«Желтая смерть»

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ «СКОРО ВОЙНА» Глава 1

Скачать книги бесплатно и без регистрации на https://knigi.download

Сознание возвращалось медленно, пульсировали виски, ощущение возникло, будто инсульт молотком шарахнул по мозгу. Однако понемногу вернулся слух, и в уши ворвалась тревожная разноголосица.

— Ваше высокопревосходительство! Что с вами⁈

— Павел Карлович, очнитесь! Принесите воды!

— Сотник, немедленно скачите в дивизионный лазарет за доктором, видите, какая беда с нашим командующим приключилась…

«Не понял? Неужели „перенос“ сознания все же произошел, и эксперимент удался? Теперь надо открыть глаза и осмотреться — а то все слышимое может являться плодом моего воспаленного соображения. Ведь всякой гадостью врачи меня в кресле напотчевали, так что соображение напрочь отшибло. Помню, свет рефлектора по глазам резанул, услышал, как отсчет пошел, да потом боль нахлынула».

В прикрытых веками глазах стало ярче, так всегда ощущается солнечный свет, когда человек прикорнул на пару часов днем — не режет, но заставляет встрепенуться от сонливости. Ресницы дрогнули, приоткрылись глаза, что на несколько секунд рассмотрели склонившихся над ним людей, пусть все увиденное было мутным, как в объективе перед наведением резкости. Но и этих картинок оказалосьдостаточно, чтобы осознать — достигнут успех. Наклонившиеся над ним люди были в русской военной форме начала ХХ века. С галунными офицерскими погонами на плечах, в фуражках и при шашках, и все без шинелей. Судя по их загорелым лицам, на дворе сейчас царствовало лето, причем жаркое.

«Я действительно 'перенесся» больше, чем на век — и попал в тело одного из трех реципиентов, в соответствии с «донорскими» материалами. Вторая попытка оказалась удачней, чем первая, которую поставили восемь лет тому назад — судя по тому, что в моем прежнем мире ничего не изменилось, опыт по изменению исторического развития Российской империи не удался. Да что там — окончился полным провалом, без малейших изменений в будущем. Возможно, испытуемый, нацеленный на всю «романовскую» династию, просто погиб. Про это мне и говорили — даже у специально отобранного кандидата один шанс из миллиона.

Так, а теперь надо думать, и, причем, быстро. Павел Карлович из выбранных кандидатов на «подселение» только один — командующий Виленским военным округом, генерал от кавалерии Ренненкампф, с началом войны ставший командармом. Меня уверили, что переброс произойдет ровно на сто десять лет, плюс-минус год. Так что «разлет» сейчас от 1912 до 1914 года. Последний вариант самый плохой. Скоро война, та самая, Первая Мировая, да она уже настойчиво стучится в двери!'

— Ваше высокопревосходительство! Что с вами⁈

— Похоже, что с Павлом Карловичем случился апоплексический удар. Нынешняя, весьма продолжительная нервотрепка, что пошла после убийства эрцгерцога Фердинанда, кого угодно к сему печальному итогу приведет. Потому, чем скорее доставят командующего в Лодзь, тем для него будет лучше, может и оправится от потрясения. Как же некстати такая беда случилась!

Голос был чуть хриплый, но уверенный. И принадлежать мог человеку вполне зрелых лет, явно в генеральском чине пребывающем — именно он так рыкнул на неизвестного сотника, что тот, в чем нет ни малейшего сомнения, немедленно поскакал за врачом, не жалея копыт собственного коня. Но такова адъютантская доля быть при генералах на «побегушках», передавая приказы с высоты командного «олимпа» в полковые и батальонные «низины». А то и быть той самой «молнией», которые недовольный Зевс обрушивал в мифах на головы тех несчастных, которых посчитал виновными.

'Франца-Фердинанда уже застрелили в Сараево⁈

Похоже на то, что убийство эрцгерцога произошло какое-то время тому назад, раз пошла у настоящего Ренненкампфа нервотрепка, которая только и могла вызвать возможный инсульт. Чему, кстати, никто не удивился от слова «совсем», будто тот давно поджидали, как некую очевидную всем неизбежность. Выходит, война может разразиться в самые ближайшие дни, а, может, даже и часы. Но, думаю, несколько суток еще есть…

Постой! Что за чушь⁈

Генерал Ренненкампф командует Виленским военным округом. Причем тут Лодзь, о которой упомянули — она ведь где-то рядом должна находиться, раз в нее решили везти бренную тушку⁈'

Мысли заметались в голове подобно испуганной птице, запертой в чуланчике, в котором не то, что не взлетишь, крылья не расправишь. Действительно, где Вильно, а где Лодзь — между этими городами полтысячи километров, никак не меньше. Да и что делать командующему одним округом на территории соседнего, которым заправляет генерал Жилинский, настоящий виновник гибели двух корпусов из несчастной армии Самсонова.

Он прекрасно знал, что западная часть «польского балкона», то есть практически все левобережье Вислы от крепостных фортов Новогеоргиевска и Ивангорода, или Модлина и Демблина, если брать местные наименования, кроме нарядов пограничной стражи никаких войск не имеет. Предназначенные для войны с Австро-Венгрией армии развертываются восточнее, за рекой, которая обеспечивает фланг и служит широченной преградой для противника, пожелай тот ее форсировать.

"Причем здесь Лодзь⁈ Поехал сюда отдохнуть⁈

Дурь несусветная, ведь ни один из генералов не оставит свой округ в такой напряженный момент. Да и ехать пришлось бы в Варшаву, там центр, если был бы нужен разговор с Жилинским — все же с началом войны Ренненкампф ему подчинен. Но еще не война, пока идут последние мирные дни, а это странно, что Лодзь где-то рядом".

Его отлично подготовили для «миссии», надеясь, что она для него окажется более успешной, чем для сгинувшего восемь лет тому назад коллеги, которому вживили ДНК императора Николая I Павловича. Расчет был сделан на то, что удастся «подселится» или в императора Николая под вторым номером, при наилучшем раскладе, либо в кого-то из великих князей, причем в строго ограниченной экспериментом и возможностями МТЦ возрастной шкале — не младше 45 лет и не старше 60 лет.

За эти годы «установку» значительно улучшили. И, осознав, что «династический эксперимент» не удался, решили использовать «избирательный». Вживили ДНК трех влиятельных генералов, что особенно «отличились» в I мировой войны — Жилинского, Сухомлинова и Ренненкампфа. Тут был один очень важный момент — «реципиенту» должно быть около шестидесяти лет, плюс-минус два года. По крайней мере, именно так ему все объяснили ученые, не вдаваясь в научно-технологические подробности. Зато подготовку провели добротную, хотя времени катастрофически не хватало, события в том покинутом времени нарастали лавинообразно после октябрьского «выступления», что последовало за июньским «псевдо-мятежом».

Так что все согласно поговорке — были цветочки, пошли ягодки, да такие, что способны уничтожить все на свете. Потому и заторопились с экспериментом, сделав ставку на «корректировку истории» как таковой. Эффект «бабочки Брэдбери» в лице хорошо подготовленного полковника пенсионного возраста, которому пришлось за три месяца запомнить сотни фотографий и бездну полезной информации. Занятия дались относительно легко, благо по своей долгой службе имел в том изрядные навыки и отличную память. Хотя и «разменял» недавно седьмой десяток прожитых, и весьма беспокойных лет, «благодаря» самому характеру службы.

«Ладно, Павел Карлович, я так сам себя называть впредь буду — надо привыкать к новому имени, что буду теперь носить до конца дней своих. Именно такова моя дальнейшая жизнь с этого момента, и уже отнюдь не „легенда“. Нужно живее разбираться с непонятностями, да и времени не так и много осталось. Жалко, что память самого Ренненкампфа для меня пока „закрыта“, но так о том и предупреждали. Теперь нужно открыть глаза и попробовать вступить в контакт с „товарищами“, а там уже разбираться по ходу и вносить нужные коррективы!»

Вот только произнести слова у него не получилось, только хриплый и протяжный стон. Зато глаза удалось раскрыть…

Глава 2

— Поднимите меня…

Слова дались с невероятным трудом, как у приснопамятного гоголевского Вия, что был озадачен собственными веками на глазах, из-за которых не мог взглянуть на беспутного семинариста.

— Майор, помогите.

Павел Карлович почувствовал, что его приподняли, но бережно, а не так, как морковку вырывают из грядки — рывком. И хотя ноги чуть подгибались, но держался он на них вполне уверенно, стиснутый с боков двумя живыми опорами, что крепко держали его за локти — хватку пальцев он хорошо чувствовал. Солнце слепило сквозь веки, но он все же решился снова взглянуть на новый для себя мир, только чуть повернув голову. И первое, что он увидел, так это золотой галун штаб-офицерских погон с двумя маленькими звездочками, что приткнулись по его краям к «просветам».

«Что за хрень⁈ Да быть такого не может — звание майора тридцать лет тому назад упразднили. А будь это военный чиновник, то погоны носил бы из серебряного галуна, и был бы коллежским асессором, что соответствует капитану. Ничего не понимаю — откуда майор взялся? Из отставки призвали старика, не переаттестовав⁈»

Глаза привыкли к свету, и он с изумлением узнал в «соседе» адъютанта Ренненкампфа со времен русско-японской войны Федора Берга — ошибки быть не могло, он тщательно запоминал не только фотографии, но и биографии. Сейчас тот должен быть в чине подполковника, который получил перед самой войной с германцами, но почему-то стоял рядом с ним, поддерживая под локоть, в давным-давно упраздненных майорских погонах.

— Как вы себя чувствуете, Павел Карлович?

Пожалуй, только этот генерал-лейтенант мог обращаться к нему по имени-отчеству в этот момент. Довольно высокого роста, крепкий, с черными густыми усами, оценивающий прищуренный взгляд, переданный предками, что вели борьбу со степняками несколько столетий. Донской казак он такой и есть, много разной крови в нем перемешано, хоть урядника возьми, или генерала. И признал его сразу, неоднократно видел на фотографиях будущего первого выборного атамана «Всевеликого войска Донского» Алексея Максимовича Каледина, что сейчас должен командовать 12-й кавалерийской дивизией. А через два года 8-я армия под его руководством осуществит знаменитый прорыв австро-венгерских позиций под Луцком.

— Скверно, мутит…

— У вас кровь из носа и ушей шла, Павел Карлович, в таком состоянии лучше полежать немного. Я отправил нарочных в лазарет своей 3-й Донской дивизии, доктора скоро прибудут. Лучше отложите поездку в Ченстохов — в штабе армии с текущими делами справятся, вашему высокопревосходительству лучше немного полежать, и прийти в себя.

Голос будущего атамана был настойчив, в руке он держал окровавленный платок, которым, по всей видимости, и утирал ему лицо. А вот Павла Карловича еще сильнее замутило — мозг начал «переваривать» полученную информацию, и разум категорически отказывался верить полученным в ходе короткого анализа выводам.

— Да-да, пожалуй, вы правы…

Совершенно затравленным взглядом Ренненкампф посмотрел на окружавших его офицеров — те явно переживали, в глазах мутной пленкой застыла тревога. И кругом были донские казаки, с их синими погонами и красными лампасами, конные и пешие, видимо, учения для них неожиданно прервались. А перед генеральским взором вдали раскинулся огромный палаточный городок. Натянутые серые полотнища, коновязи, дымок полевых кухонь и походных кузниц, целые стога сена. А еще он увидел «короткие» пушки образца 1913 года, добрая дюжина из двенадцати стволов — целый дивизион из двух конно-артиллерийских батарей.

Так что насчет дивизии будущий атаман говорил правду, хотя она стала для Павла Карловича кошмаром, в который поверить было невозможно, как и в майорские погоны, которые он прежде обозрел. И все дело в том, что 3-я Донская казачья дивизия должна была появиться по мобилизации льготных полков, после начала войны с немцами — он этот факт хорошо запомнил. К тому же войска на постое в мирное время имеют характерные особенности в отличие от бивуаков на войне.

«Или я сошел с ума и мне снится сон, либо это самая доподлинная реальность, существующая на самом деле. И то, что я увидел и услышал, есть правда на самом деле. Но тогда это не мой „прошлый мир“, а нечто другое, само по себе существующее в иной реальности. И доводов уже слишком много — здесь в ходу майорский чин, 3-я Донская казачья дивизия кадровая, мирного времени, причем конная артиллерия из „коротких“ пушек, которых сейчас просто быть не может — их произвели мизер к началу войны, на батарею не хватит, а тут дивизион. И я не ошибаюсь — от нормальной трехдюймовки такие „полковушки“ сильно отличаются».

Чувствуя, что начинает сходить с ума, Ренненкампф принялся осматривать автомобили, узнав в первых двух легковые «Руссо-Балты», в которых вместе с ним, судя по всему, по пыльному польскому проселку ехала вместе с ним его свита из нескольких офицеров. А вот третий автомобиль был грузовиком, на пару тонн грузоподъемности, побольше «газели» или знаменитой «полуторки». Что удивительно — все машины с закрытыми кабинами, а ведь этого не могло просто быть, сейчас не выпускали в России таких. А рассмотрев рядом с ними нескольких солдат охраны, с казаками никак не спутаешь, Павел Карлович почувствовал, что волосы на голове встают дыбом. И было от чего впасть в «столбняк», от которого даже дыхание перехватило.

Оружие, вот в чем загвоздка!

В это время его просто не может быть — эти изделия Дегтярева и Токарева появятся только через десять лет в опытных образцах. И сейчас конструкторы, которые поучат известность гораздо позднее, никак не могли их создать. Потому что нужды в том просто не имелось, лишь только мировая война изменит взгляды на их роль в боевых действиях.

«Охренеть можно от таких инноваций! Но откуда они взялись, мать их в три загиба и в коленку⁈»

От суматошных, метавшихся в голове мыслей в висках сильно кольнуло, боль накатилась и отступила. Но тут же навалилась снова, и так, что в глазах потемнело, а из утробы прорвалась тошнота, и такая, что от спазма его всего скрючило в три погибели.

— Ох, мать…

Ноги неожиданно ослабели, и он бы упал, если не имелось поддержки. Но за локти уцепились адъютанты, и сил доставало, чтобы удержать генерала от падения, к тому же на помощь бросились казаки. Вот только состояние Павла Карловича настолько ухудшилось, что генерал перестал видеть и слышать, просто ухнув в темную пучину спасительного для него в эту трудную минуту беспамятства…

Глава 3

— Бля…

Неопределенный артикль вырвался непроизвольно, одновременно с раскрытием глаз. Видимо, в «отключке» он пролежал недолго — солнце только закатывалось за горизонт, так как по парусиновому пологу раскинулись багровые пятна, будто красным вином облили.

Павел Карлович скосил глазом, осмотрел обстановку — и не нашел в ней ничего необычного. Обычный полевой палаточный бокс, с устойчивым запахом карболки и еще какой-то медицинской гадости. Сам он возлежал на походной кровати, по сути, раскладушке необычного образца, с матрасом — сапоги и китель с него сняли, положив на какой-то баул, вместе с ремнем, на котором висела кобура, причем пистолетная, а не нагана. Принюхался и фыркнул — от нательной рубахи, еще относительно белой, уже слегка попахивало едким запахом пота, все же день был жаркий.

— А ведь голова прошла, — с удивлением констатировал Ренненкампф, помассировав пальцами виски. Напрягся, пытаясь вызвать мысли реципиента — бесполезно, чужая память не желала ему подчиняться, будто спряталась в кованный железными полосами сундук, с навешанным амбарным замком, ключ от которого неизвестно куда дели.

— Блин горелый, вот я попал, так попал, — пробормотал Павел Карлович, однако особого пессимизма в голосе не послышалось — такой вариант предусматривался руководством изначально. И то, что во время «подселения» чужой матрицы с настоящим генералом случился приступ, похожий на инсульт, или апоплексический удар, в определенной степени играло в пользу. Тут можно было прибегнуть к тактике киногероя «Доцента» из советского кинофильма — «тут помню, тут не помню».

— Ладно, пора начинать действовать. Судя по всему, времени в обрез, на носу война. Да и с «непонятками» нужно разобраться немедленно. Почему я не в Вильно, а где-то близь Лодзи, причем ехал в штаб своей армии в Ченстохов, что совсем выламывается из действительности. Только найдя ответы на эти вопросы, я смогу определится по жизни.

Генерал задумался, при этом машинально погладил ладонью роскошные усы, которые в прежней жизни никогда не отращивал. Но пока найти достоверный ответ не мог, а протянул руку и взял тяжелую кобуру, открыв пальцами клапан. Вытащил пистолет и непроизвольно выругался привычным для любого русского человека словом:

— Бля!

Это был самый натуральный ТТ, ошибки быть не могло — ему доводилось пользоваться самым знаменитым изделием оружейника Токарева, только кнопка выброса магазина была непривычно тугой, пришлось силой давить ее пальцем. А вот патроны оказались природными «маузеровскими», с германскими клеймами. Это вызвало немалое удивление — зачем производить пистолет под боеприпасы, которые приходится закупать?

— Скорее, отечественной выделки патроны несколько хуже по качеству, такое сплошь и рядом бывает, а генерал может для себя и «родные» прикупить, средства позволяют, — сделал он очевидный вывод, лежащий на поверхности. И цокнул языком, пробормотав под нос:

— А ведь первый эксперимент оказался удачным — за восемь лет «попаданец» мог многое изменить, если на троне крепко держится. И подобрать толковых исполнителей. А это один из вариантов решения многих проблем — по крайней мере, с наганом, слишком уж «мешкотное» заряжание у того. По одной гильзе шомполом из барабана выбивать.

Генерал задумался — действительно, если царем стал прибывший из будущего агент, телесная оболочка никакой роли здесь не играет, то, понятное дело, за этот срок он совершил столько, что прежних раскладов быть просто не может. И план войны со «вторым рейхом» и «двуединой монархией», соответственно, полностью изменен. Ведь понятно, что огульное наступление на восточно-прусскую группировку обречено на неудачу, или победа будет достигнута ценой больших потерь.

— И какой план сейчас введен в действие?

Вопрос остался без ответа, но опять же, пессимизма это не вызвало — ведь стоит только добраться до штаба армии, как станет ясно, что задумало Главное управление Генерального штаба. Однако и тех разрозненных фактов уже хватало, чтобы сделать определенные выводы. Ченстохов в самой западной части «польского балкона», на Варте, до границы с прусской Силезией буквально рукой подать. А это не нищая Восточная Пруссия с ее картофельными полями, посадками брюквы и бесполезными лесами с болотами. Силезия один из важнейших промышленных районов Германской империи — примерно четверть экономического потенциала кайзеровского рейха в пределах досягаемости русских войск.

— Не Кенигсберг, а Бреслау — вполне разумно с точки зрения стратегии, но немцы не дураки, и сосредоточение войск заметили. Это не иголка в стоге сена, тут нужно не менее шести корпусов с сильной кавалерией, пока возможно вести маневренную войну. Нет, авантюра — ударят с двух сторон, да австрийцы нажмут от Кракова, будут «канны» похлеще «танненберговских», при потерях соответствующих. Авантюра!

Покачав головой, Ренненкампф снова задумался — по недостатку информации надо опасаться делать скоропалительные выводы. К тому же пока мало что понятно, но изрядно удивляет — нечто похожее на ДП и пистолет-пулемет Токарева он успел заметить. Особенно последний, единственный в своем роде автомат под нагановский патрон, с характерной деревянной накладкой на магазин, с весьма удобными пальцевыми упорами.

Но сколько произведено нового оружия, пока неясно, но вряд ли много — нынешние промышленные мощности Российской империи хоть и не убогие, все же пятое место в мире среди ведущих стран, но не идут ни в какое сравнение с германскими возможностями. Все оружейные новинки, как только они достанутся противнику трофеями, будут изучены дотошными немцами, а их производство начнется огромными партиями, которые моментально сведут все усилия царя, будь он хоть гениальным «внедренцем». Будущая мировая война есть противостояние экономик, и тут у России изначально проигрышная позиция, достаточно сравнить выплавку стали и чугуна, что почти вчетверо меньше, чем у воинственного западного соседа, а угля вообще добывается в раз семь меньше.

— Да, это ТТ, несомненно. Однако интересно, как его сейчас именуют? Вряд ли по имени создателя…

Ренненкампф вздохнул, сунул пистолет обратно в кобуру, застегнул клапан. По большому счету, ответ на этот вопрос интересовал его в последнюю очередь. Гораздо больше его интересовало другое — в кого из «Романовской Фамилии» восемь лет тому назад «вселился» агент из будущих времен, уже успевший наворотить массу полезного на первый взгляд?

А вот насчет своего прежнего времени сомнений не оставалось — историю изменить не удалось, скорее, правы были те из «умников», которые чуть ли не с пеной у рта утверждали, что изменится не будущее той России, а появится совсем иная реальность, в соответствии с теорией «множественности». Проще говоря не одно дерево, а целый лес — вот только как такое может быть, и где — ответа на такие обоснованные предположения не находилось. Но то, что он попал в иное время и место, сомнений уже не оставалось ни на йоту — даже с такими допущениями осталось бы множество фактов, мимо которых, ни историкам, ни военным, пройти просто невозможно.

— Хм, а ведь эта Россия может пойти совсем иным путем, — задумчиво хмыкнул Ренненкампф. — Да, есть огромные проблемы, но это пока еще совсем не означает, что страна скатится в революцию, хотя реформы ей настоятельно необходимы…

Генерал осекся, слух был отменный — он услышал шаги и негромкий разговор, мгновенно поняв, что к нему пришли посетители. Ведь никто не станет оставлять командующего армией без присмотра!

Пистолет-пулемет Токарева под трехлинейный патрон нагана, образца 1927 года. На вооружение РККА принят не был, хотя был выпущен значительной партией. Причина в самом патроне, не подходившем для такого оружия.

Глава 4

— А ведь покойный Николай Николаевич предвидел неизбежность войны с германцами, и потому всячески нас торопил.

Генерал-майор Федоров усмехнулся, скривив губы, покачал головой, и с нескрываемым огорчением подытожил, словно вбивая последний гвоздь в крышку гроба, в котором всего за каких-то полгода похоронили все полезные начинания, сочтя их слишком затратными для казны, где требовалось блюсти пресловутую «экономию».

— Плетью обуха не перешибешь! Все похерили, мерзавцы!

Владимир Федорович с горьким сарказмом в голосе произнес всем известную русскую поговорку. Семь лет он работал с великим князям Николай Николаевичем рука об руку, и достиг многого благодаря искренней поддержке августейшего покровителя. Но теперь, стараниями нового военного министра генерала Сухомлинова, результаты многолетнего, упорного труда обращены в прах, причем за короткий срок, как это произошло с автоматом и пистолетом, а теперь на очереди ружье-пулемет.

Генерал закурил папиросу, задумался — память тут же стала перелистывать страницы прошлого. Злосчастное поражение в войне с японцами потрясло не только население огромной страны, второй в мире по числу жителей, но армию, и особенно ее офицерский корпус. С трудом удалось подавить вспыхнувшую революцию, и благодаря кипучей энергии Председателя Совета Министров П. А. Столыпина, начали проводить необходимые, да что там — жизненно важные реформы.

В 1906 году Федоров начал работу над переделкой трехлинейных винтовок образца 1891 года в автоматические — война с японцами показала важность плотности стрелкового огня, на который пришлось три четверти всех потерь. Однако довести задуманное до конца не удалось, и то было к лучшему, как показали дальнейшие события. Все началось с продолжительной беседы с «августейшим» генерал-инспектором русской кавалерии и председателем только что созванного по воле царя Совета Государственной Обороны, великим князем Николаем Николаевичем. С ним ему доводилось встречаться раньше — но теперь он говорил будто с совсем иным человеком. Все в одночасье заговорили, что «Лукавый», а именно такое прозвище прилепилось к великому князю в гвардии, как нельзя лучше характеризуя словами молитвы про «избавление» от оного, совершенно изменился. И на благо — реформы в армии Николай Николаевич стал проводить даже более решительно и твердо, чем Столыпин в обществе, совершенно перетряхнув весь «замшелый» аппарат Военного Министерства.

Они беседовали долго, и что удивительно, Николай Николаевич отнесся к нему с подчеркнутой уважительной искренностью, что чрезвычайно польстило самолюбию 32-х летнего тогда еще подполковника, окончившего Михайловскую артиллерийскую академию. К будущему принятию на вооружение нового патрона с остроконечной пулей Федоров отнесся положительно, считая, что тот кроме «экономии», принесет на поле боя немалую пользу. Однако, имелись и негативные стороны — требовалась переделка трех миллионов скорострельных винтовок под этот патрон, а для государственной казны это было чревато огромными дополнительными расходами. К тому же, генерал-инспектор ратовал за необходимые изменения в принятом на вооружении станковом пулемете системы «Максима», который хотя и показал свою полезность в боях в Маньчжурии, но оказался чрезвычайно громоздким и тяжелым, маломаневренным для полевого боя.

Драгунские и казачьи винтовки оказались неудобными для всадников, лучше было бы перевооружить конницу на карабины. К тому же выпуск сразу трех образцов трехлинейных винтовок был абсолютно не нужен, великий князь в сердцах назвал это решение Военного министерства «немыслимой дурью», и на совещание СГО буквально «продавил» решение прекратить выделку пехотного и казачьего вариантов. Первый был длиннее «драгунки», и с примкнутым штыком отличался размерами в худшую сторону. А у «казачьей» винтовки вообще не имелось штыка, и при спешивании нужно было постараться не доводить бой до рукопашной схватки.

Так что сейчас Ижевский оружейный завод выпускал «единый» тип винтовки, а вот в Туле сосредоточились на выпуске карабина образца 1908 года под новый патрон. И вот этому творению Федоров откровенно радовался, как отец первенцу. Ствол на двадцать два сантиметра короче, чем у винтовки — 510 мм против 730 мм, штык укорочен в полтора раза, причем он сделан на шарнире, несъемным, и лишь при необходимости мог откидываться в боевое положение. Но даже с ним новый карабин был чуть легче винтовки без штыка, штык к которой пехотинцы носили на поясе, а кавалеристы на ножнах шашки, с соответствующим риском его потери — обычное на войне дело, что показали сражения в Маньчжурии.

Нарезка прицела составила всего версту вместо двух, но это не было признано недостатком — все равно попасть на таком расстоянии в цель было невозможно по определению. По дальности прямого выстрела в четыре сотни метров винтовка превосходила карабин всего на каких-то полсотни шагов. Единственное, что действительно было значимым, так более яркая вспышка выстрела — порох просто не успевал полностью сгореть в коротком стволе. Но то заметно будет только ночью или в сумерках, и большой роли не играет — в темноте обычно сражения не ведут, а если бои и случаются, то любое оружие себя демаскирует.

Новинку оценили по достоинству, а его самого произвели в чин полковника. Карабины сразу потребовались в огромном количестве, Тульский оружейный завод уже не справлялся с заказами, хотя работы велись в напряженном режиме, близком к военному времени.

Ведь кроме регулярной кавалерии и казаков, они оказались крайне востребованными в артиллерии — длинные винтовки только мешали действовать номерам орудийных расчетов. Карабины по тем же причинам стали необходимы саперам и обозникам — первым они не мешали в обычных работах, а вторым не нужны винтовки, если их участие в бою изначально не подразумевается, за исключением неизбежных на войне «случайностей», вроде налета прорвавшейся вражеской конницы. Но больше всего заказов на ИТОЗ пошло от инфантерии — ведь в каждом гвардейском, гренадерском, пехотном либо стрелковом полках вместо прежних «охотничьих» команд формировались ставшие уже штатными разведывательные роты, именуемые егерскими. Вот они и стали «поглощать» карабины просто в неимоверных количествах, требуя подавать их еще и еще — ведь на каждый «развернутый» полк их требовалось по полутысяче, и то при сокращенных нормах…

Карабин образца 1944 года, «опоздавший» на тридцать лет, и пришедший в армию в последний момент, хотя был отчаянно нужен еще в Первую мировую войну. А ведь предложений о его усовершенствовании и тогда было много, только «руки не дошли» в военном министерстве.

Глава 5

— И ведь это не задумка прожекта, а реально сделанное, великолепное по своим качествам оружие, испытанное в войсках и подготовленное к производству, — генерал-майор Федоров осекся, и тяжело вздохнул…

К 1910 году Владимир Федорович стал начальником опытной оружейной мастерской с учебной ротой и полигоном при ней, с подчинением Сестрорецкого оружейного завода — третьего в России, после Ижевска и Тулы. И тут он достиг нового успеха — на вооружение императорской армии приняли «облегченный» вариант станкового пулемета «Максима» под новый патрон, и «единую» винтовку образца 1891 дробь 1910 года.

В работах помогали заведующий опытными работами Василий Алексеевич Дегтярев, мастер от бога, как говорится, редкостный умелец, и переведенный из 12-го Донского казачьего полка сотник Федор Васильевич Токарев, прирожденный оружейник, даровитый и трудолюбивый. Да еще сам начальник полигона Офицерской стрелковой школы, генерал-майор Николай Михайлович Филатов, влюбленный в оружейное дело оказывал всю необходимую помощь, нисколько не чинясь разницей в чине.

Но главное, заключалось в самом живом участии великого князя Николая Николаевича, у которого непонятно откуда брались нужные решения. Да ту же широкую горловину на пулеметном кожухе взять — именно он ее предложил сделать широкой, чтобы зимой при отсутствии воды для охлаждения ствола наполнять снегом. Колесный станок со щитком изготовил полковник Соколов, вес пулемета составил всего четыре пуда, втрое легче прежнего. От холщовой патронной ленты отказались, она разнашивалась быстро, при дожде намокала и разбухала — сплошные проблемы при одном достоинстве, весьма сомнительном — проста в изготовлении, а потому дешева.

Против введения металлической ленты из звеньев буквально возопили финансисты, требуя, чтобы воевали с тем, что дешевле ценой, не понимая, что стремление за «экономией» приведет еще к большим расходам, начнись настоящая война. Их упрямство в желании сберечь казну от посягательств военных, великий князь все же «сломал», но с чрезвычайным трудом, даже почернел от нечеловеческой усталости.

Вместе с пулеметом на вооружение приняли образец «единой винтовки», внеся в него по предложениям специальной комиссии массу усовершенствований. И результат оценили — сам Федоров получил «Михайловскую премию», а Дегтярев с Токаревым следующие им по производству чины — коллежского секретаря и подъесаула.

В то же время они втроем, по настоянию великого князя, разработали новые образцы оружия, которые должны поднять на новый уровень, качественно иной, русскую армию. И если бы все шло по плану, и они были бы приняты на вооружение, то значительно опередили в том германцев, имевших великолепно отлаженную военную машину. Речь пошла сразу о трех образцах нового вооружения — ручном пулемете, над которым работал Дегтярев, самозарядном пистолете, задуманном Токаревым, и автомате — его собственном проекте. Причем, трудились они совместно, стараясь помочь друг другу, а великий князь взял над ними патронаж, помогая советами и самым живым участием с поддержкой.

Первым из них справился Токарев, творчески позаимствовав у бельгийского браунинга все схемы, отчего пистолеты были похожи друг на друга как близнецы, отчего в газетах написали о «бесстыдном воровстве русскими передовых идей». Но ведь это совсем не так — подъесаул приспособил ударно-спусковой механизм от американского кольта, к тому же все детали были упрощены для серийного производства исключительно на отечественных заводах. Но так сконструированную в 1891 году капитаном Мосиным винтовку в европейских газетах борзописцы считали плодом творения того же Нагана, хотя это два отличающихся друг от друга образца.

Замена револьвера напрашивалась сама собой — произведенный опытной партией в Туле пистолет Токарева, оттого и названный великим князем ТТ, превосходил его по большинству показателей, за исключением надежности и цены. Но он был настоятельно нужен армии, у которой вообще не имелось пистолетов русского производства.

И вот тут «прозвенел первый звонок», на который поначалу не обратили внимание. В Германии в 1912 году закупили вместе с лицензией оборудование для производства «маузеровского» патрона 7,63×25. ТТ был принят на вооружение, была выпущена первая партия в тысячу штук, к которой закуплены в Германии патроны. И дело остановилось — в январе этого года военный министр Сухомлинов своим решением остановил производство, с нескрываемым апломбом заявил, что войскам достаточно будет проверенного и испытанного на войне с японцами нагана. И нет нужды в пистолете, который по стоимости дороже винтовки.

Это было крахом его собственных работ по автомату, под этот самый злосчастный, но столь нужный и мощный пистолетный патрон. Военный министр, пользующийся доверием царя, несмотря на блестяще проведенные испытания, отклонил дорогостоящую новинку, несмотря на доводы, что в процессе массового производства на казенных заводах неизбежно произойдет удешевление, и цена станет уже доступной даже для вечно «экономящих» чиновников министерства финансов.

Генерал Сухомлинов предложил использовать в автомате нагановский патрон, которых было в достатке. Владимир Федорович попробовал, и после нескольких месяцев нервотрепки, от бессилия чуть ли с ума не сошел. Вытянутая гильза постоянно упиралась дульцем в патроннике, давая задержки. Ее обжимали, но проблема не решалась — подходил исключительно «маузеровский» патрон, производство которого постоянно откладывалось. Переделанный автомат вызвал негодование в войсках, такое же, как прежнее ликование — ведь на дистанции в двести метров они работали по наступающему противнику как пулеметы. А раз нет оружия, то нет к нему и патронов — порочный круг замкнулся, сводя на нет три года напряженной работы!

Федоров впал в отчаяние — он прекрасно видел возможные перспективы, вот только непонятно откуда взялось скрытое противодействие, которое однажды в сердцах великий князь назвал «откровенным саботажем и вредительством». И Николай Николаевич оказался прав — так и было на самом деле, ибо в ноябре прошлого года его застрелил прямо в театре эсеровский боевик, а беседующего с ним Председателя Совета Министров Столыпина тяжко ранил. Петр Аркадьевич до сих пор находится на лечении. Вместо него назначили старика Горемыкина, а на Военное министерство поставили генерала Сухомлинова, отстранив генерала Редигера, при котором были приняты самые важные решения о перевооружении.

И что непонятно и страшно — террорист, который на самом деле оказался агентом «охранного отделения», почему-то повесился в камере, покончив жизнь самоубийством. А может ему в том «помогли», ведь на суде эсеры любят выступать с громкими речами. И сделали это потому, чтобы не прояснились истинные мотивы покушения. Ведь жандармский полковник, выписавший пропуск в театр, узнав о покушении, застрелился, не оставив предсмертной записки, хотя должен был ее написать.

Странно все это, непонятно и очень страшно — они столкнулись с тайным врагом, который не брезглив в средствах и готов к любому преступлению, лишь бы ослабить русскую армию. Вот и сейчас его самого тревожит судьба последнего детища, одобренного убитым великим князем — пулемет Дегтярева на войсковых испытаниях. Но уже идут речи, что датчане, продавшие оборудование для оружейного завода, который достраивают в Коврове, требуют производства на нем ружья-пулемета системы Мадсена, которое по стоимости куда дороже станкового «максима». И что странно — ни всесильный Сухомлинов, ни всемогущий министр финансов не возражают против этого возможного решения, и сейчас уже не ссылаются на пресловутую «экономию средств».

Федоров тяжело вздохнул, в голосе вырвалась жуткая тоска, чуть ли не со слезами, от всего того, что он пережил за это короткое время, видя, как все их старания и труды обращены в прах:

— Все наши труды похерили всего за полгода!

Датский пулемет системы генерала Мадсена. Военное министерство закупило более тысячи двухсот этих изделий во время войны с японцами, к которым войсках было двоякое отношение — от сдержанно-положительного, до «чертовой балалайки», и на то имелись веские причины. Но история сего «детища» в России получила продолжение с первыми залпами мировой войны…

Глава 6

— Вычесть из жалования, — пробормотал Антон Иванович, привычно накладывая очередную резолюцию на рапорте. Хотя, за последние полгода количество подобных вопиющих случаев резко пошло на спад — кому хочется остаться на пару месяцев без копейки жалования. Да и на воровство уже не ссылались — нижние чины теперь предпочитали остаться без нижней рубахи и кальсон, чем лишиться кинжального штык-ножа, наподобие тех, что были приняты в германской армии к винтовкам «маузер».

И все дело в «единых» трехлинейных винтовках, в которые было внесено множество мелких улучшений, включая замену игольчатого граненого штыка. «Ножевой» подходил куда лучше, в походе и передвижении по лесу не мешал, а примыкать тесак нужно только перед штыковой схваткой, сходясь с противником в рукопашной. При устройстве бивуака новый «штык» оказался незаменимым — ими можно было строгать, расщеплять лучину, затесывать колышки. При необходимости использовали как пилу — каждый третий тесак имел зубья. А такие в рукопашной схватке могли причинить чудовищные раны, куда более серьезные, чем их мог сделать даже граненый четырехгранный штык старого образца. А потому столь нужные в бытовом плане тесаки стали жертвами постоянного воровства — при каждом удобном случае их продавали за бесценок предприимчивым польским крестьянам, что расплачивались с солдатами «бимбером» — крепким самогоном.

Нужно было немедленно прекратить вакханалию повального воровства казенного оружия, и генерал-майор Деникин, командир 4-й стрелковой бригады, которая носила со времен последней войны с турками наименование «Железной», нашел простые и действенные меры, заключавшиеся в круговой поруке. «Лекарство» от сих болезней известно давно — за провинность одного солдата наказывались не только все его сослуживцы по роте, но и офицеры с унтерами, которые сразу же резко «подтягивали» дисциплину, совершенно не стесняясь в применяемых средствах.

С поляками сорокаоднолетний генерал разбирался не менее круто, используя жандармскую команду, которая теперь входила в состав каждой дивизии. «Панство» Антон Иванович крепко недолюбливал, и это еще мягко сказано, даром, что мать у него была полячка, из «дробной» шляхты. Зато отец был старше ее на 36 лет, происходил из крепостных крестьян, в юности забрили в рекруты, и он долгие двадцать лет тянул солдатскую лямку, пока не выслужил первый офицерский чин прапорщика. С поляками воевал дважды во время восстаний, и с венграми также, и в Крымской войне с англичанами и французами, а также с турками. Именно отец стал для самого Антона Ивановича примером истового служения Отечеству. Кроме того, сам генерал, свободно говоривший по-польски, прекрасно знал этот народ, кичливый и нагловатый, а потому «осаживать» таких надо сразу и грубо.

Так как штык-нож нового образца в продаже не имелся, то любой поляк, у которого его находили, априори считался вором, посягнувшим на казенное имущество. Оправдания типа «нашел» в расчет не принимались — раз нашел казенную вещь, то верни по принадлежности. Про «покупку» никто не заикался — скупка краденного сама по себе является составом преступления. Так что поляки без зазрения совести выдавали всех, кто им по сговору продавал казенное оружие, и зарекались впредь его покупать, если только не выдавали продавца сами, что частенько случалось.

С середины мая все началось снова, по возрастающей. Призванные на сборы из запаса мужики, отвыкшие от военной службы, совершенно не знали местных реалий. И стремились разжиться либо самогоном или денежкой, а на этой «коммерции» сразу попадались. Показательные расправы с ворами длились три недели, пока снова вставшие в строй не осознали, что они теперь солдаты и миндальничать с ними никто не собирается. И вместо дома, куда многие отправятся после трехмесячных сборов, что впервые были запланированы в русской армии в столь большом масштабе, некоторым нерадивым сослуживцам придется «отдыхать» в арестантских ротах полгода.

Зато бригада из четырех полков была развернута в дивизию за счет резервистов — вместо восьми батальонов стало двенадцать, плюс приданный казачий полк четырехсотенного состава. Грозная сила — укомплектованная по полному штату дивизия, с артиллерийской бригадой в два полка, запасным и саперным батальонами, да с казаками.

Но на запланированные еще в 1911 году сборы в Варшавском округе призвали запасных только во все стрелковые бригады, которые развернули в дивизии. Да еще сформировали четвертые эскадроны каждого кавалерийского полка, доведя последние до полного штата. Однако качество запасных было скверное — они просто забыли службу, и чтобы снова ее вспомнить, потребовался месяц. Но если стрелки вполне отвечали требованиям, то на маневрах Антон Иванович, как и многие другие пехотные генералы и офицеры не мог смотреть без ехидства на эти четвертые по номеру эскадроны, плохо «сбитые» и для конного боя совершенно не годящиеся. Зато в качестве ездящей пехоты вполне годились, только окапывались медленно и неумело — в прежнее время драгун, улан и гусар этому делу не учили…

— Какие новости, Сергей Леонидович?

Антон Иванович обменялся крепким рукопожатием с полковником Марковым, что при генерал-квартирмейстере 9-й армии отвечал за разведку. Тридцатишестилетний полковник был, как всегда бодрым, и настроен крайне решительно, с дерзостью во взгляде.

— Австрийцы стягивают дивизии к Белграду, уже установили артиллерию. Сербы приняли их ультиматум, за исключением одного пункта. Так что если старый кайзер внемлет предупреждению нашего царя, то войны удастся избежать. А если нет, то завтра-послезавтра загремят пушки. А к этому дело идет, стоит посмотреть на наши приготовления. И следует учесть, что завтра будет ровно месяц с момента убийства сербом эрцгерцога…

После сказанных слов воцарилась тишина — Марков закурил, Антон Иванович задумался, прекрасно понимая, что за недосказанностью наступила полная определенность. И он в который раз за этот месяц мысленно возблагодарил погибшего великого князя, который после провальных сборов трехлетней давности, приказал следующие провести именно в июне этого 1914 года. Должные выводы были сделаны, и фактически сейчас произведена полная мобилизация стрелковых и кавалерийских дивизий, расквартированных в округе. Более того, за два месяца удалось «втянуть» запасных солдат в службу, и теперь, если война начнется, то не нужно будет ждать две недели, а немедленно переходить к боевым действиям.

— Его императорское высочество Николай Николаевич, словно в воду «глядел», — усмехнулся Марков, но с очень натянутой улыбкой. — Теперь наша армия встретит неприятеля в полном составе, чего о других армиях я сказать не могу. Фактически, мы произвели не только мобилизацию, но и успели подготовить запасных. Да, Антон Иванович, командующий два дня проболел, но нынче уже оправился от апоплексического удара, заперся в кабинете и рычит на всех лютым тигром.

— У Павла Карловича богатырское здоровье, вот и победил хворобу, чему я не удивлен. Все же я у него в Маньчжурии начальником штаба был, да и вы тоже были его подчиненным, — Деникин тут вспомнил, что в войне с японцами погиб брат Маркова. — Вот его высокопревосходительство нас с вами и перетянул в свою армию, помня былую совместную службу. А теперь предстоит новая война, и германцы нечета японцам, серьезный враг.

— Целиком согласен с вами, Антон Иванович. Ну что ж — надо немного подождать, и тогда станет все ясно…

Генерал-майор Антон Иванович Деникин в 1914 году. По своему происхождению он был большим «пролетарием», чем многие его будущие противники в гражданской войне. И только своим ревностным служением, военным талантом и храбростью, а отнюдь не связям в петербургском «полусвете» смог достигнуть генеральского звания.

Глава 7

— Ты трудился до конца, а я даже не знаю, как тебя звали, — пробормотал Ренненкампф, и, достав папиросу из пачки, закурил, положив ладонь на стопочку из десятка листков. Оказывается, великий князь требовал от всех командармов изложить свои соображения, а по правильной постановке вопросов можно было понять, что им движет. Да и «маячки» тем самым ставил, видимо, надеялся на помощь от следующих «внедренцев». И не напрасно, он ведь пришел, правда, опоздал на целых полгода, не успел. А то бы получил под свое командование не армию, пусть самую сильную, а целый фронт, а то и вообще должность военного министра.

— Типичная «заказуха», тут нет ни малейших сомнений. Так «убирали» Столыпина, только здесь его чудом не убили. Так что вопрос «за что» вполне понятен, остается лишь выяснить кто заказчик!

Павел Карлович постучал пальцами по столу, барабаня марш — давняя привычка, от которой трудно отказаться даже в новом для себя мире, и в чужом теле к тому же. Снова придвинул к себе бумаги, но уже другую стопку, и стал внимательно просматривать, мысленно удивляясь чрезвычайной энергии и предприимчивости убитого генерал-инспектора русской кавалерии. А наворотил он за семь лет много, и когда только успевал. Потому, наверное, и не женился на «черногорке», посвятив все время военным реформам. А они затрагивали буквально все аспекты, ничто не оставалось без «августейшего» пригляда, особенно генералитет — «чистка» его рядов была значительной, куда большей, чем в реальной истории. Потому многие «отставники» откровенно желали «Лукавому» скорой и мучительной смерти, и встретили ее с плохо скрываемым ликованием.

— Жаль, что структуру тебе не удалось изменить, перейдя на «тройчатку». Но то и понятно, тут сам царь на дыбки встал, не желая сокращать число «начальников». Нельзя изводить тупое генеральское поголовье, что засело в штабах и теплых министерских креслах, давным-давно забывшим, что такое строй. Ведь их с началом войны распределят по резервным корпусам, вот где будут «творцы» самых страшных поражений.

Ренненкампф стал рассматривать схемы, где штабными офицерами были со всей старательностью выведены прямоугольники и стрелки, с надписями и цифрами, которые знающему человеку говорили о многом. Все реформы были направлены против конкретного, четко определенного врага — германской армии. А потому необходимо было сравнить основную ударную силу — пехотные корпуса. Тут за семь лет удалось добиться многого — структуры были максимально схожи. Потому, наверное, и удалось их провести относительно безболезненно, адаптировав штатное расписание — у сильнейшей в мире армии есть чему поучиться, и позаимствовать полезное. И получились практически «близнецы», отличия лишь в деталях.

Но ведь не зря говорят, что дьявол именно в них!

Каждая дивизия состояла из двух пехотных и одной артиллерийской бригады по два полка в каждой. В полку инфантерии три батальона, в каждом по четыре роты — примерно одна тысяча офицеров и солдат в каждом. Так что батальон является основной расчетной единицей. В германской дивизии их дюжина, в русской шестнадцать, на четыре больше. Однако начнись вона, станет двенадцать — полное равенство.

Великий князь измыслил все правильно, и не стал упразднять прежнюю структуру, а творчески приспособил к ситуации. Вроде бы сохранился прежний состав, но нет — при объявлении войны батальоны с 4-м номером становились костяком для формирования резервного полка, по сути, та же система дублирования корпусов, что сейчас принята у германцев. Только немцы имели в кадровых батальонах большее число офицеров и сверхсрочнослужащих унтер-офицеров, часть из которых и шла на формирование резервных батальонов. А русские сразу могут выделить из каждой дивизии четыре пусть не полностью укомплектованных батальона с командным составом, каждый по мере прибытия резервистов развернут в полноценный полк — просто утроят число батальонов.

Так что суть одна, подход разный!

А вот с артиллерией так не вышло, дополнительных пушек взять неоткуда, хотя определенные меры предприняли. В германской дивизии один дивизион 105 мм гаубиц и три дивизиона 77 мм полевых пушек — 12 батарей по 6 орудий в каждом. В русской дивизии было всего два дивизиона, в каждом по три батареи из 8 трехдюймовых пушек в каждой.

Нелепая структура в бою, ведь у немцев вдвое большее число батарей, а это позволяло свободно маневрировать огнем, сосредотачивая его на нужном направлении. А при скорострельных пушках, способных засыпать неприятеля снарядами число стволов — 8 или 6 не играют определяющей роли в быстро текущей маневренной войне!

В результате реформирования батареи уполовинили, переведя на проверенный войнами штат из 4-х пушек. Их свели по образцу немцев в четыре дивизиона, по два на каждый полк бригады. Полное тождество по числу батарей, да и полуторное превосходство немцев по числу стволов продержалось недолго. Выручил, как ни странно, флот, адмиралы которого не знали, что им делать с огромным количеством, чуть ли не в тысячу стволов, 47 мм и 37 мм пушек Гочкиса, совершенно не годившихся в качестве противоминной артиллерии. Да и что может сделать снаряд в два с половиной килограмма кораблю водоизмещением в полутысячу тонн⁈

Так что пушки забрали подчистую со всем боекомплектом, а ведь в его истории от такого подарка генералы высокомерно отказались. И зря — потом пришлось спешно устанавливать стволы морских орудий на импровизированные лафеты, чтобы пехотинцы имели хоть какое-то средство для борьбы с вражескими пулеметами. Зато сейчас каждый полк инфантерии, включая все резервные, имел по две мелкокалиберных пушки на заводских лафетах, с прекрасно обученными расчетами, что могли попасть с полуверсты третьим выстрелом в пулеметную точку. Весьма полезное приобретение для армии, но великий князь на этом не остановился, и начал «решительное наступление» на бюджет Морского министерства, нанеся русским морякам, как ехидно отмечали в газетах, «финансовую Цусиму».

— Да, если бы не «Наполеоныч», я бы так и не узнал, что произошло. Но раз у него приятель с адмиральскими «орлами» на погонах, то мой начальник штаба неслучайно оказался в курсе всех «морских» дел, — хмыкнул Ренненкампф, вспоминая вчерашний детальный и обстоятельный рассказ генерала, который фактически разработал теорию разведывательной и контрразведывательной работы. А там было много поучительного из потаенной жизни империи, и о том как «пилятся» бюджетные ассигнования.

Ничто не вечно под луной, и все новое, это просто хорошо забытое старое! Человеческие пороки неискоренимы, но тут хоть во благо армии деяния пошли, хотя адмиралам, без сомнения, очень обидно, что такой кусок пирога им не достался, только напрасно зубами, как голодные псы, лязгали!

Генерал-лейтенант Владислав Наполеонович Клембовский, автор работ по разведке и контрразведке, партизанских действий и диверсий в тылу противника.

Глава 8

— Зато заводы построили, столь необходимые в отличие от этих железных ящиков, которыми адмиралы толком воспользоваться не могут, — подытожил Ренненкампф — он был удовлетворен деятельностью Николая Николаевича по «раскулачиванию» флота. Великий князь великолепно знал, что англичане в конце 1906 года введут в строй свой знаменитый «Дредноут», который построили всего за один год. А на русских верфях, после поражения в Цусиме и подписания Портсмутского мира царил «долгострой» — настолько велико оказалось потрясение кораблестроителей и моряков. Этим моментом и воспользовался великий князь, прекрасно знавший, что четыре заложенных на Балтике и Черном море броненосца построят едва к 1912 году, многократно переделывая проекты, отчего их стоимость с каждым лишним годом будет только возрастать. Причем флот в конечном итоге получить морально и технически устаревшие корабли, которые не идут для сравнения с дредноутами, какие начнут строить повсеместно.

Как он убедил царя — неизвестно, но заложенные корабли разобрали на стапелях, тем самым угробив только несколько миллионов рублей, но зато сохранив в бюджете на порядок больше. Кроме того, закладку двух броненосных крейсеров типа «Баян» также отменили, что принесло изрядную экономию в средствах, к преждевременной радости министра финансов, позже сменившуюся разочарованием.

Однако «горькую пилюлю», которую адмиралы «проглотили», пришлось слегка «подсластить». Заложенные по срочному заказу на верфях Англии и Франции броненосные крейсера «Рюрик» и «Адмирал Макаров» пришлось достраивать, из-за угрозы неустоек. А чтобы русские кораблестроители не простаивали, то их заняли постройкой канонерских лодок и обстоятельным ремонтом и перевооружением уцелевшей в боях с японцами девятки крейсеров и единственного броненосца «Цесаревич», что на свое счастье вовремя интернировался в германской колонии Циндао. На Дальнем Востоке остались крейсера «Аскольд» и «Жемчуг», демонстрировать Андреевский флаг, а все остальные в побитом виде вернулись на Балтику.

