МАЯТНИК ИСХОДА - Прайд #6

Анатолий Махавкин
Прайд. Книга 6
Маятник исхода

Альфа — Омега

АЛЬФА
Не знаю, есть ли у Кристалла некий, высший, разум. Мне встречались те, кто пытался объявить себя таковым, но по сути они не представляли ни высшие силы, ни разум вообще. Однако если у вселенной и есть нечто подобное, то оно весьма иронично и злопамятно. Все наши поступки ложатся в некий ящик, который, рано или поздно, окажется извлечён, изучен и оценен. И каждый получит по заслугам.
Долгое время я сомневался в существовании любви, иронизировал над влюблёнными и походя разбивал сложившиеся пары. Рок вспомнил о скептике, одарив его любовью к человеческой женщине. Эта история имела хорошее продолжение: женщина превратилась в одну из нас, разделив со мной долгие годы счастья.
Но я совершал и плохие поступки. Много омерзительных вещей, которые память надолго вычеркнула из своих записей, заменив нейтральной полосой тумана. Но они никуда не делись. На моей совести уничтоженные, из прихоти, города; убитые, по дурацкому капризу, люди и разрушенные судьбы. Очень, очень много отвратительных поступков.
Ранее казалось, будто презрение к обычным людям есть показатель статуса высшего существа, свысока взирающего на ничтожность человека. Лишь перед самой смертью наступило прозрение: поведение Льва, безжалостно топчущего человеческую пыль, ничем не отличается от царствования кровавых тиранов, коих немало встречалось в истории людей. По сути, я уподобился самым худшим представителям человеческой расы.
Понимание принесло раскаяние. Но ничего вернуть нельзя и все мои поступки, записанные незримой рукой, некто, владеющий ящиком судьбы, внимательно изучил и дал им оценку. В этот раз — никакой иронии и снисхождения.
Мои дети гибли на моих глазах. Дети, о существовании которых я узнал совсем недавно, умирали, пытаясь защитить своего отца.
И я ничем не мог им помочь.
Почти вся сила покинула израненное тело и лишь ничтожный её квант продолжал удерживать меркнущее сознание от падения в чёрную бездну небытия. Зачем я продолжал цепляться за жизнь? Ведь гораздо лучше умереть, чем видеть смерть своих детей!
Почему я продолжал сохранять эту последнюю искру?
Не знаю.
Надежду на помощь, обещанную Наташей, я утратил, когда исчезла Леся, а поток охотников, вливающийся в двери зала и не подумал уменьшиться. Я не желал этой бойни, не хотел видеть лица людей, искажённые судорогой ненависти, не хотел спотыкаться о неподвижные тела, отражая непрерывные атаки и скользить в лужах крови, отправляя врагов за грань света и тьмы.
Я хотел одного: увидеть Зару, прижать кошку к себе и утонуть в её ласковых жёлтых глазах.
Но все мои поступки успели оценить и вынесенный приговор никто не собирался отменять.
Охотников уцелело очень мало, но сил у меня не оставалось вовсе. И я рухнул на пол, залитый кровью, не в силах шевельнуть даже мизинцем. Мог лишь бессильно следить, как обезумевшие охотники остервенело режут моих волчат. Те даже не пытались сопротивляться, а просто защищали своими телами полумёртвого отца.
«Папа, прощай» — прошептала Веера, сжимая мою ладонь в холодных пальцах и человек с искажённым лицом, забрызганным кровью, вонзил в неё свой тресп. Только теперь я понял, для чего берёг последнюю искру жизни.
И вцепился пальцами в его горло.
Подбежавшие охотники начали рубить меня, но я и не пытался спастись, выпив добычу. Пальцы сжимались всё крепче. И крепче. Пока не раздался глухой щелчок сломанных позвонков.
И лишь тогда я позволил себе ускользнуть во тьму.
Там не было ничего.
Ни жары, ни холода, ни ветра, ни звуков.
Даже времени.
Но почему-то оставался я.
Один, во всём невероятном Ничто. Но я не мог оценить этого факта, потому что разум, погружённый во мрак, мог лишь констатировать абсолютную пустоту и моё присутствие в ней. Все чувства, бушевавшие прежде, ушли, исчезли воспоминания, мечты и желания. Оставался лишь некий, абстрактный, взгляд в никуда.
Сколько продолжалось всё это — не знаю. Может — долю мгновения, а может — целую вечность, от рождения, до смерти Вселенной.
Потом появилось нечто. Словно эхо звука, на самой грани слышимости. Но в мире, состоящем из одного Ничто, даже эта смутная тень звучала громовыми раскатами. Следом явилась искра света, воспринимаемая, точно рождение сверхновой.
Пятнышко света становилось всё ярче, а звук — всё громче, пока оглушительный рев и слепящий свет не заполнили всю пустоту вокруг меня.
Меня!
Я осознал своё присутствие в полной мере и мгновенно пробудившаяся память вызвала болезненные судороги внутри.
Мои дети!
Мои дети погибли.
И Зара обречена.
Внезапно сияние, поглотившее мир, начало обретать конкретные формы, а какофония звуков — складываться в нечто ритмичное, напоминающее музыку. Мир вокруг начал медленно вращаться и в его центре, под медленную печальную мелодию, неярко засиял предмет, напоминающий ажурный браслет. Что-то, внутри него, показалось мне странным и против воли, я сосредоточил внимание на картинках, мелькающих перед глазами.
Кажется, там скользили некие образы…
Вроде бы, женское лицо.
Напоминает…
ОМЕГА
Галя, развалившаяся на подоконнике, потянулась сытой кошкой и щёлкнула по носу парня с подбитым глазом, который понуро сидел на полу у её ног. Нехрен было корчить из себя героя, когда остальные животные послушались Наташи и покорно направились в дом. Сын прокурора, гляди, какая цаца! Думаю, любого, из этой группы баранов, можно спросить и обнаружатся высокопоставленные родственник. И толку?
Вернулся Илья. Вид у него оказался крайне недовольный. Ещё бы, парня только покормили, и он продолжал исходить ядом и ненавистью. Галя неторопливо прошла мимо и потрепала товарища по щеке, отчего тот дёрнулся и злобно зашипел. Ольга, сидевшая на диване рядом с испуганной девицей в брючном костюме, улыбнулась, не поднимая глаз и продолжила полировать коготки серой тряпице. Кажется, прежде это была часть пиджака толстого очкарика, которого мы оставили лежать в гараже.
— Подогнали ещё три микрика, — проворчал Илья, старательно не глядя мне в глаза, — солдат, как тараканов; только со снайперками — штук десять.
— Отпустите нас, — жалобно пропищала девица на диване и тут же стушевалась под недобрым взглядом Ольги, — папа заплатит хорошие деньги! Хотите, я позвоню ему, и вы обо всём договоритесь? У меня папа…
— Заткнись, — буркнул я, наблюдая, как вертолёт опускается в поле за трёхэтажным особняком с красной пирамидальной крышей, — ещё один приземлился. Скоро станет весело!
Чернявая женщина, средних лет, которая сидела у дальней стены, около белого рояля, принялась глухо всхлипывать. Кажется, именно её муж сидел за рулём чёрного «лексуса», так неудачно подрезавшего нашу «бэху». Наташа и не подумала притормаживать, на полной скорости протаранив наглый автомобиль. Водила отдал концы, сразу после того, как Галя оказала ему «первую помощь», а его спутница устроила настоящий цирк с воплями и визгом.
Всякое развлечение вызывает приток благодарных зрителей. Кроме того, как выяснилось, «лексус» ехал не один, а в компании с «прадой», полной подвыпивших парней и девчонок. Естественно, решать проблему полюбовно никто не собирался. Девчонки откровенно развлекались, подзуживая кавалеров, а те оказались настроены весьма кровожадно.
Уцелевших мы загнали в микроавтобус, водитель которого решил полюбопытствовать, в чём суть шекспировской драмы. Наташа надавала целый букет оплеух и выяснила, куда направлялась весёлая компания «цветов жизни». Интересовалась она не просто так: последнее время девчонки обожали вламываться в дома местных богатеев и там отрываться по полной. «Очередное безумство психопатов» — так озвучил их шутки местный канал.
Рыдания чернявой усилились и Витёк, сумрачно поглядывая в нашу сторону, присел рядом с истеричной, поглаживая ту по ладони. Какого чёрта он и Паша продолжают таскаться за нашей группой, ума не приложу. Всё, вроде бы, было много раз обговорено и все точки расставлены в нужных местах.
Ещё тогда, на дне рождения Марины, когда я, совершенно случайно, прикончил её Валика, а именинница устроила дикую истерику, окончившуюся вмешательством Гали, Витя обозвал нас кровавыми упырями. Я не мог понять, чего он больше хочет: бить нам морды или рыдать над телом покойницы, но оба варианта казались равно бессмысленными. Галя выглядела несколько озадаченной, но удовольствие от процесса питания, заставило её позабыть о смерти сестры уже спустя полчаса.
Наташа долго отбрыкивалась от предложения попробовать и косилась на испуганного Пашу, но Оля и Галя-таки сумели убедить девушку сделать правильный выбор. Только Илья, до сих пор, продолжал корчить из себя непонятно кого и процесс кормления непослушного парня превращался в своего рода шоу со свистоперделками. Слабо трепыхающийся товарищ скулил о том, что он не хочет, просил прощения у жертвы и пытался сопротивляться веселящимся девчонкам.
— Сколько вы ещё собираетесь продолжать этот кошмар? — злобно осведомился Витя, — третья неделя пошла, как вы творите всякую мерзость. Не пытались подсчитать, сколько трупов успели оставить?
— Тридцать четыре, — сообщила Наташа, возникая под широкой аркой входа и подмигнула ворчуну, — Витюша, ну зачем ты пыхтишь, словно чайник? Расслабься. Говорят, в таких делах очень помогает совокупление. Хочешь — трахни какую-нибудь девчонку.
Сдерживая улыбку, я прошёл мимо девушки, заработав мимолётное касание губами и начал подниматься по спиральной лестнице на второй этаж. Приятно пахло деревом; видимо ремонт в доме окончился совсем недавно. Я выпустил когти на правой руке и провёл по облицовке стен, оставив тонкие разрезы в янтарном покрытии. Приятное ощущение.
Большую часть этажа занимала исполинская бильярдная, с огромной плазменной панелью и баром. Диван в углу оказался разобран и подушки с покрывалом бесформенной кучей лежали на полу. Как же верещала парочка, совокуплявшаяся здесь, когда Ната выгнала их вниз, ко всем остальным! Девчонка, пьяная, до невменяемости, никак не могла сообразить, в чём дело и с надрывом вопила про: «один звонок и вам всем — п…ц!»
Я подошёл к окну и посмотрел в сторону соседского дома: людей с автоматами заметно прибавилось. Похоже, нас опять пытаются захватить. Прошлый раз никого ничему не научил. Может они не поняли в чём причина? Объясним ещё раз: повторение — мать учение. К сожалению, не все ученики доживут до конца урока.
В стеклянной поверхности моё отражение подмигнуло и осклабилось. Нет, всё-таки от былого человека не осталось ровным счётом ничего. Белые волосы, бледная кожа и жёлтые глаза с поперечным зрачком. Рост стал много выше и черты лица утратили малейшие недостатки.
Какой-то, из журналистов, которого угораздило взять интервью у Гали, на чистом глазу назвал её инопланетянкой. В другом таблоиде, брызгая слюной, доказывали; дескать мы — демоны, покинувшие ад. Это, кроме обычных сравнений с вампирами.
Я погладил медальон, висящий на груди. Пальцы привычно прошлись по гривастой голове, ощутив ледяной холод металлического кругляка. Подумать только: всего три дня потребовалось для полного превращения в…Кого? А хрен его знает! Илья утверждает, будто наша группа копирует типичный львиный прайд, с его иерархией и повадками. Тогда, к чему скулить, если сама природа вынуждает нас кормиться живой добычей? Пусть мы не пожираем мясо жертвы (это было бы отвратительно!) но ведь сама суть не меняется.
Пять автоматчиков, помогая друг другу, перебрались через ограду и присели за будкой охраны, прилепившейся к забору. С моего места вся пятёрка оказалась, как на ладони. Все их глухие шлемы, бронежилеты и автоматы, направленные в сторону дома.
Тихие неторопливые шаги возвестили о прибытии Ольги. За дни, минувшие с нашего обращения, я научился распознавать своих девушек по запаху, звуку шагов и прочим мелким деталям. Моих — потому, как они были именно мои. Оказывается, обладание самым большим медальоном давало некие привилегии, отсутствующие у остальных. Тот же непонятный тембр голоса, который вводил всех в оцепенение, а затем вынуждал выполнять, озвученный мною приказ.
А ещё та, незабываемая ночь, когда все девочки, одна за другой, приходили ко мне заниматься сексом. Поначалу показалось странным, трахать Нату, на которую прежде и планов не возникало; или Галю, столь долго притворявшуюся невинной овечкой, но теперь я уже привык. И удивительное дело: я почему — то совсем не ревную, когда они спят с кем- то другим. Должно быть — ещё одно доказательство нашего отличия от людей.
Оля положила подбородок на моё плечо и аромат весеннего цветения тотчас окутал со всех сторон, лаская ноздри. Каждая девушка имела свой конкретный аромат, один лучше другого и, судя по всему, не только девушки. Галя как-то упомянула о моём классном запахе, но ни одна засранка до сих пор так и не призналась, чем конкретно я пахну. От Ильи постоянно исходит аромат свежемолотого кофе, надеюсь, мой — не хуже.
— Там люди пришли, — сказала Ольга и потёрлась носом о моё ухо, — переговорщики. Требуют, чтобы мы отпустили заложников или, по крайней мере, озвучили требования. С ними сейчас Галя. Наташу мы решили немного попридержать.
Понятное дело. Удивительно, как изменился характер именно этой девчонки, после изменения. Из уравновешенной, почти семейной, рассудительной студентки, она, за несколько дней, превратилась в одержимую сексом и убийствами фурию. Словно некие демоны, до поры до времени спавшие в человеческой душе, вырвались на свободу, стоило исчезнуть этому самому человеку. Кажется, единственное, что ещё удерживает Нату от падения в пучину кровавой вакханалии, это — Паша, тенью следующий за бывшей подругой.
Когда мы останавливались в каком-нибудь доме и Павел ложился спать, я наблюдал удивительную метаморфозу, происходящую с беспощадной воительницей. Наташа садилась на край ложа, где спал её парень и пристально смотрела на его исхудавшую физиономию. Эта её неподвижность могла продолжаться часами. Потом девушка опускала ладонь на вздымающуюся грудь спящего и вновь замирала. Первый раз я вовсе решил, что она намеревается выпить Павла, но ошибся. Ната тихо бормотала короткую неразборчивую фразу, вроде бы просила прощения и тихо уходила.
Оля и Галя в этом отношении вели себя намного спокойнее. Галина, так и вовсе, как мне казалось думала исключительно о сексе, успевая уделять внимание всем представителям мужского пола, хоть как-то соответствующим её понятиям о привлекательности. Ольга предпочитала оставаться со мной, со спокойным любопытством воспринимая причуды каждой подруги.
Бойцы с автоматами переместились от домика охраны к стене здания и пропали из вида. Стало быть, переговорщики постараются отвлечь наше внимание, а группа захвата примется швырять светошумовые гранаты, бить стёкла и заниматься прочими глупостями.
Всё, как в прошлый раз.
— Может отпустим людей? — предложила Ольга и покосилась на меня: как отреагирую, — никто ведь не голоден.
— Уговоришь Нату прекратить веселье? Она, как я погляжу, настроена по-боевому. Эта стерва с драконом здорово вывела её из себя.
— Ну, так пусть убьёт её, а остальных — отпустим. Неужели ты, в самом деле, получаешь удовольствие от этих бессмысленных побоищ?
Да, я действительно получал удовольствие. Приятно ощущать себя неуязвимым существом, которое, точно бог, может решить судьбу каждого встреченного человека. Чертовски приятно наблюдать за слизняком, ещё минуту назад угрожавшим тебе всеми возможными карами: судом, подчинёнными, знакомыми бандитами, папами и мамами, в конце концов. Теперь эта тварь протирает коленями пол и пытается вымолить хотя бы секунду жизни.
— Пошли вниз, — сказал я и обнял девушку за талию, — попробую уговорить Наташу. Может передумает.
— А ведь ты мог бы ей просто приказать.
Мог бы. Но не стану. Пусть всё идёт, как идёт.
Когда мы спустились, первым делом я взглянул в окно, около которого должны были таиться бойцы спецназа. Ничего подозрительного. Профессионалы!
Пятёрка пленников испуганными мышами уставилась на нас. Страх и ненависть буквально пропитывали воздух помещения и очень хотелось открыть окна, пустив свежий ветер, который вынесет эти миазмы. Боюсь, в этом случае сюрприз наших незваных гостей окажется безнадежно испорчен.
— Побудь здесь, — я поцеловал Олю в щёку, заработав недобрый взгляд от Ильи, — можешь развлечь нашего буку. Видишь, как зыркает?
А чего, спрашивается? Если бы не обращение, мой товарищ, вероятно, так никогда бы и не переспал с объектом вожделения. А теперь — стоит лишь пожелать. Предпочитает Олечка, правда, всё же меня, но и от близости с Ильёй не отказывается.
— Я с тобой, — товарищ казался сосредоточенным, словно в его голову явилась некая, консолидирующая, мысль, — пусть среди вас, психов, окажется хотя бы один адекватный…человек.
На последнем слове его слегка закоротило. Да и то, по всем признакам мы перестали относиться к роду хомо сапиенс. Начиная от способа питания и кончая необычным материалом наших тел, неподвластных никакому оружию. Однако наш товарищ упорно продолжал называть себя человеком, принимая шквал насмешек со стороны Гали И Наташи. Да и я его частенько подкалывал.
Пока мы шагали в сторону глухого бубнежа и задорного похохатывания Гали, я успел заметить любопытствующий глаз под блестящей каской в одном из окон. Да нас окружили! Бежать некуда и очень скоро чёрные дула автоматов окажутся направлены в наши беззащитные…Уж не знаю, есть ли у нас вообще какие-то органы.
— Хотел позвонить матери, — угрюмо проворчал Илюха, плетущийся по левую руку и злобно пнул перевёрнутый ноут, валяющийся на полу — а потом подумал: а что я ей скажу? Мама, твой сын стал чудовищем, которое убивает невинных людей? Да, да, это именно нас показывают по телеку последние недели. Бляха муха, да у меня даже морда на самого себя не похожа!
— Похожа, — возразил я и отодвинув дверь с изображением Фудзиямы, вошёл в холл, — кончил ныть?
— Ещё и не начинал! — огрызнулся он, но умолк.
Галя, вольготно развалившись на цветастом канапе, лениво почёсывала живот французскому бульдогу с ошалевшей мордой. При этом девица умудрялась невпопад отвечать группе мужчин и женщине, стоящих у входа. Трое мужиков; двое в форме, один в штатском и тощая блондинка в строгом зелёном костюме. Все четверо старались держаться рядом с распахнутыми дверями, за которыми топтались напряжённые автоматчики.
Когда мы вошли, мужчина в спортивной куртке и джинсах, прекратил говорить, и все гости уставились на нас. Неудивительно; с первого взгляда и не различишь. Девочки тоже хороши, все, как на подбор.
— Продолжайте, продолжайте, — я махнул рукой и приняв заинтересованный вид, упал в глубокое кресло. Судя по окрасу, оно было из того же набора, что и Галино канапе, — можете представить, будто нас тут и нет. Илья, да сядь ты! Видишь: люди нервничают, а них, между прочим ответственное задание: нужно убедить тебя отпустить заложников.
Илья внимательно посмотрел на меня и по его лицу прошла смутная тень.
— Тебе не кажется, — вдруг сказал он, напрочь игнорируя недоумевающие взгляды переговорщиков, — что всё должно быть по-другому?
— Ну, не начинай опять! — я поморщился, — сколько можно повторять: не нравится — снимай медальон и вали на все четыре стороны.
— Да нет же, я совсем не про то! — парень помотал головой. — просто всё должно быть иначе; и место, и мы, и всё происходящее. Эти последние дни — как сбой программы и я ощущаю неправильность. Может, всё пошло наперекос тогда, когда мы не захотели войти в светящийся бублик?
— Вы рехнулись? Валите и разводите байду в другом месте, — Галя отпустила бульдога и тот, поскуливая, умчался вглубь дома, — у нас тут крайне серьёзная беседа. Тут, между прочим, предлагают большие деньги, в качестве выкупа и возможность покинуть район на машинке.
— То-то я смотрю ты вся трясёшься от предвкушения, — проворчал я, пытаясь обдумать слова товарища. Зерно истины в них несомненно присутствовало, и я его ощущал. Нечто неуловимое. Как будто стоит ткнуть пальцем и ткань реальности разойдётся, открывая совсем другую картинку.
Тогда, у речки, сразу после того, как медальоны обрели своих хозяев, ещё не знающих, чем это для них обернётся, произошло нечто странное. Я резко дёрнул рукой, пытаясь избавиться от удивительного браслета, оседлавшего запястье, и он повис в воздухе. Внутри светящегося колечка хорошо просматривалась незнакомая местность с озером и полоской леса. Я попытался расширить непонятную штуковину, но ладони обожгло такой невыносимой болью, словно кожа коснулась раскалённого металла. Повисев некоторое время, браслет вернулся на запястье и больше попыток побега не предпринимал.
— Возможно вас не устраивает сумма? — мужчина в куртке нервно посмотрел на часы и быстро облизнул сухие губы. Один из военных принялся притоптывать левой ногой, — мы согласны удвоить её. Поймите, наши резервы не безграничны, но мы готовы идти на компромисс.
— В то же время я ещё раз взываю к вашему человеческому милосердию и благоразумию, — женщина провернула браслет на запястье и кончик её носа побелел, — вы должны осознавать бесценность человеческой жизни и отсутствие причин для…
— У вас на какое время штурм-то назначен? — перебил я её и мужчины в форме обменялись быстрыми взглядами, — кончайте бесполезный трёп и переходите к делу. Деньги нам не нужны, вас мы не боимся и отпускать заложников не собираемся. Поэтому, проваливайте и приступайте к плану «Б».
— Ну вот, ты всё испортил, — надулась Галя, — а я уже доторговалась до пятисот тысяч и микроавтобуса.
— Если вам кажется, будто всё это — какая-то игра, — начал мужчина в штатском, но женщина, коснувшись рукой его плеча, мгновенно остановила словоизвержение.
— Мы проанализировали прошлый инцидент, — из её поведения исчезла суетливость, сменившись властной уверенностью. Стало быть, она и являлась главной в этом квартете, — тот фактор случайности и хаоса, который сыграл вам на руку, в это раз полностью исключён. Мы не допустим прежних ошибок, а все вы, в случае сопротивления, будете уничтожены.
— Галя, — девушка подняла голову, — убей дуру. Исключи остальные факторы.
Тот, который в штатском, молниеносно сунул руку в разрез куртки. Но куда ему состязаться с моей девочкой! Галя впечатала его головой в стену, одновременно вцепившись пальцами в горло женщины. Оба офицера, и не подумав прийти на помощь, тут же рванули в дверь, едва не сшибив недоумевающего автоматчика.
— Зачем? — угрюмо спросил Илья, наблюдая за судорогами умирающей жертвы, — вы словно…
В глубине дома, за нашими спинами, глухо бабахнуло. Раза четыре. Оглушительно заверещали мужские и женские голоса, и кто-то принялся басить нечто явно угрожающе-спецназовское. В дверь влетел солдат и ткнул автоматом в мою сторону. Веселье началось.
В нашем новом мире существует множество великолепных вещей, отличающих нас от обычных людей. Даже простейшие движения ты совершаешь, ощущая себя скорее живой жидкостью, чем медленным существом. Точно перетекаешь из одного положения в другое. Со стороны выглядит очень красиво, а чувствуется просто офигительно. А ещё можно пришпорить себя и окружающий мир начнёт замедляться, пока не превратится в статичную картинку. Это, правда, приблизит голод, но к чему переживать, когда вокруг так много пищи?
Глаза автоматчика расширились, когда я внезапно возник прямо перед ним и пнул в живот, отправив точно в проём двери, через который пытались прорваться остальные спецназовцы. Движения людей казались, до нелепого, медленными, а отлетали они, точно кегли, сбитые тяжёлым шаром. Страйк!
Галя отшвырнула обмякшее тело и повернулась ко мне. Огненно-жёлтые глаза полыхали солнечным пламенем, а по пухлым губкам скользили синие искры.
Как признавали все, даже Оля, в такие моменты ощущаешь себя почти богом: Неуязвимое существо, способное вершить судьбы людей. Так и есть. Галя запрокинула голову и громко рыкнула, раскинув руки в стороны. Я заметил ужас на физиономии Ильи и усмехнулся. Ничего, придёт время и товарищ осознает суть изменений, примет их и станет полноценным хищником.
Таким и вижу его: спокойным, уверенным в себе львом, который смотрит мне в глаза и говорит: «ты был хорошим вожаком, прощай».
Чёрт! Откуда это? Почему — лев? Пришлось тряхнуть головой, отгоняя наваждение.
— Галя, — тихо сказал я, прерывая экстаз насытившейся девушки, — если ещё какие гости попытаются нас навестить, сама знаешь, куда их отправить.
— Да, милый, конечно, — она жадно поцеловала меня и потрепала угрюмого Илью за ухо, — ну же, бука, улыбнись! Жизнь прекрасна!
— Расскажи это вон той женщине, — парень махнул рукой, — да что с вами говорить!
— Правильно, — Галька расхохоталась, — зачем разговаривать, если можно участвовать? А потом мы будем тра — хать — ся!
— Непременно, — ухмыльнулся я, направляясь на звуки выстрелов, — только запомни: я — первый.
Наши незваные гости в этот раз устроили веселуху не в пример прошлой: одних дымовых шашек набросали столько, что пришлось включить ночное зрение, иначе ни хрена, кроме серой пелены не разглядеть. Очень, кстати, полезная штуковина, это зрение, особенно когда твой противник имеет весьма ограниченный обзор из-за дыма и окуляров противогаза. В этом случае его можно спокойно хватать и бить головой о стену. У-упс, каска лопнула.
Под ногами лежали тела заложников и если парочка слабо хныкала, закрывая головы руками, то симпатичная брюнетка стеклянно таращилась в потолок, напрочь забыв про необходимость дышать. Между китайскими иероглифами тату на её животе темнели два крохотных пулевых отверстия, а липкая лужа вокруг, омерзительно смердела кровью. Освободители, мля.
Так, кто у нас прикорнул в обломках разбитого стула? Спецназовец со свёрнутой шеей. Стало быть, девчонки и не думали скучать, в моё отсутствие. Пойдём на звуки шума.
Ещё один солдат попытался перевалиться через подоконник, но я тут же отправил наглеца обратно, пнув в лопнувший пластик защитной маски. Все билеты проданы и свободных мест нет. Судя по громкой ругани, за окном выстроилась настоящая очередь.
Кстати, об очередях: недовольные приёмом гости принялись палить во все стороны, отчего пули весело дырявили мебель и задорно жужжали вокруг.
— Ну и чего ты добился? — два светящихся глаза вынырнули из клубов оседающего дыма, — я насчитал уже пять трупов!
— Ничего, — я пожал плечами, — ты же и сам отлично понимаешь: во всём этом изначально не было ни капли смысла.
— Об этом я тебе и говорю, — Илья ухватил меня за обшлаг куртки, — вы все ведёте себя так, словно внутри сбилась некая программа. И теперь вы носитесь по городам, устраиваете бессмысленные побоища и продолжаете свой идиотский поход в никуда.
Ещё одна очередь пронзила комнату и сшибла на пол какие-то картины, прежде висевшие на стене. Лежащие на полу люди принялись оглушительно визжать. Не выдержав звуковой атаки, я пнул парня, и он тотчас заткнулся. Девчонка начала тонко всхлипывать, отползая в угол комнаты.
В ту же секунду три здоровяка вломились в помещение через дальнее окно и замерли, присев на одно колено: оценивали обстановку. Дым почти осел, но его остатки смешались с густой пылью и продолжали мешать нормальному обзору.
— И чем же ты предлагаешь заняться? — осведомился я, — благотворительностью? Спасать утопающих? Илья, очнись. Если до тебя ещё не дошло: мы питаемся людьми, поэтому любая интеграция в их общество для нас невозможна. Ведь даже самый тупой успел увидеть наши рожи в новостных сводках и видосах на ютубе. Стоит любому из нас появиться в людном месте и животные тотчас начнут беспокоиться.
— Лежать, уроды! Всем на пол, сука! — заорал один из пришельцев и остальные тотчас поддержали его песнопение, — на пол, я сказал, твою мать!
Вся троица шустро подскочила к нам, пытаясь сшибить на пол ударами прикладов. Забавное всё-таки дело. Если приложить слишком мощное усилие, то твёрдый предмет проскакивает сквозь наше тело и человек проворачивается на месте. Или сталкивается с тобой, в то время, как обронённое оружие весело гремит, скользя по паркету.
У одного силовика оказался дробовик и он, видимо от неожиданности, разрядил оружие в Илью. Позади товарища ещё один солдат пытался поднять лежащий на полу автомат и весь заряд достался ему, превратив тело в ошмётки кровавой плоти.
— Дай сюда! — я отобрал дробовик у стрелка, впавшего в ступор, — детям спички — не игрушка. Илья, выруби своего, пока он ещё чего не натворил. Потом же скажешь, будто это я опять во всём виноват.
Когда оба здоровяка распростерлись на полу, в комнату медленно вплыла Наташа и вдумчиво оценила картину погрома. Кивнув, девушка широко улыбнулась и ткнула пальцем за спину.
— Не, у нас там намного интереснее, — сообщила она и соблазнительно изогнулась, прижавшись к косяку двери, — попёрли со второго этажа, а потом и изо всех окон. Штук пятнадцать, не меньше. И мне, бедненькой одинокой девочке пришлось объяснять невоспитанным мужланам всю порочность их поведения.
— То есть я, как бы, совсем не участвовала? — Оля отпихнула Наташу и подошла ко мне, — кажется они готовятся к следующему раунду. Подогнали пожарные машины и танк.
— Танк? — это несколько выбивало из колеи, но Илья тут же поправил:
— БТР, — сказал он, — даже два. Я их заметил ещё в самом начале. Заехали со стороны посёлка.
Явились Витя и Паша. И если первый смотрел на нас откровенно враждебно, то второй, судя по дрожащим рукам и бледной физиономии, вообще не понимал, на каком свете находится. На мгновение промелькнула мысль, приказать им спрятаться, пока не пристрелили, но я тут же похоронил её поглубже. Ну, пристрелят и что?
— Нужно валить, — бросил Витя и потёр ладони, точно они мёрзли, — никогда не видел столько мертвецов…
— Привыкай, — Наташа равнодушно качнула головой и потрепала Пашу за щёку, — ути-пути, мой бутузик. Скоро мамочка отведёт тебя в безопасную норку и накормит всякой вонючей дрянью.
Ну, насчёт бутузика…За последнее время Павел здорово исхудал и его физиономия сейчас весьма напоминала морду печального бульдога своими обвисшими щеками и болезненно блестящими глазами. Спутавшиеся волосы, покрытые слоем серой пыли и чёрная щетина на подбородке делали парня не слишком эстетичным спутником. Другое дело Илья — чист и аккуратен.
Мысль забуксовала. Такое ощущение, будто я уже рассуждал на эту же тему, причём даже использовал сходные образы. Да какого же дьявола?! Реальность словно пыталась уплыть прочь, расслоившись на несколько картинок. И если одна из них, с расстрелянной комнатой и неподвижными спецназовцами, выглядела относительно чётко, то тёмное бескрайнее нечто болезненно холодило затылок, балансируя на грани понимания. Какие-то неощутимые нити рвались внутри и хотелось, оттолкнувшись от пола, упасть в невидимое небо. Раздвоенность становилась невыносимой.
— Уходим, — решился и помотал головой, — уходим немедленно. Чёрт с ним, с этим домом: пусть штурмуют, захватывают, освобождают и танцуют на костях. Короче, пусть поступают, как им хочется, а мы уходим.
Наташа приподняла бровь и прищурилась, всем своим видом изображая недоумение. Плевать. Вздумает возражать — гаркну на неё или приложу башкой о стену — нам не привыкать. Да и никому хуже не станет, кроме, разве, стены. Даже хотелось, чтобы кто-то оспорил мысль об уходе, дав мне повод выплеснуть бессмысленную ярость. Лучше уж так, чем распадаться на непонятные фрагменты. Может подобные ощущения — лишь часть процесса перерождения, через который мы проходим? Возможно, но внутри становилось всё холоднее, точно приходилось смотреть на живой мир из древней могилы.
Никто так и не возразил. На физиономии Ильи застыла странная ухмылка, точно похищенная у Джоконды, а Ната вновь принялась бормотать нечто, ласково-бессмысленное, увлекая Пашу в сторону кухни. Там находился ещё один выход наружу, а точнее — в подземный гараж. Кажется, штурмующие туда ещё не сунулись.
— Уходим, значит — уходим, — пробормотала Галька и толкнула Витю в спину, — пошли, недоразумение вонючее. Как-нибудь окуну тебя в воду и стану держать, пока весь запах не уйдёт.
Вроде бы парень содрогался всякий раз, когда девушка касалась его, но были то судороги страха или омерзения — не знаю.
— Что с тобой? — Илья остановился, вглядываясь в моё лицо. Ольга замерла за его спиной и в её глазах я прочитал тот же вопрос, — после безумств всех этих дней, неужели, в конце то концов, разумное решение? Я достучался?
— Не нравится? — огрызнулся я, — ещё не поздно передумать. Видал, сколько этих придурков вокруг? Останемся, продолжим вечеринку…
— Нет, нет, — он помотал головой, — всё — верно. Хватит ненужных смертей! Просто, вид у тебя…
— Точно тобой кто-то управляет, — подсказала Ольга и отстранив Илью, взяла меня за руку, — честно, ты сейчас напоминаешь ожившего мертвеца, которого колдун поднял из могилы и заставляет двигаться, говорить.
То самое ощущение. Всё-таки, Оля — очень умная девочка. Сам бы я так не объяснил.
— Просто, такое чувство, — я закрыл глаза и попытался сосредоточиться, — как ты и говорил: не то время, не то место и сами мы — не такие, как нужно.
— Это — точно, — невесело хмыкнул Илья, — должны быть людьми, а превратились в упырей.
— Оставь мораль при себе. Мы, те — кем и должны быть, но — неправильные, — я развёл руками, — не могу объяснить. Слов не хватает. Поэтому, просто пошли.
Стоило сделать шаг и мир вновь куда-то поплыл, утопая в клубах ледяного мрака. Среди чёрных полотнищ ничто, медленно скользили ослепительные шары, напоминающие мыльные пузыри. Вот только, внутри них я видел шагающих людей; солнце, восходящее над шпилями изящных башен; беловолосую женщину, ослепительной красоты, умирающую на груде блестящих осколков стекла и многое, многое другое.
Ольга и Илья молча смотрели на меня.
Внезапно штуковина, напоминающая ажурный браслет, полыхнула перед глазами ярче тысячи солнц и я оказался в расстрелянной комнате, рядом со своими товарищами.
— Ты — исчез, — констатировал Илья, но как-то механически, без удивления, — несколько секунд тебя просто не было.
— И стало очень холодно, — мне показалось, или Оля действительно лишь пыталась изобразить сочувствие? По фарфоровой маске лица и не определить.
Не в силах говорить, я молча спустился по гладким ступеням спиральной лестницы в подземный гараж. В тот момент, когда коснулась пола, над головой оглушительно громыхнуло и кто-то истошно заверещал. Ещё раз бабахнуло. Похоже, дом решили просто расстрелять. Удачи.
— Вы там долго ещё? — Галя высунулась из окна чёрного джипа и похлопала ладонью по тёмному металлу, — как зверюга? Аж лоснится!
— Сейчас ей шкурку то попортят! — хихикнула Ольга.
Я не говоря ни слова, занял место рядом с водителем, оценив серую кожу Паши, вцепившегося в баранку руля. Как бы ещё не отрубился от страха. К сожалению, он — единственный, кто умеет водить автомобили.
Свет мигнул пару раз и погас. Значит и аварийный генератор приказал долго жить. Немудрено: грохот сверху не прекращался ни на секунду. Хрен с ним, уже недолго осталось. Мысль про «недолго» почему-то задержалась в голове и теперь визжала на одном месте, точно запиленная пластинка под пальцами пьяного диджея.
— Поехали. — сказал я и толкнул водителя в плечо, — заснул?
— Вор-рота, — Павел с трудом сумел выговорить это слово и клацнул зубами.
— На таран! — Галя хлопнула парня по плечу, отчего тот подпрыгнул на месте, — вперёд!
Ревущий автомобиль упёрся в ворота гаража и начал медленно приподнимать их. Сквозь вой двигателя я услышал чьи-то возгласы и лобовое стекло с моей стороны украсилось россыпью матовых кругов. Паша завопил и до отказа утопил педаль газа. Джип боднул дверь, отбросив её вверх и вырвался на свободу, опрокинув на землю парочку крепышей с щитами. Я ещё глядел, как кувыркается тёмный шлем, сверкая разбитым забралом, а машина уже прыгнула вперёд, уставившись рылом между двумя бронемашинами.
Загрохотало и разбитое стекло посыпалось внутрь салона, точно мы угодили под алмазный дождь. Свистело и визжало над ухом, словно нас преследовал рой обезумевших пчёл.
Восторженно визжала Галина, оглушительно визжал Паша и струйка крови бежала по его подбородку. Машина раскачивалась, словно лодка, угодившая в стремительно течение и что-то глухо клокотало под её брюхом. За спиной страшно заперхал Витька и в тот же момент мы прорвали барьер аккуратно подстриженных кустов и вывалились на дорогу, уводящую прочь из дачного посёлка.
— Витёк сдох! — закричала Наташа, в голосе которой не ощущалось ни сожаления, ни сочувствия, — как решето!
— Мне холодно, — Павел отпустил руль и попытался обхватить плечи руками, — так холодно…
Чёрт, да нём живого места не оставалось: сплошные кровавые клочья. Вонь изрешечённой парочки пронизывала весь автомобиль. Паша закрыл глаза и повалился на торпеду. В тот же момент джип ткнулся мордой в дерево на обочине и остановился.
Я хотел сказать, что дальше нам придётся идти пешком, но замер, прислушиваясь к странному свисту, который становился громче с каждым мгновением. Это походило…Свист превратился в рёв и завершился ослепительной вспышкой, вышвырнувшей меня во тьму.
Глухо ворчал Илья, которого, вместе с Ольгой, завалило обломками металла, ещё недавно бывшими мощным автомобилем. Галя, сидящая на краю взрывной воронки, сосредоточенно вытаскивала изогнутый, подобно серпу, обломок, пронзивший её грудь. Наташа положила тело Павла на траву и теперь сидела на коленях, бессмысленно уставившись в мёртвое лицо. Один я оставался внутри изувеченной машины, равнодушно наблюдая за языками пламени, пожирающими некогда чёрный металл. Начался дождь. Его тяжёлые капли падали в огонь и недовольно шипели.
— Помочь? — чья-то изящная ладонь протянулась сквозь пламя и я поднял голову.
Девушка, с ослепительно белыми волосами и жёлтыми глазами. Чем-то напоминает ту, мёртвую, из видения, но много краше. На прекрасном лице — интерес и сочувствие. Плюс ещё что-то, почти забытое. Заворожённый смесью настоящего и призрачного, из небывалых воспоминаний, я взялся за холодные пальцы и медленно поднялся на ноги. Реальность, океанскими волнами качалась вокруг, то поднимая вверх, то роняя в бездну, но постоянно омывала, проносясь мимо.
— Не узнал? — пухлые губки раздвинула неуверенная улыбка, а напряжённый взгляд пронизывал насквозь, точно пытаясь отыскать некий секрет.
— Нет. — меня словно застопорило. В глазах непрерывно вспыхивал тот же странный ажурный узор, напоминающий браслет, а руки и ноги будто сковали ледяные наручники, — Зара…
— Молодец, — в её голосе чувствовалось облегчение. Девушка поцеловала меня, — сумел. Пошли, я провожу тебя.
Ледяные оковы исчезли и яркий свет начал быстро наполнять пустую вселенную, поглощая всего меня, без остатка.



