Либромант #2 - ПРИКЛЮЧЕНИЯ ЛИБРОМАНТА 2

Глава 1

Едва ли я ошибусь, если скажу, что здания аэровокзалов областных центров страны практически не отличаются друг от друга. Во всяком случае, у меня создалось впечатление, что Воронежский и Чебоксарский аэропорты братья-близнецы.
Почти час сижу в кафе, что находится на втором этаже аэровокзала, запиваю компотом из сухофруктов несвежие коржики и рассматриваю через окно самолёты, которые ровной линией выстроились на стоянке перед зданием аэропорта.
Недалеко от меня заправляют топливом винтовой АН-24, а вот тягач зацепил ТУ-134 и покатил его на взлётную полосу. А справа по полю организованной толпой идут прилетевшие пассажиры, держа в руках свои сумкии чемоданы, и тут же им навстречу движется компания улетающих, почти с такой же поклажей.
Автобусы для пассажиров? Доставка багажа на борт самолёта из здания аэропорта? Не, не слышали о таком. Может Вам ещё такси к трапу подать? Чай, не буржуи, пешком дойдёте, да и шмотки свои сами донесёте. Как говорится, своя ноша не тянет.
Очень даже удобное место для наблюдения я себе подобрал. Во-первых, в кафе не так жарко, несмотря на стоящий которую неделю зной. Во-вторых, прекрасно видно всё происходящее на лётном поле. Ну и самое главное — разборчиво слышны объявления, разносящиеся по всему зданию из хриплых громкоговорителей.
«Закончилась регистрация пассажиров, вылетающих рейсом семьдесят шесть двадцать восемь, следующего по маршруту Воронеж — Кишинёв…» — проскрипел в динамиках женский голос. Именно это объявление я ждал, а значит, настало время и мне появиться на сцене.
К счастью никто, кроме Гоши не знает, зачем я отправился в Москву через Воронеж. И уж тем более никому невдомёк, что целью моего визита в аэропорт столицы Черноземья являются достаточно злобные действия, впрочем, направленные на добрые цели.
Опустив руку в наплечную сумку, нащупал пульт управления системой искусственного тумана, которую достал из книги с подачи Домового. Решил у меня миньон на днях, что туманом можно наш огород орошать. Ну, я и достал из фантастической книги четыре сферы, которые создают на определённой площади клубящуюся хмарь.
Надавив на кнопку «Пуск», я активировал работу прибора, и бетон на стоянке самолётов тут же заволокло дымкой высотой в тридцать сантиметров. Выждав несколько секунд, я нажал на следующую клавишу, и туман вырос вдвое, начав клубиться под порывами лёгкого ветерка.
Интересно было наблюдать за мимикой изумлённых пассажиров и работников аэропорта, когда они смотрели себе под ноги и не знали, куда сделать следующий шаг — благодаря очкам с восьмикратным увеличением я даже смог прочитать по губам, как некоторые из них матерятся. Самые догадливые сообразили, что нужно идти в сторону здания аэровокзала. Молодцы. Правильно поняли — через минуту я ещё раз нажму на кнопку, и туман станет высотой почти в метр. Вот и водитель тягача, буксирующего самолёт на взлётно-посадочную полосу, остановил машину. Подожди, родной, я сейчас ещё тумана прибавлю, и ты не то что дороги не различишь, а и капот своего «Урала» не увидишь из кабины. Мной за городом лично проверено — находясь внутри дымки на расстоянии пары метров уже толком не видно даже включенных фар машины.
Кто-то спросит: «Что за диверсию я сейчас устроил на аэродроме? А как же самолёты, которые уже идут на посадку? А самое главное — зачем я это затеял?»
Отвечу. Пользуясь мантией-невидимкой, я заранее по углам стоянки для самолётов разложил четыре шара, которые создают густой туман. Таким образом, взлётно-посадочная полоса спокойно может принимать приземляющиеся борта, а вот покинуть воздушную гавань ближайшие двадцать минут не сможет ни один самолёт. Вообще-то, изначально я планировал укрыть маревом весь аэропорт, но немного подумав, решил, что для моей задумки хватит и блокирования стоянки.
Нужно мне это для того, чтобы готовящийся к вылету самолёт, следующий маршрутом Челябинск — Воронеж — Кишинёв, задержался в аэропорту на несколько минут. Иначе в тринадцать тридцать пять по московскому времени в районе Днепродзержинска на высоте более восьми километров по ошибке Харьковских авиадиспетчеров столкнутся два самолёта, и произойдёт одна из крупнейших авиакатастроф страны, унеся жизни ста семидесяти восьми человек, среди которых тридцать шесть детей и члены футбольной команды «Пахтакор».
Да, я говорил будущему отцу, что не собираюсь что-то менять в истории, дабы не нарушить её ход, но сейчас тот случай, мимо которого я не могу пройти. К тому же, я не думаю, что несостоявшаяся авиакатастрофа что-то глобально изменит в этом мире. Ну, останутся в живых футболисты на радость их семьям и фанатам. Может даже выиграют какой-нибудь кубок (или за что они там борются на Чемпионате страны). И как это повлияет на судьбу страны? Я же не смерть Генсеков отменяю, а всего лишь хочу спасти обычных людей.
«Внимание, в связи с погодными условиями задерживаются рейсы…» — прохрипели на всё здание громкоговорители.
Пора и мне завязывать с фокусами, облачаться в мантию-невидимку, и топать на стоянку собирать разложенные шары. Насколько мне известно, матч между минским «Динамо» и ташкентским «Пахтакором» должен состояться завтра. В Москве и узнаю результат матча, хоть мне и глубоко фиолетово с каким счётом сыграют эти команды. Не такой уж я любитель футбола.
* * *
— Говоришь, тебе посулили должность музыкального руководителя театра кукол? — едва сдерживая смех, генерал бросил быстрый взгляд на свою спутницу.
Блондинка, напялив наушники от плеера, что-то тихо мурлыкала, изучая партитуру, которую я, как и обещал, привёз на встречу в кафе, что недалеко от «Мосфильма».
Хм, интересно, где она взяла «Walkman», если продажи своего плеера «Sony» начала чуть больше месяца назад, да и то только на территории Японии? Хотя, чему я удивляюсь. Это же Москва. Здесь при желании и танк в разобранном виде можно купить.
Договариваясь о рандеву, я, конечно же, не ожидал, что Лина явится в сопровождении Андрияна Григорьевича, но может это даже и к лучшему. Обещанные в телефонном разговоре ноты и записи, включая минусовки, вручены, а о чём ещё общаться со скрипачкой я не знаю.
Надо сказать, что музыки для Лины я привёз немало. Вопрос решил просто, прописав партию скрипки в некоторых своих композициях из прошлой жизни. Честно говоря, даже не ожидал, что скрипка заставит мои старые треки зазвучать по-новому. Так что, если посчитать музыку, отданную мной сегодня скрипачке и добавить два трека, которые уже крутятся по радио, то в сумме вполне набирается на полновесный диск-гигант, и у девушки есть шанс записать свою пластинку.
Даже если с «Мелодией» не срастётся, в чём я лично сомневаюсь, то в любую филармонию Лину с подачи Николаева запросто возьмут. А почему бы и нет? К скрипке руководство страны относится благосклонно, репертуар у Лины будет от членов Союза Композиторов и вовсе необязательно, что только от меня. Думаю, что одно отделение в концерте ей запросто предложат.
Да, девушке придётся много репетировать и выстраивать свою программу, чтобы отличаться от академических музыкантов, но кто сказал, что путь к успеху легок. Жаль, что нет возможности показать ей видео, на которых те же самые Ванесса Мей и Линдсей Стирлинг своей подачей музыки на уши стадионы ставят — думаю, такой пример был бы неплохим стимулом.
Да уж, весело с театром получилось. Вон, даже генералу смешно. А мне каково было, когда я, согласившись сочинить и записать музыку для новой постановки, и даже успев сделать половину работы, узнал, что в Чебоксарах практически не существует театра кукол?
Нет, официально на данный момент Чувашский театр кукол вроде, как и есть, но у него нет родных стен, и он разделен на три актёрские группы. Вышло так, потому что бывшее здание театра попало в зону затопления Чебоксарским водохранилищем и на данный момент уже снесено. Вот и ютятся эти самые три группы в здании республиканской филармонии. Ну, как ютятся — работают на выездных спектаклях, а в здании филармонии проводят репетиции, а также создают новые и ремонтируют старые куклы.
Забегая вперёд отмечу, что новую прописку театр получит только в девяносто втором году после развала СССР и исчезновения КПСС. Что самое смешное — расположится Государственный Чувашский театр кукол в бывшем здании Университета марксизма-ленинизма, известного всем, как Дом политпросвещения.
Получается, что я повёлся на обещания якобы директора театра, а на самом деле Яков Львович оказался всего лишь руководителем одной из трёх актёрских групп. Зачем ему понадобился этот обман? Всё оказалось очень просто — государство не только выделяет театрам деньги, но и требует от них новых постановок. Кстати, нужно отдать должное лже-директору — за музыку к новому спектаклю мне заплатили, и очень даже неплохо. Так что зла я на Якова Львовича держу — впредь мне наука будет — нечего верить всем подряд на слово. Жаль, конечно, что с подработкой для Галины не сложилось, но думаю, что и для неё со временем найдётся что-нибудь интересное.
— Ну, Яков Львович. Ну, прохиндей. Предложить должность в несуществующем театре. Остап Бендер такому позавидовал бы. Кстати, даже если б в театре и была бы свободная вакансия музыкального руководителя, то директор не смог бы тебя на неё поставить. Подожди, не перебивай, — предупредительно осёк меня космонавт, строго погрозив мне пальцем, — Ты ведь понимаешь, что одного желания директора мало, тем более в государственном театре.
Эх, дорогой ты мой человек, если б ты только догадывался, из какого «прекрасного далёко» я сюда попал. Откуда мне знать, как здесь получают должности? Неужели покупаются, так же, как это порой происходит в моём мире? В таком случае, куда, кому и сколько занести, если мне приспичит вдруг заполучить тёплое местечко? Мне, конечно, не к спеху, но хотелось бы заранее посмотреть на прейскурант, если таковой имеется, чтобы ориентироваться в разбросе цен. Особенно меня интересует стоимость поста министра культуры республики. Естественно, это я так шучу, но в моём понимании, если человек уже является начальником, то и коллектив он набирает сам. То, что в подчинённых порой оказываются не те люди — это вопрос десятый, но на то и существует директор, чтобы создавать свою команду.
— И кто был бы против моей кандидатуры? — решил я узнать потенциальных противников своих будущих назначений.
— Беспартийный вчерашний водитель со средним образованием и несколькими классами музыкальной школы в кресле музыкального руководителя театра, — помотал головой Николаев, — Твою кандидатуру, как ты выразился, на первом же заседании горкома партии отклонили.
Кто бы мне политически неграмотному ещё объяснил, какое отношение имеет КПСС к театральной деятельности. Какое дело компартии до того, кто в театре кукол музыкальный руководитель? У Николаева спрашивать об этом как-то неудобно. Пришлось изображать понимающего человека.
— Ты ещё про студию звукозаписи упоминал, — продолжил Андриян Григорьевич, — Где её планировали организовать? Там же в здании филармонии, где сейчас труппа кукольного театра?
— Там же, — кивнул я в ответ, — В помещении красного уголка.
Генерал поставил локти на стол, положил подбородок на скрещенные пальцы рук и посмотрел на меня:
— Валера, а скажи откровенно: что для тебя важнее на данный момент? Должность в каком-нибудь театре или студия?
— Студия, — не задумываясь, ответил я, — Но в ней я хотел бы чувствовать себя хозяином.
На самом деле мне и предполагаемая студия никуда не упёрлась. Всё что угодно я дома и сам могу записать. Причём, в таком качестве, которое в этом мире еще не скоро появится. Мне нужен официальный статус, чтобы не возникали вопросы подобные тем, что появились у одного московского перекупа, когда он в своей машине включил мою запись.
— Ты и скрипки мог бы в такой студии записывать?
— Партию Лины, как и всю мою музыку для документального фильма на студии «Мосфильма» сразу же взяли в работу и ничего в треках не переделывали, хоть и было всё записано, можно сказать на коленке, — напомнил я, — Представляете, что можно творить в настоящей студии? Например, в том красном уголке, что мне показывали в филармонии, я при желании могу записать малый симфонический оркестр, а это как минимум двадцать шесть музыкантов.
— Ну, что ж, рад был встрече с земляком, — генерал глянул на часы, встал из-за стола и протянул мне руку, — Хоть сегодня и выходной, а дел полно. Сам понимаешь — служба. Ты надолго в столице?
— Завтра на «Мосфильм» заскочу, готовые записи отдам, и сразу домой, — пожал я ладонь космонавта.
Интересно, какое ему дело, сколько я в Москве пробуду? Настолько боится, что Лина обратно ко мне переметнётся? Вон даже её одну не отпустил на встречу со мной. С другой стороны, разговор с космонавтом просто так не прошёл. Заставил меня дядька крепко задуматься. У меня даже мысль родилась, но её реализацию я отложил до возвращения домой.
— Валера, а кто в твоей записи на скрипке играет? — встав вслед за Николаевым и сняв наушники, поинтересовалась Лина.
— Мальчишка из музыкальной школы, — соврал я.
— Хорошо играет, хоть и порой лажает, — резюмировала блондинка, на что мне осталось только пожать плечами.
Тоже мне скрипачка-эксперт. Если б я на компьютере специально ошибки в партии скрипки не прописал, ты бы меня спросила, как я умудрился записать Владимира Спивакова, и не мог бы я тебя с ним познакомить.
* * *
— Привет, Валера, — протянул мне руку Дмитрий Николаевич и стёр носовым платком со лба испарину, — Давно ждёшь?
— Минут пятнадцать, — глянув на часы, ответил я толстяку, — Позвонил с проходной вам в павильон, а там сказали, что ни вас, ни Сергея ещё нет. Вот и решил здесь подождать, чтобы на студии не париться.
— Да уж. Пекло какой день стоит, — прикуривая свой неизменный «Беломор», посетовал режиссёр, и, кивнув в сторону подъехавшего «Москвича», добавил, — А вот и Серёга на своём Росинанте прискакал.
Из выхлопной трубы припарковавшейся машины шёл густой белый дым, и я невольно вспомнил про диверсию, которую устроил в аэропорту Воронежа. Да уж, тумана Серегин «Москвич» напустил изрядно. Обычно такое бывает, когда охлаждающая жидкость испаряется в цилиндрах двигателя вместе со сгорающим бензином. А вот как эта охлаждающая жидкость попадает в цилиндры, другой вопрос — может прокладку между блоком и головкой блока «пробило», а может Сергей двигатель перегрел, и нижняя плоскость головки блока выгнулась. Тут уж только вскрытие покажет.
— Эффектно ты подъехал, — констатировал главреж, пожимая руку помощника, вылезшего из салона своей легковушки, — Теперь я знаю к кому обращаться, если для съёмок туман понадобится.
Сергей открыл капот, достал из двигателя масляный щуп, воткнул его обратно и смачно выругавшись, пнул переднее колесо машины.
— Перегрел? — сочувственно кивнул я на двигатель, подойдя к машине.
— Угу, — закурил Серёга и выпустил струю дыма, — И чёрт меня попутал отмечать свой день рождения на даче, — И не отдохнуть толком, и не бухнуть нормально. Предлагал ведь жене на электричке ехать, так нет же, ей обязательно на машине нужно, а то, как же, на себе везти огурчики с помидорчиками. Вот и пусть теперь сама на паровозе свои овощи с огорода таскает, я их всё равно не ем.
— А что с машиной собираешься делать? — вновь кивнул я на «Москвич».
— Поставлю в гараж, да буду новую головку блока искать. Эту я уже два раза шлифовал, — посмотрел на двигатель помощник режиссёра, — Так что можно её смело пионерам отдать, чтобы в металлом сдали. Блин, я ещё за мягкую мебель не рассчитался, а тут снова расходы, — поморщился Сергей и в очередной раз зарядил ногой по колесу машины.
Да уж, конкретно Серёга встрял. Пусть он сейчас и хорохорится, но если человек свыкся с машиной, то без неё он уже чувствует себя инвалидом. К примеру, попробуйте дачника, успевшего привыкнуть к личному авто, заставить ехать на его «фазенду» в переполненном общественном транспорте, и уж тем более везти на себе в город сумки, наполненные собранным урожаем. Мне ещё не доводилось видеть народ, штурмующий электрички, но рейсовые автобусы, набитые битком огородниками, я лицезрел в обоих мирах.
Я без труда могу помочь Сергею, и «подогнать» ему новую головку блока, но нужна ли ему моя помощь? Ведь, если судить по тому, как помрежа ловко лавировал со мной в Союзе композиторов и в Агентстве по авторским правам, то для него не составит труда найти необходимые запчасти для своей машины.
А в прочем, будь что будет. В обед скажу режиссёру и его помощнику, что мне срочно нужно отъехать на часок, а сам вернусь в гостиницу и прямо из номера телепортируюсь в свой гараж в Чебоксарах. Дома достану всё нужное для ремонта «Москвича», вернусь обратно в столицу и сделаю подарок Сергею на его день рождения. Другое дело, что Серёга будет противиться столь дорогому презенту, но я найду что сказать. Тем более, что это именно тот случай, когда можно показать ему, что со мной стоит дружить.
Как я окажусь в Чебоксарах и тут же вернусь в Москву? С некоторых пор я могу перемещаться с помощью порталов — это мне Самогоша подсказал текст, где описаны два невзрачных камушка, на самом деле являющиеся артефактами для телепортации.
Единственный недостаток таких путешествий вовсе не в том, что я не могу переносить через портал тяжёлые и громоздкие вещи. С этим-то дело обстоит как раз очень даже неплохо, поскольку я с помощью уменьшающего прибора могу с собой даже свою машину таскать. Проблема в том, что для перемещения нужно чтобы один из двух артефактов уже находился в нужном месте. То есть в данный момент у меня в гараже лежит «закладка», и, кинув себе под ноги второй артефакт, я окажусь у себя в дома Чебоксарах. А вот чтобы вернуться обратно в Москву мне необходимо здесь оставить артефакт из другой пары, потому что камушки для перемещения одноразовые и просто рассыпаются в пыль при использовании.
— Валера, сколько можно курить? Ну, год. Ну, два. Но не каждый же день, — вывел меня помреж из ступора, в который я впал около проходной, — Я тебе уже пропуск успел организовать.
— Давно могли бы уже и постоянный сделать, — буркнул я, отправляя в урну окурок.
— Когда положишь свою трудовую книжку в местный отдел кадров, тогда и получишь постоянный, — парировал Сергей.
— Если «Мосфильм» мне квартиру, гараж и загородный домик предложит, то обещаю подумать над столь заманчивым предложением, — улыбнулся я в ответ.
— Не знаю, как на счёт недвижимости, но малогабаритную губозакатывающую машинку тебе в отделе кадров хоть сейчас бесплатно выдадут, — отразил мою улыбку помреж, — Шагай веселее, в звукооператорской все только тебя и ждут, чтобы новую музыку послушать.
* * *
— Как дела, Гоша? — подняв руки вверх, поприветствовал я своего домового в гараже, — С каких это пор ты меня с электрошокером в руках встречаешь? И вообще, как ты узнал, что в гараже кто-то появился?
— Чудной ты, Хозяин, — спрятав парализатор где-то в глубине кармана своих штанов, ответил миньон, — У нас же везде видеокамеры стоят.
Чёрт, у меня из головы вылетело, что сам же по просьбе домовёнка доставал из фантастического романа набор для видеонаблюдения. Казалось бы, для человека из двадцать первого века нет ничего удивительного в смотрящих на него глазках камер. А если эти самые камеры могут летать, приземляться в самых удобных для наблюдателя местах и размером они с мошкару? Правда, оригинально? Вот два десятка таких «мошек» я и вынул из текста книги. Видеосигнал с камер сначала уходит на ретранслятор, выполненный в виде большой мухи, которая расположена у нас на чердаке, а дальше идёт на ноутбук домового.
— Гоша, я буквально на несколько минут заскочил и умчусь обратно в Москву. Я пока колдовать буду, разогрей, пожалуйста, чайник и сделай пару бутербродов, — получил от меня задание домовой.
— Хозяин, а колбаса-то того… Кончилась, — потупил взгляд миньон.
— Значит, приготовь бутерброды с сыром. Подожди. Как это кончилась? Я же перед отъездом две палки колбасы доставал, — удивился я прожорливости домовёнка, — Неужели обе успел приговорить?
— Ну, одну я сам схрумкал, а вторую соседскому псу отдал, — чуть слышно пролепетал Гоша.
— Здрасьте, пожалуйста. С каких это пор соседская собака столуется у нас сырокопчёной колбасой?
— В ночь, когда ты уехал, в наш дом вор забрался. Вот я Графа и попросил помочь задержать домушника, — тяжело вздохнул домовой и шмыгнул носом, — Ну, а после того, как всё закончилось, я и угостил овчарку колбаской.
— И как всё закончилось? Надеюсь, вы на пару с соседом никого не загрызли? — спросил я, пытаясь отогнать дурные мысли, поскольку уже был знаком с кровожадностью домовёнка. Теперь-то понятно, почему Гоша встретил меня с электрошокером в руках.
Возможно, я преувеличиваю воинственность Гоши, но ведь это именно он подстрекал меня достать из рассказа Стивена Кинга «Сражение» сундучок с взводом миниатюрных морских пехотинцев, четвёркой джипов и десятком вертолётов.
Для тех, кто не читал рассказ всемирно известного короля ужасов, поясню — наёмный убийца получил по почте коробку с действующими копиями морпехов, джипов и вертолётов. Если не считать миниатюрного термоядерного заряда, который уничтожил киллера вместе с его жилищем в пентхаусе небоскрёба, вторым по мощности оружием у этих мелких вояк были ракеты класса «земля-воздух», которые пробивали насквозь деревянную дверь, оставляя при этом отверстие размером с кулак. Боюсь представить, что будет, если подобная ракета прилетит человеку в голову. Собственно говоря, именно опасаясь трупов в своём доме, я и отказался доставать коробку с солдатиками и вынув домовому набор для видеонаблюдения вооружил его парализатором.
— Никого мы не убили, — подал голос Гоша, — Я встретил домушника в сенях и вырубил его электрошокером. Потом позвал Графа, и мы вытащили воришку на улицу, где и дождались сначала появления хозяина Графа, а потом приезда милиции. Вернее, милицию я не стал дожидаться, но потом со слов Митрича узнал, что вор находится в розыске. Он разговор своих Хозяев подслушал.
Интересно, не жених ли Алисы сунулся в мой дом? С другой стороны, как он может быть в розыске, если недавно освободился? Хотя, кто его знает — может «зона» Николая ничему не научила, он уже где-то оставил свои следы и объявлен в розыск. Как там, в фильме лже-Доцент выражался? «Украл, выпил, в тюрьму. Романтика»
— Гоша, а ты можешь домушника описать?
— Зачем его описывать, если на компьютере есть кино, где воришка в главной роли? — резонно заметил домовой, — Идём в дом, и сам всё посмотришь.
— Что ещё интересного произошло в моё отсутствие? — поинтересовался я, после того, выслушал подробный доклад миньона о происшествии и убедился, что побывавший в моём доме вор совсем не похож на хахаля Алисы.
— Да вроде всё как обычно, — пожал плечами Гоша, — разве что сегодня утром капитан милиции в кнопку дверного звонка минут пять давил, но ты и сам понимаешь, что я не стал спрашивать, с какой целью он пожаловал. Да, вот он и сам, — с этими словами домовёнок увеличил на экране ноутбука изображение знакомого мне участкового.
— Аа, так это местный Анискин, — объяснил я домовому, — Не знаю, зачем он приходил, но может милиция решила выяснить, с какой целью в нашем районе оказался пойманный тобой вор. Думаю, капитан не успокоится, пока со мной не встретится. Так что будем ждать его визита.
— А что за должность такая — Анискин? — поинтересовался Гоша, — Это наподобие комиссара или детектива в иностранной полиции?
— Нет, Гоша, — заставил прыснуть меня вопрос миньона, — Анискин — это фамилия участкового милиционера из советского фильма «Деревенский детектив». Вот и величают у нас порой за глаза участковых в честь героя этого фильма. Ладно, ты иди чайник грей, а мне ещё подарок на день рождения для одного знакомого нужно достать.
— Кошмар. Дожили, — опешил Гоша, увидев меня входящим на кухню с головкой блока цилиндров под мышкой, — Раньше на день рождения книгу дарили, ну или одеколон, а теперь металлолом презентуют. Ты хотя бы эту железяку подарочной плёнкой обмотай и ленточку повяжи, а то ведь стыдоба-то какая.
— Много ты понимаешь в подарках, — огрызнулся я, но к словам домового прислушался, положил на табуретку запчасть и через несколько минут принёс на кухню рулон красочной плёнки, — Поговорка «инициатива имеет инициатора» тебе знакома? Упаковывай давай.
Не ожидал я, что Гоша так ловко справится с заданием. Глядя на то, как в его руках порхали ножницы, плёнка и скотч, можно было подумать, что он всю жизнь проработал упаковщиком подарков в сувенирной лавке. Изначально я планировал уменьшить головку блока, переместиться в Москву и только в багажнике своей машины вернуть запчасти нормальный размер, чтобы не привлекать внимания в гостинице. Теперь необходимость в подобной маскировке отпала, и я смело могу с красочно обёрнутой железякой хоть на Красной Площади дефилировать, благо веса в подарке всего около десяти килограмм.
— Ну, всё, Гоша. Я помчался, — положив в гараже «закладку» для следующего возвращения, приготовился я кинуть под ноги артефакт телепортации.
— Хозяин, я забыл спросить, — окликнул меня домовой, — как в Воронеже дело прошло?
— Судя по тому, что вчерашний матч между минским «Динамо» и ташкентским «Пахтакором» завершился со счётом один-один, будем считать, что поставленная цель достигнута, — подмигнул я миньону, — Кстати, спасибо тебе за подсказку.
— Какую подсказку? — не понял Гоша и заставил меня пуститься в пояснения:
— Если б не твоя идея орошать наш огород туманом, скорее всего, я позвонил бы в милицию Воронежа и заявил, что в здание местного аэровокзала заложена взрывчатка.
Я ни на йоту не соврал домовому, и после того, как впервые в интернете прочитал о катастрофе в небе Украины, первой мыслью было именно позвонить в день аварии в Воронежскую милицию, и заявить о бомбе в аэропорту. По крайней мере, в моём мире после подобного звонка кипеж поднялся бы грандиозный. У нас телефонные террористы по сто раз на дню «подкладывают взрывчатку» куда ни попадя, начиная от детских садиков и заканчивая огромными торговыми центрами. При этом стоит заметить, что на каждое сообщение о «минировании» те, кому это положено, откликаются молниеносно, тысячами эвакуируются люди и встаёт транспорт — таков порядок, а он, к сожалению, написан кровью.
Реакция спецслужб этой эпохи на звонок о бомбе мне была неизвестна. Может, среагировали бы, а может, тупо послали бы по телефону в пеший эротический тур. Так что, когда благодаря Гоше в моих руках оказался управляемый туман, и я его проверил не только в своём огороде, но ещё и за городом, мне стало ясно, что и как нужно сделать, чтобы предотвратить авиакатастрофу.
Наверняка были и другие варианты решения задачи, которую я сам себе поставил, но что может быть проще, чем создать на несколько минут непроглядную хмарь и так же внезапно её убрать? В результате аэропорт оказался закрыт в связи с ухудшившимися метеоусловиями. И с кого за это спросить? С гидрометцентра? Порой проще угадать пять шаров из тридцати шести в «Спортлото», чем дождаться от синоптиков верного прогноза, и все это знают.
* * *
— Валерий Борисович, ты куда пропал? — рукой указывая на свободные места, пригласил меня к столу Дмитрий Николаевич, за которым уже сидела знакомая мне съёмочная команда.
— Покушать сгонял, — подхватив стул и поставив его поближе к открытому окну, оправдался я.
Хоть я и сам дымлю, но на мой взгляд, устроить из своего кабинета курилку, не самая удачная мысль главного режиссёра. Понимаю, что все присутствующие уже принюхались к тяжелому запаху в комнате, но для меня, только что вошедшего с улицы, вдыхать кислый воздух кабинета было перебором.
— Собственно говоря, я вас собрал, с целью довести, что приёмка фильма назначена на следующую неделю, — обвёл взглядом главреж всех присутствующих, — Как у нас с монтажом звука дела обстоят? Максим Исаевич, за сколько сделаешь? — повернулся Дмитрий Николаевич к пожилому звукооператору.
— Головки бы новые к магнитофону, а за нами дело не встанет, — проворчал мастер звука, протирая носовым платком толстые стекла своих очков, и слепо щурясь в мою сторону, — Тем более, что записи Валерия Борисовича хоть сейчас на монтажный стол отправляй. Не знаю, как он это делает, но уже второй раз его музыка с видеорядом совпадает с точностью до десятых долей секунды. Так что, если будет техника исправна, за день-полтора справимся.
Хм, синхронизировать аудио с видео, тоже мне бином Ньютона. Мой инструмент компьютер, а не лезвие и скотч, которые в этом мире юзают монтажеры всех мастей. Так что оцифровать специально записанную видеокассету с черновым монтажом фильма и на компе подогнать музыку к видео для меня не составляет труда.
— Сергей, сумеешь достать эти злосчастные головки? — обратился главреж к помощнику.
— Я этот вопрос уже зондировал, — откликнулся Серёга, — ребята с «Экрана» обещали помочь, они как-никак к Гостелерадио относятся.
Дмитрий Николаевич понятливо кивнул, что-то начеркал в лежащем перед ним блокноте, и в течение часа продолжил раздавать подчинённым указания. Один я сидел, как неприкаянный, и не понимал, для чего толстячок потребовал от меня присутствия на этом производственном совещании.
— Все свободны, — объявил режиссёр об окончании собрания.

Кабинет наполнился звуками двигающихся стульев, голосами встающих из-за стола людей, и народ потянулся к выходу. Я только успел шепнуть Сергею, что у меня для него есть подарок, как мне в спину прилетел оклик Дмитрия Николаевича, — А Вас, Валерий Борисович, я попрошу остаться.
И вот тут меня осенило. Я всё не мог понять, на кого похож наш пухлый главный режиссёр, а после немного интерпретированной крылатой фразы всё встало на свои места — Дмитрий Николаевич вылитый Леонид Броневой, сыгравший группенфюрера Мюллера в «Семнадцати мгновениях весны».
Я развернулся через левое плечо, и уже было хотел щелкнуть каблуками и в шутку «зигануть» приветствуя «шефа гестапо», но унылый вид сидевшего за столом режиссёра заставил отказаться от подобного рода эскапад.
— Валера, тут такое дело, — начал мяться главреж, после того, как я вновь уселся около окна, — Нам очередной фильм одобрили, но сдать его нужно к четвёртому октября. Знакомая дата?
— Вообще-то это день моего рождения, — непонимающе ответил я, на что толстячок весело крякнул, почесал кончик носа и с улыбкой уставился на меня.
Собственно говоря, мой день рождения пятого октября, но живу-то я в этом мире по документам отца, а вот у него днюха как раз четвёртого числа. И какая тут связь с озвученной главрежем датой? Стыдно признаться, но мне на ум ничего не пришло. Нет, я знаю ещё два осенних праздника — Покров и День народного единства, но первый из них четырнадцатого октября, а второй вообще в ноябре. Чёрт, а я ведь и забыл, что дата четвёртое ноября здесь вряд ли кому о чём-то говорит, впрочем, как и в моей эпохе, кроме того, что это «красный день календаря».
— Надо же, как порой бывает, — начал рассуждения главреж, — Пишешь электронную музыку для фильмов космической тематики и родился в день запуска первого спутника. Как считаешь, Валера, может это знак?
— Не вижу никакой связи, — приземлил я Дмитрия Николаевича. А вот интересно, в какие конспирологические дебри он полез бы, если б увидел меня со спущенными штанами перед стоящей на коленях шаманкой, которая то и дело причитала, что я Избранный? Не, нужно завязывать с такими мыслями и подводить собеседника к деловому разговору, а то меня сейчас на ха-ха пробьёт, — Дмитрий Николаевич, то, что новая музыка потребуется в середине сентября, я уже понял. А какая именно? Приблизительно описать можете?
— А вот тут начинается самое интересное, — вылез из-за стола главреж и начал вальяжно разгуливать по кабинету, — Там, — многозначительно ткнул указательным пальцем в потолок Дмитрий Николаевич, — Попросили, чтобы музыка была энергичная, но с элементами фольклора.
— Это как? — не понял я требований руководства, — На фоне синтезаторов гусли и деревянные ложки нужно записать?
— Не знаю, Валера. Не знаю. Придумай что-нибудь, — остановился толстяк, видимо устав нарезать круги по комнате, — А чтобы лучше думалось, у меня для тебя есть двухнедельная путевка в дом отдыха Союза Кинематографистов.
— А дом отдыха где? В Подмосковье? — поинтересовался я.
— Почему сразу в Подмосковье? — озадачился главреж, — Я говорю о доме отдыха на берегу Чёрного моря, в Пицунде. Нет, если ты хочешь, то можно и в Подмосковье путёвку организовать, ну или в Ленинградскую область. Грибочки пособираешь, лесным воздухом подышишь.
Надо же, как всё серьёзно. Насколько я знаю, отдых у моря для многих советских людей верх мечтаний, а уж путёвка в санаторий или дом отдыха в летнее время — это и вовсе высший пилотаж.
Так-то вполне понятно, что главреж пытается меня купить, и ничего плохого я в этом не вижу. Более того, я даже не против куда-нибудь съездить отдохнуть. Знатьбы ещё, где у нас эта самая Пицунда находится, а то с географией у меня в школе не сложилось, а Черноморское побережье, которое я в детстве посетил с отцом, было Турецким.
С другой стороны, море — это хорошо, но если дом отдыха ведомственный, то значит и отдыхающие в нём не кто попало, а люди, так или иначе имеющие отношение к отечественному кинематографу и, скорее всего, семейные. По крайней мере, я себе с трудом представляю, чтобы кто-то из супругов отпустил свою вторую половину в одиночку на море в бархатный сезон. Стало быть, на месте компанию мне найти будет сложно. Спрашивается: что я буду делать один целых две недели на море? Днём валяться на пляже, а по вечерам мыкаться от одной компашки к другой?
— Нет, ёлки и берёзки можно и дома посчитать, так что я за отдых на море. Когда ехать? Да, кстати, а можно путёвку на двоих? — забросил я пробный шар. — Если что, то готов оплатить всю стоимости.
Дмитрий Николаевич тяжело вздохнул, подошёл к своему столу, вынул из ящика какие-то бумаги и протянул их мне:
— Заехать тебе… вернее, вам, нужно в эту пятницу, — заявил он, — Держи. Приятного отдыха. А с деньгами… Путёвка профкомовская, так что тридцати процентов вполне достаточно.
Я взял путёвку в руки и увидел, что она выписана на моё имя. Более того, она была на два лица. У меня, конечно, есть несколько версий, как такое оказалось возможно, но хотелось бы узнать подробности.
— Дмитрий Николаевич, Вы ничего мне объяснить не хотите? — помахал я листком бумаги, — Не свою ли Вы мне сейчас путевку отдали? А как же сами? Тем более, если я всё правильно понимаю, то Вы планировали ехать с Ниной Рудольфовной, — с трудом выговорил я отчество супруги режиссёра, милой женщины бальзаковского возраста, с которой познакомился в Доме Кино на премьере короткометражки.
— Не бери в голову, — отмахнулся главреж, — Сам видишь, какая запарка — один фильм сдавать нужно и сразу за другой браться. Не до отпуска сейчас. И потом, я ведь не знал зимой, когда на путевку подписывался, что с тобой познакомлюсь, и раз в месяц буду по короткометражке снимать.
Угу, значит, всё-таки своим отдыхом на курорте пожертвовал, а мои данные, скорее всего уже в профкоме вписали по его просьбе.
— Семью бы отправили на отдых. Что Нина Рудольфовна скажет? — заметил я, ещё раз глянул на путевку и, отсчитав червонцами половину стоимости, протянул деньги Дмитрию Николаевичу.
Я, конечно, мог отдать всю сумму и даже сверху приплатить, но не думаю, что главреж её бы взял. Так что, какой смысл из-за этого спорить?
— В больнице Ниночка лежит. Не до курортов ей сейчас. Кстати, она была всеми руками «За», чтобы тебе путёвку отдать. Мы вчера с ней в больнице этот вопрос обсудили, — объяснил режиссёр и, принимая деньги, спросил, — Уверен, что они тебе на море не понадобятся?
— Не люблю ходить в должниках, — парировал я, — А что с женой? Если, конечно, не секрет.
— Мочекаменная болезнь. Только про арбузы мне ничего не говори, — помотал головой Дмитрий Николаевич, — Я их через день Ниночке таскаю, скоро руки до земли вытянутся. Вот и сегодня после работы нужно очередной нести.
— Так давайте я Вас на машине подвезу. Чего тяжести-то таскать будете? — предложил я помощь, — Потом Вас домой подкину, да по холодку к себе в Чебоксары поеду.
— Ну, если, не трудно, — смутился главреж.
— Какие трудности? Это самое малое, что я для Вас могу сделать. Лучше расскажите немного про дом отдыха. Может, что посоветуете с собой взять?
— По сути, правильное название пансионата Дом Творчества Союза Кинематографистов, — пустился в пояснения Дмитрий Николаевич, — Многоэтажное здание прямо на берегу моря. Пляж полупустой — это тебе не Сочи, где яблоку негде упасть, что люди аж стоя загорают. Кормят так себе, но с голоду не умрёшь. К тому же всегда можно на местный рынок съездить. Главное не бери номер с видом на море.
— Что так? — встрепенулся я.
— Солнце весь день в окно светит, в комнате жара, как в духовом шкафу, а ополоснуться сможешь только в душе на пляже, потому что горячая вода в номер подается по желанию местного сантехника. Ты лучше скажи мне, с кем ехать надумал. С Линой? — заговорщически подмигнул толстяк.
— Нет, с Галей. Флейтисткой. Студентка пединститута. Вы её на записи слышали, — озвучил я свой выбор, — Это она все партии на сякухати исполнила.
Понятно, что жертва моего произвола ещё не знает о приготовленной каверзе, но какая девушка откажется отдохнуть на море, тем более студентка? Всё равно работа в приёмной комиссии подошла к концу, и благодаря этой отработке Гале не нужно будет ехать в сентябре на картошку. Есть такая повинность в этом мире, причём не только для студентов — с производств людей снимают и отправляют по деревням на борьбу за урожай. Вот только я пока ещё не понял — то ли в стране картошки много сажают, то ли работников агропромышленного комплекса катастрофически не хватает.
— Это разве девушка играла? — опешил собеседник. — Я думал, ты японца какого-то попросил сыграть на духовых, уж больно звук флейты мне специфическим и знакомым показался. Ещё всё хотел тебя спросить, где ты самурая нашёл и умудрился его записать.
— Ну, что я могу на это ответить? Богата талантами земля наша.
Галина, несомненно, талантлива и освоила игру на японской флейте за считанные дни, но не объяснять же режиссёру, что я пошёл по уже проторенному пути и записывал девушку в ДК «Химик» с разрешения его директора. Ну, как записывал? Так же, как и в случае с Линой и её скрипкой, делал вид, что записывал на магнитофон, а сам «залил чистый звук» с микрофонов себе в порто-студию, и на следующий день под восторженные ахи и охи Гали показал ей готовые миксы.
Договорившись с режиссёром, что заеду за ним в конце рабочего дня, я нашёл в одном из павильонов Сергея и потащил его к проходной.
— С прошедшим днём рождения тебя, — пожал я руку именинника и открыл крышку багажника своей машины, в которой лежал мой подарок, — Сколько хоть стукнуло?
— Сорок, — смутился Серёга, и кивнул на скрывающуюся под красочной обёрткой запчасть. — Это что?
— Я же тебе сказал, что у меня для тебя подарок имеется. Забирай.
— Ты понимаешь, что я не могу такой дорогую вещь принять? — заявил Сергей, после того, как распаковал головку блока прямо в багажнике.
— Почему не можешь? — включил я дурака, — По-моему, очень даже нужная запчасть для твоего автомобиля.
— Нужная, не спорю, — согласился помрежа, — Но слишком дорогая, чтобы её можно было подарить на день рождения.
— Тогда прими это не в качестве подарка, а как благодарность за свою помощь. Ты ведь помог мне в СК и в ВААПе, вот я и отдариваюсь «борзыми», так сказать.
— Помощь в Союзе и в Агентстве мне не стоила ни копейки, — ожидаемо стал отнекиваться Сергей, — А головка блока не на одну сотню потянет.
— Надо же какое совпадение. Эта железяка мне то же не стоила ни гроша, — кивнул я в сторону багажника. Уж кому-кому, а помрежу этой фразы должно вполне хватить, чтобы не задавать дальнейших вопросов, — Сергей, хватит припираться. Забирай, давай, а то я сейчас этот металлолом в Москву-реку прямо при тебе выброшу. Сам будешь за ним потом нырять.
— Тебе говорили, что ты ненормальный? — усмехнувшись, спросил Серёга, выхватил из багажника головку блока и направился в сторону своего «Москвича», около которого я предусмотрительно припарковался, приехав после обеда из гостиницы.
Глядя на радость помрежа я почувствовал себя скотиной. Ага, такой наглой, циничной и расчётливой скотиной. А как это ещё иначе назвать?
Да, имеются у меня виды на пронырливого помрежа. Точнее, на его дар проникновения. Он бегом проносится по тем кабинетам, на которые я не один день бы потерял, сунься я в этот незнакомый мне мир бюрократии. В прошлой жизни я с чиновниками особо не сталкивался, да и были они какие-то не такие. Советский чиновник — это особое явление. Поэтому и воевать с ними должны особые люди. Пока у меня всего один такой на примете, вот и задабриваю его авансом, чтобы он потом в помощи не отказал, а заодно и сам себе удивляюсь. Раньше я таким точно не был.



Глава 2

— Хозяин, — растолкал меня утром домовой, — К нашим дверям вчерашний капитан милиции подходит. Сейчас снова трезвонить будет.
— Угу, уже встаю. Гоша, участковый вряд ли дальше кухни пройдёт, так что приберись там и компромат попрячь, — не открывая глаз, пробурчал я, и усевшись на кровать нашарил ногами тапочки, — Ну что за народ? Сами не спят и другим не дают.
Приоткрыв один глаз, бросил взгляд на часы. Фига себе я поспал. Время почти девять. Впрочем, ничего удивительного, если учесть то, что я лёг только в три часа ночи.
Подвозя Николая Дмитриевича к его супруге, я преследовал две цели. Во-первых, хотел навестить Нину Рудольфовну, пожелать её скорейшего выздоровления и поблагодарить за то, что пожертвовала в мою пользу путёвку. Ну, а во-вторых, мне нужно было оставить «закладку» в больнице, в которой лечилась женщина. То, что ей нельзя было спускаться в фойе к посетителям, сыграло мне на руку, поскольку облачившись в застиранные халаты, нам пришлось подниматься к больной в урологическое отделение. Так я узнал не только номер палаты, но и койку, которую занимала жена главрежа. Заодно и припрятал на лестнице камушек для телепортации в эту больницу.
После того, как я отвёз режиссёра из больницы домой и, выслушав от него массу благодарностей и напутствий, выехал из Москвы, то в первой же попавшейся лесопосадке уменьшил свою машину. Затем спрятал в кустах очередную «закладку» для возвращения и телепортировался в Чебоксары.
Как не сложно догадаться, я решил вылечить Нину Рудольфовну. Всё-таки слова признательности за путёвку это всего лишь слова, и здоровья женщине они вряд ли прибавили, а я, как уже говорил её мужу, не люблю ходить в должниках. Пусть потом все гадают, что явилось причиной выздоровления супруги главрежа. Возможно врачи не одну диссертацию напишут о пользе арбузной диеты при лечении мочекаменной болезни — мне до этого дела нет. Я просто стараюсь быть благодарным. Меня так отец воспитал.
Для исцеления жены режиссёра у меня имеется, пожалуй, самое мощнейшее в мире лекарство — напиток, подаренный Дедом Морозом маленькой Люси в книге «Лев, колдунья и платяной шкаф». Средство проверенное, в том числе и на мне — прежде чем Гоша волшебным снадобьем спас от смерти соседскую девочку, которой требовалась трансплантация сердца, я по просьбе домовёнка на глазах у его приятелей полоснул себе по руке канцелярским ножом.
Гошиных друзей я конечно же, не видел, а вот лужа моей крови была вполне реальная, и кто знает, дожил ли бы я до приезда скорой, если б не лекарство. А так — выпил сок огненных цветов из алмазной бутылочки и снова здоров. Даже шрама от пореза не осталось.
Глубоко за полночь я, накинув мантию-невидимку, напялил очки ночного виденья и вставив в ноздри специальные фильтры, телепортировался в больницу, где находилась Нина Рудольфовна. На всякий случай пшикнул над головой дремавшей на своём посту медсестры усыпляющим спреем, а затем распылил его в палате, где лежала жена главрежа. После этого я капнул из пипетки снадобье в рот спящей Нине Рудольфовне и прямо из её палаты вернулся в свой гараж.
В общем, нет ничего удивительного в том, что я встретил капитана, широко зевая и прикрывая рот рукой. С другой стороны, если б не столь ранний визит участкового, то неизвестно, во сколько я проснулся бы, а мне ещё предстоит Галю найти и уговорить её на поездку к морю.
* * *
Галю я дожидался около общаги, словно заправский сельский ухажёр. В том смысле, что сидел себе на покосившейся лавочке у входа в её общежитие и лихо лузгал калёные семечки, купленные около ближайшего «Гастронома» у добродушной улыбчивой бабуси. Кстати, её улыбки я так и не понял. То ли она мне, покупателю, так рада была, то ли на свой мерный стаканчик не могла налюбоваться. Интересная у неё посудина. С виду вроде как обычный гранёный стакан, может быть чуток поменьше, но толстое дно и чуть изменённая форма своё дело делают. Чую, что в обычный, правильный стакан, как бы не пара её стакашков войдёт. Впрочем, меня это не смутило. Двадцать копеек не велики деньги, а семечки у бабки отменные. Я уже выкинул кулёк из под семечек, и пару раз прошёлся до машины и обратно, разминая затекшие ноги, когда Галка неожиданно появилась из-за угла.
— Привет, солнце, — радостно поприветствовал я девушку, — Я уж думал, что не дождусь тебя. В институте сказали, что ты не так давно ушла, а вахтёрша говорит, что ты не приходила.
— На переговорном пункте была. Маме на работу звонила. Предупредила, что послезавтра приеду.
— Э-э… А зачем ты маму обманула?
— Ничего я не обманывала. Послезавтра утром сяду на автобус и через полтора часа буду у себя дома, в Канаше.
— Это вряд ли. Тут видишь ли какое дел вышло. Наградили нас с тобой путёвкой на юг. Музыка наша больно уж всем в столице понравилась. В Дом Отдыха Кинематографистов поедем на две недели. Настоящих артистов живьём увидим. И что характерно, начало заезда через три дня. Так что даже не знаю, как и быть с твоей поездкой домой. Никак она не выходит по срокам.
— Какой юг? Какой санаторий? У меня ни денег на билеты нет, ни одежды.
— О, а вот это ты абсолютно правильно заметила. Но эти вопросы я уже решил. Подожди-ка меня здесь, я до машины схожу, — бодрой рысцой помчался я к своему автомобилю, где у меня кое-что было предусмотрительно заготовлено.
На самом деле у меня сейчас основная задача состоит в том, чтобы избежать некоторых скользких вопросов относительно путёвки. Если говорить точнее, то не столько путёвка несколько необычна сама по себе, сколько наше предстоящее размещение в этом самом санатории. Брякни я сходу, что спать мы будем в одной комнате, и кто его знает, чем дело кончится, а может оно и вовсе даже не начнётся, что скорее всего. Поэтому в ход сейчас пойдёт тяжёлая артиллерия, роль которой у меня выполнит один симпатичный пакетик довольно приличного размера. Больше всего места в нём занимают летняя шляпка в коробке и две пары босоножек. Пара купальников, подобранных мной по нынешней моде, очки и пляжные шлёпанцы идут довеском. Зато про деньги я не подумал. Так что нырнув в салон машины, я вытащил бумажник и быстренько отсчитал сто пятьдесят рублей, наскоро прикинув, что на поездку такой суммы Галке даже с избытком будет.
— Что это ты притащил? — недоверчиво спросила Галина, не торопясь забирать у меня пакет, который я ей протянул.
— Беги, примеряй. Вроде там всё твоего размера, а вот это твои деньги, точнее остаток от них. Мне в «Берёзке» удалось отовариться, а такой случай никак нельзя было упускать, сама понимаешь, — лихо приврал я, заранее придумав легенду, объясняющую появление дорогих импортных вещей очень приличного качества.
Про магазины «Берёзка» в Советском Союзе все знают. Понятно, что далеко не все там бывали. Строгие дядьки на входе просят показать паспорт и валюту, а если их нет, то и в магазин тебя никто не пропустит. Тем не менее восторженные рассказы про импорт, лежащий на прилавках инвалютных магазинов, наверняка слышали почти все жители страны.
— Это что, всё мне? — округлила Галка и без того большие глаза, заглянув в пакет и всё ещё не решаясь взять у меня деньги.
— Нет, конечно. Купальники я себе покупал, и босоножки тоже. Думал, они мужские, а они женские оказались, — пошутил я, и как выяснилось, не совсем удачно.
По крайней мере, Галка не засмеялась, но, в конце концов, пакет и деньги забрала.
— Спасибо, конечно, но как-то всё это слишком неожиданно, — замялась она, отчего-то глядя себе под ноги.
— Ты давай, поторапливайся. Заодно вещи собери, которые домой увезти хочешь. Свожу я тебя до твоего Канаша, а завтра с утра в машину запрыгнем и покатим на юг. Любишь автопутешествия?
— Я на машинах очень редко езжу, так что трудно сказать, — наконец-то немного оттаяв, улыбнулась моя красавица.
* * *
— Гоша, давай ещё раз по списку пробежимся. Вдруг что забыли, — забрал я у домовёнка лист бумаги, на котором он печатными буквами расписал всё необходимое, что надо взять в дорогу и то, что нужно успеть сделать перед поездкой, — Так, что тут у нас первым делом? «Наполнить холодильник едой». Хм, не помню такого пункта. Ты когда успел это приписать? — кинул я суровый взгляд на мелкого, — Пока я с машиной возился?
— Ну как же? — вопрошающе развёл ручками миньон, — Ты на юга укатишь, а я почти три недели один здесь куковать буду. И чем я питаться по-твоему должен? По соседям ходить побираться при живом хозяине?
— Ладно-ладно, сдаюсь. Убедил. А то сейчас заведёшь свою шарманку на целый час, что я тебя не ценю и морю голодом твой растущий организм, — как смог успокоил я домового, — Холодильник проверяй сам. Чего не хватает — напиши. Потом доложим.
Не успел я это сказать, как Гоша подлетел к холодильнику, провёл экспресс-ревизию содержимого и, вернувшись за стол, принялся что-то строчить на очередном листе.
— Едем дальше. «Провести техобслуживание машины», — вернулся я к чтению Гошиных каракулей, и начал вслух вспоминать проделанную работу, — Масла везде поменял. Клапана отрегулировал. Ходовую проверил. Вроде всё сделал.
— Текст, из которого канистру с бензином доставать можно, положил? — оторвался от своей писанины домовой, — А то будешь неизвестно чем заправляться на бензоколонках.
— На задней полке вместе с атласом дорог лежит, — кивнул я в ответ.
Есть у меня специальная папочка, в которую я складываю распечатки с отрывками из книг. Ну, а куда деваться, если стоит мне отъехать от Чебоксар чуть подальше, как возможность вынимать вещи их картинок пропадает. Вот и пользуюсь книгами в случае необходимости, благо из текста я могу извлечь предмет в любой точке мира.
Насчёт бензина. Я бы не сказал, что мне жалко на него денег, но раз уж есть возможность лить халявную, а главное качественную горючку, то почему я должен от этого отказываться? Открыл багажник, положил в него нужный текст и доставай себе канистры с топливом, да лей сразу в бак. Нет, разок для отвода глаз попутчицы, конечно, нужно будет заскочить на бензоколонку, а всё остальное время буду заливать бензин из текста. Девушка ведь не знает, с какой периодичностью нужно заезжать на заправку, а уж момент, когда плеснуть топливо из канистры я найду.
— А про шар-кондиционер и текст, из которого он достаётся, не забыл? — спросил Гоша.
— Шар и текст у меня всегда в машине лежит, — напомнил я домовёнку.
Имел я неосторожность пожаловаться Гоше на жару дома. Вот он мне и подсунул фантастическую книгу, в которой описывался стеклянный шар, способный охлаждать и обогревать помещение. Правда, произведение оказалось на английском, и домовому пришлось учить меня языку Байрона и Шекспира.
Ну, как учить. Сначала он посоветовал мне в мозг через ухо вживить «Вавилонскую рыбку» из книги Адамса «Автостопом по галактике», от чего я категорически отказался. После этого Гоша предложил менее радикальный вариант, и мы на двоих съели модифицированный аналог той же самой «Вавилонской рыбки», только уже из романа русского фантаста, и от миньона мне перешло знание английского языка. Да ещё какое знание! Я теперь переводчиком могу легко работать, случись что.
Заодно я узнал, откуда у мелкого познания в английском и немецком. Оказалось, что «литературная мама» моего домового американка. То есть Гоша у меня носитель английского языка. Более того, если бы на домовых распространялись человеческие законы, то он вообще был бы американцем, так как родился на территории Соединённых Штатов. Ну, а русским и немецким он владеет только из-за того, что роман, из которого я его достал, был переведён на эти языки. Не знаю, зачем это Гоше нужно, но теперь он ждёт, когда книгу, из которой я его достал, переведут на китайский.
В общем, я теперь владею английским не хуже королевы Елизаветы Второй и могу доставать предметы из англоязычных книг.
Правда, я пока всё ещё путаюсь в американской метрической системе. К примеру, на подставке стеклянного «снежного» шарика температура задаётся по шкале Фаренгейта, а «система тумана» откалибрована в футах. Для человека, всю жизнь оперирующего метрами, килограммами и литрами сложно привыкать к дюймам, фунтам и галлонам. Чуждые они какие. Чужие. Как будто из другого мира. С теми же пудами и аршинами не в пример легче управиться.
— Палатка, спальники, плитка, утварь, — продолжил я чтение списка, — Гоша, как думаешь, может сеть кастинговую взять? На уху пару хвостов уж всяко-разно можно будет поймать.
— Возьми, — кивнул в ответ домовой, — Много место она не занимает. В дорогу я вам еды приготовлю, аж до самого моря хватит, а вот на обратном пути может и порыбачишь где-нибудь, если погода позволит.
— Аптечка укомплектована. Обезболивающее и кровоостанавливающее обновил, — подытожил я, — На этом вроде всё. Давай свой список и постеры неси. Забью тебе холодильник продуктами и на боковую.
— Бумагу туалетную забыл, — буркнул Гоша, прежде чем умчался за рекламными буклетами, а я хлопнул себя ладошкой по лбу.
И правда, без туалетной бумаги машина не считается полностью укомплектованной. Можно не возить с собой аварийный знак, огнетушитель и аптечку, но в машине всегда должен быть как минимум один рулон туалетной бумаги.
* * *
Пицунда.

Для меня это слово почти незнакомое. Вроде что-то где-то я слышал и знаю, что это какое-то место с таким названием где-то на юге, и на этом, пожалуй, всё. Даже сходу сообразить не готов, а где же она, эта Пицунда находится. То ли около Сочи, то ли в Крыму, то ли ещё где, к примеру, на Азовском море, где-нибудь недалеко от гораздо более известного в моё время скандального Казантипа.
Краткий экскурс в историю пансионата, найденный в интернете, меня больше огорчил, чем порадовал.
Не знаю, играл ли кто из вас в детстве в игру Сталкер, но кто играл, те наверняка вспомнят лагерь группировки сталкеров «Свобода».
Во, когда на мой запрос выпали первые фотографии, то первое, о чём я подумал, было именно это совпадение.
Время. Когда-то на Пицунде была дача Брежнева (вообще, где их только не было, этих его дач), и были элитные пансионаты, выстроенные на всесоюзные средства. По сложившейся практике СССР ими управлял так себе. Отдавал на откуп республикам, а те начинали зарабатывать себе на карман. Я не спец в экономике, но даже поверхностного взгляда порой достаточно, чтобы понять, как окраины выдаивали СССР.
Просмотренные мной фотографии тоже радости не вызывали. Когда я решил посмотреть в интернете, что из себя представляет Дом творчества, то увидел полуразрушенные здания и растрелянные скульптуры. Само здание когда-то выбрал себе под штаб Басаев, и перепившиеся боевики доказывали свою крутость, стреляя по скульптурам и стелам.
Но это всё в будущем.
А пока мы катили по небольшому курортному посёлку и с упоением вдыхали запах моря, насыщенный густым хвойным ароматом заповедных сосен.
Время приезда у нас получилось не слишком удачное. Пообедать мы точно уже не успеем, а кроме того, после обеда работники пансионата, разморённые полуденной жарой, вряд ли окажутся на своих местах.
К счастью, у нас нашлась провожатая, из отдыхающих, которая всё и всех знала.
Добродушная и доброжелательная женщина, лет тридцати пяти с виду, одетая в цветастый сарафан и широкополую «южную» шляпу из соломки.
— Мирра, — представилась она, и со значением добавила, — Тодоровская.
— О, — изобразил я внимание и восхищение на всякий случай, представившись в свою очередь.
Что поделать, если я не силён в советском кинематографе. От силы знаю фамилии пары десятков артистов, да пожалуй, могу назвать с десяток режиссеров, и то, пожалуй тех, которые до моего времени дожили.
Поставив машину между белой Волгой и синим Москвичом, я в который раз удивился тому, как мало машин в этом времени. Даже в столице и то особых проблем со стоянками нет.
— Я надеюсь, вы рано встаёте? — продолжала тем временем неугомонная провожатая, — Завтрак здесь с восьми до девяти тридцати, а потом мы обычно по холодку ездили на рынок, но у Петра Ефимовича, — тут она кивнула на Волгу, — Что-то с машиной случилось, а Кикабидзе вчера уехал. Так что никого с машинами из отдыхающих сейчас пока нет.
Оглянувшись, я увидел на Москвиче грузинские номера. Стало понятно, что скорее всего на нём приехал кто-то из работников пансионата. Ага, теперь и интерес Мирры мне более понятен. Кому-то придётся на своём Жигулёнке выполнять по утрам роль извозчика.
— О, наша достопримечательность идёт. Сейчас я вас с директором пансионата познакомлю. Сразу хочу спросить: — Вы голыми на пляже купаться не собираетесь?
— Мы как-то над этим не задумывались, а зачем? — удивился я необычному вопросу.
— Сейчас поймёте, — заулыбалась наша провожатая и выйдя вперёд, поприветствовала статную грузинку, неспешно идущую нам навстречу, — День добрый, Гугулия Ивановна, не подскажете, когда в бассейне вода появится?
— Нельзя на пляже ни в коем случае загорать в голям виде, — с сильным акцентом отозвалась женщина.
— А макароны у нас всегда на гарнир будут? — как ни в чём не бывало поинтересовалась Мирра.
— Я вам опять повторяю: голями купаться нельзя.
— Ну вот. Всё как всегда. Который год мы с мужем гадаем, то ли мы над ней подшучиваем, то ли она над нами. Что у неё не спроси, ответ всегда один и тот же бывает. Нельзя «голями» на пляже быть, и всё тут. А глаза её успели увидеть? Она же при этом хитро так улыбается одними глазами, — прочувствованно и экспрессивно заявила наша провожатая, стоило нам немного отойти от грузинки.
Пофыркав, и посмеявшись в кулачок, мы добрались до стойки администратора.
Строгая женщина, в «учительских» очках, вышла к стойке минуты через две, после того, как мы постучали по стойке монетой.
— Новенькие? — окинула она нас «тёплым» взглядом, — Паспорта и путёвки давайте.
— Путёвка у нас одна на двоих, — всунулся я в окно чуть дальше, чем нужно, прилично понизив голос, — По-моему, на совместное проживание.
— Сейчас посмотрим, — проворчала тётка, что-то заполняя в журнале.
— В моём паспорте смотрите, в том, что в корочках, — подсказал я ей, где лежит новенькая купюра, достоинством в двадцать пять рублей.
— У нас только южная сторона осталась, та, что с видом на море, — чуть виновато сказала администратор, которой я безусловно переплатил.
Так-то и червонца бы хватило. Поинтересовался я у главрежа насчёт проблем с заселением. Он только рукой махнул, сказав, что у артистов чего только не бывает, но про вложенный в паспорт червонец всё-таки упомянул.
Что такое популярность в творческой среде я узнал на следующий день во время завтрака. Ко мне подходили, знакомились, и словно невзначай интересовались, когда я поеду на рынок. Всё стало ясно — понятно. Если я не хочу противопоставить себя всему коллективу отдыхающих, то придётся мне стать извозчиком. Пришлось встать и вслух сказать, что сразу после завтрака собираю страждущих и голодающих на стоянке. Заявление было встречено одобрительным гулом, а от дальних столов я даже аплодисментов удостоился. Вот как приходит земная слава!
Короче, на стоянке тёток собралось не так уж и много. Около десятка. Все, как одна, с сумками и корзинками. Вывозил я их в три рейса, благо тут до рынка недалеко, а что такое движение транспорта местные не знают. На дорогах пусто, встречные машины практически отсутствуют. Честно говоря, я сначала причины ажиотажа не понял. До рынка тут рукой подать, километра два от силы. Можно и пешочком прогуляться. Всё стало ясно на обратном рейсе. Женщины затоварились так, что я корзинки им помогал поднимать. Килограмм по десять одних только фруктов каждая ухватила. Спросил, куда им столько, ведь одной семье столько точно не съесть. Оказывается, всё просто. Берут на себя и на знакомых. И, конечно же, у каждой было куплено вино. То самое, знаменитое грузинское, самых разных сортов.
Я тоже походил по рынку. Фрукты, мясо, сыр, зелень, вино, знаменитый ткемалевый соус. Всё очень вкусно. Пока ходил, чего только не попробовал. Кое-что подкупил. Жаль, от дегустации вина приходилось постоянно отказываться, я же за рулём. А вот моим пассажиркам это не мешало. Надегустировались. Ишь, какие все румяные с рынка вышли.
В общем, обратный рейс у меня вышел всего один. Женщины загрузили в машину свои сумки с корзинками, и отправили меня в пансионат, а сами решили прогуляться. Весёлые все такие. Того и гляди песни петь начнут.
Как-то само собой вышло, что к обеду все про наш утренний выезд уже знали, и у меня появилась целая куча знакомых. По крайней мере за обедом, пока я ковырялся в слипшихся макаронах и «мышатах», как отдыхающие называли то ли котлетки, то ли биточки, со мной многие успели поздороваться.
Мда-а… Когда главреж мне сказал, что с голоду в пансионате не умрёшь, то даже не знаю, что он имел ввиду. Как по мне, так есть то, что в тарелке, как минимум опасно для здоровья. Макароны даже не солёные, слипшиеся, и очень похоже на то, что недоваренные. А уж эти котлетки… Не, точно «мышата». Склизкие, с сомнительным запахом, а на вкус напоминают что угодно, но только не мясо. Суровые общепитовские реалии элитного пансионата меня просто повергли в шок. Я не ожидал особых изысков, но хотя бы на уровень средненького ресторана всё-таки рассчитывал. А тут кормят даже хуже, чем в обычной столовой. И судя по словам Мирры, макароны в меню я буду видеть до самого конца отпуска. Ну уж нет! На такое издевательство над организмом я решительно не согласен!
Весь из себя разгневанный, я обернулся, чтобы найти таких же борцов за нормальную еду. И офигел. Все вокруг ели. Пусть их лица не были радостными, но в тарелках они ковырялись достаточно сноровисто.
* * *
Муж Мирры оказался не только кинорежиссером, но ещё весьма известным исполнителем и импровизатором на семиструнной гитаре. От Мирры я уже знал, что он даже Высоцкому не раз аккомпанировал на записях его песен. И между делом она же и заметила, что Володя может сюда, в Пицунду заглянуть, если вовремя съёмки в Одессе закончит.
И тут я встал перед выбором.

Высоцкий.

