Дорогай
Дорогай
Валера резко сбросил газ и вжал педаль тормоза в полик. Новенький черный внедорожник клюнул носом, уклонился влево, черпанул колесами обочечного грунта и, дав передохнуть своим двухсот восьмидесяти «скакунам», остановился на краю дороги, идущей вдоль поля. Водитель высунулся из окна и окликнул медленно идущего по обочине старика:
- Эй, дедуля! Садись, подвезу!
Старик, полуобернувшись, глянул через плечо, и бодро засеменил к машине. Не по старчески ловко, он вскочил на подножку, зашвырнул котомку на заднее сиденье и немного поёрзав, устроился в кресле рядом с водителем. Шустро захлопнув дверь, он окинул беглым взглядом салон и сосредоточенно уставившись в лобовое, прошамкал, - поехали.
Буксанули колеса, оставив ссадину на кромке подразбитого полотна, и новенький покоритель дорог уверенно продолжил пожирать километры.
Валера бросил косой взгляд на своего попутчика. Совершенно обычный старикан: седые волосы, седая борода, кепка, стёганая фуфайка и обрезанные кирзачи с заправленными внутрь брюками.Внимание Валеры привлекли его взгляд и руки. Натруженные, раздавленные тяжёлой работой ладони; загорелые, обветренные с въевшейся в поры смазкой - такие бывают только у старых шоферов. А глаза… таких парень не видел никогда. Пронзительные, без намёка на старческую рассеянность. Взгляд одновременно добрый и гневный. Мудрый исловно вгрызающийся в само сознание.
- В город ? - первым начал разговор парень.
- В город, - поглаживая седую бороду, слегка ссутулившись и наклонившись вперёд, неспешно повторил его слова стрик.
- Эт мы за час с небольшим долетим. Тут километров двести, - лихо увернувшись от ямы, продолжил молодой человек.
- Долетим? – то ли зло, то ли раздражённо переспросил старик. И, резко обернувшись, сверкнул глазами, глядя в упор на Валеру. Но тот или не заметив, или решив не обращать внимания на едкий взгляд старикана, решительно отпарировал:
- А чего?! Аппарат нулёвый, мощи хватает, всё по последнему слову. Безопасность на высоте, подушек больше чем у меня в квартире, - с наслаждением и гордостью нахваливал своего железного красавца парень. - Я баранку не первый год кручу, намотал по нашей бескрайней. Заработал на нормальную тачку, отчего не покайфовать? Это пусть нищеброды на рыдванах плетутся. Дорога - она для смелых. Тем более эту я наизусть знаю. Все дедуля тип топ будет, так что не бойся. Видать никогда в таком и не ездил, а? - Валера смотрел на старика с нескрываемой гордостью и надменностью, надеясь услышать от него слова восхищения.
Но, вопреки всем его ожиданиям, тот ничего не ответил, достал из-за пазухи самокрутку и чиркнув спичкой, смачно затянулся. Клубы дыма обволокли седую голову и вместо ожидаемого терпкого и резкого аромата самосада, кабину наполнил совершенно невообразимый запах. В нём переплелись ароматы скошенной травы и запах горелой резины; резкие нотки бензина игарь перегретых тормозных накладок; спиртовой смрад стеклоомывателя и липкая сладость болотного гниения. Больше всего удивило Валеру то, что ему не хотелось закрыть нос и задержать дыхание. Наоборот, он несколько раз вдохнул дым. Тот оказался очень приятным. Невзирая на всю едкость запахов по отдельности, вместе они сливались в единую ароматную идиллию.
- Это запах дорог, сынок, - будто предугадав вопрос парня, тихо произнёс старик.