Альфа — Омега 2

АЛЬФА
— Очнулся? — странно знакомый голос блуждал вокруг, то превращаясь в неразборчивое дребезжание, то возвышаясь до органного гула, — давно пора.
Открыть глаза оказалось невероятно сложно, возникло ощущение будто рвётся ткань необычайной прочности. Кроме того, некая сила непрерывно тянула назад, вновь погрузиться в бездну сладостной тьмы, где нет ни тревог, ни волнений. Однако всё внутри сопротивлялось этой силе, и я всё же сумел поднять веки.
Бирюзовый сумрак, в котором терялись призрачные тени предметов, а сумрачные стены казались скорее густым туманом, чем чем-то материальным. Кажется, я лежал на каком-то твёрдом предмете, но чувства отказывались подчиняться и сказать: так это или нет было невозможно. Из всего окружающего, по настоящему реальным казался лишь человек, сидящий на стуле передо мной. Впрочем, совсем не человек.
— Ну здравствуй, дружище, — сказал Илья, — долго же тебя не было. Я уж волноваться начал. А у некоторых так и вовсе истерика приключилась.
Я сделал попытку приподняться, ворочая тело, словно неповоротливую колоду, которая вросла отростками корней в жёсткое ложе. Физически ощущалось, как рвутся прочные жгуты и всякий обрыв болезненным щелчком отдавался в голове. Илья поначалу с интересом следил за моими неуклюжими движениями, но потом протянул руку и помог сесть.
— Прекрасно выглядишь, — сообщил он и ухмыльнулся, — ну, всяко лучше, чем разрубленный на куски.
Чёрт! В голове слегка прояснилось и я сумел вспомнить: Сердце Льва и целая армия охотников, пришедшая по мою душу. В сердце невыносимо кольнуло, когда я вспомнил своих детей. Зачем они пришли? Уж лучше бы умер в одиночку! Умер…Что происходит?
— Что случилось? — озвучил я последний, пришедший в голову, вопрос, — почему я жив?
— Ты в своём репертуаре, — хмыкнул товарищ и заложил ногу за ногу, — безумно рад меня видеть, что и написано на твоей постной физиономии. Я вот, когда узнал, что воскрес из мёртвых, оказался безумно рад сему великолепному факту и даже расцеловал всех встречающих. Кстати, огромнейшее тебе спасибо.
— Ах, да, ты же умер, — в голове всё кружилось, — какого хрена происходит? У львов есть потусторонний мир?
— Естественно, нет. Как и у людей. Смерть необратима.
— Тогда, что мы делаем здесь?
— Нарушаем законы мироздания, — он рассмеялся, — вставай. Пришло время выйти наружу и продемонстрировать всем нашего доблестного Реконструктора. Знаешь, приятель, кое-кто очень хочет тебя видеть, ещё кое-кому просто любопытно, а вот увидев некоторых ты и сам удивишься. Честно.
Мне же, пока, было совсем не до удивления. Простейшие вещи давались с невероятным трудом: обычная одежда, чёрт бы её побрал, получилась лишь с третьего раза, а ноги тряслись и подгибались. Пришлось опираться рукой о кусок чёрного базальта, послуживший мне ложем — не самая лучшая постель. Очевидно именно так ощущают себя люди на последнем этапе существования: как рыхлый ком почвы, распадающийся на части.
— Скверно выгляжу? — спросил я у Ильи.
Кот лишь пожал плечами.
— Бывало и хуже, — отмахнулся он, — предполагаю, ты ещё приведёшь себя в порядок. В частности — уберёшь эти шрамы с лица. В остальном — как обычно: готов разбивать женские сердца.
Шрамы? Пальцы прошлись по паре рубцов, пересекающих лоб и левую щёку. Странно, но они казались неотъемлемой частью кожи и при всём желании я не мог представить лицо без них. Ещё и это! Впрочем, пара шрамов на физиономии — сущие мелочи, по сравнению с остальным.
Илья распахнул полог шатра, в котором меня угораздило возродиться и сделал приглашающий жест. Внутрь хлынул поток такого яркого света, что меня едва не отбросило назад. Помнится, пара граней принимала нас в мирах ярких солнц, к сиянию которых приходилось долго привыкать. Неужели мы так далеко от центральной оси?
Нет. Это был самый обычный мир, с небом, затянутым серыми тучами, из которых сыпался мелкий холодный дождь. Однако глаза упорно воспринимали пасмурную погоду, как полдень жаркого лета. Жаркого! Я дрожал от холода — небывалое ощущение. Похоже, если я и вернулся, то лишь частично.
— Привет! — белогривое чудо набросилось на меня, целуя в обе щеки, — привет, привет!!!Как же я рада тебя видеть, не представляешь!
— Пытаюсь, — я поставил Гальку на землю и провёл пальцем по её мокрой щеке. Дождь или…Не совсем? — я очень рад тебя видеть, живой и невредимой.
— Ха! — она хмыкнула, — кто бы говорил! Последний раз, когда я видела тебя, ты был самым мёртвым из всех львов, которые мне встречались.
— Видишь, я начал исправляться, — улыбаться оказалось весьма сложно: по коже бежал болезненный зуд, — ты всех распихала, чтобы меня облизать? Кто там на очереди?
— Я, — мы долго смотрели друг другу в глаза, а потом Веера оказалась в моих объятиях. Слёзы скользили по щекам, когда я прижимал дочь к себе. То пожатие холодеющей руки, за мгновение до полного ничто, до сих пор оставалось во мне пронзительной болью утраты.
Спустя несколько мгновений остальные дети присоединились к нам и эти объятия едва не отправили меня обратно за смертную черту. Казалось вся эта радостно галдящая и пускающая слёзы толпа поставила целью раздавить несчастного отца. Илья, стоящий рядом, широко улыбался и отпускал дурацкие реплики.
С волчицами, матерями детей, встреча вышла не столь трогательной: одна из них так и вовсе не подошла, сверкая глазами издали, а в объятиях остальных ощущался заметный холодок. Винить старых подруг я не мог; в том, что вся их привычная жизнь в стае полетела ко всем чертям, был виноват один единственный лев. Тем не менее, Велен, сделав уже шаг в сторону, внезапно вернулась и коснулась пальцем моего шрама.
— Мать сказала, что ты здорово изменился, — я пожал плечами, а она, хмыкнув, продолжила, — посмотрим. Умирать за тебя оказалось весьма неприятно.
— Вас никто не заставлял.
Волчица тяжело вздохнула.
— Ну, здесь всё по-прежнему: как был дураком — так и остался.
Галины дети казались бесстрастными, но я то знал, это — их обычное состояние. Почему-то они считали проявление откровенных чувств признаком слабости и демонстрировали их лишь когда им грозила серьёзная опасность, либо на пороге смерти. Доброжелательно улыбаясь, каждый из троицы пожал мне руку и отошёл к Гале. Я ощутил болезненный спазм: Леси не было. Она не вернулась.
Я обернулся к Илье, который внимательно следил за торжественным приёмом, и товарищ развёл руками, обозначив кончикам губ печальную улыбку. Как обычно, перед ним я был открытой книгой.
Знакомые закончились и пошли новички. Причём весьма необычные. Две львицы и мощный лев, которые всё это время держались несколько обособлено, подошли ближе. Лицо огромного кота показалось смутно знакомым, но каюсь, всё моё внимание украла одна из кошек; невероятно крохотная и столь же невероятно красивая. Хотелось немедленно взять её на руки и приласкать ослепительно белую гриву.
— Рейа, — представилась она, обвивая руками мою шею, — мы про тебя так много слышали. Говорят, даже, что ты сможешь спасти весь мир.
— Когда-то я слышал, будто мир спасёт красота. Похоже, спасительницей мира должна стать именно ты.
— Зебба. — кошка, вокруг которой дрожало едва заметное туманное марево, лизнула меня в щёку, — у тебя странный вкус, хищник. Хотелось бы, как следует распробовать его в более непринуждённой обстановке.
— Надеюсь, эта возможность ещё представится, — мы переглянулись, и львица удалилась, бросив косой взгляд на своего спутника, терпеливо ожидающего очереди.
Когда он подошёл, оказалось, что мы почти равны по росту и величине; незнакомец проигрывал так незначительно, что разницу можно было игнорировать. Рукопожатие получилось чересчур сильным для моего нынешнего состояния, но я оказался слишком поглощён обликом кота, чтобы обращать внимание на подобные мелочи.
Чёрт побери, да быть того не может!
— Ты же говорил: лучше смерть? — его губы тронула усмешка.
— Кое-кто умеет убеждать несколько лучше, чем здоровенный лев, отбивающий чужих жён. Так что в будущем предоставь уговоры другим.
— Договорились, — я хлопнул Чара по плечу и повернулся к Илье, — это все, кто собирался меня встретить? Мне кажется или здесь кого-то не хватает?
— Да, я заметил, как ты всё время рыщешь взглядом, — кот медленно подошёл ко мне, сшибая пушистые шары мокрых цветов, сорванной лозиной, — Зары здесь нет. Давай я объясню причину несколько позже? Всё, как обычно, несколько сложнее, чем могло бы быть и пары слов окажется недостаточно.
В голове качнулась мутная боль.
— Она жива?
— И да, и нет, — он тяжело вздохнул, — пожалуйста, подожди немного. Я же сказал: объясню чуть позже.
Пытаясь успокоиться, я отвернулся, разглядывая пейзаж. Как выяснилось, шатёр, куда меня угораздило вернуться, был единственным строением во всём, доступном обозрению, пространстве. Ещё взгляд задержался на пяти открытых повозках и одиноком дереве, у самого края обрыва, с дрожащей цветной дымкой.
Припадая на левую ногу, я направился в сторону наклонившегося к пропасти ствола и опёрся рукой о морщинистую кору. Похоже мы находились на каком-то плато и туманная пелена облаков застилала землю далеко внизу. Лишь кое-где, в крошечных прорехах, мелькало то зелёное, то синее. Облака над головой и облака под ногами — больше ничего.
— Нам нужно уходить, — сказал Илья, чьи шаги я различил за спиной, — тебя не было четыре десятка дней и за это время ситуация успела сильно измениться. В худшую сторону.
— Куда уж хуже?
— Куда? Ну, скажем, Реконструктор, с которым связывают исполнение пророчества о Спасении Мира, мог бы и не возродиться.
— И мир погиб бы? — я попытался вложить в свой голос максимум сарказма, но вышел бездушный болезненный скрип.
— Мы не знаем, — Илья запустил лозиной в воздух и она, медленно вращаясь, улетела вниз. Спустя некоторое время я перестал видеть тонкий прут, погрузившийся во вздымающуюся серую массу, — пророчество о Смерти и Возрождении Мира, это — не обычная человеческая писанина, где подробно расписан порядок явления ангелов с трубами. Это — восемь чёрных монолитов, на каждом из которых изображён распадающийся Кристалл.
— Это и всё пророчество? — я ухмыльнулся, повернувшись к товарищу, — так мне его уже успели показать, перед тем, как спустить с цепи свору обезумевших людишек.
— Нет, — Илья кусал нижнюю губу, — поэтому всё так сложно. Была бы возможность попасть в Сердце, ты смог бы увидеть сам.
Товарищ, похоже, не договаривал так много, что из его недомолвок можно было бы написать целую книгу. В прежние времена подобное поведение всегда вызывало приступ ярости, но сейчас внутри мешались лишь пустота и печаль. Зары и Леси нет. Стоит ли спасения мир, где нет твоих любимых?
Меня тут же поправили. Веера и Лега подошли и молча опустились рядом, положив мои ладони на серебристые волосы. Да, в этом мире оставались мои дети и дети других существ, которые не заслуживают смерти из-за рефлексирующего льва.
— Илья, а хочешь: я дам тебе тумаков? — он улыбнулся и приподнял бровь, то ли сомневаясь, то ли предлагая попытаться, — как в доброе старое время, когда ты говорил всё, что думаешь, даже если это заканчивалось зуботычиной. Давай, по порядку: Зара, Пророчество и ухудшившаяся ситуация.
Лев откровенно расхохотался.
— Именно в таком порядке? По мере уменьшения приоритета?
— У всех — свои приоритеты, — парировал я, — ну?
— Папа. — Лега поцеловала мои пальцы, — у нас мало времени. Порченые идут по пятам и кажется, их очень интересуешь именно ты. Когда стало ясно, что ты возвращаешься, они словно с ума сошли.
— Папа, пойдём, — Веера поднялась и потянула меня за руку, — Учёный расскажет всё по дороге.
— Учёный? — я позволил себя увлечь, однако ноги продолжали изображать трухлявые пни.
— А ты как думал? Самый взаправдашний Учёный, из пророчества, — улыбка Ильи стала напряжённой, — сегодня ты имел возможность лицезреть целых пять представителей лиги спасения мира: Учёного, — он чопорно поклонился, — Мать, ну её ты хорошо знаешь.
— Угу, — я кивнул, ощущая сильное желание распластаться на мокрой поверхности тусклой зелёной травы, — при мне Оля очень доступно объяснила Наташе, как та ошибалась в некоторых моментах Пророчества.
— Дальше без особых сюрпризов. Наверное. Разрушитель, это — Чар, — сквозь усталую пустоту прорвалось таки удивление и товарищ несколько раз кивнул, — видел бы ты, на какие вещи способен этот кошак; кошки просто млеют, когда он разносит скалы на части. Жаль, но в порченых его сила вязнет, ка и наши когти. Вот уже, где мерзость, так мерзость!
— Порченые? — неужели за десяток-другой дней мир успел настолько измениться?
— Это — как холодные Акки, только намного хуже: юркие костлявые демоны, которые получаются из обычного человека после суток горячки. Созревший порченый желает одного — убивать и уничтожать всё живое. Та, где они прошли, остаётся голый камень.
Мы приблизились к повозкам и я даже сумел забраться на одну из них. Ладно, почти сумел. Веера и Лега, крайне деликатно помогли своему немощному папаше и забросили одеревеневшее тело внутрь, перевалив его через низкий борт. Вот ведь дерьмо: спаситель мира не в состоянии даже самостоятельно передвигаться! Какое уж там спасение…
Отогнав зелёный туман, закрывающий глаза, я обнаружил рядом с тележкой парочку смутно знакомых личностей. В этот раз — людей.
— Не думал, что придётся увидеться, — Витя, изрядно помолодевший с того раза, когда я видел его последний раз, рассматривал меня, будто диковинку, — прости, прыгать от радости и благодарить, за воскрешение, не стану.
Мне нечего оказалось сказать ни ему, ни Паше, ковырявшему землю носком ботинка поодаль. Тот так и вовсе не глядел на меня. Почему я возродил именно их? Соскучился? Смешно…
— Вместе с тобой вернулось больше полусотни человек, — пояснил Илья, присаживаюсь рядом. Веер, деточка, передай всем: пусть начинают движение. В общем, мы отослали всю эту ораву вперёд, пока порченые не порвали их на лоскуты.
Тем не менее, людей хватало и здесь. Видимо, именно по этой причине, львы решили воспользоваться гужевым транспортом. Как я заметил, мои дети тоже не гнушались помощью колёс, разместившись в одном возке. Сеар уже успел достать нечто, напоминающее гитару и начал тихо музицировать. В меня пошёл. Чёрт, да они все в меня пошли! В груди возникло тепло, чем-то весьма напоминающее гордость. Это — мои дети. Все такие красивые и сильные.
Гелен видимо совсем не случайно оказалась рядом с нами и теперь остановилась, хмуря тонкие чёрные брови. А ведь прежде и разговаривать не пожелала.
— Нам, четверым, нужно кое-что обсудить, — тёмные глаза казались сердцевинами грозных торнадо, — по душам. Лично я многого не понимаю.
— Да, я согласен, стоит поговорить. Одна маленькая просьба: дайте мне немного очухаться. Клянусь, когда приду в себя, попытаюсь исправить все глупости, которые успел натворить. Один чёрт, слова здесь бесполезны.
— Это уж точно, — Гелен покачала головой, — но Волин не соврала: ты изменился и очень сильно. Ладно, поглядим.
Волчица ещё раз пронзила меня подозрительным взглядом и покачивая крутыми бёдрами, отошла к повозке, где сидели её сёстры. С возрастом их красота не поблёкла, а лишь прибавила в тонких, едва различимых, нюансах. Теперь былые любовницы вызывали не безумную страсть, как тогда, в баронских угодьях, а скорее — интерес. Действительно, очень хотелось просто поговорить, узнать, как они пережили все эти годы. Я попытался воспринять свои мысли с вежливой иронией: так вот, как мыслит постаревший Лев.
— Если хочешь знать, — Илья ухмылялся, — то всё прошедшее время они хранили своего рода верность одному бестолковому папаше, одарившему их потомством. Хоть и знали, что тот этого не заслужил.
— У них так принято. И да, я — говнюк.
Черноволосая девушка, сидевшая в передней части нашего возка, размахнулась и стукнула ближайшую лошадку длинным прутом. Длинноногие тонкошеие создания тотчас набрали вполне приличную скорость, нагоняя своих товарок, успевших уйти далеко вперёд. Я огляделся: равнина во все стороны казалась одинаково бесплодной, напоминая кусок однородной такни перерезанной ножницами обрыва. Извозчица ещё раз взмахнула лозиной и теперь я успел разглядеть смуглое лицо.
— Саима, — пробормотал я, но она лишь покосилась, даже не подумав откликнуться.
— О, тебе встретится ещё очень много знакомых лиц, — проворчал товарищ, — все воскрешённые, так или иначе, связаны с тобой. Кого-то ты выпил, с кем-то переспал.
— С тобой я не спал, — он хрюкнул, — и в мой рацион не входили Львы.
— Ну, значит у нашего славного Реконструктора имеются и другие резоны для воскрешения. Кстати, не удивляйся поведению вернувшихся. Память у них сохранилась вплоть до момента смерти. Поэтому большинство, как бы это выразиться помягче…
— Ненавидят меня, — спокойно закончил я, — за идиота держишь? Другой вопрос, что нам, по-прежнему, необходимо питаться. Как это выглядит в нынешних обстоятельствах? Вечером едим, а на утро я их воскрешаю, так? Спортивное питание получается.
Саима, определённо прислушивающаяся к нашей беседе, издала тихий смешок. Илья смеялся много громче. У меня же с этим возникли некие проблемы: я напрочь не усматривал ничего смешного в произнесённой фразе; холодная пустота, отступившая было прочь, теперь вновь вернулась, заполняя тело. Начал сильно зудеть проклятый шрам, и я вновь ощутил удары треспов.
— Ситуация, как я не устаю повторять, несколько изменилась, — одна из Львиц, с которыми я познакомился сегодня, покинула повозку с Чаром и теперь медленно шагала нам навстречу, — Наташа изо всех сил старается загладить свою вину и даже показала секретную методику питания Вершителей. Короче, энергию можно восполнять из силовых потоков в особых точках граней. Приток сил не сравнить с живым человеком, но зато поступает энергия практически непрерывно.
— Вот так Львы становятся травоядными, — проворчал я, но ощутил лишь облегчение: убивать не хотелось. Совсем.
— Не помешаю? — Не дожидаясь разрешения, Зебба запрыгнула к нам и вытянулась на душистом сене, — хорошо!
— Только не вздумай приставать к нашему Реконструктору, — Илья погрозил ей пальцем и повернул ко мне деланно сердитое лицо, — берегись, эта чертовка поставила своей целью непременно трахнуть тебя. Внести, так сказать, в элитную коллекцию. Кстати, могу представить тебе её ещё раз, но в новой ипостаси. Итак, познакомься, перед тобой — Тень. Та самая, из Пророчества.
— Это он так говорит, — кошка, плотоядно ухмыляясь, разглядывала меня так, словно перед ней находилось нечто вожделенное. Ох, боюсь в данный момент я ничем не мог её порадовать.
— Понятно, — я осторожно откинулся на деревянный борт, — эта странная дымка…Итак, осталось найти Художника.
— Нет, — Илья покачал головой, — Художник — Рейа. Дружище, искать никого не надо, нужно воскрешать Кукловода и Ключника. И чем быстрее ты сделаешь это, тем — лучше. Ты уж прости, но сначала у нас на повестке дня — сводка новостей.
— Учёный — такой нудный, — сообщила Зебба и положила ладонь на моё бедро, — он и постели пытается читать лекции. А секс у него состоит из отдельных запланированных фаз: прелюдия — Зебба, милая. Я сейчас поцелую левый сосок.
О, Илья порозовел!
— Зеб, не сейчас. На кону судьба всего Кристалла.
— А может, Тень должна спасти его именно так? Отличный, кстати, способ.
— Спорить не стану, — Илья наконец прокашлялся, — так вот, возможно всё это началось несколько раньше, но все мы оказались слишком заняты, чтобы заметить. Кто оставался мёртвым, а кто пытался спасти одного Льва, способного всех воскресить. В общем, центральную ось Кристалла охватила эпидемия. Вершители называют её Порчей, по аналогии с той мерзостью, которая уже происходила несколько тысячелетий назад и поразила империю Львов. Война Хаоса, сам знаешь.
Знал то я эту историю весьма приблизительно; из отрывочных записей уцелевших Львов и из рассказов самого Ильи, который виделся мне назойливой галлюцинацией. Впрочем, уточнять я не стал: апатия сковывала руки и ноги почище стальных цепей. Холод медленно наполнял тело, но он вовсе не напоминал лёд голода, а ощущался хуже. Много хуже.
— Выглядит всё это дерьмо так: человек теряет сознание и сутки бьётся в горячке. За это время его тело иссыхает, превращаясь в скелет, обтянутый жгутами мышц и серой кожей, по прочности не уступающей тонкому листу металла. Дальше начинается веселье. Порченый теряет память и любые желания, кроме жажды убийства, поэтому старается прикончить всё, до чего сумеет добраться. Раненые мгновенно инфицируются, а убитые превращаются в своего рода инкубатор для вирусов. Во всём этом имеется один небольшой положительный нюанс, но его я пока не могу подтвердить. Кажется, люди, спавшие со Львами, иммунны к Порче. То есть, убить их можно, а вот заразить — нет.
— Порченые — такая дрянь! — Зебба задумчиво выпустила когти, а Саима содрогнулась. Похоже, обеим уже приходилось сталкиваться с угрозой.
— Хорошо, ты начал с конца, — я сменил позу и тут же поморщился от боли, — ладно. Теперь объясни: почему какая-то болячка, пусть даже эпидемия, захватившая несколько граней, угрожает существованию всего Кристалла?
— Порченые уничтожают всё живое. Всё, — Илья развёл руками, — каким-то образом, там, где они прошли, издыхают даже микроорганизмы. Может — ядовитое дыхание; может — какой-то токсичный кожный секрет, не знаю, у меня нет нужного оборудования. Так вот, две грани, где всё живое оказалось уничтожено — схлопнулись, — похоже морда у меня вышла на редкость тупой, потому как Зебба хихикнула, а Илья посчитал нужным пояснить, — на месте граней не осталось ничего. Ты уже мог сталкиваться с подобным.
— Да, — я закрыл глаза, вспоминая, — эксперименты Титанов. К слову, Наташа называла этих уродов проявлением Порчи. А так да, жуткое ощущение, когда целая грань проваливается в никуда.
— Вот, — товарищ наставительно кивнул, — видимо жизнь, это и есть сил, удерживающая Кристалл в целости и сохранности. Стоит ей исчезнуть и грань просто исчезает.
— Расскажи о Пророчестве, — попросил я, не открывая глаз, хоть мне и хотелось услышать совсем о другом.
Облака на небе, впереди нас, разошлись и огромный участок поля вспыхнул ровным золотом. Казалось, будто мы плывём по хмурому океану, а впереди нас ожидает песчаный берег, где можно будет, в конце концов, прилечь и согреться. Согреться, чёрт возьми! Мне становилось всё холоднее. Кроме того, я совершенно перестал ощущать пальцы на ногах.
— Он мерцает, — сообщила Зебба с явной тревогой в голосе, — это нормально?
— Нет, — Илья скрипнул зубами, — Наташа предупреждала, что такая гадость может приключиться. Его уносит обратно, а я понятия не имею, как остановить процесс.
— Ты же Учёный!
— Да, а не чудотворец! — Илья схватил меня за руку и я с трудом повернул голову в его сторону, — дружище, ты как?
— Просто великолепно, — губы казались кусками посторонней плоти, наспех пришитой к лицу, — расскажи о Пророчестве, пока я…
— Да, хорошо, слушай, — он сцепил зубы и помотал головой, — Пророчество, да…
— Илья!
— Есть восемь чёрных монолитов, на каждом из которых изображён распадающийся Кристалл, а ещё есть восемь Львов, которые должны вмешаться в Смерть Мира: Реконструктор, Ключник, Кукловод, Художник, Разрушитель, Тень, Мать и Учёный. Если приложить ладонь к определённому камню, то получишь часть видения, где серая масса Порчи заливает грани, после чего наступает полное Ничто. Каждый Лев, из Пророчества, получает лишь кусок образа и фрагмент информации о своём предназначении. По отдельности все они не имеют никакого смысла. Предполагаю, что основной массив, способный связать фрагменты в единое целое, находится в монолите Реконструктора.
— И? — голос товарища доносился издалека, точно мощный поток очень быстро уносил меня по тёмному тоннелю.
— Что «И»? Ты — Реконструктор и эту информацию способен получить только ты сам. Но камень находится в Сердце Льва, а мы даже не знаем, осталась ли существовать наша Грань, вообще. Те два мира, которые схлопнула Порча, примыкали именно к Сердцу. Предполагаю, что Порча пытается отрезать нас.
Тоннель, по которому меня уносило прочь, стал доверху заполняться ледяной жидкостью абсолютно чёрного цвета. Пытаясь вырваться наружу, я звал ту, которую так хотел видеть, хотя бы перед смертью:
— Зара!
И тьма пожрала вселенную.
ОМЕГА
Капли дождя тяжело лупили о стекло, оседая на частой решётке и покачивались на прутьях, точно опытные гимнасты. На ночь окна закрывали ещё и толстыми металлическими ставнями, но делали это скорее по привычке, чем в силу реальной необходимости. Надобность отпала ещё пару недель назад, когда силы начали стремительно покидать тело, сменяясь тягучей апатией. Больше всего это напоминало болото, где прежде увязли ступни. Теперь трясина успела поглотить всё тело и лишь голова всё ещё оставалась на поверхности, позволяя глазам с тоской наблюдать унылую картину засыпающего мира.
Капли лениво били по давно немытой поверхности и превращались в размазанные серые кляксы, разбросавшие ложноножки в разные стороны. Мне, с моего места, было видно лишь крохотный участок маленького оконца с фрагментом решётки. Можно было лишь представлять, что где-то там, далеко-далеко, продолжает существовать синее небо и ослепительное солнце посылает лучи всем жителям Земли.
Всем, кроме пленников и мертвецов.
Таких, как я.
Даже не знаю, к какой категории себя и причислить. Меня держат взаперти целый месяц, но вот уже который день ощущения подсказывают: приятель, ты — мёртв. Мёртв с того момента, как грубые пальцы в защитной перчатке сорвали медальон и унесли прочь. Однако некоторое время я ещё ощущал его пульсацию на расстоянии продолжать жить, хотя бы безумной надеждой, что всё образуется. Меня выпустят наружу и позволят ощутить блаженный холод металлического украшения.
Потом связь прервалась. Чувствовалось это, как луч путеводного маяка в полном мраке. Внезапно огонь начал пульсировать, словно горящая бабочка и вдруг погас совсем, оставив меня во мраке. Тотчас демоны холода, которые всё это время таились в темноте, набросились со всех сторон и принялись рвать тело на части, утаскивая куски сознания в бездонные пропасти ничто.
Вот именно тогда я и умер окончательно.
Осталась пустая оболочка, способная лишь неподвижно лежать на жёсткой койке, плотно прижатая широкими ремнями и бездумно глядеть в кусок окна, за которым падают тяжёлые капли совсем не летнего дождя.
В этом пустом коконе, так и не превратившемся в яркую бабочку, продолжали блуждать чужие мысли и воспоминания, которые остались от непрожитой жизни той самой бабочки. Иногда эти воспоминания соединялись в нечто, напоминающее рифмованные строчки и тогда губы, сами по себе, шептали:


