом году уже провёл эскадру до Мапуту и вернулся обратно, не потеряв ни одного корабля. Справился один раз, значит справится и второй, а третий и последующие уже станут привычными, как для водителя трамвая, который ходит по одному и тому-же маршруту. Сухопутные силы возглавил герцог Багдада Гийом де Баскервиль, а начальником его штаба был назначен граф Басры Жиль де Сольте. Оба молодые, оба послужили в свите Ричарда старшими оруженосцами, а потому бывшие хорошо знакомыми и даже друзьями. Храбрые, благородные и преданные. Такой молодёжи нужно было давать дорогу. Большую дорогу в Африку.
Помимо сервов, а их отправилось тысяча семей, главы которых обучались владению оружием и действиям в строю подразделений, в африканский поход отправились пять сотен миссионеров из числа пожилых братьев-рыцарей госпитальеров и тамплиеров, которым не захотелось медленно и бессмысленно угасать в Орденских замках, вспоминая прошлые битвы, три сотни добровольцев из числа братьев ордена Героев, полторы сотни артиллеристов и сотня инженеров.
Все сервы, отобранные для этого похода, кроме того, что они проходили обучение воинскому делу в течении целого года и снаряжены устаревшими для европейской войны доспехами, в бухте Мапуту должны были получить статус плебеев. То есть вольных граждан, у которых помимо обязанностей появлялись ещё и права. Обязанность была понятная, вставать в строй по приказу в случае угрозы, а права им даровались из древнего, то есть будущего (не возникшего пока будущего) билля о правах. Выделенная им в собственность земля не могла быть отобрано по произволу феодала, только лишь по решению суда, а в выборе судей все они принимали участие: один меч – один голос. Это была настоящая революция и проба социального лифта, но Ричард на неё пошёл. Всё-таки, всякие ненадёжные пока лифты лучше опробовать где-нибудь подальше, и под присмотром надёжных людей, а Южная Африка подходила для этого более чем. Случись там смута – смотрящие перебьют всех бунтовщиков, и никто ничего в Европе об этом не узнает. Хоть король и был уверен, что никакого бунта не случится, но на всякий случай подстраховался.
Кроме кнута был и пряник – возможность подняться на следующий этаж социальной лестницы. Герцог Багдада, Гийом де Баскервиль, приор-секретарь ордена Героев вёз с собой сотню знаков отличия Ордена на колодке, обладатель которого получал статус дворянина и десять рыцарских цепей, награждённые которыми переходили в сословие всадников, с соответствующим материальным поощрением. Был предусмотрен и спуск в социальном лифте. Отказавшийся встать в строй, или проявивший трусость в бою сразу становился сервом. Опять таки, решением выборного суда, ведь избирателями были только воины, а значит в судьи выбирались настоящие герои.
Да, это был всего лишь социальный эксперимент, но проводить его было нужно. Как говорила та бабка в анекдоте про коммунизм – учёные сначала на мышах пробуют. Запредельно цинично, конечно, назначить пять тысяч людей на роль лабораторных мышей, но другого выхода просто не было. Лучше утилизировать пять тысяч сейчас, чем пять миллиардов в будущем. Бог-Дед это оценит и поймёт, а на садиста-беспредельщика Отца, или нищего духом Сына, Ричарду было наплевать. В их дебильный Рай он попасть не стремился, там даже просто поговорить будет не с кем, кругом одни дебилы.
Кроме того, король категорически запретил обижать местных, какими бы убогими они не выглядели. Все земли было приказано выкупать по назначенной аборигенами цене. Даже с бонусом. Просят три меча – дай четыре, просят два щита – дай три. К тому-же категорически запрещалось насильно обращать в свою веру. Мало того, запрещалось обращать спонтанно, оглашенные должны провести в этом статусе хотя бы год. Допущение к религии должна была восприниматься ими как награда, и никак иначе.
* * *
Двадцать третьего апреля 1195 года в бывшем палаццо Бобони в Риме состоялись первые в этой истории биржевые торги. Продавали египетское зерно, вернее контракты на его поставку в Средиземноморские порты, а также имеющееся в наличии золото, в слитках весом по четыре скандинавских марки[194] и восточные пряности упакованные в ёмкости из стекла расфасованные по одному фунту[195]. Разумеется, вся торговля велась только за бумажные ассигнации, вернее казначейские обязательства, для здесь-же чего был открыт обменный пункт.
На большой объём продаж в первых же торгах Ричард не рассчитывал изначально, именно для этого и были приготовлены мелкие лоты пряностей, важно было начать, но к его удивлению, хотя курс обмена монет был установлен крайне низкий, практически на уровне весового серебра, разошлись не только пряности, но и треть выставленного золота, и даже был продан один контракт на поставку в Венецию десяти ластов[196] пшеницы. После окончания торгов, все неиспользованные банкноты было предложено обменять на новые биметаллические монеты, и вот тут начался настоящий ажиотаж. Каждый допущенный на биржу купец хотел получить хотя бы по одной монете каждого номинала, как минимум, а как максимум на всё принесённое с собой серебро. Неизвестно зачем, на сувениры, наверное. Ажиотаж возник такой, что многие пытались сбыть только что купленное купленное золото, но их мягко осадили. Покупать на бирже могут все, а вот продавать только брокеры, оплатившие такое право. Причём, продавать можно было всё что угодно, начиная от меди и олова и заканчивая услугами (например доставки грузов) и объектами недвижимости. И главное – биржа теперь будет работать постоянно, по четыре дня в неделю, а новые монеты и казначейские обязательства скоро начнут использоваться не только на биржевых торгах, но и в быту, потому как это очень удобно.
Сразу посыпались вопросы – Что такое брокер? Как им стать? И сколько их всего будет? Один из племянников Ицхака Левита (а у графа Савойи их было двадцать два), назначенный директором первой в этом мире биржи, обстоятельно ответил на все вопросы. Брокер – это допущенный к торгам купец, который имеет право продавать не только свои товары, или услуги, но и иметь клиентов, которым тоже есть что предложить. При этом брокер в ответе за все свои лоты, в том числе и клиентские, поэтому помимо покупки права вести торговлю, ему придётся внести на биржу депозит, который послужит покупателям гарантией. Брокеров будет ровно сто, а права будут распроданы на аукционе, но не раньше, чем число заявок превысит пять сотен. Да, заявки уже можно начинать подавать, но лучше с этим не торопиться. Брокер, которому нечего продавать, будет терпеть убытки, поэтому сначала займитесь поиском надёжных клиентов и определитесь со специализацией. Брокер, который сегодня торгует медью, завтра транспортными услугами, а послезавтра продаёт контракт военных наёмников вряд ли станет авторитетным. Подумайте, посоветуйтесь между собой, объедините усилия и тогда милости просим с заявками. Торопиться некуда, биржа – это навсегда. Может быть даже выгоднее подождать, пока торопыги разоряться и выкупить их место, чем заявляться не аукцион. Завтра торги обязательно состоятся, но пряности больше не будут продаваться лотами по одному фунту, у нас всё-таки биржа, а не бакалейная лавка. Золото тоже никуда не денется, не переживайте. Всем рекомендую посетить ресторан в западном флигеле, даже если вы прямо сейчас не голодны, аппетит непременно проснётся. До завтра, уважаемые.
Ричард и Ицхак Левит наблюдали первые торги свысока из закрытой ложи.
– Хороший мальчик. Умненький, воспитанный, общительный. – прокомментировал увиденное действо король, когда купцы начали расходиться – Ты прикинул, сколько он сегодня заработал?
– Так быстро я считать не умею, но как минимум марок сорок серебра.
– За первый день. Распродав только мелочёвку.
– Почти сто слитков золота – это не такая уж мелочёвка.
– Удивляюсь я тебе, Ицхак. Ты иногда умный, а иногда балбес балбесом. Что будут делать покупатели с золотом, когда цена на него начнёт падать?
– Продавать. – насупился граф Левит.
– Кому продавать, если цена на него падает? Ювелиры брать не будут, монеты мы принимаем практически на вес металла. Кому?
– Вернут обратно, на торги.
– Правильно, друг мой. Специи и зерно обратно уже не вернутся, а золото будет возвращаться постоянно. Каждый слиток будет перепродан здесь раз по десять, то есть на одной только комиссии мы вернём его полную стоимость. Биржа – это не лавка, где продал и забыл, биржа – это мост, через который перевозят товары и деньги, а мы собираем за это пошлину. Туда-обратно, туда-обратно. К тому-же имеем возможность этот процесс пришпоривать. Хорошо быть монополистом. А ты ещё ругался из-за Колизея.
– И правильно ругался. Если бы не потратили столько времени на восстановление этих дурных развалин, торги можно было начать полгода назад.
– Эх, Ицхак, Ицхак. Нет в тебе чувства прекрасного. Тебе что, денег не хватает?
– Лишних денег не бывает.
– Ещё как бывает. Деньги требуют защиты оружием, и если её нет, или не хватает, тебя просто ограбят, а то и убьют. Деньгам нужны товары в соответствующих количествах, иначе они будут обесцениваться. Чем больше обесцениваются деньги, тем больше ты будешь тратить на их охрану и в итоге потратишься полностью. Денег у нас уже гораздо больше, чем нужно, так почему бы за счёт них не преумножить в мире красоту? Не нравится тебе Колизей, бывает, ты вообще человек странный, так возьми и восстанови что-нибудь другое, термы какие-нибудь, их, развалин, целых четыре дожидаются реставрации.
– Зачем мне эти дурацкие термы? Помыться можно и в бочке.
– Можно, Ицхак. Можно даже не в бочке, а в речке. Можно и вообще не мыться, как кочевники. Но ты хоть и происходишь из племени беглых рабов, всё же не кочевник. Ладно-ладно, не дуйся. Не нравятся тебе термы, построй что-нибудь такое, что останется потомкам в наследие. Не для наживы, а чтобы они тебя помнили и благодарили. Кстати, нам скоро понадобится здание, новая курия, для заседаний Сената. Ты в него тоже войдёшь, поэтому строить можешь как для себя. Возьмёшься? Последнюю курию строил сам Цезарь. Ты можешь войти в историю, как человек хоть в чём-то превзошедший Легенду. Возьмёшься?
– Где строить?
– На историческом месте, разумеется. Там сейчас церквушка Сант-Адриано, но она никакой исторической ценности из себя не представляет. О её сносе я со Святым престолом договорюсь. Согласен?
– Согласен, если ты пообещаешь не вмешиваться.
– В процесс не вмешиваться обещаю, но проект ты представишь мне на утверждение. Очень не хочется получить монументальное уродство посреди моего прекрасного города.
– Твоего?
– А ты сомневаешься?
– В общем-то уже нет. Уговорил, берусь. Архитекторы и инженеры у меня есть. Только как я войду в Сенат? Владение одним графством Савойя едва потянет на патриция.
– Только одно графство, да, едва потянет, но рядом ведь Генуя и Пьемонт.
– Ещё не хватало мне затевать войну с Империей. У меня нет своего графа Лестера.
– Ты ползаешь своими мыслями по земле, как червяками после дождя, друг мой. Война не потребуется. Генрих влез в долги, чтобы закончить компанию против франков уже этим летом. Компанию то он закончит, в этом я не сомневаюсь, всё-таки почти сорок тысяч собрал, но добычи не возьмёт никакой, кроме разрушенных городов и замков, на восстановление которых опять таки потребуются деньги. Откуда он сможет получить?
– Но за Геную и Пьемонт он потребует не меньше ста тысяч.
– Я тоже так думаю. И ты их ему заплатишь, но при условии, что он признает объединённое владение королевством.
– Где я возьму сто тысяч?
– В моей казне, потом сочтёмся. Сегодня это стоит сто тысяч только потому, что Генрих повёл себя как азартный игрок в кости, удваивающий ставки после проигрыша. Стоит ему один раз выиграть, и цена сразу вырастет. Моментом нужно пользоваться. А денег ты заработаешь быстро. Сегодня первый день торгов, а твоя доля составит как минимум четыреста марок.
– Триста. Четверть моей доли получает Самуил.
– Ну, триста. Даже если так пойдёт и дальше, за год получится шестьдесят тысяч. Хотя, даже ты уже понимаешь, что дальше будет больше. Намного больше. Сегодня мы, считай, не торговали, а делали рекламу нашей бирже. Покупай, не сомневайся. Сегодня большие рыбы по три, а завтра будут мелкие по пять. Вовремя купить – это тоже мастерство. Даже, я бы сказал, искусство. Эта покупка войдёт в историю как настоящий финансовый шедевр.
– Почему же ты сам не купишь? – в голосе графа Савойи всё ещё слышался скепсис.
– Я сам и покупаю. Только твоими руками. Собственную политику ты проводить всё равно не будешь, без моей поддержки тебя сразу сожрут. Зато есть шанс, что ты станешь не только иудейским царём, но и пророком.
– Зачем тебе это?
– Сначала стань царём, и я тебе всё расскажу. Мелкому графу такие знания только навредят.
– Понятно, что выбора у меня нет. Без тебя меня и графом сразу сожрут. Ты отпускаешь меня в Аахен?
– Нет, конечно. Переговоры с императором мы поручим провести архиепископу Солсбери. Ещё не хватало, чтобы Генрих поставил тебя в строй, ты ведь пока его вассал.
– Я выплатил щитовые.
– За Савойю выплатил, а за Пьемонт и Геную нет. Устроить такую пакость император вполне может и будет в своём праве. Ты мой начальник штаба, глава агентурной разведки и казначей. Только мне и не хватало, что потерять тебя в чужой войне. Займись строительством курии для нового Сената.
Первое мая 1195 года стал в этой истории днём начала новой эпохи, эпохи великих географических открытий. В этот день из Равенны вышла эскадра из пяти каракк, под командованием адмирала-фараона, герцога Антиохии, Гуго де Лузиньяна, которой предстояло открыть Америку. Пройти контролируемый маврами Гибралтар для пяти кораблей, несущих на борту по двадцать пушек, было не сложной задачей. Неверные уже хорошо знали, что такое пушки, поэтому проблем с ними не возникнет. Проблемы возникнет у тех мавров, которых дурная голова отправит попытаться добыть славу в атаке, но таких вред ли найдётся много. Пушки на эскадре заменили на увеличенный калибр, а кроме чугунной картечи в корабельных арсеналах были начинённые нитрированным хлопком бомбы и книппели[197].
Кроме штатных абордажных команд, никаких войск адмирал-фараон с собой не взял, затевать какую-либо войну Ричард ему категорически запретил, отбирать земли силой тоже. Ему следовало найти остров Манхеттен и выкупить его у аборигенов к взаимному удовольствию, основать там поселение и обследовать акваторию Карибского моря. Поэтому нижние палубы кораблей заселили семьи сервов, а в трюмы, помимо припасов и товаров, были загружены пятьдесят чистокровных жеребят арабской породы. Двадцать пять кобыл и столько же жеребцов, закреплённых на всякий случай на ремённой подвеске, чтобы они не переломали себе ноги во время шторма. Все, конечно, до берега не доживут, но в случае чего, свежая конина станет неплохим дополнением к рациону, а даже половина выживших станет основой племенного хозяйства. После можно будет отправить другие породы, благо, островов у западного побережья Америки много, держать табуны в изоляции друг от друга сложности не представляло – идеальные условия для селекционеров-коневодов. Кроме жеребят, везли с собой овец и домашних свиней. Этих в простых отгородках, сколько выживет, столько и хватит, размножаются они быстро. Камбузы на кораблях были оборудованы спиртовыми горелками с запасом топлива из десяти трёхсотпинтовых бочек. Плюс на каждый был погружен перегонный куб (самогонный аппарат), чтобы можно было запастись топливом на обратную дорогу. Куры и голуби в клетках, семена пшеницы, ячменя и овса, сельскохозяйственный и шанцевый инструмент, всё погруженное у меня не хватит терпения перечислить, а у вас прочитать.
Ночь, накануне отплытия, Ричард и адмирал проговорили до рассвета. Король пытался донести до своего друга и соратника мысль, что он и без драки предстанет на том берегу Атлантики в качестве Белого Бога, а Богу не пристало воевать с дикарями, которые ещё даже железо не знают. И уж тем более Богу не следует вмешиваться в разборки дикарей между собой. Такое вмешательство будет позором, точно таким-же как вмешательство в драку между семи-восьмилетними пацанами вооружённого и закованного в латы рыцаря. Они там все как дети, их нужно учить и воспитывать, а не убивать. Заселять Америку всё равно пока некем, всё, что можно изъять из Европы, поглощает Африка, поэтому индейцев (именно так назвал Ричард американских аборигенов), следует привлекать лаской, как неразумную скотину. Доброе слово и собаке приятно, а они, хоть и дикие, но люди.
Нет, конечно, если кто-то из местных вождей посмеет бросить вызов Белому Бегу, его следует не просто убить, а разрубить на очень мелкие куски, но такое вряд ли случится. И религию пока в это вовлекать не стоит. Не поймут дикари подвига Христа. Пока не поймут. Поэтому Богом для них должен был временно стать герцог Антиохии. Никакого греха в этом нет. Здравый смысл грехом быть не может.
Глава 7
Девятого мая 1195 года поляки попытались атаковать лагерь Принца-Бастарды под Бреслау. Король Франков торопил их вступить в войну против империи, и хоть паны были себе на уме, понятия о чести у них имелись, поэтому открыто кинуть союзника никто даже не предлагал. Штурмовать Пражский Град, вступить в Бранденбург, или Померанию, им мешал герцог Богемии, успевший за зиму неплохо укрепиться в Силезии, неподалёку от Бреслау и собравший под своё знамя всё отребье: контрабандистов, браконьеров и просто бандитов, сформировав из них четыре «летучих» отряда, задачей которых было злить поляков. Именно злить, добыча приоритетом не являлась, все подонки поступили к Филиппу на службу и получали неплохое жалование. Нет, конечно, если им удавалось перехватить какой-нибудь обоз, добычей они не брезговали, но если эвакуация этой добычи была рискованной, то они просто вырезали конвои и всё сжигали.
Что было самым плохим для панов – Филипп прикормил все окрестные сёла, щедро расплачиваясь серебром за провизию и фураж, а также за трофеи и пленных. «Принц-Бастард отлично помнил наставление отца – «В партизанской войне победит тот, кого поддерживает местное население.» И вот, к девятому мая, собрав почти двадцатитысячное войско, Великопольский князь Мешко Старый приказал атаковать деревянные укрепления герцога Богемии. Конная атака была невозможна, из-за своих хлипких укреплений Филипп основное войско не выводил, поэтому Мешко спешил шляхтичей и послал их на штурм пешими, оставив пару тысяч для охраны ставки и обоза.
Едва получив сведения о подступающем войске, Филипп отправил Датский легион Генриха Вельфа по большой дуге, обойти панов с востока и встать заслоном с севера, конных отправил западнее, со строгим наказом не атаковать без приказа, а сам с артиллерией и вооружёнными плотниками остался оборонять ставку. Удачно всё получилось. Как раз шестнадцать бочонков привезённого с собой серебра уже показывали дно, и вставал выбор – взять и запеться за стенами Бреслау, либо лишиться поддержки местного населения. Когда герцог Богемии увидел приближающееся войско, в два раза превосходившее его силы по численности, он вздохнул с огромным облегчением. Приказ выполнен, осталось только победить и постараться при этом выжить. Именно в таком порядке приоритетов. Главное – победить.
Удивительно, но наёмные плотники сыграли в этой победе главную роль. Не оружием, нет. Устроенный ими за зиму Бург, или по-русски Кремль, был окружён засеками, которые обложили дёрном, во избежание поджога, оборудованы позиции для артиллерии и просеки для контратак. Паны ломанулись, как и принято среди самоуверенных идиотов, прямо в огневые мешки. До пушек, тем более до Кремля они так и на добрались. Потеряв до трети личного состава они сначала остановились, а потом начали пятиться. В этот момент им во фланг ударила тяжёлая кавалерия, получившая приказ к атаке сигнальной ракетой, а в тыл вломился Германский легион.
Князя Мешко Старого среди трупов так и не нашли. Видимо, его слишком глубоко втоптали в землю копытами.
– Вот и всё, брат. – подмигнул Филипп Генриху, разливая по кубкам джин – Приказ мы с тобой выполнили, теперь в своём праве. Какое королевство ты желаешь получить – Венгерское, или Великопольское?
– Да, уж. Я был уверен, что тебя сомнут, а мне останется только мстить. Позволь мне подумать над выбором. Честно говоря, мне ни поляки, не угры не нравятся.
– Понимаю, брат. Мне чехи тоже сначала не понравились. Таких трусов я до того ни разу не видел. Моих верблюжатников-ассирийцев в Святой земле называли трусами, но по сравнению с этим стадом овец, они были настоящими волками. Зато чехи работящие и сообразительные. Зеркало видел?
– Видел. Хоть это и не принесло мне удовольствия, если честно. Никогда не думал, что я такой урод.
– Глупости, брат. Сломанный нос и шрамы только украшают воина. Вспомни рожу Ле Брюна. Как у него после такого удара остался целым глаз – для меня большая загадка. Однако его невесте всего шестнадцать лет, а в приданное за ней Раймунд отдаёт Марсель. Сейчас это просто сеньория, но если граф Тулузы станет королём, это будет как минимум графство. И ты будешь королём. Бреслау откроет ворота уже завтра, в этом я уверен. Решай – куда дальше двинемся. Краков, или Буда.
– Марсель и графство Прованс ведь принадлежат королю Арагона.
– Пока принадлежат. Бреслау тоже пока принадлежит полякам, но уже завтра всё изменится. Решай – куда двинемся дальше, это должен быть твой выбор.
Генрих Вельф опрокинул в себя порцию джина, и задумался буквально на минуту.
– А куда бы пошёл ты, Филипп?
– Я? Даже не знаю, не думал об этом. Великопольское княжество больше, зато Венгрия контролирует Дунай, а значит и Австрийское герцогство. Стань ты польским королём, с запада и юга будут только имперские владения, а с севера одна нищета, с которой можно собрать только вяленую рыбу, зато у короля Венгрии по соседству болгары и сербы.
– У поляков на востоке Русь.
– А на Руси Спящий Леопард. Не знаю как, но если ты сунешься в его земли, живым из них не выйдешь точно. Даже если ты выставишь против него вдвое больше войск, Генрих. Нас с тобой называют Демонами войны, так вот – нам льстят, брат. По сравнению с Леопардом мы сущие дети. Я прослужил у него оруженосцем почти год и всё время удивлялся.
– Разумеется, я не собираюсь ссориться с сеньором Сидона, но он ведь ещё не завоевал Русь. Насколько мне известно, там целых девятнадцать[198] княжеств.
– Это верно. Но уверяю тебя, Леопард разберётся с ними раньше, чем мы с поляками.
– Тогда выбора нет. Берём Бреслау, зачищаем Силезию и двигаемся в Венгрию. Кроме сербов и болгар там ещё и половцы на востоке[199], так что скучно долго не будет. Нижнее течение Дуная и выход к морю – слишком жирное владение для кочевников. Ты собираешься распускать своих плотников? Они себя неплохо проявили.
– После взятия Бреслау предложу желающим новый контракт. Инженерная когорта нам в этом походе не помешает.
– Не помешает, хм… Я так думаю, что такую когорту необходимо иметь при каждом войске. А с пленными что собираешься делать? Их почти столько-же, сколько и нас.
– Пока не знаю, не думал, не до них было. Пусть их сначала допросят. Кто сможет заплатить выкуп – отпущу, а из остальных сформируем новый легион. Он пригодится графу Лестеру в Испании и Мавритании. Нормальных сервов из них уже не получится сделать, так что пусть и дальше воюют.
– Мудро! – Генрих Вельф плеснул в кубки джина – Ну что, отпразднует день рождения новой королевской династии Фальконбридж?
– С победой нас! – герцог Богемии сделал небольшой глоток и отставил кубок – Праздновать будем в Бреслау, Генрих, а пока есть время продемонстрировать горожанам, что мы нисколько не устали. Выдвигай свой легион под стены города. Раньше начнём – раньше закончим.
Пятнадцатого мая 1195 года состоялась первая стычка между русами Спящего Леопарда и русами Рюриковичей. Заняв византийский Саркел десятого апреля, как только просохла степь, сеньор Сидона, оставив в городе малый гарнизон и артиллерию, выдвинул своё войско к Днепровским порогам. Воевода Ратибор успел к этому времени разорить шесть кочевий половецких ханов, зимовавших между Доном и Волгой южнее Саркела и отобрать у них скот и рабов поэтому у каждого конного воина было по три-четыре вьючных лошади, что позволило выступить в этот поход без обоза.
Грегор Макалистер к этому времени успел окружить свой лагерь на левом берегу ниже Днепровских порогов рвом и валом. Галеры он, как и было приказано отправил в Константинополь, зато оставшиеся в его распоряжении шестнадцать шестипушечных шебекк ставили жирный крест на надеждах русских купцов вывести свои ладьи с товаром в море. Конницу сеньор Тира набрать не успел, поэтому сидел с одной терцией Германского легиона в лагере, под защитой пушек и контролировал реку. Вторую он оставил в устье Днепра, строить крепость.
Когда Леопард со своими чуть больше, чем тремя тысячами воинов и десятью тысячами степняцких вьючных лошадок подошёл к лагерю к лагерю своего бывшего воспитателя и оруженосца, вокруг него собралось почти десятитысячное вражеское войско. Две с половиной тысячи конной рати князей Ярослава Всеволодовича Черниговского и Ярослава Мстиславича Переяславского и около семи тысяч половцев.
Трёхкратный перевес Спящего Леопарда нисколько не смутил. У него под командованием было семь сотен европейских рыцарей, закованных в дамаскскую броню, да и две с половиной тысячи русов давно сменили свои дедовские кольчуги на новые кирасы, а пики на длинные копья. К тому-же все они были ветеранами войны за Святую землю.
– Молодец, Грегор, удачно встал. – прокомментировал увиденное Спящий Леопард, бережно пряча в кожаный чехол подзорную трубу – С кочевниками всё понятно, дикари и есть дикари, а у русов чьи знамёна, Ратибор?
– Черниговцы и Переяславцы, княже. Видать сильно их твой дядька[200] за яйца прихватил, раз они решили объединиться. Так-то они между собой не ладят.
– Не похоже, что они объединились. Дружины стоят раздельно.
– Эх, княже, не знаешь ты наших. Раз вместе воевать пришли, значит уже объединились. А чтобы слить дружины – такого просто быть не может. Это же пришлось бы одному князю к другому в подчинение пойти. Такое умаление достоинства для них горше поражения будет, даже в случае победы.
– Хорошие у вас традиции, мне они очень нравятся. – усмехнулся Спящий Леопард – Раз так, то мудрить не будем. Я беру рыцарей и ударю в лоб по дружине вон в том распадке, ты с псоглавцами свяжи боем второго князя. В лоб не бей, просто отвлеки на время, я развернусь и ударю им в тыл. Бывшую тысячу Никиты отправь пугать кочевников, вон те шатры, похоже, ставка их ханов, к ней можно прорваться, ударив в копьё, а братьев Ордена отправь по дуге на север, пусть перехватывают бегущих русов, они нам ещё пригодятся. Кочевников в плен не брать. Повтори.
– Связать переяславцев, в ближний бой не вступать, стойбище поганых атаковать в копьё. Русов перехватывать и пленять, половцев рубить.
– Всё верно, Ратибор. – кивнул Спящий Леопард, затягивая ремни крепления щита на левой руке – Покажем этим увальням, чего стоят настоящие воины.
– Покажем, княже. – обозначил поклон воевода, широко улыбаясь – Поганых всех рубить, даже ханов? За них можно немалый выкуп взять.
– Всех. – закрепив щит, сеньор Сидона поднял своё копьё, давая знак готовиться к атаке – Всё, что мы возьмём сейчас с них выкупом, недоберём потом добычей. Хотя, одного хана постарайся захватить живым. Поспрашиваем сначала, а потом видно будет. Ступай, Ратибор. Начало атаки по сигналу ракетой. Надеюсь, Грегор догадается атаковать своей пехотой обоз.
– Обязательно догадается, княже. Дядька у тебя очень мудрый, жаль, что у меня такого не было. Атакуем по сигналу ракетой. Если что – не поминай лихом. – воевода русов тронул коня и громко свистнул, призывая сотников.
Чего не ожидали князья Рюриковичи, так это немедленной, прямо с марша, атаки втрое меньшего войска. Втрое меньшего численно, но не качественно. Хотя откуда им было об этом знать? Семьсот рыцарей ордена Героев, взяв разгон с холма атаковали вдвое превосходящие силы растерянных черниговцев галопом и прошли через их неподвижный строй, почти не снижая скорости, как горячий нож через масло. Чудом уцелевший в этой атаке Ярослав Всеволодович попытался отвести остатки дружины к обозу, но в этот момент из лагеря вышла ощетинившаяся алебардами терция Германского легиона. Надвигалась она неспешно, всё-таки полный доспех легионера весил без малого сто[201] фунтов, но неотвратимо, как лесной пожар. Спящий Леопард, остановив свой отряд на вершине ближайшего холмя, чтобы не запалить коней, минут десять рассматривал разгоревшуюся битву, выбирая цель для следующего удара. Черниговцы побежали, но это не беда, их есть кому перехватить. Грегор со своей пехотой уже подбирается к обозу, Ратибор, мерзавец, вместо того чтобы возглавить псоглавцев, с бывшей тысячей герцога Триполитании ударил по ставке ханов, прорвался и сейчас её с упоением вырубал и вытаптывал. Псоглавцы полукольцом караколировали вокруг переяславцев, и обстреливали их из луков, не давая тем отступить, угрожая в этом случае копейной атакой в спину. Всё-таки кони у крестоносцев были гораздо лучше. Половцы же просто разбегались в разные стороны. Плевать, пусть бегут. Как воины они уже закончились, пусть послужат вестниками о надвигающемся с юга ужасе. Можно было ударить переяслывцам в тыл, как и было задумано раньше, но теперь это было уже излишним. Кеннет Маккинли опустил копьё и приказал горнисту играть сигнал отбоя атаки. Битва замерла, только вдали Ратибор вырубал стойбище половецких ханов, а братья-воины Русского ордена полукольцом прижимали к Днепру бежавших черниговцев. Грегор с пехотой уже подступил к обозу, защищать который было некому. Спящий Леопард отдал команду рыцарям ордена Героев оставаться на месте, а сам со свитой оруженосцев и пажей направился к окружённым переяславцам. Навстречу выдвинулся небольшой отряд, но без княжеского стяга.
– Сберегли хоть князя-то, мужики? – на хорошем русском осведомился сеньор Сидона у возглавляющего переговорщиков боярина.
– Ранен князь. – мрачно ответил боярин – Только мы не мужики, а опоясанные воины.
– Серьёзно ранен? – проигнорировал вторую часть Спящий Леопард.
– В его коня три стрелы попало, взбесился, скинул князя и по ноге его оттоптался. Отнимать ногу придётся.
– Не повезло. – участливо кивнул Кеннет Маккинли – Я бы предпочёл погибнуть, чем жить без ноги. Знаешь меня, мужик?
– Ты сонный пардус[202], один из демонов войны Дьявола Ричарда. Только я не мужик, мужики землю пашут, а я воин.
– Знаешь меня, это хорошо. Но ты не знаешь, чем отличается настоящий воин от мужика. Это мужику плевать, кто с него подати будет собирать, а воин всегда предпочтёт смерть в бою бесчестью плена. Ты оскорбил моего короля, назвав его дьяволом. Предлагаю тебе ответить за свои слова в поединке. Конёк у тебя хлипкий, больше на ишака похожий, поэтому биться будем пешими. Если ты меня победишь – всех вас отпустят, вместе с раненым князем, даю слово «Сонного Пардуса» – кровожадно усмехнулся Спящий Леопард – Ну а если нет, то все ваши горе-воины сами разоружаются и ждут моего суда. Согласен, боярин, попытаться доказать мне, что ты не мужик, а настоящий воин?
– Я согласен, Пардус. Дай мне время оповестить дружину, князь пока без памяти, а меня все могут и не послушать. Они все знают, что мне с тобой не тягаться. Найдутся такие, которые предпочтут умереть.
– Оповести, конечно. – благодушно кивнул сеньор Сидона – Всех желающих мы убьём, пусть отойдут в сторонку, чтобы не перепутать. Даю тебе время, пока тень вон того тополя не ляжет на вон тот валун. И даже не надейся, что черниговцам удастся сбежать. Ступай мужик, оповести своих и приготовься к смерти. Помолись и переоденься в чистое.
Едва ускакал боярин со свитой, с широкой улыбкой, во все тридцать два зуба подъехал Ратибор, ведя за собой лошадку, с навьюченным на неё телом кочевника в расшитом золоте халате.
– Всё исполнено, княже. Всех поганых вырубили, кроме этого.
– А скажи ка мне, друг мой Ратибор, какой приказ я тебе отдавал? – вместо глаз, у Спящего Леопарда, упёршегося взглядом в переносицу воеводы были две замораживающие льдины, улыбка слетела с лица тысячника моментально.
– Атаковать переяславцев с псоглавцами. Но ведь всё хорошо получилось, княже. Победителей не судят.
– Это у вас не судят, а у нас очень даже запросто. Ты теперь не бандой командуешь, а частью моего войска. Сегодня я не стану тебя убивать, воевода, но запомни навсегда. Это последнее нарушение приказа, которое я тебе прощаю. В следующий раз я лично отделю твою дурную голову от тела. Ты меня хорошо понял, Ратибор?
– Отлично, княже! Такого больше никогда не повториться. Что с этим делать? – тысячник псоглавцев кивнул на привезённого с собой пленника.
– Сначала допросите, а потом посмотрим. От него воняет, как от козла, поэтому возить мы его с собой не будем. Если расскажет что-нибудь интересное – отпустим, а на нет и суда нет, голову отрубим и оставим воронам на корм.
– Слушаюсь и повинуюсь, княже. – повеселевшим голосом ответил Ратибор и развернул своего жеребца.
– Вовремя ты успел, Кенни. – к Спящему Леопарду подъехал сеньор Тира на трофейном коне.
– Только не начинай благодарить, старина, ты бы легко отбился от этих дикарей своими силами.
– Отбиться бы может и отбился, но победы бы не было. Я слышал, ты вызвал на поединок какого-то боярина?
– Ты правильно слышал. Вызвал.
– Зачем тебе это, Кенни? Они сложат оружие без всякого поединка.
– Все не сложат, кого-то придётся убить, а это будут лучшие. Боярина я постараюсь не убивать, но тут всё зависит от крепости его шлема, головы и удачи. Эти русы почти наши воины. Даже те, кто откажется от присяги мне, сгодятся графу Лестеру. Кстати, старый ворчун, волок теперь контролируем мы. Когда ты сможешь поднять выше порогов хотя бы половину шебекк?
– Третьего дня восемь подниму.
– Займись этим Грегор, не мешай мне своим ворчанием вершить политику. Перед порогами скопилось много купцов, добыча нам не помешает.
– Мало я тебя в детстве порол…
– Дождись моего сына и пори его как следует, чтобы не получился такой-же разгильдяй, как я. Милорд Грегор Макалистер, вы приказ поняли?
– Понял, Кенни. – вздохнул старый шотландец.
– Вот и исполняйте, милорд, о прочем после поговорим.
Едва тень от тополя коснулась валуна, к месту ристалища подъехал боярин русов. Спешился, перехватил поудобнее щит и крутанул мечом, четь большим легионерского гладия. Спящий Леопард щита не взял. В левой руке у него была сабля, а в правой меч полуторник. Кроме того, он был без шлема, а ярко синие глаза смотрели на боярина с неподдельным интересом. Примерно как на шестиногого зайца.
– Как твоё имя, воин?
– Андрей Кобыла.
– Я не вижу, чтобы твои воины разделились, Андрей. Они все решили умереть?
– Нет, Пардус. Они все решили выжить.
– Ну вот, а ты ещё спорил. Научить мужика владеть мечом – это ещё не значит сделать воином. Но из этих я сделаю. Погибнут многие, но оставшиеся воинами станут. Атакуй, боярин.
– Ты не наденешь шлем?
– Всё, что мне было нужно, у меня уже есть. Заканчивай болтать и атакуй, иначе я тебя просто зарублю.
Естественно, первую свою атаку боярин Андрей направил на коротко стриженную непокрытую голову, чисто на рефлексах, чего и следовало ожидать. Спящий Леопард легко отразил рубящий, как мужик топором, удар меча саблей, правой ногой пнул в бронзовый умбон щита, а когда тот покачнулся и потерял равновесие, со всей дури отоварил его по шлему. Мечом. Плашмя.
– И тебя я тоже научу. Воин. Боярин. Андрей. – пробормотал Кеннет Маккинли повернулся к пленным русам – Сброю на землю, она вам больше не понадобится. Буду учить вас воевать по-настоящему.
– На Русь мы не пойдём. – раздался голос из глубины мтроя.
– На Руси мне такие жалкие мужики, как вы, и не понадобятся. Вас ещё учить и учить, на это полгода уйдёт, а на Русь я выступаю уже завтра. Кто готов умереть прямо сейчас – отходи влево. Остальные – сброю на землю. Когда боярин очухается – будет вашим командиром. Князя немедленно к моему лекарю. Ну, что уставились? Бегом марш!
Глава 8
Восемнадцатого мая 1195 года Ричард покинул Рим и отправился в Святую землю. В Европе всё шло, как и было запланировано, кровавая развязка приближалась и лучше было оказаться как можно дальше от того геноцида, который император Генрих обязательно устроит франкам. Тем более, что в Аравии всё уже было готово к окончательному решению сарацинского вопроса и взятию Мекки и Медины. Готово даже не столько в военном плане, если бы это потребовалось, их можно было занять и год назад, теперь этот шаг не вызовет гнева мусульман, во всяком случае не всех. Совместное владение с Хорезмшахом Басрой показало, что мусульмане и христиане в мире жить вполне способны. Не вызовет гнева это и у подданных Великого султана Конии, а исмаилиты-хашашшины, давно живущие в окружении христиан, даже предложили помощь, для скорейшего разрешения этого вопроса. Слишком сильно успели досадить всем своим соседям сарацины, слишком нагло они себя вели на пике своего могущества. Салах ад-Дин был доблестным воином и талантливым полководцем, но политиком абсолютно бездарным. После его смерти, созданная им империя сразу распалась, что в той истории, что в этой. Этот урок нужно было выучить не только самому королю, но и его потомкам. Потомкам даже важнее.
В свите Ричарда сопровождали два восьмилетних пажа, его родной племянник Артур Бретонский, наследник герцогства Бретань и Людовик Капетинг, пока ещё наследник короля Франков. Впрочем, пажами они только числились, никаких обязанностей у них не было, кроме учёбы. Король лично с ними занимался часа по два в день, в основном математикой и физикой, но случались уроки географии, обществоведения, экономики и даже философии. Владению оружием принцев обучал старший оруженосец короля Джон Буль, настоящий виртуоз фехтования, а теологии архиепископ Кентерберийский Хьюберт Уолтер. Впрочем, изучению мракобесия уделялось гораздо меньше внимания, чем прочим наукам. Оно, конечно, будущим христианским владетелям пригодится, но только как вспомогательный инструмент управления, поэтому давалось малыми дозами, чтобы не дай Господь не пробудить в неокрепших мозгах религиозный фанатизм.
В Сен-Жан-д'Акр, до сих пор считавшийся официальной столицей Ричарда, во всяком случае, именно там постоянно проживала королева Изабелла с малолетним наследником Генрихом-львёнком, полгода назад рождённой дочерью Алиенорой-младшей (которую Ричард ещё ни разу не видел), приёмной дочерью Марией Монферратской и приличествующем статусу двором, от которого монарх-воин старался держаться подальше, чтобы не озвереть, эскадра короля Англии, Иерусалима, Египта и Сирии прибыла шестого июня.
Город впечатлял. Он оброс пригородами, скорее даже районами, причём застроенными по единому архитектурному плану, который не допускал строительства всякого уродства, а те стены, которые когда-то штурмовали крестоносцы теперь окружали небольшую, на общем фоне, городскую цитадель. Сразу чувствовалось, что Изабелла правит здесь железной рукой. Любил ли Ричард супругу? Сложно сказать. Ему уже исполнилось тридцать восемь, а любовь – это гормональный сбой, который обычно случается в более юном возрасте, но уважал он свою королеву искренне. Кроме уважения, он испытывал к Изабелле ещё и благодарность. Не только за рождение наследников, но и за её деловые качества. Совсем ведь ещё молодая женщина, а взвалила на себя неподъёмный для самого Ричарда груз – руководство самым блистательным двором христианского, а может быть и всего мира, без наличия которого он выглядел бы в глазах прочих владетелей не настоящим монархом, а бродягой-воином, древним ярлом-викингом. Короля, как не крути, играет свита, а если в твоей свите одни головорезы, то и отношение будет соответствующим. Как минимум настороженным, а скорее затаённо враждебным. Боятся – значит уважают? Это так, но к вершине властной пирамиды уже поднялись те, кого Ричард считал своими друзьями и соратниками. Они его не боялись, а дорожа сложившимися отношениями пугать он их и не хотел. Мог, возможности для этого имелись, но не хотел. Оставшись без друзей, он станет монархом на ледяном троне, пусть даже недостижимо высоком, но ледяном, который растает сразу после его смерти. Изабелле же хватало времени и сил на содержание двора, который, возможно, войдёт в эту историю зачинателем новой эпохи. Эпохи Возрождения.
Она привечала самых талантливых архитекторов, скульпторов, музыкантов и литераторов. Тех хлыщей, которых Ричард терпел с большим трудом, но имена которых станут в истории гораздо более значимыми, чем имена военных героев. Это было несправедливо, но увы, так оно всё и будет. Именно эти хлыщи станут именами новой эпохи и, благодаря Изабелле, эти бледные, но талантливые немощи, украсят своими творениями его эпоху. Эпоху Короля-Льва. Так что Изабеллу он любил, но зрелой любовью, которая складывается из уважения и благодарности, и жена отвечала ему тем-же. Их встреча, после почти годичной разлуки, плавно перетекла в ночь, которой позавидовали бы многие новобрачные, но от описаний подробностей в своих хрониках я уклонюсь, чтобы их могли читать даже дети. Интимные подробности на сцену лучше не выставлять. Никто ведь из писателей не описывает, какой был у героя утренний стул, не расписывает в подробностях его плотность и запах, хотя он случается каждый день и является очень важной частью жизни любого человека, даже короля и королевы. Секс я отношу к такой же физиологической потребности, которую следует описывать лишь до момента – за ними закрылась дверь в опочивальню, а через девять месяцев кто-нибудь родился.
Утром, поцеловав Изабеллу, Ричард пообещал, что обязательно навестит её после взятия Мекки и Медины и отправился в Яффе, где назначил заседание военного совета, на котором впервые должен был присутствовать мусульманин. Глава исмаилитов-хащашшинов выразил готовность не только поддержать короля в Аравийском походе военной силой, но и принести ему оммаж[203]. Для Старца Горы Абу Мансура, «Гнев Аллаха» был тем, кто поднялся выше всех существующих религий. Пока не Пророк, но только потому, что он ничего не пророчествовал, но это был уже и не обычный смертный. Кроме Старца Горы, на совет были призваны проживающие в Святой земле сподвижники времён начала крестового похода: герцог Триполи Ги де Дампьер, успевший жениться, стать сеньором де Бурбон и обзавестись наследником, но по-прежнему исполняющему должность лорда-канцлера Святой земли и верховного судьи; отчаянно храбрый любимец фортуны, шалопай и баламут, герцог Алеппо Рауль де Лузиньян, которого иначе чем Римским Диктатором никто не называл; мудрый и осторожный, но надёжный как скальный хребет, герцог Эдессы Томас Гилсленд; Великий Магистр Госпитальеров, кардинал Жоффруа де Донжон, и присоединившиеся к походу позже: герцог Триполитании Никита Шатун; герцог Бургундии и шурин Рауля де Лузиньяна Эд III; граф Блуа, Шартра и Шатодена, Людовик Блуа-Шампанский и, конечно, незаменимый граф Савойи Ицхак Левит, начальник штаба, казначей и руководитель агентурной разведки.
Увы, но своей дорогой пошли адмирал-фараон, Гуго де Лузиньян, отправившийся открывать Америку, шурин и собутыльник Раймунд, герцог Среднего Египта и граф Тулуза, как раз сейчас планирующий войну против короля Арагона за графства Барселоны и Прованса; «Кара Господня», Роберт де Бомон, граф Лестер, который отбил у арабов и мавров Мальорку и сейчас сидел в Пальме в ожидании подкреплений; Великий Магистр ордена Героев, сеньор Сидона, Спящий Леопард, который готовил Русь к нашествию Орды, Принц-Бастард, герцог Богемии, а в скором времени король Чехии и Силезии; Оттон Вельф, пока не признанный граф Бургундии и титулярный граф Александрии (где, кстати, по его инициативе начали восстанавливать знаменитый Александрийский маяк), его старший брат Генрих, граф Дамиетты, который сейчас готовится стать Венгерским королём; герцог Багдада Гийом де Баскервиль и его начальник штаба, граф Басры, Жиль де Сольте, отправленные покорять Южную Африку.
Десять дней, которые ушли на сборы военного совета, Ричард потратил на инспекцию гарнизонов Яффе и Иерусалима, общение с Папой и бывшей женой, Беренгарией Наваррской, посещению тамплиерскому НПО[204], которое из земляного форта уже превратилось в роскошный замок на северо-западе Яффе и испытание их новинок. Новинки порадовали. Особенно ручные гранаты в ребристом чугунном корпусе с начинкой из нитрированного хлопка. Пока с фитильным запалом, но бензиновые зажигалки редкостью уже не были. Хоть на рынке они и стоили по цене золота на вес, гренадиров снабжали ими как необходимой экипировкой. Бертолетову соль синтезировать, хоть и в малых количествах, уже получилось, значит недалёк уже день получения более совершенных взрывателей, капсулей и, самое главное, спичек.
Папа, Целестин III, хоть и принял Ричарда радушно, довольно толсто намекнул, что ему сейчас не до гостей. Он готовит модель Вселенной, в которой Земля не является её Центром, и на это уходят все его старческие силы. Успеть бы до смерти закончить этот труд, так что для досужей болтовни времени просто нет. Кстати, новый календарь в целом одобрили и определили дату перехода на него, 1200-й год начнётся с первого января, а продолжится двенадцатым. И никакого насилия, никакого скандала (при этом Папа укоризненно глянул на короля-бродягу), точно так-же нужно вводить и новую концепцию модели Вселенной (ты, конечно умный, но всё равно дурак, тебе лишь бы мечом махать, так что слушай старших). Ричард указал на ещё две планеты Солнечной системы, которые в современный телескоп заметить было невозможно, отобедал со стариком в греческом ресторане Иерусалима, получил от него благословение для своих воспитанников-пажей, особенно важное для Людовика Капетинга и отбыл в Яффе на большой военный совет.
– Итак, милорды, все мы знаем, что в Аравии голод. Сарацины сожрали уже не только лошадей, но и верблюдов. Мы контролируем не только все основные оазисы и колодцы на севере Аравии, но и Аден – ключ к Йемену и Оману. Наличные у нас морские и сухопутные сила могут завершить операцию за месяц. Но есть одна проблема – я не хочу вырезать сарацин. Думайте про меня что хотите, но я считал, и продолжаю считать, Салах ад-Дина настоящим рыцарем, хоть и другой веры. Его сын, аль-Афдаль, возможно, заслуживает смерти, но не те герои, которые сражались под его победоносным знаменем. Им нужно предложить выход, не нарушающих понятия о чести воина. Поэтому говорить мы сегодня будем не как обычно, передавая слово от младшего к старшему, сегодня мы планируем не военную, а политическую операцию. Представляю вам графа Абу Мансура. Он, помимо своего, уполномочен говорить слова Хорезмшаха и Великого султана Конии. Все названные мной, не являются сторонниками и вдохновителями войны против Детей Книги[205], которая является прямым нарушением заповеди Пророка. Мусульмане готовы встать с нами в общий строй, чтобы покарать неверных в своих рядах. Сарацины и арабы слишком обнаглели, даже в глазах своих единоверцев. Но мне всё равно не хочется устраивать резню. Хоть мусульмане и считают меня «Гневом Аллаха», а христиане Дьяволом. Ни славы, ни чести, нам такое деяние не принесёт. Граф Абу Мансур – сегодня ваше слово первое.
– Благодарю тебя, «Гнев Аллаха». – Старец горы встал и почтительно поклонился – Я, теперь граф Абу Мансур, вы знаете по прежним временам как Старца Горы, уполномочен мусульманами доверить свою судьбу величайшему из великих, знающему будущее, но скрывающимся пока от верующих Пророком. Так и было предсказано. Махди должен пожить среди нас простым смертным, пусть даже и королём, заявив о себе только в момент критической опасности для всех нас, Для всех Для всех Детей Книги. К меня нет никаких предложений по вопросу ведению военной компании. Я не считаю себя достойным советовать Избранному, но двенадцатитысячное войско мы ему готовы предоставить по первому требованию. Среди них не будет ни одного предателя, иди труса, клянусь в этом своей жизнью.
– Благодарю тебя, Старец Горы. – если Ричард и скривился, то только мысленно – Военных сил у нас давно хватает, хотя твоих воинов мы обязательно задействуем. Ты ничего не ответил на мой вопрос – что делать с сарацинами. Их ведь там тысяч триста…
– Они в полной твоей воле «Гнев Аллаха». Раз они до сих пор не смогли разглядеть Пророка, значит слепы. А зачем жить слепцам? Только мучиться. Я, недостойный принимать решения, просто убил бы их всех.
– Net uzh nahuy! Fanatiki chyortovy… – пробубнил себе под нос Ричард – Нам нужны лояльные имамы для контроля над Святыняи. Кому попало, я их доверить не могу. Предупреждаю сразу, что за малейшее проявление нелояльности – буду сразу без суда рубить им головы. Я не собираюсь осквернять ваших Святынь. И в Мекке, и в Медине будет категорически запрещено появление христиан. Святыни мы возьмём под контроль, туда мне нужны только правильно настроенные имамы. Но и от твоего войска я не отказываюсь, оно очень пригодится графу Лестеру для покорения Испании и Мавритании. Я думаю, будет справедливо, разделить мусульманские святыни между суннитами и шиитами. Поскольку ты здесь, выбирать город тебе, граф.
– Я выбираю Мекку.
– Да будет так отныне и во веки веков! Граф де Блуа, нас ожидают какие-то сложности?
– Жара, Сир. Сейчас такое пекло, что лишний шаг сделать лень.
– Не думайте, Людовик, что это только для нас проблема. Сколько воинов вам предоставил император Эфиопии?
– Он готов выделить тысяч десять, но воины они дерьмовые, Сир.
– Зато к жаре привычные. Берём всех. Негус мне давно задолжал, пусть расплатится, хотя бы частично. Чем они вооружены?
– Старьём, Сир. Кольчуги, гладиусы и скутумы снятые у нас с вооружения.
– Годится. Их задачей будет только обеспечение водой Аравийского легиона, инженерного корпуса и орудийных расчётов. Граф Людовик де Блуа!
– Я, Сир.
– Признаю вас герцогом Йемена и Омана по праву меча. Пустынную Аравию, а так-же Мекку и Медину я забираю к коронный домен. Написанный Фатимой Коран будет выставлен для поклонения паломниками в Мекке. В новый римский сенат войдут не только христиане. Сенаторами достойны стать Старец Горы, Великий султан Конии, Хорезмшах и мой начальник штаба, еврей Ицхак Левит, пока граф Савойи.
– А я? – растерянно спросил герцог Бургундии.
– Вы, вне всякого сомнения, Эд. Бургундия заслуживает место в Сенате, даже без учёта Карфагена и Туниса, но я уверен, что вы и его завоюете. Кроме того, в числе сенаторов будут все пять Пентархов. Я буду первым принцепсом Сената, но не долго, пока Спящий Леопард не закончит свою миссию на Руси.
Он будет для вас и Принцепсом и Цензором.
– А вы, Сир? – голос Рауля де Лузигьяеа прозвучал довольно смущённо.
– А я буду писать мемуары, брат мой. Кроме них учебники и пособия. Этого, кроме меня, никто сделать не сможет. Кстати, Рауль, поздравляю вас с рождением наследника. Бабы – это Вселенское зло, но кроме них никто не может рожать нам наследников. Итак, Мекку и Медину занимаю лично я, во главе Строительного легиона и собственной свиты. Граф де Блуа берёт под свою руку Йемен и Оман, а также эмираты на восточном берегу Аравии. Герцог Бургундии, которому придаются сила графа Абу Мансура, занимает Тунис, или, как раньше выражались – Карфаген. Кстати, герцог, вам давно пора жениться и представить нам наследника.
– Я подожду, пока дозреет до брака Мария Монферратская, Сир.
– Зачем вам этот ни к чему не пригодный Монферрат? – искренне изумился Ричарл.
– Мария – ваша приёмная дочь. А Изабелла, уж простите, но она настоящая королева. Породниться с Плантагенетами – для меня большая честь, Сир.
– За Марию я кроме Монферрата ничего не дам, Эд.
– Вы уже дали мне шанс завоевать Тунис, неужели вы думаете, что я ничего не понимаю, Сир. Марию я готов взять в жёны даже без Монферрата.
– Не ожидал от вас такого, герцог, но если хотите – ждите, конечно… Невесте пока и семи лет не исполнилось. Помолвить мы вас можем, но до законного брака пока далеко.
– Я дождусь, Сир. Как показывает практика, и бастарды бывают чрезвычайно полезными.
– Не увлекайтесь этим, Эд. Бастард хорош, пока он один. Филипп был самым натуральным бандитом, пока я не определил его оруженосцем к Спящему Леопарду. У вас есть свой Спящий Леопард?
– Нет, Сир. Зато он есть у вас. Мои бастарды вступят в его войско, он и сам этого не заметит. Кстати, Сир, давно хотел вас спросить – Вы бы одолели Леопарда в поединке?
– Не знаю, Эд. Но такого поединка никогда не случится. Кеннет Маккинли спас мне жизнь от лихорадки, а я свою жизнь очень ценю. Завтра мы выступаем на завоевание Медины и Мекки, милорда. Командующий войском – граф Людовик де Блуа. Времени нам осталось только поспать. Расходимся, братья.
Глава 9
Пятнадцатого июня 1195 года имперское войско осадило Реймс. Под стены города Генрих VI Гогенштауфен привёл тридцатитысячное войско, из которых почти десять тысяч латной кавалерии. Ещё восемь тысяч, в основном пехоты, он оставил охранять тыл, блокировав Мезье, Ретель и Гранпре[206]. Император пребывал в благодушном настроении, по его сведениям, Филипп-Август смог собрать всего пятнадцать тысяч, из которых только пять были конными. Благодушие на войне чревато большими неприятностями, эту мысль до него когда-то донёс Принц-Бастард, но более чем двухкратный численный перевес расслабил Генриха, а следом за императором расслабились и остальные. По цепочке, сверху вниз: сначала ближний круг, потом командиры меньшего ранга, потом простые рыцари и так далее до последнего обозника.
Генрих VI военного опыта не имел. Он всего один раз поучаствовал в бою под Грацем, да и то не в качестве полководца, тогда ему хватило ума передать командование более опытному Филиппу де Фальконбридж. На этот раз, на свою беду, император решил сам стяжать славу победителя. В отличии от Генриха, Филипп-Август опыт имел, в том числе и печальный, когда был бит вдвое меньшими силами графа Лестера. К тому-же он внимательно изучил «Историю третьего крестового похода», судя по всему, написанную лично Ричардом, хоть автор этого труда и не был назван. Король Франков по многу раз переигрывал в уме описанные там битвы, а потому был уверен, что численное преимущество является гарантией победы только при встрече противоборствующих сторон в чистом поле, а такого на войне не случается никогда. Ну, или почти никогда.
То, что войну он в итоге проиграет, сомнений не было. Даже пятнадцать тысяч король собрал с большим трудом и резервов у него не осталось совсем, в отличии от имперцев, которые привели только добровольцев. Если возникнет нужда, они смогут собрать ещё тысяч двадцать-двадцать пять. Но войну проиграть ведь тоже можно по-разному. Можно бесславно отсиживаться за стенами, сдавая по очереди крепости и замки, оттягивая тем самым свой конец, а можно попытаться выиграть хоть одну битву, даже если ценой победы станет собственная жизнь. Филипп-Август выбрал второе.
К Реймсу войско короля Франков выдвинулось двумя колоннами. Вся пехота, с обозом двигалась навстречу имперцам по дороге, через Мо, Шато Тьерри и Шатильон, под командованием, надевшего королевский доспех, графа де Куси. Конных у него было пять тысяч, но из них всего пять сотен настоящих воинов, причём наименее опытных, и четыре с половиной тысяч мобилизованных сервов, играющих массовку на заднем плане. Поскольку колонна на марше растягивалась почти на лигу, а «артисты» следовали в её арьергарде, была надежда, что что разделения сил имперцы не заметят. Сам же Филипп-Август, взяв с собой четыре с половиной тысячи самых опытных, и наняв в проводники браконьеров, огибал Реймс лесами, погрузив припасы на вьючных лошадок.
Двадцать пятого июня отряд под предводительством короля Франков, незамеченным вышел на позицию для решающей атаки. Имперцы вели себя беспечно, как будто прибыли не воевать, а развлекаться и охотиться. Реймс они осадили, но укреплений вокруг лагеря не строили, ставка императора расположилась на небольшой пологой возвышенности северо-восточнее города. Сутки Филипп-Август потратил на изучение вражеского лагеря. Вьючных лошадей разгрузили и лесами же отправили обратно, чтобы создавать как можно меньше шума, костров не разводили, питались всухомятку, но имперцы вели себя настолько безалаберно, что, пожалуй, такая предосторожность была излишней. Дозоры они высылали только на юго-запад, в сторону Шатильона, откуда неспешно приближался граф де Куси со своим бродячим театром.
Ночь с двадцать пятого на двадцать шестое июня король Франков провёл на крайнем в лесу дереве, лично изучая позиции в подзорную трубу и прикидывая возможности. Шанс был. До полуночи не занятые в осаде имперцы пировали и обильно выпивали, после полуночи лагерь затих, а перед рассветом задремали и караульные, которые и находясь на посту не отказывали себе в радостях жизни. Утром Филипп-Август приказал всем, кроме дозорных, отдыхать, назначив атаку на предрассветный час следующей ночи.
За час до рассвета двадцать седьмого июня, обмотав копыта своих коней заранее припасённым тряпьём, франкские рыцари начали разгон для атаки, направлением на шатёр императора. Имперские караульные заметили их, когда атакующим до лагеря оставалось примерно триста туазов[207] и они уже переходили в галоп, то есть до удара оставалось чуть больше минуты. Тревогу поднять они успели, но вот подняться по тревоге не успел никто. Выстроенные в пятнадцать шеренг по тридцать рыцарей в каждой, франки смели ставку императора, почти не снижая скорости, и устремились на северо-запад, по дороге на Гранпре. Шокированные имперцы даже не пытались их преследовать, просто некому было отдать такую команду. Император погиб, его младший брат, герцог Швабии, Конрад II Ротенбургский погиб, а стройной иерархии у имперцев не было. Ещё один брат Генриха, Оттон Гогенштауфен остался командовать силами прикрытия тыла и находился в лагере у Ретеля, а остальные сеньоры друг другу не подчинялись.
Филипп-Август, атаковавший в первой шеренге, получил случайный арбалетный болт в правое плечо. Пустяковая рано, но она в итоге оказалось смертельной. Отдав свой дамаскский доспех графу де Куси, король облачился в свои старые кольчужные латы. Хоть кольчуга и была двойного плетения, болты из новых арбалетов она не держала. В рану попало два кольца, лоскуток поддоспешника и к тому-же обломался кончик гранёного наконечника самого болта. На адреналине король Франков не придал значения такой пустяковой ране, а когда отряд оторвался и остановился чтобы дать передохнуть коням, болт достали и перевязали рану, лишь бы остановить кровь. Всё на скорую руку и это стало причиной трагедии. Когда добрались до Ретеля и разогнали блокирующих замок имперцев, король уже едва держался в седле. У него поднялся жар и началась лихорадка. Сепсис, о котором тогда ещё ничего не знали. Двое суток король не приходил в сознание, на третьи наконец открыл глаза. Началась кратковременная предсмертная ремиссия.
– Вам легче, Сир? – обрадованно поинтересовался граф Суассона Рауль III, вытирая испарину со лба короля.
– Легче, граф. Одной ногой я уже на том свете, она приняла на себя основную тяжесть. Не перечьте, мне осталось совсем немного. Чем всё закончилось?
– Император и герцог Швабии погибли. Маркграф Бургундии снял блокаду с Мезье и Гранпре и присоединился к основному войску, но пока его командующим не признали.
– Не удивительно. Маркграф, потерявший своё графство. Оттон Вельф его уж точно не вернёт. – мстительно улыбнулся Филипп-Август – Мы получили отсрочку, Рауль, но войну мы проиграем. Не в это лето, так в следующее. Но, скорее всего, уже в это. Имперцы оправятся быстро, почти все имперские князья собраны при войске под Реймсом, нового императора они выберут быстро. Слушайте мой последний приказ, граф. Не ввязываясь в стычки, отправляйтесь в Париж. Соберите все королевские регалии и отвезите их моему сыну. Моё прощальное ему письмо в малом кабинете, в бюро у западной стены. Других бумаг там нет, только большая королевская печать, так что не перепутаете. Дворец Сите приказываю сжечь. Ополчение распустите, заберите с собой только верных рыцарей и отправляйтесь к Ричарду. Мой сын скоро подрастёт и ему понадобятся воины. Королевство уже не спасти, но это не значит, что его невозможно отвоевать в будущем. Вы сделаете это для меня, граф?
– Клянусь, Сир!
– Это была славная битва. – ещё раз улыбнулся король – Зовите архиепископа. Господь дал мне время подготовиться к Высшему суду, не будем его терять. Ступайте, граф. Удачи вам и благодарю вас за верность.
Филипп-Август не видел, как у выходящего из опочивальни, матёрого вояки графа де Суассон текут по щекам слёзы.
Король Франков оказался прав, имперцы опомнились довольно быстро, и стали ещё злее. Пощёчина, которую нанёс им Филипп-Август, хоть и заплатившей за это своей жизнью, была гораздо обиднее потери Бургундского графства. Императором они единогласно выбрали Генриха Вельфа, по прозвищу Лев, бывшего герцога Баварии и Саксонии, а сейчас находящегося при смерти старика, маркграфа Брауншвейга и Люнебурга, а командующим армией Генриха I, по прозвищу Смелый, графа Брюссельского, герцога Брабанта и Нижней Лотарингии, графа Лувена и маркграфа Антверпена. Опытного полководца и бесстрашного воина. Замена командования, как и предсказал перед смертью король, не сулила франкам ничего хорошего.
Генрих Смелый быстро привёл в порядок своё воинство и уже через две недели пал Реймс, дорога на Париж оказалась открыта, а защищать его было некому. Граф Суассона не только исполнил приказ короля, но и предупредил жителей Парижа, что им лучше, пока не поздно, отправляться в Нормандию, Аквитанию, Бургундию, или Тулузу. Всё равно куда, хоть в Святую землю, лишь бы подальше от озверевших имперцев. Из так и не состоявшейся в этой истории Франции, под отблески горящего дворца Сите, начался массовый исход беженцев. Люди забирали самое ценное, поджигали свои дома и отравлялись на запад, или юг. Имущества было, конечно, жаль, но жизнь всё равно дороже, а времена нынче суровые, понятие гуманизма ещё не только не родилось, но и не было зачато. Все отлично сознавали, чем закончится вторжение разъярённых тевтонов.
В конце июня 1195 года, сеньор Сидона Кеннет Маккинли, «Сонный пардус», как его называли местные русы, разогнал кочевников на десяток дневных переходов орды от Днепра, перетащил волоком выше порогов три десятка шебекк и встал лагерем юго-восточнее Киева. Сдавшихся ему после майского сражения черниговцев и переяславцев, Спящий Леопард погрузил на доставившие ему припасы галеры и отправил в Константинополь. Где их лучше использовать – в Африке, или Испании, пусть решает Львиное Сердце, самому Леопарду эти неумехи были не нужны. К нему и без пленных стояла очередь добровольцев на найм. Не так уж любили русы Рюриковичей, несмотря на три века их правления, они большинством населения до сих пор считались грабителями, ничем не лучшими кочевников-половцев. Не отправил милорд Маккинли только двух пленных князей.