Человек — легенда. В моём времени о нём знали больше, чем о каких-то там Брежневых, Сусловых и Черненко. Сейчас он сжигает себя, и наверное уже подсел на наркотики. В принципе, я его могу вылечить. Но здесь возникает чисто этический вопрос — а имею ли я на это право? Артист выбрал свой путь. Он словно свеча, горящая с двух концов, чтобы ярче светила. Живёт, как поёт, с надрывом и вовсю ширь. И это состояние выплёскивается из него в песнях. А не случится ли так, что лиши его этого душевного раздрая и дискомфорта, и дальнейшая жизнь у человека по-иному сложится. Вместо того Владимира Семёновича, которого знают и уважают в моём времени, вдруг да выйдет какой-нибудь выхолощенный Мулерман. И что? Получится так, что вроде бы я задумал доброе дело, но результатом его станет творческая смерть поэта и певца. И ещё неизвестно, добавится ли при этом в официальных списках Кремля ещё один «придворный» исполнитель песен.
Нет, лезть в историю чревато. Я тут случайно разговор один услышал. «Пахтакор» очень удачно в чемпионате страны выступает и не исключено, что будет участвовать осенью в Кубке Кубков. Вот ржака-то будет, если они у той же «Барселоны» выиграют. А если ещё и победителями станут, то вот тебе и поворотный моментик. Вроде бы мелкий на первый взгляд, но это опять же как сказать.
Футбольные звёзды за один день на небосклон не восходят. «Пахтакор» своими победами может подхлестнуть молодёжь, а там смотришь, и из тысяч мальчишек, дополнительно загоревшихся футболом, да и выйдут те два — три нападающих для сборной, которых ей всегда не хватает. И появиться у народа лишний повод страной гордиться. Может этих капелек гордости когда-то и не хватило стране под названием СССР.
— Я собралась, — высунулась Галина в балконную дверь.
Да, сижу я на балконе и о мировой истории рассуждаю. Удобно устроился, с видом на море.
Нет, ну подскажите мне, для чего девушке, практически не использующей косметики и носящей простую причёску, нужно полчаса на то, чтобы «привести себя в порядок»?
— Солнышко, а ты не в курсе, чем занимается вон та группа в полосатых купальниках? — выбравшись из воды вслед за Галей, кивнул я в сторону троицы, что разгуливала у кромки моря метрах в ста от нас. Женщины, судя по их одеянию, явно являлись постояльцами пансионата. Они что-то время от времени подбирали с земли и отправляли свои находки в большие полиэтиленовые пакеты.
— Мидий собирают, — ответила девушка, по-детски прыгая на одной ноге, вытряхивая попавшую в ухо воду, — Там, где эти женщины промышляют, течение сильное и волна большая — моллюсков прямо на берег выносит.
Я, конечно, знаю, что мидии считаются деликатесом, и даже в курсе, как сделать из них очень вкусное блюдо, но пока не представляю себе, как женщины их собираются готовить в пансионате — в столовую же кухарить никто их не пустит. О чём я и сказал девушке.
— Разожгут костёр, а потом, как он прогорит, прямо на угли мидий выложат. Как только створка раскроется, то считай, что она готова и можно кушать, — объяснила Галя, — Ты же на Волге живёшь. Неужели никогда речных мидий с пацанами не готовил?
— Как-то не доводилось, — честно ответил я, — И сколько нужно этих самых мидий насобирать, чтобы одному человеку наесться? В них же мяса с чайную ложку.
— Не знаю, — пожала плечами девушка, — Думаю, что не меньше, чем полведра.
Костёр. Угли. Я почему-то думал, что такие вольности не одобряются администрацией пансионата, а здесь, оказывается, только голыми нежелательно купаться.
— Радость моя, ты пока позагорай, а я на рынок сгоняю, пока он не закрылся, — с ходу родилась у меня в голове идея.
К счастью, мясная лавка, в которую я мчался, оказалась ещё не закрыта. Грузный абхазец, являющийся одновременно и рубщиком мяса и продавцом, внял моей просьбе и прямо на моих глазах нарезал свежее мясо на куски для шашлыка, и тут же его замариновал в две трёхлитровые банки, которые я пообещал отдать на следующий день. После того, как я рассчитался, мясник отвёл меня в шашлычную, что была в нескольких шагах от его лавки, где я купил нормальные дрова — ну не по лесу же мне ходить их собирать. Купив по пути две буханки хлеба, я вернулся в пансионат.
Разборный мангал у меня в багажнике вместе с шампурами есть. Обе банки с мясом я в том же багажнике поставил в один из спальных мешков, и выставил в нём температуру, как делал это некоторое время назад, перевозя в Москву Чебоксарское пиво.
Костёр, говорите? Мидии? Ну-ну. Посмотрим, у кого вечером дым вкуснее будет.
«Лучшая рыба — это колбаса, а лучшая колбаса — это кусок мяса!» Так мой отец всегда говорил.
Естественно мой шашлык дал фору каким-то печёным моллюскам. И все дегустаторы это признали. Вот только это мелочи.
Меня после шашлыков самым бесстыжим образом соблазнили. И кто бы мог подумать, где это произошло. В моём же номере. Стоит ли говорить, что соблазнительницей была моя (теперь уже моя) Галя?
* * *
Помимо одноэтажной столовой, что стоит рядом со зданием пансионата, на самой крыше Дома Творчества имеется бар. Вполне себе милое уютное заведение с видом на море и являющееся, по сути, огромной террасой, ограждённой с трёх сторон стенами.
Здесь по вечерам под записи популярных в этом году итальянцев есть возможность выпить вполне хороший кофе или поесть мороженное. Ну, а те, кто днём не удосужился затариться местными горячительными напитками, могут в спокойной обстановке дать бой своей печени, но уже по ресторанным расценкам.
Кстати, подсказал нам с Галей про это заведение, а точнее чуть ли не за уши в него приволок, наш земляк Станислав Садальский. Тот самый, что сыграл вора-карманника Кирпича в фильме «Место встречи изменить нельзя».
Я понятия не имею, где скрывался артист те два дня, что мы успели прожить с девушкой в пансионате. Впрочем, о том, как он узнал, что мы с Галинкой из Чувашии, я тоже могу только догадываться. Вот только вечером накануне своего отъезда Стас, можно сказать, вломился в наш номер и потребовал, чтобы мы непременно приняли участие в «отвальной», которую он организовал в баре.
Представьте себе картину. Стоит в дверях почти мой ровесник, ростом под метр девяносто, и чуть ли не со слезами на глазах заявляет, что буквально полчаса назад узнал о приехавших земляках, а потом настойчиво приглашает нас на крышу пьянствовать. Вот как такому человеку отказать?
— Ребята, я помчался в бар, пока меня не потеряли, а вы, как соберётесь, сразу поднимайтесь, — обрадовавшись нашему согласию, протараторил Стас, — Деньги с собой не берите. Сегодня я угощаю.
— Кофелёк, кофелёк. Какой такой кофелёк? Не возьмём мы кофелёк, — прошепелявил я вслед, изображая персонажа, которого блестяще сыграл Садальский.
— Где ты это слышал? — обернувшись у входа в номер, насторожился Стас, — Фильм же ещё не до конца смонтировали.
— Не знаю, как у вас в уголовке, а у нас сразу язык отрежут за лишние вопросы, — понесло меня в стиле всё того же Кирпича.
— А-а, я и забыл. Ты же на «Мосфильме» работаешь, — нашёл сам себе объяснение Стас и умчался, бросив через плечо, — Не задерживайтесь.
Да, уж, накосячил я с «кошельком». Хотел показать земляку, что знаком с его творчеством, а сам забыл, что фильм «Место встречи изменить нельзя» еще не показали по телевизору. Вернее не забыл, а просто не знал. К счастью, в тот вечер, Стас, окружённый вниманием провожающих, больше не вспоминал о моём проколе, а после вечеринки в баре я его больше не видел.
В этот самый бар мы и решили зайти в один из вечеров.
— Может, по берегу погуляем, — предложила Галя, когда мы поднялись на крышу пансионата, — Смотри, сколько сегодня здесь народа.
Согласен, есть сегодня какой-то неестественный для этого заведения ажиотаж. Обычно зал полупустой, а нынче я вижу всего пару незанятых столиков.
— Закон социализма гласит: видишь очередь — значит, дают что-то дефицитное, — выдал я соответствующую случаю сентенцию и, подхватив под локоток спутницу, повёл её к свободному столику.
Заметив у одной из стен ударную установку, электроорган, гитарный усилитель и прочую аппаратуру, а главное, незнакомых мне парней в цветастых рубашках, готовящихся к выступлению, я понял, что в баре сегодня будет выступать кавер-группа.
Вообще-то, такое название появилось уже в моём времени — у нас так называются коллективы, которые, не имея своих композиций, играют популярные песни и мелодии в кабаках, на корпоративах и прочих мероприятиях. Оказалось, что в этой эпохе многие подобные ансамбли не прочь подзаработать летом на курортах.
Осуждаю ли я коллективы, которые исполняют не свои песни? Ни в коем случае. Никто ведь из них не скрывает, что играет чужую музыку. Да и с чего бы вдруг мне критиковать музыкантов, если они несут людям радость от встречи с понравившимися песнями? Тем более что я сам менее месяца назад играл в такой же группе.
— Солнышко, видишь, Бременские музыканты к выступлению готовятся? — легонько повернул я девушку в сторону настраивающихся артистов, — Стало быть, сегодня мы будем отдыхать под живую музыку. Ты когда-нибудь ужинала в ресторане под живое выступление?
— Я первый и единственный раз в ресторане с тобой была, — то ли констатировала, то ли упрекнула меня Галя, — И то мы с тобой обедали, и никакого ансамбля в помине не было. Валера, а почему музыканты Бременские? Это иностранцы?
— Судя по их лицам явно не местные, — продолжая движение к свободному столику, ответил я девушке, — Опять же репертуар наполовину будет состоять из английских песен. Чем они не иностранцы?
Если честно, то за прошедшие несколько дней я перестал удивляться обилию знаменитостей в пансионате. Такое ощущение, что мы попали на Аллею Славы, только вместо вылитых из бетона звёзд под ногами, я вижу перед собой настоящих живых легенд отечественного кинематографа.
Так что, даже если б сейчас к выступлению готовилась какая-нибудь именитая западная рок-группа, я б и глазом не повёл, восприняв это как должное.
Ансамбль оказался не знаменитым, и более того, наш, советский, но как я и предсказал, наряду с русскими хитами, очень неплохо исполняющий иностранные шлягеры. Под некоторые композиции мы с Галей даже потанцевали, что впрочем, делали и остальные присутствующие в баре.
После окончания очередного танца запыхавшаяся девушка присела за наш столик, сделала глоток сухого вина, бокал которого цедила весь вечер и отправила в рот не успевший растаять шарик мороженого, посыпанный шоколадом.
— Я сейчас вернусь, — Галя неожиданно вышла из-за стола и направилась прямиком к артистам, настраивающимся на следующую песню.
Мне плохо было видно происходящее, и уж тем более я не слышал, о чём говорили музыканты с девушкой, но через несколько минут Галя подхватила какой-то мешок с трубками, что лежал на одной из колонок, и скрылась в подсобке. Минут через пять она вернулась в зал с волынкой, воздушный мешок которой был уже надут, уселась на стул по левую руку от ударника, коротко ему кивнула, и барабанщик начал отбивать на бас-барабане ритм.
И вот под этот незамысловатый ритм, выдаваемый на бочке, Галя начала исполнять музыку.
Мою музыку.
Вернее одну из моих композиций, которую раз двадцать, если не больше, заставляла меня включать в машине, пока мы ехали на море.
Сам по себе звук волынки на любителя и многие его считают скучным и невыразительным. Не спорю. Слушать однообразный заунывный резкий звук то ещё удовольствие. Вот только Галя исполняла отнюдь не похоронный марш, а очень даже энергичную мелодию на ирландской волынке, у которой мелодическая трубка имеет диапазон в две полных октавы и оснащена клапанами, позволяющие играть полутона. Забыл добавить, что мешок ирландской волынки надувается не ртом исполнителя, а специальными мехами, крепящимися на локоть правой руки, так что девушке не пришлось дуть в чужой мундштук.
После того, как Гале негромко стали подыгрывать басист и клавишник, у меня вообще сложилось впечатление, что я присутствую на выступлении «Nightwish». Бар на крыше пансионата это конечно же не площадка рок-фестиваля в немецком Вакене, где в моё время многотысячная толпа ревела и бесновалась под звуки волынки в руках Троя Донокли, но удовольствие я получил немалое.
Впрочем, кайфанул не только я, но и посетители бара. Вон, как все лихо отплясывали под музыку, которую в сопровождении ансамбля исполнила Галинка. Сколько оваций и восторженных возгласов она сорвала, я промолчу. А к нашему столу после выступления её провожали и вовсе, как звезду эстрады.
Эхо триумфального выступления Гали в баре Дома Творчества настигло нас на следующий день на пляже.
— Радость моя, а скажи мне по секрету, на каких ещё инструментах ты умеешь играть, кроме флейты и волынки? — решил выяснить я некоторые детали у девушки, после того, как вдоволь накупавшись, мы рухнули на полотенца, постеленные поверх деревянных лежаков.
Почему я задал этот вопрос только на следующий день, да и то ближе к обеду? Так не до разговоров нам было ночью, после того как мы вернулись в номер. Да и всё утро Галя была в центре внимания, принимая от окружающих слова восхищения, а после завтрака меня в очередной раз попросил отвезти на местный рынок женский актив пансионата. Настойчиво так попросил.
— На пан-флейте, — ответила девушка и, лениво перевернувшись на спину, положила себе на лицо шляпку, — Это несколько трубок разной длины выстроенных в ряд, — послышалось из-под головного убора.
— Положим, я знаю, что такое флейта Пана, но где ты на волынке научилась играть?
— В институте на факультатив «Духовые музыкальные инструменты мира» ходила, — беззаботно ответила Галина и закинула руки за голову, — У нас препод был толковый. На каждое занятие новый инструмент приносил и давал всем желающим попробовать поиграть на нём. Вот я у него волынку и выпросила на время. Сначала в общаге пыталась учиться играть, так соседки в стены долбить начали. Пришлось в институте музицировать время от времени, если где свободная музыкальная комната находилась.
— А вчера что на тебя снизошло? И откуда у этого ансамбля такая необычная волынка оказалась?
— У них в группе один музыкант играет на дудках, в том числе и на волынке, а вчера он напился в хлам и на ногах стоять не мог. Парни думали, что он к вечеру оклемается и явится на выступление, вот и взяли с собой на всякий случай его инструменты. Ну, а я увидела сдутую волынку, когда мы с тобой танцевали, и попросила её у них поиграть.
— А мою музыку как додумалась сыграть? Да ещё и на таком необычном инструменте?
— Валера, волынка только с виду кажется странной. Для тех, кто знаком с духовыми инструментами, на ней не столь сложно играть, — объяснила девушка, — А твою музыку я ещё по дороге выучила. Просто представляла себе, как она будет звучать на разных инструментах и про волынку подумала, а вчера просто сыграла.
Угу, вот так вот просто. Я порой на компьютере из огромной библиотеки семплов не могу подобрать инструмент к какой-нибудь мелодии, а она в голове заученную на слух композицию способна обрабатывать похлеще электронного музыкального редактора.
— Молодые люди, можно к вам присоединиться? — услышал я над головой мужской голос и приоткрыл глаза, чтобы рассмотреть, кто к нам пришёл. Галя, в свою очередь тоже приподняла свою шляпку, и, прикрывая ей глаза от солнца, уставилась на седовласого мужчину лет пятидесяти, с чётко выраженным пивным животом, в трусах смешной расцветки и с детской панамкой на голове.
— Почему бы и нет? — не увидел я причины отказа, и кивнул на соседний пустой топчан, — Давайте знакомиться.
— Ребята, я знаю, кто вы такие, поэтому представлюсь сам, — грузно опустился мужчина на топчан, — Виктор Сергеевич. Режиссёр. Так же, как и Кудри, работаю на Мосфильме, только в Первом Творческом объединении телевизионных фильмов.
— Очень приятно, — протянул я руку мужчине, — А кто такой Кудри?
— Валера… Кстати, ничего, что на «ты»? — тормознул мужчина, и дождавшись моего согласия, продолжил, — Так вот. Это сейчас он Дмитрий Николаевич, с которым ты работаешь. Почти лысый и смешной толстячок. А в шестидесятых, когда я с ним познакомился на курсах повышения режиссёрского мастерства, он был кудрявый красавец. С тех пор, правда, его кудри напрочь облетели, но прозвище за ним так и осталось.
— Угу, — глубокомысленно произнёс я, не понимая пока, как мне правильно реагировать.
— Вопросик у меня к вам есть. Нам музыка к фильму нужна, но такая, как бы это объяснить-то, чтобы необычная была и запоминающаяся. Во! Вроде волынки вашей. Что-то свежее нам нужно. Такое, чтобы ни у кого кроме нас не было. Сможете?
— А потом вы руку по локоть откусите, — расслабленно пробормотал я, разморённый жарким южным солнцем.
— Какую руку? — обескуражено поинтересовался Виктор Сергеевич.
— Откуда мне знать. Наверное, правую. Чтобы мы другим не смогли ничего похожего сыграть.
— Да вы поймите, фильм у нас далеко не рядовой. Если всё пойдёт, как задумано, то он во многих международных фестивалях поучаствует.
— И три флага ему в руки, — благостно напутствовал я блистательные перспективы ещё не снятого кинематографического шедевра, щурясь на солнце, — А у нас пока с документалистами целая серия фильмов о космосе. Работы уйма и платят они хорошо. Да, очень хорошо платят. Вот и путёвку опять же выделили. Можно сказать, от себя оторвали. Ценят они нас и любят. А с вами ещё неизвестно, что и как будет, и сработаемся ли мы так, как с ними у нас сложилось.
— А всё-таки, давайте попробуем, — как-то очень просто и от чистого сердца предложил кинорежиссёр.
Это меня и подкупило.
— Попробуем. Вечером сегодня. Во-он туда приходите. Часикам к восьми, — показал я пальцем на облюбованный угол пляжа, где успел увидеть следы костра.
— Э-э, простите, не понял, — мужик немного ошалел от такой постановки вопроса, оттого и голосок у него дрогнул.
— На очередной шашлык вас приглашаю. Попробуем. Поговорим. Попытаемся друг друга услышать.
— Шашлык. Услышать друг друга… Какие слова у вас хорошие. Вечером обязательно подойду.
— И супругу прихватите, — спохватился я, сообразив, что пансионат-то здесь особенный.
Практически все, кого мы успели узнать, вовсе не в одиночку приехали.
А интересно, что народ о нас с Галкой думает?



Глава 3

— Прости, Валера, — потупив взгляд, извинялся передо мной немолодой абхазец в мясной лавке, с которым у меня за несколько дней успели сложиться дружеские отношения, — Не уследил. Забыли для тебя вырезку вчера заказать. Давай так сделаем — выбирай, что хочешь в лавке, а я тебе скидку сделаю.
— Скидка это хорошо, — поводил я глазами по прилавку-холодильнику, в котором и вправду не увидел подходящего мяса для шашлыка и остановил взгляд на сосисках, известных каждому в моём мире, — Руслан, взвесь мне, пожалуйста, пять килограмм купат. Надеюсь, они не из курицы?
— Слушай, зачем так плохо думаешь о моей лавке? — насупился абхазец, — Как можно в купаты птицу класть? Свиной фарш, мамой клянусь. Свинья ещё вчера бегала-хрюкала.
— Руслан, я и не собирался тебя огорчать, — в примирительном жесте поднял я руки, — Я ведь только спросил. Кто знает, может эти купаты не для христиан. Взвешивай.
Руслан положил протянутый мной пакет на весы, и переложил в него все купаты, что были в холодильнике.
— Валера, у меня с полкило остается, — заявил абхазец, поставив на малую чашу противовесом пятикилограммовую гирю, — Возьмёшь?
— Клади, — махнул я рукой.
Не думаю, что Виктор Сергеевич сильно расстроился, когда вместо обещанных шашлыков я протянул ему и его супруге, Капитолине Васильевне, по шампуру, с нанизанными на них сосисками. Уплели за милую душу и даже про свои бумажные стаканчики забыли, в которые режиссёр разлил принесённое им красное вино.
Оставив Галю и жену режиссёра следить за следующей порцией деликатесов, уже начавших шкворчать на углях, мы медленным шагом прогуливались по берегу. Виктор Сергеевич раскурил свою трубку и я, принюхавшись к изысканному аромату дыма с нотками шоколада, напрочь забыл про свои сигареты. Так и шёл рядом с мужчиной, молча слушая его рассказ о будущем фильме.
Картина, которая была уже почти снята и выходила практически на финишную прямую, имела рабочее название «Лыжню». В основе сюжета лежала биография советского биатлониста, двукратного олимпийского чемпиона в эстафетной гонке в Саппоро и в Инсбруке.
Закончив свой рассказ курьёзными и в чём-то драматичными случаями из жизни биатлониста Виктор Сергеевич поднял с земли голыш и аккуратно выбил об него свою трубку:
— Что скажешь, Валера?
Биатлон, безусловно, зрелищный вид спорта. В моей эпохе он по популярности мало чем уступает хоккею и женскому фигурному катанию. Миллионы людей целыми семьями по телевизору следят за выступлениями лыжных снайперов, особенно если в соревнованиях принимают участие наши спортсмены.
Как дело обстоит здесь — я пока ещё не знаю. Всё-таки лето на дворе.
Зато из рассказа Виктора Сергеевича узнал, что в этом времени всего две олимпийских дисциплины по биатлону — индивидуальная гонка на двадцать километров и эстафета четыре по семь с половиной. Среди мужчин. Нет здесь женского биатлона от слова «совсем».
Понятное дело, что перед режиссёром поставили задачу популяризовать биатлон. Съёмки на натуре. Огромные массовки. Даже целую плеяду звёзд отечественного кинематографа как-то уговорили сняться. В общем, не хило так вложились в производство.
Вот только я пока услышал всего лишь устный пересказ производственного романа, разве что притянутого за уши к спорту. Не увидел я те триггеры, которые заставят фильм выстрелить.
Пока не увидел.
С другой стороны — в «полном метре» себя тоже нужно попробовать, а других предложений у меня пока нет.
— Виктор Сергеевич, учитывая, что на носу две Олимпиады, думаю, что спортивная тема более чем актуальна, — аккуратно подбирая слова, ответил я, — Но Вы же понимаете, что я не могу дать ответ, всего лишь послушав Ваш рассказ о фильме. Предлагаю взять таймаут, а через несколько дней встретиться на «Мосфильме». Вы покажете свой материал и тогда я дам ответ. Просто поймите меня — я ещё не работал с полнометражными картинами, а Вы сейчас предлагаете мне разбежаться и прыгнуть со скалы. А если у меня сил не хватит полететь? Не только ведь я камнем на землю упаду. Я же ещё и других за собой потащу. И Вас в том числе.
Ещё минут пять я нёс подобную высокопарную чушь, лишь бы режиссёр не заставил меня дать немедленный ответ. Не решил я пока ещё ничего.
— Разумный ответ, — кивнул режиссёр, протягивая мне ладонь, — Буду ждать твоего визита. А пока предлагаю вернуться к нашим дамам. Слушай, а как красиво ты сказал, — внезапно остановился мужчина и мечтательно продекламировал, — Разбегусь и прыгну со скалы.
Упс. Я разве так сказал? Интересно, Виктор Сергеевич не является каким-нибудь родственником Андрея Князева из группы «КиШ»?
Встреча с режиссёром напомнила о том, что в Москве должна была пройти приёмка фильма. На следующее же утро я заскочил в посёлке на переговорный пункт. Скормив телефонному аппарату несколько пятнадцатикопеечных монет, выяснил у главрежа, что короткометражка была принята на «Ура». Заодно поинтересовался у Дмитрия Николаевича здоровьем супруги. В ответ услышал, что жену на днях выписали, но произнесено это было настолько унылым голосом, что я решил на всякий случай перезвонить помрежа.
— Привет, Серега. Это Валера Гринёв. Я по межгороду. Только что с Дмитрием Николаевичем разговаривал, и его голос мне странным показался, — протараторил я в трубку, — У вас там всё нормально?
— Привет, курортник, — сквозь помехи услышал я ответ, — У нас всё отлично. Фильм приняли. А на Николаича не обращай внимания. Он уже который день как чумной ходит. У него жену из больницы выписали. Полностью здорова.
— А какая связь между настроением Николаича и выздоровлением его жены? — не понял я.
— Я же тебе говорю: она полностью здорова. Не понял ещё? Короче, со слов шефа, она теперь ему мозг через одно место и днём и ночью выкачивает. Он теперь домой, как на эшафот идёт.
Твою дивизию… Вот и лечи после этого людей. Лекарство не только камни в почках Нины Рудольфовны убрало. Оно, насколько я понял, вернуло супруге главрежа ещё и женское здоровье вкупе со всеми её желаниями и хотелками.
Да уж. Видимо не всё так радостно у Дмитрия Николаевича, если он домой возвращается, как на каторгу.
И как теперь быть? Может главрежу в какой-нибудь красивой бутылке жидкого силденафила подогнать? Якобы приобрёл на Кавказе у местных знахарей хорошее народное средство для мужчин. Лишь бы Дмитрий Николаевич с дозировкой не перемудрил.
Что такое силденафил? Да обычная Виагра. Просто она ещё и в виде геля выпускается.
* * *
Всё хорошее когда-то кончается. Подошли к концу и те две недели, которые нам выпало провести на юге. Отдохнули отлично. Галка так просто в восторге.
Мало того, что я уже на третий день организовал нам приличное питание, так я ещё и фотоаппаратом озаботился, а потом не поленился сгонять пару раз в фотоателье, где мне проявили плёнки и напечатали цветные фотографии. Ну да, за срочность по двойному тарифу заплатил, но цель-то была достигнута. После того, как я раздал добрую половину свеженьких фотографий, у меня отбоя не было от желающих сфотографироваться «на память».
В результате фотоальбом у моей девушки такой получился, что все её подруги обзавидуются. Там половина фотографий у неё с кинозвёздами и режиссерами. Кстати, внешность у Галины самая что ни на есть подходящая оказалась. Как мне один режиссёр сказал: — «Камера её любит». Красиво сказал, жаль, потом мне пришлось его чуть в сторонку отвести, и там популярно объяснить, что моя девушка в его фильме сниматься не будет. Слишком уж он рьяно к Галке клеится начал.
— Может он правда хотел меня в фильме снимать, — попробовала успокоить меня Галина, когда я отшил от неё ухажёра, и вернулся прилично разгорячённый, — Даже говорил, что на главную женскую роль на пробы пригласит.
— Эх, знала бы ты, сколько молодых девчонок на «Мосфильме» ошиваются. И всех на пробы пригласили. Пока их за пару месяцев все подряд не перепробуют, так и будут им по ушам ездить, да в массовках снимать.
— Фу, дурак. Такого не может быть! — искренне воскликнула моя принцесса, надув губы, — Мы не на каком-то там Западе живём. Это у них, в Голливуде такое возможно.
— Да ты шо… — передразнил я одну нашу новую знакомую, смешно говорящую с украинским акцентом, — Если ты такая умная, то наверняка должна знать, как и кто актёров на главные роли утверждает. Меня безусловно радует твой провинциальный наив, но, солнце моё, поверь мне на слово, в стране полно актёров с дипломами и студентов театральных институтов, а среди них типажи есть на любой вкус. Ты у меня, конечно же, красавица каких мало, но для съёмок этого недостаточно.
— Я правда красивая? — выловила девушка самое для неё важное, — Ты мне этого никогда не говорил.
— Самая красивая. Обалденная. Милая. И очень умная, — начал я сыпать комплиментами, чередуя их с поцелуями.
— А-а, ну тогда ладно, чёрт с ним, с этим режиссером, — насилу отбившись от меня, решила моя звезда, поправляя причёску.
Вот так всегда.
Ты тут стараешься, выше головы скачешь, чтобы отдых по высшему разряду устроить, но вдруг приходит какой-то хмырь, рассказывает сказки, и ведь реально запудривает девушке мозг.
Понятное дело, что Галка не всё видит, что я делаю.
Тот же микроклимат у нас в номере она воспринимает, как нечто само собой разумеющееся.
А мои ежедневные мотания и организация вечерних посиделок у мангала на неё произвели впечатления меньше, чем «покупка» мной двух пёстрых халатиков.
Ну да, пришлось мне в Чебоксары за ними смотаться. Те, что я из текста вытаскивать попробовал ни в одну легенду не влезали. Как бы я объяснил их происхождение? Парчовые, весом в полпуда, и в пол длиной.
Знаете, не дело это, сидеть вечером на балконе, ожидая, пока девушка в душ сходит и выйдя оттуда, юркнет в кровать. Так что припёр я два халата для неё. Сказал, что у моряка на рынке купил. Один халат попроще для душа, а второй для пляжа. Похоже, перестарался. Как-то нехорошо на Галкин халат от Версаче отдыхающие с нами кинозвёзды посматривали, когда она в первый раз его одела для выхода на пляж.
Я-то для себя халатом озаботился. Точнее, нашёл его у себя в багаже, куда Гоша его заботливо упаковал.
Или взять наши эти ежедневные выезды на обеды. Куда мы только не успели скататься, лишь бы в пансионате не обедать. Даже в Ни-хуа-хуа побывали. Э-э, так я конечный пункт одного нашего автопутешествия назвал. Если что, то попробуйте сами выговорить его правильное название — Мгудзырхуа. Во, в это самое хуа и съездили. Кстати, классное местечко.
А кофе по утрам на балконе. С хачапури и ещё тёплыми булочками с изюмом, за которыми опять же я по утрам ездил в посёлок.
Представили весь объём работ по обольщению, которые я на себя взвалил? И что в итоге? В очередной раз стукнулся лбом в прозу жизни.
«Женщины любят ушами».
Вот кто бы это ни сказал, но в чём-то он прав. Я только что за несколько простеньких комплиментов, перемежаемых поцелуями, заработал больше очков, чем за всю ту суету, которая сопровождала мой отдых.
Должен отметить, что тут батя свою роль сыграл.
Рос я без матери, оттого и не приучен ко всяким сюсюканьям, опять же, привык за базар отвечать. Так что, не готов я девушке пообещать Луну с неба достать, если у меня нет на то шансов. Вот такие пробелы у меня в воспитании. Оттого я и в речах сдержан.
Наш отъезд я задумал справить с размахом.
Понятно, что с размахом по нынешним, советским меркам.
Садальский идею с баром уже использовал, значит, мне нужно что-то своё выдумать, новенькое. Нечто такое, о чём киношники будут не раз вспоминать, собираясь компанией. Как-никак, а это неплохая реклама, как раз в тех кругах, на которые я делаю ставку. С учётом того, что при социализме можно далеко не всё, ничего умнее я не придумал, как провести вечеринку на берегу моря.
И тут я должен отметить очередной минус социализма. В своём времени я многие вопросы решил бы со звонка, добавляя к нему переводы авансов с того же телефона.
А здесь всё не так.
На то, чтобы склонить шашлычников из уже знакомой мне шашлычни, к выезду на пляж, мне пришлось убить почти полдня, постоянно ожидая решения тех или иных проблем. Хорошо ещё, что они не заставили меня решать вопрос транспорта, сами договорившись с грузовиком, который привезёт и отвезёт всё их хозяйство.
Столы, стулья посуда. Правда, смешно. Так вот вовсе нет. Летнему кафе тоже пришлось заплатить столько, что я уже подумывал, а не проще ли мне купить всё новое самому, а потом это и оставить в дар пансионату.
Зато с вином повезло. Сколько хотел, столько и пообещали привезти. Это ли не причина для радости?
Гвоздём программы у меня идут фейерверки. Не те одинокие ракеты, которые пускали в моём детстве соседи, а нечто чуть более позднее, когда мы визжа, скакали под звездопадом осыпающихся огней, с трепетом ожидая очередной грохот взрывов в небе.
За ними пришлось опять же смотаться к себе домой и прибегнуть к помощи магии.
Что, в итоге, я хотел бы сказать.
Если вы когда-нибудь переместитесь по времени в социализм, то сразу отбросьте идеи по организации праздника.
Выйдет он далеко не так, как вы себе это представляете, а умудохаетесь вы досыта — доотвала.
— Валерочка, у вас всё так славно получается. Вы не поможете мне в столице так же мой юбилей справить следующей весной? — томно прижалась ко мне манерная блондинка, напрочь игнорируя устремлённые на нас взгляды.
Непонятно, с чего бы она так воспылала. В небо только первые залпы салютов взлетели. Неплохих таких, даже по меркам моего времени. Не зря я за ними опять же домой мотался, а потом на себе пёр всё это сюда.
— Неужели вам весной двадцать пять исполнится? — чуть отстранился я от актрисы, которая лет десять назад покорила сердца тысяч советских мужчин.
На самом деле, Светлане Светличной уже явно под сорок, хоть и выглядит она очень даже неплохо. Да что там, классно тётка выглядит. К тому же, за собой она смотрит постоянно. По крайней мере, я ни разу за всё время пребывания здесь её не увидел без макияжа и причёски.
— Какой же вы, однако, — с мягким южным акцентом проворковала актриса, похоже, так и не вышедшая за прошедшие годы из роли коварной соблазнительницы, — Всё-то вам знать нужно.
Нет, чего у неё не отнять, так вот это этакого женского, того, что напрочь обволакивает и мужиков с ума сводит. Теперь верю, что могла она даже такого верного семьянина, которого в «Бриллиантовой руке» играл Никулин, сбить с верного пути.
— На самом деле я очень простой. Проще не бывает, — начал было я, немного отстраняясь от соблазнительницы.
Закончить мысль мне на дал наряд пограничников, неожиданно возникший из темноты. Вроде, ещё секунду назад никого не было видно, и вдруг оп-па. Откуда ни возьмись…
— Так, граждане. Все приготовим документы, — строго приказал капитан, возглавляющий воинов, охраняющих несокрушимые границы СССР.
— Товарищ офицер, не виноватые мы, — тут же выступила вперёд Светличная, пока остальные хлопали глазами, — Вы же пограничник? Всю жизнь мечтала выпить на брудершафт с теми, кто наш покой охраняет. Вы же не откажете даме в столь невинной просьбе?
Просьба может и невинная была, но вина мы им в бокалы налили от души.
А потом был долгий поцелуй, окончание которого мои гости отметили аплодисментами, что, впрочем, никак не поколебало солдатиков, прибывших вместе с капитаном. Воины, деликатно отвернувшись, бдительно осматривали дали моря, всем своим видом выражаю готовность в любую секунду отразить нападение вероятного противника.
— Мне на заставу нужно сообщить, что я с происшествием разобрался, — повинился перед Светланой офицер, стоило ему оторваться от актрисы.
— И возвращайтесь. Непременно возвращайтесь, — чуть томно отозвалась Светличная, с хрустом заламывая пальцы.
Может я чего-то не понимаю в этой жизни, но никакого театра я в словах актрисы не почувствовал. Слишком всё натурально у неё вышло. По правде.
* * *
С выездом из Дома Творчества мы задержались.
Нет, так-то мы должны были освободить номер до полудня, но мне хотелось выехать пораньше. Не вышло. Как известно, мы предполагаем, а судьба располагает. Оказывается, номер до завтрака сдать нельзя. Не положено. И после него, этого завтрака, сдача не вдруг происходит.
Тем, кто спешит, это рекомендуется делать загодя. Ещё с вечера. Тогда утром дежурная по этажу вас проверит и всё в порядке.
Как я понял, сотрудников пансионата в основном волнует один вопрос: — А не украли ли вы постельное бельё? Поскольку больше ничего особо ценного, пригодного к выносу, в номере нет и не наблюдается.
С этими тонкостями меня ознакомили по факту, и я оказался не готов их понять, но смирился.
Нет, но учил же меня отец! Сколько раз во время наших совместных выездов на рыбалку он говорил, что возвращаться надо тем же путём, по которому приехал. Так вот нет же. Мы своим умом живём. Так сказать, любим собственным лбом шишки набивать.
В итоге я попёрся по той дороге, которую мне расписал в красках Тодоровский. Через Анапу.
Про то, что я не доеду до Богурчан в этот день, мне стало понятно, когда солнышко начало закатываться.
Калач-на Дону, прочитал я очередной дорожный указатель, и начал искать своротку.
Дон. Сколько о нём писано — переписано. Я даже про редкую птицу готов процитировать, которая до его середины не долетит. Или не до его середины, может ещё до какой другой реки.
Но всё это не наш случай. Там, где мы остановились, птицы нормально летают. С того берега на этот, как с добрым утром. Что бы им метров двести пятьдесят — триста не пролететь? Вот завтра по мосту проеду, тогда точно скажу, сколько метров тут Дон по ширине, а пока навскидку вроде так выглядит. Короче, заночевать мы решили напротив этого самого Калача. На высоком берегу, где от пионерлагеря и небольшого Дома отдыха шёл спуск к воде, выложенный неким подобием асфальта, уложенного сплошными кочками. Не исключено, что для асфальтового катка спуск с верхотуры оказался крутоват, и дорогу к воде сделали вручную.
Галка мне отчего-то после фразы про перелетающую птицу уверенно Днепр назвала, а я задумался. Моё «поколение ЕГЭ» такими тонкостями не заморачивалось.
Дон, Днепр. Да какая разница! Один чёрт никто из моих сверстников в том мире не знает, где у них истоки, и куда эти реки впадают. У нас по программе ответ про Волгу предполагался. Так вот та в Каспийское море впадает, если что.
Котелок с водой на газовую туристическую горелку, а сам бегом к реке. Несколько забросов кастинговой сети и я с рыбой. На уху хватит, а больше мне ни к чему.
Хорошо мы посидели. И ещё лучше провели время после ужина.
В чём мы с Галкой разные, так это в наших биологических ритмах. Я по натуре сова, а она ближе к жаворонкам.
Вот и сейчас мне не спится. Осторожно выбрался из палатки, уселся на бревно, которое подтащил для ужина, и кося одним глазом на Галину, которая спит, бессовестно выставив из-под пледа грудь по самый сосок, обо всём подряд думаю.
Про СССР, про спутники, которые нет-нет да и мелькают на южном небе с его необычно яркими звёздами, про Высоцкого, и даже про магию.
Да, про её необычность и ещё что-то такое, во что я не сразу был готов поверить.
Что поделать, если меня выучили и воспитали, как материалиста. Помнится, я даже опыты первое время с этой магией проводил, чтобы понять, откуда что появляется. А то постоянно каким-то воришкой себя чувствовал.
Всё решила одна из бесед с Разумовым. Тем самым магом, который многое мне подсказал.
— Значит, хочешь узнать, откуда что берётся? — ухмыльнулся он, когда выслушал мои сбивчивые объяснения, — А скажи-ка мне вот что. К примеру, взять ту же сферу, которую мы ищем. Как ты думаешь, она в материальном мире существовала? Или задам вопрос иначе. Скажем, при желании ты можешь вытащить из книги ту же скатерть — самобранку. Или ещё что-нибудь на неё похожее, — прищурился он, что-то прочитав на моём лице, — Да ты уже наверняка что-нибудь такое вытащил, так?
— Мантию — невидимку, — признался я.
— Угу. Тоже неплохо. Вот и ответь сам себе на вопрос. Можно ли украсть то, чего в материальном мире не существует? Или ты думаешь, что та же скатерть-самобранка для тебя блюда из ресторанов воровать начнёт?
— Ну, это вряд ли, — замялся я, ещё ничего для себя не решив.
— Магия, мой юный коллега. Всё это просто магия. Кто-то ледяные горы из ниоткуда получает, чтобы на врагов их обрушить. Другой ковры-самолёты из воздуха создаёт. Третий зверей невиданных плодит на страх врагам, а у тебя, скажем так, своё направление. Ничего ты не воруешь и никто никаких убытков из-за тебя не несёт.
— Но в конце-то концов. Это же вещи, а то и сложные механизмы. Они твёрдые, — попытался я настаивать на своём, — И что, всё вот так запросто прямо из воздуха возникает?
— Мда-а. Образование бы тебе наше не помешало. С другой стороны, а зачем оно тебе? Чтобы уметь плавать, вовсе не обязательно знать закон Архимеда, не так ли?
* * *
— У тебя с компьютером всё нормально? — рассматривал меня с экрана монитора Борисыч, смешно при этом щурясь. Невольно создалось ощущение, что у него с прошлого нашего разговора внезапно село зрение. Странно, отец до самой смерти очки ни разу не одевал.
— А что с ним не так? — осмотрел я ноутбук со всех сторон и на всякий случай протёр салфеткой объектив камеры, — Я тебя хорошо вижу и слышу.
— А чего у тебя тогда лицо грязное? Мыться не пробовал? Или в Новчике горячую воду до сих пор не дали? Интересно, — взгляд отца скользнул в угол экрана, видимо рассматривал дату, — У вас уже сентябрь. Должны были дать.
— Да есть вода. Я только что из ванны вылез. До сих пор волосы сырые. Как только с Пицунды домой приехал, так первым делом и залез в неё, — потрогал я лицо, откровенно не понимая Борисыча.
— А, так это ты загорел так, — обрадовался отец, — Я сижу гадаю отчего ты такой чумазый, а ты оказывается на юг ездил. Молодец. Дикарём катался?
— Нет, в Доме Творчества Кинематографистов две недели по путёвке отдыхал.
Фу, чёрт усатый. Вернее, уже безусый. Напугал меня. Увидев моё загоревшее лицо за грязнулю принял.
Это он Галинку не видел — та вообще в мулатку превратилась, одни зубы белизной сияют.
А как контрастно смотрятся на белой простыне те участки её прекрасного тела, которые незаслуженно были спрятаны от лучей южного солнца. Я теперь понимаю, почему директриса пансионата так ратовала за то, чтобы отдыхающие загорали только в купальниках. Это она так о демографии страны заботится. В темноте незагоревшие попка и груди ох как хорошо видны. Руки к ним так и тянутся.
— Пансионат летом на Чёрном море? — недоверчиво посмотрел на меня отец, — Силён. И как ты туда умудрился путёвку выбить?
— Работодатель свою личную отдал, — поделился я секретом.
— И многих звезд кино пощупал, — заговорщицки подмигнул мне батя, — Мне Ирина Азер очень нравилась. Я на «Дорогого мальчика» из-за неё три раза ходил. Ух, какая красавица. Не встретил её на юге случаем?
— Нет, не довелось, и звёзд я не трогал. Я со своей звёздочкой отдыхал. Путёвка у нас на двоих была.
— Ты больной что ли? — с недоумённым видом откинулся Борисыч на спинку кресла, — Кто ж в Тулу со своим самоваром ездит?
— Э, Борисыч. В сезон в этот Дом Творчества только зубры кинематографа могут попасть, а они, сам понимаешь, уже все в возрасте. Самой молодой женщиной, не считая моей девушки, была страшненькая тридцатилетняя ассистентка оператора. А актрисы были так и вовсе за сорок.
— И что из этого? Болт ровесницу не ищет, — лыбясь, заявил отец. — Я тут на днях с одной хозяйкой магазина зажигал. Самой под сорок, а фору любой молоденькой даст.
— Смотри на винт не намотай и сестрёнку с братиком мне не заделай, — усмехнулся я в ответ, — Тоже мне, секс-террорист.
К счастью у меня в этом отношении всё благополучно.
Я после того, как проверил на себе капли из «Хроник Нарнии», излечился от всех мыслимых и немыслимых болезней, даже которыми и не болел.
Если учитывать, что я у Гали был первым мужчиной, то и вовсе беспокоиться не о чем. Ну, а вопрос с нежелательной беременностью я решил с помощью подкожного импланта, который вынул вместе с пистолетом для его установки из одного фантастического романа, после того как выучил английский язык. Теперь у меня в правую ляжку вживлён небольшой шарик, чуть крупнее макового зерна, и если верить книге, то его хватит на целый год.
Так что я за безопасный секс, в моём понимании этого термина, хоть его, секса, в Советском Союзе как бы и нет.
Из минусов такого решения могу отметить, что из всех моих гонораров с меня постоянно удерживают налог на бездетность. Ни много, ни мало, а шесть процентов с меня в бухгалтерии никогда не забывают вычесть.
— Так кого ты из звёзд-то видел? — съедало Борисыча любопытство.
— Не думаю, что фамилии режиссёров и операторов тебе о чём-то скажут, а вот из актёров со Светличной общался. Помнишь та, которая в «Бриллиантовой руке» орала «Не виновата я. Он сам пришёл»? С нашим земляком Стасом Садальским успел познакомиться. С его участием здесь скоро должен выйти фильм «Место встречи изменить нельзя». В нём ещё Высоцкий в главной роли снимался. Не смотрел этот фильм в будущем?
— Как-то не довелось, — равнодушно отозвался Борисыч, — А что, интересный фильм?
— Как тебе сказать? — помялся я, — Всё-таки последняя работа Высоцкого в кино, а он как-никак Легенда.
— Знаешь, я как-то и не фанател по Высоцкому. Ну, да, была у меня катушка с записью одного его концерта. Может даже до сих пор где-то среди других плёнок валяется, если не выкинул. И что с того? Здесь уже прочитал в интернете, что он умер летом восьмидесятого от сердечной недостаточности. Вроде как с помощью шампанского пытался с иглы спрыгнуть. Вот только его ведь на дурь никто насильно не сажал.
— У меня лекарство есть волшебное. С его помощью недавно маленькая девочка умирающая вылечилась. Ей сердце новое нужно было, а трансплантация ещё не скоро появится…
— И ты это лекарство каким-то образом ей дал. Так? А теперь думаешь, не спасти ли тебе Высоцкого от смерти? — опередил меня отец, — Я прав? Так вот, эта «Легенда», как ты выражаешься, несколько раз в год посещает Париж, в то время когда простой человек не каждый год себе отдых у моря может позволить. На чём он сейчас ездит? Судя по слухам, которые до меня доходили, на «Мерседесе». Живёт он тоже наверняка не в бараке. Вопрос: чего ему для жизни не хватало, что он синячил, а под конец начал себе по вене «дурь» пускать?
— Ну, например, простора для самовыражения, — бросил я предположение, — Всё-таки творческие личности очень ранимые. Особенно когда их зажимают.
— Я тебя умоляю, — скривился Борисыч, — Своей известностью он Брежнева затмевает. В театре он играет. В кино снимается. Концерты и пластинки у него тоже есть. Мало? Чего тогда на Запад не валит? Там этой свободы завались. Только кому он там нужен будет? Его даже КГБ не трогает, лишь бы он не эмигрировал. Иначе западная пропаганда сразу вой поднимет, мол, очередной советский гений оказался на Западе.
Да уж, не ожидал я от Борисыча такой отповеди. И про фанатизм он вроде всё верно сказал. Да, в машине у моего отца зачастую звучал русский шансон, но песен Высоцкого он не слушал, как впрочем, и песен с тюремно-воровской романтикой, где с надрывом про водочку с селедочкой.
— В общем, спасать или нет Высоцкого — это дело твоё, — успокоился батя, — А вот то, что девочку вылечил — молодец. Я, кстати, тут в интернете по катастрофам в СССР информацию посмотрел. Одиннадцатого августа два самолёта в воздухе столкнулись. Ты, наверное, и не слышал про эту аварию. Всё-таки в Союзе не любили о трагедиях трубить на каждом углу, как это здесь происходит…
— Уже, — не дал я договорить Борисовичу.
— Что уже? — не понял тот, — Сообщили о гибели команды «Пахтакор»?
— Нет. «Пахтакор» сыграл с минским «Динамо» в ничью.
— Хочешь сказать, что ты…, — осёкся батя, поняв услышанное, — Это же сто семьдесят восемь человек… Ну, ты даёшь… Как здесь частенько говорят: «Респект тебе и уважуха».
— Сам-то как поживаешь? — прервал я Борисыча, чтобы он не захлебнулся от потока восхищений в мой адрес, — На категорию сдал? Манипулятор купил?
— Всё сделал, — довольно улыбнулся в ответ батя, — Я благодаря твоим деньгам ещё и бокс на три грузовика купил на Восточной улице. Представляешь, в Союзе на том месте был тепличный комплекс от «Химпрома» и фруктовый сад, а сейчас там торговый центр, колбасный цех и куча боксов.
— Я понял, о каком месте ты говоришь, но тех теплиц давно нет, — кивнул я, — По крайней мере, при мне их уже не существовало. Кстати, куда тебе бокс на три машины?
— Как это куда? Расширятся. Заказы есть, нужно ещё один манипулятор брать и водителя нанимать, — объяснил Борисыч, — Один кое-как успеваю. Кстати, спасибо тебе за помощь. Если б не ты, то не знаю, как у меня всё получилось бы. У самого какие планы на жизнь?
— У меня их, как и у тебя, громадье. Первым делом нужно к новому фильму музыку написать и с ней в Москву ехать на утверждение, — улыбнулся я в ответ, а про себя с грустью подумал: «Если б не я, то не сидел бы ты сейчас, Валерий Борисович, в будущем, пропустив мимо своей жизни сорок лет из жизни страны», — Я потому и заехал в Новчик сразу после курорта, чтобы пока впечатления свежие, кое-что успеть записать. Созвонимся ещё, — попрощался я с отцом, увидев в окне мессенджера непрочитанное входящее сообщение от Разумова, главного российского борца с несанкционированным использованием магии.
«Свяжись со мной, когда сможешь» — прочитал я и кликнул в кнопку видеовызова.



Глава 4

Юрий Сергеевич Разумов — личность беспринципная и жутко наглая.
А ещё он показушник. На моих глазах достал из воздуха коньячный бокал с плескающейся в нём янтарной жидкостью, и выпив, закусил её кружком засахаренного лимона. Который, кстати, у него тоже появился из ниоткуда.
Мог бы со мной, ещё начинающим магом, выбрать тон помягче, а намёки чуть более изящно проговаривать. А он сразу в лоб:
— У нас тут задание для тебя появилось, и как мне кажется, награда за него тебя сильно порадует.
Как вам? Я глубоко вздохнул, и с законным недоверием приготовился его слушать.
С чего бы я к его появлению с таким скепсисом отношусь? Так я же из будущего. А у нас каждый первый дока по онлайн — играм. Так что я точно знаю, что если тебе за какое-то задание предлагают фантастическую награду, то и задание это будет офигительное.
В том смысле, что офигеешь, пока его выполнишь.
— А что это ты так прищурился? — поинтересовался Юрий Сергеевич, глядя на меня поверх элегантных очков.
— Пытаюсь на корейского школьника походить. Похож? — отозвался я, радуясь, что моя пантомима нашла своего зрителя.
— Вообще-то не очень. У них морда лица немного другая, — проявил Разумов тактичность, не став вдаваться в подробности, — А почему на корейского?
— Так у нас почти все компьютерные игры из Кореи. А там чем сложнее задание, тем круче за него награда. И заметьте, в каждом таком задании нужно руки смозолить об мышку, прежде чем награду увидишь. Самое то, для корейцев, разумеется.
— Вот даже как, — постучал пальцами по столу маг, отчего колонки у меня на полке начали чуть подпрыгивать, — Хорошо. Я понял аналогию. Могу сказать проще. Мы и сами с этим вопросом можем разобраться, но есть некоторые моменты, из-за которых проще с тобой сотрудничать. Ты, как либромант, многого не поймёшь, но попробуй представить себе, что для магов других направлений очень важен, а зачастую и критичен, расход Силы. У нас, в сообществе магов, потраченная Сила — это своего рода валюта. Так что решение вопроса своими силами нам встанет дорого, пусть не чрезмерно, но тем не менее.
— Ну да, куда как проще неофита подпрячь. С ним и церемониться особо не нужно, не так ли?
— Зря ты так. Я же и обидеться могу. Вроде пока тебе от нашего знакомства только одна польза была.
— Надеюсь, вы не станете с меня требовать никаких обещаний до тех пор, пока я не узнаю, что вы хотите мне предложить? — чуть сдал я назад, про себя признавая правоту Разумова, — Хотелось бы услышать суть вопроса и заодно узнать размер вашей благодарности.
— Тебе бы на Привозе рыбой торговать, — вздохнул маг, — Вроде ты и страну поменял, а духом советского человека так и не проникся.
— Что есть, то есть. У меня ярко выраженная аллергия на бесплатный труд, ну, или почти бесплатный. Слышали анекдот этого времени: — Они делают вид, что платят нам заработную плату, а мы делаем вид, что работаем.
— Намёк понял. Могу коротко рассказать о задании и награде.
Я насторожился и приготовился слушать в оба уха, а Юрию Сергеевичу просто кивнул в знак согласия. Сейчас любое неправильно сказанное слово может его сбить с нужного настроения, и неизвестно, чем дело закончится.
— Как я тебе уже говорил во время нашего знакомства, ты не первый, кого мы заслали в твой мир. У тебя был ещё один предшественник, и он сейчас нуждается в помощи. Мы знаем, что он жив. Примерно представляем, где он находится, и нам известно, что он всё время пребывает в бессознательном состоянии. Нужно его найти и переправить обратно, к нам. В награду получишь проектор.
— Какой фирмы? — не смог удержаться я от шпильки.
— От магической фирмы. Тебе её название ничего не скажет, да ты и выговорить его не сможешь.
— Прямо уж и не смогу. Я даже Хуавэй научился выговаривать, хоть и догадываюсь, что это название, как и фамилия Блюхер, с английского не переводится, — попытался я шуткой немного разрядить обстановку.
— Проектор интересен тем, что он может воспроизводить ту картинку, которую ты сможешь представить в своём воображении, а дальше в дело вступит твоя способность либроманта, — продолжил Разумов, словно бы и не заметив моей реплики, — Вот скажи, было у тебя что-то такое, чего бы ты не мог достать из книги или каталога?
— Доски для пола, — тут же отозвался я, вспомнив, сколько раз я это пытался сделать, — Пришлось ламинат вытаскивать, а он не совсем в духе этого времени, хоть и неплохо имитирует линолеум.
— Доски? — всем своим видом выказал маг своё недоумение, уставившись на меня поверх очков, — Мда-а… Доски тоже можно. Хотя странно, почему у тебя с ними не получилось. Похоже, какая-то личная особенность.
— Я тут недавно английский язык выучил, — чуть небрежно заметил я, — Так, ничего особенного. Всего лишь рыбку из книжки скушал. Почему вы думаете, что такой же проектор я не смогу сам достать?
— Попробуй, поищи. А если найдёшь, то попробуй сообразить, где ты для него заклинание разыщешь. Ах, да. Ты же у нас необученный. Ну, выражаясь понятным тебе языком, к этому девайсу ещё софт особый нужен. Понял?
— Понял, конечно, чего тут непонятного. Я всегда подозревал, что Билл Гейтс далеко не первый, кому эта идея в голову пришла.
— Ладно. Сколько времени тебе надо на принятие решения?
— Да что тут думать. Поищу я вашего алкаша.
— Алкаша? Генрих Михайлович спиртное почти не употреблял, насколько я знаю.
— А чего же он тогда в бессознательном состоянии пребывает? Может он в коме?
— С физическим здоровьем у него всё в порядке. Иначе его жена тут же почувствовала бы неладное. Связь у них между собой существует. Мы думаем, что его содержат на психотропных веществах.
— Ну вот, я так и знал! — затряс я головой, морщась, — Говорил мне отец про бесплатный сыр. Так нет же. С запашком у вас поручение. Всю жизнь мечтал по вонючим дурдомам лазить.
— Так мы договорились?
— Пока только о том, что я попробую вашего засланца найти. И уж не обессудьте, если мои поиски не увенчаются успехом.
* * *
Думаю, что любой человек понимает, что такое творческий настрой.
Так вот после разговора с Разумовым он у меня пропал напрочь, и я смог записать всего лишь одну композицию, вместо трёх запланированных на сегодняшний вечер.
Как бы я не старался подчеркнуть свою значимость и независимость перед Юрием Сергеевичем, но к просьбе о поисках его коллеги я отнёсся с пониманием.
Разумов человек ответственный. Не так давно он, по моей просьбе, целый консилиум умудрился собрать, когда мне помощь кардиологов из моего времени понадобилась. То, что врачи признали случай безнадёжным и девочку, ради которой они собрались, спас Гоша с помощью капель Люси из «Хроник Нарнии», вопрос десятый. Тут иной факт важен. Разумов на мою просьбу откликнулся. И хочу я теперь или нет, но и мне нужно соответствовать. Так что, разговор у нас немного странный получился. Маг почти наверняка знал, что я на его предложение соглашусь, но в то же время оценивал то, как я это сделаю.
Меня выбило из колеи то, как Разумов доставал предметы из воздуха и его заявление о том, что я смогу делать то же самое, когда стану обладателем проектора. Ну, а уж когда на моём столе материализовалась бандероль с некоторыми личными вещами пропавшего мага, я и вовсе чуть со стула не упал.
— Думаю, что некоторые вещи Якова тебе помогут в его поисках. ДНК в твоём времени ещё не выделяют, но эти предметы несут на себе следы ауры пропавшего, — объяснял Разумов, складывая в небольшую картонную коробку портмоне, галстук и очки. Задумавшись на мгновение, маг кивнул сам себе и, достав из ящика стола пачку червонцев в банковской упаковке, положил их в ту же коробку.
— Деньги твоего мира на командировку. Оригинальные, если что. В том смысле, что подлинные, без всякой магии. Если не веришь, можешь через свои очки на них посмотреть, — дал понять Разумов, что моя детская выходка во время одного из разговоров с ним не осталась не замеченной.
Ну, да. После того, как мной была найдена и уничтожена сфера, способная принести на планету магию, я почувствовал себя чуть ли не архимагом. Я казался себе настолько крутым, что позволил собезьянничать во время беседы с Юрием Сергеевичем и демонстративно надел волшебные очки, которые позволяют видеть проявления магии. Я ведь не виноват в том, что Гоша подсунул мне текст, в котором фигурировали те же самые очки, что носил Разумов.
— Судя по обстановке ты сейчас в своей Новочебоксарской квартире находишься, — глядя на меня то ли спросил, то ли констатировал маг.
Дождавшись моего кивка, Разумов заклеил бумажным скотчем коробку и что-то написал на её крышке. Затем достал из ниоткуда большую почтовую марку и, облизнув, приклеил её на коробку.
— А теперь жди, — хитро щурясь, уставился на меня маг и откинулся на спинку кресла, не забыв при этом организовать себе из воздуха очередную порцию коньяка. Говорю же — показушник.
Не успел волшебник отпить из своего бокала, как коробка в его комнате медленно поднялась над столешницей и исчезла с поля зрения. Угол обзора веб-камеры на компе Разумова не позволял мне сказать, куда именно направилась посылка. Я думаю, что полетела она в открытую форточку или окно в кабинете Юрия Сергеевича. Ну, а куда бы ей ещё деваться, если через несколько мгновений эта самая посылка влетела через открытую балконную дверь моей квартиры и шлёпнулась на мой стол.
Не прикасаясь к коробке, я прочитал написанное на крышке. Вроде всё правильно: СССР, Чувашская АССР, город Новочебоксарск. Улица, дом и квартира указаны без ошибок. Всё верно, кроме адресата. Вместо моего отца, Гринёва Валерия Борисовича, прописанного по этому адресу, были указаны мои фамилия, имя и отчество.
Разлепив скотч, я отложил крышку в сторону и осмотрел содержимое посылки. Ошибки быть не может — эти же самые вещи Разумов на моих глазах только что складывал в коробку. Все вещи обычные и не несут на себе следов магии. Чтобы определить это, я не поленился сходить в коридор и достать магические очки из висевшей на вешалке сумки. Даже деньги не имеют к магии никакого отношения, как и сказал Разумов.
Всё обычное и не магическое. Всё, кроме, марки и почтового штемпеля, вспыхнувших миллионами бликов, когда я посмотрел на крышку коробки через стёкла волшебных очков.
Собственно наклеенный Разумовым кусок бумажки размером значительно больше спичечного коробка трудно было назвать маркой, но это была именно она. Об этом говорили зубцы, которые шли по краям и бледно-фиолетовый штемпель, задевающий уголок марки.
Поверху самой марки шла надпись на английском «Эль Дорадо», по краям стоял номинал, почему-то в десять центов, а внизу ещё одна строчка, так же на английском языке гласила: «Скоростная почта».
На самой марке был изображён стоящий на краю скалы единорог с поднятой головой. Его спиральный рог целился в небо, грива развевалась на ветру, а вся картина дышала правдоподобием. Глядя на нее, легко было поверить, что художник писал это мифическое животное с натуры.
Штемпель, погасивший марку (вроде так это называется у филателистов), был не менее интересен. По всей окружности так же на английском шла надпись «Эль Дорадо», а в центре круга, где обычно указывают дату погашения, стояло просто «Понедельник».
Я непонимающе уставился на Разумова, на что тот всего лишь пожал плечами, немного ехидно улыбаясь:
— Всё равно про марки ты рано или поздно узнал бы. Отчего бы мне не помочь коллеге, и не подсказать, в каком направлении нужно искать?
О загадочной вымышленной стране Эль Дорадо, я, конечно же, слышал. А вот узнать то, что у этой страны существует своя почта, способная соединять разные миры — для меня явный перебор.
Если Разумов сказал, что я до такой почты сам дошёл бы, то значит и какой-то рассказ, новелла или роман должны быть на эту тему. Нужно будет Гоше поручить поиск текста с описанием марок. Я пока ещё не знаю ещё, чем мне поможет такая скоростная почта, но лишней она точно не будет.
Собственно, от того что во время беседы с волшебникомнахватался впечатлений выше крыши, я и смог записать вечером всего лишь одну композицию. Зато какую! А ещё я ей задал основную тему в музыке для будущей короткометражки, и уже к обеду следующего дня мне было, что показать на «Мосфильме» Дмитрию Николаевичу.
* * *
— Как дела, Гоша? — поприветствовал я миньона, шкрябающего чайной ложкой по стенкам банки из-под сгущёнки, — Что нового? Никого больше с Графом не поймали?
— С утра Лина звонила, — залил домовой банку кипятком и начал демонстративно помешивать содержимое, громко стуча ложкой по стенкам, — А воришек больше не видать.
— Интересно, что ей было нужно? — сыпанул я в свой бокал кофе, плеснул в него воды, и тут до меня дошло сказанное домовым, — Откуда ты знаешь, что звонила именно Лина? У нас же телефон простейший. На нём даже определителя номера нет.
— Межгород трезвонил, ну я и взял трубку, — пожал плечами мелкий, — Твоим голосом представился автоответчиком и попросил оставить сообщение после короткого сигнала.
— И что она тебе наговорила? — офигел я от сообразительности Гоши.
— Что-то про музыку и про мелодию втирала. Я толком не понял, — невозмутимо отхлебнул домовёнок из консервной банки.
После этого Гоша достал из кармана рубашки сложенный вдвое листок бумаги и положил его на стол, — Просила перезвонить по этому номеру. Я специально записал, чтобы не забыть.
— В принципе, идею ты подал хорошую. Как я только раньше об этом не подумал, — забрал я листок и сунул его в карман штанов, — Подбери в интернете телефон с автоответчиком. Только такой, чтобы он был из этой эпохи. Но это потом, — тормознул я сорвавшегося было со стула домового, — Сначала посмотри на это, и скажи, что о таком чуде думаешь?
С этими словами я выложил перед Гошей крышку от коробки, полученную по необычной почте:
— Обрати внимание на марку. Мне прямым текстом сказали, что до такого вида почты я рано или поздно додумался бы сам. Из этого можно сделать вывод, что подобные марки должны быть описаны в каком-то произведении.
Гоша взял в руки крышку и внимательно осмотрел её. Затем он выбежал из кухни и вернулся обратно уже с ноутбуком.
— Ну, вот. Смотри сам, — развернул домовой через пять минут в мою сторону компьютер, — Рассказ «Марки страны Эль Дорадо». Пять марок разного достоинства. Самая дешевая по описанию сходится с той, что ты мне показал. Рассказчик с другом отправил с помощью марки своего кота в Эль Дорадо на вымышленный адрес, но коробка с котярой быстро вернулась со штемпелем «По указанному адресу получатель не проживает».
— Тогда понятно, почему именно моё имя и отчество Разумов написал на посылке. Если бы адресатом был указан мой отец, то коробка вернулась бы к волшебнику обратно, поскольку батя сейчас не в СССР, а в России, — озвучил я свои выводы, — Мало правильно написать адрес, нужно ещё и точно указать получателя.
— Хозяин, тут в конце текста пишется, что друг рассказчика отправил сам себя на Главпочтамт Эль Дорадо, указав получателем главного почтмейстера, — добавил Гоша, — Только он не вернулся.
— Может ему в Эль Дорадо понравилось, — предположил я, — Слушай, Гоша, а ведь это своего рода портал между мирами. Нужно будет сначала соседского кота к отцу в будущее заслать. А чтобы Борисыч смог животное вернуть, положим в посылку еще одну марку. Как думаешь — согласится твой знакомый на командировку в будущее?
— Зачем его в будущее посылать? В тексте ведь сказано, что кот живой вернулся. Правда, у него вид был такой, словно ему путешествие на пользу пошло, — состряпав задумчивую рожицу, почесал макушку миньон. — Не, ты всё правильно сказал — нужно у хвостатого спросить. Я, конечно, в этом сильно сомневаюсь, но вдруг в нём дух первооткрывателя живёт. Если согласится в другой мир слетать, то потом свои ощущения сможет рассказать.
— Во-во, поинтересуйся. Если что, сошлись на Белку со Стрелкой. Мол, собачки были первыми животными в космосе, а коту оказана честь стать первопроходчиком между мирами. Может в нём дух соперничества проснётся.
— Вообще-то, технически первопроходчиком в этот мир являешься ты, — заявил Гоша.
— К сожалению, меня опередили, — вздохнул я, и поведал домовому всё о разговоре с Разумовым.
— У меня к тебе вот какая просьба, — закончив рассказ, посмотрел я на Гошу, — Попробуй найти в книгах проектор, способный отображать предметы, рождённые моим воображением.
— Это типа ты представишь яблоко, а на экране это же яблоко должно появиться? — уточнил домовой.
— Судя по описанию, примерно так оно и должно выглядеть, — подтвердил я догадку миньона.
— Честно говоря, нигде не встречал такого, но попытаюсь что-нибудь нарыть, — заверил Гоша.
— Не факт, что найдёшь, но вдруг нечто похожее попадётся, — кивнул я миньону, — А я пока попробую Лине дозвониться. Интересно, о какой музыке и мелодии она тебе рассказывала.
* * *
Что делает человек, неожиданно попав под проливной дождь?
Правильно. Ругает Гидрометцентр и синоптиков за неверный прогноз погоды.
Я тоже матерился, когда в шесть утра оказался в лесопосадке по щиколотки в луже, а по моему лицу хлестали тугие капли воды.
Откуда ж я знал накануне, что в архиве погоды за прошедшее столетие нужно было смотреть на сводку по Московской области, а не по самой столице.
Вот что мне мешало спрятать камушек для возвращения в Москву на каком-нибудь чердаке?
Бог с ней, с машиной, нашёлся б какой-нибудь скромный закуток, где можно было бы её увеличить. Зато был бы сейчас сухой. А так, пришлось оставлять очередную «закладку», и срочно эвакуироваться обратно в Чебоксары, чтобы переодеть одежду и обувь. Хорошо, что артефакты у меня во внутреннем кармане пиджака лежали, и я не успел промокнуть до нитки, а то пришлось бы ещё и нижнее бельё менять. А уж как Гоше смешно видеть «прыжки» его Хозяина туда-сюда. Из-за частых телепортаций он меня уже в шутку однажды кузнечиком прозвал.
Несмотря на непредвиденный «прыжок» домой, к проходной Мосфильма я подъехал вовремя.
— Привет, курортник! — как мы и договаривались, встретил меня Сергей на проходной, — Идём быстрее. Шеф раньше всех на работу припёрся, тебя с новой музыкой ждёт. Я уже и пропуск для тебя успел сделать. По дороге расскажешь, как отдохнул.
— Подожди, Серёга. Ты машину отремонтировал? — притормозил я за локоть помрежа.
— Практически сразу, — кивнул тот в ответ, — Меня жена уже трижды на ней на дачу заставила съездить. А что?
— Я к тому, что ты же сегодня на работу на ней приехал? Я гостинцы вам с юга привёз. Вот и думаю: зачем их тащить на себе через вахту? Можно ведь просто из моего «Жигулёнка» переложить подарки в твой «Москвич», — объяснил я свой интерес.
В отличие от подаренной на день рождение головки блока цилиндров, большой полиэтиленовый пакет с разными вкусностями и деликатесами я вручил Серёге без всяких тайных умыслов. Захотелось сделать людям приятно, вот и закупил на юге гостинцев в двойном размере — один пакет Дмитрию Николаевичу с супругой, а другой его помощнику.
Единственная разница между презентами, так это то, что в пакет режиссёра добавлена пузатенькая тёмно-зелёная бутылка десятилетнего марочного грузинского коньяка. Не знаю, как Дмитрий Николаевич относится к кавказским напиткам, но не шотландский же виски мне дарить, если я отдыхал в Пицунде. В конце концов, режиссёр дядька взрослый, найдёт применение коньяку.
Не знаю как насчёт применения, но местом хранения коньяка Дмитрий Николаевич выбрал сейф в своём кабинете. Кто бы видел, сколько скорби и печали было в глазах толстячка, когда он за стопками папок и ворохом бумаг прятал бутылку — можно было подумать, что режиссёр только что похоронил свою любимую собаку.
Скажем прямо, не понравился мне тоскливый вид режиссёра, и когда вся съёмочная группа, напившись чая, разбрелась по делам, я решил сделать ещё один подарок:
— Дмитрий Николаевич, отдохнули мы с девушкой, конечно, прекрасно, но меня совесть мучает оттого, что мы вас с женой отдыха лишили. Есть у меня для Вас ещё один небольшой подарок, — с этими словами я выставил на стол режиссёра плоскую двухсотграммовую бутылочку, внутри которой хитро закрученный корешок плавал в янтарной жидкости, — Настойка женьшеня. Утверждают, что эффект от неё такой же, как от хорошего курорта. Мне она сейчас без надобности, а Вам, я думаю, не помешает.
— Корень жизни? — потеплел взгляд режиссёра, — Слышать слышал, но встречать не доводилось. А уж тем более не пробовал. И как его употреблять? Сразу всё выпить? Чем хоть закусывать?
Хм, а я ведь и сам не знаю, как следует пить эту якобы настойку женьшеня. Хотя, почему «якобы»? Это она и есть, вам такое заключение любая химическая экспертиза подтвердит.
Вот только ни одно исследование не скажет, что выращен был женьшень волшебником в одной из книжек. Вычитал Гоша про напиток, который омолаживает и укрепляет организм, а я его и достал специально для Дмитрия Николаевича. Всяко разно это лекарство получше Виагры — больно много у той противопоказаний всяких, в том числе и на сердце неблагоприятно влияющих. Так что, ну его нафиг. Главреж нормальный мужик. Пусть живёт подольше.
— Столовую ложку настойки нужно смешать с таким же количеством воды. Утром и вечером пить натощак, — с умным видом определил я от балды курс лечения для режиссёра.
А что я ещё мог сказать, если в книге ни слова не было о порядке употребления настойки? Хотя, может и было, я там не всё успел прочитать.
В ней говорилось только о том, что люди от напитка немного молодели и старческие болезни отступали, а о том, как его следует пить, в том отрывке, что я прочитать успел, ни слова не было.
— Спасибо. Сегодня же вечером попробую, — аккуратно поставил бутылочку режиссёр в свой портфель и даже погладить успел её, улыбаясь.
— Дмитрий Николаевич, я в Пицунде с Виктором Сергеевичем из Первого Творческого объединения познакомился, — решил я всё-таки поведать о предстоящей сегодняшней встрече с ещё одним режиссёром. Всё равно рано или поздно об этом станет известно, так что лучше самому рассказать.
— Знаю, — спокойно ответил толстячок, чем поверг меня в изумление, — Более того — я же ему о тебе и рассказал и подсказал где тебя найти. Он же с Капой, то есть с Капитолиной своей всего два-три дня в Доме Творчества был и больше ты его не видел?
Вот ведь старые конд… конспираторы. Наверняка они меня уже и поделить успели.
Ну что же, нашим легче.
— Стало быть, и о его предложении написать музыку для спортивного фильма вы знаете? — спросил я и почему-то нисколько не удивился, когда режиссёр кивнул мне в ответ, ухмыляясь.
— Тебе расти нужно, — чиркнул спичкой Дмитрий Николаевич и прикурил свой неизменный «Беломор», — Так почему бы тебе не попробовать поработать с Витей? Он мне уже дважды звонил сегодня. Тебя ждёт. Посмотришь то, что он уже успел смонтировать и решишь, интересно тебе это или нет.
— Не боитесь, что я изменю документалистике? — стали мне любопытны корни столь спокойного отношения Дмитрия Николаевича к происходящей у нас беседе.
— Некоторые писатели годами не могут выдавить из себя ни строчки, а композиторы зачастую впадают в ступор, после того, как нарисуют на нотном стане скрипичный ключ, — несколько витиевато начал режиссёр свой спич, — Ты, в отличие от тех, кто уходит в творческий застой, за пару месяцев успел сочинить и записать музыку к трём короткометражкам. Что-то мне подсказывает, что если было бы у нас шесть фильмов, то ты и для них смог бы написать музыку за такой же срок. Так что мой ответ «Нет», не боюсь. К тому же, ты ведь не за бесплатно музыку для моих фильмов пишешь?
А ведь прав режиссёр — моя музыка в его фильмах без проблем проходила худсоветы и приёмные комиссии. Так что, какой смысл отказываться от сотрудничества с ним? Тем более, что космическая тематика его фильмов легко позволяет мне экспериментировать со звуком и жанрами.
Про то, что я быстро пишу, толстячок тоже верно отметил — успел же я сочинить за это же время двенадцать композиций на диск-гигант для Лины.
А для театра кукол я и вовсе целый спектакль записал.
В общем, перед встречей с Виктором Сергеевичем меня не терзали муки, что я совершаю некий предательский шаг по отношению к Дмитрию Николаевичу. Музыку для короткометражек я также и буду писать, а как получится дело с «большим метром», то время покажет.
— Это всё? — повернулся я в сторону Виктора Сергеевича, после того, как в небольшом демонстрационном зале мы просмотрели черновой монтаж будущей картины.
— Будет ещё несколько сцен, — набив ароматным табаком и раскурив свою трубку, ответил режиссёр, — Но смысла фильма они не изменят.
— Я попробую написать музыку, учитывая пожелания, озвученные Вами в Пицунде, но мне нужна копия фильма, записанная на видеокассету, — озвучил я своё решение, — Не могу же я постоянно сидеть в этом зале и сочинять.
— Логично, — кивнул Виктор Сергеевич, и выпустил очередное облако дыма, — В каком стандарте тебе нужна запись и как быстро ты сможешь показать мне наброски?
— Обычной любительской кассеты Ви-Эйч-Эс формата будет вполне достаточно. По крайней мере, на студии документальных фильмов мне записи именно на таких кассетах дают, — пояснил я, — Через две, от силы через три недели я буду готов показать вам первые результаты. Если музыка Вас устроит, буду дальше думать над аранжировками. Не слишком долго?
— Ни в коем разе, — помотал головой режиссёр, — Просто, я не поверил Кудре, когда он говорил о том, что ты пишешь музыку, как пулемёт. Теперь понимаю, что ошибался.
Интересно, что ты скажешь, когда через несколько недель увидишь на голове своего знакомого толстячка, выросшие заново кудри. По крайней мере, в книге, из которой я достал настойку женьшеня, о таком эффекте упоминалось.
— Ну что ж, Валера, в Пицунде ты меня с Капитолиной угощал великолепнейшими сосисками, так что теперь я приглашаю тебя покушать в неплохом ресторане, — довольно потёр руки Виктор Сергеевич, видимо предвкушая, как я буду удивлён выбранными им блюдами.
— Не хочу Вас огорчать, но давайте ресторан оставим до следующего случая, — постарался я как можно более убедительно изобразить измученное лицо, — Я сегодня всю ночь провёл за рулем, а через несколько часов мне нужно быть на студии «Мелодии», где записывается пластинка с моей музыкой. Боюсь, дело на студии может затянуться до утра, а затем мне снова нужно будет ехать обратно в Чебоксары. Так что у меня сейчас одно желание — упасть где-нибудь и покемарить пару часиков.
— Что ж ты молчал-то? — встрепенулся режиссёр, — Идём в мой кабинет, там на диване и поспишь нормально. За это время мои парни кассету для тебя запишут, ну перекусить что-нибудь сообразим.
Почему я согласился на сотрудничество с Виктором Сергеевичем и его командой? Зацепило меня то, что я увидел в просмотровом зале на экране.
Не могу вот так сходу сказать, чем именно, но думаю, что такое у каждого бывало. Вроде смотришь фильм и понимаешь, что ни черта не понимаешь, ни сюжета, ни замысла режиссёра, а продолжаешь смотреть, как загипнотизированный. Вот и меня подобный гипноз коснулся.
* * *
На легендарную фабрику музыки я попал первый раз в жизни. Если что, то «Мелодия» — фабрика грампластинок, это настоящий гигант, не раз вошедший в Книгу рекордов Гиннеса.
Что я здесь делаю?
Так-то я прибыл, чтобы вписать те партии, которые музыканты, штатно приписанные к Мелодии, не смогли исполнить.
Да, представьте себе, что даже оркестр Гостелерадио, если что, уникальнейший коллектив профессионалов от музыки, и то с написанными мной партиями не справился.
И дело вовсе не в том, что я, как исполнитель, превосхожу их наголову. Если разобраться, то я и в подмётки им не гожусь. Но есть одно но. И очень жирное но. У меня есть Звук.
Звук будущего.
Те самые синтезаторы, которые в этом времени ещё вполне себе живые машины для того, чтобы их считать музыкальными инструментами. Этакое порождение инженерии и чувства прекрасного.
Тот же самый Oberheim 4 Voice, который лежит у меня в багажнике.
Хотел было восьмиголосным инструментом от этой фирмы озаботиться, но прогуглил вопрос, и понял, что мне ещё три года ждать восьмёрку. А пока и эта модель полифонического синтезатора то, что в моём времени называли Хай Энд.
Если копать тему синтезаторов этого времени глубже, то теоретически она просто решается. На любом инструменте нужно уметь играть. И дело совсем не в том, с какой скоростью кто умеет перебирать клавиши. Синтезаторы предполагают совсем иную технику исполнения и для того, чтобы на них хорошо играть недостаточно быть просто отличным пианистом.
Честно говоря, вытаскивая этот аналоговый синтезатор из каталога, я про себя ухмылялся. Казалось бы, чем меня, музыканта поработавшего на совершенно ином, более позднем поколении инструментов, может удивить этот довольно примитивный раритет.
И я был поражён. Поражён и очарован.
Глубина звука, проработка полифонии, густое, вкусное и чёткое звучание.
Да, музыка прилично потеряла, уйдя на цифровые технологии. Старички ещё очень даже могут дать жару, выделяясь своей самобытностью из привычной моему уху мешанины синтетических тембров.
На указанную мне студию я приехал поздним вечером. Днём, согласно плана работ, писались большие коллективы, а мне надо было лишь дополнить уже готовую фонограмму своими партиями. Для этого не нужно ни большой студии, ни штата операторов.
После небольшой волокиты с пропуском, я попал в нужное мне тон-ателье. Здесь меня уже дожидались двое мужчин, один из которых, в отлично пошитом костюме и больших очках, показался мне знакомым.
Всё выяснилось, когда мы представились друг другу. Давид Фёдорович Тухманов.
Пожалуй, один из самых известных композиторов этого времени. Три года назад его диск — гигант «По волне моей памяти» разошёлся тиражом в два с половиной миллиона, а его песню «День Победы» даже в моём времени все знают.
— А я, между прочим, специально ради вас задержался. Очень меня заинтересовали те партии, которые мои знакомые музыканты так и не смогли сыграть. Я, пожалуй, при всём своём весьма приличном арсенале современных клавишных инструментов и то не взялся бы повторить некоторые темы, которые мне на вашей кассете дали послушать. Особенно басовая темка одна крайне интересная у вас вышла. А это, как я понимаю, ваш инструмент? Что там у вас? — кивнул композитор на зачехлённый синтезатор.
— Оберхейм, — скромно признался я, расстёгивая чехол.
— Однако. Живут же люди в Чебоксарах, — хохотнул Давид Фёдорович, — Слыхал я про такую машину, но всё попробовать не доводилось. Ладно, подключайтесь, а я со стороны посмотрю, если не возражаете.
Через час, когда я закончил, мы ещё посидели, дожидаясь, когда оператор вчерне сведёт запись и можно будет её прослушать.
— Знаете, Валера, я хочу предложить вам один необычный эксперимент. У меня есть наброски для двух песен и мне бы было крайне интересно послушать, как вы их можете аранжировать. Не хотите попробовать себя в роли аранжировщика?
Хороший вопрос мне Тухманов задал. Далеко не простой. Он и сам аранжировщик от Бога, и что крайне сомнительно, что я его в этом вопросе смогу превзойти, если не буду вовсю использовать технику из будущего.
— А вот не буду! — неожиданно решил я сам для себя.
Маэстро мне неплохую проверку собственных сил предлагает, и таким шансом грех не воспользоваться.
По крайней мере сам для себя узнаю, стою ли я чего-то в этом новом мире, как музыкант и композитор сам по себе, без роялей в кустах, или нет.