Зато была начата постройка орудийного и оружейного заводов в Царицыне и Коврове, патронных в Луганске и Симбирске, чтобы восполнить потери. Затем последовала очередь еще одной пороховой мануфактуры, завода по выделке взрывчатки и трубок, а также расширены и переоборудованы арсеналы, Сестрорецкий оружейный завод, построен второй пулеметный цех на главной «военной кузнице» — ИТОЗ.

Но это было только начало, по большому счету. После 1910 года начато строительство фабрик по производству амуниции и снаряжения, ведь в армии не хватало необходимого, от лопат до колючей проволоки. Еще были нужны гранаты, оптическое стекло для орудийных панорам, прицелов и биноклей, военные автомобили, броневики и бронепоезда — всему уделялось самое пристальное «августейшее» внимание.

Жаль только, что не все начинания воплощены в жизнь, но это не вина, а беда — слишком скудна Россия не только технически, но и специалистами, да просто грамотными людьми.

Новое оружие в войска поступало, пусть и не в тех объемах, которых хотелось. Противоштурмовые пушки должны были получить все полки инфантерии — по полувзводу из двух штук. Тем самым происходило возрождение полковой артиллерии, что должна была сопровождать наступающую пехоту в боевых порядках. Но их тоже не хватало, пришлось прибегать к паллиативу — выгребли из арсеналов все старые 87 мм пушки, распределили по полкам. В боях они будут утрачены, как и флотские 47 мм орудия, зато можно будет потом перевооружить полки на новые «короткие» пушки, и придать легкие мортирные батареи. В последних должны быть 107 мм минометы, работы над которыми велись давно, вот только военный министр Сухомлинов стал «тормозить» только начавшееся производство, проигнорировав принятые раньше великим князем решения.

И что тут скажешь, когда точно знаешь, какую пользу могут принести войскам минометы — слов тут нет, одни маты!

На основании опыта войны с японцами были определены потребности в патронах и снарядах. Павел Карлович прекрасно знал, что в его истории ограничились «заветной тысячью», но здесь нормы были удвоены, хотя против этого яростно протестовало министерство финансов, резонно указывая, что через 10–15 лет придется обновлять запасы. Вот только откуда чиновникам знать, что война и эти нормы сделает мизерными, счет снарядам пойдет на десятки миллионов, а патронов на миллиарды. И то, что сейчас считают годовым производством, не будет соответствовать потребностям всего двух месяцев кровавой войны. И уже осенью пойдет «голод» — вначале винтовочный, весной нагрянет снарядный и патронный. А так удвоенные запасы позволят продержаться до следующего лета, к тому же военное производство уже сейчас задействовано почти на полную мощность, так что времени для «раскачки» как было в той истории не потребуется.

Вот только проблему с тяжелой артиллерией сейчас не решить, хотя орудия закупили не только во Франции, но и в Германии, а в производстве задействован Петербургский и Пермский орудийные заводы. Уже выпущено или закуплено по три сотни шестидюймовых гаубиц и 107 мм полевых пушек, почти тысяча 122 мм гаубиц. Однако стоит взглянуть на цифры, как дрожь пробирает — в каждом германском корпусе 18 105 мм гаубиц (хорошо, что в одной дивизии только, а не в двух), и 16 150 мм орудий в корпусном дивизионе. А в русском армейском корпусе только 12 122 мм новых полевых мортиры, да еще дюжина старых 107 мм или шестидюймовых пушек, которые передаются из крепостей.

Проку с них мало, но хоть что-то, недаром есть поговорка, что за неимением гербовой бумаги пишут на простой!

И взять пушки неоткуда, и прикупить не за что — ассигнования на флот Дума выделила, пусть и в меньшем объеме, чем моряки выдавили в той реальности. Но строились четыре новых линкора на Балтике и три на Черном море — первые два уже вошли в составы флотов, остальные будут достроены к осени этого, или к лету следующего года. А каждый из них стоит целый армейский корпус, вооруженный до зубов по новому штату, на который перешла только гвардия и гренадерские дивизии.

Хорошо, хоть линейные крейсера еще не заложили, а с началом войны постройки не будет, как и четырех турбинных крейсеров. Впрочем, пару таких кораблей продали англичане, заказ немцам не стали делать. Еще четверку «адмиралов» в двенадцатом году заложили на отечественных верфях — по два для каждого из флотов. Еще там лихорадочно строили и вводили в строй турбинные эсминцы и подводные лодки. Так что армейцам уже не приходилось рассчитывать на «левые» деньги.

Спасение и успех в предстоящих боях с австро-венграми и германцами могли обеспечить только пулеметы, только русские принимали сейчас их всерьез, генералы всех остальных стран их серьезно недооценили. Так на германский полк приходилось всего 6, а на дивизию 24 пулемета, втрое меньше, чем орудий.

Благодаря принятым мерам по наращиванию производства «максимов» на ИТОЗ, удалось удвоить количество пулеметов в каждом полку — вместо восьми до восемнадцати, а у гренадер и гвардейцев до трех дюжин, по 12 пулеметов на батальон. Но это мнимое превосходство — уже к весне немцы нарастят производство, быстро доведя число пулеметов на дивизию до полутора сотен штук, а потом уже вдвое увеличат это число…

Когда все ведущие морские державы лихорадочно строили новейшие дредноуты, в России неторопливо достраивали два этих броненосца, классифицированных для вящего страха врагам в линейные корабли, с набором из 4 305 мм и 14 203 мм пушек, хотя тот же «Дредноут» имел десять двенадцатидюймовых пушек. Вот только сравнивать было нечего — в 1912 году в строй английского флота начнут входить первые «орионы», чьи пушки будут иметь калибр в 343 мм.

Глава 9

— Владислав Наполеонович, хотим мы, или не желаем того, но теперь до войны с Германией остается не более трех дней. Мы в нее втянуты помимо своего желания — в Белграде мечтают о «Великой Сербии», а цель достижима лишь после распада «двуединой монархии». В Германии жаждут мировой гегемонии, а достичь ее можно только через труп поверженной Франции!

Ренненкампф усмехнулся, ведь он хорошо знал, какие события скоро нагрянут. История повторялась в точно отведенные ей сроки — сегодня 28 июля по новому стилю, 1914 года от Рождества Христова, Австро-Венгрия объявила войну Сербии. И обстреляли через Дунай Белград. Сербы начали мобилизацию и немедленно запросили помощи у России. Последней деваться было некуда — если отступит, то навсегда потеряет свои позиции на Балканах, и выпадет из обоймы «великих держав».

— Три дня достаточный срок, чтобы подготовить нашу армию к боям, благо все подготовительные мероприятия проведены в полном объеме, будто ждали именно этого момента. И, признаться честно, меня сильно удивляла и раньше ваша поразительная осведомленность о возможном развитии событий. Хотя… такое впечатление, что и наше военное руководство, включая самого царя, о том знало заранее.

Клембовский говорил осторожно, тщательно подбирая слова — и Павел Карлович хорошо понимал его положение. Ведь для умного человека слишком много нестыковок, которые нельзя объяснить простыми случайностями или совпадениями, тут вырисовывается определенная закономерность, а одно это не может не настораживать.

Вот уже как два месяца были отменены отпуска и командировки и все военнослужащие возвратились в свои части. Это за неделю до убийства эрцгерцога в Сараево, что весьма симптоматично. Но объяснение для соседней Германии весьма простое — начались плановые, оглашенные еще три года тому назад, маневры.

С одновременным призывом резервистов на учебные сборы сразу в четырех округах, а также в кавалерии, гвардии и гренадерских дивизиях. Армейские корпуса, кроме двух, находящихся в составе его 9-й армии, резервистами не пополнялись — они должны быть развернуты только в ходе всеобщей мобилизации. А сейчас, если отбросить всю словесную шелуху, провели частичную мобилизацию. Причем исключительно для приведения в полную боевую готовность самые отборные, отлично обученные войска, получившие почти два месяца на дополнительную подготовку.

Ренненкампф еще в первые часы работы со штабными документами и «собственными» записями понял, что «Большая военная программа» была принята на полтора года раньше, чем это случилось в его истории. Причем новые соединения не развертывались, а шло пополнение уже существующих полков и дивизий. В инфантерии все роты находились в нормальном штате в 60 рядов и усиленном в 84 ряда, хотя раньше, до реформы, были куда меньшие цифры в 48 и 76 рядов, в каждом из которых считали по два солдата. А полный штат, что соответствовал ста рядам, введен только в стрелковых дивизиях, и то только для того, чтобы имелись кадры при развертывании в их полках «третьих» батальонов. Между тем «окраинные» корпуса — сибирские, кавказские и туркестанские было приказано держать в прежних ослабленных штатах, а потому на их развертывание отводили по восемь недель.

В этом и прошлом году осуществили усиленный прием новобранцев, причем такой, что метать жребий не пришлось — «забрили» всех, кто был годен по состоянию здоровья. И главное — через Думу провели закон об отмене всех льгот по семейным обстоятельствам в военное время. И это было главное — примерно половина призывного контингента в Российской империи, среди русской народности, а именно единственные сыновья и единственные работники в семьях прежде в армию никогда не забирались. А сразу перечислялись в ратники ополчения 2-го разряда, причем навсегда. В расчет не бралось, что если в семье только один работник, но у него есть младшие братья, которые обязательно подрастут, и станут работать, и тогда уже через пару лет он не имеет права на подобную льготу. И единственный сын в семье не может быть одним работником, не 21-й век феминизации на дворе — почти у всех есть работающие отцы, разводы в этом мире фактически не приняты, браки ведь церковные, а не через ЗАГС.

Все уездные воинские начальники за два года провели кропотливую работу, разбивая ратников ополчения по новым категориям, согласно возрастам. До 28 лет состояли в резерве, организованном на манер германского, потом следовал запасной разряд до 33 лет, возраста Христа, своеобразного рубежа для каждого мужчины. В ополчение состояли бородатые, обремененные детьми, а порой уже внуками, мужики до 38-х лет, после чего все окончательно снимались с воинского учета. Раньше это происходило только в 43 года, а тут такое облегчение сделали.

Так что сейчас вооруженные силы империи определенно «распухли» до двух миллионов служивых, вместо прежних полутора, причем исключительно за счет западных округов. Примерно то же самое сделала Франция в прошлом году, снизив планку призыва с 21 года до 20 лет, и увеличив срок службы на один год — с двух до трех лет. Армия в одночасье удвоилось, а это одно говорило о том, что в Париже заранее ожидали войны этим летом, и готовились к ней, к чему экивоки устраивать.

Для России такое скрытое пополнение рядов означало только одно — не ожидать окончания мобилизации и нанести первыми упреждающий удар, и попытаться сорвать в ряде районов мобилизацию противника. И вот здесь свое дело должна была совершить конница, задачи которой были кардинально изменены — не прикрывать развертывание собственных войск, а в первый день войны начать быстрое выдвижение к границе, с ее переходом, как только, так сразу. И без промедления уходить в рейд, круша на своем пути все, до чего только возможно дотянуться. И хватая в плен призывников, что еще не успели явиться по мобилизации в свои части по приписке. Нужно было лишить врага ценного людского ресурса в первые дни войны, и ввести в смятение его штабы неожиданностью внезапного вторжения огромных конных масс, отлично обученных и до зубов вооруженных.

Великий князь Николай Николаевич был по своей натуре конником, и довел регулярную кавалерию до совершенства, рубка с ней в конной сшибке ни к чему хорошему для врага привести не могла — на раз-два вырубали, что показали бои между всадниками в годы 1-й мировой войны. Но и стрельбе генерал-инспектор уделял большое внимание — командир полка мог немедленно быть снятым с должности, если его подчиненные отстрелялись на «хорошо», вместо «отлично». Да и боям в спешенном порядке придавалось значение, вот только окапываться толком не учили — чай, не пехота сиволапая, чтобы в окопах под огнем стойко держаться.

Однако «попаданец» в его тело имел на этот счет совсем иное мнение, и начал реформы именно с конницы, превратив ее в страшное по своей убийственности оружие. И предназначение было одно — вынести на себе первые два месяца войны, когда нет еще в помине позиционного фронта, можно совершать открытые и быстрые маневры, и, главное — пулеметов у неприятеля в крайнем недостатке, чем необходимо воспользоваться…

Погоны штаб-офицеров Российской императорской армии в АИ — майор (у казаков войсковой старшина), подполковник и полковник.

Глава 10

— Владислав Наполеонович, письмо написано великолепно — его нужно немедленно отправить великому князю Сергею Михайловичу, думаю, его позабавят поползновения Сухомлинова, — в улыбке Ренненкампфа не было ничего доброго, кроме стойкой неприязни к царскому «выдвиженцу», который умел только развлекать монарха своими докладами. К счастью, пока тот не успел наворотить дел, и убрать назначенных покойным Николаем Николаевичем людей, которые фактически саботировали назначения и приказы военного министра. Все прекрасно понимали полную бестолковость «временщика», который не нашел ничего лучшего и полезного, как переодеть армию в мундиры времен наполеоновских войн, словно появились в казне лишние деньги, достаточные для удвоения военных запасов.

По большому счету, Сухомлинов пытался порушить систематические и плановые приготовления к войне, которые тут же заменил импровизацией. Эти поползновения были встречены генералитетом, как говорится, в «штыки». Причем, незадачливый военный министр неадекватно оценивал обстановку, не понимая, что он лишь «первый среди равных», и должность у него административная, а отнюдь не командная. И если он открыто проявит желание стать главнокомандующим, то против этого восстанут все. Так что место главкома пока вакантно, и все дело в том, что среди обоймы «полных» генералов нет явных лидеров, на кого можно было бы взвалить эту ответственность. А в такой ситуации ношу на себя примет царь — другого кандидата среди членов «Романовского Дома» просто нет. Николай Николаевич убит, Владимир Александрович помер, «Михайловичи» не подходят по «планкам» — Александр моряк, а Сергей, «главарт», слишком молод.

— А еще нужно отправить официальный отзыв в ГАУ — не жалейте восторженных слов, и замаскируйте предупреждение, что малейшее затруднение выпуска оружия генерал-майора Федорова будет иметь крайне негативные последствия. Отзывы генералов Келлера, Каледина и Деникина приложите. Кроме того, подготовьте рапорт генералу Жилинскому, пока он возглавляет округ. Нужно дергать все веревки и звонить во все колокола о преступном, да-да, именно преступном ввиду крайней недальновидности военного министра, промедлении, связанном с выпуском автоматического оружия. Легкомыслие с изменой порой неотличимы по своим последствиям!

Слова были сказаны, и услышаны, судя по потемневшему лицу Клембовского. Начальник штаба только кивнул в ответ, промолчал, понимая, что командарм еще не закончил, внимательно смотрел на Ренненкампфа. Павел Карлович решил, что настала пора действовать уже без всяких оглядок, голос стал крайне серьезным, слова звучали твердо.

— Отправьте государю доклад литерным поездом, я имею на это право как его генерал-адъютант. До начала войны осталось всего три дня, нам нужно успеть, — Ренненкампф нахмурился, прекрасно понимая, что невероятно рискует. Он собственноручно написал текст послания, имея на это полное право — его армия являлась отдельной и не входит в состав ни одного из двух фронтов. Там были написаны ключевые слова, и если великий князь Николай Николаевич ввел монарха в курс дела, то его царственный племянник прекрасно поймет намеки. Скорее всего, покойный просто не разъяснил ситуация во всей ее полноте, вот потому незадачливый венценосец и сменил военного министра, забыв, что коней на переправе не меняют. Хотя ослов, как говорил один генерал, не только можно, но и нужно!

— И отправьте по корпусам условленный сигнал — первого числа августа, с самого утра мы начинаем выдвижение всеми конными дивизиями к границе, чтобы перейти ее перед рассветом второго. Пусть комкоры начинают проводить все приготовления, нужные к переходу, и немедленно отправляют авангарды с артиллерией.

— Мы начинаем переходить Варту без приказа⁈

— А он не нужен — у нас, если вы не забыли, идут маневры и легкие бригады имеем полное право выдвинуть. Да и немцы вряд ли насторожатся — они к этому уже привыкли, — Павел Карлович усмехнулся, и, передав бумаги, проводил Клембовского до двери, прекрасно понимая, что тот за эти дни не поспит толком — к тому же ожидание войны само по себе тягостно. И вернулся за стол, закурив папиросу.

То, что сотворил Николай Николаевич с конницей, было невероятно. Он не просто применил германскую схему, а творчески ее переработал. В войну 1904–1905 годов русская кавалерийская дивизия имела три драгунских и один казачий полк, в шесть эскадронов или сотен каждый. Японцы же имели в полках по три-четыре эскадрона, скорее ездящей пехоты, чем всадников. Плюс на дивизию имелись две 6-ти орудийных батареи конной артиллерии, какой у самураев вообще не имелось, как и самих дивизий — отдельная конница у них состояла из пары двух полковых бригад.

Выведя казаков за штат, великий князь отказался от всеобщей «драгунизации», которую провел покойный император Александр III. Бывшим гусарским и уланским полкам вернули исторические названия. Впрочем, разделив сразу на две половины по три эскадрона, каждая из которых стала полком — самых лихих назначили по легкой кавалерии, остальные эскадроны так и остались драгунскими с прежними наименованиями.

В каждой дивизии регулярной кавалерии получились три бригады по два полка — в каждом три действующих эскадрона с конно-пулеметной командой с семью «мадсенами», плюс четвертый эскадрон, развертываемый по мобилизации. Первые две бригады драгунские, для действий в конном и в пешем бою, личный состав умел великолепно окапываться, а стрелял еще лучше. А вот 3-я бригада предназначалась именно для рейдов и борьбы с вражеской кавалерией, там были собраны лучшие из лучших всадников. Да и своеобразное отличие имели — пики, самое пригодное для конного «шока» оружие. Каждая бригада усиливалась отдельным конно-пулеметным эскадроном, все восемь «максимов» перевозились на «тачанках» армейского образца — легких рессорных повозках, которые в реальной истории появились во время гражданской войны у «батьки» Махно. Придавалась также конно-артиллерийская батарея из четырех «коротких» 76 мм пушек, более легких и маневренных, чем обычные трехдюймовки. А для диверсий и разрушений вражеской инфраструктуры имелся конно-саперный эскадрон, с достаточным количеством взрывчатки, запалов и огнепроводного шнура

В распоряжении командира дивизии находилась «опора» из двух егерских батальонов, в четыре роты при 12 станковых пулеметов каждый. И отдельный конный артиллерийский дивизион из дюжины тех же «коротких» пушек. Именно на эту легкую пехоту, куда отбирали самых выносливых и здоровых парней, выпадали самые серьезные задачи — им надлежало захватывать железнодорожные станции и города со складами, сбивать вражескую пехоту с позиций, или, наоборот, прикрывать свою конницу, давая необходимую передышку лошадям.

И полный набор вспомогательных служб, от обозов и лазаретов, весьма больших, ведь действия должны вестись в тылу противника. И с жандармским эскадроном — без них теперь не было ни одного соединения.

Мощный ударный кулак, в почти девять тысяч офицеров и солдат, с многочисленной артиллерией и обилием пулеметов, с двойным запасом боеприпасов. В своем роде «моторизованная» пехота, что может совершить за сутки вдвое больший переход, чем обычная инфантерия. Но главное в том, что такие кавалерийские дивизии, да к тому же сведенные по три в корпуса, способны долгое время действовать самостоятельно без всякой поддержки, имелся бы только маневр для конницы.

Орда Чингисхана на новый манер, с высокой мобильностью по нынешним временам. Да все армии Европы не могли создать подобное, откуда взять столько коней. А лошадей в России хватало — по их поголовью страна первое место в мире занимает…

Погоны обер-офицеров в русской армии. Прапорщик (только в военное время), подпоручик, поручик, штабс-капитан и капитан. Последние четыре чина у казаков — хорунжий, сотник, подъесаул и есаул.

Глава 11

— Это война, я ее просто чувствую, Петр Николаевич, хотя она еще не объявлена. И тебе надлежит со своей дивизией вступить первыми на германскую землю. Силезия перед нами, Варта позади — как говорили в старину — путь чист, теперь дело за саблей!

Генерал-лейтенант Каледин с гордостью смотрел на проходившие в клубах пыли длинные сотенные колонны 3-й Донской казачьей дивизии. Чубатые донцы выпрямлялись в седлах, видя своих войсковых генералов, которых знали в лицо и поименно. Так они и были уроженцами тех же станиц — сам Алексей Максимович родился на хуторе Каледин, откуда пошла его фамилия, командир 8-й Донской бригады, сотни которой шли сейчас маршем перед ними, полковник Гусельщиков из Гундоровской станицы. А командир дивизии генерал-майор Краснов, хотя и появился на свет в Петербурге, но корни его старинного казачьего рода из станицы Букановской, что на Хопре. Только полковник Мамантов, командир 7-й бригады не из казаков по своему происхождению, но служит уже с донцами 15 лет, Хотя с японцами воевал, командуя сотней забайкальских казаков. Константин Константинович пользуется заслуженным уважением у станичников, и таким, что уже приписан к станичному обществу Усть-Хоперской.

Представление на чин генерал-майора давно отправлено в Петербург, вот только там до сих пор решения не принято. Но теперь точно подписано государем будет — Мамантов огнем и мечом пройдет по германским городкам, чтобы знали бюргеры тяжелую казачью длань. И судя по ухмылкам на лицах проезжавших мимо казаков, те уже были мысленно на той стороне границы, в богатых селениях, где смогут захватить изрядную добычу на радость в родных куренях.

Но тут ничего не поделаешь, вековые ухватки, ибо всем известно, что солдат воюет за славу, а казак за добычу!

— Что война начнется со дня на день, все мои казаки прекрасно понимают, Алексей Максимович, вон как они в седлах ерзают, будто сапожными гвоздями кожу подбили, — усмехнулся Краснов, оглядывая всадников пристальным взором, пытаясь найти непорядок. Зато те, заметив требовательный взгляд командира дивизии, тут же подтягивались в седлах, стараясь выглядеть молодцевато, как казаку и положено.

— Офицеров мало у меня, Алексей Максимович, — хмурясь, произнес Краснов — по казачьей традиции они общались на «ты», несмотря на разницу в должностях и чинах. — Едва по два на сотню, но чаще один, если три звездочки на погоне имеет. Зауряд-хорунжих почти нет, подхорунжих мало, их субалтернами на полусотни ставим.

— Тут ничего не поделаешь, если число конных полков вдвое увеличилось, и в регулярных дивизиях, а у нас так особенно — шутка ли, вместо двух шесть кадровых дивизий выставить, да еще три льготных. Так что всех, кто по армейской кавалерии проходил, из полков по приказу вывели, впредь мы только на исключительно казаков рассчитывать можем, а они у нас храбрецы изрядные, в чины быстро выйдут,

Каледин внимательно посмотрел на проходящую мимо него полусотню, впереди которой ехал усатый зауряд-хорунжий, в офицерских серебряных погонах с одинокой звездочкой под нашитым поверху галуном вахмистра, на груди серебрились крест и две георгиевские медали. Они, как и зауряд-прапорщики, прошедшие войну с японцами, имели право на ношение офицерского обмундирования, с кокардами на фуражках и темляками на шашках. И пользовались соответствующими привилегиями, хотя формально офицерами не являлись, однако находились на их положении.

— Вон, зауряд-хорунжий сотню ведет, усища как у Ренненкампфа, грудь в наградах. Так что после первых боев подавайте представление на прапорщика, а там, глядишь, и в сотники выйдет, а то и в есаулы. Вид лихой — природный казак, бравый…

Краснов при этих словах хмыкнул, но кивнул головой, негромко заговорил, с ехидной усмешкой:

— Уникальный казак, да, теперь уже полноправный станичник. Семен сын Михайлов Буденный. Уроженец хутора Козюрин, из иногородних. В девятисотом году в станице Платовской показал военному министру генералу Куропаткину отличную джигитовку и рубку лозы, за что получил из его рук рубль в награду. А в войну с японцами сразу был направлен в Маньчжурию в 26-й Донской полк, на пополнение.

— Вон оно как, — задумчиво протянул Каледин, теперь пристально всматриваясь в Буденного. Это каким же надо быть лихим наездником и рубакой, чтобы сами казаки выставили его в показательном выступлении. Настоящий уникум — действительно казак. Одновременно с мыслями, Алексей Максимович продолжал слушать рассказ Краснова, который знал своих подчиненных чуть ли не поименно. Но так на то он и писатель, прозой балуется, к тому же путешественник — у абиссинского негуса в войсках служил, советником у эфиопского императора.

— После войны служил в Приморском драгунском полку, сам понимаешь, иногородним льгота не положена. Там попался на глаза великому князю Николаю Николаевичу — тот его сразу крестом наградил, в зауряды произвел, и в качестве наездника в Офицерской кавалерийской школе оставил. А как коренных крестьян Войска Донского в казачье сословие всем скопом записали, был сразу на Дон и отправлен. Я его субалтерном к сотнику Грекову поставил, так он полусотню в лучшие по всей дивизии вывел.

— Жаль, что таких среди бывших иногородних мало, конными на службу едва один из двадцати выходит, остальные в пластунах или саперах, да батарейцы с обозными — нестроевые. Понимаю, что землицы мало кому полный надел выделили, пешему и трети от оного вполне достаточно, расходы на службу маленькие выходят, в пять раз меньше.

Каледин отлично знал донские реалии, где вопрос о земле стоял очень остро. Казаки составляли меньшую половину населения, но владели тремя четвертями всей земли. Большая половина состояла из крестьян, разделяясь примерно поровну. «Коренными» считали тех, кто издревле жил на Дону рядом с казаками, прекрасно зная уклад их жизни и подражая — но казачьих прав, значит, земельных паев, прижимистые станичники не давали. «Пришлыми» именовали тех крестьян, что пришли на юг после отмены крепостного права — они вообще наделов не имели и трудились издольщиками или батраками. Именно они составляли самый взрывоопасный элемент, но теперь восстание вряд ли стоит опасаться — казачьего сословия стало намного больше за счет приписки в него всех «коренных» крестьян поголовно и зажиточных хозяев из «пришлых», что вполне охотно перешли в казачество, хотя прекрасно понимали что предстоит нести все тяготы службы.

Все дело в налогах — казаки их не платили, зато были обязаны самостоятельно снаряжаться на службу, а это требовало огромных расходов — до двухсот пятидесяти целковых приходилось выкладывать за коня и справу, совершенно неподъемные для крестьян деньги. Но пеший казак выкладывал в пять раз меньше — и вполне без забот снаряжался. Так поступали на Кубани, где треть казаков выходила на службу на своих двоих. Теперь этот порядок пришел и на Дон, зато впервые появившиеся пластунские батальоны, да вдвое увеличившаяся артиллерия укомплектованы по полному штату.

Хотя земли действительно недоставало, но раз открылись офицерские вакансии в полках, можно было урезать офицерские паи, и увеличить наделы «новым» казакам, таким как этот Буденный…

Молодой Семен Михайлович Буденный — бравый вахмистр Императорской армии.

Глава 12

— Аут бене, аут нихиль! Про покойных говорят или хорошо, либо молчат, — негромко произнес командующий Черноморским флотом адмирал Эссен, и посмотрел в окно на раскинувшуюся перед глазами Ахтиарскую бухту, которая напоминала ему внутреннюю гавань Порт-Артура, хотя была совершенно непохожа на нее, ни размерами, ни видом.

Главное место занимал стоявший на якорях новейший линкор «Севастополь», корабль вдвое большего водоизмещения, чем тот, что нашел свою погибель у берега Квантуна. Он сам отдал приказ затопить поврежденный торпедой броненосец, чтобы тот не достался японцам в качестве трофея, как произошло с «Ретвизаном», «Пересветом», «Победой», «Полтавой», «Баяном» и «Палладой». Их японцы подняли, как «Варяг» и любимый «Новик», отремонтировали и сразу ввели в состав своего флота, дав новые имена.

— Я такого и представить не мог…

Николай Оттович нахмурился, вспоминая те дни. Казалось, что горькая чаша позора испита до конца, но то, что произошло со 2-й Тихоокеанской эскадрой вице-адмирала Рожественского, потрясло всю Россию. В страшном бою погибли семь броненосцев и три броненосных крейсера, а четыре броненосца спустили флаги, вместе с ними сдалось в плен два адмирала, включая самого командующего.

Позор⁈ Еще какой!

Но в тоже время героизм — новые броненосцы дрались до конца, и гибли один за другим, уходя в черные волны Цусимы! Вот это следует навсегда запомнить, и никогда не забывать!

— Всего один линкор, а у турок в Англии два почти готовых дредноута. Каждый из них сильнее моего флагмана, — Эссен покачал головой, продолжая хмуриться. «Решадие» строился по образцу британских «орионов», и был вооружен десятью 343 мм пушками. Перекупленный османами у Бразилии второй линкор вообще имел семь башен с 12-ти дюймовыми орудиями, по паре стволов в каждой. У «Севастополя» только дюжина таких пушек, по три в каждой из четырех массивных башен. «Султану» отпор можно дать, но «Решадие» слишком серьезный противник, да и его снаряды, что весят на треть больше, смертельно опасны для девяти дюймов бортовой брони, а башни с их 8-ю дюймами вообще проломят, как мокрый картон брошенный сильной рукою тяжелый камень. Единственное спасение в скорости — 24 узла, на три больше, чем у неприятеля, благодаря мощным турбинам и котлам с полностью нефтяным отоплением.

Два точно таких же линкора, также названных в честь погибших порт-артурских броненосцев — «Петропавловск» и «Полтава» уже вошли в состав Балтийского флота — успели все же построить в срок, не опоздали к началу войны, которая вот-вот разразиться. А встретят кайзерлихмарине на минно-артиллерийской позиции, что преградит вход в Финский залив — сейчас там в суматохе вываливают мины в свинцовые воды Балтики.

Вот только второй по силе на начало нового ХХ века флот мира после несчастной войны с Японией занимал сейчас едва шестое место, следом за Францией. И на Балтике сейчас только два линкора, а к ним еще пара броненосцев — не успевшая уйти в поход к Цусиме «Слава» и вернувшийся с Дальнего Востока «Цесаревич». С учетом нового броненосного крейсера «Рюрик» всего пять кораблей, способных дать бой на оборонительной позиции.

Однако через год в строй войдут два других линкора — «Бородино» и «Гангут» — но уже улучшенного типа. Броня пояса и башен десять дюймов при том же вооружении, скорость меньше на два узла, тоже чисто нефтяное отопление — на турбинных кораблях решили применять только жидкое топливо, благо Бакинские промыслы давали его в достатке.

Старые «Россия» и «Громобой» не для плавания на Балтике, они океанские рейдеры, совершенно не предназначенные для эскадренного сражения, что показал бой при Ульсане 1 августа 1904 года. Крейсер «Адмирал Макаров» хорошо забронирован, тихоходен, но получил дополнительные пушки. Вообще-то этот корабль было бы лучше вообще не строить по проекту порт-артурского «Баяна», морально устаревшему. Просто станет легкой жертвой германских турбинных гросс-крейсеров, как и «Рюрик», впрочем. Хотя в бою с броненосными крейсерами типа «Роон» будет тяжко уже немцам, английское детище под Андреевским флагом может сражаться даже с двумя такими противниками, превосходя их по весу залпа.

Два бронепалубных крейсера «Олег» и «Богатырь» со 152 мм пушками потопят любой легкий германский крейсер, только с их двадцатью узлами догнать противника не представляется возможным. А вот тяжелый крейсер «Блюхер» настигнет их быстро, не говоря уже о «Мольтке», который и 28 узлов может выжать, при десяти 11-ти дюймовых стволах.

Однако из Англии пришли два больших крейсера — «Варяг» и «Баян» — построенных по типу «сити», то есть «город» — почти шесть тысяч тонн водоизмещения, вооружение из восьми 152 мм пушек, бортовая броня в два дюйма и 25 с половиной узлов скорости.

Еще два легких крейсера — «Паллада» и «Светлана» — меньше на полторы тысячи тонн, они строятся по британскому проекту в Петербурге и Ревеле, при помощи английских специалистов. Броня такая же, четыре шестидюймовых орудия в диаметральной плоскости, чисто нефтяное отопление — обещают, что скорость будет на три узла больше, и они легко догонят любой легкий германский крейсер. Эти корабли крайне необходимы для поддержки новейших турбинных эсминцев типа «Новик», способных нарушить германские перевозки по всей акватории Балтийского моря.

«Богини отечественного производства», вернувшиеся с Дальнего Востока, уже загнаны на север, став ядром нового флота. Туда отправили контр-адмирала Колчака, знаменитого полярного исследователя. И вполне разумно — тот сам рвался на север. Пока крейсера «Аврора» и «Диана» базируются в Архангельске, но будут переведены в незамерзающий Мурман на Коле. Порт только строится, но к нему ведут ветку железной дороги. А это весьма симптоматично — с началом войны с Германией Балтика будет закрыта. А так как турки обязательно выступят на стороне кайзера, то вслед за «Зундом» перекроют дорогу через Босфор и Дарданеллы.

Так что единственный путь для «купцов» только на Мурман, ведь Архангельск полгода будет отрезан от навигации — Белое море замерзает. Так что весьма вовремя озаботились в Моргенштабе формированием «Флота Северного Ледовитого океана», заказав еще целую флотилию вооруженных ледоколов к двум крейсерам. К тому же англичане всегда смогут оказать поддержку, да и отконвоировать транспорты с нужными для России грузами. Королевский Флот пока еще первый в мире.

— Странно, почему великий князь Николай Николаевич так невзлюбил «Аврору», что об этом открыто, но непонятно сказал — «ее выстрелов только нам и не хватает». К чему это?

Вопрос, заданный самому себе, завис в воздухе — ответа на него Эссен не знал. Он посмотрел на бухту еще раз — в стороне дымили трубами три эскадренных броненосца — флагман бригады «Князь Потемкин-Таврический», на котором произошли в пятом году два матросских мятежа, за ним «Ростислав», и самым последним «Три святителя». Все старые броненосцы уже были отправлены на слом, за исключением штабного «Георгия Победоносца». Однако «Синоп» и «Чесма» отдали свои славные имена русских морских побед двум строящимся в Николаеве новым линкорам улучшенного типа, которые войдут в строй в следующем году.

Вот тогда уже туркам придется туго!

Российская империя, несмотря на все недостатки, все же не зря находилась в категории «великих держав», промышленно развитых стран, обладающих научно-техническим потенциалом. Пропуском в этот «элитный клуб» служили линкоры — редкие страны могли их построить. А таких было немного — Англия, Германия, САСШ, Япония, Франция, Россия, Италия, Австро-Венгрия. Последним государством, которое сподобилось на постройку подобных кораблей собственными силами оказалась Испания — ее линкоры стали самыми слабыми, откровенно немощными, без слез просто не взглянешь.

Линейный корабль «Севастополь», построен по отечественному проекту в 1914 году. и не такой он слабый, как оценивали — как раз для действий на ограниченных морских театров.

Глава 13

— Думаю, что наш генштаб допустил ошибку в планировании войны, исправлять которую придется нам, Владислав Наполеонович, — склонившийся над картой Ренненкампф провел карандашом черту.

— На Краков нужно нанести мощный удар, связав боем всю группу Куммера — там три пехотных и одна кавалерийская дивизия, если судить по плану развертывания. Однако на польском «балконе» нужно было развернуть целый фронт от Сандомира до Ченстохово. И двумя армиями охватить левый фланг австрияков, к тому же посмотрите какой удобный момент для возможного окружения. Нам навстречу идет 8-я армия генерала Брусилова из Подолии, а в ее составе два кавалерийских корпуса — Мищенко и Самсонова. Прекрасная возможность осуществить конные прорывы по флангам и отсечь сразу четыре вражеские армии от Карпатских перевалов.

— То по недостатку сил, Павел Карлович. Ведь хотели по программе развернуть 32 новых пехотных полка, а это четыре корпуса, которые и составили бы целую армию, о которой вы думаете, — усмехнулся начальник штаба. — Но увеличить численность кадровых частей для нас гораздо нужнее, ведь в этом случае сроки мобилизации будут значительно уменьшены. К тому же резервисты составят четверть личного состава наших войск, а не треть, что значительно повысит боеспособность.

— Да понимаю, только мне, как командующему, хотелось бы всего и побольше, причем сразу, а не потом — хмыкнул Ренненкампф, продолжая внимательно смотреть на карту. Он словно пытался найти в стрелках и овалах ответ на мучавшие его вопросы. Западный фронт должен был развернут по окончании мобилизации, когда из тыла на фронт будут двинуты дублирующие корпуса, укомплектованные резервистами. Но это будет только через месяц, к началу сентября, никак не раньше.

К этому времени кадровая армия хотя и понесет значительные потери, но будет способна активно действовать и дальше. Ведь в каждой дивизии на фронте уже создаются запасные батальоны, из которых во время боев будут пополнять части практически беспрерывно. А последующее удвоение соединений на фронте за счет войск 2-й линии, развернутой по окончании мобилизации, позволит продолжить боевые действия с размахом, и относительно долго, пока не зарядят ноябрьские дожди и не раскиснут дороги.

— В первой половине осени, еще теплой, решится исход войны, Владислав Наполеонович. Если нам удастся разгромить австрийцев, то оставшись без союзника, кайзер, если он будет пребывать в здравом уме, уже охотно пойдет на перемирие с нами.

— Если только Париж в сентябре не будет захвачен…

— Этого не произойдет, — уверенно произнес Ренненкампф, прекрасно зная, чем завершилось выполнение для немцев пресловутого плана фельдмаршала Альфреда Шлиффена. Тем более в нынешней ситуации, когда великий князь Николай Николаевич нашел действенное средство сорвать все замыслы германцев в самом начале — нанести превентивный удар по Силезии, вместо Восточной Пруссии, как было в покинутой им реальности.

Сейчас Северо-Западный фронт не имел наступательных задач с решающими действиями — 1-я армия генерала Эверта и 2-я армия генерала Плеве должны были только демонстрировать «намерения», но всячески укреплять оборону по линии рек Неман и Бобр, опираясь на крепости Ковно, Осовец и Новогеоргиевск, с их гарнизонами. Да и сами армии были откровенно слабые — всего из трех армейских корпусов каждая, причем полки в них содержались по «нормальному», вернее, «ослабленному» прежнему штату.

Регулярной кавалерии насчитывалось всего две дивизии, да три дивизии казаков — именно на последние и выпала задача вести активный поиск на вражеской территории, демонстрируя «самое решительное наступление».

Задача фронта генерала Жилинского была проста, как железный лом — не дать восточно-прусской группировке перебросить подкрепления в Силезию, и быть готовыми отразить вражеское наступление на Варшаву с севера, и тем самым нейтрализовать возможную активность врага. Однако это предполагаемое наступление совершенно не тревожило русское командование, потому что в любой момент 1-ю и 2-ю армию можно было усилить прибывающими на Западный ТВД внушительными подкреплениями.

Главный удар наносился исключительно по Австро-Венгрии — на Галицию, населенную русинами шли четыре армии Юго-Западного фронта генерал-адъютанта Иванова, пользующегося исключительным доверием императора Николая II. Вот здесь все армии имели по четыре армейских корпуса и очень сильную по составу конницу. На нее и уповали больше всего в предвоенных планах — на все кавалерийские и казачьи дивизии, которые вытянулись цепью вдоль границы, возлагались задачи немедленного вторжения на неприятельскую территорию, с целью срыва мобилизации.

С потерями приказано не считаться, даже если они будут серьезными — «беречь» конницу категорически запрещалось, особенно иррегулярную «туземную», хотя все прекрасно понимали, что для последующего «восстановления» потребуется очень долгое время, примерно полгода. Но так зимне-весенний период для того и существует, чтобы привести конные части в порядок в глубоком тылу, пока позиционный фронт будет держать пехота.

Самой сильной армией являлась его отдельная 9-я, которая, по сути, и являлась еще не появившимся «Западным фронтом». Два армейских корпуса, гвардейский и гренадерский со вторыми номерами, и, кроме того, прибудут с Казанского округа на усиление еще два полнокровных армейских корпуса — с дальностью расстояния их мобилизация и переброска затягивались.

В оперативном подчинении находились три конных корпуса генералов Каледина, Келлера и Ромейко-Гурко, сын последнего фельдмаршала не «романовских кровей». Они являлись отдельными и представляли собой фактически конные армии, превосходящие не только по численности армейский корпус, но и в техническом оснащении, и при тройном превосходстве в пулеметах. Три конных дивизии усиливались одной стрелковой дивизией, все части укомплектованы по полному штату, причем с избытком, для восполнения неизбежных потерь.

Только сейчас он стал отчетливо понимать, какую титаническую работу провел «августейший» генерал-инспектор кавалерии. Регулярная кавалерия слишком дорогое удовольствие, содержание коня и всадника выливается в кругленькую сумму. Однако Николай Николаевич значительно, в два раза, увеличил количество полков, не развертывая новых эскадронов. А получив собственную пехоту, дополнительную артиллерию и массу пулеметов, кавалерийские дивизии стали обладать пробивной мощью и достаточной устойчивостью. При этом их число в армии увеличилось с 16 до 18, за счет формирования из сводимых отдельных бригад.

Основной упор генерал-инспектор сделал на иррегулярную конницу, главным образом многочисленную казачью, содержание которой обходилось в два раза дешевле, ведь казаки сами снаряжались на службу. За счет «раздваивания» кадровых полков и вывода их из состава регулярных кавалерийских дивизий, развертывания новых полков из инородцев, которых стали за последние пять лет массово привлекаться на службу «охотниками», удалось сформировать три десятка дивизий. Они состояли из «природных» всадников, отлично державшихся в седлах, воинственных по своей природе, крови и смерти, особенно чужой, не боявшихся совершенно.

И эта была как раз та конница, что должна была навести ужас на неприятеля своими действиями в первые недели войны. Ради этого «звездного часа» и создавалась дивизии, пока вражеские войска не имели в достатке пулеметов. А там они должны были исчезнуть, как тот известный «мавр», выполнив предназначенное дело. Так что никто из генералов жалеть эти дивизии не собирался, впрочем, даже знай о том «туземцы», они бы не отчаялись — Азия всегда живет по своим законам, тем паче война ведется не ради одной смерти, но и богатой добычи…

Атака «туземной» конницы производила на австрийцев и венгерцев сильное психологическое воздействие — все знали, что те в плен никого не берут, и пощады не дают. И ничего тут не поделать — Азия-с!

Но еще больше ужасалось местное население, особенно на вражеских территориях — нажитое добро грабили с неистовой силы, несмотря на приказы командования, которых толком не понимали, не владея русским языком. Но зато все прекрасно знали манящее слово «добыча». Да и у казаков имелось старинное правило — «что на шашку взято, то свято»!

Глава 14

— Наше наступление в Силезии для Германии намного опаснее, Владислав Наполеонович, чем вторжение в Восточную Пруссию, пусть даже с блокадой Кенигсберга или выходом к Данцигу. Так что целых три корпуса, два армейских и резервный, переброске на французское направление подлежать не будут. Не станет германское командование рисковать, ведь от Бреслау до Берлина путь по карте короток.

— Но ведь мы не станем наступать — фланги открыты, по ним могут ударить с двух сторон и окружить, — усмехнулся Клембовский. — Да и сил у нас на диверсию, а отнюдь не для наступления.

— А в Берлине это знают⁈ Не думаю, что там настолько осведомлены о наших планах. А вот разведывательная сеть у них на нашей территории есть, и выдвижение наших пехотных корпусов они заметили. Так же как начало перевозок гвардии и гренадеров от Варшавы. И то, что наши конные корпуса за Варту перешли не может не беспокоить неприятеля. Хотя на объявление нами мобилизации пока не ответили…

— Приготовления проводят в полном объеме, дивизии выведены в пункты развертывания, все офицеры и солдаты возвращены из отпусков и командировок. У них все готово, Павел Карлович, просто ждут приказов из Берлина, и сразу начнут доводить корпуса до полного штата. Да, вот еще — железнодорожные перевозки еще позавчера прекращены, происходит накопление пустых эшелонов на станциях.

— Хм, это все по довоенным планам, когда не предусматривалось выдвижение наших войск большими массами к западным границам Привислянского края. Возможно, внесены коррективы — отправят один из корпусов, остальные оставят. Плюс ландвер, его у них достаточно много, на две-три полнокровных дивизии. Что с вражеской кавалерией, Владислав Наполеонович⁈ Есть ли сообщения с той стороны?

— Донесения имеются, Павел Карлович, доброхотов среди поляков у нас хватает. Однако прибытия новой конницы не отмечено. Все по-прежнему вроде, а это меня тревожит.

— Думаю, в Петербурге проигнорируют германский ультиматум, но это будет завтра. А мобилизация начнется через пару часов, не больше, если уже не сейчас приказ поступил, — Ренненкампф говорил уверенно, он прекрасно видел, что события сейчас происходят по проверенному сценарию…

Австро-Венгрия начала войну с Сербией 28 июля 1914 года, зацепившись за один только пункт ультиматума, который в Белграде отвергли. Россия, понятное дело, оставлять Сербию наедине со столь сильным врагом не пожелала, и начала уже демонстративно, а не тайно, проводить мобилизационные мероприятия. А утром следующего дня император Николай I объявил «частичную мобилизацию», причем это была изначальная хитрость — такие мероприятия предполагались только для сибирских и туркестанских корпусов, а также в случае вооруженного столкновения с Турцией, которой не окажут поддержки. А вот для войны с любым противником на европейском ТВД проводилась только всеобщая мобилизация. Она и пошла на самом деле, ибо иной не предусматривалось планами.

Начались политические игрища, ибо все моментально осознали, что целый мир катится к войне. Причем, противоборствующие стороны жаждали этой войны, чтобы разрешить создавшиеся противоречия вооруженным путем. Австро-Венгрия воевать с Россией в одиночку не могла — была бы смята многократно превосходящим по численности войск и орудиям противником. Зато имела союзником Германию — вдвоем объединившиеся немецкие империи отмутузили бы русских до полной невменяемости.

Однако вся штука была в том, что Россия была не одна — империя состояла в «Сердечном согласии», сиречь Антанте, с Францией с Англией. А это совершенно меняло расклады — галлы имели большую армию, которая жаждала реванша за Седан. Британцы обладали первым в мире флотом, и являлись гарантами морской торговли — а потому промышленно развитая Германия очень серьезно мешала интересам «Сити».

В то, что война будет долгая, и в ней будут участвовать многомиллионные армии, понимали все. Промышленные потенциалы конфликтующих сторон примерно равные, если подсчитать добычу угля и выплавку стали. В Германии и Австро-Венгрии добыли угля на 277 и 54 млн. тонн, на что Франция с Россией ответили 41 и 36 млн. тонн. Зато Англия, вступления в войну которой в Берлине не зря опасались, добыла 230 млн. тонн, что резко изменяло ситуацию. В выплавке стали Германия и Австро-Венгрия достигли 17,6 и 3,9 млн. тонн, Англия, Россия и Франция — 7,7; 4,8 и 4,7 млн. тонн соответственно. Несмотря на примерное равенство показателей, в долговременной войне «центральные державы» неизбежно проигрывали — Антанта могла использовать огромную ресурсную базу своих колоний, да и всего мира в целом. Да тех же САСШ, что по этим основным показателям намного превосходили всю Антанту в совокупности, добыв в предвоенный год свыше 517 млн. тонн угля и выплавив 31,4 млн. тонн стали.

Так что не зря в Германии приняли план генерал-фельдмаршала Альфреда Шлиффена — сосредоточить свыше 90% армии на западе, и, обойдя французские приграничные территории через нейтральную Бельгию, по широкой дуге обойти Париж. А там война и закончится — всего семь недель, и как говорят сами французы — «вуаля»!

Подписать капитуляцию в Париже, «зольдатики» в пикельхельмах, рогатых германских касках, пройдут торжественным маршем через Триумфальную арку и площадь «Согласия». И сразу начнется их перевозка на восток, на помощь союзным войскам «двуединой монархии», которые к этому времени будут представлять жалкое зрелище. Однако победоносные войска кайзера Вильгельма живо не только восстановят «статус-кво», но и покажут императору Ники, как он жестоко ошибся, поставив не на ту карту…

Павел Карлович тяжело вздохнул, посмотрел на закат — заканчивалось 31 июля по европейскому отсчету, или 18 число по русскому календарю. Останавливать мобилизацию царь не станет, так как немцы уже объявили свою. Но шантаж произвели, и хорошо, что на него не поддались, хоть сейчас царь ведет себя более твердо.

— Завтра Германия объявит войну, и знай, к чему она приведет, кайзер бы сейчас не размахивал кулаками, — пробормотал Ренненкампф, закурив папиросу. Этот план войны нравился ему куда больше — «внедренец» в великого князя Николая Николаевича постарался на совесть. Вместо двух наступлений в противоположных направлениях — в Восточную Пруссию и Галицию, сейчас выбрано одно, на юг, и крупная диверсия на западе.

Это аксиома — нельзя распылять силы, а выбирать главное направление. А тут удачный выбор — есть возможность вывести из войны Австро-Венгрию, и в то же время потрафить союзнику, ударив на Силезию, что куда как выгоднее не только для русских, но и французов. Стратегически нужнее, необходимо вывести часть промышленного потенциала рейха.

Павел Карлович резким движением затушил папиросу в пепельнице — на душе была маята, нехороший признак. Даже тревожно стало, и он шепотом озвучил те свои мысли, которые раньше опасался озвучивать:

— А ведь в Берлине все видят прекрасно, и не могли равнодушно смотреть на пятилетние приготовления. И что самое хреновое, так это то, что никто не знает, что они приготовили «ответным ходом». Ох, не ошибаемся ли мы сами, и вместо победы придем к поражению⁈

Пикельхельм — знаменитая германская каска, узнаваемая во всем мире. Вот только выполняла больше декоративные, чем защитные функции. Кожа и медь не могут заменить сталь будущих шлемов, которые станут по популярности куда круче.

Глава 15

— Государь-император повелел немедленно начать выпуск вашего пистолета в Туле. Петроградский завод начнет выпуск малых трехлинейных патронов к нему. У нас ведь еще двадцать тысяч отличных «маузеров» закуплено, а к ним тоже эти патроны нужны. Тем самым вопрос с лицензией можно считать окончательно снятым — никаких от нас выплат Германия не получит.

Помощник военного министра и член Главного Военного Совета генерал от инфантерии Поливанов усмехнулся, и Владимир Григорьевич сразу понял главное — война с немцами неизбежна, и счет уже пошел на часы. Ультиматум в Петербурге не приняли — да нужно быть последним глупцом, чтобы остановить свою мобилизацию, когда один враг начал приготовления к войне, а второй уже воюет против твоего союзника. Кайзер дошел до крайнего нахальства в своих угрозах, и отступать уже нельзя.