Как и предсказывал Ратибор, едва вскрылся ото льда Дон, на юг потянулись целыми родами. На ладьях, лодках и даже плотах. Жаль, что в этом году уже не успеют ничего засеять, а значит кормить их предстояло целый год. Скота у кочевников забрали много, на год хватит точно, но зерно приходилось завозить, причём чем дальше, тем больше. Вторгшиеся в Грузинское царство сельджуки подняли волну беженцев грузин и армян на север, а им тоже требовалась еда. Каждый день. Взятие Киева до сбора урожая стало вопросом выживания. Не выживания войска, оно то как раз прокормится, а выживанием сервов, или по-русски холопов.
– Что скажешь, Грегор? – спросил Спящий Леопард, убирая в чехол подзорную трубу. Уже новую, большей кратности и чёткости изображения, присланную с последним караваном.
– Что тут скажешь, Кенни… Бург деревянный, у нас в Шотландии такие уже лет триста не строят. Но место хорошее, отсюда всю степь можно контролировать. Наладим разведку и будем бить кочевников как подсвинков на охоте.
– Это и без тебя понятно. Я тебя про город спрашиваю. Начнём штурмовать – наверняка сгорит. Князь то с дружиной наверняка сбежит, а пострадают только горожане. Не по душе мне такое варварство. Мы ведь их освобождать пришли, а не обездоливать.
– Может и не сгорит, тут уж как Бог даст. – равнодушно пожал плечами Грегор Макалистер – Отправь Ратибора, пусть предложит им сдать это нелепое подобие города. Там дружина небольшая, а жителей тысяч сто.
– Что скажешь, Ратибор? – Спящий Леопард посмотрел в глаза воеводе псоглавцев.
– Добрый ты, княже, великодушный. Другой, на твоём месте, про смердов бы и не подумал. За что я тебя и люблю. Переговорить могу, но что предложить князю? Отпустишь его с дружиной и казной?
– Отпущу. Там не казна, а слёзы. Пусть проваливает. Отвези ему пленных князей, безногий как раз уже очухался. Пусть расскажут о своих приключениях, так им легче будет думаться и, будем надеяться, убережёт от ошибочного решения. Погрузи их в телегу и просто оставь перед воротами. Скажи, что у них ровно три дня, чтобы успеть скрыться. Чем раньше начнут, тем дальше уйдут. По реке мы их не пропустим, пусть уходят на север посуху. Если на переговоры выйдет кто-то из горожан, объяви, что грабить мы не будем. Присягнут мне, и будут жить как раньше.
– За пленных можно выкуп взять, княже. Зачем их так просто отдавать?
– Мы сюда пришли не выкупы брать, Ратибор, а всю державу под свою руку. Возьмём сейчас выкуп – его же недоберём потом добычей. Сделай, как я говорю.
– Сделаю, княже.
Сутки спустя, дружина князя Рюрика Ростиславовича покинула стольный град и отправилось вдоль берега Днепра в Смоленск. Входить в город Спящий Леопард не спешил, он вообще городов не любил, в них клопы, нечистоты и прочая грязь. Через сутки после ухода киевского князя, сеньор Сидона окружил город дозорами и начал ждать делегацию с ключами от города. Горожане пришли утром на третий день. В шубах! Летом! И в меховых шапках. Навстречу им тронулись втроём, верхами. С собой Кеннет взял только Грегора и Ратибора.
– Здорово, киевляне. Вы чего летом в шубах, холодно вам здесь? Могу отправить вас в Африку, там теплее.
– Здравия тебе, Сонный Пардус. – ответил на приветствие старик в собольей шубе и горностаевой шапке – Нам жарко, но невместно боярам одеваться как смердам. Ты обещал не грабить город. Крепко ли твоё слово?
– Крепко, старик. – Спящий Леопард жестом остановил уже замахнувшегося плетью Ратибора – Как мне тебя называть?
– Первак Замята, меня зовут, крещён Никифором. Городской боярин.
– Тебя горожане старшиной избрали?
– Так, Сонный Пардус.
– Называй милорда князем поганец. – вспылил Ратибор снова замахиваясь плетью, но опять был остановлен жестом.
– Называй меня так, как тебе удобно. В ваш город я входить не хочу, но это не значит, что он мне ничего не должен. Мне срочно нужны пять тысяч строителей в устье Днепра. Платить буду по ногате в месяц за каждого работника. Вам, если соберёте умелых холопов, вольно наёмным на руки. Если к утру пять тысяч не соберёте, воевода Ратибор завтра сам займётся наймом. Услышал ли ты меня городской боярин?
– Соберём, княже. К утру всё будет исполнено. – с облегчением кивнул Первак-Никифор, косясь на тысячника псоглавцев.
– Вот и славно. – кивнул коротко стриженной непокрытой головой Спящий Леопард – Дождёмся утра и продолжим беседу. Я теперь никуда не тороплюсь, до осени мне вашу всю Русь всё равно не успеть завоевать, поэтому время есть. Ступай боярин.
– Прости, княже. Позволь задать вопрос.
– Задавай боярин, за ответы я серебра не требую.
– Что делать с купцами? Пороги ты перекрыл, а у нас и смоляне и новгородцы скопились в изрядном количестве. Воду мутят, к бунту подбивают. Своих то мы угомоним, но что с пришлыми делать?
– За пороги не пущу никого. Кто желает торговать прямо здесь, пусть приходят с предложениями. Милорд Макалистер их выслушает сам, или назначит уполномоченного. Если случится бунт, я сожгу ваш нелепый городишко, так что в твоих интересах бунта не допустить. Тех, которые мутят воду, разрешаю лишать жизни и товара. Мне до них дела нет, с тобой потом поторгуем. Кстати, вы тут ещё не слышали, что в Константинополе новый Базилевс? С кем эти смутьяны торговать собрались?
– Слышали, княже. Но Базилевс у них часто новый, а купцы всегда старые.
– Вот ведь племя Золотого Тельца. – усмехнулся Спящий Леопард – Передай этим дуракам, что даже если они умудрятся каким-то образом обойти меня, в Константинополе их просто ограбят. Нет больше старых купцов. Есть таможня и новый закон. А милорд Макалистер, хоть и не так много, как рассчитывают эти христопродавцы, но заплатит серебром. Впрочем, я думаю, что киевлянам приезжих смутьянов проще перебить и расторговаться самим. Ещё вопросы есть, городской боярин?
– Коли ты в город не входишь, то кто будет князем?
– А зачем вам князь?
– Князь – это князь. – искренне удивился вопросу Первак-Никифор – Он высший суд.
– В святой земле хозяин Ричард Львиное Сердце, но высший судья там герцог Триполи, Ги де Дампьер. Пусть и вас будет так же. Я буду хозяином, а ты судьёй. Можешь занять княжий детинец, мне он не нужен. Но с одним условием.
– Внимательно слушаю, княже.
– Город нужно перестраивать в камне. Я пришлю вам архитектора, а ты подумай, какой для этого придётся ввести налог. Впрочем, мы уже ушли слишком далеко от насущных забот. Если я завтра не увижу здесь пять тысяч работников, мы зря говорили. Ступай, боярин, Бог в помощь!
Глава 10
В Сен-Жан-д'Акр Ричард вернулся двенадцатого июля 1195 года. Основные новости он уже знал, но подробности его очень удивили. Филипп-Август сумел не просто красиво закончить свою жизнь, хотя его последняя битва была настоящим эпическим подвигом, который люди будут помнить тысячу лет, описывать в книгах и снимать в фильмах, он сумел расколоть единых до того дня имперцев аж на четыре противоборствующих лагеря.
Избранный император, Генрих Вельф, которого все считали лежащим при смерти, получив имперскую корону, за которую всю жизнь сражался со Штауфенами, воспрял духом и неожиданно для всех пошёл на поправку. Чудом Господним, не иначе. Да, старому Генриху уже исполнилось шестьдесят шесть лет, но кто сказал, что это предел? Матушке Ричарда, Алиеноре Аквитанской уже семьдесят один, но она переселяться в лучший мир пока не планировала. Почему бы и старому Вельфу не пожить ещё несколько лет? Ясности ума он не утратил, жизненной энергии тоже, подводило только телесное здоровье, но Ричарду было известно, что многие болезни происходят от нервов, и, похоже, что здесь был как раз тот самый случай.
Первым эдиктом императора Генриха VII Вельфа было признание своего сына Оттона маркграфом Бургундии по праву меча. Это не могло не вызвать гневной реакции бывшего владетеля графства Оттона Гогенштауфена, младшего брата так глупо погибшего под стенами Реймса императора. Впрочем, непримиримая вражда между домами Штуфенов и Вельфов длилась уже почти полвека и являлась привычной, став за это время традицией. Новой стороной назревающего конфликта была партия сторонников Генриха Смелого, графа Брюссельского, герцога Брабанта и Нижней Лотарингии, графа Лувена и маркграфа Антверпена, победителя франков. Но самым неожиданным для Ричарда было появление партии его собственных сторонников. Причём, хоть основания для этого были юридически небезупречными, и это ещё мягко говоря, он не был одним из имперских князей, всего лишь опекуном Монферрата, но поддерживающая его партия была самой многочисленной. А ведь пальцем о палец для этого не ударил, сработала репутация. Жалко, что епископ Солсбери Губерт Готье не успел договориться о покупке Пьемонта и Генуи графом Савойи, хотя… Всё, что не делается, всё к лучшему. Старый Генрих был мужем сестры, а его сыновья не просто племянниками, но и входили в ближний круг короля Англии, Иерусалима, Египта, Сирии и Аравии.
Да, теперь уже и Аравии. Завоёван полуостров пока не полностью, сарацины и арабы ещё удерживали несколько замков и крепостей на берегу Персидского залива, но долго они не протянут. Можно даже не воевать, а просто держать блокаду и голод сделает своё дело, но Людовик де Блуа, теперь уже герцог Йемена и Омана почувствовал вкус побед и останавливаться не собирается. Если так пойдёт и дальше, то только на перечисление королевских доменов Ричарда будет уходить целая страница, а ведь есть ещё герцогские, графские и титул Хранителя мусульманских Святынь.
Мекку и Медину штурмовали только мусульмане. Для этого Хорезмшах, Великий султан Конии и Старец горы выделили по две тысячи воинов, лучших из лучших, теперь все кто из них выжил составили гарнизоны Священных городов. Шииты в Мекке, а сунниты в Медине, но и те, и другие подчинялись Абу Мансуру, Старцу горы, который, принеся Ричарду оммаж, стал графом. Никто их христиан, кроме «Гнева Аллаха» в Мекку и Медину не входил, да и сам Ричард осмотрел их мельком. Он даже не стал ставить задач по обустройству, сами разберутся, не маленькие, оставил в Мекке написанный Фатимой Коран, получил заверение, что две пятых доходов будут выплачиваться в его казну и отбыл на корабле в Сен-Жан-д'Акр.
Тамплиеры не только построили вполне приличный замок Суэц в устье канала Фараонов, но и постоянно трудились над расширением и углублением самого канала. Посмотрев на заложенные на верфи в Лаодикее галеоны, они быстро сообразили, что на кораблях такого размера довольно скоро будут перевозить свои товары купцы, а значит нужно иметь возможность их пропускать. Это военный флот проходил канал бесплатно, а с купцов собиралась пошлина, очень немаленькая, прямо скажем. На долю в ней Ричард не претендовал, но требовал, чтобы все доверенные им тамплиерам проекты финансировались в первую очередь и в полном объёме. А это были не только исследования в области химии, но и множество строек на восточном берегу Африки. В идеале нужно иметь замок в устье каждого ручейка, впадающего в Индийский океан, но до идеала было пока далеко, однако шесть замков, в самых удобных бухтах, уже были заложены.
В Сен-Жан-д'Акре, кроме подробностей о событиях в Европе, Ричард узнал, что Изабелла снова непраздна, и, по её словам, ожидает сына. Непонятно как, но до этого она оба раза угадала: и с Генрихом-львёнком, и с Алиенорой-младшей. Золото, а не жена, теперь можно было со спокойной совестью возвращаться в Рим. Но перед отъездом было просто невежливо не навестить Папу. Целестин III, несмотря на свою интеллигентскую мягкотелость, был очень близким Ричарду человеком. Одним из двоих современников, кроме самого короля, знавшим тайну будущего. Хоть история и свернула на другие рельсы, многие процессы отменить невозможно. Технический прогресс Ричард даже пришпорил, а он обязательно породит социальную эволюцию, а вместе с ней и утрату прежних ценностей и ориентиров. Человечеству нужно было указать новую цель, но её и сам король пока не видел.
– Рад видеть вас в добром здравии, Ваше Святейшество.
– Волей Господа, Сир. Для моих преклонных лет, здравие у меня действительно доброе.
– Вы в курсе последних новостей?
– Конечно в курсе, сын мой. Но как мне кажется, вы именно этого и добивались, однако выглядите расстроенным.
– Не ожидал я такого от Филиппа-Августа. Считал его клятвопреступником, предателем и подлецом, а оказалось, что самого главного не видел. В нём был стержень настоящего человека. Теперь жалею, что мы не смогли стать друзьями.
– Монархи тем и отличаются от простых смертных, что зажимают в себе человеческое, ради интересов своей державы. Не поставь вы короля Франков в такую ситуацию, возможно, это в нём бы это никогда и не проявилось. Я уверен, что Филипп-Август сейчас вам благодарен, за предоставленный шанс. Жил он грешно, но такой смертью искупил все свои грехи. Не изводите себя, все мы, включая и вас, всего лишь орудия Божьего промысла. Хоть вы в это и не верите.
– И рад бы поверить, Ваше Святейшество, но я видел какого морального дна достигли люди в будущем. Причём, достигнув дна, люди не пытаются от него оттолкнуться и подняться, они продолжают это дно углублять. Не может быть, чтобы это был Божий промысел.
– Кто знает, сын мой. Вы ведь окончания той истории так и не дождались. Вполне возможно, что углубляя дно своего грехопадения, они лишь ускоряют возвращение Спасителя.
– Хотелось бы надеяться. – с мрачным выражением лица кивнул Ричард – Собственно, я к вам по делу.
– Нисколько в этом не сомневаюсь, сын мой. Не по делу вы и шага не сделаете. – улыбнулся Папа – Какое у вас ко мне дело сегодня?
– Я решил усыновить Людовика Капетинга. Мне нужно ваше благословение. И Людовику оно нужно.
– Он прибыл с вами?
– Конечно.
– Вас я благословляю немедленно, это очень благородный и богоугодный поступок, а Людовика пришлите ко мне на исповедь. Пока ознакомьтесь с моим трудом о строении Вселенной, мне хотелось бы получить ваши критические замечания. Делайте пометки прямо в рукописи, так мне удобнее будет с ними разбираться.
Людовика Папа исповедовал, причастил и благословил. Наверное, именно этого и не хватало мальчишке, но с этого момента отношения с ним у Ричарда заметно потеплели. Приёмный сын больше не замыкался в себе и охотно делился своими мыслями и планами. Он мечтал отомстить. Кому? Ведь Филипп-Август сам успел отправить своих врагов в Ад, а остальные просто воины. Париж по приказу короля сжёг граф де Суассон, а всё остальное – это обычные последствия любой войны. Vae victis – это закон. Нужно не мстить, а побеждать. Для того, чтобы побеждать – нужно учиться. Для того, чтобы побеждать врагов – нужно сначала победить в себе лень, ибо она и есть главный враг любого человека. За ленью следуют лживость и жадность. Гордыня? Это грех для смердов, для благородных людей, а уж тем более монархов, гордыня – это стимул. Стимул? Это такая дубинка у центуриона, которой он вразумляет ленивых легионеров. И так далее, и тому подобное. Если раньше Ричард уделял Людовику пару часов в день, то теперь отдавал ему каждую свободную минуту, а чтобы этих минут не терять, назначил его своим секретарём.
– Значит, мстить не надо, Сир?
– Такого я не говорил, Луи. Мстить обязательно нужно, даже не для собственного удовлетворения, а для того, чтобы враги знали, что безнаказанным ничего не останется. Но мстить нужно только виновникам, а им ваш отец и сам успел отомстить. Мстить простым воинам – значит срывать свою злость на подневольных, которые просто честно несли службу и хорошо выполняли приказы. Граф Лестер по моему приказу тоже сражался с вашим отцом и побил его при Ницце. Считаете его заслуживающим мести? Или меня, ведь это я отдал ему приказ? Мы воины, Луи, и война – это наша работа. Тот же граф Лестер сражаясь под знаменем вашего отца разбил Леопольда Австрийского. Опять же по моему приказу. Мы монархи, и наша долг заключать такие союзы и принимать такие решения, которые пойдут на пользу державе. В политике не бывает друзей, в ней есть только интересы своей державы.
– Я не монарх, Сир.
– Какие ваши годы, Луи. – улыбнулся Ричард – Вы обязательно будете монархом, так что победите в себе лень и готовьтесь. Мир огромен, и своё королевство вы обязательно добудете.
– А Артур[208]?
– А Артур нет. Где он сейчас?
– В Сен-Жан-д'Акр.
– Почему он там, а вы здесь?
– Трудно ему. Плохо переносит жару.
– Жару все плохо переносят, Луи, как и холод. Но одни находят в себе силы это превозмочь, а другие нет. Артур может стать хорошим герцогом, соответствующее образование и воспитание он получит, но шагнуть выше он не сможет. Ему лень. Ему всего хватает, всё устраивает. Все люди разные, у одних внутри стальной стержень, а у других верёвка. Закончим на этом. Солнце выходит в зенит, возьмите секстант и поднимайтесь на палубу. Не пренебрегайте изучением навигации, возможно, вам за своим королевством придётся плыть через Великий океан. Будет жаль, если вы в нём потеряетесь из-за неумения определить свои координаты.
– Слушаюсь, Сир.
По пути в Рим, эскадра Ричарда посетила Ливийский Триполи и только что взятый герцогом Бургундии Карфаген. У Никиты было всё в порядке, герцогство ему досталось небогатое, на место в будущем Сенате не тянущее, но боярский сын был доволен. Третий сын небогатого боярина, службу он начинал обычным новиком в дружине черниговского князя, а потому даже такая корона казалась ему даром Божьим. Но чего у русов не отнять, так это хлебосольности. Напоил он, подлец, Ричарда вусмерть. Сам додумался гнать спиритус вульгарис из виноградного вина и выдерживать его в дубовых бочках. Похоже, коньяк в этой истории будет называться Ливийцем, или Триполитанцем. Нужды Никита ни в чём не испытывал, транспортные суда теперь ходили по расписанию, как метро в том будущем, запросы у него были достаточно скромные, а финансовые потребности покрывались продажей рабов, которых доставляли присягнувшие ему берберы из глубин Африки. Работорговля постыдное занятие? Только не в эту эпоху. Никита не торговал землепашцами, он продавал отряды воинов. Воинов, которые считали своего господина Богом, а умереть за него – высшей честью. Идеальные телохранители. Быстрые, ловкие, но при этом мощные, со звериным чутьём на опасность, они пользовались немалым спросом. Один такой отряд купил себе даже король Шотландии, а уж для мелких феодалов они стали признаком респектабельности, как шестисотый мерседес, золотая цепь в палец толщиной и малиновый пиджак для «новых русских» в эпоху девяностых. Мода, мать её ети.
В только что взятом Карфагене пока царил послевоенный бардак. Десять тысяч, вернее восемь выживших, из предоставленного графом Абу Мансура отряда, Эд Бургундский, герцог Карфагена, уже отправил графу Лестеру, в Пальму на Мальорке. С Робертом де Бомон у герцога Эда сложились особые отношения. Герцог Бургундии и Карфагена был уверен, что граф Лестер спас его жизнь, а поэтому пытался отплатить этот долг чем только возможно. И для него было неважно, что граф Роберт принял участие в его судьбе только из уважения к памяти его отца, с которым по-настоящему дружил во времена начала третьего крестового похода. Ставший в глазах Эда настоящей легендой, граф Лестер не стал бы дружить с кем попало. И в этом он был прав. Гуго (Юг) III герцог Бургундии героически погиб при осаде Акко, на глазах у штурмующего вместе с ним южную стену города, самую горячую точку той битвы, Роберта де Бомон.
– Поздравляю Эд. Блестящая победа. Ваш отец вами сейчас гордится.
– Благодарю вас, Сир, но это право излишне. Мой отец влезал на почти стофутовую стену Сен-Жан-д'Акр по хлипкой лестнице и вступил в бой ещё на её ступеньке, а я же просто вынес часть стены артиллерией и въехал в город верхом.
– Я не пытаюсь умалить подвиг вашего отца, Эд, но вами он наверняка гордится. Под Акко нас тогла было больше тридцати тысяч, и долбились мы в него без малого два года, а Карфаген вы взяли пятнадцатью, всего за две недели.
– Это нельзя сравнивать, Сир.
– Вам нельзя, герцог, а мне можно. При осаде Сен-Жан-д'Акра мы действовали как храбрые дураки, пытаясь доказать друг другу – кто из нас, дураков храбрее всех. Мы были очень храбрыми, но очень глупыми, с северо-запада под стену Акко можно было вести подкоп. Если бы мы сразу озаботились этим, то город взяли бы за полгода и погибло бы гораздо меньше благородных людей. Не сомневайтесь, отец вами гордится. Не дело герцогов лезть на штурм крепости по лестнице.
– Вы тоже лезли, Сир.
– Я тоже вами горжусь и стыжусь своей былой глупости. Закончим на этом. Представляю вам своего приёмного сына, Людовика Капетинга-Плантагенета. Пока он мой секретарь, но это только начало пути. Когда-то, основатель их династии, Гуго Капет начинал свою карьеру с графа Парижа. С этого же начнёт и Людовик. Генрих Смелый слишком смел, а излишняя смелость – это глупость, а глупость должна быть наказуема. Парижское графство нужно вернуть. Я не требую от вас оммажа Людовику, но прошу оказать содействие. Тевтоны слишком обнаглели, пора их осадить. Во всяком случае, Карла Смелого. Посмотрим, насколько он Смелый, когда осадим его в Брюсселе. Я не хочу затевать всеевропейскую бойню, поэтому прошу о содействии только Бургундское герцогство. Маленькая война за Парижское графство. Мне не нужны даже ваши вассалы, у меня хватит своих наёмников. Но мне нужен законный повод для войны. Неужели эти дикари ещё ни разу не ограбили ваших владений?
– Грабили, Сир. – улыбнулся герцог Бургундии и Карфагена, прикидывались обычными разбойниками, но меня так просто не проведёшь. Когда объявлять войну?
– Не сейчас. Я хочу навестить Мальорку, потом Рим. Начнём следующей весной, когда просохнут дороги. Спасибо вам, Эд.
– Это излишне, Сир, я вам, через графа Лестера, обязан жизнью. Все мои вассалы в герцогстве Бургундия примут участие в этом святом деле.
– Стоп! Я же сказал, никаких вассалов, Эд. Мне нужен только законный повод. Кстати, я привёз из Триполитании новый напиток, Никита оказался настоящим мастером в этом вопросе. Как у вас с патрулями? Берберов на службу привлекли?
– Все окрестности мне присягнули. Патрулируем всю пустыню.
– Тогда определите Людовика в самый надёжный отряд, а мы помянем вашего отца и отпразднуем победу. Людовик?
– Да, Сир.
– Вы слишком молоды, чтобы принимать участие в безобразиях взрослых мужей.
– Я это понимаю, Сир. – почтительно поклонился секретарь Ричарда.
– Приставьте к нему одного из своих оруженосцев, Эд, и пусть он предупредит состав дозора, что я лично буду снимать с них шкуру, в случае чего…
– Анри! – хлопнул в ладоши герцог Бургундии и Карфагена, призывая оруженосца.
– Слушаю, милорд.
– Принца определите в дозор Мустафы. И предупредите, что если они его потеряют, то лучше пусть и не возвращаются.
Глава 11
В Пальме на Мальорке Ричард задержался на три дня. К войску графа Лестера продолжали прибывать пополнения, как большими группами: шасть тысяч пленённых Принцем-Бастардом под Бреслау поляков через Венецию, две с половиной тысячи русов через Константинополь от Спящего Леопарда, восемь тысяч хашашшинов графа Абу Мансура из Карфагена, две тысячи норманов наёмников покойного Базилевса Алексея Ангела; так и мелкими отрядами рыцарей со всей Европы и Ближнего востока. Все они были воинами, знавшими с какой стороны браться за меч, но слаженные воинские подразделения из них ещё только предстояло создать, чем Роберт де Бомон и занимался не покладая рук. Можно было не сомневаться, что к весне эта разноязыкая толпа станет настоящей армией, а к тому времени она усилится второй когортой Шотландского легиона, пока зачищающей графство Бургундия для Оттона Вельфа, а также Франкским легионом, который в Византии был уже не нужен. Во-первых, болгары сидели тихо, как мыши под веником, а во-вторых, Вселенский Патриарх Кирилл I, бывший Рудный воевода Корней Лютый, бывший кроме главы церкви ещё и наместником Ричарда в Византии, успел подготовить свой легион из наёмников и штрафников-сутяжников. Кроме того, к нему, как к Магистру Русского ордена, постоянно прибывали всё новые воины. В основном матёрые ветераны, пролившие реки крови и начавшие задумываться о спасении души. Возможность спасти душу, продолжая заниматься любимым делом – войной, привлекала очень многих. При желании, Кирилл мог собрать в Орден и двадцать тысяч, но пока для них просто не было задач, поэтому лишних он отсылал к Спящему Леопарду, или графу Лестеру.
Сил для завоевания империи Альмохадов[209] должно было хватить с запасом, даже для куда менее талантливого полководца, чем Роберт де Бомон. Да, у мавров и арабов было чем двухкратное численное превосходство в сухопутных войсках, но флот крестоносцев рвал морские коммуникации и лишал халифа Якуб аль-Мансура возможности манёвра. Его армия оказалась разделённой между Африкой, где вдохновившись поддержкой христиан восстали берберы, и Испанией, где не прекращалось сопротивление Португалии, Кастилии и Арагона, а значит бить их можно будет по частям. А такой важный козырь как артиллерия, полностью лишал мусульман хоть каких-нибудь шансов на удачный исход войны. Реконкиста Испании, без сомнения, случится уже в будущем году, почти на три века раньше, чем в другой истории. А потом дойдёт очередь и до Марокко с Алжиром.
– Отлично, граф. Мне всё понравилось. – подвёл итог трёхдневного смотра Ричард, когда они уединились с Робертом де Бомон для прощального ужина – Надеюсь, что на следующей совместной трапезе буду именовать вас уже королём.
– Всё в руках Господа, Сир, но я приложу к этому все усилия.
– Тогда я не просто на это надеюсь, а уже уверен. Однако вы выглядите печальным. Могу я вам чем-то помочь?
– Увы, Сир. Бывают такие ситуации, когда помочь не может никто. Но это не касается предстоящей войны.
– И всё-таки, Роберт. Для чего ещё нужны друзья? Возможно, вы ошибаетесь и помочь я смогу.
– Нет, Сир. Мне сорок два года, а наследников нет и не будет.
– Вам нужно сменить жену. Вопрос с церковью я улажу.
– Вся вина моей жены в том, что она хранит мне верность. Детей у нас нет не из-за неё, а из-за меня. Я давно не мальчик и в жизни успел поиметь под сотню наложниц, однако даже бастарда так и не завёл. Этот вопрос можно уладить только с самим Господом, церковь тут не ничем поможет.
– Действительно печально. Но выход я вам подскажу. Вам нужно кого-нибудь усыновить и воспитать. Да, это будет не родная кровь, но свой Дух вы передать сможете, а он в этом деле гораздо важнее крови. Мой отец наплодил кучу наследников, но никого из нас не воспитывал. Что из этого получилось, вы и сами знаете. Мы все успели повоевать с собственным отцом, а Джон так вообще вырос полным ничтожеством и сейчас с упоением спивается в Йорке, уже полностью утратив человеческий облик. Вот вам и вся кровь… Где гарантия, что ваши родные сыновья не повторили бы этот путь? Знаете, что однажды заявил отцу мой покойный старший брат Генрих?
– Ничего, что следовало бы помнить, я не знаю, Сир.
– Не удивительно, это семейная тайна Плантагенетов, но с вами я ей поделюсь. Так вот, этот дурак, ещё не надев золотые шпоры, отказался налить отцу вина. Заявив, что сын короля не может прислуживать сыну герцога[210].
– Забавно. – улыбнулся наконец граф Лестер – Но у вашего отца ещё и вы родились.
– Я родился у своей матери, это факт, который оспорить невозможно. А вот в то, что у нас с Джоном был один отец, действительно трудно поверить. Но пусть это так и останется её тайной, главное я вам сказал – Дух гораздо важнее крови. Я усыновил Марию Монферратскую и Людовика Капетинга. Уверен, что они мне будут гораздо больше благодарны, чем родные дети. Родные будут считать, что им все должны, в том числе и отец с матерью. Я по себе это отлично помню. Не падайте духом, Роберт. Господь избавил вас от проблем с такими сыновьями, которые были у моего отца, считайте это не наказанием, а наградой. Наследника вы себе подберёте и воспитаете сами. Сейчас образовалось много благородных сирот, среди которых много совсем младенцев. Усыновите двоих, а ещё лучше троих и воспитывайте, передавайте им свой Дух. Лучшего потом выберете наследником королевства, а тем, кто похуже, оставите графство Лестер и сеньорию Бомон.
– Интересная идея, Сир. Благодарю вас, я её обязательно тщательно обдумаю.
– Не за что, брат мой. Я и так собирался отдать вам на воспитание Генриха-львёнка, когда ему исполнится шесть лет. Пусть у него будет хорошая компания с раннего детства. И отличный наставник. Я убеждён, что родных детей родители не воспитывают, а портят. Возможно, такая практика когда-нибудь станет законом, я над этим пока размышляю. Кстати, одного из кандидатов на усыновление могу вам предложить уже сейчас. Фридриху Гогенштауфену, сыну покойного императора исполнилось полгода. К тому времени, когда вы станете королём, его уже можно будет оторвать от кормилицы. Отец у него, конечно, особыми талантами не блистал, зато дед был настоящим графом Лестером. С тевтонским колоритом, конечно. – улыбнулся Ричард и поднял свой кубок.
– Кто отдаст мне на воспитание принца? – чокаясь, улыбнулся Роберт де Бомон.
– Я это точно сделаю. Старшего отдам вам, а если появится младший – Спящему Леопарду. Но я говорил не про воспитание, вернее и про него тоже, а про усыновление. Мать Фридрихя легко определить в монастырь, её всё равно осталось жить года два-три, остальные будут такому ходу только рады. В империи и без малыша много претендентов на корону.
– Откуда вы это знаете, Сир?
– А вы что, не знаете, Роберт. Оттон Гогенштауфен, братья Вельфы, а теперь ещё и Карл Смелый. У Фридриха нет никаких других шансов, кроме того, что можете дать ему вы. Это же очевидно.
– Я не про это, Сир. Откуда вы знаете, что Констанции Сицилийской осталось жить два-три года?
– Знаю. Просто знаю, и всё. Откуда не скажу, не хочу вам врать. Вся правда повергнет вас в ещё большее уныние, чем отсутствие родных сыновей. Узнав её, Папа стал настоящим аскетом и отшельником, а вы мне нужны в качестве командующего армией и воспитателя моего наследника. Считайте, что у меня есть разведка на небесах, или, что я видел вещий сон.
– Я догадывался, Сир. После той битвы при Яффе я с трудом вас узнавал. Значит, вещий сон… Что ж, внук Барбароссы достоин продолжить мою династию. Тут, скорее, встаёт вопрос – достоин ли я такого наследника?
– Про вещий сон я не утверждал, всего лишь предложил вам удобную версию. – Ричард отпил глоток из своего кубка, посмаковал послевкусие и улыбнулся – Но моя разведка на небесах доносит, что вы этого вполне достойны. Кроме того, никакой Священной Римской империи скоро не будет. Будет Принципат в Риме, а все самые влиятельные феодалы станут сенаторами. Все! Абсолютно все. И Европейские, и Азиатские, и Африканские. И христианские, и мусульманские, и иудейские. А кто не согласится – тот станет добычей. Мы слишком долго топчемся на этом кусочке суши, который составляет едва ли одну десятую от всех доступных к заселению земель.
– Благодарю вас, Сир. – в свою очередь глотнул «Ливийца» Роберт де Бомон – Я видел карту Ле-Брюна, и уверен, что она соответствует реальности. Верю и в то, что кровь не главное, в начале-начал, все мы потомки Адама и Евы. Буду счастлив усыновить внука Барбароссы, про ещё двоих я подумаю после войны.
– Вот и славно, Роберт. Хочу спросить вас про поляков. Как они вам показались?
– Дураки, Сир. Хоть и отчаянно храбрые. Я собираюсь перемешать их в других легионах, благо, у меня хватает опытных центурионов и заслеженных ветеранов. Как пополнение – они выше всяких похвал, но как отдельное подразделение – сплошная головная боль. Мне даже трудно себе представить королевство, населённое такими отморозками.
– Представить это трудно, но оно есть. – усмехнулся Ричард – Не думаете же вы, что наш Господь обделён чувством юмора, граф?
– Нет, Сир. Господь всемогущ!
– Есть такая наука, логика. Её ещё в античные времена очень уважали и эллины, и римляне. Если Господь и в самом деле всемогущ, то сможет ли он создать такой камень, который сам не сможет поднять?
Граф Лестер завис минут на пять, потом глотком опрокинул в себя остатки «Ливийца» из своего кубка и спросил уже не слишком твёрдым голосом.
– А правда, сможет, Сир?
– А чёрт его знает, Роберт, Господа этого нашего, мать его ети. Я и логику то изучал поверхностно, в основном запоминал те аргументы, которые предназначены специально для того, чтобы вводить оппонентов в ступор. Своей логики у меня пока нет, зато чужую режу как хорёк курей. Ладно, пойдём спать, брат. Похоже, мы уже перебрали «Ливийца», а мне завтра с рассветом отплывать. Всё будет хорошо, Роберт. Всё будет хорошо, во всяком случае, я очень для этого постараюсь…
В Рим, свою вторую столицу, Ричард прибыл восьмого августа 1195 года, где и узнал, что Принц-Бастард и Генрих Вельфуже захватили Буду[211], а Спящий Леопард – Смоленск и двинул свои основные силы дальше, на Новгород. Глупо! Или, напротив, гениально. Блицкриг с рассечением братьев Рюриковичей ровно пополам. Время покажет, но в любом случае ему тем, на месте, виднее. Раймунд Тулузский сообщал, что уже сформировал, вооружил и обучил два легиона, а Наваррский король ещё один, и не пришла ли пора им наконец выдавить чирей, под названием королевства Арагон? В ответном письме Ричард ответил, что срок его союзного договора с королём Арагона истекает только в мае. Если Раймунд и Санчо до этого истечения этого срока нападут первыми, то он, чтобы не потерять честь, просто вынужден будет вмешаться. Неужели так трудно подождать до мая? К тому времени граф Лестер как раз осадит Валенсию. Вы мои родственники, поэтому задумайтесь, стоит ли ставить меня в дурацкое положение. Мы все союзники, но король Арагона, согласно подписанному договору, пробудет им только до мая. Однако, если вы его атакуете раньше, то будете воевать со мной. Договоров я не нарушаю, и вы это отлично знаете. Пока зима, отправьте свои легионы новобранцев за опытом к графу де Куси в Жизор. Он этой зимой как раз планирует потрогать Карла Смелого за его смелость, вторгнувшись в Лотарингию. В Европе вы мне не вассал, Раймунд, но вы отец моего племянника. Я жду от вас не подчинения, а понимания. Джоанне привет. Ричард.
К Новгороду Спящий Леопард подошёл в конце июля. Новость о том, что он не устанавливает княжение, а назначает судей из местных городских бояр, или бывших посадников, обогнало войско на целый месяц. Новгород бурлил, как выгребная яма с вкинутыми в неё дрожжами. Ярослава Владимировича новгородцы авторитетом не признавали, хоть он и когда-то брал Дьерпт и даже вернулся с добычей, но «Сонный Пардус» практически походя взял Тьмутаракань, Херсонес, Чернигов, Переяславль, Киев и Смоленск, при этом нигде не грабил, а наоборот, предоставлял средства для укрепления городов. Смерды все, как один, уже готовились бежать под его руку. Тайно, конечно, но кто надо об этом знали. Ярослав Владимирович уважением новгородцев не пользовался, однажды из города уже сбегал. При приближении войска Леопарда сбежал во второй раз.
Новгородцы на встречу вышли тоже в шубах и меховых шапках.
– Говори ты, Ратибор. Я их просто не понимаю. Вроде и язык выучил, но всё равно не понимаю. – Спящий Леопард, Грегор Макалистер и воевода псоглавцев Ратибор выехали на встречу в нательных рубахах. Ни лат, ни шлемов, ни тем более шуб.
– Назовитесь, поганые мятежники. Я хочу знать, кого именно сейчас убью.
– Я не приказывал никого убивать, Ратибор. – шепнул воеводе Леопард.
– Я помню, княже. – шепнул в ответ воевода псоглавцев – Но они-то об этом пока не знают. Говори сам, если мной недоволен.
– Доволен, продолжай, но лучше бы послов не убивать.
– Политику я понимаю, княже, не сомневайся. В крайнем случае, погоню этих уродов обратно за стены плётками. Позволь мне продолжить?
– Продолжай, Ратибор, но помни, что это наши будущие подданные.
– Я всегда об этом помню, не сомневайся княже. – закончил шептать Ратибор и взревел Иерихонской трубой – Что, погань, имена свои назвать стесняетесь? Послов мы не тронем. Валите обратно за стены и ждите, пока вас там поджарят. Ваш дурацкий город не нужен моему князю. Вы должны очень постараться, чтобы убедить его в своей нужности. Князю нужны холопы, для строительства замков в устье Невы и Западной Двины. Сейчас мы вас в любом случае отпустим, но помни, мохнатая тварь, лично тебя я хорошо запомнил. Передай всем, если предоставят нужных нам и умелых холопов, жить будут, как и раньше жили. Две пятины доходов в казну, а остальным распоряжайтесь сами.
– Князь собирал пятину.
– Если вам не по душе мои условия, поймайте своего князя и верните его на своё место. Три дня мы на это вам дадим, мохнатые. Услышали ли вы меня новгородцы?
– Мы наслышаны о тебе, Воевода псоглавцев, поэтому пугать нас – излишне. Наш князь с дружиной сбежал при первой же новости о вашем приближении, а нам бежать некуда, мы местные.
– Три дня. Я даю тебе волей моего князя. Пошёл прочь, помесь ишака и козла, а то велю гнать тебя до ворот плётками.
– Погоди, Ратибор! – поднял руку Спящий Леопард – Гнать послов плётками в нашей традиции не принято. Это низкий стиль. Ты, лично ты, меховой боярин, с чем конкретно не согласен? – на хорошем русском спросил Кеннет Маккинли. – Я не князь. Дружину в вашем городе держать не буду, право суда передам выборному, как в Киеве и Смоленске, исполняйте законы и живите, как хотите. Я буду вашим королём. Вы мне будете платить, а я вас защищать. Я не сбегу из города, как Рюрикович. Настала пора прогнать всех этих датских поганцев и образовать единое королевство. Если Новгород с этим согласен, беру вас под свою руку, а если нет, то зажарю вас на руинах города. Мне он не очень-то и нужен. Понял меня, боярин. Ну, тогда, с Богом, бегом марш!
Глава 12
Пятнадцатого августа 1195 года в Рим, для помазания на царство, прибыл император Генрих VII Вельф. Выглядел старик хоть и величественно, но верхом передвигаться уже не мог, да и пешком с большим трудом. Если протянет ещё пару лет, то и это будет большим достижением. Он это и сам отлично понимал, поэтому с коронацией решил не затягивать, тем более что ситуация внутри империи продолжала накаляться, как забытая на огне сковородка. Безоговорочно поддержали нового императора все города северной Италии, графства Бургундия и Савойя, герцогство Богемия и его собственные домены – Брауншвейг и Люнебург. Швабия, Франкония, Верхняя и Нижняя Лотарингия и Фризия, в которых были сильны позиции сторонников Карла Смелого, заняли позицию вооружённого нейтралитета, хоть и не отказываясь от вассальной присяги, они ясно дали понять, что в войне между Вельфами и Штауфенами поддерживать никого не будут. Бавария, Саксония и Австрия, чьи правящие дома получили свои владения благодаря Фридриху Барбароссе, присягнули его четвёртому сыну Оттону, бывшему маркграфу Бургундии. Словом, вчера ещё единая и монолитная империя в одночасье превратилась в банку с пауками, и всё это благодаря одной единственной героической атаке Филиппа-Августа. Наверное, он сейчас, наблюдая развитие событий с того света, задорно хохочет.
Ричарда ни один из имперских князей открыто не поддержал, но только у него были сторонники во всех трёх сторонах конфликта. Причём сторонников было действительно много, если и не половина, то близко к этому. В основном мелкие сеньоры и молодёжь, но ведь именно молодёжи принадлежит будущее.
Никакого желания влезать в имперскую политику у Ричарда не было. Больше того, он её уже приговорил, как когда-то приговорил Византию. Империя должна быть только одна, возрождённая из античности Римская. Не Священная и не Восточная, а настоящая.
Старый Генрих стоически выдержал обряд миропомазания и коронации, торжественный обед в свою честь в Латтеранском дворце, а после напросился на приватный разговор со своим шурином[212]. В Риме Ричард уже по привычке квартировал в палаццо Рауля де Лузиньяна, именно там они и встретились вечером семнадцатого августа.
– Ваше здоровье, брат мой. – император осторожно смочил губы «Ливийцем» потом сделал небольшой глоток и, немного посмаковав послевкусие, допил первую до дна.
– Взаимно, брат мой. – Ричард усмехнулся одними глазами и поддержал почин зятя – Право, вы неплохо выглядите, Генрих, а мне врали, что вы при смерти.
– Не врали, Ричард. Я на самом деле при смерти и осталось мне совсем немного.
– Это как считать, Генрих. Мне тоже немного осталось. Вы вообще живём недолго. Важно – что ты успел сделать за это время. Иной за год успевает сделать больше, чем другой за пятьдесят.
– Терпеть не могу философию, но здравая мысль в этом есть. За оставшийся год мне предстоит сделать осень много, вы мне поможете?
– Смотря чем, брат мой. Я сейчас веду три войны одновременно: в Африке, Аравии и на Руси. Весной меня наверняка втянут в войну против Арагона, а граф Лестер начнёт реконкисту Испании. Все мои войска на год вперёд уже распределены до последнего обозника, но и их не хватает.
– Понимаю. На военную помощь я и не рассчитывал, в ней мне отказал даже старший сын. Представьте, Ричард, он заявил, что является королём Венгрии, а королевство Венгрия не является вассалом империи, и у него хватает своих забот.
– Если судить по совести, то Генрих-младший абсолютно прав. Королевство себе он добыл мечом, а с востока его до сих пор терзают кочевники половцы. У него сейчас есть заботы поважнее, чем старая вражда между Вельфами и Штауфенами. Сынок подрос, и он теперь сам король. Смиритесь с этим и порадуйтесь за него.
– Чему здесь радоваться, Ричард? Что дети не уважают своего отца?
– Бросьте, Генрих. Это у вас старческое брюзжание. Нам кажется, что раньше было лучше, но это только потому, что раньше мы были молоды, а молодым быть лучше, чем старым. В любом случае, и в этом вопросе я вам помочь не смогу. Ваш сын мой вассал, как титулярный граф Дамиетты, в Европе он владеет независимым королевством и мне не подчиняется.
– Оттон сказал, что наёмников вы у него отзовёте.
– Он правду сказал. Как только они приведут маркграфство в порядок, так сразу и отзову. Они уже учтены графом Лестером в войне будущего года. Я вообще не планировал использовать наёмников в войнах между христианами. Этого бы и не случилось, не напади Филипп-Август на графство Савойя. Но король Франков уже расплатился за эту ошибку своей жизнью, а значит наёмникам пора вернуться к крестовому походу. Их задача – отвоевать у неверных владения Римской империи. Отбить у мавров и арабов Испанию, Марокко и Алжир. Однако все вассалы графства Бургундия в полном распоряжении Оттона. Вашего сына и вашего вассала.
– Оттон сказал, что выплатит щитовые.
– Он в своём праве, брат мой. – пожал плечами Ричард – В том самом праве, которое установили раньше, когда всё было лучше. А что ответил герцог Богемии?
– Герцог Филипп по-настоящему благородный человек. Он сообщил, что готов выполнить приказ.
– Филипп начинал свою карьеру настоящим бандитом, Генрих. Ему просто нравится воевать. Таких, как он, я называю псами войны. Он нисколько не благороднее ваших сыновей. У него двадцать пушек с припасами, Датский легион и три тысячи латной конницы. Кроме того, неплохая репутация полководца. Под его знамя пойдут многие. Такие-же бандиты как он сам, но на войне и они пригодятся. Советую вам отправить их в самое пекло. Пусть пробиваются в Баварию через Австрию.
– Есть ещё одна проблема, Ричард. Имперская казна пуста.
– Я в курсе. Кроме того, вам в наследство достался долг в восемьдесят семь тысяч марок серебра.
– Вы знаете о состоянии моих финансов больше, чем я.
– Я знаю о состоянии не только ваших финансов, Генрих. Я знаю о них больше, чем все мало-мальски значимые европейские феодалы. Для войны нужны всего лишь три вещи. Угадайте какие.
– Это наверняка опять философия. Гадать не буду. Какие?
– Деньги, деньги и ещё раз деньги.
– Опять древняя мудрость?
– Вы же сами сказали, что раньше всё было лучше, значит, в том числе и мудрости. Я готов выкупить за сто тысяч марок Пьемонт и Геную, но только в том случае, если вы признаете графа Савойи королём этих владений, с освобождением нового королевства от вассалитета империи. Кроме того, я добавлю пятьдесят тысяч, если вы передадите командование армиями маркграфу Бургундии на западе и герцогу Богемии на востоке. Извините, брат мой, но в современной войне, вам, как полководцу, я не доверю даже центурию штрафников. Раньше всё было лучше, в том числе и война, но раньше уже закончилось. Пришло время молодых. На них я готов поставить, на вас – нет.
– Плесните мне ещё этого адского зелья, брат мой. – попросил старый Генрих, глотком опустошил налитое и задумался – Оттон ведь отказался от участия.
– Он согласится. К весне я подтяну ему в помощь Аравийский легион и ещё двадцать пушек с припасом и обслугой. Генрих-младший уже стал королём, Оттон от королевской короны тоже не откажется. Пообещайте ему Швабию, признание его владений независимым королевством и можете быть уверены, что он порвёт сторонников Карла Смелого, как истлевшую тряпку. Кроме этого, я обещаю, что засевший в Жизоре граф де Куси скоро получит значительные подкрепления и, как минимум, свяжет боем основные силы Карла. Вам самому останется только подчинить Саксонию. По-моему, план вполне реальный.
– План реальный, но что тогда останется от империи?
– Ничего. Вы последний её император, Генрих. После вашей кончины, дай Господь, чтобы случилась она не скоро, эту империю я упраздню. Поспешите завоевать королевство для своего младшего сына Вильгельма. Саксония для этого отлично подходит. Впредь империя будет одна для всех. Та самая, древняя, Римская.
– И вы станете императором?
– Принцепсом. Да и то ненадолго, только чтобы успеть принять нормальные законы. Вы мне не поверите, Генрих, но земные владения мне нужны только как инструмент. Я решил замахнуться на Заповеди. В том числе и на те, что Христос провозгласил в своей Нагорной проповеди.
– Вы и правда Дьявол, Ричард?
– Не знаю, Генрих. Дьявола я никогда не видел, и не могу себя с ним сравнить. Может быть да, а может быть нет. Но погибели человечеству я не желаю. Вас самого не удивляет, что нам не досталось Евангелие от самого Иисуса? Куда оно подевалось? Всё что нам досталось из его наследия – это свидетельства четырёх апостолов-предателей, которые объявил каноническими Савл из Тарса, сиречь апостол Павел, который Христа в жизни ни разу не видел.
– Но к нему ведь явился Святой дух.
– Ко мне он тоже являлся. Поэтому я в курсе, что наша апостольская церковь христианской не является, она именно апостольская. Конкретно – апостолов Савла из Тарса и Иоанна Зеведеева. Впрочем, это не основная тема сегодняшнего разговора. Теологией я займусь, когда закончится война. Мы договорились, что ваше личное участие ограничится Саксонией. Нужна ли вам в этом моя помощь, брат мой?
– Пушки, припас к ним и обученные расчёты.
– Сорок пушек. Больше просто нет, даже не пытайтесь торговаться. Если их использовать умело, то вы не только подчините Саксонию, но и осадите Карла Смелого а Брюсселе. Итак, мы договорились?
– Договорились, брат мой. Я завтра же издам эдикт о передаче графу Савойи Генуи и Пьемонта и признание независимого от империи его королевства. Когда я смогу получить своё серебро?
– Прямо сегодня, брат мой. Хотите в слитках, а хотите – в новых монетах.
– Лучше в ваших монетах, они постоянно дорожают.
– Договорились. Запас монет у меня здесь есть. В качестве подарка, я вам гарантирую, что Генрих-младший тоже примет участие в этой войне, вместе с одной из терций Датского легиона. Ещё по капельке, и спать, брат мой?
– Разве что по капельке. Спасибо, вам, Ричард. Пусть мои сыновья и уважают вас больше, чем меня, а всё равно приятно, что они меня поддержат.
– На здоровье, брат мой. Постарайтесь прожить подольше. И рекомендую вам, хоть и не настаиваю, назначить командующим армией в Саксонии Вильгельма.
– Ему же всего двенадцать лет…
– Тем более, ему нужна слава. Я пришлю ему хорошего начальника штаба, барона Йохана Мюллера. Вы уже и так император, поделитесь же славой со своим сыном. А барон вскроет Саксонию как острый кинжал не прикрытые потроха. Ну, будем здоровы и спать. – поднял свой кубок Ричард.
– Насчёт здоровья не уверен, но спать мы будем очень крепко. Я обязательно расскажу Вильгельму, благодаря кому он стал королём.
Палаццо Алиеноры Аквитанской в Риме, бывший палаццо Колонна, благодаря ограде из литых чугунных решёток, приобрёл особый шарм.
– Вы чудесно выглядите, Маман, Ричард приложился губами к руке железной герцогини. Вижу в вашей короне розовый бриллиант, который подарил вам тот самый мой еврей. Вы его всё-таки простили?
– Его да. А вы, Ричард, самый настоящий мужлан. Настоящий позор Плантагенетов. Ну что на вас за платье?
– Можете прогнать меня, маман, я не обижусь. На мне не платье, а мундир. И не парадный, а полевой, ибо я заранее рассчитывал встретить здесь врагов и не ошибся. Предложите мне поужинать, или я пойду?
– Вы несносны, Ричард. И в кого вы только такой уродились…
– Вам об этом известно гораздо больше, чем мне, Маман. Как говорят Русы – в семье не без урода. Так поужинаем, или я пойду в ресторан?
– Прошу вас к столу, Сир. – Алиенора попыталась влить в это фразу побольше яда, но Ричард это проигнорировал.
– Итак, Маман. – изображая почтительного сына, король нарочито показательно вытер губы рукавом, расправившись с двумя перепёлками – Тот брак, который я устроил Джоанне, уже принёс вам двух внуков. А братья Вельфы, судьбу которых я поручил устроить вам, до сих пор не женаты. Это случайность, или саботаж? Скажу честно, я хотел отправить вас в монастырь, в Святую землю, но тот самый еврей уговорил меня сначала с вами переговорить. Ваш палаццо мне очень нравится, а совести у меня отродясь не было. Ну, вы то это знаете лучше других.
– Дьявол!
– Фу! Низкий стиль, а я-то считал вас по-настоящему умной женщиной. Значит, Ицхак ошибся и это настоящий саботаж?
– Вы несносны, Ричард.
– Повторять одно и то же по десять раз – не является признаком ума, Маман. Я задал вам вполне конкретный вопрос, а от ответа вы уклоняетесь. Я бы даже сказал увиливаете, как ядовитая змея. Я просил вас найти невест для братьев Вельфов. Вы не отказались, но прошло уже больше года, а невест так и нет.
– Это ваша вина, Ричард.
– Вот оно оказывается как. – состроил удивлённую мину король и, чтобы позлить старуху, вытер губы рукавом правой руки – И в чём же моя вина? Только отвечайте аргументированно, Маман. Ваш палаццо мне и правда очень нравится, а в монастыре Благородных невест Христовых места хватает, я этим заранее озаботился.
– Вы, Ричард, устроили из политики балаган.
– Бросьте, Маман, политика – это и есть балаган.
– До вас всё было иначе!
– Значит именно я раскрыл вам глаза на настоящее положение дел. Но какое отношение имеет дурацкая политика, которая каждый день меняется к браку моих племянников?
– Один из них уже король, а второй станет им завтра. Вы правда думаете, что можно так просто найти невест королям?
– Правда. – кивнул Ричард – А чём сложности то?
– Невесты должны соответствовать. Иметь приданное достойное королей.
– Стоп, Маман! Я подобрал этих щенков, когда, образно выражаясь, они оба ещё сосали сиськи. Я учил их воевать, сделал из них настоящих воинов и полководцев благодаря чему один уже стал королём, а второй станет им буквально завтра. Им не нужны в приданное не земли, не деньги, мои парни умеют добывать их мечом, им нужны здоровые наследники. Мне внуки, а вам правнуки. Неужели вам самой не хочется дождаться наследных принцев-правнуков?
– Ты и правда Дьявол, Ричард! Даже уже превзошёл его в искусстве искушения.
– Маман! Спасибо, что обустроили этот палаццо. Мне, право, неловко, всё время пользоваться гостеприимством Диктаторы Рима. Ваш палаццо будет для меня неплохим отелем. Если вы думаете, что я шучу – попробуйте возразить. Итак, я слушаю. – откинулся на спинку кресла Ричард.
– Вельфов женим на Аквитанках. Не на рыцарских дочках, конечно, хотя бы на титулованных.
– Чем плохи Нормандки, или Англичанки?
– Там я никого не знаю. Зови свою стражу, деспот. Я породила на свет настоящего Дьявола, мне есть, что замаливать.
– Какая у вас бурная реакция, на очень простой вопрос, Маман. И это при том, что против аквитанок ничего, в принципе, не имею. Мне плевать на их происхождение, лишь бы в браке плодились и размножались. Кто вам дал Заповедь жениться только на равных по происхождению, или ради выгоды? Это я то Дьявол? Ну, ну, маман…
Глава 13
Восьмого сентября 1195 года Ицхак Левит стал королём. Император не стал затягивать с эдиктом до возвращения в Брауншвейг, а огласил его прямо в Риме. За особые заслуги, графу Савойи передавались в наследственное владение Пьемонт и Лигурия, с образованием из трёх маркграфств независимого королевства Новый Сион со столицей в Генуе. Королевство получилось небольшое, но стратегически очень важное, оно контролировало дорогу вдоль Лазурного берега и три из четырёх перевалов через Альпы: Сен-Готард, Большой Сен-Бернар и Мон-Сенис.
Христианином король Нового Сиона не был, поэтому помазания на царство не удостоился, зато он сразу заключил оборонительный союз с Ричардом, в котором были прописаны не только обязательства выступать на защиту друг друга против внешних агрессоров, но и оказывать союзнику помощь в случае мятежа на его территории. Кому и для чего нужен был такой договор – всем было очевидно. Ричард в военной помощи своего казначея не нуждался, зато короля Ицхака I он этим делал персоной неприкасаемой. Вряд ли отыщется самоубийца, готовый проверить насколько Ричард верен своему слову. Недовольные, конечно, были, куда без них? Такова уж природа людей, что недовольные будут всегда, но основное недовольство на этот раз принял на себя император. Собственно, именно за это Ричард и заплатил ему в полтора раза больше, чем планировал Генриху Гогенштауфену. Не за то, что родственник, нет. За признание трёх маркграфств свободными от вассальной присяги империи.
Со своим зятем Ричард общался ещё три раза и сумел его убедить в нежизнеспособности проекта Священной Римской империи. Причём, даже если сейчас суметь укрепить власть и передать её по наследству, это лишь ненадолго оттянет её кончину. Принципат, который вознамерился возродить Львиное Сердце не потерпит конкурента, а возможности у них будут просто несопоставимыми. Сейчас ещё можно договариваться по-родственному, но через поколение-другое такая возможность исчезнет, поэтому, пока есть возможность, лучше разделить это нежизнеспособное государство, отдав лучшие куски своим сыновьям и просто хорошим людям, вроде Ицхака Левита, а плохих наказать, или даже убить. Второе гораздо предпочтительнее, ибо мёртвые не мстят. Опять же, мечту свою Генрих уже воплотил, императором стал, и в историю войдёт победителем. Победители в праве диктовать условия побеждённым. Если распустить империю на пике своего могущества, а не под влиянием поражений и внешних угроз, то потомки оценят этот шаг, как минимум, неоднозначно. А если ещё и потрудиться, чтобы оставить им письменные свидетельства, показывающие необходимость такого хода, то последнего императора обязательно назовут Мудрым. Мудрым Львом.
В империю Генрих отбыл через Лазурный берег, графство Прованс и герцогство Бургундия. Карл Смелый всё ещё с упоением грабил владения покорённых франков и, пока ему в этом не мешал император, на словах декларировал свою полную лояльность новой власти. Только на словах, но это было всё равно лучше, чем восточный путь через уже откровенно враждебное Австрийское герцогство. Король Нового Сиона проводил его до Ниццы и вернулся в Рим двадцать пятого сентября.
– Шалом, мой венценосный брат. – поприветствовал своего казначея, начальника штаба и руководителя агентурной разведки Ричард – Как тебя встретили подданные?
– Шалом, Принцепс. Ты знаешь, не так уж и плохо, я ожидал гораздо худшего. Хоть смотрели и настороженно, но оммаж принесли все.
– Я слышал, что ты опять запретил евреям селиться на территории королевства?
– Что удивительного в том, что я последователен? По-моему, это как раз признак стабильности. Мне не нужны анклавы на территории моего королевства, а евреи обязательно будут образовывать гетто. Кстати, селиться я запретил не только им, но и мусульманам с язычниками.
– Откуда в Новом Сионе взяться язычникам и мусульманам?
– Стоит только разрешить, и они обязательно откуда-нибудь возьмутся. Генуя – это настоящий притон контрабандистов. Мой племянник, третий сын моей третьей сестры, нашёл на чёрном рынке порох.
– Наш?
– Нет. Мелкий, как пыль, для пушек не сгодится, но взорвать его можно.
– Хорошо.
– Хорошо, что нашёл, или что его можно взорвать?
– Так себе шутка. Будучи графом, ты шутил смешнее. Порох теперь пытаются делать все, у кого есть «китайская соль», так что в этом нет ничего особенного. Хорошо, что нашего до сих пор на чёрном рынке нет. И это даже удивительно.
– Не так уж удивительно, если учесть, что служба внутренней безопасности Тамплиеров каждый месяц выявляет шпионов в своих рядах.
– Удивительно, Ицхак, очень удивительно. Всех шпионов не способна разоблачить ни одна служба безопасности. Долго секреты хранить в принципе невозможно. Особенно секреты производства, в котором задействованы сотни людей. Как говорил один умный человек – «Что знают двое, знает и свинья.»
– Неплохо сказано. И что ты собираешься предпринять?
– Всё, что мог, уже предпринял. Шпионов ловят, с контрабандой борются. К следующему лету боеспособной артиллерии у наших противников не появится, а потом станет поздно.
– Появится что-то страшнее пушек?
– Со временем, обязательно появится, но не к следующему лету.
– Тогда почему станет поздно?
– Да уж… Не ожидал, что королевская корона так надавит тебе на мозги. Следующим летом мы добьём всех негодяев, восстановим Принципат и примем новые законы.
– Законы и сейчас запрещают контрабанду, однако ради наживы люди всегда готовы идти на риск, даже смертельный. Ты надеешься новыми законами изменить человеческую природу?
– Нет, конечно. Отребье, которому жизнь недорога, никуда не денется и изменить его природу невозможно. Однако контрабандой имеет смысл заниматься, только когда на неё есть покупатели, а вот их то мы прижать очень даже сможем. Мне очень понравилось, как сработали судебные тройки в Византии. Представительства орденов будут в каждой сеньории и именно они будут искать, ловить и судить нарушителей закона. Мелочь сами, а влиятельных владетелей передавать на суд Сенату. Исчезнет спрос, прекратится и контрабанда. Во всяком случае пороха и ему подобных изобретений, которые могут угрожать единству, или внутренней стабильности Принципата. Кто захочет повоевать за честь дамы сердца, или вон тот лужок, пусть делают это по старинке, копьём и мечом. Без артиллерии и наёмников, на них будет монополия у Принцепса.
– На что ещё будет монополия? – голос короля Нового Сиона звучал уже не так ехидно, в нём появились нотки искреннего интереса.
– На чеканку монеты обязательно. Возможно, что и на владение рабами, об этом я пока думаю. По-моему, раз уж считается, что мы все происходим от Адама и Евы, то человек человеком владеть как имуществом не может. Однако, не все заслуживают жить свободными, преступники никогда не переведутся: мошенники, воры, бандиты; их лишать свободы можно и нужно, но не в интересах отдельного человека, а всего общества, всего Принципата.
– А Принцепс, по-твоему, не человек?
– По-моему, Принцепс – это не человек, а функция высшей власти. Кесарю – кесарево. Все законопослушные должны жить свободными. Относительно свободными, конечно, абсолютной свободы в принципе не бывает. Но если ты соблюдаешь закон и платишь налоги государству, за то, что оно тебя защищает, в выборе своей судьбы ты должен быть свободен. Сколько среди сервов талантливых плотников, кузнецов, или механиков? Много, Ицхак. А сейчас они все вынуждены либо пахать землю, либо становиться преступниками. Ну и зачем нам самим плодить талантливых преступников? Землю нужно раздать в аренду только тем, кто хочет на ней работать. Таких хватает, они с удовольствием будут пахать и без удовольствия платить налоги. А кто не желает трудиться на земле, пусть отправляется искать свою судьбу. В Африке нам все пригодятся, даже браконьеры. Убеждённых преступников будем определять в каторжные команды и использовать их на тех работах, которыми вольнонаёмных не заинтересуешь, во всяком случае за тяжёлый труд: в рудниках и шахтах, на прокладке дорог через пустыню, или копании каналов, мы достойно платить не сможем, а работать там кто-то должен.
– Тебя убьют. Как Цезаря. Как только ты всё это предложишь.
– А меня то за что? Отмену рабства предложит кардинал де Сабле, а чеканка монет уже сейчас невыгодна., она сама собой скоро отомрёт, и без моих предложений. Да и наши монеты в перспективе станут сувенирами, бумажные деньги ведь гораздо удобнее. А введение общей службы безопасности, созданной на базе трёх рыцарских орденов, выгодно всем, кроме тех, кто собирается закон нарушить. Вот пусть они сами себя и обозначат, при обсуждении этого вопроса. Главного я их лишать не собираюсь, право объявлять войну останется, только войны должны будут проводиться по определённым правилам, как рыцарские турниры. Хочешь воевать – выходи лично, во главе своих рыцарей, как это сделал Филипп-Август.
– Для чего же тогда нужны пушки и прочие гадости, которые создают тамплиеры?
– Найдётся им применение. В распоряжении Принцепса должны быть армия и флот, способные подавить любой мятеж. Кроме того, есть ещё Азия, с её кочевниками, Индией и Китаем.
– Ты же обещал отдать Китай и Индию мусульманам.
– Обещал, но не вообще мусульманам, а конкретно султану Конии Кей-Хосрову и Хорезмшаху Ала ад-Дину Текешу. А они ничего взять не смогут. С Грузинским царством и то полгода справиться не могут. Куда уж им та Индия, а тем более Китай. И в Индии, и в Китае населения больше, чем во всей Европе. Данное слово я, разумеется, нарушать не собираюсь, пусть пробуют. Только увы, ничего у них не получится. Скажи-ка мне лучше, мой венценосный брат Ицхак, когда будет готова курия Сената?
– Где-то через год. Она хоть и небольшая, но спроектирована очень роскошной. Мы торопимся?
– Нет. Год – вполне приемлемый срок. А где будут размещаться сенаторы со свитами ты подумал?
– Об этом тоже должен я думать? – возмутился король Нового Сиона.
– А кто же ещё? – усмехнулся Ричард – Не я же. Из ближнего круга в Риме только ты, так что думай. Нужно приготовить полсотни достойных сенаторов отелей[213]. Не переживай, дарить мы их не будем, ещё и заработаем на этом.