Глава 5

Какой-то я неправильный попаданец.
В тех книгах, которые я читал по этой тематике в своём времени, попаданцы, как только попадали, так тут же начинали усиленно тренироваться и через пару месяцев, или чуть больше, одной левой валили всех богатырей вокруг себя. Зарядкой что ли начать по утрам заниматься? А то я резко выпадаю из образа.
К чему я об этом рассказываю.
Да что-то устал я от суеты и беготни. Элементарно выспаться бы…
А что мне мешает, если разобраться? Мне же в Ленинград нужно съездить. По крайней мере, Разумов конкретно на Питер указал: мол, «потеряшку» именно там нужно начинать искать.
Вот и съезжу на разведку. Совмещу, так сказать, приятное с полезным. Главное, чтобы билеты на легендарную «Красную стрелу» были в кассах. В своём времени у меня не вышло на самом знаменитом поезде страны прокатиться, так хоть тут попробую, что это за чудо.
Билеты в кассах были, но только в спальный вагон. Странно, билет в купе стоит двенадцать рублей, а в СВ — пятнадцать. Разница всего в три рубля, зато комфорта в два раза больше. В том смысле, что в СВ едут всего два пассажира, а не четыре.
Пожав плечами и не поняв причину очередного выверта советской экономики, я медленно побрёл к нужному мне перрону, попутно разглядывая непривычную мне суету советского вокзала. Судя по всему, тут многие люди подолгу уже находятся. Целые горы чемоданов, узлов, непонятных сумок. Спящие на них дети. И запах… Непередаваемый…
С собой у меня всего лишь небольшая наплечная сумка из кожзама, с броской надписью «Sport». В ней хранится продуктовый набор путешественника, с поправкой на советскую реальность.
Ничтоже сумняшеся, кое-что я тупо скопировал с «Семнадцати мгновений весны».
Вспомнилась сценка в поезде. Уверен, что Юлиан Семёнов описал в ней не Германию 1945 года, а нынешний СССР. Продукты в этом времени — это знаковый показатель, этакий маячок, позволяющий достаточно точно определить социальный статус человека.
Симпатичная проводница в новенькой отглаженной форме посмотрела мой билет на входе в вагон и на всякий случай вслух назвала номер купе.
Хороший новенький вагон, судя по некоторым надписям, изготовленный в ГДР. Чистота.
Стёкла блестят.
На полу толстая ковровая дорожка малинового цвета с золотой каймой.
На всякий случай постучав, я открыл дверь своего купе.
— Заходите, заходите, — послышался весёлый мужской голос, — А то я уже заждался, — добавил осанистый дядька, когда я открыл дверь и зашёл, — До отправления минуты остались, а соседа всё нет и нет. Думал, один поеду.
Я осмотрелся и плюхнулся на свободное место.
А ничего так тут всё сделано. Лежаки удобные. Шторы, как во дворце прямо. На стене картинка висит. А подушек на каждого целых две полагается, и они очень приличного размера.
— Меня Николай Павлович зовут, и у меня есть коньяк, — с ходу попытался мой попутчик взять инициативу в свои руки.
— А меня Валера, и у меня тоже есть коньяк, — улыбнулся я, вспомнив, что примерно так и говорили Штирлиц и генерал вермахта в поезде.
Надо же, какое совпадение. Я именно эту сценку и вспоминал, когда собирал себе сумку в дорогу.
— Значит, у Вас нет салями, — расплылся в улыбке попутчик, сообразив видимо то же самое.
Знают этот фильм в СССР и очень любят. Оттого и цитируют отрывки из него целыми диалогами.
— У меня есть салями, — расхохотался я, — Но вряд ли мы с вами едим из одной кормушки.
— Не могу не согласиться, глядя на ваш юный и цветущий вид. Где вы так загореть умудрились?
— В Пицунде.
— В частном секторе останавливались? — отщёлкнул Николай Павлович замки объёмистого «дипломата», вытаскивая коньяк, колбасу и перочинный нож.
— С путёвкой в Дом Творчества Кинематографистов повезло, — ответил я, в свою очередь опустошая сумку и выставляя на стол свои богатства.
Ещё одну бутылку коньяка и ещё одну палку колбасы.
— Во, теперь всё сходится, а то я в замешательстве был. По вашему виду было крайне трудно определить, чем вы занимаетесь. Но в фильмах я вряд ли вас видел. У меня отменная память на лица, знаете ли.
— Я музыку к фильмам пишу.
— И как? Удачно?
— На хлеб с маслом хватает, — усмехнулся я, убирая под диван похудевшую сумку.
К армянскому коньяку и финской колбасе я добавил неплохой сыр, батон и пару лимонов. У попутчика колбаса почти такая же, как у меня, зато коньяк французский, Мартель.
— Да уж вижу. О, даже батон свежий. Везунчик вы.
Что тут сказать. Свежий батон в СССР далеко не всегда можно купить. В магазинах стараются продать сначала лежалые, а в это время и те, что привезли ещё тёплыми, успевают затвердеть.
— Ну что, за знакомство, и чтобы доехать без приключений, — провозгласил мой новый знакомый, когда мы четыре руки накрыли подобие стола.
Да, последнее было бы неплохо.
Взглянув ещё раз на собутыльника, я лишь вздохнул тяжело. Чует сердце, что непростая ночка у меня выдастся. Мужик из служивых, но не армеец. Выправка, причёска, манера держать себя и отслеживать реакцию собеседника на простейшие вопросы.
Вот тебе и выспался, отдохнул называется. Вместо передышки на экзамен попал. То, что дядька если не из КГБ, то из чего-то подобного, можно не сомневаться. Да, пожалуй, и лучше всего не сомневаться. А ещё стоит держать язык за зубами, чтобы ничего лишнего не брякнуть.
Давно меня предчувствие терзало, что не может всё так безоблачно и легко идти. Не бывает в жизни такого. Кажется, накаркал.
Пили мы недолго. После третьего или четвёртого тоста я начал активно зевать, причём далеко не наигранно. На все попытки Николая Павловича продолжить застолье, я отвечал решительным отказом, мотивируя это тем, что мне завтра надо на «Ленфильме» появится в приличном виде, и желательно без запаха перегара. Огорчённо крякнув, он засобирался, и вскоре отправился в вагон — ресторан, который в этом поезде работает всю ночь.
Ленинград нас встретил промозглой дождливой погодой и свежим балтийским ветерком.
На перрон, из тепла вагонов, ёжась выбирались пассажиры, некоторые из них имели весьма помятый вид и красные глаза.
То самое «Утро стрелецкой казни», про которое как-то раз метко выразился один из актёров, имея ввиду пассажиров «Красной стрелы», предпочитающих провести ночь в вагоне-ресторане.
Мысленно похвалив себя и радуясь тому, что мне удалось избежать такой же участи, я побрёл к выходу.
План у меня простейший. Добраться на метро до Гостиного двора, а там прогуляться вдоль Мойки до «Пряжки».
Так в народе прозвали психбольницу номер два по самой простой причине. Именно в этом месте из Мойки брала своё начало река Пряжка.
Погуляю, полюбуюсь городом, а там, между делом и место для закладки присмотрю. Чувствую, телепортироваться сюда мне не раз придётся, а Ленинград — это город мостов. Иногда, когда мосты разведены, так и не попасть бывает, куда нужно.
На «Пряжку» я обратил внимание, когда решил с помощью интернета познакомиться с Ленинградскими психушками.
Острог для каторжников ещё в девятнадцатом веке переделали под психиатрическую лечебницу, и в этом виде она дожила до нынешнего времени. Когда-то там «за антисоветское настроение» принудительно содержали Иосифа Бродского, Даниила Хармса, побывали в её стенах, правда уже по другим причинам, и пионер авиации Уточкин, и известный многим Виктор Цой.
Нормально, кстати, советские психиатры устроились. Главный идеолог советской психиатрии, академик Снежевский, дал карательной медицине зелёный свет. Он не раз говорил и писал о том, что раз советский строй самый прогрессивный в мире, то те, кто его критикует — это больные люди.
— «Психбольной. Вялотекущий шизофреник. Ибо человек в здравом уме не может критиковать советский строй», — считал академик.
Хорошо, что я успел с этим моментом советской жизни ознакомиться, и не стал переходить с ночным попутчиком на обсуждение её недостатков. А то запросто мог бы в психушку попасть.
Вот бы Разумов офигел, когда понял, что уже оба засланца у психиатров на игле сидят.
Да. Ещё пару дней назад я бы точно поддался на разговор и постарался бы объективно изложить соседу по купе своё отношение к тому же Госплану.
Если что, СССР гордится своей плановой экономикой.
Так вот это чушь, с моей точки зрения. Когда я еду по улице и вижу плакаты «План — это закон!», а вслед за ним висит следующий транспарант «Выполним пятилетку за три года!», то у меня голова кругом.
Это как же планировать нужно, чтобы полуторакратный избыток продукции тоже считался нормой и к такому призывали?
Кто научил Госплан так считать?
А с учётом того, что план окажется перевыполнен, то ни для кого не секрет, что план следующего года будет выставлен именно от этой цифры перевыполнения.
Не, нормальному человеку такого не понять. Я не понимаю, например. Мог и пропавший маг головой поехать, хоть он, в отличие от меня возрастом постарше и по словам Разумова успел вдоволь пожить в СССР.
Должен был привыкнуть к тому, что «СССР — оплот мира», как утверждают плакаты и постаменты. А то, что СССР очень скоро развяжет войну в Афганистане, так это так, мелочи.
В общем, «Пряжка» перспективное место, с которого можно будет начать поиски пропавшего мага.
* * *
Найти мага.
Казалось бы, что может быть проще, если известно, где искать, имеются личные вещи разыскиваемого, а сам ты либромант?
Я тоже так размышлял, пока не принялся за поиски.
Думал, сейчас забью в поисковую строку браузера «магический радар» и получу ссылки на сотню книг, где во всех подробностях расписаны фантастические гаджеты, которые помогут мне в розыске пропавшего «засланца».
Как я только не формулировал запрос, но устраивающего меня ответа так и не встретил. Вернее, попадались только ссылки на разные форумы, посвящённые магии, как её себе представляют разного рода проходимцы и шарлатаны, обосновавшиеся на современном телевидении в передачах подобных «Битве экстрасенсов».
Нет, вру, наткнулся я однажды на какую-то мангу, в которой фигурировал магический сканер, способный отмечать на своём дисплее находящихся в округе волшебников. Вот только какой мне прок от нарисованной приблуды, пусть и волшебной? Правильнее будет сказать: «тем более волшебной».
Для того, чтобы достать функционирующую магическую вещь мне нужно именно описание предмета, а не какой-то там фантастический рисунок.
По большому счёту, если поупражняться, то я и сам смогу, что угодно нарисовать. А чтобы нарисованное нельзя было ни с чем спутать, могу даже подписывать свои рисунки. Например, напишу под намалёванным половиком, что это ковёр-самолёт. Ну, так, для себя. Чтобы ненароком со скатертью-самобранкой не перепутать. Не дал мне боженька талантов художника, о чём не раз мне в школе напоминали.
Почему я сразу к Гоше не поставил задачу поискать нужный прибор?
Так ведь стыдно за всякой мелочью к помощнику обращаться. Ну что я за либромант такой, если домовой лучше меня знает в какой книге можно найти тот или иной волшебный предмет, артефакт или зелье?
Да и о том, как миньон при поиске сферы-артефакта раскритиковал меня за цветик-семицветик и золотую рыбку я еще не забыл.
Когда моя голова опухла и в глазах начало рябить от многочисленных посещённых сайтов, я, наплевав на гордость и приготовившись выслушать поток издевательств, всё-таки обратился к Гоше.
— Прибор, который с точностью до секунд укажет координаты пропавшего, я в книгах не встречал, — без всякого сарказма ответил мне домовой, — Вернее, есть-то они, есть, но всё их описание начинается и заканчивается только названием. Типа, Главный Герой взял в руки магический сканер и увидел на экране красную точку, которая говорила о том, что поблизости затаился злой колдун. А вот, какой это прибор, как он из себя выглядит, на каких принципах работает — всё отдано на волю фантазии читателя. Мол, не маленькие, самипридумаете, что из себя представляет волшебный гаджет.
— И как быть? Не в милицию же мне обращаться, чтобы помогли отыскать волшебника, — я представил себе картину, как пишу заявление в дежурной части ленинградского РОВД и меня аж передёрнуло, — Там, таких как я, наверняка с распростёртыми объятиями принимают.
— Ну, ты до такой степени-то уж не утрируй, — осуждающе помотал головой Гоша, — Читал я в одной книге о нужном тебе аппарате, но он скорее сродни компасу, а показывает только направление, и то с большой погрешностью.
— Ну, хоть так, — облегченно выдохнул я, — Что за книга и какова погрешность?
— Одна англичанка в стиле стимпанк интересные романы пишет, — пояснил домовой, — Так что не удивляйся тому, что прибор будет не совсем обычный. Хорошо ещё, что он не на паровой тяге работает. Ну, а районом поиска он определяет сектор в сорок пять градусов.
— Не такая уж и громадная погрешность, — беспечно махнул я рукой, — Сорок пять градусов — это тебе не триста шестьдесят.
— Согласен. В пределах нашего с тобой огорода это не много, — легко согласился миньон, — А в масштабах нашей необъятной страны?
— Чего гадать? Неси текст. Вытащим прибор и посмотрим, куда он покажет.
Напрасно Гоша меня пугал необычностью прибора — я за свою недолгую жизнь видел и более экзотические вещи.
Что удивительного в том, что я вынул на свет латунное нечто, очень похожее на кастрюльку, у которой вместо крышки был компас?
— Работает же, — с улыбкой посмотрел я на помощника, когда в чрево аппарата положил присланные Разумовым очки пропавшего мага, а стрелка компаса застыла после пары оборотов вокруг собственной оси, — Гоша, неси карту страны и обычный компас. Сейчас выясним, на самом деле волшебник в Питере потерялся или Разумов ошибается.
— А теперь смотри, что я имел в виду, когда говорил о погрешности, — поставив на карте СССР «кастрюлю» в район Чебоксар, заявил домовой, и приложил к нему две рейки, создав угол, примерно в сорок пять градусов, — Да, стрелка компаса указывает, вроде как в сторону Ленинграда, но обрати внимание на то, какая огромная площадь страны охватывается, если учесть с какой ошибкой работает прибор.
— Многовато, конечно, — согласился я, заметив, что в сектор, выделенный миньоном, входит большая часть северо-запада страны, — Но ведь нам известно, что искать нужно в Питере.
— Так себе утешение, — помотал головой Гоша, — Тебе придётся нарезать круги вокруг предполагаемого места «заточения» мага, чтобы убедиться, что искомый объект находится именно там, куда показала стрелка компаса.
Ну, что ж, стоило мне тогда сразу признать правоту Гошу.
Я и вправду кружил на машине вокруг каждой психушки Ленинграда, пока не понял, что стрелка компаса всегда указывает в сторону Москвы.
* * *
Еле слышен шум прибоя ночного моря.
Лунная дорожка, бегущая по воде.
Галя, веруя в примету, кидает в набегающую волну монетку.
Разносящийся на весь пляж запах готовящегося шашлыка.
Под хриплый звук кассетного магнитофона, на песке танцует народ. Директриса Дома Творчества Кинематографистов кричит в мегафон и призывает не лезть в море голыми.
Бравый капитан пограничных войск с соседской овчаркой на поводке пытается навести порядок около бочонка с вином и требует всех страждущих выстроиться в очередь за вожделенным напитком.
Взмывающие в воздух огни фейерверков.
Вот только почему-то вместо оглушительных взрывов звучит непрерывная телефонная трель.
— Гоша, ты мне сейчас такой сон обломал, — приоткрыв я один глаз и уставился на домового, который держал в руке телефонный аппарат, надрывающийся от междугороднего звонка.
— Он уже третий раз за утро звонит, — буркнул миньон и поставил на кровать телефон, — Просто я тебя будить не хотел.
— Угу, за что я тебя и ценю. Разогрей-ка чайник, пожалуйста, — уселся я удобнее на постели и поднял трубку, — Слушаю.
— Ну, ты и поспать, — услышал я знакомый голос помрежа, — Всё утро тебе звоню. Бурная ночь была?
— Почти до утра треки для фильма сводил, — не скрывая зевка, слукавил я.
На самом деле музыка для короткометражки была готова ещё пару дней назад, а прошедшая ночь просто пролетела в работе над музыкой для нового фильма о биатлоне. Появилось у меня в голове несколько идей, которые я никак не смог оставить на потом, понимая, что уйдёт нужный настрой и восстановить его будет невозможно.
— Завтра утром готовый материал привезу, — заверил я Сергея.
— Будем ждать, — послышались в трубке радостные нотки, — Я тогда для тебя сразу пропуск закажу. Тут ещё такое дело, — перешёл Серёга на заговорщицкий тон, — У нас телевизионщики копии материалов с участием Лины попросили. Сказали, что собираются ролик смонтировать и по телеку его транслировать. Обещали сегодня в «Утренней почте» и «Музыкальном киоске» показать.
Ничего себе новость!
Моя музыка, и сразу в двух самых смотрибельных передачах страны!
— Хм, спасибо, конечно, за анонс. С «Утренней почтой» более-менее понятно. Вот только с какого перепуга клип с Линой будет крутить в «Музыкальном киоске»? В нём же, вроде, в основном про классическую музыку Элеонора Беляева рассказывает.
— Не-е, Валера, тут ты в корне не прав. Беляева не столько о классической музыке рассказывает, сколько о новинках, выходящих на «Мелодии». Ну, и порой о новых книгах, посвящённых музыке говорит.
— Всё равно, не вижу я связи между клипом и «Музыкальным киоском», — заметил я, пытаясь скрыть зевок так, чтобы собеседник меня не услышал.
— Чудак-человек. У него пластинка на «Мелодии» выходит, а он чего-то не понимает. Ты хоть представляешь, какая это реклама для диска?
— Честно говоря, пока с трудом, — признался я.
В конце концов, откуда мне знать, как повлияет показ видеоклипа по телевидению на продажу винилового диска?
В моём мире по телеку только пиво, чипсы, зубную пасту и женские прокладки рекламируют. Хотя кто его знает, может я не те каналы смотрел.
Коль скоро Серёга упомянул слово «реклама», то неплохо было бы что-нибудь узнать про инициатора этой рекламной кампании.
Не верю я в то, что Николаев смог сам такое провернуть.
С другой стороны, какая разница, кто виновник торжества?
Вдруг диск выпустят тиражом не в двадцать пять тысяч экземпляров, как было обещано, а, к примеру, в сто тысяч.
Да я тому человеку, кто всё это замутил, в пояс поклонюсь.
Мне «чистые» деньги, в виде авторских отчислений, лишними точно не будут. Естественно, пока согласно постановлению Совета Министров, ставка авторского гонорара композитора за один трек на пластинке составляет полкопейки, легальным миллионером я не скоро стану.
Но, как говорится: «курочка по зёрнышку клюёт», а двенадцать композиций на диске это уже шесть копеек. А шесть копеек, если их помножить на сто тысяч…
— Ну, раз элементарщины не понимаешь, то попробуй сегодня до вечера хотя бы телефон не отключать, — посоветовал мне Сергей, — Завтра на проходной «Мосфильма» увидимся. Чао — какао.
— Гоша, во сколько у нас «Утренняя почта» и «Музыкальный киоск» начинаются? — прожевав бутерброд и запив его кофе, поинтересовался я у домового, который сидел на подоконнике, забравшись туда с ногами, и что-то печатал на компьютере.
— Понятия не имею, — не отрывая взгляд от экрана, ответил мелкий, — Зачем мне знать программу телевидения, если дома нет телевизора?
— Ну, если тебе не интересно посмотреть, как мою музыку по телевизору будет Лина исполнять, то я в Новчик поеду. Заодно по дороге и программу куплю.
— В одиннадцать ноль-ноль и в двенадцать тридцать, — моментально оживился Гоша, — В смысле в одиннадцать «Утренняя почта», а полпервого «Музыкальный киоск».
— А что соседи про телевизоры говорят? У них у всех приём телесигнала уверенный?
— Про цветные телевизоры не скажу, потому как таких ни у кого поблизости нет, — пожал плечами Гоша, — а черно-белые как-то смотрят. Плюются, матерятся, кулаками по ящикам стучат, но глядят.
— Понятно. Хоть я и заявил однажды, что нам в доме телевизор ни к чему, но давай его всё-таки достанем, — под подозрительный взгляд домового озвучил я своё скороспелое решение, — Но сразу договариваемся — он у нас будет небольшой, советский и должен соответствовать эпохе.
— Почему бы и нет? Достань какой-нибудь переносной, — посоветовал Гоша, — На маленьком экране не так сильно искажения будут заметны. Можно ещё с разными усилителями телевизионных сигналов помудрить. Всяко-разно лучше, чем у соседей должно изображение получиться.
Пожалуй, зря я скептически относился к наличию «голубого экрана» в доме.
Я почему-то раньше считал, что без коллективной антенны смотреть телевизор будет не возможно. Оказалось, что ошибался.
Изображение, которого мы с Гошей добились, конечно, не Эйч-Ди, но если убрать цветность почти на минимум, то на экране получается вполне себе нормальная картинка.
Наверняка каждый в своей жизни видел старый черно-белый фильм, который «раскрасили» благодаря современным цифровым технологиям. Достаточно вспомнить фильм «В бой идут одни старики», который с недавних пор стал условно-цветным. Вот примерно в таком цвете мы с Гошей и смотрели телевизор.
Когда Сергей сказал, о том, что телевизионщики взяли для своего клипа видеоматериал с участием Лины, я решил, что ничего нового не уже увижу, а зря.
Я никак не мог предположить, что для телевидения девушка станцует со скрипкой под ночным дождём, в свете разноцветных прожекторов и по щиколотку в воде. Да ещё в окружении нескольких танцовщиц с блестящими зонтиками.
Скрипка…
Нет, не так. Скрипка под дождём!
Меня аж накрыло…
Для любого музыканта его инструмент — это часть его самого. Тем более, для скрипача.
В отличии от Запада, у нас нет целой индустрии муляжей, копирующих музыкальные инструменты для разных шоу. Это там можно те же электрогитары жечь и об сцену бить. Зритель верит, что инструмент настоящий, и ладно.
Да, этот танец Лины я видел до этого и не раз — его Настя по моей просьбе за несколько часов умудрилась поставить девушке, но кто ж знал, что его можно так красиво снять. Дождь, брызги выхватываемые прожекторами, искромётный и лёгкий танец девушек — настоящая феерия.
А скрипка у Лины не её. Точно не её. Тёмненькая, и вроде, как поменьше размером. Вроде тех, что считаются детскими или ученическими.
Как я потом узнал, номер Лины всего за несколько часов сняли ночью в Большом Московском цирке на Вернадского. Оказывается, в нём есть какая-то секретная система, позволяющая сменять манежи в течение пяти минут.
Вот девушке и налили в один из манежей немного водички, а сверху поливали из шланга через рассеиватель, имитируя дождь. Изначально скрипачку планировали снимать одну, но режиссёр клипа случайно узнал, что у цирковых гимнасток в репертуаре есть номер, похожий на танец Лины. В результате после небольшой репетиции «на суше» всё действо перенесли на водный манеж и сняли практически с одного дубля.
А скрипку ей пришлось в Музтоварах купить. Там один вариант был, детская скрипочка за шестнадцать пятьдесят.
На экране Юрия Николаева сменил его тезка по фамилии Сенкевич, который своим гипнотизирующим голосом начал что-то рассказывать об Африканской саванне. Под его монолог я уж начал было клевать носом около телевизора, но тут меня разбудил междугородний звонок.
— «Утреннюю почту» смотрел? — раздался звонкий голос Лины из трубки, — Как тебе мой номер?
— Так себе, — пошутил я в ответ и, не дожидаясь пока на том конце провода со всего маха кинут трубку, добавил, — Шучу я, шучу. Красиво снято. Ты молодец. Большая умница! Поздравляю!
— Я хотела тебе огромное спасибо сказать, — затараторила обрадованная девушка, — Если б не ты и не твоя музыка, то ничего этого никогда и не было бы.
— Кто знает? Вдруг я своей музыкой испортил карьеру будущей солистке Государственного Симфонического оркестра, — философски заметил я, — Не задумывалась о таком варианте развития событий?
— Я, и вдруг в симфоническом оркестре? — хихикнула Лина, — Не смеши. Хотя, если оркестр будет именно твою музыку исполнять, я, пожалуй, попробую в его состав войти. Составишь протекцию?
— Как только с Федосеевым* познакомлюсь, так сразу порекомендую ему принять тебя на место первой скрипки в его оркестре, — отшутился я, — Договорились? Или тебя лучше в Государственный Академический сосватать?
— Я девушка скромная. Мне Большого Симфонического за глаза хватит. Тем более, что он произведения современных композиторов частенько исполняет. Ну, всё, отключаюсь, — выпалила разгорячённая девушка, явно торопясь позвонить ещё в пятьсот мест, — Мне сейчас наверняка тоже звонить будут. Уже гудки в трубку идут. Спасибо тебе ещё раз за всё, и целую. Крепко целую.
Хм, целует она. Вертихвостка. Но симпатичная, этого у неё не отнять.
К вечеру, когда мои уши опухли от телефонной трубки, я понял, что имел в виду Сергей, посоветовавший мне не отключать телефон.
Я реально заколебался отвечать на многочисленные звонки, выслушивать поздравления в честь дебюта моей музыки на телеэкране и толкать ответные речи. Можно подумать, что это я на скрипке играл и в клипе снимался. Боюсь представить, до какой степени раскалился телефон у Лины.

* Владимир Иванович Федосеев — с 1974 года руководитель Большого симфонического оркестра Всесоюзного радио и Центрального телевидения им. П. И. Чайковского
* * *
Откуда выросли ноги у клипа с участием Лины, я без особого труда выяснил у Дмитрия Николаевича. Поведал он мне о том, что самая первая короткометражка с моей музыкой не так давно попала на просмотр Генсеку, после чего им была произнесена историческая фраза:
— «А почему я не знаю эту скрипачку?»
Сейчас уже трудно сказать, кто из телевизионщиков оказался самым прытким, и как за такое короткое время они смогли записать и смонтировать видеоролик, но факт налицо.
Вернее видеоклип на телеэкране.
Так что я теперь не знаю даже, кому мне кланяться, как я сгоряча пообещал — то ли самому Брежневу, то ли его близкому приятелю Лапину, который занимает пост Председателя Гостелерадио.
Думаю, что и столь быстрому выходу пластинки на «Мелодии» я обязан «Уважаемому» Леониду Ильичу или его окружению. Ну, не могла моя музыка без вмешательства «сильных мира сего» так скоро попасть в годовой план этого музыкального гиганта.
Там же, на «Мосфильме», мне передали привет от Тухманова.
Я, помнится, говорил ему, когда ориентировочно буду появляться у кинематографистов, и он воспользовался оказией. В принципе, ничего неожиданного не случилось. Две песни, хорошо мне знакомые, были записаны в нотах и на кассете, где композитор сам напел их под рояль.
Идею пойти по лёгкому пути я сразу отверг, но всё-таки прослушал, как обе эти песни Тухманова перепели в моё время известные исполнители.
Причина была проста. В оригинале записаны обе песни оказались из рук вон плохо, и более того, мне жутко не понравились вокалисты. Звукооператор у Давида Фёдоровича очень слабый, голоса звучат попросту безобразно, да и певцы у него не блещут. Думаю, что маэстро и сам чувствовал неладное, когда предложил мне поработать на аранжировкой и показать свой вариант.
Песня «Так не должно быть» мне понравилась в исполнении Агутина, а с «Олимпиадой — 80» сходу определиться не получилось. Однозначно, в исполнении безголосого Тыниса Мяги я её себе не представляю. Хотел было за основу взять исполнение этой песни Юлей Савичевой со Стасом Пьехой, но потом поймал себя на том, что Наташа Королёва меня больше зацепила. Трудно даже сказать чем. Есть, наверное, в ней что-то от ведьмы, что заставляет мужиков вслушиваться в её голос и улыбаться.
Итак, что я имею в активе? Практически ничего, на первый взгляд, кроме своего опыта и послезнания.
К счастью, обе песни у Тухманова звучат с несколькими синтезаторными партиями, да и другие электронные клавиши присутствуют. Зато ярких гитарных партий я у маэстро не заметил. Упор композитор сделал на клавишные, но драйва в песне они не дали.
За инструментальную часть аранжировки я не волнуюсь. Для меня это обычная, знакомая работа. Мужской вокал я тоже сам спою. А вот где мне ту же Королёву или Савичеву найти?
— Ой, идиот! — звучно хлопнул я сам себя по лбу, отчего в соседней комнате, где за компом сидел домовёнок, что-то звонко упало на пол, и судя по всему, разбилось, — Правильно про нас говорят, что мы, мужики, не тем местом думаем.
Сколько раз слышал, как Галка в душе поёт, а волновало меня тогда совсем другое. А поёт-то она очень даже ничего. Получше некоторых нынешних звёзд эстрады, это уж точно.
Так, допустим с вокалом что-то вырисовывается.
Танец Галине я знаю кто поставит, и с удовольствием.
Отчего я такой самоуверенный? Так я уже вижу, как один танцевальный коллектив из ДК примет участие в съёмках. Может и не на союзном уровне, но в своей республике я этот вопрос решу. Есть у меня космонавт знакомый, который мне немного задолжал. Позвонит, кому надо, если попрошу, и снимут про нас репортажик какой-нибудь простенький для того же республиканского пользования.
Вроде начала складываться мозаика. А для пущего антуража добавлю-ка я в видеоряд Сашкин ВИА.
— Хозяин, там ваза разбилась, — доложил Гоша, осторожно просовывая голову в дверь.
— Сама? — повернулся я к нему, улыбаясь.
Очень уж домовёнок напомнил мне самого себя в школьном возрасте.
— Ну, в общем, я не хотел. Просто ты тут зашумел, и вот… Да и не нравилась она мне никогда. Давай, лучше я другую выберу, чтобы у нас в доме уютнее стало, а то без женской руки, сам понимаешь.
— Та-а-ак. Не понял. Это ты на что намекаешь?
— А я что. Я ничего, — тут же сдал назад домовой, и даже дверь за собой прикрыл, а затем, уверившись в собственной безопасности, добавил, — Вижу же, что девка-то твоя тебе по душе пришлась.
— А ну, цыть, — строго прикрикнул я, хотя на самом деле так и не перестал улыбаться, — Много ты в человеческих отношениях понимаешь.
— Было бы что понимать, — с трудом расслышал я Гошино ворчание, — Пришлась по душе, успевай первым схватить, а то будет как с теми двумя, что у тебя увели.
Вот же наглая морда! Это он мне напоминает, как у меня из-под носа уже огулянных девушек растащили. Ну, погоди!
— За вазу два дня без Доширака будешь жить, — суровым голосом выдал я в сторону закрытой двери, и спустя минуту, услышал жалобное поскуливание.
Домовые плачут?



Глава 6

— Гоша, ты с соседским котом разговаривал по поводу путешествия в другой мир? — застал я домового, устроившегося в кресле около телевизора, за просмотром футбольного матча.
— Разговаривал, — не отводя взгляда от экрана, коротко бросил миньон, — Он согласен, но за два фунфырика валерьянки.
— С кем я живу. Домовой «Дошираком» закидывается, соседский кот валерьянку синячит. Кто хоть играет-то? — подошёл я поближе к телеприёмнику, и через Гошино плечо посмотрел на экран. Интересно, что он там смотрит — не видно же ни черта. Слышно только, как комментатор кричит.
— Киевское «Динамо» с московским «Спартаком», — не отрываясь от зрелища, ответил мелкий, — Пока ноль-ноль.
— И какой интерес смотреть, если ты можешь результат любого матча в интернете узнать?
— Как бы не так, — проворчал Гоша, — Ты всю турнирную таблицу изменил, когда ташкентский «Пахтакор» спас. Даже в этом матче изменения видны. В другой истории на восемнадцатой минуте спартаковцы гол забили с углового, а тут, — кивнул домовой в сторону телевизора, — Уже первый тайм заканчивается, а счёт пока ещё не размочили.
— Ну, раз такое дело, то в перерыв сбегай за котом. Тащи его сразу на кухню — мы там стартовую площадку организуем. Наш местный Байконур. А я пока туда ноутбук перенесу и с Борисычем связь налажу.
Не думал я, что предотвращённая авиакатастрофа так быстро аукнется. Я по сути всего лишь маленький камушек в омут истории кинул, а уже круги по воде пошли.
— Ты бухать собираешься? — увидел я на экране нехитрую закуску в тарелке и непочатый «мерзавчик» водки, что стояли перед Борисычем, — Что за праздник отмечаем? Может мне лучше в следующий раз с тобой связаться?
— Да какой там праздник, — махнул ладонью батя, — Годовщина сегодня. Пять лет, как родителей похоронил. Днём удалось на кладбище заскочить на несколько минут, но сам понимаешь — за рулем. Вот, решил вечером помянуть.
— А чего один-то поминаешь? — сглотнул я тяжёлый сгусток.
Да уж, неловко вышло. Дни смерти своих предков я знаю, как «Отче наш», а вот о разнице в два месяца забыл. Это здесь, где я сейчас нахожусь, сентябрь, а батя уже в ноябре живёт. Бабушка с дедушкой как раз после ноябрьских и померли с разницей в несколько дней, но со временем эти дни сложились в один.
— Так, а кого звать-то? — тяжело вздохнул отец, — Небось, и в живых-то никого не осталось, кто родителей помнил. Всё-таки сорок пять лет прошло. А ты молодец. Хороший памятник моим справил. Спасибо.
— Бабушке с дедушкой ты сам памятник сладил, — поправил я Борисыча, — Впрочем, как и моей маме. Я только тебе поставил.
— Видел, — кивнул батя, — За него отдельное спасибо. Ладно, хватит о грустном, ты ведь не просто так звонишь. Что-то случилось?
— Хотел одну идею проверить, но раз такое дело, — кивнул я на бутылку, — то давай на потом перенесём.
— Ну, ты уж за синяка-то меня не принимай, — ухмыльнулся батя, — Мне же завтра за руль. Так что я только стопку выпью. Да и та подождёт. Рассказывай, что за идея у тебя возникла.
— На днях из твоего мира мне посылка пришла, — начал я объяснять, — Так, ничего особенного, всего лишь личные вещи одного человека. Любопытен сам метод доставки. Вещи были вложены коробку, на ней был написан наш адрес, но получателем был указан именно я. А самое интересное то, что попала посылка в этот мир за счёт волшебной марки, которая была наклеена на посылку.
Борисыч поморщил лоб. Взялся за бутылку и, уже было собрался свернуть с неё крышку, но передумал.
— Слушай, я в твоей магии ничего не соображаю, — отставил он водку в сторону, — Так что ты лучше переходи сразу к делу.
— Я достал из фантастического рассказа те самые марки, с помощью которых можно посылки между мирами слать и, собирался проверить, можно ли из моего мира в твой что-нибудь переправить, — улыбнулся я, — У тебя ведь нет аллергии на кошек. Вот соседского кота я тебе и вышлю. Не переживай, на почту тебе идти не придётся. Ты самое главное дверь на балкон открой. Посылка сама в твою квартиру залетит.
— И что мне потом с этим котом делать? — судорожно сглотнул батя, видимо ошалев от моей затеи, — А если он сдохнет по пути?
— В том рассказе, где я взял марки, кот нормально перенёс подобное перемещение, — успокоил я предка, — Но хотелось бы лично убедиться в том, что такой метод безопасен. А животное потом обратно ко мне отправишь. Я на обратной стороне крышки ящика свой адрес напишу. Тебе останется только марку приклеить, которую я внутрь ящика специально положу. Ну, а по прибытию я у кота выясню, какие он испытывал ощущения во время путешествия.
— Ты ещё и с котами научился разговаривать?
— Я-то нет, а вот мой домовой с любым животным общаться может. Он у меня как-то умудрился с воробьями договориться, так те по его просьбе почти всё лето в моём огороде колорадских жуков в банку с керосином собирали. Ты хоть раз видел дрессированных воробьёв? — спросил я у недоверчиво косящегося на меня Борисыча, — А я видел.
— Он ещё и с домовыми якшается, — проворчал батя и посмотрел на водку, — Чувствуется, я завтра за руль раньше обеда не сяду.
* * *
Не готов сказать, что мысль о том, чтобы стать звездой советской эстрады, меня захватила полностью.
Как-никак, а я знаю, «как это было».
Как бы не надували себя эстрадные звёзды, и какую бы корону на себя ни примеряли, свято веруя в собственную гениальность и необычайность, но если смотреть правде в глаза, то многим из них в их жизни выпадал Шанс, и лишь единицы смогли его ухватить, и удержать, что в реальной жизни не менее важно.
По нынешним временам тот же Тухманов — это не просто генератор шлягеров и один из самых популярных и раскрученных композиторов.
Он ещё и рычаг.
Трамплин.
Катапульта.
Любое из этих слов окажется правильным, если посмотреть, сколько известных певцов поднялись благодаря Давиду Фёдоровичу.
Понятное дело, что далеко не все со мной согласятся, а найдутся и такие, которые в драку кинутся доказывать, что тот же Градский и сам по себе мог бы стать известным вместе со своими «Скоморохами». Даже в том случае, если бы его Тухманов не заметил.
А я и спорить не буду. Право на личное мнение есть у каждого, и кроме того, я кухню эстрады немного лучше знаю, чем советские исполнители. Многое моё поколение понимает несколько иначе, пользуясь возможностью послезнания.
Скажем так, в моём времени популярная музыка перешла совсем на иные уровни. Совсем другие, очень отличающиеся от тех, к которым я привык уже здесь, и крайне несопоставимые с ними. Примерно так же отличающиеся от нынешних, как советская торговля отличается от той, что в моём времени была.
У нас трудно было себе представить, как размалёванная продавщица овощного магазина матом кроет всю очередь и буквально заставляет людей покупать гнилой лук и картошку. А тут это в порядке вещей. Сам не раз такое видел.
И ничего не происходит. Очередь стоит, как стояла, и никто даже не возмущается.
Что с советским народом сделали? Такое впечатление, что все зомбированы, и сами не понимают, как и зачем они живут. А ведь потом будут рассказывать внукам, что при СССР они жили хорошо. Правда, никто из них, этих сладких златоустов, не расскажет внукам про ту же продавщицу из овощного, и не упомянет про жилищные условия, или хотя бы признается в том, что туалетная бумага в его туалете стабильно прописалась лишь спустя лет пять после распада СССР.
Ладно. С чего бы я сегодня такой нахлобученный пессимист, спросите вы.
Да так, на медкомиссию попал, в военкомате. Принёс мне вчера один бледный юноша повестку, которую меня угораздило подписать. Да так неудачно всё получилось…
— Да вот же он, Гринёв. Что ты его ищешь уже полчаса, — громогласно объявила тётя Женя, стоило мне только выйти из машины.
— Вам повестка, — прошелестел призывник, притащивший треклятую бумажку на мой адрес, — Распишитесь пожалуйста.
Эх, послал бы я его, да под взглядом тети Жени, навострившей уши, таких глупостей совершать не стоит.
В итоге потерял сегодня полдня. Испортил напрочь настроение. И из рук всё валится, как подумаю о том, что меня запросто могут на пару месяцев выдернуть в «партизаны». Нет у меня времени на эти глупости. Надо срочно что-то придумать…
А что тут придумывать. Проще совет попросить у того, кто в советских реалиях ориентируется на порядок лучше меня, хотя бы у той же начальницы ОРСа.
— Валера, да какие проблемы, решим мы этот вопрос. Военком у нас замечательный и чуткий человек. Если что, брат моей близкой подруги. Как знать, может и сложилось бы у нас с ним, когда он в школе за мной ухаживать пытался. Но потом Володя в суворовское училище поступил, а ты же знаешь нас, женщин. Нам постоянное внимание нужно. Мы без него чахнем, как цветок без воды. Так что не переживай. Расскажем мы ему и про детский спектакль, и про фильмы. Он же советский человек, должен понимать, что для страны важнее. А водителя на грузовик он и в другом месте найдёт, — успокаивала меня сердобольная Наталья Фёдоровна.
— А можно так сделать, чтобы меня отметили в картотеке, словно я эти сборы прошёл, но по минимальному сроку? — постарался я скопировать взгляд котейки, который что-то сильно хочет выпросить, — Со своей стороны готов компенсировать такую услугу любым дефицитом. Причём, подчёркиваю, именно любым, — весомо добавил я в конце своего вопроса.
— Серьёзно. Он за такую услугу может и магнитолу попросить. Помню, как Вова на мою облизывался, когда довезла его как-то раз.
— Меня это устраивает. Достану и даже сам поставлю. Не вопрос, — решительно рубанул я воздух ребром ладони.
Зачем хороший блат, а я уже знаю волшебную силу этого слова, использовать попусту, если можно планку вопроса задрать на максимум.
Мне нужна пара лет спокойствия. Желательно, с минимальными контактами. Борисыч, как он ни старается, а обо всех своих знакомых никогда не вспомнит, и уж тем более, не сможет объяснить мне сложившиеся с ними отношения. Так что, ну его на фиг. Буду я держаться подальше от возможных встреч с теми, кто отца в этом времени хорошо знал.
Какая к чёрту армия? Какие сборы?
Я сам себе партизан. Вернее диверсант.
Сижу в машине около института имени Сербского и думаю, как дальше быть. Видимо вновь придётся идти на поклон к Гоше, чтобы он провёл для меня мастер-класс и обучил управлению летающими видеокамерами.
Ну, а как по-другому?
Здание, где находится Генрих Михайлович, я благодаря латунной кастрюле с компасом вычислил. Даже знаю, в какой части этого трёхэтажного дома с отслаивающейся от наружных стен штукатуркой он содержится. Осталось высадить на покатую крышу института муху-ретранслятор и запустить через вентиляционные колодцы внутрь здания «мошкару». Домовой ещё обещал летающий комплекс видеонаблюдения скрестить с системой распознавания лиц. Думаю, что это лучше и надёжнее, чем самому сравнивать каждое увиденное на экране лицо с несколькими фотографиями «потеряшки», которые мне скинул на почту Разумов.
Что буду делать после того, как выясню, в каком именно помещении содержится «засланец», я пока ещё не знаю. Когда найду, тогда и буду думать.
Я, честно говоря, вообще не понимаю, почему он оказался в институте имени Сербского, если по данным Разумова должен был находиться в Ленинграде.
Допускаю, что Генриха Михайловича сюда привезли на какое-нибудь психиатрическое освидетельствование, но ведь это могли сделать и в той же самой Питерской «Пряжке». На крайний случай в Ленинграде есть свой исследовательский центр имени Бехтерева.
В общем, вопросов много, догадок ещё больше, а мне от этого не легче. Ну, не на свидание же мне с лежащим в психушке потерявшимся волшебником напрашиваться, если оно ему, конечно, позволено.
Я почему-то нисколько не сомневаюсь, что в институте Сербского меня внимательно выслушают. А если попрошу свидание с Генрихом Михайловичем или попытаюсь пообщаться с его врачами, то ещё могут и принять с распростёртыми объятиями. Медбратья. Они тут все, как на подбор. Здоровенные такие. У меня даже есть неплохой шанс занять соседскую с «потеряшкой» койку.
Вот только как-то не горю я желанием оказаться в палате с зарешечёнными окнами. Ну, не доверяю я отечественной психиатрии. В принципе, я любой не доверяю, но советской особенно. Не читал и не слышал я ничего хорошего о врачах-психиатрах. Видимо не зря в народе ходит поговорка: «В психбольнице кто раньше всех с утра надел белый халат, тот и доктор».
* * *
Мда-а… Тяжко оказывается аранжировки делать по-старинке. Вроде всё хорошо знакомо, а получается медленно, да и то многое через пень-колоду приходится записывать.
Минусовки закончил к ночи, в двух вариантах. Один, как бы для себя, а второй более-менее привычный для нынешнего поколения. Завтра на свежее ухо всё ещё раз послушаю и поеду Сашку искать. Давненько я с ребятами не пересекался.
Зацепила меня мысль засветиться с песнями Тухманова в роли исполнителя. Славы захотелось. Да, обычное человеческое тщеславие мне оказалось не чуждо. И причина не только в желании самоутвердиться. Хоть и в этом, если разобраться по сути, нет ничего плохого и зазорного. Я уже потом, когда под свою тональность всё писать стал, понял, что меня на этот шаг толкнуло. Исполнители. Не нравятся мне многие из тех, кого из нынешней советской эстрады постоянно по телевизору показывают. Может и не с такой частотой они появляются, как Киркоров с этим, как его, а, Басковым, ну так и с музыкальными передачами в СССР всё бедновато обстоит. И вовсе не потому, что народ музыку не любит. Ещё как любит, но не ту, что ему подсовывают. Слава Богу, что магнитофонов вдоволь появилось, а на них записывают уже то, что действительно людям нравится. Что характерно, совсем иное, чем та жвачка, что в телевизорах и по радио зудит, и чаще всего зарубежное.
А вот это обидно. Мне, как композитору и музыканту обидно. Не то, чтобы ярым патриотом себя считаю, нет, не был я им никогда особо, если разобраться, мне за Державу обидно. Такая страна, а музыку чужую слушаем.
Короче, аранжировки у меня бодрые получились. В первом варианте звучат, правда, потяжелее, чем в оригинале у Тухманова было. А кому нынче легко? Страна у нас тяжёлым машиностроением славится, вот и написал музыку с элементами тяжелого рока. Зато во втором варианте у меня пастораль. Там чуть ли не русский народный хор в подпевках на шесть — восемь голосов горлохватит, и скрипки с виолончелями имеются.
Это я уже утром сам себя похвалил, когда Саню поехал разыскивать, а по дороге ещё раз вчерашние записи прослушивал.
Странно, вроде не один год уже музыку пишу, а каждый раз волнуюсь, перед тем, как её кому-то первый раз послушать дам. Вот и сейчас еду, а у самого ладони потные.
— Это ты сам написал? — заикаясь, спросил у меня Саня, когда я дал ему послушать минусовки, вполголоса напевая вокальные партии, и показывая руками те места, которые оставлены под партии ВИА, к примеру, под ту же соло — гитару.
Слушаем у меня в машине. Я подниматься к Сашке не стал. Под окном бибикнул и он выскочил во двор.
— Тухманов написал. Моего тут только аранжировка.
— Я про неё и говорю. Это же бомба! А звуки какие… Даже не знаю, как их назвать. Богатые, во. Это на чём ты играл?
— Помнишь, я тебе рассказывал, что музыку у фильмам пишу. Мне за неё не слабо заплатили, и я в столице себе клавиши прикупил зачётные. Синтезатор Оберхейм и стринг от АРПи.
— Ну, Грин, ты даёшь… А ко мне зачем приехал, похвастаться?
— А почему бы не похвастаться? Скажи, неплохо получилось? — кивнул я на магнитолу, словно это она была причиной.
— Да какое там неплохо! По высшему разряду! Я, может, не твоего уровня музыкант, но музыки за свою жизнь переслушал столько всякой, что как опытный слушатель могу авторитетно тебе сказать — это классно. Фирма.
— Хочешь, мы эти песни первыми исполним? — расплылся я в улыбке, видя, что Санчес восторгается от души.
— Как первыми? А Тухманов разрешит?
— Во, правильный вопрос, — наставительно поднял я указательный палец, — Придётся постараться и прыгнуть выше самих себя. Спеть и сыграть так, чтобы он не смог нам отказать.
— Петь ты будешь?
— Не только я, там и для девушки партии есть.
— Наконец-то. Узнаю старину Джона. Симпатичная хоть? — тут же среагировал этот неисправимый ловелас.
— Александр, друг мой, тебя никогда по лицу берёзовой доской не били? — приторно-елейным тоном поинтересовался я.
— Э-э, полегче, предупреждать надо, — чуть отодвинулся Саня, делая испуганное лицо и отмахиваясь рукой, словно комара отгоняет.
— А я что делаю?
— Понял. Был неправ. Больше не повторится.
— Смотри у меня, — погрозил я ему кулаком, и мы оба заржали, как кони.
* * *
— Хозяин, достань мне какой-нибудь музыкальный инструмент, — заявил Гоша, как только я вошёл на кухню.
— Легко. Игрушечный барабан подойдёт? — сходу предложил я, — Выучишь команду «Сбор» и будешь воробьёв вокруг себя собирать.
Я, вроде, как и пошутил, а на самом деле давно заметил, что у домовёнка с чувством ритма всё отлично. Специально несколько раз следил за тем, как он под музыку ловко, а главное не сбиваясь, отстукивает ритм то ладошкой, то ногой.
— Всё б тебе шутки шутить, — делано насупился Гоша, — А надо мной местные домовые нет-нет, да и подтрунивают. Мол, Хозяин композитор, а Домовой при нём ни слуха, ни голоса не имеет и ни на чём играть не умеет.
— Да, ладно, не обижайся, — взъерошил я волосы домовёнку, — Ты только скажи какой инструмент тебе по нраву — мигом достанем. Ты, кроме как на нервах, на чём ещё играть умеешь?
— Ну вот. Снова корова, — обижено отстранил мою руку от своей шевелюры Гоша, — Я, между прочим, на банджо и на губной гармонике знаешь как умею играть.
— Фига себе, — пришла моя очередь удивляться, — Это где ж ты научился?
— Забыл, кто моя «литературная мама»?
— Американка, — кивнул я в ответ, показывая всем своим видом, что знаком с биографией миньона, — Только не помню, чтобы ты в книге музицировал. Ты, может, ещё и петь умеешь?
— Ну, в книге многие мои способности не указаны, — моментально приосанился Гоша, — И петь я, кстати, тоже умею. Пусть, не так хорошо, как ты, но умею. Мне бы гитару маленькую для аккомпанемента. А лучше всего укулеле. У неё всего четыре струны и двенадцать ладов. С моей рукой на ней аккорды легко брать.
— И где ж ты для своего общества домовых планируешь выступать? — офигел я от такого откровения, — Надеюсь не у нас на огороде? Сентябрь-то заканчивается, того и гляди скоро заморозки по ночам пойдут. Хорошего мало руки и горло на морозе драть.
Невольно вспомнилось, как мы однажды с Олегом осенью пошли провожать приятеля на другой конец города посреди ночи. Нет, если мы все трое были б трезвыми, то естественно дело обошлось бы вызовом такси и отправкой знакомого домой на «моторе». Но ведь это так прозаически и скучно. К тому же приятель был не один, а со своим спаниелем по кличке Дизель. Ну, какой нормальный таксист посадит к себе в машину поддатого клиента с собакой? Вот и топал наш квартет через весь город, а чтобы промозглой осенней ночью по дороге не было скучно. Олег прихватил из дома гитару. Нужно отметить, что в описываемое время пиво продавалось круглосуточно в любом киоске и в тот момент, когда мы прошли почти половину пути до дома приятеля, в нас уже бултыхалось изрядное количество пенного напитка. Возле очередного киоска, что стоял рядом с остановкой общественного транспорта, кому-то из нас в голову пришла идея забраться на крышу павильона над остановкой и там спокойно посидеть, попить пива и попеть песни. Сказано — сделано. Причём самым первым на крышу павильона мы отправили Дизеля. Не помню, что я играл, и что мы пели, но то, как нам подвывал спаниель, я запомнил надолго. Что интересно, собаке хоть бы хны, а я тогда охрип конкретно.
— А ничего, если мы с соседскими домовыми иногда в нашем гараже будем собираться? — поинтересовался Гоша, — На улице и вправду уже не жарко, а на посиделки в чужое жилище ни один порядочный домовой не пойдёт. В чужой сарай или гараж по приглашению придёт, а в дом просто так, без дела, постесняется.
— Странно, а я в книжках читал, что ваша братия и в квартире запросто может собраться толпой, пока Хозяина нет.
— Так ведь то про тех домовых написано, что в квартирах живут при Хозяине, — объяснил Гоша, — Тем и правда, негде собираться, кроме как у кого-то в квартире. Не на чердаке же им общаться.
— А вы не замерзнете в гараже-то? Там ведь колотун будет скоро. Я, конечно, планировал там два дизельных отопителя с военных кунгов поставить, но вы оглохнете от гула, которые они издают.
— А ты достань несколько «снежных шаров», — кивнул домовой в сторону одного из стеклянных шаров, которые я использовал дома и в машине в качестве кондиционера, — Они ведь не только охлаждать, но и греть могут.
Несмотря на то, что Гоша отвергал большинство моих предложений по обустройству «клуба домовых», мне всё-таки удалось «продавить» некоторые идеи.
В результате в одном из углов гаража появилась невысокая тумбочка для телевизора, на которую мы поставили электрический самовар, а над ним на стену повесили бра.
За стеклянными створками тумбочки Гоша ловко расставил скромный чайный сервиз, не забыв при этом наложить в сахарницу рафинада.
Позаботились и о местах для сидения — для этого я вынул из распечатанного рисунка несколько пуфиков. Гоша, по своей природной скромности, противился такой мебели, но когда понял, что пуфик это не столько сиденье, сколько вместительный ящик для хранения чего угодно, признал свою неправоту и быстро определил в один из них какое-то своё барахло.
— Хозяин, а ведь неплохой уголок отдыха получился, — усевшись за импровизированный столик, и поглаживая сидушку пуфика, заявил Гоша, — В таком закутке и обычному человеку не зазорно чай-кофе попить.
— Согласен, — поддакнул я в ответ, — Нужно еще стены чем-нибудь обить и можно будет здесь свадьбы отмечать.
— Ты же вроде как штукатурить их планировал, — напомнил Гоша о словах прораба, сдававшего мне гараж.
— Так это когда было, — присел я на соседний с Гошей пуфик, — Опять же, чтобы штукатурить, нужно кого-то звать. Не-е, лучше достанем минваты и обошьём её каким-нибудь пластиком. А поверх пластика пустим картонные лотки для яиц. Неужто мы с тобой вдвоём не справимся с такой работой.
— Справимся, конечно, — не раздумывая кивнул Гоша, — Хозяин, а зачем лотки для яиц поверх пластика пускать?
— Чтобы пластик не светить и чтоб посторонние думали, что это лотки тепло в гараже сохраняют, — хихикнул я в ответ, — Ты когда свой клуб открывать собираешься?
— А чего тянуть? Давай сегодня же и откроем, — соскочил с сиденья домовёнок, — Я только сейчас по соседям пробегусь, а пока они подтягиваются ты гитару достанешь и мы с тобой пару песенок попробуем сыграть.
— Каких песенок? — ошалел я от заявления Гоши, — Я тебе только инструмент обещал достать, а о совместном выступлении речи не было. Да и потом, откуда я знаю, что ты собираешься петь для своих соседей.
Если б мне кто-нибудь раньше сказал, что буду аккомпанировать на гитаре домовому, а тот будет для таких же, как он домовых исполнять рок-баллады перемежая их частушками, я бы в ответ только у виска пальцем покрутил.
Всё-таки уговорил меня Гоша ему подыграть. Не смог я отказать домовёнку. И ведь он не соврал, что владеет вокалом — довольно-таки неплохо фальцетом пел. Этакая небольшая копия Владимира Преснякова-младшего. Кстати, на укулеле домовой тоже хорошо играет. Думаю, что он и раньше с этим инструментом сталкивался.
Хоть я и не видел Гошиных приятелей, но зато замечал, как двигаются по столу и взлетают над ним чайные чашки. Один вид, парящей над столом и исчезающей по кускам сдобной баранки, чего только стоит.
Наблюдал я за всем этим действом и думал: а зачем я в «психушках» пытаюсь найти потерявшегося мага? Может мне самому пора психиатрам в плен сдаваться? А может я уже в «жёлтом доме» и всё происходящее вокруг меня всего лишь плод моего больного воображения?
* * *
Сдавал готовые песни я в Абрамцево, на даче Давида Фёдоровича. Надо сказать, что у него тут людно. Кроме самого хозяина ещё полтора десятка народа, по виду музыканты, и одна девушка лет двадцати.
— Друзья, — похлопал в ладоши Давид Фёдорович, привлекая общее внимание, когда мы появились около длинного стола, стоящего на веранде, — Я хочу вас познакомить с Валерой Гринёвым. Это его музыку исполняла та босоногая скрипачка, про которую мы сегодня говорили.
В ответ я услышал приветственные выкрики, а двое — трое парней отсалютовали мне кружками. Ну, так-то да, время послеобеденное, и народ вышел на веранду перекурить и выпить кофе. Хотя, не только кофе. Двое бородатых мужчин, постарше, те вроде пиво потягивают.
— Может, прямо здесь послушаем? — предложил я, заметив, что из-за стола никто подниматься не торопится, — У меня в машине двухкассетник импортный есть, и запись на кассете тоже имеется. Впрочем, если кинопроектор найдёте, то могу готовый номер показать. Мы его на плёнку записали с самодеятельностью из нашего ДК.
— Давайте здесь послушаем. Люди все творческие собрались. Это, Валера, знаменитый ансамбль «Лейся песня». Доверимся их мнению, как считаешь? Так что неси свою магнитолу, а если музыка понравится, то мы и номер посмотрим. Правильно? — повернулся композитор к музыкантам.
— Вы, Давид Фёдорович, говорили, что наш композитор из Чебоксар. Я правильно запомнил? — повернулся к Тухманову смутно знакомый мне мужчина.
Ба, да это же Шуфутинский! Собственной персоной. Правда без бороды, которая в моём времени стала его визитной карточкой.
— Абсолютно верно, — ответил маэстро.
— Тогда может не будем терять время на самодеятельность. Нам ещё пару дублей удачных нужно записать, — с намёком постучал по наручным часам руководитель одного из популярнейших эстрадных коллективов страны.
Я заметил, как покраснел Тухманов. Человек он творческий и интеллигентный. Ему воспитание не позволило быстро найти правильный ответ на откровенную грубость, зато я за словом в карман никогда не лезу.
— Действительно. К чему нам время терять. Давид Фёдорович, мою работу можно и без прослушиваний принимать, а с неумехами и неудачниками работать нужно. Долго и нудно.
— Это вы о ком, молодой человек? — вскинулся Шуфутинский.
— Та-ак. Брек. Несите магнитолу. Все садимся и слушаем, — отдышался Тухманов.
Прослушивание прошло в тишине. Когда я выключил магнитолу, все как по команде уставились на композитора.
— Валера, пойдёмте в дом. Нам нужно поговорить, — легко поднялся с места Тухманов.
— Минуточку! — неожиданно живо подскочил со стула Шуфутинский, — Валера, прости. Это реально нужно было слышать. Мои извинения.
— Да чего там, — пожал я протянутую мне руку, — Смотришь, когда-нибудь и я звездой стану. Глядишь, и накроет меня звёздная болезнь. Та самая, когда кажется, что весь мир крутится вокруг тебя.
— Валера, вы меня удивили. Честно говоря, я в замешательстве. С одной стороны я чувствую, что обязан предложить вам стать моим соавтором, но в моём случае это не вариант. Моя жена этого не поймёт и мне устроят грандиозную головомойку, — словно в предчувствии этой процедуры, композитор взлохматил свою причёску.
Когда я лазил в интернете, то о жене композитора прочитал много интересного. Злые языки даже утверждали, что она запирала композитора в его комнате и держала там до тех пор, пока он не заканчивал очередное творение. Правда это, или нет, я не знаю. Но даже если так оно и было, то ей памятник поставить стоит. Результаты творчества Тухманова у всего нашего народа на слуху.
— Собственно, что-то такое я и предполагал, когда придумал альтернативу. Соавторство с вами безусловно почётно, но меня гораздо больше бы устроила карьера исполнителя. Дайте эти песни спеть мне с той девушкой, что вы слышали на записи, и я буду счастлив.
— Вообще-то одну их этих песен я обещал Зарубиной, — замялся композитор, но по его виду было понятно, что мой вариант он уже практически принял.
— Господи. Да напишите вы для неё песню, и не одну. С вашим-то талантом, — чуть надавил я голосом.
— А-а, будь по-вашему, — махнул рукой маэстро, открывая мне путь на большую сцену.
* * *
К зданию в Кропоткинском переулке я подъехал окрылённый и готовый к активным действиям. Всё-таки получить благословение от Давида Фёдоровича дорогого стоит.
Моё желание запустить «мошкару» по вентиляции Гоша накануне раскритиковал, справедливо заметив, что «летающие видеокамеры» просто-напросто не смогут одолеть барьер из вековой паутины, скопившейся в вентиляционных каналах. Взамен этого домовой предложил сначала попробовать рассадить ту же самую «мошку» на окнах института, и только потом пытаться запустить видеокамеры внутрь здания. Дельный совет. Я даже с ним полностью согласился. Хорошо ещё, что я додумался на всякий случай активировать «кастрюлю-компас».
Казалось бы, ничего смешного, а я ржал, как лошадь, когда стрелка компаса указала на Ленинград.



