Шеф-повар Александр Красовский - Александр Санфиров

Александр Санфиров

Шеф-повар Александр Красовский

Глава 1

Операция

– Ну, что готов? – наклонившись ко мне, спросил Вовка Шорников. Несмотря на улыбку, в лице пожилого, опытного хирурга и моего однокурсника проскакивала неуверенность и беспокойство.

– Как юный пионер, – ответил я, улыбнувшись в ответ.

– Тогда мы с бригадой моемся, – сказал Вовка и, повернувшись к медсестре, добавил:

– Зина, больному сделать премедикацию, и через двадцать минут везите в операционную.

– Хорошо, Владимир Андреевич, – ответила девушка.

Очередной укол я почти не заметил.

Когда каталку привезли в операционную, мне уже было хорошо. Боль, терзавшая тело последние полгода, ушла и затаилась где-то в желудке.

Как ставили капельницу я уже не чувствовал и провалился в глубокий сон.

Первое, что я ощутил, просыпаясь, это запах карболки.

– Странно, с чего бы это в реанимации карболкой полы начали мыть? – мелькнула мысль. Но она тут же исчезла, сметенная небывалым ощущением здоровья. У меня ничего не болело. Ну, просто вообще ничего. Даже ожидаемая дыхательная трубка, в горле отсутствовала.

Ехидный разум отреагировал на это шутливо.

– Так, может, ты умер, поэтому ничего не болит? – спросил я сам себя и открыл глаза.

Взгляд, естественно, уперся в белый потолок. Повернув голову, я обнаружил, что гляжу в раскрытое настежь окно, в которое задувает легкий ветерок. А за окном шелестели раскрывающимся ярко-зелеными листьями березы, блестя белыми, покрашенными на метр от земли, стволами.

– Весна! Какая на хрен весна? – панические мысли бились в голове. – Неужели с января я находился в коме после наркоза?

На скрип двери голова рефлекторно повернулась в ту сторону и обнаружила нескладную фигуру в военной форме. В первую секунду фигура мне показалась чем-то знакомой, Но затем я замер в изумлении.

– Это же невозможно! Грязев, армия!

А военный призрак из прошлого вдруг заговорил:

– Санек, ты как, бля? Живой? Ну, ты дал, бля! Мы тебя, бля, на дембель провожали. Боцман чемодан нес, а ты у КПП, раз, и упал, бля.

Под бубнеж Сережки Грязева, товарища по службе в армии, я уселся в кровати и начал осматриваться.

Хоть прошло пятьдесят лет с армейских времен, и голова плохо соображала, до меня сразу дошло, что нахожусь в медсанчасти при штабе полка и сейчас на дворе май 1972 года.

Снова скрипнула дверь и, в палату зашел лейтенант медик.

– Ну, что сержант, мать твою, допился до эпилепсии, дембеля ожидая, – с ухмылкой спросил он.

Несмотря на кавардак в голове, я смог собраться и спокойно ответил:

– Не понимаю о чем вы, товарищ лейтенант, спиртных напитков не употреблял.

Лейтенант задумчиво поглядел на Сережку Грязева и жестом приказал ему убраться из палаты. После того, как тот вышел, лейтенант продолжил:

– Понимаешь парень, по всему, что я наблюдал, у тебя имел место приступ эпилепсии. Разумного объяснения кроме травмы и алкоголя у меня нет. Сам то, что можешь сказать по этому поводу?

Мысленно я усмехнулся.

– Самое время рассказать, что я из будущего с приветом прибыл, из-за этого и судорожный синдром развился.

– Ничего не могу сказать, товарищ лейтенант, разве, что вчера на крыше гаража целый день загорал, может, перегрелся?

– Хм, – задумался офицер. – Возможно и так. Вы ведь меры ни в чем не знаете. Дорвался до бесплатного. Ладно, давай я тебя гляну, если все нормально, езжай домой, ты мне тут на хрен не сдался. Ты нынче свободный, как ветер, гражданский кадр.

Измерив, давление и пару раз ткнув в грудь для вида фонендоскопом, лейтенант скомандовал:

– Вставай, одевайся и выметайся из части на хрен. С вином будь осторожней, на всякий случай.

Когда я оделся и вышел на улицу, там меня дожидались несколько сослуживцев.

Они, столпившись вокруг, забросали вопросами, в основном, как я себя имею, и поеду ли сегодня домой.

К своему стыду, большинство парней я не помнил, голова гудела от мыслей. Не особо соображая, ответил на вопросы и, подхватив дембельский чемодан, подался в сторону КПП. До выхода из части меня несколько человек все же проводили, там я пообещал писать, как устроюсь на гражданке и, обнявшись с провожающими на прощание, пошлепал по дороге в сторону шоссе Ленинград – Мурманск.

Механически передвигая ногами, я пытался понять, что происходит. То ли мне это все кажется, и я нахожусь в 2020 году после операции в своего рода онейроидном сне шизофреника, или никакого сна нет, я просто закончил службу в 1972 году, а будущее просто пригрезилось, пока меня рядом с КПП судорогами мотало.

Выйдя на шоссе, я, как когда-то, потопал в сторону заправки. Тогда я уехал в Ленинград, где неделю болтался с школьным другом по барам, и лишь потом отправился домой. А что делать сейчас, пока не представлял.

Усевшись на скамейку у будки заправщицы, подставил лицо весеннему майскому солнцу и начал думать, как жить дальше.

Еще буквально полтора часа назад по моим ощущениям я надеялся остаться в живых после сложной операции. И пожить хотя бы еще пару лет. Завершить, так сказать, седьмой десяток. Видимо, там я его так и не завершил, иначе с чего мне попадать сюда в свое прошлое. Хотя, кто его знает, может я и там живее всех живых. А здесь мне только две недели назад исполнился двадцать один год, впереди лежала жизнь, которую хотелось бы прожить по-новому. Черт его знает, почему так получилось? Но раз получилось, надо жить и радоваться жизни и никак иначе.

– А не поеду я к Вовке в Питер, не тянет, что-то по барам шляться. Поеду, лучше я к Люде Струниной, тем более она два года мне писала, что верность хранит, как стопочка… В тот раз я предпочел учебу семейной жизни, а в этот раз начну с нее. Может, в этот раз получитсяудачней. Только бы тот, кто устроил мне такое переселение, не отыграл все назад.

Я решительно встал и перешел на другую сторону дороги.

Дорога

Ожидание попутки долго не продлилось, через пятнадцать минут рядом с бревном, на котором я сидел, остановился грузовик.

– Эй, земеля! – крикнул в открытое окно водитель. – Далеко собрался?

– Да не очень, до Вытегры не довезешь?

– Не, не довезу, – с сожалением в голосе ответил он. – Я до Лодейки еду, поедешь?

– Конечно, – кивнул я. – В Лодейном Поле, наверняка, найду с кем дальше ехать.

– Садись, давай. Время, как говорится, деньги, – сообщил водитель, окая, как все коренные вологжане.

Я поставил чемодан себе в ноги и уселся на продавленное сиденье.

Машина взревела прогоревшим глушителем и тронулась с места.

На беду водитель попался разговорчивый, поэтому, вместо того, чтобы обдумывать будущие шаги, пришлось заняться беседой об армейской службе. Сам Серега Федоров, как представился водитель, дембельнулся два года назад и был готов говорить об армии сколько угодно.

Тем не менее, он успел поинтересоваться, зачем я еду в Вытегру, если живу в Петрозаводске. И очень удивился, что я собрался в гости к девушке.

– Ну, ты, блин, даешь, парень! Девок миллион вокруг, а ты на кудыкину гору едешь. Два года не шутка, чего она там делала, кто ее знает. Бабы, они знаешь какие коварные, поверь моему опыту.

Я слушал безобидный треп мальчишки и мысленно улыбался.

– Ты дурачок, ее просто не знаешь. Хотя я сам был такой же идиот, когда не поехал к ней, не стал писать, и боязливо ждал её писем, но так и не дождался. И зачем? Чтобы оставшуюся жизнь попрекать себя? Нет, я поеду и попытаюсь понять, было ли это моей ошибкой. Тем более судьба незаслуженно подарила мне второй шанс.

В Лодейное Поле мы приехали в девять вечера. Поглядев на пустынные улицы поселка, Федоров предложил:

– Зёма, давай ты у нас переночуешь, а завтра к своей ненаглядной красе рванешь?

Естественно, я согласился и вскоре ужинал в семейной кампании Федоровых.

Анна Ивановна, мама Сергеявстретила меня не очень ласково, но после того, как сын ей сообщил, откуда и зачем я еду в Вытегру, сразу стала приветливей и начала собирать на стол. Ее муж, пользуясь моментом, выклянчил у нее маленькую.

– Ты, что мать, такое дело надо отметить, не каждый день парни женихаться едут. А ты Сережка бери пример с него, – обратился он к сыну. – Двадцать пять лет скоро, а в голове ветер гуляет, Только по танцулькам бегаешь, да девок по кустам мнешь.

Сережка на родительские попреки особо внимания не обращал, а продолжал меня наставлять, сообщив, что самая сейчас выгодная профессия, стать водителем. Его отец от него не отставал, поддакивая сыну в его речах. Сеанс наставлений закончился, только когда меня отправили спать в мансарду.

Как ни странно, заснул я практически сразу. Даже снов не видел. Уж больно много событий прошло в этот трудный день. Утром уже было не до разговоров, все спешили на работу, Позавтракав, я хотел сунуть три рубля Анне Ивановне, но деньги были с ужасом отвергнуты.

– Саша, как тебе не стыдно! Люди то, что скажут, что я с солдата деньги брала. Убери, и больше предлагай. Езжай в свою Вытегру, желаю, чтобы у тебя с девочкой все сладилось.

Через полчаса я уже стоял на автобусной остановке, и поднимал руку всем попутным машинам. Но до Вытегры сразу добраться не удалось. Новый молоковоз, сверкая свежевыкрашенными боками, довез меня до старинного вепсского села Ошта. Водитель на этот раз попался неразговорчивый. Большую часть времени он курил, да иногда усмехался неизвестно чему в пышные черные усы. Высадил он меня прямо на остановке.

Посмотрев на расписание автобуса, я отправился в столовую и только там почувствовал, насколько голоден. Съев два первых блюда и два вторых, и выпив пару компотов, я отправился ловить попутку. До Вытегры было, собственно, рукой подать, а вот машин в ту сторону так ни одной не проехало.

Пришлось торчать на улице до момента, когда вечером к остановке подкатил рейсовый автобус Петрозаводск – Вытегра. С вздохом облегчения я забрался внутрь, купил билет у водителя и развалился на свободном сиденье. Пассажиров в автобусе практически не было, лишь несколько женщин, подсев ближе друг к другу, обсуждали какие-то проблемы, изредка поглядывая на меня.

Чем ближе мы подъезжали к городу, тем сильней меня охватывало нервное напряжение.

– Перестань, – говорил я сам себе. – Успокойся, представь, что не было прошедших шестидесяти лет. Ты же еще несколько дней назад писал девушке письмо, обещал приехать. Успокойся, мать твою! Ты в этой жизни еще не нарушил своих обещаний. Делай, что должен и будь, что будет.

Видимо, мои гримасы привлекли внимание, потому, что одна из пассажирок подошла ко мне и спросила:

– Солдатик, с тобой все в порядке? Или, что болит?

Я мотнул головой и улыбнулся.

– Нет, все нормально, просто устал.

Женщина, лет сорока, не успокаивалась.

– А ты, чей будешь, паренек? Что-то личность твоя незнакома? – снова спросила она.

– Я из армии возвращаюсь, а в Вытегру в гости еду, – ответил я, явно напрашиваясь на следующий вопрос. И он сразу последовал.

– А к кому, если не секрет? – полюбопытствовала собеседница, а соседки сразу навострили уши.

– К Струниной Людмиле.

Женщина уселась вновь поближе к своим товаркам, и они начали вспоминать, кто такие Струнины и где живут. Обо мне они на время позабыли.

– Ой, да это же он к фершалице едет, к Людмиле, – неожиданно, воскликнула одна из бабок. – Та на скорой помощи работает.

Женская болтовня меня слегка отвлекла, и на душе стало немного спокойней.

Автобус остановился у небольшого деревянного здания автобусной станции, а когда я вышел из него, попутчицы хором принялись объяснять, куда мне надо идти.

Добираться пришлось совсем недалеко и вот он, деревянный одноэтажный дом, в который я мысленно входил тысячу раз, но так и не вошел в прошлой жизни.

Я долго стоял у калитки, не решаясь зайти, но все же взял себя в руки и сделал первый шаг.

– Чего ты боишься, она же девчонка, ей всего двадцать один год, – успокаивал я сам себя. – У тебя таких девчонок было легион. Неужели не найдешь, что сказать?

Тем не менее, я робко постучал в крашеную коричневой эмалью дверь.

Потом постучал еще раз. В коридоре послышались легкие шаги. Дверь открылась, и в проеме показалось заспанное лицо моей девушки.

– Саша, милый, ты приехал! – выдохнула она и, раскинув руки, кинулась мне в объятья.

Вмиг все умные мысли вылетели из головы, и мы принялись целоваться тут же на крыльце.

Первой пришла в себя Люда.

– Саша, пожалуйста, хватит, проходи скорей в дом. Боже! Как я рада, что ты приехал. Я даже не надеялась, что ты так быстро ко мне соберешься. – тараторила она, заводя меня в дом. – А я сегодня с ночи, дежурство тяжелое было, поэтому рано спать легла.

Из коридора мы прошли на кухню, Люда включила свет и я начал разглядывать небогатую обстановку.

– Ты, что ли одна дома? – спросил я, удивляясь, что не слышу больше никого.

– Да, родители уехали на выходные в Вознесенье, а брат уже полгода живет у жены. Ой! Ты, наверно, голодный, сейчас я макароны разогрею.

Не надо макарон – хриплым от волнения голосом сказал я. – Лучше покажи, где твоя комната?

Не дожидаясь ответа, легко поднял девушку на руки и понес ее в первую попавшуюся дверь.

Вытегра

Мы лежали вдвоем на узкой скрипучей кровати, Люда повернувшись ко мне, водила пальцем по моей, пока еще безволосой, груди. Простыня с кровавым пятном, была уже застирана и кинута в бак с замоченным бельем.

– Саша, признайся честно, я у тебя не первая? – неожиданно спросила девушка.

– Понятно, откуда ветер дует, перестарался, – подумал я и без тени сомнения заявил:

– В этой жизни ты моя единственная и неповторимая женщина.

После чего чмокнул ее в розовый сосок, расположившийся очень удобно для этой цели.

– Понимаешь, Саша, я просто тебя не узнаю, за эти два года ты так изменился, даже говоришь по-другому. Ты такой стеснительный был. Помнишь, тогда, перед армией, в общежитии, ты меня почти уговорил, а потом сам испугался. А сегодня так уверен в себе. Я думаю, у тебя кто-то появился, пока служил в Новой Ладоге, – всхлипнув, сообщила Люда.

– Да, уж чего-чего, а глаза у нее вечно на мокром месте, – сочувственно подумал я. И начал заверять, что все два года вел аскетический образ жизни, что, в общем, соответствовало действительности, сопровождая слова поцелуями.

Чтобы это было убедительней, пустил в ход руки. Вскоре Люда тяжело задышала и мгновение спустя, раздался тихий стон.

Через несколько минут она уже заснула. У меня же сна не было ни в одном глазу.

Я думал о будущем.

А о нем, действительно, стоило подумать. Снова становиться врачом не было никакого желания. Тем более не было желания изменять что-либо в будущем, кроме своей жизни. Пусть все идет своим чередом. Горбачев, Ельцин, Путин, мне дела до них нет, надо думать о себе и своих родных. Людка будет моей женой, это без сомнений. Девушка, дождавшаяся парня из армии, даже в это время большая редкость. Жаль, что в той жизни я этого так и не узнал.

– Так, в Вытегре мы, конечно, не останемся, надо перебираться в Петрозаводск, а со временем, возможно, и в Питер.

Время близилось к четырем утра, а я все не мог заснуть. С Беломоро – Балтийскогоканала периодически доносились гудки теплоходов, проходивших шлюз. Люда мирно сопела в подушку, закинув руку мне на грудь. Как будто век так спала.

– Странно все это, – подумал я. – Моему нынешнему сознанию семьдесят лет. Дряхлый старик с точки зрения молодежи. А я ведь и в своем старом теле стариком себя не ощущал, а сейчас и тем более. Вот только размышляю и планирую по-взрослому. Эх, жаль, что никогда не обращал внимания на сообщения в газетах о найденных кладах. Сейчас бы очень кстати пришлось. Ладно, чего мечтать о несбыточном, давай, мыслить ближе к реальности.

В семь часов я осторожно убрал с себя руку девушки, а заодно и ногу, которую она по-хозяйски успела закинуть на меня. Немало подивившись такому быстрому привыканию, отправился на кухню.

Там было прохладно. Поежившись, я затопил плиту и начал готовить завтрак.

Вскоре на сковородке скворчала нарезанная ломтиками докторская колбаса, увы, кроме нее, молока, масла и яиц в холодильнике Саратов ничего больше не нашлось. Залив колбасу взбитыми с молоком яйцами и, выключив электрочайник, я отправился будить Люду.

– Любимая, вставай, завтрак на столе, – шепнул я ей в ухо.

Девушка открыла глаза и испуганно ойкнула, закрывая грудь одеялом.

– Я, что так всю ночь спала, без сорочки? – спросила она, укрывшись почти с головой. – Боже, какая я бесстыжая!

– Ну, почему же бесстыжая? Совсем нет, очень даже стеснительная, – сообщил я, бесцеремонно забираясь к ней под одеяло.

Ой! Ты такой холодный! – взвизгнула Люда, тем не менее, прижимаясь крепче ко мне.

Впрочем, долго мы не залеживались, еда могла остыть.

Зато после завтрака мы вновь отправились в койку. У Люды завтра было дневное дежурство, поэтому сегодняшний день надо стараться использовать с толком.

В первом часу все же пришлось вылезти из кровати. Есть хотелось не по-детски.

– Так, ну, и что у вас тут из продуктов имеется? – деловито потирая руки, бодро спросил я.

Люда, сидевшая на табуретке в тщательно застегнутом халатике и заплетающая русую косу, засмущалась.

– Саш, я же не знала, что ты вчера появишься. Все уехали, я одна дома осталась. Думала, чем-нибудь перекушу и все. Дома голяк, а мужчину надо мясом кормить. Я сейчас к соседке схожу, они вчера барана зарезали, может, продаст мне мяса немного.

– В правильном направлении мыслишь, – одобрил я ее слова. – Ну, а я пока тут приберусь чуток.

Люда вернулась минут через сорок. Оказывается, она успела еще сбегать в магазин купить хлеба, молока и бутылку Каберне.

– Другого вина не было, – сказала она извиняющим тоном.

– И не надо, – ответил я, разглядывая увесистый шмоток баранины, – Для шашлыка в самый раз. Главное проволоку толстую для шампуров найти.

И я приступил к своему любимому хобби последних двадцати лет жизни, готовке.

Люда, пытавшаяся взять дело в свои руки, была мягко оттеснена в сторону и сидела за столом с потерянным видом, время, от времени спрашивая, не может ли чем помочь.

Через два часа все было готово. Салат из квашеной капусты с лучком, шашлык, по быстрому замаринованный в вине и приготовленный в топке печи, запеченный картофель по-шведски с чесноком и самодельным майонезом. Подсолнечное масло для него, конечно, было не фонтан, но за неимением лучшего сошло и оно.

Пока готовил все это великолепие, у самого разыгрался аппетит.

Люда, смотревшая, как я шинкую лук, удивленно воскликнула:

– Саша, ты, наверно, в армии поваром служил? Два года назад у тебя таких талантов точно не было.

– Плохо смотрела, – улыбнулся я и поцеловал сразу нахохлившуюся подругу. – Давай, лучше приступим к трапезе.

Я уселся за стол, и тут меня осенило. Повар! Вот кем мне надо стать, профессиональным поваром. На хрен всяких докторов, инженеров. В обозримом будущем, кроме партийных боссов и других начальников только повар будет жить, как человек. Притом, особо не опасаясь даже ОБХСС, там ведь тоже люди служат.

Плеснув в бокалы вина, я сказал:

– Давай, выпьем за нашу встречу после долгой разлуки, и чтобы у нас все было хорошо.

Люда, шмыгнув носом, подняла бокал. В уголках глаз у нее опять стояли слезы.

– Людмила, что ты плачешь все время, в чем дело? – спросил я, отставляя в сторону пустой бокал.

– Я, я боялась, что ты не приедешь. Девчонки смеялись надо мной. На танцы звали, предлагали познакомить с кем-нибудь. Дурой называаали!

При последних словах она разрыдалась.

Я сидел и молчал, было мучительно больно за прошлое. Но в нем ничего уже нельзя было изменить. Можно менять сейчас.

– Все, прекращай рыдать, – скомандовал я, собравшись с мыслями. – Лучше поговорим, как мы будет жить дальше. Я вижу это так, сегодня вечером еду в Петрозаводск, получаю паспорт, и сразу приеду к тебе, надеюсь, родители не будут против моей прописки у вас, иначе заявление в ЗАГС могут не принять. После свадьбы ты увольняешься, и мы вместе уезжаем в Петрозаводск, снимем комнату в частном секторе, на работу там тебе можно устроиться без проблем, а я найду ночную подработку, и буду, возможно, поступать в торгово-кулинарное училище.

Я ожидал вопросов, удивления, возмущения, да мало ли чего еще. А моя подруга, все еще шмыгая носом, просто ответила:

– Санчик, рядом с тобой я на все согласна. О прописке можешь не переживать, пусть только попробуют не прописать.

– Вот так бриллиант мне дураку повезло отыскать! – мысленно восхитился я. – Патриархат рулит, надеюсь, после свадьбы жена свои слова назад не заберет.

В этот момент раздался стук в дверь.

– Заходите, – крикнула Люда. В дверь вошла остролицая женщина лет под пятьдесят.

Быстрым взглядом она осмотрела нас и неодобрительно уперлась глазами в голые коленки Люды. Та засмущалась и попыталась прикрыть их полами халата, что ей не очень удалось.

– Саша, это наша соседка Валентина Петровна, я у нее баранину покупала, представила она женщину.

Я встал и, представившись, пригласил даму за стол.

– Валентина Петровна, присаживайтесь, попробуйте, что бог послал.

Не скрываемое разочарование соседки при взгляде на меня, видимо, ожидала увидеть писаного красавца, сменилось заинтересованностью.

Через минуту она с удовольствием ела шашлык и не отказалась от капельки вина. А в следующие полчаса я узнал многое о соседях, какие они все гады, и какая золотая Людочка Струнина, уважительная, умница, скромница, хорошая хозяйка, а то, что она носит очки, и часто болела в детстве, так это ерунда, как и то, что Николай Васильевич ее отец, любит злоупотребить водочкой. А мама со всех сторон хорошая, только скуповата. Брат Витька настоящий прохиндей и тоже не дурак выпить.

Послушав некоторое время такие речи, я сказал:

– Валентина Петровна, вы уж извините, мы с Людой долго не виделись, надо о многом поговорить, давайте вы нам все расскажете в другой раз.

Соседка скорчила недовольную мину, но все же убралась.

– Саша, какой ты молодец! Я бы так не смогла ее выгнать. Хотя еще, когда мясо покупала, поняла, что она припрется на тебя посмотреть, – воскликнула Люда.

– Вот-вот, – проворчал я. – Обойдемся без смотрин, лучше закрой дверь, нас дома ни для кого нет до вечера. Времени и так мало осталось.

Петрозаводск

Вечером я так никуда и не уехал. Зато утром пришлось вставать чуть свет, собираясь на автобус. Людка все-таки пошла меня провожать, несмотря на уговоры остаться дома и еще немного поспать перед работой. И на автобусной станции опять хлюпала носом на моем плече под любопытствующие взгляды стоявших рядом пассажиров. А потом долго махала рукой, пока автобус не исчез из вида.

Первые километров сто мы проехали по влажной с ночи дороге, затем под солнцем она подсохла, и в автобусе стало не продохнуть от пыли. Не помогало даже открытое в потолке окно. Поэтому в селе Вознесенье, пока мы стояли в очередь на паром, все дружно повалили на улицу, отплевываясь и откашливаясь от вездесущей пылюки.

– Скорей бы мост через Свирь построили, надоело на пароме каждый день в очереди по часу стоять, – сообщил мужичок, сидевший рядом. – Слышал, его вроде бы через год начнут возводить?

Я на его слова пробормотал что-то невразумительное. А что мне было говорить, что и через пятьдесят лет никакого моста здесь не появится, разве, что паром заменят на новый.

После Вознесенья, я все же заснул, несмотря на пылевые атаки, а, засыпая, продолжал жалеть будущую жену:

– Бедная Людка, как она сегодня отработает после бессонной ночи. Да еще встала со мной в пять утра.

От автовокзала в Петрозаводске до дома я дошел пешком. Для человека не один год лишенного такой возможности, это было несказанным удовольствием. Тем более что память моя ни капли не забыла старые кварталы города, сейчас лишенные новостроек будущего.

Увы, но дома меня никто не встречал. Мама еще была на работе, брат неизвестно где, возможно, на учебе. Ключ под ковриком также отсутствовал.

Я хотел, было пойти во двор и там дожидаться маму, или брата, но на втором этаже меня перехватила Людмила Ивановна старушка из пятой квартиры. Так, что вскоре я пил чай и рассказывал ей и ее сестре Полине Ивановне о службе в рядах Советской армии.

Те в свою очередь рассказывали как дела у наших соседей, ругали соседских хулиганов и хвалили моего брата Пашку, какой он внимательный и вежливый, в чем большая заслуга нашей мамы. Когда за дверью кто-то прогрохотал по ступенькам, бабули переглянулись и сразу сообщили, что мой брат явился, не запылился. Поблагодарив старушек за чай и приют, я поднялся на третий этаж и зашел домой. Братец, как обычно, дверь за собой не закрыл.

– О, Сашка, приехал! ЗдорОво! – радостно заорал он. – Слушай, а форма у тебя классная, я такой еще не видел. Фуражка, вообще, как у немцев в фильмах. Дай, я примерю.

Кинув мне спортивное трико, он быстро одел парадку и начал разглядывать себя со всех сторон в зеркале. Таким его и застала мама, с порога возмущенная тем, что дверь, как всегда, не закрыта.

– Как, мама, мне идет форма? – спросил Пашка, но мама смотрела на меня.

– Саша, даже не верю, что ты приехал, я так рада, – и она зашмыгала носом, как недавно это делала Люда.

После недолгих слез радости, объятий, нас с Пашкой отправили в комнату, с наказом не выходить, пока не будет готов ужин.

Пашка пытался расспрашивать меня о службе. Но что я мог ему рассказать? Воспоминания пятидесятилетней давности? Поэтому отвечал на его вопросы без особого желания. Зато сам он болтал, как заведенный, в основном о сдаче зачетов и экзаменов за второй курс медфака университета.

Да все пока было, как в той жизни, вот только я на этот раз примеру Пашки подражать не собираюсь.

Тем временем, Паша, забыв экзамены, начал обсуждать одногруппниц, на предмет, какая из них быстрее ему даст.

На что я логично заметил, что если за два года учебы никто из девушек ему не дал, почему он думает, что дальше будет по-другому. Но братец не терял энтузиазма и надеялся на лучшее.

Увлекательный разговор о достоинствах девушек прервала мама, позвавшая нас к столу.

Как обычно, в будние дни стол у нас от разносолов не ломился. На мамину зарплату школьного врача и Пашкину стипендию особо не пошикуешь.

Картошка с говяжьей тушенкой и черным хлебом, и чай с куском белого хлеба с маслом, был весь нехитрый ужин. Правда, ради моего приезда была открыта банка с маринованными маслятами и банка варенья из княженики. Пашке повезло в прошлом году набрать ягод на две пол-литровых баночки варенья.

Когда тарелки опустели, Клара Максимовна приняла строгий вид и произнесла:

– Саша, нам надо серьезно поговорить. Мне хочется знать, как ты собираешься жить дальше. Пойдешь опять на завод работать токарем, или все-таки будешь поступать в ВУЗ.

Паша, как только услышал про серьезный разговор, сразу слинял из-за стола и скрылся в комнате, крикнув оттуда:

– Мам, меня не кантовать, я учу микроба!

Для меня происходящее все еще казалось нереальным. Память сохранила маму худенькой невысокой старушкой, а тут она выглядела цветущей женщиной, очень даже ничего, которая еще вполне могла устроить свою личную жизнь.

Также и Пашка. Буквально три дня назад мы с ним говорили по Скайпу.

Он был лысым и морщинистым дедом в окружении внуков. А сейчас, салага салагой и только готовится к экзаменам за второй курс.

– Саша, ты где? Я тебя слушаю, – прервала мама мои размышления.

– Мда, ну, я тебя сейчас и огорошу, – подумал я и спросил:

– Мама, ты помнишь девушку, провожавшую меня в армию?

– Помню, – мама поджала губы. – Она мне не понравилась, высокая, бледная, наверно болеет часто.

– Так вот, я по дороге заехал к ней домой в Вытегру. И мы договорились подать заявление в ЗАГС.

Мама сделала скорбное лицо и тихо сказала:

– Так и знала, что ты куда-нибудь вляпаешься, у меня сердце-вещун, Саша, ну, зачем тебе хомут на шею вешать? Ведь вы ребеночка быстро соорудите, а у тебя ни жилья, ни профессии. Или ты думаешь в примаки пойти, в Вытегру уехать?

Я пытался подробно рассказать о своих планах, но мама только качала головой и, наконец, расплакалась. Но ее слезы меня особо не взволновали.

– Ты бы мамочка, вместо того, чтобы меня наставлять, нашла бы себе мужичка делового. Ты у нас женщина видная, как говорится в сорок пять баба ягодка опять, – я наставительно сообщил ей.

– Не нужны мне мужики, вашего папаши, по уши хватило! – возмутилась мама, и слезы у нее сразу исчезли.

Мы еще поговорили, но разговор так ничем и не закончился. Высокие договаривающиеся стороны остались при своем мнении.

Оставив меня в покое, мама переключилась на Павла.

– Слышал новость? Твой брат – балбес не хочет учиться, а хочет жениться, – крикнула она в комнату, где тот, якобы, занимался.

Пашка выскочил оттуда, выпучив глаза.

– Сашка, ты что, ебан…ся? – крикнул он и тут же закрыл рот ладонью. – Мама, прости, нечаянно вырвалось.

– Ничего сынок, прощаю, в данном случае по другому не скажешь, надеюсь, ты мне такого сюрприза не преподнесешь?

– Да, ты, что мам, что я больной, в девятнадцать лет жизнь заканчивать? Это Сашка у нас сильно взрослый, пусть женится, если так хочется.

Ха! Так если он женится, то комната будет полностью моя? Отлично! Сашкец, давай, женись быстрей, а то я за два года привык, что спать никто не мешает, – радостно завершил свою речь Паша.

Несмотря на разногласия с мамой, вечер прошел у нас дружеской обстановке, я узнал много нового, что когда-то давно и успешно забыл.

Запланировав на завтра поход в паспортный стол, я улегся спать на старенькую оттоманку, которую мы должны были выбросить года через два.

Глава 2

Проблемы и их решение

Заснуть то я заснул, только минут через тридцать проснулся от неприятного жжения в боку. Почесавшись, повернулся на другой бок и собрался снова заснуть. Но тут зачесался другой бок и рука.

– Что за чертовщина? Аллергия что ли на домашнюю пыль разыгралась?

Усевшись в кровати, снова начал чесать зудящие места.

Пашка повернувшись к стене, спал сладким сном. В мыслях, завидуя ему, я снова улегся. И почти сразу зачесалась нога.

– Блин! Да это же меня клопы атакуют, – наконец, дошла до меня причина чеса. Включив настольную лампу, я с ней в руках начал разглядывать постельное белье.

Как ни старался все это проделать тихо, Пашку все же разбудил.

– Сашка, ты чего там копаешься, спать не даешь? – сонным голосом пробормотал он.

– Тут у вас поспишь, развели, блин, клопов на мою голову, – сообщил я в ответ, пытаясь раздавить очередного кровопийцу.

– Нет у нас никаких клопов, чего врешь то! Мы их еще в прошлом году вывели, – возмутился брательник.

Мама от его воплей сразу проснулась и, конечно, не смогла оставить без внимания нашу ночную перепалку.

– Вы чего не спите, полуночники? – спросила она из-за двери.

– Поспишь тут, – буркнул Павел. – Сашка уже час клопов в постели гоняет.

– Понятно, – сразу успокоилась маман. – Это они на свежачок так реагируют. Потом привыкнут, и так зло кусаться не будут.

– Ну, уж нафиг, нафиг! – возмутился я. – Завтра же покупаю дихлофос, или карбофос, что первым попадется, лучше пусть им воняет, чем этими гадами, я не такой оптимист, считать их вонь запахом коньяка.

Поймав больше половины разбегающихся клопов, я снова улегся в постель. На этот раз уснул сразу, поэтому не знаю, кусали меня клопы или нет. Но утром на простыне все же валялось несколько раздавленных высохших трупиков.

Пашка, назвав меня неженкой, унесся на учебу, Мама, спросила, нужны ли мне деньги и, получив отрицательный ответ, расцвела от удовольствия, после чего сообщила, что овсянка, сэр, на газовой плите и тоже ушла на работу, оставив меня в одиночестве.

Уныло съев тарелку остывшей каши, я перешел к чайной процедуре. Слава богу, чай был заварен индийский, со слонами. В том времени я давно забыл его вкус. То, что продавали в наших магазинах будущего, чаем называть было трудно.

Открыв гардероб начал думать, что одеть. Увы, костюм, купленный два года назад для походов на танцы, оказался катастрофически мал. Пришлось комбинировать. Оставил брюки от парадного мундира и рубашку, поверх нее одел джемпер. Получилось вроде ничего. Собрав документы в портфель и, положив туда же рабочий комбинезон, завернутый в газету, я отправился в военкомат.

Там меня живо поставили на учет, и как в прошлой жизни нарисовали в военном билете номер ВУСа – командир зенитного орудия. Тогда мне было все равно, поставили номер и хорошо. Да и сейчас, в общем, не очень интересовало. Но все же не преминул спросить, почему мне ставят такую учетную специальность, хотя я за время службы зенитного орудия даже не видел.

В ответ, женщина, сидевшая за окошечком недовольно сообщила, что это не мое дело, начальство лучше знает. Ну, лучше, так лучше, у меня даже мысли не было доискиваться истины и, я отправился в паспортный стол. Очередь там тоже отсутствовала, как класс, поэтому мои документы сразу приняли и пообещали через три дня выдать новый молоткастый и серпастый.

Перед уходом из дома я тщательно пересчитал свою наличность. По убытию из части в моих карманах оставалось сорок три рубля. Пять рублей я потратил, и сейчас их оставалось всего тридцать восемь. Ну, что, в нынешнее время – это деньги, прожить месяц на них можно было без проблем, и даже не экономить на желудке. Но вот на все остальные планы, явно не хватало.

Конечно, мама призналась, что скопила энную сумму к моему приезду, какую, правда, не уточнила. Но на женитьбу сына она явно не рассчитывала.

Поэтому я сел в троллейбус и отправился за деньгами на плодоовощную базу, на которой в прошлой жизни не раз разгружал вагоны.

Взятый на удачу комбинезон, пригодился. Буквально перед моим появлением на базу доставили вагон с вином. Поэтому рядом с ним было не протолкнуться, все местные алкаши, желали попасть в грузчики, чего в обычные дни не бывало.

Пользуясь послезнанием, я подошел к толстой тетке, распоряжавшейся приемкой.

– Наталья Ивановна, обратился яней, – возьмете студента на разгрузку?

Приемщица зорким глазом отметила мою чистую одежду и аккуратную короткую стрижку.

– Паспорт с собой? – спросила она.

– Нет, отдан на прописку, вот военный билет есть, – сообщил я, протягивая военник.

Тетка коротко, для проформы, глянула в него и отдала назад.

– Оплата, как всегда, сразу после выгрузки, на руки, – сказала она и кивком отправила меня к собранной бригаде. Четверо крепких парней без особого удовольствия встретили мое появление. Конечно, восемьдесят рублей, деленное на пять человек совсем не то, что деленное на четыре.

– Откуда ты такой проныра взялся, – недовольно сказал невысокий крепыш, остальные промолчали, и правильно сделали. Наталья Ивановна была хорошо известна своим вздорным характером и могла в случае чего быстро найти нам замену, а нас послать в неизвестный в это время в нашей стране перуанский поселок.

Вообще, от такой работы мой организм явно отвык. Через три часа непрерывной носки ящиков меня стало слегка покачивать. Тем более что битых бутылок с вином хватало, и в вагоне стояло густое амбре, какое только может быть от красного вермута.

Мы таскали ящики из вагона по помосту в грузовик, а с обеих сторон помоста плотными рядами стояли алкаши, умолявшие кинуть им разбитую бутылку с остатками вина. Мент, охранявший ящики от покушения алкоголиков, уже сложил несколько бутылок в свою сумку и был настроен благодушно, бичей не колотил, но, тем не менее, оттаскивал за шкирки самых активных. В короткие перерывы, когда грузовик уезжал на склад, мы садились на ящики в вагоне, и болтали о всякой ерунде, изредка парни прикладывались к бутылке, но без фанатизма, Я не пил, а, вытянув ноги и расслабившись, пытался отдохнуть. Но все когда-нибудь заканчивается, так закончились ящики в вагоне.

К вечеру я стал богаче на шестнадцать рублей и с сознанием выполненного долга отправился домой, перед этим посетив, гастроном и договорившись с парнями о работе на завтра. За день они сменили гнев на милость, убедившись, что я не сачкую и работаю с ними наравне, так, что расстались мы, если не друзьями, то хорошими знакомыми.

Дома меня уже заждались, тем более что у нас были гости. Мамина подруга явилась посмотреть на бойца, вернувшегося из армии, но пришла не одна, ее дочка, Наташа, Пашкина однокурсница и бывшая одноклассница также явилась, не запылилась. Паша крутился вокруг нее, как бойцовый петух вокруг кур на птичьем дворе. Но я то сразу понял, в чем дело.

Маман пустила в ход тяжелую артиллерию.

Синельниковы жили в соседнем подъезде, поэтому Наташку я знал с раннего детства. Никогда не понимал, чем уж я так ей понравился, но летом во дворе она всегда таскалась за мной хвостиком и лишь классе в шестом перестала меня преследовать, и играла с девчонками, но и тогда ухитрялась наблюдать за мной печальными светло-голубыми глазами. Очень хорошо запомнился мне Новогодний вечер в десятом классе. Восьмиклассникам разрешили его праздновать с нами. И, как только объявили белый танец, Наташка подлетела ко мне.

Что тогда на меня нашло, не знаю. Забыв об одноклассницах, я танцевал с ней весь вечер, а потом мы еще час торчали в ее подъезде и целовались. Набравшись смелости, я храбро расстегнул ей пальто и рукой залез под блузку, в чем мне совершенно не препятствовали, даже поворачивались, чтобы удобней было расстегивать пуговицы. А когда добрался до цели и обнаружил под плотным объемным бюстгальтером крохотные холмики, Наташка смущенно призналась, что стесняется своей маленькой груди, то начал горячо уверять, что грудки у нее очень даже хорошенькие, особенно на ощупь, и они, однозначно, еще вырастут.

На следующий день приятели меня раскритиковали, заметив, что у мелкой Наташки нет ни сиськи, ни письки, поэтому стыдно ходить с такой плоскодонкой, когда у нас в классе имеется целая плеяда выдающихся сисек. На мои робкие возражения, что кое-какие сисечки у Наташки имеются, друганы скептически посмеялись. На этом мои похождения с Синельниковой завершились. Хотя в школе я иногда замечал тоскливые взгляды белокурой девушки, бросаемые на меня, но делал вид, что ничего не вижу.

Мама, не была бы мамой, если бы не заметила интерес соседской девочки к своему сыну. Поэтому, когда я, уже после школы, расставался с очередной пассией, она заводила старую песенку:

– Саша, обрати внимание на Наташу Синельникову, такая хорошая девочка, отличница, красавица. Мама, у нее очень приятная женщина, а папа работает в Совете Министров.

Когда я зашел в комнату, все уже сидели за столом и пили чай с эклерами. Наташа сидела напротив двери и приветливо улыбнулась мне.

Мда, сейчас бы никто из моих школьных друзей не сказал плохого слова об ее фигуре. Все было в наличии. Особенно грудь третьего размера, казавшаяся еще больше из-за тонкой талии. Недаром Пашка подпрыгивал петухом, а при моем появлении скорчил недовольную гримасу. Он тоже прекрасно понимал, из-за кого появилась Наташка. Но, зная, о моей предполагаемой женитьбе, распушил перья в надежде на лучшее.

Увы, я то понимал, что ему ничего не обломится. В той жизни Наташа вышла замуж совсем за другого однокурсника. Работали мы в одной больнице, поэтому я знал, что у них в семье все отлично.

– Соблаговолил придти, наконец, гулена, – упреками встретила меня мама.

– Добрый вечер, Лидия Дмитриевна, добрый вечер Наташа, – устало поздоровался я с гостями.

Вообще, больше всего на свете мне хотелось помыться и нырнуть в постель. Но меня ожидало еще одно запланированное дело, изгнание клопов и незапланированное, разговор с гостями.

– Добрый вечер, Сашок, – ласково пропела Лидия Дмитриевна. – А ты повзрослел, возмужал, вот, что значит армия. Прямо вылитый отец сейчас, так похож!

При этих словах мама нахмурилась, впрочем, заметил это только я, и спросила:

– Ты чем сегодня занимался? На тебе как будто пахали целый день.

– Да, так, поработать немного пришлось, – туманно объяснил я и, извинившись, ушел в ванную комнату, привести себя в порядок.

Когда снова вышел к гостям, мама и ее подруга сидели вдвоем за столом, немного раскрасневшись и оживленно беседуя, стоявшая на столе полупустая бутылка «Рябины на коньяке» явно была виновницей этого события.

Из нашей комнаты тоже были слышны голоса, Паша и Наташка обсуждали преподавателя микробиологии и перспективы сдачи зачета.

Лидия Дмитриевна сочувственно посмотрела на меня.

– Присаживайся, Саша, посиди с нами, со старухами, может, расскажешь, как ты дошел до такого решения жениться в двадцать лет, – ехидно спросила она.

– Ох, Лида, что с ним говорить, он весь в отца, упрямый, как бык, что втемяшилось в башку, ничем не вышибить, – горестно вздохнула мама.

Я присел за стол и, не спрашивая разрешения, налил до краев пустые рюмки, не забыв и себя.

– Раз уж мы собрались в такой кампании, давайте выпьем за окончание моей армейской службы и скорое начало семейной жизни, – сказал я, поднимая рюмку.

– Ты это видишь? Ну, как с ним разговаривать!? – воскликнула мама. – Талдычишь, талдычишь, а ему, как об стенку горох.

– Клара, не обращай внимания, это у них возраст такой, гормоны бушуют, – снисходительно махнула рукой Лидия Дмитриевна.

– Конечно, тебе то что, не твой сын женится – обиженно буркнула мама.

Ее подруга помрачнела и одним глотком выпила рюмку наливки.

– Ты Кларочка не в курсе, – сказала она и, покосившись на меня, продолжила. – Саша, иди к ребятам, нечего наши разговоры слушать.

Я, взяв бутерброд с колбасой, отправился в нашу комнату. Что собиралась рассказать Лидия Дмитриевна, для меня секретом не было. Именно в это время ее сынок, собрался жениться на женщине старше его на восемь лет, да еще с ребенком. Так, что темы для разговоров у подруг на сегодня имелись в достатке.

Зайдя в нашу комнату, я обнаружил, что сладкая парочка увлеченно листает конспекты.

– Смотритесь почти, как в кино, операция Ы, сюжет номер два, только пока еще не в трусах, – съехидничал я.

При моем появлении Наташка отсела подальше от Паши, несмотря, на то, что и до этого находилась на пионерском расстоянии.

Она отложила тетрадь в сторону и прямо в лоб спросила:

– Саша, ты, действительно, жениться решил?

Сейчас ее взгляд уже был совсем не тот, что два года назад. А в вопросе звучал легкий интерес и не более того.

Я про себя подумал:

– Да, похоже, любовь прошла, завяли помидоры. Мама опоздала со своим приглашением. Для Наташи два года учебы даром не прошли. У нее теперь другие проблемы. Хм, а все равно, как-то даже обидно стало. Надо же как, молодость действует.

И уже вслух ответил:

– Серьезно, Наташ, как получу паспорт сразу уеду.

– Ну, а дальше то, что, ты учиться думаешь, или нет? – не успокаивалась настырная девица.

– Думаю, – усмехнулся я, – пойду учиться в торгово-кулинарное училище.

Мои слушатели несколько мгновений молча смотрели на меня, а потом засмеялись. Не поверили.

– Да, хорошо, что до Хазанова с его студентом кулинарного техникума еще года три, – подумал я. – Так бы смеялись еще дольше.

В общем, ребята так и не приняли мои слова всерьез, решили, что просто не хочу говорить, чтобы не сглазить.

Когда гости ушли, время было около девяти часов вечера.

Я сразу скомандовал Пашке отодвигать мебель от стен. На шум прибежала мама, после нескольких рюмок Рябины на коньяке, она была полна энергии. Узнав, что мы собираемся делать, тут же начала командовать вместо меня.

– Ну, куда вы, полоротые, диван тащите? Вы весь пол поцарапаете! Саша, осторожнее, не урони гардероб!

Вскоре мебель была отодвинута от стен, и вроде не очень шумно. По крайней мере, соседи к нам возмущаться не приходили.

– Кто тут вчера орал, что клопов у нас нет? – воскликнул я, когда на стенах, скрытых раньше мебелью, стали видны клопиные следы.

Налив в пульверизатор дихлофос вместо одеколона я начал обрабатывать все подозрительные места. Возились мы почти до двенадцати часов. Но зато когда все убрали и легли спать, моя нежная кожа не испытала больше ни одного укуса.

Следующие три дня я зарабатывал деньги на плодоовощной базе, Искал подходящую комнату для нас Людой в частном секторе и пытался выцыганить деньги, приготовленные мамой для меня. Та, узнав о женитьбе, уперлась и не хотела расставаться с накоплениями, считая, что я их потрачу зря. В конце концов, к консенсусу мы с ней пришли, двести рублей она дала мне в долг с отдачей в течение года. А с квартирой неожиданно повезло. Возвращаясь, домой после работы почти в одиннадцать вечера в полупустом троллейбусе, я встретил бывшего одноклассника Толю Гусева. Ехать надо было довольно долго, и мы успели о многом поговорить. Когда я начал жаловаться, что не получается найти подходящую комнату, чтобы было дешево и прилично, он тут же сообщил, что его бабушка спит и видит, как бы сдать комнатку на чердаке.

Следующим днем я зашел по указанному адресу и, вполне довольный увиденным, выдал бабуле в задаток десять рублей.

Еще через день я получил паспорт, вечером собрал свои шмутки, а утром попрощался с родными и отбыл снова в Вытегру.

Глава 3

Свадьба и проблемы вокруг нее

Несмотря на раннее утро, на улице уже стояла жара. Я прекрасно знал, что она простоит до сентября. Зато люди вокруг об этом не подозревали и во всю наслаждались неожиданным теплом в конце мая.

Мне радоваться не хотелось. Предстоящие двести километров по пылящей грунтовке не настраивали на бодрый лад.

– Радуйтесь, радуйтесь, – бурчал я про себя, – скоро дождя просить начнете, а его почти до конца сентября не будет.

Народа в автобус набилось битком. Водитель брал всех подряд с билетами и без оных.

Ехать в тесноте пришлось до Ленинградской области. Там в Вознесенье вышла почти половина пассажиров, поэтому оставшиеся вздохнули свободней. Но от вездесущей пыли спасения все равно не было до самой Вытегры. В отличие от предыдущей поездки, ко мне никто не приставал. Наверно, из-за жары пассажирам было не до любопытства, все сидели молча, обмахиваясь, кто газетой, кто журналом.

Зато, когда вышел из автобуса на Вытегорском автовокзале, даже теплый ветерок показался прохладным.

Помахивая чемоданом, я отправился по уже знакомому маршруту.

На мой стук дверь сразу открылась. Оттуда выглянула невысокая, круглолицая, симпатичная женщина, нисколько не похожая на Люду.

Она, отряхивая руки от муки, вопросительно глянула на меня.

– Здравствуйте, Галина Михайловна, будущего зятя примете? – улыбнулся я.

– Ты, Саша? – неуверенно спросила она.

Я кивнул, и будущая теща резко засуетилась.

– Ой, да что же мы в дверях стоим, проходи скорей в дом, сынок.

Она пропустила меня в коридор и зашла следом.

– Сашенька, ты, наверно, устал с дороги, присядь, отдохни, а я как раз с пирогами закончу, – сообщила она и торопливо загремела противнями.

Пока я сидел на диване, Галина Михайловна расспрашивала меня о родителях, о службе в армии. Чувствовалось, что дочь ее в неведении не держала. Однако, о планах на будущее, о предполагаемой свадьбе вопросов не задавала.

– Сглазить, что ли боится, – даже подумал я в один момент.

Отвечая на многочисленные вопросы будущей тещи, я критически смотрел на ее суету.

– Мда, как-то нерационально она использует противни, – скептически подумал я. – Да, и начинку делает неправильно. И тесто, похоже, перекисло.

Конечно, мне хватило ума свои соображения держать при себе. Это с мамой, за несколько дней, что я провел дома, мы успели несколько раз поругаться, по поводу готовки. Ей то я говорил откровенно, что думаю по поводу того, или иного блюда. Кончилось это тем, что мне было предложено самому заняться варкой и жаркой, что я, и делал последние два дня до отъезда.

Через некоторое время меня накормили пирожками с капустой и рыбником с сигом. На вкус они оказались неплохими, хотя до моих явно не дотягивали.

Узнав, что Люда придет только около девяти вечера, а Николай Васильевич в шесть, я решил пройтись по городку до районной больницы, где она дежурила.

Народа в рабочий день на улицах было маловато. Но на меня никто внимания не обращал. Все же город, не деревня, где все приезжие на виду.

Двухэтажное здание больницы заметно было издалека. Около ее гаража, стояли три медицинских уазика-буханки с открытыми настежь дверями. Водители, сидя в тени, увлеченно играли в карты за самодельным деревянным столиком и матерились через слово.

Я поздоровался и спросил:

– Мужики, как на скорую пройти.

Водители оторвались от карт и уставились на меня.

– А чо, тебе там надо? – спросил, на вид, самый молодой из них.

– Мне бы Люду Струнину увидеть. – сказал я.

Двое из водителей засмеялись.

– Ты же Степик хвастал, что всех Людкиных кавалеров разогнал, – обращаясь к молодому, сказал один из них. Затем повернулся ко мне и пояснил:

– Видишь ту дверь зеленую, туда заход, Людмила Николаевна сейчас там с больным разбирается, Генку Шарапова только что привезли, тяжелый, зараза, кил сто весит, если не больше.

Я поблагодарил и направился к двери, а за спиной водители продолжали смеяться.

– Хм, оказывается, здесь у меня соперники были и не один. Наверно Людке пора памятник ставить, раз меня дождалась, – размышлял я по дороге.

В кабинете никого не оказалось. Зато из-за двери с надписью перевязочная доносились стоны.

Я не утерпел и заглянул туда. В кабинете на кушетке беспокойно лежал голый по пояс багроволицый мужчина, он периодически охал, держась рукой за левый бок. Пожилая санитарка сидела в углу на стуле, ожидая распоряжений. А у столика с инструментами возилась Люда.

Увидев меня, она радостно улыбнулась, но, почти сразу махнула рукой, чтобы я вышел.

Выйдя в пустой кабинет, я уселся у подоконника и начал любоваться видом из окна… Люда появилась из перевязочной минут десять спустя.

– Не понимаю, что с больным, – пожаловалась она. – Позвонили час назад, сказали, мужчина в магазине упал и кричит от боли, за бок держится. Мы его сюда привезли, я анальгин с димедролом сделала, а боли не проходят. А ему все хуже, сегодня день такой заполошный, один хирург в Подпорожье уехал на конференцию, а второго никак найти не можем. Изольда Витальевна, наш терапевт приходила, ЭКГ сняла, сказала моего ничего нет, ищите хирурга.

А где его искать, понятия не имею. Сейчас промедол больному сделала, может тот снимет боли?

– Люда, можно мне посмотреть больного, – спросил я.

Зачем? – удивилась та.

– Ну, ты же знаешь, мама у меня врач, видел я всякого, может, что в голову придет.

Утопающий, как говорится, хватается за соломинку, Люда согласилась.

Я, одев халат и взяв фонендоскоп, зашел в перевязочную. Лишь только глянул на выбухающие межреберные промежутки слева, все стало ясно.

Но все же проверил себя, выслушав и проперкутировав легкие.

Сомнений не было у больного напряженный пневмоторакс. Как он его заработал, было не очень понятно, синяков и прочих следов травм я не обнаружил.

На всякий случай спросил, работает ли рентген, но получил ответ, что уже полгода, как тот сломался, а денег на ремонт нет.

– Люда, у вас хотя бы аппарат Боброва есть? – спросил я.

– Где-то был – ответила Люда, – А зачем он тебе?

– Увидишь, – сообщил я.

Несколько минут Люда с санитаркой лазили по шкафам, но все же отыскали аппарат, представляющий собой банку с крышкой.

Я вел себя так уверенно, что Люда выполняла мои распоряжения безропотно.

Заменив клапан в банке на новый, вырезанный из резиновой перчатки, я взял стерильную резиновую трубку и троакар с канюлей.

Под невинным предлогом попросил Люду куда-нибудь отослать санитарку. После всех приготовлений Люда все еще не понимала, что я хочу делать. Но когда она увидела, что я заставил больного сесть и вогнал ему в бок толстую иглу, подсоединенную к трубке, то невольно охнула.

Сразу после этого в банке, наполненной водой до половины, в такт дыханию появились обильные пузыри воздуха. Через минуту больной порозовел, а еще через несколько блаженно растянулся на кушетке.

– Кайф! – выдохнул он. – Ни х… не болит. Зае. ь, Спасибо доктор. – он с чувством поблагодарил меня после чего почти сразу заснул.

Еще бы, чего не заснуть после анальгетиков и двух кубиков промедола. Везет нынешним медикам, можно спокойно делать наркотики больным, без риска загреметь лет на двадцать в лагеря.

– Ну, как-то так, сказал я скромно. – Принимайте работу. Напряженный пневмоторакс купирован. Можно больного принимать в хирургическое отделение, когда хирурга найдут, пусть думает, что с ним дальше делать.

Когда мы вышли из перевязочного кабинета, Люда сразу начала меня ругать сердитым шепотом:

– Саша, ты меня так напугал, думала, умру, когда ты больному троакар поставил. Почему-то я считала, что по нему кровь из легкого струей пойдет. Как вообще ты догадался, что случилось с больным? Знала бы, что ты собираешься делать, ни за что бы не согласилась. Фуу… до сих пор не могу в себя придти. Всю трясет.

– Я же в это время думал о ином. О том, что в это время можно спасти больного и не сесть после этого в тюрьму, или не получить от него миллионный иск за потерю здоровья. В том времени, откуда я появился, мне бы даже в голову не пришла идея заниматься лечением пневмоторакса без соответствующей лицензии. А здесь никому до этого дела нет.

Мы не успели поговорить и несколько минут, как в кабинет зашел молодой мужчина лет тридцати и недовольно спросил:

– Людмила Николаевна, что тут у вас стряслось. Изольда Витальевна кричала в трубку, что я пропал, а меня по всему городу ищут. Я же записку оставлял, что огород буду копать. Чего сложного было меня найти?

– Никакой записки у нас под стеклом нет, Игорь Иванович, можете сами посмотреть, – ответила Люда.

Доктор, а это явно был хирург, глянул бумажки, убранные под стекло, лежащее на столе, и не обнаружив своей записки, недоуменно пожал плечами и, открыв дверь в перевязочную, зашел туда.

– Вижу, вы тут без меня успели разобраться, – заметил он, разглядывая спящего больного и пузырьки, все еще появляющиеся в банке с водой. – Неужели Изольда пунктировала? Она же трусиха страшная.

Я легонько дотронулся до плеча девушки.

Та правильно поняла мой намек.

– Я сама пунктировала, Игорь Иванович. Все, как в учебнике пропедевтики написано. У мужчины развился выраженный болевой синдром на фоне напряженного пневмоторакса, ничем снять не могли, даже промедолом. Поэтому и ждать вас не стали.

– Понятно, – задумчиво сказал хирург. – Ладно, понаблюдаем до завтра и отправим с утра в Подпорожье на рентген, надо посмотреть, как легкое расправляется, да и диагноз уточнить. А ты Люда, молодец, все грамотно сделала.

Тут он обратил внимание на меня.

– А что тут делает незнакомый, молодой человек в медицинском халате?

Люда покраснела.

– Это мой жених, он только сегодня приехал. Вот пришел посмотреть, где я работаю.

Хирург улыбнулся.

– Ясненько, ну, ладно, сидите, воркуйте, голубки, – сказал он ехидно и ушел в отделение.

До восьми вечера больше вызовов не случилось. Где-то в половину восьмого на работу в ночь пришла сменщица, полная пожилая женщина. Она тоже оглядывала меня сверкающими от любопытства глазами, но особых вопросов при мне не задавала.

Когда мы вышли из дверей больницы, жара уже спала. Ветра практически не было, только легкий комариный звон нарушал вечернюю тишину.

Санитарные машины уже были поставлены в гараж, лишь одна машина скорой помощи оставалась у крыльца.

Ее водитель, Степик, как его называли коллеги, сидел на скамеечке у входа и задумчиво курил.

Увидев нас, он резко вскочил и подошел ко мне, поглядывая по сторонам.

Подойдя вплотную, он тихо предупредил:

– Длинный, не знаю, откуда ты взялся, но если будешь вокруг Людки ходить, я тебя урою.

Мне от слов тощего паренька, почти на голову ниже меня, стало смешно. В большей степени из-за того, что моя будущая жена была немалого роста, почти сто восемьдесят сантиметров, я и то был немногим выше. А этот Степик, наверно, доставал ей чуть выше плеча. Оказывается, не мне одному нравятся высокие женщины.

Люда не слышала, что водитель мне сказал, потому, все еще беседовала через дверь с напарницей. Но, увидев, как мы разговариваем, сразу закричала, сбегая с крыльца.

– Степан, ты, что опять хочешь драку устроить. Смотри, на этот раз я молчать не стану, сразу вылетишь с работы.

– Да, я чо, я ни чо, я б… на х… только познакомиться с новым человеком, хотел, кстати, кем он тебе приходится? – неуклюже оправдываясь, спросил водитель у Люды, выкинув окурок на землю.

– Муж, это мой, понял!? – гордо сообщила девушка и, взяв меня под руку, направилась в сторону дома, увлекая меня за собой.

– Наконец, смена закончилась, – сообщила Люда немного погодя. – Еле дождалась. Никогда еще время так не тянулась. Санчик мой, я такая счастливая, Ты просто не представляешь!

А я и не представлял. Шагая рядом с любимой, девушкой, злился на себя. Хотя, что злится то? Ну, не может быть у личности семидесяти лет эмоций, как у двадцатилетнего, даже если она заперта в молодом теле. Хотя гормоны действительно бушевали.

Поэтому, как только мы свернули в проулок, ведущий к дому, то сразу начали целоваться.

– А помнишь, наш мостик на Неглинке, – спросила Люда, наконец, отстранившись от меня. – Мы там так же целовались.

– Конечно, – ответил я. – Приедем в Петрозаводск, обязательно повторим.

Рассмеявшись, мы в обнимку продолжили наш путь.

В доме ярко светились все окна. Нас явно заждались.

Хлебом солью меня не встретили, но уже в коридоре начали обнимать. Особенно старался будущий тесть. Наверно, смерти моей хотел. Увидев его, я понял в кого Люда такая высокая. Никогда не считал себя маленьким, но рядом с Николаем Васильевичем мои сто восемьдесят пять сантиметров не котировались. Огромная глыба двухметрового роста, вот как он мне представлялся.

Тесть тоже с интересом меня разглядывал.

– Ну, что с виду парень крепкий, – выдал он, наконец, свое суждение, хотел добавить еще кое-что, но был прерван супругой.

– Коля, не задерживай человека в дверях. Видишь парень, стесняется, а ты тут силой мериться начал. Лучше бы в комнату пригласил, у меня уже все готово.

Действительно, стол уже был накрыт. Видимо, Галина Михайловна после того, как я ушел, время зря не тратила и провела его с пользой на кухне.

Среди полных хрустальных салатниц, тарелок с пирогами и котлетами одиноко возвышалась бутылка шампанского.

Люда убежала переодеваться, а я присел за стол в компании Николая Васильевича, Галина Михайловна скрылась в той же комнате, что и Люда.

Будущий тесть наклонился, сунул руку под стол и вытащил оттуда початую бутылку водки. Посмотрел на меня и, приложив палец к губам, разлил ее по двум стограммовым стаканчикам. Бутылку снова убрал под стол.

После этого наколол себе соленый огурец на вилку и, шепотом сказав:

За встречу! – Одним махом кинул сто грамм себе рот.

Ну, что мне было делать? Не отказываться же от первой рюмки.

Вот только я не стал брать огурец, а наколол вилкой крепенький, соленый груздочек, махнул сто грамм, а потом аппетитно захрустел грибком.

На голодный желудок водка сразу ударила в голову. Николай Васильевич, по-моему, уже причастился до нашего прихода и был не в меру словообилен.

В это время в комнате, где переодевалась Люда, шел следующий диалог.

– Люда, я думаю, что постелю вам с Сашей в Витькиной комнате. А мы с отцом ляжем на кухне, чтобы вас не стеснять. Дело то молодое. – предложила Галина Михайловна.

– Мама, как ты можешь такое предлагать, – зарделась дочь. – Постелешь нам вместе после свадьбы.

– Дурочку то из меня не делай, – сообщила мама. – Это ты отцу можешь сказки рассказывать, а меня не проведешь. Думаешь, не знаю, чем вы тут неделю назад занимались, вся комната малофьей провоняла, и простыни я тоже считать умею.

От этих слов дочь покраснела еще больше и стыдливо опустила глаза.

Они еще немного пошептались о своем о женском и, хихикая, вместе вышли в большую комнату.

Галине Михайловне хватило одного взгляда, чтобы оценить происходящее там.

– Напоил, как есть, напоил парня! Коля, я же тебе говорила, не доставай водку. – С упреком сказала она мужу, пока тот удивленно таращился на нее.

– А что тут пить? – сказал он, показывая на две пустые бутылки. – Для настоящих мужиков, это как два пальца об асфальт.

Глава 4

Все еще проблемы

Да, наверно я зря поддался на провокацию Николая Васильевича. Совсем вылетело из головы, что нынешнее мое тело совсем не то, что давешнее. Там с весом 110 килограмм, можно было составить ему достойную конкуренцию.

А здесь пришлось позорно слиться уже во втором раунде. После второй стопки, в голове зашумело еще сильней, и окружающее начало расплываться в глазах. Остатков соображения, впрочем, хватило, чтобы отказаться от очередной стопки.

Будущий тесть и не настаивал. Пробормотав что-то вроде того, что слабая молодежь нынче пошла, зато ему больше достанется, он успел выпить еще пару стопок, прикончив вторую бутылку. Стол одной стороной был придвинут к стене, и когда я под него глянул, то обнаружил, вдоль стены выстроились еще три непочатых бутылки Столичной.

– Надо срочно, что-то сожрать, иначе засну, – подумал я и потянулся к тарелке с котлетами.

Именно в этот момент из комнаты вышли мама с дочкой, наивно оставившие меня на своего мужа и отца.

Галина Михайловна что-то громко сказала, но мой мозг уже не очень понимал, о чем это она. Положив на тарелку гору оливье и три котлеты, я усиленно работал ложкой.

После того, как очистил полную тарелку от салата с котлетами, Галина Михайловна заботливо положила в нее большой кусман студня, от которого так несло свежим чесноком, что в моей голове произошло некоторое прояснение. И я стал более нормально воспринимать окружающее. По крайней мере, понял, что рядом со мной сидит Люда в очень плохом настроении.

– Людочка, – обратившись к ней, сказал я заплетающимся языком. – Не сердись, так получилось. Налей мне кофе, пожалуйста.

Та хотела, было встать, но вмешалась теща.

– Сиди, сиди, – забеспокоилась она. – Я сама кофейку, сгоношу.

– Ух, ирод, бестолковый! – выхватила она из рук мужа очередную бутылку. – Хватит водку жрать.

– Не любят меня здесь, – вздохнул Николай Васильевич и, поднявшись, направился в другую комнату, задевая притолоку.

– Слава богу, Если ляжет, то до утра не проснется, – облегченно вздохнула его жена. – Завтра рабочий день, пусть отдыхает.

После кружки кофе в глазах еще больше прояснело, и наша беседа приняла осмысленный вид.

Галина Михайловна сообщила, что взяла на работе отгул, чтобы завтра сходить со мной в паспортный стол, мало ли какие там возникнут проблемы с пропиской, она все-таки ответственный квартиросъемщик..

– Саша, пропишут то тебя быстро, – вкрадчиво начала она. – А вот регистрацию брака после заявления в ЗАГС надо будет месяц ждать. Люда уже сказала, что вы собираетесь уехать в Петрозаводск, А целый месяц ты, чем заниматься будешь?

– Мама! Как тебе не стыдно! – воскликнула Люда. – Саша всего несколько дней, как из армии вернулся, а ты его уже работать отправляешь.

– Люда, успокойся, – я ласково прижал девушку к себе. – Мама все правильно говорит. Деньги никогда лишними не бывают, я так и планировал этот месяц работать. И даже знаю кем.

– И кем? – обе собеседницы вопросительно глядели на меня.

– Санитаром на скорой помощи, – улыбнулся я. – Люд, ты сама недавно жаловалась, что дураков нет идти в санитары на семьдесят рублей. А мне на месяц, самое то. С тобой и будем дежурить.

Люда явно обрадовалась после моих слов.

– Саша, ты здорово придумал, я уже полгода одна с водителем езжу. Если тяжелого больного надо нести, приходится кого-нибудь искать.

Галина Михайловна обрадованной не выглядела.

– Наверняка, у нее были свои планы на наше будущее. – догадался я.

Моя догадка вскоре подтвердилась.

– А у нас в РайПО, – сказала та нейтральным голосом. – Скоро освободится ставка водителя на машину хлеб развозить. Петрович в сентябре на пенсию уходит, а в автошколе, как раз идет набор на учебу на категорию Б и Ц. Я с председателем РайПО в очень хороших отношениях и с ДОСААФ тоже… – И она многозначительно замолкла.

Люда сразу поддалась на провокацию.