— Теперь, что касается вашего ружья-пулемета, которое обозначено еще великим князем Николаем Николаевичем как ДП, — Алексей Андреевич сделал томительную, но многозначительную паузу. — Ковровский оружейный завод строился при помощи датчан, которые поставили и наладили там оборудование. Но это не означало, что мы будет там производить пулеметы конструкции генерала Мадсена, хотя за них ратовали многие, отчего выпуск вашего ружья пулемета постоянно задерживался, хотя была изготовлена опытная партия. Я сам отвечал на думские запросы, не скрою — депутатов возмущало, и совершенно справедливо, затягивание этого вопроса, хотя необходимые ассигнования Думой были выделены еще в прошлом году, но освоены только на десятую часть.

Генерал Поливанов отвечал по своей должности за поставки в армию вооружений и боеприпасов, и был вхож в Государственную Думу, где имел вполне доверительные, даже дружеские отношения с влиятельными главами фракций, от «левых», и до «правых». И органически не «переваривал» своего начальника военного министра, против которого постоянно интриговал, и отнюдь небезуспешно.

— Депутатов сильно удивило, что на вооружение нашей армии ряд влиятельных персон желает принять пулемет, который по своей конструкции гораздо сложнее нашего ДП, а, следовательно, производство, при нашей бедности в квалифицированных кадрах, будет серьезно затруднено — для того и наняли на работу датчан. Кроме того, стоимость «мадсена», с учетом всех приспособлений и уплаты лицензионного сбора составит одну тысячу семьсот тридцать три рубля с копейками, что на почти триста рублей дороже более тяжелого и полезного «максима». Такое положение нестерпимо в военное время, несмотря на желание некоторых влиятельных лиц.

Помощник военного министра нахмурился, и стало понятно, что генерал Поливанов сказал гораздо больше, чем мог. А насчет персон и так понятно, о том пошли разговоры в столице сразу после убийства великого князя Николая Николаевича. И первым из них являлась вдовствующая императрица Мария Федоровна, датская принцесса Дагмара до замужества. Именно благодаря ее покровительству проводились сомнительные сделки еще десять лет тому назад — в Дании был построен крейсер «Боярин», корабль однотипный «Новику», но имеющий скорость на три узла меньше. А когда шла война с японцами, то там же заказали эти самые «мадсены», более тысячи двухсот пулеметов по совершенно «заоблачным» ценам.

В войсках в сердцах назвали их «чертовыми балалайками» за сложность конструкции, хотя как оружие, пулемет хорошо зарекомендовал в бою. Но предложение закупить новую партию в Дании в военном министерстве отклонили. После войны все эти ручные пулеметы передали в кавалерию, по шесть штук на каждый полк, в отдельной команде. Реформируя кавалерию, генерал-инспектор оставил их при полках — «максимов» хронически не хватало, несмотря на рост производства. И предложил принять на вооружение более простой и дешевый пулемет, разработанный в Сестрорецке. Вот только влиятельные персоны были заинтересованы в ином…

— Наш пулемет обойдется казне вдвое дешевле, чем датский «мадсен», — уверенно произнес Федоров, выкладывая главный козырь, и тут же выложил второй, более весомый. — А как только пулемет будет отработан в производстве, и достигнет месячного выпуска в тысячу штук, как запланировано, то его стоимость станет вдвое ниже — около четырехсот рублей. К тому же возможно дальнейшее снижение издержек, экономия составит еще примерно сто сорок рублей, или даже полтораста, в лучшем случае.

— Так это великолепно, о том нужно немедленно доложить государю-императору, — после такого восклицания Поливанова, Федоров решил «ковать железо, пока оно горячо».

— Я готов немедленно выехать в Ковров, чтобы наладить там, на месте, производство. Надеюсь, что смогу уговорить датчан остаться помогать нам, они знают оборудование. Но потребуются дополнительно увеличить им жалование, дабы не вызвать желания покинуть нашу страну.

— Оно у них и так высокое, — на лице Поливанова появилась гримаса раздражения. — Видимо, из расчета на будущие барыши. Но раз так, то мы немедленно рассмотрим этот вопрос, хотя лучше найти наших умельцев. И, учтите на будущее — на всех заводских работников, и тех, кто добывает руды и уголь, еще три года тому назад введена бронь на случай войны. Мобилизации на фронт они не подлежат, но считаются призванными, и не имеют права уходить с завода. Если же кто попытается сие сделать, или будет нерадивым — отправляйте таких сразу к воинскому начальнику. У тех не забалуют, живо в войска отправятся — дано соответствующее указание. У вас пять месяцев — к началу следующего года завод должен выдавать месячный план, хотя лучше сразу перевести его на работу в две смены.

— Ваше высокопревосходительство, не стоит этого делать до зимы. Пока нужно наладить производство, отработать детали, людям нужно втянуться, училище при заводе открыть, согласно предписанию. Жилье для специалистов нужно, казармы для работников…

— Поступайте, как считаете нужным, Владимир Григорьевич, вам виднее, — покладисто согласился Поливанов. И тут, словно вспомнив, хотя эту фальшь Федоров заметил, добавил:

— Да, ваше авторужье под нагановский патрон признано совершенно негодным, но с маузеровским патроном будет принято на вооружение как противоштурмовое во всех крепостях. Дальность стрельбы у него небольшая, в полевых боях пользы не принесет. Но при отражении вражеских штурмов вполне пригодно, и заменяет пулемет. Это же касается сильно пересеченной местности, покрытой лесам, где ведется стрельба лишь на коротких дистанциях. Но там может действовать только легкая пехота, а «максимы» бесполезны из-за большого веса. Их придется разбирать по вьюкам, которых, опять же, крайне недостаточно, а в запасе вообще нет. Да многое отсутствует или не хватает. Готовились вроде, а как дошло до войны, то хватились — всего мало, особенно оружия…

Помощник военного министра остановился, уставившись взглядом в окно, что выходило на автоматную мастерскую. И после минутной паузы заговорил уже куда энергичнее:

— Военный министр решил, с учетом поступивших из войск рекомендаций, начать производство ваших авторужей из расчета восьми штук на каждую полковую егерскую роту — то есть по два на взвод, без создания отдельной команды. Кроме того, направить их во все егерские и пластунские батальоны конных дивизий по соответствующему штатному расписанию. Ассигнования Думой будут выделены — там найдется соответствующая статья. Производство необходимо продолжить на здешнем заводе — работники тут есть, опытные партии прежде выполняли. Так что ваше присутствие здесь не нужно, отправляйтесь в Ковров немедленно на пароходе — железная дорога занята перевозками войск. Тут надзор может осуществить подъесаул Токарев, ему поможет начальник полигона генерал Филатов.

Федоров только ахнул, произведя в уме нехитрые подсчеты, и в который раз мысленно проклял начальство, не оценившее его творение. Работы начались еще при великом князе, потом выпуск прервали, теперь снова начинать — сколько средств, сил и нервов истрачено впустую…

В магазинах Санкт-Петербурга «маузер» продавался вдвое дороже обычного армейского нагана, а со всеми приспособлениями и кобурой выходило больше полусотни целковых. Но этот пистолет с примкнутой в качестве приклада кобурой считался легким карабином и на триста шагов уверенно поражал цель на охоте. Мощный для любого пистолета патрон с оболочечной пулей 7,63×25 мог вполне свободно убить человека и на версте (если случайно попадал в жертву), пуля летела далеко — недаром в англо-бурской войне «маузер» заработал отличную рекламу. А в гражданской войне, что охватила огромные пространства России, этот пистолет вообще стал своеобразной «визитной карточкой».

Глава 16

— Интересная потеха вскоре начнется — Германия завтра объявит нам войну, но перевозки войск начнутся не на восток, а на запад, будто весь рейхсвер решил интернироваться во Франции. Послезавтра передовые части захватят нейтральный Люксембург, а на четвертый день кайзер объявит войну нейтральной Бельгии. Форты Льежа сокрушат тяжелой артиллерией, и сразу четыре армии начнут лезть в промежуток между Арденскими лесами и голландским Маастрихтом, как тот верблюд через игольное ушко. И это при том, что мосты через Маас бельгийцы успеют взорвать.

Павел Карлович хмыкнул, глядя на карту, и принялся стучать пальцами по столы, выбивая знакомый марш и бормоча себе под нос:

— Принято считать германскую военную машину совершенной, и это так — генералы, офицеры и унтер-офицеры подготовлены великолепно, и что для нас плохо, так то, что немцы подготовили тройной комплект, а у нас едва двойной вышел, а прежде вообще рассчитывали на полуторный. Так что противник серьезный нечета нам, убогим…

Наступила долгая пауза, Ренненкампф закурил, всматриваясь в знакомые очертания, потом нахмурился. Как он хорошо знал, в русско-японскую войну потери от артиллерийского огня составляли четверть от числа убитых и раненых, большинство пострадало от ружейно-пулеметного огня. На этом в русском Генштабе и сделали все расчеты, совершенно обойдя вниманием сравнительно-сопоставительный анализ. Проще говоря, не приняли в расчет, что японская дивизия имела только один артиллерийский полк из двух дивизионов 75 мм пушек, половина из которых была горными, с меньшей огневой производительностью. В то время как германская дивизия имела два артполка, три дивизиона полевых пушек и один дивизион 105 мм гаубиц. А, следовательно, потери от гранат и шрапнели будут составлять не меньше половины, и то по гамбургскому счеты — огневая производительность у немецких орудий чуть больше, чем у японских.

Но это еще не все — в кадровый германский корпус входит дивизион 150 мм гаубиц, снаряд которых вдвое тяжелее русского 122 мм мортирной гранаты, и в шесть раз превышает трехдюймовый снаряд. Проще говоря, вес единовременного огневого залпа германского корпуса равен залпу двух русских корпусов. Вот только воспользоваться таким огромным преимуществом немцы пока не смогут — для этого нужен боевой опыт, которого у них нет. Ведь страна не воевала всерьез почти полвека, и ветеранов войны с французами горстка, и те в генеральских чинах — всем к семидесяти годам подкатывает, а то и побольше выйдет.

Вот эти 25 кадровых корпусов, в составе 50 полевых дивизий, смертельно опасны — но все они, за исключением одного, будут воевать против французов. А вот резервных корпусов на первых порах будет сформировано меньше — примерно 15 по расчетам, или 30 дивизий. Все дело в том, что на 650 кадровых батальонов предполагается развертывание, если судить по документам, примерно 350–360 батальонов. То есть, не все корпуса будут продублированы, и это предельно странно, ведь подготовленного личного состава для них хватает с избытком. В том же ландвере состоит порядка трехсот «официальных» батальонов, их ведь можно перевести дополнительно, там внушительное число солдат и офицеров.

— Странно все это, предельно странно, — пробормотал Павел Карлович, и потянулся за папиросой. Однако его рука зависла над пачкой. Какую-то минуту генерал размышлял, потом бросился перебирать бумаги, и после минутного поиска нашел нужный лист бумаги. Посмотрел на цифры — так и есть, немцы увеличили призывной контингент и число сверхсрочнослужащих на сто тысяч, теперь у них в армии 800 тысяч, а после мобилизации будет примерно два с половиной миллиона.

— Резервные корпуса имеют только по два полка легкой артиллерии на дивизию, а вот гаубиц совсем не значится, ни 105 мм, ни 150 мм. В то время как воевали они против французов хорошо. Что-то мне не верится в эти цифры, вроде «липовой отчетности».

Ренненкампф чуть не прикусил густой ус, поморщился и встав, подошел к шкафу, ухватив бутылку коньяка — чужое тело потребовало дозы, согласно традиции — «кто с утра не пьян, тот не улан».

Хекнув, выпил полстакана крепкой янтарной жидкости, и сразу почувствовал себя намного легче, нервный тремор, что мучил его три дня, потихоньку прошел. Закурил, и неожиданно сообразил, что его мучило.

— «Двойственный союз» напал именно потому, что в Берлине и Вене прекрасно понимали, что промедление будет погибельно — Россия вооружалась, Франция тоже от нее не отставала. Причем, это было в той истории, а в этой «внедренец» начал намного раньше. И как к этому в Берлине отнеслись? Да, несомненно приняли во внимание и увеличение конницы, и наращивание «мускул» в виде пулеметов и артиллерии. И главное — создание резервных корпусов, полностью дублирующих армейские, гренадерские и гвардейские. Заседания в Думе по этому поводу были, пусть и закрытые — но у нас предателей во все времена хватало. Так что знает эту «тайную» цифирь кайзер без всяких сомнений, а генералы его давно контрмеры приняли…

Павел Карлович задумался, он вспомнил, что однажды прочитал, что немцы перед войной имели восемь тысяч станковых пулеметов, вот только в полках были штатные роты из всего шести штук. Он хлопнул себя по лбу и быстро перелистал бумаги, найдя нужную. В штате полковой пулеметной роты, а отнюдь не команды, значилось 133 унтер-офицера при 4 офицерах и девяти повозках, запряженных здоровенными битюгами, а не крестьянскими лошадками. И хрипло, как ворон, рассмеялся:

— На один пулемет двадцать три откормленных пивом с колбасами рыла — даже по нашим раздутым нормам чересчур много. Вот здесь еще шесть пулеметов и спрятано, а потом их неожиданно достанут. Недаром писали, что у немцев неожиданно чуть ли не вдвое с началом войны увеличилось число пулеметов! Вот оно место, где собака зарыта!

Маята окончательно схлынула, стало очевидно, что «цифирь» германцы стараются спрятать. Так и с резервными корпусами — бюрократическая машина у противника работает великолепно и все меры давно подготовлены. Так что в течение следующих десяти дней, как чертик из коробки появятся еще с два дополнительных десятка дивизий резервистов. А вот ландвер мобилизуют чуть позднее, «эрзацы» еще позже. Но вооружение есть для всех, пусть устаревшее, но лучше отечественного. И возьмут его с крепостей — армия наступает, зачем нужны пушки в тылу.

— Хм, с пехотой и артиллерией ясно, а ведь нужна еще конница. С лошадьми в Германии напряженка, но немцы хитрые и всегда найдут способы усилить те места, где они слабы. По «эрзацам», то есть заменителям, они всегда были большие специалисты.

Подумав немного, Павел Карлович вышел из кабинета и пройдя через приемную, вошел в комнату, занятую начальником штаба. Клембовский сидел за столом, нанося какие-то пометки в блокнот.

— Владислав Наполеонович, напомните мне штат егерского батальона германской кавалерийской дивизии?

— Примерно полторы тысячи солдат и офицеров после мобилизации, не меньше. Четыре роты егерей, пулеметная рота, и самокатчики — их тоже полная рота. Врачи с лазаретом, да обозники еще, батальон ведь отдельный.

— Скажите, а что-нибудь необычное в Силезии замечено с транспортом. Повозок на улицах стало больше, или автомобилей, либо мотоциклеток, да хоть самокатов тех же, или велосипедов, как их называют⁈

Клембовский задумался, неожиданно встал, открыл кофр и стал просматривать бумаги. С удивлением посмотрел на Ренненкампфа:

— На велосипедах стали многие кататься, по улицам — клубы открыты. Несколько заводов в прошлом году стали эти самокаты производить в больших количествах. Постойте… Так вы хотите сказать…

Германские самокатчики в бою в августе-сентябре 1914 года — листва еще не осыпалась и луж от осенних дождей нет. Но они не для войны в российской глубинке, и ничего тут не поделать — «рабы» дорог. А с последними у нас век назад было совсем плохо — одни «направления».

Глава 17

— Теперь «брат» Ники дорого заплатит за свое коварство! Но это будет позже, а пока всю нашу ярость познают на себе галлы, возомнившие себя победителями мира! Они хотят вернуть себе Эльзас и Лотарингию⁈ Тем хуже для них — я доделаю начатое моим дедом, и повторю им урок Седана! Франция потеряет все свои колонии, которые станут частью рейха. И за разбитые горшки им тоже придется заплатить!

Хотя кайзер находился в своем кабинете в Потсдамском дворце один, но привычка постоянно принимать героические позы и произносить громкие речи давно стала его второй натурой, маской, которая слилась воедино с кожей, и превратилась в лицо.

Вильгельму II было только 55 лет, самый расцвет для повелителя второй по мощи промышленной державы мира и первой по военной силе. А потому принявший на свои плечи тяжкую ношу ответственности за процветание «Второго Рейха», император всегда старался соответствовать предназначению, которое ему даровано свыше. Даже искалеченную с рождения левую руку, которая была на ладонь короче его десницы, он заставил работать — и теперь свободно брал ее вещи, раскуривал папиросы, зажигая спичку, держал поводья коня. И утехам отводил как можно меньше времени, понимая, что времени остается все меньше и меньше, и его нужно как больше плодотворно использовать во благо державы.

Война была неизбежна с конца прошлого века, с того момента, когда Россия заключила союзный договор с Францией, подписав военную его часть. Стало ясно, что Париж получил сильного партнера в лице Петербурга, обладавшего самой многочисленной армии в мире. Теперь будущая война будет вестись на два фронта, чего так опасался покойный «железный» канцлер Отто фон Бисмарк, видевший выход из ситуации в «умиротворении» могущественного восточного соседа.

Но кто же мог предвидеть, что враг окажется совсем другим!

Пруссия объединила германские земли «железом и кровью», и как только отгремели последние залпы войны с Францией, на картах появился «II Рейх». Объединенная страна с прекрасным трудолюбивым народом, стала покрываться заводами и фабриками, над городами задымили высокие трубы. Промышленность стремительно развивалась, благо каменного угля и железной руды хватало, территория быстро покрылась сетью железных дорог, в гаванях вместо парусников принимали в трюмы всевозможные грузы сотни пароходов. Германские товары были прекрасного качества, так как немецкие инженера и работники отличались профессионализмом, так как знания высоко ценились — недаром частенько приводили ставшую крылатой фразу, что войну с французами выиграл немецкий учитель.

Вот только чтобы производить массу столь нужных и охотно покупаемых всеми товаров этого было недостаточно — необходимо сырье для их производства, а германские земли как раз этого в своих недрах не имели в большом количестве. К началу ХХ века растущая как на дрожжах германская промышленность стала «задыхаться» — ей уже требовалось много ресурсов, а большую часть из них приходилось покупать, и за приличные деньги. Дело было в отсутствии значимых и богатых сырьем колоний, откуда можно было бы их вывозить за бесценок.

Именно так развивалась Британская империя, раскинувшая свои владения по всему миру — шутка ли, величайшая держава, с территорией площадью почти в 33 млн. кв. километров. Сырья хватало и восточному соседу, благо земли протянулись от Атлантики до Тихого океана, вторая держава по занимаемому пространству — 22 млн. кв. километров. Да и жалкая Франция за счет колоний, в основном в Африке, раздулась как жаба — ее владения расширились до 11 млн. кв. километров.

Германия оказалась в изначально проигрышной ситуации — она пришла одной из последних на этот «праздник жизни», урвав только какие-то «жалкие» крохи — 2,6 млн. кв. километров земель, бедноватых сырьем, как выяснилось. Даже Бельгия с Голландией обладали похожими по размерам империями, причем владели богатейшими территориями. А еще в борьбу за «место под солнцем» включились новые игроки — США, Италия, Япония — округляя свои владения за счет слабых жертв, отпихивая других желающих «локтями» в виде залитых в броню броненосцев и крейсеров.

Однако стоило «старому хищнику» одряхлеть и ослабеть, как произошло с той же Испанией, как он сам превращался в жертву. Его тут же начинали терзать, желая отобрать жирные куски. Но если САСШ отвоевало силой Филиппины и Пуэрто-Рико, то Германия успела «прикупить» огромные островные владения по всему Тихому океану, от которых Мадрид поспешно избавился. Высокомерные кастильцы прекрасно понимали, что лучше получить четверть цены, хоть какие-то деньги, чем потерять все забесплатно, и еще заплатить победителю контрибуцию.

Но дальнейший «передел» стал невозможен, и причиной тому Англия, обладавшая огромным «Королевским Флотом», эскадры броненосцев и крейсеров дымили своими трубами в любой точке мирового океана. А потому являлись надежной гарантией, что никто не дерзнет нарушить «порядок», установленный банкирами «Сити». Испания осталась сама по себе, вот ее то и «разодрали». Зато другие являлись «пристяжными» в британской колеснице, и их тронуть опасались все — потому и владели колониями Португалия, Голландия и Бельгия. Но то будет до сегодняшнего вечера, а там будут установлены новые реалии, со справедливым для Германии переделом мира.

Война неизбежна еще потому, что последнее время немецкие товары вытесняли с рынков, вернее, старались не допускать на них. Мир оказался поделен на сферы, конкурировать стало необычайно тяжело. Пользуясь дармовым сырьем, британцы могли снизить цены на свои товары, а позволить себе это немцы уже не могли. Они покупали ресурсы, платили высокую зарплату своим рабочим, уменьшить которую было нельзя — этого шага подданные кайзера просто не поняли и не приняли. И «сшитая» Бисмарком из кусков еще недавно независимых королевств, Германия бы просто стала распадаться, потеряв веру в совместное будущее.

Россия, вот в чем причина!

Приняв решение развивать собственную промышленность, царь Николай лишил рейх огромного рынка сбыта. И хуже того, беря займы у французов и англичан, он предоставил им режим наибольшего благоприятствования, нанеся еще один удар по интересам германских промышленных кругов. А желая утвердить свое господство на Балканах и овладеть Босфором и Дарданеллами, он создал угрозу сбыту германских товаров там, откуда они вытеснили всех других конкурентов. А ведь Болгария и Османская империя уже в зоне влияния рейха, и позиции нужно продолжать укреплять — но русские в том мешают также, как англичане на морях.

— С Британией разговор пойдет совсем иной, когда мы станем гегемоном на континенте! А мы им станем, благодаря этому!

Кайзер открыл небольшую шкатулку, в которой лежал с десяток листков, исписанных бисерным женским почерком — они приходили с лета 1910 года по ноябрь 1913 года. И тому, что в них излагалось, теперь можно было окончательно поверить. И это единственный путь к спасению!

Кайзер прорычал с гневом, он уже не позерствовал:

— Они думали, что я буду играть по их правилам? Нет, это они будут принимать мои условия! И очень скоро!

1-я мировая война потому так и называлась, что мир Германия хотела «поделить», по «справедливости», как она ее понимала. Но если взглянуть на карту владений, то можно понять, что противники у нее слишком велики, чтобы победить их тривиальными средствами. А к нетривиальным она перешла слишком поздно, когда было все потеряно. И вместе с ней потерпела крушение, но чуть раньше, Российская империя. «Оверкилл», ничего личного, как любят говорить за океаном.

Глава 18

— Мой кайзер, мобилизация начата согласно всем внесенным уточнениям в план. За судьбу Силезии можно не беспокоиться — орды русских казаков и азиатов там встретят от наших солдат должный отпор!

Начальник Генерального Штаба генерал-полковник Хельмут Иоганн фон Мольтке, племянник знаменитого фельдмаршала, выглядел невозмутимым и спокойным. Получив приказ о мобилизации, он просто озвучил его, и отлаженный штабной механизм тут же заработал, равномерно и действенно, согласно тщательно выверенному расписанию, в полном соответствии с «орднунгом» — порядком, как его понимали сами германские генералы и офицеры.

— Это хорошо, мой Хельмут, я всецело полагаюсь на вас, — кайзер называл старшего на десять лет генерала именно так, с уважением, и вполне доверительно. — Канцлер утром отправит запрос в Бельгию, и независимо, какой будет ответ на нашу ноту, завтра вечером кавалерия Марвица должна занять Льеж. Нельзя давать бельгийцам время подготовить форты, и тем более взорвать мосты и железнодорожные станции. Дело армии воевать, а политики сами будут определять, объявлять ли нам войну, или нет, либо просто принять наши войска на своей территории как непреложную данность.

— Необходимые указания даны и доведены до командования, не следует беспокоиться понапрасну, мой кайзер. Армии вторжения приданы все нужные средства и силы, и через пять часов сорок три минуты наши войска начнут продвижение и перейдут границы, — Мольтке демонстративно показал глазами на большие напольные часы. Там стрелки неуклонно отмечали последние минуты мира, миллионы жителей которого притихли в томительном ожидании грядущих событий.

— Идите, мой милый Хельмут, надеюсь, что война будет проведена быстро и решительно, — властно произнес кайзер. И, улыбнувшись, негромко, но вполне значимо, пошутил. — Так быстро, что обедать мы будем в Париже, а ужинать в Петербурге.

— Так и будет, мой кайзер, — Мольтке поклонился, выпрямился, четко повернулся, и вышел из кабинета. Кайзер посмотрел вслед генералу, и как только закрылась дверь, закурил папиросу. Мимолетно взглянул на шкатулку, по телу прокатилась дрожь.

На мгновение Вильгельму стало страшно — представил, что сейчас бы произошло ужасное. Начав войну, он не догадывался, какой ее будет чудовищный итог, о котором и предположить невозможно. Ведь развалились четыре империи — германская, российская, австрийская и османская, а победу праздновали банкиры «Сити» и заокеанские дельцы, установившие мировое господство «золотого тельца».

Но спасение само пришло, вернее — СПАСЕНИЕ!

И все началось с великого князя Николая Николаевича, как оказалось «бесноватого», с вселившимся внутри духом совсем другого человека, бормотавшего по ночам. Милая барышня, ставшая любовницей, ведь пожившие на свете холостые мужчины нередко попадают под девичьи чары, прилежно слушала, и все записывала.

Конечно, этому можно не поверить. Но, видя чудовищную целеустремленность великого князя, его невероятную работоспособность, с которой он готовился к войне с «двуединым союзом», принятые русским парламентом законы, придворные разговоры и правительственные решения — необходимо было принимать ответные меры, причем такие, о которых Антанта не могла подозревать. И не просто — каждый раз генералы по требованию кайзера проводили расчеты того или иного действия, оценивали возможности оружия, лишь после этого начинали деятельным образом проводить в жизнь принятые решения.

Старик Альфред фон Шлиффен, совсем не выживший из ума, наоборот, решивший жить дальше, когда кайзер поведал ему о «возможном», не подкачал со своим планом войны, в который Мольтке, его преемник, решил внести изменения. После переработки он был признан единственно правильным, но с необходимостью внесения изменений на первом, «бельгийском» этапе.

Эту страну необходимо пройти как можно быстрее, и тем более не допустить повреждения мостов и железнодорожной инфраструктуры. И зная, что «произошло», в план были внесены серьезные изменения. Участь Люксембурга должна решиться в первый день мобилизации — «великий» герцог просто будет поставлен перед фактом, что в связи с войной территория его страны нужна для прохождения германских войск.

Очередь Бельгии наступала в то же время, промедление невозможно по определению. Конная группа, или «армия вторжения», которая во всех штабных документах именовалась «передовой», под командованием генерал-инспектора кавалерии Георга фон дер Марвица в составе двух кавалерийских корпусов, в каждом по две дивизии, с приданными батальонами пехоты, посаженными на автомобили, должна была перейти границу и занять город Льеж. Железнодорожными станциями овладеют раньше — вместо обычных пассажирских и грузовых поездов пойдут воинские, где будет находиться по батальону гренадер с пулеметами. Продвижение обеспечивают блиндированные поезда с артиллерией и пулеметами, с десантными ротами, которые пойдут еще дальше. Их возможности живо оценили еще три года тому назад, и построили сразу десяток, половина отправлена на запад — там для них уже завтра начнется «работа».

Нужно сорвать любые попытки бельгийцев провести мобилизацию, задавить сопротивление еще в зародыше, нанеся упреждающий удар большими силами, такими многочисленными, что просто снесут все шесть дивизий противника, если те вздумают стрелять по немцам. А там пусть дипломаты разбираются, что это было — но войны объявлять из Берлина не станут. Необходимо провернуть все дело как можно быстрее, чтобы никто не успел понять и предпринять ответные меры, особенно англичане.

Перевозка еще трех кавалерийских корпусов будет осуществлена в течении 72 часов — они укомплектованы по полным штатам, с приданными батальонами велосипедистов и «кирасирскими» эскадронами. В последних не всадники, как следует из наименования, а блиндировые автомобили, броня которых не пробивается пулями. Новинку оценили в прошлом году, после проведенных маневров, и заказали сразу сотню штук — на них особенно рассчитывали при продвижении кавалерии вперед, пушки и пулеметы лучшее средство для поддержки в бою всадников.

Действия большой конной армии в авангарде предусматривались планом изначально, потом от этого варианта отказались, но теперь снова вернулись к прежнему замыслу. За ними должны последовать две обходящие армии, еще три будут действовать в центре протяженного фронта, проходя Арденны, а две армии, самые слабые, прикрывают Эльзас и Лотарингию. Да и войск теперь будет несколько больше — по программе 1913 года приняли решение довести число батальонов до двух тысяч, составляющие три примерно равные части. Так что есть 25 корпусов кадровых войск, столько же резервных корпусов, а не 14, как было по прежнему варианту плана. Все они, кроме четырех, отправлялись на Западный фронт — удар по французам должен стать теперь по-настоящему сокрушительным.

Еще развертывались полсотни дивизий ландвера, куда входил и ландштурм, составлявшие те же 25 корпусов в перерасчете. Половина отправлялась на запад в качестве оккупационных войск, а другая половина оставалась на восточном фронте, имея задачу прикрыть границу от казацких орд, которыми император Александр, отец нынешнего, весьма недалекого «брата» Ники, пообещал «наводнить Германию».

Оружие для последних хватало с избытком, пусть и устаревшего. Ничего страшного, их задача продержаться всего семь недель. Тогда начнут подходить русские резервные корпуса, но уже с запада станут прибывать эшелонами победоносные германские армии…

Первоначальный вариант «плана Шлиффена» 1905 год. Как видно из карты в нем предусматривался «проход» через Маастрихтский «коридор» Голландии изначально. Теперь кайзер рассчитывает и на этот вариант, если бельгийцы устоят перед внезапным вторжением. Хотя вряд ли — слишком велик перевес в силах, да еще с неожиданным нападением на не отмобилизованную армию.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ «ЭТО НЕ ТА ВОЙНА» Глава 19

— Началось веселье с утра пораньше! Вечером войну нам объявили, а теперь она началась уже по-настоящему!

Ренненкампф хмыкнул, читая листок экстренной телеграммы от градоначальника Калиша, польского городка на самой границе с Силезией. Вернее, уже германского — в четыре часа, когда небо стало светлеть, на улицы ворвались германские солдаты, причем кадровый полк. Русский кордон ими был смят за полчаса упорного боя, в котором солдаты и офицеры корпуса пограничной стражи повели себя весьма достойно — неполная полурота стойко сражалась против целого батальона, но сила солому ломит. Солдаты в зеленых фуражках оставили вверенный им рубеж, и отошли вглубь территории, забрав раненных и оставив тела убитых врагу — первые семь жертв начавшейся войны. Которая продлиться долгих четыре года и три месяца, но об этом никто еще не догадывался.

Полицмейстер с городовыми и стражниками сбежал, так же как жандармы — весьма похвальная предусмотрительность и расторопность, не с их наганами стоять на пути вооруженного до зубов рейхсвера. А вот градоначальник жителей не покинул, слишком гордым оказался поляк, и храбрым — хватило смелости отправить телеграмму в штаб армии.

В Калише сейчас вовсю шло то, что казаки именовали «дуван дуванить» — полная забава для победителей и горе у побежденных. Все ценности из казначейства были конфискованы, протесты чиновников, что изымаемые богатства принадлежат не только государству, но и частным лицам, были высокомерно, с тевтонским апломбом, проигнорированы. С города потребовали контрибуцию, правда, с размером вымогаемой суммы оккупанты не определились. Зато конфисковали, или реквизировали все приглянувшееся в лавках и магазинах, реализуя древнее правило — поверженный противник за все платит сам. И это лучше сделать в «добровольно-принудительном» порядке, пока городок не поставили на поток и разграбление согласно вековым традициям германских ландскнехтов.

— Владислав Наполеонович, отправьте от моего имени телеграммы в газеты Варшавы и Петербурга, с предупреждением, что подобных бесчинств от врага русская армия не потерпит, и ответ будет соответствующим. Пусть опубликуют донесение калишского градоначальника в своих газетах — очень нужная «реклама» для кайзера. Не мы первые начали бесчинства, так что взятки гладки, пусть потом подсчитывают свои разбитые горшки!

Настроение у Павла Карловича было приподнятое, только без бесшабашной веселости, как порой бывало в юности. Да оно и понятно, сейчас чувствуется возраст, а он больше разумен, а не эмоционален.

— Война с нашей стороны начинается маневренная, а вот противник может рассчитывать только на свои ноги, да перевозку рокадными железными дорогами. И на велосипеды с автомобилями, но последних мало. А с конницей у немцев здесь туго, и взять ее им просто негде.

Здесь Ренненкампф нисколько не ошибался, потому что знал — десяток кавалерийских дивизий отправлен на западный фронт, одна оставлена в Восточной Пруссии, и это вся отдельная конница. Полсотни полков распределены по корпусам из расчета два эскадрона на дивизию. Плюс сотню эскадронов мобилизуют для ландвера, и это все что будет у германской армии, и не одной пикой больше.

Просто поголовье лошадей несопоставимо — в России свыше 37 млн. голов, из них почти 23 млн. в рабочем возрасте, в Германии 6,5 млн., из них «работников» 4,6 миллиона. На дивизию потребно четыре тысячи коней, соответственно можно представить, сколько германских дивизий при половинном штате лошадок остались, а то и вообще без оных. Забрать немцы могут половину, максимум две трети — сейчас ведь тракторов почти нет, а землю пахать нужно. Без урожая зерна армия на фронте голодовать начнет, а хлебного демпинга из России больше не предвидится. В других воюющих странах ситуация еще хуже — во Франции 3,2 млн. «работников» с копытами, в Австро-Венгии 2,8 млн., в Англии чуть больше полутора миллиона. Лишь в Америке все благополучно — там общее поголовье в 25 миллионов, ковбои скачут, по прериям раздолье.

Так что маневренность войск вне сети железных дорог для противника невозможно, нет в германских дивизиях большого обоза, боекомплект один только, тот, что в орудийных передках и запряжном ящике лежит, и те патроны, что сам солдат в ранце носит. От бесперебойной поставки боеприпасов зависит успех или неудача в сражении, потому немцы не по своей воле в позиционную войну влезли — коней катастрофически не хватало.

Какая тут кавалерия — при развертывании огромных, многомиллионных армий, лошади нужны в первую очередь для растущей артиллерии и обозов, возить нужно артиллерийские системы и повозки, руками далеко не оттащишь, да и солдат замордуешь. Конь хрупок, и как тягловая сила ненадежен — спину потер, ногу повредил и хана. В бою тем более — шрапнель и пули лошадей в первую очередь поражают — слишком купные мишени. Вот почему в позиционной войне конница практически исчезла — при насыщенности фронта пушками и пулеметами кавалерия сошла со сцены, причем согнувшись в три погибели в окопе, а не с гордо поднятой головой.

Но это для Западного фронта, а вот на востоке ситуация иная — огромные пространства, сплошной фронт не вытянешь, везде будут прорехи, куда легко можно будет целыми кавдивизиями вваливаться. Железных дорог мало, хороших гравийных совсем нет, одни проселки, что во время дождя становятся порой непроходимыми для техники, даже для Т-34.

Потому на русских просторах в гражданскую войну две Конные армии красные сформировали, хотя те меньше нынешнего кавкорпуса. И в Великую Отечественную войну, особенно в сорок первом, когда танковые армады были разбиты, не от хорошей жизни сформировали восемь десятков конных дивизий. Хоть какие-то маневренные соединения нужны были до отчаянности. Недаром зимой 1941–1942 годов кавалерийские корпуса Доватора и Белова себя в снегах под Москвой неплохо показали, на горе вермахту, с его танками, автомашинами и обилием пулеметов.

Именно такую конницу создавал великий князь Николай Николаевич, по «советскому образцу», с пушками и пулеметами, усиленную «мотострелками» на повозках. Только танков не имелось, если не считать бронеавтомобилей, но те только при гвардии. И такое положение не исправить даже в отдаленной перспективе, хотя сделано неимоверно много. Целых три автомобильных завода в Риге, Петербурге и недавно открытый в Москве, гнали «Руссо-Балт» в различных вариантах. И большими по нынешним отечественным меркам партиями — несколько штук в день. За год выпускали столько же, как один ГАЗ гнал за неделю в годы другой, более страшной войны…

Велико было потрясение вермахта в декабре 1941 года, когда в снегах замерли танки и автомобили. А казаки генерала Доватора вот так «гуляли» по их тылам. Именно конница зимой 1942 года и была главной маневренной силой РККА — и дошла в конечном итоге до Эльбы.

Глава 20

— Была безделица, сейчас начнется настоящее дело!

Командир 3-го кавалерийского корпуса граф Федор Артурович Келлер хищно прищурился, рассматривая выезжающие из-за опушки березовой рощи колонны венгерских гусар, что строились шеренгами для конной атаки. А справа выстраивались длинными полосками на желтом поле драгуны — разглядеть было трудно, но что это именно драгуны, генерал нисколько не сомневался. Два полка вражеской кавалерии — дюжина эскадронов, тогда как в 3-й легкой бригаде его бывшей 10-й кавалерийской дивизии всего семь эскадронов готовились принять встречный бой, как прописано в уставе.

Всего семь против двенадцати, ведь бригада выступила в неполном составе, передав драгунам пулеметный эскадрон без одного взвода с двумя «максимами», и весь конно-саперный эскадрон. А командир Одесского уланского полка полковник Данилов отправил 4-й эскадрон «ездоков», к главным силам дивизии, на прикрытие конного артиллерийского дивизиона, что гвоздил позиции австрийской пехоты, стараясь сбить заслон, что преградил путь к Кракову русской коннице.

Там бой шел чудовищный, грохотало страшно. Обе драгунские бригады, с двумя егерскими батальонами и дивизионной артиллерией, под командованием командира 10-й кавалерийской дивизии генерал-майора Ванновского пытались опрокинуть главные силы австрийской 4-й кавалерийской дивизии генерала Зарембы — два полка конницы 1-й бригады, поддержанных полнокровным пехотным полком с двумя дивизионами артиллерии.

И справа уже доносилась орудийная стрельба — три полка австрийской пехоты сошлись в отчаянном сражении с русской стрелковой бригадой, авангардом 4-й дивизии генерал-майора Деникина, которую перебросили железной дорогой. И выгружались стрелки вечером, когда было только получено сообщение о том, что Германия объявила войну России. И сделали за ночь марш, в два с половиной десятка верст, с ходу вступив в бой.

Вот только вряд ли австрийцы устоят — к вечеру подойдет вторая бригада стрелков, а с фланга зайдет 3-я Оренбургская казачья дивизия, что торопится на рысях к границе, благо из Келец казаки вышли вчера утром. С подходом главных сил корпуса противник будет опрокинут, в этом у командующего не было сомнений.

Осталось только одно — терпеливо дождаться начала заката яркого сейчас солнца, лицезрение которого для многих воинов станет последним. Но что тут поделаешь — война без потерь не бывает!

— Три часа потерпеть можно, — фыркнул Келлер, утерев лоб платком, было довольно жарко — 21 июля по православному календарю, или 2-е августа по европейскому счету. Еще сутки с начала войны с Германией не прошли, но в Петербурге должны объявить войну Австро-Венгерской империи. Если этого столичные сановники не сделали, то выйдет презабавный карамболь, курьез немыслимый. Он, согласно присяге, выполняя приказ генерала от кавалерии Ренненкампфа, начал боевые действия против формально не воюющего против России государства. Но данное наступление предусмотрены предвоенными планами Главного управления Генерального Штаба, и никаких отменяющих приказ распоряжений не поступало.

— К черту казуистику дипломатов, — неожиданно взъярился граф, — австрийцы напали на сербов, германцы на нас — наши враги действуют союзно и согласованно. Пусть потом на «Певчем мосту» наши сановники разбираются, кто первый начал! У меня приказ взять Краков, и я им овладею!

На широкой груди высокого и физически крепкого 57-ми летнего генерала звякнули друг об друга два знака отличия Военного ордена. Федор Артурович получил их за храбрость в боях с турками, тогда еще вольноопределяющимся в рядах лейб-драгунского Московского полка. Затем всю жизнь прослужил в коннице, не обучаясь не только в академиях, но и в военном училище — выдержал экзамен в Тверском юнкерском училище на чин прапорщика. И началась долгая служба строевиком, менялись только полки — Клястицкий гусарский, затем Лубенский, Вознесенский и Харьковский драгунские, которые к счастью снова стали уланскими, пусть только наполовину — вторая так и осталась драгунской. Затем стал командиром Александрийского драгунского в Калише, снова ставшим гусарским. Там на него покушались поляки, от взрыва бомбы получил контузию и сорок осколков в ногу — осталась хромота. Но «гусары смерти», которыми он командовал, гордились им по праву — смелого полковника не запугали польские убийцы.

В 1906 году стал командиром лейб-гвардии Драгунского полка, произведен в генерал-майоры, получил аксельбанты флигель-адъютанта. Спустя три года получил под командование 10-ю кавалерийскую дивизию, которую за два лета вывел в самые лучшие во всей русской кавалерии. И был назначен на корпус — тогда их только начали формировать, успели сколотить до войны, провести маневры.

И вот он на войне — не желая отираться при штабе в Мехове, выступил со «своею» дивизией на Краков, до которого рукой подать — меньше сорока верст. Ночным маршем поспешали и «железные» стрелки Деникина, Антон Иванович словно предчувствовал, что нужно успеть на «смертный пир», и поторопился — оставить свою кавалерию в сражении одних, его стрелки посчитали для себя позором.

Но никто не ожидал, что австрийская кавалерийская и пехотные дивизии встретят наступавшие русские войска на левом берегу Вислы, чуть ли не у самых пограничных столбов, где они пытались занять позиции — только не успели. А предоставлять им время Келлер не собирался — приказал атаковать неприятеля, и сбить его с позиций, используя внезапность. Австрийцы были ошеломлены, несколько передовых рот полностью вырублены в скоротечной атаке. Командир дивизии, 45-ти летний генерал-майор Сергей Петрович Ванновский, сын военного министра, решил охватить неприятельский фланг, выдвинув в обход легкую бригаду, как неоднократно проводилось на учениях. А потому командующий корпусом решил поехать вместе со своими «любимцами» — все старослужащие уланы и гусары только поднимали пики, приветствуя своего «генерала». Федор Артурович не собирался вмешиваться в действия командира бригады, он жаждал увидеть собственными глазами первое конное сражение этой войны.

Как генерал он еще не воевал, не командовал в бою войсками, хотя его двоюродный брат Федор Эдуардович, командуя «Восточным отрядом» был убит разрывом японского снаряда в бою на Янзелинском перевале 1 июля 1904 года, сраженный 36 шрапнельными пулями…

Впереди Келлера выстраивались ровными шеренгами ингерманладские гусары — четыре эскадрона с пиками, пока еще закинутыми за плечо, совершенно безбоязненно готовились пойти на сшибку с вражескими кавалеристами, совершенно не страшась полуторного превосходства врага. Вот только командир полка, а одновременно и бригады, полковник Богородский имел на этот бой свои планы — обе пулеметных команды «мадсенов» заняли позиции впереди, коноводы отводили от них лошадей в тыл. Одно это свидетельствовало о том, что пулеметчики будут драться до конца, и сама мысль о бегстве для них недопустима. Остановить фронтальным или дефиладным огнем из «чертовых балалаек» атаку превосходящих сил вражеской конницы невозможно, однако определенное расстройство в боевые порядки они введут. Но главное — они отвлекут все внимание на себя, тогда как справа в кустах, выйдя далеко вперед, расположились станковые «максимы» единственного пулеметного взвода. Тачанки даже не подъезжали близко, чтобы противник не заметил приготовления, а сами пулеметы хорошо замаскировали.

Конно-артиллерийская батарея бригады расположилась за рощей, невидимая неприятелю, и готовилась открыть огонь шрапнелью по вражеской коннице. Но если в действие вступят вражеские орудия, то подавить их беглым огнем незамедлительно.

— Пошли, хорошо пошли, — казаки конвоя за его спиной зашептались, когда австрийская конница двинулась с места. Келлер всегда носил чекмень Оренбургского казачьего войска, также как Ренненкампф Забайкальского, только цвет лампас был голубым, а не желтым, как у Павла Карловича. И взвод конвоя был из казаков 1-го Оренбургского полка.

Действительно, австрийскими и венгерскими всадниками можно было любоваться — прекрасная выучка, лошади отлично выезжены, подобраны в эскадронах по масти. Можно любоваться, но следует помнить, что это враг, которого следует победить…

Кавалерийский бой 1-й мировой войны в августе четырнадцатого года — никто не хотел уступать. Но только поначалу венгры с австрийцами рвались с русскими в рубку…

Глава 21

— Но хоть что-то, как их тут много!

Сквозь зубы пробормотал генерал-лейтенант Келлер, видя, как начали валиться на землю венгерские гусары вместе с конями. Однако остановить вражескую кавалерию дюжина «мадсенов» не смогла — магазин на 25 патронов опустошается гораздо быстрее, чем идет его замена, а конная атака скоротечна — на галопе две версты проходят за полтораста секунд. Так что за пару минут «чертовы балалайки», все вместе взятые, выпустили по врагу полторы тысячи патронов, большая часть которых не принесла противнику ущерба — дефиладный огонь не слишком результативен. Зато фланговый обстрел из двух «максимов» сразу дал столь нужный результат — но так и металлические ленты из звеньев, куда лучшие, чем холщовые, на двести патронов и водяное охлаждение ствола.

Добрая треть гусарского полка, попавшая под самый эффективный анфиладный огонь, была сбита на землю, «скошена» подобно траве под взмахом острой кромки «литовки». Однако остановить вражескую кавалерию два «максима» не смогли — будь весь пулеметный эскадрон, вопрос был бы снят, но, к сожалению, имелся только один взвод.

Атака потрепанных стальным ливнем гусар продолжалась, венгры оказались на удивление задиристыми. Сами рвались в схватку, хотя из шести эскадронов их осталась едва половина. Драгуны пострадали намного меньше, но сотня австрийцев все же попадала вместе с конями — убитыми или ранеными, не важно, главное, что в конной сшибке участия принимать они уже не будут. Но, к сожалению, большая масса вражеских всадников уже проскочила через пулеметный огонь, и наступило время конного «шока» — встречной конной атаки с последующей рубкой.

Сквозь грохот выстрелов донесся зычный выкрик командира ингерманландских гусар — полковник Богородский сам повел их в смертельную схватку, где все должна была решить сталь клинков — кому победить, а кому умереть в этот день под ярким солнечным светом.

— Пики к бою! Шашки вон! В атаку, рысью, марш-марш!

Ровные шеренги русских гусар тронулись навстречу уже разорванным порядкам венграм, набирая ход. Атаку кавалерию всегда встречают контратакой — кони должны набрать ход и вынестись на сшибку, стоять на месте для конницы самоубийство, если только не в спешенных линиях, когда начинается пехотный огневой бой. Так бы поступили драгуны, но и венгры тогда поостереглись бы атаковать в конном строю. Но сейчас желание командиров противоборствующих бригад оказалось обоюдным — они не сговариваясь выбрали именно «шок» — а так называют решительную атаку.

Две конные массы шли друг на друга — порядком расстроенная австро-венгерская кавалерия, и сохранявшие строй русские уланы и гусары. Келлер видел, как коноводы уже заспешили к пулеметчикам полковых команд — расчеты быстро приторачивали пулеметы к седлам. В сшибке им делать было нечего, а вот поддержать огнем с флангов в случае необходимости, не допустить обхода — вот там их место, да и последний резерв командиров полков эти четыре десятка отлично обученных всадников.

Две конные массы схлестнулись — пошла яростная рубка, которой Келлеру никогда не приходилось видеть. Все же на войне с турками бывало по всякому, но чтобы шло такое побоище, то впервые в жизни. Семь русских эскадронов схлестнулись с примерно девятью вражескими, пики сыграли свою роль — первые ряды мадьяр были сбиты, поколоты и порублены. Но последних было больше, да и цезарцы сами лезли в драку, напористо и зло.

— Дело худо, бьют наших!

— Да больше у них сабель…

За спиной комкора зашептались казаки — все же изначальный численный перевес противника, почти двукратный, пусть серьезно сокращенный пулеметным огнем, стал играть свою роль. Келлер видел, как командиры полков бросили в бой последние крохи резервов, что имелись у них — посыльных и ездовых, денщиков и писарей. Всех мгновенно «поглотило» сражение, из огромной круговерти только выносились лошади, без седоков в седлах, а то и с волочившимися следом по земле воином, убитым или раненным, с зацепившейся за стремя ногой.

— Надо нашим подмогнуть, не сдюжат они!

— Что ж мы от рубки в стороне стоять будем!

Казаки смотрели на сражение с горящими глазами, и удерживались от яростного желания влезть в драку только приказом быть конвоем и охраной командующего корпусом, а последнему нечего делать в таких схватках, его дело быть в стороне и руководить войсками. Однако нутром опытного воина, Федор Артурович понимал, что наступил самый отчаянный момент в сражении, и даже полусотня, вовремя брошенная сикурсом, способна перевесить в их пользу кровавую чашу на весах бога войны Марса.

Великий князь Николай Николаевич все годы пребывания на должности генерал-инспектора кавалерии прививал всем, от начальников дивизий до субалтерн-офицеров решительность и отчаянность, приказывая всячески сберегать конный состав, но только на маршах. А вот в сражениях атаковать неприятеля при всякой возможности, вести комбинированный бой пешими и конными упорно и без бережения сил, действовать напористо. Не проявлявшие данных качеств генералы и офицеры немедленно отрешались от должностей и переводились в инфантерию, дабы другим «оберегателям» неповадно было — так что не оставалось тех, кто мог «труса праздновать», повывели их из рядов, от людей ведь не скроешь «излишней осторожности».

Сейчас наступила та отчаянная минута, когда даже командующий корпусом обязан лично вступить в схватку, показывая своим подчиненным пример. Это пехоту посылают в бой, а кавалерию всегда ведут, и вся история побед конницы заключена в решительных действиях ее руководителей. Уловить ту самую минуту чутьем, когда личное участие настоятельно необходимо, вдохновит офицеров и всадников, придаст им дополнительные силы.

Келлер оглянулся — сопровождавшие его офицеры штаба и посыльные, адъютанты и денщики, казаки конвоя с голубыми лампасами уже ерзали в седлах, с горящими глазами взирая на сражения.

— За мной, в атаку!

Потянув шашку из ножен и тронув шенкелями коня, который словно предчувствовал этот долгожданный момент и сам ринулся вперед, Федор Артурович не сомневался, что поступил верно, и его личное участие принесет первую долгожданную победу…

Федор Артурович рассматривал через мощную оптику бинокля раскинувшийся перед ним большой город, древнюю столицу Польши. По «разделам», которые осуществили столетие тому назад пруссаки, русские и австрийцы, он достался последним, и вот — всего на второй день войны занят наступающими русскими войсками.

Группа австрийского генерала Куммера, состоящая из кавалерийской и пехотной дивизии, во встречном сражении была наголову разгромлена. Краковская победа началась с яростного боя двух конных бригад, в которой он принял личное участие, зарубив двух драгун. И с нескрываемым удовлетворением в душе осознал, что его рука осталась прежней — сильной и крепкой. Австрийцы и мадьяры не выдержали столкновения и бросились бежать. И понесли при паническом бегстве большие потери — свыше полутысячи офицеров и солдат. Но такова жуткая реальность войны — бегущих врагов ведь рубить удобнее, если преследовать настойчиво и неутомимо.