В конце сентября до Рима дошла новость о возвращении флота вице-адмирал Анри де Грасье из Южной Африки и подробные отчёты командующего экспедиционным корпусом герцога Багдада Гийома де Баскервиль. Крепость в заливе Мапуто он заложил, прилегающую землю у племенных вождей выкупил к взаимного удовольствию, получив в придачу за старое оружие ещё и тысячу рабов, которые теперь трудились на возведении стен укреплений и строительстве порта, благо, стройматериалы взялись поставлять всё те же союзные вожди. Не своими силами, конечно, а подчиняя своей власти не союзные племена. Экипированные в старые легионерские доспехи союзники негры наводили на округу настоящий ужас, хоть воевать строем они пока толком и не умели, для совсем диких племён представляли неодолимую силу, с лёгкостью подчиняя всех, кто не успел сбежать на север. Они же выделили проводников, для поиска Йоханнесбурга и Кимберли, координаты расположения которых Ричард получил из несостоявшегося будущего. Три тысячи семей переселенцев основали тридцать опорных пунктов, по одному на каждую центурию во главе которых временно состояли рыцари ордена Героев. Опорные пункты заложили дугой, прикрывающей Мапуто с запада на расстоянии пяти лиг от цитадели и в двух-трёх друг от друга, готовясь распахать землю внутри этого полукруга. Вернее, готовились, когда герцог Багдада писал донесение, а сейчас наверняка уже что-то распахали и засеяли. Гийом де Баскервиль просил ещё людей, рабочих лошадей, старых доспехов (которые сейчас за гроши скупались по всей Европе) и разрешение основать крепость на Мадагаскаре. Там, по его словам, была какая-никакая цивилизация и имелась возможность торговать с ней за серебро и золото, во всяком случае закупать продукты питания и волов. В Южной Африке же нужно расширяться линиями кордонов, не оставляя в тылу никого из местных, кроме рабов, хотя, если золото и алмазы правда найдётся, то придётся закладывать ещё две крепости, а от них уже развиваться по окружности, и так до тех пор, пока эти очаги влияния не сомкнутся в единое королевство.
План своего бывшего оруженосца Ричард одобрил, тем более что чего-то такого он и ожидал. Благодаря тевтонскому нашествию в земли франков, беженцы, готовые отправиться хоть на край света, под его руку стекались постоянно. Чтобы их прокормить, пришлось даже ограничить продажи египетского зерна на бирже, что, впрочем, почти не повлияло на её доходность. Во-первых, само зерно выросло в цене, во-вторых, увеличились продажи высокотехнологичной продукции, вроде дамаскских доспехов и различных механизмов – от ручных насосов для поднятия воды из скважин, до богато оформленных часов-башен и богемских зеркал, а в третьих, наконец-то образовался пул брокеров, торгующих металлами, рудой и различными услугами.
Беженцев готовили по той же методике, что и первых колонистов. Формировали из них центурии и дрючили каждый день. Поскольку союзным пока (пока!) вождям африканских племён продавалось (вернее обменивалось) почти такое же по качеству вооружение, победить их можно было только дисциплиной в общем строю. Мадагаскар никуда не денется, но одну крепость Ричард там основать разрешил. Только мирным путём, честно выкупив одну из удобных бухт на западном берегу. Пусть пока будет торговая фактория, когда ещё Южная Африка начнёт сама себя кормить, а везти продовольствие из Египта было очень накладно. Во флоте вице-адмирала Анри де Грасье служили только вольнонаёмные, за жалование, а плечо доставки для этих хлипких корабликов было слишком длинным. Это вам не один сухогруз стотысячник послать, с сорока членами экипажа, а двести шебекк с едва полутысячей тонн в трюмах, поэтому пока каждая тонна доставленного груза обходилась как минимум раз в десять дороже. И ведь это только начало. Скоро подкреплений потребует адмирал-фараон Ле Брюн, наверняка к этому времени уже основавший факторию в Северной Лузиньянии. Вернётся он только следующей весной, но что потребует – понятно было уже сейчас. Всем были нужны люди. Не негры и не индейцы, а нормальные цивилизованные крестьяне. Война в Священной Римской империи разжигалась Ричардом в том числе и за этим. В Европе ещё наплодятся, а готовые добровольно отправиться хоть в Африку, хоть в Лузиньянию (Америку) сервы, пока ценились не меньше легионеров-новобранцев.
Нет, убытка король Англии, Иерусалима, Сирии, Египта и Аравии пока не нёс, монополия на торговлю с Индией расходы покрывала, но слишком бурная экспансия в двух направлениях пожирала её почти полностью.
Хорошо хоть у тамплиеров уже получилось продувать горячим воздухом чугун. Качество получаемого железа пока оставляло желать много лучшего, но из самых хороших плавок уже путём цементации получали настоящую сталь. Не оружейного качества, конечно, но клёпанные килевые балки для первых клипперов, из неё производить уже можно. Что немаловажно, производились они в Англии, на кардиффском угле и шведской руде, в судоходном устье реки Мерси, примерно там, где в другой истории возник Ливерпуль. А от Англии до Лузиньянии путь почти вдвое короче, чем из Лаодикеи. Поэтому строящиеся на верфях в герцогстве Антиохия галеоны были лебединой песней передового судостроения Ближнего Востока. Что-то они там и после производить будут, но уже не хай-тек. Слишком дорога доставка материалов, проще, и гораздо дешевле, вывезти квалифицированный персонал в гораздо более удобное место. Туда же планировалось перевести всех металлургов, оружейников и лучших механиков. Последних особенно. Они, пользуясь подсказками, умудрились из бронзы создать паровой двигатель, мощность почти в четыре лошадиных силы. Правда, капитального ремонта он требовал каждые сто часов работы, что было сравнимо со стоимостью замученных в процессе лошадей, но лиха беда начало. Материалы производятся всё прочнее и износоустойчивее и будут так совершенствоваться дальше, а школа проектирования уже появилась. Школу потерять было никак нельзя, поэтому четыре галеона, когда их спустят и примут в состав флота, заберут на борт всё самое ценное их Лаодикеи.
Оружейники тоже без дела не сидели. Ручное гладкоствольное огнестрельное оружие, калибром в шестнадцать миллиметров они уже готовы были производить, но Ричард счёл его ни к чему непригодным. Нет, по нынешним временам, особенно если учесть пулю Минье, это было настоящее вундерваффе, но в беда в том, что противников для него просто не было. Может для кого-то и были, но не для Ричарда, поэтому торопиться не стоило. Пока для всех разборок с лихвой хватало и бронзовых дульнозарядных пушек. Калибр следовало уменьшить как минимум раза в полтора, отработать систему нарезки ствола и в перспективе получить возможность зарядки этой дуры с казны. Пусть пока и не унитарными патронами, а отдельными пулями и зарядами в упаковке из нитрированного хлопковой ткани. Казённая часть, конечно, заметно утяжелится, но снижение калибра всё это компенсирует с запасом. Кроме того, возможно будет значительно улучшить баланс, прикладность и вес этого дрына, который в изначально представленном варианте весил больше двенадцати фунтов, почти вдвое. Тогда появится возможность приладить к нему антабки с плечевым ремнём и приличного размера штык. Не алебарду, конечно, но тоже достаточно грозное оружие противостояния кавалерии. Оружейников тоже нужно забирать, в этом нет никаких сомнений.
Следующее послание пришло от шотландского короля Вильгельма I, по прозвищу опять таки Лев. Шесть лет назад, Ричард продал ему независимость от вассальной присяги за пять тысяч марок, нужных ему для организации крестового похода. Дёшево, конечно, но тогда наличное серебро было гораздо нужнее ненадёжных вассалов, намеревающихся воткнуть тебе в спину нож, как только ты отвернёшься. Дёшево, и Вильгельм это оценил. Он оказал всемерную поддержку графу Лестеру при наведении порядка в Англии (кстати, граф оценил эту помощь как жизненно необходимую в то время). А сейчас он просился обратно в вассалы, если ему окажут помощь в завоевании островных королевств. Нужны ему были только галеоны для поддержки (откуда только он об этом узнал) и одобрение Ричардом этого шага.
Так называемых островных королевств, которые на карте можно было рассмотреть разве что в микроскоп, на севере Шотландии находилось аж четыре, и, несмотря на свои микроскопические размеры, хлопот Вильгельму они доставляли изрядно, привечая у себя всех пиратов и прочую сволочь. А тут как раз удобный момент, скоро спустят на воду как раз четыре галеона. Каждый с двумя орудийными палубами новых (морских) пушек в общем счёте по восемьдесят на каждом корабле, плюс возможностью взять на борт по пять сотен воинов десанта (на коротком плече, но там оно было суперкороткое). В случае согласия Ричарда, Вильгельм был готов прибыть в Рим для принятия оммажа. Ричард, разумеется, на это согласился. Причём с прибытием в Рим посоветовал венценосному брату особо не торопиться, а сначала уничтожить пиратские королевства.
Глава 14
После приведения к присяге Новгорода, Спящий Леопард с войском в конце августа 1195 года вернулся в Смоленск. Разведка, отправленная им в устье Невы, не обнаружила ничего интересного – местность болотистая, строить там город возможно, но получится очень дорого, сначала нужно будет осушить болото, прокопав десяток каналов. Предварительные расчёты показывали, что дешевле получится завоевание всей Скандинавии и южного берега Балтики до устья Одера, то есть до границ со Священной Римской империей. Устье Западной Двины в этом плане было перспективнее, но место было малозаселённое, причём совсем дикими племенами, так что и работников, строительные материалы и продовольственное снабжение придётся завозить из Новгородских земель через Невские пороги. Тоже в принципе возможно, но тоже получится очень дорого, тем более что Новгород продовольствие и сам закупал в южных княжествах.
Поразмыслив, сеньор Сидона и Великий Магистр ордена Героев, Кеннет Маккинли по прозвищу Спящий Леопард решил, что торопиться осваивать северные земли пока не стоит, и отправил всех выделенных ему Новгородом работников обживать Дикое поле в междуречье Днепра и Дона, к этому времени полностью зачищенное от кочевников, а сам отправился в Смоленск, ждать реакции взбешённых вторжением Рюриковичей. О том, что князья русов готовятся к зимней компании, было известно. Купцы, которым идея создания единой державы сулила немалые прибыли, и которые не испытывали к раздробившим на мелкие уделы даже прежде единые княжества расплодившимся потомками пришлого варяга никакого сочувствия, информацию поставляли регулярно. Косвенную, конечно, никто из купцов планов военной компании знать не мог, но то, что к ней готовятся и западнее, и восточнее Днепра, можно было понять по закупкам и заказам. Было ли это предательством со стороны купцов? Рюриковичи сказали бы да, но к этому предательству они торговых людей подталкивали сами, когда взымали мыто[214] в каждом городке, где был посажен на кормление князь, или имелся княжеский посадник, не только за торговлю, но и за право прохода. При этом развивать вверенные им уделы князья не стремились, ведь сегодня ты кормишься с этого города, а уже завтра переедешь в другой, поэтому они только грабили, разоряя население и обдирая купцов. Династия Рюрика к концу двенадцатого века переродилось в преступное сообщество, рэкетиров на захваченных территориях, и ничего хорошего от них уже никто не ждал.
Спящий Леопард в свою очередь установил во всех контролируемых городах единый налог, который взымался только с продаж. Налог высокий, в две пятых от суммы проданного товара, но он был единственный, понятный и временный. После объединения всех русских земель под своей рукой, он обещал снижение до трёх десятых. По сравнению с тем, что сейчас совокупно у торговцев изымалось от половины до двух третей – это была просто мана небесная. Кроме того, только во владениях «Сонного Пардуса» теперь можно было приобрести восточные товары: пряности, шёлковые и хлопковые ткани, дамаскские доспехи и оружие (а ведь каждый купец имел собственный отряд охраны), керосин и керосиновые лампы, драгоценные камни и золото, бумагу, красители и много чего ещё. Да, цены на них были выше, чем раньше в Константинополе, а закупочные на меха, пеньковые канаты, дёготь, воск, мёд и прочую продукцию местного производства ниже, но везти то их теперь нужно было не в Царь-Град, а всего лишь до Киева, Новгорода, или Смоленска.
Вторым сословием, поддержавшим захватчика, хоть и тайно, было духовенство. Спящий Леопард был ближником легендарного Ричарда Львиное Сердце и лично принимал участие в освобождении Иерусалима и Святой земли от агарян, а ещё под его началом когда-то служил нынешний Патриарх Константинополя. Свой, русский, хоть и непростой судьбы, но на всё воля Божья. К тому-же, местным митрополитам очень понравилась идея расширения Русского ордена воинов-монахов и возможность создания таких замков-монастырей в их епархиях. Кроме того, святые отцы отлично понимали – какую выгоду получат от объединения земель под рукой знаменитого крестоносца. Они её уже получали, несмотря на то что до объединения было пока далеко. Две новые русские митрополии, основанные в Саркеле и Херсонесе, ясно давали понять, что это только начало. Дальше возможно расширение пределов их влияния и на запад, и на восток. И наоборот, если победят Рюриковичи. объединив Европу, на Русь двинется сам Ричард, а он, в отличии от «Сонного Пардуса», церемониться не будет. О том, что произошло в Константинополе, отлично знали все влиятельные фигуры в русской церкви. Да и не верилось иерархам, что Рюриковичи смогут победить. За одно лето Пардус прошёл от устьев Днепра и Дона до Новгорода, походя разогнав и ограбив язычников-кочевников, с которыми их собственные князья не могли справиться больше трёх сотен лет. Да, печенегов истребили половцы и заняли их место, но хрен редьки не слаще, а тут вдруг явился из-за моря витязь, разогнавший эту погань без особых усилий. Он их даже истреблять не стал, отобрал скот и велел убираться за Итиль[215]. И ведь убрались, грозные владыки степей, не осмелились собрать большую орду и выйти на битву. Рюриковичам убираться некуда, драться им придётся, но исход этой драки был очевиден. Крестоносец специально осел в Смоленске, чтобы приманить к себе все силы Рюриковичей и покончить с ними разом. На кого нужно делать ставки в этом противостоянии, умные люди, а среди духовных владык глупых не было, понимали прекрасно. Они и составили вторую сеть агентурной разведки.
Третьим сословием, безоговорочно поддержавшим Спящего Леопарда, были смерды. Слова они не имели, но выражали свою поддержку массовым бегством на контролируемые им земли. Прибывших Пардус не холопил, как поступил бы на его месте любой князь, или боярин, наоборот, каждой семье бесплатно выделялся надел, с которого можно было не только сытно прокормиться (всё таки земля в Диком поле была гораздо урожайнее, чем на севере), но и жить свободными, уплачивая всего две пятых от собранного урожая. Кроме того, можно было получить пахотных лошадей, стальные плуги и прочий необходимый в быту инвентарь, семена, с рассрочкой выплаты за них на пять лет. И всё это в собственность, которые просто так, по произволу, отобрать никто не мог. Было правда и новшество, которое нравились далеко не всем – закон майората, при котором всё хозяйство наследует старший сын, а младшие обрекались на дальнейшее странствование в поисках своей судьбы, но однажды бежавшие от родных погостов крестьяне приняли его с пониманием. Кто землю выделил, тот имеет право ставить любые условия, а майорат, хоть и был чуждым для воспитанных в общине мужиков укладом, но с этим они были готовы смириться. Хоть наследовал всё только старший сын, но это был их старший сын. А младшие? Говорят, что земли ещё много, хватит на всех. К тому-же их активно сманивали в Африку. И не простыми крестьянами, а колонизаторами. В колонии, где каждый землепашец был ещё и воином. Рядовым пехотинцем в строю, но лиха беда начало. Проявившие себя становились десятниками, а проявившие себя десятники сотниками, то есть получали возможность стать из крестьян дворянами. Всем было понятно, что большинство этого никогда не добьётся, но свой шанс давался каждому, к тому-же силком никого не забирали. Мало того, почти половину соискателей отсеивали за непригодность. Хуже было то, что и старшие сыновья хотели поиграть с удачей, но это случалось не часто, к тому-же у вербовщиков к ним были завышенные требования.
Воинское сословие разделилось примерно пополам. Ближники князей и их малые дружины и без того неплохо жили, а вот простые гридни[216], обделённые вниманием князя, умирать за него не стремились совсем. К тому-же им было понятно, что первыми под залпы пушек «Сонного Пардуса» отправят именно их. Дезертирство из княжеских дружин пока не началось, но боевой дух, и без того подорванный поражением переяславцев и черниговцев, а также бегством князей из Киева, Смоленска и Новгорода, продолжал стремительно падать.
Поместные бояре со своими отрядами в бой тоже не рвались, хоть и по разным причинам. Если на завоёванных Спящим Леопардом землях, они были недовольны сманиванием смердов, то на подконтрольных пока Рюриковичам просто не верили в победу. Сеньор Сидона никого не принуждал. Имея шестилетний опыт войны, он отлично понимал, что насильственно поставленные в строй будут только разлагать войско, и принимал под своё знамя только добровольцев, а их было немало. Городские бояре Киева, Смоленска и Новгорода, успевшие пожить без князей, возвращения на престолы Рюриковичей не желали категорически. Ментальная установка, что жить без князя невозможно, у них уже снялась. Возможно, ещё как возможно. В единой державе они станут графами, маркизами, или на худой конец баронами, всё зависит только от них самих. «Сонный Пардус» уже проявил себя как правитель справедливый, щедро награждающий верных и храбрых, к тому-же чужаком он не воспринимался. За два года командования русами в Святой земле, Леопард не только в совершенстве выучил их язык, но и узнал все обычаи и традиции, которые без особой на то нужды, старался не нарушать. Не всё ему, конечно, нравилось, но реформы лучше затевать в мирное время, когда люди, привыкнув к спокойствию и зажирев, потеряют кураж. Тогда и можно будет начинать что-то менять, да и то не сразу, а постепенно. Именно так напутствовал его Ричард, именно так он и будет поступать, а пока на повестке дня война.
– Бой примем здесь. – осмотрев четыре построенных горожанами форта вокруг Смоленска, принял решения Спящий Леопард – Молодцы смоляне, постарались на славу. С нашей стороны будет неблагодарностью не воспользоваться их трудами. Что-то не так, Ратибор?
– Мужики копали, княже. Такая их мужицкая доля, какая ещё может быть благодарность… – бывший воевода псоглавцев, а ныне командующий пятитысячным войском русской кавалерии, не смог скрыть брезгливую гримасу на лице – Здесь самое удобное для Рюриковичей место. Они одновременно навалятся и с запада, и с востока. Я бы отошёл к Киеву.
– Что скажешь, Грегор?
– Ты ведь специально хочешь собрать их всех вместе, Кенни, чтобы уже этой зимой войну закончить. Вопрос твой не военный, а политический, чего этот молодой дурень не понимает – кивнул на Ратибора сеньор Тира, милорд Макалистер – В самое удобное место они обязательно соберутся все, а к Киеву точно не все придут, тогда война ещё на год затянется, а то и на два. Запрутся в своих городишках, и будем мы их по одному выковыривать, одновременно с этим и мужиков убивая. Сюда же явятся только воины. Измором нас не взять, это они знают, поэтому обязательно полезут на штурм.
– Учись, Ратибор. – кивнув своему начальнику штаба, Спящий Леопард повернулся к русскому полководцу и одарил его взглядом, с насмешкой в глазах – Мы здесь не приказ исполняем, а политику творим. Затягивать войну нам самим не с руки. Война – это разорение наших будущих подданных, а как следствие их озлобление. Бой примем здесь именно потому, что это место самое удобное для Рюриковичей.
– Они приведут тысяч сорок-пятьдесят, княже.
– Ты прав. Примерно столько я и ожидаю. А кого они приведут?
– Ну… – на пару секунд задумался Ратибор – Тысяч двадцать в княжеских дружинах, если всех вместе посчитать.
– Где-то так. – кивнул Леопард – Ещё?
– Тысяч десять соберут с поместных бояр.
– Согласен. Ещё?
– И двадцать тысяч пешего ополчения.
– Опять правильно. И стоит ли нам от этого сброда бегать? Сколько из них готовы пожертвовать жизнью ради победы?
– Найдутся и такие, княже. Все княжьи ближники и малые дружины. Тысяч пятнадцать точно, а нас всего пятнадцать, вместе с пехотой и артиллеристами.
– Под Яффе нас было меньше пяти тысяч, против двадцати пяти сарацин. При этом все сарацины готовы были умереть, но победить, а командовал ими лично великий полководец Салах ад-Дин. А этой ордой кто, по-твоему, командовать будет?
– Сложно сказать.
– Ничего сложного, Ратибор. Единого командования у них не будет. Каждый из князей будет распоряжаться своими воинами. То есть получится настоящая орда. Самых надёжных и верных они на штурм первыми не пошлют, их будут беречь до последнего момента. Их втрое больше, поэтому в победе они уверены, поэтому лучших попытаются сохранить. Правильно я уже вас, русов, понимаю?
– Правильно, княже. Скорее всего так и будет.
– Хорошо. Теперь представь себе картину, Ратибор. Сначала каждый из князей пошлёт в бой то, что не жалко. Ополченцев и отряды поместных бояр. Они отступят после второго, край третьего залпа пушек. К фортам даже приблизиться не смогут. Как только ударят морозы, мы польём склоны валов водой, чтобы им убегать легче было. Много убивать не будем, чтобы сразу сильно не напугать. Кого они пошлют во второй волне атаки?
– Сразу никого. Дружины они спешивать не будут. Встанут лагерями и начнут разорять окрестности.
– Разорять им будет некого. Всех людей с припасом мы заранее соберём в Смоленске. Позлобствуют, конечно, избы пожгут, но ничего ценного не добудут. Кстати, этим должен озаботиться именно ты. На два дневных перехода вокруг Смоленска не должно остаться ничего ценного, всё, включая сено, нужно вывезти за периметр фортов. Грегор озаботится размещением людей, чтобы не помёрзли зимой. Что они будет делать дальше?
– Ругаться, княже. – широко улыбнулся Ратибор – Друг друга виноватить.
– Вот и считай. Соберутся они все вместе, даже если сильно поторопятся, только в конце ноября. На обсуждение планов и принятие решения потратят как минимум пару недель, так что первый штурм состоится в середине декабря. После него ещё неделя на согласование дальнейших действий, потом Рождество Господне[217], Обрезание и Крещение. Грабить округу отправятся в конце января, и только в конце февраля поймут, что поживиться нечем. В обозе они привезут припас месяца на три, включая дорогу сюда, так что к этому времени уже начнут голодать и резать коней. Март у вас здесь месяц противный, я специально интересовался. Днём всё течёт, а ночью подмерзает. Снег ещё глубокий, а наст крепкий, с дороги никуда не свернёшь, чтобы коням ноги не переломать. Значит, отходить они будут по дорогам. Так?
– Так, княже. – ещё шире расплылся в улыбки Ратибор.
– Сколько дорог отходит от Смоленска?
– Шесть, княже.
– У нас семь тысяч конницы. Пять твоих и две рыцарей ордена Героев. Озаботься поиском места для засад. Заранее посчитай – куда сколько будет отходить. В городе мы оставим только Грегора, с пехотой и артиллерией, он справится, а сами заранее займём позиции. Первыми отходить начнут князья, с малыми дружинами, их то нам и нужно перехватить. А «мясо», что они бросят под Смоленском, нам не враги. Грегор их прикормит и определит на службу. Чертовски большая у вас страна, для контроля понадобится много воинов, даже такие неумехи нам пригодятся, чтобы изжить татей[218] на дорогах. Это против нас они не воины, а всякую сволочь перебить смогут. Грегор, ты назначаешься комендантом Смоленска и командующим гарнизоном. Ратибор, на тебе разведка, выбор мест для засад, сбор смердов и припасов. Выдели молодому серебра, старина, мечом и серебром убеждать гораздо легче, чем только мечом.
– Или только серебром. – кивнул сеньор Тира.
– Именно так. – кивнул в ответ Леопард – Ратибор, жителей не тиранить. Кто не захочет уходить в Смоленск, пусть прячутся в лесах, главное, чтобы они не стали добычей для Рюриковичей. Приказ понял?
– Понял, княже. Кто под Смоленском укроется, получит по ногате серебра, а те кто в лес сбежит, сберегут нам серебро.
– Примерно так. – усмехнулся Спящий Леопард – Занимайтесь. Я с полусотней отправляюсь в Киев. Там есть голуби из Константинополя, а оттуда уже найдут, как известить короля. Нам понадобится панцирная кавалерия, пусть пришлют сколько успеют, пока не замёрзнет Днепр ниже порогов. Вернусь, как только подмёрзнут дороги. Вопросы?
– Хорошо бы иметь хотя бы по пять новых пушек на каждый форт, Кенни.
– Они уже в пути, старина, возможно даже в Киеве. На них рассчитывай смело. Что-то ещё?
– Береги себя, сынок.
– Хорошая примета. – усмехнулся Спящий Леопард – Если ты начал брюзжать, значит победа будет за нами. Тебе ли не знать, что я всегда себя берегу. Ратибор, вопросы есть?
– Полсотни свиты невместно такому владетелю, княже. Это умаляет…
– Вопросов нет. – оборвал русского воеводу сеньор Сидона – Задачи вы знаете. Исполняйте и ждите меня по морозцу. С Богом, псы войны!
Глава 15
В конце октября 1195 года Ричард покинул Рим и отправился в Святую землю, где намеревался провести всю зиму. Никаких неотложных дел у него там не было, но надолго оставлять без присмотра владения, которые приносят девять десятых доходов в казну, было неразумно. К тому-же в феврале ожидалось рождение третьего ребёнка, и раз уж выдалась спокойная пора, то почему-бы не посвятить это время семье, тем более что Генрих-львёнок уже начал разговаривать.
Зима в Европе ожидалось жаркой. Политически жаркой. Получившие подкрепления от Санчо Наваррского и Раймунда Тулуззского, засевшие в Жизоре графы де Куси и де Суассон намеревались отбить у Карла Смелого Париж; король Шотландии Вильгельм I Лев планировал покончить с пиратской вольницей на Гебридских островах; Принц-Бастард ещё до начала распутицы привёл своё войско под Краков и по обыкновению не осадил город, а встав укреплённым лагерем в виду стен, начал грабить окрестности, привлекая к этому выгодному делу всех местных бандитов; Спящий Леопард готовил большой капкан для Рюриковичей под Смоленском; но со всем этим они отлично справятся сами. Затребованные подкрепления и припасы были отправлены, а больше Ричард ничем помочь не мог, да и не хотел. Великому Паладину не пристало лично вмешиваться в войны христиан между собой. Он даже не собирался участвовать в войне Окситании и Наварры против Кастилии и Арагона, или Вельфов против Штауфенов, которые намечаются на следующее лето. Родственников, конечно, поддержит, если это понадобится, но только материально, самому ему ни жалкая добыча, ни сомнительная слава были не нужны. Ими можно было только испачкать уже сложившийся образ.
На Ближнем востоке война закончилась. Герцог Йемена и Омана, граф Людовик де Блуа закончил зачистку Аравии от бедуинов, арабов и сарацин, попросту истребив всех, кто не пожелал переселиться в земли Хорезмшаха, но возвращаться в Европу пока не торопился. Понять его было можно, контролируя восточный и южный берега Аравии, он получал от мусульманских паломников и индийских купцов больше доходов в месяц, чем от своего европейского графства Блуа в год. Кроме того, этот юноша пылкий, со взором горячим, вознамерился строить собственный флот. Торговый, разумеется, но торговое судно отличается от военного корабля только грузом. Погрузи вместо товаров десант, и флот уже станет военным. Пора было его осаживать, пока не развязал какую-нибудь ненужную войну. Да и не построит он в Аравии ничего толкового, все материалы привозные, доступные мастера судостроители лучше древних уже шебекк ничего строить не умели, да и ни к чему пока лезть в Индию. Индийские купцы сами привозят всё что нужно, и не факт, что содержать собственный торговый флот будет выгоднее. Даже если это будет и правда только торговый флот, во что верилось с большим трудом, он всё равно нарушал планы Ричарда, который видел заморскую торговую экспансию монополией Принципата, в которой каждый из сенаторов будет иметь свою небольшую долю. Иначе обделёнными останутся те, кто не имеет выхода к морю, хоть и вносят не меньший вклад в общее благоденствие, например: Диктатор Рима, герцог Алеппо Рауль де Лузиньян, или герцог Эдессы Томас Гилсленд, барон де Во. Что рано, или поздно, но обязательно приведёт к братоубийственной войне.
Самым простым способом избежать будущей драмы была монополия, аналог акционерного общества несостоявшегося будущего, в котором казна Принципата имела бы десять долей из ста, тридцать долей сенаторы (поровну на всех), тридцать патриции (которых будет раз в десять больше, чем сенаторов) и ещё тридцать дворяне-рыцари, их будет на порядок больше, чем патрициев и на два, чем сенаторов, но для них и это будет существенным пополнением постоянно пустой казны. Если учесть, что в состав Сената планировалось включить не только самых значимых христианских феодалов, но и церковных Патриархов, Великих Магистров четырёх рыцарских орденов[219], союзных мусульман: великого султана Конии, Хорезмшаха и наместника в Мекке и Медине графа Абу Мансура, а также одного еврейского короля Нового Сиона, структура должна была получиться довольно устойчивой. К тому-же, вторым акционерным обществом в тех же долях должен был стать банк. Ричард так и не нашёл способа избавиться от ссудного процента, как не ломал свою голову. Запретить невозможно, сразу возникнет чёрный рынок банковских услуг и обслуживающие их интересы преступники, которые очень быстро организуются в мафии, утопический проект налога на лежащий без движения капитал приведёт его к закапыванию в тайники и схроны, а исламский банкинг, основанный на принципе совместных инвестиций, в несостоявшемся будущем вчистую проиграл традиционным ростовщикам. Даже в самых мракобесных странах он удерживал от силы пятнадцать процентов рынка.
Довольно умное племенное привидение иудеев, которое вывело из Египетского рабства семь колен Иакова, запретило им давать деньги в рост только своим. Они на это, конечно, плевали. Попробуй-ка доказать, что ты свой. А если и докажешь, то желающих дать тебе денег просто не найдётся. Нужна была структура, которая примет на себя все грехи. И христианские, и мусульманские, и иудейские. Этой структурой, как ни странно, было государство.
Кесарю – кесарево. Его право взымать налоги, а ссудный процент в этом случае можно было рассматривать именно так. Вложиться же своим капиталом в предприятие Кесаря не было грехом ни для кого. Основной деятельностью, финансируемой госбанком, будут общественно значимые инфраструктурные проекты, а кредиты частных лиц будут считаться налоговыми недоимками. К слову, про налоги. Их будут платить все, в том числе и сам Ричард, и даже Римский Папа. Как это всё мирно внедрить – пока непонятно, да и нужды форсировать события пока не было. А со временем стерпится, слюбится.
В общем, с налогами и банком дело не срочное, а вот самодеятельность во внешней торговле следовало пресечь немедленно. Любой ценой, даже ценой отделения слишком буйной головы графа де Блуа от его бренного тела. Ему придётся либо подчиниться, либо принять вызов на поединок, а тридцативосьмилетний Ричард сейчас, пожалуй, находился в своей лучшей форме – ещё не сдавший физически, но уже набравшийся колоссального опыта боёв. Единственный, кто мог бы составить ему в этом конкуренцию – это сеньор Сидона, милорд Спящий Леопард, но тот никогда не выйдет на поединок против своего короля. У Людовика же шансов не было совсем.
Ещё Ричарду хотелось посмотреть на возводимые в Багдаде и Басре мосты. Последние монументальные строения этой эпохи, возводимые без применения цемента и арматуры. Нет, Колизей, или термы Каракаллы в Риме тоже восстанавливались по античным технологиям, но то была реставрация, а не новое строительство.
Цемент уже производили, но пока в мизерных объёмах для отладки технологии. Не столько даже технологии производства, сколько хранения и транспортировки. Единственной доступной пока тарой были деревянные бочки и ящики, но это слишком дорого, а цемент должен быть очень дёшев, иначе какой от него толк.
В свою вторую столицу, Сен-Жан-д'Акр, Ричард прибыл седьмого ноября, где его встретили сюрпризом – уже неделю ожидавшим приёма посольством махараджи Кулоттунга Чола III, правителя южной Индии. Правда, ожидали послы не короля, тот о своём прибытии никого заранее не извещал, а лорда-канцлера Святой земли, герцога Триполи Ги де Дампьера, так что сюрприз получился обоюдным.
Княжество (или царство) Чола не только владела всем югом Индийского полуострова и Шри Ланкой[220], оно собирало дань со всей западной Индии до Ганга, и значительной части Индо-Китая и Индонезии[221], активно торговало с персами и арабами на западе и с Китаем на востоке. Большинство из прибывающих в Басру купцов-индийцев были подданными махараджи, поэтому новый политический расклад послы отлично знали.
За стены города язычников не впустили, но к этому они отнеслись с пониманием и без обид, точно также поступали сарацины, а до них арабы. Им выделили место для лагеря у ближайшего к городу колодца по дороге на Дамаск. Отобедав с женой, Ричард проведал детей, впервые пообщался с не по возрасту рассудительным и обстоятельным наследником, отправил в лагерь индийцев герольда, и некоторое время спустя, с небольшой свитой, двинулся следом.
То ли традиции у язычников были такие, то ли они и правда считали Ричарда явившимся в мир божеством, но когда он, в привычной уже всем местным стальной короне, приблизился к посольскому лагерю, все, включая караульных, попадали, накрыв голову руками, как при команде «вспышка спереди»[222] только не ногами к нему, а головой.
– Очень интересно. – с минуту понаблюдав эту картину, произнёс Ричард – Джон, выясните, кто у них старший. По-арабски они наверняка понимают. Я пока отъеду за холм. Объясните им, что у нас так не принято. Послы представляют своего сюзерена, и падая на брюхо, они лишь унижают пославшего их махараджу. Да и мне это неприятно. Если хотят разговаривать – пусть ведут себя как люди.
– Будет исполнено, Сир.
Джон Буль вернулся только через полчаса.
– Они считают вас божеством, Сир. Я пытался их научить правильно приветствовать короля, но это бесполезно. При вашем приближении они снова попадают и будут лежать, пока вы сами не прикажете им встать и говорить.
– Вот дурные. – усмехнулся Ричард – Кто у них старший узнать удалось?
– Некто Веруна.
– Вы сделали что могли, Джон. Поехали, попробуем пообщаться. Когда я уединюсь с этим Веруной, организуйте периметр, чтобы нас никто не смог подслушать.
– Слушаюсь, Сир.
На этот раз театр абсурда прекратился быстро. Как только индийцы попадали, Ричард рявкнул, скорее даже рыкнул:
– Всем встать и исполнять свои обязанности, старший немедленно ко мне!
Сухощавый, вполне европейского вида, когда-то, несомненно, белый, а сейчас загоревший почти дочерна, примерно ровесник Ричарда, хотя определить это было сложно, приблизился, кланяясь при каждом шаге.
– Ты среди них старший? – спросил король по-арабски.
Веруна снова упал лицом вниз и закрыл голову руками.
– Встать, отвечать! Меня раздражают ваши идиотские ритуалы. Если ты посол, я готов тебя выслушать, приготовь место для беседы. Падать на землю всем запрещаю.
Жрец в оранжевой хламиде, а это был несомненно жрец, никогда не державший в руках оружия, встал и отдал несколько команд на незнакомом языке. Индийцы мгновенно подскочили и засуетились как муравьи, спасающие свой муравейник от последствий случайно наступившего на него лося. Оранжевый низко поклонился и произнёс на хорошем арабском.
– Просим простить, божественный. Но вашего личного визита мы не ожидали.
Ричард спешился, передал повод коня оруженосцу и скомандовал оранжевому:
– Не беда. Я неприхотливое в быту божество. Главное для меня – не терять времени на всякие лишние глупости. Я не люблю, когда мне перечат попусту, но этот момент мы уже почти уладили. Веди меня туда, где вы ожидали встретить милорда де Дампьера, почтенный Веруна.
– Тот шатёр недостоин вашего божественного величия. – низко поклонился оранжевый, с трудом удержавшись от падения на брюхо.
– Веди. – приказал Ричард – А там уже я сам решу.
Центральный шатёр лагеря индийцев был метров шести в высоту и вдвое больше в диаметре. Весь задрапированный шёлковой тканью с золотой вышивкой, землю в несколько слоёв покрывали ковры из ангорской шерсти с причудливым орнаментом. Почти посреди шатра, чуть сдвинутым спинкой к западу, стоял роскошный трон. Из слоновой кости, обильно украшенный золотой инкрустацией и драгоценными камнями.
– Ты прав, брахман. Это меня недостойно. Джон! – рявкнул король-лев.
– Слушаю, Сир.
– Стульчик аккуратно вынести, а нам подать две потные попоны, флягу с «Ливийцем» и пару кубков.
Оруженосец молча буднично поклонился и через пару минут всё было исполнено.
– Присаживайся брахман. – сев на одну из потных лошадиных попон, Ричард кивнул собеседнику на вторую – Ты ведь брахман, я не ошибся?
– Ты не можешь ошибаться божественный. – послушно присел оранжевый, тщательно пытаясь скрыть брезгливость к резко воняющей лошадиным потом подстилке.
– Ничего, привыкнешь. – усмехнулся Ричард, лично разливая по кубкам «Ливийца» – Кришна давно покинул землю, на дворе ныне Кали Юга, а вы всё делаете вид, что ничего не происходит. Давай-ка брахман, осуши этот кубок до дна, постарайся одним глотком – показал пример король и вызвал своего оруженосца – Джон!
– Слушаю, Сир.
– Периметр установил?
– Так точно, Сир.
– Раздвинь его и отойди подальше сам, нас никто не должен услышать даже случайно.
Оруженосец почтительно поклонился и моментально исчез.
– Выпей, брахман, не бойся, я не хочу причинить тебе зла. Выпей, закуси и поведай мне с какой нуждой прибыл. Сразу тебе говорю, что прокрутить колесо Сансары за Кали Югу я не смогу. Но то, что в моих силах, постараюсь сделать.
Оранжевый закинулся «Ливиёцем», пару минут прибывал в нирване, потом встал и почтительно поклонился.
– Сядь, брахман. – едва заметно скривился Ричард – Я не Шива. Я всего лишь один из тех кшатриев, которым он благоволит. У нас таких сейчас много, Кали Юга – это наше время, время войны, и ты об этом знаешь. Мудрость сейчас никому не нужна, как и хранящие её мудрецы. Твоему махарадже понадобился мой клинок. Я прав?
– Ты не можешь быть неправ, божественный.
– И он послал тебя подкупить меня? Я хоть и не воплощение Шивы, но попытка подкупить, меня оскорбляет. Сидеть! Я понимаю, что он этого не знал и не ставлю ему это в вину. Твой махараджа хочет, чтобы я помог ему уничтожить империю Хойсала[223]?
– Именно так, божественный.
– Это не трудно. – кивнул Ричард – Но твоему махарадже придётся принести мне вассальную присягу. Оммаж, как мы это называем. Он должен будет выставлять своих воинов там и тогда, когда мне это потребуется.
– Он на это заранее согласился, божественный.
– Чёрт вас всех побери, как же ты не вовремя явился, брахман. Хотя… Ладно, что-нибудь я придумаю. А твой махараджа понимает последствия обмана? Людовик де Блуа живьём зашьёт его в свиную шкуру и утопит в море на съедение рыбам.
– Ты не признаёшь себя Шивой, божественный, но мой махараджа в этом уверен. Предать Бога он не способен. Для него величайшая честь выступить под знаменем Бога.
– Ну, ладно, он дурак, а ты то сам что думаешь?
– Я уверен, что ты Шива. Его инкарнация в человеческом облике. Ускорить вращение Колеса Сансары ты не в силах, но победить врагов моего господина сможешь с лёгкостью.
– Я не Шива, но победить смогу. Но это мне только добавит головной боли, потом придётся ещё и за вас отвечать. Мы в ответе за тех, кого приручили.
– Извини божественный, я не понял последней фразы.
– Тебе это и не надо, брахман. Я разрешаю тебе войти в стены города и основать там постоянное посольство. Половину свиты отошли обратно, внутри стан она будет смотреться вызывающе. Врагов твоего махараджи разгромим, у меня как раз есть под рукой подходящий полководец. Я как раз собирался отрубить ему голову, но тут уже сама судьба распорядилась иначе. Герцог Йемена и Омана, граф де Блуа, немедленно отправится бить врагов твоего махараджи. И будь уверен, что он их всех перебьёт. Всех до единого. Ты готов взять на себя этот грех, брахман?
– Готов, божественный.
– Тогда, аминь нах, что тут ещё скажешь…
Глава 16
Отправив Людовику де Блуа приказ прибыть всеми свободными силами в Басру и ожидать его там, Ричард написал и Хорезмшаху, что в его интересах находиться в Басре в середине декабря и на всякий случай иметь с собой войско. Не много, тысяч десять, но это должны быть действительно хорошие воины, которых не стыдно будет показать в Индии. Не приказ, нет, оммаж Ричарду Хорезмшах не приносил, но и отказаться он не сможет. Даже не потому, что считал себя должным, хотя и такое имело место, а просто из чистого любопытства.
Форс-мажор. Не хотел в Индию идти, Индия пришла сама. Да не просто так, а «спаси нас, Боженька Шива». Сам Ричард ни в какую Индию, конечно, не собирался, это же с ума сойдёшь, если они там все будут на брюхо падать, но организация кампании ложилась на него. Отказать махарадже в просьбе было невозможно. Во-первых, отказ он воспримет как божественное проклятье, это уже очевидно, а проклясть такого полезного торгового партнёра смог бы только Бог-Дурак, во-вторых, временно решалась проблема Людовика де Блуа, а поскольку она заключалась в том, что «пёс войны» ещё не досыта напился кровушки, то в Индии может и снимется сама собой, в третьих, восточный берег Африки уже был обстоятельно обследован, суда снабжения теперь там ходили как поезда по рельсам – от станции до станции, пришло время расширить зону географических исследований на южную и восточную Азию. Такого опытного специалиста и отличного организатора, как вице-адмирал Анри де Грасье, уже получившего корону титулярного графа Мапуто, держать на администрировании надёжной линии снабжения было настоящим расточительством.
Было и в четвёртых. Пусть люди Хорезмшаха увидят, что Ричард не только Великий Паладин христиан и «Гнев Аллаха» для мусульман, но и Божество для язычников, а сам Текеш Ала ад-Дин задумается, стоит ли соваться в Индию в одиночку. Отправка корпуса Луи де Блуа нарушением договора не являлась, они де-юре были наёмниками, которые захват территорий не планировали – пришли, пограбили, ушли; а Текешу станет ясно, что такой огромной и густонаселённой страны ему без союзников никогда не завоевать.
Хуже всего было то, что у махараджи не было нормальных коней, способных разогнаться в галоп с пятьюстами фунтами груза, а значит дестрие[224] для панцирной кавалерии придётся везти с собой. Не было и верблюдов. В джунглях они были и не нужны, но самую опытную часть войска придётся пересаживать на новый вид живого транспорта. Впрочем, они драгуны с лёгкой артиллерией, в седле не воюют, а уж просто добраться до места боя смогут даже на слонах.
Сразу в Басру Ричард не поехал. Для начала ему следовало проинспектировать тамплиерский НПО и оценить, что из новинок может пригодиться в предстоящей кампании, потом навестить Папу. Про него докладывали, что старик «сгорает на работе». Очки носит уже втрое большей кратности, чем первые, но и они уже не устраивают, надумал заказывать стекляшки ещё толще. Ослепнет ведь, фанатик чёртов.
К старику Ричард привязался искренне. Возможно потому, что собственный отец ему, третьему сыну, внимания уделял очень мало, хотя, это вряд ли. После того происшествия при Яффе, он делил свою жизнь на до и после. Из жизни до, важными моментами воспринимались только те, за которые ему самому было стыдно. А отец? Он был в своём праве и действовал рационально. Он ведь не знал, что первые два сына уйдут в лучший мир ещё раньше него самого.
Нет. Генриха Плантагенета Ричард ни чём не винил. Он исполнял свой долг и строил империю. Внук графа Анжу и Мэна, сын герцога Нормандии, он стал королём Англии и герцогом Аквитании. Если не учитывать достижения самого Львиного Сердца, то результат был блистательный. Но сравнивать достижения было не просто корректно, ведь у Ричарда в рукаве был козырь послезнания, а отец жил только своим умом, но при этом создал империю, которую в другой истории разбазарил Джон, и помог ему в этом сам Ричард, схлопотавший арбалетную стрелу в шею в битве «вон за тот лужок». Лютый позор! И в чём тут можно винить отца?
Не удивительно, что Ричард присвоил одному из галеонов имя «Генрих I Плантагенет», одному «Филипп II Август Капетинг», а ещё три и вовсе назвал скандально – именами язычников: «Луций Корнелий Сулла», «Гай Юлий Цезарь» и «Марк Ульпий Нерва Траян». Сейчас все они либо готовятся, либо уже штурмуют Гебридские острова. Какое имя окажется самым счастливым – станет известно позже, но в любом случае, никаких апостольских имён на военных кораблях не будет. Во всяком случае не раньше, чем появится корабль имени «Пророка Мухаммеда». Тот хоть, по крайней мере, был воином и полководцем, пусть и достаточно скромных талантов.
Сложности с организацией кампании были. Строительный и Аравийский легионы уже были спланированы на лето в помощь братьям Вельфам для решения архиважной задачи – окончательного развала Священной Римской империи. Один из легионов можно было заменить на Византийский, благо болгары сцепились с сербами и скорее всего надолго, а вот второй придётся формировать из подданных императора Эфиопии, которые уже поучаствовали в зачистке Аравии. На них тоже были планы в Африке, но это может подождать. Если Хорезмшах пришлёт десять тысяч, а он наверняка именно так и поступит, то Ричарду придётся выставить двадцать. Не потому, что меньшими силами не справиться, а потому, что положение обязывает. Впрочем, бойцы Негуса уже опытные, под командованием европейцев повоевать успели, важность дисциплины в армии осознали, если их перевооружить и перемешать с «Аравийцами», на слаживание новых подразделений уйдёт месяца два-три. Это приемлемо, воевать в южной Индии можно с января по июль, даже если начать в апреле, то времени вполне должно хватить. Задача ведь была разгромить вражескую армию, а с оккупацией, демократизацией и прочей контрибуцией махараджа справится сам.
В Большом Яффе готовились к Рождественскому нашествию паломников, многие из которых задержатся до Пасхи. В Иерусалиме их селить было негде, Священный город постепенно превращался в огромный храм, и проживали в нём только служители: священники, обслуга и гарнизон, зато в Яффе готовы были принять всех. Число желающих поклониться Гробу Господню и Животворящему Кресту росло каждый год, и в этот «высокий туристический сезон» их ожидалось уже под сто тысяч, что сулило колоссальные доходы местным коммерсантам, из которых две пятых доли выплачивались в казну Ричарда. Недёшево обходился народу религиозный опиум, но ведь насильно его никто покупать не заставляет.
Тамплиеры порадовали самыми настоящими спичками, причём с отработанной технологией производства, шли эксперименты с капсюльным воспламенением пороха, но до массового применения оружия с унитарным зарядом было ещё очень далеко. Зато ручных гранат, с тёрочным взрывателем, для испытаний в Индии, они готовы были произвести тысяч десять, если металлурги своевременно поставят для них литые чугунные корпуса. Технически уже возможно было сделать миномёт из двадцатого века другой истории, с самонакалывающейся миной, но пока невозможно было обеспечить его боеприпасами. Зато тамплиеры пообещали на Рождество и Пасху устроить в Иерусалиме настоящий фейерверк. С этим Ричард согласился. Красочное шоу, потребителям опиума для народа, как минимум, не помешает.
Дорога паломников от Яффе до Иерусалима украсилась чугунными столбами с керосиновыми фонарями, установленными через каждые триста футов. Это нельзя было назвать освещением, скорее маячками для путешествующих ночью, но убегающая вдаль цепочка огоньков выглядела очень красиво. Финиковые пальмы вдоль дороги, за которыми заботливо ухаживали и ежедневно поливали, заметно подросли, даже самые мелкие из них были коню по брюхо, а главное, триумфальную арку на месте гибели Генриха Шампанского теперь венчал его конный памятник. Бронзовый, с позолотой, но снизу выглядевший как золотой.
– Врать не буду, Ваше Святейшество, выглядите вы очень плохо. – Ричард дождался пока служки покинут скромную трапезную Понтифика – Как говорится, краше в гроб кладут. А ведь в той истории вам было отмеряно ещё три года.
– Видимо, в той истории я себя слишком берёг в ущерб делу, сын мой. Выгляжу я не так уж плохо, учитывая, что мне после Рождества исполнится девяносто лет. Я ежедневно смотрюсь в то зеркало, что вы мне подарили, и нахожу, что многие семидесяти, и даже шестидесятилетние выглядят похуже меня.
– До них мне дела нет. – досадливо поморщился король – Но на вас я рассчитывал, как на соратника и единомышленника. К следующему Рождеству Христову нам предстоит восстановить Принципат. Сенату нужен будет Цензор, а кроме вас я никого на эту должность не нахожу.
– Ваш друг, кардинал де Сабле с этим не справится?
– Бросьте, Ваше Святейшество, конечно нет. У него нет даже четверти того авторитета, которым сейчас обладаете вы. Робер благородный человек, хороший организатор, но он не Святой. Не равноапостольный, в отличии от вас. Он сможет с достоинством нести свой крест, но правильную дорогу ему должны указать именно вы. И благословить его на этот путь. Не обижайтесь, но новые очки я вам делать запретил.
– А я значит Святой и Равноапостольный? И какая же моя в этом заслуга? – на смотря на возраст Папа не утратил способности подпускать в голос яда.
– О заслугах спросите потом, лично у самого Господа, когда до него доберётесь. – равнодушно отреагировал Ричард – Не зря же он поставил в нужное время и нужное место именно вас. Вашими молитвами христианам вернулся Иерусалим, освобождена Святая земля, объединилась Пентархия. Думаю, что даже Христовым апостолам такие деяния были не под силу. Когда встанет вопрос о вашей канонизации, я это обязательно скажу. А пока вы мне нужны живым и здоровым в Риме в следующее Рождество.
– Вам нужен, Сир.
– Мне нужны, Ваше Святейшество. Мне, в числе прочего человечества в целом и, в частности, конкретного христианства. – Ричард глотком опрокинул в себя кубок вина и грустно добавил – Я тоже не слишком рад выпавшей мне доле, Падре. Могущество – это одна сторона монеты, на другой её – ответственность за содеянное. Соразмерная данному могуществу. Я долго думал – почему-же так и не случилось Второго пришествия Христа…
– Поделитесь, сын мой. Это очень интересно. – после минутной паузы уже смиренно попросил Целестин III.
– Это всего лишь мои размышления.
– И всё-таки. Очень вас прошу.
– Как хотите, но это жуткая ересь. Вам придётся с ней жить, или немедленно придать меня интердикту.
– Я живу с осознанием того, что назвал вас, не христианина, Великим Паладином церкви.
– Тогда вы ещё не знали.
– Не знал, но догадывался, а узнав, смирился. Не бойтесь перегрузить меня грехами, сын мой. Если вы Дьявол, мне уже и этого хватит для осуждения на вечные муки в Аду.
– Что ж, воля ваша. Христос не сделал этот мир лучше, это если характеризовать его деятельность максимально доброжелательно. А если сказать правду, то он этому миру навредил. Я не знаю, кто у них там наверху главный по таким вопросам. – Ричард выразительно, без всякого уважения, ткнул пальцем вверх – Но решение это одобряю. Навредил раз, навредит и второй. Кроме того, христианином не являюсь не только я, но и вы. Необрезанных Иисус не крестил, именно про нас он говорил: «Не давайте святыни псам и не бросайте жемчуга вашего перед свиньями, чтобы они не попрали его ногами своими и, обратившись, не растерзали вас». Мы с вами псы, Ваше Святейшество, или, если угодно, свиньи.
– Интересно….
– Очень интересно. – соглашаясь кивнул Ричард, и опустошил ещё один кубок – Кстати, «Крайнюю плоть Христа», которую хранили как реликвию в Константинополе, я выбросил в море, на корм рыбам. Хоть и не верю, что она была настоящая, но всё равно приятно.
– Значит, мы обратившиеся псы и свиньи…
– Именно так, Падре, а значит Христос к нам не вернётся. Нам самим придётся наводить на Земле порядок. Очень важный шаг к этому будет сделан в Риме, в следующее Рождество, и первым Цензором Сената я никого, кроме вас, не вижу. Я собираюсь вернуться в Европу в мае-июне, очень надеюсь, что вы согласитесь составить мне компанию.
– Я очень плохо переношу морские путешествия.
– Помню, Ваше Святейшество. Распоряжусь изготовить для вас ложе на карданной подвеске. Кроме того, сезон благоприятный, штормить не будет, а мы будем делать много остановок. Спешить нам будет некуда.
– Я отправлюсь с вами, Сир. Но умереть я хотел бы именно здесь. Если я не смогу вернуться в Святую землю живым, обещайте, что мои останки похороните именно здесь.
– Я обещаю вам, что вы ещё вернётесь. Все очки я у вас изымаю, новые делать запретил, кроме того, оставлю вам очень искусного лекаря. Он язычник, но дело своё знает отлично. Слушайтесь его рекомендаций, и к отплытию помолодеете лет на десять. А читать вам и записывать за вами, найдётся кому, вон, навалом дармоедов вокруг, уверен, что парочка толковых среди них отыщется. Очки сейчас для вас хуже яда. Кстати, как продвигаются ваши поиски места «Тайной Вечери»?
– Никак. В том районе раскопали больше тысячи старых фундаментов.
– Выберете самый крепкий. Это верная примета, что Господь его хранил именно поэтому.
– Всё шутите, Сир?
– Нисколько, Ваше Святейшество. Христос, несомненно, сын Божий, и следы его прибывания на Земле должны храниться лучше остальных. Хотя бы в виде фундаментов. Выбирайте лучший – не ошибётесь. А если и ошибётесь, то всего на тысячу футов максимум. Представьте, какая это мелочь в масштабе Вселенной. Мы в Святой земле. Тот самый район вы вычислили, там все фундаменты достойны чести нести на себе храм «Святой Вечери», но вы выберете самый лучший, только потому что это правильно и логично, а Господь ожидает от нас именно таких действий, именно так он даёт нам подсказки.
– Вы сами нелогичны, Сир. Сначала говорите, что Господь недоволен деятельностью Христа, а потом, что Он оставляет нам подсказки следов Сына Божьего.
– Ваше Святейшество! – Ричард с досады закинулся третьим кубком – Это не я нелогичен, а ваш Бог. Бог-Отец. Бог-Сын задумал переиначить Его заповеди, за что и был наказан. Не потому, что Заповеди Нагорной проповеди хуже, чем Моисеевы, об этом можно безрезультатно спорить тысячи лет, а мне на это и минуты жалко. Может и лучше, эти заповеди, теоретически, но по факту то стало хуже. Стоп, Падре! Раз уж начали, давайте закончим, чтобы потом уже никогда к этой ахинее не возвращаться. Первая же заповедь, ПЕРВАЯ, а значит ГЛАВНАЯ и основная нарушена Христом. Он ведь объявил себя не просто царём Иудейским, это приняли даже Римляне, судя по табличке на кресте, даже не просто Пророком, принесшим новые заповеди, что уже почти готовы были принять иудеи нет! Он объявил себя Богом, нарушив первую же заповедь своего Отца. И ладно бы ещё от этого стало хоть немного лучше. У Бога-Отца тоже, наверняка свой Отец имеется, вмешался бы, навёл бы порядок, и распорядился бы повторить первый заход Вторым пришествием, но этого нет, ведь лучше то не стало. Смотрите сами: Рим, величайшая империя и вершина цивилизации, родина философии Стоиков, имевшая самым почитаемым храмом[225] – храм целомудрия. сразу после рождения Христа начинает стремительно разлагаться нравственно, превращается в новый Содом и Гоморру, за что и получает закономерное воздаяние, в виде нашествия варваров. Христос сознательно отбросил нас в развитии на тысячи лет. Сознательно и не жалея при этом себя. Видимо, он думал, что так будет лучше, но я с ним не согласен. И, судя по всему. – Ричард снова многозначительно ткнул царственным перстом вертикально вверх – Не только я один. Мы пойдём другим путём!
Глава 17
В Басру Ричард решил отправиться напрямик через пустыню, Трансиорданию и северную Аравию, чтобы своими глазами посмотреть – как обустраиваются земли его коронного домена. Все оазисы и колодцы уже должны были быть взяты под контроль. Те, в которых хватало воды, постоянными гарнизонами, а те, что победнее, дозорами и караулами. Крестоносцы уже успели убедиться, что в этой пустыне без присмотра нельзя оставлять ни одной капли, иначе вокруг неё сразу начинают размножаться всевозможные бандиты. Помимо охраны источников воды, гарнизоны и караулы занимались благоустройством территории. Колодцы углублялись и копались новые, родники в оазисах закрывались от солнца экседрами[226] и везде, по возможности, проводилось озеленение. Пока финиковыми пальмами, как наименее прихотливыми из полезных человеку растений, но была надежда, что со временем здесь приживутся и мексиканские кактусы. Ещё одной задачей для охраняющих воду подразделений, было истребление диких коз. Вернее, не диких, а одичавших. Это, казалось бы, безобидные животные, способны было превратить в пустыню даже тропики, если позволить им размножиться в достаточном количестве.
Осмотром Ричард, в целом, остался доволен. Переход через пустыню, из экстремального, постепенно становился занятием малокомфортным, а значит обыденным. Обыденным для девяноста девяти процентов мусульман, которые не могли себе позволить совершить Хадж по морю вокруг Аравии, и вынуждены были идти в Мекку и Медину через эти каменистые пустоши. Отсутствием комфорта их не напугаешь, главное, что безопасность крестоносцы обеспечили, разбойников-бедуинов истребили полностью, а разбойников арабов и сарацин частично, частично выселив в земли Хорезмшаха. Через год-другой в оазисах вырастут караван-сараи, а возле колодцев постоялые дворы. Нефти в регионе очень много, опреснение воды дело недалёкого будущего, пить её, говорят, вредно, но на полив она вполне сгодится. Джунглей в Аравии, конечно, не вырастить, но украсить зеленью все поселения будет вполне возможно.
Много внимания Ричард уделял воспитанию приёмного сына Людовика Капетинга, которого возил с собой повсюду. Восьмилетний принц стойко преодолевал все тяготы и лишения, прилежно учился, а тренировкам с оружием предавался с настоящим фанатизмом. Не слишком одарённый природой физически, Людовик компенсировал этот недостаток упорством, и за прошедшие полгода довольно заметно окреп. Нет, таким гигантом как приёмный отец, он, конечно, не станет, но силу ведь можно компенсировать: ловкостью, скоростью, выносливостью; именно на такое развитие принца и делался упор.
– Отец. – Людовик дождался, пока Ричард закончит обсуждать с Ицхаком Левитом, непонятные ему пока финансовые вопросы. Непонятные, но интересные – Могу я спросить?
– Спрашивайте, Луи.
– Для чего вы вкладываете такие огромные деньги в эту пустыню?
– Это не просто пустыня, Луи. Это место один большой общий храм сразу для трёх религий: иудейской, христианской и мусульманской. Я этим храмом теперь владею, а потому, по мере сил, его украшаю.
– Вы не слишком набожны, отец.
– Я вовсе не набожен, Луи. Но это не мешает мне сознавать, что эта пустыня – место Силы, вложенной в неё самим Создателем. Сложно объяснить, но уверен, что на том свете мне это зачтётся лучше, чем молитвы в храмах. А деньги? Они обязательно вернутся, в храмах жертвуют щедро. Впрочем, вам об этом знать пока рано. Сначала вам нужно стать воином, потом полководцем, или флотоводцем, и только после этого монархом. Обещаю, что к этому разговору мы обязательно вернёмся, когда вы будете к нему готовы. Сейчас давать вам эти знания – всё равно, что строить крышу дома, у которого ещё нет стен, а фундамент только начали закладывать. Было бы, конечно, здорово – повесить крышу в воздухе над строительством и работать в тенёчке, не мокнуть под дождём, но увы, такое невозможно.
– Я понял, отец. Но если мне нужно как можно скорее стать воином, то почему меня до сих пор не назначают в караул?
– Потому, что я хочу спать, Луи. И все остальные тоже. А если выставить вас в караул, никто глаз не сомкнёт, пока ваша смена не кончится.
– Я не засну на посту!
– Конечно нет, Луи, я такого и не говорил. Но просто не заснуть мало. Нужен опыт, которого у вас пока нет. Не спешите жить, жизнь и так проходит слишком быстро. Завтра с рассветом пойдёте в головном дозоре, там от вас будет толк, а пока отдыхайте.
– Можно ещё один вопрос, отец?
– Ещё один можно, но только один. – улыбнулся Ричард.
– Почему мы путешествуем как обычный рейдовый отряд. У вас даже шатра с собой нет.
– Хороший вопрос. Расскажу вам одну историю, которая случилась далеко на востоке. В обширной и богатой стране, которую мы называем Китаем, воевали два короля. Как и случается в любой войне, один из них победил и взял второго в плен. Нравы там дикие, и убить пленника постыдным делом не считалось, но победитель решил не убивать проигравшего короля, а унизить его и назначил конюхом. Отработал тот конюхом год-второй-третий, и вдруг понял, что такая жизнь начинает ему нравится. Работа не трудная, кормят на царских конюшнях досыта, спит в тепле, словом понял, что жизнь конюха начинает ему нравится и ужаснулся. После этого он ложился спать только на рассыпанный по земле хворост, а перед сном лизал желчь, и всё это лишь для того, чтобы не забыть обид. И он не забыл, а когда представился шанс – отомстил и снова стал королём. Комфортная, а тем более роскошная жизнь убивает в нас что-то очень значимое. Я бы не хотел в себе это убить.
– Разве вам есть кому мстить, отец?
– Это уже второй вопрос, Луи, а мы с вами договорились только на один. Не нужно пытаться подвесить ещё одну крышу в воздухе, всему своё время. А сейчас отправляйтесь отдыхать, головной дозор поднимут ещё до рассвета.
То ли пустыня и правда была местом Силы, то ли простой солдатский быт привёл Ричарда в тонус, но в Басру он прибыл, чувствуя в себе юношескую жажду деятельности. Первым под горячую руку попал герцог Йемена и Омана, граф Людовик де Блуа, который бросил свои войска на марше, а сам рванул вперёд, не забыв прихватить с собой самый настоящий гарем из тридцати наложниц. Как протекал тот разговор, свидетельств не сохранилось, но от короля Луи де Блуа вышел с пылающими щеками и очень нервный, немедленно, после разговора, выдвинувшийся навстречу вверенного ему войску. Без гарема, без шатра, только с сотней свиты-охраны и вьючным обозом.
Вторым был, сменивший Жиля де Сольте, комендант Басры сэр Этьен де Колиньи. После короткой ревизии казны королём Нового Сиона, этого деятеля без затей повесили на северных воротах. За шею, пока не умрёт. Коррупцию победить, конечно, невозможно, но в меру сил бороться с ней было необходимо. Поэтому коменданта повесили именно на северных воротах, чтобы всем проходимцам с мусульманской стороны было виднее. Новым комендантом Басры был назначен Андрей Айюбид, до крещения бывший эмиром Алеппо Гази Аз-Захиром, третьим сыном Салах ад-Дина, пленённого Спящим Леопардом вместе с Печатью Пророка.
К принятию христианства, Андрея-Гази никто не принуждал. Более того, он даже совершил свой Хадж, хоть и несколько своеобразный, отбивая под знаменем графа Абу-Мансура Мекку и Медину у арабов. В плену его содержали соответственно статуса, взяв слово не совершать побега, больше ничем не ограничивали. Не только в пределах Большого Яффе. Принц аз-Захир получил разрешение охотиться в его окрестностях, чем нередко пользовался, а сразу после взятия крестоносцами Иерусалима вообще получил свободу. Просто так, без всякого выкупа. И для себя, и для остальных пленных сарацин.
Получил, но сам ей не воспользовался. Вернее, воспользовался для того, чтобы остаться. Со свитой всего в полторы сотни бойцов. С ними он поучаствовал в освобождении Священных городов, совершив тем самым Хадж Воина, после чего объявил своим воинам о намерении принять крест. Не все это решение поддержали, но принц на это и не рассчитывал. Желающих он оставил Абу-Мансуру, нежелающих служить под командой Старца горы отправил Хорезмшаху, а с остальными отправился в Иерусалим, где все они были крещены самим Римским Папой.
– Андрей.
– Слушаю, Сир. – невысокий, смуглый, жилистый живчик представлял из себя полную противоположность Ричарду, настоящей башне из мышц, к тому-же удивительно светлокожего, не смотря на постоянное пребывание под солнцем.
– Всю мерзость в этой жизни уничтожить невозможно, но к этому нужно стремиться. – Ричард толкнул ногу висящего в петле Этьена де Колиньи, раскачивая его как маятник – В меру сил. В этом и заключается основная цель нашей земной жизни. Эта тварь позорила не только меня, но и самого Создателя.