– Саша, а может, ты пойдешь учиться на водителя? разве плохо права получить? И никуда не надо будет ехать. Мы пока здесь с родителями поживем, а мне через год-два главный врач обещал комнату в общежитии.

Услышав предложение Галины Михайловны, я даже немного протрезвел.

– Хм, вообще неплохо права получить, вот только оставаться жить с Людкиными родителями себе дороже. Такая теща все мозги выест заботой, а тесть с бутылки каждый день будет начинать. А главное никаких перспектив. Нет уж, на хер, на хер.

– А знаете, Галина Михайловна, мне ваше предложение нравится, ну, плане учебы на водителя. Когда вы говорите, учеба должна начаться? – спросил я.

– Вроде бы с пятого июня, – неуверенно ответила та. Не ожидала Галина Михайловна моего быстрого согласия. Ну, а я прикинул, чтобы время зря не терять, можно и учиться в автошколе. Главное, чтобы денег хватило на все. Мне тут несчастному попаданцу, пока ни одной плюшки не прилетело. Все сам, да сам. Вагоны разгружай, если денег хочешь.

Мы с разговорами посидели еще часик, выпили бутылку шампанского под мерный храп Николая Васильевича и стали собираться ко сну.

– Я вам в Витиной комнате постель застелила, – как бы между делом сказала Галина Михайловна. Люда при этих словах густо покраснела. Мне тоже стало неловко.

– А что, дело молодое, вы только дверь плотней прикройте, – посоветовала теща и с горой подушек направилась в дальнюю комнату.

– Ты иди, ложись, – шепнула Люда. – Я позже приду, помогу маме убираться, да посуду перемыть.

Посетив укромное заведение, я отправился в нашу спальню. Та представляла собой маленькую комнатушку, вмещавшую в себя кровать и небольшой столик с книжными полками над ним. Все стены были заклеены черно-белыми фотографиями культуристов, Биттлз, и прочих музыкантов. Видимо, брат Люды был довольно продвинутым пацаном в Вытегре. Меня же черно-белые десятые копии с копий не впечатлили. До цветных плакатов Бони М и других звезд оставалось еще много времени.

Кровать уже была застелена. Раздевшись, я уселся на нее и пружины моментально отозвались громким скрипом.

– Оказывается, у моей будущей тещи, извращенное чувство юмора, – подумал я. – Да нас с улицы будет слышно, не то, что в доме. Придется перебазироваться на пол, там, по крайней мере, доски не скрипят.

Когда Люда зашла в комнату, я сразу прошептал:

– Осторожней, не запнись, я на полу лежу.

Между стеной и кроватью места было не очень много, но для нас двоих вполне хватало. Так, что постельное белье вместе с матрацем перебазировалось туда.

– Ты зачем на пол улегся? – также тихо спросила Люда.

– А тебе не понятно?

– Понятно, – хихикнула она и зашуршала сорочкой.

Под одеяло ко мне она залезла уже обнаженной.

Ласковые слова привычно слетали с моих губ, я даже не задумывался над ними, за многие годы семейной жизни это вошло в кровь и плоть. Так же, как остался выработанный рефлекс не называть женщину в кровати по имени. «Любимая, моя хорошая, единственная, ласточка¸ птичка», но только не имя. Всегда есть риск назвать не то. А зачем портить настроение любимой женщине. Тем более, сама Люда в порыве страсти меня ни разу не назвала, ни Сережей, ни Петей и никаким левым Васей.

Да молодость, есть молодость. Заснули мы уже под утро. Никто нас специально не будил, но, когда Николай Иванович начал собираться на работу, пришлось вставать и нам.

– Тесть, несмотря на две вчерашние бутылки, был свеж, как огурец. Побритый, помытый он сидел за столом и весело приветствовал наше появление:

– Ого! Вот и молодежь подтянулась. Как ночевали? Когда мне внука ожидать?

– Тьфу, на тебя старый! Язык твой без костей! – воскликнула Галина Михайловна.

Вообще то, тесть был совсем не старый, сорок два года разве это возраст?

– Санек, – уже серьезно он обратился ко мне. – Слышал, ты до армии токарем работал, может, к нам на судоремонтный завод пойдешь, токарей у нас не хватает, если на сделку сядешь, двести рублей будешь в месяц иметь. Я, конечно, как сварщик, больше зарабатываю, но и стаж у меня о-го-го.

Да, насели будущие родственники со всех сторон, так им хочется меня при себе оставить, – подумал я, и тут мне пришла в голову одна идея.

– Николай Васильевич, думаю, время еще есть, сходим с вами на завод, посмотрю, что да как. Хотел спросить, а мангал вы сможете сварить на работе?

Тесть горделиво улыбнулся.

– Струнин сварит все, что сваривается, и твой мандал тоже, А что это за херотень и на кой х… она нужна?

Спросив у Люды тетрадный листок, я нарисовал чертеж мангала и коптилки на ножках и отдал листок тестю с пояснениями для чего все это нужно.

Николай Васильевич уточнил, какой толщины нужно железо и, услышав ответ, сообщил:

– Сделаю, не вопрос. Сегодня вряд ли получится, а завтра к вечеру будут готовы. У нас обрезков такое размера, как грязи, даже у кладовщика просить ничего не надо.

Обговорив все вопросы, я приступил к завтраку. После ночных затрат, есть хотелось не по-детски.

Хоть Галина Михайловна и сказала, что на сегодня взяла отгул, оказалось, что без своей пекарни она не может прожить и дня. Поэтому нам придется перед походом в паспортный стол, зайти к ней на работу, чтобы проверить, как там идут дела без заведующей.

Люда, слушая нашу беседу, вдруг заявила, что одна дома оставаться не хочет, ей скучно, поэтому она идет с нами.

В связи с этим наш выход задержался на час. Для меня это было вполне привычно. Зато Галина Михайловна поглядывала в мою сторону с удивлением, видимо, терпение не входило в достоинства ее мужа.

Все-таки, Вытегра небольшой городок, поэтому дела здесь делаются быстро, даже пешком. В милиции Галине Михайловне пришлось писать заявление на согласие на прописку. Молодая девица в милицейском мундире с сержантскими нашивками поинтересовалась причиной, по которой меня прописывают, узнав, что я женюсь, вопросов больше не задавала. Покончив с приемом документов, она забрала мой паспорт и сообщила:

– Я отнесу документы на регистрацию и подпись, а вас, Александр Владимирович прошу пройти в одиннадцатый кабинет.

– Интересно, что еще им надо, – думал я, шагая по темному коридору.

Открыв дверь в кабинет, я невольно прикрыл глаза рукой, контраст между темным коридором и залитым солнцем кабинетом, был слишком резок.

Убрав руку, я увидел сидящую за столом молодую женщину – капитана милиции. Накрашенные яркой помадой губы приветливо мне улыбнулись. Грудной голос с мурлыкающими нотками спросил:

– Вы, по какому вопросу, молодой человек?

Да, будь на моем месте именно молодой человек, он бы уже начал бекать и мекать при виде черноволосой красавицы.

Но я то, не такой, я заметно старше и на меня такие штуки уже не действуют.

– Девушка из паспортного стола просила зайти к вам, – спокойно сообщил я.

Мурлыкающие нотки из голоса ушли, видимо капитан поняла, что ее чары здесь не работают.

– Да, я провожу беседы с уволенными в запас ребятами, – заметно суше сообщила она. – Вот вы, молодой человек, не хотели бы пойти к нам в милицию? Подумайте, это очень перспективная работа. Мы вас направим на учебу в школу милиции, если вы покажете себя, то может идти вопрос об учебе в высшем учебном заведении притом поступление без конкурса. После двух лет работы возможен перевод в ГАИ. Как вы на это смотрите?

– А почему вы о досрочной пенсии не сказали? – улыбаясь, спросил я.

Женщина звонко рассмеялась.

– А ты интересный мальчик, – продолжая улыбаться, сказала она. – Смысла нет, о пенсии рассказывать, никому из вас она пока не интересна. Кроме тебя больше никто этим вопросом не задавался. Так понимаю, что в милицию ты не пойдешь?

– Правильно понимаете, – ответил я. Мы распрощались, я отправился к паспортистке за документами.

– Для чего тебя в одиннадцатый кабинет вызывали? – пристали ко мне обе спутницы сразу.

– В милицию звали работать, – вздохнул я.

– Ты согласился?

– Нет.

– Ну и зря, надо было соглашаться, – в один голос заявили мама с дочкой.

– Блин! Да что же это такое! Все хотят за меня решить, куда идти и что делать. А вот хрен вам всем, буду поваром и точка, – думал я, направляясь с Людой в сторону загса.

Галина Михайловна давно нас оставила, умчавшись в свою пекарню, как будто там без нее не справятся.

В загсе никаких неожиданностей не произошло. Скучающая в тесной комнатушке пожилая женщина дала нам бланки заявлений. Подозрительно глянула на меня и, пробормотав:

– Совсем ведь мальчишка, – потребовала паспорта.

– Регистрация брака будет второго июля в 11 часов, прошу не опаздывать. Если вдруг передумаете, прошу сообщить заранее, – сухо сообщила она, отдавая назад паспорта.

Когда мы вышли на улицу, Люда с радостным визгом кинулась мне на шею. Видимо, поцелуям у дверей загса никто не удивлялся, поэтому на наши объятия никто не обращал внимания.

Закончив с поцелуями, мы отправились в сторону дома.

Я потянул Люду в сторону спальни. Но та покачала головой.

– Мама скоро придет, надо обед разогреть. Можешь переодеться, если хочешь.

– Вот так и обламываются мечты, – подумал я, скидывая в спальне пропотевшую рубашку и одевая свежую. Какая-то несообразность царапнула глаз, когда я посмотрел на себя в зеркало. Глянув внимательней, я понял, что кубики пресса выделяются рельефней, чем было несколько дней назад. Но после того, что случилось со мной, ранее это была такая ерунда, что я даже не заморачивался этим обстоятельством.

Тем не менее, покрасовался еще немного, напрягая мышцы и поворачиваясь в стороны. Еще не так давно смотреть на себя было не очень приятно. А кому приятно на себя смотреть в семьдесят лет?

– Собой любуешься? – раздался насмешливый голос Люды. – Тебе армия на пользу пошла, вон мышцы, какие нарастил.

Она подошла ближе и положила ладонь мне на грудь. Я привлек девушку к себе и начал целовать.

– Ладно, я согласна, пошли скорей, пока мама не пришла, – зашептала она мне в ухо, щекоча его горячим дыханием.

На обед теща так и не появилась, молодец, понимающая женщина. Поэтому мы пообедали без нее, а немного погодя отправились снова в город. Надо было зайти в больницу, в отдел кадров, а также в автошколу, узнать, сколько будет стоить учеба.

В отделе кадров моему визиту особо не обрадовались. В принципе, местная кухня была понятна. Если бы Люды не было рядом, мне просто сказали, что свободных ставок санитаров нет. Но Люда была со мной, и такого при ней говорить было нельзя. Ведь она и ее коллеги катались вдвоем с водителем, а ставки санитаров занимали левые люди.

Поэтому завкадрами отфутболила нас к главному врачу.

Дальше я действовал уже из спортивного интереса.

– Люда, не вздумай ему говорить, что собираешься увольняться через месяц. Лучше вообще молчи, говорить буду я, – первым делом пришлось предупредить девушку.

Главный врач сухощавый лысоватый брюнет лет сорока встретил нас приветливо. Усадил за стол и внимательно выслушал.

Он тоже бы с удовольствием послал бы меня в известное место, и если бы знал, что Люда будет увольняться, так бы и сделал. Но не получилось. Пришлось ему, сделав приличное выражение лица, поставить визу на моем заявлении: «Принять на работу».

Поблагодарив, мы отправились обратно к кадровичке. Та удивленно глянула на подпись главнюка после чего взяла у меня паспорт, военный билет и трудовую книжку и приступила к оформлению.

– Саша, ты так внушительно разговаривал с Евгением Федоровичем, что я испугалась, его у нас все боятся, даже главная сестра перед ним на цырлах ходит – уже на улице призналась мне Люда. – Я тоже так хочу научиться.

– Какие твои годы, милая, научишься, – ответил я с улыбкой.

– Не смейся, несчастный! – Люда замолотила меня по спине своими кулачками. – Мы с тобой с одного года.

Мне очень хотелось сказать, что ты, милая, через несколько лет свой возраст, вслух называть не будешь. Но удержался, зачем портить настроение девушке, годы и так бегут очень быстро.

Время подходило к четырем часам, но я решил зайти еще в местный ДОСААФ и уточнить насчет учебы в автошколе.

К моему счастью, группа платников еще не была укомплектована, поэтому я был встречен доброжелательно. От начальника автошколы, видимо бывшего гаишника несло, как от пивной бочки, но он вполне здраво рассказал, что, когда и как. Оказалось, что учеба стоит сто шестьдесят рублей и продлится ровно пятьдесят дней. На вопрос, можно ли будет иногда пропустить одно два занятия, Петр Ильич оценивающе посмотрел на меня и буркнул:

– Договоримся.

Домой мы возвращались в отличном настроении. Люда, из-за написанного заявления в загс. А я из-за того, что удалось сделать все запланированное. Идти токарем на судоремонтный завод, как предложил тесть, мне было не с руки. Там пришлось бы сразу встать за станок и давать план, а какой из меня участник соцсоревнования, если я забыл даже как включить этот станок, не то, что за ним работать.

– Может мне с тобой сегодня в ночь пойти дежурить, – предложил я Люде пока мы добирались до дома. – Сама же слышала, как в кадрах сказали, что я принят на работу сегодняшним днем.

– Сашка, я тебя просто не узнаю, ты два года назад совсем другим человеком был, – удивленно засмеялась девушка. – Мы за сегодняшний день, где только не побывали. И везде ты, как рыба в воде себя чувствуешь. Может, успокоишься на сегодня? Вечер дома посидишь, телевизор посмотришь. А завтра утром я с дежурства приду, можно будет на пляж пойти, такая жара стоит, в речке вода наверно уже теплая. А с понедельника явишься с утра на работу, тогда тебя в график включат.

– Нет, уж, работать, так работать, – заявил я. – Видишь, на здании плакат висит; «Вперед к победе социалистического труда», вот и будем, как комсомольцы, верные делу Ленина, работать на благо народа с сегодняшнего дня.

Люда, засмеялась.

– Я только сейчас вспомнила, как ты рассказывал, что в школе был комсоргом. У тебя складно получается, лучше, чем у нашей Гальки Сидоркиной. Она, как начнет на собрании заикаться, все сразу засыпают.

Я тоже хмыкнул.

– Так, вы ее наверно выбирали по принципу лишь бы не меня. Вот теперь сидите и спите.

– Так и тебе придется ее слушать, – парировала Люда.

– Не придется, – уверенно ответил я. – Не бывает летом комсомольских собраний. Вот осень придет, из отпусков все вернутся, дел домашних убавится, тогда и начнут их проводить. Нас к этому времени здесь уже не будет.

– Понятно, – грустным голосом сказала девушка. – Ты все же хочешь, чтобы мы уехали?

– Хочу, и сейчас объясню почему, – ответил я.

Глава 5

Почти семейная жизнь

Как-то незаметно моя жизнь в Вытегре вошла в спокойную колею. Ну, не совсем, конечно, а так, относительно.

Утро начиналось с пробежки, соседи уже к ней привыкли и не кидали удивленных взглядов на мою долговязую фигуру, бегущую по переулку. Затем еще полчаса разминки и упражнений на разболтанном турнике в палисаднике у дома.

Если у нас был свободный день, мы с Людой, обычно, шли на речку. Там купаясь и загорая, проводили время до обеда.

Погоды стояли замечательные. Конечно, труженикам полей и огородов они такими не казались. Но нам, не обремененным дачами, и огромными огородами с ежедневным поливом, они были в самый раз.

Вот и сегодня, я лежал на покрывале, наблюдая, как Люда боязливо заходит в воду. Матросы с проходящей самоходки тоже ее разглядывали и, размахивая руками, что-то кричали, явно приглашая в гости.

Мотив «Ух, ты, мы вышли из бухты» Гальцева сам по себе возник в моей голове.

Я все еще бубнил его под нос, когда мокрая и холодная девушка приземлилась рядом со мной.

– Что за мотивчик напеваешь? – тут же спросила она.

– Да, вот, смешную песенку вспомнил, – ответил я и пропел несколько слов из нее, оставшихся в памяти.

– А что тут смешного, – удивилась Люда. – Мама отпустила дочку погулять и все.

– Мда, действительно, в это время вполне нормально, если девушка пойдет гулять с моряками, – подумал я, – До педофилии еще далеко, о маньяках пока еще не пишут.

Я улегся ближе к Люде и молча размышлял над странностями восприятия.

– Действительно, почему я считал, что она будет смеяться. Все-таки люди сейчас совсем не те, что будут через пятьдесят лет. Нет огромного потока информации, недаром мне все время кажется, что я в застойное болото попал. Медлительность окружающих жутко раздражает.

И вообще, я еще ни разу не задумывался, изменю ли будущее своим появлением. Или моя личность настолько незначительна, что волна изменений этой реальности вообще не затронет главных вех истории. Бабочка Бредбери крылышками бяг-бяг-бяг, хе-хе.

Мои эпохальные размышления были прерваны холодными брызгами воды, падающими на живот.

Открыв глаза, увидел, что Люда поливает меня водой из бутылки.

– Ах, ты так! Ну, держись! – закричал я и, вскочив, бросился за ней. Мы оба с воплями влетели в холодную воду канала и принялись брызгаться, как дети.

– На фиг все эти мысли, – думал я, когда мы, одевшись, шли домой. – Буду жить, как хочу, а там видно будет. А пока, работаю санитаром, до регистрации еще три недели.

В больнице все было неплохо. Я быстро перезнакомился со всеми работниками, большинство из которых сочли меня кампанейским парнем, но себе на уме.

Единственно с кем у меня не ладились отношения это со Степиком, верным Людкиным вздыхателем. В принципе, я был ему даже благодарен, ведь именно он целый год отгонял от нее случайных ухажеров.

Так получилось, что весь июнь по графику мы работали втроем. В мои обязанности, как санитара входила уборка салона машины после смены.

И этот мелкий засранец стоял сзади, как надсмотрщик и тыкал пальцем, указывая, где осталась грязь, или еще какая бяка, стараясь вывести меня из себя.

Я спокойно занимался уборкой, не реагируя на подколки Степика, что еще больше его раздражало.

Чувствовалось, что ему очень хотелось подраться. Но уж слишком у нас были разные весовые категории. Кстати, когда я, между делом упомянул Степика в разговоре с тестем, тот весьма озаботился.

– Ты с ним Сашок, осторожней, это такой хитрожопый парень. Он с тобой и связываться не будет. Дружков своих подговорит, отметелят в темном углу.

– Да, ладно, Николай Васильевич, все будет нормально На всякую хитрую задницу, имеется болт с винтом – легкомысленно ответил я.

Всю свое легкомыслие я понял, когда мы с Людой, возвращаясь вечером с работы, встретили троицу подвыпивших, крепких ребят. Настрой у них был явно агрессивный.

– Саша, – только не лезь, – сразу начала шептать девушка мне в ухо. – Я сама с ними поговорю.

– Сережка! Вам делать больше нечего, как к соседям приставать? – закричала она, подходя к парням. – Я Витьке все расскажу.

Парень моего роста, с длинными сальными волосами под Биттлз и одетый в широченные клеши, пренебрежительно сплюнул.

– Людка, брысь домой, мы с твоим хахалем потолкуем, есть у нас к нему пара вопросов. А братца твоего я на х… вертел.

– Даже не подумаю, никуда уходить, – заявила Люда.

– Шли бы парни своей дорогой, и не портили нам настроение, – вздохнув, сообщил я.

– Ну, ты наглец! – выдохнул длинноволосый и ринулся на меня. Зря он так сделал.

Через минуту троица в различных позах живописно разлеглась на земле.

– Хм, видел бы меня сейчас Толя Ларцев, мой первый тренер по айкидо, – горделиво подумал я. – Он все время утверждал, что в драке на улице с моими талантами делать нечего. А ведь даже дыхание не сбилось, и хоть пятнадцать лет прошло с последней тренировки, память сохранила все движения до мельчайших деталей. Кстати, как-то быстро я парней раскидал, пожалуй, у меня так не получалось на пике спортивной формы.

Люда подхватила меня под руку и потащила в сторону дома, смеясь и плача одновременно.

– Саша, как же так? Я так испугалась, слова не успела сказать, а они уже на земле валяются, мне казалось, тебя побьют, помнишь, как два года назад, когда ты меня провожал до общежития?

Я молча слушал Люду и вспоминал, то, что должно было случиться через пятнадцать лет, когда я, тридцатипятилетний врач, отец семейства, зашел в спортивный зал, где молодой тренер Анатолий Ларцев набирал группу учеников. В зале вокруг него толпился народ. В основном это были пацаны в возрасте от десяти до двадцати лет. И все они, как по команде уставились на меня.

– А что тут делает этот мужик? – такой вопрос можно было прочитать в их недоумевающих глазах.

– Ларцев оценивающим взглядом окинул меня с головы до ног и ехидно спросил:

– Надеюсь, справку от врача вы, доктор, принесли?

Получив требуемую бумажку, тренер отвел меня в сторону и сказал:

– Вы, ведь понимаете, что в таком возрасте рассчитывать на что-то серьезное бессмысленно.

– Ну, если понимать под чем-то серьезным успехи в спортивной карьере, то я на них не рассчитываю. Просто хотелось заняться чисто для себя, работа у меня не шибко подвижная и чтобы не заплыть жиром, хочется держать себя в тонусе. Посмотрел по объявлениям и выбрал айкидо, вдруг и в жизни пригодится, – сумбурно ответил я.

Ларцев скептически произнес:

– Не знаю, не знаю, вряд ли пригодится, полезней вам бегом трусцой заняться, хотя бы убежать сможете, если попадете в неприятную ситуацию, Уличная драка, это вам не борьба на татами.

Я улыбнулся.

– Знаете, я пятнадцать лет занимался лыжами, поэтому бегать не тянет, лучше займусь борьбой.

Тренер в ответ тоже улыбнулся и сочувственно сообщил:

– А у меня тоже бегать нужно и много, ОФП еще никто не отменял. Тяжко вам придется.

Он был прав, к концу первого занятия, я еле передвигал ноги. С трудом добрел до дому. В теле болела каждая косточка. Супруга, глянув на меня, тяжело вздохнула, но комментировать не стала, все, что она хотела сказать о моем желании заняться борьбой, было уже сказано.

Первый месяц оказался самым трудным. Домой я приползал, шипя от боли, и отпаривал ушибы и растяжения, сидя в горячей ванне. Бороться приходилось не только со своим телом. Домашние объединились в коалицию, мать, жена и даже десятилетняя дочка дудели в одну дуду.

– Брось свои дурацкие занятия. Займись чем-нибудь другим.

Даже Пашка, в письме выразил озабоченность моим поведением. Типа не пора бы мне сходить на прием к психиатру. Однако я занятия не бросал.

Через год состав группы, пришедшей в тот день на занятия, практически полностью поменялся, в ней из первого набора осталось всего три человека, включая меня.

За это время я с Ларцевым немного сдружился, все-таки разница в возрасте была у нас небольшой. Мне с самого начала казалось, что он не слишком большой специалист в айкидо, а со временем убедился в этом окончательно. Собственно, Толя в этом и сам мне признался.

– Слушай, Владимирыч, я вижу, ты мужик упорный, звезд, конечно, с неба не хватаешь, но немного больше чем сейчас достичь сможешь. У меня тебе делать нечего, если только форму поддерживать. Если хочешь, я позвоню своему бывшему тренеру, попрошу его с тобой заняться. Он со стороны людей не берет, но если я попрошу…

Предложение Ларцева застало меня врасплох, в принципе, мне вполне хватало нагрузок, а к тому, что не росло мастерство, я относился спокойно. Ну, о каком мастерстве можно серьезно думать в тридцать шесть лет. Работа, семья, дети. В этом возрасте многие спортивную карьеру заканчивают.

Однако, подумав, я согласился. Пожилой невысокий крепыш, Виктор Иванович Лисицын, принял меня доброжелательно. Проведя короткий спарринг, многозначительно вздохнул, но вслух только сказал:

– Ладно, сойдет, есть у меня с десяток таких повернутых на голову старперов, пополнишь их ряды, надеюсь, Толик сказал, сколько стоят тренировки?

Я кивнул, занятия стоили тридцать рублей в месяц, довольно чувствительно для кошелька, и без того опустошаемого алиментами. Но эти занятия для меня уже стали своего рода наркотиком, без них я уже не представлял своего существования.

В то время я еще не предполагал, что впереди у меня почти двадцать лет подобных тренировок. За эти годы у нас сложилось что-то вроде мужского клуба. Люди в нем были абсолютно разные от заводского электрика, до инструктора из обкома партии. Но, надев кимоно, мы уже ничем не отличались друг от друга. Бессменным нашим руководителем все годы оставался Виктор Иванович. Он сам занялся айкидо, будучи мастером спорта по вольной борьбе, и отдавал новому увлечению все свободное время. Тем более что ни семьи, ни детей у него не было.

– Саша, ты где? Мы домой пришли, – дернула меня за руку Люда. Я мотнул головой, выплывая из воспоминаний.

– Да, так, задумался.

– Задумался он, – хихикнула моя невеста, пришедшая в себя после неприятного инцидента. – Побил трех парней, как детей, а теперь думает. Жду не дождусь завтрашнего дежурства, расскажу Степке в подробностях, как ты его дружков раскидал.

Дома, за ужином я все возвращался мыслями к произошедшей схватке. Беспокоила легкость, с которой я ее провел. Все же, разумная сущность, или просто какая-то физическая аномалия, переселившая меня в прошлое, наградила организм кое-какими плюшками. Догадаться бы еще какими.

Я прекрасно помнил свой, ничем не выдающийся уровень в айкидо, а сейчас, без особых потуг с моей стороны повысил его, и просто молодым возрастом это не объяснить.

Обдумав эту проблему со всех сторон, пришел к выводу, что кроме пользы такие способности мне ничем не грозят.

По просьбе Люды родителям мы ничего не рассказывали, во-первых, она не хотела расстраивать маму, а во-вторых, боялась, что Николай Васильевич, после пары стопарей вполне может пойти разбираться с соседскими парнями.

Зато ночью она с неожиданным пылом отдавалась мне на полу нашей маленькой спальни.

– Женщины, что не говори, любят победителей, – констатировал я, засыпая в кольце жарких объятий.

Незаметно прошел июнь, Я, занятый учебой в автошколе, работой, времени практически не замечал. Люда была озабочена приближающейся свадьбой и все свободное время бегала по промтоварным магазинам. Хорошо, что их в Вытегре было всего два.

Нам в загсе выдали талоны для покупки дефицитных товаров. Но на прилавках было хоть шаром покати. Нет, вру, все полки и прилавки были забиты товаром, обувью, одеждой, различным ширпотребом, сделанным из качественных материалов. Проблема была в другом, покупать все это великолепие никто не хотел. Все хотели красивого и модного. А где его взять?

Как обычно, выручил блат. Галина Михайловна кем работала? Заведующей пекарней райпо. Так, что в скором времени мы с Людой были допущены в святая святых, базу районного потребительского общества. Там, приветливая товаровед, пальцами, унизанными золотыми перстнями, накидала нам на большом столе кучу модных шмоток. Люда первым делом схватилась за югославские белые туфельки с высоким каблуком, а затем с печальным лицом положила обратно.

На мой вопрос, почему так, она смущенно призналась:

– Мне кажется, я в них буду выше тебя.

Про себя я с ней согласился:

– Не наверно, а точно, этот каблучище сантиметров десять будет.

Вслух же сообщил, надо тогда и мне поискать, что-нибудь на каблуке.

Товаровед тут же достала с полки коробку с финскими мужскими полусапожками. Глянув на себя в зеркало, я почувствовал себя ковбоем. Не хватало только шпор. Но Люда осталась довольна. Теперь даже на каблуках она оставалась на пару сантиметров ниже меня. Ну, всего то сто девяносто сантиметров.

Удивил Николай Васильевич.

Как-то вечером он явился с работы с большой коробкой и вручил ее жене, та, схватив ее, немедленно ушла к себе, позвав Люду с собой. Вскоре из комнаты донесся ее восторженный визг.

– Чего это они? – недоуменно спросил я у будущего тестя.

– Меряют, – ответил тот, не вдаваясь в подробности.

Через полчаса из комнаты вышла раскрасневшаяся Люда в белом гипюровом платье, с открытыми плечами.

– Ну, как? – тревожно спросила она.

– Бесподобно, – выдохнул я. – Словами не передать.

– Люда кинулась на шею отцу.

– Папка, спасибо! Как ты угадал? Сшито, прямо как на меня! – воскликнула она.

Николай Васильевич довольно ухмыльнулся.

– Из Дании привезли. Старпом с Балтийского 31, дочке нашего парторга купил, а с размером промахнулся. Он сегодня на работе жаловался, а я, не будь дурак, платье у него купил.

За пару дней до свадьбы гостей у нас прибавилось. Приехала мама и Пашка. Дома сразу стало шумно. Мама моментально нашла общий язык с будущей сватьей и помогала ей в готовке, Пашка, увидев Люду, сразу же спросил:

– Сашка, а у нее сестры случайно не имеется?

Я засмеялся.

– Ты же говорил, что заканчивать жизнь ранней женитьбой не собираешься.

– Ну, не собираюсь, конечно, но погулять то можно. – ответил тот.

Витька, брат Люды тоже появился, не запылился, правда, пока без жены. Зайдя вместе со мной в свою комнату, он сразу спросил громким басом:

– Кровать то сильно скрипит?

– Не знаю, – пожал я плечами. – Мы на нее не ложимся, спим на полу. Здоровенный парень, выше меня на полголовы, громко засмеялся и одобрительно покачал головой. После чего начал допытываться, нет ли у нас проблем с местной молодежью. Я скрывать ничего не стал, рассказал все, как было.

Витька насупился и пообещал разобраться с соседскими пацанами. А я ведь еще не уточнил, на чем его пообещал вертеть Серега Шкипин.

– Интересно, если расскажу, он сразу побежит морды бить? – насмешливо подумал я.

Худо-бедно в день регистрации народа у дома собралось, не протолкнуться. Машину мы не заказывали, до загса идти было минут пятнадцать. Вот так, в сопровождении веселой подвыпившей толпы мы и прошли этот путь.

Уже у нужного здания Люда виновато шепнула мне:

– Саша, я сейчас упаду, из-за туфель ног совсем не чувствую.

Пришлось подхватить невесту на руки и так зайти в загс под одобрительные выкрики и свист наших гостей.

Сама свадьба прошла без особых эксцессов, даже драк не было. Народа приехало немного, человек сорок. Массивная фигура тестя и шурина на раз отбивали желание помахать кулаками самых духаристых гостей. Знакомиться с ними у меня особого желания не имелось. Было ясно, что большинство дальних родственников в будущем мы не увидим.

Наши свидетели, на удивление, друг другу внимания не уделяли. Подружка Люды мелкая чернявая девица Аня Пронина беззастенчиво строила мне глазки, а Вовка Охотников мой коллега по работе санитаром в больнице молча хлопал одну рюмку за другой.

Из-за Аньки у нас случилась первая размолвка. Люда ухитрилась меня к ней приревновать.

– Знала бы, никогда Аню в свидетельницы не взяла, – шептала она мне в ухо во время танца. – Она на тебя глядит, как кот на сметану, а ты, гад, ничего против не имеешь.

Я же ничего не говорил, лишь улыбался. Опыт длинной жизни не пропьешь. Оправдываться было бы бесполезно. Все равно будешь виноват.

Ну, а так свадьба ничем особым не отличалась от прошедшей в первой жизни.

Поэтому, когда мы, наконец, добрались до своей комнатушки, перешагивая через вповалку спящих гостей и родственников, и улеглись в первый раз не на пол, а на скрипучую кровать, я испытал немалое облегчение. Первый, короткий этап моей новой жизни заканчивается, надо готовиться к следующему.

Глава 6

Ученье – свет

Видимо, пробелы в моей памяти все же имелись. Иначе, с чего мне втемяшилось в башку, что при поступлении в торгово-кулинарное училище надо сдавать экзамены.

Хотя, Людмила тоже так думала. Объяснила нам все теща, когда однажды утром я начал ей рассказывать, что мне надо скататься в Петрозаводск для сдачи вступительных экзаменов.

Теща многозначительно улыбнулась и сообщила:

– Я уж считала, зятек, ты все на свете знаешь. Оказывается, и нет. Чтобы поступить в училище надо просто отнести туда документы и ничего больше. Притом, можно нести их до первого сентября. Объяснить почему?

Я покачал головой, все было и так понятно. Неудачникам, не поступившим в институт, или техникум, в советской стране приветливо распахивали двери профтехучилища.

Вообще, новости я обрадовался. Отпадала необходимость отпрашиваться на пару недель с учебы в автошколе и с работы.

Да, и так из-за автошколы мои планы пришлось корректировать. Заканчивалась там учеба в конце июля, поэтому переезд в город мы перенесли на август.

Люда тоже явно обрадовалась этому обстоятельству. У нас во всю продолжался медовый месяц, тем более что ее родители после недолгих сборов и споров, укатили в Геленджик, где собирались отдохнуть не менее трех недель. Так, что нам было чем заняться в свободное от учебы и работы время.

Единственно, кто периодически портил нам малину, это Витька.

После того, как тесть выполнил мою просьбу и сварил мангал и коптилку, Людкин брат стал у нас частым гостем.

Как ни странно, шашлык в семье Струниных успехом пользоваться не стал. Николай Васильевич, сожрав три шампура баранины, сообщил, что мясо неплохое, но тушеное с картошечкой гораздо вкусней. Галина Михайловна, откусив кусочек, заявила, что для ее желчного пузыря жареное мясо слишком вредно.

Зато коптилка у нас не простаивала все лето. И особенно она полюбилась Виктору.

В первый раз, попробовав копченого сига, он даже закрыл глаза от удовольствия. А затем, практически в одиночку, умял всю оставшуюся рыбу.

Следующим вечером, когда мы с Людой были на работе, он приволок два ведра здоровенных окуней и сам принялся их коптить.

Утром, по приходу домой, мы разогнали стаю галок и ворон, сидевших на помойке. Они там доедали Витькину рыбу.

– Да сжег он окуней, – объяснила нам Галина Михайловна, – горечь была страшная, есть невозможно. Я ее сразу на помойку отнесла.

Из любопытства я поперся смотреть, чем шурин коптил рыбу и с удивлением обнаружил рядом с коптилкой кучу свежих осиновых веток.

Вечером Витек появился снова, но на этот раз он сам коптить рыбу не стал, а пристал ко мне. Пришлось выдать ему все свои невеликие хитрости. А главное, полешки сухой яблони, которые следовало превратить в щепу.

Витька воспрял духом и приступил к делу. Через полтора часа он занес в дом тазик с готовой рыбой и уныло заявил, что его рыба все равно хуже моей.

Его слова подтвердили все родственники.

– Не знаю в чем дело, но у тебя, Саша, рыба получается намного вкусней Витькиной, – резюмировал общее мнение тесть.

Так, что в результате даже после отъезда тестя с тещей на юг, в одиночестве мы не оставались. Витька появлялся у нас то с женой, то с приятелями, тащившими рыбу и авоськи с трехлитровыми банками с пивом.

Если бы я не знал, что через пару недель мы уедем, то точно бы поругался с ним. Люда оказалась неожиданно страстной в постели, и мне хотелось проводить с ней больше времени. А не слушать пьяные излияния Виктора и его друганов.

Но, увы, приходилось мириться с его частыми визитами. К счастью, копченая рыба, наконец, Витьку надоела, и он стал приходить реже. Как раз к приезду родителей с югов.

К концу июля я сдал экзамены в автошколе, и получил права категории В и С. За что был особо благодарен тестю, именно он сделал мне царский подарок, добавив к моей заначке еще сто рублей для получения категории В.

Экзамены прошли без особых проблем, по крайней мере для меня. Все же несколько человек завалили теоретическую часть, и еще парочка не сдала вождение. Таких как я, сдававших на две категории, было всего несколько человек. Но толстый, потный гаишник после того, как мы прокатились на старом грузовике, лениво махнул рукой и сообщил, что вождение на легковой машине мы, оказывается, уже сдали.

Парни бурно радовались и скидывались на бормотуху, чтобы отметить это событие, но я поспешил домой.

Дома, как я и предполагал, был накрыт стол. Почему-то никто не сомневался, что я успешно получу права.

Лица собравшихся родственников, тем не менее, бурных восторгов не выражали. Завтра мы с Людой уезжали в Петрозаводск.

Витька первым высказал общее мнение.

– Саня, не дело ты придумал в повара идти. На хрен тебе это надо. Ты и без учебы классно рыбу коптишь. А пироги печешь, мамка таких сроду не делала. Учиться пойдешь, целый год без толку потеряешь. А потом копейки будешь в столовке получать.

– Верно, Витька говоришь, – согласился тесть. – С работы в столовке не разгуляешься. Шел бы ты Санек к нам на завод, или уж водителем к теще в пекарню. А в Петрозаводске придется квартиру снимать, по чужим людям мотаться. Чего вам дома не сидится?

С этими словами он искоса глянул на дочь.

У той, как обычно, глаза уже были на мокром месте.

Я успокаивающе положил ладонь ей на запястье и миролюбиво обратился к тестю.

– Николай Васильевич, ну, чего об этом снова разговор заводить, вроде бы мы обо всем договорились.

В общем, прощальный вечер не очень удался. Первой заплакала Люда и выскочила из комнаты. Затем заплакала теща и убежала вслед за ней.

Витькина жена, Света, молодая круглолицая женщина тоже хотела последовать вслед за ними.

Но, после короткого окрика мужа, послушно уселась обратно. Тесть тяжко вздохнул, скептически посмотрел на недопитую бутылку портвейна три семерки, стоявшую на столе и потянул из-под него бутылку Столичной.

– Разлив ее по стопкам, он в манере Булдакова громко произнес:

– Ну, мужики, с почином. – И лихо опрокинул содержимое стопки в рот.

Когда мама с дочкой, обе с заплаканными глазами вновь уселись за стол, у нас уже было весело.

Мы с Витькой и его женой пели «Довела меня тропка до вишневого сада». А тесть подыгрывал нам на гармошке. Хотя, лучше бы он этого не делал. Но останавливать его было себе дороже.

Люда уселась рядом со мной, обняла за талию и начала нам подпевать сильным звонким голосом. Мы с Витькой посмотрели друг на друга, сразу поняв, кто сейчас будет запевалой.

Я тоже обнял жену и, продолжая петь, размышлял, чего еще не знаю о ней. Оказывается, рядом со мной поет практически Валентина Толкунова.

Затем мы спели еще песню, затем еще, тему переезда никто больше не поднимал. Часов в одиннадцать вечера мы все же закончили праздник, На посошок выпили с Виктором и Светой. Проводили их до главной дороги, и потом улеглись спать. Вещи были сложены еще вчера.

Рано утром мы с Людой уже стояли на автобусной остановке. У ног жены сиротливо стоял небольшой фибровый чемодан. А у меня за плечами висел довольно тяжелый рюкзак. Теща, несмотря на уговоры, накидала в него всяческой снеди.

– Мда, неплохо мы начинаем семейную жизнь, – в который раз подумал я, оглядывая наш скудный багаж. – Голы, как соколы.

Однако, несмотря, на легкое похмелье и утренний холодок, настроение у меня было отличным. Я не сомневался, что все у нас будет хорошо.

Люда прижалась ко мне, крепко ухватив за руку, как будто переживала, что я куда-нибудь убегу.

– Не бойся, – шепнул я ей. – У нас все получится.

– С тобой мне ничего не страшно, – шепнула она в ответ. И я был уверен, что она так думает на самом деле.

Когда мы вышли из автобуса на автовокзале Петрозаводска, жара стояла неимоверная. Но после душного салона, сразу стало легче дышать.

Немного поспорив, кто понесет чемодан, я забрал его у Людмилы и мы потопали в сторону нашего нового жилища.

Собственно, идти было недалеко. Автовокзал находился на бывшей окраине города, застроенной частными домами и носившей гордое имя Перевалка. На улице Лежневой располагался домик Клавдии Ивановны Гусевой, у которой я снял комнату.

Бодрая, седая старушка встретила нас приветливо, но сразу поинтересовалась документами и внимательно рассмотрела штамп загса в паспортах.

После этого ринулась показывать наше жилье. Для этого пришлось снова выйти на улицу.

Меня именно это больше всего привлекло в комнате то, что вход на второй этаж был отдельный, поэтому приходить и уходить мы могли, не беспокоя хозяйку.

А та, тем временем мялась, видимо, желая обсудить вопрос оплаты. И когда разговор зашел об этом, она сразу сказала:

– Саша, тут Толик ко мне заходил, сильно ругался, что я с тебя много взяла. Мы с ним посоветовались и решили, что восемь рублей в месяц будет достаточно.

– Восемь, так восемь, – согласился я, чего спорить, если просят меньше.

Мансардная комнатка была площадью метров двенадцать, к кирпичной трубе, проходящей в ее центре, была пристроена небольшая печурка. Стол у окна, кровать, и небольшой шкаф составляли всю мебель.

Оставив вещи, мы вместе с хозяйкой спустились к ней. Вволю напившись, чаю из самовара и поболтав со старушкой, мы снова поднялись наверх и принялись раскладывать свои вещи. Учитывая их небольшое количество, справились мы за пятнадцать минут.

Все наши шмотки заняли две полки в шкафу, а на вешалках висели пара платьев, да мой костюм, купленный на свадьбу.

Ну, что, пойдем к свекрови в гости? – предложил я, когда все было сделано.

– Я боюсь, – испуганно сообщила Люда. – На свадьбе она так нехорошо на меня смотрела.

Надо сказать, что первый день по приезду в Вытегру мама действительно держала пальцы веером, но уже к вечеру сдружилась со сватьей и оживленно обсуждала с ней меню торжества и платье невесты. Некая неловкость в общении с невесткой у нее оставалась, наверно потому, что Люда ее слегка побаивалась. Вот и сейчас она робко предложила:

– Санчик, может, мы завтра к ней в гости сходим.

_Давай, завтра, только с утра прогуляемся до училища, и тебе работу поищем – согласился я, – А сейчас проверим кровать бабы Клавы на скрипучесть.

Проверка показала повышенную скрипучесть, поэтому пришлось, как в Вытегре, перекладывать матрац на пол. На какое-то время мы выпали из окружающего мира. Но возвращаться в него все же пришлось. Обедать мы не обедали, но поужинать было бы неплохо. Я оделся и отправился к хозяйке.

Надо было уточнить, где брать воду и дрова, и спросить чайник. Остальная посуда, тарелки, ложки, кружки, стояли на полках в настенном шкафчике.

Клавдия Ивановна быстро растолковала, где находится колонка, из какого сарая можно брать дрова. А сегодня, чтобы нам не бегать лишнего, предложила приготовить ужин у нее на кухне. Она, конечно, ожидала, что готовкой займется Люда, поэтому с некоторой оторопью наблюдала, как я вытаскиваю из притащенного сверху рюкзака банки и пакеты. И начинаю чистить картофель.

А через час мы втроем за обе щеки уплетали нехитрое блюдо картошку с тушенкой.

Клавдия Ивановна, вначале отказывалась, но после того, как я половником выложил аппетитную горку на тарелку и присыпал зеленым лучком с укропом, по кухне разнесся такой запах, что старушка не выдержала и тоже уселась за стол.

– Саша, ты наверно, секрет какой знаешь, – сказала она, когда подобрала остатки подливы с тарелки. – Никогда такой вкусной картошки с тушенкой не ела.

Люда засмеялась.

– Он точно, знает. Я из-за этого готовить перестала, у меня так не выходит. Вроде бы все так же делаю, один в один, а не получается и все тут.

Я улыбался, слушая их разговор, но в то же время размышлял, о моей прорезавшейся способности вкусно готовить еду. Действительно, я умел и любил это дело, но сейчас окружающие странно реагировали на мою готовку. Я заметил это, когда Виктор начал приставать ко мне с просьбами, коптить рыбу. А когда я в первый раз испек пироги, начались такие восторги, что мне стало неудобно. Галина Михайловна, внимательно смотрела за мной, все боялась, что у меня ничего не получится, а потом недоумевала, откуда такой необычный вкус у пирогов, ведь никаких хитростей она не заметила.

– Может, если я возьмусь за что-то другое, у меня тоже все получится? – подумал я, сворачивая ноздреватый блин и макая его в сметану. Но что-то подсказывало, мне, что-то другое вряд ли получится.

С другой стороны, я ведь уже не удивляюсь невероятному переносу сознания, произошедшему со мной. По сравнению с ним, талант к приготовлению пищи вообще ерунда. Чему, собственно, удивляться?

– Ох, накормил, так накормил, – выдохнула Клавдия Ивановна, отодвигаясь от стола и с сожалением поглядывая на последний блин, оставшийся на тарелке. – Ведь знаю, что нельзя, холестерин зашкаливает, а все ем и ем, остановиться не могу. Картошка с мясом, блины, так и лопнуть можно.

– Саша, наверно, с завтрашнего дня готовить еду буду я, – сообщила Люда, украдкой прихватив последний блин. – Так дальше жить нельзя, я килограмм прибавила за две недели.

Эти слова я не преминул напомнить жене ранним утром следующего дня, шепнув ей в ушко после поцелуя.

– Люда, кто-то вчера высказал желание заняться завтраками, обедами и ужинами. Это не ты была, случайно?

– Санчик, ты что всерьез поверил? Ну, пожалуйста, давай сегодня ты в последний раз этим займешься, а с завтрашнего дня я начну, честное слово. – Люда убеждала меня, гладя своими тонкими пальчиками мой живот, опуская руку ниже и ниже.

Я не стал говорить, что согласился бы и без такой стимуляции, но зачем разочаровывать девушку, пусть старается.

Газовой плиты у нас в комнате не имелось, но ее вполне заменила электроплитка. Потомив на сковородке порезанные помидорчики, я залил их яйцом, а затем, поперчив и посыпав зеленью, поставил на стол.

Люда жалобно глянула на меня, намекая, что большую часть омлета нужно съесть мне.

А что? Я и не отказывался. Вдвоем мы быстро очистили сковородку. Кофе с цикорием было не айс, но другого все равно не имелось.

После завтрака пришлось решать два сложных вопроса, снова забраться в койку, или отправиться в город. Пришлось подкинуть монетку. Победил второй вариант. Так, что мы оделись и через полчаса уже стояли на автобусной остановке.

Время уже было около девяти утра, поэтому народа на ней особо не наблюдалось. Несколько человек усердно изучали свежую газету, расклеенную на стенде. Я присоединился к ним. Надо же было почитать. о чем пишет местная газета Ленинская правда. Передовицы я, как всегда, пропустил. А вот в объявлениях меня привлек заголовок: «Госуниверситет производит набор на краткосрочные курсы бухгалтеров. Звонить по телефону такому то».

– Люда, посмотри, – обратился я к жене. – Тут неплохой вариант нарисовался. Почитай.

Та прочитала и вопросительно уставилась на меня.

– Ну, что ты смотришь, как Ленин на буржуазию? – усмехнулся я. – Будешь работать медсестрой или фельдшером и посещать вечерние курсы. Закончишь, будем искать тебе работу с финансами. Кстати, вон, четверка подошла, давай, садимся, сразу до университета и доедем.

Люда, двигаясь, как сомнамбула, автоматически последовала за мной в двухсекционный Икарус. И только, когда уселась рядом со мной, пришла в себя и начала бурно возражать. Да так интенсивно, что если бы я не знал будущее, возможно, согласился с ее доводами. Но будет гораздо лучше, если «святые девяностые», как их назвала Наина Ельцина, моя жена встретит не медсестрой, а сотрудницей госбанка.

А посему, на остановке около университета мы вышли и отправились искать деканат экономического факультета, где как нам объяснила вахтер, проходит запись на курсы.

– Через полчаса мы вышли из мрачного коридора на залитую солнцем улицу.

– Ну, я и дура! Зачем только согласилась? – воскликнула Люда, убирая в сумку, квитанцию об уплате двадцати рублей аванса за обучение.

– Все путем, еще спасибо мне скажешь, – сообщил я. – Сейчас едем в поликлинику, искать тебе дневную работу.

В поликлинике мы так же пробыли недолго. В отличие от врачей, избытка среднего персонала в городе не наблюдалось. Поэтому после недолгой беседы с главной медсестрой нас отправились в отдел кадров. Так, что из поликлиники Люда вышла уже медсестрой хирургического кабинета. Ее пытались уговорить выйти на работу уже сегодня во вторую смену. Но после моего короткого, нет, зав кадрами, заткнулась и в первый раз уважительно глянула в мою сторону.

– С ними только так надо говорить, – втолковывал я Люде, выйдя из кабинета. – Иначе сядут на шею, ножки свесят, и будут погонять.

А про себя в это время думал:

– Неплохо было бы нам и с комсомолом завязать, карьеры мы комсомольской все равно делать не будем. Вот только вопросов будет масса, почему вышли из комсомольской организации, или вас исключили за какие-то проступки. Придется еще семь лет дурью этой маяться.

Зато в торгово-кулинарном училище мое появление вызвало фурор. Когда мы, отстояв небольшую очередь из трех девчонок, зашли в приемную, секретарша даже не подняла голову.

– Документы давайте, – буркнула она Люде.

– Простите, это мне нужно сдать документы, – сообщил я, улыбаясь.

Пожилая женщина, наконец, подняла голову, и, сняв очки, начала меня разглядывать.

Видимо, она нажала кнопку селектора, потому, что из дверей с надписью директор вышли сразу две довольно симпатичные дамы средних лет.

– Вот, к нам молодой человек, после армии поступает, – растерянно сообщила им секретарь.

Дамы из строгих преподавателей сразу превратились в двух любопытных кумушек и начали выспрашивать, откуда я такой взялся, почему решил поступать в их училище и прочее.

Люде такой энтузиазм не очень пришелся по душе, что явно отразилось на ее лице. Воодушевленные такой реакцией, женщины стали еще больше доставать меня вопросами.

Пришлось снова брать все в свои руки, сдать документы и распрощаться с будущими учителями.

Когда мы вышли на улицу, настроение у Люды явно упало.

– Не хочу, чтобы ты тут учился, – сразу заявила она.

– Это еще почему? – якобы удивился я, хотя все было понятно.

– Тут одни девки будут учиться. Я видела, как три сикалявки, на тебя глазели, когда мы в очереди стояли. Юбки короткие задницу видно. И таких тут целое училище. А парней всего трое, директор сказала.

Я усмехнулся.

– Люда, если мы хотим жить долго и счастливо, надо учиться доверять друг другу. Ты понимаешь, что своими словами обижаешь меня?

Размолвка наша продлилась недолго, и мы направились в кафе мороженое Пингвин, что бы заесть ее пломбиром с клубничным сиропом.

Шагая рядом с женой, я думал о том, что в возрасте и опыте есть свои преимущества, всегда знаешь, когда надо что-то сказать, а когда промолчать.

Глава 7

Жизнь семейная

Вечером мы все же отправились навестить свекровь. Люда перед визитом так долго наводила марафет, что пришлось ее поторопить.

Я надеялся, что встреча пройдет достаточно спокойно, и не ошибся. Мама уже примирилась с моей женитьбой и встретила нас неплохо. Мы посидели за столом, поговорили о планах на будущее.

Люда сначала вела себя достаточно скованно, но затем разговорилась, ведь два медика всегда найдут общие темы для разговора. По известным причинам мне присоединиться к этой беседе не удалось. Все мои замечания женщины встречали снисходительными улыбками, дескать, что может понимать в медицине отслуживший в армии токарь, жаждущий стать поваром.

Слишком палиться я не собирался, хотя свои медицинские познания всегда мог объяснить чтением соответствующей литературы.

Однако мама не была бы мамой, если бы, в конце концов, не заговорила о моем дурацком, как она выразилась, желании стать поваром.

– Людочка, может, хоть ты отговоришь этого балду стоеросового? Ведь уперся бараном, с места не сдвинуть, хочу быть поваром и все дела, – обратилась она к собеседнице.

– Клара Максимовна, да мы его всей семьей уговаривали, мама ему такое место хорошее нашла, а ему, как об стенку горох.

– Саша, а на какие средства вы думаете дальше жить? Я понимаю, Люда на работу устроилась, а ты целый год на ее шее сидеть собрался? – обратилась мама уже ко мне.

– Спасибо, мамочка, за замечание, всегда знал, что ты у меня очень тактичная женщина, – с усмешкой ответил я на мамин наезд. – Думаю, что не пропаду, найду, чем заняться.

– И чем же?

– В таксисты пойду.

После моей неосторожной фразы в комнате наступило молчание.

Переведя дух, мама, слегка придя в себя, заявила:

– Саша, разве так можно? Второй раз в этом году чуть до инфаркта не довел. Хотя после твоего желания стать поваром я уже ничему не удивляюсь.

Люда тоже сидела с удивленной миной на лице, для нее это заявление тоже оказалось сюрпризом.

– И как это ты сможешь учиться и работать, – ехидно спросила мама.

– Нормально, днем учиться, а в вечернюю смену таксовать, – сообщил я.

– Ой, Саш, это же тяжело, да и опасная работа, – озабоченно сообщила Люда. Она в отличие от мамы на инфаркт не пожаловалась и поверила в мои намерения сразу.

Заинтригованный Пашка вступил в разговор.

– Умеешь ты, Сашкец, работенку найти, таксовать – это же золотое дно.

Только не возьмут тебя на работу, стажа у тебя ноль. А там пахать и пахать надо, и машину чинить самому, если слесарям не башлять.

– Зато денежно, не то, что, к примеру, ночным сторожем в детском саду спать, – насмешливо ответил я.

Пашка именно там и зарабатывал свои сорок рублей в месяц в дополнении к стипендии. С нашей маман не разбалуешься, всю стипуху ему приходилось отдавать на пропитание, да и детсадовской зарплаты ему доставалось рублей двадцать. Хотя и этого хватало несколько раз сходить в ресторан, только водку приходилось проносить с собой для экономии. В зимнюю сессию он получил трояк и последний семестр денег не получал, так, что мама проела ему все мозги.

В общем, я опять дал родственникам пищу для размышлений. А что делать? Деньги нужны, семейный человек, как никак. В прошлой жизни пока учился санитарил за копейки в больничном оперблоке. А сейчас у меня есть права, и сорок лет водительского стажа о котором никто не подозревает. А уж ездить сейчас по городу почти при полном отсутствии трафика одно удовольствие.

– Завтра иду в таксопарк, устраиваться на работу, – непреклонным тоном заявил я и посмотрел на окружающих, как бы спрашивая, кто, что имеет против.

Но против никто не выступил. Только мама ехидно проинформировала:

– А ты знаешь, что в сентябре ваше училище на картошку отправят, так, что с работой придется погодить.

– Не бери в голову, мамуля, – бодро сообщил я. – На картошку я не поеду. Есть кое-какие задумки.

По дороге домой Люда шла погруженная в свои мысли.

– Эй, солнышко, ты где? – спросил я.

– Саш, я вот думаю, может, тебе не нужно работать, я могу брать дополнительные смены в больнице. Неужели нам денег на двоих не хватит, пока ты учишься?

– Люда, о чем ты говоришь? Ты не забыла, что у тебя скоро тоже учеба начинается? Кстати, за нее тоже нужно платить, – возмутился я.

– Так, что нигде ты подрабатывать не будешь и точка.

Жене мои слова явно не понравились, но возражать она не стала. Уйдя с опасной темы, мы начали болтать о всякой ерунде.

Следующим утром залеживаться в постели было нельзя. Люда не хотела опаздывать в первый рабочий день, ну, а мне пришлось встать вместе с ней.

Когда она в одном поясе и пристегнутым к нему чулкам дефилировала по комнате, я угрюмо размышлял.

– Ну, почему так устроен мужской организм, именно, когда нет времени на секс, тогда и хочется больше всего.

Люда явно понимала мои трудности, потому, что, закончив с туалетом, показала мне язык. Но потом, сжалившись, добавила.

– Санчик, все вечером, вечером. Я же не виновата, что ты так долго спишь.

– М-да, до вечера далеко, а хочется сейчас, – подумал я, но вслух ничего не сказал.

Когда мы вышли на улицу, я уже, более, менее, пришел в себя, и в брюках ничего подозрительно не оттопыривалось.

Проводив жену на автобус, пешком отправился в автоколонну 1124, в надежде устроится на работу таксистом.

Насвистывая какой-то мотивчик, я бодро двигался по улице Фурманова, когда навстречу вышла Лида Ермолаева, моя бывшая одноклассница.

Выглядела она очень неплохо. Конечно, красавицей белокурая карелка не была. Но когда я смотрел выступление группы АББА, всегда вспоминал Лидку, потому что Агнета Фельдског была ее точной копией.

В десятом классе после Нового года мы с ней начали встречаться, даже целовались украдкой на переменах. Хотя от глаз нашей классной руководительницы скрыться не удалось. На встрече одноклассников через пятьдесят лет, та, смеясь, сообщила мне:

– Саша, а я помню, как вы с Лидой Ермолаевой в кабинете физики целовались, жалко, что у вас ничего не сложилось, такая бы пара хорошая была.

Но после выпускного вечера у нас все как-то заглохло, и в прошлой жизни я случайно встретил ее всего один раз лет через двадцать.

В этой же жизни случайная встреча произошла гораздо раньше.

– Привет, – синхронно сказали мы друг другу и засмеялись.

– Саша, я так рада тебя видеть, – затараторила девушка. – вроде бы недалеко живем, а четыре года не встречались.

– Мне тоже очень приятно тебя видеть, ты стала еще красивей, – галантно сообщил я в ответ.

Лидка зарделась и довольно улыбаясь, сообщила:

– Я все о своей красоте знаю, а ты остался таким же болтуном, как и был в школе. Кстати, куда это ты собрался в такую рань?

– Иду на работу устраиваться.

В ходе дальнейшего разговора выяснилось, что Лида уже второй год замужем за капитаном морского флота. Она немного удивилась, что я от нее не отстал и недавно женился.

– А ты знаешь, – загадочно сказала она, взяв меня под руку. – Мой муж сейчас в плавании до декабря, и зовут его тоже Саша. Я с работы прихожу после шести, Помнишь, я в той двухэтажке живу, восьмая квартира.

М-да, и почему не встретил Лиду в это время в той жизни. Она бы была одной из жемчужин в моей коллекции. А в этой жизни коллекции у меня не планировалось, поэтому я только молча улыбнулся в ответ.

Лида нисколько не расстроилась и мы с ней продолжали оживленно болтать, пока не дошли до здания слюдяной фабрики, где она работала.

Простилась она со мной легким поцелуем в щеку и убежала в проходную. Я же отправился дальше.

Пройдя в широко раскрытые ворота автоколонны, я спросил у первого попавшегося работника, как пройти к начальству.

Перемежая объяснения легким матерком, тот показал на приземистое кирпичное здание.

В кабинете начальника было накурено. Два мужика сидевшие за столом о чем-то спорили, матерясь не лучше подчиненных.

Что надо? – довольно грубо спросил один них, увидев меня в дверном проеме.

– Алексей Григорьевич? – уточнил я на всякий случай.

– Ну, я, – начальник немного сбавил обороты и заговорил спокойней. – Чего парень хотел?

– Да, вот я весной из армии пришел, в торгово- кулинарное училище поступил, хочу к вам на работу в такси устроиться. Могу работать во вторую смену и по ночам? Надо как-то денежный вопрос решать.

– А ты, однако, нахальный парень, в армии, небось, в автобате служил? – одобрительно спросил начальник.

– Нет, автошколу закончил этим летом.

Мои собеседники поглядели друг на друга и натурально заржали.

– Пацан, ты устройся для начала в какую-нибудь шарагу, там обтешись, а затем к нам приходи, – сквозь смех сказал начальник. – У нас капусту надо зарабатывать, усек? Это тебе не поваром на кухне щи варить.

– Да, я все понимаю. Вы зря думаете, что не справлюсь, машину я вожу неплохо, город знаю, возьмете, не пожалеете.

– Слушай, Григорьевич, может, возьмем парнишку на испытательный срок, – спросил начальника второй мужик. – Вчера Рому Васильева уволили за пьянку, Гришка Серов на волоске висит. План делать некому. А что с утра он не может работать, так это ерунда, все равно днем клиентуры нет.

Эй, паренек, в выходные то сможешь с утра выходить на смену? – обратился он ко мне.

Я молча кивнул в ответ.

– Тебе, Степаныч, лишь бы взять кого, а мне потом отвечать, – устало ответил начальник. – Короче, берешь пацана, сажаешь на машину и посмотришь, как он за рулем. Если все путем, пусть пишет заявление и посылай в кадры.

По дороге в гараж я выяснил, что Петр Степанович является завгаром и сейчас очень озабочен выполнением плана. Так как имеется большая вероятность, что премииза третий квартал никто не увидит. Водителей явно такая перспектива не волновала, их доходы складывались совсем из других поступлений, зато для Степаныча этот вопрос являлся злободневным.

Поэтому, когда мы зашли в просторный бокс он сходу начал орать на собравшихся в углу слесарей и водителей.

– Бл… мужики, вас на минуту нельзя оставить! Кидайте карты и за работу. Три машины простаивает в ремонте.

А вы куда смотрите? – обратился он к водителям, отличавшимся от слесарей более цивильной одеждой. – План за вас, кто будет выполнять? Пушкин? Гена, двойка на ходу, или опять движок масло погнал?

Полный румяный слесарь в засаленном комбинезоне и с двухдневной щетиной, откашлялся и солидно заявил:

– Степаныч, обижаешь, все как аптеке.

Завгар повернулся ко мне.

– Правас собой? Дай гляну.

Посмотрев документы, он указал на потрепанную волжанку и скомандовал:

– Садись за руль, прокатимся.

Усевшись за руль, я не удержался и воскликнул:

– Ну, и тарантас!

Степаныч на это только хмыкнул.

– Можно подумать, ты в ДОСААФе на лучшей учился. Давай, не телись, заводи и погнали, время, как говорится, деньги.

Завелась машина без проблем, когда мы выехали за ворота, Петр Степанович скомандовал:

– Гони в центр, а дальше посмотрим.

Катались мы недолго. Наконец, он сказал остановиться у ларька и побежал за папиросами.

Возвращаясь, завгар не дошел до машины пары метров и присев на корточки начал материться.

– Бл… как достали эти долбанные алкаши, ну ты погляди, ведь говорил, как нормальным людям, замените сальник, вашу мать! Опять суки старье поставили.

Я открыл дверцу вышел и присел рядом с ним. Под машиной за это время собралась небольшая лужица масла.

Глянув на щуп, обнаружил, что масла в движке еще достаточно, чтобы добраться до таксопарка.

– Петр Степанович, обратился я к завгару, – поехали, пока есть на чем ехать.

Тот кряхтя поднялся.

– Ну, я б… п… покажу Семенову, где бл… раки зимуют.

Пока мы ехали до гаража, он все обещал показать слесарям Кузькину мать.

И действительно, приехав, пообещал им два дня потраченных на переборку двигателя, вычеркнуть из табеля.

Однако, по ухмылкам слесарей, никто в такие санкции не верил. Да все было и так понятно. Машина на сегодняшний день была бесхозная, никто слесарям за нее не башлял, а посему они ее спустя рукава и ремонтировали.

Петр Степанович во всеуслышание завил, что с завтрашнего дня на этой машине работает вот этот молодой парень, весной вернувшийся из армии.

После чего добавил:

– Вы с ним осторожней, парень резкий, шуток не понимает, если, что может и табло начистить. – И, повернувшись ко мне, незаметно подмигнул.

Я даже растерялся от такой характеристики. Неужели это он так мне авторитет поднимал?

Но реноме надо было поддержать, поэтому я взял с тумбочки, завалявшийся там гвоздь двухсотку и согнул его дугой.

– Ого! – кто-то из слесарей удивленно воскликнул, но больше всех был удивлен завгар, стоявший с открытым ртом.

Мне же стало смешно. Я только вчера, случайно обнаружил, что могу свернуть такой гвоздь в кольцо, когда разбирался с дровами в сарае Клавдии Ивановны.

Понемногу, незаметно, но мышечная сила у меня увеличивалась. Меня это даже начало слегка беспокоить, не настанет ли такой момент, что сила будет мешать в жизни.

– Это наверно медный гвоздь, – снисходительно объяснил окружающим Гена Семенов.

Бесцеремонно выдернув железку у меня из рук, он попытался ее выпрямить.

Однако, громкое пыхтение и сопение делу не помогло, гвоздь оставался согнутым.

– Ну, все Геша, – хихикнул замызганный тощий паренек. – Ты будешь первый кандидат на пиз. ли, если движок снова не переберешь.

Семенов со злостью швырнул гвоздь на бетонный пол и вышел из бокса.

– Ничо, на сердитых воду возят, – сказал Степаныч. – В общем, Санек иди оформляйся, двойку мы за тобой закрепим, а пока ее делают найдем тебе транспорт. После кадров снова зайдешь ко мне помаракуем, как в общий график тебя включить.

По пути домой я все прикидывал, как лучше соблюсти баланс между учебой и работой, а потом решил это отложить до октября. Впереди еще два месяца без учебы, сейчас главное, как отбояриться от поездки на картошку. Придется, все-таки, обратится к маман, чтобы получить справку о какой-нибудь болячке.

Признаться честно, мне становилось не по себе, когда я представлял, что отправлюсь в совхоз в кампании тридцати или сорока девчонок и как на это отреагирует моя жена. Нет, таких приключений мне точно не надо.

А что мы сегодня будем кушать? – пришло мне в голову, когда я проходли мимо гастронома. Зайдя в него, я прошел в мясной отдел. За стеклом в пустой витрине грустно лежала горстка свиных ножек и несколько говяжьих языков. От мяса на витрине оставались только ценники.

– Ну, мы люди не гордые, нам и языки пойдут, – подумал я и купил несколько штук. Сегодня на ужин у нас будет язык в кисло-сладком соусе с изюмом и черносливом. А на гарнир сотэ из баклажана и кабачка. Только придется зайти на рынок. Увы, в магазинах нынче таких овощей не продают.

Когда Люда пришла домой, язык уже был готов и по комнате распространялся соблазнительный запах приправ и тушеного мяса. Сотэ еще доходило, а я мелко нарезал чеснок, чтобы засыпать его в конце готовки.

– Ох, я так устала, ноги совсем не держат, – сообщила жена и рухнула на кровать, задрав ноги кверху.

– Санчик, скорее сними с меня туфли, пожалуйста, ничего не могу.

Я подошел к кровати, расстегнул ремешки и снял туфельки.

– Ну, расскажи, как первый рабочий день прошел, – спросил, присаживаясь рядом с ней и массируя ступни.

– Ой, как хорошо! – Люда закрыла глаза, вытянувшись на кровати. А я продолжал массаж, стараясь промять акупунктурные точки.

Минут через пять Люда пришла к жизни, открыла глаза и спросила:

– А чем это так вкусно пахнет?