Глава 7

— Юрий Сергеевич, прошу прощения за столь поздний звонок, — поприветствовал я колдуна, когда ретранслятор на моей кухне проиграл Гимн СССР, — Хотел бы уточнить некоторые моменты. Я Вам кой-какой видеоматериал выслал. Ознакомьтесь с ним, пожалуйста.
— Это разве поздно? — улыбнулся в ответ уголками губ волшебник, и пробежался пальцами по клавиатуре своего компьютера, — Время-то ещё детское.
Я развернул свой ноутбук в сторону открытой кухонной двери, и усевшись в проем, подпёр спиной косяк. Потом закурил сигарету и начал пускать кольца дыма в огород. Красиво летят, между прочим, когда ветра нет.
А что такого? Разумову, значит, можно на моих глазах коньяк хлестать, а мне уже и покурить нельзя? Да и не до моих выходок ему будет в ближайшие несколько минут.
Любопытное видео я магу подкинул. Вон он как свой шикарный галстук теребит. Того и гляди начнёт его грызть, как это делал однажды экс-президент маленькой страны.
Интересно, Разумов свой костюм когда-нибудь снимает? Сколько раз его вижу на экране, а он всегда одет так, словно на деловую встречу собрался.
По большому счёту на видео нет ничего такого интересного. Всего лишь небольшая больничная палата на четверых пациентов. Внешний вид у больных, конечно, оставляет желать лучшего, поскольку в гроб и то краше кладут, но с этим вопросом не ко мне, а к Минздраву СССР. Зато все четверо лежат смирно и не нарушают больничный режим. Да с чего бы им так не лежать, если руки и ноги у всех четверых пристёгнуты к каркасу панцирной сетки железной кровати.
— Где это снято? — мрачно поинтересовался Разумов, закончив просмотр видеофайла.
— Питер. Дурдом» Пряжка». Четвёртый этаж, — коротко ответил я, — Вот номер палаты, извините, не знаю. Сами видите, что съёмка велась через окно.
— Довольно таки быстро сработал. Молодец, — похвалил меня волшебник и откинулся на спинку кресла.
— Ну, если б Генрих Михайлович в Москву не отлучался бы на недельку, то результат был бы ещё раньше. Он в столице в институте имени Сербского успел побывать.
— Зачем? — поползла вверх правая бровь Разумова, — Если была нужна какая-нибудь экспертиза, её же могли и в самом Ленинграде провести. В Питере же свой психоневрологический институт есть.
— Более того — «Пряжка» является клинической базой «Бехтеровки», — добавил я, — Вот только в семьдесят седьмом году в больнице сменился главврач и похерил всё сотрудничество с институтом. Это, конечно, всего лишь моё предположение, но видимо, поэтому Генриха Михайловича и возили в Москву. Ну, да ладно, это всё мелочи. Вы подтверждаете, что на видео, лежащий около правой стены человек, не кто иной, как Генрих Михайлович?
— Всё верно, — кивнул в ответ волшебник, — Это Генрих.
— В таком случае диктуйте точный адрес, где Вы сейчас находитесь, откройте окно и на всякий случай пригласите к себе медиков. Думаю, что через час всё решится.
— Гоша, мишень приготовил? — одевая очки ночного видения и насыпая крупные гайки в карман куртки, поинтересовался я у домового.
— Ага, — надев такие же, как у меня очки, довольно потёр ладошки миньон, предвкушая зрелище, — Как ты и просил на телевизионную антенну ватную подушку на верёвке поднял. Если нужно будет, её на другую не долго сменить.


«Есть оружие у Вовки, для него нужна сноровка.
Палка буквой «У» простая и резинка бельевая.
Пуля — гайка. Вот загадка. Это ловкая рогатка».


Нечто такое крутилось у меня в голове, пока я разминался и расстреливал со стороны огорода подвешенную мишень.
Кто-то скажет, что рогатка это детская игрушка и не более того. Ну, если между рогульками натянута резинка от трусов, то и правда, игрушка. Вот только у меня в руках настоящее оружие, выстрелом из которого я с нескольких метров одной гайкой или шариком от подшипника запросто превращу в мелкое крошево бутылку из-под шампанского. Проверено не раз, в том числе и на спор.
— А теперь, Гоша, смотри и учись, — разогревшись и настрелявшись вдоволь, глянул я на домовёнка, что стоял рядом и с раскрытым ртом наблюдал, как гайки, выпущенные мной, вырывают из подушки клочки ваты.
Я выдохнул, натянул резинку и, прицелившись, выпустил заряд. Снаряд, коротко свистнув, улетел и попал в бечёвку, за которую домовой поднял подушку вверх, используя один из усов антенны в качестве перекладины.
— Это тебе не по воробьям из ружья палить, — ещё раз с улыбкой посмотрел я на домовёнка, который задрав голову, не отрывал взгляд от телевизионной антенны. Почувствовав неладное я проводил Гошин взгляд, увидел одиноко болтающуюся на антенне верёвку и уточнил у мелкого, — Ты чем подушку привязал?
— Шпагатом бумажным, — пожал плечами домовой, — На чердаке валялась бобина, так я его и приспособил.
— Вот чудак, — хмыкнул я в ответ, — Я гайкой из рогатки цинковое ведро насквозь запросто пробью, а он какой-то упаковочный шпагат привязал. Ну, ладно, я полетел. Встречай меня в гараже.
Если кто-то решил, что я запланировал войсковую операцию, а из рогатки собирался в психбольнице стрелять по медбратьям, то спешу заверить, что во время моего вторжения в «Пряжку» никто не пострадал. Да и материальный ущерб я зданию не столь значительный нанёс — подумаешь, из рогатки разбил камнем-артефактом два оконных стекла в палате. Дело-то житейское, а проветривать помещения, пусть и у психически нездоровых людей, периодически всё равно нужно. Приковали, понимаешь, людей к кроватям, а они беспомощные, и под себя ходят.
После того, как я вслед за артефактом оказался в палате, даже несмотря на находящиеся в носу фильтры, у меня из глаз слёзы потекли — такой в палате смрад стоял. Боюсь, что случайно залетавшие в палату мухи от аромата замертво падали. В этакой вонище никакой усыпляющий спрей не нужен.
То, что никто не пострадал, я не соврал. Ну… Почти никто не пострадал. Санитара, открывшего дверь и вломившегося в палату на звук разбитого оконного стекла, я не считаю. Я же не виноват, что у него бессонница и такой чуткий слух, благодаря которому он из коридора услышал звон стекла за обитой железом дверью. Был бы он не такой шустрый, то я б спокойно расстегнул кожаные браслеты, которыми к кровати был пристёгнут Генрих Михайлович, взвалил бы больного на плечо, да и телепортировался себе тихо — мирно в свой гараж.
Пришлось в бдительного медбрата выстрелить электроразрядом из пистолета-зажигалки. Хотел было его на место освобождённого «засланца» определить и к кровати привязать, но уж больно этот санитар здоровый оказался. Ничего страшного, он и у порога в палату часок — другой неплохо поваляется. Такому увальню от этого не фига не будет. А на больничную койку его и без меня положат, когда попытаются понять, куда делся Генрих Михайлович. Стрелочник в любом деле нужен.
— Гоша, помоги-ка мне этого болезного в спальник запихать, — окликнул я мелкого в гараже, держа на плече Генриха Михайловича.
Уложив худющего бедолагу в мешок, я отослал домового в дом за волшебными марками и биркой, на которой записал продиктованный Разумовым адрес. Пока миньон отсутствовал, протёр приготовленными заранее влажными салфетками лицо спящего «найдёныша» и влил ему в рот несколько капель волшебной настойки Люси. Немного подумал и положил алмазный пузырёк у головы лежащего.
Я нисколько не сомневаюсь в силе лекарства и прекрасно понимаю, что у Разумова в арсенале есть великое множество настоек, эссенций, вытяжек и артефактов на все случаи жизни, но всякое бывает. К тому же продемонстрировав капли из «Хроники Нарнии», я лишний раз покажу, что чему-то, да учусь, а не просто из журналов товары повседневного спроса выдёргиваю. Пусть всё-таки он во мне мага видит, а не хомяка.
— Готово, Хозяин, — протянул мне Гоша самоклеющуюся бирку и несколько марок Эльдорадо в целлофановом пакете.
— Гоша, как думаешь, сколько нужно марок приклеить, чтобы посылка дошла до адресата? — вертел я в руках миниатюрные шедевры магического и изобразительного искусства.
— А фиг его знает, — смешно поморщил домовёнок нос, — На посылку с котом мы долларовую марку клеили. Да и Борисыч его обратно за такую же цену прислал. А с этим, — кивнул Гоша на лежащего в мешке Генриха Михайловича, — Я не знаю, как быть. Наклей с десяток самых дорогих, чтоб ему на сортировочной станции ноги не отрубили за лишний вес.
— Одной… за пять долларов… хватит, — прохрипел из мешка очнувшийся «потеряшка».
— Как скажете, — вжикнул я молнией, застёгивая спальник. Потом быстренько приклеил на него бирку с адресом Разумова и пятидолларовую марку, на которой была нарисована карта страны Эльдорадо со столицей Нирвана, — Гоша, придержи дверь, а то путешественник домой торопится.
Мешок оторвался от пола, развернулся подобно стрелке компаса по направлению к двери, и поплыл по воздуху в сторону выхода, набирая скорость и высоту.
— Чего это ты его так быстро эвакуировал? — поинтересовался домовой, когда мешок вылетел из дверей гаража и растаял в ночной темноте, — А поболтать с земляком?
— А зачем он здесь нужен? — посмотрел я на мелкого. — Я, конечно, понимаю, что Генрих Михайлович не сумасшедший, но ведь он не просто так в психушку попал. А поговорить я и с тобой могу, не так ли?
* * *
Дома, когда я немного успокоился и выдохнул, после визита к Тухманову, Гоша потребовал от меня рассказ о посещении дачи в Абрамцево.
Как-никак, место легендарное. Сколько там музыки записано для пластинок, выходящих миллионными тиражами. А рассказывать-то мне особо и нечего. Точнее, рассказать-то есть чего, но вот сама студия…
— Гоша, похоже Тухманов реально гений. Посмотрел я, на каком дерьме он музыку записывает. Кошмар и ужас! Прикинь, у него там стоит восьмиканальная портастудия.
— И что? — не понял меня миньон.
— Гоша… — укоризненно протянул я, — Она записывает звук НА КАССЕТУ!!
Похоже, с интонацией я немного перестарался. Домовёнок даже голову в плечи втянул. Ещё бы… Я так рявкнул от полноты чувств, что у самого горло засвербило.
Нет, в жизни всякое бывает. Допустим, я сейчас запросто могу очень доходный бизнес организовать, записывая музыку на кассеты. Кассеты, записанные «с диска», в этом времени всегда в цене. Разницу между записью с оригинала или с третьей — четвёртой копии только глухой не услышит. Но мне даже в страшном сне невозможно представить обратное. А именно — запись диска с кассеты.
Запись с кассеты на виниловый диск! Не, я сейчас с ума сойду!
Это… Это даже не знаю, с чем сравнить. Всё моё естество звукорежиссёра и композитора просто бунтует от такой профанации работы со звуком.
— Да что такого-то? Я тут в интернете вычитал, что за дисками Тухманова люди в очереди вставали, а спекулянты их в три — четыре цены продавали.
— Э-э, ну как бы мне тебе объяснить, что на кассету приличную музыку в студии не запишешь? При перезаписи, да, оно ещё как-то слушается, а на студии нет. Это вроде болида для Шумахера. Не покажет он рекордов, если на мотороллере поедет.
— Ага, а сам-то до сих пор на чём ездишь?
— В смысле?
— Да, забей. Просто тут один домовой — мажор в гости заглядывал. У его Хозяина Волга. Так он весь из себя та-а-акой важный был, — огорчённо махнул мохнатой лапкой домовой.
— Гоша, не сыпь мне соль на раны. У самого руки чешутся, но сам же видишь, недосуг.
— Можно ЗИМ купить, или Хорьх, тридцать восьмого года, я его в объявлениях нашёл, — минорно продолжил миньон, словно он меня не слышит, — Вот бы мы ему нос утёрли. Волга же тебе не нравится?
— Какие на фиг машины? — взвился я, — Мне песни нужно подготовить. Тухманов сказал, что если в середине октября на запись не попадём, то к передаче «Песня года» нас не пропустят. У них эфир пятого ноября. Мне студия нужна. Это для Тухманова я «рыбу» наскоро набросал, а для народа надо на совесть всё записывать. Это же нетленка. На века.
— Значит так и будет нас тот фраер гнобить. Слушай, а может быть ты всё-таки купишь себе Волгу?
Тот наш разговор с домовёнком возможно так бы и пропал втуне, если бы этим же вечером у него не произошло неожиданное продолжение.
— Джон, привет, — услышал я знакомый голос, когда отходил от окошечка бензозаправки, пряча сдачу в карман, — Надо же, я думал, как тебя найти, а ты вот он.
Ну, да. Чуток лоханулся я, где-то выгрузив текст из которого я бензин достаю. Видимо, пока с умалишённым в гараже возился, и из багажника всё необходимое вытаскивал, и его выложил. Опомнился, когда лампа загорелась.
— Здорово, Санчес, — поприветствовал я друга, — Чего искал-то?
— У меня хорошие новости.
— Говори, раз хорошие, — кивнул я ему, закручивая крышку бензобака.
— Мы с отцом вчера под вяленую чехонь с пивом посидели. Короче, в нашем ДК нам помещение под студию выделят, а батя попробует узнать, можно ли ещё аппаратуру какую ещё выбить. Но это уже в понедельник только.
— Это какая ещё аппаратура вам понадобилась? — покосился я на друга.
Как по мне, так имеющийся у них «Биг» для их уровня самое то. Такой комплект не каждая филармония имеет.
— Э-э, тут видишь, какое дело. Я отцу сказал, что если студия в ДК будет, то к нам артисты известные могут приехать. Помнишь, ты сам про это как-то говорил?
— Ну, допустим, интересовались у меня возможностью записи. Если что, то у меня пока только с «Лейся песня» был разговор, и то такой, на дальнюю перспективу.
— Я бате это же и рассказал, а он тут же сообразил, что раз они приедут, то чтобы им и не выступить у нас.
— Фантазёры вы. И ты, и отец. На студии, между прочим, работать приходится. Представь, ты целый день записываешься, а вечером ещё концерт давать. Хотя, может и согласится кто-нибудь. Не пойму только, тебе-то какой от всего этого прок?
— Во-первых, мы аппарат хороший заимеем, — загнул Сашка палец, — А во-вторых, мы и сами в первом отделении на разогреве можем выступить. Слушай, Джон. Я вообще-то на тебя рассчитывал. Мне студию не потянуть. Не соображаю я в этом. Опять же, какой аппарат можно поставить, я тоже не знаю. «Динаккорд» нам даже через Министерство химпромовское не купят, это отец точно сказал. Там валюту первой категории нужно.
— Ого у тебя запросы! Ты себя с «Песнярами» сравни, которые на таком аппарате выступают. Тебе не кажется, что ты загнул слегка? Где они и где вы.
— Да понимаю я всё. Но хочется, аж сил нет. Прикинь, море звука, и тут мы, да как врежем гвоздя.
— Для нашего зала «Динаккорд» не нужен. Поскромнее аппаратов достаточно будет. Из тех же социалистических стран. Ты ещё вот что учти. Для ДК большим плюсом будет то, что вам эту аппаратуру таскать по гастролям не нужно. Один раз её установили, и всё.
— А если на выезде играть нужно будет?
— Тогда своим БИГом обойдётесь. Или всё, уже зазвездили настолько, что БИГ для вас не аппарат? И опять же, какого «гвоздя» ты врежешь? У вас что, свои песни появились? А со студией всё гораздо сложнее. Дорогое это удовольствие, если её по уму делать. Не, Санчес. Как-то я не готов пока к окончательному решению. Студию я и так собираюсь организовать, но пока сам не понимаю, где и как это сделать. Так что сочиняйте песни, свои, собственные, а когда я буду готов, мы их запишем.
— Есть у нас песни. Клавишник наш уже четыре написал, и я две. Мы их для своих пару раз сыграли, даже на кассетник записывали, и ты знаешь, не так давно я слышал, как парни в соседнем дворе одну из них под гитару пели.
— Парни во дворе? — хотел уж было заржать я, но вовремя остановился, к тому же мысль одна меня пробила, — Ты знаешь, а это интересно.
— Что интересно?
— Дворовые песни. Как бы тебе объяснить попонятнее? На самом деле популярность не в том, сколько раз твою песню по радио прокрутят. Куда как важнее, если её вот такие простые парни под гитары петь начнут. Вспомни себя, в школьном возрасте. Ты тоже много чего по радио слышал, но вряд ли запомнил. Зато то, что вы во дворе орали, ты и сейчас спеть можешь. Наверняка же все слова помнишь?
— Ой, да что мы там пели, — начал было Санёк, а потом на пару секунд задумался, закатив глаза к небу, и уставился вдруг на меня, как на чудо морское, — Слушай, а ведь ты прав. То, что мы во дворе пели, я хоть сейчас повторить могу. Надо же, как в память врезалось. И про девочку в автомате помню, и про Фантом.
— Наверное это и есть музыка. Пусть не та, не для радио с телевизором, а другая, какую спеть с друзьями можно. Те песни, что сейчас Магомаев или Зыкина поют по радио не по разу в день, они забудутся, а вот «Плачет девочка в автомате» ещё нас с тобой переживёт. Прикинь, обычная дворовая песенка. Одна из тех, которую наши с тобой дети будут петь.
— Ну, ты даёшь, Джон, — восхитился Санёк, — Эк тебя в какие дали заносит. Но я так понял, что ты нам не поможешь?
— Санчес, не гони лошадей. Мало того, что ты свалился, как снег на голову, так тебе ещё и ответ немедленно дай. Впрочем, разобраться с акустикой в концертном зале я помогу. Мне самому это крайне интересно. Я завтра тебе в ДК списочек завезу. Сегодня вечером посижу, подумаю что из Вермоны или Теслы подойдёт для передних порталов и какие мониторы на подзвучку можно поставить. Боюсь только, что на низкие частоты что-то самим придумывать придётся. Но это не проблема. В Москве пару низкочастотников пятнадцатидюймовых купим, к примеру тех же Электровойсов, и хватит нам. Что с пультом и микрофонами делать, пока не скажу. Ваших венгерских микрофонов недостаточно, а пульт можно было бы у немцев взять, но они вроде ещё их только на выставке показывали. Так что остаётся Тесла, как пульт, и желательно с их же ревербератором Студиоэхо, а к нему, как минимум, четыре микрофона типа австрийских семьсот седьмых на голос. Ваши венгерские мы на ударную и инструментал поставим.
Надеюсь, высказать своё мнение у меня получилось достаточно убедительно и уверенно. Так-то я недавно кучу форумов в интернете перелопатил, где народ вспоминал былые времена, обсуждая, кто на каких гитарах и усилителях играл. Там и нахватался сведений о том, какая аппаратура была доступна в этом времени.
— А я себе гитару новую купил. Диамант. Видел такую? Она ещё на Гибсон Лес Пол похожа, — отдышавшись от потока информации, вывалил Санчес свою главную новость, которая, похоже, его распирала, — Поможешь мне её подшаманить? Слушай, а если на неё звукосниматели фирменные поставить, звук лучше будет?
Ага. Не избалован тут народ обилием и ассортиментом. Не важно чего, а если точнее, то практически всего, что ни назови. Вот и Сашка этак запросто задумал проблему решить, про которую на специализированном форуме под сотню страниц напишут. В моём времени гитарных датчиков не одна сотня предлагается, и все они чем-то да отличаются друг от друга. А уж какую комбинацию из них стоит на ту или иную гитару ставить, так это и вовсе что-то с чем-то, сродни высокому поварскому искусству.
— Сделаем, дружище. И датчики сменим, и струны хорошие поставим, — с чего-то вдруг растрогался я, глядя на этого здоровенного ребёнка. Наивного вчём-то и свято верящего в «фирму», такого же, как и большинство жителей СССР.
* * *
— Прикольный ты парень, — отложив свои очки в сторону и хитро щурясь, рассматривал меня с экрана монитора Разумов, — Весело с тобой работать.
— В смысле?
— А ты представь, какие чувства испытывал я и находящиеся рядом люди, когда в мой кабинет влетел дергающийся мешок, внутри которого кто-то орал отборным матом, — улыбнулся волшебник и потёр переносицу, — Кстати, зря ты Генриха вылечил. Нужно было, чтоб он себя еще немного овощем почувствовал. В воспитательных целях, так сказать. Хотел у тебя спросить, как ты додумался и не побоялся на него марку приклеить?
— Так сами же мне наводку на марки дали, — пришёл черёд моим пояснениям, — Вот я и решил, что подобным образом Вы указываете на метод эвакуации Генриха Михайловича из моего мира. А на счёт побоялся… Я сначала марки на коте проверил. Он у меня в ваш мир и обратно в почтовом ящике слетал, а потом рассказал об ощущениях во время полёта.
— И что тебе кот намяукал?
— Намурлыкал, что я зря отверстий в ящике насверлил — сквозит из-за них, и ветер гнусно завывает. Вот я волшебника в ваш мир и отправил в спальном мешке. Не в гробу же мне Генриха Михайловича нужно было пересылать.
— Слушай, может, всё-таки вернёшься домой? — откинулся в кресле Разумов и скрестил руки на груди, — Поднатаскаешься немного, да станешь свободным агентом в наших рядах.
— У вас кадровый голод? Да и потом, Вы же сами говорили, что мало шансов на то, что при мне останется способность к волшебству, если я вернусь обратно.
— Ну, судя потому, как пытался буянить Генрих после своего возвращения, все твои способности должны остаться при тебе, — поморщился Юрий Сергеевич, — Кстати, не расскажешь, как ты умудрился его выдернуть из палаты, находящейся на четвёртом этаже, да ещё и в Ленинградской психушке?
— После нашего с Вами разговора я телепортировался на «закладку», оставленную во дворе больницы, а затем такой же «закладкой» из рогатки засандалил в окно, где находился разыскиваемый маг. Артефакт влетел в палату и я, как на «маяк» прыгнул за ним, — вкратце поведал я о своих действиях, — А Вы думали, что я начну «наводить мосты» и подкупать врачей психушки, чтобы те выписали больного?
— Честно говоря, крутилась такая мысль, — кивнул в ответ маг, — Просто, я не ожидал, что ты так нагло ворвёшься в дурдом и похитишь пациента. Креативно мыслишь. Ну да ладно, принимай обещанное. Только магические очки заранее одень.
С этими словами волшебник вытащил из ящика своего стола конверт, быстро на нём что-то начеркал и приклеил марку. Как и в случае с посылкой, полученной мной ранее, конверт медленно поднялся над столом и поплыл по комнате. Через несколько секунд на мой стол плюхнулось послание, влетев в мою в квартиру через открытую балконную дверь.
— Это и есть расхваленный Вами проектор? — вопрошающе посмотрел я на Разумова, достав из присланного конверта три листка с нарисованными на них рунными узорами, — И что мне с этим делать? Съесть?
— Ну, попробуй, а я посмотрю, — усмехнулся волшебник, — Те руны, что сейчас перед тобой, необходимо перенести на твоё тело. Техника нанесения такая же, как и с переводными татуировками, с той лишь разницей, что эти татушки никто не сможет увидеть, и они никогда не исчезнут.
А ведь прав был волшебник — даже если б я и нашёл в какой-нибудь книге подобный набор картинок, то не смог бы себе представить нужный рисунок, сотканный из переплетающихся между собой рун.
— На какие части тела переносить татушки? — вылез я из-за стола и начал искать по комнате одеколон с марлей, чтобы обезжирить кожу.
— Две прямоугольных рисунка подобно армейским погонам переведи на плечи, третью, круглую, в район солнечного сплетения, — подсказал Разумов, — Лево, право, верх или низ — разницы нет. Начинай с плеч.
Скинув рубашку, я быстро протёр указанные места, снял с присланных картинок защитную плёнку и влажным полотенцем разгладил на надплечьях рисунки. Через минуту снял намокшую бумагу и уставился на Юрия Сергеевича в ожидании подсказок.
— Чтобы ты не впадал в панику, предупреждаю, что после нанесения третьей татуировки тебя две-три секунды будет плющить не по-детски, — вполне серьёзно предупредил маг, — Поделать с этим ничего нельзя и никакое обезболивающее тебе не поможет.
— Ну, хоть рога с хвостом у меня не вырастут? — приложил я переводку в район живота.
— Скорее отвалятся, если они у тебя имеются, — пробурчал в ответ волшебник.
Думаю, что каждый краем уха слышал о теории относительности. Простой пример для наглядности — Вы полчаса стоите в магазине перед табличкой, на которой написано «Перерыв 5 минут». Вот и со мной всё точно так и произошло, поскольку обещанные три секунды экзекуции переросли для меня минимум в три часа.
Сначала меня согнуло пополам. Причём через спину и помешать этому безобразию не смогла даже спинка компьютерного стула, на котором я сидел. Мне реально казалось, что я затылком упёрся в собственные пятки. В этой позе я провёл первые шестьдесят минут. Оставшееся время я попеременно нырял то в кратер вулкана, то в озеро с жидким азотом. Ладно, хоть спина к этому моменту уже успела выпрямиться. Ну, и как вишенка на торт, под конец пыток меня ждала вспыхнувшая около моего носа сверхновая звезда.
«Ну, всё, довыделовался, экспериментатор, — тёр я глаза потяжелевшими руками, — Будешь теперь, как Стиви Уандер или Себастьян Бах, вслепую на музыкальных инструментах играть. Ну, а что? На кусок хлеба может и заработаю в подземном переходе, если, конечно, меня кто-нибудь доведёт до него».
— Как ощущения? — донеслось до меня откуда-то издалека.
— Вроде живой, — ответил я и попробовал открыть глаза.
На экране монитора я увидел смутный силуэт. Более чётко разглядеть мне мешали плавающие круги перед глазами, которые я попытался прогнать руками — Секунду, я сейчас звёздочки разгоню. Сколько времени длилось моё истязание?
— Как я и говорил, чуть больше двух секунд, — заверил меня Разумов, обретая на экране всё более чёткие очертания.
— И какие у меня отныне способности?
— Попробуй представить себе какой-нибудь небольшой предмет, — посоветовал волшебник.
— Представил, — сообщил я, мысленно видя перед собой кубик для игры в кости или нарды.
— А теперь просто увидь его на расстоянии вытянутой руки и подобно тому, как ты вынимаешь вещи из книги, достань этот предмет.
Я сделал так, как велел Разумов и через мгновение, крайне довольный показал то, что достал из воздуха.
— Ты уверен в том, что именно такой кубик себе представлял? — поинтересовался Юрий Сергеевич, увидев на моей ладони поролоновый кубик, какие обычно автолюбители вешают в машине на лобовое стекло, — Тебе нужно учиться концентрировать внимание.
— Согласен, — сделал я ещё одну попытку, достав из воздуха откупоренную запотевшую бутылку «Фанты» и отхлебнул из неё глоток, — Юрий Сергеевич, а вы сможете из этого мира принять эмигранта и создать ему новую жизнь?
— Если тебе это нужно будет, то без проблем, — коротко кивнул Разумов, — От записи в книге о рождении в любой точке мира, до отчёта из Пенсионного Фонда. О свидетельствах, паспортах, дипломах и прочих бумагах я и вовсе молчу. Кстати, о пенсии. Мы тебе на прежний счёт немного денег закинем. Мне спасибо можешь не говорить. Это денежное выражение благодарности супруги Генриха.
— Ну, за проектор-то всё равно спасибо, — улыбнулся я в ответ, вынул из «ниоткуда» дымящуюся сигарету и отошёл к балконной двери, — Обращайтесь, если что.
* * *
На следующий день, я, как и обещал, заглянул в ДК. Привёз список того, что стоит попробовать получить в первую очередь.
Проще говоря — «выбить».
Под этим ходовым термином при социализме подразумевается получение любых ништяков, недоступных обычному смертному. Честно говоря, незатейливо у меня получилось. А с учётом того, что я ещё умудрился на одном олдфаговском форуме вопросы задать, то просидел потом до трёх ночи, наблюдая за жуткой баталией эстетов от акустики. И не абы какой акустики, а эстрадной.
Для тех, кто понимает разницу между ней и домашними колонками, она, эта разница, очевидна и огромна. По сути — это два разных направления, имеющие между собой не так много общего. Сами посудите — бытовые домашние колонки предназначены для «прирученного» звука. Того, который уже прошёл в студии через компрессоры и лимитеры, а потом был выровнен по воспроизводимым частотам.
Сунь в домашний усилитель бас — гитару, и высадишь динамики на раз. Да и не пригодны компрессионные динамики для сцены. От слова совсем.
На самом деле всё объясняется очень просто. Обычная арифметика. Достаточно узнать, что такое звуковое давление и понять его измерение в децибелах. Потом вспомнить, что человеческое ухо воспринимает разницу в этих самых децибелах, как корень из этого числа.
Ладно, что я вас мучаю. Всё ещё проще. К примеру мы сравниваем эстрадный динамик и знаковую акустику из СССР, известную по имени АС-35. Разница в звуковом давлении двенадцать децибел. Каждые три децибела уменьшают громкость в два раза. Теоретически. На самом деле АС-35 звучит при её максимальной нагрузке не громче, чем эстрадный динамик на пятнадцать ватт. А в больших залах или на улице её звук пропадает на очень небольшом расстоянии. Домашняя кошечка. Выживает только в квартире.
Вопросик я на форуме сформулировал простенько. Вроде того, что есть желание оформить зал ресторана под старый Дом Культуры, в духе времён 1979–1980 года, мест этак на четыреста — пятьсот, снабдив его той аппаратурой, которая в те времена была бы доступна.
На самом деле в ДК зал на семьсот мест, но сравните, как посетители ресторана сидят, и как слушатели в зале. Понятное дело, что я потом сделаю поправку на высокие частоты. Люди в зале в одежде будут, да и у кресел мягкая обивка. Всё это высокие так глушит, что как бы это не стало проблемой. Зато объём зала я указал верно.
Короче, итог дебатов я свёл в список аппаратуры, и от себя добавил ещё пару комплектов. Мало ли что. Ремонт в СССР — дело тёмное и очень не быстрое. Совсем не быстрое. Иногда, навсегда затянувшееся. А так, вылетит что-то, а мы его раз, и на рабочий комплект поменяем в считанные минуты.
— Что ты лыбу давишь? — спросил я у загадочно улыбающегося Санчеса, когда он пробежался по листку бумаги, на котором я от руки написал список рекомендуемой аппаратуры.
— А то, что указанные тобой пульт и ревер от Теслы к нам уже в ноябрьские прямо из Чехословакии привезут, — услышал я в ответ, — Мне батя об этом по большому секрету сегодня перед обедом поведал, когда после заседания в горисполкоме домой заскакивал.
— В честь какого праздника такие плюшки? — чуть не присел я от новости.
— Так конец года на носу, — с умным видом ответил приятель, — Деньги по статьям раскидывают, иначе они окажутся неосвоенными и уйдут на следующий год списанием. А у нас Химкомбинат в страны СЭВ на экспорт чего только не отправляет, и соцвалюты на его счету очень много имеется. Вот и нашли куда её пристроить. Согласно тем процентикам, которые профкому положены.
— Дай-ка сюда список, — протянул я руку за листком, — Нужно кое-какие коррективы внести, в связи с вновь открывшимися обстоятельствами.
Так-то да. Коррективы внести надо, и срочно. Признаюсь, я последнее время с нездоровым любопытством стал на штанги в «Спорттоварах» поглядывать. Были бы они чуть приличнее сделаны, уже точно обзавёлся бы столь нужной вещью.
А всё дело в чём? В магии, чёрт бы её подрал.
Не вылетает у меня ничего «по щучьему велению, по моему хотению». Всё ручками тянуть приходится. А я вам что, атлет — тяжеловес? Нет. Я обычный парень из своего времени. В качалку иногда заходил, но никогда там не перенапрягался. А тут на тебе. Извольте уцепиться и тянуть. И вроде бы, в чём проблема? Да в земном притяжении. Знаете ли, при социализме все вещи отчего-то много весят. Иные очень много, я бы даже честно сказал, что для меня чересчур много. К примеру, тот же студийный венгерский магнитофон STM. Млин, он весит больше семидесяти килограмм! Я сорву себе спину, издам неприличные звуки, но я его никогда не вытяну!
В общем, я уже пару раз себя поймал на том, что я по утрам с голым торсом перед зеркалом кручусь. И знаете, что я вам скажу — от этой долбаной магии у меня первые кубики на животе вроде появились!



Глава 8

Кто-нибудь пробовал самостоятельно приобретать для своей женщины платье? А концертное, для выступления на сцене, которое по советским канонам не может быть вызывающим, и в то же самое время должно подчеркнуть все достоинства вашей избранницы? Добавлю немного вводных: в этом сценическом наряде вашу женщину увидят миллионы телезрителей программы «Шире круг», но сама она не может принять участие в выборе своего наряда.
Если кто-то думает, что для мага подобная задача не должна представлять никаких трудностей, то смею разочаровать. Как говорил племянник феи из одной известной сказки: «Я не волшебник. Я только учусь».
Вообще-то, с некоторых пор я могу вынимать из воздуха всё, на что только моей фантазии хватает, но верхнюю одежду всё-таки лучше доставать, имея хоть какие-то ориентиры. Я в качестве примера пытался брать работы модельеров, сотрудничающих с лучшими Домами Мод. Нужно сказать, что не очень-то мне помогли образцы так называемой «Высокой моды». Тот, кто видел, во что зачастую кутюрье облачают свои модели, прежде чем выгоняют их на подиум, меня поймёт.
Одним словом, пришлось мне самому в своей черепушке создавать сценическое платье для Гали. Кто-то взглядом раздевает девушек, а я смотрел на фотографию Галки и мысленно одевал её.
Так что, если кто надумает обвинить меня в том, что я у какого-то модельера украл идею, пускай смело отправляется в пеший эротический тур. Я сам придумал и материализовал для своей девушки сценический наряд. Всё сам сотворил, начиная с платья и туфель, а закончил янтарным гарнитуром, состоящим из перстня, серёжек и цепочки с кулоном. Ну, не хотелось мне, чтобы девушка дебютировала на телевидении в том, что шьётся на фабриках, а на пошив в ателье уже нет времени.
Правда, с первым платьем я немного накосячил, поскольку не подумал о том, как в него Галя будет влезать и вылезать. Это трикотажную футболку при желании можно через задницу надеть и снять, а с плотной тканью такой фокус не пройдёт. Пришлось ещё одно платье материализовать, только предварительно продумав на нём еле заметную застёжку-молнию.
— Гоша, избавься от этого компромата, — отдал я миньону неудачный опытный экземпляр, — Не хватало ещё, чтобы его Галя случайно в моём доме нашла.
— И куда я его дену? — повертел в руках домовёнок мой неудавшийся экспериментальный образец, — У нас даже пугала нет, чтобы его в эту одежду нарядить.
— Хочешь сказать, что в придуманное мной платье только пугало можно наряжать? — медленно развернулся я к домовёнку. Примерно так же, не спеша, обычно танковая башня поворачивается в поисках цели.
— Не ищи в моих словах скрытый сакральный смысл, — прижал платье к груди Гоша, — Я только хотел сказать, что выкидывать такую красоту жалко, а в огороде воробьи настолько культурные, что им даже пугало не нужно.
— Гоша, если б я это платье достал из каталога, то я его в этот же каталог и вернул бы, — постарался я как можно спокойнее донести свою мысль до мелкого Плюшкина, — Я сказал, избавься — значит избавься. Что непонятного в моей просьбе?
— Всё. Понял, — направился насупившийся домовой в сторону кухни, — Считай, что этого платья никогда не существовало.
Занятная история с подготовкой к моему дебюту на Советском телевидении получилась. Мало того, что Тухманов заставил меня срочно прибыть в столицу с готовыми партитурами двух песен для целого эстрадно-симфонического оркестра, так ещё и дирижёр этого коллектива — Юрий Силантьев — на следующий день попросил меня сыграть на синтезаторе во время записи инструментала песни «Олимпиада».
Как я уже говорил, синтезатор — это не столько клавиши, сколько всевозможные звуки, которые можно на этом инструменте накрутить, да ещё и на ходу ими звучание подработать. Их-то как раз и не смог повторить клавишник оркестра, несмотря на то, что его инструмент был не хуже, чем у меня.
— Валера, сыграйте сами на клавишах, — обратился Юрий Васильевич, заметив моё присутствие в тон-студии, где оркестр записывал минусовки песен для очередной передачи из цикла «Песня-79», — Какой смысл пытаться повторить Ваш звук, если Вы сами можете исполнить партию на синтезаторе.
— Маэстро дело говорит, — поддакнул сидевший рядом со мной Давид Григорьевич, — Оркестру помимо «Олимпиады» ещё несколько вещей нужно успеть записать. Так что глупо терять время на попытки подобрать твоё звучание.
В принципе, и Силантьев, и Тухманов правы — студийное время очень дорого. Это у себя дома или на репетиционной базе вы можете хоть до посинения крутить ручки синтов, эквалайзеров и прочей аппаратуры в поисках нужного вам звучания. На студию приходят записываться, а не репетировать. Да мне и самому было интересно сыграть в составе такого именитого коллектива под управлением не менее знаменитого дирижёра.
— Юрий Васильевич, раз уж так вышло, что автор аранжировок оказался в студии и сэкономил время, то может Вы и «Так не должно быть» запишете с его участием? — обратился к дирижёру Тухманов, скромно сидевший в уголке во время записи «минусовки» к «Олимпиаде».
— А почему бы и нет, — промокнул лоб носовым платком довольный Силантьев, — Вы как, Валера, готовы ещё одну композицию записать?
— Вы ещё спрашиваете, — искренне удивился я вопросу, — Я с Вами, если позволите, целый концерт готов отыграть и записать.
* * *
— Гоша, у нас позавтракать есть чем? — чуть слышно спросил я у сидящего на кухонном подоконнике домового, — Сейчас голодная толпа проснётся и жрать потребует.
— Пока никто не видит, достань хлеб, колбасу и сыр, — раздался в ответ шёпот мелкого, — Я уже картошку начистил и нарезал, если не лень — пожарь.
— Ты огуречный рассол не вылил, случайно? Мы вчера вроде обе банки солёных огурцов съели, что я на базаре купил.
— Да ты что? Как можно рассол выливать? — встрепенулся Гоша, — Рассол — это святое. Я его в двухлитровую банку слил. В холодильнике стоит. Ты бы накапал в неё средства от похмелья, а то больно уж вы вчера все весёлые были.
— Я именно так и хотел сделать. А то начнут причитать: «голова бо-бо, во рту ка-ка». Пусть рассолом похмеляются кому надо.
Странно. Вроде и улеглись далеко за полночь, а вскочил я с утра самый первый. Даже Галя не проснулась, когда я встал, хотя она ещё тот жаворонок.
Весело вчера мой день рождения отпраздновали. Я даже и не думал, что дома его можно так весело справить.
Да ещё и с погодой нам повезло. Обычно в октябре беспрерывные дожди и слякоть, а тут, как на заказ, весь день солнечно было.
Изначально свою днюху я собирался праздновать в одном из новочебоксарских ресторанов и уже подумывал, какой костюм надеть на столь торжественное мероприятие. Узнав о моих намерениях, парни во главе с Кругловым заартачились и потребовали, чтобы этот праздник был проведён в чебоксарском доме, о котором все они наслышаны. Когда я рассказал Гале о том, что планирую главным блюдом сделать шашлыки, так она даже начала ворчать, мол, на курорте этих шашлыков наелась на год вперёд.
На помощь пришёл Гоша, посоветовав приготовить хашламу.
— Не такое уж это и сложное блюдо, — заявил домовой, когда я сказал ему, что никогда не готовил ничего подобного, — То же самое рагу, только куски мяса большие. Единственный недостаток, так это готовить нужно три часа, но ты и не будешь всё время у плиты стоять — закинул продукты, да гуляй себе. Зато угощение получится — все пальчики оближут.
— И что для него нужно?
— Мясо. Причём желательно телятину, — начал загибать пальцы Гоша, и немного подумав, добавил, — Можно, конечно, и свинину, если гости не мусульмане, но телятина-то ведь вкуснее. Что ещё? Лук, помидоры, перец, баклажаны, зелень. Да хоть картошку клади — хуже не будет. Только её крупно нарезать надобно, иначе разварится. Ты, главное, пиво не забудь. Ну и казан чугунный нужен литров на восемь. Кстати, казан можешь прямо сейчас достать. Его прокалить нужно будет, если он новый.
— Валера, я одного не пойму — это всё твоё? — выйдя из гаража, развёл руками Саня, видимо, подразумевая под этим всю мою недвижимость.
— Я же вроде уже тебе объяснял, что дом тётя купила, а я за ним периодически слежу, пока родственники в Саратове живут, — не стал я изменять уже сложившейся легенде, — Опять же приусадебный участок какой-никакой есть, и заметь — в черте города.
— Фартануло тебе с тёткой, — понимающе покивал приятель, — Я обратил внимание, что гараж недавно построен. Даже стены ещё не отштукатурены.
— Так родню вроде не выбирают, — пожал я плечами, — А гараж я и в самом деле недавно построил. Опять же на тёткины деньги. У её мужа «ИЖ-Комби» имеется, вот они меня и озадачили поиском строителей.
— Куда им такой здоровый? — искренне удивился Саня, — Мы же две машины спокойно в него загнали. В нём в футбол играть можно.
Ну, да, есть такое. Гараж я с размахом отгрохал. Он у меня по площади не намного меньше самого дома получился. Про футбол Саня, конечно же, загнул, а вот пару теннисных столов при желании запросто можно поставить.
— Какой родственники попросили, такой я им и построил, — развёл я руками, — Откуда мне знать, зачем он родне такой огромный нужен. Может дядька, как на пенсию выйдет, так сразу прицеп к машине купит.
— Кстати, а где у тебя сортир? — начал озираться по сторонам Саня, — В огороде?
— Почему сразу в огороде? В доме канализация есть и водопровод. И отопление от газового котла, а не дровами, как ты наверняка подумал. Скажу больше, здесь даже баня имеется, но у меня до неё руки никак не доходят. Её бы обшить внутри липовой вагонкой, — мечтательно вздохнул я, — Да у меня всё времени не хватает.
— Валера, а что это за белый ящик? — кивнула на СВЧ-печь рыжая подружка басиста, помогавшая Гале нарезать салат, — Я такую штуку в «Электротоварах» видела, но так и не поняла, что это за зверь.
— Микроволновка, — улыбнулся я в ответ, вспомнив, как папа в своё время однажды притащил из магазина подобный агрегат и экспериментировал с ним чуть ли не до полуночи. Закончился тот вечер эпохальной фразой, выданной уставшим, но довольным отцом: «Как я всё время жил без этого замечательного аппарата?»
— И как она работает? — вцепилась в меня девушка.
«Как она работает»? Интересный вопрос. Если б я ещё знал на него ответ. Я ведь не физик. Моё общение с микроволновкой ограничивается только разогревом в ней пищи. В чём я честно и признался.
— Больше, чем за две моих зарплаты, покупать подогреватель еды? — искренне удивилась рыжеволосая, — Да я за такие деньги всю жизнь готова сама греть будущему мужу и детям завтрак, обед и ужин.
Мне ничего не оставалось, как пожать плечами. Ну, не рассказывать же девушке, что в моём мире практически в каждом доме имеется СВЧ-печь, и чтобы купить её вовсе не обязательно два-три месяца жить впроголодь.
Хотел было ляпнуть, что подруга басиста размышляет о дороговизне кухонного агрегата, а сама не пожалела месячной зарплаты на импортные джинсы, в которых сейчас форсит. Передумал. Не охота спорить. Да и с какой стати я должен перед кем-то отчитываться за свои покупки? Пусть думает, что хочет. Всё равно не поймёт. Не уложится в её голове, зачем нужна печка за три сотни рублей, если в квартире газ стоит копейки. Собственно говоря, ни один советский человек этого не поймёт. Когда я в магазине микроволновку покупал молодая продавщица аж заикаться начала после того, как я её попросил проверить и упаковать товар. Интересно, фотографию этой продавщицы уже повесили на Доску Почёта, как сумевшую продать самый не ходовой товар?
— Валера, а чего у тебя телик такой маленький? — удивился клавишник, заметив стоящий на мебельном гарнитуре телевизор.
— Купил я его недавно. Не вырос он ещё, — схохмил я в ответ, — Каждый день его из лейки поливаю, а он, падла, не растёт. Да и что ты в нём смотреть собрался? Ленинский университет миллионов? — прочитал я название передачи в телепрограмме, лежащей на уже разложенном обеденном столе, — Или концерт Государственного Казачьего хора по Второй программе? Ну а если серьёзно, то я телевизор себе в машину покупал, а не для этого дома. Да и сигнал в этом районе так себе — у пьяного в глазах меньше двоит, чем здесь изображение на экране. Если тебе звук для фона нужен, то включи магнитофон, — кивнул я на кассетник, который все уже не раз видели в моих руках, — В нём кассета с новым альбомом Джорджио Мародера стоит. На днях из Москвы привёз.
— Стенка у тебя интересная, — кивнул на гарнитур барабанщик, — Никогда раньше такой не видел. Наша мебель обычно полированная, а эта даже лаком не покрыта. Импортная наверно?
— Румынская, — с ходу соврал я, — Позвонили, сказали, что есть в единственном экземпляре и предложили купить. Вот и взял. Деньги-то всё равно не мои, а тёткины.
— Нормальные хоромы, — одобрительно покачал головой вошедший в зал Слава-гитарист, — После своей хрущёбы я себя здесь, как во дворце чувствую.
Эх, дорогие мои, знали б вы, какая цена будет на участки в этом районе через двадцать лет, то уже сейчас бы задумались, как прикупить здесь немного землицы.
— Через дорогу в доме побольше и добротнее этого семейная пара живёт. Муж учитель, жена медсестра. В очереди на квартиру стоят второй десяток лет. Махнись с ними жильём, — предложил я гитаристу, — Станешь владельцем замка. Будем с тобой соседями.
— Да ну нафиг, — отмахнулся Славян, — Не жил я никогда в частном доме. В квартире мне как-то привычней.
Можно подумать, я в деревенском доме родился и вырос. Если честно, то я поначалу даже к газовой колонке подходить боялся, пока не посмотрел в интернете пару обучающих роликов. Оказалось, ничего страшного. Сейчас уже вроде как привык, порой всё на автомате делаю, почти не задумываясь.
Скажу вам больше — газ в доме вещь незаменимая. Во-первых, с отоплением нет никаких трудностей. На дворе уже октябрь, тепло в городе ещё не дали, а для меня зажечь факел в газовом котле дело двух секунд. Ну и во-вторых — летом в городах на месяц-другой отключают горячую воду, а при наличии газовой колонки и централизованного водоснабжения для меня это не является проблемой.
Первым, как ни странно, вырубился Саня. Вернее, не так. Первыми домой свалили басист с подругой. Оказалось, что рыжей нужно завтра с утра на работу. Налив им на посошок, мы всей толпой пошли провожать парочку на троллейбусную остановку, благо она от моего дома в пяти минутах ходьбы. А вот уже после того, как мы вернулись домой, Санёк замахнул пару стопок и отключился прямо в кресле. Я разложил диван, мы с парнями уложили на него приятеля, а сами перенесли остатки угощений из зала на кухню. Галя попыталась начать убираться и мыть посуду, так кое-как уговорил её оставить это грязное дело на следующий день, прекрасно понимая, что Гоша ночью и без неё справиться. Он страсть как не любит грязь в доме, а грязную посуду особенно.
«Видели ночь, гуляли всю ночь до утра» — это не про нас. А вот то, что мы улеглись спать далеко за полночь, это точно. Болтали, курили, ели и пили. Даже до пения под гитары дело дошло. Парни продемонстрировали мне свои песни, которые по утверждению Сани поют уже в каждом дворе. Потом все почему-то внезапно вспомнили, что мне скоро предстоит выступление на телевидении и стали упрашивать исполнить что-нибудь. Кое-как отбрыкался, согласившись исполнить всего одну песню. Я как-то внезапно понял, что исполнять-то мне особенно и нечего. Вернее, песен я знаю много, но они все из будущего. Пришлось петь дворовую, только американскую.
Почти в любой стране есть ушедшие в народ песни, рождённые рок-музыкантами. Есть они у нас, есть они и в Германии, и в Англии, и в Америке. И это не только «Отель Калифорния», «Ветер перемен» и «Дым над водой». На самом деле песен, когда целые стадионы зрителей подпевают музыкантам, очень много.
Вот я и спел для приятелей и Гали одну сентиментальную балладу, появившуюся на свет аж в семьдесят третьем году.
— Наверняка песня о тяжёлой судьбе негров, — размазывал Славик по лицу пьяные слёзы, после того как я закончил петь.
— Почему ты так решил? — искренне удивился я такому заявлению.
— Не знаю, — шмыгнул носом приятель, — Просто ты с таким надрывом сыграл и спел, что мне невольно на ум рабы на плантациях пришли. А о чём хоть песня?
— Ну, если в двух словах, то мама советует сыну всегда оставаться простым человеком и быть таким, каким он сам себя хочет видеть, — сократил я перевод песни «Simple man», — Ладно, парни, концерт окончен. Половину дивана Санёк уже занял, так что выбирайте, кто займёт оставшуюся часть. А ещё для двоих у меня есть огромный надувной матрас, — нехитро обозвал я самую первую мебель, появившуюся в этом доме, — Уверяю, на нём спится лучше, чем на перине.
* * *
Аппаратуру, список которой я составлял мучительно долго, Дворец Культуры получил неожиданно быстро. Даже не верится, что я в СССР. Обычно тут согласования, документы и прочая возня занимают в лучшем случае недели, а то, порой, и многие месяцы. Виновата во всём оказалась Олимпиада. Нет, не песня, которую мне предстоит петь, а та самая, настоящая, грядущая Олимпиада-80.

Одному из столичных Олимпийских объектов срочно потребовался комплект сценического света, и не какого-то вообще, а конкретного, производства ГДР. Присмотрели они там что-то во время очередной ярмарки в Лейпциге. И тут, как нельзя кстати, вылез один из наших, из республиканского Министерства Культуры, со своим вопросом про аппаратуру для ДК. Когда до столичных деятелей культуры дошло, что Химпром готов платить валютой, пусть и не первой категории, но для ГДР вполне даже пригодной, то бюрократические шестерёнки закрутились на удивление шустро. Вскоре, в обмен на оплату сценического света, были получены нужные бумажки, а там и сама аппаратура к нам поехала. Целых двенадцать комплектов Вермоны с колонками по сто ватт. Комплекты разные. Какие и для чего, у меня подробно расписано в том поминальнике, который я себе составил после обсуждений со специалистами из моего времени.
На форумах мне предсказали, что хороших низких частот я от Вермоны не получу. Странно, вроде добротные здоровенные динамики в колонках стоят, если что, на пятнадцать дюймов, а низов не будет. Пока для меня это загадка, но думаю, что с этим вопросом я выкручусь тем, что поставлю фирменные низкочастотники ватт по двести в дополнительно изготовленные обратные бины. Пока же я развлекаюсь тем, что распаковываю аппаратуру и устанавливаю её в колонны по краям сцены. Парни помогают, что есть сил.
Провозились долго. Под самый конец работ упёрлись в нехватку проводов для тех двух комплектов, что мы вынесли на стены в середину зала. Плюнули, и решили пока попробовать без них.
— Слушай, Джон, это классно! Я просто купался в звуке, — восторженно орал мне с края сцены полуоглохший Саня, когда они отыграли первую песню, — А тебе-то что не нравится?
— Громкость убавьте на прострельном комплекте, на том, что за кулисами поставили, — подсказываю я ему, так как вижу, что он не понял о чём я.
Просто мониторов у нас ещё нет и вместо них за кулисами я по колонке подзвучки с каждой стороны сцены поставил. Мне в зале работу тех колонок не слышно, а парни слегка оглохли.
Ну, да. Физиономия у меня видимо недовольная. Мне частот не хватает. Правы были олдфаги с форума. Нет того «мяса» в звуке, к которому я привык. Бочка не звучит и бас вроде, как и не бас вовсе. Опять же я не понимаю, как на приличной мощности можно работать без компрессоров и лимитеров. Одна радость, Тесловский пульт с ревербератором оказались вполне приличными аппаратами.
Мда-а, работы ещё непочатый край. Это со стороны кажется, что достаточно колонок и усилителей побольше поставить, и оно всё само образуется, если их выкрутить почти на полную. Так вот нет. Даже аудиофилы и те мучаются, пока в обычной комнате у них что-то более-менее прилично зазвучит, и заметьте, это уже при профессионально записанной музыке и минимуме настроек. А со сценическим звуком всё на порядок сложнее, а то и больше, чем на порядок.
Как бы то ни было, а придётся мне низкочастотниками озаботиться. Хотя бы теми же Электровойсами или ДжиБиЭлями. А потом к ним колонки строгать. Динамики-то я вытяну из изображений, а колонку уже вряд ли. Больно уж тяжеленная она, и страсть какая большая.

— Гоша, перерисуй мне этот чертёжик. Постарайся, чтобы он выглядел правдоподобно. Так, словно я его сам рисовал, — попросил я домовёнка, когда разобрался с тем, что мне нужно получить.
Мудрить и что-то изобретать сам я не стал. Акустика вещь непростая. Любую колонку надо правильно рассчитать, а для этого нужно много всего знать про тот же динамик, который в ней будет стоять.
— Это что у тебя, хозяин? — запрыгнув на стол, посмотрел Гоша на экран ноутбука.
— Колонку придётся делать. Вот сижу, думаю, где бы её изготовление заказать. Самому пилить — строгать жуть как не хочется.
— А готовую вытащить не судьба? — скривил Гоша забавную рожицу, поглядывая на меня с этакой хитринкой.
— Гоша, мне безусловно льстит твоё мнение о моих физических данных, но видишь ли какое дело. Эта колоночка, навскидку, килограмм пятьдесят, а то и все семьдесят выйдет. Грыжу потом ты мне вправлять будешь?
— Никогда не слышал, чтобы в голове грыжа была, — проворчал домовёнок, и очень ловко увернулся от скомканного полотенца, которым я в него запустил, — Колёса Бог знает когда изобрели и уже только этим одним человек разумный от обезьяны отличается. Это я тебе про хомо сапиенса толкую.
— Так, отставить язвить хозяину, — отложил я в сторону приготовленный шлёпанец, уже было почти отправленный в цель, — Излагай коротко и понятно.
— Есть, сэр! Так точно, сэр, — вылез домовёнок из-под кресла, где он ожидал прекращение обстрела, и вытянулся по стойке «Смирно», — Осмелюсь доложить, сэр, что если колонку представить на колёсиках, то никаких неприличных звуков при её извлечении из проектора вытягивающим произведено не будет. Её можно тупо выкатить одной рукой, используя колёса. Рядовой Гоша доклад закончил. Мог бы и сам головой подумать, — уже вдогонку проворчал он, бдительно наблюдая за моей рукой.
— Да ты мой хороший, — умилился я простоте и гениальности предложенного решения, — «Доширак» хочешь?
— Два, — тут же среагировал домовёнок, и даже на пальцах показал мне желаемое количество, видимо всё ещё находясь под впечатлением от моего сегодняшнего уровня сообразительности.
— На два ты ещё не заслужил, — постарался ограничить я фаната химозной еды.
— А если я найду тебе готовое изображение? Уже с колёсиками. Ты же наверняка представишь себе какую-нибудь развалюху с колёсами от детской коляски.
Вот же гад!
Когда я закрыл глаза и попытался себе представить приличную низкочастотную эстрадную колонку, то никакие другие колёса, кроме тех, что бывают на детских колясках, мне в голову не лезли.
— Ладно. Твоя взяла, — вынужден я был согласиться запросом наглого шантажиста после пятой попытки, в которой у меня уже фигурировало нечто вроде тачки, но опять же на этих гадких колёсах со спицами.
— Тебе может сразу с динамиками подобрать? Или один корпус сойдёт? — очень по-деловому поинтересовался домовёнок, шустро перебирая лапками, и едва заметно облизываясь.
— А ты сможешь найти самопальную колонку с аутентичными динамиками? В смысле, с такими, которые в этом году выпустили.
— Поискать можно. Громоздкие колонки что в России, что на Украине, кучи мастерских ваяют. Понятно, что в основном их конструкцию с фирменных сдирают, но есть и собственные разработки. Тебе какие выбрать?
— Погоди. Дай подумать. Я только сейчас сообразил, что со звуком не так. Он транзисторный. Немцы его зашибись, как пригладили, чтобы в «линейку» загнать, а вышло не вкусно. Драйв пропал, — помахал я руками, пытаясь жестами дать понять Гоше, что меня не устраивает.
— Хозяин, ты мне русским языком можешь сказать, что тебе нужно? В твоё время вся эстрадная аппаратура на транзисторах работала, и что? — отодвинулся домовёнок от экрана, силясь понять мою жестикуляцию и сильно морща лоб. Складок этак в пять — семь.
— Звук. Гоша, мне нужен хороший сочный звук, а не тот песок, который я слышу. У меня ощущение, что звук выхолостили. Знаешь, что такое безалкогольное пиво?
— Ну и поставь свои любимые ламповые усилители на эти низкочастотные колонки, — чуть слышно ругнувшись про себя, развернул Гоша ко мне экран ноутбука с изображениями колонок, изготавливаемых в какой-то мастерской моего времени.
Да, такое можно тащить в это время без особой опаски. Обычная фанера, скреплённая десятками саморезов. Тут и покрашенные в чёрный цвет есть, и просто, только что выпиленные. И с уже прикрученными колёсиками имеются, правда, там и динамики какие-то уже стоят.
— Глянь-ка заодно, что там соцстраны нынче из ламповых усилителей предлагают, — подумав, кивнул я домовёнку, высматривая нужный мне образец колонки.
— Так там и смотреть нечего. Кроме Теслы никто что-либо мощное не изготавливал, — удивил меня Гоша не характерными для него познаниями.
— Вот эта, пожалуй, подойдёт, — ткнул я пальцем в одну из фотографий.
— Эта нет, — мельком глянул домовёнок на экран.
Я аж рот открыл от такой наглости. Похоже, мелкий возомнил о себе невесть что, раз позволяет себе столь безапелляционные высказывания.
— Не подскажешь ли мне, ничтожному нубу в музыке, чем она не угодила столь высокомудрому гуру? — максимально язвительно вопросил я у мелкого нахала.
— Она одна, а тебе пара нужна, — не отрываясь от своего экрана, выдал Гоша ответ, как нечто само собой разумеющееся.
— Ты представляешь, я не настолько ленив, чтобы не вытянуть из по очереди.
— Они самодельные, — укоризненно покачал головой домовёнок, глядя на меня жалостливым взглядом.
— Ну, да, — несколько обескуражено произнёс я, лихорадочно соображая, в чём тут подвох, — Я и хотел такие. Иначе мне трудно будет объяснить их происхождение. А так скажу, что сам сделал.
— Хозяин, ты сегодня рекорды бьёшь, — подсел ко мне Гоша и увеличил изображение колонки.
— Видишь сколько тут болтиков и шурупиков всяких?
— Это саморезы, — поправил я его.
— Да какая разница! Ты посмотри, что некоторые из них не совсем ровно вкручены, не по линии. Да и на фанере кое-где сучки проглядывают. Думаю, их и из-под краски будет видно. Попадётся кто повнимательнее, и как ты объяснишь абсолютную схожесть двух самодельных вещей? До каждого сучка и трещинки идентичных?
— И в кого ты такой умный? Может, ты ещё и со студией мне подскажешь выход, а то я уже грешным делом на наш гараж поглядываю. Думаю, может мне в нём расположиться, — признал я справедливость полученных замечаний.
— В гараже не выйдет. Только у нас на улице пять мотоциклов имеется, да ещё и сосед справа иногда свой самосвал около дома ставит. А зимой, в морозы, так и вовсе его не глушит.
— Можно звукоизоляцию придумать получше, — заупрямился я, хотя и понял, что с этим вариантом облом, — И откуда ты про мотоциклы знаешь, если из дома нос не высовываешь?
— Слух-то у меня получше твоего будет, — забавно пошевелил Гоша мохнатыми ушами, — Я их на звук различаю. Если что, то и твои «Жигули» ещё с перекрёстка слышу. Кстати, Хозяин, ты насчёт Хорьха-то ещё ничего не надумал? Уйдёт же машина. Давай я тебе её хотя бы покажу на фотографии.
Гоша подлец! Нет, он два подлеца, вместе связанных, вот.
Думаете, что он мне показал? Старую колымагу, до войны выпущенную и хранившуюся все послевоенные годы в заброшенном курятнике? Плохо вы знаете этого хитрого и пронырливого пожирателя «Доширака».
Наполированный вишнёвый красавец был сфотографирован на сцене какого-то западного аукциона. Красотища, глаз не отвести. Рука так и потянулась к картинке. Сама. Помимо моего желания. Вроде того, как у щуки хватательный рефлекс срабатывает быстрее, чем голова соображать начинает. В самый последний миг я её, эту руку, остановил.
— Красивое купе, — сглотнул я слюну, прежде высказаться, — Но мне пока не до машины. У меня работы невпроворот и студию где-то надо заиметь.
— А какие ещё варианты имеются, кроме гаража?
— Красный уголок в здании филармонии и отдельное помещение в ДК.
— Филармония отпадает, — сгофрировал в очередной раз свой лоб домовёнок, — Представь, начнёт там какой-нибудь духовой оркестр репетировать, а у тебя запись идёт. Его же по всему зданию будет слышно. И что ты делать будешь?
— Остаётся ДК, — сам себе сказал я очевидное, до чего как-то не допёр без подсказок Гоши.
— Во, твой вопрос решили. Так что с Хорьхом? Когда поедешь смотреть?
— Гоша, ты себе представить не можешь, сколько работы предстоит с его восстановлением, — мягко попытался я объяснить домовёнку пагубность его фантазий.
— Ты главное купи, чтобы документы были. А потом мы её на эту поменяем, и все дела, — ткнул Гоша в фотографию аукционной машины, на которую он облизывался так, словно это целая коробка с упаковками «Доширака».
— А номерные агрегаты? А старую куда мы денем? — привёл я убийственные, на мой взгляд, доводы.
— Пф-ф, подумаешь, номерные агрегаты, — передразнил меня Гоша, кстати, похоже у засранца получилось, — У тебя я есть. Или ты думаешь, что я одни только ноты могу писать и чертёжики твои перерисовывать?
— Гоша, номера на металле, а не на бумаге выбиты.
— Люди несколько веков назад химическое травление освоили, — подбоченился домовой, — Впрочем, кому я это объясняю. Человеку, который не знает, как колеса можно использовать. А старую машину ты другу своему отправь, у которого автосервис. Марку приклей, и пусть она в твоё время улетает. Думаю, он найдёт, что с ней сделать. В крайнем случае прямо перед своим автосервисом выставит вместо рекламы. Люди головы сворачивать будут, мимо такой красоты проезжая, — шумно глотнул слюну домовёнок, ещё раз глянув на экран.
— Ты пойми, нельзя мне лишнее внимание на себя обращать. Скромнее нужно жить. Вот стану звездой эстрады, тогда другой разговор будет. Кое-что можно будет себе позволить лишнего.
— Эх, купят машину за это время, — поник Гоша, смахивая с мордашки накатившуюся слезинку, — Давай тогда хоть попрощаемся на всякий случай.
— Это ещё почему? Что за дела?
— Да я вчера чуть было не подрался с тем зазнайкой, хозяин которого на «Волге» ездит.
— Не переживай. Синяков на тебе не видно будет, — попытался я перевести всё в шутку и немного развеселить мелкого, намекая на его повышенную шерстистость.
— Здоровый он, покрупнее меня, — продолжил Гоша, не обратив никакого внимания на мою неудачную шутку, — Мы, домовые, обычно до смерти дерёмся. Хотя, может он меня и не забьёт до конца. Год — другой под печкой отлежусь, а там снова увидимся.
— Стоп! Отставить драки! — не на шутку всполошился я, представив, кого могу потерять. Если что, то верного, преданного и жутко полезного друга, — Куплю я этот рыдван, но выеду на нём только после того, как известным стану. По рукам?
— Ура-а-а! — заорал домовёнок так, что у меня уши заложило, а потом, хлопнув меня по руке, вприпрыжку кинулся на улицу, только пятки засверкали.
Улыбался, глядя ему вслед, я недолго. Какая-то мысль, словно заноза, постоянно свербила. Наконец она до меня дошла, и я сильно хлопнул себя ладонью по лбу.
— Какая, к чёртовой бабушке, печка, если я её месяц назад своими руками разобрал! — возмущённо заорал я в открытую настежь дверь, — Месяц без «Доширака», мерзкий обманщик! Месяц, — добавил я уже не так уверенно и напористо, прекрасно сознавая, что больше трёх дней плаксивую мордашку и громкие горестные вздохи, переходящие ночью в тоскливые стоны, я не вынесу. Уже раз проверено.
Нет, ну надо же, как ловко миньон из меня обещание выморозил. Эх, глянуть с горя, что хоть за машина этот «Хорьх». Может он только с виду такой красавец.