Осень,
Я перестал видеть сны,
Туманная просинь,
Тоннели реальности снова темны.
Больно,
Холод волчицей врывается в дом,
Вздрогну невольно,
Снова забыл, что случится потом.


Наблюдатели, которые притаились внутри крошечных тёмных зрачков, спрятавшихся в стенах комнаты, очень не любят такие моменты. Стоит пустой оболочке приняться за чтение стихов и можно ожидать скорого прихода недовольных гостей. Когда-то меня пугали эти визиты, приносящие боль, но сейчас я превратился в муляж, равнодушный к боли. Поэтому губы продолжили размеренно шептать:


Тесно,
Жмут ледяные объятья дождей,
Мне здесь не место,
Манят пространства пустынных полей.
Тьма,
Неспешно струится в моей голове,
Ты снова сама,
Иди, исчезай в голубой синеве.


Вот. Они идут. Толстые стены, обшитые мягкой дрянью, не пропускают звуков, но ведь можно ощутить вибрацию тяжёлых шагов, торопливое зловонное дыхание и дребезжание коротких недовольных реплик. Какие-то обрывки недополученных возможностей, изгибы изломанной судьбы, позволяют чувствовать приближение мучителей.
Глухой писк закончился тихим щелчком и дверь распахнулась, пропустив внутрь парочку в синих костюмах. Мужчина и женщина, похожие, словно родственники своими необъятными габаритами. Толщине их предплечий позавидовал бы любой свиной окорок, а выражение стеклянных глаза весьма напоминало такое же, у сытой свиньи. Они мертвы, как и я, вот только, в отличие от меня, были мёртвыми всегда. Холод, на месте их душ, мог бы обжечь, но мне уже всё равно. Поэтому я продолжаю смотреть в окно и шептать:


Финал,
Осень, на смертном, на одре, готова к зиме,
Я всё сказал,
И растворяюсь в сладостном сне.


— Ишь, бормочет, — мужчина принялся натягивать перчатки из толстой резины, — ща то поутих, а прежде, как забурмочет — так жди беды.
— Федя, меньше текста.
Женщина, за спинами санитаров, разительно отличалась от них и фигурой и манерой поведения, больше свойственной начальству. Тело плотно упаковано в чёрный комбинезон со множеством кармашков, а голова скрыта пластиковым шлемом с прозрачным забралом. В руке женщина держала штуковину, весьма напоминающую дрель и явно готовилась пустить её в дело. Но не торопилась: слушала кого-то.
— Зина, придержи голову, не стой столбом. Федя.
— Да, да, — названный Федей, послушно кивает бритой головой, демонстрируя хорошо заметный шрам у виска, — видала б ты, до чего сильный этот гад! Лариска вона, с переломом до сих пор лежнем лежит, а Колькина рука только срастаться начала.
— Федя, твою мать!
Санитары навалились, прижимая мою голову к стене и открыли доступ к шее. Анастасия Ивановна, доктор медицинских наук, автор множества экспериментальных работ, гений, красавица и просто редкая сука. Весь этот проект задуман лично ею и ещё одним, очень хорошим человеком. Судя по всему, именно с ним она и разговаривала перед тем, как начала действовать.
Тупое холодное рыло инъектора ткнулось в кожу и моментальные щипки возвестили о попадании внутрь порции очередной дряни непонятного назначения. Анастасия Ивановна всегда ведёт строгий учёт проделанным процедурам, однако никогда не упоминает настоящего названия препаратов. Вот и сейчас, отступив пару шагов назад, она торопливо пробормотала в микрофон:
— Двадцать девятое июня, шестнадцать, ноль семь. Объект номер один проявил признаки активности. Согласно протоколу восемь, дробь девятнадцать мною принято решение ввести группу препаратов тринадцать бис. По предварительному анализу именно эта группа оказывает наиболее действенный результат. Напомню, что именно объект номер один дольше остальных испытуемых подвергался медикаментозно-терапевтическому исследованию, который мы применили с целью возвращения образцов к общей норме.
Действенный, да. Сознание, и без того затуманенное клубящимся мраком, начинает быстро зарастать туманной паутиной. Окошко с решёткой и каплями дождя уносится в недоступную высь, исчезая за расплывающимися нитями. Мрак, который до этого лизал тело холодным языком, внезапно прорастает жёсткими упругими щупальцами. Или это вовсе не щупальца?
— Аккуратнее, дурында! — шипит грубый голос на самой границе существования, — ты не гляди, что он вялый, как писюн, ежели его перемкнёт, он тут такую катавасию устроит! Вона, прежде одно стекло по пять раз на дню меняли.
— Фёдор, завязывай тарахтеть! Давайте, перекладывайте его на каталку.
Сквозь тупое равнодушие проскальзывает понимание. Меня повезут в сердце этого филиала преисподней. Поначалу, когда я ещё пытался сопротивляться, меня опасались выпускать из камеры и лишь после уничтожения медальона, когда я утратил волю к жизни, доктора осмелели и начали возить мертвеца на опыты.
Щупальца фиксирующих ремней вновь охватывают тело и мир начинает неспешно раскачиваться. Вереница прямоугольных солнц проплывает над головой, появляясь из бесконечного тумана и пропадая там же. Может я еду по кругу? Или нахожусь в самом центре вселенной, и она обращается вокруг? Могу ли я быть центром мироздания? Средоточием Кристалла?
Последнее слово внезапно задерживается среди рыхлых айсбергов невнятных мыслей неким твёрдым основанием. Почему я сравнил вселенную с Кристаллом? Вопрос вызывает короткую ослепительную вспышку, и я вижу в ней густой лес, окутанный сумерками, пламя костра и парня с серебристыми волосами. Девушка с шевелюрой такого же странного цвета сидит рядом, положив длинные красивые ноги поверх моих.
— Вселенная имеет кристаллическое строение, — почти весело произносит Вееред, — именно поэтому мы называем её Кристаллом.
— А я называю Веерика нудным идиотом, — Гелен щурится, — сыграл бы лучше про серых странников.
Лес, костёр…
Волки!
— Что с ним? — испуганно завопила санитарка, когда я дугой изогнулся на каталке, — какого?..
— Я не должен быть здесь! — это не похоже на мой голос, но просто больше некому истошно вопить, разрывая тишину пустого коридора, — я не должен быть здесь! Отпустите меня!!!
Один из ремней, которые удерживали тело, перехлестнув его крест-накрест, громко хлопнул, порвавшись пополам. Тотчас кто-то из санитаров, одинаковых в своей массивности, навалился сверху. Мелькнули испуганные прозрачные ледышки глаз и в шею несколько раз ужалила мерзкая оса.
— Зина, жми кнопку! Ты уснула? Быстрее его в зал.
Ещё один ремень лопнул, и левая рука оказалась на свободе. Я почти ничего не понимал, происходил своего рода бунт монстра Франкенштейна: создание Виктора, оставаясь конструктором из мёртвых тел, желало вырваться на свободу.
Зачем?
Где-то, во мраке, продолжал дрожать огонёк лесного костра, и девушка с длинными серебристыми волосами валила меня в пушистый стог свежескошенной травы, ласково царапая когтями грудь. Её карие глаза отражали языки пламени, а губы шептали какую-то глупость о страсти и детях, которых она хочет от сильного Льва.
Свободная рука вцепилась в горло Фёдору, который пытался зафиксировать конечность новым ремнём. Нас обоих, и меня, и санитара, точно пронзило разрядом молнии. Так уже было. Оплывшая память выдала картинку неподвижного тела на мягком полу и слегка испуганный голос Анастасии Ивановны: «Ты был плохим мальчиком! Посмотри, что ты натворил?»
— Охрана! — я не узнавал голос обычно спокойного доктора. Он превратился в оглушительный визг, почти материальный в своей пронзительности, — шокеры сюда! Немедленно, пока эта тварь полностью не освободилась!
Такого мощного притока сил, как прошлый раз, я не ощутил: энергия поступала из содрогающегося тела Фёдора, но тут же исчезала, словно во мне имелось отверстие слива, которое забыли заткнуть. Некоторая, ничтожная часть, всё же уцелела и это позволило мёртвому телу разорвать оставшиеся путы и сесть на каталке.
Санитар кулем обрушился на пластиковый пол и замер, более не напоминая человека. Зина, испуганно открыв рот, отступала к стене и вертела в руках чёрную дубинку, точно напрочь позабыла о способе её применения. Анастасия Ивановна скалила ровные белые зубы парой шагов дальше. В алом мерцании тревожных ламп доктор весьма напоминала кровожадного вампира из дешёвых ужастиков. Кажется, упырь готовился к атаке.
— Охрана, чёрт побери? Всех уволю!
Загрохотали тяжёлые шаги. Вроде бы звук раздавался с обеих сторон длинного коридора, украшенного лишь плотно закрытыми дверями и прямоугольными светильниками, которые нервно вспыхивали алым цветом.
Я попытался спрыгнуть с механической каталки на пол, однако ноги тут же подломились и голова со стуком хлопнулась о пол. Плевать, я всё равно давным-давно мёртв. Нужно лишь вырваться прочь из этого проклятого места и добраться до заветной поляны в лесу, где горит дружелюбный огонь, и парочка девушек неторопливо пляшет вокруг костра, поднимая руки к ночному небу, пронизанному хвостами падающих звёзд.
Пожалуйста, отпустите меня туда! Дайте окончательно умереть…
Я сумел встать на ноги за мгновение до тог, как электрическая дубина первого охранника врезалась под колени. Я удержался на ногах, неуклюжим жестом отшвырнув нападавшего к стене и попытался двинуться вперёд. Ещё несколько мощных ударов, каждый из которых отдавался во всём теле, всё же сбили меня на колени.
Мёртвому всё равно, и я продолжил ползти вперёд, не обращая внимание на град электрических разрядов и попытки прижать к полу. Назойливая оса продолжала жалить в шею и очень хотелось отогнать её, прихлопнуть насовсем. Жаль не получится; одна из рук почему-то оказалась за спиной, а вторую настойчиво выкручивали, пока я не ткнулся лицом в блестящий пластик, отражающий багровые сполохи тревожных огней.
— Осторожнее! — продолжал верещать пронзительный голос ядовитой осы, истыкавшей всё тело своим жалом, — не прикасайтесь к открытой коже! Это — смертельно опасно. Уберите труп.
— Да не истери ты, — кто-то омерзительно дыхнул в лицо и меня перевернули на спину, — взялись: раз-два…
Мертвеца вновь положили на каталку и принялись защёлкивать ремни, возвращая телу неподвижность, как и положено покойнику. Кажется, я плакал, потому что чёрная фигура с разорванным ремнём в руках расплывалась и двоилась.
— Ну ни хрена себе! — бубнил испуганный баритон, — я такой штуковиной крузака из болота вытаскивал. Это чего вы тут такое делаете? Роботов-убийц?
— Леонид Константинович, занимайтесь своим делом и не суйтесь в наши, — в лицо ударил ослепительный свет, перемещаясь из одного глаза в другой, — оставайтесь пока здесь, с нами, мало ли…Проклятие, что на эту тварь нашло? Зина, поехали, хватит ныть.
— Отпустите меня, — губы двигались сами по себе, а слёзы, теперь я хорошо ощущал их ледяные укусы, катились по щекам, — отпустите меня…
— Ишь, на свободу хочет, — кто-то коротко хохотнул и ткнул в меня дубиной, вызвав короткую вспышку боли, — прикинь, какой шухер может устроить такая хрень, если её в город отпустить.
Я уставился на говорившего: широкоскулое одутловатое лицо, покрытое чёрными крапинками щетины. Тёмные пустые глаза под низким лбом не отражали ровным счётом ничего. Мертвец, как и все они, как и весь мир вокруг.
Я видел своё лицо. Память подсказывала, дескать раньше оно выглядело иначе, но как — отказывалась подсказать. Отражение показала одна красивая девушка, которых ещё пускали ко мне прежде. Красивые молодые девушки с планшетами в ухоженных пальцах долго беседовали со мной, интересовались ощущениями и желаниями. Одна из них назвала меня падшим ангелом и показала, как я выгляжу.
Бледная кожа и жёлтые глаза, длинные белые волосы совершенные черты; нет, я нисколько не походил на уродов, охранявших каталку во время этого нисхождения в ад.
А тогда я ещё был жив и посмеиваясь над словами собеседницы, прочитал ей:


Серые небеса, подарите спасение,
Вы же видели сами;
Как осыпался пух.
Тёмные перья,
В тучах исчезли
И осталось только видение.


Серые небеса, подарите спасение,
Ветер кружил
Пробитые крылья
Чёрный ворон
Песню кричал
Про тёмного ангела падение.


Девушка опустила планшет и стала необычайно серьёзной. Кажется, её симпатичная мордашка даже осунулась, а на гладком лобике появилась глубокая морщина.


Серые небеса, подарите спасение,
Тучи рыдали,
Капли дождя
Плыли в тумане,
И многозвездье сияло,
Своего не скрывая презрения.


