Доспехи для шута - Серая Дружина #2

Елена Кисель / Серая Дружина-2: Доспехи для шута

Глава 1. Когда прошлое возвращается

Компания на семинарском занятии была вроде бы и небольшой, но примечательной. Трое светлых, пятеро темных. Все, само собой, ученики. Стихийники земли, огня и металла.

С воздухом и нейтралами для полной коллекции нам не повезло, а по воде я в этой компашке была единственной.

Возраст — от пятнадцати до сорока пяти. Способностям стихийника ведь не прикажешь, когда проявиться. Короче, ничего общего у нас не было, кроме иступленного нежелания заниматься тем, для чего нас тут собрали.

− Я его прокляну, − задумчиво сказал позади меня Серафим. Выразительный пример несовпадения имени и сути, поскольку мало того что он был темным магом, так еще и «пожарных дел», то есть, работал по огню. — Вот доучусь до степени магистра — и прокляну.

Это он про зама Канцелярии по орг. части Полещука. У того всегда были свои идеи, когда и как расставлять расписание: среди учеников ходили нехорошие слухи, что он дожидается полуночи, а потом крадется на цыпочках ставить занятия на следующий день. Причем, делает это со своим, изощренным садизмом.

Как еще объяснить, что сегодня у нас оказалось сразу три семинарских по «Истории темных существ и артефактов»? Это притом, что я вчера уходила на час позже остальных и специально посмотрела − стояли теория стихий, легендоведение и специализация (для меня — основы целения). Так что никто из не был готов встретиться нынче со своею судьбою.

− Я вот одного не понимаю, как она сфинксов к артефактам отнесла? — мученически прошептал еще кто-то.

«Судьба» разливалась ручейком. Домна Доминиковна. Частокол пугающе здоровых зубов, немереное количество оптимизма плюс практически ноль магических знаний, умений, навыков. Спрашивается, а зачем, коли преподаешь теорию?

Правда, если бы она хоть немного знала предмет, который сама преподает. Ну, или давать его умела, что ли.

Ну, или вообще хотя бы что-то умела.

− …но мы же с вами не будем расстраиваться по этому поводу, да? Мы сейчас просто устроим небольшой опросик…

Понятно. Опять у нее какой-то темы в разработках нет.

Народ, вконец отупев от предыдущих двух пар, пытался развеяться, каждый по-своему. Иридка, темная по металлу, старательно сдувала у Олега Ярославовича легендоведение. Сам Олег Ярославович, как старший в группе, еще с первой пары вылез на смартфоне на форум знакомств и теперь активно пытался наладить личную жизнь. Серафим сзади, как уже было указано, измышлял проклятия для раздолбайского руководства. Его сосед Ян, тоже темный, пытался перекинуть конспект в металлический и обратно. Первая трансформация удалась, вторая же не заладилась, и теперь вместе с проклятиями с задней парты доносились задумчивые ругательства.

Я же, наплевав на первую парту, с увлечением расписывала своей соседке свою миссию в составе Равновесной Дружины полгода назад. Примерно в десятый раз, но Алиса явно предпочитала мой рассказ весенним разливам речи Домны Доминиковны.

− …и потом… нет, подожди, сначала там еще был эпизод с розовым маслом и ареной, я же тебе говорила, и только после этого мы…

− Слушай, я так и не поняла, что там у вас делал этот… как его, Эдрус? Который шут.

− Эдмус. По-моему, он это сам не понял. Все говорил, что его к нам по ошибке запулили, а проявил он себя разве что в бою с гарпиями, да вот еще Герема чуть насмерть не уболтал…

− Это который чуть у Йехара меч не выманил, а потом вы у него сандалии отобрали?

− Этот самый. Ну так вот, если уж мы про встречу со сфинском, то…

− Вересьева! — долетел до меня в этот момент оптимистический зов нашей преподши. — Олечка Вересьева! Где ты?

− Здесь я, − мрачно сказала я с места и почувствовала, как сейчас меня будут макать…не знаю, во что конкретно, но во что-то неприятное. Последние полгода все мои преподаватели именно этим и занимались. Что не мешало мне при случае смотреть на них с торжеством, обозначающим: «А вот я была в Дружине, а вас туда не позвали. А вот я спасала мир, ну, не наш и не сам мир, а равновесие в нем, а вы не спасали. Поэтому не надо говорить, что у меня завышенная самооценка!»

− Я только хотела спросить вас, Олечка, не расскажете ли вы нам, что вы знаете о сиамах.

И пустила мне солнечного зайчика в лицо своими зубами. Интересно, а она-то что-нибудь о них может рассказать?

Лично у меня — что-то на краю сознания, потому что вопрос из материала прошлого семестра, кто ж такое помнит?

− Сиамы, или соединенные магические сущности… − начала я, дико блуждая взглядом по аудитории в поисках вдохновения. Картины с изображениями жезлов, темных оракулов, плюс одна — с изображением физиономии вампира, не вдохновляли. Особенно последняя, поскольку кто-то уже успел приколдовать вампиру металлические усы. — В общем, это как бы наемники… ну, там, из потустороннего мира. Их вызывает сильный темный маг… они все вроде как близнецы… и… и в нашем мире их не было. Но не совсем, а просто долго. Вот. Э-э-э…

Многозначительный вид с мычанием в совокупности не помог. Глазки Домны со слипшимися от туши ресницами ласково засияли.

− Все?

− Нет, — ответила я. — М-м…

Сесть, что ли, и помедитировать, раз уже начала мычать?

− А количество сиамов и их принадлежность к стихиям?

Ну. Нашла, чем урыть. Ладно, где там моя логика, если она вообще есть? Раз наемники — стало быть, должны быть сильными магами и на каждый случай иметь ответ.

− Пять. Пять сильных темных магов, охватывают пять основных стихий.

И судя по тому, что ее подбородок ходуном ходит от торжества — а вопрос-то был с подвохом…

− Кто может дополнить и исправить ошибки?

Я вперилась в Домну полным искреннего презрения взглядом − мол, а кто ты еси такая, а вот мы ученики бывалые. Доминиковна в ответ скривила брюзгливую мину. Наши чувства были всегда построены на исключительной взаимности.

Сзади тем временем раздалось шуршание, и методичный девичий голос произнес:

− Сиамов может вызвать любой сильный маг, вне зависимости от стихии и стороны. Он дает им задание и наделяет телами. Сиамов всегда шесть. Пятеро представляют собой пять основных стихий. Шестой принимает в себя остатки силы собратьев, если они убиты. Таким образом, если устранить пятерых сиамов, остается еще маг-универсал.

Я почувствовала, как по лицам всех — что темных, что светлых — пошла судорога омерзения. Выступала Крыска — Лариску Остапенко у нас иначе не называли. Во-первых, она и правда была самой мелкой, во-вторых, до боли любила вылезать изо всех щелей, например, читать по конспекту с задней парты, зато вдумчивым голосом. Пережитки школьного образования…

− Сиамы не знают разницы между добром и злом. Они выполняют задание. Правда, при этом не считаются с жертвами. После выполнения миссии сиамы…

Но тут Ян, собрав в кулак всю свою волю, перекинул конспект Лариски в чистый металл, и чтение смолкло. Позади себя я разобрала удовлетворенный вздох, а с последней парты донеслось тихое клятвенное обещание «зарыть в землю».

Вообще, она может. Это как раз по ее стихии.

− Спасибо, Лариса, − с праздничным видом произнесла Домна. — Олечка, я разочарована. Конечно, с теми событиями, которые имели место полгода назад, вы могли решить, что продолжать обучение вам совсем не надо…

Ну. Сейчас я скажу «абра-кадабра», и мысленно щелкну хвостом. И на кого-то хлынет поток воды во-он из-под того крана.

К Игнатскому меня все равно не вызовут, дел у него нет, только с учениками разбираться…

− Ну, хорошо, еще вопросик… Может, для вас это будет легче, правда? Этот темный маг упоминается во многих легендах и пророчествах. Согласно им, он будет обладать такой силой, что перевернет равновесие ко тьме не в одном нашем, а сразу во всех мирах. Упоминается также, что он сможет при желании путешествовать по мирам. Приход его будет считаться началом финального противостояния между Хаосом и Гармонией, между тьмой и светом…

Убью за пафос. Честное слово. Нет сил моих!

− …кроме того, очень странная стихия. Не назовете ли нам самый распространенный его титул по прорицаниям и легендам?

До меня донесся смутный гром отпадающих челюстей остальных и звонкий лязг металлического конспекта с последней парты — Крыску так просто не проймешь.

Ничего. Опять же, логику подключаем. Темный, значит, великий маг. Титул. Что, не угадаю, что ли? И ведь слышала же, точно слышала…

− Э-э, Властитель Тьмы?

Нет…

− Хозяин Мрака? — я окончательно поняла, что надо мной издеваются и начала платить той же монетой. − Черный Властелин? Его Темнейшество? Чёрный Дембель? А помощь зала можно?

Домна тяжко вздохнула и милостиво кивнула. Остальные сходу подключились к забаве.

− Темный Лорд?

− Ирида, отвянь со своим Порри Гаттером! Черный Герцог?

− Главнокомандующий Мрака!

− Да не, там стихия какая-то необычная…

− А чистая тьма тебе обычная стихия?

− Миньон Тьмы?

− Господин Сумрака?

И даже с последней парты донесся после лязга неуверенный вяк про «Владельца Темноты».

Домна озадаченно подождала, пока синонимы не начнут повторяться.

− Неужели никто не знает? — поинтересовалась она, наконец начиная расплываться в счастливой улыбке. Этот процесс остановился примерно наполовину, когда она услышала очередную версию:

− Повелитель Тени.

Вот только голос донесся не с одного из мест, а от двери.

И мне был очень даже знаком этот голос. И тип, который сейчас стоял у входа в аудиторию, мне был знаком тоже. Мешковатая одежда, курчавые волосы и нервное худое лицо — темный алхимик Веслав за полгода решительно не изменился. Ну, может, немного загорел, а то раньше он напоминал бледную немочь, несмотря на брюнетистый свой вид.

− Или Наследник Теней, − невозмутимо продолжил Веслав. — Но в принципе, все названия, прозвучавшие здесь, верны. Просто менее распространены. Здрасьте.

Домна расплылась в недоверчивой улыбке, как бы говоря «Ой, кто это к нам явилось!» С соседних пар послышались смешки. Веслава из-за его дурацкого вида вечно принимали несерьезно.

Мы с Алисой не смеялись. У нас был немой диалог другого рода: ее взгляд был вопросительным — неужели это тот самый… Мой — мрачно утвердительным: ага, тот, и я даже почти догадываюсь, зачем он здесь. И не смейся. Ты же хочешь жить долго и счастливо?

− Совершенно верно, молодой человек, — восторженно начала Домна, и ее улыбка тут же вызвала у алхимика нервный тик. — А могу я узнать…

− За Ольгой.

О как — и по имени. Хотя он же не знает моей фамилии, как-то не пришлось… да, впрочем, и я его не знаю. Хихиканье сзади стало громче. Я поднялась за партой и почувствовала, что глупо краснею.

− Твой молодой человек, Оля? − со злорадным добродушием переспросила Домна, оглядывая бомжеватый наряд алхимика. — Почему ты не хочешь его представить?

Кто-то хихикнул уже в полный голос. Тревожные глаза Веслава в секунду нашли за моей спиной этого безумца. Веко алхимика задергалось сильнее.

− Познакомимся − Веслав, магистр алхимии, − свистящий шепот мгновенно перекрыл все веселье. — И я бы посоветовал некоторым личностям если не извиниться, то хоть помолчать. Дальнейшие глупости в мой адрес будут нежелательны.

Образцовая тишина. Имена всех призывников Дружины заучивались наизусть, разве что Алиска могла что-то коверкать.

Про бешеный темперамент Веслава тоже слышали многие, если не все.

− Идешь? — это уже было обращено ко мне. Я сгребла с парты в сумочку ручку и пустую тетрадь и сделала шаг к двери.

− Вересьева находится на занятии!

А-а. Про Домну-то я и забыла.

− Я не могу ее отпустить без непосредственного разрешения…

− Можете, — успокоил Веслав. — Ольга, не копайся!

− Молодой человек! — заголосила Домна уже за моей спиной и при полном ужасе молчания аудитории. — Ваше поведение…

Веслав сверкнул на нее глазами — тем, что дергался и нормальным — и коротко кивнул мне на дверь. Сам вышел следом и плотно дверь прикрыл. Потом прислушался.

Минуло несколько секунд, и из-за стены донесся взрыв невменяемого смеха. Потом еще один и еще.

− Что на этот раз? — поинтересовалась я устало.

Алхимик спрятал в карман какой-то пузырек.

− Как знал, что пригодится, − хмыкнул он. — Эликсир раскрепощения. Четыре капли на помещение в шестьдесят квадратов.

− Аудитория же меньше, − неуверенно сказала я, прикинув площадь.

− Веселая их ждет неделька. Я не за этим.

Я прислушалась к развеселым воплям из аудитории и посочувствовала Алиске. Впрочем, переубеждать алхимика — все равно дело бесполезное. Тем более что сейчас-то его не держат правила Дружины, так что он и мне за шиворот чего-нибудь подсыплет или накапает за милую душу.

− А что ж — неужели соскучился?

Веко у Веслава дергаться перестало, но задергался уголок и без того странно скривленного рта.

− Я забыл, как ты любишь говорить глупости. А теперь пошли.

− Куда?

− Есть дело, если до тебя еще не дошло. Нужно кое-кого найти.

− И при чем тут я?

Все. Запутанные, но значимые родственные связи алхимика (по слухам, там значились итальянцы, ирландцы, кавказцы и еще масса кого, что и породило такой чудовищный сплав) начали всплывать на поверхность.

− Да при том, что я не знаю, что где в этом чертовом городе! — гаркнул он так, что в аудитории на миг примолкло веселье. — Да при том, что… как вы в нем сами что-то находите?! Ну, идешь?

И двинулся по коридору, раздраженно припрыгивая на ходу. Мой ответ, видимо, разумелся сам собой.

− Почему я-то? — спросила я обиженно, нагоняя его. — Темный Отдел за углом — неужели ты не…

− Х-ха! — уничижительно раздалось в ответ.

А-а, ну-ну. Стоит только вспомнить, как к Веславу относятся темные…

Хорошо, попробуем еще раз.

− А с чего это мне с тобой идти?

− А догадайся с двух раз.

− Чтобы ты меня не…

− Умница.

Он вдарил ногой по двери-переходнику и двинулся по коридорам Темной Канцелярии. По нашим коридорам дойти было быстрее, но алхимику почему-то не захотелось.

Попадавшиеся навстречу стихийники «мести» поглядывали кто с неприязнью, кто с опаской. На Веслава, я имею в виду, мне так кое-кто даже кивал. Кстати, опасливых взглядов было все же больше. На неприязнь к самому молодому магистру алхимии осмеливались далеко не все.

− Ладно, выкладывай. Кого тебе надо найти?

− До улицы подождать не можешь? — тут же вызверились на меня. — Ладно. Одного из наших — Данилу Енисеева.

− Кто таков?

− Полный придурок.

Желания идти куда-то с Веславом у меня становилось все меньше.

− Ну, а развивая эту мысль?

Навстречу попалась секретарь дирекции Темных Зося. Приветственно пискнула что-то мне, увидела Веслава и чуть ли в стену не вплавилась. Алхимик не обратил на нее внимания, он как раз убивал меня взглядом за излишнее любопытство.

− Да пожалуйста. Элементарный обкуренный лузер, сидит себе дома день-деньской и пытается переложить свои прорицания в стихи. От результатов этих попыток дохнут мухи и переворачиваются в гробах не только классики, а и заядлые графоманы, теперь картину составила?

− Прорицания? — насторожилась я. — Так он, значит…?

− Угу, оракул. Это он так себя называет, − Веслав засмеялся резким принужденным смехом. — Но с Канцелярией он не сотрудничает, а тут его всерьез не принимают.

Мы вышли на улицу, и Веслав осмотрелся по сторонам, обронив пару слов о людях, которые возводят города-монстры.

− И где живет прорицатель? — уныло вопросила я.

− На какой-то Помойке, − равнодушно отозвался Веслав. — Ну и тупые у вас тут названия рек…

− Мойка, − поправила я, поворачивая в сторону ближайшей станции метро.

− Особой разницы нет.

− И зачем же, если не секрет, тебе понадобился этот прорицатель, да так, что ты и меня к нему тащишь?

Реакция не подвела: я шарахнулась в сторону тут же, как Веслав сунул руку в карман. За что и получила раздраженный взгляд:

− Чего дергаешься?

А как вы думаете, господин отравитель…

Однако вместо пузырьков или мешочков алхимик держал в руке измятый конверт. Тот выглядел так, словно ему пришлось кочевать по разным почтам лет десять, а потом еще двадцать — пылиться на не слишком стерильном столе.

− Два дня назад получил от Данилы, − пояснил Весл, вытаскивая из конверта такого же вида листок и подавая мне.

Я послушно всмотрелась в изломанные строчки. Те шли в самых разных направлениях и под разными углами, причем, слова загибались в немыслимые стороны. Какое-то время мне понадобилось понять, что письмо содержит только одну фразу, повторенную несколько десятков раз. Еще с минуту я на ходу расшифровывала необыкновенно мерзкий почерк — и наконец прочла:

Врата откроются не раз

О каких Вратах речь — я сообразила уже гораздо быстрее.

Глава 2. Когда пророчества не к месту
Не знаю, откуда у Веслава взялось терпение, но он стоически вынес вереницу бессмысленных звуков, которую я выдала на максимуме эмоций. Еще бровь этак вскинул и состроил глумливую гримасу.

− И почему меня называют темпераментным?

− Афх… пм… ё-ё-ё… дык!!

− Направление можешь просто рукой указать. Где искать эту речку?

Я послушно указала, и по неизвестной причине этот жест включил в моем мозгу центр речи.

− Веслав… стой… погоди… послушай. Ты же не думаешь, нет? Ну, ты же не думаешь? — я заглянула в его глаза, приложила минимум логических усилий и сделала невеселый вывод. — Нет, ты уверен.

Веслав издал непонятный звук, который долженствовал обозначать согласие. Он отобрал у меня письмо и смятый конверт и теперь запасливо засовывал их в карман. Конверт почему-то влезать не хотел. Видимо, у него составилось преотвратное мнение о карманах алхимика.

− Но почему?! — взвыла я, поражая даже нелюбопытных питерских прохожих. — Почему ты…

− …думаю, что это Арка? Потому что письмо пришло на мое имя. И я по жизни нечасто сталкивался с воротами, дверями, проходами… которые открываются единожды.

Я почувствовала, что у меня начинает дергаться глаз. А говорят — тик не заразен…

− Да ведь это даже не чушь, а чухня!

− Прошу прощения?

− Фигня полная! Равновесная Арка открывается не чаще, чем раз в сотню лет! И чтобы вот так в один мир…

Веслав благоразумно пропустил парочку сердитых пенсионеров и только потом проявил свои способности к шипению.

− Не держи меня за идиота, сделай милость! Если бы Арка открывалась через полчаса — как думаешь, я понесся бы в Питер посередь сезона заготовки?!

− Прошу прощения? — удивилась теперь я.

− Заготовка трав, − Веслав раздраженно махнул рукой. — Самый пик. Как раз собирался в турне по стране, сам не знаю, чего меня дернуло на почту зайти. Угу, съездил…

Взгляд его и мрачная физиономия в равной мере доказывали, насколько он предпочитает дремучие леса питерским колодцам.

− Значит, там и было письмо… а давно оно пришло?

Вновь сеанс разъяренного шипения:

− Мне-то откуда знать?!

Способ выражения мыслей оставил меня целиком равнодушной. После Дружины меня этим трудно было удивить.

− Напоил бы почтовиков какой-нибудь дрянью — глядишь бы и вспомнили, − и поспешно добавила, пресекая лекцию по алхимии: − Штамп на конверте смотрел?

− На них ставят штампы? — заинтересовался Веслав и тут же погрозил мне кулаком: − Не надо таких взглядов. Что мне — делать нечего, как запоминать или рассматривать… чего надо?

Этими словами он ознаменовал мою протянутую руку.

− Давай конверт.

Осмотр штампа показал, что письмо пришло на имя Веслава больше полугода назад.

− То есть, как раз когда я вместе с четырьмя ненормальными личностями изучал адаптированную греческую мифологию.

Веслав имел в виду отнюдь не научные исследования легенд. Витиеватое выражение обозначало Дружину с ее миссией.

− Час от часу не легче… и ты говорил, он придурок?

Веслав тоскливо хмыкнул. Мы как раз зашли в метро, и он с выражением крайней враждебности остановил свой взгляд на терминалах.

− А пешком дойти было нельзя?

Было можно. И даже, я бы сказала, было бы проще, потому что за время, которое я убила на уговоры алхимика спуститься в метро, мы уже преодолели бы половину пути.

− И без разговоров, − предупредил меня Веслав, делая шаг на эскалатор. — В метро у меня обостряется желание убивать.

Как это обычно бывало с ним − он не шутил и не угрожал, он информировал. Разговор продолжился только после выхода на поверхность.

− Так, может, и не стоило искать его, раз он такой весь… ведь он может это письмо просто не вспомнить?

− Может. И поверь мне, если бы в письме речь шла о предсказании Третьей Мировой, ну, или выборов, или очередного кризиса — я бы не шелохнулся. Но поскольку речь там об Арке…

− Это тоже как раз неизвестно.

− Нарываешься, светлая. И скоро нарвешься. Мы же, кажется, договорились, что я не по вратам специализируюсь. Сейчас скажешь, что письмо он мне по ошибке прислал?

Здесь он поймал мой аргумент, так что я замолчала и остановилась.

− Что еще?! — рявкнул налетевший на меня алхимик. Я молча указала ему на номер дома.

− Еще — уже…

Звонить пришлось долго и мучительно. Сначала в домофон, потом почему-то в удивительно обшарпанную дверь. Питерские контрасты всегда меня убивали: живет же человек в центре города, а на дверь нормальную не хватает. Можно поспорить, что и квартира будет из себя представлять не царские хоромы.

Прорицатель поразил меня меланхолически вытянутой физиономией, оттопыренными ушами и поэтической задумчивостью в глазах. На вид ему было вряд ли больше тридцати, и выглядывал он из бесспорно женского халата с котятами.

А Веслав, вроде, был прав с рекомендацией…

− Весл, − протянул оракул, слабо улыбаясь. — Ты мне мысль сбил.

− Возражаю, − сухо сказал Веслав, протягивая руку. — Мыслить ты не умел никогда.

− Тогда рифму.

− Сочинять ты умеешь еще меньше. Знакомься — Оля.

− Светлая, − констатировал прорицатель, с умилением глядя на меня сверху вниз. Замечательную картину мы являли, при его росте как минимум два метра десять и моем — метр и пятьдесят шесть.

− Имеете что-то против?

Прорицатель согнулся, почти сложился пополам, взял мою руку и галантно поднес к губам.

− Совсем наоборот. И к слову, я не вижу обручального кольца — можно заключить, что…

− Данила, − отрубил алхимик. — Я понимаю, что ты тормоз, но включи думалку, сколько есть! И заканчивай держать нас на площадке.

− А я думал, вы догадаетесь пройти… − с невиннейшим видом отозвался прорицатель, посторонившись и только теперь открывая нам дорогу в квартиру. — Вот, прошу в мою скромную обитель.

«Почти как Йехар выражается», − с невольной ностальгией подумалось мне.

− Йехар быстрее думал, − неизвестно как прочитав мои мысли, шепотом отозвался Веслав.

− Сюда… − тем временем говорил прорицатель, показывая нам дорогу по коридору. — Вот прямо сюда…

Шел он как жираф: медленно переставляя ноги, но делая замечательной длины шаги, так что тело как бы плыло по воздуху. Шеей он тоже раскачивал как-то по-жирафьи.

− У нас с Веславом очень своеобразные отношения, − вещал оракул, проводя нас в комнату, доверху заваленную бумагами, посреди которых сиротливо примостились на столе чашка кофе и лампа. — Вот это моя творческая мастерская… хотя алхимик бы сказал — лаборатория, так, Веслав? Как там у тебя дела с Коалицией?

− Никак, — поморщился Веслав, пытаясь разгрести себе место на чем-то, что оказалось заваленным бумагами стулом. — С их стороны больше никаких поползновений. Мне они тоже как-то не нужны…

− Это вы про Коалицию Алхимиков говорите? — прозрела я наконец. — А что там за дела, ты же в ней состоишь, Весл?

− Состоял. Достаточно долго. Но они со своими бумажками — черт бы драл этих бюрократов! — тормозили мои исследования… Так что года три назад мы развязались.

− Тебя исключили? — удивилась я, оставляя попытки сгрузить тонны макулатуры со второго стула.

− Нет, конечно. Я сам заявил о своем уходе.

Оракул, который уже устроился за своим столом, плавно захихикал.

− Да уж, заявил он как следует, будьте спокойны… Судя по тому, что до меня дошло — таких сильных выражений на собрании Коалиции уже лет двести не слыхали, после суда в 1798 над Романцовым за эликсир сквернословия, я имею в виду допрос пострадавших… Ну, а твой прощальный сюрприз — этому вообще жить в веках.

− Ну… встряхнул немного, − поджал губы Веслав. — Им давно пора.

− А что ты сделал?

− Распылил перед уходом интересненькую эссенцию, − мечтательно сообщил Данила, потирая руки. — «Бестиавенун», я правильно запомнил? А в простонародье — «озверин».

− Высвобождает животную сущность человека, − проворчал Веслав, рассматривая на свет какой-то лист. — Слышала легенду, что каждому человеку соответствует животное? Я ее реализовал. Но не я виноват, что у председателя заседания оказалась сущность бабуина! И не мое дело, что это был агрессивный бабуин, и уж брачными периодами человекообразных я точно никогда не интересовался и не собираюсь впредь!

Я сообразила, что только что услышала причину выхода председателя Коалиции на пенсию (а у нас-то все удивлялись — мол, не старый, ста еще нет, а решил в отшельники податься), и меня невольно согнуло пополам от смеха.

− Ладно, − отрывисто сказал Веслав и наконец сел. — Как понимаешь, мы по делу к тебе.

Поэт-оракул тут же засветился изнутри неярким, но ласковым светом.

− О, да-а…я это понял сразу, как тебя увидел! Тебе понадобилась моя профессиональная помощь? Ты не будешь разочарован: увидишь, я столько всего достиг… − тут он принялся рыться в бумагах, заполонивших стол. — Недавно освоил четырехстопный анапест, мне не давался этот размер… количество пиррихиев сведено к минимуму, ну, правда приходится кое-какие детали из прорицаний выбрасывать… ничего! Иду вперед такими шагами, а вот посмотри, это насчет Небироса, гекзаметром как-то вдруг пришлось…

− Еще слово про гекзаметр — буду травить, — предупредил Веслав, нервно вскакивая на ноги. — И никаких упоминаний мифов, прелестных дриад, муз, Пегаса…

Поэт надул губки, но тут же улыбнулся и откинулся на спинку кресла.

− Ах, ну да… как же, это по поводу твоей миссии, очевидно? Ходили слухи, что ты призван в Дружину, но мне как-то и не верилось… а может, ты поделишься со мной? Очень способствует творческому вдохновению, и, ты знаешь… может дать материал для прорицаний.

− Это успеется, − я заметила, что у Веслава начал подергиваться уголок губ. — Насчет Дружины — да, я был в нее призван. Оля, кстати, тоже, так что, если хочешь, тебе обо всем она расскажет. Спрашивать нужно у тех, кто получает от этого удовольствие.

Оракул расцвел окончательно, а я попыталась убить Веслава взглядом. И как, скажите на милость, заметил? И когда заметил-то, мы ж с ним полгода не виделись! И… что, обязательно было это озвучивать?!

− Так вот, мне нужно, чтобы ты объяснил одно свое предсказание, − тут алхимик встал и протянул Даниле по отдельности конверт и письмо.

− Это разве мое? — слегка удивился тот, но конверт взял и рассмотрел. Потом обрадовался: − Мой почерк!

Повертел в руках и задумчиво уставился на включенную (шторы в комнате были плотно закрыты) лампу. Достал тонкую сигарету и закурил. Запахло из облака дыма как-то необычно. У меня заслезились глаза, я отвернулась и тут же встретилась взглядом с очередным листком. Стихотворение на нем было построено в форме пирамиды, а стиль сильно напоминал «Муху-Цокотуху» Чуковского.

− Послушай, Веслав… − донесся из того же облака неуверенный голос поэта. — Я что-то не помню, чтобы я это писал.

Алхимик отозвался на это с иронией:

− Ты меня почему-то не удивил. Но почерк все-таки твой?

− Похоже…

− Конкретнее!

− Ну, да…

− Еще конкретнее!

− Уверен на девяносто восемь процентов.

Веслав сделал жест, который обозначал: погрешность его устраивает.

− Письмо отправлено полгода назад, судя по штампу, − вставила я.

− Полгода? — переспросил оракул, рассеянно крутя в пальцах исписанный листок. — Тем более не помню, потому что в этот период у меня было увлечение акростихами. Так интересно, знаете ли, вписывать прорицания в геометрические фигуры и даже…

Тут он остановил свой творческий экстаз и посмотрел сначала на мое сочувственное лицо, потом на задумчивого алхимика в кресле.

− Друг мой, — со вздохом выдал тот. Такое начало заставило оракула очень нервно затянуться сигаретой, − ты даже не представляешь себе, насколько это прорицание для меня важно. Так что прошу тебя, постарайся о нем что-нибудь вспомнить, потому что иначе мне придется обратиться к своей специальности.

Оракул вдруг утратил свою лирическую тормознутость и задрожал щеками обиженно.

− Ты этого не сделаешь.

Веслав оставил эту глупость без комментариев.

− Модификации сыворотки правды тут не помогут, это я уже понял, − продолжил он, − ты же не лжешь, ты не помнишь. Но есть один такой эликсирец… Латинское название − «Memoria tenax», «твердая память». Немного неточно, поскольку проясняется лишь нужный алхимику участок памяти вопрошаемого. Зато то, что происходит с остальным мозгом уже через час, внушает сочувствие. Под конец память стирается начисто, и человека приходится обучать ходить, есть, говорить…

Оракул сглотнул и попытался улыбнуться.

− Говорили мне не водить дружбу с алхимиком. Там, еще, вроде, была такая фраза: «Если ему будет нужно — предаст тебя без малейших раздумий».

Он смотрел на меня и, кажется, искал поддержки, но я на время выпала из беседы после этой фразы. Полгода назад я почти слово в слово слышала ее от Йехара.

− Ну да, алхимики — они такие, — серьезно подтвердил Веслав. — Так думать будешь или… стимулировать?

− После твоих угроз думать вообще невозможно, — пробормотал оракул и опять уставился на листок. — Полгода назад я таким не занимался. Но почерк мой…

− Правда? — спохватилась я и помахала листком, который сам собой попался под руку. Стихотворные строки на нем (что-то о падении колосса, осиянного звездами) были выписаны аккуратным почерком, ничего общего с каракулями на листке не имеющим.

− Ну да, − отмахнулся Данила. — Это мой трансовый почерк. То есть, я прорицания вслух не произношу, записываю. Сначала в той форме, в которой они ко мне приходят, а затем даю волю своей творческой фантазии, и…

− Это, значит, так и пришло? — резко перебил Веслав.

− Ну, значит, так…

− Есть вообще гарантии, что прорицание настоящее и может сбыться?

Предсказатель, как видно, уже забыл об его угрозах, расплылся в довольной улыбке и промурлыкал:

− Весл, ты задаешь детские вопросы… Ну, кто тебе даст гарантию? Любое прорицание — это всего лишь возможность, вероятность, которая зависит от сотни условий. И если хотя бы одно будет неверно выполнено…

− А еще я помню, что бывают истинные пророчества, редко, но бывают, и вот эти сбываются, может не всегда стопроцентно, но как минимум наполовину, так?

Мысленно я согласилась с Веславом. Курс лекций по истории пророчеств и прорицателей был у нас короток, а курс практики — и того короче, но про истинные пророчества я запомнила.

Оракул продолжал с интересом вглядываться в страничку.

− «Врата откроются не раз», гм, интересно… − бормотал он. − Четырехстопный ямб, определенно, с мужской рифмой, жаль, нет схемы рифмовки, ну, да, теперь припоминаю. Было кое-что по этому поводу, но я этим заниматься не стал. Разумеется, попытался переложить пророчество в стихи, но получилось так путано и туманно, да еще ямбом, а я ведь говорил о своих предпочтениях на тот период…

Веслав хищно подобрался в кресле и напрягся, как перед прыжком.

− Оно еще у тебя?

− Ну… я его разорвал, − развел руками горе-предсказатель. По лицу алхимика мне даже показалось, что сейчас он станет экс-предсказателем. Видно, Данила тоже это просек, поскольку быстро добавил: − Но обрывки у меня остались. Ты же меня знаешь, я ничего не жгу и не выбрасываю.

Информация была лишней. По состоянию его комнаты это и так было видно лучше некуда.

− Вот только где это было… − добавил оракул, жалобно обозревая плоды своих литературных трудов.

Легко понять, что последовали раскопки. В них деятельно участвовали Данила и я.

− Посмотрите на том стуле, − просил он, указывая стул, − если увидите какие-нибудь обрывочки — скажите… Если попадется про Третью Атомную — отгребите в сторонку…

Алхимик в поисках не участвовал. Он сидел в кресле и барабанил по подлокотнику пальцами, показывая, что его терпение вот-вот закончится. Глаза ни на секунду не оставались неподвижными, оглядывая комнату. Несколько раз, когда звучал мой возглас «Ой, тут что-то обрывками!» − Веслав порывался вскочить, но тревога каждый раз оказывалась ложной.

− Ага! — прохрипел Данила, выныривая из-под шкафа и помахивая какими-то кусочками бумаги. — Ну вот, я же говорил. На, держи.

Веслав выхватил из его рук обрывки, прошел к столу и разложил все под лампой. Я встала на цыпочки, чтобы заглянуть ему через плечо.

Рвал поэт удачно. Кое-где попадались целые строки, где-то они были порваны пополам, но их легко можно было восстановить. В целом, то, что лежало перед нами, представляло примерно такую мешанину:

Коль ляжет на весы твой мир —

Но явит лик Чума Миров.

Бескрылый — крылья обретет.

Убийство, что миры страшит —

И цвет, убийственный для них.

Из света — мрак, из мрака — свет

Сшибется с черным миром рать.

Понятен Пятерых пр

Неверье выход породит.

Одна судьба на пятерых

Арена боя ждет шута,

Сонм четырех клинков свершит.

Кровавый камень — ей покров,

А смерть вернуть поможет жизнь.

Разбит искрящийся клинок,

Ищи чудесный эликсир.

Не раз откроются Врата,

Венец кровавый даст ответ.

Отнимет сердце жизни высь,

Табу завесу тьмы сметет.

Коль шестерых ужасен вид —

За смертью — смерть у дамских ног,

Им счет неполный — дважды пять.

И с моей точки зрения это было полным бредом. Ну, правда, бесталанность изложения тянула на «Оскар», а выспренний стиль и вовсе заслуживал отдельных аплодисментов. А вот Веслава прорицание заинтересовало: он быстро сгреб обрывки со стола и сунул в карман. Потом повернулся к оракулу.

− Ладно, прощаемся.

− Что — уже… — вяло начал Данила.

− Я — да. Она — как хочет. Не исключаю, что захочет остаться и послушать твои стихи.

Я увидела, как просияло надеждой лицо непризнанного поэта, и быстренько заверила, что тоже спешу.

− Но вы хоть заходите, − вежливо пригласил Данила, провожая нас до дверей. И мне показалось, что приглашение относилось не к Веславу. Но ответил он.

− Зайду еще. Тем более что за мной теперь должок. В хорошем смысле.

Это оракула приободрило, так что он даже помахал нам, пока мы шли по лестнице.

− Ну… − начала я, когда мы оказались на улице. Алхимик в ответ недоуменно выругался.

— Совсем забыл, где мы. Каждый раз, как тут бываю, удивляюсь.

Что? То есть, он здесь уже был? И почему тогда он вытащил меня с занятий?

Но Веслав не дал задать очередной вопрос, предупредив его встречным:

− Что тебе «ну»? Ты сама-то что думаешь?

Меня так и подмывало сказать правду, но я решила хоть раз в жизни притвориться умным человеком.

− Ну, я даже не зна-аю… Наводит на размышления.

Уголок губ Веслава привычно зашелся в нервном тике.

− Это ты точно сказала. Особенно некоторые фразы.

− Это ты насчет пятерых, что ли? Как там было…

− «Одна судьба на пятерых», − сказал Веслав, подошел к перилам над рекой и с силой треснул по ним кулаком: − Хаос! Насколько легче было бы, если бы не Данила со своим извращенным чувством поэзии, ведь поручиться же можно, что все переиначил! Но, если прорицание идет по хронологии — а я на это надеюсь — это первая строчка. Дальше можно следовать рифме, и, хотя я не разбираюсь во всей этой дряни, думаю, вторая звучит так: «И цвет, убийственный для них».

Готово. Перешел, стало быть, в логическое состояние. Это хорошо, так меньше возможностей попасть под горячую руку, главное рассуждений не прерывать. Но все-таки — он что, уже запомнил все эти бессмысленные строчки наизусть?

− Алхимик должен с одного прочтения запоминать формулу эликсира на полторы страницы, − мимоходом пояснил Веслав, напряженно глядя в воду. — Да не читаю я твои мысли, просто перестань так пялиться на мой карман.

− Забыли, − решилась я. — Про одну судьбу на пятерых — это, стало быть, Арка и Дружина. Похоже на третье правило, так? «Пять звеньев неразрывны».

Веслав поощрил меня удивленным, но, в общем, положительным кивком.

− Насчет убийственного цвета не знаю… думаешь, серый? И то, что Серой Дружины не было никогда…

− И то, что этот цвет считается опасным для Дружины.

− Не такой уж, − возразила я, − мы же живы, вроде, и не провалились.

Веслав не ответил, но как-то помрачнел с лица. Какое-то время созерцал туристический катер, потом махнул рукой и быстро пошел прочь от Мойки.

Уговорить его на метро во второй раз, кажется, не удастся.

− Ну ладно, а что дальше? — поинтересовалась я, пытаясь выдержать его темп. Как невысокий алхимик умудрялся идти с такой скоростью и так огибать прохожих — оставалось диву даваться.

− Дальше я тебе кто? Тоже оракул? — огрызнулся Веслав и сунул руки в карманы. — Фраза насчет сердца тебе ни о чем не напомнила?

Напомнила так, что сразу же захотелось спрятаться. Воспоминание о Сердце Крона наполнило грудь подозрительным холодком. Вспомнилась дочь богини обмана, ее невероятно добрая улыбка, парализующая тяжесть в груди, замирающие удары моего пульса…

− Так что там насчет сердца?

Я не узнала своего голоса, но Веслав все списал на одышку после прогулки с ним в компании.

− «Отнимет сердце жизни высь».

− Напомнило, − тут же созналась я, − если сделать скидку на неточности: Сердце Крона отнимало не жизни, а бессмертные сущности.

− Ага, как же, а ты просто так решила прогуляться до того света и по чистой случайности отложила прогулку — или тебе состряпать что-нибудь такое для памяти? А скидку тут скорее на Данилу делать нужно. Этот рифмоплет…

Я поняла, что сейчас последует взрыв, и я окажусь в его эпицентре. И приняла необходимые меры:

− А… гм, там ничего по рифме не подходит?

Веслав зыркнул злобно, но комментировать не стал.

− «А смерть вернуть поможет жизнь».

За что Питер люблю — говори себе на улице, о чем хочешь, никто не то, что не удивится — и прислушаться не подумает! И это несмотря на то, что мы теперь выскочили на Невский.

− Тут в принципе можно согласиться: когда Атея умерла — к богам вернулось бессмертие. Хотя фраза достаточно общая.

− Настолько, что ее можно толковать двояко, − отозвался Веслав. — «Смерть», «поможет» − не знаю как ты, а я сразу Тано вспомнил.

−Да, как-то гладко получается… Значит, выходит такая поэзия:

Одна судьба на пятерых —

И цвет убийственный для них.

Отнимет сердце жизни высь,

А смерть вернуть поможет жизнь

− и что-то эта поэзия уж очень точно описывает нашу Дружину…

Мне стало не по себе. Не то чтобы я не сталкивалась с пророчествами, еще и как, и даже толковать училась, и про себя такого натолковала… Но это прорицание уж очень было мне не по нраву. И следующий вопрос, который я задала Веславу, мне не нравился тоже:

− А дальше?

− А дальше я не знаю, − и по его тону заключила, что и ему не понравилось отвечать. — Бред какой-то пошел. Проблема в том, что, если мы с тобой выстроили цепь верных рассуждений, и это — описание первой миссии, дальше идет то самое «Не раз откроются Врата».

− «Врата откроются не раз», − порывшись в памяти, поправила я. Что-что, а эта строчка мне врезалась в память.

− У Данилы было иначе. Видно, слова переставил в угоду рифме. Но суть осталась во всей красе… − Веслав замедлил шаг. Я заметила, что уголок губ заплясал с особенным ожесточением. — Пожалуй, придется готовиться ко второму заходу.

Я не выдержала: хихикнула так, что на нас оглянулись несколько прохожих.

− И ты сделал вывод только из этого стишка? Веслав, умоляю, если у тебя нет доказательств…

В ответ он обернулся ко мне и яростно рванул вверх правый рукав ветровки.

Глава 3. Когда слишком много западлов
Я не успела не то что отдышаться — задохнуться от удивления при виде знака Арки на его руке, а события начали нарастать лавинообразно. Сначала полоснула боль по запястью — я потянулась расстегнуть рукав, но не потребовалось даже этого.

Сбоку вдруг повеяло теплом, и Веслав остановился. Медленно, очень медленно я повернула голову и еще успела подумать, что ведь глупо, мы как раз проходим мимо Гостиного двора, и какой будет шум…

Шума не было. Знак Арки — да, был, переливался всеми цветами и символами прямо в одной из витрин, поверх радостного сообщения о мегасупергиперскидках. А вот шума не наблюдалось: люди проходили мимо, не глядя, только, кажется, ускоряя шаг. Пара особенно наглых личностей даже умудрились натолкнуться на нас и возмутиться: мол, застряли посреди прохода. Судя по тому, как эти личности заметались метров через пять, Веслав в долгу не остался.

Все это я отметила малым, не одеревеневшим краем сознания. Остальная его часть все еще не хотела верить, что вот, на руке у меня опять знак высшей индульгенции, и кто знает, в каком мире и как придется его применить…

Но первый мой вопрос был на удивление логичным.

— Веслав, — сказала я тихо, глядя на угасающий знак на витрине. — Ты же у нас вроде как начитанный… Скажи, когда-нибудь, хоть раз, было так, чтобы в Дружину дважды призывали одного и того же?

— Никогда, — выдохнул алхимик. Оттащил меня в сторону с прохода. Добавил немного погодя: — А чтобы дважды призвали двоих — шансы были не то что нулевые, а…

— В минусе.

И потом мы шли по Невскому молча и медленно; наверное, алхимик бы предпочел свой обычный шаг, который лично мне напоминал пешеходные гонки, но я с трудом передвигала ноги, и он почему-то не стал настаивать. Только на ходу купил бутылку воды без газа и пару раз чего-то туда капнул. Потом бутылку протянул мне.

— Пей.

— Что там?

— Сначала антидот — обезвредить хлорку и прочие побочные реактивы. Удивляюсь здешней воде, правда. Потом успокоительное.

Я оттолкнула его руку.

— Не нужно.

— Есть у тебя зеркало — посмотри на себя. И не спорь с доктором. Доктор может обидеться и отравить. Вот так, умница.

Я сделала пару глотков и правда почувствовала себя сносно. Какая-то тетенька с фотоаппаратом и лицом заядлой туристки с интересом косилась на исправленную Веславом водичку. Мы тактично ускорили шаг.

— Значит, поэтому ты так и сорвался? И меня поэтому с занятий выдернул, а не из-за письма?

— Из-за письма тоже, — алхимик с ухмылочкой предложил любопытной тетке водичку, так что она сразу отстала. — Но ты себе представь мое состояние. Собираюсь, понимаешь, на заготовки, и тут… Понятно, сорвался. Плюс письмо это вдруг вылезло в тему. Честно, я сам не хотел верить без дополнительных доказательств…

— А ты не думал, почему это может быть?

Уголок тонких губ опять задергался в нервном тике. Я ждала крика, но Веслав отозвался тихо и серьезно:

— Я себе чуть мозги на этом не вывихнул.

— И ничего на ум не приходит?

— Кроме четвертого правила. Помнится, в прошлый раз мы его тоже поминали, а?

И тоже не с благодарностью, поскольку фактически из-за рокового «Остальное решает Арка» и была собрана самая бездарная в истории миров Дружина нестандартного, к тому же, серого цвета. И, несмотря на то, что тогда не провалились…

Похоже, нас с Веславом эта мысль тюкнула одновременно. Мы повернулись и, нехорошо ежась, посмотрели в сторону Исаакиевского собора.

— Зайдем, помолимся о составе? — шепотом осведомилась я.

— Конечно, я пессимист, — стуча зубами, отозвался бесстрашный алхимик, — но дважды такое западло случиться не может!

* * *

— Нет, я шутки, конечно, ценить умею, но это совсем не смеш… бульк!

— Один есть, — прокомментировала я, пассом вытаскивая первое «западло» на берег.

Не знаю, какие конкретно силы Гармонии приложили руки к созданию Равновесной Арки, но я бы эти руки-то им бы повыдергала… Как, извините, можно объяснить тот факт, что на сей раз Арке взбрело в голову открыться посередь Ладожского?

Не вокзала, правда, а озера. Что проблем не отменяло.

Смешанные патрули Светлой и Темной и Нейтральной Канцелярий замкнули оцепление, отлавливая туристов и зачищая память рыболовам. Постаревшие от новостей начальнички — Игнатский и Макаренко — торчали в десятке метров от нас и допивали успокоительное из той самой бутылки, купленной на Невском. Веслав устроился на песочке и сортировал обрывки с прорицанием Данилы, а мне выпала роль старичка, который тянет к берегу невод. Ну, правда, обошлось без рыболовной снасти, и не так уж далеко открылась от берега Арка, метров семь…

Так ведь и улов на золотую рыбку не претендовал.

— Вот это я понимаю! — заорал улов, отряхиваясь и изучая попутно состояние кожистых крыльев. — Мало, что в тот раз все пошло наперекосяк, нет, надо второй устроить! Как это выражается на местном наречии? Ну-ка…

Вслед за этим на берегу грянул мат, который заставил Игнатского уронить бутылку на ногу Макаренко, а Веслава поднять голову от блокнота и рявкнуть:

— Глуши эмоции!

— Эмоции? — заистерил спирит от возмущения хлопая крыльями. — А-а, мягко сказано! Нет, я понимаю, в тот раз я попал сюда случайно… Сейчас за что, за что сейчас?! Нет, я не против, и мне уже надоело увертываться от кинжалов герцога, но… дык, предупреждать надо!! Никакой вам личной жизни и карьеры, сплошные миссии спасения мира… миров. Волосы впору рвать!

И он впрямь широким жестом порылся в голове и вырвал две волосинки. Потом поднял пару горстей песка и с демонстративным отчаянием побросал вверх. Затем с деловитым видом почесал нос и уселся обсыхать на солнышке.

— А в этом вашем соборе мне понравилось больше, — продолжил Эдмус, шут герцога Цепеока, пытаясь скрыть довольную ухмылку на зеленой физиономии. — Я так заключаю, что вы все в добром здравии, хоть и преотвратном настроении… не спорите? Не спорьте! Еще я заключаю, что вы сами не понимаете, как это случилось… не спорите, да? Не спорьте! И еще я заключаю… — тут он посмотрел на напрягшееся лицо Веслава, схватил примерную силу тика, который больше напоминал судороги, и закончил радостно: — …что если я не заткнусь сию секунду — меня отравят!

— Интересно, это приведет к отмене миссии Дружины? — вполголоса поинтересовалась я.

— Я как раз думал проверить, — отозвался алхимик зловеще, но, прежде чем шут сумел возмутиться таким пренебрежением к своей персоне, из Арки показалось «западло номер два».

Этот призывник не ушел в воду сразу, как Эдмус, а задержался, кончиками пальцев уцепившись за Арку. Предусмотрительность всегда была лучшей чертой Йехара, сочетаясь с такими качествами, как отзывчивость, смелость, рассудительность и миролюбие.

— Спасибо, Ольга, — рыцарь с несколько удивленным видом отряхнул плащ, стоя уже на берегу. — Мы с Глэрионом приветствуем тебя и желаем здравия… и надеемся, что вы приготовили могилу для этого мерзавца!

Боевой клинок светлого странника по мирам, он же Глэрион, он же — причина того, что Йехар вечно говорит о себе во множественном числе, с лязгом покинул ножны, кровожадно вспыхивая алым пламенем. Я мысленно убрала рассудительность и миролюбие из списка достоинств Йехара. Эдмус вытаращил глаза, по привычке все принял на свой счет и поинтересовался: «За что на этот раз?!» — а «этого мерзавца» на прежнем месте не обнаружилось. Могу поспорить, Веслав решил ретироваться на приличное расстояние от берега, как только увидел, кто выходит из Арки. После их расставания с Йехаром полгода назад, когда они чуть не устроили смертельную дуэль, а рыцарь на прощание получил заряд не самого приятного эликсира — алхимик имел право на такую предусмотрительность.

Клинок прочертил огненную полосу в воздухе, и началось…

— Сражайся как мужчина! — рыцарь рванулся было к алхимику, но тот мгновенно отскочил на солидное расстояние, и я знала, почему: он был не в походной своей одежде, а это значило, что в карманах у него — эликсиров пять-семь, и все либо не нанесут серьезных повреждений, либо отправят рыцаря на тот свет, словом, не подходят для разрешения конфликта.

— А нельзя все отложить на «после Арки»?

— Мы уже раз отложили на «после Арки»! — прорычал Йехар, возобновляя преследование. — Трус! Предатель! Убийца!!

— Какого черта?! — оскорбился алхимик, причем, совершенно незаслуженно, поскольку в прошлую миссию он знак высшей индульгенции использовал на полную катушку, не считаясь с потерями в рядах противника. Хоть это и была самооборона… — Это-то за что?

— Ты еще спрашиваешь? Из-за твоего эликсира…

Игнатский и Макаренко дружно отдыхали на песочке. Успокаивающее Веслава на них уже не действовало. Ребята из оцепления окаменели рядом. Признаться, в своих рассказах о прошлой экспедиции я сильно смягчила отношения рыцаря и алхимика, обмолвилась только, что мы в Дружине вообще все время спорили. Так что они не были готовы к тому, что один призывник попытается укокошить другого через полминуты после своего появления.

К тому, что нам настолько плевать будет на все законы Арки — они оказались не готовы тоже.

Йехар наступал. Веслав отступал. Эдмус и я наблюдали.

— Какой эликсир? — шепотом поинтересовался шут. И тут же: — Все, не спрашивай, вижу сам. «Ниагара»…

— Мы оказываемся посреди дьявольского ритуала жертвоприношения! Единственные, кто может спасти несчастных, которых возложат на алтарь! На нас набрасываются жрецы, и тут…

От возмущения он задохнулся, но совладал с собой и продолжил, переводя себя со злости в единственное число:

— Мне пришлось спасаться бегством, и не по причине трусости!!

Эдмус сдался. Он уткнулся лицом в песок, отчаянно хохоча.

Надеюсь, мир, где проводилось жертвоприношение был оборудован биотуалетами…

— При чем здесь я? — отозвался алхимик, который впервые видел рыцаря в таком состоянии и поэтому осторожничал. Пузырек с ядом он вытащил давно, но травить Поводыря Дружины ему, очевидно, не хотелось. — Кто там знает, как на твой организм переходы влияют!

— Так они точно никогда не влияли! — обиженно загремел Йехар, вздымая меч. — Мы опозорены! Понимаешь ли ты, что мне приходилось восемь раз наступать на этих жрецов — и столько же раз отступать из-за… из-за…

Наверное, жрецы к концу этого представления уже никого не хотели приносить в жертву. Едва представив себе светлого странника, в восьмой раз выскакивающего из кустиков с клинком и криком: «Остановите это черное дело!» — я села рядом с Эдмусом. Алхимик попятился еще, споткнулся и упал.

Наблюдатели, в смысле, начальники и оцепление, вдумчиво ахнули. Такого им не приходилось наблюдать даже во время баталий за учебные помещения, которых вечно не хватало.

Йехар же среагировал мгновенно: у него была поразительная манера при внушительном росте и богатырском телосложении двигаться с чудовищной скоростью. В секунду он навис над алхимиком с занесенным клинком, я только и успела, что подхватиться на ноги, но кровопролития покамест не случилось: светлый странник окаменел в момент замаха.

— Ты… ты смеешься?! — выдохнул он голосом, в котором поражение явственно пересилило гнев. — Ты еще смеешься, когда…

— Э-э, — вдруг как всегда не к месту влез в беседу спирит. — А что это там такое розовое у Арки на волнах?!

Я присмотрелась, взвизгнула и бегом кинулась к берегу, наводя пассы. Через секунду последний призывник — триаморф Бо-Бо — плюхнулась на заверещавшего от такой несправедливости спирита. Розовый неизменный рюкзачок упал сверху. Вид у Бо был, как у тургеневской Муму после долгого погружения. Мертвый. И очень-очень удивленный.

Похоже, я своим ротозейством сделала то, что пока не удалось Веславу и Йехару: превратила Пятерых в Четверых. Собрав в кулак силы, провела стандартное «Спасение утопающих», то есть, буквально выкачала жидкость из легких, вода хлынула изо рта и носа Бо, но вид у нее от этого не стал более живым и менее удивленным.

Подбежали наши дуэлянты; Йехар еще не успел вложить Глэрион в ножны, и клинок мерцал слабым оранжевым пламенем.

— Она жива? — не дожидаясь ответа, странник опустился на колени и прижал пальцы к шее Бо. — Я не слышу биения сердца. Алхимик, у тебя…

— Яды, — Веслав панически шарил по карманам. — Черт, сплошные яды… антидот… раскрепощение… прояснитель памяти…

— Набор достойного палача, — не удержался от шпильки спирит.

Йехар поторопил Веслава свирепым взглядом.

— От утопления и эликсиров-то нет, — отозвался тот резко. — Вот, стандартное укрепляющее, но толку от него…

Но укрепляющее не понадобилось: Бо широко распахнула голубые глаза и как следует чихнула, обдав нас всех брызгами.

— Ой, нет, ну это точно сон, — сказала она наконец. — А мне обычно такие сны не снятся, знаете?

— Это какие? — поинтересовался Йехар, с усталым вздохом садясь на песок рядышком.

— Кошмары, — в три голоса авторитетно заявили Эдмус, Веслав и я.

Глава 4. Когда дежа вю стучится в двери
Звонок в дверь заставил меня вскочить с криком.

— Ты волнуешься! — сочувственно заметила с дивана Бо.

Нет. Я не волновалась. Просто мои нервы за последние три часа оказались значительно перегружены Дружиной, разместившейся в моей двухкомнатной квартирке.

Отделы привычно спихнули вопрос жилья на меня, мотивируя это тем, что Дружина — операция секретная, значит, в Канцелярию наших гостей нельзя, помещений свободных в городе нет, и откуда вообще такого богатства набраться на сутки бедной организации?! Аргументы типа «мы же маги!!» против прижимистости начальства не прокатывали никогда. Я предложила было послать запрос к нейтралам, но мне ответили, что нейтралы сразу после уведомления о прибытии Дружины заявили: не дадут ничего. Наш третий Отдел отличался еще большей жадностью, чем два основных.

Пришлось скрепить сердце и отдать свое жилье на растерзание.

Продукты в холодильнике закончились час назад. Пара стен пострадала от очередной милой перебранки Веслава и Йехара, кроме того, люстра в зале была расколочена, а кое-какие безделушки попадали на пол из-за потоков воздуха. Спирит пытался проверить, просохли ли крылья. К счастью, Бо лежала на диване и чувствовала себя еще довольно слабо после утопления, но последних полтора часа я пыталась ей доказать, что все окружающее — не сон, а кошмарная действительность, и она довела меня до такого состояния, что в ванной начали протекать краны, а в кухне заморозился смеситель.

В общем, не знаю, как я не прикончила звонившего прямо через дверь каким-нибудь наведенным ударом холода. Наверное, меня остановило сознание, что в коридоре может стоять Игнатский или Макаренко.

Но за дверью обнаружились Илона и Вендетта. Мои соседки снизу.

Соседкой, собственно, была Илона — изящная и самоуверенная разбивательница мужских сердец чуть за тридцать, а Вендетта вообще-то была собачкой породы «мелкий сгусток ненависти и голоса». Но, поскольку никто ни разу не видел их порознь, а также из-за поразительной схожести характеров и интеллектов, уместно говорить о них как о двоих. Между ними существовала почти такая же мистическая связь, как у Йехара с Глэрионом.

Меня не любили обе, так что речь Вендетта начала с рычания, а Илона — с надменного заявления:

— Я, знаете ли, не понимаю, что творится!

— Я тоже, — призналась я, готовясь к долгому и нудному разговору и думая об Арке. — Творится что-то непонятное…

Пятисекундное размышление со стороны обеих соседок. Противное высокое рычанье возобновляется. И спасибо еще, что рычит Вендетта.

— Не издевайтесь мне тут! — в меня ткнули наманикюренным ногтем. — Это уже в который раз. Что за балаган творится у вас в квартире?! Что за крики, почему гремит музыка?

Музыку я включила, как раз чтобы заглушить ссору Веслава и Йехара. И вырубила через полчасика, когда поняла, что мощности колонок не хватает.

Обвинения тем временем достигли кульминационной стадии:

— Почему у нас на потолке мокрое пятно?!

Стало быть, краны протекают серьезно. Ребятам без меня придется чинить. Оставить им ключи, попросить Игнатского, а пока — только бы от нее отвязаться, меня ведь сегодня или завтра уже не будет в этой квартире.

Может быть, не будет никогда. В тот раз мы выкрутились — в этот…

Я растянула губы в улыбке, от которой Вендетта надрывно завыла, и заговорила деревянным голосом:

— Да-да, извините, я все оплачу. Я все исправлю. Извините.

Но просто так отвязаться не удалось.

— Вы думаете, я на вас не найду управу? Поверьте, мои связи позволяют мне… почему у вас тут такой шум?!

Она сама удивилась нервности и озадаченности моего лица после этого вопроса.

— А это ко мне…гости приехали.

— Гости, — с вельможным презрением к низменным личностям, которые у меня гостят. — Родственники, значит?

— Ну-у, скорее, друзья, — с невероятно задумчивым выражением лица протянула я.

На кухне что-то грохнуло, и голос Веслава выразительно рявкнул:

— Радуйся, что вообще живым остался, а то я это могу исправить!

— Хотя вообще-то, коллеги, — выправилась я тут же. На меня смотрели с отвращением старой девы, которая вдруг обнаружила, что над ним располагается криминальный притон. Причем, у собачки выражение глаз было такое же.

Я начала придумывать объяснения по второму разу, как вдруг из-за плеча у меня раздалось:

— Оля, у тебя из сумочки музыка играет уже в третий раз. Я не против, хотя, если бы сумочка плясала, было бы…

Эдмус замер в дверном проеме позади меня и расплылся в улыбке:

— Здрасьте…

Илона кивнула, чуть удивленно. С визгом не отскочила, потому что не могла видеть его настоящего: специалисты из серых наложили мороки, действующие только на непричастных к стихиям, в смысле, на людей. Для Илоны спирит был благообразным, кроткого вида пожилым господином в респектабельном костюме, то есть, собственной противоположностью. Не знаю, кем он был для Вендетты, но собачка слегка попятилась и вытаращила глаза. Рот ее округлился, как будто она собиралась сказать: «Ух ты ж».

— Один из коллег? — холодно поинтересовалась Илона и одарила спирита лицемерной улыбкой. — Здравствуйте, я соседка.

— Здравствуйте, я шут, — очень вежливо ответил прямолинейный спирит.

— Эд… дуард комик, — пояснила я, растопыривая руки и ноги на ширину дверного проема, чтобы не дать шуту познакомиться с Илоной поближе, что он явно и собирался сделать. — Очень известный стэндапер. В узких кругах, да.

У соседки дернулась щека: из профессий Илона признавала только юристов и директоров по продажам. Однако на малюсенький кивок расщедрилась. Эдмус же с интересом произнес:

— Какой у вас забавный зверек.

И интерес его был до ужаса практическим, так что я сразу схватила тон, промямлила что-то вроде того, что мне к гостям надо, и попыталась захлопнуть дверь. Илона придержала ее ладонью.

— Минуточку! Я еще не закончила. Если вы вот сейчас не прекратите это вот… вот это вот все, то мои связи…

Сагу о Связях прервало тоненькое, жалобное поскуливанье снизу.

Спирит не стал терять время или отвлекать меня от разговора. Он просто опустился на четвереньки, просунул голову возле моей ноги, заарканил Вендетту за шею длинным липким языком и теперь старался подтянуть ее поближе к себе, то есть, к внушительным клыкам. Собака была в таком шоке от нападения, что и не думала сопротивляться и только покорно ехала лапами по полу, с тоской оглядываясь на свою хозяйку.

Упомянутая хозяйка открыла рот и коротко, пронзительно взвизгнула. Рот закрыть после визга забыла и застопорилась на площадке, растопырив руки и ноги и качаясь в разные стороны, как вратарь, который решил поймать одиннадцатиметровый, да вот не знает, в какую сторону кинуться.

Даже не хочу представлять, как это могло выглядеть с ее стороны! Надеюсь, язык-то все же мороки скрыли… ну, или он хоть был человеческим, а не узким и раздвоенным… и все равно…

— Эдмус! — зашипела я возмущенно. — Фу! То есть, тьфу! Отпусти собаку!