– А это пахнет ужином, но он приготовлен только для меня. А одна симпатичная девушка, дразнившая меня утром ходьбой в одних чулках и поясе, останется голодной.

Естественно, мне тут же пообещали все виды Камасутры за тарелку с едой.

Но только после ужина.

За столом Люда сообщила, что работать с хирургом ей понравилось. Самое главное, не нужно ничего решать самой, ее забота-выполнение назначений врача.

Для меня в ее словах не было ничего нового. Ведь всегда легче, когда кто-то берет на себя роль лидера. Единственно, что ей не понравилось, это большая нагрузка. После работы на скорой помощи в небольшом городке, хирургический прием в поликлинике казался огромным.

– Это, так кажется в первый день, пройдет неделя, две и все станет на свои места, привыкнешь, – отреагировал я на ее жалобы.

Я в свою очередь рассказал о своих делах и сообщил, что уже завтра выхожу работать во вторую смену на такси.

Еще один день новой жизни подходил к концу.

Глава 8

Что-то понравилось мне таксовать, может, ну, ее, кулинарию?

После ужина, мы с женой отдались «разнузданному» сексу. Ну, это так считала Люда. За прошедшие два месяца мне удалось перевоспитать жуткую скромняшку во вполне нормальную женщину, нисколько не уступающую в этом деле моим двум женам из прежней жизни. Хотя до разнузданности нам было еще очень и очень далеко. Но я не терял надежды на лучшее, еще было куда двигаться. Главное не спешить.

Успокоились мы ближе к трем часам ночи. Поэтому даже пришлось поставить будильник, чтобы не опоздать на работу.

Утром, собираясь уходить, я неожиданно подумал:

– Блин, что-то быстро будни наступили, как-то сумбурно все у меня делается. Надо бы сесть и план на ближайший год составить, не хочется зимой в этой мансарде ютиться, да задницу морозить в уличном туалете. Короче, хоть как, но к декабрю надо что-то придумать, и перебраться в более комфортабельное жилье, да хотя бы в общагу, для начала.

С этими мыслями я и отправился в таксопарк.

Сегодня Петр Степанович был сама приветливость и доброжелательность, когда подвел меня к ржавой рухляди, называющейся Волга. Вчерашняя двойка, на которой мы катались, была по сравнению с той, красавицей.

– Вот Санек, от сердца отрываю, – сообщил Степаныч. – Пользуйся моей добротой. Ты, я вижу, парень понятливый, думаю, мы с тобой сработаемся.

У нас тут как в кассе взаимопомощи, ты мне, я тебе, ну, как говорится, не имей сто рублей, а имей сто друзей.

Намек я понял, что тут было не понять. Принцип был один – надо делиться и будет тебе счастье. Как с этим сочетались лозунги «Слава КПСС» и «Заветы Ильича в жизнь» висевшие на гараже, сказать было трудно.

После того, как я расписался в нескольких журналах по технике безопасности и прочих инструктажей, фельдшер, дыша жутким выхлопом, поставил мне штамп в путевку, мне, наконец, удалось выехать из таксопарка и направиться к железнодорожному вокзалу. Но до того доехать не удалось, уже за ближайшим поворотом мне судорожно махала рукой, какая то женщина. Потом следующая, ну, и так далее.

Сделав несколько рейсов, я все же добрался до стоянки такси у вокзала. До ближайшего поезда оставалось еще около часа, поэтому очередь уже рассосалась, и водители, собравшись в кучу, о чем-то болтали.

Мое появление они встретили смешками.

– Ого, нашего брата прибавилось! Тебя как звать, братан? Мужики, так ему Степаныч Ромкину тачку подсунул! Ну, ты с ней намудохаешься парень. А ты вообще, проставляться думаешь? Или как?

– Как только так сразу, – отшучивался я.

В основном все водители оказались старше меня. Молодых особо не было. Пока мы дожидались поезда, мужики усиленно просвещали, как надо общаться с пассажирами, когда можно выключить счетчик и прочим премудростям, типа в поселок Кирпичный никого не возить, потому, что там могут угостить кирпичом по голове, а денег не заплатить.

Беседа наша прервалась неожиданно.

– Мурманский поезд прибывает, по коням ребята, – скомандовал один из водителей и все быстро разбежались по машинам. Через минуту к стоянке подбежали первые клиенты. Еще через несколько минут к нам стояла очередь человек сорок. Периодически в ней начинались выяснения, кто за кем стоял, но все без особых напрягов. Ведь всего в тридцати метрах, у входа в вокзал стояли два милиционера и, разглядывая очередь, многозначительно поигрывали белыми чешскими дубинками.

Я успел обернуться три раза, прежде чем народ с поезда рассосался. И водители понемногу начали разъезжаться.

– А, нет толку ждать, – пояснил мне один из них, – до следующего поезда три часа, так, что повезет, если кто из кабака выйдет, сам понимаешь, выпивший человек мелочиться не будет. Но днем сильно поддатых немного. Это вечером пруха пойдет.

Я тоже не стал ждать и отправился зарабатывать деньгу к автовокзалу.

Когда встал около него на стоянку, на меня удивленно уставились двое моих коллег, оживленно беседующих у машин.

Смотрели они не очень благожелательно.

Один из них, помедлив, кинул окурок на асфальт, растер его ногой и направился ко мне.

– Сынок, тебе Степаныч разве ничего не рассказывал, когда и где должен салага работать? – задушевно спросил он меня, тыкая указательным пальцем в грудь.

– Руки убери. – в ответ сообщил я.

– А то, что? – нахально, улыбаясь золотыми фиксами, спросил таксист.

Вместо ответа я аккуратно сжал его палец правой ладонью. У мужика буквально полезли глаза на лоб. А когда он открыл рот, чтобы заорать, я шепнул:

– Только попробуй, крикни, оторву палец на хрен.

Мужикиспуганно замолк, а я отпустил палец, и тот сразу начал интенсивно багроветь, как будто побывал в тисках.

– Ну, так, что мне там Степаныч должен был рассказать? – в свою очередь спросил я.

– Да, не ничего, проехали, – скомкано ответил собеседник, разглядывая палец. – Где хочешь, там и стой.

– Ну, вот и отлично, – миролюбиво заметил я. – Кстати, у тебя пассажир намечается, поторопись.

Мой собеседник, потирая руку, пошел к своей машине, усевшись в нее, кинул в мою сторону многообещающий взгляд.

Больше никто претензий не предъявлял и минут десять спустя, я повез молодую пару в небольшой районный центр поселок Пряжу.

К окончанию рабочего дня у меня в кармане бренчало мелочью двенадцать рублей, мой личный навар. Ну, и дневной план я, конечно, сделал и, выставив под лобовое стекло табличку «В парк», ехал по темным улицам, не обращая внимания на энергично машущих мне прохожих.

– Какуспехи? – без особого интереса поинтересовался мой сменщик.

– Нормально, – сообщил я, подкинув кожаный кошелек. – Полтора плана сделал.

– Гонишь? – удивился Генка Кочерин. – первая смена и план готов? Не ожидал, где капусту накосил?

– Ну, да, погонял по городу, потом два рейса с автовокзала и нет проблем.

Генка озадаченно почесал затылок.

– Тебя оттуда не погнали? – с ухмылкой спросил он.

Я тоже ухмыльнулся в ответ.

– Наоборот, были очень приветливы, и даже рады.

– Водилы, стоявшие рядом и с интересом прислушивающиеся к нашей беседе, дружно заржали.

– Ну, молодой дает! Пожалуй, первый, кто Ваське Филиппову отлуп смог дать.

По-моему, мужики остались довольны, что я смог нарушить монополию нескольких таксистов оккупировавших стоянку у автовокзала и не пускавших туда остальных.

Пока мы осматривали машину, Кочерин негромко сказал:

– Ты будь осторожней, Васька он гад еще тот. С ним связываться никто не хочет, вот он и выделывается. В его бригаде два цыгана работают, урки в натуре.

Я принял слова к сведению и отправился сдавать дневную выручку кассиру.

Пешком идти не хотелось, поэтому попросил Генку подбросить меня до вокзала, а оттуда уже пешком отправился в сторону дома. По дороге зашел в гастроном. Левые деньги буквально жгли карман, так их хотелось потратить. Последние дни шиковать было не на что. Поэтому приходилось экономить на всем. А сегодня, ради первого рабочего дня в новой профессии, можно устроить небольшой праздник.

В бакалейный отдел стояла длинная очередь. Под вечер в продажу выкинули индийский чай и, сейчас за ним нервно толпился народ, выкрикивая лозунг: «Больше двух пачек в руки не давать».

Выстояв очередь и получив две заветные пачки со слонами, я пошел затариваться дальше. Молочные продукты пока продавались без ограничения, перебои с маслом, насколько я помнил, начнутся года через два. Копченая колбаса, так же, как и докторская пока лежала навалом.

Когда авоська и бумажный пакет были полны, у меня еще оставалось четыре рубля из заработанных сегодня. Пришлось потратить и их, взяв бутылку армянского коньяка.

– Может, купить несколько ящиков и поставить в кладовку у мамы, – мелькнула мысль. – Пройдет всего двадцать лет и такого коньяка, не купишь ни за какие деньги. А ему за эти годы все равно ничего не сделается.

Оставив идею на потом, все равно денег на нее сейчас не было, я собрался на выход. Но тут со стороны мясного отдела раздались подозрительные шумы. Вместе со всеми покупателями я рванул в ту сторону. На огромной колоде, стоявшей за прилавком лохматый, здоровый мужик в грязно- синем халате ловко рубил мясо.

Пронырливые бабки уже разносили по организовавшейся очереди, что это не просто так выкинули мясо под вечер. Якобы, руководству гастронома стало известно о завтрашней проверке ОБХСС, вот они и избавляются от припрятанных продуктов.

Так это, или нет, меня мало интересовало, главное, что я купил пару килограмм отличной говядины, оставшись вообще без копейки.

– Сегодня у нас праздник, – громко сообщил я, заходя домой. – Пьем коньяк и закусываем стейками.

– А я, картошку пожарила, – растерянно сообщила Люда. – Думала, ты придешь голодный, уставший, и, кстати, я не знаю, что такое стейки.

– Действительно, по комнате витал соблазнительный запах зажаренной молодой картошки.

– Отлично, гарнир у нас уже имеется, а стейки мы пожарим за пять минут, заодно узнаешь, что это такое, – ответил я, ставя пакет и авоську на стол.

– Ой, Саша, что на тебя нашло? Наверно все деньги свои потратил! – воскликнула жена, разбирая покупки.

В ответ я насмешливо хмыкнул, быстро переоделся и приступил к готовке.

Через полчаса мы сидели за столом и за обе щеки уплетали, тающее во рту мясо, а я учил жену пить коньяк.

– Люд, ну, кто же так пьет благородный напиток? Это же не водка. Я же специально широкие фужеры поставил.

Взяв фужер, я плеснул в него на сантиметр янтарную жидкость и осторожно покрутил в руках, принюхиваясь к букету. Действительно, коньяк был хорош, и ведь в магазине его не выбирал, взял первый попавшийся. После коньяков будущего с их сивушным запахом, легкий ванильный аромат и с цитрусовой ноткой, казался божественной амброзией. Согрев бокал пару минут в ладонях, я отпил небольшой глоток и покатал его на языке… Люда, внимательно следившая за моими действиями, сморщила гримасу. Она явно не оценила мои старания.

– Отец у нас никогда коньяк не покупал, – сообщила она. – Говорил, что водка лучше.

Я в дискуссию о напитках влезать не стал. После второго фужера закрыл бутылку. Все же завтра снова рабочий день. Что же касается жены, то я энтузиазма не терял, научу, не только вкусно есть, но и вкусно пить.

Люда же переключилась со спиртоводочной темы на меня.

– Саша, ты не сердись, но у меня в разговоре с тобой иногда возникает ощущение, что беседую даже не с отцом, а дедом. Я заметила это еще, когда ты приехал ко мне после службы. Вот и сейчас опять начал доставать своим коньяком. И когда только успел стать такой занудой?

Про себя я подумал:

– А что бы ты хотела, Людочка? Три месяца в теле двадцатилетнего юнца слишком малый срок чтобы избавиться от старческого резонерства, а, возможно, я от него не избавлюсь никогда.

Решив все перевести в шутку, я засмеялся и спросил:

– А тебе разве эти изменения не нравятся?

– Жена подсела ближе, коснувшись моей ноги горячим бедром, и обняла за плечи.

– Как ни странно, нравятся, ты очень изменился, стал намного внимательней, ласковей. Но иногда, так хочется тебя стукнуть по башке чем-нибудь тяжелым, когда слишком много ворчишь! – закончила она свою короткую речь.

– Ну, раз так, то сегодня придется не говорить, а действовать, – сообщил я и полез рукой ей под юбку.

– Люда от неожиданности пискнула, но руку не убрала и после затяжного поцелуя мы плавно перебазировались из-за стола в кровать.

До конца августа никаких особых изменений в нашей жизни не происходило. Большую часть времени мы проводили на работе. Люда уже так не уставала, как в первые дни, понемногу она осваивалась в своем хирургическом кабинете, и, приходя домой вываливала на меня все новости, что узнала за день.

Я же, пользуясь благосклонностью завгара, старался прихватить больше рабочих смен. Машину, на которой мы ездили в первый день все же довели до ума. Правда, пришлось материально простимулировать слесарей. Зато теперь при моем появлении они в очередь кидались к машине и интересовались, чем могут помочь. Тем более, я в отличие от некоторых водителей на оплату не скупился.

За суетой я как-то даже забыл, что пятого сентября наше училище в полном составе отправляется в совхоз на уборку картошки. Вспомнила об этом Люда.

Как-то вечером, она неожиданно спросила:

– Саша, ты обещал что-нибудь придумать, чтобы не ехать в совхоз. И вообще, я с трудом представляю, как ты там будешь жить с пятнадцатилетними девчонками. Тебе не стыдно?

Хм, вообще то мне было совсем не стыдно. Да и девочки в училище поступали не только пятнадцати лет, имелись и постарше.

Но ехать в деревню совсем не тянуло. Получив в подарок вторую жизнь, не хотелось повторять ее даже в такой мелочи.

– Ни капельки не стыдно, – искренне признался я и сразу получил подушкой в лоб.

– Да погоди, ты, – я схватил за руки разбушевавшуюся жену. – Уже и пошутить нельзя? Завтра пойду решать этот вопрос.

– Значит, не хочешь картошку копать? – насмешливо спросила маман, к которой я пришел следующим вечером со своей проблемой. Люда пока еще стеснялась подходить к своему врачу с такими просьбами.

– Мам, ты же все понимаешь, картошка здесь не причем, давай, напряги свои мыслительные способности, придумай что-нибудь.

Мама звонко рассмеялась.

– С одной стороны хорошо, что ты женился, если бы не это, задрав хвост, уже катил бы в совхоз в кампании своих поварих. Признавайся, жена не отпускает?

– Ну, и этот момент тоже присутствует, – пришлось признаться мне.

– Ладно, придется помочь родному сыну, – сообщила маман. – Перезвони мне завтра на работу, скажу, когда подойти за справкой.

– Ты лучшая мама на свете! – сообщил я ей и вручил огромную коробку конфет, которую, предусмотрительно оставил в прихожей.

Так что вскоре мои однокурсницы отправились на помощь сельским труженикам. Я же в это время неожиданно подвернул стопу с разрывом связок левого голеностопного сустава и получил освобождение от физических нагрузок до середины сентября.

Для большей достоверности даже появился в училище с ногой в гипсе и на костылях.

Хотя Люда справку мне отказалась просить, но гипс ей накладывать все же пришлось. Вечером, после посещения училища, совместными усилиями мы этот гипс разрезали. Он не успел окончательно высохнуть и резался спокойно.

Жена в это время в десятый раз переспрашивала, как я зашел в канцелярию, что сказал, что мне ответили, и каждый пересказ заливисто хохотала.

Под конец мне это надоело, и я сказал:

– Солнышко мое, надеюсь, ты никому не будешь рассказывать об этой истории? Конечно, ничего криминального в ней нет, но чем меньше окружающие знают, тем лучше спят.

Люда состроила обиженную физиономию, поэтому пришлось ее утешать, ну, и все закончилось, как обычно, постелью.

С первого сентября Люда начала ходить на курсы бухгалтеров и у нас дома слышались новые слова, дебет, кредит, авизо, платежное поручение, сальдо и так далее.

В один прекрасный вечер она явилась домой в необычно приподнятом настроении.

– Саша, представляешь! Сегодня у нас было профсоюзное собрание и нескольким медсестрам дали общежитие и мне тоже. Главный врач сказал, что ордера дадут на следующей неделе. Ты рад?

Еще бы я был не рад. Целых три месяца я портил свое здоровье, сидя на корточках в уличных туалетах, продуваемых всеми ветрами. Сначала в Вытегре, затем в Петрозаводске. Люда, в отличие от меня мук по этому поводу не испытывала, другого она просто не знала. Но мне, прожившему большую часть жизни в благоустроенной квартире, такие «удобства» совсем не нравились.

Поэтому я изобразил на лице радость, соответствующую новости и стал осторожно выспрашивать подробности.

Действительно на поликлинику Минздрав выделил две комнаты в новом общежитии строительного треста. Одна комната досталась двум незамужним медсестрам, а вторая нам с Людой. Комната вроде была шестнадцать метров.

Самое интересное, это общежитие в прошлой жизни входило в участок, на котором я работал врачом. И прекрасно знал этот дом. Девятиэтажное здание было построено трестом для своих рабочих, поэтому было довольно удобным для жизни. Вместо длинных темных коридоров утыканных дверями с обеих сторон, в здание было разделено на отдельные секции, включавшие в себя десять комнат, общую кухню и душевые.

На всяких случай заранее праздновать такое событие мы не стали. Но дни до получения ордера казались нам бесконечными. Зато когда Люда пришла домой со скромной бумажкой, на которой пишущей машинкой было напечатано «Ордер на вселение» и стояла расплывчатая фиолетовая печать, радости нашей не было предела.

– Сегодня же переезжаем, – заявила жена, когда я еще разглядывал такую несерьезную с виду бумажку. – Надо скорее комнату занять, а вдруг главврач с профкомом передумают. Мне девочки рассказывали, что такое один раз было.

Как ни странно, мне тоже не терпелось посмотреть на наше новое жилье. Время еще позволяло, поэтому мы быстро собрались и пошли к ближайшему телефону – автомату вызывать такси. Обычному человеку пришлось бы ждать приезда машины не меньше получаса, но для меня машина подъехала через десять минут. За рулем сидел Кочерин, сразу поинтересовавшийся, куда это нас вдруг понесло. Люда, простая душа, сразу выложила ему, что едем смотреть комнату в общежитии.

– Ну, все, – обреченно думал я. – Завтра все подряд будут требовать накрытия поляны по этому поводу. И почему женщины не могут хоть немного помолчать.

И мое предчувствие сразу оправдалось.

Гена, обернувшись ко мне, заулыбался:

– Санек, так это дело обмыть бы надо, то счастья в доме не будет.

– Обмоем, обмоем, – проворчал я. – Езжай для начала к гастроному на Чапаева.

– Зачем? – простодушно спросила Люда.

– За надом, – улыбнулся я. – Все узнаешь, не волнуйся.

– Взяв бутылку вина и коробку конфет, мы покатили уже в общежитие.

Глава 9

Когда нежданная неприятность приносит неожиданную прибыль

Кирилин с нами смотреть комнату не пошел, отговорившись какой-то ерундой, он уехал зарабатывать деньги. Видимо, понимал, что осмотр жилья дело это достаточно интимное, и мы вполне можем обойтись без него.

У центрального входа в общежитие, несмотря на вечер, было оживленно. То и дело подъезжали такие же, как мы счастливчики, предъявив вахтерше на входе документы и получив ключ, бегом устремлялись вверх по лестнице, чтобы удостовериться, что заветная комната существует на самом деле.

Люда хотела сделать тоже самое, но я придержал ее за рукав.

– Не торопись, успеем еще насмотреться.

И повернувшись к вахтерше, поинтересовался, где можно найти коменданта общежития.

Та, отставив в сторону стакан с чаем и прожевывая пирожок, молча ткнула рукой в сторону незаметного коридора.

Поблагодарив, мы двинулись туда.

Комендантом оказалась пухленькая молодая женщина, довольно симпатичная, поэтому, когда я начал с ней разговор, у Люды явно испортилось настроение. И она, довольно чувствительно, ущипнула меня за бок.

Зато Вероника Игоревна, как звали коменданта, цвела и пахла от неожиданного подарка в виде коробки конфет и вина. Недовольное выражение лица моей жены ее нисколько не угнетало.

Только, когда нам пообещали уже завтра переклеить обои, так, как теперешние напрочь забрызганы побелкой, и вместо двух кроватей с панцирной сеткой поставить новую двуспальную кровать с пружинным матрацем из комендантского резерва, Люда начала понимать, зачем мы пошли к коменданту.

Распрощавшись с комендантшей, мы, наконец, поднялись на третий этаж и приступили к осмотру своего нового жилища.

– Саш, как ты догадался, к коменданту подойти? – поинтересовалась Люда, разглядывая заляпанные потеками побелки обои. – Мне бы даже в голову такое не пришло. Я думала, раз дают комнату, так в ней уже можно жить.

– Поживешь с мое, узнаешь, – шутливо ответил я, хотя говорил чистую правду. – А жить можно и с такими обоями, они же жизни не мешают.

Люда искренне считала мои слова шуткой, поэтому смеялась вместе со мной.

Единственное окно комнаты выходило на юго-восток, так, что по утрам в него будет светить солнце, настраивая на бодрый лад. Покачавшись и поцеловавшись на упругих кроватных сетках, мы зашли на общую кухню, где уже были установлены газовые плиты и столы с пластиковым покрытием.

– Надо будет клеенку для стола купить и разобраться, где, чей будет стоять, – озабоченно сказала Люда.

Я хмыкнул и показал ей инвентарные номера, написанные на каждом столе, они полностью совпадали с номерами комнат. Жена смущенно хмыкнула и снова завела речь о клеенке.

Завершили мы осмотр душевыми, где еще ничего не было доделано.

– Ничего, пока можно и в баню сходить, – успокоили мы друг друга.

– О, а вот и соседи! – воскликнул молодой светловолосый парень, рядом с которым стояла невысокая худенькая девушка. – Ну, что там, душ работает? – спросил он, видя, откуда мы появились.

– Да, фиг, там, – ответил я. – Там еще пахать и пахать.

– Все будет нормально, – заверил парень. – я сам сантехник, мы с ребятами этот душ за пару дней до ума доведем.

Узнав, что Люда фельдшер, а я таксист, наш новый знакомый явно обрадовался.

– Ну, все, теперь наша секция в шоколаде. Свой медик есть, свой таксист тоже. Сварщик, электрик тоже имеется. Даже экскаваторщик есть, может, и он пригодится.

Кстати, меня Сергей зовут, а это моя жена Света.

Мы тоже представились, и даже зашли посмотреть комнату говорливого сантехника. У него, в отличие от нас обои были в порядке. На вопросительный Людин взгляд, я только улыбнулся, намекая, что о причине этого расскажу потом.

Когда мы вернулись домой, в нашу комнатку, показавшуюся убогой хибаркой после общежития, Люда не умолкала ни на минуту. Она рассказывала, что и где у нее будет стоять, и какую мебель надо еще купить. Какой отличный подоконник, на нем так хорошо будет цвести бегония.

Хозяйку мы озадачили нашим переездом через пару дней. Та обрадовалась за нас, но в то же время и опечалилась.

– Ой, где же я таких хороших постояльцев теперь найду. От вас ребятки никакого шума не было, Так спокойно жилось. – говорила старушка, обнимая нас на прощание. – Вы приезжайте, хоть иногда в гости, чайку попить.

Люда со слезами на глазах прощалась с Клавдией Ивановной, искренне обещая ее навещать, я же много не говорил, понимая, что если такое и случится, то не больше одного, двух раз, а возможно, и никогда.

Следующие несколько дней прошли согласно французскому выражению, дежавю. Женщина, устраивающая свое гнездышко – страшная сила. В моей первой жизни неоднократно было подобное, и сейчас пришлось испытывать такое и во второй.

К счастью, сейчас за моей спиной стоял опыт двух предыдущих браков, и я прекрасно знал, что главное, не нарушать полет женской фантазии и вовремя поддерживать ее восхищенными возгласами и ни в коем случае открыто не протестовать, против совсем уж завиральных идей. А действовать следует исподтишка, ни в коей мере не давая понять жене, что тебе не нравится ее очередная затея. Худо-бедно, но наша комнатка в общежитии начала приобретать вполне пристойный вид. Об этом заявила даже маман, зашедшая как-то к нам, на огонек.

– Знаешь, сынок, оказывается, твоя жена не лишена хорошего вкуса. Мне нравится, как она обустроила вашу комнатку.

Сказано это было в тот момент, когда Люда вышла на пять минут, переговорить с соседкой.

Мама, тем временем, задумчиво перебирала бухгалтерские учебники.

Вздохнув, она добавила:

– И голова у нее на плечах имеется, хорошую профессию скоро получит. Не то, что ты. Один ветер в голове гуляет. Никогда не думала, что мой сын в таксисты подастся, да в повара. Ох, Сашка. Сашка, пороть тебя некому.

На этом наша беседа прервалась, потому, что Люда вернулась обратно, и они с мамой начали оживленно обсуждать, когда и где можно будет прикупить индийское постельное белье. Затем мама достала из объемистой авоськи сверток с платьем, и мне было предложено прогуляться в коридор, пока не будет закончена его примерка. На мой возмущенный вопль, что я уже видел у своей жены, все, что только можно увидеть, притом в разных интимных позах, мне посоветовали не рыпаться, а делать то, что приказано. В итоге, платье жене понравилось, мне тоже. Поэтому, сразу после того, как маман ушла, я быстро снял это платье с жены, как и все остальное, и отыгрался за тот час, что пришлось бродить по коридору. Люда почему-то ничего не имела против, а активно помогала, впрочем, отодвигая мои руки от дефицитных колготок, на которых я, по ее мнению, точно сделаю очередные затяжки.

Шла последняя неделя моей спокойной жизни таксиста. Скоро из совхоза вернутся мои однокурсницы, и начнется учеба. С одной стороны это неплохо, но с другой денег у нас в кубышке явно убавится. А у Людмилы в голове наполеоновские планы на новую мебель и прочие женские прибамбасы типа штор, гардин и других тряпок. Вот такие невеселые мысли одолевали меня, пока сидел в машине на стоянке такси у вокзала, ожидая прибытия мурманского поезда. Время было около часа ночи. На лобовое стекло падали огромные снежинки и практически сразу таяли, стекая вниз тонкими струйками воды. Из приемника, настроенного на средние волны доносился голос Левы Лещенко поющего «Я сегодня до зари встану».

Подпевая ему, я смотрел на своих коллег мокнущих под мокрым снегом, но продолжающих болтать, несмотря на пронизывающий холод.

Но вот и они начали разбегаться по машинам.

– Понятно, поезд на подходе, – подумал я и с удовольствием потянулся. Надо начинать работать.

Пассажиры, севшие в машину, мне сразу не понравились. Тюрьмой и криминалом от них тянуло на версту.

– Нам в Сулаж-гору, – буркнул здоровый мощный мужик, сверкнувзолотым зубом. Второй, довольно хлипкий паренек, шестерочного вида молча уселся рядом с ним, положив себе на колени старый, видавший виды, портфель.

– Адрес они не уточнили, но я, подумав, что спрошу позже, тронул машину.

По дороге мои пассажиры почти не разговаривали. Иногда, при свете уличного фонаря, я видел в зеркале заднего вида их напряженные физиономии.

Когда мы выехали на плохо освещенную улицу пригородного поселка, паренек оживился и начал неуверенным тоном объяснять, куда надо проехать.

С разбитого асфальта пришлось съехать и по ухабистой грунтовке проехать еще с полкилометра. Мне стало как-то не по себе, вокруг стояла непроглядная темень. Лишь тускло светилось окошко в приземистом домишке, от которого доносился собачий лай.

– Видимо, волнение отразилось на моем лице, потому, что старший пассажир ухмыльнулся и сказал:

– Не ссы, пацан, мы уркаганы правильные, расплатимся по счетчику, сколько натикает, только тебе придется подождать, делов у нас на пять минут, перетрем и поедем обратно на вокзал.

Не сказать, что слова пожилого бандита меня полностью успокоили, но я все же решил дождаться их возвращения.

Минут через пять после того, как они ушли в дом, собачий лай неожиданно перешел в вой. От него у меня поползли мурашки по спине. Прошло еще полчаса, собака выть перестала, свет в доме продолжал гореть, но никто оттуда не возвращался.

– Сходить туда, или уехать, – размышлял я, глядя на часы. И, наконец, решившись, выбрался из машины и, подняв воротник куртки, чтобы хоть немного защититься от мокрого снега летевшего за шиворот и от пронизывающего ветра, пошел в сторону дома.

Собака глухо ворчала из конуры, когда я прошел мимо, но даже не сделала попытки вылезти, видимо, ей тоже не хотелось мокнуть под дождем.

Что меня насторожило, не знаю, но я перед тем, как тронуть входную ручку, натянул перчатки.

Когда же из прихожей зашел в небольшую кухню, освещаемую лампочкой без абажура, понял, что все сделал правильно.

За столом на стуле с торчавшей в глазу заточкой, откинув назад голову, развалился мертвый дед бомжеватого вида. На полу рядом с ним лежал пистолет.

А пассажир, тот, что здоровей, тоже валялся на полу с дыркой в голове, вокруг которой уже натекла лужа крови. Его товарищ, мертвее мертвого, сидел за столом, уронив на него руки, напротив деда, пуля, похоже, попала ему в грудную клетку. Но заточку в глаз деду перед смертью он, видимо, успел воткнуть.

– Этого только не хватало! – мысленно ахнул я, увидев такую картину. – На хрен, на хрен, надо отсюда уходить.

У меня все же хватило хладнокровия, чтобы не панически выскочить из дома, а осмотреться, не замазался ли я в крови, и не оставил еще, каких-либо следов. Осторожно прикрыв за собой дверь, я прошел в машину и поехал в город.

Настроение было ни к черту. Я не сомневался, что в милиции запросто вычислят, кто именно привез этих субчиков на хату, но надеялся, отговориться тем, что, сразу уехал, и знать ничего не знаю, о том, что произошло. Лишних проблем иметь совсем не хотелось.

Вернувшись на стоянку, я обнаружил, что очередь на такси практически рассосалась. С расстройства хотел, было, уже ехать в парк, когда к машине подошел изрядно поддатый мужик.

– Таксер, погнали в Северную гостиницу, плачу два счетчика, – качаясь, заявил он.

Несмотря на переживания, я не удержался от улыбки, до гостиницы от вокзала весь счетчик укладывался в сорок копеек, так, что мужик не рисковал разориться.

А он, в это время дико матерился и никак не мог справиться с задней правой дверцей. Я вышел, чтобы помочь ему усесться, открыл дверь и с удивлением уставился на пухлый потрепанный портфель, задвинутый под переднее, пассажирское сиденье.

– Блииин, горелый! – мысленно воскликнул я. – За какие грехи мне сегодня все это?

Незаметно запихнув портфель еще дальше под сиденье, я захлопнул дверь и предложил загулявшему командировочному сесть рядом со мной на переднее сиденье. Тот, что-то пьяно бормоча, уселся и мгновенно захрапел.

– Ну, еще одна морока, будить его у гостиницы, – тяжело вздохнув, уныло подумал я. – Мало мне других приключений.

Как ни странно, пассажир у гостиницы проснулся, бодрым как огурец, сунул мне мятый рубль и гордо бросив: «Сдачи не надо» направился к парадному входу.

Задерживаться у гостиницы я не собирался. Увидев, что ко мне целенаправленноидет припоздавшая парочка, быстро повесил табличку «В парк» и дал по газам. Но ехал я не туда. Выехав за город, я остановился около знакомого лесного массива. Когда-то у нас с друзьями в младших классах здесь была военная база, именно здесь под ветвями огромной ели мы пекли в костре картошку, пытались курить стащенные у родителей папиросы, ссорились из-за ерунды и обсуждали, кому надо набить морду за какие-то пустяковые прегрешения.

Чтобы меня не было видно с шоссе, я заехал задним ходом в лес, насколько возможно. И, там, наконец, усевшись на заднем сиденье, вытащил злосчастный портфель из-под сиденья и открыл его.

На вид он был до половины заполнен пачками денег завернутых в оберточную бумагу и перетянутыми черными резинками. Остальное место занимала свернутая кожаная куртка.

Дрожавшими руками я стянул резинку с одной пачки и, развернув бумагу, убедился, что в ней лежат одни сторублевки, притом не первой свежести.

– Ну, все, попал, – обреченно подумал я. – Воры за меньшее убивали, а тут общак, тысяч на двести. Они землю носом будут рыть, пока не найдут.

Пересчитав деньги, я понял, что слегка ошибся, в портфеле лежало ровно двадцать две пачки сторублевок. Огромная сумма на эти времена. И, как бы в насмешку, на дне портфеля завалялось несколько презервативов Бакинской фабрики.

Шел уже четвертый час ночи, когда я выбрался из машины и полез в багажник. Таму меня лежала новая клеенка, предназначенная для кухонного стола, но сейчас она пригодится для другого мероприятия. Тщательно завернув портфель в клеенку, я сунул получившийся сверток в холщовую сумку, завязал ее бечевкой и, подсвечивая путь фонариком, отправился заросшей тропкой к месту детских игр. Как и ожидалось, наш давнишний схрон, выкопанный в корнях огромной ели завалился от времени трухой. Я быстро выгреб ее вместе с каким-то хламом, пузырьками, старой фляжкой и в получившееся углубление запихнул сумку. Разворошил труху поверх нее, и с удовлетворением понял, догадаться, что здесь что-то спрятано, невозможно. Под огромный купол ветвей не попадало ни капли дождя. Так, что промокнуть деньги не успеют, конечно, если я вовремя их вытащу отсюда. Выбравшись из-под веток, я обнаружил, что редкий дождь со снегом перешел в ливень, и ускорил шаг.

Мокрый, как цуцик, вернулся к машине и на этот раз направился в таксопарк. Хоть я и близко не выполнил сегодня сменный план, в моем кармане лежало несколько сторублевок, на которые у меня имелись свои соображения. Но больше всего мне не давала покоя мысль, куда бы надежней перепрятать свою опасную находку.

Домой я приехал, как обычно после ночной смены. Люда уже не спала и готовила завтрак в кампании соседок, но все равно заметила, что со мной что-то происходит.

– Саш, ты, где витаешь? – спросила она уже в комнате, торопливо собираясь на работу. – С утра, как пришел домой все молчишь и молчишь, скажи хоть слово.

– Да просто устал, Людок, как собака. Погода еще такая, всю ночь снег с дождем поливал.

На мои слова супруга отреагировала ожидаемо.

– Санчик, я сколько раз говорила, надо заканчивать с этой работой. Тем более, что у тебя учеба начинается со следующей недели, погляди на себя в зеркало, ты на человека не похож, одни кожа да кости остались.

К моему счастью время поджимало, поэтому женушка прекратила нотации и, чмокнув меня на прощание, поспешила на автобус. Я же, оставшись один, принялся обдумывать, чем грозит нам моя сегодняшняя ночная эпопея.

Мои размышления были прерваны местными новостями, доносящимися из радиоточки.

Слушал я их вполуха, до того момента, пока не услышал следующие слова.

– Сегодняшней ночью городским пожарным расчетам пришлось потрудится. В городе случилось два пожара. И если один из них в квартире на проспекте Ленина был быстро потушен и без жертв, то в Сулажгоре полностью сгорел частный дом по адресу. Со слов инспектора гожпожнадзора имеются жертвы, идет расследование причин пожара.

Нельзя сказать, что я обрадовался услышанной новости, просто у меня спала тяжесть с души, висевшая тяжким грузом всю ночь и утро. Я, действительно боялся, что моя фамилия всплывет в ходе расследования убийства, и боялся больше не милиции, потому, что для нее моя невиновность будет ясна, а воров, которые могут заподозрить меня в краже денег, и собственно, будут правы, денежки то я прибрал.

Сейчас же шансы милиции понять, каким образом сгоревшие в доме люди попали туда, равнялись практически нолю.

После услышанного на меня сразу навалилась сонливость, я кое-как добрался до кровати и заснул, не забыв поставить будильник на два часа дня.

Проснулся свежим и бодрым, несмотря на ночные приключения. Ополовинив кастрюлю с борщом, я отправился в душ, а после него собрался навестить маму, а главное, осмотреть наш сарайчик в подвале, были у меня некоторые мысли, где в нем можно спрятать неожиданно возникшую наличность.

Глава 10

«Много денег – много проблем» – гласит народная мудрость. Наверно в этом утверждении имеется рациональное зерно. Действительно, еще вчера днем я спокойно себе жил, все было продумано до мелочей на ближайший год. И вот тут, на тебе, подарок судьбы, двести двадцать тысяч рублей. По нынешним временам – огромная сумма. А самое главное, тратить то эти деньги нельзя!

Не сомневаюсь, что воры будут землю носом рыть в поисках пропавшего общака. А вскоре к ним подтянется и милиция. Не исключено, что все происходящее зацепит меня. Поэтому, никаких трат, живу скромно, и незаметно. А денежки, пусть себе, лежат в укромном уголке. А самый надежный уголок находится в нашей подвальной кладовке. В нее, я совершенно точно знаю, до двухтысячных годов никто кроме нас не заходил. Даже не обворовали ни разу, в отличие от соседей.

– Как хорошо, что ключи от квартиры остались у меня, – думал я, перебирая мелочевку в ящике комода. – На связке должны быть и ключ от подвала.

Найдя ключи, я оделся и отправился в мамину квартиру. По идее, никого в это время дома быть не должно, но мало ли, какие проблемы, поэтому я на всякий случай продумал, что буду говорить родственникам.

Родственникам ничего объяснять не пришлось, но, когда я откидывал в кладовке старый хлам от нужной стенки, в подвале послышались осторожные шаги. Выглянув из дверей, я увидел соседку, Анну Ивановну. Та в свою очередь успокоилась, увидев, кто тут хозяйничает, но сразу поинтересовалась:

– Чего это ты, Саша, тут в сарайке делаешь? Ты же вроде бы теперь с женой живешь, в общежитии. Привел бы жену на смотрины, Клара Максимовна нам фотографии показала, но, в живую увидеть совсем другое дело.

Говоря все это, она шарила любопытным взглядом, пытаясь рассмотреть, чем я занимался.

– Да, вот за клюквой собрались с Людой съездить, а ни сапог, ни шарабана у нас нет. Так, что пришлось сюда идти, – сообщил я, снимая с полки большой фанерный ящик с брезентовыми лямками.

И с этими словами, показал Анне Ивановне, приготовленную одежду и сапоги.

Старушка сразу потеряла интерес к моим делам и, сказав, чтобы я не забыл закрыть подвальную дверь, пошла к себе в квартиру.

Я особо не расстроился ее появлением, потому, что заранее знал, что меня кто-нибудь, да увидит, и не собирался лазить в подвале по ночам. Осторожность наше все.

Освободив место, я простукал молотком кирпичную стенку. Все было, как в прошлой жизни, когда в девяностых годах я случайно обнаружил в ней нишу, выпавший кирпич тогда упал мне прямо на ногу. После нескольких матерных выражений, я осмотрел место, откуда он вывалился и обнаружил там нишу приличных размеров.

Подумав, что сюда можно что-нибудь спрятать, я, через несколько дней, поставил кирпич обратно, замазав пылью свежий раствор. Но в той жизни, эта схрон мне так и не пригодился.

Зато пригодится в этой.

Нужный кирпич я обнаружил сразу, но сейчас он был вполне себе целый. Поэтому, я ничего делать не стал и снова закрыл стену старыми шмотками.

Сделал я это во время, потому, что по подвальной лестнице загромыхали знакомые шаги.

– Сашка, ты совсем оборзел! – негодующе воскликнул Пашка, интенсивно размахивая дипломатом. – Мне Анна Ивановна в подъезде сказала, что ты собираешься шарабан забрать. А мы с мамой хотели в выходные тоже за клюквой ехать.

Мысленно я усмехнулся.

– Странно устроен человек. Вот лежит годами вещь в кладовке, пылится, не нужна никому. Но стоит только кому-то о ней вспомнить, сразу набежит толпа желающих, которые без этой самой вещи жить не могут.

Вслух же я предложил:

– Хорошо, тогда мы с Людой съездим в субботу за ягодами, а вечером я вам шарабан принесу, так пойдет?

– Пойдет, – неуверенно пробормотал братец. – Мы, собственно, с мамой конкретно не определились, ты же знаешь, у нее семь пятниц на неделе. Возможно, вообще не захочет ехать, а купит ведро клюквы на базаре.

Мы понимающе переглянулись и, взяв собранные вещи, закрыли кладовку пошли наверх.

На улице, тем временем распогодилось, даже выглянуло солнце.

– Сашкец, – обратился ко мне Пашка. – может, по пивку вдарим?

– А, давай, – согласился я. – Надо расслабиться малехо, а то, работа, да ремонт, а скоро и еще и учеба начнется.

Пашка прыснул со смеху.

– Сашка, перестань смешить, ну, какая, на хрен учеба. В фабзайке твоей одни дуры восьмиклассницы учиться будут. Вот уж кого уговаривать на фак не придется, сами прибегут. Хотя ты у нас теперь женатый человек, облико-морале, ха-ха-ха.

– Что бы ты, салага, понимал? – ответствовал я. – Регулярная половая жизнь полезна для здоровья, а ты вместо этого гоняешь лысого в туалете.

Пашка от моих слов покраснел до ушей.

– Чего покраснел то? – продолжал я его добивать, – вон уже волосы на ладонях от онанизма начали расти.

– Нет у меня никаких волос! – возмутился брат. – На, посмотри.

И сунул мне ладони под нос.

Теперь наступила моя очередь смеяться.

– И это свежеиспеченный третьекурсник медфака, – укоризненно произнес я. – Чего ты мне руки показываешь, поверил что ли? Ладно, не бери в голову, онанизм не марксизм – ленинизм, в нем преподаватели не нужны.

– Не вспоминай, – поморщился Пашка. – эти конспекты с работами Ленина уже в печенках сидят. Пошли лучше в пивбар, часик посидим, поболтаем. Может, маленькую возьмем, с пивком хорошо зайдет?

Нет, мне в ночь на работу, так, что обойдемся без водки, – отказался я от такого предложения. – Ограничимся пивом.

– Как знаешь, – пожал плечами брат. – Кто платит, тот и музыку заказывает.

Пашка, кстати, очень быстро привык к тому, что у старшего брата всегда имелись деньги. Конечно, не крупные суммы, но дать младшему брату трояк на мелкие расходы, для меня не представляло труда.

Мы вышли к автобусной остановке, где я сразу направился к машине такси, стоявшей неподалеку.

– Красиво жить не запретишь, завистливо пробормотал Паша и уселся на заднее сиденье.

– В общагу, а потом в пивбар, – сказал я таксисту, дружелюбно поздоровавшемуся со мной. Тот прекрасно знал, где я живу, поэтому дополнительных вопросов не последовало.

– Чего ты в общаге забыл? – попробовал возмутиться Пашка. В ответ я приподнял шарабан, лежащий на моих коленях.

– Что-то мне с такой бандурой по барам ходить не хочется, – сообщил я.

Таксист, Вовка Панфилов, прислушивающийся к разговору, засмеялся.

– Зато в нем водку сможете в пивбар пронести, – сообщил он. На этих словах наш разговор заглох, до общежития. Оставив вещи у вахтера, я вернулся в такси, и мы отправились в пивбар.

Взяв по две кружки пива и копченую нототению на закуску, мы уселись на свободные места.

Несмотря на то, что рабочий день был в полном разгаре, в зале сидела куча народа.

– М-да, Брежнев через десять лет умрет, вот тогда Андропов всем покажет, как в будние дни по барам шастать, – подумал я с легким злорадством. – Помню, помню, как сотрудники КГБ подходили к праздно гуляющим гражданам, и требовали объяснить, на каком таком основании те болтаются на улицах в рабочее время.

Пока я предавался воспоминаниям прошлой жизни, Пашка уже выдул половину кружки и сейчас заедал ее копченой рыбой.

Вдохнув давно забытый запах нототении, я тоже отпил глоток пенного напитка. Надо сказать, бармен не слишком свирепствовал, недолив был почти незаметен. Да и на вкус пиво было не разбавленным.

В это время в зал зашли двое Пашкиных однокурсников, брат сразу призывно махнул им рукой и пошел навстречу. Пошептавшись с ними, он с жалостливым лицом подошел ко мне.

– Сашкец, понимаешь, тут парни с параллельной группы подошли. Зовут меня с собой. – сообщил он с виноватым видом.

– Ну, зовут, так иди, – ответил я, с трудом удерживаясь, чтобы не рассмеяться. – Я то тут при чем?

– Так, это, Сашка, ты бы мне в долг пятерку не подкинул? – с трудом выдавил из себя Пашка.

– На, держи, вымогатель, – сообщил я, доставая из кошелька синюю бумажку. – Куда детсадовскую зарплату успел деть?

– Да, что там этой зарплаты, туда-сюда, и нет ее. А в этот раз маман от меня запашок унюхала и ее всю прибрала, – ответил братец, и взял деньги отправился к своим друзьям.

Я в печальном одиночестве допил пиво, съел приличный кусок нототении, обсосав все рыбьи косточки.

В зале уже не оставалось свободных мест, а народ все прибывал.

– Конечно, на город в двести шестьдесят тысяч населения один пивбар, это мизер, – подумал я, глядя на это столпотворение. Просто так сидеть было не интересно, а брать еще пиво чревато проблемами. Все же в ночь надо было работать на такси.

Выйдя на улицу из прокуренного помещения, я с удовольствием вздохнул свежего воздуха, и пешком отправился до дома. Тем более что до него идти было всего ничего.

По дороге я снова и снова обдумывал, стоит ли хранить деньги в маминой кладовке. Не исключено, если я попаду в число подозреваемых, то эту кладовку могут обыскать. Хотя ни один нормальный человек хранить в хлипкой деревянной конструкции ничего приличного не будет. Тем более, что сараюшка даже замка не имеет, а заложка закрывается на щепку. Никто кроме меня не подозревает, что в капитальной стене здания, к которой пристроен ряд сколоченных из досок кладовок, имеется ниша, оставленная нерадивым каменщиком.

Мысленно вздохнув, я не стал искать других вариантов, тем более, что их у меня и не было.

Когда Люда пришла домой, ужин уже был готов.

– Ммм, как вкусно пахнет! – воскликнула она с порога. – Любимый, что ты сегодня такое приготовил? Ой, а это что за страшнота!

Последнее замечание жены относилось к шарабану, скромно стоящему около дверей.

– Помогая снять плащ, я звонко чмокнул ее в щеку и ответил:

– Хочу в субботу сходить за клюквой, вот и взял у мамы шарабан.

– Ну, ты даешь! – удивленно произнесла Люда. – В этот ящик ведра четыре влезть может. А почему ты говоришь, что сходишь, меня с собой не хочешь взять?

Я улыбнулся.

– Ты же мне уже все уши прожужжала, что в субботу у тебя дежурство, так, что я схожу один, в этом году со всеми делами даже на рыбалку ни разу не попал, хоть клюквы наберу. Не переживай, надолго не уйду. Ведь четыре ведра ягоды нам ни к чему. Одним обойдемся.

Люда обиделась, и некоторое время ходила с надутой физиономией, но после того, как уселась за стол, настроение у нее сразу улучшилось. Так, что путь через желудок ведет не только к сердцу мужчины, но для женщин это тоже актуально.

В субботу все мои планы осуществились на сто процентов.

Даже погода начала октября пошла мне навстречу. Поэтому, клюкву я собирал не в инее и не в перчатках, а под нежным теплом осеннего солнышка. Четверть шарабана ягод я набрал за два часа и сразу направился знакомой тропой к своему лесному схрону.

Торопиться было некуда, поэтому я развел небольшой костерок, на котором сжег все улики, портфель, куртку и даже презервативы.

Деньги, завернутые в клеенку, перебазировались на дно шарабана, а сверху на них лег пластиковый пакет с клюквой.

Из леса я направился сторону маминого дома. Пару раз по дороге у меня спросили, много ли ягод я собрал, и оба раза у меня на лице появлялась глупая ухмылка, когда я отвечал, что все что нашел, все мое.

Ведь никому в голову не могло придти, что в старом, ободранном шарабане лежат огромные деньги, которые обычный советский человек даже представить себе не может.

В кладовке, расшатать кирпич удалось за несколько минут. После чего я спрятал в нишу все деньги, а кирпич поставил на место. Затер швы рассыпавшимся раствором и вновь завалил всяким хламом.

Оставив шарабан в кладовке, я поднялся наверх. Мама моему появлению удивилась, еще больше она удивилась, когда я сообщил, что вернул шарабан на место.

– Ой, взял и взял, мог бы и не приносить назад. Я уже раздумала за ягодами идти. На завтра опять дожди обещают.

Ого! Это столько ягоды набрал! Молодец! С мамой то поделишься, или как?

Конечно, маме я отсыпал ягод щедрой рукой, оставив себе совсем немного.

– Придется на рынок зайти, купить еще ведро ягоды. Говорить жене, что оставил маме большую часть собранного урожая не самая лучшая идея, – промелькнула в голове мудрая мысль. – Меньше знает, лучше спит. Ведь для жены моя мама совсем не мама, а всего лишь свекровь. Тем более деньги у меня есть, и не только на клюкву. – Подумал я, дотронувшись до нагрудного кармана куртки, где скромно лежали десять сторублевых бумажек.

Как и ожидалось, клюквы на рынке хватало, десятка два старушек, стояли в торговом ряду, расхваливая свой товар.

Я прошелся вдоль ряда и выбрав, на мой взгляд, самую хорошую ягоду, купил ее вместе с эмалированным ведром.

– В хозяйстве пригодится, – успокаивал я сам себя. – Ведер у нас пока не имеется.

Домой я пришел за несколько минут до жены. Я только успел переодеться и начать готовить ужин, как она зашла домой.

Вопросов по ведру у нее не возникло, потому, что я заранее ей сказал, что оставлю шарабан у мамы.

Посмотрев ягоду, Люда скептически сказала:

– Какая мелкая ягода у вас растет. У нас в Вытегре, клюква намного крупнее.

В ответ я ехидно предложил:

– Так может, соседям ее отдадим, а сами в Вытегру съездим? Крупняка наберем.

– Ну, вот еще! – возмутилась жена. – Нам самим мало.

Я обнял ее и демонстративно принюхался.

– Ты чего там носом фыркаешь? – спросила она.

– Что-то больницей пахнет, тебе надо скорее переодеться, сейчас я тебе помогу.

С этими словами я начал расстегивать пуговицы на блузке. Несильное сопротивление супруги было быстро преодолено, и мы моментом перебазировались на кровать.

Глава 11

В первый раз в торгово-кулинарный класс

В понедельник я отправился на учебу. Дул пронзительный ветер и снова шел снег с дождем. Даже не верилось, что два дня назад я собирал клюкву на осеннем болоте, и мою спину ощутимо припекало солнышко.

Но такова карельская осень, то она растянется до декабря, то в середине октября нападает снега по колено.

– Утром, когда я намытый побритый зашел в комнату, Люда язвительно спросила:

– Что, уже приготовился, думаешь, там тебя все девочки заждались.

В ее голосе ясно слышались ревнивые нотки, и с этим надо было что-то делать.

– Люда, мне не нравится твой настрой, – холодно произнес я. – Давай сразу определимся. Ты ведь тоже ходишь на работу, там, конечно, не так много мужчин, но они есть. Они, наверняка, делают тебе комплименты, возможно, некоторые хотят познакомиться с тобой поближе. Я понимаю, что ты не будешь рассказывать мне об этом. Но я, прекрасно зная о подобном, никогда ничего тебе не говорю, потому, что доверяю тебе и люблю. Мне бы хотелось, чтобы ты также доверяла мне. Поэтому не надо больше никаких намеков на девчонок в моем классе. Надеюсь, что в нашей семье не будет проверок записных книжек, кошельков и эсэмэсок в телефоне.

Тут я замолчал, проклиная свой язык без костей, понимая какую дичь только что спорол.

А Люда, глаза которой уже начали наливаться слезами, удивленно спросила:

– Каких смэсок? Саша, ты, о чем сейчас говорил, какой телефон?

Я принужденно засмеялся.

– Да я сам не понял, чего ляпнул, наверно дает себя знать волнение перед первым днем учебы.

Жена недоверчиво улыбнулась и шмыгнула носом. Слезы все же покатились по ее щекам.

– Санчик, ну прости меня, пожалуйста, я больше ничего не буду тебе говорить, – Но в ее глазах читалось. – Буду ревновать молча.

К сожалению, времени для примирения в койке уже не оставалось, поэтому мы обменялись поцелуями в знак мира и начали собираться, кто на работу, кто на учебу.

Хотя я и распинался перед Людой и строил из себя влюбленного по уши мужа, стало не по себе, когда зашел в аудиторию класса «А» и, на меня уставились три десятка любопытных девичьих глаз. Ради первого дня учебы все они были при параде, так, что тут было на что посмотреть. Не сказать, что все они были красавицами, но все же юность имеет свое очарование. Видимо, мне в нынешней ипостаси с высоты семидесяти прожитых лет, считать большую часть женщин молодыми и красивыми.

И если бы мне было в действительности столько лет, как моему телу, то чувствовал бы себя еще более смущенным.

Проходя между рядами, я высматривал свободное место, когда увидел, что с заднего стола мне машет рукой какой-то паренек, по виду типичный задрот, как называл таких парней мой внук.

– Да, безопасней для меня будет сесть именно с ним, – с такой мыслью я прошел мимо стола, где одиноко сидела миленькая темноволосая девчушка, с надеждой взиравшая на меня.

– Привет, слушай, я думал, что единственным парнем в классе останусь, – приветствовал мое появление очкарик. – Меня Олегом зовут, а тебя?

– Александр, – усевшись, я протянул ему руку. Следующие пятнадцать минут я слушал излияния, соскучившегося по мужскому обществу пацана.

Олег Смирнов был сыном завуча училища, в этом году он безуспешно пытался поступить в институт Советской торговли в Ленинграде, но не срослось. Поэтому мама взяла сына в училище, в надежде, что в следующем году попытка будет удачней.

Я слушал молча, одобрительно кивая в нужных местах. Между тем, в классе началось нездоровое оживление, шепотки становились все громче.

Наконец, одна ярко рыжая особа с лицом, утыканным веснушками, подошла к нашему столу и, улыбнувшись, спросила:

– Скажите, вы с нами будете учиться?

– А что, непохоже? – переспросил я.

– Конечно, вы такой взрослый и кольцо обручальное на пальце носите.

Смирнов, слушающий этот разговор, удивленно открыл рот и уставился на кольцо. Он его заметил только после слов одноклассницы. Хотя ничего удивительного в этом не было. Женщины в наблюдательности ничем не лучше мужчин, просто они обращают свое внимание совсем на другие вещи, чем мы.

По крайней мере, обручальное кольцо вычислили моментально.

С рыжей я познакомиться не успел, потому, что в дверь заглянула растрепанная женщина в белом халате и визгливым голосом объявила:

– Все выходим и дружно идем в актовый зал на собрание, посвященное началу учебного года.

Мы встали, и тут я обнаружил, что выше своего соседа по столу на целую голову, девочки в классе тоже были не слишком высокие, зато с лишним весом собралось больше половины.

– Интересно, неужели полнота может определять выбор профессии? – думал я, шагая по коридору, уставившись на маячащие передо мной круглые ягодицы, затянутые в мини-юбку. Коренастая девушка, носящая ее, была явно ошибочного мнения о своей фигуре, и в отличие от меня, считала ее достойной такой модной одежды.

Вбольшом актовом зале внимание ко мне не ослабевало. Взоры девушек были устремлены в мою сторону, а не на сцену, где за столом восседал президиум в составе трех человек.

Наконецодна из них, видная дама средних лет призвала к тишине и сообщила, что предоставляет слово директору училища Наталье Владимировне Покровской.

Невысокая седоватая женщина неожиданно громко начала свою речь. Поздравив всех поступивших с началом учебного года, она призвала уделять больше внимания учебе. Кроме того, она отдельно обратилась к проживающим в общежитии девчонкам и попросила их беречь государственное имущество и соблюдать правила, и режим этого заведения.

В этот момент я фыркнул, вспомнив слова брата о шустрых восьмиклассницах. Видимо, они на самом деле давали прикурить в общаге, раз директор говорит о дисциплине и режиме уже на первом собрании.

Парней в зале можно было пересчитать по пальцам, судя по их виду, конкурентов у меня здесь не будет.

Но вскоре директор заговорила об изучаемых дисциплинах, и тут мне уже стало интересней.

Для начала она заявила, что все, поступившие после восьмого класса кроме училища будут посещать среднюю школу, ребятам же, закончившим десять классов, такое не грозит. Тем более что учится им всего один год. Но за это время нам предстоит изучить товароведение, организацию общественного питания, основы экономики, основы калькуляции, основы права, кулинарию, торговое оборудование и пройти производственное обучение.

До этого момента я слушал речь директорши вполуха, перебирая в голове, какими последствиями может грозить моя недавняя денежная находка, но после того, как услышал перечисление учебных предметов, стал слушать внимательней, может, услышу еще что-то интересное.

Но интересного ничего больше не произошло, наоборот, завуч зачитала список старост классов и, в этом списке я тоже фигурировал.

– Вот, блин, только этого не хватало! – думал я в расстройстве. – И так времени ни на что нет, так теперь придется журналы вести и прочими делами класса заниматься.

Завуч на этом не остановилась и начал нас поднимать, чтобы все учащиеся могли познакомиться со своим руководством. Три девушки мощного телосложения не вызвали особого оживления в зале. Я же почти всерьез подумал, что администрация училища специально подбирает в старосты таких здоровых девиц, чтобы они справлялись не только морально, но и физически со своими подопечными.

– Товарищи, – продолжила уже директриса. – Надо сказать, что в нашу нужную стране профессию, начали идти мужчины. В этом году на курсе будет учиться пять мальчиков. Такого у нас еще не случалось.

А сейчас я представлю вам старосту А класса, Александра Красовского.

Александр поступил к нам после службы в армии. Отслужил он срочную службу достойно, не раз поощрялся командованием за успехи в боевой и политической подготовке. Последние полгода он служил на должности заместителя командира взвода, поэтому мы надеемся, что он с успехом справится с должностью старосты.

На этих словах хихиканье и перешептывание в зале достигло своего апогея.

– Саша, а ты нас строем будешь по училищу водить? – спросила усевшаяся рядом девушка, ее соседки заржали так, что директрису не было слышно.

Ответа этот вопрос не подразумевал, поэтому я окинул соседку презрительным взглядом и промолчал.

Смех стал еще громче. Только смеялись сейчас не надо мной, а над девушкой.

Та, слегка покраснела, но ничего больше не вякала.

– Товарищи, успокойтесь! Девочки, ведите себя хорошо, – увещевала со сцены директор. – Сейчас все расходимся по классам, а старосты будьте любезны пройдите в кабинет секретаря.

Ничего нового у секретаря я не услышал. Нам выдали журналы, в которых мы должны были отмечать прогульщиков, Сообщили, когда надо являться в бухгалтерию за стипендией. Ну, и предложили в ближайшее время провести собрание для того, чтобы выбрать комсорга и профорга.

Мои коллеги по должности сразу заблажили, что они в жизни не занимались таким делом и не справятся.

Секретарша, тетка лет сорока, снисходительно улыбнулась.

– Не волнуйтесь девочки, на самотек мы это дело не пустим. Кандидатуры на эти должности у нас подобраны, и на собрании будет обязательно присутствовать классный руководитель, во избежание, так сказать. Что-то Александр, у нас молчит, у него разве нет вопросов? Все ясно и понятно?

– У матросов нет вопросов, – улыбнулся я и продолжил. – Светлана Карловна, думаю, что мы вполне справимся с этим делом, хотя от ваших кандидатур отказываться не собираюсь. Ведь я никого в классе еще не знаю.

– А я скажу почему? – перебила меня секретарь. – Да потому, что вы, Саша, якобы ухитрились подвернуть ногу на ровном месте и не поехали со своим классом в совхоз. Не понимаю, чем руководствовалась Наталья Владимировна, когдарешила, что вы будете старостой.

Я нахмурился.

– Это что за нездоровые инсинуации? Вы на что намекаете, Светлана Карловна? Вы считаете, что я специально сломал ногу, чтобы в совхоз не ездить?

От моего наезда секретарше явно поплохело. Она закашлялась и быстро закруглила инструктаж.

Когда мы выходили из кабинета, девушки были в задумчивости.

– Саша, а что такое инсинуации? – спросила меня Зина Ветрова, самая мощная из моих спутниц. Конечно, если ты чемпионка по метанию диска среди юниоров Карелии, то трудно иметь субтильную фигуру.

Ход мыслей Зины мне был понятен, и я еле удержался, чтобы не ответить, что инсинуации никакого отношения к менструации не имеют.

Но я все же являюсь личностью опытной, прожившей долгую жизнь, хоть и нахожусь сейчас в теле двадцатилетнего оболтуса, поэтому шутить так не стал, а просто ответил:

– В переводе с латинского языка это слово означает – злостный вымысел.

– Хм, мои акции растут, – подумал я, когда коллеги задумчиво переглянулись.

Когда я попал в класс, там уже шел урок. Пожилая преподавательница пыталась донести ученикам, как им будут нужны основы экономики. Однако девушки на интуитивном уровнепонимали, что печь пироги и готовить заливную рыбу с помощью основ экономики не получится. Поэтому, несмотря на то, что это было первое занятие, в классе стоял легкий гул. Короче, никто тетку не слушал.

Я за порядком в классе следить не собирался, поэтому подсел к Смирнову и до конца урока слушал его бубнеж, о том, как мое появление спасло его сомнительной перспективы стать старостой.

Первый учебный день закончился в три часа пополудни. Две подружки откровенно навязывались ко мне в попутчицы и, подумав, я не стал отказываться от их кампании. Обе оказались ярыми болтушками с задатками стукачек, поэтому за те двадцать минут, что мы шли до остановки и дожидались автобуса, я узнал о своих одноклассницах много интересного. В том числе, как здорово они провели время в совхозе.

– Пожалуй, если постою с ними на остановке еще несколько раз, то узнаю подноготную всех одноклассниц, – подумал я, забираясь в автобус номер девять.

– А что она сказала? а что ты ей ответил? – в который раз задавал мне вопросы жена, интересуясь моим первым учебным днем и добиваясь всяких мелких подробностей, мне совершенно не интересных.

– Из тебя каждое слово клещами надо тащить, – констатировала, наконец, Людмила и на время перестала требовать от меня подробностей, типа, кто как выглядел, какое платье или костюм был на директрисе, есть ли в классе курящие девочки и много ли из них носит мини-юбки.

Не понимаю, чего ее заклинило на этих юбках? Даже не хочет их носить. Выбирает платья и юбки только ниже колена. Не понимает, что при ее росте и красивых ногах выглядела бы суперзвездой.

– Мда, лучше промолчу. Пусть носит, что считает нужным, – подумал я. – А то наденет такую юбку и количество ухажеров вырастет многократно, а тебе это надо? Совсем не надо? Вот и помалкивай. Лучше корми жену ужином, на сытый желудок женщины добрей становятся.

– Людочка, сегодня мы ужинаем банальным бефстрогановым, – громко объявил я, внося дымящуюся сковороду, накрытую крышкой.

После того, как выложил ароматное мясо на тарелки, в комнате наступило молчание, нарушаемое только скрежетом вилки по фаянсу.

– Саша, ну так же нельзя! – жалобно простонала жена. – Так все вкусно, я просто не могу остановиться, а у меня склонность к полноте.

– Рассказывай! Нет у тебя никакой полноты, так, что ешь, пока дают, – ответил я, подбирая хлебом остатки подливы.

Днем я обедал в столовой училища, а там еду готовили сами ученики, поэтому первое блюдо я съесть не смог, а второе только после того, как хорошенько поперчил и посолил. Единственно, что у них получилось хорошо, это компот из сухофруктов, его я выпил сразу три стакана, чтобы запить излишки перца.

После ужина, мои мысли опять ушли в сторону хранящихся в схроне финансов. Почему-то интуиция говорила, что их необходимо перепрятать. Хотя, уподобляться тайному миллионеру Корейко из нетленного произведения Ильфа и Петрова совсем не хотелось.

Но, увы, никаких подходящих мест для хранения купюр я так и не вспомнил, все они казались ненадежными, оставалось надеяться, что в итоге мне все же удастся найти что-то подходящее.

Глава 12

«Как-то скучно стало жить» – думал я, собираясь утром на учебу. Действительно, после летней суеты с учебой в автошколе, переездами, свадьбой и работой в такси, размеренная семейная жизнь вводила в сонное состояние.

Идет третья неделя учебы, и все входит в свою колею. С одноклассницами сложились неплохие отношения, если в первые дни девчонки напропалую кокетничали со мной, строили глазки, то сейчас уже успокоились и, похоже, зауважали, заочно завидуя моей жене.

Хотя две девицы явно задались целью меня совратить, поэтому каждый день подходили с какими-нибудь вопросами и жарко дышали в щеку, усаживаясь ко мне за стол с открытой тетрадкой, упираясь, горячим бедром в мою ногу. Но я держался, как стойкий оловянный солдатик, в то время, как класс ожидал моей капитуляции.

Комсорга и профорга мы все же выбрали, Мне даже особо стараться не пришлось и кого-то уговаривать. На должность комсорга сразу нашлась кандидатура. Очень бойкая, деятельная особа, Ира Обухова, приехала в Петрозаводск из Ладвы, небольшого районного центра, где она окончила восьмилетку, и весь восьмой класс работала комсоргом.

Так же и с профоргом, маленькая неприметная девочка Светка Савинкова с удовольствием взялась за это дело.

Если бы я мог попасть в преподавательскую комнату в тот день, то непременно бы услышал комплименты в свой адрес.

Раздавала их наша классная руководительница Галина Васильевна.

– Товарищи, «А» класс сегодня меня удивил. Вернее удивил староста. Как он вел собрание! Не знаю, каким ветром к нам этого парня занесло, но поверьте моему опыту, он далеко пойдет.

– Пока милиция не остановит, – хмыкнул физкультурник.

Галина Васильевна презрительно хмыкнула.

– Лучше бы вы помолчали, Валерий Павлович, ваш банальный, казарменный юмор никому не интересен.

Все женщины с укоризной посмотрели на полного мужчину в спортивном костюме. Тот нервно схватил со стола свисток и, что-то бормоча себе под нос, вылетел из кабинета.

– Галина Васильевна, ну нельзя же так, – осуждающе заметила директриса. – Мы все члены одного коллектива и не должны ссориться по пустякам.