И эта локальная победа переломила ход развернувшегося сражения — вражеская кавалерийская дивизия была охвачена с фланга и поспешно отступила, бросив пушки и собственную пехоту. Последняя была отсечена от мостов вовремя подошедшими оренбургскими казаками, а собравшаяся воедино «Железная» стрелковая дивизия решительным наступлением опрокинула и рассеяла вражескую пехоту, захватив почти пять тысяч пленных, совершенно растерянных и пришибленных, а также 28 орудий и массу военного снаряжения. Много мадьяр утонуло в Висле, пытаясь бежать — так что подсчитать потери неприятеля было трудно. Но в рапорте Келлер поступит по примеру великого Суворова, который на вопрос адъютанта, какие писать туркам потери, ответил — «пиши больше, чего супостатов жалеть!»

Император Николай II сам назвал генерала Келлера «первой шашкой империи».

Глава 22

— Только «молниеносная война» может принести нам успех!

Слово «блицкриг» прозвучало в устах начальника штаба «Передовой армии» генерал-майора Эриха Людендорфа как заклинание. Он сам не ожидал столь стремительного успеха — Льеж был полностью захвачен на третий день после объявления войны России. Германские войска уже утром 2-го августа без боя заняли Люксембург, у которого даже «опереточной» армии не имелось, и ворвались в Льеж, сильнейшую бельгийскую крепость на Маасе. Причем в тот удачный момент, когда бельгийцы даже армию еще не стали мобилизовать, не понимая толком, что еще происходит в мире, а потому ограничившись одними приготовлениями к будущему развертыванию своей вооруженной силы.

Это сильно облегчало будущий успех величайшего по дерзости предприятия — армия маленького государства, появившегося на свет после битвы при Ватерлоо, не могла в своем кадровом составе отразить внезапный удар «сил вторжения». Все шесть пехотных и одна кавалерийская дивизия были разбросаны по всем границам, им требовалось трое суток на мобилизацию и укомплектование до полного штата полевых войск и крепостных гарнизонов. И вот этого драгоценного времени им предоставлять было нельзя, категорически нельзя. Тем более дать им позволить разрушить столь нужную инфраструктуру для продвижения трех германских армий вперед — железные дороги и станции, туннели, мосты и виадуки.

И вот тут требуется блицкриг — стремительная война, «молниеносная», когда противник оказывается не способным адекватно реагировать на быстрое продвижение германских армий. И этот план в своей части разработал именно он, генерал-майор Эрих фон Людендорф, прошлой весной 1913 года назначенный начальником штаба конной группы генерала Марвица. А ведь задача была крайне сложной — как овладеть мощными крепостными фортами Льежа за максимально короткий срок в несколько дней, чтобы открыть продвижение германских армий к Брюсселю, а от столицы Бельгии обходным маневром двинуться на Париж.

Первый вариант напрашивался сам по себе — исключительно «ускоренной атакой» 5–6 пехотных бригад содержащихся по полному штату еще до войны. От Аахена до Льежа меньше 40 километров, один «большой» переход пехоты, которую будут сопровождать тяжелые осадные мортиры, снаряды которых сокрушат бетонные стены и крыши фортов. Но для этого потребуется время, от суток до двух — и бельгийцы успеют провести мобилизацию, и начнут выдвижение своих дивизий к Маасу, мосты через который они успеют взорвать. Это не беда — сопровождающие германскую инфантерию саперы наведут понтонные переправы, и войска без помех пойдут дальше. Вот только проблема в том, что снабжать их станет неимоверно трудно, так как восстановление железнодорожной инфраструктуры займет до месяца круглосуточных и трудоемких работ.

Кайзер, рассмотрев этот план, оставил его как резервный, и неожиданно предложил свой вариант — овладеть Льежем «внезапной диверсией» без выполнения всех предписанных дипломатических сложностей, которые всегда играют на руку обороняющимся — всяких там ультиматумов, меморандумов, и даже формального объявления войны. Наоборот, использовать правовую казуистику, чтобы не было прямого обвинения в развязывании войны. Все просто — «нам нужна дорога, и вы предоставите их нам, причем постфактум — ущерб будет компенсирован позднее за счет побежденной Антанты». А если последует отказ с объявлением войны, то тем хуже для бельгийцев — тогда можно будет отбросить все церемонии.

Людендорф тщательно разработал новый план, восхищаясь гениальным предложением кайзера — с объявлением войны немедленно перебросить железной дорогой к Льежу несколько эшелонов пехоты с обычным вооружением, но без обозов, и с минимумом легкой артиллерии. Поддержку должны были оказать новые блиндированные поезда со 105 мм гаубицами в башнях. Причем эшелоны пойдут после того, как будут захвачены особыми группами егерей пограничные железнодорожные станции с телеграфными аппаратами — и отправлены с них ложные телеграммы, что все обстоит в порядке.

Одновременно с этим границу перейдут конные корпуса — вначале два, к которым за четыре дня добавятся еще три, под общим командованием генерал-инспектора кавалерии Марвица. Это не просто «передовая группа», а самая настоящая «Конная Армия», продвижение которой вглубь Бельгии будет происходить необычайно быстро, так как при ней нет пехоты, которая продвигается исключительно пешком. Каждая кавалерийская дивизия в своих бригадах имеет кроме двух конных полков батальон самокатчиков и пулеметный эскадрон с МГ-08 на повозках. А еще есть штатный егерский батальон и конно-артиллерийский полк, в котором шесть батарей. Корпуса из двух таких дивизий усиливались «подвижной группой», в которую входили два батальона фузилер, перевозимых в кузовах автомобилей, по батальону егерей и самокатчики на велосипедах, саперы. Поддержку оказывали еще один полк конной артиллерии и «кирасирский дивизион» из дюжины блиндированных и вооруженных двумя пулеметами автомобилей с приданными ремонтниками и снабженцами.

Такие кавалерийские корпуса в двадцать тысяч личного состава, как выяснилось на учениях, обладали, в отличие от прежних большой пробивной мощью — ведь на двенадцать полков конницы приходилось такое же число «подвижных» батальонов пехоты с утроенным количеством пушек. И теперь наступило время действия, и «Передовая группа» себя отлично показала.

— Мы их врасплох застали, теперь нужно торопиться, пока не опомнились, — Людендорф был доволен тремя прошедшими сутками войны, которые принесли феноменальный успех. И припомнил с ухмылкой, с каким ошарашенным видом комендант гарнизона, командующий 3-й бельгийской пехотной дивизии, генерал-лейтенант Жерар Леман взирал на германских гренадер, что еще в утренних сумерках ворвались в штаб, где он отдыхал на диване. И был несказанно удивлен, когда прибывший туда на автомобиле Людендорф заявил, что временно разоружает его войска, так как германская армия решила использовать дороги Валлонии для прохода к французской границе. И настоятельно советует не начинать сопротивления, так как такой непродуманный шаг приведет к огромным жертвам среди его немногочисленных подчиненных. И привел самый веский довод — так как Бельгия не успела заявить о своем нейтралитете, то Германия вынуждена обезопасить себя и не допустить участия своего маленького соседа в войне против себя. К которой, вне всякого сомнения, бельгийского короля Альберта будут всячески подталкивать Россия и Франция.

Вчера вечером ситуация окончательно прояснилась, правительства Англии и Франции выступили с ультиматумом, потребовав вывода войск. Но Бельгия сама объявила войну рейху, поступив крайне опрометчиво. И теперь будет платить за все, как и Антанта, и пенять на свою горькую судьбу. Видимо, король Альберт решил, что англичане и французы его поддержат, и действительно сегодня Лондон и Париж объявили рейху войну.

Но поздно — мосты через Маас захвачены, мобилизация вражеской армии во многих местах сорвана. Кавалерийские корпуса рвутся вперед, ведь до Брюсселя меньше ста верст — конница пройдет это расстояние за двое суток. До Антверпена с его крепостными фортами, которые намерены защищать главными силами бельгийской армии сто десять километров — но туда будут направлены резервные корпуса, что с помощью осадной артиллерии принудят врага к капитуляции.

«Конная армия» пойдет дальше на северо-восток, к берегам Ла-Манша, и помешать этому могут только англичане, если успеют высадить в Булони и Дюнкерке свои экспедиционные силы, а еще французская кавалерия, за ней наблюдали с цеппелинов, которые вели воздушную разведку…

Германская кавалерия в своих знаменитых касках. Французы ее хорошо запомнили с войны 1870 года — и смертельно боялись. Ведь времена побед Наполеона Бонапарта остались веком раньше, и с той поры Франция потерпела жуткое поражение, а в августе 1914 года оказалась на грани разгрома.

Глава 23

— Германцы, как видите, Владислав Наполеонович, ожидали нападения, и нам бы пришлось плохо, опоздай мы на несколько дней. А так удар пришелся по не успевшему подготовиться противнику, который к тому же сразу понес серьезные потери.

Павел Карлович посмотрел на место давнего побоища, учиненного казаками германским самокатчикам, что были атакованы на марше и не успели развернуться в боевые порядки. Жуткое зрелище сотни порубленных и пострелянных людей, над которыми уже вились толстые трупные мухи, противно жужжа. На полях Маньчжурии он видел подобные картины, и как-то попривык, очерствел душою, а вот сопровождавших его офицеров и солдат, не «нюхавших» пороха, порядком мутило, до зеленого оттенка на лице. ничего, пусть привыкают, не по кабинетам сидеть, пусть посмотрят на реалии войны, которая долго продлится.

— Германцы поджимать стали, Павел Карлович, войск у них тут многовато оказалось, я такого не ожидал. Хорошо, что тут ландвер — с кадровыми корпусами пришлось бы совсем плохо. Сами знаете, чем набег на бреслау окончился, и какие потери там понесли.

— Не напоминайте лучше, зато спокойно провести мобилизацию не дали, — пожал плечами Ренненкампф. — А насчет потерь скажу одно — мы на войне, и противник далеко не японцы, и сам навязывает нам свою волю! Так что уже нужно отступать, повеселились и хватит. Все что смогли — сделали, осталось только вывезти все, что удалось затрофеить.

Ренненкампф был зол, не таким он видел наступление своей армии в Силезии. Шесть кавалерийских и казачьих дивизий перешли границу утром второго числа, сметя германское охранение и пограничную стражу. «Туземная» дивизия из корпуса Ромейко-Гурко решительной атакой опрокинула пехотный батальон, а затем вырубила эскадрон германских улан, что на свою погибель решил вступить в схватку с «дикими азиатами».

Корпус графа Келлера вообще достиг невероятного успеха — в приграничном сражении разбил пехотную и кавалерийскую дивизии австрийцев, захватил множество пленных и трофеев. И главное — занял Краков, что произвело сенсацию во всем мире и ободрило союзников. И сразу улучшило ситуацию в пользу Юго-Западного фронта, который тоже перешел в наступление своей многочисленной кавалерией и поддержке немногих полностью укомплектованных стрелковых дивизий. Но выступление главными силами всех четырех армий ЮЗФ должно начаться через три-четыре дня. В то время как австро-венгерские армии закончили мобилизацию и выдвигались на север, тесня русскую конницу, что начала отступать с ожесточенными арьергардными боями. Так что генеральное сражение скоро грянет на границе, и будет носить характер встречного боя.

— Мы здесь задержались, Владислав Наполеонович, пусть забирают все нужное, а нам с вами надо ехать дальше.

Генерал посмотрел на солдат обозной роты, что собирали велосипеды и оружие, грузили на повозки. Сбор трофеев был организован отлично — несколько обозных батальонов ежедневно посылали сотни повозок к ближайшим русским железнодорожным станциям, до которых было порой до полусотни верст. Все дело в колее — у немцев она уже, в 1435 мм, чем отечественная в 1520 мм, к тому же транспортный парк немцам удалось отогнать в центры разворачивающихся по мобилизации кадровых корпусов. Вот там то и встретила русская кавалерия жестокий отпор, и отскочила от крупных промышленных центров.

Зато в мелких городках «повеселились» изрядно, особенно казаки и кавказские горцы — немцы и немки дрожали в ужасе при лицезрении «восточных гостей». Промышленные предприятия, мастерские, мосты, железнодорожная инфраструктура, рудники и шахты уничтожались подчистую, до чего только дотянуться смогли, и взрывчатку не жалели, взяли на повозки с запасом. По предварительным подсчетам уничтожили примерно треть экономического потенциала Силезии, включая поспевший урожай — как мамаевой ордой прошлись, саранчой своего рода. И вывозили все что можно было прихватить, охулки на руку не клали, отплачивая за Калиш той же монетой. Но мародерством войска не занимались, в этом «иррегуляры» только замечены были, да и эксцессов с женским полом хватало, но без смертоубийства. Хотя чистенькие немецкие дома загаживали до полного безобразия, везде оставляя следы «азиатского варварства». И ничего тут не поделаешь — больше половины солдат неграмотны, а у горцев храбрости хоть отбавляй, но никакой культуры и в помине…

— Это не хрень, а самый настоящий бронепоезд!

Ренненкампф внимательно посмотрел на разрушенную, сошедшую с железнодорожного полотна, «крепость на колесах». Ради него он и выехал с утра пораньше с начальником штаба, чтобы посмотреть на уничтоженный в вечернем бою германский бронепоезд, что без всякой поддержки решил разогнать казачью бригаду, только станичники и сами оказались «не лыком шиты». Генерал прекрасно знал по докладам, что кавалеристы уже несколько раз сталкивались в Силезии с бронепоездами, но считал, что последние представляют собой кустарные образцы, наскоро бронированные в депо обычной сталью, а то и паровозным железом. А теперь, после внимательного осмотра бронированного монстра снаружи и внутри, Павел Карлович с пронзительной ясностью понял, что никакая эта не «кустарщина», а весьма продуманная конструкция, заводская постройка, как минимум год бывшая в эксплуатации, уж больно характерные приметы имелись.

Бронированный паровоз с наблюдательной башенкой командира на тендере, впереди и сзади два бронированных вагона с парой пулеметных амбразур. Судя по кровавой каше и грудам трупов в них перевозился десант, десятка три-четыре полностью экипированных солдат. По краям от них прицепляли головную и заднюю двух орудийные четырехосные бронеплощадки, в одной башне установлена 105 мм гаубица, в другой 77 мм пушка. А еще имелись шесть пулеметов в бортовых спонсонах. По всему составу в бронированных трубах идут кабеля телефонной связи, переходные мостики прикрыты стальными листами полудюймовой толщины, вполне надежная защита от любых пуль, хоть в упор стреляй. Плюс впереди и позади две контрольные платформы с нагруженными на них всяким ЗИПом, инструментом, рельсами и шпалами для ремонта поврежденного пути.

Продумано все до мелочей, не импровизация, самая натуральная боевая техника, давно принятая на вооружение!

Вражеский бронепоезд был серьезно поврежден гранатами и поставленной на удар шрапнелью, в него били с полуверсты «короткие» пушки, из засады, отлично замаскированные. Впереди и сзади повредили пути подрывами, лишив бронепоезда возможности маневрировать. Бой шел полчаса, и оказался жестоким — потеряв два орудия, казаки все же выбили бронепоезд, причем немцы сражались с отчаянием обреченных. Ремонтная партия смогла восстановить путь, паровоз тронулся задним ходом, но концевая площадка и платформа сошли с рельс. Экипаж дрался находясь в площадках, потом вышел наружу и попытался прорваться, но был начисто истреблен — казаки в плен не брали, распаленные боем…

— Выходит, не врали репортеры в газетах, что немцы эти «бепо» на Западном фронте против бельгийцев используют. Теперь понятно, почему тевтоны так быстро продвигаются там — эффект внезапности применения нового оружия на поле боя. И пока не найдут средств эффективного противодействия, а они по этому примеру весьма действенные, немцы будут побеждать. А ведь еще у них оказались бронеавтомобили, но так и у бельгийцев они тоже имеются, только без всякой пользы применили, — Ренненкампф закурил папиросу и надолго задумался.

Он не понимал, что происходит, события приняли совсем иной характер и сроки, которые он ожидал, основываясь на «послезнании». Особенно на западе, где наступление немцев стало сокрушительным и быстрым, даты захвата ими городов перенеслись на куда ранние сроки. Бросив окурок на землю, Павел Карлович пробормотал:

— Это не та война!

Пропагандистская картинка времен 1-й мировой войны. Германские уланы колят и рубят орды «диких казаков», спасая цивилизацию от «азиатского варварства». В реальности было как раз наоборот — казаки были вполне европейцами в приличном обмундировании, и не их кололи и рубили, а они улан — немцы в отличие от мадьяр вообще не горели желанием испытывать «шок», а больше полагались на пулеметы и винтовки.

Глава 24

— Как видите, полковник, ситуация на фронте складывается крайне неблагополучно — мы потерпели неудачу в пограничном сражении! Теперь все зависит оттого, сумеем ли мы перебросить войска из Эльзаса и Лотарингии на левый фланг, иначе боши сметут армию генерала Ларензака, как до этого опрокинули английский корпус фельдмаршала Френча и бельгийцев.

Небольшого росточка, полноватый генерал бросил карандаш на карту и вопросительно посмотрел на высокого офицера в русской военной форме и с гвардейской выправкой — Кавалергардский полк на всех служивших в нем накладывал свой характерный отпечаток.

Граф Алексей Алексеевич Игнатьев служил военным агентом во Франции вот уже пять лет, и великолепно знал как весь здешний политический и генеральский бомонд, так и сам военный механизм Третьей Республики. И хотя Франция исподволь готовилась к войне с Германией, яростно желая вернуть утраченные после франко-прусской войны провинции Эльзас и Лотарингию, но та нагрянула неожиданно.

Зачинщиком оказалась Австро-Венгрия, напавшая 28 июля на Сербию. Германия объявила войну России 1 августа, так как царь отказался отменить объявленную всеобщую мобилизацию. Утром 2-го августа Россия вручила австрийскому послу меморандум о начале войны, и не успел тот отправить телеграмму в Вену, как через полчаса многочисленная русская кавалерия 9-й армии в западной части «польского балкона», уже перешла германские и австрийские границы. В Силезию вторглись не менее семи конных дивизий, поддержанных двумя стрелковыми. Еще одна группа разбила две австрийские дивизии генерала Куммера и заняла Краков.

Одновременно с Ренненкампфом полтора десятка кавалерийских и казачьих дивизий Юго-Западного фронта под командованием генерала Иванова начали вторжение в Галицию, сея там разор и запустение и срывая мобилизацию. А за ними двинулись через десять дней и кадровые корпуса, пополнив ряды по мобилизации. Началась грандиозная Галицийская битва, которая шла уже неделю. И вчера получен первый звонкий результат — разгром 3-й австрийской армии, и ее отступление, а русская конница генерала Мищенко ворвалась во Львов. А результатом стало отсечение 2-й армии австрияков, что только прибывала эшелонами из Сербии, от ведущих ожесточенные бои 1-й и 4-й, а также остатков 3-й армий.

Однако на Западном фронте дела складывались скверно — 2-го августа германская армия внезапной диверсией захватила Льеж, причем не только не предъявив ультиматума, но обошлись без всякого формального объявления войны, абсолютно вероломно. И тем коварно не дали бельгийцам время осуществить мобилизацию, бросили вперед многочисленную кавалерию, усиленную самокатчиками и бронеавтомобилями с блиндированными поездами. И самое плохое, так это то, что бельгийцы не успели провести разрушение железных дорог, а тевтоны получили прекрасную возможность для снабжения своих уходящих вперед армий.

Бельгийский король Альберт в этот же день объявил немцам войну за подлое нападение, ведь его страна даже не успела объявить о своем нейтралитете, как он был тут же нарушен. Франция утром 3-го августа без всяких ультиматумов, желая выполнить свой союзнический долг перед Россией, объявила состояние войны с Германией. Вечером к ней добавилась Англия, посчитав за «казус белли» нападение на Бельгию, гарантом нейтралитета которой была именно Великобритания.

Игнатьев видел, как проходила во Франции мобилизация, каким энтузиазмом был охвачен народ — никто не сомневался в будущей победе. И все надежды были на Россию — при первых известиях об успехах в Силезии и Галиции парижане радовались им больше, чем петербуржцы. Главнокомандующим был назначен генерал Жоффр, инженер и штабист, вдумчивый и въедливый службист, который уехал в свою полевую штаб-квартиру. Получить какую-либо информацию о том, что происходит на западном ТВД, из французской ставки было невозможно. Хотя сам полковник постоянно передавал донесения из Варшавы, в которых приводились номера германских корпусов и дивизий, что воевали на восточном фронте, и приводились общие обзоры хода военных действий, чтобы ставить союзника в известность.

Такой неприкрытый эгоизм французов сильно раздражал полковника Игнатьева, который считал что подобное высокомерие недопустимо. Слышались лишь одни требования помочь и начинать наступление немедленно, причем там, где оно не планировалось русским генштабом. Все эти настойчивые просьбы союзников граф отсылал в Петербург, откуда приходили заверения, что и так предприняты все возможные меры. И вот сегодня его вызвали в штаб-квартиру, причем в кабинете Жоффр ознакомил его с ситуацией на фронте, и стало понятно, почему союзник молчал все эти дни как рыба, похвастаться было нечем. Наоборот, судя по всему, сейчас на французско-бельгийской границе назревала грандиозная катастрофа.

Конная армия генерала Марвица вышла к Ла-Маншу в районе Булони, где высаживалась одна пехотная дивизия Британского экспедиционного корпуса. Три остальных, а еще две, 4-я и 6-я, находились на «острове», с единственной кавалерийской дивизией, высадились в Гавре и речном порту Руана. В последнем городе англичане пятьсот лет тому назад сожгли «Орлеанскую Деву», но теперь жители их встретили торжественно, как спасителей. Вот только добраться до крепости Мобеж экспедиционный корпус не успел — германцы действовали крайне энергично, захватив инициативу.

Кавалерия Марвица оказалась не просто конницей, самокатных и егерских батальонов там было чуть ли не больше, чем всадников, а еще имелись автомобили, на которых перевозили инфантерию, и железная дорога, по которой начали доставлять все необходимое. А следом шла 1-я армия Клука из семи пехотных корпусов, стараясь своим правым «плечом» коснуться голубой глади Ла-Манша, чего им и удалось сделать.

Англичане попробовали дать сражение, но были разбиты и поспешно отступали. Группа территориальных дивизий генерала Амады, формально в два корпуса, но скверно вооруженных и плохо обученных, выстоять не смогла — войска Клука ее просто опрокинули, словно не заметив. Левофланговая 5-я армия генерала Ларензака отступала, потерпев поражение от 2-й армии фон Белова — да и не могут пять корпусов сражаться против восьми на равных. Три кавалерийских дивизии генерала Сорде оказать помощь бельгийцам не смогли, и поспешно отступили, потеряв половину конного состава. А немцы чрезвычайно одушевленные этими победами давили и давили всеми семью армиями — теперь наступление велось на широком фронте.

Бельгийская крепость Намюр не выдержала обстрела тяжелой артиллерией, что длился пять дней и гарнизон капитулировал. Главные силы с королем Альбертом заняли позиции в Антверпене, который блокировали германские резервные корпуса и ландвер. Участь их предрешена — или сдача в плен, или интернирование в Голландии, и это вопрос ближайших трех-четырех дней. Затем немцы могут использовать освободившиеся осадные корпуса для развития успеха на парижском направлении.

— Фельдмаршал Френч отводит свои дивизии, — в голосе Жоффра прозвучала горечь, — да и я не ожидал, что противник задействует против нас почти все свои корпуса, и мы сражаемся в одиночку, без помощи…

— Против вас, мой генерал, простите, сорок один корпус, против нас германцы выставили девять — четыре в Восточной Пруссии, пять в Силезии, могу перечислить их номера. И еще австрийцы и мадьяры задействовали тридцать шесть дивизий — в перерасчете 18 корпусов. И это не считая ландвера — его бригад на востоке больше, чем на западном фронте.

— У нас гибнет цвет нации, — в голосе Жоффра прозвучала горечь, от которой Алексея Алексеевича чуть ли не передернуло — «цивилизованные» европейцы всегда относились к русским мужикам, как к дикарям, и не скрывали этого, хотя именно сейчас требовалась помощь от этих самых крестьян в армейских шинелях.

— Вы знаете теперь, полковник, ситуацию на фронте. Прошу о том донести императору — нам требуется немедленная помощь, которую вы обязаны оказать союзнику. Вот здесь на карте, я обозначил стрелками желательное наступление вашей армии, которое заставит немцев начать переброску своих войск от нашего направления на восток…

Главнокомандующий французской армией Жозеф Жоффр, по прозвищу «папаша». К русским солдатам относился как к сенегальцам или зуавам, не видя в них людей. Да и благодарности к русской армии не испытывал, принимая ее помощь за само собой разумеющейся факт. Один из инициаторов интервенции в Россию. И первый со времен императора Наполеона III маршал Франции.

Глава 25

— Павел Карлович, у меня к вам всего один вопрос, — император сделал короткую паузу, словно не решаясь произнести слова, но неожиданно поднял взгляд и посмотрел прямо в глаза:

— Если вы тот человек, о котором я думаю, то вы знаете, в каком городе и доме я и моя семья провели последнюю ночь…

В эту секунду голос самодержца чуть дрогнул, прервался. Но взгляд был настолько требовательным, что Ренненкампф не стал молчать, только утвердительно качнул головой, и внезапно охрипшим голосом произнес:

— В Екатеринбурге, в Ипатьевском…

— Достаточно, генерал, мне этого достаточно, чтобы понять, что вы такой же посланник из будущих времен, как и его императорское высочествовеликий князь Николай Николаевич. Видимо, у вас действительно случилось что-то страшное, что у вас решились изменить прошлое, вмешавшись в божественное предначертание.

— К сожалению, государь, эта отчаянная попытка оказалась тщетной — в моем мире никто из военных историков и понятия не имеет о тех реформах и о новом оружии, что приняли здесь на вооружение русской армии. Этот мир не из моей реальности — он похож, но начавшаяся 1-я мировая война пошла совсем по-иному сценарию, по крайней мере, на восточном фронте.

— Да-да, мой дядя говорил о второй войне…

— Я уходил, когда мир встал на пороге третьей, которая может погубить все живое, государь. Испепелить…

— Я не верил про два японских городка, сожженных чудовищными бомбами, но признаться, не полностью верил. Теперь вижу, что так дело и обстояло, — по лицу Николая Александровича пробежала гримаса, и он достал из коробки папиросу, чиркнул спичкой, затянулся. И провел рукою:

— Курите, Павел Карлович.

Ренненкампф только кивнул головой, молчаливо поблагодарив императора, и закурил предложенную ему папиросу, памятуя, что в чужой монастырь со своим уставом не ходят.

— Почитайте вот это донесение от нашего военного агента во Франции полковника графа Игнатьева, — царь протянул ему листок бумаги, и Павел Карлович углубился в чтение, чувствуя, как нарастает в душе холодок. То, что он предполагал, было реальностью — немцы подготовились к этой войне гораздо лучше, словно знали, как она может развиваться.

— Это ведь совсем иной ход сражений на Западном фронте, чем тот, о котором мне рассказывал покойный Николай Николаевич. Ведь так⁈

— Да, государь, для меня самого это стало полной неожиданностью. У германцев больше резервных корпусов, на одиннадцать — потому они усилили ими два фронта одновременно — одну половину отрядив на нас, другую отправив на французов. У немцев появились бронепоезда и бронеавтомобили, которых не должно быть, но в тоже время аэропланы летают невооруженные пулеметами…

— До последнего времени и у нас тоже, — мягко произнес царь — он отнюдь не был рохлей, в монархе чувствовалась сила и воля, хотя, скорее, природное упрямство. Но взгляд отнюдь не растерянный, скорее решительный.

— Но на новых истребителях инженера Сикорского поставили пулеметы и на винты отсекатели пуль — синхронизатора сделать не смогли.

Термин самодержец произнес достаточно легко, заранее, видимо, выучив, вернее вызубрив. И улыбнувшись, добавил:

— Вчера очередью из «максима» штабс-капитан Нестеров сбил аэроплан барона Розенталя. В газетах о том объявлено не будет — нужно сохранить все в тайне как можно дольше.

— В моем мире он погиб, таранив вражеский самолет, — Павел Карлович не скрывал удивления. Действительно, такого он не ожидал, посчитав, что реформы авиацию мало затронули — его 9-й армии был придан авиаотряд из допотопных этажерок иностранных конструкций, которые вели только разведки, для которой и были пригодны.

— Мне о том говорили, потому и приказ летать только на новом и вооруженном аэроплане, — негромко произнес царь. — Я знаю, как может закончиться эта война, и стоит поберечь людей. Нам не нужны огромные потери без осязаемых результатов.

Ренненкампф не поверил собственному слуху, но Николай Александрович говорил настолько убежденно, что пришлось принять произнесенные слова за искренность, и, пожалуй, честность.

— Что вы можете сказать о германской армии?

— Я удивлен, государь, они пошли дальше нас, имея скудные ресурсы. Первое, это массирование кавалерии — они всю ее, судя по информации военного агента, свели в один кулак, конную армию. Имеется посаженная на грузовики мотопехота, огромное количество самокатчиков — только в Силезии наши войска захватили несколько тысяч велосипедов.

— Они возьмут Париж⁈

Вопрос прозвучал требовательно, видимо царь, как главнокомандующий, пребывал в растерянности, потому и отозвал его из армии для беседы, не имея возможности найти решение обычным путем. Непонятно только, почему он не сделал это раньше.

— Не знаю, государь, но могу сказать одно — конная армия Марвица, если дойдет до Парижа, принимать дальнейшее участие в войне не сможет несколько месяцев — слишком велики потери конского состава при столь долгом наступлении. Я по нашей коннице сужу — дивизии понесли тяжелые потери, и хотя пока боеспособны, большую часть нужно будет через месяц самое позднее, выводить в тыл на доукомплектование.

— Если немцы возьмут Париж, то это произведет самое гнетущее впечатление. Французы ведь могут капитулировать перед ними, как это произошло в сороковом году.

— Сейчас этого не произойдет — они готовы драться, еще много пассионариев, их не выбили. Никто еще не видел всех ужасов позиционных «мясорубок», чтобы вот так просто сдаться. К тому же нет стремительных танковых прорывов, за неимением танков…

— Они уже есть, Павел Карлович — гусеничный движитель прапорщика Кегресса имел успех в прошлом году. И построенный в Москве завод по производству «Руссо-Балтов» выпускает машины именно с ним. На Обуховском заводе ведется бронирование и установка башенного вооружения.

— Я не знал о том, государь. Очутился в этом теле за несколько дней до начала войны. Со мной случился. Вернее с ним…

— Апоплексический удар, мне докладывали. Причем точно такой же, какой случился с Николаем Николаевичем, который забыл всю свою прошлую жизнь и перестал говорить на французском языке какое-то время, пока речь снова не восстановилась. Потому, заметив у вас «странности», мне доложили о них, но я попросил присмотреть за вами. Как командующий армией вы оказались выше всяких похвал, действовали очень решительно, и большой крест святого Георгия 2-й степени вполне заслужили.

Ренненкампф был ошарашен как ответом, так и столь высокой наградой — настоящий «владелец тела» имел кресты 3-й и 4-й степени, «золотое оружие» с бриллиантами и георгиевское оружие «за храбрость», но рассчитывать на вторую степень «белого» креста не мог. Хватило бы с него и «проходную» награду получить, как владимирский крест 2-й степени с мечами — вполне достойная генеральская награда.

— Но к награждению мы вернемся позже, как и к некоторым другим вопросам. Сейчас я хочу вас спросить — стоит ли наступать в Восточной Пруссии, как того требует от нас генерал Жоффр⁈

Последний российский император Николай II Александрович, с супругой, наследником и дочерьми. Всех их ждет злосчастная судьба — быть расстрелянными в Ипатьевском доме в 1918 году. Гражданская война, если до нее довести страну, всегда соберет свою плату…

Глава 26

— Государь, разве генерал Жоффр наш главнокомандующий, чтобы там чего-то предписывать или требовать⁈ Прошлый раз мы подстраивались под союзников, которые и погубили империю, старательно сделав все, чтобы развалить страну изнутри, благо имеют большую и влиятельную агентуру. Стоит ли наступать на грабли еще раз?

— Вы правы, Павел Карлович, — царь улыбнулся, вот только гримаса вышла недоброй. — Нас стараются использовать, упирая на то, что предоставили займы и мы им должны. Но сейчас воевать за их интересы я не собираюсь — мне дорога моя страна… и моя семья.

— Тем лучше, государь, тем лучше, — Ренненкампф удивленно посмотрел на монарха, осознав, что тот не шутит, а говорит предельно искренне. Видимо, за все эти годы монарх смог сделать собственные выводы и выйти из-под влияния окружения.

— Им нужна наша помощь? Хорошо, мы ее дадим, но пусть спишут все долги немедленно, а требуемые к возврату заемные суммы возьмут за счет будущих репараций с побежденной нами Германии.

Глаза царя недобро сверкнули. Николай Александрович взял из коробки папиросу и прикурил ее. Потом негромко добавил:

— Тем паче большая часть кредитов ушла на строительство железных дорог в военных целях, и на поставки вооружения — то есть на наше общее дело как союзников. Странно как-то выходит — мы будем воевать, прилагать намного больше усилий, чем наши союзники, проливать кровь наших солдат, и за это еще платить Парижу. Какая-то странная постановка союзного вопроса, вы не находите Павел Карлович⁈

Ренненкампф теперь сидел с ошарашенным видом — такого он никак не ожидал от царя, которого все рисовали как марионетку Антанты. И оправившись от потрясения, тихо произнес:

— Они никогда не согласятся на ваше предложение, государь. Возможно, даже убьют вас при удобном случае.

— Согласятся, — твердо произнес царь, в глазах плескалась суровость. — Им деваться будет некуда, когда немцы подойдут к Парижу. Ротшильды и другие парижские банкиры хорошо умеют считать деньги — Германия с них взыщет такие репарации, что прежняя контрибуция, взятая с них полвека тому назад, будет выглядеть актом милосердия, а наши займы милостыней нищему. К тому же не сам буду делать предложение, слишком много чести — за меня это охотно сделают другие!

Если сказать, что Павла Карловича сейчас поразил столбняк, то это будет наиболее уместное сравнение — он не верил собственным ушам и глазам — перед ним сидел настоящий правитель, на секунду сбросивший «личину миротворца». Может быть, осознав, что он и его семья неизбежно погибнут после поражения от Германии, царь и стал деятельным и предприимчивым повелителем огромной империи.

— Долгая война потребует от нас невероятных усилий, а потому во главе правительства будет поставлен Петр Аркадьевич Столыпин, вполне оправившийся от ранений. А на вас, Павел Карлович, я возложу обязанности своего заместителя, а отнюдь не помощника. Кроме того, я назначаю вас генерал-инспектором кавалерии на место покойного великого князя Николая Николаевича — этот пост самый важный. С подчинением военного министерства — Сухомлинов не справился с обязанностями, я в том сам убедился. Так что присмотритесь и предложите кандидатуру более достойного генерала. Как видите, я вам всецело доверяю в военных делах, де-факто именно вам вручаю судьбу империи… и своей семьи. Вы ведь за этим сюда и «прибыли», генерал — вам и карты в руки!

— Сделаю все, что в моих силах, государь, и даже больше, — охрипшим голосом произнес Ренненкампф — такого варианта развития событий он никак не ожидал, и пока еще пребывал в ступоре. А царь, будто не замечая состояния «пришельца из будущего», вернулся к прежней теме:

— Какие чисто военные перспективы имеет наступление на Восточную Пруссию, кроме излишних потерь в войсках и ничтожности достигнутых результатов, что показало грядущее, генерал⁈

— Никаких, ваше императорское величество, вы сами ответили на требование Жоффра. Нужно сосредоточить втрое больше войск и осадную артиллерию, и то мы не будем наступать, а прогрызать оборону. А немцы без всяких затруднений могут перебрасывать туда войска, в то время как подвоз с нашей стороны ограничен.

— Я рад, что наши мысли совпали, Павел Карлович. Но помочь французам нужно — их преждевременный выход из войны нам категорически не выгоден. Займы — это только одна сторона вопроса, если они пойдут в ней нам навстречу, то их потребуется спасать уже по-настоящему.

— Несомненно, государь, вот только прямой удар ни к чему хорошему не приведет. Но можно действовать опосредованно, вынудив германцев распылять силы. Бить нужно по австрийцам дальше, только увеличить наши силы на Юго-Западном фронте. Если Париж призывает нас к помощи, то представляете, государь, как Вена будет умолять кайзера Вильгельма спасти сразу ее четыре армии. Особенно когда мы наглухо перекроем пути отхода через карпатские перевалы, бросив к ним в прорывы всю конницу, которую имеем, ведь начали подходить «льготные» казачьи дивизии.

— Так-так, — царь развернул карту, а Ренненкампф взял в руки карандаш. — Покажите, что вы придумали!

— Государь, на «польском балконе» нужно развернуть дополнительный фронт, назвать его можно Западным, в составе трех армий — управление 7-й перебросить из Одесского округа, 6-й из Финляндии, в каждой будет по 3–4 резервных при одном армейском корпусе во второй линии. Одно это будет воспринято Германией как неминуемая угроза вторжения, и немцы поневоле начнут снимать корпуса с западного фронта. Да и французы сразу воспрянут духом. Новым армиям надлежит только держать оборону, а их следует укомплектовать исключительно резервными корпусами, что начали прибывать. А вот 9-ю армию сгруппировать на Краковском плацдарме и нанести мощный удар на юг и юго-восток, полностью охватив левый фланг австрийского фронта. Это угроза окружения, государь, спасение от нее заключается либо в немедленной помощи от кайзера, или бегство к карпатским перевалам.

Павел Карлович обвел овалом место сосредоточения его армии, и нарисовал стрелки главных ударов. Ситуация в Галиции изменялась кардинально — теперь из одностороннего обхват шел уже с двух направлений, вырисовывались «Канны», излюбленная мечта германского генералитета.

— И как будет действовать германское командование, на ваш взгляд?

— Вариантов не так и много, государь. Это удар от Силезии всеми силами — там пять корпусов и ландвер, и одновременно на юг из Восточной Пруссии, на Млаву и Новогеоргиевск. Все равно четыре корпуса там фактически бездействуют, лишь укрепляют и совершенствуют оборону. Но может быть и наступление вдоль Вислы — потому там следует развернуть нашу 10-ю армию из двух или трех резервных корпусов. Появление сразу трех армий с формированием фронта заставит немцев тоже развертывать армии, причем не только из ландвера. Будет снято несколько корпусов с французского направления — угрозу от нас следует парировать, иначе снова вторгнется конница и казаки.

— Пожалуй, вы правы, Павел Карлович. Но как я понимаю, прибытие резервных корпусов вы не рассматриваете для усиления наступления?

— Нет, государь. Скажу сразу — сформированные по мобилизации из запасных резервные дивизии в наступлении использовать нельзя, их нужно медленно втягивать в боевую работу, желательно использовать в обороне и на спокойных участках фронта. Их задача одна — держать фронт и дать время для приведения действующих соединений в порядок.

Ренненкампф говорил медленно, очерчивая карандашом места развертывания новых армий.

— Это касается и 1-й со 2-й армиями — кадровые корпуса там лучше заменить резервными, а это позволит нам ударить по австрийцам свежими силами. Просто у Германии сейчас один-единственный союзник, потерять которого немцы не могут даже ценой победы над французами. А «наших союзников» необходимо принудь драться до последней возможности, и вот тут есть средства, чтобы добиться этого, государь!

Инженер Адольф Кегресс знакомит императора Николая II с гусеничными движителями своей конструкции

Глава 27

— Теперь открыта прямая дорога на Париж! Нужно только сбить французов, в чем я уже не сомневаюсь!

Начальник штаба «Передовой армии» Эрих фон Людендорф был преисполнен оптимизма как никогда — прошло чуть больше трех недель, а германские армии уже захватили всю Бельгию и две северо-восточные провинции Франции — Артуа и Пикардию, с важнейшими портами Дюнкерк, Кале и Булонь. Переоценить этот успех было невозможно — перед немцами открывались пути на Иль де Франс и Нормандию, на столичный Париж и крупнейший порт Гавр. Через гавань последнего прибыли четыре английские дивизии, которые уже отступили в весьма плачевном состоянии.

Город Амьен был занят без боя, в отличие от войны 1870 года, когда войскам генерала Мантейфеля французы осмелились дать сражение, но были наголову разбиты. И вот теперь германские солдаты спокойно расхаживают по улицам опустевшего, словно вымершего города, покинутого жителями. А легкий ветерок гонял по булыжной мостовой обрывки бумаги и мусор, у дороги на боку лежала повозка с отвалившимися колесами — из кучи барахла торчали маленькие ручки какой-то куклы. А рядом вздувшийся труп лошади, который облепили зеленые трупные мухи, жужжащие неимоверно мерзко. А дальше перевернутая садовая тачка, возле которой сидела тощая кошка и противно мяукала, испуганно глядя на проходивших мимо солдат. Кто-то из строя бросил ей кусок хлеба — сразу вцепилась в него зубами и тут же убежала. Хвостатая тварь, но понимает, кто в городе хозяин.

Людендорф поморщился — большая часть жителей ушла с отступавшими войсками, а наименее робкие остались в своих домах, которые не захотели бросать. Лавки и магазины закрыты, негде выпить чашечки кофе. Нет и мародеров, вернее были, но уланы их живо расстреляли у ближайшей стенки. В городе сейчас комендатура и всех жителей обяжут пройти регистрацию. И наведут здесь настоящий немецкий «орднунг» — порядок, без которого нельзя жить. Все галльское легкомыслие исчезнет — идет война, и все жители обязаны работать на победу рейха. Трупы и мусор уберут, заработает железнодорожная станция, пропуская воинские эшелоны, снова откроются учреждения и магазинчики. А кто не захочет работать, либо станет франтирером, то таких предадут военному суду и расстреляют — миндальничать с ними никто не будет, и тем же бельгийцам уже показали непреклонную решимость германского командования навести строгий порядок. Да и сами французы недаром говорят — «а ля герр ком а ля герр».

На войне как на войне!

Десятки тысяч мирных жителей мутным валом катились по дорогам на юг, пока опережая отступавшие французские дивизии, что время от времени вступали в ожесточенные арьергардные бои, стараясь остановить продвижение победоносных германских корпусов.

Войска 1-й армии генерал-оберста Клука должны были обходить столицу Франции западнее, а 2-я армия Белова восточнее. А до Парижа оставалось пройти совсем немного — чуть больше ста километров, благо войска переправились уже через Сомму большими силами, захватив неповрежденными мосты. Всего четыре обычных «кайзер-марша» (однако идет война и время перехода нужно удвоить — мысленно поправил себя генерал), и верные солдаты кайзера увидят Эйфелеву башню собственными глазами, пройдутся победным маршем по Елисейским полям.

Людендорф почмокал губами, предвкушая скорую победу — пока расписание наступления опережало плановый график на целых три дня, благодаря удачно проведенной диверсии под Льежем. И кайзер заметил его старание — теперь он генерал-лейтенант и кавалер Железных крестов двух степеней. А в Париже обязательно получит на шею заветного «голубого Макса» — этот имперский орден был сладостной мечтой всех германских офицеров, от фенрика до полковника, и особенно генералов.

Одно его беспокоило — «Передовая армия» должна была наступать на запад, в Нормандию, прикрывая правый фланг армии фон Клука. А силы у нее были совсем не те, что в самом начале прорыва, непрекращающиеся бои порядком обескровили дивизии. В составе осталось всего четыре кавалерийских корпуса — 3-й, понесший самые большие потери, уже был отведен в Артуа, нести оккупационную службу на занятых территориях. Из оставшихся восьми дивизий только одна имела полный штат в три бригады. В остальных насчитывалось лишь по четыре конных полка, пополненных за счет третьих бригад, эскадроны которых тоже были выведены на доукомплектование, но отнюдь не сами штабы — никто не желал ослаблять прекрасно проявившие себя в наступлении кавалерийские дивизии. Однако потери в конском составе были чрезвычайно велики, но выход из создавшейся затруднительной ситуации был найден, причем быстро, без потери времени.

Из Германии прибыли дополнительные батальоны самокатчиков, благо производство велосипедов возрастало с каждым месяцем. А также привезли на платформах мобилизованные грузовики для перевозки солдат. Автомашин много взяли и у бельгийцев трофеями, там встречались даже бронированные «Минервы». Так что в третьих бригадах кавалерийских дивизий сейчас находилась исключительно «ездящая» пехота — два батальона фузилер на разномастных грузовиках, сведенных в отдельный полк, и по одному дополнительному батальону самокатчиков и егерей.

— Мотор идет на смену лошади, и у него все преимущества колес над копытами, — задумчиво пробормотал Людендорф, причем его скептицизм был обоснован. Время лихих кавалерийских атак сгинуло в прошлом веке, пулеметы и шрапнель наносили конскому составу огромные потери. А грузовики, мотоциклетки и велосипеды оказались отличной заменой, особенно последние, не требующие бензина и особого ухода. Правда, все они нуждались в дорогах, по кочковатому полю, где пройдет лошадь, даже велосипед бессилен проехать. Но во Франции везде проложены отличные дороги, так что скорость продвижения по ним даже возрастет, на что рассчитывали в штабах. Хотя армия на марше растянется — два резервных корпуса, взявшие Антверпен, будут приданы кавалерии для боев с территориальными дивизиями — французы начали поголовную мобилизацию ополченцев. А французской конницы не было видно — германские пулеметные роты проявили себя очень эффективно, теперь они придавались по возможности каждому кавалерийскому полку или пехотному батальона — хорошо, что станковые МГ-08 имелись на складах в большом количестве, заранее подготовленные к мобилизации и развертыванию армии.

Жаль, что третий корпус не сможет прибыть — его готовили к отправке на восточный фронт — там складывалась прескверная ситуация. Русские оказались неожиданно сильны, и тоже использовали кавалерию крупными массами. Но ничего, через неделю Париж будет взят, и не успеет толком пожелтеть и упасть на землю листва, как восточный сосед увидит перед собой всю победоносную армию кайзера…

Знаменитые марши германской пехоты, за которыми не могли угнать ни французы, ни русские. Перед войной в армии этому уделяли особое внимание — ведь автомобилей в войсках было незначительное число, а лошадей и так не хватало.

Глава 28

— Интриги, интриги — сочувствую Ники, надо же — каламбур получился. Все же жаль царя — ему всю эту хрень приходится уже тридцать лет учитывать, лавируя между интересами.

Ренненкампф невесело улыбнулся, посочувствовав монарху — тот даже Сухомлинова поставил военным министром не только потому, что тот, как писали недоброжелатели, «развлекал», а руководствуясь иными соображениями. Главным из которых было то, что этот генерал не входил ни в одну из влиятельных групп при дворе, и его кандидатура устроила всех, так не давала ни какой из «партий» укрепится у власти. Но сейчас, в момент отчаянной борьбы на фронте, нужно было возвращать Редигера — тот куда более годился в этой роли, благо именно он проводил реформы после поражения в русско-японской войне и прекрасно знал, что нужно сделать. А генерал Поливанов, имевший прекрасные отношения с думскими воротилами, которые и устроят февральский переворот 1917 года, пусть лучше будет на прежнем месте, на котором нужно много работать, а там следует «посмотреть», как говорят предусмотрительные люди.

Павел Карлович прекрасно понимал, что в глазах петербуржского «света» сам стал таким же жупелом, вот только он мог полностью рассчитывать на прежнюю «команду» убитого великого князя Николая Николаевича, а та снова становилась очень влиятельной, причем не только в военном ведомстве. Назначение Столыпина премьер-министром смешало расклады, к тому же сейчас Петр Аркадьевич явно собирался «свести счеты» со своими давними недоброжелателями, и можно было рассчитывать на взаимную помощь. Предстоит долгая война, и вести борьбу придется на два фронта — как против врага внешнего, так и внутреннего, и отнюдь не революционеров, а тех, кто жаждет дорваться до власти любой ценой, не останавливаясь перед «великими потрясениями». Причем часть из сановников давно подозревалась в измене — они не гнушались прихлебывать из «кормушек» разных «хозяев», вековых недоброжелателей России.

«Подселенец» за восемь лет успел многое сделать, причем при помощи царя — они работали в тандеме, как это не странно. Просто Николай Александрович, когда убедился, что «дядя» совсем не тот человек, и помыслы его направлены не на захват власти, а на укрепление трона в конечном итоге, предоставил своеобразный «карт-бланш». К сожалению, времени просто не хватило — если бы «внедрение» произошло еще лет на восемь раньше, до войны с Японией, то ситуация могла быть кардинально иной.

Но и так сделано немало, учитывая срок, и главное — в стране введено всеобщее и бесплатное начальное образование в рамках трехлетней школы. Как бы то ни было, но народ должен быть грамотным, и это уже видно по новому пополнению новобранцев, тех, кого призвали по достижению двадцатилетнего возраста в этом году — то есть родившихся в 1894 году, и первыми попавшими под школьную программу.

А вот в военной сфере приходилось больше рассчитывать на казенную промышленность, благо в связи с военными программами число заводов на треть увеличилось, а имеющиеся производства реорганизованы и расширены, получив новое оборудование. Так в Туле ИТОЗ состоит из четырех предприятий, где делают станковые пулеметы, винтовки, наганы и новые пистолеты. А есть еще огромный Ижевский завод, где вовсю «гонят» только карабин нового образца, и производство уже два года наращивают. В отличие от прошлой истории, когда в первой половине 1914 года на трех оружейных заводах выпустили всего 41 (сорок одну) винтовку, сочтя, что склады и арсеналы забиты, ведь для вооружения армии предполагалось использовать четыре с половиной миллиона трехлинейных винтовок и карабинов.

Здесь же была продавлена «Большая военная программа», в которой все расчеты по оружию и боеприпасам три года тому назад были фактически удвоены. Причем в связи с коротким сроком для ее выполнения заводы потихоньку вышли на максимальный режим производства к этому июлю, «подгадав», таким образом, к самому началу войны.

К тому же начал выпускать продукцию Ковровский пулеметный завод, построенный при помощи тех же датчан на три с половиной года раньше положенного историей срока. На нем должны были «гнать» датские '«мадсены» по тысяче штук в месяц, с возможностью удвоения производства через год. Теперь там пойдет в производство куда более простой и технологичный «дегтярев» в двух вариантах — пехотном и «специальном», последний тот же ДТ для вооружения бронетехники и аэропланов. И что немаловажно — эти пулеметы втрое дешевле «мадсена», и требуют намного меньше часов на изготовление. Так что есть немалые возможности довести производство в следующем году, до трех тысяч единиц в месяц без всякого надрыва — оборудование новое и станки закуплены про запас. А получение хотя бы двух ДП в каждый пехотный взвод означало многое для тактического использования, и при наступлении, и особенно в обороне.

На Сестрорецком заводе начали выделывать простой до жути автомат под пистолетный патрон для вооружения легкой пехоты и в качестве противоштурмового оружия для крепостных гарнизонов. Фактически гибрид ППС с деревянным ложем, прикладом и накладкой на магазин в 25 патронов. Такие же имелись под «обработанный» нагановский патрон, совершенный антипод, хотя система одна и та же — эти чаще давали перекос, чем стреляли, вызывая отборную ругань у стрелков. Так что все дело в патроне, который не хотели выпускать по дорогой германской лицензии. Зато сейчас можно обойтись без нее — в войне с врагом не до патентного права.