— Мня? — спирит снизу вверх посмотрел на меня печальными глазами жертвы.

— Расскажу Йехару! — зашипела я еще страшнее, понимая, что стихийную магию на глазах у Илоны применять не следует. Даже для вызволения ее питомицы из пасти спирита.

Имя рыцаря подействовало: шут тут же втянул язык в пасть и сомкнул челюсти. Освобожденная Вендетта с диким визгом кинулась вниз по лестнице, ее хозяйка метнулась следом, смерив меня на прощание убийственным взглядом и выкрикнув по пути:

— Наркоманы!

Видно, в ней внезапно ожили гены всех ее бабушек разом.

Я переадресовала взгляд спириту. Он грустно заморгал и развел руками.

— Я бы поделился, честное слово. С тобой и с ней…

Я стояла, смотрела на этого… отморозка (если еще нет, то сейчас он таковым и сделается) и чувствовала, что если я хоть просто раскрою рот, то оттуда вырвется пламя, как у Змея Горыныча. Только оно будет ледяным.

— Ты же меня не убьешь? — шут жалобно задрожал губами, заглядывая мне в глаза. — Посмотри… я такой невинный… я из Дружины… я голоден…

— Веслав! — заорала я, рывком возвращаясь в собственную прихожую и захлопывая дверь. Алхимик появился из кухни, в очень раздосадованном состоянии.

— Этот светлый опять будет Поводырем! — выпалил он сходу. — Демонстрировал мне сейчас знак… что еще?!

— «Ниагара» есть?

— …меня нет! — торопливо закончил спирит, вылетая мимо нас в зал. Дожидаться ответа алхимика или, еще хуже, моих действий, он не стал.

А из кухни тем временем явился еще и раздраженный Йехар и поинтересовался, кто это произнес «название сего зловещего снадобья». Веслав схватил его встревоженный взгляд и не удержался от смешка, рыцарь рассвирепел — словом, все началось сначала…

А я-то надеялась, мне хотя бы дадут собраться. Но нет, к тому времени, как позвонил Игнатский с сообщением о том, что символы на Арке обещают скорый переход, содержимое моего рюкзака радовало почти такой же бессистемностью, как в прошлый раз. Правда, теперь я сподобилась втиснуть туда одеяло и комплект теплой одежды: помнила, как в мифологической Греции мы нарвались один раз на прохладную ночь. Заснуть тогда удалось только потому, что никто ног не чувствовал от усталости.

Покидая квартиру, я была совершенно уверена, что, во-первых, течь в ванной и на кухне стала больше, во-вторых — как минимум один электрический прибор остался включенным. Илону и Вендетту в мое отсутствие ждали насыщенные будни.

На берегу Ладожского нас поджидали Игнатский, Макаренко с неизменной секретаршей Зосей за спиной и магистр водной стихии Алвард Кукубядзе. Полагаю, не нужно уточнять, что магистр принадлежала к женскому полу, а еще она вела у меня практические по моей стихии, а еще мне было совершенно неясно, что она тут вообще делает. Но в следующую минуту это прояснил постаревший за несколько часов Игнатский.

— Мы решили, что Ольге не стоит самой обеспечивать ваше продвижение к Арке…

Кукубядзе бросила на меня исполненный восточной враждебности взгляд. Наверняка уже знала, что я чуть не утопила одного из призывников, то есть, опозорила своего учителя. Теперь мне обеспечена родовая месть всего кукубякского клана, охватывающего все пять основных стихий и все три Отдела питерской Канцелярии.

— Готовы? — Макаренко обернулась к нам, скользнув мимо Веслава презрительным взглядом. Алхимик тем временем сосредоточенно проверял содержимое бесчисленных карманов своего походного то ли плаща, то ли пальто. Ни взгляда, ни вопроса он не заметил. Нас оглядел теперь уже Йехар и на правах Поводыря Дружины дал ответ:

— Да.

И Кукубядзе взмахнула руками, наводя водный мост. Это не было мостом холода, какой создала бы я: вода в определенном месте мистическим образом, не меняя температуры, перешла в твердое состояние. Ни одна химия или физика подобного бы не смогла объяснить.

— Идемте, — вполголоса приказал Йехар и двинулся вперед первым, как всегда, словно в поисках поддержки нащупывая рукоять верного клинка. Под ноги он не смотрел: знал, что страхуют. Только вперед, на Арку, на мерцающие символы, на клубящееся серое пространство в ней. Шагнул внутрь…

Плюх.

Плюх.

Еще два смачных плюха и свист крыльев спирита, который в Арку не вошел, а влетел. И мрачная тишина…

И мой заинтересованный голос:

— Это что… болото?

И — раздраженный ответ Веслава:

— А что, похоже на Ладогу?!

И короткая, но очень зловещая мысль: «Капут».

Потому что я в этом тумане — сером и клубящемся — ничего не вижу. Я вижу только собственные руки, исчезающие в холодной жиже, да еще эту самую жижу. Рюкзак, верный друг, давит сверху и способствует моему более комфортному погружению. Все остальное — туман. Где Дружина — неизвестно. Все ли живы — тоже.

Но мои руки заливает не только грязь, но и вода, а значит, я могу действовать, я могу познакомиться со стихией этого мира…

Очень непросто соблюдать в мыслях дружелюбный тон, когда тебя засасывает целиком, и липкая грязь касается уже щек…

Но я такая же, как ты, потому что в тебе — вода. Здравствуй. Если ты позовешь меня — я откликнусь. Если я позову тебя — откликнешься ты?

— Оля! Скорее!

Крик Бо где-то совсем рядом, а может, далеко, в тумане не разберешь. Ответа нет, грязь ползет к ушам, с трудом удерживаю себя, чтобы не барахтаться и чтобы не засмеяться глупо: что, правда конец? Вот так сразу, после прохода?

И потом ответ приходит — волной стихийной мощи, раскатившейся по моим пальцам. Он неохотный, но он есть, меня приняли. Ты — как я, и, если ты позовешь, — я откликнусь.

Одно движение кистью — и я перестала захлебываться, опять поднялась на поверхность. Создала ледяной мостик, чтобы можно было опереться и встать хоть на колени. И что теперь? Где остальные?

— Бо? Весл?

— Я на берегу, — послышался голос Бо. — Меня Эдмус вытащил, а остальные там еще, ты можешь разогнать туман?

Я не нашла ничего лучшего, как осадить туман ледяными каплями. Вторым пассом создала вокруг сферу холодного воздуха на десять метров в радиусе — это далось труднее, но туман мешать теперь не будет. Ну, где же они…

— Мозги у тебя есть, стихийница? Холодно же!

— Не слушай, его, Ольга, ты моло… брыблбуль…

Эдмус появился над головой совершенно неожиданно, и коршуном упал в трясину метрах в пяти от меня.

— Здесь он, здесь! — пояснил шут, и совместными усилиями — он вручную, а я тем самым заклятием, что вытаскивала из воды призывников («Невод», второй год обучения), — мы выдернули на свет мира сего отчаянного плюющегося Йехара. Клинок он держал над головой, в правой руке. Ну, я ведь уже упоминала о предусмотрительности рыцаря?

— К берегу я его сам дотащу! — бодро отрапортовал спирит, но не упустил возможности меня подколоть: — А если б мне дали нормально пообедать — я и тащил бы быстрее…

Я вздохнула облегченно, чуть не забыла, что корку льда нужно удерживать хоть краем мысли, чтобы не погрузилась, и тут же чуть не утонула во второй раз, когда вспомнила, что Дружина блистает еще неполным комплектом.

— Веслав?!

— Чего орешь, морозить не надо было! — запальчиво откликнулся голос слева. Алхимик сидел на кочке, целый и невредимый, и старательно подбирал полы плаща, чтобы они не намокли.

Приятно было думать, что хоть кому-то из нас сопутствует удача. Лично я, когда мы выбрались на берег и начали переодеваться и отмываться, была совсем другого мнения.

На берегу почему-то не было тумана, он стоял только над болотом. Зато нас обступал лес. Только в двадцатой степени не такой, как был в прошлый раз, на рощи Греции это урочище и близко не претендовало. Низкие, толстые, корявые деревья с внушительными дуплами и мощными, выпирающими из земли корнями. Солнца их кроны не пропускали, да и пропускать особенно было нечего: день стоял хмурый и пасмурный. Пока мы приводили себя в порядок, начал накрапывать мелкий дождик. Бо осмотрелась и шмыгнула носом.

— Как гадко… и погода какая…и мне холодно, вот!

— Сейчас разожжем костер, — Йехар пока что грелся очень своеобразно: просто прижал руки к пылающему лезвию Глэриона. Для нас явно надо было измышлять другой способ.

Эдмус появился из-за деревьев и свалил на землю вязанку хвороста. Шут был почему-то молчалив. Это тревожило.

— У вас было когда-нибудь дурное ощущение, что что-то повторяется? — поинтересовался он. — Ну, спирит… то бишь, человек знакомым кажется. Или место.

— Дежа вю?

— Не знаю, какое вю, а я как будто тут бывал. Но не может же быть…

Я, Йехар и Веслав подняли на него глаза разом, но шут только головой затряс да захихикал.

– Чего не покажется дураку, а? И ведь от такой болезни не лечатся…

Тут я огляделась, обнаружила, что среди нас нет Бо, и почувствовала, что у меня тоже дежа вю. И мне тоже от него… не по себе.

— А где это наша блондинка? — поинтересовался вдруг алхимик, и тут дежа вю во-первых, стало нашей общей проблемой, а во-вторых — развернулось во всех подробностях: из-за стволов деревьев величественно вымахнула белая пантера с оскаленными клыками. Одна из сущностей триаморфини, не самая непредсказуемая, но самая агрессивная — точно.

* * *

— Ну, в целом, нам повезло, что мы были не на поле… и вообще, не на открытой местности…

Мы с Веславом посмотрели на странника мрачно. Иногда его оптимизм было трудно разделять.

Особенно когда пытаешься устроиться на ветвях неизвестной породы дерева, на тебя сверху моросит дождик, а у костерка, заботливо разведенного Йехаром, лежит и греется пантера, она же Бо, она же — труп, как только преобразится, и на нее начнет действовать магия стихий.

Розовый рюкзачок блондинки, зачарованный таким образом, чтобы переходы на него не действовали, мотается у пантеры на спине, придавая хищнице гламурно-безобидный вид. Но спускаться почему-то никому не хочется. И так чудом успели влезть.

— Это что, на нее Арка так действует? — вздохнула я наконец. — Как в другой мир — так и в кошачью ипостась?

Два моих спутника пожали плечами. Третий грохнулся прямо сквозь ветви, зацепился крыльями, ойкнул от боли и повис нос к носу со мной и с невменяемым видом.

— Эдмус, твои вытаращенные глаза цепляются за мой нос, — сказала я устало, — убери лицо на полметра!

Спирит выпутался из ветвей, пошатнулся, чуть не рухнул и примостился, наконец, на каком-то суку.

— Видел что-то необычное? — осведомился Йехар, но Эдмус только головой замотал, продолжая таращиться в крону дерева. Рыцарь пожал плечами и продолжил развивать мысль: — Итак, хорошо, что бедствие… — он покосился вниз, на пантеру, — застало нас не на равнине, а в месте, где присутствует изобильная и высокая растительность. Полагаем, что Бо вскоре вернет себе прежний облик, и мы сможем приступить к выяснению причины, по коей Дружина явилась в этот мир. Очевидно, нам стоит начать, как и в тот раз, с поисков человеческого жилья…

Что-то непохоже, чтобы оно тут вообще было. Не знаю, кто решил бы поселиться в подобной местности, но мое мнение было однозначным: разве что нежить какая-то. Хоть болото это туманное возьми.

— Очевидно, этот мир не слишком дружелюбен, — продолжал Йехар, потирая левую щеку, на которой все еще красовалась корочка из болотной грязи, — в том, что касается погоды, да и… общего настроения. При таких обстоятельствах, мы бы сказали, особенно возможен перекос Гармонии ко тьме или к равнодушию. Будем надеяться, однако, что народы этого мира и этой страны отличаются радушием и доброжелательностью…

— Это вряд ли, — наконец вставил Эдмус. Веслав, который почти всю речь Йехара продремал, прислонившись к толстой ветке, живо выпрямился и поинтересовался:

— Что так?

— Потому что это мой мир.

Глава 5. Когда встречаешь чудовище
— Невозможно!

— Я не сказал, что это возможно, я только сказал, что это мой мир, да и все тут…

— Ты ошибся, демон!

— Спирит! И это мир, где я спиритом всю жизнь прожил, ну, и как я мог ошибиться? Как только вы свалились в туманное окно…

— ?

— Так их здесь называют. Считается, раз попадешь — пропащее дело, так что мы прямо на ходу разрушаем местные традиции. В общем, я сразу понял. А как с высоты посмотрел и увидел знакомые картины — сразу так и свалился вниз. Думаете, спирит не узнает воздух, по которому столько осеней пролетал? Узнает, даже если этот спирит — я, и из принадлежности к стихии воздуха у него — только крылья.

Йехар колебался, но все еще не сдавал позиции.

— Арка никогда не открывается в мир одного из призываемых, если не считать точку встречи…

— Арка никогда не открывалась чаще, чем в сто лет, — привел контраргумент Веслав. — Арка никогда не призывала дважды одного человека, а не то что пять!

— Может, мы вообще не в Дружину призваны?

По-моему, моя версия на фоне случившегося выглядела самой здравой. Ее всерьез не приняли, а я все же осторожно отогнула краешек рукава и потерла знак индульгенции на своей руке — вдруг да подделка. «Подкова», окруженная символами стихий, не потускнела и с места не сдвинулась.

— Остальное решает Арка, — тем временем выдохнул рыцарь четвертый закон, который скоро пробьет нам все печенки. — Больше это нечем объяснить.

У меня еще были версии насчет системного сбоя, вируса в основной программе или арочного склеротического маразма, но Поводыря было жалко, и я решила свои доводы держать при себе.

— Возможно, это и не так уж плохо, — Йехар попытался вновь выразить то ли энтузиазм, то ли оптимизм, то есть, два тех самых качества, которых в остальных членах Дружины в данный момент не наблюдалось и близко. — Возможно, то, что мы прибыли в знакомый одному из нас мир — не так уж и скверно. Мы хотим сказать… это дает нам дополнительный шанс…

— Стать мертвецами в самом ближайшем времени, — четко отбарабанил Эдмус, раскачивая свой сук. — Что?! Просто вы этот мир не знаете! Он не знает жалости и… ну, другого такого чувства…

— Ничего, — стараясь выглядеть бодрой, заверила я. — У нас же есть ты! Вроде как провожатый или гид…

На мне скрестились кислые взгляды алхимика и рыцаря. Чуть погодя, к ним присоединился еще и спирит.

— Ладно, — поняла я. — Давайте не будем о плохом.

* * *

— Ой, м-а-а-амочки…

— Веслав, дай ей чего-нибудь, пусть превратится в Виолу! Или в пантеру!

— Ма-а-амочки-и…

Истерика Бо длилась уже полчаса. С каждой из этих приблизительно тридцати минут наше дурное настроение увеличивалось в геометрической прогрессии.

Триаморфиня-то успела выспаться у теплого костерка, хоть и в другой своей сущности.

— Пешком… по этой грязи… ма-а-амочки…

— Думаю, я отведу вас в Город, — вынес решение Эдмус. Наконец-то он перестал стоять как памятник, приложив палец ко лбу. В такой позе спирит размышлял, а что она для нас была новинкой, — объяснил тем, что прежде ему думать при нас не приходилось.

— Ты знаешь дорогу? — недоверчиво осведомился Йехар.

— Нет. Но если мы побродим в окрестностях — непременно на него набредем или налетим.

Услышав это, Бо вновь затянула свое «ма-а-амочки». Теперь она жаловалась на то, что ее каблучки завязнут в грязи. Предыдущие жалобы были: на дождь, на комаров (а они тут обладали яркой выраженной тягой к людоедству), на все на свете и на то, что ее платье потеряет форму.

— Только если мы наткнемся на нижних людей — они не терпят колдунов, — спохватился спирит. — А мы выглядим как самые что ни на есть колдуны.

Йехар, понятное дело, оскорбился и за себя, и за Глэрион.

— Может, мороки… — начала я и осеклась, глянув на ноющую Бо.

У меня в рюкзаке нашлось поразительно мало одежды, которая могла превратить асоциальный по здешним меркам вид в приемлемый. Собственно, там оставалась только майка, захваченная на случай жары, поскольку всю теплую одежду я напялила на себя еще во время сидения на дереве.

— Не знаем, что обозначает эта надпись, — заметил Йехар, глядя на разбросанные в беспорядке по майке английские слова, долженствующие обозначать мою неотразимость, — но почему-то мы уверены, что местные жители едва ли это поймут.

— Могут, конечно, и испугаться, — размышлял вслух спирит. — Особенно если Бо покрасит себе лицо и пойдет вперед с вот такими завываниями…

— Ой, ма-а-а-мочка…

— Но пока что вы можете, кроме колдунов, прикинуться разве что разбойниками. Здесь поразительно много разбойников, я не упоминал? Но разницы немного, нас тоже встретят вилами. Ага! Ну, конечно! Охотники на ведьм! Скажетесь охотниками на ведьм, лицо у Йехара самое подходящее, а одежда удивления не вызовет, они в какую только рвань не рядятся.

Смотрел он на Веслава, но обиделась Бо. Может, от обиды она принялась творить мороки, но сил у нее хватило только на Эдмуса. И на себя — немного.

— Уж очень ты яркая, это хорошо, да не для моего мира, — пояснил спирит. — А с моим народом у нижних людей нелады. Теперь бы еще не взлететь в ненужный момент.

— Говоришь так, будто мы на людей в любую секунду можем наткнуться, — отозвалась я.

— Так и есть. Тут деревня неподалеку — я видел, когда летал на разведку. Я еще раньше знал.

— Откуда?

Спирит молча ткнул пальцем в пенек, на который присела Бо. Тот явно был сотворен человеком.

О здешних людях спирит знал не очень много, кроме того, что они «везде пролезут» и что не любят колдовства. Видимо, из-за их вражды со спиритами он предложил обойти деревню стороной и направиться прямо в Город, но Йехар не согласился. По его мнению, мы должны были зайти в село и разведать, как там и что. Оценить, так сказать, обстановку.

Через это решение все и началось.

Деревня пряталась за высоким, в два роста Йехара, частоколом, который непонятно зачем нужен был при отсутствии ворот. Вместо ворот в проходе стоял условный часовой — женщина, которая даже не попыталась нас задержать, а вместо этого заголосила во всю мощь легких:

— Чужи-и-ие! Это чужи-и-ие!

«”Чужие”-5, — щелкнуло у меня в натренированном кинопремьерами мозгу, — Рейтинг 21+, нервным вход воспрещён. В кинотеатрах прямо сейчас!»

Между тем нам уже была организована пышная встреча с обилием иллюминации и столовых приборов. То есть, нас встречали факелами, вилами, кольями и лопатами.

И встречающие могли вызвать энтузиазм разве что у нашей блондинки, поскольку женский пол в этой толпе отсутствовал начисто. Мужчины. От семнадцати до пятидесяти. Страха на лицах нет, что объясняется нашим количеством. А может, еще широкой улыбкой той же Бо, которую собственные мороки скрыли лишь отчасти.

— Вы грабить? — осведомились у нас с неприлично официальными интонациями. Как будто мы забрались в эпицентр местной бюрократии, и при положительном ответе нам заметят: «Ну, проходите, только ненадолго. Заявочку подайте в правую избу, но помните, что лимит на убийства вы исчерпали позавчера».

Между тем наше молчание было истолковано как отрицательный ответ. Видимо, селяне сами сообразили, что редкая шайка грабителей полезет в ворота днем.

Все с теми же официальными интонациями — спрашивал кто-то один, из гущи толпы — нам задали второй вопрос:

— Охотники на ведьм?

Йехар не слишком уверенно кивнул. Но и после этого нас в деревню не пустили, просто вперед из этой самой гущи толпы выдвинулся плюгавенький мужичонка, помахал руками в знак приветствия и деловито, словно выпаливая назубок заученный текст, затараторил:

— Мы очень рады вашему появлению, хорошо, что вы пришли, оно вон там, в получасе ходьбы, мы надеемся, что вам улыбнется удача…

— Нам? Удача? — закатился замаскированный спирит.

— Вы нас куда-то посылаете? — вкрадчиво поинтересовался алхимик.

— Кто — оно? — как самый правильный, спросил Йехар.

— Хорошо, что мы пришли? — нотки сомнения в моем голосе слышались особенно явственно.

Из четырех вопросов нам дали ответ лишь на третий.

— Чудовище! — сказал мужичонка и ткнул пальцем, подтверждая ранее заданное направление «вон там».

— Чудовище? — переспросил Йехар, в котором тут же взыграл профессиональный интерес. — Какого рода чудовище?

Вопрос был понят буквально.

— Мы не знаем, кто его родители. И что за род. Мы вообще не знаем, кто оно, мы его не видели. Но оттуда, — снова палец утыкается в лес наподобие указателя, — никто из наших еще не возвращался. Инквизиторы, что туда ходили, сказали — чудовище.

— А они видели его?

Очевидно, этот вопрос никого больше не интересовал. Селян скорее занимало то, что вот уже месяца три самые отчаянные ребята, вызвавшиеся навестить хуторок, который как раз был расположен там (палец, указывающий направление, начинает драматически дрожать), не возвращались.

На этом моменте рассказа Веслав аккуратно подобрал полы пальто и уселся на землю. Алхимик, со своей склонностью просчитывать заранее и со своим знанием натуры нашего Поводыря, уже давно понял, чем все обернется для Дружины, и как только понял — сразу выразил свое мнение.

— Мы долго шли, — мимоходом объяснил Йехар селянам действия коллеги. — Ну, что же… мы готовы… хотя, наверное, и не все.

Взгляд глубоких серых глаз сканером прошел сначала по моей взволнованной и полной готовности помогать физиономии, потом по кислой мине Бо и по подпрыгивающему, рвущемуся к новым приключениям Эдмусу. Остановился взгляд точно там, где некоторое время назад была голова алхимика.

— Все, кто желает отдохнуть, могут остаться здесь! — бодро объявил Йехар, разворачиваясь.

Бо оглядела вилы и колья и в срочном порядке развернулась вслед за ним. Эдмус галопировал впереди, подпрыгивая от желания взлететь. А я, конечно, не могла не попрощаться.

— И если мы… если кто-то из нас не вернется… — тут мною были приложены все усилия, чтобы голос трагически надломился. — Если кто-то погибнет от потери крови, от того, что рядом не было нужных снадобий…

Здесь я оборвала фразу, натурально изобразив горловой спазм. Помахала дрожащей рукой селянам, бросила прощальный и немного расфокусированный взгляд на Веслава и отправилась за остальными.

Алхимик нагнал нас минут через пять. Как и Эдмус, он нервно подпрыгивал на ходу, но, подозреваю, что не от желания взлететь, а от желания поубивать нас всех тотально. Какое-то время он только пыхтел и сыпал названиями ядов по латыни сквозь стиснутые зубы. Наконец открыл рот, и мне удивительно точно удалось засечь этот момент.

— Знаю. Если бы не третий закон — ты бы нас тут всех…

Алхимик с шумом выдохнул. Теперь в ход пошли жесты. Судя по ним, как раз для меня он припас что-то медленно действующее, особенно мучительное и… сколько хвостов он мне гарантировал? Садист…

— Приятно, когда тебя понимают, — флегматично заключил Йехар, даже не оборачиваясь.

Следующее действие пантомимы было посвящено отношениям Йехара и Глэриона.

Идти оказалось гораздо больше получаса, может, потому, что мы как следует не знали здешних лесов. Полузаросшая тропа наконец привела к табличке, на которой неровными буквами на местном языке было накорябано нечто, что читалось примерно так:

Ни хадиТи СДЕСь жЫвёт ЧЮДовИшшО

Пока я пыталась разобрать надпись по слогам (слегка удивляясь тому, что это дается лишь отчасти), Эдмус щелкнул пальцем по табличке и хмыкнул:

— Инквизиторы. Кроме архивариусов и писцов, здесь только они грамотные.

— Что ты разумел под последним словом, демон? — осведомился Йехар, заворожено пялясь на табличку.

Но Эдмус уже взлетел, не опасаясь того, что теперь его могут увидеть местные.

— Здесь есть инквизиция? — осведомился голос Виолы. Бо решила нас покинуть очень вовремя.

— Эдмус ведь говорил, что местные колдунов не любят, — пожала я плечами.

— Наверное, колдуны их тоже, — пробормотала триаморф, глядя на ту самую табличку.

Эдмус вернулся минут через пять и показал направление. На вопрос о расстоянии бросил: «Близко». На вопрос, что он там видел, ответил тоже очень коротко: «Трупы».

На первый мы наткнулись еще в лесу, и видно было, что пролежал он поперек тропинки месяца два. Здесь наше продвижение слегка застопорилось, поскольку меня пришлось элементарно откачивать. Когда мы двинулись снова, Виола меня придерживала, а алхимик прятал пузырек в карман и недовольно ворчал:

— И ведь правда без меня никуда, кто бы мог подумать. Сидела б у ворот, коли тебя тошнит от каждого жмура!

— При чем тут жмур? — мужественно огрызнулась я, стараясь не замечать второго покойника, над которым чуть в отдалении согнулся Йехар. — Меня от твоих снадобий выворачивает!

Я врала и бодрилась. Во время предыдущей миссии мне несколько раз приходилось видеть мертвецов, но то было в горячке боя… и они уж точно так не пахли. Рот и нос пришлось зажать носовым платком, Виола сочувственно поглядывала на меня, а Йехар, осмотрев третьего и четвертого, задумчиво доложил:

— Ни следов клыков. Ни когтей. Этих двух не успели тронуть как следует даже падальщики — и мы не видим никаких внешних повреждений.

— И это не яд, — добавил Веслав, возникая слева. Теперь мы опять шли все вместе, но очень осторожно.

— И на лицах ужас, — хмуро прибавил рыцарь.

Примерно в такие моменты они начинали друг друга если не понимать, то приобретать хоть некоторый параллелизм мышления.

— Ментальник? В смысле, телепат?

Веслав пожал плечами.

— Зря мы сюда влезли… — прочитала я по его губам и была целиком согласна.

Хутор, к которому мы вышли, представлял собой суть то же самое, что и лес вокруг хутора. Он был неухоженным, заброшенным, и в нем было слишком много мертвых людей. Все — мужчины, все — с оружием, кто-то — у хлева с провалившейся крышей, еще кто-то — у разрушенного забора, как будто хочет бежать…

Ужас на лицах у всех одинаковый. У кого-то больше боли, у кого-то чистого, животного страха, у кого-то отвращения — и все-таки одинаковый. Смертный.

Глаза открыты у всех.

Мы как-то невольно посмотрели на крепкий дом, представлявший из себя центр хутора. Дверь была гостеприимно распахнута, а в крыше для пущей гостеприимности зияла здоровенная дыра. Виола вопросительно кивнула в сторону двери. Йехар прикрыл глаза, словно прислушался к чему-то и покачал головой.

— Внутри нет ничего и никого, что могло бы причинить нам вред. Я чувствую страх и растерянность, возможно, там есть кто-то из похищенных жертв, но никакого стремления убивать.

Успокоил. Эдмус кивнул на дыру в крыше.

— Может, я лучше посмотрю свысока, а? Не люблю возвеличиваться, но…

Йехар разрешил кивком, и спирит махнул на крышу. Мы следили за ним, стоя во дворе. Если угол для обзора будет достаточным, он углядит что угодно, вплоть до последних паучков в углу.

— Ты чувствуешь страх? — переспросила Виола шепотом. — Как это?

Йехар собрался что-то ответить, но тут от крыши долетел веселый голос спирита. Шут, как всегда, не думал об осторожности, высунулся через дыру и орал так, чтобы это достигло наших ушей наверняка:

— Не беспокойтесь, ничего страшного нет! Всего одна только… ай!

Он вдруг вскрикнул от боли и пропал, упал внутрь дома, и через десять секунд там же оказались и мы. С той лишь разницей, что мы вошли, вернее, ввалились, через дверь.

Комната была широкой и единственной. Первым, что мы увидели, был Эдмус. Видимо, неудачно упал, потому что корчился на полу от боли, прижав крылья к спине и делая такие жесты, словно хочет поплыть… или укрыться от чего-то, чего?

Осознание того, что спирит упал вполне удачно, а нужно просто осмотреть комнату, пришло мгновенно, я оглянулась… стол. Стулья, какие-то лавки, хлам, тряпье…

Два зеленых глаза, горящих из угла жуткой, смертельной ненавистью. Нечеловеческие глаза — на человеческом детском личике, худеньком, почти невидном, я еще успела подумать это, но не успела подумать, что это может нам сулить, как услышала тихий стук.

Веслав осел на пол рядом со мной, не успев даже потянуться к карману плаща. Я не успела остановить Йехара: рыцарь взялся за меч… и упал рядом с алхимиком: и везде одно и то же: неестественно расширенные глаза, белые, искаженные болью, лица…

Сзади раздался шорох — я поняла, что это подломились колени у Виолы, успела подумать только — мол, а как же я, но тут это ударило и по мне.

Время закончилось. Оно больше не текло послушно и не стучало секундами в такт нашим сердцам, оно то растягивалось, то неслось сумасшедшим галопом, словно раскачиваясь: вперед-назад, вперед-назад…

Прогретая солнцем вода Ладоги. Недостаточно теплая, потому что солнце Питерское, но купаться можно, и я вхожу в воду сначала по плечи, потом плыву, а потом что-то случается, и меня тащит вниз, а через нос в горло льется пресная, холодная вода, и я ничего не вижу, я барахтаюсь, я…

Нет, это же было давно, давно… или я только сейчас перестала захлебываться, как можно определить, если времени больше нет?

Я иду по какому-то магазину, а меня принимают за воровку… Я пытаюсь вытащить шпаргалку, а над головой стоит учитель…

Это в прошлом? В будущем? В настоящем? Кто может сказать мне это — может, эта, маленькая, зеленоглазая, которая так пристально уставилась, ребенок, всего лишь ребенок, не нежить, не сметь тронуть пальцем…

Ноздри щекочет запах розового масла. Я не могу дышать и думать, ох, как я ненавижу запах роз… а тут еще я на арене, нужно драться, а то противник уже делает робкие и вкрадчивые попытки меня попинать. Да нет, это было то ли вчера, то ли послезавтра, а сейчас меня уносит бурным потоком в бездонную пасть, дышать уже почти невозможно, горло сжимается, а воздуха нет…

Где же Веслав, когда он так нужен, со своей логикой? Почему Йехар не остановит все это и не объяснит?

И когда я видела их бледными, бьющимися в судорогах боли на полу какой-то полуразрушенной хибарки?

Наверное, это было до того момента, как я услышала сначала в горле, а потом в ушах… Бух-бу-бух. Холодные, мерные удары из-под вибрирующего под ногами холма заглушают удары моего сердца, и я могу еще собраться и ударить заморозкой, чтобы прекратить это, но она же ребенок, нельзя, не надо…

Бо — на земле, с удивленным и мертвым лицом, светлые волосы намокли, и в них песок…

Веслав — залитая кровью серая одежда, голова склонилась набок, четыре длинных кинжала: два — по плечам, один — в живот, один — в середину груди.

Нет, кинжалов же нет, но лицо у него белое, а кровь — моя, почему-то идет из носа…

Йехар — с помертвевшим лицом на земле, рядом — перерубленный надвое клинок.

Эдмус — спутанные, изодранные лоскутами крылья, закатившиеся глаза, на лице нет привычного дурашливого выражения…

Этого не было! Этого не было!

Не знаю почему, но ноющее сердце вместо того, чтобы придушить меня окончательно, вернуло меня в сознание. Или хоть в половину сознания, потому что я очень смутно чувствовала присутствие остальных, свое собственное тело, мир, в котором мы находимся, для меня не было дня, месяца и числа, были только ненормально, нечеловечески зеленые глаза напротив.

И в них была не только ненависть. В них еще был страх.

И когда я подняла руку — этот смешанный с удивлением детский страх стал только сильнее.

И придал мне сил.

Если бы рядом не было воды, ничего бы не получилось, но вода была — выплеснулась из какой-то миски и пришла ко мне на помощь крошечным водяным смерчиком, который послушно улегся в ладонь.

— Смотри… — прошептала я.

На ладони возник маленький водный шар, из которого начали медленно расти длинные, тонкие лучи. Несколько капель крови сорвалось у меня с носа и вплелось в водный рисунок, придавая ему немного мрачный колорит, но я не отвлекалась. Ледяное солнышко застыло у меня на ладони, и я подвинула ее так, чтобы «чудовище» смогло рассмотреть получше.

Зеленые глаза моргнули и медленно перебежали на меня. Потом опять на крошечную ледяную скульптурку.

И в ушах у меня, а вместе с этим — в жуткой тишине хижины раздался тихий, детский, серьезный голос:

— Ты так умеешь, да?

И мое сознание щелчком встало на место. В полном объеме. Я опять могла сказать, где я, а разрозненные события моей биографии распределились по нужным полочкам памяти.

— Да, маленькая, — хрипло сказала я. — Я такая же, как ты. Мы такие же, как ты. Тебе нас бояться не надо.

Наконец я начала различать ее лицо: неимоверно худое, прозрачное почти личико, тонкий нос, как клювик какой-то пичужки; высокие, четко обрисованные скулы, русые спутанные волосы. Она вцепилась в мои глаза своими, будто собиралась опять применить свои способности, так что я даже начала придумывать, что делать тогда… залечь, что ли?

Потом она придвинулась чуть поближе и указала тонким пальчиком на Эдмуса.

— Он не такой.

— Но он с нами, — возразила я. — И вообще, он из нас самый безобидный, по-моему…

Я говорила спокойно. Почему-то знала, что она отпустила их в ту самую секунду, как решила со мной заговорить. Оставалось ждать, кто первым придет в себя.

И надо же мне было сгородить такую банальность. Как будто я не знала, кто…

Но я не готова была к тому, что спирит вскочит на ноги светло-серый, серьезный, и, задыхаясь, выпалит:

— Все живы? Целы? Оля, что…

Он глянул на остальных, на меня, девчонку, по-моему, просто не заметил и заговорил прерывающимся шепотом, который я услышала от него впервые и которого никогда не слышала потом:

— Они ведь не умерли? Просто еще не очнулись?

Я глянула на нашу мучительницу, но та была занята изучением физиономии спирита. Пока что он не падал на землю вторично, так что осмотр ее удовлетворял.

— Наверное, — решилась я, осмелилась даже приподняться и кровь рукавом вытереть. — Кажется…вроде как она их отпустила вовремя.

— Ну, спасибо за такое!

Виола взвилась на ноги в профессиональном прыжке и оказалась неприятно бледной и столь же неприятно жаждущей убийств. Свою благодарность девочке она решила выразить путем прямого насилия: красноречиво шагнула вперед, оскаливая белые зубы…

И после первого шага рухнула обратно, корчась и держась за виски. Спирит бросился к ней, я — к девчонке.

— Отпусти ее, она не тронет! Это она просто злится, сейчас пройдет…

— Она меня хотела убить, — упрямо ответила пацанка и сжала губы с такой взрослой суровостью, что мне захотелось залечь во второй раз за пять минут.

— Ты ее тоже, — напомнила я. В ответ сжатые губы обиженно надулись, и мне заявили:

— А она первая начала!

— Ну, а ты ее наказала, так что с нее хватит, — я обернулась и увидела, что Эдмус пытается привести Виолу в себя, а Виола на его потуги реагирует… никак. — Да хватит же. Отпусти ее.

И кто бы мог подумать, что сработает как раз строгость тона. Девочка чуть кивнула, я уже приготовилась вздохнуть от облегчения, но тут за спиной раздался озадаченный голос спирита:

— А она должна была в себя приходить, э-э?

— Наверное, — я просто боялась потерять глазной контакт с девчонкой, вдруг та еще что-нибудь выкинет. — А что, не приходит?

— Приходить — приходит. Только не совсем в себя…

Вот тут я оглянулась рывком и с испуганным выражением лица, но узрела всего-навсего Бо. Действительно, пантера здесь была бы как-то не к месту. У девочки, когда она узрела такое преображение, последняя ненависть из глаз пропала. Ее вытеснило дикое удивление.

— Вы и так умеете?

— Как мы только не умеем! — хмыкнул Эдмус. Он уже выздоравливал от серьезности, эта бацилла не могла долго существовать в закаленном многолетней придурью организме шута. — Вот дяденька Йехар с дяденькой Веславом очнутся малость — и тут пойдет самая потеха…

— Они тоже превращаются в женщин? — вытаращила зеленые глаза девочка.

— Они превращаются в базарных баб, когда сцепляются друг с другом, — пробормотал спирит, но довольно громко. — Что, Оля?

Тут он правильно растолковал знаки, которые я ему делала, уронил начавшую приходить в себя Бо (последовало возмущенное: «Не прикольно!») и на карачках рванул поближе к выходу. Позади него на ноги поднимался Йехар.

Но никаких попыток достать верного друга из ножен пока не предпринимал, и вообще, двигался на редкость замедленно, отворачивал зачем-то лицо и вытирал его полой своего плаща… тоже, что ли, кровотечение? Ладно, главное, живой, а пока нужно закреплять взятые рубежи.

Я повернулась к своей подопечной, которая теперь таращила глазищи на Йехара, и назвалась:

— Оля.

— Хайя, — представилась девчонка. Детство возвращалось к ней с каждой секундой с тех пор, как она поняла, что можно не бояться, а через это — и не ненавидеть. — Ух ты, большой какой! Он много ест, наверное?

— Ну… а… не особенно… — рыцарь не обиделся и даже не посмотрел в нашу сторону. Стоя к нам спиной, он хватал воздух короткими, резкими вдохами, и нервно разминал крепкие пальцы. Веслав же вообще только теперь соизволил вернуться в наш бренный мир, вроде как, двинулся к стене.

— А ты здесь давно?

Хайя заморгала, будто не понимала значения этого слова. Попыталась было прикинуть на пальцах, наморщила лоб, потом поглядела серьезно и сказала:

— Тысячу лет, — и уже после того, как я поперхнулась воздухом, нерешительно добавила: — Или, наверное, три месяца.

Я и рада бы у кого-нибудь спросить, что обозначает это странное заявление, да советоваться было не с кем.

— А твои родители? Они кто? И где?

Опять пауза. Потом на первую часть я получила ответ:

— Они были как я, — а на вторую отклика не дождалась, так что пришлось повторять вопрос.

— А ты знаешь, где они?

Хайя болезненно сморщилась, но за нее ответил Эдмус:

— Нет их, — подошел ближе и присел рядом, рассматривая девчушку. — Если они были, как она… не терпит нижний народ колдунов.

— Это ты говорил, — откликнулась я машинально, и тут в моих мозгах чуть просветлело: — Погоди, так до какой степени они их не любят?

— До последней, — не раздумывая, ответил спирит, а Хайя подтвердила.

— Они умрут? Нет, они умерли. Они уже умерли.

Она произнесла это так странно и страшно, будто единственное затруднение в этой фразе вызывало у нее время.

— Сюда кто-нибудь приходил? За тобой? — спросил спирит. Она помедлила, но кивнула. Спирит покосился на меня и красноречиво вскинул брови. Убить Хайю оказалось, видно, потруднее, чем ее родителей.

Подошла Бо — оказывается, она прислушивалась к нашему разговору. Голос ее теперь отличался от обычного эфирного щебетания.

— Она же совсем маленькая…

— Я уже большая! — обиделась Хайя, а Эдмус пробормотал:

— Здесь это обычное дело. Не говорил ли я вам, что мой мир не знает жалости и… того, другого чувства?

— А тебя кто-нибудь слушал, да-а? — удивилась Бо. Я наконец поднялась во весь рост, протянула руку девочке и заметила:

— Сказал бы, что твой мир перекосило тысячу лет назад так, что никакие Дружины не помогут — и было бы понятнее.

Подошел Йехар — бледный, с подозрительно блестящими глазами. Кивнул девочке, как старой знакомой, даже улыбку какую-то выжал, и обратился ко мне:

— Все ли способны продолжать путь?

— Вопрос неверный, — тут же отозвался спирит. — Ты лучше скажи: а такие вообще есть? Ну-ка, ну-ка, что я вижу… три бледные физиономии, одна детская и полупрозрачная, еще одна — моя, я ее не вижу, но она и в лучшие времена не отличалась красивым цветом… Да еще наш алхимик так в себя и не пришел.

Все как по команде развернули головы к Веславу. Тот сидел, опершись о стену хижины и глядя в порядке разнообразия тоже на стену, только на противоположную. На лице была причудливая смесь из ужаса, боли и отвращения, само лицо было что-то вроде кристалла кварца — добро бы белое, а то чуть ли полупрозрачное. Загара, понятно, как не бывало. Более того, алхимик почему-то и не думал покидать это состояние.

Я осторожно двинулась к нему, бросив по пути Бо и Эдмусу: «Присмотрите за девочкой». Присела на корточки, так, чтобы наши лица оказались на одном уровне.

— Весл?

Почти сразу я поняла, что алхимику до противоположной стены нет никакого дела: взгляд его был расфокусирован и уходил в никуда. И все же он что-то видел, а может, и продолжал сейчас видеть, и едва ли это было что-то приятное, а то и выражение лица у Веслава было бы немного другим.

— Веслав? — я постаралась переместиться так, чтобы загораживать ему стену. — Ты вообще здесь? Ты меня слышишь?

Прошло какое-то время, выражение лица алхимика не поменялось, но до меня дошло, что смотрит он теперь не сквозь меня, а на меня. Еще через несколько секунд он тихо, спокойно отозвался:

— Конечно.

Слишком тихо и спокойно! Нормальный ответ в исполнении Веслава звучал бы примерно так: «На дурные вопросы не отвечаю! Я что — похож на глухого?!»

— Тебе плохо? Чем-то помочь?

Зрачки у него были расширены, как у видавшего виды наркомана, и это создавало жуткое впечатление: и без того темные глаза алхимика теперь казались двумя черными дырами. И, хотя смотрел он прямо на меня, очень пристально, — я не могла схватить их выражение.

— Помочь? — переспросил он так, будто услышал только последнее слово вопроса: — Зачем… кому нужно помочь?

— Тебе! — рявкнула я и как следует встряхнула его за отвороты плаща. — Тебе помощь нужна?

Честное слово, если бы он выдал что-то вроде: «Руки прочь, травлю без предупреждения!» — я бы прямо всех австралийских кенгуру перепрыгала бы от радости, но ничего подобного не случилось, Веслав просто осторожно отцепил мои руки от своей одежины и ответил все так же, тихо, ровно и, самое страшное, — вовсе без выражения в голосе:

— Мне? Нет. Спасибо.

Он врал самым бессовестным образом, я же чувствовала, что у него дрожат пальцы. Но высказать вслух мне ничего подобного не дали: алхимик поднялся без посторонней помощи и добавил негромко:

— Мне бы свежим воздухом подышать.

И вышел из дома, ни на кого больше не глядя. Эдмус поскреб в затылке.

— Ага, — сказал он. — Ну, оно-то, конечно, свежего воздуха там гораздо больше, чем здесь… — и указал сначала на дверь, за которой скрывалось заваленное трупами пространство, потом на дыру в потолке, откуда явственно сквозило.

Глава 6. Когда повсюду феномены
На улицу мы так и не решились сунуться: там моросил мелкий противный дождь. Эдмус пояснил, что для его мира такая погода — норма. Когда об этом услышала Бо, она пришла в черное отчаяние и принялась оплакивать по второму разу свои волосы, и туфли, и розовый рюкзачок.

— Может, предложить ей превратиться в пантеру? — предложил Эдмус, который в противоположность нашей блондинке так и лучился самодовольством. Гордость в его желтых глазах объяснялась тем, что он только что произвел сложную строительную операцию: завалил дыру в потолке горами всякого хлама. В хижине теперь дуло вдвое меньше. — У пантер ни туфель, ни волос, ну, шерсть только, так зато она за нее не расстроится!

— Я от нее расстроюсь, — отвечала мрачно я. — Не от шерсти, а от пантеры.

Шут скорчил обиженную гримасу — Хайя захихикала.

— Ты тоже грустная, — сказала она. — Тебе тоже туфелек жалко?

Я постаралась полукивнуть, шут глянул на мои перемазанные в грязи кроссовки и зашелся смехом. Готова поспорить, он знал, что меня беспокоят совсем не туфельки.

Йехар с чертыханиями налаживал систему отопления, то есть, камин. Вид у него был какой-то взвинченный, и к нему с вопросами старались не подходить. Глэрион, который он использовал для растопки, и без того пылал угрожающе ярко.

В углу, поджав колени, сидел Веслав, который не сказал ни слова с того момента как вернулся с улицы. Лицо у Веслава было задумчивым и странного салатового оттенка. Нервного тика не наблюдалось, но алхимической холодной отрешенности не было тоже. Было то, что можно описать единственным словом — «прострация».

— Такое ощущение, что они решили поменяться ролями, — поведал мне шут с ухмылкой. — Как думаешь, скоро Весл начнет всех подряд спасать и махать мечом, а Йехар на каждое мое слово — выдергивать из карманов бутылочки?

Мой укоризненный взгляд можно было расшифровать двояко. С одной стороны там значилось: «Типун тебе на язык!», — с другой — было явственно выведено привычное до боли: «Эдмус, заткнулся бы ты, а?»

Пока спиритом велась дешифровка взглядов, я пыталась запихнуть в Хайю определенное количество припасов из своего рюкзака. Спасибо, на этот раз успела сунуть в багаж то, что уцелело в холодильнике после ревизии Эдмуса. Теперь я так увлеклась переглядыванием с шутом, что не заметила, как из моих рук чудесным образом исчезли последние полколечка колбасы.

— Эй!!

Зеленые глаза заморгали на меня обиженно.

— Тебе жалко? Я, может, сто лет не ела!

— Деточка, а ты не… лопнешь? — аналогия с рекламой пришлась в самый раз, как только я сопоставила прозрачный вид девочки и количество пищи, которую ей скормила. Как бы ей потом худо не стало-то.

Хайя выразительно посмотрела на меня, уплетая колбасу за обе щеки. Она так сжимала несчастную продукцию, что та вылезала из шкурки с двух сторон, и ясно было, что если я попытаюсь колбасу отобрать, то опять почувствую на себе дар местного «чудовища».

— А что ты раньше ела? — поинтересовалась я, смиряясь с кончиною запасов провианта. — Ты же здесь давно без родителей?

Вопрос поставил Хайю в тупик. Она попыталась сначала заговорить, потом поняла, что для этого требуется прервать процесс поглощения, и просто развела руками.

— Люди говорили, что отсюда никто давно не возвращался, — я покосилась на Эдмуса.

— Не меньше месяца, — отозвался тот, облизнулся и подмигнул девочке. — Молодчага, прямо спирит — и все! Мы тоже голодать можем месяцами, зато, если потом уж дорвемся — столько можем слопать, скажу — не поверишь!

Наверное, все же поверю. Потому что все, что осталось от порядком загруженного холодильника после визита спирита в мою квартиру, уместилось в обычный целлофановый мешок. Видимо, перед миссией Эдмус голодал пару месяцев.

Рядом присел Йехар, окинув быстрым и изрядно удивленным взглядом уменьшившиеся запасы продовольствия на столе.

— Демон, — выговорил он резко, — мы полагаем, что нам придется взять девочку с собою в ваш город. Что ты скажешь на это?

— Что Весл варит «Ниагару», которая странно подействовала на твой мозг, — ответил шут и на всякий случай отодвинулся подальше. — Взять ее в Город? Ее разорвут там на части через минуту. По-правде говоря, я опасаюсь, что там и вам-то долго не прожить, а тащу вас туда только потому, что больше мне вас тащить некуда. Мой народ и своих-то не жалует, а уж коли говорить о нижних жителях, чтобы кого из них в Город протащить…

— Может, и нам лучше не идти? — нервно спросила Бо, которая пыталась просушить перед камином арбалет. Все же что-то от Виолы время от времени в ней проявлялось. — Раз они такие все там неласковые…

— Так вы ж Дружина, нет, что ли? Великие призывники и все такое — ну, то есть, я надеюсь, что они поверят во всю эту чушь, особенно если вы знаки на руках им покажете и Глэрион, конечно. Если в Городе есть новости — может, мы узнаем о перекосе как следует… подозреваю, с чем он связан, и по подозрениям моим — нам как раз в Город.

— Говори, демон! — велел Йехар, у которого настроение, видно, испортилось окончательно. — Говори, что ты знаешь о том, как и куда склонился этот мир!

Но Эдмус только энергично покрутил головой, и помрачнел, насколько это было для него возможно.

— Сами узнаете, — сказал он неохотно. — Пока не буду, чтобы не накликать… — и тут же продолжил как ни в чем не бывало: — Так вот, если вас со скрипом, но пустят в Город — ей туда путь точно заказан. Понимаю, что вы хотите сказать. Что можно еще поспорить, кому хуже будет: ей или тому, кто на нее покусится, так, Хайя?

Он игриво ухмыльнулся девочке. Та по-взрослому сжала перемазанные шпиком из колбасы губки и кивнула.

— Да только потом мы вряд ли в Городе останемся, — подытожил спирит. — Не терпят мои собратья, чтобы их убивали или калечили. А что такое «самооборона» — они, наверное, вовсе не знают.

Губки девочки задрожали. Она намертво вцепилась в мою руку все еще жирными пальцами.

— Я не буду! Я буду просто… Буду как все!

Я адресовала просительный взгляд Йехару, но тот стиснул губы в узкую полоску и покачал головой. Наверное, вспомнил о телах на улице, потому что, когда заговорил он, голос звучал еще более резко:

— Мы ведь так не знаем, кто она такая и как это творит. Я не думаю, что…

— Они собирались ее убить! — вмешалась я возмущенно. — А по нам она ударила только от испуга, я думала, ты понял…

— Но как она это сделала? Ольга, ты встречалась с магами, которые были бы способны на подобные… — он болезненно поморщился и коснулся виска, — деяния?

Нашел, кого спрашивать. В конце концов, я всего лишь ученик третьего года, так что оставалось только головой покачать. Откуда мне знать. Может, телепатия, то есть, по сути, стихией является мысль, таких обычно много среди нейтралов, мы даже отрабатывали на совместных практиках: они — ментальное проникновение, мы — мысленную блокировку. Но тогда я не чувствовала ничего подобного…

Йехар выдержал короткую паузу и заявил:

— Я не встречался.

И вот это уже было гораздо сложнее, поскольку светлый странник скитался по мирам не одно столетие. Стала ясна и подозрительность, с которой он посматривал на Хайю: в глазах у него явно читалось сомнение, что перед ним вообще человек.

— Кто твои родители, Хайя?

Но девочка только вжала голову в плечи и замотала головой. В глазах теперь опять был страх, так что я начала бояться, как бы Йехару не влетело вторично.

— Они были как я, — забормотала Хайя, глядя в сторону, — они умерли. За папой пришли люди с палками и с большими ножами. За мамой тоже пришли.

Она уставилась в огонь и прибавила:

— Они были как ты.

И, хотя она не смотрела ни на кого из нас, всем стало ясно, что речь о Йехаре. Странник на миг растерялся, но тут же нахмурился опять.

— Светлые странники? — пробормотал он. — Инквизиторы? Но тогда кто же ты?

— Уникум, — тихо донеслось из угла.

Это было первое слово, которое мы услышали от алхимика за довольно большой промежуток времени, и оно вызвало больше облегчение, чем любопытство. Во всяком случае, у меня.

Веславу, кажется, полегчало. Первый признак: глаза у него опять жили собственной, беспокойной жизнью, ни на секунду не оставаясь в неподвижности, в противоположность остальному лицу.

— Уникум, — повторил алхимик чуть громче. — Маг со стихией времени. И как минимум кто-то из ее родителей тоже, это передается по наследству, хотя я не слышал раньше, чтобы такие способности встречались у расы людей. Только управляться с ними она не умеет, вот и сама во временах путается. А то, от чего мы чуть все не… — он поднял палец в небо, — это, видно, защитный механизм. Сама выработала, и не от хорошей жизни.

Я машинально кивнула, вспомнив, как смешались для меня времена, когда я попала под удар Хайи. Это нас едва не убило, да и не мудрено, если в один момент заново переживаешь все худшее, что с тобой было в прошлом, какие-то свои страхи из потаенных кошмаров — наверное, Хайя и это может воспроизводить. Девочка уставилась на алхимика заворожено. Йехар — мрачно.

— Откуда ты знаешь о магах с такой стихией?

— Читал, — со знакомым раздражением в голосе откликнулся алхимик. Обычно это короткое словечко прокатывало у него вместо любых объяснений, и я однажды мысленно сама с собой об заклад побилась, что настанет день — и не прокатит.

Не прокатило. Йехар, который обычно такой ответ воспринимал как должное, спросил требовательно:

— Где?

— В Караганде, — ответил Веслав, глядя очень честными глазами, достал из холщовой сумки обтрепанный блокнот, карандаш и принялся черкать с самым деловым видом. Мне показалось, что я различаю строчки уже знакомого мне прорицания Данилы — неужели алхимика все еще занимает эта муть?

Йехар успокаиваться, однако, не желал: с довольно грозным видом, хоть и без меча, он навис над алхимиком:

— Откуда ты мог почерпнуть знания о других мирах, темный? Если ты не свершал ритуалы, впуская в свое тело иных духов… только одно, так? Только она… и я припоминаю, что как-то ты упоминал о ней, так?

Веслав опустил блокнот и поднял глаза с видом «ох, бесполезно с вами разговаривать, придется вас слушать». Я тем временем недоумевала, почему на лице у Йехара столь явно выписано отвращение. Нет, я в курсе, как он относится к темным вообще, а к алхимикам в частности, но такое лицо — было в новинку даже для нас.

— Сколько разделов? — голос рыцаря рассек тишину, которая сразу почему-то нависла в хижине. — Четверть? Треть? Может, ты прочел ее всю?

— Достаточно разделов, — просветил Веслав, изображая на лице ангельское терпение (получившаяся кошмарная гримаса заставила Хайю закрыть лицо ладошками). — И ты, конечно, сейчас кинешься меня убивать… послушай, ты не устаешь повторяться?

На лице Йехара к отвращению присоединилось еще изумление.

— Убивать тебя? — переспросил он. — Марать Глэрион в твоей крови? Нет. Свернуть тебе шею при случае — возможно, и то едва ли: после такого мне вовек не отмыть рук.

— Что происходит, наконец?! — рявкнула я, поскольку спокойствие алхимика и брезгливость светлого странника были чем-то из ряда вон выходящим.

— Он читал Книгу Миров, — зловеще звенящим голосом отозвался Йехар.

Эдмус и Бо дружно поинтересовались, в чем здесь подоплека (Бо наивно полагала, что алхимик не вернул прочитанное в библиотеку), я же озадачилась. На упоминания о Книге Миров я натыкалась несколько раз, но знала о ней отнюдь не все.

По сути, это и книгой-то назвать можно было с трудом. Артефакт с таким именем представлял собой плоскую каменную плиту, исчерченную письменами. После активации артефакта тому, кто на такое осмеливался, открывалась толика знаний о мире, то есть, о мирах. Кроме того Книга Миров почему-то всегда упоминалась в очень негативном смысле, как темнейший артефакт. Вообще, считалось, что совладать с этой дрянью может только сильнейший стихийник. Например…

— Что за чушь! — выпалила я. — Только Повелитель может прочитать Книгу Миров, а ты…

— Не только, — отсек Йехар. — Книгу Миров может читать любой. Но каждый раздел знания нужно окупить кровью, и, пока она течет, Книга отдает то, что в ней написано. Каждый раздел — это чья-то забранная жизнь! Я был о тебе дурного мнения, алхимик, но теперь…

— Не можешь словами — нарисуй руками в воздухе, — посоветовал Веслав, рассматривая свой блокнот. — Успокоительного дать тебе?

Рыцарь молча повернулся к нему спиной. Алхимик какое-то время без малейшего потрясения рассматривал сей знак порицания. Потом поскреб в затылке карандашом и вернулся к блокноту.

Не хватило его логики на то, чтобы понять: работать ему сегодня не дадут.

— Веслав… Книга Миров правда открывается кровью?

— Угу. Большим ее количеством.

Голос у меня повышался с каждым произносимым словом, а под конец фраз начал еще и срываться.

— Кровью других людей?

— Как правило, используется детская, — с видом ученого, живописующего действие нового консерванта, сообщил Веслав. — Но я пошел другим путем. Тем самым, о котором чудесным образом забывают дилетанты, называющие себя борцами со злом.

Он тоже начал повышать голос, хотя еще не оставлял попытки углубиться в свой блокнот.

— Видите ли, сейчас изобрели одно средство, называется кроветвор, никто не слышал, нет? Ах, кое-кто даже пил… а этот кое-кто не вспомнил ли, что Книга Миров может открываться кровью читающего? Что, светлый? Склерозец на старости лет?

Блокнот отлетел в сторону — наверное, такими полетами и объяснялась его потрепанность. Веслав не вскочил, а взлетел на ноги, опрокинув стул, и разразился тирадой, снабдив ее по своему обычаю бешеной жестикуляцией:

— Не додумался до такого выхода, светлый, нет? Вот и никто не додумался, а мне это в голову пришло. За каждый раздел я платил своей кровью, и одновременно с тем, как она из меня вытекала, пил кроветвор, и уж можешь поверить — не один раз! Ну что? Теперь ты сочтешь меня подходящей кандидатурой под твой ножичек? Высокая честь, кто бы мог подумать! Ну-с, имеются еще вопросы, или вы как обычно — начнете мочить без раздумий?

— Конечно, нет, — ответил Эдмус. — Сперва подумаем — потом начнем. А ты случайно не из тех…э-э…кому нравится боль? Ничего такого не имею в виду, но только чтобы вот так, да несколько раз, да потом кроветвор — из-за какой-то там книги…

Веслав закатил глаза, лицо у него нервно передернулось. Ах, да, не из-за какой-то. Книга Миров содержит знания обо всем, кто ее одолеет — сможет знать прошлое, настоящее и видеть будущее, а для алхимиков…

— Знания — единственное, что они ценят и к чему стремятся, — подтвердил мои мысли Йехар со своего места. Веслав коротко вскинул брови, но возражать не стал. Вступила заинтересованная Бо:

— А ты там много прочитать успел, да?

Алхимик раздраженно пожал плечами.

— Теперь я знаю многое из прошлого и настоящего. Точнее сказать не могу.

— А почему не дочитал до конца?

— Да кроветвор однажды не подействовал.

Я повернула голову так резко, что перед глазами поплыли красные круги. Хотя, может быть, дело не в повороте: я просто представила себе эту сцену…и в следующий момент оказалось, что я сижу на полу, Йехар держит мне голову, Бо обмахивает меня надушенным платочком, а Эдмус готовится окатить нас всех как минимум ведром воды.

— Не на…

Такое ощущение, что уж полведра точно оказалось на мне, причем, в рот попало изрядно, да и в нос, да и вообще…Откуда-то сочувственно захихикала Хайя, я протянула руки вперед и сделала пару удушающих жестов.

— Шею мне… шею!

И протерла глаза как раз, чтобы увидеть, как Эдмус втягивает голову в плечи. В таком состоянии он и унесся в небеса, пробив сгоряча собственную заплатку на крыше, потому что Бо и Йехар к этому времени совершали поразительно солидарные со мной жесты. Им попало тоже.

— Как же ты выжил? — спросила я, переставая кашлять.

Алхимик, который опять впал в апатию, — меня решительно начинает тревожить его состояние — подобрал блокнот и ответил неохотно:

— Да замотал порезы и все тут. Ну, полежал, укрепляющего попил. Думаю, Книга сама дала мне знать, что дальше ходу нет. Больше я и не пробовал.

А если бы дочитал ее — смог бы видеть будущее, хотя кто знает, может, дальнейшие разделы как раз предполагали кровь детей…

Бо сморщилась страдальчески.

— Кошмар, — пробормотала она. — Читать — это же вредно! От этого глаза плохеют, и осанка нехорошая, и еще занудливым потом становишься! А у тебя мозги после этого не сожглись, нет?

Ну, не знаю. По мне, так какие-то предохранители все же полетели, еще бы — такое количество информации… стоп.

Наши с Йехаром изумленные взгляды столкнулись, и в них выразился один и тот же вопрос:

— Да как же у тебя в голове все это вместилось?! — потом продолжил Йехар: — Судя по тому, что нам известно, лишь Повелитель или как минимум профессор стихий смог бы читать Книгу и не сойти при этом с ума. Меж тем, как обычный человек…

— В точку, — перебил Веслав, — я и не человек. Я — алхимик. Мы привыкли использовать возможности своего мозга больше, чем на… — убийственный взгляд, — два процента. Хотя с отдельными личностями и эта цифра мне кажется завышенной.

Я только и успела, что возвести измученные глаза в небо — правда, в данный момент небо загораживал Эдмус, который слушал разговор через дыру в крыше. Ну, сейчас начнется…

Но следующая реплика принадлежала совсем не разгневанному светлому страннику, как должно было выйти. Эту реплику подала Хайя, которая из нашего разговора усвоила с пятого на десятое, а поэтому ей было скучно.

— А когда они начнут превращаться в базарных баб? — громко спросила она, указывая поочередно на Йехара и на алхимика.

Повисло очень неловкое молчание. Бо издала тихое «хи-хих». Алхимик и рыцарь развернулись к девочке, оба с недоумевающими физиономиями.

— Ну, дядя Эдмус обещал, что, когда вы сцепитесь, — вы превратитесь в базарных баб, — пояснила та со всей непосредственностью. — Вы же сцепились? А вот из Веслава выйдет нехорошая базарная баба: он очень худой. Правда, он хорошо кричит. А дядь Йехар кричит плохо, хотя громко, зато он большой, из него хорошая баба, как тетка Винейя получится. А как вы потом превратитесь обратно — опять сцепитесь, да?