– Я это понимаю, Сир. Не сомневайтесь, его сообщников с той стороны я обязательно найду и повешу на этих же воротах.
– В этом я уверен. Кроме того, теперь я уверен, что Басре и восточному берегу Аравии нужен владетель, а не временный управляющий. Я лично не был знаком с покойным. – Ричард ещё раз качнул висящий в петле труп – Но его рекомендовали как храброго, умного и благородного рыцаря. Многие рекомендовали, поэтому ошибка исключена. Он испортился, поддался соблазнам, уже в должности коменданта, а значит в этом есть и моя вина. Я допустил ошибку, предоставив ему слишком много соблазнов. Он мог погибнуть героем при освобождении Испании, Алжира, или Марокко, мог выжить и честно заслужить свой феод, а вместо этого стал пугалом для мерзавцев с того берега реки.
– Не всем дано превозмочь искушения Дьявола, Сир.
– Это так, но именно в этот раз Дьявол воспользовался мной. Повторять эту ошибку я не намерен, поэтому решил подобрать для этого феода достойного сюзерена. Готовы ли вы принести мне оммаж в качестве герцога Басры и восточного берега Аравии, Андрей Айюбид?
– Если вы сочтёте меня достойным данной милости, то клянусь, что у вас не будет более преданного вассала, чем я, Сир. – преклонил колено третий сын Салах ад-Дина.
– Сочту. Вернее, уже счёл. – Ричард в третий раз качнул висящий труп – Титулы подготовим завтра, завтра же произнесёте фуа, а пока распорядитесь его достойно похоронить. Всё-таки он не всегда был вором и контрабандистом.
Хорезмшах, как и ожидалось, от совместной операции в Индии не отказался, как не выразил и недовольства тем, что один из индийских раджей станет вассалом Ричарда. В Индии их сотни, а этот владеет самым югом полуострова, до которого, с нынешними темпами экспансии, мусульманам добираться лет сто. К тому-же, победив каракиданей под Самаркандом, Текеш Ала ад-Дин теперь рассматривал восточное направление, как более перспективное. Если на востоке его сдерживала только стена, пусть и монументальная, но вполне преодолимая, то проходы на юг контролировались совершенно дикими афганскими племенами. Сегодня союзными, а завтра кто этих дикарей знает, возьмут, да и ударят в спину. Поэтому, предложение Ричарда, он воспринял даже с некоторым облегчением. Десять тысяч воинов, в обмен на инженерный корпус, который поможет взломать Великую Китайскую стену.
Инженерные корпуса, или, выражаясь терминологией несостоявшегося будущего, строительные батальоны, после применения одного из таких под Бреслау Принцем-Бастардом, было решено создать в каждой воюющей, или готовящейся воевать армии. Как показал опыт Филиппа де Фальконбридж, далеко не всем смердам, даже освоившим, позволяющую безбедно жить профессию, чуждо честолюбие. Будущий герцог Богемии и король Чехии, Силезии и, скорее всего, в недалёком будущем Польши, рос настоящим бандитом, а потому на многие вековые традиции поплёвывал не смущаясь. Первый командир его стройбата уже стал бароном, как и командир банды браконьеров и контрабандистов, привлечённых для завоевания Силезии. Это, конечно, взбесило и без того бешеную шляхту, но зато надежду получили до сей поры бесправные холопы. К тому-же, кроме надежды они получили лёгкие кольчужные доспехи, арбалеты и право уничтожать врагов именем короля, ещё более бешеного и безбашенного, чем любой из шляхтичей. Короля Филиппа I могли смутить только порицание отца, или милорда Спящего Леопарда, но они никаких порицаний не высказывали, поэтому Принц-Бастард продолжал гнуть свою линию. Ещё будучи командиром глубинной разведки в Святой земле, он лично убедился, что благородное происхождение не гарантирует благородства наследнику, а значит каждый должен его доказать лично., и сам того не осознавая, запустил в Польше естественный социальный отбор, избавив общество от сословных табу. Что с него взять? Воспитания он не получил никакого, едва научившись читать по слогам к четырнадцати годам, зато в искусстве убивать и грабить стал настоящим виртуозом. Не удивительно, что все окрестные отморозки потянулись под его знамя. А после слух пошёл по всей христианской земле – Шанс есть у каждого!
По следам Принца-Бастарда последовал и его дружок, нынешний король Венгрии Генрих Вельф, так что во всей центральной Европе сейчас творился настоящий геноцид старой элиты. Творился стихийно, но с большим энтузиазмом. Ещё вчера казавшиеся страшными магнаты, сегодня стали охотничьими трофеями для своих бывших холопов.
Ричард всё это знал, но не вмешивался даже словом. Революция назрела и нарыв наконец то прорвался. Элита, которая не в состоянии сохранить власть и порядок, элитой быть не может. К тому-же, его личный авторитет пока никто под сомнение поставить не осмелился. Более того, каждый из революционеров вышивал, в меру своего умения, на груди след львиной лапы. Пока революция была инструментом обновления элит, она его полностью устраивала. Как когда-то Наполеона. Это было намного лучшим выходом, чем подвести общество сначала к религиозным, а потом классовым войнам. Править должны достойные, пусть даже бывшие смерды, а недостойные будут дичью на этой охоте. Ричард не верил в Теорию Большого взрыва и эволюцию живых существ, зато он верил в социальную эволюцию. Эволюцию общества как единого организма. Пусть будут плотники и браконьеры баронами, пусть. Лишь бы они не додумались до такой ахинеи, как всеобщее равенство и братство…
Глава 18
Почти месяц Ричард провёл в Басре, занимаясь подготовкой экспедиционного корпуса. Бывший «Строительный» легион был расформирован, разделён на два, получивших названия «Индский» и «Гангский», которые пополнили до списочного состава эфиопами и начали дрючить от рассвета до заката. Впрочем, особого недовольства у легионеров не возникало, ни у европейских, ни у африканских. Все они были ветеранами и отлично понимали, что от слаженности действий подразделений зависит их собственная жизнь, к тому-же всем им, после победы была обещана премия в размере двух годовых жалований. Брахман Веруна, чрезвычайный и полномочный посол махараджи Кулоттунга Чола III, обещал даже больше, много больше, но много не всегда хорошо. У Ричарда, включая эти два, под командованием теперь состояли восемь легионов, и излишне баловать самые «зелёные» из них, только за то, что им повезло оказаться в нужное время в нужном месте, было неразумно. Нет, от вознаграждения он не отказался, но всё, что махараджа выплатит сверх оговорённой суммы, будет честно поделено на все шесть легионов, тянущих лямку войны в не таких богатых местах.
Пять тысяч «верблюжатников» Принца-Бастарда тоже нуждались в переподготовке, но её можно было провести только на месте, объездив новый четвероногий транспорт и научившись за ним ухаживать, поэтому их отправили самыми первыми, ещё до Рождества Христова. Когда-то набранное из ассирийцев подразделение, к настоящему моменту представляло из себя настоящий интернационал, в который с удовольствием вступали и европейская христианская молодёжь, пока не заслужившая золотые шпоры, и молодёжь берберов-язычников, успевшая понять, что за пределами родовых стойбищ тоже есть жизнь, при этом гораздо более интересная.
Самая большая проблема была с отправкой коней для панцирной рыцарской кавалерии, поэтому её численность ограничили всего тысячей всадников, отправив табун из двух тысяч коней пешим ходом к дельте Инда, откуда их уже возьмёт на борт флот вице-адмирала Анри де Грасье.
Свои десять тысяч лёгкой кавалерии Хорезмшах отправлял без лошадей, нужные для них найдутся и в Индии, поэтому его флот взялся перевезти почти тысячный инженерный корпус и тысячу двести артиллеристов с двумястами пушками и припасом к ним.
Стоит отметить, что хоть на западе Африки и Испании война крестоносцев с мусульманами империи Альмохадов до сих пор продолжалась, тех арабов, мусульмане Востока своими уже не считали. Подданные Хорезмшаха были персами, узбеками, таджиками, пуштунами и белуджами; а великого султана Конии тюрками; к тому-же многие из них успели повоевать с христианами в одном строю при освобождении сначала Самарканда от каракиданей, а затем и Аравии от бандитов всех мастей и национальностей; так, постепенно, шаг за шагом, прежде непримиримые враги прониклись друг другу искренним уважением. К тому-же принятый с обеих сторон закон, что за преступления против иноверцев следует вдвое более тяжкое наказание, а если оно совершено именем Бога, то преступник просто зашивался в только что снятую свиную шкуру и топился в выгребной яме, способствовал рождению братства по оружию. В обеих армиях от непримиримых фанатиков старались избавиться как можно скорее. Самым простым и радикальным способом – отделением дурной головы от дурного тела.
Кроме того, этот закон принёс пользу и самим мусульманам, поскольку под него попадали разногласия между шиитами и суннитами. Граф Абу Мансур, надзирающий за Меккой и Мединой, Старец горы (хотя какой там старец в пятьдесят то шесть лет), хоть и возглавлял наиболее радикальную ветвь шиитов – исмаилитов-низаритов, закона придерживался строго. Свиных шкур, по понятным причинам, его подчинённые не касались, но в дерьме топили всех мерзавцев без жалости и оглядки на приверженность к определённой ветви Ислама. Причём и сунниты, и шииты сами казнили своих преступников. Это называлось справедливостью, и как ни странно, но постепенно справедливость стала более почитаемой, чем любая из религиозных догм. Пока только воинами, даже не всеми, а ветеранами, но лиха беда начало. Самое важное – сделать первый шаг в правильном направлении, второй будет легче, дальше пойдёт, а потом и побежит. Как подрастающий ребёнок.
Покрутившийся внутри этой готовящейся к подвигам военной машины, Людовик Капетинг запросился в Индию. Снобом он стать не успел, поэтому запросто общался с простыми воинами, в основном, конечно, с ветеранами, которым льстило такое внимание приёмного сына самого Львиного Сердца. Нет, пацану не врали, приукрашивать свои подвиги свойственно только молокососам. Ветераны рассказывали правду, что война – это в основном тяжкий труд, по самые уши в грязи, а ещё похороны друзей. Завтракаешь утром вшестером, обмениваясь шутками, а вечером сидите уже втроём, или вдвоём и кусок в горло не лезет, не смотря на прошедшую битву и одержанную победу. Но Людовика это не испугало, в юности жизнь не воспринимается чем-то ценным, она просто есть, длинная и ужасно медленная.
– Отец! Отпустите меня пожалуйста в Индию. Герцог Людовик согласился принять меня в свою свиту.
– Ни в коем случае, Луи. Герцог «Геноцид» – это самый худший наставник для вас. Он сам ещё ребёнок, которого нужно воспитывать. Он умеет только убивать, и пока упивается этим умением. Мне, в общем-то всё равно, что он сотворит там в Индии, но вас я с этим маньяком-убийцей не отпущу. Я найду вам гораздо лучшего наставника. Весной начнёт свою кампанию граф Лестер. Мудрый и благородный Роберт де Бомон. Мы с вами присоединимся к нему, а если он согласится, оставлю вас у него до самой победы. Мне не нужен ещё один мясник, их у меня и без вас хватает, мне нужен мудрый монарх, который понимает цену каждой капле пролитой крови. А «Геноцид» может научить вас только одному – убивать. Он ведь пока и сам ничего другого не умеет.
Людовик де Блуа был третьим из вассалов Ричарда, к кому приклеилось постоянное прозвище. Рауль де Лузиньян когда-то стал «Диктатором Рима», его старший брат Ле Брюн «Фараоном», и вот теперь Луи де Блуа «Геноцидом». Никто не понимал, что означает это слово, но звучало оно угрожающе, а потому невольно внушало уважение. Всем, кроме, разумеется, самого короля.
Закончив дела в Басре, Ричард рекой отправился в Багдад. Интересно было посмотреть на ещё один общий христиано-мусульманский город. Багдад, в отличие от Басры не разочаровал. На левом берегу Тигра строился симпатичный мусульманский город, через реку протягивался мост, ни одна из мечетей старого Багдада не была передана христианам, которым, впрочем, не запрещалось строить в городе свои храмы. Король Нового Сиона злостных хищений из казны не обнаружил, а поэтому обошлось без показательных экзекуций.
Багдад располагался в месте, где русла Тигра и Евфрата сближаются на расстояние всего пяти лиг, поэтому пригороды его вытянулись через всё Междуречье, прямой мощёной улицей от северного (Тигрского) до южного (Евфратского) порта. Эта улица, благодаря обилию зелени, была даже красивее дороги паломников между Яффе и Иерусалимом. За полосой озеленения виднелись симпатичные усадьбы, позади которых начинались поля, порезанные на причудливые геометрические фигуры блестящими на солнце линиями оросительных каналов. Красота! Настоящий Эдем. Впечатлившийся Ричард, добравшись до южного порта, жаловал сенешаля Багдада баронством в Аквитании, соответствующим титулом, десятью марками золота и рыцарской цепью Ордена Героев. Такие «мальчики» нужны Принципату, в качестве, как минимум, патрициев, а дальше всё решит сама Судьба. Социальные лифты между сословиями будут ходить постоянно (предотвращая превращение сословий в замкнутые касты), так почему бы когда-то бедному бретонскому рыцарю, третьему сыну в семье своего отца, а теперь уже титулованному сеньору, не попытаться подняться ещё выше? Даже если и не поднимется, то такие как он будут давать понять сенаторам, что свет клином на них не сошёлся, и для любого обнаглевшего и зажравшегося жителя политического Олимпа, есть достойная замена у его подножья.
В южном порту Багдада Ричард погрузился на самую быстроходную посудину и велел, не жалея сил, грести в Ракку. Хозяином корытца оказался норман с самого севера Норвегии, но самым удивительным было даже не это, а то, что среди его команды не было ни одного раба. Ричарда этот вопрос очень заинтересовал, поэтому он пригласил капитана Олафа на ужин, в его же капитанскую каюту, временно ставшую королевской резиденцией. Камбузом на речной лоханке командовал грек, а греки умеют готовить приличные блюда даже из песка и камней. К ужину Ричард выставил небольшой бочонок джина, и после третьего «за здоровье» начался интересный, и, во многом познавательный для короля, разговор. Непривычный к адской жидкости норман, захмелел и секретов своего коммерческого предприятия таить не стал. Эта посудина, именуемая «Альбатрос», одна из пяти в его торговом флоте. Ещё одной командует его брат, двумя сыновья, а пятой племянник, сын брата. Рабов гребцами держать категорически не выгодно. Может быть где-то там, в полях, откуда некуда бежать, это и имеет смысл, но только не на судне, которое имеет неплохие шансы сбежать в море. Басра? Нет, Басра надёжным замком не является, она перекрывает основное русло Шатт-эль-Араб, но мимо неё течёт множество заболоченных рукавов, которые перекрыть никогда не удастся, поэтому на каждых пять рабов приходится нанимать воина-охранника, который получает оплату почти как легионер, а жрёт ещё больше. И рабы жрут как не в себя, в итоге получается, что вольную команду нанимать выгоднее. Они сами выбирают себе кока, сами решают сколько тратить на еду и сами своего кока отправляют под киль, если он их чем-то не устраивает. Сами следят за изменением ветра и вовремя поднимают парус, когда представляется такая возможность, сами следят за сохранностью груза в трюмах, ибо от этого зависит размер премиальных за рейс, сами выбирают себе пополнение, взамен сошедших на берег, или упокоившихся на дне. Сами, всё сами, и при этом принося судовладельцу ощутимую выгоду. Ричард никаких перстней не носил, поэтому наградил капитана, сняв один у короля Нового Сиона.
– Что скажешь, Ицхак?
– Тот изумруд мне подарила вторая племянница третьей сестры на Пейсах два года назад.
– За изумруд не переживай, он наконец-то обрёл достойного владельца. У тебя таких ещё как минимум сотня. Капитан ведь интересные вещи рассказал.
– Интересные. – кивнул король Нового Сиона – Но интересные только в деталях. Ты ведь и без того решил отменить рабство. Зачем было отдавать изумруд моей любимой племянницы этому извозчику по реке?
– У тебя все племянницы любимые. – усмехнулся Ричард – Помнится мне, ты орал как дикая обезьяна из джунглей, что экономику без рабов построить невозможно. Вот тебе пример, его никто не принуждал, он сам понял, что так выгоднее.
– Это пока частный пример. На реке, или в море, может быть и не выгодно, но на земле рабы несомненно приносят выгоду. Кстати, не забудь списать с меня часть долга за изумруд. Он был мне очень дорог…
– Потому что тебе подарила его любимая племянница. Одна из двадцати любимых. Ступай, Ицхак, и подумай. Если сегодня уже добровольно отказываются от рабов на судах, завтра это неизбежно коснётся и сервов на земле. Это сегодня им некуда бежать, а уже завтра найдётся куда. Декларируемая свобода и клочок земли станут для них якорем. Вроде и землица дрянь, и мало её, за морями обещают намного больше и лучше, но эта уже есть сейчас и своя. Свой дом на своей земле, что ещё нужно смерду? А налоги – это плата за безопасность. За налоги я их никому грабить не позволю.
– Найдутся смутьяны.
– Ну и хорошо. Принц Людовик давно рвётся в бой. – кивнул Ричард на сидевшего тихо приёмного сына – Ему нужен только повод. Вот наберётся опыта у графа Лестера, а потом покажет этим рабовладельцам, как правильно жить. Говорите, Луи, мы вам позволяем.
– Если рабство и правда невыгодно, то нужно немедленно его отменять.
– Слышал, Ицхак? Ребёнок и тот понимает. Рабство нужно немедленно отменять. Ступай и подумай, как это сделать с минимальным ущербом, для всех нас. Призовёт к этому Папа, но принуждать придётся нам.
Глава 19
В Ракке, главной сокровищнице своей империи, Ричард провёл три дня. Несмотря на то, что монетный двор из небольшой мастерской вырос в солидную даже по меркам двадцать первого века фабрику, которая круглосуточно штамповала монеты, запас драгоценных металлов в хранилищах почти удвоился. И это только за прошедший год. И это ещё не начались поставки золота из Южной Африки.
Биржа драгоценных металлов уже полгода как перешла с бартерной схемы торговли на монетарную, и с тех пор цена металла только падала. Понемногу, но постоянно. Причиной тому был отказ от чеканки собственной монеты почти всей Европой, освоенной Африкой и добрым куском Азии. Нет, чеканить монету пока никто не запрещал, просто это уже стало невыгодно. Основная торговля теперь велась на бирже в Риме, а там любые монеты, кроме новых биметаллических, принимались по весу металла. От собственной монеты отказался даже Конийский султанат, к этому же склонялся Хорезмшах, а по свидетельству посла Веруны, монеты казначейства Ричарда уже пользовались большим спросом даже в Индии. Поэтому несмотря на постоянный расход золота и серебра, хранилища пополнялись быстрее, и чтобы не допустить обрушения цен на драгоценные металлы их теперь скупало само казначейство.
Спросом пользовались не только монеты, но и бумажные казначейские обязательства. Пока не ассигнации, поскольку самый мелкий номинал сейчас был эквивалентом двенадцати марок серебра (десять марок на момент ввода в обращение), но уже недалёк был тот день, когда бумага станет основным расчётным средством. Казначейскими обязательствами рассчитывались уже не только на бирже, но и между собой. После того, как один из сеньоров графства Прованс, решив перебраться в Святую землю, продал свой феод за бумажки, а в Яффе без проблем обменял их на монеты, причём подорожавшие к тому времени на две сотых доли по отношению к золоту и серебру, казначейские обязательства стали использовать в качестве средства сохранения капитала. Во-первых, это было выгодно, а во-вторых, удобно. А ну как придётся бежать? Времена в Европе наступали неспокойные, и это чувствовали многие. Бежать же гораздо легче с пачкой бумаги, чем с сундуками монет.
– Это называется дефляция, друг мой Ицхак. – Ричард пнул носком берца штабель золотых слитков – И хорошего в ней мало. Вернее, даже не мало, а совсем ничего.
– Почему? – искренне удивился король Нового Сиона разглядывая окружающее великолепие.
– Когда деньги дорожают, их начинают гораздо меньше тратить, в надежде, что они подорожают ещё сильней. Торговый оборот сокращается, производители товаров разоряются.
– Нам это не грозит. – Ицхак Левит погладил золотой слиток как милого симпатичного котёнка – Наши товары не дешевеют.
– Наши не дешевеют, ты прав. Это называется монополия. Но и в ней хорошего мало, если думать не только о себе, но о людях в целом. Мы можем сократить предложение тех же зеркал, они прекрасно сохранятся и год и десять, можем перегонять зерно в спиритус вульгарис, но представь себе серва, который, к примеру разводит кур и продаёт их мясо и яйца. Доходы его сокращаются, а значит и расходы. Он меньше заплатит кузнецу, или шорнику, кузнец, в свою очередь, меньше заплатит углежогам и так далее. В конце концов, дефляция разорит всех: от сервов и ремесленников до коронованных особ, а мы с тобой будем сидеть на огромной куче золота, ожидая пока нас прикончит разъярённая голодная толпа.
– Толпа… – презрительно поморщился король Нового Сиона – У тебя восемь легионов, а можно навербовать ещё двадцать.
– И ты уверен, что они сохранят верность? – усмехнулся Ричард – Любой легионер имеет семью: мать, отца, сестёр и братьев, которых мы обрекли не нищету. Какое-то время будет работать репутация, моей, вполне возможно, хватит даже до конца жизни, но что мы оставим своим наследникам? Кучу золота и вдвое большую кучу проблем?
– И какой из этого выход?
– Идеальный – это медленная и контролируемая инфляция. Это такой процесс, когда товары и услуги постепенно дорожают, скажем на одну-две сотых доли в год. Это и производителей устроит и накоплению капитала не помешает. Тем более, что мы собираемся предложить услугу по его сохранению. Вложившиеся в наш банк будут, как минимум, получать компенсацию потерь от инфляции, а лучше ещё и прибыль. Небольшую, пусть даже всего одну двухсотую долю от вложенного капитала в год, но зато стабильную и надёжную. Это всех устроит, поверь.
– Верю. Но как это устроить?
– Устроим, не сомневайся, есть методы. Дождёмся окончания войны и передела Европы, после этого и установим стабильность в экономике. А пока пусть все хлебнут хаоса полной ложкой, иначе стабильность в должной мере никто не оценит, воспримут как должное, а я не люблю быть должным.
Рождество 1195 года встречали в Дамаске. На предложение Ричарда встретиться и совместно отпраздновать, откликнулись все постоянно проживающие в Святой земле соратники времён битвы за Яффе: герцог Триполи, лорд-канцлер и верховный судья Ги де Дампьер; герцог Алеппо, Диктатор Рима, Рауль де Лузиньян и герцог Эдессы Томас Гилсленд. Посидели славно, отдав должное и «джину», и «ливийцу», и недавно появившемуся кальвадосу. Тем для разговоров было множество: от политики до семей. Первые двое наконец-то обзавелись законными наследниками, а герцог Эдессы уже посвятил своего первенца в рыцари.
Политические вопросы касались в основном Греции, в которую, воспользовавшись политической неразберихой активно полезли венецианцы. И ладно бы полезли наводить порядок, Греция стала настоящим пиратским государством, живущим исключительно за счёт морского разбоя. Проблема была, но она была рукотворная, созданная самим Ричардом и решать её предстояло комплексно, заодно с нелепой Венецианской республикой. Нужно найти кого-то, кто разом прихлопнет и венецианцев, и греков, но это будет уже после раздела Священной Римской империи и изгнания арабов из Испании, Алжира и Марокко. К тому времени должен вернуться адмирал-фараон, Гуго де Лузиньян, который, почему-то, паталогически ненавидел Венецию, будет для него отличное королевство. Королевствами станут и объединённые герцогства Антиохии и Алеппо в единый домен Диктатора Рима, а также герцогство Триполи, с присоединившейся к нему сеньорией Сидона. Спящий Леопард с удовольствием уступит её после покорения Руси. Он и принял то её так, будто одолжение сделал, к тому-же деньги ему на обустройство нового королевства явно не помешают. «Курская» магнитная аномалия и «Донецкий» угольный бассейн уже найдены, так что в недалёком будущем король Русов станет основным производителем железа и стали в Европе.
Паровые машины создать уже пытались. Вывезенные с Ближнего востока в Англию металлурги обжились в устье реки Мерси, научились продувать расплав чугуна и цементировать железо, поэтому Ричард счёл своевременным подкинуть им идею механизма, приводимого в движение силой пара. Машины пока получались очень громоздкими и не очень надёжными, но для откачки из шахт грунтовых вод уже вполне годились, к тому-же работы над их совершенствованием велись постоянно. Контролирующие процесс тамплиеры, успевшие оценить преимущества научного подхода к производству ещё в Яффе, в своём замке «Ливерпуль»[227] открыли подобие ремесленного училища, в котором готовили кадры не только для металлургии, но и для химии, ведь в процессе пережога угля в кокс получается большое количество очень ценного сырья – серной кислоты, которую теперь было в чём хранить, стеклянные ёмкости производились уже массово и недорого.
Двадцать шестого декабря к компании христианских владетелей присоединился расовый еврей, король Нового Сиона Ицхак Левит. Ицхака никто из присутствующих не боялся, но тем не менее все уважали и очень ценили. Созданная им структура общей бухгалтерии избавляла благородных сеньоров от головной боли учёта и контроля. Благодаря этому еврею каждый вкладывался в общее дело, не опасаясь, что его вклад не будет оценён. Всё справедливо оценивалось, возмещались расходы и вознаграждался результат. Собственно, только благодаря ему они всё ещё были единой командой. Благодаря еврею и, конечно, самому Ричарду, который его нашёл и возвысил.
Именно своему казначею и начальнику штаба Ричард поручил сделать доклад о грядущих нововведениях: монополиях на внешнюю торговлю и ссудный процент, в которых помимо государства, долю получит каждый. Сенаторы большую, патриции поменьше, простые рыцари ещё меньше, но для них и это будет значимой суммой. Идею признали здравой, поспорив только о составе будущего Сената. За какие такие заслуги в него планируется включить королей Шотландии, Дании и Норвегии? Жадных трусов, которые отсиделись за нашими спинами, а теперь придут на всё готовое. Даже венецианцы, уж насколько подлые людишки, и то свой вклад в общую победу внесли, а эти? Рауль де Лузиньян, уже порядком опохмелившийся, даже предложил отобрать у них королевства, чтобы не позорили звания христианских монархов, но этот вопрос волей Ричарда отложили на потом. Не дело это – впятером решать за весь Сенат. На том и закончили, главное было вброшено и воспринято с одобрением – восстановление единого государства, во главе с Принцепсом Сената, остальное детали, которые можно будет подогнать в процессе.
Первого января 1196 года Филипп де Фальконбридж взял Краков, и незамедлительно начал переброску войск под Позен[228] столицу Великопольского княжества. Принц-Бастард, получивший от своих подданных прозвище «Львиный коготь», организованного сопротивления уже давно не встречал, поэтому на сей раз решил нагло двигаться по дороге, рассчитывая спровоцировать панов на решающую битву. Пясты[229] на неё может быть и решились бы, но собрать под своё знамя шляхту не смогли. Шляхтичей, в родовых уделах осаждали их же бывшие холопы, вдохновлённые лозунгом «Кто был ничем, тот станет всем!». Любой владетель, на месте Филиппа сто раз бы задумался, прежде чем пробуждать такую стихию, но Принц-Бастард сам был натуральным бандитом, величайшим из бандитов эпохи, настоящим бандитским императором, поэтому последствия его нисколько не пугали. Когда придёт время, слишком обнаглевших он просто перебьёт, даже не вспоминая ни о каком христианском милосердии. Милосердие – это слово из лексикона попов, а он был воином и молился только по праздникам, да и то кратко, потому что даже выученные когда-то молитвы уже почти забылись.
К Позену он вышел накануне Крещения Господня, но празднование своей волей перенёс на следующий год, приказав немедленно начинать подготовку к штурму. Милорд Спящий Леопард, его сеньор, когда-то посвятивший его в рыцари, и один из двух человек, которого Филипп искренне и безоговорочно уважал, просил его постараться успеть до конца февраля войти в Мазовию, чтобы обозначить угрозу западным княжествам русов: Волынскому, Галичскому, Полоцкому, Витебскому и Турскому. Не ввязываться с ними в войну, не вторгаться в их уделы, а просто быть фактором, который невозможно не принимать в расчёт.
Филипп уже знал планы летней кампании, где ему вместе с Генрихом Вельфом предстояло прополоть от Штауфенов Австрию и Баварию, поэтому торопился. Генрих, конечно, парень хороший, и присланный ему в помощь Аравийский легион в деле не помешает, но настоящим воином он так и не стал. Венгерская корона слишком давила ему на голову, заставляя забывать главный долг настоящего воина – любой ценой выполнить приказ, и побуждая манию величия, так что Принцу-Бастарду предстояло пошустрить за двоих. Ничего страшного, Генрих брат и друг, в случае чего его можно будет опустить на грешную землю ударом в челюсть. Он поймёт. А не поймёт – ему же хуже.
Граф Лестер своим Крещение Христово отпраздновать позволил, но уже на следующий день приказал норманскому корпусу грузиться на корабли. Им предстояло захватить плацдарм в устье реки Турия, чтобы открыть проход для основных сил. Норманы Роберту де Бомону очень нравились. Христианство для них было только лишь тонкой внешней оболочкой, вроде надетого поверх стального доспеха полотняного плаща с вышитым крестом. Как были норманы язычниками, так ими и остались. Героически погибнуть с оружием в руках, на глазах боевых товарищей, было для них самым желанным жизненным исходом. После получения вместо старых кольчуг дамаскских кирас, эти самоубийцы вместо положенных по штату алебард и арбалетов заказали секиры, каждый под свою руку. И в каре они строиться отказались, заявив, что такой строй нужен только для трусов. Норманы предпочитали атаковать свиньёй, где на острие шёл сам ярл. Плацдарм они захватят, за это можно было быть спокойным. Пушки, снятые с шебекк, хоть и со старыми картечными зарядами, потребуют от арабов и мавров концентрации всех сил, для ликвидации плацдарма, а к тому времени, граф Лестер перекинет на континент все свои войска: четыре терции Датского и Франкского легионов, инженерный корпус, артиллерию из пяти батарей по сорок пушек, одна из которых осадного калибра, восемь тысяч мусульман графа Абу Мансура, которые считали арабов-суннитов подлыми еретиками, и две тысячи латной рыцарской кавалерии. С этой силой, один из лучших полководцев эпохи, несомненно, сломает хребет мусульманскому сопротивлению, и уже к осени вырежет их полностью.
Дальнейший план во многом зависел от действий Раймунда VI Тулузского и короля Наварры Санчо VII Сильного. Если у них пойдёт всё удачно против Кастилии и Арагона, то можно подчинять (именно подчинять, а не завоёвывать) Португалию, и переправляться в Африку. Ну а если нет, то приказ был помочь союзникам. Любыми средствами. И не чей-то приказ, а самого Ричарда. Но, даст господь, они справятся сами. Раймунд полководец опытный, в качестве командующего провёл шесть сражений, и во всех победил. Под его командованием (хоть и условным) и под его знаменем (это безусловно) крестоносцы брали Иерусалим. Репутация Раймунда погонит его войска в бой лучше всякой обещанной награды. Как минимум за Арагон можно было не волноваться.
Глава 20
Двенадцатого февраля 1196 года, графы де Суассон и де Куси заняли никем не охраняемые развалины Парижа. Три легиона, шесть терций, предоставленных им королём Наварры и графом Тулузы, не вызвали у Карла Смелого желания воспрепятствовать сдаче этим неудачникам до нитки ограбленных территорий. Герцог Брабанта и Нижней Лотарингии отступал на север, оставляя после себя выжженную землю. Карл отлично знал, что легионы эти сформированы для совсем другой войны и в мае их отзовут, поэтому стачивать своё войско о чужих на этой войне наёмников он не собирался. Даже если они успеют дойти до Брюсселя, даже если смогут его взять – трагедии не случится. Всё самое ценное вывезти он успеет и армию сохранит, а после ухода окситанских и наваррского легионов можно будет вторгнуться в пока не разграбленные графства Фландрию и Эно.
Карл Смелый знал и о планах летней кампании по искоренению Штауфенов и развале Империи, но будучи человеком умным и прагматичным, решил в этот замес не лезть. Вельфы решили разделить империю на королевства? Ну и хорошо. Дай Господь старому Генриху осуществить задуманное. Своё королевство он получит, летом Фландрию защищать будет некому, а про неё Ричард не сказал ни слова. В присланном им письме было предостережение от попыток разграбить графство де Блуа и герцогство Бургундию, европейские владения вассалов Ричарда, а про Фландрию никто ничего не говорил, хотя женой графа Балдуина была племянница Ричарда Мария Шампанская. После Фландрии можно будет подумать о Датском королевстве, а потом и о всей Скандинавии. А эти уродцы? Да пусть вернут себе Парижское графство и свои жалкие клочки. Всё равно они обречены стать вассалами Ричарда. Не потому, что он их будет принуждать, нет, попросятся сами.
О плане восстановления Принципата Карл Смелый тоже знал. В эпоху, где все новости распространяются церковью, такого было просто не утаить, поэтому возможность принесения оммажа не исключал и сам Карл, но ведь одно дело – принести вассальную присягу самому Принцепсу, и занять место в Сенате, и совсем другое – стать вассалом Ричарда, как герцога Нормандии, или, того хуже, графа Анжу, или Мэна. В лучшем случае угодишь с сословие патрициев, но скорее падёшь до всадника, ибо «горе побеждённым».
С Балдуином Фландрским отношения у Ричарда и правда не сложились. Трудно сказать – что явилось тому причиной, но он ответил категорическим отказом на предложение короля в Крестовому походу в 1193 году, а после этого прекратилось и общение с племянницей, которая просто перестала отвечать на письма. Причём не только Ричарду, но и бабушке – Алиеноре Аквитанской. В другой истории Балдуин возглавил Четвёртый крестовый поход, закончившийся взятием Константинополя и стал первым императором Латинской империи, основанной на руинах Византии, а значит человеком был амбициозным и предприимчивым, таких Львиное Сердце ценил и старался возвысить, но на этот раз не сложилось. Воспользовавшись военной неудачей франков, граф Фландрии и Эно захватил Артуа, которое его отец передал Филиппу-Августу в приданное за своей племянницей, а сейчас точил зубы на Шампань, не смотря на то, что у графства был законный наследник, хоть пока и несовершеннолетний Тибо III. Словом, вёл себя Балдуин как бешеный пёс, бросающийся на всех подряд, включая и родственников. Разумеется, никакой помощи Ричард ему оказывать не собирался, и Карл Смелый решил этим воспользоваться следующим летом.
Осадить Плоцк[230] в феврале Филипп де Фальконбридж успел, хотя к городу подходили уже по щиколотку в грязи. Весна в 1196 году случилась ранняя, днём солнце припекало так, будто на дворе не конец февраля, а начало мая, и моментально растапливало намёрзший за ночь ледок, превращая дороги в грязевые полосы препятствий, по которым никто, кроме Принца-Бастарда, идти бы даже не пытался. Но у Филиппа под командованием был Шотландский легион, матёрые ветераны, среди которых было больше сотни награждённых орденом Героя на колодке, уже прошедшие и пустынное пекло Святой земли, и заснеженные леса Силезии, грязью их было не напугать. К тому-же обоз вели маленький, только пушки и припас к ним. Продовольствие и фураж получали по дороге, из заранее организованных магазинов, всё-таки поддержка местного населения, для воюющей армии, значит намного больше, чем численный перевес. К моменту начала вторжения в Силезию у Пястов было, как минимум, четырёхкратное превосходство в воинской силе, и где оно теперь?
Всю зиму 1195-96 годов Спящий Леопард готовил вокруг Смоленска большую западню для Рюриковичей. Присланное из Киева и Новгорода ополчение в боевых действиях он использовать не собирался, Смоленск без труда удержит Грегор с Германским легионом и артиллерией, поэтому ополченцы прокладывали в лесах обходные дороги для кавалерии, вырубали мешающие деревья и строили гати через болота, не замерзающие даже зимой. Кроме того, они втихую восстановили шесть разорённых ранее погостов[231], где и разместили отряды, котором предстояло замкнуть большое кольцо окружения.
Как и ожидал Спящий Леопард, единого командования Рюриковичи так и не выбрали. Восемнадцать удельных князей спорили до конца января, но это лишь углубило раскол в их рядах. На свою беду, они считали, что проблема наглого чужака уже решена (ну куда он из Смоленска денется?) поэтому спорили в основном о будущем – кому из них достанутся Новгород, Смоленск, Киев, Саркел и Тьмутаракань; и готовились больше не к битве за Смоленск, а к дальнейшему «спору славян между собою».
На первый штурм они решились лишь третьего февраля, послав в бой пешее ополчение, подкреплённое боярскими дружинами, которые не дошли даже до линии фортов. Работающая в щадящем режиме артиллерия обратила эту, не желающую погибать орду, ещё на подходах. Как и задумывалось изначально – не столько убивать, сколько напугать, поэтому вместо картечи и бомб использовались мелкие свинцовые шарики, не пробивающие на пятидесяти саженях даже деревянные щиты ополченцев.
После первого штурма, Рюриковичи думали, вернее интриговали, ещё две недели. Им казалось, что если навалиться всей массой, то через проходы между фортами можно будет прорваться под стены Смоленска, блокировать, а то и поджечь деревянный город, лишив гарнизоны фортов снабжения, поэтому на второй штурм отправили большие дружины удельных князей.
Проходы между фортами были утыканы вмороженными в лёд рогатками, которые за зиму прикрыло снегом, на их границе массовый штурм и закончился, почти двадцать тысяч конных воинов попали в четыре пристрелянных кармана и оказались под перекрёстным огнём, на этот раз и бомбами и картечью. Сложно сказать. Возможно, брось в этот момент князья все свои резервы в лобовую атаку, и в форты бы им ворваться удалось, а дальше отсидеться в Смоленске до конца весны и уже по сухим дорогам реализовать своё численное превосходство, но они этого не сделали.
После второго штурма ругались ещё неделю, а потом пришла весть, что «Львиный коготь» осадил, а может уже и взял Плоцк, угрожая всем княжествам правого берега Днепра. Делить шкуру неубитого медведя перестали даже самые жадные и глупые и из-под Смоленска начался исход. Исход в заранее приготовленные капканы. Артиллерии ни у Ратибора, ни у Леопарда не было, но были подготовленные позиции с засеками и проходами в тыл, а также ручные гранаты.
Перед отступающими с малыми дружинами князьями валились деревья, перегораживая дорогу, потом валились деревья в тылу, отрезая путь к отступлению, потом в кучу летели запущенные из пращей гранаты, после чего следовало предложение сдаться. Не все сдавались, трусами русы не были, многие предпочли позору смерть, в том числе шесть удельных князей и восемнадцать княжат, но шансов победить им не оставили, только умереть. Ополчение же даже не успело отойти от Смоленска и сдалось прямо на месте.
Под Смоленск пленников согнали только к концу апреля. Двенадцать удельных князей, шестнадцать безвотчинных, сидящих на кормлении и тридцать восемь опоясанных княжат. Сдавшихся дружинников разоружили и разместили на шести погостах, бывших базами для засадных отрядов, устроив первые в этой истории лагеря для военнопленных. Пленные воины были очень ценным ресурсом в это время. Ценным не в плане получения выкупа, а в плане дальнейшего использования, но им сначала предстояло пережечь в себе гнев и обиду, подумать – кто во всём виноват, и только после этого приступать к новой службе. Именно к службе. Территория, завоёванная Леопардом, была размером с целую Европу, а контролировать её одним Германским легионом и семью тысячами латной кавалерии было абсолютно не реально. Воины были нужны, тем более такие. Новиков в княжьих дружинах начинали готовить с восьми лет. И это не просто умение владеть оружием, это образ жизни. По меркам двадцать первого века каждый из них был настоящим спецназовцем, а перед королём Руси по-прежнему стояла задача расширения державы на восток до Волги и на запад до устья Одера. Кроме того, были ещё обычные тати, которых следовало истребить как можно быстрее, но не легионом же с артиллерией этим заниматься…
– Здрав будь княже, и ты дядька! – приветствовал Кеннета Маккинли и Грегора Макалистера вошедший в смоленский детинец Ратибор.
– И тебе не хворать, племянничек. – ухмыльнулся Грегор – Как повоевалось?
– Погоди, старина! – Спящий Леопард поднялся, подошёл к русскому военноначальнику и приказал – Преклоните колено, герцог Ратибор Пильник.
Успевший повоевать под командой Леопарда ещё в Святой земле, воевода русов беспрекословно опустился на колено. Кеннет Маккинли снял со своей шеи золотую цепь с медальоном в виде отпечатка львиной лапы и надел её на шею Ратибора.
– Данной мне властью, объявляю тебя командующим всеми силами русов к востоку от Днепра до самой Волги – от Твери до Хвалынского[232] моря. – Спящий Леопард достал ещё одну цепь, тоже золотую, но с медальоном Ордена Героев – Данной мне властью, назначаю тебя приором Ордена на этой территории. Поднимись, герцог, дай мне возможность тебя обнять. Полководец ты достойный, надеюсь и дальше не подведёшь.
– Не подведу, княже, оправдаю. – глаза Ратибора непроизвольно замутились влагой.
– К столу. – приказал новый король Руси – Разливай, Грегор. Победу нужно отметить достойно, иначе удача на нас обидится. Мне «джина», не люблю сладкий привкус.
Выпили. Обсудили прошедшую кампанию, ещё выпили, потом ещё.
– Значит, до самой Волги, княже?
– Не тыкай королю, деревня, называй его Сир и на вы. – набычился захмелевший Грегор.
– Погоди, старина. – положил свою тяжёлую руку на плечо бывшего оруженосца Кеннет Маккинли – С герцогом общаешься, сначала сам начни называть его милордом. До Волги только за это лето, милорд, дальше будет видно. Чтобы ни одного бандита кочевника в этих пределах не осталось. Вся земля должна быть распахана. Это для начала.
– Понял, Сир, всё будет исполнено.
– Я и не сомневался. Бери под свою руку все сдавшиеся княжьи дружины.
– Непросто с ними будет, Сир.
– Всё просто никогда не бывает, милорд.
– Пока их князья живы, воины будут верны присяге. Взбунтуются при первой же возможности.
– Значит, это хорошие воины. Такие тебе пригодятся, Ратибор. А с Рюриковичами мы проблему решим. Завтра с утра. Грегор, распорядись, чтобы с рассветом их построили между вторым и третьим фортом. «Горе побеждённым!» Наливай, не гневи удачу.
Наутро, сильно похмельный Спящий Леопард выехал пред строем пленённых князей и княжичей. Без дамаскского доспеха, в древней кольчуге, без шлема и щита. Спрыгнул с коня, кинул повод оруженосцу, обнажил меч в правой руке и кривую арабскую саблю в левой.
– Вы мне не нужны, мало того, вы мне мешаете. Я лично готов убить каждого из вас, кто осмелится взять в свои руки оружие.
На призыв откликнулись шесть княжичей, которых Леопард, словно издеваясь, даже убивать не стал. Только одному, самому умелому, отрубил ногу, остальных же просто контузил ударом мечом плашмя.
– Дрянь. – сплюнул король Руси после шестой схватки – Храбрые крысы. Кто ещё готов? Детей я не убиваю, но бывшим владетелям с удовольствием отделю голову от тела. Берите оружие, трусы, я привычен биться от рассвета до заката, утомить вы меня не успеете. Спящий Леопард был как минимум на полголовы выше самого высокого из Рюриковичей и сейчас казался им ожившим языческим богом.
– Мы не боимся умереть, Демон Войны, но биться с демоном желающих среди нас нет – за всех ответил владимирский князь Всеволод.
– Вот и ладно. – Спящий Леопард обтёр саблю и меч о шубу близстоящего князя – Демонов войны у моего короля хватает. Кто не хочет взять в руки оружие, преклоните колено, вы будете служить. Хоть и не князьями, но баронами. Остальных просто расстреляют из арбалетов. На колено! Арбалетчики товьсь!
Глава 21
Зиму 1195-96 годов Ричард в основном провёл в Сен-Жан-д'Акр, изредка отъезжая в Яффе и Иерусалим. Вторую столицу его империи, без малейшего преувеличения можно было назвать культурной столицей мира. Все окрестности города застраивались замками, палаццо, отелями и виллами. Вложиться в недвижимость в спокойном и мирном, а главное роскошном месте, в преддверии большой войны, спешили многие европейские сеньоры, поэтому местные крестьяне неплохо нажились на продаже своих земель.
В том, что летом Европа заполыхает от Атлантического побережья Португалии до Одера, никто уже не сомневался. Слишком явно шло накопление сил Вельфами, графом Тулузы и королём Наварры, словом теми, кого все считали партией Ричарда, хотя сам Львиное Сердце никакой своей партии открыто не признавал, и безоговорочно поддерживал только графа Лестера, продолжающего Третий крестовый поход. В спор христиан между собою он демонстративно не вмешивался, только мало кто верил в то, что герцог Бургундии и Карфагена Эд III обвинил в разбое герцога Брабанта и Нижней Лотарингии Карла Смелого без согласования со своим сюзереном. Это пока не было объявлением войны, но требования, предъявленные Эдом Бургундским, были невыполнимыми без потери чести для Карла, а отказаться от них, без потери чести, не мог уже сам Эд.
С театра будущей войны начался массовый исход. Из Баварии, Швабии, Саксонии и Австрии, чьи владетели заняли сторону Оттона Гогенштауфена, уходили не только мелкие феодалы, но и крестьяне с ремесленниками, и если первые имели хоть какой-то капитал, то вторые и третьи бежали как от чумы, не думая о последствиях и надеясь лишь на чудо. О перевозке беженцев Ричарду пришлось договариваться с венецианцами, которые хоть и задирали цену, но взятые на себя обязательства пока исполняли безупречно. Европейские крестьяне и ремесленники в Святой земле были нужны. Междуречье Тигра и Евфрата и заливные поля Египта до сих пор обрабатывались в основном рабами, очень неэффективно с точки зрения экономики. Раба нужно было принуждать, а для этого содержать аппарат принуждения, а если раздать землю вольным крестьянам, они сами будут жилы рвать, платить налоги, а кроме того, поучаствуют в товарообороте. Захочется им и инструменты получше приобрести, и дома себе поуютнее построить. К тому же существовал фактор культурного кода. Если заселить эту землю европейцами, то она станет частью Европы. Это там, у себя, они делились на германцев и франков, норманов и славян, а здесь все станут христианами, братьями во Христе. Именно поэтому Ричард оплачивал завышенные расценки венецианцев. Пусть копят, дураки, чем больше накопят, тем интереснее будет их грабить. А Европа? Там ещё нарожают, в этом не было никаких сомнений.
Как я уже упоминал в своих хрониках, двор Ричарда, а вернее будет сказать Изабеллы Иерусалимской, в Сен-Жан-д'Акр приютил почти всех деятелей искусства со всей Европы. Музыканты, художники, скульпторы и различные литераторы пока являлись кем-то вроде милых домашних животных, даря своим хозяевам хорошее настроение, а порой и умиление, но прибыли от них не было, сплошные расходы, а ведь это неправильно. То, что производят эти социальные паразиты тоже является товаром. Просто для него ещё пока нет рынка.
Монетизацией культуры Ричард и занимался в эту зиму. Для начала он провёл ревизию художникам. В художествах он понимал лучше всего. Если мазня напоминает фотографию, то она годная, а если выражает загадочный внутренний мир мазилы, без малейшего намёка на что-то реальное, то это в лучшем случае маляр. Специалист нужный, пригодится грунтовать полотна, красить стены и заборы, благо краски уже производились даже водостойкие для металла.
Из осмотренных «шедевров», четырнадцать Ричард выкупил для музея искусств, а одиннадцати их авторам поставил задачу такой музей создать, объединив их в королевскую гильдию. Королевскую, в смысле королевы Изабеллы, которая их, дармоедов, всё это время содержала. К мазилам добавили трёх скульпторов и двух архитекторов, выделили участок и поставили задачу построить музей, для осмотра которого посетители не пожалеют денег. А заодно, каждому из творцов был установлен налог в две трети от цены принимаемых со стороны заказов. Одному из таких дармоедов был даже заказан портрет Ричарда и Изабеллы, но не классический, где они сидят с иконописно-дебильными рожами, а живая сцена, где целуются после долгой разлуки (например, после аравийского похода). Ради этого пришлось попозировать часов десять. На нытьё мазилы, что этого слишком мало, король пообещал отправить его красить гору Синай[233] в оранжевый цвет. Тоже своего рода шедевр получится, а торопиться горе некуда.
Неплохая оплата, положенная живописцам (а такими поименовали лишь членов королевской гильдии), плюс запредельный налог на их мазню, немедленно породили быстрорастущий рынок искусств. Сразу после художников, Ричард точно так же подмял скульпторов, заказав для музея скульптуры Салах ад-Дина, Фридриха Барбароссы, Филиппа-Августа, Генриха Шампанского и Целестина III, а ещё евангелическую скульптурную композицию ареста Христа, в тот момент, когда Апостол Пётр отрубает ухо рабу Первосвященника.
Мода. Это нелепое явление рулило экономикой даже в двадцать первом веке, чего уж там говорить про двенадцатый. Если ты сам назначаешь модных творцов и берёшь с них за это две трети дохода, то дармоеды, магией моды, превращаются в кормильцев. Словом, музей заложили.
Второй категорией дворовых дармоедов, которой он занялся, была банда бардов, скальдов и менестрелей, не умеющих отличать ноту си от ноты до. Случись ему читать партитуру, Ричард и сам бы эти иероглифы не отличил, но по счастью, у него был отличный музыкальный слух. Ещё до битвы при Яффе он считался неплохим игроком на лютне, а с гитарой, в студенчестве двадцать первого века и во время службы в таджикском погранотряде и вовсе считался виртуозом уровня Риччи Блэкмора. Этим дармоедам нужны были только подходящие инструменты и всего одна идея – объединяться в оркестры и ансамбли. Гимном Принципата будет «Марш прощание Славянки», но на гитаре, или лютне его не сыграешь, вернее, сыграешь, но совсем не то, что нужно, тут и правда необходим настоящий оркестр. Музыкантам король подарил идею соло и бас гитар, пианино и фортепиано, ударных установок и главное правильную цель – тексты их песен должны быть абсолютно лояльны власти. Это художников можно отправить красить стены, а нелояльных музыкантов ждут рудники и шахты.
Дошла очередь и до литераторов. С началом выпуска еженедельников Ицхака Левита, многие альтернативно одарённые увидели в этом свой шанс. Для начала Ричард представил им свою историю возрождения Принципата, не дописанную пока, по понятным причинам, ведь возрождения пока не случилось, только предисловие и первую главу про битву при Яффе, но каково было впечатление… Просто схема боя и сухая хроника классической латынью: Двадцать шесть тысяч сарацин неожиданно атакуют лагерь крестоносцев с пятью тысячами защитников; вот здесь под Ричардом убили коня, и он полчаса сражался, спина к спине с подоспевшим на выручку Спящим Леопардом, зарубив двенадцать сарацин, и Леопард не меньше; вот Ле-Брюн и Робер де Сабле, с верными рыцарями, ударили сарацинам в тыл, от северных ворот города в эту точку; вот Ги де Дампьер возглавил пешую контратаку и отбросил почти прорвавшихся к ставке сарацин, и при этом только чудом остался жив; а вот тут погиб Генрих Шампанский, вернее, не погиб, но был смертельно ранен; вот Рауль де Лузиньян и Жоффруа де Донжон, возглавившие в этой атаке сборный отряд тамплиеров и госпитальеров, оттесняют сарацин за пределы лагеря на восток; вот граф Лестер, успевший поднять пять сотен латников бьёт в лоб по ставке Салах ад-Дина, без малейшей надежды, что кому-то из атакующих удастся выжить; а вот Томас Гилсленд, в ту пору ещё барон де Во, походный кастелян короля, лично ведёт в битву последний резерв, который в итоге и решил исход сражения. Главного героя в такой битве не бывает. Тут все герои главные. Нет, мою особую роль подчёркивать не нужно. Я стоял на месте прорыва и махал мечом, как норман секирой. Это для короля не героизм, а идиотизм. Но и об этом писать не надо, по политическим соображениям. Мне и без этого хватает деяний, которыми действительно можно гордиться монарху. Впрочем, «Историю возрождения» я буду дописывать сам, чтобы она получилась действительно историей, хроникой событий и фактов, а вам поручаю увековечить память героев. Каждый из них достоин отдельного романа. Их имена я вам назвал. Добавлю Раймунда Тулузского, Филиппа де Фальконбридж, братьев Генриха и Оттона Вельфов, Гийома де Баскервиль, Эда Бургундского, Людовика де Блуа, Жиля де Сольте и Анри де Грасье. Спешите собирать материалы, пока память живых хранит подробности и детали.
– Нам тоже писать хроники, Сир?
– Нет. Вам поручаю написать исторические романы, или эпические поэмы, но основаны они должны быть на реальных событиях. Понравившиеся мне произведения будут дополнены иллюстрациями и опубликованы большими тиражами. Помимо славы лучших литераторов эпохи, будет вам и вознаграждение, но его каждый сам будет оговаривать с издателем.
– Почему вы не включили в этот список Папу, Сир?
– Я собираюсь написать о нём сам. Папа – настоящий исполин, вы просто не способны оценить его деяний по достоинству. Пишите о героях, герои – люди, их вы сможете понять и увековечить. Во всяком случае, есть у меня такая надежда.
Восемнадцатого февраля 1196 года Изабелла Иерусалимская счастливо разрешилась от беременности ещё одним мальчиком, названного Амори, в честь деда по материнской линии. Изабелла хотела назвать сына Ричардом, в честь отца, но король настоял. Сначала нужно почтить память дедов и только потом родителей. Это ведь, даст Господь, не последний их сын.
Кроме дел семейных и монетизации культуры, Ричард много времени посвятил тамплиерскому НПО в Яффе. На самом секретном объекте христианского мира начались опыты с электричеством. Пока только в «вольтовыми столбами», но для отработки теории хватало и их. Во всяком случае дуговую угольную лампу поджечь уже удалось. До всеобщей электрификации было ещё очень далеко, металлургическое производство пока не доросло для производства нужных сплавов, а механическое до подшипников, но в плане развития науки шаг был сделан эпохальный. В оборот были введены понятие вольт, ампер и ом, началась разработка приборов для их измерения, а главное – открылись новые горизонты развития.
На этом фоне, экспериментальная казнозарядная винтовка на бездымном порохе из нитрированной целлюлозы (перемолотых старых пеньковых канатов), выглядела никчёмной игрушкой, но Ричард остался ей доволен. Да, недостатки были. Капсюль не воспламенял дымный порох, а бездымный пока не горел, а взрывался, из-за чего казённая часть была слишком тяжёлой, тяжелее, чем ПТР[234] времён Второй мировой, а каждый унитарный патрон изготовлялся вручную мастерами-ювелирами, но все эти трудности преодолимы в самом ближайшем будущем, это король знал точно.
– Ну, что, поохотимся, Луи? – Ричард с удовольствием покрутил винтовку и десяток патронов, калибром более полудюйма, подёргал затвор и обратился к приёмному сыну – Из этого можно запросто завалить слона, или носорога.
– А Карла Смелого можно? – глаза пацана горели азартом.
– Можно. – помрачнев кивнул Ричард – Его одной пулей на куски разорвёт. Я очень доволен, братья – обратился король к присутствующим тамплиерам – Предоставьте мне возможность поговорить с сыном наедине. – почтительно поклонившись, тамплиеры покинули помещение – Убить Карла Смелого можно, Луи. К винтовке нужно приделать сошки и прицел, но это можно сделать за месяц. У нас одиннадцать патронов, за месяц изготовить ещё четыре-пять. Хватит на то, чтобы вам и стрелять научиться и Карла убить. Только какая честь в том, чтобы убивать врага как слона на охоте?
– Для вас никакой, отец. Но я ещё не скоро стану настоящим воином, и герцога могут убить раньше.
– А вы непременно хотели бы сделать это сам?
– Да, отец?
– Почему, Луи? Герцог оказался командующим случайно. После героической атаки вашего отца имперские князья могли выбрать любого, любой бы на его месте взял Париж. Герцога выбрала сама Судьба.
– Сама Судьба, отец. – почтительно поклонился Людовик Капетинг-Плантагенет, лаская правой рукой один из патронов.
– Карл не виноват в смерти вашего отца, Луи. Поверьте мне, хоть ваш отец и был настоящим героем, монархом он был никудышным. Заключал союзы с никчёмными и затевал войны против достойных. Его врагами были все вокруг, и он сам для этого очень постарался. По приказу твоего отца, граф Суассон сам сжёг дворец с Сите, Карл явился лишь посмотреть на догорающие развалинами и ограбить несожжённое. Такими же точно врагами, как он, вы можете считать и меня, и императора Генриха Вельфа, и графа Лестера и ещё с полсотни графов и герцогов.
– Мой отец вы, Сир. А герцога выбрала сама Судьба, вы сами об этом сказали. Чести мне это не принесёт, но я готов ради этого принять позор…
– Стоп! Никому больше ни слова, Луи. Подготовка займёт три, а может быть четыре месяца, помимо доработки винтовки, нам понадобится подготовленная команда прикрытия. Нужно организовать подходы к месту засады, и пути отходов так, чтобы нас никто не узнал. Молчите! Если вам своя честь не дорога, поберегите хотя бы мою. Я её слишком долго собирал, чтобы лишиться в один момент, из-за какого-то никчёмного герцога, с никчёмной окраины, никчёмной Европы. Но раз уж вам указала сама Судьба, то мы это сделаем. От имени Судьбы приказываю вам обо всём молчать.
– Слушаюсь, Сир. – низко поклонился Людовик – Но почему мы? Вы пойдёте со мной?
– Я приказал вам молчать, Луи. – Ричард по-стариковски тяжело вздохнул. – Это вы пойдёте со мной, сын. Не беспокойтесь, стрелять в Карла будете именно вы. Но вы всё будете делать только по моей команде. Если я прикажу прыгать, вы сначала запрыгаете, а потом уже подумаете – для чего я это приказал. И даже если до чего-то додумаетесь, всё равно будете прыгать до отмены приказа. Вас будут мучить все эти три-четыре месяца, я специально озабочусь, чтобы мучили вас посильнее, чем черти в аду. В течении мучений, я преподам вам краткий курс баллистики с таблицей стрельбы именно для этой винтовки. Если вы его не выучите наизусть, вся операция отменяется. Никаких больше вопросов и никаких условий. Если вы несогласны, или не готовы, оставайтесь при дворе. Изабелла добрая, она станет вам матерью, научит и этикету, и наукам, и языкам, и культуре, не научит она вас только убивать. Этому могу научить я, но цену этой науке я объявил и снижать не собираюсь.
– Клянусь обо всём молчать, Сир. – подломился в коленях Людовик.
Ричард сделал знак подниматься и непроизвольно хмыкнул.
– Усыновил отморозочка, изволь теперь соответствовать… – пробормотал король на непонятном языке – Завтра с утра, Луи, вы отправляетесь в лагерь русов у Хомса. Сопроводительное письмо я вам приготовлю. Обязательно убедитесь, что письмо сожгли сразу после прочтения.
На положенный этикетом поклон, Ричард хмыкнул.
– Посмотри, что из этого получится, но заявка на третьего Принцепса в наличии. Ступайте, Луи, мне нужно подумать.
Глава 22
– …На колено! Арбалетчики товьсь! – не дождавшись реакции князей и княжичей, Леопард равнодушно скомандовал – Бей!
По странному стечению обстоятельств, из более чем сорока арбалетчиков оцепления выстрелили только шесть. Три болта пробили голову Владимиро-Суздальскому князю Всеволоду Юрьевичу, неформальному лидеру князей востока, и ещё три череп Галицкого князя Владимира Ярославовича, главного авторитета «западников».
– Эх, надо было приказать снять шубы, Сир. – шепнул Ратибор.
Спящий Леопард только брезгливо скривился в ответ и снова скомандовал:
– На колено, тати! Арбалетчики товсь!
Шестеро выстреливших арбалетчиков синхронно, как бездушные механизмы, передёрнули рычаги взвода и наложили новые болты. На этот раз подействовало. Первым преклонил колено один из юных княжичей и этим будто снял с остальных оцепенение. Стоять остались четверо: лишившийся ноги в битве у днепровских порогов, Черниговский князь Ярослав Всеволодович; Курский Всеволод Святославович; Муромский Владимир Юрьевич, старший брат только что упокоенного Всеволода Владимиро-Суздальского; и Великий князь Киевский Рюрик Ростиславович. Матёрые, страха в глазах ни у одного нет.
– Не боитесь смерти, тати? Что же тогда на поединок не вышли?
– Смерти мы не боимся, Пардус. – за всех ответил Рюрик Ростиславович – Для нас поединок – это Божий суд, а против тебя шансов ни у кого нет. Лучше уж вот так. – Великий князь Киевский кивнул на трупы Всеволода Юрьевича и Владимира Ярославовича – Чем проиграть Божий суд, кто знает, как это оценит Господь на том свете. Только почему ты нас татями называешь?
– А кто же вы? Вверенную вам державу порвали на лоскуты, только грабите да междоусобицы затеваете, мало того, породнились с кочевниками и их в эту свару втянули. На Державу вам плевать, на народ тоже. Так только тати живут, гордыню тешат, да мошну набивают.
– А у вас такого нет? – усмехнулся Рюрик Ростиславович.
– Пока есть. – кивнул Спящий Леопард, жестом останавливая вскинувшегося было Ратибора – Но к осени мы и своих татей повыведем. Просто начали с вас, ляхов и угров, но этим, будь уверен, не закончится. Построим мы единую христианскую державу, охраним её и от своих разбойников, и от кочевников, и от мусульман. Нас много, а сражаемся мы под знаменем непобедимого Львиного Сердца, Великого Паладина христиан и «Гнева Аллаха» для мусульман. Будут на Руси и города каменные, и дороги мощёные. И пределы раздвинутся – от Одера на западе, до Великого океана на востоке. Только то и нужно для этого – татей извести, да дать народу плодиться и размножаться, как завещал нам сам Господь. На вас долг, Рюриковичи. Долг и перед Господом, и перед вверенным вам три века назад народом. Кто желает этот долг отслужить, тому шанс я дам. Князьями вы больше не будете, но баронами, или даже графами стать сможете. Дел предстоит много, а толковых людей не хватает.
– Не опасаешься, что мы бунт учиним?
– Нет. – усмехнулся Спящий Леопард – Я пять лет сражался с мусульманами, которыми командовал один из лучших полководцев нашего времени – Салах ад-Дин. Я штурмовал Акру, отбивал Яффе, участвовал во взятиях Иерусалима, Дамиетты, Ракки, Багдада и Басры. После тех сражений, война с вами – просто забава. Вы, даже будучи при власти, и то сплотиться не сумели, тем более не сумеете в бунте. Кроме того, вас никто не поддержит. Вообще никто. Ни города, ни бояре, ни ваши бывшие дружины. Вам сейчас нужна моя защита, вас все ненавидят. «Горе побеждённым!»
Рюрик Ростиславович, Великий князь Киевский, с помрачневшим лицом помолчал минуту, потом повернулся к преклонившим колено, среди которых были двое его сыновей.
– Пардус прав. Вам всем нужна его защита. Служите ему верно. Позора на вас нет, мы принимаем его на себя. Говорите. – посмотрел Рюрик на стоящих рядом князей.
– Ты уже всё нужное сказал, брат. Служите Пардусу, дети, а нам, старикам, лучше уйти сейчас – Муромский князь, Владимир Юрьевич с презрением посмотрел на Ратибора и спросил – Шубы снимать? Тебе, холопу, и обноски сгодятся.
Черниговский князь Ярослав Всеволодович; Курский Всеволод Святославович только молча сбросили шубы.
– Командуй, Пардус. – в свою очередь скинул шубу Рюрик Ростиславович – Ты в своём праве, мы далеко не ангелы и «Горе побеждённым», только помни, что Русь – это мы. Управляли мы ею может быть и плохо, но именно мы её создали.
– Арбалетчики, кругом! Шагом марш в свои расположения. Грегор, забирай этих четверых к себе в штаб. Герцог Ратибор, забирай молодёжь и начинай учить их настоящей войне. Чтобы к осени между устьями Дуная и Волги не осталось ни одного кочевника. Всё мы в это лето, конечно, не распашем, но стремиться к этому надо. Мы не волки, мы Господни псы-волкодавы, охраняющие вверенное стадо христово от волков. Охраним и от кочевников, и от татей. А ты. – Спящий Леопард пристально посмотрел к глаза Муромскому князю – Если думаешь, что из тебя никто не сможет сделать послушного холопа, то сильно в этом заблуждаешься. Есть методы. Не только будешь землю пахать, но и, пинающие тебя в рожу, сапоги лизать. Отдам тебя настоящим мастерам – через неделю смиришься. Я теперь здесь король. Грегор и Ратибор мои герцоги. Понял меня, мужик?