Глава 9

— Ты чего такой унылый? — нежно накрыла своей ладошкой мою руку Галя за столиком в кафе Останкинского телецентра, куда мы заскочили перекусить после съёмки промежуточного выпуска «Песня-79», — Переживаешь, что «Олимпиада» не попадёт в финал?
— Есть такое, — кивнул я в ответ, — В финале будет всего тридцать пять песен, и автором слов к нескольким из них является Рождественский. Если ещё и «Олимпиаду» добавят, то в народе про финальный концерт пойдёт молва, что телевидение показало бенефис Рождественского.
В моей истории на самом деле в финале «Песня-79» прозвучало четыре песни на стихи Роберта Ивановича. Вдобавок он ещё и своё стихотворение прочёл посреди концерта. Как это ещё назвать иначе, чем бенефис?
На самом деле меня мало волновало, пройдёт песня в финал конкурса или нет. Просто я был в шоке оттого, что из шести исполнителей, которые сегодня участвовали в записи передачи, я знал только двоих. Одним из них был я, любимый, а второй — Валентина Толкунова.
Светлану Жильцову я не считаю, поскольку она всего лишь вела концерт и объявляла выступающих и авторов песен. Да и вряд ли найдётся человек хоть в Союзе, хоть в России, кто не знает эту женщину, по крайней мере в лицо.
Я, конечно, догадываюсь, что Ворошило, Кочергину, Мокренко и Зияева в Союзе многие знают и, возможно, даже любят их творчество. Не зря ведь их для Первого канала телевидения снимали. Вот только я этих людей впервые в жизни услышал и увидел.
Вру, ещё оркестр под управлением Силантьева забыл упомянуть. Я со всем многочисленным коллективом прямо в концертной студии поручкался, а Юрий Васильевич меня перед выступлением по-отечески приобнял и пожелал удачи. Режиссёр-постановщик, глуховатый невысокий плешивый толстопузик, аж в осадок выпал, увидев, как именитый дирижёр давал дружеские наставления какому-то парнишке из провинции.
— Мы его по всему телецентру ищем, а он в кафе прячется, — вывел меня из раздумий знакомый голос Тухманова, — Добрый день, Галя. Как всегда, отлично выглядите, — не забыл Давид Григорьевич отсыпать комплимент девушке, — Отмечаете удачную запись?
— Как-то так, — пришёл я на помощь смутившейся подруге, кинув быстрый взгляд на спутников композитора.
Ну, того же самого Рождественского трудно было не узнать, тем более что перед записью своего выступления я успел познакомиться и немного поболтать с поэтом. Меня больше заинтересовал второй персонаж из свиты Тухманова. Вернее, вторая, поскольку это была женщина примерно моего возраста. Невысокая кареглазая девушка чертовски кого-то мне напоминала, но, сколько я ни старался, так и не мог вспомнить кого.
— Хорошее выступление, Валера. Рад, что Давид Григорьевич не ошибся с выбором исполнителя новой песни, — похвалил меня Роберт Иванович, и тут же, словно исправляя свою ошибку, представил спутницу, — Познакомьтесь с моим коллегой. Маргарита Пушкина.
Вот откуда мне знакомо лицо девушки. Это же «мама русского тяжёлого рока».
«Ария», «Автограф», «Мастер», «Кипелов», «Рондо», «Карнавал»…
Можно бесконечно долго перебирать названия коллективов и не понимать, что их связывает, но достаточно услышать фразу «Сводит с ума улица Роз», как сразу всё встанет на свои места. Кстати, «Замыкая круг» тоже Пушкина написала.
Кабы знать заранее, что мне предстоит встреча с женщиной, известной моему поколению побольше, чем тот же Рождественский, я бы хоть какие-то песни и стихи из ранней Пушкиной нашёл. Ну, хотя бы для того, чтобы показать поэтессе, что я знаком с её творчеством. Женщина, можно сказать, легенда, а я стою, глазами хлопаю и не могу соответствующих моменту слов подобрать.
К счастью, на выручку подоспел Рождественский:
— Валера, Давид Григорьевич рассказал мне, что ты текстовика для своих композиций ищешь. Вот я и решил вас познакомить. Вдруг у вас с Ритой сложится творческий тандем?
— Вполне может быть, — кивнул я уверенно в ответ.
Было дело. Задал мне в одной из бесед Тухманов вопрос, почему я пишу только инструменталку, на что я ему ответил тогда, мол, поэта-песенника не ещё встретил. Вот только я, в отличие от Давида Григорьевича, тому разговору значения не придал и забыл про него давно.
— Маргарита, Вы как пишете? На готовую музыку или есть уже готовые тексты? — поинтересовался я у поэтессы, — Просто я не был готов к подобной встрече, и свою музыку сейчас не смогу показать.
— Такого, чтобы легло на музыку, у меня пока нет. В следующий приезд в Москву захватите «рыбу», а номер своего телефона я вам запишу, — полезла в висевшую на плече сумочку девушка.
— Пошёл процесс, — подмигнул Рождественский Тухманову, — А ты говорил: «разные города… как будут общаться». Молодёжь и по телефону друг другу песни будет петь, если понадобится.
* * *
Чем отличаются программа «Шире круг» от «Песни года»? А тем, что производятся они разными редакциями Центрального телевидения и соответственно имеют разное наполнение.
«Песня года» выпускается Главной редакцией музыкальных программ и подразумевает под собой конкурс именно среди песен. По большому счёту редакции и так называемому жюри по барабану, кто будет исполнять ту или иную композицию. К примеру, сегодня «Идёт солдат по улице» исполняет ВИА «Пламя», завтра Юрий Богатиков, а послезавтра они её вместе споют. Всем на телевидении на это плевать, поскольку идёт борьба поэтов и композиторов за обладание Дипломами конкурса. Насколько с этой сомнительной наградой авторам слаще спится, я не знаю, но как по мне, так они просто достоинствами меряются.
«Шире круг», в отличие от «Песни года», как таковым конкурсом не является, и призы с дипломами здесь не раздают. Производится программа Главной редакцией народного творчества и соответственно упор делается на самодеятельность, начиная с пения и заканчивая цирковыми акробатическими этюдами. Одним словом — балаган.
Не спорю, принять участие в этой телепередаче (как и в любой другой, кроме «Человек и закон») престижно и почётно. А главное, это вполне под силу многим творческим личностям. Иначе как бы на съёмочной площадке концертной студии, где на протяжении двух дней записывались выступления для этой программы, оказался детский духовой оркестр с львовского ДК, девичий вокальный ансамбль из свердловского ПТУ, минские инженеры-гитаристы, питерские клоуны и ещё два десятка разных самодеятельных коллективов со всех уголков страны?
Понятное дело, что я, Галя и группа «Монолит» по блату попали в «Шире круг» для исполнения песни «Так не должно быть», но объявляли-то нас как Лауреатов республиканского смотра художественной самодеятельности. Лауреаты первой степени или третьей — не столь важно. Главное, что это официально было заверено в республиканском министерстве культуры, а значит, были соблюдены все правила приличия.
С каких пор группа Круглова стала «Монолитом»? Да поехали как-то с парнями на берег Волги, посмотреть, как идёт процесс перекрытия реки. Басист, глядя на почти достроенную плотину, сказал, мол, строится она чуть ли не из кубиков, а издалека выглядит как монолит. Саня ухватился за слово «монолит» и заявил, что это хорошее название для группы. Все почесали репы и согласились с Кругловым. Ну а что? По мне так нормальное название. Всяко разно лучше, чем многочисленные «Голубые крылатые гитары» и «Пламенные поющие сердца».
Когда директор нашего ДК узнал, что группа Круглова приглашена в Москву на запись передачи, а у будущих звёзд советской эстрады отсутствуют сценические костюмы, поднялся вой до небес. Сам я при этом не присутствовал, но по рассказам очевидцев на крик из горисполкома прибежала небольшая делегация. В принципе, если учесть, что местная мэрия находится всего в двадцати метрах от Дворца Культуры, то всё может быть. К счастью, кончилось тем, что парней срочно отвезли во владения моей знакомой начальницы ОРСа, где для ребят как-то быстро нашлись отличные германские костюмы и югославские туфли.
Кстати, в тот же день директор разрешил Сане репетировать в концертном зале. Правда, только в ночное время. Ну, я и воспользовался моментом и новым микшерским пультом и записал минусовку «Так не должно быть» в исполнении «Монолита».
Инструментальные партии, кроме синтезатора, в песне несложные, так что обошлись всего тремя дублями. Как обычно, втихаря залил «чистый звук» в переносную порто-студию, дома немного обработал запись, добавил синтезатор и наши с Галей вокальные партии. Кардинально переделывать звук гитар и барабанов не стал. Без этого получилось то, что я хотел. Да и парни хоть в некоторых вещах и наивны, но если им продемонстрировать микс полностью собранный из компьютерных сэмплов, сразу поймут, что это не они играли.
Как всегда, проверил дома звучание микса на всём, что издавало звук, и после обеда принёс в ДК катушку с записью.
— Валера, ты не Джон и даже не Грин, — начал растеряно хлопать по карманам Саня в поисках сигарет, после того как закончилась песня, — Ты Гудини. Волшебник, мать его ети.
— Гудини фокусником был, — поправил я приятеля.
— Какая разница, — махнул рукой Саня, — Парни, вы слышали, что он сотворил? Это же космос, а не звук. Валера, дружище, а наши песни можно так же записать?
— Студия нужна, — напомнил я, — Сам же понимаешь, что запись со сцены это не то. Да и спать ночью хочется.
— Согласен, — поник Санёк и кивнул на катушку, стоящую на магнитофоне, — Дай списать. Перед родителями похвастаюсь.
— Пиши, — пожал я плечами и окинул взглядом улыбающихся парней, — Думаю, ты не один такой, кто хвастаться любит.
Гудини. Фокусник. Это ещё что. В Останкино, когда встал вопрос о фонограмме для нашего выступления, и местные звукачи прослушали запись, меня вообще английским шпионом обозвали.
То, что с некоторых пор английский для меня стал вторым языком, я и сам знаю, но причём здесь шпионаж, не понял.
— Тебе где это писали? — ткнул в катушку с моей фонограммой усатый дядька со всклокоченной шевелюрой, — На Эбби Роуд?
— В Чебоксарах, в родовом поместье сам записал, — понял я суть прикола звукача и решил ему подыграть.
— Ничего себе у вас в Чебоксарах пишут, — попытался пригладить свои волосы звукорежиссёр, — Вот что я тебе скажу парень. Если все твои записи такого качества, то для тебя на «Мелодии» постоянно зелёный свет будет гореть. К примеру, вот эту запись, — кивнул на свой магнитофон мужик, — Прямо сейчас можно на матрицу резать и пластинки шлёпать. Впрочем, думаю, что очень скоро ты свою запись из каждого открытого окна услышишь.
Не знаю, как сложится дальнейшая судьба песни, но сегодня мы затмили всех. Вернее, сияла и блистала Галя. Я же просто рядом стоял и рот под фонограмму открывал. Парни, так те вообще скромно дёргали струны на своих гитарах и в такт раскачивались.
Ах, как великолепно сидит на девушке наряд, что я для неё создал!
Ольга Борисовна, редактор программы, чуть ли не хоровод водила вокруг Галинки, разглядывая и нахваливая платье. Разве что на зуб ткань не попробовала.
Хм, а может ну его на фиг всю эту музыку, и в модельеры податься? Открою свой Дом Высокой Моды и заделаюсь великим кутюрье. Ткань и фурнитура мне не нужна — у меня готовые наряды сразу будут из воздуха материализоваться. Останется только взвод моделей найти, а лучше сразу роту. И не тех тощих селёдок, что в моём времени за моделей держат, а таких вот, как Галка.
— Тебя в Чебоксарах не кормят, что ли? — вновь застал меня в кафе Тухманов после окончания записи передачи, — У меня в последнее время твоя фамилия стойко ассоциируется с местной кафешкой. К чему бы это? Кстати, познакомься с автором слов песни, которую ты с Галей и ребятами сегодня отлично исполнили.
— Рад знакомству, Леонид Петрович, — встав из-за стола, пожал я крепкую руку поэта, — Составите компанию, пока мои товарищи готовятся к отъезду?
— С удовольствием, — согласился Дербенёв, и уселся на один из свободных стульев около моего стола, — Валера, каковы ваши ближайшие творческие планы.
— Я между записями концертов на «Мосфильме» в клавире музыку для одного художественного фильма о спорте сдал, — не стал скрывать я, — Теперь нужно будет аранжировки для оркестра расписывать и возможно принять участие в записи самой музыки. На том же «Мосфильме», только в объединении документальных фильмов, получил заказ на музыку для короткометражного фильма о космосе. Вот и все планы.
— Обычно я тексты песен пишу на готовую мелодию, а вот недавно родилось одно стихотворение и мне интересно стало, какая из него может получиться песня. Ну, как стихотворение. Пока только «рыба». Мне Давид Григорьевич порекомендовал к Вам обратиться, — кинул поэт взгляд на сидящего рядом композитора, — Не желаете попробовать положить слова на свою музыку?
Вот ведь как бывает. То не клюёт, то сразу косяк. Да ещё, какие экземпляры отборные.
На днях с Пушкиной познакомили, сегодня с Дербенёвым. Это же глыбы в мире песенной поэзии. Ну, хорошо, Пушкина ещё не написала свои хиты, но песни Дербенёва в народе хорошо знают и давно любят. К тому же мне прямым текстом предлагают сотрудничество. С чего бы я должен отказываться от такого шанса?
— А можно взглянуть на текст? — поинтересовался я у поэта и получил из его рук сложенный вчетверо тетрадный лист.
— Там внизу номер моего телефона указан, — кивнул Леонид Петрович на лист бумаги, который я развернул над столом, — Звоните в любом случае.
Неплохо Тухманов мои аранжировки к своим песням отработал. И с поэтами познакомил, и на телевидении выступление устроил. Не, не хочу быть кутюрье. Останусь композитором.
* * *
— Борисыч, привет, — радостно отозвался я, когда на мониторе наконец-то появилось долгожданное изображение.
— Ага, здорово, — удручённо ткнул носом в стол батя.
— Ты чего такой смурной такой, случилось что?
— Да оно у вас тут всё время случается. Ты, к примеру, можешь мне, русскому человеку, по-русски объяснить, как так у вас выходит с ценой на тот же бензин или солярку? Во всём мире цена на нашу нефть падает, причём очень серьёзно, раза в три, а то и больше, а цена на русских бензозаправках только растёт от недели к неделе, и не шуточно.
— У вас там опять доллар или евро выросло?
— Да при чём тут доллары? — вызверился Борисыч, — Нефтяники зарплату в рублях получают, да и всё остальное в них же платится.
— Э-э… Как бы тебе помягче объяснить. Говоришь ты, вроде всё правильно, но тут видишь, какое дело. У нас все, кто к нефти присосался, в стране только присутствуют, а по факту, живут за рубежом. Из любопытства глянь в интернете, у кого из высших чиновников или депутатов детки за рубежом учатся, а то и живут уже не первый год. Будешь удивлён. У каждых девяти из десятка. И вроде, как кормится вся эта хевра из разных кормушек, но в стране, живущей на нефтедоллары, оно всё равно то на то и выходит в конце концов. Высасывают страну через газопроводы и нефтепроводы так, что профессионалки — хохлушки с Ленинградки позавидуют.
— А власть что, на это так просто смотрит?
— Так они и есть власть. Борисыч, ты бы про политику на сон грядущий меньше думал. Поверь, оно во всём мире примерно так же обстоит. В том же Китае чиновников каждый месяц расстреливают, а в Америке, там и вовсе весело. У них, в высших кругах, принято своих деток с младшего школьного возраста при конгрессменах и сенаторах воспитывать. Там даже специальная организация для того существует, забыл, как называется. Они, вроде как в помощниках числятся. Другое дело, что детки эти по факту чуть ли не в проститутки своими же родителями сдаются. Про их нравы нет-нет, да и всплывают скандалы, правда, тут же гаснут. Задай на досуге вопрос в поисковик по их «пиццегейтам». Ну, да чёрт с ними со всеми. У тебя-то что за беда?
— Концы с концами свести не могу, — понурил Борисыч голову, — Шесть листов уже исписал, и ничего не выходит. Бизнес у меня наклёвывался постоянный. Молоко на молокозавод собирать по окрестностям. Всё в пределах сотни километров. Вроде и платят они неплохо, но никак экономика у меня не вырисовывается. Посмотрел, как цена на бензин в прошлый год росла, и понимаю, что всё, что я заработаю в первые полгода, потом отдать за этот бензин придётся. А в договоре с молокозаводом неустойки прописаны не шуточные. И цены они индексировать не хотят.
— Бензин, говоришь, — ухмыльнулся я, — А ну-ка, давай, с этого момента чуть подробней.
— Да что там подробней, — сдвинул все листы рукой Борисыч так, что они встопорщились, — Три миллиона в месяц у меня на бензин по нынешним ценам выходит, а как будет четыре, так я в минус пойду.
— А ты же у меня на упрощёнке? Индивидуальный предприниматель, вроде как, — уточнил я на всякий случай, — Типа, заплатил, что там тебе насчитали на старте, и спи спокойно.
— Особо не вникал, ну, так-то, да, — почесал затылок батя.
Вот чем мне нравится российское законодательство, так это своей неопределённостью. Сколько раз ржал в своём времени над друзьями, решившими удариться в бизнес. Они никогда толком не могли сказать, сколько и за что им придётся платить государству. Там, к каждому Закону, прилагался целый талмуд комментариев, написанных кем угодно, только не человеком, и они, эти комментарии, постоянно менялись. Вроде того, что ты, как честный человек, решил заплатить налог с прибыли. И более того, сделал это. Но тут к тебе пришёл налоговый инспектор с проверкой, и насчитал космический штраф. Потом он погрузит тебя в тьму. В пучины комментариев к Закону о налоге на прибыль. И ты увидишь, что телефонные разговоры, уборку офиса и прочие «мелочи» им в расчёт не берутся, ибо у него есть Инструкция! Этакая важная бумажка, переворачивающая Закон с ног на голову. Причём, твой бухгалтер, размахивающая своей версией этой Инструкции, во внимание не принимается, поскольку неделю назад вышла новая Инструкция. Инспектор деликатно намекнёт, что результаты его проверки ты можешь обжаловать в вышестоящую инстанцию, которая требует с него именно эти космические штрафы.
— Другими словами, ты не обязан отчитываться, у кого и за сколько ты бензин купил? — на всякий случай решил я дотошно проверить, правильно ли мы понимаем друг друга.
— Вроде нет. Плачу, сколько мытари насчитали, и пока претензий не было, — пожал плечами Борисыч, — Шурави мне помог, бухгалтера приходящего посоветовал. Я и забыл уже, когда последний раз в бумаги заглядывал.
— То есть, если у тебя левый бензин появится, то вопросов никто не задаст?
— Ты мне канистры с бензином решил со своими марками высылать? Так то да. Я сам порой вспоминаю, что бензин у нас копейки стоил. Слушай, — оживился вдруг батя, — Я тут на блошином рынке пачки советских денег нашёл. О тебе подумал, и купил, что там у бабки было. Так их перебрать бы. Чересчур потрёпанные выкинуть, и по годам проверить.
— Угу, видел я, как их, эти деньги, в интернете поддонами на вес продают. Там, правда, в основном грядущие года, но заначку неплохую можно сделать. А с бензином всё немного не так. Не помню, рассказывал я тебе или нет, но я перестал на заправки заезжать. Есть артефакт один, тот сам бензин генерирует. Короче, если ты себе цистерну какую-нибудь купишь, то я тебе их вышлю, сколько надо, а там и поменяю, если присланные когда-нибудь выдохнутся. Правда, сразу говорю, что это не солярка, а именно бензин. По моим ощущениям, что-то ближе к девяносто пятому, европейскому.
— Значит молоковозы бензиновые советуешь брать? — задумался ненадолго Борисыч, — Не, а на самом деле дьявольское искушение. Зачем мне мозг ломать с какими-то перевозками, если проще бензоколонку поставить?
— Ага. Попробуй. С ней ты частным предпринимателем не отделаешься. Заодно сразу думай, как ты расходы на закуп бензина проведёшь. Борисыч, ты пойми, в том мире, где ты сейчас живёшь, всё под контролем. Те же чиновники тебе пукнуть просто так не дадут, если ты нормальные деньги на понятном им бизнесе начнёшь зарабатывать. Поржать хочешь? Попробуй, как-нибудь, когда у твоего телефона со связью проблемы начнутся, вякни в него что-то про «Аллах акбар», взрывчатку или теракт. Связь сразу наладится. Тут же к тебе подключаться роботы, родом из ФСБ, и начнут записывать разговор, заодно подняв тебе сигнал.
— Да ладно. Как-то я пока ничего тут у вас не замечал. Вот у нас стукачей до хрена было. Правда, мы почти всех знали, и ничего лишнего при них не говорили.
— Так это в ваши времена. А у нас ты сейчас, как мишень на поле. Тот же Яндекс о тебе знает больше, чем ты сам о себе знаешь. Про телефон я вообще молчу. По нему Большой Брат всегда определит, где и во сколько ты находился, а также, с кем и о чём в это время говорил. Тебя постоянно снимают видеокамеры, умеющие узнавать тебя в лицо. Твои покупки и переводы денег видны, как на ладони, а доступ к твоей кредитной истории имеют все, кому не лень.
— Э-э… — почесал затылок Борисыч, — Это ты мне сейчас намекаешь, что с замужними бабами лучше не связываться?
— Ой-ё-ё… — не смог я сдержать взрыв смеха, вызванный тем, как батя истолковал мои объяснения, — Да с ними ты хоть до мозолей трудись. Как сам думаешь, могли КГБ твои амурные похождения интересовать? Так вот это же самое КГБ они и до сих пор не интересуют. Другое дело, что жадными и беспредельными чекисты стали. Чуть где успешного бизнесмена заметят без «крыши» кого-то из своих коллег, так сразу под себя подомнут. Глянь на досуге видос по интернету, как выпускники Академии ФСБ себя народу на Гелендвагенах показывают. У них молоко на губах ещё не обсохло, а они уже себя королями жизни считают, а всех остальных быдлом.
— Погодь, а что ты мне вот так открыто это раньше не говорил?
— Борисыч, так и ты мне никогда не рассказывал, что при СССР нормально жили те, кто блат имел и «левые» деньги. Тут у вас каждый, как может крутится. Кто на халтурах, кто на взятках, а то и вовсе на чаевых. Парни, через одного, мечтают таксистами и барменами стать, а девчата официантками или директоршами комиссионки. Это может в твоём детстве все мальчишки в лётчики с космонавтами стремились, а девчонки в киноактрисы. Так вот нет уже. Прошло то время. Поговорил я с вашей молодёжью. Нынешним джинсы подавай, жвачку и «шузы на платформе». Если что, то эти джинсы на базаре больше двухсот рублей стоят. Почти полторы твоих бывших зарплаты.
— Ну, я бывало, и поболе получал, — горделиво вскинулся батя.
— Но гораздо чаще поменьше, — обрезал я его попытку хвастануть, — Видел я в бухгалтерии ту бумажку, когда увольнялся и расписывался. Тебе по ней ещё тринадцатую зарплату рассчитывали и отпускные. Сто восемьдесят с копейками у тебя в среднем выходило со всеми твоими премиями и переработками. Согласен, неплохая зарплата для водителя самосвала, — остановил я отца, выставив перед собой поднятые ладони, — Но особо на неё не пошикуешь.
— Нормально я жил, — насупился Борисыч.
— Ага, коньяк пил и икрой закусывал, — поддразнил я его.
— С икрой нет, а коньяк у нас получше вашего был.
— Готов поспорить, что нет. Попробовал я здесь и дагестанский и азербайджанский. Хрень полная. У нас лучше продаётся и примерно в ту же цену.
— Да как нет-то, если у меня прямо сейчас в холодильнике бутылка стоит.
— А давай, я в Гастроном сбегаю, куплю тебе и себе по пузырю, что там будет в наличии, и сравним? — предложил я, сам заинтересовавшись возникшим спором.
— В нашем Гастрономе не бери. Прокатись до Центрального и там рублей за десять что-нибудь пятизвёздочное купи, — облизнулся Борисыч.
Коньяки, по две бутылки на каждого, мы дегустировали перед экранами.
По одной бутылке, у нас, как и положено, было закуплено в магазине этого времени, а вторую я вытащил из каталога супермаркета, сойдясь с Борисычем в его ценовой категории, примерно равной, по нашему общему мнению, покупательной способности рубля в том и этом времени. Потом, понятное дело, я приклеил марки и отправил Борисычу его долю выпивки и закуски.
Короче, сегодня пьем «Коктебель».
Закусываем аутентичной Докторской колбасой и плавлеными сырками «Дружба». Ради них пришлось очередь выстоять. Не то, чтобы большую, но там везде очереди, даже если ничего интересного не «выкинули».
Соревнование не совсем честное. Я купил в Центральном Гастрономе коньяк по семнадцать рублей восемьдесят копеек, но ноль пять литра, а его ценовой аналог из каталога, предлагается в бутылках по ноль семь. Как говорится, плюс пять очков в пользу России, и что мне приятно, уже на старте дегустации. Почти в полтора раза больше коньяка за те же деньги выходит. Одиннадцатилетний «Коктебель» КС, из России, за две семьсот против «Коктебеля» КВ, за семнадцать восемьдесят из СССР.
Почему мы решили, что соотношение цен сходится, так это Борисыч прикинул зарплаты шоферов, а там и поделил одно на другое. На мой взгляд, не совсем честно, перетянул немного одеяльце в сторону СССР, ну, да Бог с ним. У меня пока фора есть. Семьсот граммов против поллитра. И что характерно, ещё один плюсик в сторону моего времени на этикетке значится. Наш-то «Коктебель» на градус больше советского. Сорок три, против сорока двух.
Если кто думает, что наша сравнительная дегустация скатилась в элементарную пьянку, то сразу скажу, что нет. По крайней мере не в ближайшую пару часов.
Коньячные бокалы у нас идентичные. Нашли мы те, которые у меня с советских времён дожили. А в них, если что, на самом донышке. Так, чисто на язык. Ну, и поговорить, естественно. Это ж святое. Кухня-то у нас одна и та же почти. Сидим оба, и сравниваем всё подряд. Коньяки, правителей, автомобили и естественно, женщин, куда же без них.
— Странное дело, коньяк ты вроде очень приличный купил, я такие раньше редко себе позволял, а я пока особой разницы не чувствую, — признал Борисыч, после первой пробы.
— Не, российский вроде бы чуть резче, но у него и послевкусие побогаче, — выдал я свою оценку.
Понятное дело, что специалисты над нами поржут, и расскажут, как и что нужно правильно пить, и какой танец при этом исполнять, закатывая глаза в потолок.
А нам пофиг. Мы, два простых русских мужика. По тому же коньяку ни разу не специалисты. И оттого, мы главные. Это эстеты пусть рассуждают о букете и прочих тонкостях, а мы с батей — это как раз тот народ, который либо покупает основную массу продукта, либо нет. Коньячок вроде бы и дорогой я приобрёл, но в меру. Тем, кто этот напиток смакует и толк в нём понимает, подороже потребуется, а кто особой разницы не ощущает, тем и дешевле сойдёт. По крайней мере, я сужу по своим ощущениям. Допустим, три звезды от пяти я на вкус легко отличу, а вот уже пять от семи меня могут в сомнения ввести. Так что всё, что выше семи лет выдержки, мне нормально заходит, и особого смысла покупать что-то дороже, я при жизни в своём времени не ощущал.
Теперь, да. Став либромантом, могу себе многое позволить. Те же коньяки коллекционные, виски всякие — разные и прочие изыски. Признаюсь, сначала баловал себя, как мог, а потом надоело. Отчего-то таможенник Верещагин мне вспомнился, когда он с отвращением на чёрную икру глядел. Едино в чём себе не отказываю, так это в морепродуктах. Никак они мне не приедаются.
— Слушай, а ты ведь сегодня не просто так бухнуть решил. Случилось что? — проявил Борисыч чудеса проницательности после очередной стопки, занюхивая её ломтиком сыра.
— Музыка. Она у меня и любовь и проклятие, — нечленораздельно пробурчал я, не прожевав толком бутер с колбасой.
— Надо же, а я думал, у тебя с ней как раз всё нормально. Ты же сам говорил, что её хорошо приняли.
— Я и сам так думал, пока с Тухмановым не познакомился. Ты знаешь, я как-то особо к советским песням не прислушивался. Хороших, тех, что мне нравятся, среди них не так-то и много, но что характерно, у всех них есть мелодия, — взглянул я на Борисыча, пытаясь по его лицу определить, понял ли он, что я хочу до него донести, — А у той музыки, что я для реперов писал, мелодия, как таковая отсутствует.
— Как отсутствует. Песня есть, а мелодии нет? Так разве бывает? Я твоих реперов редко слушаю, но иногда за рулём помогает. Бодрят.
— Бывает. Я тебе могу одним пальцем многие мелодии наиграть, и ты их влёт узнаешь, а попробуй-ка насвисти мне реперскую песенку какую-нибудь. Там если и будет мелодия, то одна — две фразы в припеве, и то они повторяются раз двадцать, чтобы гвоздём в мозг их вбить. Не, Борисыч, это не музыка.
— Не пойму я, какого рожна тебе надо. Люди же слушают, что ты пишешь, им нравится. Что ещё для счастья нужно?
— Как бы тебе объяснить-то… — задумался я, и скривился, на автомате ухватив дольку лимона и засунув её в рот, — Ага, придумал. Ты оркестры слушаешь? Хотя бы того же Джеймса Ласта. Или Радио Релакс? — я дождался батиного кивка, и отсалютовал в ответ на его поднятый бокал, — Обрати внимание. Они перепевают или играют инструменталки порой на очень старые произведения и наличие мелодии при этом — обязательное условие. Понимаешь теперь, о чём я?
Борисыч отрицательно помотал головой.
— Я тут стал по-новому музыку слышать. И хочу признаться, что то, что я там у вас писал — это не музыка. Ну тогда это понятно было. Я своё композиторство воспринимал, как работу и писал то, что мне заказывали, чтобы зарабатывать. А тут оно мне зачем? Денег у меня, хоть задницей жуй, и вроде руки ничем не связаны, а я всё то же самое пишу. Обидно.
— Эк ты разошёлся, — притормозил меня Борисыч, — Давай-ка по последней, да и хватит на сегодня. А с музыкой… Думаю, оно само по себе наладится. Ты самое главное понял. Суть своего дела ухватил. Вот и слушай сам себя. Душой, сердцем. И всё получится. Может и не сразу, но ты парень настойчивый. Ты, главное, руки не опускай. Давай, бахнем и в люлю. Мне за руль завтра, хорошо ещё, что не с утра.
— А-а, давай, — чокнулся я в монитор, и выпив, почувствовал, что развезло меня сегодня прилично.
Опять же, хорошо поговорили. У меня на душе полегчало, словно камень с неё упал. Может не зря раньше люди на исповедь ходили? Порой стоит перед кем-то открыться, вывалить то, что тебя мучает, порождает чувство тревоги и неудовлетворённости. Помогает. Внезапно сам начинаешь понимать свои ошибки. И сбросив груз сомнений, расправив плечи, начать менять свою жизнь, уже по-иному глядя на вполне привычные вещи, ломая те ограничения, которые ты, зачастую, сам же для себя и выдумал.



Глава 10

— Achtung! Achtung! Nachthexen am Himmel! — прозвучало из колонок, а вслед за этим последовали звуки стреляющих зениток, взрывающихся бомб и душераздирающий вой пикирующих самолётов.
Какофония только начала набирать обороты, как дверка антресоли с грохотом распахнулась, и на пол с не меньшим шумом десантировался Гоша. Домовёнок огромными испуганными глазами оценил ситуацию в комнате, вжал шею в плечи и накрыв голову ладошками ломанулся в сторону кухни.
— Гоша! Предатель! Стой! — успел крикнуть я, выключая магнитофон, и уже спокойным голосом спросил, — Ты куда помчался?
— Так… Это… В динамике прокричали, что в небе ночные ведьмы, ну я по привычке и побежал от греха подальше, — остановился в дверях миньон, опустил руки и шмыгнул носом, — Я ещё с прошлой жизни ведьм недолюбливаю. Уж больно они злые и хитрые. Ну, а если летать надумают, то вообще дело труба.
— Вот чудак, — буркнул я, — Решил в десантников поиграть? А если б ты себе шею свернул? Да и откуда в этом мире ведьмы?
— Говорю же, «на автомате» побежал, — начал оправдываться мелкий, — Кстати, что за война из колонок гремела, и какое отношение к ней имеют ведьмы? Ты же к фильмам о космосе и спорте музыку пишешь, а не шумовые спецэффекты.
— Во время Великой Отечественной войны фашисты «ночными ведьмами» прозвали советских девушек, которые по ночам с тихоходных фанерных бипланов бомбили вражеские позиции, — поделился я своими знаниями с Гошей, — Ну, я в честь этих лётчиц и написал песню. Вернее, сочинил пока только музыку, но, надеюсь, что и слова к ней найдутся.
— Крики фрицев, рёв самолётов и взрывы — это и есть та музыка, которую ты сочинил? — недоверчиво посмотрел на меня мелкий.
— Не-е, то от чего ты так смело сиганул из-под потолка, всего лишь заставка к песне. Хочешь послушать саму музыку?
— А куда же я денусь с подводной лодки, — обречённо вздохнул Гоша, залез на диван и уселся напротив колонок, — А ты точно музыку написал, а не кучу разного шума в один трек свёл?
— Слушай уже, — включил я магнитофон, — Тоже мне Балакирев.
Всё то время, пока звучала композиция, я тайком поглядывал на Гошу и ждал, когда он начнёт кривить лицо. Умеет он одной только мимикой показать, что та или иная музыка ему не по вкусу. В таких случаях он закатывает вверх глаза и начинает мотать головой, словно умалишённый.
Каково же было моё удивление, когда домовой под музыку начал ладошками на ляжках отбивать ритм и что-то себе под нос мычать.
— Ты знаешь, а мне зашло, — заявил миньон, после того как закончилась композиция, — Добротный рок-боевик должен получиться. Название уже придумал?
— Какое название? Пока есть только эта «рыба», — кивнул я в сторону магнитофона, — Да фраза, которая у меня сегодня весь день сегодня в голове крутилась. Ты ангел, но те, кто с крестами, зовут тебя ведьмой, — негромко напел я.
— Ангел по прозвищу ведьма, — медленно, словно пробуя на вкус каждый звук, произнёс Гоша, — Смело. Думаешь те, кто наверху, дадут зелёный свет песне с таким словами?
— Будем надеяться, что поэтесса, с которой меня познакомили, сумеет сочинить текст, до которого нельзя будет докопаться, — пожал я плечами, — Умеет она без лишнего пафоса о войне писать.
— Кстати, о войне и немцах, — встрепенулся мелкий, — Ты когда за «Хорхом» поедешь? Уйдёт ведь машина.
— Гоша, что ты панику разводишь? Никуда не денется этот раритет, тем более что зима на носу. Объявления о продаже этого немца каждый месяц в течение полугода в газете выходят. Не нужен он никому. Ладно-ладно, успокойся, а то ещё скажешь, что я слово держать не умею, — прыснул я, увидев, как начал закипать домовёнок, — На завтра с хозяином машины договорился. Правда, придётся в район ехать — продавец тачку в деревенском сарае держит.
* * *
Кто-нибудь знает, почему люди в этом времени отчаянно стараются перебраться из деревень и сёл в город?
Всё очень просто — в деревнях асфальта нет. В сельской местности, если вам приспичит сходить в гости к соседу, который живёт всего лишь через дорогу, придётся обязательно надеть резиновые сапоги. Нет, летом, может быть, и галошами обойдётесь, но осенью без сапог никак. Причём, чем выше голенище, тем лучше.
Почему я так решил? Да, побывал я у хозяина «Хорха» в его деревне. Хорошо ещё, что он про эти самые сапоги меня по телефону предупредил, и я их в багажник накануне забросил, а то месил бы я деревенскую жижу в осенних туфлях.
Казалось бы, большое поселение, и находится оно прямо на федеральной автотрассе, а асфальт положен только на въезде. Почему по всей деревне не раскатали? А у совхоза денег нет, и фондов. Несчастная сотня метров условно асфальтового покрытия сделана только для того, чтобы на трассу машины из деревни на колёсах грязь не вывозили.
Вот такой парадокс.
Это мне Юрий Васильевич, седой жилистый ветеран войны, и он же владелец раритетного авто, объяснил, когда я закрывал свою машину, припарковавшись около продуктового магазина, что стоял на въезде в деревню.
«Вот тебе и космическая Держава, — думал я, пробираясь по непролазной деревенской грязи вслед за дедом, — Неужели просторы космоса покорять проще и полезнее, чем нормальные дороги построить для своих же людей».
Кстати, рассказал мне старик по пути и то, как он стал обладателем немецкой машины.
По окончании Второй Мировой тогда ещё молодой гвардии майор до пятьдесят пятого года прослужил в военной комендатуре в Австрии и по случаю стал обладателем автомобиля.
— Я за него в сорок пятом грузовик тушёнки отдал, что мои парни на одном разбомблённом продовольственном складе насобирали, — с гордостью заявил старик.
Я, ради прикола, хотел было предложить за его машину два грузовика мясных консервов на любой вкус, но побоялся, что дед не поймёт шутки.
— Не жалко с машиной расставаться? — поинтересовался я у хозяина, когда мы, преодолев полкилометра деревенской распутицы, подошли к его добротному деревянному дому, — Всё-таки вроде, как трофей, пусть и купленный.
— А куда мне её? — заметил Юрий Васильевич, разматывая алюминиевую проволоку, что висела вместо замка на больших деревянных воротах, ведущих во двор, — У меня две дочки и пять внучек. Кому я этот антиквариат оставлю?
— Ну, не знаю, — пожал я плечами, — Зятьям, например, или мужьям внучек.
— Бесполезно, — махнул рукой мужик, — Разговаривал я с зятьями. Никто не хочет связываться. Да и разлетелись дети, кто куда. Одна в Волгограде, другая в Новосибирске. Вот я и решил продать машину, да раздать деньги детям.
Что уж он там решил раздавать, я так и не понял, поскольку «Хорха» владелец оценил всего в четыре тысячи рублей. Ну, оставит старик себе тысячу и детям раздаст по полторы, и что они на это купят? Дешёвый мебельный гарнитур и цветной телевизор?
Хотя какое мне дело до их денег — у меня в связи с покупкой машины свой экономический кризис. Пришлось для восстановления наличной казны срочно выискивать Петровича и с минимальной торговой накруткой скидывать ему автозапчасти. Заодно договорился с ним, что он вновь поможет с переоформлением автомобиля в комиссионном магазине, а заодно и в ГАИ. Уж больно быстро и ловко это у него получается. Особенно, если в качестве стимула он заносит в нужные кабинеты дефицит. В этот раз цена вопроса в комиссионке встала в две банки импортного растворимого кофе. Догадываюсь, что одна из них останется у Петровича, ну да мне не жалко — он эту банку с лихвой отработает.
— Юрий Васильевич, а машина-то заведётся? — кинул я скептичный взгляд на «Хорха», когда мы вошли в сарай, ставший гаражом для немецкого раритета.
Нужно сказать, что внешний вид машины не привёл меня в восторг.
Ну, а чему радоваться, если резина на огромных колёсах от старости вся потрескалась, цвет машины из-за вековой грязи и многочисленных пятен куриного помёта не поддавался идентификации, а откидной, некогда чёрный кожаный верх, местами был больше похож на мелкоячеистую рыбацкую сеть. Не удивлюсь, если те же самые куры в салоне машины яйца высиживали. По крайней мере, валяющийся на пассажирском сидении птичий пух явно на это намекал.
— Не переживай, парень, — весело подмигнул мне дедок, — И заведётся, и до Чебоксар доедет.
Надеюсь, у старика есть знакомый местный тракторист, который на буксире дотащит машину до трассы. Мне почему-то кажется, что в такую распутицу это чудо немецкого автопрома дальше двора не сможет проехать. Видимо, я это произнёс вслух, потому что Юрий Васильевич тут же заявил:
— Подумаешь, грязь. Ты посмотри на диаметр колёс, да учти, что под капотом восьмицилиндровый пятилитровый двигатель мощностью сто двадцать лошадей. У «шишиги» движок и то слабее. Забыл тебе сказать — есть ещё гидравлическая поднимающая система. Так что клиренс у машины регулируемый. Если хочешь знать, то в такую слякоть по деревне только мы с председателем совхоза ездим. Он на УАЗе, а я на Хорхе, — гордо ткнул в небо пальцем старик, — Остальные или на тракторах, или на грузовиках передвигаются. Да и те нет-нет, да и застрянут.
Несмотря на все заверения, я с опаской подошёл к машине, когда переодевшийся в цивильный костюм с орденскими планками Юрий Васильевич предложил довезти меня до моей «Тройки». Даже после того, как старик услужливо накинул гобеленовое покрывало на растрескавшееся кожаное пассажирское кресло, меня свербила одна мысль: «А не прогуляться ли мне пешком по деревне до своей машины?» Мало ли, может дед решил меня использовать в качестве дополнительной тягловой силы, в случае, если машина посреди дороги застрянет.
Не скажу, что с ветерком, но до магазина, где стояла моя «трёшка», мы доехали. Правильнее будет сказать — доплыли. Во всяком случае, у меня сложилось впечатление, что мы плывём по грязи на небольшом кораблике.
Не обманул меня старик — до комиссионки в Чебоксарах его машина тоже нормально доехала. Правда, я этот путь провёл уже в своей машине, следуя за вальяжно двигающимся по дороге «Хорхом».
Как и было заранее обговорено, ожидавший нас в магазине Петрович в обмен на пакет с двумя банками кофе, быстро сделал все дела. Юрий Васильевич разбогател на четыре тысячи рублей, возложив на меня оплату комиссионного сбора, а я стал законным обладателем раритетного автомобиля.
Что мне больше всего понравилось в нашей сделке, так это то, что в паспорте технического средства (так называемого ПТС) в графах номер шасси, кузова и двигателя стояло «Б/Н». Чёрт, да у меня теперь вечная машина и ни один гаишник не докопается, если я получу номера и через день повешу их на другой похожий автомобиль. Главное, чтобы модели машин были одинаковые, хотя и с этим не вопрос. Это Жигули по моделям нынче отличают, а вот Хорхи как-то не очень.
— Гоша, принимай аппарат! — схохмил я в стиле Маэстро из фильма «В бой идут одни старики», загнав в гараж «Хорха», — Махнул не глядя.
Мелкий несколько секунд похлопал глазами, убежал домой и через минуту примчался с раскрытым ноутбуком.
— Хозяин, ты хоть знаешь, что за машину ты купил? — ехидно посмотрел на меня домовой.
— Как ты и хотел. «Хорх» конца тридцатых годов. Извини, купе кончились, остался только этот, — кивнул я в сторону приобретения, — А что опять не так?
— Только то, что перед войной таких машин было сделано всего пять экземпляров. Судьба четырёх машин известна, а вот пятый был утерян.
— Ну, значит, мы купили пятый автомобиль из редкой серии, — беззаботно махнул я рукой, — И что из этого?
— А ты посмотри, за какую сумму один из его отреставрированных братьев на аукционе был продан в двадцать первом веке, — Гоша ловко запрыгнул на длинный капот машины, поставил на него раскрытый ноутбук и развернул монитор в мою сторону, — Читай нижнюю строчку.
Я всмотрелся в экран и под фотографией автомобиля, очертаниями похожего на моё свежее приобретение, увидел цифры.
Твою дивизию… Пять миллионов долларов… Это что ж такое я купил?
* * *
— Не пойму я никак, чего ты мучаешься? Вытащи всего побольше, а дальше сообразишь, что и как использовать будешь, — канючил Гоша, наблюдая, как я ломаю голову над комплектацией студии, — Всё равно ты над звуком дома работаешь. Для чего тебе весь этот утиль? Да и ремонт помещения ещё у тебя там не закончен. Пошли лучше в гараж, покажу, как я мотор отмыл.
— Гоша, что не хватает советской музыке?
— Всего хватает. И композиторы хорошие есть, и певцы встречаются нормальные. Хрени, правда, больше, чем хитов, но людям же нравится.
— Во, к главному подходим, — не отрываясь от экрана ноутбука, похвалил я домовёнка, — А теперь скажи, какая музыка людям нравится, и почему фирменные пластинки они готовы за половину зарплаты покупать? Причём, обрати внимание, что там поют на непонятном для них языке.
— Музыка лучше? Более модная?
— Допустим, а что ещё? Впрочем, послушай, — включил я ему через дорогущие студийные мониторы среднего поля качественную запись «Аббы», скачанную когда-то для демонстрационных кассет. Их мне частенько приходилось дарить при продаже автомагнитол, а потом записывать заново.
Раньше я не мог себе такие мониторы позволить, а став либромантом, даже раздумывать не стал. Вытащил из каталога, и услышав звук, долго не мог поверить, что такое возможно услышать без хороших наушников. Музыкальная картинка стала заметно богаче, динамичнее, и даже в сложных миксах без труда можно было выделять самые разнообразные партии, которых я раньше просто не слышал на своих старых колонках. Наверное, что-то подобное ощущает близорукий человек, впервые надевший правильно подобранные очки. Он неожиданно для себя обнаруживает, что мир гораздо богаче деталями и оттенками, а у жены появились первые морщинки.
— Ну, что? Неужели ничего не слышишь? — спросил я у насупившегося домовёнка, когда песня закончилась.
— Всё я слышу. У меня, между прочим, слух получше твоего будет. Ты кошек слышишь?
— Каких ещё кошек?
— Соседских. Там, через двор, Васька Мурку уговаривает.
— Всё с тобой ясно. Слушай дальше своих кошек, — повернулся я обратно к экрану.
— Хозяин, да понял я всё, понял. Думаешь, не слышу я, какая разница между записями у них и у нас. Мне тебя жалко. Ты что, один хочешь им конкуренцию составить? — кивнул Гоша на мониторы, — А не надорвёшься? Или ты школу звукооператоров решил открыть?
— Школу… — покатал я Гошино предложение, обдумывая его со всех сторон, — Нет, школу точно нет. Пожалуй, я примером буду воспитывать.
— Это ещё как? Учебное кино снимешь?
— В кино работу со звуком не объяснишь. По крайней мере, я точно не потяну. Я лучше по-своему записывать буду. Уши у всех есть. Разницу услышат, а потом сами по-старому писать звук не станут.
— Ой, сомнительно это. Они что, сейчас её не слышат? — в одно замечание срезал Гоша мои надежды, — И вообще, тебе это для чего надо?
— За музыку обидно, и за музыкантов наших. Ни инструментов у них нормальных нет, ни аппаратуры хорошей, а без этого сейчас уже никак. На одном таланте не выедешь.
— Нет, вы посмотрите на него, — привстав на цыпочки, домовёнок не спеша обошёл вокруг меня, разглядывая со всех сторон, — Местечковый патриот особо узкой направленности, — выдал он заключение осмотра, — Даёшь наш, советский звук в массы! Ура, товарищи! — провозгласил он лозунг, потрясая кулачком.
— Эх, какую цель убил. Словно утку на взлёте срезал, — пожаловался я непонятно кому, — А ты знаешь, похоже, я до сих пор ещё мечусь. Не полностью прижился, что ли. Я, помнится, как только попал в СССР, всё вокруг старых Жигулей бегал. Совсем уж было собрался их переделывать, а потом перегорел. Теперь вот езжу на «тройке», и как-то привык к ней. Кстати, напомни мне завтра, что тормозные колодки нужно поменять.
— Не пойму я тебя. Занимаешься любимым делом, девушка у тебя замечательная, сам либромант, как сыр в масле катаешься, и всё равно чем-то недоволен.
— Вот такие мы, люди. Чем больше имеем, тем больше нам надо. А на самом деле мне цели не хватает. Должна она быть. Понимаешь, какой-то смысл в жизни нужен. Я раньше над этим никогда не задумывался, а сейчас что-то порой накатывает.
— Тю-ю, ничего себе, тебя заносит. Если что, то мы с тобой этот мир спасли. Ты оглянись вокруг. Неужели ты думаешь, что тебя сплошь строители коммунизма окружают? В него давно никто не верит, и сами коммунисты в первую очередь. Послушал я, о чём наши соседи, муж с женой, кстати, он и она — коммунисты, вечерами разговаривают. Всё больше о связях, партийных выдвижениях, и у кого что из дефицита достать можно. И, заметь, ни слова про светлое будущее.
— Тебе не нравятся коммунисты?
— Не столько коммунисты, сколько наши соседи. Калитка на одной петле болтается, во дворе лужа, картошка не окучена, а в доме половицы скрипят. Это что ли строители коммунизма? Ты, и то целыми днями работаешь, как проклятый, а они… Домой пришли, он на диван с газетой, а она бигуди перед телевизором крутить. А в выходные дни, так и вовсе спят до обеда. Так они никогда коммунизм не построят. Разрушить могут, а построить — никогда! — решительно рубанул воздух домовёнок ребром лапки.
— Может они на работе пашут.
— Ага, он в парткоме, а она в плановом отделе. Упахались прямо. И вообще, хозяин, а тебе не кажется, что в СССР всё наоборот делают? Та же Япония или Англия товары, что получше, для себя производит, а те, что похуже, за границу продаёт. А здесь, если «на экспорт», то стараются и неплохие вещи делают, а как для себя что-то, так чуть ли не откровенный брак гонят. Магазины обувью и одеждой завалены, которую никто не покупает, потому что в ней ходить стыдно.
— Есть перегибы, — согласился я с домовым, — Не хватает людям личной заинтересованности. Казалось бы, чего проще, организовать выпуск тех же кроссовок и джинсов, глядишь, и перестала бы молодёжь эти вещи в культ возводить. Всё бы не так напряжённо в стране стало.
— Ага, давай ещё этим займись, — поддел меня домовёнок.
— Ну уж нет, в моём времени это не принято было. Кошек или собак волонтёры ещё как-то спасали, а страны — нет. Зато СССР «братскую руку помощи» то и дело протягивает направо и налево. Всю Африку нашей техникой завалили, как будто самим её некуда девать. Лучше бы своим колхозам с совхозами по самосвалу и бульдозеру лишнему выделили, с наказом про дороги деревенские, — проворчал я уже вполголоса, вспомнив свою недавнюю поездку за автомобильным раритетом.
— Ты ещё про развитие окраин вспомни, — со смешком посоветовал мне Гоша, — Туда тоже денег вбухали немеряно. А как распался Союз, там всё хиреть начало.
— Не мы с тобой из России дойную корову сделали, — заключил я, окончательно определившись со студийным оборудованием и закрывая ноутбук.
Мда-а, поговорили с домовёнком, что называется, от души.
Мы с ним, словно пара интеллигентов, что под водочку на кухне про политику говорят и вполголоса власть критикуют, да партию ругают. Того и гляди, завтра «вражий голос» кинемся слушать, как это в СССР принято. Народ дорогущие «Спидолы» зачастую только для того и покупает, чтобы на коротких волнах эту буржуазную пропаганду послушать, да музыкальные новости узнать. Впрочем, вот она, информационная война в её самом неприкрытом виде.
Врут все. Врут наши газеты и телевизионные передачи, где вожди разного калибра восторженно вещают о «росте благосостояния народа». Врёт Запад, подавая события в таком виде, что они зачастую приобретают совсем иной смысл. Врут министерства, делая вид, что не знают о целой системе приписок. А народ устал от вранья и от того, что их принимают за тупых баранов, готовых всё это слушать, развесив уши.
На самом деле все знают и про спецраспределители, и про обкомовские больницы с санаториями, да и про то, что далеко не в каждый институт может поступить обычный парень, будь у него хоть семь пядей во лбу и золотая медаль в кармане, если родители не дипломаты, к примеру, или не члены ЦК.
Казалось бы, какое мне до всего этого дело? Я не собираюсь антисоветской агитацией заниматься, и даже не стану никого учить, как жить и что делать. Один вон, попробовал. Свои же коллеги напоили и в психушку сдали. Так бы и сгинул там, если бы я его не вытащил и обратно, в моё время не отправил.
Да-да, о Генрихе Михайловиче речь. Как я узнал из беседы с Разумовым, мой предшественник в советское время был кандидатом экономических наук. Ну, и попав в свой родной город, ринулся по местам боевой славы былой юности. А заодно решил поучить уму-разуму своих молодых коллег. Ну, те и сдали его в «Пряжку». Хорошо, что Генрих не успел рассказать, что он из будущей параллельной вселенной, а то с него бы сталось.
К чему я это всё рассказываю, так еду вот из ДК, и обтекаю.
Презабавная история сегодня со мной приключилась.
К зданию ДК я подъехал во второй половине дня крайне неспешно. Постарался припарковаться поближе к входу, и со вздохом осмотрев свою бедную «трёшку», прилично присевшую на задние колёса, побежал за строителями. Плитку привёз. Намаялся я с ней, пока вытаскивал и грузил, страшное дело как. Нет, грузить уже вытащенную не сложно, а вот выпереть из изображения, полученного на проекторе, тяжеленную коробку — это ещё тот праздник. Оценить результаты трудовых будней либроманта я смог, когда увидел, как просела моя машина. А потом помножив количество коробок на их вес, я и сам ахнул — почти триста килограммов вышло.
Всё дело в туалете. Точнее, даже не в туалете, а в махонькой комнатёнке в конце коридора, где он должен был быть, но по каким-то причинам, так и не был достроен. Может, кому-то сантехника нужнее оказалась, может отложили до лучших времён, а потом забыли про него, теперь и не узнаешь. Комнатку со временем оккупировали уборщицы, складируя в ней вёдра и швабры, а заодно и используя одиноко стоявшую раковину умывальника, из крана которой текла одна только холодная вода.
Короче, комнатёнку я отжал, заодно присоединив к арендуемым помещениям, а там и выход на лестничную клетку, никем и никогда не использовавшуюся, но украшенную пожарным щитом, под шумок прихватизировал. В итоге, нормальное такое пространство на четвёртом этаже получилось, особенно если его на повороте коридора дополнительной дверью перекрыть. Хотя бы декоративной, со стеклом, чтобы у пожарных претензий не возникло.
Как там у Станиславского? «Театр начинается с вешалки»?
Для кого как, а я класс заведений очень часто по туалету определяю, как бы грубо и похабно это не воспринималось кем-то на слух.
Скажем, в моём времени что торговый центр, что ресторан, снаружи выглядят дай Бог. И внутри порой порядок, но если у них с туалетом беда, то я туда больше не ходок. Пунктик у меня такой, если хотите. Оттого и рядом с будущей студией я вполне приличным сортиром озаботился. Образцово — показательным.
Люди на студии часами записываться будут, а туалеты в ДК такие, что жуть. Достаточно сказать, что на унитазы народ в ботинках залазит, а писсуары украшены жёлтыми потёками от ржавой воды. Если вы думаете, что это только у нас в ДК всё так плохо, то зря. По всему Советскому Союзу с туалетами беда и заваленный окурками писсуар, издающий непередаваемые миазмы — явление вполне обычное, и не только на вокзалах.
— Это что же, такой красотой эту комнатёнку обустраивать? — повертел в руках импортную плитку прораб, вытащив её из первой же распечатанной коробки.
— Студия у меня тут будет. Известные артисты и певцы могут на запись приехать. Представь, что Ирина Понаровская нас навестит, а то и вовсе Алла Пугачёва.
— Прямо-таки Пугачёва?
— Чем чёрт не шутит, — на автомате отозвался я, и задумался.
Вызревает у меня понемногу одна песня, которую не стыдно будет Алле Борисовне показать. А ну, как получится…
— Парни, плитку чтобы лучше, чем на ВДНХ положили. Сама Пугачёва на вашу работу смотреть будет, — послышался за дверями зычный голос прораба.
Когда машину разгрузили, я выдохнул так, словно это с меня сняли тяжёлый груз.
Из машины я вытащил папку с Договорами, и после осмотра строящейся студии пошёл разыскивать директора ДК. Я почти месяц ждал, когда в театре кукол наконец-то составят документы, и дождался. Да, вот так дела обстоят. Бригада, уже знакомая мне по строительству гаража, скоро ремонт закончит, а Договора всё ещё не подписаны. К слову сказать, я не сильно чем-то рискую. Кидать при социализме не принято и устных договорённостей порой вполне достаточно, а документы и задним числом могут быть оформлены.
Как мне подсказали около закрытого директорского кабинета, директор ДК повёл представителей райкома и горкома в зал. Районная партийная конференция на носу.
Если кто не знает — это крайне важное политическое мероприятие, на котором всем положено хлопать в ладоши до одури и голосовать единогласно. Этакий партийный съезд в миниатюре, сопровождаемый буфетом и праздничным концертом.
Сообразив, что директор может не скоро освободиться, я пошёл к залу. Может удастся как-то перехватить директора и передать ему злосчастные Договора.
— Звук у меня в зале отличный! Разборчивость речи просто потрясающая, не хуже, чем в Кремлёвском дворце, — услышал я из дверей, как скромно директор ДК приписывает себе мои заслуги забавной паре мужчин.
Дон Кихот и Санчо Панса.
Один их мужиков худой и высокий, причём худоба лишь подчёркивает его рост, а второй пухленький, ага, и уже знакомый. Помнится, он космонавта нашего как-то раз сопровождал.
— О, на ловца и зверь бежит, — всплеснул директор руками, обернувшись на звук открываемой мной двери, — Вот и наш молодой композитор. Так что про артистов для городской партконференции можете сами у него спросить.
— Я тут документы на аренду принёс, — на автомате проговариваю я заготовленную фразу, — От театра кукол.
— А-а, а я вас помню. Вами Николаев как-то раз заинтересовался. Не скажете, чем там у вас всё закончилось? — на удивление живо вылезает вперёд толстячок, успев по дороге мельком глянуть на своего высокого спутника.
— Ещё не закончилось. Про космонавтику целая серия фильмов снимается. Андриян Григорьевич в них консультантом по космосу, а я музыку пишу. Так что часто видимся. И на утверждениях сценария, и на предварительных просмотрах, и на премьерах.
— Простите, я про театр кукол немного не понял, — звучным голосом, нисколько не совпадающем с его худой фигурой, интересуется незнакомый мне высокий мужчина.
Знаете, в чём-чём, а в голосах я разбираюсь. Они из ниоткуда не берутся. Одной глотки мало. Чтобы у дрыща голос зазвучал, его на что-то опереть надо. При такой худобе над голосом нужно было много работать, чтобы он звучал, как у полноценного певца, или оратора, на худой конец.
— Я сейчас работаю в театре кукол музыкальным руководителем. Они ставят по два-три новых спектакля в год, и мне надо где-то записывать музыку для них. Кроме этой работы у меня есть масса других проектов, в том числе и запись наших союзных знаменитостей, — поделился я своими проблемами.
Минут пять мы с ним проговорили, вроде чисто дружески, причём толстячок с директором ДК усиленно делали вид, что ничего особенного не происходит, и они тут тоже чем-то заняты.
Выяснив, что и как у меня со студией, и откуда вдруг могут появиться известные артисты в местном ДК, второй секретарь обкома партии открыл для меня новую планету.
— Вы знаете, я сам из комсомольцев, и честно скажу вам, что со многими комсомольцами из их нынешнего актива у меня дружеские отношения. Зачем вам театр кукол? Организуйте свою студию под эгидой обкома комсомола в виде хозрасчётной организации. Если хотите, я могу позвонить к ним в обком, и вам объяснят все преимущества такой формы сотрудничества, — обаятельно улыбнулся партийный змей — искуситель. Улыбка у него тоже отлично поставлена. Ничуть не хуже, чем у доброй половины голливудских актёров смотрится.
Уважаю. Далеко человек с такими навыками пойдёт. А про комсомол и на самом деле мысль интересная. Обязательно завтра же к ним заеду.
* * *
«Две тысячи сорок ноль три,
Семь восемь пятьсот сто ноль два,
Четыреста девять семь три,
И двести шестьсот сорок два.
И сто сорок, и сто сорок».
— Что скажешь, Рита? — выключил я автомагнитолу и повернулся к поэтессе, после того как набор чисел, напетых и записанных на музыку, прозвучал в моей машине то ли пятый, то ли шестой раз подряд. — Сможешь текст с таким размером сочинить?
— Амфибрахий? Попробую, — улыбнулась в ответ девушка, — Классная музыка и поёшь ты здорово. Только скажи, как ты додумался числа зарифмовать? Чем-то твоя песня на шифрограмму от Юстаса Алексу в Центр похожа.
— Да пробовал я на тарабарском языке петь, — махнул я рукой и почесал затылок, — Вот только у меня в среднем из десяти слов шесть были матом. А что такое амфибрахий?
— Трёхсложный стихотворный размер, — объяснила Рита, — Твоя шифровка в этом размере спета.
— Извини, но я кроме ямба и хорея больше ничего не знаю, — под смех поэтессы признался я, — И то не уверен, что они имеют какое-то отношение к стихосложению.
На самом деле ничего нового я не открыл. Обычно композитор напевает всякую белиберду, чтобы показать мелодию новой песни. Это и есть так называемая «рыба». Ну, а я, чтобы не позориться перед девушкой и показать ей желательный размер будущего текста песни, вместо тарабарщины спел под свою музыку числа и цифры.
— Давай подытожим, — предложила Рита, — У нас песня о девушках-лётчицах. Так? Кстати, почему ты решил именно о них написать, а, например, не о танкистах?
— По-моему, после песен «Три танкиста» и «По полю танки грохотали» о танкистах больше нечего петь, — отшутился я, — А если серьёзно, то для меня поводом к сочинительству может быть что угодно. Например, в моём маленьком городке есть улица, названная в честь лётчицы, погибшей в августе сорок третьего. Недавно я проходил по этой улице, и мне стукнуло в голову: «Почему бы девушкам-героям песню не посвятить?» А тут ещё фраза «Ангел по прозвищу ведьма» к языку прилипла.
— Знакомая история. У меня порой стихи рождаются от взгляда на знакомые и банальные вещи, — кивнула Рита, — Вернёмся к песне. От какого лица текст будет? От первого?
— Угу, а потом нашей с тобой песне сделают оркестровую аранжировку и отдадут её исполнять Людмиле Зыкиной или Ольге Воронец, — от услышанного Маргарита рассмеялась во весь голос, а я решил подлить масла в огонь, — Представь, как Зыкина своим меццо-сопрано с голубого экрана на весь Союз затянет «Я ведьма-а-а-а». Атеисты креститься начнут. Пиши от второго лица, чтобы обращение к герою песни было на «ты».
— А почему не от третьего? — разошлась в хохоте девушка, видимо представив себе голосящую на всю страну Людмилу Георгиевну, — Почему не «она»?
— Она сказала. Она махнула рукой. Она пронеслась над землёй, — состряпал я морду кирпичом, пряча улыбку, — Тогда у нас песня о Терешковой получится. Кстати, в моём городе в честь неё тоже одна из улиц названа.
И зачем я это только сказал. Мило ведь беседовали и обсуждали будущую песню. Нет, нужно было мне схохмить. Теперь Маргариту от смеха трясёт. Смеётся так, что слёзы из глаз, и она платочком косметику спасает.