Так что трехлинеек для войны вполне хватит, вернее карабинов — усиленный выпуск до ста тысяч в месяц компенсирует любые потери. Тем более, на поле боя войсками захвачено огромное количество австрийских «манлихеров» и германских «маузеров» 98К, которыми вооружат ополчение, если потребуется призыв последнего. Да и трофейных пулеметов достаточно, но их нужно переделывать на русский патрон — захваченных у врага патронов хватит только на винтовки. Так что заказов на оружие делать не стали, как в той истории, когда скупали всякое старье, где только возможно, и тем создавали огромные проблемы в войсках с питанием патронами. Тогда на вооружении русской армии состояло до двух десятков типов винтовок — японских и французских, германских и австрийских, итальянских и мексиканских, до совсем экзотических стран.

Сейчас будет выпускаться всего один тип — короткий и дешевый трехлинейный карабин, которым будут замещаться в частях «пехотные» и «драгунские» винтовки по мере их убытия. Плюс небольшой выпуск винтовок для «охотничьей стрельбы», иначе снайперских. Правда, производство оптических прицелов немногим больше, чем станковых пулеметов — по штатам предусмотрено иметь два «охотника» на роту. Но их замена простыми диоптрическими прицелами была решена еще великим князем, вместе с организацией «охотничьей стрелковой школы». Так что подготовка кадров уже третий год проводилась централизовано, как и пулеметных расчетов, у которых в каждом военном округе имелись учебные батальоны и роты.

— Со «стрелковкой» хоть все нормально, кипятком мочиться не будем, — Ренненкампф отложил бумаги, которые вдумчиво рассматривал, осознавая масштабы той кропотливой работы, что провел «августейший внедренец» за прошедшие восемь лет. По всем расчетам выходило, что при использовании запасов и ежемесячного выпуска армия могла воевать до начала семнадцатого года, не испытывая пресловутого «голода» в винтовках и патронах. Тем более меры к сохранению в войсках оружия приняты жесткие, чему он немало удивился, когда впервые ознакомился с этим делом в своей армии.

Организован сбор винтовок на поле боя силами специальных команд, с унтер-офицеров взыскивали за порчу оружия по халатности, за небрежный уход. Ремонт проводился при дивизионных мастерских, в которые направляли всех призванных по мобилизации работников — а не отправляли тех в пехотные цепи, чтобы там без пользы сгинуть в атаке. Что не могли исправить на месте, грузили для арсеналов — там были специальные ремонтные цеха, причем старые винтовки переделывались в карабины.

Ренненкампф негромко подытожил сделанные им расчеты, ставя на листе бумаги свой характерный росчерк.

— Германия промышленно развитая страна, но ей потребуется время для развертывания производства. А у нас выпуск оружия уже скоро дойдет до максимального в рамках военного времени. Это преимущество временное, а потому его нужно использовать с наибольшей выгодой!

Атака русских гусар на не успевшую занять позиции германскую артиллерийскую батарею. В условиях маневренной войны такое происходило частенько при решительных кавалерийских офицерах и генералов, охотно и осознанно идущих на риск в бою.

Глава 29

— Павел Карлович, ситуация скверная — германские войска подходят к Парижу, охватывая его с двух сторон. Все решится в течение нескольких дней, и с крайне неприятным для нас результатом. Мне доносят, что правительство намерено переехать в Бордо, но сама столица, по сообщению военного агента, спешно укрепляется.

— Государь, не думаю, что французы оставят Париж без боя — на дворе стоит четырнадцатый, а не сороковой год. Штурм огромного города сопряжен с уличными боями, которые могут продлиться долго, если осажденные будут получать помощь извне, по одной из неблокированных дорог. Я думаю, вашему величеству следует направить президенту Франции телеграмму и приободрить обещанием скорой помощи.

— А мы ее сможем дать, Павел Карлович⁈

— Сразу нет, но со временем вероятно. Можно пообещать отправить из Владивостока один-два Сибирских корпуса — это произведет эффект и приободрит галлов. И обратится к англичанам с просьбой предоставить нужный тоннаж для перевозки войск. Нам необходимо усилить давление на австрийцев — еще немного и их фронт посыплется, если германцы не начнут усиливать его своими корпусами. Думаю, венские политики уже кайзера достали своими призывами о помощи. Взять резервов им больше неоткуда — все брошено в Галицийскую битву.

— Из Сербии сообщают, что австрийцы оставили только ландвер и гонвед — все дивизии направлены против нас.

— Это не поможет — у нас прибывают резервные корпуса, которые будут брошены в сражение. Австрийцы и венгры не германцы, против них можно смело использовать мобилизованные дивизии. Втянутся нормально, хотя потери неизбежны. Но у противника они сейчас намного больше — их армии потрясены, нужно только добить!

— А если они начнут отход за карпатские перевалы? Ведь удерживать их гораздо проще, чем сражаться на полях Галиции.

— Это так, государь, горная война диктует свои правила. Так что лучше постараться не дать им отойти, по крайней мере, организованно. И давить так, чтобы пути отхода у них оставались только к Перемышлю — пусть запираются в крепости, как в свое время французы в Седане. Там добить их будет намного легче, и не потребует больших усилий. Если же отсечем от перевалов, и сами займем их — то спуск пойдет на словацкие и чешские земли, где население охотно присягнет вашему царскому величеству. И выставит вооруженную силу, которая охотно будет драться с австрийцами и венграми — у противника убавится воинов, у нас прибавится.

— Вы правы, генерал — я уже приказал из числа военнопленных чехо-словаков отбирать тех, кто по своей воле желает сражаться против немцев и мадьяр. Таких набралось до семи тысяч — из армий постоянно докладывают, что отмечены переходы на нашу сторону уже целыми ротами, с офицерами славянского происхождения. Генерал Иванов начал формирование на своем фронте пока одной бригады — заверяет, что через три месяца они будут воевать вполне мужественно против моего «брата» Франца-Иосифа.

Николай Александрович закурил папиросу и усмехнулся — о формировании чехословацких бригад в прежнее время царь знал, и теперь начал этот процесс заблаговременно, благо трофейного оружия и артиллерии хватало с избытком, как и боеприпасов. К тому же, в плен охотно сдавались и южные славяне — хорваты, словенцы и боснийские сербы, а также румыны — недаром в Австро-Венгрии три пятых населения составляли покоренные народы, в большей части славяне. С них тоже сколачивали добровольческие части, но пока не крупнее полка.

— Государь, для захвата перевалов нужно бросить все силы и тем покончим с австрийцами одним ударом. Необходимо направить кавказские и туркестанские корпуса — они уже полностью отмобилизованы, вооружены горной артиллерией и прекрасно обучены именно для такой войны. Хороши кубанские пластуны в таких операциях. Прибытие пяти-шести дивизий снимет все проблемы для развития наступления через Карпаты.

— Это ослабит наши войска, когда османы объявят войну!

— Не думаю, государь, если мы дивизии переведем со штата в четыре полка на трех полковой. Бригадное деление не нужно, оно только мешает, и плодит множество генералов, не отвечающих своему положению. Лучше их не призывать из отставки и отправить обратно в тыл — они не нужны на фронте, так как не могут руководить войсками в новых реалиях.

— Мне о том не раз докладывали, да и Николай Николаевич ратовал за введение троичной системы, на его взгляд самой удобной — даже уставы переработал на этот случай. Я, кстати, вполне согласен с этим, хотя в Военном министерстве были против такого новшества именно из-за сокращения генеральских вакансий. Такую же организацию немцы ввели у турок.

— И сами перейдут этой зимой, государь — для фронта огромной протяженности нужны новые пехотные дивизии, и их обязательно нужно изыскивать и нам, и нашим врагам.

— Это потребует долгого времени, генерал.

— Государь, все гораздо проще — из кадровых дивизий вывести по одному пехотному и артиллерийскому полку, наиболее пострадавших и понесших самые значительные потери. За счет сокращения всех служб дивизий на одну четверть сформировать третью дивизию в корпусе, временно двух полкового состава, третий пехотный полк развернуть на основе запасных батальонов корпуса. Прибавить один артиллерийский полк, а второй передать в резервные корпуса — там при дивизиях не артиллерийская бригада, а полки. И ту же процедуру провести и в резервных корпусах. Мы оставим уменьшенные дивизии на фронте, зато их число увеличится в полтора раза — ведь каждый корпус будет состоять из трех, а не двух дивизий.

— Подготовьте ваши предложения генералу Алексееву — Генштаб представит свои рекомендации на основе имеющихся планов. Но есть большая проблема — надо отводить большую часть кавалерийских дивизий в тыл. Они понесли серьезные потери, и если их не отвести сейчас, то восстановление займет очень долгое время, до весны, как меня уверили.

— Это так, ваше величество, но если отвести дивизии с фронта сейчас, мы не добьем австрийцев. Нужно их разделить…

— Как разделить? Я не совсем вас понял?

— Оставить по одному полку от каждой бригады, наиболее укомплектованному. Один из батальонов егерей и артдивизион с эскадроном сапер. Дивизии останутся на фронте, пусть и будут представлять «половинки» от них. Зато в тылу укомплектуем запасными новые дивизии, число которых в коннице будет удвоено. У нас нет автотранспорта, так что нужны новые мобильные соединения в большем числе, — Ренненкампф остановился, и, видя, что царь не отвечает, а думает, заговорил дальше:

— Переход к троичной системе выгоден — сами дивизии станут меньше и куда маневреннее на поле боя, улучшится управление, для перевозки потребуется меньше эшелонов. При увеличении числа пулеметов и орудий их огневая мощь не уменьшится, а будет на одном уровне. Просто мы начнем реорганизацию сейчас, с самых потрепанных полков, а немцы будут ее проводить зимой, во время оперативной паузы. А недостаток один, и тот выдуманный в военном министерстве — собьется нумерация полков и уменьшится число генеральских вакансий.

— Этими возражениями можно пренебречь, — рассмеялся царь, но тут же стал серьезным, задав вопрос, который его, видимо, мучил:

— Почему немцы сейчас ведут войну совсем не так, как это было в вашем времени⁈ И вы, и Николай Николаевич говорили мне о совершенно ином ходе сражений!

— Так и мы начали вести войну по иному, специально готовясь к ней, государь. И об этих приготовлениях немцы не могли не знать, у них широкая сеть шпионов в нашей стране, и отнюдь не с германскими фамилиями. Впрочем, и «доброхотов» Франции с Англией хватает. Так что в окружении великого князя был агент, он сам не мог проговориться.

— Почему вы так решили, Павел Карлович?

— Иначе бы германские аэропланы имели на вооружении пулеметы, а их пока нет. Агент где-то рядом был к нему, а после смерти потерял доступ к источнику информации. Так что германские генералы просто сделали верные выводы, а в кое в чем, например, в создании конной армии на решающем направлении, нас опередили. Хорошо, что у них с лошадьми плохо, и нам будет легче, если они вздумают группу Марвица на восточный фронт перебросить. Лишь бы французы удержались, и фронт на западе сохранился. Иначе мы не выдюжим, даже если австрийцев разобьем…

Знамя Чехословацкого легиона на русской службе. Формирование началось с большим опозданием, иначе бы они участвовали в знаменитом Брусиловском прорыве 1916 года

Глава 30

— Я получил приказ защищать Париж от захватчиков! И я его выполню до конца, колонель! Так и можете донести о том своему императору — мы будем драться за каждый дом!

Генерал Жозеф Галлиени даже взмахнул рукой, он был преисполнен решимости сражаться до последнего солдата и ополченца, отстаивая столицу Франции, в которой стал военным губернатором и командующим Парижской армией. Кроме того, ему подчинялись спешно сформированная 6-й армия генерала Монури, что пыталась неудачно оборонять Амьен, и была оттуда выброшена как худой котенок, и группа территориальных дивизий генерала Амады, что не удержала фронт на Сомме под натиском германской кавалерии. Да и не мудрено — в корпусе Амады всего четыре резервные дивизии, столько же в 6-й армии, правда, туда отправили отборную марокканскую дивизии колониальной пехоты, прибывшую из Африки, и три территориальных, плохо обученных и еще хуже вооруженных.

Да еще там имелись три кавалерийские дивизии, переданные из 2-й и 3-й армий — их по германскому образцу усилили пехотными батальонами и самокатчиками. Эти одинадцать дивизий держали огромный двухсоткилометровый фронт от занятого тевтонами Гавра до Парижа, учитывая причудливые изгибы Сены. Широкая судоходная река сама по себе являлась очень хорошей преградой для наступавшей конной армии Марвица из четырех конных и двух резервных корпусов — всего с дюжину вражеских дивизий, уже основательно потрепанных. Так что имелись все основания верить, что фронт там надолго удержится. Ведь и так отдали неприятелю половину Нормандии, в добавление к уже потерянной Пикардии и Артуа.

В самом Париже войск вообще не имелось, прибыла только бригада морской пехоты, которая под свист боцманских дудок с бравым видом промаршировала через весь огромный город к вящему восторгу парижан. Однако генерал Галлиени действовал решительно и быстро — в столице начали сколачивать сразу три территориальных дивизии ополчения, недостатка в добровольцах не было — все горожане рвались на защиту города, приходили даже седобородые защитники Парижской Коммуны. Да сорванцы сбегались со всех сторон — таких «гаврошей» хватало с избытком.

Жителям было приказано сдать все огнестрельное оружие и боеприпасы, вооружать ополченцев приходилось даже охотничьими ружьями, и старыми винтовками времен войны с пруссаками. Париж прямо на глазах преображался, превращаясь в крепость, каковой, впрочем, он и был сорок четыре года тому назад — его ведь тогда осаждали пруссаки. Улицы перегораживался баррикадами, мосты минировались, канализационные галереи перекрывались, даже в катакомбах создавали особые отряды, предназначенные для действий в тылу германцев. Предместья окапывались — на работы выходили десятки тысяч горожан, трудились как заведенные механизмы, без отдыха и извечных русских «перекуров». Густая линия траншей, рвов, «волчьих ям» с вбитыми колами и замаскированных, уже прикрывала столицу с севера. Здания, что мешали действиям артиллерии, сносились моментально — теперь в мэрии уже никто не возражал, только подсчитывали суммы, которые придется выплатить владельцам за потерю имущества.

Да и кто в здравом уме сейчас будет ссылаться на какие-то законы, когда враг у ворот! Введено осадное положение, какие могут быть экивоки на статьи Конституции!

Правительство, после бурного заседания, все же решило переехать в Бордо 2 сентября — в «черный день» Седанской катастрофы. Для роли «спасителя Парижа» все единодушно проголосовали за назначение Галлиени, который в одиннадцатом году мог получить место главнокомандующего, но вместо него выбрали его давнего подчиненного Жоффра. Оба уважаемых генерала друг друга сильно недолюбливали, но тут навалилась общая беда, так что приходилось наладить общение и совместно работать.

Но резервов для обороны столицы у главнокомандующего не имелось — все бросалось к Марне, на которую вышла 2-я германская армия Бюлова, там уже перешла через реку, наведя переправы. Английская армия фельдмаршала Френча откатывалась, и вяло сражалась с тевтонами, больше отбиваясь. Дай британцам волю, они бы давно отошли к Сене, на левом берегу которой строился самый предельный рубеж отхода французских армий, там, где будет дано последнее решающее сражение — отступать дальше никто не будет, и так все департаменты северо-востока заняты неприятелем.

— Эх, сейчас бы ваш экспедиционный корпус хорошо помог — сибиряки отличные солдаты, и неважно, что Париж город — это огромный каменный лес, в котором они смогли бы сражаться! Парижанки уже толпятся у вокзалов — все говорят, что ваших солдат уже видели в Шотландии, где они в Эдинбурге стряхивали снег со своих сапог!

Генерал усмехнулся, но невесело — искоса посмотрел на военного агента — полковник Игнатьев только пожал плечами. Людская молва оказалась сильнее любой логики, потому что надежда на чудо, на неожиданное спасение, а это гораздо сильнее доводов рассудка. И ведь верят слухам истово, не соображая, откуда возьмется снег в начале сентября пусть даже в горной Шотландии. Однако растиражированная во всех газетах телеграмма императора Николая II вдохновила французов чрезвычайно.

Алексей Алексеевич хорошо знал, что через две недели должна состояться отправка всего двух стрелковых дивизий сокращенного трех полкового состава — «финляндской» из Архангельска и «сибирской» из Владивостока. И появятся они на фронте не раньше ноября, а то и декабря — слишком долог путь, особенно из Японского моря.

Он сам остался в Париже специально, с группой офицеров русской военной миссии — посольство в полном составе уехало в Бордо, вслед за правительством, бросив здание, на котором подняли флаг нейтральной страны. Его взбешенный Игнатьев и приказал немедленно снять, такого позора ему не хотелось. И приложил все свои силы для помощи союзникам, понимая, что останется тут с ними до конца. Всеже он сейчас не только военный дипломат, но в первую очередь командир единственной русской части во Франции, пусть только формируемой из эмигрантов.

— А знаете, колонель, отправьте хотя бы один батальон из вашей «русской бригады». Понимаю, что месяца обучения мало, но ситуацию сами видите — ей нужно как можно скорее воспользоваться. Прибытие нескольких рот чрезвычайно взбудоражит горожан, слухи о том пойдут по всем нашим армиям, и сразу докатятся до «бошей». Представляю, как округлятся глаза у германских генералов!

Французская пехота атакует в своих «революционных» штанах и синих «республиканских» шинелях. Большими потерями обошлась приверженность традициям — германская шрапнель и пулеметы собрали кровавую жатву на осенних полях 1914 года.

Глава 31

Командующим бригадой граф Игнатьев стал совершенно неожиданно и поначалу вопреки своему желанию. Во Франции проживало много русских, как верноподданных, так и не совсем, а то откровенных революционеров и мятежников, что нарушили военную присягу. И все с началом войны были поставлены перед дилеммой — или интернирование в специальных лагерях, либо служба во французской армии, причем в Иностранном Легионе. К тому же к нему самому в посольство с первого дня войны стали приходить сотни людей, желая сражаться за покинутое ими когда-то отечество. Причем многие являлись в прошлом бунтовщиками, принимавшими активное участие в революции. Среди них хватало не только бывших солдат и матросов, но даже офицеров, от прапорщика до штабс-капитанов включительно, повоевавшими с японцами в Маньчжурии.

Алексей Алексеевич, как и положено в подобных случаях, незамедлительно сообщил в Петербург. И был ошарашен буквально сразу полученным ответом, в котором указывалось немедленно войти в отношение с правительством Французской Республики о формировании на ее территории русской воинской части. Переговоры длились недолго, соглашение подписано — союзники всячески демонстрировали совместную «дружбу», и по пустякам ссорится не собирались. Премьер-министр Вивиани дал «добро», и распорядился выделить для подготовки один из французских военных лагерей близь Парижа. Более того, удалось вернуть всех уже мобилизованных русских «легионеров», причем с некоторым прибытком — французы сами дали инструкторов из славян, тех из них кто мог с грехом пополам говорить на понятном русским языке — болгар, сербов, хорватов, чехов и даже поляков.

Волонтеров набралось больше трех с половиной тысяч, шесть сотен из которых прежде проходили военную службу. Император пообещал всем бунтовщикам полное прощение, если те, как говорится, «не пожалеют своего живота за отечество». Все же остальные соотечественники, а их было на порядок больше, чем «волонтеров», предпочли уехать за океан, в Новый Свет, в нейтральные пока САСШ. Или перебирались южнее, в бывшие испанские и португальские колонии — кого больше привлекала Аргентина или Колумбия, а то Чили с Парагваем. А кого не устраивал испанский язык, селились в Бразилии. Были и те, кто предпочел остаться в Европе, но те уезжали в Швейцарию, Италию и Испанию — в любую невоюющую страну.

Командного состава тоже хватало, причем штаб-офицеров с избытком — во Франции проживало много отставников, что пожелали здесь сражаться за далекую Россию. А вот всем генералам, что явились по мобилизации, граф отказал — иметь у себя в подчинении старших по чину стариков, что доживали свой век в здешних пенатах, на виллах, та еще перспектива для полковника и аристократа, самая неприятная.

Оружие выделили французское, причем не только «лебели», но и батарею 75 мм пушек, и даже целую пулеметную команду, с громоздкими «сен-этьенами» на высоких треногах. На роль орудийных и пулеметных расчетов пошли матросы мятежных кораблей, половину из которых составили «потемкинцы», что под красным пиратским флагом две недели управляли броненосцем. С них составили также подразделения связи — все же моряки лучше знакомы с техникой, да и трудились во Франции мастеровыми. Для командования отобрали морских офицеров, что проживали во Франции, пребывая в отставке. С пушками знакомы, да и ладно, на месте разберутся, что к чему, а стрелять обучены из чего угодно.

Из собравшегося народа спешно формировали три батальона стрелков — два совершенно «сырых», из людей необученных, но вполне образованных. Тут были и студенты, и представители богемы, и бывшие гимназисты, подавшиеся в революцию с бомбой-«македонкой» в руке, или томиком «Капитала» бородатого немца-социалиста…

Положа руку на сердце — жалеть таких соотечественников граф не хотел, а потому предложение Галлиени пришлось ему по душе. Пусть смертью своей послужат монарху — вот смеху то, и геройски погибнут за идеал какой-то «своей» России, выдуманной воспаленным воображением. К тому же 1-й батальон можно отправлять — народ там бывалый, добрая четверть личного состава воевала с японцами в Маньчжурии, а вместе с другой четвертинкой бунтовала против самодержавия в пятом году.

Чего их жалеть — пусть идут и воюют!

— Хорошо, мой генерал — батальон можно отправить в Париж послезавтра, солдаты там опытные!

Посмотрев на Галлиени, негромко произнес Игнатьев. Удивительное дело, но у французов нашлась русская военная форма, вернее болгарская, заказ на которую выполняла одна из фабрик. «Братушки» шили ее по русскому образцу, идеальная схожесть во всем, даже в погонах и фуражке. Обмундирование было конфисковано незамедлительно, такие реквизиции обычное дело в условиях войны. Кокарды на фуражки и звездочки на офицерские погоны сделали в одной из мастерских, причем забесплатно, с французских складов выдали лишь ранцы и ремни. Так что батальоны внешне выглядели как русская императорская армия, если не учитывать внутренний «революционный» душок, но после потерь «заразных» останется намного меньше.

— Мне докладывали, что у вас есть знаменитые казаки. Пусть проедут по улицам с пиками и шашками, да жители посмотрят на их лампасы. Наших добрых парижан такое зрелище сильно вдохновит!

Казаки имелись, как не быть — среди них тоже «вольница» имелась. Но оно и понятно, если вспомнить кто такие Стенька Разин и Емельян Пугачев. Таких удалось набрать на казачью полусотню штатного состава. К удивлению графа в ней оказались в большом перевесе те, кто носил прежде на шароварах желтые лампасы — сторонники «Читинской» и «Красноярской» псевдо-республик, участники вооруженной демонстрации в Иркутске. Эти забайкальские, амурские, уссурийские, енисейские и иркутские казаки живо сообразили, чем им грозит карательная экспедиция генерала Ренненкампфа, идущая из Маньчжурии, а от Урала по Трансибу двигался отряд гвардии, который без суда и следствия казнил бунтовщиков. Так что мятежные станичники постарались как можно быстрее покинуть пределы богоспасаемого отечества, понимая, что их ожидает в самом скором времени.

— Увы, мой генерал, коней дали, но пик и казачьих шашек попусту нет. Да и лампасы нашить надо, но нет желтой атласной ленты, шириной в вершок, — Игнатьев для наглядности раздвинул пальцы. Про лампасы он раньше и не думал, но раз вопрос задан, надо на него найти достойный ответ.

— Пустяки, мне за сутки разыскали здесь десять тысяч охотничьих ножей, найдут пики с шашками, а нет — немедленно изготовят. Так, а ведь казачьи шашки у нас есть в складских помещениях музеев, они там с Крымской войны пылятся. А ленту тем более найдем — модных магазинов много, к вечеру рулоны привезут обязательно, не беспокойтесь.

Генерал подозвал адъютанта и отдал ему короткий приказ, а Игнатьев почувствовал, что с души упал камень — слова у генерала Галлиени не расходились с делами…

«Братушки» болгары, православные люди, а тут вместе с союзниками — германскими офицерами. Если сильно не присматриваться к кокардам на фуражках, много ли найдется отличий от русского православного воинства, что не раз спасало их от турецкой резни? История любит вот такие ехидные шутки, которые происходят вполне регулярно, как по расписанию, в любое «удобное» время!

Глава 32

— Это война экономик, государь. Все думают, что она будет короткая, и продлиться полгода, максимум год. И надеются на запасы, которых не хватит. Тот, раньше мобилизует экономику, получит инициативу в ведении боевых действий и превосходство в силах.

— Мы тут опережаем противника, Павел Карлович, наши казенные заводы уже подходят к максимальному выпуску всего необходимого, а через полгода и удвоения, за счет совершенного перехода на две смены. Кроме того, войдут в строй новые заводы, которые уже возведены или строятся.

— Все это так, ваше величество, но превосходство это временное — мы заранее готовились, а кроме нас более никто, даже немцы. Но нас к 1916 году догонят в выпуске военной продукции, а к следующему году перегонят. А после этого рубежа, делаем отсечку на февральской революции семнадцатого года, которую необходимо избежать, мы начнем существенно отставать.

— Но так и нам нужно провести мобилизацию производства, генерал, планы ведь заранее подготовлены, и они начали выполняться.

— Это хорошо, но несет дополнительные тяготы для народа и государства, которых нужно избежать. Чтобы не выйти из войны с напрочь «убитой» промышленностью, и подорванным сельским хозяйством.

— Что вы хотите предложить, Павел Карлович?

— Внести коррективы в планы — желательно покончить с войной как можно быстрее. А сделать это можно одним лишь образом — лишить Германию союзников, и как следствие, надежды на благополучный для нее исход в вооруженном противостоянии.

— Добить Австро-Венгрию пока не получается — ее войска хотя и покидают Галицию, но немцы вовремя пришли на помощь. Именно они остановили прорыв нашей 9-й армии.

Ренненкампф помрачнел — с западного фронта на восток были переброшены три пехотных и один кавалерийский корпуса. Причем последний был сводный — пополненный за счет других, а это само по себе наводило на размышления. По приходящим донесениям выходило, что сражение за столицу Франции приняло ожесточенный характер, а тут немцы перебрасывают войска в Силезию. Такое возможно только в одном случае, если австрийцы находятся на грани катастрофы, и вопли из Вены кайзер Вильгельм не смог проигнорировать. Вот тут и стало понятно, что сражаться с германцами на равных можно, но это занятие чревато большими потерями, которых лучше всячески избегать — дополнительные мобилизации обескровят страну и ее экономику, причем крестьянские хозяйства пострадают в первую очередь.

— Ничего страшного, государь, это и предполагалось изначально — без Австро-Венгрии «второй рейх» не выдюжит в одиночку. Нужно продолжать гнуть прежнюю линию — отбиваться от немцев, и давить всеми силами на австрийцев и мадьяр. Когда овладеем карпатскими проходами, то даже тогда не стоит останавливаться, и освобождать словацкие земли, потом добраться до Моравии и Богемии — нужна Прага и чешские заводы, они не должны работать на наших врагов. Хотя вряд ли удастся это сделать за зимнюю кампанию — но стоит попробовать. А еще втянуть к следующему лету в войну Румынию — фронт тогда не только у нас увеличится, но и у врага, а мы введем в действие всю нашу кавалерию.

— Но ведь тогда в войну вступит на стороне Антанты Италия, как мне помнится. А немцы ударят по нам главными силами — и начнется, как говорил Николай Николаевич, «великое отступление».

— Такого развития событий не произойдет, государь. В отличие от того времени у нас есть запасы снарядов и патронов, а Германия еще не развернет их производство до такой степени, чтобы нас просто смять. К тому же число пехотных дивизий у нас возрастет в полтора раза, а конных вдвое, пусть и с уменьшенной мощью. Резервов хватит, чтобы отбиваться от германцев и продолжать давить на австрийцев с прежней настойчивостью. И более того государь, следует широко внедрять в умы идеи панславизма — если их примут в полной мере славяне «лоскутной империи», то их армия уменьшится наполовину в одночасье. А у нас увеличится — трофейного вооружения уже хватает на десяток дивизий, а будет еще больше.

— Но ведь Турция вступит в войну в ноябре — это через семь недель. И ситуация для нас значительно осложнится.

— Этим и нужно воспользоваться, государь, причем немедленно. В зимнюю паузу, когда на германском фронте не будет активных действий. И ударить всеми силами по османам — нужно высадить десанты по всему побережью, захватить древний Понт, от Синопа до Батума. И попытаться освободить армянское нагорье до Эрзерума — предотвратить резню христианского населения. Вовлечь Англию — пусть проводит высадку в Дарданеллах. Чем больше там «томми» уложат, тем для нас лучше. В той войне нас «использовали», в этой мы должны быть намного умнее, и только нашим планам, и нашим выгодам отдавать приоритет.

— Хотелось бы, — негромко произнес царь, прекрасно знавший, как повели себя так называемые «союзники». — С такими друзьями и врагов не надо, они гораздо хуже немцев, Павел Карлович.

— В том то и суть политики, государь, когда играешь плохими картами, но другие думают, что у тебя отличный расклад. А заканчивать партию надо иначе — не карты на стол, а канделябром по голове — так всегда поступают с мошенниками. Заметьте — они хотят, чтобы мы воевали за них, но вот прощать долги не желают. А потому и наше отношение должно стать соответствующим — уже сейчас можно начать «мирную» пропаганду — кайзер Вильгельм на нее отреагирует, и как минимум предложит заключить сепаратные мир. Но только после того, как поймет, что «великого отступления» наших армий не будет. Он за это уцепится, а союзники станут перед неприятной дилеммой — или выполнить наши вполне уместные требования, либо остаться воевать один на один с Германией. Шантажировать — они к этому приему сами всегда прибегают, и нам не грех.

— Если англичане укрепятся в Дарданеллах, они оттуда уже никогда не уйдут, — на лице царя появилась тень, и правильно думал монарх — такой куш британцы вряд ли захотят отпустить.

— А мы их «подставим», ваше величество — пусть льют кровь на Галлиполийском полуострове, и как можно больше. Но как проведут эвакуацию, мы начнем свою операцию, с захватом Босфора и освобождением Константинополя, для того и Эссен на Черном море находится. Решим «восточный вопрос» раз и навсегда, и плевать на то, что «союзники» про это скажут. Мы их можем постоянно шантажировать тем, что не дадим погубить Германию и Австро-Венгрию — немцы их на века возненавидят. Главное, это чтобы Болгария в войну на стороне османов не вступила — достаточно ее нейтралитета, чтобы разделаться с турками.

— Бить только слабых союзников Германии, не трогая ее саму, — задумчиво произнес Николай Александрович, закуривая папиросу. Он долго размышлял, и лишь потом заговорил, тихо, но спокойно:

— Пожалуй, вы правы, Павел Карлович — в свете тех знаний о будущем, которые у нас имеются, это самый лучший вариант из всех возможных для нашей державы. А вы уверены, что война в шестнадцатом году, если мы одолеем турок и возьмем Босфор, окончится? Вряд ли австрийцы нам дадут поддержать сербов в трудный момент, они постараются захватить ее летом следующего года, как и произошло.

— Нельзя им этого давать сделать! А если не будет «великого отступления», то в войну не вступит Болгария, а на нашей стороне станут сражаться румыны. Линия фронта увеличится на тысячу верст, стабилизировать ее невозможно. Мы не румыны, и у нас будет средство для маневренной войны — почти сотня конных дивизий, пусть и небольшой численности. А у противника просто нет лошадей, и заменить ее можно только самокатами и автомобилями. Но технике требуются колеса с шинами — а резины у них тоже нет, и не будет — синтетический каучук появится в следующей войне.

— Ее лучше не допускать, Павел Карлович! Да и самой России не нужны великие потрясения!

«Братство» — германская агитационная открытка. А если в нее всмотреться, то такая пропаганда оборачивается «задницей» в прямом и в переносном смысле. Вчетвером против всего мира воевать — никаких мощей не хватит!

Глава 33

— «Боши» обломали об Париж зубы, вот от бессильной злобы и беснуются, — генерал Галлиени совершенно спокойно смотрел на летающие в небе «таубе», с которых сбрасывали вниз небольшие бомбы, от которых был минимальный ущерб, и то по большей части психологический. И то бомбили исключительно южные предместья, через которые Париж получал помощь и продовольствие, до северных доставала огнем вражеская артиллерия. Центр города постоянно обстреливали из дальнобойных орудий, превращая дома в руины, и судя по методичности обстрела, скоро кварталы превратятся в живописные развалины.

— А ваши артиллеристы очень умелые, смотрите, как точно стреляют! Если собьют, то станут «легионерами», обещаю!

— И «георгия» обязательно получат, — негромко произнес Игнатьев, баюкая лежащую на «косынке» руку. Граф получил осколок руку, когда повел в последнюю атаку поредевший батальон — немцев вышибли, и они отошли на две версты, убравшись с захваченных позиций. Однако и «русская» бригада фактически перестала существовать, потеряв две трети состава убитыми и раненными. Французское командование отвело ее в тыл на пополнение, и парижане бесновались от ликования, провожая героев в окровавленных повязках — почти все русские получили ранения, но оставались вместе с защитниками столицы. А как встречали проходящие через город батальоны и казаков, представить трудно, но вспоминать приятно. Женщины обнимали и пылко целовали солдат, осыпали их цветами, мужчины угощали шоколадом и табаком. Все жители десятикратно умножали число русских военных, превращая роты в полки, а казаков в азиатскую орду, в теперь уже знакомой и родной каждому парижанину форме.

— Никак попали! Да у вас настоящие кудесники огня, коронель!

Игнатьев оторопело взирал на белый клубок шрапнельного разрыва, что окутал вражеский аэроплан и разнес его в клочья. Отвалились плоскости и хвост, он отчетливо видел, как вниз полетел человеческий комочек — немец отчаянно размахивал руками, словно собираясь превратиться в птицу.

Но законы тяготения, известные каждому с гимназии, не отменишь — и можно только посочувствовать пилоту, которого к его несчастью шрапнель сразу не убила. Зато парижане злорадствовали при виде этой завораживающей всех картины падающего камнем вниз летчика, отпуская на его счет полные злорадства, «соленые» шуточки:

— Месье, этот немец решил превратиться в страуса, но те не летают!

— Зато скоро превратится в бифштекс с кровью — останется только поджарить на сковородке!

— С пуговица мясо будет — жевать плохо!

— Зато выплюнуть можно!

— Долетался «бош» — русские отлично стреляют!

— Браво русским — они спасли наш Париж!!!

Игнатьеву было чем гордиться — моряки не «подкачали» со своей задумкой. Сколотили большие деревянные тумбы с поворотным настилом, на который поставили орудийный лафет, опустив станину вниз на упор, который мог ходить вокруг тумбы — простейший поворотный механизм. И появилась первая установка против аэропланов. До этого парижане и солдаты стреляли по вражеским самолетам из винтовок, строчили очередями с крыш пулеметы, палили даже из охотничьих ружей. Несколько раз даже попадали — аэропланы, дымя моторами, снижались, но уходили прочь. А тут такой триумф — разнесли «этажерку» в ошметки, попав пятым по счету снарядом.

— Я немедленно доложу президенту о таком успехе! Можете поздравить расчет с заслуженными наградами!

— Благодарю, мой генерал, — отозвался граф, прекрасно понимая, что немалая толика наград перепадет и лично ему. Ведь Париж удалось отстоять, хотя немцы предприняли две неудачных попытки штурма, отбитых с большими потерями с обеих сторон. Обойти столицу Франции «бошам» не удалось — наступающие германские корпуса северо-западнее города уткнулись в широкую и полноводную Сену, на левом берегу которой французы успели укрепиться. А вот через Марну немцы переправились, и начали теснить англичан и дивизии 5-ю армии. Те отступили почти до Сены, еще немного и отошли бы за нее — укрепления стали возводить даже в Труа.

Но тут правый фланг армии фон Бюлова обнажился — немецкие корпуса растянулись в тонкую линию, стараясь соприкасаться «плечами». Сил у германцев практически не оставалось, резервы были израсходованы, и благодаря русскому наступлению в Галиции и Силезии, куда отправили четыре корпуса. Вот входивших в них дивизий как раз и не хватило, чтобы закрыть образовавшуюся брешь между 1-й и 2-й армиями. Этим удачным моментом воспользовался генерал Галлиени, бросив в сражение прибывшую из Африки дивизию колониальной пехоты. Причем применив необычный способ — в городе были взяты все автомобили такси — в каждую машину сажали по четыре солдата и отправляли на фронт, перевезя за ночь всю дивизию.

Удар оказался для германского командования неожиданным — впервые немцы стали отступать, причем обратно к Марне отходили намного быстрее, чем продвигались от нее.

Первый успех чрезвычайно воодушевил французов и англичан — вдохновленные им войска перешли в контрнаступление, тесня германцев. В междуречье Сены и Марны началось эпохальное сражение, победителями в котором оказались союзники — 2-я и 3-я германские армии отошли за Марну, и хорошо укрепились на ее правом берегу. Попытки форсировать реку были отбиты артиллерийско-пулеметным огнем, и союзники на другой стороне водной преграды принялись копать окопы. В последнюю неделю сентября фронт застыл — противоборствующие стороны просто исчерпали силы, войска были основательно обескровлены.

Париж был спасен, хотя немцы были отодвинуты от предместий с большими потерями, и при этом продолжали безнаказанно стрелять из тяжелых орудий по красивейшему городу Европы.

Но это была первая победа над ненавистными пруссаками — «чудо на Марне», как ее прозвали в народе!

Игнатьев, после вывода 1-й «Русской бригады» на пополнение и отдых, съездил в Бордо, встретился с послом, от Извольского узнал свежие новости. И они его сильно удивили — правительство Франции взяло на себя большинство обязательств по так называемым «русским займам», все выплаты по которым после войны будут выполняться по полученным из Германии репарациям. Одно это практически гарантировало французам, что русские теперь не выйдут из войны и не заключат с Берлином сепаратный мир. К этому решению, как было ему доверительно сказано, присоединилось бельгийское правительство в изгнании, и готовы последовать британцы. Кроме того, союзники приняли решение предоставить России солидный беспроцентный кредит на военные закупки в САСШ, так как их предприятия полностью загружены собственными армейскими заказами.

Алексей Алексеевич о том хорошо знал — военное министерство за три года до начало войны закупало в «Новом Свете» радиостанции и телефоны, телеграфные станции с проводами, автомобили и многое другое. И главное — благодаря американским закупкам и специалистам, заводы для производства строились и в России — в Нижнем Новгороде в следующем году начнут выпускать автомобили. А в Харькове уже делают первые трактора, прекрасно показавшие себя не только в качестве артиллерийских тягачей, но и для вспашки просторных полей чернозема в Южной России, где хозяйствование велось по-новому, там выращивали товарный хлеб.

А вот отправку войск из Петербурга придержали, сославшись на сложное положение на восточном ТВД. Но они уже были и не нужны — войска противоборствующих сторон спешно окапывались по Сене и Марне, возводя непреодолимые укрепления, опутанные колючей проволокой. Фронт здесь застыл окончательно — полтысячи верст сплошных позиций. Дивизии спешно пополнялись, развертывались новые. Мобилизация коснулась и заводов — на них наращивали выпуск оружия и боеприпасов, ведь в ходе боев выяснился чудовищный расход снарядов и патронов.

В 1-ю, и в формируемую 2-ю «Русские бригады», направили свыше десяти тысяч пополнения — проживавших во Франции подданных, включая и бывших, отлавливали, и уже не спрашивая мнения, просто отправляли в военный лагерь, угрожая репрессиями, вплоть до отправления на каторжные работы. Игнатьева такое бесчеловечное принуждение поразило больше всего — ведь аристократ считал Францию вполне демократичной страной, а тут такие меры, которые даже в России никогда не применялись…

Парижские такси мобилизованы — через несколько часов тысячи «паулю» окажутся на фронте. Именно они станут той «соломинкой», что сломает хребет «германского верблюда», или приведет к «Чуду на Марне».

Глава 34

— Кайзер обещал, что мы вернемся с первым листопадом, и оказался прав, — на лицо Людендорфа наползла ехидная, но тоскливая гримаса. — Мы возвращаемся, только отнюдь не победителями.

Генерал закурил папиросу — в рейхе еще можно было купить хороший табак, но запасы уже заканчивались, и все чаще приходилось прибегать к нормированию тех или иных продуктов. Морская блокада Англии давала о себе знать — огромный торговый флот рейха бесполезно простаивал в портах, сотни судов были интернированы в нейтральных странах. Но еще больше транспортов было захвачено британскими крейсерами, что контролировали все океаны, включая льды самого северного — там тоже видели мачты с развевавшимся на них «Юнион Джеком».

Французской армии было нанесено поражение, но отнюдь не самой Франции. Наступление остановилось у предместий Парижа, взять столицу просто не хватило сил. Но зато теперь германская артиллерия превратит ее в груды щебня, и правильно сделает — крупные промышленные центры неприятеля, если невозможно захватить, следует разрушить до основания, в качестве наглядного примера для строптивых.

Возник протяженный, более чем полутысячи километровый фронт, на примерно три равные части разбитый. Первая протянулась от занятого Гавра по Сене до Руана, и дальше на Париж, что представлял огромную и хорошо укрепленную крепость. Позиции тут занимали 1-я и 5-я армии, управление последней было специально снято и переброшено на север, туда же отправились и несколько пехотных корпусов, чтобы заполнить оборонительную линию после снятия кавалерии. Сразу три германские армии — 2-я, 3-я и 4-я — занимали фронт по правому берегу Марны, а потом изгибом окружая французскую крепость Верден, до миельского выступа. А далее, в Эльзасе и Лотарингии, пройдя до Мозеля, окапывались 6-я и 7-я армии.

— Наступление выдохлось, — пробормотал Людендорф, поглядывая в оконное окно, где снаружи царствовала слякотная погода — на дворе конец октября с его дождями. Эшелоны с потрепанными кавалерийскими корпусами бесконечными вереницами шли на восток, словно гигантские шевелящиеся железные гусеницы. Нет, не на войну с русскими, которых серьезно недооценили, на пополнение и переформирование — потери ужасали. В окопной войне на западном фронте конница оказалась бесполезной — шрапнель и пулеметы буквально выкашивали лошадей. Чтобы действия кавалерии снова стали эффективными, требовался простор для маневренных действий, и соответствующая теплая погода, с конца весны до середины осени.

— Ничего, до мая пополнимся, придем в себя, а там одним наступлением сокрушим русскую армию, — мечтательно произнес Людендорф, но тут же себя поправил, теперь он осторожничал.

— Думаю, что сокрушим, по крайней мере, я сам на это сильно надеюсь. Долгое время воевать на два фронта мы не сможем, надо выбивать одного из противников. А иначе катастрофа неминуема…

Людендорф осекся — как офицер Генерального штаба он сумел сопоставить возможности Германии и ее противников, как военные, так и ресурсные. В долговременной войне поражение неизбежно — кроме железной руды и угля в рейхе нет сырья. А для ведения боевых действий требуется медь и олово, хлопок и селитра — без боеприпасов воевать невозможно. Да, запасы сделаны на полгода, максимум на год, за счет поставок сырья из нейтральных стран. Англия блокировала морские пути, но есть нейтральные страны, где многое можно купить, пусть и по завышенным ценам — напрямую примыкают Швейцария, Голландия, Дания, Норвегия со Швецией. В последней стране симпатизируют рейху, поставляют железную руду в больших объемах, но воевать с русскими не станут — блюдут нейтралитет.

Через Австро-Венгрию тоже можно получать столь нужное сырье из Италии, Румынии, Болгарии и Османской империи. Но все дело в том, что с вступлением в войны этих государств ситуация может измениться. Причем кардинально — Италия, заявившая о своем нейтралитете, ясно просигнализировала, что не желает состоять в «Тройственном союзе», и готова, если Антанта гарантирует ей широкие преференции, выступить на ее стороне. В лучшем для Германии случае, Рим будет соблюдать нейтралитет. Но итальянские политики зарятся на австро-венгерские земли больше, чем на французские колониальные владения. Но, возможно, и что-нибудь и уступят в Африке, какие то клочки, небольшие, бедные сырьем и бесполезные. Этой кости гордым потомкам римских легионеров вполне хватит.

Османы будут воевать против России, слишком велики противоречия. Тем более, Англией турки сейчас сильно недовольны — таких обид никто из них не простит. Потому император Николай держит на Кавказе корпуса — ни один из них так и не появился на восточном фронте.

Болгары и румыны будут держать нейтралитет — малым государствам начинать войну с любой «великой державой» не с руки. Может быть, если ситуация на фронте станет для Германии благоприятной, то они выступят на ее стороне, но на то мало надежд в нынешнем положении. Мало того, что Франция устояла под натиском восьми германских армий, включая «Передовую», так Россия показала свою настоящую силу.

— Они провели куда больше реформ, чем мы увидели, — покачал головой Людендорф. Австо-Венгрия получила сильный удар, почти нокаутирующий, как выразились бы «островитяне», любители бокса. Фронт союзника оказался рассеченным, 3-я армия заперта в Перемышле — вряд ли крепость долго продержится. Три армии, 1-я, 2-я и 4-я, потеряв массу вооружения и десятки тысяч пленными, откатились за Карпаты, и что самое скверное, не удержали перевалы. Русские, полностью заняв Галицию и почти всю мало-польскую территорию, уже ворвались в словацкие земли, где их радостно встретили местные славяне. Эти неблагодарные рабы (а «склавен» с немецкого переводится именно как «раб») встретили манифест царя Николая с ликованием. Тревожно за Моравию и Богемию, где чехи так же нетерпеливо ждут прихода русских корпусов. И вообще, чего скрывать — численность австро-венгерских дивизий уменьшается прямо на глазах, дезертирство среди славянских солдат растет с каждым часом, и лишь жестокие репрессии и расстрелы перед строем, пока помогают венским и будапештским политикам держать воедино расползающуюся во все стороны, как гнилая ткань, армию.

— Все правильно, сейчас мы только немного потреплем русских под Мемелем, на который они яростно наступают. И в Силезии, где до сих пор идут бои. Но главный удар нужно нанести в мае, когда просохнут дороги, и мы будем полностью готовы сокрушить царские армии!

Людендорф прикрыл глаза. Он уже знал, что принято решение провести широкомасштабную реорганизацию пехоты и кавалерии, и по мере насыщения войск новым оружием, увеличить в полтора раза число дивизий, правда, уменьшив численность каждой. Но иных вариантов просто нет — линия фронта значительно возросла, и соединений требуется намного больше, чем имеется сейчас…

Атака австрийской пехоты. Ее численный состав больше чем на половину состоял из славян, порой откровенно ненавидевших немцев и мадьяр, считавшихся людьми «высшего сорта». Их всех объединяла сакральная фигура старого императора Франца-Иосифа, и вера в непобедимость двух империй. Но стоило умереть монарху и потерпеть поражение, и перед взорами предстала россыпь государств, мелких, но с большими внутренними проблемами.

Глава 35

— Александр Васильевич, император отдал категорический приказ — при появлении в Черном море «Гебена» немедленно атаковать его и уничтожить, не считаясь ни с чем! И под каким бы флагом он не был!

Впервые Колчак видел Эссена настолько возбужденным, хотя адмирал и так был порывистым и энергичным моряком. Словно разъяренным тигром ступал по линолеуму адмиральского салона флагманского эскадренного броненосца «Князь Потемкин-Таврический», который в виду мятежа уже успел побывать «Пантелеймоном». Правда, император Николай Александрович опомнился и наложил позже революцию — «не следует лишать корабля славного имени человека, создателя Новой России».

Однако «победа» этого фаворита императрицы Екатерины Великой не сохранила свое название — мятежный крейсер «Очаков» лишился имени, и был переименован в «Память Азова». Также как однотипный крейсер «Кагул» обрел новое имя — «Память Меркурия». На Черноморском флоте их именовали «гвардейскими», так как два этих корабля получили «георгиевские» флаги в «наследство» по давней традиции. Причем балтийский «Потемкин», ввиду «старости» передал свое имя «Очакову», а сам был отправлен на слом. Все сочли этот парадокс злой шуткой великого князя Николая Николаевича, который в те года держал флот на крайне скудном обеспечении. Великий князь однажды очень зло высказался — «теперь два мятежника в одном будут, зато подвиг предка флоту в пример».

— Александр Васильевич, вы идете на «Севастополе» прямо к Босфору, в сопровождении 1-го дивизиона «адмиралов». И ждете появления «Гебена» на отдалении, и как только он выйдет, перекрывайте «калитку». Нужно отсечь ему возвращение обратно, а с пустыми угольными ямами он долго не поплавает. И немедленно радируйте мне — я выйду со всей эскадрой и уже наглухо перекрою вход в Босфор, выставим мины.

Колчак только кивнул — план ему сразу понравился. Он знал Эссена давно, с порт-артурских времен, когда командовал миноносцем, а Николай Оттович броненосцем «Севастополь».

— Если же выйдет один «Бреслау», пропустите его мимо себя, демонстрируйте «миролюбие» — можете даже отсалютовать, — командующий флотом усмехнулся, вот только взгляд не сулил ничего доброго. — Наши «адмиралы» в любой момент могут догнать германский крейсер, пусть и ставший «турецким», и сбить ему ход. Дальше придут «гвардейцы» и просто отправят «Бреслау» на дно. Ваша цель одна, Александр Васильевич — и «Гебен» вы не имеете права упустить! Он не должен уйти обратно в Босфор!

— Я сделаю все, что в моих силах, ваше высокопревосходительство! Если «Гебен» выйдет в Черное море — обратно в Босфор я его не пропущу. А как только подойдет эскадра, отправлюсь в погоню.

В исходе предстоящего столкновения Колчак не сомневался — против дюжины 305 мм новых пушек в 52-го калибра русского линкора вражеский линейный крейсер имел десять 283 мм, снаряды которых были в полтора раза легче. Так что новоявленному «турку» придется несладко, а стоит ему потерять ход, то корабль будет обречен — имея двойной перевес в огневой мощи «Севастополь» просто отправит на дно своего противника.

Да и бой с тремя старыми русскими броненосцами не сулил «Гебену» ничего доброго — те имели 8–305 мм и 4–254 мм орудия, а к ним уйму шестидюймовых пушек Кане. Не имея должной скорости, они могли просто закрыть своими бронированными корпусами проход среди минного заграждения, что уже будет выставлено, и радировать на «Севастополь» о возвращении противника. Линкор будет поблизости — все дело в том, что бункероваться углем «Гебену» фактически негде.

Из болгарской Варны и румынской «Констанцы» немедленно придут радиограммы. Остается только турецкие Синоп и Трабзон, где есть запасы угля, но там будут свои «сторожа». В их роли выступают эскадренные миноносцы типа «Адмирал», с турбинами, способными выдать ход в 32–33 узла, построенные по типу первой четверки балтийских «новиков», но улучшенного типа. В 1-й дивизион входили четыре «адмирала», названные в честь героев Синопского сражения и обороны Севастополя — Нахимова, Корнилова, Истомина и их «отца» — Лазарева. Во втором дивизионе числились эсминцы, представлявшие имена самых известных адмиралов Черноморского флота — легендарного Ушакова, знаменитого победой при Наварине Гейдена, «беспокойного» Бутакова и сражавшегося при взятии Корфу Пустошкина.