Через секунду после того, как она замолкла, к небу взлетела симфония двух гневных голосов, звучавших жаждой мести в едином гармоническом вопле:

— Эдму-у-ус!!!

Глава 7. Когда города летают
Идти к тетке Хайи оказалось недалеко. Собственно, в ту самую деревню, Хайя нас сама и отвела. К ней на глазах возвращалась жизнь, хотя пока она все равно выглядела чахлым заморышем. Всего боящимся. Птиц, например. Когда в высоте появился силуэт какого-то местного воздушного хищника, девчонка вцепилась в меня намертво.

— Мне все время кажется, что они могут спуститься, — прошептала она. Но что будет, если птица спустится, отвечать отказалась.

В деревне нас не ждали, и первое, что мы услышали — громогласное обещание сдать нас здешней инквизиции. Но тут вмешался Эдмус с его фантастической способностью правдоподобно врать.

— О, небеса! — завопил он, задирая палец вверх, где опять виднелся птичий силуэт. — Своих спасителей — и инквизиции! Мы приползаем в их деревню — израненные, едва стоящие на ногах, после крр-ровавой битвы с жутким монстром — мы, видевшие мертвые тела ваших односельчан…а вы…

Селяне немного устыдились, перестали тыкать в нас вилами — вовремя, а то Йехар уже почти вынул меч из ножен — и потребовали подробного рассказа. Эдмус, конечно, не мог такого пропустить и развернулся вовсю. Оставив его расписывать собственные подвиги в компании Виолы (а мороки кто поддерживать будет?), мы расспросили путь к дому Винейи и направились к ней, чтобы сдать на попечение «сиротку, чудом спасенную от этого монстра». Тетку мы нашли в домике на отшибе, хотя домиком это назвать язык не поворачивался.

Здоровая такая избища, и как только страдающая ожирением собака отползла с нашего пути и мы смогли постучать — дверь открылась, и все поняли причину размеров строения.

— Наконец-то! — выдохнула стоящая на пороге девица богатырского телосложения и буквально втащила Йехара внутрь, облобызав его по пути. Рыцарь с ошеломленным видом утерся рукавом. — Скорее за стол, все остывает!

По крайней мере, на голод жаловаться в этом доме не приходилось: стол был праздничный, будто Винейя готовилась нас встречать. Соленья, грибы, мясо, рыба, пироги трех сортов, а что все было отменного качества — мы убедились тут же.

Уж на что можно было пожаловаться, так это на невнимание, потому что рассказ о причине нащего визита хозяйка или не выслушала вовсе, или выслушала из рук вон плохо. Все ее усилия уходили на то, чтобы загрузить в нас за минимальное количество времени максимальное количество еды. Примерно через четверть часа мой желудок восстал против такой тактики. Веслав сдался еще раньше и вяло ковырял овощи в тарелке, а между тем хозяйка посадила его рядом с собой и старалась ему уделять как можно больше внимания.

— Ну, что же вы сидите, кушайте скорее, всё остынет! — ласково подгоняла она. — Вы же такой худенький, такой бледненький…

Загару алхимика могла позавидовать любая модница после пятнадцати посещений солярия, но Винейе это, видно, казалось недостаточным. Да и то сказать, по сравнению с ее свекольным румянцем Веслав правда казался бледным.

— …вы, наверное, очень много работаете? И все время с какими-нибудь свитками…

— Нет, он у нас больше по книгам! — язвительно фыркнул Йехар, впиваясь зубами в крылышко курицы. Веслав поверх куска пирога послал в него убийственный взгляд.

— Что вы говорите! — посочувствовала Винейя. — Ну, ничего, эти глупости у вас на время, да вы кушайте, кушайте…

В добром порыве она плюхнула на его тарелку огромный кусок рыбы и четыре ложки тушеных грибов. Субтильный магистр, в которого такое количество пищи не могло войти по определению, озадачился.

— Потом глотнешь «Ниагары», — шепнула я, пихнув алхимика в бок.

— Следи за своей тарелкой, — буркнул он в ответ. — И помни, рядом с кем сидишь.

За своей тарелкой я следить не стала, зато проследила за тарелкой Хайи. Та уписывала как ни в чем не бывало, будто мы ее не кормили несколько часов назад. У Винейи она вызывала явное умиление, а уж когда ей растолковали, что это ее племянница, — тетушка пришла в священное негодование:

— Это чем же моя непутевая сестреха тебя кормила? Ух, увижусь с ней — выскажу… так дитятко запустить! Какие-такие у нее были дела, что девка так отощала?

— Кх…она умерла, — тихо сказал Йехар.

— Жаль, — вздохнула Винейя и облизала ложку. — Да вы не стесняйтесь, кушайте…

Постепенно выяснилось, что после давней ссоры они с сестрой не виделись лет десять, с ее мужем не виделись вообще, а Хайю тетушка готова взять хоть сейчас, но имеется только одно препятствие:

— Ну, чтобы женишок-то мой это не посчитал за обузу, вы уж сами понимаете…

— Понимаем, — серьезно отозвался Йехар. — Готовы взять это на себя. Мы его… уговорим.

Если бы он прибавил к этому «и не покалечим» — мне было бы гораздо спокойнее. Но Винейя явно считала, что раз рыцарь сказал, то сделает без лишних проволочек.

— Так, стало быть, берем девочку? — обратилась она к Веславу с улыбкой, попутно подпихивая к нему кусок очередного пирога, на сей раз медового.

— Да уж возьмите, сделайте милость, — мрачно ответил тот и пирог отодвинул. — А у меня-то вы почему спра…

— Ну, вон сват говорит, что вы согласны…

К счастью, Веслав есть перестал давно, иначе он непременно бы подавился, причем серьезно. В чистой, но пропахшей едой комнате и без того воцарилась не самая веселая тишина.

— А можно мне еще кусок с медом? — громко спросила в этой тишине Хайя.

Алхимик с некоторым опозданием уронил ложку, которую от нечего делать все последнее время крутил в руках.

— Вы… — начал он, поднимаясь на ноги. Левое веко у него дергалось отчаянно, будто решило сплясать. — Вы за кого… за кого вы меня принимаете?!

Фу, какой наивный вопрос, огорчилась я. А еще умным себя считает, магистр и так далее.

— А разве вы сват, а он — жених? — с некоторым разочарованием указала Винейя на Йехара.

— Нет!! — в один голос просветили ее Йехар и Веслав.

— Ну, вот видите, все правильно… да что ж вы встали, у меня же еще сыр в кладовке и варенья всякие…

Йехар с явным наслаждением дал Веславу позадыхаться воздухом и только потом деликатно начал разъяснять Винейе, что произошло досадное недоразумение, но что сват с женихом к ней в самом ближайшем будущем приедут, и нужно надежды не терять, и все же…

Хайя под его рассуждения забралась в уголок и преспокойно уснула. Я была недалека от этого. Винейя приуныла, но отказываться от опеки над девочкой не стала. Хотя бросала на Веслава печальные взгляды.

— Ну, может, раз уж вы здесь, вы передумаете… — начала она наконец.

— Нет! — отрезал тот, отодвигаясь к двери. С лица его еще не выветрился ужас.

— Ну, тогда хотя бы…. — тут она подошла к Веславу, наклонила свой богатырский стан и принялась нашептывать что-то ему на ухо. Одновременно с процессом нашептывания шел процесс вытаращивания магистерских глаз. Рот алхимик тоже приоткрывал очень живописно.

Как раз тот случай, когда слова бьют страшнее кулаков: едва Винейя распрямилась — бедняга рванул на выход, не прощаясь, все еще с выпученными глазами, схватив по пути походную сумку. На пороге он обернулся и выпалил, задыхаясь:

— И… и не надо мне ваших денег, ясно?!

После чего только мы его и видели. Винейя огорченно покачала головой, глядя на хлопнувшую за ним дверь.

— И ведь даже кексов моих не попробовал…

Примерно на этом мы с ней и попрощались. Хайю решили не будить, чтобы прощаниями не расстраивать, Винейю предупредили быть с девочкой помягче — в ответ она призналась, что не кричит даже на собаку и не понимает, почему ее боятся женихи — и вышли на улицу, слыша позади прощальные крики:

— Ну, что же вы! Вы же мало взяли на дорожку!

Как раз на дорожку нам теперь должно было хватить до поумнения Бо. Мой рюкзак, в который Винейя успела насовать самой разнообразной снеди, унылым центнером оттягивал плечо. К счастью, не мне, а Йехару.

Веслава уже не было, только в воздухе висела мелкая взвесь грязи, будто по дороге недавно промчался гоночный автомобиль. Спирита мы застали в компании восторженных селян, причем, он только-только добрался в своем рассказе до середины. Виола, видно, не выдержала, сбежала: она подошла к нам первой.

— Эдмус будет чуть погодя, — доложила триаморфиня недовольно. — Ну, хоть о девочке он сказал. Слышали бы вы, как описывал страдания бедной сироты. Всеобщая забота ей теперь точно обеспечена.

Оставалось надеяться, что Хайя любит всеобщую заботу.

Алхимика на горизонте было не видать, но его отыскала по следам Виола — как и Йехар, она была неплохой следопыткой, но рассказывать о себе что-либо отказывалась напрочь. И все равно мы догнали Веслава только через только полчаса, и были встречены отнюдь не широкой улыбкой и объятиями.

— Заночевать там решили?

— Идешь на рекорд и по секундомеру? — отпарировала я, тяжело дыша.

— Был попутный ветер.

Эдмус нагнал нас еще через четверть часа, когда с относительно ровной местности мы забрели в долину, поросшую невысоким, зато густым кустарником. Меж кустов мелькала тропа, утоптанная и довольно широкая. «Местные», — по-эдмусовски подумалось мне.

— Обед? — предложил Эдмус, снижаясь прямо перед нами. — Нижние жители решили меня вознаградить сполна за мою, то есть, нашу победу над ужасным монстром. Есть пироги, есть несколько кусков копченого мяса, есть сыр, тоже с мясом, только с живым. Хотите глянуть, как оттуда моргают?

Веслав прижал ладонь ко рту и отвернулся с мукой во взгляде.

— Что это с ним? — удивился шут.

Алхимик сделал знак, что если мы расскажем — нам не поздоровится.

Естественно, я тут же принялась рассказывать.

Следующий час путешествия неведомо куда прошел гораздо веселее. Что говорила ему Винейя — в этом алхимик не сознался ни за какие коврижки, хотя мы соблазняли его изо всех сил. Эдмус, например, так и вовсе предлагал помолчать целых два дня, но Веслав только головой мотал, как пришпоренный конь, и ускорял шаг.

А под конец за наши шуточки нам влетело еще от Йехара.

— Прекратите это! — выкрикнул рыцарь нервно. — Мы на чуждой нам территории, а вы ведете себя, словно скоморохи. Шут, мы слыхали от тебя обещание доставить нас в Город, но Города мы не видим.

Я выразительно вытаращила глаза в спину Йехара, не понимая, какой оборотень его покусал (в том, что это было что-то невинное, типа мухи, я сильно сомневалась). Виола ухмыльнулась с мрачным пониманием. Эдмус безмятежно развел руками на ходу.

— Я бы тебе его от всей своей вроде как души предъявил, да только Город непросто найти, он же все время дрейфует…

Йехар чуть замедлил шаг и на всем ходу повернул к спириту каменное лицо.

— Что ты разумеешь под этим словом?

— То же, что и все. Ну… дрейфует, понимаешь? — спирит замахал крыльями, пытаясь дрейфовать на бреющем полете. — Летает! Медленно! В… в небе, вот!

— Почему ты раньше не сказал?!

— Ну… а… я думал, вы догадаетесь. Все же у нас стихия воздушная, зачем нам на земле-то жить…

Вот бы в Канцелярии послушали эти рассуждения. Следуя им, мне полагалось день-деньской сидеть то ли в Неве, то ли в собственной ванной, а Йехару — не вылезать из огня наподобие саламандры.

— Но как мы попадем в Город? — озадачилась я. — Эдмус, ты нас за шкирки доставлять, что ли, будешь, каждого по очереди? Ты разве не говорил, что сил у тебя на такое маловато…

Сбоку послышался неприятный смешок, и я обнаружила, что Веслав, обогнавший было нас на полкилометра, непонятно каким образом очутился поблизости. Алхимик шел с лупой, под которой рассматривал помятого вида болотную жабу.

— Я бы посмотрел на это. В смысле, за шкирки. Еще и как бы посмотрел. Но грузы, одушевленные или нет, доставляются в Город посредством магии воздуха. Так что нам достаточно найти хоть одного полноценного спирита, что в небе, что на земле, так или нет?

— Откуда ты знаешь это? — сумрачно осведомился Йехар.

Алхимик ответил коротким взглядом.

— Не надоел вопрос? — озвучил взгляд Эдмус. — А за «неполноценного» я обиделся, правда-правда. И, поскольку я мстительный, — а я ужас, до чего мстительный, нация обязывает — первым делом я съем вот этот твой образец…

Жаба в руках алхимика судорожно задергалась, как будто поняла, о чем речь.

— …а со спиритами ты ошибся только немного, — продолжил Эдмус, приземляясь, переходя на шаг и примериваясь языком к земноводному. — В том смысле, что трудно спирита встретить на земле, если это не я, конечно. Но как только кто-нибудь из моих собратьев окажется поблизости, я должен это почувствовать благодаря связи, которая…

Тут густые кусты слева зашуршали, и из них на тропу выпрыгнул спирит. Со сложенными крыльями.

Мы столкнулись нос к носу.

Общее замешательство по поводу того, что два из утверждений шута оказались ложными одновременно, оказалось велико, но кратковременно. Эдмус замер с отъехавшей челюстью и издал изумленное «Ох!» — и оказался самым тихим среди остальных, поскольку ни незнакомец, ни мы молчать не собирались.

— Прочь отсюда, сыновья моонов! Я буду драться, как спирит! — высоким голосом выкрикнул стихийник воздуха.

— Травлю без предупреждения! — гаркнул Веслав, осуществив, собственно, то, от чего обещал воздерживаться.

— Изыди, нечисть, или узнаешь ярость Глэриона! — это был мощный глас Йехара.

— Дернешься — стреляю! — предупредила Виола, выдергивая из розового рюкзачка не арбалет, а нечто, напоминающее бластер. Видимо, ей надоело возиться с болтами.

Тишина словно сомкнулась надо мной, я поняла, что тоже обязана что-то сказать, и торопливо добавила:

— А я… да!

Чем едва ли свела на нет общее смятение.

В довершение этюда жаба в руках у Веслава открыла рот и огласила окрестности истерическим кваком: «Пси-и-и-ихи!» — после чего исчезла с сочным треском.

Вот теперь замолчали все. Взгляды, выражения которых были схожи до неприличия, сошлись в одной конкретной точке пространства: чуть ниже руки Веслава, которую он так и продолжил держать щепотью, так, будто собрался то ли креститься, то ли других благословлять. Алхимик не отставал от других и смотрел в ту же самую точку пространства с огромным интересом.

— Наскочили на морфа, — это сказал именно он, но сказал так, будто сам не был уверен в своей логической версии. — Сохраняющего разум и речь по превращении, да еще с телепортативными способностями. Ни фига себе, зверушки в здешних заповедных лесах.

— Не смей бранить наши леса, — встрял незнакомец, или, вернее, незнакомка (судя по хрупкости телосложения и перекинутому через плечо вперед длинному хвосту волос, перед нами была скорее девушка). — Кх… кто это был? Кто вы? Зачем… Э-э-эдмус?!

Шут усилием воли вернул в орбиты глаза, а челюсть на место. При звуке собственного имени он вздрогнул, как от удара, и сделал пару шагов вперед, но шел так, будто ноги его не слушались.

— Ифи… о-о, я хотел сказать, — тут он мало-помалу начал возвращаться в свое обычное состояние, а то мы уже начали беспокоиться. — Вашество! Да будет вам спутником попутный ветер. Кстати, а почему вы предпочли ему кусты крючколистов? Неужто вы путешествуете нынче одна?

Лицо девушки-спирита тоже трансформировалось. Если Эдмус вернул себе ухмылку и шутовскую искривленность черт — на лице его собеседницы проступила высокомерная холодность. Надменность, которая характерна лишь для власть имущих.

— Я должна отчитываться перед шутом?! — напустилась она на Эдмуса. — Говори, как ты сам сюда попал, и кто эти четверо, и почему вы пятеро…

— Потому что мы Пятеро, — незамедлительно отозвался Эдмус, задирая рукав.

Мы мудро решили повторить его жест. Незнакомка неторопливо изучила наши знаки Арки, потом отступила на пару шагов назад и изучила уже нас — с брезгливым недоумением.

— Это те, о ком ты рассказывал? Они выглядят еще более жалкими, чем в твоих байках! — она ткнула в меня пальцем. — Это та дурочка с белыми волосами?

Кусты вокруг нее зацвели инеем. Честное слово, я сделала это не нарочно.

Эдмус торопливо встал между нами.

— Нет, это другая, вы… обознались чуть-чуть…

Она бы еще в Йехара пальцем ткнула. А что? Волосы тоже светлые, и посмотрела бы я на его реакцию…

Кстати, о Йехаре: рыцарь тоже выдвинулся вперед с самым суровым из своих видов и заговорил неспешно:

— Дружина прощает тебе выпады в ее адрес, но нам хотелось бы знать, от кого мы слышим такое. Ибо есть весьма мало особ, кому я и мой клинок простили бы такое оскорбление, как «жалкий».

— Хочешь поединка со мной? — вскинулась тут же девушка.

— Ну-ну-ну, — предупредительно поднял руки Эдмус. — Не будем себя вести, как мооны, или, того хуже, крякодуглы…

— Кого ты назвал моном? — тут же вскипела девица.

— А кого крякодуглом?! — зловеще прибавил Йехар.

— Правильно, — вздохнул Эдмус. — Прибейте уж лучше меня, чтоб с двух сторон и надежно. Ваше вихреносное крылательство — это Йехар, Поводырь Дружины, той самой. То есть, теперь уже не той самой, а второй, но состав не поменялся, так что лицезрите, пока есть, что лицезреть. Йехар, это госпожа Ифирь, дочь герцога Цепеока, которая своими крыльями создает благоприятный ветер Городу, бла-бла, я не помню, что там дальше по восхвалениям, но в конце было что-то вроде «заседает во дворце вместе со своим великим отцом». Но пока я не вижу ни дворца, ни отца, так что просто сгораю от любопытства: как же вы здесь очутились?

— Просто собиралась прогуляться, — презрительно отозвалась дочь герцога. — В одиночестве. С тех пор, как тебя призвали во второй раз, мне не в кого метать кинжалы.

— Она унаследовала эту привычку от герцога, правда, мило, — доверительно обратился ко мне Эдмус. — Но кто вам дал мудрый совет прогуляться по земле?

Здесь Ифирь слегка замялась, и тут с неба камнем спикировал спирит и приземлился рядом с ней.

— Вот вы где! — выпалил он. — Это было недальновидно с вашей стороны — отправляться одной, да еще забирать прямо в вихревые потоки…

Тут он обернулся, увидел нас, нет, не так. Он увидел Эдмуса — мне почему-то показалось, что только его. Глаза с узкими зрачками опасно сощурились.

— Что ты делаешь здесь, отброс двора герцога?

— Привет, Д`Каас, — довольно кисло произнес Эдмус. — Я вернулся, чтобы спасти этот мир.

Ифирь язвительно усмехнулась.

— Твоя лучшая шутка.

— Сегодня я в ударе, — без тени улыбки ответил Эдмус. Д`Каас между тем заметил, что он не один, но сделать логических выводов сам не смог.

Он вообще не похож был на того, кто умеет делать выводы. Зато смахивал на того, кто гнет в руке подковы и ест на завтрак железные гвозди. Ростом почти с Йехара, а в плечах даже шире; грудь колесом, на шее болтается амулет (видимо, воздушной стихии), челюсть чуть выдвинута вперед, а размах крыльев внушает невольный трепет.

Впервые я с абсолютной ясностью осознала, что Эдмус среди своих — слабачок.

На лице Д`Кааса причудливо смешались жесткость, упрямство, воля и еще с десяток оттенков подобных качеств, но при всем желании я не могла обнаружить на этом лице ни следа живости и открытости Эдмуса, ни минимальных следов интеллектуальности.

— Кто они? — рыкнул воин (кем еще он мог оказаться?) и сделал шаг вперед. Мне показалось, что рукав у меня задрался сам собой; наверное, одежду посетили те же опасения, что и меня. Остальные тоже вытянули руки, демонстрируя знаки высшей индульгенции.

— Рекруты Дружины, — чуть снисходительно отозвалась Ифирь. — Пришли в наш мир, хотя и не должны были. И вместе собираться во второй раз они тоже не должны были…

В ее глазах зажглось подозрение, и Эдмус торопливо ввернул:

— Да ведь в Дружину был призван я, разве могло все пройти по правилам?

Аргумент почему-то успокоил не только Ифирь, но даже Д`Кааса: тот глядел еще подозрительно, но кивнул.

— Вы направляетесь в Город?

— Да, к Цепеоку, — ответила за нас Ифирь, хотя никто из нас не говорил, куда мы направляемся. — Доставь их. Прямо к нему.

Д`Каас колебался и мрачно подергивал цепочку своего медальона, топчась на месте.

— Шута — ладно, но нижних людей? Доставить заведомого врага в Город…

Ифирь выразительно помолчала. Видимо, таким образом она напоминала Д`Каасу, с кем он спорит. Воин остался тверд, разве что нервно хлопнул крыльями, потом бросил с чего-то на Эдмуса убийственный взгляд и процедил:

— Держитесь друг за друга.

Как только мы выполнили этот приказ, он повернулся к нам в профиль и посмотрел на что-то, видимое только ему, на севере. Пробормотал непонятные мне слова, сосредоточенно нахмурился и на секунду сжал свой амулет.

Почти сразу же нас резко потянуло вверх, но мы, наученные опытом перемещения в крылатых сандалиях (о, первый призыв!) — сохранили равновесие. Уносясь в высоту, мы слышали пререкания Ифирь с Д`Каасом:

— Я сказала, нет! Я долечу сама!

— Ну и девица, — поежилась я.

— По сравнению с нашими гарпиями — она чудо, — одно то, что Эдмус употребил сравнение из нашего визита в греческий мир мифов, говорило не в пользу спиритских женщин. — Вы б мою мамашу видели. Папаша так и умер: сиганул от нее в окно, а она задурила ему голову так, что он забыл раскрыть крылья. Вот смеху-то было…

Я постаралась сквозь свист в ушах различить хоть чей-нибудь малюсенький смешочек, но ничего подобного не уловила.

Начало холодать. Мало того, что мы поднимались, так еще и летели наискосок.

— А мужчины у вас все как этот Д`Каас? — скептически осведомилась Виола.

— Что вы, его у нас всем в пример ставят. Лучший образчик всего, чего только можно.

И ведь где-то я уже слышала от Эдмуса его имя.

Между тем шут, чтобы утвердить нас во мнении, что работать будет трудно, принялся объяснять правила поведения в Городе. Их оказалось на диво много, и все начинались с «не».

— Не перечить герцогу, когда он в плохом настроении. Не перечить герцогу, когда он в хорошем настроении. Не перечить Ифирь и не принимать ее вызовы на поединки! Не ходить по одному. Не болтать много, тем более громко… Да, вот отдельно еще: помните, что люб… — он запнулся, с трудом выговаривая это слово, — …овь в моем Городе — Табу. И само чувство, и все слова, которые к нему относятся. Так. Дальше. В присутствии герцога или Глядящих не ковырять в носу пальцами рук или другими конечностями…

Я даже подремала, несмотря на холод. Окончательно пришла в себя уже совсем окоченевшей, когда сильные руки Йехара поставили меня на что-то мягкое.

Это была трава. Вытоптанная местами, пожухшая, но все равно немного неуместная при входе в Город.

Над нами высилась арка входа, напоминающая ту, по вине которой мы здесь, только справа и слева от нее была крепостная стена. Толстая, из серых камней.

А под ногами все же была трава. Сразу же за нашими спинами она обрывалась и начиналась пустота. В месте, где начинался камень врат, заканчивалась твердая почва и начиналось небо.

Далеко внизу под нами плыла земля.

— Снизу Город не отличишь от облака, — пояснил Эдмус, оглядывая стены и словно прислушиваясь к чему-то. — Постойте, я слетаю, предупрежу часовых.

И он в самом деле куда-то упорхнул. Мы стояли на пожухшей траве неизвестного нам Города, и как минимум я себя чувствовала не в своей тарелке. Правда, недоброжелателей пока не находилось, хотя время от времени над головами мелькали фигуры спиритов. До поры до времени можно было наслаждаться видами, не боясь столкновения с местным населением.

Мы стояли на площади, довольно обширной, но сплошь заросшей травой, в которой виднелись редкие дорожки. Площадь окружали дома, первым из которых был дворец, не отличавшихся от всех дворцов, которые мне доводилось повидать что на картинках, что в жизни, кроме того, что он больше был похож на крепость, да и еще…

Вход — то есть, парадная дверь — находилась где-то на уровне третьего этажа.

После того, как я протерла глаза и покрутила головой, обнаружилось, что подобные дефекты имеют и остальные дома на этой площади.

— Они ведь все время летают, — разрешила загадку Виола. — Им незачем ходить по площади или делать двери снизу…

Работать будет трудно. Еще и как.

Эдмус подлетел как раз когда нас нагнали Д`Каас и Ифирь.

— Я проведу вас сама, — бросила она сердито, не удостоив никого из нас взглядом. — Д`Каас, оповести часовых и прочих… что же вы молчите?

— Так ведь от восторга языки попроглатывали, — подкатился Эдмус. — Нас ни разу не привечали на таком уровне.

Придворная лесть, не более того. Мы, было дело, с царицей пировали. Мало того, довелось посидеть за кувшинчиком вина с главным богом греческого пантеона.

— Часовые предупреждены, — прибавил Эдмус. Д`Каас последовательно испепелил его взглядом от макушки до стоп и отправился на стену.

— Да — и я упоминал, что мне тут не доверят даже дохлого крякодугла? — осведомился недоиспепеленный шут, провожая его взглядом.

— Нет, — мрачно ответила я. — Но мы поняли.

Во дворец мы попали тем же способом, что и в Город: сперва пешком, а потом нас подкинула Ифирь. По коридорам нас вела она же, делая по пути отмашки суровым стражникам, чем-то похожим на Д`Кааса. Единственное, что она сказала за все время, пока тащила нас вдоль стен, увешанных картинами, по переходам, уставленных статуями, это было:

— Я отведу вас прямо к герцогу. Он сейчас один. Он… удивится.

Эдмус смущенно покашлял, но ничего не сказал.

А у меня было неприятное ощущение, что кто-то все же вслед за нами идет. Крадется по коридорам. А несколько раз — я могла бы поклясться — мы проходили мимо одной и той же статуи.

— Зал Скорбных Дум? — осведомился Эдмус, когда мы остановились перед тяжелой и с виду каменной дверью. Она напоминала вход в темницу. Только стражи почему-то не было. — И ведь не мое же отсутствие заставило Цепеока воссесть в нем?

Вместо ответа Ифирь толкнула дверь — та поддалась легко и открылась тут же. Никаких тебе громких предупреждений вроде «Всем прятаться под кровати, прибыла Дружина». Вместо этого — сквозняк, и на пороге стоит сама Дружина.

Внутри это оценили тут же.

Убранство я успела рассмотреть мгновенно, поскольку, в небольшом зале оно целиком отсутствовало. Стены, пол, никаких ковров или украшений, и даже окон вдвое меньше, чем надо бы. На каменном грубом подобии трона сидел пожилой спирит с тонкими губами и такими густыми бровями, что они расчерчивали его лицо на две неравномерные половинки. Одет он был в темно-синее, довольно скромно, но зато поразил нас своим поведением.

Едва завидев Эдмуса, он вскочил, протянул руку — и вдруг с придушенным вскриком опрокинулся навзничь.

— Наверное, нужно было его оповестить, — озадаченно сдвинула брови Ифирь.

— Да тебя тут прямо обожают, — пробормотала я Эдмусу.

— Это что, — фыркнул шут, — вы его после моего первого возвращения не видели…

Глава 8. Когда пир не в радость
К тому времени, как мы закончили приводить местного правителя в порядок, в зал набилась целая толпа спиритов. Решительно непонятно, откуда они взялись, но Эдмус успел мимоходом шепнуть, что это придворные, а Йехар со знанием дела заявил, что раз так — эти знают все и всегда появляются не ко времени.

Пока велась эта милая беседа, из толпы несколько раз звучали предложения нас прикончить, но особенно недовольных пока успешно сдерживала Ифирь. Тревожное спокойствие длилось до той минуты, пока реанимационные мероприятия Веслава по отношению к герцогу Цепеоку не дали результата. Славный правитель открыл глаза, прохрипел первым делом:

— Где мои кинжалы?! — потом открыл глаза еще шире, увидел Эдмуса, нас и рявкнул: — Взять!

— Есть! — отозвалось сразу с десяток голосов, и кольцо придворных начало подозрительно смыкаться.

— Нет! — встряла Ифирь.

— Что?! — выпучил глаза Цепеок, пытаясь выровняться на троне.

— Ай! — плаксиво произнес серебристый голосок. — Мы из Дружины, а они нас хотят зачем-то взять!

Йехар рядом со мной чуть прикрыл глаза. Это была особая форма молитвы для странника — мысленное обращение к небесам за терпением.

Кольцо самую чуточку разжалось. Ряды спиритов дрогнули перед сияющей улыбкой Бо, сменившей мрачный изгиб губ Виолы. Цепеок начал сползать с кресла опять, а Веслав готовиться к повторному сеансу реанимации.

— Из какой?! — наконец нашелся кто-то умный из толпы.

— Из Равновесной, — ласково пояснил Эдмус…

Герцог, глядя на своего шута, пристроился на троне в позе мрачного мыслителя. Очевидно, название зала оправдывалось как минимум на сегодня.

Следующие десять минут можно опустить: герцог слушал, Эдмус разливался рекою, мы молчали, Йехар рядом со мной переминался с ноги на ногу, горя желанием задать вопрос: как тут с миром в целом? Придворные тоже слушали, но плохо. Время от времени до нас долетали комментарии вроде «Враки!», «Убить их!», «Гнать их!». Убивать предлагали чаще. Особенность нации.

— Городу не нужна помощь, — сухо вымолвил герцог, когда Эдмус ненадолго остановился, чтобы набрать в грудь воздуха. — Особенно…такая. Нам не нужны здесь нижние люди.

— Но… — заикнулся Йехар возмущенно. На него цыкнули, как на мальчика, который влезает в разговор взрослых.

— Явитесь сегодня на вечерний пир — все, — приказал герцог монотонно. — После него выслушаю вас. Теперь идите. Вам выделят комнаты.

Эдмус раскланялся и даже не поленился, пару раз присел, в знак особого восторга.

— Ах, как я вам благодарен! И как они! Но только нам бы лучше одну комнату, ваше ураганство. Вы уж поймите, мы так друг с другом срослись, что жить не можем один без одного. Я, например, не могу заснуть, если не услышу храп Йехара. А Веслав…

От расправы шута спас еще один брезгливый кивок герцога.

— Проводите, — разрешила Ифирь.

— Но… — опять заикнулся Йехар.

— После пира, — шепнул ему Эдмус, — а то тебя сбросят со стены.

Возражений больше не было, мы позволили себя увести, в смысле, проводить. По дороге Эдмус не давал нам сказать ни слова. Нет, он никому не затыкал рты. Он сам болтал без умолку, а под высоким потолком достаточно было места для полетов, и спирита мы достать не могли.

Нам и впрямь выделили одну общую комнату, но зато огромную. Она была похожа на каменный спортзал с несколькими ответвлениями, и мебели в ней было ровно столько же, сколько в спортзале. Зато спириты позаботились об украшениях: несколько статуй вдоль стен, картины, вазы по периметру, да еще растения в кадках.

Нам придется жить в галерее искусств?

Эдмус начал разговор очень странно. То есть, странно для нас, но в самый раз для своей манеры: он подошел к довольно уродливой статуе спирита на постаменте сбоку от двери и изо всех сил рявкнул ей в ухо:

— Приветик от Дружины!!

Результат мы увидели тут же: «статуя» вскрикнула, грохнулась с постамента и унеслась в коридор на крыльях, ругая Эдмуса последними словами. Шут довольно потер руки.

— Обожаю быть дома! — и продолжил расхаживать по комнате с видом священной невинности, время от времени рявкая или плюя в какой-нибудь невинный с виду предмет. Очень скоро за дверью скопилось изрядное число обиженных шпионов, последний удачно притворился растением в кадке и прыгал к выходу медленно, торжественно, с осознанием собственной важности на лице. Эдмусу пришлось поторопить его вежливым пинком.

— Ну, теперь почти, — удовлетворенно вздохнул он. — Йехар, не проткнешь Глэрионом вон ту картину на стене? Мне не нравится вид на ней…

Из-за картины послышалось сопение и быстрый звук крадущихся удаляющихся шагов. Эдмус вытащил из карманов пару приспособлений, напоминающих деревянные трещотки, и установил одно над декоративной вазой, второе у окна. Раскрутил, послушал гармоничное потрескивание и широко улыбнулся нам:

— Они все время забывают, что я придворный. Уж что-что, а слуховые каналы и тайные двери я изучил здесь как следует!

Я посмотрела на трещотки — наверное, они создавали помехи для прослушивания — с суеверным ужасом.

— То есть, это у вас всегда так?

— Почему — нет, — удивился Эдмус и с полным спокойствием плюхнулся на жесткое ложе. — Сегодня их было побольше, гости все-таки. На одного меня обычно хватает и парочки. С некоторыми, бывало, от скуки сыграешь во что-нибудь или шутку расскажешь, невесело же им тут торчать, а они тоже спириты. Или переругаешься, не всерьез, конечно. Но с вами у них расклад будет другой. Вы — чужаки, так что… Оля, дай-ка во-он ту кочергу. Ага, спасибо.

Дверь, в которую уже начало просовываться чье-то любопытное заостренное ухо, поспешно захлопнулась. Спирит взвесил кочергу в руке с видом «ничего, пригодится».

— И, как я понял, другого жилья нам не дадут? — спросил Веслав. Он шатался по комнате, оценивая то шероховатость столов, то наличие вытяжки. — Или у Цепеока — это была твоя очередная шуточка?

— Смеяться будешь — это я серьезно говорил. Ай, Йехар, не надо так на меня смотреть! Не о наших чувствах, хотя… ладно-ладно! Вообще, здесь есть боковые комнатки. Но жить придется здесь. Так… как бы это сказать…

— Безопаснее, — подсказал Йехар ровным голосом.

— И еще хорошо бы выставлять часовых по ночам.

Мы опять не поняли, шутит он или говорит серьезно.

— Спириты что — такие… — начала Бо потом. Эдмус кивнул и защелкал пальцами.

— Такие, — подтвердил он. — У-у-у-у-у, насколько мы такие! Ну, правда, я ж вам говорил… если кто-то, конечно, меня слушал.

— Касательно «не ходить по одному» и «меньше болтать»? — припомнила я. — А ты как же…

— Так я ж знаю, о чем можно болтать, вот и болтаю, — не смутился шут. — А вы осторожнее. Оля и Йехар — вы особенно, к вам тут будут сильнее всех придираться, светлые все же… И о Табу помните.

— Это что про люб… — начала я, но шут шикнул на меня, прижав палец к губам.

— Никаких слов на «лю»! А еще на «дру», «жал» и тому подобное, ясно? Если кто еще сомневается в том, что мои собратья такие очаровательные и гостеприимные, — он понизил голос на этих двух словах, — увидите сегодня на пиру. Быть нам всем нужно обязательно, так?

— Ты слышал сам, — досадливо отозвался Йехар. — И что же там будет, о чем нам следует знать?

— Кроме спиритской кухни, от которой вы наверняка придете в восторг и забудете, о чем я вас предупреждал? Да почти ни о чем! А-а, только вот мелочишка, что нас постараются отравить десятком разных способов — ну, это ж не в счет, нет?

Йехар стал и вовсе мрачнее тучи. С некоторых пор, а точнее, после первого нашего призыва, любое слово на «отр» вызывало у рыцаря неадекватную реакцию. Бо испуганно прижала палец к губам и жалобно захлопала глазами.

— Это зачем? — прохныкала она. — И кто? И за что?

— Да все, — небрежно отозвался Эдмус и все же запустил кочергой в дверь, из которой высовывалось уже какое-то подслушивающее устройство. — Приближенные герцога, и те, кто против герцога, и те, кто в чем-то нас заподозрил, и те, кто боится, чтобы мы не заподозрили их… словом, все. А за что… ну, было б, за что — нас бы на месте поубивали, а так отравят потихоньку, чтобы мы… м-м… не расслаблялись. Меня с вами за компанию, как свидетеля… ну, как вам наш Город? Правда, интересный?

— Но… что же делать? — заныла Бо. — А вдруг у них какие-нибудь страшные яды, и после смерти я буду некрасивой? А если я буду плохо смотреться в гробу, а вдруг я от них потолстею, или облысею, например?

Йехар обвел усталым взором общую панораму: мое растерянное лицо, скучающую физиономию Эдмуса, жалостную Бо — и остановил взгляд на алхимике, который чуть ли не подпрыгивал на месте и был похож на отличника в классе, который единственный знает правильный ответ. Казалось, Веслав сейчас вытянет руку и заканючит правильным голоском: «Ну, Йехар Глэрионович, ну, вызовите меня, пожалуйста…»

Рыцарь тяжело вздохнул.

— Мы в жизни не могли подумать, что скажем это, — пробормотал он. — Ну, хорошо. Развлекайся… но помни: без смертей.

Алхимик просиял, насколько возможно просиять при непрекращающемся нервном тике, и принялся торопливо опорожнять содержимое своих карманов на ближайший стол.

— Я думаю применить базовый антидот, — начал он деловито, излучая всем видом довольство тем, что оказался, наконец, в родной стихии. — Для профилактики, как понимаете: это нейтрализует абсолютное большинство ядов. Но на тот случай, если они применят что-нибудь посерьезнее, вроде тонких, избирательно действующих, или нейротоксинов, — хотя я уверен, что до такого они не додумаются — надо бы еще не забыть вот этот миленький эликсирчик, который связывает большинство соединений…

Оставалось надеяться, что занудство алхимика не убьет нас еще до начала пира.

* * *

К пиру мы, что называется, были «готовы». Во всех смыслах, особенно в моральном. Бо честно призналась, что предпочтет быть отравленной и помереть мучительной смертью, ибо когда на Веслава находил профессиональный зуд… После пятой минуты Эдмус убрал трещотки от слуховых ходов и перестал швыряться чем попало в дверь, мотивируя это тем, что «а пусть помучаются, все равно ничего не поймут». Так что когда мы в полной боевой готовности шествовали к пиршественному залу, нам вслед летели злобные взгляды статуй, картин и прочих предметов интерьера.

— Я не уверена, что смогу есть, — призналась я шепотом по пути. — Во мне столько всего булькает… Весл, ты уверен, что все вот это не опасно?

— На дурные вопросы не отвечаю! — привычно хмыкнул в ответ магистр. — Ну, правда, если там не будет никаких ядов — ваша участь… шутка! Шутка!

Вот после этого мы действительно были готовы ко всему. И к виду пиршественного зала, который оказался простой круглой комнатой без мебели. Даже без стола, так что пришлось садиться на пол. И к тому, что блюда подаются с потолка посредством стихии воздуха. И что напитки разливаются по грубым деревянным чашам тоже с немалой высоты, и как здешние виночерпии умудрялись попадать струей в кубок с такого расстояния — не постигаю. Это можно было списать разве что на зрение спиритов.

К приветствию здешней элиты мы тоже себя морально подготовили. В зале скопилось спиритов пятьдесят, и ни один не соизволил нам кивнуть или улыбнуться. На Эдмуса вообще смотрели, как на холерную бациллу, особенно отличался Д`Каас. Мы же были величинами неизвестными, поэтому, несмотря на то, что на лицах местной знати лежала обычная здесь суровость, открытой неприязни к нам пока никто не проявлял.

Церемония представления нас тоже не удивила: требовалось обойти собравшихся и, пристально глядя в глаза, назвать себя. Ни поклонов, ни рукопожатий, но, когда тебя поочередно пытаются просверлить взглядом полсотни спиритов, — занервничаешь поневоле. Если, конечно, перед этим ты не выпил пять-шесть видов противоядий и не занят мыслями о том, как они поведут себя у тебя внутри.

Дочь герцога все это время сидела неподалеку от него и посылала нам с Бо поочередно типично женские взгляды, но в здешнем суровом оформлении, так что просто стервозными их никак нельзя было назвать. Мы дружно пережили и это.

Казалось, ничего шокирующего с нами произойти уже не может, но к одному мы себя все же не успели подготовить. К местной кухне!

Когда передо мной мягко опустилось блюдо, доверху наполненное чем-то, выглядящим, как слизни, маринованные в собственном, гм, соку, и, по всей видимости, слизнями это и являлось, я немного опешила. Рядом с моим коленом бахнулись какие-то личинки, кажется, живые, и началась следующая стадия: я оторопела. После поочередного приземления в поле зрения змей, пиявок, пауков, чьих-то глаз и вещества, подозрительно напоминающего сырую, но полежавшую пару дней на солнцепеке печень (пахло соответствующе) — я почувствовала, что, если не соберу всю силу воли, противоядия Веслава покинут мой организм несколько быстрее, чем он рассчитывал.

Эдмус как-то позабыл сказать, что при такой кухне спиритам не очень-то нужны яды.

Цепеок первым поднял свой кубок и без всяких тостов опрокинул добрую половину. Крякнул и подозрительно уставился на нас.

— Пир начался. А вы что сидите — не нравится?

Мы разом подняли кубки, и пятьдесят пар глаз провожало наш первый глоток. Некоторые взгляды, как мне показалось, были уж очень напряженными. Прав был Эдмус: в эту дрянь явно чего-то понасыпали. Не может же она сама по себе иметь такой вкус и такую крепость? Ни разу не пила ослиной мочи, но если в равных пропорцях смешать со спиртом — уверена, получится точный аналог. Не подавиться удалось только чудом.

— Ешьте! — приказал герцог, без церемоний зачерпнул полную горсть чего-то шевелящегося и отправил в рот.

О такой стороне Дружины я почему-то до сих пор не думала.

— Оля, почему ты похожа на спирита? — непринужденно удивился Эдмус, пожевывая сушеную змею. — Отличная еда! Ты же не скажешь, что не голодна, а?

Во всеуслышание, конечно. Как будто на нас и так мало народу смотрело.

Йехар забросил в рот пару жареных пиявок и принялся перемалывать зубами с видом полнейшей невозмутимости.

— Вполне прилично, — заметил он негромко и тут же убил мое облегчение продолжением: — за время моих скитаний мне еще и не тем приходилось питаться…

Веслав сидел с непонятным страдальческим видом. То есть, вид был непонятным, пока я не потеребила его за локоть.

— Что это с тобой?

— Тебе не понять, — загробным голосом. — Жрать такие ценные ингредиенты! Кощунство какое!

Но в конце концов он высмотрел что-то менее ценное и принялся за питание с тем же энтузиазмом, что и наш Поводырь. Наверное, тоже приспособился за время своих вылазок по лесам.

В поисках поддержки я обернулась к Бо — и тут же поддержку получила: блондинка переливалась выдающимся бледно-зеленым оттенком и дробно постукивала зубами.

— И-ы-ы-ы… — выдавила она мне на ухо, осматривая чавкающих спиритов, а заодно и блюда, которыми они чавкали, — сейчас я в кого-нибудь превращусь.

Тогда уж лучше в пантеру, прикинула я. Вряд ли Виола придет в восторг при виде этого изобилия. Вряд ли такое вообще может вызвать восторг у кого-то, кроме спиритов, алхимиков и владельцев террариумов.

Но мы все же нашли выход: углядели среди всяких паразитов блюдце с плодами, похожими на яблоки. Бо к тому времени была в таком состоянии, что блюдо само примчалось к нам по воздуху. Плоды и на вкус напоминали яблоки, разве что мякоть была вязкая, волокнистая, и после каждого укуса зубы оказывались пойманными в ловушку, так что требовалось немалое усилие, чтобы их выдернуть. Цепеок и Ифирь следили за нами довольно удивленно, причину пояснил Эдмус:

— Почему так смотрят? Да вы губки едите. Они на столе, чтобы когти после пира чистить, и клыки, конечно. Кто-то уйдет с непочищенными, вы столько слопали! Но это дело вкуса.

Я мрачно посмотрела на яблоко/губку в руке, хмыкнула и продолжила доедать. Интересно, может, они как раз не были отравлены?

— Будь спокойна, — прошептал шут мимоходом, — были! И не смотри на них с такой надеждой, подумают, что тебя одолевают высокие мысли, а тут это ненавидят.

Я оглянулась, поймала несколько особенно остреньких взглядов, в том числе от главного шпиона, и меланхолично вонзила зубы в отравленное блюдо.

Взгляды тем временем становились из остреньких озадаченными. По последовательности, с которой они преображались, можно было наверняка проследить, кто сыпал к нам в блюда быстродействующую отраву, а кто желал, чтобы мы успели добраться до своих комнат и там всласть помучиться. Эдмус опять оказался прав: принимали участие чуть ли не все, пожалуй, герцог и его дочка только в стороне остались. Еще здешний военачальник, по имени Кахон. Это радовало.

А со взглядами окружающих начало происходить второе преображение, гораздо более чудесное: они стали вдруг прибавлять в дружелюбии. Градус тепла в обстановке все поднимался и поднимался, а беседа становилась все более оживленной, и наконец один из спиритов распахнул объятия и прочувственно произнес:

— Друг мой! Я давно хотел тебе сказать…

Сразу пять слуг одновременно промахнулись мимо чаш. Напитки полились на макушки уважаемым гостям, но уважаемые гости в этот момент со слезами умиления вглядывались друг в друга и никого убивать не собирались.

Общее оцепенение длилось недолго: сразу же после него началась цепная реакция.

— Дружище! — подхватил кто-то.

— Родной мой! — взлетел чей-то голос к потолку. Спириты повсеместно хлопали друг друга по плечам, уверяли друг друга во взаимном уважении, а кто-то уже выкрикивал о том, как он всех любит… Челюсть Цепеока все еще совершала жевательные движения, но теперь вхолостую: герцог просто не мог понять, с какой стати его придворные вдруг превратились в сборище переполненных нежностью типов.

Затем удивленный взгляд Цепеока остановился на нас, а потом конкретно на Веславе, поднявшем в руке почти незаметный флакончик.

— Вот только не надо нас недооценивать, — с нажимом заявил алхимик. — И в особенности — пытаться отравить. А это ведь могло быть что-то посерьезнее простого эликсира привязанности.

Ифирь, которой эликсира (и когда Веслав успел? Наверное, во время приветствия) не перепало, как и еще нескольким придворным, вроде военачальника Кахона, чуть приподняла бровь. У нее в глазах появилось что-то вроде уважения. У Цепеока — интерес.

— Они все принимали противоядия, — он кивнул на обнимающихся придворных. — Чтобы пить и есть. Они так делают всегда.

— Ну так я могу их вызвать на соревнование: пусть проглотят хоть все свои противоядия, а уж вы можете заказывать: с конвульсиями, без конвульсий, должны ли быть трупы обезображены…

Герцог неторопливо кивнул. Он усмехался.

— Твои шутки смешнее, чем у Эдмуса, — заговорил он медленно. — Я вижу, понадобится много воинов, чтобы одолеть вас или выдворить из Города…

— Мы уйдем сами, если вы прикажете, — вмешался Йехар. — И, как знать, может, наша миссия не здесь, и нам нужно будет идти дальше…

— Вы можете остаться — пока, — обронил герцог тяжело. Ифирь высоко подняла обе брови: решение стало для нее новинкой. — Но если вы попытаетесь посягнуть на жизнь кого-то из моих подданных…

— Разве что в качестве самообороны, — буркнула я. Герцог услышал — и как я забыла, что у спиритов отличный слух! — но ответил тоже милостивым кивком.

— Я позволяю это. Но не пытайтесь посягнуть на власть и на наши Табу, — он неспешно — герцог тут вообще был неторопливый — нашел глазами Эдмуса: — Шут! Ты ручаешься за них?

— За этих типов, которые не то, что наших Табу не знают, а четыре закона Арки выучить не могут? Вон за того, который мне кулак показывает, или за эту, зеленую, которая только что выплюнула огрызок в воротник Сонхона? Или вот за этого — а-а, об этом не будем, учитывая его пристрастие к различным видам ядов. Кто еще остался?

— Шут?

— Конечно, ручаюсь.

Цепеок с иронией посмотрел в пиршественный зал, где еще кипели нежности. С явным сожалением он заметил, что весь двор сразу казнить будет неэкономично: а где потом кадры набирать? — так что хорошо бы, чтобы Веслав нейтрализовал действие своего эликсира. Веслав издевательски-любезным тоном заверил, что сейчас все пройдет само, более того, и помнить подданные ничего не будут. Какова будет их реакция, когда они вдруг неизвестно почему очнутся в объятиях друг друга, он не просчитал.

После этого герцог пожал плечами и объявил, что мы можем быть свободными, если, конечно, мы уже наелись и напились. Йехар поблагодарил за прием горячо, но скорее из чистой вежливости. Мне же так и не удалось изобразить на лице благодарность: взгляд невольно падал на блюдо неподалеку (наколотые на длинные палочки лягушки с душераздирающе жалобными глазами), да в желудке прыгали здешние губки для чистки клыков.

Очень хотелось добраться до запасов, которые нам оставила гостеприимная Винейя.

Как раз в тот момент, когда мы откланялись, глядя на постепенно приходящих в себя придворных, и совсем было уже собрались покинуть зал, двери этого зала распахнулись нам навстречу.

Влетевший внутрь спирит в темно-фиолетовой форме стражника сперва замер на пороге при виде избыточного дружелюбия собравшихся, потом увидел, что герцог в общей «оргии» участия не принимает, воспрянул духом и громко, торжественно объявил:

— Убийство!

Глава 9. Когда вопросов прибавляется
К месту преступления нас провожал местный военачальник — Кахон. Закаленный такой, крепко сбитый спирит с носом, слегка вмятым внутрь лица (славное боевое прошлое). Эликсира привязанности ему не досталось, так что посматривал он на нас сурово, но снисходительно. Благосклонности в нем было столько, что он даже решил с нами заговорить.

— Зачем вам смотреть на это? Да еще после сытного обеда…

Я издала громкое саркастическое «Гм!», так что парившие над головами спириты с мрачным любопытством уставились вниз.

Мы путешествовали привычным для себя и непривычным для здешнего Городаспособом: пешком. С куда большей радостью я сейчас бы попыталась переварить в нашем обиталище съеденные губки, но предупреждение Эдмуса касаемо «держаться вместе» оставалось в силе. К месту убийства мы тащились полным составом. Эдмус для развлечения пытался представить, каково сейчас в пиршественном зале. По его словам выходило, что все плюются, передергиваются от омерзения и срочно вызывают тех, с кем недавно составляли крепкую пару по объятиям, на дуэль со смертельным исходом. Одним словом, веселье кипит.

— А у вас здесь… редко такое? — я имела в виду убийства и уже почти знала ответ. Судя по отчаянной ругани, которая раздавалась поверх нас, «мокрые» дела тут — ежедневная практика.

Кахон это подтвердил:

— Нет.

— Тогда почему об этом сообщили герцогу?

Но вояка уже исчерпал на сегодня свой словесный лимит, поэтому безучастно пожал плечами, как бы говоря: «Мне-то что. Приказано вас проводить, я и провожаю. Мыслить — это мы не договаривались».

Ориентироваться пришлось уже на местности. Возле дома убитого — тот, кстати, числился среди местной дворцовой знати, может, в этом была причина того, что герцогу сообщили так оперативно — никто и не подумал выставить охрану. Тело убрать тоже не подумали: труп находился непосредственно в причине смерти.

То есть, он смирно висел под потолком на веревке. Свесившийся изо рта длинный синий язык производил очень неприятное впечатление. На лице спирита запечатлелось удивленное и испуганное выражение, как будто он надеялся, что бабушка с косой будет ему знакома, а на ее место в последний момент поставили другую сменщицу.

А я, кажется, начинаю к ним привыкать. К мертвым.

Особенно после хутора Хайи…

Нехорошо это как-то, честное слово.

Обнаружившая труп спиритка с довольно безразличным видом дожевывала что-то из банки. Банку она позаимствовала прямо с полки, из запасов покойного. На участливый вопрос Йехара, может ли она рассказать, как все произошло, мы получили мрачное «угу». Рассказ получился коротким:

— Я зашла, а он висит. Дохлый.

Кахон покосился на спиритку неодобрительно.

— Зачем столько эмоций? — буркнул он в сторону.

Я была права: этот мир перекосило уже давно, и Дружина тут поможет, как аспирин при инсульте.

Йехар тем временем попытался выспросить, когда было обнаружено тело и была ли закрыта дверь изнутри. Выяснилось, что тело обнаружили часа с два назад, а дверь была закрыта. После этого рыцарь осведомился у спиритки, кем она приходилась покойному.

— Спутницей, — ответила спиритка, вытряхивая себе в пасть что-то из банки. — Ну, я пойду?

Рыцарь молча развел руками с мрачной думой на челе. В думе просматривалось неясное желание избавить этот мир от нечисти, то есть, от спиритов, и как можно скорее. Спутница того, кому никакие спутники в этой жизни уже не нужны, после этого улетела, а Йехар принялся за допрос Кахона.

— У него были враги?

Военачальник посмотрел так подозрительно, что Йехар вынуждено поправился:

— То есть, конечно, у него были враги, а… кто?

Кахон безучастно поглазел на высунутый язык трупа. Потом на Виолу, которая явилась минуту назад и теперь тоже созерцала этот язык, с видом художника, отыскавшего подходящую натуру. Виола военачальника заинтересовала (потому что была явлением новым), но ненадолго. Потом Кахон выжал из себя, становясь цвета морской волны от непривычных мысленных усилий:

— Он был заместителем Метоха.

Судя по всему, это должно нам было объяснять все. Потому что после этого Кахон наградил висящего в петле спирита взглядом, полным искренней ненависти, и вышел в коридор.

— А я думал — он на него плюнет, нет, сдержался, — удивленно заметил Эдмус. — Ну, и я не буду, за компанию. Метох, которого вы на пиру видели, — наш главный соглядатай. Быть его заместителем — это все равно, что… все равно… слушайте, можно я на него все-таки плюну для наглядности?

Глэрион словно сам прыгнул в руку к Йехару:

— Не оскорбляй покой умерших, шут!

— Этот умерший оскорблял покой всего города, когда еще умершим не был!

С Эдмусом все ясно, ему лучше знать, чем достал его этот для нас пока что безымянный спирит. Но с Йехаром-то что? Странно подействовали здешние слизняки на пиру? Подобная привычка заводиться с пол-оборота обычно характерна для Веслава…

Алхимик тем временем закончил обшаривать углы и подошел. Они с Виолой обменялись серией вежливых жестов: «Пропускаю даму», — «Инвалидов ума вперед», — «Да говори ты уже!» — «А вот из принципа сначала тебя послушаю!».

— Умер он часов пять назад, — наконец выдала нам профессиональный секрет Виола. — Уж поверьте моему опыту.

Алхимику в вопросах смерти мы обычно доверяли куда больше, но на сей раз ни у кого не возникло желания испытать на себе часть опыта Виолы.

И все же толику логики в наши рассуждения привнести не мешало бы.

— Самоубийство, — безапелляционно высказался Веслав. — Я так понял, что дверь была задраена не на защелку, а с помощью магии?

— Им же самим, — подтвердила Виола. — Я сняла остаточный фон.

— Стало быть, самоубийство.

Веслав скрестил руки на груди так, будто ждал возражений. Их не было. Покойник как будто тоже не противился версии. Поверить, что он сам себя удавил на каком-то поясе от шпионской своей жизни, было куда легче, чем вообразить кого-то, кто с какой-то стати решится повесить заместителя главного соглядатая. Йехар непривычно язвительным тоном сообщил, что если уж все пришли к данному мнению, то нам нечего делать в компании с не вовремя раскаявшимся шпионом: пора бы и честь знать. Кахон, который только что стенки в коридоре не проламывал от нетерпения, был точно такого же мнения: спириту хотелось то ли домой, то ли на службу, а тут этих чужаков проводи туда, да потом обратно, да подкинь с помощью стихии воздуха, да еще проследи, как бы их кто не убил (а сверху на нас поглядывали не сказать, чтобы дружелюбно). Словом, хлопот не оберешься, и, когда он попрощался с нами у наших палат — его крылья замелькали с такой скоростью, что мне пришлось придержать волосы. На несколько секунд мне казалось, что они улетят. Вместе со скальпом и половиной лица.

После предварительного распугивания всех шпионов всем, что под руку попалось (пострадала добрая половина предметов интерьера и почти все предметы роскоши), Эдмус отошел в свой угол комнаты, где для него успели оборудовать что-то похожее на насест.

— Даже вещи мои принесли, — протянул он с умилением и продемонстрировал нам довольно мрачного вида шутовкой колпак. Он был с одной стороны умеренно-бордовым, а со второй — больнично-желтым. — Режет глаз, э? Но у нас тут не в моде что поярче… так кто же прикончил Раноша, а? Забавная попытка облагодетельствовать государство, но почему никто не требует себе награды за такое?

Обычно его болтовня проходила как не имеющий значения фон, но на этот раз Йехар разозлился:

— Мы, кажется, договорились считать, что он сам лишил себя жизни, демон?

— Он? — переспросил шут. — Демон? О-о, да, он был настоящим… эй! Киньте чем-нибудь в окно! Ну, что ж они так себя раскрывают, самому ведь прямо стыдно… Да, так вот. Вы упустили малюсенькую детальку: спириты никогда не убивают себя. Других — это завсегда с удовольствием, а себя — нет… Мы слишком ценим жизнь.

— Ты не мог сказать этого раньше?!

— Я думал, вы по мне догадаетесь.

Здесь обсуждение, да и раздумья прекратились сами по себе: как раз в этот момент я, изнывая от голода, добралась до своего рюкзака, раскрыла его, громко сглатывая слюну, и… остолбенела от такой наглости! Все припасы Винейи были в наше отсутствие кем-то съедены самым возмутительным образом. Кое-что, правда, оставалось, но было до того покусано и обслюнявлено, что я и в руки-то взять такую еду побрезговала.

Нас ждала голодная смерть. Именно она сейчас вещала, правда, еще слабо, но уже вполне уверенно своим буркливым голосом из моего желудка. Пиршественные губки уже были им переварены.

Йехар открыл свою сумку и обнаружил в ней не самое аппетитное месиво из остатков домашней колбасы и пирогов с лесными ягодами. Глаза рыцаря полыхнули пламенем гнева.

— Это низко! Оставлять нас без средств пропитания в такую минуту и… таким способом!

— А об этой особенности моих собратьев я еще не говорил? — удивился Эдмус, с неохотой прикидывая на себя шутовской лоскутный костюм. — Если оставили все остальное — скажите спасибо. Могли и одежду пожевать по рассеянности. А могли и еще хуже…

Это нас, что ли, покусать? Я печальными глазами смотрела в свой рюкзак, на стенках которого была непонятная неоднородная масса. С виду его проще было выкинуть, чем реанимировать.

— Ну, насчет хуже — это еще кому что будет, — зловеще отозвалась Виола. Ее розовый рюкзачок оставался целехоньким. — Я припоминаю, что Веслав кое-чего насыпал в ваши рюкзаки, так что очень скоро целое стадо шпионов будет носиться по коридорам и обниматься между собой.

С разных сторон послышались мягкие, но торопливые удаляющиеся шаги, а с одной — так сразу звук рвотных потуг. Йехар испепелил глазами Веслава, но тот был занят по горло: он обнаружил, что в этой комнате и во всех прилегающих есть только один нормальный стол, и теперь на этом столе разворачивал походную лабораторию. Он не стал дожидаться вопросов и ответил сразу на все:

— Да ничего не делаю, лабораторию разворачиваю, что, не видно? Попутно пытаюсь узнать, кто повесил этого, как его, имя не помню. И в рюкзаки я ничего никому не сыпал, ясно? Не выдавайте желаемое за действительное.

Перед ним стоял длинный темный флакон, который не был похож на те, что я видела у алхимика раньше. Он предпочитал дело иметь с более компактными емкостями. Очевидный вопрос мы тоже не успели задать.

— От верблюда, — буркнул алхимик, предугадав его с точностью. — Из комнаты с повешенным — закатился в угол. Не сказал ничего, потому что ничего не знаю! — создавалось полное впечатление того, что Веслав навострился улавливать наши мысли раньше, чем они обретут речевое оформление. — И если кто-то спросит, что я собираюсь делать, — я упрощу свою задачу, дав этому кому-нибудь выпить пару глотков из этой тары.

Мы не собирались. И без того было видно, что на алхимика нашло желание поэкспериментировать, а нас эта жидкость во флаконе интересовала весьма мало. Хотя бы потому, что ее нельзя было есть.

Я все же смирилась с тем, что спать придется с пустым желудком, в окружении шпионов и с приятными воспоминаниями вроде свежего мертвеца или сегодняшнего пира, но неожиданная мысль превратила мое смирение в панику.

— Хочешь сказать, ты будешь работать… ночью?

Веслав на секунду оторвался от распределения на столе своих колб и мензурок — вернее, того, что от них уцелело с момента, как мы вывалились из Арки — и взглянул на меня, широко раскрыв глаза. Разводить церемонии с очевидным ответом он не стал и вместо этого сразу же перешел к аргументации:

— Ножки стола прикручены к полу.

Это обозначало, что в другие комнаты он уходить не намерен.