Он затянулся ещё раз и глядя в лобовое стекло, куда то сквозь серо - чёрное, сжираемое резиной покрышек полотно асфальта, продолжил совершенно другим голосом. Старческое шамканье вмиг сменилось уверенным баритоном:
- Они очень разные. Есть среди них чистые, не тронутые. Они питаются топотом копыт и нежным касанием лапок зверьков и птиц, млеют, от прикосновения босых ног бесшабашных сорванцов. Такие дороги самые добрые. Они никогда не причинят человеку зла. Окутанные с боков травами и молодой порослью, всегда найдут раскидистое дерево, чтобы в летний зной укрыть в его тени уставшего путника. Летом, они всегда покрыты слоем пушистой пыли, чтобы человеку было легко ступать, а зимой бережно устланы небольшим слоем снега, чтобы странник не поскользнулся на коварно прихваченной морозом луже. Они любят всех, потому что идущий продлевает их жизни, вытаптывая назойливые сорняки и разглаживая их измождённые непогодой лица. Они умеют ценить и благодарить за свои сохранённые жизни. Жизни маленьких дорог.
Валера кинул косой взгляд на старика и хотел было возразить, но встречная фура резким гудком вернула парня к реальности. Осознав, что выехал за сплошную, парень качнул баранкой и встал в свой ряд. Он даже не заметил, как давно проехал старую дорогу вдоль поля и вылетел на трассу.
А старик продолжал, словно не заметив, что произошло мгновенье назад. Голос его стал более уверенным, а слог витиеватым и надменным.
- Но тех, добрых дорог почти не осталось. Многие из них вкусили совершенно иное и жить без этого больше не могут. Им нужен человеческий пот. Солёный и горький. Одержимые желанием пить его снова и снова, они с неимоверной изощрённостью готовят ловушки: Низины с размытыми жирными колеями; оскалившиеся острыми клыками камней горные серпантины; крутые, покрытые мертвенно серымильдами повороты и склоны; непроходимые, истирающие всё в прах пески. Они с жадностью впитывают в себя топливо из искусно и коварно пробитых баков, жидкость из разодранных тормозных шлангов и ржавчину гниющих на обочинах запчастей. Они ловят тепло солнечных зайчиков, собирающихся в линзах разбитых фар, валяющихся как попало на их серовато-черных телах. Но самое большое удовольствие для таких дорог – человеческий пот. Тот самый, что течет по лбу попавшего в ловушку дальнобойщика, часами откручивающего на морозе прикипевшие гайки пробитых колес. Или несчастного экспедитора, в одиночку пытающегося вырвать свой буксующий грузовик из текучих лап глинистой жижи; доведенного до отчаяния под мелким, колючим, словно жала ядовитых насекомых, осенним дождём и всепроникающим и разрывающим остатки сознания ледяным ветром…
Старик сделал паузу. Машина неслась, пробивая вечернюю мглу, окутавшую трассу. Валера в упоении давил на газ, обгоняя попутчиков. То вырываясь навстречку, то, наоборот, съезжая на обочину, поднимая клубы придорожной пыли и высекая колёсами фонтаны гравия, раздражённо сигналя всем, плетущимся у него на пути.
Седовласый попутчик с презрением взглянул на парня и голосом, в котором смешалась вся боль и безнадёжность тысяч попавших в коварные лапы дорожных ловушек водителей всех времён, продолжил:
- Но самые страшные те, что вкусили солёный дурман человеческой крови, скользкую мякоть внутренностей и нежный, обволакивающий бархат размазанных мозгов. Эти дороги очень коварны. Словно легкодоступные женщины они раскрываются перед тобой во всей красе. Без стеснения, без капли таинственности, они пленят взор идеальностью форм, завораживают сознание иллюзией покорности и безусловного подчинения. Извиваются в причудливом танце, заставляя чувствовать, что ты кавалер и ты ведёшь. Поддаются почти не сопротивляясь, раскрашенные причудливыми полосами макияжа, усыпляют бдительность. И вот ты ощущаешь себя единственным хозяином. Набираешь скорость… Ещё!.. Ещё чуть-чуть!.. и твоё сознание полностью в её власти. Остаётся совсем немного. И вот она уже сожрала тебя. Уже впитывает свою добычу, хохочет дикими гудками залипших клаксонов, визжит истеричными сиренами, безумствуя в хаосе цветомузыки сигнальных маячков. Она в очередной раз утолила свой голод!
Валера улыбнулся, глядя на старика.
- Ты, отец, эти байки знатно травишь. Только не соглашусь я с тобой. Это в твои времена драндулеты еле тащились - самовары на колёсах. А у нас всё просто - возьми тачку нормальную, дави педальку и наслаждайся свободой. Ветер свистит, километры наматываются и ты правильно сказал: - ощущаешь себя её хозяином. Покорителем!