Вот эта восьмерка эсминцев и была теми «гончими», что будут выслеживать «Гебен» в акватории не очень большого по размерам Черного моря, и это не считая множества постов по всему побережью Кавказа и Крыма. А также старых миноносцев, что при удаче могли убежать от противника — их ход был в 25 узлов, тогда как германские корабли могли выдать 26–27 узлов. Но оказавшись перед вражескими кораблями, машинные команды из кожи вывернутся, чтобы набрать нужный ход, и даже больше того.

Так что нигде «Гебену» не скрыться, и как только угольные ямы опустеют, ему настанет скорый конец от пушек «Севастополя» или атаки субмарины — дюжина подводных лодок ведь отстаиваться в Ахтиарской бухте не будет. К тому же легкий крейсер «Бреслау» имеет на вооружении дюжину 105 мм пушек, и отделяться ему от «Гебена» не следует — могут нагнать «адмиралы» и навязать бой — на каждом по четыре 102 мм пушки. А стоит германскому кораблю потерять ход, как он обречен — подойдет любой «гвардеец» и «затопчет» в море — пушек на четыре больше, и калибром стволы крупнее — шесть дюймов, снаряд втрое больше по весу.

Так случилось в порту Пенанг в Индийском океане две недели тому назад, где русский крейсер «Жемчуг» принял бой с «неуловимым пиратом» и «грозой востока» германским крейсером «Эмден», который вошел туда с фальшивой четвертой трубой. Однако русские ожидали «визитера» и засыпали градом 120 мм снарядов из пяти орудий — противник имел в бортовом залпе тоже полдесятка орудий, но 105 мм. Вскоре подоспел «Аскольд», от которого германский крейсер удрать не смог, и выбросился на берег, избитый шестидюймовыми снарядами до неузнаваемости — командир «Эмдена» и большая часть команды попали в русский плен.

И это не единственный успех — при обстреле Мемеля двумя русскими линкорами, предпринявших дерзкий набег для помощи войскам, что штурмом овладели городом, потоплен германский броненосный крейсер «Роон». Три подоспевших вражеских броненосца попали в серьезный переплет, и это имея численное превосходство. Два ушли к Кенигсбергу уже серьезно поврежденными, а разбитый «Кайзер Барбаросса» затонул у Куршской косы.

Вся Россия была преисполнена ликованием от столь громкой победы над могущественным кайзерлихмарине. Даже из Лондона пришли поздравительные телеграммы от короля и 1-го лорда Адмиралтейства, назвавшие Мемельское сражение «величайшей викторией» русского флота.

У Кенигсберга был торпедирован «Акулой» и затонул легкий крейсер «Ниобе». Именно активным действиям русского флота, и внезапному появлению линкоров и приписывали удачный штурм Мемеля. Однако были и потери — уже вражеской субмариной торпедирован и погиб почти со всей командой крейсер «Адмирал Макаров» — многие сочли это предостережением. Да и сам контр-адмирал Колчак, переведенный с севера на Черноморский флот, так тоже посчитал…

Эти два корабля попортили немало нервов английским и русским адмиралам. Первые его упустили, а потом расплатились потерями в Дарданеллах, а вторые никак не могли настигнуть, хотя пара стычек все же случилась…

Глава 36

— С паршивой собаки хоть шерсти клок, — пробормотал Ренненкампф, и, отпив глоток кофе, закурил папиросу. Война шла ровно три месяца и три дня, но это была совсем не та «1-я мировая», что случилась в его времени. Вмешательство в ход истории всего одного влиятельного «попаданца» или «вселенца», что будет точнее, резко изменило ход предначертанных событий, вернее, внесло определенные существенные коррективы. Но не всегда и не везде — у исторических явлений оказался сильнейший инерционный механизм, так что в той или иной мере происходило «повторение», что, по мнению учителей и философов, есть «мать учения».

Военные действия на западном направлении приняли для французов гораздо худший вариант развития событий. Германские генералы действовали по измененному «плану Шлиффена», проложив своим войскам дорогу через Бельгию откровенным вероломством — без объявления войны внезапным ударом овладели хорошо укрепленными фортами Льежа, и тем открыли себе дорогу для обходного маневра.

Второе отличие оказалось в том, что армий оказалось не семь, а восемь, и первой бросилась в наступление «конная» — сразу пять кавалерийских корпусов, маневренная, быстро идущая вперед внушительная сила. Сроки выхода на французскую границу сдвинулись на более раннее время, и саму Бельгию полностью вышибли из войны, оккупировав всю территорию этой маленькой страны, не оставив даже клочка для короля Альберта.

Вот только Парижем германцы не смогли овладеть — французы успели разрушить железнодорожную инфраструктуру. А на сотню верст расстояния гужевым транспортом сильно не повозишь припасов, обеспечивая «питание» боеприпасами двухмиллионной армии. В этом то и была изначальная ошибка «плана Шлиффена», как и то, что им не принята в расчет суровая решимость французов отчаянно и ожесточенно сражаться, что проявилось на примере обороны столицы. Парижане и не подумали покидать свой родной город, и тем более объявлять его «открытым».

Да и вся страна помогала им, чем могла!

Так что знания из «будущего», вернее его «куски», пока еще неизвестно, как полученные кайзером, не сильно ему помогли в начальном периоде войны, хотя германцы значительно улучшили свою вооруженную силу. Да и добились куда большего, продвинувшись дальше. «Бег к морю» не случился именно потому, что вторжение сразу же пошло на широком фронте, а территория немедленно бралась под контроль оккупационными войсками. Артуа, Пикардия и Шампань заняты немцами полностью, Нормандия наполовину, от трех других исторических провинций достались лишь «куски». Вот только половины своей экономической мощи Франция лишилась, да и крупнейший промышленный центр сейчас превращался в развалины.

Потому французское правительство, переехавшее в Бордо, и пошло на уступки России, «великодушно» и быстро «списав» с империи долги по займам — свои проценты банкиры уже получили, а за все остальное заплатит Германия после поражения по полной программе. А теперь страна лихорадочно приступила к мобилизации промышленности — нехватку оружия и боеприпасов нужно немедленно восполнять, а это потребует долгого времени.

Россия же подготовилась к войне гораздо лучше, чем в былой реальности. Из несчастливой войны с японцами были сделаны жесткие выводы, да и экономия на отказе от строительства заведомо устаревших кораблей принесла свыше сотни миллионов рублей, что пошли на развитие системы школьного образования, пусть начального, однако обязательного и бесплатного для всех учащихся. И сейчас это начало приносить свои плоды — в армии значительно увеличился процент грамотных солдат молодых возрастов.

Опору сделали на развитие казенной промышленности, наиболее эффективной в военное время в отличие от частного производства, с его «задранными до небес» ценами, когда снаряды обходились втрое дороже. А тут, прекрасно зная, что война будет, и какой размах она примет, царь с великим князем подготовились к ней весьма основательно, пустив всю «экономию» министерства финансов. Ведь все «сэкономленное» иначе бестолково потратили, скупая втридорога вооружение и боеприпасы.

И правильно — зачем покупать рыбу, если нужно купить удочку, но еще лучше сеть, и научится ими пользоваться!

Развитие казенных заводов в предвоенные годы дало серьезный толчок в становлении промышленности как таковой. Производство оружия, от пулемета до линкора, требует определенного технологического уровня, и участия многих предприятий. Ведь нужен металл, а его требуется добыть и выплавить — развитие отраслей идет комплексно. А еще нужны подготовленные специалисты и работники, и тут советский опыт с ФЗУ и техникумами оказался более чем востребован. А развитие промышленности имеет следствием урбанизацию — рост городского населения. Все цепляется одно за другим, и страна меняется — вначале незаметно, но с каждым годом перемен становится все больше и больше, что и происходило в этой реальности.

— Есть шансы, есть, и значительные. Германии и так невероятно повезло в прошлый раз, фактически затянув войну за счет революции семнадцатого года, — задумчиво произнес Павел Карлович, выбивая пальцами марш по столешнице. В прошлое время всем вбивали в головы как аксиому, миф о технической отсталости России, приводя цифры по отраслям военного производства стран мира за годы войну. Выходило впечатляюще, впору было хвататься за голову и проклинать «отсталый» царский режим. Но всем известно, что дьявол скрывается в деталях, и стоит взглянуть пристальнее, как все эти «крики» превращаются в пропагандистские завывания, клише, которые постоянно вбивают в головы, чтобы им поверили как истине. А та, как известно, всегда «где-то рядом».

Все дело в том, что почти две трети произведенного оружия и боеприпасов приходилось на последние два года войны, из которой Россия фактически вышла, и ее военное производство стало стремительно «обнулятся» с «демократическими переменами».

Но если пристально посмотреть на данные за 1914–1916 год, не все так плохо — Россия производила намного больше, чем в Австро-Венгрии, и всего вдвое меньше, чем сама Германия. Сейчас картина за счет уже летом запущенного во всю мощь военного производства иная, гораздо лучшая, чуть ли не первое место, немцам догонять придется долго. Потому сама ситуация на фронте другая, позитивная во всех отношениях, о «снарядном и патронном голоде» и речи быть не может. И так будет до конца 1916 года.

— К весне семнадцатого нужно заканчивать бойню, когда в Германии самый настоящий голод начнется. А на брюкве они много не навоюют, «ананас Гинденбурга» плохая замена зерну и картошке.

Павел Карлович усмехнулся — как никто он сейчас понимал, что эта война совершенно не похожа на ту, которая привела страну к катастрофе…

Ценой неимоверных усилий Германия выпустила на последнем году войны этого «зверя» — всего 20 (танков) на фоне нескольких тысяч британских и французских бронированных гусеничных машин. Отсталая царская Россия до семнадцатого года произвела свыше двухсот броневиков — больше всех среди воюющих держав. И уже осенью 1914 года задействовала на фронте «автопулеметные роты» с весьма положительными результатами. Другое дело в том, что страна не смогла с должной эффективностью воспользоваться всем тем, что имела. Но даже в 1916 году, после «великого отступления» был победный «Брусиловский прорыв», после чего Австро-Венгрия «задышала на ладан». Но дальше пошли «странности»…

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ «РАСПЛАТА ПО СЧЕТАМ» Глава 37

— Государь, германцы только прогрызают наш фронт, прорыва у них не получается. В развалины Краков превратили, как и Париж — ничего большего у них не выходит, как бы они не старались.

Ренненкампф пожал плечами — ожидаемое майское наступление кайзеровских войск явно провалилось. Задумано неплохо — нанести два сильных удара вдоль левого берега Вислы, чтобы сама река прикрывала открытый фланг. Один с севера, от Торна или Торуни, другой юго-западнее, на захваченный корпусом Келлера в самом начале войны Краков. Да и действовали немцы ожидаемо — подвезли крупнокалиберную артиллерию и стали проламывать фронт на полосе шириной в тридцать километров. Вот только сейчас на дворе стоял совсем другой 1915 год, и бросать в самоубийственные контратаки, расходуя драгоценный состав кадровой армии Ренненкампф не собирался, применив приемы из совсем другой войны.

Поступили намного проще — подвели тяжелую полевую артиллерию и начали подбивать горловину прорыва, стараясь превратить ее в «бутылочное горлышко». И впервые привлекли к делу новую «напасть», которую германцы совсем не ожидали увидеть.

По позициям крупнокалиберной артиллерии отбомбилась Эскадра Воздушных Кораблей, где уже насчитывалось три с половиной десятка четырех моторных бомбардировщиков «Илья Муромец». Вот это и было «ноу-хау», до которого все враждующие стороны еще не додумались. А перспективы авиации были оценены еще семь лет тому назад, когда хрупкие аэропланы еще еле держались в воздухе. Ведь самое уязвимое место в российском самолетостроении в годы 1-й мировой войны представляли авиамоторы — собственный выпуск на Русско-Балтийском вагонном заводе являлся мизерным, буквально несколько штук в месяц. А потому в двенадцатом году стали строить нормальный завод, закупив станки у Северо-Американских Соединенных Штатов — старались технологии брать у самой передовой на это время промышленной державы мира. Именно производственное оборудование было главным — авиастроение за океаном находилось еще на «пещерном» уровне. Зато к началу войны стали выпускать вполне надежные авиадвигатели РБВЗ в 90 и 140 л. с., причем производство от нескольких штук в месяц, к декабрю четырнадцатого года стало представлять недельный выпуск, сейчас ежедневный — два завода просто втянулись в работу, как и сами специалисты. И можно было еще наращивать как выпуск, так и мощность самих двигателей, которые конструктивно уже отработаны в производстве, лишившись большей части неизбежных «детских болезней».

Одновременно создали управление ВВС с фронтовыми структурами, с прямым подчинением им авиационных эскадрилий — дробить авиацию по корпусам, как делали все противоборствующие стороны, не стали с самого начала, образовав отдельный вид вооруженных сил. Во главе встал великий князь Александр Михайлович, крайне деятельный и энергичный, к тому же умный, что немаловажно.

За зиму наладили выпуск ПВ, синхронизированного «максима» для установки на истребители, и ДС — аналога ДТ, турель сразу начали использовать на бомбардировщиках и разведчиках. Финансы сэкономили на «колбасе» — от использования аэростатов и дирижаблей отказались заблаговременно, не «переболев» этой «болезнью». Да и собственное ПВО появилось — на грузовики «Руссо-Балт» стали устанавливать трехдюймовые пушки Лендера, как и было в прошлой истории, только в большем количестве. Появились и счетверенные пулеметы «максима», но ими не увлекались — на фронте каждый пулемет был на счету, хотя производство уже сейчас достигло максимального уровня декабря 1916 года — тысяча двести штук в месяц. Столько же уже выпускалось и «дягтерей», генерал Федоров наладил их производство на Ковровском заводе, причем гарантировал, к концу лета будут производить уже по две тысячи штук в месяц. И это только на казенных заводах, «частникам» заказы на производство нового оружия не давали, зато озадачили ремонтом, с которым арсеналы не справлялись…

— Польское население сильно недовольно, Павел Карлович, что война разрушает их жилища и приносит в жизнь бездну лишений, — в голосе царя сочувствия не прозвучало, впрочем, как и злорадства. А вот Ренненкампфа этот вопрос совершенно не беспокоил, наоборот — он видел, что сами поляки, которые с началом войны возлагали надежды на немцев, которые освободят их от «русских оккупантов», начинают яростно ненавидеть тевтонов. Обычные поляки, далекие от политических игрищ панства, что держали руку Вены, и кормились с ее ладони. Особенно такие «революционеры» как Пилсудский, что пытался сейчас создавать «польские легионы» для войны с русской армией. Тем лучше — самая действенная дискредитация выйдет!

— Это проблемы польского населения, государь. Им всем было предложено уходить за Вислу, оказывалась помощь — и кто после этого виноват⁈ Они ждут немцев — и те придут, но в разоренный войной край — мы будем драться за каждый город, за всякое местечко. В худшем случае оставим только западную часть «польского балкона», но германская армия умоется тут кровью. Жалеть поляков я не стану — панство, единственное среди всех славянских народов, решило, что будет держаться немецкой стороны, Берлина или Вены. И это хорошо — чем больше поляжет «оголтелых», тем для будущего России лучше. Меньше проблем будет!

Ренненкамп сдержался, чтобы не выругаться в присутствии императора. За время, проведенное в Варшаве, он сделал немало выводов. Именно поляки охотно сдавались немцам и австрийцам в плен, не желая воевать за ненавистную им Россию, и сохранить собственные жизни. Вот только жестоко просчитались — теперь их насильно отправляли на войну с императорской армией, и первые бои привели к жестоким потерям среди «панства». К тому чехи и словаки, перешедшие на сторону Антанты, их яростно возненавидели — в плен друг друга не брали, борьба пошла на взаимное уничтожение, ведь от клейма предателей «славянства» вовек «пшекам» не отмыться…

Для первых двух лет войны «Илья Муромец» Сикорского являлся тяжелым бомбардировщиком, что мог вывалить на противника двадцать пять пудов бомб — четыре центнера. До подобного самолета союзники дошли только в конце войны, осознав ценность многомоторных аэропланов. Да и оборонительное вооружение с полудюжины пулеметов делало «Илюшу» опасным противником для вражеских истребителей, а отнюдь не жертвой.

Глава 38

— Всего какой-то десяток новых казенных заводов, построенных заблаговременно! Они если не решили проблемы, то сильно их сгладили, а суммы потраченные на их строительство плевые, в сравнение с теми, что сейчас выбросили бы на закупку всего необходимого…

Ренненкампф еще раз посмотрел на сухие строчки отчетности, в какой раз мысленно поблагодарив как великого князя Николая, так и его тезку императора. Эта парочка сыграла на опережение — прекрасно зная, что война неизбежно начнется, они сыграли на опережение. Ухнули приличные суммы, опустошив государственную казну, на строительство заводов, закрыв все те бреши, которые бы сейчас начали играть свою зловещую роль. Взять те же патроны — в прошлую войну их не хватало еще потому, что заново снаряжение отстрелянных гильз не производилось. Сейчас их собирали во всех полках, упаковывали в пустые ящики и отправляли в арсеналы. А там из готовых элементов уже снаряжали по-новому гильзы, а негодные отправляли на переплавку. Все потому, что в каждом батальоне по штату ввели отдельный взвод с офицером, которые этим делом и занимались, как и многим другим — солдаты именовали их «трофейщиками».

И такой подход был практически во всем — максимальная отдача при использовании любых ресурсов, включая людские!

Цифры, которые он вбил себе в память, говорили сами за себя — в прошлой истории царская Россия до конца 1916 года произвела чуть больше двух миллионов винтовок, столько же изготовили в Австро-Венгрии, на полмиллиона больше в Германии. В Англии и Франции произвели чуть больше полутора миллионов — и при этом только в России возник первым «винтовочный голод», тогда как другие участники о том не писали «передовицы» в своих газетах, а наводили порядок в войсках и на заводах.

А может все дело в том, что не было должного ухода за оружием, что призывали солдат и не давали им должного воинского обучения, раздувая армию запасными бородачами и новобранцами, которые не приносили реальной пользы, как показало «великое отступление»⁈

Та же картина с пулеметами, если присмотреться внимательно — Россия изготовила свыше 16 тысяч «максимов», а Германия почти 30 тысяч, но две трети из них были переделки в «ручные» варианты. Франция и Англия за счет тех же «ручников», изготовили по 50 и 40 тысяч пулеметов — львиная доля выпадала на «шоши» и «льюисы».

Но сейчас этого просто не будет — производство более простых и технологичных, а потому дешевых пехотных «дегтярей» будет расти прежними темпами, и к концу 1916 года их будет выпущено порядка 35 тысяч штук. К ним больше двадцати тысяч станковых пулеметов, и это всего мощности двух больших заводов. Нет смысла увеличивать производство и тем более закупать за границей. А если добавить автоматы Федорова под пистолетный патрон, то нет нужды вообще надрывать промышленность заказами на оружие, хватило бы только боеприпасов. С последними ситуация намного лучше, чем могла быть к лету этого 1915 года. Так что воевать можно, и вполне эффективно, главное, не допускать излишних потерь.

— Германия чисто стратегически войну уже проиграла, победа могла быть только в одном случае — раннего сокрушения Франции. А раз этого не вышло, то поражение неизбежно.

Надо отдать должное немцам — противник деятельный и энергичный. За зиму германцы фактически удвоили за счет ландвера и новобранцев количество пехотных дивизий. Судя по номерам, их стало где-то 170–180, но в три полка, вместо четырех. Россия тоже перевела дивизии на этот штат, не только сравнявшись с Германией, но увеличив силу до 230 дивизий, но меньшей численностью штатов. Начатая в этих двух странах «перманентная мобилизация» теперь шла только на восполнение потерь. Развернуть большее число дивизий кайзер не мог из-за недостатка людских ресурсов, а Россия по недостатку артиллерии. Наполнять фронт «пушечным мясом» было недопустимо, из-за риска революционной пропаганды. Лучше постоянно держать формирования в комплекте, а не плодить на фронте число необученных и безоружных, что подвержены панике.

Интересно, что немцы не отказались от идеи маневренной войны, хотя число эскадронов уменьшилось на четверть, так как лошади потребовались для развертывания новых дивизий, где они нужны были в орудийных запряжках и обозных повозках. Кавалерийские дивизии у них теперь состояли также из трех бригад, но в двух по два полка на конях. А в третьей бригаде оба полка дружно пересели на велосипеды, самокатчики пошли на пополнение. То же самое происходило в кавалерийских полках, прикрепленных по одному на каждый корпус — три эскадрона конных, четвертый самокатный.

Весьма остроумное решение, что и говорить, немцы тут мастера — создать эрзац-кавалерию!

Но тут ничего не поделать — оказавших в тисках морской блокады, немцы стали все чаще прибегать к «заменителям», натуральных продуктов стало не хватать. Особенно, когда французы стали использовать «научный подход», тщательно высчитав, сколько продовольствия нужно жителям нейтральных европейских стран, что торгуют с Германией. А то непорядок — на каждого шведа, от младенца до старика пришлось в месяц по шесть килограммов шоколада — это же все должны быть поголовно больны диабетом. И месяц назад были установлены квоты, а в нейтральные порты транспорты стали пропускать после досмотра и по разнарядке — в Лондоне осознали, что германия скупает сырье через подставных «нейтралов».

Теперь нужно стойко держать позиции против германских войск и бить по ее союзникам как можно крепче. И первой под «раздачу» попала Турция, решившая вступить в войну 7 ноября прошлого года. Германские «Гебен» и «Бреслау» под турецкими флагами, вместе с двумя османскими крейсерами вышли из Босфора, разминувшись ночью с линкором «Севастополь», что под флагом контр-адмирала Колчака вышел в поход к проливу, сопровождаемый новыми эсминцами. Это спасло турок, но ненадолго — «севастопольской побудки» не вышло. У мыса Сарыч (совпадение или инерция истории) линейный крейсер столкнулся рано утром в тумане с эскадрой из трех броненосцев, которые вел адмирал Эссен.

Стычка была яростной — с тридцати кабельтовых «Гебен» накрыл «Ростислав», поразив броненосец семью 280 мм снарядами и несколькими в 150 мм. Тот сумел сделать в ответ только один удачный выстрел из носовой башни — 254 мм снаряд не нанес германскому кораблю ущерба. Зато стало ясно, что противостоять дредноуту броненосец не может — «Ростислав» загорелся, взорвалась правая носовая башня 152 мм пушек — через четверть часа искалеченный корабль ушел на дно с частью команды, большинство моряков успели спасти миноносцы.

«Потемкин» и «Три святителя» отомстили за погибшего товарища — их комендоры поразили неприятеля градом шестидюймовых снарядов и тремя 305 мм «чемоданами», один из которых оказался роковым — подводная пробоина в носовой части значительно снизила ход флагмана адмирала Сушона. Победа для немцев оказалась воистину «пирровой» — у Босфора возвращавшийся «Гебен» следующим утром встретил разъяренный Колчак на «Севастополе». Погоня продолжалась семь часов, и в конце-концов «немца» догнали. Бой теперь пошел с точностью наоборот — теперь германский корабль стал «мальчиком для битья». Противостоять русским пушкам крупповская броня не смогла — линейный крейсер нахватался снарядов, и Сушон выбросил свой корабль на мелководье. Там «Гебен» окончательно был превращен в развалины после подрыва погреба.

«Бреслау» и «Гамидие» после обстрела Новороссийска и Керчи вовремя возвратились на Босфор — на них получили радиограмму с «Гебена». А вот тихоходный «Меджидие», что отправился обстреливать Одессу, перехватили «гвардейцы» — турки спустили флаг, прекрасно понимая, что расправа будет страшной — все же война не была объявлена…

— Ладно, сами с турками справимся, раз англичане не захотели высаживаться в Галлиполи. Юденич их теснит, и хотя Саракамыша не случилось, но обе османские армии разбиты. Да и австрийцам снова достанется, благо теперь у них руки связаны!

Ренненкампф посмотрел на карту — там были выведены красные стрелы — Юго-Западный фронт генерала Брусилова, давно занимавший позиции на южных отрогах Карпат, готов перейти в наступление. Собрали в три ударных кулака все гренадерские и сибирские дивизии, полнокровные, отлично вооруженные, с кадровым составом. И подкрепили двумя конными армиями генералов Келлера и Мищенко, предназначив их для прорыва.

Момент выбран удачный — в войну на стороне Антанты вступила Италия, и австрийцы были вынуждены ослабить свой фронт на полтора десятка дивизий, спешно переброшенных от Карпат.

— Грех такой момент упускать, — пробормотал Ренненкампф, и, сощурив глаза, произнес. — Немцы увязли в Польше, и могут не успеть помочь своим союзникам венграм! А если сами прорвемся в Трансильванию, то в войну вступит Румыния — с паршивой собаки хоть шерсти клок!

Бой у мыса Сарыч — три русских броненосца против германского «Гебена»

Глава 39

— В той бухте адмирал Нахимов одержал величайшую победу в истории русского флота. Спустя шестьдесят один год в Синопе высадилась наша армия. И оттуда мы уже не уйдем, Михаил Васильевич.

— Любая война заканчивается миром, Павел Карлович, — начальник Генерального Штаба генерал от инфантерии Алексеев отвечал настороженно, иной раз отводил взгляд, что помогали скрывать стекла очков. Ренненкампфу это сильно не нравилось, но пришлось «сработаться», ибо таков был выбор царя, посчитавшего, что вторым руководителем армии должен быть генерал с русской фамилией. В принципе неплохой профессионал, спокойный и несуетливый, свою точку зрения всегда обосновывал, признавал и правоту другого — так что в таком «тандеме» можно было приносить немалую пользу — они не «мешали», а взаимно «дополняли» друг друга.

— Вы хотите сказать, что союзники по Антанте нас «попросят» уйти? Может быть и так, но у его величества тут масса возможностей. Можно воссоздать греческое государство Понт, благо лет пятьсот назад там была Трапезундская империя ромеев…

— Четыреста пятьдесят, если быть точнее. Население в восточной части и сейчас наполовину православное, армянское или греческое.

— Вы историк, вам виднее. Сейчас турки бегут с занятыми нашими войсками областей, опасаясь мести за устроенную ими резню армян. А те наоборот бегут туда, понимая, что найдут у нас защиту. Так что со временем произойдет своеобразная ротация жителей — магометане господствовали благодаря силе, но теперь их власть рухнула — мы оказались сильнее, по крайней мере, пока продвижение Юденича идет успешно.

Павел Карлович понимал, что ситуация на Кавказском фронте сейчас принципиально иная, чем была в реальной истории. К сентябрю все русские дивизии там были полностью отмобилизованы, более того, переброшены из Туркестана два корпуса, в которых также было по три стрелковых дивизии четырех полкового состава. В октябре провели реорганизацию — из выделенных полков — все дивизии переводились на уменьшенный штат, сформированы при корпусах четвертые дивизии. Но сами корпуса «раздвоились», как та амеба — тем самым было улучшено управление, ведь действия крупных соединений в горах затруднительны. А так получилось десять корпусов, в две стрелковые и казачью дивизии каждый, разделенных между тремя армиями. Плюс два казачьих конных корпуса, пара гренадерских дивизий, несколько пластунских бригад, более мелкие формирования. Сила была собрана огромная, на фронте против австрийцев и германцев ее решили не использовать, а действовать исключительно против турок. В том что османы влезут в войну, сомнений не было — англичане 3 августа конфисковали два турецких линкора, чем вызвали всплеск негодования. Моментом воспользовались немцы — в Константинополь пришли «Гебен» и «Бреслау», упущенные Королевским Флотом в Средиземном море. На них подняли турецкие флаги, а моряки кайзерлихмарине сменили фуражки и бескозырки на фески, но «маскараду» никто не поверил. Английские адмиралы в Эгейском, и русские в Черном море, получили одинаковые приказы — при появлении «Гебена» немедленно потопить этот корабль как неприятельский.

Так что война была неизбежна, желай того турки или нет — Османская империя вот уже век была самым «больным человеком» на континенте, и ее владения понемногу «дербанили» более сильные европейские державы. Так Англия «отжала» Египет и Кипр, Франция «подгребла» Алжир и Тунис, а итальянцы совсем недавно «положили взгляд» — Триполитания и Киренаика три года назад достались колониальным владением, как и Додеканезские острова в Эгейском море. Австро-Венгрия, не долго думала после поражения России в войне с Японией, и в 1908 году объявила, что оккупированные ее тридцать лет назад Босния и Герцеговина, являются теперь ее составной частью «лоскутной монархии». До «дипломатической Цусимы» не дошло, но на петербургском «Певчем мосту» только «утерлись».

Турция слабела с каждым годом, и это видели не только «великие державы». Три года тому назад Болгария, Греция, Сербия и Черногория вступили между собой в военно-политический союз — началась Балканская война, и турецкие владения в Европе исчезли. Эпир и северная Фессалия с Салониками досталась Греции, Косово и часть Македонии Сербии, кое-что прирезала себе из албанских земель Черногория, а большую часть Македонии, южную и Фракию получила Болгария. А вот большую часть восточной Фракии с Адрианополем или Эдирне оставили османам, чем вызвали недовольство у болгар, ведь там проживали их соотечественники.

К великому удивлению Ренненкампфа тут не случилось 2-й Балканской войны, когда бывшие союзники передрались между собой. Вернее, всем скопом, включая присоединившуюся Румынию и побитую ими же Турцию, немилосердно «отметелили» Болгарию. А все дело в том, что болгарский царь Фердинанд непонятно отчего умер в 1910 году, хотя должен был прожить чуть ли восемьдесят лет, и умереть лишь после 2-й мировой войны. А тут взял и в одночасье помер — может быть съел «грибков». Мутная история, такая же, как с удавшимся покушением на великого князя Николая Николаевича, и ранением премьер-министра Столыпина.

На престол вошел первенец покойного монарха, 16-ти летний царь Борис III, «крестным отцом» которого являлся русский император Николай Александрович. И отношения между царями были вполне «теплые», так что сейчас не ясно, будет ли Болгария соблюдать нейтралитет, или воевать, но тогда на чьей стороне — вот в чем вопрос. Претензии у Софии только к Белграду, к Бухаресту и османам. Но сербы воюют вместе с Россией и нападение на них чревато осложнениями. Видимо, потому самодержец и приказал адмиралу Эссену с двумя новыми линкорами — «Севастополем» и только вступившей в строй «Чесмой» — нанести визит в Варну. Не принимать такой довод болгарские политики не могут — теперь на Черном море нет «Гебена», а турецкий флот заперт в Мраморном море. Да и одно название — пара дряхлых броненосцев и два крейсера — и на море погоды не сделают, даже греки намного сильнее, и «размажут» турецкие ВМС. Хотя в Греции монарх тоже германской «ориентации», но сидит тихо, как и «болгарин». И оба смотрят Турцию, вернее, на ее дальнейшую судьбу.

Османская империя обречена — «младотурки» начали воевать, понимая грядущий конец. Теперь их страну окончательно «раздербанят» союзники по Антанте. Англичане и французы постараются все сделать руками русских, и потом оставить их с «носом». Вот только совершенно иное мнение в Петербурге — армии Юденича не собираются воевать в Анатолии, а освобождают земли с лояльным христианским населением…

— Михаил Алексеевич — операцию на Босфоре нужно проводить тогда, когда наши войска вступят в Трансильванию, и фронт еще увеличится на тысячу верст, и мы сможем задействовать «конные армии». Тогда Румыния выступит на нашей стороне обязательно — слишком велик куш приобрести захваченные мадьярами земли, имея нас своим союзником. И Болгария с Грецией неизбежно вступят в войну против Турции — первым нужна восточная Фракия, вторым греческие земли на восточном побережье Эгейского моря, та же Смирна. Да и нам обязательно нужно занять зону проливов.

— Я думаю, что дипломаты не успеют договориться — наших «союзников» нужно ставить постфактум, Павел Карлович. Лишь тогда они это примут как непреложную данность…

Именно Балканские войны показали одну непреложную аксиому — всегда нужно дружить «против кого-то». Своего рода предтеча перед мировой бойней, которая грянет через год.

Глава 40

— Русские оказались гораздо сильнее, чем мы ожидали. Более того, скажу тебе откровенно, мой брат — они заблаговременно стали готовиться к войне с нами с шестого года, как только позорно проиграли войну японцам. Инициатором стал великий князь Николай Николаевич, великий ненавистник немцев. Семь лет занимался только одним делом — готовился к войне, прилагая к этому занятию все свои силы.

Принц Генрих Прусский внимательно посмотрел на кайзера — впервые он видел, чтобы его старший брат Вильгельм был настолько растерян. И было отчего — наступление в Польше застопорилось, хотя поначалу казалось, что достигнут долгожданный успех. Германская 10-я армия под командованием генерал-полковника Гинденбурга, славного своей невозмутимостью, дошла до Вислы, сокрушила, наконец, русскую 7-ю армию. Но прорыв был сразу закрыт резервами — армии Западного фронта генерала Лечицкого отошли за Вислу. Наступавшие германские армии уперлись в сильные тет-де-поны крепостей Варшавы, Демблина и Сандомира, а на правом берегу широкой реки уже была возведена мощная полевая оборона. Так что наступление в русской части Польши закончилось вполне успешно — за два месяца ожесточенных боев удалось почти полностью захватить западную часть «балкона», в излучине Вислы.

Однако попытка прорыва в Мало-Польше, что входила в состав Австро-Венгрии, обернулась большими кровавыми потерями. Удалось взять только совершенно разрушенный Краков — русские обороняли его яростно, беспрерывно контратакуя. И отойдя, снова заняли прочные позиции между Вислой и Карпатами, взломать которые так и не удалось.

Из Восточной Пруссии тоже пробовали наступать с севера на Варшаву — понеся большие потери, 8-я армия лишь оттеснила 2-ю русскую армию на сильный оборонительный рубеж между крепостями Модлин и Осовец. Прорвать оборону не удалось, и стало ясно, что зайти в тыл русским армиям, занявшим позиции на Висле, является несбыточной мечтой. Попытка отбить Мемель и наступать в Литву так же бесславно провалилась — Неманская армия увязла в жестоких боях на оборонительной линии, даже не дошла до крепостей Ковно и Гродно.

И все дело в том, что русское военное министерство заблаговременно приняла германскую систему развертывания резервных корпусов на основе каждого кадрового. Имея 170 млн. населения против 65 в рейхе и 52 в Австро-Венгрии, смогло выставить огромную армию. Раньше переведя дивизии на трех полковой штат, отказавшись от бригад, Россия сейчас имела на фронте около двухсот пятидесяти дивизий инфантерии, и свыше сотни конных дивизий — регулярной кавалерии и казаков. Так что во время «прогрызания» обороны в Польше, каждый раз германские войска встречали все новые и новые свежие соединения — резервы царя не только казались бесконечными, они таковыми и были.

Неделю тому назад Юго-Западный фронт перешел в наступление, бросив в сражение свежие сибирские корпуса и гренадер. Австрийские корпуса были сразу опрокинуты, в них пошло массовое дезертирство славян. Венгры пока держались, но уже отступали. Русские армии вырвались на равнину, и пошли на Дебрецен, бросив вперед огромные массы конницы. Назревала катастрофа, и потому пришлось отказаться от далеко идущих планов, и главное — снять германские корпуса, что готовились наступать на Сербию. Затем пришлось остановить боевые действия в Польше, и эшелон за эшелоном отправлять дивизии на Тису — спасение главного союзника стало первостепенным делом. Если русские возьмут Будапешт, то разразится катастрофа…

— Генрих, русские сорвали нам все планы — наступление на Транслейтанию большими силами мы не ожидали. Венгерские земли нужно удержать, но тут все зависит от Румынии. Ты должен немедленно выехать в Бухарест и встретится там с королем Фердинандом! Он Гогенцоллерн, но в отличие от дяди, что был нашим надежным союзником, начал вести себя очень странно. Ладно, царь Борис после смерти отца заглядывает в рот нашему «брату» Ники — но Фердинанд не такой! Найди для него доводы, чтобы он если не принял нашу сторону, но хотя бы держался нейтралитета!

— Что я ему могу предложить дополнительно, к бессарабским землям, которые отойдут от России, как мы обещали ему раньше? Ситуация складывается не в нашу пользу, и нужно пообещать такое румынскому правительству, что оно немедленно ухватится за наше предложение.

— Желает или не желает старый Франц-Иосиф, но ему придется отдать южную часть Трансильвании, где большинство населения составляют валахи. Это плата за нейтралитет! Если будут воевать на нашей стороне — получат всю Бессарабию! И южную часть Добруджи, если болгары выступят против нас, а такое более чем возможно…

Кайзер остановился, и, увидев выгнутую в удивлении бровь брата, негромко пояснил:

— Этот щенок Борис сейчас в Крыму, где «по-родственному» встречается с «Ники» и «Аликс». Судя по всему, царь с царицей желают оженить его на одной из своих дочерей. Может быть и так — хорош будет наследник у этой четы — вечно больной!

Генрих Прусский отвернулся в сторону, потянувшись за сигарой — он был заядлым курильщиком. Но сделал это потому, чтобы кайзер не увидел его мрачный взгляд, он с трудом переносил такие вот циничные намеки. И все дело в «проклятой крови» английской королевы Виктории, перешедшей к Алисе Британской-Гессенской. Он был женат на принцессе Ирене, которая родила ему трех сыновей, два из которых несли в своей крови страшную болезнь. Вольдемар от нее страдал и очень сильно, Генрих умер в младенчестве, и лишь Сигизмунд рос здоровым — кровь от порезов у него сворачивалась, как у всех людей, а не текла. Лишь Сигизмунда, которому сейчас 19 лет, миновала сия страшная участь.

Принц дружил с Ники и его женой Аликс, которая была двоюродной сестрой Ирен, и в ее жилах текла та же кровь — единственный сын и наследник престола Алекс поражен этой страшной болезнью.

Но личные чувства это одно, а долг германского принца совсем другое — сейчас идет война, и он должен сделать все, что в его силах, чтобы Германия вышла из войны, непобежденной противниками.

— Болгары могут начать войну с нами?

— Есть такая вероятность, — нахмурился кайзер, и что-то в нем дрогнуло. — Мы остановим русских, и до зимы обязательно разобьем Сербию — она закрывает нам дорогу к Турции. Это наш единственный шанс победить в этой войне — у османов множество сырья, которое нужно нам. Турки пока держатся, несмотря на потерю «Гебена». Я приказал отправить к Босфору подводные лодки — это нейтрализует русские линкоры. И следует направить лучшие линкоры австрийцев — если они прорвутся в Дарданеллы, пока нет в Эгейском море большой английской эскадры, то наши позиции резко улучшаться. Болгарам придется принять наши условия, или мы с турками заставим их это сделать. Линкоры не должны стоять в Адриатике — они должны воевать! А еще лучше — найти способ и заблокировать Суэцкий канал. Надежды, что турки смогут пройти войсками Синайскую пустыню, мало, их почти нет.

— Я сделаю все, что в моих силах, Вилли.

— Румыния и Болгария должны перейти на нашу сторону — обещай все, что можешь! Или хотя бы останутся нейтральными и пропустят наши войска на Константинополь. Остановить наступление русских, и спасти Венгрию — сейчас это главное! Потом поможем туркам — теперь нужно всячески поддерживать союзников, в них наши надежды. А осенью примемся за сербов и итальянцев — к зиме у нас не будет этой докуки!

Принц Генрих Прусский — он командовал ВМС на Балтике, где кайзерлихмарине нес потери без видимых успехов. И выполнял разные деликатные поручения — ведь монархи всегда говорят напрямую, или через своих родственников в качестве посредников.

Глава 41

— Война на стороне немецкого союза ничего не даст твоей стране, кроме поражения и страшного ущерба, что последует после, мой молодой друг, — император остановился под раскидистым деревом — здесь, в Ливадийском дворце было прекрасно в это время года, хотя и жарковато. Но наступал вечер, с моря дул ветерок, принося солоноватую влажность.

— Ты меня отговорил выдвигать претензии к своим соседям два года тому назад, и я оценил твое предвидение — иначе война не только с Сербией, но и другими союзниками, закончилась поражением. Вот и сейчас также — на меня давят немцы, но я не хочу воевать на их стороне, да и сторонников военного соглашения с кайзерами мало. К тому же у болгар идея даже временного союза с османами вызывает, по меньшей мере, недоумение, но скорее неприязнь, и даже открытую враждебность.

Борис говорил вполне искренне — он так и думал на самом деле. Молодой человек, всего 21 года возрастом, он после внезапной смерти отца, рано взошел на престол. И последние восемь лет ощущал поддержку, как от российского императора, так и от великого князя Николая Николаевича, к которым относился с искренним уважением и симпатией. И видел воочию, что ради укрепления отношений с Болгарией те несколько охладели к Сербии. А такими знаками не принято разбрасываться — поддержка огромной державы многого стоит, тем более такой могущественной как Россия.

— С турками нужно покончить как можно раньше, пока не вмешались англичане и французы. Их «помощь» в войне будет дорогого стоить. Так что намного лучше выйдет, если твоя страна сама и в полной мере воспользуется плодами нашей совместной победы.

Борис замер, ведь предложение было выражено предельно откровенно. Он прекрасно помнил, как после балканской войны Англия и Франция буквально «выкручивали руки», потому пришлось отдать восточную Фракию с Адрианополем, взятую отважными солдатами «на нож», обратно туркам. И сейчас с бешеным биением сердца в груди ожидал, что скажет император дальше. Но тот молчал, прошло несколько минут, пока русский царь заговорил тихим и спокойным голосом.

— Ты сможешь вернуть себе восточную часть Фракии — она населена по преимуществу болгарами. Что касается Македонии, то сербы пойдут тебе на уступки ради создания себе общего королевства всех славянских земель, под властью Габсбургов находящихся. Так что идея «Великой Болгарии» будет воплощена в жизнь, вот только не стоит стремиться к такому «величию».

— А почему, хотелось бы узнать?

— Маленькая страна не может быть великой державой, а «великие амбиции» скорее погубят, чем помогут.

Император тяжело вздохнул и посмотрел на бескрайнюю гладь Черного моря. Со стороны площадки послышались звонкие девичьи голоса — дочери императора играли, и взгляд Бориса остановился на Ольге, что была его младше почти на два года. Принцесса ему нравилась с юности, но матримониальные планы нужно корректировать — не такая его страна и «великая», хотя мысленно он рассчитывал на благосклонность старшей дочери императора, с которой был неразлучен все эти дни.

— Но обретя не только покровительство могущественной державы, но искреннюю и родственную дружбу с ней, твоя страна на долгие десятилетия будет оставаться во благе, что приведет к ее расцвету. А что касается турок, то скажу тебе следующее, мой сын…

Император редко использовал такое обращение, на которое имел право как крестный отец. И только тогда, когда беседа становилась исключительно доверительной. Причем сам Борис чувствовал тепло от произнесенных слов — сам лишенный с детства отцовской ласки и доброты, он ее порой чувствовал от «Ники», что одинаково говорил со своими девочками, и с ним.

— Мы взяли весь Понт, высадив целую армию. Еще семь наших корпусов теснят турок на армянском нагорье, дабы пресечь избиение несчастных единоверцев. Но нужно окончить войну одним ударом — взять Константинополь, для чего у нас есть флот и армия. Но совершенно нет времени, ибо мы далеко от Царьграда. Зато близко болгары…

Император остановился, он вообще говорил медленно, постоянно подбирая слова. Борис только кивнул в ответ — он все прекрасно понял. После мобилизации, которая пройдет за две недели, в восточную Фракию могут пойти все шестнадцать дивизий, причем усиленного состава — в 12 батальонов, а не в 9, как у русских, при соответствующем числе орудий. Учитывая, что турки ведут отчаянную борьбу на Кавказе и на всем побережье Понта, а также держат значительное число дивизий на покоренных ими арабских землях, то болгарская армия достаточно быстро дойдет до Константинополя. На этот шаг толкали его советники и генералы.

— В войну ведь могут вступить и греки — их единоплеменники на той стороне Эгейского моря, на древних эллинских землях…

— Пусть вступают — обретут единое государство. Но Константинополь мой, как и Понт — там иные греки. И они будут под моим скипетром, как императора всероссийского и ромейского, ведь Константинополь «Второй Рим» — и так будет, поверь. Как и императора Трапезунда, каковым я уже являюсь по праву владения. А когда мой флот будет стоять в Мраморном море, а на Галлиполи береговые батареи, то вот это море, которое ты сейчас видишь, будет самым мирным. И нарушить оное состояние уже никто не сможет, ибо союзники сами отдали его мне, признав мое право!

Сказано было более чем достаточно, практически открыто и без экивоков. Борис прекрасно осознавал, что стоит за этими словами, и решился:

— Я признаю это право за вашим императорским величеством! Самодержцем Всероссийским, Константинопольским и Трапезундским, наследником великой империи ромеев.

— Ты поступил верно, Борис, и я был бы счастлив, если бы твой наследник, мой внук, принял Болгарию, состоящую в родственном союзе с Россией. А что касается идущей войны, то в ней мы победим. Да, Германия сильна, но она не может быть могущественной везде, чтобы защитить от нас своих союзников. Думаю, что наша объединившаяся здесь армия уже с юга пойдет на Будапешт и Вену — пятидесяти союзных дивизий для этого похода вполне хватит, тем более, его не ожидают.

Сказано было все предельно четко, и подчеркнуто при этом. И оговорено вознаграждение за участие в войне, и его лично, и страны. Такого ни Франция, ни Англия предложить не могли, только русский император. Он показал, что не просто защитит от немцев, сам настроен на скорую победу над ними. Остался единственный вопрос, и Борис его произнес:

— А как румынский король Фердинанд?

— Пусть сам решает. Мои генералы заверили, что нам потребуется тридцать дивизий, чтобы разгромить румынскую армию, если она дерзнет выступить против нас. И нужно будет тридцать дивизий, чтобы предотвратить ее разгром германцами и мадьярами, если Румыния выступит на нашей стороне. Такие войска у меня в резерве есть, даже вдвое больше…

Болгарский царь Борис, третий этого имени. 1915 год.

Глава 42

— Румыния, государь, и в той войне выжидала удобного момента. Перебирала предложения женихов, как старая, охреневшая от чувства собственной важности, гулящая девица. Старая и некрасивая, со скверной репутацией, и к тому же без приданного…

От такого сравнения император фыркнул, а Ренненкампф словно не заметив такой веселой реакции, продолжил говорить дальше:

— И выбрала самый худший вариант, вступив в войну в самый неудачный момент, когда луцкий прорыв уже выдохся. И была разгромлена молниеносно — ведь ее противники уже долго воевали, а она нет. И вообще, в тот раз именно выбор неправильной стратегии и привел к тому, что война сопровождалась страшными потерями с обеих сторон и при этом мизерности достигнутых результатов. Ведь «германский блок» потерпел поражение, воюя на чужой территории, чего прежде в истории вообще никогда не бывало.

— Да мне самому пока в это не верится, Павел Карлович, хотя сейчас мы воюем не у Риги и Минска.

— Не было «великого отступления», не расшатывали либералы в газетах устои империи громогласно, нет вспышки шпиономании, когда любой человек с немецкой фамилией попадает в «подозрительный элемент». Нет этого всего, и благодаря этому, к нынешней войне Россия впервые в своей истории подготовилась. Но если мы напряжемся и начнем милитаризацию экономики в полном объеме, то получим тот результат, который тогда и случился.

— Если бы не новые казенные заводы, то в газетах наперебой бы требовали «ответственного министерства» — Петр Аркадьевич мне уже не раз докладывал, что представители Думы сильно недовольны, что правительство не отдает заказы на производство снарядов частным фабрикам.

— Так они потребуют массу денег на реконструкцию, потом проведут калькуляцию расходов и выставят цену втрое больше от казенной. Для них нажиться на войне и чужой крови дело наиважнейшее, а оно надо «кормить» буржуазию деньгами, чтобы она охренела от ожирения, принялась уничтожать собственную страну, растаскивая ее на куски. Учтите, государь — поражение и Германии, и России в этой войне великолепно укладывается в долгосрочные планы Антанты.

— Такой подход наших «союзников» уже прекрасно виден, Павел Карлович. Париж требует — вы представляете такую наглость, чтобы мы не преследовали собственные цели, а воевали исключительно против немцев, дабы спасти Париж от разрушений. Но я сам хорошо помню, кто сжег Москву и не терзался по этому поводу сомнениями!

На лице обычно сдержанного в собственных чувствах Николая Александровича отобразилась целая гамма эмоций, от искреннего возмущения, до сильнейшего недовольства.

— Все правильно, государь — в Лондоне и Париже теперь прекрасно понимают, что нас теперь не «запрячь» в повозку их интересов, вот и беснуются. Но долбить русскими солдатами германские укрепления бессмысленно — кроме напрасных потерь без всякого положительного результата, это приведет к недоверию верноподданных империи к вашему величеству как к Верховному Главнокомандующему. «Ахиллесова пята» Германии — это ее союзники, выводя их одного за другим, мы добьемся победы, причем без обильно пролитой русской крови!

Ренненкампф говорил правду — в его времени историки «вешали всех собак» на самодержца, а вместе с тем он поступал разумно, не приказывая генералам долбить германскую оборону. Те сами, в погоне за орденами и чинами, проявляли такую настойчивость. А так как система «отбора кадров» действовала помимо воли монарха, проводя наверх самых бестолковых, то Николаю Александровичу приходилось отбирать из кандидатов самых безынициативных — ведь нет ничего хуже глупца, которого заставляют молиться. А тут война — народ сжигали в бесплодных атаках десятками тысяч, без действенной поддержке артиллерии, к которой не было снарядов.

Теперь все шло иначе — с германцами воевали исключительно оборонительно, зато это позволяло нести потери не больше вражеских. Такой «обмен» один к одному был выгоден, учитывая возможность беспрепятственно пополнять ряды поредевших дивизий. Причем без риска прорыва фронта — снарядов и пулеметов хватало, а конницы у немцев фактически не было, чтобы ввести ее прорыв — в перерасчете раз в десять меньше чем в русской армии. Отсутствовала и бронетехника, и грузовиков имелось совершенно недостаточное количество — потому быстрое создание (если мысль о них появится у Гинденбурга) даже квази-моторизованных соединений исключалось.

Зато выбранная царем «периферийная стратегия» стала приносить империи первые, весьма осязаемые результаты. Турки «вышибались» из войны, это чувствовалось — сосредоточив против османов превосходящие силы, Кавказская армия уверенно продавливала их фронт. Понт был занят весь, от Синопа до Трапезунда, а теперь наступила очередь Константинополя — болгарская армия заканчивала мобилизацию, готовясь уже вторгнуться в восточную Фракию. Освобождение величайшего христианского, православного города неизбежно приведет к тому, что «игры» пойдут вопреки планам «союзников» по пресловутой Антанте. Ведь с такими «друзьями» врагов не надо, они их на протяжении всей истории заменяли, потому что и были настоящими недругами, коварными и предельно циничными.