Эта ночь преследовала меня в воспоминаниях очень долго, заставляя обычно просыпаться с криком. Спать не мог никто. По стенам горели светляки размером с мой кулак и с такими мощными челюстями, что я близко боялась подходить. Раньше я их принимала за декор — оказалось, живые: автоматическое освещение, и убрать его было нельзя. За стенами шебуршали чем-то очередные шпионы; на улице раздавались голоса и через секунду — ругательства (оказывается, в Городе — ночная жизнь!). Веслав священнодействовал у стола, пытаясь разложить на составные части найденную жидкость, а мы, стараясь дышать пореже, сидели на сдвинутых постелях и пытались занять себя игрой в «камень-ножницы-бумагу» на щелбаны. Игру предложила я и очень скоро в этом раскаялась, потому что у Виолы оказался какой-то аномальный талант угадывания и очень мощные пальцы. Скоро я чувствовала себя оленем в брачный сезон. Лоб болел отчаянно.

Эдмус, которого мы дисквалифицировали во втором раунде за совершенно неприемлемые в игре и даже не совсем приличные комбинации пальцев, смирно висел на своем насесте и притворялся, что спит. На самом деле он пробовал технику «сна одним глазом» и время от времени принимался уверять, что его левый глаз почему-то видит нормальные сны, вроде жаркого из гигантских жаб, а вот в правый норовит ввинтиться какая-нибудь неприятность вроде то ли Кахона, то ли того самого главного соглядатая…

В окна пополз тускленький рассвет. Насекомые по стенам начали медленно приглушать свет, лениво шевеля жвалами. Веслав отошел от стола, громко хмыкнул, потом увидел нас и удивился:

— Вы не ложились?

«Дохлый крякодугл! — заорал кто-то на улице во всю мощь легких. — Ты не доживешь до следующего восхода луны!»

Второй голос в ответ выкрикивал нечто, по содержанию то же, но в другом оформлении. Йехар отвлекся от Виолы, с которой спорил о целесообразности введении в игру новой фигуры — пламенеющих ножниц, и поглядел на Веслава с иронией.

— Мы не имеем привычки спать под столь изящное музыкальное сопровождение и в комнате, где так накурено благовониями, — проговорил он. — Ты не мог бы открыть окно?

Алхимик помахал рукой, разгоняя едкий дым вокруг себя. В слове «благовония» надо бы отсечь первую половину, подумалось мне.

— Могли б снотворного попросить.

— У тебя есть, что сказать нам?

Бессонная ночь не сделала рыцаря добрее. Нетерпение в его голосе делило первую позицию с раздраженностью.

— А то, — отозвался Веслав и покрутил бутылкой. — Это зелье.

— Точно, — сказала я, изо всех сил изображая потрясение. — А мы думали, ты так носишься с местной заменой майонезных баночек, которые обычно приносят в поликлиники. Я-то еще гадала, почему емкость такая большая?

Веко алхимика знакомым до боли тиком показало, что тот начинает покидать состояние хрупкого спокойствия и приближается к своему нормальному — тихого бешенства.

— Любой идиот, который хоть раз призвал стихию, может сварить подобную бурду! — он встряхнул бутылкой с такой силой, что пробка вылетела, как от шампанского. Пена полилась на митенку Веслава, но тот нетерпеливо стряхнул ее. — Любой идиот! А чтобы постичь тайны преображения элементов, сведения их в единое энергетическое целое, именуемое алхимическим эликсиром, все сложнейшие формулы преобразования веществ — нужны годы упорной практики!

— Или Книга Миров, — обрубил Йехар, глядя на него недобро.

Тик исчез. Веслав стал снижать тон, а мы одновременно с этим потихоньку готовились растаскивать его и рыцаря.

— Я стал магистром без посторонней помощи!

Рыцарь покивал с весьма скептическим видом. Глаза алхимика начали опасный процесс метания молний. Пальцы на горлышке бутылки сжались конвульсивно.

— Что с элик… зельем? — напомнила я. — Ты узнал, что оно делает?

— Помрачает сознание, — почти автоматически ответил Веслав. — Достаточно сильное, пара капель — и ты не можешь нормально воспринимать мир. Путаешь врагов с лучшими дру…

Рот алхимику очень вовремя зажала зеленая ладонь. Второй рукой Эдмус усердно разлеплял «спящий» глаз.

— Ссорьтесь, — предложил он мирно. — Деритесь… только не надо… нежностей, а?

Алхимик стряхнул его руку и отправился к окну отплевываться. Йехар не спеша расслабил пальцы на рукояти Глэриона — у него была привычка хвататься за меч, по причине или без нее.

— В общем, сам не знаешь, на каком ты свете и кто вокруг тебя, — договорил Веслав. Он говорил невнятно из-за того, что с ожесточением тер губы рукавом ветровки. — Если хотите знать, может ли оно спровоцировать кого на убийство, — еще и как может, и индикатор я состряпал, надо бы проверить.

— Кого… проверить? — наивно заикнулась я, но тут же поняла, что не хочу услышать ответ. Алхимик молча изобразил петлю вокруг шеи (то ли разумел вчерашнего мертвеца, то ли я его так достала, что решил повеситься) и направился к двери. По пути он набросил свою боевую одежду. Все попытки последовать за ним оборвал тут же, и Йехар почему-то в этот раз не стал особенно настаивать.

— Только не вступай с ними в ссоры, — сухо заметил он, игнорируя наши потрясенные взгляды.

Веслав пожал плечами и скрылся. Эдмус проводил его взглядом без малейшей тревоги. Ну да, как же. Герцог же разрешил нам обороняться, а что с магистром алхимии сделаешь, а если он кого отравит — это только нам авторитет поднимет. К тому же нам следовало заняться, собственно, тем, для чего мы здесь.

Мы бы и занялись, если бы сразу после ухода Веслава к нам не заглянул спирит, который, видно, недавно прикидывался гобеленом: с лица еще не был смыт рисунок. Спирит известил, что нас приглашает к себе на прием Главный Глядящий. Судя по разочарованной реакции посыльного, мы должны были упасть в обморок от восторга.

Вместо этого посыльному досталось йехаровское:

— М-э… благодарим… — сказанное самым неуверенным тоном.

За нас расшаркался Эдмус, моментально взвыв:

— Ах, неужели? Какая высокая честь! Ай-яй, что же мне надеть на такую встречу, неужели он поделится с нами частичкой своей мудрости, а если я тоже поумнею…

Посланец издал очень сомнительный смешок и, косолапя, скрылся за дверью. Эдмус перестал лебезить тут же.

— Видели? — спросил он, кивая туда, куда ушел курьер. — Сам главный соглядатай, Метох, то есть. И передал всего лишь приглашение!

— От кого? — тут же насторожился Йехар.

Эдмусу представилась прекрасная возможность размять с утра язык.

По его словам, Главный Глядящий был чем-то вроде верховного жреца. Глядящие, они же Мудрецы, олицетворяли собой интеллект нации, что было правильно, потому что отдельным личностям из нации интеллекта не хватало явно (мне вспомнился Кахон, а потом на ум почему-то пришла дочь герцога). В дела государства они не лезли, отвечая строго за вопросы стихийно-магические и культурные. И, несмотря на то, что весь институт Глядящих был подчинен Цепеоку (как и вообще всё тут), они пользовались таким авторитетом, что без приглашения к ним не ходил никто.

А может, не только поэтому. Может, спиритам было лень топать, то есть, лететь на такую высоту. Резиденция Аррна — того самого Верховного — располагалась без особых претензий: прямиком на крыше дворца, и к сожалению, туда вели ступеньки из коридоров, так что подкидывать воздухом нас отказались. Перед дверью Аррна мы появились, изрядно запыхавшись. Эдмус же был свежохонек, но почему-то мялся.

— Мне как шуту в его покои запрещено, — пояснил он уже у самого входа. — Я у Аррна…э-э…в немилости.

— Почему? — шепотом спросила я. Мы стояли перед каменной полусферой, прилепившейся к крыше дворца, а у разукрашенных дверей мялось двое спиритов-охранников.

— Когда я родился, меня, как всех, хотели посвятить магии воздуха…

— А ты упал с алтаря, — припомнила я причину, по которой Эдмус не использует стихию своего народа.

— И укусил жреца, — присовокупил Эдмус.

— И при чем тут Аррн?

— Так ведь он и был тем жрецом! А еще я не так давно вернулся после первого призыва и попал прямиком к нему в покои. Нет, извинения я, конечно, попросил, но мне почему-то кажется, он до сих пор помнит, что тот совет Глядящих закончился неудачно. Не говоря уж о том, что я тогда расколотил древние часы, так что вы уж идите, а я тут подожду.

Но тут один из стражников сделал четкий пригласительный жест внутрь. А второй, тоже жестами, пояснил, что те, кто останется снаружи, автоматически попадают в разряд подозреваемых в государственной измене.

Все, включая Эдмуса, поспешили воспользоваться приглашением. Я мельком успела рассмотреть грубое, отделанное камнем помещение с несколькими каменными же колоннами в центре, а шут уже вошел последним и захлопнул за собой дверь.

Сотрясение воздуха было довольно слабым, но рыцарским доспехам, которые висели на одной из колонн, почему-то оно не понравилось, и они спикировали вниз с невероятным грохотом. Эхо раскатилось по всему залу, кажется, пустому, и замерло где-то в уголках. Мы замерли с ним заодно. Только Йехар подошел и с интересом нагнулся над доспехами.

— Какая странная ковка, — пробормотал он и поднял шлем, чтобы рассмотреть его получше. — Довольно легкие. А эти отверстия на спине панциря… неужели это доспехи спирита?

— Нет, — раздался усталый голос за нашими спинами, — вообще-то это святыня.

Мы обернулись, а Йехар очень неубедительно попытался спрятать шлем за спину.

Главный Глядящий выглядел как обычный спирит лет сорока и даже носил умеренно-коричневый костюм, каких мы уже навидались у придворных. Основным, что отличало его от остальных экземпляров народа, была редкая меланхоличность вытянутой физиономии. Да еще, может, глаза: вполне в соответствии с его профессией, они смотрели вдаль и не желали сфокусироваться на нас хоть немного.

— Доспехи Эрниока, величайшего из герцогов нашего Города, — пояснил Аррн, прошел к груде железа, которую ныне представляли собой доспехи, и принялся аккуратно размещать каждую их деталь на нужное место. — И его амулет воздуха… что ты знаешь об Эрниоке, шут?

Видимо, он считал, что на доспехи может как-то повлиять магия воздуха, и проделывал всю работу вручную, спускаясь за какой-либо деталью доспехов, поднимаясь с ней к середине толстой колонны и прикрепляя ее на место. Потом все повторял заново.

Эдмус почесал подбородок.

— Это он заложил наши Табу, — ответил он не очень уверенно. — Не все — да, но то самое…

Глядящий фыркнул. По залу опять пронеслось эхо.

— Тысячи лет назад этот мир принадлежал нам, — сказал он с хорошо заметными ностальгическими нотками в голосе. — Наши Города поднимались повсюду, один другого величественнее, и сильнее всех был этот Город — Град Эрниока. Никто не смел приближаться к нам. Никто не смел идти на нас войной. Но были другие миры, неведомые и не завоеванные, и однажды герцог ушел, собрав свой Легион. Оставил нам свои доспехи, — договорил Аррн и вздохнул.

— И Табу, — присовокупил Эдмус упрямо.

Аррн закончил развешивать доспехи и степенно перепорхнул на кресло в дальнем углу зала. Мы наконец заметили, что, кроме доспехов и кресла, в зале и нет почти ничего. Даже статуй шпионов. Потом только наше внимание привлекли огромные часы, сделанные в виде песочных, но наполненные камешками. Часы стояли в углу и были треснуты. Видимо, когда — то они познакомились с Эдмусом.

— Меня не удивило ваше прибытие, — заговорил Главный Глядящий, устраиваясь в каменном кресле поудобнее. — Я ждал Дружины. Поэтому и заговорил нынче об Эрниоке и его доспехах. Значит, вы присланы вернуть нам время нашего расцвета?

Такой постановки вопроса доспехи не выдержали: с приличной скоростью они вернулись опять на пол. Глядящий проводил их падение меланхолическим взглядом. Потом встал и отправился наводить порядок.

— Мы не знаем, — сказал Йехар ему в спину. — Но… мы сомневаемся.

Это так поразило Аррна, что он застыл со шлемом в руках.

— Тогда для чего?

— Мы не знаем, — донес Эдмус погромче, на случай, если в первый раз до Глядящего не дошло. — Правду говорить, мы и в тот-то раз чуть ли не до последнего не знали, что да как, но вы же видите глаза нашего Поводыря. Откуда нам взять да и вернуть век Эрниока? Мы и самого-то Эрниока плохо представляем, ну, разве что… вот эти железки.

— Не железки, шут! — Аррн развернулся с таким искаженным лицом, что Эдмус тут же закивал, соглашаясь. — Величайшие реликвии, которые указывают нам, куда стремиться. Реликвии тех времен…

Доспехи, которые он уже наполовину развесил, в благодарность грохнулись на сей раз прямо на него. Какое-то время, пока Йехар помогал жрецу подняться, было тихо. Потом Аррн продолжил, уже более спокойно:

— Но я знал, что вы не сможете вернуть это. Не вы. Я слыхал о ваших стихиях…

Он опять прицепил шлем на место, и я заметила, как пошевелились пальцы Виолы: она устанавливала страховку. Чтобы нас потом не обвиняли в убийстве Глядящего, да еще с помощью святыни.

— Заговоры… — бормотал Аррн тем временем. — Заговоры и интриги! Так значит, вы хотите узнать, кто убивает в закрытых комнатах?

От Йехара не ускользнуло множественное число, а шут сразу поправил:

— Комнате, потому как на моей памяти повешенный был один и все его части были при нем…

— Это только на твоей памяти, — тон Аррна объяснялся то ли усталостью от жизни, то ли надцатой попыткой поднять панцирь на необходимую высоту. — Придворные умирают в закрытых комнатах не один год. Но знали об этом лишь Глядящие. А почему вас четверо?

— Пятый как раз занимается последним убитым, — ответила Виола, решив держаться честно. — И что, все из тех, кто умерли, были придворные?

Главный Глядящий пожал плечами и завел глаза в потолок, как будто с минуты на минуту ожидал от него каких-то вестей. Не дождавшись их, он коротко кивнул и заключил:

— Вы всегда сможете рассчитывать на мою помощь.

Видимо, так он пытался нас выдворить. Не совсем понятно тогда, зачем звал? Просто посмотреть? Любопытный жрец?

Йехар кивнул в знак благодарности, направился к выходу, но после десятка шагов решился и обернулся.

— Вам не доводилось слышать о неком помрачающем зелье в связи с этими убийствами? — спросил он.

Глаза Аррна чуть сузились, показывая, что знает он больше, чем говорит нам, но ответил он четко:

— Не приходилось. Но вы можете обращаться ко мне за советом в любое время.

Эдмус рассыпался в ехидных благодарностях, но видно было, что он удивлен. Ну, как же: не он ли нам рассказывал по дороге сюда, что Глядящие не суются в светские сферы?

Как только мы вышли из помещения, до нас донесся отдаленный грохот: страховка Виолы перестала действовать. Стражники не шелохнулись. Видно, падение доспехов было им не в новинку.

— Дела наши и без того были непросты, а после этого разговора стали еще сложнее, — отметил Йехар хмуро, пока мы спускались по бесконечной лестнице. Виола выразила свое согласие, от души стукнув по уху, которое незаметно высунулось из стены.

— Почему Глядящие это скрывали? — спросила я. — Если это происходило так долго?

Эдмус обернулся, отчего едва не вывихнул себе шею. В глазах с вертикальными зрачками я прочитала неподдельное изумление вопросом.

— Такой народ, — наконец ответил шут самым сдержанным образом.

Оставалось только надеяться, что настойка, о которой якобы не знал Аррн и которую мы нашли случайно, прояснит ситуацию. Но, стоило нам увидеть лицо алхимика — а выражение этого лица мы отметили с порога своей обители — и в душу сразу ко всем закралось смутное сомнение.

— Хленовник пареный, да где вас носит?! — накинулся на нас Веслав, едва мы вошли. — Я уж подумал, вас не только прикончили, а и закопать успели, местных шпионов разослал вас отыскивать…

В голосе у него вместе со злостью проскользнули едва уловимые нотки облегчения, заставившие Йехара удивленно повернуть голову от ложа, до которого рыцарь успел дойти.

— Ты беспокоился?

— Тебя я приказал искать в последнюю очередь, — неприязненно отозвался алхимик. — Придется снимать с них подчинение, ну да ладно… где вы таскались-то столько времени?!

Это сколько? Наш визит к Аррну в совокупностью с дорогой туда и обратно не мог затянуться больше часа. Наоборот, Веслав не должен был еще успеть вернуться из своей экспедиции!

— А в чем дело? — удивилась я. — Ты закончил раньше?

— Раньше?! Да я заблудился в этом чертовом городе, прошатался по улицам часа полтора, прихожу — вас нет, ни записки, ни следов, через три часа являетесь вы…

Со временем он, конечно, нещадно преувеличивал, но Поводырь вначале все же переспросил изумленно:

— Сколько? — потом махнул рукой и пробормотал: — Это несущественно. О том, с кем мы имели разговор, расскажем тебе позже, что ты выяснил?

— Что в крови у покойника нет следов помрачающего зелья.

Это было как раз той самой новостью, которая все усложнила. Спрашивать алхимика, уверен ли он на сто процентов, мы не стали. Это была одна из немногих областей, в которой ему можно было безоговорочно доверять.

Вслед за этим Йехар скупо изложил то, что мы узнали от Аррна, заключив рассказ рассуждением:

— Кто бы ни был этот спирит или спириты, если они смогли убивать несколько лет различными способами, они весьма умны. Если они не оставляют следов, которые можно обнаружить — это зелье теперь не в счет — значит, они еще и чрезвычайно осторожны…

— Поединок интеллектов, — кивнул Веслав, который не то чтобы совсем успокоился, но дергаться уже почти перестал. — Ладно, посмотрим, что можно сделать и какой-такой преступный гений нам попался… Ну, пока я бы сказал, фортуна на его стороне: в нашей формуле сейчас сплошные неизвестные.

И что на это можно было ответить? Согласился даже Йехар…

Глава 10. Когда небо темнеет
И побежали дни! Они летели как… как…

Не будем мечтать. На самом деле дни ползли наподобие рахитичной черепахи. И заняты они были самым неприятным и самым бесполезным в мире делом: бытом.

А кому приятно будет, когда тебе предоставляют выбор: или ешь пиявок, или помирай с голоду?

Проблему продовольствия взялся решить Эдмус. С собой для путешествия на кухню он прихватил Виолу и Веслава, мотивируя это тем, что повара привычны ко всему, и запугать их будет непросто. Но совместное воздействие триаморфини и алхимика на закаленные нервы поваров оказалось эффективным: нам выделили отдельный рацион.

— Крылья крякодуглов? — Эдмус с интересом проанализировал как-то мою тарелку. — Хм, откуда ж они взяли? Эти птички — прямо-таки бич здешних лесов, и поймать их ох, как непросто.

Я тут же отобрала у него крылышко. Мне было все равно, бич, кнут или плетка. Меня не волновало то, что наименование птицы служит еще и местным ругательством. Я довольствовалась тем, что мясо напоминает куриное.

— А по-моему, пиявки вкуснее, — заметил шут. — Веслав, ты сейчас начнешь кусать собственные пальцы! Может, попросить их увеличить вам порции?

— Угу, — отозвался алхимик, не слыша и не замечая ничего вокруг.

После неудачи с зельем он оказался самую малость перегружен. Во-первых, по ночам Веслав проводил раскопки в здешних архивах, пытаясь хоть что-то узнать о судьбах мира сего. Во-вторых, как только он оказывался в комнате — бросался или проводить какие-то опыты, или делать расчеты в том самом блокноте. В-третьих, он снова взялся за прорицание Данилы. Сегодня его на этом подловил Эдмус.

— Не раз откроются Врата. Арена боя ждет шута, — прочитал он, глядя в перевернутый по отношению к нему блокнот. — Как интересно! Ты решил податься в придворные поэты, Веслав? Это… гм… меня ждет арена?

Алхимик все-таки укусил свои пальцы и виноватых, конечно, нашел на стороне.

— Тебя ждет скоропостижная смерть, если еще раз сунешь свой нос в мои вещи! — вызверился он на спирита. — Что еще?

Один из стражников, который как раз зашел в наши покои, услышав столь злобный тон, слегка шарахнулся. Правда, потом доложил, что нас требует к себе Цепеок.

Герцог заседал в Зале Скорбных Дум, где мы его увидели впервые. Таких залов во дворце была целая вереница, каждый для своей цели, и некоторые уже успели порадовать меня своими названиями. О чем, например, можно думать в Зале Немого Бешенства или в Зале Тяжелого Презрения?

Когда мы вошли, Цепеок мрачно поигрывал кинжалом. Я не заметила особенной скорби на его лице. Скорее там была обычная фоновая агрессия.

— Сегодня убили Глядящего, — заговорил он. — Аррн доложил мне, что он был заколот.

— Аррн доложил о собственной смерти? — мгновенно справился Эдмус. — До или после нее?

Раздался тонкий свист, и в руках герцога кинжала не оказалось. Оружие улетело в пустое пространство. Правда, если бы Эдмус не подвинулся, это пространство не оказалось бы пустым.

— Это был один из младших Мудрецов, — продолжил герцог так, будто и не пытался секунду назад никого убить. — Аррн настаивает, чтобы вы попытались выяснить, в чем тут дело. Говорит, что здесь заговор.

— Какой? — возмущенно вопросил шут. — Кто будет строить заговоры против такого замечательного…

Его реакции на сей раз чуть-чуть хватило, чтобы увернуться от второго кинжала.

— Отправляйтесь, — сухо велел герцог. — О результатах доложите мне. Останься, шут!

Уходя, мы слышали развеселый голос Эдмуса:

— Как, неужели у вас еще не кончились ножички?

Выяснять обстановку направились Виола и Веслав. С меня хватило одного сеанса созерцания жертвы местного криминала. Йехар рассуждал так же: мы с ним отправились узнавать о личности погибшего.

То, что пришлось разделиться, нас к тому времени уже не волновало вовсе. За те дни, что мы провели в Городе, к нам никто не проявил враждебных намерений. Эдмус это пояснял просто:

— Они знают, что вы прибыли со мной, вот и воспринимают вас, как нечто безобидное, хотя и слегка с мозгами набекрень…

Мы не обиделись на такую формулировку.

Выяснять было особенно нечего. Умерший оказался молодым еще спиритом, как было уже сказано, из касты Глядящих. Правда, непонятно за какие заслуги он попал к мудрецам в столь юном возрасте. Спутницы у него не было. Детей не было. Друзей тут не было вообще не у кого, так что мы могли говорить только с соглядатаями, точнее, с главным шпионом, Метохом.

Личность попалась даже для спирита неприятная.

Невысокий, со скривленными ногами, он все время шнырял глазками по нашим лицам и настойчиво пытался расспрашивать. Йехар пресекал эти попытки, мягко, но настойчиво задавая свои вопросы. Метох уводил ответ в дурную бесконечность, по делу не говорил ничего и упорно стремился перевести стрелки на нашу компанию.

— Но хоть что-нибудь вы можете рассказать о нем?

Метох поднял свои блудливые глазки к потолку, подумал и ответил:

— Он соблюдал Табу. Все. А вы знаете, сколько у нас Табу? Табу, по которому женщина не должна противоречить мужчине, если она только не кровей правителя, и Табу, по которому герцога нельзя ослушаться, и еще одно, по которому воин не имеет права отступать, и…

— С кем он разговаривал из последних? — устало выдохнул Йехар.

— С Аррном, конечно, — глазки опять уставились в небо. — Еще ходили слухи, что он предлагал дочери герцога стать его спутницей, — остренькое постреливание из-под век. — Еще Кахон, третьего дня. Еще…

И вслед за этим началась устная перепись Города. И куда глядел этот Глядящий? Если он только и делал, что пытался дни напролет разговаривать с таким количеством людей?

В конце концов мы отстали от Метоха, или, вернее, Метох от нас. Сослался на профессиональные обязанности. Йехар проводил его испепеляющим взглядом и презрительно сплюнул в какую-то вазу. Потом заглянул в нее и машинально извинился.

Следующего спирита, с которым следовало поговорить, то есть, Аррна, мы отловили у крепостной стены. Но Главный Глядящий спешил куда-то по делам и нервно разминал крылья. На лбу у него набухала внушительная шишка, делающая Аррна похожим на летающего единорога. Доспехи не теряли времени даром.

— Не из самых знакомых мне, — говорил он задумчиво. — Но все же Глядящий. Мы думали доверить ему в этом году ритуал посвящения молодняка стихии… Герцог не одобрял мой выбор, но я настоял на своем. А теперь вот…

Судя по сказанному, этот вообще почти не знал покойника. И вдобавок был бы благодарен, если бы мы с ним попрощались. Напоследок Йехар хотел еще попросить Глядящего подкинуть нас на стену, но того уже унесло в неизвестном направлении. Поблуждав немного в поисках воздушного мага, мы наткнулись на Кахона, занятого каким-то спором с одним из спиритов, знанием помладше. С довольно большой неохотой он доставил нас на стену. Там и была запланирована встреча с остальными.

Просто стена оказалась самым надежным местом, хотя бы потому что на ней негде было спрятаться шпионам. Конечно, донимал пронзительный холод, но он не ослабевал и в помещениях. Сказывалась высота. Но чего не сделаешь, чтобы поговорить спокойно.

Остальные, и Эдмус в том числе, уже ждали. Виола наложила легкий барьер от прослушивания. Может, она и не так хорошо владела стихией воздуха, как спириты, но зато специализировалась на «приятных мелочах».

— Не ясно ни черта, — хмуро подвел итог Веслав. — Труп трупом, в груди кинжальчик, похоже, он сам в себя его и всадил. По зелью этому я проверил: нет реакции. Дверь была заперта изнутри им самим. Словом, то же самое, а оружие другое.

Виола вопросительно взглянула на него, и он кивнул — договаривай.

— Знакомое такое оружие, — договорила триаморфиня, протягивая руку вперед. — Вот…

Средней длины острый кинжал отливал тусклой и неинтересной сталью под таким же стальным небом. Эдмус наклонился и деликатно провел по нему пальцами.

— Ого! — игриво отметил наш спирит. — Неужто кинжальчик Цепеока залетел так далеко? Ну, что вы так смотрите? Вы хотите задать мне умный-преумный вопрос? Я с детства таких не понимаю, потому скажу просто: конечно, герцог его мог убить. Захотел бы — и мог. Сказать одно слово, вот это самое «Убить!» — и показать пальцем.

Аргумент шута был признан несокрушимым.

— Но тогда кто-то хотел бросить тень на герцога? — с готовностью предположила я, вспоминая детективные истории, которых я в изобилии перечитала по дороге на учебу.

— Это какую? — возразила Виола. — Неужто спириты такие дураки, чтобы не понять то, что понял…

— Я, — Эдмус слегка поклонился. — Ну, а может, своего ножичка не было у кого-то, вот и…

Но дальше его не стали даже слушать. Под прикрытием от прослушки на стене развернулось бурное обсуждение ситуации. Обсуждали Йехар, Виола и Веслав. Я решила быть не умной, а разумной и не участвовала.

— Нужно узнать, легко ли похитить такой клинок…

— Легко ли? Это тебе не Глэрион, он их сам направо-налево метает!

— Но тогда непонятно, кто и зачем принес его к Глядящему, так?

— Говоря открыто, он сам мог его подобрать для чего-либо, а потом… или же его могли к нему подбросить…

— Зачем?

— Неясно. Как неясно, какая связь между этим убийством, тем стражником и теми, о которых нам сообщил Аррн, алхимик, ты проверил то, что он говорил нам?

— Откуда мне там знать, что он вам говорил! Чуть ли не все молчат, кое-что вытянул по крупицам… смерти эти уже лет десять идут, и все одно и то же: дверь закрыта, орудия разные, а на лицах у них приветливые такие выражения…

— Знаешь, Веслав, мне тоже показалось что-то знакомым в лицах тех двух, — это голос Виолы. — Как будто что-то такое… близкое…

В разговор ворвалось красноречивое молчание Йехара. Виола сердито кашлянула — мол, не говорите мне, что я не так выразилась.

— Это явно не просто так, — продолжил Поводырь. — Почему умирают лишь придворные или шпионы? Почему столько лет? И если для спиритов это столь чужеродно — почему…

— А по мне — мы ерундой занимаемся, — отрезал Веслав. — Тебе знак индульгенции еще руку не натер?

— Зато тебе не терпится его применить!

Ясно. Перешли все же на личности. Я бочком отодвинулась в сторону и сделала вид, что мы почти незнакомы. Заодно глянула, что там поделывает Эдмус.

Он не был занят абсолютно ничем. Смотрел в серое небо так, будто надеялся кого-то там высмотреть.

— Следим? — осторожно поинтересовалась я.

— А, — отозвался шут. — Думаю про Табу. Кто б знал, что я умею?

Его тон мне не понравился. Он был уж слишком беспечным.

— И что думается-то?

— Да ничего, — он еще пристальнее уставился на небо и показался мне странно молодым в эту минуту. — То, что Аррн говорил о прежних временах… Эрниок считал, что мы будем лучше летать, что оно примет нас лучше, если ничто не будет приковывать нас, — он топнул ногой по стене, — или тянуть вниз.

Я тоже посмотрела в небо. Здесь, под пронизывающим ветром, на высоте, оно казалось угрожающе низким. Впервые я удивилась, почему мы не задыхаемся от разреженного воздуха. Магия спиритов?

— У спирита нет ничего дороже неба, — тем временем пояснил мне шут. — Ничего и никого… Это жизнь, свобода, каждый вздох… У нас считается, что в небе иногда можно увидеть свою судьбу.

Я честно попыталась высмотреть что-нибудь в тяжелых облаках, но ничего конкретного там не было. Слева, правда, вырисовывалось что-то вроде грозящего кулака, но хотелось верить, что к моей судьбе это никакого отношения не имеет.

— Почему меня не держат крылья, как остальных? — пробормотал Эдмус, щурясь вдаль.

На мой взгляд, летал он превосходно, а непонятная хандра объяснялась тем, что он заболел.

Дальше я испугалась еще больше. В голосе Эдмуса прозвучали вдруг разом боль и ярость:

— Но как эти я не хотел бы летать.

Он все еще смотрел куда-то в небо. Я напрягла зрение, но различила только две далекие черные точки. Может, кто-то из спиритов…

Вот только точки в небе были странные, они как будто пронзали облака насквозь и выходили через атмосферу в космос. Черный, холодный космос.

— Цыц! — шикнула я на остальных, и они замолчали удивленно, как скандалисты-родители, которых приструнил трехлетний сынок.

— Оля? — Йехар глядел на меня встревожено.

Я кивнула вперед. Черные точки разрастались с каждой секундой, и я уже поняла, что спириты с такими скоростями не летают.

Кроме того, навстречу этим точкам откуда ни возьмись, рванули пять или шесть спиритов, которые до того кружили поблизости. Патрульные.

А по стене загремел сигнал тревоги.

— Мооны, — прошептал Эдмус, глядя вперед неотрывно. Я увидела на его лице страх — и поняла, что это страх не за себя, а за то, что сейчас случится.

Точки начали снижать скорость. Теперь мы могли разглядеть вокруг них кожистые черные крылья. Кроме того, мооны были закутаны в плащи с капюшонами, того же цвета, так что рассмотреть их не представлялось возможным. Почему-то и не очень хотелось.

— Что за мооны? — пробормотала Виола хмуро, глядя, как приближаются к двоим в плащах патрульные спириты.

Эдмус молча покачал головой.

Я прикрыла глаза, переключилась на зрение стихий: патрульные вели себя странно. Несмотря на то, что их было больше, они не торопились нападать, а все, как один выставили щиты. Максимальной мощности.

Мооны продолжали двигаться на них.

В тот момент, когда расстояние было менее десяти метров — показалось, что плащи моонов начинают раздуваться и расти. Только раздувались они как-то странно, неровными сферами закрывая своих хозяев…

И еще это были не плащи. Мооны просто выплеснули в воздух что-то вроде чернильной завесы спрутов: два широких пятна ширились и росли на глазах, черные и непроницаемые. Две точки в вечернем небе становились все больше, потом мрак достиг завес спиритов…

И поглотил их. Вместе с самими спиритами. Они оказались вместе с моонами там — в этой черной непроглядной субстанции. Та расширялась еще какое-то время, потом замерла.

В лицо дохнуло запахом склепа. Мне как наяву померещились сырые стенки могилы с осыпающимися комьями, хвосты каких-то червей, торчащие со всех сторон…

Потом пятна пропали: вновь сузились до прежних размеров и впитались в своих обладателей. Вновь перед нами были двое крылатых тварей в черных плащах.

Вниз, на землю сквозь висевший под Городом туман, падали тела спиритов, щиты которых почему-то не сработали.

Мооны как ни в чем не бывало продолжили путь к Городу.

— Что это? Кто они такие? — выговорила я занемевшими губами. Я ведь видела, какой мощности были щиты — и чтобы просто так их не заметить…

Рядом со мной что-то зашелестело, я повернулась — и успела поддержать Йехара, который с какой-то радости надумался упасть. Причиной выступало что-то вроде сердечного приступа: именно за сердце, а не за Глэрион держался Йехар сейчас, но глаз не отводил от растущих черных пятен, прикрытых развевающимися плащами. Навстречу моонам уже спешила изрядная часть войска спиритов: только в первую секунду я охватила взглядом не менее пятидесяти. Твари остановились в воздухе, будто призадумались — и развернулись в обратном направлении.

Потом я услышала уверенный голос Йехара.

— Они — смерть.

* * *

— Не воздух. Сделайте милость и не терзайте меня своими дурацкими версиями — разве стихия воздуха такое способна творить? Вы останки этих патрульных видели вообще? Рассыпающиеся в руках кости…

К несчастью, видели, а поэтому прекрасно знали, что едва ли огонь такое может сделать тоже. Когда несколько стражников доставили останки патрульных наверх, я поняла сразу две вещи. Во-первых: это не похоже на действие ни одной из известных мне стихий. Во-вторых: я еще не готова для оперативной работы.

Эдмуса не было: придворные выпихали его к герцогу, чтобы сообщить о случившемся. Уходя, спирит постарался попрощаться с нами, «как навсегда», шепнув, что подобные новости никогда не приводили Цепеока в хорошее расположение духа, а кинжалов под рукой у него никто не отменял.

— Что, по-твоему? — я постаралась дать понять своим тоном, как алхимик достал меня со своимириторическими вопросами.

— Развертка тьмы — и только она. Эти твари — своего рода генераторы мрака, феномены… фиговы. Тьма сметает на своем пути все стихии, кроме очень немногих. Полное высвобождение ауры мрака во внешнее пространство — то есть, развертка — страшнейшее оружие, а какой она силы у них — можно только судить. Я склонен думать, что эти гады и в половину мощи не развернулись сегодня.

Он с ожесточением принялся протирать свой набор мерных стаканчиков — ни дать ни взять, полирует хрусталь.

Подал голос Йехар, которому все еще было крайне плохо. Рыцарь только-только перестал смотреть в одну точку и все еще глотал успокаивающее напополам с укрепляющим. Эликсир дымил и попахивал сероводородом — уверена, Веслав это сделал из чистой вредности — но рыцарь даже не морщился.

— Да, они мрак… владеют мраком, или, вернее, мрак владеет ими. Но неужели все-таки Он…

Веслав оторвался от своего протирания и нервно посмотрелся в мерный стаканчик, как в зеркало. Дохнул внутрь и вновь принялся протирать.

— Не усложняй, — сказал раздраженно. — Повелитель Тени, может, и будет владеть разверткой мрака, но он будет один. И его силы с их будут несопоставимы. За каким болотным мхом ему такое количество прислужников с той же стихией, да еще если армия их ему в подметки не годится?

Он поставил стаканчик на стол, взял следующий и прибавил мрачно:

— Их в этом мире далеко не двое.

Йехар залпом допил эликсир и вытряс себе в горло последние капли.

— Еще есть? — осведомился он глухо.

Веслав посмотрел на него скептически, но как раз в этот момент в помещение кубарем вкатился Эдмус, с гордостью сияя одновременно физиономией и прорехой на штанах на уровне колена.

— Промахнулся, представляете? — хмыкнул он и потрогал порез на правой щеке. — Ах, нет, попал, ну, правда, он метил в крылья, а вот Ифирь дала маху явно не случайно. Как вы думаете, это от восхищения моими подвигами в составе Дружины? Или, может, это все мое обаяние?

Сеанс семейного метания кинжалов, где шут выступал мишенью, прибавил Эдмусу жизненной силы ровно настолько, чтобы он не замечал наших угрюмых физиономий.

О деликатности решила напомнить Бо, появившаяся недавно и лишенная этого же качества намертво.

— Йехару плохо, — укоризненно сказала она. — Он, может, умрет сейчас, столько гадости всякой проглотил, а ты еще смеешься!

— Боюсь, я буду шутить и на собственных похоронах, — повинился Эдмус. Он просунул пальцы в прореху на штанах, высунул через вторую, рядышком, и многозначительно ими пошевелил. — Так что это с нашим странником? В Городе сотни женщин видели нападение — и никто не… — он схватился за сердце, скорчил гримасу и свесил изо рта непомерно длинный язык. Потом озабоченно принюхался.

— И я надеюсь, что это эликсир Веслава. Бо, но зачем ты намазала его на себя?

Потому что это был не эликсир Веслава, а ее духи. Бо их распылила вокруг себя только что, и теперь у меня першило в горле.

— Это все моя чувствительность, — словно оправдываясь, заговорил Йехар. — Мой врожденный дар ощущать чужие чувства и намерения, ложь и правду. Он очень прихотлив и непостоянен, и сильный маг может обмануть его…

Именно так, как обманула Атея, которую Йехар не распознал за все наши встречи с дочерью богини обмана. Но, может, и дело было как раз в родственных связях? Да ведь рыцарь как будто и говорил пару раз, что что-то не то…

— Ты, значит, чувствуешь настроение и общий эмоциональный фон, — удовлетворенно протянул Веслав. — Думаю, вопрос, что ты почувствовал, когда «настроился» на моонов, можно опустить.

Йехар мгновенно уставился в ту же точку на стене, куда смотрел до этого, и кивнул.

— А их правда больше, чем двое? — Эдмус в ответ на мой вопрос дурашливо приподнял брови и отогнул ладонью ухо.

— Чем сколько-сколько? Конечно, они в некотором роде народ. Маленький, но очень злобный. Несколько других Городов спиритов захвачены ими. Вот о цифрах и прочих подробностях можете не спрашивать ни меня, ни Цепеока. Не водим мы дружбы с соседями… о у нас они только так пока и появляются: два-три, не более. Разведывают. Может, и война будет, кто их знает. Им почему-то нравятся наши Города. Спириты им тоже нравятся. Вы сами видели, в каком виде.

Если в том, в каком останки несчастных патрульных попали в Город — избави нас Бог от того, чтобы понравиться этим тварям в таком же смысле.

— А на людей они не нападают? — вкрадчиво поинтересовалась Бо, подвигаясь к Эдмусу поближе. Спирит принюхался к ней еще раз, оглушительно чихнул и переместился поближе к Йехару.

— Думаю, если встречают — убивают, они со всеми так. Но я не слышал, чтобы захватывались нижние селения.

— Давайте пойдем вниз! — тут же попросила Бо.

Йехар отмер и торопливо отставил от себя стакан, который он так машинально и держал в руке.

— Алхимик, — тихо сказал он. — Посмотри архивы спиритов. Нужно узнать, откуда взялись эти мооны и почему они так ненавидят стихийников воздуха. И если там будет указано любое средство, как с ними бороться…

Веслав бросил тряпку и продолжил протирать очередной стаканчик рукавом.

— Мне отдать честь и щелкнуть каблуками, или реверанс сойдет? — въедливо осведомился он.

— Нет, конечно, — тут же подключился шут. — Еще три раза подскочить на одной ножке и низко-пренизко поклониться. М-м, пахнет тухлыми яйцами! Я пропустил ужин?

Глава 11. Когда повсюду шпионы
Через три-четыре дня меня начала мучить тоска. И по Питеру, и по первому нашему призыву, ибо там-то все происходило в солнечной Греции, а рядовые жители, с которыми мы успели пересечься, были улыбчивы и дружелюбны (у них был единственный недостаток: они все время предлагали нам выпить). И по отсутствию каких-нибудь определенных действий, ибо я не считала жизнь по графику «обед-завтрак-украденный шпионами ужин-попытка уснуть под дикие крики с улицы» насыщенной и полной. Когда мерзнешь каждую секунду, а над любым словом приходится размышлять, оглядываясь на вазы и гобелены, — это разве жизнь? Со скуки я решила было помочь Веславу с архивом спиритов, но очень скоро оказалась не у дел. Во-первых, я не понимала древней разновидности наречия местного населения. Во-вторых, пыталась разложить на столах снятые с полок книги и свитки по системе. Чем взбесила алхимика: он все громоздил куда попало, в одну кучу — пособия по ведению войны и поваренные книги, а в результате всегда знал, что где лежит. Прежде чем он меня выставил, я успела прочитать только одно: историю того самого Эрниока, язык ее был мне понятен, но никаких упоминаний о моонах в ней не нашлось. Зато нашелся полный перечень здешних Табу. После такого приятного чтения я поклялась, что в архивы больше — ни ногой, и принялась просто слоняться по окрестностям, изучая устройство Города: воздушные амулеты, которые заставляли его парить, архитектуру домов и прочие милые мелочи.

Иногда, но очень редко, я присоединялась к Йехару, который пытался выведать что-нибудь о моонах у местных жителей. И вот, поди ж ты, ответить как следует нам не смог даже сам герцог.

— Они обычно являются по двое, под вечер, когда мы, спириты, производим разведку или вылазки, — неохотно выдавил Цепеок в ответ на наши вопросы. — Мерзкие твари… просто убивают всех, кто попадется на их пути. Поговорите с Аррном.

Но Главного Глядящего поймать было непросто, и Йехар все больше раздражался, потому что получал от всех, с кем говорил, такие же уклончивые ответы, а Веслав не говорил вообще ничего. Находиться с рыцарем, который при каждом шорохе выхватывал пылающий меч, было несколько неуютно. Мне куда легче было с Виолой, которая нашла для себя отличный способ развлечения. Она выяснила, что все большие вазы во дворце — очень крепкие, но зато отлично проводят звук. Так что если как следует по такой вазе стукнуть…

Очень скоро в коридорах появилось множество шпионов, летающих неверными зигзагами и на все лады клянущих Виолу. Вскоре почти все вазы из нашего общего помещения куда-то подевались. Зато увеличилось количество картин и гобеленов. Но тут появилась Бо и устроила пожар в помещении, разумеется, случайно. Наши вещи и лабораторный стол алхимика чудом не пострадали, зато в коридорах теперь свободно можно было встретить еще и подкопченного спирита.

И посреди всего этого подобия слабого брожения дрожжей находился Эдмус, который почему-то возомнил, что, раз мы в его родном Городе, он должен держать нас в тонусе. День деньской он слонялся за кем-нибудь из нас, а то успевал и за всеми сразу и рассказывал самые занудные и пошлые шутки из своего репертуара или изображал сценки, которые не заставили бы рассмеяться даже любителя передачи «Кривое зеркало». Йехар при виде него начинал лезть на стенки, Веслав — взрывал то, что пытался в этот момент приготовить, и даже я как-то не выдержала:

— Эдмус, хватит с меня анекдотов типа «сколько нужно Бо, чтобы вкрутить лампочку»…

— Что такое лампочка? — последовал вопрос.

С этого дня репертуар шута был пополнен еще одним анекдотом, который он переделывал под всех, кого знал: «Веслав просто напоит лампочку снадобьем, от которого она вкрутится сама, а Йехар зажжет ее своим неукротимым духом…»

В своих попытках как-то сладить с напастью в виде спирита мы даже обратились к Ифирь.

— От него вообще можно как-то отвязаться?! — инициатором обращения была я, поэтому я и спрашивала. — Хоть что-то помогает?

Дочь герцога поглядела на меня озадаченно и немного сочувственно. Потом вымолвила:

— У вас кинжалы есть?

Мы поняли, что обречены терпеть Эдмуса еще очень долго — при условии, что нам не изменит врожденная гуманность. Но ясно было, что на фоне общего настроения назревает какой-то взрыв, и как раз поведение шута отчасти было причиной случившегося.

В этот день нам удалось поймать Аррна. С одышкой мы поднялись к его покоям, и Главный Глядящий принял нас как ни в чем не бывало, разве что осведомился, куда делись наш шут и наш алхимик. Челюсть Йехара при упоминании об этих двоих характерно повело в сторонку.

— Они заняты, — подытожила я, покосившись на рыцаря. — Скажите, вы не можете сообщить нам что-нибудь о моонах?

Реакция последовала примерно та же, что мы могли наблюдать раньше у герцога и у остальных спиритов: глаза Глядящего странно сверкнули, он выпрямился. Потом нервно прикусил коготь.

— Едва ли кто-нибудь в Городе знает природу этих созданий или откуда они взялись, — пробормотал он уклончиво. — Они в нашем мире тысячу лет, но их налеты на Город редки и не беспокоят наш народ по-настоящему…

И дальше пошли полные неопределенноси фразы, которых мы в изобилии наслушались и до этого.

— Их чем-то можно победить? — уже безнадежно спросил Йехар. Аррн безразлично пожал плечами.

— Всегда общая тревога…сотни воинов… Хотя есть давнее поверье: мрак моонов будет повержен единым воином в сверкающих доспехах.

Услышав последнее слово, Йехар приободрился. Аррн, напротив, весь как-то сгорбился на своем чересчур высоком насесте.

— Если бы теперь у нас еще были воины! — вздохнул он, ностальгически глядя на кольчугу Эрниока. Та отреагировала единственным образом, каким могла: спикировала вниз, прихватив с собой весь комплект.

Звучало странно, но ничего другого он сказать не мог. Да нам хватило и услышанного — в свои покои мы не вошли, а ворвались, горя желанием обсудить информацию. Хоть какая-то зацепка!

В покоях все еще витал запах недавнего пожара, и откуда-то доносилось мерное потрескиванье. Веслав сидел за столом, углубившись в какие-то расчеты. В последнее время в ином положении его стало нереально застать.

— Что еще? — буркнул он нетерпеливо.

— Аррн сообщил… — начал Йехар. Осекся. Застыл, как и мы с Бо, на несколько секунд. Неуверенно выдавил: — Что…что это?

Неподалеку от Веслава, в полутьме стояла белая мраморная статуя. Очень знакомая нам мраморная статуя…

Спирит замер с перекошенным лицом, открытым ртом и выпученными глазами. Одна рука была приподнята, как будто он собирался заслониться от чего-то страшного.

— Это? Наш придурок, разумеется, — алхимик ни на секунду не собирался отрываться от записей. — Или вы его в лицо забыли?

— Нет, но он же был зеленым! — ответила Бо жалобно.

— Что ты с ним сделал? — вскрикнула я, делая к Эдмусу пару шагов. Похолодели пальцы, я так боялась услышать ответ…

— Что за люди, — пробормотал алхимик, обращаясь к бумагам. — Видели ведь «Горгону» в действии, а все равно…

— «Горгона»?!

Этот газ казался мне почему-то страшнее любых ядов, хотя результат был один и тот же: смерть.

— Я предупреждал, — пожал плечами Веслав. — Он меня достал в последнее время. Я б извинился, да, похоже, поздно.

Не веря себе, я смотрела в белое, неподвижное лицо Эдмуса. Потом, опомнившись, повисла на Йехаре, который как раз взялся за меч.

— Ты что! Не надо!

— Ольга… — рыцарь силился высвободить руки, веса моего он, похоже, не чувствовал, просто я ему мешала до ножен дотянуться. — Ольга, пусти, я убью этого кровожадного…

— Подожди, может, что-то можно исправить…

— Не-а, — вставил от тетрадки Веслав, — противоядий от «Горгоны» нет.

— Спасибо! Я тут тебе жизнь пытаюсь спасти, а ты…

Алхимик пожал плечами, попросил спасать его потише и опять вернулся к расчетам.

— Йехар! — взвыла я, чувствуя, как у меня сползают руки. — Миссия… Дружина… нужен нам… прошлый раз…

Рыцарь самую чуточку расслабился и прекратил попытки вытащить Глэрион. В прошлый раз помощь Веслава была неоценимой — этого не мог отрицать даже Йехар.

— До поры до времени… — процедил он, делая жест, чтобы я его отпустила. Тяжело вздохнул, мрачно взглянул на Веслава и подошел к Эдмусу. Мы последовали за ним.

Гладкий мрамор. Даже теперь, когда наши лица разделяло тридцать сантиметров, нельзя было уловить никаких признаков жизни. Все та же неподвижная гримаса. Выпученные глаза. Ни малейшего звука дыхания, биения сердце, ну, разве что…

— БУ!!!

Белая статуя ожила с характерным воплем и лязгнула зубами прямо у меня перед носом.

Завопили мы все втроем, в том числе Йехар, правда, рыцарь тут же выхватил меч. Бо плюхнулась на пол, посмотрела на меч и зашлась в два раза громче.

Эдмус, белый и блестящий до последней черточки лица, легко увернулся от меча и зашелся в приступе хохота.

— А говорили… что меня не любите… — с трудом выдавил он. — Два часа, которые я эту дрянь… на себя намазывал… честное слово, окупилось же… ой, я не могу…

Я повернулась к столу Веслава и обнаружила, что алхимик уронил голову на сложенные руки, а плечи его судорожно вздрагивают.

— Это было не смешно! — оскорбленно возопил Йехар. — Весьма жестокий розыгрыш…

— Вы просто своих лиц не видели, — смеясь, вставил Веслав. Я впервые видела, чтобы он веселился так непринужденно: обычно, даже если он улыбался открыто, на лице оставалось какое-то напряжение. Алхимик, кажется, даже помолодел с виду.

— Шут — мы считали тебя мертвым! А ты — ты вообще мог оказаться мертвым, если бы не Ольга…

Ответом стало дружное ржание с двух сторон.

— А твой праведный гнев… — слегка икая, продолжил Эдмус. — «Я убью этого кровожадного…!» А Оля… Бо, кстати, можешь перестать визжать.

Блондинка опомнилась и закрыла рот. До нее все всегда доходило с некоторым опозданием.

— Я даже не знаю, кто из вас больше сдвинутый, — стараясь не улыбаться, я покачала головой. — Эдмус ладно, а тебя он как уломал, Веслав?

— Он сказал, что я услышу крик ужаса светлого странника. Я что, мог отказаться, по-твоему?!

— Нашли, когда развлекаться! — продолжал громыхать Йехар.

— А что это за дрянь белая, кстати? Зубная паста?

— Здешний заменитель цемента, — отозвался Веслав. — Я пару ингредиентов влил, чтобы эффект мрамора создать, ну, и чтобы не застывало до конца. Даже и напрягаться не пришлось. Кстати, — он фыркнул и вытер заслезившиеся глаза, — правда окупилось.

Йехар, все еще не теряя раздраженного вида, обошел вокруг Эдмуса, критически оглядывая его.

— Лелеем надежду, что ты сделал и что-нибудь полезное за то время, пока не пребывал в поле нашего зрения, — едко произнес он наконец.

Алхимик развел руками, показывая, что побелка для Эдмуса — единственное, чего он достиг в своем уединении.

— Эта штукатурка для чего-нибудь нужна? — догадалась я.

Шут и алхимик дружно вознесли руки, воздавая должное моему уму. Эдмусу жест дался с немаленьким трудом.

— Отечественный ответ местным шпионам, — пояснил Веслав. — Вы опять прорву времени у Аррна проболтались, что он вам сказал?

— А… он разве что-то говорил? — удивилась Бо. Йехар между тем покачал головой с выражением тихой безнадежности на лице.

— И ты испытал это средство, — он указал на Эдмуса, — здесь? Не боясь соглядатаев?

— Досматривают десятые сны, — пожал плечами алхимик. — Вон тому, в вазе, уже полчаса кошмар какой-то снится, стонет и зубами щелкает.

— Обед ему снится, а не кошмар, — возразил Эдмус, пытаясь оглядеть себя. — В вазе у нас Метох, откуда в нем кошмары? Может, горло кому перекусывает — вот и щелкает…

Йехар только рукой махнул — мол, эту парочку лучше оставить вдвоем.

Так Эдмус стал нашими ушами и глазами в стане своих же собратьев. Это событие подарило нам кучу ненужной информации и жалкие крупицы нужной. Первых два дня информации не было вообще. Пока мы не попросили «статую» не строить такие жуткие рожи, а то спириты останавливаться возле этого шедевра опасались…

— Говорят, этот Глядящий поспорил с Д`Каасом, — перечислял Эдмус, стирая с лицу белую массу, — но Д`Каас у нас спорит со всеми, так что здесь ничего странного нет. Подозревают заговор — так у нас всегда подозревают заговор, прямо дня не пройдет без такого подозрения… Кахон на моих глазах пытался придушить Метоха, Метох ему чуть в шею зубами не вцепился, сон в руку, представляете…

И прочие умилительные подробности из жизни спиритского двора.

Самое замечательное в этой истории было в том, что шпионом под конец оказалась я.

И очень просто. Да еще в свободное время. Я как раз урвала часок, свободный от общества остальных, чтобы изучить получше замкнутые водные артерии Города. Несмотря на то, что он был воздушным, по его территории протекало несколько ручьев и даже одна подводная река! И все это вращалось в едином замкнутом пространстве, пополняясь за счет дождей, для воды которых спириты устроили специальные ловушки посредством воздушной стихии. Словом, материал что надо. Если улыбнется вернуться в Питер — можно утереть носы половине «водных» магистров.

На обратном пути мне подвернулся Аррн, который летел куда-то с озабоченным выражением лица. Со мной Главный Глядящий поздоровался, шокируя случившихся поблизости спиритов.

— Покушение на жизнь герцога, — пояснил он уныло, — какой-то слуга… а тут еще этот поединок, все так некстати… Мудрецы хотят перенести церемонию посвящения молодых… Вот в старые времена…

Он удалился, бормоча себе под нос что-то уже совсем бессвязное, а я пошла дальше и вскоре наткнулась на тупик.

Со мной такое бывало не в первый раз. Собственно говоря, так заканчивались все мои попытки прогуляться по замку Цепеока в одиночку. Стоило просто поискать другую дорогу, я так бы и сделала, но тут услышала эти голоса через стену.

И началось с того, что один из говоривших помянул Дружину. Тут я уже не могла заставлять себя не слушать.

— Дружина? — переспросил второй, голос у него был повыше. — Они ничего не подозревают. Глупы, как крякодуглы. Будь они поумнее, давно бы уже пропадали внизу, гоняясь за птицей…

Теперь еще предполагалось, что мы будем гоняться за каким-то пернатым? Я затаила дыхание. Голоса становились то громче, то тише. Казалось, как минимум один из говорящих расхаживает по помещению, скрытому за тонкой стенкой.

— Но поиски идут медленно…

— Что с того? Рано или поздно мы ее найдем. Или ты думаешь, они способны ухватить удачу раньше? — резкий смешок. — Все получится. Просчитались с тем Глядящим — в другой раз выйдет как надо. К тому времени, как дойдет до герцога…

Я вообще почти перестала дышать. Мне показалось, я знала, что со мной сделают в случае обнаружения. Воображение сходу начало рисовать не самые красивые картины.

— Что? Соглядатаи с нами. Дело только за этим розовым комком перьев, чтоб ее съесть моонам, а после подавиться! Говорю тебе, она специально от нас прячется!

Слышно было не ахти как хорошо, но как раз эти слова он произнес таким кровожадным тоном, что я мысленно согласилась с «розовым комком перьев».

То есть, спириты-заговорщики гоняются за каким-то какаду, да еще полагают, что и мы должны за ним гоняться? С какой это радости?

— Нет, постой. Говорю тебе, не выйдет без нее!!

А вот под шумок и под эмоции пора бы мне и к себе восвояси. Тем более, что слышала я достаточно.

Коридоры, в которые я выбралась вскоре, гудели. Придворные со смехом пересказывали друг другу новость о каком-то поединке завтра в полдень, на полпути меня чуть не сшибла ураганом крыльев Ифирь, буркнув под нос «расплодились тут бескрылые». Кажется, во всем дворце только наши апартаменты остались этакой тихой гаванью, куда можно прийти в поисках успокоения…

— И… и я же только хотела, чтобы оно не так гадко пахло! Ну, оно же гадко пахнет!

— Да оно просто-таки благоухает по сравнению с той дрянью, что ты туда налила! Не говоря уже о том, что теперь это — перевод компонентов…

Да-а, в поисках успокоения. Когда в «гавани» отсутствуют Веслав и Бо.

Картина маслом: Веслав со сжатыми кулаками над своим столом, оплавленным с одного края. Когда я уходила, оплавленности не было. Стало быть, недавнее приобретение, а причина его тут же, обиженно нюхает флакончик с духами. Йехар с видом третейского судьи — на подушках, приготовился вкушать окорочка и крылышки тех самых случайно добытых кем-то крякодуглов с гарниром из местных семян какого-то лиственного. Да неужели уже обед?

— Ольга, — он немного нервно улыбнулся. — Как видишь, в твое отсутствие не произошло ничего… м-м… значимого.

Хорошие новости есть?

— Ты, наверное, голодна? Для обеда уже немного поздно, но еда осталась, так что…

Хорошая новость. Задумчиво глядя на оплавленный стол, я приняла из рук Йехара тарелку с едой, взяла на пробу один окорочок, понюхала…

— Бо!!

— Ну и что, они тоже не очень-то вкусно пахли…

Я уныло посмотрела на усовершенствую посредством духов блондинки версию птичьего окорочка. Едва ли такой едкий запах можно было смыть. В конце концов голод уступил место чувству брезгливости и жажде поделиться информацией: я рассказала о том, что услышала через стену. И в финале эффектно добавила:

— Голосов я не узнала. Говоря честно, я даже не могу поручиться, женщины это говорили или мужчины.

— А у них совсем-совсем некрасивые голоса, правда? — радостно вступила Бо. — У женщин. А я это заметила с самого начала, ой, то есть а их герцог точно мужчина?

Оставалось надеяться, что шпионы и в этот раз не избежали пристального внимания Веслава. Лучше будет, если они спят.

Йехар осторожно поставил свою тарелку. Видимо, при этом он оторвался от глобальной задачи: съедобен гарнир или нет, потому что взгляд рыцаря выдавал крайнюю степень задумчивости.

— Благодарим, Ольга. Итак, очевидно, заговор есть. Неясно одно…

— Какого черта мы делаем в этом городе и разгадываем заговоры, когда к Арке это не имеет никакого отношения? — с надеждой продолжил Веслав.

Йехар треснул кулаком по собственной постели, заставив подпрыгнуть тарелку и пару ближайших ваз.

— Придержи язык, алхимик! — рявкнул он. — Неясно, для чего им эта… как ты говорила? Розовая Птица… птица удачи, так?

— Гламурненько, — закатила глаза Бо.

Я честно призналась, что не имею об этом ни малейшего представления. Как и о самой Розовой Птице. Как раз на этом этапе моего признания к обсуждению прибавилось новое действующее лицо: в комнату впорхнул Эдмус. В прекрасном настроении. И к счастью, не в роли мраморной статуи.

— Что я вижу, здесь едят и советуются без меня? — липкий язык выхватил из моей руки окорочок, который я так и не решилась отправить в рот. — Могли бы без меня и только советоваться! Ау-у-уй!

Я мстительно понаблюдала за гримасой, которая появилась на его лице: духи Бо действовали безотказно.

— Этого яда я не знаю, — наконец выдохнул шут. — Оля, как ты такое ешь?!

Кулак Йехара заставил во второй раз подскочить тарелку и две вазы. Только теперь подпрыгнул еще и Эдмус.

— Молчи! — довольно деспотично велел ему странник. — Что ты знаешь о Розовой Птице?

— А вы хотите поймать ее за ее розовый хвост? — немного удивился шут. — Ай, не надо ничем швыряться! Ходят слухи, что есть такая. Мол, если ее поймаешь — получишь всю ее силу и тебе удастся что угодно. Но правды в этом примерно столько, сколько в моей самой занудной шутке.

Рыцарь вопросительно посмотрел на меня. Я пожала плечами. Не я ведь виновата, что двое каких-то заговорщиков воспринимают эту птицу как что-то реальное.

— Если бы мы ее первыми поймали — то заговора бы не было? — тем временем спросила Бо. — Ой, давайте же скорее ее ловить, вдруг это и есть миссия Арки?

Йехар раздраженно пробормотал себе под нос, что начинает склоняться к мысли, по которой проблемы этого мира происходят от самих же спиритов. Вот только что делать, чтобы такие проблемы решить…

По лицу Эдмуса я поняла, что он нашаривает в уме ответ, и поторопилась заглушить короткую тишину первым, что пришло на ум:

— Есть новости?

— Еще какие, — тут же расцвел спирит. — Весь дворец гудит! А все потому, что завтра, завтра в полдень на дворцовой арене — поединок! И, можете себе представить, — дерется сам Д`Каас!

Имя показалось мне знакомым, но все потуги не привели ни к чему. Я по-прежнему не понимала восторга шута.

— И весь шум из-за того, что дерется Д`Каас? — сварливо переспросил Йехар.

— Нет, конечно! Шум из-за того, с кем он дерется.

— А с кем? — всколыхнулась Бо. — Ну, Эдмус, с кем? Веслав, ты тарелку уронил, зачем тебе только одна вилка?

Глава 12. Когда кричат камни
Небо за окном плыло свинцовыми тучами. Мир сузился до одного крохотного вздоха, когда я пошатнулась, не услышав, но осознав это роковое известие…

Н-да. Вот ведь всегда пафос прет не вовремя.