- Свободой, говоришь, наслаждаешься? – старик кинул на парня взгляд, полный тоски. - Посмотри в окно, что там? Ничего ты не увидишь! Размазано всё, размыто. Свободные не спешат, не летят. Свободные жизнь медленно пьют. Чтобы каждый глоток обсмаковать. Не пропустить даже малой его капли. Не услышал ты меня, сынок. А значит, поймает она тебя. Скоро поймает.
Педаль тормоза вжалась в пол, покрышки беспомощно распластались по асфальту, стараясь из последних сил остановить двухтонную махину.
-Сука-а-аа! У меня же главная!!! - заорал Валера.
- Главная? - откуда-то из клубов волшебного дыма, тихо, по-отечески нежно, спросил старик. - Главная, Валера, это та, которую сам протоптал. Дорога твоей жизни. А все остальные - они сами по себе, и ты на них просто гость.
* * *
В сестринскую вошла старшая медсестра и устало плюхнулась на диван.
- Как он, - спросила уборщица тётя Шура.
- Вроде стабильно, только бредит всё время. Деда какого-то зовёт, говорит с ним ехал. Но в машине он один был. Ещё что то про дороги, мол дед про них всё знает...
Тётя Шура пристально посмотрела на женщину, - про дороги, говоришь, знает? Значит будет жить.
- С чего вы взяли? – удивилась медсестра.
ДорогАя он встретил. Духа всех, пойманных дорогой, который только тем является, в ком человеческое осталось. Предупреждает сначала, втолковывает, и, если уж совсем никак, то отбирает такого глупца у дороги и последний шанс даёт. Раз парнишка его помнит, значит понял, значит и жить будет.
* * *
Красная спортяга закружила на обочине маленький пыльный вихрь. В открытое окно высунул голову парень в солнцезащитных очках и бейсболке.
- Эй, дед! Тебя подбросить?! - перекрикивая сабвуфер и прямоток прокричал юноша.
Старик, полуобернувшись глянул через плечо, и бодро засеменил к машине…
Валера резко сбросил газ и вжал педаль тормоза в полик. Новенький черный внедорожник клюнул носом, уклонился влево, черпанул колесами обочечного грунта и, дав передохнуть своим двухсот восьмидесяти «скакунам», остановился на краю дороги, идущей вдоль поля. Водитель высунулся из окна и окликнул медленно идущего по обочине старика:
- Эй, дедуля! Садись, подвезу!
Старик, полуобернувшись, глянул через плечо, и бодро засеменил к машине. Не по старчески ловко, он вскочил на подножку, зашвырнул котомку на заднее сиденье и немного поёрзав, устроился в кресле рядом с водителем. Шустро захлопнув дверь, он окинул беглым взглядом салон и сосредоточенно уставившись в лобовое, прошамкал, - поехали.
Буксанули колеса, оставив ссадину на кромке подразбитого полотна, и новенький покоритель дорог уверенно продолжил пожирать километры.
Валера бросил косой взгляд на своего попутчика. Совершенно обычный старикан: седые волосы, седая борода, кепка, стёганая фуфайка и обрезанные кирзачи с заправленными внутрь брюками.Внимание Валеры привлекли его взгляд и руки. Натруженные, раздавленные тяжёлой работой ладони; загорелые, обветренные с въевшейся в поры смазкой - такие бывают только у старых шоферов. А глаза… таких парень не видел никогда. Пронзительные, без намёка на старческую рассеянность. Взгляд одновременно добрый и гневный. Мудрый исловно вгрызающийся в само сознание.
- В город ? - первым начал разговор парень.
- В город, - поглаживая седую бороду, слегка ссутулившись и наклонившись вперёд, неспешно повторил его слова стрик.
- Эт мы за час с небольшим долетим. Тут километров двести, - лихо увернувшись от ямы, продолжил молодой человек.