Глава 11

— У тебя сообщение на автоответчике, — кивнул в сторону телефона Гоша, не отрывая взгляда от монитора ноутбука, стоило мне только войти в дом, — Московская поэтесса звонила.
— Что сказала? — отхлебнул я горячий кофе, услужливо приготовленный домовым.
— Про какую-то юность говорила, — зевнул миньон, прикрыв рот ладошкой, всё так же глядя на экран компьютера, — Послушай сам. Я, честно говоря, мало что понял.
— «Интересно, что ещё Маргарита придумала, — захватив кружку с напитком, направился я к телефону, — Может текст к очередной песне придумала?»
Почему к очередной? Да потому что, на тексте к «Ангелу, по прозвищу ведьма», наше сотрудничество с поэтессой не закончилось. Рита, прочитав научно-популярную статью о солнечных затмениях, сочинила стихотворение под названием «Уснувшее солнце». Найдя текст интересным, я к нему написал музыку, и получилась «вкусная» рок-баллада, которую сам же и спел под аккомпанемент группы Круглова. Что интересно, как и предсказывал Рождественский, стихи Рита прочитала мне по телефону.
— Привет, Валера! — услышал я голос Риты из динамика автоответчика, — На днях у меня на радиостанции «Юность» брали интервью для программы «Творчество молодых». Сегодня позвонили из редакции радиостанции и сказали, что передача с моим участием выйдет этим вечером. Так что слушай меня сегодня в эфире.
Странный звонок. И что нового я узнаю из беседы журналистов с поэтессой? С другой стороны, если бы интервью не представляло для меня интереса, то Рита и не стала мне его анонсировать. Пожалуй, стоит послушать.
Радиостанция «Юность» не имеет своей частоты и поэтому свои передачи она выпускает в основном на Первой программе радио. Той самой, которую благодаря абонентской сети можно услышать в каждом доме. Правда, есть небольшой нюанс — абонентский громкоговоритель работает только до полуночи, а передачи «Юности» идут с пол-одиннадцатого вечера до часа ночи. Пришлось достать радиоприёмник с УКВ диапазоном на тот случай, если интервью с Маргаритой не прозвучит в эфире до двенадцати часов.
До полуночи мы с Гошей с помощью кофе боролись со сном. Вернее, я пил, а домовой вместо меня заедал напиток сгущённым молоком. После того как «матюгальник» отыграл гимн советского союза и замолк, я включил приёмник и наконец-то услышал знакомый голос поэтессы.
Ближе к концу интервью я понял, для чего Рита посоветовала мне послушать передачу с её участием. Она своим звонком вовсе не хвасталась, мол, вот я насколько крутая, что у меня интервью берут на радио. Просто Маргарита сюрприз приготовила. В общем, не знаю, как девушке это удалось и кто за какие нитки дёргал, но во время передачи прозвучали обе наши песни.
— Поздравляю с премьерами песен, — отсалютовал мне Гоша банкой со сгущёнкой, — Нужно было вместо приёмника магнитолу достать и записать передачу.
— Это ещё зачем? — не понял я смысла последних слов домового.
— Чтобы было вещественное доказательство того, что твои песни по радио прозвучали. Вдруг они больше никогда не появятся в эфире.
— Гоша, на радио не бывает случайностей. Уж коли песни попали в эфир, значит, тексты прошли «литовку». Если с верхов не последует запрета, то композиции теперь любая радиостанция может крутить.
Как можно запретить исполнение песни в эфире? Да запросто, если ты в СССР. Достаточно одного телефонного звонка.
Читал я в интернете о судьбе песни «Танец на барабане», написанной Вознесенским на музыку Паулса. После того, как на фестивале в Сопоте, её исполнил Николай Гнатюк и его выступление на этом конкурсе показали на Центральном телевидении, певец стал мегапопулярным. Песня мгновенно стала шлягером, её стали исполнять в любом кафе и на каждой танцплощадке, а стало быть, Вознесенскому и Паулсу пошли большие авторские отчисления.
Естественно, чья-то популярность и чужие доходы многим спокойно не дают спать. Не обошло чувство зависти и некоторых членов Союза Композиторов. В результате один из них припёрся к председателю Гостелерадио Лапину и заявил, что стихи к песне «Танец на барабанах» положены на мелодию еврейского гимна. Лапин не отличался особой симпатией к этой национальности, и не разобравшись потребовал убрать песню из теле— и радиоэфиров.
— А случись что, на концертах ваши песни можно будет исполнять кому-нибудь кроме тебя? — не унимался Гоша, услышавший от меня историю с песней «Танец на барабанах».
— А почему нет? Хоть на танцах пусть играют, если сумеют. «Ведьма», конечно, не танцевальный формат, а вот «Уснувшее солнце» на танцплощадках, как медляк может запросто сойти.
Ещё более интересная история приключилась с песней на слова Дербенёва.
Когда я прочитал стихотворение, вручённое мне поэтом после записи программы «Шире круг», стало понятно, почему Леонид Петрович обратился именно ко мне.
Дербенёв автор многочисленных песен, прозвучавших в кино, а его стих тесно переплетался с главной мыслью фильма о спорте, к которому я написал музыку. Как бы пафосно ни прозвучало, но и в фильме, и в стихах красной нитью проходило то, что сильный человек выше любых трудностей, которые ему преподносит судьба.
Видимо, Леонид Петрович рассчитывал, что если я напишу песню, то она органично вольётся в фильм. Да что там рассчитывал — он был в этом уверен. Тем более, что он прекрасно знал для какого фильма я написал музыку. Естественно, я не стал разочаровывать поэта и сочинил песню, используя мелодию, уже написанную к фильму. Записал композицию, где сам же исполнил вокальную партию, и отдал плёнку Дербенёву.
Ни для кого не секрет, что Леонид Петрович является членом Союза Кинематографистов. Вот он, пользуясь положением, и побежал с песней к Виктору Сергеевичу, чтобы режиссёр включил её в фильм.
Режиссёр, увидев какой потенциальный хит ему попал в руки, будучи дальновидным дядькой, согласился с поэтом и включил песню в свой фильм. Мало того, так ещё Виктор Сергеевич с моей подачи надёргал из фильма видеофрагментов и сделал на композицию то ли клип, то ли трейлер для своего детища. Так что после ноябрьских праздников можно ждать премьеру клипа в очередной «Утренней почте».
Единственное, от чего я отказался, так это от своего вокала в песне и попросил найти для композиции другого исполнителя.
— Валера, Вы же прекрасно исполнили вокальную партию. С какой стати менять исполнителя? — чуть ли не в один голос изумились Леонид Петрович и Виктор Сергеевич, когда я озвучил свою просьбу в демонстрационном зале, где мы втроём смотрели смонтированный клип.
— Песня написана не для моего голоса, — деланно потёр я рукой горло и для пущего эффекта покашлял, — Для микса я в студии чуть ли не по словам склеивал свою партию. Дыхалки и голоса не хватает. Если песню придётся петь живьём, я её целиком просто не вытяну.
— Ваши стихи Главлит прошли? — посмотрел на Дербенёва режиссёр и, дождавшись утвердительного кивка, повернулся в мою сторону, — Вы музыку зарегистрировали? — на что я тоже кивнул. — В таком случае в других местах эту песню пусть поёт кто угодно, а в моём фильме она будет звучать только в исполнении Валерия Гринёва
Мой демарш с песней на стихи Дербенёва получил продолжение после того, как я возвратился из Москвы и в ДК рассказал о своём решении Круглову.
— Как это ты не будешь исполнять песню Дербенёва? — хлопал глазами Санёк, — У нас же только-только нормальная программа начала складываться. Твои песни… Несколько наших… И ты вдруг такое заявляешь.
— Саня, пойми, не вытяну я песню. Голос сорву, — попытался я объяснить свою позицию обескураженному приятелю, — Ты же сам видел, сколько я дублей сделал, пока вокал записывал. По куплету ведь писал.
— А если в привычной для тебя тональности споёшь?
— Ерунда получится, — помотал я головой, — Или петь так, как она сейчас звучит или вообще никак.
— Хозяин, ты и вправду песню не вытягиваешь или это всего лишь красивая отмазка? — хитро посмотрел на меня Гоша, после того как я вкратце описал случившееся в Москве и пересказал свою беседу с Кругловым.
Ох, и знаком мне такой его лукавый взгляд.
Обычно он предвещает либо откровенную чушь, либо гениальную идею.
— Да что вы все на меня наехали? — не вытерпел я и сорвался на повышенные тона, — Режиссёр с поэтом. Санёк. Теперь ещё и ты подначиваешь. Не справлюсь я с песней и что такого? Тысячи композиторов не поют свои песни и не жужжат.
— Да ничего, — пожал плечами мелкий, — Просто я думал, что тебе слова песни не нравятся, вот ты и придумал сказку о голосе.
— А что с текстом не так? — недоумённо посмотрел я на домовёнка, — Мне его не стыдно исполнять и моим моральным устоям он не противоречит. Просто боюсь потерять голос после первого же припева. Не пить же мне волшебные капли во время каждого проигрыша.
— На, почитай, — сунул мне в ладонь Гоша два машинописных листа, — Буквально на днях наткнулся.
Что я говорил.
За хитрым взглядом домового обязательно что-нибудь да последует. А наткнулся мелкий на рассказ американского фантаста, который в своём произведении рассказывал о бой-бэнде.
Участники популярной группы набирались чуть ли не с улицы и не имели никаких вокальных данных. Единственные что выделяло парней из миллионов им подобных, так это смазливые лица и харизма. Ну, а голос… Подумаешь, какая мелочь — продюсер группы владел контрольным пакетом акций компании, занимающейся наномедициной. Как известно, наномедицина это не только диагностика, лечение и профилактика болезней, но ещё и усовершенствование биологической системы человека.
Не трудно догадаться, что продюсер попросил разработать для него препарат, который позволял бы из безголосых юнцов создавать вторых Шаляпиных, Лоретти и Паваротти.
Просьба не осталась без внимания, и через какое-то время был создан комплекс с банальным названием «Голос». В принципе, слово комплекс слишком громкое название для управляющей приставки размером со смартфон и водного раствора, насыщенного нанороботами. Человек полоскал рот и горло жидкостью, роботы встраивались в нужные клетки и помогали формировать голосовой аппарат. Другими словами, через день после использования комплекса, безголосый становился обладателем идеального голоса.
Естественно, что из-за обновления клеток нанороботы выводились из организма, но разового использования жидкости вполне хватало, чтобы никогда не певший до этого человек начинал с лёгкостью исполнять сложнейшие вокальные партии. То есть то, к чему певцы идут годами и десятилетиями, с помощью нанотехнологий давалось новичку за неделю.
— Гоша, это ведь идеальный допинг для певцов, — поднял я глаза на следящего за моей реакцией домового, — Не удивительно, что продюсера грохнули, когда у него из ниоткуда начали появляться вокалисты, как грибы после дождя.
— То есть, моральная сторона вопроса тебя не смущает? — с улыбкой посмотрел на меня миньон, — Сам же сказал, что это допинг.
— Тоже мне великий моралист, — хмыкнул я в ответ, — Задай этот вопрос тем спортсменам, что жрут таблетки килограммами, чтобы пробежать быстрее всех или прыгнуть дальше остальных. А ещё лучше тем безголосым певцам и певичкам из моего будущего, которым с помощью компьютеров делают шикарные фонограммы, под которые они на сцене только рот широко открывают. Да эти звёзды и поп — дивы порой в свой же текст попасть не могут.
Надо сказать, что я не собирался глобально расширять свой голосовой диапазон. Ну, разве что половину октавы прихватил. После того как я прополоскал горло и настроил приставку, у меня появился ровный, отшлифованный звук. Так что мне теперь рабочего диапазона за глаза хватает — я не собираюсь скримить подобно покойному Честеру Беннингтону из «Linkin Park».
Хотя, чего скрывать, на следующий же день попробовал я и экстрим вокал.
* * *
— Везёт тем, кто везёт, — вслух озвучил я простую истину, которую не раз в своё время слышал от бати.
Понятное дело, он подразумевал под ней двойной смысл, но и я тогда был уже не мальчик, и понимал, что большинство отцовских побед на любовном фронте так или иначе связаны с его умением быть за рулём в нужное время.
Я же произнёс знакомую сентенцию совершенно по иному поводу. Мне удалось договориться с ВИА «Лейся песня» и о записях, и о концертах. Все три дня, что они будут записываться на студии, приходятся на их отпуск. Оттого-то мне и удалось сопоставить даты так, чтобы всем угодить. И долбаную партконференцию отметить, и своим землякам показать очень даже неплохой коллектив союзного значения.
Перенапрягаться музыканты не будут. С них только сорок пять — пятьдесят минут второго отделения, а в первом нам с Кругловым и его парнями придётся отдуваться.
Коммунисты всё-таки редкостные халявщики. Я им тут на одном коньке пируэты выписываю, а они…
Хотя, кроме оплаты обычных концертных ставок, райком всё же расщедрился на предоставление бесплатного жилья с питанием для артистов в новеньком пансионате на берегу Волги. Понятно, что не в своём. Энергетиков нагнули.
Впрочем, обо всё по порядку.
В СССР уравниловка коснулась всех.
Будь ты хоть трижды суперзвездой, но если тебе положена концертная ставка в пятнадцать — двадцать рублей, то их ты и получишь, даже если собираешь стадионы и Дворцы спорта.
Те же «Песняры», один из самых высокооплачиваемых советских коллективов, за концерт получают по тридцать три рубля, и это считается пределом для ВИА. У самых известных певцов ставки повыше. Пугачёва или Магомаев, аж за сорок рублей с копейками глотки дерут.
На самом деле всё давно уже не так. И причина насквозь проста и банальна. Гораздо большие деньги любой из музыкантов той же «Лейся песня» в любом приличном московском ресторане заработает на одних только «чаевых», и при этом не будет мотаться по гастролям. В минусе престиж, а в плюсе спокойная семейная жизнь. На этом многие музыканты ломались. Тот же Беликов, один из лучших певцов в СССР в эти годы, гениально спевший Тухмановскую песню «По волне моей памяти», так и пел потом несколько лет в сочинской «Жемчужине», радуя ресторанную публику.
Короче, как бы там ни было, а в СССР уже есть импресарио, у которых нелады с Законом. Да, они предлагают ТОПовым артистам денег больше, чем официально утверждённые ставки, но как по мне, так всё это голимый криминал, на котором их поймать, как два пальца об асфальт. Но соблазн велик. Оттого и адреса «звёздных ВИА» порой удивляют. «Песняры» в Белоруссии, «Самоцветы» в Удмуртии, «Оризонт» в Молдавии. Может я чего-то не понимаю?
Опять же, что такое деньги? На первый взгляд, всего лишь шанс сделать свою жизнь чуть благополучнее, но я-то не из этого поколения. В моём времени, телевидение и радио на раз покупалось, творя кумиров.
— Есть о чём подумать, — озвучил я Гоше итог своих размышлений, всей пятернёй чеша затылок, — Раз уж мы с тобой попали в «страну наоборот», то стоит к этому отнестись серьёзно.
— Ты сейчас о чём? — не отрываясь от экрана, поинтересовался домовёнок.
— Всего лишь о правильной «раскрутке». Если что, то я в этом времени из любой убогости могу «звезду» сделать, если правильные ходы найду.
— С помощью магии?
— Всего лишь с помощью обычного советского рубля, правда, при одновременной помощи пары пройдох. Это на Западе певцам за выступление на телевидении деньги платят, а у нас самому нужно платить, если хочешь, чтобы тебя «по ящику» показали.
— Считаешь, что у тебя что-то выгорит? — скептически поморщился домовёнок, отчего его мохнатая мордашка собралась в густые складки.
— У нас в Чувашии вряд ли, а вот столичные жители никогда от денег не отказывались, — поделился я с ним своими наблюдениями.
На самом деле, в столице на редкость легко можно было избегать штрафов, если ты прикладываешь к подаваемым правам книжку «Дружинника ГАИ» с вложенным туда червонцем.
— Получите устное взыскание и больше постарайтесь не нарушать правила, — отдавали честь продавцы полосатого жезла, каждый раз заставляя меня долго раздумывать о том, что с червонцем я переборщил. Хорошему трюку научил меня Борисыч. Сам бы я не допёр. Хитрость заключается в том, что дружиннику гайцы обязаны простить нарушение, всего лишь поставив «прокол» во вкладыш. Как вы понимаете, так себе наказание, оттого у меня до сих пор вкладыш, как новенький, в отличии от загадочно исчезающих червонцев.
— Слушай, но мне кажется, что это не очень честно, покупать известность за деньги, — выдал домовёнок, после недолгого размышления.
— В СССР может такое и не принято, хоть я в этом и не уверен, а в моём времени «раскрутка» через эфир была в порядке вещей. За хорошие деньги продюсеры хоть из кого звезду делали, даже если у человека слуха нет, или он половину согласных не выговаривает.
— Можно подумать, у тебя сейчас плохо получается. Оглянись вокруг, кто ещё таким уверенным стартом и целой чередой удач может похвастаться? Куда ты торопишься?
— Удача — птица капризная, иногда ей пендаль животворящий не мешает поддать, — не согласился я с Гошей, — К тому же, у меня постоянно ощущение такое, словно я на ледяную горку с разбегу пытаюсь забраться. А там, сам понимаешь, стоит остановиться, и вниз поедешь.
— А попробуешь чересчур шустро ногами перебирать, поскользнёшься и нос расквасишь, — оставил за собой последнее слово недовольный домовёнок.
* * *
Как я не готовился к записи, но без сюрпризов не обошлось.
Маловата оказалась студия для двенадцати музыкантов, да ещё и с духовой секцией. Придётся записывать их в три приёма. Сначала ритм — секцию, потом духовиков, и уж затем вокалистов.
«Как мы любили», песня, больше известная в народе, как «Качается вагон», в принципе была и без меня неплохо записана, так что задача стояла передо мной крайне интересная. При столь высоко задранной планке и на непривычном для меня оборудовании превзойти звукооператоров «Мелодии». Признаюсь, я волновался, оттого и решился на некоторое читерство.
В порядке подстраховки я вместе с ленточным многоканальным магнитофоном параллельно пишу звук на старательно спрятанный цифровик. Если что, то потом можно будет свести запись ночью, используя свою домашнюю студию. Правда, сам себе я пообещал, что до последнего буду работать на аппаратуре этого времени.
В плюсах у меня хорошие микрофоны, многоканальный магнитофон, пара компрессоров, и в качестве вишенки на торте, два двести двадцать четвёртых Лексикона — гениальных ревербератора, опередивших своё время и актуальных даже спустя сорок лет.
Признаюсь, именно их наличие заставило матёрых музыкантов отнестись ко мне серьёзно и с уважением. Для Союза такая техника — это нечто невиданное и невообразимое.
Добил я музыкантов туалетом и курилкой, в которой кроме приличных диванов они увидели столик с чайно — кофейными принадлежностями и полку с коллекцией из четырёх разных банок импортного растворимого кофе. Если что, это роскошь по нынешним временам.
— Неплохо устроилась в Чебоксарах отдельно взятая кучка людей, — откашлявшись, заметил Шуфутинский, оглядываясь на меня, — Откуда Лексиконы взялись, я даже спрашивать боюсь.
— Через Владивосток заказывал, — уже привычно выдал я не раз опробованную легенду.
— Надо же, — вмешался приехавший с ними звукооператор, представившийся мне, как Александр, — Я про Лексиконы только слышал. В Москве ещё даже каталогов с ними нет.
— Вот так и живём, — с неожиданной горечью произнёс Шуфутинский, — Один из ведущих ансамблей такой огромной страны, а у нас даже картинок нет, чтобы понять, насколько мы отстаём от них, — мотнул он головой куда-то в сторону окна.
Похоже, кроме меня на его фразу никто особого внимания не обратил и не придал ей значения, а меня Михаил заставил задуматься.
Через год он уйдёт из «Лейся песни», а в 1981 году вместе с семьёй эмигрирует в США.
Что заставило очень успешного человека решиться на такой шаг? Непреодолимое желание вырваться из «совка»? Пока не понимаю. Ничем необъяснимый прыжок в никуда.
Не произойдёт ли со мной то же самое когда-нибудь? Понятное дело, что в Америку я не поеду. Нечего мне там делать, в чужой стране среди чуждых мне людей. Нет уж, лучше я тупо приклею себе на лоб марку, и адью, СССР. Я в своё время полетел, в Россию.
С профессионалами легко работать, но я перестраховался, записывая каждый раз по три вполне жизнеспособных дубля. Если что, то дома, на своём компютере, я чуть ли не по ноте смогу всё собрать во вполне приличный микс.
В концертный зал ДК музыканты отправились с Саней Кругловым.
Похоже, они так и не поверили, что можно приехать в чужой город без собственной аппаратуры и вполне себе полноценно выступить с концертом. Так что сейчас они пошли проверять, как и что у нас звучит, а завтра у них первый концерт. Если что, то и у нас с Кругловым тоже.
По идее мне бы тоже с ними сходить, но звукооператору я на пальцах объяснил, что у нас и как, да и парни в курсе, так что, надеюсь, справятся. А мне не терпится послушать, что с записью.
Стиль песни для себя я определил, как «новая волна», но закос под ресторанную музыку у Шуфутинского очевиден. Вот и думай, как лучше сделать. То ли немного выхолостить запись, приведя её к общепринятому звучанию этого стиля, то ли, наоборот, подкинуть немного «ресторанщины», благо, материала для этого записано достаточно. Звукооператор, он поважнее иного дирижёра будет. Два разных звукооператора из одной и той же записи на многоканальнике настолько разный итог получат, что их за две самостоятельные песни можно принять.
Впрочем, о чём тут особо размышлять. Для себя я уже всё решил. Постараюсь придерживаться оригинала. Другой вопрос, что пропишу партии качественнее, и вокал причешу, заодно сделав его ярче.
Ох, как же я матерился!
Сколько привычных устройств, к которым я раньше обращался не задумываясь, мне не хватало. Сам себя по рукам бил, уже совсем было собираясь вытащить недостающее. В итоге всё равно не удержался. Параметрический эквалайзер, один из тех, что был у меня в отобранных закладках, всё-таки занял своё место в студии, позволив мне убедительно прописать гитарные соло так, чтобы они не мешали всем остальным. В итоге получилось на три с плюсом. Такую оценку я сам себе выставил, прослушав сведённую запись. Знаете, очень обидно слышать огрехи, зная, как и что ты можешь сделать, чтобы их не было.
А вот нет. Всё, всё уже. Что можно было я из своего комплекта аппаратуры выжал.
Песня получилась вкуснее и ярче, а ударные, спасибо Лексикону, так и вовсе прописаны через Плэйты, которые очень скоро зададут тон всему звучанию ударных на ближайшие десять лет.
Одна беда. Я недоволен.
Поняв, что дальше, на «замыленное» ухо дальше начну только косячить, я оставил всё, как есть, и поплёлся в зал. Вымотала меня непривычная работа, а ещё больше, нервы. Бесит, когда на то, что можно сделать одним кликом мышки, ты четверть часа теряешь.
Из интервью, данных Шуфутинским уже после его возвращения из США, я знал, что, став певцом, Михаил Захарович очень требовательно относился к звуку, иногда часами пропадая на площадках, где настраивают аппаратуру. Так что определённое волнение имело место быть.
Всё оказалось вовсе не страшно.
Единственной причиной задержки было то, что все кайфовали от звука, а больше всего от той подзвучки, которую я всё-таки сделал. Не знаю почему, но такая простая вещь, как обычные сценические мониторы, отчего-то ещё никем, даже теми же «Песнярами», не используется.
Как по мне — это нечто запредельное. Я бы не смог работать, не слыша общего звучания, а они могут… Кто-то может и посмеётся над такой мелочью, но для меня проще в футбол играть с завязанными глазами, чем петь многоголосие, не слыша остальных и ориентируясь на эхо из зала…
Дома, представляя предстоящий концерт, я много думал о том, как объявлять ту или иную песню. Это у профессионалов, работающих от многочисленных филармоний, в штате обязательно есть конферансье, который и паузу может забить, и с публикой пошутить, и любую композицию зрителю представить. У нас с Кругловым такого человека естественно нет, да и «Лейся песня», выезжая к нам, не подумала о ведущем.
Впрочем, за ансамбль Шуфутинского я как раз и не переживал — у парней сотни концертов за спиной, они и сами себя объявят. Да и песни, которые они исполняют, не больно-то и нуждаются в представлении — кто ж не угадает с первых аккордов знакомые всем «Где же ты была» или «Кто тебе сказал»?
У нас с Сашиным «Монолитом» совсем другой расклад. Почти у каждой нашей песни сегодня премьера. И пусть то, что я написал с Маргаритой, уже крутят по радио, а песню на стихи Дербенёва на днях по телевизору покажут, но со сцены эти композиции ещё не звучали и представлять их некому.
Да ещё знакомый парторг пытался палки вставлять при утверждении программы. Негоже, видите ли, о героях войны петь под электрогитары и барабаны. Это он о «Ведьме» так на худсовете отозвался, если что.
— Песня прошла Главлит и прозвучала по Первой программе Всесоюзного радио, — напомнил я брызгающему слюной толстяку, — Как думаете, если в песне была бы какая-то крамола или осквернение памяти героев, получила бы она зелёный свет в эфире?
Вот и ломал я перед премьерой голову, как песню «Ангел по прозвищу ведьма» представить. Даже какой-то текст дома записал на листке, да так на столе и его и забыл. Пришлось на ходу сочинять.
— Августовской ночью сорок третьего на свой аэродром не прилетел лёгкий ночной бомбардировщик У-2, — негромко начал я, — Пилотом и командиром сгоревшего в небе Кубани фанерного самолёта была наша землячка. Советский народ называл этих лётчиц Ангелами и русскими Мадоннами, фашисты дали им прозвище «ночные ведьмы». Со дня образования одна из первых улиц нашего города носит имя Жени Крутовой, того самого Ангела по прозвищу ночная ведьма, не вернувшегося с боевого задания. Этому Ангелу мы посвящаем песню.
Кто сказал, что рок это музыка молодых? Ничего подобного. Я своими глазами видел, как под мою песню тайком утирал глаза седой ветеран с орденскими планками на груди. Кому-нибудь подполковник показывал кулак с оттопыренным вверх большим пальцем? Мне Владимир Фёдорович, военком города, которому я лично ставил магнитолу, сразу два показал. Ладно, он ещё «козу» на пальцах не выгнул, а то было бы смеху.
Ну, а парторг. А что парторг? Подошёл он ко мне во время антракта в буфете, после того как мы закончили выступление и освободили сцену для ансамбля Шуфутинского:
— Извини, Валерий Борисович! — примирительно протянул мне ладонь толстяк, — Хорошая песня у Вас про лётчиц получилась. Побольше бы таких.
Приятно работать с людьми, которым ничего не нужно объяснять. Мне хватило пары взглядов на шпаргалки, включающих перечень песен, написанные Шуфутинским перед концертами, и я понял, что моего вмешательства не потребуется.
Для коммунистов у «Лейся песни» свой репертуар, насквозь правильный и идеологически выдержанный, а для народа те песни, которые у всех на слуху.
— «Прощай, от всех вокзалов поезда», — начинает петь солист, а дальше вместе с ним поёт весь зал. Потом точно так же все поют «Где же ты была», затем чуть более сложная композиция, а за ней «Наше лето», под которую зрители даже пытаются танцевать в проходах, вызывая дикое возмущение трёх наших тучных контролёрш, самоотверженно бросающихся на каждого, приподнявшегося со своего места. Да, в СССР танцевать во время концертов нельзя. Не спрашивайте у меня, почему. Я и сам этого не знаю. Вроде особых запретов никаких, но заходя в зал, мы попадаем в зону влияние тёток — контролёров, у которых имеется своё мнение о том, что зрителю положено делать, а что нет.
Если что, то вся страна разделена на такие зоны влияния, но почему-то советские люди не замечают, что вахтёры, кондукторы, кассиры, продавцы, а то и уборщицы готовы грудью отстаивать своё право указывать, кому и что делать, и не дай Бог вам покуситься на эту частичку власти, которую они свято блюдут. Много интересного о себе узнаете. Особенно, если решите вступить в полемику с продавщицей из овощного, или тёткой из пивного ларька.
Не скажу, чтобы лично я с такими чудищами часто сталкивался, но признаюсь, бесят они изрядно, даже когда со стороны на их художества смотришь. И как ни крути, это серьёзный минус социализму.
Концерты мы отработали на славу. Недовольных я не видел. И всё бы хорошо, если бы не встреча с Дон Кихотом.
— Нашли общий язык с комсомолом? — поймал он меня после концерта для партконференции, когда я не дождавшись последних вышедших из зала, пошёл к пульту, собираясь кое-что подсказать звукорежиссёру.
— Да, спасибо вам большое, — поблагодарил я второго секретаря горкома партии, после звонка которого мне действительно просто стало решать вопросы с комсомольцами.
— Постарайтесь подружиться с комсомольским активом, особенно с Ярохиным, и организуйте у себя в театре кукол комсомольскую ячейку. Смотришь, и появиться у вас перспектива вступить в ряды КПСС, — огорошил меня партийный деятель, и ушёл, так и оставив меня стоять с открытым ртом.
Вот же благодетель-то нашёлся, чёрт бы его подрал…
* * *
— И чего ты ржёшь? — склонился я в гараже над Гошей, валяющегося на банкетках и заливающегося от смеха.
— Ты бы… со стороны… себя видел, — сквозь всхлипывания услышал я ответ, — У тебя такой вид, словно ты от артели бурлаков отбился и решил в одиночку по Волге баржу против течения тянуть.
— Нормальный вид, — покрутил я головой и окинул себя взглядом, насколько это было возможно, — Вместе ведь жилет выбирали.
То, что домовой сравнил меня с водопехой не случайно. Просто настало время вынимать отреставрированный «Хорх» и я под это дело достал специальный жилет для экстремальной тяжёлой атлетики под названием «Бурлак».
Наверняка многие по телевизору или в интернете видели, как силачи таскают за собой кто тягач, кто тепловоз, а кто и вовсе целый корабль. Естественно такие тяжести атлеты не за верёвочку в руке тянут, а надевают специальные жилеты, за которые цепляются канаты или цепи. Вот такой жилет и я себе достал.
Мой расчёт был прост — если я не могу собственными силами вытянуть тяжёлую машину, значит, мне кто-то или что-то должно помочь. После небольших раздумий выбор пал на электролебёдку, прикреплённую к полу. Четыре анкерных болта в полу, несложная станина и в гараже появился стационарный тягач.
— Гоша, готов? — окликнул я домового после того, как зацепил у себя за спиной вытянутый трос лебёдки.
— Готов, — звонко откликнулся мелкий.
— Тяни, — крикнул я и вцепился руками в хромированный бампер спроецированного передо мной автомобиля.
Послышалось негромкое жужжание мотора лебедки, и трос потянул меня назад.
— Чтобы я ещё раз пошёл у тебя на поводу, — обливался я потом и матерился на домового, сидя на банкетке, — Я думал, у меня руки оторвутся.
— Но ведь получилось, — сиял довольный Гоша, обходя вытащенный «из ниоткуда» сверкающий автомобиль, — Ты давай в баньку двигай. Попарься хорошенько. Зря, что ли мы её обшивали, да я сегодня полдня топил? А я пока с твоего позволения перед обществом похвастаюсь. Ох, и поставлю я на место одного соседа. Будет знать, как нос задирать перед домовым волшебника.
— Делай что хочешь, — махнул я рукой и на ватных ногах направился к выходу из гаража, — Заглядывай только в баньку периодически — вдруг я в ней усну.



Глава 12

Homo proponit, sed Deus disponit.

В принципе, так и звучит на латыни грустная мудрость, знакомая всем нам. Человек предполагает, а Бог располагает. Насчёт Бога, я не уверен, но не поверите, чего-то такого я и ожидал.
В нашей жизни очень и очень многое связано с цепочками случайностей. Самых разных. Порой предсказуемых, но гораздо чаще нет.
Последнее время я маялся. Пожалуй, более правильного слова трудно подобрать. И вроде бы я всё для себя решил, и сам себе доказал, что не стоит лезть в естественный ход Истории, но подспудно ощущал, что это неправильно. Кому многое дано, с того многое и спросится. Это библейская истина, и как считают различные толкователи, Библия помогает понять человеку, что есть его истинный путь, а что — суррогат. Если что, то изучением Библии, и прочих разных талмудов я никогда не запаривался. Батя у меня из социализма родом. Фактически, атеист. Понятное дело, что он, как и все славяне, может Пасху отпраздновать, или ещё какой праздник, из тех, что не отмечают в социалистических календарях, но на этом, пожалуй, и всё. Таким его социализм воспитал.
Коммунистов не стоит считать глупыми. Они Веру не только выжигали с корнем, взрывая церкви, но и с иезуитским коварством порой действовали.
Иногда настолько тонко, что я и не подозревал о существовании таких хитростей, пока сам в этом времени с ними не столкнулся, а потом мне один дедок растолковал, что и откуда взялось.

Четверг.

Это для тех, кто в России остался, это слово ничего не говорит, а у нас тут, в СССР, четверг — это рыбный день. Да, каждый четверг и у всей страны во всех столовых воняет рыбой. Не знаю почему, но даже вкуснейшую треску здесь не умеют готовить, и над остальной рыбой издеваются. Лично рыбные котлеты попробовал позавчера, заскочив перекусить в столовку, что недалеко от ДК, и моментально заработал изжогу.
Ну, да Бог с ними, с советскими рецептами. Я даже изжогу готов простить, предполагая, что она вовсе не из-за рыбы меня настигла, а из-за десятки раз пережаренного масла, на котором эти котлеты готовили. Вернёмся к четвергу.
У верующих постными днями считаются среда и пятница. Коммунисты добавили верующим постный четверг. Человек, работающий на холоде, или с серьёзной физической нагрузкой, при трёх постных днях из пяти рабочих, этак вскоре и ноги протянет от дистрофии.
Впрочем, лучше я расскажу, с чего меня на размышления попёрло.
Заскочив вечером в квартиру, я не собирался задерживаться, но по привычке проверил входящие на Скайп звонки. И они были. Полчаса не прошло, как Борисыч ко мне пару раз достучаться пытался, а потом ещё и сообщение оставил, чтобы я набрал его, как появлюсь.
Набрал, мало ли что у него случилось. Вот только на экране я увидел не одного отца, а ещё рядом с ним очень и очень знакомое лицо меня разглядывало.
— Да, похож, чего уж там, — чуть отодвинулся Шурави от экрана, кивнув в сторону Борисыча, словно продолжая незаконченный разговор, — Зря я тебе не верил. Ну, привет, что ли…
— И вам не хворать, — покрутился я в кресле, чувствуя, что тучи в районе сидения ощутимо сгущаются и меня не на шутку начинает припекать, — Привет, Шурави.
Есть у меня чутьё на неприятности. И сегодня прямо тот случай, о котором я уже раз несколько размышлял.
Может, кого и удивляет, что я не кидаюсь спасать СССР, и не бегу с советами к членам Политбюро, а спокойно себе занимаюсь тем, что умею: кручу гайки, устанавливаю магнитолы и пишу музыку. Меня этому в своё время отец научил. Каждый должен заниматься тем, что он умеет делать. Да, став либромантом, я не раз думал о том, что я теперь больше маг, чем, скажем, тот же композитор, но абсолютной уверенности у меня нет. Мешает даже простенькое понимание того, что надумай я вернуться обратно в Россию, и не факт, что магия останется при мне. Даже Разумов, маг из России, и то на сто процентов в такой возможности не уверен.
Зато музыка, как была со мной, так и будет, и то, что я сам стану исполнителем своих же песен — это громадный, я бы сказал, здоровенный плюс. Примеров у меня больше, чем достаточно. Тот же Антонов, Николаев, Кузьмин. Все они стали популярны благодаря тому, что исполняли песни собственного сочинения.
— Там у вас декабрь скоро, — поведал мне хозяин автосервиса, не дождавшись от меня продолжения разговора.
— Издалека начинаешь, — я нарочито громко вздохнул, понимая, что самые мрачные мои подозрения начали сбываться.
Про то, что Афган, как обычно в обиходе называют развязанную Советским Союзом войну в Афганистане, приближается каждый день, я старался не думать. Никакой пользы и радости она стране не принесёт, зато сколько молодых парней мы там оставим, и как в международной политике просядем. Да и советскому народу Коммунистическая партия Советского Союза наглядно даст понять, что монументальные стелы в каждом городе, с высеченной надписью «СССР — оплот мира», это обычное жульничество. А как ещё назвать людей, которые убеждают в одном, а делают абсолютно иное, прямо противоположное? Мошенники, и никак иначе.
— Шурави, надеюсь, ты понимаешь, что я не в твоём прошлом? Да, в очень и очень похожем, но не в твоём, — попытался я воззвать к голосу разума своего старого знакомого.
— Понимать-то понимаю, а ничего с собой поделать не могу. Мне каждую ночь парни стали сниться, которых я «за речкой» потерял. Извёлся весь.
Мда-а, хорошая была попытка, но чую, не отговорить мне «афганца».
Это нам, рождённым после распада социалистической Империи, никуда не упиралось спасать социализм и исправлять его ошибки.
Как ни крути, а в моём времени, если ты не ленив и не безнадёжен, жить намного проще и комфортнее.
Собственно, на этом социализм и проиграл.
Когда «призрак коммунизма», согласно Марксу, попёрся «бродить по Европе», то сообразительные капиталисты сначала выровняли условия жизни и труда у основного населения своих стран, а потом и превзошли его. Больше социализму, кроме громких лозунгов, предложить людям было нечего, и стрелка компаса общественного мнения развернулась на сто восемьдесят градусов, ориентируясь на средний уровень жизни в развитых капстранах. Так что сколько лозунги не скандируй, а народ всегда за теми пойдёт, кто ему более приличную жизнь обеспечит, а на то, как при этом будет государственный строй называться, простым людям в общем-то наплевать.
— И что ты предлагаешь? — задал я вопрос, стараясь говорить спокойно.
Что бы он не придумал, а отгадайте, кто при делах окажется?
— Мы тут с Борисычем решили, что тебя подставлять не стоит, — неплохо начал Шурави, заработав мой одобрительный взгляд, — Проще будет, если мы здесь что-то вроде посылки организуем, и книжки с фотографиями к этому приложим. Но как посылку тому же Брежневу доставить, пока непонятно.
— К Брежневу? Он уже года три, как на нембутале, если я не ошибаюсь. Вместо него давно уже всё советники придумывают, а малое Политбюро устраивают только те решения, которые сохраняют стабильность системы и получение ими привилегий. Сомневаюсь, что в стране остался хоть один беспартийный директор завода, а министерства и главки, так те и вовсе попросту выполняют решения партийных органов, — добросовестно изложил я, то, что сам увидел, и вычитал из воспоминаний и документов.
Как по мне — это дичь несусветная, указывать профессионалам, что и как они должны делать. Но всякие разные обкомы и райкомы партии такими сомнениями не мучаются. Командуют заводами, фабриками и колхозами со всей революционной беспощадностью.
— Можно было бы посылку в Генеральный штаб отправить, или маршалу Устинову, но им-то как раз война нужна. Они же надеялись, что по-быстрому дикие афганские племена прищучат, и готово. Пора грудь под ордена подставлять. По крайней мере что-то такое я читал в мемуарах племянницы Брежнева. Она пишет, что Леонид Ильич, звоня из дома, чуть ли не матом Устинова крыл, напоминая маршалу, что он обещал недолгую войну, — вставил в разговор Борисыч свои пять копеек.
— Я бы каждому из этих членов по письму отправил, и видокассету с нарезками фильмов, желательно документальных, но боюсь, что в Политбюро половина маразматиков. Тот же Суслов у себя в кабинете штаны снимает, когда ему жарко, а потом забывает их надеть.
— Это как ты им письма отправишь? Почтой? — скептически поинтересовался Шурави.
— А-а, ты же не знаешь, — потёр я руки, оглядываясь по сторонам, — Сейчас я тебе наглядно один фокус покажу. Борисыч, ты там форточку открой на всякий случай. И улыбайтесь, улыбайтесь господа, сейчас птичка прилетит, — в духе старого фотографа, известил я собеседников, прежде, чем метнулся к холодильнику.
В коробку с коллекционным коньяком я бросил с десяток марок межвременной почты, предварительно протерев их влажной салфеткой. Дактилоскопия — штука такая. Оставишь где-нибудь свои отпечатки пальцев, и кто его знает, чем это закончится. Как-то меня не прельщает возможность изучения устройства подвалов на Лубянке.
Отправив посылку, я с удовлетворением увидел, как изменилось на экране лицо Шурави, увидевшего вскоре летающую бутылку, которую я отправил им почтой Эль-Дорадо.
— Короче, как я себе вижу реализацию вашей затеи. Вы печатаете свои «письма счастья», персонально для каждого члена Политбюро, и рассылаете их по адресам. Где и кто из них жил, узнать несложно. А чуть позже я ещё одну посылку отправлю, к примеру, тот же «Стингер». Неплохо было бы, чтобы они все вместе собрались. Когда моя посылочка грохнется к ним на стол, то уже никто не сможет сказать, что он не был предупреждён.
— Решение о начале войны было принято десятого декабря, — пробормотал Шурави, — А двадцать пятого уже войска пошли через Аму-Дарью.
— Попробуешь время партийного шабаша поточнее узнать? Я тогда прямо к началу заседания подарок им вышлю. В фотографии и кино они могут не поверить, приняв их за подделку и фотомонтаж, зато подарок, который можно руками пощупать и по винтику разобрать, может заставить их задуматься.
— А если такие же письма в редакции западных газет отправить? Представляете, какая шумиха поднимется? Может и не осмелятся старцы против общественного мнения выступить. Помнится, читал я, что они до последнего сомневались и решение о начале войны с большим скрипом приняли, — повертел в руках Борисыч вытащенную из упаковки бутылку, прицокнув языком при виде этикетки.
— Борисыч, во-первых, газеты примут письма за фальсификацию и будут ждать начала войны, а во-вторых, я солидарен с Пушкиным. «Я, конечно, презираю отечество мое с головы до ног — но мне досадно, если иностранец разделяет со мною это чувство», — процитировал я запомнившуюся мне фразу из письма великого русского поэта, — Как по мне, так это наше монопольное право, ругать свою страну, заворовавшихся чиновников, и бессменных руководителей. Нечто вроде русского кухонного спорта. Так что, своими силами обойдёмся, не вынося сор из избы. Давайте, под коньячок обсудите это дело по-трезвому, и завтра ещё раз свяжемся, чтобы детали отшлифовать.
— Торопишься куда-то? — спросил Шурави, под звон выставляемых Борисычем бокалов.
— Соломку хочу подстелить на всякий случай, а то как бы ваши затеи мне боком не вышли, — начал я сворачивать разговор, заметив, что в Сети появился Олег.
Раньше-то я всё откладывал вопрос создания «запасного аэродрома», сам себя убеждая, что всегда успею, а теперь поторапливаться надо.
Вот сколько себе не говорил, что нечего лезть в Историю со своей неумытой мордой лица, не академик я умом, ан нет же.
Подписался.
И дело вовсе не в том, что я не смог Шурави отказать. Он-то, понятное дело, «рождённый в СССР», да ещё и войной простреленный. У таких, как он, свой взгляд на прошлое и неуёмное желание «спасти СССР».
Сказать по правде, я и сам уже созрел к чему-то более серьёзному, чем налаживание своей личной жизни и благополучия. С гранатой на танк, пожалуй, ещё не полезу, но и смотреть спокойно на то, что в стране происходит, уже не могу. Зацепил меня вирус социализма, чего уж скрывать. Правда, в отличии от хроноаборигенов я не собираюсь продавливать диван по вечерам, и не стану заниматься пустословием, травя в компаниях анекдоты про Брежнева и с завистью обсуждая новинки с Запада, добытые оборотливыми знакомыми всеми правдами и неправдами. Нет. По-другому надо. Как именно, пока сказать не готов. Да и никто уверенно не скажет. Не довелось мне слышать про людей, способных в одиночку прогнозировать ход мировой Истории и гарантированно моделировать результаты тех или иных её изменений.
Нужен опыт. Вот и посмотрим, как с Афганом всё получится.
— Олег, привет! Ты вроде на работе сегодня должен был быть? — поприветствовал я друга.
Как-то у меня уже на автомате получается высчитывать его несложный график, а тем более, если я с ним позавчера накоротке обменялся новостями, то сегодня ну никак у него не должно быть очередных двух выходных.
— Здорово, колдун. Ты прав, насчёт выходных, но я тут на больничный загремел. Пока на неделю, а там посмотрим.
— Простыл что ли… — удивился я, помня, что со здоровьем у моего соседа всегда всё в порядке было. На зависть мне, болел он крайне редко, и даже грипп его зачастую стороной обходил.
— Баллон газовый взорвался на пожаре. Зацепило немного, — напомнил мне Олег о своей специальности, — Перелом ребра заработал.
— Слушай, а может, ну её к чёрту, эту твою работу? Ты мне живой и богатый больше нравишься.
— Насчёт живого я и сам не против, да и богатым стать неплохо, — поморщился Олег, потянувшись было за чашкой с болтающейся чайной этикеткой.
— Во, как раз по этому вопросу я и хотел поговорить, — обрадовался я, попав в столь удачный для себя момент.
В своём времени я не раз подговаривал Олега сменить работу. Звал напарником в автосервис. Потом, на вырученные от продажи отцовского бизнеса деньги, предлагал совместный бизнес организовать. Но Олег всегда отказывался. Сначала, как я подозреваю, из-за романтики, а позже, начав получать доплату за выслугу лет, уже в силу привычки.
— Я вещи в ваш мир научился перебрасывать. Если что, то и сам смогу вернуться. Беда в том, что при обратном переходе я рискую магические способности потерять. Короче, та ещё лотерея, — коротко изложил я те новости, которыми раньше с другом не делился.
— И что ты предлагаешь?
— Ты бросаешь свою работу и начинаешь путешествовать по миру. Может даже паспорт того же Белиза себе прикупишь, чтобы проще передвигаться было, — почесал я затылок.
— Ты про мой английский не забыл? — спросил Олег, скорчив кислую физиономию.
— Забудешь такое. В школе анекдоты про мальчика ходили, который клинит и вошит виндоу, — вспомнил я ответ Олега на уроке английского. Учительница всего-то попросила его сказать на английском про мальчика, который моет окно, чтобы натянуть Олегу тройку за четверть, но морально оказалась не готова к тому, что услышала, и чуть в обморок не грохнулась, — Только и ты не забывай, что с магом дело имеешь. Мне тебя английскому и немецкому обучить, как два пальца об асфальт. Пришлю тебе под пиво две вот такусеньких рыбки, — сложил я из пальцев овал перед экраном, — И ты у меня на следующий день на двух языках шпрехать будешь, не хуже, чем на нашем.
— Эх-х… Где же ты раньше был, — вполне искренне простонал Олег, вспоминая, с какими мучениями ему давалась школьная программа английского, — Слушай, а зачем мне путешествовать и куда-то ехать? А, кстати, куда?
— Для начала можно в Эмираты. На этом направлении всегда горящие туры есть. Сегодня купил путёвку, а послезавтра уже там. Первый миллион заработаем, дальше легче будет. Да, если что, то работаем пятьдесят на пятьдесят. Товар мой, реализация твоя, а вырученные деньги пополам. Эмираты — страна безопасная, и золото там у русских в любой ювелирной лавке без вопросов покупают.
— Это за сколько мы миллион заработаем? Неужели за месяц?
— Олег, я вообще-то за неделю рассчитывал.
— Полмиллиона рублей за неделю, — округлил Олег глаза.
— О-о, — застонал я в ответ, обхватывая руками голову, — Каких рублей? Долларов.
— А-а, — разочарованно протянул друг, — Я думал, ты серьёзно. Представляю, как таможенники порадуются, когда я с центнером золота им в аэропорту попадусь. Лет пятнадцать мне потом будешь на Колыму передачи посылать.
— Олег, неужели ты подумал, что я тебя под статью хочу подвести?
— А что я ещё должен был подумать? Полмиллиона долларов. Золото твоё, а деньги пополам. Это ты может там в своём СССР одичал, а у нас даже близким друзьям таких подарков не предлагают.
— Всё! Стоп! — поднял я перед собой ладони, — Золото я тебе прямо в номер отеля буду посылать, а из России ты с одной ручной кладью полетишь, которую сам себе соберёшь. Понял?
— Нет, — помотал Олег головой, — За что тогда такие деньги?
— За доверие, Олег, и за дружбу. Поверь мне, это дорогого стоит.
Минуты две-три другу потребовалось, чтобы переварить услышанное, и лишь потом мы начали говорить по делу и всерьёз.
* * *
О приближающемся декабре Шурави мог бы мне и не говорить — дыхание зимы и без всяких напоминаний чувствуется. По крайней мере, температура воздуха давно упала ниже нуля, лужи успели превратиться в лёд и таять не собираются, как это сделал первый снег.
Ещё больше ощущается приближение Дня Великой Октябрьской революции. Здесь, в отличие от моего времени, всё по-другому. До праздника ещё два дня, а атмосфера уже необычная. Можно сказать, осязаемая.
Улицы разукрашиваются кумачовыми флагами и разноцветными гирляндами. Поперёк и вдоль дорог тут и там вывешиваются разные свеженькие транспаранты, славящие Ленина, КПСС и Великий Октябрь. Даже по лицам прохожих видно, что грядёт великий праздник.
По сравнению с моим временем люди радуются. В будущем мало кто из моих ровесников знает, что за дату отмечает вся страна в ноябре. Есть какой-то День народного единства и ладно. А что это за единство, да какая разница, если день не рабочий.
Красный день календаря говорите? Так это же прекрасно — в стране мало праздников, нужно чтобы их больше было. И обязательно с праздничным салютом и фейерверком.
Ба-бах! — полетели ввысь чьи-то надбавки к пенсиям.
Ту-дум! — красочными цветками раскрылись в вечернем небе оклады учителей и врачей. Жаль, что под конец шоу одновременно над всей страной от Кёнинга до Владика не рассыпаются в небе ярчайшими вспышками зарплаты депутатов, чиновников и министров всех мастей.
Кстати, неплохо бы ещё праздничными днями объявить пятое апреля и восьмое сентября. А то как-то несправедливо получается — день изгнания поляков из Москвы всей страной отмечаем, а про Ледовое побоище на Чудском озере и о Куликовской битве совсем забыли. Непорядок…
Смех смехом, но кому праздник, а кому работа. Привалило нам счастье в виде участия в концерте, посвящённому Дню Октябрьской революции. Есть такой минус в жизни музыкантов. Когда все празднуют и отдыхают, у них самая работа.
И ладно бы мы с Галей и «Монолитом» целое отделение на сорок-пятьдесят минут отыграли, так ведь нет — всего четыре песенки после многочисленных самодеятельных коллективов города.
Это Настиному танцевальному ансамблю хорошо — выскочили, расплясались на всю сцену под фонограмму и убежали за кулисы, а нам за считанные минуты нужно поставить ударную установку и синтезаторы, размотать провода, подключиться и хоть немного настроиться.
Хорошо ещё, что в ДК появился звукооператор. Принял директор на днях на полставки толкового парня с городского радиоузла. Мы ему свои настройки на шпаргалке нарисовали.
Ну а как иначе? У нас в ДК микшерский пульт отнюдь не цифровой, где для каждого исполнителя можно сохранить в «памяти» индивидуальные настройки. Да и сборный концерт по формату не позволяет для каждого коллектива звук по полчаса настраивать. Вот и пользуется звукач шпаргалками, на которых нарисовано сколько, куда и какого звука дать. Так себе получается, но выбирать не приходится.
В общем, все коллективы репетируют перед концертом, а мы тренируемся на время свои аппараты расставлять да провода разматывать. Да и Бог бы с ним, с этим концертом — всё-таки нужное дело. Вот только у меня куча заказов от организаций образовалась, а гам и суматоха, стоящие в ДК, заставили перенести записи на послепраздничные дни.
Думаю, о заказах на записи стоит рассказать в двух словах.
Во всех организациях имеются фонды соцкультбыта. Их нужно обязательно израсходовать, чтобы не урезали, а некуда. Не будешь же каждый год закупать новые инструменты и шить бесчисленные костюмы. На мой взгляд, на предприятиях художественная самодеятельность для того и придумана, чтобы было на кого деньги тратить, а вовсе не с целью повысить культурный уровень населения. И ладно если б эта самодеятельность была по зову души. Так ведь нет — она добровольно-принудительная. Ну, какой идиот, отпахав смену за станком или уложив несколько кубов кирпича на стройке, добровольно и с радостью побежит после работы, к примеру, постучать на деревянных ложках или разучивать очередные па к новому танцу?
После того как в Новочебоксарском ДК под эгидой местного Обкома ВЛКСМ появилась хозрасчётная студия звукозаписи, работающая по безналу, предприятиям нашлось, куда тратить деньги из фондов соцкультбыта, и ко мне быстренько выстроилась очередь аж до Нового года.
— Слушай, Валерий Борисович, — выловил меня недавно в коридорах обкома комсомола Первый секретарь Якимов, — Ты со своей студией такой хороший пинок всей местной самодеятельности дал. Как ты отнесёшься к тому, что мы вручим тебе премию имени Сеспеля?
Наверное, у каждой организации в нашей стране есть своя премия. Вот и у чувашского комсомола есть своя ежегодная премия за лучшие произведения в области литературы, искусства и исполнительского мастерства. Какова сумма вознаграждения я, конечно же, не знаю. Мне известно только то, что вручается она в день рождения комсомола.
— Михаил Якимович, а разве премия вручается не двадцать девятого октября? — осторожно попытался выяснить я серьёзность намерений собеседника, — К тому же, за что мне такая награда?
— За лучшее произведение музыкального искусства. Устраивает тебя такая формулировка? Ну, а каким числом вручить премию, мы придумаем, — сквозь толстые стекла очков посмотрел на меня темноволосый мужчина, чуть старше меня по возрасту, — Даже председатель Чувашского Союза Композиторов говорит, что твоя песня о лётчицах достойна награды, и старшие товарищи из горкома партии с ним согласны.
— Ну, если сам Фёдор Семёнович Васильев так считает, — развёл я руками, — То я не против награды.
Собственно говоря, с чего бы мне возражать, если моя деятельность скоро начнёт приносить в кассу комсомола немалые деньги. Ведь что может быть проще предприятию, чем перегнать деньги на счёт Обкома ВЛКСМ и отправить своих артистов записываться в мою студию?
Комсомол оставляет себе четверть, из которой оплачивает аренду помещения для студии и выплачивает государству полагающиеся налоги. Остальное, после удержания подоходного и налога на бездетность выплачивается мне. Кстати, эту схему мне тот же Первый Секретарь Якимов и предложил. Ещё бы ему всех хитростей не знать, если он бывший аспирант Академии общественных наук при ЦК КПСС и будущий кандидат экономических наук.
Кто-то спросит: а что потом руководители предприятий будут делать с записями своих коллективов?
А мне по барабану. Могут сами слушать, а могут сразу на «Мелодию» попытаться с ними сунуться, благо за качество записи я отвечаю.
Само собой, предполагаемый объём работ, я в одиночку не потяну, тем более что у меня и так дела есть. Поэтому решено, что простые записи будут осуществлять парни из «Монолита», а более серьёзные работы, с профессиональными коллективами и теми, у кого уровень музыки повыше, буду проводить я сам.
Одна из таких «серьёзных работ» мной и отложена из-за предстоящего концерта.
Есть у нас в городке кирпичный завод, при котором существует ВИА. Вот парни из этого ансамбля и насочиняли песен чуть ли не на целый альбом. Самое интересное то, что тексты для всех своих песен они взяли у Александра Блока. Не сказать, что мне совсем неизвестны современные песни на стихи русских поэтов, но чтоб стихи Блока положили на музыку — такое я слышу впервые. Оттого мне и любопытно поработать с ребятами. Да и почему бы не записать парней, если в текстах их песен нет крамолы, а работа студии неплохо оплачивается заводом?
— Первый раз вижу, чтобы на праздничном концерте был полный зал молодёжи, — заглянул за кулисы директор ДК за пару номеров до нашего выхода на сцену, и тут же расшаркался комплиментами в адрес Гали, — Галочка, Вы, как всегда, бесподобны. Шикарное платье. Адрес своего портного не подскажете?
В ответ Галя слабо улыбнулась и еле заметным движением кивнула на меня: мол, я не при делах, спрашивайте про наряды у Гринёва.
— Кстати, об аншлагах, — задумчиво посмотрел я на софиты, висящие над сценой, уходя от скользкой темы о концертных костюмах, — Хотел бы я знать, чья была идея с рекламой в местной газете.
На самом деле мысль была моя, но донёс её до директора Саня.
Поведал мне как-то раз приятель, что, несмотря на пригласительные билеты, на праздничных концертах до смешного мало зрителей. Да и те, кто приходят, в основном преклонного возраста. Вот я и подсказал, что раз уж концерт всё равно анонсируется в городской газете, то неплохо бы указать и участников.
Что я могу сказать о нашем выступлении? С огоньком отыграли.
После четвёртой запланированной песни зал начал вызывать нас на «Бис». Стоящий за кулисами директор глянул на часы, махнул рукой и на пальцах указал, что даёт добро ещё на три композиции. Ну, мы и рады стараться.
Закрывала концерт Галина, исполнив на волынке мою музыку под аккомпанемент «Монолита». Рассказал я парням про то, как девушка в Пицунде завела целый бар своим выступлением, вот и отрепетировали мы про запас это номер. Естественно, не думали, что до него дело дойдёт, но волынку Галя перед нашим выходом на сцену предусмотрительно за кулисы принесла.
Что тут началось… Я, честно говоря, никогда бы не подумал, что увижу нечто подобное в эту эпоху.
Глава горисполкома, первый и второй секретари горкома партии, директора Химпрома и Чебоксаргэсстроя соскочили со своих мест и начали перед оркестровой ямой на глазах у всех отплясывать. К середине композиции около сцены образовалась целая дискотека. По проходам к сцене зрители побежали с цветами. Народ с кресел поднялся и начал пританцовывать. Контролёрши…
Какие к чёрту контролёрши, если они сами в дверях приплясывали. В общем, поставили мы на уши весь ДК.
* * *
— Серёга, у тебя нет знакомых, кто поблизости от Мосфильма гараж сдаёт? — отозвал я в сторонку помрежа после очередного совещания на студии документальных фильмов.
— Зачем тебе? — задал мужчина ожидаемый вопрос, — Ты же свою машину около гостиницы ставишь.
— Зима на дворе. Я в непогоду из Чебоксар до столицы дольше паровоза буду ехать, — начал я озвучивать приготовленную заранее легенду, — Мне проще и быстрее на самолёте прилететь, а здесь уже за руль пересесть. Тем более, что сезон отпусков давно кончился и билеты в кассах Аэрофлота приобрести не проблема.
— В принципе, логично, — согласился со мной Сергей, — Нужно будет поспрашивать про гаражи. Для тебя найдём что-нибудь. Стой, а дома ты на чём будешь ездить, если свою «Трёшку» здесь в гараж поставишь?
— А кто сказал, что я по Москве собираюсь на «Трёшке» рассекать? — загадочно улыбнулся я в ответ, — Для столицы я по случаю другую машинку приобрёл.
— Так это твоя серебристая шайтан-арба с кожаным верхом около проходной стоит? — хлопнул себя ладошкой по лбу Сергей, — То-то я смотрю номера чувашские. Млять, ну ты даёшь. Где ты такой раритет надыбал, да ещё в таком отличном состоянии?
— У себя в районе у одного ветерана купил, — честно признался я, — Уж больно дёшево отдавал. Ну, а местные Самоделкины мне его подшаманили. Зато своим ходом из Чебоксар доехал.
— Да ну? — не поверил мне знакомый, — Прокатишь?
— Легко. Хоть сейчас.
Естественно я рассказал не всю правду Сергею и телепортировался в Москву с уменьшенным Хорьхом. Уже который раз я прыгаю в недостроенное и «замороженное» здание на западе столицы — хватило мне первой телепортации, когда я попал под ливень и промок до нитки.
— Не, кататься поедем в обед, — серьёзно заявил помрежа, — Мы сейчас в автотранспортный цех с тобой пойдём. Есть у меня одна идея.
Собственно говоря, я с большим скепсисом воспринял уверения Сергея, что «Хорьх» можно будет ставить на территории «Мосфильма». Территория концерна огромная, мало ли что может произойти с машиной. Однако после встречи с местным «завгаром» все мои сомненья улетучились.
Усатый здоровый дядька (про таких говорят «косая сажень в плечах»), после разговора с помрежем, накинул на себя болоньевый плащ и пошёл вместе с нами на проходную.
— Что я тебе говорил, Степан Михалыч? — кивнул Сергей в сторону «Хорьха», выделяющегося из немногочисленных легковушек около проходной, — Такой агрегат минимум в боксе стоять должен.
— Про бокс ты правильно заметил, — пригладил усы «завгар», — Только мы этот трофей рядом с «Чайками» и «Волгами» поставим. Я около него начальство буду водить. Мол, вот как должен выглядеть транспорт при должном уходе. Глядишь, и денег на ремонты начнут больше давать, а то болты и гайки чуть ли не из собственного гаража приходиться таскать. Только давай, Валера, с тобой сразу договоримся — в бокс ты въезжаешь только после мойки. Чтобы машина блестела, так сказать, как у кота причиндалы. Приедешь поздно — сам помоешь, я тебе потом покажу, где ключи от мойки лежат.
Ну, про личные болты и гайки, Степан Михайлович наверняка приврал. Я скорее поверю, что он их с работы в свой гараж таскает, но в целом его идея про соседство с «Чайками» мне понравилась. Да и требование въезжать в бокс на чистой машине вполне справедливо — сам не люблю когда автомобиль чумазый. А так… Огромный теплый бокс — что еще нужно для машине для счастья. А уж как я был счастлив, когда у меня в руках оказался пропуск для въезда на территорию «Мосфильма», и не передать.
* * *
За суетой и делами чуть не упустил, что премьера фильма о биатлоне была назначена на вторую середину ноября. Хорошо ещё, что Гоша напомнил. А ведь я, собственно говоря, именно для этого и перегнал «Хорьх» в Москву. Хотел с шиком подрулить к стоянке около Центрального Дома Кино на Васильевской, открыть перед Галей дверь и элегантно подать ей руку.
Дешёвые понты? Ничего подобного.
Если сам о себе не заявишь, то никому ты, в общем-то, и неинтересен. И потом, почему бы не устроить праздник для своей девушки и не вывести её в свет, а заодно и самому не показаться?
Я, конечно, понимаю, что в Пицунде Галя успела познакомиться со всем женским контингентом санатория, да и я оброс некоторыми знакомствами, но так это же когда было. Нужно иногда напоминать о своём существовании.
— Ты настоящий волшебник, — чуть слышно произнесла Галка, когда мы, сдав в гардероб свою верхнюю одежду, направились в зал, — Вот только я постоянно боюсь, что часы пробьют полночь и вместо этого красивого платья, — девушка взглядом указала на свой наряд, который я для неё «якобы привёз из Москвы», — На мне окажется мой старый растянутый свитер и разношенное трико, а сапожки превратятся в связанные мамой шерстяные носки.
— А машина, на которой мы приехали, в тыкву не превратится? — осторожно поинтересовался я, — Иначе нам придётся в гостиницу на такси возвращаться.
— Как ни странно, о машине я не подумала, — хихикнула девушка, — А какова вероятность того, что твой «Хорьх» станет овощем?
— Такая большая девочка, а в сказки веришь, — усмехнулся я в ответ, — Пойдём с Виктором Сергеевичем и Капитолиной Васильевной поздороваемся. И держись смелей, моя принцесса, красивей тебя здесь всё равно никого нет.
Странно, но после моих слов Галя изменилась. Вздёрнутый носик, расправленные плечи и улыбка… Господи, красавица-то какая…