– Я не мужик, а князь. – успел гордо произнести Владимир Юрьевич.
– Как хочешь. – блеснувший молнией, меч Спящего Леопарда, отделил упрямую голову бывшего Муромского князя от тела – Только не князь ты, а дурак, гордыни ради помер. – равнодушно констатировал Леопард – Грегор, забирай троих. Покойников передайте попам, пусть их похоронят прямо в шубах. И помните все. Теперь только я здесь назначаю – кто чей холоп, а кто господин.
Пятьдесят девять, оставшихся живыми и здоровыми потомков датского ярла Рюрика, герцог Ратибор распределил по одному в лучшие десятки большой тысячи псоглавцев и сразу погнал их в степь за Дон. Велено было учить бывших князей и княжичей настоящей войне, вот на войне они и научатся. Те, кто выживет, конечно. За зиму, пока занимались Русью, через Волгу на запад перебрались восемнадцать половецких родов, ожидающих победы Рюриковичей над наглыми пришельцами и восстановления старых договорённостей. Тысяч десять воинов выставить они могут, но это если считать всех вместе. На деле же, половецкие ханы жили ничуть не дружнее русских князей. Оно и понятно, степь только кажется бескрайней, на самом же деле и края у неё есть, и более плодородные участки, и населена она довольно плотно, за Волгой всем места не хватало.
В большой тысяче псоглавцев служило уже две с половиной тысячи бойцов, а сотниками и десятниками были те, кто начинал ещё в Святой земле с Рудным воеводой, поэтому усилил их Ратибор только пятью сотнями панцирной кавалерии Русского ордена. На всякий случай. Вдруг кочевники одумаются и соберут свои силы в большую орду, тогда удар тяжёлой орденской конницы, обученной и вооружённой как европейские рыцари, как минимум, смешает их порядки, а скорее разорвёт на куски, за которыми будут охотиться уже профессионалы псоглавцы. Выходить против кочевников в соотношении один к трём, для русов было привычно. Этого хватало, чтобы в удобном месте преградить путь орде и заставить её остановиться, но на этот раз задача стояла другая. Не остановить, и даже не вытеснить, а полностью уничтожить воинов, отобрать рабов и скот, а женщин и детей продать Хорезмшаху.
Вторую половину своего войска – бывшую тысячу боярина Никиты Шатуна, которая тоже разрослась до двух с лишним тысяч воинов, Ратибор усилил тремя сотнями Русского ордена и отправил на северный Кавказ. Сельджуки Конийского султаната заканчивали покорение Грузии, и хоть по договору за Большой Кавказский хребет они вторгнуться не должны были, в земли нейтральных пока аланов постоянно просачивались банды сельджуков, грузинских мусульман и даже армян. Этому отряду было поставлено задание помочь аланам уничтожить разбойников и склонить их к союзу. Союзу слабого с сильным, что отличался от принятия вассалитета только более обтекаемыми формулировками.
Аланы всегда были верными союзниками русов в борьбе со степью, это Спящий Леопард помнил из рассказов Корнея Лютого, нынешнего Патриарха Константинополя, поэтому статуса их было решено пока не лишать. Оседлый христианский народ контролировал территорию от Большого Кавказского хребта на юге, до правого берега Терека и левого Кубани. Для царства, или королевства маловато, а для герцогства, или княжества вполне. Спящий Леопард уже успел оценить необъятность захваченных земель, которые по площади превышали всю цивилизованную Европу, поэтому рад был любому союзнику, тем более такому, который перекрывал одно из самых опасных направлений. Не смотря на все подписанные договоры, король русов не верил, что сельджуки остановятся. Чем большую территорию захватывает волчья стая, тем больше у неё аппетит. На запад, или юг, под удар Львиного Сердца они вряд ли рискнут сунуться, на востоке очень крепкий Хорезмшах, значит пробовать на зуб будут север. Понимали ли это аланы? Наверняка понимали, но давить на них всё равно не стоило. Помочь – да. Предложить союз тоже. В случае агрессии захватить Дербент, перекрыв проход, но аланов ни к чему не принуждать. Пусть лучше останутся доброжелательно настроенными нейтралами, чем станут неверными вассалами, затаившими обиду. Как сказал когда-то Ричард – «сначала ты зарабатываешь репутацию, а потом она работает на тебя».
Германский легион от него вернуть пока не требовали, поэтому король русов разделил его на две терции, Одну отправил охранять работников, строящих крепость в месте впадения Камы в Волгу, или наоборот, Волги в Каму, что, впрочем, неважно, а вторую в устье западной Двины. Работников теперь хватало. Все бывшие княжьи холопы, которым была обещана свобода и своя земля, после завершения строительства, а также все боярские закупы[235], которых Леопард выкупил за половину цены, тем самым уполовинив их долг, готовы были буквально молиться на нового короля-благодетеля.
Недовольным остался лишь Новгород, альтернативный путь транзита через западную Двину лишал его значительной части доходов, но это было ожидаемо. Волхов, контролируемый Новгородом, с объединением Европы перестал быть главной торговой артерией между востоком и западом, югом и севером. Он просто обречён был стать захолустным городишкой. Об этом новгородцам прямо сказал сам Спящий Леопард:
– Господь дал вам триста лет, чтобы накопить капитал, но он не обещал вам, что это будет длиться вечно. Мир меняется. Христианство уже пришло в Индию, Европа объединяется, торговые пути становятся короче и безопаснее. Держава русов, в ближайшее время, расширится от Одера на западе до Волги на востоке. Новгород станет захолустным городишкой в стороне от основных торговых путей. Вы можете этому противиться, назначив виноватым меня, а можете принять волю Господа и расширить пределы своих интересов. В устье Невы болото, но перед входом в него есть отличный остров для Нового Новгорода. В устье Северной Двины есть удобное место, там когда-то стоял Ново-Архангельский монастырь, там можно заложить город, который будет контролировать половину оборота пушнины. И наконец, в устье Мурмана есть незамерзающая весь год бухта, возле которой находятся рудные жилы, лучшие по качеству руды в Европе. С вами, или без вас, но эти три места мы обязательно освоим, построим там порты, склады и верфи. Но лучше с вами. Новгород поддержал меня во время войны с Рюриковичами, я хочу в благодарность поддержать его во время мира. Новгород не умирает, он расширяется. Новгород – это первая столица Руси, главный её корень. Новгород останется одной из Русских столиц, но упаси вас господь бунтовать.
Лобное место загомонило, кое-где возникли драки, но успокоилось всё довольно быстро, стоило только Новгородскому архиепископу ударить по помосту посохом.
– Скажи нам Кесарь, что для нас это будет означать? Быть одной из столиц? И сколько их всего будет? – спросил Мартирий Рушанин[236] почти в полной тишине.
– Русь сейчас занимает слишком важное место в христианстве, чтобы продолжать оставаться одной из митрополий Византии. Нам нужен свой Патриарх, и столицей его будет Новгород. Почти все земли Новгородские населены язычниками, привести их к истинной вере – дело не простое, но несомненно богоугодное. Не огнём и мечом крестить, как поступал Владимир Святославович, а лаской и добрым словом, как Христос и его апостолы. Для этого нам понадобятся миссионеры-богословы, которых ещё только предстоит выучить. Понадобятся их сотни только для Новгородских земель, а если думать обо всей Азии, то тысячи, значит понадобится академия. Именно в Новгороде будут венчаться на царство Кесари Руси. А сколько всего будет столиц, мне и самому пока неведомо. Мир меняется слишком быстро, чтобы что-то планировать заранее. Мы дойдём до устьев Дуная и Одера на западе и до Великого океана на востоке. Готовьтесь к большим делам, новгородцы. Нас ждут необъятные просторы, хватит пеньками сидеть на одном месте и мхом покрываться.
Вече снова забурлило, но уже более конструктивно, без мордобоев.
– Согласятся ли Пентархи на создание нового патриархата? – в вопросе архиепископа, сомнение и надежда смешались примерно поровну.
– Я сумею их убедить.
– А что Смоленск и Киев, они ведь тоже тебя поддержали, Пардус? – раздавшийся из толпы вопрос, видимо, интересовал всех, вече снова притихло.
– Поддержали. – кивнул Спящий Леопард – И я их поддержу. Но Новгород мне не жена, чтобы ревновать к другим городам. – переждав смешки, пока некоронованный король русов продолжил – Киевлянам предстоит обживать Дикое поле до самого устья Дуная, а смолянам южный берег Варяжского[237] моря до устья Одера. Забудьте деление на княжества, новгородцы, отныне мы огромная единая Русь, и дел хватит всем. Любой из вас может присоединиться к смолянам, или киевлянам, как и они к вам. Отныне мы все русские.
– А жену ты себе где выбирать будешь? – раздался тот-же голос.
– Вот ведь неугомонный. – усмехнулся Леопард – Предлагайте невест первыми, я подумаю. Если даже себе никого не выберу, то у меня ещё два герцога не женаты.
– А какие девки тебе нравятся?
– Пригожие, как и тебе, трепло. – переждав взрыв хохота, Леопард добавил – И желательно сироты. Приданного не прошу, я достаточно богат. Пусть невеста будет дочерью Великого Новгорода, это и вас и меня устроит. На этом вече закончилось, расходитесь, новгородцы. Боярской думе к закату собраться в детинце бывшего князя, обсудим детали. И ещё одно новшество – отныне и впредь, каждый бездельный болван, который тронет вечевой колокол от скуки, отправится служить в легион, там ему скучать не дадут. Я всё сказал!
Девятого мая 1196 года в Берестье, бывшем пограничном городе Владимиро-Волынского княжества и Польши, встретились король Руси Кеннет Маккинли и король Чехии, Моравии и Польши Филипп де Фальконбридж.
– Сеньор. – почтительно поклонился Принц-Бастард, заслуживший у своих подданных прозвище «Львиный коготь».
– Сир. – поклонился в ответ Спящий Леопард и обнял своего бывшего оруженосца – Оставим политесы, Филипп. Вы больше не мой вассал, от сеньории Сидона я отказался. Ваш отец решил передать её Ги де Дампьеру.
– Вот как… Тогда я тоже откажусь от сеньории Бейрута.
– Зачем вам это, Филипп? Герцог Триполи бесстрашный воин, мудрый правитель, не зря ведь ваш отец назначил его лордом-канцлером и верховным судьёй, кроме того, он безупречно благородный человек.
– С этим я не спорю, Сир. Дело в том, что я сам далеко не безупречен. Я не получил ни должного воспитания, ни привитых с детства манер. Вы мне всё это прощали, а при дворе Ги де Дампьера, мне придётся стать тем, кем я на самом деле не являюсь. Мой отец отправил меня служить вам, а не герцогу Триполи. Я его уважаю, но не настолько, чтобы принести оммаж. Надеюсь, за Бейрут он мне что-нибудь заплатит.
– В этом не сомневайтесь. Заплатит казна, а потом Ицхак проведёт взаиморасчёты. Кстати, Филипп, раз уж мы теперь короли-соседи, прошу вас называть меня Кеннетом.
– Для меня это большая честь, Сир Кеннет….
– Для меня тоже, Сир Филипп. Я второй сын мелкого шотландского барона, мой старший брат погиб в междоусобице, поймав стрелу в правый глаз. Я продал своё баронство королю Шотландии, чтобы получить возможность снарядить достойный отряд для Крестового похода. Нас было тридцать шесть, а выжили только двое. Вернее, трое, если считать вас. Вашу судьбу я знаю. Но теперь мы оба короли, и всё осталось в прошлом. Вам пришло время жениться, Филипп.
– А вам, Кеннет?
– Мне тоже, но невесту вы мне пока не подобрали, не так-ли? А я вам подобрал. Отличная невеста, бесприданница и сирота, но она признана дочерью целого города, первой столицы Руси – Великого Новгорода. Приданное за неё дам я. Ицхак пообещал мне немало серебра за сеньорию Сидон. Перед свадьбой я её удочерю. Хотите глянуть парсуну[238]?
– Достаточно вашего слова, Кеннет. В девках вы уж точно разбираетесь не хуже меня. Приданного я не приму, но буду настаивать, чтобы вы выбрали себе невесту среди моих подданных.
– Именно таково моё желание, Филипп. Найдите мне пригожую сироту, пусть она будет дочерью Кракова, или Бреслау. А после поженим наших наследников. Нам с вами сильно повезло, что мы не являемся кровными родственниками, а только братьями по оружию.
– Для меня тоже, Сир Кеннет. Я всегда буду помнить, кто сделал меня рыцарем и настоящим воином. Я женюсь, даже не глядя на парсуну, а сам немедленно начну искать невесту вам. Сирота, значит… А ведь это лучшее, что могло быть. Вы даже мудрее моего отца.
– Прикусите свой слишком шустрый язык, Филипп. Мы с вами, два короля, разговариваем здесь и сейчас только благодаря его мудрости. Ему не хватает времени, чтобы заниматься ещё и нашими женитьбами, но хоть такую-то мелочь мы и сами организовать в состоянии. Не так-ли, Сир?
– Именно так, Сир! Прошу простить моё деревенское воспитание и дикий нрав.
Глава 23
Девятнадцатого мая 1196 года, в компании Ричарда Львиное Сердце, в Рим вернулся Папа Целестин III. Латтеранский дворец больше не являлся Папской резиденцией, местоблюститель Святого престола, кардинал Робер де Сабле обнёс стеной Ватиканский холм, где некогда стоял цирк Нерона и уже успел построить небольшой, но очень уютный палаццо. Вообще то стройка, можно считать, только началась, в Ватикане был запланирован архитектурный ансамбль, и новая Папская резиденция была его незначительной частью, но жить в ней уже было можно, а к окружающему строительству Папа-археолог отнёсся не только с пониманием, но и большим интересом.
Полностью Ватиканский холм планировалось застроить в течении двадцати лет, благо строительного материала в Риме хватало от развалин ещё античных времён, а работники, бежавшие от разгорающейся в Европе большой войны, прибывали в Рим постоянно, в гораздо большем количестве, чем было для них работы. Из них выбирали лучших мастеров, а остальных отправляли в Святую землю. И Папа, и кардинал де Сабле с должным пониманием отнеслись к словам Ричарда: «Не там наша земля, где стоят воинские гарнизоны, а там, где пашут наши сервы». Нашими, в применении к Святой земле, были все христиане, поэтому миграцию церковь поддерживала не только морально, но и материально. Ресурсов у неё теперь хватало. Рыцарские ордена Тамплиеров и Госпитальеров не платили налогов светским владыкам, но на выплату пятой части своих доходов матери-церкви согласились. Может и без особой радости, но и без роптания. А доходы у них были… куда там некоторым королям. Церковь теперь имела собственный флот, базирующийся в Неаполе, Ливорно и Остии, в основном каракки первого проекта, на которых адмирал-фараон отправился открывать Лузиньянию, но и они по нынешним временам были на вершине технического прогресса, обогнав своё время почти на три сотни лет. Такого не было даже у венецианцев, а про пиратов и говорить не стоило.
Ватиканский холм расположился на северо-западе Рима, на правом берегу Тибра и имел собственный причал. Конечно, на чисто парусной каракке, к тому-же имеющей большую осадку, до него было не добраться, но между Остией и Ватиканом гребные суда курсировали как трамваи.
О планах Папы Ричард был информирован. Целестин III намеревался добровольно сложить свои полномочия по причине преклонного возраста и невозможности в должной мере справлять свои обязанности. Если не считать уже окутанных завесой времени случаев, происходивших на заре становления христианства в Риме, это будет первый прецендент. Пап свергали, было дело, убивали, и такое бывало, но добровольно пока никто не уходил. Как говорили в двадцать первом веке – плюс сто к равноапостольности и святости.
Разумеется, отречение должно было произойти после завершения неотложных дел. Во-первых, пополнения конклава новыми кардиналами, а то их осталось неприлично мало для такой серьёзной организации, всего восемнадцать. Кандидатуры должен был представить кардинал де Сабле, но и Ричард похлопотал за своих старых соратников – архиепископа Кентерберийского Хьюберта Уолтера и архиепископа Солсбери Губерта Готье. Во-вторых, следовало предложить Пентархии основать новую Патриархию на востоке, у русов, в Великом Новгороде. В-третьих, благословить создание Принципата и не допустить в него паршивых овец (или, если угодно, бешеных псов). В-четвёртых, добиться избрания Папой кардинала де Сабле. И, наконец, в-пятых, явить миру модель Вселенной, где наша земля круглая и вращается вокруг солнца, а таких солнц и земель во Вселенной больше, чем песчинок во всех вместе взятых пустынях и на морских пляжах.
Всё должно было получиться. Спасибо Кеннету Маккинли, который согласился оставить своего лекаря Папе, благодаря этому язычнику-индусу, старик будто обрёл вторую молодость. Ненадолго, конечно, но сейчас был важен каждый день. Это понимал и сам Целестин III, поэтому согласился терпеть подле себя не только лекаря-язычника, но огромного страшного леопарда, в которого вырос когда-то подаренный нынешнему королю Руси милый котёнок. Кстати, выросший среди людей леопард отлично чувствовал эмоции своего хозяина индуса, поэтому стал Папе лучшим телохранителем. Агрессию он чувствовал гораздо раньше, чем она проявлялась, и хоть на людей и не кидался, напугать умел до мокрых штанов. К Папе он относился как к своему котёнку, что только добавляло Целестину III ореола святости.
О своём намерении поспособствовать убийству Карла Смелого Людовиком Капетингом-Плантагенетом, Ричард своим исповедникам рассказал. Не о деталях операции, конечно, только о намерениях. Карл до начала апреля отступал и, возможно, сдал бы Брюссель, но тупорогие графы де Куси и де Суассон развернули вверенные им легионы на Шампань, и шарахались там, как и подобает настоящим дебилам, преследуя остывающие следы графа Фландрии, который успевал ограбить и отойти с награбленным, а потом и вовсе отошли в Парижское графство, после того как у них отозвали легионы. Это же надо быть такими идиотами, чтобы с тремя легионами почти полгода ловить ветер, доносящий конский топот…
От предложения предать Карла Смелого интердикту, Ричард отказался наотрез. Не дело это, вмешивать церковь в разборки христиан между собою. У Людовика имелись веские основания лично прикончить этого бешеного пса, которому понравился вкус человеческой крови, и своему приёмному сыну король обязательно поспособствует. А если не получится? Ну, что ж, бывает и такое. В любом случае, он никогда не планировал жить вечно. Всё в руках Господа. Не того сумасшедшего племенного привидения иудеев, а самого Создателя. Дело это, безусловно, благое, а коли не заниматься благими делами – для чего тогда вообще жить? Единственное о чём попросил Ричард – создать иллюзию, что он находится на территории Ватикана.
Чего не ожидал Ричард, так это требования Ицхака Левита взять его с собой.
– Даже не проси. Ты мой друг, но воин из тебя, как арбалетный болт из дерьма. И я в этом не виноват, ты сам всё время увиливал от учёбы и тренировок. Ты обуза, а не помощник в этом деле.
– А мальчишка не обуза?
– Тоже обуза, хоть он и готов гораздо лучше тебя. Но одну обузу у меня ещё есть шанс вытянуть, а вдвоём вы меня точно потопите. Кроме того, твоё прибывание в Риме, будет означать, что я где-то рядом. Все знают, что мы с тобой неразлучны.
– Были неразлучны. И это до сих пор приносило тебе удачу.
– Как и тебе, Ицхак. Дело я затеваю подлое, и лучше тебе в него не лезть. В Риме навалом забот, присмотри за ними. Мне многое простят, чего никогда не простят тебе.
– Если ты выживешь.
– Я очень постараюсь. Не спеши меня хоронить, ведь у нас ещё есть дела. Если ты отправишься со мной, шансы на благоприятный исход уменьшатся вдвое. В случае, если я не вернусь, у Изабеллы хранятся мои завещания, в том числе и письмо тебе. Позаботься о моих сыновьях. Им очень понадобится мудрый наставник в финансовых делах.
– Зачем тебе это, Ричард? К осени мы и так зажмём герцога в его поганом Брюсселе.
– Наверняка зажмём. – кивнул король – Но то будущее, которое я для вас готовлю, от этого только отдалится. Я готовлю вам на будущее годных Принцепсов. Как не крути, но я не вечен. Не хотелось бы, чтобы дело всей моей жизни превратилось в фарс. Для меня это гораздо важнее, чем просто выжить. Но ты не волнуйся, Ицхак, Карла мы убьём и вернёмся.
Через два дня из Остии отбыла одинокая каракка, взявшая курс на Тамплиерский замок «Ливерпуль». На борту корабля, в самом трюме находились два пассажира: хромой сутулый мастер-металлург, со шрамом через всю правую сторону лица и его сын. Оба одетые почти в лохмотья, но это было нормально для безработных ремесленников. Пройдя Гибралтар, и обогнув Иберийский полуостров, корабль резко повернул на восток, в Бискайский залив, где его здорово потрепало штормами, но всё-таки не утопило. Имитировав чудом выживших, он пришвартовался в Остенде для ремонта. Никто даже внимания не обратил, что сутулый хромой ремесленник и его сынишка покинули борт несчастливого корабля.
Доехав на попутной телеге до Брюгге, расплатились с извозчиком старым тряпьём из промокшего сундука. Людовик даже представить себе не мог, что Всесильный Ричард пойдёт на такие унижения собственного достоинства, но, казалось, что его приёмному отцу это доставляет искреннее удовольствие. Первую в этом мире винтовку везли в чехле, выдолбленном из красного дерева – бревно бревном. Возница пытался было поспорить из-за оплаты, но король бесхитростно выбил ему один из зубов, пообещав выбить и все остальные, если тот не угомонится.
В Брюгге денёк передохнули. До Гента их отправилось уже четверо. Верхами. Теперь они изображали сопровождение небогатого рыцаря, причём Ричард старательно играл роль оруженосца. Винтовку разобрали на запчасти и везли навьюченными на разных лошадях. Искусством перевоплощения своего приёмного отца, а также его бесстрашием, Людовик мог только молча восхищаться, но только молча, делиться впечатлениями было нельзя ни с кем, ведь Ричард взял с него слово, что всё это мероприятие будет тайным. Придём, убьём, уйдём, никто вообще ничего знать не должен.
В Генте к ним присоединились ещё два всадника. По просветлевшему лицу приёмного отца, Людовик сделал вывод, что всё идёт по плану. Так и оказалось.
– Нам очень повезло, Луи. Карл в Брюсселе. В тысяче футов от выхода из его замка куплен дом, с удобным чердаком. Между ними площадь, с гуляющими ветрами, но сигнальные флажки там подвесят. Стрелок вы уже опытный, так что не промахнётесь. Тысяча футов из такой винтовки – это практически в упор. Сразу после выстрела мы подожжём дом. Вам нужно будет успеть разобрать винтовку на запчасти, и разбросать, чтобы никто не смог сложить их вместе. Это реально, тем более, что они будут обгоревшие. Вы всё поняли, Луи?
– Понял отец!
– Это хорошо. Тогда прыгайте!
Людовик Капетинг-Плантагенет, не прекословя, пару минут прыгал.
– Хорошо, Луи. Когда вы убьёте Карла, сразу отступаете на восток с Симоном де Монфор.
– А вы отец?
– Прыгайте, Луи!
– Итак, вы отступаете на восток, быстро и стараясь не оставить следов. – после пары минут прыжков продолжил Ричард – А я останусь посмотреть, что из всего этого получится. На всякий случай меня ждут корабли и в Остенде, и в Гааге. Вы поняли, сын, или хотите ещё попрыгать?
– Я понял, Сир. Но покинуть вас в такой момент – значит уронить свою честь.
– Дурак. – тяжело вздохнул Ричард – Ну какая тут может быть честь, если мы с вами собираемся бесчестно убить герцога, Луи? Мы с вами сейчас обычные убийцы. Мне на эту чепуху давно наплевать, у меня свои представления о чести, а у вас в голове настоящая каша. Я планирую воспитать из вас хорошего Принцепса, который возглавит сенат после Спящего Леопарда, поэтому вы отправитесь с сэром де Монфор, как только займётся пожар. Я останусь чтобы убедиться, что мы не наследили.
– Вы правы, Сир, я дурак. Мне не нужна жизнь герцога Карла ценой вашей жизни. Она того не стоит даже на одну десятую долю.
– Прыгайте, Луи. – на этот раз Ричард размышлял минут пять.
– Врать не буду, риск хоть и не велик, но он есть. Я на него иду сознательно, кроме меня больше некому. У меня свои представления о чести, но давать повод злословить я не хочу. Не столько из-за себя, сколько из-за вас. Когда-нибудь у вас появится свой сын, и тогда вы многое поймёте, Людовик. Карла мы, безусловно, убьём, как и запланировали, теперь это уже не обсуждается. Но я требую, чтобы вы забыли всё сделанное здесь нами навсегда. Никаких воспоминаний, никаких мемуаров, начисто всё забудьте, чтобы даже в лихорадочном бреду не вспомнить и не проговориться. Хотите ещё попрыгать, или сразу согласитесь с моим планом?
Шестнадцатого июня 1196 года, на выходе из своего Брюссельского замка, был убит Карл Смелый. Пуля, примерно около дюймового калибра попала ему в грудь и почти разорвала на куски. Никаких внятных версий произошедшего обществом не обсуждалось, сплошная мистика. С приёмным сыном, всё ещё в образе безработного металлурга, Ричард встретился через неделю в Антверпене.
– Хороший выстрел, Луи. Не зря вас учили. Вы теперь лучший убийца в нашей Ойкумене.
– Сир! Я счастлив. Требуйте от меня чего угодно. Я даже готов пойти служить юнгой на корабль.
– Юнгой? Нет, так легко вы не отделаетесь, Луи. Я воспитываю из вас монарха, поэтому отправлю служить оруженосцем к графу Лестеру. По возрасту рановато, но подготовлены вы уже неплохо. В рыцари посвятит вас именно Роберт де Бомон, если доживёте, конечно.
В Рим Ричард вернулся в середине июля. Войска Генриха Вельфа-младшего уже блокировали Вену, его брата Оттона подходили к Страсбургу, а их отца, вернее, де-юре, младшего брата Вильгельма к Магдебургу. Граф Тулузы, с одним из своих бесславно прошатавшихся по землям франков легионов, вторгся в графство Прованс и осадил Авиньон. Второй легион Раймунда, под командованием одноглазого и хромого Хуго Достлера, барона де Луксор, бывшего начальника штаба Раймунда в Египте, не спеша надвигался на Барселону, больше отвлекая на себя внимание, чем занимался реальной войной. Нет, он, конечно, грабил всё, что попадалось на пути, но именно с целью привлечь к себе максимум внимания. Ричард бы на такое не купился, сначала разбил бы армию Раймунда в Провансе, а барон бы и сам потом сдался, но Альфонсо по прозвищу Целомудренный, король Арагона, граф Барселоны и Прованса был слишком неопытен в военных делах. Целомудрие на войне далеко не самое нужное качество. Альфонсо разделил силы, погнавшись за двумя зайцами, но зайцы оказались слишком зубастыми. Можно даже сказать саблезубыми. Облачённую в старый кольчужный доспех конницу Альфонсо они стачивали без труда. Эффективно работающие на триста=четыреста футов арбалеты, не позволяли ей даже приблизится к линии выстроенной в каре терции, хотя это для них же было лучше, иначе бы вообще все полегли.
Король Кастилии, тоже именем Альфонсо, союзника поддержал, но только морально. К Толедо уже подходило войско Наваррского короля, война с арабами продолжалась, хоть их и отвлёк на себя бешеный граф Лестер, да ещё и с Португалией тлел вялотекущий конфликт. Словом, один Альфонсо отправил другому письмо, полное патетических лозунгов, но больше ничем поддержать не смог.
Граф Лестер спокойно, без суеты, занял Валенсию и сейчас планомерно, исключив всякие риски, перебазировал свои войска к Гранаде. Он напоминал Ричарду большой асфальтовый каток из двадцать первого века. Надвигающийся медленно, но неотвратимо. Кто разбежаться не успеет, тех и раздавит. Роберт де Бомон, несомненно, вошёл бы в несостоявшуюся уже историю того мира как один из величайших полководцев, если бы его не подвёл сам Ричард, так глупо погибнув в самый неподходящий момент.
Король Шотландии Вильгельм Лев наконец-то покорил островные пиратские государства и все пять галеонов, приданные ему в поддержку были отозваны, патрулируя сейчас берег северо-западной Африки, отрезав большую часть армии Альмохадов на южном континенте, куда их перебросили для войны с восставшими берберами.
Из Индии пока вестей не приходило, но сомнений в том, что герцог-геноцид прополет эту деляну до чёрной земли не возникало. Луи де Блуа, конечно, был натуральным маньяком, но он одновременно был и гением. Ещё одним гением войны, который был равен Суворову, но не представилось ему в другой истории возможность раскрыть свой талант. За Индию можно было не беспокоиться, даже не смотря на отсутствие новостей. Геноцид своё дело сделает.
Из Южной Африки пришёл первый груз золота, почти удвоивший запас в хранилище Ракки. Вот так, сразу, взявший и удвоивший. Золото было пока собрано только самородное, валяющееся прямо на земле, но и его там было много. Очень много. Основанный на месте Йоханнесбурга город, герцог Гийом де Баскервиль своей волей назвал Ричардсбургом, а поселение на месте Кимберли – Изабелласбургом. Первые алмазы из Изабелласбурга (ну что за идиотские названия…) тоже прислали, но взамен просили людей, людей и ещё людей. А где их взять то? Господни твари люди плодятся и размножаются крайне медленно, это не кролики и даже не овцы. Девять месяцев вынь да положь, к тому же родится скорее всего только один, больше случается редко. А ведь люди были нужны и Спящему Леопарду на востоке, и, Ричард в этом был уверен, Ле Брюну в Лузиньянии. Кстати, что-то задерживается герцог-фараон. То, что он не погиб, это наверняка. В этом случае прислали бы весть с одним из кораблей. Скорее всего пытается сразу, с первого же захода, выполнить поставленную на много лет задачу. Европе нужны были семена кукурузы, картофеля, томатов, Африке саженцы какао-деревьев, бальсы и каучуконосных. Самому Ричарду не хватало общения с герцогом Антиохии, снобом и хамом, но таким родным и близким. Наверное, без опыта двадцать первого века, Ричард не смог бы терпеть Гуго де Лузиньяна в своём окружении, но теперь по общению с ним откровенно скучал. И даже переживал. А вдруг… Нет. Бросьте. Не может быть. Он жив и скоро вернётся. Не могли же целых пять каракк бесследно сгинуть… И обзовёт ещё не раз Ле Брюн Ричарда дураком. Пусть. Лишь бы живой вернулся.
Глава 24
Двадцать восьмого июля 1196 года в Рим прибыли главные неудачники весенней кампании графы де Суассон и де Куси. После отзыва у них легионов, они ещё пытались собрать войско из бывших вассалов Филиппа-Августа, чтобы атаковать Брабант и Нижнюю Лотарингию, но тщетно, под их знамёна вставать никто не хотел. Люди, избравшие своей профессией войну, не важно, феодалы, или наёмники, очень ценили в командирах талант полководцев, но ещё сильнее удачу, а графы ни тем, ни другим отличиться не смогли, не смотря на двукратный численный перевес, они так ничего и не добились. Нет, какие-то результаты были, Парижское графство занять они смогли, но именно занять. Без боя и до нитки ограбленное. Смогли и изгнать Бодуэна Фландрского из графства Шампань, но тот ушёл с богатой добычей и полностью сохранив своё войско. Признать такой результат удачным не могли даже сами графы, не то что их окружение.
– Слушаю вас, милорды. – на этот раз Ричард квартировал в новой Папской резиденции в Ватикане, где ему выделили западный флигель нового палаццо.
– Мы хотели бы увидеться с принцем Людовиком, Сир. – ответил за обоих граф де Куси, обозначая своё старшинство.
– Тогда вы зря прибыли в Рим. Людовик служит в свите графа Лестера и сейчас отбивает у арабов и мавров Испанию.
– Но он же слишком юн для этого, Сир.
– Годами юн, но телом крепок и разумом превзошёл многих зрелых мужей. – не упустил возможности вставить шпильку Ричард – Таково было его желание – поучаствовать в крестовом походе. Роберт де Бомон им очень доволен и предрекает Людовику славное будущее. Что-нибудь ещё милорды?
– Парижское графство, Сир. Это наследие принца, но он пока не достиг возраста вступления в права сюзерена. Вы теперь его отец и опекун…
– Договаривайте, граф. Не мнитесь юная девица на смотринах.
– Вам следует принять Парижское графство под свою руку, Сир.
– Очень интересно, из чего это следует? Я усыновил Людовика, постараюсь дать ему соответствующее образование и воспитать должным образом, но для чего мне полностью разорённое графство? Там хоть люди то живые остались?
– Остались, Сир, хоть и не так много. Но это ведь наследие принца.
– Это старая телега с отвалившимся колесом, а не наследие. Людовик достоин большего.
– В аббатстве Сен-Дени захоронены все его предки.
– Ну, допустим, далеко не все, если принять на веру, что свой род мы ведём от Адама и Евы. К тому-же, по моим сведениям, аббатство не разорили. Даже у тевтонских варваров хватило ума этого не делать, а теперь ему тем более ничего не грозит. Разорённый Париж мне отстраивать некем. Я не беден, но только деньгами города не строятся, нужны люди, а их нет.
– Если вы примете графство под свою руку, они появятся, Сир.
– Вот как? Очень интересно. И откуда же они появятся?
– Из империи, Сир. Из Испании. Везде война. К тому-же, все сохранившие верность вассалы Филиппа-Августа готовы выделить на благое дело часть своих сервов.
– И много ли сохранивших верность?
– Почти шесть сотен сеньоров и рыцарей, Сир.
– И все они готовы принести мне оммаж?
– Все, Сир.
– Они в курсе, что я не принимаю щитовых от своих вассалов? Все присягнувшие пойдут в бой, там и тогда, где мне это понадобится.
– Все в курсе, Сир. К тому-же, на выплату щитовых сейчас ни у кого нет средств. Мы все пойдём в бой под вашим знаменем.
– Не под моим. Думаю, граф Лестер согласится признать Людовика баннеретом[239], так что в бой вы пойдёте под привычными лилиями, хоть и под командованием Роберта де Бомона. В войну христиан между собой я вмешиваться не собираюсь, а в Испании и Африке шесть сотен панцирной кавалерии нам не помешают. Кто согласится – пусть готовится к оммажу и принятию креста. Парижское графство я и без вас оборонить сумею, но обещанных сервов вы всё равно предоставите. Кто знает, побегут ли туда из Испании и империи, сейчас хватает и более спокойных мест, а смерды ненамного глупее нас с вами. Вас это устраивает, милорды?
- Устраивает, Сир. – почти хором ответили оба графа и преклонили колено.
– Тогда собирайтесь в Париже через три недели. Бог в помощь, милорды.
Известие о том, что Спящий Леопард и Принц-Бастард женились на сосватанных друг другу сиротах, Ричарда изрядно позабавило. Конечно, сиротки были не из холопок, и, к тому-же, имели статус дочерей городов – жена Филиппа де Фальконбридж была дочерью Великого Новгорода, а Кеннета Маккинли Кракова, ход всё равно был очень изящный и буквально взорвал общественное мнение. Половина, в основном старички, считали эту выходку попранием традиций, разрушением вековых устоев и прочее «раньше было лучше», зато молодёжь отреагировала почти с восторгом. Несмотря на то, что на приданное не претендовали ни король Русов, ни король Богемии и Польши, получили они не мало. Стыдно было таким богатым и крупным городам выдавать своих дочерей замуж нищенками, поэтому вскладчину, добровольно, собрали даже больше, чем мог выделить какой-нибудь далеко не самый захудалый герцог. При этом никакой жадной родни у обоих не появилось. Ричарда немного задело то, что с ним не посоветовались, но ни Спящий Леопард, ни Принц-Бастард его вассалами не являлись, передав свои сеньории в Святой земле Ги де Дампьеру, они были полностью в своём праве, чем и не замедлили воспользоваться.
«Дурной» пример заразителен. Генрих Вельф-младший, тоже не являвшийся ничьим вассалом (если не считать Дамиетту, но её можно было не считать, ради такого он от неё откажется, без сомнений), уже заявил, что жениться намерен именно на сироте, которую сосватает ему один их городов. А учитывая, что он уже взял Вену и сейчас осаждал Зальцбург, выйдя на границу с Баварией, желающих городов найдётся немало. Его младший брат Оттон, в качестве маркграфа Бургундии, то есть вассала своего отца, взял паузу, заявив, что жениться сейчас не время, и до полного окончания войны, он об этом задумываться даже не собирается.
Взбешённая железная герцогиня Алиенора Аквитанская, которая уже полтора года строившая на своих внуков матримониальные планы, примчалась в Ватикан и наговорила Ричарду гадостей, но тот в ответ лишь пожал плечами. Молодёжь не уважает стариков, которые по полтора года жуют сопли, и с этим он, к большому сожалению, ничего поделать не может. «O tempora! O mores!»[240] Ничего святого эти псы войны уже не признают и посоветовал, пока не поздно, пока ещё хоть один её внук Луи де Блуа занимается геноцидом в Индии, и ещё ничего не слышал о новой моде, постараться подыскать невесту хотя-бы ему. Но если это опять затянется на год, или больше, то сам Ричард не может ничего гарантировать. Людовик, конечно, вассал, как герцог Йемена и Омана, его можно послать его в бой и даже на верную смерть, но заставить его жениться не в состоянии даже король. Так что торопитесь, Маман. Мода – это жуткое явление, разрушающая всё хорошее старое, в угоду новому и непотребному. Когда Геноцид вернётся из Индии, его уже должна ждать невеста. Геноцид? Это ваш внук Людовик. Почему Геноцид? Господь его знает. Нравится ему вырезать целые народы, ни одного араба, или бедуина в Аравии не оставил, всех убил. Конечно неверные, я и не говорю, что это плохо. Вы спросили – почему Геноцид, я вам ответил. Конечно, я помню, что вы считаете меня Дьяволом, но ведь именно вы меня породили, поэтому не нужно тут прикидываться святее Девы Марии. У меня дела, Маман, извините. Навещу вас через неделю.
Девятого августа 1196 года в Рим наконец-то вернулся герцог Антиохии, адмирал-фараон Гуго де Лузиньян, с эскадрой из трёх каракк: «Генриха Шампанского», «Крестоносца» и «Госпитальера». К сожалению, «Фридрих Барбаросса» сгинул в морской пучине, исследуя Карибское море где-то в районе Ямайки, а «Тамплиера» Ле Брюн оставил поселенцам. Для связи между основанными колониями и на всякий случай. Колоний он основал целых три. Как и договаривались изначально, он выкупил у аборигенов остров Манхеттен, где заложил крепость Нью-Йорк, Вторая колония расположилась в районе восточного побережья Панамы. Там было всего шестнадцать европейцев и почти четыре сотни воинов Лузиньянии, которые приняли европейцев как Богов, и вооружённые старыми доспехами легионеров, с удовольствием вырезали местных папуасов, которые не желали становиться рабами белых богов. А третью где-то на побережье бывшей в той истории Южной Америки. Не то в Бразилии, не то в Суринаме. Там был всего один европеец, но зато целая терция индейцев-легионеров, которая несла своими мечами добро и процветание, прогресс и просвещение местным дикарям. Прогресс для местных дикарей состоял пока в собирании сока каучуконосов, заготовке бальсы и какао-плодов. Сам Ле Брюн, разумеется, стал Верховным Богом в местной божественной иерархии. К сожалению, подробно всё обсудить не получилось, Ричард торопился в Париж, но он успел придать Фараону пять галеонов, с приказом покончить с демократией в Греции, а если будет на то необходимость, то и в Венеции. Не дело это, целому Белому Богу быть всего лишь герцогом. Вот оно, королевство, приходи и бери. Тем более, что граф Лестер вернул норманский десантный корпус, разросшийся уже до трёх тысяч мечей. Вернее, секир, но сути это не меняет. Использовать норманов как простых пехотинцев, Роберт де Бомон посчитал расточительством, а когда они понадобятся для десанта в Северо-Западной Африке, уже успеют вернуться назад.
Париж представлял из себя печальное зрелище, как и любой из городов, через который прошли войной германцы. Не важно, античные они дикари, христианские средневековые, или нацисты двадцатого века. Ни в коем случае нельзя им позволить объединиться, иначе сумрачный тевтонский гений обязательно породит коллективного людоеда. И на восток расширяться им ни к чему. Правильно Спящий Леопард сразу погнал пленённое войско Рюриковичей занимать Пруссию и Померанию до самого Одера. Вроде дрянь землица и народец дикий, долго ещё прибыли не принесёт, но лучше застолбить всё это прямо сейчас. Тем более, что дикий народец был хоть и диким, но славянским и разговаривал с русами на одном языке, а что язычники – не беда. Русь и сама до сих пор наполовину языческая. Наполовину от своего нынешнего скромного размера, а ведь умудрилась в будущем как-то переварить и Поволжье, и Урал, и Сибирь, и Дальний Восток с крайним Севером. Даже в самый разгул христианского мракобесия, на её территории уживались все народы и религии, уживутся и пруссаки с померанцами. Города будут христианскими, за этим новый Патриарх и назначается, а по лесам, тундрам и степям пусть молятся кому захотят. Хоть Перуну с Велесом, хоть Медведю с Моржом. Продавать свой урожай (улов, собранный янтарь) они всё равно повезут продавать в города, а дальше можно будет мягко воздействовать экономическими методами. Лучше не налогами, это слишком обидно, а, например, ограничивая номенклатуру товаров, дозволенных к продаже иноверцам. Продавать, конечно, всё равно будут, купцы найдут способ обойти любые законы, но это будет уже гораздо дороже, а злость иноверцев примут на себя именно торгаши. Пусть попробуют объяснить дикарям про какие-то там законные запреты, вместе на их похоронах посмеёмся.
Итак, Париж. Ричард по обыкновению прибыл с небольшой свитой и вьючным обозом. В конце июля – начале августа в Европе походные шатры нужны только для понтов, тепло даже ночью, спать можно на лошадиной попоне, а на случай дождя с собой имелись лёгкие парусиновые палатки. Не удивительно, что в лагере новых крестоносцев он выглядел как бедный родственник, но это только глядя со стороны. Все, собравшиеся для принесения оммажа и принятия креста вассалы Филиппа-Августа, воспринимали его как Спасителя, а его свиту как апостолов, тем более что благословлять их на крестовый поход прибыл сам кардинал де Сабле. Будущий Папа, это секретом уже не было, невозможно было хранить такие секреты в двенадцатом веке, в котором церковь заменяла людям и телевизор, и интернет. Как не боролся кардинал де Донжон с утечкой информации, всё было бесполезно. Шпионов в Риме не было, их бы Жоффруа де Донжон переловил, были только болтуны, но болтунами были абсолютно все – от самих кардиналов, до мелких клириков-писцов. Один сболтнул, другой сболтнул, а дальше странствующие монахи разносили болтовню быстрее телеграфа. Побороть это можно было только одним способом – запретить и разогнать церковь, но это было просто невозможно. Да и невыгодно. В качестве подчинённой структуры, христианская церковь Ричарда более чем устраивала. Хорошую религию придумал Савл из Тарса – вся Власть от Бога, а вы все рабы Божьи. Очень удобный для Власти психокод.
Занять самый шикарный из шатров, принадлежащий графу де Куси, Ричард отказался наотрез, как и кардинал де Сабле. Западнее лагеря новых крестоносцев вырос палаточный городок, в котором одну двухместную палатку делили король и кардинал.
Не смотря на то что из аббатства Сен-Дени было заранее затребовано необходимое количество монахов, провозились целых два дня. С процедурой оммажа покончили быстро, присягу приносили всего семь десятков сеньоров, остальные были их вассалами, то посвящение в крестоносцы требовало индивидуального подхода: исповедь, причастие, клятва на кресте. Шесть сотен человек на сорок монахов. Даже по ускоренной процедуре всё затянулось на два дня, не считая дня прибытия. Наконец крестоносное войско отправилось в бой. Через Окситанию, графство Барселона, уже отбитую у арабов Валенсию к Гренаде. То, что между графом Тулузы и королём Арагона шла война, никого не волновало. Крестоносцев никто остановить не посмеет, к тому-же, владетелям, Папской буллой, предписывалось всячески содействовать и снабжать воинов Христовых всем необходимым. Снабжать будут вряд ли, но помешать проходу не посмеют. А уж прокормиться отряд из шести сотен рыцарей сумеет и сам. Где-то добрым словом, а где-то и мечом.
– Стадо. – глядя в хвост уходящей колонне прокомментировал Ричард – Салах ад-Дин сожрал бы их в первой же засаде.
– Это точно. – улыбнулся кардинал де Сабле – Но граф Лестер сделает из них воинов.
– Сделает. – кивнул король – Но вернётся из них в лучшем случае треть.
– Зато эта треть будет сильнее, чем всё нынешнее стадо.
– С этим не поспоришь. Итак, как вам Париж, Робер? Есть у вас тут на кого опереться? А то я, признаюсь, даже не знаю с чего начинать. Вроде и сервы теперь есть, но не самим же нам этими развалинами заниматься.
– Отель нашего ордена германцы не тронули, Сир. Там шестьдесят три брата-рыцаря. Госпитальеров тоже не тронули, но у них всего двадцать восемь.
– Итого девяносто один руководитель. Неплохо. Ставьте приорам задачу. Дворец Сите не восстанавливать, столицей королевства Париж больше не будет. Графского замка будет вполне достаточно. Стены тоже не нужны, лишняя трата времени, средств и материалов. Пусть здесь будет городок, типа Жизора. Зелёная травка, овечки, пейзане. Всех беженцев, пусть по-прежнему отправляют в Италию. В Святой земле и Африке они нам гораздо нужнее. Нам пора возвращаться, Робер. Гложут меня какие-то нехорошие предчувствия.
– Завтра с утра тронемся, Сир. Задача не трудная, поставлю её быстро. А что за предчувствия?
– Если бы я знал, ваше высокопреосвященство… Неспокойно на душе. Как бы Папа раньше времени не помер. Или землетрясение какое-нибудь не случилось.
– А были в той истории землетрясения?
– В это время, вроде, нет. Это я к примеру. Просто чувствую, что нам нужно как можно скорее вернуться в Рим. Неспокойно мне, почему-то.
– Завтра с утра непременно тронемся, Сир.
Глава 25
В Риме Ричарда и кардинала де Сабле ожидала крайне неприятная новость, вернее узнали они её ещё в Ницце, где повстречали Папского легата с письмом от Целестина III. Четырнадцатого августа 1196 года пропал кардинал де Донжон. Сначала этому значения не придали, глава секретной конгрегации пропадал довольно часто, на то она и секретная, но на этот раз он пропал не по своей воле. Это выяснилось только шестнадцатого августа, когда из Тибра выловили труп кардинала, с прострелянным арбалетным болтом коленом и следами пыток.
Орден Госпитальеров, который в этой истории занимался инквизицией, перетряс весь Рим, но тщетно. Никто ничего не видел, никто ничего не слышал, что было крайне удивительно для такого густо заселённого города, одних только беженцев в котором находилось около ста тысяч человек. Прочитав материалы расследования, Ричард, бывший мрачный как туча, со времени встречи с легатом, помрачнел ещё сильнее и, казалось, сейчас начнёт метать молнии.
– Вы что-то поняли, Сир? – осторожно поинтересовался Папа.
– А что тут непонятного, Ваше Святейшество? Очевидно, что кардинал тайком пробирался на встречу, где его ждала ловушка. Раз тайком, значит встречу назначил его доверенный человек, а ловушка значит, что этот человек его предал. Конечно, Жоффруа де Донжон не был в таких делах профессионалом, но за два года, проведённые во главе тайной конгрегации, опыта он успел набраться. Кому попало он бы не доверился.
– Значит, нужно искать этого доверенного человека? – кардинал де Сабле, читавший материалы расследования после Ричарда, отложил последний лист.
– Нет. Его уже наверняка нет в живых, как и остальных исполнителей. Таких свидетелей живыми не оставляют. Искать никого не нужно, нужно сразу бить по тем, кому это выгодно, пока они не успели сделать следующий ход. Сейчас, под видом беженцев, в Рим можно привести целую армию. Следующим ходом они могут уничтожить всех нас.
– Кто они? – не понял Папа.
– Сui prodest[241], Ваше Святейшество. Те, кого мы отодвинули подальше от Святого престола. Семьи Колонна, Орсини, Каэтани, Бобоне без сомнений жаждут реванша и готовят его.
- Они ведь покинули Рим. – Робер де Сабле покосился на Папу, происходящего из семьи Бобоне.
– Покинули. – кивнул Ричард – И в этом наша ошибка. Нужно было держать их в Риме под надзором. Хотя… Тогда у нас просто не было на это сил. Они не смирились и уже нанесли первый удар. Теперь наша очередь.
– Но ведь не все из них виноваты, Сир. – Целестин III очевидно не хотел брать на себя ответственность.
– Наверняка не все. – согласился король – Но на войне, как на войне. Начинают их правители, гибнут воины, а страдает мирное население. Войну нам уже объявили. Надеюсь, в этом вы не сомневаетесь? Поголовную резню мы устраивать не будем. Зачинщиков выявим и покараем, а остальных лишим имущества и достоинства и сошлём. Нам ещё западный берег Африки осваивать предстоит, там все пригодятся. Только не семьями сошлём, а по одиночке, в составе колонистов. Семей таких больше не будет.
– Жестоко. – расстроился Папа.
– Это крайний вариант. Сначала проведём следствие, возможно, не все семьи в этом замешаны. Хотя, лично я в это не верю. Они хоть и враждовали раньше между собой, появление общего врага в нашем лице должно было их сплотить общим интересом. В любом случае, время у нас пока есть, сейчас они вынуждены будут затаиться. Следствием займусь лично я. Но прежде нам следует слить ордена Тамплиеров и Госпитальеров в один. Никакой выгоды для матери нашей церкви, от существования двух конкурирующих орденов, я не вижу. Единый рыцарский орден будет более эффективен.
– Мы не конкурировали, а сотрудничали. – возразил кардинал де Сабле.
– В прошлом. Во многом благодаря личной дружбе, рождённой в боях, где мы прикрывали друг другу спину. Но в будущем конкуренция неизбежна, а за конкуренцией последует раскол и вражда. Сейчас удобный момент это предотвратить. Своей мученической смертью сэр Жоффруа дал нам такой шанс, и мы обязаны им воспользоваться. Единый рыцарский орден церкви будет курировать технические разработки, медицину и санитарные мероприятия по борьбе с эпидемиями, науку и образование, инквизицию и миссионерскую деятельность. Сейчас Тамплиеры намного богаче, но согласитесь, Робер, орден занимается уже совсем не тем, что было заявлено в уставе. Паломников к Гробу Господню защищать больше не требуется. Зато устав Госпитальеров себя не исчерпал, и никогда не исчерпает. При объединении в единый рыцарский орден Святого престола, мы этот устав расширим и дополним, так что выгода будет обоюдная. Собирайте совместное заседание капитулов, я сам им всё объясню. Если понадобится – за Госпитальеров я доплачу. Землями, замками, или деньгами. На основе такого ордена мы вырастим не только церковную инквизицию, но и службу безопасности в светских делах, разведку и контрразведку. Сейчас мы имеем шанс предотвратить все будущие расколы, сделать христианство монолитным и непререкаемым авторитетом на века. Вы оба в курсе, как сложилась другая история. Только вы двое и я, больше никто, а значит решение принимать именно нам, нам и нести за него ответственность. Если не согласны – возражайте сейчас. Время у нас есть, но его немного.
– О решении объединить ордена я объявлю, но решение по старым семьям Рима пусть принимает уже мой преемник. – Папа кивнул на кардинала де Сабле – Также я не успею стать цензором сената. Состав конклава объявлю завтра, за пару дней успею всех рукоположить, а после этого, сын мой. – Целестин III упёрся взглядом в Ричарда – Вы обещали вернуть меня в Иерусалим. Разумеется, раньше я обнародую буллу об отречении, но труд о создании и строении Вселенной придержу. Мне хочется его ещё раз пересмотреть. Ни с точки зрения небесной механики, а с философской. Теологически-философской. Я до сих пор так сам и не понял, где находится Рай, а где Ад. Ясно одно, что в нашем пространстве их нет, или они совсем не такие, как принято считать. Пообещайте отправить меня обратно до сезона штормов.
– Обещаю. – поднял ладонь правой руки Ричард – Что скажете, Робер?
– Его Святейшество хоть и посвящён в тайну исповеди, но он намного независимее меня. Я привык служить под вашим командованием, Сир. Так что сразу говорю – в моём лице Папой выберут вас. Ваше Святейшество, вас это устраивает?
– Де-факто, всё так уже и есть, сын мой – Папа, благословляя, перекрестил Робера де Сабле – Независимым от такого знания остаться невозможно. Представленный вами список новых кардиналов меня вполне устраивает. Он, конечно, больше напоминает военный штаб, чем привычный конклав, но мирный путь, а точнее путь интриг и непрямого влияния, мы уже пробовали в другой истории, к чему он привёл – знаем. Церковь ошиблась, ошибка уронила её авторитет, а потеря авторитета привела к полному краху. Иисус принёс нам не мир, но меч. В той истории мы это запутали казуистикой и поплатились. Смысл предельно прост, учитывая, что сказано это было не в Нагорной проповеди, где были соглядатаи Синедриона и Кесаря, и не в Храме, где они тоже были, там имело смысл придавать фразам многозначительность, но это он сказал только своим апостолам. Своим ученикам. Думаю, нам в этот раз стоит понять эту фразу буквально, и не искать в ней другого смысла. Об этом я обязательно скажу в своей последней проповеди. Точите меч, сын мой. Лейте пушки и всё, что там следует дальше за ними. Летите к другим планетам и ищите способ отыскать Центр Вселенной. Создатель именно там. А семья? Если они виновны – воздайте всем. Всем старшим семьям по мере их вины.
Кардинал де Сабле молча и торжественно преклонил колени, поцеловал Папе руку и удостоился повторного благословления. Ричард так же так-же молча и торжественно опустошил кубок вина, из подвала Диктатора Рима. Стоит признать, что вино 1195 года было одним из лучших, удачным получился урожай… О чём тут они? О мере вины?
– Давший нам заповеди Бог, наказывал до седьмого колена, Ваше Святейшество. Думаю, что это неспроста, а точный расчёт, Бог наверняка умел считать получше нас с вами.
– Вы не верите в Бога, сын мой, зачем кощунствовать в такую минуту?
– Ваше Святейшество. – вдруг развеселился Ричард – Во-первых, в Бога я верю, в вашего, который до седьмого колена карал, убивал первенцев египтян и наполнял Нил кровью, это очень краткий перечень деяний, не вспоминая его прочих забавных выходок. Я в него верю, но не считаю, что я ему, ублюдку, хоть что-то должен. Вспомните первую заповедь. «Я Господь, Бог твой, Который вывел тебя из земли Египетской, из дома рабства, да не будет у тебя других богов пред лицом Моим.». Категорическое требование отказаться от других Богов за оказанную услугу. Не от Дьяволов, не от чертей, не от духов поганых языческих, а именно от других Богов. Я в него верю, очень верю, и что до седьмого колена очень верю, он то точно лучше меня умел считать. Я не верю в то, что этот злобный ублюдок сотворил Вселенную, но это ведь совсем другое дело. Кстати, вы в курсе, что герцога Антиохии Гуго де Лузиньяна, в Лузиньянии признали верховным богом? А вы в курсе, что в южной Индии и на Шри-Ланке считают меня воплощением Бога Шивы? Или совсем закопались в теологически-философских поисках Центра Вселенной? Во-вторых, вернитесь пока на грешную Землю, Ваше Святейшество. Зачем вы просите у Робера неисполнимую клятву? Он даже знать не будет – кому прострелили колено, а потом пытали и убили, а кого в Африку увезли, с неграми родниться. Ведь не все же Бобоне вам дороги, правда? Назовите имена, с ними постараюсь обойтись как можно более деликатно. У нас вон целое Сицилийское королевство без короля, для введения в историю вашей семьи этого хватит выше краёв. Только пусть король Бобоне Первый будет лет шестнадцати, в таком возрасте ещё можно поверить, что он ни в чём не замешан.
– Забыл, с кем разговариваю. – улыбнулся Папа – Согласен на Сицилийский трон. Сами выберете достойного из моей семьи. И пусть он войдёт в сенат. Поиски Рая и Ада – это очень важно для меня, но и честь семьи, оказывается, важна не меньше. Я помню вашу, случайно обронённую фразу, что «правильно войти в историю гораздо важнее, чем попасть в Рай».
– Для меня важнее, Ваше Святейшество.
– А вы считаете меня настолько глупее себя, чтобы я не смог сделать выводы? После смерти мы какое-то время живём в памяти потомков, а уже после их реакции Создатель определяет нам дальнейшую участь. Большинство становятся безмолвными камнями на неизведанных планетах. Это и есть Ад. Я прав, Сир?
– Откуда же мне это знать, Ваше Святейшество? Но быть навеки заточённым в камень довольно жутко. Я полагаю, что Ад – это не общее место содержания всех грешников, он для каждого свой. Как, впрочем, и Рай.
Первого сентября 1196 года Джачинто Бобоне, бывший Папа Целестин III отбыл из Рима в Иерусалим, где ему предстояло доживать свой век, справляя обязанности настоятеля Храма Гроба Господня. Перед отъездом он успел рукоположить в сан шестнадцать кардиналов, доведя численность конклава до тридцати трёх. Двенадцать из шестнадцати были приорами орденов Тамплиеров и Госпитальеров, двое протеже Ричарда – архиепископы Солсбери и Кентербери, архиепископ Реймса Гийом Шампанский и епископ Брауншвейг-Люнебургский Герхард фон Штетербург.
Папская булла, об объединении орденов Тамплиеров и Госпитальеров в единый рыцарский орден Святого престола, широкого общественного интереса не вызвала. В охватившей почти всю Европу большой войне участия они не принимали, кроме того, постоянно сокращали своё представительство в своих европейских замках, которые теперь населяли только пожилые ветераны Третьего крестового похода. Решил их Папа объединить, значит ему это зачем-то нужно, и касается это только самих орденов, а остальным от этого ни жарко, ни холодно.
Зато новость об отречении Целестина III вызвала всеобщий ажиотаж. Как и его последняя проповедь Úrbi et órbi[242], в которой он призвал буквально понимать слова Христа «не мир принёс я вам, но меч». А также напутствие кардиналом избрать следующим Папой кардинала Робера де Сабле.
К расследованию обстоятельств гибели кардинала Жоффруа де Донжона, тайную конгрегацию инквизиции Ричард привлекать не стал. Раз имело место предательство, а все обстоятельство указывали именно на это, то главная крыса вполне возможно (и даже очень вероятно), до сих пор находится внутри системы. Кардинала объявили жертвой нападения разбойников и дело официально закрыли. В качестве следователей король использовал структуру агентурной разведки Ицхака Левита, а для силовой поддержки привлёк Псов Господних. Бывшие висельники, так и не ставшие монашеским орденом, тем не менее получили свой замок в Кампанье и в свои ряды принимали только искупивших свою вину штрафников-легионеров.
– Чем порадуешь? – чтобы иметь возможность в любой момент принимать короля Нового Сиона, Ричард перебрался из Ватикана в имение Диктатора Рима.
– Если тебя это порадует, то наши подопечные решили сами избрать Папу.
– Молодцы. Меня это радует. И кто-же у них главный претендент?
– Главного нет, а претендентов четверо.
– Очень интересно. По одному от каждой семьи?
– Нет. Ещё интереснее. Двое от Колонна и двое от Орсини. Гаэтани готовы поддержать любого, кто назначит их представителя кардиналом-камерленго и признает владение семьёй княжества Флоренции и Пизы, а Бобоне до сих пор признают Папой Целестина III, считая его отречение вынужденным и недействительным.
– Вот даже как. Похоже, что Джанчито успел каким-то образом предупредить своих. Умница, жаль, что слишком старый. Хороший был Папа.
– Похоже на то. Семья Бобоне распродаёт своё имущество в Тренто и Вероне и с удовольствием принимает в оплату наши казначейские облигации. Контакты с остальными семьями сведены к минимуму.
– Значит, точно предупредил и Бобоне выбрали нашу сторону.
– Про сторону не скажу, больше похоже на то, что они решили избавиться от конкурентов нашими руками.
– В данном случае разницы нет. Враг моего врага – мой друг. Где эти недоумки решили провести выборы?
– Где-нибудь в Ломбардии. Милан, Брешия, Парма. Они пока сами не договорились. К тому-же, никаких выборов не будет. Они совместно решили довериться жребию.
– Очень интересно. Жребий – знак Судьбы. Нет ли в этом ереси?
– Я в ваших ересях ничего не понимаю, и понимать не хочу. Проконсультируйся с кем-нибудь другим. Моё мнение – пора это пресекать, пока они не взбунтовали против нас Ломбардию и Веронскую марку. А может быть и Венецию.
– Тут я с тобой, пожалуй, соглашусь. Сможешь организовать тихое изъятие по одному из претендентов от Колонна и Орсини?
– Смеёшься? Конечно же нет. Даже если висельники сработают чисто, всполошатся все. Они ведь далеко не идиоты. В Ломбардии тобой сейчас сильно недовольны, как и в Веронской марке. Ты лишил их большей части доходов. Если к ним присоединится Венеция, у которой сейчас Фараон отбирает греческие вложения, совместно они смогут выставить тысяч сорок-сорок пять. Да Рима дойдут за пару недель, нам придётся бежать.
– Не паникуй, Ицхак. Через пару недель в Риме соберутся тысяч пятнадцать рыцарей ордена Святого престола. Самые авторитетные, ветераны боёв на Святой земле. Я созвал большой капитул, поэтому прибудут на него настоящие волки, в этом не сомневайся. Три тысячи от ордена Героев, плюс шесть тысяч ополченцев Рима. Бежать нам не придётся, разве что вдогонку за этими еретиками-бунтовщиками. Так и поступим. Организуй Псам Господним возможность изъять по одному главному еретику из каждой семьи, а войну уже доверь мне. Хоть и не велика заслуга разбить толпу торгашей-лавочников, но мне зачтётся, что их вдвое больше, и напали они первыми. Кстати, пусть каждому из захваченных прострелят колено из арбалета. Ибо в новых заповедях будет сказано: «Два глаза за каждый глаз, два зуба за каждый зуб, два прострелянных колена за одно наше, а дальше до седьмого колена…»
– Что дальше до седьмого колена?
– Дальше я пока не придумал, ты меня отвлёк как раз в процессе. Сможешь подвести висельников, а потом из вывезти с добычей?
– Смогу. – кивнул король Нового Сиона.
– Вот и займись. А войну предоставь мне. К тому-же, к тому времени я точно придумаю, что там дальше до седьмого колена. Кстати, где сейчас главная резиденция семьи Бобоне, коль они сейчас всё распродают?
– В Модене.
– Папская область… Нет, Джанчито точно сумел дать сигнал. Кремень был Папа, хороший бы из него получился воин и полководец. Полагаю, в Модену ты без труда сможешь доставить мою посылку? В твйне, конечно.
– Смогу. С трудом, но смогу. Тебе всё кажется «без труда», кроме того, что делаешь ты.
– Не кипятись, Ицхак. Человек ты уже не молодой, в твоём возрасте нервничать вредно.
– Я всего на пять лет старше тебя.
– А я с этим и не спорю. Но, во-первых, старше ты, а во-вторых, я и не нервничаю. Посылка будет непростая. Львёнок в клетке. Совсем котёнок, но иногда рычит и ухаживать за ним надо. Сможешь?
– Смогу. Только при одном условии – я пойду в бой рядом с тобой, когда ты решишь ударить по ломбардцам.
– Ладно, плевать на посылку. Надеюсь, Джанчито их уже достаточно предостерёг от всяких глупостей. Львёнка себе оставлю. В бой ты пойдёшь только тогда, когда хотя бы когда конём научишься как следует управлять. Ты на коне – это опасность для всех окружающих. Я за тебя волнуюсь, даже когда мы просто путешествуем. В бою нас это обязательно погубит обоих, тут к гадалке не ходи, а ещё пожить хочу. Посылка отменяется, а в остальном мы вроде договорились. Ступай, Ицхак, у меня сегодня на обед свинина.
– Доставлю я твоего львёнка. – покраснел король Нового Сиона – Но пообещай, что когда-нибудь я пойду в атаку рядом с тобой.