- Долетим? – то ли зло, то ли раздражённо переспросил старик. И, резко обернувшись, сверкнул глазами, глядя в упор на Валеру. Но тот или не заметив, или решив не обращать внимания на едкий взгляд старикана, решительно отпарировал:
- А чего?! Аппарат нулёвый, мощи хватает, всё по последнему слову. Безопасность на высоте, подушек больше чем у меня в квартире, - с наслаждением и гордостью нахваливал своего железного красавца парень. - Я баранку не первый год кручу, намотал по нашей бескрайней. Заработал на нормальную тачку, отчего не покайфовать? Это пусть нищеброды на рыдванах плетутся. Дорога - она для смелых. Тем более эту я наизусть знаю. Все дедуля тип топ будет, так что не бойся. Видать никогда в таком и не ездил, а? - Валера смотрел на старика с нескрываемой гордостью и надменностью, надеясь услышать от него слова восхищения.
Но, вопреки всем его ожиданиям, тот ничего не ответил, достал из-за пазухи самокрутку и чиркнув спичкой, смачно затянулся. Клубы дыма обволокли седую голову и вместо ожидаемого терпкого и резкого аромата самосада, кабину наполнил совершенно невообразимый запах. В нём переплелись ароматы скошенной травы и запах горелой резины; резкие нотки бензина игарь перегретых тормозных накладок; спиртовой смрад стеклоомывателя и липкая сладость болотного гниения. Больше всего удивило Валеру то, что ему не хотелось закрыть нос и задержать дыхание. Наоборот, он несколько раз вдохнул дым. Тот оказался очень приятным. Невзирая на всю едкость запахов по отдельности, вместе они сливались в единую ароматную идиллию.
- Это запах дорог, сынок, - будто предугадав вопрос парня, тихо произнёс старик.
Он затянулся ещё раз и глядя в лобовое стекло, куда то сквозь серо - чёрное, сжираемое резиной покрышек полотно асфальта, продолжил совершенно другим голосом. Старческое шамканье вмиг сменилось уверенным баритоном:
- Они очень разные. Есть среди них чистые, не тронутые. Они питаются топотом копыт и нежным касанием лапок зверьков и птиц, млеют, от прикосновения босых ног бесшабашных сорванцов. Такие дороги самые добрые. Они никогда не причинят человеку зла. Окутанные с боков травами и молодой порослью, всегда найдут раскидистое дерево, чтобы в летний зной укрыть в его тени уставшего путника. Летом, они всегда покрыты слоем пушистой пыли, чтобы человеку было легко ступать, а зимой бережно устланы небольшим слоем снега, чтобы странник не поскользнулся на коварно прихваченной морозом луже. Они любят всех, потому что идущий продлевает их жизни, вытаптывая назойливые сорняки и разглаживая их измождённые непогодой лица. Они умеют ценить и благодарить за свои сохранённые жизни. Жизни маленьких дорог.
Валера кинул косой взгляд на старика и хотел было возразить, но встречная фура резким гудком вернула парня к реальности. Осознав, что выехал за сплошную, парень качнул баранкой и встал в свой ряд. Он даже не заметил, как давно проехал старую дорогу вдоль поля и вылетел на трассу.
А старик продолжал, словно не заметив, что произошло мгновенье назад. Голос его стал более уверенным, а слог витиеватым и надменным.
- Но тех, добрых дорог почти не осталось. Многие из них вкусили совершенно иное и жить без этого больше не могут. Им нужен человеческий пот. Солёный и горький. Одержимые желанием пить его снова и снова, они с неимоверной изощрённостью готовят ловушки: Низины с размытыми жирными колеями; оскалившиеся острыми клыками камней горные серпантины; крутые, покрытые мертвенно серымильдами повороты и склоны; непроходимые, истирающие всё в прах пески. Они с жадностью впитывают в себя топливо из искусно и коварно пробитых баков, жидкость из разодранных тормозных шлангов и ржавчину гниющих на обочинах запчастей. Они ловят тепло солнечных зайчиков, собирающихся в линзах разбитых фар, валяющихся как попало на их серовато-черных телах. Но самое большое удовольствие для таких дорог – человеческий пот. Тот самый, что течет по лбу попавшего в ловушку дальнобойщика, часами откручивающего на морозе прикипевшие гайки пробитых колес. Или несчастного экспедитора, в одиночку пытающегося вырвать свой буксующий грузовик из текучих лап глинистой жижи; доведенного до отчаяния под мелким, колючим, словно жала ядовитых насекомых, осенним дождём и всепроникающим и разрывающим остатки сознания ледяным ветром…
Старик сделал паузу. Машина неслась, пробивая вечернюю мглу, окутавшую трассу. Валера в упоении давил на газ, обгоняя попутчиков. То вырываясь навстречку, то, наоборот, съезжая на обочину, поднимая клубы придорожной пыли и высекая колёсами фонтаны гравия, раздражённо сигналя всем, плетущимся у него на пути.