На очереди Австро-Венгрия, уже основательно потрясенная и потрепанная, потерявшая два десятка дивизий в Галиции, причем остатки одной из армий капитулировали в Перемышле — время крепостей прошло, в плотной осаде они уже не могли продержаться больше месяца. Да, наступление Юго-Западного фронта немцы остановили, спасая союзника от разгрома, но заплатили за это большую цену — отказом от стратегической инициативы из-за понесенных потерь. Второго удара, уже с трех направлений, из Закарпатья русскими, от Дуная новым фронтом «соединенных славян», и в Трансильвании валахами (те вряд ли удержатся от соблазна), союзная германо-австрийско-венгерская армия уже не выдержит.

Но то произойдет весной следующего года — торопиться не стоит, пусть в стане врага наступит голод, отягощенный осознанием, что перспективы к продолжению войны отсутствуют, и в конечном итоге будет неизбежное поражение. Конечный итог закономерен, хотя кто его знает — а вдруг кайзер найдет нетривиальное решение, которое станет совершенно неожиданным…

Линкоры типа «Вирибус Унитас» Австро-Венгрии. По своим боевым возможностям превосходили русские линейные корабли типа «Севастополь». Но оказались бесполезными, так и не выйдя на бой. Построено четыре корабля, два из которых были потоплены в результате проведенных итальянцами диверсий.

Глава 43

— Как сказал генералиссимус — «гинденбургов» у нас нет! Зато «куропаткины» нашлись, всех к делу приспособили!

Павел Карлович усмехнулся — он возвращался в Варшаву на литерном поезде, царь остался в Крыму. Но это не означало, что монарх не управляет империей — как бы, не так — Николай Александрович постоянно держал руку, как говорится, на «пульсе», а в столице постоянно пребывал Председатель Совета Министров Петр Аркадьевич Столыпин, такой же энергичный, но ставший более жестким и очень требовательным. Бюрократы только поеживались — не выполнить поручение, «заволокитить», стало для них смертельно опасным занятием — вылетали со службы на раз-два, с «волчьим билетом», а порой без мундира и пенсии.

Такая же картина была в армии — «любители синекуры» и ленивые по старости генералы вылетали из рядов императорской армии, что птенцы из гнезда — камнем вниз. Значительная их часть была просто списана на пенсию еще в первый год войны, за «профнепригодностью», других лишали должностей моментально за провинности или безынициативность. Либо наоборот, за излишние «усердие», которое приводило к большим и ничем неоправданным потерям. Такие тоже лишались права на ношение мундира, отчего в русском языке раньше времени появилось слово «лишенец», правда, с иным наполнением. И не надо думать, что тут было какое-то русское «новшество» — «папаша» Жоффр во Франции поступал куда круче — там всех генералов, что не вписались в войну с ее новыми требованиями, отправляли на поселение в славный город Лимож. Отчего появился на свет новый глагол — «лиможировать», который даже сравнивали с другим глаголом, связанным с изобретением «доброго доктора» Гильотена.

Зато множеству других генералов, в том числе и оскандалившемуся в русско-японской войне Алексею Николаевичу Куропаткину, нашлись занятия по душе — их держали на административных должностях, где требовалась честность и порядочность. Особенно в ВОСО — там всплыли махинации с вагонами, и под военный суд отправили «выводками». С обвинением не церемонились — все, что несет ущерб армии, которая ведет войну с могущественным противником, является изменой в том или ином виде, или вредительством, что ничем не лучше. Вместе с ними под расправу пошли и чиновники с министерства путей сообщений, и воротилы бизнеса, что «соблазняли» взятками нестойкие души.

Однако сам Куропаткин на соблазны не поддался, а император на уговоры, утвердив суровые приговоры. Ренненкампф же привел их в исполнение во дворе Варшавской цитадели — причем сам наблюдал за казнями, после чего в петербургском «свете» у него не осталось «друзей». Но Павел Карлович прекрасно понимал, что самодержцу требуется от него гарантия полной преданности, и пошел на это — выиграть войну было намного важнее собственных желаний и реноме. Впрочем, его поддержала армия, и тыл притих, осознав, что политиканствовать стало смертельно опасно. Причем цензуру не вводили, но все редакторы газет отвечали собственной головой за достоверность изложенных материалов. А когда первый десяток либералов, подумавших, что можно писать любые «фейки», был обвинен в работе на врага и отправился в отдаленные местности за Полярным Кругом, «борзописцы» махом утихли. И понятно почему — стало страшно, что за «язык» притянут!

Война «очистила» армию всего за год, чем любые реформы за десятилетия. Канул в «лету» пресловутый «принцип старшинства», за ним «испарились» привилегии генштабистов и гвардейцев. Теперь на командование полками, дивизиями и корпусами ставили строевых командиров, что прошли по всем служебным ступеням с самого низа.

Порочная практика, в которой «моменты», отбывшие формальный ценз командирами рот и батальонов, сразу ставились на корпуса и армии, была упразднена за вредностью. Они продвигались вверх, но исключительно по штабной линии, а службу в строю начинали комбатами — полк давали редко. Зато огромное число отличившихся в боях полковников становились генералами, благо вакансий было достаточно, ведь количество пехотных и конных дивизий возросло в два с лишним раза, пусть и уменьшившихся по численности почти вдвое. Но зато исчезло дробление на бригады, ведь дивизии и стали ими по сути, но с гораздо большей вооруженностью и подвижностью, реформированные с учетом не этой, а следующей (если она еще будет — тут можно ее и избежать) мировой войны…

— А государь-император Николай Александрович совсем другим стал — видимо, очень ему не хочется отречения с революцией, и смерти со всем семейством в подвале дома Ипатьева. Иным стал самодержец, меня постоянно подмывает в струнку перед ним вытянуться. Духом военным пропитался, и не лезет ко мне с «ЦэУ» — ума хватает!

Павел Карлович закурил папиросу, разглядывая через стекло вагонного окна железнодорожную станцию провинциального городка с мазанками на окраинах. После того, как монарх потихоньку вытянул из него информацию, новомодное среди историков течение «украинцев» перестало существовать как таковое. Их принялись рассматривать как агентов Габсбургов, что в принципе было весьма близко к истине. Потому и «прессанули» по полной программе — жандармы не церемонились, живо подыскивали статьи в Судебном Уложении, а дальше «путевка» в Сибирь на вечное поселение в отдаленных местностях с вечной мерзлотой и «карликовыми» березами.

В занятой Галиции было учреждено генерал-губернаторство, где население в целом было русинское, лояльно к империи, за исключением поляков и местных националистов, долго взращиваемых австрийской администрацией. За тех, и за других принялись серьезно, шляхту лишили земель, у немецких помещиков просто отобрали усадьбы без всякого выкупа, проведя конфискацию. Население встретило реформы с восторгом — вечно нищее и забитое крестьянство стало надежной опорой трона.

Сам Львов запретили впредь именовать Лембергом под страхом каторги — принялись вышибать напрочь австрийское «наследие», широко проводя в жизнь идеи панславизма.

В самой империи сейчас под русским народом подразумевали великороссов, малороссов, белорусов и казаков. Теперь добавились русины, исторические жители Закарпатской Руси, к тому же православные. Чехов и словаков, а также южных славян, признали не только родственными народами, а по манифесту гарантировали самостоятельное развитие под защитой и скипетром императора.

Перевалив за карпатские горы, русские войска получили восторженный прием от населения. Как освободители. Никаких оккупационных властей не вводилось — военные только помогали местной выборной администрации. И даже доставили в Кошицу лояльных к империи политических деятелей — на Томаша Масарика ставка не делалась, нашлись другие лидеры.

Понятное дело, что власти «двуединой монархии» встретили такие неприемлемые для себя «новшества» репрессиями не только на «взбунтовавшихся» славян, даже начали расстреливать попавших к ним в плен русских солдат. И вот тут надо отдать должное императору Николаю Александровичу — тот не побоялся выступить со специальным манифестом, в котором предупреждал, что никто из виновных в репрессиях не минует виселицы. И это касается в первую очередь всех членов австрийского и венгерского правительств и высших чиновников — суд над ними обязательно состоится. И никаких переговоров о мире вестись не будет, если неприятель продолжит бесчинства. Война уже пойдет до победного конца, Россия силой оружия защитит своих подданных, и накажет всех виновных в нарушениях законов войны, причем поголовно, не взирая на положение.

Никто не уйдет от возмездия!

— Может потому австрияки и мадьяры притихли, понимая, что шутками тут не пахнет, а наша армия уже не уйдет. Чует кошка, чье мясо съела. И кайзер к хлору и иприту не прибегает — ведь не просто так⁈

Австро-Венгрию не зря именовали «лоскутной монархией» — достаточно посмотреть на это «покрывало». Немцы и венгры примерно две пятых из 52 миллионов почти равными долями. Половина населения славяне — чехи, поляки, словаки, малороссы, русины, сербы, босняки, хорваты, словенцы. Все они люди «второго сорта», без «привилегий». Оставшаяся часть выпадает на румын (вместе с цыганами), итальянцев, что близки к ним по языку, и евреев. которые никогда на картах не отображались, но жили везде. Если на это «одеяло» положить «покрывало» религиозных конфессий, то картина станет более причудливой — католики, лютеране трех ветвей, униаты, православные, иудеи, мусульмане и множество сектантов. И это при том, что и сами народы отнюдь не сплоченные.

Один только пример — на особом положении среди тех же венгров находились секеи — зеленое пятнышко на карте, в окружении румын. Так что их столица в Трансильвании имела три имени — немецкое, секейское и румынское. Вот где настоящее «яблоко раздора»!

Глава 44

— Мы проиграли эту войну, Генрих! Османов отрезали от нас — мы не в состоянии оказать им помощь, а без их сырья нам долго не продержаться. А оставшийся союзник немощен, как пока еще живущий кайзер.

В словах Вильгельма прорезалась горечь — принц Генрих Прусский впервые видел своего старшего брата Вильгельма таким растерянным. Его миссия в Румынию не привела к позитивному результату — король Фердинанд категорически отказался вступать в войну на стороне Германии. Стало ясно, что Гогенцоллерн ведет переговоры с Антантой, желая выступить на ее стороне, вот только до сих пор не сговорились о цене за участие Румынии. Понятно, что в Будапеште спят и видят страну «великой», а для этого требуется самая малость — чтобы Россия отдала Бессарабию, а Австро-Венгрия Трансильванию. И для одной великой державы, и для другой такая уступка неприемлема, хотя англо-французский альянс с удовольствием бы их ослабил — и союзника, и врага.

Поддержка «лоскутной монархии» стала неимоверно тяжелой — ведь туда посылались не только войска, а столь ценные сейчас ресурсы, которых и так недоставало. Две трети всех поступлений одномоментно прекратились с вступлением в войну Италии и Болгарии. Вообще, с южного направления перестало поступать жизненно важное сырье, которое раньше потоком двигалось из Турции, транзитом по железной дороге через Болгарию и Румынию, в обход воюющей Сербии. А там шло многое — медь, хлопок, олово и великолепный кофе-арабика. Без чашечки последнего любой немец чувствовал себя несчастным. Да, из ситуации пытались выйти, найти заменитель — им послужили цикорий, обжаренный ячмень, даже корни одуванчиков. Но в продукт нужно добавлять хотя бы десятую часть настоящего кофе, для лучшего эффекта вкуса и запаха.

Но потеря османской помощи полбеды — проблемы начались от Болгарии и Румынии. Прекратился ввоз столь необходимого продовольствия, шерсти, минералов, и главное — румынской нефти и табака. Уголь в корабельных топках хоть скверная, но замена нефти, но чем компенсировать поставки табака, которого и так не хватало. Нет, эрзац изготавливали из бумаги и сухой травы, пропитывая раствором никотина — благо химики в рейхе отличные. Но солдатам на фронте нужен настоящий табак и кофе — они притупляют чувство страха и голода, у солдата улучшается настроение. Пока есть запасы, но что делать, когда они полностью иссякнут — а этот момент наступит к декабрю, через пять месяцев.

Опасно другое — введенное строгое нормирование продовольствия, которое выдавалось по карточкам, не обеспечивало рабочих нормальным рационом. Выработка за трудовую смену пусть незаметно, но начала снижаться — добавка картофельной муки в хлеб делала его менее пригодным и питательным. Нехватка зерна не позволяла кормить тех же кур — а потому яйца стали редкостью. Подсолнечное масло плохая замена животному, а растительный маргарин не станет свиным шпиком, если на него приклеить новую этикетку. Поголовье скота уменьшалось с каждым месяцем, да и бычки для забоя перестали быть упитанными. Солдату на фронте нужно есть мясо, и каждый день — нормы выдачи снижать тут нельзя.

И будет еще хуже — теперь в Германию будут приходить только редкие торговые суда, счастливчики, что в туманные дни смогут прорваться мимо патрульных британских крейсеров. Закупки всего необходимого для Голландии, Дании, Норвегии и Швеции ограничены союзниками — они пытаются продать Германии хоть что-то, но им самим мало.

Так что морская блокада превратилась в испанскую гарроту — палачи медленно удавливают жертву, время от времени позволяя вздохнуть, наслаждаясь ее мучениями, и давая надежду, что все закончится для несчастного благополучно. Но кайзер с адмиралом не были наивными в политике младенцами, чтобы не понимать, для чего Англии нужен огромный Королевский Флот, который вот уже несколько веков контролировал всю мировую морскую торговлю, демонстрируя везде свой флаг…

— Венские политики так и не поняли, что в сложившейся ситуации нельзя беречь корабли, нужно любым способом переломить ситуацию в нашу пользу. А когда я добился решения, было уже поздно!

Кайзер выругался от бушевавших в душе эмоций. А вот принц Генрих был на диво спокоен, когда заговорил:

— Отправка двух новых линкоров и трех сильнейших броненосцев дали бы временный перевес над русским флотом, и то до осени — у них готовиться войти в строй новый дредноут. Однако следует помнить, Вилли — такая эскадра сильно озадачила бы англичан, и вряд ли они ее выпустили из Адриатики. Шансы на успех чрезвычайно низки…

— Но хоть что-то надо было попытаться сделать, любой риск стоил такого прорыва даже трех кораблей из пяти!

— Не думаю — у турок очень мало угля, даже на «Гебен» не хватало. Сама по себе посылка австрийской эскадры, без нанесения поражения Сербии, не принесла бы перелома в ситуации. А с вступлением в войну Болгарии, и прибытия в эту страну русских дивизий, нужно собрать уже большую армию, и думаю, не одну. Но даже если нам удастся это сделать, то царь уже не отдаст нам победу над сербами — его корабли в Константинополе, и войска никогда уже не уйдут из Босфора, — принц Генрих пожал плечами и внимательно посмотрел на старшего брат, которого хорошо знал с детства.

— Ты сказал, что мы проиграли эту войну, но, тем не менее, не произнес, что нужно просить мира.

— Я не знаю, что «брату» Ники сказал о ходе этой войны его погибший дядя. Прах подери этих англичан — я чувствую, что они стоят за этим убийством, иначе бы нам с тобой было намного проще. Мира с нами не пожелает заключать Антанта, отнюдь не царь — он и сейчас демонстрирует миролюбие. А потому будет чрезвычайно важно договориться с Ники — и на переговоры поедешь именно ты, Генрих — у тебя доверительные отношения с царем. Я приказал провести зондаж через Швецию — думаю, на какой-нибудь мызе в Финляндии вы сможете встретиться.

— Нельзя ехать просто так, нужна впечатляющая победа на фронте. И не над русскими — иначе достигнем противоположного эффекта, чем того, к которому мы с тобой стремимся!

— Ты целиком прав — я приказал на восточном фронте перейти к обороне в несколько укрепленных линий. Бессмысленно терять наших храбрых гренадер на русских позициях, однако и царь показывает, что наступать на наши траншеи он не собирается — тоже не хочет губить своих солдат. Это позволит нам частью дивизий, отведенных с польского фронта, поддержать австрийцев, укрепить — иначе еще одного напора они не выдержат, — кайзер не скрывал презрения к союзникам.

— Большую часть войск отведем в тыл на отдых и пополнение, а потом бросим все резервные три десятка дивизий на фронт, чтобы нанести сильный удар ими по одному из противников — Франции или Италии.

— Для Франции три десятка дивизий маловато, лучше бить по итальянцам — они скверные моряки и еще худшие, чем австрийцы солдаты. А потому можно рискнуть и высадить десант — он внесет смятение, Адриатика не широка, внезапность будет достигнута. Но только высаживать не австрийцев — лучше наши гвардейские корпуса, они проложат дорогу на Рим. И заранее направить наши субмарины — для них будет много целей, ведь англичане с французами обязательно придут итальянцам на помощь.

— Вот и хорошо — флотскими делами займись сам. А операцию уже разрабатывает Людендорф, начальник штаба фельдмаршала Гинденбурга. Теперь мы начнем выводить из борьбы самых слабых противников. Если действовать быстро, то Италия капитулирует. Мы заключим мир, и пусть отдадут нам свой флот — мы подготовим на корабли свои команды. Тогда ситуация на Средиземном море решительно изменится в нашу пользу…

Итальянский линейный корабль «Данте Алигьери» — напоминает «Севастополь», с тем же составом вооружения из 12 305 мм орудий в четырех трехорудийных башнях. Единственный в мире линкор, названный в честь поэта средневековья, автора «Божественной комедии». Но таковы пылкие итальянцы — они всегда рассматривали войну как увлекательное зрелище.

Глава 45

— Прорыв под Капоретто был в семнадцатом году, это я хорошо помню. Но не сейчас, да еще с такими катастрофическими для нашего союзника результатами. Что-то неладно с историей, резко убыстрила свой ход — все стремительно изменяется с каждым днем!

Ренненкампф пребывал в некоторой растерянности — 24 октября по союзной Италии немцы нанесли невиданной силы удар, буквально за сутки проломили оборону. И вполне бодренько, даже слишком резво двинувшись вперед, пройдя за первый день наступления свыше пятнадцати километров. Причем в дело было сразу введено свыше двадцати дивизий отличной германской пехоты, неизвестно как появившихся на Итальянском фронте.

— Похоже, айзер тоже решил бить по самому слабому звену Антанты — итальянцы скверные вояки, куда хуже тех же австрийцев, которых мы бьем. А тут против них пошли германцы — и большим числом дивизий, а у «макаронников» сейчас мало пулеметов и тяжелой артиллерией, зато горы в помощь, а в них воевать трудно!

За прошедшие полгода войны Италии с Австро-Венгрией, что считались перед войной состоящими в «Тройственном союзе», Павел Карлович никогда не принимал в расчет этот театр боевых действий. Слишком уж несерьезным «напарником» по Антанте оказались итальянцы — имея 36 пехотных дивизий, они раз за разом предпринимали наступления на реке Изонцо, австрийцы же, держа на первой линии дюжину дивизий, легко и без затруднений отбивали атаки втрое больших сил противника. «Топтанием на месте», вот как можно было назвать развернувшиеся «сражения», которые даже боями местного значения назвать было затруднительно, насколько ничтожны в них были потери убитыми и раненными.

О какой ожесточенности можно говорить в таких случаях, когда царапины являются мерилом кровопролития⁈

Но итальянцы постоянно требовали помощи, причем вели себя крайне нагло, так что даже спокойный по характеру самодержец Николай Александрович изрядно вспылил. Царя понять можно — русские должны воевать против австро-венгров, и обязательно добиться над ними победы, плодами которой воспользуются исключительно одни итальянцы. Хороший такой политический расклад, запредельно наглый по своей циничности.

Однако и французы с англичанами вели себя точно также эгоистично. «Папаша» Жоффр на все просьбы военного агента графа Игнатьева помочь русской армии, что вела сражения с немцами в Польше, и медленно отступала из «балкона», отвечал вежливыми отказами. Мотивировка у него простая — мобилизуемая промышленность еще не дает нужного количества боеприпасов — снарядов и патронов, также есть недостаток оружия, в первую очередь пулеметов с артиллерией.

Англичане развертывали на континенте полевые армии, общей численностью свыше полусотни дивизий, им всего самим не хватало. «Сырые» полки к наступательным действиям не способны, а позиционное «сидение» позволяет накопить нужный боевой опыт.

Все эти «увертки» прямо свидетельствовали о том, что «союзники» по Антанте вели «свою игру» — Германия и Россия должны себя взаимно обескровить, а потом придут настоящие «победители» и продиктуют побежденным свои пункты мирного соглашения.

Ошибка была в одном — в той истории у них получилось, потому что могли диктовать русским, которые от них полностью зависели в военных поставках, свои условия, которые принимались. Деваться было некуда — от союзников шли снаряды и гранаты, винтовки и пулеметы, патроны и колючая проволока, а также многое другое. Причем исключительно за оплату — были выданы займы под изрядный процент. А кто платит, тот девушку и «танцует» — вот и шли в безнадежные атаки русские мужики в папахах, укладываясь своими мертвыми телами на рядах заграждений из кольев, обмотанных колючей проволокой, которую не уничтожили только потому, что не хватало снарядов хотя бы для трехдюймовок.

Неплохо устроились «союзники» — русские льют потоками кровь, чтобы англичане с французами победили в войне, и при этом мало что останутся должниками по гроб жизни, но еще станут побежденными, потеряв страну, потому что там организуют революцию.

Вот только в этой истории сей фокус не прошел — успели не только подготовится к войне, но не стали протягивать руку с «волшебным заклинанием» незадачливого героя, что искал в стульях бриллианты. Более того, в самом начале войны прямо сказали французам — Париж сами спасайте, но если не можете, то заплатите за помощь. И царь сохранил твердость и неуступчивость, хотя первое время «прикормленная» французами аристократия и буржуазия попробовала «возмущаться». Но нарвалась на ответные действия Столыпина и все стало тихо, заткнулись моментально «агенты влияния», почувствовав угрозу для себя лично.

Но такова жизнь — фунты и франки нужны, но своя шкура драгоценна куда более, особенно если ее «сдерут» не поморщившись. И царь поступил правильно, найдя опору в армии, что не потерпела с ним поражений, а шла от победы к победе. А теперь, после занятия Константинополя, авторитет монарха стал незыблемым. К тому же, все политики, особенно революционеры 1917 года, исчезли с общественной сферы, причем в прямом смысле. Кого убили, кто «грибочками» отравился насмерть, кого хулиганы ограбили, переломав кости, а многие почему-то к самоубийствам прибегать начали — топились в ваннах и речках, вешались на веревках и подтяжках, стрелялись из револьверов и охотничьих ружей. И записки порой оставляли трогательные, с описанием семейных или бытовых неурядиц.

Жизнь для них стала опасной не только в России — и в гостеприимном Париже, и в тихой прежде Женеве, даже за океаном, в «Новом Свете», находились те, кто не давал революционером жить спокойно на полученные от «союзников» значительные гешефты.

Ни одной знакомой фамилии сейчас не слышно — все сгинули в одночасье, в промежуток между 1908 и 1912 годом. Тут и гадать не нужно — прошла полная «зачистка», и она вполне объяснима. Если радикалы присвоили себя право убивать по собственному усмотрению, устраивать восстания и мятежи, то с ними стали поступать соответственно «недемократично». Да оно и понятно — чаще всех о «демократии» верещат как раз те, кто плевать на нее хотел. Тем более в Африке, где негров за людей никогда не считали, а лишь за плохо дрессированных обезьян.

А вот Россия для них «жупел» — «ужасно недемократическая страна», а потому подлежит обязательному уничтожению. И желательно, чтобы русские совершили массовое самоубийство, развязав гражданскую войну на фоне поражения в мировой войне. Чего в конечном итоге и добились в 1917 году, а сами стали единоличными победителями!

— Мы уже раз «помогли» итальянцам, поможем и сейчас — никто не обвинит нас в отказе. Но войска в Италию пусть посылают французы и англичане, у нас есть дела поважнее, чем таскать каштаны из огня для «союзников». Пусть сами обожгут себе ладони!

Павел Карлович ощерился, ухмылка стала недоброй. Сейчас можно было ударить только в одном месте, где бои примут ожесточенный характер, куда венгры с австрийцами будут втянуты с головой. Болгарская армия начнет наступление на Банат — его потом получит Сербия, обменяв на большую часть Македонии. Русские дивизии с сербами и черногорцами перейдут в наступление на Боснию и Герцеговину, втягивая славянское население в восстание против «двуединой монархии».

— И кто после этого скажет, что это не самая действенная помощь итальянцам⁈ Зачем нам воевать за их интересы? Пусть Париж и Лондон сами спасают Рим, а мы посмотрим!

Вот так «разобрали» государство, что на свою голову устроило 1-ю мировую войну, надеясь укрепить внутреннее единство, которого никогда не было. А со смертью старого кайзера Франца-Иосифа не стало стержня, что хоть как-то объединял народы. А в Версале так «накроили» границы, что до сих пор «аукается», стоит только карту проживавших здесь народов положить на рубежи созданных стран.

Глава 46

— Потеря Италии сильно ухудшит положение Антанты в Средиземноморье, государь. На нашем положении это не скажется в той мере, как видится на первый взгляд. Ведь главная угроза Константинополю и занятым проливам исходить будет от Англии, которая всегда была великим недоброжелателем нашей страны, чего тут скрывать. Я уверен, что по окончании войны вопрос о Дарданеллах и Босфоре будет поднят именно в Лондоне, который никогда не смирится с тем, что Черное море стало «русским озером» и вход туда Королевскому флоту навсегда перекрыт.

— Вы правы, Павел Карлович, все требования наших «союзников», — в голосе царя прорезалась едкая ирония, — сводятся лишь к одному — мы должны нести потери ради их блага. Меня это категорически не устраивает, и я был бы рад, что все то, что они уготовили для моей державы, обернулось бы против них самих. Они наши враги, которые в поисках выгоды для себя стараются обречь моих солдат на заклание.

Ренненкампф в последнее время все явственнее видел, что Николай Александрович в общении с ним становится более откровенным, как бы снимая с себя «личину» которую постоянно носил — «недалекого умом» правителя. Но вот в такие часы становилось понятно, кто есть кто — император, прекрасно зная какое будущее уготовано его стране, и ему лично, в Лондоне, Париже и Вашингтоне, стал действовать совершенно иначе, исходя из интересов только одной российской державы. И добился уже немалого — страна сейчас была в куда лучшем положении, чем это было в реальной истории.

Промышленность пока не «нагревалась», военные заказы затронули примерно четверть всех частных предприятий, и эта доля не будет увеличена — ведь жизнь продолжается, и населению нужны товары широкого спроса. Все необходимое для нужд покупалось в «Новом Свете», благо золото не было бездарно профукано в покупках вооружения, по которым «винчестеры» приобретались по цене трех винтовок Мосина, а дрянные пулеметы Кольта шли по стоимости двух казенных «максимов».

Продовольствия было в избытке, «постные дни» в армии и не думали вводить. Это произошло лишь потому, что в каждом крестьянском хозяйстве оставался один-два работника. Мобилизация стала куда равномерной, и легла только на молодые, до тридцати лет, возраста, за счет отмены ряда льгот и переосвидетельствования тех, кто раньше их получил. Также не стали призывать в армию тех, кто трудился на предприятиях и заводах выполнявших военные заказы, а также рудниках и шахтах — но такие работники считались мобилизованными, и любая попытка «забастовки», а значит, преступления в условиях войны, становилась «билетом в окопы».

Да и знаменитых по книгам «земгусар» Ренненкампф не видел, так как ВПК и «зем-горы» не были созданы. Да и царское чиновничество, несмотря на пороки, трудилось куда полезнее, чем вся эта либеральная публика любителей «трескучих фраз», людей «пустого слова», а не «дела». Поступали гораздо проще — помогайте армии напрямую, без создания различных структур, что будут делать это в политических целях, стараясь «раскачать лодку» в интересах «заморских покровителей».

— Если кайзеру достанется итальянский флот, и он сформирует на корабли германские команды, Англии и Франции будет гораздо труднее удержать господство на Средиземном море. А, значит, диктовать в будущем всем народам свои условия и правила. Непримиримая борьба германии с Англией во благо России, ибо если кайзер признает наши интересы, то он будет их соблюдать — без нашей поддержки сломить Британскую империю ему не удастся. А потому я приму тайное предложение Вильгельма и встречусь с принцем Генрихом Прусским в Або. Но может быть и самим кайзером…

Тихо сказанные императором слова оглушили Павла Карловича словно ударом киянки по голове. Из истории он знал, что во время войны кайзер несколько раз предлагал тайно встретиться и урегулировать все вопросы, заключив сепаратный мир. Но император, находясь под сильным влиянием франко-англофильского окружения, не рискнул этого делать, догадываясь, что его ждет в самом скором времени, если он попытается договориться о мирном урегулировании. Но затяжка времени ни к чему хорошему не привела — монарх лишь несколько отстрочил неизбежное.

Взяв парочку минуток на раздумья, старательно прикуривая папиросу, Ренненкампф быстро просчитывал ситуацию, мысленно восхитившись нетривиальным решением проблемы.

— Вы правы, государь. Война нашей державе не нужна. Ее не поддерживает большинство народа. Взятие Константинополя дает «карт-бланш» на любые действия, а заключение скорого мира будут приветствовать. А если будут соблюдены наши интересы…

— Это не будет обсуждаться — что мы заняли, то наше навсегда, — голос царя был тверд. — Старый кайзер Франц заплатит по счетам, которых много накопилось. Но соблюдем приличия, воленс-ноленс. Во всех освобожденных славянских областях пройдут плебисциты под нашим покровительством и наблюдением дипломатов других стран — новомодное слово, как вы видите, подыскали. И пусть местные жители сами решат с кем им жить дальше — под моим скипетром, или под австрийским. А старый Франц может себе получить компенсацию за счет Венето и Ломбардии, да хоть с упразднением Итальянского королевства, — в голосе Николая Николаевича снова прорезалось нескрываемое ехидство. — Пусть даже станет правителем королевства обеих Сицилий — единая Италия не нужна, пусть ее земли станут «яблоком раздора» между Австрией и Францией.

— Вполне себе рабочий вариант, ваше величество — немцы взыщут с бывшего союзника, тут не может быть сомнений.

— Что касается султана, то турки могут возвратить себе Ливию или Египет. Мы возражать не будем, если им только удастся их отвоевать, в чем я сомневаюсь. Но и тогда буду преследовать только наши интересы! И Багдадская железная дорога будет под постоянным нашим контролем! Но все османские земли, населенные православными греками и армянами будут моими, а возможно…

Император словно споткнулся на мысли, не желая ее озвучивать. Потом улыбнулся и тихо произнес:

— Если Италия капитулирует, а к этому все идет, то следует озаботиться ее наследством. Что вы скажите, если войска негуса займут Эритрею?

— Ничего не могу сказать, я не представляю тамошних раскладов. Но думаю стоит послать в Красное море крейсера «Аскольд» и 'Жемчуг — лишними они не будут, если итальянцы вздумают сопротивляться.

— Выясните, кто из наших офицеров и генералов бывал в Абиссинии — негусу потребуются советники. И подумайте, какую помощь мы сможем оказать. Нам будет нужен один порт в Африке, в единственной православной стране, дружественно к нам настроенной!

— Я выполню поручение вашего величества — Михаил Васильевич немедленно отдаст указания, у генерала удивительная память, он знает чуть ли не всех поименно.

— Вот и хорошо, ваше высокопревосходительство, — улыбнулся монарх, и доброжелательно произнес. — Да, я подписал указ — вы, Павел Карлович, и генералы Лечицкий, Брусилов, Иванов, Алексеев, Мищенко, а с ними великий князь Александр Михайлович производитесь в генерал-аншефы. Сергей Михайлович получил чин генерала-фельдцейхмейстера, а Эссен стал генерал-адмиралом. Эти чины будут состоять в первом классе «табели о рангах», и приравнены к фельдмаршалу, как действительный тайный советник 1-го класса равен канцлеру. Отличие в том, что погон у вас с жезлами, а у фельдмаршала и канцлера поверх них будет вышит большой императорский орел. Так что поздравляю вас с производством в столь высокий чин. И жалую за победы на фронте орденом Святого Георгия 1-й степени, и бриллиантовыми знаками к ордену Святого Александра Невского, коим вы раньше награждены. А голубая лента и фельдмаршальский жезл вас будут ожидать позже!

— Если вам потребуется, государь, только прикажите — и я отдам за вас и страну вам вверенную Богом, свою жизнь!

Совсем не по уставу, чуть задрожавшим голосом, ответил Ренненкампф, склонив поседевшую голову перед монархом, которого историки от политики именовали «никчемным»….

Погоны высшего командного состава Российской императорской армии. С двумя звездочками генерал-майор, с тремя генерал-лейтенант. Пустой погон принадлежит «полному» генералу — от инфантерии, кавалерии или артиллерии. А вот последний погон для генерал-фельдмаршала. Но в этой альтернативной истории стал чином генерал-аншефа, упраздненным столетием раньше. А вот канцлер и действительный тайный советник 1-го класса, в отличие от других чиновников, погон вообще не носили, да и зачем — их знали в лицо, немудрено запомнить одну живущую персону. Да и было их в нашей истории совсем немного, гораздо меньше чем фельдмаршалов.

Глава 47

— Как там лошадка на ипподроме после забега двум мужикам сказала, что поставили на нее по штуке «зелени» — ну не шмогла я, не шмогла! И хрен с этой Италией — австрийцам тоже нужны победы, чтобы от послевкусия оправится. Уж больно запах дурной на полях Галиции остался, да и на Дунае им сильно вломили, Банатом уже овладели.

Ренненкампф нисколько не ерничал, он был доволен, что приложил все усилия, чтобы «списать» Италию со счетов. И тем обеспечил себе среди англичан и французов серьезное число недоброжелателей, жаждущих над ним расправиться. Однако никто из «своих» ему претензий не предъявлял, все прекрасно понимали, что любое наступление в осенней грязи на русско-германском фронте обречено на провал, вздумай любой противник попытаться прорвать оборону.

Невыполнимая задача в условиях «позиционной войны», когда траншеи идут десятками линий, одна за другой целыми поясами глубоко эшелонированной обороны, доходящей порой до тридцати верст, а минимум пятнадцать. Да перед тем нужно форсировать речные преграды — от устья Немана, потом по Нареву и Висле до самого Кракова шел почти сплошной протяженный фронт, упиравшийся левым флангом в Карпатские горы — там он застыл еще летом, опутался колючей проволокой, ощетинился тысячами пулеметов и сотнями пушек.

Противоборствующие стороны продолжали всячески укрепляться — и война сама по себе здесь утихла, только велся беспокоящий огонь, постреливали снайпера по неосторожным солдатам, велась разведка кое-где. Да иной раз случались бои местного значения, но там где были леса и болота, и отсутствовала речная преграда. Но уже всем воюющим солдатам и офицерам с генералами стало ясно — любое наступление, предприми его русские или германцы, просто захлебнется в крови — артиллерии и пулеметов хватало у противоборствующих сторон, как и снарядов с патронами.

Здесь было развернуто три фронта, полностью закрывавших протяженную линию. Северный фронт располагался против Восточной Пруссии под командованием генерал-аншефа Плеве. Здесь были и речные преграды с укрепрайонами за ними и крепости Осовец и Ковно.

Линия Северо-Западного фронта генерал-аншефа Иванова шла по Висле, от крепостных фортов Новогеоргиевска. Проходила чуть дальше, где в реку вливался Сан, минуя до этого мощные крепости Варшавы и Демблина, или Ивангорода. Там вокруг Сандомира на левом берегу реки был обустроен обширный плацдарм, оставленный для будущего контрнаступления.

Позиции Западного фронта генерал-аншефа Самсонов (того самого, что должен был застрелиться в реальной истории после Танненбергской катастрофы, но здесь известного прославленной стойкостью в любых оборонительных операциях), шли дальше, до Кракова, затем круто поворачивали к югу, упираясь в Карпатские горы.

Целых одиннадцать армий, включая одну конную, находящуюся на отдыхе. В состав армий входило чуть больше сотни дивизий пехоты, и три десятка кавалерийских и казачьих дивизий, составляли увесистую силу из обстрелянных резервных корпусов по большей части, упорных в обороне, но малопригодных в наступлении.

За южными отрогами Карпатских гор растянулся Юго-Западный фронт генерал-аншефа Брусилова, занявший большую часть словацких земель и населенное русинами Закарпатье. Четыре армии прославленных победами генералов — Флуга, Ромейко-Гурко, Драгомирова и Деникина — последнему создали репутацию его невероятно стойкие «железные стрелки», получившие права гвардии — причем вся дивизия, случай невероятный. А 1-ю Конную армию возглавлял генерал-аншеф Келлер, «первая шашка империи». Четыре десятка пехотных дивизий, причем кадровых, и две дюжины кавалерийских и казачьих, самых лучших — все эти войска были «дамокловым мечом», нависавшим над Венгрией, и готовым в любой момент оборваться.

От Герцеговины до Баната растянулись армии Южного фронта генерал-аншефа Лечицкого, что достиг своего положения, не имея академического образования. На двадцать союзных сербских и болгарских пехотных дивизий приходилось тридцать русских, подкрепленных несколькими казачьими корпусами. Внушительная сила, что сейчас продвигалась по горам и долинам Боснии, тесня австрийцев. Местное население — мусульмане-босняки, католики-хорваты и даже православные сербы, просились под руку императора Николая, идеи «соединенного славянства» тут имели огромную популярность. Старый король Петр отошел от дел, и страной правил его старший сын Георгий, отнюдь не вспыльчивый характером, а вполне разумный и настроенный к России крайне лояльно.

Это второе из трех серьезных изменений в истории — ведь должен был править его младший брат Александр, известный хитростью и скрытностью. Но нет, в 1906 году, посетивший Петербург 19-ти летний наследник сербского престола имел приватную беседу с великим князем Николаем Николаевичем, после которой все заметили произошедшие с ним радикальные изменения — принц перестал кипеть вспыльчивостью, сошли на нет конфликты с главой правительства и главным воеводой армии. Да и с юным королем Болгарии Георгий установил теплые отношения — это и было одним из факторов, повлиявшим на не случившуюся 2-ю балканскую войну. Вот такие два изменения — они не должны были править сейчас, но оказались у кормила власти, и причем полностью лояльными к России.

Оба фронта нацеливались на Будапешт — операцию было решено провести в конце марта следующего года, когда подсохнет земля и теплая южная весна полностью вступит в свои права. К этому времени определится и позиция Румынии — Фердинанд выжидал, отчаянно «торговался», вот только император Николай Александрович на уловки и шантаж не велся. И однажды прилюдно сказал английскому и французскому послам, что румыны получат то, что заслужат, и не более того, и на попрошайку короля иначе смотреть не будет. А если примкнет к «Тройственному союзу», тем хуже для Фердинанда и лучше для России — королевство будет оккупировано русскими войсками и станет Валашским генерал-губернаторством. Так что Румыния в войну вступит, и добавит к союзным силам две дюжины дивизий, правда, очень сомнительной ценности, вроде итальянцев.

Взятие Константинополя обеспечили болгары — для «братушек», примкнувшим «ножи», дорога на Босфор была знакомой. При поддержке высадившихся в Варне русских стрелков они пошли победным маршем на древнюю православную столицу, в то время как адмирал Эссен высадил десант на Вифинском полуострове, который османы именуют Коджаэли. Помешать высадке турке не смогли — два дредноута это серьезный довод с двумя дюжинами орудий, каждое из которых посылает убойный довод весом почти в полтонны. Да и транспортов по типу «эльпидифоров» было использовано с пару десятков, а каждый обеспечивал высадку полностью экипированного батальона морской пехоты — воссозданной со времен императора Александра Благословенного в составе полудюжины бригад.

Устоять турки не смогли, будучи атакованными с двух сторон, и отрезанными от Анатолии, что лишало их помощи. Даже обыденной резни христианского населения столицы не случилось — османы побежали на азиатский берег десятками тысяч, используя всевозможные суда и лодки. Им Ренненкампф специально приказал отвести «золотой мост», чтобы выпихнуть подальше в глубину Малой Азии враждебное население…

Эти уникальные суда водоизмещением в тысячу тонн стали строить еще до 1-й мировой войны. Имея осадку по носу намного меньше, чем кормой, они могли подходить к необорудованному пристанью побережью, высадить людей и необходимые грузы. Лучше всего подходил в качестве десантного корабля специальной постройки, однако при установке двух-трех 120–130 мм пушек превращался в канонерскую лодку для огневой поддержки тех же десантников. А мог еще служить минным заградителем и тральщиком, да обычным транспортом — универсальный и полезный по характеристикам корабль.

Глава 48

— Интересно, как Николай Александрович «греческую проблему» решать будет? Ладно, в Константинополе он прочно сидит, поддержка болгар полная — «цельнокупную» страну все же им создал, осуществив мечту. Понт и «большая» Армения за него всеми зубами держаться будут — иначе их просто окончательно дорежут, как киликийских христиан!

Ситуация на занятых русской армией территориях оказалась интересной. Местные жители категорически отказывались от «покровительства» греческой короны. У них сторонников «Великой идеи» возрождения Византийской империи, но только под покровительством российского самодержца и его армии, было многократно больше, чем одиночных приверженцев Венизелоса с его крайним национализмом несбыточных мечтаний о создании некой «Великой Греции», которая должна стать преемником державы ромеев. Ренненкампф в очередной раз углубился в изучение докладов. Он никогда не думал, что главнокомандующий фронтами, а им он стал, так как царь являлся Верховным главнокомандующим, должен изучать политическую составляющую очень дотошно и скрупулезно.

— Головой совсем думать не умеет — одно слово «политик», у которого мысли необычайно «легкие»… как у кретина, решившего покончить жизнь самоубийством!

Теперь Павел Карлович стал отчетливо понимать, какая каша «варилась» на Балканах в период османского владычества. Теперь императору Николаю Александровичу пришлось «расхлебывать» это месиво взаимных обид и желаний упрочить свое положения путем насильственного ущемления чужого. Требовался «третейский суд», или, говоря языком из будущего времени — «набить стрелку» и на ней срочно «разрулить» сложившуюся ситуацию. Причем, «миротворец» должен был обладать не только весомым авторитетом, но и немалой силой, чтобы надавать по «шапке» всем несогласным. И в то же время не допустить к решению «внутрисемейного» спора английских и французских посредников, которые только усугубят положение.

Хорошо, что 2-й балканской войны не случилось, иначе ситуация стала бы совсем тупиковой. А так сербы с болгарами сейчас договорились между собой по-хорошему, не ссылаясь на исторические хроники с крайне сомнительным правом «владения».

При посредничестве русских учитывались только сложившиеся реалии. Сербы передали значительную часть Македонии, где болгарское население было в большинстве — идеи «македонизма», насаждаемые сербами раньше, среди жителей оказались непопулярными. Решили провести и ротацию населения, которое оказалось в анклавах. И на этом старые споры и дрязги были закрыты, хотелось бы навсегда.

Сербы остались не в накладе, а в большом выигрыше. Болгары «вписались» в войну за Банат большими силами — в его западной части проживало большое число сербов, и эта территория должна была отойти Белграду. А банатские болгары, бежавшие сюда от турецкой резни, могли переселиться на историческую родину — сербское правительство брало на себя все расходы и «достойную» оплату за оставляемые земли и дома в селах. Переселенцам отводились селения в восточной Фракии, которые покинули турки, поголовно бежавшие с европейской стороны своих бывших владений.

— Хоть болгаро-сербские дрязги удалось разрешить «полюбовно», и то хорошо, — Ренненкампф усмехнулся, прикуривая папиросу. И это было немаловажно — именно пять болгарских дивизий, вместе с двумя русскими армия созданного Юго-Восточного фронта, нанесли поражение двум турецким армиям, откинув их в глубину Анатолии. Командовал новым фронтом генерал от инфантерии Радко-Дмитриев, болгарин по национальности, но давно служивший в русской армии, и воевал еще с японцами. Протеже великого князя Николая Николаевича, он сейчас подходил для этого поста как нельзя лучше. Потому что любая империя не унитарное государство, последнее просто распадется на части, если начнет проводить политику ущемления других наров в языковом, религиозном, образовательном отношении. Именно к этой насильственной и порочной национализации и призывали греческие политики, и в первую очередь сам Венизелос, хорошо, что отрешенный старым королем Георгом от поста премьер-министра, иначе наломал бы «дров».

Потребовал чтобы Россия вернула Греции Константинополь, а быть или не быть Николаю Александровичу правителем сразу двух возрожденных империй — Византии, то есть Константинополя, и Трапезунда или Понта, решать только грекам и никому иначе. Вот это ни в какую телегу не укладывалось — русские с болгарами воевали, с боями вышибли османов вглубь Анатолии, овладели проливами, которые всегда были жизненно важны для Российской империи, что не раз показывали войны на протяжении нескольких веков. А тут решать будут за кем останется Царьград с Босфором и Дарданеллами афинские политиканы, на которых клейма негде ставить⁈

— Пусть сам идет и воюет за свои идеи, болван близорукий. Недаром национализм в нацизм легко трансформируется, как не играй понятиями. Византийская империя многонациональная страна, а название Греческого королевства само о себе говорит. А когда попробовали сами в одиночку повоевать с турками, то огреблись по полной программе.

Именно Элефтериос Венизелос лично виновен в том погибельном исходе миллиона греков с исторической родины, где они жили тысячелетиями, а Смирна с Константинополем окончательно стали турецким Измиром и Стамбулом. И поражение Афин в турецко-греческой войне двадцатых годов есть страшная плата за его политические амбиции и «близорукость», так что «Энозис» претворить в жизнь с таким подходом было делом изначально обреченным, и привело к национальной катастрофе!

Ренненкампф смачно выругался, поминая либеральных политиков, которые при ближайшем рассмотрении оказывались упертыми националистами, с такими идеями «единства» территории, народа, языка и религии, которые от нацизма неотличимы. И они, в конечном итоге, губят всех тех, кто разделяет эти ущербные идеи, желая полностью доминировать над другими людьми, иного языка и веры.

— Ничего у либералов не выйдет — их роялисты скоро сажать начнут по камерам. Тут все предельно просто — или с нами или против нас. Надо быть слепцом, чтобы не видеть — Россия проливы никому не отдаст! Ни грекам, ни туркам, ни англичанам! Принимайте реальность как таковую, ибо урок вынесли — на третий раз проливы взяли, а четвертому не бывать!

Павел Карлович отложил бумаги и задумался — война на Кавказском фронте — армянском нагорье и на побережье западной части Понта — окончательно замерла. Войска генерал-аншефа Юденича занимали выгодные позиции на горных перевалах, выставляя пулеметы и легкие пушки, легко отбивали редкие атаки турок. На освобожденных территориях учреждалась русская администрация — тот же Понт был разделен на две губернии — Синопскую и Трапезундскую. Образовано Нагорное генерал-губернаторство в размерах древнего Армянского царства, официально вошедшее под скипетр императора Николая Александровича.

Спешно формировались десять пехотных бригад из местных греков и армян, в них отправили инструкторами русских офицеров и унтер-офицеров, обеспечили обмундированием и вооружением. Так что если османы не пойдут на мирные переговоры, им же хуже — есть, кому проводить «зачистку», и мстить за многовековые расправы. Образовали по императорскому повелению Ефратское казачье войско, куда массами хлынули «зачисляться» курды — этот воинственный народ, лишенный государственности, получив определенные шансы на оную, перестал поддерживать турок в войне против русских.

На Юго-Восточном фронте были полностью освобождены Вифиния и Мизия — и тем прикрыта с востока зона проливов. Прибрежная полоса занималась войсками до самого Синопа — тем самым турки лишались доступа к Черному морю. Теперь шло наступление на Ионию — древняя Лидия и Кария были плотно заселены греческим населением вот уже три тысячи лет, и с восторгом встречали освободителей. На этом наступательная война должна закончиться — получив только те территории, где проживало большинство христианского населения, следовало как можно лучше укрепиться на заранее выбранных наилучших позициях. Имея пушки и пулеметы с огромным боекомплектом, можно отразить наступление любых масс плохо вооруженных аскеров, причем долгое время. Наступать в глубину Малой Азии император не собирался — там могла пойти война только на полное истребление.

Одно плохо, так это то, что произошла насильственная «ротация» населения — армяне десятками тысяч бежали из Киликии и Анатолии, греки из Карии и восточной Лидии, а навстречу несчастным шел столь же горестный поток отуреченных за века жителей, которые обоснованно страшились праведной мести от покоренных прежде христиан. Но это следует принимать — в своем господстве османы переходили все рамки, принимая только насилие за главный аргумент в своей внутренней политике. Потому и исчезла великая прежде Османская империя, превратившись на карте в скромную по размерам территорию для одних только турок…

Карта «Великой Греции» Элефтериоса Венизелоса, чей портрет приведен в левом верхнем углу. Это границы по Севрскому договору 1920 года. Живи и радуйся, но захотелось побольше. А результатом стали довоенные границы, турки отобрали себе все обратно и выселили больше миллиона греков из своей страны. Заметьте, что здесь не нарисовали Понт, а Кипр, занятый англичанами, показали в уголке — он до сих пор не в составе греческого государства. А понтийские греки нашли пристанище в России…

Глава 49

— К сожалению, Жорж, но византийское наследие великой империи ромеев греки бездарно профукали, — Николай Александрович усмехнулся и посмотрел на своего давнего приятеля, вполне официального наследника греческого престол. Принц Георг ему приходился троюродным братом по своей матери, великой княгине Ольге Константиновне. Та была дочерью великого князя Константина Николаевича, сына императора Николая Павловича, который приходился им общим прадедом.

— Но мы с тобой не эллины, а потому насчет этого беспокоится незачем, а будем исходить из сложившегося положения, ведь русский солдат в Константинополе, и оттуда уже никогда не уйдет, — голос царя был тверд как никогда. Ведь достигнутая путем усилий сотен тысяч русских солдат и офицеров победа, которую за почти два века не смог достигнуть ни один император, фактически означала только одно — все остальные цели в войне уже не так важны. Главное упрочить положение и не отдать завоеванное в ходе дипломатического нажима «союзников». А то что таковой последует, николай Александрович не сомневался, раз уже пошел зондаж из Лондона и Парижа с легким пока «нажимом». Так что сейчас нужно было действовать решительно и быстро, закрепляя успех. А потому на переговоры прибыл Георг, старинный приятель, и с ним можно было говорить вполне откровенно, не подбирая дипломатических выражений.

Семь бед — один ответ, а союзники пусть злятся, сделать они все равно ничего не смогут, нет у них таких сил. Эти мерзавцы еще за Севастополь должны ответить, которым овладели шестьдесят лет тому назад в Крымскую войну. Если в Лондоне и Париже думают, что русские забыли про это — то лорды и месье сильно ошибаются!

Теперь Николай Александрович прекрасно понимал всю ярость, терзавшую генерала Ренненкампфа, который постоянно твердил, что нужно повести войну так, чтобы Россия осталась в выигрыше, а союзники потерпели поражение. В прошлый раз он не решился заключить сепаратный мир, но тут появился очень удачный момент, чтобы повернуть ситуацию. Но вначале нужно решить вопрос с греками.

— Твой отец передаст тебе бразды правления, так как больше некому — Николай увлечен живописью, Андрей не без оснований считается германофил, и его кандидатура для нас категорически неприемлема. Христофор самый молодой из вас — ты ему сам в отцы годишься, Жорж.

Император усмехнулся, прекрасно понимая, что для его целей это самый лучший расклад. Дело в том, что два года тому назад, в Салониках анархист предпринял покушение на короля. Однако по воле судьбы пули достались наследнику престола принцу Константину, известному своими прогерманскими симпатиями. К тому же он женатому на сестре кайзера Вильгельма принцессе Софье Прусской.