– Я же сказал, плевать на львёнка. Обещать я тебе ничего не буду, тут всё только от тебя самого зависит. Ступай, Ицхак, сейчас свинину занесут. – Ричард демонстративно потянулся за колокольчиком.
Глава 26
Провокация, устроенная королём Нового Сиона, вынудила три старых семьи Рима к активным действиям. Второго октября 1196 года, Джакомо Колонна, провозгласивший себя Папой, под именем Григорий IX, издал буллу, призывающую к Четвёртому крестовому походу против захватившего Рим Антихриста. Имя Антихриста он правда не назвал, то ли Ричарда имел в виду, то ли Папу Робера I, то ли вообще Ицхака Левита, но призыв его нашёл широкий отклик в Ломбардии, Веронской марке и Венеции. Крест Четвёртого похода приняли больше сорока тысяч человек, из которых почти пятнадцать составляли феодалы и рыцари со свитами, то есть тяжёлая панцирная кавалерия.
Мятежникам-еретикам казалось, что момент выбран очень удачный. Перевалы вот-вот завалит снегом, доступный зимой восточный путь в Италию, контролировала, примкнувшая к мятежу Венецианская республика, а западный, через Лазурный берег, наличными силами перекрыть было можно без труда. В Новом Сионе многие решились поддержать бунт, верность королю сохранила только его столица – Генуя, где ещё не забыли подавление прошлого восстания Диктатором Рима. К тому-же у еретиков уже были пушки, производимые Венецией, а с помощью их удержать проходы, казалось, труда не составит. Да и кто через те проходы полезет?
Граф Тулузы, уже отбивший у арагонцев графство Прованс, все свои силы увёл на Пиренейский полуостров, Оттон Вельф воевал в Швабии, его брат Генрих в Баварии, адмирал-фараон Гуго де Лузиньян в Греции, остальные демоны ещё дальше. В Риме находились только рыцари ордена Святого престола (объединившиеся Тамплиеры и Госпитальеры) и светского ордена Героев, общим числом тысяч пятнадцать, пять тысяч римского ополчения, считая снятых с кораблей моряков, да сохранившие верность Папе Роберу Первому немногочисленные вассалы из Тосканы, Сполето и Беневенто. Учитывая начавшиеся шторма, подкреплений из Азии, Африки и Испании ждать не приходилось. Пока их затребуют, пока соберутся, пока доберутся, всё будет уже закончено. Цезарь когда-то перешёл Рубикон всего с одним легионом и взял Рим, а сейчас у мятежников только легионов было пять – десять терций сформированных и вооружённых по последнему слову военной науки. Словом, в своей победе еретики-мятежники нисколько не сомневались, а после победы появятся и новые союзники. Раз уж Европа расколота на два противоборствующих лагеря, то один из них сделать себе союзным сам Бог велел.
– Наконец-то решились, торгаши. – донельзя довольный Ричард энергично потёр ладони и похрустел костяшками пальцев – Будет теперь кем Африку с Лузиньянией заселять.
– Вы раньше всячески уклонялись от войны с христианами, Сир. – Папа Робер I, бывший одновременно Великим Магистром ордена Святого Престола, третий день квартировал в замке Диктатора Рима, Рауля де Лузиньяна, самом защищённом месте Рима. На этом настоял Ричард. Слишком уж много было в городе беженцев, и кто из них специально заслан заранее, разбираться было недосуг. Но такие были. Точно были. Поэтому лучше подстраховаться. Разумная осторожность трусостью не является.
– Да какие-же они христиане, Ваше Святейшество? На нас нападают ряженые фарисеи, еретики. Гонимые вперёд только жаждой наживы и власти, до Христа им дела нет, пусть вас не обманывает, нашитый на их плащах крест.
– Он меня не обманывает, Сир. Но ведь мы сами это спровоцировали.
– Бросьте заниматься самоедством, Робер. Мы отомстили за своего брата. Отомстили так и тогда, как нам было выгодно и когда приготовились к последствиям. Это не провокация, а разумная предусмотрительность. Бунт в Италии зрел как чирей, мы лишь помогли ему вскрыться. А знаете, бывает и так, что чирей вскрывается не наружу, а внутрь организма, тогда он вызывает заражение крови и, скорее всего, смерть. Мы спасаем христианство, проникнетесь этой миссией и перестаньте мучить себя сомнениями – правы ли мы. Мы не просто правы и в праве, мы обязаны это сделать.
Военным советом, происходящее в замке Диктатора Рима, назвать было нельзя, скорее, дружеская вечеринка. Все приказы были отданы, каждый уже знал свой манёвр, в победе сомнений не было, оставалось только заниматься самокопанием.
Мятежники учли почти всё, но именно почти, а на войне любая неучтённая мелочь может сыграть как карточный джокер. Рим укреплялся уже две недели, вернее даже не Рим, а весь юг Италии. С кораблей были сняты пушки, общим числом почти в шесть сотен, с очень опытными орудийными расчётами, привыкшими управляться со своими орудиями убийства во время качки, запертые в ограниченных пространствах орудийных палуб. Все дороги перекрывались фортами, готовыми открыть перекрёстный огонь, а отряды рыцарей были готовы ударить в спину бегущим. Дураков, готовых послать кавалерию в копейную атаку на построенную в каре терцию, среди ветеранов Третьего крестового похода не было, хотя именно на это и рассчитывали мятежники. Плюс к тому, заранее оповещённый Ле Брюн вывел в резерв пять галеонов и уже приготовился атаковать Венецию, а, кроме того, ускоренным маршем, через Словению, подходил Принц-Бастард со своими ветеранами. Шесть тысяч Шотландского легиона, пять тысяч тяжёлой кавалерии и трёхтысячный инженерный корпус, при поддержке пушек флота, сметут поганую республику с этой шахматной доски походя, почти не снижая темпа наступления. Были приготовлены сюрпризы и на Лазурном берегу. Никто там не собирался атаковать Ниццу в конном строю, как на то рассчитывали еретики, дорогу просто заперли двумя фортами юго-западнее. Поддержки Ричарду с запада не требовалось, главное было – лишить еретиков возможности разбежаться из, приготовленного для них, мешка.
Поначалу расстроенный планом кампании, в котором его королевство пострадает больше всех, Ицхак Левит с этим уже смирился и успокоился. Да, убытки будут, но они с лихвой перекроются добычей. Кроме того, все мятежники его королевства отправятся осваивать западный берег Африки, а вместо вечно враждебной Ломбардии, он получит в соседи союзных Папу и Фараона. А ещё Милан, полностью зачищенный от бунтовщиков-еретиков. То есть, почти без населения, но так будет даже лучше. Новый Сион, включивший в себя добрую половину Ломбардии, покажется беженцам землёй обетованной, это не Русь, которую засыпает снегом по крыши домов, здесь от соискателей подданства отбоя не будет.
– Бобоне всем семейством отступают в Рим. – начальник штаба Ричарда и глава агентурной разведки был уверен, что королю это известно, но и Папе это знать не помешает – У них три сотни рыцарей.
– Рыцарей. – непроизвольно скептически скривился Ричард – Таких болванов в наш строй ставить нельзя. Пусть отступают до Неаполя. Что с молодыми[243] семьями?
- Сеньи на нашей стороне, всё-таки у них в конклаве два кардинала, а остальные примкнули, или вскоре примкнут к мятежникам.
– Не к мятежникам, Ицхак, а к еретикам. Мятежники – это ничего непонимающие лавочники, которым лишь бы пограбить, а их предводители – еретики.
– Тебе виднее. Я в ваших ересях ничего не понимаю. – покладисто кивнул король Нового Сиона – Ещё лжепапа отправил легата к старому Генриху Вельфу.
– Удивлюсь, если Генрих Лев не прикажет посадить его на кол.
– Я тоже удивлюсь, Тебя правда не волнует, что у них пушки?
– Нисколько. Дураку что меч дай, что пушку, он либо зарежется, либо взорвётся. Пушки у них тяжёлые, под порох из аммиачной селитры. На палубах кораблей они ещё на что-то годились, а в поле – это просто лишний груз. Чем больше притащат, тем больше нам достанется бронзы. Наливай, Ицхак, а то наш Понтифик что-то загрустил. Того и гляди, начнёт нас уговаривать подставить другую щёку.
– Не начну, даже не надейтесь. – снаряжённый в полный дамаскский доспех, Его Святейшество Робер Первый с трудом скрыл улыбку и подвинул свой кубок чуть вперёд – Но меня расстраивают люди. Ладно, старые семьи, но сорок пять тысяч готовых штурмовать Рим… И это после того, как мы отвоевали у неверных Гроб Господень, а им самим обеспечили мирную и сытую жизнь… Должна же быть хоть какая-то благодарность.
– Как говорил один мудрый император: «благодарность – это такое собачье чувство», а люди – это просто люди. В этом плане они намного превосходят даже свиней. Люди гораздо хитрее, подлее и наглее. Это далеко не последний мятеж, друзья мои, но чем жёстче и решительнее мы его подавим, тем больше блага принесёт это человечеству. – Ричард поднял свой кубок – Наше дело правое, враг будет разбит, победа будет за нами.
Позиции на юге, хоть и не без труда, но защитить удалось. Лжепапа, или, если угодно, антипапа, полководцем был никчёмным, зато в качестве замполита заслуживал бы звания генерал-полковника. Из шестнадцати фортов, прикрывающих юг Италии, еретикам удалось взять четыре, где они не додумались ни до чего лучшего, чем просто перебить всех оставшихся в живых. Ричард упорно не пускал в бой кавалерию, во встречном бою, с экипированными как настоящие терции лавочниками, они понесут неоправданно большие потери. На последней линии это можно было оправдать, но до последней, к счастью, не дошло.
Сначала на пяти галеонах в Венецианскую лагуну вошёл адмирал-фараон, и в щепки разнёс гордость Республики – её флот, ожидавший окончания сезона штормов, в потом туда ворвались отморозки Принца-Бастарда. Все они знали, что Венеция им всё-равно не достанется, поэтому старались как можно больше разрушить, сжечь и убить. Предварительно ограбив, конечно. Трофеев было столько, что даже серебро иногда бросали, в виду отсутствия средств транспортировки. Ну, да ладно, не чужим достанется. Зато кровью взяли сполна. Из еретиков не убивали только женщин и детей. Жаль, конечно, мастеровых, которые в Венеции были далеко не худшими, но почти все они взяли в руки оружие. Дураки. Филипп де Фальконбридж даже не столько командовал своим войском, сколько пытался сдержать резню. Новые шляхтичи, бывшие холопы старых шляхтичей, вырезали эту сволочь самозабвенно, с чувством полного морального превосходства. Наверное, не надо было рассказывать им про еретиков, но теперь уже поздно.
Семнадцатого октября 1196 года, в лагере северо-западнее Флоренции, еретики вывесили белый флаг. Почти тридцать тысяч.
– Езжайте, Робер, поговорите. Этот флаг вывесили вам.
– Что им за это предложить, Сир?
– Ничего. Мы их всех убьём, если они сами не посадят на кол всех еретиков, а потом не сложат оружие. Сначала пусть сами казнят еретиков, Ицхак, передай Его Святейшеству список. Да, Робер, всех по списку, по порядку. Зря мы что ли расследование вели, или вы хотите предать память сэра де Донжона и подставить этим ублюдкам левую щёку? Вот и я думаю, что нет. Еретиков сразу на кол, лучше с запасом, чем хоть одного пропустить, а остальные, если хотят жить, пусть распоясываются и встают на колени, заложив руки за спину, чтобы удобнее было их вязать. Но сначала я хочу посмотреть на искоренение ереси в их рядах, их же руками. А на нет, и суда нет, бабы ещё нарожают. Ракетные установки у меня готовы. Устроим еретикам Содом и Гоморру. Да, кстати, передайте что за каждого скрытого еретика мы будет производить среди этих недоумков децимацию. Так что пусть постараются, чтобы собственные жопы уберечь. В Африке жить можно. А в Лузиньянии тем более. Но лично мне все они очень не нравятся, так им и передайте. Жоффруа де Донжон был моим братом. Больше, чем братом, если учитывать этого урода Джона. Он был моим другом. Самым настоящим. Я с удовольствием сложу для него курган из сорока тысяч черепов этих человекообразных свиней.
Облачённый в полный дамаскский доспех, Папа Робер Первый, со свитой из сотни воинов-ветеранов, порысил к месту выставленного белого флага.
– Что, правда всех убьёшь. – в голосе короля Нового Сиона слышался неподдельный интерес.
– Нет, конечно, что я, по-твоему, совсем дурак? У меня людей со всех сторон просят. Хоть воров, хоть браконьеров, хоть убийц, видимо, научились уже делать из них полезных членов общества. Хотя… Чего уж там сложного, если задуматься. Поставь над ними негра с кнутом, сразу все полезными станут. А уж эти то еретики… Погань. Они как будто специально к нам в подарок шли. Кстати, где Бастард? Пригласи-ка короля к нам на ужин, мне очень хочется провести с ним философский диспут. Да, и распорядись вызвать из Венеции Ле Брюна, мы с ним так и не успели договорить, после его возвращения.
Двадцатого октября 1196 года на колу скончался последний еретик. После этого оставшиеся в живых, скинули на землю перевязи и пояса, и встали на колени, заложив руки за спину. Эту картину, с разных мест, фиксировали сразу восемь дармоедов-живописцев, которые умели рисовать лошадь, похожую на лошадь. Перед еретиками выехал Ричард, с брезгливым выражением лица.
– Если вы, ублюдки, думаете, что оказали мне услугу, казнив еретиков, то вы сильно заблуждаетесь. Вы, мало того, что трусы, вы ещё и предатели. Казнить я вас не буду, слова не нарушу, но вас будут пороть кнутами негры, чтобы вы быстрее шевелили руками, собирая хлопок. Такая участь вас ждёт, но не пугайтесь. Одному из лучших сборщиков хлопка уже восемьдесят лет. Каждый трус из вас сможет прожить довольно долго. Но ещё мне нужны охотники[244], готовых претерпеть адские муки, но снова попасть в белый список Судьбы. Собирай их, Ицхак.
Принц-Бастард на философскую беседу категорически не шёл. «Мне сказали резать, я и резал». «Если плохо резал, то виноват, а если лучше, чем вы намечали, то мои то парни здесь причём? Наказывайте своих штабных, отец.»
– Филипп, вы хоть понимаете, что породили?
– Нет, Сир. Понимать – не моё дело, для меня главное, что я могу этим порождением управлять.
– А если я заберу и вас Шотландский легион?
– Я всегда знал, что вы его когда-нибудь заберёте. Но не беспокойтесь, управлять я смогу и без вашего легиона.
– Не сомневаюсь. На меня вы наверняка в обиде, что я отправил вас служить Спящему Леопарду.
– Всё наоборот, Сир. Я здесь именно поэтому. Сир Спящий Леопард не уважает никого, кроме вас. Он сказал, что только вы сможете победить его в поединке, но поединок с вами он никогда не примет, именно потому, что сам имеет некоторые шансы.
– Имеет. Спящий Леопард имеет. Но каким образом вы стали его вассалом, Филипп?
Глава 27
Принц-Бастард ненадолго задумался.
– Привык к тому, что он мой сюзерен, Сир. Когда он отказался от сеньории Сидона, а я стал независимым владетелем, появилось чувство одиночества. Чувство утраты чего-то очень важного. Утраты цели. Я ведь не политик и вряд ли им когда-нибудь стану. Тогда и попросил у Сира Кеннета какой-нибудь феод, чтобы было всё как раньше. Он меня понял и уступил Привисленское герцогство. Война в Европе скоро закончится, а новая начнётся только лет через десять, у русов же всё только начинается. Я слышал, что на востоке у них земель в десять раз больше, чем вся Европа. Это правда?
– Правда, Филипп. Азия действительно огромна. Почему вы считаете, что через десять лет в Европе начнётся новая война?
– Так сказал Сир Кеннет, отец. Он считает, что Вельфы не смогут мирно поделить империю. Как только они наведут порядок в своих королевствах, обязательно затеют передел. Не скажу за Оттона, я с ним едва знаком, но Генрих-младший не признаёт за Вильгельмом право на владение Саксонией[245]. Сейчас он подчинится, но не смирится и не забудет. Он считает наследником себя, по праву майората, а Австрийское герцогство и часть Баварии – миской чечевичной похлёбки. Себя Исавом, а Вильгельма Иаковом.
- Очень интересно. Что-то в этом есть… И как-же они, по-вашему, будут наводить порядок в своих королевствах?
– Я могу только гадать, отец.
– С Генрихом-младшим вы довольно близки, так что, как минимум, в его случае – это уже не гадание, а прогнозирование. В любом случае, мне интересны даже ваши догадки. Вы человек неглупый и опытный.
– Генрих будет расширять свои пределы на юг. Сербия, Босния, Болгария… Только своими силами он как раз лет десять провозится. Военный талант у него довольно скромный, передать кому-либо командование ему не позволит гордыня.
– В Австрии он действовал довольно шустро.
– С вашим начальником штаба, легионом и артиллерией. Я исхожу из того, что вы всё это отзовёте.
– Резонно. Что будет делать Оттон?
– Он пойдёт на север, до моря. Франкония, Верхняя и Нижняя Лотарингия. Возможно, Брабант, Голландия, Гольштейн. Оттон превосходит брата, как полководец и действовать будет быстрее. К тому-же, у него хватило ума остаться вашим вассалом в Александрии, а значит без поддержки вы его не оставите. Если вы ему позволите[246], он захватит и Эно с Фландрией.
- Да. Оттон и пошустрее, и поумнее… Вы в курсе, что я намереваюсь воссоздать Принципат?
– Конечно, отец. Об этом все в курсе. Именно поэтому и рассчитываем на десять лет мира. Без вас эта война не прекратится даже на год.
– А почему именно десять? Мне не исполнилось ещё сорока, и через десять лет я ещё буду крепко держать свой меч.
– Я в этом уверен, отец. Но Сир Кеннет уверен, что войну это не предотвратит. Через десять лет многие уйдут в мир иной, а те, кто останутся, забудут, чем и насколько вам обязаны. Во всяком случае, будут считать, что их семейные дела вас не касаются.
– Ну, это мы ещё посмотрим. А вы, значит, даже десять лет ждать не хотите?
– Не хочу, отец. Мне нравится воевать, и раз есть такая возможность, буду именно этим заниматься. Если восток и правда настолько огромен, то войны для меня там хватит до конца жизни.
– А если я вам скажу, что никакого десятилетнего перерыва не будет? Сербию, Болгарию и Боснию в течении года подберёт Гуго де Лузиньян, а Оттон за год же управится со всем вами перечисленным?
– Тогда война начнётся сразу после смерти Генриха-старшего.
– А он может и года не прожить. И вы всё равно хотите отправится на восток?
– Да, отец. Вельфы мне братья, и хотел бы держаться от их свары подальше.
– Понимаю. А кто, в ваше отсутствие, будет управлять королевством, Филипп?
– Пока не знаю, отец. Назначу какого-нибудь лорд-канцлера. Вашими же землями кто-то управляет, хотя их у вас в десять раз больше, чем у меня. Кроме того, мы с Сиром Кеннетом договорились породниться, когда у нас появятся подходящие наследники.
– Ваша жена уже непраздна, Филипп?
– На третьем месяце, отец.
– А у Спящего Леопарда?
– Надеюсь, что тоже. Мы ведь с ним женились одновременно.
– Что ж, будем рассчитывать, что породниться вам удастся уже первенцами. Хоть наверняка каждый из вас хочет сына, иногда бывает полезнее дочь. Я не имею права вам приказывать, Филипп, поэтому прошу.
– Слушаю, Сир. Любая ваша просьба – для меня приказ.
– Вы отправитесь на войну через год. Мне важно, чтобы вы и Леопард приняли участие в учреждении Сената.
– Мы рассчитывали на два года, отец. Вернее, не мы, а Сир Кеннет. На два года нам хватит забот в Прибалтике. Войск там нет, но жители через одного партизаны.
– Вот, значит, зачем вы собираете браконьеров со всей Европы… Умно. Я в этом вам поспособствую. На два года это точно не затянется. Граф Лестер уже осадил Севилью. После Андалусии, в Европе только Лиссабон останется арабским, но, к счастью, воевать там можно даже зимой, а в Африке тем более. Учреждение сената состоится сразу после победоносного окончания Третьего крестового похода. Жду вас обоих в Риме к следующему Рождеству.
– Мы непременно прибудем, Сир.
– Хорошо. Ещё один вопрос, не политический, но личный. Вы, хоть и бастард, но мой первенец, Филипп. Теперь вы король и без малого родственник лучшего из моих воинов и полководцев. Вам когда-нибудь не покажется свой удел миской чечевичной похлёбки?
– Нет, отец. Я горжусь тем, что вы признали меня сыном, но тем не менее, я всего лишь бастард. Я не Плантагенет, а Фальконбридж. Когда-то наследник мелкого баронства, который стал королём только с вашей помощью. Старший Плантагенет, после вас – это Генрих-львёнок. И я ему нисколько не завидую. Стать наследным владетелем после вас – это настоящий кошмар. Все вокруг будут сравнивать его с вами. Я Фальконбридж, хоть и пользовался вашей поддержкой, но и сам немало поработал своим мечом. Я получил от вас не миску чечевичной похлёбки, вы сделали из меня короля, и я этого никогда не забуду. Как только Львёнок получит золотые шпоры и станет Принцепсом – я первым ему присягну.
– Принципат не будет наследным, Филипп. Принцепс – это выборная должность, его будет выбирать сенат. Генрих-львёнок станет когда-нибудь Принцепсом, но точно, что не сразу после меня. Я доволен вами, сын. Отвезите Сиру Кеннету его лекаря и леопарда. Бывший Папа отказался забирать их с собой в Святую землю.
Ле Брюн был очарован Новым Светом, и больше всего желал как можно скорее туда вернуться. Пожелание Ричарда, чтобы он задержался до следующего Рождества, а до того взял под свою руку, помимо Греции, Венеции, Далмации, Веронской марки и половины Ломбардии, ещё и Сербию, Болгарию и Боснию, особой радости у него не вызвало. Он, Верховный Бог Лузиньянии, смотрел на европейскую суету уже совсем другими глазами, чем полтора года назад. Брезгливо, как смотрят на доедающих труп опарышей. Однако, Ричард сумел его убедить в необходимости этого шага. Откуда ты собираешься брать переселенцев? Из Италии всех лишних вывезут в Африку, беженцев из Германии ждут там-же, а ещё в Месопотамии, зато Балканы людьми богаты. Там и моряки-греки, и пахари-скотоводы с севера Балкан, да и воины они неплохие. Та же Византия не раз и не два обламывала себе зубы в Болгарии. Через год можно будет вывезти сразу много. Помимо пяти галеонов, в Ливерпуле достраиваются семь транспортных судов нового типа[247], которые по скорости превзойдут военные корабли вдвое, но ведь их нужно ещё освоить, подобрать экипажи, груз и так далее. Год – это мало, это нужно очень постараться, чтобы всё успеть. Ну, а война – это чтобы не скучать в процессе. Не сам же Ле Брюн будет заниматься отбором и подготовкой экипажей? К тому-же, пришло время жениться, Мария Тулузская вполне созрела для семейной жизни, да и её приданное – Марсель, уже подготовлен Раймундом к передаче зятю.
За отказ от герцогства Антиохии в пользу младшего брата, Ле Брюн мог рассчитывать на значительные выплаты из казны, которые потом учтёт Ицхак Левит, поэтому проблем с финансированием войны у него не было. Президент республики Крита и Афин, Элефлериос Коусидис, бывший когда-то владельцем любимого Ричардом греческого ресторана в Новом порту Яффе, а де-факто руководителем агентурной греческой разведки, получив первый транш, мгновенно изменил своим политическим убеждениям. В оправдание ему стоит отметить, что кроме транша от Фараона, Президент Республики получил ещё и письмо от Ричарда. Письмо, как всегда, доставил суровый рыцарь, и его пришлось сжечь сразу после прочтения, поэтому содержимое считается утерянным, однако Президент сразу после его прочтения изменил демократии. Он объявил, что несмотря на все предпринятые усилия, к демократии люди не приблизились ни на дюйм. Пиратство процветает, бандитизм колосится, а для маленького человека-демократа возникают только лишние угрозы, проблемы и убытки. С демократией придётся обождать до лучших времён. Когда маленькие станут большими, а пока он признаёт Гуго де Лузиньяна королём, а себя его герцогом.
– Вам понравилось быть Богом, брат мой. Только что бы нам не твердили Священные писания, Бог наш не един. Он крут, наш Господь, явивший себя Аврааму, с этим я не спорю, Он Бог, который сумел победить Осириса, в то время Принцепса среди Богов. Но! Но сын Осириса Гор, за отца отомстил достойно. Он оскопил Сета. Не знаю, что такое оскопил среди Богов, но, наверняка, не меньше, чем у нас, однако Гор это сделал. Надругался над тем, кто победил его отца Осириса. Вам понравилось быть Богом, Ле Брюн, я не против. Мне и самому это нравится. Только и среди богов есть иерархия. Осириса можно победить, но Гор за него отмстит. Вы меня всё ещё понимаете, фараон?
– Мне понравилось быть Богом, Сир, это правда. – чуть качнул подбородком Фараон – Притчу о Богах Египетских, надеюсь, понял правильно, но это точно не про меня. Я не хочу быть Принцепсом, я не хочу быть даже сенатором, я хочу открывать новые континенты и острова.
– Хочу-не хочу… Ей Богу, вы что, ребёнок, Хьюг? Мой двухлетний сын и то уже понимает, что кроме хочу есть слово надо. Когда была возможность, я вас отпустил, снарядив для путешествия флот, когда появится следующая возможность, снова отпущу. Но сейчас НАДО действовать так, как я говорю. Скоро должен вернуться Луи де Блуа со своим корпусом, он поступит в ваше распоряжение. С такими силами, за год вы точно управитесь. После этого Рождества мы вас женим, после следующего учредим сенат, и я вас отпущу. Может быть даже, сам схожу с вами посмотреть на вашу чудесную Лузиньянию. Сейчас вам следует вспомнить про воинскую дисциплину, и как можно скорее потушить этот чёртов Балканский пожар. Я достаточно понятно выражаюсь?
– Понятно, Сир. Будет исполнено, Сир.
– Вы нарываетесь на поединок, Сир. А поскольку, нарываетесь вы, то оружие и условия поединка буду выбирать я. Будем биться пешими на булавах.
– Это нечестно, Сир.
– Зато справедливо. Как говорил один великий мыслитель древности[248] – «я тебя породил, я тебя и убью».
- Все древние философы были содомитами, Сир.
– Этот точно не был, Хьюг. Сказал, что убьёт, и убил. Я хотел бы быть уверен, что могу на вас рассчитывать.
– Вы рассчитывали на меня в атаке на Антиохию и лагерь Малика. Я по-прежнему в строю и защищаю вашу спину справа. Вы изменились, Сир. Раньше вы приказывали, а теперь убеждаете. Сами в чём-то неуверены?
– Раньше было всё гораздо проще, Хьюг. Мы верные – они неверные, мы несём свет и добро, они – наоборот. Сейчас же брат пойдёт на брата. Это кошмар. Они все мои племянники.
– Я своих племянников даже не запоминаю, Сир. Знаю, что у меня их семеро, но не более того. Все Вельфы[249] волки, и именно вы разъединили их в разные стаи. Так пусть же победит сильнейший.
- Сильнейшего я как раз выбираю. Ваше задание вам понятно?
– Да, Сир.
Глава 28
Ноябрь 1196 года выдался богатым на события. Пока Ричард разбирался с наследством бунтовщиков в северной Италии, где одномоментно оказались бесхозными четыре сотни сеньорий, пришла новость о смерти Генриха Вельфа-старшего, так и не успевшего объявить о роспуске Священной Римской империи. Событие хоть и ожидаемое, но случилось всё равно не вовремя. Хорошо хоть успели вывезти в Рим малолетнего Фридриха Штауфена и его мать Констанцию Норманнскую, иначе они вряд ли бы надолго пережили старого Генриха.
Разделить Ломбардию, Веронскую марку и Пентаполь между Папой, Ицхаком Левитом и Гуго де Лузиньяном Ричард не успел, поэтому де-юре считался имперским князем сразу в четырёх избирающих императора феодах, помимо вышеперечисленных, которые достались ему по праву меча, ещё и в Монферрате, как опекун Марии Иерусалимской. А если учесть два голоса Принца-Бастарда, как короля Чехии и герцога Моравии и поддержку подавляющего большинства владетелей мелких, но обладающих правом голоса феодалов, то выбор теперь зависел только от него. Как говорится: не было печали. Теперь именно ему придётся решать – кто будет следующим и последним императором.
Выбор претендентов был очень небогат – либо становиться во главе империи самому, либо доверить её Оттону Вельфу. Оттон парень толковый и предприимчивый. Он не разругался с отцом из-за Саксонии, не стал гордыни ради отказываться от вассального Ричарду графства Александрия, да и обделённым себя не считал, получив уже гораздо больше, чем смел надеяться в юные годы. Да, скорее всего, Священную Римскую империю он распускать не захочет, но является ли это проблемой? Идею восстановления Принципата он поддерживает, и присягнёт сенату без проблем. Будет слишком силён? На фоне самого Ричарда; графа Тулузы (де-факто уже короля Окситании), который скоро породнится с Ле Брюном; Ле Брюна, которого во всём поддерживает Диктатор Рима; графа Лестера (без пяти минут короля Гибралтара и коалиции Спящего Леопарда с Принцем-Бастардом, слишком силён не будет, даже если подчинит себе весь запад империи – от Бургундского графства до Голландии. Владения получатся, конечно, обширные, но прямо скажем небогатые. Богаты они были людьми, но люди оттуда сейчас разбегаются во все стороны, хорошо, если к окончанию войны, там хоть кто-то на развод останется. Начнётся война между братьями? Она и так и эдак начнётся, запертые в пределах империи братья просто обречены на войну самой Судьбой. Да и что там той империи? Одно название. Ещё до Крестового похода, будучи королём Англии, герцогом Нормандии и Аквитании, графом Анжу и Мэна, Ричард владел сопоставимыми по размерам территориями, к тому-же гораздо более плодородными, но императором себя при этом не считал. Не считал и сейчас, завоевав Иерусалимское королевство, Сирию, Египет, Аравию, получив в вассалы южную Индию и северную Африку. Вернее, всю Африку, но её ещё только предстояло освоить. Даже Парижское графство, полученное по праву усыновления несовершеннолетнего Людовика, и вассальные ему, Бургундское герцогство и графство Шампань, которые на этом фоне были сущей мелочью, но и они Священной Римской империи мало в чём уступали. Однако, Ричард собирался принести сенату присягу от всех своих владений, то же самое сделает и Оттон. И пусть он называет себя императором. Империум – это всего лишь право формировать новые легионы. Право, но не возможность. Пока, кроме Ричарда этим правом воспользовались только граф Тулузы и король Наварры, хотя обладал им каждый рыцарь. Вроде всем можно, но очень дорого. Дорого даже для Оттона Вельфа, который с одной только Александрии получал сорок тысяч марок серебра в год.
Оттягивать восстановление Принципата Ричард не хотел. Как только граф Лестер зачистит от мавров и арабов северо-западную Африку, этот торжественный момент настанет. Пусть Оттон присягнёт сенату в качестве императора. Титул звонкий, но реальной основы под собой не имеющий. К тому-же, он парень не глупый, его вполне можно убедить в необходимости сохранения статуса Саксонии. Это вполне реально. Представлялся даже диалог между Оттоном и Генрихом:
«Брат! Наш отец завещал Саксонию Вильгельму, Ричард это одобряет. Ну причём тут какая-то чечевичная похлёбка, и прочие глупости? Кто тебе это внушил? Тебе нужно меньше пить и больше спать. Тебе уже и так досталось гораздо больше, чем ты мог даже мечтать в детстве, Генрих. Венгрия, Транссильвания, Австрия, половина Баварии и Тироля. Ты правда считаешь, что тебя обделили? Это уже наглость. Вильгельм под моей защитой. Яволь?»
«Ты предатель, брат. Я старший сын. Саксония принадлежит мне по праву майората.»
«А то, что Вильгельм взял её мечом тебя не волнует?»
«Мы все знаем, кто и как взял на меч Саксонию. Вернее, благодаря кому такое стало возможно. Вильгельм нам был предъявлен как командующий, отец на это согласился из-за долгов, но вся война была сделана графом Йоханом Мюллером, а насколько мне известно, граф уже отозван.»
«Тебе правильно известно, брат. Граф Мюллер отозван для получения полномочий и инструкций. Наш отец завещал именно Ричарду позаботиться о Вильгельме. Я прочитал это завещание, Генрих. Отец завещал Ричарду защитить Вильгельма именно от нас с тобой.»
«Кто дал тебе прочитать это завещание, брат?»
«Сам Папа, брат.»
«Отец не в праве такого завещать. Это попирает и земные законы и небесные.»
«Про законы земные и небесные я не в курсе, я ещё даже тригонометрию из нового учебника не освоил, а тут уже высшие материи. Но если ты полезешь в Силезию, вопреки воле отца, то станешь ты для меня не братом, а крысой. Или африканской гиеною, читал про такую поганую тварь, Генрих? Это у тебя войска Принципата отзывают, а у меня нет, должен же хоть кто-то брата защитить. Нравится тебе это, или нет, но я тебе сейчас диктую свою законную волю. Я избранный князьями император, запрещаю тебе…»
«Ты предатель, Оттон!»
«Нет, ты просто дурак, Генрих!»
Рассосётся всё примерно так. Воевать между собой, братья, конечно, не начнут, но все замрут в позиции атаки, и начнётся холодная война. Новое явление, уже в области политики, на семьсот лет раньше срока. К добру ли это? Да пёс его знает. Когда-то человечество пережило холодную войну в глобальных масштабах, значит, точно не опасно попробовать это на «мышах». Вдруг, да иммунитет выработается. Не убей, не обмани брата своего. Вряд ли, конечно, но попробовать стоит.
Второе известие было о смерти Джона Плантагенета. Будучи архиепископом Кембриджа, он скончался от беспробудного пьянства. Плевать на ублюдка, но Ричард вдруг оказался единственным живым сыном своей живой и очень активной матери. Сейчас железная Алиенора отправилась на похороны своего младшего сына-алкоголика, но в скором времени она вернётся, и снова начнёт пить кровь вёдрами. И куда в них столько влезает, Господи!
Третьим известием было восстание Туркменов в Хорезмшахстве. Вот уж чего не предвидел Ричард, так это того, что мусульмане столкнутся друг с другом. Великий султан Конии, Кей-Хосров, решил поддержать родичей туркменов, а заодно отхватить у Хорезмшаха Дербент. Дербент им захватить удалось, но ненадолго. Полностью готовый к такому развитию событий, Спящий Леопард перехватил его у сельджуков ещё в начале октября, заперев мусульман южнее Кавказа и Каспия. Такого вероломства со стороны единоверцев, Хорезмшах стерпеть не смог, поэтому туркменов (или тюркоманов) распорядился уничтожить полностью. Пока там шаткое равновесие. Хорезмшах обещает признать Дербент русским, если Спящий Леопард поможет подавить восстание туркмен, а король русов настаивал, что Дербент отбил у султаната мечом, чтобы предотвратить набеги на русские земли, поэтому про него даже упоминать не стоит. Всё что с боя взято, всё свято. Где вступила нога русского, там Руси и быть. Такой теперь у нас закон. А насчёт помощи нужно договариваться отдельно.
Ни Хорезмшах, ни Спящий Леопард вассалами Ричарда не были, поэтому война между ними и великим султаном Конии была локальным конфликтом, причём на задворках христианских владений, но большой пожар как правило занимается от маленькой искры, поэтому Ги де Дампьеру, Раулю де Лузиньяну и Томасу Гилсленду были отправлены инструкции: первыми войну не начинать, но быть к ней готовыми. Общая граница между султаном и Хорезмшахом была только на Армянском нагорье, а для большой войны это натурально бутылочное горлышко, которое, к тому-же, надёжно заткнуто мощными укреплениями. Если у Кей-Хосрова после побед в Грузии началось головокружение от успехов, он вполне может попытаться выйти на более удобные позиции в Эдесском герцогстве.
Ицхак Левит оценивал количество подданных султаната в двадцать пять-тридцать миллионов человек, а значит армия тысяч в сто-сто пятьдесят была вполне реальна. Остановить такую силу Томасу Гилсленду будет нечем. Потом, конечно, подтянутся войска крестоносцев, сельджуков зажмут со всех сторон и перебьют, но герцогство Эдессы к этому времени будет уже полностью разорено. На что рассчитывал султан? На блицкриг. Он прекрасно знал, что силы христиан размазаны по Европе, Африке и Индии, к тому-же в Европе продолжается междоусобная война. Пробиться к туркменам он может успеть, а у тех ещё тысяч сорок-пятьдесят воинов, для которых закаспийская пустыня – дом родной. А охватив Каспий с юга и востока, он получит возможность соединиться с Волжскими булгарами и сильную позицию на мирных переговорах. В принципе, план для конца двенадцатого века неплохой. Когда-то на такой же рассчитывал Гитлер, не учёл он только одного – в переговоры с ним никто вступать не стал. Не станут и с Кей-Хосровом, если он сунется в герцогство Эдесса. Но султан то про это не знал, как не знал и про Гитлера, поэтому всё может быть.
Рождества в Риме Ричард дожидаться не стал. Разослав имперским князьям письма, что свой голос (вернее четыре голоса) он отдаёт за Оттона Вельфа, прихватил с собой Ицхака Левита и отправился в Лаодикею, где назначил встречу всем членам высшего военного совета, постоянно проживающим в Святой земле.
Король Ливана, Хамы и Хомса, сеньор де Бурбон, лорд-канцлер Святой земли, Ги де Дампьер, выслушав доклад и прогноз короля Нового Сиона, не стал изображать из себя стойкого оловянного солдатика.
– Мы сможем быстро собрать тысяч тридцать, да и то, в основном молодёжь, не имеющую опыта войны. Если султан полезет всеми силами, Эдесское герцогство нам никак не удержать. Пака не поздно, нужно начинать эвакуацию населения. Города отобьём потом, а людей нужно спасти, их и так постоянно не хватает. Нужно дать этому бешеному проход на восток, иначе он кинется на юг, в это для нас обернётся куда большими потерями. Герцогу Эдессы придётся пойти на жертву ради всех нас. Мы же должны всё это ему компенсировать с запасом, я готов немедленно пожертвовать на это пятьдесят тысяч марок серебра. Если понадобится больше, дайте мне знать, Сир Левит.
– Не сомневайтесь, Сир. Если понадобится больше, я всем дам знать. Только, скорее всего, даже этого будет много. Это дело касается не только владетелей в Святой земле, но всего Принципата, включая Святой престол. Я прав, Принцепс?
Сенат ещё не избрал Принцепса, он даже на первое заседание ещё не собрался, не ясно было даже кто в него попадёт и сколько всего будет сенаторов, но кто станет первым Принцепсом уже всем было понятно.
– Прав, Ицхак. Ещё как прав. Мы немножко заигрались во всемогущество и сейчас закономерно получаем за это оплеухи. Нет, не мы заигрались, а я заигрался, и я получаю. Герцогу Эдессы всё возместит моя казна. Никто из вас за мои ошибки платить не должен. Милорд. – Ричард повернулся к своему бывшему походному кастеляну и первому настоящему начальнику штаба – Отводите людей до Ракки. Всех, до последнего серва. Все крепости, замки, дома оставьте целыми, если успеете, всё оцените. Ущерб будем возмещать по факту. У Ракки стройте укрепления, о которые сможет убиться даже миллионная армия.
– Сир. – почтительно поклонился Томас Гилсленд, герцог Эдессы – Сельджуки рвутся на восток, на юг они не пойдут.
– На юг не пойдут. Я тоже так думаю. – кивнул Ричард – Но вам же нужно будет чем-то занять народ. Сделайте так, чтобы Ракка издалека внушала страх одним своим видом. Архитекторов и инженеров я вам пришлю. Насколько мне известно, Сир Спящий Леопард очень крепко держит Дербентский проход. Там султану придётся оставить чуть ли не половину армии, а добычей не получить ничего. Пустые зимние степи. Они пойдут на восток, на соединение с туркменами. Пойдут большими силами, Хорезмшаха хоть и застали врасплох, но стратегическая глубина у него есть, по частям разбить свои силы он не даст. Когда главные силы сельджуков уйдут, нам нужно будет отбить герцогство Эдессу и выйти на соединение с войсками Спящего Леопарда.
– И Малая Азия раздвинет перед нами ноги… – мечтательно произнёс король Антиохии и Алеппо, Сир Рауль де Лузиньян, диктатор Рима.
– Это так. – кивнул Ричард – Если нас самих раньше не затащат в какой-нибудь храм вперёд ногами. Прошу всех быть крайне осторожными. Вы мне дороже любой Малой Азии. Нет таких земель, которые компенсируют мне потерю друзей. Надеюсь на ваше понимание. Это не наша война. Пусть сельджуки освобождают туркменов от гнёта Хорезмшаха. Из мусульман, кроме графа Абу-Мансура никто из них не принёс мне оммаж. Есть у меня для вас и приятная новость. Возвращается Людовик де Блуа. Потерь он понёс немного, зато добычу взял просто сказочную… Флот его состоит в основном из шебекк поэтому сможет подняться по Евфрату до Ракки. Я планировал придать его корпус Гуго де Лузиньяну, но планы придётся менять. Сир Ги де Дампьер.
– Слушаю, Принцепс.
– Объявляйте мобилизацию в Египте, Сирии, Аравии и Иерусалимском королевстве. Щитовые принимать только с тех уделов, где нет совершеннолетнего сеньора, остальных в строй. Тысяч тридцать мы соберём, с пятью отступит герцог Эдессы, почти двадцать приведёт Луи де Блуа. Рыцари ордена Святого Престола соберут пять, ордена героев ещё две. Нас всего-навсего вдвое меньше, братья. Когда нам это мешало побеждать?
Переждав плотоядные ухмылки соратников, Ричард продолжил.
– Вступление войск султаната в Эдесское герцогство мы расценим как объявление войны. Сир Ицхак Левит.
– Здесь, Принцепс.
– Известите о сложившейся ситуации Патриарха Константинополя. Вернее, не о самой ситуации, о ней он наверняка знает, а о наших планах.
– Сделаю, Принцепс.
– Это ещё не всё. Отправьте предупреждение великому султану Кей-Хосрову, что выпущенную стрелу уже не остановишь. Если он начнёт войну, пусть сразу рассчитывает на крайности, либо полную победу, либо капитуляцию. На мир с ним мы уже не пойдём. Не смотря на любые потери и убытки.
– А если он в этом случае ударит по Смирне?
– Повторяюсь. – кивнул Ричард – В этом случае на мир мы уже не пойдём. Хоть в Эдессу он пойдёт, хоть по Смирне, или Антиохии ударит. Но он пойдёт в Эдессу. Поддержав восстание туркменов, он не оставил себе выбора.
– Зачем тогда его о чём-то предупреждать, Принцепс?
– Чтобы он нам не поверил, Ицхак. Сейчас мы слабы, герцог Эдессы отступит, не принимая боя, но при этом грозим. Он не поверит.
– А зря. – Диктатор Рима задумчиво отстучал пальцами по столешнице команду легиону к атаке – Быстро они забыли, кто является «Гневом Аллаха».
– Сам Аллах меня этим титулом не награждал, Рауль, а значит его можно оспорить.
– Пусть попробуют. – широко улыбнулся король Антиохии и Алеппо.
– Пусть. – сухо кивнул в ответ Ричард – Наша задача – выпустить всех из Малой Азии и никого не впустить обратно. Это нам вполне по силам. Я командую войсками, Сир Ицхак Левит мой начальник штаба, Сир де Дампьер начальник тыла и снабжения. Сир Рауль де Лузиньян обеспечивает прикрытие на северном фронте, милорд Томас Гилсленд отступает к Ракке, не принимая боя.
– Хорезмшаха извещать будем, Принцепс? – деловито перебирая листы с заметками, осведомился король Нового Сиона.
– О чём? Что сельджуки взбесились, он уже знает. Что на север их Спящий Леопард не пропустил, тоже знает. Что графство Эдессу нам сейчас не удержать, понимает даже последний обозник в его войске. Хорезмшах нам не союзник, он не собирается присягать Принципату, так с какой радости мы должны ему помогать, даже просто извещая о наших планах? Нет уж, сам, так сам. Луи де Блуа вернёт ему шесть тысяч ветеранов и выплатит честную долю с индийской добычи. А дальше пусть он сам.
– Кей-Хосров сможет соединиться с туркменами? – Ги де Дампьер чиркал на листке какую-то схему.
– Исходить всегда надо из худшего. Соединиться сможет. Но не сможет оттуда вернуться обратно. К тому времени мы уже успеем выйти на соединение со Спящим Леопардом, и отрежем султана от путей снабжения. Дальше уже дело Хорезмшаха. Нам хватит забот в Малой Азии и на Кавказе.
Глава 29
Двенадцатого декабря 1196 года объединённое войско Раймунда Тулузского и Санчо Наваррского штурмом взяло Сарагосу, вычеркнув Арагонское королевство из дальнейшей истории. Лично возглавлявший оборону столицы, Альфонсо Целомудренный погиб смертью героя, обеспечивая прорыв отряда через северо-западные ворота. В прорывавшемся в Кастилию отряде находились его сыновья Педро и Альфонс, но и им не повезло, своего отца они пережили ненадолго. Командующий войском Раймунд, может и не был военным гением, но полководцем был очень опытным, прорыв остатков защитников Сарагосы в Кастилию предугадать сумел. Предугадать и парировать.
По союзному договору между Раймундом и Санчо, первому отходили графства Барселоны, Жероны, Осоны, Бесалу, Сердани, Прованса и Жеводана, то есть всё средиземноморское побережье от Валенсии до Ниццы, а второму само Арагонское королевство. Союз против Кастилии был заключен только оборонительный, но первым нападать Альфонсо VIII, очевидно не собирался, поэтому Раймунд, уже полностью достигший поставленный целей, пожал союзнику руку, пожелал удачи и предложил ему перекупить два своих легиона – в Кастилии и Толедо они очень пригодятся. Нет денег? Но они ведь обязательно появятся после победы над вероломным королём. Для этого хватит и одного легиона? Может быть и хватит, но в этом случае война затянется года на три и неизвестно, будет ли это выгоднее. Король Леона может за это время захватить большую часть Кастилии, впрочем, решать вам. Легионы нужны и в Малой Азии, и на Балканах, так что без дела они не останутся, я вам, как надёжному и благородному союзнику, предложил первому.
Граф Раймунд, фактически уже король Окситании, Каталонии и Прованса, герцог Среднего Египта, был очень небедным владетелем. Богаче его были только Ричард и Папа, но содержать два легиона на всякий случай, даже для него было накладно. На север и северо-восток Иберийского полуострова он не претендовал. Почти триста лет войны с арабами, маврами и между собой, совершенно разорили эти благодатные земли, призом можно было получить только территорию, в которую придётся вкладываться десяток лет, а может быть и не один, не получая никакой отдачи. Самые жирные куски уже захватил граф Лестер, сейчас добивающий мусульман в южной Португалии. Добьёт и отправится в Африку. Он уже заявил, что испанский междусобойчик его не интересует, воюйте ещё хоть триста лет, главное – не лезьте в мои владения. Португалия? Нет, не знаю такого королевства, Лиссабон я отбиваю у Альмохадов, и никому его передавать не собираюсь. Если бы вы поменьше интриговали друг против друга, давно бы уже выбили мусульман из Испании, но вместо этого вы заключали с ними союзы. Нет, я никого не обвиняю, только констатирую факт. Ричард союзов с мусульманами никогда не заключал, а входящие в моё войско исмаилиты – это отряд его вассала, графа Абу Мансура. Так-же как и берберы, являющиеся вассалами герцогов Карфагена и Ливийского Триполи. Надеюсь, вы понимаете разницу между союзником и вассалом?
Отказу короля Наварры от найма его легионов, Раймунд только порадовался, хоть вида и не подал. Всё, что есть ценного на севере и северо-востоке Испании – это люди, но они и сами придут, если война затянется, а для этого просто не нужно в ней участвовать. Чем дольше Леон и Наварра добивают Кастилию и Толедо, тем больше будет беженцев, которые нужны Раймунду не только в Европе, но и в Египте. Легионы же пригодятся будущему зятю, Гуго де Лузиньяну, будущему королю Венеции и Балкан. Ле Брюну можно даже сделать подарок, не прося компенсацию за экипировку и вооружение, они уже сполна окупились полученными в этой войне трофеями, главное, чтобы он взял легионы на содержание. Подарок на свадьбу будет королевский, эти легионы зятю пригодятся не только на Балканах, но и в Новом свете, а поскольку человек он очень гордый и, при этом, очень справедливый, за легионы вполне может отказаться от Марселя, в качестве приданного.
О начале войны на востоке Раймунд уже знал, как знал он и то, что Ричард всегда считал её неизбежной. Отрезанные от своих соплеменников и запертые в Малой Азии и на Кавказе, сельджуки обязательно попытаются расширить своё жизненное пространство, как только накопят достаточно сил. Накопили немного раньше, чем ожидалось, или просто решили воспользоваться удачным моментом, пока войска христиан и Хорезмшаха рассредоточены по огромной территории, на тысячи миль: от Уйгурии и Индии до Испании и западной Африки. Однако то, что Ле Брюн получил приказ не отвлекаться от поставленной задачи умиротворения Балкан, говорило о многом. У шурина уже есть план, который обязательно приведёт к победе.
Ричардом Раймунд искренне восхищался. Не столько даже тем, что тот давил своих врагов, как колесо гружёной телеги, случайно попавшую под него лягушку. И этим, конечно, тоже, но это было не главное. Больше восхищало Раймунда, как он подчинил себе церковь. Без резких движений, которыми так увлекался Фридрих Барбаросса, не низлагая Пап и не упиваясь своим могуществом, Ричард вынудил церковь подчиниться ему добровольно. Не только Святой престол, но и всю Пентархию. Робер де Сабле, нынешний Папа Робер Первый, был вассалом Ричарда ещё в Анжуйском графстве, был первым адмиралом Третьего крестового похода, потом Великим Магистром Тамплиеров, кардиналом и, наконец, Папой. Такое случается, такое бывает. Но как он умудрился рассмотреть в обычном головорезе будущего Патриарха Константинополя? А ведь Кирилл Первый сейчас не только Патриарх, но и светский герцог Византии, преданный Ричарду гораздо сильнее, чем самому Христу.
Висящее над альбигойской церковью обвинение в ереси было снято с повестки, с формулировкой – мы слишком мало в этом понимаем, чтобы судить. Еретиками теперь были только те, кто пытался устроить религиозный раскол силой, а все прочие имели право отстаивать свои воззрения в теологических диспутах. Самых ярых обличителей ереси уже нет в живых. Их всех казнили в Ломбардии собственные последователи. Новый же Папа выразился предельно доходчиво: «Ересь – это действо, злонамерено направленное на раскол церкви. Дуализм же – всего лишь одна из теорий высшего устройства. Пока не в наших силах не подтвердить её, не опровергнуть, зато под знаменем с Альбигойским крестом христианами был взят Иерусалим. Это факт, свидетелей которому тысячи, десятки тысяч.»
Сейчас, по прошествии двух лет, Раймунд был уверен, что право командовать крестоносцами при взятии Иерусалима принесла ему не помолвка с Джоанной Английской, а альбигойские кресты на его щите и плаще. Ричард таким образом узаконил, по сути, ересь, и заставил весь мир этот закон признать. Как заставил признать и то, что евреи уже поплатились за своё непризнание Христа. Поплатились до седьмого колена. И те, кто сейчас призывает карать евреев, ставят себя выше Бога, а вот это уже натуральная ересь.
Кроме того, Ричард щедро делился достатком и славой, словно он не от мира сего. Раймунд попытался разговорить Джоанну, но та и сама удивлялась. Жадным до денег Ричард не был никогда, но что касается славы… Он жил только ради неё, а тут вдруг раз, и всё переменилось. После битвы при Яффе, он ни разу не выставил себя полководцем-победителем, будто начал этого стесняться. Антиохию и Каир брал Гуго де Лузиньян, Алеппо и Дамаск его брат Рауль, Иерусалим сам Раймунд, хотя везде присутствовал Ричард. Везде присутствовал, принимал решения и утверждал планы, а потом отходил в тень. Как полководец, но не как воин. Его воинские подвиги в Антиохии и Иерусалиме считаются такими, превзойти которые невозможно. Людям невозможно.
В Индии его уже считают Богом, хоть и ни разу не видели. Мусульмане «Гневом Аллаха», христиане «Великим Паладином», но почему-то никто не замечает, или не придают значения, что Ричард после битвы при Яффе и до неё – это два совсем разных человека.
Размышляя об этом, граф Тулузы добрался до Барселоны, бывшей его столицей во время войны с Арагоном.
– Дорогая. – Раймунд дождался окончания церемонии возвращения сюзерена к двору, ловя себя на мысли, что все эти поклоны, книксены и пустые славословия его уже раздражают, а скоро начнут бесить – В Азии начинается война, ваш брат собирает вассалов. Я отправляюсь в Святую землю, чтобы возглавить отряд Среднего Египта.
– Опять война… Не успевает закончиться одна, как сразу начинается другая. Когда это закончится?
– Никогда, дорогая. Часть людей рождается воинами, поэтому войны будут всегда.
– Это я уже слышала от брата. Хоть и не верю, что воином можно родиться, всему виной воспитание.
– Очень интересно. – граф Тулузы повторил любимую фразу Ричарда и улыбнулся – Кого, по-вашему, можно было воспитать из вашего брата? Уж не монаха – это точно.
– Зачем впадать в крайности, милорд? Если не воин, то сразу монах? Ричард талантливый поэт и музыкант. Он мог бы написать такое, что потомки будут помнить гораздо дольше всех ваших войн.
– А ему то от этого какая радость? Будут ли потомки больше ценить серенады, чем победы – это ещё неизвестно, зато современники о нём бы ничего не знали, не стань он воином. И Гроб Господень мы бы без него не освободили.
– Это не честно, Раймунд. Вы всегда сворачиваете наши споры к удобным вам событиям и личностям, а я говорю о будущем. Когда-нибудь войны прекратятся.
– Извините, любимая, но я очень рад, что до этого не доживу. Итак, я отправляюсь в Большой Яффе. Мне, как неправильно воспитанному, надлежит принять участие в войне. Хотите остаться в Барселоне, или вернётесь в Тулузу?
– Я хотела бы навестить Изабеллу в Сен-Жан-д'Акр. Познакомиться с племянниками и посмотреть на её сказочный двор. Про её музеум рассказывают чудеса, говорят, там даже наши портреты есть.
– Портреты есть, я тоже об этом слышал. – кивнул Раймунд – Только, будем говорить честно, музеум придумал Ричард, когда у него выдалось время между войнами. Изабелла так и кормила бы этих дармоедов, ничего не требуя взамен. А ваш неправильно воспитанный брат, построил всех этих паразитов в колонну и поставил им задание. Привычными ему военными методами. Теперь есть музеум, в нём наши портреты, скульптуры не хуже античных, оркестры и ансамбли, которыми восхищаются все, возвращающиеся из паломничества. И создал всё это воин. Про будущее я ничего не знаю, но настоящее оценить способен. Возможно, в будущем возникнет гармония, когда каждый будет делать своё дело без принуждения, но пока нам до этого далеко. Впрочем, об этом мы после ещё поговорим. Сейчас сезон штормов, а вы непраздны. Не лучше ли вам дождаться лета?
– Летом там такое пекло, что никакие портреты меня не порадуют. Морские путешествия я переношу даже лучше вас. Мне нужна только одна шебекка, чтобы добраться от Яффе до Сен-Жан-д'Акр. Такое возможно?
– Возможно, но…
– Что но, Раймунд?
– Почему Изабелла сидит на одном месте и никуда не рвётся?
– Потому, что Сен-Жан-д'Акр – это настоящая столица, а Барселона и Тулуза – просто две деревни. Я, конечно, подчинюсь вашей воле…
– Ладно, ваши доводы я признаю значительными. Столицу следует время от времени навещать. Распорядитесь своей свите, чтобы были готовы к погрузке через три дня.
Выборы императора Священной Римской империи прошли не так гладко, как хотелось бы Ричарду. Во-первых, в них вмешался Бодуэн Фландрский, который будучи имперским маркграфом Эно имел право выставлять свою кандидатуру на выборы. Такой кандидат был немыслим всего год с небольшим назад, когда Фландрия была вассальной королевству Франков, но с тех пор многое переменилось. После смерти Филиппа-Августа, граф Фландрии захватил графство Артуа и задорно прогулялся по Шампани, взяв там немалую добычу. Сторонники Карла Смелого считали его союзником и чуть ли не новым вождём и единодушно поддержали, тем более что Бодуэн, в случае своего избрания, обещал ввести Фландрию и Артуа в состав империи. Во-вторых, встал в позу Генрих Вельф, у которого как раз отозвали Аравийский легион, со всей приданной ему артиллерией, ясно дав понять, что экспансию пора заканчивать. Генрих поддержал Бодуэна за признание своих прав на Саксонию. Глупо, конечно, даже если бы граф Фландрии, Артуа и Эно стал императором, то признанные права ещё предстояло реализовать, а в Саксонии к Генриху относились неприязненно. В последнее время он много пил и обвинял всех в предательстве, в том числе собственного отца и братьев. В-третьих, оформившийся между Вельфами раскол, ободрил совсем приунывших сторонников Штауфенов. Собравшись в Майнце, они убедили Оттона Штауфена поддержать притязания Бодуэна Фландрского, по принципу – из двух зол нужно выбирать меньшее. В итоге, Оттон Вельф выиграл выборы с преимуществом всего в два голоса, но и это его противником оспаривалось. Ричард не успел (да и не собирался) короноваться в Милане, Вероне и Болонье, поэтому де-юре его голоса вполне возможно было признать недействительными.
Священная Римская империя разделилась на два лагеря, которые обязательно начнут войну, как только просохнут дороги и появится возможность проводить по ним обозы снабжения. Эта новость застала Ричарда в Ракке. Султан Конии, как и думали, предостережениям не внял и начал поход на восток, герцог Эдессы, Томас Гилсленд, не принимая боя отходил вдоль правого берега Евфрата, забрав с собой весь речной флот и погрузив в него сервов и самое ценное имущество. Начальник штаба, Ицхак Левит, молча положил перед Ричардом пачку листов с докладом и, не спрашивая разрешения, устроился в кресле напротив.
Были и хорошие новости. Граф Лестер взял Лиссабон и начал переправлять свои войска в Африк, оставив Леон, Кастилию и Наварру делить север Испании. Под командованием Роберта де Бомона находилась самая мощная армия со времени начала крестовых походов, а может быть и с после античных времён, так что долго он в Алжире и Марокко не провозится. Луи де Блуа уже прибыл в Басру, привёз добычу и благодарность махараджи, но полностью собрать там свой корпус он сможет только месяца через два. Папа Робер Первый призвал добровольцев ордена Святого престола отправиться на восток, таких набралось почти десять тысяч. Раймунд Тулузский отправил свои легионы Ле Брюну, а сам собирается возглавить рыцарское ополчение Среднего Египта. Сущая ерунда, едва шестьсот копий, но всё равно приятно.
Кроме хороших новостей, были и плохие. У султана Конии оказалось слишком много артиллерии, а пехота была организована и вооружена как легионы Ричарда. Да, не зря Фараон патологически ненавидел венецианцев. Когда хороший человек кого-то ненавидит, этому, как минимум, следует уделить внимание. Венецианцы не просто поставили сельджукам вооружение, они выделили мастеров производства и военных инструкторов. Зачем? Скорее, почём? Ричард отложил прочитанный доклад и отхлебнул вина из стеклянного стакана, по размеру больше похожего на небольшую вазу для цветов.
– Ничего не скажешь? – поинтересовался король Нового Сиона.
– Повезло Спящему Леопарду, с такими силами, Дербент сельджуки бы снесли походя. Не повезло Хорезмшаху, он наверняка надеялся, что мы будет защищать Эдесское герцогство до последней капли крови.
– А нам?
– А нам всё равно, Ицхак. Армию сельджуков мы выпустим, а потом двинемся к истокам Евфрата, отрезая их от Кавказа и Малой Азии. Пусть режут друг друга в пустыне, во славу Аллаха.
– У них уже четыреста пушек.
– Пушки, брат мой, хороши на только заранее приготовленных позициях. На марше – это только лишняя обуза. Пушки мало иметь, нужно ещё уметь их применять. Равно как и легионы. Хорезмшаха они, конечно, потреплют изрядно, но он сам сделал свой выбор. Я предлагал ему принести оммаж, но он отказался.
– Ты уверен, что обратно в Малую Азию они не прорвутся?
– Разве что малыми силами через армянское нагорье. Там у нас нет укреплений, а затыкать мясом я эти проходы не намерен. Прорвутся и прорвутся, им же хуже будет. На Евфрате нам нужно оседлать всего два брода. Пушек у нас меньше, но зато они будут заранее стоять на позициях, а не вводиться в бой прямо с марша. Война – это музыка, которую играет оркестр, Ицхак. Зафальшивит один из исполнителей – конец всей музыке. Эту войну мы обязательно выиграем, но ты прав в одном. Если эти неверные шакалы скопировали наши методы войны, то пора их менять. Ты хотел повоевать? Будет тебе война. В Ливанском Триполи собирается отряд, с носимыми на плече пушками. Они, конечно, малого калибра, но зато их почти три тысячи. Панцирная кавалерия отжила свой век, Ицхак. Принимай под командование её убийц, только сам сначала научись стрелять. Ты меня понял?
– Понял, Принцепс.
Глава 30
То, что Ричард отбирает лучших стрелков из арбалета, причём наиболее развитых физически, в отдельную терцию, Ицхак Левит, как начальник штаба, разумеется, знал, но с какой целью почти три тысячи здоровых лбов, к тому же получающих полуторное жалование, отвлекают от войны не понимал. Ричард на все вопросы отшучивался, либо отвечал непонятными словами: «Готовлю spetznaz», и понимай как хочешь. Элитную терцию готовил лично Ги де Дампьер, специально построивший лагерь неподалёку от Триполи. Лагерь был огромный, в таком можно было разместить и в десять раз больше воинов, периметр стен, на глазок, около четырёх миль, что лишь немногим меньше столицы короля Ливана, Хамы и Хомса. Странно, но караул отказался впустить в лагерь короля Нового Сиона, не смотря на письмо Ричарда. Они его даже читать отказались, отправив в Триполи.
– Я почему-то так и думал, что именно тебя назначат убийцей рыцарства. – туманно высказался Ги де Дампьер, прочитав письмо.
– О чём ты? – не понял Ицхак Левит. Король Нового Сиона наедине со всеми коллегами общался на ты, соответственно, и они с ним тоже. Этому еврею дозволялось больше, чем любому шуту, ещё когда он был бароном, а потом все привыкли к его манерам. Ну откуда взяться приличному воспитанию у нехристя? Зато человеком он был очень полезным, умным и невероятно трудолюбивым. Помимо должности начальника штаба и руководителя агентурной разведки, он тащил на себе и взаиморасчёты всех казначейств. Особенно ценилось последнее. Благородные сеньоры считать не любили, поэтому с удовольствием делегировали это право Ицхаку. И что самое удивительное, до сих пор все были довольны.
– Увидишь. Завтра увидишь и сам оценишь. Сегодня после обеда у меня назначено два судебных слушания, а завтра день свободный. Пообедаешь со мной?
– Если не свининой, то да.
– Какая свинина, сейчас же пост. Только рыба. Столько лет среди нас живёшь, а всё запомнить не можешь.
– Всё я могу, только пост никто, кроме тебя не соблюдает. Ричард говорит, что посты придуманы для монахов, чтобы те не сильно зажирели.
– Мне этого тоже не хочется. С тех пор, как я стал лорд-канцлером, уже два раза менял доспехи и гардероб. Такими темпами, скоро вместо коня придётся приручать слона.
В лагере спецназа необычным было всё. Жилые помещения были пристроены к северной и западной стенам, между ними располагался треугольный плац, вдоль гипотенузы которого была оборудована «полоса препятствий», имитировавшая разрушенный город: полуразваленные стены, беспорядочно сваленные брёвна, будто рухнувшие перекрытия, целые дома, типичные для любого города, между ними ямы, некоторые из которых заполнены водой, а в конце полосы цитадель, тоже имитация, только нижний ярус с окнами на высоте футов пятнадцати. По этой полосе постоянно бегали, преодолевая препятствия и штурмуя цитадель, с ловкостью африканских обезьян. Хотя, про ловкость можно и поспорить, обезьяны в доспехах не бегают, а спецназовцы бегали не только в доспехах, но и с грузом.