— Эдмус. Я не очень-то сильна в вашей ономастике…

— Что за зверь?

— Не знаю, просто слово ученое. Только… Д`Каас — это, случайно не здоровенный такой спирит с миной профессионального убийцы, который нас провожал в Город?

— Он самый, — радостно подтвердил Эдмус. — Лучший солдат в Городе! И в смысле магии, и вообще… словом — фаворит, да и только, а я уже упоминал ведь при вас…

— Ой, а это не его хотели в Арку отправить, нет?

У Бо была потрясающая способность помнить то, что за ненадобностью забывали все, а забывать первостепенное. На этот раз она помогла мне вспомнить пару фраз, брошенных Эдмусом мимолетом еще в наш прошлый призыв, и я подумала: а не пошатнуться ли, правда? Колени там мелодраматически подогнуть…

Хоть что-то сделать на фоне общего остолбенения!

— А-а, да, это про него, — радостно закивал Эдмус. — Ну, вы понимаете, он меня с тех пор не совсем хочет видеть… э… среди живых, правда, он и раньше не приглашал меня с ним трапезы разделять или брататься, но теперь уж… совсем. Это началось после моего возвращения из Арки в прошлый раз — а-ах, как его перекосило! И как это он дотерпел? В последние дни у него был вид прямо-таки больной: и я здесь, и вызов бросить нельзя. Теперь утешится.

— Ой, и вы будете там друг друга кулаками бить? — заинтересовалась Бо. — Или палками? Или вы будете кусаться?

Эдмус запрокинул голову в потолок и попытался сложить губы трубочкой, чтобы засвистать с невинным видом. К правой щеке у него надежно пристал кусочек белой замазки — последствия попытки их с Веславом совместного шпионажа. Убедившись, что его вид у нас не вызывает ничего, кроме повышения злобности, спирит отвлекся, кашлянул в кулачок и выдал:

— Вообще-то… с помощью магии.

— Какой?! — тут же осведомились мы с Веславом.

— Стихийной! — радостно просветил нас шут.

— Но ты разве не говорил, что у тебя нет никакой стихийной магии? — удивилась Бо. — Он разве же не говорил? А почему у вас такие лица? Я так и знала, что нельзя эти семена есть, вот так прямо и знала!

У Йехара был вид человека, который не знает: начинать процесс закипания или с этим лучше повременить. В порядке компромисса рыцарь встал со своего места, но кричать пока не спешил. Эдмус счел за лучшее посторониться.

Увидеть Йехара в гневе не хотелось никому из нас.

— Почему он раньше не вызвал тебя? — вдруг спросил странник совсем не то, о чем я думала. — Если так ненавидел?

— Вообще-то я получил право на поединки только третьего дня, вот он меня как раз и вызвал. Хорошо считает, да? Можно подумать, он черточкой отмечал все мои осени, чтобы подождать, пока их станет девятнадцать, и он сможет укокошить меня прилюдно, на арене. Смешно, как будто просто так укокошить — это ему не доставит никакого удовольствия. А может, он…

Вилка алхимика со стуком откатилась в сторону. Веслав тоже встал и сделал несколько шагов вперед. Они с Йехаром стояли теперь плечом к плечу и смотрелись со стороны как благородный светлый сенбернар и драный черный пудель.

— Девятнадцать… осеней? — до Поводыря дошло первым. — Девятнадцать лет? Тебе девятнадцать лет?!

— Много прожил, — вздохнул спирит. — Знаю, что вы хотите сказать: от старости у меня уже должны бы редеть волосы и выпадать клыки, а еще на крыльях могут появляться белые волоски, поверх перепонок, представляете? — он подошел к своему «насесту» и принялся перебрасывать шутовскую одежду. — Их некоторые красят, а кто-то выщипывает…

— С наркозом? — заинтересовалась Бо.

Просторная комната словно разделилась надвое. Двое болтали о методах удаления волосков из перепончатых крыльев. Трое молчали.

Но если можно было бы услышать мысли — крики раздавались бы как раз на нашей стороне…

— Мальчишка… — наконец выдохнул Веслав, хватаясь за голову. — Какого черта ты вообще туда сунулся? Решил нас на посмешище выставить — кем будут считать призывников, когда ты не явишься на этот бой?

— Две минуты назад я собирался явиться на этот бой, — мимоходом откликнулся Эдмус.

— Значит, ты передумал, — жестко отрезал Йехар. — Магией ты не владеешь, для противостояния с лучшим воином Города — не сомневаюсь, что Д`Каас действительно таковым являлся и является — слишком юн, кроме того, у тебя есть обязательства и перед Дружиной…

— А ты только с крыльями туда хотел идти, да? И больше ни с чем? — удивилась Бо.

— Я все еще хочу туда идти, и я пойду туда.

Эдмус больше не улыбался. Дурашливость шута испарилась разом, и, только когда он перестал скалиться и гримасничать, только теперь я увидела, что он правда совсем молодой.

Младше меня. Для Дружины это грудничок.

Список наших претензий к Арке скоро затмит по объему Большую Советскую Энциклопедию.

— Я помню свои вроде как обязанности, — сколько вы при мне это самое правило ругали — но только я пойду туда, и дело с концом. Вызов брошен, принят и скреплен при свидетелях. Я дал слово. Отказаться я не могу, правила спиритов…

— Плевать на правила спиритов! — Веслав выкрикнул это, не заботясь о присутствии поблизости шпионов. Шпионы из своих укрытий оценили его состояние и, судя по звукам, торопливо покинули посты наблюдений. Нрав алхимика успели изучить все. Никому не хотелось ждать, когда к нему вернется способность мыслить логически, и он задумается об устранении нежелательных свидетелей. — К дьяволу правила! Если не можешь сам запомнить слова: «Ты никуда не пойдешь» — попроси Бо, она тебе их будет полдня долдонить…

— Ты думаешь, я только это могу, да? — обиделась блондинка. — Я могу гораздо больше… я могу ему долдонить целый день! Даже два!

Но Йехар — вот тут я почувствовала, что пол взаправду качнулся у меня под ногами — как будто сомневался. Рыцарь хмурился и бормотал:

— Тяжелы оковы данного слова…

— Слово, которое бросает в дистантный магический бой Д`Кааса и этого юнца — пустой звук, — огрызнулся алхимик. Не иначе, как таких выражений он набрался в Книге Миров.

В воздухе запахло ссорой.

Пользуясь этим повисшим в воздухе и пока едва различимым ароматом, Эдмус попытался улизнуть из помещения. Я остановила его на полном автомате — ледяной завесой посреди двери. Может, из-за злости завеса вышла — что надо.

— Тебе что — так нужно было себя храбрым выставить? Не мог отказаться от этой драки — он же сам себя позорит! Почти полководец, а дерется с шутом…

Который прошел Арку Равновесия живым. Туда и обратно, и потом еще раз туда и обратно. Д`Каасу будет достаточным сослаться на этот факт — и в слабости его никто не обвинит. Наоборот, может, еще и легенду как про героя сложат. «О кровавой битве Д`Кааса Сурового с Эдмусом Придурковатым»

Ирония у меня сродни пафосу. Тоже вовремя не появляется.

— Нет, я не мог, хотя… хотел, — признался Эдмус, поразмыслив. Он все еще копался в одежде и старался не смотреть в нашу сторону. Не посмотрел ни разу с того момента, как мы увидели его неулыбчивое молодое лицо. — Но Д`Каас бросил мне вызов в зале Цепеока, при самом герцоге и при Ифирь. Я сотню раз показывал себя трусом перед двором и перед вами — это да, что было то было, но тут я не смог…

— Почему?

Эдмус промолчал. Веслав повторил вопрос громче. После третьего раза к вопросу было присоединено обещание в случае никакого ответа пустить в ход алхимию.

Ответ и правда получился никакой:

— Не могу сказать.

— Секретик? — обрадовалась Бо.

— Нет. Я… не могу сказать.

— Почему?

— Да потому что это — Табу! — выкрикнул спирит шепотом. — Вас вместе со мной со стены посбрасывают, если я скажу, а вы услышите!

— То самое Табу, по которому герцога ослушаться нельзя или по которому женщине голос повышать запрещено? — уточнила я.

— Нет. Просто то самое Табу.

Веслав засмеялся. Приподнял руки, как будто хотел поаплодировать, но тут же опустил, да и сам сел на место, будто ноги отказывались его держать. Смех не прекращался.

Алхимик даже истерически умудрялся смеяться принужденно.

— Прекрасненько! Значит, то самое Табу, да? Как вовремя! А ты не думал, что проще тебе озвучить свои чувства вслух при всем дворе, да и пусть потом со стены сбрасывают, выйдет как-то… героичнее, что ли. Красивый жест, хотя с этим боем ты тоже удружил.

Они словно поменялись ролями в этот момент. Алхимик показывал зубы в саркастическом оскале. Эдмус, стоя возле своего ложа, смотрел на него с холодной, собранной серьезностью.

— Я прошу прощения, Веслав, — просто сказал он. — Я даже не буду напоминать тебе, что то пророчество сулило мне арену или бой, что ли. Я знаю, что, если я проиграю, — вы не вернетесь. Но я ничего не возьму назад. Называй это как хочешь. Если попробуешь меня остановить — а у тебя получится, ты ж алхимик — я покончу с собой. У нас не живут с клеймом труса.

Веслав подавился смехом. С полминуты он смотрел на спирита, как на несусветное чудо, по-моему, у него не было слов. Потом молча повернулся к Йехару.

— Оставь его, — коротко сказал тот.

— Спасибо, — усмехнулся Эдмус. Они с Йехаром встретились взглядами, и я почти на физическом уровне почувствовала нереальное.

Эти двое понимают друг друга.

— Что?! — Веслав взмахивал руками так, будто хотел накачать в легкие побольше воздуха. Таким я его видела после того, как случайно влепила ему сверхсильную пощечину. — Ты его… ты ему… что?!

— Он не мог поступить иначе. И не сможет уклониться от боя, по причинам, которые ты едва ли поймешь, — тут на лице рыцаря промелькнуло что-то вроде жалости. — Хоть ты и читал Книгу…

Воздух вокруг Веслава опасно заискрил. Пальцы Йехара сжались в кулак, рукоять Глэриона начала накаляться.

Эдмус смотрел на них с благоговением. «И это все из-за меня?!» — говорило его лицо.

— Причины? — голос алхимика взлетел до высокого «ля». — Сентиментальный идиотизм! Ладно, его я понимаю — он у нас умом не отличается, а опыта ему набраться неоткуда! Но ты о чем думаешь, когда толкаешь на убой пацана, который… у него молоко еще на губах…

— Мы вообще-то из яиц вылупляемся! — возмутился шут.

— А ты — еще слово, и я тебя туда обратно залуплю!!

— Спасибо за трогательную заботу, папочка, или папочка — это Йехар, а ты мамочкой будешь? Но клыки у меня выросли восемнадцать с половиной осеней назад… может, начнешь о Бо заботиться? На руках ее носить, пылинки с нее сдувать…

Бо хотела было радостно кивнуть, но посмотрела на Веслава и скривилась. Ее взгляд с надеждой переместился мимо меня и недожеванных жареных ножек на хмурого Йехара.

Алхимик выдохнул с таким видом, будто изо рта у него должна была вылететь молния, как у одного нашего знакомого пегаса.

— Если ты мечтал героически отдать концы на глазах у своей дамы — не переноси это на других, — с отвращением бросил он Йехару.

— Я запрещаю тебе пытаться сорвать этот бой, — отрезал тот. — Это мой приказ как Поводыря Дружины.

Веслава затрясло от ярости. Эдмус округлил глаза, машинально прожевывая крылышко крякодугла. Он, как и мы, чувствовал себя зрителем, который устроился в первом ряду на премьере кровавой драмы.

То есть, пока она не стала кровавой, но где-то в анонсе это явно было.

— Хорош Поводырь — связываешь мне руки! Слушай, может, тебе легче просто поубивать нас всех, чтобы уж быстро и наверняка? А, Поводырь? Я знал, что твои благородные соображения тебе крышу слегка сдвинули, но что тебе целиком начихать на Дружину — этого…

— Громче, — невыразительно произнес Йехар. — И злее. Иначе у тебя плохо получается сыграть заботу. Можешь еще топнуть ногой. Приказ ты слышал. Остальное мне безразлично.

Тяжелыми шагами он вышел из комнаты, не забыв по пути шугануть парочку шпионов у двери. Эдмус перевел опасливый взгляд на Веслава и решил, что самый простой способ дожить до боя — не попадаться алхимику на глаза. Словом, спирита тоже след простыл, вслед за ним удалилась Бо, а в широкой комнате остались две человеческие единицы. Одна из которых дышала в этот момент ненавистью ко всему сущему, а вторая таращила глаза на первую и пыталась выйти из оцепенения. Именно оцепенением, в котором я пребывала все последнее время, и объяснялось мое невмешательство в разговор.

Алхимик принялся расхаживать, вернее, метаться по комнате, пиная все, что попадалось ему на пути.

— Черт! — в сторону отлетело какое-то сиденье. — Поводырь…

Уши мне не пришлось прикрывать только в силу моей моральной испорченности. Трудно остаться чистой и наивной, если на первом курсе ты отбываешь совместную практику с адептами темных стихий.

В тот момент, когда Ян превратил мою сумочку в металл шутки ради — непонятно, откуда там что взялось, но темные ученики еще долго за сердце держались. А уж руководитель практики…

— Ты же сотню раз ему не подчинялся, — заметила я, на всякий случай садясь. — С первого дня как…

— До этого он не отдавал прямых приказов! — полет табуретки повторила случайно поставленная на пол тарелка, и обед, кажется, Йехара, размазался по стене, явив собою образчик современного авангарда. Особенно впечатлял один окорочок, зацепившийся за щербину.

— И что с тобой будет, если ты ослушаешься?

Я уже догадывалась, но уточнить никогда не помешает.

— Знак Арки убьет меня яростью любой из стихий. Сожжет, утопит, задушит, по выбору, чтоб его…

Теперь мне захотелось прикрыть уши. Если не все шпионы еще разбежались — они до конца жизни проникнутся к Веславу уважением и будут приходить к нему брать частные уроки…

— Он же проиграет! А здесь подобные ристалища — стопроцентно до смертельного исхода! Если бы хотя бы оружие, нет, магия! Какая магия у этого юнца, которого угораздило так не вовремя влюбиться? — это слово он произнес одними губами, но с самым нецензурным выражением лица. — А этот…

У него задергались губы, и я поняла, что сейчас рыцарю опять будет икаться.

На самом деле мне хотелось придушить себя — потому что я ощущала странную отстраненность от происходящего. Я не чувствовала, что Эдмус может погибнуть. У меня не болело сердце, да у меня даже пульс был нормальный!

В общем, трагичность этой истории обходила меня, и вопрос, который я задала, конечно, объяснялся избытком спокойствия.

— Скажи, а ты так волнуешься за Эдмуса, или за себя? Я кое-что прочитала об алхимиках — и мне кажется, что вы не склонны к таким вот…

Веслав остановился, будто перед ним из-под пола выскочила стена. Рывком, словно выполняя поворот по команде «Нале-е-ево!» — повернулся ко мне.

— Есть моменты, когда кричат камни! — выпалил он, запинаясь из-за тика, сводившего уголок губ. — Но я вижу, что кое-кто из светлых — тверже и камней… и тем более — алхимиков.

Он опустился на кровать Бо. У меня внутри стало вдруг пусто: я поняла, что он говорил не только про Йехара. И ведь понял же как-то. Прочитал.

Больно все равно не было, но стало стыдно.

— Мне уйти и не мешать? — спросила я, когда мы вдоволь намолчались. — Если хочешь ломать мебель — все равно ведь казенная…

Он поднялся, но не рывком, а механическим, лишенным всякой человечности и грации движением.

— Все равно.

Прошел к своему лабораторному столу, по пути подхватив сумку, и начал последовательное преображение. Меня всегда удивляло, сколько всего он умудряется таскать в этой сумке с собой: мерные стаканчики, весы, ложечки, пипетки, шприцы, нож, куча мелочей, а теперь вот на свет появились еще пластиковые прозрачные очки, которые алхимик немедленно нацепил, пара перчаток — они заняли место митенок — и цветастый платок, который он повязал на голову. Самая впечатляющая розочка оказалась как раз на лбу. Определить, чем занимается этот человек, стало теперь вполне затруднительно.

— Работать собираешься?

— Состряпаю какой-нибудь яд. Очень успокаивает.

Особенно, если в процессе приготовления он будет представлять, кому этот яд подлить. Как минимум одну кандидатуру я могу назвать без ошибки.

Глава 13. Когда шуты дерутся с воинами
Говорить можно было свободно. Все шпионы в пределах нескольких метров от нашего жилого зала отсутствовали. Шпионить за сумасшедшими, один из которых всю ночь варит яды, бр-р…

Веслав снимал стресс энергично: тем, что он состряпал за ночь, можно было убить несколько Городов спиритов. Если Йехар был прав, и основная загвоздка — в них самих, это могло бы решить проблему.

Кстати сказать, погружение в работу ничуть не помогло: к утренней аудиенции у Цепеока алхимик был зол, аки бультерьер, которого три дня держали в наморднике и не кормили.

Ах, да, я не забыла сообщить, что именно эта аудиенция была нашей последней надеждой?

Речь шла всего-навсего об утреннем приеме у герцога, где мы собирались поставить вопрос о судьбе нашего шута. И в достаточно резкой форме.

Самое смешное, нам посоветовала это сделать виновница происшествия, Ифирь.

— Эдмус есть? — первым делом осведомилась она поздним вечером, появляясь на пороге и критически осматривая наше жилище.

Ее встретили вполне по обычаям спиритов.

— К смерти своей готовится, — буркнула недавно явившаяся Виола. — А что, попрощаться хочется?

— Мне не нравится твой тон, колдунья, — отметила Ифирь зловеще.

— Другого предложить не могу.

Между девушками поспешно вклинился Йехар, впрочем, его лицо тоже не дышало приязнью по отношению к гостье.

— Вам нужно что-нибудь?

Дочь герцога с независимым видом прошлась по комнате и остановилась у стола алхимика. Веслав, который был в разгаре своих ядовитых изысканий, коротко глянул на нее, приветствием не удостоил, и, судя по глазам, занес в список. Как очередного дегустатора результатов.

— Почему вы его не отговорили?

Спиритка с довольно-таки безучастным видом оглядела наши лица и прибавила:

— Эдмуса. Вы ведь знаете, что завтра в полдень…

Час мы успели слегка призабыть, зато теперь впомнили в подробностях. Разумеется, от таких воспоминаний наши лица не засияли счастьем.

— Нам кажется, он скорее бы послушал вас, — сдержанно произнес после этого Йехар. — Нам он ответил, что не собирается жить с клеймом труса.

Ифирь с задумчивым видом извлекла из-за пояса кинжал. Мы невольно посмотрели на него, настойчиво закрутилось в памяти что-то, связанное с холодным оружием…

— Да? Он еще глупее, чем я думала. Но вы можете пойти завтра к герцогу и потребовать запрета боя. Я слышала, у этой Арки тоже есть какие-то Табу…

Она полюбовалась сверкающей поверхностью кинжала и прибавила:

— Эдмус, правда, дурак, но зачем ему умирать? Не пойму, с чего он согласился, всегда был таким безобидным. Мы росли вместе. Даже от кинжалов или воздушных ударов он только увертывался. Это было весело. Но он не создан для поединков. Мне всегда казалось, что его сбросят со стены за нарушение Табу.

Выдав эту цепочку логических рассуждений, которой могла позавидовать Бо, суровая дочь Цепеока нас покинула. И если раньше я по поводу этого боя испытывала что-то совсем непонятное, то уж теперь…

Но, как сказал, Йехар, последний шанс мы обязаны были использовать.

Так что после бессонной ночи мы решили выдвигаться к залу Цепеока на час раньше начала аудиенции. Шли без Веслава и Эдмуса: шут явился под утро и заявил, что не прочь вздремнуть, а алхимика не взяли по причине взрывоопасности.

Что мы заблудились в коридорах — до нас дошло примерно после третьего витка. Не заблудиться было трудно: разветвления, тайные ходы, перебегающие с места на место статуи шпионов, гобелены, кажется, у них тоже перемещаются… словом, сплошная мистика.

Виола и Йехар как раз нацелились на одну особенно запомнившуюся статую — мы прошли мимо нее раз семь, не меньше — чтобы уточнить маршрут, но тут нас окликнул знакомый голос. Аррн. Как раз тот, с кем мы хотели побеседовать.

— Метох, ты не на месте происшествия? — мимоходом удивился Глядящий в сторону статуи. Та изобразила поклон и потопала вон из коридора. — А-а, рекруты! Что привело вас в Коридор Предательства и Шпионажа?

Насчет шпионажа мы уже заметили. Теперь начало объясняться еще такое количество мелких спиритов, с самым предательским видом шмыгающих туда-сюда.

— В этих помещениях молодые спириты проходят обучение. Предполагается, что после него они смогут повести Город к славе и процветанию.

В голосе Аррна зазвучала тайная ирония. Мутные глаза неопределенно уставились в потолок.

Согласна с ней. С иронией. Наберутся они процветания со своими законами, как же…

— Я слышал, ваш шут бьется с Д`Каасом сегодня, — заглядываясь на потолок, сообщил Аррн. — Вы попрощались с ним? Конечно, попрощались. Вы же ищете место последнего убийства?

Вопрос наш не прозвучал: как раз в этот момент Главный Глядящий решил отвлечься от прозреванья далей и взглянуть на физиономии рекрутов.

— Я думал, вам доложили, — сказал он после этого.

— Еще одно убийство?

— Еще одно, и на сей раз — один из стражников.

— Д`Каас? — с надеждой спросила Виола. Аррн покачал головой.

— Глядящие волнуются, — сообщил он довольно мрачно. — Нашелся кто-то, кто видел, как этот стражник разговаривал с дочерью герцога, пошли слухи, что она приносит несчастья. Словом, хоть это у нас и не в чести, пожелайте мне удачи. Если это заговор с целью очернить герцога или его семью, а мне придется развеивать эти нелепые слухи…

Ну что же, идеологическая работа требовала жертв во все времена. Но мой мозг сейчас зацепился за слово «удача», и вопрос вылетел с ракетной скоростью:

— А вы знаете что-нибудь о Розовой Птице?

— Птица удачи? — переспросил Аррн чуть удивленно. В мыслях он наверняка уже развеивал мифы о заговорах. — Ходили слухи, что есть такая в лесах, к западу отсюда. Колдунья, настолько могущественная, что может ответить на любой вопрос. Вы хотите у нее спросить совета?

Мы ждали его реакции, но он только усмехнулся мученически — мол, ну-ну, развлекайтесь, и двинулся дальше по коридору.

— Аррн! — окликнул его Йехар. — Как был убит тот стражник?

— Похоже на воздушный пресс, только мы не обнаружили следов посторонней магии, — устало откликнулся Глядящий. — Или же он просто бился головой о стену, пока не умер.

И он исчез из коридора, а мы остались плутать и клясть себя за то, что не попросили его указать дорогу. В конце концов, после того, как мы обратились за справкой к четырем гобеленам и двум статуям (одна из них оказалась не шпионом, а настоящей, Йехар встряхнул ее так, что голова у скульптуры отвалилась, и потом долго не мог отойти от смущения), мы все же отыскали коридор, ведущий к покоям герцога.

В коридоре нас ожидал сюрприз. Сперва на пути попался Кахон и поприветствовал в четкой солдатской манере, потом кто-то еще из придворных, а потом мы увидели открытую дверь Зала Серьезных Дел, из которой выходили спириты. Спешили куда-то по своим делам с чувством выполненного долга на лицах.

Худшие опасения подтвердила Ифирь, которая вынырнула из зала с выражением лица, которое никак не подобало девушке, да еще знатных кровей.

— Вы могли бы и полуночи подождать, — фыркнула она, пролетая мимо.

— Что?! — Йехар изменил направление шага и попытался угнаться за ней. — Вы хотите сказать, аудиенция была? Но… а…

Виола стиснула зубы так, что на ее щеках ходуном заходили желваки. В этот момент в ней проступило что-то от разъяренной кошки, вернее, пантеры.

— Где герцог?

— На арене, — безразлично донеслось до нас, отразившись от стен.

На арене? То есть, бой тоже начнут раньше?

Хаос с прицепом!

Только теперь мы заметили, что спириты больше торопятся не по своим делам, а в определенном направлении. Вывод явился сам собой, и мы прибавили шагу. Не стараясь догнать Ифирь. Просто пытаясь не опоздать еще раз.

— Почему аудиенцию и бой перенесли на более ранний срок? — выдохнула я по пути.

Мне никто не ответил. Я увидела, как сжимает рука Йехара рукоять Глэриона.

Арену мы отыскали без труда, а возле арены нас отыскал уже Веслав. Под словом «отыскал» я подразумеваю, что алхимик просто выскочил на нас из толпы спиритов с невменяемым взглядом и громким вопросом:

— Где вас носило?!

Спириты вокруг нас уже занимали места на высоких трибунах. Арена была не больше футбольного поля, и самым большим спросом пользовались верхние скамейки. Народу собралось не так уж и много, от силы сотни две, все из числа придворных или армейских. Видно, в исходе этого боя мало кто сомневался.

— Сделай милость и не задавай глупых вопросов, — попросил Йехар мрачно. — Где Эдмус?

— Уже там, — алхимик нервно кивнул в сторону арены. — Он вас ждал. Где вы были-то целых три часа, на аудиенции?

— Нет, на аудиенцию мы не попали… — принялась объяснять я. Йехар удивленно прошептал:

— Три часа? Сейчас что — полдень?

А Виола, как самая конкретная, сказала суховато:

— Позже. Начинается, давайте хоть обзор себе обеспечим.

Мимо как раз проходил Аррн, и я поймала его за рукав с просьбой подкинуть нас на верхние места. Но тут алхимик развернул меня к себе.

— Вы не были на аудиенции? И что вы делали все это время? Вы хоть об убийстве этом слышали?

— Как раз слышали, — обиделась я. — Нам Аррн сообщил… тьфу ты!

Глядящего тем временем оторвала от нас толпа, а верхние трибуны как раз оказались занятыми. Нам пришлось удовольствоваться местами снизу, недалеко от входа на арену.

Как показало дальнейшее развитие событий, мы сели правильно.

— Я успел проверить — в крови у него этого зелья нет, — торопливо сообщил Веслав. Он завязал пальцы в такой причудливый узел, что едва ли даже сам смог бы с ними что-нибудь поделать. — Зато народ поговаривает, что последний, кто его видел — Кахон. Смахивает на тупик, и, если бы я не был совершенно уверен, что все эти трупы никакого отношения не имеют к вызову Арки, я бы сам посоветовал спросить совета у кого угодно, хоть у птицы этой розовой… так где вы были-то все это время?

Я машинально кивала после каждого его слова, не слыша ни одного. По-моему, алхимик сам себя не слышал.

На уровне верхних трибун в воздухе уже разминался Д`Каас, со значением поглядывая на самые высокие места — их занимали герцог и его дочь. Эдмус еще не взлетел, он появился только что и первым делом покрутил головой, выискивая нас. Обрадовано и с облегчением закивал. Неужели думал, что мы не придем? Расправил крылья.

Трибуны смолкли как по команде. Казалось, мы могли услышать и дыхание дуэлянтов. Молчали все, но нам, конечно, закон был не писан.

— Над ареной защитный колпак, никакой магией на нее воздействовать не получится… — пробормотала Виола как бы про себя. Значит, серьезно продумывала такой вариант. Пара-тройка спиритов возле нас услышали и переглянулись с ухмылками.

Посмеивающийся Эдмус и мрачный Д`Каас заняли позиции в воздухе друг напротив друга.

— Живешь последний день, шут, — процедил воин.

— Но хоть умею жить, — ухмыльнулся Эдмус.

Один из спиритов поднялся повыше их и бросил между дуэлянтами полоску черной ткани. Они, мы и все спириты, которые собрались посмотреть поединок, провожали ее падение глазами.

Как выяснилось, мы зря всю прошлую ночь настраивали свои нервы на долгий и упорный бой. Сражение продлилось секунд примерно десять: едва черный лоскуток коснулся земли, Д`Каас, опытный боец, нанес магический удар. Кажется, самый простой и самый эффективный против всего, что движется по воздуху: лишение воздушной поддержки.

Эдмус, который и глаза-то поднять от черного куска материи не успел, недоуменно затрепыхался в воздухе, попытался увернуться от второго удара — воздушного пресса — понял, что не успевает, и встретил его грудью и улыбкой.

Тело шута судорожно выгнулось в воздухе. До нас донесся хруст костей и болезненный вскрик. Крылья спирита смялись и погнулись, и какое-то время он просто висел в воздухе, удерживаемый только силой магического пресса своего противника. Но противник брезгливо отряхнул руки, и через несколько секунд уже не подающий признаков жизни Эдмус с силой ударился о травянистое дно арены.

Толпа вокруг нас разразилась приветственными криками, половину из которых заглушило непонятное потустороннее гудение в моих ушах.

Д`Каас медленно, как и подобает победителю, опустился рядом с телом поверженного противника. Вразвалочку подошел к ближайшей арене, по пути отпустив едва заметный кивок толпе — мол, слышу, слышу! Когда он опять развернулся, у него в руках было что-то наподобие алебарды, явно приспособленное для добивания противника.

Добивания?

Когда до меня дошло, что сейчас произойдет, что надо делать, а самое главное — что я сейчас сделаю, и я вскочила на ноги, пробиваясь ко входу на арену, Д`Каас, поигрывая алебардой уже сделал несколько шагов к лежащему на траве шуту. И остановился.

— Только посмей!

Не каждый день даже в Городе можно увидеть такое выражение лица.

Никто не успел заметить, как Виола ушла со своего места и как очутилась на арене, но теперь она стояла возле Эдмуса. Арбалет у нее в руках служил тактичным напоминанием, что шутки закончились, когда ушел шут. Д`Каас озадаченно приподнял брови: похоже, он считал выход с арбалетом против воздушного мага такой силы, какую демонстрировал он, не то что отважным, а просто идиотским поступком.

Может, он был и прав — если бы это был выход один на один.

Отважные спириты, охранявшие вход на арену, расступились сами при виде наших лиц, пылающего Глэриона и красноречивого пузырька в руках у Веслава. И через несколько секунд Дружина опять была в полном составе, правда, это был печальный состав: один лежал на земле, изломанный до неузнаваемости, остальные стояли рядом, заслоняя его и готовясь к нехорошим новостям.

Д`Каас озадачился еще сильнее. Как многие сильные воины, он особым интеллектом не отличался, а уж предугадать того, что ему вместо одного шута придется иметь дело с Дружиной — и подавно не мог.

Зря. Многое они тут теряют со своими Табу.

— Отойдите, — наконец сказал он. При всем трагизме ситуации это прозвучало очень забавно. Ну, словом, так, будто он надеялся, что его кто-то послушает. Или, например, ответит.

Не дождавшись вообще никакой реакции, кроме наших крайне враждебных взглядов, Д`Каас собрался с мыслями и выдал еще один штамп:

— Вы вмешались в честный поединок.

— Кому другому расскажи про его честность! — огрызнулся Веслав, который, судя по его лицу, был жутко недоволен, что пришлось вмешаться, но комментировать это не собирался.

— Еще про равность можешь добавить, — процедила Виола…

Я разминала пальцы, соображая, чем бить. Откуда здесь призывать стихию? Из воздуха — неудобно, низкая влажность, ручьи протекают далековато. Вот. Стоим почти над подземной рекой. Ну, будет у них тут сейчас катастрофа — разорятся на сантехниках…

Зрители заинтересованно притихли. Кое-где послышался ропот, то есть, высказывания, что нужно не медлить и по-быстрому открутить нам всем головы. Д`Каас их тоже услышал, приободрился и выдал уже на повышенных тонах:

— Вы нарушили правила!

— Мы просто действуем по своим, — фыркнул Веслав, имея в виду правила Дружины. — Чеши с арены, бесстрашный воин. Без тебя дел навалом.

Наверное, этот приду… противник, словом, наш противник не привык к такому тону. Он с исключительной агрессией раскрутил над головой алебарду и взревел:

— Оскорбляешь?! — не давая себе труда выражаться полными фразами.

— Йехар, — не повышая голоса, попросил Веслав. — Переведи-ка ему, вы с ним, похоже, родственные души.

Но Йехар сначала обратился не к Д`Каасу, а ко мне — тихо, почти шепотом:

— Прикрой вход, Оля… — и потом принялся за перевод: — Никто из нас не сомневается в твоей честности, воин. Оставим споры о равенстве боя, — взглядом он осадил Виолу, которая не собиралась так просто споры оставлять. — Ты победил. Но теперь мы просим тебя удалиться с арены, не добивая побежденного.

— Просите? — очень удивился Д`Каас, оглядывая наши лица.

— Прям умоляем… — хмыкнула Виола, тщательно целясь в него из арбалета.

Я тем временем перекрыла вход на арену — вовремя, а то у нам уже спешили несколько спиритов, по решительным лицам которых видно было, что они сами себя назначили рефери, а судить будут строго в пользу Д`Кааса. Для перемычки все же пришлось воспользоваться щитом холода: устраивать наводнение буду, когда ситуация совсем выйдет из-под контроля. Впрочем, все равно придется, эти гады ломятся в щит пока плечами, а скоро вспомнят про чары, а я его долго не удержу.

Весело.

Итого имеем: четверо из Дружины стоят в боевых позициях, напротив точно в такой же — Д`Каас, который как будто приморозился к своей алебарде и явно понятия не имеет, что со всей этой ботвой делать. На трибунах — что-то вроде пяти сотен сердито настроенных воздушных магов, но пока они могут только орать, поскольку арена защищена от магических ударов извне.

Это радует.

Не радует выражение лица Цепеока и треск моего щита под их воздушными ударами.

Затянувшееся молчание нарушил Веслав.

— Первый десяток вышедших на эту арену — обратятся в камень, — сказал он, выдергивая левой рукой из кармана мешочек капсул «Горгоны». — Участь всех последующих будет похуже.

И со значением помахал правой рукой, в которой было зажато что-то мне неизвестное.

Если он кого-то думал этим напугать, он очень ошибся. На трибунах теперь заорали еще грознее, а щит начал ломаться прямо на глазах.

И тогда прозвучал уже голос Йехара, но обращался он не ко всем, а к одному Цепеоку.

— Остановите их. Дайте нам спокойно уйти.

Герцог поднялся во весь рост, взмахнул рукой, останавливая тех, кто ломился на арену и, ничего не говоря, уставился на странника.

— Выбора у нас нет — Дружина своих не оставляет, — продолжал Йехар ровно. — Мы будем сражаться, и разве вам это нужно? Проход здесь достаточно узок… вы потеряете многих воинов…

На дальнейшие дипломатические ухищрения нашего предводителя я уже плевать хотела, я занялась тем, что сейчас было важнее всего: наклонилась над Эдмусом. Все равно щит уже треснул, а призвать стихию я могла в любой момент.

Веслав подумал о том же: как только я протянула руку пощупать пульс — мои пальцы столкнулись с его, да к тому же мы едва не стукнулись лбами.

— Руки убери, — раздраженно буркнул алхимик. — Мешаешь.

Мешочек с «Горгоной» занял свое место в кармане, а на свет появился другой — кажется, я его видела, наверное, кроветвор…

Кроветвор? Правильно, темная кровь медленно течет у Эдмуса по подбородку, в уголках губ лопаются кровавые пузыри, изломанные, изорванные крылья тоже в крови — где я уже видела это? — но это не самое… не самое…

— Это не поможет, — сказал рядом тихий, женский, незнакомый голос. — Перелом позвоночника. Серьезно задет спинной мозг.

Голос как будто был не Виолы и даже не Бо. Не Ифирь же, в самом деле… И только когда Веслав вскинул на меня изумленные глаза и прошептал: «Ты-то откуда знаешь?!» — стало понятно, что голос на самом деле мой.

А правда, откуда я знаю? Откуда могу знать?

Почему вижу все это?

Не обычным зрением — другим, которое только что возникло у меня в голове, я могла видеть повреждения в теле спирита; они прокручивались одно за другим, и каждое я понимала так, словно всю жизнь училась на хирурга. Грудь — сломаны четыре ребра, одно прошло в легкое, поэтому кровь на губах. Рука — перелом кисти; крылья — не так серьезно, как кажется, просто они спутались; ноги целы, после такого удара могло быть и хуже, шута спас малый вес. Похоже, он больше от воздушного пресса пострадал, последствия — как от удара капотом машины, кажется, селезенка разорвана еще…

— Вы посмели вмешаться в дуэль! — тем временем надрывался Цепеок с трибун. — Вы знаете, какая кара положена за это по нашим законам?

— Мы не могли не вмешаться! — орал в ответ Йехар. — Эдмус — один из Пятерых, по третьему закону…

Сильное сотрясение мозга. По третьему закону Арки — мы не вернемся в свои миры, если хоть один погибнет… Попрощаться, что ли, с Питером, ведь что могут сделать здесь даже эликсиры Веслава, какое заживляющее может срастить сломанные кости, кроме полумифического животвора, на втором году обучения проходили, как сейчас помню…

Основы целения. Сложные физиологические процессы… любой маг может заживить царапину, порез или мелкий перелом, стихия не имеет значения.

Медленно, чтобы не повредить ткани, сломанное ребро сместить чуть пониже и вот так, на место, на место, по клеточке срастается кость, только бы не помешала кровь; не помешает, там же вода, это моя стихия… одновременно рубцуем ткань легкого, но не перепутать, это же не кость, и не намудрить с тромбами или с рубцом, иначе ему дышать будет тяжело…

Любой профессор, вне зависимости от стихии, может залечить серьезную рану или восполнить потерю крови до литра. Или срастить один тяжелый перелом.

Кровь из легкого придется выводить, свернется — худо будет. Тело спирита судорожно выгнулось, изо рта с кашлем полетели черные сгустки, потекла кровь, всю, всю до капли, чтобы не скапливалась в дыхательных путях, ладно, хватит, теперь позвоночник, с ним сложнее. Соединить придется еще и хрящи, да и спинной мозг… десятый параграф учебника — «Сращение нервных окончаний». Хорошо, что он опять потерял сознание, какая сейчас была бы боль!

Я не профессор. И кто объяснит мне, что я сейчас делаю?!

Лоб вспотел, сидеть на корточках неудобно почему-то, в ногах дрожь, лучше стать на колени. Селезенка — ну, это после спинного мозга не очень-то и сложно, нужно, как и с легким, представить в деталях процесс сращения тканей. Кисть потерпит, тем более перелом закрытый и чистый, а теперь — что там с мозгом, работать надо очень осторожно, четырнадцатый параграф: «При сложных повреждениях не допускается вмешательство…» Какое там вмешательство? Неважно, у него же не так и плохо, ну, тяжелое сотрясение, но череп цел, всего лишь вернуть клеткам их баланс, рассосать гематому; с крыльями, наверное, уже не получится; вокруг темнеет и холодеет, не успеваю! То ли кто-то пустил в ход чары воздуха, то ли прибыли мооны…

Я попыталась поднять руку и призвать стихию, но рука поднялась только со второй попытки. И ее тут же кто-то перехватил и уложил на место.

Я открыла глаза. Вот забавно, что-то не припомню, чтобы я их закрывала.

Правда, судя по тому, что я увидела вокруг себя, — у меня и вовсе был прогрессирующий склероз.

Я была не в Городе. Это стало понятным по слишком далеким звездам, неожиданному теплу вокруг (оно объяснялось тем, что недалеко горел костер) и отсутствию громких немелодичных воплей вроде: «Убью!», «Сын пьяного моона!», «Бескрылый крякодугл!»

Звезды — второе, за что зацепилось мое удивленное сознание. Они тускнели одна за другой и явно собирались уступать место утру.

Поединок Эдмуса начался вскоре после полудня. Так что было о чем призадуматься.

Пожалуй, стоило рассмотреть еще вопросы о том, почему я лежу, где, собственно лежу и с какой это стати наш спирит, который еще пять минут назад собирался на тот свет, сидит возле меня с видом сторожевой собаки?!

Я подняла руку вторично, на сей раз, чтобы протереть глаза. Эдмус поймал ее и опять уложил в то же положение.

— Ну, ты нас всех и перепугала, — хмыкнул он шепотом. — Я привык, конечно, к тому, что алхимик у нас нервный, но чтобы его трясло как припадочного — это, знаете, ли, в новинку. Если говорить можешь — говори тише, а то он взбесится, коли узнает, что я вставал. От него рыцарь наш — и тот в какую-то чащу убежал прятаться, а птиц на полдня полета в округе нет…

— Мы где? — спросила я и обнаружила, что говорить шепотом мне гораздо удобнее.

— Да внизу, на опушке леска, где нас высадила Арка.

— Давно?

Эдмус пожал плечами и виновато признался:

— Я с полудня не очень-то себя помню, так что точно сказать не могу. Но сейчас позову Виолу, ты лучше с ней поговори.

Напрягла зрение: выглядел он довольно неплохо. Если учесть воздушный пресс, а потом падение с такой высоты. Крылья вот только не расправлены как всегда, а плотно прижаты к спине, и кисть перебинтована.

— А ты уже…

— Я — уже, — весело ответил Эдмус, поднимаясь. — Я даже, тебе спасибо, чуть не… но только чуть, и знаешь что, если бы моя дурья башка могла сообразить, что так…

— Ты зачем поднялся?!

Это уже была Виола. Она выскочила откуда-то из того пространства, которое я видеть не могла, и сразу обрушилась на Эдмуса. Тоже шепотом.

— Мало тебе сегодняшней ночи, а? Забыл, что сказано? Иди, лежи давай!

— Повинуюсь, — ухмыльнулся спирит. — Не то уверен, ты в заботе о моем здоровье не остановишься и перед моим убийством. Все, меня нет.

— За костром следи, — буркнула ему вслед Виола, присела рядом и закатила глаза: — Спасибо хоть, летать еще не может, а то точно было бы повторение…

— Чего? И сегодня ночью что было?

Виола оценивающе пощупала у меня пульс, заглянула в глаза и кивнула каким-то своим мыслям.

Больше книг на сайте — Knigoed.net

— Сегодня ночью был концерт, — сказала она, мрачно усмехаясь. — Солировал Веслав, остальные слушали. Воплей было столько, что двух разбойников я поймала потом, когда они уже уползали по оврагам подальше от страшного места… В общем, попало всем по полной. Не хочешь часок полежать без сознания, а?

— А я-то что…

— Так из-за тебя он и бесился. Ну, из-за Эдмуса еще, но тот уже очнулся к тому времени, а вот с тобой было плохо, так что…

Костер взметнулся вверх и весело затрещал. Я подняла руку и прихлопнула у себя на лбу какого-то местного кровопийцу. Рука поднялась уже легче.

— Почему?

— Почему очнулся или почему было плохо?

— Два раза почему. И к тому же это как-то связано, разве нет? Он же… — тут память решила напомнить о себе, услужливо предоставила в мое распоряжение переломы, мелькающие перед глазами, параграфы учебника и — теперь я это четко вспомнила, а тогда, видно, не ощущала — чувство уходящих постепенно сил. — Я его что — исцелила?

Виола протянула руку и пощупала мой лоб.

— Во вопрос, у нее природный дар целителя, а она еще спрашивает… Исцелила! Не до конца, конечно, но Веслав своими эликсирами довел до конца дело. А тебя-то целить некому! В общем, Дружина могла в один раз лишиться всех своих членов.

— Почему всех?

— Ну, если бы ты не выжила — Веслав Йехара бы точно отравил, после чего я прикончила бы алхимика и повесилась бы со спокойной совестью. Ну, а Эдмусу сейчас какая жизнь?

— Наклонись, — попросила я с каменным лицом.

Виола послушно нагнулась.

— Что? Слышно плохо?

— Вроде, блондинистые пряди пробиваются.

Намек говорить яснее был понят, правда, не без обиженной мины. Рассказ пошел подробнее и, что гораздо важнее, начался с того момента, как я отключилась на арене.

Особенно ярко живописала Виола состояние алхимика, у которого вместо одного полутрупа на руках оказалось двое…

В общем, сразу после моей отключки в тоне Йехара начали появляться такие нотки, а Глэрион принял такой опасный вид, что Цепеок пораскинул мозгами и решил нас отпустить. И — кто бы подумать мог — правда отпустил. Меня и Эдмуса пришлось тащить по воздуху Виоле. Остальные прикрывали шествие.

— Провожали нас такими напутствиями… — тут она почесала подбородок и, не считаясь с моим вроде как слабым состоянием, повторила.

По напутствиям я сразу поняла: путь в Город нам теперь заказан на веки вечные. Виола это подтвердила:

— В общем, нас отпустили и даже спустили — три воздушных мага переправляли на землю, мы по очереди спускались на всякий случай — но с условием, что больше мы им на глаза не покажемся. Коли покажемся — поотрывают все конечности, Эдмусу еще и крылья. Ну вот, после спуска…

Дальше рассказ получился короткий. После спуска коллеги оперативно развернули на опушке леса филиал лазарета (им было не впервой). Эдмус очнулся уже к вечеру, а у меня какой-то там пик пришелся к полуночи, я с чего-то стала напоминать окоченевший трупак, и сердце у меня почти не билось, вследствие чего все, кто находился рядом с «нашим буйным» и попали под раздачу пряников.

— А где, кстати, ребята? — слегка удивилась я.

— Веслав по лесу ползает, в своем амплуа. Йехар… — тут она замялась, что вообще с ней случалось редко, потом договорила неуверенно: — Где-то тут, наверное… Он за тебя очень переживал. Думаю, сильнее, чем Веслав.

Ладно. Ее опасливый взгляд мы проясним после. Спрашивать, что мы будем делать дальше, бесполезно заведомо. По прошлому разу знаю: пока я не встану на ноги и не буду способна совершить приличный кросс по пересеченной местности, никто мне этого и не скажет. А потом, зачем? У нас остался один-единственный вариант: заручиться помощью здешней птицы удачи, а заодно и ее знанием о том, что произошло с этим миром, помимо тех особенностей, которые считаются в нем нормальными.

Значит, путь мы будем держать на запад, и этот путь может оказаться неблизким. Я отпустила Виолу милостивым кивком. По старой памяти знала, что такое лазарет в исполнении Дружины, и понимала, что сейчас мне нужно одиночество. Ибо потом просто будет не до него.

Вот здесь я попала в точку. Первым явился Веслав — промокший до нитки и весь обвешанный какой-то паутиной. Лицо у него было прочно стянуто в маску агрессивной нервности, но после того, как он влил в меня пару своих снадобий, выяснилось, что я зря сжималась в комок в ожидании криков и нотаций.

— Ты знала о том, что ты целитель? — спросил алхимик вместо этого. И заключил, не дожидаясь ответа: — Я так и думал. Куда, интересно, смотрит этот ваш Игнатский?

У меня имелось несколько ответов на этот вопрос. Прежде всего, Игнатский был виртуозом бумажной работы. Благодаря ему вся документация во всех ячейках отдела была всегда в безукоризненном состоянии. Непонятно только, кому эта документация нужна, но воля начальства — это всегда закон. Потом, мой шеф был форменным монстром в делах организации. Исключительно благодаря ему раздолбанная машина питерского Светлого Отдела Канцелярии еще как-то ползла вперед и в учебном смысле, и во всех остальных, и даже нейтралы, на которых в виду наличия среди них большого количества телепатов, ложилась обязанность хранить существование Канцелярии в тайне, к нам не придирались. Наконец, был еще один вариант, по которому Игнатский смотрел, а точнее, посматривал в сторону ячейки Статистики и Учета, а конкретнее — в сторону не по годам перспективной и столь же печальной его начальницы. Правда, среди молодежи ходили неясные слухи, что Марта Игнатьевна, которую невесть за что произвели в начальники ячейки, меж тем, как она была только подмастерьем, грустна только в присутствии Игнатского и весела, когда его поблизости нет, а своими вздохами она к начальству подлизывается…

Выбрать один из трех вариантов я не успела: на полянке появился Йехар. Веслав очень натурально сделал лицо человека, спутавшего уксусную эссенцию с водой. Почти тут же он исчез из поля моего зрения.

Йехар там появляться не спешил, так что мне пришлось вспомнить про отчаянного Магомета и самой пойти к «горе».

Рыцарь, как и ожидалось, сидел у костра, совершенно бессистемно запихивая туда сучья и дрова. Похоже было, что он вознамерился устроить нашему лагерю «очищение огнем».

— Место свободно?

Я не дождалась ответа и уселась рядом. Тут же скосила глаза на Глэрион, который Йехар умудрялся сжимать в свободной руке: пламя вспыхивало нервно и ярко. Значит, в душе у рыцаря — пожар.

— А мне потом тушить, что ли?

Йехар перестал нагружать огонь дровами и заметил — или притворился, что заметил — меня. Улыбнулся радостно, но как-то натянуто, и тут же отвел взгляд.

— Оля. Значит, тебе уже лучше?

— Готова в поход, как видишь. Не знаю, чем меня Веслав напоил, но…

Поминать алхимика не следовало. Вспышка меча была уж очень впечатляющей.

— То есть, я хорошо себя чувствую, — добавила я скомканно.

Йехар покивал. Я поняла, о чем он сейчас заговорит, и попыталась перевести стрелки сразу:

— Я ведь так поняла, что рассиживаться мы не будем?

Йехар покивал опять.

— Обвиняешь меня? — спросил он вдруг. Как выстрелил.

— А это ты откуда взял?

В самом деле, если я на кого обижалась в этой истории — то разве что на Д`Кааса или на Цепеока. Еще почему-то немного на Ифирь. Женская ревность, что ли?

— Кое-кто полагает, что я должен был поступить иначе. Иными словами, прервать бой еще до того как он состоялся.

По его тону я без труда заключила, что за личность этот «кое-кто».

Нет, в самом деле. Эдмус был твердо настроен драться, если бы мы его удержали, — пришлось бы потом нашего спирита от самоубийств спасать. Юношеский максимализм — это вам не что-нибудь, я в десятом классе, когда предатель-Юрка из параллели не пришел на свидание, думала — мир кончился…

А пока все живы, и… как это в словах-то выразить?

Я ободряюще похлопала Йехара по плечу.

— А мы… ну… пойдем теперь за Розовой Птицей?

По издевательскому «ххе!» Веслава, которое долетело с другой стороны костра, я поняла, что выразила чувства как-то не так.

— Да, — спокойно молвил Поводырь. — Теперь за ней. Путь наш может оказаться долгим, впрочем, это единственное направление, в котором мы можем двигаться. Эдмус нынче больше не спирит — его собратья не воспринимают его как своего, в Город нам дороги нет.

Он помолчал, напряженно прислушиваясь. Но Веслав не говорил ничего. Наверное, за то время, пока я тут пролежала, они с Йехаром мало чего не сказали друг другу, и теперь им было трудненько не повторяться.

А рыцарь-то наш все больше привыкает к слову «я» и все реже тянется за мечом, вон и сейчас на травку положил. Дурная привычка?

— Есть среди нас те, кто полагает, — характерная пауза, — что убийства эти вовсе не имеют отношения к искривлению сущности этого мира — но, я повторяю, раз мы оказались здесь…

Мне показалось, что молчание с той стороны костра стало более враждебным. Как и Йехар, я старалась не смотреть на алхимика, но улучила секунду, глянула — и увидела на его лице такое выражение… По сравнению с ним мина, с которой он передо мной появился десять минут назад казалась благостной улыбкой.

— Нам… мне жаль, что так случилось с тобой, — заверил Йехар тихо. — И с Эдмусом тоже, я не умаляю того, что действительно виноват…

Ощущение было такое, будто воздух сейчас вскипит.

— Но я не мог поступить иначе. Ибо его привело на арену то, что священно для меня… что всегда будет стоять для меня выше всего.

Кокон молчания с другой стороны полянки стал угрожающе плотным.

Я поняла, что Веслав сейчас все же отыщет в своем обширном лексиконе что-нибудь такое несказанное, и приготовилась срочно отвлекать внимание Йехара. Может, даже обмороком.

— Нельзя недооценивать силу этого чувства, Ольга, — продолжил тем временем Йехар. — Как знать, может, лишь оно и могло бы спасти Город. Мне почему-то мнится, что все беды спиритов — от этих самых их Табу…

— Частично еще от интеллектуально неполноценных Поводырей Дружины, — все же уточнил алхимик со своего места. — Ой, простите, из-за этого редкого подвида насекомых проблемы не у спиритов, а у нас.

Не выдержал все-таки. Йехар ожидаемо подхватился на ноги и сделал в направлении издевательского голоса пару шагов, я закатила глаза, попутно рукой нащупывая место, куда бы упасть, но падать не потребовалось. Рядом прозвучало до того звонкое и обиженное «Ай!», что Йехар отвлекся тут же, а я подскочила в той позиции, в которой сидела.

Бо присела на корточках над Глэрионом и с плаксивым видом рассматривала свой палец.

— Ай! — повторила она. — Я только хотела его потрогать… а он жжется!

Рыцарь отвернулся от алхимика и тяжко вздохнул, как ты говоря: «Еще и это, то есть, эта…» Вообще-то, это была типичная реакция на появление Бо.

— К Глэриону не может прикоснуться никто, кроме меня, — пояснил он, убирая пламенеющий меч в ножны.

— Но я потрогала ручку! — обиделась Бо.

— Неважно. Тот, кто коснется его, изведает силу его пламени. Прошу, избегайте такого…

— Особенно если кому-то захочется использовать меч как пилочку для ногтей, — весело прибавил спирит, подходя. — Помнится, нам о таком еще Герем говорил?

Йехар не ответил. Воспоминание о том, как какой-то божок торговли едва не выиграл Глэрион в кости, было для рыцаря неприятным.

— Видимо, нужно его перебинтовать, — сказал он, с напряженной деловитостью рассматривая ожог на пальце Бо.

О заживляющем эликсире, конечно, ни слова. Я оглянулась на Веслава — тот поджал губы и отвернулся. Характер, ну как же. Не попросишь — теперь и не даст.

— Давай я, — я подошла к Бо поближе и протянула руку. — Все же целитель, как-никак…Йехар, я себя нормально чувствую, это же только палец. Сейчас пройдет.

Накаркала. Сколько я ни пыталась вспомнить, как у меня тогда получилось с Эдмусом, ожог на пальце Бо и не думал срастаться. Блондинка по-прежнему выла. Поусердствовав несколько минут, я сделала вид, что просто дую на ее палец, чтобы было не так больно.

Мои способности к целению исчезли так же внезапно, как и появились. Начало похода за удачей вырисовывалось самое радужное.

Глава 14. Когда идёшь на запад
Не знаю, удачным или нет было решение о поисках Розовой Птицы, но вот идея с пешим походом в составе Дружины мне таковой не казалась.

Даже притом, что мы в последнее время уже мало-мальски научились выносить друг друга, возникало достаточно проблем в пути, чтобы обеспечить нас одновременно приятным досугом и пищей для размышлений на тему «Обязанности дружинников».

Хорошо быть героем, когда тебе в руки дают автомат и приказывают пробежать пятьсот метров до цели, а потом «мочить все подряд». Но кто бы мог подумать, что в обязанности Равновесной Дружины (О! Как звучит!) входит банальная охота и не менее банальная рыбалка?

Потому что пища нам требовалась не только для размышлений, а лес, по которому мы начали свое путешествие, не изобиловал селениями, где можно было достать еду.

И здесь нам очень не хватало Виолы. Йехар, конечно, выбивался из сил, чтобы всех нас прокормить, но добыча ему попадалась не всегда. Если же на охоту отправлялся Эдмус (пока еще пешком), он приносил что-то такое, при одном взгляде на что все дружно заверяли: «Мы уже сыты!» Хотя не знаю, может, спирит на это и рассчитывал…

Рыцарь пропадал день напролет то в чаще леса, то возле нередко попадавшихся водоемов и уверял, что теперь понимает странные вкусы спиритов. По его словам, дичи в лесу было хоть отбавляй, но ее съедобность вызывала большое сомнение. Йехар никак не мог понять, почему все живое в этом мире делится на хищное и ядовитое…

Я все еще проходила курс реабилитации, силы стихии ко мне возвращались, но медленно. Поэтому моя роль в хозяйстве заключалась в том, чтобы постирать-посушить, выпотрошить-приготовить. Но скоро стало ясно, что Йехар готовит дичь гораздо лучше, так что и эта моя функция уплыла к многоопытному рыцарю.

Изредка процессом приготовления пищи интересовался и Веслав, но это обычно бывало в те дни, когда Йехару не везло с охотой или рыбалкой. Алхимик варил очень неплохие супы, правда, сначала всех смущало количество в них кореньев и специй, но после пары дней неудачной охоты странника суповой добавки начала требовать даже Бо.

Сама Бо в основном бродила по полянке очередного лагеря, художественно складывая веточки для костра, а потом буксируя их за собой по воздуху. Все остальное время мы не дождались от нее ничего, кроме невероятного количества жалоб на голод и плохую погоду.

Погода вообще-то была обычной для здешних мест — это раз, а создавала нам еще одну проблему — это два. Никакие костры не спасали от промозглой сырости по ночам, да и днем было ненамного лучше. Мне приходилось по четыре раза в день сушить кроссовки и куртку, но ощущение, что холод уже залез глубоко внутрь и прогнать его оттуда невозможно, не желало оставлять.

Видимо, в этом мире мы должны были узнать все неприятные стороны Дружины, какие только могут быть.

Первой с пневмонией слегла Бо. Утром жаловалась на плохую погоду, а к вечеру уже лежала в жару и только шевелила губами в ответ, если у нее что-то спрашивали, но не желала менять сущность! Всю ночь в нашем лагере пылал костер, который поддерживал Йехар силой своего медиума, а Веслав пытался свести болезнь Бо на нет, временами сетуя сквозь зубы на то, что времени мало, а условия походные. К утру Бо была почти совершенно здорова, но с пневмонией слег Йехар.

Состояние Веслава, учитывая бессонную ночь, лучше будет опустить.

Спустя еще пару суток мы продолжили движение, но кашляли почти все. Даже спирит — и тот подхватил какую-то заразу за компанию. Веслав стоически пичкал нас всем, что у него нашлось, но постоянный холод брал свое: кашель проходил и возвращался, причем, как только кому-то одному становилось лучше, — тут же заболевал другой.

Способ был найден, но не скажу, что он всех развеселил.

Как-то Веслав вместо обычного мерного стаканчика с жидкостью на донышке сунул мне в руку кубок объемом не меньше двух стаканов. Кубок был похож на деревянную посуду из дворца Цепеока и полон каким-то пойлом с запахом мяты.

— По-моему, — заговорила я, присматриваясь к мятному силосу, — ты как-то хвастался, что твои снадобья очень эффективны в малых количествах…

Веслав поглядел на кубок с таким омерзением, что я поклялась себе не пить.

— Это не снадобье, — выдавил он неохотно. — Ну, не алхимический эликсир.

Подошел Эдмус и незамедлительно сунул нос в этот самый кубок.

— Похоже на то, будто ты попытался сварить суп из травы, а потом забыл это на пару осеней. Я угадал?

— Это зелье, — с мученическим видом признался алхимик. Глаз у него дергался, но я не обращала на это внимания. За последнюю неделю тик у Веслава не проходил даже во время сна.

— Из тех, которые может сварить любой идиот? — припомнила я. В ответ получила не слишком вежливую просьбу пить и не умничать.

Теперь каждый день мне приходилось еще внимать пространным речам алхимика, в которых он размышлял, до какой степени пал. По его словам, до такой ординарности, как зелье, не опустится даже ученик алхимии, а он, магистр…

— Черт возьми, я не приспособлен для того, чтобы варить полные котлы какой-то там гадости каждый день! Мой удел — точнейшие превращения, пробирки, минимальнейшие дозы, искусство! А… тьфу! Это даже рутиной назвать нельзя!

Уж кому бы посочувствовать, так это нам, которым приходилось каждый день все это пить!

За эликсиры Веслав тоже брался время от времени, но, по его словам, компоненты приходилось беречь, так что выгоднее было использовать зелья в качестве профилактики. Эдмус, кстати, проникся такой заботой о нас, но вся его помощь алхимику выразилась в фразе: «Хочешь, я украду для тебя котелок?»

Ах, да, еще у нас были проблемы психологического плана. Издергались мы все, так что некоторые наши реплики к исходу второй недели не отличались вежливостью. Особенно тут выделялись Йехар и Веслав, и мало-помалу я начала все яснее различать то, что раньше отмечала только мимоходом: инициатором большинства стычек являлся Йехар. Вскоре после того, как мы выступили в поход, выяснилось, что не разговаривать вовсе в пределах Дружны невозможно, так что рыцарь вернулся к прежней практике наскоков, иногда не совсем оправданных.

Едва ли от Веслава можно было ждать, что он промолчит в ответ.

Разговор назревал, и постепенно я поняла, что начать его должна буду я. Хотелось подловить Йехара в одиночестве, но вышло так, что я заговорила при всех, после того, как рыцарь на привале мимоходом обронил пару слов о «нытье некоторых темных по поводу их якобы великих жертв». Мол, кое-кто из этих темных, может, и считает стояние над котлом подлинным самопожертвованием, но это только оттого, что в Книге Миров о подлинных жертвах едва ли сказано.

Веслав подхватился на ноги, едва прозвучало слово «книга» и, не сказав ни слова, скрылся в лесу. Нетипичная реакция, но именно она заставила меня заговорить.

— Йехар, что с тобой такое? Ты с самого перехода как не в себе. Что ты на Веслава-то бросаешься? Обговорено же уже — темный, алхимик, но ведь на ноги он меня и Эдмуса поднял? И насчет Книги Миров ты оказался неправ…

— Но он все же читал ее! — вспыхнул Йехар, яростно ударяя себя по колену. — Скажи, как можно назвать человека, который десятки раз вспарывает себе руку и отдает почти всю кровь Книге Миров?