Учительница хотела что-то возразить, но сидящая рядом женщина успокаивающе положила ладонь на плечо и та промолчала.

Я же никак не мог понять, почему Валерий Павлович на физкультуре неприязненно поглядывает на меня. Но так, как кроме взглядов его неприязнь ни в чем другом не выражалась, я просто не обращал на это внимания. Да и физкультурнику, в общем, было не до меня. Первое время он настойчиво добивался от девчонок, чтобы те приходили на занятия в спортивных трусах и майках. И к моему удивлению, добился. Так что на физкультуре в зале выстраивалась стройная линейка «спортсменов» в трусах и майках.

Правофланговым был, естественно я, Андрюха Смирнов стоял в середине строя. Первые занятия он стоял красный, как рак, не поднимая глаз на голые ноги и выпирающие груди одноклассниц. Да и девчонки больше стеснялись нас, чем преподавателя.

Однако через пару занятий, мы вместе увлеченно играли в баскетбол, пока Валерий Павлович аккуратно придерживал за ягодицы неудачниц, прыгающих через козла.

Почему-то меня и Смирнова он за задницы не придерживал, что явно говорило в его пользу и свидетельствовало о правильной ориентации.

А то, что он помогает ученицам, так это он просто страхует их от падения, разве не так?

Худо-бедно октябрь подошел к концу. Впереди маячили ноябрьские торжества. Пятьдесят пятая годовщина Великой октябрьской социалистической революции – это вам не фунт изюма.

Преподаватели во главе с директрисой и завучем носились, как подстреленные, надо было решить множество организационных вопросов.

За несколько дней до 7 ноября старост тоже собрали для соответствующей накачки. Главной задачей нам поставили сбережение личного состава. То есть мы должны были не дать учащимся разъехаться по домам, до седьмого числа. А потом все могут валить куда хотят.

Товарищи старосты, – обратилась к нам директриса. – В прошлом году из-за недисциплинированности учащихся, на демонстрацию вышла всего половина списочного состава училища. Работа в коллективе была поставлена из рук вон плохо. И немалая доля вины лежит на вас.

Хотелось бы в этом году избежать такого конфуза. Если у кого-то есть соображения на эту тему, я с удовольствием выслушаю все предложения.

Однако, предложений от старост не последовало. Все девицы поглядывали в мою сторону, как будто я волшебник и могу решить все вопросы.

Но тут мне в голову пришла одна идея.

– Наталья Владимировна, а давайте устроим торжественный вечер шестого ноября в училище. Народ, глядишь, и не уедет. Наоборот, те, кто на выходные успели уехать, шестого добровольно вернутся.

– Ага, как же, вас на такие вечера калачом не заманишь, – с горечью сообщила директриса. – Вам танцы подавай.

– Вы не дослушали, – улыбнулся я. – Мы торжественную часть сократим до минимума, а после этого будут танцы. Правда у нас мало мальчишек, но думаю, для вас будет несложно договориться с руководством речного училища, чтобы они отправили курсантов на этот вечер.

Хмурое лицо Натальи Владимировны просветлело.

– Красовский, ты молодец. Меня такая идея не посещала. На Новый год, ли Восьмое марта, да, сама думала об этом, а вот Ноябрьские праздники и танцы в голове не совмещались.

Среди однокурсниц мое предложение вызвало нездоровое оживление. Девицы зашушукались и уже не слушали директоршу. Та, прекрасно понимая, в чем дело ехидно улыбнулась и сообщила:

– Красовский, ты подал идею, тебе и ее оформлять. А с речниками я договорюсь.

– Ну, уж нет, Наталья Владимировна! – воскликнул я. – С чего бы это мне заниматься этим делом? У нас есть комитет комсомола, это их прямая обязанность составить план мероприятия и провести торжественную часть.

– Ладно-ладно, не ершись, – сообщила Покровская. – Конечно, комитет займется этим вопросом, но я попрошу комсорга училища Наташу Смолянскую привлечь и тебя к этому делу, ведь инициатор не должен остаться в стороне.

Как и ожидалось, Люде моя идея не понравилась.

– Саша, ну какие могут быть танцы? Ты сам подумай. Какое веселье перед такой знаменательной датой? Неужели ты еще и на танцы пойдешь без меня?

Однако на следующий день она такой категоричной уже не была.

Вечером после ужина она подсела ко мне поближе, и, взяв за руку, спросила:

– Санчик, милый, ты меня любишь? – и, не дожидаясь ответа, продолжила.

– Понимаешь, шестого числа у нас короткий день и девочки хотят небольшой сабантуй устроить. Я наверно задержусь на часик, ты ведь не будешь против?

Ехидно усмехнувшись, я сказал:

– Людочка, ну какой может быть сабантуй перед такой торжественной датой, сама то подумай. Неужели ты сможешь без меня праздновать?

Жена нахмурилась.

– Не смейся, это совсем другое, ты собираешься на танцы, будешь там со своими кикиморами развлекаться, а мы просто посидим, поговорим, а водки совсем немного будет, Владимир Анатольевич всего по три рубля собирает с человека.

– Ага! Вот и мужичок нарисовался! – насмешливо воскликнул я. – А все девочки, говоришь, да девочки.

Люда покраснела.

– Это наш второй хирург, у нас мужчин на все отделение два человека, оба женатые, а у тебя девок холостых двести человек.

– Эх, Люда, наивный ты человек, – насмешливо подумал я. – Мне ли не знать, какие романы завязываются в больницах. Шекспир отдыхает. И никого не волнует замужем или не замужем будущая любовница. Вернее замужем еще и лучше. Не будет приставать с глупыми предложениями, типа жениться.

Ладно, не буду разрушать идеалы своей супруги, жизнь это сделает сама.

Конечно, наша пикировка закончилась мирно. Я получил добро на вечер в училище, а Люда на сабантуй в поликлинике. Признаться честно, я бы предпочел посидеть в поликлинике, но кто же меня туда пустит?

На следующий день я имел беседу с комсоргом училища Наташей Смолянской и благополучно отделался всего лишь одним поручением, найти ветерана для выступления на вечере.

Как во времени, откуда я провалился в прошлое, было трудно найти настоящего ветерана войны, также трудно было в семидесятые годы найти участника революционного подполья 1917 года.

К счастью, мне не надо было заниматься поисками, потому, что я знал, где искать. Мамина соседка, Эсфирь Моисеевна Либман, девяносто пятилетняя бабуля с удовольствием согласилась выступить в торгово-кулинарном училище. И этим чуть не испортила всю малину, собравшимся слушателям. Я никак не ожидал, что престарелая петроградская революционерка по псевдониму «товарищ Зина» без передышки сможет почти час рассказывать свои воспоминания о встречах с Владимиром Ильичом, и прочими известными личностями, несколько раз она пыталась начать рассказать о Сталине, но Наталья Владимировна, сидевшая рядом, моментально задавала вопрос, направлявший беседу в нужное русло.

Понемногу в рядах внимательных слушателей нарастало раздражение, в задних рядах нарастали шепотки, и лишь первые ряды делали внимательные лица под строгим взглядом директрисы.

Но, наконец, Эсфирь Моисеевна выдохлась, слушатели радостно захлопали в ладоши, радуясь окончанию совершенно неинтересного им словоизвержения. Зато сама бабуля-революционерка была очень довольна, в последние годы ее не так часто приглашали на такие встречи.

Когда Эсфирь Моисеевна садилась в такси, на улице уже оживленно разговаривали речники. Они все были в своей морской форме, которой надеялись привлечь внимание наших девочек.

И надеялись они не напрасно. Глаза у девчонок горели. Ну, как же! Выйти замуж за будущего матроса, механика, или даже капитана – большая удача. Ведь они ходят на своих кораблях заграницу и могут оттуда привезти не только пудру и духи, но даже, подумать страшно, автомобиль. Я ничего не мог противопоставить матросской робе, поэтому мои акции резко упали, чему я был только рад. И покрутившись для виду в зале, отправился домой.

Люда уже давно пришла со своего сабантуя, и с мрачным видом встретила меня у порога.

– Ну что, нагулялся? Герой-любовник, – с ходу спросила она.

– Люда, ну какие любовницы. Сама видишь, время детское восемь часов всего. Кстати, кто-то обещал меня сегодня накормить блинами. Ты случайно не знаешь эту женщину?

Мрачное выражение исчезло с лица жены и плавно перешло в виноватое.

– Ой, Саш, прости, пожалуйста, у меня после наших посиделок все вылетело из головы. К тому же я буквально перед тобой домой пришла.

Представляешь, наш хирург ходил за вином в магазин, и купил всего одну бутылку, а водки целых три. Девочки так его ругали, так ругали. А когда сели за стол, то водку вмиг выпили, хотя все кричали, что будут пить вино. Я хотела уйти раньше, но Тамара Ивановна, старшая сестра сказала, что нехорошо отрываться от коллектива.

– Хм, ничего нового, – скептически подумал я. – Все, как обычно.

– К тебе никто не приставал, нескромных предложений не делал? – шутливо поинтересовался я.

– Я же тебе уже говорила, что у нас в отделении всего двое мужчин, – резче, чем обычно ответила Люда. На щеках у нее появился легкий румянец.

– Эх, ты, – сочувственно подумал я. – Совсем врать не умеешь.

Сто пудов, оба мужика только с Людкой и общались. Видел я ее коллег, женщины малосимпатичные и далеко не первой свежести. Люда среди них кажется юной девочкой. Так, что докторишки на нее будут слетаться, как мухи на мед.

Поцеловав жену в порозовевшую щеку, я предложил:

– Ну, раз не успела, значит, не успела. Обойдемся без блинов. Давай пошарим в холодильнике и что-нибудь соорудим на ужин.

Люда, хоть и говорила, что не голодна, смолотила мою нехитрую стряпню из лука, колбасы и макарон в три секунды, да и я от нее не отставал.

Завтра нам с утра надо было идти на демонстрацию, каждому в своей колонне, поэтому пришлось договариваться, где мы сможет встретиться.

Как обычно, все колонны, пройдя мимо трибуны с партийными и правительственными руководителями, поворачивали за здание музыкально-драматического театра и там народ разбегался в разные стороны, не забыв закинуть лозунги и портреты членов политбюро ЦК КПСС в грузовик, специально стоящий там для этой цели.

Так, что мы встречаемся у задних дверей театра и оттуда по плану идем шиковать в ресторан.

Утро, как обычно, было недобрым. Мелкий моросящий дождь, когда мы вышли на улицу, превратился в такой мелкий, секущий лицо, снег.

Предполагая такое развитие событий, оделись мы достаточно тепло и не обращали особого внимания на превратности погоды.

Наша колонна собиралась у семнадцатой столовой, довольно далеко от поликлиники, у которой собиралась колонна медиков. Так, что на пару часов нам пришлось расстаться.

Когда я подошел к месту сбора, там уже толпился народ. Играла музыка, пелись песни, короче, народ не скучал. Девочки встретили меня улыбками. Еще бы, сегодня моряков в пределах видимости не наблюдалось, так, что и молодой женатик будет в радость.

Я оживленно болтал с девчонками, когда меня отозвал в сторону Смирнов.

– Красовский, выпить хочешь? – спросил он шепотом и показал плоскую бутылку Старки, спрятанную во внутреннем кармане пальто.

– Ну, ты даешь, ботаник! – подумал я.

Вслух же спросил:

– Закусывать то чем будем?

– Да ерунда, – возбужденно зашептал тот. – В столовке моя тетка работает, сейчас я к ней слётаю и чего-нибудь принесу.

И, не дожидаясь моего согласия, понесся к дверям столовой.

Задержался он там надолго. Колонна уже собиралась двигаться, когда он выбежал из столовой с бумажным пакетом в руках.

– Молодец, вовремя появился, – констатировал я и вручил ему второй флагшток от лозунга «Партия наш рулевой». – Понесем с тобой вдвоем, надеюсь, ты не думал, что я о тебе забыл, пока ты в столовой борщом обжирался.

– Не борщом, – обиженно протянул одноклассник. – Рассольник ел, такой вкусный, зараза, не оторваться. Только-только сварился.

– Что-то я о вкусных столовских рассольниках не слыхал, – был мой ответ.

Смирнов снисходительно улыбнулся.

– Они ведь для себя варили, сегодня столовая днем закрыта, просто вечером в ней будут свадьбу играть, вот тетка и пришла подработать.

Несмотря на теплую одежду холод понемногу пробирался к телу. Колонна двигалась неспешно, иногда подолгу стояла. В одну такую остановку мы свернули наш транспарант, и зашли в парадное. Там сделали по паре глотков прямо из горлышка бутылки.

У меня все прошло без проблем. Зато Андрей, выпучив глаза и зажав рот рукой, боролся с рвотным рефлексом.

Пришлось срочно лезть в его продуктовый пакет и сунуть ему в рот холодную котлету. С закатившимися глаза он съел ее в несколько глотков Ии немного пришел в себя.

– Слушай, Сашка, я в первый раз такую гадость попробовал, знал бы, ни за что три рубля на нее не потратил, – признался он, выходя вместе со мной на улицу.

Когда мы вновь появились в колонне, Галина Васильевна окинула нас внимательным взглядом и по-моему просекла, чем мы занимались в подъезде, но не сказала ни слова.

Старка помогла, или колонна зашагала побыстрей, но я, наконец, согрелся. Мы находились уже близко от площади Кирова, на которой у нас всегда проходили демонстрации и парады, и оттуда ясно доносились призывы диктора:

– Да здравствует великий советский народ, строитель коммунизма. Слава Коммунистической партии Советского Союза и ее генеральному секретарю Леониду Ильичу Брежневу. Поздравляем трудящихся с днем Великой Октябрьской Социалистической революции.

Кроме этого диктор провозглашал здравицы в честь тех, кто проходил в этот момент мимо трибун.

Впереди нас шли только общеобразовательные школы, поэтому из громкоговорителя слышалось:

– Слава советским педагогам и учителям, воспитывающим будущих строителей коммунизма. Слава советской молодежи, пионерам, комсомольцам, достойно продолжающим дело старших товарищей.

Мы тоже в свое время прошагали мимо трибун, и нестройным «Уряяя» проорали в ответ на поздравления.

Когда мы завернули за здание театра, один грузовик, полный плакатов и транспарантов уже уезжал, а на его место вставал пустой.

Мы дружно покидали туда членов политбюро, выглядящих на плакатах на пятьдесят лет младше, чем в действительности, после чего начали расходиться.

Смирнов безуспешно пытался уговорить меня на продолжение банкета, но я отказался и направился к театру, где собирался дождаться появления жены.

Глава 13

«Встречи иногда бывают полезными» – так подумал я, столкнувшись, нос к носу с Лисицыным, мой тренер по айкидо, выглядел сейчас совсем несолидно, не то, что пятнадцать лет спустя. Сейчас это был молодой мужчина лет двадцати восьми, может, немного старше. Плотный, невысокий, но без брюшка, появившегося с годами и даже без лысины.

– Иваныч, привет, с праздником! – сказал я машинально.

Лисицын так же механически поздоровался и хотел пройти мимо, но вдруг остановился и удивленно спросил:

– Ты, кто, парень? Я тебя не узнаю.

Его два спутника коротко стриженые ребята с переломанными ушами с интересом разглядывали меня так же, как и третий, мальчишка, в котором я с трудом узнал Толю Ларцева, моего первого тренера.

Я немного замялся, не зная, что сказать, но затем промямлил:

– Ээ, я немного занимался у Лебедева до армии, там вас и видел.

– Хм, а поздоровался так, как будто сто лет меня знаешь, – улыбнулся борец. Он секунду помолчал, с интересом разглядывая меня, а затем спросил:

– Кстати, не хочется снова борьбой заняться? Я как раз набираю себе учеников.

На мой вопросительный взгляд он пояснил:

– В этом году я закончил спортивную карьеру и с осени работаю тренером в «Динамо».

– А вы всем встречным на улице предлагаете заниматься борьбой? – улыбнулся я.

– Не всем, – сообщил Виктор Иванович. – Но опыт не пропьешь, сразу понятно, что ты парень перспективный, так, что приходи, попытка, как говорится не пытка. Тем более говоришь, что уже занимался вольной борьбой. Ну, а не получится, так не получится.

Он объяснил мне, когда и куда явиться на первую тренировку и на прощание пожал руку. Все его шуточки я знал, поэтому был к ним готов и не дал ему захватить ладонь в неправильный захват, а сам удачно сделал этот приемчик. Лисицын скорчил гримасу от боли, и затем изумленно воззрился на меня.

– Да, мы такие, – гордо произнес я и освободил его ладонь из своего захвата.

– Вот видишь, тебе прямой путь в мою команду с такими грабалками, – сообщил Лисицын, растирая ладонь, слегка посиневшую после моих тисков. Оба его спутника засмеялись, глядя на своего сконфуженного приятеля.

– Что Иваныч, не на того напал? – усмехнулся один. – Парень то с сюрпризом оказался.

Толик Ларцев молчал, смеяться над тренером, ему было не по возрасту, но на меня он смотрел с завистью.

Но на сегодня сюрпризы не закончились, это оказалась не последняя, неожиданная встреча. Я уже стоял у театра в ожидании Людмилы, и пытался понять, как буду объяснять Лисицыну свои умения в неизвестной на это время борьбе, когда прямо на меня вышла в полном составе моя заводская бригада, два года назад провожавшая молодого токаря в армию.

– Красовский, мать твою! – удивленно вытаращился на меня Борис Крючков, наш мастер участка. – Откуда ты взялся? Ты же в армии вроде бы служишь? Парни, знакомьтесь, кто не знает – это наш самый главный раздолбай в цеху за последние годы, Сашка Красовский, – представил он меня двум незнакомым мужикам, пока остальные столпились вокруг и начали заваливать кучей вопросов. В первую очередь ребята интересовались, когда я дембельнулся и почему не пришел снова работать на завод.

– Красовский, хоть ты и раздолбай, но, помнится, последние месяцы перед армией взялся за ум, – сообщил Крючков, узнав, чем я сейчас занимаюсь, – так, что бросай свою поварскую стезю, приходи к нам, зарплату человеческую будешь иметь.

– Здравствуйте, товарищи, что тут происходит – раздался взволнованный голос моей жены. Бывшие коллеги отреагировали моментально. Люда, раскрасневшаяся от холодного ветра, была необыкновенно хороша.

В наступившем молчании я громко сообщил:

– Ребята, познакомьтесь, моя жена Людмила…

Стас Чернавский наш лучший фрезеровщик присвистнул и сказал:

– Ну, Красовский, ты еще тот деятель! Не успел из армии придти, как женился. Расскажи, где жену нашел, может, там еще такие красавицы остались?

– Кто бы спрашивал? – возмутился Крючков. – Сашка шли его подальше. Ты Стас сам в семнадцать лет женился, к двадцати двум годам трех детей наплодил, так что нечего новых жен искать, сначала своих карапузов подними.

После появления Люды, разговор у нас сам собой завершился, мужики тоже торопились домой, к праздничному обеду. Ну а мы с Людой отправились шиковать.

Люда, когда я предложил поход в ресторан после демонстрации, вначале отнеслась к моей идее неодобрительно.

– Ой, Саш, ну зачем мы будем деньги, тратить? Лучше давай, дома посидим, салатик сделаем закуску. Ты так хорошо готовишь!

Однако прогиб у жены не прошел. Я уже был настроен на ресторан, хотелось освежить память, в которой ресторанные блюда оставались венцом совершенства, как, к примеру, суточные щи и солянка в привокзальном ресторане, или лангет в сметанном соусе в ресторане Кивач.

Вот и сегодня мы отправились в сторону ресторана.

Улицы были полны народа, гуляющего по городу после демонстрации, несмотря на плохую погоду. Из репродукторов, установленных на крышах, доносились бодрые марши и песни, поэтому настроение у нас было отличным.

В ресторане, как ни странно, никого не было. После улицы здесь царила необыкновенная тишина. В раздевалке в вестибюле на вешалке сиротливо висело единственное пальто и шапка ушанка. Гардеробщица внимательно разглядывала нас, пока мы раздевались. Она явно что-то хотела сказать насчет нашего возраста, но удержала слова при себе, народа ведь и так не было.

Люда, обнаружив пустой зал, явно замандражила.

– Саша, посмотри, здесь никого нет, может, все-таки домой пойдем?

Я отрицательно мотнул головой и, взяв жену за руку, подвел к столику у стены.

Официантку мы ждали недолго. Пожилая женщина в стилизованном карельском наряде и кокошнике молча кинула на стол меню и удалилась в неизвестном направлении.

– Ну, зачем мы сюда пришли? – с несчастным лицом вопрошала Люда, читая перечень блюд. – Ты только посмотри, мясной салатик стоит восемьдесят пять копеек, ужасно! А московский вообще рубль пять копеек! Солянка семьдесят. Даже не знаю, что заказать. Самый дешевый шницель почти рубль. Я в буфете в поликлинике обедаю за пятьдесят копеек в день.

Сашка, ты транжира! – заключила она в итоге.

Но в ее голосе осуждения я не услышал, наоборот, было в нем какое-то удовлетворение. Женщина, что с нее возьмешь. Месяц будет в столовке по тридцать копеек на обедах экономить, а затем потратит все, что есть на сапоги и в долги еще залезет.

– Мда, что-то не по делу я сам разворчался, ни хрена молодое тело не помогает. Каким был резонером в старости таким и сейчас остался. Ладно, пора заказ делать, а то жена задастся вопросом, зачем мы вообще сюда пришли, – закончил я свои размышления по поводу женского пола.

Не прошло минут двадцати, как официантка снова подошла к столику и выжидательно уставилась на нас.

Внимательно выслушав мои слова, она сообщила:

– Солянки еще нет, будет попозже, имеются щи суточные, лангета в сметане тоже пока нет. Есть шницель свиной, с гарниром, картошечка фри, соленый огурец, заказывать будем?

– Щей не нужно, а шницеля несите, раз ничего другого не имеется, – я вздохнул и начал заказывать напитки. Винная карта тоже не баловала разнообразием. Водка столичная и московская, коньяк «белый аист» на этом крепкие напитки заканчивались. Вина в основном были грузинские. Проигнорировав отечественную кислятину, Рислинг и Ркацители, я заказал бутылку токайского.

Официантка ушла и вскоре вернулась, неся на подносе салаты, вазу с апельсинами и открытую бутылку вина.

– Вино, пожалуйста, замените, принесите не раскупоренную бутылку, – вежливо попросил я.

Официантка уставилась на меня, как на неизвестное чудовище, чуть покраснела, но ничего не сказав, унесла бутылку.

– Как тебе не стыдно! – возмущенно прошептала жена, незаметно ущипнув меня за плечо.

– Ни капельки, – так же тихо ответил я. Объяснять Люде, что, скорее всего в бутылку буфетчиком слиты остатки всех белых вин, я не стал, иначе с чего бы официантке для молодой неопытной парочки нести открытую бутылку, вместо того, чтобы открыть ее на глазах у посетителей.

Пяти минут не прошло, как официантка вернулась, принеся новую бутылку вина и другие бокалы. Зачем она это сделала, было непонятно. Возможно, приняла нас за каких-нибудь проверяющих?

Молча, она открыла бутылку и, плеснув в оба бокала немного вина, забрала первые фужеры и гордо удалилась, не реагируя на мои слова благодарности.

– Обидел женщину ни за что! – снова начала возмущаться жена. – Никогда не думала, что ты такой зануда.

Если бы не эти слова, официантке пришлось бы еще заменять шницеля. Но снова ругаться при жене не хотелось. Однако пережевывать сало вместо мяса, зажаренное в толстом слое панировки, оказалось еще тем испытанием.

Единственно, что примирило с сегодняшним посещением ресторана – это вино. Токайское было прекрасно. Я давно отвык от натурального вина. То, что продается в наших магазинах, называть вином было нельзя. Поэтому последние лет двадцать я его не покупал, для меня оно все было на один вкус. Сейчас же я с удовольствием цедил ароматную, слегка терпкую жидкость, наслаждаясь давно забытым букетом.

Через час салатики и сало, именуемое шницелями, были съедены, вино выпито, апельсины спрятаны в сумку. Все это удовольствие обошлось в семь рублей пятьдесят копеек.

– Я же говорила, – назидательно трещала Люда, когда мы шли в сторону дома. – Не надо было идти в ресторан, у меня уже изжога началась от шницеля. Кстати, ты помнишь, что Клара Максимовна приглашала нас сегодня вечером в гости?

– Конечно, а ты помнишь, что после разговора с ней сказала, что лучше мы дома посидим?

– А теперь я передумала, – заявила жена. – Не будем обижать старушку.

От неожиданности я фыркнул, а потом заржал почти, как конь.

Это Клара Максимовна – старушка в сорок пять лет! Да она фору любой девице даст.

Люда недоуменно наблюдала за мной, а когда я успокоился, обиженно спросила:

– А чего ты смеялся? Она же, действительно, пожилая женщина.

– Ну, я так не считаю, – пришлось ответить мне. – Маман у меня, как говорится, в сорок пять баба ягодка опять.

Мы пошли дальше, я опять начал размышлять о разном восприятии возраста со своими теперешними сверстниками. Для меня родители жены были, ну если не детьми, то что-то вроде этого. А для Люды моя мама, оказывается, являлась уже старушкой.

Когда мы уже подходили к общежитию, я вспомнил о разговоре с тренером.

– Люд, представляешь, меня сегодня пригласили заниматься борьбой, – сообщил я жене. – Наверно со следующей недели буду ходить на тренировки в дом физкультуры.

– А как же я? – жалобно протянула та. – Я и так тебя не вижу по выходным с твоим такси. Так теперь еще и по вечерам в будни тебя дома не будет.

– Ну, посмотрим, для начала я буду заниматься два раза в неделю, тем более, что можно сделать так, чтобы тренировки совпадали с твоей учебой на курсах. Так, что никто никого ждать не будет, – я бодро доложил Людмиле свои планы.

Сразу в общагу мы не зашли, потому, что у входа маячили наши соседи, желаю, видимо, организовать небольшой сабантуйчик на этаже.

Минут через пятнадцать народ у входа рассосался, и нам с Людой удалось незаметно прошмыгнуть в свою комнату, так, как гулять сегодня в кампании настроения не было.

Переодевшись, начал собирать на стол, захотелось выпить чаю после посещения ресторана.

– Саш, я придумала! – сообщила Люда, когда мы уселись за стол, где рядом с горкой свежих баранок, усыпанных маком и рогаликами дымились две кружки с индийским чаем.

– И что ты придумала, – поинтересовался я.

– Понимаешь, у нас поликлинике две девушки занимаются волейболом, они мне уже не раз предлагали тренироваться с ними. Все же я три года в волейбольной команде за школу выступала в Вытегре. А девушки тоже в доме физкультуры занимаются, так, что мы может вместе на тренировки ходить. Конечно, они на меня обратили внимание из-за роста. И очень удивились, что я играю в волейбол. Так бы, наверно, предлагать не стали, – печально выдохнула жена.

Я усмехнулся.

– Люда, тренировки вряд ли по времени будут совпадать, чтобы нам удалось вместе на них ходить.

– Ну, и пусть, – сообщила жена. – Я тоже хочу спортом заняться, хотя смотрю, тебе это не нравится?

Люда состроила обиженное лицо, и я поторопился объясниться:

– Ну, что ты, моя хорошая, я совсем не против, а очень даже за. Когда еще заниматься спортом, как не сейчас. Потом будет не до него.

– Это еще, когда? – с подозрением спросила Люда.

– Ну, допустим, когда появился ребенок, – ответил я, улыбаясь.

У Люды подозрительно заблестели глаза.

– Черт! Опять она начнет рыдать, – подумал я и начал действовать.

Когда мы вспомнили о чае, он уже давно остыл. Пришлось его вылить и ставить чайник снова. А после чаепития уже оставалось немного времени для подготовки к визиту к свекрови.

– Ну, как я выгляжу? – в который раз спрашивала Люда, крутясь у зеркала.

Странно, к походу в ресторан она так не готовилась, как к визиту к свекрови.

Поглядев на мое насмешливое лицо, она устало сказала:

– Санчик, ты не понимаешь, мы же идем к твоей маме. Я должна выглядеть идеально, чтобы она не могла ничего сказать худого о твоей жене.

– Ну, ладно, ладно, я же ничего не говорю. Мама у меня воспитанная, она ничего не скажет.

– Мне не надо, чтобы ты говорил, по твоему лицу все и так видно. А мама, если и не скажет, так подумает.

Вот в таком плане проходил наш диалог до того момента, пока мы не вышли из комнаты в общий коридор.

Глава 14

«Хотел стать поваром, получи!» – думал я, обдавая кипятком внутренности картофелечистки. Видавшая виды техника опять сломалась, и мне было поручено привести ее в божеский вид перед тем, как приехавший мастер приступит к ее починке.

Я и три моих одноклассницы, вторую неделю находимся на практике в двадцатой столовой.

Давно прошли Ноябрьские праздники, в Карелию пришла настоящая зима. Почти каждый день идет снег. Но, на удивление, с ним справляются гораздо лучше, чем будут справляться в будущем. По улицам с утра носятся самосвалы, вывозящие снег, а дворники энергично работают лопатами на тротуарах. Такую картину я наблюдаю каждое утро, когда иду на работу. Да, нашу нынешнюю практику вполне можно считать работой. Когда мы вчетвером явились под ясные очи Ольги Геннадьевны, заведующей столовой, та радостно заулыбалась и оживленно потерла ладошки. У меня сразу появилось нехорошее предчувствие.

– Ребятки, – обратилась она к нам. – У нас случилось небольшое ЧП, так, что вы очень вовремя появились. Представляете, сломалась картофелечистка, а картошки нужно чистить много.

И вот уже неделю мы, согнувшись в три погибели у эмалированной чугунной ванны, чистим картошку и с надеждой глядим, когда же чищеный картофель дойдет до края ванны. Увы, это случается не так быстро, как хотелось бы. А хренова картофелечистка ломается практически каждый день.

Сегодня вновь радоваться нечему, после того, как закончим с картошкой, нас ждет все тот же овощной цех лук, свекла и прочие корнеплоды.

– Саша, будь другом, слетай в гарманжу, принеси пачку чая в подсобку, индийский на второй полке справа лежит, – скомандовала Настасья Викторовна, наша постоянная наставница на практике. Моложавая, грудастая женщина в высоком марлевом колпаке, зашла к нам в комнату, халат у нее был расстегнут и полная грудь почти вываливались в его проем.

Заметив, куда устремлен мой взгляд, Настасья даже не подумала что-либо предпринять, а только кокетливо улыбнулась.

– Я бы сбегал, Настасья Викторовна, вот только понятия не имею, что такое гарманжа, – сообщил я, отводя взгляд от соблазнительных прелестей наставницы.

– Это склад бакалеи, пройди в конец коридора и увидишь дверь с надписью, – коротко объяснила та и пошла к дверям.

– Девки, Настасья второй день Красовского клеит! – раздался восторженный шепот Ленки Цветковой, когда женщина покинула нашу клетушку. – Сашка, ты, что больной? Тебя такая баба клеит, а ты дурака включаешь.

Две Ленкины подпевалы Анька Сорокина и Людка Ефимова дружно захихикали.

Вместо ответа, я продемонстрировал девчонкам обручальное кольцо на пальце и они сразу замолкли.

Одна Ленка никак не могла успокоиться.

– Саша, ну признайся, ты же притворяешься, мама мне говорила, что вы, мужики, только и думаете о том, чтобы гульнуть.

Я ни в чем не стал убеждать свою коллегу, только усмехнулся и в этот момент к нам на огонек, заглянула сама заведующая.

Обратилась она почему-то ко мне.

– Красовский, мне тут почта донесла, что у тебя хорошо получается тесто для выпечки ставить.

– Ну, да, так говорят, – нехотя согласился я и вопросительно посмотрел на заведующую. Та долго меня в неведении не держала и сообщила, что Инга Владимировна, начальник мучного цеха вышла на больничный, а у напарницы заболел ребенок.

– А при чем тут моя персона? – подумал я, но вслух ничего не сказал, и так понятно, что сейчас меня отправят на работу в кулинарию.

Предположение оправдалось.

– Саша, придется тебе до конца практики перейти на работу в мучной цех, мы с руководителем вашей практики все обговорили, она не против.

– Мне непонятно, я что ли один там буду работать?

– Нет, конечно, – улыбнулась заведующая. – Смотрю, ты высокого мнения о своей личности. При всех твоих способностях тебе не справиться с таким объемом работы, техники там хватает, а у тебя допуска к ней нет. Командовать будет Людмила Павловна Крутова, она кондитер третьего разряда, ее со второй смены сняли, а ты будешь, так сказать, на подхвате, прорывы ликвидировать.

– Понятно, – вздохнул я и слегка морщась, встал. Просидел на низком деревянном ящике в неудобной позе всего ничего, а правую ногу успел отсидеть и сейчас по бедру бегали колючие мурашки..

Девчонки с явной завистью смотрели, как я положил нож и снимал замызганный синий халат, одеваемый для мытья и чистки грязных овощей.

– Девочки, пока, до скорой встречи, – сказал я уже в дверь, надеясь, хоть слегка потроллить девиц, буквально пять минут назад, смеявшихся надо мной. Те печально глядели мне вслед.

Мда, оказывается, я многого не знал о работе столовых. Да взять хотя бы ту же гарманжу. Столько лет прожил на белом свете, а слово такое услышал впервые на восьмом десятке.

Вот и сейчас сижу у овоскопа и разглядываю в него куриные яйца. Людмила Павловна долго не думала, куда меня приткнуть, слова заведующей, что у меня неплохо получается тесто, она пропустила мимо ушей.

– Саша, поручаю тебе очень ответственную работу. Наверно слышал поговорку, что ложкой дегтя можно испортить бочку меда. Так и с тестом, попадет в него хоть одно испорченное яйцо, и все выкидывай и начинай сначала. Поэтому будь внимателен, но особо не задерживай процесс. Яиц не много сегодня, так, что должен быстро справиться. К обеду выпечка должна быть готова.

Выпечка, действительно к обеду была готова. А я сто раз пожалел, что не смог остаться рядом с ванной, и не торопясь, чистить картошку. Кондитер третьего разряда Людмила Павловна Крутова использовала меня на сто процентов мальчиком по поручениям. Хорошо, что столовая занимала первый этаж пятиэтажной хрущевки и большого километража я не накрутил. Но все равно, к часу дня ноги у меня ощутимо гудели.

– Ничего, – успокаивал я сам себя. – Как говорится тяжело в ученье, легко в бою.

Зато обе мои коллеги по мучному цеху, в отличие от меня, были бодры и веселы. Посудомойка Марина, разбитная девица светившая фингалом под левым глазом и Крутова непрерывно болтали, обсуждая незнакомых мне людей. Меня они нисколько не стеснялись, критикуя Маринкиных кавалеров. Та меняла их, как перчатки, и периодически получала от очередного кавалера тумаков.

Иногда Крутова отвлекалась от беседы, чтобы скомандовать:

– Саша, сделай это, Саша, сделай то. Принеси дрожжи из холодильника. Взбей творог для ватрушек. Ну, кто же так укладывает рыбу в рыбники? Ох! Чему только вас в вашей хабзайке учат!

Тем не менее, к концу рабочего дня она заметила:

– А ты ничего паренек, старательный, толк из тебя будет.

Помедлив, и без всякой связи с предыдущим высказыванием спросила:

– Красовский, а ты действительно женат, или обручальное колечко для вида надел, чтобы девки не приставали?

– Женат, на самом деле, – сообщил я в ответ.

– Жаль, – огорчилась Людмила Павловна, – я то думала тебя со своей дочкой познакомить. У меня девочка умная выросла и красивая. В университете учится, на втором курсе, только непрактичная очень. Ей как раз бы такой мужик деловой подошел, который своего не упустит.

– С чего это вы, Людмила Павловна, решили, что я именно такой деловой?

– Птицу по полету видно, – сообщила Крутова и тяжко вздохнула. Видно, очень ей хотелось подыскать делового мужика для своей непрактичной дочурки.

– Людка, не найдешь ты для своей Женьки парня, – наставительно сказала Марина, – На меня погляди, который год ищу и все без толку. Видала, каких вчера мне Сенька люлей навешал.

– Ты, профура, мою Женьку с собой не равняй! – разозлилась Павловна, – Она у меня в строгости воспитана, и себя блюдет, не то, что некоторые.

Тут я понял, что мое дальнейшее присутствие является абсолютно лишним, а посему, быстро слинял по-английски.

С одной стороны хорошо, что мне не надо ходить в школу, как большинству одноклассниц, а с другой они после двенадцати часов слиняли с практики на учебу, а мне приходится до шести часов пахать в столовой. Единственный плюс, что успеваю к вечеру здесь перекусить, ина тренировку иду без недовольного бурчания в животе.

Да, я уже месяц хожу на тренировки в секцию вольной борьбы общества Динамо.

Когда я первый раз пришел туда, оказалось, что Виктор Иванович меня не забыл.

– Ага, пришел, наконец! – воскликнул он, увидев меня в зале. – Надеюсь, справку от врача принес?

Получив справку, он, не глядя, убрал ее в портфель, лежащий на скамейке и сказал:

– Ну, что, дуй в раздевалку, и поторопись, занятие скоро начнется.

Когда я вновь появился в зале, там уже во всю шла разминка, я молча присоединился к двум десяткам парней, нарезавшим круги вокруг зала. Минут двадцать мы ускорялись, передвигались вприсядку, с непривычки я даже слегка взмок. Моя домашняя зарядка, пожалуй, была не такая интенсивная.

Тем не менее, от ребят я не отстал. После комплекса разминочных упражнений, парни быстро разобрались по парам и принялись отрабатывать приемы борьбы. Сразу было видно, что ребята не новички.

Оставшись в одиночестве, я вопросительно глядел на тренера и гадал, с чего это он пригласил меня в группу, где уже занимаются сильные ребята.

Лисицын правильно понял мой взгляд и пояснил:

– Сашок, я борьбой занимаюсь с первого класса школы, поэтому, глянув на человека, сразу могу сказать, получится из него борец или нет. Но нужно заниматься со всеми, кто приходит в секцию. Конечно, со временем ребята понимают, что это не их спорт, но они забирают время, которое можно потратить на талантливых ребят, вот, что обидно.

А с тобой мы сейчас определимся. Я уже по разминке понял, что парень ты резкий, гибкий и, похоже, очень сильный, правда, непонятно за счет чего. Объема мышц вроде бы маловато.

Виктор Иванович замолчал и посмотрел на парней работающий в парах.

– Дима, Егоршин, подойди! – крикнул он рослому крепкому парню.

Тот оставил своего партнера и подошел к нам.

– Дима, знакомься, это Красовский Александр, возможно, будет заниматься с нами, – представил меня тренер, – весной пришел из армии, хочет продолжить заниматься борьбой, надо бы его проверить на ковре.

Парень дружелюбно улыбнулся мне и спросил:

– Что-то я тебя раньше не видел, в каком подразделении служишь?

Лисицын засмеялся.

– Он не служит, он учится на повара в торгово-кулинарном училище.

Егоршин тоже засмеялся.

Так со смешками мы и вышли на ковер. Пожали друг другу руки.

– Схватка! – скомандовал Лисицын.

– Эх, сколько раз в той жизни я слышал эти слова в его исполнении. Но в этой они прозвучали в первый раз.

После того, как тренер озвучил место моей учебы, в глазах соперника появилось некое пренебрежение, он снисходительно поглядывал на меня.

До этого момента у меня в планах было показать себя неопытным новичком, нахватавшимся верхов. Но эта снисходительность изменила все.

Диму я валял по ковру, как котенка. Ему не удалось провести ни одного приема. И если в первые секунды он вел схватку спокойно, то после второго неудачного приема, распсиховался и уже нападал на меня всерьез.

Когда по команде Лисицына мы закончили схватку, я обнаружил, что вокруг ковра столпились все присутствующие.

Парни возбужденно переговаривались, а тренер задумчиво смотрел на меня.

Через секунду он пришел в себя и крикнул:

– Ну, что столпились? Продолжаем тренировку.

После его слов в зале моментально установился порядок, все занялись делом.

Отведя меня в сторону, Виктор Иванович тихо спросил:

– Это ведь айкидо?

– Понятия не имею, как эта борьба называется, – нехотя ответил я. – В армии сдружился с одним тувинцем, с ним полтора года и занимались.

Лисицын недоверчиво усмехнулся.

– Если бы не видел собственными глазами, не поверил. За полтора года невозможно так, до совершенства отточить технику. Хотя, видимо, возможно, раз ты тут стоишь.

Нашу тихую беседу бесцеремонно прервал Дима Егоршин. Его глаза горели восторгом первооткрывателя.

– Слушай, повар, будь другом, научи этим приемам. Ты ведь меня обул, как ребенка. А у меня, между прочим, первый разряд по вольной борьбе.

– На фига тебе это надо? – буркнул я. – По твоей работе нужно боевое самбо учить, а не эти выкрутасы, они только на спортивном ковре хороши, а не на улице. Против лома, как говорится, нет приема.

– Да, понятно, все это, – нетерпеливо махнул рукой Егоршин. – Зато, как смотрится! Все кто видел в полном охренении.

– Это да, – в задумчивости произнес Лисицын. – Действительно, в полном охренении.

После того, как Егоршин нас оставил, Лисицын сказал:

– Слушай, Санек, у меня к тебе предложение имеется. Я ведь про эту борьбу давно литературу собираю. Мечтал ей заняться. В прошлом году даже ездил в Ленинград к одному знакомому, тот обещал свести со знатоком айкидо. Но что-то у нас не срослось.

Короче, теоретически, я знаю многое, а вот на практике ничего. Давай объединим усилия, возможно, из этого что-то получится.

Слушая Иваныча, я задумался над вопросом, который раньше не приходил мне в голову. А кто учил тренера борьбе айкидо в прошлой жизни? Так, не додумавшись ни до чего, я согласился с Лисицыным и подписался обучать его всему, что знаю сам.

В итога уже второй месяц, два раза в неделю я хожу на тренировки в дом физкультуры, где, закрывшись в малом зале, обучаю своего бывшего тренера секретам айкидо. Ну, заодно и его пятерых, блатных учеников все, они, естественно, сотрудники МВД. Так, что со стороны этого министерства неприятности нам и лично мне не грозят.

Очередная тренировка прошла без особых проблем. Как обычно имели место вялые попытки расколоть меня на признание, где я так неплохо натаскался в японской борьбе. Но так, как настоящая причина просто не могла никому придти в голову, мне в очередной раз удалось отмазаться, скинув все заслуги на мифического тувинца. Впрочем, не совсем мифического, тувинец действительно служил в нашей роте, вот только насчет борьбы он был полный ноль. Но была и у него своя фишка. Он мог спокойно пройти босиком по тлеющим уголькам костра. Мозоли на стопах у него были, наверно, толще, чем у верблюда.

Помнится, уже в старослужащих, Витя Смирнов родом из Великого Устюга, приняв на грудь стакан водки, решил повторить этот подвиг. Прежде, чем мы успели его остановить, он храбро шагнул в костер. Его дикий вопль, наверно слышали даже в Новой Ладоге, на другом берегу Волхова.

С другой стороны, многие ему потом завидовали, вместо службы он целых два месяца провел в госпитале. Приехал оттуда отъевшийся, отдохнувший и загорелый, а через два месяца и дембель. Вот только на подъ… ки насчет угольков, Витя всегда отвечал очень нервно.

Вспомнил я эту давно похороненную в глубинах памяти историю, когда уже шел домой, планируя, что приготовить себе и жене на поздний ужин.

Глава 15

Новый 1973 год подкрался незаметно. Вроде недавно были ноябрьские праздники, практика в столовой. А нынче вокруг одни разговоры о наступающем торжестве.

Меня, празднующего этот Новый год второй раз в жизни, подобные разговоры особо не волновали. Тем более, я очень хорошо помнил тот первый Новый год, праздновавшийся после службы в армии. Провел я его в общежитии университета. Оторвался тогда по полной программе. В незабываемую новогоднюю ночь ухитрился напиться, подраться и переспать с третьекурсницей.

Но в одну и ту же воду дважды не войти, так и мне не светило повторить прошлые подвиги.

– Саша, а помнишь, как мы познакомились? – как-то вечером в конце декабря спросила жена.

– Конечно, помню, – улыбнулся я. – Мы с ребятами стояли около сцены в клубе железнодорожников, и тут в зал зашла высокая стройная девушка в черном платье. С ней еще была подружка, пышная улыбчивая девица. Но мне уже было не до подружки и вообще ни до кого. Я видел только эту девушку, мою единственную и неповторимую, и как только заиграла музыка, я помчался приглашать красавицу на танец. А случилось это третьего января 1970 года. Я не ошибся? Через неделю будем отмечать три года нашей встречи.

Люда кивнула и зашмыгала носом. Чтобы прекратить надвигающийся слезопад, я спросил:

– А помнишь, как ты сказала своей подружке Светке, что я для тебя слишком молод?

Шмыганье прекратилось. Жена рассмеялась и сообщила:

– Мы думали, что ты еще школьник, учишься в классе восьмом или девятом. Я здорово удивилась, когда узнала, что ты токарем работаешь на заводе.

Довспоминались мы до того, что решили встретить этот Новый год в клубе, где впервые увидели друг друга.

А на учебе мне вдруг аукнулась недавняя практика в мучном цеху.

Как – то во время занятия меня неожиданно вызвали к директрисе. Не зная за собой никаких грехов, я зашел к ней в кабинет и, поздоровавшись, вопросительно посмотрел на нее.

Директриса явно чувствовала себя неловко.

– Саша, тут такое дело, в тресте кафе и столовых перед Новым годом проводится соревнование на лучший новогодний торт.

А ты во время практики удивил всю столовую, когда на прощание приготовил торт «Птичье молоко». Персонал остался в полном восторге.

– Наталья Владимировна, так ведь я оставил им рецепт торта, неужели никто не может его повторить?

– Никто, – разведя руками, ответила директриса. – Именно такой не получается. Понимаешь, заведующая столовой Ольга Геннадьевна моя подруга, так вот она утверждает, что у торта, который делал ты совершенно другой вкус, вернее вкус тот же самый, но другой.

Я улыбнулся.

– Это как понять?

– Да, как хочешь, так и понимай, – занервничала женщина. – В общем, Оля попросила, чтобы я отправила тебя к ним в столовую готовить торт на конкурсе.

– Понимаете, Наталья Владимировна, я, конечно, не откажусь и пойду на этот конкурс, а у вас не будет проблем с этим выступлением? Все же я не работаю официально в столовой.

Как это не работаешь? – саркастически спросила директриса. – Очень даже работаешь, кондитером третьего разряда. Вторую неделю. У меня на столе лежит приказ о приеме тебя на работу. Тебе осталось только заявление о приеме на работу подписать двухнедельной давности.

Однако! Ну и дела творятся! – мысленно удивлялся я, подписывая уже готовое заявление. – Даже разряд присвоили, не дожидаясь окончания училища. Вот, что конкурс животворящий делает. А вообще странно все это. Неужели перенос в юность наградил меня неожиданными бонусами? Я и в прошлой жизни готовил неплохо, но на конкурсы точно не приглашали.

От учебы меня, естественно, освободили. И хотя я ни одному человеку не сообщал, чем буду заниматься в свободное время, на следующий день все одноклассницы знали о моем участии в конкурсе. А через день и все училище.

Когда я сообщил Люде, что участвую в конкурсе, она обиженно спросила:

– Саша, мы же договаривались, что пойдем встречать Новый год в ЖД?

– Ну, да, конечно, пойдем, Людок, конкурс же не в новогоднюю ночь происходит.

Выяснив, что нашему походу ничто не угрожает, жена повеселела и тут же захотела посмотреть, как я буду делать торт.

– Ну, пожалуйста, возьми меня с собой я сяду в уголке, мешать не буду.

Долго уговоров не понадобилось, после очередного поцелуйчика я согласился. Так, что на следующий день двадцать девятого декабря мы с ней отправились в кафе «Петрозаводск», где должен был проходить конкурс.

«Кафе закрыто на учет» гласило объявление на главных дверях. Поэтому пришлось заходить с заднего хода. Внутри было достаточно оживленно. В конкурсе пожелали участвовать практически все кафе и рестораны, зато от столовых имелось всего два участника. Я и еще одна пожилая женщина. Не входили, понимаешь, торты в меню столовых в эти времена, вполне хватало пирожков и ватрушек. В лидерах была Елена Власова, шеф-кондитер ресторана Березка, с ее фирменными эклерами. Тем не менее, участницы конкурса, поглядывали и на меня с опаской. Видимо, слухи о талантливом поваренке для них уже секретом не были.

С одной стороны легко быть в числе победителей, когда знаешь десятки рецептов из будущего. Прямо скажем, советская кухня семидесятых годов, особенно в провинции, не отличалась разнообразием. А с другой из-за этого не хватало массы нужных специй и продуктов.

Отчего я и выбрал торт «Птичье молоко», что для него ничего дефицитного не использовалось. Кроме агар-агара.

В рецепте, оставленном в столовой я вместе него вписал желатин, хотя сам использовал агар-агар, купленный у лаборанта санэпидстанции.

Вообще, с этим лаборантом я был знаком несколько лет. А познакомился еще мальчишкой, когда наблюдал, как он кормит огромного барана, живущего в небольшом хлеву за зданием санэпидстанции. От этого барана регулярно брали кровь, как реактив для анализов, поэтому кормили его отменно.

Лаборант Сергеич охотно перекладывал кормежку на нас, мальчишек, а сам покуривал на скамеечке. Ну а нам это было в радость, ведь баранов дома ни у кого из нас не наблюдалось. Ну, если не считать отцов, именуемых женами в ссорах каазлами и другими животными типа скотины.

– Бутылка, а лучше две, – кратко сообщил Сергеич, узнав, что мне нужен агар-агар. Получив требуемое, он вынес мне три пачки дефицитного продукта. Надеюсь, вынес он не весь агар-агар из лаборатории, иначе там вся работа встанет.

Идя на конкурс, я прихватил с собой последнюю пачку дальневосточного агара. Увы, придется открыть свой секрет, эх, недолго он продержался. Ведь все будет происходить на глазах многих свидетелей.

Так, что теперь в Москве шеф-повару Владимиру Гуральнику не светит стать первооткрывателем новой сладости, и очереди в ресторан Прага за новым тортом не случится. Первые очереди будут, по-видимому, в нашем городе.

Пока потные и озабоченные конкурсанты пахали в мучном цеху, в зале составляли столы и украшали елку.

Поэтому, когда мы начали выносить готовые сладости, в зале уже было все готово для празднования.

Стол жюри был полностью заставлен тортами, трубочками с кремом, эклерами и прочими изысками.

Мой торт, внешне ничем не примечательный стоял с края стола, и не привлекал внимания, в отличие от разукрашенных бисквитных тортов.

На одном из которых имелась даже кремовая елка со Снегурочкой и дедом Морозом. Вот уж где талант художника пропадает.

В жюри почти в полном составе сидело руководство треста во главе с генеральным директором. А в зале сидели передовики производства, и приглашенные гости.

Генеральный директор был уже слегка подшофе, но говорил вполне связно. Упомянув партию, правительство и лично дорогого Леонида Ильича Брежнева он перешел к нашим делам. Поздравил всех присутствующих с наступающим Новым годом, пожелал здоровья, счастья в Новом году, после чего объявил о начале дегустации наших произведений.

Учитывая количество бутылок со спиртным на столах, дегустация угрожала затянуться на неопределенное количество времени. Но, судя по радостным лицам, никого эта проблема не пугала.

Когда дело дошло до моего торта, все уже успели понемногу причаститься, поэтому атмосфера в зале стала более непринужденной. Присутствие начальства ощущалось все меньше.

После проб, жюри удалилось для решения, а дегустация сладостей продолжилась уже всеми присутствующими.

Я чудом успел прихватить кусочек своего торта для Люды, его остатки мгновенно расхватали все желающие. Ну, в конце концов, съели все, что приготовили конкурсанты, только мой тортик, все же, сожрали первым.

Гендиректор вышел из кабинета гораздо краснее, чем туда зашел. В руках он держал бумажный листок, глядя в который, огласил:

– Первое место заняла кондитер пятого разряда ресторана «Березка» Елена Власова за создание эклеров «Чудо Карелии». Жюри особо отмечает оригинальность их оформления.

Елена Власова награждается Почетной грамотой, денежным призом сто рублей, и путевкой в санаторий г. Пятигорска.

Второе место занял кондитер третьего разряда столовой номер двадцать Александр Красовский за торт «Птичье молоко». Учитывая неплохие перспективы в реализации такой продукции, руководство приняло решение о производстве данного торта в кондитерских треста.

Александр Красовский награждается Почетной грамотой, денежным призом в пятьдесят рублей, а также получает премию в размере двухсот рублей за разработанный рецепт нового торта.

Жюри считает своим долгом отметить хорошую работу заведующей двадцатой столовой в выявлении талантов молодых работников.

Кто занял третье место, я не услышал, потому, что Люда, сидевшая рядом, промахнулась и поцеловала практически в ухо.

– Санчик! Ура! Мы победили, я так за тебя переживала!

Я слушал восторги жены, и мне совсем было не жалко, что рецепт торта уплыл от меня под фанфары всего за двести рублей.

Хотя, в глубине души понимал, что если бы в подвале не была спрятана «небольшая» заначка на двести тысяч, наверно, я считал, что сильно продешевил, отдав рецепт практически за бесценок.

Тут мен кто-то обнял с другой стороны. Повернувшись, я понял, что меня обнимает Ольга Геннадьевна Игноева, заведующая столовой, где я якобы имею честь работать.

– Саша ты молодец, не зря на тебя надеялся наш коллектив, – улыбаясь, говорила она.

– Увидев недовольное лицо Людмилы, заведующая, наконец, отпустила меня и продолжила:

– Вижу, ты со своей девушкой пришел, не познакомишь нас?

– Отчего же, познакомлю, только это не девушка, а моя жена, Людмила.

Люда, познакомься, это заведующая столовой, где я работаю.

– Ой, Людочка! Как я рада с тобой познакомиться, – воскликнула Ольга Геннадьевна. Только тут я понял, что та изрядно набралась за время конкурса.

А поддатая заведующая не умолкала.

– Людочка, если бы ты знала, какой у тебя замечательный муж. Вежливый, аккуратный, знающий. Не скажешь, что ему двадцать лет. Наши девочки от него все в восторге.

– Хм, а вот это уже лишнее, – подумал я. – Нет, женщины если не навредят, явно чувствуют себя не в своей тарелке.

Наговорив таких комплиментов, Игноева гордо удалилась, оставив мою жену в прескверном настроении.

– Как просто, оказывается, изменить настроение, не сказал ни единого плохого слова, талант, ничего не скажешь, – подумал я об Ольге Геннадьевне с неким уважением и сообщил Люде, что нам пора и честь знать.

Та, погруженная в свои мысли, навеянные словами заведующей, кивнула головой, и мы направились в гардероб, одеваться. Как никак на улице стоял приличный мороз.

Прогулка по вечернему городу несколько успокоила ревность Люды, поэтому, подходя к общежитию, мы уже довольно мирно беседовали о всякой ерунде.

Подойдя к крыльцу, мы увидели, что около него идет бойкая торговля елками.

Глянув друг на друга, рассмеялись, оба сразу решили, что нам срочно необходимо купить елку. И тут же приобрели небольшую елочку за один рубль.

Елочных украшений у нас не имелось, поэтому пришлось сбегать в магазин и купить конфет. Так, что к вечеру у нас стояла праздничная елка, увешанная конфетами.

На ближайшие два дня у Люды были отгулы, а меня вообще освободили до Нового года от занятий, так, что мы уже начинать праздновать уже сегодня.

Тем более, Люда получила свою зарплату семьдесят четыре рубля и сейчас гордо ее демонстрировала.

Мне, же по итогам конкурса было обещано двести пятьдесят рублей, но, как говорится, дорога ложка к обеду, а когда мне вручат премию, оставалось только догадываться.

В принципе, деньги на встречу Нового года у меня были, поэтому я особо не волновался по этому поводу.

Люда сбросила с себя денежные вопросы сразу после свадьбы и никогда не интересовалась, сколько денег осталось у нас до получки. Иногда со смехом рассказывала о реакции своих коллег па работе на такое дело.

– Людка, ты с ума сошла! разве можно мужику деньги доверять? Девочки, вы только гляньте, эта простофиля почти всю зарплату мужу отдает, в первый раз такое чудо вижу!

– На мое же очередное предложение взять полностью контроль над деньгами на себя, она всегда отвечала категорическим отказом.

– Нет, уж, взялся за это дело, пусть так и остается. Мне очень нравится. Тем более что они у нас в тумбочке лежат. Если надо возьму, сколько нужно

Глава 16

И все-таки моя милиция меня нашла

Отшумел Новый год. Мы с Людой провели его в клубе железнодорожников. Был бал-маскарад, буфет. Естественно, праздник не обошелся без Деда Мороза и Снегурочки. И молодежь и люди в возрасте увлеченно кричали:

– Елочка зажгись!

Натанцевавшись до упаду и слегка хмельными, мы заявились домой в четыре утра.

Мне много пить было нельзя. Первого января у меня была рабочая смена в такси. Поэтому я сразу рухнул в постель, хотя жена, увидев, что соседи еще празднуют, требовала продолжения банкета.

Проснулся без будильника около часу дня, голова почти не болела. Небольшая вялость прошло после сытного обеда. Борщ с пампушками великое дело после алкоголизации.

Когда появился в таксопарке и зашел в диспетчерскую, там меня встретила встревоженная Наталья Сергеевна, наш диспетчер.

– Саша, тут к нам милиция приехала. Опрашивают всех водителей, кто работал 6 октября в ночную смену. Ты тоже фигурируешь в их списке. Так, что зайди в седьмой кабинет, там следователь работает.

– А что собственно случилось, чего им надо? – полюбопытствовал я.

– Да, ну их! – махнула рукой диспетчер, – Ребята говорят, что спрашивают, не возил ли кто каких-то зэков в Сулажгору.

Я уже давно решил для себя, что отрицать ничего буду, на стоянке я был не один, так, что кто-нибудь из моих коллег вполне мог заметить, что сладкая парочка уселась в мою машину.

А вот рассказывать, что я заходил в дом, или тем более у меня в машине был оставлен портфель с деньгами, было бы не просто глупо, а очень глупо.

Если бы мне действительно был двадцать один год, не исключено, что следователь смог меня разговорить, или хотя бы заподозрить, что я что-то скрываю. Но мне то нынче далеко за семьдесят, и подобных встреч с правоохранительными органами у меня было множество. Последние годы работы врачом перед пенсией были напряженными, в том числе из-за усилившейся активности следственного комитета. Его следователей обуяла жажда деятельности, они дружно пытались раскрыть кровавые преступления «убийц в белых халатах». И в результате получить за это новое звание, цацки на грудь и денежный приз. Поэтому два, а то три раза в год меня допрашивали по самым разным поводам от того, как я оплачивал работу кочегаров в больнице, или почему повез больного в машине скорой помощи, а не вызвал реанимацию из города. Да и в суде приходилось частенько бывать, бодаться то с налоговой службой, то еще с кем-нибудь.

Так, что сейчас у меня не было особого волнения перед очередным допросом.

Когда я уселся на стул около кабинета, на его двери висела картонка с надписью «Не входить».

– Ишь, ты, даже с собой надпись возят, – подумал я.

Ждал я недолго, буквально через пару минут из кабинета вышел очередной таксист, вспотевший пожилой мужчина. Кроме того, что его кличут Василичем, больше я ничего о нем не знал.

Он зыркнул на меня и шепнул одними губами, – Парень, много не болтай, – после чего пошел в сторону выхода.

Немного погодя из дверей вышел тощий небритый тип в помятой пиджачной паре, мало похожий на следователя, и пригласил меня зайти.

– Ну, рассказывайте Красовский, как вы дошли до такой жизни, я вас внимательно слушаю, – сказал он, дыхнув на меня несвежим перегаром, и скривился. Видимо, голова без опохмела болела прилично.

– Тоже Новый год встречал, перебрал, бедолага, – подумал я сочувственно.

– А что рассказывать? – спросил я, принимая позу максимальной открытости.

Слегка откинулся на спинку стула, руки спокойно положил на стол и вопросительно уставился на следователя.

Следователь тяжело вздохнул:

– Не юродствуй, Красовский, тебе не идет. Следствием установлено, что шестого октября к тебе в машину сели два пассажира, которых ты отвез в Сулажгору. Было такое?

– Так точно, было, товарищ следователь, – несколько суетливо заговорил я.

– С мурманского поезда сели двое урок, в наколках, мама не горюй. Пальцы в перстнях. Я когда узнал, что им надо в Сулажгору, честно говоря, испугался. Думал, ну все, сунут по дороге заточку в спину и песец, спекся парнишка.

– Уймись, балабол, – снова морщась, сообщил следователь, – Видишь, писать не успеваю.

– А чего это вы пишете? – спросил я с недоумением.

– Протокол допроса, – буркнул мужик и продолжил свою писанину. Тонкая стопка подобных протоколов уже лежала в открытой черной папке.

Закончив писать, он поднял голову и сказал:

– Ну, давай, ври дальше.

– Ничего я не вру, – обидчиво ответил я. – Довез их до адреса, дорога говно полное, но уркаганы эти расплатились по счетчику, все путем. Даже удачи пожелали.

– У них с собой что-нибудь было, ну вещи, чемодан, может быть, или рюкзак?

– Чемодана точно не было, я бы запомнил, а вот портфель был, точно, портфель был, пухлый такой.

У следователя впервые за беседу зажегся в глазах огонек интереса.

– Может, вспомнишь, какого он был цвета?

– Товарищ следователь, вы хоть раз в такси садились у вокзала? Там такое освещение, что не сразу поймешь, кто вообще к тебе в машину садится, мужик, или баба, не то, что цвет какого-то портфеля разглядеть. Тем более, тот парень, что помоложе, его к груди, как ребенка прижимал, хе-хе.

Покопавшись в бумагах, следователь вытащил две фотографии и сунул мне под нос.

– Эти к тебе садились в машину?

М-да, урки на тюремных фотографиях были лишь отдаленно похожи на себя, о чем я и сообщил собеседнику.

– Вроде бы они. Вот здоровый точно был. А насчет мелкого не уверен, вроде он, а может и не он.

– Ну ладно, на сегодня, пожалуй, все, – сообщил явно повеселевший следователь. – Прочитай внимательно, под каждым листом напиши, с моих слов написано, верно, мною прочитано и распишись. Не исключено, что если к тебе еще появятся вопросы, придется явиться в городскую прокуратуру.

– Товарищ следователь, можно спросить, а что вообще случилось, зачем вы меня допрашивали, я ведь этих людей видел двадцать минут не больше и даже ни о чем с ними не говорил.

– Сгорели они в тот же вечер в доме, куда ты их привез.

– Ничего себе! – Воскликнул я. – Слышал, что говорили о пожаре в Сулажгоре. Но мне в голову не пришло, что я именно туда пассажиров отвез.

Следователь вздохнул и сообщил:

– Ты, парень, попал в весьма неприятную историю, так, что для тебя лучше всего будет помалкивать о нашем с тобой разговоре.

Он аккуратно собрал все документы в кожаную папку, закрыл ее и начал одеваться. Кончики пальцев у него слегка подрагивали.

– Ого! Да ты полный алкаш, мужик, – подумалось мне. – Интересно, тебя специально начальство отправило показания собирать первого января, чтобы с волны согнать?

То-то он радуется, что так быстро закончил с допросами. Повезло, что на меня сразу наткнулся. В ту ночь у нас человек тридцать работало, а, судя по заполненным протоколам, он до меня не больше трех-четырех человек пропустил.

Сейчас, остограммится, вон у него фляжка в нагрудном кармане выпирает, и домой махнет. А мне тут всю ночь думу думать, какие еще осложнения могут выплыть наружу. Ведь кто-то же попал в этот дом после меня.

Ночь, конечно, для заработка была уже не новогодняя. Но кто же мне ту предоставит. Есть у начальства блатников, желающих вместо праздника в семейном кругу поднять немного денег. Но в ночь с первого на второе января работы тоже хватало, так же как и пьяных пассажиров. Так, что утром я ехал домой прилично вымотанный. Хорошо, что каникулы у нас в училище были, как у школьников, до 11 января, я мог спокойно валяться в постели каждый день. Зато Люде надо было идти на работу, как всем советским гражданам. До капиталистической России оставалось еще двадцать лет, а десяти дней праздников в Советском Союзе позволить себе не могли. Тем более Рождества.

Когда я зашел домой, жены уже не было.

На столе лежала записка:

– Санчик, прости, я тебя не дождалась. Приду поздно. Надеюсь, ты помнишь, что у меня сегодня последний день учебы на курсах. Мы с девочками собираем стол для преподавателей.

Прочитав записку, я тяжело вздохнул. – Все понятно. Э-хе-хе, целый день придется холостяковать, без доступа к женскому телу. Ну, да ладно, до обеда посплю, а потом что-нибудь придумаю.

С такими мыслями я отправился в душ. По выходе из него я встретил веселую кампанию в составе двух девчонок – штукатуров, соседа сантехника, и экскаваторщика.

– У нас отгулы за прогулы? – весело ответили они на мой невысказанный вопрос. – Давай заходи к нам, если есть спиртное, неси, пьем все, что горит.

Так, что выспаться не удалось, потому, что сну я предпочел продолжение новогоднего банкета.

Я сидел за одним столом с молодежью, и с удивлением понимал, что чувствую себя вполне комфортно, несмотря на то, что воспринимаю своих собутыльников, как слегка повзрослевших детей.

Но сейчас их треп меня не раздражал, Я даже по мере сил принимал в нем посильное участие.

Когда все спиртные напитки были выпиты, девушки отправили парней в магазин за спиртным, а меня привлекли в качестве повара. Увы, все соседи уже знали о моих кулинарных талантах, так, что этому предложению я не удивился.

– Девочки, буду готовить с одним условием, я варю, вы на подхвате.

Мое предложение прошло на ура. И на нашей кухне сразу стало шумно и весело, а главное очень соблазнительно запахло разными приправами.

Ребята принесли спиртное гораздо раньше, чем мои блюда были готовы, имелись только закуски, сделанные на скорую руку.

Как говорится, водки много не бывает, поэтому к вечеру пришлось отправлять гонцов в магазин еще раз.

Тут я имел неосторожность сообщить, что Люда сегодня сдает экзамен и получает специальность бухгалтера.

В результате, ближе к восьми вечера, мы шумной кампанией, собравшей уже человек десять, вышли на улицу и устроили хоровод вокруг елки. Я весело орал песни вместе со всеми. Все равно никто из окружающих даже подумать не мог, что в их кампании поет и танцует почти восьмидесятилетний дед.

Когда на горизонте появилась моя жена, ее встретил радостный рев толпы.

Все накинулись на нее с объятьями и поздравлениями. Хотя большинство присутствующих не понимало, с чем вообще ее поздравляют. Через несколько минут на нас уже никто не обращал внимания, и мы незаметно смылись с этого праздника жизни.