– Лихо. – оценил король Нового Сиона – Только они уже от полугода до года получают полуторное жалование. Такое по карману только Ричарду, да и то в ограниченных пределах. Пусть их даже будет десять тысяч, всё равно на порядок меньше, чем рыцарей.
– Не спеши делать выводы. Ты ещё не всё увидел. – Ги де Дампьер повернулся к оруженосцу и скомандовал – Стрелков на позицию.
Стрельбище расположилось вдоль южной стены лагеря, на позиции стояли сотни две спецназовцев, со странными штуковинами. Тонкая стальная труба с арбалетным прикладом, упёртым в плечо, защищённое специальным щитком, а сам ствол лежал на деревянной рогатке.
– Жан. – обратился к одному из стрелков король Ливана, Хомса и Хамы – Мишень номер три, пеший латник. Огонь!
Мишень номер три была манекеном пехотинца, закрытым стандартным доспехом легионера, и находилась от Жана на расстоянии футов в восемьсот-восемьсот пятьдесят. Бабахнул выстрел, мишень свалилась.
– Пойдём оценим. – пригласил Ицхака Ги де Дампьер.
Кираса, способная защитить от арбалетного болта с расстояния пятьсот футов, имела здоровенную дыру в районе груди. Оруженосцы разоблачили манекен. Пуля пробила не только кирасу, но и всё деревянное тела, застряв только в прикрывающей спину стали.
– Жан лучший из стрелков. – прокомментировал результат Сир Ги – По одиночной цели так точно бить могут очень немногие. Но ты где-нибудь видел, чтобы наступали поодиночке? По плотному строю, эта сатанинские трубы работают залпами, и если не убивают, то точно ранят с двух тысяч футов. Три тысячи стрелков успеют сделать по два выстрела в эту обречённую кучу. Это сходу, на марше, а если успеть огородиться хотя бы «испанскими козлами», то и три. Хотя я не уверен, что до такого когда-нибудь дойдёт. Любой грамотный командир отвернёт свой отряд после первого же залпа. Вот тебе и конец рыцарства.
Ицхак Левит поковырял пальцем дыру в кирасе.
– Это не рыцарству конец, а старому способу войны. По-моему, настоящий рыцарь несколько большее явление, чем закованный в броню копейщик, вооружение и латы которого стоят дохода со ста крестьянских дворов за год, а может быть и больше. Настоящие рыцари научатся воевать по-новому, а дуракам туда и дорога. Много уже этих сатанинских труб?
– Полторы тысячи в наличии, ещё полторы поставят в течении месяца.
– Жан. – обратился король Нового Сиона в самому меткому стрелку – Теперь я ваш командир. Вы должны научить меня обращаться с этим адским механизмом, чтобы я не взорвал сам себя и не поранил стоящих рядом товарищей. Для вашей полосы препятствий я уже староват, но стрелять научиться смогу. Кстати, а почему при выстреле не было дыма?
– Это не ко мне вопрос, Сир. – почтительно поклонился Жиль – Наш порох совсем другой, чем используется в пушках, но чем он другой и почему, мне знать не положено. Я стрелок. Только, если позволите, Сир…
– Говори, Жан.
– Если вы не пройдёте полосу препятствий, хотя бы на уровне новобранца, вы за нами просто не успеете. Коней у нас нет и не будет. Слишком они прожорливы и заметны.
– Мне сорок четыре года, Жиль.
– А мне сорок два, Сир, но новобранцев я крою как бык овцу.
– Понял, не дурак. Выделите мне койку в вашем лагере. Месяц у нас в запасе есть, надеюсь, уровень новобранца набрать сумею.
Сельджуки долго рассусоливать не стали, двенадцатого декабря они взяли Тебриз, а двадцать второго осадили Тегеран, соединившись с туркменами. Двадцать пятого, сразу после Рождества, Ричард скомандовал «Вперёд!» и понеслось. Усиленный неполным корпусом герцога Геноцида, Томас Гилсленд, не мешкая, захватил замки, контролирующие броды через Евфрат, отрезав сельджуков от обозов снабжения. Рауль де Лузиньян вторгся в Киликию, переодевшийся в броню Патриарх Константинополя, лично возглавил десант в Синоп, а король Руси, Сир Спящий Леопард начал тиранить Армянское нагорье партизанскими налётами. Наверняка, перехватывались не все обозы, но даже этого хватило, чтобы султанская армия начала голодать. К счастью, Хорезмшах прислушался к мнению «Гнева Аллаха» и на пытался удержать обречённые города, а вывез из них всё продовольствие до последнего зёрнышка и последней соломинки. Жаль, что нельзя было забрать с собой воду, колодцы просто завалили камнями.
С Хорезмшахом Ричард встретился в Багдаде на Крещение Господне.
– Привет тебе, славный Хорезмшах. Ты действовал умно, и нам удалось поймать ваших еретиков в мешок. Эти кочевники слишком рассчитывали на силу и численность, даже не предполагая, что на войне это не самое главное. Тебриз и Тегеран потом восстановишь, это обойдётся гораздо дешевле, чем собирать новую армию. Кстати, Луи де Блуа вернёт тебе восемь с половиной тысяч воинов, из десяти, которые ты отправлял в Индию. Две тысячи погибли, или умерли. Но поверь мне, эти потери оправданы. Оставшиеся в живых стали настоящими демонами войны. Такими же как у меня.
– Верю, «Гнев Аллаха»…
– Брось ты это мракобесие, Шах. Называй меня Сиром, или Ричардом. Аллаха вашего я никогда не видел, заданий от него не получал, а если бы и получил, то исполнять бы не стал. Впрочем, как и те, что от исходили бы Христа. Если они и правда такие могучие, то пусть сами решают свои проблемы, а нам с тобой нужно как можно скорее похоронить в песках всех сельджуков и туркмен.
– Я понял, Ричард. С Аллахом понял, но почему ты так с пророком Исой? Ты ведь христианин.
– Я не просто христианин, а «великий Паладин». Мне это очень удобно. Только поэтому я христианин. Кесарю-кесарево, а божьи рабы пусть надеются на воздаяние в Раю. За то, что они служат мне, воздаст им Иса. Я был бы последним дураком, если отказался бы от такого подарка. Итак, в мешок мы ваших еретиков поймали. Смогут ли они откочевать на восток?
– На востоке бескрайняя степь, Ричард. Многие, несомненно, уйдут.
– На востоке есть реки, перейти которые можно только по льду, Шах.
– Я это знаю, Сир. Но Кей-Хосров успел ублажить ханов Кипчаков и Булгар. Это только тебя невозможно купить за золото, «Гнев Аллаха», остальные на него очень падки. Все сельджуки и туркмены, конечно, не уйдут, но какой-то частью прорвутся несомненно.
– Это очень плохо, брат мой. Лет через десять они вернутся, во главе бесчисленной армии кочевников и китайцев. С тысячей, а то и не одной, пушек, причём не византийского образца, а нашего. Китайская селитра ничуть не хуже индийской.
– Десяти лет мне не прожить, брат мой, я слишком для этого стар. Битва с сельджуками для меня последняя.
– Печально. Ты старше меня всего на тринадцать лет. Ты уже назначил себе наследника, начал его учить?
– Нет. Какая мне разница – что будет после меня?
– Если твой наследник окажется никуда не годным, Аллах обязательно спросит с тебя.
– А ты выбрал себе наследника?
– Выбрал. И не потому, что боюсь спроса вашего Аллаха, а потому, что мне за созданную мной державу будет обидно. Мой наследник этого пока не знает, но он есть. Итак, мы будем действовать совместно, в таком случае ты подчиняешься моим приказам, или каждый сам за себя?
– Я буду выполнять твои приказы, Ричард. Но только во время этой войны, оммаж приносить не буду.
– Это меня устраивает. Кей-Хосрову придётся разделить войско, иначе они просто перемрут от голода. Готовь к обороне Ургенч и Бухару, основные силы султан бросит на них.
– Почему на них, а не на Багдад и Басру?
– Каракитаи его поддержали?
– Пока нет. Мы их сильно напугали.
– Именно поэтому главной его целью будут Бухара и Ургенч. В Багдаде и Басре он союзников не найдёт, да и большие силы на нагорье ему не прокормить. Отвлекающие удары он, конечно, организует, но их мы перебьём без особого труда. Тысяч сто он поведёт на восток, вдоль русла Амударьи. Готовься.
– Сто тысяч мне не удержать, как бы не готовился.
– Удержишь. Твои индийские ветераны уже на подходе. Кроме них я выделю тебе Гангский легион и одну особую терцию. Кроме того, я уже отдал приказ разоружать в Басре все корабли. Двести пушек лишними не будут. Главное, успей их доставить до места.
– Успею. – повеселел Хорезмшах – У сельджуков пушки намного тяжелее, к тому-же им придётся идти по выжженной земле. Чем я отплачу тебе за помощь?
– Если мы отобьём у сельджуков Тебриз и Мераге, они станут моими по праву меча, но всё население я тебе верну.
– И Дербент…
– Дербент захватили русы и аланы, они моими вассалами не являются, только союзниками. Зато они станут тебе добрыми соседями, когда выбьют кипчаков и половцев из степи. Ты сможешь, не оглядываясь на север, наступать хоть на восток, в Китай, хоть на юг, в Индию.
Думал Хорезмшах недолго. Дербентский проход важно было удерживать, чтобы не пропускать разбойничьи орды кочевников, доходов он не приносил, наоборот, сплошные затраты. Если отдать Ричарду Тебриз и Мераге, то будет неважно, удержат ли русы Дербент, любое вторжение примут на себя крестоносцы.
– Я согласен. А что ты собираешься делать с сельджуками, которых захватишь в Малой Азии?
– Не знаю. – честно ответил Ричард – Мне предложили их всех перебить, но это как-то… Неправильно это. Создатель такого не одобрит. Не все же они разбойники.
– Отдай их мне.
– Отдам с удовольствием, но взамен прошу тебя задуматься о наследнике. Эта война – хороший шанс заработать ему авторитет.
– Уже задумался.
Ричард кивнул и позвонил колокольчиком. Оруженосец, очевидно ожидавший сигнала, моментально сервировал стол. Небольшой серебряный кувшинчик, две серебряные рюмки и серебряное блюдо со свежими фруктами появились уже через минуту.
– Не будем нарушать традицию, приносящую нам удачу. – Ричард лично наполнил рюмки джином – Наше дело правое, враг будет разбит, победа будет за нами!
Двадцать шестого февраля 1197 года к Бухаре подступило изрядно измотанное, но всё ещё очень многочисленное, войско сельджуков и туркмен. Тактика обороны городов в Европе была отработана до совершенства, поэтому ничего нового изобретать не пришлось. Бухару окружали четыре артиллерийских форта, с вала одного из которых за приближающимся войском наблюдали король Нового Сиона, Ицхак Левит и, недавно ставший соправителем Хорезмшаха, его младший сын Мухаммед Ала ад-Дин. Сам хорезмшах остался оборонять Ургенч, где были построены точно такие же укрепления, те же четыре форта, по тридцать пушек в каждом. Сначала между городами разделили и крестоносцев, но когда стало понятно, что основные силы идут на Бухару, Гангский легион был в полном составе собран именно в ней. Ветераны-легионеры передвигались быстрее измученных лошадей сельджуков, к тому-же вынужденных охранять обоз с пушками и припасом к ним, поэтому не только успели собраться, но и передохнуть, и даже провести учение.
Защитники Бухары отлично понимали, что отступать сельджукам некуда. Столицу султаната Конью, уже осаждали Рауль де Лузиньян и Патриарх Константинополя; атаки на Ракку, Багдад и Басру только погубили тысяч сорок воинов султана, не добившихся при этом никаких результатов; Тамас Гилсленд и Луи де Блуа уже зачистили Междуречье и подходили к Мераге. Даже будь под командованием Кей-Хосрова свежее войско, пробиться обратно они уже не смогли бы.
– Бедные лошадки. – сложил свою подзорную трубу Мухаммед Ала ад-Дин – Как же эти уроды их замучили. Я не увидел султанского бунчука[250].
– Я тоже. Либо он отправился в Ургенч, либо пытается нас обойти южнее и осадить Самарканд.
– Но это же глупо. Самарканд был самым защищённым городом после войны с каракитаями.
– Глупо. – кивнул Ицхак – Но ничего умного он сделать уже не способен. Появившись под Самаркандом с известием, что осадил Ургенч и Бухару, он может поднять на войну тех же каракитаев, или попытаться уйти в Китай. В его свите много мастеров византийской выучки, китайцы примут их с удовольствием, а здесь ему только и осталось бы, что умереть.
– Трус. – Мухаммед будто выплюнул это слово – Что будем делать мы?
– Ты командир, решать тебе. Но я бы не стал дожидаться пока они развернут свои пушки, а ударил прямо сейчас.
– Их раза в четыре больше.
– Где-то так, но тем лучше для нас, лобовой атаки они точно не ждут. Удивить – значит победить.
– Это слова «Гнева Аллаха»?
– Его. – кивнул король Нового Сиона – Если решишься, я поведу Гангский легион и особую терцию в лоб, а ты выводи конницу им в тыл, чтобы не успели далеко разбежаться.
– Ты уверен? Они же тебя мясом завалят.
– Я уверен. Главное – не дай им разбежаться, или приготовить к бою пушки. Пока они в обозе – это бесполезный груз. Только ударить нужно будет почти одновременно. Как только я свяжу боем конницу, выпущу сигнальную ракету тогда уже атакуй ты и режь всё, что шевелится.
– Если я сейчас выйду через восточные ворота и буду обходить их по дуге, к атаке буду готов после полудня, когда солнце на четверть склонится к закату.
– Это годится. Времени нам хватит. Только будь осторожен и не подожги их порох. Если он рванёт мало и вам не покажется. Ну что, рискнём?
– Ты настолько уверен в своей пехоте?
– Один очень мудрый и уважаемый человек назвал мою пехоту убийцей рыцарства. У меня нет оснований ему не верить. А перед нами даже не рыцари, а голодный, едва таскающий ноги, сброд. Решай, Мухаммед. Завтра они выставят пушки на позиции, и нам придётся платить кровью за каждый шаг.
– Атакуем! Жду твою ракету.
Первое применение мушкетёров в этой истории стало настоящим праздником смерти. Три тысячи мушкетов делали по два залпа в минуту по плотным построениям, приготовившихся контратаковать сельджуков и превращали их в горы мяса раньше, чем имело смысл стрелять из лука, или арбалета, просто не хватило бы дальности. Ицхак Левит, хоть и впервые командовал отрядом в бою, головы не терял и вовремя перенаправлял залпы своего спецназа. Гангский легион он разделил на две терции и поставил охранять фланги, а мушкетёры стреляли и стреляли, продвигаясь после каждого залпа на пятьдесят шагов вперёд. Связать боем всю конницу противника он не успел, она побежала раньше, поэтому сигнальная ракета взлетела позже, чем внимательно наблюдающий за боем Мухаммед Ала ад-Дин отдал приказ к атаке. К закату, войско сельджуков и туркмен перестало существовать как организованная военная сила. Кто-то, конечно, успел сбежать, но на заморённых лошадках они далеко не уйдут.
– Жан. – своего инструктора король Нового Сиона произвёл в бароны ещё перед отправкой в шахство Хорезма – Потери есть?
– Шесть убитых и сто восемьдесят раненых в легионе, сто сорок легко, через неделю встанут в строй. У наших трое сломали ноги, семнадцать легко раненых стрелами и болтами на излёте, и у одного взорвался мушкет.
– Насмерть?
– Да нет. Так… Рожу опалило и глаз выжгло, но жить будет, если Господь лихоманку не нашлёт. Тебе бы выпить, Сир.
– Не могу, руки трясутся.
– Давай я тебя напою, ты только глотай.
– Наливай. Не годится в таком состоянии встречаться с союзником.
Глава 31
Третьего апреля 1197 года в порт Задар начали прибывать легионы Раймунда Тулузского. К этому моменту, Гуго де Лузиньян успел зачистить Венецию и Далмацию, что называется, до белых костей, не оставив в живых, или на свободе никого из венецианской аристократии, все они отправились либо в могилу, либо в лагерь на острове Ибица, где из еретиков готовили поселенцев на западное побережье Африки. Легионы прибыли как раз вовремя, перевалы начали вскрываться от снега, а специфика войны на Балканах такова, что пехота, тем более такая, с опытом боёв и менталитетом победителей, намного ценнее любой конницы. Слишком много горных перевалов, запертых, хоть и убогими, но капитальными укреплениями, слишком сложные пути для обозов снабжения, которых для отрядов кавалерии требуется втрое больше, чем для легионов. Тут вам не северо-западная Европа, гладкая как столешница, с множеством мостов через реки и ещё большим количеством бродов.
Будущий тесть прислал письмо, в котором сообщал, что легионы – это просто подарок, и на наследство Констанции никак не повлияют, но между строк отчётливо читалось – за подарки принято отдариваться. На Марсель Ле Брюну было наплевать. Город, конечно, богатый, но становиться ради него вассалом тестя у Фараона желания не было. Ему и на Балканы то было наплевать, он мечтал как можно скорее вернуться в Лузиньянию, обогнуть материки с юга и посмотреть на западный берег, найти Гавайские острова, а может быть и Японию с Китаем, но тут уже было никак не отвертеться. Во-первых, стать королём этих гор его настойчиво попросил сам Ричард, а во-вторых, Ричард был прав, переселенцев взять было больше негде. Это здесь они венецианцы, сербы, хорваты, боснийцы, болгары и греки, которые постоянно враждуют между собой, за океаном все они станут лузиньянцами, войском Белого Бога.
Нет, Раймунд был настоящим другом, но Марсель ведь передаётся не лично Ле Брюну, но и всему его потомству, а как уж это потомство поладит с потомками пока неофициального короля Окситании – большой вопрос. Вместе повоевать и сплотиться в боевое братство им вряд ли доведётся, на родственные чувства Фараон тоже мало рассчитывал, учитывая собственные отношения с дядюшками, поэтому – ну его, этот Марсель. Вот Задар, он ничем не хуже, а ведь есть ещё Венеция, а скоро будут и все Балканы.
Не смотря на вспыльчивый нрав, Гуго де Лузиньян был очень расчётливым человеком, и о потомках начал заботиться ещё до того, как они появились на свет. Марсель не нужен, но нужны проживающие там моряки, рыбаки, ремесленники, да и обычные сервы не помешают, но об этом лучше будет поговорить при личной встрече. Встреча же пока откладывалась, как и свадьба. Решив свои дела в Европе, Раймунд отправился на восток, воевать с сельджуками.
Впрочем, с сельджуками уже почти разделались, недавно пришедшее письмо от брата тот писал на подходе к столице султаната, пока оно дошло, Конию наверняка уже взяли. Прилично расширит Рауль своё королевство, кстати, наследник у него уже есть. Слава тебе, Господи. Вырос из младшего брата настоящий воин и правитель, а ведь отец хотел отдать его в монастырь, опасался, что на двоих наследства не хватит, и братья начнут враждовать.
Наследство… Графство де ла Марш… Подумать только, но сейчас Ле Брюн не находил ему лучшего применения, чем отдать в приданное за дочерью, когда она родится и придёт пора выдавать её замуж, а ведь когда-то ла Марш казался ему целым миром.
За размышлениями о превратностях бытия, время пролетело быстро. Первая шебекка, подрабатывая вёслами, плавно приткнулась к пирсу порта Задар. Первым на берег сошёл один из старших офицеров легиона со знаком Ордена Героев на колодке. Ле Брюна он сразу опознал. Немудрено, учитывая знаменитый шрам, полученный в битве за Антиохию.
– Сир. – легионер вскинул руку в римском приветствии – Легат Иберийского легиона приветствует вас и ждёт приказаний.
– Я не сир. – поднял руку в ответном приветствии Фараон – Как вас зовут, легат?
– Лусио Родригес, Сир.
– Занимайте городскую цитадель и отсыпайтесь двое суток, Лусио. Места в ней хватит для двух легионов. Таверн для легионеров в городе хватает, есть и ресторан для офицеров. Жалование вам не задолжали?
– Только за время плавания, Сир.
– Распоряжусь выплатить сегодня же. Размещайте личный состав, вечером встретимся в ресторане. Буду ждать там всех офицеров, которых вы сочтёте нужным мне представить. Заранее скажите им, что я не сир, а адмирал. Приказ понятен, легат?
– Так точно, Сир. Разместить личный состав и с офицерами прибыть на ужин в ресторан. Только ни у кого из них не хватит наглости называть вас просто адмиралом.
– Командуйте. – чуть поморщился Ле Брюн, отчего рожа у него приобрела совершенно зверское выражение – Остальное обсудим позже.
Шестого апреля 1197 года, граф Лестер высадился на Африканский берег, в двух лигах от Алжира, или Икозиума, как его называли римляне. Плацдарм для десанта, вблизи от разрушенного арабами и маврами римского города Рапидума, охраняли вассальные Эду Бургундскому берберы, с нашитыми на их халаты крестами. В принципе, специально готовившийся к этому Датский легион, был способен высадиться и на вражеский берег, взламывая оборону, как когда-то крестоносцы под Яффе, но зачем усложнять задачу, которую можно решить намного проще?
В Африке у Альмохадов оставалось ещё около шестидесяти тысяч воинов, но это были уже последние их силы, больше взять было негде, в строй уже поставили тринадцати-четырнадцатилетних детей, а в городское ополчение призвали всех, кто способен держать в руках оружие, независимо от возраста. К тому-же, силы эти постоянно таяли в стычках с берберами.
Берберы были скотоводами и торговцами, но больше всего им нравилось воевать. Приняв принесённый в Африку арабами ислам, они не отказались и от своих древних верований, являясь мусульманами чисто формально. Захватившие Магриб арабы отказывались вести дела с язычниками, поэтому принятие ислама было для них чем-то вроде получения лицензии на торговлю. Точно так же они приняли и христианство, когда арабов начали теснить крестоносцы. В каждом берберском племени теперь проживали миссионеры из рыцарского Ордена Святого престола, которые ходили вместе с ними в бой, проповедуя христианство мягко и ненавязчиво, и ни в коем случае не выражали неудовольствия древними традициями, которые зародились задолго до того, как Господь явил себя Аврааму. Принявшие крест берберы по-прежнему практиковали многожёнство, а наряду с христианскими праздниками, праздновали и свои, принося жертвы духам предков. На таком подходе к обращению настаивал Ричард, и Папа Робер Первый с ним согласился. Пусть лучше сейчас будут такие христиане, чем откровенные враги, а время всё расставит по своим местам. Каждое следующее поколение будет всё сильнее проникаться Словом Божьим, так, постепенно, лет за сто, они уверуют по-настоящему, а их древние ритуалы из религиозных обрядов, перейдут в область культурного наследия.
Роберт де Бомон не знал, что на берберах отрабатывается методика обращения язычников, он и сам был гораздо больше воином, чем христианином, а как бойцы, берберы его полностью устраивали. Неприхотливые, храбрые, изобретательные и честные. Да-да, именно честные, они никогда не нарушали первыми данного слова, и в этом плане были идеальными вассалами. Особенно в Африке, где европейцы приживались с большим трудом. Африка – это ведь не только Магриб[251], это и огромная пустыня, и тропические джунгли, а берберы уже расселились на юг до реки Сенегал, и не прочь были ещё расширить свои владения. Кроме того, они не имели ничего против, если европейцы построят на их побережье свои города и замки. Сами они к морю относились с опаской, зато новые рынки, которые появятся вместе с городами и морской торговлей европейцев, их устраивали более чем.
Африка… Граф Лестер минут десять рассматривал стоящую на холме цитадель. Склоны холмя были довольно круты, оборудование позиций для артиллерии займёт слишком много времени.
– Что скажете, Сэр де Монтре?
Командир инженерного корпуса, который командовал и всей артиллерией армии графа Лестера, рыцарь Ордена Святого престола, бывший до объединения орденов Тамплиером, Сэр Гийом де Монтре, аккуратно сложил и убрал в чехол свою подзорную трубу.
– Я думаю, артиллерию разгружать даже не стоит, Сир. Мы дольше провозимся, оборудуя причал, а потом позиции. Лучше за пару дней изготовим две мины, они гарантированно завалят юго-восточную стену, там у холма самый пологий склон. Не думаю, что в цитадели больше пяти тысяч защитников, к тому же их здорово оглушит, для штурма вполне хватит одного Датского легиона. Артиллерию и Франкский легион я сразу отправил бы в Оран. Там есть оборудованные причалы, при поддержке корабельных орудий, захватить их особого труда не составит.
– Так и поступим. – кивнул Роберт де Бомон и повернулся к Людовику Капетингу-Плантагенету, ещё не рыцарю, но уже баннерету – Милорд, как только сгрузятся ваши вассалы, вместе с отрядом племени Мазига Теззита отправляйтесь вдоль берега на запад, к Орану. Флот пойдёт параллельно с вами, в случае чего – поддержит огнём. Ввязываться в авантюры категорически запрещаю. Если вы погибнете, обещаю мстить вам на том свете. Приказ понятен, Луи?
– Так точно, Сир. Идти на Оран и не погибнуть по дороге.
– С Богом, Луи. Поднимайте свои лилии[252].
Восьмого апреля 1197 года в Багдад вернулся Ицхак Левит с Гангским легионом и своей терцией «Убийц рыцарства». Артиллерию оставили Хорезмшаху, взамен на признание Индии зоной интересов христиан. Текеш Ала ад-Дин уделил много времени расспросам своих вернувшихся ветеранов, и сделал вывод, что такое мероприятие ему в одиночку не потянуть, тем более что с востока его по-прежнему подпирали, если и не враждебные, то, как минимум, недружелюбные каракитаи, да и с севера всё ещё нависали кочевники – половцы и кипчаки. Когда ещё русы их перебьют, а стоит только двинуть своё войско за Инд, эти шакалы набросятся сразу. Хорезмшах уже знал (слухами земля полнится), что Китай нисколько не беднее Индии, и выбрал стратегию поступательного движения на восток, разумеется, оговорив равные для своих купцов условия торговли в индийских портах, контролируемых христианами. Король Нового Сиона обладал полномочиями для заключения такого договора, чем и воспользовался. После битвы за Бухару, умный еврей сообразил, что вся нынешняя артиллерия стоит не больше бронзы, из которой она отлита, тоже деньги, конечно, но по сравнению с доходами от индийской торговли, особенно если основать там свои портовые города, сравнивать их было даже смешно. Оно бы того стоило, даже если бы пушки были отлиты из чистого золота.
– Ты правильно поступил, Ицхак. Вдвойне правильно, что заставил подписать этот договор не только Текеша, но и Мухаммеда. Отпуск ты заслужил. Отправляйся в свои владения и принимай под свою руку Ломбардию. Война почти закончилась, сельджуков, с Божьей помощью, добьём и без тебя. Может быть не так быстро, но торопиться нам особо некуда.
– И всё? – расстроенно спросил король Нового Сиона – Я не заслужил золотые шпоры?
Ричард, улыбаясь одними глазами, переглянулся с исполняющим обязанности начальника штаба, Ги де Дампьером.
– Посвящение в рыцари – это христианский обряд, Ицхак. – ответил король Ливана, Хамы и Хомса – Но мы придумали, как можно обойти этот религиозный предрассудок. Учитывая все твои заслуги по совокупности, ты сразу посвящаешься в приоры Ордена Героев. Преклоните колено, Сир Ицхак Левит.
После того, как еврей, сверкая золотой приорской цепью, с медальоном знака ордена поднялся, Ричард и Ги де Дампьер обняли его как брата.
– А это тебе лично от меня. – будущий принцепс лично закрепил на груди Ицхака знак Ордена на колодке, точно такой-же, как носил сам, и поцеловал в обе щёки – Будь достоин, Брат. Свой воинский подвиг ты уже совершил, теперь я надеюсь, что совершишь подвиг светский. Первое заседание сената состоится на следующий день после Рождества Христова. Курия должна быть полностью готова, как и достойные отели для сенаторов. Казной можешь распоряжаться по своему усмотрению. Ломбардия много времени у тебя не отнимет, она почти обезлюдела. Там две трети поддерживали еретиков, ну, и сам понимаешь…
– Понимаю. – кивнул Сир Левит – Народ набежит, это не проблема. Я давно хотел предложить тебе выкупить Латтеранский дворец. Для чего сенаторам содержать свои отели, если они будут собираться в Рим только на две недели в году? Дворец большой, разделим его на резиденции, если понадобится, достроим флигели. Учредим специальную дворцовую службу, которая будет следить за его состоянием и использованием. В промежутках между заседаниями сената, там-же можно будет селить патрициев, ведь будет у них своё собрание. Поскромнее, конечно, их поселим, не резиденции выделим, а апартаменты, но и это для них будет почётно. Пусть они собираются на Пасху, дворцовая служба всё успеет приготовить, и никому они мешать не будут. Лучше вложиться в рестораны вокруг дворца, чтобы не таскали с собой поваров и кухонную челядь. Я тут посчитал на досуге, так будет гораздо выгоднее, да и удобнее для всех.
Ричард снова повернулся к Ги де Дампьеру.
– Я же говорил вам, Сир, он обязательно что-нибудь придумает. Думать умом – это вам не копьём тыкать. Действуй, Сир Ицхак, лучше тебя это всё равно никто не организует. Я вернусь в Рим в конце июня и постараюсь тебе помочь. Но за Латтеранский дворец с Робером де Сабле торгуйся сам.
Очень независимый, ехидный и ершистый, король Нового Сиона, Сир Ицхак Левит, снова, на сей раз по собственной воле, преклонил колено.
– Не сомневайся, Принцепс. Я за него ни пенса не переплачу.
Король русов, СирКеннет Маккинли, по прозвищу Спящий Леопард, как только войска Томаса Гилсленда и Луи де Блуа заняли Тебриз, оставил Дербент уже вассальным аланам и с малой свитой рванул в Саркел, где его уже больше месяца ожидал воевода Ратибор, чтобы успеть перейти Дон по льду. Успел. Под лёд провалился всего один рыцарь, да и то около самого берега. Конь, правда, сломал ногу и пошёл в котёл, но рыцарь не пострадал.
– Давно тебя жду, княже. То есть вас, Сир. – в пояс поклонился герцог Ратибор Пильник.
– Да брось, ворчун Грегор сейчас далеко, говори, как привык.
– Как ты и приказал, княже, то есть Сир, до Волги мы всех убили.
– Я не приказывал всех убивать, Ратибор.
– Ты приказывал зачистить междуречье от кочевников, но некоторые роды уходить не захотели. Они сами захотели умереть, княже, то есть, Сир.
– Ладно, сами, так сами. Как тебе Рюриковичи?
– Воины справные, учили их хорошо. Новую тактику приняли без лишних глупых возражений, которые я, откровенно говоря, от них ожидал. Один уже выслужился в сотники. Мстислав Рюрикович. Сам заслужил, сотня его выбрала, я не вмешивался.
– И правильно делал. А остальные?
– Простыми ратниками остались всего семеро, княже, остальные уже десятники.
– Десятники – это уже бароны, а сотник – маркиз, или граф. Сильная кровь, хорошие воины, жаль, что дураки. Ратибор, не дело это по льду переправляться, нужно строить мосты.
– Оно, конечно, нужно, княже, но мост я построить не смогу. В лучшем случае – гать через болото, а Дон и Волга – это не болота.
– Строить я тебя и не заставляю. Найди несколько, по твоему мнению, удобных мест, а дальше этим займутся архитекторы. Ричард их полсотни прислал, пусть работают, дармоеды.
Глава 32
Второго мая 1197 года в ставку императора Священной Римской империи, графа Александрии, Оттона Вельфа в Страсбурге прибыл герцог Бургундии и Карфагена с Арагонским легионом. Тем самым, который граф Лестер сформировал, разбавив пленными поляками Датский и Франкский легионы. Кроме того, у Эда Бургундского был при себе почти пятитысячный отряд кавалерии: большая тысяча русов, из переданных графу Лестеру пленённых Спящим Леопардом, в битве у Днепровских порогов, тысяча собственных вассалов, тысяча из графства Шампань и тысяча из графства де Блуа, разбавленных подданными Ги де Дампьера рыцарями сеньории де Бурбон и королевства Нового Сиона. Не сходится математика?
Правильно, она и не должна сходится. Русы считали большой тысячей всё, что больше тысячи, но меньше пяти. Для них это была не математическая единица, а военно-административная. Всем трём тысячам, выживших в Испании, русов, граф Лестер щедро заплатил, и отпустил домой, взяв клятву, что они никогда не обнажат свои мечи против Спящего Леопарда. Впрочем, это было излишним. Никто, из пленённых у Днепровских порогов, а потом выживших в Испании, этого делать и не собирался, особенно после того, как до них дошла весть, что Спящий Леопард поставил в строй Псоглавцев всех Рюриковичей, и те теперь справно тянут воинскую лямку простыми ратниками. В Европе многим русам понравилось, вернуться захотела лишь меньшая часть, у которых на Родине остались семьи, большинство же были холостыми и свободными, и на предложение повоевать в Германии, почти две тысячи этих головорезов отреагировали с бурным энтузиазмом. А как ещё? Если они после взятия Лиссабона получили серебра почти столько же, сколько рассчитывали добыть мечом за всю жизнь. Нет, среди холостых гридней, дураков не было. Снова ловить в степи грязных кочевников, добычей с которых станет вонючий и полный вшей шатёр из засаленной и прокопчённой кошмы, десяток овец, чуть крупнее собаки, пара лошадёнок, отличающихся от ослиц не размерами, а формой ушей? Нет уж, увольте, таких дураков нет. Ходили, конечно, слухи, что и на Руси теперь всё по-другому, что Русь теперь контролирует устье Одера на северо-западе и устье Дуная на юго-западе, но всё равно. Кроме кочевников там грабить некого, то ли дело в Европе. В Лиссабоне многие бросали серебро, потому что в перемётные сумы вьючных лошадей не влезало золото. Расскажи кому из них в детстве, что серебро будут бросать, сочли бы это сказкой, а тут сказка уже стала былью. Кто же откажется от продолжения? Только женатики, ну и ветер попутный им в спину.
– Здравствуй братец, что не весел, что ты голову повесил? – Эд Бургундский скинул перевязь, на которой помимо меча и сабли крепилась еще конструкция из двенадцати крупных ячеек, наполненных явно чем-то тяжёлым, и достал из заднего кармана золотую фляжку – Причастимся? А после я отпущу тебе грехи.
– Грехи положено отпускать до причастия, брат.
– Вот это я считаю глупостью. Кто-же до причастия честно раскается? Только Святые, но я в своей жизни пока таких не встречал. Хочешь сказать, что готов стать первым?
– Нет. На это я точно не претендую. Наливай, что там, джин?
– Ты меня совсем не уважаешь, Оттон. Стал бы я такому могущественному монарху предлагать обычный джин? Здесь ром, которого на всю Европу привезли из Лузиньянии всего одну бочку. Фараон, после брака с Констанцией, станет моим родственником, мужем моей троюродной сестры, поэтому отлил мне по-родственному.
– По-моему, дрянь. – понюхал содержимое император.
– По-моему, тоже. «Ливиец» мягче и вкуснее. – согласился Эд Бургундский – Но тут главное, что это напиток королей. Одна бочка на всю Европу, сам понимаешь. Итак, что у тебя за печали, поделись с двоюродным дядюшкой, облегчи душу.
– Меня так и не признали императором.
– Правильно и сделали. Ты пока не император. Настоящий император не обращает внимание на чьё-то признание, он просто берёт и низлагает Пап, королей и герцогов, сам вспомни Фридриха Барбароссу. Хоть он и был врагом Вельфов, но императором был настоящим. Жаль, что погиб так нелепо. Интересно было бы посмотреть на его похождения в Святой земле. Ладно, в сторону лирику. Ты собираешься стать настоящим императором, или я зря сюда приехал?
– Генрих мой брат. У меня в жизни не было человека ближе, чем он.
– А мы против твоего брата ничего и не замышляем. Ричард послал ему письмо, где сообщил, что нападение на Саксонию будет считать вызовом на поединок. А в этом поединке, сам понимаешь, какие у Генриха шансы. Кроме того, в случае если он откажется от своих нелепых претензий на наследство твоего брата Вильгельма, ему прирежут часть Далмации[253] и признают его владением весь правый берег Дуная, с правом заложить порт в устье. Что он выберет – ты и сам понимаешь. Драться в поединке с Ричардом – это верная смерть, а вместо неё ему предлагаются богатые земли. Твой брат много пьёт, но будь уверен, что несмотря на это, выбор он сделает правильный, с ним нам воевать не придётся.
- Утешил. Я предлагал Генриху уступить всю Баварию ему, но он отказался. Твердит как умалишённый «Саксония, Саксония»… Осталась у тебя ещё эта дрянь из Лузиньянии, или джина заказать?
– Ты тупой потомок викингов. Я же сказал, всего одна бочка на всю Европу. Каждый глоток на вес золота.
– А ты не потомок викингов?
– Тоже потомок. – притворно-печально кивнул герцог Бургундии и Карфагена – Но я умный. Ладно, заказывай джин, и будем думать, как нам воевать. За это лето мы должны всё успеть. К нам уже спешит Гангский легион, через пару недель он начнёт разгружаться в Марселе. С тремя легионами и десятком тысяч панцирной кавалерии, мы порвём твоего Балдуина, как гончие лису.
– Балдуин не мой.
– Тем лучше. Итак, Оттон, у нас один явный враг и почти два десятка тех, кто его поддержал. Они тоже враги, и поддержали бы любого, кто выступит против тебя. Согласен?
– Согласен. Но не карать же их только за то, что они голосовали против меня. До такого даже Барбаросса не додумался.
– Верно. Старый Фридрих всегда находил другие поводы, вот и нам их нужно найти. Например, назначить дату присяги, а всех, кто откажется её приносить – объявить мятежниками.
– Но меня ведь не признали императором. Голоса Ломбардии, Веронской марки и Пентаполя оспорены. И следует признать, что оспорены они не без оснований. Не короновавшись, Ричард не имел права голоса.
– Не следует этого признавать, Оттон. Нападение сельджуков – это достаточно веская причина, чтобы отложить коронацию. Кто будет настаивать на обратном – не только мятежники, но и пособники неверных. Папская булла на этот счёт уже подписана и отправлена всем имперским князьям. А от пособников неверных, до еретиков всего один шаг.
– Не знал. Мне ничего не присылали.
– Тебе прислали меня. Вот, читай. И будь уверен, что ты первый это читаешь.
Оттон Вельф пробежал глазами по тексту. В решительности Папе Роберу Первому не откажешь, обвинение в ереси – это даже не интердикт, это куда опаснее. Против еретиков могут выступить и рыцари Ордена Святого престола, вернее, обязаны выступить. Значит, голоса Ричарда признают, ведь этот казус рассматривается советом епископов.
– Спасибо, Эд, ты настоящий друг.
– Не только настоящий, но и умный. Назначай дату присяги, через неделю ты станешь законно избранным императором, а все твои противники – мятежниками.
– Но они ведь могут и присягнуть.
– Шутишь? – хмыкнул Эд Бургундский – Смешно. Парочка может и присягнёт, один из них твой старший брат, а остальные встанут под знамя Балдуина, что нам и требуется. Обычный имперский мятеж, Святой церкви не касается, это внутреннее дело христианских правителей, чего нам и нужно добиться – собрать всех врагов в одну армию, и разом их прихлопнуть. Но учти, у нас на это всего одно лето. Сельджуков уже добивают, арабов и мавров тоже, Третий крестовый поход скоро закончится. Ричард снова станет обычным светским правителем, и ему ничего не помешает самому прихлопнуть Балдуина, он на него за выходки в Шампани очень зол. А мы с тобой, в этом случае, будем неудачниками, вроде графов де Куси и де Суассона. Хочется тебе такого позора?
– Боже упаси!
– Как говорят мусульмане – «На Аллаха надейся, но верблюда привязывай». Нам нужно через месяц вторгнуться в графство Эно. Это единственное владение Балдуина в империи, потеряв его, он потеряет все права на имперскую корону, поэтому бой обязательно примет. А нам останется только победить мятежников и поделить их владения, по праву меча.
– Балдуин соберёт тысяч сорок.
– Тем больше добычи нам достанется, Оттон. У нас три легиона ветеранов, и тысяч десять тяжёлой кавалерии. Численно, всего на четверть меньше, но качественно мы, как минимум, вдвое сильнее. Вот смотри. – Эд Бургундский поднял свою перевязь и извлёк из одной из ячеек ребристое чугунное яйцо, размером с половину кулака.
– Ручная бомба. – узнал изделие Оттон – Только форма другая. Дрянь, ей только лошадей пугать. Латной пехоте она вреда не причинит. Даже из пращи она летит едва ли на триста футов, а арбалеты работают минимум с пятисот. К тому-же они частенько взрываются в руках своих же бойцов. В общем, вреда причиняют примерно одинаково обеим сторонам.
– Ты прав, это ручная бомба нового образца. Она почти на треть легче, поэтому полетит дальше, а убойная сила выросла примерно вдвое. Каждая положит как минимум четверых латников, какие бы доспехи на них не были надеты. К тому-же, эти бомбы гораздо надёжнее старых, взрываются девяносто девять из ста, а ещё у них у всех одинаковое замедление взрыва – ровно шесть секунд[254]. Своих они больше убивать не будут, разве что случайно.
- Что значит случайно?
– Чтобы взвести бомбу, нужно дёрнуть за это кольцо, а потом бросать. Случается, что кольцо сдёрнуто, а в этот момент арбалетный болт прилетает в глаз. Это и есть случайность. К тому-же, нам никто не мешает собрать лёгкие катапульты и везти их в глубине строя, позади линии алебардщиков. Шести секунд хватит, чтобы эта бомба успела упасть внутри вражеского построения с шестисот футов, а там она просто поотрывает ноги тем, кто рядом, и ранит тех, кто стоит чуть дальше. Поэтому артиллерию я предлагаю не тащить. Двадцать тысяч таких бомб, нам её полностью заменят, а войско Балдуина воодушевится, не подозревая подвоха.
– Надо бы попробовать.
– Конечно попробуешь. Для чего я, по-твоему, тащил всё это на себе? – Эд Бургундский тряхнул перевязью – Я и мастеров для сборки лёгких катапульт с собой привёз.
– Годится. – кивнул Оттон, разливая джин – На какие земли ты претендуешь, Эд?
– А ты не такой уж тупой, потомок викингов. Такие вопросы действительно следует оговаривать заранее. – Эд Бургундский закинулся джином и продолжил – Если мы за это лето покончим с мятежниками, все их владения отойдут тебя. Я рассчитываю, что за это ты уступишь мне Бургундское графство. Я последний представитель Бургундского дома, если не считать этого полоумного кастильца, и хотел бы восстановить королевство.
– Сказать по правде – это намного меньше, чем я рассчитывал.
– И ещё, ты поможешь мне выкупить Марсель. Мне нужен свой морской порт, чтобы герцогство Карфаген не превратилось в анклав.
– Марсель же отходит в приданное Фараону.
– Если и правда отойдёт, то получится даже дешевле, но скорее всего Ле Брюн от Марселя откажется, признав приданным присланные ему два легиона, так что торговаться придётся с Раймундом, а он один способен превзойти в торговле всех вместе взятых евреев.
– Заплатим, Эд, это всего лишь деньги. К тому-же, он сам попался в ловушку. Если запросит намного больше, чем стоит экипировка двух легионов, на него криво посмотрят все, включая и Ричарда. К тому-же, Фараон от приданного пока не отказался. Можно успеть договориться с ним. Я служил под его знаменем при взятии Каира, если хочешь, начну торговаться от твоего имени.
– Очень обяжешь, Оттон. Но пока это шкура ещё не убитого зверя. Издавай эдикт, назначив дату присяги. Сначала нам нужно разбить мятежников Балдуина. Кстати, ты в курсе, что сказал про него Ричард?
– Откуда мне в этой глуши…
– «Хорошего человека Балдуином не назовут».
– Умеет он облачать свои мысли в краткие, но предельно понятные формы. Значит, нам действительно стоит поторопиться. Будь добр, займись войсками, а я пока издам эдикт с требованием присяги и всё-таки напишу Ле Брюну предложение. Лишним оно точно не будет, сильно наглеть после такого Раймунд постесняется.
– Слушаюсь. – Эд Бургундский встал и вскинул руку в римском приветствии.
– Да ладно тебе. – Оттон тоже встал и ответил таким-же салютом – «Наше дело правое, мы победим.»
– «Враг будет разбит, Победа будет за нами.» – словно отзывом на пароль ответил Эд – Пиши, Оттон. А я отправляюсь в Марсель, встречать Гангский легион.
Седьмого мая 1197 года Ричард прибыл в Сен-Жан-д'Акр. Сельджуков уже добивали, с этим «Псы Войны» справятся и без него. Самое время наведаться в столицы, где помимо беременной жены, находилась ещё и беременная сестра. Хорошо, хоть мать пока не успела вернуться с похорон Джона. Для младшего брата, у Ричарда имелась только одна эпитафия – «Жил грешно, и помер смешно.», но мать это вряд ли обрадует. Хорошо, что её здесь нет. Выдержав церемонию приветствия двора, Ричард всех прогнал, поцеловал жену, потом сестру и устало присел.
– Извините, девочки[255], что-то я утомился.
- Риччи – это потрясающе. – почти взвизгнула Джоанна – И город, и двор, и музеум.
– Что тебе мешает завести тех же паразитов у себя? – Ричард устало начал расшнуровывать берцы – Я охотно уступлю тебе половину. Кстати, дамы, я мечтаю снять с себе обувь, уже второй день в одних носках, слишком к вам торопился.
Ой, да ладно, Риччи, мы ведь не в романах живём, все принцессы посещают отхожие места, так что запахами нас не запугать. Расскажи, как ты разбил сельджуков.
– Тебе то это зачем, сестричка? – устало усмехнулся Ричард.
– Я буду писать романы. Писать я умею, время у меня тоже есть. К тому-же, роман про тебя никто не пишет, это я уже узнала.
– Всё правильно, писать про себя я запретил.
– Почему?
– Подойди ближе, будто хочешь меня обнять. – Ричард наконец скинул берцы и носки – Вот это мой настоящий запах, сестра. Мы, несомненно, добьём и сельджуков, и мавров с арабами, но запах воина никогда не изменится. Война – это всегда грязь. Летом – это грязь, перемешанная с пылью, а зимой со снегом. Но запах всегда один и тот-же, вот и напиши об этом правду сестра. Я даже название тебе предложу – «По ком звонит колокол?», и эпиграф: «Он звонит по тебе!» Война – это постоянная грязь, и очень редкие победы. А для некоторых и поражения. Если возьмёшься написать правду, то я тебе многое расскажу. Поле боя, с тысячами убитых, пахнет куда хуже моих носков. Там запах настоящей смерти. Ну, берёшься?
– Берусь.
– Ну, тогда слушай. Однажды мы, с графом Лестером, Ги де Дампьером и Гийомом де Баскервиль жрали сдохшую кобылу. Шакалы её не доели, мы их отогнали, но пахла она ничуть не лучше моих носков, представляешь? Но, отбив у шакалов, мы её доедали только потому, что завтра нам в бой, и понадобятся силы. Мы никогда не задумывались о заразе, для нас всегда было важно только завтра. Настоящий воин про послезавтра никогда не задумывается. Напиши об этом. На такое больше никто не осмелится.
Глава 33
Тринадцатого июня 1197 года, войско императора Оттона Вельфа, пройдя через Шампань, вторглись в графство Эно[256] и осадили Монс[257]. Как и предполагал Эд Бургундский, суд имперских епископов внял доводам Папы и признал Оттона императором, однако противоборствующие стороны это примирить не могло. Противостояние Вельфов и Штауфенов в империи продолжалось уже больше полувека, и хотя в партии Штауфенов не осталось достойного вождя из этого Дома, подчиниться одному из Вельфов, примкнувшие к ней феодалы не могли, слишком много накопилось взаимных обид за эти полвека, а особенно за последний год. Год реванша Вельфов в Саксонии и Баварии, год завоевания Бургундского графства, Швабии и Австрии. Слишком много недовольных собрались сначала под знамя Оттона Штауфена, а теперь, вместе с ним, перешли в лагерь Балдуина Фландрского. Официальное признание императором не изменило почти ничего. Кроме Генриха Вельфа, присягу согласился принести только один значимый имперский князь, владетель Лужицкой марки, маркграф Конрад II, из рода Веттинов, традиционно придерживающихся нейтралитета и закона.
Баварию император брату всё-таки уступил. Просто так, по-братски, даже не попросив Генриха поучаствовать в подавлении мятежа. Пусть зачищает территорию древней Дакии[258] от кочевников и строит порт в устье Дуная. Не стал Оттон призывать и рыцарское ополчение Саксонии, находящейся во враждебном окружении, и до сих пор терзаемой внутренними смутами. По малолетству Вильгельма, которому только недавно исполнилось тринадцать лет, регентом королевства, согласно завещанию отца, стал граф Мерзебургской марки, Йохан Мюллер, младший сын мельника, заслуживший знак отличия ордена Героев на колодке в Святой земле, в составе Германского легиона, получивший золотые шпоры и рыцарскую цепь Ордена от графа Лестера, а Мерзебургскую марку и титул графа от Генриха Вельфа-старшего. Бесстрашный воин и очень талантливый полководец, но его подлое происхождение не давало покоя многим. Многим дуракам, которые забыли, что не все их предки были благородными, а когда-то и они начинали именно так, даже Великие Дома. Впрочем, Йохана Мюллера поддерживал сам Ричард, поэтому за него беспокоиться не стоило. Он и Саксонию отстоит, и Вильгельма правильно воспитает.
Балдуин Фландрский собрал под своё знамя больше пятидесяти тысяч. Кроме Великих имперских Домов – Штауфенов и Асканиев, его поддержал король Дании, Кнуд VI. Не напрямую поддержал, сама Дания осталась нейтральной, но он никак не воспротивился участию в войне своего брата, герцога Гольштейна Вальдемара, который привёл в Гент две экипированные терции пехотинцев и почти четыре тысячи конных латников. Разумеется, не просто так, ему, в случае победы, была обещана Марка Биллунгов, на которую Дания давно облизывалась.
Новый расклад сил вынудил имперское войско изменить тактику. Штурмовать Монс торопиться не стали, тем более что город к этому готовился. Наверняка ворота уже заложили изнутри каменной кладкой, улицы перегородили баррикадами, а Балдуин, нависая с более чем двукратно превосходящим по численности войском с северо-запада, только и ждал, чтобы имперцы в эту паутину вляпались, чтобы покончить с ними одним ударом.
Вместо штурма Монса, Оттон, посовещавшись с Эдом Бургундским, приказал отойти на юго-запад и начал строить укрепления, перекрыв дорогу, соединяющую Монс с Валансьеном. Укреплённый лагерь, этакую эрзац-цитадель, в котором размещалась кавалерия, и шесть фортов по периметру, которые заняли легионы, по одной терции на каждый форт, а большую тысячу русов разделил на четыре полутысячи и отправил грабить окрестности. Эта тактика успешно применялась не один раз, и Балдуин о ней, несомненно, знал, но знать – это одно, а противодействовать – совсем другое. Когда-то Принцу-Бастарду в Польше противостояло более чем вчетверо превосходящее по численности войско поляков, куда более воинственных, чем сборная мятежников, но и они обломали себе зубы. Правда, у Филиппа де Фальконбридж были пушки, но зато у него не было новых ручных бомб.
Бомбы и правда оказались на диво хороши, именно такими, как рассказал Эд. Лёгкие катапульты для их применения собрали из подручных материалов собственными силами, то есть практически даром, и установили по сотне в каждом из фортов. Кроме того, из этих бомб получались отличные мины: привязываешь за кольцо тонкую верёвку, закрепляешь бомбу, а второй конец верёвки за вбитый в землю колышек. В траве этой растяжки не видно, её обязательно кто-нибудь да зацепит. В бою под ноги никто внимательно не смотрит, ни пехота, ни тем более лошади, а до сапёров современная военная мысль ещё не доросла.
По уму-то, Балдуину стоило бы плюнуть на эту импровизированную крепость, обойти её и вторгнуться в беззащитную Шампань, за которой лежали столь же беззащитные герцогство и графство Бургундские, но поступить по уму он не мог, ибо командовал не регулярной армией, а имеющими собственное мнение феодалами. Кичливыми, самоуверенными, и понятия не имеющими – что такое современная война. К тому-же, им было известно, что пушек с собой имперцы не привезли. Откажись граф Фландрский от атаки, и всё – конец коалиции мятежников. На него поставили только потому, что в прошлую кампанию он творил чудеса, малым войском ограбив Шампань, и оставив в дураках графов де Куси и де Суассона. Словом, на атаку Балдуин был обречён самой Судьбой.
К лагерю, вернее, уже полевой крепости имперцев, мятежники подошли в конце июня, с громадным обозом. Пушек у них тоже не было, но зато каждый вшивый феодальчик вёз с собой походный двор, челядь, роскошные шатры для ставки, ковры, мебель, утварь, охотничьих собак и соколов, словно ехали не на войну, а развлечься на охоте. Кроме того, изгнанные из своих уделов в Саксонии, Швабии, Баварии и Австрии, тащили с собой вообще всё имущество, включая и казну.
В разблокированный Монс, Балдуин Фландрский эту саранчу не впустил, поэтому лагерем они встали между столицей графства и укреплениями имперцев. К тому времени, русы уже неплохо прошлись по герцогствам Брабанту и Верхней Лотарингии, графствам Намюр и Люксембург, поэтому мятежники жаждали немедленной мести. Многие даже предлагали атаковать всеми силами сходу, даже не обустраивая лагеря, но Балдуину, хоть и с трудом, но удалось настоять на своём. Лагери устроили и попытались выслать разведку, но вернувшиеся к тому времени из набега русы, уже отлично изучившие местность, особо не напрягаясь перебили все разведовательные отряды графа Фландрского. На дальних подходах, чтобы не демаскировать минные поля, в основном из засад, поэтому сами они потерь практически не понесли.
Стоит ли говорить, что взбесило это мятежников до предельной точки шкалы бешенства? Не стоит, их чувства вы и сами отлично понимаете. Второго июля Балдуину практически выставили ультиматум – или ты правда так хорош, или тебе просто однажды повезло, а тогда мы прекрасно обойдёмся и без тебя. Бедному командующему этим высокомерным сбродом, которые составляли четыре пятых его войска, не оставили никакого выбора. Балдуин был прирождённым воином и полководцем, поэтому подвох со стороны имперцев чуял спинным мозгом, но убедить это титулованное стадо не было никакой возможности, поэтому третьего июля 1197 года состоялся штурм имперских укреплений.
Первыми с поля боя побежали те, кто громче всех требовал активных действий. Пехоты было мало, только две «зелёные» терции герцога Вальдемара, да пара тысяч наёмных арбалетчиков, поэтому на штурм ломанулись конно, копейно и бестолково, смешав строй на первой же линии мин, а потом в кучу полетели бомбы из катапульт и началось паническое бегство, которое, вышедшая по заранее оставленным проходам, подталкивало копьями в спину латная кавалерия имперского войска, а рассредоточившиеся русы снимали из засад сливки пленников. Сливки были наряжены как попугаи, поэтому перепутать их было невозможно. Позднее, эта битва при Монсе войдёт в историю войн, как гениально организованная и проведённая. Она была далеко не первой, проведённой по этой тактике, зато самой масштабной, а главное, исторически значимой, начисто вычеркнувшей из истории Великие имперские дома Штауфенов и Асканиев. Обоз, разумеется, захватили, а на следующий день, сходу, штурмом взяли расслабившийся Монс, снеся направленными минами южные и западные ворота.
Из политически значимых фигур отступить успел только Балдуин Фландрский, всего с тремя сотнями свиты. Оттон Штауфен погиб, герцог Гольштейна попал в плен, а остальное стадо согнали кнутами в бывший лагерь имперцев, под охрану легионов. Все они уже считались погибшими, хотя убивать их никто не собирался. Африке нужны колонисты, но для начало следовало выбить из этих павлинов дурь, чтобы поняли – лучше подольше пожить простым Жаном, или Жаком в Африке, чем попасть на угольные копи Кардиффа, и сгинуть там за пару лет от туберкулёза.
– Браво, Император. – изобразил почтительный поклон Эд Бургундский – Сегодня ты превзошёл самого Ричарда. Даже он ни разу не разбивал пятьдесят тысяч в одной битве.
– Брось глумиться, Эд. Он не разбивал только потому, что против него боялись выходить.
– Не важно почему, друг мой. Его боялись, не спорю, но в историю попадут не чувства, а итоги. Такого разгрома ещё никто не учинял.
– Ицхак Левит разбил под Бухарой больше.
– Я уважаю Ицхака. Но! Во-первых, он под Бухарой войском не командовал, а во-вторых, громил он там вооружённых пастухов. Не прибедняйся, Оттон. Именно так и становятся настоящими Императорами. Аве, Цезарь. – Эд Бургундский ударил себя кулаком правой руки в область сердца и вскинул её в римском приветствии – Куда двинемся дальше?
– Пока не знаю, не было времени подумать. Ты что-нибудь посоветуешь?
– Империя теперь твоя, оспорить это уже никто не сможет, с ней торопиться не стоит, пусть все это сначала осознают. Я бы на твоём месте сначала захватил Гольштейн, загнав датчан на острова. Эх, жаль, что флота у нас нет, научили бы эту хитрую сволочь Кнуда хорошим манерам.
– Я должен тебе гораздо больше, чем графство Бургундия, Эд. Скажи, что ты ещё хочешь?
– Я бы тебя женил, но у меня была всего одна сестра, которая уже вышла замуж за Диктатора Рима. Земель мне в этих диких краях не нужно, не люблю я этот вечный сумрак, хоть мои предки из него и вышли, но предки были гораздо круче нас, мы с тобой уже настоящие неженки, по сравнению с ними. Я хочу, чтобы ты остался мне должен, Оттон.
– Я тебе должен, Эд. – император ударил себя в левую сторону груди и вскинул руку в ответном салюте.
– Это очень трогательная сцена, но нужно решать – куда мы идём?
– В Гольштейн. Может и корабли там захватим, на них и наведаемся к Кнуду. Там всегда навалом всяких купцов. Много у нас осталось бомб?
– Докладов пока не было, но я думаю, что как минимум четверть, а может быть и треть.
– Этого точно хватит. Хочешь готовить войско к маршу, или пересчитывать добычу?
– Ты мне должен, Оттон, поэтому я займусь войском. С детства не люблю считать, делить и вычитать.
Граф Лестер продвигался по Африке на запад неторопливо, но неотвратимо, как бульдозер, впрочем, особого сопротивления ему и не оказывали. В войске даже начали поговаривать, что арабы уже не те, но опытный Роберт де Бомон старался прекратить эту болтовню, пока она не стала трагической расслабленностью. Арабы и мавры укреплялись в Марокко, готовясь к последней битве. Отступать им больше некуда, а даже загнанная в угол крыса способна показать чудеса храбрости. Стоит мусульманам одержать хоть одну, пусть даже ничтожную локальную победу, настроения резко переменятся – и у них, и у нас. Воспрявший духом враг причинит немало хлопот, поэтому нужно давить и давить, без малейших шансов хоть на малый реванш.
Констанция Сицилийская, после разговора с Папой, сама попросила графа Лестера усыновить Фридриха Штауфена, внука Барбароссы, пообещав удалиться в монастырь, если Роберт согласится. Пусть лучше Фридрих станет Штауфеном-Бомоном, чем совсем прекратится столь славный род. К тому-же, она завещала распорядиться её Сицилийским наследством Святой церкви. Роберт де Бомон знал, что такая комбинация задумывалась Ричардом ещё год назад, но всё равно не мог не восхититься изящностью исполнения. У него теперь появлялся сын, да не абы какой, а внук рыжебородого императора, который, как поговаривают, был сделан из стали. Сицилия отойдёт семье Бобоне, а сама, ещё не старая, Констанция поселится в монастыре Благородных невест Христовых. Всем будет хорошо. Только невозможно такое придумать и устроить, если ты не гений. Нет, это не про Папу. Робера де Сабле, граф Лестер знал как облупленного. Человек верный и адмирал неплохой, хоть и уступает в этом плане Фараону, но далеко не гений. Хороший офицер, но не более того. Адмирал – это был его карьерный потолок. Однако, смотри-ка. Вдруг стал Великим Магистром тамплиеров, потом кардиналом, хранителем Святого престола, а теперь и вовсе Папой. Гениальная комбинация. Даже более гениальная, чем разрешение ситуации с Фридрихом Штауфеном-младшим, и Роберт де Бомон точно знал, кто дёргает за невидимые ниточки. Ну, что-же, сын неплохой, ради него стоит постараться пожить подольше.
Неторопливо размышлял граф Лестер, приближаясь с войском к Тамуду[259], пока навстречу ему не примчался галопом всадник. Да не просто курьер, или оруженосец, а сам граф де Куси. Эйфория мгновенно сменилась злобой, а дофамин адреналином. Роберт де Бомон остановил коня и замер в позе античной скульптуры.
- Говорите, граф. Говорите правду, иначе я снесу вам голову прямо сейчас.
– Принц Людовик ранен. Случайная стрела, на излёте. Мы остановились лагерем в оазисе Текмеш, все разоблачились, в том числе и Людовик, а потом дождь стрел. Полагаю, что нас там ждали.
– Несомненно ждали. Вы в курсе, чем отличаются люди от дебилов, граф? Вижу, что не в курсе. Где в это время находился отряд племени Мазига Теззита?
– Баннерет отправил их вперёд, разведать путь на следующий марш.
– Насколько серьёзно ранен Людовик?
– Стрела пробила ему правый бок со спины. Одно ребро сломало точно. Но точнее может сказать только лекарь, а их у нас нет. У принца началась горячка.
Граф Лестер невозмутимо повернулся к оруженосцу.
– Базен, берите лекаря и галопом скачите в Текмеш.
И столь же невозмутимо добавил.
– Если Луи умрёт, я прикажу берберам перебить весь ваш баннер. И сам с удовольствием приму в этом участие. Исчезни с глаз моих, неудачник. Вот ведь позор, ну что вы за скоты? Пошёл вон немедленно, а то ч тебе прямо сейчас отрублю твою тупую башку.
Глава 34
Роберт де Бомон не шутил, он вообще никогда не шутил на службе, это знали все, в том числе и воины баннерета Людовика. Тем не менее, они безропотно подчинились приказу разоружиться и молиться в ожидании своей судьбы. Восемь сотен титулованных сеньоров, рыцарей и оруженосцев молились три дня, и Господь их услышал. А может быть сказалось мастерство личного лекаря графа Лестера и троих рыцарей Ордена Святого престола, бывших Госпитальеров, или организм юного принца, закалённый постоянными тренировками, оказался сильнее, последовавшей после ранения горячки. Всё может быть даже совокупность всех трёх факторов, но это не так важно, главное, что на четвёртый день Людовик пришёл в себя. Жар у него почти спал, раны, (ведь застрявшую в теле стрелу пришлось извлекать проталкивая вперёд, создавая сквозной канал) почти перестали гноиться, а воспаление вокруг них перестало расширяться и сменило цвет со зловещего фиолетового на оптимистичный бордовый, на что консилиум из четверых лекарей, после очередного осмотра, отреагировал вердиктом – кризис миновал, жить будет. Встанет, правда не скоро, в лучшем случае через пару недель, да и то в специальном корсете, ведь помимо ран было ещё и сломанное ребро, но судьбу отца сын не повторит. Во всяком случае, не в этот раз.
Граф Лестер внешне никак не отреагировал на эту новость, хотя душа его возликовала, он лишь сухо распорядился вернуть неудачникам оружие и допустить к Людовику его оруженосцев. Ближе к вечеру, Роберт де Бомон навестил принца сам.
– Здравствуйте, Луи. От лекарей я о вашем состоянии знаю, меня интересуют ваши ощущения. Как вы себя чувствуете?
– Отвратительно, Сир. Из-за моей глупости чуть не погибли восемьсот ни в чём неповинных воинов.
– Я рад, что вы это сознаёте, Луи. Признаюсь, я был категорически против решения вашего отца вручить вам баннер, но подчинился его воле. В столь юном возрасте в смерть не верится. В собственную смерть, я имею ввиду. Вас неплохо обучили. И как воина, и как командира, но есть кое-что, чему обучить просто невозможно. Это приходит только с годами и только на войне.
– Вы заберёте у меня баннер, Сир?
– Теперь уже поздно, Луи. – впервые за почти год (с момента начала войны) улыбнулся граф Лестер – В строй вы встанете уже повзрослевшим лет на десять, эта стрела их вам добавила. Смерть вас на этот раз не забрала, но познакомиться вы с ней успели. Так ведь?