Я падал…


Моя слушательница отложила планшет и подошла ближе. В ясных глазах, залитых слезами, я увидел вопрос, на который не существовало ответа. Раньше, то ли в шутку, то ли всерьёз, девушка уже интересовалась, откуда я взялся. Нет, не так. Откуда взялись «мы». Всегда очень тихо, во время проверки, насколько хорошо я зафиксирован.
Я бы и хотел ответить, но не мог. В голове плавали странные ошмётки, среди которых мелькали то имена, то лица, то картинки комнат, похожих на учебные аудитории. Очень настойчиво являлось видение пологого спуска к маленькой речке и старого дерева, нависшего над обрывом. Что это было?
— А если это правда? — прошептала девушка и положила руки на мои путы, — если мы пленили ангела Господня?
Золотой крестик юркой рыбкой выскользнул из-под белого халата и сверкнул перед глазами. Щёлкнул один из фиксаторов, освобождая защитный ремень и в ту же секунду запищал дверной замок. Девушка обернулась и на её юной мордашке появилась странная смесь выражений: испуг преступника, застигнутого на месте преступления; отчаяние и полусонный хмель пробуждающегося человека.
Пробуждение не состоялось. Как и мой побег. С тех пор пленника навещали только дюжие санитары, напрочь игнорирующие задаваемые вопросы, да Анастасия Ивановна с коллегой: Петром Нкитичем. Оба никогда не снимали защитных масок и не приближались ближе, чем на пару метров.
А потом я умер.
Каталка, глухо жужжа движком, неторопливо въехала в крохотное прямоугольно помещение и остановилась. Стало необычайно тесно: тёмные фигуры обступили моё ложе со всех сторон и их зловонное дыхание напомнило распахнутую могилу давно погребённого мертвеца. Да, я знаю, всё это — преисподняя и мне никогда не покинуть её.
Сердце исследовательского комплекса — огромное помещение, разделённое прозрачными перегородками на отдельные боксы. В каждом, то ли какая-то установка, то ли — операционный стол. Пока внутри ещё жил интерес, я пытался понять: для чего отгрохали весь этот комплекс, вбив в него целую прорву денег. По крайней мере, никого другого, кроме моей скромной персоны, здесь не истязали.
Над лабиринтом из боксов и проходов между ними, возвышалась наблюдательная башня, для любопытных, следящих за ходом экспериментальной медицины. Серое непроницаемое стекло не позволяет видеть зрителей, — но я всегда точно ощущал, сколько их там. Сейчас Анастасия Ивановна сдаст меня пятёрке профессиональных истязателей в защитных костюмах и число наблюдателей увеличится на одного.
— Будь осторожен, — Анастасия покосилась на меня, — сегодня с ним творится настоящая чертовщина.
— Я знаю, — мужчина с короткими усами щёточкой, склонился ко мне и опустил указательным пальцем сначала правое, а потом — левое веко, — у нас накрылись все вживленные датчики. Придётся ставить всё по новой. Ладно, не привыкать.
Угу. Это делается так: меня переворачивают на живот, рассекают спину чем-то острым и сунув внутрь какую-то дрянь, быстро заливают рану пластиком. Поначалу ощущалось, как непрерывная боль, но по крайней мере она проходила за сутки. Ровно столько требовалось, чтобы дрянь внутри растворилась. Сейчас, это — тупое давление в десятках мест и оно уже не исчезает. Всё верно: в мёртвом теле отсутствуют силы, способные устранить вторгнувшуюся мерзость. Мечта либерала — полностью толерантный организм.
— Что ещё? — мужчина перевёл взгляд на часы, охватившие его перчатку, — Настя, давай форсировать. Звонил куратор и выразил крайнее недовольство результатами. Три объекта из пяти, за неделю, это — не шутки.
Его лицо выглядело абсолютно спокойным и даже безмятежным. Три объекта, это — Галя, Илья и Наташа. Я почувствовал, как они уходили, ощутив смерть, окончательную смерть, товарищей, точно рябь, прокатившуюся по реальности мира. Должно быть больно, но мертвец не способен ощутить скорбь по ушедшим, он может лишь ожидать, когда наступит его очередь. Тогда успокоительное ничто примет меня в свои объятия, позволив забыть кошмар последних недель; заглушит непрекращающуюся боль из-за гибели детей…
Дети, мои дети погибли на моих глазах, защищая от блестящих треспов, направленных…
— Вот, опять начинается!
— Быстро фиксируйте его на столе!
Мои дети!
Шокеры били почти не переставая, так что в глазах мелькали вспышки, похожие на салют. Точно такой же я видел над куполами дворца шахиншаха, когда тот праздновал победу Блистающей эскадры, разгромившей галерный флот островитян. Мы стояли на крохотном балкончике у самой верхушки Белой башни и наблюдали, как рукотворные звёзды рушатся в изумрудные волны залива.
Почти ослеплённый болезненными сполохами, я обнаружил себя на полу. Не меньше десятка охранников, неуклюжих в тесноте коридора, прижимали распластанное тело, тыкая в него искрящимися концами дубинок. Столь тесное соседство уже принесло свои плоды и один из стражей корчился поодаль, получив нечаянный удар от товарища. Анастасия и её коллеги отступили к самой двери, обмениваясь выражениями, несколько неожиданными в устах медиков.
Я наблюдал за всем этим, точно находился где-то, бесконечно далеко и видел изображение потасовки. А ещё точнее, картинок оказалось гораздо больше, чем одна. Кто-то невидимый, но крайне могущественный тасовал колоду невидимых мне карт, а потом сдавал, ослепляя яркой вспышкой.
Огромный тёмный зал с прозрачным полом, где застыли хребты давно издохших рыб. Галдящие люди в чёрной форме с непонятно неприятным знаком, на котором изображена перечёркнутая львиная голова. Каждый вооружён странным оружием, напоминающим, по форме, древесный лист. Множество нападавших неподвижно лежит на полу, а уцелевшие непрерывно атакуют. Вот один исхитряется и бьёт прямо в мою грудь.
Вспышка!
Исполинское существо, головы на три выше меня, замерло посреди круглой площадки, больше всего напоминающей Римский Колизей. Мерцающий барьер, окруживший арену, позволяет наблюдать ряды кресел, предназначенных зрителям. Сейчас все эти места пусты, а на поле лишь мы, двое. Мой противник абсолютно обнажён, и я могу наблюдать, как его великолепную мускулатуру, так и полное отсутствие половых признаков. Взгляд глаз, на идеальном лице, до этого устремлённый в пространство над моей головой, опускается. Движения врага настолько молниеносны, что я с трудом успеваю фиксировать их.
Вспышка!
Низкие глиняные хибары напоминают настоящий лабиринт и кажется я-таки заблудился среди одинаковых домиков, больше похожих на большие коробки с узкими прорезями окон. В щелях мелькают испуганные глаза, а из всех переулков доносятся торопливые шаги странных людей, устроивших охоту на меня. С тех пор, как портал, открытый Наташей, позволил нам проникнуть в грани Центральной Оси, я никак не могу отыскать Илью с Галей, а теперь ещё и эти назойливые крысы, вооружённые смертоносным оружием. В один прыжок я оказываюсь на крыше ближайшей постройки, но глина и солома предательски осыпаются под ногой. Потеряв равновесие, я падаю на землю. Мгновенной заминки оказывается достаточно, и прыткий человек тотчас оказывается рядом, вонзая клинок в мою грудь.
Вспышка!
Только что прошёл частый дождь и капли, блестящими бусинами, свисают с веток коренастых деревьев, вплотную подступивших к краю обрыва. Я стою на валуне, который задумчивым медведем замер на самом краю пропасти. Там, внизу, серп луны тихо плещется в тёмных водах океанского прибоя, жадно глотая искрящийся планктон звёзд. Но зеленоглазой девушке, которая стоит рядом, не до этих красот. Её гибкое мускулистое тело содрогается так, словно она замёрзла. Но дело вовсе не в холоде. Леся подходит всё ближе и вдруг, крепко обхватив моё лицо, неумело целует в губы.
Вспышка!
— Да что же это за дерьмо творится! — меня дотащили до металлического стола с заземлениями и сумели взгромоздить на ребристую поверхность, — у меня было такое ощущение, словно он пару раз исчезал к такой-то матери!
Прорезиненные металлические фиксаторы плотно охватили руки и ноги, а в голову упёрлись острые наконечники электродов. Однако я до сих пор не мог понять, на каком свете нахожусь. Кажется, непокорная жизнь всё ещё продолжает таиться где-то, глубоко внутри, но что могут означать все эти вспышки? Они так похожи на воспоминания о событиях, которые никогда не происходили.
— Тебе не показалось, — мужчина отодвинул край плотной ткани моей смирительной рубашки, — смотри.
Кто-то глухо охнул и тут же забубнила Анастасия, рассказывая диктофону о странностях объекта номер один, который образовал на коже неизученную аномалию, весьма напоминающую одежду.
— Камеры однозначно зафиксировали исчезновение этой твари, причём вся эта ерунда сопровождалась нарастанием электромагнитного поля. Настя, помнишь, как этот говнюк спалил нам аппарат для МРТ? Шеф до сих пор дерьмом швыряется.
— Какие мысли?
Слышу ещё один знакомый голос. Это — Пётр Никитич, коллега Анастасии Ивановны, решили лично спуститься с верхотуры. Давно я не видел его лично, а лишь слышал сиплый голос, отдающий указания: воткнуть электрод в район паха, немного увеличить силу тока или применить гамма излучение в районе лодыжки. На вид — вполне пристойный человек, в узких очках без оправы. Бородка клинышком сейчас нервно подёргивалась, а тонкие белые пальцы трепетали на груди, где из-под голубого халата просматривался костюм — тройка.
— Остальные объекты, перед самоликвидацией, демонстрировали странные флюктуации в форме электрических разрядов и попыток левитации. Возможно, в данном случае, дело тоже идёт к финалу.
— Весьма вероятно. Посему, минуя этапы четыре и пять, приступаем к завершающей фазе. Константин Анатольевич, приготовьте магнитные ловушки и набор скальпелей. Плюс — резак, на всякий случай.
Туман немного рассеялся, и я смог различить три сияющих голубых силуэта у моих ног. За их спинами чернели фигуры с продолговатыми предметами в руках. Похоже, ангелы и демоны явились за мной, желая непременно утащить то ли в рай, то ли в ад. Но я равно не желаю ни туда, ни туда. Я очень хочу в ночной лес с дружелюбным огоньком костра, где бы это место не находилось.
Чья-то рука осторожно коснулась плеча и тихий, смутно знакомый, голос прошептал:
— Держись. Осталось совсем недолго.
Потом расплывчатая тень пересекла пляшущее пламя, которое в этот момент казалось гораздо реальнее, чем ублюдки, решающие мою судьбу.
— Что вы говорите? Объект четыре прекратил своё существование? Проклятие! Немедленно форсируем. Настя, пулей дуй наверх и займись систематикой исследований. Если первый отдаст концы, нам потребуется подробный отчёт.
— Точкой отсчёта назначим?..
— Начало, Настя, самое начало! Не тупи. У тебя же имеются их подробные писульки, как они приехали к реке и нашли ящик.
Точно. Память рывком возвращается, и я вижу каждый день, прошедший с того момента, как мы решили отметить днюху Маринки и приехали в наше секретное место. Глинистый берег иссыхающей речки скрывал в себе странный каменный ящик, содержимое которого мы разделили между собой.
Почему мы не вошли в сияющий круг?
Зачем послушались панических рекомендаций Вити и вызвали эмчеэсников с телевидением?
Вопросы, на которые уже никто не даст ответа. Да и незачем. Слабое любопытство пульсирует лишь там, где я пытаясь представить, как всё могло произойти, если бы наша группа прошла через светящийся бублик, в котором блестело симпатичное озеро под летним солнцем.
Но мы начали звонить. Пару раз нас откровенно послали, причём весьма кардинально и далеко. Однако, приехавшая журналистка местного ТВ, офигев от увиденного, быстро организовала охрану периметра и прибытие целой обоймы силовых структур, одна страшнее другой.
Рослые дяди в камуфляже, всех возможных расцветок, быстро огородили светящееся кольцо, пустив внутрь периметра лишь подпрыгивающих, от радости, журналистов да непонятных личностей, в костюмах от кутюр. Мутные люди держали в мощных руках палки дозиметров, весьма контрастирующих с дорогущей одёжкой и нервно совали приборы внутрь парящего кольца.
Про нас, вроде как, совсем забыли. Журналистка, устроившая весь это сыр-бор, взяла торопливое интервью, записала координаты, а после мужики в камуфляже начали оттеснять нас всё дальше, пока не поставили у Пашиной тачки и не приказали стоять смирно и не рыпаться.
Потом к нам подошла симпатичная блондинка лет тридцати пяти, без каких-либо опознавательных знаков и принялась задавать всякие вопросы. Представилась она Анастасией Ивановной, парамедиком, которую очень интересует наше состояние.
Однако, как выяснилось несколько позже, «парамедика» больше интересовали наши новые украшения. Сначала она попросила просто прикоснуться к ним, восхитившись низкой температурой, которая за всё время ношения, не поднялась ни на градус. Потом женщина попросила кого-нибудь снять медальон. Тут её ожидал небольшой сюрприз: все наотрез отказались снимать медальон, даже не подумав хоть как-то аргументировать отказ.
Анастасия Ивановна нахмурилась, но тут же вновь расцвела улыбкой и сменила тему, встревоженно интересуясь: не было ли у кого головокружения.
После того, как мы ответили на ещё одну сотню дурацких вопросов, которыми нас забросали безопасники, полиция и те самые, непонятные, люди, нам разрешили отправляться домой. Естественно, после такого-то утра, день рождения Марины получился похожим на смазанное пятно. Причём, как выяснилось, дело оказалось совсем не в пережитом, а скорее в нас самих. Почти никому спиртное в глотку не полезло, что не помешало Паше накачаться по самое небалуй. Взбешённая Наташа отправила парня на такси к родителям и попросила меня проводить её домой. Следом увязалась неугомонная Галька, почему-то отфутболившая тем вечером очередного ухажёра.
Мы поднялись в Наташину квартиру и там, сидя в гостиной, попытались осмыслить все странности прошедшего дня. Осмыслить не получилось: девушки точно с ума сошли и у нас приключился спонтанный, но весьма неплохой секс. Когда всё закончилось, я доставил насмешничающую Гальку к месту проживания и твёрдо решил завершать чокнутый вечер. Зря решил.
Позвонила Оля и пригласила к себе. Ни секунды, не колеблясь я поехал к девушке, тем более, что она сама решила закрепить статус наших, прежде тайных, отношений. У Оли сильно пахло одеколоном Ильи, а сама она казалась слегка растрёпанной и крайне смущённой. Тем не менее, никто не стал ковырять ненужную истину, и мы занялись любовью. Всё прошло просто великолепно. Я даже не знал, что секс может быть настолько великолепной вещью!
К сожалению, это оказалось последней хорошей вещью в моей жизни.
Ранним утром, когда я выходил из подъезда Ольгиного дома, меня запихали в душный салон грязного фургона и повезли в неизвестном направлении. Утешало лишь то, что я сумел крепко приложить четверых нападавших. Двоих — до хруста в сломанных конечностях. Никто ничего не пытался объяснить, а весь долгий путь мою кожу ковыряли иглой шприца и глухо матерились, что «дрянь вытекает обратно».
Когда меня тащили в сторону двухэтажного, ничем не примечательного, здания, я успел заметить, как их другого грязного фургона выволокли растрёпанную Галю, с совершенно безумной физиономией. Это был последний раз, когда я видел кого-то, из наших. Но я их чувствовал. Некоторое время. Пока был жив.
Внутри здание больше всего напоминало элитную больницу своими стерильными коридорами и ровным голубым светом. Скоро мне объяснили, что это — исследовательский центр экспериментальной медицины, а сам я подхватил крайне опасный вирус, поэтому нуждаюсь в тщательном изучении и срочном лечении. Объясняла Анастасия Ивановна, наша знакомая. Перед объяснением она несколько раз поинтересовалась у похитителей, достаточно ли хорошо я закреплён в массивном металлическом кресле.
Естественно, никаким лечением здесь и не пахло. А вот изучений и исследований оказалось много, да. Очень много. Причём никто особо и не старался прикрыть истинную цель своих действий. А после неприятных, для всех, инцидентов, когда выяснилось, что прикосновение к моей коже вызывает мучительную смерть, с пациентом и вовсе перестали якшаться. Даже Анастасия Ивановна именовала меня попросту тварью, а санитары и охрана вели себя так, будто перед ними оказалась ядовитая змея.
Вот, как всё это было.
И вот, как заканчивается.
— Пётр Никитич, с чего начнём?
— Давайте-ка скальпель. Объект вроде как ослабел, поэтому защита может и не сработать. Ловушки готовы?
Зрение снова засбоило, поэтому тёмная фигура, опускающая какую-то коробку к правой ладони, то уменьшалась, то увеличивалась в размерах. Показалось, что рука оказалась внутри холодильника и её покалывают кристаллики льда.
— Константин, приступайте. Давайте, для начала, две фаланги мизинца.
Палец ощутил тупое давление, и вдруг резкая боль пронзила всё тело. Окружающий мир точно замер, получив, на мгновение, необычайную чёткость. Стал виден врач с блестящей маской на лице. Полыхнуло и густой туман вновь закрыл глаза.
— Чёрт побери! Вы целы? Новую ловушку, живо!
— Камеры включены? Пётр Никитич, смотрите: конечность регенерирует.
— Естественно. А образцов у нас, по-прежнему, нет. Видимо стоит брать более крупную часть, возможно она окажется стабильнее. Давайте сюда резак и полуметровую ловушку. Ставьте её на максимум.
— А если не выдержит защита?
— Теплоотделение минимально. В самом крайнем случае получим незначительный ожог роговицы. Приступайте.
Тихое щёлканье сменилось басовитым жужжанием. Теперь вся правая рука, пульсирующая болью, оказалась внутри холодильника. Я, конечно, балансировал на грани реальности, но тем не менее ещё мог понять: сейчас меня примутся распиливать на части. Самое странное: никто из людей не проявлял сочувствия, словно они кромсали деревяшку или проводили вскрытие трупа.
Так я действительно умер?
Это — хорошо.
Вот только чувства возражали. Из тёмного океана, куда меня забросила муть в глазах, медленно выплыла огромная акула. Рыба пристально взглянула на меня холодными глазами и закрыв лицо блестящей маской, разом отхватила половину руки. Я изогнулся, замычав от боли, но зелёные жгуты водорослей удержали тело на месте, не позволив уплыть прочь. А морская хищница возвращалась.
— Отлично! Это же огромный успех, коллега! Посмотрите, какая стабильность.
— Пётр Никитич, показатели жизнедеятельности падают. Объект при смерти.
— Спасибо, Настенька. Ещё ловушки. Постараемся сохранить, как можно больше материала.
Я точно всплывал с самого дна и мне не хватало воздуха. Металлическая лапа прошла над головой и остановилась около левой ноги, которую уже успели поместить в мерцающий синим цветом ящик. Блестящая циркулярная пила казалось угрожающе скалит зубы, точно акула, перед броском.
Где-то шёл дождь. Где-то всегда идёт дождь.
Я шептал:


Я дождусь прихода июля,
Я сумею ветра превозмочь,
У порога весны карауля
Лета жаркую ясную ночь.


Лапа зазвенела и принялась неспешно опускаться вниз.


Доживу до высокого неба,
Звездопада в ночной тишине
И полей желтогривого хлеба,
И пташиного хора в окне.


Пила дёрнулась и блестящий диск начал вращаться. Сначала — медленно, а потом — всё быстрее и быстрее.


Доползу я по серому снегу,
Заслоняясь от ветра рукой,
Ощутив первозданную негу
И тепла материнский покой.


Кто-то громко завопил, точно его резали заживо и оглушительный грохот заполнил помещение. Врачи напряженно уставились куда-то, за мою спину.


Я дождусь, глядя в мёрзлые окна,
Доживу, помня запах травы
И под тёплым дождём я промокну,
Летней выпив глоток синевы.


Быстрая тень перемахнула через меня и лапа, с вертящейся пилой, отлетела прочь, угодив в голову одному из врачей. Тот рухнул, пропав из поля видимости. Но я видел, как прекрасная беловолосая девушка, схватила второго мучителя и зарычав, смахнула голову с плеч.
Незнакомка повернула ко мне прекрасное лицо, залитое слезами.
— Бедный ты мой, — сказала она, — я едва смогла тебя отыскать.
— Зара, — прошептал я, проваливаясь в сияющую бездну, — Зара…