– Понятно, чем ты сегодня занимался, – сообщила Люда, разглядывая затаренный закусками холодильник. – Своим любимым хобби. А твоя жена, между прочим, с сегодняшнего дня еще и бухгалтер, понял!? Притом голодная.

– Конечно, милая, понял. Только настоящим бухгалтером ты станешь, когда проработаешь в этой должности лет пять, – ответил я, улыбаясь. – А вы что, только преподавателей только кормили, а себе крошки в рот не положили?

– Положили, положили, успокойся! А я через неделю уже буду работать в бухгалтерии горздравотдела, – огорошила меня Люда неожиданной новостью.

– Ого! И как это произошло?

– Как ты любишь говорить «Элементарно, Ватсон» – усмехнулась жена.

– Все просто, у нашей преподавательницы в бухгалтерии работает главным бухгалтером подруга. Один звонок и меня через два дня ждут на новую работу. Понял?

– Молодец, ничего не скажешь, – растерянно произнес я. – А как в поликлинике на это посмотрят? С общежитием проблем не случится?

Но до того, как Люда победно выпалила:

– Не случится!

Я уже понял сам, что она остается работать в той же системе, поэтому никаких проблем не предвидится. Да ее и увольнять не будут, а переведут на новую работу по соглашению сторон.

Остаток вечера мы провели вдвоем, хотя к нам в дверь несколько раз пытались достучаться и пригласить на продолжение праздника.

Естественно, что я приготовил еду и запасся вином не только на кампанию, но не забыл и о нас, так, что в постель мы улеглись наетыми и напитыми.

Глава 17

«Молодым везде у нас дорога, старикам везде у нас почет».

Напевал я, шагая в училище. Весенний, майский ветерок обдувал мою слегка вспотевшую физиономию. Ровно год назад я неожиданно обнаружил себя в прошлом, в своем юношеском теле. Видимо, меня это событие так потрясло, что я решился на полное изменение своего будущего. В первой жизни в это время я готовился к сдаче экзаменов за первый курс медицинского факультета и был свободен, как птица в своих поступках.

А сейчас я, что ни говори, женатый человек, только что окончивший торгово-кулинарное училище и получивший специальность повар-кондитер третьего разряда. Впереди была целая жизнь, основные вехи которой я помнил, и это придавало уверенности в своем будущем.

Но кроме этого, уверенность придавала захоронка с деньгами, лежащая в кирпичной стене старого дома. Пусть пока лежит до нужных времен, есть, ведь не просит. После памятного визита следователя в начале января, никто больше моими приключениями не интересовался. В прокуратуру меня не вызывали, и через пару месяцев я решил, что все закончено, и выкинул все тревоги из головы.

А сейчас я торопился в училище, боясь опоздать на общее собрание, где нам должны были выдать удостоверения о профессиональном образовании, а главное сообщить, кто, куда будет распределен на работу.

Хотя большинство уже знало, где и кем будет работать. Половина сельских девчонок ухитрились выскочить замуж за городских парней и не особо переживали о распределении, главное, что они остаются в городе. Зато остальные очень не хотели возвращаться к себе домой, под контроль мам и пап, поэтому надеялись, что уедут, туда, где их знать никто не знает.

Я о распределении особо не думал. Все было решено еще зимой. Участие в конкурсе так просто не прошло. Не скажу, что меня рвали на части, но выбор имелся.

Долго я не думал и принял предложение директора ресторана «Привокзальный», больше известного по другому, народному названию. «Под шпилем».

В прошлой жизни я, будучи студентом, довольно часто бывал в нем и имел возможность убедиться, что готовят здесь отменно.

Но не это было главной причиной. Просто дойти до будущей работы пешком хватало 15 минут, без всяких троллейбусов и автобусов.

Голова у меня слегка побаливала. Видимо, вчера на отвальной в таксопарке я слегка перебрал. Не хотелось уходить по тихому, никто не знает, как повернется жизнь, поэтому я пригласил несколько человек, тех с кем успел завязать приятельские отношения, и мы хорошо посидели в закутке у кладовщика. Директора таксопарка я тоже не забыл и презентовал ему бутылку марочного коньяка.

Тот глянул на этикетку, покачал головой и сказал:

– Санек, хороший ты парень, жаль, что уходишь. Если вдруг работа не понравится, всегда можешь возвратиться к нам. Так и имей в виду.

Я улыбнулся.

Директор тут же спросил:

– Ты чего развеселился?

– Анекдот про Красную Шапочку вспомнил, – сообщил я в ответ. Само собой пришлось его рассказывать.

После того, как я рассказал анекдот, пожилой мужик смеялся до слез. Секретарше, зашедшей узнать, что за шум, он сквозь смех сообщил:

– Вера Константиновна, уйди от греха, а то, что имею то и введу.

Та, не поняв «тонкого» юмора, с гордым видом удалилась из кабинета. Ну, а я тоже заторопился, собравшиеся на отвальную мужики уже, наверно, били копытом.

С такими вчерашними воспоминаниями я подошел к училищу. В вестибюле было оживленно. Девчонки в полной боевой раскраске сновали туда сюда. На меня никто особого внимания не обращал.

За прошедшее время полноценного контакта с однокурсницами у меня так и не получилось. Не знаю, вроде я старался соответствовать возрасту, но ребята инстинктивно чувствовали разницу между нами, поэтому определенная дистанция оставалась до конца учебы. Хотя слушались они меня даже лучше, чем учителей. Зато с преподавателями дело обстояло иначе. К концу учебы некоторые даже начали обращаться ко мне по имени и отчеству. Вначале шутливо, а затем вполне серьезно. С другой стороны, я, собственно, был старше большинства учащихся, все же разница в четыре года в молодости много значит.

Вскоре всех собравшихся пригласили в актовый зал и, после небольшой речи директриса начала вызывать выпускников и вручать документы. Вызывали по фамилиям, поэтому до меня очередь дошла довольно быстро.

Получив, под аплодисменты зала, свои документы и направление на работу я уселся на место. Сразу уходить было неудобно.

Наверно сделал это зря. Потому что, как только закончилось собрание, меня в толпе выловила директриса и завуч.

– Александр Владимирович, у нас к вам есть предложение, пойдемте в преподавательскую комнату, там поговорим – сообщила завуч, недовольно глядя, на любопытные лица окружающих.

– Интересно, что им нужно? – гадал я, пока мы шли в учительскую.

– Александр Владимирович, вы не хотели бы остаться у нас в училище на работу, – с ходу спросила директриса, зайдя в кабинет.

– В качестве кого, если не секрет? – ошарашено проблеял я.

– В качестве преподавателя повара-кондитера, разумеется, – улыбнулась завуч. – У нас в этом году проблемы с Ниной Степановной, поэтому мы бы с удовольствием взяли вас на работу. Последние месяцы мы пристально наблюдали за вашей учебой. Вы серьезный, молодой человек, семейный, что немаловажно в нашем коллективе. Пользовались заслуженным уважением однокурсников и преподавателей, а главное – владеете предметом преподавания, как теоретически, так и практически, что и доказали сдав экзамены на одни пятерки.

– Наталья Владимировна, для меня ваше предложение очень неожиданно, – промямлил я. – Даже не знаю, что сказать. Я уже настроился на работу в ресторане, там меня тоже ждут. Можно я подумаю? Хотя нет, ведь речь идет о работе в следующем учебном году, ведь так? Давайте отложим этот разговор на осень. Хотя бы на август. Я начну работать в ресторане, а вы за это время, возможно, найдете на эту должность гораздо лучшего кандидата, чем я.

Женщины недовольно переглянулись.

– Хорошо, Саша, давай, так и поступим, – нехотя согласилась директриса, – в принципе у нас имеются кандидатуры, до которых по профессионализму и опыту тебе расти и расти, но вот смогут ли они работать с детьми, большой вопрос. А у тебя это получается само собой. Как будто ты уже оттрубил педагогом лет двадцать.

Мысленно я улыбнулся.

– Девицы, бегающие по танцам и мечтающие выскочить замуж, для Натальи Владимировны все еще остаются детьми. Хотя, я сам так же на них смотрю.

И насчет педагога она не ошиблась. Только не двадцать лет оттрубил, а все сорок. Чтобы успешно руководить большим коллективом, особенно женским, нужно иметь и педагогический талант. В жизни все гораздо сложней, чем в фильме «Интерны» пару серий которого я видел в первой жизни.

Выйдя на улицу, я остановился в нерешительности. В принципе, на сегодня дел у меня никаких не было. В таксопарке я уже не работаю. А в ресторане еще не работаю.

А не поехать ли мне на речку, хоть разик окунусь и то хорошо. – подумал я. Жара в конце мая стояла невыносимая, и я знал, что в этом году, как и в прошлом, все лето простоит сухая жаркая погода.

– Черт побери! Как нужен свой транспорт! – в который раз подумалось мне, в ожидании автобуса. В конце концов, через полчаса он подошел, и я отправился к маман.

Дома ее ожидаемо не было, зато имелся Пашка, лежащий на диване и зубривший какой-то учебник.

– О! Сашкец, привет! – радостно воскликнул он и с удовольствием кинул толстую книгу на пол. Пыли поднялось море.

– Привет, Пашка, чего учебниками кидаешься? – спросил я, улыбаясь.

– Заманала меня эта пропедевтика, чтобы ей пусто было! – в сердцах воскликнул брат. – вся группа кипятком писает. Нам пообещали, что экзамен сам профессор Фролькис будет принимать, а говорят, что он всех через одного режет.

– Так, когда вы пропедевтику сдаете? – спросил я.

– Через четыре дня, – уже спокойней ответил Пашка.

– Ну, так ты еще два дня может дурака валять, все равно то, что учил сегодня, ты к экзамену забудешь, – сказал я и тут же предложил ему отправиться на пляж вдвоем.

Брателло резко оживился и полез в шифоньер искать плавки. Не прошло и несколько минут, как мы переоделись и пошли на пляж. Несмотря на будний день народа там хватало. Куча ребятишек сидела в мелководной речушке, Лососинке, взрослые большей частью лежа загорали под палящим солнцем, и лишь немногие энтузиасты, собравшись в кружок, играли в волейбол.

– Сашкец! – окликнул меня Паша. – Смотри, машина торговая пришла, лоток выгружают. Ящики с бутылками. Давай, пойдем, посмотрим, вдруг пиво привезли.

Когда мы подошли к лотку, там уже выстроилась небольшая очередь. Мы оказались четвертыми, или пятыми, и с вожделением смотрели на запотевшие бутылки с пивом и лимонадом. Очередь за нами становилась все длинней.

А продавщица все тянула и тянула с продажей. Наконец, она закончила свои подсчеты и встала к прилавку. И тут к очереди подвалили три гопника. Самый старший из них безапелляционно заявил:

– Мужики, мы сейчас пивка возьмем без очереди, вы ведь не против?

Стоявшие впереди нас мужики молчали, зато мой брат молчать не стал.

Вообще, за последний год он раздался в плечах и даже перерос меня. Так, что когда он сообщил, что мы очень даже против, гопники, криво улыбаясь, отправились в конец очереди.

Мужики по прежнему молчали и только две женщины стоявшие сзади нас сопроводили нахалов «добрыми» словами.

Купив четыре бутылки пива, мы устроились поближе к воде.

– Искупавшись, улеглись на принесенное покрывало и болтали о всяких пустяках. А троица хулиганов расположилась неподалеку и выгружала из сумки несколько бутылок пива и водки.

– Блин, нажрутся, точно начнут приставать, – подумал я. Пашка, между тем сообщил, что главный в этой троице Семен Софронов, недавно пришедший из тюрьмы, где отсидел два года за драку. А один из его шестерок его бывший одноклассник Валерка Жуков.

Где-то в моей памяти эта фамилия застряла, но что с ней было связано, я пока вспомнить не мог.

Время шло незаметно. Ближе к четырем часам, когда кожу начало ощутимо пощипывать, мы собрались домой. Пиво в мочевой пузырь не стучало, потому, что мы уже не по разу сбегали в ближайшие кусты, откуда быстро выскакивали, отбиваясь от тучи комаров.

Мы медленно поднимались по дороге, когда из-за забора неожиданно появилась уже знакомая троица.

– Пацаны, мелочью не богаты? – лениво растягивая слова, спросил у нас Софронов.

Вместо ответа Пашка ринулся вперед с богатырским замахом. Софронов насмешливо следил за ним.

Я ловко придержал брата. Тот с недоумением глянул на меня.

– Ты что, Сашкец? Сейчас мы их уделаем, как бог черепаху.

– Парни, денег вам мы не дадим, – спокойно сообщил я – И не потому, что нет, а потому, что не хотим.

– Софрон, чо ты их слушаешь, это братья Красовские, у них отец мусор поганый, – крикнул один из гопников.

– Ну, все, – заорал Пашка и, вырвавшись из моего захвата, ринулся на этого парня.

Я тоже шагнул вперед, пытаясь понять, кто из двух оставшихся парней опасней для меня. В это время в руке Софрона сверкнула небольшая финка.

Скорее всего, он не собирался пускать ее в ход, а просто пугал, но мне уже было все равно.

Два приставных шага в сторону, уход за спину противника, захват и тот сам выложил ножик в мою ладонь, второго парня я тут же встретил совсем не айкидошным маваши в живот.

Пашка в это время повалил своего противника на землю, молотил по лицу кулаками, и кричал:

– Так, кто здесь мусор поганый!?

– Оставь, – дернул я его за рукав. – Ты ему всю рожу размолотил.

Брат поднялся, с удовольствием пнул в бок парня ощупывающего разбитое лицо.

Оставив за собой поверженных противников, мы продолжили путь домой, несколько пацанов, восторженно наблюдающих за дракой, провожали нас восхищенными взглядами.

– Пашка, пожалуй, недалеко ушел в развитии от этих мальчишек, потому, что вновь и вновь возвращался к драке.

– Нет, ты видел, как я ему врезал. Генка всегда гнидой был. Надо же, даже отца мусором обозвал. Ну, я сегодня ему за все рожу начистил.

Когда мы подходили к дому, братец вдруг вспомнил обо мне.

– Слышь, Сашкец, а ты как с двумя справился? Я ведь пока Генку метелил даже не заметил, что ты там делал.

Дома я переоделся вновь в цивильную одежду, умылся, после чего жирно смазал йодом Пашкин кулак, разбитый в кровь о зубы Генки Герасимова.

Брат с огорчением разглядывал распухающую на глазах ладонь и сочинял версию для мамы, что он такое сотворил со своей рукой.

Ждать маму я не стал, та сразу начнет вопить, что я отвлекаю брата от учебы и будет полностью права. Так, что я быстро попрощался и отправился в общежитие, надо было готовить ужин для своей второй половинки.

Глава 18

– Начинаю новую трудовую жизнь, интересно, как она пойдет? – С легким мандражом думал я, шагая по шпалам на первую рабочую смену на железнодорожный вокзал. Позади остались два дня суеты и беготни, даже не предполагал, что у меня возникнет столько проблем для устройства на работу. Оказывается, ресторан на вокзале принадлежал Октябрьской железной дороге. Пришлось проходить ведомственную врачебную комиссию, где меня разглядывали так, как будто я должен был работать машинистом, а не поваром. Но сейчас все препятствия были преодолены, в отделе кадров лежала моя трудовая книжка, в которой под номером три был записан приказ о приеме на работу в качестве повара третьего разряда.

– Ага, а вот и наш молодой кадр появился, – с удовлетворением резюмировал директор ресторана Дмитрий Янович Галицкий, когда я зашел в его скромный кабинет. Вокзал был построен в начале пятидесятых годов и архитектор особо не заморачивался проблемами ресторана, поэтому в нем, кроме роскошного зала с колоннами гордиться было нечем. Все его цеха и подсобные помещения и близко нельзя было сравнить со столовой, где мы проходили практику. Хотя проходимость у ресторана была намного меньше, поэтому персонал как-то справлялся с работой и в таких условиях. Большим плюсом были высокие потолки, поэтому в варочном цеху и мучном особой жары не было.

Дмитрий Янович долго мной не занимался.

Высунувшись в дверной проем, он крикнул:

– Арсен Давидович, зайди ко мне.

Когда в кабинет боком зашел невысокий, но очень широкий в плечах армянин, свободного места практически не осталось.

– Слюшаю, Дмитрий Янович, – гулким басом прогудел он, вытирая мощные волосатые руки полотенцем.

– Вот, Арсен, ты все плакался, что помощника тебе не хватает, так что бери этого молодого человека и больше ко мне не приставай, усек?

– Усек, – кивнул повар и осмотрел меня с ног до головы.

– Слюшай, парень, это ведь ты торт Птичье молоко, придумал? – неожиданно спросил он.

– Я молча кивнул и ждал, что он скажет дальше.

Армянин, однако, попался не шибко говорливый, направившись к дверям, только буркнул:

– Идем со мной.

В горячем цеху он представил меня двум молодым женщинам. Те, раскрасневшиеся у плиты, с любопытством разглядывали меня.

– Давай я тебя Сандро буду звать, не возражаешь? – спросил армянин.

– Сандро, так Сандро, – ответил я и в свою очередь спросил:

– Арсен Давидович, какие у меня будут обязанности?

– Твоей обязанностью будет делать, что я скажу, – сообщил, ухмыляясь, шеф-повар. Девицы у плиты дружно захихикали.

– Что такое зира, знаешь? – неожиданно спросил он.

– Конечно, – недоумевающе ответил я.

– А они, когда пришли на работу, не знали, – кивнул Арсен Давидович в сторону женщин, – может, ты и что такое киндза знаешь?

– И киндзу знаю и что такое ткемали знаю, хмели-сунели знаю, пажитник знаю, – сообщил я, улыбаясь.

Мой собеседник слегка покраснел и хотел задать следующий вопрос. Но я его перебил, начав перечислять другие пряности, попутно объясняя, какие лучше пользовать из Узбекистана, а какие из Азербайджана, или из Ирана. На третьем рецепте армянского плова и выпечке лаваша шеф-повар сломался.

– Видели дэвочки, какой к нам специалист пришел, – наставительно сказал он. – Я все решил, теперь, Сандро, твоя обязанность заявку на специи составлять, как только они у нас появятся, ты плов готовить будешь.

А сейчас, давай переодевайся и вперед чистить картошку. У нас картофелечистка опять сломалась.

Я совсем не рассчитывал, что с первого дня займусь приготовлением фирменных блюд, и тем более, не покушался на обязанности шеф-повара, поэтому переоделся в тесной раздевалке и спокойно отправился в овощной цех, где меня ожидал огромный бак картошки.

Как я и рассчитывал через несколько дней все вошло в свою колею. Я познакомился с коллективом, коллектив со мной. Чистил картошку я недолго. Моему новому шефу не терпелось попробовать торт моего изготовления, поэтому вскоре я работал в мучном цеху.

Первый мой торт, испеченный в ресторане, до посетителей не дошел, его растащили по кусочкам мои коллеги. А вот директору ничего не досталось. За, что Арсен на следующий день получил от него втык.

Зато после того, как Дмитрий Янович унес небольшой торт домой, порадовать детей и супругу, о чистке картошки даже речи не могло идти.

Уже на следующий день мне дали задание передать свой опыт одной из поваров – кондитеров. Пожилая тетка лет пятидесяти внимательно смотрела, как я работаю и на следующий день попыталась сделать торт сама. Конечно, опыт у нее имелся большой, да и сложности в выпечке особой не было, поэтому все у нее получилось удачно с первого раза. На меня она поглядывала с чувством легкого превосходства. Дескать, погляди, как надо работать, сынок.

Но когда пришел момент дегустации, превосходство в ее глазах исчезло.

– Чего-то здэсь не хватает, – согласился с общим мнением Арсен Давидович.

– Сандро, ты точно все показал, никакого секрета не скрыл? – поинтересовался он у меня.

В ответ я пожал плечами и сообщил:

– Понятия не имею, о чем вы говорите, Арсен Давидович, никаких у меня секретов нет, все что знал, все рассказал.

Шеф-повар задумчиво разглядывал меня и молчал. Пауза уже стала неприлично затягиваться, когда он сказал:

– Знаешь, Сандро, завтра в меню у нас плов бухарский, и ты его будешь готовить. Сам признался, что можешь.

Дмитрий Янович, стоявший тут же среди дегустаторов торта поморщился и сказал:

– Слушай, Арсен, если парень умеет печь торт, это совсем не значит, что он плов сварит. Пусть поработает немного, освоится, опыта наберется. К нам народ специально идет плов попробовать, представляешь, если он его испортит? Пусть шницеля идет жарить.

– Есть у меня один мысль, товарищ директор, хочу его проверить, – ответил армянин. – А за плов не переживайте, все будет в порядке.

Через час мы с Арсеном уже почти кричали друг на друга.

– Малчишка! – кричал он мне. – Где я тебе шафран найду и киш-миш, скажи спасибо, что зира есть, да масла кунжутного бутылка.

– Арсен Давидович, – ну вы сами подумайте, какой же это плов бухарский, если в нем не будет шафрана? Куркуму класть? Или киш-миша не будет? И вообще, неужели, вы такой плов готовите в чугунном казане? Его ведь нужно в медном казане варить.

– Будэм дэлать в чугунном, отстань от меня, Сандро, утомил ты меня сегодня. – заявил армянин, держась рукой за левый бок, его акцент, видимо, от волнения, стал заметней. Наверно он уже не раз пожалел, что связался со мной.

– Хорошо, как скажете, товарищ начальник, – миролюбиво ответил я и закончил предъявлять свои требования, удивляясь про себя, каким же пловом они угощали посетителей раньше. Хотя понятно, что узбеки в наш ресторан заглядывают нечасто. А петрозаводчанам было все равно, бухарский, или не бухарский плов они едят. Главное, чтобы было больше мяса и меньше риса.

Вечером дома я был задумчив и углублен в размышления, что сразу заметила Люда.

– Санчик, ты чего сегодня грустишь?

В ответ я кое-как отбодался тем, что думаю о завтрашнем рабочем дне. Люда, узнав о чем конкретно, пренебрежительно махнула рукой.

– У тебя все получится, – сказала она без тени сомнения.

Вот именно, она нисколько не сомневалась во мне. А я как раз размышлял, действительно ли я такой хороший повар, или это все же работа того таинственного нечто, переместившего мое сознание на пятьдесят лет назад. И, похоже, это было действительно так.

На следующий день, когда я пришел на работу, Арсен встретил меня в дверях варочного цеха и протянул мне небольшой кисет.

– Держи, вымогатэль, от сердца отрываю, – сообщил он, раскрывая кисет с лежащим в нем ярко – оранжевым порошком шафрана. – Земляки из Индии с оказией привезли, – ответил он на невысказанный вопрос в моих глазах.

– Ничего себе, ради моей проверки такую пряность не пожалел, – подумал я. Вчера, когда спорил с шеф-поваром, совсем забыл, что сейчас семидесятые годы прошлого века, а не 2020 год, когда вопрос стоял только в цене.

Сейчас шафран в Советском Союзе был большой редкостью, собственно, почти, как и все специи, кроме черного перца и лаврового листа.

Получив нужные ингредиенты, среди которых не хватало только курдюка, я с воодушевлением принялся за готовку.

Арсен, обычно не отходивший от плиты, сейчас скромно стоял в уголке, дав мне полную свободу действий и двух помощниц.

Особенностью бухарского плова было то, что готовятся его компоненты отдельно друг от друга, поэтому на плите стояло сейчас три больших кастрюли. Одна помощница натирала морковь, а вторая тщательно чистила изюм.

Луковица в кунжутном масле уже почернела и готовилась на выброс. А рис, варящийся в кастрюле, при пробе на зуб показывал нужную мягкость.

Мясо тоже уже подходило.

Убедившись, что все готово, я начал выкладывать в большой казан слоями готовые ингредиенты.

И когда все было выложено, пролил получившийся плов кипящим кунжутным маслом, а затем настоем шафрана.

Не успел я закрыть казан крышкой, как в дверном проеме я увидел, как в свой кабинет проходит директор с каким-то мужчиной.

До открытия ресторана оставался еще полчаса, когда директор появился в варочном цеху.

– Арсен Давидович, – обратился он к шеф-повару, – ну что там с пловом, все в порядке?

– Канэчно, – сообщил тот. – Можете попробовать.

– Нет, я пробовать не буду, – с сожалением сообщил директор. – Боюсь, холецистит на жирное обострится. А тарелочку все же положите, приятель ко мне зашел, любитель плова. Я вчера ненароком ему проговорился, что у нас в меню бухарский плов, так он захотел попробовать, сравнить с тем, что он в Средней Азии в чайхане покупал.

– Не знаю, наверно отличия будут, – сказал я с сомнением, – все-таки курдючного жира у нас не было.

Арсен только двинул бровью, а повариха уже накладывала половником плов директору на тарелку.

Дмитрий Янович, не чинясь, сам взял тарелку с пловом и пошел к себе.

Буфетчица Зоя Малова, жаждущая отведать плова, тоже сразу побежала в буфет, подозревая, что директор сейчас зайдет к ней за бутылкой вина.

Арсен молча положил себе ложку плова на тарелку и, подув на нее, осторожно попробовал на вкус сначала рис, а затем кусочек мяса.

– Хм, а неплохо, неплохо получилось, – сказал он, облизав ложку. Было видно, что он доволен, но не хочет радовать молодого поваренка щедрыми похвалами.

Ну, ладно, мы не гордые, удовольствуемся и такими словами.

После этого плова, меня, тем не менее, начали уважать, В те редкие дни, когда Арсен уходил в отгул, или на выходной он оставлял меня старшим, персоналом это было встречено без особого удивления, да и директор ничего против не имел.

Летние месяцы шли незаметно. Отпуска, что у меня, что у Люды не предвиделось. Но мы не унывали. В выходные дни, когда они у меня были мы ходили загорать, ездили в лес, за грибами, за ягодами. В общем, развлекались, как большинство людей в нашей стране.

Соседи по общежитию быстро узнали, где я работаю, и периодически приставали ко мне с просьбой, провести их в ресторан. Выручало то, что у нас не имелось оркестра, и по вечерам было довольно скучно, поэтому в основном у нас сидели или пассажиры, ожидающие поезда, или компании, которых танцы не интересовали. Не сомневаюсь, если бы я работал в другом ресторане с танцами и дамами, просьб было бы намного больше.

Зато маман звонила все чаще.

– Саша, здравствуй, как вы поживаете? Как Людочка? Вы еще никого не ждете?

Узнав, что мы пока никого ждать не собираемся, она переходила к делу.

Саш, я тут хотела эскалопы приготовить, Пашку побаловать, и никак не могу на свинину хорошую попасть. Может, купишь килограммчик, и привезешь, было бы неплохо, если еще зефира в шоколаде коробочку принесешь. Я к тете Лиде в гости собираюсь, так без подарка неудобно.

К сожалению, на работе приходилось по телефону говорить немногословно, хотя так и подмывало спросить у мамы, как это она врач высшей категории не может зефира купить в магазине, а обращается к сыну, всего месяц работающему в системе общепита.

Глава 19

Если бы она знала, что пройдет всего ничего, лет сорок, и зефира в шоколаде в магазинах будет лежать завались. И не потому, что его стали делать намного больше, а потому, что народ вынужден тратить деньги, которых не так уж много, совсем на другие нужды. Смешно, в 2020 году говядины в стране производилось почти в три раза меньше, чем в 1988, тем не менее, она свободно лежала во всех мясных лавках, просто потому, что не было у людей денег на мясо по пятьсот рублей килограмм. Для нищего пенсионера гораздо выгодней купить курицу за сто рублей и радоваться жизни. А в семидесятые годы мясо по рубль девяносто копеек говядина, и два двадцать свинина, в магазине надо было караулить. Вот маман и просила меня расстараться и купить мясо на работе.

Хорошо, что директор всегда шел навстречу, если, конечно, не наглеть. В начале недели можно было сделать заявку, а в четверг получить у кладовщицы заказанные продукты. Снабжение у нас было неплохое. Продукты завозились прямыми поставками из Ленинграда. А у Дмитрия Яновича с руководством Октябрьской железной дороги отношения были весьма неплохие. Так, что гастроном мы с Людой посещали только для того, чтобы купить молочку, да хлеб. Остальное я покупал на работе. Хотя особого дефицита продуктов в магазинах еще не было. До него оставалось еще полтора десятка лет.

В середине августа мне вновь позвонила директриса торгово-кулинарного училища и поинтересовалась, не надумал ли я сменит амплуа на педагога. Возможно, я бы и согласился на ее предложение, но не хотелось портить отношения с женой. К моему удивлению она оказалась очень ревнивой особой. Никогда бы не подумал! За год учебы она изрядно достала меня своими намеками, хотя я поводов для ревности не давал. Но для ревнивого человека повода давать и не нужно, он сам их найдет, сколько хочешь. Поэтому идти работать в училище, где большинство учащихся – девчонки от 15 до 17 лет, значило напрашиваться на ссору с Людой.

– Вот тебе первые последствия ранней женитьбы, – скептически думал я после телефонного разговора. – Да, уж семейная жизнь сразу ограничила свободу выбора.

Но так, как для меня это сюрпризом не являлось, то я отнесся спокойно к этому обстоятельству.

Гораздо интересней был разговор, произошедший несколькими днями позже.

К нам должен был прибыть из Ленинграда начальник дороги, на своей дрезине. Поэтому на вокзале и в самом ресторане с утра сложилась довольно нервная обстановка.

Дмитрий Янович носился как взмыленный конь, орал, и заставлял нервничать нас.

Ресторанс утра был закрыт, мы готовились к приему важных гостей.

К двум часам дня у нас все было готово. Столы накрыты по высшему разряду. Сдвинутые ряды сверкали пошлой роскошью. На новых льняных скатертях, стояла посуда с вензелями и позолотой. Я даже не знал, что у нас такая имеется.

Салатницы с черной и красной икрой перемежались тарелками с тонко нарезанной бужениной, окороком, балык осетра и стерляди также присутствовал на этом празднике живота. А венцом всего были два запеченных молочных поросенка, до времени накрытые металлическими крышками, короче, все было согласно картинке из книги о вкусной и здоровой пище. О бутылках с вином и коньяком я даже не говорю, сплошная марочная Армения и Грузия.

Я тоже здорово умаялся, надо было испечь восемь тортов по числу гостей. На мою просьбу выделить помощника Арсен Давидович отрицательно покачал головой.

– Сандро, ты же видишь, нэт людей, савсэм нэт. Все заняты.

Пришлось выпекать торты в одиночку. В итоге я все-таки справился и сейчас уселся в уголке и через щель в портьере наблюдал, как официанты накрывают столы.

Пожалуй, если бы не регулярные занятия спортом, я бы сейчас не сидел, а лежал. Но что есть, то есть. У меня еще хватало бодрости на наблюдение.

К двум часам гости, или точнее сказать проверяющие, появились в зале, с ними пришли и наши местные начальники. Дмитрий Янович, улыбаясь, пригласил их за стол. Уселись все довольно быстро, потому, что на стульях лежали карточки с фамилиями.

Начало, как и обычно, на таких фуршетах было спокойным и даже немного скованным, но постепенно градус веселья нарастал.

В итоге нарезались гости, будь здоров. Но видимо сказывалась долгая практика, все остались на ногах.

Ближе к пяти часам гости начали расходиться. Но один представительный мужичок, прошел в кабинет к нашему директору и начал что-то с ним обсуждать.

Я к этому времени уже пришел в себя и встал за плиту, с шести вчера ресторан должен был открыться для обычных посетителей. Ведь план и социалистические обязательства никто не отменял.

– Сандро, зайди к директору, – крикнул мне Арсен.

Удивившись, чего тому от меня надо, я вытер руки, отряхнул на всякий случай фартук и пошел в кабинет.

Дмитрий Янович при моем появлении расплылся в улыбке.

– Семен Моисеевич, а вот и наше молодое дарование, о котором вы спрашивали.

Сидящий за столом мужчина чем-то напоминал Ширвиндта, только не в молодости, а именно пожившего.

– Так вот ты какой, Александр Красовский, – произнес он с характерным акцентом. – Наслышан, наслышан.

Он замолчал, побарабанил пальцами по столу и, повернувшись к директору, спросил:

– Так, еще раз напомните, насколько увеличилась выручка за последние три месяца?

– Ну, я так сразу точных цифр сказать не могу, – замялся Галицкий. – Ну, где-то на пять- семь процентов.

– Молодой человек, как вы относитесь к тому, чтобы сменить место работы? – неожиданно спросил у меня Семен Моисеевич.

– Отчего бы и не сменить, вполне положительно отношусь, только шило на мыло менять не буду, – ответил я.

Дмитрий Янович секунду назад вполне бодрый и довольный, вдруг нахмурился и с недовольным видом уставился на собеседника.

Тот же не обращая внимания на недовольного директора, продолжил свою речь.

– Ну, допустим, вас примут на работу поваром в ресторан на Московском вокзале, как вы к этому отнесетесь?

– Понимаете, Семен Моисеевич, я семейный человек и не так легок на подъем. Сейчас с женой мы живем в неплохом общежитии, Она работает бухгалтером, мы вроде бы не бедствуем, поэтому срываться с места просто так не хочется.

Вы же, собственно, кроме работы ничего не предложили. Даже зарплату не озвучили. Без жены я не поеду, а вдвоем нам нужно приличное жилье, насколько я в курсе, у вас до сих пор даже в Ленинграде некоторые работники живут в вагонах. Мне такой жизни не надо.

Дмитрий Янович, услышав мои слова, расцвел от удовольствия. Но Семен Моисеевич от меня не отстал.

– Александр Владимирович, а если у вас будет жилье, не роскошное, конечно, но комнатка в коммуналке неподалеку от вокзала, вы решитесь на переезд?

– Вот же хренов соблазнитель! – мысленно подумал я, а вслух сказал:

– Семен Моисеевич, я вижу, что вы к этой беседе не очень готовы, когда у вас будут конкретные предложения, мы вполне может их обсудить, возможно, вы и моей жене найдете работу бухгалтера.

Пожилой еврей окинул меня задумчивым взглядом.

– Молодой человек, в вашем роду иудеев случайно не было? – спросил он улыбаясь.

– Нет, случайно не было, – так же улыбаясь, ответил я.

Разговор на этом завершился, но я чувствовал, что он будет иметь продолжение.

А в сентябре Люда пришла с работы чем-то озабоченная. Если в первый месяц она восторгалась новой работой и признавалась, что была дурой, когда не хотела менять профессию, то через пару месяцев восторги стихли. Проблемы прежней работы начали забываться, зато проблемы новой не заставили себя ждать. Обычно, Люда, приходя домой, вываливала на меня кучу новостей о своих коллегах, но сегодня подозрительно молчала.

– Любимая, ты где? – спросил я жену, с отсутствующим видом разглядывающую потолок.

– Саш, представляешь, наш Минздрав создал ЖСК, для медиков и на нашу бухгалтерию выделил пять квартир для передовиков производства.

Я улыбнулся.

– Люда, ты полгода всего работаешь, у тебя никаких шансов нет вступить в кооператив, там есть, кого награждать квартирами.

– Ну, да так и есть, – машинально согласилась жена. – У нас сначала все чуть не передрались из-за этих квартир. Собрание два часа шло. А потом, когда узнали, что первый взнос должен быть три с половиной тысячи, две квартиры повисли в воздухе. Деньги нужны на следующей неделе. Ни у кого таких средств свободных нет. Нам сказали, что если до понедельника никто денег не найдет, квартиры передадут в другие учреждения, там на них сразу желающие появятся.

– Понятно, – процедил я, лихорадочно размышляя, что делать. Не исключено, что мне действительно предложат переехать в Ленинград и даже дадут комнату в коммуналке и тогда нам квартира в кооперативе на хрен не нужна. Но с другой стороны, сколько она будет строиться, не меньше трех-четырех лет, что за это время произойдет, никто не знает.

– А ты хочешь квартиру? – спросил я Люду.

– Ты еще спрашиваешь? Конечно, хочу! – воскликнула она с загоревшимися глазами. – Представляешь? Огромная трехкомнатная квартира, целых пятьдесят два квадратных метра!

– Только где мы такие деньжищи найдем? – энтузиазм из ее глаз испарился.

– Тогда давай подумаем, где нам взять деньги, – предложил я. – Ну, я могу у мамы взять в долг рублей пятьсот. На что, на что, а на кооператив она деньги даст. Потом, может, твои родители смогут помочь?

– Ну, наверно они тоже смогут дать рублей пятьсот. Правда папа хотел в следующем году мотоцикл с коляской покупать, – неуверенно сказала Люда.

– Ну вот, видишь, тысячу мы уже набрали, да в заначке у нас лежит шестьсот рублей. Так что нам необходимо, где-то отыскать еще две тысячи.

– Не две, – поправила жена, – тысячу девятьсот рублей.

Я кивнул и сообщил:

– Завтра на работе спрошу деньги в долг у Галстяна, есть у него денег. А ты позвони с работы маме, если они согласятся дать взаймы, пусть срочно вышлют переводом.

Сам же в это время думал:

– Черт возьми, лежит в тайнике такая куча денег, и не воспользуешься. Ладно, для вида у Арсена попрошу пятьсот рублей. А остальные деньги достану из заначки.

После нашего разговора задумчивость жены испарилась, перейдя в игривое настроение. Поэтому улеглись мы в кровать гораздо раньше обычного. И любили меня так, что хотелось дарить и дарить жене квартиры. Вот же умеют женщины найти подход к мужчине. Даже к такому «мудрому и опытному», как я.

Утром, что необычно, Люда встала раньше меня.

– Саша, ты чего разоспался. Вставай немедленно, у нас сегодня много дел.

– Каких еще дел? – спросонья удивился я.

– Как это, каких!? Мы должны до понедельника найти три с половиной тысячи рублей, а у нас пока только есть шестьсот рублей.

– Какие шестьсот рублей? – делано удивился я.

– Ну, перестань шутить, сам же сказал вчера, что у нас в заначке шестьсот рублей, – обиделась жена.

Я потянулся в кровати и зевнул.

– Ну вот, теперь и пошутить нельзя. И вообще, мне хочется еще полежать, кое-кто из меня ночью все соки выпил. Ты случайно не знаешь, кто это был?

В ответ на мою голову обрушилась подушка. Пришлось вставать, хотя мне сегодня надо было идти на работу во вторую смену, и можно было спокойно поваляться в кровати еще пару часиков.

После завтрака Люда в боевом настроении отправилась на работу, я же отправился на первый этаж на вахту, чтобы позвонить маман и огорчить ее просьбой дать взаймы пятьсот рублей, а если можно, то и больше.

Вахтерша сидевшая рядом внимательно вслушивалась в разговор. Поэтому я был уверен, что слухи о том, что мы собираем деньги на первый взнос в кооператив, сегодня же разойдутся по всей общаге. Ну, что же, по крайней мере, не будет разговоров, что мы неизвестно откуда набрали кучу денег.

Глава 20

– Только бы никто из наших бухгалтеров не смог найти денег на взнос, – периодически повторяла Люда, нагибаясь за очередным подосиновиком.

Сегодня воскресенье и мы с утра бродим по лесу. Я не нашел более лучшего занятия, чем грибная охота, чтобы отвлечь жену от навязчивых мыслей, что кто-нибудь из ее коллег сможет найти довольно крупную сумму и тогда кооперативная квартира нам не светит. Люда работает в бухгалтерии всего ничего, отсюда и все ее переживания. Если кто-нибудь, более заслуженный, сможет собрать нужный взнос, с мечтой о квартире придется распрощаться.

Вчера, в субботу, мы получили переводом от родителей Люды последние пятьсот рублей, и сейчас три с половиной тысячи рублей лежали у нас комнате на шифоньере, закрытые сверху прикрученной на шурупы фанерой. Будь я вором, ни в жизнь бы не догадался, что под пыльной фанерой лежат деньги.

Я вообще то прятать их не собирался. Но жена очень переживала, что нас днем могут обворовать, и хотела взять деньги с собой в лес. Вечером в субботу она несколько раз пересчитывала купюры дрожащими руками и все повторяла:

– Боже мой! Сколько денег! Я никогда столько не видела, Саша, давай я еще раз пересчитаю, мне показалось, что пятидесяти рублей не хватает.

– Люда, хватит изображать скупого рыцаря, ты сейчас на Плюшкина похожа, пальцы от бумажек почернели.

Однако жена на подколки не реагировала и в очередной раз начала раскладывать на столе купюры по номиналу, периодически вздыхая и прикидывая через сколько лет мы сможем рассчитаться с долгами.

– Что бы она сказала, если бы узнала, что через какие-то двадцать с небольшим лет, мы будем считать зарплату миллионами, – подумал я, а вслух же пытался ее успокаивать..

– Люд, родителям отдадим, когда сможем. Главное, вернуть деньги Арсену. Он тоже меня не торопил, сказал, что может и год подождать.

Тем не менее, даже грибы не смогли отвлечь Люду от переживаний. И в который раз она напоминала мне:

– Саш, у меня уже полная корзинка. Давай к дороге выбираться. Пора домой.

Мои слова, что в шарабане еще полно места были проигнорированы. Пришлось доставать компас, сориентироваться, и двигать в сторону шоссе.

– Саша, посмотри на месте ли деньги! – первым делом услышал я от супруги, когда мы зашли в комнату.

Я достал отвертку из ящика с инструментом, забрался на табурет и открутил шурупы, хорошо, что вкрутил всего пару штук.

– Забирай свои мани-мани, – сказал я, протянув тонкую пачку купюр жене.

– Санчик, а ты бы не мог завтра утром проводить меня до работы? – робко поинтересовалась Люда. – Мне страшно такие деньги одной нести.

Она так жалобно глядела на меня, что отказаться я не смог. Позвонил с вахты на работу и сообщил, что с утра задержусь на час – полтора. В воскресный вечер никого из начальства, естественно, не было, но администратор пообещала передать Арсену мое сообщение.

Как всегда, ужин был на мне. Но сегодня это было несложно. Тушеные белые грибочки в сметане со свежей картошкой пошли на ура. После ужина мы на пару до одиннадцати часов занимались чисткой грибов, делали это на общей кухне, скучно не было, нашу добычу комментировали все соседи. Приходилось отвлекаться на объяснения, куда ездили, как добирались и прочее, поэтому легли спать почти в половину двенадцатого.

Утром Люда так переживала, что мы останемся с носом, что даже я начал нервничать и попытался объяснить, что если нам не удастся стать членами одного кооператива, можно будет попасть в другой, если очень сильно захотеть.

К сожалению, жена меня не слушала. Она в очередной раз пересчитывала деньги.

Затем, убрав их в кошелек, скомандовала:

– Саша, одевайся, нам пора. Ты же обещал поехать вместе со мной.

Собираться мне было недолго. Если бы не поездка с Людой, я бы уже был на работе. Поэтому в шесть часов утра я уже был на ногах.

Когда мы появились в бухгалтерии Минздрава, там почти никого не было. Но женщины из ранних пташек с большим интересом разглядывали меня.

Мне от этих погляделок было ни холодно, ни жарко, однако Люда считала по-другому.

– Саш, ну ладно, давай иди на работу. Я тебе потом позвоню, скажу, как все прошло, – прошептала она мне на ухо.

Бухгалтерши, сидевшие в кабинете, проводили меня улыбками, в отличие от жены, та, с озабоченным видом, наверно, опять в уме пересчитывала деньги.

– Фуу, – облегченно выдохнул я, очутившись на улице. Последние три дня для меня оказались нелегкими. Сначала беседа с маман, та, конечно, деньги дала, но очень долго читала нотации и интересовалась, когда я смогу вернуть долг.

Ну, а потом пришлось выслушивать словесный поток от жены. К сожалению, я не мог ей признаться, что есть у меня денег не на один десяток квартир. Как говорится, что знают двое, знает и свинья. А если один из них женщина, то все происходит в несколько раз быстрее.

На работу я опоздал прилично, Арсен укоризненно покачал головой, увидев меня, но только поздоровался и больше ничего не сказал.

Я быстро переоделся и встал к своему рабочему месту. Работы было полно, поэтому я сразу не понял, что меня зовут к телефону в кабинет директора.

Когда я взял трубку в ней раздался ликующий голос супруги.

– Саша! Нас приняли в кооператив, я уже заплатила деньги. Представляешь, кроме меня еще Таисия Ивановна внесла взнос. А Роза Сергеевна злющая ходит, она хотела для сына квартиру купить, а денег не нашла.

– Надеюсь, ты с телефона – автомата звонишь? – спросил я.

– Конечно, что я дура, из бухгалтерии звонить, – обиделась жена. – Там любопытных ушей полно.

Когда я положил трубку, Галицкий, сидевший за столом во время разговора с отсутствующим видом, поинтересовался:

– Александр Владимирович, я так понимаю, вас можно поздравить?

– Ну, пока особо не с чем, – ответил я. – Жену приняли в ЖСК, Минздрав собирается два дома для сотрудников строить. А когда построит еще не известно.

– Не скажите, не скажите, вам крупно повезло. В наше время попасть в жилищный кооператив непросто. А на какую квартиру вы рассчитываете, если не секрет?

– Не секрет, – сообщил я. – На трехкомнатную. Правда, площадь небольшая около шестидесяти квадратных метров.

– Хм, небольшая, – протянул директор. – Помнится, вас в недавнем разговоре в Ленинград манили, обещали комнату в коммуналке. Теперь-то, наверно, никуда не сдвинетесь? Новая квартира в Петрозаводске и маленькая комнатушка в дореволюционном доме с кучей соседей хоть и в Ленинграде несравнимые вещи.

– Отчего же. Дмитрий Янович, вы же сами понимаете, когда еще будет та квартира, а коммуналку предлагают сейчас. Она, в принципе, ничем от нашего общежития не отличается, зато, как вы верно заметили, в Ленинграде, – улыбнулся я. – Но мне не особо вериться, что из того разговора выйдет что-то путное.

– А я думаю, что тогдашний разговор был не последний, – ответил директор. – Семен Моисеевич не тот человек, чтобы так просто обещать. Если завел разговор, значит, на что-то рассчитывает.

Через месяц я вспомнил этот разговор, когда меня вновь пригласили в кабинет директора.

Он с кривой усмешкой предложил:

– Бери трубку, Семен Моисеевич на проводе.

– Добрый день, молодой человек, – донесся знакомый голос из трубки. – Вот видите, последовал вашему совету и основательно подготовился к разговору. Я, как заместитель начальника Октябрьской железной дороги приглашаю вас приехать в Ленинград и осмотреть комнату, планируемую выделить для вашей семьи, если вы согласитесь работать в нашем ресторане на Московском вокзале.

– Опа-на! – мысленно воскликнул я. – Ни фига себе новости, и что теперь делать? Можно было смеяться, пока шли разговоры, а сейчас нужно конкретно что-то решать. Отказаться? Так потом всю жизнь буду себя ругать, что упустил шанс на переезд. Это в далеком будущем, если есть деньги, купил квартиру в Питере и живи себе спокойно. Сейчас же все иначе.

Согласиться? Тоже страшновато, да и как на это Люда отреагирует. Если уедет со мной, ее точно исключат из кооператива. Если не уедет, жить мне там, а ей здесь тоже не фонтан.

– Добрый день, Семен Моисеевич, – осипшим от волнения голосом поздоровался я. – Вы знаете, я до этого звонка всерьез не думал о вашем предложении, мне казалось, что это просто шутка с вашей стороны. Я сегодня поговорю с женой, если она согласится, то мы в ближайшие дни съездим в Ленинград. Вы только подскажите, куда и к кому надо обратиться на вокзале.

После получения инструкций я попрощался и, положив трубку, уставился на своего начальника.

– Ну, что смотришь, – устало улыбнулся тот. – Не понимаешь, почему именно тебя молодого неопытного на работу в Ленинград манят. А все очень просто. Жена у Семена Моисеевича большая лакомка да и обе дочери тоже.

Они ему плешь на голове протерли, чтобы он кондитера, который такие вкусные торты делает, к себе забрал. Вот он и старается. Хотя и ты еще тот жук. Вроде бы рецепт не скрываешь, все рассказал, показал, но того вкуса, как у тебя никто добиться не может. О чем это говорит, да о том, что есть в этом деле какой-то секрет…

На этих словах директор выжидательно глянул на меня.

Я же сделал исключительно честное лицо и признался:

– Дмитрий Янович, все, как на духу рассказал, ничего не утаил. Да и что там можно утаить, все же видели, как я торты пеку.

– Ладно, – махнул рукой директор. – Не хочешь говорить, не говори. Торты, что делают твои коллеги, тоже влет расходятся. У нас теперь, как поезд мурманский, или московский подходит, сразу очередь у дверей образуется. Все хотят домой в подарок увезти.

Давай лучше обговорим, когда тебе отгул дать.

После недолгого обсуждения мы договорились, что отгул дадут в ближайшее воскресенье. У меня, как никак сменная работа, а Люде будет проще, не надо отпрашиваться для поездки.

– Люда, мы в воскресенье едем в Ленинград, смотреть комнату. – сказал я, вваливаясь домой с большим пакетом.

– Какую комнату? – изумилась жена. – Санчик, ты здоров?

– Как бык. – ответил я. – Понимаешь, меня уговаривают на работу в Ленинграде, и даже дают комнату в коммуналке, вот ее мы и поедем смотреть.

– Красовский! – строгим голосом сказала Люда. – Я без звука поехала за тобой в Петрозаводск, хотя мама предлагала кучу вариантов остаться в Вытегре. Но сейчас, когда у нас есть вариант получить кооперативную квартиру, я считаю, что ты дурак со своим Ленинградом. У меня хорошая работа, я даже не предполагала, что такая бывает. Это тебе не больных по лестницам таскать. У нас приличное жилье, ты ведь не будешь отрицать, что получила его я?

– Погоди! Мне все понятно! Ты делаешь это, потому злишься, что сам ничего мог предпринять, чтобы получить для нас жилье. Поэтому и придумал эту аферу с Ленинградом. Глупенький, я никогда так не считала. Я бы без тебя ничего бы не смогла сделать.

Хотя я предполагал такую реакцию на мои слова, но на всякий случай сделал расстроенный вид. Привлек жену к себе, обнял и заговорил:

– Люда, ну почему сразу афера? Работу мне предлагают в ресторане на Московском вокзале. Комнату дают в коммунальной квартире неподалеку. Давай съездим в выходной в Ленинград, билеты будут бесплатные, посмотрим комнату, это ведь нас ни к чему не обязывает. Потом, прогуляемся по Невскому проспекту. Посмотрим на людей, себя покажем. Может в Гостином дворе, какой-никакой дефицит купим.

– У нас денег нет на дефицит, – глухо пробубнила Люда мне в подмышку.

– Найдем, – ответил я, внутренне торжествуя. Главное ведь правильно поговорить, найти нужные слова и женщина на все согласится.

Опустошив принесенный пакет, я быстро накрыл стол. Салат из помидор с майонезом, салат столичный, разогретый фирменный лангет в сметанном соусе, издавал манящий запах, небольшая розетка с черной икрой дополняла натюрморт из конфет с апельсинами и гроздьями винограда. И в главе всего стояла бутылка экспортной Столичной водки.

– Это в честь чего? – спросила жена, украдкой смахивая слезу. Ну, никак она не может отстать от этой привычки, рыдать по любому поводу.

– Да, просто в честь того, что мне захотелось устроить праздник, – ответил я и начал откупоривать водку.

Налив крохотные по двадцать грамм рюмки до краев, я сказал:

– Людочка, давай выпьем за то, чтобы у нас в жизни все получалось, как получалось до настоящего дня. И какие бы невзгоды и непогоды нам не встретились на пути, мы бы продолжали верить и любить друг друга.

Ха! Ну, кто бы сомневался. Люда опять расплакалась. Но чокнулась и выпила рюмку до конца. Сразу видно папину школу.

Глава 21

Если кто-то думает, что на этом мы и поладили, то он, или она глубоко ошибаются. Уже на следующий день на меня началась психологическая атака. Жена не постеснялась воспользоваться запрещенным приемом, привлекла на свою сторону свекровь.

До нашей поездки в Ленинград обе женщины дружно дудели в одну дуду, обрабатывая меня каждый день, доказывая, какой я осел, не ценю то, что имею и ловлю журавлей в небе, когда в руках жирная синица. И как бы мне с такой ловли не стало совсем худо. Хорошо еще, что теща жила за сто сорок км и дома не имела телефона поэтому не могла к ним присоединиться, а то совсем бы жизни не было.

Тем не менее, вечером во вторую субботу октября мы сели в купейный вагон поезда Петрозаводск-Ленинград.

Хоть я и не отработал одиннадцать месяцев для получения бесплатного билета, в кассе мне его выдали без проблем. А что? Разве кассиру не хочется съесть чего-нибудь вкусненького, а раз так, то с поваром надо дружить. Но до цены купейного вагона пришлось все же доплатить.

Когда на посадке проводница приветливо мне улыбнулась, у Люды сразу испортилось настроение.

– Саша, когда это закончится? – спросила она, когда мы уселись напротив друг друга, хорошо еще, что в купе кроме нас никого не было.

– Люда, ты опять за свое, – вздохнул я. Надо сказать, ревность жены начинала действовать на нервы. С одной стороны, ее можно было понять, я во время учебы, да и сейчас на работе находился в женском коллективе. Мужчин в ресторане было всего четверо, вместе со мной, Арсен, директор и официант Миша. Но с другой стороны, поводов для ревности я не давал.

Выяснению отношений помешал появившийся пассажир. Рыжеватый толстяк лет сорока, изрядно поддатый бесцеремонно плюхнулся на сиденье рядом с Людой.

– О, какая симпатичная девушка! Добрый вечер, – оживленно заговорил он, – даже не глянув в мою сторону. – Как мне повезло с попутчицей, красавица, а как вас зовут? Меня Сергей.

Он масляно улыбнулся и подсел ближе к ней. Люда явно не знала, что делать и осторожно отодвинулась.

– Сергей, между прочим, вы разговариваете с моей женой, – негромко сказал я.

Только тут, наш сосед по купе глянул в мою сторону. Все-таки он не был так пьян, как показалось сначала.

Окинув меня оценивающим взглядом, он поднялся, снял пальто, повесил его на вешалку, и уже совсем другим тоном, вежливо попросил освободить сиденье, чтобы сложить свои вещи в рундук.

Все же молчать долго он не смог и вскоре переключил свое внимание на меня, оставив Люду в покое.

Когда состав тронулся, мы уже были в курсе, что Сергей работает «толкачем» в отделе снабжения на Онежском тракторном заводе и в его обязанности входит работа с поставщиками. Вот и сейчас он едет на Кировский завод, который задерживает отгрузку деталей.

Хлебнув еще пару глотков из фляжки, он хотел продолжить разговор, но тут, на наше счастье проводница начала выдачу постельного белья и мы, застелив свои койки, улеглись спать. Наш сосед вздохнув, сделал то же самое. Ну, не повезло ему сегодня со спутниками. Ни вина выпить, ни поболтать.

Утро началось, как обычно в поезде, со сдачи белья проводнице и очереди в туалет. После чая Люда прилипла к окну и не отлипала до вокзала. Ей было все интересно, она еще никогда не бывала в Ленинграде и боялась пропустить что-нибудь интересное.

Выйдя в привычную толчею на перроне, я с удивлением понял, что ничего здесь не забыл и отлично ориентируюсь в окружающем.

Нужного человека на вокзале сразу отыскать не удалось. Но, как говорится, язык до Киева доведет, поэтому через полчаса я получил бумагу с адресом и номером телефона соседки по квартире, тоже бывшей работнице железной дороги.

На наше счастье пенсионерка была дома и скрипучим голосом сообщила, что с нетерпением ожидает нашего визита. Во как!

На вокзале мы не задержались, планов у нас на этот день было громадьё. Как всегда, в первые минуты контраст между тихим провинциальным Петрозаводском и центром Питера подействовал ошеломительно даже на меня, привыкшего к более плотному трафику и постоянным пробкам. Люда судорожно вцепилась мне в руку и не отпускала пока мы с Невского проспекта не свернули на Суворовский, а уж когда повернули на тихую 3-ю Советскую улицу она уже пришла в себя.

В подъезде я непроизвольно остановился, в нем стоял такой знакомый с детства запах старого дореволюционного дома, что я на миг почувствовал себя малышом пяти лет, каким был в тот год, когда отца направили из Ленинграда на работу в Карелию.

– Саш, ты чего остановился? – вопрос жены привел меня в чувство. Я мотнул головой и зашагал по ступенькам на второй этаж. Около дверных звонков висели таблички со списками жильцов и руководством сколько раз им нужно звонить. Нам в восьмую квартиру нужно было выдать три коротких звонка.

– Массивную деревянную дверь открыла высокая седая старуха, Она некоторое время разглядывала нас в узкий дверной проем, потом, убедившись, что бандитов на лестничной площадке не наблюдается, сняла цепочку и открыла дверь шире.

Ничего нового для себя в этой квартире я не увидел. Довольно узкий коридор метров пятнадцать длиной, заканчивался общей кухней. С обеих сторон в коридор выходили по четыре двери. Когда-то, наверно еще до революции в этих дверях были вставлены стекла, и в коридоре было светло. Сейчас же все двери были глухими, и темный, мрачный коридор освещался единственной, тускло горящей лампочкой.

Немного света добавляла кухня так, как дверь у нее отсутствовала.

Евгения Францевна, так представилась хозяйка, оказалась вполне разговорчивой и приветливой женщиной, поэтому мы сразу стали для нее Сашуля и Людочка.

Комната, в которую мы зашли, была небольшая, метров двенадцать. В ней было пусто, оборванные обои лохмами свисали со стен. Одинокий, видавший виды комод, поеденный жучком, смотрел на нас открытыми ящиками. Большой окно выходило в двор-колодец, в котором никогда не бывало света. Но все бы ничего, если бы не туалет.

Тот представлял собой что-то невероятное и запредельное. Его венцом являлся старый, замызганный унитаз, с верхним бачком. Как на него садятся жильцы, я не представлял. Люда с брезгливой миной осматривала облупленные стены и исписанную ругательствами дверь, похоже, не крашенную со времен блокады. Добили ее тараканы, важно шествующие по трубам отопления.

Окончательно решила вопрос с проживанием ванная комната. Даже говорить о ней тошно. Короче, пользоваться ей было нельзя. После нашего общежития, где санузел и душевые были в идеальном состоянии, смотреть на грязь и убожество было страшно.

– Ну, что вы говорите? – удивилась нашему возмущению Евгения Францевна. – У нас очень приличный туалет и ванна. Видели бы вы, что у нас творилось, когда был жив Федор Федорович. Когда он умер, мы все перекрестились, такой грязнуля был, ужас!

Мы с Людой переглянулись, но промолчали.

С квартирой все было ясно. Если комнату привести в порядок было несложно, то все остальное оставалось весьма проблематично.

– Мда, похоже, у Семена Моисеевича не будет личного кондитера, – подумал я, прощаясь с гостеприимной хозяйкой. Та приглашала нас на чай с плюшками, но мы вежливо отказались. Подхватим еще какую-нибудь инфекцию, не дай бог.

– Фи, – сообщила Люда, когда мы вышли на улицу из затхлого воздуха подъезда. – Меня так тошнило, просто ужас! Я никогда столько тараканов не видела. У нас дома как-то завелись, так мы зимой всех за два дня выморозили. Цветы только мама к соседям уносила. И в больнице все время травили. Если хоть одного увидят, так главная сестра скандал закатит на неделю. Всем матюгов доставалось.

– Ничего, – думал я. – Пройдет тридцать лет и тараканы сами выведутся. И даже травить их будет не нужно. Не выдержат они продуктов, которыми мы питаемся, и даже ухитряемся выживать.

– Вот пусти козу в огород, и будешь горевать, – немного переиначил я поговорку, глядя на жену, увлеченно рассматривающую вешалки с платьями в очередном отделе с женской одеждой. Уже три часа мы кружим по Гостиному двору. За это время я внимательно рассмотрел в окна Невский проспект, Садовую и Перинную улицы. Ничего интересного там не увидел.

Зато, встречаясь взглядами с такими же горемыками, сопровождающими жен, я сокрушенно пожимал плечами, кидая взгляд в сторону Людмилы. Эти жесты вызывали массу сочувственных улыбок от мужиков, тащивших увесистые баулы вслед за женами.

Мне тяжелый баул не грозил. В большой сумке на настоящий момент лежали только туфли. К сожалению, пришлось ограничить наш бюджет ста рублями, хотя и их наличие пришлось долго объяснять. По идее денег у нас сейчас не было от слова совсем. Люда, спокойно отдавшая мне ведение наших финансов, с одной стороны избавилась от головной боли, ее не волновало, как дожить до аванса, или получки, но с другой она никогда понятия не имела, сколько у нас денег. А их у нас до того момента, как мы заплатили взнос в ЖСК, вполне хватало на жизнь, если особо не роскошествовать. Поэтому мне не пришлось особо усердствовать в объяснениях. Раз муж сказал, что есть свободные сто рублей, очень хорошо! Надо их срочно потратить. Вот мы и тратили. Ну, учитывая, что один доллар сейчас стоил официально шестьдесят копеек, нынешние сто рублей соответствовали примерно двенадцати тысячам деревянных денег 2020 года. Шибко на них не разбежишься.

– Все-таки есть бог на свете! – думал я, выходя на улицу и вдыхая полной грудью выхлопные газы от транспорта, снующего по Невскому проспекту. – Наконец то сто рублей закончились, как их Люда не растягивала и не экономила. Остались только деньги на неплохой обед и возможно, на ужин, если к вечеру сильно захочется поесть.

В сторону Апраксина двора, где сейчас фарцует мой бывший сослуживец поСертолово-2 Дима Чернов, идти было уже не с чем. Да и не хотелось светить такие знакомства даже перед женой. Это в прошлой жизни я не раз катался в Питер на встречу с ним, накопив финансов для покупки не очень дорогих джинсов, или пластинки Биттлз, или Дорз. Ну, и бог с ним, надеюсь эта поездка сюда не последняя.

Собираясь идти в сторону остановки, я кинул взгляд на другую сторону Невского проспекта и увидел там знакомый силуэт полярного медведя (не Единой России) и надпись – кафе Север.

А не перекусить ли благородному дону и донье в этом кафе? – решил я и вместо остановки направился к ближайшему переходу.

Люда послушно следовала за мной даже не спрашивая, куда мы идем. Все-таки четыре часа ходьбы по магазинам утомят любую женщину. Но у меня оставалось черное подозрение, что если я нечаянно обнаружил еще одну сторублевку, жизненные силы супруги мгновенно бы восстановились.

Когда мы подошли к дверям кафе, Люда только устало спросила:

– Саша, а туалет тут есть.

Я улыбнулся и кивнул.

– Чего ты смеешься!? – внезапно обиделась супруга. – Ты не побоялся сходить в туалет в этой жуткой квартире, а я не могла никак себя заставить, думала, что меня вырвет, такая тошнота подступала.

В итоге, я, волоча две сумки, пошел искать свободные места, а Люда помчалась в туалет.

Взяв в руки меню, я увлеченно принялся его читать. В эти годы было немного заведений, где меню можно было читать, как книжку. В основном, все меню состояло из двух страничек. На одном еда, на втором напитки.

Здесь же только вин имелось около двадцати наименований. Я до того увлекся изучением списка, что не заметил, когда к нам подошел официант.

Молодой мужчина внимательно нас выслушал и с достоинством удалился.

– Знает себе цену, паршивец, – с усмешкой подумал я. – Всем видом показывает, в какомнепростом заведении работает. Не хухры-мухры!

Как коллега, работу поваров я оценил на пятерку. Солянка оказалась выше всяких похвал. Не пересолена, как часто бывает и маслин в ней имелось столько, сколько нужно, не больше и не меньше. Котлета по-киевски, получилась сочной и вкусной. А бутылка грузинской «Хирсы», замечательно стимулировала аппетит. Давно забытый вкус этого вина будил далекие воспоминания. Да уж мне было, что вспомнить.

Люда кушала тоже с большим аппетитом, шопинг отлично стимулирует женский организм. Но не забывала наблюдать за мной.

– Санчик, о чем задумался? – спросила она внезапно.

– О разном, Люда. – ответил я, не желая вдаваться в подробности. А конкретно, что здесь мне приходилось бывать не раз и не два, и в основном с женщинами. Вот о них я и вспоминал. Хотя, что в этих воспоминаниях? Было и прошло, да еще в прошлой жизни. Может, мне вообще та жизнь просто приснилась, хотя вряд ли, уж очень специфическими знаниями я обладаю.

С кофе нам принесли по кусочку воздушного суфле в шоколаде.

– Смотри! Оно немного похоже на твой торт Птичье молоко! – воскликнула жена.

Официант с любопытством покосился на меня, но ничего не сказал и удалился, забрав со стола пустую посуду.

В следующий раз, принеся счет, он мимоходом спросил:

– Молодой человек, торты – это ваше хобби, или как?

– Он ваш коллега, повар-кондитер, – гордо сообщила Люда, радуясь возможности похвастаться мужем. – Работает в ресторане.

Услышав слова жены, официант положил на стол бювар со счетом и быстро ушел, сообщив, что сейчас вернется и чтобы мы его обязательно подождали.

Как я и подозревал, вернулся он не один, с ним пришла пожилая женщина в строгом черном кримпленовом костюме. Жемчужное ожерелье и пальцы, унизанные перстнями, говорили о неплохих заработках, или богатом спонсоре.

Спросив разрешения, она присела к нам за стол и поинтересовалась, откуда мы приехали, где я работаю и действительно ли неплохо выпекаю торты.

В конце концов, она узнала все подробности нашего приезда, да я, собственно их и не скрывал, сообщив, что предложенное жилье нам не понравилось, так, что я остаюсь работать в провинции.

Судя по реакции собеседницы, Семена Моисеевича она знала, ну, или слышала о нем. Так, что внимание этого человека к моей скромной персоне, ее немало озадачило.

– Александр Владимирович, вы знаете, наше предприятие занимает передовые позиции в городе по производству тортов, пирожных и прочих сладостей. Однако мы всегда открыты для новых веяний. Я краем уха слышала, что в Петрозаводске появились в продаже чудо-торты, но не рассчитывала, что их создатель появится в нашем кафе. Может, вы согласитесь рассказать рецепт торта нашим специалистам? И, если возможно, наглядно продемонстрировать его приготовление.

– Ого! – мысленно воскликнул я. – На ходу подметки рвет. Ох, и шустрая баба, эта Светлана Леонидовна. Ага, сейчас я вам разбежался все рассказывать. Возможно, еще с годик секрет продержится? Что же касается новых рецептов их у меня есть, но делиться за так просто ни с кем не собираюсь.

– Вслух же ответил кратко, что до поезда осталось немного времени, поэтому вынужден отказаться от такого лестного предложения. Возможно, в другой раз появится такая возможность.

Собеседница явно не рассчитывала на мое согласие, потому, что нисколько не расстроилась. Записала мои координаты в Петрозаводске и сообщила, чтобы я не удивлялся, если она на днях мне позвонит.