Седовласый попутчик с презрением взглянул на парня и голосом, в котором смешалась вся боль и безнадёжность тысяч попавших в коварные лапы дорожных ловушек водителей всех времён, продолжил:
- Но самые страшные те, что вкусили солёный дурман человеческой крови, скользкую мякоть внутренностей и нежный, обволакивающий бархат размазанных мозгов. Эти дороги очень коварны. Словно легкодоступные женщины они раскрываются перед тобой во всей красе. Без стеснения, без капли таинственности, они пленят взор идеальностью форм, завораживают сознание иллюзией покорности и безусловного подчинения. Извиваются в причудливом танце, заставляя чувствовать, что ты кавалер и ты ведёшь. Поддаются почти не сопротивляясь, раскрашенные причудливыми полосами макияжа, усыпляют бдительность. И вот ты ощущаешь себя единственным хозяином. Набираешь скорость… Ещё!.. Ещё чуть-чуть!.. и твоё сознание полностью в её власти. Остаётся совсем немного. И вот она уже сожрала тебя. Уже впитывает свою добычу, хохочет дикими гудками залипших клаксонов, визжит истеричными сиренами, безумствуя в хаосе цветомузыки сигнальных маячков. Она в очередной раз утолила свой голод!
Валера улыбнулся, глядя на старика.
- Ты, отец, эти байки знатно травишь. Только не соглашусь я с тобой. Это в твои времена драндулеты еле тащились - самовары на колёсах. А у нас всё просто - возьми тачку нормальную, дави педальку и наслаждайся свободой. Ветер свистит, километры наматываются и ты правильно сказал: - ощущаешь себя её хозяином. Покорителем!
- Свободой, говоришь, наслаждаешься? – старик кинул на парня взгляд, полный тоски. - Посмотри в окно, что там? Ничего ты не увидишь! Размазано всё, размыто. Свободные не спешат, не летят. Свободные жизнь медленно пьют. Чтобы каждый глоток обсмаковать. Не пропустить даже малой его капли. Не услышал ты меня, сынок. А значит, поймает она тебя. Скоро поймает.
Педаль тормоза вжалась в пол, покрышки беспомощно распластались по асфальту, стараясь из последних сил остановить двухтонную махину.
-Сука-а-аа! У меня же главная!!! - заорал Валера.
- Главная? - откуда-то из клубов волшебного дыма, тихо, по-отечески нежно, спросил старик. - Главная, Валера, это та, которую сам протоптал. Дорога твоей жизни. А все остальные - они сами по себе, и ты на них просто гость.
* * *
В сестринскую вошла старшая медсестра и устало плюхнулась на диван.
- Как он, - спросила уборщица тётя Шура.
- Вроде стабильно, только бредит всё время. Деда какого-то зовёт, говорит с ним ехал. Но в машине он один был. Ещё что то про дороги, мол дед про них всё знает...
Тётя Шура пристально посмотрела на женщину, - про дороги, говоришь, знает? Значит будет жить.
- С чего вы взяли? – удивилась медсестра.
ДорогАя он встретил. Духа всех, пойманных дорогой, который только тем является, в ком человеческое осталось. Предупреждает сначала, втолковывает, и, если уж совсем никак, то отбирает такого глупца у дороги и последний шанс даёт. Раз парнишка его помнит, значит понял, значит и жить будет.
* * *
Красная спортяга закружила на обочине маленький пыльный вихрь. В открытое окно высунул голову парень в солнцезащитных очках и бейсболке.
- Эй, дед! Тебя подбросить?! - перекрикивая сабвуфер и прямоток прокричал юноша.
Старик, полуобернувшись глянул через плечо, и бодро засеменил к машине…
Популярное