Альфа — Омега 3

АЛЬФА
Такое ощущение, что дождь по пятам следует за мной. Эта мысль первой пришла в голову, после того, как я некоторое время совершенно бездумно вслушивался в ровный шелест и шлёпанье капель о твёрдую поверхность. Возможно мироздание пытается оплакать всех своих мертвецов, ушедших за грань, откуда нет возврата?
Нет ли? Чей-то ехидный смешок вынудил меня встрепенуться и открыть глаза. Я всё ещё не мог сообразить, на каком свете нахожусь, поэтому и сам не знал, чего ожидаю.
Ну, по крайней мере не клиника, где меня пытались распилить на части. Однако правая рука продолжала пульсировать свежей болью, поэтому пришлось поднести её к глазам и убедиться: всё в порядке, в том числе и свежий шрам, опоясывающий предплечье у самого локтя.
Оставалось осмотреться. Но для этого неплохо бы сесть. К сожалению, Ильи, который помог прошлый раз, в этот — нигде не наблюдался. Да и вообще, вокруг лишь серый сумрак, да дёргающиеся огоньки в отдалении. Похоже на пламя свечей. Сумрак внезапно рассыпался на исчезающие кусочки тьмы и стало ясно: горят действительно свечи в вычурных канделябрах, стоящих на огромном прямоугольном столе, который эскортировали стулья с высокими резными спинками.
Получив чёткие очертания, мир нехотя вернул мне часть сил и это позволило подняться на чёрном валуне и опустить ноги на каменный пол. Подошвы коснулись лёгкой пыли, и я усмехнулся: в этот раз душная дрянь не сможет никого забрать: все, кто мог умереть, уже умерли. Настала пора возвращаться.
Я встал на ноги и осмотрелся. Помимо стола, стульев и глыбины, на которой меня угораздило возродиться уже второй раз, в углу притаился мёртвый камин, зябко кутающийся в меха паутины; пара уродливых шкафов, изрезанных асимметричными звёздами и лежащие в пыли рыцарские доспехи. Латная перчатка отлетела почти к моим ногам, причудливо сложив пальцы в неприличном жесте. Сам ты пошёл!
Три высоких стрельчатых окна демонстрировали лишь затянутое тучами серое небо да полосы косого дождя. Три большие лужи протянули жадные щупальца ручейков к центру комнаты, видимо пытаясь изучить новое пространство.
Чёрт побери, почему я один? Где все остальные? Как я оказался в этом, в этой…Твою мать, где я нахожусь?
В этот раз одежда вернулась много быстрее, да и чувствовал себя я значительно лучше. Если бы ещё не шрам, который жжёт, подобно огню…
За столом, у деревянной стены, изъеденной червём, обнаружилось высокое пыльное зеркало, пустившее одинокую трещину из левого верхнего угла. Судя по опустевшему, давным-давно, помещению, несчастливая примета сбылась. Я не суеверен, поэтому просто посмотрю, как выгляжу.
М-да, бывало и лучше. Много лучше. Шрам на щеке и не думал исчезать, но к нему то претензий не имелось: физиономия с ним казалась угрожающе таинственной, а вот горящие болезненным жаром глаза, смотрелись как-то неприятно. Кроме того, возникало ощущение, будто меня долгое время держали взаперти и не давали питаться. В голове всплыло воспоминание о Сревенаге, но уже не вызвало никакого болезненного отклика. Короче, если бы с психованного соблазнителя художник решил нарисовать портрет мученика, это выглядело бы именно так.
— Мы, мать его, с ног сбились, ищем, куда он делся, а он в зеркало смотрится!
Дверь распахнулась и впустила внутрь целую ораву знакомых личностей. Илья стоял впереди и укоризненно тыкал пальцем в меня. Впрочем, его тут же отпихнули в сторону и принялись вешаться на всё, что только можно. Чёрт, я так и упасть могу! Нет, не дадут. О-хо-хо, первый раз в жизни группа радостно визжащих особей женского пола волокла меня на руках.
— Я тоже так хочу! — обиженно завопил Илья, — давай, я тоже буду всё время умирать и воскресать, чтоб меня так носили.
Я просто показал завистнику язык.
Зал, куда меня притащили по гулким коридорам, озарённым светом множества факелов, выглядел не в пример более обжитым, чем пыльная комната возрождения. Камин здесь полыхал жарким пламенем, а огромная трёхъярусная люстра весело перемигивалась множеством свечей. Всё это создавало вполне уютное освещение. Если бы ещё не люди со своей едой…К счастью, за долгие годы я успел притерпеться.
Кажется, появление веселящейся оравы львиц и волчат нисколько не смутило сидящих за столом. Однако несколько трапезничающих тут же оставили своё занятие и со всех ног бросились ко мне. О, да это же мои помощники на пути к Сердцу: Карт, Заруд и видимо их третий товарищ — Веерт. Гляди-, помню все имена. А вот и Чарда, прижалась щекой к моей груди. Я искренне радовался возвращению всех. Надеюсь, хотя бы таким образом сумел вознаградить соратников за стойкость и верность. Надо бы спросить у кошек, достаточно ли близко львицы познакомились со смущёнными, до красноты, парнями? В конце концов, я же обещал.
— Поставьте меня на ноги, — приказал я, — и объясните, где мы находимся.
— Ну действительно, сейчас же это — самое важное, — знакомый, до боли, голос, — пустите. Дайте мне пощупать нашего Реконструктора. Последние встречи с ним носили несколько…нематериальный оттенок.
— Здравствуй, Ольга, — мы поцеловались, — очень рад тебя видеть.
— Взаимно, — она коснулась пальцами моего шрама, — а знаешь, тебе — идёт. Оставляй.
— Если бы это ещё зависело от моих желаний. Чёртова штуковина совершенно самостоятельна. Как ты?
— Спросил мертвец, едва успевший вернуться с того света, — она рассмеялась, — а ну, посмотри, какую мышку притащил кот последний раз. За что кошка ему очень признательна. Нет, не так! Кошка готова на всё, чтобы отплатить за его возвращение.
Вееред не выглядел ни смущённым, ни сердитым, когда пожимал мою руку. Как и прежде в его туманных глазах читалась непонятная мудрость и лёгкая насмешка.
— Спасибо за стаю, за всех, спасибо. А вот остальное, — волк покачал головой, — я слышал про пророчество, но честно говоря, никогда не думал, что придётся поучаствовать в его свершении. А представить любимую в качестве одного, из восьми…Голова кругом идёт.
— Угу, ты мою не видел, — я повернулся к Оле, — на всё, говоришь? Даже простить меня, за все глупости? Стать прежней Олей?
— Глупый, — кошка поцеловала кончик моего носа, — правильно волчицы говорят. Я уже давным-давно тебя простила. Ещё…тогда.
— Значит ограничимся несколькими ночами первоклассного секса? Как заказывала одна призрачная львица?
— Когда будешь готов, — Оля выразительно повела глазами, — и когда Зебба полностью распробует вожделенный кусочек. Ты не представляешь, насколько решительно она настроена.
— И в этот раз тебе не улизнуть! — меня крепко схватили под локоть, — вы, мужчины, готовы на любую хитрость, лишь бы ускользнуть из постели.
Замок, где мы оказались, некогда вырубили в скалах люди из давно вымершего племени. После их исчезновения не осталось ничего, кроме десятка неприступных твердынь, вросших в жёсткое тело старой горы. Гибель народа оказалась столь молниеносна, что все их вещи остались на своих местах, покрываясь всё более толстым слоем пыли.
Чар позволил задержаться здесь и сделать большую передышку, после непрерывного бегства от наступающей орды порченых. Лев сумел обрушить несколько мостов, переброшенных через глубокую расщелину и теперь порченые бесцельно метались на другой стороне пропасти, периодически спихивая вниз то одного, то другого безумца.
Как утверждал Илья, та сила, которая обращала людей в яростных психопатов и гнала уничтожать всё живое, имела некий злобный интеллект, но для того, чтобы разум Порчи решил проблему переправы, требовалось некоторое время. Время, которое позволит отдохнуть всем людям, сопровождающим львов в этом походе.
Очень многим людям. В этот раз их вернулось намного больше, чем прошлый раз. Некоторых лиц, кстати, я не помнил вообще. Нет, серьёзно, память всегда страдала избирательностью, пытаясь отсекать неприятные воспоминания, но откуда, например, взялась целая община длиннобородых смуглокожих дикарей, которые не решались ночевать в стенах замка и жгли костры во дворе? Или парочка дружелюбных гигантов, явно обожествлявших Львов? Всякий раз, когда они становились на одно колено и протягивали руки вперёд, я впадал в ступор. Уж их то я должен был запомнить!
— Не парься, — Зебба легла на меня, упираясь локтями в грудь, — Реконструктор, ты слишком много думаешь в перерывах. Может совсем откажемся от остановок? Или ты тогда снова убежишь?
— И не подумаю, — я почесал у кошки между лопаток, — но имеются два нюанса. Первый: Илья очень хочет со мной поговорить. Спасение мира, понимаешь ли, — Львица презрительно фыркнула, — ясно, пустяки всякие. Вторая проблема посерьёзнее; мы сломали кровать.
— Так вот, что хрустнуло! — Львица хихикнула, — и что?
— Да ничего. Иди сюда.
Зары и Леси по-прежнему не было, но после возрождения Ольги я стал меньше волноваться по этому поводу. Возвращались все, значит вернутся и мои любимые девочки. Но для их появления, если я правильно понимал логику процесса, необходимо было вновь вернуться в странное зазеркалье, осуществлявшее несбывшиеся вероятности моей судьбы. Вот только…Пережитое в последний раз мне совсем не понравилось, как и фраза Зары о том, что она едва сумела меня отыскать.
Всё это нуждалось в обсуждении с кем-то, кто окажется гораздо умнее меня. Особых вариантов здесь не наблюдалось. В конце концов Зебба согласилась с моими доводами и отпустила. Тем более, что наше ложе окончательно превратилось в кучу обломков.
Переде тем, как отправиться в кабинет Ильи (по крайней мере сам Учёный именно так называл комнату, три стены которой занимали книжные полки), я прошёлся на задний двор замка, где вечно угрюмый Чар тренировал полторы сотни мужчин и женщин, достаточно крепких и проворных, чтобы оказать достойное сопротивление порченым. Когда-то же и людям придётся принять участие в схватках, не всё же Львам отдуваться. Да и воскрешал я всю эту ораву с какой-то определённой целью, пусть и сам не догадывался, с какой.
Разрушитель подготовил себе помощников, и я оценил достойный выбор, узнав знакомые лица Амалата, Заруда и ещё пятёрки опытных бойцов. Эти, пожалуй, сумеют организовать своих подопечных в подобие настоящей армии.
Увидев меня, Чар кивнул и вновь вернулся к наблюдению за тренировочными поединками новичков.
— Думаешь, они справятся? — Лев только пожал могучими плечами, — времени у нас маловато.
— Они это очень хорошо понимают. Большинство, — Чар тяжело вздохнул, — к сожалению, людей весьма расхолаживает твоё присутствие. Никто особо не афиширует, но среди людей быстро распространяется что-то, похожее на религию. Многие верят в бога, способного воскрешать мёртвых и творить прочие чудеса. В тебя.
— Объясни им, что на воскрешение требуется прорва времени, которого может и не хватить, если порченые доберутся до меня.
— Объяснить? Кому?! Людям?
Чар сначала недоуменно уставился на меня, когда я начал хохотать, а потом и сам рассмеялся.
— Чёрт, ты прав. Наверное, это — усталость. Хорошо, попробую втолковать.
М-да. Вот так вот. Рано или поздно подобная ерунда приключается с каждым из нас. Главное не пропустить момент, когда гордость Льва превращается в тупую гордыню и спесь. Можно и доиграться. Потом будет очень стыдно и больно.
Илья ожидал меня, сидя за письменным столом, но в кабинете он оказался не один. Впрочем, последнее время они хвостом таскались за Учёным, то ли в поисках мудрости, то ли ожидая неких откровений. Трое моих волчат: Сеар, Шува и Дави, перебиравшие книги на полках, тотчас повернулись ко мне, сдержанно улыбаясь. А вот кого я не ожидал увидеть, так это Ольгу и Веереда в уродливых креслах, больше напоминающих табуреты со спинками.
— Заходи, сексуальный гигант. Дорвался? — Илья вложил пожелтевший свиток в широкий деревянный тубус, — у меня такое ощущение, когда я гляжу на тебя, что всё вокруг — просто замечательно, а мы просто выбрались на отдых. Да и вообще — миру ничего не угрожает. К твоему сведению, схлопнулась ещё одна грань.
— Ты то как это определяешь, по запаху? — я пожал руки Веереду, Сеару и Дави, — место для старика найдётся?
— Обойдётся! — несмотря на саркастическое замечание, мне-таки нашли ещё один креслотабурет, — не знаю, я просто чувствую исчезновение миров. Видимо, мой дар, чёрт бы его побрал. Кроме того, порченые отступили от пропасти и принялись собирать камни. Большего наблюдатели не разглядели, но и этого вполне достаточно: видимо Порча нашла способ преодолеть расщелину. Значит, времени в обрез. Но ты не волнуйся, иди позажигай ещё с парой львиц. Там Рейа, вроде бы, какие-то планы строила…
— Перестань! — оборвала его тираду Ольга.
Я почесал затылок. Если они ожидали от меня какого-то плана, то предложить оказалось нечего. Да и в конце концов, кто у нас Учёный?
— А что предлагаешь ты?
Ольга тихо хихикнула, а Илья покивал, саркастически ухмыляясь.
— Учёный сказал, что именно этот вопрос ты и задашь, — пояснил Вееред, оставшийся серьёзным, — но ты особо не переживай, у нас тоже нет ни единого варианта.
— Предсказатель, мля, — я не знал, злиться или смеяться, — умное бы чего предсказал.
— Нам нужен твой камень из Сердца Льва, — очень тихо отчеканил Илья, — крайне необходимо, чтобы ты прикоснулся к нему и получил свою часть Пророчества. Если нет других идей, постарайся придумать, как нам попасть в Сердце.
— Взять и пройти через порталы, — я развёл руками, не в силах понять, в чём суть проблемы, — главное, не тащить всю эту ораву за собой. Небольшой отряд львов запросто…
— Запросто останется здесь. Ты уж поверь, я нашёл бы способ протащить всю эту ораву через обычный браслет перехода, но к моему вящему сожалению все порталы закрылись. И это не простая блокировка, какую устроила Акка. Разорваны сами связи между гранями.
Мы помолчали. При этом все очень странно смотрели на меня. Точно чего-то ожидали. Соображал я всегда не очень быстро, но тут всё лежало на виду.
— Видимо именно для этого Пророчеству нужен Ключник, — сказал я, ощущая царапающую боль внутри, — Зара должна восстановить связи.
— Или проделать новые ходы, — кивнул Илья, — Галя упоминала, как они ходили нехожеными тропами.
— Дело за малым, — Оля потупила глаза, а Вееред отвернулся, словно волка в этот момент очень заинтересовала толстая свеча в серебристой чашке.
— Больше всего на свете, — очень медленно сказал я, — мне хочется увидеть Зару, обнять её и поцеловать. Мне совсем нет дела, Ключник она из Пророчества или нет. Плевать, может ли она делать новые ходы между гранями, честно — плевать. Просто, она — моя любимая и я хочу её вернуть. Но я не знаю, как это сделать! К слову, я понятия не имею, как вообще работает этот проклятущий механизм воскрешения.
Илья чертыхнулся и выпустил воздух сквозь плотно сжатые зубы. Успокаивался, стало быть.
— Хорошо. Тогда расскажи нам о своих путешествиях на ту сторону, — попросил Вееред, — возможно нам всем удастся отыскать некую закономерность. Может кто-то обратит внимание на какую-то мелочь. В общем, ты рассказывай, а мы послушаем.
Ну, я и рассказал. Особо напрягать память не потребовалось: воспоминания о «той стороне», как её назвал Илья, оказались едва не ярче чем реальная жизнь. В каком-то смысле они тоже являлись бы реальностью, если бы кто-то в прошлом принял иное решение.
Всё время рассказа, Илья нервно барабанил пальцами по столешнице, Ольга сидела чернее тучи, а Вееред заложил ногу за ногу и пристально рассматривал меня поверх ладоней, сложенных домиком. Волчата окончательно забросили книги и расселись на ковре, вокруг моего кресла. Перебивать и задавать вопросы никто не торопился, за что я им был особо благодарен.
— Ни хрена не понятно, — сказал Илья, когда я замолчал, — у меня было возникла мысль, что Кристалл предлагает спасение через параллельные ветки, но то, как тебя разделали под конец…Да, судя по всему, и со мной тоже не очень хорошо поступили.
— Лично у меня есть ощущение, что Ключник существует как бы вне всего этого, — заметил Вееред, — над миром вообще. Пожалуй, в таком случае, вернуть её окажется не слишком просто.
— М-да, судя по тональности замечаний, все просто искрятся оптимизмом, — ядовито хмыкнула Оля, — погребальные комментарии, это — всё, в чём сейчас нуждается Реконструктор.
Илья, который собирался что-то сказать, покосился на Ольгу и нахмурился. Потом поднял руку, останавливая Веереда и посмотрел мне прямо в глаза.
— Я знаю, как всех достала эта моя фраза, но у нас имеется ещё одна проблема. Даже и не знаю, к какой категории её отнести. Вреда от этого нет, пользы — тоже, по крайней мере, пока. Просто я начинаю ощущать определённое беспокойство.
— Валяй, — я махнул рукой, — не думаю, что ты сможешь меня ещё чем-то удивить или огорчить.
— Да? Ну, ну, — он криво ухмыльнулся, — думаю, никому не придёт в голову оспаривать, что Пророчество вступило в силу и начинает оказывать влияние на всех, а на Восьмёрку — особенно?
— Дальше что? — я ощутил неприятный зуд в ладонях.
— Похоже, полное соблюдение правил, подчинение Пророчеству, преобразует его исполнителей в голый функционал.
Ольга тяжело вздохнула, как будто уже слышала эту фразу, и она успела надоесть до смерти. Вееред же смотрел на кошку и хмурился.
— Это как? — не понял я, — по нормальному так и не научился говорить?
— Большинство окружающих воспринимают меня, как Учёного, называют Учёным и в разговоре поминают, как Учёного. Поначалу я не обращал внимания, потом — просто забавлялся, теперь же, это — раздражает и несколько пугает. Если я напоминаю кому-то, что меня зовет Илья, он удивляется, даже если это ему было известно. Стоит спросить его на следующий день и он вновь назовёт меня Учёным. Улавливаешь?
— С трудом.
— Всё, как обычно. Милая, — он повернулся к Ольге, — Как тебя зовёт Вееред?
Глаза кошки прищурились и вдруг округлились, когда она уставилась на своего волка. Тот тоже выглядел несколько испуганным. Илья понимающе кивнул.
— Видишь? Волчище, в основном, использует ласковые прозвища: Львица моя, кошечка и тому подобное, но пару раз я слышал, как он звал Ольгу Кукловодшей. Чёрт, да я сам, время от времени, зову Галю Матерью, не в силах сходу вспомнить настоящее имя. Вот о чём речь: Пророчество пытается лишить нас индивидуальности, превратить в инструменты, не имеющие собственных воли и имён.
— Бред, — я неуверенно рассмеялся.
— Бред?! — Илья привстал, нависая над столом, — А ну ка, дружище, назови своё имя.
Мы помолчали, глядя друг другу в глаза. Оля, в этот момент, казалась испуганной, по-настоящему, а Вееред просто угрюмым. Волчата совсем притихли, сжавшись в одну крохотную стайку.
Имя! Чёрт побери, у меня должно быть имя! У всех есть имя, прозвище или кличка. Я лихорадочно перелопачивал память в поисках ответа. Я — Лев, вожак Прайда. Меня называли любимым, ублюдочным убийцей, красавчиком, тварью…Очень много прозвищ, эпитетов и прочей мишуры, не имеющей никакого отношения к истине.
Вот только имени у меня не было.
Совсем.
Последняя отчаянная попытка вспомнить внезапно отшвырнула меня в серую бездну туманного ничто.
ОМЕГА
Одежда промокла насквозь и почему-то принялась вонять псиной. Не самый приятный запах, но среди ароматов, окружающих нас с тех пор, как мы прошли ворота города, этот — ещё не из худших. А наши спутники, один чёрт, воротят носы, будто мы с Пашей только вылезли из недр помойки.
— Ну и погодка! — выдохнул Паша, стряхивая тяжёлые капли с рыжих волос, — Как думаешь, надолго?
— Посмотри прогноз погоды, — я извивался, пытаясь направить ледяные капли, ползущие вдоль позвоночника, на более безопасный маршрут, — Да что же у них летние дожди такие холодные!
Мы сейчас были готовы обсуждать всё, что угодно: погоду, состояние дорог, вонь из канав, нижнее бельё дьявола, лишь бы не возвращаться к теме наших товарищей. Наших БЫВШИХ товарищей, которые превратились в нечто непонятное. Мало того, вопреки убеждениям Павла, мне казалось, что это, непонятное, ещё и опасно.
Почему они ни хрена не едят вот уже третьи сутки? Вчера, когда Илья, с поистине иезуитской хитростью, заставил Витька попробовать кусок колбасы, тот едва концы не отдал. А когда девчонки, став над дёргающимся в конвульсиях телом, принялись равнодушно обсуждать случившееся, мне и самому жрать расхотелось. Страшно стало. И жутко вдвойне, если вспомнить, как сутки назад все они участвовали в милом перепихоне на сеновале. Точно существа, для которых совместный секс — совсем не повод для беспокойства из-за подыхающего партнёра.
— О чём думаешь? — спросил Паша, разглядывая облезлую кошку, сидевшую у чёрной дыры в стене дома, напротив.
— О политике, Паша, — почти ласково сказал я, — Переживаю, кого изберут следующим президентом.
Глаза, на веснушчатом лице, стали почти круглыми, а потом вернулись к прежним размерам. Паша кивнул.
— Шутишь? Понятно. Нет, а если серьёзно?
— Думаю, дружище, что домой мы уже не попадём. Никогда. Думаю, как бы нам выжить во всём этом дерьме. Думаю, как бы понять трескотню местных, да и вообще, много о чём думаю. Видишь, как голова опухла от дум? Короче, ни хрена я не думаю. Согреться бы не помешало…
В огромном доме, куда нас отвёл напоминающий крысу пронырливый парнишка в живописных лохмотьях, имелся огромный камин и сейчас он наверняка пылал горячим пламенем. Можно было вернуться, подтащить поближе к огню одно из тяжёлых жёстких кресел и блаженно развалясь на потёртой ткани обивки, медленно обсыхать. А ещё, плюхнуть полчашки терпкого крепкого вина из глиняной бутылки и тогда процесс обсыхания станет проходить ещё приятнее.
Нет. Уж лучше я останусь под покосившимся балконом, продолжу трястись от холода и надеяться на скорейшее окончание дождя. Пусть он прекратится хотя бы до наступления темноты. Мелькнула мысль переночевать в одной из покинутых собачьих будок, но я тут же отбросил её: это уж совсем глупости. Да и смотреть на ухмыляющиеся физиономии тех, кто ещё три дня назад был Галей и Витей ничуть не хотелось.
Пожалуй, только Илья и Оля ещё пытались сохранить в себе частички своих прежних личностей, но и у них всё чаще происходили прорывы чего-то, угрожающе-неприятного. Когда мы вчера вошли в дом с мешками еды, я успел заметить то, что укрылось от внимания Паши и крысовидного Шпеньки. Ольга и Илья стояли около тёмного камина и глаза на их лицах сияли, точно в каждый вставили пачки светодиодов.
Во как. А мне Паша толкует о странностях в поведении Наташи. Дескать, сегодня поговорили по душам, но так ничего и не прояснили. Ната, вроде бы, просит времени, чтобы разобраться в себе. Типа у неё уже один раз такое уже было, когда они на два месяца разъехались по съёмным квартирам, шокировав родителей. Родителей…Вот чёрт!
Третьи сутки меня нет дома и можно только догадываться, что творится в голове у мамы. А учитывая тот неприятный факт, что мы, скорее всего, никогда больше не вернёмся домой, лучше о родителях вообще не думать, чтобы не свихнуться. Стало так тоскливо, что и жить вообще не хотелось. Ну вот почему жизнь такая сука, а?
Понятно, дерьмо происходит с каждым, но тут — совсем перебор. Угораздило влюбиться в девчонку, для которой я, изначально, стал очень хорошим другом. Другом, блин! Потом, в неё же втрескался один из ближайших друзей и на одного друга стало меньше. Потом на меня положила глаз девушка второго друга и друзей совсем не осталось. А потом ещё и этот идиотский пикник!
— И чего у тебя тогда машина не сломалась? — угрюмо поинтересовался я у нахохлившегося Паши, весьма похожего сейчас на ворону, добрый десяток которых печально топтался по веткам понурого дерева, — всегда же, то одно чинил, то — другое, а тут на тебе: на ходу, да ещё и без заминок!
— Чувак, думаешь, если какое-то дерьмо должно произойти, ты можешь это как-то отменить? — Паша сунул руки в карманы и демонстративно опустил уголки губ вниз, — не-ет, если уж суждено нахлебаться, то тут уж всё пойдёт, как по писанному.
Мне казалось, что он ошибается, но возражать я не стал. Смысл возражать?
А вообще, ощущение нереальности происходящего появилось тогда, когда мы пролезли через светящееся кольцо и оказались на берегу красивого озера, находящегося чёрт пойми где. Впрочем, в ту минуту затуманенные мысли объяснялись целым ворохом произошедших событий и ударенной башкой.
Сначала я едва не убился, шлёпнувшись с обрыва прямо в мелкую речку, где изрядно приложился головой о какой-то странный каменный ящик. И меня, и непонятный короб, выволокли наверх и принялись изучать. Со мной всё оказалось ясно: достоин огромной шишки, которая, кстати, так и не прошла за три дня. С ящиком получилось сложнее. Пока я приходил в себя, его успели вскрыть и распределить содержимое: пять медальонов, с изображениями львов и браслет. Без подарков остались только двое; я да Паша, пропустивший раздачу слонов из-за собственного разгильдяйства.
Илья, шибко сердитый на меня и Ольгу, первым вцепился в самый большой медальон и как мне показалось несколько позже, получил негласное право на руководство всей группой обладателей странных золотистых украшений. По крайней мере, после того, как он отлупцевал Витю в той лесопосадке у дороги, никто ему и слова поперёк не смел молвить. Трындец, зато девчонки устроили строгий выговор Вите: дескать, не стоит обсуждать, кто тут главный. Нормально?
А потом та ночь в сарае жуткой бабищи и её ублюдочных детишек. Оля, весь день казавшаяся необычайно задумчивой, легла спать рядом со мной, но стоило задремать и я тотчас ощутил её исчезновение. А потом понеслось: Ольга с Ильёй — Галя с Витей, Галя с Ильёй — Оля с Витей. Ну и на закуску — Наташа с Ильёй! Всю ночь напролёт. Наверное, если бы нас не пришли убивать, они так и не остановились бы.
Причём, наутро никто не выглядел смущённым ни на грамм. Выглядел! Вот ещё. Если изменения во внешности днём раньше не слишком бросались в глаза, то теперь я реально офигевал, рассматривая заметно отросшие и очень посветлевшие волосы каждого. Плюс все выросли не меньше, чем на полголовы. Плюс какая-то хрень со зрачками. Плюс…Ёлки, да все девчонки стали на одно лицо!
А как они шпрехали с местными? Твою мать, это ж вообще за гранью! Те им своё: трах-тибидох, а эти: «Да, и давно это?» Как?..
— Пойдём? — в голосе Паши уверенности не ощущалась. Совсем.
— Куда? — я поёжился, — В дом? Что-то неохота.
— Рано или поздно всё равно придётся.
Как ни печально, но товарищ говорил дело. Альтернативы места проживания, всё-таки не наблюдалось. Хотя… Когда мы проходили мимо каменного моста, переброшенного через реку, я заметил пятёрку оборванцев, расположившихся между опор. Бродяги развели огонь и каркая, по-своему, поджаривали на палках что-то явно мясное. Возможно — крыс.
Наверное, если уж совсем припечёт, придётся присоединиться к местным бомжам. Пр этом я отлично понимал, насколько высоким окажется порог входа даже в среду местного отребья: ни знания языка, ни понимания местных обычаев. Чёрт, да эти парни наверняка привыкли грызть другу-другу глотки за кусок еды, а я что им смогу противопоставить? М-да.
— Вроде стих, — Паша вытянул руку перед собой, — Точно. Пошли, пока опять не пустился.
— Да что же ты так туда рвёшься? — проворчал я, тем не менее поддаваясь порыву товарища, — Думаешь нас там ждут с распростёртыми объятиями?
— Жрать охота, — признался Павел и глядя на его обвисшие щёки, я утратил желание возражать, — Вчера, вон, думал: нажрусь от пуза, в первый раз за столько-то дней, а сам взял и отрубился. Вино, наверное, чересчур крепкое.
— Наверное, — согласился я, — Кажется, мы куда-то не туда идём.
Проклятущие улочки, больше напоминающие проходы для крыс, походили одна на другую, как две капли воды. Как тут местные ориентируются? По кучам нечистот, разбросанным в произвольном порядке? Чёртово средневековье, или какой тут период истории? В фильмах про старину всё выглядело намного пристойнее, чем все эти грязные здания с потёками чего-то отвратного на стенах под тусклыми окнами.
Где же живописные вывески с изображениями пивных кружек, ножниц портного или мечей оружейных лавок? Кажется, мы-таки проходили мимо какой-то пивной, но опознавательных знаков над покосившейся дверью я не заметил. Просто зловонный проём оказался открыт, что крайне контрастировало с остальными, плотно закрытыми дверями и оттуда доносился нестройный гул пьяных голосов, грохот посуды и неумелое бренчание никудышного музыканта. Ах да, за углом мы наткнулись на три неподвижных тела. Кажется, пьяницы спали крепким сном, но я не стал бы ставить на это слишком много, учитывая алые потёки в ближайшей луже.
Покойники, чёрт…Сколько их тут! Пока мы шатались по узким проходам, я насчитал штук восемь. Всех бросили в тёмные щели между домами, содрав всю одежду, вплоть до нижнего белья. Если оно, конечно, было вообще. И это мы ещё не заглядывали в сточные канавы, откуда несло таким смрадом, что страшно и приближаться.
— Кажется, сюда, — неуверенно сказал Паша, указывая в проход под каменной аркой, на которой когда-то неумело пытались изобразить батальную сцену, — Нет, ну арку я точно помню!
— Там, где мы проходили, — устало возразил я, — был ещё ангел. С отбитым ухом. Мля, паша, мы ещё и заблудились. Всё один к одному.
— Да вы, батенька, пессимист, — Павел попытался улыбнуться и сделал приглашающий жест, предлагая пройти уродливой тощей женщине в чёрном бесформенном платье, — Прошу, мадам.
«Мадам», не спускавшая с нас с нас ошалевших глаз, приложила сложенные перстом пальцы ко лбу и чесанула прочь с такой скоростью, что только брызги из луж полетели. Опять начал накрапывать дождь.
Я огляделся. Так. Вон тот, огромный собор, чем-то напоминающий постройку из романа Гюго, вроде бы находился слева, когда мы покидали дом. Значит река, рассекающая город, должна находиться немного правее. Если выйдем на берег, ориентироваться станет намного проще.
— Пошли, вон туда, — = я указал пальцем, — Выйдем, для начала, к реке.
Тройка солдат в помятых латах вывалилась из ближайшей двери и пока она закрывалась, я успел услышать женские взвизги и увидеть что-то розовое. Пахнуло спиртным и одновременно пряным. Кажется, мы топтались у местного борделя. Просто офигительно! Представляю, какие букеты здесь можно наловить!
Солдаты уставились на нас блестящим глазами и принялись обмениваться какими-то гортанными фразами, определённо касавшимися нас. Потом троица расхохоталась, а один, тыкая пальцем в нашу сторону, принялся убеждать в чём-то остальных.
— Пошли-ка отсюда, да побыстрее, — сказал я, не спуская глаз с весельчаков, — Мы, в нашей одежде, словно белые вороны. Прикинь, если они захотят узнать, откуда взялись такие красавцы.
Как происходит дознание у местных воинов, нам уже удалось лицезреть сегодня. Мы с Пашей забрели на просторную круглую площадку, судя по всему — местный рынок. Гвалт там стоял такой — мама не горюй! Все хватали друг друга за одежду, едва не силой подтаскивая к своему товару; если дрянь, выложенную прямо в грязь, можно таковым назвать. Нас, правда, никто не трогал, просто изумлённо разглядывая издали. Один раз мальчуган, лет десяти, постоянно щерящийся беззубым ртом, попытался залезть в мой карман, но видимо его подвела незнакомая одежда и он ещё долго скулил за спиной, пока не пропал из виду.
Так вот, у нас на глазах, пятёрка вооружённых копьями латников, выглядевших так же бомжевато, как и эта троица, остановила полуразвалившуюся повозку, которую тащило понурое животное, напоминающее скелет осла, обтянутый драной шкурой. Несчастное животное понукал одноногий старикан в сером грязном плаще и мятой широкополой шляпе.
Один, из вояк, что-то спросил и дедуган принялся быстро лопотать, тыкая рукой за спину. На полуслове его сбросили с повозки в грязь и начали лениво пинать ногами. После нескольких минут развлечения, доблестные воины утратили интерес к забаве и просто ушли прочь, с важным видом распихивая торгашей и покупателей древками копий. Протяжно стонущий старик сумел заползти на своё место и харкнув кровью, продолжил путь. На этом инцидент оказался исчерпан.
Почему-то мне совсем не хотелось отхватить тумаков от троицы идиотов.
Паше не пришлось долго объяснять, и мы пошли в ту сторону, где должна была находиться река. Пошли очень быстро. Смех за спиной тут же стих и послышалось строгое:
— Холт!
Язык этих засранцев напоминал те фразы по-немецки, которые я слышал в фильмах самых разнообразных жанров. Да, да и тех самых тоже. В общем, возглас напоминал приказ остановиться. Ага, конечно, так мы и сделали!
В следующем восклицании слышалось скорее удивление:
— Холт, шоссе!
— Сюда! — я дёрнул Пашу за рукав и мы свернули в переулок, чуть шире, чем размах плеч дистрофика. Очень хотелось, чтобы проход не закончился тупиком, — Бегом!
За спиной уже слышался плюхающий топот тяжёлой обуви и азартные перекрикивания преследователей. Да, если они нас догонят, то вряд ли станут зачитывать права и давать один раз позвонить.
Бежать приходилось по скользкой грязи, перемешанной со всякой, отвратительного вида, субстанцией. Чёрт, мои туфли! «Нашёл о чём думать, в такое время» — мелькнула насмешливая мысль и тут же куда-то пропала. Паша поскользнулся, едва не растянувшись в грязной луже и я, в последний момент, поддержал товарища, ухватившись за мокрый воротник.
— Фертвлехте шайне!
— Сам дурак! — чёрт, дыхание совсем сбилось, — Сворачивай сюда.
Мы нырнули в проход чуть пошире, обнаружив под ногами подобие деревянного настила. Бежать стало немного легче и мы тут же увеличили скорость. Внезапно дверь одного из домов распахнулась, и парень с напряжённым костистым лицом махнул нам грязной ладошкой:
— Морш хорейн!
Почему бы и не зайти, когда тебя приглашают в гости? Особенно, когда на улице такая замечательная погода, а по пятам идут хорошие люди, крайне желающие обсудить определённые вопросы гостеприимства.
Мы ввалились в сумрачное помещение, пропахшее пылью и мышами, тут же прижавшись спинами к стене. Сердце колотилось в груди так, словно собиралось выбраться наружу и продолжить нестись дальше по улице.
Парень, впустивший нас, стоял перед закрытой дверью и глядел в дырочку, откуда только что вытащил деревянную щепку. Но и с моего места было отлично слышно быстрый топот и недовольные вопли:
— Ваегсетлас? Хаммильдиннерветтер!
— Фертвлехте шоссе!
Парень, одетый в странную одежду, казалось состоящую из сотен верёвочных узелков, осторожно вставил сучок на место и прижал палец к губам:
— Молхолтен!
А то мы такие дураки и немедленно начнём горланить песни. Паша так и вообще никак не мог отдышаться, прижимая ладонь к правому боку. Вот, когда фастфуд даёт знать о себе. Впрочем, про гамбургеры всё равно можно благополучно забыть. Ну или переходить на крысиную шаурму.
Крики, за дверью, начали понемногу стихать. Кажется, преследователи окончательно утратили след и решили отлупить кого-то другого. Парень, спасший нас от взбучки, внимательно оглядел, сначала меня, потом — Пашу и приложил ладонь к загорелой груди:
— Меср.
Кажется, это было имя. Видя наши недоумевающие взгляды, спаситель ухмыльнулся щербатой улыбкой и достал из своих немыслимых лохмотьев длинный тонкий нож. Показал нам.
— Меср. — потом ещё раз указал на себя, — Клейсмеср.
— По-моему, его зовут Ножиком, — сказал я Паше, — Где-то я уже видел эту тощую морду, — я назвался и ткнул пальцем в товарища, — А это — Паша.
— Аэтопаш? — нахмурившись, повторил Ножик и Паша, посмеиваясь, объяснил, что его зовут несколько иначе.
Ножик кивнул и спрятал своего металлического тёзку.
— Зиргат. Ваш машин зихир?
— Ни черта не понимаю, — чертыхнулся я и попытался применить свои жалкие знания немецкого, способные разрешить ситуацию, — Нихт ферштеен.
Ножик насупился, видимо пытаясь сообразить, что я ему сказал и вроде бы понял; заулыбался и протараторил длинную фразу, в которой несколько раз мелькнуло знакомое имя: Шпенька. Точно! Именно эту смуглую физиономию я видел вчера, когда крысиномордый паренёк предложил Илье свои услуги. Стало быть, знакомыми мы уже обзавелись. В среде местной шпаны. Очаровательно!
Тем временем наш спаситель сделал приглашающий жест и я, только сейчас, удосужился осмотреться. Да. А ведь можно было и догадаться, что предложенный нам дом принадлежал кому-то богатому. Ту, например, каминами и креслами вовсе не пахло. Даже разделение на две комнаты — чисто условное: просто одно маленькое помещение превратили в два крохотных, повесив кусок плотной, штопаной во многих местах, ткани.
В углу «прихожей», где мы находились, лежала куча старых тряпок с жалкими остатками меха, видимо — зимняя одежда. Еще здесь стоял круглый деревянный жбан, полный мутной воды, от которой сильно несло рыбой.
Повинуясь приглашающему жесту, мы прошли за занавес и оказались в комнатушке чуть больше первой. Здесь имелись два топчана, лежащие прямо на земляном полу и обложенный камнем очаг в углу. Кажется, дым должен был выходить через закрытое сейчас окно, но видимо это не помогало, потому как потолок и стены покрывал толстый слой копоти, а в воздухе ощутимо смердело гарью.
На одном из топчанов лежал разрезанный кожаный мешок и в нём деловито копался знакомый уже крысиномордый парнишка. Увидев нас, он нахмурился и что-то каркнул, обращаясь к Ножику. Тот, нисколько не смущаясь, протарахтел длинную фразу, в которой то и дело мелькали: «дертофель солдатен». Шпенька пожал плечами и показал своему напарнику, извлечённый из мешка, звякнувший кошель. Как я понял, происходило изучение отжатого где-то имущества.
Чего я совсем не понимал, так это. Что нам делать дальше. Нас занесло в логово малолетних преступников, а даже полноценной благодарности я высказать не мог, как и просьбы отвести к нашим…Чёрт, просто отвести в тот дом, где мы сможем переночевать в тепле.
Между тем, радость от пересчёта неровных тусклых кругляков сошла на нет и подельщики принялись о чём-то спорить. При этом, тон переговоров постоянно повышался.
— О чём это они? — спросил Паша, пытаясь шептать прямо в ухо, — И что нам делать?
— Учить местный язык, — парировал я, — чтобы не задавать идиотских вопросов. Паша, блин, откуда я знаю?
Крысинолицый закрыл рот товарища ладонью, оборвав какую-то длинную фразу и повернулся к нам, указывая на свободный топчан. Предполагаю, что в тряпках, заменяющих постельное бельё, водился целый зоопарк, но не станешь же спорить с малолетним преступником, у которого из кармана торчит рукоять ножа. Да и товарищ Шпеньки тоже успел продемонстрировать своё оружие. Поэтому я послушно присел, искренне надеясь, что всё это — не прелюдия к перерезанию горла.
— Чёт мне не по себе, — пробормотал Паша, но без возражений сел рядом.
Как они умудряются спать на этом куске дерева? Дело привычки, вероятно.
Шпенька сел на второй топчан и задумался. Ножик, стоящий за его спиной, проворчал что-то про «ферштен», но крысинолицый только отмахнулся. Потом принялся показывать на пальцах. Нет, кроме шуток, он реально использовал в объяснении свои грязные пальцы!
Для начала, парень указал на окно и закрыл глаза ладонями, пробормотав нечто, наподобие: «нохте». Кажется, я понял.
— Про ночь толкует, — заметил Паша и оба преступника переглянувшись, заулыбались.
Шпенька продолжил. Ткнул в себя и показал пальцами ходьбу. Потом встал и прошёлся на цыпочках. Во блин, целое представление. Но пока понятно. Значит он куда-то, очень тихо, ходил ночью. Я кивнул. Паренёк снова сел и показал две прямые линии вдоль лица. Потом — ткнул нам пятерню. Становилось сложновато.
— Это он о чём? — Павел нахмурился.
Шпенька повторил, после чего указал на нас и поднял два пальца. Два и пять.
— Это он про наших говорит, — пояснил я Паше, — Кажется этот говнюк ночью залез в наш дом. А я дрых, без задних ног. Твою мать, так и прирезать во сне могли!
— Вроде же никого не порезали и ничего не спёрли, — проворчал товарищ, — Илья, правда, с утра какой-то задумчивый ходил. Но ничего не сказал.
Шпенька ещё раз провёл ладонями вдоль лица, показал на глаза и несколько раз настойчиво повторил: «файер». Чтобы стало окончательно ясно, повернулся и ткнул в потухший очаг.
О-ох, блин!
— Эт чё, он через камин залез? — Паша, видимо, не понял.
— Нет, это он кого-то из нашей компании ночью встретил, — очень неохотно пояснил я, — Встретил, а у того глаза в темноте светились.
— Мусдхозен волхан, — пробормотал Ножик и хихикнул.
Шпенька зашипел от злости и разразился длиннющей тирадой, где постоянно поминал «дертофель файер» и «керл». Пока хозяева выясняли отношения, я повернулся к Павлу, выглядевшему так, словно ему пытались объяснить сложную математическую формулу.
— Светились? — он недоверчиво прищурился, — Мало того, что эту ахинею несёт жулик, который шарится по чужим домам, так ещё и ты делаешь странные выводы из фразы, в которой ни бельмеса не понял.
— Точно, совсем тупенький, — согласился я, — Нет, Пашунтий, выводы я делаю, исключительно основанные на личном опыте. Видел я, понимаешь, сам видел, как у Илюхи глаза светились. Страшно это, кстати, страшно до усрачки.
— А Наташа? — товарищ выглядел ошарашенным, — У неё…тоже?
Я только вздохнул. Ну что ты, блин, с ним сделаешь? Нет, у всех выросли рога и копыта, а у его любимой Наты — крылышки с нимбом.
Тем временем, Шпенька с Ножиком прекратили тыкать друг друга грязными кулаками и повернулись к нам. Шпенька снова обозначил длинные прямые волосы, потом показал торчащие изо рта зубы и отчётливо произнёс: «нисфарату». В другое бы время я только поржал с такого, но мы сидели в лачуге средневекового города, а наши товарищи светили глазами, напрочь отказываясь от обычной пищи.
— Просто зашибись, — у меня начало ломить в висках, — Видишь ли, Пашунтий, наши новые знакомые очень серьёзно предупреждают, что мы живём в одном доме с пятёркой вампиров.
— Да вы долбанулись! — паша резко вскочил и Ножик тотчас отступил, запустив ладонь в недра своих узелков, — Шизоиды, блин! Вампиры, ха! Просто херню какую-то подхватили, вот и все странности. Через пару деньков попустит.
— Да, Паша, попустит, — я тяжело вздохнул, — Непременно.
— Скажи этим…Этому, пусть отведёт нас. Он-то тут точно не заблудится.
Я смотрел на товарища и напряжённо думал. Возвращаться к непонятным и тревожащим существам совершенно не хотелось. Особенно после предупреждения Шпеньки. Парень, возможно, не знает грамоты и не умеет считать до ста, но интуиция у него должна работать, как следует. Значит, он жопой чует опасность. Кроме того, как я понял, нам могли предоставить убежище. Появилась реальная возможность закрепиться и выжить в чужом незнакомом мире.
Но Паша хотел вернуться. И я не мог бросить товарища одного.
Поэтому встал и попытался объяснить, чего мы желаем. На пальцах, естественно. Повторил понравившийся Шпеньке жест с волосами, указал на нас с Павлом и пошевелил пальцами. Шпенька нахмурился и о чём-то недоуменно спросил у Ножика. Тот бросил короткое «керл» и пожал узкими плечами.
Шпенька покачал головой и запустив руку под топчан, достал длинный кинжал, замотанный в грязную тряпку. Подумал немного и протянул мне. Блин, мне стало совсем не по себе, но, тем не менее, оружие я взял. На всякий случай.
Ножик бросил длинную насмешливую фразу и выскользнул за занавес. Крысинолицый показал, что оружие следует спрятать и я сунул клинок за пазуху. Теперь идти будет весьма неудобно: рукоять упёрлась ребро, а острие, прорвав тряпку, кольнуло в бедро.
— Это ещё нахрена? — спросил Паша, который вроде немного успокоился.
— Чтобы было дохрена, — огрызнулся я, — Забыл, куда нас занесло? Центр, мля, мегаполиса. Полиция на каждом шагу, а сейчас возьмём такси и поедем в гостиницу. Паша, проснись, мы по уши в средневековом дерьме и даже вот этот, славный парень, — я кивнул на серьёзного Шпеньку, мог бы, вместо разговора, просто сунуть нож под ребро. Если не заметил, нравы тут весьма простые.
— Ну, так мы идём?
— Марш, — согласился Шпенька и вышел первым.
Снаружи уже наступал вечер, а чёртов дождь и не думал прекращаться. Проводник, первым делом, поколдовал с дверью и довольно крякнул «тулиш». Потом огляделся по сторонам и взмахнув рукой, нырнул в узкую щель между домами. Твою мать, да здесь же запросто можно застрять!
— Как он здесь пролез? — ворчал Паша, цепляясь животом за стены постройки, — застряну, как Винни Пух.
— Угу. Твою мать! — на голову плюхнулась солидная порция холодной воды, — смотри, проталкивать вперёд будет некому. Жрать надо поменьше.
— Куда уж меньше! Последние дни и так сплошная диета.
К счастью, узкая щель быстро закончилась, и мы угодили на самый настоящий проспект, где даже могли разъехаться пара тележек, типа той, которую мы угнали, удирая от психованных убийц с топорами. Блин, как тогда Илюха проломил ту дверь в глубине сада? Хоть мы и торопились, я успел рассмотреть толстый брус засова, превратившийся, после удара, в труху. Да, силушки у наших товарищей заметно прибавилось. Пожалуй, пожелай они сделать нам какую-то гадость, сопротивляться окажется сложновато. В этом свете, подаренное Шпенькой оружие, становилось бесценной вещью.
На дороге стали попадаться прохожие, остервенело выдирающий ноги из липкой грязи, чавкающей между сгнившими досками настила. Некоторые, увидев нашего провожатого, воровато оглядывались и совали правый кулак под мышку левой руки. Должно быть условный знак местной шпаны, потому как Шпенька небрежно копировал его и торопился дальше, не забывая подбадривать нас гортанными выкриками: «Шелле, шелле!»
Какой тут, к чёрту «шелле», когда едва не падаешь на скользких досках. Вот, упал. Хорошо успел выставить руки и лишь измазал джинсы на коленях. Чёрт, да за эти три дня, я превратился в одну сплошную, грязь. Правда, на фоне местных жителей, даже моя грязь смотрелась благородно. Вот, например, парень, идущий навстречу; такое ощущение будто его забросали мокрой глиной, а потом вырыли.
— Чё это у него см ордой? — громко прошипел Паша, — Хрень какая-то…
— Может — лишай, — да, зрелище действительно неприятное, — а может — проказа. Просто держись от них подальше. И так, кажется, собрал всех долбанных блох. Я весь чешусь.
— Помыться бы…
— Угу, принять горячую ванну и выпить какавы с чаем. Блин, Паша, мне в их речку стрёмно залазить! Помыться ему! Само отпадёт.
Шпенька остановился, переговорить с каким-то бородатым мужиком, растительность на лице которого явно недавно встречалась с открытым огнём и теперь напоминала, по цвету и виду, древесный мох.
Пока они тарахтели, я огляделся. До этого, скорость ходьбы и попытки не шлёпнуться в грязь, отнимали всё внимание.
Чёрт возьми, это городок бы, как следует очистить, помыть и даже туристов не стыдно было бы водить. Ну да и дороги нормальные проложить. Зданиям, конечно, насчитывалось лет и лет, но выглядели они вполне пристойно, хоть и крайне грязно. Правда, дождливая погода и сумерки, мало-помалу подползавшие из узких переулков, скрадывали большинство трещин, вмятин и потёки грязи, но ведь видно же, что постройки пытались украсить какими-то фигурками, лепными украшениями. Да и фигуры печальных ангелов, которые встречались в разных местах города, создавали определённый романтический настрой. Когда-нибудь, когда тёмные времена закончатся, сюда повадятся туристы и разглядывая отреставрированные постройки, будут бормотать: «Эх. Побывать бы в прошлом». Я тоже так говорил. Если вернусь домой, выброшу из головы подобные глупости.
Шпенька, продолжая непринуждённую болтовню, достал из кармана нож и приставил к шее собеседника. Тот хотел было возразить, но посмотрел на нас с Пашей и тяжело вздохнув, вынул из-за пазухи звякнувший мешочек. Парочка прохожих спокойно миновала нашу группу, сделав вид, что ничего особенного не происходит. Крысинолицый паренёк похлопал бородача по плечу, пробормотал: «гутте» и мотнул нам головой, пошли, мол. Интересно, а если нашего проводника загребут за ограбление, мы пойдём соучастниками?
— Ты видел? — Паша возбуждённо ухватил меня за руку, — Он же его на бабки выставил! Среди бела дня, у всех на глазах!
— Ну, уже вечер, — пробормотал я, — Да и глаз то тех, почти не было. Паша, черти бы тебя взяли, как до тебя не дойдёт: здесь свои порядки. Видишь, всё спокойно, мы идём дальше, и мужик пошёл своей дорогой. Не прирезали, вот и ладненько. Улыбаемся и машем.
Когда мы повернули за угол двухэтажного здания с вычурным балконом, я начал узнавать местность. Точно, вон там мы ехали сразу, после того, как свернули от реки. А вот и та самая арка с одноухим ангелом. Сейчас, под дождём, он казался особенно печальным, а потеки на щербатых щеках напоминали следы от слёз.
— О, тут мы точно были, — заметил Паша и потряс головой, точно выкупавшийся пёс, — Ещё пара шагов и мы дома.
— Какая радость, — буркнул я, — А может, всё-таки, того?.. Попробуем сами?
— Не, не, — Павел заметно оживился, видимо в предвкушении встречи с Наташей, — Я без Наты — никуда! Вся эта хрень, рано или поздно, закончится, всё вернётся назад, вот увидишь.
Шпенька остановился и указал пальцем на распахнутые ворота, за которыми возвышалась монументальная постройка умершего богатея. Рыбака, кажется, я не слишком внимательно слушал пояснения Ильи. Наш проводник явно не собирался приближаться к дому, а лишь нахохлился, пристально глядя в тусклые окна. Да, в надвигающихся сумерках, огромная постройка смотрелась достаточно зловеще. Даже, если не знать, кто там внутри. А мы знали.
Шпенька разразился длиннющей тирадой, в которой пару раз мелькнуло тревожное: «нисфарату». Нас предупреждали последний раз.
— Спасибо за помощь, — паша протянул Шпеньке руку и тот, с некоторым удивлением, оглядел розовую ладошку, — Ну, не знаю, как вы тут это делаете.
— Данке шон, — я демонстрировал чудеса знания немецкого, явно удивляя, как Пашу, так и Шпеньку, удивлённо супящего брови, — И ауф видерзеен.
— Афвитзен, — кивнул парень и пожал плечами, — Готте бихатич.
Всё, он развернулся и нырнул в один из переулков, оставив нас вдвоём. Паша тотчас, едва не бегом, рванул в сторону дома, а я очень медленно пошёл следом, нащупывая рукоять оружия под одеждой и размышляя: смогу ли применить клинок, если…Если что? Понять бы самому. Ну ведь не станут же они, в кого бы не превратились друзья, грызть своих товарищей? Ох, не знаю, не знаю…
Тяжёлая дверь, обитая металлом, носящим следы ударов чем-то острым, ещё не успела закрыться, и я придержал её, осторожно заглянув внутрь. Темно. Что, некому камин и свечи зажечь? Впрочем, видимо очаг ещё тлел, потому как в лицо пахнуло теплом, и я услышал тихий треск угольев. Ладно, войдём.
Паши уже не было: видимо рванул в спальную. Недалеко от входа лежало опрокинутое кресло. Такое ощущение, что его швырнули в сторону двери. Хм, Александр Македонский, конечно герой, но какого хрена тут происходило, пока мы отсутствовали?
Я подошёл к камину, настороженно оглядываясь по сторонам: никого. За толстой решёткой равнодушно перемигивались затухающие угли, но света от их мерцания почти не было. Остальные кресла оказались пусты, и я задумался, почёсывая подбородок. Куда подевались остальные? Пошли гулять? Что-то Паша приумолк…
Слишком много вопросов.
Из спальной послышалось приглушённое бормотание Павла и чей-то, едва слышимый, ответ. Вроде бы голос женский, но отсюда не разобрать. Теперь снова Паша и в его голосе я отчётливо разобрал тревогу. Угу. Я осторожно достал подаренный кинжал и освободил от тряпок. Багровый отсвет умирающих углей скользнул по лезвию, и я подбросил в камин пару чурбаков: хоть какой-то, да свет.
Рукоять клинка очень удобно легла в ладони и ощущая мерзкий привкус во рту, я сделал шаг в сторону двери, за которой находилась спальня. Паша теперь говорил почти непрерывно и в его речи определённо звучала усиливающаяся паника. Внезапно товарищ тихо вскрикнул и в то же мгновение что-то тяжелое упало на пол. Чёрт, мне очень не хотелось идти туда, но выбора не оставалось вовсе.
На подгибающихся ногах я вбежал в комнату и остановился. Здесь оказалось абсолютно темно и в этом полном мраке светились три пары жёлтых глаз. Все, почти у пола. И ещё, я увидел три ладони, светящиеся призрачным синим огнём.
Я запустил руку в карман джинсов и вытащил зипповскую зажигалку, из Галькиной коллекции, которую мы поделили вчера. Онемевшие пальцы крутанули колёсико и во тьме вспыхнуло крошечное пламя. Потом я выронил зажигалку и бросился в гостиную, едва не выронив и оружие. Твою мать, я там и голову мог оставить! Буквально.
В мерцающем свете огонька я увидел Павла, неподвижно лежащего на полу. Около тела сидели на коленях Витя, Галя и Наташа. Их ладони лежали на обнажённой груди товарища, а на лицах застыло выражение неземного блаженства. Мои бывшие товарищи питались. Так, как требовало их новое естество.
В гостиной стало несколько светлее, потому что брошенные мной чурбаки уже успело оседлать весёлое пламя. Мне же было совсем не до шуток: у входной двери стоял Илья и смотрел исподлобья тускло мерцающими глазами. Позарез требовалось удрать отсюда, пока не примчалась троица упырей из спальни. Со всеми я точно не справлюсь.
— Пусти, — сказал я, сделав пару шагов вперёд и поднимая оружие на уровень груди, — Дай выйти.
— Видишь ли, дружище, — тихо сказал Илья, который и не подумал убираться с дороги, — Кажется нам, для питания, крайне необходима человеческая энергия. Просто позарез, как нужна.
— С чем я вас, мудаков и поздравляю! — оружие дрожало в руке, — Паша успел оценить ваши новые пристрастия. Выпусти, говорю!
— Если мы не станем питаться, то умрём, — так же спокойно продолжил Илья, — и я, пожалуй, предоставлю выбор: или ты пообещаешь привести сюда кого-то другого или я буду вынужден использовать тебя.
— Ах ты, кусок говна! — прошипел я и почти без замаха, ткнул его кинжалом, — Получай!
Не вышло. Я даже сам не понял, как умудрился промахнуться, но кинжал вылетел из рук, а сам я растянулся у ног бывшего товарища. В то же мгновение, точно электрический разряд пронзил тело, скручивая его в одну, плотно сжатую, пружину из боли. Сквозь багровый туман я видел, как Илья, вцепившийся пальцами в моё горло, запрокидывает голову от наслаждения.
Полыхнуло так, как могло бы в эпицентре ядерного взрыва. Невыносимая боль осталась, но я больше не ощущал касания огненных пальцев к коже. Сияющий силуэт мелькнул перед глазами и торопливый задыхающийся женский голос пробормотал:
— Так далеко! Держись, милый! Я тебя нашла.
— Зара! — прошептал я, почти забытое имя, — Зара…