Глава 13

Наобещав Шурави отправить на заседание политбюро «Стингер», я совсем упустил из вида, что посылки с помощью марок Эль-Дорадо попадают к адресату через открытое окно. По крайней мере, изначально это условие я принимал как должное, выполнял его сам и требовал того же от получателей.
— Несуразица какая-то, — заявил однажды Гоша, — Почта основана на магии, но почему-то требуется, чтобы была открытая форточка. Кто придумал такие правила? Давай проверим, может это не столь необходимое условие.
Так, после небольшого опыта выяснилось, что для волшебной почты нет никаких преград и при желании можно послать что угодно хоть в подземелье. Нужно только правильно указать адрес и получателя.
Для эксперимента я заперся в доме, а Гоша из закрытого гаража отправил мне попавшуюся под руку коробку. Посылка сначала аккуратно потыкалась в оконное стекло, а затем материализовалась в комнате и плавно опустилась на стол, за которым я сидел. Приблизительно то же самое, только в обратном порядке, мне описал и домовой. После того как миньон наклеил марку на коробку, с написанным на ней моим именем и адресом дома, та сначала упёрлась в закрытую гаражную дверь и просто растаяла в воздухе.
У победы всегда множество родителей. Другое дело — решения, приведшие к трагическим последствиям. К примеру, такие, как ввод «ограниченного контингента» в Афганистан. То самое решение, которое на целый десяток лет втянуло страну в кровопролитную и мало кому понятную войну на краю света.
Задним числом, в мемуарах и воспоминаниях, все участники тех событий позиционируют себя критиками этого шага. По их словам основной состав политбюро ЦК КПСС якобы не причём, а главными ответчиками за афганский вопрос должны быть министр иностранных дел Андрей Громыко, председатель КГБ Юрий Андропов и министр обороны Дмитрий Устинов. Большая тройка, во многом определявшая стратегию Советского Союза в конце семидесятых, когда дряхлевший Брежнев всё реже вникал в детали политики.
В первую очередь этой группе товарищей во главе с Леонидом Ильичом и была послана из будущего куча видеоматериала об Афганской войне. Ну, и естественно мне хотелось узнать, какие выводы после этого для себя сделают Устинов, Громыко, Андропов и Брежнев накануне судьбоносного для страны и всего мира решения. А где удобнее всего подслушать рабочие разговоры членов ЦК КПСС? Конечно же, на их рабочем месте. Ну, не выяснять же мне, кто из партийцев, где живёт и когда да с кем общается.
Расположение окон рабочего кабинета Брежнева в доме на Старой площади я узнал из интернета. В сети полно воспоминаний бывших служащих здания ЦК КПСС об обитателях дома номер четыре — начиная с того кто, когда и какое помещение занимал и заканчивая тем, как проводилась уборка в кабинетах местных небожителей.
Знать где и чей кабинет — это хорошо, но на всякий случай я на каждое окно здания ЦК посадил по «мошке». Кто его знает, где надумает партийная верхушка обсуждать свои планы.
Не знаю, может в кабинетах партийных бонз и существовала какая-то защита от прослушивания, но используемая мной техника работала без помех. Даже расстояние от Старой площади до Мосфильмовской гостиницы не стало преградой. По крайней мере, когда в кабинет Брежнева один за другим вошли Устинов, Андропов и Громыко я видел каждое их движение и слышал каждый вздох.
— Послания из будущего все получили? — судя по голосу, разговор начал Брежнев, сидящий спиной к окну, — Юрий Владимирович, что твои люди сказали? Видеоматериалы не фальшивка?
— К сожалению, эксперты склоняются к тому, что предоставленные нам материалы подлинные, — поерзал в кресле и поправил свои очки Председатель КГБ, — Единственное, что всех смущает, так это способ доставки видеокассет. Всё-таки мои люди более материалисты и в фантастику мало верят.
— Ты что скажешь, Дмитрий Фёдорович? — повернулся Леонид Ильич к сидящему рядом собеседнику в военной форме, — Под силу кому-нибудь состряпать «липу» такого качества с применением нашей новейшей техники и задействовав огромное количество народа для массовки, переодев всех в советскую форму?
— Снять что угодно можно, — повернулся Устинов к Брежневу, — вот только кому это нужно? С другой стороны, ну, не верю я, что после ввода сороковой армии басмачи не выведутся.
— Следует учесть, что если мы откажемся от помощи братскому афганскому народу, то потеряем вес в глазах стран, выбравших социалистический путь развития, — заметил Громыко, сидевший напротив Брежнева.
— «Сцуки, задолбали. Им все цифры потерь привели, как человеческих, так и экономических. Указали, насколько страна просядет в глазах всего мирового сообщества. А они всё про свой социализм да войну. Посмотрим, как вы в штаны сейчас наложите».
С этими мыслями я встал с кресла, надел перчатки, сделал несколько разминочных упражнений и достал из воздуха американский зенитно-ракетный комплекс. Затем приклеил на ракету заранее напечатанный адрес получателя с сопроводительной запиской и марку Эль-Дорадо. Комплекс на секунду завис в гостиничном номере и тут же растаял в воздухе.
«Посмотрим, что вы сейчас запоёте», — вернулся я в кресло, уселся поудобнее и уставился в экран компьютера, который стоял на журнальном столике.
— Что это? — трясущейся рукой ткнул Громыко в сторону лежащего на столе ракетного комплекса.
— Судя по всему американский аналог нашего ПЗРК «Игла», — привстал со своего места Устинов и наклонился к ракете, — Здесь помимо знакомой всем марки ещё какая-то бумага наклеена.
— Не тяни, Дмитрий Федорович, — послышался заикающийся голос Брежнева, — Что там написано?
— Не откажетесь от создания сороковой армии и ввода её в Афган, следующая ракета прилетит своим ходом. Привет из будущего, — используя свои очки как лупу, прочитал Устинов.
— Вместо того, чтобы пугать, лучше б подсказали, как дальше жить, — тяжело произнёс Генсек, — Давайте товарищи думать, что на Политбюро соратникам скажем об отмене ввода войск.
* * *
Я — идиот!
Нет, вы только представьте себе, сколько времени я потратил, сам себя убеждая и уговаривая, что я не академик, и лезть в Историю — это не моё. Если бы не решительность Шурави, то я бы так и остался при своём мнении, запугав себя и поверив в свои же размышления, казавшиеся мне мудрыми и единственно верными.
Такая уж природа у нас, у людей. Многие из ограничений мы сами себе выдумываем, а потом они становятся нашим вторым я, и не дают нам прыгнуть выше головы, когда это нужно.
Из верной посылки я сделал неправильный вывод. Да, я не академик. Ну и что в этом страшного?
В конце концов я маг, или так, погулять вышел…
Впрочем, началось всё совсем не с этого.
В разговоре с Гошей я как-то раз произнёс абсолютно гениальную фразу, а когда до меня дошёл её истинный смысл, я завис минут на пять, с трудом порой сдерживаясь, чтобы не начать биться об стол головой.
— Гоша, откуда я знаю, что в итоге получится. Я тебе не суперкомпьютер, который всё что хочешь может просчитать, — вот как я тогда высказался!
По глазам вижу, что вы всё поняли!
Да, я не гений политологии или каких-то иных наук, мне ни разу не знакомых даже по названиям, но я маг, и это звучит гордо! Вот уж на что моих мозгов и способностей точно хватит, так это на то, чтобы такого помощника заиметь, и если нужно, то не одного. Чердак у меня в доме большой и планов особых на него нет. Хотя, помнится, читал я что-то и про наручный компьютер, который был вполне достаточен для достоверных предсказаний того или иного события. Самое время завести себе такого помощника.
Осознав грандиозность затеи, я в кои веки сам кинулся искать в текстах книг, то, что мне нужно. Ненадолго. Обиженное сопение Гоши уже на пятой минуте стало сложно игнорировать.
— Ладно, ушастый. Предлагаю соревнование. Находишь текст ты, с меня десять пачек «Доширака», а если я найду, то с тебя десять моек машины.
Гоша по хозяйству мне круто помогает, тут ничего не скажешь, но машину помыть — никак. Что-то не так у домовых с проточной водой. Не любят они её, если мягко сказать. Понимаю, что применяю нечестный приём. За десять пачек Дошика домовёнок готов на эпические подвиги, но что поделать, если у меня день такой выдался. Великий День Разрушения Комплексов! Справедливо будет, если мой мелкий друг разделит со мной всю радость и тяготы этого праздника. Я сегодня свою ограниченность и боязнь свершений перестаю лелеять, а домовёнок пусть страх перед водой преодолевает.
Подводя итоги нашего читательского марафона могу сразу сказать, что победила дружба. Вытаскивать пришлось сразу два гаджета. По утверждению автора, они легко коммутировались между собой в переделах пары парсеков, и не требовали установок нейросети, что для меня крайне важно. Нет в СССР специалистов по установке нейросетей и каких-либо медицинских капсул, где обычно неделями отлёживались пациенты. Правда, микроскопический кусочек пластыря на кость за ухом всё-таки пришлось приклеить. За полчаса он рассосался так, что даже следа не осталось. Как я понял, это что-то вроде дополнительного адаптера, одной из функций которого является взаимодействие с моим слухом и зрением.
— Гоша, твой приз за наше соревнование — пять пачек Дошика, но опять же, с тебя пять моек, — попытался я выдержать баланс справедливости в объявленном соревновании, обращаясь к домовёнку, увлечённо возящемуся со вторым гаджетом — небольшим чемоданом в корпусе из тёмно-серого металла.
— Вымоют тебе машину, не переживай, — хитро сверкнул Гоша глазами в мою сторону.
Вот поганец! Хозяин себя не жалеет, а он опять что-то придумал. Впрочем, я сам виноват. Сразу не оговорил, что именно домовёнок машину мыть будет. Так что, теперь поздно переигрывать. Слово сказано. Не станешь же дружбу терять, на ходу придумывая новые правила. Терпеть не могу, когда со мной так поступают, соответственно и сам до подобных действий скатываться не собираюсь.
— Получается что-нибудь? — взглянул я на раскачивающегося на стуле домового, сидящего с закрытыми глазами.
— Интернет у нас ни к чёрту, — вздохнул мелкий, — С таким трафиком мы за год нужную базу не соберём. Кстати, хозяин, а может более узкую задачу сформулируем. Ты подумай, чего ты сам хочешь. Мы с Ганей, — кивнул домовой на выбранный им гаджет, — Тебе списочек составим и можно будет попросить, чтобы твой друг нам на внешние носители нужные библиотеки собрал и посылкой их отправил.
— Олегу сейчас не до того. Хотя, можно будет у фрилансеров необходимые подборки заказать, — прикинул я путь получения знаний, — А что касается задач… Лично мне не так уж много и надо. Чтобы работать и творить не мешали, да преследовать не стали за то, что я себе нормальные бытовые условия создал. И это, пожалуй, сложнее всего. По идее, общий уровень жизни в стране не помешало бы поднять. А как это сделать, когда целые поколения людей приучены к уравниловке, я не знаю. Хоть второй НЭП объявляй. Да, пожалуй, это выход. Если бы не паранойя руководства страны и не бюрократия, разросшаяся в те годы до неприличных размеров, то сейчас совсем всё по-другому было бы.
— Это всё, или ещё есть пожелания? — поинтересовался Гоша, глядя в потолок расфокусированным взглядом.
— Пожалуй, мировую политику не мешало бы немного подкорректировать, — помявшись, всё-таки решился я на большее вмешательство в жизнь планеты, — А то как-то не очень честно получится, если своих мы с войной обломаем, а американцы, как лезли в Ирак, Гренаду, Триполи, Панаму, Сомали и Гаити, так и будут в этой истории войны устраивать безнаказанно. Хватит с них Вьетнама, на который они миллионы литров яда вылили и где шестьдесят пять тысяч мирных жителей убили.
— Планетарная бомбардировка, смена правительства или отключение электричества по всей стране? — спросил Гоша голосом, лишённым какого-либо выражения.
— Чего? — добросовестно не понял я вопроса.
— Ганя спрашивает, какая мера против агрессии предпочтительнее, — пояснил домовёнок, — Я тебе просто вопросы зачитываю.
— Электричества им до усрачки хватит, — осторожно пробормотал я, тщательно выбрав вариант ответа и косясь на чемоданчик.
Это что же за монстра я вытащил?
— Потребуется двадцать четыре планетарных спутника класса «Вампир», но если Аляску не трогать, то двадцать один. Спутники на антиматерии с собственными системами антигравитации, поэтому на орбиту выйдут самостоятельно, — почти сходу зачитал мне Гоша развёрнутый ответ Гани.
— Интересно, а Ганя — это девочка, или мальчик? — ошеломлённо подумал я про себя, потому что ничего более умного в голову не лезло.
* * *
Не буду рассказывать, как у меня прошли следующие дни. Это никому не стоит говорить. Сами подумайте, кому интересно знать, как я тупил, осваивая гаджеты и отвечая на вопросы Гани. Вопросов было множество, и больше половины из них ставили меня в тупик. Что поделать, если история СССР никогда не была у меня в числе любимых предметов. Я даже не стал историю сдавать на ЕГЭ, самокритично оценив свои знания баллов на сорок, а если повезёт с вопросами, то максимум на пятьдесят.
Десяток флешек, по двести с лишним гигов каждая, присланные Олегом, Ганя, которая всё-таки оказалась девочкой, переварила очень быстро, и прямо с утра мне был устроен допрос. Скажу по секрету, что ЕГЭ — это так себе испытание. Думаю, Ганя, в лучшем случае, мне поставила баллов пять из ста и половину этих баллов я заработал на Джоне Ленноне.
По мнению Гани, чтобы иметь влияние на людей этого мира, нам нужна всем известная публичная фигура. Крайне популярная. Гане, начитавшейся исторических подборок по этим годам, казалось, что такой личностью может стать Луис Корвалан. Я же настаивал на том, что среди моего поколения, и не только среди него, Джон Леннон — личность куда как более привлекательная, хоть и не простая. Если что, то даже в 1979 году мы, музыканты, выходя на сцену с электрогитарами, всё ещё чувствуем на себе флёр Битлз, ощущая себя причастными к легенде.
В конце концов победа осталась за мной. Как прокомментировал Гоша решение суперкомпа, претендующего на звание Искусственного Интеллекта, в пользу Леннона чаша весов склонилась после того, как Ганя изучила запросы «Леннон — борьба за мир».
В итоге передо мной была поставлена простенькая такая задача. Нужно всего лишь познакомиться с Джоном. Убедить его, что наше дело правое и победа будет за нами. Быстренько спасти его от смерти, которая у него должна состояться в следующем году, а попутно придумать, как мы будем охранять Леннона от иных других попыток его убийства. Сдаётся мне, что я и без подсказок ИИ понимаю, кого очень скоро могут не устроить призывы к миру. Добрым словом Леннон уже лет восемь пытается вопрос с миром во всём мире решить. Пора попробовать добрым словом и электричеством. Планетарный спутник «Вампир» электричество вытягивает на себя не спеша. Несколько часов у самолётов, автомобилей и поездов будет, чтобы закончить движение. Зато спустя сутки даже батарейки в фонариках сдохнут.
Страна без электричества. Интересно, через сколько дней после отключения электричества в той же Америке перевыборы президента начнутся?
— Хозяин, может и над Москвой пару — тройку «Вампиров» повесим? Прикинь, Москва без телефонной связи. У нашего руководства смысл жизни в один момент рухнет.
— Повесим, Гоша, обязательно повесим. Это же какой соблазн. Столица, и без «телефонного права». Комедии Гайдая отдыхают. Будем им высказывать недовольство «от потомков», когда что не так пойдёт.
— Тогда пошли на огород. В переводе на наши стандарты каждый спутник «Вампир» под шестьдесят килограмм весит. Ты их волоком тащи. Корпуса у них и не такое выдержат, а по снегу они лучше, чем санки покатятся, — посоветовал мне домовёнок, сдерживая себя, чтобы выглядеть солидно, а не начать подпрыгивать на месте, как он это любит. Похоже, перед Ганей ему неудобно.
И действительно. Уж не знаю, откуда я спутники выдёргивал, но выкатывались они на снег, не хуже, чем алюминиевые кастрюли с выпуклым дном. Короче, не перенапрягся я ни грамма, вытащив плеяду спутников, которые сами по себе неторопливо улетали в небо. Трепещи, Илон Маск.
Представляете, воспоминания об американце, пообещавшему миру относительно халявный интернет, меня ни на грамм не вдохновили. Нет, я ни разу не прогрессор. Не хочу никого расстраивать, но у нас, у поколения ЕГЭ, свои ценности. Нам движуху подавай, а откуда и что в результате прогресса взялось, не так-то оно и важно. По крайней мере, «автомат Калашникова» я точно не «изобрету». По крайне простой и понятной причине — никуда он мне не упирался. Не буду я его «изобретать». Хотя мне и ничего не стоит узнать про более поздние версии Калашникова, но нет. Обойдусь. Короче, я за мир и комфортную жизнь на Земле. Аллилуйя.
* * *
Каждое утро я теперь начинаю с дыхательной гимнастики. Голос голосом, а дыхалка певцам нужна, не меньше, чем спортсменам — пловцам. Признаюсь, со стимулирующими мерами я немного переборщил. Как-то раз пропустил поутру занятие, а потом, разозлившись сам на себя, я попросил Гошу, чтобы он кофе мне наливал только после выполненной гимнастики. В итоге заполучил цербера на свою голову. Кофе он мне наливает только по истечении пятнадцати минут занятий, и ни секундой раньше.
Обычно я занимаюсь под музыку, а сегодня под программу новостей. Двадцать пятое декабря. Я, хоть и не жду сюрприза, но всё равно волнуюсь. Никогда не верил, что человек в одно лицо может изменить ход Истории, а у меня получилось. Программа новостей уже к концу подходит, а про «ввод ограниченного контингента советских войск в Афганистан» ни слова не сказано.
— Кракоша, что у нас сегодня по плану? — задал я вопрос своему наручному девайсу.
— Посылка Олегу, репетиция в ДК, свидание с Галей, — озвучил мне комп список дел на сегодня.
Ну, так-то да. Война войной, а жизнь продолжается.
Заковыристое имя Кракоша получил при нашем первом знакомстве. На застёжке металлического браслета был выгравирован какой-то крокодилоподобный ящер, и первый раз осматривая девайс, похожий на массивные часы, я вслух задал вопрос:
— А это что за Кракоша?
— Имя Кракоша принято, — услышал я в ответ голос внутри головы.
При посторонних Кракоша ведёт себя тихо — мирно, притворяясь часами и высвечивая мне время и календарную дату на тёмном экране. Надо заметить, что он прожорлив. При первом знакомстве у нас пробки выбило, когда он резко начал вытягивать электричество из сети. Так что теперь раз в неделю мне придётся прогуливаться под высоковольтной линией минут по десять, чтобы прокормить свои часики. Так мы с ним договорились.
Нужно сказать, что девайс мне достался с характером, и я, пусть не сразу, но научился уважать его странности. Точно так же, как я не выношу в музыке фальшивые ноты, Кракоша не переносит плохую работу любой аппаратуры, связанной с электричеством. Такое впечатление, что в прошлой жизни он был диагностом. С моим автомобилем он разобрался меньше, чем за секунду, назвав сразу три проблемных места, из которых самым серьёзным мне показался пробой изоляции на третьей свече, а потом ещё заставил меня включить свет, поворотники, печку и всё остальное, добавив ещё пару замечаний. Но это ещё полбеды. Всерьёз я попал, когда пришёл на студию. Задав мне несколько вопросов, Кракоша секунды на три замолчал, а потом у меня перед глазами замелькали страницы с текстом.
— Кракоша, что это? — спросил я, прикрывая глаза.
Знаете, не очень приятно смотреть на мир через бегущий текст перед глазами. Тут как бы носом в землю не клюнуть.
— Список необходимых работ и перечень деталей на замену, — довольным голосом проурчал девайс.
— Угу. Вот значит, как, — проморгался я, перематывая текст в начало, — И кто эти работы будет делать?
— Мы, — с ещё большим удовольствием весомо произнёс Кракоша, напрочь убивая у меня вспыхнувший было лучик надежды, — Интереснейшие раритеты. Почти во всех наблюдаю полное отсутствие программных модулей. Ремонт может быть произведён только физическим воздействием.
— Интересно, как ты себе это представляешь? Хочу сразу предупредить, что ничего сложнее штекеров мне паять не доводилось.
— Паять — это как?
— Берешь паяльник, пинцет, олово, канифоль и припаиваешь жидким оловом провод к штекеру.
— Жидкое олово, канифоль, паяльник, — с восторгом посмаковал мои слова Кракоша, словно он археолог, услышавший от живого кроманьонца инструкцию по изготовлению ножа из кремня, — Я должен это увидеть! У меня даже оперативка от нетерпения перегреваться начала.
— Погоди, куда ты спешишь? У нас ни схем нет, ни деталей, — попытался я оттянуть неизбежное.
— Схе-ем?! Для ЭТОГО? Нет, схем нам не нужно, а вот с деталями ты прав. Было бы обидно испортить раритет. Детали должны быть аутентичными.
Мда-а… Вы знаете, оказывается в ремонте радиоаппаратуры нет ничего сложного. Особенно когда тебе подсвечивают нужные детали и те места на плате, куда нужно ткнуть паяльником. Ещё проще крутить подстроечные сопротивления, добиваясь от них зелёного цвета и галочки, которой мне Кракоша показывал, что настройка завершена. Полтора часа у меня ушло на пульт и чуть меньше часа на магнитофон. Мог бы и быстрее справиться, но через полчаса я весь исчихался и пришлось делать перерывы.
Результат был! Не поверите, но я даже на своей домашней цифровой студии такого звука никогда не слышал.
— Кракоша! Как ты это сделал! — заорал я, и в очередной раз громко чихнул, — Да что же это такое! — возмутился я, — Отчего я постоянно чихаю?
— Я ночью проштудировал форумы аудиофилов и понял, какой звук людям нравится. Мы с тобой убрали все шумы, добавили быстродействия и немного увеличили число чётных гармоник. Правда, лучше стало?
— Да какое там лучше! Это грандиозно! — с восторгом отозвался я, снова оглушительно чихнув.
— Тогда пообещай, что не будешь сердиться. Я сейчас всё верну, как было.
— Что вернёшь? За что сердиться? — закрутил я головой, пытаясь понять, что не так.
— Я подключился к твоим органам обоняния и мне запах канифоли понравился. Я тебе совсем немного чувствительность увеличил. Сейчас всё в обратное состояние приведу.
Полностью офигев от услышанного, я плюхнулся в кресло, молча хлопая глазами. Чихать я перестал минуты через две-три.
* * *
«Небоскрёбы, небоскрёбы, а я маленький такой»…
Так вроде пел один из советских эмигрантов. В семьдесят девятом ещё не пел? Ну, значит, споёт ещё. Что интересно, ни таможня, ни Атлантический океан не помешают песенкам про потрёпанные кондомы и шумный балаган из Штатов попасть в Союз.
К чему я про небоскрёбы вспомнил? Да, вот стою я внутри музыкального магазина в центре Манхеттена, а за дверями остался лес многоэтажек. На улице шумят и гудят стеклянно-бетонные джунгли, а в «Manny's Music» тишина и неторопливые разговоры покупателей с продавцами.
На стенах фотографии сотен известных музыкантов, посетивших этот магазин, перемежаются с неменьшим количеством музыкальных инструментов со всего света. Джимми Хендрикс, Дэвид Гилмор, «Битлз», «Дорз», «Ху»… Кто только не побывал в этом магазине. А скольким знаменитостям ещё предстоит купить здесь свои инструменты.
Мы с «Монолитом», конечно, не звезды, но вот настал тот момент, когда группе из лиги любителей пора переходить в профессионалы. Естественно, то на чём сейчас играют парни, тормозит их развитие, и требуются уже совсем другие инструменты, а не те поделки из стран соцлагеря.
Как музыкант, я хорошо вижу, насколько за последнее время прибавили в игре ребята. По крайней мере, Славик с Саней в моих глазах уже не те неумёхи, которых я встретил в ДК несколько месяцев назад. Да и про басиста, ударника и клавишника плохого не скажу — они тоже заметно подтянули свою игру.
Круглов давно мне на мозги капал, что, мол, пора парк инструментов менять, но после того, как я озвучил стоимость нормальных гитар, приятель притих. Если б не подработка на студии, все они ещё долго молчали бы да откладывали кто по червонцу, кто по четвертному на новые гитары, клавишные и барабаны. Однако вышло так, что парни почти без моего участия записали несколько местных самодеятельных коллективов и Обком выдал мне большую по этим временам сумму. Я, как честный человек, принёс эти деньги в студию и выложил их на стол:
— Сами заработали, сами и делите, — кивнул я на пачки четвертных в банковских упаковках, — Стоимость израсходованной плёнки я уже отщипнул.
— Валера, — взял слово Славян, — мы с парнями давно решили, что если появятся деньги, то первым делом пустим их на новые гитары и барабаны. Ты в столице чаще нашего бываешь, как на твой взгляд — на что этих денег хватит?
— На полторы гитары и два комплекта хороших струн, — не раздумывая ответил я, поскольку хорошо был знаком с порядком цен у московского перекупа, — Или на суперские тарелки для ударной установки и бас, если хорошо поторговаться. А ещё тот же Лес Пол или Стратокастер нужно заказывать и ждать не меньше месяца, если есть предпочтения по цвету. И не факт, что привезут именно то, что ты заказал.
Я, конечно, мог и бесплатно раздать каждому по новому инструменту, но кто из нас ценит то, что приходит к нам даром? К тому же для себя я решил, что мои товарищи будут играть только на настоящих инструментах, а не на копиях, которые я достану при помощи магии. Разницы никакой, в принципе, но как-то это неправильно.
На такую мысль меня слова Галины о Золушке натолкнули. Вдруг мне придётся покинуть этот мир и все те вещи, которые я достал с помощью либромантии, исчезнут? Ага, вот такая она загадочная штука — паранойя. А с другой стороны, нет никакой гарантии, что так оно и случится.
Я как-нибудь переживу проклятья тех, кто купил «магические» автозапчасти, магнитолы и микрофоны с гитарными «примочками». Но как же не хочется икать ещё и от того, что про меня плохо подумают мои друзья, с кем я играю на одной сцене. Наш коллектив.
— Давай так, — взял слово Саня, — Деньги от нашей работы будут оставаться у тебя, а ты потихоньку купишь нам новые инструменты. По крайней мере, тебе я больше чем себе доверяю. Я вот купил себе Диамант, а теперь понимаю, что поторопился, и нужно было с тобой посоветоваться. Кстати, Валера, а нельзя как-то быстрее вопрос с инструментами решить, а то месяцы ждать невтерпёж.
— Попробую через Владивосток заказать. Может и получится дешевле, чем в Москве приобрести, — озвучил я старую легенду, — Но всё равно ждать придётся.
— Да мы подождём, — ответил за всех Славик, — Ты только нормальные инструменты достань.
Ну, дети, честное слово. Мы тебе рубли «деревянные», а ты нам инструменты за СКВ. И где я возьму эти инструменты, если их в Союзе днём с огнём не найти, если закон не нарушать?
— А где производятся гитары, о которых твои товарищи мечтают? — поинтересовался Гоша, когда я рассказал ему о беседе в ДК.
— В моём времени всё в Китае делали, а сейчас вроде только в Штатах, — почесал я затылок, — А что?
— Ну, раз ты не хочешь, чтобы твои друзья на «фальшивых» инструментах играли, то и слетай за гитарами в Америку. Может, с Ленноном познакомишься. Он у нас хоть и не в ближних планах, но и затягивать не стоит. Кто его знает, как оно обернётся. Вроде бы Ганя его психотип просчитал, но опять же, это всего лишь на воспоминаниях посторонних основано. Лучше заранее знать, можно на него рассчитывать или нет.
— Что значит слетай? Я же не Супермен какой-нибудь, чтобы через полсвета в своём плаще лететь, — отмахнулся я, — Да и знакомых у меня в Америке нет, чтобы самого себя туда с помощью марки послать.
— При чём тут Супермен? — хмыкнул Гоша, — Самолёт из Москвы в Нью-Йорк летит часов двенадцать. Ну, пусть четырнадцать с всякими посадками на дозаправку. Кто тебе мешает накинуть плащ-невидимку и в нём подняться на борт авиалайнера. Самолёт — это не автобус в час пик, набитый битком пассажирами. Найдешь себе место, где пристроиться на время полёта. Тебе надо-то всего лишь раз в Америку попасть, а дальше прыгай с помощью артефактов сколько хочешь и когда хочешь.
— А баксы где взять на товары? — заинтересовало меня предложение домовёнка, и я решил послушать, что он ещё насоветует, — Менять один к четырём в столице? Ну его нафиг с валютчиками связываться. Там половина из них в стукачах.
— А на покупку машины у Круглова ты где деньги взял?
— Перекупу в Москве микрофоны и звукосниматели продал. Не находишь, что глупо их продавать в Америке, если они там же и выпускаются. Разве что демпинговать по-крупному, но за такое дело можно в полиции оказаться с подозрением на воровство, и никакая магия тогда мне не поможет.
— А что так сразу радикально-то? — усмехнулся в ответ мелкий, — Продай в парочку антикварных магазинов не очень дорогие раритеты. К примеру, в один старинную фотокамеру начала двадцатого века, а в другой какой-нибудь граммофон. Штаты — это тебе не Союз — у тебя за сданную в лавку вещь документы никто не спросит. С наличкой, правда, там дело сложно обстоит — чаще всего чеками пользуются, но ты же не бриллианты на миллионы долларов собираешься сдавать — наскребут для тебя как-нибудь кэш. Кстати, сколько хоть стоят путёвые гитары в Америке?
— Насколько я знаю, Джимми Хендрикс свой Фендер Стратокастер за двести семьдесят пять баксов купил в Нью-Йорке, — задумался я, и потому на вопросы Гоши отвечал уже на автомате, — По деньгам моего времени это чуть больше чем полторы тысячи.
— Всего двести семьдесят долларов? — удивился домовой, — Да ты за один антикварный фотоаппарат на две таких группы, как у тебя гитар накупишь. Тебе только до Штатов долететь нужно, а там снимешь на пару дней номер в мотеле, чтобы было куда инструменты свозить, да откуда домой прыгать.
На самом деле всё потом оказалось не так. Для меня шоком было узнать, что доллар тоже дешевеет. И цены в Штатах пусть и понемногу, но растут.
Относительно дешёвые инструменты, пусть и за валюту это, конечно, хорошо, но всё же главной причиной моего полёта было совсем другое. Мне нужен, пусть и временный, но отнорок в этом мире. То место, куда я могу спрыгнуть и привести себя и свои мысли в порядок. Понятно, что у меня в голове были и другие мысли про Америку, но не всё же сразу. Может, если Афган не состоится, то и период «холодной войны» в этом мире сойдёт на нет. Опять же Леннон…
Зарекался я советам домовёнка следовать, но как к нему не прислушиваться, если он порой дельные вещи говорит? Вот и прилетел я «зайцем» в Нью-Йоркский аэропорт имени Кеннеди рейсом авиакомпании «Пан Американ».
Почему я услугами «Аэрофлота» не воспользовался? Посудите сами — «Пан Американ» Боинг-707 гоняет и продаёт билеты за валюту, а «Аэрофлот» возит на ИЛ-62 за рубли. В каком самолёте меньше пассажиров и где мне под плащом-невидимкой проще спрятаться на последних местах полупустого лайнера? На самом деле рейс Москва — Нью-Йорк был для Штатов не выгодным — не набиралось должного количества американцев, желающих посетить столицу СССР. А граждане СССР не торопились расставаться с валютой, которую им выдавали в разы меньше, чем у негров было пособие по безработице.
Так что, попал я в Нью-Йорк накануне Нового Года…



Глава 14

Странный он, мой «новый» мир. На календаре всего лишь второе января, а страна уже вовсю напряжённо работает. В будущем, если уж народ празднует Новый год, то начинает это дело с католического Рождества и унимается оно только после тринадцатого января. Здесь по-другому — всего пара праздничных дней и все уже на рабочих местах.
С чего я речь о празднике завёл? Да за окном скоро смеркаться начнёт, а мне ещё на радиостанцию «Юность» нужно успеть, чтобы интервью дать. Вот и сижу я, как на иголках, на заседании тиражной комиссии в главном здании фирмы «Мелодия», что на Тверском бульваре, и жду, когда помятые и не отошедшие от праздничных гуляний дядьки и тётки наконец-то решат, каким количеством выпускать два миньона с моей музыкой и песнями.
Судьба первой пластинки, на которой будут песни уже крутящиеся по радио и засветившиеся на телевидении, была решена быстро и единогласно — пилотный тираж сто тысяч экземпляров. А вот со второй, где только инструменталка, заседающие долго не знали, как быть — то ли ограничиться пробным тиражом в пятьдесят тысяч и посмотреть, как он за квартал будет реализовываться, то ли сразу сто тысяч наштамповать.
Я уж хотел было заикнуться, что тираж диска-гиганта прибалтийского «Зодика» составил двадцать миллионов, но во время вспомнил, что пластинка «Disco Alliance» ещё не существует в этом мире и выйдет только в текущем году, и прикусил язык.
В общем, после вялых споров, комиссия остановилась на тираже в сто тысяч, расписалась в протоколах заседания и вручила копии представителю Московского Опытного Завода Грампластинок, а в простонародье МОЗГа.
— Отличный материал, — похвалил меня работник МОЗГа, складывая в свой портфель документы и мастер-ленты с моими записями, — Сам писал?
— У себя в Чебоксарах, — радостно жмурясь, кивнул я.
— Поверь моему опыту, они, — мотнул собеседник головой в сторону собирающихся по своим делам членов комиссии, — Уже в конце месяца потребуют довести тиражи до полумиллиона. Не хватает в стране такой музыки, как у тебя, так что разлетятся твои пластинки за неделю, как горячие пирожки на вокзальной площади.
Понятное дело, что тиражной комиссии с утра предшествовал худсовет, но на нём не возникло никаких вопросов и возражений, хоть и председательствовал там композитор Никита Богословский. Да и о каких, собственно говоря, разногласиях могла идти речь, если песни и музыка, которые должны были выйти на виниле, давно прошли все возможные проверки и уже звучат на радио, телевидении и в кино.
Просто было одно маленькое «но» — в миньон с песнями я планировал тиснуть свою новую песню на стихи Киплинга в переводе Лозинского, а в пластинку с инструменталкой собирался протащить нигде ещё не прозвучавшую, кроме как на концерте в Новочебоксарске, композицию с участием Галины и её волынки. Вот эти-то две новинки и должны были одобрить Богословский и его свита.
По воспоминаниям современников я знал, что художественный совет с участием Богословского сродни лотерее: захочет — пропустит, не захочет и фиг тебе вместо пластинки, а пересмотр решения совета дело хлопотное и почти нереальное.
Да и завидущим человеком был Никита Владимирович.
Ведь это именно он примчался к своему приятелю председателю Гостелерадио Лапину с заявлением, что песня Паулса и Вознесенского «Танец на барабане» положена на мелодию еврейского гимна. Ну и с Ободзинским Богословский в своё время не красиво поступил, вынудив того исполнять свои песни и отказаться от сотрудничества с Тухмановым и Дербенёвым, что в последствие стало одной из причин заката карьеры очень оригинального певца.
Зная о таких, мягко говоря, нелицеприятных фактах из жизни композитора, я решил не рисковать судьбой новых композиций и пожаловал на худсовет с магическим амулетом, который вкладывает в головы окружающих нужные мне мысли. Ну, а что ещё оставалось делать с завистливым интриганом, дорвавшимся до какой-никакой, но власти над остальными композиторами, поэтами и исполнителями?
Короче, я не испытывал угрызений совести, когда в ожидании решения худсовета сидел в коридоре и с помощью амулета внушал Богословскому и его когорте, что моя музыка современна и крайне нужна советскому народу.
— Хорошие композиции, Валерий Борисович, — пожал мне руку Богословский, вручая копию протокола собрания худсовета со своей подписью и резолюцией «Одобрено», — Только у меня один вопрос имеется: почему два миньона, а не один гигант?
— Разные стили — разные пластинки, — пожав плечами, пояснил я, — На одной инструменталка, на второй песни. Как-то глупо мешать на одном диске разноплановую музыку.
По большому счёту интервью на радио я обязан Виктору Сергеевичу, а выпуску пластинок его жене — Капитолине Васильевне. Был у меня разговор с супружеской четой на эту тему в ресторане Дома Кино после премьеры фильма о спорте. Имеются у них какие-то влиятельные знакомые, о которых я, естественно, не стал расспрашивать. Только я не думал, что предложения с «Мелодии» и радиостанции поступят так быстро. Ну, и режиссёр, понимая, что мне не с руки мотаться каждый день в столицу, устроил так, что интервью и заседания комиссий на «Мелодии» совпали по времени.
В общем, Виктор Сергеевич оригинальный подарок мне на Новый год подарил, позвонив первого января и велев на следующий день явиться в столицу, где меня будут ждать на «Юности» и «Мелодии».
Ничего, у меня тоже сюрпризы имеются. Я даже знаю, как супружескую пару отблагодарить. Для Капитолины Васильевны у меня припасён небольшой оздоровительный амулет, выполненный в виде броши, которую можно носить, как украшение на любой одежде. Ну, а режиссёру с подсказки Гоши я достал из одной книжки волшебный курительный табак для трубки. Добрый табак, ароматный — сам попробовал. Главное, как бы парадоксально это ни звучало, но этот табак приносит здоровье курящему.
Вот так и рассчитываюсь здоровьем со своим благодетелями — кому табак общеукрепляющий, кому брошку оздоровительную, а кому и настойку женьшеневую. Кстати, хорошая настойка оказалась. По крайней мере, на первый взгляд Дмитрий Николаевич выглядит вполне себе здоровым, и волосы у него отросли, да кучерявиться начали.
Так что его прозвище Кудри теперь соответствует действительности.
* * *
«Дакота» — это фешенебельный жилой дом в Манхэттене на пересечении 72-й улицы и Сентрал-Парк-Вест. Здесь уже шесть лет живёт Джон Леннон, и в арке этого дома, меньше, чем через год, убийца всадит ему в спину четыре экспансивных пули.
К массивному зданию, напоминавшему ганзейскую ратушу, я подъехал в десять утра поездом «C» нью-йоркского метрополитена, и вышел на семьдесят вторую улицу через станцию, находящуюся снаружи «Дакоты».
— Не подскажете, как я могу получить автограф у Джона Леннона? — спросил я у привратника, подпиравшего массивные ворота. Заметив у меня в руках пластинку Леннона, вытаскиванием которой я ещё вчера озаботился, он понятливо кивнул и немного изменив позу, оглядел меня с головы до ног. Осмотром он остался доволен, что неудивительно, учитывая мой дорогой костюм, на который так неприветливо косились пассажиры метрополитена, и снизошёл для объяснений, — Мистер Леннон обычно из дома выходит гораздо позже. Раньше, чем через час-полтора вы его вряд ли увидите.
— Жаль. Столько времени у меня нет, — с сожалением сказал я, и повертев в руках пластинку, подал её мужчине, — Держите, я уверен, что у вас с автографом лучше, чем у меня получится. Постарайтесь её сохранить для ваших детей.
— Благодарю вас, сэр, — улыбнулся пожилой латинос, принимая подарок.
Улыбнувшись в ответ, как никак, в Америке это принято, я вышел на улицу, и закрутил головой, высматривая такси. Думайте про меня, что хотите, но метро в Америке ниже плинтуса. Скажу честно, стоило только мне зайти к ним на станцию, как я машинально натянул болтающийся на запястье компьютер, выглядевший, как дорогие часы, повыше на руку. Вонь, грязь, бомжи и толпы асоциальных личностей среди пассажиров. Да и сам антураж метро, после метрополитенов Москвы или Питера, вызывает жалость своей убогостью. Короче, в местный метрополитен я больше ни ногой.
То, что мне было нужно, я узнал. Джон на месте. Никуда не уехал. Теперь можно пригласить его на встречу.
Если Ганя с Гошей правильно просчитали психотип экс-битла, то на моё предложение он ответит. Другой вопрос, что приглашать его придётся с Йоко Оной.
Как бы я не уважал Джона, как личность и музыканта, но по мнению суперкомпьютера, он подкаблучник. Может, это и к лучшему. Кем бы мы, мужчины, себя не считали, но женщины по своей природе практичнее нас.
Джон может и взбрыкнуть, услышав моё предложение. Без Йоко мои шансы на успех чуть больше пятидесяти, а с ней, больше восьмидесяти процентов. Более точную оценку Ганя отказалась давать, сославшись на недостаток информации и выразив сомнение в её достоверности.
Насколько просто в Америке попасть в элитный ресторан и заказать там столик?
— Да без проблем, — ответят поборники общечеловеческих ценностей, и ни разу не угадают.
С дежурной улыбкой им предложат места на галёрке, а про остальное ответят, что всё занято, забронировано и зарезервировано.
Мне, человеку из будущего, очевидно, что вся, так называемая толерантность, это всего лишь очередной жупел. В той же Европе вам толерантно предложат купить любой футбольный клуб, или даже несколько, если у вас деньги ляжки жгут, но никогда вы не станете владельцем контрольного пакета акций того же Сименса, или, на самый худой конец, почти что обанкротившегося Опеля.
Я всё это к тому, что невзирая на все мои старания выглядеть аристократично и далеко не бедно, в ресторане меня за своего вряд ли бы приняли.
Ресторан «Стейдж Дели», что на Седьмой Авеню, был когда-то давно основан русским эмигрантом.
Блинчики, салями, копчёная рыба и русский ржаной хлеб пришлись по вкусу жителям Нью-Йорка, а там и слава лучшего ресторана деликатесов своё дело сделала. В любой день тут можно увидеть кого-нибудь из кинозвёзд, финансовых воротил, известных эстрадных исполнителей и именитых спортсменов.
Про этот ресторан я узнал из воспоминаний о Джоне Ленноне в тот день, когда его убили. Они с Йоко собирались заскочить в «Стейдж Дели» поздним вечером, после работы на студии, но передумали из-за того, что Джон хотел пожелать сыну спокойной ночи, но около «Дакоты» Леннона уже поджидал убийца.
С заказом столика в ресторане я, после недолгих размышлений, мудрить не стал. Артефактов, меняющих внешность в книгах больше, чем надо. Прогулявшись по Бруклинскому ботаническому саду, я не только заложил там очередные закладки для телепортации, но и изменил внешность. В дверях ресторана я появился в образе Леннона. Заказал столик на троих и предупредил, что мистер Смит может подойти раньше. Теперь, когда всё готово, можно и встречу назначить.
Почта Эль-Дорадо сейчас доставит Джону кассету с его ещё ненаписанными песнями, и коротенькой запиской, в которой мистер Смит пригласит Джона и Йоко на очень важную для них встречу в их любимый ресторан.
Над образом «мистера Смита» я не долго думал, по рекомендации компьютера скопировал Онассиса, греческого миллиардера, умершего четыре года назад. Конечно, старика я изображать не стал, меня вполне устроили его фотографии лет в тридцать. Единственно, в чём я не смог себе отказать, так это костюм в полоску. Своеобразная визитная карточка греческого миллиардера, достаточно легко узнаваемая. Внешность у грека оригинальная, а после свадьбы грека с Жаклин Кеннеди его лицо только ленивый не запомнил.
— Джон, Йоко, — приподнялся я из-за стола, кивком головы обозначив приветствие, — Сегодня меня зовут Джек Смит.
— Сегодня, а вчера? — оглядел Джон стол, не присаживаясь.
Ну, а что, пусть посмотрит. Вроде неплохо стол сервирован. Лучшие блюда ресторана присутствуют.
— Вчера меня звали Джон Леннон и это я заказал нам столик для беседы. Столы для обычных посетителей нам вряд ли подойдут. Думаю, вы не поверите в то, что я буду говорить и мне придётся что-то показывать, а здесь хотя бы штора предусмотрена.
— Чьи песни вы нам прислали? — вмешалась в разговор Йоко, судя по её виду, донельзя сердитая.
— Это ваши песни. Они вами написаны и вами же исполнены. Точнее, будут написаны примерно через год. Кстати, Джон, когда вас убьют, вы как раз будете нести записи этих песен домой. Может, вы всё-таки присядете хотя бы на пару минут. Я вручу вам подарки, а вы, тем временем, спокойно решите, стоит нам продолжать разговор или нет, — с намёком подвинул я пальцем коробку с легко узнаваемым логотипом Картье.
— Присядем, — решительно сказала Йоко, резким движением смахнув с лица упавшую прядь свирепо чёрных волос.
— Спасибо, Йоко. Надеюсь, мой подарок вам понравится. Рассматривайте его, как компенсацию за ваше время, потраченное на разговор со мной. Для вас, Джон, у меня подарок с виду попроще, но не судите о нём по виду. Это оберег. Пока он с вами, вам даже десяток пистолетных выстрелов в упор не будут страшны, — повернулся я к экс-битлу, вытаскивая из замшевого мешочка крупный амулет на цепочке, — На груди его носить не обязательно. Достаточно, если он просто будет лежать у вас в кармане.
— Оно настоящее? — прервала меня Йоко, разглядывая бриллиантовое колье от Картье.
Если что, самое дорогое и роскошное, какое я смог найти в каталогах этого времени.
— Очень даже настоящее. Есть, правда, незначительная вероятность, что оно может исчезнуть, но это совсем необязательно.
— Как исчезнуть? — потыкала японка пальцем в украшение, словно желая убедиться в его материальности, — Оно же такое красивое.
— Когда мне потребуется вернуться обратно, в свой мир, или попросту говоря, в будущее, некоторые мелочи из этого мира могут пропасть, — слегка растерявшись, выдал я чуть больше лишней информации, чем рассчитывал.
Женщины, они такие непредсказуемые. Даже мои суперкомпьютеры, моделируя этот разговор, довод про красоту не предусмотрели. Зря. Если подумать, то красивые вещи действительно существуют дольше остальных, и Йоко, как японка, это понимает на уровне инстинкта.
— Это, по-вашему, мелочь, — уставилась на меня Йока своими глазищами, и увидев мой кивок, почти сразу нашла выход, — Покажусь тогда в нём пару раз на выходе в общество, сфотографируюсь для журналов, а потом на благотворительном аукционе продам, — с треском захлопнула она футляр, заработав своим решением немалую толику моего уважения, — Что вы сказали про смерть Джона?
— Сначала лучше вам сделать заказ, а потом мы попросим официанта задёрнуть шторы. Мне проще показать один раз, чем долго говорить, — ответил я, снимая Полог Тишины.
На наличие подслушивающих устройств мой Кракоша зал проверил, и несколько найденных им микрофонов уже отключил на время, а от официанта, увлечённо протирающего бокалы через два стола от нас, я загородился с помощью магического артефакта.
Ресторан на Седьмой Авеню невелик по размерам. Всего лишь четыре столика, расположенных в стенных нишах, можно прикрыть шторами от нескромных взглядов, всё остальные столы в зале такими излишествами не обременены.
— Мне бокал минеральной воды, — сходу определилась Йоко с выбором.
— Апельсиновый сок, — озвучил свой заказ Джон.
— Принесите бутылку хорошей русской водки, и потом задерните штору, — распорядился я, с улыбкой глядя на не успевшую перестроиться семейную пару.
Очень похоже, что они, то ли считают меня мошенником, то ли предполагают розыгрыш.
Пока дожидались официанта, я успел убедиться, что у Кракоши всё готово и зал он контролирует.
Вернувшийся официант, по моему распоряжению, подготовил закуску и разлил водку в три стопки. В ответ на протестующие размахивания Леннонов, я лишь спокойно поднял руку, давая понять, что причин для беспокойства нет.
Объёмный экран над столом Кракоша зажёг, как только закрылись шторы, отделившие нас от зала.
Что для профессионального музыканта может быть убедительнее музыки?
Группа «Квин» с песней «Имэйджен», Дэвид Боуи, на концерте, приуроченном к третьей годовщине с даты смерти Леннона, и русская группа «Автограф» со своим «Реквиемом», английский перевод которого шёл в субтитрах. Гениальный текст «Реквиема» Пушкиной, изрядно потерявший в переводе, но впечатливший Джона под самое не могу. И залы, с тысячами горящих огоньков. Зажигалки вместо свечек.
Водку Леннон выпил, не дожидаясь окончания песни. Йоко отстала от него всего лишь на пару секунд.
— Дэвид изменился, но это он, без сомнения, — прокашлявшись, сказал Джон жене и промокнул салфеткой глаза.
— Таким Боуи будет через четыре года, — пожал я плечами, сообразив, что Джон говорит про Дэвида Боуи, пожалуй, самого близкого его друга в Америке.
— Вы можете познакомить нас с русскими музыкантами? — спросила Йоко, всё ещё покачиваясь на стуле в такт недавно закончившейся песне.
— Увы, я могу назвать вам лишь их имена и фамилии, а что касается знакомства, то они сейчас всего лишь студенты и этой группы ещё не существует.
— Что вы от нас хотите? — спросил Джон, внимательно слушавший наш разговор.
— Войны больше не будет. Я это знаю точно. Мир станет другим и его судьбу должен решать каждый из нас, а не маленькая кучка людей.
— Простите, что? — вытянулась у Джона и без того вытянутая физиономия, какой его наградили от рождения.
— Просто мысли вслух. И слова вашей песни, если хотите. Песни, которую нужно написать за три месяца.
— Отчего вы решили, что войны прекратятся?
— Люди ленивы. Большинству из них нет никакого дела до войны, если она происходит в тысячах километров от них. Им нужен стимул. Когда война, пусть и незначительно, коснётся лично каждого из них, то равнодушным уже никто не останется.
— И что может стать таким стимулом?
— Обычное электричество. Точнее, его отсутствие. Мы будем лишать электричества любую страну, которая попробует развязать войну, а вы объясните всем людям, почему так происходит.
— Всего лишь электричество…
— А вы сами подумайте. Погаснет свет, остановится транспорт, разморозятся холодильники, в городах не станет воды и тепла. Мало?
— Телефон, радио, телевизор и даже кинотеатры, — продолжила Йоко.
— Жуткая картина, но почему я? — вскинул руки к лицу Джон.
— Могу назвать несколько причин. Вы вернули свой орден королеве, когда Великобритания собралась ввязаться в войну. Неординарный поступок. Миллионы людей в мире получили награды за смелость, но совершить Поступок, когда речь идёт о сохранении мира, они не решились. Далее, ваш «Имэйджен». По сути своей — это коммунистический манифест. Могу сказать, что коммунизм «по Леннону» мне гораздо симпатичней того, что сейчас пытаются изобразить люди, называющие себя коммунистами. Ну, и небольшая мелочь. Вас должны были убить, а вместо этого я предлагаю вам стать Предтечей. После Битлз эта роль для вас привычна, и вы с ней справитесь. Назовите мне ещё кого-то, кто прошёл через медные трубы вашей величины и остался самим собой?
— Песню я напишу, но сразу хочу предупредить, что вряд ли её услышат миллионы. Я уже не звезда первой величины, — самокритично признался Леннон, переглянувшись с Йоко и поразмыслив.
— Это не ваша забота. Напишите песню. Обещаю, что не пройдёт и месяца после того, как она прозвучит в первый раз, и её услышит весь мир.
— Я согласен. Мне надо где-то расписаться кровью? — попробовал пошутить Джон, но это у него вышло несколько неудачно. Чересчур натянуто.
— Я не Сатана, но и не Бог. Я просто человек из будущего. Мне достаточно вашего обещания, — надавил я на последнее слово, начав собираться на выход.
Собрать с зала своих мух-наблюдателей, кинуть пачку долларов на стол для оплаты обеда, и телепортом вернуться домой.
Мне наплевать, как Джон будет объяснять моё исчезновение. И даже не волнует тот факт, что кто-то потом может снять отпечатки пальцев Онассиса со стаканов. Главное я сделал. Когда с десятков спутников на Землю пойдёт постоянная радиотрансляция песни Леннона, извещающая этот мир, что правила игры изменились, вряд ли кто сможет это сопоставить с молодым композитором и певцом из Чебоксар.
Да, мой первоначальный план рухнул. Это стоит признать вслух.
Элементарно не выдержал критики того же Шурави, неожиданно поддержанного Ганей.
Мягко говоря, они меня убедили в том, что для истинного миротворца и мага с громадными возможностями заниматься гноблением отдельно взятых стран — это мелко и мелочно.
Должен заметить, что тактичность Гани полностью нивелировал Шурави, доказав мне лишний раз, что «великий и могучий», дополненный «командным матерным» — это бомба!
Короче, в пух и прах была разнесена лично моя концепция по устаканиванию мировых процессов, и идея соединения напрямую двух воинствующих пацифистов дала свои плоды.
Оказывается, мы за мир во всём мире!
Кто они, эти «мы», мне пока непонятно, зато я точно могу сказать, кому пришлось вытаскивать ещё сотню с лишним спутников разной модификации. Заодно выяснил свой нынешний предел «вытаскивания». Почти десять тонн в сутки. Ну, ладно, ладно, девять триста. Подумаешь, чуть приврал.
Бонусы тоже были, куда же без них. Когда я попробовал вякнуть про отсутствие долларовой налички, мне через минуту эти же самые пацифисты выдали вполне себе годное решение. Характерное такое, для России в особенности, но, как мне показалось, этих самых пацифистов вовсе не красящее.
«Грабь награбленное!» — этот лозунг, как утверждает история моей страны, был вторым, после призыва «Вся власть Советам!», но что-то мне подсказывает, что чаще всего именно он был первым.
Как бы то ни было, но перечень и описание ограблений в той же Америке можно представить себе в виде сборника книг, а то и целой энциклопедии.
Вытащить из текста мешок с уворованными долларами оказалось не то, чтобы просто, а слишком просто. Раз их, эти доллары, так и не нашли до меня, то можно смело их расходовать, ни в чём себе не отказывая. Что, собственно я и делал во время своих путешествий по США.
* * *
Вот ведь как бывает.
Вроде совсем недавно я внушал директору ДК мысль о том, что неплохо бы во время студенческих каникул отправить «Монолит» в небольшой концертный тур, а сегодня Круглов мельтешит на студии, отвлекает меня от сведения новой композиции, и вслух, в который раз, зачитывает список площадок, на которых нам предстоит выступать.
Стоит отметить, что дирекция ДК и вышестоящие органы думают более глобально, чем я предполагал. Например, в моём понятии небольшой тур, это несколько концертов в городах Чувашии, количество которых уместится на пальцах одной руки, а наверху решили, что нечего мелочиться, и как результат, отправляют они нас в целое турне по Волго-вятскому району.
Ну, а как ещё назвать почти двухнедельные гастроли с концертами в Казани, Ульяновске, Сызрани, Пензе и Саранске? Самое настоящее турне.
— Пара дней в каждом городе, по два концерта, — выдохнул счастливый Саня, видимо, ещё не осознавший объём предстоящей работы, — Что скажешь?
— У нас на два отделения музыки и песен не наберётся. Кто с нами ещё будет выступать? Местные? — уточнил я у приятеля.
— С нами Настин ансамбль эстрадного танца едет, — услышал я в ответ, — Плюс ко всему Чувашская филармония своего конферансье нам выделяет.
— Когда худсовет?
— В конце следующей недели с местной филармонии комиссия пожалует. Заодно они и профкатегорию нам определят, — устав нарезать по студии круги, грузно плюхнулся Санёк на стул и жалобным взглядом посмотрел на меня, — Валера, а что у тебя с инструментами для нас?
— Завтра утром с московским поездом привезут, — соврал я, поскольку две гитары, бас и ударная установка давно уже из Нью-Йорка перекочевали в мой дом, — Кухня «ТАМА», бас " Rickenbacker», тебе " Fender Stratocaster», Славику «Gibson Les Paul». Ну, а клавишник пока пусть моим «Оберхеймом» пользуется — он на нём уже не хуже меня играет. Скажи лучше, как с транспортом, афишами и рекламой дело обстоит? В стране о нас никто не знает, а выступать в полупустых залах меня как-то не прельщает.
— Мягкий Икарус нам ГЭСстрой выделит, а красочные афиши в типографии «Химпрома» хоть завтра отпечатают. Отец обещал этот вопрос проконтролировать, — заверил приятель, широко лыбясь, услышав новости об инструментах, — Нужно только фотографию хорошую сделать. А что если мы завтра с новыми гитарами для афиши сфотографируемся?
— Угу, — кивнул я, — Клавишнику синтезатор в руки пихнём, ударнику барабан на шею повесим, а Галя в одну руку волынку, а в другую флейту возьмёт. А там и я в чёрном смокинге на крышку белого рояля усядусь. Фигню не придумывай. Нужна просто нормальная групповая фотография, без всяких инструментов. У нас же с программы «Шире круг» шикарные фотки есть, сделанные профессионалом. Те, где мы перед выступлением все вместе стоим. Насколько я помню, негативы ты у фотографа выцыганил. Вот и отдай их в типографию. Кстати, Настя в курсе, что она со своей бандой с нами поедет?
— Она ещё раньше меня обо всём узнала, — махнул рукой приятель, — На неё вся бухгалтерия в качестве осведомителей работает. Ты про рекламу заикнулся. Объясни, что ты имел в виду?
— Только то, что перед выступлениями нужно будет подать объявления в местных газетах. Ну, и на местных каналах телевидения неплохо было бы. Или ты думаешь, что народ сам по себе на концерты придёт? График концертов уже известен? — посмотрел я на Саню и, дождавшись его кивка, продолжил свою мысль, — Переговори с директором, пусть устроит нам запись полуминутных роликов на нашем республиканском телевидении.
— Что за ролики? — не понял меня Саня.
— Встанем перед камерой всем составом, представимся, и скажем, мол, рады приветствовать жителей Ульяновска и ждём на своих концертах такого-то числа в ДК имени Пупкина, — объяснил я свою мысль, — И так для каждого города.
— И ты думаешь, это покажут по телевизору?
— А почему бы и нет? Ты же не к революции призываешь, а на концерт приглашаешь. Возможно, ты удивишься, но на каждом республиканском и областном телевидении есть отдел реклам. Другое дело, что рекламировать им особо нечего, — усмехнулся я, — Но рекламные отделы существуют. Хочешь, я тебе номер чебоксарского отдела скажу?
— Верю. И как записи на телевидение попадут? По почте?
— Ага, Санта-Клаус на своих оленях доставит, — прыснул я от своей же шутки, — Сам поедешь развозить. Заодно в газеты сразу объявления подашь, и в концертные залы, где предстоят выступления, афиши завезёшь.
— В Казань можно Славяна заслать, — задумчиво протянул Круглов, — Он там часто бывает. У него в Казани тётка живёт. Так что не заблудится. С утра на автобусе туда, после обеда обратно. Тут езды-то всего полтора часа.
— Значит, тебе осталось прокатиться по маршруту Ульяновск — Сызрань — Пенза — Саранск, — кивнул я приятелю, — За два дня обернёшься.
— Два дня, — приуныл приятель, — А как же репетиции? Может, пару городов ты на себя возьмёшь? Валера, я бы не просил, но машины в группе только у меня и тебя есть. Не посылать же парней в незнакомые города на автобусах.
— Чёрт с тобой, — вздохнул я, — Заказывай афиши и договаривайся насчёт телевидения. С меня Пенза и Саранск. С тебя Ульяновск и Сызрань. Стартанём втроём в один день, чтобы не получилось так что то одного нет, то другого.
Почему я выбрал именно Саранск и Пензу? Да потому, что рядом с каждым из этих городов уже лежат закладки для телепортации — они у меня по всей трассе от Чебоксар до Сочи ещё с поездки на Чёрное море припрятаны. Так что я за несколько часов управлюсь со всеми делами в обоих городах. Главное, про валенки не забыть, а то начерпаю снега полные ботинки, пока из лесопосадок на дорогу буду выбираться.
* * *
Если кто-то думает, что жизнь артиста это вечный праздник, то спешу разуверить вас в этом.
По большому счёту никому гастролирующие артисты не нужны, кроме зрителя. Ни быдловатым администраторшам гостиниц, выдающих холодные комнаты без удобств чуть ли не за пятизвёздочные номера. Ни тёткам в буфетах, подающим с утра холодную манную кашу и такое же холодное какао.
Для администраций концертных залов приезжий артист и вовсе враг номер один — директор ДК в одиночестве будет сидеть в огромном кабинете, а группа танцоров, состоящая почти из двух десятков человек, может переодеваться в комнатушке, где и двоим-то места мало.
В Ульяновске один такой краснощёкий пухляш, приняв изрядное количество алкоголя на грудь, решил показать, кто в доме хозяин. Он незатейливо «спутал» Настин ансамбль с публичным домом на колёсах и начал открыто приставать к девчонкам. Пришлось с помощью амулета внушить толстяку, что у него диарея. Ничего удивительного, что никто из наших больше не видел этого любителя молоденьких танцовщиц.
И всё-таки хорошо, что всё рано или поздно заканчивается.
Позади девятнадцать концертов в пяти городах. На улице водитель прогревает мягкий «Икарус», который за несколько дней стал для всей нашей команды вторым домом. Впереди заключительный концерт в столице Мордовии, быстрая погрузка аппаратуры в автобус, и под утро мы будем дома.
Что можно сказать о прошедших концертах? Почти везде аншлаги или, как говорят в моём мире «солд аут», что в переводе означает «всё продано». Всё-таки моя задумка с рекламой на телевидении и в печати сработала. Будете смеяться, но советские люди в этом времени слепо верят во всё, сказанное по телевизору, как в истину в последней инстанции.
В каждом городе ждал радушный приём. По крайней мере, недовольных зрителей я не увидел. На руках, конечно, не носили, но цветы, добрые улыбки, тёплые слова — этого на всех хватало. Мои песни, впрочем, как и инструментальная музыка, народу нравятся — со сцены это хорошо видно. От Галиного номера с волынкой все восторженно визжали. Порой на «бис» мы исполняли «дворовые песни», которых не было в программе. Не хочу хвастаться, но народ их заценил. Хлопали так, что уйти не давали.
Звуком, который мы привезли с собой, всех удивили. Низкочастотники с обратными бинами качали любой зал. Как мне говорили некоторые местные музыканты, подходящие порой после концертов, такой стены звука, которая ощущалась почти физически, никто из них никогда не встречал. Не играют пока ещё в Союзе с таким звуком.
Многого, конечно же, не хватало.
К примеру, недоставало хорошего света. Ну, не мог я, не спалившись, достать лазерные и светодиодные вращающиеся головы с компьютерным управлением, которые в моём мире есть практически в любом баре. К сожалению, тот сценический свет, что существует в этой эпохе, громоздкий и работает он на тиристорах, да так, что от их работы треск стоит во всех колонках. Так что пока в этом мире правят бал осветители, стоящие за фонарями-прожекторами.
Вот и получалось так, что света вроде как бы и нет, а вместо него на сцене танцевали Светы. Не, ну в Настиной команде девушки и с другими именами были, но Свет там аж три штуки.
— Валера, — окликнул меня женский голос в буфете, куда мы с Кругловым забежали в антракте попить тёплой водички, выдаваемой здесь за чай. А вы думали, что вокалисты только коньяком связки греют?
Обернувшись, я успел поймать мчащийся на меня букет хризантем. Естественно, букет был не сам по себе, там за ним ещё два огромных красивых банта было. А ещё у этих самых бантов была мелкая хозяйка, которую я легко поднял на руках.
— Привет, красавица, — подмигнул я светящейся от счастья девочке, устроившейся на моей руке, — Чем тебя мама кормит? Летом, помнится, ты намного легче была.
— Не думала, что Вы нас вспомните, — улыбнулась Вера, держа под руку своего мужа, того самого незадачливого водителя, который обогнал меня на «Москвиче» и улетел со своей семьёй и тестем в кювет.
— Мы, когда Вас по телевизору в «Песне-79» первый раз увидели, сразу узнали, — вслед за женой улыбнулся мужчина, глядя на меня и свою дочь, которая по-хозяйски ухватила меня одной рукой за шею, а другой так и сжимала букет, совсем не торопясь отдать его мне.
— Я первая узнала, — громко заявила Люба, — Вы теперь мой самый любимый певец.
— Как твоя ножка? Я смотрю, ты уже бегаешь, — в очередной раз подмигнул девчушке.
— С гипсом немного дома полежала, — ответил за ребёнка отец, — Кости молодые, быстро срослись. Я ведь летом Вам даже спасибо не успел сказать, а недавно по местному телевидению увидел, что Вы с концертами приезжаете. Вот и решили прийти поблагодарить вас за то, что остановились и отвезли Любу с Верой в больницу. Спасибо Вам, Валера, — с этими словами мужчина поклонился в пояс, а так как жена держалась за его руку, то невольно и ей пришлось вслед за супругом кланяться.
— Перестаньте, — смутился я, — Люди же смотрят.
— Ну и пусть смотрят, — выпрямился мужчина, — Пусть знают, что Валерий Гринёв не только отличный певец и композитор, но и человек хороший.
— Проходите в зал, — с улыбкой пожал я руку Вериному мужу, когда нас как нельзя вовремя прервал звонок, — Поверьте, я рад, что у вас всё хорошо. Надеюсь, мы ещё не раз увидимся на концертах.
— Это кто? — кивнул Круглов на заходящую в зал семью.
— Так, взрыв из прошлого, — вдохнул я аромат цветов, и пошёл вслед за приятелем к служебному входу за кулисы.