– Так точно, Сир. Я вёл себя как дурак. Хотел всем доказать, что достоин быть командиром не только по праву рождения, но и благодаря умению и знанию. Я ведь изучил все прошедшие битвы, по многу раз их переигрывал и даже иногда находил лучшие варианты действий, даже в вашей осаде Ноттингема. Ну, так мне казалось. – смутился юный принц.
– Вам правильно казалось, Луи. Когда я свои битвы после переигрываю в уме, тоже всегда нахожу лучшие ходы. Но я понимаю, что во время боя, решение нужно принимать быстро, при этом не обладая такой полнотой картины битвы, которая есть при спокойном анализе её после. В бою достаточно принимать хорошие решения, этого для победы хватает. А стремление найти идеальное, может закончится печально. Вы меня понимаете?
– Теперь да, Сир. Я был таким дураком, что считал себя умнее вас. Извините, меня!
– Пустое, Луи. В вашем возрасте по-другому и быть не могло. Я когда-то тоже считал себя самым умным на свете. Вам придётся полежать ещё пару недель, а в строй встанете в лучшем случае через пару месяцев, к осаде Марракеша. До тех пор, ваш баннер я спешиваю, и буду пускать их при штурмах в передовых отрядах. Пусть Господь сам выберет – кому из них жить.
– Вы бы их правда всех казнили, Сир?
– Правда, в этом не сомневайтесь.
– Но в чём их вина, ведь командовал то я?
– В чём их вина? – повторил вопрос Роберт де Бомон и на минуту задумался – То, что они неудачники, известно всем, но, если бы умерли ещё и вы, я решил бы, что они приносят несчастье. Я рад, что вы избавили меня от этого решения. Они просто неудачники, пусть Господь сам решит, кому из этих неудачников следует жить дальше. Я погоню их в самое пекло, пусть их останется половина, четверть, или всего сотня, но останутся только те, кого любит капризная девка Удача.
– Это напоминает какой-то языческий обряд, Сир.
– Пусть напоминает, мне всё равно. Язычники разбирались в войне ничуть не хуже нас, а Удача пришла в этот мир намного раньше Христа. В любом случае, мы на войне, а на войне приказы не обсуждаются, Луи. Если вы, конечно, командуете армией, а не бандой. Я оставляю вас здесь, даже на носилках, лекари вас пока переносить категорически не рекомендуют. Этот оазис передан мной во владение рыцарям Ордена Святого престола, они оставят здесь достаточную охрану и начнут проектировать замок. Отряд племени Мазига Теззита будет пока контролировать окрестности, а когда вы поправитесь, с ними меня и догоните. Приказ понятен, баннерет?
– Так точно, Сир!
Весть о ранении Людовика Капетинга-Плантагенета догнала Ричарда уже в Риме, уже после того, как пришло пространное письмо от графа Лестера, в котором тот сообщал подробности и между строк намекал, что думает об умственных способностях тех, кто отправляет детей на войну командовать отрядами. Скрытые упрёки графа были справедливы, к тому-же поданы так безупречно тактично, что Ричарду стало по-настоящему стыдно. Сам доверил Роберту воспитание Людовика, и тут-же сам в него вмешался. Пора наконец остановиться, одуматься и перестать быть затычкой в каждой бочке. Так в ответном письме он и ответил – «Извините, Сир. Хотел как лучше, а получилось, как всегда. Все ваши решения одобряю, полномочия[260], полученные вами в августе 1192 года полностью подтверждаю и обещаю больше не вмешиваться.»
В начале сентября, в Риме, по-прежнему не имеющий собственного палаццо, а потому квартирующий в имении Диктатора Рима, Ричард наконец задумался о целях восстанавливаемого им Принципата. Ведь первое заседание сената намечено на двадцать шестое декабря, то есть меньше, чем через четыре месяца, и тот-же Гийом де Баскервиль наверняка уже находится в пути. Ему ведь нужно не просто успеть добраться из Южной Африки, но и посетить Багдад, чтобы собрать достойную сенатора свиту, переодеться по моде, да и просто войти в курс дел, чтобы не выглядеть дикарём на фоне остальных. Словом, времени осталось совсем немного и пора было привести свои мысли в порядок.
За пять лет, прошедшие после того странного события, когда душа, находящегося в коме после битвы при Яффе Ричарда, каким-то чудесным образом перенеслась в тело студента из двадцать первого века, историю он уже изменил до неузнаваемости. Экспансия мусульман остановлена, а все их владения в Европе, Африке и Азии, западнее Тигра, завоёваны христианами. Византийская империя упразднена, но не так, как в той истории, когда взятие Константинополя крестоносцами Четвёртого крестового похода привело к расколу христианства на ортодоксов[261] и католиков. На этот раз, упразднение Восточной Римской империи, наоборот, христианство сплотило, удалось восстановить Пентархию, которая снова задумалась о высших целях учения Христа, а не о том, как урвать у коллег часть паствы, а с ними и доходов. Упразднена и Венецианская республика, на деньги которой и осуществлялся тот самый злосчастный Четвёртый крестовый поход. Почти упразднена Священная Римская империя, германскую часть которой уже разделили на три королевства братья Вельфы, а итальянскую Святой престол, Гуго де Лузиньян и Ицхак Левит. Бургундское графство воссоединилось с Бургундским же герцогством, а Богемия и Моравия, под властью Принца-Бастарда, завоевавшего ещё и Польшу, были больше ориентированы на восток, где проживали родственные славянам (по крайней мере по языку) русы. Впрочем, какой уже теперь это восток, если Спящий Леопард основал город в устье Одера… Словом, де-факто Священная Римская империю распалась, осталось только объявить об этом и оформить этот факт юридически.
Политическая география Европы уже не имела ничего общего с той историей, сменились и главные действующие лица. Впрочем, не только главные. В результате пяти лет войны и мятежей, две трети сеньорий остались без владетелей, их сейчас заменяли рыцари Ордена Героев, всем обязанные Ричарду и преданные ему всей душой. Такой полнотой власти в той истории не обладал ни один человек. Даже короли (и королевы) Англии, правившие империей, над которой никогда не заходило солнце, были ограничены в принятии решений законами, палатами Лордов и Общин, а Ричарда пока не ограничивал никто, кроме него самого. Кроме собственного здравого смысла, а это очень большая ответственность, которая ощутимо давила. После всего случившегося, он уже не мог жить по принципу «После меня хоть потоп», с него обязательно спросится. Кем? Тем, кто всё это создал – пространство, материю, время и жизнь, тем, кто дал ему возможность заглянуть в будущее.
Точно таким же новое будущее уже, несомненно, не будет, но будет ли оно лучше? Хороший вопрос. Знать бы ещё, что для Создателя лучше. Впрочем, раз Он выбрал именно Ричарда, значит рассчитывает именно на его здравый смысл. Итак, что мы имеем?
Первое: общество обязательно будет эволюционировать и предотвратить этот процесс невозможно, как и технический процесс, а то, что невозможно предотвратить, следует возглавить и направить по правильному пути. Второе: люди не равны от рождения. Всегда будут рождаться, созидатели и паразиты, герои и трусы, умные и глупые, причём от социального статуса это не зависит. Воспитанием это можно исправить лишь частично, а значит нельзя ни в коем случае консервировать элиту. Консервировать нельзя, но нельзя и допустить того, чтобы элитой стали ростовщики-Шейлоки[262], как это произошло в той истории, когда им удалось, финансируя бесконечные войны, почти полностью выбить благородное сословие, а его жалкие остатки подчинить своим правилам. Совсем без элиты человечество жить не может, элита будет даже при коммунизме, если его когда-нибудь удастся построить, так что лучше пусть её основой остаётся воинское сословие. Из этого следует третье: войны должны продолжаться даже после того, когда Принципатом станет вся планета, иначе благородное сословие выродится очень быстро, через два-три поколения мирной жизни. Нужны правила ведения войн, которые установит сенат, он же будет следить за их исполнением и наказывать в случае нарушения. Желающие повоевать найдутся всегда, даже сейчас, когда к власти в королевствах Священной Римской империи пришли родные братья, Генрих Вельф не прочь ссадить с Саксонского трона Вильгельма, а следующие поколения тем более найдут повод для войны. Главное, чтобы эти войны стали неким подобием спорта, хоть и кровавого, но в котором участвуют только спортсмены, а зрители при этом не страдают, они только оплачивают билеты и наслаждаются зрелищем. Чтобы обеспечить исполнение правил и наказание нарушителей, Принципату потребуется военная сила, то есть регулярная армия. Девяти[263] легионов для этого может не хватить, даже если они будут постоянно и своевременно осваивать новейшие образцы оружия. Во-первых, с развитием промышленности возрастёт вероятность копирования, хоть и не новейших образцов, но превосходство будет уже не таким подавляющим. Пока жив сам Ричард, обладающий послезнанием, технологический разрыв удастся поддерживать на должном уровне, а вот после… Дивизия, даже вооружённая винтовками Бердана, обязательно сомнёт роту пулемётчиков с «Печенегами»[264], просто мясом её завалит. Значит, регулярную армию придётся постепенно численно увеличивать. Как и насколько – пусть считают уже потомки, а пока нужно выкупить у Раймунда Тулузского два его легиона, которые он передал Ле Брюну. Это и Фараона избавит от двусмысленного положения с приданным Констанции, и Принципату они пригодятся. Одиннадцати легионов должно хватить и на контроль правил «игры» в Европе, и на уничтожение кочевников Чингисхана, если он всё-таки заявится.
Четвёртое: необходимо обеспечить общность законов, налоговых ставок, отчислений в бюджет Принципата и право свободной миграции населения. Особенно последнее, иначе новые земли осваивать будет просто некем. Это будет обеспечить даже посложнее, чем монополию центральной власти на банковскую деятельность и колониальную торговлю. Нужны независимые судьи, тысячи судей, которые будут работать как единый механизм, но где их взять? Нет, люди то верные есть, но никакого профильного образования они не получили, просто не существует ещё учебных заведений, готовящих юристов, а значит каждый из них будет трактовать законы по-своему. Кроме того, судьям нужны следователи и судебные исполнители (без прокуроров и адвокатов на первом этапе обойтись можно), которые обеспечат суды следственными материалами и исполнение вынесенных приговоров. Возлагаемая надежда на Орден Святого престола не оправдалась. Не получится на их базе создать органы охраны правопорядка. Сейчас в Ордене чуть более сорока тысяч рыцарей, из них десять заняты исследовательской и производственной деятельностью, десять миссионерством в Африке, десять охраняют орденские замки и денежные потоки, и десять охраняют владения Святого престола в Италии. Причём, число их постоянно сокращается, молодёжь больше не хочет идти в монашеский орден, и в этом был виноват сам Ричард, создавший светский Орден Героев, альтернативу, которая пришлась молодёжи по душе, гораздо больше, чем монашество, хоть и вооружённое, и организованное. Орден Святого престола продолжал богатеть, но вступали в него теперь только пожилые, накопившие грехи и желающие искупить их служением. Если ничего не предпринять, то Орден Святого престола со временем просто вымрет, а ещё скорее, его ограбят, ведь денег они имеют гораздо больше, чем возможности их защитить. Это плохо. Вместо одной из опор Власти, Орден Святого престола скоро сам попросит защиты. И ведь не откажешь. Все передовые разработки доверены именно им, а разграбить их Ричард позволить не мог, защищать придётся…
Размышления Принцепса прервал тактичный стук в дверь.
– Что случилось, Джон? – своего оруженосца Ричард мысленно давно именовал адьютантом.
– Сир, король Нового Сиона просит немедленной аудиенции.
Ицхак Левит, как начальник штаба, агентурной разведки и личный казначей, имел право входить к Ричарду без доклада в любое время суток, даже ночью, но только сегодня Принцепс это право ограничил, ему нужно было время подумать.
– Впускайте, Джон. Сионисты – это не та сила, с которой можно не считаться.
Король Нового Сиона бесцеремонно уселся в кресло напротив, заметив, что Ричард перевернул несколько исписанных листов.
– Всё корпишь над составом сената?
– Над другим, но это тебя пока не касается. Состав определён, приглашения уже всем разосланы. Или ты не исполнил приказа?
– Я-то исполнил, можешь в этом не сомневаться. Похоже, я остался единственным, кто исполняет твои приказы безоговорочно. Вычёркивай из своих списков Кнуда Датского. Убили его твои Псы. Копенгаген горит, а что пока не горит, то грабят.
Ричард трижды глубоко вздохнул, пытаясь снизить уровень адреналина в крови, но помогло это мало. Закипающее бешенство Принцепса, Ицхак заметил.
– Ты только на меня не срывайся. Я, конечно, знаю, что гонцу, принесшему дурную весть, в древности рубили голову, но мы то не в древности, а я не гонец. Если хочешь отвести душу, гонца я тебе передам.
Принцепс вздохнул ещё три раза.
– Где они взяли флот, и почему ты мне не докладывал?
– Флота они нигде не взяли. Конфисковали все рыбачьи шлюпки, погрузили на них одну терцию Валенсийского легиона, и с ней наведались на остров. Всё это происходило гораздо быстрее, чем мне успевали доложить.
– Как они умудрились с одной терцией взять Копенгаген? Там ведь довольно мощная крепость.
– Как и ты Антиохию. Их атаки никто не ждал, ворота не закрывали. А дальше они сразу атаковали королевский замок, в котором такого тем более не ждали. Подробностей не знаю, не вели казнить. – Ицхак бесцеремонно налил себе вина и промочил горло – Но Кнуда вычёркивай, это уже точно. Эд Бургундский отрубил ему голову. Мне доложили, что перед этим он произнёс – «Я научу тебя хорошим манерам, скотина». Конечно, обращаться к королю «скотина» несколько не куртуазно, но хорошим манерам он его научил. На том свете Кнуд будет гораздо осмотрительнее выбирать себе врагов.
Глава 35
Кнуд VI был бездетным, его брат Вальдемар, который уже готовился в лагере на Ибице стать колонистом западного берега Африки, тоже, а потому на повестку дня встал вопрос – кому эту Данию теперь наследовать? Вот ведь, не было печали. Несмотря на небольшую территорию, Датское королевство было, во-первых, стратегически важным, контролируя пролив Скагеррак, выход из Варяжского[265] моря в Северное, а во-вторых, оно было сакральным для многих европейских Домов, в том числе и Плантагенетов, которые два-три века тому назад, пришли на материк именно из Скандинавии.
- Как ты думаешь, почему эти бешеные ринулись в Данию, вместо того чтобы спокойно добить Балдуина Фландрского? – схлынувший адреналин пересушил горло, поэтому голос Ричарда прозвучал хрипло, как карканье ворона.
Ицхак Левит наполнил кубок Принцепса вином и дождался, пока тот сделает пару глотков.
– Всё очевидно. Балдуин женат на твоей племяннице, поэтому его они оставили тебе на суд. Ты регент королевства Франков, тебе с Фландрией и разбираться. Они, конечно, бешеные, но они далеко не дураки. Кнуд же дал им повод, и они им по праву воспользовались, отобрали Гольштейн и ограбили Копенгаген.
– Ну, ограбили бы, королю то зачем было голову отрубать?
– Мода теперь такая. – хмыкнул король Нового Сиона – Ты сам ввёл её в Византии. А после твой бастард повторил это в Польше. Хочешь найти виновника – посмотри в зеркало, он глянет на тебя из него.
– Злой ты, Ицхак. – тяжело вздохнул Ричард и допил вино – Я делал так не для развлечения, а чтобы воссоединить христианство. Уж ты то в курсе. Кроме того, я пресёк все междоусобицы, сразу установил в Византии крепкую власть, а они ограбят Копенгаген и оставят после себя хаос, который наводнит Варяжское море пиратами.
– Про христианство я в курсе, но и ты, после взятия Константинополя, оставил Грецию в хаосе. И пиратов там тоже расплодилось немеряно.
– Так было нужно.
– А кто об этом знает? Твои Псы увидели только то, что так можно. Повторюсь – виноватого ищи в зеркале.
Ричард встал, подошёл к зеркалу и с минуту пристально смотрел в глаза своему отражению.
– Ты прав. Вина моя. Но кого теперь усаживать на Датский трон?
– У Спящего Леопарда спроси. Рюриковичи потомки Датских ярлов, пусть выберет из них самого достойного и вменяемого.
– Очень интересно. Насколько мне известно, воюют Рюриковичи храбро.
– Мне это известно только из рапортов, которые ежемесячно присылает Спящий Леопард, но лично я думаю, что им можно доверять. Конечно, король их не сам пишет, а канцелярия герцога Макалистера, но врать насчёт Рюриковичей им точно незачем. Воюют храбро, старший сын бывшего Великого князя Киевского, Ростислав, уже выслужился в полутысячники у псоглавцев, а это реальное достижение. Да и остальные стараются, трое уже стали сотниками, а остальные десятниками. Сильная кровь. Там есть из кого выбирать.
– Рюриковичи, говоришь? А что? Вариант не худший. Одного из них точно можно выбрать, тем более что Леопард уже сбил с них лишнюю спесь. Кстати, где он сейчас сам?
– Либо уже в Русгороде[266], либо подъезжает к нему.
- Пиши приказ, Ицхак. Спящему Леопарду прибыть в Рим как можно скорее, прихватив с собой лучшего, на его взгляд, кандидата. Вопрос с Датским наследством нужно закрыть до заседания сената. Пусть поторопится.
– Ну, я пошёл? Кстати, в Рим вернулась твоя матушка. Я, конечно, понимаю, что у вас что-то в отношениях не заладилось, но женщина она Великая, с большой буквы Вэ. Все бы такими были.
– Не приведи Господь. – при упоминании Господа Ричард не перекрестился, как сделал бы любой другой христианин на его месте, а отпил ещё вина, заботливо подливаемого Ицхаком, и усмехнулся – Тогда бы нами точно правили бабы.
– Сомневаюсь. Вы друг друга стоите. Навести её, Ричард. Тебе это будет не трудно, а ей приятно. Она мать, а ты её последний живой сын. Вот. – король Нового Сиона выложил на стол голубоватый бриллиант – Примерно такой-же, но розовый, у неё уже есть, пусть будет пара.
– Где ты такой раздобыл?
– Мухаммед подарил, после сражения под Бухарой. Мне его девать некуда, короны теперь у нас в моде стальные, без каких-либо украшений, так пусть хотя бы женщины попользуются.
– Он стоит тысяч тридцать марок…
– Не обижай меня, Принцепс. Какие марки, когда мы говорим о такой женщине? Внеси её в список сената, вместо Кнуда Датского, не пожалеешь.
– Женщину?
– Не просто женщину, а Железную герцогиню Аквитанскую. Я бы пошёл ещё дальше, и назначил её первым Цензором сената, но тебе такое слабо. Передашь камушек, или мне самому съездить?
– Передам. Сегодня же. Ступай, Ицхак, пиши приказ Спящему Леопарду, мне нужно подумать, как не допустить такого безобразия в будущем.
К середине сентября 1197 года, Гуго де Лузиньян, адмирал-фараон, почти завершил покорение Балкан. Сначала он разбил под Скопье войско Сербского короля Стефана Неманича, захватив его со свитой в плен. Свиту, ничуть не сомневаясь, Ле Брюн приказал обезглавить, а самого Стефана отпустил. Без всяких условий. Хочешь – готовься к ещё одной битве, а хочешь – к герцогской короне. Королевством ваши горы называть смешно, но, если ты настаиваешь, подерёмся ещё разок. Только учти, если ты окажешься таким болваном, герцога я себе найду другого. В Русском ордене хватает рыцарей, которые отлично понимают ваш язык.
На следующий день, после битвы при Скопье, к Фараону заявилось посольство от Боснийского бана (бена), с вопросом – что нам дальше делать? Подготовку к битве, саму битву и её итоги они видели своими глазами, поэтому ответ был незамысловат и лаконичен – «Если хотите жить, что-нибудь придумаете». Через две недели в ставку Ле Брюна явился сам Боснийский бан Кулин, принёс оммаж, получил герцогскую корону, а войско Фараона усилилось шестью тысячами бандитов. По-другому, Гуго де Лузиньян охарактеризовать этот сброд не мог. Настоящие бандиты, но на войне и такую погань можно использовать с толком. «Отбросов нет, есть кадры» – эту фразу Ричарда он не просто запомнил, но и осознал. В битве при Тырнове[267], большинство боснийцев он сжёг в лобовой атаке, и только потом задействовал основные силы. Бан, вернее, теперь уже герцог Кулин, манёвр заметил, но не возмутился. Видимо он и сам был не прочь избавиться от этих почти неуправляемых подонков, которые ему были больше не нужны. Боснийский банаат, то есть герцогство Босния, теперь со всех сторон граничило с владениями короля Гуго Первого, защищаться было больше не от кого, а грабить чревато фатальными последствиями. Новый король не из тех, кто будет терпеть подобные выходки. Удержать же от грабежей эту банду, всю сознательную жизнь, занимавшуюся только этим, герцог Боснии точно не смог бы. Попытайся он это сделать – прирезали бы свои же, а допусти набег – лишишься головы от руки Фараона.
Болгары бились достойно, пожалуй, на уровне крестоносцев образца 1192-93 годов, но с тех пор военная наука шагнула далеко вперёд, так что шансов у них не было изначально. Атаковать в копейном строю, закованные в сталь каре терций, специально обученных противодействовать подобным наскокам – это верный способ самоубийства, однако болгарские рыцари сделали целых шесть попыток. Жаль. Эти воины Ле Брюну понравились, дисциплинированные и отлично обученные, они бы ещё пригодились, но на всё воля Господня.
Штурмовать Тырново, в который отступили разбитые в битве болгары, Фараон не стал. Зачем грабить город, который скоро станет твоим? Не отпустил он свои войска и разорять окрестности, строго-настрого наказав легатам честно расплачиваться с местным населением за все поставки, и этот ход довольно быстро принёс нужный результат. Через три дня, в ставку Гуго Первого прибыли соправители Болгарского царства – Пётр IV и его младший брат Калоян для принятия оммажа. Протяни они чуть дольше, и Ле Брюну начали бы напрямую присягать местные феодалы, весьма впечатлённые справедливостью и полководческим талантом нового короля.
И Пётр, и Калоян Гуго де Лузиньяну понравились. Сначала он хотел сделать старшего герцогом Болгарии, а младшего его вассалом, но после близкого знакомства передумал, короновав Калояна герцогом Македонии и Северной Греции, со столицей в Салониках. Правда, в Салониках всё ещё продолжали играть в республику, не признавая власть короля, но это только потому, что до них ещё не дошли руки. Десантный корпус норманнов вдумчиво и неторопливо приводил к покорности Адриатическое побережье и острова, войсковое ополчение греков герцога Крита и Афин, Элефтериоса Коусидиса, тоже неспешно наводило «конституционный» порядок на Пелопоннесе, а военно-морские силы, галеоны и каракки, кошмарили Эгейское море, но у них были слишком малочисленные абордажные команды, чтобы захватить такой большой город, как Салоники. Впрочем, Ле Брюн особо и не торопился. Завоёвывать своё будущее королевство нужно было аккуратно, грабить и убивать только непримиримых и невменяемых, а для этого их нужно было сначала выявить. Нет, агентурная разведка герцога Крита и Афин данные поставляла регулярно, но где гарантия, что герцог не попытается под шумок свести личные счёты?
Под Тырново простояли две недели, и не зря. Стефан Неманич, теперь уже бывший король Сербии, согласился на герцогскую корону и принятие оммажа. Собственно говоря, и выбора то у него не было. Вернее был, но не очень хороший – бесполезно погибнуть в своих горах. Герцог Стефан дураком не был и сумел по достоинству оценить то, что ему предложил новый король. Да, большую часть налогов теперь придётся выплачивать в казну Принципата и короля Гуго Первого, но мирное развитие территории герцогства, беспошлинная торговля сербских купцов на территории всего Принципата, а также значительное сокращение военных расходов, даже меньшую часть сделают больше, чем сейчас целая. Больше не придётся рубиться с болгарами и уграми, боснийцами и кочевниками-половцами, нужно будет только навести порядок в своих владениях, избавив от слишком буйных голов тела некоторых феодалов.
Сам участвовать во взятии Салоник Ле Брюн не стал. Своё королевство, как и было приказано, до Рождества завоевать он успел, а бунты пусть подавляют назначенные именно для этого герцоги. Калоян чем-то напоминал Фараону младшего брата. Весёлый, острый на язык и, казалось бы, беспечный, но это только на первый взгляд. Хватка у него была как у нильского крокодила. Легионы король оставлять ему не стал, Ричард велел все подразделения Принципата привести к Рождеству в Рим, для парада Победы в Третьем крестовом походе, но Калояну хватит и местных сил. Больше тысячи выживших боснийских бандитов (их Ле Брюн порекомендовал своему герцогу угробить в первую очередь), две с половиной тысячи герцога Сербии и почти четыре болгар. При поддержке флота с артиллерией, эти силы были даже избыточны, ведь противостоять им будет не единая армия, а городские ополчения шести независимых республик восточного побережья Греции, которые между собой резались даже более яростно, чем противостояли силам наведения порядка.
– Милорд. – отозвал герцога Калояна король, когда, утром, восемнадцатого сентября 1197 года, колонна легионов уже маршировала по направлению к Задару.
– Слушаю, Сир.
– Задачу вы знаете, но сейчас я её вам немного усложню. Мне нужны люди. Много людей. Поэтому не свирепствуйте, давайте возможность сдаться, даже пиратам и разбойникам.
– Зачем вам это отребье, Сир? – искренне удивился герцог Македонии и Северной Греции.
– Они не боснийские головорезы, Милорд, бандитами стали не по убеждениям, а просто им не повезло. Политика играет в свою игру, а они жертвы этой игры. До того они были вполне законопослушными моряками, рыбаками и пастухами. Я верну их в это состояние в Лузиньянии. Особенно берегите моряков, их мне понадобятся тысячи. Всех пленных направляйте в Задар, лагеря там для них я подготовить успею. Отправляйте всех, кто пожелает сдаться. Всех. Сортировать их будут уже в Задаре. Приказ понятен?
– Понятен, Сир.
– Отвечать у нас принято «Так точно!»
– Так точно, Сир. Ваша столица будет в Задаре?
– Этого я ещё не решил. Задар мне нравится, но Венеция расположена удачнее. К Рождеству всех герцогов жду в Риме, за это тоже ответственны вы.
– Мы обязательно прибудем, Сир.
– До скорой встречи, Милорд. Если всё пройдёт как задумано, быть вам лордом-канцлером королевства.
Тамас Гилсленд, герцог Эдессы, барон де Во, отправился в Рим двадцатого сентября. Операцию по зачистке выделенной ему территории он завершил ещё в конце августа, захватив весь Кавказ и Закавказье, южнее Большого Хребта, от Трабзона на западе, до Гирканского[268] моря на востоке и Тебриза на юге, получив в сои руки один из самых быстрых путей доставки товаров с востока на запад, а небольшое Эдесское герцогство стало королевством в шесть раз больше Дании, из-за которой сейчас поднялся такой шум. В шесть раз больше по территории, а не по количеству населения, всё-таки война сельджуков в Грузии и Хорезмшахстве эти края изрядно обезлюдили, а потом пришлось отправлять всех мусульман Шаху, но это временно. Земля благодатная, в год родит по два урожая, дай ей годик спокойствия и надежду на стабильность, вернутся и христианские беженцы, да и местные начнут усиленно плодиться и размножаться, как им завещал Господь.
Луи де Блуа, герцог Омана и Йемена, граф Блуа, помогавший герцогу Эдессы отбить Тебриз и Мераге, категорически отказался от какого-бы то ни было вознаграждения, или даже подарка. «Я только начал возвращать аванс, выданный мне Ричардом. В этой войне я всего лишь командую его войсками. Командую, наверное, неплохо, но пока далеко не гениально. После получения индийской добычи, мне этот аванс ещё лет десять предстоит отрабатывать. Я сочту достойным своего вклада подарком, если вы организуете ужин, и мы с вами там как следует выпьем. Для меня это честь. Я отлично знаю, как к вам относится дядя[269], к тому-же у меня к вам множество вопросов. Вы ведь уже восемь лет носите крест, с самого начала похода, а я примкнул к нему только три года назад.»
Поужинали. Выпили. Больше всего Геноцида интересовало начало организации штаба. Всё началось с расчёта маршрутов и постановки задач рыцарям Ордена Героев? Ах, они тогда ещё не были рыцарями и героями, очень интересно… А про этот орден раньше разговоры были? Вы ведь первый начальник штаба Ричарда, а до того его походный кастелян, что, по сути, одно и то же. Совсем не то же? Ну, может быть, и тем не менее. Не было никаких разговоров, сразу раз, и Орден. Светский рыцарский Орден, попрание всех существующих тогда основ. Приснилось ему что-то? А что конкретно, он не рассказывал? Жаль. Мне тоже многое снится, но нужный сон я никак не ухвачу за хвост. А потом? Нет, короля Нового Сиона я безгранично уважаю, но ведь в ту пору он был обычным еврейским монахом. Ну, раввином, какая разница? Господи, Сир, я вас о серьёзном спрашиваю, ну какая существенная разница между монахом и учителем? Учитель даже хуже, просто смерд, монах хоть что-то там… Не знаю, что, но вы поняли… И что, король с ним лично говорил? И сразу доверил ему казну? Бросьте, Сир. Во-первых, я не враг, а во-вторых, никаких секретов вы мне не рассказываете, всё это я давно знаю, это все знают, мне интересно только ваше личное мнение. Ицхак сделал штаб настоящим штабом? Я с ним знаком мимолётно, получал инструкции при отправке в Индию, но не удивляюсь, тогда мне казалось, что я всё ещё маленький и сижу на уроке. Он просто обсчитывает задачи, которые ставит Ричард? Где бы мне такого еврея найти… Вы не в курсе, он дяде тоже приснился? Спать? Да, пора. Спать полезно, вдруг да приснится что-нибудь этакое.
С Византийским Патриархом, Рауль де Лузиньян разделил Малую Азию, по справедливости. Византийскому герцогству (Патриархату) отошла территория от Трабзона до Антальи, по почти прямой линии, проходящей через центр Коньи, которая становилась общим городом. Рауль де Лузиньян получил земли от Антальи до границ герцогства Антиохии на юге и почти половину Малой Азии на юго-востоке. Выхода к Русскому[270] морю ему не досталось, ну, да и не больно хотелось. Даже если бы достался какой-нибудь вшивый портик, то он принёс бы не доходы, а одни затраты. Порт без флота – это не порт, а добыча, для тех, у кого флот есть. Все мы братья по закону пролитой крови? Это так, но мы то не вечны, а нам наследуют те, у кого подобных сентиментов уже нет. Поэтому лучше сразу обустраиваться так, чтобы даже безмозглые потомки не смогли сразу всё разрушить. Хотелось бы устроиться навсегда, но увы, это невозможно. Сам Великий Рим, имеющий даже в худшие времена возможность выставлять сорок легионов, и то не стал вечным. А впрочем, наплевать на всё это. Рауль, младший сын графа де Лузиньян, уже король далеко не заштатного королевства, имеющий собственный когномен – Диктатор Рима. Таких всего пятеро. Спящий Леопард, но он таковым и прибыл в Святую землю, Принц-Бастард, он-же Львиный коготь, Геноцид – герцог Омана и Йемена, граф де Блуа, Фараон, его старший брат и он сам.
Глава 36
Рауль, после разгрома сельджуков в Малой Азии, получил не только земли. Взятая им добыча, только по весу оценивалась в двести тысяч марок серебра, без учёта культурной и художественной ценности, а ведь в Конье ему удалось захватить две мусульманские реликвии, которые прежде Ричард подарил султану Кей-Хосрову – золотую саблю Пророка и клок его бороды. Что делать с реликвиями мусульман он пока не решил, да и не собирался решать, пусть с ними разбирается Ричард, а вот что делать с такой кучей золота и серебра? Участвующие в этой войне вассалы Ближневосточных христианских Владетелей и так получили двойную долю, а выдать ещё больше, значило получить проблемы в будущем. Баловать никого нельзя: ни детей, ни женщин, ни, тем более, воинов. Рауль ловил себя на мысли, что был гораздо счастливее, когда на последнее, выделенное ему отцом, серебро, сумел снарядить и привести в Святую землю отряд из семидесяти латных всадников, питался с ними из общего котла разваренным ячменём, сдобренным вяленой кониной, а запивал натуральным уксусом, которое только по недоразумению называли вином. Прав был Ричард, когда сказал – «Деньги не приносят счастья, они лишь предоставляют возможность с комфортом предаваться печали.»
Вот всё вроде хорошо. И королевство не захудалое, и жена красавица, и наследник здоровый, и славой не обделён, аж целых трое литераторов взялись писать про него романы, а всё равно, кажется, что всё лучшее уже позади. Впереди только комфортная печаль и хандра. Хорошо брату, нашёл себе поприще, на которое и целой жизни будет мало, но Рауль очень плохо переносил морскую качку и этот путь был для него закрыт. Хорошо было Спящему Леопарду, у которого на востоке полчища врагов. Хорошо было Ги де Дампьеру, которому нравилось обустраивать мирную жизнь. Хорошо было даже Ричарду, который знал, что делать дальше. Плохо было только королю Раулю Первому, у которого не осталось ни врагов, ни цели. Осталось только пить и жить воспоминаниями.
– Сир. – самоедские размышления Рауля де Лузиньяна прервал аккуратный стук в дверь.
– Войдите, Жером.
– Извините, Сир. – оруженосец заметил недопитый кубок – В город прибыл герцог Багдада, милорд Гийом де Баскервиль со свитой.
– Отлично! – обрадовался Рауль – Немедленно пригласите герцога и организуйте приличный стол.
– Невозможно, Сир. Отряд герцога встал в полулиге от города лагерем и вывесил жёлтый флаг[271].
- Что они сообщают флажными сигналами[272]?
- Восточнее Тигра эпидемия чумы, Сир. Отряд герцога заходил в Багдад, поэтому всё возможно.
– Больные в отряде уже есть?
– Пока нет, Сир. Но не все заболевают сразу.
– Это я и без вас знаю, Жером, читать умею, положение о карантине читал. Сколько человек в отряде?
– Сорок два, считая герцога.
– Грузите подводу, нет, две, лучшими готовыми блюдами, что найдутся на кухне и припасом всяких копчёностей на три дня. Сейчас не слишком жарко, за три дня не успеют протухнуть. Две бочки «Ливийца», бочку «Джина» и три лучшего вина. Побольше этой приправы из хрена и чеснока[273] со специями. Дров тоже на три дня. Как только загрузите, подводы увяжите цугом и доложите, возницу я вам пришлю.
Жером де Комьен заподозрил неладное.
– А может быть не стоит, Сир? Чума хитрая болезнь. Может прятаться целый месяц.
– Сегодня семнадцатое сентября, через сорок дней будет двадцать восьмое октября, если выживем, то до Рождества в Рим попасть точно успеем. А если нет, то на всё воля Господня. Две подводы цугом. Жду доклада через час. Бегом марш, Жером!
Железная герцогиня Алиенора Аквитанская, блистала даже в траурном платье с минимумом украшений.
– Приношу вам свои соболезнования, маман. Покойник был человеком никчёмным, к тому-же полным дураком, но он ваш сын. – Ричард, не дожидаясь приглашения, уселся в кресло.
– Вы не надели траур даже для визита ко мне, Ричард. – голос железной герцогини был одновременно ледяным и ядовитым.
– Не нахожу причин для лицемерия, маман. Джонни получил именно то, что заслужил. Точнее сказать, он и этого то не заслужил, графу Лестеру следовало казнить его ещё четыре года назад. Хотя… Вы присаживайтесь, маман. – кивнул Принцепс на кресло напротив – Я к вам по делу зашёл, но вы сами затеяли этот пустой разговор. Ну, что-же, закончим сначала его. Джон имел шанс погибнуть как воин, при осаде Ноттингема, потом его мог казнить Роберт де Бомон, который обладал для этого всеми полномочиями, и даже заслужил бы этим мою благодарность. Но вы спасли сыночка из моих хищных лап для того, чтобы он тихо спился. Мне докладывали, что ещё за полгода до своей кончины он стал буйным сумасшедшим, и даже забил насмерть одного из монахов подсвечником. Лично я считаю, что вы в этом отчасти виноваты. Монах то уж точно на вашей совести. Впрочем… Плевать на монаха, их у нас ещё много, да и Господь ему воздаст. Так вот, я к вам и правда по делу. Да вы не стойте, меня вы этой стойкой атакующей кобры всё равно не напугаете. Присядьте, маман. И прикажите подать вина, не мне же тут у вас командовать. И я вас умоляю, не пытайтесь изобразить на своём лице оскорблённую невинность, она вам подходит не больше, чем крокодилу доброжелательная улыбка. Джон уже умер. Его больше нет. Поговорим о делах, или ваш траур мешает даже этому?
– Поговорим. – по Алиеноре Аквитанской не было заметно, что она смутилась, но вина она приказала подать слишком резко.
Ричард внутри себя улыбнулся и выложил на стол голубой бриллиант Ицхака Левита.
– Ваш нелюбимый еврей настолько впечатлён вашей нелюбовью, что сам не рискнул передать этот камень для вашей короны, а попросил меня. Тихо! Не забывайтесь, маман. Я хоть и в гостях, но я король и говорить ещё не закончил. Для начала ответьте мне на вопрос – вы знаете о планах воссоздания Принципата и созыве сената?
– Об этом все знают, Ричард. – кивнула железная герцогиня – Вы совсем не умеете хранить тайны.
– Тайны я хранить умею, маман, но это то как раз не тайна. Вернее, это такая специальная тайна, о которой должно быть известно всем. Вы поди марок десять потратили, чтобы всё узнать.
Алиенора Аквитанская потратила пятьдесят, но, разумеется, в этом не призналась.
– Я в курсе про Принципат и сенат. Как и все ваши идеи – она сыра, груба и не отёсана.
– Согласен. – покладисто кивнул Ричард, отпил, наконец-то поданного вина и непроизвольно поморщился от обилия специй – Ну и отрава. Хотя, это тоже неплохо. Такой дряни много не выпьешь. Согласен со всеми вашими характеристиками. Идея груба, сыра и не отёсана, именно поэтому я сейчас говорю с вами, маман. Я хочу включить вас в состав сенаторов первого созыва. Возможно, даже первым Цензором сената.
– Это вам еврей подсказал, Сир?
– Ицхак вами очарован, маман. Даже не знаю почему, вроде умный человек…
– Он и правда умный, хоть и подлого происхождения. Ваш сенат языческая мерзость, при одной мысли об этом вам стоило принять постриг и удалиться в монастырь.
– Хм… – усмехнулся Ричард – Выходит, не такой уж он и умный. Не хотите – как хотите. Калигула не зря когда-то ввёл в состав сената своего коня. Я раньше тоже думал, что это просто самодурство сумасшедшего тирана, а сейчас понимаю, что нет, в этом был глубокий смысл. Лучше уж конь в сенате, чем женщина. Камень принимаете, или обратно отнести?
– Я ещё раздумываю, Ричард.
– Тогда прикажите подать мне джина, или ливийца, но без пряностей, маман. Вы так медленно думаете, что у меня опять успела пересохнуть глотка, а пить вашу отраву мне не позволяет тонкая организация души. Я давно бы повесил всех, кто эти напитки для вас готовит. Заподозрив…
– Хватит паясничать, Ричард. – Алиенора звякнула колокольчиком и распорядилась насчёт напитков – Какие полномочия будут у Цензора сената?
– Такие же, как и были в античности, маман. Чистить сенат от вредителей. Но учтите, если вы согласитесь, то будете там единственной женщиной, среди полусотни мужчин.
– Мужчины. – усмехнулась железная герцогиня – Как же много вы о себе воображаете. Я согласна, Ричард. Камень беру. Передайте своему еврею приглашение ко мне на обед, хоть с кем-то умным заранее пообщаться не помешает. Ступайте, сын, не следует вам напиваться у меня дома. Храни вас Господь!
– Взаимно, маман!
Двадцать второго октября 1197 года, Людовик Капетинг-Плантагенет уже стоял в строю. Честно говоря, осаду Марракеша не начинали только из-за него. Последний мусульманский город в Африке, после его взятия, полной победой завершится Третий крестовый поход, который продолжался почти девять лет. Девять лет для Людовика – это почти вся жизнь, да и для Роберта де Бомона срок весьма значимый, чуть меньше четверти всей жизни. Граф Лестер, вернее тогда ещё не граф, а только наследник своего отца, принял крест в двадцать восемь лет, и скажи ему тогда кто-нибудь, что эта война затянется без малого на десятилетие, ни за что бы не поверил. Слишком мощные силы подняла тогда Европа для освобождения Гроба Господня, самой большой трудностью казалась доставка их к месту сражений, но лёгкой победы не получилось. Сначала нелепо погиб император Фридрих Барбаросса, утонув при переправе через реку, а его войско, составлявшее почти половину всех крестоносных сил, повернуло назад. Из имперцев остался только Австрийский герцог со своими вассалами, да и то ненадолго. После взятия Сен-Жан-д'Акра, завершил свой поход и он, да не один, а вместе с королём Франков Филиппом-Августом, и из монархов Ричард остался в одиночестве. В победу тогда перестали верить все, кроме самого короля. Роберт де Бомон, уже ставший графом, после гибели отца при осаде Сен-Жан-д'Акр, тоже высказывался за прекращение похода. В стремлении продолжать, Ричарда тогда поддерживали, пожалуй, только братья де Лузиньяны, да нынешний Папа, Робер де Сабле, тогда ещё только выбранный Великим Магистром ордена Тамплиеров.
Из более чем пятидесятитысячного крестоносного войска, под знаменем короля осталось меньше десяти тысяч, но именно они сотворили настоящее Чудо. После битвы при Яффе их осталось чуть более пяти тысяч, но это были люди из стали, которым, казалось, даже доспехи не нужны, они и стали ядром нового войска, Орденом Героев, а сама битва коренным переломом в войне, после которой впечатлённые сарацины запросили перемирия, которого так и не получили. И вот итог – Марракеш. Хорошая крепость, что не говори, а строить укрепления арабы умели, однако любую крепость защищают не стены, а стоящие на них воины. С этим же у мусульман уже давно были проблемы. В их рядах ещё оставались стойкие. Надеющиеся на повторение Чуда, которое однажды совершил Ричард, и просто предпочитающие смерть в бою позору плена, но их было уже очень мало.
В отряде баннерета Людовика осталось чуть больше пяти сотен воинов. Роберт де Бомон, как и обещал, бросал их в самое пекло, но не с целью угробить, в случае возникновения опасной ситуации, франкам всегда направлялась помощь. Именно так кузнец выковывает из болотной крицы сталь, постепенно выжигая из неё все вредные примеси. При штурме Тазы был серьёзно ранен граф де Суассон, а в Фесе героически погиб граф де Куси, своей словно смертью снявший с франков заклятие неудачников. При Сафи и Себте[274] они уже почти не понесли потерь, и, удовлетворённый итогом, Сир Роберт вернул им коней.
– Михаэль. – окликнул оруженосца Роберт де Бомон, складывая подзорную трубу. Смотреть было больше нечего, более трёх сотен пушек уже практически сравняли с землёй северо-восточную стену города. Пора было ставить точку.
– Слушаю, Сир.
– Знамя развернуть!
Через пару минут на ветру заколыхалось алое полотнище с тремя геральдическими львами[275].
– Луи.
– Слушаю, Сир.
– Сворачивайте свой баннер. Под этим знаменем мы начинали поход, сражались под Акко, Яффе и Дамиетой. Его не поднимали уже четыре года, но сегодня особый случай. Принимайте трёх львов своего отца и командуйте штурмом города. Под этими львами мы начинали войну, под ними следует её и закончить. А свой баннер снова развернёте уже при осаде Брюсселя.
– Кем мне командовать, Сир? – несколько опешил Людовик.
– Всеми войсками, Луи. А я пока тут посижу, посмотрю со стороны, что можно было бы сделать лучше, чем сделали вы. Вперёд принц! Закончите дело, которое начали оба ваших отца. Не посрамите их.
Людовик Капетинг-Плантагенет блеснул глазами, не слезая с седла поклонился Роберту де Бомону и отдал приказ горнисту.
– Сигнал легионам – равнение на знамя. – и, не дожидаясь звуков горна, пустил своего коня рысью к пролому.
В день Рождества Христова, двадцать пятого декабря 1197 года, в Риме состоялся Парад Победы. Де-юре, Рим по-прежнему принадлежал Святому престолу, но де-факто его почти полностью выкупил Ричард, который и приказал устроить в Вечном городе широченный проспект от юго-восточных ворот Ватиканской крепости в сторону Неаполя. В былые времена это парад, наверное, назвали бы триумфом, хотя тоже вряд ли, ведь сам триумфатор в нём не участвовал. Ричард и Папа принимали участие стоя на балконе новой Курии сената, а не возглавляли шествие в золотых колесницах, поэтому это был именно парад, а не триумф.
Первыми в этом строю, ровной шеренгой выступали военно-начальники, теперь уже короли и герцоги королевского достоинства, под командованием Сира Ги де Дампьера. Короля Ливана, Хомса и Хамы, сеньора де Бурбон и де Дампьер, который не был самым значимым монархом в плане подвластных территорий, или подчинённых сил, но он был самым старшим из всех, а значит, самым мудрым. Его кандидатура на роль командующего парадом ни у кого из крестоносцев не вызвала противодействия.
Следом за Владетелями шёл сборный отряд ордена Святого престола, за ним такой-же от ордена Героев, после Героев рыцарское ополчение отличившихся в войне феодалов (в их числе и принц Людовик со своим баннером), за ними, по одной сдвоенной когорте от каждого из одиннадцати легионов, а замыкали парадную колонну вспомогательные войска – кавалерия исмаилитов графа Абу Мансура и сводный отряд глубинной разведки на верблюдах.
Артиллерию решили не тащить. Пушки только в бою выглядят впечатляюще, на марше же они по зрелищности немногим превосходят обычные телеги. В компенсацию артиллеристам выплатили не двойное жалование в честь победы, как легионерам, а тройное. Были отчеканены и памятные награды. Командному составу в виде золотых подвесок на рыцарские цепи, по форме напоминающими альбигойский крест с бриллиантом в центре, простым рыцарям такие-же подвески, только с рубинами вместо бриллиантов, а обычным воинам похожие по форме знаки без камней и на колодке.
По мере продвижения от Ватикана на юго-запад, колонна победителей прошла под шестью огромными триумфальными арками: Иерусалимской, Каирской, Багдадской, Карфагенской, Конийской и Марракешской. Это были первые сооружения в этой истории отлитые из бетона со скелетом из стальной арматуры, отделка их мраморными барельефами ещё только началась, поэтому пока они были задрапированы шёлковыми тканями. Арки были действительно огромны, под ними в одну шеренгу спокойно проходили пятьдесят всадников, а проспект, по которому шёл парад, естественно, был назван проспектом Победы.
С балкона курии сената, помимо Ричарда и Папы, парад смотрели наследник и соправитель Хорезмшаха Мухаммед Ала ал-Дин и наследник правителя южной Индии, будущий Кулоттунга Чола VI и, конечно же, Алиенора Аквитанская, железная герцогиня, в прошлом королева двух королевств, а будущем цензор сената первого созыва. В будущем, которое начнётся уже завтра.
– Весёлое было время. – вздохнул Ричард, глядя в спины последней шеренге верблюжатников – Помните Робер, как мы прямо с галер высаживались под Яффе? Я тогда спрыгнул в воду и погрузился по грудь. После боя, от солёной воды, мне так натёрло яйца, что я даже думал, что они отвалятся. Останется только трубочка, чтобы справлять малую нужду.
Папа Робер Первый тоже с грустью провожал взглядом колонну победителей.
– Я тогда погрузился в воду по шею и натёр не только в паху, но и подмышками. Болело так, что я даже обрадовался контратаке Салах ад-Дина, мечтая поскорее погибнуть и избавиться от этих мучений.
– Ваше Святейшество, Сир! – от обсуждаемой темы даже у железной герцогини покраснели мочки ушей – Неужели даже в такой момент вы неспособны вспоминать что-нибудь более героическое?
– Пока мы грубые воины, не знающие красивых слов, маман. – усмехнулся Ричард – Вы нас этим словам, несомненно, обучите, но именно это то меня больше всего и печалит. Когда воины начнут выражать свои мысли так, как нравится женщинам, нас в первой же войне будет ждать поражение.
– В какой ещё войне, Ричард? Вы уже покорили весь мир, а ваши соседи если и не вассалы, то союзники. – Алиенора Аквитанская кивнула в сторону делегаций мусульман и индийцев.
– Увы, маман, но то, что вы называете всем миром – это даже не одна десятая его часть. Враги у нас появятся уже очень скоро, даже наши дети подрасти не успеют, придётся вставать в строй снова нам.
– Откуда вы это знаете, Ричард?
– Святой Целестин рассказал. Мудрейший старик. – печально вздохнул Ричард – Он способен прозревать пространство и время. Жаль, что его сегодня нет с нами.
– Говорят, он ослеп.
– Он перестал видеть земную суету, но для прозрения времени и пространства – это только на пользу. Враги обязательно будут, маман. Святой Целестин не ошибся ещё ни разу. Поэтому прошу вас не делать из воинов придворных болтунов. Я включил вашу кандидатуру в состав сената не просто так, лично я уверен, что женщины тоже люди, ни в чём не уступающие мужчинам. То есть, в чём-то, конечно, уступающие, но зато превосходящие их в другом. Вы знак для всех женщин этого мира, маман, их символ надежды. Я включил вас в состав сената совсем не потому, что вы моя мать, Господь свидетель – чисто родственные отношения я ценю слишком дёшево, нет, я вас уважаю именно как человека, как соратника, несмотря на то что вы женщина. Пусть ваш пример будет пока одиночным, но он уже будет. Аминьнах!
Глава 37
Накануне Рождества и Парада Победы, в Сочельник, у Ричарда выдался очень хлопотный день. Перебравшийся, с прибытием в Рим Рауля де Лузиньяна, из его палаццо в Ватикан, сначала, с утра двадцать четвёртого декабря 1197 года, Принцепс поучаствовал в собрании Пентархии, где поставил перед Патриархами два вопроса – прижизненная канонизация[276] Джанчито Бобоне, бывшего Папы Целестина Третьего и учреждение шестого Патриархата у русов, в Новгороде Великом.
Оба вопроса особых возражений не вызвали, поспорили только насчёт процедурных моментов, да и то без огонька. Иного Ричард и не ожидал, все Патриархи Пентархии были обязаны своими тиарами лично ему, к тому-же все они, кроме Патриарха Антиохии Иоанна VII, когда-то служили под его началом. Папа Робер Первый, в миру Робер де Сабле, и Иерусалимский Патриарх Жильбер Первый, в миру Жильбер Эрайль, вышли из ордена Тамплиеров; Патриарх Александрии Юг (Гуго) Первый, Юг де Гратон, из Госпитальеров; а Патриарх и герцог Византии Кирилл Первый, бывший Рудный воевода, бывший воевода псоглавцев, Корней Лютый, из Русского ордена. И все они были Первыми Понтификами своего имени, как Первым был и Ричард Плантагенет. Первым королём, Первым Принцепсом, да и просто Первым из людей. Попытки Иоанна VII, даже не возражать, а просто усложнить поставленную задачу, пресекались на корню, практически хором. Не бывало ещё прижизненных канонизаций? Не беда, пусть будет первая, всё когда-то случается впервые, а Целестин не только своим служением вдохновил воинов на великий подвиг, но и первым сложил с себя полномочия при жизни, не желая быть обузой Матери нашей Церкви своей слепотой. К тому-же он, уже будучи преклонных лет и слабого здоровья, успел отыскать и начал восстанавливать дворец Ирода Великого, где Пилат судил Христа, и место, где проходила Тайная Вечеря, то есть величайшие христианские святыни, равнозначные Храму Гроба Господня. А Патриарх для русов просто необходимость. Русь уже сейчас соразмерна всей Европе, и ещё много лет, если не столетие, будет расширять свои пределы на восток. Вы хотите управлять процессом христианизации северо-востока Азии из Антиохии, или это просто гордыня, которая суть смертный грех? Нет, и вмешиваться ни во что не нужно, христианству на Руси уже больше трёхсот лет, сами как-нибудь разберутся. Им там, на месте, виднее гораздо лучше, чем нам отсюда.
К обеду в Ватикан прибыл Спящий Леопард, король Русов, Сир Кеннет Маккинли, с четырьмя бывшими князьями Рюриковичами. С Леопардом Ричард несколько раз встретился до этого, и согласовать позиции они успели, как и кандидатуру кандидата на Датский престол. Сын последнего Великого князя Киевского, Ростислав Рюрикович, ещё молодой (двадцати семи лет от роду), но бесстрашный воин и хороший полководец, устраивал обоих. Не политик, не интриган, не подлец, чем-то он был похож на Принца-Бастарда, теперь стоял только один вопрос – примут ли его в качестве короля остальные Рюриковичи, или их лучше всех угробить где-нибудь между Уралом и Обью. Вопрос был не так прост, как кажется. Привыкшие жить по лествичному праву Рюриковичи, помимо короля, должны признать и закон майората. То есть, присягнув королю, они навеки признают себя его вассалами. Его, потом его старшего сына и так далее всю династию.
Во многом повезло, что в лидеры молодого поколения выдвинулся именно наследник последнего Великого князя Киевского. Хотя, повезло – это, наверное, не то слово. Удача – девка хоть и ветренная, изменить может кому угодно, но она изначально не привечает совсем никчёмных болванов.
Трое выживших представителей старшего поколения – бывший Великий князь Киевский Рюрик Ростиславович, бывший князь Курский Всеволод Святославович и бывший князь Черниговский Ярослав Всеволодович, выбор Ричарда и Спящего Леопарда признали единогласно и без оговорок. У стариков было время подумать, как они докатились до жизни такой, и осознать, что сами во всём виноваты, а Ростислава ведь выбрали не просто так, а за реальные заслуги, поэтому подчиниться такому королю не будет уроном для их чести. Одобрили они и план – самых бешеных сжечь в боях где-нибудь подальше от Дании, и пообещали всецело поспособствовать становлению и укреплению новой династии Датский королей. Это только кажется, что по сравнению с Русью, Дания маленькое и захудалое королевство. На самом деле, по доходам и ресурсам (учитывая, что Швеция, с её рудниками, была в это время Датской провинцией), а Норвегия провинцией восставшей, в которой, к тому-же, прямо сейчас делили власть два короля-сепаратиста, о таком подарке Рюриковичи даже мечтать не могли. Пусть королём станет кто-то один из них и возникнет его династия, но он был один из них, а это главное. Остальные станут герцогами, графами, или баронами, в зависимости от заслуг. Это справедливо и всяко лучше, чем просто сгинуть, гоняя кочевников по бескрайним степям Азии. Дания – это цивилизация, её король войдёт в сенат Принципата, а значимые феодалы в палату Патрициев. Старики попросили Спящего Леопарда лишь отпустить со службы их ближников, самых преданных бывшим князьям гридней, на что получили немедленное согласие. Таких было немного, погоды в русском войске они не делают, пусть уходят, так даже лучше. Чем больше их уйдёт, тем быстрее Скандинавия заговорит по-русски. Рюриковичи то давно родной датский забыли, а если добавить к ним ещё и ближников, которые наверняка станут придворными и вельможами, то…
Словом, все вопросы за время обеда утрясли, а сразу после него Папа Робер Первый короновал и помазал нового короля Дании, Ростислава Первого Рюриковича. Короновал, разумеется, стальной короной, но теперь это было нормой. Стальные короны носили все сподвижники Ричарда, включая его самого.
Мода… Странное явление, но теперь возможность носить стальную корону, считалось привилегией настоящих воинов. Рауль де Лузиньян даже успел дать в морду королю Шотландии, напялившему на себя этот знак отличия, ничем его не заслужив. Вильгельм Шотландский схватился было за меч, но Рауль с улыбкой пообещал отрубить ему обе руки, если шотландский придурок не одумается, и не сменит венец на привычный золотой с камнями, как у всех остальных венценосных женщин. Нет, Вильгельм Шотландский трусом не был, но возразить королю, который добровольно отправился в чумной карантин, чтобы пообщаться и выпить со своим соратником, ему было просто нечего. Среди обычных людей он трусом не был, но это точно не люди. Не зря их называли Демонами войны. К тому-же, все видящие эту сцену прочие Демоны только презрительно усмехались. Ричард высказал Раулю неудовольствие, но тот, сделав ясные глаза, пообещал выплатить любой штраф за отрубленные руки этого недоумка, если ещё хоть раз увидит его в воинской короне. Однако, королю Дании она полагалась по праву. Полтора года войны против язычников-кочевников, карьерный рост от простого латника до избираемого воинами полутысячника, как заслугу, не смог бы оспорить даже Рауль.
После церемонии миропомазания и коронации нового Датского короля, Ричард принял Сира Роберта де Бомона, королевству которого ещё не даже придумали название и его воспитанника, Людовика Капетинга-Плантагенета, приёмного сына Принцепса. Стоит отдать Людовику должное, он почтительно слушал разговор двух Королей-Воинов, попивая вино, напополам разбавленное водой и говорил, лишь отвечая на прямые вопросы. Прав Роберт, мальчик сильно повзрослел, можно ему уже доверить и самостоятельную кампанию.
– Луи. – Ричард наконец-то обратил внимание на пасынка – Сегодня многое делается впервые. Хоть вы и не достигли возраста совершеннолетия (14–16 лет, в зависимости от традиций региона), по рекомендации Сира де Бомон я готов вручить вам золотые шпоры.
– Раз Сир Роберт мне их до сих пор не вручил, значит я этого пока не заслужил, отец. Думаю, что это правильно. Я не способен скакать в атаку в одной шеренге вместе с рыцарями, для этого я пока слишком слаб и стану уязвимым звеном в цепи, разрыв которой обязательно приведёт к печальным последствиям. Мой баннер подчиняется мне и так, без золотых шпор. Лучше разрешите мне наказать Балдуина Фландрского? Предателя, забывшего присягу своему королю, как только это стало ему выгодно.
Ричард коротко переглянулся с Робертом де Бомон и уловил едва заметный кивок.
– Мне приятно видеть, Луи, что под началом Сира де Бомона вы набрались не только воинских умений, но и чувств, присущих настоящим монархам. Предателя мы обязательно накажем. Но пока пусть он посидит в своём Брюсселе в ожидании возмездия. Долго он такой неопределённости не выдержит, и наверняка отправит на предварительные переговоры свою жену, мою племянницу. Изабелла, конечно, дура-дурой, и путь ей только один – в монастырь, но она внучка моей матери, и я хотел бы оградить её от превратностей войны. А Балдуина мы потом в речке утопим. Повесим на него марок сорок серебра, и отпустим в свободное плавание, парень он крепкий, футов двести проплывёт.
– Вам не жалко серебра для этого Иуды, отец?
– Не жалко, Луи. Серебра у меня хватает, к тому-же, мы его потом достанем, когда Балдуина сожрут рыбы и раки. Но пока Изабелла не отъехала от Брюссельского двора, ничего начинать мы не будем. Кстати, вы уже выбрали себе начальника штаба для предстоящей кампании?
– Скоро оправится от ран граф де Суассон.
– Помню такого. Бездарнее де Суассона только его приятель, граф де Куси, кстати, где он? Героически погиб? Про другого так не скажешь, но графу де Куси точно повезло, наградил его Господь, избавив от позора. Де Суассон в начальники штаба годится не больше, чем африканская обезьяна бабуин. Она тоже абсолютно бесстрашная, Луи, бросается даже на львов и леопардов, но для успеха этого мало. Ступайте сын, готовьтесь к Параду, мы с Сиром Робертом ещё побеседуем. А начальника штаба я вам сам подберу.
Ужинал Ричард с Раймундом, королём Окситании, герцогом Среднего Египта и прочее, и прочее. Титулов у шурина было лишь немногим меньше, чем у самого Принцепса. Причина для приватного разговора была довольно серьёзная. Получив в своё распоряжение серьёзные судостроительные мощности Каталонии и Прованса, Сир Раймунд заложил на стапелях немалый флот, причём, не Средиземноморский, не галеры, или шебекки, а океанский, нечто вроде раскормленных каракк. Он и раньше был владетелем далеко не бедным, а после выкупа Ричардом его легионов, совсем потерял меру и заложил сразу тридцать килей этих водоплавающих свиней. Стремление вполне понятное, Раймунд был деятельным человеком, ровно сидеть на заднице ему было невмоготу, но это рушило все стройные планы Ричарда, который планировал колониальную торговлю и экспансию, как монополию Принципата, долю прибыли от которой будут получать все благородные сословия. Больше всех, конечно, сенаторы, поменьше патриции, понемногу всадники, но все, без исключения. А тут вдруг раз, и один самый умный решил, что способен организовать это самостоятельно, а ведь и правда способен. Какая-то часть этих плавающих свиней потонет, но зато другие наберутся опыта, и следующая серия судов будет гораздо качественнее. А следующая после следующей и вовсе будет конкурентоспособна, так и начнётся европейская война за колонии, а виноват в ней будет Ричард, который недооценил инициативу снизу.
Король Окситании был одним из трёх, с кем Ричард общался на ты. Кроме него такой чести удостоились Ицхак Левит и адмирал-фараон, Гуго де Лузиньян.
– Раймунд, признаю, моя вина, что не поставил тебя заранее в известность, но океанский флот и колониальная торговля будут монополией Принципата. Через Гибралтар, или Канал Фараонов не пройдёт ни один корабль без моего разрешения. Я готов возместить тебе затраты на закладку этих уродцев, если ты сам прикажешь их разобрать. Всё равно заложены настоящие уроды, половина из них утонут в первом же океанском шторме. Про монополию я хотел поставить вопрос уже в сенате, но ты оказался гораздо предприимчивее, чем я думал.
– Мы три года вместе воевали, Ричард, за это время я успел тебя неплохо узнать. Если ты об этом просишь, значит это действительно очень важная часть твоего плана. Не нужно мне ничего возмещать, не считай меня неблагодарной тварью. Без твоей поддержки я не получил бы и десятой доли того, что сейчас имею. Жаль только, что ты скрываешь свои планы от меня, а ведь я теперь твой ближайший родственник, если, конечно, не считать женщин. Расскажи хоть, что это за монополия и зачем она нужна. А ещё лучше, начни с того, что произошло с тобой после битвы при Яффе. Джоанна считает, что после неё ты стал совсем другим человеком.
– Вот как? – заметно смутился могущественный Принцепс – Значит, вы с сестрёнкой меня обсуждаете?
– Шутишь, Брат? – усмехнулся Раймунд – А кого же нам ещё обсуждать? А уж теперь, когда она начала писать о тебе роман, тем более.
– Вот этого я и опасаюсь. Это совсем не та тайна, которую можно доверить многим.
– А вот сейчас обидно. Неужели ты думаешь, что я не умею хранить тайны? С женой мы обсуждаем общеизвестные факты, ей интересно знать моё мнение как мужчины и как воина, всё-таки женщины мыслят совсем иначе, чем мы. Клянусь честью, что от меня никто не узнает ни слова. Ни жена, ни даже исповедник.
– Да будет так. Слушай…
Рассказ Раймунду затянулся почти на три часа, его, в отличии от Целестина и Робера де Сабле интересовало множество подробностей, в основном технического характера, но не только. К своей судьбе в другой он отнёсся довольно безразлично, уточнил только – то ли самый граф Сеньи и Лаваньи закончил свою жизнь на колу в Ломбардии, который объявил Пятый крестовый поход против Альбигойской ереси, будучи Папой Иннокентием III? И получив утвердительный ответ, больше о себе и своих близких не интересовался. Всё равно история уже свернула на совсем другую дорогу и жизнь теперь сложится по-другому. Когда Ричард наконец закончил рассказывать и отвечать на уточняющие вопросы, Раймунд наполнил два бокала богемского стекла «ливийцем» до самых краёв, и выпил свой до дна.
– Досталась же тебе ноша, Брат… Но я понимаю, почему именно тебе. Любого другого такой тяжестью просто бы раздавило. Если позволишь, выскажу своё мнение.
– Брось! Для чего я, по-твоему, всё это рассказывал? Если у тебя уже есть мнение, давай его обсудим. Ни Целестин, ни Робер, своих мнений никогда не высказывали. Видимо они считают, что мне виднее, а это не так. Мы уже идём другим путём, но и на этом пути нас ожидают те-же самые системные ловушки. Пусть не нас, но наших потомков. Я увеличил скорость технического прогресса, теперь лет за двадцать мы проскочим этап, по которому в другой истории шли шесть-семь веков, но и социальный прогресс будет развиваться настолько же быстрее.
– Моё мнение как раз об этом. Ты правильно задумал монополии Принципата на внешнюю торговлю и ростовщичество, в этом можешь рассчитывать на