Альфа — Омега 4

АЛЬФА
Почему-то оказалось невыносимо приятно просто лежать на твёрдой поверхности камня, вслушиваться в ровный шум дождя и смотреть на серое небо. Тусклые облака медленно скользили в проёме узкого окна, больше напоминающего бойницу крепости. Через такое очень удобно пускать стрелы в наступающего врага, а потом укрываться от ответного огня за толстыми стенами. Стены здесь действительно мощные, сложенные из огромных каменных глыб, выступающих внутрь помещения. Похоже я действительно находился в каком-то строении, предназначенном для обороны.
На чёрных стенах — только неряшливые рисунки углём, заросшие зелёным ковром плесени, а низкий потолок покрыт чёрными пятнами копоти. Я приподнялся со своего жёсткого ложа, одновременно возвращая одежду и потирая ноющую шею. Илья, мать твою, это надо же, своего товарища то зачем?! Однако же, вот я и получил новый опыт: узнал, что ощущают мои жертвы в момент питания. Пожалуй, больше не стану иронизировать по поводу нового способа получения энергии. Оказывается, умирать от рук голодного Льва — чертовски неприятная штука.
В то же время, вновь почувствовать себя Львом, после неуклюжей человеческой оболочки — просто невыразимое удовольствие! Страшно даже представить, что я мог бы состариться и умереть, таская непрерывно гниющее тело из жира и костей, бр-р!
Комнатушка, где я очнулся, имела ещё парочку окошек, ничем не отличающихся одно от другого. Выход когда-то закрывала деревянная дверь, но она успела истлеть и лишь ржавые петли да засов остались лежать на полу. В углу сиротливо грустил ржавый шлем, компанию которому составлял такой же коричневый, от времени, меч. Сколько времени миновало стой поры, когда последний воин всматривался в бойницу, ожидая внезапного удара? Не одна сотня лет.
Кстати, о врагах. Теперь, когда мир перестал плыть, словно кисея на ветру, я различил странные звуки, пробивающиеся через шелест дождя. Такое ощущение, что звенит металл и кто-то кричит. Очень много металла и голосов.
Я непроизвольно коснулся шрама на лице и тут же отдёрнул руку: видимо придётся смириться со своим новым украшением, которое упорно не желает исчезать. Впрочем, все кошки утверждают, будто мне идёт. Врут, наверное…
Я подошёл к окну и выглянул наружу. Тут же холодный ветер радостно бросил в лицо ледяные капли и умчался прочь, весело посвистывая в невидимых щелях. Дождь усилился, превращаясь в почти непроницаемую пелену, застилающую высокие горы, снежные верхушки которых вонзились в тяжёлые подбрюшья ползущих туч.
Но я смотрел не вверх, а вниз. Похоже, меня приютила высокая башня, которую возвели недалеко от широкой расщелины, дна которой я так и не смог различить. Когда-то через пропасть был переброшен мост, остатки которого торчали с обеих сторон, точно два обломанных клыка в пасти стареющего хищника. Неведомая, но очень мощная сила, разнесла дерево в щепки, обломала металлические фермы и разбила каменное основание, оставив жалкие огрызки. Впрочем, я кажется догадывался, кому принадлежала эта сила.
Сейчас он находился в первых рядах сражающихся на краю бездонного провала. Люди, вооружённые длинными мечами и алебардами, яростно сшибали вниз серых тварей, ползущих по стенам расщелины, подобно паукам. Существа напоминали пауков не своим внешним видом, а скорее омерзительной грацией восьминогих хищников. С гадостью, подобной этой, мне уже доводилось сталкиваться в мире, наглухо закупоренным Аккой. Правда, тогда их не было столько много. Стены провала буквально шевелились от невероятного количества серой дряни.
Вооружённых людей тоже наблюдалось весьма немалое количество, но им бы это не помогло, если бы не присутствие Львов. В первую очередь, конечно Чара, чью мощную ауру я ощущал даже на таком расстоянии. Разрушитель то и дело вспыхивал, подобно сверхновой и тотчас целый пласт сожжённых тварей рушился вниз, на несколько мгновений открывая обугленный камень. Потом серая масса нападающих вновь заполняла освободившийся участок и всё начиналось сызнова.
Кроме Чара я насчитал не меньше пятидесяти белогривых хищников и это меня, честно говоря, несколько удивило: неужели я сумел возвратить к жизни столько соплеменников? Странно, никогда не думал, что за время странствий повстречался с таким количеством собратьев. Или пришла долгожданная помощь?
Картина, открывшаяся за окном, казалась воистину апокалиптической, и я заворожённо наблюдал за схваткой, пропустив момент, когда обстановка несколько изменилась.
Произошло несколько вещей одновременно. Сначала я услышал радостный возглас:
— Вот он!
И тут же кто-то врезался в меня, так крепко обняв, что я ощутил себя связанным. В какой-то мере так оно и было: мы давно соединены совместными чувствами и даже смерть не смогла этого изменить. Да, этот аромат ни с чем не перепутать. Я сумел-таки повернутся и поцеловал её в лоб, зарёванные щёки, маленький нос и жадные твёрдые губы.
— Здравствуй, Леся. Наконец-то встретились.
— Милый, милый, — бормотала она, продолжая удерживать меня в объятиях, так, словно боялась потерять снова, — Никуда не отпущу! Никому не отдам!
— Не отдашь, не отдашь, — ворчал определённо довольный Илья, пытаясь отлепить цепкие руки, — Леся, да пусти ты! Никуда он уже не денется. А если ты позволишь, я сделаю так, чтобы этот увалень вообще остался с нами навсегда. Пусти!
Пока улыбающаяся Ольга удерживала плачущую, от счастья, Лесю, Илья защёлкнул на моей правой руке странную штуковину, напоминающую выпуклый браслет из полупрозрачного материала. Внутри браслета медленно скользили пурпурные искры. Я пожал товарищу руку, поражаясь, как может отличаться образ Льва с разных точек зрения.
— Очень рад тебя видеть, когда ты не пытаешься меня прикончить, — кот удивлённо поднял брови, но я только отмахнулся, — Потом объясню. Что это за хренотень?
— Подарок Вершителей. Наташа соблаговолила прибыть и очень сильно желает с тобой побеседовать. С Олей она уже поговорила, — он повернулся к кровожадно оскалившейся кошк, — Да, Олечка? Думал она прикончит эту интриганку.
— Ей ещё повезло, что меня там не было! — Леся вновь прижалась ко мне, — Так хорошо…Уж я бы этой суке показала!
— Никто даже не сомневается, поэтому и держим тебя подальше от гостьи, — Илья отступил на пару шагов, рассматривая меня, — Хорош! Так вот, эта хренотень, как ты её назвал — якорь, который должен удержать тебя от нового исчезновения. Вершители называют прибор Стабилизатором Реальности и намекают, что его возможности гораздо шире, нежели стреноживание излишне прыгучего Регулятора.
— Зара вернулась? — перебил я товарища. Леся напряжённо замерла, и я погладил её по волосам.
Илья помрачнел.
— С этим проблемы. Очень большие. И из-за этого тоже проблемы. Порталы, по-прежнему, не работают и никто, даже Вершители, не знают, что предпринять.
— Сами то они, как путешествуют?
— Никак. Сидят в своём пузыре, в центре мироздания и понемногу офигевают. Наташа сумела пробраться сюда, потому что её притянуло твоё присутствие. А ситуация, честно говоря, весьма критическая, — он подошёл к бойнице и покусывая нижнюю губу, кивнул наружу, — Видал? Э/то — уже третья атака, за последние пять суток. Хорошо, хоть Чар успел уничтожить мосты.
— Ты уже говорил, — заметил я, но Учёный помотал головой.
— Нет. Это — не те мосты. Там, кстати, тоже сейчас идёт бой. Дружище, мы отрезаны от окружающего мира и полностью окружены. А ещё, ты воскресил больше полумиллиона людей и полторы тысячи Львов, — Я оторопело уставился на кота, но он только рукой махнул, — Даже не спрашивай. У меня нет ответа, почему ты их всех возродил. Понятное дело, выпить, перетрахать, или хотя бы прикончить такую ораву ты не сумел бы, но вот почему они возвращаются…Да это и не главное. Если бы все они оставались прежними, то уже успели бы благополучно отдать концы от нехватки воды и пищи. К счастью, после возрождения, никто не испытывает голода, жажды и противоположных потребностей. Похоже, произошла эдакая модификация, улучшение.
— Кстати, для них ты — бог, — совершенно спокойно заметила Ольга и подмигнула, — Так что, не удивляйся.
— Не было печали, — я потёр лоб и предъявил Илье браслет, — Как эта штука снимается? Пошёл я обратно…
— Даже не надейся, — ухмыльнулся товарищ, — Да и с каких это пор ты стал дезертиром? Подумаешь, всего лишь бог! Знаешь, сколько таких придумали за историю существования мира?
— А я тебя не отпущу! — горячо прошептала Леся в самое ухо, — Больше никуда-никуда не отпущу. Посмотри, что с тобой стало, стоило мне умереть! Взял и позволил каким-то охотникам разрубить себя на куски.
— Никуда не годится, — согласился я, — Ладно, убедили. Так что там сегодня стоит на повестке дня у бога и почему, собственно, мы не принимаем участия во всём этом безобразии?
Я указал за окно.
— Там есть, кому поработать и без нас, — отмахнулась Оля, — Да и вообще, оставь все силовые вопросы Чару и займись спасением мира. Если в самое ближайшее время нам не удастся проложить дорожку наружу, то не поможет и целая армия Разрушителей. Кажется, в этой грани осталась одна-единственная незаражённая местность.
— Тут она права, — подтвердил Илья, направляясь в сторону двери, — сам прежде не представлял, как быстро может распространяться эта дрянь.
Мы покинули комнату с бойницами и оказались в неосвещённом коридоре, со множеством тёмных дверей. Илья показал рукой: «сюда» и первым начал спускаться по стёршимся ступеням спиральной лестницы. На голову начали капать холодные капли и взглянув вверх, я обнаружил огромное круглое отверстие. Там медленно плыли серые облака, с алыми прожилками внутри и в их неторопливом шествии я не заметил ни единого просвета.
Леся дёрнула за руку, и я улыбнулся девушке, даже не надеясь на ответ; уж очень редко она складывала губы иначе, чем в гримасе озабоченности или ярости. Однако моя новая Леся оказалась немного мягче, и лёгкая улыбка тенью тронула жёсткие, чётко очерченные губы. Как ни странно, но это принесло ощущение внутреннего тепла, и я пожал озябшие пальцы: «Да, милая, идём».
Строение, которое мы покинули, действительно оказалось башней, подслеповато вглядывающейся в панораму близкого фронта, которому, как мне показалось, не было ни конца, ни края. Десяток, вооружённых мечами парней, которые топтались у выхода, увидев меня, тотчас опустились на колени. Ольга пихнула меня локтем в бок и тихо хихикнула, а Вееред, с незнакомым, но дружелюбно улыбающимся Львом, подошёл ближе.
— Серра, — представился хищник, разглядывая меня, — Из последнего возрождения. Давно хотел встретиться с Реконструктором, про которого Художник мне все уши прожужжала. Хоть её портреты ничем не отличаются от оригинала.
— Ты там, как живой, — подтвердила Леся, почему-то хмурясь, при виде волка, — Такой красивый…Весь в молниях!
— Угу, — хмыкнула Ольга, — Точно такой, на всех полутора сотнях полотен, которые люди используют в качестве икон. У Рейи скоро руки отпадут.
— Не могу сказать, что особо рад такому повороту, — проворчал я, недовольно рассматривая коленопреклонённых людей, — Они так и будут мочить штаны? Пусть уже поднимаются, в конце то концов. Никогда не представлял себя в роли живого бога. Идиотская судьба щедра на сюрпризы.
— Ну, как бы не совсем судьба, — многозначительно заметила Оля, а Вееред сделал большие глаза.
— Это вы о чём? — я прищурился, ощущая очередной подвох.
— Это была моя идея, — Илья выглядел немного смущённым, — понимаешь, дружище, у нас имеется целая прорва людей, вырванных из своего привычного круга обитания, лишённых семьи, друзей и знакомых. Кроме того, им всем угрожает смертельная опасность, суть которой дойдёт явно не до каждого. Сам помнишь, в каких отсталых дырах приходилось путешествовать. Ну, в общем, всё наслоилось, одно на другое, поэтому идея о боге, который воскресил их, а теперь ведёт на борьбу с силами зла, показалась мне подходящей.
— Главное, ничего выдумывать не пришлось, — я просто источал сарказм, но если Учёный посчитал подобный поворот самым лучшим вариантом, значит так оно и было.
— Вы выбрались наружу, чтобы насладиться погодой? — поинтересовался Вееред, — Кажется, все собирались пойти в замок, чтобы обсудить определённые вещи.
Некоторое время идти приходилось по узкой тропе, вдоль зоны боевых действий и несколько раз я останавливался, чтобы оценить ход схватки. Атака порченых выглядела столь же бессмысленной, сколь яростной, поэтому, как мне показалось, основная опасность, угрожающая защитникам, заключалась в их усталости.
Илья согласился с высказанной мыслью и пояснил, что люди сражаются в четыре смены, поэтому потери, среди них, минимальны. Впрочем, человек устаёт даже при таких раскладах и если Порча намеревалась взять нас измором, рано или поздно её тактика могла оправдаться. Скорее — рано, если не произойдёт кардинальных перемен. При этом все старательно сделали вид, будто я не имею никакого отношения к этим самым кардинальным переменам.
Петляющая тропа взобралась на гребень высокого холма, откуда открывался беспрепятственный вид на пропасть, и я вновь остановился. Но в этот раз смотрел не на край расщелины, где продолжал звенеть металл и вопили возбуждённые солдаты. Я уставился на противоположную сторону провала. Там сплошная серая масса медленно стекала вниз, чтобы через некоторое время подняться, но уже по нашему краю. Интересовали меня вовсе не порченые, похожие друг на друга, как две капли воды. Даже не верилось, что прежде они были мужчинами, женщинами, подростками и даже детьми.
— Возможно кто-то объяснит, — медленно сказал я и показал пальцем, — Кто это? Или у меня проблемы со зрением?
Леся, державшая меня за руку, прошипела длинное ругательство, а физиономия Учёного отразила печаль. Остальные тоже выглядели совсем не весело.
— Львы это, — неохотно пояснил Илья, — Когда читал записки о Войне Хаоса, не думал, что когда-то придётся столкнуться лично. Да, дружище, Порча касается не только людей, но и нас. Внешне, если смотреть отсюда, они ничем не отличаются от обычных Львов, а пообщаться мы не можем: никто из них не приближается к пропасти. Насколько я понял, порченые собратья координируют атаку, направляя серых ублюдков. Пока это всё. Возможно, Порча приберегает их на закуску. Когда потребуется удар милосердия.
— В лабиринте, под Целидаром, — я потёр лоб, вспоминая, — Мне встретились рисунки на стенах. Тогда я ещё посмеялся над ними. Там было изображено, как одни Львы направляют людей сражаться с армией других Львов. Тогда я назвал это бредом. И вот он, бред воочию.
— Пророчество, оно — такое! — хмыкнул учёный, — Его отголоски так перемешались с историей, что уже трудно сообразить, где находятся воспоминания, а где — предсказания. Именно поэтому нам крайне необходим камень с твоей частью Пророчества, а для этого нужно попасть в Сердце, для чего нам позарез…
— Заткнись! — оборвал я его, — А то нашлю гром и молнию.
— Не присваивай чужие атрибуты, — хихикнула Оля, — по молниям у нас — Чар.
— Девочка мёрзнет, — заметил Серра, кивнув на дрожащую Лесю, у которой успел посинеть кончик носа, — Идёмте уже в замок.
— Прости, милая, — я создал толстый плащ и набросил его на плечи девушки, — Не сердись.
— На тебя? Никогда! — она зарылась в накидку, — Только надеюсь, что ты найдёшь способ согреть свою девочку получше, чем эти призрачные тряпки.
— Обязательно. Немного позже. Когда вокруг станет хотя бы вполовину меньше любопытных глаз.
— Раньше то тебя такое ничуть не смущало, — хмыкнула Оля, явно прислушивающаяся к нашему разговору, — Если я не остановлю нашего доблестного Учёного, со всеми его гениальными идеями, боюсь такой возможности вам не предоставят вовсе.
Мы прошли пещеру, насквозь пронзившую абсолютно чёрную скалу в форме вздыбленной черепахи и оказались перед спуском в котлообразную долину. Горный кряж опускался из серых облаков в её дальней части и там же перемигивался светящимися окнами знакомый замок. Множество мелких огоньков заполняли горную долину, но всё внимание оказалось приковано именно к старой постройке.
Здесь ветер превратился в обезумевшего пса, который жадно хватал за лицо, пытался сорвать одежду с солдат конвоя и швырял в глаза дождевые капли. Временами вихрь свирепел до такой степени, что начинал сшибать камни со скал, очевидно целясь в незваных гостей.
Гора, с вырубленной в ней крепостью, казалась лишь куском камня, обрезанного серой мутью. Точно так же и другие края долины исчезали в мутной пелене из дождя и тумана.
— Такое ощущение, будто мы очутились на самом краю света, — тихо сказал я, прижимая Лесю к себе. Непривычная дрожь прошла по телу, передавшись спутнице, — А вокруг — ничего.
— К моему вящему сожалению, — вздохнул Илья, — это — совсем не ощущение, а чистая правда. Стоит порче захлестнуть этот ничтожный кусок грани и не останется ни черта. А исчезнем мы — исчезнет и сам Кристалл.
— Смерть Мира, — в голосе Оли звучал искренний ужас.
Мы помолчали. Потом я потрепал Лесю по мокрым волосам и поцеловал в макушку.
— Мы ещё живы, — твёрдо сказал я, — А пока мы живы, это чёртово пророчество не осуществится. Я не позволю.
Дорога к замку оказалась бы ничем не примечательным путешествием по мокрому камню, среди унылых ландшафтов, если бы не люди. Очень много людей. Те самые огоньки, на которые я обратил внимание, стоя у входа в пещеру. Огромное количество временных построек: палаток, шатров и наспех сложенных из камня навесов. Перед каждым жилищем горел костёр, а глаз то и дело натыкался на тёмные силуэты, заслонявшие пламя или просто мелькающие в струях ливня. Кроме этого я ещё заметил несколько больших площадок, где вооружённые люди, тренировались, размахивая мечами и секирами. А если учитывать и сражающихся…Я задумался: а не ошибся ли Учёный в подсчёте возрождённых? И откуда они, чёрт побери, взялись?
Как я понял, Вееред, который шагал с Ольгой впереди, старался выбрать маршрут, отстоящий как можно дальше от костров и шатров. Однако, несколько раз нам, всё же, пришлось пройти мимо сумрачных групп отдыхающих, пристально вглядывающихся в пламя или греющих руки у пляшущих языков. Поначалу обходилось, но у третьего или четвёртого очага, кто-то из греющихся уставился в нашу сторону и остальные тотчас повернули головы, позволив увидеть множество удивлённых физиономий.
— Надо было бы тебе изобразить плащ с капюшоном, — с некоторым запозданием посоветовала Ольга, — Уж слишком, дорогой, им знакомо твоё лицо. Художник постаралась.
— Молодец Художник, — я рассматривал ткнувшихся лбом в землю людей, не ощущая ничего, кроме усталости. Были времена, когда я жаждал подобного, потом просто иронизировал, над прошлыми желаниями и вот, пришла усталость, — И тебе спасибо, дружище.
— Всегда пожалуйста, — Учёный дёрнул меня за плечо, — Пошли. Или ты ожидаешь, когда они начнут приносить жертвы?
— Надеюсь, ты шутишь? — я встревоженно обернулся к нему, — Только этого мне не хватало!
— Он шутит, — Оля показала товарищу кулак, постаравшись сделать это незаметно, — Были, конечно, попытки, но мы их остановили, сказали, что ты у нас — милосердный бог, который требует только девственниц. С вполне определённой целью.
— Чтобы съесть их печень, — Леся хихикала, не показывая и носа из недр моего плаща, — А ещё тебе очень милы ночные пляски голышом под дождём.
— Балаболки, — Илья покачал головой, — не бери в голову. То, о чём поминала Кукловод, мы заметили лишь у парочки отсталых общин. Но всё давно осталось в прошлом.
Последовав несколько запоздалому совету, я набросил на голову глубокий капюшон и оставшуюся часть пути прошёл неузнанным. Капюшон не помешал мне самому рассматривать разношерстье племён, собравшихся вокруг. Бородатые, поросшие волосом с ног до о, дикари в звериных шкурах; аккуратно подстриженные люди с вытянутыми лицами и длинными конечностями, одетые в свободные одежды ярких цветов; коренастые, мускулистые бронзовокожие с волосами, заплетёнными в тонкие косички…Мужчины, женщины, дети и старики.
Мой дар притащил их из царства смерти, не озаботившись разницей в возрасте или поле. Казалось, будто кто-то запускал черпак в бездонную бочку умерших и щедро отсыпал их сюда, в горную котловину, заливаемую ливнем.
Они считали меня богом, потому что я позволил им сменить покой вечного ничто, на этот моросящий дождь, холодные камни и незнакомые лица. А ещё их ожидали бесчисленные орды смертоносных тварей, тяжёлая военная работа, до изнеможения и перспектива окончательной гибели в умирающем мире. Так куда я их привёл? Всё это больше напоминало преисподнюю человеческих мифов. Едва ли я имел в виду нечто подобное, когда обещал всё исправить.
— Ты грустишь? — тихо спросила Леся, показав любопытный зелёный глаз, — Скучаешь по ней?
— Не только, — я пожал плечами, покрепче прижимая мускулистое тело, — Просто всё это мне очень не нравится. Переживаю за всех вас. За друзей, любимых и за всех этих людей.
— Ух ты! — Оля толкнула Веереда локтем, — Смотри ка, как повзрослел наш Реконструктор. Скоро можно будет отправлять его в школу. Гелен бы сильно удивилась.
— Ошибаешься, — Волк покачал головой, — Волчицы очень внимательно следят за ним с момента возвращения. Я слышал, как Волин говорила о новых волчатах.
— Ну значит, мир будет жить, — хмыкнул Илья, — Если Волчицы вспомнили о продолжении рода. Но твоя меланхолия мне не нравится, приятель. Попробуем отвлечься. Расскажи про своё последнее, гм, путешествие. Ты вроде бу упоминал о какой-то конфронтации со мной?
— Если это можно так назвать.
Дороги, оставшейся до замка, как раз хватило, чтобы пересказать события последнего погружения. Стоило е середину истории и Учёный, который понимающе кивал всё это время, впал в глубокую задумчивость. Из неё он вышел лишь тогда, когда я перестал говорить.
— Наташа очень вовремя принесла свою игрушку. Похоже, тебе больше нельзя отправляться туда, — он пошевелил пальцами, подбирая подходящее название для места за чертой смерти, — Следующий раз ты можешь не вернуться из этой дыры.
— Это ещё почему? — Леся высунула любопытный нос из мехов плаща, — Как же он вернёт Зару? Учёный, ты совсем тронулся?
— Потом объясню. Мы на месте.
Огромные факела, установленные на толстых металлических столбах, мучительно извивались под струями беспощадного дождя, но стоически переносили испытание, порождая целые стаи прыгающих теней. Огонь, спрятавшийся под начесом, у самых ворот, вёл себя много спокойнее, позволив охране лицезреть, кого сопровождает вся эта свита.
— О чёрт! — это уже начинало надоедать, — Можно издать какой-нибудь приказ, чтобы они перестали протирать одежду? В конце концов, богу это просто не нравится!
— В моё время такое уже было, — Серра пожал плечами и склонившись над ближайшим стражником, пошептал ему в ухо, — большинство Львов такое действительно раздражало. Но имелись и любители.
— Чокнутых всегда хватало, — Ольга покивала головой и покосилась на меня, — некоторые даже убивали подруг, не стараясь особо разобраться в ситуации.
Вееред отпустил Львице шутливый подзатыльник, а Леся показала язык. Илья только покачал головой.
— Вот, вот, ещё и это. Просто не представляю, что произойдёт, когда вернутся все ушедшие, — он пояснил, — Старые обиды и неприязнь никуда не делись. Думаешь проблемы имелись только с теми дурацкими жертвоприношениями? Если бы! Тут целая куча людей из совместных граней, которые в своё время так и не сумели поделить игрушки. Теперь они пытаются возобновить делёж, который раньше уже отправил их на тот свет. Пока удаётся контролировать ситуацию и расселять драчунов. Но если их станет ещё больше…
— Хм, в религиозных книгах людей всё выглядело намного проще, — констатировал я, — Представляю себе Апокалипсис настоящего — сочинение в тысячу томов.
— Современное предсказание выглядит, как чёрная глыба с рисунком распадающегося Кристалла, — заметил Учёный, — а ты должен его коснуться.
Мы прошли по широкому коридору, ярко освещённому множеством масляных ламп. Повсюду сновали ребятишки, испуганные женщины и другие люди, но пару раз встретились Львы, которые, сдержанно улыбаясь, приветствовали меня. Обоих я видел первый раз. Однозначно.
Внезапно из группы детишек, сгрудившихся под виноградной гроздью ламп в конце длинного коридора, вырвалась маленькая девчушка и рванула к нам на максимальной скорости, которую могли позволить её короткие ножки. Я бы мог заблуждаться, определяя цель её стремительного бега, если бы не странное выражение на лице Ольги. Честно, раньше я у неё такого не наблюдал никогда. Даже в самые интимные моменты нашей близости. На лице кошки читалась безграничная нежность, соединённая с тревогой коллекционера, опасающегося за любимый экспонат. Такое лицо прежде я видел только у человеческих матерей.
— А кто это у нас? — едва успел произнести Вееред, а девчушка, с крайне решительной физиономией уже карабкалась на руки Оли.
Меня ущипнули за бок.
— Морду проще сделай, — проворчала Леся, — Не шлялся бы где ни попадя, сам бы знал, что происходит.
— Точно, — согласился я, разглядывая странную картину: Волк и Львица обнимали лохматое создание, которое определённо не видело ничего удивительного в происходящем, — Это же я всё по собственной воле проваливаюсь. Поверь, Леся, если бы это зависело только от меня, даже не подумал бы покидать нашу славную компанию. Ведь только здесь можно увидеть такие чудеса…
— Ну, теперь у тебя появилась возможность задержаться, — Илья мягко, но решительно пропихивал меня вперёд, — Пошли, поли, это — надолго.
— Да, да, — Львица точно на миг вырвалась из объятий сладкого сна, — Мы немного задержимся.
— Немного, как же! — проворчала Леся, освобождаясь из складок плаща, — Сейчас пойдут, поиграются, потом расскажут сказку, а может и не одну. А потом…
— Кто это? — спросил я у Ильи.
— Девочка, — с абсолютно серьёзной физиономией, пояснил Учёный, — Маленькая. Визуально определяется возраст лет в пять — шесть. Глаза — карие, волосы…
— Я тебя сейчас стукну об стену, — пообещал я, — Представляешь, какой будет удар по твоей репутации? Да и удар, вообще?
— Она, судя по всему, одна из тех, кому Оля пела свои колыбельные в бытность Бледной Дамой, — под ехидное хихиканье Леси, сообщил товарищ, — Кукловод её помнит, говорит, дескать у неё тогда были очень сильно обморожены ноги.
— Тут-то что произошло?
— Мне и самому не совсем понятно. В один прекрасный момент это лохматое чудовище вылетает из группы детей в яслях…Кстати, именно этот парень заведует беспризорниками, — он указал на Серра И Лев очень важно кивнул головой, — сам вызвался; дескать — опыт, то-сё. Так вот, лохматое чудовище вешается Оле на шею и называет её мамой. Знаешь, честно говоря, ожидал любой реакции, но такого…Наша грозная Кукловод обнимает чертёнка и принимается сюсюкать. А потом ещё Веер подтянулся и…Ну, в общем ты и сам всё видел.
— А ещё Кукловод ждёт волчонка, — добила Леся и мой мозг запросил пощады, — Учёный, посмотри, какая у него смешная физиономия.
— Угу. И об стену швырять не требуется. Теперь вот думаю; может повременим со всем остальным?
— Да нет, зачем же? — слабым голосом откликнулся я, пытаясь как-то упорядочить полученную информацию, — Может всё это — тоже часть Пророчества и с порчей может совладать только абсолютно чокнутый Реконструктор? Имени уже нет, теперь очередь и до мозгов дошла.
— А они у тебя были? — Леся, похоже, окончательно убедилась, что я вернулся и принялась язвить в своей обычной манере.
Серра успел пройти вперёд и переговорить с охраной, поэтому рослые латники с окладистыми бородами не стали преклонять колени, а лишь согнулись в низком поклоне. Всё лучше. Торжественность момента встречи напрочь сбила Леся, которая проходя мимо охранников, постукивала пальцами по конусным шлемам. Кстати, а откуда они взяли все эти одежды, доспехи и оружие? С того света притащили? Ладно, обожду с вопросами, и так голова кругом идёт.
Парочка крепышей налегла на металлическую дверь, и та беззвучно распахнулась, переливаясь гравировкой гривастого хищника, почти живого в жёлтом свете ламп. Хм, а этого рисунка прежде не было. Похоже, Художник успела и здесь побывать.
Впрочем, мысли о красивой гравировке и прочем, напрочь вылетели из головы, стоило войти в зал. В этот раз свечи не горели и единственным источником света оказался огромный камин. В зареве от исполинских языков пламени львицы, сидевшие у небольшого круглого столика казались бронзовыми изваяниями. Одной из них оказалась Наташа, которая повернулась ко входу, с напряжённой улыбкой на красивой физиономии, а второй…
Я сделал пару шагов вперёд, надеясь на какое-то невероятное чудо, которой позволило ей вернуться из мрачных бездн Ничто.
— Это — не она, — прошептала Леся за спиной, — Не она…
Я уже сообразил, что ошибся. Но всё же, какое сходство!
Как и прежде.
Акка легко поднялась из кресла и пошла навстречу. В улыбке Львицы отсутствовал скрытый страх и напряжение, которые читались в лице Вершительницы.
— Надеюсь, в этот раз нас ничего не разделяет, — она поцеловала меня под пристальным взглядом Леси, — И не стоит так сверлить меня, маленький человек. Я совсем не собираюсь воровать сердце твоего Льва. Похоже, он давным-давно разделил его между тобой и той, пропавшей Львицей.
— Нечего тогда и облизывать! — нарочито грубо обрезала девушка и прошла вперёд демонстративно, заняв самое дальнее от Наты кресло, — много вас тут таких…
— Это уж точно, — поддакнула Львица и провела пальцем по моему шраму, — Знаешь, а с ним тебе даже лучше.
— Ещё одна, — вздохнул я, — Не сердишься, что я тебя тогда?..