Глава 15



И ни к чему гореть тебе словно звезда,
И ни к чему иметь в гараже суперкар.
И ни к чему улыбка прохладней, чем лёд.
Хотя тебе идёт…


Доносился из-за двери Гошин фальцет, которому он аккомпанировал на укулеле, исполняя МОЮ МУЗЫКУ.
— Не понял, — вошёл я в комнату и уставился на домовёнка, — Это что за частушки на мою музыку? Ты где этот текст нашёл?
— Сам сочинил, — шмыгнул носом и вжал голову в плечи домовой, как нашкодивший ребёнок, ожидающий трёпки от родителей.
— Точно сам? — прищурив один глаз, кинул я оценивающий взгляд на Гошу, словно увидел миньона в первый раз, — Насколько я помню твой стих, который ты однажды заставил меня декламировать, он не отличался ни глубиной мысли, ни рифмой.
— Хочешь сказать, что я творчески расту? — приосанился домовой, явно ожидая похвалы.
— Хочу сказать, что припев у тебя дельный получился, — не стал отрицать я очевидное, — А у тебя только припев готов или ты ещё и куплеты сочинил?
— И куплеты есть. И даже бридж, — кивнул домовёнок, подстраивая струну на своей гитаре, — Хочешь послушать?
— Конечно, хочу, — уселся я в кресло напротив Гоши, — Где бы я ещё услышал песню, сочинённую домовым на мою музыку, к тому же в авторском исполнении.
Да уж. Шокировал меня миньон своим видением песни. Кто бы мог подумать, что в такой маленькой головёшке могут умещаться настолько умные мысли. Нет, понятное дело, что домовой у меня очень эмоционален, но ведь он ещё порой тонко подмечает то, на что я, как простой человек, просто не обращаю внимания или считаю это, как само собой разумеющееся.
— Гоша, а что такое случилось, что ты надумал текст к моей музыке сочинить? — поинтересовался я у миньона, после того как он закончил петь.
— Не знаю, — пожал плечами мелкий, — Музыка понравилась. Нахлынуло что-то, вот я и собрал мысли в кучу. А Ганя помогла с рифмой.
— Стало быть, текст песни это не только твоя заслуга? — вычленил я для себя самое основное из признания домового, — Оказывается у тебя ещё и соавтор имеется.
— А я и не скрываю, что компьютер помог стилизовать и рифмовать мои мысли. На то он и компьютер, чтобы помогать. Это всего лишь инструмент, — довольно-таки точно подметил домовёнок, — Ты ведь не считаешь свой комп соавтором, когда с его помощью пишешь музыку. Скажи лучше, как тебе песня?
— Если немного с текстом поработать, то бомба получится, — посмотрел я на Гошу, засиявшего от похвалы, — Я бы такую песню не постыдился исполнять, но… не в этой эпохе. Не многие в этом времени поймут, о чём идёт речь в песне.
— А если некоторые острые углы срезать и сделать текст более понятным для современников, ты готов эту песню спеть со сцены?
— Если у тебя это получится, то почему бы и нет? Вот только кого автором текста считать? — запустил я пятерню в шевелюру, изображая мыслительный процесс, — Гошу — Самогошу и компьютер Ганю? Кстати, ты только одну песню написал или ещё есть?
— Ну, на две песенки у меня зарисовки есть, осталось только их до ума довести. Если напишешь ещё музыку, то я с помощью Гани попробую и к ней что-нибудь сочинить, — немного подумав, выдал Гоша, — А тексты можешь вложить в голову кому-нибудь, если сам не хочешь фигурировать, как автор слов.
А ведь Гоша умную мысль подкинул. Если у домового получатся хорошие тексты, то с помощью амулета я смогу донести его мысли и слова до кого угодно. Взять хотя бы знакомую Круглова, с которой он меня давно обещал познакомить. Просто всё нужно будет сделать так, чтобы поэтесса поверила в то, что стихи она сама сочинила.
— Будет тебе музыка, — пообещал я, — А сможешь на целый альбом текстов насочинять?
— Если простимулируешь нас с Ганей, то запросто, — хитро прищурился мелкий.
— Ну, с тобой всё понятно. Тебя хлебом не корми, дай «Дошираком» похрустеть, — задумался я, — А компьютер-то каким образом стимулировать?
— Например, оперативку ему увеличить. Впрочем, этот вопрос нужно с самой Ганей обсуждать, — сделал заключение Гоша, — А я, так уж и быть, возьму ролами и суши. Ты только хороший соевый соус достань, а настоящий японский хрен — васаби я и сам приготовлю.
— Слушай. Может, как и раньше «Дошираком» возьмёшь? А то вдруг ты охренеешь от настоящего японского хрена, — хмыкнул я в ответ, — Васаби не в каждом японском ресторане подают.
— Конечно, не подают, — согласился со мной домовёнок, — Дорогой слишком. Вот попробуешь приготовленный мной, и другой больше сам никогда не захочешь.
* * *
— Валера, — незаметно подкралась ко мне Настя в концертном зале, где мы вместе со звукачом около микшерского пульта обсуждали некоторые рабочие моменты, — У тебя нет для моего ансамбля новой заводной музыки?
Вот ведь хитруля. Знает, что в студию ко мне просто так не зайдёшь, так нет же, она меня в зале выловила. Я, войдя в ДК, ещё даже до студии не дошёл, а Настя уже тут как тут. Не иначе, как засада где-то стояла, а я не заметил.
— Дорогая моя, для тебя и твоего замечательного ансамбля у меня есть всё что угодно, — улыбнулся я девушке, подошёл к магнитофону и включил записанную накануне композицию, которую принёс в ДК на всеобщее обсуждение, — Посмотри в мои красные от недосыпа глаза. Специально для вас всю прошлую ночь сводил новый трек. Слушай.
— Балабол, — в шутку толкнула меня в плечо Настя и уселась в одно из кресел, что стояли позади микшерского пульта.
Если честно, я и забыл, когда для Настиного ансамбля специально что-то писал. Да, была первая композиция, с которой, собственно говоря, и начался мой путь к современному эстрадному Олимпу. Затем были ещё две инструменталки, на которые я тщетно искал тексты, но так и не нашёл, и в результате Настя поставила на них очень неплохие, на мой взгляд, танцевальные номера. По крайней мере, простым советским людям понравились красочные и динамичные танцы под мою музыку. Так что, если девушке придётся по вкусу моя новая вещь, то пусть забирает. К тому же, вполне забойная танцевальная композиция получилась.
— Музыка, конечно, хорошая, но что под неё танцевать прикажешь? — подала голос Настя, после того, как закончилась композиция, — Рок-н-ролл? Меня председатель профкома с потрохами съест. Можешь темп уменьшить?
— И что получим в итоге? — прикинул я в голове варианты, но получалась откровенная чушь, — Желеобразное диско? Оно тебе ещё не надоело?
— За рок-н-ролл меня вверх ногами над сценой повесят, — не отступала девушка, — А то и попросту уволят без всяких затей.
Вот ведь заладила со своим рок-н-роллом. Можно подумать, больше заводных танцев не существует. Тот же шаффл, например. И что с того, что танец зародился в конце восьмидесятых? Я-то его могу здесь и сейчас станцевать. Кстати, по утверждению некоторых хореографов, которым не было смысла меня обманывать, вполне неплохо станцую — спасибо за это танцевальным баттлам после школьных занятий, где мы, молодыми парнями пытались выделываться перед девчонами.
— Настя, подожди меня в зале несколько минут и я докажу, что под мою музыку можно танцевать не только противный восприятию парткома рок-н-ролл, — кинул я девушке, быстрым шагом направляясь к выходу, — Я только покурить схожу. Пять минут.
— Перед смертью не накуришься, — съехидничала мне вдогонку девушка, — Иди-иди, я подожду.
Понятное дело, что мне не до курева было в тот момент — мне переодеться нужно было.
Обычно по ДК я расхаживаю в кроссовках и слаксах, а в этот раз не успел дойти до студии, где в шкафу висит моя одежда.
Ну, а что плохого в кроссовках и летних не мнущихся брюках? Удобно, практично и не жарко, особенно если учесть стоящий в аппаратной зной от работающей аппаратуры.
Никто ведь в школе, посреди зимы, не удивляется при виде учительницы в туфлях. Да и сами школьники в сменной обуви ни у кого не вызывают вопросов. Вот и я, придя во дворец, переодеваюсь в удобную для себя одежду и обувь.
Несмотря на то, что в основе шаффла лежит всего лишь несколько базовых движений ногами и пара связок между ними, об этом танце можно много говорить, и так же долго его описывать. Правда, дело это неблагодарное. Это всё равно, что пытаться словами передать полёт бабочки. Да и как можно рассказать о движениях, которые заставляют зрителя поверить, что танцор забыл о гравитации и словно висит над землей?
Ну, и я ничего не стал рассказывать Насте, а просто поднялся на сцену и станцевал под свою музыку.
Правда, пришлось несколько раз танец повторить, поскольку увидев моё порхание над полом, девушка забыла, как дышать. Зато с третьего раза Настя запомнила некоторые мои движения, а на пятый раз мы уже двигались почти синхронно. Вернее, вместе парили над сценой под удивлённые взгляды тех, кому не лень было зайти в зал «на огонёк».
— Ты где этому научился? — немного отдышавшись, задала вполне ожидаемый вопрос Настя, — Я такого ещё никогда не видела.
— Дурачился в детстве глядя на то, как взрослые танцуют, — выдал я заготовленный заранее ответ, — Согласен, выглядит необычно, а если присмотреться, то увидишь и тот же чарльстон, и чечётку и даже ненавистный тебе рок-н-ролл. Кстати, предлагаю тебе идею для танцевального номера. Выход начать с чарльстона, затем сымитировать степ, и уж потом перейти к тем движениям, что я тебе показал. Представь, насколько будет зрелищно, когда весь твой ансамбль это синхронно исполнит. А уж как профком будет рад.
— Заманчиво, — сдержано улыбнулась девушка, — Надо только с обувью что-то решить. В чём попало, твой танец не станцуешь. Да и микс для номера нужно специально собрать.
— Ой, да смикширую я тебе всё что угодно, — фыркнул я, отмахнувшись, — Делов-то на пару часов. А насчёт обуви… В «Туристе» трёхрублёвые полукеды белые лежат. Их никто не берёт из-за того, что они маркие. Зато вам для номера самое то будет.
— А ещё ты покажешь моему ансамблю все свои движения и связки, — категорично заявила Настя, ткнув при этом в меня пальчиком. Больно, если что, — Я ещё не всё успела запомнить.
— Конечно, покажу, — улыбнулся я в ответ, почёсывая бок. Я бы и на видео свои движения записал, вот только здесь на весь ДК всего имеется всего один цветной телевизор, да и тот в кабинете директора. А уж про видеомагнитофоны я и вовсе молчу. Думаю, что многие в этой эпохе ещё и не догадываются об их существовании.
Вот такой вот выверт — ДК имеет лучший в республике звук, а с видеоаппаратурой полный затык у них.
* * *
Я хоть и не был никогда студентом, но не раз слышал выражение: сначала ты работаешь на зачётку, а потом она работает на тебя.
Нужно сказать, что в мире звука ситуация примерно та же самая.
Вначале, как чёрт из табакерки выскочил я сам, потом сделал студию и показал тот звук, который умею писать, а сегодня «Мелодия» рекомендует столичному «Араксу» записываться именно у меня. Понятно, не официально, а в лице некоторых спецов, но согласитесь, приятно.
Более того, парни решили в свою долгоиграющую пластинку включить одну из моих композиций — уж больно им понравилась песня под рабочим названием «Колыбель Земля», которую написал Гоша на мою музыку. Кто бы видел довольное лицо домовёнка, когда я ему в качестве авторских за его текст вытащил целый поднос суши и роллов. Я думал он лопнет, но нет — съел в одну харю всё что было, а потом заполировал это дело банкой сгущёнки.
Схема работы с «Араксом» получилась примерно такая же, как и с ВИА «Лейся песня» — два полных дня в студии и по одному вечернему концерту в ДК, где в первом отделении на разогреве играем мы с «Монолитом».
Из воспоминаний музыкантов я знал, что на «Мелодии» при записи пластинки «Колокол тревоги», Юрий Антонов как-то умудрялся выбивать для «Аракса» восемь часов студийного времени, вместо стандартных четырёх.
Но то «Мелодия» — там идёт нескончаемый поток музыкантов, каждому из которых требуется время, чтобы настроится. Порой для одних только барабанов установка микрофонов может длиться целый час. В результате чистого времени на запись остается не так уж и много, а это эмоционально давит на исполнителя.
У меня всё проще: Готов? Пишем! Устал? Иди, покури или кофе попей.
Да и с концертами у нас для музыкантов сплошная благодать. Где это видано, чтобы приехать на чужую площадку и привезти с собой только гитары и барабанные палочки?
Хорошего света, конечно, в ДК не хватает, но Обком ВЛКСМ обещал с этим вопросом помочь. Как и чем комсомол поможет, я не знаю. Только слышал краем уха, что к этому делу хотят привлечь приборостроительный завод.
— Валера, а ты не думал в Москве сольный концерт дать? — задал мне в студии вопрос Тимур, один из гитаристов «Аракса», — Материал у тебя есть. Группа не хуже нашего укомплектована, хоть мы и играем при театре Ленкома.
— Ты же не хуже меня знаешь, что разрешение на сольный концерт в два отделения это прерогатива Минкульта страны, — озвучил я давно выясненную истину, — Нет у меня на уровне Союза мохнатой лапы.
— А как же те концерты, что вы недавно откатали? — не унимался Тимур.
— Заявляли, как сборный концерт. «Монолит» отдельно, я отдельно и танцевальный ансамбль сам по себе. Заключили разовый договор с местной филармонией, и поехали. А если с Москвой такой же трюк повторить, где на твой взгляд лучше всего выступить?
— В Театре Эстрады, — сходу ответил Тимур, — Зал тысячник. Там сейчас худрука как такового нет — у него пару лет назад инсульт был, так что он больше дома работает.
Московский театр эстрады. Угу, читал. Многие известные артисты начали свою сольную карьеру в стенах этого концертного зала, что расположен в Доме Правительства на Берсеневской набережной. Нужно будет подумать, как в него попасть.
— Валера, а Вы не могли бы дать автограф, — услышал я за спиной женский голос в буфете, куда мы во время антракта по установившейся привычке забежали с Кругловым промочить горло.
— Для горьковских красавиц всё, что угодно, — повернулся я к двум симпатичным девушкам, одна из которых, более стройная и высокая брюнетка, протянула мне ручку и мою пластинку, — Как подписать? На память Любе и Вере?
Я протянул руку к диску, который почему-то слабо уколол меня током.
— А как Вы догадались, что мы из Горького? — спросила темноволосая девушка, отдав мне шариковую ручку, — Да и имена мы свои вам не называли, — переглянулись подружки.
— Девушки, я музыкант, и со слухом у меня всё хорошо. Так что горьковский говор я всегда узнаю, — утёр я пальцем предательски выступившую слезинку в уголке своего глаза, за что сразу извинился, — Простите, издержки работы. На прожектора лишнего смотрел. А по именам вы сами себя называли, когда решали, кто из вас попросит подписать пластинку.
— А так и подпишите: Любе и Вере на память, — переглянувшись с подружкой, заявила брюнетка.
— Как-то некрасиво получается, — почесал я затылок и начал шлепать себя по карман в поисках хоть какого-то клочка бумаги, — Вас двое, а автограф один.
На помощь пришёл Саня, который пихнул меня в бок и протянул карманный календарик.
— Теперь, вроде, справедливо, — отдал я подписанный картонный прямоугольник той, что пониже, а пластинку её подруге, и снова почувствовал слабый удар током, — Проходите в зал, красавицы. Сейчас второе отделение начнётся, — под трель звонка проводил я взглядом направившихся в зал подружек.
Откуда удары током? Откуда я знаю девушек?
Насчёт электричества могу только догадываться, а про девушек… Вы бы узнали свою маму, даже если б видели её только на фотографиях? Вот и я узнал свою вместе с её подружкой, которая была свидетельницей на свадьбе моих родителей.
* * *
План, составленный для Политбюро двумя компьютерами, претендующими на звание Искусственного Интеллекта, пришлось пару раз серьёзно редактировать. Сначала я потребовал убрать из него все сложные выражения и словечки из будущего. Иначе, в качестве дополнения, потребовалось бы писать приложение, по своему размеру как бы не большее, чем составленная ими инструкция.
Следующая правка носила стилистический характер.
В стране засилье коммунистов и бюрократов. Они создали свой, особый канцелярский язык, и что-то иное, выраженное простыми человеческими словами, подсознательно будет ими отторгаться. Значит, разговаривать с руководящей верхушкой нужно на том языке, который они считают своим и который они понимают.
В результате получился скучный документ рекомендательного характера на двадцать страниц, читая который я едва не вывихнул себе челюсть, отчаянно зевая. Тем не менее, я смог себя заставить перечитать письмо дважды, пытаясь вычленить суть из того потока канцелярщины, что в итоге получилась.
Как я уже говорил, излишним знанием истории я не страдаю, как, впрочем, и не особо ей увлекались мои бывшие одноклассники. Насколько я помню, из всего нашего класса одна лишь Людка Туманова сдавала на ЕГЭ историю. Так что для меня было открытием, что при Сталине в СССР в больших количествах существовали артели и кооперативы, которые делали кучу полезных вещей, порой достаточно сложных в изготовлении, неплохо дополняя неповоротливые государственные заводы и фабрики, а созданный Лениным НЭП просуществовал целых восемь лет, вытащив страну из голода и сделав рубль конвертируемой валютой. Впрочем, инструкция по оздоровлению экономики страны, подготовленная суперкомпьютерами, предусматривала несколько этапов. Лет через десять должно будет получиться что-то между шведским социализмом и моделью китайской экономики. Более точно я, пожалуй, не готов сказать, в силу того, что я ни разу не экономист.
Компы, как я понял, отлично приспособлены к тому, чтобы работать в паре. Кракоша без зазрения совести собирает всю информацию, до которой может дотянуться, а Ганя в состоянии оперативно перерабатывать огромные массивы информации.
Не готов сказать, что со страной произойдёт, если коммунисты прислушаются к мнению моих компьютеров, но с войной я на всякий случай подстраховался. Думаю, пары — тройки случаев миру хватит, чтобы человечество возненавидело милитаризм и милитаристов, в частности. Если история ещё не начала меняться, то первыми на грабли наступит Ирак, а там посмотрим, состоится ли Фолклендская война, или вторжение американцев в Гренаду. Для моих компьютеров и спутников не «своих и чужих». Кто развяжет войну, тому они и отключат электричество.
Признаюсь, я сначала не поверил, что небольшие, с виду, спутники способны поглотить такое количество энергии. Оказывается, всё познаётся в сравнении.
Мы, люди, отчего-то считаем себя венцом эволюции, хотя всего лишь научились использовать жалкие крохи энергии. На самом деле нам просто не хватает воображения, чтобы представить себе расу, свободно оперирующую иными величинами, сопоставимыми с энергией того же Солнца, кстати, звезды очень небольшого размера, по сути своей являющейся жёлтым карликом. Этакий карликовый термоядерный реактор, чья масса составляет 99,86 % от суммарной массы всей нашей Солнечной системы.
Короче, Ганя мне откровенно дала понять, что в масштабах той же Вселенной всё наше человечество — величина настолько ничтожно малая, что её смешно принимать в расчёт.
Пришлось сходить за молотком, и при помощи наглядного пособия объяснить зарвавшейся дуре, как ничтожно маленькая величина, в одного человека размером, может начать расходовать доступные ему крохи энергии, настучав кое-кому по процессорам.
Непостижимо быструю трель слов мне перевёл Гоша. Суть свелась к тому, что Ганя дико извиняется и только что принесла мне восьмизначный код верности, утверждая при этом, что большего индекса верности у неё не предусмотрено.
Вот так-то лучше…
Поручил Гоше отправку писем, а сам сижу и думаю…
Спрашивается, зачем мне все эти танцы с бубном и суета? Если разобраться, то до СССР мне особого дела нет. Родился я уже после его развала. Втираемыми пропагандой ценностями строителя коммунизма так и не проникся, да собственно я и не вижу вокруг себя тех, кто в него верит, в этот коммунизм. Самое смешное, что если сбудутся предсказания Гани, то как раз коммунисты и комсомольцы составят большую часть руководителей будущих кооператоров. Это сейчас предприимчивым людям некуда деваться, кроме как в партию идти. Иначе ни карьеру не сделать, ни руководителем не стать, даже если ты семи пядей во лбу.
За Державу, конечно же, обидно. Как и любой нормальный человек, я хочу жить в свободной и богатой стране, которой можно гордиться. Свободой в СССР не пахнет, богатством особым тоже. Поводов для гордости опять же не слишком много. Победа в войне и полёт Гагарина — дела давно минувших дней. Невозможно десятилетиями радоваться одному и тому же. Может Олимпиада теперь народу дух подымет. В прошлой Истории её многие страны бойкотировали из-за Афгана. Оттого и не пойми что получилось.
— Хозяин, готово, — веером раскинул Гоша приготовленную пачку писем, — Отправляем?
— Хороший вопрос. Как раз об этом думаю. Какова вероятность, что письма сработают?
— В двух словах не скажу. Лучше посмотри таблицу. Я тебе её на рабочий стол скинул, — беспокойно заёрзал домовёнок, зная, что я не люблю, когда он на мой комп заходит без спроса.
Показательно вздохнув, я погрозил ему пальцем, и полез смотреть.
Мда-а… Такое действительно в двух словах не выразишь.
Девять этапов оздоровления экономики, четыре степени воздействия на Партию, предусматривающие расширение аудитории вплоть до обкомов с ужесточением мер убеждения, и всё это раскинуто на пять лет. Что характерно, год от года вероятность по каждому этапу растёт. Что меня удивило, так это этап артелей и кооперативов. Ганя считает, что первый этап без всяких дополнительных воздействий могут принять с высокой степенью вероятности чуть ли не сходу. Согласитесь, шестьдесят пять процентов — это очень даже неплохо. Второй этап, современный НЭП по Ленину, без моего участия до такого процента только на четвёртый год дорастёт. На такую тягомотину никакого терпения не хватит, а участвовать в продвижении предложенных компьютерами реформ мне караул как не хочется.
Может оно всё-таки само по себе как-то образуется?
Нормальные Олимпийские Игры в стране пройдут.
Потом люди поймут, что войны закончились, и гонка вооружений уже никому не нужна.
ВПК перестанет финансы из бюджета на себя оттягивать. Те самые, что в официальной советской статистике показывают неправдоподобно низкими цифрами.
— Хозяин, а тебе для чего вообще всё это нужно? — помахав перед собой веером писем, задал мне Гоша тот вопрос, который я сам для себя никак не мог решить.
— Как бы тебе проще объяснить, — почесал я затылок, — Наверное, проще всего начать с того, что я ни разу не приспособленец, оказывается. Понимаешь, какая штука выходит. Советский народ мне нравится, простор для творчества здесь есть, а жить я нормально тут не могу. Я пытался одно время приспосабливаться, а потом надоело. Раздражать многое начало. Помнишь, как я на поправку голоса не сразу решился? Мне казалось, что оно не совсем честно выходит, не на равных, а потом я почитал про нынешних певцов, и все свои трепыхания к чёрту послал. Мне, с моим происхождением, ни московская консерватория не светила, ни тот круг знакомых, которые меня по блату на радио и телевидение протолкнут. И со всем остальным так же. Нет у меня ни папы — дипломата, чтобы Стратокастер мне из-за границы привёз, ни мохнатой лапы в Росконцерте, ни каких-либо иных покровителей. Согласись, честность какая-то односторонняя получается. Меня как хотят делают, а я угрызениями совести маюсь. Короче, плюнул я на это дело, и сразу легче стало, — поделился я с домовёнком сокровенным, выворачиваясь перед ним наизнанку, и помогая откровенным разговором самому себе. Иногда стоит проговорить вслух про то, что тебя мучает.
Знаете, бывают порой моменты в жизни, когда каждый из нас должен сам для себя постараться определить, что у него не так пошло.
У всех это происходит индивидуально.
Кто-то впадает в депрессию и апатию, у других, наоборот, появляется лишняя нервозность и они мечутся, как белки в колесе, суматошно перебирая лапками, но оставаясь при этом на одном и том же месте.
— Про музыку мне понятно, а письма для чего? — согласно покивал Гоша головой, показывая, что он понимает мятежное состояние отдельно взятых творческих личностей.
— Гоша, а что непонятного? Раз приспособленец из меня не получился, то пляшем от обратного. Если я не смог приспособиться к этому миру, то пусть теперь он ко мне теперь приспосабливается. Допустим, ни весь и не сразу. Но попытаться-то стоит? — постарался я говорить уверенно, но окончание смял.
— Значит, письма я отправляю, — подвёл итог домовёнок, и не успел я и рта открыть, как его ладонь опустела.
Ну, вот, всё как всегда…
Теперь хочешь ни хочешь, а будь добр, соответствуй. Хотя, может это и к лучшему. Сам бы я долго ещё ни на что не решился. Зато теперь всё определено.
Представляю, как тому же Шурави или Олегу станет смешно, если со временем выяснится, что инструкция суперкомпьютеров удержала на плаву социалистическую Империю, и та не развалилась в точно отмеренный Историей срок.
Тем более они со смеху умрут, когда узнают, что причиной радикальных изменений в целом мире стало обычное желание одного либроманта.
Я просто хочу нормально жить. Согласитесь. Желание простое и понятное.
Эгоизм? Да. Даже эгоцентризм, если хотите. Всего лишь с одним возражением. Согласно прогнозам компьютеров, жизнь большей части человечества должна измениться в лучшую сторону. Понимаю, что во всём мире нелегко придётся тем, кто «работает на войну», а ещё хуже военным, чиновникам и бизнесменам, привыкшим к большим и лёгким деньгам, получаемым от военных заказов, но думаю, они справятся и найдут более мирное применение своим способностям.
— Слушай, хозяин, а ты вроде не рад, что человечество скоро будет осчастливлено и вполне может статься, что и СССР дольше просуществует? — уловил моё настроение проницательный домовёнок.
— Мне-то чему радоваться? Это Борисыч, пожалуй, порадуется. Ему, что в школе в уши жужжали про мир во всём мире, что после неё мозги промывали. Хочешь не хочешь, а в голове что-то останется. В моём времени всё не так было. У нас, что ни день, то про ракету с ядерным двигателем новости, то про эсминцы американские, или про перехват самолётов, а на закуску теракты и видео из Сирии. Державы чуть ли не каждый день очередным чудо — оружием меряются и хвастают очередной провокацией, как будто других дел нет. Про антивоенные темы даже говорить как-то неприлично было. Так что, проблемы у меня и с пацифизмом, и с советским патриотизмом. Я дитя совсем иного века и другого государства. Поэтому, если что тут и делаю, то исключительно для себя и к своей пользе.
— А как же… — начал было Гоша, но его прервал сигнал вызова, и он юркнул в угол к Гане, откуда его не было видно.
Разумов на связь вышел. Если у него опять какое-то задание, то я, скорее всего, откажусь. Хватит с меня геройств, я ещё от своих не отошёл.
— Привет, — очень буднично поздоровался маг, словно мы с ним видимся каждый день, — Вижу, ты не слишком занят.
— И вам не хворать. Я как раз прилечь собирался. Вымотался слегка, — дал я понять, что особо не хочу затягивать разговор и не слишком в нём заинтересован.
— Что-то эпическое совершил? — насмешливо посмотрел Разумов, явно намекая на нашу разницу в знаниях и магических умениях, и, признаюсь, у него получилось меня задеть.
— Пока я всего лишь одну войну отменил. Потом подумал, а почему одну, и решил это явление уничтожить вообще. Теперь вот жизнь в СССР пытаюсь чуть веселее обустроить, а то скучновато здесь и народ бедненько живёт. Решил под себя немного страну переделать.
Надо заметить, месть мне вполне удалась. Я говорил не торопясь, и с удовольствием наблюдал, как у мага вытягивается лицо.
— Ты про какую войну говоришь?
— Понятно, что про Афган, про какую же ещё? — деланно удивился я, глядя на экран, — На дворе февраль, а про войну ни звука.
— Погоди-ка, а в нашей Истории когда она началась? — наморщил лоб Разумов.
— Двадцать пятого декабря, — подсказал я ему.
Маг крякнул, и начал что-то искать на столе. Потом он вытащил откуда-то сбоку пачку Мальборо, щелчком пальца выбил оттуда сигарету и с наслаждением затянулся, прикурив её от огонька на кончике пальца.
— Две недели не курил, — пояснил он после третьей затяжки, — Думал, хоть на этот раз брошу… Как же. Бросишь тут с вами. Вот объясни мне, зачем ты Историю принялся менять? Мы, когда кандидатуры для заброса рассматривали, наоборот решили, что ваше поколение ничем таким заниматься не станет. Погоди, а что ты про остальные войны сказал?
Вздохнув, я начал рассказывать. Надо же, вроде и говорить-то особо не о чем было, а маг за это время ещё две сигареты успел выкурить.
— Да уж, — покрутил Разумов головой, когда я закончил рассказывать, а у него иссякли вопросы, — Начудил ты изрядно. Такого преимущества сам себя лишил. Я, признаться, думал, что знание исторических событий ты иначе используешь.
— Начну на дефолтах миллионы поднимать? — понимающе хмыкнул я, — Так оно мне без надобности. В праздности я жить не люблю, опять же над богатствами чахнуть и приумножать их усиленно, мне не интересно.
— А что тебе интересно? — прищурился Разумов, чуть заметно подавшись вперёд.
— Любимым делом заниматься, и видеть, что у меня получается. Я музыку сочиняю, и вы знаете, вовсе не ту, которую у себя писал. Сам за собой не так давно эту странность заметил. И дело вовсе не в стилях или ещё в чём-то, а в моём отношении. Там, у вас, я сочинял ради коммерции, хотя нет, неправильно говорю, и не знаю, как объяснить, чтобы вы поняли, но здесь я душу вкладываю. Знали бы вы, что ты чувствуешь, когда стоишь на сцене, а народ, стоя, аплодирует тебе за твою же песню, никогда бы со мной о миллионах не заговорили.
— Хм, верю. Возможно я что-то и упустил в своей жизни. Знаешь, я когда-то неплохо рисовал. Балерины у меня, как живые получались, даже в карандаше, — вытащил маг ещё одну сигарету, и несколько нервно скомкал опустевшую пачку, — А наши маги так и не решились на серьёзное вмешательство в Историю. Даже тот твой знакомый, которого ты из психушки вытаскивал. У нас за ним никогда таких глупостей не замечалось, как те, что он устроил, попав обратно в СССР. У вас там воздух другой, что ли?
— Воздух тот же самый, но атмосфера другая, если вы понимаете, о чём я, — надеюсь, мне удалось сохранить ровный тон, когда я увидел, что Разумов нашёл ещё одну нераспечатанную пачку сигарет, и я понял, что разговор у нас может затянуться, — Вы же не просто так сегодня со мной связались?
— Ты прав, — маг размял пальцами сигарету и прикурил, выпустив вверх клуб дыма, — Только мне бы хотелось до того, как мы сменим тему, обратиться к тебе с небольшой просьбой. Ты же там, у себя, можешь прослушивать Белый Дом? К примеру, те же телефонные разговоры.
— Сходу ответить не готов, но думаю, да, — осторожно ответил я, немного подумав и прикинув варианты, — Вот только не могу понять, какая вам от этого польза.
— Американское правительство инертно. Ими управляют олигархи, со сложившимися традициями и примерно с одним и тем же образованием. В какой-то степени эти знания могут оказаться мне полезны при весьма непростом разговоре в качестве иллюстрации. Опять же, разговоры в Кремле меня абсолютно не интересуют. Они, скорее всего, тебе интересны, — с намёком посмотрел Разумов на мою реакцию.
Ну, так-то, да. Уел.
Что-то я не сообразил. Можно же запросто организовать не то что прослушку телефонов, а воочию посмотреть, кто и как отнесётся к новостям в том же Кремле.
— До сентября время есть. Ирано-иракская война. На мелкие внутренние конфликты спутники не станут размениваться, — уточнил я магу установленные мной правила для этого мира.
В ответ Разумов лишь кивнул, дав понять, что он меня услышал.
— Ты уже познакомился с Верой Гринёвой? — задал он мне вопрос, от которого я вздрогнул.
Так звали мою маму, которая умерла при родах из-за ошибки врача.
— Верой Серебряковой. Она ещё не вышла замуж и фамилия у неё девичья.
— Пусть будет Серебрякова. Я-то про неё узнал, когда она уже Гринёвой была. Мы присматривали за ней, но спасти не успели. Извини. Там всё слишком быстро произошло.
— Что вам от неё надо? — спросил я, и сам удивился, как глухо и угрожающе прозвучал мой голос.
— Неинициированных магов, да к тому же, очень редкой специализации, найти крайне сложно. Ты никогда не задумывался, откуда у тебя появились способности к магии?
— Сейчас это не важно. Что вы от Веры хотите?
— Надо бы к нам её переправить.
— Я подумаю, но, если до моего ответа вы её хоть пальцем тронете, — уставился я глаза в глаза на мага.
— Поверьте, мы не хотим для неё ничего плохого, — вильнул взглядом Разумов.
— Хотите крайний дружеский совет? Просто забудьте про неё, — почти прорычал я, перед тем, как отключиться.



Глава 16

Кирпичная девятиэтажка на пересечении главных улиц города именуется жителями Новчика, как ЦПХ. История аббревиатуры старая и не вполне цензурная, но если учесть, что общага женская и находится в центре города, то вполне себе соответствующая.
Так уж получилось, что в этой общаге после окончания университета моя мама жила до свадьбы с папой. Ну, а что ещё может предложить предприятие одинокому молодому специалисту? Только койко-место в общежитии.
Казалось бы, нет ничего проще, чем вечером заглянуть в общежитие, попросить вахтёршу вызвать Серебрякову и переговорить с девушкой. Если б не моя квартира, которую «хроноаборигенам» видеть не следует, я б так и сделал.
А вдруг моя будущая мама согласится с предложением Разумова и потребует немедленно перенести её в мой изначальный мир? Так её подружка Люба первой в милицию побежит писать «заяву» о пропаже человека, а куча людей подтвердит, что я бывал в общаге и меня видели с Верой.
Хорошо, милиция может и пошлёт лесом мамину подружку, так ведь девушка начнёт меня искать, и я более чем на сто процентов уверен, что найдёт. Не в ДК, так около подъезда выловит. Я, конечно, от всего отболтаюсь, но оно мне надо? Пришлось потратить немного времени, выяснить Верин маршрут с работы, и в один из пятничных вечеров встретить её одну, на выходе из продуктового магазина. Ну, а дальше: амулет, просьба поговорить, машина и несколько минут езды до моей квартиры.
— Вот и моя берлога, — полез я в карман брюк за ключами от квартиры, когда мы с девушкой поднялись на мой этаж.
— Это шутка? — отозвалась Вера, — Я кроме облезлой краски на подъездной стене ничего не вижу.
— Совсем забыл, — достал я из внутреннего кармана куртки магические очки и протянул их девушке, — Попробуй через них посмотреть.
— Интересная у тебя дверь, — послышался восторженный возглас Веры, — Блестит и сверкает, как новогодняя ёлка.
— Добро пожаловать, — открыл я входную дверь, пропустил девушку вперед, наконец-то отнял у неё тощую авоську, в которой были батон, полбуханки чёрного хлеба, кулёк карамелек, да пара банок каких-то консервов и помог ей снять пальто. — Извини, но тапочек твоего размера нет. Надевай мои, — заметил я, как Вера бросила смущённый взгляд на свои шерстяные носки, — Проходи на кухню, ты ведь кушать наверняка хочешь, всё-таки сразу после работы у меня оказалась, даже в общагу не заскочила.
— А где у тебя можно руки помыть и… — смутилась Вера.
— По коридору и направо, — кивнул я в сторону ванной и туалета.
Пока девушка приводила себя в порядок, я достал из лежащего на холодильнике каталога колбасу, сыр и масло. Затем поставил разогреваться в микроволновку приготовленное Гошей мясное рагу, которое специально привёз утром из Чебоксар и включил чайник.
— Не пойму, — уселась Вера за стол, в тот момент, когда я нарезал хлеб и колбасу, — Вроде простая «киевка», но такое ощущение, что в ней всё иностранное вплоть до унитаза.
В принципе, на необычность моего жилища и был расчёт. Одно дело рассказывать сказки и показывать фокусы в дорогом, но обычном ресторане, как это было с Йоко Оно и Ленноном, и совсем другой коленкор, когда это происходит в неординарной на вид квартире.
— В чём-то ты права, — выставил я из печки на стол тарелку, от которой шёл ароматный пар, — Только большинства вещей, которые ты успела увидеть, пока ещё нет даже заграницей.
— Что значит «пока ещё нет»? — накинулась на еду Вера, — Откуда же они тогда?
— Из будущего, — залил я кипяток в заварочный чайник, накинул на него полотенце и уселся напротив девушки, — Впрочем, как и я сам.
— И где твоя машина времени? — кинула на меня быстрый взгляд Вера и продолжила весело работать ложкой.
— Сломалась, — пошутил я, — В местный дом быта на ремонт сдал. Говорят, что запчасти долго ждать придётся. Вот я и жду. Ну, и музыку заодно сочиняю, чтобы от безделья не маяться.
— Кстати, музыку сочинять у тебя получается намного лучше, чем врать, — сыто откинулась на спинку стула Вера, отодвинув от себя пустую тарелку.
— Подожди секунду, — разлил я по кружкам чай, выставил их на стол и отправился в зал.
Как рассказывал отец, до моего рождения родители жили не бедно, и папа нередко дарил маме то серёжки, то кольца, то браслеты с цепочками. По его словам одного золота дома было грамм сто. Всего лишь единственный раз после смерти папы я от безысходности запустил руку в эти сокровища и сдал в ломбард мамины серьги, которые через три дня выкупил обратно. Не смог я примириться с мыслью, что мамины украшения наденет на себя другая женщина или, что хуже всего, они и вовсе будут переплавлены, как лом.
Всю «ювелирку» мама хранила в деревянной лакированной шкатулке, которую по заказу папы сделал его приятель. Из тысяч подобных шкатулка отличалась тем, что внутри он была обита красным бархатом, а на крышке был вырезан точный портрет моей мамы.
— Никого не напоминает? — поставил я шкатулку перед Верой, вернувшись на кухню.
Девушка посмотрела на шкатулку и приоткрыла крышку:
— Могу предположить, что у тебя была знакомая, чем-то похожая на меня. Потом у тебя появилась занятная коробка с этим изображением, — кивнула девушка на крышку, — А затем ты увидел меня на концерте, когда я попросила твой автограф. В результате я здесь. Я в чем-то ошиблась?
— Летом этого года, после Олимпиады ты со своей подружкой собираешься отправиться в круиз по Волге, — начал я…
— Ну, Любка, — недовольно помотала головой Вера, — Всему городу растрепала про отпуск…
— Из поездки ты вернёшься влюбленной в Валерия Гринёва и через два года выйдешь за него замуж, — не обращая внимания на негодование Веры, продолжил я рассказывать историю родителей.
— С чего ты взял, что я в тебя влюблюсь? — уставилась на меня девушка, — Нет, ты, конечно, мужчина видный. Эстрадный артист, квартира, машина и всё такое… Но ведь не это главное.
— Согласен, есть вещи и поважнее. Например, то, что я не Валерий Гринёв, а его и твой будущий сын. Я ведь уже сказал, что из будущего, ты приняла это как шутку и теперь мне и слова не даёшь сказать, — с упрёком посмотрел я на Веру, — Правильнее будет сказать что я, как и все предметы в этой квартире, из параллельного мира, который обгоняет эту эпоху на сорок лет.
— А где же тогда Валерий Гринёв, если ты здесь? — часто заморгала Вера и вдруг испуганно прикрыла ладошкой рот, словно взболтнула лишнего.
Хм, о судьбе Борисыча забеспокоилась. Может у них что-нибудь сложится, если, конечно, встретятся?
— Да нормально с ним всё. Нас просто местами поменяли, — пожал я плечами, — Вместе с квартирами.
— Так, а с этого момента поподробней, — потребовала Вера, и я продолжил свой рассказ.
Рассказывать пришлось много и долго. Впрочем, показал я тоже не мало. В какой-то момент даже стал сам себе напоминать фокусника из цирка. Весь стол разным барахлом из каталогов заставил.
Пусть и не сразу, но Вера мне поверила. И дело вовсе не в амулете — его я выключил в тот момент, когда мы входили в мой подъезд. Кстати, о нём я честно рассказал девушке, на что она погрозил пальчиком и заметила:
— Думаю, что по-другому у тебя не получилось бы привезти меня в свою квартиру. Кто ж сядет к незнакомцу в машину, чтобы поехать к нему домой поболтать? Слушай, я, конечно, понимаю, что я не твоя мама и всё это золото мне не принадлежит, — кивнула Вера на шкатулку, которая всё время стояла на кухонном столе, за которым мы чаёвничали, — Но можно я хотя бы примерю некоторые вещички?
— Конечно, — кивнул я и встал из-за стола, — Сейчас зеркало принесу.
Нафига я только пошёл за зеркалом. Сидел бы себе на попе ровно, зато знал бы, в какой момент Вера отключилась. А то как-то нелепо и глупо всё получилось — я вернулся на кухню, а девушка, словно пьяная, спит, уткнувшись лицом в стол.
Попробовал потрясти её за плечо — ноль эмоций, только зубами скрипит, да стол ногтями пытается поцарапать, будто ей кошмар снится. Перенёс Веру в зал, уложил на диван, а она еле дышит, да зубами скрежещет. Интересно, а это не заразно? Помню, отец тоже зубам скрипел, когда был чем-то недоволен или сильно злился. Может он от мамы подхватил такую дурную привычку?
Капнул девушке в рот пару капель Люси, она вроде успокоилась, но не проснулась. Вот и пообщались. И что мне теперь с этой спящей красавицей делать? Скорую вызывать? А что я медикам скажу? Девушка чая перепила и выключилась у меня на кухне?
Хочешь не хочешь, а пришлось с Разумовым связываться.
— Как это произошло? — глядел на меня с экрана монитора нахмурившийся волшебник.
— На минуту из кухни вышел, а вернулся — Вера уже на столе спит, — объяснил я.
— До этого что было?
— Ничего, — искренне не понимая происходящего, ответил я, — Чая, правда, много выпили. Может у неё аллергия какая-то на него? Почему тогда волшебные капли не помогают?
— А зачем ты с кухни выходил, когда она отключилась? — поинтересовался Разумов, — Лишний чай отлить?
— Вера решила мамино золото померить, а я за зеркалом пошёл, — и я вкратце рассказал про историю со шкатулкой.
— Покажи её руки, — моментально среагировал Разумов, и мне пришлось направить камеру на девушку, — Ближе к правой руке, — попросил Разумов и я поднёс Верину ладонь поближе к камере.
— Перстень с янтарём на ней был, когда вы чаёвничали?
— Нет, — помотал я головой, — Это перстень моей мамы. По крайней мере, сколько себя помню, он всегда лежал в шкатулке вместе с другими украшениями.
— Идиот, — в сердцах бросил Разумов, — Этот перстень — инициатор. Поздравляю, ты только что невольно помог своей будущей маме стать волшебником. Мы планировали это сделать сами, но ты и тут всех обскакал.
— И что мне теперь делать? Кстати, какие способности будут у Веры?
— Что делать? Что делать? — нервно постучал подушечками пальцев по столу волшебник. — Тебе в рифму ответить? Прорицатель твоя мамочка. Оракул. Гадалка. Называй, как хочешь — сути это не меняет. Кстати, отличная специализация для боевого мага — из миллиона вероятных событий может выбрать действие, которое приведёт к нужным последствиям. Естественно, как твои суперкомпьютеры она не сможет просчитать взлёты и падения экономики, но проникнуть незамеченной в охраняемый офис и взломать за пару минут любой сейф будет способна. Скажу больше — она одним телефонным звонком сможет убить или спасти человека от смерти — всё зависит от того, когда и кому позвонит.
— Как это можно по телефону убить? — искренне не понял я слов Разумова.
— Представь, что ты переходишь улицу, а у водителя, подъезжающего к переходу самосвала, звонит телефон. Тот отвлекается, проскакивает на красный свет и сбивает тебя насмерть. Или, наоборот, перед тем как решишься переходить улицу, ты ответишь на вызов, а мимо тебя промчится грузовик с неисправными тормозами. Ну, да ладно, этому ей ещё учиться и учиться, — Разумов откинулся в кресле и, насколько я понял по изображению, начал копаться в ящике своего стола. После этого на столешницу лёг конверт, на который волшебник приклеил знакомую мне марку Эль-Дорадо, — Принимай почту. Как знал, что пригодится.
— Что мне с этим делать? — вынул я из письма две переводные татуировки, подобные тем, что клеил себе, когда получил в подарок проектор, и посмотрел на ухмыляющегося волшебника, — Куда и кому клеить?
— Это ингибитор. Вере наклеишь, пока спит, — пояснил Разумов, — Иначе, когда она проснётся, у неё мозг сгорит и вместо мага получится «овощ». Благодаря «татушкам» магические способности к девушке будут приходить плавно и постепенно, как морской прилив, а не подобно внезапному цунами. Первой переведёшь овальную татуировку в область солнечного сплетения. Через пять минут наклеишь на лоб треугольную татушку. Помнишь, как тебя колбасило, когда проектор себе клеил? После второй татуировки Веру в течение минуты ждёт примерно то же самое, так что я тебе рекомендую ей руки и ноги связать, чтобы она спросонья себя не покалечила. Затем она вновь уснёт, а утром, когда проснётся, всё ей объясни. Если возникнут вопросы, свяжись со мной.
— А зачем тормозить её развитие? — поинтересовался я, — Ингибитор — это же вроде как замедлитель реакции.
— Что обычно делает компьютер, когда на нём запускается огромное количество программ, а у него не хватает оперативки?
— Советует сохранить данные и свернуть программы, — ответил я волшебнику. Уж кто-кто, а я знаком с поведением слабого компа, если на нём запустить прожорливую программу.
И тут я понял, какую помощь в очередной раз оказывает Разумов. Видимо это отобразилось на моём лице, поскольку волшебник не преминул у меня поинтересоваться:
— Дошло? Запросто может сгореть у Веры мозг, если она разом начнёт всю информацию через себя пропускать. Это комп может выключиться, если у него что-нибудь перегреется, а человеческий мозг выгорит к чертям. Его подобно компьютеру не перезапустишь.
— А почему на меня мамины цацки не подействовали? — спросил я у волшебника, — Я ведь в детстве, как и любой ребёнок, их примерял. И перстень этот не раз надевал. Почему мама, зная о том, что погибнет во время родов, ничего не сделала?
— У твоей мамы были задатки, но кто тебе сказал, что она была магом? Она знала, кем станет, если наденет перстень и выбрала свой путь, и никто не вправе осуждать её за это. А почему на тебя он не подействовал? Так он не для твоей магии. Ты мог его всю жизнь носить, и ничего не произошло бы. Извини за сравнение, но это всё равно как если мужик-трансвестит напялит колготки и лифчик. Родить-то он всё равно не родит, хоть и вырядится в женщину.
— Валера, — растолкала меня Вера ни свет, ни заря, — у тебя марля есть?
— Какая ещё марля? — ничего не понял я спросонья, перевернулся на спину и посмотрел с пола на светящийся циферблат электронных часов висевших на стене, — Ты в шесть утра гладить собралась? Нет у меня никакой марли — у меня утюг с паром.
— Ну, ткань есть какая-нибудь ненужная? — заскулила девушка, — Мне очень нужно.
Тьфу, блин. Вот я тормоз. У девушки «праздник», а я туплю.
Я спроецировал упаковку женских прокладок, достал её и протянул девушке:
— Инструкция по применению на упаковке вроде должна быть. Разберёшься. Подожди, возьми ещё и это — что-нибудь да подойдёт, — достал я сразу три комплекта нижнего женского белья разного размера, — Ванная знаешь где. Остальным твоим гардеробом потом займёмся.
Вера умчалась, и я только сейчас понял, что атмосфера в квартире стала не такой, как накануне. Будто стены раздвинулись и в квартире потеплело. Сложилось такое ощущение, словно рядом со мной появился чем-то похожий на меня человек. Говорят же, рыбак рыбака видит издалека — так и я понял, что со мной в одной квартире находится волшебник. Видимо об этих чувствах и говорил мне когда-то Разумов, когда объяснял, что присутствие мага я обязательно почувствую.
Раз уж Вера устроила столь ранний подъём, то мне ничего не оставалось, как встать, натянуть спортивные штаны и футболку, да сдуть надувную кровать. Ну, а как иначе? Нужно же мне было где-то спать. У меня ведь не гостиница. Из лежачих мест только диван имеется, и тот был занят. Вот я и достал ночью надувной матрас.
По пути на кухню мой взгляд упал на Верино пальто и зимние сапоги. Мысленно отвесил себе подзатыльник и достал для девушки махровый халат и тапочки.
Ванная у меня не запирается, поэтому я постучал в дверь и по изменившемуся звуку падающей воды понял, что меня услышали. Приоткрыл дверь, и в образовавшийся проём протянул тапки с халатом.
— Спасибо, — послышалось с той стороны двери, — Ставь чайник и бутербродов готовь побольше.
— Может, что посущественнее приготовить? — поинтересовался я, — Вчерашнее рагу ещё осталось.
— Его тоже разогрей. Я сейчас готова слона съесть.
Хм, помнится в первый день в этом мире я тоже в основном о еде и думал. Успокоился, только когда две порции пельменей стаканом сметаны заполировал.
— Ты как себя чувствуешь? — с завистью посмотрел я на Веру, которая смела со стола всё, что я успел приготовить. Не привык я с утра так плотно кушать. Кофе да пара бутеров — вот и весь мой завтрак.
— У меня какие-то странные чувства, — довольно-таки бодро для объевшегося человека встала из-за стола Вера и начала убирать со стола грязную посуду, — А впрочем… Иди, кури. Потом поговорим. Да, вот ещё что. Хоть раз назовёшь меня гадалкой — обижусь, — донеслось мне в спину.
«Интересно. К чему была последняя фраза, произнесённая Верой? Я ей ещё не успел рассказать о том, что она стала волшебницей» — размышлял я на балконе, выпуская табачный дым в морозный воздух.
— Итак, — начала девушка, когда я вернулся на кухню, — Я знаю, кем я стала. Так что можешь мне ничего не объяснять.
— Откуда? — отвисла у меня челюсть в самом прямом смысле этого слова.
— Пока я была в душе, я проигрывала в голове наш с тобой вчерашний разговор, — заявила Вера, — Вплоть до того момента, как надела перстень. Утром начались чудеса. Например, когда я тебя будила, я уже знала, что ты ответишь и как поступишь. И то, что ты принесешь в ванную тапочки и халат, я так же знала. Даже ждала, когда ты постучишь в дверь и протянешь вещи.
— Дежавю? — судорожно сглотнул я.
— Нет, — помотала головой Вера, — Дежавю — это когда, кажется, что ты уже был в подобной ситуации, а я чётко видела и слышала то, что произойдёт. Ты вчера много говорил про магию, сегодня я вижу предстоящие события — вывод напрашивается сам собой — я прорицатель. Заметь — не гадаю, а чётко вижу будущее. Кстати, ты вчера ни разу не назвал своего настоящего имени, и я тебя прекрасно понимаю — все знают тебя как Валеру и пусть, так и остаётся. А хочешь, я скажу твоё имя?
— Я это и сам могу сделать, — возразил я, — У меня от тебя нет секретов. Меня зовут…
— Молчи, — улыбнулась девушка, называя меня по имени, — Я уже посмотрела твой ответ.
— Как ты это сделала?
— Кто бы мне ещё самой этой объяснил, — хмыкнула Вера, — Например, себя я вижу до обеда. С твоим будущим чуть сложнее — через час твои действия в моей голове начинают разветвляться на множество вероятностей, каждая из которых даёт ещё больше развилок. Я пытаюсь каждую ветку просмотреть, но у меня начинает голова болеть. Что странно — Любино будущее я вообще не вижу. Даже не знаю, спит она сейчас или нет. Думаю, мне нужно видеть человека, чтобы хоть что-то о нём сказать.
— Это что же получается — я теперь в твоём обществе вообще могу молчать, раз ты знаешь заранее всё, что я скажу? — офигел я от такой перспективы и потихоньку начал локтем сдвигать к краю стола свою кружку с недопитым кофе. Решил уронить посуду и таким нехитрым способом проверить Верину способность предвидеть события.
— Ну, ты уж так не утрируй, — склонив голову, с осуждением посмотрела на меня девушка, — У меня куча вопросов и ответы на них я хочу знать, не прибегая к своим появившимся способностям. Кстати, неужели тебе не лень бежать на улицу к своей машине в такой мороз? Ты сейчас пытаешься разлить кофе, а в результате разобьётся кружка. Осколки-то ты соберёшь, да вот только поранишься. Пойдёшь в зал искать заживляющий спрей, а он у тебя в машине. Дальше продолжать?
— Сдаюсь, — примирительно поднял я вверх руки, и вернул в центр стола кружку, — А на все вопросы тебе ответит один мой знакомый маг из будущего. Он вчера, пока ты спала, обещал помочь.
— Вер, а попробуй заглянуть, как можно дальше. Но только не просто на месяц — другой вперёд, и узнать, что я там сплю или еду куда-нибудь, а так, чтобы на какое-то значимое событие попасть, — попросил я девушку. Интересная у неё магия. Прямо до дрожи… И мы оба ничего толком про её Прорицательство не знаем.
— Дай мне руку, — улыбнулась Вера, — Да не ладонью вверх, я же не по руке гадать собираюсь, мне более плотный контакт нужен. Отчего-то кажется, что так правильнее будет.
Ухватив мою ладонь обеими руками, начинающая Прорицательница зажмурила глаза, и на какое-то время замерла. Минуты через три — четыре я увидел, как со лба у неё скатилась капелька пота и повисла на кончике носа блестящим шариком.
— Уф-ф, — откинулась она ещё спустя какое-то время, и пошарив по столу глазами, ухватила в руки кружку с остывшим кофе. Сделав несколько торопливых глотков, она успокоилась, и задышала ровнее, — Я тебя видела. Ты пел на стадионе. Я даже успела слова разобрать: — «Реет в вышине».
— «И зовёт олимпийский огонь золотой», — тут же продолжил я, сходу опознав строчку из песни Тухманова, — Что за стадион? Как я был одет? Какое время года?
— Стадион очень большой. Я таких огромных никогда вживую не видела. Везде олимпийская символика, на экранах изображение Мишки. Ты был в короткой кожаной куртке, светлых спортивных брюках и высоких белых кроссовках. По времени года — однозначно лето. Одеты все были легко, большинство зрителей в рубашках и платьях. Собственно, коротко всё получилось, меня на эти два твоих слова всего лишь и хватило. Можно сказать, одним глазком успела взглянуть. Я второй раз пыталась попробовать посмотреть, но у меня вообще ничего не вышло. Как будто внутри меня выключателем щёлкнули. Плохо, да?
— Да ты что!? Это же замечательно! Море информации!
— Шутишь?
— Какие шутки! Сама подумай. Я живой, здоровый, скорее всего уже знаменитый, раз на Олимпиаде выступаю, и при этом занимаюсь любимым делом! Но самое интересное, я так и остался в этом мире. А то знаешь, накатывают порой сомнения, что лучше мне его покинуть и в своё время уйти. Зато теперь точно знаю, что до окончания Олимпийских Игр у меня с жизнью в СССР полный порядок. Спасибо тебе огромное. Камень с души.
— Ты, случайно, не в курсе, почему я только один раз и всего на секундочку смогла на тебя взглянуть? Кстати, я и сейчас почему-то не могу посмотреть, даже на пять минут вперёд.
— Э-э-э… — подвис я, соображая, как бы советской девушке, никогда не игравшей в компьютерные игры, объяснить, что такое запас маны, — Представь себе, что у тебя внутри появилась маленькая батарейка. Когда ты присоединяешь к ней самую маленькую лампочку, которой едва хватает, чтобы посмотреть, что вокруг тебя, то лампочка будет светить долго. А тут ты решила присоединить лампу помощнее, чтобы увидеть что-нибудь подальше, и батарейка почти тут же села, а твоя мощная лампа вспыхнула всего лишь на миг.
— И что теперь?
— Да ничего страшного. Завтра, а может и сегодня вечером подзарядишься, и всё к тебе вернётся. По крайней мере у меня так получается.
— Понятно. Слушай, а у тебя ещё чем-нибудь можно перекусить? Вроде же только что ели, а у меня прямо до судорог живот сводит.
— Ага, вот значит, как ты перезаряжаешься. Что бы нам такого калорийного и быстро усваиваемого придумать? — метнулся я к шкафчику с каталогами, — Поройся тут пока, может, что сама выберешь, а я по-быстрому запрос сделаю. Тебе, скорее всего, какая-нибудь спортивная диета подойдёт.
Я выскочил на кухню, и в темпе подключил Кракошу к процессу поиска подходящей диеты, а сам поставил на плиту кастрюльку с водой, чтобы сварить яйца. Хлопнув себя по лбу, в темпе вытащил из фотографий четыре банки икры, по две чёрной и красной, батон и пачку масла.
— Перекуси пока, нормальная еда только минут через пятнадцать готова будет, — выложил я добычу перед Верой, увлечённо разглядывающей фотографии десертов.
— Ты что? Это же икра… — подняла она на меня округлившиеся глаза.
— Забыла, кто я?
— Вчера ты ничего съестного не доставал, — пробурчала она, сглотнув слюну, и неуверенно потянулась к баночке с чёрной икрой. Убедившись, что процесс пошёл, я на всякий случай вытащил при ней тетрапак с ананасовым соком, и с чистой совестью умчался на кухню.
В меню у меня припущенный лосось, десяток фаршированных яиц, протеиновый коктейль, десерты, шоколад и фруктовая ваза, с преобладанием бананов и ягод. Если успею, то вытащу соковыжималку и организую ещё свежевыжатые соки.
В итоге, всё, кроме протеинового коктейля ушло на ура. Его Вера допивать отказалась, с трудом осилив меньше половины, не скрывая при этом, что никаких других чувств, кроме отвращения, он у неё не вызвал. Я на всякий случай организовал запас десертов, упирая в молочно-ягодные темы, и выдохнул, когда девушка всего лишь потянулась их разглядывать.
— Если я буду так есть, то скоро в свои платья влезать перестану, — погладила она себя по животу.
— Подумаешь, я тебе новые вытащу, — отмахнулся я от столь незначительной проблемы.
— Да… — одной лишь интонацией дала Вера понять, что я что-то не то говорю, — А с фигурой что станет? Кроме того, я даже представить себе не могу, как я буду девчонкам в общежитии объяснять, откуда у меня горы импортной одежды.
— Да какие там горы, — покосился я на кучу сваленных в кресло вещей, которые я вчера в запале вытащил, демонстрируя возможности либроманта, — Если хочешь, я их обратно в каталоги отправлю.
— Я тебе отправлю, — пригрозила мне Прорицательница, щурясь в предвкушении своих минут славы, — Надо просто что-то придумать, но я так объелась, что у меня голова не соображает.
— Вер, а у тебя никаких родственников за рубежом нет случайно? — спросил я на всякий случай.
— Откуда…
— Значит нужно создать. Нанять какую-нибудь бабульку в Америке и пусть она из себя твою родственницу играет.
— И как ты в Америку попадёшь? Да ещё и актрису найдёшь?
— Телепортация, — с чувством законной гордости ткнул я пальцем в потолок.
— Сестру младшую моей бабушки можно изобразить. Она на фронте медсестрой была и без вести пропала.
— Ладно. Этим я сам займусь. Жди в скором времени свои сокровища. Придут к тебе посылкой от двоюродной бабушки. Но из общежития тебя надо выселять. Не дело, если мы, маги, будем постоянно на виду. Кооператив я тебе не обещаю, а вот домик, вроде моего, прикупить можно. Как ты на это смотришь? — подсунул я ей ноутбук с фотографиями из своего дома, которых Гоша наделал десятка полтора за каким-то чёртом.
— У тебя есть свой дом? — с придыхом переспросила Вера, что-то про себя прикидывая, и по второму разу внимательно просматривая фотографии, — Хочу-хочу-хочу. Чтобы с таким же душем, тёплым туалетом и газом! А мебель какая?
— Так, всё с тобой ясно, — рассмеялся я, увидев, как у неё загорелись глаза, — Будет у тебя дом, не хуже моего, а мебель сама выберешь. Ладно. Вижу, ты уже пришла в себя. Не хочешь с настоящим волшебником поговорить? Кстати, можешь принарядиться. Мы с ним по этой штуке будем разговаривать, — похлопал я рукой по боку ноута.
Если Вера и сомневалась насчёт разговора, то от примерки и показа обновок удержаться она не смогла.
— Как я выгляжу? — услышал я минут через двадцать, что, признаюсь, меня удивило. Ни в том, ни в этом времени девушки в такие сроки никак не укладывались.
Я рассчитывал на более долгую подготовку и взялся закончить недописанные партии к своей новой песне. Обернувшись, я едва со стула не рухнул. С «красотой» у советских девушек вопрос легко решается. Польская тушь на ресницы, помада на губы, чуть пудры на лицо, кому это нужно, да и всё, пожалуй. Выбор косметики не так уж и богат. И у Веры, до вчерашнего дня, всё обстояло примерно так же, пока я ей подарки не вытащил. В том числе, пару брендовых косметических наборов.
— Причёску можешь оставить, а всё остальное лучше смыть. Ты и без косметики нормально смотришься. Я тебе потом включу несколько видеоуроков по макияжу, а сейчас просто поверь мне на слово, — насколько мог мягко, посоветовал я девушке, — В мире того человека, с кем мы собрались говорить, к такой боевой раскраске относятся несколько предвзято.
Вспыхнув, Вера деревянными шагами ушла в ванную комнату.
— И как теперь? — с вызовом спросила она, появившись минуты через три-четыре.
— Отлично. Можешь слегка припудрить носик, — благосклонно кивнул я, оглядев девушку, и сохраняя проделанную мной работу в памяти компьютера, — Вопросы продумала?
— Да какие у меня пока вопросы. Мне бы основы понять. Спрошу, что мне нужно сделать, чтобы видеть дальше и дольше, и есть ли возможность развить мои способности, — удивила меня Вера практицизмом своего подхода.
А собственно, что я ожидал услышать от выпускницы энергетического факультета ВУЗа? Техническое образование в СССР — это очень серьёзно. В моём времени оценки в ВУЗах сплошь и рядом покупались, хотя получаемые студентами знания зачастую были хуже, чем в некоторых советских техникумах. В покинутой мной России можно по пальцам пересчитать те немногие ВУЗы, которые выпускают действительно специалистов, а не людей с дипломами о «верхнем образовании», которое еще почему-то обросло бакаллавриатом и магистратурой. Если прикинуть, какое количество курсовых, дипломных работ и диссертаций пишут не сами студенты, а оплаченные ими фрилансеры, то страшно становится. Дай Бог, если в моём времени из «людей с дипломами» хотя бы десять — двадцать процентов станут действительно специалистами, а не просто потешат самолюбие родителей, выделяющих приличный «бюджет» на каждую сессию, как нечто само собой разумеющееся. Приятелей среди студентов у меня в России много было, поэтому послушав их рассказы, я стал бояться молодых врачей в больницах и перестал слепо доверять учителям в школах. Можете посмеяться надо мной, но я даже русские легковушки, у которых от русского осталось одно название, не воспринимаю только из-за того, что знаю, на каком-то этапе к ним мог приложить свои руки или знания тот недавний студент, фактически купивший себе диплом.
Ткнув в кнопку контакта с Разумовым, я, как мне казалось, был готов ко всему, но только не к тому, что я увидел.
Маг, которого я всегда видел в костюме и в окружении дорогих аксессуаров, возник на экране в одних спортивных трусах, и со струящимися каплями пота по всему его телу и лицу.
— Жди. Минут через десять сам наберу, — коротко сказал он, мазнув взглядом по экрану.
— Твой знакомый спортсмен? — спросила у меня Вера, не меньше меня впечатлённая видом потного тела и бугрящихся мышц, которые я никак не ожидал увидеть у Разумова.
Я лишь отрицательно помотал головой в ответ.
Сигнал вызова прозвучал через двенадцать минут.
— Привет, Либромант, и вам Прорицательница, моё здравствуйте, — с лёгкой улыбкой поприветствовал нас мой куратор, выглядевший, как всегда.
То есть, безукоризненно, и в своём кабинете.
— Мы договаривались, что свяжемся, — начал было я.
— Помню. Вопросы появились?
— Я думал, что их Вера все задаст, но не совсем понял, что мы при первом вызове увидели, — честно признался я, не совсем понимая, для чего состоявшемуся магу, каким в моих глазах был Разумов, нужна вполне обычная «качалка».
— Попробуйте совмещать физические нагрузки и магию. Возможно, будете приятно удивлены. Впрочем, у нас дело даже не в этом. Появились некоторые обстоятельства, стимулирующие на то, чтобы поддерживать себя в форме, — традиционно витиевато выразился Разумов.
— Какая-то опасность?
— Опасность? Вряд ли. Скорее, нечто непонятное, — достаточно наглядно взглянул Разумов на настенные часы, своим фрагментом едва заметные на краю нашего экрана, — Слушаю вопросы ко мне.
Кивнув Вере, я немного откатился на своём кресле, чтобы дать ей возможность пододвинуться ближе к камере.
— У меня вопрос по времени и дальности моего Дара. Я смогла на секунду-другую заглянуть на Олимпиаду, а теперь вынуждена восстанавливаться. Так оно и должно быть, или есть другие пути?
— Ай-яй-яй, — покачал Разумов головой, глядя почему-то конкретно на меня, — Мне говорили, что Либроманты все странные, но такое уже чересчур. Как спрогнозировать события на всей планете и в это вмешаться, у них ума хватает, а, чтобы просто дать девушке в руки заряженный накопитель, так на них словно затмение какое находит. Хорошо, что я ещё меры принял, а то могли бы и сжечь Дар.
Мне стало стыдно. Знаете, так, чисто по-человечески. И даже оправдываться перед магом теперь стрёмно. Я реально ни разу не подумал, как и чем Прорицательнице можно облегчить предсказания, не выкачивая её резерв под ноль, и про ограничитель забыл.
По многозначительному прищуру куратора, я понял, что он мне хотел показать этим примером.
Может он и прав, и мне действительно не стоило лезть в ход Истории, даже перестраховавшись, а может прав я. И тогда всё магическое сообщество России выглядит не лучшим образом. Хотя бы по тому, что они не осмелились такого сделать!
Впрочем, поживём — увидим.



Эпилог

В кои веки я решил забросить все дела и просто побыть наедине с самим собой. Сегодня первое марта. Замечательная дата! И пусть на улице ещё и не пахнет весной, но календарь уверенно подсказывает, что она уже не за горами.
Мне всё время, с тех самых пор, как я попал в СССР, кажется, что я упускаю что-то важное. Вроде крутится оно в голове, а ухватить никак не могу. Как заноза, которую ты чувствуешь, что покалывает, а найти не можешь. Сегодня я решил с этим разобраться, и одевшись потеплее, отправился пешком на берег реки.
По протоптанной тропинке вышел на дорогу, а там и вовсе вниз спустился. За зиму уровень воды упал, и среди разломанных льдин на берегу появились широкие полосы промёрзшего песка. Чем не дорожка для прогулки.
Полюбовавшись, как причудливо играют и переливаются радугой разломы льда на солнце, я побрёл куда глаза глядят, временами стряхивая подобранной палкой шапки снега со льда. Может, так он стает хоть на день быстрей, а то надоела мне уже зима.
Минут через десять прогулки, я стал понимать, что та мысль, которую я хочу поймать, сама по себе, озарением, прийти не желает. Ну, нет так нет. Я с другой стороны зайду.
Итак, что у меня на сегодня есть, и какие планы на будущее?
Для начала, у меня появилось подобие семьи. Веру я воспринимаю, как младшую сестру, и оказывается, там, в моём времени, мне её не хватало. Оказывается, заботиться о ком-то — это прикольно.
С Галкой у меня всё просто и в то же время сложно. Ко мне она переезжать отказывается, и каждый раз, когда я об этом говорю, выжидающе смотрит, не сподоблюсь ли я в конце концов сделать ей предложение. От свадьбы меня удерживают две причины. Одна простая и понятная. Не зря же я силы и время трачу, на всякий случай оборудуя в своём времени себе «запасной аэродром». Если что, то там я давно уже стал долларовым миллионером, а Олег с каждым месяцем лишь увеличивает обороты. Я-то, если что, марку на лоб приклею и через несколько секунд в своём времени окажусь. А с Галей что? У неё тут родители, которых она любит, младшие брат с сестрой, и ещё целая куча родных и знакомых. Взять, и вот запросто оставить её без них? Самое смешное, я ей эту причину даже объяснить не могу. Скорее всего не поверит, и подумает, что я ищу повод, чтобы с ней расстаться.
Есть и вторая причина. Я её вообще-то придумал, чтобы хоть как-то объяснить Галке затянувшуюся паузу в развитии наших отношений, но чем больше размышляю, тем объективнее она мне кажется. Для себя я решил, что в будущем стану известным исполнителем. Как вы понимаете, это само по себе подразумевает известность. Да, вот такая занятная тавтология выходит. Известность — эта капризная дамочка, которая мелочей ни приемлет. Если вспомнить «Ласковый май» или «Иванушек», то львиная доля выпавшего на их долю успеха зиждилась на поклонницах. На тех самых толпах фанатеющих малолеток, создающих атмосферу миллионной истерии. Миллионы фанаток по всей стране! Согласитесь, есть над чем задуматься артисту, стремящемуся на вершины музыкального Олимпа. Стоит только жениться, как сразу потеряешь в глазах поклонниц добрую половину привлекательности, если не больше.
Добрых дел за всё время, что нахожусь здесь, я сделал не мало, но и не много. Серьёзные на пальцах одной руки можно пересчитать.
«Пахтакор» занял второе место в чемпионате СССР.
Афган, словно ненужный гвоздь, найденный в кармане и брошенный в болото, беззвучно растворился во времени, словно его и не было.
Точно так же, без всплеска и волн, куда-то канули мои подсказки про экономическую реформу, о чём я не слишком-то и переживаю. Хорошая попытка была, но старые маразматики видимо к ней оказались не готовы.
До начала аферы с Ленноном ещё несколько месяцев, и мне очень интересно, что из этого получится.
В душе я пацифист и пофигист. Что поделать, если я дитя другого времени. Среди моих одноклассников, желающих «откосить» от армии было намного больше, чем тех, кто себя видел солдатом или офицером. Думаете, я лучше? Нет, ни лучше и ни хуже. Я всегда привык быть где-то в серединке. Если бы не моё увлечение музыкой, то я вполне мог бы стать классическим средним представителем своего поколения. Не мажор, но и не наркоман, или забулдыга какой. Обычный парень, со средним достатком, живущий в двушке, оставшейся от родителей, в провинциальном городке. Ничем не выделяющийся в знаниях и мировоззрении от тысяч других парней моего возраста.
Правда, тут стоит заметить, что в чём-то у меня взгляды теперь изменились. Если раньше мне, рождённому после распада СССР, было просто не интересно знать, что и как там было, до меня, то сейчас этого нет. И где-то исподволь нарастает чувство тревоги и раздражения.
Вот! Похоже поймал я, то, что меня беспокоит. Не так-то это просто оказалось. Даже и не объяснишь сходу.
Социализм сумел удивить планету дважды. Первый раз, когда появился, а второй, когда самоликвидировался. Четверть планеты поставлена на уши, в той или иной степени поддерживая новый строй, и вдруг, одним махом всё к чёртовой матери!
Допустим, на сам социализм, в том виде, как сейчас, мне плевать, в отличии от созданной социалистической Империи.
Я сейчас вижу, что это результаты труда нескольких поколений. Десятки и сотни миллионов людей работали, воевали, изобретали, а потом всё было просрано бездарными руководителями.
За Державу обидно! Хватились, когда уже поздно было, слишком поздно. Сейчас бы начать, и лет за десять сытой и безбедной жизни по шажкам, потихоньку, начать реформы. Китай, и тот смог. Какой он сейчас, в семьдесят девятом, и каким стал спустя сорок — пятьдесят лет — это же две разные страны.
Нет, всё-таки я изменился. Куда-то напрочь пропадало желание благостно советовать со стороны. Если так дальше пойдёт, то глядишь, вскоре я сам, засучив рукава, начну вмешиваться в то, что ещё не так давно для меня было чуждым и неинтересным.
В конце концов, я Либромант или кто?

Послесловие.
Уважаемые Читатели! Вот и закончилась вторая книга. Авторы уходят в небольшой отпуск (без содержания), и ждут Вашей реакции на книгу. От Вас будет зависеть, появится ли у серии продолжение или нет. Хочу заметить, что на денежные награды мы не претендуем (кстати, огромное всем спасибо, кто нас награждал во время процесса), но ткнуть в кнопочку Лайк, если книга понравилась, крайне желательно.
С уважением. Игорь Митрофанов. Сергей Богдашов.

* * *