Глава 22

– Хрен тебе, хрен тебе, – четко отстукивали вагонные колеса, когда мы возвращались домой после Ленинградских приключений. Несмотря на мои спортивные тренировки, ноги ныли не по-детски. Люда чувствовала себя не лучше. Целый день бродить пешком по центру города, заглядывая во все магазины подряд, нелегкое дело даже для молодежи, каковой мы являлись.

Кроме этого Люде не нравились наши спутницы. Две молодые девушки, работницы завода «Светлана» возвращавшие с двухмесячной учебы, откровенно кокетничали со мной, не обращая внимания на откровенную неприязнь супруги. Не нагулялись, наверно, в Питере? Или просто Людку дразнят.

– Нет, с этим надо что-то делать, – решил я. – это уже все границы переходит. Жена опять все наставления из головы выкинула. По приезду придется опять воспитательную беседу проводить. Достала своей ревностью.

Прихлебывая горячий чаек, я снова и снова прокручивал в голове сегодняшний день, барабаня пальцами в такт монотонному стуку колес, рассказывающему о крахе моих целей. Конечно, если бы не Люда, я бы в жизнь не отказался от предлагаемой комнатки. Такие предложения бывают раз в жизни далеко не у всех, а у большинства людей никогда.

– А стоил ли Париж мессы? – пожалуй, я впервые задумался о том, что пошел на поводу эмоций и так рано женился. Наверно сработал скрытый комплекс вины, которую испытывал всю прошлую жизнь. В тот момент, год назад, я просто не представлял себе, как сложно будет жить с женой, которая по возрасту годится во внучки. Нет, как живут богатые старички со своими моделями, я прекрасно понимал. Но там молодухи заранее знают, для чего им нужен древний старикашка, а мы то с Людой практически одногодки, и она, собственно, как и все окружающие ждала от меня поведения двадцатилетнего юнца, а его то я подделать не мог, да и не хотел. Ну, какой может быть юнец из восьмидесятилетнего старика. Поведение сложившейся за десятилетия личности сложно изменить.

Кроме того, в нашей семье как-то незаметно обострилась борьба за лидерство. Я был ведущим в ней, начиная со свадьбы и, жена безропотно это приняла. Однако последние два месяца Люда стала понемногу вырабатывать командный голос, что мне очень не нравилось. В принципе, было понятно, откуда это берется. Моя теща являлась абсолютным командиром в своей семье и ее дочь не могла не попытаться стать таким же командиром в нашей ячейке общества. Но тут нашла коса на камень. Я хоть и не имел габаритов тестя, но роль лидера в семье отдавать не собирался.

Пока у нас случались редкие размолвки, обычно заканчивающиеся примирением в кровати. Но, как наша жизнь сложится дальше, сказать было затруднительно.

– Саша, вы бы не могли выйти из купе на минутку, мы бы со Светой переоделись? – широко распахнув волоокие глаза и жеманно улыбаясь, попросила меня одна из девиц.

Вырванный из своих размышлений, я не сразу понял, что от меня хочет хорошенькая соседка.

– Конечно, конечно, – сказал я через пару секунд и вышел в коридор, закрыв за собой дверь.

В одиночестве я долго не простоял, буквально через минуту ко мне присоединилась жена.

– Какие несносные девицы с нами едут! – сказала она с чувством. – Никакого уважения к старшим, разговаривают с тобой, как будто ты их приятель…

– А ты и рад стараться. – Добавила она с упреком.

– Люда, вот по этому поводу мне хотелось с тобой поговорить, – сообщил я, глядя в темное окно в котором сверкал огоньками очередной населенный пункт. – Ты еще долго будешь меня ревновать к каждому фонарному столбу?

Мне кажется, что тебе пора уже понять, что мне другой жены не нужно.

Это, в конце концов, становится смешным. Ты разве не заметила, что наши попутчицы тебя специально дразнят? Поняли, как ты ревнуешь, и начали ко мне приставать со всякой ерундой. А мне это надо?

Так, что давай, заканчивай с глупой ревностью, будь умней этих соплюшек и сразу станет проще жить.

Недолгое молчание, вскоре прервалось тихим шепотом.

– Санчик, прости, я постараюсь тебя так явно не ревновать, – ответила Люда и мне на руку упала горячая слезинка.

Вся моя злость сразу куда-то испарилась, ну что тут будешь делать? Нашла жена ко мне подход, и уже давно. Интересно, у меня когда-нибудь появится иммунитет к ее слезам, или это подарок на всю оставшуюся жизнь?

– Ты тоже прости меня за резкость, – пробормотал я и обнял Люду за плечо, мимолетно чмокнув в щеку.

Так, обнявшись, мы зашли обратно в купе. Обе девчонки уже сидели в халатиках, демонстративно обнажив ноги до середины бедра.

Я почувствовал, как напряглась жена, и тихо шепнул ей на ухо:

– Ты обещала.

Разочарованные нулевой реакцией Люды, девчонки прекратили ее троллить и начали болтать о чем то о своем, уже не обращая на нас внимания.

Поезд подкатил к Петрозаводскому вокзалу по расписанию. Меня ждали на работе, поэтому я домой не поехал. Мы быстро убрали вещи в автоматическую камеру хранения, и я поднялся на второй этаж в ресторан. А Люда отправилась на остановку троллейбуса, до работы ей оставалось еще полчаса.

Кроме директора никто не знал, где я провел свой отгул, а посему и вопросов мне никто не задавал.

Лишь после обеда, когда Галицкий появился на работе, он вызвал меня к себе и полюбопытствовал, доволен ли я итогами поездки.

Пришлось честно и откровенно признаться, что никуда ехать не собираюсь, жилье категорически не понравилось жене, а я, как послушный олень, всегда выполняю ее пожелания.

При этих словах Дмитрий Янович сочувственно улыбнулся, все мы знали, что наш директор строг только на работе, а дома супруга вертит им, как хочет.

Но все же его откровенно удивила причина отказа.

– Послушай, Санек, – фамильярно обратился он ко мне. – Неужели вы отказались от предлагаемой квартиры только из-за ванны с туалетом?

У меня тоже комната на Васильевском острове не фонтан, двенадцать семей живут в коммуналке, но я отказываться от квартиры из-за грязного туалета не собираюсь. Значит, ты не смог объяснить жене преимуществ жизни в большом городе. Сам понимаешь, театры, музеи, концерты знаменитостей, да одно снабжение чего стоит!

Я улыбнулся.

– Но вы то сами, Дмитрий Янович, ленинградец, а работаете в Петрозаводске, значит не все так просто, как вы говорите.

Директор смутился. Понятно, не хотелось Галицкому объяснять, что ему не светило занять такой пост в Питере, пришлось соглашаться на Петрозаводск.

Ходили слухи, что ему у нас недолго осталось работать, скорее всего, он займет такую же должность в Мурманске.

Ну, в общем, когда я ушел из кабинета, Галицкий остался в уверенности, что его подчиненный является подкаблучником и послушно выполняет все требования жены.

До Нового года мы дожили спокойно. Семен Моисеевич позвонил однократно, поинтересоваться моим решением, Галицкий даже не позвал меня к телефону, только к вечеру сообщил о звонке. Светлана Леонидовна тоже забыла обо мне.

Я больше не удивлял коллег новыми рецептами, и так на мой бухарский плов желающих хватало, так же, как и на торты и суфле.

Люда была также довольна жизнью. А чего, собственно быть недовольной? С продуктами питания у нас проблем не было. Так же, как и с одеждой. В принципе, я мог достать все, что угодно из дефицита, проблема была в деньгах. В отличие от того времени, когда я работал в такси, залегендировать наличие лишних финансов не было возможности. Зарплата у меня была скромная, сто десять рублей. Чаевых, в отличие от официантов я не имел. Но жаловаться все равно было бы грешно. В рабочие дни питались мы в ресторане, за что у нас вычитались в месяц смешные деньги, в пределах 6–7 рублей. Хотя город у нас вроде бы был достаточно большим, вскоре я знал лично многих заведующих базами, товароведов и прочих деятелей торговли.

И тут оказалось, что меня начала банально заедать скука. Наверно, не хватало адреналина, которого имелось в избытке в прошлой жизни врача. Со скуки я начал даже ездить на зимнюю рыбалку. Тем более, что строительный трест, которому принадлежала общага, выделил для этого дела автобус, в который по выходным набивалось любителей рыбалки, как сельдей в бочке. И потом мы ехали в тесноте около часа, дыша друг на друга вчерашним перегаром. А некоторые ухитрялись дышать и сегодняшним, ловко прихлебывая водку из раскладных пластмассовых стаканчиков, занюхивая черным хлебом.

В одной из таких поездок я познакомился с человеком, сыгравшим большую роль в моей дальнейшей судьбе.

Приехав, как обычно с первым автобусом на Укшозеро, я выбрал место и усевшись на шарабан приступил к ловле.

Денек был замечательный, безветренный и не особо морозный, градусов пятнадцать. Скрип снега за спиной я услышал издалека.

Минут через десять ко мне подошел высокий, крепкий мужчина, и что интересно с небольшой бородкой. В наше время это было большой редкостью.

– Добрый день, молодой человек, – дружелюбно поздоровался он. – Как клев?

Я ответил в том духе, что рыба пока плавает в озере.

Мужчина пробурил лунку неподалеку и тоже уселся на свой шарабан. Посидев, спокойно, пять минут, он встал и начал что-то искать в нем.

– Ого! Вот она! – радостно воскликнул он, достав из шарабана бутылку водки Петровской. Для тех, кто не знает, сообщу, что такую водку делал Петрозаводский ликероводочный завод, настоянная на черном хлебе он имела желтоватый оттенок.

– Будешь? – спросил он, обращаясь ко мне.

– Не, не буду, Петровскую водку не пью, – сообщил я в ответ.

Сосед на этом не успокоился, убрав бутылку в шарабан, он достал из него бутылку Столичной.

– А эту будешь? – спросил он с надеждой в голосе.

– Ну, давайте, по одной, – согласился я.

Мужчина с довольной физиономией начал выкладывать на лед нехитрую закусь, бутерброды с колбасой, вареные яйца и термос.

Пришлось и мне доставать свои запасы.

После того, как мы выпили по рюмке, я открыл термос с широким горлом и выложил на пластмассовую тарелку вчерашний плов.

Мой напарник по выпивке взял ложку и попробовал мою стряпню. Его брови сразу поползли вверх.

– Ты плов, похоже, в ресторане брал? – поинтересовался он.

– Нет, сам варил, – не вдаваясь в подробности, ответил я.

На этом беседа пока остановилась, потому, что начался клев. Брала крупная плотва где-то в течении часа, затем, кивки на наших удочках остановились и мы вновь вернулись к столу.

Мой собеседник моментально уничтожил плов в одиночку, чему я был только рад. Я же с удовольствием ел бутерброды с вареной докторской колбасой и констатировал про себя, что совсем зажрался со своей работой.

Бутылку мы так и не допили. Я отказался, да и мужчина особого энтузиазма не проявил.

Все же во время беседы он быстро выведал у меня место работы.

– Вот, оно что! – вальяжно протянул собеседник, – а я то думаю, где я такой плов пробовал, все понятно! Так, где, говоришь, тебя можно найти?

Вынул он из внутреннего кармана ручку с золотым пером и записал мои координаты в записной книжке с кожаным переплетом.

– Однако, мой собутыльник то непрост! – констатировал я. – Судя по легкому акценту, он финн, или карел. Откуда он тут взялся?

Мы молча шли в сторону шоссе, когда он неожиданно спросил меня.

– Парень, а ты поваром в посольстве в Финляндии поработать не желаешь?

От неожиданности я остановился.

– Простите, а кто вы такой, что так легко мне предлагаете такую работу?

Мужчина усмехнулся.

– Кто- кто, посол.

Глава 23

– Блин, как все достало! – думал я, в который раз выходя из здания комитета госбезопасности. – На кой хер согласился на эту тягомотину?

На дворе стояла весна 1974 года, прошло уже почти четыре месяца с памятной беседы на Укшезере, а в моей судьбе никакой ясности еще не было. Кормили завтраками, который день. Я опять отчетливо вспомнил, как все начиналось.

– Кто, кто, посол, – еще раз повторил улыбающийся спутник, глядя на мою оторопевшую физиономию. – Что не верится?

– Не очень, – признался я. – Как-то непривычно встретить особу такого ранга на рыбалке и без сопровождающих лиц.

– Ехидничаешь, ладно, оставим разговор до машины, – вздохнул мужчина. – Ты вообще, как до дому собираешься попадать?

– На остановку пойду, туда скоро наш автобус должен подъехать, – пробормотал я.

– Нет, уж раз я такой разговор завел, идем со мной, на дороге меня машина ждет, – предложил спутник и продолжил идти в сторону берега.

Не успели мы выйти на шоссе, как к нам плавно подрулила черная Волга с нулевыми номерами.

Водитель вышел из машины, быстро открыв багажник, сложил в него рыбацкие принадлежности начальника, затем вопросительно уставился на меня.

– Ну, чего застыл, Григорьич? Не видишь, парень со мной. Скидывай в багажник его барахло, – скомандовал мой спутник и предложил мне садиться.

Заднее сиденье в машине было застелено пленкой, поэтому я спокойно там уселся не переживая, что запачкаю обшивку.

– Ну, будем знакомы, – сказал посол, усаживаясь рядом и протягивая руку.

– Степанов, Владимир Севастьянович, в настоящее время Чрезвычайный и полномочный посол СССР в Финляндии. – Представился он, крепко пожав мою ладонь.

– Ни хрена себе повезло! – мысленно воскликнул я. Это же наш бывший первый секретарь обкома партии. Вот, что значит, газеты не читать, даже не знал о его назначении на этот пост. Видимо, в ЦК решили в Финляндию местного кадра отправить, для углубления, так сказать. Кажется, я даже догадываюсь, чего это он меня в повара позвал. Скорее всего, хочет немного количество московских стукачей уменьшить. Я то совершенно случайно ему попался.

– Красовский, Александр Владимирович, повар ресторана Привокзальный, – в тон послу представился я.

– Хм, Красовский? Красовский, – наморщил лоб Степанов. – Знавал я одного Красовского, Владимира, подполковника милиции, еще по Кондопоге.

– Да это мой отец, – сообщил я индифферентно.

– Мда, тесен мир, как говорится – усмехнулся собеседник. – Так что думаешь насчет моего предложения?

– А чего тут думать, конечно, согласен, – сообщил я.

Как я был в то время наивен. Естественно, мне было понятно, что не уеду в Финляндию через неделю, но то, что это дело растянется до весны, не представлял. В прежней жизни я, как и многие граждане страны ездил по путевкам в страны соцлагеря. Довелось побывать в Болгарии, Румынии, Польше. Но там как-то было все попроще. Сейчас же проверка шла такая, как будто я являюсь секретоносителем высшей степени и если сбегу в американское посольство, то от этого рухнет Советское государство.

Степанова с того времени я видел всего раз, когда пытался поговорить с ним о жене, но он сразу категорически заявил, что такой номер не пройдет, я еду работать один или вообще не еду.

В ресторане в тайне ничего утаить ничего не получилось. Уже через неделю после моего согласия, директор вызвал меня к себе на разговор.

– Ну, Красовский, может, вы объясните, зачем органам в срочном порядке потребовалась ваша характеристика? – спросил он, ехидно улыбаясь.

– Уже все знает, – понял я. – Если бы не знал, сейчас ссался бы кипятком, куда это влез его работник, что им интересуется КГБ.

– Понимаете, Дмитрий Янович… – начал я говорить, но был сразу прерван.

– Все понимаю, – сообщил Галицкий, все также улыбаясь. – Не понимаю одного, откуда у тебя такая мохнатая лапа в верхах? И чего ты, собственно, делаешь в нашем ресторане с такими связями? Недаром говорят, в тихом омуте черти водятся. Никогда бы не подумал, что ты такой прохиндей.

– Ну, и что говорить? Рассказать ему о случайной встрече на рыбалке, не поверит, однозначно. Ладно, попробую по другому.

С обидой в голосе произнес:

– Дмитрий Янович, зачем же сразу прохиндеев поминать? Все гораздо проще, мой отец хороший знакомый Степанова, вот и вся мохнатая лапа.

– Паанятно, – пробормотал Галицкий. – А, кто у нас отец, если не секрет?

– Не секрет, – буркнул я. – Пенсионер.

– Это, как? – не понял директор.

– Очень просто, – пояснил я. – Он милиционер, вышел на пенсию в сорок пять лет, сейчас работает во вневедомственной охране.

То, что мой папахен второй раз женат и воспитывает двух дочек восьми и шести лет, моих с Пашкой сводных сестер, я рассказывать не стал. Чего грузить человека излишними подробностями, тем более ему совершенно ненужными?

Люде я сразу тоже ничего не рассказал, но наш КаГеБэ не может работать незаметно и прет буром, поэтому, когда оттуда пришел запрос в Минздрав, в котором требовали представить характеристику жены, мамы, а в университете брата, сразу все выяснилось.

Пришлось с повинной головой отчитываться перед родственниками, что это моих рук дело.

Как ни странно, Люда особо не переживала и была в восторге, от моей будущей работы. Ее не пугало даже расставание на длительный срок.

– А что тут такого, – говорила она. – Ты же не на век уедешь, к тому же иногда сможешь приезжать, ведь у тебя выходные дни должны быть.

По-моему, она уже втайне прикидывала, какими импортными шмотками я буду снабжать ееи все ее семейство. И если бы только она!

Мы собирались с Людой ужинать, когда в дверь постучали. Я открыл не спрашивая, ожидая, что как обычно кто-то из соседей попросит соль, или специи, или, что-нибудь еще.

Увидеть же своего папашу ну, никак не ожидал.

В последний раз, когда я его видел в прошлой жизни, это был уже дряхлый старикан, брошенный своей второй женой. Его дочери, давно семейные дамы, занимались своими делами и особо не интересовались, как живет их отец.

Умер он у меня в больнице. Перед смертью он в бреду разговаривал с мамой, признавался ей в любви, даже читал свои стихи. Вторую жену и дочерей он не вспомнил ни разу. Кстати, мама тоже умерла у меня на руках. В бреду, она тоже вспоминала, звала бывшего мужа, хотя развелась с ним почти сорок лет назад.

В этой же жизни, мне с отцом пока не доводилось встретиться. На свадьбу я его приглашал. Вернее, это вызвалась сделать маман. Как уж она это проделала, я не знаю. Но в результате батя на свадьбу не приехал, отделался телеграммой и переводом на сто рублей.

А сейчас в дверях стоял розовощекий здоровяк в милицейской форме. Выглядел он гораздо моложе своих сорока шести лет. Ростом на полголовы ниже меня и намного шире в плечах.

– Папа!? Какими судьбами? – удивленно воскликнул я, пропуская его в комнату.

– Да, вот сынок, решил вас навестить, – смущенно сказал он. – На свадьбе вашей не довелось побывать, так решил исправить это дело.

Он повернулся и поднял с пола и внес в комнату большую картонную коробку.

– Вот наш подарок вам от нас с Тамарой, – сообщил он, ставя ее на табурет. – Обеденный сервиз на двенадцать персон, польский.

Ну, что же, не выгонишь же родного человека, тем более, он ничего плохого нам с Пашкой не делал, пока мы учились в школе, помогал, чем мог, да и сейчас брату подкидывает деньжата на одежду и прочее. Так, что пришлось его срочно знакомить с женой. Батя у меня был ходок еще тот, так, что от его откровенного взгляда Люде явно стало не по себе.

Я же из-за ее спины, пальцем погрозил отцу, чтобы тот не тратил зря свое обаяние, есть у него молодая жена, ненамного старше моей, ее пусть и обаябывает.

Из бумажного пакета отец извлек бутылку коньяка, конфеты и апельсины.

В ходе дальнейшего разговора выяснилось, что ему тоже пришлось побеседовать с комитетчиком, от которого он и узнал, о моей возможной работе за рубежом. Томка об этом пронюхала в тот же вечер, и начала капать ему на мозги со страшной силой, чтобы он пригласил меня в гости вместе с женой.

Вот папахен собрался с духом и прикатил ко мне.

Естественно, выложил он это нам не сразу, но после того, как мы с ним кроме коньяка прикончили бутылку водки, язык у него развязался.

Просидели мы с ним допоздна, вспоминали всякие смешные истории из прошлого, но о маме было сказано ни слова. Мы оба старательно избегали этой темы. Люда выпила пару рюмок с нами за кампанию, а затем молча слушала нашу беседу.

Пришлось пообещать, что до отъезда мы побываем у отца в гостях. Хотя конкретно дату я сказать не смог.

Батя удовлетворился и этим. Когда я предложил ему вызвать с вахты такси, он отказался, сообщив, что есть, кому возить подполковника милиции, он сам зайдет на вахту, позвонит и вызовет дежурную машину вневедомственной охраны.

– Никогда бы не подумала, что у тебя такой отец, – сообщила жена, когда за ним закрылась дверь.

– Вы удивительно разные, несмотря на то, что внешне очень похожи – ответила она на мой невысказанный вопрос. – Когда ты с ним болтал, мне казалось, что ты намного его старше и умней. Даже не верится, что он подполковник милиции. А уж, как твой батя поглядывал на меня, словами не передать.

– Еще бы, – подумал я. – Папахен известный блядун, мне до него, как до Луны, а так моя личность старше отца почти в два раза. Как ни маскируйся под салагу, но разговариваешь совсем по-другому. Это Люда привыкла к моим закидонам, поэтому обратила внимание только сейчас, когда мы с отцом беседовали.

– Правильно тебе казалось, – гордо ответил я жене. – Конечно, я умней отца, потому, что женился на такой красивой и внимательной девушке, как ты.

Люда, довольно улыбнулась и тихо спросила:

– Ну, что же ты остановился, больше эпитетов для меня не нашлось?

Пришлось постараться и сообщить жене, какая она у меня добрая, ласковая, милая, ненаглядная, желанная и т. д. и т. п. И хотя мой язык слегка заплетался от выпитого, слова, слетавшие с него, были встречены весьма благожелательно.

В ожидании разрешения на выезд прошел март и апрель. Я уже думал, что все закончится пшиком, но после майских праздников меня спешно выдернули с работы в комитет, где до боли знакомый за последние месяцы капитан сообщил, что проверка по мне закончена и получено согласие Москвы на работу в посольстве и выезд в Финляндию. Так, что пришла пора ставить выездную визу в заграничный паспорт и покупать билет на поезд Ленинград – Хельсинки.

Сразу до меня не дошло, что я могу увольняться и собирать вещички. Я тупо смотрел на капитана, пока тот в очередной раз рассказывал инструкцию, как должен вести себя советский человек за рубежом.

На работе пришлось устроить отвальную. Надо же сохранить о себе хорошую память. Контракт на работу в посольстве был у меня на два года, так, что не исключено, что они пройдут и мне придется возвращаться обратно. Мало ли, не понравится моя готовка персоналу, или Степанова уберут, а новая метла меня выметет вместе со всей остальной обслугой.

Провожали меня хорошо. Поварихи и официантки обмусолили поцелуями все щеки, мужики вели себя сдержанней, желали без проблем устроится на новом месте и приехать обратно в Союз уже на своем автомобиле типа Роллс-ройс, на худой конец Крайслер.

Через три дня родственники провожали меня на вокзале.

Пашка в который раз напоминал, чтобы я сразу прислал ему американский фонендоскоп, потому, что не подобает будущему врачу брать в руки изделие советской промышленности. Мама и Люда ничего не просили, только вытирали слезинки, как будто я, уезжал не по соседству в Финляндию, а улетал в Гондурас, или Чили за половину земного шара.

– А всего через двадцать лет поездка в соседнюю страну станет совершенно обычным делом, – в который раз подумал я. – Никому и в голову не придет провожаться, когда едешь прикупить финского сыра, или колбасы.

В Питере я не задержался, Переехав на метро с Московского вокзала на Финляндский, мельком глянул на Ленина на броневике и помчался на перрон, где уже производилась посадка на поезд Ленинград – Хельсинки.

После шумного Ленинграда бывший российский Гельсингфорс показался большой деревней. Только мерно звякавшие трамваи напоминали, что я иду по финской столице.

Действительно, Хельсинки семьдесят четвертого года меня не впечатлил. Но что радовало глаз, так это полное отсутствие смуглых и черномазых лиц.

Я, к своему стыду, не люблю расистов и негров, поэтому мое настроение резко поднялось.

В последний раз, когда я вот так бродил по Хельсинки в 2017 году, на улицах хватало арабов, негров и прочих мигрантов. Они кучковались у магазинов, орали, цеплялись к прохожим.

Финны хмурились и старались ускорить шаг, проходя мимо таких компаний.

В один из дней, зайдя в супермаркет, я стал свидетелем небольшой драки.

Высокий крупный блондин, типично скандинавского вида ловко нокаутировал наглого негра, рвущегося пройти без очереди к кассе.

Стоявшие вокруг финны радостно зааплодировали герою и что-то начали ему говорить. Тот же, почесав затылок, смущенно сказал по-русски:

– Мужики, я по-фински ни х… не понимаю. Вы уж извините.

Полицейский, стоявший у входа, сделал вид, что ничего не заметил.

– Мда, с толерантностью у финнов дела обстоят хуже чем у шведов, – решил я тогда, наблюдая такую картину. – Хотя сами в драку они еще не лезут.

Глава 24

– Родной мой! Спаситель-избавитель! – так приветствовал меня Петр Петрович Силантьев, повар посольства, когда я после всех формальностей и проверок появился на кухне. Невысокий полный мужчина, на радостях полез даже обниматься, что у него не очень получилось из-за объемистого живота.

За нашими обнимашками с удивлением следила пожилая финка, работавшая посудомойкой.

Да я и сам немало удивился такой незамутненной радости коллеги.

Однако все оказалось довольно просто. У его напарника, моего предшественника, закончилось разрешение на пребывание в Финляндии, и его попросили покинуть страну, не продлив визу, что уж там послужило причиной, понятия не имею, но Силантьев остался один и почти полгода работает без выходных и проходных.

Степанов пообещал повару, что быстро найдет ему помощника, но, как обычно, быстро не получилось. Насколько я понял по кислому виду коменданта посольства, на место повара планировался его протеже, а посол своей выходкой поломал ему все планы. Видимо из-за происков коменданта так затянулась моя проверка, но в итоге желание посла иметь своего земляка в поварах победило.

Петрович, как он попросил себя называть, тут же у плиты начал вводить меня в курс дела и заодно рассказывал о своем тернистом пути, приведшем в Финляндию.

Окончил он, кулинарный техникум в Москве, после чего был призван в армию. Все три года служил поваром воинской части в Подмосковье, сначала в обычной столовой рядового состава, затем в офицерской.

После увольнения в запас началось его восхождение по ступеням карьеры. Работал он в нескольких московских ресторанах, но когда дошел до должности шеф-повара ресторана «Арагви», из-за терок с грузинской мафией плюнул на должность и устроился по большому блату на работу в советское посольство в Варшаве.

Случилось это событие давненько, так что с напарником мне повезло, опыт у него имелся огромный, и, похоже, таить его от меня он не собирался.

– Ну, Санек, Владимир Северьянович удивил, так удивил! Так ты, действительно, всего полгода в ресторане отработал? Хм, чем же ты интересно его зацепил? – размышлял вслух коллега.

– Пловом бухарским, – сообщил я, улыбаясь и не вдаваясь в дальнейшие подробности.

– В это время финка, гремевшая посудой, что-то спросила.

Петрович страдальчески сморщился.

– Слушай, второй год здесь работаю, а с финским языком беда, вроде на курсы хожу, учу, учу, и все равно Лиизу через пень колоду понимаю.

Я улыбнулся.

– Да она ничего сложного не говорит, спросила, только, можно ли будет ей сегодня на двадцать одну минуту раньше уйти, у нее дочь из Тампере должна приехать с внучкой.

Силантьев удивленно воззрился на меня.

– Вы там в своей Карелии, что ли все по-фински говорите? – воскликнул он.

Я отрицательно качнул головой.

– Не все, конечно, но у меня так сложилось. Бабушка по отцу ингерманладка, она со мной только по фински разговаривала, пришлось научиться.

– Отлично! Теперь будешь по супермаркетам продукты закупать. Мне это дело вот так обрыдло! – Явно обрадовался собеседник и провел ребром ладони по горлу. – Каждый раз еду и злюсь, что не могу нормально с продавцами поговорить.

А вообще финны меня удивляют, ты заметил, что Лииза отпрашивалась ровно на двадцать одну минуту? Вот такие они педанты, аж противно!

Замечание повара нисколько не удивило, педантичность финнов была мне хорошо известна.

После того, как я сообщил посудомойке, что разрешаем ей уйти раньше, Петрович провел для меня короткую экскурсию по небольшому кухонному блоку.

– Сам понимаешь парень, у нас тут не ресторан, В резиденции кроме посла и его семьи никто не живет, так, что готовим мы в основном для него, ну еще водители едят, да охрана. Дипломаты живут в арендованных квартирах, и питаются дома. Но перекусить пирожком или чайку попить в течении рабочего дня никто из них не откажется. Кстати, мы с тобой живем в одной квартире. Тут, неподалеку, пешком минут десять надо идти, неплохая, надо сказать квартирка, две комнаты, кухня, ванна с бойлером. В подвале дома кладовки, прачечная и сауна. Только в отличие от дипломатов, дома питаться у нас не получится, сам понимаешь noblesse oblige.

– Ни хрена себе! – мысленно восхитился я. – Петрович дает стране угля! Неплохо среди дипломатов натаскался! Французскими цитатами швыряется.

А тот между тем с невозмутимым видом продолжал рассказывать:

– Конечно, если посол дает прием или еще какое событие, то поработать придется прилично. Хотя в таком случае основная часть блюд заказывается в ресторане. Оттуда и персонал приглашается. Наша с тобой задача, проследить, чтобы все соответствовало, усек?

– Усек, – признался я и тут же спросил:

– Надеюсь, в ближайшие день или два такого приема не планируется?

– Не переживай, – успокоил меня Петрович. – Не планируется. А с тобой мы сегодня после ужина скатаемся на рынок, наконец, с твоей помощью смогу нормально с продавцами поговорить. А с завтрашнего дня полностью доверю это дело тебе. Пора мне и отдохнуть немного. Всю зиму и весну без выходных и проходных пахал.

Слушая повара, я не мог не вспомнить двухсот страничный документ под названием «Правила поведения советского гражданина в капиталистической стране». В этом документе за любое прегрешение гражданину грозила высылка из страны пребывания в течении суток.

– Петр Петрович, мне перед отъездом в комитете носом в правила поведения тыкали, с намеком, если что не так, моментом вылечу обратно в Союз.

Собеседник задумчиво хмыкнул.

– Ну, нас всех об этом предупреждали, но пока работаем. Ты, кстати, еще у третьего секретаря посольства не был на беседе?

– Нет, не успел.

– Вот сходишь к нему, он тебя проинструктирует по этому поводу, как полагается. А то твой предшественник Вася Мокеев решил, что можно местных дам за задницу хватать, когда они полы моют.

Я усмехнулся.

– Так его за эти дела отсюда попросили?

Петрович пожал плечами и нехотя ответил:

– Официально, у него визу не продлили, а почему я не в курсе.

Лииза ушла, когда до шести вечера оставалось ровно двадцать одна минута, оставив на полках гору сверкающих чистотой тарелок и кастрюль. А вместе нее появилась молодая красивая девушка, с тележкой, уставленной ведрами и швабрами.

– Терве, – улыбнулась она, увидев нас.

– Терве, – дружно сообщили мы с Петровичем.

– Наверно, именно эту девушку хватал за одно место упомянутый выше Вася Мокеев. И я его вполне понимал, когда смотрел на широкие бедра и мягко перекатывающиеся ягодицы уборщицы, наклонившейся, чтобы протереть шваброй труднодоступное место под разделочным столом.

Петрович заметил мой взгляд и ехидно улыбнулся.

– Хороша Маша, да не наша, – еле слышно шепнул он мне.

Трудный и медленно тянущийся день, наконец, закончился. Я лежал в кровати, пахнущей свежим бельем, сна не было ни в одном глазу. Из соседней комнаты доносился чуть слышный храп Петровича. Все-таки звукоизоляция у финнов тоже не отличалась качеством.

Вечером, после небольшого турне по магазинам и рынку, и размещения покупок в кухонной кладовке и холодильнике мы с напарником пешком дошли до квартиры и оприходовали бутылку Столичной, привезенную из дома. В Финляндии такая бутылочка стоила, чуть ли не в десять раз дороже, чем у нас, поэтому дураков, готовых тратить драгоценную валюту на спиртное в посольстве не было. Все копили на дефицит; джинсы, кримплен, и прочий ширпотреб.

Поэтому Петрович даже растрогался, когда я добровольно вытащил бутылку из чемодана. Хотя вторую благоразумно оставил про запас.

Бутылка закончилась быстро, но мы еще долго сидели, беседуя о всяких пустяках. Более серьезных тем, что он, что я, предпочитали не касаться.

Хмель уже начал проходить, когда сосед предложил отправиться в сауну.

– Давай Санек, посидим, погреемся, сполоснешься после дороги.

Сауна в подвале дома меня нисколько не удивила. Небольшой предбанник, парилка, обшитая вагонкой и душ.

Хотя для наших советских людей, сейчас это казалось немыслимой роскошью.

Петрович вопросительно поглядывал на меня, видимо, ожидая восхищенных комментариев, но так и не дождался. Наоборот, я пожаловался, что в сауне слишком сухо, хотелось бы больше влажности.

После сауны меня совсем развезло, и я улегся в постель. Но, как часто бывает, сон сразу пропал.

И я сейчас лежал, закинув руки за голову, и под мерный храп Петровича размышлял о будущем.

– Ну, вот попал ты за рубеж и что? – думал я. – С одной стороны вот она свободная дорога, можешь остаться в Финляндии, можешь уехать в Швецию, или Норвегию и там сдаться властям. Но в результате твоего отца турнут с работы, исключат из партии. Маме тоже не поздоровится, хотя ее вряд ли уволят. На Люду наедут со всех сторон, чтобы развелась с изменником Родины.

Мда, придется с этим погодить. Остается тогда что? Копить, как все здесь делают, валюту, возить домой дефицитный товар. Или хотя бы делать вид, что вожу. Таким образом, можно будет объяснить родственникам и знакомым часть припрятанных денег.

Подобные думы посещали меня уже давно. Но сейчас, когда я лежал без сна в финской пятиэтажке практически в центре Хельсинки, они приобрели особую остроту.

– Ладно, как говорится, утра вечера мудренее, – сообщил я сам себе и, повернувшись на бок, попытался заснуть.

В половине шестого утра меня разбудил будильник. Петрович уже встал и по квартире разносился аромат свежезаваренного кофе. Когда я зашел на кухню, мой сосед по квартире вынимал из тостера зарумянившиеся тосты. Банка малинового конфитюра уже стояла на столе, как и масленка.

– Живем! – воскликнул я и, усевшись за стол, налил себе кружку черного, как смола, кофе.

– Забели, – предложил Петрович, протягивая бутылку сливок.

– Спасибо, – отказался я. – Без них вкусней.

Петрович пожал плечами и вылил в свою большую кружку почти половину бутылки.

Когда мы вышли на улицу, меня охватило некое дежавю. На площадке около пятиэтажки, в которой мы арендовали квартиру, рядком стояло штук восемь «Москвичей» и пара Жигулей, известных здесь, как Лады. Как будто попал домой лет эдак на десять позже, чем сейчас.

Петрович заметил мой взгляд и не преминул похвастаться.

– В прошлом году я Жигули здесь купил, с нуля. Уже дома в Дмитрове стоит, в гараже.

А чего не иномарку купил? – поинтересовался я.

– Что я больной, на них ни запчастей не найдешь, ни масел, да и бензин у нас не очень, – ответил собеседник.

– Ясненько, – вздохнул я. Петрович был прав. Пока что везти в Союз имело смысл только наши автомашины. Правда запасных частей и на них сейчас днем с огнем не найдешь без блата.

После работы в ресторане, готовка в посольстве показалась мне полной синекурой. Хотя здесь все надо было делать самим, никаких подсобных рабочих у нас не было. Так, что Петрович, действительно, имел основание радоваться моему появлению. Вдвоем же мы справлялись элементарно.

Около десяти часов утра к нам спустился сам посол. Посмотрев на нашу суету, он сказал:

– Петр Петрович, как старшего и более опытного специалиста прошу вас ввести в курс дела Александра Владимировича. Он тоже, несмотря на молодость, является специалистом своего дела, но все же работа в посольстве имеет свои особенности, которые вы, Петр Петрович хорошо знаете. Слегка замявшись, он обратился ко мне:

– Александр Владимирович, у меня на днях намечается встреча с важными людьми, пригласил их на ужин. С блюдами вашего коллеги они уже знакомы. Хотелось бы их немного удивить.

– Нет проблем, Владимир Северьянович, – сообщил я. – Каким бы вы хотели видеть ужин, в русском стиле, итальянский, может, с испанским колоритом.

– Ого! – улыбнулся посол. – Оставлю это дело на ваш вкус, я человек простой. Большую часть жизни обедал в столовых, дома ужинал. Как все советские люди. Так, что дерзайте.

Глава 25

В просторной комнате на втором этаже посольства за столом сидели три человека.

Из радиолы стоявшей в углу комнаты доносилась тихая музыка.

Сегодняшние, неофициальные переговоры оказались довольно успешны. Высокие переговаривающиеся стороны не скрывали удовлетворения. И заканчивая ужин, не могли не отметить его достоинств.

– Ну, господин посол, вы меня сегодня удивили, – признался один из троицы, вытирая рот салфеткой. – Ваш повар и раньше готовил неплохо. Но сегодня это было что-то восхитительное. Я просто в восторге от голубцов с судаком под соусом бешамель. Меня трудно удивить рыбой, но сегодня это произошло. Кстати, белковое суфле на десерт тоже выше всяческих похвал. Не ожидал, не ожидал. Признавайтесь, Владимир, что вы сделали с вашей кухней?

Посол улыбнулся и сообщил:

– Дорогой Ахти, с самой кухней мы ничего не делали. А вот новый повар у нас появился.

– Etta pitikin! Вам очень повезло найти такого мастера!

– Вы удивитесь, коллега, но все произошло случайно. Ни за что не догадаетесь, где и как случилось, – засмеялся посол.

Министр иностранных дел Финляндии Карьялайнен вопросительно посмотрел на собеседника и тот не замедлил с ответом.

– Представляете, приехал домой в Карелию на несколько дней и решил съездить на рыбалку, и там, на озере, встретил парнишку, тот угостил меня своими домашними припасами, после чего я сразу вспомнил, что нам в посольстве необходим второй повар. И как видите, с выбором не ошибся.

– Ну что же, – резюмировал министр. – Надеюсь, через две недели, когда в ваше посольство приедет с визитом наш президент, новый повар порадует нас своими блюдами.

– Без сомнения, – заверил посол. – Уверен, что президент Кекконен останется, доволенобедом в его честь.

Когда, посол, проводив до дверей высокого гостя, остался один, то тихо пробормотал по-русски:

– Главное, чтобы водки хватило.

Этой беседы я, конечно, не слышал. Но комендант, на следующий день, забежавший на кухню перехватить чаю с пирогом, сообщил, что ужин прошел на высшем уровне, по крайней мере, гости остались довольны угощением.

Ободренный такой новостью, я отправился на беседу к третьему секретарю посольства.

– Ну, рассказывайте, Александр Владимирович, как вы дошли до жизни такой? – именно этим заковыристым вопросом встретил меня улыбчивый секретарь, от которого тянуло комитетом госбезопасности на версту.

– Простите, не понимаю ваших слов, – ответил я, мысленно чертыхаясь. Подобных бесед за прошедшие четыре месяца прошло не мало, но в посольстве проходила в первый раз.

– Чего им всем надо? Чего копают и копают? – возмущался я про себя. – У меня биография, как стеклышко; не был, не имел, не участвовал. Спортсмен, комсомолец, разве, что не студент. Происхождение тоже не подкачало. Достали на фиг!

Дальше все пошло по накатанной дорожке. Мне в который раз прочитали мораль о бдительности, и том, что мы находимся в хоть и дружественной, но капиталистической стране, поэтому возможны любые провокации. Поэтому долг любого советского гражданина вести себя с достоинством и честью, и, кроме того, ему необходимо смотреть внимательно за своими коллегами и если возникнет малейшее подозрение, что товарищ ведет себя неправильно, сразу же докладывать об этом третьему секретарю посольства.

Естественно я согласно кивал головой на все предложения собеседника, а когда он замолк, то заверил его в том, что при случае выполню свой долг, как должен это делать настоящий комсомолец и советский гражданин.

Не знаю, остался ли, доволен мой собеседник проведенной беседой, Но лично я радовался, что она надолго не затянулась. В принципе понятно, что человек занят обычной рутинной работой с вновь прибывшим кадром и прекрасно осведомлен о его прошлом, а задает вопросы, так, на всякий случай.

Когда вернулся на кухню, Петрович понятливо хмыкнул, глядя на мою надутую физиономию, но ничего не спросил. А чего спрашивать? Человек работает уже в третьем посольстве, ветеран, можно сказать. А раз так, вероятность того, что он осведомитель КГБ, стопроцентная. И хороший, другого бы давно в Союз отправили. Так, что язык при нем распускать не стоит.

– Тут комендант заходил, пока тебя не было, сообщил, что через две недели планируется большой прием в посольстве. Приезжает Косыгин, будет встречаться с Кекконеном, – сказав эту новость, Петрович криво улыбнулся и продолжил:

– Со слов коменданта в Москве в МИДе сейчас решают, кого отправить главой протокола. Степанов всего полгода послом работает, многих тонкостей не знает.

Но нам важно знать одно, нам помощников не пришлют, ты будешь готовить на обед свои блюда, а мне придется быть на подхвате.

– А ч-чего так то? – от неожиданности я даже начал заикаться. – Ты же у нас главный повар, это мне надо быть на подхвате.

– Вроде бы Ахти Карьяланену, министру иностранных дел, твоя стряпня пришлась по вкусу. – сухо сообщил Петрович.

– Неужели ревнует, обиделся? – подумал я, глядя на недовольную рожу коллеги. – А чего ревновать? Сам же говорил, что осенью ему домой ехать контракт заканчивается. Не выгонят же его раньше времени из-за меня?

Но тут же я сообразил, что дело не в этом, я сам того не желая, задел профессиональную гордость специалиста.

Как бы я сам смотрел на не пойми, откуда взявшегося пацана, который, не проработав и года, непринужденно обходит тебя в карьере? Конечно бы, злился. Да еще как!

К счастью, долго сердиться добродушный толстяк не умел, поэтому возникшая между нами неловкость через пару-тройку дней пропала.

Тем более, я старательно выполнял все распоряжения и внимательно перенимал его огромный опыт работы. А докой в поварском деле он был изрядный, куда там мне, недоучке.

Еслираньше я только подозревал, что переселение моей личности сопровождалось усилением отдельных способностей, то сейчас уже был в этом уверен. Ну а как не быть в этом уверенным, если любое блюдо вышедшее из моих рук встречается на ура.

Хотя нет, вру, не любое. Но, тем не менее, надо очень постараться, чтобы его испортить.

Да, непонятная сущность, перебросившая меня на пятьдесят с лишним лет назад, не наградила меня выдающейся памятью, особой гениальностью. Разве, что физически я стал немного сильнее, чем раньше. Возможно, из-за того, что сейчас не пренебрегаю физическими нагрузками, как в прошлом. Но вот готовил я теперь очень даже неплохо. И еще, медицинские знания никак не хотели покидать мою голову, поэтому врачом я тоже бы смог работать без проблем, только, кто мне это даст сделать без диплома?

Хотя сейчас при нынешнем контроле, никаких проблем в покупке диплома не будет. И даже в его официальной регистрации.

Советский Союз большой, уехал за пару тысяч километров и работай себе спокойно. Пройдет лет пять – шесть и можно не волноваться, даже твои потенциальные однокурсники при встрече будут только лихорадочно вспоминать, кто ты такой и им вполне можно попенять на плохую память.

Так, что если надоест работать поваром, при всех плюсах этой профессии, куплю диплом и пойду врачевать.

Такие мысли посещали меня, когда я читал очередное письмо от жены. Люда, похоже, вспомнила, как еженедельно писала мне письма в армию и с удовольствием возобновила эту традицию. Только сейчас она писала не раз в неделю, а чуть ли не через день.

Длинные описания, как идут дела на работе, кого она видела и кто передает мне привет, перемежались списками заказов от родственников.

Петрович, наблюдая, как я приношу из почтового ящика пачку корреспонденции, только посмеивался.

– Санек, ничего, пройдет полгода, год и писать станут намного реже. Видишь сам, мне жена если раз в месяц письмо напишет и то хорошо.

Однако ссориться с родными не хотелось и поэтому пришлось ходить по финским магазинам и покупать всяческую дребедень, которая для нашего советского человека была отнюдь не дребеденью. Мне лично не надо было ничего из тряпок и прочих прибамбасов. Вообще, я отдал бы все заработки за обычный компьютер, только, что делать с компьютером без Интернета.

Третий год я живу своей новой жизнью, но до сих пор у меня не проходит ломка от отсутствия интернета и мобильной связи. Конечно, я сейчас уже не лезу ежеминутно в карман за мобильником и не рвусь включить компьютер, чтобы уточнить что-то в гугле или википедии. Но, когда ты пользовался этими достижениями цивилизации двадцать лет, отвыкать от них приходится, как от наркотической зависимости.

Но компьютеров в магазинах не было, как и мобильников. До них еще жить и жить. Зато прилавки были завалены японской аудиотехникой. И вот на ней вполне можно было навариться. Но мне это зачем? Денег и так навалом. Единственная забота, как их потратить и не привлечь особого внимания органов.

Наверно своим поведением я очень выбивался из коллектива. Весь обслуживающий персонал посольства был озабочен одним, скопить как можно больше валюты, купить на нее дефицитный товар и отправить домой. Дипломаты, наверняка, тоже были озабочены этой проблемой, они такие люди, да и валюты им платится поболее, чем нам простым смертным. Но они с нами таких разговоров не вели.

Петрович тоже был озадачен моим поведением, поэтому вечерами старался вводить меня в курс дела, где можно по дешевке купить тот, или иной товар.

Чтобы совсем уж не выбиться из образа нормального советского человека, я после первой получки купил набор теней и джинсовую юбку жене, а маме отрез кримплена. Отправил им посылки, в полной уверенности, что они дойдут до адресатов. Ведь до перестройки в нашей стране было еще далеко. И посылки почтовые работники еще не наловчились выбрасывать в мусор после вскрытия.

После этого события в глазах товарищей по работе я перестал быть «белой вороной», или, что того хуже, товарищем с текущей крышей.

К визиту президента Финляндии посольство готовилось загодя. Меня это нисколько не удивляло. Пускание пыли в глаза, наше все с Потемкинских времен.

Просто на нервах были все, от посла до последнего охранника. Лишь местные финки, работавшие уборщицами, были спокойны, как обычно.

Косыгин, которого я впервые видел так близко, оказался скромнейшим человеком, зато сопровождающего его лица были спесивы до невозможности. Хорошо, что видеть их приходилось мельком. На кухню они не заходили.

Подобная суета продолжалась несколько дней. Ав день визита президента все вообще посходили с ума. Охранники нервничали от множества незнакомых людей. Только одних фото и теле корреспондентов присутствовал не один десяток.

Мы с Петровичем пахали, как проклятые. Хорошо, еще, что нас не дергали для накрывания столов. Для этого были наняты работники одного из ресторанов.

Началось все торжество около одиннадцати утра. Мы слышали, как играл и в записи финский и советский гимн, а затем впервые за день наступила тишина. Никто к нам не лез с нравоучениями, только охранники с небольшой периодичностью совали голову в дверной проем, но не заходили, Душняк на кухне был приличный, несмотря на вентиляцию.

Переговоры продлились около трех часов, лишь после этого к нам примчались официанты, молодые парни в белых рубашках и черных брюках.

Они моментом расхватали уже заставленные тарелками и супницами подносы и поволокли их в обеденный зал. А мы продолжили трудиться. В шкафах у нас готовилась рыба, мясо, овощи. Борщ и солянку уже унесли на столы. Мы же русские! Финский президент находится у нас, а не на американской party. Это там кроме бокала кислого шампанского и сэндвича с сосиской ничего не дождешься, ну разве, что удастся налить себе бокал кока-колы. Конечно, пройдут годы, десятилетия и в наших посольствах тоже появятся шведские столы. Но сейчас мы должны накормить и напоить финнов так, чтобы Кекконен не смог сразу вылезти из-за стола.

Понемногу наше помещение начало пустеть. Поубавилось посуды на полках, опустели шкафы для выпечки и кастрюли на плите.

Официанты к нам тоже стали заглядывать реже. Их путь теперь пролегал мимо нас к кладовщику, у которого они получали бутылки водки и вина.

– Ну, кажется, заканчиваем, – устало сообщил Петрович, присаживаясь на табурет. – Все сожрали, выпили, скоро начнут расходиться.

– Неожиданно к нам быстрым шагом зашел уже известный мне третий секретарь посольства Сергей Никодимов.

– Вы чего в таком расхристанном виде работаете!? – возмутился он, увидев нас.

Действительно, из-за жары мы работали в легких полотняных куртках на голое тело, притом, не застегнутых.

– Быстро привели себя в порядок! – зашипел Никодимов. – Финны вас хотят видеть.

Ну, что в порядок, так в порядок. Застегнув куртки, мы нацепили поварские колпаки и отправились вслед за Никодимовым в обеденный зал.

Народа там, было не так много, как я думал. По Косыгину и Степанову нельзя было сказать, что они много выпили. Да и Кекконен, сидел спокойно, возвышаясь лысой бритой головой над своими спутниками.

– Вот наши повара, которым мы обязаны таким обедом, – представил нас Степанов.

Косыгин окинул нас равнодушным взглядом. Хотя, когда он смотрел на меня, в его глазах мелькнула искорка удивления. Еще бы! Наверняка в первый раз видит такого молокососа на должности повара посольства.

Зато Кекконен радостно заулыбался и встал во весь свой немалый рост.

– Большое спасибо, ребята, все было очень вкусно, – сказал он и слегка покачнулся. – Не в моей компетенции вас награждать, но я попрошу моего друга Алексея Николаевича, отметить ваш труд.

Переводчик, сидевший рядом, хотел перевести краткий спич президента. Но в это время я тоже кратко сообщил по-фински, что мы оба благодарны президенту Финляндии за такую высокую оценку нашего труда.

Кекконен поправил очки и с интересом глянул на меня.

– Мне знаком такой акцент, ты случайно не ингерманландец?

– Не совсем, у меня бабушка ингерманладка, – ответил я уже жалея, что вылез со своим длинным языком.

В это время корреспонденты интенсивно защелками своими фотоаппаратами и я поморщился от нескольких вспышек.

Наверняка, Кекконен выпил прилично, иначе бы уже закончил этот разговор. Но сейчас он начал выспрашивать, как зовут бабушку и откуда она родом.

Но тут вмешался Степанов и от нас отстали.

На обратном пути, Петрович укоризненно покачал головой и сообщил:

– Я думал ты парень с головой. А у тебя еще детство в одном месте играет.

Глава 26

Прошло всего несколько дней после визита президента Финляндии, как меня вновь вызвали к третьему секретарю посольства.

– Ну, присаживайся, повар, – сказал он, когда я появился у него в кабинете и закрыл за собой стальную дверь, замаскированную дубовым шпоном.

– Шустрый ты парень оказался, – загадочно продолжил он. – Могу поздравить, родственники у тебя нашлись, дальние. Так, что завтра у тебя выходной, будешь знакомиться с ними.

– Какие еще родственники! – ошарашено воскликнул я. – Нет у нас никаких родственников в Финляндии, и не было никогда!

– Мысленно я лихорадочно перебирал в памяти всю родню, но откуда взялись здешние родственники, понять не мог. Правда, Никодимов долго меня в неведении не держал.

Усмехнувшись, он ехидно спросил:

– О своей бабушке Ирье Матильде Тикки ты Кекконену рассказывал?

– Рассказывал, – кивнул я.

– Ну вот, корреспондентам ваша беседа очень понравилась. В «Хельсинки Саномат», огромная статья вышла, да еще с твоей фотографией. Статейку эту двоюродная сестра твоей бабули и прочитала. Начитанная, мать ее… старушка, а главное, очень деятельная!

Так, что готовься, молодец, к встрече с престарелой родней. Эх, в прежние времена ехал бы ты парень домой. А ныне новые веяния, так, что не можем мы такие просьбы игнорировать.

Короче, ты свободен на ближайшие выходные. Петрович и один справится.

Завтра с утра твои родственники приедут в столицу, хотят тебя к себе в Йоэнсуу забрать на два дня.

После такого предисловия Никодимов снова завел шарманку о бдительности и долге советского комсомольца. Закончив накачку, он вытащил из сейфа тонкую пачку финских марок.

– Держи, – сказал он, вручая деньги мне. – У твоих родственников не должно складываться впечатление, что ты тут работаешь за копейки и не можешь найти деньги даже на жвачку.

– Ха! – мысленно воскликнул я. – Именно за копейки и работаю, если бы не валюта, хрен бы вы нашли людей на такие зарплаты.

Тем не менее, собеседник аккуратно отметил в толстом гроссбухе, что Красовский Александр Владимирович получил такого-то числа пятьдесят финских марок, и заставил расписаться в получении.

Когда я вернулся на кухню и сообщил Петровичу о новой родне, тот на несколько секунд потерял дар речи.

– Ну, ни х… себе! Как это органы прошляпили? Ну и дела! Я, конечно, слышал, что такие случаи хоть и редко, но бывали, но вот так, рядом, не ожидал. Хотя и родственница она тебе еще та, двоюродная сестра бабушки, получается, твой отец ей приходится двоюродным племянником, а ты двоюродный, да еще и внучатый племянник. Ну, что же хоть и седьмая вода на киселе, а все же родня.

Я и сам был заинтригован до невозможности. Бабушка никогда не говорила, что у нее есть родня в Финляндии. И ее вполне можно понять. Графа в анкете имеете ли вы родственников за границей, никому еще в карьере не помогала. Поэтому бабушка, работавшая в отделе кадров крупного завода, предпочитала о родственниках молчать. Хотя, возможно, она думала, что сестры уже нет в живых, война все-таки. А сейчас у бабушки уже ничего не спросишь. Умерла три года назад.

Петровичу я ничего не рвался объяснять. Но он все равно не умолкал до тех пор, пока я не закрылся у себя в комнате и не выключил свет.

Деловой, блин, товарищ! Все ему расскажи и покажи. Какие у меня планы теперь и что я намерен делать?

Честно сказать, в моей голове кружилась куча идей, но зачем делиться с человеком, который назавтра все это изложит в письменной форме в кабинете нашего безопасника.

Следующего дня я ждал с нетерпением. Сам не понимал, что со мной творится. С чего бы меня так колбасит? Вроде бы и не мальчик давным-давно, правда об этом никто не подозревает.

Утром, после завтрака, Петрович ушел на работу, пожелав мне удачной поездки. Я же включил телевизор, и бессмысленно уставившись в черно-белый экран, наблюдал за похождениями Штирлица. Финны с удовольствием купили этот фильм и сейчас смотрели его всей страной. Хотя народа на улице во время просмотра меньше не становилось.

Дверной звонок, как всегда прозвучал неожиданно, у меня от долгого ожидания уже закрывались глаза, в сон клонило немилосердно. Оказывается, у фильма «Семнадцать мгновений весны» имеются неплохие усыпляющие качества, когда смотришь его, бог знает, который раз.

Открыв дверь, я обнаружил на пороге двух старичков. Худенькая седая старушка, в круглых роговых очках внимательно разглядывала меня.

Затем, повернувшись к своему мужу, сказала:

– Видишь, Пекка, я же говорила, что этот юноша вылитая копия деда Ярви.

Снова посмотрев в мою сторону, она воскликнула:

– Мальчик мой, как я рада, что тебя нашла, – Старушка всхлипнула и, достав носовой платок, аккуратно вытерла слезинку в одном глазу.

Я открыл дверь шире и предложил гостям зайти.

Первые несколько минут мы знакомились. Сестру бабушки звали Ритта Пеккарайнен, в девичестве Тикки. Ее мужа звали Армас.

В ходе беседы я быстро понял, кто в этой семье лидер и это точно был не Армас. Несмотря на ранний час от него явственно несло легким перегаром.

– Неужели бабка за рулем? – удивился я.

Оглядев нашу квартиру, бабушка наморщила нос и сказала с сильным акцентом по-русски:

– Александр, как этта сказат? Мы ехать Ёнсуу, там наш дом и рапотта.

– Бабушка, можешь говорить по-фински, на бытовом уровне я неплохо все понимаю, – обрадовал я свою родственницу.

От предложенного кофе, парочка отказалась. Хотя, по-моему, Армас был совсем не против слегка опохмелиться.

Бутылка водки лежала в чемодане под кроватью, но я не рискнул ее доставать. Мало ли, не понравится Ритте моя инициатива.

Собираться мне только подпоясаться, поэтому через пятнадцать минут мы уже вышли во двор.

Машину новоявленных родственников я приметил сразу. Около подъезда стояла вишневая «копейка», носившая в Финляндии гордое название Лада 1200.

Жестом, показав нам, что можно садиться, бабушка уселась на место водителя, завела двигатель и лихо выкатила на дорогу. Когда мы выехали за город, она резко прибавила скорость и на спидометре стрелка подошла к ста десяти километрам.

– Ни хрена себе старуха шпарит! – мысленно восхитился я. – Мы так, пожалуй, четыреста километров за три-четыре часа проскочим.

Но затем вспомнил, что совсем не так давно, в другой жизни и, будучи еще в более пожилом возрасте, чем шестидесяти пятилетняя бабушка, рассекал по трассе на скорости сто шестьдесят км и подумал, что зря наезжаю на родственницу.

Как будто услышав, бабушка заметила:

– Я не тороплюсь, обед в ресторане заказан на три часа дня, так, что мы вполне успеем еще привести себя в порядок.

– Бабушка, ну зачем такие траты, мы могли бы вполне посидеть и дома. – ответил я.

– Никаких лишних трат не будет, – раздался с заднего сиденья хриплый голос Армаса. – Это ресторан твоей бабушки.

Глянув назад, я увидел, как Армас прячет в карман фляжку, а по салону распространился запах сивухи.

– Ну и гадость они тут пьют, – подумал я. – А Пеккарайнен, молодец, настоящий финн, за время нашего знакомства сказал всего две фразы в три слова. Сейчас, наверно, ругает себя, что слишком много говорил.

Проехав, таким образом, часа два, мы остановились у небольшой заправки.

Я сходил в туалет, посмотрел на сверкающие кафельные стены, белейшие унитазы и с тоской подумал:

– А ведь всего двадцать – тридцать лет назад, финны ходили почти в такие же туалеты, как мы, где думали о вечном, сидя на корточках.

Сейчас же, обгоняют нас в бытовом плане космическими темпами. И будут обгонять еще много-много лет.

Выйдя к машине, я обнаружил, что Ритта снова садится за руль. На всякий случай я попросился ее заменить, мотивируя тем, что имею права, опыт вождения, и даже работал таксистом.

Бабушка прониклась и, уступив место водителя, пересела назад к мужу. После недолгой возни, она реквизировала у него фляжку со спиртным. Армас особо не сопротивлялся и почти сразу захрапел.

Ритта же освободившись от руля, забросала меня вопросами.

Притом иногда довольно странными типа приглашали ли мы пастора на похороны ее сестры.

Пришлось объяснять ей, что пастора у нас найти затруднительно. Попа с дьяконом не каждый день найдешь, а тут пастор, понимаешь.

Короче, когда мы подъезжали к их дому в пригороде Йоэнсуу, язык у меня уже отваливался от болтовни.

Ну, что дом у моих новых родственников был вполне на уровне. В общем, по сравнению с теми, что в другой жизни строили некоторые мои соседи по дачному кооперативу, ничего особенного. Но это все же был 1974 год.

Я, конечно, громко восхищался, хвалил вкус хозяйки. Хотя ничего особенного внутри не было, все очень по-фински, голый функционал и все.

Но лучше бы моей жене и маме такого великолепия не видеть, чтобы не заболеть черной завистью. Так, что я порадовался тому, что нахожусь здесь в одиночестве и нисколько никому не завидую. Почему-то появилась уверенность, что и у меня все будет не хуже, а возможно и лучше, чем у новой бабушки.

Видимо, я не очень владею даже бытовым финским языком, потому что небольшую придорожную забегаловку, перевел для себя со слов Армаса, как ресторан.

Это оказалась одноэтажная стекляшка, каких и в нашей стране появится море, когда начнутся лихие девяностые годы, названные одной известной вдовой президента-алкаша, святыми.

Однако, надо учесть одно существенное обстоятельство, в Финляндии не было рэкета и проблем с ним связанных.

Поэтому на охрану тратиться не было нужды. Когда мы зашли во внутрь, нас встретила только официантка, рыжая полная финка и, кидая на меня любопытствующие взгляды, оживленно заговорила с хозяйкой, то бишь, Ритой.

Не скажу, что стол ломился от разнообразных яств, финны есть финны, ну, что с ними поделаешь.

Наш столик находился в углу, за другими столами в основном сидели дальнобойщики, им до нас не было никакого дела. Но местные жители, заходящие на перекус, изредка заговаривали с Риттой и Армасом. Было интересно наблюдать, как у провинциальных сдержанных финнов начинают проявляться эмоции, когда они узнают по какому поводу старая Ритта Пеккарайнен обедает в своей кафешке.

Спиртного на столе не было, поэтому Армас вел себя беспокойно, и все время порывался куда-то идти. Но жена четко пресекала эти попытки. А в один прекрасный момент очень тихо произнесла.

– Армас, ты помнишь, что мы сегодня еще должны съездить к Тойво. Смотри я ему, все расскажу, и он тебя отругает, как старший брат.

После этих слов, бабушка начала объяснять, что Тойво, старший брат Армаса тоже читал статью в газете и очень хочет увидеть повара, так понравившегося президенту Кекконену. Тойво очень уважает президента и его мнение, поэтому очень просил познакомить его с этим мальчишкой, раз уж он здесь появится.

А посему, увы, но придется ехать еще и к Тойво Паккарайнену, богатому фермеру, снабжающему половину Йоэнсуу молочными продуктами.

Немного отъехав от города, мы свернули на проселочную дорогу, однако по ней можно было ехать почти, как по шоссе. Мы проехали несколько хуторов, Напротив каждого на дороге возвышались помосты, со стоящими на них бидонами.

Хоть я ничего не спрашивал, бабуля пояснила, что с этих помостов два раза в день забирают молоко.

– Да, уж, выставь у нас сейчас молоко на дороге, – подумал я, – через полчаса ни молока не бидонов не найдешь.

Почему-то именно сейчас, мне, до зубовного скрежета, захотелось остаться жить здесь. Тем более, зная, что будет твориться у нас спустя всего семнадцать лет. А тут, тишина и покой. По крайней мере, так было в прошлой жизни, как будет здесь, никто не знает. Хотя мое влияние на историю, похоже близится к нулю и вряд ли станет больше. Я ведь не собираюсь писать письма Брежневу и Горбачеву. Психиатрические больницы прекрасно обойдутся без меня.

Проехав огромное поле, засеянное непонятным злаком, мы остановились у двухэтажного деревянного дома, рубленного из круглого леса. За домом деревянные мостки шли к берегу озера, где среди кустов притаилась небольшая банька. В стороне от дома в большом высоком ангаре двое рабочих возился с сельской техникой. Коров и другой скотины я не заметил. Кстати, кустиков и цветочков у дома тоже не замечалось. Некогда фермеру заниматься ерундой.

Тойво Пеккарайнен встретил нас на крыльце вдвоем с женой. С Риттой он даже обнялся, а Армасу пожал руку и потом молча погрозил пальцем.

Я уже знал, что Тойво тоже когда-то был алкоголиком. Но потом попал в секту пятидесятников, уверовал в Господа, как они говорят. Бросил пить, курить, и взялся за дело. После чего довольно быстро начал богатеть. Он смог взять кредит в банке и построить небольшой молокозавод, и теперь местные фермеры продают молоко ему. Нет, он не монополист, но ближайший молокозавод принимает молоко немногим дороже, а везти его в два раза дальше, а финны денежки считать умеют.

Бывший алкоголик и хулиган с гордостью показывал нам свои владения.

Армас тоже ходил с нами, но большей частью молчал и желал вид, что ему все это давно надоело. Правда, пару раз он сделал замечания Тойво, что тот, строя новое, уничтожает память о родителях.

Глава 27

После экскурсии, моя новоиспеченная бабушка вместе с женой Тойво удалилась на кухню.

Мужчин же гостеприимный хозяин пригласил в баню.

Армас на это предложение согласился с видом мученика, а мне после нескольких часов, проведенных в машине, очень хотелось сполоснуться. Поэтому такое предложение принял с радостью.

Втроем мы отправились в баню по мосткам, проложенным по моховому болоту.

Мостки держащиеся на вбитых в болото кольях ходили под ногами туда сюда, но пока еще оставались довольно крепкими.

На кочках кое-где желтели ягоды морошки, а мох был усыпан белой еще незрелой клюквой.

– Хорошо жить некоторым товарищам, – подумал я. – Захочется клюквы, или морошки, вышел из дома и собирай, не хочу.

Мне думалось, что и берег озера будет болотистым, но я ошибся. Баня оказалась построена на небольшом песчаном пригорке, заросшем ивняком и круто уходившем в воду.

Раздевшись в просторном предбаннике, мы надели войлочные шапки, и зашли в парилку, где стояла адская жара.

Армас одобрительно прокомментировал это обстоятельство и сразу полез на полог. Мы с Тойво последовали за ним.

На какое-то время воцарило молчание, прерываемое кряхтением Армаса. Я же пристально разглядывал печку, сложенную из некрупных валунов. Что-что, а печи у финнов всегда были качественными.

Основательно прогревшись, мы начали париться.

Мои компаньоны, несмотря на возраст, от меня не отставали. И также с удовольствием плескались в озере после очередного захода в парную. К сожалению, во время одевания братья поругались. Они так орали, чтоя не мог понять и половины слов из их разговора. Вспоминали, по-моему, какие-то детские обиды.

Первым пришел в себя Тойво, он резко замолчал, а потом начал просить прощения у брата, виня себя в нарушении заповедей господних. Помирились они на удивление быстро.

– Наверно, частенько у них такие баталии идут, – думал я, когда мы расслаблено, шагали по мосткам обратно в дом.

А там нас уже ожидал накрытый стол. Конечно, спиртным в доме пятидесятника и не пахло, так же, как и сигаретами.

На столе, зато стояли графины с морсом, клюквенным, брусничным, морошковым.

Так, что было чем запивать жареную лосятину и медвежатину.

Тойво с гордостью рассказывал о своих охотничьих трофеях, я же старался прожевать зажаренное до твердости подошвы мясо, делая вид, что оно просто великолепно.

Ну, что поделаешь, если Аннике, жена Тойво, университетов по готовке не заканчивала и жарила мясо, как учила мама и бабушка.