Убийство невероятное, и Николай Александрович подозревал, что тут не обошлось без участия кого-то очень влиятельного. Хотя, что тут скажешь — позже пули сразили великого князя, а Столыпин, что должен был умереть, остался жить. Так что за всем этим может стоять сама судьба, с ее решением сильно не поспоришь, она сама выбирает, кому пришло время умирать. Но случай с Константином сыграл в пользу России.

Греческая королевская семья являлась датской, и одновременно самой пророссийской среди европейских венценосцев. Еще бы — жена короля великая княгиня Ольга Константиновна, старшая дочь Александра замужем за великими князьями Павлом Александровичем, дядей императора. А младшая сестра Георга Мария вышла замуж за великого князя Георгия Михайловича. Брат Николай женат на великой княгине Елене Владимировне, двоюродной сестре Ники. Ни один из королевских дворов Европы не имел столь прочных матримониальных связей с «Домом Романовых».

— Видишь ли, Жорж, хотят ли ваши политики, или не хотят — но империя ромеев возрождена, и является составной частью империи Российской. Константинополь «второй Рим», а Москва «третий» — четвертому не бывать! Смотри что получается — Константинополь с округой у меня, Вифиния и Мизия заняты полностью, и войска займут Ионию. Десант будет высажен и на Родос с прилегающими островами — они ведь итальянскими два года тому назад стали, а Рим капитулировал. Так что надо успеть, чтобы англичане нас не опередили. Понт, вернее Трапезундская империя, мне присягнули, и все армянское «царство» что раньше в империю входило. И во всех этих областях я в своем праве, и мне по большому счету безразлично, что думают на этот счет ваши либералы. Гораздо важнее — признаете ли вы меня вашим императором по праву, что позволит избежать многих неприятностей⁈

Георг был готов к такому вопросу — они обсуждали его с отцом заранее. Ситуация складывалась не в их пользу, если рискнут пойти на конфронтацию. Дело в том, что объединение греческих земель — долгожданный «энозис» — начал проводить именно российский император, освобождая захваченные турками византийские фемы. И народ встречал нового базилевса и автократора с ликованием, чуть ли не обожествлением.

И вот тут и роялисты, и либералы в греческом парламенте и правительстве попались в западню. Греческие земли стали объединять «сверху и со стороны» — случай прежде небывалый. Выступить против признания нового базилевса — обречь себя если не на смерть, то на изгнание. Признать его полную власть — страна лишится части независимости. Именно лишь некоторых полномочий, как поступил царь Борис, признавший власть императора Николая первым. И попросив «покровительства» и «вечного союза», то есть «вассалитет» в прямом смысле. Но за это согласие на конфедерацию болгары получили практически все земли, воссоединив народ. С Болгарией греки полвека тому назад, находясь еще под османским игом, разругались напрочь — так что этот разрыв стали именовать «великой схизмой».

И что самое плохое, так что Сербия и Черногория тоже пошли по этому пути — признание российского протектората позволяло им значительно прирасти территориями с единоплеменниками. И при этом получить защиту от «сюзерена», так что Париж и Лондон не смогут надавить в своей привычной манере. А ведь освобождение населенных греками земель еще не закончено — остался Кипр, присвоенный англичанами. А если брать саму Византию, в которой были два основных народа — греки и армяне — то не освобождена Киликия, где турки продолжают свирепствовать над армянами.

Да, чем-то придется поступиться, и в самой малости отрезать болгарам десяток селений, это не так страшно. Пусть власть будет немного урезана, но весь греческий народ воспринимает сейчас императора как «Освободителя», и мешать ему смертельно опасно. Даже Венизелос это сообразил, живо отказавшись от либеральных взглядов, став консервативным монархистом.

— Весь наш «дом» признает тебя императором ромеев, и стран под твоим скипетром находящихся, государь!

Впервые в жизни принц Георг обратился так к Ники, и почувствовал при этом необычайное воодушевление, и даже радость — с души будто тяжелый камень свалился…

Пока еще наследники престолов, второй и первый по очереди — принц Георг и цесаревич Николай.

Глава 50

— Если я бы знал, чем закончится эта война, Ники, я бы ее не начинал. Нас с тобой использовали как марионеток, стравив в схватке!

Кайзер почернел лицом за время тягостного рассказа императора — на лице Николая Александровича застыла восковая маска. Он решился на тайную встречу с Вильгельмом в небольшом финском городке Торнео. Вообще-то они должны были встретиться в шведском городке Хапаранда на противоположном берегу реки, но правитель Германии по собственной воле перешел на русскую сторону — жест полного доверия с его стороны.

— Повтори, как зовут этого бесноватого ефрейтора, что возомнил себя повелителем мира⁈

— Адольф Гитлер, или Шилькгрубер, венский художник. Сейчас должен воевать где-то на западном фронте.

— Найдем, — буркнул кайзер, и по лицу пробежала гримаса, по которой стало ясно, что жить несостоявшемуся лидеру «Третьего Рейха» осталось немного. И эта догадка была тут же подтверждена словами:

— Я не имею права рисковать своими подданными, Ники. А потому не имею права потерпеть поражение в этой войне, хотя сам проживу долго. Но зачем мне такая жизнь⁈

В голосе кайзера прозвучала нескрываемая горечь, да и царь чувствовал себя скверно — прекрасно зная какое будущее ожидает его дочерей, сына, жену и его самого будущее, все эти долгие годы он прилагал нечеловеческие усилия к спасению.

— Мы не должны дальше воевать, Вилли, иначе зайдем слишком далеко, и вместо меня с Алекс погибнешь ты с Августой. Цель их понятна — уничтожить нас, низвести наши страны до края бездны, и желательно, чтобы мы сами погубили друг друга, собственными руками…

— Что будем делать, Ники⁈ Ты ведь нашел выход, раз позволил нам сокрушить Италию так быстро, а ведь мог вмешаться⁈

Кайзер всегда отличался разумным подходом к делу, когда места для трескучих фраз не оставалось.

— Мог, но не стал.

Покладисто согласился Николай, кивнув головой. Вильгельм усмехнулся и отпил из чашки горячего кофе, с удовольствием прижмурившись. Кайзер не мог себе позволить пить ароматную арабику из чашечки, удовольствовавшись эрзацем, добровольно желал переносить лишения с собственным народом.

— И как ты это видишь?

— Ты должен повергнуть Францию одним, но очень сильным ударом. А я дам урок венским глупцам за их ненасытные аппетиты. Иного не остается, Вилли, нужно убрать все камни преткновения в нашем будущем — славяне и православные люди мои, немцы и лояльные к ним народы полностью твои. И мы больше не допускаем взаимной вражды ни в каком виде — против нас огромный блок англо-американцев, к саксам они уже не имеют никакого отношения, с самой мощной экономикой в мире. Учти — они рвутся к установлению своего мировому господству, навязывая свои правила и через столетие это приведет к глобальной катастрофе.

— Ты не хочешь мне поведать, что дальше случится?

— Я сам отказался от этого. Мы с тобой не должны допустить, чтобы такое знание обернулось в нашем мире созданием чудовищного по силе оружия, атомной бомбы, которая в одночасье может испепелить целые города. Но ты сам можешь поговорить с ним, когда окончится война. К счастью, после смерти великого князя за несколько дней до начала войны прибыл еще один посланец из будущего, который очень мне помог.

— Жаль, что у меня нет такого советника, — недовольно произнес кайзер, — но я с ним с удовольствием побеседую и долго…

— Да, кстати, они оба русские, но и немцы по крови.

— «Зов крови» он таков, Ники. И в нас много славянской крови — Мекленбурги одни чего стоят. А потому давай забудем не нужные нам распри, и подумаем, как выбираться из скверного положения, куда нас загнали. Всегда думал, что с англичанами стоит иметь дело — как я ошибся!

— И я тоже — они не сделали ничего для спасения меня и моих близких, все ложь и обман. А ведь я их фельдмаршал и адмирал флота, да и мы с Георгом как близнецы выглядим, — усмехнулся Николай Александрович. И чуть наклонившись, негромко сказал:

— Старик «Прогулкин» скоро умрет, а эрцгерцог Карл не та фигура, чтобы удержать свою «лоскутную империю» от распада.

— Предатель, — буркнул Вильгельм, так как уже знал, что тот, став кайзером, попытался заключить сепаратный мир, и оставить Германию один на один с врагами, в войне, куда Вена ее и втянула.

— Славяне по горло сыты владычеством австрийцев и мадьяр. А потому предоставим им выбор — или они остаются в составе «двуединой монархии», или образуют свои королевства, которых лишились, и титулы перейдут ко мне. А сами получат полную автономию по примеру тех же болгар или сербов, либо как твои баварский и саксонский короли. Я не собираюсь принуждать католиков, но желаю создать единение славянских народов, как ты германских. И это можно решить спокойно, проведя справедливое размежевание. Если ты принимаешь это за основу, то будем договариваться на будущее. А если тебя не устраивает, и ты готов положить свой народ за венскую химеру, которая тебя и предаст, то выбор за тобой, Вилли.

— Хорошо, благо у меня практически нет славян, онемечены давно, за исключением поляков…

— Ляхи меня не интересуют, могу своих добавить, — со злостью ответил царь, и, сцепив пальцы, произнес:

— Раз так, то сможем договориться о будущем новом «драйкайзербунде», в котором Вена лишняя. Но там пока об этом не знают, да и проблем у них будет невероятно много.

— А кто станет третьим в нашем с тобой альянсе?

— Микадо! Нам нужна опора на Тихом океане в виде морской державы. А эти азиаты рано или поздно войдут в конфронтацию с англо-американцами — так оно и будет, ты ведь знаешь.

— Хм, неожиданное предложение, но интерес определенный есть в нем, — после паузы отозвался кайзер. И неожиданно произнес:

— Дело за малым — как сокрушить Францию, чтобы она сама пошла на мир? Да и что делать дальше, если Англия продолжит воевать? Высадиться на «острова» мы не сможем, даже если открыто станем военными союзниками. Я просто не вижу решения…

— Оно у тебя уже есть, я имею в виду Францию. Твоя мадемуазель, не удивляйся, мои жандармы умеют распутывать дела, передавала тебе ночное бормотание Николая Николаевича. Просто ты не применял это оружие, хотя у тебя оно имеется.

— Потому и не отдал приказа, что знал о том, что у тебя найдется ответ — я ведь не представляю в полной мере, какими знаниями владел великий князь. И как видишь, правильно сделал — даже австрийцев унял, когда они над твоими офицерами и солдатами в плену издеваться вздумали.

— Прости, но этого виновным я не прощу никогда! Под суд отдам и повешу мерзавцев! Или в Сибирь отправлю — я слово дал!

— Делай с ними что хочешь, Ники — надавим с двух сторон, и Карл согласится их всех выдать — куда ему деваться! Или сами их возьмем! Не стоят они нашего с тобой союза, не стоят…

Генетика как наука — один из наглядных на то примеров. Русский царь и английский король, словно близнецы-братья. Стоит ли удивляться гемофилии⁈

Глава 51

— Англичане действуют в своей привычной манере, так что не стоит тому удивляться. С выходом Италии из войны в Лондоне осознали, какая угроза нависла над Британской империей, вот и пиратствуют по обыкновению. А ничего — вполне действенно, ведь главное результат!

С того момента, когда германские дивизии нанесли нокаутирующий удар по итальянцам прошло немного времени, до православного Рождества еще больше недели. В европейских странах вот уже два дня как начался новый 1916 год, в Российской империи еще последняя декада декабря только наступила. Но события понеслись вскачь, галопом!

Италия оказалось выбитой из войны, вылетела как ядро из пушки. Король Виктор Эммануил III не бежал из страны, как предполагали многие, а остался в ней, правда, всю горечь подписания капитуляции возложил на премьер-министра Антонио Саландра, зачинщика этой войны, и главнокомандующего армией генерал Луиджи Кадорна. После этого Германия и Австро-Венгрия старательно выместили все обиды на своем союзнике, что их откровенно предал, польстившись на посулы Антанты, подкрепленные звоном «презренного металла» — 50 млн. фунтов предоставленного Англией займа — полмиллиарда золотых рублей без малого.

Весь парадокс ситуации состоит в том, что в войну втягивали англо-французские дельцы не по договорам, а вопреки оным, откровенно покупая оптом и в розницу олигархов и влиятельных политиков. Итальянский парламент большинством голосов — 320 из 508 проголосовал за предложение бывшего премьер-министра Джолитти, лидера «нейтралистов». Да и сам король, лояльной к императорским домам Германии и Австро-Венгрии Савойской династии, отнюдь не рвался в драку с родственниками.

«Чиаболетта» («коротышка» по названию небольшой сабли, а рост его величества Виктора Эммануила был в полтора метра), не желал влезать в мировую войну, понимая, что нейтралитет принесет гораздо больше выгоды. Но уломали венценосца, прельстили огромными территориальными приобретениями — «и осел пошел за морковкой»!

И тут же, как по заказу начали происходить массовые антипарламентские манифестации — чем не «цветная революция». И стоило Джолитти выехать из столицы, как живенько, игнорируя решение парламента, объявили войну, торопясь, ведь деньги олигархами были получены, а их нужно отрабатывать. Вот только тогда итальянские политики не знали как их классически «кинут», когда наступит мир. Ведь когда хочется много и сразу, то зачастую получают ни хрена и постепенно. И более того — намного чаще теряют даже свое, или то, что давно считалось «своим».

«Рисорджементо» закончилось в конце ноября 1915 года — «объединенная» Италия живенько распалась на прежние, самостоятельные государства, находящиеся под временной оккупацией бывших союзников. За прошедшие полвека, по выражению одного циничного политика, после создания Италии, старались «слепить» итальянца — но тут не хватило времени, и страшная военная катастрофа разрушила живенько «сшитое на живую нитку» государство. Король Виктор Эммануил стал правителем прежней родовой вотчины — Сардинского королевства, состоящего из трех частей — собственно острова, Пьемонта и Савойи. С последней частью вышло неладно — свои исторические земли в 1860 году были уступлены французскому императору Наполеону III, взамен помощи, которую тот оказал при «объединении» Италии. Правда все оформили «чинно и благородно» — французы провели плебисцит, который, понятное дело дал положительный результат для них. Против такого «волеизъявления» яростно протестовал Джузеппе Гарибальди, уроженец Ниццы, но так всегда и бывает — тот, кто сам занимается мошенническими схемами, бывает очень сильно недоволен, когда его самого «кидают». Такие кунштюки проводили постоянно — чего обижаться то, на знаменитую европейскую «демократию» в действии!

Ведь сам король Виктор-Эммануил II «присоединил» королевство обеих Сицилий с рекордным результатом — 98% избирателей высказались в его пользу, хотя исторически неаполитанцы всегда стойко ненавидели пьемонтцев. Но тут нужно уметь «правильно» подсчитывать голоса. А это гарантируют войска, что заняли территорию!

Зато теперь Сардинское королевство вступило против Франции в войну, итальянцы вроде румын живо «переобулись». Да выбора не осталось — а потому взгляд «коротышки» остановился на Савойе, которую ему кайзер Вильгельм пообещал вернуть, отправив за отступавшими фраснцузкими войсками с десяток дивизий. Заодно германцы заняли Парму, Модену и Флоренцию, где воцарились прежние династии, охотно принявшие протекторат.

Вена же старательно брала под «опеку» свою долю — весьма немаленькую, как оказалось. Первым делом загребли Венето и Ломбардию, которые полвека тому назад входили в империю и были потеряны в результате войн с Францией и Пруссией. Досталась и бывшая папская область, весьма немаленькая по размерам. Королевство обеих Сицилий восстановлено, на трон вернули вполне законного и легитимного монарха — 74-х летний Альфонсо Сицилийский, из династии Неаполитанских Бурбонов, вернулся на трон своего старшего брата Фердинанда, который тот оставил по принуждению Гарибальди. Причем оный монарх, носящий на груди орден святого Георгия 4-й степени, полученный еще в 1861 году, сразу отказался вступать в войну на чьей-либо стороне.

Однако военно-морские базы новоявленный монарх, как и Сардинский король, предоставили во «временное пользование» кайзеру Вильгельму, почему англичане по ним и ударили своими крупнокалиберными пушками линкоров и броненосцев, стараясь не допустить использования бывших кораблей «режина марине» в интересах кайзерлихмарине. Ущерб нанесли существенный, но отнюдь не серьезный — с полдесятка броненосцев и броненосных крейсеров вышли из строя до конца войны. И судьба их ждет унылая — все отправятся на слом, никто ремонтировать не станет.

Вот только кайзеру достались пять новых дредноутов, и шестой готовился вступить в строй. Экипажи для них были забраны с устаревших броненосцев первых серий, которые были «подарены» скандинавским странам — Дании и Швеции — своеобразная форма «платы» за поставки нужных ресурсов. Весьма разумно — эти корабли не имели никакой боевой ценности с их 240 мм пушками. Еще кайзер получил три легких турбинных крейсера и много новых эсминцев, а также все подводные лодки. Кое-что из устаревшего, но хорошего получили австрийцы. Все остальные корабли достались Пьемонту тешить самолюбие — выходить в море и воевать с англичанами «храбрые савойцы» не собирались от слова «совсем».

В этой ситуации раздела «наследства» итальянского флота преуспел и генерал-адмирал Эссен — на Родосе был захвачен броненосный крейсер «Пиза», собрат которого «Дженоа» был продан грекам и стал в их флоте «Аверовым», в честь миллионера, что дал деньги на покупку. А заодно там захватили крейсер «Либиа», с десяток эсминцев и миноносцев, две субмарины — никакого сопротивления итальянцы не оказывали, наоборот, с нескрываемой радостью передали корабли «союзникам».

Так что объединенный русско-греческий флот получил существенное приращение в силах — три дредноута, четыре броненосца (из них два греческих американской постройки), два броненосных крейсера. А также два легких турбинных крейсера, еще один достраивался в Николаеве. И четыре бронепалубных крейсера, включая турецкий «Гамидие», что ремонтировали в Пирее. К тому же в Эритреи войска негуса захватили несколько канонерок и миноносцев в Массауа, куда вошел крейсер «Аскольд», придя на помощь союзнику. «Жемчуг» встал на якорь в Ассебе, и итальянская колониальная администрация покорно подчинилась.

Ренненкампф ожидал, что англичане возмутятся таким «произволом», однако все прошло на удивление гладко. Союзники по Антанте пока были сильно заняты — прибирали к своим рукам «бесхозные» Ливию и Сомали. И нисколько не сомневаясь, решили высадить десанты и захватить Сардинию с Сицилией, приглашая поучаствовать в этой авантюре и царя. Правда, тот благоразумно отклонил это предложение — один раз подобное уже было во времена императора Павла, и ничем хорошим не закончилось. Но в том, что скоро грянут серьезные события, Ренненкампф уже не сомневался…

Удивительная страна Италия — она появилась намного раньше, чем такой народ как итальянцы. Как говорят, тот впервые себя почувствовал единым благодаря победе 1934 года на чемпионате мира по футболу.

Глава 52

— Желтая смерть… Желтая смерть…

Генерал Людендорф тихо бормотал себе под нос, повторяя одни и те же слова. Но при этом внимательно рассматривал трупы французских солдат, что лежали порой грудами. Лица людей были искажены предсмертными муками и пожелтели, запах тлена чувствовался даже через повязку — ужасающее зрелище, апофеоз войны, как сказал бы любой художник, что остался бы в здравом рассудке при виде подобной картины.

Но он военный, и необходимо знать воочию, как действуют ядовитые газы, примененные в огромном количестве единовременно, на нескольких протяженных участках фронта. Эффект был достигнут поразительный — крепостные форты Вердена пали за несколько часов, гарнизон даже не смог толком обороняться, все уцелевшие защитники бежали в жуткой панике. Да и по Марне оборона французских войск была прорвана в нескольких местах — эффект от применения нового оружия оказался поразительным.

Они с фельдмаршалом Гинденбургом на такой успех не рассчитывали, полагая, что подведенные в последний момент гренадерские дивизии, предназначенные для прорыва передовой позиции, застрянут там под пулеметным огнем. Но под защитой стены ядовитого газа, что при попутном ветре ушел далеко на юг, потери наступающих полков были невелики. Будто вернулось славное время августа позапрошлого года, когда армия кайзера Вильгельма победно маршировала по полям и виноградникам Шампани, идя на Париж, и сметая на своем пути все заслоны.

— Прав французский король, что сказал, что труп врага всегда приятно пахнет, — хмыкнул Людендорф и поспешил отойти от кучи мертвых тел. Их сейчас торопливо закапывали в огромных ямах плененные французские солдаты, потрясенные катастрофой. Да и сам Людендорф не ожидал такой впечатляющей победы, для которой оказалось нужным десять тысяч баллонов с отравой, хороший попутный ветер и сорока дивизий пехотинцев, лица которых были закрыты специальными защитными масками.

Артиллерия, особенно дальнобойная, получила пару сотен тысяч снарядов с желтой и зеленой маркировкой. И вот эти снаряды, запрещенные к применению Гаагскими конвенциями, оказались многократно более полезными, чем баллоны — клубы ядовитого дыма полностью парализовали работу расчетов вражеских батарей даже в глубине обороны, и та не смогла поставить заградительный огонь.

Германское командование, скептически относившееся к идее прорыва на широком фронте с использованием отравляющих газов, было ошарашено прилившим счастьем. Хорошо, что выделенные для наступления самые лучшие дивизии были готовы и бодро двинулись вперед. Верден, мощнейшая крепость был захвачен в течение одного дня, и теперь германские дивизии двигались на юг, выходя в тыл и отсекая оборонительную линию, состоящую из крепостей Туль, Эпиналь и Бельфор, что шли по Мозелю, не давая продвигаться германским войскам из Эльзаса и Лотарингии.

Прорыв на Марне в трех местах тоже увенчался успехом — 2-я армия уверенно продвигалась к Мелену, что на Сене поблизости от Парижа, три других армии тоже достигли успеха, тесня противника. Несколько французских дивизий были прижаты к сен-гондским болотам, и были обречены, так как обходящие корпуса заняли Фер-Шампенуаз, у которого столетие тому назад потерпели поражение маршалы Наполеона.

Однако наступление шло не так быстро, как виделось в первые дни — лишившись оборонительных позиций французы яростно отбивались, переходя в отчаянные контратаки — эффект от массированного применения нового оружия несколько сгладился, хотя позиции вражеской артиллерии выявлялись аэропланами и немедленно обстреливались химическими снарядами. Но французы дрались как черти, не понимая, что война уже проиграна, и даже бесстрашие солдат не способно изменить ситуацию.

И дело в том, что попавшая под наступление 2-я английская армия генерала Хейга, отступала в панике, оголив пятидесятикилометровый участок обороны в районе Руана. Ядовитые газы потрясли «томми», половина которых всего несколько месяцев были на фронте, и не «втянулись» толком. Все дело в том, что лорд Китченер создавал миллионную армию, и хотя желающих воевать с немцами набралось достаточно, но что они смогли, не имея опыта, противопоставить яростному напору германских ветеранов, имеющих закалку с выучкой.

Да к тому же ядовитые газы! Желтая смерть!

Людендорф на это и рассчитывал, и тут же бросил в прорыв сразу две конные армии, сформированные по «русскому» опыту. С целью увеличения количества подвижных дивизий, их сделали трех полковыми, причем восемь эскадронов воевали на лошадях, а четыре эскадрона драгун уселись на велосипеды. Каждой дивизии придали батальон егерей и дивизион конной артиллерии, и по три свели в корпуса, которых стало семь. И это без учета изъятой войсковой конницы из полевых корпусов, что составила отдельные кавалерийские дивизии, приданные уже полевым армиям.

Оба командующих «конармиями», генералы Марвиц и Макензен, столь удачного момента не упустили — кавалерийские дивизии, входя в прорыв, немедленно растягивали по фронту, стараясь продвинуться как можно дальше. Вышла очень широкая полоса наступления, от города Кана, что в Нормандии, до Тура на Луаре — последний был глубоко в тылу парижской группировки. За германской кавалерией устремились массы инфантерии, в бой бросили все резервы, которые вывели с Балкан и Трансильвании, оставив на произвол судьбы и русского оружия австрийских и венгерских союзников, фактически обреченных на заклание.

Потрясенные разгромом англичане, побросав тяжелое вооружение, отступали стремительно. Их 1-я армия отступила к побережью Ла-Манша, чтобы иметь возможность для экстренной эвакуации, две другие армии отступали к Луаре, причем германская кавалерия с фланга их порой опережала, отсекая путь для бегства. Но англичане славятся упрямством — они сбивали заслоны и продолжали отходить, ставя французские армии от Парижа до Бельфора в отчаянное положение.

— «Битву за мир» мы выиграли, даже потеряв союзника, которого принесли в жертву нашей победе, — пробормотал Людендорф, еще раз оглядев форты Вердена. Теперь генерал мог ехать обратно в штаб, который покинул несколько часов тому назад, чтобы собственными глазами посмотреть на эффект от применения отравляющих газов. И вины за содеянное совершенно не испытывал — французы несколько раз применяли газы, правда, вполне безвредные. Солдаты только задыхались и у них шли ручьем слезы, но никто не умирал. Так что противнику вернули должок, только с очень и очень большими процентами.

Но так ведь сами французы не зря постоянно твердят — на войне как на войне! Тут не до сантиментов!

На поля 1-й мировой войны вышел самый настоящий кошмар, который и предвидеть никто не мог. Немецкие химики рассуждали вполне логично — раз мы жаждем умерщвлять вражеских солдат, то разве важно каким это будет сделано способом — шрапнелью или газом. А вот такой подход и взбесил Антанту — как посмели тевтоны относится к цивилизованным европейцам как к каким-то дикарям или азиатам. Русских травите, а мы причем⁈

Тоже вполне логичный посыл — ведь есть союзники которых не жалко!

Но потом и сами немцы, как говорится, отведали «полной ложкой» своего гнусного варева, и одним из отравленных газами, но выжившим оказался некий ефрейтор, венец по происхождению, начинающий художник Адольф Гитлер.

Глава 53

— Я сказал Жоффру следующее — «дайте мне всего двух ажанов, генерал — я пройду с ними по банкирам и те выпишут счета. И там будет четко указано, что все ваши займы осталисьу вас же, во Франции, и сразу пошли на уплату процентов, которые вы до сих пор взыскиваете, несмотря на заверения вашего правительства».

Военный агент генерал-майор Игнатьев пребывал в крайнем раздражении, и не скрывал его от посла Извольского. Тот тоже был не в лучшем настроении — разговор с президентом Пуанкаре вышел напряженным.

— Мы не поучили ни одного франка, на который смогли заказать оружие. Даже колючую проволоку нам не давали, ссылаясь на недостаток. Но при этом постоянно требовали помощи, хотя в прошлом году, когда мы воевали против объединенных сил австро-германцев, нам не оказали ни малейшей поддержки. Но мы как-то справились собственными силами — а потому не им, французам, нас в чем-то упрекать, Александр Петрович! И тем более поносить имя нашего императора!

Последние два дня для посла Российской империи и военного агента стали непрекращающимся кошмаром. Граф Игнатьев с немногими людьми из посольства чудом вырвались из Парижа по единственной оставшейся дороге, которую германцы уже обстреливали артиллерией. Добрался до Бордо, и тут пришли шифровки из Петербурга, где было обращение императора Николая II к правителям, властям и народам воюющих держав к немедленному миру без контрибуций, и правом народов на полное отделение от любого государства, где их права утесняют. И они могут присоединиться к единоверцам или единоплеменникам другого государства.

В том, что Россию ее «союзники» Англия и Франция просто используют для достижения своих политических целей, в Петербурге поняли давно, и отправили соответствующие ноты месяц тому назад. Написанные крайне резко и отнюдь не дипломатично, они касались предоставления новых займов на войну Францией.

Интересная выходила ситуация — Россия должна была истратить эти деньги на закупку исключительно вооружения, с помощью которого воевать с «бошами». Проливать кровь, спасая Францию за ее деньги, но после войны выплатить все с процентами. Очень выгодная позиция — за интересы Франции воюют и погибают, а после войны обязаны возвратить существенно подросшие за счет процентов займы. При этом условием новых займов в фунтах и франках становилось требование вести военные операции по согласованным союзниками планам и там, где они укажут. Конечно, все было прикрыто флером красивых слов, но мысль. Если отбросить фальшь, была прописана одна — вы нам подчиняетесь, делаете все, что мы решим, и будете получать деньги в виде займов, а не просто так.

И хотя бумаги были конфиденциальными, но царь вспылил, и отправил телеграмму президенту, где доступными русскими словами, без всякой дипломатии, высказал все, что он думает как об условиях, так и о самих «союзниках». Там имелись наполненные горечью и желчью «строчки», что правительствам Франции и Англии выгодно проливать кровь русских солдат, они желают поражения России в войне и делают для этого все возможное. И это было не голословное обвинение — приводились факты финансирования деятельности революционеров за все годы правления царя Николая II, когда уже был заключен военный союз, об организации потрясений 1905–1907 гг. и позже. А еще о тайном сколачивании и финансировании либеральной оппозиции, о недовольстве занятием Константинополя, о мерах политического противодействия и непризнании Византийской империи, и о многом другом, довольно таки неприглядном и крайне возмутительном.

И хотя французский язык позволил несколько сгладить самые острые углы, но демарш самодержца был подобен взрыву бомбы террориста в большом курятнике — только перья и помет полетели в разные стороны. А во всех российских газетах опубликовали и то злополучное требование, и другие бумаги, показывающие французских и в меньшей мере английских политиков в весьма нехорошем облике.

Так себя с «союзниками» ведут, когда их вообще не считают друзьями, а скорее врагами, затаившимися до определенного времени. Взрыв возмущения был всеобщим — теперь было моветоном держаться руки «союзников». И грянули репрессии — масонские ложи объявлены распущенными, состоять в них запрещено под страхом каторги. Ничего необычного — подобные законы принимали и другие русские императоры. Но тут пошли действия, аресты, и сроки «отвешивали» весьма внушительные. Революционеры и либералы, «потерявшая» берега буржуазия, а то и аристократы, были буквально раздавлены, как ожиревшие клопы. Народ и армия пошли за царем, освободившим Константинополь и водрузившим крест над Святой Софией.

В Бордо перепугались не на шутку, вся спесь с французов слетела молниеносно. Ведь если Россия выйдет из войны, а веских поводов у нее для этого более чем достаточно, то Франции настает полная хана (граф назвал иное слово, хлесткое) — ее германцы раздавят и не заметят. Меры предпринимались в экстренном порядке — за царем признали полное право на два исторических императорских титула, заверили, что статус Константинополя и проливов полностью признан за Россией, и вообще, русские все неправильно поняли — сложности перевода и все прочее. Пересмотрели в экстренном порядке размеры финансовой помощи в сторону увеличения, без каких-либо предварительных условий и процентов. Должен был пролиться самый настоящий «золотой дождь», но тут грянуло германское наступление, страшное тем, что массированно и повсеместно были применены ядовитые газы…

— Почему французы не удержали фронт и отступают к Луаре, граф?

— Мы им не раз советовали, что главная линия обороны должна быть второй, чтобы удар неприятеля пришелся по первой позиции, и ее можно было отбить контратаками из глубины, ставя заградительный огонь артиллерии. Но мы воевали, а они окапывались — и к нам презрение, как зуавам, — Игнатьев зло усмехнулся. — Вот и поплатились за свое высокомерие, под газы и попались. А теперь все — поражение неизбежно!

— Не торопитесь, Алексей Алексеевич. Вчера пришли телеграммы, что старый кайзер Франц-Иосиф присоединяется к предложениям нашего императора в полной мере!

— А куда ему деваться — Румыния вступила в войну, Трансильвания и половина Венгрии потеряны, как и вся Босния с хорватскими землями. Наши войска продвигаются к границам Моравии, а оттуда до Вены сотня верст. Если кайзер Вильгельм незамедлительно не отправит туда войска, которые снимет с французского фронта, то «двуединая монархия» будет окончательно нами повержена. А обмен Вены на Париж для нас сейчас выгоден…

— Не торопитесь, граф, но только что пришли шифровки, что кайзер Вильгельм присоединяется к предложению нашего императора и отправит в Петербург принца Генриха Прусского и с ним канцлера для переговоров в любой день. И вообще — он отдал приказ прекратить военные действия на восточном фронте, заявив, что Германии не нужны земли, а только мир, причем за основу оного он принимает условия государя-императора Николая Александровича в полном их объеме!

— Пошли дела, — только и смог сказать генерал, быстро оценивая ситуацию. — Но тогда, если Франция и Англия не принимают эти условия, то они покажут, что являются главными зачинщиками войны. Но тогда зачем воевать за них, если для нас война с Германией невыгодна. Это все понимают, и в аристократических салонах, и в дворницких. Но если мы заключим с Веной и Берлином мир на данных условиях, то и Франции тоже придется соглашаться, пока немцы не продвинулись еще далеко. Да и Париж хотя полностью окружен, но еще не взят штурмом.

— Вот поэтому я немедленно еду к Пуанкаре — сейчас настал решающий момент — битва за мир, но не военная, а дипломатическая. И прошу вас, Алексей Алексеевич следовать за мной, — раскрасневшийся Извольский живо поднялся с кресла, потирая ладони. — Теперь можно вручить президенту предложения императора, и думаю, он к ним сейчас отнесется очень внимательно, иначе Франция будет окончательно раздавлена…

Одна из страшных картин 1-й мировой войны — ослепшие в ходе газовой атаки британские солдаты. Эта мировая бойня «переформатировало» все европейское населения, чрезвычайно озлобила людей — недаром многие говорили, что «цивилизация в одночасье стала варварством».

Глава 54

— Вот и закончилась война, на половине отведенного ей прошлой историей срока застыла, государь.

Посмотрев на императора Николая Александровича, негромко произнес Ренненкампф. И повел плечами, как поступают грузчики, сбросившие тяжеленный мешок, что долго несли. До последней секунды не верилось, что разумный подход восторжествует, и Англия не будет воевать дальше, и перемирие не станет тевтонской «хитростью».

Но нет, кайзер Вильгельм повел себя честно по отношению к России и Франции — германские войска стали покидать оккупированные ими северные провинции Франции и западную часть «польского балкона». Кроме того, Германия раньше срока начала демобилизацию огромной армии, всячески демонстрируя желание как можно быстрее на самом деле закончить с войною — блокада с ее голодом стране была не нужна. И вот тут прибывшие в Берлин из России первые эшелоны с продовольствием, и, особенно с так нужным людям сахаром, кофе и табаком, произвели на немцев самое благожелательное отношение — популярность доброго «кайзера» Ники стала набирать немалый авторитет среди подданных Вильгельма. Впрочем, и сам Вилли этому немало способствовал, публично именуя царя «великим миротворцем».

— Война не решила вопросы, Павел Карлович, а лишь отложила их на неопределенное время, — негромко произнес император, прикуривая папиросу. «Бархатный сезон» на диво чудесен и приятен — вторая половина сентября стоит теплая, ночами хорошо, а днем нет жары и в помине. И так будет до последней декады октября, потому знать и любила тут отдыхать, демонстрируя императорской фамилии своеобразную лояльность. Впрочем, в ноябре, многие переедут на южную сторону Черного моря, а то и на побережье Эгейского, там можно «зимовать» в полном комфорте.

— Государь, не совсем так, на мой взгляд. САСШ в эту войну не успело влезть, так что в Европе президент Вильсон не котируется. Да и помощи от Америки сейчас не потребуется. Экономику ведь не успели перестроить на военные нужды. И нет сейчас такого разорения, которое могло иметь место, продлись война на два с лишним года дольше.

— Да и европейская карта практически не изменилась, если не считать Италии и Австро-Венгрии. Вернее, лучше теперь считать их вместе, — усмехнулся император, он был доволен изменениями, что произошли в этих странах. «Рисорджементо» дало обратный ход — Италия распалась на три королевства — Савойское, обеих Сицилий и Венето. Третье объединяло Венецию, Ломбардию и значительную часть бывшей папской области, и монархом тут стал император Карл, хоть чем-то компенсировавший потерю всех славянских земель, включая богемское, или чешское королевство, корону которого присвоил себе император, временно правда, пока по соглашению с кайзерами не поставит другого монарха. Так что Австро-Венгрия сохранилась, и теперь ей предстоит стать «триединой монархией», включив итальянский компонент, раз прежде высокомерно проигнорировали славянский.

Обширные колониальные владения Италии были поделены между «великими державами» без всякой жалости, однако оформлены как «вступление в наследство». Франция и Британия поделили Сомали, тем самым первая компенсировала передачу двух савойских провинций обратно Пьемонтскому королевству — Парижу немного «подсластили» поражение в «битве за мир». Тем более французы вскоре получат вторую «оплеуху» — в Эльзасе и Лотарингии поведут плебисцит при надзоре англичан. В итогах можно не сомневаться, нет смысла в подтасовке. Лишь один из шести жителей говорит на французском языке, подавляющее большинство населения общается исключительно по-немецки. После чего Парижу выдвигать претензии просто глупо — они ведь раньше сами провели аннексию германских и итальянских земель, и нагло считали их своей собственностью. А тут получили по рукам…

Германии вернули захваченные союзниками колонии, правда, японцы не хотели поступаться Циндао и островами в Тихом океане. Но напоролись на демарш — Германия и Россия объявили, что отправят сотню дивизий, и Япония разом лишиться всех азиатских владений, а кайзерлихмарине, второй флот мира, перетопит японцев как щенят в тазике. Англия, как всегда, «умыла руки», и посоветовала узкоглазым союзникам уступить. Те, правда, попытались «купить» пяток островов — хоть что-то себе оставить. Но напоролись на предложение «продать» южную половину Сахалина, вернув ее России. И настойчиво так посоветовали, начав переброску сибирских корпусов обратно на Дальний Восток. Вот в Токио и призадумались…

Германия и Британия по-братски поделили Ливию — Берлину досталась Триполитания, а Лондону Киренаика. Россия, кроме турецких земель с православным населением новой квази-империи ромеев, приобрела Эритрею, и то в «долевом участии» с негусом. Статус Чехословакии и Польши будет решен позднее, слишком там все запутанно, как и вопрос о будущей Югославии. С Албанией не все ясно, как и с Кипром. Но в целом картина привычного довоенного мира почти не изменилась…

Ренненкампф тоже закурил, благо император раз и навсегда разрешил ему курить в его присутствии — своеобразная благосклонность монарха и очень нешуточная привилегия, которую он имел только один — вроде права сидеть в присутствии короля или не снимать перед ним шляпу. Так что взгляды на нем останавливались порой такие, что поймав их, Павел Карлович мысленно поеживался — любовью и теплотой там не пахло, а вот зависти, перемешанной с лютой, животной ненавистью, было хоть отбавляй.

Теперь в его положении следовало опасаться и яда в бокале от аристократов, и пули от террористов-революционеров или наемных убийц — последних могли нанять все кто угодно — многим влиятельным политикам, особенно зарубежным, смешал расклады.

Потому меры для собственной охраны принимал титанические, благо император на том настаивал постоянно. Ведь он сейчас был не просто фельдмаршалом, каких после войны стало пятеро — кроме него этот чин получили Брусилов, Лечицкий, Келлер и Иванов. Его назначили главнокомандующим вооруженными силами всей Византийской империи, благо до самой своей смерти базилевсом будет именно царь Николай Александрович, а он там его наместником, с самыми обширными полномочиями.

И сейчас находился в Константинополе, чувствуя там себя как дома. А дело в том, что остался он вдовцом, так ни разу не увидев супругу, которая совершенно неожиданно умерла два года тому назад (хотя должна была жить и жить), когда шли яростные сражения в Силезии. Порой заезжал в Афины и Трапезунд — там его встречали с почтением, а в Белграде и Софии с ликованием. В Бухаресте ему не понравилось — король Фердинанд перед ним чуть ли не заискивал, осыпал всяческими наградами, вплоть до принца Банатского, с титулом «его королевского высочества». Куда деваться пройдохе — Банат (вернее северная и восточная части) был передан ему в пользование, пока кайзеры не примут по нему конкретное решение. Румыны в нем составляли только треть населения, а вот немцы и венгры больше половины, причем их должно было стать еще больше — переселялись из отошедшей к Белграду западной части Баната, именуемой Воеводина, где большинство составляли сербы, кроме северных немецко-венгерских районов.

Так что кроме фельдмаршала стал в своем почтенном возрасте 62-х лет самым натуральным феодальным владыкой, со столицей в городе Темешвар, или по-румынски Тимишоара, впрочем, последнее название почти не употреблялось. Край практически не был разорен войной, слишком быстро его заняли русские войска, так что жизнь там вполне пристойная. Тем более цены на продовольствие высокие, и продажи шли хорошо…

— Павел Карлович, как вы находите принцессу Софью Греческую и Датскую? Она от вас просто взгляда не отводила при последней встрече.

— Мила и добра, — отозвался Ренненкампф — он действительно долго беседовал с вдовствующей кронпринцессой, сестрой кайзера Вильгельма.

— Вот и хорошо, — с нескрываемым облегчением произнес император. — Вы ей очень пришлись по сердцу, и мы с Вильгельмом думаем, что вы составите прекрасную партию. Софья долгое время жила в Англии, у нее там обширные родственные связи. Думаю, Кипр передадут ей в приданое в обмен на Киренаику, и вопрос с островом решится к общему согласию. А вы станете королем Баната, и брак будет не морганатическим, а равнородным.

— Государь, — Ренненкампф ошалел от напора, но тут же был огорошен:

— Ники, называйте меня по-домашнему Ники. Дав сейчас согласие, вы стали не кузеном, а братом сразу двух императоров…

Сестра кайзера Вильгельма Софья с дочерьми. 1913 год. В этой альтернативной истории она не стала греческой королевой в виду того, что после покушения произошло все наоборот — кронпринц Константин погиб, а старый король Георг остался жив.

Вместо эпилога Глава 55

— Мир изменился, и теперь никогда не станет как тот…

Ренненкампф тяжело приподнялся с кресла — года брали свое, все же исполнилось 74 года, на десять лет прожил больше, чем в произошедшей истории. Но тогда его расстреляли большевики, а тут о такой партии ни слуха, ни духа, и имена «вождей» давно позабыты всеми, за исключением архивариусов жандармских управлений.

Да и он не ославленный историками генерал «немецкого» происхождения, а потому «предатель», а фельдмаршал и полный георгиевский кавалер, пятый в истории, после Кутузова, Барклая де Толли, Дибича и Паскевича. И к тому наместник Византийский императора Николая Александровича, и будет им до самой своей смерти.

Но пока умирать не собирается, наоборот, вроде жить начал, да любимая супруга Софья Прусская, королева Кипра и Баната, в ее 47 лет близнецов родила, наследников. Сейчас парням по девять лет, здоровые растут и бойкие — от матери наследственность добрая, ее младшая дочь от первого мужа всего на четыре года сыновей старше, играют вместе. И вообще, он сейчас многодетный монарх, так как от первого брака с кронпринцем Греческим Константином у Софьи шесть детей, причем первенец Георг, которому сейчас 38 лет, король Греции, старше младшей дочери Екатерины на 23 года. К нему, несмотря на королевские титулы у обоих, относится с подчеркнутым уважением — все же служил в Прусской гвардии, и чином не вышел, чтобы с заслуженным, боевым, а не «паркетным» фельдмаршалом спорить.

Второму пасынку Александру уже 35 лет, и женат он на второй дочери императора Николая Татьяне. Ему не предстоит царствовать, хотя в жилах течет кровь не только германских кайзеров и русских императоров, но и всех базилевсов империи ромеев, ныне возрожденной — Палеологов, Комниных, Ласкарисов, Ангелов и Мономахов. Может на небесах бог отнесся благосклонно, но Татьяна, у которой от матери могла передастся гемофилия, родила здоровых парней, одного за другим, крепких и горластых. Но что такое может быть, было известно — у того же Генриха Прусского средний сын не страдал этой тяжкой болезнью, от которой умер цесаревич Алексей семь лет тому назад, погрузив Россию в траур.

Но вскорепроизошло то, что Павел Карлович никак не ожидал. Император Николай просто забрал к себе внуков, вместе с пасынком и дочерью. Причем Аликс опекала детей с невероятной заботой и любовью, даже собственную дочь, их мать, ревновала. А год назад Ники его буквально огорошил — старший внук Александр станет цесаревичем и взойдет на трон как Александр IV Александрович, а младший Константин объявлен диадохом, то есть наследником престола уже Византийского.

Так что династический вопрос решился к пользе — все страны настаивали, что империями должны править раздельно, и такое было условие во время подписания «Всеобщего Мира». Понятно, что разросшийся «Дом Романовых» тоже требовалось как-то пристраивать, не всем, но многим престолы нашлись. Георгий Михайлович правил Трапезундом, в котором императорский титул сменили на царский. Его брат Александр Михайлович был выбран чешским королем, или Богемским, конституционном, для конфедерацию, куда входила еще Моравия, Словакия и Рутения, с закарпатскими русинами. Вот только границы этого государства были значительно обрезаны, в сравнении с «версальской» Чехословакией. Немецкие области — а это 3 млн человек — отошли на севере и западе к Германскому рейху — Судеты австрийская Силезия, а южные к Австрии. Также Словакия не получила венгерские земли — образовалось чисто славянское государство с 10 млн. населения из чехов, словаков и русинов.

Вот только с поляками так до сих ничего не решили, хотя шляхту основательно придавили. Вилли рвался панство онемечивать, а Николай все сомневался, проводя осторожную русификацию.

Другое такое же славянское государство появилось на Балканах, на берегах лазурной Адриатики — королевство Югославия. И тоже конфедерация из трех королевств и отдельных земель, так что проводить «сербизацию» уже изначально невозможно, тем паче что хорваты избрали своим королем, так как династия Трпимировичей угасла еще в 12-м веке, великого князя Дмитрия Павловича, причем согласились, чтобы тот остался православным. Учли, сто его покойная мать греческая, датская и русская принцесса.

Обе конфедерации вошли в состав Российской империи с полной автономией, большими правами, но без права выхода. Впрочем, как и сама возрожденная Византия, считавшаяся формально независимой, но имевшая большой ряд условий и ограничений. Получилось вроде Британской империи со своими доминионами. Хотя новое греческо-армянское государство больше напоминало Германию — набор из десятка отдельных царств, со своими династиями базилевсов, но подчиненных автократору, которым являлся царь Николай Александрович. Зона проливов вообще навечно передавалась России, и там имперская юрисдикция. Сложная структура, но учитывавшая реалии — республиканские формы теперь давились в зародыше, предавались анафеме, и таковыми остались только Франция и Швейцарская конфедерация.

Сохранилась и Османская империя, но без православных европейских и малоазиатских владений. Понятно, что на последние — Понт и Армянское царство — турки притязали, ведь населения в вырезанной части нагорья было мало, после армянской резни. Так проблему решили быстро — и русских заселяли, и казаков целыми станицами, чуть ли не полумиллион природных воинов, хорошо знающих как с османами воевать.

«Лиги Наций» так и не создали, САСШ на континент Старого Света не пустили, и на мнения американского президента наплевали с высокой колокольни, как говориться. Сейчас в Европе правил бал союз двух императоров — Вилли и Ники, теперь действовали согласованно. А учитывая огромный рынок восточного соседа, и огромные запасы сырья, которые сама Россия переработать не могла, экономическое сотрудничество пошло полное, причем немцы принялись изучать русский язык теперь в школах.

У него самого в Банате дела обстояли также — русский язык зубрили все швабы, составлявшие большую часть населения. Валахов потихоньку отселяли в южную часть Трансильвании, отошедшую Румынии, а венгры переселялись в северную часть, где составляли большинство вместе с немцами. Он сам охотно принимал немцев — саксов или швабов, очень лояльные подданные, полмиллиона жителей на тридцать тысяч квадратных километров. На Кипре другая история — турецкое население с северной части острова отселили в Малую Азию, и приняли взамен десятки тысяч русских и греческих переселенцев. Так что если в Банате любила отдыхать супруга Софья, то он и дети предпочитали зимой быть на Кипре…

«Версальско-Вашингтонская система» сейчас не сложилась, зато ряд соглашений в Гааге, Женеве и Стокгольме был заключен. Война потрясла всех, а потому было принято решение объявить агрессию против какой-либо страны без веских на то обстоятельств, преступлением. Причем Германия, Россия, с одновременно примкнувшей Австро-Венгрией внятно пообещали, что «размажут» любого в Европе, Азии и Африке, кто не захочет соблюдать «статус кво». Намек был мгновенно понят Англией, Францией и Японией, что сразу приняли соглашение. Британская империя гарантировала, что особо «горячие головы» будут на море немедленно «остужены» Королевским флотом, Германия гарантировала, что помощь от кайзерлихмарине будет оказана в том благородном деле. И хотя САСШ и несколько стран «Нового Света» воздержались от ратификации сего документа, стало понятно, что в Вашингтоне выводы сделали, и унялись с переворотами в «банановых республиках», и высадкой морской пехоты под звездно-полосатым флагом.

Следующими документами, принятыми в начале 1917 года, стало ограничение «морских, сухопутных и воздушных» сил. Строительство дредноутов просто запретили на двадцать пять лет, объявив «линкорные каникулы». Также было разрешено достроить только те корабли, которые были заложенны до 1916 года. Англичане и немцы сразу смекнули, что к чему и буквально «продавили» это решение, ведь они имели огромные флоты, а обновлять состав их теперь можно было только через 15 лет. И хотя эта затея пришлась не по душе САСШ и Японии, но когда адмирал Битте заявил, что европейцам хватит линкоров чтобы убедить всех несогласных, «прения» прекратились. Подписали все — военное кораблестроение практически прекратилось. Можно было только ремонтировать и модернизировать, да закладывать новые суда, водоизмещением не больше семи тысяч тонн, но с одновременным выводом из состава флота старых.

Урезали численный состав армии — просто вдвое резанули по довоенным нормам, ограничив калибр артиллерии шестью дюймами. Тоже произвели и с авиацией, но никаких ограничений на выпуск «невоенной» продукции не накладывали. Армии были вынуждены сокращать все, и первыми поддержавшими это предложение были как раз САСШ, у которых и сухопутных войск сильного состава вообще не имелось. Немножко протестовали японцы, но оценив людские ресурсы России, самураи решили, что такое ограничение всем вообще-то на пользу.

Так что военные расходы во всех странах серьезно упали, чему можно было только радоваться. А четверть века окончится только в 1942 году, а так как Германия не рвется к реваншу и в союзе с Россией, то мир в Европе обеспечен на долгие годы.

— Жаль, не увижу это время, хотя, возможно, и доживу. Но в этом мире уже точно не будет ни 2-й мировой войны, ни ядерного оружия, ни авианосцев с танками. Все под запретом и под контролем. И главное — не будет гегемонии Америки — есть несколько игроков, что не позволят Вашингтону навязывать свои правила…

2022–2023 г. Олха.

Уважаемые читатели, скоро я выставлю главы давно написанного продолжения цикла «Крестоносец из будущего» — книги были изданы 2012–2013 гг. Всем, кому интересен четвертый роман этого цикла, потерпите немного. Хотя десятилетний перерыв свою роль играет…

Вернуться назад

HOME

«Желтая смерть» - Герман Романов