— Алхимиком, — предположила я устало. — Я же не говорю, что он нормальный…

— Посмотрел бы я на того, кто это скажет! — фыркнул Эдмус с другой стороны костра.

— …но у меня такое ощущение, что могло быть и хуже.

— Можно всю жизнь успокаивать себя, что «могло быть и хуже», — мерным голосом отозвался Йехар, — и стремление к свету тогда остановится совершенно.

Я оглянулась на Бо и Эдмуса и молча воздела руки к небу. Теперь он еще и на меня наезжает.

— Но Веслав ведь тут ни при чем? — я старалась, чтобы мой голос звучал ровно и доброжелательно. — Ты дергаешься все последнее время, вспыхиваешь по малейшему поводу, что случилось? Йехар, — раз уж я решилась на этот разговор, приходилось задавать и главный вопрос: — что ты видел, когда мы попали под влияние Хайи? Ты ведь изменился как раз с того времени.

Рыцарь встревожено вскинул глаза на меня, не ответил ничего, но я знала, что угадала. И знала, что покоя ему, пока он это будет носить в себе, не будет.

— Это как-то связано с Глэрионом?

— Да, — вдруг просто отозвался Йехар. — Да, всю ту историю… с самого начала. Эдмус и его арена… лишь напомнили мне ее.

Я знала, о какой истории он говорит — Бо и Эдмусу это было невдомек, но они помалкивали. Наступил хрупкий момент пограничного молчания: либо сейчас рыцарь замкнется в себе окончательно — либо заговорит, и тогда будет трудно заставить его замолчать.

А потом Йехар подпер голову, глядя в огонь, и начал:

— Ты знаешь эту историю без подробностей, Ольга, и я заключил, что ты никому не рассказывала ее… что же, теперь вы услышите ее целиком. В нашем государстве я, несмотря на молодость, считался одним из лучших воинов. Из самых низов — отец мой был простым солдатом — я поднялся благодаря своему мастерству, своим умениям, до должности начальника дворцовой стражи. Я должен был гордиться судьбою, наслаждаться привилегиями, что давала мне эта должность, но — увы, и я не избег твоей участи, Эдмус, я полюбил дочь своего господина.

На полянку лагеря вернулся Веслав — бесшумно и молча примостился по другую сторону огня от Йехара. Будто смог почувствовать, о чем речь и что прерывать ее не следует. А рыцарь и не подумал остановиться: он, что называется, поймал темп, и воспоминания лились из него непрерываемым потоком:

— Даллара полюбила меня тоже, но наше с нею счастье было мимолетным… и дало пищу большому горю, что всегда случалось, когда двое неравных любят друг друга. На одном из приемов ее отца знатный вельможа оскорбил ее. Начальник стражи, возможно, стерпел бы, но не стерпел влюбленный: я вступился за Даллару, я бросил вызов тому, кто по рождению был куда выше меня. Та арена стала для меня роковой, хоть я и не был повержен, как ты, Эдмус — нет, я победил. Мой противник был знатен, но ничего не мог противопоставить моим умениям и…

— Глэриону, — утвердительно сказала Бо. Йехар чуть кивнул и впервые за это время блекло улыбнулся.

— Я сражался с куда более сильными противниками, поэтому бой длился от силы минуту — а потом он оказался у моих ног, безоружный. Я мог бы убить его. Я бы так и сделал…

— Выход, достойный темного, — в сторону заметил Веслав, который до этого слушал с неослабным, напряженным вниманием. Рыцарь услышал, но отповедь давать не стал.

— Я был тогда гораздо моложе, чем сейчас, — сказал он вполне мирно, — гнев и азарт боя еще кипели у меня в крови, и едва ли что-нибудь смогло бы остановить мою руку в момент замаха, кроме того, что ее и остановило: кроме ее голоса. Она просила пощадить побежденного, и я пощадил.

— А дальше можешь не продолжать, — пробурчал спирит, — побежденный на тебя очень обиделся и тебе отомстил — конечно, не своими руками. Твоя подруга сослужила тебе плохую службу, когда попросила за него!

— Она не могла поступить иначе, — ответил Йехар, у которого по мере рассказа вдруг откуда-то появились огромные запасы терпения: — Он был ее братом.

На такое ни спирит, ни кто-нибудь другой не нашелся, что возразить, и рыцарь продолжил свою повесть, финал которой мне был уже известен, а поэтому я испытывала большое желание уйти подальше и не слушать. Но вставать с нагретого места и уходить в промозглую сырость от костра было лень.

— Ты прав, Эдмус — мне отомстили. Да, чужими руками… руками десятка стихийников-воинов, которые напали на меня однажды в темный час из-за угла. Можете поверить мне: я сражался, как мог… до тех пор, пока меня не связали заклинанием по рукам и ногам, а в грудь не вогнали мой собственный клинок.

Глядя в пламя костра, он машинально потер грудь чуть повыше сердца — и я поняла, что как раз это и было самым страшным его воспоминанием в тот момент, когда по нам ударила Хайя. Рыцарь больше не говорил в полный голос, он шептал, едва ли он даже понимал, что произносит это вслух, а у меня от его шепота медленно вставали волосы дыбом.

— Холодные звезды над головой… Диамант — вы называете его Сириусом — так ярко светил в ту ночь… сталь моего меча там, внутри, очень холодно и почему-то жжет на губах и в горле. Их лица на фоне неба — такое глупое нарушение вечной гармонии, один заносит руку, чтобы ударить магией, у меня осталось несколько секунд, я пытаюсь в последний раз произнести ее имя… Но по переулку почему-то разливается солнечный свет, ослепительный, будто само солнце решило вступиться за меня — и их лица пропадают, и потом почему-то — только огонь перед глазами…

Он смотрел в костер. Пламя уже начало было затухать, но никто не решался встать и подкинуть веточку. Йехар протянул к огню ладонь — и тот покорно лег в нее, ласкаясь, полежал немного — и перебежал опять на полусырые ветки.

— Меня спас светлый странник по мирам, — голос Йехара окреп, и рыцарь явно вспомнил, что мы можем его слышать, — которого привела в наш город счастливая случайность. Он отогнал от меня нападавших, однако я был уже на грани — душа настойчиво рвалась вон из тела, и тогда…

— В ту секунду, как она вырвалась — он заточил ее в твой меч, — подал голос Веслав. — Глэрион был в твоей крови, так что перемещение прошло почти без помех, а результаты могли быть чудовищными. А так клинок только забрал у тебя еще и немаленькую часть магических способностей… твой спаситель был профессором магии?

Йехар коротко наклонил голову и столь же коротко уточнил:

— Светлой магии.

Веслав пожал плечами и не высказал никакого изумления. Наверняка уже догадался, почему пылает клинок у странника и почему Йехар без этого клинка жить не может. И, конечно, не поделился ни с кем, ну да с алхимика что возьмешь. Судя по описаниям этой касты, которых я наслушалась за полгода (интересовалась, понимаете ли), мы вообще должны быть благодарны, что он с нами разговаривает.

Йехар все же удосужился встать и подбросить в огонь веток. Повесть он продолжил, когда пламя в совокупности с густейшим дымом, весело взметнулось вверх.

— Нападавшие вернулись, когда я очнулся. Мой учитель был обессилен сложнейшим обрядом. Я знал, что ничего не могу противопоставить им — потому что и тогда не смог. Лишь мой меч… За мое спасение должны были поплатиться мы оба. Нет, не страх… я не боялся тогда. В тот момент я чувствовал только гнев и ярость. И когда они достигли пика, когда я должен был погибнуть — клинок внезапно вспыхнул у меня в руках. И они этого не ожидали.

А неожиданность, как известно, — шанс победить. Мы так и не решились спросить, остался ли кто-нибудь из тех нападавших в живых, но увидели, как конвульсивно сжались пальцы рыцаря на рукояти Глэриона, и ответ показался очевидным: легли все до единого.

— И после этого мне не стало места в моем мире, — договорил Йехар, но уже так, будто речь шла о чем-то обычном. — Мой спаситель предложил мне стать его учеником в Светлом Ордене. А через несколько лет я и сам начал путешествовать между мирами…

— А ты еще когда-нибудь был в своем? — спросила Бо сочувственно. Я давно уже заметила, что в нужные моменты весь ее эгоизм проходит мгновенно, как головная боль у школьника-симулянта.

Йехар поморщился. Наверняка надеялся, что этот вопрос поднят не будет. И я знала, что его расстраивает: ответ. Не только не был, но и не будет: стезя странника никогда не приводит его в собственный мир. Вернуться туда Йехару теперь не поможет никакая сила

— Может, оно и к лучшему, — едва слышно заключил со своего места алхимик.

Йехар прикрыл глаза и ничего на это на это не ответил. Мне вспомнились его слова полугодовой давности — о том, что он отдал бы и жизнь, и свой клинок, чтобы только увидеть свою любимую еще раз.

После этого стычки между ним и Веславом остались на уровне дежурных. Но истории из-за непохожести рыцаря и алхимика случались так часто, что на них уже перестали обращать внимание. Не считая их словесных перепалок, время от времени мы становились свидетелями таких миниатюрных комедий:

Йехар (грозно): Мы не понимаем, что ты сотворил с сегодняшним обедом?!

Веслав (раздраженно): А что я сотворил с сегодняшним обедом?

Йехар (еще грознее): Мы имеем в виду суп! Тебе не кажется, что это просто жестоко?

Веслав (еще раздраженнее): Мне плевать, что ты имеешь в виду, я не понимаю, почему меня обвиняют в жестоком обращении с супом!

Йехар (очень грозно): Я обвиняю тебя в жестоком обращении с нами! Почему над котелком — сиреневый пар?

Веслав (злобно): Потому что не оранжевый! И при чем тут суп?!

Йехар (сурово повышая голос): Мы спрашиваем — почему у тебя в супе идет алхимическая реакция?!

Веслав (истерически): Потому что я алхимик, а это не суп!!!

Йехар:?

Веслав (раздраженно): Сложное иммуномодулирующее снадобье, мне надоело, что вы все кашляете, ночью спать невозможно!

Йехар (после пяти секунд молчания, с сомнением поглядывая на котелок неподалеку): Да? А я уже посолил…

Веслав: Посо… (молча падает на землю, тянет Йехара за собой и прикрывает голову руками. Все, кто наблюдает эту сцену, поступают точно так же).

Гремит изрядный взрыв. Далее следует почти такой же взрыв ругательств с двух сторон, потом начинается обсуждение на тему «Где взять новый котелок, кого за ним послать и чем за него оплатить». В результате объяснения, как правило, участников приходится разводить силой.

Голодная, чихающая и изрядно злая Дружина упорно продвигалась вперед по лесам, болотам и топким заросшим долинам. Чаще были все-таки леса. Розовой птицы в них не было, зато водились разбойники. Непонятно, кого они там грабили, в таких-то чащах, впрочем, местные ведь везде пролезут: мы натыкались на следы лесорубов везде, куда бы ни забрались. При встрече с Дружиной разбойники сердечно радовались, а после встречи — расстраивались, ибо, как я уже упоминала, мы все были голодны, чихали-кашляли на разные голоса, и наш процент дружелюбия был на нуле. Два раза разбойники даже любезно поделились с нами ужином (причиной любезности было двойное «пожалуйста» от Йехара и Глэриона).

История с обожженным пальцем Бо не давала мне покоя достаточно долго. Жаль было лишаться новых возможностей, да еще таких полезных, да редких еще, да плюс — такая перспектива карьерного роста! Стихийные целители — на вес золота, тут тебе и распределение нормальное… впрочем, что это я о будущем. Тут бы ближайшую неделю пережить.

Бо ее обожженный палец тоже не давал покоя. Он, конечно, давно уже зажил после эликсира Веслава, но блондинка на меня косилась с непонятно обиженным выражением: мол, пожадничала на мой палец своего целительства! Как будто я тут могла чем-то управлять.

Йехар поглядывал на меня с тревогой, а спирит, как будто мне мало было, вознамерился насмерть достать благодарностями. Все это можно было пережить, но судьбе оказалось недостаточно, и она подкинула мне очередной сюрприз: оказывается, Веславу мои пропавшие возможности тоже не давали покоя.

Это выяснилось, когда он выдернул меня в лес за компонентами: мол, лекарственные травы расходятся со страшной скоростью, а ползать по кочкам в одиночку он уже устал. Мои доводы типа того, что я с трудом отличу березу от шалфея, алхимик счел слабыми.

— Ну, должны же были вас чему-то учить! — провозгласил он во всеуслышание. — И потом, кого брать, брать кого?

Я оглянулась и признала аргумент железнобетонным. Страшно было подумать, чего могут набрать Эдмус или Бо, что до привычного к походной жизни Йехара — так чтобы их с Веславом куда-то пустить вдвоем… ну, зачем же этому миру дополнительные бедствия.

По кочкам мы, однако, ползать не стали. Отойдя в лес на пару километров (по пути петляли столько, что я не могла уже сказать, в каком направлении лагерь) Веслав присмотрел пару пеньков рядышком — и сюда местные наведываются! — сел сам и сделал приглашающий жест.

— Уже отдых? — удивилась я: знала алхимика и настроилась на то, что он разогнуться не даст до вечера. — А травы?

— Вчера набрал. Садись, есть разговор.

Стало быть, здесь мы только чтобы оказаться подальше от посторонних глаз и ушей, а точнее, от одной пары того и другого, и принадлежит эта пара Поводырю Дружины. Начало не внушает надежды на что-то доброе и светлое.

— Что еще?

И я тут же получила ответ в лоб:

— Дружине нужен целитель.

Я изобразила два вопросительных хлопка ресницами — получилось не так эффектно, как у Бо, но результата я достигла: алхимик взвился на ноги и принялся развивать мысль в обычном тоне:

— Ингредиенты у меня есть не всегда. Это раз. Я сам есть не всегда — чего в мире не бывает — два… Короче, ты сама это должна понимать, черт возьми, не девочка! И раз уж есть такой шанс…

— Э-э, а ты не забыл…

— Я не склеротик и не Бо! — рявкнул Веслав, который очень не любил, когда его перебивали. — Что ты потеряла способности — чушь, какую сгородить могут только дилетанты. Ты ими просто управлять не обучена, вот они у тебя спонтанно и проявляются. При сильном стрессе, например.

Я припомнила изломанное тело Эдмуса на песчаном покрытии арены и коротко кивнула. Насчет сильного стресса алхимик не преуменьшал.

— В общем, плохая новость — нужны долгие тренировки, а хорошая — учить тебя буду я.

Я немного подумала и мысленно поменяла новости местами. Все же не удержалась от вопроса:

— А как…

— …я тебя буду учить, если сам в магии стихий не смыслю ни черта? Да уж не на личном примере. Методом интенсивной самостоятельной работы. Ты, может, заметила, что я свой плащ оставил в лагере?

Глупый вопрос. Полез бы он в этом мешке с рукавами в чащу, как же.

Алхимик тем временем сунул руку в холщовую сумку и расчехлил короткий нож с тонким, опасно блестящим лезвием.

— Будешь резать себе пальцы и ждать, что я их заживлю? — я чувствовала, как по лицу расплывается глупейшая улыбка. — Весл, да ну… будет как с Бо. Несерьезно даже как-то…

Алхимик улыбнулся за компанию, показав зубы — и вот тут я стала серьезной. Не просто — а убийственно…

Я вдруг заметила, что, прохаживаясь по поляне, он отошел на довольно-таки большое расстояние, и первая мысль была: это чтобы я ему не смогла помешать.

— Веслав?

Он все еще улыбался, когда дернул вверх рукав на левой руке. Нож держал в правой, направляя прямо вдоль вены.

— Не воздушный пресс, конечно, — сказал он просто, — но тоже сгодится.

И совершил ножом резкое, размашистое, странно размеренное, как будто много раз это делал, движение.

И я не успела ему помешать: когда кровь брызнула из-под ножа, я была только на полпути, а когда подбежала, было уже поздно.

Мысли остались ясными, вот что было полезно, хотя первую я отбросила, как временно ненужную. Прибить Веслава я смогу и позднее, а сейчас…

— Кроветвор! Заживляющее…

— В плаще, — ответил алхимик, созерцая свою окровавленную руку с научным интересом. — Эк течет медленно, ну, я всегда был малокровный. Вот если бы еще немного вниз…

— Заткнись! — я обвела поляну, глазами отыскивая что-нибудь, что могло бы сойти за жгут или бинт. Ничего и близко нет, разве только…

Я выпрыгнула из своей куртки так, будто я солдат, и в казарме была дана команда «Отбой» после ночной тревоги.

Подбежала к Веславу, но тот только головой покачал и языком поцокал.

— Курткой? А потом что?

— Хватит выпендриваться, давай быстрее! — я попыталась набросить куртку на руку алхимика, но этот подлец преспокойно убрал руку за спину, глядя на меня при этом с несвойственным ему естественнонаучным любопытством. И ведь тянет время, а нужно — замотать и бегом, к лагерю, а там уж кроветвор, а сам лагерь… мамочки, а где сам лагерь-то?!

— Я б тебе карту дал, да у самого нет, — издевательски заявил Веслав. — Надумаешь сбегать за подмогой — я успею истечь кровью, у тебя нет тут какого-нибудь… единственно верного варианта?

— Какого варианта?! — я чудом не лишилась слов, но зато стала столбом, держа в протянутой руке куртку. — Весл, ты сдурел, я не могу, понимаешь, нет у меня этого, я не мо…

— Порыдай тогда над моим безжизненным телом, — попросил алхимик, прислонился спиной к ближайшему дереву и сполз на землю. — И закажи у местных мастеров табличку: «Помер из-за тупого «не могу».

Голова резко перестала быть ясной, и захотелось плакать. Вокруг все уже было в крови, у Веслава глаза закатывались, но этот упрямец, видно, не желал поверить в то, что для меня было ясно совершенно: что способности к целению правда меня оставили.

— Перестань реветь и сосредоточься, — холодный резкий голос словно раскаленным прутом хлестнул. — Заканчивай ломать комедию. Не хватало мне правда умереть, или третий закон Арки отменить успели?

Не успели, и эта нелепая смерть закроет мне, нет, всем нам, путь домой.

Закроет? Отсюда? Пусть домой?!

Дудки!

Кровь остановилась. Перед моими глазами медленно соединялись, сползались воедино разрушенные клетки и ткани. Длинный, опасный порез становился все уже и уже, уменьшался, поглощался здоровыми тканями. Теперь бы еще соединить края кожи — вот так — всё… В теле — опять противная слабость, ноет почему-то рука — а в случае с Эдмусом такого не было! — но процесс целения завершен.

Или же он просто застрял на серединке — об этом я подумала, когда посмотрела на руку алхимика.

Рубец не сросся. Он не внушал опасений с виду, не было даже малейшего воспаления, но это был шрам, и мне почему-то сразу показалось, что я могу хоть из самой себя выпрыгнуть — но рассосать его нет никакой возможности.

— Ну, надо же, — удивленно глядя на свою руку, заметил алхимик, — сподобилась… А то я думал, мне все-таки придется на четвереньках в лагерь ползти, а тебя следом волочь.

— Не до конца, — заметила я, кивая на его руку. Колени подогнулись, по счастью недалеко оказался спасительный пенек. И что теперь с курткой сделать? В крови же вся, а если Йехар увидит… Съязвила: — Может, в следующий раз попробуешь у меня стресс пострашнее вызвать? Например, чикнешь себя ножиком по горлу.

Веслав на несколько секунд задумался так серьезно, что мне стало совсем нехорошо. Потом заявил, что горло у него в программу занятий не входит, а потом мы с ним поменялись ролями, то есть, приводить меня в порядок принялся уже алхимик. Энергетический тоник он с собой захватил.

Пока я морщилась от приторного вкуса, Веслав нашел еще один повод подчеркнуть свою темную натуру: отвернувшись, сделал пару глотков из второй бутылочки, которую извлек из кармана. На мой вопросительный взгляд пояснил:

— Кроветвор.

Так он его взял?

Эмоции внутри меня утихли еще не скоро. Нет, понимаю, он мне не доверял. Допускаю, что молчал, потому что хотел создать именно стрессовую ситуацию. Но он хоть представляет, до какой степени меня перепугал?!

— А в карманах брюк — небось еще и заживляющее валяется? — я хотела верить, что это прозвучало ядовито, а не обиженно. — Или шрамы уберешь, когда в лагерь вернемся?

Веслав опустил рукав мастерки, а, опустив, — расправил со всей тщательностью.

— Это старые, — пояснил он, нетерпеливым кивком показывая, что нам пора в обратную дорогу. Я вызывающе осталась сидеть на месте: перед глазами еще летали взбесившиеся мошки. — Ты бы тут ничего сделать не смогла. Считаю до десяти, а потом возвращаюсь в лагерь или с тобой, или в гордом одиночестве, а ты можешь посидеть тут в позе сестрицы Аленушки — вдруг какой светлый козленочек да отыщет. Раз…

Я поднялась уже после счета «десять», когда алхимик развернулся и направился в чащу. Вопрос настойчиво вертелся на языке, и сжимать зубы дальше, чтобы его скрыть, не было никакой возможности.

— А ты что — когда-то хотел…

Деревья раскачивали висящими на них мхами и роняли нам на голову тяжелые капли. Какой-то зверек с четырьмя рядами зубов кровожадно пискнул и прыгнул, нацелившись на мою куртку, но я автоматически остановила его струей воды из ближайшей лужи. Второй струей, почище, сполоснула куртку. Я так и не решилась ее надеть, и теперь ко всему мне было еще и холодно.

— А я что — похож на самоубийцу? — вскинулся алхимик.

— Нет. Ты похож на убийцу. И не сказать, чтобы на хладнокровного — на маньячного такого, из тех которые с горящими глазами ждут в темном переулке…

Хоть словесно — и то отыграюсь. Тон Эдмуса на Веслава действовал безотказно: тот перекосился тут же.

— Вот спасибочки на добром слове. Но в ванной я себе вен не резал. Кстати, вредное и бесполезное занятие: кровь — такая штука ценная, а они ее в воду… Так о чем я? В общем, это было для дела.

— Книга Миров, да?

Он скривился еще больше, как будто надеялся, что я так и не угадаю. Уголок рта начал дергаться, мешая произносить слова.

— Они хоть затянутся? — спросила я опять.

— Шрамы от Книги Миров не затягиваются до смерти, — ответил алхимик, досадливо махнув рукой. — Насчет следующего урока я подумаю.

То есть, у кошмара еще будет продолжение. Может, еще спасибо ему сказать, за то, что вместо тренировочного манекена использовал себя, а не усыпил Бо? Ну, ничего, он у меня дождется. Вспомню свое детсадовское прошлое: наябедничаю по полной! И не Эдмусу, а сразу Йехару. Пусть прекращает эти ненужные педагогические устремления.

В лагере все было обычно, не считая приятной перемены в Бо. На ее месте, разбираясь с арбалетом, сидела Виола. Кроме арбалета, перед ней еще лежало оружие, похожее на детский игрушечный водяной пистолетик. Виола задумчиво соизмеряла глазами одно и другое, как бы соображая, чему нужно отдать предпочтение.

Йехар нас, видно, ждал, потому что сразу подошел ко мне.

— Ольга! Нам нужно, чтобы ты дала нам один… м-м… хозяйственный совет.

От меня требовалось определить съедобность очередного трофея рыцаря. На этот раз принесенная мясная экзотика выглядела как попытка скрещивания двух самых поразительных млекопитающих Австралии: утконоса и ехидны. Комплект дополнялся невероятным количеством зубов, почему в этом мире все такое зубастое-то, не понимаю? Начиная с того же Эдмуса…

— Если честно, я… э-э… не думаю, что это можно есть.

— Я сам так не думаю, — шепотом признался Йехар. — Что с тобой такое, Оля? Ты выглядишь такой обессиленной. Это из-за него?

Местоимение, произнесенное с таким выражением, можно было отнести только к одному члену команды. Вот и повод. Я даже успела состроить возмущенное лицо — в самый раз для начала печальной повести о коварстве алхимика, как вдруг поняла, что сказанное ничего не изменит. В лучшем случае Йехар согласится с мнением Веслава, но предложит в качестве тренировочного материала себя. В худшем — он запретит алхимику проводить мое обучение, но разве тот лазеек не найдет? Начнет, к примеру, местных лесорубов отлавливать и притаскивать с участливым лицом — мол, глядите, ай-яй, поранился, Ольга, не поможешь? Я злобно покосилась в сторону Веслава, который раскладывал вокруг себя какие-то травы, ухмыляясь гнуснейшим образом.

— Да по лесу долго ползали, — медленно сказала я, глядя в честные глаза странника. — Знаешь, в такую чащу забрались… я думала, как минимум кто-то один точно не вернется.

И поймать меня на лжи Йехар не может, потому что я даже не совсем лгу. Так — не договариваю.

— Да, и еще придется сходить, наверное… не раз. Знаешь, травы нужные… долго искать надо…

Ухмылка Веслава стала еще гнуснее, хотя он при всем желании не мог слышать моих слов. Йехар нахмурился — видно, уловил что-то не то, но тут его трофей встряхнулся, перевернулся на брюхо, брезгливо гребнул в нашу сторону когтистой лапой и закопался в землю. Йехар, попытавшийся его удержать, вытащил из норы только собственную руку, непонятно чем, а главное, каким образом укушенную. Размышления над этой проблемой мирового зла отвлекли рыцаря как раз на то время, за которое я убралась от него подальше.

Глава 15. Когда вокруг пустота
Дни перестали быть скучными и серыми. Нет, мы все еще брели в том самом направлении, где я уже не надеялась ничего отыскать, а с неба все так же моросило, но для меня теперь появилось хоть какое-то разнообразие в деятельности.

Во-первых, на консилиуме Дружины было принято решение, что я уже здорова, а значит, могу участвовать в общих полезных промыслах. Несколько дней наряду с другими мне приходилось добывать себе пищу. Это было не слишком удобно, потому что все мои старания и взывания к реке, как ни крути, переводились примерно так: «Пода-а-айте что-нибудь на пропитание!» Река подавала, но крайне неравномерно. Как-то мы получили целый обед из исключительно вкусной рыбы, а потом три дня к ряду мне выпадали какие-то водоросли с лягушками напополам. Эдмус, правда, не находил особенной разницы, ел все и благодарил исправно.

С ним было связано мое «во-вторых». Память на карты у бывшего шута была плохой, но он припомнил, что неподалеку начинаются края, где особенно часто появляются инквизиторы и охотники на ведьм, так что здесь нужно соблюдать особенную осторожность. Он и начал ее соблюдать, вылетая потихоньку на разведки и стараясь держаться в небе все дольше и дольше. Крылья спирита держали его лучше день ото дня, и он пропадал чуть ли не сутками напролет. Возвращался, только чтобы отдать случайно пойманную добычу или слопать то, что наловила я.

Третье место, но не по значимости, делили между собою Веслав и мое обучение. Продолжать его удавалось без труда: мы по-прежнему мерзли, все эликсиры расходились со страшной скоростью, так что ускользать в лес якобы за травами получалось легко.

За две недели, которые проползли после первого урока, я овладела способностью исцелять на довольно приличном уровне, но издергалась сверх всяких мер. С алхимиком иначе было невозможно. Во-первых, я никак не могла отследить маршрут, по которому он меня тащил, и понятия не имела о том, как выбраться обратно, если, скажем, я слегка оплошаю с целением. Во-вторых, от алхимика можно было ожидать всего. В этом я убедилась на втором уроке, когда справилась из рук вон плохо, — недостаток стресса — а заживляющего или кроветвора у Веслава действительно не оказалось. В-третьих, алхимик обладал уж очень своеобразным чувством юмора.

— Завтра отрабатываем тяжелые переломы и сотрясения головного мозга, — небрежно бросал он по пути с очередного «занятия», и мое воображение тут же принималось строить жуткие картины завтрашнего дня.

— Весл…может, не надо? Все-таки я могу и не справиться, а ты ж у нас незаменимый…

— Кто тебе сказал, что на мне отрабатываем?

Засим он собирал лоб складочкой и делал вид, что подбирает среди коллег подходящую кандидатуру. И понять, шутит он или говорит серьезно, я не могла до следующего дня.

Как Веслав в перерывах умудрялся пополнять запасы трав — об этом я вообще старалась не думать. Иногда мне казалось, что энергии в нем больше, чем в Эдмусе. Он еще и в селениях (на нашем пути таких оказалось два) ухитрялся отыскивать больных и притаскивать к ним меня, как дипломированного доктора. Неизвестно, какие аргументы приводил при этом семьям заболевших, но обвинений в колдовстве я не услышала ни разу. Несмотря на то, что справилась.

Хотя случаи были мелочные — от больного живота у ребенка до тяжелого похмелья у жены старосты.

— Пятерочка? — с надеждой осведомилась я после очередного урока в лесу. На сей раз мы экспериментировали с колотыми ранами, на руке Веслава не осталось ничего, кроме «вечных» рубцов.

— Крепкий трояк, — констатировал алхимик. — Ты теряешь энергии уже меньше, усвоила, как целить, но это все мелочи. Каждый раз у тебя остаются даже силы в запасе, потому что условия — лучше некуда.

Тут он малость преувеличил. Мокрый лес. Кровь под ногами — как ни быстро я спохватилась, а все же натекло. Это что он условиями называет?

— Ты должна целить, не основываясь на своих силах. Даже выложившись после пяти стихийных сражений. И работать нужно за счет мастерства, а не собственных сил. Работа должна быть ювелирной, понятно?

— Понятно, — с ехидцей отозвалась я, — энергозатратность надо снижать. Слушай, ну, зачем мне такие тонкости?

В ответ Веслав в развернутом и очень нервном монологе пояснил, что, если я хотя бы я не буду прогрессировать — в Дружине останутся четыре тормоза и один алхимик. Из чего я заключила, что все-таки тонкости мне эти не нужны.

И ошиблась, потому что способности целителя (хоть и не только они) понадобились мне буквально через пару дней.

На инквизиторов мы налетели совершенно случайно. Скорее всего, они даже не нас ждали, а притаились в засаде, поджидая кого-то совершенно постороннего, но так вышло, что попались в засаду мы, а Йехар даже не почувствовал их присутствия. Только когда нас начали понемногу теснить серьезные ребята, больше похожие на современных скинхедов, с проникновенными глазами фанатиков, с копьями и мечами в руках — тогда он среагировал, чуть выступая вперед и кладя руку на рукоять клинка.

— «Горгона» готова, только глаза прикройте, — в ту же секунду прошептал Веслав.

— Не нужно, — тихо попросил Йехар. — Мы сделаем это сами…

Веслав пожал плечами, но возражать не стал. Едва ли для того, чтобы справиться с ордой инквизиторов, которые вооружением не блещут, да и умом, судя по лицам, не отличаются, понадобится нечто большее, чем наш странник с его пылающим мечом. Единственное, что в такой ситуации могло настораживать — нас взяли в кольцо.

Да, и Глэрион почему-то не запылал. Потом последовательно не сработала моя заморозка и воздушный щит Виолы. Зато сработала эрудированность нашего алхимика, и он не упустил возможности порадовать нас углом рта:

— Vastazona.

Лучше бы он оставил свою эрудицию при себе. Пустая, то есть, огражденная от магии зона, каких на наш мир — всего с десяток, и мы аккурат в ней, причем в кольце инквизиторов, так что варианты выбраться — стыдно сказать, какие…

Между тем нам посоветовали из кольца сдаваться, но таким недобрым тоном, что дать положительный ответ было как-то даже смешно. Кольцо смыкалось, а мы чесали в затылках с очень задумчивым видом. Виола целилась из арбалета. У нее физиономия была наиболее невозмутимой, хотя арбалет был один, а инквизиторов — масса, и у пары-тройки в руках были луки.

Веслав торопливо шарил по карманам боевого плаща.

— Vastazona убивает основные алхимические реакции, — пояснил он сквозь зубы, — «Горгона» или что посложнее — здесь бессильны. Но есть один простенький яд…

— Не смей! — осек Йехар. — Они не виноваты в том, что считают нас колдунами. Может быть, еще можно договориться…

Тут он взглянул в глаза окружавшей нас братии, заметил там уникальную, механическую пустоту, сопоставил это с очевидностью инквизиторских намерений и поправился:

— В любом случае всех ты не достанешь…

— Нет. Но я надеюсь, остальных достанешь ты.

Разговор велся скороговоркой и с самыми недружелюбными интонациями, а потом Йехар, как будто вспомнив что-то, обернулся к спириту, который при первых признаках опасности спустился и теперь стоял рядом с нами:

— Улетай.

— Не могу, — с мученическим выражением лица произнес шут. — Я оглох и не слышал приказа.

— Твоим крыльям магия не нужна, ты можешь улететь.

— Могу, — равнодушно согласился спирит. — Но я ж тебе не крякодугл какой-нибудь — так поступать. Ты мог меня бросить тогда, на арене.

Но Йехар, видимо, представлял себе опасность гораздо более ясно, чем сам шут, и считал, что для благородства сейчас не время. И почему-то ему казалось очень важным, чтобы спирита не было с нами — настолько важным, что он даже улучил секунду, повернулся и встретился с Эдмусом глазами.

— В небо, — тихо и страшно приказал светлый странник. — Живо!

И Эдмус каким-то образом расшифровал этот взгляд — или ему так показалось, поскольку он поступил совершенно поразительным образом. Подскочил ко мне, обхватил меня руками и на бешеной скорости взмыл в небо.

— Сдуре-е-е-е-е-ел?! — донесся до оставшихся на земле мой прощальный привет, а до меня с земли донеслись воинственные крики инквизиторов: началось.

Договориться, видимо, не удалось.

Там начался бой, мне даже показалось, что я слышу свист клинка Йехара, а я тут, между землей и небом болтаюсь как сосиска, в объятиях спирита…

— Совсем ополоумел? Они же там… пусти меня немедленно! Пусти!

— Будешь дергаться дальше — точно отпущу… — прохрипел спирит. Голос ясно показывал, что силы его на пределе; я вспомнила, что Эдмус не так давно оправился от ранения, пискнула и примолкла.

Зато как только под ногами оказалась твердая почва — развернулась вовсю.

— Зачем, я тебя спрашиваю?!

От сильного толчка в грудь Эдмус потерял равновесие и рухнул в ближайшую лужу, подняв тучу брызг. Только это и спасло его от продолжения экзекуции.

— Крылья же! — завопил спирит, выкатываясь из воды и расправляя драгоценные крылья, чтобы быстрее обсохли. — Ты в другой раз в кусты толкай или с обрыва… и так ведь больно!

Я шагнула к нему с таким кровожадным выражением лица, что он попятился.

— Верни меня обратно.

Продолжать буйствовать — вот еще. Сейчас, когда они в пустой зоне отстаивают свои жизни, нужна любая помощь, и я знаю, что я должна быть там. Просто знаю.

— Уже лечу, — огрызнулся спирит. — И не пытайся, — это он уже мне, когда я попробовала найти выход из чащи, в которую он меня притащил. — Заблудишься, и будет тебе чуть ли не хуже, чем им.

— Хуже, чем им? Что…

— Почему он приказал мне улетать? — не дал мне задать вопрос спирит

Потому что хотел уберечь. Парадокс, но сколько бы наш рыцарь ни твердил о своей ненависти к нежити и неприязни к одному спириту особенно — он мог спокойно отдать жизнь за кого угодно, особенно если этот «кто угодно» — из Дружины. В жертвенности Йехар всегда шел до конца.

Вот и все объяснение. Странник знал, что бой в такой ситуации будет неминуемо проигран, и решил сберечь хоть кого-то из Дружины. Спирит же попросту решил умножить количество спасшихся в два раза.

— Почему я?

— Ну-у… — Эдмус закатил глаза, тщательно изображая раздумье. — Даже и не знаю. Похоже, что из-за моей несомненной к тебе симпатии. Да, и еще потому, что Йехара я едва ли оторвал бы от земли, а Виолу уронил бы после минуты полета. Крылья мои все выкидывают странные шутки, и неудивительно, если вспомнить, кому они принадлежат.

— Веслав…

— Не тяжелее тебя, а? Ну, с виду он еще и в два раза полегче, потому как ветром его не уносит только из-за плаща, да вот незадача: не хотелось мне, чтобы меня отравили сразу после взлета! Это ты кричала и выкручивалась, а он бы действовал молча и быстро.

Спорить не с чем. Как раз в таких ситуациях в алхимике просыпалось хладнокровие, присущее его профессии. Эдмус был прав: он колебаться бы не стал.

— Ах, да, — припомнил шут, — кажется, он еще и мужчина, ко всему в придачу, и алхимик, а не стихийник, так что у него-то осталось, чем обороняться. Хотя я не припомню, я тогда думал о таком? Наверное, просто сработал рефлекс: хватай то, что покрасивее, что полегче утащить и что не так громко ругается. Ну, и вот…

Жаль. То есть, жаль, что у спирита так резво сработала логика, которая раньше не проявляла себя вовсе. Будь на моем месте Веслав, он бы непременно что-нибудь придумал, это же попросту его специальность! А я… ну, куда мне остальных вытаскивать!

Если будет, кого вытаскивать.

Я пару раз сжала и разжала кулаки, подняла голову и посмотрела на спирита. Тот пытался стряхнуть капли с крыльев, попутно слизывая с перепонок налипших на них жучков-червячков.

Я не останусь в этом мире!

— Остальных убьют?

— Зачем же так сразу, — удивился Эдмус. — Да нет, конечно, постараются взять живыми! Сдаться прикажут — иначе, спрашивается, как с мёртвыми пытки-сожжения устраивать? Ах да, потом же их ждет местная веселенькая участь: пытки и сожжение. Эти инквизиторы такие аккуратисты, блюдут протокол до последней секундочки: сперва попытать и допросить, потом еще допросить, опять попытать, потом подпалить, а заканчивается все дикой пляской вокруг столбов… или про пляску я наврал? Ну, правда, я такое наблюдал с высоты полета только…

Ноги перестали меня держать, и я как следует приложилась копчиком о мокрую серую траву. Может так быть, чтобы они все-таки отбились? Йехар вот в это не верил, значит, я тоже не буду.

— Ты знаешь, куда они их отправят?

— Нет, но это же неважно, — бодро откликнулся Эдмус. — Найти всегда можно. А что, тебе не терпится составить компанию Веславу или Виоле? Я слышал, если очень-очень попросить — вам могут дать соседние столбы…

— Я собираюсь их освободить.

Лицо вспыхнуло — замечательный контраст с серо-зеленым спиритом: ярко-пунцовая я. Сама поняла, насколько это по-детски прозвучало.

— В одиночку? — добродушно удивился Эдмус.

— А ты не…

И тут же нахлынула безнадега: а ему-то зачем, он в своем мире, едва ли он питает ко всем троим нежные чувства, да и потом — с какой стати вообще шуту идти на это сумасшествие? На такое вообще может решиться только чересчур импульсивная и неопытная светлая. То есть, я.

— Спириты не поступают так, — просто сказал Эдмус. В кои-то веки он оторвался от своих крыльев. — Спириты никогда не спасают тех, кто попал в беду, а если такое спасение чревато опасностями — тем более.

Я кивнула, с совершенно равнодушным выражением на лице. Он кивнул тоже и вдруг расплылся в улыбке, открывая все свои клыки:

— Хорошо, что я больше не спирит, а только просто Эдмус, да? Но только уж ты учти, что думать придется одной тебе. Летать — да, драться — попробую, еду вот могу раздобыть, хотя ты же червей не любишь…но думать — это ни-ни, у меня от этого волосы выпадают и чешуя на ушах прорезается, и легче уж мне сгореть, потому как…

Я поднялась, шагнула вперед и протянула ему руку. Бывший шут недоуменно уставился на мою ладонь, потом неуверенно протянул свою.

— Даже не спириту было бы трудненько выбрать этот вариант, — пояснила я во время рукопожатия.

Ухмылка Эдмуса, когда он ответил, была почти виноватой.

— Ну, ты ж меня знаешь. Искусство предательства я так и не освоил.

Глава 16. Когда время поплавать
Веры у них не было. Об этом мне поведал Эдмус, так, между делом. То есть, раньше «внизу» существовало что-то вроде церковного института, от коего и отпочковалась постепенно инквизиция. А потом покатилось от разрушения к разрушению, и вот уже инквизиторы сами не помнят, во что верили, молитвы твердят на заклинательный лад, а единственным своим призванием полагают не просвещение темного народа, а вполне конкретное истребление всех, кто владеет магией.

— Тут мир любит прямоту, — пояснил бывший спирит. — Если что известное делаешь — убиваешь кого, например — значит, ты нужный. А если стихи пишешь — значит, тебе голову открутить надо. Сверху так и внизу так. Может, меня поэтому в Городе не любили?

Он пытался отвлечь меня хоть на секунду своей дежурной болтовней, но я только головой мотала. Смотрела на карту, которую он попытался нацарапать на мокрой земле.

Одни. Одни. Одни.

Выть хотелось. Честно, сесть и выть, повторяя «если бы Йехар, если бы Веслав…»

Перестань реветь и сосредоточься!

В последние два дня это стало моим вечным припевом.

Сегодня выть захотелось вдвойне. Во-первых, потому что меня мучил голод. Птичье гнездо, которое я случайно обнаружила в зарослях, мы разорили два часа назад, есть же сырую рыбу из реки я не могла, а костер мы не разжигали: опасно.

Во-вторых, я опять прикинула карту поселка инквизиторов.

Никак.

«Пустынная зона» захватывала их поселок целиком. Мы знали об этом — иначе ребята давно бы уже вырвались. Да что там — как только клинок Йехара опять загорится…

Частокол с четырех сторон. С одной — еще река, почти вплотную. Столбы для сожжения — почему я не могу смотреть на них даже на карте, где они обозначены простыми черточками?!

— Ты думаешь, они еще живы?

— Сегодня видал, как инквизиторы складывают у столбов хворост. Они его… знаешь… просушат сперва, чтобы дровишки не стреляли.

Эдмус — молодец. Все еще шутит. Мотается на разведку в эту деревню, хотя его уже четырежды пытались подстрелить из луков. Чуть ли не расположение каждого дома запомнил…

Легче не стало. Может, я — бездарь, не знаю. Не спешат что-то блестящие планы в мою бедную головушку.

— Ладно, давай пройдемся еще раз. Их держат где-то здесь, так?

— Центр деревни. Тюрьма, пыточные, следователи тут же.

Пустое. Центр деревни — это значит, я до него добраться не смогу. Даже через частокол не пройду — уж очень они его охраняют…

А тут еще упоминание о пытках. Я и без того три-четыре раза в минуту давлю в себе мысль об этих атрибутах инквизиции. Что, если…

— А здесь столбы. Пепел сбрасывается в реку.

А Глэрион? Достаточно ли близко он от Йехара, чтобы странник еще остался жив?

Опять ноешь, светлая!

— Так я понимаю — сожжение завтра?

Глубокий вздох.

— Сегодня. До заката.

Бред. Бред!! Несколько часов, не может быть, они же из Дружины, разве может позволить Арка своим избранникам умереть от человеческих рук, так глупо, из-за дурацкой случайности, «пустынная зона», как же так…

— Я так понимаю, они их… опасаются.

Или же просто ничего не надеются от них узнать.

Ну, уж если их не будет — я сама явлюсь в это проклятое селение с вежливой улыбочкой и просьбой выделить мне еще одно место на костре.

— Эдмус, я… это… пойду… порыбачу.

Ну, конечно. Новости вызывают бешеный аппетит. Да и на поминальный ужин рыба понадобится…

Нелепая отмазка, но он не стал останавливать. Видел, что я плачу и — спасибо, друг! — не стал утешать. Может, виноватым себя чувствовал. Веселенькая перспективка — не умереть вместе с ними, а жить, но понимать, что не смогла помочь.

Пальцы — в воду, вот так. «Vasta zona»… пустая зона… пройдено совсем недавно, характеризуется отсутствием медиумов как таковых, земля и воздух в «пустынной зоне» на призывы не откликаются…

Дыба. Испанский сапог — читала где-то. Кнут, четки боли, каленое железо…

Я поймала себя на том, что тупо смотрю в воду и перечисляю про себя названия пыток, как молитву.

— …другой молчал. Тот, мечник. Уф, и шустрый — двоих зарубил, четверо ранены… Почти прорубился, но… Что? Да ты не слышал, что ль — сдался он, когда остальных схватили. Да я тебе вот что скажу…

Плеск воды. Один стоит в ней по щиколотку, второй на берегу, поэтому я его не слышу… Минуточку, я же и первого слышать не могла.

Но его услышала моя стихия.

Я выдернула из воды пальцы. Голос инквизитора эхом отдавался в голове, но мне уже было наплевать на то, что я могла услышать, на все сведения в мире, вот же оно, вот оно…

Они стояли и разговаривали на два километра ниже по течению. То есть там, где был поселок.

«Пустынная зона» не распространялась на реку.

Вот же оно.

— Эдмус, где карта, живо!!

* **

Десяток раз замечала, что, хоть Эдмус и чуток с прибабахом, с ним бывает гораздо легче, чем с людьми нормальными. Мой план отличался такой зыбкостью, что его и планом-то назвать нельзя, — сплошное «а если» — но спирит проголосовал когтистой лапой «за» тут же.

— Это по мне, — заявил он весело. — Действуешь, как на душу придется, потом с недельку расхлебываешь, что получилось — а ты мне… не родня часом?

И никаких вопросов, уверена ли я, что у меня получится.

Не уверена.

И знаю ли я, на что иду.

На дурные вопросы не отвечаю!

Как я надеюсь скоро услышать это от другого человека…

Но нет времени на надежду, или на повторение, или на что-нибудь еще. Мы попытались все продумать так, чтобы было просто и действенно (мы! действенно!) — теперь надо бы выяснить, сколько пунктов плана мы провалим на первоначальном этапе.

— Тени уже длинные, — недовольно пробормотал спирит, пытаясь отыскать взглядом за облаками солнце. — А я мог бы поклясться, что закат нескоро. Лечу.

Он рванулся в небо, и я осталась совсем одна.

Пешком я прошла по берегу еще с полкилометра — прежде чем удостоверилась, что поселение уже близко и дальше идти опасно. Тогда я вздохнула и погрузилась в мою стихию.

Вода приняла меня как родную. Тренировки после Дружины все же взяли свое, еще в Отделе все замечали, что у меня практических навыков прибавилось. Предлагали даже защититься на подмастерье досрочно, вот и выясним, правильно ли. То, что я собираюсь провести — иногда не под силу и подмастерьям.

Сначала я позволила себя просто протащить несколько десятков метров по течению. Закрепилась «Якорем», мановением руки подтащила к себе мокрую корягу: не как спасательный круг, а маскировки ради-для. Не так-то просто смотреть сквозь воду, а стихийные силы нужно беречь.

Вот странно — вода была ледяной, а холода я не чувствовала. Оценивала обстановку. Тут все как рассказывал Эдмус. Частокол. Над ним чуть возвышается холм. Пять столбов на нем, заняты только три — этакая Голгофа… Сам Эдмус в небесах…

Стоп. Столбы уже заняты?!

А я-то думала, у меня побольше времени останется на концентрацию.

Я могла видеть их совершенно ясно, как зритель, сидящий во втором-третьем ряду: Йехар без сознания, у него окровавлено лицо; Веслав, кажется, бредит и мечется; Виола стоит у своего столба почему-то с облегчением на лице и с наслаждением вдыхает воздух.

Им по очереди что-то говорит какой-то инквизитор… что? Звуки я от волнения различаю с трудом. Вот Виола коротко отвечает…

Становится труднее видеть: над нами проплывает какое-то облако, вокруг начинает темнеть. Инквизиторам перемена освещения совсем не нравится, они, вроде, хотят ускорить процесс… слышу слово «факелы». Факелы?

Меня толкнуло не это слово и уж точно не сознание готовности: я-то как раз была не готова. Просто тянуть было дальше нельзя. Я почему-то поняла это, и сама не заметила, как ступила на берег.

«Ахелой».

Теоретически, это заклинание должно было создать вокруг меня водную фигуру — этакого колосса, который должен был капитально отвлечь инквизиторов от их жертв. Он и отвлек, но больше потому, что «колосс» продержался секунд десять, а потом на его месте оказалась немного смущенная я.

Сил все-таки не хватило. Точнее, умения для контроля, а может, я выбрала не то «пограничное состояние». На парах нам объясняли, что всего несколько из них могут сгодиться для совершения заклинания на порядок выше твоего уровня: любовь, страх, безрассудный гнев…

Я пыталась использовать то, что ближе, почувствовать, как мне нужны эти трое… но… гм, в самый раз выбрать что-то другое. Испугаться?

Инквизиторы уже сами перелезали через частокол, размахивая мечами и факелами. Наверняка думали, что я стою на земле, вокруг — «пустынная зона», а значит, со мной будет то же, что с остальными…

Остальные.

Я бросила на них только один взгляд, честное слово. И ко мне пришло то самое четвертое состояние, которого я никогда не испытывала и которое считается самым страшным.

Холодная, расчетливая ярость.

Ручейки, которые стекали с меня обратно в реку, вернулись. Вода выплеснулась и собралась вокруг моих ног, река в одном месте словно поднянулась ко мне, изменила своему руслу… и независимо от меня в мозгу вспыхнула формула уровня мастера.

«Водное Инферно»!

Крутящийся смерч снес частокол. Инквизиторов расшвыряло отдачей. Второй, поменьше, выросший из все поступающей воды, прошелся по деревне, мимоходом круша заборы и крыши. Я прикрыла глаза, продолжая вытекать в магию, отдавать себя заклинанию, глядя теперь как бы изнутри смерчей, из воды, это было необходимо, иначе я могла кого-нибудь убить, а мне не хотелось.

Почему-то в тот момент я четко осознавала, что не хотелось.

Инквизиторы кинулись врассыпную. На трех привязанных к столбам никто больше не обращал внимания, мне только это и нужно было. Глобальной атаки мы с Эдмусом не планировали, только отвлекающий маневр, хотя я чуть не забыла об этом.

В крови стучал лед. Казалось, можно слегка стиснуть пальцы — и эта деревенька сплющится, как жвачка под носком кроссовка, только чуть отпустить контроль, дать волю тому, что рвется… льётся наружу — и потом уже будут открыты все границы. Но что-то все-таки держало. Что-то говорило — это не я хочу сейчас сжать пальцы.

Я все еще помнила, зачем мы пришли сюда.

Эдмус вынырнул из-за какого-то дома внезапно, чудом избежал одного из моих смерчей. В руках он наперевес держал плащ алхимика, его же сумку, розовый рюкзачок и Глэрион в ножнах. Вслед за Эдмусом на меня выскочили с десяток инквизиторов, но один из водных вихрей прошел прямо перед ними, и они благоразумно решили оставить трофеи спириту. Тот, задержавшись на несколько секунд у столбов, перерубил веревки на остальных.

— Всё! — выкрикнул он, как сигнал к отступлению. Я сама понимала, что всё: руки начинали тяжелеть, смерчи опадали на землю, ярость — это ярость, но мне просто не хватает сил…

Два столба «Водного инферно» смешались, превратились в одну высокую волну отлива и хлынули в реку. По пути они захватили с собой ребят, Эдмуса и меня (захватили бы и парочку инквизиторов, но те, вопя что-то о небесах и колдовстве, успели зацепиться за столбы). Я не протестовала. Все равно больше уйти не получалось никак.

На что меня еще хватило — это удержаться на плаву самой и удержать Йехара и Веслава. Шут плыл рядом как ни в чем не бывало, громко отплевываяс, отфыркиваясь и сетуя на промокшие крылья. Виола тоже выгребала сама.

Что я не могу нас всех вернуть обратно на берег — я поняла с некоторым опозданием, когда берег стал выше и обрывистее, а течение — быстрее. Оставалось держаться, как могла, попутно удерживать ребят, Виола тоже начинала захлебываться, ее пытался как-то поддержать Эдмус. Контроль над ситуацией, которым я с самого начала не могла похвалиться, теперь исчез совершенно, нас крутило и швыряло, как щепки по весне, я пыталась нащупать дно, но у меня не получалось.

Не знаю, сколько нас протащило, наверное, порядочно, но тут я случайно заметила в этой круговерти, что берега опять становятся ниже.

Сил не было даже на «Якорь», пришлось удовольствоваться простым, но отчаянным призывом к медиуму.

Помоги мне!

Вода вздыбилась и выгнулась подо мной эластичной резиной. Через секунду я благодарно приложилась щекой о песок у самой кромки реки. Чуть дальше попадали остальные. Эдмус выгреб сам, возмущенно кашляя и буксируя за собой плащ Веслава. Глэрион у него висел через шею.

— Сколько вещей, и все ненужные, — посетовал шут, наблюдая, как я осторожно пытаюсь приподняться с песка. — Я б и бросил, да кто их в себя приводить будет? И чем? Эта одежина меня чуть на дно не утянула. Ты думаешь, там все разбилось или осталась пара бутылочек? А меч этот так и грелся в ножнах, как мы из пустынной зоны выскочили. Чуть реку не вскипятил. Видать, соскучился по хозяину. Бр-р!

Он звучно отряхнулся и принялся оживленно пересказывать мне свою реакцию, когда он увидел, что вместо условленного водного колосса в поселке царит водный хаос.

— Но ты права, это даже лучше всех отвлекло. Э! А может, мне водоплавающим заделаться? Летаю, опять-таки, не очень, плаваю, конечно, тоже, но всплываю красиво, хоть и брюхом кверху…

Я сидела на берегу, поджав ноги, и дрожала мелкой дрожью. В двух шагах катила воды та самая река. На берегу лежали остальные. Позади остались столбы сожжения. Все, что перевернулось у меня в мозгах, пока нас тащило вниз по течению, медленно становилось на места.

И тут пришло время осознать все разом: и серьезность их состояния, и безнадегу нашего положения. Даже притом, что мы сейчас не в «нулевой зоне» — если инквизиторы нас каким-то образом выследят, я могу не справиться с ними, даже несмотря на близость медиума. Эдмус не в счет при любом раскладе. А уж если на нас случайно спириты наткнутся…

Я вдруг поймала себя на том, что сижу неподвижно и рассматриваю свои руки — они только недавно просохли. И еще — что мне отчаянно хочется реветь, и больше всего на свете я сейчас боюсь не спиритов и не таинственных моонов, а банально своих товарищей по Дружине. Точнее, того, что с ними могло произойти.

— Хочешь, поистерим вместе, чтобы тебе не скучно было? — предложил Эдмус, трогая меня за плечо. — Я прямо мастер истерить, но ты же, наверное, это знаешь. Еще умею на луну выть, ну, луны пока нет, зато есть эти трое, так что если ты сейчас сядешь вон там…

Болтовня шута подействовала на меня, как анальгетик. Я смогла подняться и подойти к троим дружинникам на берегу. Если случилось самое страшное — я бы все равно этого не предотвратила, теперь оставалось действовать по максимуму.

Все трое выглядели просто ужасно, но все были живы, по крайней мере — Веслав и Виола, насчет Йехара у меня сначала возникли сомнения. С виду рыцарь и не дышал вовсе, мне с трудом удалось поймать пульс, а о том, чтобы вернуть странника в сознание и речь не шла. Похоже, что дела обстояли очень серьезно: едва ли простой болевой шок мог дать такой эффект.

— Наверное, очнется, — тормоша Виолу, сообщил Эдмус. — Немного воды наглоталась, и полосы тут, на спине, красные, кнут, что ли. Отойдет скоро.

— Он тоже, только в иной мир, — пробормотала я, оставляя попытки привести в себя Йехара. — Наверное, это из-за Глэриона. Они долго были разделены…

Веслав по-прежнему метался и бредил. При этом — вот опять пример его нетипичности! — лоб алхимика оставался холодным, а лицо — спокойно-сосредоточенным: таким он бывал в бою или когда объяснял нам очередной абзац Книги Миров. И голос не подходил к метаниям: сиплый и будто бы сорванный, он сохранял ненормальную ровность тона.

— Нет призыва, и нет пути, — повторял алхимик начала на местном, потом по-русски, а через секунду уже переходил на латынь, которую я знала на уровне фразы «Fiat lux» — потому что эту фразу каждый новичок из Светлых Стихий задавался непременной целью наклеить и повесить на себя, где только можно. Помнится, кое-кто даже татуировки делал… Я сумела разобрать только слово «преграда» — «obex» — и то была не уверена. И потом опять: — Призыва не было. Призыва не было.

Он глубоко вздохнул и вдруг перестал метаться. Голова чуть приподнялась, а голос не изменился, но приобрел какой-то новый, по-особенному размеренный тон:

— Но он будет. Он шагнет в мир, в плаще из тьмы, с кровавым венцом вокруг чела…

Я наконец вспомнила, где могла слышать этот тон. На практическом по теории прорицаний нам показывали однажды зрящую, которая впала в транс. Как еще можно объяснить то, что алхимик использует невиданные для него речевые обороты?

Веслав выдохнул сквозь зубы, и голос его приобрел прежний тон:

— Этого не смогли сделать страх или боль, — и отозвался сам себе: —Есть еще долг и гнев. Есть еще многое.

Но та зрящая, вроде, сама с собой не разговаривала. Впрочем, какая разница.

— Веслав! Весл, очнись.

— Ему нет дороги сюда. Нет призыва и нет пути.

— Слышала, знаю, очнись! Ну, давай, давай, открывай глаза, пожалуйста…

Никогда не слышала, чтобы прорицателей пытались вернуть из транса холодной водицей в лицо и похлопыванием по щекам, но с алхимиком неожиданно прокатило: он открыл глаза и вздохнул так, будто час занимался подводным плаванием без маски и кислородных баллонов. И тут же умножил мое облегчение в два раза, показав, что может говорить и что мозги у него не отшибло:

— Остальные здесь? Живы?

Он попытался приподняться и сесть, я поддержала его под спину и постаралась, чтобы в голосе не было заметно сумасшедшей радости, которую я чувствовала на самом деле.

— Живы. Но, похоже, только чуть. С Йехаром очень плохо, не знаю, почему… — я остановилась: испугалась гримасы боли, которая в этот момент появилась на его лице. Алхимик прикусил губу, будто старался не дать вырваться каким-то словам. — Не знаю, что делать, может, какой-нибудь эликсир…

— Сумка и плащ…?

— Здесь, правда, вымокли, а может, что и разбилось. Я туда не лезла, надеялась, ты посмотришь сам. Но ведь если что — ты сможешь приготовить, или… что такое?

У алхимика вырвался протяжный стон не столько боли, сколько горя. Пару секунд он боролся с дергающимися губами, потом выдавил через силу:

— Н-не смогу. Руки…

Я опустила глаза вниз. Я увидела то, на что не смотрела раньше — и хорошо, что не смотрела. Я и сейчас после первого же взгляда отвернулась, еще и глаза зажмурила…

Я помнила и представляла себе за эти два дня и четки боли, и испанский сапог, и пресловутую дыбу — чего только не воображала, а до банального ломания пальцев так и не додумалась.

Когда я смогла посмотреть на алхимика опять, он сидел, скрючившись и прикусывая губу, а выражение лица у него было непривычно виноватым. Эдмус не подходил к нам: понимал, что что-то не так, и держался в стороне.

— Жаль, не действовала «Горгона», — сорванным шепотом проговорил Веслав. — И ведь как они… угадали! Как знали прямо…

И он выжал истерически-нервный смешок. Да уж, как знали. Тонкие пальцы магистра алхимии были идеально приспособлены для составления сложных смесей, дозировки порошков, отмеривания капель из микроспопических емкостей… Алхимик в каком-то смысле — все равно, что пианист: ему приходится добывать семена из ягод и вытягивать крошечные волокна из стебельков растений, и без своих рук он сам беспомощен, как растение.

На секунду мелькнула мысль: может, заживляющее — и тут же пропала. Даже если бы оно нашлось в промокшем насквозь плаще — какое заживляющее способно собрать вот это месиво?

Решение пришло к нам одновременно: я просто подняла взгляд и столкнулась с черными глазами алхимика, которые всегда были тревожными, иногда — выражали трезвую расчетливость, а сейчас впервые стали умоляющими.

— Ольга… пожалуйста. Пожалуйста…

Я протянула ладони и взяла в них его искалеченные, изломанные пальцы; черные митенки так и остались на своем положенном месте, но пропитались кровью; мне казалось, что я вижу все это сама: ровный, мерный голос инквизитора: «Один… два… три…» — и на каждый отсчет — удар, на каждый удар — полный боли крик. Кто сказал, что мужчины не должны кричать?

Я наконец могла увидеть повреждения — и каким-то чудом не разомкнула рук, только стиснула посильнее, и Веслав не закричал от боли только потому, что кричать уже не мог. Что можно было вообще собрать из этих обрывков мышц, осколков костей? Раздроблены были не только фаланги пальцев — видимо, инквизиторам этого показалось недостаточно, и они постепенно двигались выше… от костяшек к запястью…

Мне опять захотелось заплакать, теперь уже от бессилия, но нет, стоп…

«Перестань реветь и сосредоточься! — резкий голос эхом отдался в ушах. — Заканчивай ломать комедию!»

Дело ведь не в том, что я сейчас истощена. Дело вообще не в моих силах стихийника.

Здесь просто необходимо знание. И глобальное мышление — не в меньшей степени.

Представлять, как срастаются кости — бесполезно и долго. Разве что соединить на первом этапе основные разрывы тканей и подтянуть осколки друг к другу, рассосать гематомы — это обязательно. И теперь — главное: вообразить до мельчайших подробностей сначала скелет кисти… эх, почему я на занятиях анатомии не слушала… Ага, вот нужное: раз, когда я еще была на первом курсе, мы обнаружили в кабинете основ целения человеческий скелет. Вот радости было, стелет мгновенно растерзали на отдельные конечности (они оказались съемными) и начали фотографироваться на мобильники: кто — с высунутой из рукава костистой рукой, а кто и с двумя руками, и я от других не отстала, и сейчас нужно просто вообразить строение этой кисти… и потом перетянуть одну картинку на другую, как иконки файлов в компьютере, наложить целое на сломанное, потом зафиксировать и слить воедино, и при этом не отвлекаться.

