Сказка осени
Сказка осени
Страх — это просто. Любая тварь живет страхом. Он не приходит, не уходит, он просто держит нашу жизнь, что бы та не упала у подъезда под лавочку. А на лавочке мокрый снег и мятый плакат какого-то кандидата в какую-то хуйню. И подъезд закрыт и все подъезды закрыты как гробницы с дрожащими душами.
Только я вот такой умный и похмельный стою тут разглядывая пургу в упор и насквозь. Время словно мокрый кот убегает от меня по газонам и палисадникам. Но это другое время, в котором еще не было домофонов.
А тут все проще и веселей. У меня остались деньги на несколько глотков дождя, но нет сил дойти до магазина. Вернее не так, силы есть, но страх не дает делать шаги навстречу. Там где продают водку еще никого нет. Время такое. Время всегда виновато в том, что мы ходим не в ту сторону.
Но я пошел. Пошел назло тому депутату с плаката и мерзко пахнущей осени. Дорога моя виляет бедрами и манит целью. Я вижу желтое такси с вампиром за рулем и понимаю почему они живут вечно. У них всегда есть кровь и гроб для упокоения, как у тех сонных ублюдков в той чертовой многоэтажке с домофоном.
Такси проносится в облаке грязи и я плюю ему на хвост. Людей на улице нет, рождения дня нет, водки нет. А что есть? Я есть и всякое другое непотребное как пенсионный фонд.
Вы думаете я жалуюсь? Ни хуя я не жалуюсь, граждане, не на что мне жаловаться и не на кого. Просто дорога моя не смешна, но жизнью зовется.
И тут появилась она. Внезапно, как асфальт перед лицом после «Ореховой ветви». В куртке белой, сапожках белых и с лицом белым как тальк. Красивая женщина, похмельна тоже словно Родина моя. И вышла она откуда-то из пурги прямиком ко мне.
- Привет Оля — говорю я тихо и не добро.
- А не важно, есть чо? - спрашивает она.
- Нет, но должно бы быть.
- Тогда пойдем, а то тут страшно...
- Это осень
- Насрать...
Она взяла меня под руку и мы двинулись прямиком в ад, ибо рай — это для всяких там.
Когда-то я засыпал в подъездах с раскрытым зонтиком, а просыпался с идеями и верой в рубль с Лениным. Сейчас я не сплю, потому что социализм ушел как тот мокрый кот и оставил нас голыми на одной остановке к которой не подойдет автобус.
Моя Оля (или как там ее) дрожит от холода и омерзения, даже не зная что в пионерском лагере я не жрал пшенную кашу.
Мы идем как ангелы промеж звезд и терний, а мысли наши просты как колокол и пусты как улица Механизаторов. Я понимаю, что ждать у магазина мы не будем, потому, что там жизни то и кончаются. Мы будем ждать на остановке, на почти сухой лавочке, рядом с урной в которой покоится прах вечного праздника.
Там на остановке мы все таки дождались вампира с бутылкой «Беленькой» за 300 рублей.
- Пей женщина и не думай, что мир гавно — говорю я голосом Путина.
Оля выпила легко и понятно. Она улыбнулась и пургу сменил густой туман.
Я пил тяжело и опасно. Радоваться чему то или грустить было бы глупо. Мы пьем не для себя а для тех кто нас ненавидит. Для врагов мы пьем и отпустило чтоб. Отпустило.
- Пошли в тумане купаться — предложил я.
- Не, там убить могут — вздрогнула Оля.
- Это в кино могут, а тут никого нет кроме нас...
- Есть, но если хочешь пошли, только отвернись я поссу тут...
В тумане можно бродить долго, пока не вспомнишь о родных и близких. Но сегодня я забыл даже о них, о кредитах забыл и о войне в Сирии. Оля говорила о каком-то Паше и его детях.
А город просыпался без нашего согласия, шумно хлопая железными дверями. Ранние автомобили противно зашуршали по мокрому асфальту и туман поплыл в сторону службы судебных приставов.
И что дальше — спросите вы - куда пойдете вы дураки с такими рожами?
А пойдем мы, граждане, туда куда ходят все порядочные люди. В парк пойдем, под грибок с желтыми утками. Но уже после магазина. После крабовых палочек и баночного пива в пакете. Там мы трезвеем и я знаю что мою попутчицу зовут именно Оля. И встретил я ее в интернете...
Да в какой-то мутной соцсети мы болтали всю ночь, о том что жизнь прекрасна, лучше «Туарега» только «Нива», а еще сегодня понедельник, но мы свободны как труд по конституции. Свободны для того что бы выпить пива под грибком без последствий и обещаний умереть в один день.
И мы пьем как люди чистые и не влюбленные. Весело пьем не назло и не ради. Бургеры из «Аппетита» и прочие условия. Мы улыбаемся друг другу словно Европа и Азия, а в смартфоне поет Джо Коккер.