Она рассмеялась и потянула за руку, ближе к камину. Мне показалось, что лицо Наташи отразило настоящую панику. Интересно, что такого сотворила с ней Ольга?
— Поделом досталось, — Акка усадила меня в кресло и села рядом, показав кончик языка определённо ревнующей Лесе. Та фыркнула и запустила в камин массивным чурбаком. Поднялся настоящий фонтан из искр и пламя испуганно прижалось к стене, — Видишь, как всё обернулось: я мечтала стать богиней, а богом стал ты.
— Думаешь, я этого хотел?
— В тот-то и фокус. Видимо, божественность — такая штуковина, которую можно получить, если её не добиваться, не желать, противиться ей. Ладно, достаточно этой темы. Хочу поблагодарить.
— За новое рождение?
— И за это тоже, — она широко улыбнулась, — Ах, Реконструктор, знал бы ты, сколько любопытных ситуаций уже успел создать твой дар! Тебе наверняка не известно, что Вееред — мой бывший муж? Ещё из тех древних времён, когда я была человеком. Так вот, когда мы встретились, он едва не прикончил меня. Не забыл, значит…И его новая пассия — Кукловод, куда мне до неё!
— Завидуешь?
— Нисколько. Кошка тоже раздобыла неплохую добычу. Статусную.
Только сейчас я обратил внимание на Илью, который стоял рядом и внимательно слушал нашу беседу.
— Натрепалась? — поинтересовался он, — такая же болтливая, как и в постели.
— Зато ты — молчун-молчуном. Слова ласкового не дождёшься!
Тут всё ясно. Но легче моей голове не стало. Они, что, издеваются?
Ладно, здесь присутствует ещё одна Львица. Сомневаюсь, правда, что с ней может быть проще и понятнее.
Похлопывая ладонью по бедру Акки, я постарался поймать взгляд Наташи, которая от столь пристального внимания совершенно стушевалась. И куда же делась та надменная повелительница судеб, которая пыталась отдавать мне приказы, плохо замаскированные под просьбы? Кажется, Олечка здорово поработала над её поведением.
— Здравствуй, Наташа, — сказал я, как ни странно, не ощутив ни злобы, ни обиды. Всё прошло, оставшись в том безграничном Ничто, куда так не хотелось возвращаться вновь, — похоже, пришло время посидеть вместе и спокойно обсудить ситуацию. Очень надеюсь, что твои новые товарищи хоть бы слегка поумерили амбиции. Было бы просто замечательно, если бы они вовсе отказались от мыслей контролировать Кристалл.
— Не могу обещать, что они не возьмутся за старое, если всё обойдётся, — Ната пожала плечами, а я молча отметил её: «Они», — Но сейчас все просто испуганы. Грани схлопываются, одна за другой, переходы разрушены, а мощь Порчи растёт в геометрической прогрессии.
Кажется, кошка очень обрадовалась, когда я не стал поминать прошлые проступки. Тревога ещё дрожала в уголках глаз и нервно вздымались крылья носа, но в остальном, передо мной сидела именно та Наташа, которую я всегда был рад видеть: не чокнутая психопатка, убивающая направо и налево; не сломленная чувством вины безмолвная тень и не великомудрая заговорщица, запросто предающая бывших спутников.
Причина столь кардинальных перемен выяснилась довольно скоро. Всё это время я ощущал присутствие кого-то ещё. Неизвестный притаился в самом дальнем и тёмном углу зала, и я не стал применять Зрение: хочется ему оставаться незамеченным — пусть так и будет. Однако, стоило Наташе заговорить, и наш тайный свидетель немедленно приблизился, остановившись у кресла Вершительницы.
Наталья оборвала речь и прижалась щекой к опущенной Пашиной руке. На лице кошки, в этот момент, читались любовь и нечто, подобное благодарности. Кажется, спустя долгие столетия, эта пара, наконец-то вновь воссоединилась. Вот только, надолго ли? Судьба не очень щедра на подарки и всегда требует расплаты.
— Итак, — сказал я, обняв Акку и разглядывая Илью, — Похоже, даже Вершители не знают, как поступить дальше.
— Да, — тут же откликнулась Ната, — Все профилактические меры, принятые нами загодя, ни к чему не привели: порча игнорирует силовые поля, кризисные центры и даже применение оружия массового поражения. Однако, как ни странно, вступили в игру определённые факторы, которые мы прежде считали странной аномалией, нелепым побочным эффектом.
— Это ты о чём? — что у них с Ильёй общего, так это манера насыщать речь массой труднопонимаемых слов, — И попроще, пожалуйста.
— Нам всегда казалось, будто резистентность, — я приподнял бровь и под тихий смешок Учёного, Вершительница пояснила, — Неспособность человека, переспавшего со Львом, обратиться — просто нелепый каприз древних биоинженеров, — на этот раз тихо рассмеялась Акка: ещё бы, поминали именно её, — Однако, как выяснилось, такой человек устойчив к любой мутации. Плюс, способен передавать полученную способность до двадцатого поколения. Те грани, откуда Львы ушили не так давно, оказывают сопротивление Порче именно за счёт этих потомков.
— Хорошо, но мало, — добавил Илья, — И в общем-то, лишь оттягивает неизбежный конец.
Паша запустил пальцы в гриву Львицы и потёрся носом о её гладкую щёку. Тем не менее, взгляд, брошенный им в мою сторону, не сулил ничего хорошего. Не очень то и хотелось.
— Понятно, — резюмировал я, — Все работающие и не работающие факторы не способны остановить наступление Порчи. Смерть Мира близка, а мы не можем сопротивляться, потому что заперты в этой грани. Кроме того, нам позарез необходима моя глыбина с куском Пророчества. Единственная, кто может нам помочь — Зара, — а ты запрещаешь мне отправляться на её поиски. Объяснись.
Наташа нахмурилась, вопросительно уставившись на Учёного, Леся болтала ногой, рассматривая пламя в камине, а Акка просто передвинула мою ладонь чуть ниже, по бедру. Кошки никогда не меняются. Даже на грани конца света. И это — хорошо.
— Кто кого ищет — ещё вопрос, — хмыкнул Илья и отошёл к самому очагу, оказавшись в фокусе наших взглядов, — Очень важный вопрос, между прочим. Вершители снабдили Зару любопытным прибором, который отчасти родственен твоему якорю. Именно эта штуковина позволяет кошке ощущать себя личностью по ту сторону смерти и отслеживать тебя. Так вот, прибор настроен на поиск Льва, вожака Прайда, Реконструктора, в конце концов…
— Ну и? — пока я не понимал его построений.
— Ты хорошо помнишь все фазы своих погружений? — Учёный дождался моего неуверенного кивка и продолжил, — +Хорошо. А для остальных, кратко поясню. Каждый раз, когда тебя уносило из реального мира, ты оказывался в одной из параллельных веток, так или иначе, связанных с твоим жизненным путём. Сначала ты оставался самим собой, но в пределах родного мира; потом, ощущал себя Львом, лишённым медальона и наконец — человеком, в обществе Львов. Тенденция понятна?
— Не совсем, — проворчал я, наблюдая, как сильно помрачнела Наташа. Она — понимала.
— Не знаю, в чём причина, но каждый раз тебя всё дальше уносило от твоего Львиного естества. Боюсь, следующее погружение, отправит тебя в мир, где Львов не существует вовсе. Зара просто не сможет тебя отыскать, потому что у неё не останется ни единой зацепки, и вы потеряетесь. Оба. И ты, прожив свою человеческую жизнь в полученной ветке, просто умрёшь, как и полагается обычному человеку.
— А значит, — хрипло сказал я, — Значит…
— Значит некому окажется исполнять Пророчество и наступит Смерть Мира.
Мы помолчали.
— Ты, как обычно, выплеснул весь негатив, — промурлыкала Акка, — но ничего не предложил взамен.
— Нужно хорошо думать, — Илья повернулся к нам спиной и положил руки на каминную решётку, — Возможно, есть ещё варианты. Должны быть!
Вариантов не нашлось. Никто ничего не мог предложить, хоть у нас имелись самые светлые Львиные головы и целая прорва человеческих учёных. Каждый упирался в озвученный парадокс: для спасения необходим Ключник, но отправляться за ним — нельзя.
Обо всём этом, довольно жизнерадостно поведала Акка, в перерывах между занятием любовью. Всякий раз, когда я целовал кошку, сходство между ней и Зарой, болью отдавалось внутри, но поведение и манера разговора тут же ставили всё по местам. Хоть бывшая богиня и позабыла о прежних амбициях, она по-прежнему оставалась самоуверенной гениальной кошкой, которая разработала исходный код нашей расы.
Когда утро принялось раскрашивать тёмные небеса в светлые тона, обозначая очертания, изливающих бесконечные слёзы, туч, Львица покинула кровать и поцеловав меня, выскользнула в дверь. Мне показалось, что перед этим она словно прислушивалась к чему-то и прекрасное лицо на мгновение отразило озабоченность. Но если кошка и была чем-то встревожена, виду она не подала.
Похоже, Леся находилась где-то недалеко, потому что я услышал короткую перебранку и удаляющийся хохот Акки. Эти двое постоянно конфликтуют между собой.
Я улыбаясь смотрел в проём двери, где спустя несколько секунд появилась худощавая фигурка с замысловатым канделябром в мускулистой руке. Сведённые брови должны были показать мне крайнее недовольство и неодобрение. Недовольство мной и неодобрение моего развратного поведения.
— Опять эта шл…Зараза, — она присела на край кровати, решительно сдвинув мою ногу, — Так и вертится вокруг. И без неё сплошные неприятности.
— Давай, ещё ты порадуй, — невзирая на короткое сопротивление, я прижал девушку к себе и отобрал свечи, поставив их на столик рядом, — Хватит дуться, рассказывай.
— Чего ты ей позволяешь?! Ладно бы с Художником, а то ведь старая, как не знаю, что! — я поцеловал жёсткие губы и Леся немного остыла, — хрень этой ночью случилась. Порча пустила в наступление своих Львов, и они отбросили наших от пропасти. На всех направлениях. Никто и подумать не мог, что предателей окажется так много. Их там — тысячи.
— У Порчи было достаточно времени подготовиться, — я гладил короткие непослушные волосы и размышлял, — Так что, наши отступают?
— Да. Все Львы на передовой. Вот и твоя, — она сделала акцент на слове: «твоя», — туда рванула. Только Торрин сказал, что это — не поможет. Кажется, нас, в самое ближайшее время, запрут в замке.
— Да, весёлая перспективка, — я кивнул на окно, по стеклу которого барабанили капли дождя, — милая, открой, пожалуйста. Хочется свежего ветра. Ты уж прости…
Леся пожала плечами и принялась возиться с мудрёным засовом, напоминающим металлический узел. Наконец, замысловатая железяка щёлкнула, освободив запор и тяжёлая рама распахнулась, пустив внутрь холодный ветер и запах сырости.
— Ну вот, можешь быть доволен, — Леся повернулась и глаза у неё полезли на лоб, — Что ты делаешь?! Не смей!
Пока она возилась со своим засовом, я успел управиться со своим и теперь аккуратно положил подарок Вершителей на постель. Волна сияющего Ничто, точно дожидалась этого момента и немедленно накрыла с головой, унося прочь. Я ещё успел увидеть метнувшуюся ко мне Лесю и весь мир исчез.
ОМЕГА
Маршрутка подпрыгнула на колдобине, и я едва не стукнулся носом о поручень. На какое-то мгновение сознание точно померкло, выдав череду диковинных картинок и полностью растворив вид мелькающих за грязным окном понурых пыльных деревьев. Лето, мать его! Все нормальные люди взяли отпуск и свалили, кто куда. Те, которые побогаче, отдыхают на заграничных курортах и пьют вискарь, поминая несчастных работяг незлым тихим словом; наш уровень, из тех, что поумнее, слушает лопот назойливых турков или осторожно ступает по горным тропинкам Крыма. Чёрт, да меня устроил бы самый бюджетный вариант: шашлык за городом, то ли на обмелевшей, до ручейка, реке, то ли в одной из лесополос, напоминающих мусорное Поле Чудес из сказки про Буратино.
Так нет, сегодня жена услышит новость про моё, чёрт побери, «повышение», на время отъезда шефа и у неё точно сорвёт крышу. Только вчера, взяв в руки тонкие пальцы, унизанные блестящими перстнями, я сказал: «Олечка, не сердись. В самом начале дня я подойду к нашему засранцу и поставлю вопрос ребром». Поставил, блин. Даже слова не сказал, когда хлопали по плечу и радовали, как в ближайшие две с половиной недели, я стану курировать проект. Денег получу…И все, как пить дать, пойдут на новую шубу, чтобы загладить вину. А так хотелось новую систему поставить. У кума, когда слушал, едва из тачки не выдуло.
Маршрутка наклонилась, поворачивая и кто-то навалился сзади, обдав смесью рыбного и пивного перегаров. Точно. Сегодня возьму воблы с пивом и посижу где-нибудь, подальше от дома, чтобы Олька не выносила остатки мозгов из высохшего, от времени, черепа. Высохшего, ха! Вот у Витьки и волосья успели облететь, а мои ещё ничего, держатся. Не так, правда, как у Ильи, который стоит рядом и пялится на сиськи сидящей дамы, которые плавно колышутся в такт всем прыжкам авто. Завораживающее зрелище, согласен.
— Сними на камеру, — посоветовал я и товарищ с некоторым торможением уставился на меня, — Будешь просматривать, перед сном. Говорят, успокаивает нервы. Простату, опять же, лечит, на раз-два.
Илья гмыкнул, а дама уставила на нас прищуренный глаз, демонстрируя пирсингованный нос и татуировку над бровью.
Я подмигнул пассажирке, и она тут же отвернулась, оттопырив пухлые губы. Однако, через время бросила парочку любопытствующих взглядов. Возможно стоит попробовать? Нет, не сейчас. Всё равно времени не хватит.
— Прикинь, — сказал Илья, приглаживая непокорные кудри, тронутые тусклым снегом седины, — Звонил Витёк, приглашал на шашлыки.
— Кум? — я рассеянно проводил взглядом байкера за окном, который сосредоточенно поправлял девицу в шортах-трусах, сидевшую за его спиной. Длинные загорелые ноги и развевающиеся на ветру светлые волосы девушки, вызывали, непонятные самому, ассоциации, — Месяц и носу не казал, а тут — шашлыки. Времени же у нас — вагон, трать — не хочу.
Пассажирка, которой я подмигнул, ещё раз покосилась в мою сторону и выразительно поправила бюст. А жена говорит, будто я, со своим «рюкзачком» уже не способен привлекать противоположный пол. Пусть Светке расскажет.
— Времени нет, — с сожалением протянул я, — Ни на что, блин, нет времени. Так и вся жизнь пройдёт, к чертям собачьим.
— Так дело не в том, что он предлагает, — хихикнул Илья, — а в том, куда приглашает.
— Погоди ка, — я достал телефон и обнаружил на экране танцующего рыжеволосого чертёнка. Ольга, — Здравствуй, радость моя. Да, я ещё в дороге. Нет, машину брать не стал: сама знаешь, на прошлой неделе два раза опоздал, из-за этих чёртовых пробок. Сколько ещё? — я осторожно вывернулся из туш, сжимавших со всех сторон и выглянул в окно. Большегрудая пассажирка оказалась совсем рядом, внимательно рассматривая меня карими глазами. Нос, пожалуй, великоват, а так — ничего, — ну, ещё — полчаса, не меньше. Прошу прощения.
— Нахал! — почти строго сказала девица, чей бюст я только что задел ладонью свободной руки. Натуральная грудь, хм. Заманчиво вдвойне.
Продолжая разговор, я сделал умоляющую физиономию, изобразив пальцем, будто что-то записываю. Бабка, сидевшая рядом, скорчила осуждающую физиономию, а мужик напротив олицетворял зависть. Ну а тебе кто не давал?
— Что? — я с трудом сосредоточился на разговоре с женой, — К матери? На сколько? До конца недели? Ты хоть пожрать мне оставь, а то опять станешь возмущаться, что ем всякую шаурму из дорогих кафе.
Было, было. Но тогда я просто не рассчитал затраты и к возвращению Ольки из отпуска обнаружил недостачу десятка косарей, которую не знал, как и объяснить. Нет, объяснить то было можно, но для этого пришлось бы звать Светку и поднимать прочие неприятные моменты. А так, дело обошлось банальным скандалом, обвинениями в непрактичности и сумочкой с туфлями в каком-то, до неприличия дорогом, бутике.
— Нет, конечно. Нет, милая, я зашиваюсь на работе и даже на выходных не смогу. Да, помню, обещал, но не сложилось, — пришлось отодвинуть трубку от уха, чтобы ехиднолицый Илья мог послушать, как Ольга повышает голос, — Котёнок, ну ты же знаешь, я всегда плачу за свои косяки. Пока будешь у мамы, можешь подумать, чего тебе недостаёт. Вот и славно, целую тебя, моя сладкая.
Грудастая дама смотрела на меня со смесью сочувствия и заинтересованности. Как всегда, после разногласия с женой, представительницы противоположного пола приобретали дополнительный шарм, и я твёрдо решил перейти от невербального общения к контактам четвёртого уровня.
Всё едва не испортил Илья. Он ткнул меня пальцем в бок и громко прошипел в ухо, так что, наверное, услышали все в маршрутке:
— Пошли, пройдёмся, дёрнем по пивку. Заодно расскажу, куда нас Витёк приглашает.
Торопиться домой незачем: Олька уже сидит на чемоданах и ждёт такси; значит её я не застану. Почему бы и нет? А как дела обстоят здесь?
Я опустил взгляд, встретился с тёмными, с поволокой, глазами и получил ещё одно тихое: «нахал». Одновременно мне в руку незаметно сунули твёрдый квадратик картона. Отлично! Всё идёт по плану.
Постаравшись изобразить воздушный поцелуй, насколько это позволяли тесные объятия остальных пассажиров, я вывалился наружу, следуя в кильватере массивного Ильи, успевшего распихать остальных своим «аэростатом». Вот, где настоящий «рюкзак», а не его жалкое подобие, которое и не заметишь, особенно если правильно подобрать одежду. И Ольга и Светлана, выбирая мне рубашки, всегда обращаются в одно и то же ателье. Подруги, как никак. Поэтому и проблем с лишними подарками не возникает.
— Ф-фу! — выдохнул Илья, тяжело ворочая шеей, — Настоящая душегубка! Как подумаешь, что моя ласточка стоит, скучает…
— Знаешь, в чём твоя главная проблема? — рассеянно спросил я, разглядывая полученную бумажку, которая оказалась визиткой, где на обратной стороне аккуратным мелким почерком набросали пару строчек, — В том, что машина для тебя — ласточка, а все знакомые женщины — жлобки, которым только денег и нужно. Слушай, дружище, так это же — джек пот!
— Ты это о чём? — он посмотрел через моё плечо, — Смотри ка, не только телефон, но ещё и адресок кинула. Да ещё и с часами посещений. Слушай, как ты это делаешь? Вы ведь и словом не перемолвились!
— Харизма, друг мой, исключительно харизма, — повторил я, зная, как это слово раздражает друга. Это последние десять лет мы мирно общаемся, а первые три года, после нашей, с Ольгой, свадьбы, Илья старался избегать любой компании, где имелся риск встретить меня или Олю. Потом вроде намного попустило. Вплоть до того момента, когда кум в разговоре случайно выболтал, что я встречаюсь со Светкой — подругой Оли. Не знаю, какой переключатель щёлкнул в голове у товарища, но он почему-то почувствовал себя в обиде за мою жену и принялся выносить мне мозг, почище женщины в ПМС. Потом опять приутих, но каждая моя ходка налево вызывает у него стойку, как у охотничьего пса.
— Приду-урок! — протянул Илья, ткнув меня кулаком в бок, — У него такая женщина, а он по всяким б… шастает.
— Сволочь я, последняя законченная сволочь, — я сфотографировал листок с координатами и отправил бесполезную уже бумажку в ближайшую урну, — Поэтому попытаемся излечить мою похоть пивом. Или мне послышалось?
— Электричеством тебя бы полечить, а не пивом, — буркнул товарищ, но всё же не стал прибегать к столь радикальным методам, — Идём, кобелина.
Мы купили по бутылочке и сели во дворе, по соседству с домом Илюхи. Давным-давно, ещё когда мы учились в универе, эта лавочка, под нестареющем тополем, частенько видывала нас. Правда, тогда она была деревянная, а не пластиковая, а перед самым носом стоял уродливый короб ржавого киоска. Теперь же можно было разглядывать аккуратный палисадник с фигурками насупленных гномов, прильнувших к ограде.
— С проектом справишься? — поинтересовался Илья, сделав длинный глоток, — Шеф сегодня такую речугу…
— Тебя куда послать-то, милок? — перебил я его, — В любом случае это будет пешее сексуальное путешествие. Завтра встретимся в офисе, вот тогда и поработаешь мозгоклювом, а сейчас я просто сделаю из тебя ещё одного гнома. Хочешь? Нет? Тогда давай, что ты там про кума…
Сообразив, что провокация обломилась, товарищ вернулся к вчерашнему разговору с Витей. Всё время рассказа, Илья хихикал, но до меня фишка его веселья доходить никак не желала. Хорошо, шашлыки; хорошо, кум собрался пригласить Пашу, который прихватит Нату, если та сумеет сбагрить свекрови всю свою шестёрку спиногрызов; хорошо, может подтянется Галя, свободная, после шестого развода; да и я не против взять Олю, если останется какой-то огрызок времени. Прикол-то в чём?
— В чём прикол? — строго спросил я, обнаружив, что пиво в бутылке подходит к концу.
— О чёрт, тётя Маша! — Илья несколько запоздало обратил внимание на строгую старушку, которая, насупив две лохматые гусеницы, сверлила его взглядом, — Опять начнут всем рассказывать, как я снова спиваюсь, дружков алкашей завёл и прочую муть…
Спивался он реально. Лет пятнадцать назад. И я ничем не мог ему помочь, потому как он и видеть меня не желал. В основном всё сделали Витя и Галя, которая, как раз наставляла рога первому мужу с будущим вторым. Здорово, что у них всё тогда получилось. В общем, поминать тот момент я бы не хотел.
— Забей, — спокойно посоветовал я, — Скажешь, бутылочку ждал. На сдачу.
— Да пошёл ты! — он хохотнул, но бутылочку попытался спрятать от посторонних глаз, — Что ты там спросил?
— Спросил, какого чёрта ты так веселишься? Ну — шашлык; ну — старая компания. Если бы Галя сестру приволокла, я бы ещё понял, а так…
— Так ведь дело не в том, что и кто, — товарищ поднял указательный палец вверх, — дело в том — где.
— Ну и где? — я равнодушно допил тёплый остаток и положил опустевшую тару в урну, — После того, как мы с кумом пили абсент на крыше высотки, меня уже ничего не удивит.
— Кум твой — завзятый экстримал, — я не стал отрицать очевидного, а лишь пожал плечами, — Помнишь, наше секретное место? Вот там он и предлагает мяском побаловаться.
Помню ли я? Попробуй забудь! Именно там у нас с Олей окончательно устаканились отношения, а дружба с Ильёй пошла к чёртовой матери. Но дело даже не в этом, а в тех странностях, которые начались позже. И совсем не с нами.
Сначала там бесследно исчезла компания молодых людей, которые, как и мы, обнаружили скрытый проход в лесополосу. Машину пропавших обнаружили спустя трое суток, с того времени, как они отправились на пикник, а вот трёх девушек и двух парней не нашли никогда.
Кто-то, из местных журналистов, пытался раздуть из происшествия сенсацию, выложив идиотские фотографии с каким-то каменным ящиком и выжженной проплешиной в траве. Слухи лениво перетирались на паре форумов, пока не произошло что-то важное, затмившее пропажу людей. Всё забылось.
Вспомнили пару месяцев назад, когда под обрывом совсем обмелевшей речушки начали находить мёртвые тела. С завидной регулярностью — одно в сутки. Иногда — два. Всегда мужчины в возрасте от двадцати до шестидесяти лет. Никакой другой связи между умершими, кроме половой принадлежности, полицейские так и не обнаружили.
Пытались ставить охрану и поначалу это помогло: неделю покойники не появлялись. Потом несколько патрулей повторили судьбу несчастных, и правоохранители предпочли патрулировать периметр лесополосы. Однако это не помогало и трупы продолжили встречать рассвет широко открытыми глазами и улыбкой на застывших губах. Кроме того, никто так и не смог определить причину смерти, словно сердца жертв просто останавливались. Мистика, короче.
Какой-то, из доморощенных писателей, даже накалякал страшилку про зловещий ритуал двадцатилетней давности, когда пятеро сатанистов выпустили из каменного плена злобного демона, убивающего несчастных мужиков. Демоне, вроде бы, оказался женского пола, суккубицей, стало быть и затрахивал всех до смерти. Родственники пропавших не посчитали историю забавной и подали на бумагомараку в суд.
— Интересное предложение, — протянул я, хмыкнув, — Надо будет обдумать.
— Обдумай, обдумай, — протянул Илья, — Когда проект сдадим. А то, прикинь, как удивится шеф, когда два его ведущих специалиста окажутся в морге в самый разгар работы.
— Ведущий специалист здесь я, а ты так — погулять вышел.
— Ну конечно, — в голосе товарища яда было не меньше, чем в клыках кобры, — Давай, давай, уподабливайся старому пердуну, когда он заряжает, как всю контору сам тащит! Куда это ты уставился?
Возле старой шестиэтажки, почти скрытой коренастыми клёнами, стояли две девушки. И если первая, полная брюнетка в леопардовых лосинах не вызывала ничего, кроме обычного раздражения дурным вкусом; то стройная блондинка с длинными волосами, одетая в мини-юбку, буквально приковывала взгляд. Вернулось забавное чувство раздвоенности мира, точно, как в маршрутке, когда я рассматривал спутницу байкера.
Нет, между двумя светловолосыми красавицами не имелось почти ничего общего, но обе будили во мне…Чёрт его значит, что будили.
— Может тебя действительно лечить надо? — почти грустно спросил Илья, — Ты же на каждую симпатичную мамзель смотришь так, словно она непременно должна тебе дать.
— А разве не так? — я поднялся и протянул руку, — Пойду как я домой, пока дело не дошло до новых знакомств. Трёх любовниц одновременно я, пожалуй, не потяну. По крайней мере — сейчас.
— Больше думай о работе, — наставлял друг, пожимая мою ладонь, — Как придёшь домой. Сразу включай компьютер и…
— Там такие обои! — мечтательно протянул я, — Прикинь: песочек, как тогда на Лазурном и заметь: рядом нет шефа, а только грудастые девчушки, плещущие друг на друга. Эх…
— Сгинь с глаз моих!
Идти предстояло недалеко, и я прошёлся знакомыми проулками, в какой-то прострации разглядывая стены зданий, поросшие белыми коробками кондиционеров; деревья, устало шелестящие пыльной листвой и людей, редких в такую жару. Они или устало сидели на лавках у подъездов или потеряно брели сквозь горячий густой воздух середины лета.
«Дождь бы, что ли, пошёл» — мелькнула заблудившаяся мысль, но тут же, с шипением, растворилась на раскалённой сковороде черепа. Синоптики постоянно толковали о грозах, ливнях и прочих осадках, но делали это с уверенностью гадалки, обещающей перемены к лучшему завтра, или — на следующей неделе и вообще — в обозримом будущем.
Представилось хмурое небо, без единого просвета и старинная постройка, напоминающая приземистую башню, сложенную из массивных необработанных камней. Тяжёлые струи ливня хлестали здание серыми пасмами и казалось, будто башня щурится узкими прорезями бойниц.
— Добрый вечер, — поздоровался я с троицей важных старух, восседающих у подъезда и меня тотчас просветили три пары мощных рентгеновских лазеров, от которых не смог бы укрыться самый опытный шпион.
— А Олечка — уехала, — сообщила средняя, самая массивная, — на такси уехала. Фирма такси — Лидер. С двумя сумками полными уехала.
— Так торопилась, что и попрощаться забыла, — добавила тощая, как смерть и такая же жуткая, бабка слева, — Нехорошо это. Вы уж ей скажите.
— Обязательно, — спорить и возражать бессмысленно, — она исправится.
Третья мойра ничего не сказала, а лишь выразительно плямкнула губами.
— Добрый вечер, — охранник стоял на лестничной площадке и молодая блондинка, прежде беседовавшая с ним, уставилась на меня пронзительно голубыми глазами, — Ольга Константиновна уехала полчаса назад. Я ещё помог ей пакеты донести.
— Спасибо, Серёжа, — голубые глаза, как мне показалось, смотрели с каким-то вызовом, и я вдруг подумал: а если Илья прав и это реально сбой в мозгу? Ну и чёрт с ним! Кто-то же должен радовать красивых женщин, — Добрый вечер, незнакомка.
— Это — моя сестра, — парень слегка испугался, — Она уже уходит.
— Твоя сестра — настоящая красавица, — я невольно поправил чёлку и пошёл к лифту, услыхав за спиной приглушённый бубнёж: «Кто это? Интересный такой мужчина».
То ли выпитая бутылка пива так подействовала, то ли взяла своё усталость, но когда я закрыл входную дверь и опустился на диван в прихожей, в голове образовалась неприятная пустота. Видимо от разницы давлений, начали тяжело потрескивать виски, поэтому я снял обувь и направился к бару. Где-то в его таинственных глубинах пряталась подаренная сотрудницами на двадцать третье февраля бутылка Курвуазье. Не совсем уже полная, правда, но много пить я и не собирался.
Коньяк снял неприятную боль и я некоторое время смаковал ароматный напиток, подставляя лицо под прохладные струи воздуха, которые добросовестно извергал кондиционер. Умных мыслей не прибавилось, но в голову, почему-то начали приходить картинки прошлого. В основном — университетского, когда я успел натворить столько всевозможных глупостей, о которых и вспоминать неловко.
В частности, эта моя бессмысленная любовная эскапада с Галиной сестрой, которая так ничем и не закончилась. А сколько было страданий! Сколько бумаги исписано! Кстати…
Продолжая ухмыляться, я поставил стакан на прозрачную поверхность журнального столика и прошёл в кабинет. Кажется, где-то здесь, в ящике стола, если ещё не выбросила Ольга, называвшая старые бумажки бесполезным пыльным мусором. В каком-то смысле, так оно и было. Илья, правда, предлагал сохранить тексты в электронке, но для этого требовалось время, а его постоянно недоставало.
Я взял несколько, расползающихся на отдельные листы, тетрадок и вернулся в гостиную. Ради такого можно плеснуть ещё немного коньяка.
Старые чернила успели основательно выцвести и стереться, а кое где строчки расплылись жирными пятнами и теперь уже никто не сумел бы понять, что там когда-то было написано. Я, например, совсем не помнил некоторых стихов. А вообще, создавалось впечатление, будто вся писанина принадлежала руке абсолютно незнакомого человека.
В каком-то смысле так оно и было. Все эти слюни и сопли казались какими-то нарочитыми, излишне пафосными, да и вообще — ненужными. Я, естественно, далёк от мнения Илюхи, будто все женщины интересуются исключительно деньгами, но стихи, в наше то время…
Вот, например, «шедевр»:


Этот город серых камней,
Меня окружил, не давая уснуть,
В череде проносящихся дней,
Так хочу в глаза твои снова взглянуть.


А пока что, чужие дома,
Из окон за мной неотрывно следят.
Вроде — лето, но в сердце — зима,
Мы навеки расстались — так чувства твердят.


В небе пыльном повисла тревога,
Тени молча стоят у ворот,
Потерялась домой та прямая дорога,
Видно нужный давно пропустил поворот.


Странное дело, но когда я пытался вспомнить девушку, которой посвящал рифмованные строки, в памяти поочерёдно мелькали лица сегодняшних незнакомок: мотоциклистки, сестры охранника и ещё одной. Чепуха каая-то!
Покачав головой, я немного отпил из стакана и перелистал несколько страниц, остановившись на стихотворении, которое чёткостью написанных слов, выгодно отличалось на фоне остальных. Если перед этим непонятные ощущения приносили образы, вызванные прочитанным, то здесь я совсем перестал понимать, кому и при каких обстоятельствах мог такое написать.
Проклятие, да здесь даже почерк не походил на мой прежний!


Деревья шелестят вокруг листвой,
Как будто бы о чём-то говорят,
Их головы склонились над тобой
И ночь сквозь них течёт густой рекой,
А в листьях задержался звездопад.


Костёр танцует пьяно на дровах,
Зудит над головою мошкара,
Забудь про беспокойство, выбрось страх,
Позволь тебя согреть в моих руках,
Здесь не найдут тебя холодные ветра.


Смотри: среди стволов плутает тьма,
Испуганно глядит на наш костёр,
Как непривычно ночь сейчас нема,
А ты сегодня снова не сама
Отправишься, под утро, в свой шатёр,


Мог ли я писать стихи кому-то, кроме Марины и Оли? Кому-то, с волосами цвета живого серебра? Кому-то, у кого есть сёстры, с волосами такого же удивительного окраса?
Почти испуганно, я отложил тетрадку в сторону и задумался, поигрывая бокалом. Нет, понятное дело, по причине несчастной любви частенько приходилось употреблять горячительные напитки, причём иногда, до полного беспамятства, но такое…
Теперь три дряхлых тетрадки, с торчащими наружу листами, вызывали не приступ ностальгии, а излучали непонятную угрозу, словно внутри каждой притаился хищный зверь, готовый, в любую секунду, вырваться наружу.
Плюнув на всё, я поставил полупустую бутылку рядом с собой и некоторое время задумчиво барабанил пальцами по столу. Потом взял телефон и позвонил куму. В ухе некоторое время пульсировала бездонная тишина, а потом мне коротко брякнули про «вне зоны» и отключились. Ладно, не один Витёк способен прояснить ситуацию.
Позвоним Илье.
В этот раз тишины не было. Появилось другое. Тихие голоса шептали непонятное, временами прорываясь совершенно чётким: «Где ты?» и вновь сливаясь в глухое бормотание. Подождав пару минут, я обнаружил, что с точки зрения оператора веду активную беседу с абонентом и нажал кнопку отбоя. Творилась непонятная чертовщина.
Влив в себя полбокала коньяка, вкус которого почему-то сменился мерзким ощущением множества ядовитых игл, пронзающих нёбо, я взял последнюю, ещё непросмотренную тетрадь. Запах клопов начал вызывать отвращение, поэтому пришлось убрать и бутылку, и бокал.
Странная тоска плотно сжала горло, когда я уставился на прыгающие буквы, разбежавшиеся по серой бумаге, подобно львиному прайду на охоте. В верхнем левом углу темнели бурые мелкие пятна и теперь я чётко вспомнил ту ночь, когда испуганная Олька застала меня над тетрадкой. В одной руке я держал ручку, в другой — опасную бритву, с явным намерением приложить лезвие к горлу.
Тогда, по просьбе жены, я не пил несколько месяцев, даже не в силах вспомнить, что произошло. Осталась лишь глухая печаль, которая скребла сердце тупыми когтями.


Тьма подступает,
Ночь наступает,
Душа, перепуганной птахой,
Прочь отлетает.


Звёзды истлели,
В сердце метили,
Птицы, весенние песни,
Давно уж отпели.


Тени повсюду,
Магия вуду,
И никогда уж не статься,
Новому чуду.


Тесная клеть,
Песни не спеть,
Воду из Леты испить,
Уснуть, умереть…


Строчки плыли в глазах и это было совсем не из-за выпитого коньяка. Слишком мало я его выпил! Сейчас встану, умоюсь и займусь чем-нибудь позитивным.
Рука соскочила с подлокотника кресла, и я рухнул обратно в его мягкие объятия, а потом — ещё дальше, в глухой мешок мрака, который всё это время таился за спиной.
Очнулся я от свежего дуновения воздуха и ощущения чего-то твёрдого под левым плечом. Вокруг стояла непроглядная тьма и я медленно приподнялся, нащупав пальцами что-то непонятное. Сухие листья? Мелкие сучья? Земля, чёрт побери? Откровенно говоря, сначала я решил, что уснув в кресле, просто свалился на пол, как это уже бывало, но откуда тогда весь этот мусор?
Налетевший ветер охладил горячее лицо, взъерошил волосы и заставил потрескивать ветви деревьев…Деревьев? Мать моя женщина! Зрение успело немного адаптироваться ко мраку и теперь я чётко понимал: вокруг поднимаются деревья, а над головой — определённо звёздное небо. М-да.
Чтобы окончательно удостовериться, встав на ноги, я подошёл и коснулся пальцами ближайшего ствола: кора, как кора, шершавая и прохладная. На сон не похоже совсем. Неужели я, допив коньяк, отправился куда-то путешествовать и пришёл в себя только сейчас? В таком случае, память превратилась в настоящую чёрную дыру, поглотившую воспоминания о последних часах без остатка.
Тем не менее, стоять на месте и дожидаться наступления рассвета не имело ни малейшего смысла. Поэтому я осторожно двинулся вперёд, помогая глазам руками, предусмотрительно выставленными перед собой. Это уберегло от пары столкновений с низко опущенными ветвями, но один раз я всё же упал, угодив босой ногой в небольшую яму, засыпанную сухой листвой.
Чтобы не стукнуться головой, я опёрся на руки и тут же вогнал острый шип в правую ладонь. Ещё парочка таких же уже сидела в пятке левой ноги и возвращение домой обещало превратиться в настоящее приключение, с его непременными атрибутами: синяками, ссадинами и порезами. Ни телефона, ни бумажника — двух предметов, способных значительно сократить путь домой — при мне, естественно, не оказалось. Правильно, моё пьяное подсознание, ни к чему облегчать задачу своему незадачливому владельцу! Надо было его ещё голышом сюда отфигачить. Вот тогда бы мы повеселились по-настоящему!
Тем не менее, и в падении нашёлся свой положительный фактор: стоя на коленях, я заметил в просвете между кустами слабое голубое мерцание. Свет оказался не сильным, но его источник, вроде бы, находился не слишком далеко. Да и чёрт возьми, не мог же я удрать куда-нибудь в центральную Сибирь!
Прорвавшись сквозь плотно сплетённые ветви, объединившиеся в едином стремлении преградить мне путь, я вышел на открытое пространство, оказавшись на грунтовой дороге, изрядно позаброшенной и поросшей высокой травой. Даже в слабом свете звёзд, усыпавших тёмное небо, я узнал, куда меня занесло и сообразил, почему нахожусь именно здесь.
Моё «супер я» своеобразно отреагировало на дневную беседу с Ильёй и чтение старых любовных стихов. Я находился около обрыва, нависавшего над той самой речкой, где последнее время находили трупы несчастных мужиков. Свет, кстати, шёл именно оттуда, синей полосой обозначая неровную линию спуска к тихо булькающему ручейку.
Проклятие! Я остановился, раздираемый противоречивыми желаниями. С одной стороны, хотелось немедленно бежать прочь, благо я понимал, что на выходе из лесополосы мне непременно помогут патрульные полицейские. С другой — безумно хотелось узнать, что там так светится. А вдруг, это — и есть разгадка тайны?
Ладно, пойду отсюда…Но сначала — одним глазком!
Со всей осторожностью, едва не на четвереньках, я подполз к обрыву, попытавшись укрыться за сухим стволом упавшего дерева и посмотрел вниз, ожидая увидеть всё, что угодно: летающую тарелку, рогатых демонов и радиоактивного скорпиона.
На берегу журчащего потока, бессильно пинающего овальные камешки, сидела длинноногая блондинка невероятной красоты и запрокинув голову, смотрела в ночное небо. Ни свет, исходивший от идеального и абсолютно обнажённого тела; ни мужской труп рядом, не поразили меня так, как выражение тоски и печали на прекрасном лице. Казалось, незнакомка переживает утрату всех утрат и уже ничто не способно ей помочь.
Сам не понимая, почему, я встал и начал медленно спускаться вниз. Сухая глина осыпалась под ногами, угрожая падением, но я смотрел только в это печальное лицо, ведь во вселенной существовало только оно. Оно и было всей вселенной.
Когда до девушки осталось несколько шагов, она опустила голову и внимательно посмотрела на меня. Её пухлые губы слегка шевельнулись. Вероятно, это были очень тихие слова, но они раскатывались вокруг, подобно оглушительному грому.
— Это место находится так далеко, — незнакомка покачала головой, — Здесь даже нет дождя. Почему я здесь?
В голове метались тысячи мыслей, но они тотчас разлетелись прочь, стило прозвучать тихому вопросу. А девушка уже успела подняться на ноги и оказаться рядом, всматриваясь в меня так, словно пыталась разглядеть нечто, глубоко внутри. Потом показала пальцем на мёртвого мужчину.
— Это сделала я. Выпила его без остатка. Скажи: ты боишься смерти?
В этот момент я и сам не знал, чего хочу и чего боюсь, но в голове, среди абсолютной пустоты внезапно возникло нечто и я озвучил его. Фраза, которую произнесли мои губы, казалась странно знакомой, словно я уже говорил её… Когда-то, очень давно. Кому-то, очень похожему на эту незнакомку.
— Мы не боимся смерти, — она замерла и глаза её вспыхнули тёплым жёлтым светом, — Мы просто не желаем умирать.
— Да, — девушка улыбнулась и в её руке появился странный клинок, с лезвием, напоминающим древесный лист, — Но иногда приходится. Если мы собираемся вернуться вместе.
И в ослепительной вспышке боли я исчез.



Нулевая точка

Я лежал на твёрдой поверхности камня и силился понять: что происходит? Между тем моментом, когда я сдёрнул с запястья подарок Вершителей и этим мгновением тишины и покоя, лежала настоящая бездна. В ней не было ничего: ни воспоминаний, ни желаний, ни ощущения прошедшего времени. Так люди рассказывают про свои сны. Вероятно такое же мог бы рассказать мертвец, вернувшийся из-за черты.
Глаза ещё не открылись, но уже возникло ощущение некоего дискомфорта. Во-первых, недоставало чего-то привычного, успевшего стать моим постоянным спутником, за последнее время. Мысли ворочались тяжело, словно сонные львы, но вдруг до меня дошло: исчез стук капель по стеклу, шум ливня, к которому я успел привязаться, сроднившись с ним. Что это означало? Ничего, кроме того, что даже самый продолжительный дождь — не вечен и когда-нибудь закончится.
Кроме того, мне почему-то оказалось непривычно лежать на боку, обнимая…
Я открыл глаза и тут же встретился с тёплым взглядом, ласкающим меня, подобно нежному ветерку на берегу солнечного побережья.
— Проснулся, соня? — спросила Зара и мягко коснулась моих губ своими, — Спящий Лев — экая невидаль!
Я ничего не мог сказать, только смотрел в её жёлтые глаза, пытаясь напиться, впитать в себя, утонуть в этом безграничном океане. Счастье и безграничный покой — вот, что это.
— Не помешаем? — а вот и знакомые голоса. В этот раз могли бы и подольше поискать, — Вижу: тут всё в порядке.
— Поднимаемся, — шепнула Зара и мы одновременно сели, продолжая сжимать друг друга в объятиях.
Подбежавшая Леся опустилась на колени и обняла ноги Зары, прижавшись к ним щекой. Здесь всё было понятно без слов: мои любимые никогда не ссорились. Кукловод со своим Веередом остались в дверях. Оба помахали нам руками, и мы ответили, щека к щеке. Такое забытое ощущение…
Учёный оказался в своём репертуаре. Внимательно осмотрел нас обоих, заработав рекомендацию Зары про свечку побольше и вышел центр комнаты, точно собирался читать лекцию. Солнечные лучи из двух, открытых настежь, окон сошлись на нём, прибавив пафоса в разы.
— Итак, — физиономия товарища выглядела так торжественно, словно он в едином лице представлял весь встречающий комитет, — Вы — очень вовремя. Ты, конечно, не в курсе, но нас заперли в замке и непрерывно штурмуют.
— Прости, — согласился я, не в силах сдержать глупую ухмылку, — Как-то выпустил из виду.
Учёный отмахнулся.
— Теперь это не имеет ни малейшего значения. Ключник способна провести нас к Сердцу, и ты наконец, — он поперхнулся и принялся пучить глаза, — А НУ, НЕМЕДЛЕННО ВСТАЛИ!
Таким рёвом можно запросто остановить лавину и погасить цунами. Леся испуганно обернулась, а мы просто переглянулись и дружно пожав плечами, встали на ноги. Учёный, в один прыжок, оказался рядом и тупо уставился на чёрную плиту, вот уже четвёртый раз служившую мне ложем, при возрождении.
— Как помрачение нашло! — бормотал товарищ и вдруг, вцепившись в моё плечо, развернул, — Ты хоть в курсе, что это?
Я внимательно осмотрел абсолютно чёрный камень, на гладкой поверхности которого вспыхивали, слабо светящиеся, линии и точки. Кажется, именно такой, мне показывала Вершительница, перед вторжением охотников в Сердце.
— Это — твоя часть Пророчества! — почти простонал Лев и схватился за голову, — Всё это время…Вот я идиот!
— Он — умён, как и прежде, — тихо бросила Зара, а Леся хихикнула.
Кукловод с Волком, недоумевающе смотрели на это представление, явно не понимая, в чём его суть.
— Погоди, — Учёный уже направился к двери, — Сейчас я принесу одну штуковину. Она поможет расшифровать видения. Иначе картинка получится слишком расплывчатой.
Лев уже стоял на пороге, когда я окликнул его. Учёный обернулся.
— Дружище, — я тёр лоб, — Чепуха какая-то…Ты уж прости, наверное, с головой что-то…Пожалуйста, напомни своё имя.
Учёный задержался, уставившись в пол. Потом бросил на меня короткий выразительный взгляд и вышел вон.