Нет, проще. Гораздо проще. Любых знаний будет недостаточно — я не хирург, не медик, я — больше, выше, я — целитель, и у меня есть власть. Значит, я просто могу приказать тканям — срастись, а костям восстановить порядок, значит — просто могу вернуть к изначальному состоянию… просто… могу…

Я не знала даже, получилось ли у меня. Перед глазами все сливалось, но нужно было до конца привести в порядок мышцы и сосуды, это сделать легче, хотя нервные окончания сращивать тоже тяжело. Да вот, еще в ушах какой-то шум, как будто я приложила к ним ракушки с моря… что? Всё. В смысле, не всё, но у меня сил вроде как и нет. Сказать об этом Веславу? Может, еще извиниться?

Я открыла глаза, посмотрела на серое лицо алхимика и поняла, что извинения сейчас будут совсем не к месту. Всё же постаралась состроить виноватую физиономию. На его руки я до сих пор старалась не смотреть, только осторожно приоткрыла ладони, чтобы он смог освободиться.

— Ты уж, пожалуйста, — долетел до меня сиплый шепот, — в следующий раз, как возьмешься за такое, Эдмуса позови, что ли. Пусть меня вырубит любым доступным способом.

А разве ему было больно, еще запоздало удивилась я — и все с тем же удивлением спикировала на речной песочек с твердым намерением поспать хоть пару часиков.

Зубы разжали пластмассовой дрянью. Сладкая, тягучая, шоколадная жидкость потекла в горло и намертво приклеила язык к небу.

Но рефлексы самосохранения остались включенными.

— Тьфу! — бодро выдала я и услышала над собой мрачный голос Виолы:

— Ну, спасибо тебе… за такую процедуру.

Я открыла глаза: триаморфиня как раз с мрачным видом вытирала лицо. То есть, размазывала по нему шоколадную массу. Интересно, энергетический тоник впитывается через кожу? Непосредственно над Виолой было небо, стало быть, я находилась в лежачем положении.

— Вот ты скажи, — осведомилась я печально. — Почему я все время это…в роли пациента? Уже только в этот призыв — аж два раза, а у меня такое ощущение, что всё только начинается.

— Да нет, тут все как раз сложнее, — послышался над головой веселый голос, и через секунду в поле моего зрения объявился еще и Эдмус. — Ты роль пациента с ролью целителя чередуешь. Как только спасешь кого — брык, видно, от осознания собственной значимости…Виола, ты почему похожа на женщину жарких стран? Страсть-то какая, у меня чуть сердце не остановилось — или ты хочешь таким образом в полете сшибить эту самую Розовую Птицу?

Шут болтал не просто так. Это он мои рефлексы включал, прекрасно зная, что у всех, кто долго его слушает, появляется два основных инстинкта: либо бежать, либо убить. Иногда появляются оба, здесь начинаются проблемы.

Я села на речном песочке и распрямила руки, которые кто-то — не надо спрашивать, кто — с мрачным юмором скрестил на груди. Попутно выкинула веточку, которая торчала у меня в руках и изображала свечу.

— Живая? — подозрительно осведомилась Виола.

— Хоть сейчас на кросс. А Йехар…

Я поднялась на ноги и увидела странника, там же, где река вынесла его на берег, и в том же состоянии, кажется. Только клинок был высвобожден из ножен, и Йехар сжимал его одной рукой. Прямо за лезвие. Глэрион временами вспыхивал слабым алым пламенем — пульсировал, словно отражая удары сердца хозяина.

— Это я сделала, — призналась Виола. — Он, когда немного отходить начал, первым делом к клинку потянулся. Ну, я его из ножен и вынула… Веслав потом орал, что у него и так заживляющее заканчивается.

Этой фразы я не поняла, но тут триаморфиня подняла ладонь, на которой был четкий ожог в форме рукояти меча.

— И ведь обернула же руку, ты не думай. Тканью. В секунду прогорела…Ну, ничего, мелочи.

— Может, давай я… — начала я неуверенно, но Виола при одной мысли о том, что ей предлагают помощь, передернулась и решительно вскочила на ноги.

— Ему помоги, — и кивнула в сторону Йехара. — Только чтобы тебя не пришлось потом откачивать.

И никакого тебе «спасибо» за спасение, просто зашагала куда-то по берегу — копаться в рюкзачке. Я уже привычно почувствовала себя дурой. Эдмус ободряюще похлопал меня по руке.

— А ты затевала это спасение, чтоб тебя на руках носили, что ли? Отойдет — обрадуется. Ее держали в ящике четыре на четыре шага, без окон. А у нее боязнь четырех стен — и превратиться она не могла. Рубцы от кнута уже почти сошли, а мозги-то на место еще не вернулись…

— Ты-то откуда знаешь? — вообразить себе, что Виола будет изливать душу спириту, едва ли представлялось возможным.

Эдмус молча показал сначала на один глаз, потом на другой, потом проделал ту же процедуру по отношению к ушам. Не стоит недооценивать шутов, наверное…

На берегу уютно горел костерок, над которым что-то булькало в котелке. Возле костра примостился Веслав. Алхимик, видно, почувствовал мой взгляд, обернулся — и не стал выговаривать за то, что я рано поднялась. Вместо этого он поднял руку и с ухмылкой пошевелил пальцами. Тут же отвернулся опять, но мне стало полегче. Хоть кто-то благодарен.

С Йехаром же было что-то странное: ясно, что за время моего отсутствия алхимик влил в него с полведра своих эликсиров, но рыцарь упорно не желал приходить в себя, сжимал себе меч, время от времени бормотал что-то, как во сне, — и только.

— Веслав не говорил, что с ним?

Эдмус посмотрел на Йехара, потом на меня — с сочувствием, потом ответил честно:

— Говорил. Даже долго говорил. Да вот только я ничего не понял. Могу, конечно, позвать Веслава и попросить, чтоб повторил — и он повторит, после того, как объяснит нам всем, что до деревьев бы уже дошло, а до нас нет. Но тут вопрос: а ты точно из этого повторения поймешь хотя бы слово?

Зная алхимика — я в этом усомнилась. Ладно, попробуем своими силами: ладони к груди странника, глаза закрыть, сосредоточиться, это не может быть сложнее, чем несколько часов назад, с руками Веслава…

Внутренние кровоизлияния — похоже, его как следует избили — следы растяжки на дыбе, вот гады все-таки… но все это уже большей частью — устранено силами Веслава, что ж он так обессилел? Сонливость какая-то непонятная… ах, вот что! Оказывается, инквизиторы сами балуются составлением эликсиров, хотя я сомневаюсь, чтобы они были такими спецами, как наш алхимик. Но сывороткой правды они таки рыцаря напоили, да еще, наверное, влили в него не одну дозу. Получаем: побочный эффект в виде обморочного сна и измотанность в результате борьбы сдействием эликсира. А Веслав этих следов просто не заметил, он же не целитель, вот и взялся устранять физические последствия. А я буду действовать несколько иначе…

Рыцарь вздрогнул всем телом, широко распахнул глаза и уставился на меня.

— Ольга, — пробормотал он. — Мы еще здесь? Ты что это… ой! Я на минутку!

Тут бывший умирающий стремительно вскочил на ноги и с неожиданной прытью рванул в ближайшие кустики. Я поймала ошалевший взгляд Эдмуса.

— Это как… — начал он, но тут из зарослей выскочил Йехар, схватил свой меч, уточнил торопливо:

— Мы на минутку! — и скрылся в кустах уже окончательно.

— Знаешь, — медленно и торжественно заговорил Эдмус, — все же ты странно действуешь на людей.

Ничего, лишь бы последствия вывода этой дряни из организма не превзошли знаменитую эпопею Йехара с «Ниагарой» и кровавым жертвоприношением, которое он умудрился сорвать аж восемь раз.

Подошел Веслав с деревянным кубком в руке, наполненным неизвестной дымящейся гадостью. Алхимик недоуменно оглядывал окрестности.

— А куда это наш рыцарь закатился? — вполголоса осведомился он. — Только что был здесь — в песок закопался, что ли?

— Наверное, он стал невидимым, чтобы не пить вот это, — Эдмус подозрительно посмотрел на кубок. — А что это такое?

— Да противоядие конечно! Ну, эти инквизиторы и доки, я вам скажу — намешали в свою сыворотку столько всего, что у меня и антидотов не нашлось. Во, пришлось варить, а тут еще половина моих запасов в мокрую кашу превратилась — отдельное спасибо, Ольга, хорошо ещё — эти придурки-инквизиторы поопасались к плащу прикасаться…Что это с тобой?

Я застыла в двух шагах от алхимика с выражением лица, которое он, наверное, принял за синдром какого-то редкого отравления. Взглядом я между тем пыталась провести связующую линию… кусты… кубок… кусты…

— Ты… ты… знал насчет сыворотки правды?

Голос у меня был настолько умирающим, что забеспокоился даже Эдмус.

— А то я не могу распознать симптомы отравления, да еще с такими побочными эффектами, — ответил алхимик, глядя на меня с тревогой. — Да что с тобой? И с нашим рыцарем что?

— Мы в порядке, — с достоинством ответствовал Йехар, появляясь перед нами. — И мы хотели бы заметить, что… что…

Тут его лицо приняло отсутствующе-задумчивое выражение. Потом Поводырь оглядел нас троих и предупредил с таким видом, будто опаздывает на важную деловую встречу:

— Скоро будем.

И только мы его и видели. Эдмус прикрыл рот ладонью и перевел глаза с Веслава на меня, а потом обратно.

— Я тоже… скоро буду, — пискнул он, взмывая небо. Уже оттуда до нас донесся взрыв хохота.

Алхимик, который вообще-то не был обделен чувством юмора, но вспоминал об этом достаточно редко, скептически понюхал дымящийся кубок и передернулся.

— Надо же, хуже, чем обычно, а я-то как назло… полный котелок, — и он завел глаза в небо, туда, где укатывался Эдмус. — Ну, вот если добавить сушеных горькушек и коробочку белозора — может получиться укрепляющее, хотя… может, лучше в яд переделать? Всего-то пару грамм amanita phalloides…

Он ушел обратно к костру, рассуждая об отличных парализующих свойствах и сокрушаясь по поводу большого количества будущей отравы. Через пару секунд за ним побежала и я. Почему-то очень не хотелось задерживаться поблизости от места возможной дислокации Йехара — если рыцарь вдруг поймет, что можно было прекрасно обойтись без моего сеанса целения, а просто выпить кубок эликсира.

Но Йехар так и не понял. Он появился в нашем поле зрения, довольно истощенный, с перекосившимся обручем, через полчаса, и подсел к костерку как ни в чем не бывало. Рыцарь даже находил в себе силы улыбаться.

— Одно мы совершенно точно вынесли из этой истории… — без обиняков начал он.

— Быть сожженными — нехорошо, — издевательски вставила Виола. Ее мозги, по выражению Эдмуса, так и не вернулись на место, а в ответ на попытки Веслава напоить себя успокаивающим Виола вопила так громко, что едва не затмила по этой части самого алхимика.

— Розовая птица — недалеко, — с кротостью поправил Йехар, щурясь на огонь. Рыцарь пытался пальцами расчесать превратившиеся в сырые колтуны волосы. Я со своими справилась уже давно, и теперь Йехар завистливо посматривал на массажную щетку для волос, которая только что сгинула в недрах моего рюкзака.

— Откуда? — удивилась было я, но тут же припомнила разговор спиритов. — Ах, да, «за лесом бессилия»… конечно, они говорили про пустую зону…

— Не только они, — вставил Йехар. — Об этом говорили нам инквизиторы…

— А ты с ними что же, еще и разговаривал? — агрессивно осведомился алхимик. В дальнейшем он вообще неагрессивно об инквизиции никогда не упоминал, помня свои сломанные пальцы.

— Нет, но мы слышали, как они общались между собой. Эти люди довольно верно истолковали наше появление в этих краях: говорили, что мы, должно быть, ищем «розовую колдунью удачи» или «фею розового холма»… в общем, кого-то из этих двоих.

— Нам и одной с лихвой хватает! — вспылила Виола, опередив Веслава, который открыл рот, чтобы выдать в точности эту фразу и в точности этим тоном.

— Неважно. Важно то, что по их словам, чтобы найти одну из них… или обеих, нужно идти на запад, и не очень далеко, ибо они упоминали о Розовой Колдунье, как о близкой угрозе.

— Да ведь река течет на запад, — сказала я, припоминая карты местности, которые мы с Эдмусом пытались малевать. — Так что мы, может, совсем у цели!

— Оля, не надо, сделай милость, — попросил Эдмус. — Уж Дружина и так перед тобой в долгу, а теперь получается, что это не долг, а должище, ну, и чем же мы будем выплачивать? Я готов… ну, даже не знаю…

— Молчать? — спросила я с надеждой.

— Э-э, нет, сначала спаси мне жизнь еще два раза.

Пока шла перепалка, Йехар наблюдал за мной, слегка улыбаясь, и в глазах его я прочитала гордость.

— Эдмус ведь прав, Оля, — сказал он, когда шут наконец-то сделал одолжение и примолк, — Дружина теперь в долгу у тебя. Мы счастливы, что ты среди нас… что ты стала настолько сильной со временем. Мы, нет, я — я рад, что ты развиваешь свой дар целения. То, что ты смогла исцелить меня… это была ювелирная работа.

Веслав отложил в сторону котелок, который он отдраивал после варева, и прикрыл лицо ладонью, чтобы скрыть ухмылку.

Глава 17. Когда всё гламурненько
— Он что… пошутил?

— Рыцарь наш? А он умеет?

И то правда. Битых два часа мы с Веславом провели, прочесывая лес в совершенно бессмысленных направлениях. Искали Розовую Птицу, согласновысказываниям тех самых инквизиторов, которые — могу поспорить — сидят у нас теперь на хвосте.

— А ты что… высказать ему не мог?

Было просто невероятно, что склонность к оспариванию решений рыцаря оставила Веслава как раз в такой важный момент.

— Да просто мне это было на руку.

А вот после этих слов мне захотелось влезть на самое высокое дерево и не слезать с него еще очень долго.

— Что еще?!

Нет, нет, нет, пусть он не скажет этого слова!

— Твое обучение, а ты думала — я тебе тут сонетик станцую или букет почитаю?!

Сказал.

— Но теперь-то зачем?! Ты разве не… — я в точности повторила знаменитый терминаторский жест с наглядным сжатием-разжатием пальцев.

— Вполне, и за это я, вроде, спасибо сказал, так что незачем…

Не говорил, кстати. Ну, ладно.

— Сегодня у нас что-то вроде завершающего урока, — из сумки как по волшебству появился тот самый нож, который я уже видеть не могла. Но это ничего, плащ алхимика тут как тут, значит, сеанс целения будет нестрашным.

— Но сначала… протяни-ка руку. Да не бойся. Поверь, не сделаю я ничего страшного.

Я поверила, руку протянула — и тут же об этом пожалела: холодный металл вгрызся в ладонь, руке стало сначала очень холодно, потом очень жарко.

— Веслав! За что?!

Но он спокойно отступил, вытер лезвие полой плаща и сделал разрешающий жест.

— Валяй.

— Что?!

— Цели! Ты же у нас вроде как освоила полный курс.

Но у меня не получалось. Ладонь горела и кровоточила, в груди бушевала буря обиды — почему так, я же ему тогда помогла, а он…

— Ну, не рассиживайся, это же царапина!

Ему царапина с его Книгой Миров, а я пальцев не чувствую, и повреждений я не вижу, и больно еще, и…

— Не могу.

— Что?

— Я не могу, — я ответила это со злостью, чувствуя, что сейчас разревусь. Я правда пыталась остановить кровь и зарастить порез, но у меня не выходило.

Веслав подошел ко мне сам, взял мою руку в свои пальцы — я не успела отдернуть — и ловко обернул пропитанными каким-то отваром бинтами. Боль исчезла почти тут же. Кровь унялась через несколько секунд.

— И не смогла бы, — отрывисто пояснил алхимик отступая назад. — А вот тебе сразу два урока, первый: твой дар — жертвенный. Может, потому что ты сама светлая, может, еще почему. Ты его можешь обратить только на других. До этих пор, кроме первого раза, тебе попадались мелочные травмочки. А может попасться то, что заберет у тебя не просто все силы, а и жизнь в придачу. Так вот, перед тем, как ты ее отдашь за кого-то — подумай: оно тебе надо? Себе самой ты помочь уже не сможешь.

Обычное проявление эгоизма темного: сам такой, и весь мир под себя перестраивает. Я постаралась отвлечься от неприятного ощущения в руке — кожа начала зудеть, заживляющее работало быстро — и поймала его взгляд.

— И, конечно, если бы целителем стал ты — ты в жизни бы не отдал свою жизнь ни за кого?

Веслав пораздумал. Поднял глаза к серому небу и что-то попытался припомнить. Потом что-то посчитал по пальцам и протянул:

— Нет, но если бы это был очень близкий мне человек… наверное…

— А у тебя еще есть близкие люди?!

— Вот я же и говорю, — пожал плечами Веслав.

В словесных пикировках я никогда не была особенно сильна, и поэтому поиски ответа затянулись. К счастью, именно в этот момент нас с неба окликнул Эдмус и сообщил, что он заметил кое-что необычное. Осталось смерить алхимика взглядом, полным достоинства, а-ля «я б тебе ответила, я б тебя просто убила своим ответом, если бы не более срочные дела», и зашагать на голос спирита.

Вопрос родился, когда мы уже подходили «к месту» и могли слышать удивленные голоса остальных.

— А второй урок?

— Не верь алхимикам, — ответил Веслав так, словно это разумелось само собой. — И если кто-то из них попросит им поверить — либо беги, либо сразу бей. Смотря в каком будешь настроении.

На данный момент я была в настроении бить, но почувствовать это на себе мой новоявленный наставник не успел. Лес как раз стал редеть, и вскоре мы вышли к остальным, на открытое пространство.

Оно все же было не целиком открытым. Йехар кивнул нам и жестом предложил оценить обстановку: мы стояли посреди довольно ровной, местами поросшей кустарником равнины. Не слишком далеко впереди виднелись скалы, а еще ближе и чуть левее, на полпути между скалами и нами, то есть, на расстоянии примерно в километр находился холм. Розовый холм.

Розовый мраморный холм, поскольку мрамор определялся даже с такого расстояния. Нужно ли говорить, как смотрелось это украшение на фоне чахлой травы и низкого облачного неба.

— А «Горгона»… на холмы действует? — первым делом заикнулась я.

Веслав состроил оскорбленную гримасу. «Везде я, всё я, — говорила его мина. — Ну, алхимик, ну, темный, но зачем подозревать меня во всех неполадках мира?» Виола смачно сплюнула, с отвращением сравнивая цвет своего рюкзака с цветом холма.

— Это вряд ли. Скорее перед нами резиденция этой самой Розовой Птицы…

— Не припомним, чтобы нам попадались такие крупные птичники, — отметил Йехар. — Значит, это… Фея Розового Холма?

Ничего себе, скворечник. И какого размера тогда должна быть сама птица удачи? Уж не меньше страуса.

Кстати, по законам здешнего мира, она наверняка должна обладать двумя рядами зубов. Эта мысль заставила меня поежиться.

Розовый холм между тем пришел в движение. Мы увидели, как чередуются плиты мрамора, открывая нечто вроде пещеры, откуда навстречу нам выпорхнуло розовое крылатое создание.

Расстояние между нами и холмом объект наших поисков преодолел с очень большой скоростью. Я к своему облегчению заметила, что объект все же гораздо меньше страуса (птица не тянула даже на курицу по размеру), а зубов у нее то ли нет, то ли она коварно их скрывает. Все, что я успела рассмотреть помимо этого — длинный розовый хвост.

Уже на подлете к нам объект затормозил в воздухе и преобразовался, брызнув перьями во все стороны.

Перед нами оказалась дамочка лет примерно сорока или около того, чьи пышные формы были упакованы в платье, кофточку и накидку. Каждая деталь гардероба отличалась от другой, кроме всего прочего, оттенком розового цвета; волосы были бледно-розовыми, губы — розовыми с персиковым глянцем, кофточка — с лиловым оттенком, и так далее, до розовой бесконечности. На это изобилие больно было смотреть. Особенно пугала манеры феи улыбаться, не открывая зубов, а просто растягивая губы так, что они занимали половину лица. Эдмус выразил это первым:

— В виде птицы было лучше.

— М-м-мц! — фея вытянула в нашу сторону губы трубочкой и издала сочное чмоканье, которое прозвучало как выстрел. — Здравствуйте, мои сладенькие! Решили завернуть ко мне в гости?

А Бо-то еще не самый худший образец…

— Нет! — поспешно тявкнул Йехар не своим голосом. Потом прокашлялся и вернул себе спокойный баритон: — Мы только хотели сказать, что наши цели были несколько иными. Мы с моими товарищами прибыли сюда с расчетом, что вы можете дать нам совет… или оказать помощь…

Улыбка Птицы расползлась по лицу до такой степени, что мне показалось: сейчас разрез губ пройдет насквозь, и полголовы у нее не станет.

— Конечно-конечно, мои миленькие, лиловенькие, свеженькие! Вам нужна моя сила, так? Ах, я так давно об этом мечтала! Подвиги во имя меня! Но только сначала вам придется побороться с моими подданными, вы знаете это?

— Нет, — во второй раз произнес Йехар. — Послушайте, нам не нужна ваша сила… и тем более нам не нужны ваши подданные, кем бы они ни являлись… мы хотим просто…

— Да, да, конечно… конечненько… — серебристый смешочек. — Прелестненько! Вы готовы приступить к испытанию сейчас, или сначала немножко отдохнете в моем обществе?

Терпению Виолы пришел конец. Она была весьма мало настроена общаться с маразматичными фейками, к тому же, такого цвета.

— Слушай, ты! — она рванулась вперед. — Нам только нужно кое-что спросить, и, если ты не ответишь — я тебе…

Но дамочка в розовом кокетливо улыбнулась и покачала пальчиком.

— Вам не получить меня, пока вы не преодолеете моих подданных!

Вслед за этим она открыла рот (сверкнули замечательно белые, крепкие зубы) и испустила дикой силы горловой вопль, который нас заставил шарахнуться. Да что там — нас чуть не снесло силой звука, и… кстати, звучало это на редкость противно. Как будто на дворе март и не менее десятка котов решили одновременно поспорить за обладание территорией.

Я только успела подумать, что такими криками можно звать только нечистую силу, как к Розовой Фее пришел ответ: точно такой же крик, но потише, раздался слева, потом справа, а потом подобное дикой симфонией зазвучало со всех сторон, только приправлено все было звуком крыльев.

— Странно, — отметил Эдмус. — Похоже на кряк…

И тут на поляну, к розовому холму из окружающего его леса вырвалась птичья стая.

— …одуглов, — смачно закончил спирит.

И никаких «кряков» тут не было в помине. Птицы, количеством с полсотни, с виду напоминали помесь дятла и серого какаду: хохол на голове и «галстук» на груди, только розовый, а не красный. Да и вид был несравненно более придурковатый — благодаря непонятной конструкции клюва, который образовывал что-то вроде трубочки. Казалось, что каждый из этих пернатых постоянно удивляется, а маленькие, широко расставленные, выпученные глазки добавляли в общую картину неинтеллектуальности. Крылышки у них были короткие, и воздухе бич здешних мест держался с трудом, но даже и с короткими крылышками они искренне пытались изобразить в воздухе что-то вроде Чаплина в полете.

Опровергая свое название, крякодуглы не собирались крякать. Они орали самым вульгарным образом, в точности повторяя звуки… как бы это ее назвать…

— Она что — у них вроде как главная? — нарушила молчание Виола.

Что-то много у нас сюрпризов в этом призыве.

* * *

— Эй! Как тебя там, кряковая фея! Уйми шум, разговор есть!

Веслава, кажется, не услышали. Или не поняли.

Розовая Птица, улыбаясь, показала на крякодуглов, мельтешивших вокруг нее и оравших по-прежнему.

— Сперва пройдите через моих слуг.

Вслед за этим она превратилась, собственно, в птицу и затерялась в толпе мелькающих пернатых. А те, как ждали этого, сомкнулись вокруг нее, по-прежнему продолжая двигаться по безумной траектории, махая коротенькими крылышками и убивая потихоньку наш слух.

Самый бездарный заслон, который мне приходилось видеть.

Первой не выдержала Виола.

— Ну, все, — пробормотала она. — Сейчас я…

И сделала пару шагов вперед, но еще до того, как она замолчала, что-то странное произошло со стаей.

Крякодуглы замолчали. Несколько штук резко развернулись в сторону Виолы с приоткрытыми клювами — и она отлетела назад, словно от здоровенного толчка в грудь. При этом ни одного звука в ее сторону не было послано!

Я наклонилась над нашей воительницей, но та уже поднималась на ноги, с гримасой распрямляя плечи.

— Что это они…

— Это они всегда так, — пояснил Эдмус. Сам он скромно стоял в сторонке и даже не пробовал сделать попытку. — И убить могут. Глупые твари, но опасные. И никто не знает, чем… ложись!

Несколько крякодуглов вновь развернулись в нашу сторону, и мы уткнулись лицом в мокрую, пожухшую траву. Издалека донесся розовый смешочек.

— Силовой поток, — прошептал Веслав, поднимая лицо от травы, — чёрт знает, как они это делает. Похоже, генерируют сверхвысокие или сверхнизкие частоты, неслышные, но убийственные. А потом, похоже, непосредственно из них формируют что-то вроде силового магического потока — не птички, а заводы по переработке звука в магию! Главное, организация-то какая: похоже, у них тут строгое распределение по ролям. Кто-то на первичной функции звук выдаёт, кто-то отражает, а кто-то из этого силовые удары генерирует…

— Нам понятно твое восхищение их дисциплиной, — с мрачной иронией отозвался Йехар. — Но не мог бы ты…

Тут он запнулся, потому что в стае крякодуглов начало происходить что-то вроде военного построения. Движения их стали более отточенными. Теперь они курсировали вокруг какого-то, видимого им одним центра, в несколько рядов и в несколько слоев. Клювы их при этом были открыты, и мы увидели, как прокладываются глубокие борозды в земле и траве по сторонам от этого странного кокона.

А насчет центра всего этого — не надо даже гадать. Время от времени там, в центре, явственно мелькало розовое оперение.

Ну, где же вы, мои сладенькие? Я жду…

Лицо рыцаря, когда он оценил происходящее, слегка вытянулось.

— Это ее защита?

— Которую нас приглашают пройти, — подтвердил Веслав. — Интересно, долго она их дрессировала, чтобы вот такого добиться? Ну, как бы то ни было…

Эдмус на пробу швырнул в кокон комом земли. Ком попал в силовую струю и на наших глазах рассыпался на почти не видные взгляду частички.

— А эти борозды, — Виола провела пальцем, — Это… рикошет?!

— Да, когда два потока сталкиваются, — Веслав уже что-то набрасывал в своем блокноте и потому не пытался ни на ком срываться.

Я, следуя полученным в изобилии от знакомых советам, попыталась пустить в ход мозг и додумалась до единственно приемлемого решения. И тут же его озвучила: посмотреть на занимательное зрелище еще минут пять, а потом потихоньку топать восвояси. Йехару идея понравилась, но он ее отклонил:

— Судя по тому, что ты услышала, Ольга, без нее нам нельзя. Возможно, если они устанут…

— А она юркнет в свой холм, и будем мы в него стучаться неделю! — сердито вставила Виола.

— Это можно, за неделю мои крылья заживут совсем — и тогда я вполне…

— Эдмус, ты бы лучше молчал! — в сердцах отозвалась я. — Какой смысл, если эта штука непроходима?

— Ничего непроходимого тут не вижу, — заявил Веслав мимоходом. — Движение не хаотично, размещение неравномерно, есть зазоры. Да к тому же они время от времени замолкают, чтобы воздуха набрать. Плюс при встречном движении они молчат, потому что сами боятся…

Тут он увидел выражения наших лиц и остановился. Лично на моем в этот момент горело ясное: «Раз такое умный — сам туда и иди!» Виола и Эдмус не отставали, и даже гуманный Йехар не удержался:

— Интересная теория, но поможет ли она нам пройти туда?

— Вам — нет, — ответил Веслав. Он поднялся, с опаской поглядывая в сторону крякодуглов, и скинул плащ. Потом начал расстегивать мастерку — к слову, больше похожую на средневековую тюремную робу.

— Ты что — серьезно?!

Алхимик стянул мастерку и остался в фуфайке камуфляжного цвета, местами проеденной то ли молью, то ли кислотой. Для меня всегда оставалось тайной, зачем он таскает на себе столько одежды: в условиях этого мира еще можно понять, но ведь он так ходил при тридцатиградусной жаре Греции! Неужели ему так холодно?

Веслав поежился. Внимательно осмотрел обувь — кроссовки на липучках. Глянул на брюки, как будто хотел избавиться и от них, потом посмотрел на нас и раздумал.

— Мы можем отвернуться, — тут же вставил Эдмус. — И потом, мы опытные, столько разного страшного повидали, неужто ты думаешь, что испугаешь того же Йехара… Ай!

Тяжелый кулак странника обрушился в пустоту. Довольный шут показал язык с безопасного расстояния. Веслав наклонился, подобрал свой блокнот и начал вычерчивать непонятную схему под теми формулами, что уже успел набросать. Примерно раз в пять секунд он поднимал глаза на крякодуглов, которые все не останавливали своего кружения.

— Ты уверен, что это поможет тебе пройти? — усомнился Йехар, когда алхимик в десятый раз сверился со своими записями. — Ты не атлет и не воин…

Без плаща и мастерки это стало особенно очевидным. Эдмус был в каком-то смысле прав, когда сказал, что они держат Вестава на земле: я испугалась, что магистра унесет ближайшим порывом ветра.

Он положил блокнот в карандаш в холщовую сумку и нервно хрустнул пальцами. Эта привычка появилась у него с того целения.

— Я тебе, — он наклонился и вытащил из своего плаща плоскую флягу, — алхимик. А это не мечом махать.

В подтверждение, то ли во славу своей профессии он сделал из фляги здоровенный глоток и тихо выдохнул сквозь сжатые губы. Потом опустил фляжку. Сделал несколько шагов вперед.

Тик с лица пропал. Дышать алхимик теперь стал вдвое реже. Даже глаза — полуприкрытые, расчетливые, выдавали совсем другого человека, как и сомкнувшиеся губы, расслабленные пальцы… Да у него, кажется, даже осанка стала другой! Ни следа суетливости, небрежности. Никаких эмоций.

Статуя — не человек.

Медленный, мерный шаг, никакого бега — туда, навстречу кружащимся в защитном коконе крякодуглам…

И тут мы поняли, почему Эдмус говорил, что эти птички беспросветно глупы. Ни один из защитников не повернулся навстречу Веславу, ни один не попытался направить силовой поток в его сторону.

Инициативы в них не было: всем заправляла Розовая Птица, а она Веслава видеть не могла. Отлаженная раз и навсегда система.

У самой кромки кокона Веслав ускорил шаг, но на бег так и не перешел. Каким образом он поймал этот крошечный зазор между несколькими потомками, брешь в обороне? Может, ему помогли формулы, может, врожденное чутье — неважно. Шаг…Второй…

Он двигался рывками, то быстрее, то медленнее, иногда пригибал голову или чуть подпрыгивал, или поворачивался на несколько градусов — но все это было механически выверенным, отточенным, будто двигалось не живое создание, а совершенный компьютер. Таково было впечатление со стороны.

Только однажды он повернулся к нам боком — мы увидели его окаменевшее лицо в профиль, и я заметила, что губы у Веслава шевелятся, как будто он отсчитывал шаги, или миллиметры, или что-то еще. Вскоре после этого мы перестали его видеть вообще.

Йехар недовольно поморщился.

— Если с ним что-нибудь случится — мы не будем иметь возможности помочь.

— Да ты шутишь, наверное, — надтреснутым голосом отозвался спирит: — Что это с ним там может случиться?

Он оказался прав.

Спустя минуту или две звуки вернулись на поляну. Крякодуглы утратили свое равномерное построение и брызнули во все стороны, отчаянно крича. Ничего отражать они больше не пытались.

В несколько мгновений от них не осталось и следа — кроме плавающих по воздуху перьев. Нам же представилось умилительное зрелище: в эпицентре бывшего крякодугловского бедствия стоял с искаженным лицом наш алхимик и держал за хвост Розовую Птицу.

Наверное, многие бы мечтали поймать вот так свою удачу. Но немногие бы догадались так с ней обращаться.

— И… если… они… вернутся… — каждое слово сопровождалось немилосердным встряхиванием вытаращившей глаза Феи. — Я тебе… не то что хвост выщипаю… я тебе башку откручу! И скормлю тебя Эдмусу, он же у нас любит всякую гадость!

— Веслав, что ты делаешь?! — Йехар подоспел первым и попытался перехватить его за руки. — Отпусти ее, или она нам ничего не скажет!

— Кто не скажет?! А ты… или преображайся, или у нас сегодня куриный суп!!

Старания Йехара привели только к тому, что теперь алхимик сжимал Розовую Птицу за горло. Но той только пошла на пользу смена позы: она действительно преобразилась. Вид у нее был потрепанный, но восторженный.

— Чмок-чмок, — выдохнула она, вытягивая губы — разумеется, розовые. — О-о, сколько эмоций! А как он справился, как он справился! Ни царапинки! О-о, я покорена! Мм-уа!

Веслав увернулся от ее поцелуя, разжав руки с такой поспешностью, будто сжимал разъяренную кобру. Он действительно почти не пострадал. Все было не так удачно, как говорила Розовая Фея, но несколько царапин и синяков — не в счет. Ни говоря ни слова, алхимик отправился облачаться в мастерку и плащ. Розовая Птица посмотрела ему вслед с огорчением.

— Извините его, — обратился к хозяйке холма Йехар примирительным тоном. — Он м-м… слегка расстроен тем, что пришлось проходить через ваших слуг.

— Какой мужчина… — закатила глаза та в ответ.

— Какой? — переспросили мы с Виолой, мрачно покосившись на одевающегося алхимика. Розовая Птица и Эдмус открыли рты, чтобы пуститься в объяснения, но их предупредил Йехар:

— Нам бы хотелось… теперь мы можем злоупотребить вашим временем?

— Все мое время теперь ваше, драгоценненькие, — кокетливо ответила повелительница крякодуглов. — Пойдемте к холмику, и после церемонии я вам все расскажу.

Путь к холму оказался занятным. Розовая Птица решила на полном серьезе достать Йехара расспросами про Веслава. То и дело от этой парочки долетало:

— Ой, а вы давно его знаете? А он свободен? Он такой решительненький, такой… неоднозначненький!

— Да-а, чего-чего, а этого хватает, — вздыхал Йехар время от времени.

Понятно, что алхимик от таких разговоров краснел, зеленел, шел пятнами и вообще показывал на лице истинно алхимические цветовые реакции и через полминуты рвался все же дополнить наш сегодняшний обед наваристым бульоном из дичи. Удерживать его приходилось нам. Удержать Веслава, насколько мы знали, можно было кроме физических способов еще двумя: дифирамбами и разговорами о его профессии.

Мы избрали всё сразу.

— И ты вот так просто просчитал их движение? — я в очередной раз перехватила его руку, метнувшуюся к карману после новой порции вздохов от Феи. — В несколько минут?

— Профессора еще не то могут творить, — это был отвод типа «скромность». — Но вообще, конечно, иногда сам себя удивляю… самое интересное не то, что рассчитал, а то, как прошел.

— А что, мог бы не пройти?

— Девяносто два процента, что не прошел бы. Что она там сказала про мою прическу?!

— Тс-сс, — теперь в борьбу вступила Виола. — А что это было за снадобье, которое ты принял перед тем, как туда идти? Оно для ускорения было или для удачи?

— Что? Какое снадобье? Так, тройной коньяк для храбрости…

Мы немного помолчали, отходя от этого сообщения.

— Тройным бывает одеколон, — наконец сказала я. — А коньяк бывает трехзвездочным. Ты же не хочешь сказать, что смешал…

Он одного представления себе этой смеси и воздействия ее на организм мне стало как-то нехорошо.

— Я бы в жизни такого не сказал и не смешал бы! — запальчиво отозвался Веслав. — Тройной коньяк… ну, вроде как эффект усилен втрое. Один стакан равен трем и так далее. А вкус прежний. Походный вариант — сокращение процесса, приближение результата. Есть еще с соотношением глоток-бутылка, но в чем тогда кайф?

Так вот, чем на досуге алхимики занимаются. Хотя что с них взять — тоже люди.

— Кажется, он даже умный! — добила в этот момент Розовая Птица бедного Йехара, послала воздушный поцелуй Веславу и нырнула внутрь холма, к которому мы уже успели подойти. Алхимик окончательно определился со своими намерениями и сделал шаг за ней, но тут из пещеры донесся голосок-колокольчик:

— Ну, идите, только кто-то один. Я отдам ему свою силу, а потом… о, пусть войдет тот, кто покорил мое сердце своими манерами!

Судя по лицу Веслава, теперь его в пещеру можно затолкать только силами остальных рекрутов. Но Йехара тревожило не это.

— Какие силы? Нам не нужны ваши силы, мы хотели лишь знать…

— Силы узнавать, что творится в умах тех, кто тебя пригласит, — отозвались из пещеры. — И власть над моими слугами, конечно.

Вот такого нам точно задаром не надо. Веслав попятился первым, за ним остальные.

Розовая Птица же подумала и резонно прибавила:

— А без церемонии передачи моей власти и моего цвета я ничего не скажу!

Ну. Очередной ступор и очередной тупик. Мы стояли на поляне, глаз у Веслава дергался все сильнее, и ни у кого не возникало никакого желания стать гостем мраморного холма.

А сладенький голосок, будто издеваясь, хихикал изнутри:

— Я жду! Ау-у-у! Я вас жду! Заходите, и Розовая Птица передаст вам всю свою силу! Давайте-давайте! Персички мои, вы где?

Я поймала пару-тройку вопросительных взглядов и выразительно попятилась от пещеры подальше.

— Знаете, я вот как-то…в общем, не нравится мне розовый. Да. Не люблю я розовый, понятно? И розы не люблю, и розовый тоже, и если мне нужно стать какой-то там феей этого цвета — я пас. Извините.

Взгляды четко переместились на Йехара. Рыцарь покраснел.

— При всем уважении к вам и к Дружине… — начал он, повышая голос по мере накала страстей, — я рыцарь! Я светлый странник, а не… фея! Тем более — не такого цвета, и ко всему прочему я — мужчина! И я считаю, что это может повлиять на…

— Рыцарь, ага! — фыркнул Веслав. — Я алхимик, а это…ну, в общем, никак! Моя профессия, говоря откровенно, вообще не признает ничего светлее коричневого… Темно-коричневого, если быть совсем точным.

— Что?! — мученически завопил Эдмус, который понял, что следующим кандидатом на предоставление хорошей отмазки будет он. — Что?! Да, я шут, но я… я вообще спирит! У нас «розовый» — ругательное слово! Повод для смертельной дуэли! А вы хотите, чтобы я… феей?!

— Это твой мир, — хором откликнулись все.

— Да, но провел нас к птице Веслав, — открестился спирит.

— Да, но это была идея Йехара, — огрызнулся алхимик.

— Но узнала об этом Ольга! — бессовестно свалил все на меня рыцарь.

— Ырррг! — не к месту вставила забытая Виола.

С опозданием мы поняли, что раньше она нас не радовала такими звуками, да и вообще, сам звук был каким-то чересчур уж утробным. Когда мы сообразили повернуть головы — соображать было поздно. Рядом с нами, буквально в двух шагах, потягивалась величественная белая пантера.

И никаких деревьев поблизости не было, так что пути к отступлению были отрезаны заведомо — разве что в небо, но Эдмус не так хорошо и летает.

Патовая ситуация. Мы уставились на пантеру, пантера на нас. Никто не кричал, даже спирит — только кто-то тихонько подвывал от страха… минуточку… ах, это я подвывала! В общем, сохраняя жутковатое молчание и не ломая строй, мы медленно начали отступать… по шагу… от пантеры… пока не кинулась…

— Ну, где же вы, дорогие мои? — проворковали из мраморной пещеры, — розовая птичка вас ждет!

Пантера повернула голову и сладострастно облизнулась в сторону розового мрамора.

И без всяких дальнейших размышлений со всех четырех лап вдруг метнулась ко входу в обитель здешнего талисмана удачи. Глаза зверюги горели определенно блеском бывалого гурмана. Йехар с характерной для светлого странника реакцией рванулся, чтобы перехватить ее поперек туловища, не рассчитал скорости, промахнулся и вцепился обеими руками в хвост.

— Уаааау!! — удивленно выдала пантера, которую затормозили таким невежливым способом. Блеснула здоровущими клыками, но почему-то решила на странника не нападать и с патологическим упрямством продолжила движение к пещере — с балластом в виде Йехара на хвосте.

Рыцарь кое-как поднялся, продолжая цепляться за хвост, уперся каблуками в землю, но ноги его просто поехали по земле. Третья сущность Виолы обладала размерами и качествами как минимум хорошего тигра. Иногда мне казалось, что как минимум — двух тигров сразу.

— Она же… ее… съест! — простонал Йехар, повисая на хвосте с удвоенной энергией. И хотя странник сам не отличался хрупкостью телосложения и вялостью мускулов — его каблуки продолжали чертить борозды в пыли, а пантера продолжала движение. «Я КАМАЗ, — говорило выражение ее морды, — плевать мне на прицепы!»

Наверное, нужно было постоять и подумать, а потом как-нибудь отпугнуть или оглушить бешеную кошку, но сама ситуация не располагала к размышлениям: похоже было, что Йехар и пантера того и гляди окажутся в пещере вместе, а как прореагирует Розовая Птица на такое зрелище — неизвестно. В общем, ничем больше нашего поступка я оправдать не могу. Разве что тем, что все мы обчитались в детстве сказки про репку.

Первым за Йехара ухватился Эдмус, за Эдмуса — алхимик, и мне ничего не оставалось, как поймать Веслава за…

— Не за плащ!!

…пантеру за оставшийся кончик хвоста. Короче, по сравнению с нашим положением — дедке, бабке и компании еще повезло…

— У-у-у… — обиженно взвыла пантера, когда груз на ее хвосте увеличился на нас троих. Ну, или, примерно в два раза, поскольку рядом с Йехаром вся наша компания тянула на картину «Один атлет и трое дистрофиков». Может, в два с половиной раза. Этого хватило, чтобы заставить третью сущность Виолы забуксовать, но не хватило, чтобы вовсе отбить ей стремление ко входу в пещеру. Почему-то зверюга прочно вбила в свою лобастую голову, что именно там ее ожидает лукуллов пир, а мы все вчетвером — в корне несъедобны, или того хуже — ядовиты, так что кусать нас опасно, нужно просто не обращать внимания на трудности и стремиться вперед.

Дался нам этот кошачий философский принцип… В полном молчании, отчаянно пыхтя и обливаясь потом, четыре из пяти призывников Дружины играли в перетягивание каната с пятым. Канатом служил хвост этого пятого, который норовил вывернуться из рук (как минимум, моих). Остальная туша, помимо хвоста, находилась в постоянном движении к мраморной пещере.

Прошло совсем немного времени — и силы начали нас покидать (чего не скажешь о пантере). Лично у меня было такое ощущение…

— Как будто… автомобиль едущий… держу… за выхлопную трубу!

— Тебе еще хорошо… — донесся до меня голос Эдмуса. — Вот я… обнимаю нашего рыцаря… за талию… если таковая у него есть… и не думайте, как это выглядит со стороны!

— Кому бы уж жаловаться — так это мне! — истерически тявкнул Веслав. — Убери крылья, кому сказал!

Йехар молчал, но молчание было настолько красноречивым, что я подала голос:

— Ты как?

— Ничего! — прохрипел рыцарь ободряюще. — Как раз решаю, что первым оторвется — ее хвост или мои руки…

В этот момент коварная тварь решила, что пора во всех смыслах стряхивать нас с хвоста, повернула голову, смерила странника по мирам мстительным взглядом и ехидно оскалилась.

— Иррр!

И приемом опытного специалиста по самообороне для дам врезала Йехару задней лапой чуть ниже колена. Лапа была с когтями, разумеется.

Рыцарь ойкнул, потерял равновесие и завалился навзничь, то есть, на Эдмуса и всех остальных. Понятно, что руки разомкнули все и сразу, в воздухе осталось висеть сочное:

— Падаюкараулцикутувамвсемплюхххх!!!

А на земле образовалась куча-мала. Пантера же добилась своего, но добилась очень своеобразно: после того, как мы ее отпустили, она по инерции с огромной скоростью влетела, но не в гостеприимно раскрытый вход пещеры, а в мраморную стену прямо у этого входа.

Холм ощутимо сотрясся. Пантера отлипла лбом от стеночки, оставив в мраморе значительную вмятину, потрясла головой и вальяжной зигзагообразной походкой с третьего раза прошагала внутрь пещеры.

— Ммммыррр… — издевательски донеслось до нас уже изнутри, и розовый мрамор непостижимым образом сомкнулся за хищницей. Холм снова стал цельным, и больше из него не доносилось ни звука.

Йехар с трудом поднялся, прохромал к глыбе мрамора, выхватил меч и попытался прорваться внутрь, но после нескольких попыток махнул рукой и обронил:

— Колдовство…

— Веслав, или слезь с меня, или устраивайся поудобнее, — придушенно попросила я из-под самого низа. — Может, разрыв-травой?

— Не-а, — отозвался алхимик глубокомысленно. — Для разрыв-травы нужно что-то, что можно открывать! А встать я не могу. Меня тут, знаешь ли, Эдмус принял за раскладушку.

— Извините, — повинился спирит, вскакивая на ноги. — Задумался…а если взорвать?

Мы с Веславом тоже поднялись и принялись отряхиваться и оценивать степень повреждения: я — собственно меня, а Веслав — драгоценных пузырьков-бутылочек.

— Чтобы вход завалило? — осведомился он скептически. — Можно, конечно, рассчитать так, чтобы полхолма этого поднять на воздух, но тогда…

Йехар в максимально вежливой для светлого странника форме попросил его не забивать голову такими вещами. У рыцаря еще осталась изрядная доза оптимизма.

— Эта Фея Розового Холма могучая волшебница. Она вполне может усыпить дикого зверя, мы полагаем так. Или отпугнуть каким-либо образом.

Он тихо зашипел от боли, бинтуя разодранную когтями пантеры ногу. Досталось ему изрядно, штаны висели лохмотьями, но странник наотрез отказался и от моих услуг в качестве швеи, и от болеутоляющего с кроветвором. Заживляющего эликсира, мол, ему хватит, а крови вытекло совсем немного, нужно беречь лечебные снадобья. Меня к ране он тоже не подпустил по той же причине.

— Ты — наша крайняя мера, Оля, — пояснил рыцарь, сердечно улыбаясь. — Не следует тебе тратить силы из-за любой царапины. Твои способности потребуются нам лишь в самых страшных случаях.

Веслав, когда услышал такое, нахмурился и пробормотал, что вот, растеряю я навыки — и будет меня рыцарь сам обучать во второй раз. Но оспаривать решение не стал. Вместо этого алхимик принял излюбленную позу: ноги на ширине плеч, руки скрещены на груди — и поинтересовался задиристо:

— Как я понимаю, план поймать за хвост удачу провалился?

Редко Веслав позволял себе сморозить такую банальность. И без того ясно было, что сила этой розовой курицы не поможет нам разгадать, в какую сторону качнулся этот мир.

— Во дворец мы все равно не сможем вернуться, — напомнила я.

— Почему — можем, — откликнулся Эдмус с травки. — Только нас убьют.

Йехарзакончил бинтовать рану, перебросил пузырек с заживляющим Веславу, достал из походной сумки нитку с иголкой и принялся зашивать прорехи в штанах прямо на себе, поверх повязки. Видимо, то, что бинты могут оказаться пришитыми к предмету гардероба намертво, рыцаря мало волновало.

— До сих пор мы основывались лишь на том, что перекос в этом мире связан с тем, что происходит в Городе, — храбрый портняжка говорил не отрываясь от своего ремесла. — Темный, мы не имеем тебя в виду.

— Я помню, что ты у нас всегда во множественном числе, — хмыкнул алхимик. — Ну да, я вам с самого начала говорил, что тут что-то другое…

— Кто-то другой, — уточнил Йехар, орудуя иголкой.

На площадке перед розовым холмом наступила короткая тишина. В лесу истошно орали крякодуглы. Я вспоминала два черных пятна на фоне здешнего серого дня, ощущение мрака и холода, которое поднялось изнутри только при взгляде издали, слова Йехара: «Они — смерть», — то, что осталось от спиритов…

— А мы ведь о них так ничего и не узнали, — собственный голос показался настолько посторонним, что я секунд пять крутила головой, пока угадала, чьи это слова. Воображаю, как это выглядело со стороны.

— Размытые слухи, — подтвердил Йехар. — Все спириты, с кем мы говорили, старательно ускользали от этой темы, словно кто-то нарочно…

Его прервало хихиканье, но настолько невеселое и хриплое, что к Эдмусу мы опять-таки обернулись с опозданием.

— Это вряд ли, — заметил бывший шут. — Тут скорее другое… о моонах у нас говорят редко, правда, — так ведь это чтобы не накликать. И потом, знаем мы о них немного. Что они другие города пожрали? Так где те другие города… а мои собратья не интересуются чужими трудностями.

Я хотела сказать, что они и в свои-то не очень вникают, но наткнулась на предупреждающий взгляд Йехара. Рыцарь слушал предельно внимательно. Так, что не заметил, что пришивает к штанине собственный рукав.

— Сколько их, кто они… чего боятся… ну, словом, ничего мы о них не знаем. Явились эти твари когда-то и откуда-то, со временем размножились — вот и все. Убивать их мы до сих пор не научились, не берет их воздушная стихия. Отгоняем с трудом, так они же по многу и не нападают, два-три, ну, четыре — это уж особо тяжелый бой тогда…

— А все эти мысли о том, что они будут побеждены единственным воином в каких-то доспехах? Арн нам говорил, вроде…

Здесь шут немного повеселел.

— Думаю, того же сорта, что и это самое, по которому я должен был выйти на арену. Просто было замечено, что эти гады опасаются бить по тем, на ком есть… шлемы там. Или железная скорлупа на животе и спине.

— Панцири, — механически поправил Йехар.

— Вы называете это так?

Рыцарь не ответил. Он с очень напряженным лицом сделал еще несколько стежков.

— Так почему спириты не используют доспехи в бою с этими созданиями?

— Потому что эти железяки мешают летать. У нас их со времен Эрниока не делают. А если уж честно — и я это вам говорю только потому, что я не спирит и могу теперь не все время врать — так вот, если честно, мооны опасаются всех этих доспехов… очень недолго. А потом — ну, вы ж видели, чем это все заканчивается?

Йехар оторвался от иголки с ниткой и послал вопросительный взгляд Веславу. Тот среагировал так, будто был телепатом:

— Я не читал о них в Книге Миров. Они могли быть в разделах, которые я так и не увидел. Правду сказать — самые темные разделы-то, скорее всего…

На лице у него начало светиться воодушевление, и я поспешила перебить:

— А в архивах Цепеока?

Весл кивнул на Эдмуса и пожал плечами. Это обозначало, что в книгах о моонах сказано ровно столько же, сколько рассказал шут. Тот спохватился и добавил:

— Ходили слухи среди наших летунов, что у них логово где-то к северу, то есть, конечно, у моонов, а не у летунов… но кто из наших туда не отправлялся — есть, знаете, идиоты похуже меня — не возвращались. А три осени назад идиоты кончились.

Мы молчали. Йехар окончательно пришил свой рукав к своей же штанине, попытался встать, оказался похожим на Квазимодо, очень этому удивился и принялся распарывать нитки — я только стон издала — с помощью Глэриона. Я растирала ушибы, до каких могла дотянуться, заживляющим. Веслав недружелюбно кривился в сторону розового холма. Всем был очевиден вывод: раз идиоты в этом мире закончились, их заслали из других миров. Все равно придется о моонах узнавать подробнее, чем бы это ни грозило. И если в лоб мы против них — ничто, даже впятером на одного, то, как знать, может, мы как лазутчики окажемся получше. Все равно призывники Дружины — потенциальные смертники.

— Что — на север? — уточнила я наконец. Йехар оглядел нас, понял, что решение уже ясно и без него и что спорить никто не собирается, и изобразил обреченный кивок.

И как раз в эту секунду судьба решила напомнить нам о проценте смертников среди призывников.

Мраморные глыбы розового холма задвигались. Открылась уже знакомая нам пещера, из которой стрелой вылетела знакомая нам пантера.

Не белая. Вот теперь она была не белой. Она больше походила на клубнично-сливочное мороженое: по белому фону шли живописные розовые пятна. Гармонию с ними образовывал неизменный рюкзачок на спине, а дисгармонию — по-прежнему красные глаза и желтоватые клыки в распахнутой пасти. Хвост, за который мы еще недавно так отчаянно цеплялись, был боевито задран вверх и тоже был розовый, только весь целиком. Сомнений не оставалось: пантера нашла общий язык с Розовой Птицей и собиралась теперь отыграться на нас за недавнюю пробуксовку у пещеры.

Дружина в едином порыве вскочила на ноги.

— Гламурненько… — выдавила я не своим голосом.

Глава 18. Когда забегу конец
На мысленную оценку ситуации нам понадобилось удивительно мало времени. В мозгу каждого рекрута автоматически выскочила цепочка мыслительных процессов такого рода: пантера — сейчас сожрет — магия на нее не действует — дерево, где дерево, где дерево?!

Может, к этому прибавлялось еще легкое облегчение из-за того, что после своей игры в «кто кого перетянет» мы отошли от холма на порядочное расстояние, так что опушка леса к нам была значительно ближе, чем наша, в некотором роде, смерть.

«Итак, кросс за ценный приз под названием «жизнь» в самом разгаре», — включилось у меня в голове что-то вроде внутреннего комментатора. Я даже на бегу скосилась в небо, уж очень голос был похожим на эдмусовский, но спирит верещал позади, сбивал пантеру с курса, а комментарии тем временем так и сыпались: «Лидирует команда дружинников под руководством светлых странников Йехара и Глэриона. Какими грациозными прыжками мчат призывники Равновесной Арки к заветной цели! Впереди, разумеется, Йехар и Глэрион, определить точнее сейчас представляется невозможным. Благодаря своим скитаниям по мирам, эти двое наработали отличную практику бега с препятствиями! Далее следует магистр алхимии Веслав, он обеспечивает всем бегущим еще и боевой дух. Интересно бы знать, кто такой этот бабай, разновидностями которого изобилует речь алхимика на бегу? Наверняка талисман команды! Замыкает тройку лидеров ученик по воде Ольга, как не стыдно, Вересьева! За тобой сейчас честь Светлого Отдела Канцелярии!»

Я приказала внутреннему голосу заткнуться, но в истерической спешке, перепрыгивая через кочки, пеньки и коряги, наверное, отдала приказ не совсем твердым тоном.

«Тройку фаворитов этого забега догоняет пантера, обычно выступавшая в белом, но сегодня избравшая для себя оригинальный бело-розовый имидж. Какая экспрессия! Как подпрыгивает рюкзачок у нее на спине! Хотелось бы знать, что выступает стимулом к такой бешеной скорости — неужели только жажда победы?»

«Нет, еще типа есть хочется!!!» — приехали, начинаю разговаривать с собственными глюками. Да ладно, плевать на них, стена деревьев все ближе… опушка… и некуда лезть, сплошь голые, ослизлые стволы!

«И кросс по пересеченной местности продолжается, теперь — с увеличением количества препятствий. В качестве последних выступают кусты, стволы, пни и деревья… Что это? Почему с воздуха визжит комментатор? Неужели нечестный прием? Какая драма разворачивается перед нами! Лидер забега отстает, пропуская всех, кроме пантеры, и обнажает меч! Постойте, что творится, почему останавливаются остальные? Эстафету забега перехватывает инквизиция…»

Инквизиция?

Ну, в общем, так оно и было. Едва нашему рыцарю приспичило в очередной раз героически свести счеты с жизнью в совершенно бесполезном поединке с пантерой, как впереди раздвинулись кусты, и семь-восемь инквизиторов предстали перед нами со злорадным, но, в общем, слегка настороженным видом. Наверное, это была погоня — так можно было объяснить их злорадство. А настороженность и вовсе просто разгадать: заосторожничаешь тут, когда впереди намечается что-то, по звукам похожее на стадо спешащих к водопою носорогов.

— Сдавайтесь, и вы… — начал главный из отряда, но тут мы за спинами служителей света и правды обнаружили заветную цель: хорошее, качественное, разлапистое дерево, идеальное, просто мечта, словом, такое, чтобы могли влезть мы и не могла — пантера.

Чего-чего, а криков «Ура-а!» и «Наконец-то!» — точнее, придушенных, но громких выкриков — инквизиторы от нас не ждали. Поэтому, когда мы кинулись с этими криками к ним — они на чистых инстинктах расступились, и мы втроем рванули к дереву на остатках дыхания. Втроем — потому что Эдмус был где-то в верхотуре, а Йехар очень быстро сориентировался, решил не губить до поры молодую жизнь и догнал нас в два счета.

Как только мы проскочили, позади послышался многоголосый вопль, который свидетельствовал отнюдь не о боевом настроении инквизиторов, а всего лишь о том, что они увидели третью сущность нашей триаморфини, и эта сущность их шокировала в неприятном смысле. Пантеры, насколько я знала, в здешних краях не водились, такого размера — тем более, ну, а что касается цвета…

В общем, буквально через пару секунд наш забег стал куда более массовым.

Еще через десять минут в лесу наступило относительное затишье. Мы вчетвером довольно комфортно разместились на дереве. Я деловито капала заживляющим на ободранные о кору ладони. Йехар сочувственно наблюдал за процессом. Веслав прислонился к стволу спиной, свесил ноги и в очередной раз составлял опись карманов. Эдмус же в противоположность своему обычному настроению, был обижен на весь мир, нахохлившись, сидел на ветке и мрачно смотрел на соседнее дерево.

На соседнем дереве в полном составе расположился отряд инквизиторов. Как им удалось на этот образчик флоры влезть в таком количестве и в таком темпе — пока было решительно непонятно. Один, правда, влезть не успевал, вот Эдмус и помог бедолаге: втащил его на толстый сук, — но благодарности не дождался, а дождался душераздирающего вопля «Изыди!» и попытки одного из товарищей спасаемого шандарахнуть спасителя копьем через ветки.

В данный момент бедный инквизитор трясся в молитвенном экстазе и со слезами благодарил небо, которое избавило его от «посягательств злобного демона».

— Это на что я там посягал? — обиженно крикнул Эдмус, схватив эту фразу. — Нужен ты мне… костлявый такой!

— Вы б ему, может, успокоительного, — почти по-доброму предложил товарищам пострадавшего Веслав. — И сами… от стресса, а? Могу снабдить.

Причина стресса сейчас с интересом переходила от дерева к дереву, как бы оценивая: какое на обед, какое на ужин?

— Не слушайте, он вам яд подсунет, — устало посоветовал Йехар, — потом еще будет уверять, что вы от страха с дерева попадали.

Алхимик мстительно хрустнул пальцами, рассматривая инквизиторов так, будто собирался их самих пустить на ингредиенты для ядов. На соседнем дереве произошло движение: здешние оплоты веры совещались, отвечать нам или сделать вид, что наше дерево стоит пустым. Под конец главный все-таки решил заговорить.

— Уймите вашего демона, — приказал он, тыча пальцем поочередно в Эдмуса и в того инквизитора, который по-прежнему рыдал в небеса. — До нас доходили слухи, что Твари Воздуха похищают женщин, но мы не слыхали, что они охотятся и за мужеским полом…

— Да помог он ему, помог, понимаете! — вскипела я, а Эдмус предупредил честно и уже почти весело:

— Ну, да, меня привлекают такие остолопы, как ты, вернее, только некоторые их части. Но исключительно как мишени!

И в подтверждение этих слов глава отряда тут же получил в лоб древесным грибом. Удар чуть не сбил его на землю, товарищи с грехом пополам удержали, а Йехар на лету испепелил два копья, брошенных в ответ. Сделал он это скорее для эффекта: все равно бы они в нас не попали, уж очень неудобно метать через ветви.

— Давайте будем вести себя разумно, — без особой надежды на положительный ответ предложил Йехар. — Веслав, ты можешь сказать, когда она… э… успокоится?

— Что?! Так вы еще сами не знаете?! — ужаснулись соседи. Алхимик метнул в них сквозь сучья яростный взгляд и прикинул на пальцах.

— Судя по предыдущим преображениям — это часов на пять как минимум. Если, конечно, на микроскопический мозг этой кошки не повлияла еще Розовая Птица, которая тоже умом не блещет.

Пантера с рыком кинулась на ствол нашего дерева. Неизвестно, кто обиделся — она сама или Розовая Птица у нее в желудке — но, похоже, она поняла.

— А верхний предел преображения?

— Надеюсь, больше полусуток она не протянет. Могу усыпить, — тут алхимик предупредил общий вопрос. — Но тогда вопрос, сможет ли она в Бо перекинуться.

Именно в Бо. Почему-то на нашей памяти в Виолу пантера желала превращаться крайне редко.

— А… а что тогда будет? — заикнулся какой-то ушлый инквизитор с дерева. — Когда она перек… пере…

— Тогда станет еще страшнее, — отрезал Веслав.

Закономерно встал вопрос, что делать дальше: наши возможности на дереве были уж очень ограниченны. Эдмус сгонял на охоту, притащил в кои-то веки что-то съедобное — зверушку, похожую на кролика. Йехар освежевал и выпотрошил добычу, невозмутимо балансируя на своем насесте, немного подумал над обработкой — и насадил тушку на меч целиком. Кажется, ему было не впервой таким образом готовить себе пищу.