Вот откуда произошла вселенная. Мироздание родилось тут под грибком и взорвалось, а веселый финн по фамилии Торвальдс написал свой 0,01-й UNIX.
А потом мы выкинули пакет в урну на остановке и поехали в торговый центр. Сегодня все гуляют в торговых центрах, потому что там можно вертеть головами и смеяться. Вокруг все продают, все покупают. Это мир пытается удержать нас от войны и насмешек Бога. Но не нужен Бог, не нужен космос, мы стоим у кассы.
И снова с пакетом полным чудес и сказок мы отправляемся в путь, И путь этот светел как стакан с гранями. Солнце заглядывает сюда сквозь рваные облака, люди бегут по асфальту как страусы, а на куполе собора, на кресте сидит ворона. Пусть себе сидит глупая птица. Нам сидеть некогда, мы перешагнули через веру и летим в музей с картинами местных художников.
Да, там можно выпить с людьми продавшими душу искусству. Они умеют пить не хуже Ельцина, даже наоборот умеют.
- А, ты снова в запое? — встречают нас художники.
- Да друзья мои, вот Оля знает — отвечаю я.
- Ну тогда наливай
- Оля пакет...
Мы ходим по залу и смотрим картины. Там как обычно вывернутые наизнанку нервы и потаенные, глупые страхи. Но Оля смотрит на всю эту дрянь глазами лемура похоже сопереживая холстам и краскам.
Художники в растерянности быстро выпили всю водку и сожрали последний апельсин. Мне стало обидно.
- Хуле вы так себя ведете? - спросил я творцов.
- Не волнуйся друг, мы купим еще — ответили они.
Оля осталась одна с картинами к лицу.
- Надо ехать на хату, тут плохо — говорю я.
- Едем на хату..
Вы знаете, что значит ехать на хату? Наверняка знаете. А если не знаете, то я расскажу.
Есть места где человека могут убить или ограбить. Есть дома где человеку могут наврать с три короба. Есть еще телевизор в котором возможно все.
Но есть квартиры, в которых можно играть на гитаре и бухать коллективом как на Первое мая. Там всегда есть полупустой холодильник и расколотый унитаз. А что еще надо русскому патриоту?
Мы собрались у портретиста Чижикова, потому что жена его обладала уникальными способностями притягивать ложки и вилки к вываленным наружу грудям с родинками. Остальные люди творчества просто говорили много и пили художественно.
Я пел о конях и любви. Оля ела мороженное. Чижиков уронил блюдо с селедками и забыл о том. А за окном уже темнеть стало и чьи-то рожи заглядывали в комнату.
- На земле нет места унынию и скуке! — кричал кто-то из кухни.
- Вчера в «Новостях» умер старый чёрт— прошептали слева от дивана.
И тогда я увидел глаза Оли. Вернее не так, глаза Оли увидели меня и это им не понравилось.
- Пойдем отсюда - попросила она.
Мы ушли оставив за собой что-то ненужное и яркое. Вечер стал черно-белым. Больше даже черным чем белым. И мы шли неуверенно и долго. Куда мы шли, зачем? Не важно.
Началась пурга и во дворах люди выбрасывали пакеты с мусором. По району промчалась «Скорая» с заупокойным воем. Окна многоэтажек светились как лампадки, а мы все шли в урбанистическую мглу. Мир опустел. Оля спотыкалась как раненная антилопа.
- Тебе пора домой — наконец-то сказал я.
- А где мы?
- Там где убивают, помнишь?
- Нет, а зачем?
- Это осень...
Мы еще долго шли дворами, пока не увидели фонари на проспекте Победы. Там еще кто-то жил в автомобилях и пурга казалась сказочной.
- Видишь свет, там все правильно, а тут нет! - воскликнул я и закрыл глаза.
Открывал я их долго и зря. Рядом со мной никого не было. Только мокрый снег лез за шиворот и слева в палисаднике качались какие-то драные ветки.
Я побежал в разные стороны, звал Олю и падал в лужи. В одной из луж я и увидел страх. Он был цветным. Единственное цветное что-то в этом черно-белом мире. И еще лавочка у подъезда на которой валялся мятый плакат какого-то кандидата в какую-то хуйню.
Закрытые подъезды, закрытая жизнь и снег в глазах. А я такой умный и похмельный стою тут вспоминая дорогу к дому. Нет, даже не к дому, а к свету что согреет может или ослепит навсегда.
И я пошел. Пошел чтобы встретить кого-то или убить. Пока не убили меня или не встретили. Время такое. Я такой. Домофоны такие. Дороги. Такси.
И она вышла откуда-то из пурги прямиком ко мне. В куртке белой, сапожках белых и с лицом белым как тальк...