Хозяин с отеческим видом наблюдал, как я ем, и между делом сообщил, что если у него все сложится, то осенью он может взять меня на охоту.

Однако долго говорить ему не позволили. Старушки быстро закрыли ему рот и начали выпытывать мою подноготную.

Особенно Ритта интересовалось моим отцом, ведь тот, в отличие от меня, приходился ей двоюродным племянником, короче, не такой седьмой водой на киселе, как я.

Но больше всего эмоций вызвала новость, что я уже женат.

После ужина Тойво не удержался и под аккордеон спел две религиозные песни, подпевали ему все присутствующие кроме меня. Я бы тоже подпел, чего не сделаешь для хороших людей, вот только слов не знал.

Песни сделали свое дело. Под их монотонный напев, несмотря на две кружки крепкого кофе, мне жутко захотелось спать.

Присутствующие это сразу заметили, и Аннике отвела меня в мансарду, где я с удовольствием рухнул в постель. Из открытого настежь окна веяло теплом и запахом скошенной травы, и даже надоедливые крики коростелей с окружающих ферму полей, не могли испортить мой сон.

Воскресное утро началось с завтрака, а затем продолжение экскурсии. Мне продемонстрировали гордость фермы небольшой молокозавод, на мой, очень не профессиональный взгляд, оборудован он был по высшему классу, все вокруг сверкало и блестело. Когда мы подошли, молодой парнишка лет восемнадцати таскал из грузовика бидоны с молоком и выливал их большую емкость.

Я уже задумывался, почему на ферме не видно родственников хозяев, но в отличие от старушек, задавать лишние вопросы не хотелось.

Уже потом, когда мы ехали в Хельсинки, Ритта рассказала, что у Тойво несколько лет назад погиб сын в автокатастрофе. И теперь, что у нее, что у Тойво и Армаса нет наследников.

Сказав это, она многозначительно посмотрела на меня.

Я ничего, конечно, не сказал, только подумал про себя:

– Не хилую морковку бабуля у меня перед носом повесила.

К тому же возвращался я, отнюдь, не пустой. В багажнике лежала объёмистая кожаная сумка с тряпьем, которое в будущем обзовут секондхэнд.

Но это случится в будущем, а сейчас и это тряпье в Союзе улетит за большие деньги. Хотя я продавать его не планировал. В первую очередь, отложил шикарный ирландский свитер и ботинки в подарок Петровичу. Человек все же два дня пахал один, и не факт, что в следующий раз, если меня пригласят в гости, он не пойдет на принцип и откажется работать в одиночку.

Остальные куртки, брюки и прочее отправлю посылкой жене. Та живо найдет им применение.

Родственники, отдавая эти вещи, пожалуй, радовались больше меня. Еще бы! Сколько теперь места освободится для новых тряпок.

Меня довезли до дома, Армас помог выгрузить сумку и баул с вещами. Ритта поцеловала меня и, вырвав листок из записной книжки, написала в нем телефонные номера, по которым я должен позвонить, когда смогу снова навестить родственников.

Когда я зашел в квартиру, Петрович встретил меня довольно хмуро. Однако стоило мне преподнести ему свитер, он тут же стал доволен, как слон.

– Спасибо Санек, отличная вещь! Гляди-ка?! Да он из мохера! Шузы тоже отличные. Я тут на похожие два часа глядел в магазине, но денег было жалко.

Улаживая недопонимание с Петровичем, я не забыл о Никодимове. Именно от него зависела возможность без проблем встречаться с родственниками.

Утром в понедельник меня сразу вызвали к нему. Коротко изложив, как и где провел выходные, я положил на стол небольшой пакет, в котором лежали отличные кожаные перчатки, таких в советских магазинах днем с огнем не найти.

– Взятку, что ли даешь? – хмыкнул Никодимов, открывая пакет. Рассмотрев перчатки, он надел одну на руку.

– Неплохо, – резюмировал он, стягивая перчатку с руки и убирая в пакет.

Мой рассказ безопасник не комментировал и без особых напутствий отправил меня обратно на работу. За подарок поблагодарил и убрал его в ящик стола.

А собственно, чего ему беспокоиться? Кто я такой? Повар в посольстве, мое дело супы да поварешки. Вот дипломаты это да! За ними глаз да глаз нужен. Вдруг кто-то из них решит, что его судьба жить на западе. И все, спекся безопасник, за такой прокол поедет обратно в Союз, вместо того, чтобы затариваться дефицитами в загнивающем капитализме.

А если я вдруг сдерну в бега, за меня спрос небольшой. Выговор дадут и все дела.

Вот такие мысли бродили в моей голове, пока я раскатывал слоеное тесто для пирогов.

– Смиррна! – раздалась негромкая команда за спиной. Я, однако, даже не повернул головы.

– Что, Сергей Павлович, пирожка захотелось? – все еще не поворачиваясь, спросил я.

– Угадал, – буркнул наш военный атташе полковник Сергей Павлович Королев.

Когда я с ним впервые знакомился, то едва не попал впросак, уже хотел, было вякнуть:

– Да, вы, Сергей Павлович, полный тезка нашего Главного конструктора. Хорошо, что вовремя заработала чуйка. Я совершенно не помнил, когда Королева рассекретили, и на всякий случай промолчал.

Наш же атташе, косясь на Петровича, робко спросил у меня:

– Санек, можно я парочку пирожков с капустой украду.

– Берите, – великодушно разрешил я, – капусты у нас много.

– Ты Палыч, мать твою, достал меня со своими командами! – внезапно разошелся Петрович. – полковник, б. ь, у нас тут не армия, завязывай нафиг!

Началась обычная мужицкая перепалка.

А ларчик открывался просто.

Когда Петрович служил поваром в офицерской столовой, и ушел на дембель старшиной, Королев в той же части тоже дослужился до старшины роты, но остался на сверхсрочную службу. Прошло двадцать пять лет. Королев, нынче полковник, военный атташе, а Петрович, как был поваром, так поваром и остался, только место работы сменил.

Видимо, подсознательно он завидовал своему бывшему сослуживцу, сделавшему такую блистательную карьеру. Поэтому они периодически мерялись пиписьками.

И если в материальном плане они оказались примерно на одном уровне, оба построили дома в Подмосковье, у Петровича сын окончил Рязанское десантное училище, а у Королева служил военным летчиком. Петрович рассекал по трассе на Жигулях, а Королев на Волге, тов плане карьеры все было не так.

Не желая конфликтовать и ронять авторитет, Королев быстро смылся с кухни. Но Петрович сразу не успокоился.

– Нет, ты видел!? Каков говнюк! Придет, как будто здесь ему медом намазано и командует. А ты тоже, хорош гусь! Не хер тут всяких вояк прикармливать. Понял?

– Да понятно мне все, Петрович, понятно, – сообщил я успокаивающим тоном. – Лучше подумай о другом, вот мы с тобой, сейчас сделаем свое дело, накормим людей, сами поедим и пойдем себе домой, отдыхать, и горя не знать. А у военного атташе проблем воз и маленькая тележка, он о них вынужден думать даже когда в постели с женой лежит. Почувствуй, так сказать, разницу.

– Да чувствую, чувствую, – махнул рукой собеседник, – Но все равно, надоел этот гад хуже горькой редьки, мать его за ногу. А ты парень непрост, непрост. Кто в твоем возрасте о таком задумывается? Давно заметил, если на тебя не смотреть, а просто слушать, можно подумать с пожилым человеком говоришь.

– Так и есть, – мысленно подтвердил я. – Только ты, Петрович, никогда не догадаешься, что на самом деле разговариваешь со стариком.

После этого разговора яснова задумался о своем будущем. Мысли вновь и вновь возвращались к вопросу; остаться в Финляндии, или нет. Единственно, что меня в этом плане волнует, что отца могут попросить с работы. С маман это вряд ли получится. Должностей она не занимает, в партиях не состоит.

Люда, когда я получу гражданство, сможет на законных основаниях приехать ко мне. Ничего органы сделать не смогут. Единственно, все это я смогу сделать, когда всю денежную заначку переведу в валюту. А за такие махинации в нашей любимой Родине могут и расстрелять.

Поэтому надо по этому поводу что-то решать, если я всерьез захочу здесь остаться.

– Хм, я сейчас размышляю, как лучше устроится в жизни, а интересно, чем сейчас занимаются мои родичи?

Интерлюдия первая.

Утро рабочего дня в бухгалтерии Министерства здравоохранения.

То и дело раскрываются двери, и в них появляется очередная бухгалтерша. И вот в дверь заходит самая молодая работница, Красовская Людмила. С улыбкой здоровается с коллегами и проходит к своему столу, звонко цокая каблучками импортных босоножек.

Коллеги провожают ее завистливыми взглядами. Девушка одета в кримпленовый костюм из юбки миди и модного приталенного жакета. Кремовая блузка с пышным воротником дополняет строгий ансамбль.

Вопросов никто не задает. Все прекрасно знают, где сейчас работает ее муж, и откуда появилось все это великолепие.

Однако, когда Людмила, усевшись за столом, достает из кожаной сумочки огромную коробку с тенями, нервы одной из молодых бухгалтерш не выдерживают.

– Люда, как тебе не стыдно нас дразнить? Так нечестно! Если твой муж работает за границей, ты бы могла попросить его и для нас что-нибудь прислать. Помаду хотя бы.

– Но, Марина, ты же ничего раньше не говорила, – удивилась девушка, – И вообще я первую посылку от него только позавчера получила.

– Да ладно, рассказывай! – недоверчиво протянула Марина. – Скажи сразу, что жопишься и все дела.

– Марина, что за грубости? Немедленно прекрати, – строго сказала главбух. – Если тебе так хочется импортных шмоток, найди себе такого же заботливого мужа, как у Люды и не порть нам настроение.

После этого пожилая женщина продефилировала в свой кабинет.

Около дверей она обернулась и сказала:

– Людочка, зайди ко мне на минутку.

После того, как Красовская зашла в кабинет главбуха и плотно закрыла дверь за собой, бухгалтер Марина злобно прошипела:

– Видели, как надо действовать. Мне старая грымза рот заткнула, а теперь сама что-то начнет клянчить у Людки.

Вечер в доме у старшего Красовского. Тот недавно пришел с работы поужинал и сейчас развалился на диване, читая газету Советской Спорт. В соседней комнате раздавалось стрекотание швейной машинки. Жена Тамара перешивала дочерям купальники из своего старого платья.

Наконец стрекотание смолкло и в комнату, где сидел отец, влетели обе девчонки одетые, как на пляже.

– Папа, папа! Погляди, правда, как здорово мама сшила? – дружно завопили они.

Отец оторвался от газеты и с улыбкой оглядел дочерей.

– Мама у нас молодец, – констатировал он. – Отличная работа, да и вы у меня красавицами растете.

– Ну, все, похвастались и хорошо, – сказала появившаяся жена. – Уже поздно, быстро на горшок и в кровать.

– Мама, какой горшок? – снисходительно улыбнулась старшая дочка. – Мы уже давно о нем забыли.

– Какая разница, все закончили разговоры и в постель!

Девчонки насупились и молча отправились в свою комнату.

– Володя, ты можешь оторваться от своей газеты, или нет!? – раздраженно обратилась женщина к мужу, когда в комнате дочерей погас свет. – Вот скажи, ты же мне обещал, что поговоришь с сыном?

– Ну, обещал и что?

– Так говорил, или нет?

– Ну, говорил.

– Ты междометиями не отделывайся. Он тебе что-нибудь обещал?

– Тамара, ну как ты не понимаешь! Мне неудобно его о чем-то просить, неудобно!

– А помнишь, ты частенько деньги ему в карман совал, когда он в школе учился и Пашке тоже. Это помимо того, что ты Кларе своей давал. Я тебе хоть раз, что-нибудь сказала? Упрекала?

– Нет, не упрекала.

– Так, что ты тогда дар речи теряешь, когда нужно всего лишь попросить парня, прислать для меня приличные духи, или косметику? Притом за наши деньги.

Короче, чтобы завтра письмо было написано. Иначе, сам знаешь, что будет. Мрак!

Глава 28

Недели через две после моей поездки к родственникам Ритта сама приехала ко мне в гости. Визит, конечно, неожиданным не был. У финнов так не принято. Естественно, визиту предшествовал телефонный звонок.

Также, естественно, о нем я сообщил Никодимову. Ведь в ином случае о приезде моих финских родственников сообщит Петрович, а это мне надо?

Третий секретарь посольства явно был не в настроении, потому, что на мои слова ответил следующим пассажем:

– Александр Владимирович, вы взрослый человек и сами определяете с кем вам можно встречаться, а с кем нет, поэтому идите и не е. те мне мозги.

– Странно, мне Сергей Геннадиевич всегда казался воспитанным человеком. Не иначе, как неприятности у него образовались, – подумал я, выходя из кабинета.

Но так, как лично меня эти неприятности не касались, слова безопасника я принял за разрешение на встречу.

На этот раз Ритта приехала одна без Армаса.

Она привезла с собой еще баул с вещами, кучу сыров и других молочных продуктов от Тойво.

На робкие попытки отказаться от таких подарков бабушка насмешливо улыбнулась.

– Бери, я же знаю, что у вас ничего такого нет. Лео Антонен, мой сосед, недавно ездил в туристическую поездку в Ленинград. Так он рассказывал, что у него все время спрашивали, нет ли у него на продажу одежды, или жевательной резинки. Он, кстати, жалел, что не взял с собой несколько пачек, те, кто взял, сразу все продали и купили водки и сигарет.

К приезду бабушки я приготовился лучше, чем в первый раз. Особых разносолов делать не старался. Все было просто. В основном налег на выпечку. Думаю, что такой нагрузки духовой шкаф в нашей квартире еще не испытывал.

Уже немного зная вкусы родственницы, я выпек рыбники с ряпушкой и палтусом, Пироги с черникой и морошкой тоже не забыл. Но венцом всего были калитки. Открытые пирожки из ржаного теста с картошкой и пшеном откровенно удались. И мне пришлось даже оборонять их от Петровича, тот сожрал их штук шесть и продолжал смотреть на оставшиеся голодными глазами.

Ритта выглядела уставшей и озабоченной. Но своими проблемами не делилась.

За столом она с нарастающим удивлением опробовала мою стряпню.

– Алекс, ты знаешь, когда я тебя увидела в первый раз, то подумала, что наш президент ошибается, не может этот молодой парень так хорошо готовить. Наверно, кто-то другой занимался этой работой, а тебя просто показали для вида.

Но сейчас я поняла, что ты настоящий повар. Твой рыбник из палтуса получился вкуснее, чем когда-то у моей мамы.

Старушка, несмотря на то, что пироги ей нравились, клевала, как птичка, поэтому всю выпечку я уложил в пакет, чтобы она увезла его с собой. Ведь живот Армаса надо чем-то поддерживать.

На этот раз бабуля интересовалась, как долго я буду работать в посольстве, что планирую делать после того, как уеду обратно в Союз.

Я понятия не имел, установлена ли прослушка в нашей квартире, поэтому, на всякий случай, старался язык не распускать. Да и к чему прослушка? Ведь в соседней комнате сидит Петрович и якобы смотрит телевизор, наевшись от пуза моих пирогов.

Когда мы вышли во двор, уже у машины бабушка спросила:

– Алекс, а ты бы не хотел после работы в посольстве остаться в Финляндии?

Мы бы помогли тебе с документами, работой. Так получилось, что детей у нас с Армасом нет, будешь жить с нами. С женой твоей тоже проблем не будет, ты же сам говорил, что она из вепсов.

От бабушкиного предложения веяло таким простодушием, что я с трудом удержался от смеха.

Конечно, у нас уже не сталинские времена и если у меня будет на руках официальное приглашение от родственников на переезд в Финляндию, то особых санкций не последует. По крайней мере, в тюрьму не посадят. Но возникнет столько бюрократических препон, что с ума сойдешь их преодолевать.

Проше всего попросить политическое убежище в Финляндии, пока я тут. А это чревато проблемами для родителей и прочих родственников. Но мы же не ищем легких путей.

Объяснять все это Ритте я не стал. Сообщил только, что думаю над этим вопросом, но пока ни какому определенному решению не пришел.

Моим словам та явно обрадовалась, но тоже благоразумно заявила:

– Правильно, серьезные решения надо принимать, обдумав все их плюсы и минусы.

После этого пожаловалась, что ей тяжело дается дорога, поэтому она сможет приехать за мной только в конце сентября.

– Ритта, не беспокойся, я ведь и сам могу приехать к вам. Автобусы ведь еще никто не отменял.

Бабушка обрадовано закивала головой, наверно, ей такой вариант в голову не приходил, и попыталась сходу вручить несколько марок на билет.

Деньги я не взял, несмотря на укоризненный взгляд Петровича. Тот, услышав, что я провожаю гостью, тоже вышел из своей комнаты попрощаться.

Когда я вернулся с улицы, он еще продолжал стоять в коридоре.

– Вот смотрю на тебя и в который раз думаю, ну почему дуракам так везет? – сообщил он мне. – Вот чего ты деньги не взял? Для старой перечницы двадцать марок не деньги, а тебе бы хватило на упаковку жвачки.

Отправил бы родственникам в Союз, сто процентов они у тебя, ее клянчат. Все не на свои покупать.

Не желая вдаваться в дискуссию, я гордо промямлил что-то вроде того, что не хочется быть попрошайкой.

Петрович ехидно улыбнулся, на его лице явно нарисовалась мысль:

– Молодой пацан, глупый еще.

Именно такой реакции от него я и добивался, поэтому сразу отправился на кухню, надо было разобраться с грязной посудой и остатками еды.

В это время в посольстве в очередной раз говорили обо мне.

Сам посол, военный атташе, второй и третий секретари сидели за вечерним кофе и обсуждали животрепещущие проблемы современности.

– Владимир Северьянович, выслушайте меня, – обратился третий секретарь посольства к послу. – Вроде бы неудобно вас в эти дела вовлекать, но не получается иначе.

– Ну, чего еще, вы, Сергей Геннадиевич накопали, говорите уже, видимо, дело не секретное, раз в такой кампании начали говорить, – недовольно пробурчал посол, догадывающийся, на какую тему будет разговор.

– Владимир Северьянович, вы ведь в курсе, что у нашего молодого повара нашлись родственники в Финляндии.

– Ну, да, вы меня, Сергей Геннадиевич и информировали. Так что вы хотите от меня услышать?

– Я считаю, что парня надо отправлять домой. Уж очень родственники вокруг него вьются. Как бы он не сбежал? Нам такое ЧП не желательно.

Троица внимательно слушавшая безопасника понимающе переглянулась.

Посол хмыкнул, задумчиво потер подбородок и сказал:

– Я вполне понимаю, Сергей Геннадиевич ваши трудности. Но кому сейчас легко? А вы могли бы поинтересоваться, как изменилась работа нашего посольства за последние четыре месяца. Вы вообще в курсе, что мы смогли подписать почти в два раза больше выгодных договоров на поставку финских товаров, чем в прошлом году на это же время? Торгпредство все в восторге. И как вы думаете почему?

Третий секретарь несколько задержался с ответом, и за него ответил военный атташе.

– Серега, да дело в том, что финских бизнесменов в последнее время за уши не оттащить от наших обедов. Они рвутся сюда, как будто им тут медом намазано, ха-ха-ха!

– Вот видите, – продолжил посол. – А вы хотите, нас лишить такого специалиста. Уж если на то пошло, и у меня в этой стране родственников полно, так может, мне тоже пора уезжать?

– На такое решение у меня нет полномочий, – хладнокровно ответил Никодимов. – Вы же знаете, что это пророгатива МИДа.

– Послушай, Сергей, – вступил в разговор второй секретарь посольства. – Мы, конечно, понимаем твои проблемы, но и ты пойми нас. На ровном месте улучшились показатели работы посольства, Министерство в восторге, а ты хочешь все зарубить. Парень, повар-самородок, нам здорово повезло с ним, спасибо Владимиру Северьяновичу. Пусть работает.

Насколько я знаю, он в свободное время никуда особо не ходит, разве, что по магазинам. Не пьет, не курит. Как все наши озабочен дефицитом, письма жене пишет раз в неделю. Не трогай ты его, пожалуйста.

Ему по контракту еще почти два года работать. Если он продолжит готовить, как сейчас, у нас в посольстве дипломаты всех стран отметятся.

Вкусно поесть любят все, даже американцы.

Никодимов хоть и играл роль туповатого служаки, на самом деле им не являлся. Именно поэтому он завел разговор о поваре. Все доводы, которые ему приводили собеседники, он прекрасно знал. Поэтому и завел разговор в кампании, чтобы все могли, открыто высказать свое мнение.

Свое же мнение, он оставил при себе.

Почему-то Никодимов нисколько не сомневался, что этот молодой парень с глазами старика рано, или поздно предпочтет жизнь при загнивающем капитализме. Но уж очень полезен, оказался этот повар на своем месте. Поэтому при всем своем неприятии, Никодимов не стал настаивать на отправке молодого парня домой, ведь ему тоже хотелось получать плюшки за отличную работу посольства и консульского отдела.

Ничего не подозревая о тучах, сгущающихся над моей головой, я в конце сентября вновь отправился к родственникам в Йоэнсуу.

На автобусе поездка оказалась гораздо комфортней, чем в Жигулях. Все места были заняты, стоя никто не ехал. У водителя играла тихая музыка, навевающая сон. Мерное гудение кондиционера ему тоже помогало. Я заснул, когда мы даже не выехали из города.

По дороге я все же несколько раз просыпался на остановках. Но когда выходил в Йоэнсуу чувствовал, что уже вполне выспался.

Оглянувшись, я увидел, как мне машет рукой Ритта, стоявшая рядом со своей машиной.

Подхватив небольшой баул, я быстрым шагом направился к ней.

Сегодня бабушку было не узнать, она явно нервничала.

– Алекс, ты меня прости, но я не смогу тебе уделить много времени, мне надо разобраться с делами на работе.

– А что случилось, возможно, смогу чем-нибудь помочь? – поинтересовался я.

Некоторое время старушка колебалась, сомнения ясно были написаны на ее лице, но потом призналась:

– У меня неприятности, заболели сразу две работницы. Одна простыла, а вторая сломала ногу. Замену им сразу не найти, поэтому мне придется работать самой, но ничего я справлюсь, дело знакомое, и Армас мне поможет.

– Так в чем проблемы? – удивился я. – Давай я эти два дня поработаю за твоих больных работниц.

– Что ты! Что ты! – не на шутку перепугалась Ритта. – Ты гражданин другой страны, и не имеешь права работать. Меня за это могут оштрафовать.

– Могут, – согласился я. – Но только если я работаю за плату. Если же я бесплатно помогаю своим родственникам, никто нас не оштрафует.

По приезду домой мы продолжили тему бесплатной помощи. Ритта даже позвонила знакомому адвокату и только тогда, удостоверившись, что закон мы не нарушаем, позволила себе расслабиться.

Долго мы не засиживались. Ведь в пять утра нам надо было уже выезжать на работу.

В небольшом одноэтажном здании было довольно прохладно.

Ритта открыла щиток начала включать печь и духовые шкафы. Переодевшись, я приступил к замешиванию теста. Не выспавшийся Армас, ворча, таскал мне то муку, то дрожжи. Когда я включил тестомешалку, Ритта уже сварила кофе. Втроем мы уселись за стол, и выпили по чашке крепкого напитка, причем без сахара. После такой дозы кофеина в глазах прояснело, и мы с Риттой начали готовить начинку для пирогов.

К семи часам в кафе появилась девушка-официантка. Она с любопытством уставилась на меня, но после отповеди Риты густо покраснела и в мою сторону старалась больше не смотреть.

Первыми посетителями, как обычно были дальнобойщики.

Два здоровенных шведа заказали кофе и по большому круассану. Они скромно уселись у уголке и о чем-то тихо говорили. Минут через пятнадцать, допив кофе, они подошли к Ритте, сидевшей за кассой, и попросили продать еще несколько круассанов с собой.

В общем, к десяти утра половина выпечки была раскуплена. А к кассе возникла небольшая очередь.

Пожилые финны, знакомые бабушки через одного спрашивали:

– Ритта, это, правда, что у тебя работает личный повар нашего президента?

Бабушка в ответ очередной раз повторяла, что никто у нее не работает, а внучатый племянник просто помогает ей в трудной ситуации. И он никакого отношения к президенту не имеет.

Все-таки терпение у финнов имеется, скандинавский, так сказать характер. Я бы, наверно, на ее месте давно начал бы всех посылать дальним маршрутом.

Вечером, когда мы закрыли кафе, Ритта сняла кассу и сообщила, что сегодняшний доход почти на сорок процентов больше, чем обычно получается в субботу.

– Алекс, не знаю, как ты это делаешь, но ты настоящий lumooja (чародей).

Я ведь наблюдала за тобой, ты все делаешь, как обычно, как мы все делаем. Но так вкусно все равно не получается.

Я тебе еще раз говорю, оставайся. У нас с Армасом есть деньги, мы поможем тебе открыть ресторан в Хельсинки, я даже не сомневаюсь, что он будет успешным. Сегодняшний день меня в этом убедил.

Глава 29

Воскресным вечером я ехал обратно в Хельсинки, все в том же автобусе. Но на этот раз уехать, спокойно не удалось.

На остановкенас с Риттой и Армасом встретил корреспондент местной финской газеты и сразу обрушил на наши головы десятки вопросов.

Чета Пеккарайнен несколько растерялась. Я же сообщив, что уже началась посадка, скрылся в автобусе. Корреспондент, слава богу, за мной не полез, а остался на остановке беседовать с родственниками.

– Ну, все я попал! – думалось мне, – пока в окно наблюдал эту картину. – Никодимов точно меня отправит домой, после того, как прочитает очередную статью о поваре-кудеснике.

Несмотря на все переживания, как только автобус тронулся, я сразу заснул.

Еще бы, эти два дня дались непросто. Отвык готовить на большое количество людей. Все же в посольстве было легче. А здесь в кафе на удивление было много посетителей. Особенно в выходные. Всю выпечку смели с прилавков еще до обеда. А во второй половине дня в зале появился невысокий, пожилой мужчина, увидев его, Ритта побледнела и понеслась ему навстречу.

Она перекинулась с ним парой слов, потом они вместе подошли ко мне.

– Алекс, познакомься, это Эйнар Лесонен, наш инспектор по охране труда. Он хочет с тобой поговорить.

Мысленно я ухмыльнулся.

– Мда, это не наши профсоюзы. Тут человек не поленился в воскресенье придти, чтобы все вопросы уточнить.

После того, как мы пожали друг другу руки, Лесонен сразу приступил к делу.

– Господин Красовский, насколько я в курсе, вы гражданин Советского Союза, поясните, пожалуйста, на каких основаниях вы работаете у Ритты Пеккарайнен?

Я состроил удивленное лицо и в свою очередь спросил:

– Господин Лесонен, а кто вам сказал, что я работаю у сестры моей бабушки? Я здесь у нее в гостях. А работаю я в посольстве своей страны, а в Йоэнсуу приехал в свои выходные дни.

Собеседник скептически глянул на меня.

– Насколько я знаю, вы вчера провели больше двенадцати часов в помещении кафе. Чем вы здесь занимались?

Я улыбнулся.

– Помогал осваивать бабушке новые виды выпечки и прочих блюд.

Инспектор, пока я распинался перед ним, строго смотрел в мою сторону, как бы ожидая признания в нарушении законов страны.

Ритта с удивлением смотрела на мое спокойное лицо. Сама она явно была на нервах.

Но Лесонен больше ни о чем меня спрашивать не стал. Повернувшись к бабушке, он негромко спросил:

– Ритта, я слышал, у тебя сегодня с утра продавались неплохие круассаны, они еще остались?

Через пятнадцать минут инспектор удалился с пакетом выпечки. Заплатил Лесонен за круассаны все последнего пенни. Причем Ритта приняла это, как должное.

– Да, это не у нас, – грустно посетовал я. – Санитарный врач жрет на шару, инспектора жрут на шару, а еще продуктов с собой им дай. Ну, как тут не воровать, а что начнется с началом перестройки, подумать страшно. Ментам дай, рэкетирам дай. А до нее осталось всего двенадцать лет. Мигом пролетят. Нет, Сашкец, пора думать, куда делать ноги от такого беспредела.

Так в который раз я начал думать, как с умом потратить лежавшие в тайнике деньги.

Самый лучший был бы вариант вывезти их в Финляндию и здесь обменять на марки. Вопрос состоял в том, как это сделать.

Я возвращался после отпуска в Финляндию. Моя Волга бесшумно подкатила к пограничному переходу. Около полосатого шлагбаума стояли пограничники с автоматами.

– Выходите из машины, – скомандовал один из них. Я вышел и, отойдя в сторону, встал на краю дороги.

Пограничник, криво улыбаясь, выдернул штык – нож из ножен, резким движением воткнул его в переднее колесо и багровея с усилием повел вниз делая широкий разрез.

Из разреза ворохом посыпались денежные купюры.

Я зажмурил от ужаса глаза, по спине побежали капельки пота.

Открыв глаза, увидел над собой сетку с лежащим в ней багажом. В салоне автобуса играла музыка, из кондиционера шел поток прохлады, но мне было жарко.

– Уфф! Приснится же ужастик, – с облегчением думал я, оглядываясь по сторонам. – Блин, во подсознание работает! Вроде бы мыслей о покупке машины не мелькало, а в голове уже план готов.

Больше до приезда в Хельсинки заснуть не удалось. Растревоженный неприятным сном, я снова и снова обдумывал сложившуюся ситуацию. Ну не оставлять же деньги лежать просто так, пока на них даже туалетную бумагу не купишь.

Может, действительно, так и поступить? Купить волжанку и на ней уехать в отпуск в Союз. Деньги найду, где спрятать, это не наркота, собаки не унюхают. Тем более что нынешние пограничники не чета будущим таможенникам. Нет у них еще того опыта, который нарабатывается годами.

Единственно, надо будет, как-то залегендировать деньги на покупку автомобиля.

Хотя об этом можно особо не беспокоиться. Родные и знакомые примут, как должное, что я смог купить в Финляндии подержанную машину. А для Никодимова тем более это не удивительно. Родственники помогли и все дела.

Решено, летом следующего года еду в отпуск на своей машине. Пальцы веером и вся родня в шоке.

Утром в понедельник я пришел на работу на небольшом вздрыге. Все переживал, что до Никодимова дойдет слух о моих приключениях в Йоэнсуу.

Но пока все было мирно. Петрович, довольный моим появлением, не закрывал рта, болтая о всякой ерунде.

Во второй половине для меня все-таки вызвали к безопаснику. Полный нехороших предчувствий, я отправился к нему.

Когда я зашел в кабинет, Никодимов читал газету. К моему счастью это была Хельсинки саномат.

– Наверно, он провинциальные газеты не читает, – с облегчением думал я, видя, кактретий секретарь морщит лоб, пытаясь разобраться с финским текстом.

Оторвавшись от газеты, Никодимов поздоровался и перешел к делу.

– Слушай, Санек, говорят, ты занимался айкидо?

– Ну, да, занимался.

Собеседник оживился.

– Отлично, тут такое дело, я вообще то самбист. Хотелось бы форму поддерживать, а не с кем. Я помещение у посла выпросил под небольшой спортивный зал, не знаю, какой из тебя борец, но, может, попробуем тренироваться, устроим так сказать, передачу опыта.

– Понятно, – мысленно усмехнулся я. – Опять Петровича работа, кроме него никто не мог видеть из наших, как я разминаюсь по утрам на спортивной площадке.

– Здорово! – с чувством вслух воскликнул я. – Конечно, согласен, в одиночку можно только физическую форму поддерживать, да растяжку, в остальном без спарринга не обойтись.

– Ну, вот и хорошо, – улыбнулся Сергей Геннадиевич. – Тогда до вечера, встречаемся в зале. Найдешь без проблем. По главной лестнице спустишься в подвал и повернешь в коридор налево. Вторая дверь так же на левой стороне.

Я улыбнулся:

– Что-то у вас Сергей Геннадиевич все налево, да налево, нет, чтобы, как благородный дон, направо.

– Фантастику любишь? – сощурился Никодимов.

– Люблю, – признался я, ругая себя за длинный язык. – Особенно Стругацких.

– Ну-ну, – неопределенно пробормотал безопасник. – Ладно, иди, свободен.

– Чего вызывали то? – поинтересовался Петрович, когда я зашел на кухню и занялся делом.

– Никодимову напарник понадобился, борьбой заниматься, – сообщил я, аккуратно помешивая рассольник.

– Понятно, теперь вместе будете дрыгать руками и ногами, – ухмыльнулся тот.

– Ну, почему дрыгать? – оскорбился я для вида. – Будем приемы самообороны отрабатывать.

– Брось дурью маяться! – пренебрежительно махнул рукой собеседник. – Все ваши приемы ерунда. Против лома нет приема. Эх, помню, в молодости пойдешь в клуб на танцы, а там сразу присматриваешь, где в случае чего удобней кол из забора выдрать. Заезжали к нам на огонек и боксеры и борцы, как колом им по башке заедешь, никакие приемы не помогут.

– Это, да, – легко согласился я. – А теперь представь себе, что в руках у тебя ни кола, ни лома, что тогда делать будешь?

– Не знаю, – погрустнел Петрович. – Помоложе так убежал бы, а теперь, куда мне с таким пузом?

С этими словами он похлопал себя по объемистому животу и наставительно сообщил:

– Чтобы не попасть в такие ситуации надо по вечерам дома сидеть, а не болтаться по улицам.

Ближе к восьми вечера я зашел в в подвальное помещение, гордо названное Никодимовым – спортзалом.

Сам Сергей Геннадиевич уже был там. Одетый в спортивный костюм, он усердно разминался.

Я подошел к скамейке и начал переодеваться. Когда остался в одних плавках, Никодимов восхищенно воскликнул:

– Однако, у тебя и мускулатура! От природы, или качаешься?

– От природы, – буркнул я. Чего спрашивает? Знает прекрасно, что ни гирь, ни гантелей у меня не имеется.

Переодевшись, я тоже начал разминку. Проделав свой обычный разминочный комплекс, я приступил к растяжке. Никодимов удивленными глазами смотрел, как я сажусь на продольный шпагат. Увы, как ни старался, до Ван-Дамма мне было далеко, поперечный шпагат не давался, хоть ты тресни.

А, когда я сделал подряд пару фляков назад, Сергей Геннадиевич вообще потерял дар речи.

Да и тренер из него оказался хреновый. Пришлось брать тренировочный процесс в свои руки. Когда занимаешься два десятка лет это сделать нетрудно.

Напарник по тренировкам понял это сразу и без споров отдал инициативу мне.

Около часа мы с ним занимались отработкой трех приемов айкидо, а затем провели несколько схваток.

Проиграв их все, Никодимов, тем не менее, остался доволен.

– Ну, ты зверь! – сообщил он в очередной раз, поднимаясь с ковра. – Талант у тебя немалый. Чего ты, дурья башка, в большой спорт не пошел? Кто его знает, может сейчас бы в чемпионах страны ходил.

На его восторженную речь я только пожал плечами.

– Мой тренер так не считает.

– Ну, да, я не тренер, – поскучнел Никодимов. – Возможно, ошибаюсь. Но для меня ты прямо, как подарок судьбы. Так, что составляем план тренировок и вперед к победе коммунизма.

Я в принципе был совсем не против тренировок, впрочем, как и победы коммунизма, прекрасно зная, что она никогда не наступит. Наоборот, в голове появилась некая мыслишка, что Никодимов теперь будет сквозь пальцы смотреть на мои поездки к родственникам.

Выйдя вместе из здания посольства, мы разошлись в разные стороны. Никодимов жил в другом районе города.

Как обычно, тренировка после долгого перерыва оставила чувство неприятной усталости, К тому же я пару раз неловко упал на маты и сейчас левый бок досадливо ныл.

Но вечерняя неторопливая прогулка оказала свое действие. Когда я зашел в квартиру, боли в боку практически прошли, и чувствовал я себя значительно бодрей.

Петрович уже храпел в своей комнате. Я быстро сполоснулся под душем и улегся в кровать с мыслью, что последние несколько дней у меня слишком насыщенная событиями жизнь.

Как-то незаметно прошла зима. К родственникам до Нового года съездить больше не удалось. В октябре заболел Петрович и довольно серьезно. Его отправили в Союз, и мне пришлось работать одному. Ну, в общем, не одному, посудомойки и уборщица у меня в подчинении имелись. Но увы, с финками за жизнь особо не поговоришь.

Зато после Нового года комендант посольства сообщил мне неприятную новость.

А суть ее состояла в том, что скоро у нас появится второй повар, женщина, и самое главное, ее планируют поселить в одной квартире со мной.

Рассказав мне такую новость, Корней Несторович Нездоймышапка с любопытством поглядел на меня.

Я же в это время размышлял, почему в должностях завхозов и комендантов большей частью оказываются хитрожопые хохлы.

– Сколько хоть ей лет? – ради приличия пришлось поинтересоваться мне.

– Тридцать два, – улыбаясь во весь рот, сообщил комендант.

– Везет тебе парень, никому еще так не везло. – ехидно добавил он.

– На хрен такое везение, – мрачно думал я. – Жить в одной квартире с молодой бабой, это же пи…ц.

– Слушай, Несторович, а нельзя ее куда-нибудь в другое место приткнуть, только не ко мне? – поинтересовался я.

– Не к кому, – развел руками комендант. – Мы уже и так и сяк прикидывали, ничего не получается. Если только арендный договор расторгать и вместо одной квартиры арендовать две однокомнатные.

– Ну, так арендуйте.

– Не получается, – с фальшивым сожалением сообщил Нездоймышапка. – финчасть не пропускает, на следующий год все уже расписано, а за аренду двух квартир надо будет платить на тридцать процентов больше, чем за одну.

Домой я шел в отвратном настроении. В принципе, ничего страшного в проживании в одной квартире с поварихой я не видел. Но, не дай бог, об этом узнает моя жена. Как она отреагирует на такую новость, я не представлял. Но, однозначно, плохо.

Глава 30

Так, как приезд новой поварихи, ожидался не скоро¸ я, постепенно, свыкся с изменениями в проживании и уже так сильно не дергался по этому поводу.

Первым делом начал готовиться к ее появлению в квартире, переехав в комнату Петровича и вставив внутренний замок в дверь, на всякий случай. Дело оказалось неожиданно сложным, пришлось по этому поводу договариваться с хозяином квартиры.

– Буду закрываться от покушений на свою честь, – с усмешкой думал я, проворачивая ключ в скважине.

Также на всякий случай поставил замок и во вторую комнату, а то, вдруг, новая соседка потребует, чтобы я уступил ей комнату с замком в дверях.

У Петровича комната выходила окнами во двор и вообще была уютнее, чем моя.

На дворе был уже апрель, когда приехала моя коллега.

Я, как раз весь в трудах и заботах, крутился у плиты, когда на кухню зашел комендант в сопровождении симпатичной молодой женщины. Невысокая, круглолицая, и черноволосая, она, на первый взгляд, казалась землячкой коменданта. А когда заговорила, после того, как была мне представлена, сомнения перешли в уверенность.

– Точно хохлуха, – подумал я, – Скорее всего стараниями Нездоймышапки здесь оказалась.

Новая повариха оказалась веселой и говорливой девицей. За пару минут она выложила всю свою подноготную. Естественно не рассказывая, каким образом устроилась на такую блатную работу.

Мне же с того момента, как эта парочка зашла на кухню, что-то было не по себе. И я никак не мог понять причину этого беспокойства.

Лишь, когда мы сели пить чай, я понял, что меня тревожило. В левом углу рта у девушки имелась небольшая язвочка миллиметра четыре в диаметре. А на шее с этой же стороны слегка выдавался увеличенный лимфоузел.

– Вы, наверно простыли, Любовь Михайловна? – как бы, между прочим, полюбопытствовал я.

– Да, в поезде продуло, – согласилась та. – Даже герпес на губе вылез.

– Болит, наверно? – сочувственно спросил я.

– Нет, как ни странно нисколько не беспокоит, – улыбнулась девушка и звучно прихлебнула чай из блюдца.

Корней Несторович с улыбкой слушал наш разговор. А у меня по спине забегали мурашки.

Долго мы не общались, моей новой напарнице надо было продолжить оформление документов и чтение инструкций. Я же, как только за ними захлопнулась дверь, надел перчатки и, сложив в мойку посуду, залил ее хлорным раствором.

Посидев пару минут, переоделся и отправился к нашей врачихе.

Кабинет Татьяны Викторовны Марковой находился в другом крыле здания, и пока я шел туда, все пытался выстроить в уме план разговора.

– Как обычно, у Татьяны Викторовны никого на приеме не было. И она якобы читала за столом медицинский журнал.

Увидев, кто к ней явился, она отложила журнал в сторону и, улыбаясь, спросила:

– Неужели наш повар заболел? Вы же вроде бы с Никодимовым интенсивно спортом занимаетесь?

– Татьяна Викторовна, – обратился я ней. – Мне нужно с вами серьезно поговорить.

Улыбка исчезла с лица женщины.

– Говори, внимательно слушаю.

– Вы в курсе, что к нам приехала новый повар?

– Конечно.

– А вы знакомились с ее санитарной книжкой?

На лице врачихи нарисовалось некое смущение.

– Нет, еще не успела. А в чем, собственно, дело? Александр Владимирович, говорите, не тяните резину.

– Да я и не тяну. Буквально несколько минут назад я имел счастье видеть свою напарницу. И, как мне кажется, у нее на губе имеется типичный твердый шанкр.

Врачиха после моих слов резко побледнела и молча смотрела мне в глаза. Потом звонко рассмеялась.

– Ох, и кого я слушаю! Александр Владимирович, если вы хорошо готовите, то занимайтесь своим делом и не лезьте, куда вас не просят. Вы же сами проходили медицинское обследование и знаете, как тщательно всех проверяют. Никакого шанкра у вашей коллеги не может быть.

Я встал:

– Хорошо, Татьяна Викторовна, ваша точка зрения мне ясна. Хотелось сделать все мирно и тихо, но, увы, не получилось.

Сейчас иду к послу, если он сегодня на месте и сообщаю, что отказываюсь работать с этой женщиной, пока у нее не обследуют кровь на бледную трепонему. Пусть вам готовит повар, возможно болеющая сифилисом. А я лучше пока дома посижу.

Маркова больше не смеялась, а раздраженно смотрела на меня.

– Ну, и где мне искать эту, вашу больную?

– Думаю, что она еще разговаривает с комендантом.

Татьяна Викторовна подняла трубку внутреннего телефона.

– Корней Несторович, будьте добры зайдите ко мне вместе с новой поварихой, да, и пусть она санитарную книжку с собой принесет.

А, ты, – повернулась она ко мне. – Отправляйся на свою кухню и займись делом. Нечего здесь маячить.

– Блин! Ну, что за невезуха, – мысленно сокрушался я. Все планы рушились, как карточный домик. Через неделю я должен был купить подержанную Волгу, естественно, того мизера валюты, что мне платили, на машину не хватало, и Ритта добавляла большую часть нужной суммы.

Короче, я рассчитывал в мае, уехать в отпуск на машине, а теперь отпуск не светит до приезда замены.

– Может, это не шанкр, и я зря поднял шум, – периодически думалось мне.

– Лучше перебдеть, чем недобдеть, – тут же оправдывал я сам себя.

Но если, эта Любочка, действительно, больна, ее точно отправят домой, от греха подальше. Здесь то ее лечить некому. Так, что работать и работать мне без отпуска, пока не приедет очередной терпила.

Прошло три дня, свою коллегу я больше не встречал. Она, как сквозь землю провалилась. Зато ближе к вечеру меня срочно вызвали к врачу.

В кабинете кроме нее присутствовал Никодимов.

– Чего еще я о тебе не знаю, Красовский? – спросил он меня, как только я зашел вовнутрь.

– Думаю, Сергей Геннадиевич, что вы знаете все, что должны знать, – ответил я.

– Александр Владимирович, – мы вызвали вас для того, чтобы предупредить о нежелательности появления разных слухов, – недовольным голосом сообщила докторша. – Сами понимаете, подобные вещи ничем хорошим не заканчиваются.

– Это вы о чем? – удивленно спросил я.

– Санек, не строй из себя дурака, – вздохнул Никодимов. – Тут и без тебя дураков хватает. В общем, спасибо тебе большое от всех нас. И приказ молчать о недавнем происшествии. Это понятно?

– Понятно, – эхом отозвался я. Так и подмывало спросить, что же показал анализ, скорее всего, экстренной дипломатической почтой, отправленный в Союз.

Но, что спрашивать? Если бы я ошибся, сейчас надо мной не смеялся только ленивый. А раз разговор зашел о благодарности, значит, не ошибся.

Заверив присутствующих в своей благонадежности, я отправился к своим печам и котлам.

Оставшись вдвоем, Никодимов и Маркова с минуту молча смотрели друг на друга.

– Ну, и как вам наш повар? – поинтересовался Никодимов.

– Странно все это, – пожав плечами, улыбнулась Татьяна Викторовна. – Не представляю, как он понял, что у этой Герасимовой шанкр на губе. Я, осматривала ее уже целенаправленно и все равно были большие сомнения, что это сифилис, только анализ все поставил на свои места. Не может быть у парня, не имеющего отношения к медицине таких знаний.

– Вы неправы, – почесал затылок безопасник. – У этого молодого человека мама – терапевт, а брат заканчивает медицинский факультет. Так, что учебников дома у них хватает, в том числе и по венерическим болезням. Мне другое лично интересно, сколько медицинских голов за этот просчет полетит в Союзе?

– Нисколько, – сообщила врач. – У женщины имел место половой контакт на следующий день после сдачи анализа. А уехала она, спустя три недели после обследования. Как раз время для шанкра пришло.

– Ладно, – хлопнув по столу, Никодимов закончил разговор. – Только хочу предупредить и вас уважаемая Татьяна Викторовна, тоже держать язык за зубами.

Очень некрасивая история у нас с вами получается, не дай бог дойдет до журналистов. Вот тогда полетят уже наши с вами головы.

И все же слухи пошли. Никто мне ничего не говорил, и не интересовался, куда испарилась моя несостоявшаяся коллега, но по уважительным взглядам некоторых товарищей, было ясно, все работники посольства прекрасно осведомлены, благодаря кому их массово не таскают в медицинский кабинет и не берут кровь на реакцию Вассермана.

Ну, а у меня все шло по накатанной дороге. Из-за отсутствия подмены, я с зимы не мог навещать родственников, и даже найти время для похода на авторынок. Дом работа, работа дом, вот все мои развлечения.

Машину мне нашел Армас. Он же заверил, что Волга, сменила всего двух владельцев и находится в отличном состоянии. Конечно, было обидно, что даже на выбор машины не хватает времени. Но делать было нечего. Пришлось доверить покупку родственникам. И вскоре на площадке у дома встал на стоянку мой первый в этой жизни автомобиль.

На работу я на нем не ездил. После утренней разминки, садился за руль, заводил двигатель и, сделав круг почета вокруг дома, снова ставил на место.

На работе моей покупкой очень заинтересовались охранники. Один из них даже не поленился придти и заценить автомобиль. Дипломатам моя подержанная рухлядь была не интересна. Они мечтали о новых машинах. Ну, а если не о новых, то хотя бы приличных, подержанных иномарках. Но все равно завистливых взглядов хватало.

Но видимо есть бог на белом свете. В конце мая у нас появился новый повар. На этот раз это оказался мужчина в полном расцвете сил, как говорил Карлсон.

Толику, как он мне представился, было около сорока лет. Как и Петрович, он оказался москвичом. Шустрый, несмотря на огромный живот, он моментально перезнакомился со всем коллективом и чувствовал себя, как рыба в воде.

Первые несколько дней меня, привыкшего за последние полгода к тишине, эта говорливость раздражала, но одно то, что я могу позволить себе выходные, компенсировало все неудобства.

И я начал собираться в отпуск.

Первым делом тщательно проштудировал все требования таможни, чтобы не нарваться на конфискацию, а затем начал вдумчиво заполнять багажник тряпьем, обувью и прочим дефицитом.

Провожать меня в дорогу никто не собирался. Лишь Никодимов вздохнул, посетовав, что снова остается без спарринг-партнера.

Вначале я рассчитывал на переход в Вяртсиля, но вовремя узнал, что сейчас там пропускают только железнодорожные составы и грузовики. Поэтому пришлось катить в сторону Торфяновки.

С финской стороны к моей машине скучающей походкой подошел таможенник. Попросил открыть багажник. Пальчиком шевельнул объемистый баул и сообщил, что я могу двигаться дальше.

Так, как очереди практически не было, я сразу проехал на наш КПП.

Зато здесь ко мне с радостными улыбками спешили сразу трое доблестных представителей таможенной службы.

Один схватил документы на машину, сразу отошел в сторону и начал их внимательно изучать, чуть ли не под лупой.

– Изучай, изучай, – насмешливо думал я. – Хрен чего наизучаешь. Машиной владеет дальняя родственница, которая доверила мне свою собственность только с правом управления. Документы оформлены у нотариуса, и заверены в консульском отделе посольства, комар носа не подточит.

– Выгружайте вещи из машины, – скомандовал один из оставшихся пограничников. – Надо провести полный досмотр.

– Без проблем, – сообщил я и начал разгрузку. У меня все было сложено именно для такой ситуации, поэтому это дело не заняло и минуты.

Таможенники глядели на мои старания, и энтузиазм медленно угасал на их лицах.

Больше для вида, они просмотрели один рюкзак и приказали все скидывать обратно в машину.

Старший вернул документы на машину и пожелал счастливого пути, на что я пожелал им спокойной службы. Впереди меня ожидали пятьсот километров дороги, хотелось бы доехать домой засветло.

Увы, так не получилось. Конечно, надо было сразу двигаться в сторону Питера, а оттуда уже поворачивать на мурманское шоссе. Но хотелось сократить маршрут, и я повернул на Сортавалу. Зря я это сделал. Асфальта на этих дорогах век не было, и хотя эти грунтовки делали еще финны, за годы советской власти их разбили в хлам. Немалым соображением было то, что большая часть дороги пройдет в погранзоне, где в отличие от дороги на Ленинград немного гаишников и прочих желающих попросить поделиться добром. Это, конечно, так, но зато через каждые километров пятьдесят из кустов выскакивал очередной пограничный дозор и начинал по новой проверять мои документы.

До Сортавалы я добрался во второй половине дня. Подкрепился в первой попавшейся столовой и поехал дальше.

Хорошо, что в Карелии в это время солнце практически не заходит, поэтому, когда в двенадцатом часу ночи я въехал в Петрозаводск, было достаточно светло.

После недолгих размышлений я поехал к маман. Руководствовался в этом нехитрыми соображениями.

Дома мои баулы увидят только мама и Пашка. В общаге же скрыть ничего не удастся. И на фига это мне нужно. Как говорится, меньше знают, крепче спят. Поеду я к жене утром, и возьму с собой только то, что привез именно для нее. Будь мне столько лет, насколько выгляжу, я бы, обязательно рванул к жене. Но мне же в сумме почти восемьдесят годков, пора становиться благоразумным человеком. И вообще воспитанные люди предупреждают заранее жену о своем приезде, чтобы не портить настроение и здоровье.

Глава 31

Заглушив машину у подъезда, я взялся, было, за чемодан и баул, но потом, вспомнив, что у меня имеется бесплатный носильщик, поднялся наверх лишь с одним баулом.

Кстати, Пашка еще не спал и через несколько секунд после звонка уже тревожно спрашивал, кто там.

– Открывай, свои, – тихо ответил я, не желая беспокоить соседей.

– Сашка! Привет! – удивленно воскликнул брат, открывая дверь. – Какого черта по ночам шастаешь?

– Мне тоже приятно тебя увидеть, – улыбнулся я.

Пашка смутился.

– Ну, ты извини, я только в постель забрался, и тут звонок. Здорово, что ты приехал! Правда, мы тебя ждали только завтра.

Нашу беседу прервало появление мамы.

– Паша, что ты Сашу в дверях держишь, проходи, сынок не стой на пороге.

Началась обычный бестолковый разговор, какой часто бывает при неожиданной, но приятной встрече.

– Ты на чем добирался? – вдруг спросил Пашка, – для Мурманского поезда слишком рано, на такси что ли из Ленинграда ехал?

– Почему на такси? Приехал на своей машине, я Волгу месяц назад купил, б\у. Наступило непродолжительное молчание. Мама и брат, казалось, потеряли дар речи.

– Да ты чо! Я смотреть! – наконец, отмер Пашка. Он метнулся в комнату, натянул спортивки и, громыхая по ступенькам, понесся вниз.

– Паразит, всех бабок разбудит! – с чувством сказала мама. – Завтра опять жаловаться будут. Ты знаешь Саша, мне тоже захотелось взглянуть на твою машину.

Одевалась маман не в пример дольше Пашки, и когда мы спустились во двор, брат уже сидел в машине, изучая содержимое бардачка.

– Я то думаю, чего брательник с одним баульчиком явился? – сообщил он. – А у тебя, оказывается полный багажник барахла. Слушай, машина класс, кожа на сиденьях, как новая, не верится, что на ней люди сидели. На кузове ни одного пятнышка. Черная, как у больших начальников.

Он жалобно глянул на маму и сообщил:

– Вот видишь мама, ты Сашку, как только не ругала, а он выучился за год на повара, через год уехал в Финляндию и теперь у него есть жена и автомашина. А он всего на два года старше меня, а мне еще учиться на шестом курсе, а потом год интернатуры, и потом работать за копейки.

Представляешь? У него через пару лет будет кооперативная квартира, есть классная автомашина, жена красавица, а у меня нихрена. Может, мне тоже надо было на повара учиться?

– Завидовать грешно, – наставительным тоном сообщил я. – Давайте лучше унесем наверх весь багаж.

– А ты, разве не поедешь к Людмиле? – удивилась мама.

– Не поеду, не хочу таскаться с вещами под бдительным оком вахтера и прочих наблюдателей. Завтра с утра отправлюсь к Люде на работу и попрошу начальство дать ей отгул. Думаю, что это получится.

– Еще бы не получилось, – сообщил Пашка, окидывая меня взглядом. – Такому прикинутому чуваку в джинсе и вельвете будет трудно отказать.

Вдвоем мы быстро унесли все мои чемоданы домой. Я закрыл машину, молясь про себя, чтобы какой-нибудь алкоголик не разбил лобовое стекло. Дворники уже предусмотрительно были сняты и убраны в кабину. Машина сиротливо, в полном одиночестве, осталась стоять на темном дворе. Даже не верилось, что пройдет всего ничего сорок лет и в этом дворе некуда будет ступить из-за множества автомобилей.

Естественно, мне пришлось распаковывать подарки, приготовленные маме и Пашке.

И тут наступил момент истины. Я ведь до этого момента ничего писал им о родственниках со стороны отца, но сейчас пришлось признаться в их наличии.

Мама быстро вычислила, что моей зарплаты, как бы она была хороша, никогда бы не хватило для всех моих покупок, включая машину.

Пашка наш разговор не слушал, он в своей комнате примерял джинсовый костюм и фирменные рубашки, и вопил от счастья.

– Так, значит, у Ирьи-Матильды в Финляндии была сестра, – задумчиво протянула маман. – Ох, сколько кровушки у меня попила свекруха, – продолжила она с чувством.

– И папаша твой тоже. Молчун хренов. Знала бы, что у него мамаша финка, ни за что бы за него замуж не пошла. Хм, а вот видишь, как вышло. Так говоришь, что Ритта эта не такая стерва, как твоя бабка.

– Ну, мама, чего ты бабушку так вспоминаешь, знаешь ведь, о покойниках, или хорошо, или никак. И вообще, для меня она была хорошей бабушкой.

– Ну, ладно, ладно, – начала успокаивать меня маман. – Что было, то быльем поросло. Бабушка уже пять лет, как умерла, земля ей пухом.

Отцу-то расскажешь, что у него в Финляндии двоюродная тетка живет?

– Расскажу, конечно, я же ему вызов везу от Ритты. Если захочет, сможет съездить.

– Так, так, так, – протянула маман. – Сейчас, наверно скажешь, что его Тамарке тоже подарки привез?

– Привез, – обреченно кивнул я.

Дальнейшие несколько минут представляли собой монолог маман, в котором она, не повторяясь ни разу, рассказывала, что из себя, представляет эта тварь – разлучница, и с горечью констатировала, что ее любимый сын, несмотря ни на что, возит этой сучке подарки из Финляндии.

Она уже заканчивала характеристику моей, скажем так, молодой мачехи, когда в комнате появился Пашка. На его длинной тощей фигуре джинсы суперрайфл сидели, как влитые, Фирменная приталенная рубашка и белые кроссовки, пусть и слегка поношенные, дополняли ансамбль, а на шее висел американский фонендоскоп кардиолога с толстыми черным силиконовыми трубками и огромной никелированной акустической головкой.

– Ну, как я выгляжу? – поинтересовался он. – Спасибо, Сашкец, теперь все девчонки мои, штабелями буду складывать.

– Фи, Паша, как ты можешь так говорить о своих однокурсницах? – сморщилась мама. – Хорошие, воспитанные девочки не клюют на модную одежду. Им важен человек, а не его обертка.

Пашка громко захохотал, да и я не удержался от смешка.

– Мама, ты серьезно отстала от жизни, – сквозь смех сказал брат. – Если я завтра зайду в бар, девушки сразу оценят мой прикид. Забыла, что встречают по одежке?

– А вторую часть поговорки ты помнишь? – ядовито спросила маман.

– Помню, конечно, – ответствовал Пашка. – Только и с умом у меня все в порядке.

– Ладно, товарищи, – потирая глаза, сказал я. – Время второй час ночи, надо спать ложиться. Еще будет время поговорить.

Ночь прошла беспокойно. Через каждые полчаса, час, я вскакивал с постели и глядел в окно. Но моя черная Волга стояла на месте с целыми стеклами.

Из-за этого утром я встал уставший и с головной болью.

Пашка, наоборот, был весел и бодр.

За завтраком, когда мы усердно жевали бутерброды с финским сервелатом и запивали их кофе Президент, Пашка неожиданно сообщил:

– Мама, я сегодня приду поздно, у Димки Егорова день рождения, так, что после практики мы празднуем у него дома.

После Пашкиных слов меня, как обдало кипятком.

В памяти сразу выскочило Пашкино лицо в слезах, когда он появился домой и его невнятный рассказ, что Димку увезли в больницу, после того, как тот, нечаянно выпил полстакана уксуса, думая, что это вода. Все случилась в несколько секунд. Вся Пашкина группа сидела в комнате за столом, когда Димка сообщив, что пойдет за морсом, вышел на кухню. Его мать в это время занималась стряпней, зачем уж она налила уксусную эссенцию в стакан, никто не знает, но факт остается фактом, Димка одним глотком лихо выпил все содержимое. Через неделю он умер в реанимации.

Дождавшись, когда мама уйдет на работу, я обратился к брату.

– Паша, у меня плохие предчувствия по поводу твоего друга, очень тебя прошу, проследи сегодня за ним. Лучше всего сядь рядом и не выпускай из-за стола. Если только в туалет.

– Пашка выпучил на меня глаза и повертел пальцем у виска.

– Эй, Сашкец, ты в порядке?

– В порядке, в порядке, – отмахнулся я. – В общем, выполни мою просьбу, присмотри за приятелем, большего ведь не прошу.

– Ну, ладно, – согласился брат, вопросительно поглядывая на меня. – Присмотрю, а ты никак на место Вольфа Мессинга метишь? Предсказаниями занимаешься?

– Не занимаюсь ничем, – буркнул я в ответ. – Сделай то, что я прошу и все. Да и никомуничего не рассказывай, а то и тебя запишут в психбольные.

Добросив Пашу до больницы, я отправился на заправку, где с чувством глубокого удовлетворения заправил в бак сорок литров семьдесят шестого бензина всего на шесть рублей.

После этого срочно вернулся домой, где спустился в подвал, и из тайника вытащил пачку сторублевок. Заехал на рынок и купил два букета цветов, после чего поехал в бухгалтерию, где трудилась жена.

Зайдя в вестибюль, я на минутку остановился и глянул на себя в зеркало. Оттуда на меня смотрел высокий молодой человек лет двадцати, плечистый, и к тому же весьма неплохо одетый.

Причесав разлохматившиеся волосы, я зашел в нужную дверь.

– Здравствуйте, девушки, – сообщил я, улыбаясь Люде, что считающей на счетах. Та изумленно смотрела на меня, затем радостно взвизгнула и, вскочив со стула, повисла на моей шее.

– Санчик, мой, любимый! Как рада, что ты, наконец, приехал, я так скучала без тебя. – шептала она мне в ухо, орошая слезами плечо.

– Я тоже обнял ее за талию и с ужасом чувствовал, что мой организм начал реагировать на обнимашки, хотя джинсы шьются из довольно плотного материала, однако реакцию организма скрыть не получится, тем более под внимательными взглядами пяти теток.

– Ну, все, все, – чмокнув жену в щечку, я разорвал объятия. Вроде бы вовремя. Хотя проверять взглядом, что там делается в паху, я не рискнул.

На шум из дверей с надписью «главный бухгалтер» вышла представительная мадам. Увидев меня, она расплылась в улыбке.

– Александр Владимирович, какая приятная неожиданность, Людочка вас ждет не дождется уже вторую неделю. Все уши нам прожужжала.

Тут я понял, что главбух может, говорить очень долго, и взял дело в свои руки.

– Ксения Федосеевна, раз уж я приехал немного раньше, может, вы предоставите Люде отгулы на сегодня и завтра, а из отпуска она выйдет на два дня раньше.

– Кгхм, – кашлянула главбух. – Пройдемте в мой кабинет, там решим ваш вопрос.

Сложностей в предоставлении отгулов не оказалось, кроссовки для внука главбуха решили все вопросы.

Когда мы с женой вышли на залитый солнцем проспект Ленина, она, взяв меня под руку, целеустремленно повела к остановке.

– Куда ты меня тащишь, – спросил я, сопротивляясь ее напору.

– Как куда? Домой, или ты предлагаешь что-то другое?

– Люда, конечно, мы поедем домой, только не на автобусе, а на этой машине.

Я, широким жестом указал на черную Волгу, стоявшую у поребрика.

– Ты успел уже в таксопарк снова на работу устроиться? – воскликнула жена.

– Хм, а то, что это наша машина, тебе в голову не пришло? – спросил я.

Взгляд у Люды был абсолютно идентичен взглядам моих родных, когда они вчера услышали от меня эту новость.

– Я не верю, ты шутишь!? – прошептала Люда, прижав руки к груди. – Так не бывает.

– Бывает, – сообщил я и, открыв дверь, предложил жене садиться.

Поездка, тем не менее, оказалась долгой. Гаишники уже проснулись и не могли не остановить машину с иностранными номерами. Они особо не придирались, но каждому надо было объяснить, как мне удалось привезти машину из-за границы. Успокаивало только одно. Город у нас небольшой и через пару дней все сотрудники ГАИ будут в курсе, что это за черная Волга катается по улицам.

Но, несмотря, все препоны, мы все же добрались до общежития. Поставив машину около крыльца, мы с Людой взяли по баулу, и зашли в здание, обмениваясь заговорщицкими взглядами. На вахте сидела новая вахтерша и поэтому мы прошли наверх без особых вопросов.

Пока я закрывал дверь, Люда уже расстегивала блузку, сидя на кровати.

Я пошел к ней, теряя по дороге рубашку, ремень, брюки и прочие вещи.

Прыгнуть на кровать, как это делал Челентано в известном фильме, я не рискнул, Но что-то вроде этого изобразить удалось. После чего на какое-то время мы выпали из окружающей жизни.

Когда я начал осознавать окружающую реальность, на часах уже было около шести.

Я поднялся с растерзанной кровати, и обнаружил, что жена, завернувшись в простыню, сопит, уткнувшись носом в стенку. Одеяло и подушки валяются на полу.

Отыскав спортивки, я отправился в туалет, а затем начал шарить в холодильнике, хотя делал это зря, без меня там было шаром покати. Несколько вареных картофелин в кастрюльке, бутылка молока, яйца и консервы снетки в томатном соусе.

Согрев чайник, и достав мятные пряники каменной свежести, я разбудил Люду.

– Милая, вставай, будет пить чай.

– Ты меня замучил, там все болит, – капризным тоном сообщила жена. – Я буду пить в постели. Можно?

– Конечно, раб, всегда готов доставить удовольствие своей госпоже, – сообщил я и на подносе принес чашку свежезаваренного чая и пару пряников.

Люда долго выпутывалась из простыни, но, в конце концов, смогла сесть, сверкая белыми грудками на фоне приличного загара.

Меня совершенно неожиданно кольнула искра ревности.

– Интересно, с кем она ходила загорать? – подумал я.

Жена заметила мой пристальный взгляд и слегка покраснев, прикрылась простыней.

– Завидно? – спросила она, – Это мы с Ниной Васильевой два выходных подряд на речке загорали. Последние дни такая жара стоит. От воды уходить не хочется.

В общем, совершенно зря Люда продемонстрировала свои прелести, потому, что из-за этого мне пришлось снова раздеться.

Глава 32

Ближе к девяти часам есть захотелось не по-детски, поэтому пришлось выбираться из кровати, которая к этому времени представляла собой нечто невообразимое.

Критически осмотрев, во второй раз, содержимое холодильника, я предложил поужинать в ресторане.

Люда с радостью согласилась на это предложение.

– Конечно, давай сходим пока есть деньги. Ты даже не представляешь, какие отпускные я получила, вместе с получкой почти двести тридцать рублей!

Я сделал удивленные глаза и воскликнул:

– Здорово, думаю, что мы с тобой сможем съездить на юг, с такими деньжищами!

– Не смейся, – насупилась жена. – Прекрасно знаешь, что билетов на поезд сейчас не достать, и вообще, мы не планировали такую поездку.

– Ладно, не будем спорить, поговорим об этом позже. Собираемся в темпе и идем в ресторан.

Когда вышли на улицу, к общежитию как раз подъехало такси. Пока пассажиры расплачивались с водителем, мы успели усесться на заднее сиденье.

Водитель оказался незнакомым. Но до ресторана «Одуванчик» довез нас без проблем.

В дверях ресторана, как всегда висела картонка с надписью «Мест нет», время уже приближалось к десяти, поэтому народ у дверей уже не толпился.

На мой уверенный стук, в дверь выглянул вышибала. Он хмуро глянул на меня, затем, его лицо прояснело, видимо вспомнил, кто я такой. После чего открыл дверь.

– Здорово, Санек, чего это ты к нам забрел? Ты же, как я слышал, в загранке сейчас работаешь.

– Привет, в отпуск приехал, вот с женой решили поужинать у вас, – быстро объяснил я причину появления, имени вышибалы я не помнил, отчего чувствовал себя немного неловко.

Когда предлагал Люде посидеть в кабаке, то совсем не рассчитывал, что придется играть в вечер вопросов и ответов.