Страх — это просто. Любая тварь живет страхом. Он не приходит, не уходит, он просто держит нашу жизнь, что бы та не упала у подъезда под лавочку. А на лавочке мокрый снег и мятый плакат какого-то кандидата в какую-то хуйню. И подъезд закрыт и все подъезды закрыты как гробницы с дрожащими душами.
Только я вот такой умный и похмельный стою тут разглядывая пургу в упор и насквозь. Время словно мокрый кот убегает от меня по газонам и палисадникам. Но это другое время, в котором еще не было домофонов.
А тут все проще и веселей. У меня остались деньги на несколько глотков дождя, но нет сил дойти до магазина. Вернее не так, силы есть, но страх не дает делать шаги навстречу. Там где продают водку еще никого нет. Время такое. Время всегда виновато в том, что мы ходим не в ту сторону.
Но я пошел. Пошел назло тому депутату с плаката и мерзко пахнущей осени. Дорога моя виляет бедрами и манит целью. Я вижу желтое такси с вампиром за рулем и понимаю почему они живут вечно. У них всегда есть кровь и гроб для упокоения, как у тех сонных ублюдков в той чертовой многоэтажке с домофоном.
Такси проносится в облаке грязи и я плюю ему на хвост. Людей на улице нет, рождения дня нет, водки нет. А что есть? Я есть и всякое другое непотребное как пенсионный фонд.
Вы думаете я жалуюсь? Ни хуя я не жалуюсь, граждане, не на что мне жаловаться и не на кого. Просто дорога моя не смешна, но жизнью зовется.
И тут появилась она. Внезапно, как асфальт перед лицом после «Ореховой ветви». В куртке белой, сапожках белых и с лицом белым как тальк. Красивая женщина, похмельна тоже словно Родина моя. И вышла она откуда-то из пурги прямиком ко мне.
- Привет Оля — говорю я тихо и не добро.
- А не важно, есть чо? - спрашивает она.
- Нет, но должно бы быть.
- Тогда пойдем, а то тут страшно...
- Это осень
- Насрать...
Она взяла меня под руку и мы двинулись прямиком в ад, ибо рай — это для всяких там.
Когда-то я засыпал в подъездах с раскрытым зонтиком, а просыпался с идеями и верой в рубль с Лениным. Сейчас я не сплю, потому что социализм ушел как тот мокрый кот и оставил нас голыми на одной остановке к которой не подойдет автобус.
Моя Оля (или как там ее) дрожит от холода и омерзения, даже не зная что в пионерском лагере я не жрал пшенную кашу.
Мы идем как ангелы промеж звезд и терний, а мысли наши просты как колокол и пусты как улица Механизаторов. Я понимаю, что ждать у магазина мы не будем, потому, что там жизни то и кончаются. Мы будем ждать на остановке, на почти сухой лавочке, рядом с урной в которой покоится прах вечного праздника.
Там на остановке мы все таки дождались вампира с бутылкой «Беленькой» за 300 рублей.
- Пей женщина и не думай, что мир гавно — говорю я голосом Путина.
Оля выпила легко и понятно. Она улыбнулась и пургу сменил густой туман.
Я пил тяжело и опасно. Радоваться чему то или грустить было бы глупо. Мы пьем не для себя а для тех кто нас ненавидит. Для врагов мы пьем и отпустило чтоб. Отпустило.
- Пошли в тумане купаться — предложил я.
- Не, там убить могут — вздрогнула Оля.
- Это в кино могут, а тут никого нет кроме нас...
- Есть, но если хочешь пошли, только отвернись я поссу тут...
В тумане можно бродить долго, пока не вспомнишь о родных и близких. Но сегодня я забыл даже о них, о кредитах забыл и о войне в Сирии. Оля говорила о каком-то Паше и его детях.
А город просыпался без нашего согласия, шумно хлопая железными дверями. Ранние автомобили противно зашуршали по мокрому асфальту и туман поплыл в сторону службы судебных приставов.
И что дальше — спросите вы - куда пойдете вы дураки с такими рожами?
А пойдем мы, граждане, туда куда ходят все порядочные люди. В парк пойдем, под грибок с желтыми утками. Но уже после магазина. После крабовых палочек и баночного пива в пакете. Там мы трезвеем и я знаю что мою попутчицу зовут именно Оля. И встретил я ее в интернете...
Да в какой-то мутной соцсети мы болтали всю ночь, о том что жизнь прекрасна, лучше «Туарега» только «Нива», а еще сегодня понедельник, но мы свободны как труд по конституции. Свободны для того что бы выпить пива под грибком без последствий и обещаний умереть в один день.
И мы пьем как люди чистые и не влюбленные. Весело пьем не назло и не ради. Бургеры из «Аппетита» и прочие условия. Мы улыбаемся друг другу словно Европа и Азия, а в смартфоне поет Джо Коккер.
Вот откуда произошла вселенная. Мироздание родилось тут под грибком и взорвалось, а веселый финн по фамилии Торвальдс написал свой 0,01-й UNIX.
А потом мы выкинули пакет в урну на остановке и поехали в торговый центр. Сегодня все гуляют в торговых центрах, потому что там можно вертеть головами и смеяться. Вокруг все продают, все покупают. Это мир пытается удержать нас от войны и насмешек Бога. Но не нужен Бог, не нужен космос, мы стоим у кассы.
И снова с пакетом полным чудес и сказок мы отправляемся в путь, И путь этот светел как стакан с гранями. Солнце заглядывает сюда сквозь рваные облака, люди бегут по асфальту как страусы, а на куполе собора, на кресте сидит ворона. Пусть себе сидит глупая птица. Нам сидеть некогда, мы перешагнули через веру и летим в музей с картинами местных художников.
Да, там можно выпить с людьми продавшими душу искусству. Они умеют пить не хуже Ельцина, даже наоборот умеют.
- А, ты снова в запое? — встречают нас художники.
- Да друзья мои, вот Оля знает — отвечаю я.
- Ну тогда наливай
- Оля пакет...
Мы ходим по залу и смотрим картины. Там как обычно вывернутые наизнанку нервы и потаенные, глупые страхи. Но Оля смотрит на всю эту дрянь глазами лемура похоже сопереживая холстам и краскам.
Художники в растерянности быстро выпили всю водку и сожрали последний апельсин. Мне стало обидно.
- Хуле вы так себя ведете? - спросил я творцов.
- Не волнуйся друг, мы купим еще — ответили они.
Оля осталась одна с картинами к лицу.
- Надо ехать на хату, тут плохо — говорю я.
- Едем на хату..
Вы знаете, что значит ехать на хату? Наверняка знаете. А если не знаете, то я расскажу.
Есть места где человека могут убить или ограбить. Есть дома где человеку могут наврать с три короба. Есть еще телевизор в котором возможно все.
Но есть квартиры, в которых можно играть на гитаре и бухать коллективом как на Первое мая. Там всегда есть полупустой холодильник и расколотый унитаз. А что еще надо русскому патриоту?
Мы собрались у портретиста Чижикова, потому что жена его обладала уникальными способностями притягивать ложки и вилки к вываленным наружу грудям с родинками. Остальные люди творчества просто говорили много и пили художественно.
Я пел о конях и любви. Оля ела мороженное. Чижиков уронил блюдо с селедками и забыл о том. А за окном уже темнеть стало и чьи-то рожи заглядывали в комнату.
- На земле нет места унынию и скуке! — кричал кто-то из кухни.
- Вчера в «Новостях» умер старый чёрт— прошептали слева от дивана.
И тогда я увидел глаза Оли. Вернее не так, глаза Оли увидели меня и это им не понравилось.
- Пойдем отсюда - попросила она.
Мы ушли оставив за собой что-то ненужное и яркое. Вечер стал черно-белым. Больше даже черным чем белым. И мы шли неуверенно и долго. Куда мы шли, зачем? Не важно.
Началась пурга и во дворах люди выбрасывали пакеты с мусором. По району промчалась «Скорая» с заупокойным воем. Окна многоэтажек светились как лампадки, а мы все шли в урбанистическую мглу. Мир опустел. Оля спотыкалась как раненная антилопа.
- Тебе пора домой — наконец-то сказал я.
- А где мы?
- Там где убивают, помнишь?
- Нет, а зачем?
- Это осень...
Мы еще долго шли дворами, пока не увидели фонари на проспекте Победы. Там еще кто-то жил в автомобилях и пурга казалась сказочной.
- Видишь свет, там все правильно, а тут нет! - воскликнул я и закрыл глаза.
Открывал я их долго и зря. Рядом со мной никого не было. Только мокрый снег лез за шиворот и слева в палисаднике качались какие-то драные ветки.
Я побежал в разные стороны, звал Олю и падал в лужи. В одной из луж я и увидел страх. Он был цветным. Единственное цветное что-то в этом черно-белом мире. И еще лавочка у подъезда на которой валялся мятый плакат какого-то кандидата в какую-то хуйню.
Закрытые подъезды, закрытая жизнь и снег в глазах. А я такой умный и похмельный стою тут вспоминая дорогу к дому. Нет, даже не к дому, а к свету что согреет может или ослепит навсегда.
И я пошел. Пошел чтобы встретить кого-то или убить. Пока не убили меня или не встретили. Время такое. Я такой. Домофоны такие. Дороги. Такси.
И она вышла откуда-то из пурги прямиком ко мне. В куртке белой, сапожках белых и с лицом белым как тальк...
Популярное