Через пять минут все ресторанные работники уже были в курсе, что к ним на огонек забрел повар ресторана «Привокзальный», в настоящее время работающий в Финляндии. Минут двадцать, пока готовился наш заказ, пришлось отвечать на их вопросы. Даже повар, не выдержал и выбрался из варочного цеха, чтобы узнать, как работается поваром в посольстве. Потом народ разошелся, и мы смогли, наконец, спокойно поужинать и обсудить перспективы поездки на юг. Официантка даже принесла нам последний номер местной газеты «Ленинская правда» и мы внимательно проштудировали все объявления на ее последней странице.

Как ни странно мое внимание сразу привлекло одно объявление.

Оно гласило, что в Республиканском объединенном профсоюзе имеются горящиепутевки на круиз по Черному морю на теплоходе «Адмирал Нахимов».

– Люда, послушай, в профсоюзе есть путевки на круиз, путевка на десять дней стоит от пятидесяти до ста десяти рублей в зависимости от каюты.

Особой радости в глазах супруги не наблюдалось, поэтому пришлось на пальцах доказывать всю выгоду путешествия на корабле, а не прозябания дикарем на берегу.

– Люда, за десять дней мы побываем во всех крупных городах побережья от Одессы до Батуми. Будем жить в комфортабельной каюте. Питаться в ресторане, а не стоять в очередях по кафешкам.

Жена слушала меня раскрыв рот.

– Саша, откуда ты все это знаешь? В объявлении, ничего об этом не написано. А рассказываешь, как будто сам сто раз там побывал.

– Читаю много, – сообщил я улыбаясь.

Обратно домой мы шли пешком, не торопясь. Вечер был на редкость теплый, ну почти, как на юге, о котором мы говорили в ресторане.

Утром я по привычке чуть было не встал в шесть утра, но, осознав, где нахожусь, поднялся на час позже. Люда тоже проснулась, но попыток встать не делала, а из постели молча наблюдала, как я готовлю завтрак.

На мой вопросительный взгляд она все же сообщила:

– Целый год об этом мечтала, а сейчас во мне, как будто пружина лопнула, так спокойно на душе.

За завтраком я вернулся к теме отдыха на юге. В Вытегру, как предлагала жена, ехать совершенно не хотелось. Что там делать? С тестем водку пить?

Только сейчас Люда робко поинтересовалась, сколько отпускных получил ее муж, и не сильно ли он раскатал губу на южный отдых.

Конечно, пришлось врать, не буду же я объяснять ей, какие сложности возникают, когда зарплату выдают рублями, валютой и чеками, по которым можно что-то купить только в магазине «Березка». И что на данный момент от всех моих отпускных даже копейки не осталось. Поэтому пришлось скромно признаться, что на данный момент у меня имеется всего пятьсот рублей. Ну не говорить же ей, что в автомашине, в тайнике лежит пачка купюр, на которую можно купить еще одну Волгу.

Тем не менее, сумма произвела впечатление.

– Здорово! – с чувством сказала Люда. – Ты получил почти, как мой папа, тот в прошлом году шестьсот рублей заработал вместе с отпускными.

– Как-то странно женщины считают, – насмешливо подумал я. – А автомобиль и все барахло даром, что ли досталось?

Эх, как нынче жить хорошо, никаких карт, один наличные, Хрен, кто разберет, сколько и когда некий Красовский потратил денег.

В десятом часу мы кое-как выползли из комнаты и отправились в обком профсоюзов.

Женщина, занимавшаяся путевками, узнав по какому поводу, мы пришли, одарила нас радостной улыбкой.

– Ой, как здорово, ребятки, я уже и не ждала, что хоть кто-нибудь придет. Послезавтра надо выезжать, а у меня еще восемь путевок лежит.

Люда с подозрением глянула в мою сторону.

Ход ее мыслей был понятен, что же это за круиз такой, на который путевки брать не хотят? Тем не менее, она промолчала, что мне очень понравилось.

К сожалению вип-кают нам предлагалось, собственно, я их и не ждал. Поэтому, мы купили путевку, в двухместную каюту на палубе С. Оставалось утешать себя тем, что хоть у нас в каюте нет душа и туалета, зато имеется иллюминатор, в который, если не будет волнения, можно даже что-то увидеть. Пассажирам палубы D и Eи такого не светило. Собственно, это был практически трюм.

Узнав, что до Одессы придется ехать поездом, Люда опять пустила слезу.

– Саша, я же тебе говорила, что мы не достанем билеты на поезд, их надо было за месяц заказывать.

– Люда, не волнуйся, все будет в порядке, я с тобой.

Дама, вручившая нам путевки, с непонятным выражением лица следила за нашей беседой.

– Милочка моя, – обратилась она к Люде. – Потому и путевки называются «горящими» и продаются со скидкой, что все риски покупатель берет на себя.

– Мда, называется, утешила, – подумал я и поспешил увести жену, пока утешительница не ляпнула что-нибудь еще.

В принципе, мне бы не составило труда достать билеты на проходящий поезд Мурманск – Одесса. Но уже очень не хотелось, почти двое суток жариться в вагоне.

– Надо лететь на самолете, – в который раз подумал я. К сожалению, в кассы аэрофлота Люду брать было нельзя.

– Люда, давай ты зайдешь в универмаг по соседству, посмотришь купальник себе, может, что-нибудь еще, а я сгоняю в Аэрофлот, может, получится взять билеты на самолет. – невинным тоном предложил я.

Жена с энтузиазмом согласилась, тем более что я обещал вскорости вернуться и заценить ее выбор.

В кассах Аэрофлота было прохладно и пусто, билетов нет ни на какие рейсы. Тихо шелестел бакинский кондиционер, в двух кассах сидели девушки кассиры, одна читала книгу, вторая делала маникюр на двухсантиметровых ногтях.

– Отлично! – мысленно воскликнул я. – Нинка на месте.

Бывшая Пашкина одноклассница Нина Цыцарева, взглянула на меня и приветливо улыбнулась.

Она и в школе была очень симпатичной девчонкой, а сейчас стала настоящей красавицей, знающей себе цену. Именно поэтому, мне не хотелось брать жену с собой. Зачем портить ей настроение, показав, что у меня есть такие знакомства.

– Саша, привет, так давно тебя не видела! Ты наверно куда-нибудь хочешь улететь? – спросила девушка.

– Нина, здравствуй, угадала, хочу улететь на юга.

Мы мило поболтали, вспомнили кучу знакомых, и конечно, билеты на рейс Аэрофлота Петрозаводск-Одесса с пересадкой в Ленинграде я купил. Всего-то за тридцать шесть рублей туда и обратно.

Выходил я из помещения касс с чувством легкого сожаления. В прошлой жизни был у меня с Ниной недолгий роман, а в этой, похоже, уже не будет.

Люда встретила меня у дверей универмага. В глазах у нее горела легкая сумасшедшинка, какая появляется у любой женщины в состоянии шопинга.

Жена даже не обратила внимания на мои слова, что билеты у нас в кармане, ей было не до этого. Короче, мы еще полтора часа ходили по всем трем этажам универмага, пока хватало рук нести коробки и пакеты.

Когда с вздохом облегчения я свалил все коробки в багажник Волги, оказалось, что их не так уж много. Зато на часах было почти половина третьего.

Мы заехали в ближайшее кафе, где перекусили и затем отправились в гости к моему отцу.

На звонок в дверь долго никто не открывал. Только минут через пять, послышались тяжелые шаги и батя, как, всегда не спрашивая, кого там принесло, открыл дверь.

Видимо он хорошо кемарил, потому, что на щеке у него отпечаталась подушка.

– Сашкец! – воскликнул он удивленно. – Вот не ждал! Ну, здравствуйте родня! Проходите. У меня тут не прибрано, так вы не стесняйтесь. Тамара с девочками в деревне, так, что я один жизнь холостяцкую веду.

Действительно, порядка у бати не было. На кухне в раковине лежала гора грязной посуды, под столом валялась пустая водочная бутылка.

– Проходите в гостиную, – предложил он смущенно. – На бардак внимания не обращайте, у меня вчера товарищи по службе засиделись допоздна. А в эту комнату мы не заходили.

Люда, глядя на все это безобразие, вызвалась помочь и ушла на кухню, оставив нас вдвоем, вскоре оттуда послышалось звяканье тарелок и плеск воды.

– Хорошую ты себе девку нашел, – сообщил отец, потирая щетину и дыша легким перегаром. – Симпатичная, работящая и тебя любит дурака.

– А чего сразу дурака, – в шутку возмутился я.

– Ну, а кто же ты, если не дурак? Укатил в Финляндию, оставил женщину одну, живет бедолага в общаге, одиноких мужиков целый коридор, сам знаешь, дело нехитрое, позовут на сабантуй какой. Хоть она и верная жена, но, пьяная баба, как говорится, своей… не хозяйка. Вот так приедешь в очередной раз, а у тебя рога в дверь не пройдут.

– Что-то ты, папа, слишком пессимистично смотришь на жизнь.

– Я то реально смотрю, это ты у нас не от мира сего получился. В жизни бы не подумал, что после армии такой финт выкинешь, пойдешь в повара. Мать вроде бы тебя на универ нацеливала.

Ну, ладно, давай, выкладывай, чего появился, да еще с рюкзаком, никак Тамаре дефицитов привез?

– Действительно, тут я кое-что именно для Тамары и для сестренок привез. А главное держи вызов.

Я протянул отцу гербовую бумагу, официальный вызов от Ритты Пеккарайнен.

– Держи, это тебе приглашение в гости от двоюродной сестры бабушки.

Батя начал усиленно чесать затылок.

– Погоди, так, что у мамы еще сестра живет в Финляндии, ничего себе! А мы и знать не знали, думали, что все родственники умерли давно.

Он схватил листок и начал внимательно читать небольшой текст. Говорил и читал отец по-фински немногим хуже меня. И сразу возмутился.

– Слушай, а почему эта Ритта Тамару в приглашение не вписала!? Не в курсе?

– Понятия не имею, я ей говорил, что ты женат, раз не написала, значит, не хочет, чтобы она приезжала.

Батя с подозрением глянул на меня.

– Признавайся, это ты нашей родственнице что-то наплел насчет Тамары?

– Пап, ничего я ей не говорил, если приедешь, сам у нее спросишь.

– Не знаю, не знаю, – задумчиво протянул отец, – Как еще у меня на работе посмотрят на заграничную родню, а Тамара меня точно одного не отпустит.

Так, что ты там проведи воспитательную работу, чтобы вызов нам на двоих прислали.

Тут нашу содержательную беседу прервала Люда. Она зашла в комнату с надетым на платье цветастым фартуком, вытирая руки полотенцем.

– Мужчины, хватит болтать, идемте пить чай. – скомандовала она.

Когда мы зашли на кухню, чайник на газовой плите уже закипал. На столе стояли чашки с блюдцами. В большой тарелке лежали ром бабы, купленные по дороге.

Владимир Андреевич, – обратилась Люда к отцу. – Вы заварите чай, а то мне неудобно по шкафам его искать.

– Нет проблем, – буркнул батя и полез за чаем.

Вскоре мы дружной кампанией пили чай, отец явно повеселел, наверно, начала проходить головная боль после вчерашней гульбы.

– Рюкзак то тяжеленный, как ты его допер до нас, – спросил отец, прихлебывая чаек.

– Так, мы на автомашине приехали к вам, Владимир Андреевич, – ответила Люда.

– Какой машине? – насторожился батя.

– На нашей, Саша «Волгу» в Финляндии купил, черную, – уточнила жена.

– Кха, кха, – громко закашлял отец, подавившись, чаем. От кашля он расплескал половину жидкости на пол.

– Сашка, чего же ты молчал, идем смотреть твою ласточку, – прокашлявшись, заявил батя, вскакивая из-за стола и направляясь в коридор.

По лестнице он спускался бегом. По грохоту, раздающемуся в подъезде, можно было сразу догадаться, от кого Пашка перенял такую привычку.

Глава 33

Отец долго разглядывал машину, охал, ахал. Открыл капот, чуть ли не обнюхал двигатель. Затем перешел к кузову особое внимание, уделив порогам и крыльям. Несколько минут посидев за рулем, выбрался наружу и, на всю улицу выразил отборным матерком свой восторг.

– Ну, б… Сашкец, б…, сделал отца, как младенца б… Расскажу завтра на работе, какой у меня пацан шустрый, так ведь не поверят ё…

Покончив с восторгами, батя начал выпытывать, каким образом мне удалось за год работы купить машину. Пришлось признаться, что без помощи родственницы такая афера бы не удалась, если собрать все мои небольшие доходы, то их хватило, возможно, только на старенький 408 Москвич, хотя, скорее всего, и на него я не заработал.

После осмотра машины мы еще немного посидели с отцом, тот сообщил, что завершает строительство дачи, поэтому в следующем году мы можем приезжать к нему на рыбалку, и вообще отдохнуть и позагорать.

В ответ жена похвасталась, что мы купили путевки на круиз по Черному морю.

Обменявшись новостями и почаевничав, мы с Людой отправились в общежитие.

– Хороший у тебя отец, – заметила Люда, когда машина отъезжала от отцовского дома. – И чего они с твоей мамой не поделили?

– Чего, чего? – засмеялся я. – Тамару не поделили, вот чего.

– Зря смеешься, – насупилась жена. – Все вы мужики такие, за любой молодой девкой побежите, стоит только поманить.

– Тебе то рано волноваться, – заверил я. – Сама еще такая.

– Врешь ты все. Мне уже двадцать пять лет осенью исполнится, – печально констатировала Люда. – Настоящая старуха.

Пришлось ей всю дорогу, пока ехали до общежития, рассказывать какая у меня молодая и привлекательная жена.

А когда из багажника были извлечены сегодняшние покупки, все упреки были забыты, ведь впереди маячила примерка платьев и босоножек, для юга.

Два дня до отъезда прошли в суматохе сборов и поездках к родственникам.

Перед отъездом я заехал и к маме, хотел узнать, что ей привезти с юга.

Пашка, необычно серьезный, тихо сказал:

– С мамой поговоришь, зайди ко мне.

Внимательно выслушав мамины наказы, как себя вести в самолете, в поезде, какие меры принять, чтобы не украли деньги и документы, я зашел к брату.

Помнишь, ты попросил меня за Димкой присмотреть? – сразу спросил тот.

Предчувствуя неприятности, я молча кивнул.

– Так, вот слушай, на дне рождения у него все было нормалек, правда, мы чуть не поссорились, потому, что я каждую рюмку у него считал. Короче, когда мы все разошлись, он вышел покурить на балкон и вывалился с него. Вроде бы всего четвертый этаж, но парень мертвее мертвого.

Пашка всхлипнул и продолжил:

– Похороны будут через два дня. Представляешь, мы только скидывались на подарок ко дню рождения, а теперь придется собирать на похороны.

Я представлял, и не просто представлял, а очень даже задумался. Что же получается? Мне не дано предупредить даже такое незначительно событие в масштабе Вселенной, как смерть единственного человека. Наверно, высшие силы намекают, чтобы я занимался собой и не лез туда, куда меня не просят.

Весь вечер я ходил под впечатлением этой глупой смерти молодого парня. А ведь у меня была мысль написать на стенах в душе, в туалете и прочих местах теплохода Адмирал Нахимов, что в 1986 году он столкнется с другим теплоходом и затонет. Получается, это будет бесполезно?

Пашка ничего не рассказал маме, не хотел ее огорчать. Я тоже ничего не рассказывал жене. Ничего уже не изменишь, жизнь продолжается.

После долгих размышлений я решил не брать с собой все деньги, забранные из подвального тайника. Ну, не нужно нам столько на поездку. Тем более, у жены бы возникла куча вопросов. Пришлось сделать еще один банальный тайник в комнате. Улучив момент, когда Люда собралась навестить своих коллег, чтобы похвастаться приближающимся отдыхом, я вытащил и так неплотно держащийся подоконник и убрал в открывшуюся нишу, большую часть банкнот. Оставил себе только двенадцать сторублевок, спрятанных в обложку паспорта. Сам подоконник добросовестно смазал клеем ПВА и поставил на место. Вряд ли за те две недели, что нас не будет, комнату навестят воры. В большей степени я прятал деньги от жены, чем от грабителей. Волгу пришлось оставить на охраняемой стоянке на другом конце города, увы, редкость у нас пока охраняемые стоянки, но аккумулятор на всякий случай снял. Мало ли что. Хотя кнопка отключения массы у меня была выведена в багажник, но у нас хватает умельцев, решат проблему в три секунды.

Сорок минут полета в тесноватом салоне ЯК-40 до Пулково показались мгновением по сравнению с ожиданием самолета на Одессу. Вроде бы всего четыре часа, но как долго они тянулись!

Но все когда-нибудь заканчивается, и нас пригласили на регистрацию на рейс. До самолета пришлось идти ножками по летному полю. Хорошо хоть чемоданы не надо было нести самим, как это было в Петрозаводске. Их слегка поддатые грузчики уже увезли на электрокаре и сейчас занимались погрузкой, небрежно швыряя все подряд в грузовой люк ИЛ-62.

Усевшись в кресло, я вспомнил рассказ своего дяди, работавшего снабженцем на станкостроительном заводе. Собираясь улететь из командировки, тот сидел в Пулково, в надежде, что появится билет на рейс Ленинград – Ташкент. В аэропорту было шумно, играла музыка, когда очередной самолет пошел на взлет. Набирал высоту он медленно, и натужно ревя, скрылся за лесом, откуда через несколько секунд послышался грохот взрыва и в небо поднялась огромная туча пыли.

В аэропорту сразу стало тихо, музыку вырубили, а к кассам выстроилась огромная очередь, желающих сдать билеты. Дядя спокойно купил билет и улетел в Ташкент в практически пустом самолете. Вылет, правда, задержался на полтора часа.

Кстати, такого события в этой жизни еще не случилось, дядька еще ничего не рассказывал и даты из прошлой жизни я в упор не помню.

– Тьфу, тьфу! – мысленно сплюнул я через левое плечо. – На фиг такие мысли! У нас все будет хорошо.

Эти же слова я сказал и Люде, с бледным лицом садящейся рядом со мной. Пока мы летели до Ленинграда, самолет несколько раз проваливался в воздушные ямы, и кое-кто из пассажиров был вынужден воспользоваться бумажными пакетами. Люду тоже тошнило, но от пакета она все же отказалась. Вот и сейчас она боялась повторения такой качки.

Однако полет на Иле оказался не в пример комфортабельней, чем на Яке. Шум двигателей был почти не слышен, в салоне лайнера приятно веяло прохладой из вентилятора.

Нас даже покормили сосиской с пюре и кофе с булочкой. Так, что вышли мы целые и невредимые из дверей Одесского аэропорта под жаркое одесское солнце ближе к семнадцати часам дня.

Посадка на теплоход планировалась на завтра, и нам нужно было где-то переночевать.

К сожалению, опыт моей первой жизни по поводу Одесских отелей ничего подсказать не мог, кроме того, что нынче свободных номеров ни в одной гостинице мы не найдем. Поэтому надо искать частные предложения.

У аэропорта никого с такими предложениями не имелось. Поэтому мы уселись в такси и доехали до железнодорожного вокзала. Там сдали вещи в камеру хранения, и вышли на улицу. С левой стороны от центрального входа туда-сюда бродили несколько женщин.

Подойдя ближе, я услышал негромкое бормотание.

– Квагтирку, кому квагтирку, дешево сдаю квагтирку, – монотонно повторяли женщины, неприязненно глядя друг на друга.

Люда кинулась к ближайшей тетке, как к родной матери.

– Ой! Вы, правда, сдаете квартиру? Вот здорово! – радостно воскликнула она, затем недолго переговорила с ней и, повернувшись ко мне, решительным тоном добавила, – Саша, я нашла, где нам переночевать, Роза Моисеевна просит всего десять рублей за ночь. Идем скорее.

Но я не спешил:

– Роза Моисеевна, а мне таки кажется, шо вы просите слишком большие деньги за переночевать.

– Да ви шо, молодой человек! Разве десять гублей много за ночлег в доме на Пушкинской улице в благоустгоенном доме с туалетом неподалеку? Это же Одесса! Ви нигде не найдете таких удобств.

– Саша, зачем ты споришь, сейчас тетка рассердится и откажется нам, – шепнула мне Люда.

– Ну ладно, молодые люди, так и быть, Гоза Моисеевна входит в ваше безденежное положение и уступит вам спальное место за восемь гублей. – сообщила деятельная старушенция.

– Не слушайте эту пгоходимку, – вступил в разговор единственный, присутствующий здесь лысый мужчина, старше средних лет.

– Богис Львович, имеет честь пгедложить вам пегеночевать в настоящей благоустгоенной квагтиге всего за шесть целковых, а не в стгашной пристгойке с клопами и тагаканами за целых восемь гублей.

– Богя, как тебе не стыдно гушить бизнес тети Гозы! – накинулись на мужика остальные женщины.

Но лысый мужчина уже целеустремленно направлялся к своей квартире, нисколько не сомневаясь, что мы следуем за ним.

– Саш, мне он не нравится, – шепнула Люда. – Лучше бы мы пошли к Розе Моисеевне.

– Ерунда, – ответил я. – Если квартира нам не подойдет, всегда можно вернуться на вокзал, на худой конец переночуем в зале ожидания.

Минут пятнадцать неспешной ходьбы и мы зашли через узкий проезд во двор двухэтажного дома.

– Вот, полюбуйтесь, куда вас хотела запихать эта стагая, падшая женщина, – сообщил Борис Львович, указывая рукой на ветхую сараюшку, пристроенную к дому. Было непонятно, как та еще не рухнула от старости. Метрах в трех от нее стоял такой же покосившийся деревянный туалет. Оторванная дверь была просто приставлена к нему, чтобы хоть как-то выполнять свое предназначение.

В это время дверь сарайки со скрипом отворилась, и оттуда появились три молодых моряка.

Борис Львович ухмыльнулся и сообщил:

– Вот с этими гоями вам бы и пгишлось сегодня ночевать на одних нагах, заплатив восемь гублей и ходить на очко в этот отвгатительный туалет.

– Какой кошмар! – возмущенно отозвалась Люда.

Нас, тем временем подвели к узкой деревянной лестнице, по которой следовало подняться на второй этаж. Лестница выглядела гниловатой современницей пристройки, поэтому поднимались мы по ней очень осторожно.

Комнатка, действительно, оказалась чистой и достаточно уютной. Две кровати со свежим бельем, два стула, на столе у стены стоял чайник. Больше в ней ничего не было. Борис Львович показал нам туалет, оказавшийся общим для пяти квартир, проинструктировал насчет чайника и, взяв деньги, удалился к себе, в соседнюю квартиру.

– Ну, вот мы и в Хопре! – с чувством высказался я, усевшись на кровать. Люда смотрела на меня непонимающими глазами.

Действительно, чего это я несу? Для человека, не пережившего девяностые годы, это высказывание не несет никакого значения.

– В смысле, в Одессе, – исправился я. – Ну, что, пока не поздно, прогуляемся по городу?

Люда с энтузиазмом приняла мое предложение, и мы отправились на прогулку.

На улице уже зажигались фонари, по тротуарам, наслаждаясь теплым вечером, двигалось множество людей. Тем не менее, мы привлекали внимание, скорее из-за Люды, чем из-за меня. Она и так была ростом выше среднего мужчины, а, надев, все еще модные босоножки на толстой платформе, была даже выше меня.

Как покушались на эту платформу наши молодые соседки по общежитию, не передать! От сдачи босоножек в аренду спасал только размер обуви, тридцать девятый. С такими ножками соседок у нас не водилось, и Люда с легким сердцем могла посылать всех в дальнюю дорогу.

Да, именно из-за роста на нас и обращали внимание. Джинсы и джинсовые юбки для вечернего променада, здесь были в порядке вещей, как и наша обувь на платформе. По одежке мы тут были ничем не хуже и не лучше других отдыхающих и жителей Одессы. Для начала мы зашли в первое попавшееся кафе, поужинали, запив местным кислым вином пережаренный шницель.

Когда вышли из кафе, на улице совсем стемнело, но по прежнему было очень тепло и даже душно. Голова у меня после спиртного немного шумела.

– Люда, пошли на море купаться, – неожиданно для себя выпалил я.

– С ума сошел, у меня же нет купальника! – возмутилась жена.

– Подумаешь! Будем купаться голышом. На пляже темно, там никому до нас дела нет.

Однако супруга, несмотря на все уговоры, не согласилась на такую авантюру.

– Ну, на нет и суда нет, – легко согласился я. – Раз не идем на пляж, тогда возвращаемся в свою квартирку. Думаю, нам есть чем там заняться.

Кровати Бориса Львовича подвели, скрипели они капитально. Но я такими мелочами не заморачивался. Как и жена. Все равно завтра утром мы покинем сие пристанище, нас ждет каюта № 218 на палубе С теплохода «Адмирал Нахимов», которому до затопления осталось всего ничего, двенадцать лет.

Глава 34

Будильника нам не понадобилось. Уже часов в семь утра в открытые окна начали свои переговоры соседки. Они орали так, что могли своими воплями мертвого разбудить. Пришлось встать и поставить чайник. Когда мы уж собирались уходить, в комнату заглянул нахмуренный Борис Львович, чтобы пожелать нам доброго пути, а заодно проверить не положили мы случайно его постельное белье в свой чемодан.

В десять утра мы уже были на причале морского вокзала, с которого проводилась посадка на теплоход.

Найти каюту оказалось несложно. Стюартов в белых тужурках тут не водилось, вместо них везде висели таблички с пояснениями. Мы спустились на свою палубу по широкой лестнице, хранившей следы прежней позолоты, видимо сохранившейся с той поры, когда теплоход был спущен на воду в Германии.

Двухместная каюта оказалась узким отсеком, метра полтора шириной, на левой переборке которого имелись две койки, прикрепленных одна над другой. Первым делом я запрыгнул на верхнюю, и с удовольствием обнаружил, что та вполне подходит мне по длине.

А вот в мутный иллюминатор кроме самого причала и ног проходящих пассажиров ничего не было видно. В правом углу каюты имелся небольшой столик, на котором, впрочем, вполне хватало место для бутылки, пары рюмок и тарелки с закуской.

Сложив все вещи в рундук под нижней койкой, мы отправились на обзорную палубу, чтобы посмотреть на Одессу с моря.

Когда берег стал синей полоской на горизонте, я повернулся к жене, все еще не отрывавшей взгляда от исчезающего в тумане города и предложил зайти в бар, оценить, так сказать, его меню.

– Ой, Саша, не знаю, – боязливо сообщила Люда. – Впереди почти две недели, а я даже не представляю, сколько у нас денег осталось. Ты прибрал все себе, как Плюшкин.

– Не переживай, – бодро сообщил я. – Денег достаточно. Обратные билеты на самолет у нас в кармане. Трехразовое питание входит в цену путевки. Так, что волноваться нечего. Кстати, могу все финансы доверить тебе, ты же у нас бухгалтер, как никак.

– Нуу, – в раздумье протянула Люда. – Пожалуй, рублей сто я у тебя на всякий случай конфискую, мало ли, какие проблемы появятся. А остальными сам распоряжайся. Могу я хоть в отпуске не думать о деньгах?

Она хотела еще что-то сказать но, глянув на мою улыбку, махнула рукой.

– Ай, ладно, гулять, так гулять! Идем в бар!

В баре работал кондиционер, но, несмотря на это, особой прохлады не чувствовалось. К тому же здесь можно было курить, поэтому у потолка вились сизые клубы дыма, медленно разгоняемые потолочным вентилятором.

За столиками в основном сидели женщины, якобы уткнувшись в свои коктейли, они внимательно разглядывали всех лиц мужского пола заходящих в бар.

Я тоже был внимательно рассмотрен, оценен и принят к числу годных для употребления, несмотря на то, что зашел не один.

Люда моментально просекла такие взгляды и всем своим видом давала понять, что этот только парень ее, и никто его больше не получит.

До обеда оставалось совсем немного, поэтому мы заказали по одному коктейлю, чтобы не портить аппетит.

На свободной стене у входа в бар висели несколько игровых автоматов. Вот у них в большинстве толпились мужчины. Они увлеченно кидали в автоматы жетоны, дергали ручки. Автоматы моргали огоньками, крутили рисунками, звенели, но выигрышей особо не случалось. За полчаса, что мы пробыли в баре, наверно раза два в поддон автомата упало по жетону.

– Давай попробуем, – предложила Люда.

– Давай, – без особого желания согласился я. Жетон у бармена стоил пять рублей, по нынешним временам на такие деньги можно было жить два-три дня, если не больше. Надежд на выигрыш я не питал от слова совсем.

Взяв два жетона, мы встали в небольшую очередь желающих отдать свои деньги государству.

Люда кинула первый жетон в приемник, и когда загорелся зеленый огонек, нервно дернула ручку автомата.

«Однорукий бандит» засветился, цилиндры с рисунками фруктов закрутились.

– Ничего, – выдохнули зеваки и люди, стоящие за нами в очереди.

– Кидай второй, – посоветовал я.

Люда уже хотела бросить жетон, но затем резко отдернула руку.

– Саша, давай ты попробуешь, может тебе больше повезет.

– Хорошо, – усмехнулся я и, кинув жетон в узкую щель приемника, дернул ручку автомата.

Аппарат засветился, загудел, и затем с грохотом высыпал кучку жетонов в поддон.

– Блин! Да он, похоже, все жетоны выдал, что в него сегодня игроки успели накидать, – подумал я, выгребая металлические кружки себе в карманы. – Эх, такая бы штука вечером случилась.

Пока я вытаскивал жетоны, вокруг собралась куча комментаторов, а очередь к автоматам стала в два раза длинней.

– Саша, давай еще поиграем, – предложила жена.

– В другой раз, – отговорился я. – Никуда этот ящик отсюда не денется.

– Ого! Жена то у меня азартная женщина, даже не подозревал, – думал я, меняя у бармена жетоны на деньги. Сто десять рублей, нехило так, почти моя месячная поварская зарплата, прилетели за несколько секунд.

За обедом я сидел, машинально поглощая пищу и раздумывая о сегодняшнем выигрыше.

Больше всего меня интересовал вопрос, сегодняшний инцидент явился простой случайностью, или так работает мое новое сознание? Проверить это было очень легко, сходить и сыграть с ящиком еще пару раз. Если выиграю, можно считать, что меня наградили еще одной плюшкой. Только проверять придется в другом баре и желательно без жены.

А та в это время оживленно делилась с соседкой по столу подробностями сегодняшнего выигрыша.

У нас на удивление получился интернациональный стол. Десять человек и ни одного чистого русского. Ну, ладно, я можно сказать почти русский и только на четверть ингерманландец, жена чистая вепка. Трое литовцев и пятеро хохлов с западной Украины завершали нашу кампанию.

Узнав, что мы из Карелии, литовцы с хохлами сразу начали интересоваться, размерами северных зарплат. Почему-то они считали, что у нас денег куры не клюют. И лишь недоверчиво усмехались в ответ на наши уверения, что это совсем не так.

Люда естественно, не удержала язык за зубами и проболталась, что я работаю поваром в нашем посольстве в Финляндии. После это за столом грянул дружный веселый смех, а не просто ухмылки.

– А еще бедняками прикидываются! – задыхаясь от смеха выдал один западенец.

По поведению, что литовцы, что украинцы казались мне сельскими жителями. Когда мы познакомились поближе, мои предположения полностью оправдались. Все они жили в селах. Кроме нас двоих городскими тут не пахло.

К сожалению, у игрового автомата я больше ни разу не выиграл в отличие от одного из литовцев. Тому жутко везло, почти каждый день он выигрывал от десяти до двадцати рублей. Но до моего рекорда так и не дошел.

Наверно моя удача перешла к нему. Хотя вряд ли, земляки выдали, что Янису и раньше всегда везло с деньгами. По крайней мере, Москвич он несколько лет назад выиграл в лотерею.

Люда пыталась несколько раз сыграть, но, проиграв практически весь мой выигрыш, успокоилась и больше денег в автоматы не выкидывала.

Наш теплоход, между тем, быстро двигался к Сочи, первому городу круиза.

Когда на причал спустили трап, все пассажиры ринулись на выход.

Я же был одним из тех немногих, кого не тянуло на прогулки.

Еще вчера вечером я почувствовал легкое недомогание и щекотку в носу.

Ночью нос заложило напрочь. Подобное состояние появилось у меня впервые за два года.

Утром лучше не стало. Нос по-прежнему не дышал, жутко болела голова, и ломило кости.

Люда, в отличие от меня горела энтузиазмом. Она уже узнала, какие экскурсии сегодня у нас будут и торопила со сборами.

Как назло, среди таблеток от поноса и головной боли никаких капель в нос не имелось.

Поэтому сразу после завтрака, выпив таблетку цитрамона, я отправился в медпункт.

В медпункте были чисто и пусто. За столом в белом халате сидел носатый парень примерно моего возраста и что-то читал.

Национальность доктора угадывалась на раз-два.

Видимо, ему было скучно, потому, что он с удовольствием включился в беседу со мной. Тем более, что я представился ему врачом – терапевтом.

Парень оказался выпускником Одесского мединститута им. Пирогова.

Понятно, что мальчик был не без связей. Это в Петрозаводске можно было поступить на медфак просто сдав экзамены на пятерки, как в той жизни сделал я и мой брат. В Одессе такой номер не пройдет. Тут надо, или иметь деньги, или иметь связи, а лучше иметь и то и другое.

Но мне было параллельно, как поступал и учился мой собеседник. За последние два года я впервые на равных обсуждал медицинские темы с коллегой, и это было на удивление приятно. Как ни странно, одессит был доволен местом работы. Но разговор, как всегда у мужиков постепенно перешел на женщин.

– Я вторую навигацию хожу на Нахимове, – рассказывал он. – Слушай, за это время у меня ни одной ночи свободной не было! Туристки, как бабочки на огонь летят. Да ты и сам наверно заметил.

– Заметил, – кивнул я, не уточняя, что женат и не могу, как мой коллега быть гурманом на этом празднике жизни..

Поговорив минут пятнадцать, врач все же поинтересовался, для чего я зашел к нему в медпункт.

Как ни странно, но флакончик капель эфедрина у него нашелся в загашнике. Но с другой стороны чему удивляться? О наркотике эфедроне немногочисленные наркоманы Советского Союза еще были не в курсе. Поэтому таблетки эфедрина, как и капли, в аптеках продавались без рецепта.

– Вот, видишь, – я гордо продемонстрировал жене пузырек с лекарством. – Теперь хоть дышать смогу, как человек.

– Наконец-то явился! – вздохнула та. – Я тебя ждать устала. Пошли скорей на берег, а то на экскурсию в Ботанический сад не успеем.

– А еще жена называется, – подумал я насмешливо. – Никакого внимания не обращает на пошатнувшееся здоровье мужа.

Я демонстративно закапал капли в нос и сообщил:

– Для начала зайдем в бар, мне надо выпить главное средство от простуды.

– Знаю я твое средство, – проворчала Люда, надевая сарафан.

После капель в нос и ста грамм коньяка мой жизненный тонус резко повысился, и было не исключено, что я смогу пережить даже экскурсию в Ботанический сад.

Не смог. Во время ходьбы по длинным тенистым аллеям стало так хреново, что в голове билась только одна мысль, скорее вернуться на корабль и грохнуться в койку.

В конце концов, не выдержал и сказал Люде, что плохо себя чувствую и надо вернуться. Люда сделала соответствующее лицо, но ничего не сказала, видела, что мне на самом деле плохо.

По дороге мы зашли в кафетерий. После выпитой чашки кофе, мне стало чуток полегче. Поэтому удалось без проблем добраться до причала и зайти на теплоход.

В каюте, я очередной раз капнул в нос эфедрин, забрался на верхнюю койку и сразу отключился.

Когда проснулся, обратил внимание, что двигатель теплохода работает. В иллюминатор билась светлая, пенная волна. Мы шли в Батуми.

– Ну, что больной, проспался, – участливо спросила Люда, – На завтрак то собираешься, или как? А то ужин проспал, и я из-за тебя тоже никуда не ходила.

Чувствовал я себя неплохо, нос дышал не так, чтобы очень, но и неб наглухо заложен.

– Пойду, конечно, – буркнул я и спрыгнул на пол.

Натянув спортивки, я взял мыло, полотенце и сказав жене:

– Люда, я пойду, сполоснусь, а то за ночь сильно пропотел. – Отправился в душ.

В мужской душевой никого не было, на что я и рассчитывал.

Закрыв за собой дверь на хлипкую заложку, я открыл краны, достал огрызок мела из кармана, и под шум падающей воды печатными буквами написал на стене:

«К сведению команды, теплоход Нахимов в 1986 году утонет после столкновения с другим судном».

Закончив писанину, я забрался под горячую воду и с удовольствием начал намыливать голову.

Пока мылся, новых желающих посетить душевую так и не появилось.

Зайдя в каюту, я сходу сообщил жене:

– Представляешь, в душе на стене какой-то придурок написал, что наш теплоход утонет в 1986 году.

– Да ты, что?! Какой идиот мог написать такую ерунду! – возмутилась Люда.

– Понятия не имею, – пожал я плечами и начал переодеваться для похода на завтрак.

В ресторане большая часть наших соседей уже сидели за столом, когда мы появились.

Едва мы поздоровались и уселись за стол, как Люда воскликнула:

– Товарищи, представляете, что мой муж сегодня прочитал в душевой на стене?

Убедившись, что на нее устремлены взгляды не только с нашего стола, но и с соседних, она громко сообщила:

– Там было написано, что в 86 году наш теплоход утонет.

В образовавшейся сразу дискуссии больше всего обсуждали умственные способности шутника-идиота, и как бы его сильнее наказать, если удастся найти.

Когда мы после завтрака спустились в каюту, на нашей палубе толклись два матроса. Они шныряли туда сюда, заглядывали во все углы. Увидев нас, один из них, подойдя ближе, небрежно поинтересовался:

– Вы, из какой каюты будете? Услышав ответ, он кивнул головой и отправился к своему напарнику.

– Ну, все, дело сделано, теперь, как бы, кто не старался, команда все равно будет знать, что кораблю напророчено крушение именно в 1986 года. Плохо, что впереди еще двенадцать лет, и мне не узнать, чем на этот раз обернется мое вмешательство, – подумал я.

Глава 35

Наутро, точно по расписанию наш теплоход пришвартовался к пирсу города Батуми.

К радости жены, да и моей, чувствовал я себя неплохо и был готов к походу в город. Здесь, в отличие от Сочи, для пассажиров никаких экскурсий предусмотрено не имелось. И хотя в рекламном проспекте круиза стояла экскурсия в Батумский дельфинарий, нам она не светила, потому, как дельфинарий оказался недостроенным. Поэтому пассажиры, сходившие по трапу, направлялись кто куда.

Мы от них не отстали и решили прогуляться по набережной. Однако мощенная камнем набережная закончилась неожиданно быстро. Перед нами лежал низкий песчаный берег, поросший редкой травой и колючками. Заметив какой-то обелиск, впереди я предложил глянуть на него.

Обелиск оказался памятником солдатам Великой Отечественной войны. Две коровы, медленно обходя вокруг него, выщипывали пожухлую траву и на нас не обращали никакого внимания. Удивительно, что, несмотря, на отличную погоду, на берегу не было видно ни одного отдыхающего.

– Странно, может на этом берегу не принято загорать, – подумал я, а вслух предложил:

– Да, что-то мы не туда зашли, цивилизацией тут не пахнет, пошли лучше в город, – и мы развернулись в обратную сторону.

Зато бродить по улицам города оказалось интересно и познавательно. Для меня в обилии вывесок часовых мастерских, сапожных, кучи ателье, и прочих не было ничего удивительного. Зато жена не успевала охать и ахать. Конечно, для нее выросшей на севере нашей страны такое обилие частников было в диковинку. Не буду же я ей рассказывать, что таким благополучием грузины обязаны своему земляку Иосифу Виссарионовичу. Даже после его смерти Хрущев не решился давить здесь частников так, как он давил их в РСФСР. Недалеко от порта мы зашли в небольшую общепитовскую закусочную, в очереди к прилавку там стояло человек шесть, одуряюще пахло киндзой, и мы решили попробовать местные чебуреки.

За прилавком стоял здоровый усатый грузин, угрюмо глядящий на посетителей. Не знаю, что уж там у него случилось, или зуб болел, или с женой поругался.

Работал он очень интересно. Кинув на тарелку два дымящихся чебурека, на вторую тарелку он резал половину помидора и половину огурца, щедрой рукой сыпнув на них пригоршню зелени, выдавал покупателю. Ему было фиолетово, какого размера половина огурца или помидора. Даже если помидор был размером с тарелку, он однозначно резал его пополам, так же, как помидор размером с вишню. С огурцами было то же самое.

Местные, стоявшие в очереди, взирали на это с олимпийским спокойствием.

Впереди нас, стояла женщина, видимо такая же, как мы, пассажирка с Нахимова. Она естественно молчать не смогла.

– Товарищ, продавец, почему вы не пользуетесь весами? Разве не видите разницу в размере овощей? У вас же меню висит на витрине! – возмутилась она таким беспределом.

Грузин за прилавком даже не повернул головы и продолжал заниматься своим делом.

Когда очередь, наконец, дошла до этой дамы, грузин, не глядя на нее, флегматично спросил у меня:

– Чэго заказыват будэш?

Пришлось заказывать чебуреки и бутылку Цинандали, под непрерывные женские вопли:

– Что это такое!? Я буду жаловаться! Я столько в очереди стояла, где у вас жалобная книга?

Когда я ставил на столик тарелки, женщина все еще требовала жалобную книгу, под смешки посетителей.

Мда, первая наша встреча с грузинской кухней получилась не особо удачной.

Опустошив бутылку легкого сухого вина и съев овощи, мы оставили на столике недоеденные чебуреки, на наш вкус в них оказалось слишком много пряностей, и отправились на поиски новых приключений.

– Ты заметил, как на меня смотрят мужчины, чуть слюни не пускают, – улыбаясь, шепнула Люда, пока мы медленно шли по улице. Сама улица оставляла довольно мрачное впечатление. Окна первого этажа сплошь заделаны металлическими решетками. А, начиная со второго этажа, через улицу протянулись веревки с сушившимся на них бельем.

Создавалось такое впечатление, что по ночам с гор в этот город спускаются абреки и грабят всех подряд, особенно их, привлекает постельное белье, вывешенное за окнами.

А на Люду, действительно, посматривали. Высокая красивая девушка, по сравнению с темными грузинками, почти блондинка, да еще в свободном сарафане, она притягивала взгляды почти всех встречных мужчин. И мне это очень не нравилось.

Совершенно неожиданно мы вышли на торговые ряды. На базаре стоял гул голосов, видимо, торговаться здесь любили. Пока мы медленно пробирались через толчею лицо жены становилось все краснее.

– Ты чего? – обратился я к ней.

– Саш, давай уйдем отсюда быстрей, меня тут ощупали со всех сторон, – уже без улыбки сообщила та.

В этот момент мелкий аджарец, идущий навстречу опустив голову, как бы нечаянно наткнулся на Люду, и правой рукой схватил ее за грудь.

– Совсем обнаглели, паразиты, как будто баб сто лет не видели, – возмущенно думал я, незаметным ударом вбивая кулак в живот наглеца.

Тот, икнув, схватился за живот и уселся на землю. Не знаю, увидел ли кто мой удар, но никаких возмущенных возгласов со стороны не появилось.

– Все понятно, – думал я, прижимая Люду ближе к себе. – Нахимов приходит сюда три раза в месяц и привозит несколько сотен женщин отпускниц, из которых немалое число ищет себе на жопу приключений, вот и распустился местный народ. Хотя видел же гаденыш, что девушка не одна и все равно полез.

После неприятного момента мы поспешили уйти с рынка. Выйдя на Чавчавадзе пошли в сторону морского вокзала. Здесь пешеходов было значительно меньше, поэтому Люду только провожали сальными взглядами, но приставать не решались. Зайдя в первый попавшийся винный магазин, мы купили десять бутылок сухого вина разных сортов. Чего-чего, а вина в Батуми продавалось море, не то, что у нас в Карелии.

Выгрузив в каюте свои немногие покупки, мы отправились в ресторан теплохода на обед, выглядевший значительно лучше, чем чебуреки в местной забегаловке.

После обеда и отдыха мы все же решили прогуляться еще рядом с морским вокзалом.

Поднявшись на его крышу, обнаружили, что у парапета примостилась толстая армянка, продающая кофе.

Что эта женщина, именно армянка, было понятно по надписи около кофейни.

«Настоящий турецкий кофе Натали Карапетян».

Мы пили из малюсеньких чашек черный кофе без сахара, и мне, пившему в другой жизни десятки рецептов этого напитка, казалось, что такого кофе я никогда не пробовал.

Старая носатая армянка тем временем колдовала с турками, стоящими в раскаленном песке и разговаривала сама с собой.

Уже вечерело, до отхода теплохода оставалось часа два, С моря дул легкий ветерок, Лишь краешек красного солнца, тонущего в море, виднелся над горизонтом.

В прошлой жизни я тоже бывал в Батуми, только на двадцать лет позже, и тогда все было по-другому.

А сейчас, несмотря на идиллическую картину, на душе у меня было неспокойно. Складывалось такое ощущение, что впереди нас ждет большая неприятность.

– Саш, ты чего загрустил, – обратилась ко мне Люда. – Сидишь, молчишь, смотришь в море, как будто там есть что-то интересное. Не забыл, что рядом твоя жена.

– Да, конечно, – я встряхнулся и, выбросив плохие мысли из головы, заказал еще по чашечке кофе с коньяком.

Мы, смеясь, отправились на теплоход, но чувство тревоги, спрятавшись где-то далеко, так и не покидало меня.

Когда теплоход отходил от причала, было уже темно. Мы с Людой стояли на смотровой галерее, разглядывая ночной Батуми. Сейчас он выглядел гораздо красивей и загадочней чем днем.

Когда вышли из бухты, стало прохладней, и Люда захотела спуститься в каюту.

Не знаю почему, но тревога меня не отпускала.

– Давай постоим еще немного, – предложил я. – Успеем еще в каюте насидеться.

– Давай, – нехотя согласилась жена.

И в этот момент заревел гудок теплохода, он ревел и ревел, не останавливаясь, а затем к нему присоединился еще один более низкий звук. Повернувшись на него, я увидел, как из темноты на нас движется темная масса сухогруза.

Несколько секунд и теплоход сотряс сильный удар, нас бросило от него на леера. Народа на палубах было полно, со всех сторон раздавались крики детей, женщин.

– Внимание, пассажирам, пожалуйста, соблюдайте спокойствие. Согласно номеров кают просим всех подойти к своим шлюпкам для эвакуации. – через какое-то время раздался мужской голос из мегафона.

После этих слов, визга и ора на палубе стало еще больше. А теплоход уже начал ощутимо наклоняться на левый борт.

– У нас документы в каюте, – крикнула Люда, когда я потащил ее к нужной шлюпке.

– Какие документы! Бежим скорей, – крикнул я в ответ, стараясь пробиться через обезумевшую толпу.

Но когда мы пробились к нашей шлюпке, та лежала на палубе, слетев с талей, а вокруг нее суетились несколько матросов.

– Хренасе! – оценил я ситуацию, до следующей шлюпки было не пробиться.

Утонем на хрен, – мелькнула мрачная мысль. – Надо прыгать в воду. До берега километров пять-шесть, Люда плавает отлично, я тоже, доплывем. Еще немного теплоход накренится и так поневоле скатимся в воду.

Людочка, милая, успокойся, – обнял я жену, та беззвучно рыдала.

– Санчик, милый, мы ведь не утонем, правда, – повторяла она одно и тоже.

– Не утонем, не бойся, – успокаивал я ее. – Сейчас шлюпку спустят, и мы поплывем к берегу.

Пока успокаивал жену, теплоход дал еще больший крен, и спустить шлюпки с нашей стороны стало невозможно.

Зато с сухогруза уже были спущены несколько шлюпок, направлявшихся в нашу сторону.

– Ну, все, пора, – решился я.

– Люда, прыгаем в воду, ничего не бойся я с тобой, – быстро произнес я, и пока жена не пришла в себя, прижал ее к себе и громко скомандовал. – Прыгаем!

И мы солдатиками полетели вниз.

При падении в воду ушли на глубину, и наши руки расцепились, Но я почти сразу, как пробка вылетел на поверхность и завертел головой в поисках жены. И тут ее голова появилась из воды практически рядом со мной.

– Уф, – выдохнул я облегченно. – Люда нам надо быстрее отплывать в сторону, если теплоход пойдет на дно, он может утащить нас за собой.

Берег сейчас казался намного дальше, чем смотреть с высоты теплохода. Но все равно его огни можно было вполне разглядеть.

Хорошо, что мы прыгали с правого борта, смотрящего на Батуми. По крайней мере, плыть придется на сто или двести метров меньше.

– Отплывали мы от тонущего корабля кролем, стараясь уплыть, как можно дальше. Удалившись на безопасное расстояние, легли на спину и тихонько заскользили в сторону далекого берега.

Тонущий теплоход служил нам ориентиром, даже не столько теплоход, сколько сухогруз. На нем во всю крутились два прожектора, выискивая в воде плавающих пассажиров.

Догоняющую нас шлюпку мы сначала услышали, потом только увидели.

Тихий плач и негромкие мужские ругательства далеко разносились над водой.

– Смотри, Вовка, тут еще парочка плывет! – послышался молодой мужской голос.

Шлюпка осторожно приблизилась к нам, и надежды попасть на нее рассыпались вмиг.

Борта у той практически черпали воду. Было непонятно, как она еще держится на плаву.

– Ребята, жену возьмите, – крикнул я на всякий случай.

В шлюпке возмущенно закричали:

– Товарищи моряки, не берите больше никого, пусть вплавь добираются или другую шлюпку ждут.

Однако моряки молчали.

Через минуту все же раздался мужской голос.

– Ладно, пусть забирается с кормы. С борта даже не пытайтесь подплывать, а то все на дно пойдем.

Снова возмущенно заорали пассажиры, а я в это время спорил с Людой.

– Забирайся в лодку немедленно, я тебе говорю! Не заберешься, возьму и утоплюсь. Поняла!

– Поняла, я поняла, Санчик, как же я без тебя? – бормотала жена, стараясь ухватиться за край кормы. Подплыв, я помог ей подняться, а там ее за руку схватил один из матросов.

– Там за нами еще шлюпки идут, – он крикнул мне. – Так, что поглядывай по сторонам, увидят, подберут.

– Хорошо, – выдавил я и расслабился лежа на волнах. Люда плывет к берегу в шлюпке, у нее все должно быть хорошо, да и у меня тоже. Бывало, и по пять-шесть километров плавал в наших холодных карельских озерах, что мне пять километров в теплом соленом Черном море, тьфу и растереть.

По внутренним ощущениям в воде я находился уже час, если не больше, Насколько было видно, теплоход Адмирал Нахимов все-таки затонул. И, возможно, виной этому оказался я, легкомысленно написавший предупреждение на стене душевой. А ведь мне было уже предупреждение судьбы.

Перевернувшись на живот, я глянул в сторону берега. Да, огни Батуми стали ощутимо ближе. Еще час, полтора и я тоже окажусь на берегу.

Шлюпок, направлявшихся к берегу, я больше не встретил, легкие кораблики, тучей направляющиеся к месту катастрофы, тоже, как специально, обходили мою тушку стороной.

Ну и ладно, сам доберусь, – подумал я и снова перевернувшись, поплыл на спине в сторону берега.

Мерное движение и плеск волн действовали усыпляющее, я автоматически загребал руками в полусне, полностью отрешившись от реальности, когда тупой удар по голове окончательно лишил меня сознания.

* * *

Глава 36

В себя я пришел оттого, что кто-то несильно, но больно шлепал меня по щекам.

Когда открыл глаза, этот кто-то радостно выдал длинную фразу по-грузински.

Лицо кричавшего было неразличимо на фоне темного неба. А плеск волн и небольшая качка дали понять, что я нахожусь на борту какой-то рыбацкой лодки, потому, что все вокруг пропахло рыбой. Рядом со мной лежал еще один человек, на пару с которым мы были накрыты одним брезентом. Несмотря на такое одеяло, было жутко холодно, и зверски болела голова.

Положив руку на затылок, обнаружил там здоровенную, болючую опухоль.

– Наверно это меня так лодкой треснуло, – подумал я и попытался сесть.

Как ни странно, получилось это с первого раза.

Рыбак, бивший меня по щекам, поднялся и принес фонарь с кокпита, где за штурвалом сидел еще один человек.

Тусклый свет керосинового фонаря для меня показался таким ярким, что пришлось зажмуриться.

Рыбак удивленно выругался, но я уже открыл глаза и понял, что смотрю в лицо парня, которого сегодня днем ударил на рынке.

Тот тоже смотрел на меня, и его лицо начинало бледнеть.

Он нервно оглянулся на рулевого и тихо шепнул:

– Брат, прости меня ради Христа, ничего не говори отцу, он меня убьет, если узнает, что я оскорбил твою жену. Она утонула?

– Нет, – сипло ответил я, еле шевеля пересохшим языком. – Ее взяли в шлюпку, она должна быть уже на берегу. Не бойся, я ничего не скажу.

Парень откуда-то вытащил большую флягу и, открутив крышку, протянул мне.

Думая, что там вода, я храбро сделал большой глоток. Но вино, пролившееся мне в рот, оказалось ничем хуже воды. Присосавшись, я опустошил, наверно половину емкости, после чего протянул флягу обратно парню.

Тот гордо сообщил:

– Из своего винограда давлено.

После того, что я пообещал ничего говорить его отцу, парень стал не в меру словоохотлив. Рассказал, что мне крупно повезло, потому, что момента, когда я попал под лодку, они даже не заметили. Только его отец увидел, как в темноте за кормой появилось белое пятно, Это засветилась моя футболка. Еще одного мужчину они подобрали уже на обратном пути, ближе к берегу, его лысую голову, торчавшую над водой, удалось заметить в отблеске фонарей Батуми.

Мужик сейчас лежал рядом со мной, ничего не соображая, периодически размахивал руками и бессвязно матерился.

А мы, между тем, заходили в гавань, откуда теплоход Нахимов вышел всего несколько часов назад.

На пирсе было полно народа. От множества прожекторов было светло, как днем. Уже стояли несколько военных палаток, и рядом вояками ставились еще три. Машины скорой помощи постоянно приезжали и уезжали, загрузив пострадавших пассажиров.

Ловко маневрируя между судами, наша лодка пришвартовалась к пирсу.

К нам сразу ринулось несколько солдат с носилками. Я с трудом встал на ноги и подошел к старому усатому грузину, сидевшему за рулем.

– Спасибо генацвале, за спасение, никогда вас не забуду, скажи, кого мне надо благодарить.

– Ээ, сынок, не надо так говорить, мы люди должны друг друга выручать, сегодня я тебя спас, завтра ты мне поможешь, разве нет? А зовут меня Василий Лазба, а это мой сын Темир, правда, хороший парень?

– Конечно, – улыбнулся я, глядя на Темира. – Спасать людей, могут только хорошие люди. Кстати, вы ведь абхазы, не грузины?

– Ого! Смотри Темир, в первый раз вижу, чтобы мальчишка из России отличал абхаза от грузина, – удивленно воскликнул Василий.

– Эй! Парень, подожди, ты куда собрался в одних трусах, сейчас мы тебя оденем, – крикнул он мне, увидев, что я пробираюсь к причалу.

Василий выложил из рундука сухую одежду и протянул мне тонкий свитер и простые брюки.

– Извини, другой обуви нет, – сообщил он мне, вытаскивая разношенные сандалеты.

Пока я одевался, пара пограничников быстро уложила моего соседа на носилки и понесла в сторону медицинской палатки.

На прощание Василий сунул мне в карман банкноту в двадцать пять рублей.

– Бери, бери, – сказал он, – Не стесняйся, тебе нужней сейчас.

Попрощавшись со своими спасителями, чуть меня не утопившими, я вышел тоже на пирс и, шаркая спадающей обувью, направился к палатке, на которую как раз водружали надпись «Штаб спасательной операции».

Успел я во время, потому, что к пирсу причаливали две шлюпки полные пассажиров с Нахимова.

Так, что в палатке кроме письменного стола с кучей бумаг и сидящего за ним офицера пограничника и двух милиционеров пока никого больше не было.

Офицер окинул меня понимающим взглядом и спросил:

– На чем добрался, парень?

Коротко сказав, что меня доставили местные жители, я рассказал свои данные и номер каюты.

После моего ответа он пошарил в бумагах, и, сделав в них отметку, сообщил:

– Пройди в помещение морского вокзала, там собираются пассажиры с вашей палубы, твоя жена тоже там, должна отдыхать на матрасе № 46, да, держи номерок на свой матрас.

Через час-полтора вас накормят, а завтра с утра будет организована выдача одежды и выписка проездных документов.

Он подал мне картонку с написанным на ней химическим карандашом цифрами, и вновь склонился к столу, не обращая больше на меня внимания.

Эй, куда торопишься, дорогой? – остановил меня пожилой милиционер, когда я двинулся к выходу. – Сейчас записывать тебя будэм, деньги и документы проездные, как завтра получать будэшь?

После его слов мое уважение к организаторам спасательной операции взлетело до небес. Никогда бы не подумал, что в Грузии смогут так быстро все организовать.

Посмотрим, как завтра решатся вопросы выдачи денег и документов.

Собрав на меня досье, милиционер рекомендовал зайти в медицинскую палатку для осмотра врача, но я чувствовал себя вполне здоровым, голова вроде успокоилась, и отказался от этого предложения.

Взяв номерок, я отправился в сторону вокзала. Трусы и футболка, выжатые еще на лодке, немного подсохли, и меня уже не трясло от холода.

В вестибюле морского вокзала было шумно. На матрацах, рядами расстеленных на полу лежали, сидели десятки людей. Сильно воняло соляркой и какой-то краской.

Я пошел между рядами, разыскивая 46 номер. Люда лежала на матрасе, устремив взгляд в потолок. На ней была надета шерстяная вязаная кофта и длинная черная юбка. Не увидел бы номер, сразу бы не понял, что это моя жена, так ее состарила эта одежда.

– Люда, привет, – тихо сказал я присев рядом с ней. – У тебя все в порядке?

– Саша! Ты жив?! – воскликнула она, глядя на меня опухшими от слез глазами.

– Как видишь, – ответил я, взяв ее за руку.

Жена начала мне сбивчиво рассказывать, как добралась до берега, как переживала за меня. Периодически ее пробивало на слезу и приходилось прилагать немалые усилия, чтобы ее успокоить.

В зале, тем временем появлялось все больше местных жителей. Они несли мешками одежду, обувь и настойчиво предлагали ее всем желающим. Примерно через час после моего появления по радио объявили, что на улице для спасенных пассажиров Нахимова работают армейские кухни и предлагают всем желающим чай и гречневую кашу с мясом.

Когда мы вышли на улицу, к кухням уже выстроилась длинная очередь. Простояв минут двадцать, мы получили по миске гречневой каши с мясом и по кружке чая.

В одиночестве мы долго не просидели, к нам подъехал с тачкой продавец из ближайшей забегаловки, в которой мы утром ели чебуреки.

В тачке у него стоял деревянный ящик, доверху заполненный пирожками.

– Ребята, берите пирожки, такую самсу, как у меня вы нигде не попробуете, – предложил он нам.

– У нас денег нет, – не к месту брякнула Люда.

Грузин оскорблено глянул на нее.

– Девочка, ты меня за кого принимаешь? Чтобы Яков Джапаридзе за деньги еду спасшимся людям предлагал. Не будет такого никогда! Бери, сколько хочешь, бесплатно это.

Поблагодарив собеседника, мы скромно взяли по пирожку. А через пять минут ящик у него опустел. Расхватали все в один миг.

Продавец удовлетворенно оглядел пустой ящик и громко сказал в собравшуюся толпу:

– Ждите, скоро еще напеку и привезу.

После чая и еды меня начало клонить в сон. Люда тоже не раз зевнула пока мы шли обратно на вокзал.

– Ты чего вертишь головой, – спросила она, когда мы зашли в вестибюль.

– Почту высматриваю, надо домой срочно телеграмму посылать, а то родные с ума сойдут – ответил я.

– У нас же денег нет, – удивилась Люда, – а бесплатно никто телеграмму не отправит.

Тут я гордо продемонстрировал бумажку в двадцать пять рублей, и мы отправились на поиски телеграфа.

На телеграфе нас тоже ожидала очередь, но поменьше, чем за кашей. Так, что минут через пятнадцать мы отправили домой телеграммы, что у нас все хорошо и скоро мы будем дома. И только после этого, посетив туалет, мы улеглись на наши матрасы, расположенные в разных концах вестибюля.

Следующий день оказался странным. Спасшиеся пассажиры, откровенно радовались этому обстоятельству, особенно, когда происходили встречи родственников и друзей уже считавших друг друга погибшими. А рядом с ними сидели люди, потерявшие своих близких, с надеждой ожидающие, что к ним вот-вот подойдут их родные.

В будущем, из которого я появился, с ними бы работали психологи, уже не знаю хорошие, или никакие, но работали.

Здесь же их никто не утешал. Несмотря на то, что почти все пассажиры были осмотрены врачами, ночью у нас умерли две пожилые женщины. Стресс, который они пережили, оказался для них смертельным.

Смотреть и слушать все это, было нелегко. Поэтому мы с Людой, поднялись одними из первых и заняли очередь к сотрудникам милиции, готовящимся к выдаче справок.

А вечером мы уже сидели в плацкартном вагоне поезда Батуми – Москва и возвращались домой. Два дополнительных вагона были под завязку забиты такими же бедолагами, как и мы. Учитывая, что железная дорога везла нас бесплатно, денег нам выдали в обрез, из расчета по два рубля пятьдесят копеек на день. Короче получили мы на двоих двадцать рублей, что вместе со щедрым подарком Василя Лазбы, вполне позволяло прожить в поезде двое суток до Москвы и еще сутки до Петрозаводска и даже скромно питаться в вагоне ресторане. Одеты мы были не то, что бы прилично, но не так, чтобы вслед нам поворачивались.

В Москве, прокомпостировать билеты удалось в два счета, длинная очередь в кассу безмолвно пропустила меня к окошку, стоило только сказать, что мы туристы с утонувшего теплохода Адмирал Нахимов.

Утром следующего дня наш поезд прибыл в Петрозаводск, Когда мы вышли на привокзальную площадь, после вчерашней московской суеты нам казалось, что вокруг царит почти деревенская тишина и покой.

Выстояв небольшую очередь, мы уселись в такси и отправились домой. Водитель оказался незнакомый и ни чем нас не спрашивал. Зато в общежитии спокойно пройти мимо вахтера не получилось. Нас моментально вычислили, и пришлось отвечать на кучу вопросов и выслушивать массу вопросов и соболезнований от соседей и знакомых.

– Наконец то мы дома! – воскликнул я, заходя в комнату.

Если уезжали мы чемоданом и приличной сумкой, то сейчас вернулись с пустыми руками, одетые в секондхэнд.

– Ну, что, для начала хоть чаю выпьем, – устало предложила Люда.

– Выпьем, – эхом отозвался я. – И не только чаю, но попозже.

После чего отправился на кухню за свежей водичкой.

День у нас выдался неожиданно хлопотливым. После чая с засохшими в хлебнице кексами, мы не стали отдыхать, а дружно направились по делам. Необходимо было восстанавливать паспорта. Мне очень повезло, что заграничный паспорт, как и комсомольский и профсоюзный билеты я с собой на юг не взял, поэтому уехать обратно в Финляндию по окончанию отпуска можно было без проблем.

Люду у вахтера уже ожидало извещение на перевод восьмидесяти рублей от тещи. Та очень быстро сориентировалась и понимала, в чем мы нуждается в первую очередь. Я же только злился и скрипел зубами, от невозможности, имея кучу денег, их легально потратить.

Поэтому начали мы с посещения почтового отделения, где получили деньги, присланные Галиной Михайловной. Затем была фотография, затем паспортный стол и вишенкой на торте наш визит к маман.

Там тоже были слезы, обнимашки. И периодически у мамы выскакивали словечки типа: – «А я ведь говорила, я предупреждала».

Все это говорилось, несмотря на то, что наших загорелых лицах следов пережитых страданий она не обнаружила.

Добрались мы до дома довольно поздно. А когда зашли в общежитие, то нам навстречу поднялся со стула мой папаша с большим пакетом в руках.

Так, что мои планы на вечер, посидеть вдвоем с Людой, и культурно распить бутылочку вина сразу рухнули.

С батей бутылочкой вина было общаться несерьезно.

Ушел он от нас ближе к двенадцати часам, оставив под часами пятьдесят рублей.

У меня в голове к этому времени была только одна мысль:

– Спать, спать, все остальное завтра.

Люда умаялась нисколько не меньше меня и разбирала кровать почти со спящими глазами.

Остаток отпуска прошел значительно спокойней, чем начало. Мы съездили в Вытегру к родителям жены. Погостили у них недельку и вернулись домой. Деньги из-под подоконника я достал, но опять же шиковать ими не получалось. Иначе у жены и родственников могли возникнуть неприятные вопросы.

Новые паспорта мы получили через неделю после приезда, при их получении, Люда первым делом удостоверилась, стоит в ее и моем паспорте печать загса о браке. Только убедившись в ее существовании, она отдала мне этот документ.

Мы, на удивление быстро пришли в себя после пережитых событий. И навязчивые просьбы рассказать, как все там было на самом деле, а не как пишут в газетах, воспринималось с раздражением.

Я же, несколько успокоившись, решил, что моя глупая надпись в душевой, к крушению теплохода не имеет никакого отношения. Ведь совершенно необязательно истории в этой жизни идти точно так же, как она шла в той.

Но единственным способом проверить это утверждение была необходимость обнародовать еще одно, или два выдающихся или трагических событий, случившееся за время моей первой жизни. А я их, во-первых ни хрена не помнил, а во-вторых было откровенно страшно, что предсказанное мной событие случится не через десять лет, а через несколько часов. Дать гарантии я ведь не могу. Короче, крушение Нахимова отбило у меня все желание предупреждать кого-либо о грядущих бедах, как бы не сделать еще хуже.

Последние дни перед возвращением в Финляндию мы провели с Людой на даче у знакомым. Кроме нас и кошки Маньки там никого не было, так, что отдохнули мы от души, хотя последние дни августа теплом не баловали. Север, что не говори.

Пользуясь тем, что Люда равнодушна к моей возне с машиной, я ликвидировал свою заначку в подвале, привез ее на дачу и аккуратно разместил все деньги под обшивкой салона. Главное надо было все сделать так, чтобы при взгляде на внутреннюю обшивку салона было ясно, что до нее не было никому дела с момента выезда машины с конвейера. А вот в запаску после известного сна убирать купюры мне расхотелось.

Как ни странно я был абсолютно спокоен, занимаясь этим делом. После прыжка в воду с тонущего теплохода мне казалось, что ничего хуже этого уже случится, не может.

Итак, попрощавшись с женой и родственниками, поздним утром второго сентября я подъехал к таможенному пункту в Торфяновке.

Конец первой книги