— А как кипятильник его можно использовать? — тут же поинтересовался Веслав. — Ты б сунул меч в котелок, авось, суп получится.

Понятное дело, тут началось. На оскорбления в свой адрес Йехар реагировал достаточно спокойно, но вот если тронуть его клинок… Тут же звучало привычное:

— Не оскорбляй Глэрион! — и, поскольку алхимик молчать не то, что не любил, а почти и не умел, начиналась свара почти без разумных аргументов, а скорее по схеме «два козла на узком мостике». Для нас-то это было ежедневной практикой, так что я успела даже подремать, а инквизиторы уже через пять минут молились все до единого и боялись соседнего дерева гораздо больше, чем пантеры.

После обеда — дичь пришлось есть горелой из-за обоюдного состояния Йехара и его клинка — Эдмусу пришло в голову допросить инквизиторов насчет моонов.

Сперва Йехар долго и вдумчиво втолковывал ревнителям веры, кто такие мооны вообще. Мы откровенно любовались этим зрелищем. Рыцарь придерживался той же позиции, что и учителя: работаешь с теми, кто тебя явно не понимает — хоть картинки покажи. Только показывал он на своем примере.

— Ну… в плащах такие! — широкий взмах руками едва не сбивает меня на землю с дерева. — Такие… с крыльями! — инквизиторы шарахаются, Эдмус выполняет на ветке сложный акробатический трюк, чтобы не упасть. — Распространяют вокруг себя тьму!

— Мерзкие… — подсказала я тихонько, в надежде, что Йехар изобразит и это, но рыцарь остановился вовремя.

Инквизиторы клялись и божились, что никаких моонов не видели в глаза, более того — никогда о них не слышали и вообще не знают, что такие твари существуют. А вот это уже было явным враньем. Вряд ли мооны все время держатся на крыльях, они должны время от времени снижаться и наверняка разоряют и людские поселения. Чтобы об этом ни разу не слышать?

Пока мы отводили душу при виде этого театра, с пантерой внизу совершилась метаморфоза, которую мы сразу не заметили. Только когда под деревом начал раздаваться плачущий голосок:

— Йеха-а-ар! Оля-а-а! Не смешно же! — мы обнаружили, что по полянке бродит испуганная Бо-Бо и усердно изображает заблудившуюся в густом лесу маленькую девочку.

Пора было покидать гостеприимный насест.

— Вы же сами говорили, что все серьезно! — рассердилась блондинка, когда мы наконец слезли с дерева. — А сами… лазаете тут… вот! Ой, а это кто?

Инквизиторы сидели на дереве по-прежнему. Более того, они усердно делали вид, что это доставляет им величайшее наслаждение и что они не прочь отдохнуть тут еще пару месяцев. Они не упустили из виду клинка Йехара, мрачной физиономии Веслава и того, что сейчас мы были не в «пустынной зоне».

— Чего у нас только не растет на деревьях! — развел руками Эдмус с профессионально-невозмутимым видом опытного устроителя розыгрышей.

— А кто их будет собирать?

— Хочешь сказать — их безжизненные тела? — в глазах Веслава была пламенная решимость посчитаться за попытку сожжения. Инквизиторы прижались к стволу покрепче. Двое уже успели прилипнуть к густым потекам древесной смолы и теперь едва ли могли освободиться. Тот, которого спас Эдмус, смотрел с суеверным ужасом, но не на Веслава, а на Бо.

Было, на что посмотреть. Я невольно зажмурилась: Бо сияла невероятным сочетанием всех оттенков розового, изменили цвет даже резинки на волосах, правда, сами волосы остались природного светлого окраса.

— Не заставляй меня приказывать, — вполголоса, но с нажимом попросил Йехар. Алхимик подчинился, пожал плечами и зашагал за нами. Куда — я не видела, но направление «на север» схватила четко.

Ну да, это в стиле нашего рыцаря. Ведь привал у нас вроде как был, хоть и на ветках.

Когда мы отошли уже достаточно далеко, до нас донесся шум падающего дерева, визг в панике скатывающихся с него инквизиторов и вслед за этим — звук глухого удара.

Йехар картинно попытался досчитать до десяти, разгибая пальцы, но досчитал только до пяти, после чего голосом, полным сдержанной ярости, произнес:

— Веслав…

— А? — вскинулся Весл, силясь изобразить растерянность. — Чего? Что?! Теперь я еще повинен в нестабильности здешней флоры, болотистости почвы и… слушайте, может, вообще не нужно нам и моонов искать, потому что я по жизни олицетворяю мировое зло?

По лицу Йехара было ясно, что он в какой-то мере согласен с этим суждением.

Ноги протестовали против таких перемен: бег, потом сидение на дереве, потом опять шаг, да еще по неровному лесу. Мучили воспоминания о предыдущих пяти неделях. Еще больше мучило сознание того, что этих недель вскоре может стать вдвое больше.

— И сколько нам искать этих моонов?

— Не знаем, — признался Поводырь, понурив голову.

— Пять дней! — сообщила Бо, гордясь собой.

Движение застопорилось. Точнее, сначала застопорился Йехар, но, поскольку тропа была узкой, а сдвинуть с места светлого странника не было никакой возможности, остановились и все остальные. Я больно стукнулась о спину рыцаря.

— О-о, — засмущалась Бо. — Не надо на меня смотреть, у меня прическа не в порядке…а у вас нет зеркальца, мне идет розовый?

— Бо, — вкрадчиво начала я, отлипая лицом от спины Йехара. — А ты вот откуда знаешь, что…

— А-а, он так думал!

— Кто?

— Ну, один из вот этих… плодов… — блондинка обрисовала руками в воздухе что-то непонятное. — Которые на дереве.

Один из инквизиторов? Так ведь… но ведь…

По счастью, мы затормозили возле опушки леса, и в просвет между деревьями смогли увидеть розовый холм. Оставалось сложить два и два.

— Розовая Птица говорила, что ее сила состоит в том, чтобы читать мысли тех, кто ее пригласит, — припомнила я. — Наверное, она имела в виду: тех, кто сам этого хочет?

— Такие есть? — искренне удивился скрытный алхимик.

Теперь мы поглядывали на Бо с невольной опаской: а если ей и приглашение не надо, заберется в наши мысли… секреты она умеет хранить еще меньше Эдмуса. Да — и она, кажется, еще теперь крякодуглами повелевает? Вот уж совсем некстати нам тут будет стая этих пернатых. Хотя в качестве обеда…

Йехар, как тот, кому скрывать было почти что нечего, тем временем пытался выяснить подробности:

— Бо, постарайся вспомнить… как именно он думал?

— Ай, что-то вроде того, что эти мооны в какой-то там долине в горах, вон там, — она махнула рукой на север, — и что пять дней идти, а я даже не знаю, откуда он это взял? Он еще думал, что какие-то там охотники видели какой-то прилет, а потом рассказали. Об охотниках он почему-то думал, что они бедные, — присовокупила она еще после некоторого времени раздумий.

Да уж, наверное. Мне почему-то показалось, что немногие из этих самых охотников (на ведьм, а кто еще будет с инквизиторами общаться?) остались в живых, а кто остался — обзавелся психологическими травмами до конца жизни.

— А я что, теперь мысли буду читать? — тем временем осенило Бо. — Ой, Йехар, не надо так кричать у меня в голове, и я не согласна, Веслав совсем не такой!

Йехар слегка покраснел и прокашлялся, стараясь не замечать заинтересованности на лице алхимика.

— Просто мы… хотели проверить, — пояснил он. — Возможно, нам нужно продолжить путь?

Он первым и пустился его продолжать в направлении, заданном Бо.

К сожалению, это направление проходило, хоть и не вплотную, но все же излишне близко к холму, у которого нам пришлось узнать, как опасно бывает тянуть кота (или кошку) за хвост.

Пещера так и осталась открытой. На ее пороге, всем телом делая привечающие жесты, застыла бывшая Розовая Птица. Значит, звериная сущность Бо удовлетворилась ее силой, отметили мы с некоторым облегчением. Было бы как-то нехорошо знать, что фейка местной удачи почила в желудке у нашей триаморфини.

— Чмоки-чмо-оки! — донеслось до нас.

Веслав ускорил шаг и не оглядывался, пока не оказался от холма на порядочном удалении. Мы немного поотстали: в скорости с алхимиком могли тягаться Йехар (за счет длины шагов), да Эдмус (за счет крыльев), но они не желали оставлять слабую половинку Дружины.

— Пе-ре-да-вай-те е-му при-вет! — скандировала где-то позади и слева Розовая Фея.

— Можешь уловить, о чем она думает? — коварно поинтересовалась я у Бо.

Та старательно выпучила глаза от напряжения.

— Ой, как это мило, — мало-помалу на лице нашей блондинки начала проступать улыбка, донельзя похожая на улыбку ее предшественницы. — Не-ет, конечно, я не опозорю этот цвет… Ой, она мне удачи желает! Что-что? Почему мооны не тронули того охотника? Ай, он был доспелым? Как те, на дереве, что ли? А-а, он был в доспехах! Охотник? Немного странно как-то даже…

Чего уж тут странного. Если он даже не был информатором инквизиции, то есть, охотником на ведьм, о котором шла уже речь, то чтобы добывать себе пропитание в здешних краях — доспехи не помешают. У Йехара можно спросить, ему как-то за время охоты потенциальная добыча умудрилась два раза прорвать кольчужную рубаху.

И ведь это был всего лишь суслик.

Но это сейчас не важно. Важно то, что мимолетом услышанная в Городе сплетня оправдывается: мооны почему-то опасаются воинов, похожих на… воинов. Или на рыцарей. А уж есть ли на этот счет какое-то пророчество — это разве что мы у самих моонов спросим.

— И конечно, я не буду целовать за нее Веслава! — тем временем продолжила Бо с возмущением. — Нет, хм, ну, я, конечно, могла бы… ну… а почему именно Веслава, вот Йехар… а хотя ладно. Весла-а-ав!

Я обернулась к Йехару в надежде услышать какое-то суждение обо всем происходящем, но услышала только буквально следующее:

— Воистину, Высшие Силы умеют скрывать от нас будущее…

Здесь я догадалась, что любые вопросы будут бесполезны.

Рыцарь молчал и пребывал в задумчивости еще более суток. Молча ходил на охоту, хотя охотиться на ровном пространстве или в кустарниках стало не в пример сложнее. Молча реагировал на все выходки Эдмуса и следил за тем, как мы с Бо играем в «Угадайку» (меня тоже прельстила возможность кого-нибудь потренировать, и я решила проверить новоявленные способности нашей блондинки). Поглаживал клинок да таинственно усмехался, наблюдая за всеми попытками Бо-Бо исполнить прощальную просьбу Розовой Птицы.

Кстати, в основном из-за этой просьбы Весл старался держаться от Бо подальше. За сутки даже составилась своеобразная комбинация: если Бо где-то появлялась, оттуда исчезал Веслав.

Впрочем, как-то наутро, когда мы остановились у подножия скал, которые видели раньше — она-таки алхимика подловила. Мы всей командой, сдерживая смех, следили, как Бо на цыпочках подкрадывается к спящему — а что вы хотите, стресс и бессонные ночи! — Веславу, осуществляет операцию «разбуди спящую царевну поцелуем» и… в процессе операции превращается в Виолу.

Плевались вдвоем: что разбуженный таким образом Веслав, что Виола, которой впервые выпал такой стресс после превращения. Вот при созерцании этого упоительного зрелища наш рыцарь решил покинуть задумчивое состояние и заметил:

— Как это все странно. Неужели тот инквизитор желал нам добра? Успеха в нашей миссии?

Он заметил, что ему никто не собирается отвечать (нас куда больше занимало упомянутое зрелище), поднялся и со вздохом добавил:

— Что ж, пойду посмотрю, есть ли тропинка в этих скалах.

И ушел. Мы остались смотреть на Виолу и Веслава: они сидели на травке рядком, с одинаковыми выражениями лица (плюс тик у алхимика), время от времени перекидываясь мрачными репликами:

— Маньячка.

— Извращенец.

— Сама полезла.

— А кто ответил?

— Клевета.

— Не оправдывайся.

— Я вообще спал!

— Ты это специально!

— У меня психическая травма, а теперь еще я и виноват?

— Я теперь месяц не смогу отплеваться!

Йехар вернулся как раз когда их диалог начинал становиться более развернутым и менее цензурным.

— Тише, — сказал он, но таким тоном, что все смолкли мгновенно. Мы с Эдмусом разом перестали умирать со смеху и уставились на бледное, встревоженное лицо Поводыря.

— Что не так?

Рыцарь держался за сердце, в точности как тогда, на стене.

— Эти скалы, — пробормотал он. — За ними что-то… что-то, — он сделал пару вдохов и продолжил уже спокойнее: — Я почти уверен, что там они. И что их там… не двое.

Испарина на его лбу говорила, что сеанс ощущений застал его внезапно, видимо, когда он подошел к скалам, и добрался он до нас далеко не сразу.

Виола с Веславом разом прекратили плеваться.

— Но ведь пяти дней еще не прошло… — начала она, демонстрируя, что в памяти у нее сохранилось всё от предыдущего преображения, и тут же махнула рукой: — Думаете, они двигались нам навстречу?

Как поезда в школьных задачках, которые вышли из пунктов А и Б.

— Скалы эти небольшие, — заметил Эдмус, бесцеремонно опираясь на мое плечо и вскакивая на ноги, — попробую поразведать… не на крыльях, конечно, они меня сразу увидят. Но вы ж помните, что я бывший придворный? Хоть курс маскировки и шпионажа я и освоил наполовину, а только…

— Я тоже иду, — заявила Виола, бросая уничтожающий взгляд на Веслава.

Об участии в разведке Йехара можно было забыть, рыцарь сам сознавал, что с трудом стоит на ногах, поэтому и не напрашивался. Обмолвился только:

— Осторожнее.

— Будем, — кратко отозвалась Виола.

— Постараемся найти наблюдательный пункт с хорошим обозрением для нас и плохим для них, — Эдмус был более многословен. — Главное чтобы наоборот не получилось.

После этого они ушли, а нам осталось ждать, благодарить судьбу за то, что костер, который развел многоопытный странник, почти не давал дыма, — и тревожиться.

Впрочем, тревожиться долго не пришлось.

Виола и Эдмус вернулись очень скоро.

Скрытые сумерками так, что мы их едва различили.

Серые. И он, и она, в смысле — Эдмус больше серый, чем зеленый. Потрясенные.

— Йехар, — заговорила я, поглядывая на наших онемевших разведчиков. — А ты это… уверен, что тот инквизитор желал нам добра?

Глава 19. Когда свет спешит на помощь
Их были сотни. Может, тысячи. Лагерь живой, копошащейся тьмы. Черные плащи сливались с их собственным мраком, и казалось, что они вьются за моонами густым дымом.

И запах склепа, который повис в воздухе и превратил сумерки этого мира в похоронную ночь.

Эдмус и Виола действительно нашли замечательный наблюдательный пункт. Видно было как на ладони.

К несчастью.

Когда я устала их считать, то заметила, что все воинство моонов не отрывается от земли. Тревожное движение, которое резало глаз поначалу — казалось, котловина, где они собрались, вскипает густой смолой — теперь понемногу начало утихать, но взлетать никто из них не торопился.

— Почему они не на крыльях? — я задала этот вопрос шепотом.

Эдмус в сторону моонов больше не смотрел: наверное, раньше нагляделся. Теперь он просто сидел на земле позади нас с потерянным видом.

— Они не могут все время держаться в воздухе, — сказал он. — Они же не владеют стихией воздуха, как спириты… Видно, движутся по ночам — и как только опустятся сумерки, они поднимутся и полетят… все вместе…

Никто не спросил, куда. Йехар по-прежнему морщился и потирал попеременно то левую часть груди, то рукоять своего клинка.

— Их цель — Город, — подтвердил рыцарь. — И весьма скоро…

Тут он взглянул на Эдмуса и больше ничего не сказал. Мы вспоминали мощь всего лишь двух моонов. Мы смотрели на полчища там, внизу.

Мы по-прежнему не знали, как можно остановить хоть одного из них.

В такие моменты особенно остро чувствуешь свою никчемность. Мооны — на крыльях, мы — нет. Они будут в Городе гораздо раньше, Эдмусу с ними в скорости не тягаться. И эта наша вылазка бесполезна, потому что мы даже к лагерю их не можем подойти: нас наверняка заметят…

И если это — наша миссия, то о чем думала Арка?!

Йехар вдруг, пригибаясь, вскочил на ноги и схватил меня за руку.

— Уходим отсюда, живо!

Протестовать никто из нас не думал: не в таковском мы были положении, да и мысль, что мы сейчас увеличим расстояние между нами и моонами, грела замороженную присутствием этих тварей душу. Но даже единодушие, с которым все развернулись и собрались спускаться обратно по скалистой тропинке, нас не спасло.

Через девять с половиной моих шагов мы наскочили на патрульных.

Их было двое — наверное, они всегда ходят парами — и убивать они нас не стали. Один повернул голову туда, где располагался их лагерь — и мы воочию смогли убедиться в скорости стихийников тьмы: не прошло пяти секунд с момента призыва (если был призыв), а нас уже окружала толпа.

Только теперь мы получили сомнительное удовольствие рассмотреть моонов поближе. Хоть и в очень краткий срок.

Почти всегда они выглядели как сгустки тьмы, укутанные черными плащами. Некоторым, черных плащей (наверняка реквизированных у местного населения и вообще, где только можно), не хватало, и они были обряжены в нечто, напоминающее боевой костюм алхимика (за вычетом карманов). Мрак клубился вокруг них, выплывал наружу, будто ему было тесно, так, что казалось, что кроме него под плащами ничего нет, а сами мооны — просто дыры в пространстве этого мира. Но потом несколько ближайших тварей вдруг убрали свои завесы, и я разуверилась в своем приятном заблуждении.

Тьма словно впиталась в них — это была просто их стихия, мощь, которая их держала и которой было слишком много. Она осталась и теперь, делая нечеткими выступающие из-за капюшонов черты, которые заставили Йехара, странника по мирам, издать тихий возглас отвращения.

Лица у них имелись, но эти лица невозможно было бы описать. Они были до того искажены ненавистью, что, казалось, утратили принадлежность к живым существам. В памяти они не удерживались. Удерживались холод, страх, да еще ощущение тошноты, будто ты проглотил что-то большое, живое и скользкое. Потом меня много раз просили рассказать, как выглядели мооны, но ничего, кроме неосознанных взмахов руками, так и не добились. В отчете же моем стояли сплошные вдохновенные троеточия…

Случилось так, что единственная фраза, которая характеризовала моонов и внешне, и по жизни, уже была произнесена Йехаром в нашу первую встречу с этими существами.

Они — смерть.

Ничто живое с ними сосуществовать не могло. И нам выпала честь показать это на собственном опыте.

Странно — убивать они нас все еще не торопились. Вроде как разглядывали (у них явно были органы зрения, вообще, они отличались полным комплектом: уши, нос и губы тоже присутствовали, хотя смотреть было страшно что на все в целом, что по отдельности). На клинок Йехара — ноль внимания. На арбалет Виолы — тьфу в переносном пока что смысле.

Веслав же был не таким идиотом, чтобы с «Горгоной» кидаться на армию этих монстров. Алхимик сложил руки на груди и поднял голову, пытаясь улыбнуться. Вид его говорил, что если жить он спокойно не умел, то хоть помрет без лишних нервов и истерик.

Очень хотелось поступить, как он, поскольку в моем исполнении любая попытка сопротивления выглядела как часть акции «Задави моона смехом». Но если бы мы вдвоем решили постоять неподвижно и поулыбаться в небеса — это выглядело бы плагиатом, так что я приняла героическое решение помирать в бою.

Эдмус, у которого из оружия и вовсе были клыки да когти, — тоже. Он и не пытался улететь, просто подвинулся так, чтобы его крылья закрывали меня, чуть согнулся и выставил перед собой тонкие когтистые пальцы. Шутить изволит, ах, нет, не изволит. Он же так и не научился предавать.

Я улучила миг, может, последний перед тем, как мы захлебнемся их темнотой, как те спириты в Городе, и взглянула в небо. Потому что по сторонам я смотреть не могла: они были повсюду. Только вверх.

Эдмус говорил, спириты пытаются по небу угадать, что ждет их дальше…

Ничего особенного небо нам не сулило. Обычное, с сероватыми облаками. Низкое.

Из-за скал лениво ползет восходящее солнце, которое пока еще не успели закрыть облака.

Я залюбовалась им: слишком редко за пару последних недель мне приходилось видеть дневное светило. К тому же при взгляде на его лучи меня посетили сентиментальные мысли вроде того, что вот, и попрощаться ни с кем не успела, и вообще, несправедливо умирать во цвете лет, когда еще и замуж не вознамерилась даже выйти. Словом, я раздумывала обо всем этом достаточно долго, удивляясь только, что мооны так медлят, и вдруг почувствовала…

Мне отдавили ногу.

Мооны, подумалось мне в первую минуту, оборзели окончательно.

Знакомый голос прошипел в ухо:

— Заканчивай со ступором!

Я непонимающе посмотрела сперва на Веслава, который сменил свою благостную мину на рабочую нервическую, потом на задумчивого, но все еще напряженного Йехара. Еще несколько мгновений до меня доходило, что вокруг нас как-то излишне светло.

Потом я начала смеяться.

Мооны действительно обаглели вконец. Пока я любовалась восходом — они попросту умотали обратно в свой лагерь, оставив Дружину в несколько шокированном состоянии. Мы были одни на скалистой тропе. Живые.

И как только до нас это дошло, мы твердо решили таковыми оставаться еще хоть какой-то промежуток времени. Сначала Виола, потом Эдмус, а потом все остальные, не глядя больше на лагерь моонов, направились от него, ускоряя шаг, быстрее, быстрее, потом чуть ли не бегом. Долгое время мы не разговаривали — при перемещении в таком темпе и не разбирая дороги не очень-то поговоришь — но, когда прошли до предыдущей своей стоянки и остановились по причине полного отсутствия сил, не разговаривать было уже невозможно.

— Неужели мы такие никчемные, что они постыдились нас убивать?

Я все еще хихикала, хотя и чувствовала на себе обеспокоенные взгляды остальных. Ничего не могла поделать: нервный смех.

Эдмус издал пару каркающих смешков за компанию — шут смотрелся так, будто отмахал двадцать пять здешних осеней в одну минуту.

— Эти? А ты краску стыда видела? И вроде как никто из них не гребнул лапкой презрительно в нашу сторону. Готов крылья свои поставить, да и клыки тоже, если хоть кто-то встретился с этими гадами вот так, лицом к… что у них там? И остался живым. За все сотни лет, что они были здесь.

Почему-то никто не захотел спорить. У меня пропал смех, правда, осталась отчаянная икота. Веслав принялся срочно поднимать всю коллекцию своих укрепляющих.

— А логика… молчит? — на всякий случай спросила я у него.

— А логике нечего вякать, — буркнул алхимик. — Спросите у нашего рыцаря, чего это он очи вытаращил непонятно куда. И почему молчит, хотя обычно склонен одаривать нас своей светлой мудростью — на пару Глэрионом. Почувствовал что-то, что ли?

Йехар медленно, но несколько неуверенно кивнул. Из всех нас самый ошеломленный вид был именно у него.

Конечно, почувствовал. Еще бы. У меня до сих пор в груди будто холодильник решили на разморозку поставить — размораживается, но медленно…

— С этими созданиями достаточно трудно что-то уловить определенно, — проговорил Йехар так и глядя в никуда. — Из-за тьмы, исходящей от них.

— Но ты смог понять, из-за чего они ушли?

— Мне показалось… наверное… да.

Я почти услышала, как в голове Веслава защелкал счетчик возможных погрешностей.

— И?

— Они… испугались, — слабо сказал рыцарь.

Эдмус торжественно кивнул и сделал приветственный жест в сторону Виолы.

— Никогда больше не причесывайся со сна — и с тобой мы всегда будем в полной безопасности.

Он зря так напряженно следил за ней и ее арбалетом: Виола всецело была поглощена наблюдением за Йехаром.

— Испугались нас? Дружины?!

— Нет, — он помолчал, и лицо его постепенно набирало уверенности. — Они испугались одного из нас. Только одного.

— Я говорил насчет прически Виолы, хотя улыбка Веслава тоже довольно страшная штука, а уж мои когти — и вовсе могут армию в бегство обратить!

Особенно их санитарное состояние. Но не будем хамить.

— И что — их правда напугали ногти Эдмуса?

Рыцарь глянул на меня укоризненно — обиделся за иронию, — но ответил вполне серьезно:

— Я не знаю, кто… Но они испугались одного из нас, — после недолгих размышлений он прибавил с колебанием: — Шестого из Пятерых.

— Прошу прощения? — резко вмешалась Виола, как единственная, страдающая растроением личности (Глэрион здесь едва ли считался). — Бо, может быть? Или…

Да-а, Бо — это страшно. И представляю замешательство моонов, если бы они увидели белую с розовым пантеру.

— Я только говорю, что ониопасались скрытых способностей одного из нас, — кротко пояснил Йехар. — Может, Бо. Может, еще кого-то. Случайностей не бывает, не забывайте об этом. Так или иначе, мы были призваны в Дружину во второй раз, Арка доказала нам, что не просто так…

— А по-моему, она просто решила пошутить, — заметил Эдмус уныло. — Должен признать, юмор у нее похуже моего. Увы — я побежден и на этом фронте.

Фальшивая напыщенность его тона говорила, что на сей раз объект пародии — Йехар, точнее, его возвышенность. Но рыцарь уже решил не размениваться на мелкие подколки. Приняв от Веслава стаканчик с эликсиром и получив в ответ на вопросительный взгляд «энергетический, конечно», он поднял мерную посудинку в воздух, как будто собирался произносить тост.

— Как знать, — сказал он вместо этого, — Высшие Силы держат свои секреты при себе, и иногда мы не знаем, что в нас самих таится. Для нас оставались секретом даже способности Ольги к целению, так что…

— Вдруг Бо наденет доспехи, возьмет Глэрион — ах, нет, Глэрионом только ты владеешь — и пойдет рубить моонов?

Эдмус напомнил нам очередную загадку, и настроения в лагере начали ухудшаться прямо на глазах. Я почувствовала, что после энергетического тоника дрожь начинает перемещаться изнутри наружу и попыталась бороться с жесточайшим ознобом огнем, подвигаясь все ближе и ближе к костру. Через пару секунд я только что нос в пламя не засовывала.

— С доспехами все еще больше запуталось, — признал Йехар, поглядывая на спирита — небо рушится?! — с сочувствием. — Легенда это или нет? Если это доспехи Эрниока, которые хранит Аррн — то кто их должен надеть? Если это нечто иное, что может одолеть моонов, — где оно и где его искать? И кто этот шестой?

— Припрется в плаще из тьмы и кровавом венце, — буркнула я, вспоминая бред Веслава после нашего приключения с инквизицией. — Вот вам и доспехи.

Не удалась шуточка.

Веслав, который пытался слить воедино два состава, тут же уронил оба; Йехар тоже уронил, только меч и себе на ноги. Светлый странник и темный алхимик вытаращились на меня с одинаковым потрясением и ужасом.

— Только одному предрекали кровавую корону, — наконец взволнованно проговорил Йехар. — И о нем не следует шутить. Несмотря на то, что он мог бы помочь против моонов…

Веслав, услышав такое, воззрился на Йехара, не меняя выражения лица.

— Не хотелось бы тебе делать комплименты, — сказал он странно высоким голосом. — Но меня начинает пугать твой образ мышления, честное слово. Ты, что же, думать в перспективе вовсе не обучен?

— Нет, просто как раз сейчас нам это не нужно, — устало ответил Йехар. — Пусть легенды остаются легендами, не будем о них. Однако мы знаем, что мооны боятся кого-то из нас. Возможно, если мы увидим то, что увидели они…

— Мы можем еще и не так испугаться, — категорично заявила Виола. — Если к тому времени у нас будет время, чтобы бояться.

Веслав торопливо кивнул, соглашаясь. Он с маниакальным упорством пытался соединить то, что осталось на дне двух пузырьков. Их горлышки постукивали друг о друга, создавая что-то вроде звона стеклянных колокольчиков.

Я почувствовала, что начинаю терять нить разговора, и попыталась все вернуть на круги своя, заодно — к нынешним реалиям:

— Так что мы будем делать? Сидеть и пристально смотреть друг на друга — вдруг чего увидим, что моонам не понравилось?

Йехар перебросил мерный стаканчик Веславу. Тот не поймал и полез шарить в траву. Я тем временем забыла, что придвинулась к огню слишком близко, и обнаружила, что у меня уже тлеет рукав куртки.

Удар холода заставил пламя замереть ледяными языками, как было. Абралет Вилы покрылся изморозью. Эдмус, на которого как раз с дерева потекла струя воды, получил по голове сосулькой и обиженно подвыл.

Как раз этот звук заставил рыцаря ответить.

— Уходить, — сказал он просто и поднялся на ноги, показывая, что привал был недолгим. — Как можно быстрее и дальше. Что-то подсказывает нам, что мооны никому не простят своего испуга.

Эдмус перестал выть и хихикнул.

— И ты думаешь скрыться от них на земле? А мне-то показалось, тут или одно, или второе: они нас достанут или простят со слезами на… что там у них вместо глаз?

— Мы не обучены ждать смерти сидя или лежа, — откликнулся Йехар уже с расстояния в пятьдесят метров.

— Забавно, — пробормотал спирит, — а сколько людей ее так и ждет? Да к тому же сколько ждет — годами! Сидят себе или лежат, а потом опять сидят, едят между делом еще — и не жалуются! А нам, может, час осталcя…

Здесь Эдмус ошибся. Переоценил моонов или нас недооценил. Мы продержались почти двое суток.

Это время прошло в мучительных переходах, в бешеных скоростях, в петляниях под моросящим дождиком невесть где и зачем. Несколько раз мы видели в небе черные пятна — и вжимались в землю или прятались под деревьями в надежде, что не будем замечены. Силы плавились, хотя Веслав пичкал нас всем, что можно состряпать на ходу в полевых условиях. От энергетического тоника уже тошнило, никакие взбадривающие к исходу вторых суток нас не брали, а страх и холод выпивали жизнь быстрее расстояния и скорости. Даже не холод и не страх: тяжелая безнадежность словно была растворена в воздухе и давила на плечи хуже серого неба, хуже рюкзака и усталости.

Куда уйти, где спрятаться? Даже если спрячемся мы — Город…

По ночам было особенно мерзко. Несмотря на предупреждения алхимика и уговоры Йехара, спать не ложился никто: были взвинчены нервы. Огня почти не зажигали, сидели в темноте, оглядываясь и прислушиваясь, а из ночи на нас, казалось, наплывали черные плащи. Эдмус почти не поднимался на крыло — запретил Поводырь — и издергался неимоверно. Иногда мне казалось, что он наплюет на приказы и все же рванет в Город наперегонки с моонами, но шут твердо решил нас не оставлять, хотя теперь почти не разговаривал. Без его жизнерадостной болтовни стало еще тяжелее.

Виола обнаружила, что читать мысли у нее тоже получается, пыталась освоиться со своими способностями, у нее выходило все лучше с каждым часом, но редко кто приглашал ее этим заняться. В случае если мне приходилось помогать ей с тренировками, я буквально заставляла себя вытаскивать на поверхность какие-то давние, никому не нужные и довольно оптимистичные мелочные мысли, которые не стыдно было показать, прятала за ними мысли настоящие. Хотя чтобы это угадать, Виоле не нужно было лезть ко мне в голову, наверное, мы все думали об одном и том же.

И когда на рассвете нашего третьего дня темно-серое небо прошили два пятна, целенаправленно движущиеся в нашу сторону, — это было почти облегчение.

Бежать было некуда: с трех сторон — ровное пространство, вплотную — скалы, но они не скроют от моонов. Эдмус тут же поднялся на крыло в надежде их как-то отвлечь, рискнул даже подлететь поближе и крикнуть что-то оскорбительное, но на него просто не обратили внимания.

Со спиритом разберутся потом, враз поняли мы. Зачем гоняться за тем, кто может летать, когда есть четыре наземные цели? Эдмус тоже это понял и спустился.

Мооны приземлились тоже. Йехар был прав: они, видно, чувствовали в нас что-то странное, потому что приближались медленно и как будто осторожничали, словно прощупывали нас, я все время ощущала на себе их взгляды…

Лучше бы они били сразу. Их подползание действовало на нервы.

Мы давно уже стояли в боевых позициях: клинок, клыки и когти, арбалет, мои приподнятые руки и… нет пузырька. Веслав на сей раз оставил свои карманы в покое. Вместо этого он тоже приподнял руки, словно был стихийным магом и готовился к обороне.

— Есть что-нибудь, что может против них сработать? — прошептал он, не отрывая взглядов от темных пятен. — Какие-нибудь заклинания…

— Ты же не применяешь магию, — несмотря на трагизм ситуации, я еще не забыла, как яростно он мне доказывал, что не хочет знать ни уровня своего, ни стихии, а дурацкие заклятия ему не нужны.

— Обычно, — еле слышно уточнил алхимик. — Просто я в ней полный чайник. Что надо говорить?

Мне так захотелось шепнуть ему «Абра-Кадабра!», что я с трудом справилась и с этим побуждением, и с ненужным смехом, поднимавшимся откуда-то изнутри.

Ближе. Совсем близко.

И навстречу нам покатилась темнота. Пресловутая развертка, та самая, смертоносная. Огонь Йехара и моя заморозка образовали вокруг нас два щита, третий добавила Виола, но тьма обошла заморозку, погасила пламя, пробила защиту воздуха, в лицо опять дохнуло сыростью, но не здешней, природной, а могильной — все…

И вдруг перед двумя темными, ползущими к нам пятнами из ниоткуда материализовалась белая, светящаяся фигура. В руке она сжимала что-то вроде скипетра, подняла его над головой — и он полыхнул невообразимой вспышкой, разгоняя тьму, ослепляя нас… а мооны — что мооны? Неизвестно, куда эти твари подевались. Впрочем, как раз известно: от них остались только два лежащих на земле плаща.

Неизвестный спаситель повернулся к нам, сжимая оружие в руке, — и сразу же оказался спасительницей. С виду перед нами стояла девушка ненамного старше меня, но такой красоты, что дух захватывало. Блондинка, но не такая, как Бо. Ах, да, и в силу какого-то феномена она по-прежнему светилась — значит, глаза нас не обманули. Белым светом, изнутри.

Вообще, единственным диссонансом, который разрушал определение «фея света», были ее глаза. Глаза воина, который повидал на своем веку столько, сколько нам с нашими двумя призывами и присниться не могло, который в битвах провел века…

Вот уж чего незаметно было в ее глазах — так это жалости, и мне в тот момент как-то сразу подумалось, что за спасение, конечно, большое мерси… но не пора ли увеличивать расстояние между нами и этой дамочкой?

Йехар думал иначе, хотя и на его лице не было особенного восторга по поводу нашего спасения, и еще меньше там восторга было — по поводу спасителя. Но расстояние увеличивать странник не торопился, а торопился его сократить: сделал шаг из наших нестройных рядов, склонил голову в приветственном поклоне и произнес:

— Благодарим, Милия. Ты вовремя.

Спасительница смерила его взглядом, в котором дружелюбия было меньше, чем в герцоге Цепеоке после особо неудачной шуточки Эдмуса.

— Я не знала, что Орден направил тебя в этот мир, Йехар, — она сделала паузу и весомо добавила: — Тоже.

Йехар со значением скосился на Виолу, и в моей голове зазвучал ее голос: «Он передает, что эта мымра — тоже светлая странница. Классом повыше, чем он сам, вроде как элита. Еще он передает просьбу держаться с ней очень-очень осторожно».

Спасибо. А то мы сами не поняли. Если уж с ней осторожно держится даже Йехар…

— Орден не направлял нас с Глэрионом сюда, — объяснял между тем рыцарь. — Нас направляет Арка. Вот…

И он приподнял рукав, показывая знак высшей индульгенции. Милия чуть приподняла брови, рассматривая знак без интереса и довольно холодно.

— Во второй раз? Я слышала, что ты был уже призван.

Йехар коротко кивнул. Он был напряжен и держался настороже, будто ожидал от своей коллеги ежеминутно какой-нибудь неприятности. Но у той разве что губы стали потоньше. Наверняка она считала, что для Йехара два призыва — явный перебор, но, поскольку в некотором смысле представляла светлую сторону, — выразить это вслух не могла.

— Решать Арке, — безучастно сказала она наконец. — Так значит, с тобою остальные из Равновесной Дружины…

И ее взгляд перебежал на нас. Меня она изучала долю секунды, с оттенком изумления. Виолу — с точно таким же, но еще с примешанным презрением. Эдмуса не увидела, потому что он благоразумно смылся в небо, как только Виола передала, что перед нами — еще кто-то из Ордена… Шут слишком хорошо помнил, чем закончилась его первая встреча с Йехаром. Тогда ему повезло только потому, что клинок — оружие недальнобойное, но про скипетр такого не скажешь, так что он сразу решил подстраховаться. А на Веслава Милия вообще почти не смотрела. Я только успела заметить, как она перевела на него взгляд, как сузились ее зрачки, а в следующую секунду скипетр опять полыхнул вспышкой, алхимика отбросило в сторону как тряпичную куклу, он приложился спиной о скалу и шлепнулся вниз, уже без движения. Милия как ни в чем не бывало шагнула вперед, прокручивая в пальцах скипетр. Намерения у нее явно были примерно как у Д`Кааса по отношению к Эдмусу, но первый шаг в этом направлении оказался последним: перед ее лицом вспыхнул огненный клинок, и странница остановилась.

— Ни шагу больше, — предупредил Йехар тихо. Интонации мне были знакомы, о да! Эти интонации прозвучали в голосе Виолы, когда она заслонила собой беспомощного Эдмуса на арене.

Милия многозначительно подняла жезл.

— Отойди, рыцарь.

— Не смей даже думать.

— Он темный!

— Он из Дружины.

— Ты на стороне Дружины или на стороне света?

— Свет без милосердия есть тьма, я сокрушаюсь по поводу того, что века в Ордене не научили тебя этому.

— А ты знаешь, к кому проявляешь милосердие?! — глаза Милии сузились, а на лице впервые изобразилось что-то вроде гнева.

— Вполне, — кратко ответил Йехар, и мне померещилась ирония в его голосе. Да уж, за два призыва и за все те разы, что они с Веславом обещали убить друг друга… узнал!

— В таком случае ты ничем не лучше его! — Милия подняла жезл, но светиться он пока не желал. Йехар не шелохнулся и сжимал свой клинок все с тем же стоицизмом.

— Это решать не тебе, — отозвался он спокойно. — Нет, Виола, Ольга, мне не нужна помощь… — мы уже как раз собирались напомнить, что Йехар тут, в некотором роде, не один. — Оля, посмотри, что с Веславом.

Рада стараться, только бы убраться подальше от этой светлой, невесть почему возомнившей, что она может убивать всех, кто чем-то ей не угодил. От меня все равно при ином раскладе толку мало, а так — хоть исцелю, если с алхимиком что-то уж совсем плохое…

Но совсем плохого не случилось: Веслав уже сидел, вытирал о плащ окровавленные пальцы одной руки, другой потирал затылок, страдальчески при этом морщась. Алхимик растерянно оглядывался по сторонам, как бы не понимая, почему это он еще минуту назад стоял, а теперь — бац, темнота, голова болит, а он уже в качественно ином месте.

— Живой? — обратилась я к нему с облегчением. — Помочь?

Алхимик отнял ладонь от затылка и с брезгливой гримасой вытер ее о плащ.

— Башка раскалывается, — молвил он. — Что это со мной было, вообще?!

Я помогла ему подняться и попутно кивнула в сторону Милии.

— Да она тебя как следует шибанула.

— Отлично. А причин она не называла? — алхимик понемногу начинал закипать гневом, но благоразумно воздерживался от обещаний отравить. — Кто она такая, вообще, чтобы меня шибать?!

Милия услышала, и зловеще сверкнула глазами из-за плеча Йехара. Я хотела было попросить Веслава быть поосторожнее — если он не хочет повторить свой эффектный полет — но тут он задал вопрос, от которого мои мысли потекли в качественно ином направлении:

— Кстати, а свое имя не подскажешь? Что-то я не припоминаю, кто ты такая…

Йехар на несколько секунд забыл об их с Милией приватном разговоре, обернулся к нам и застыл с красноречивым ужасом на лице. Точно так же поступила и Виола.

— Веслав, — пролепетала я, цепляясь за его отвороты плаща, — Весл, ты что… ты меня не помнишь?!

— А должен? — хмуро осведомился алхимик и отобрал у меня свой плащ. — Стоп, как ты меня назвала? Это, что же, моё имя? И какой несусветный идиот мог так назвать ребенка?

Наш ужас от этого заявления только увеличился.

— Ты и себя не помнишь?!

— Помню, разумеется! — отозвался алхимик запальчиво. — С чего бы мне себя не помнить… просто головой треснулся, ну, и призабыл! И если вы так уж хотите познакомиться — я…

Он оглядел свой мешковатый наряд и продолжил уже с меньшим рвением:

— …бомж…

Потом проверил карманы, сумку, осмотрел всех нас, под конец достал из кармана фляжку, открутил колпачок, глотнул — и мы увидели чудеса дедукции:

— Я — страдающий алкоголизмом бомж без художественного вкуса, склонный к науке и барыжащий ядовитой на вид дрянью, да еще, судя по галлюцинациям, эту же дрянь и употребляющий?! Вот облом.

Ну, по крайней мере, логика при нем осталась.

Глава 20. Когда самое время вспомнить
Осталась, как выяснилось, не только логика. Осталась еще глобальная нетипичность. Правила гласят, что после потери памяти люди дезориентируются и пребывают в растерянном, подвешенном состоянии, — получите: алхимик отнесся к своей амнезии с большим энтузиазмом и продолжил, не умолкая, анализировать все, что видел вокруг. К сожалению, за недостаточностью исходных данных анализ вел его не совсем в том направлении.

— Отличненько. Значит, расклад у нас таков: — смачное бульканье фляжки, — на данный момент я нахожусь под действием какого-то наркотика, потому что никакая смесь спиртного так не вставляет. В результате мне мерещится зеленая хрень и ангелы с огненными мечами.

Эдмус, который спустился, как только любопытство начало пересиливать страх за свою шкуру, обиженно скуксился, когда его обозвали «зеленой хренью». Йехар недоуменно посмотрел на пламенеющий Глэрион. Милия на какое-то время опустила жезл и с таким же недоумением уставилась на Йехара.

— Комплект дополняют брюнетка и блондинка, — продолжал шпарить Веслав, — причем, первая, судя по агрессивности рожи, вызвана недоеданием, а вторая, если рассматривать радиоактивное свечение вокруг нее, — стремлением к разумному, доброму, вечному…

— Веслав, — я уже чуть не плакала, — Веслав, перестань нести чушь. Неужели ты совсем… ты совсем не…

Алхимик, который как раз делал очередной глоток, поперхнулся и воззрился на меня.

— Деточка, а ты-то что делаешь в компании моих глюков? Для них у тебя слишком вменяемый вид. Конечно, можно было бы расценить тебя как мой идеал женщины и всё такое, я бы так и расценил, если бы ты не была настолько не в моем вкусе. Ах, пардон, ты, то есть, вы, наверное, врач… или медсестра лечебного учреждения, в коем я, конечно и нахожусь, а попала ты сюда просто случайно. Ладно, хоть ты и не самый увлекательный экземпляр, можешь оставаться. Побеседуешь с зеленой хренью — или она не разговаривает?

Тут произошло уникальное, редчайшее на моей памяти покуда явление — Эдмус и в самом деле онемел. Не просто замолчал, потому что разговаривать не хотелось, — у него язык отнялся!

В общем-то, все мы не отличались в этот момент склонностью к красноречию.

— Что с ним? — поинтересовалась Милия, склоняя голову набок.

— Потерял память от твоего удара, — хмуро ответил Йехар. — И я не знаю, можно ли ему помочь.

— Это просто — отойди с дороги, и…

Жезл странницы нетерпеливо заплясал в ее руках, но рыцарь не двинулся с места.

— Я сказал уже — нет!

— Почему ты защищаешь его? Взгляни на его ауру — ты что, не видишь?

Я послушно взглянула. Кажется, в первый раз за все время — раньше как-то не удосужилась.

И не увидела ничего необычного.

У Веслава была аура обычного человека. Ну, правда, не очень хорошего человека: темные тона в ней все-таки мелькали чаще. Склонность к нервности и агрессии отмечалась алыми вспышками; не сочетаемые с нервической натурой педантичность и занудность — ровными и четкими контурами льдисто-серого возле головы… Мягко скажем, смешанная личность — прямо-таки буйство красок; удивляет только то, что он собирался творить магию с такой неоднородной аурой. Стихия в ней точно не обозначена, хотя у нейтралов, которые еще не обращались к своему медиуму, бывает и такое.

— И за это его следует убивать? — мой голос прозвучал немного разочарованно. Милия на несколько секунд онемела, потом взглянула свысока и процедила:

— Ах, да. Ученица…

Я не обиделась. У меня нет привычки обижаться на людей, которые могут щелчком пальцев стереть меня в порошок.

— Убивать меня? — некстати влез Веслав. — Дамочка, чем я вам не угодил? Я, когда не буйствую, бомжик мирный…правда?

Ответом ему было оглушительное, полное сомнения молчание, которое раздалось со всех сторон сразу. Йехар взглянул на алхимика и скрипнул зубами так, словно намеревался остаться вовсе без них.

— Довольно. Он нужен нам, хотя бы потому, что призван в Дружину. Надеюсь, ты знакома с законами Арки?

Милия потерла подбородок. Стало очевидно, что со законами Арки она знакома, но не ставит их ни в грош, а в нужности алхимика очень сомневается.

— Мы благодарны тебе за спасение, — рыцарь никак не мог выбрать вариант количества себя любимого и перескакивал с единственного числа на множественное. — Однако кто знает, что ждет нас дальше, и его помощь, несмотря на то, что мы… я сам… поверь, не питаю к нему нежных чувств!

— Это ты меня успокоил, — отозвался алхимик, который становился все рассудительнее и задумчивее по мере того, как пустела фляжка. — Я уж начал побаиваться… кстати, что это за мерзость в кармане? И-эх! Мне кажется, или там секунду назад была скала?

Скала действительно была, но только до выкидывания в ее сторону «мерзости» из кармана. После этого камень, спокойно пролежавший на своем месте тысячи лет, попросту перешел в жидкое состояние. Милия вскинула брови. Йехар подошел, взял алхимика за шиворот и одним резким, но осторожным движением вытряхнул его из пальто.

— Эй! — обиделся Веслав. — Медсестра! — это он мне. — Скажите ангелу с мечом, пусть вернет одежину, она не его, она казенная! Наверное… вообще, странный покрой, ладно, пусть оставит себе. Но хоть одеялко мне пожертвуют?

Йехар, больше не обращая на него или Милию никакого внимания, развернулся ко мне.

— Это можно исцелить, Ольга?

Поближе подтянулся Эдмус. Виола тоже придвинулась, и на всех лицах изобразилось одно: отчаянный вопрос.

Так начался наш консилиум, основным признаком которого была его чрезвычайная поспешность.

— Никак. Я, во всяком случае, не знаю способа.

— Тресни его по голове, вдруг пройдет, — предложила Виола, недолго думая.

— Если Йехар кого треснет — тут никаких милий не надо, спасибо, Виола, мы тоже не любим Веслава! — шут смерил выразительным взглядом внушительные кулаки странника.

— Если ему рассказать что-нибудь о его прошлой жизни — может, он вспомнит? — вмешалась я.

— А ты многое знаешь о его жизни до Дружины? — резонно поинтересовался Йехар.

Пришлось признаться, что в подробностях Веслав нам ничего не рассказывал. Оставалось только изложить повесть о Дружине, что и вызвалась сделать Виола, мотивируя это тем, что мысленно быстрее. Но все ее старания и потуги вызвали у алхимика только восхищенное прищелкивание языком:

— Эва, как коротнуло. Цветное кино с юношами-готами и электрическими лошадками.

— Юноши — кто? — справедливо озадачилась Виола.

— Это он про Тано вспомнил, — пробормотала я. — И…что?

Мы честно выждали десять минут. За это время коньяк во фляжке закончился, а Веслав успел поинтересоваться, нет ли у нас еще «чего такого» и когда начнется хоть какой-нибудь экшн. Потому что ему прискучили такие статичные галлюцинации.

— Не хотите между собой драться — сплясали бы или спели, — предложил он напоследок.

Млея от нежелания устраивать кордебалет в такой час, мы повернулись к Йехару.

— Невероятно, — пробормотал светлый странник. — Он не верит!

Это было очевидно. Каким-то образом логическая натура алхимика взяла верх и упорно диктовала ему собственную искаженную волю. И рассказами о наших путешествиях ограничиться не получалось. Вот если бы он увидел все своими глазами, почувствовал…

Пропустил сквозь себя…

— Хайя, — в один голос вырвалось у нас с Йехаром.

Веслав приободрился и заявил, что названия такой песни не знает, но, судя по названию, — это что-то японское и про самураев, так что намерения наши он одобряет всецело. Йехар умоляющим жестом попросил Эдмуса отвлечь чем-нибудь алхимика хоть на минуту. Консилиум продолжился, так же поспешно, но уже не столь безнадежно.

— Думаешь, поможет?

— Может, ведь так? — Йехар напряженно смотрел на Милию, прогуливающуюся в сторонке. — Конечно, на него нахлынут не самые лучшие его воспоминания, но они будут его, он переживет их сам… трудно будет их отрицать, не так ли?

По-моему, рыцарю просто хотелось в это верить, но, что самое страшное, — мне хотелось в это верить тоже.

Проблема была в том, что Хайя находилась от нас на порядочном расстоянии, которое даже для Эдмуса было проблемно покрыть меньше, чем за три-четыре дня — при условии, что он все время проведет в воздухе, а лететь будет с полной скоростью. И столько же обратно, да учитывая, что он окажется не один, да еще угроза напороться на моонов…

Йехар шумно вздохнул, поманил за собой Виолу, жестом попросил меня оставаться на месте и отправился к Милии. Та встретила его довольно-таки неприветливым взглядом.

Совещание «на троих» проходило от меня в тайне и шепотом. Пару минут я понаблюдала за размахивающим руками Йехаром и мрачно шипящей что-то в ответ Милией. Виола же просто бросала неодобрительные взгляды и на него, и на нее. Что бы ни замышлялось — триаморфине это не нравилось со всех позиций.

Я обернулась к Эдмусу и алхимику — здесь было ненамного веселее. Спирит решил не тратить свои усилия на песни и пляски (настроение, наверное, было не то) и попросту повествовал Веславу о том, кто он такой. И кто такой Веслав тоже. И кто мы такие — до кучи.

Понятное дело, сие сопровождалось непременными комментариями алхимика:

— Ну, это ты врешь, ясное дело. Если мы с этим белобрысым типом только и делаем, что рвем друг друга на части, а я это, как это… алхимичу чего-то — почему я его попросту не отравил до сих пор? Это же несправедливо! Законы… какие законы?!

Дослушав до того момента, когда Эдмус сам начал удивляться, что Йехар, да и все мы, еще на этом свете, я повернулась к спорящей троице.

Троицы не было. Не было даже какой-нибудь захудалой пары!

Рядом со мною с довольно-таки печальным видом обретался Поводырь Дружины. Милии и Виолы в пределах видимости не наблюдалось, из чего напрашивался только один вывод. Который, однако, тянул за собой целую тонну вопросов.

— И она согласилась?!

Йехар на это махнул рукой — не спрашивай, Ольга.

— И… почему вдвоем?

Ответ отразился в измученных глазах Поводыря: так ведь Милия не знает, где сейчас Хайя. Вот Виола ее и направляет. Мысленно. Способности новые все же пришлись кстати.

— И ты их отпустил?!

Вновь ни единого слова и объяснение жестами. Конечно, оставить нас Поводырь не решился, а Хайя ведь Милию не знает, может испугаться. С последствиями. Виола — нечто вроде сдерживательно-объяснятельного фактора.

Остается молиться, чтобы они смогли вернуться назад. Мне почему-то не особенно в это верилось. Йехар нервно таращился на Эдмуса и Веслава, которые чуть ли не в обнимку пытались решить: почему это он до сих пор жив?

— Кто она? — я решила отвлечь его, пока он не задумался над тем же вопросом. Кивнула в неопределенном направлении — предполагалось, что где-то там сейчас Милия и Виола. — Тоже из Ордена? Ты с ней давно знаком?

— Давно, — тревожно отозвался Йехар, глядя все туда же. — Однако знаю ее не близко, Милия была в составе Ордена задолго до меня, она много сильнее нас с Глэрионом и…

Хаос с прицепом, сколько ж ей лет!

— И она гораздо… ну, ты понимаешь…

— Опытнее, — решилась я, как бы это неприятно ни звучало для рыцаря.

— И это тоже, — мирно подтвердил Йехар. Теперь он высматривал что-то в небе, наверное, моонов. — Но я хотел сказать: неистовее. Понимаешь, долг светлого странника — уничтожение нечисти, так обычно и бывает… но ведь мы несем свет не только через уничтожение. Есть еще милосердие. Милия лишена его, лишена понимания полутонов, для нее, если кто-либо склонился ко тьме — он приговаривается к смерти.

Я немного удивилась тому, что странница не выкосила нас поголовно в первые десять секунд после прибытия. Видимо, сыграло роль то, что она узнала Йехара.

— И потому некоторое время назад ее поведение начало внушать тревогу Ордену. Мой учитель, а с ним еще несколько старейших, попросили ее на время отойти от дел.

Финал такого распоряжения я додумала сама. Так она вам и уйдет, прямо все лицо смирением дышит. Еще и табельный жезл сдать прикажете?

— И теперь она… сама по себе?

— Большей частью она не появляется в резиденции. Скитается по мирам, как подскажет ей интуиция.

Избавляет мир от зла, как же. И хоть что-нибудь от миров после ее визитов остается?

— Но разве вы не пытались… разве Орден не думал, что этот ее пунктик…

— Что она может быть опасна? — Йехар пожал плечами, но я не сомневалась, что его покорность — наигранная. — Они решили, что пользы Милия приносит все же больше. Ты сама видела, заблуждения не сковали ее целиком, и, хоть свет ее скипетра — карающий, в ней самой, может, и сохранилась та самая толика милосердия…

Чтобы не убивать всех подряд, что ли? И почему мне кажется, что в голосе у Йехара слышится отдаленная надежда?

Искушение мнимым светом — вещь страшная. Тьма дает соблазн властью, ощущение всесилия, но это — априори зло. Но если ты светлый — тебя ждет искушение собственной ложной добродетелью, когда тебе кажется, что ты можешь все исправить, всех защитить, и как-то между делом забываешь, что исправлять в первую очередь нужно себя, и защищать людей — от себя. Это долг первейший. А когда ты начинаешь судить других и забываешь, что для всех есть один судья — свершается это самое оно.

Трансформация, когда свет в тебе гибко подменяется тьмой, а ты не замечаешь. Когда твой светоносный дар становится холодным и лишается сострадания и жертвенности.

В целом, Йехар это выделил четко. Свет без милосердия есть тьма.

Вот уж не думала, что здесь и сейчас мне понадобится то, что в нас до одурения вколачивали в первые недели обучения на теории стихий. Фокус в том, говорил лектор (только этот курс и читал Игнатский, и под его усталый бубнеж засыпали решительно все), что вы думаете, что владеете стихиями светлыми или стихиями темными. Это не так. Оттого, что у вас стихия — огонь, вы не потемнеете. Просто стихии изначально выбирают тех, кто более склонен ко тьме или к свету. Дело в вас. Драться нужно для начала не со вселенской тьмой, а с собственной дуростью. Банальная истина, а не до всех доходила, и я ее поняла как следует только сейчас, в очередной раз взглянув на огненный клинок Йехара и припомнив светоносный жезл Милии.

Между тем Веслав, которого его тройной коньяк разбирал все больше и больше, все еще мужественно пытался анализировать ситуацию. Его логические старания приводили в уныние.

— То есть, нам бы сидеть в этом самом Городе среди таких, вроде тебя… и книжечки читать, а мы вместо этого куда-то пошли, на что-то нарвались… мозги вот мне отшибли… ну, если у меня так в жизни всегда, такую жизнь лучше не помнить. Хотя иногда, в качестве кошмарных видений, которые приходят после пива спортвейном… Строго говоря, я бы предпочел что-нибудь поэстетичнее. Ну, скажем, брюнеток каких-нибудь…или шатенок… нет, в принципе, что угодно, кроме… — брезгливый взгляд на Эдмуса, — тебя.

Спирит вскочил и направился к нам, переводя дыхание.

— Смените меня кто-нибудь, помираю! — взмолился он шепотом. — Шутки на него не действуют. Он их дословно разбирает! И все мне вколачивает, насколько ж у него извращенный мозг, если смог породить такую «зеленую хрень»! Зануда…

— У тебя еще и крылья? — удивился Веслав, стоило Эдмусу повернуться к нему спиной. — А вот это уже серьезно.

— Оля, ты можешь это как-нибудь убрать? — в голосе странника послышалось настоящее страдание.

Отрезвление мы с Веславом не изучали, и я решила быть честной:

— Не представляю себе.

Конечно, я могу провести ту же процедуру, что и с Йехаром после инквизиторских застенков: вывести алкоголь из организма. Но оно мне надо, спрашивается? Как только к Веславу вернется память, его месть будет ужасна.

Неподалеку сверкнуло, и в ночной полутьме появились три фигуры: одна светящаяся, вторая — темная и одна маленькая, девчачья. Почти в ту же секунду ко мне с визгом кинулась Хайя.

— Оля!

И радостно повисла у меня на шее, так что я чуть не потеряла равновесие. Девочку было не узнать: куда подевалась испуганная замухрышка с затаенной ненавистью в глазах? За довольно короткое время Винейе удалось: во-первых, девочку откормить — чему я не удивлялась, — во-вторых, сделать из нее нормального, жизнерадостного ребенка. Пожалуй, только зеленые глазищи остались знакомыми, а так… Она даже перестала путаться во временах, когда начала мне рассказывать взахлеб:

— А я вас ждала, ждала… думала, что вы скорее придете, например, хотя бы десять дней назад, а вы всё не приходите. А тетя Винейя взяла меня на базар, и мы там видели настоящих базарных баб, так кричат, ужжжас! А вчера я видела большую птицу в небе, я думала, это не птица, а Эдмус, а это же был не ты, да? Ну, конечно, ты бы прилетел к нам, только ты бы так быстро не долетел назад, мы же далеко сейчас от теткиного дома?

Не переставая щебетать, она повисла на шее сначала у Эдмуса, потом важно, по-взрослому, протянула руку Йехару, отбежала к Виоле и поведала почему-то персонально ей, очень таинственно:

— А когда вы ушли, мне стало очень грустно, и у тетки стало плохо со временем в доме. У нее даже песочные часы поломались, и она не могла даже узнать, утро или вечер, вот… И мне иногда бывает немного грустно, и тогда…

Милия подошла к Йехару. Лицо ее светилось особенно впечатляюще, может, потому, что в нем не было ни кровинки. В глазах застыло красноречивое выражение ужаса.

— Как вы… остались живы после встречи с нею?

Она мотнула головой в сторону счастливой девочки, которая теперь разрывалась между общением с Эдмусом и общением с Виолой. Алхимика Хайя пока не замечала, а он рассматривал ее без особенного удивления, но с интересом. Наверное, старался построить очередную логическую теорию.

— Просто действовали лаской, — отозвался Йехар, — пусть в том и не моя заслуга. А ты, надеемся, не пыталась…

Милия сглотнула, попыталась принять надменно-оскорбленный вид, и странник укоризненно покачал головой — мол, у кого спрашиваю.

— Ее мощь чудовищна, — заговорила Милия, понижая голос и бросая хмурый взгляд в сторону девочки. — Ты разве не видел? Она сможет играючи управлять временами: остановить, повернуть вспять, что угодно — и она не подозревает об этом и не знает, какая сила в ней заключена! Йехар, ее нельзя оставлять в этом мире.

— Предлагаешь убить? — глаза странника сузились, и под его взглядом даже Милии сделалось не по себе. Она не стала выдвигать свое рацпредложение, вместо этого повернулась и взглянула на веселую Хайю, которая как раз затеяла кататься на Эдмусе по воздуху, только невысоко.

— Я тоже хочу крылья! — восторженно пищало «чудовище». — Хочу полететь к самым звездам!

По идеально ухоженным щекам светлой странницы при взгляде на эту парочку заходили желваки. Еще несколько секунд ушло на какой-то тяжелый внутренний процесс, какое-то непомерное решение, которое непременно нужно было принять… потом Милия решительно повернулась к Йехару и четко сказала:

— Нет. Она слишком мала. Но оставлять ее здесь нельзя.

Она заметила, что я стою слишком близко и слушаю их разговор, смерила подозрительным взглядом, потянула Йехара за рукав, и двое странников продолжили совещание шепотом. Эдмус и Хайя тем временем закончили с ритуалом приветствия и направились к Веславу. Тот немного нескоординировано помахал им рукой.

— Народу со временем прибывает, — удовлетворенно заметил он. — Главное — это чтобы толпа не набежала, голова будет… болеть. Как твое имя, зеленоглазое такси?

Девочка посмотрела на него с сочувствием.

— А точно надо, чтобы я ему… ну, все перемешала? Разве у него еще не все перемешалось?

— Логичный вывод! — провозгласил Веслав. — Быть тебе… чего вы мне там писали в профессию? Алхимиком!

Эдмус легонько подтолкнул Хайю вперед, но та не шелохнулась. Нашла глазами меня, поманила к себе и сообщила жалобно:

— Я стесняюсь.

— Нашла, кого, — у Виолы был слух почти как у спирита. — Как будто мы не видели, как ты это делаешь. Мало того — сами попробовали!

Но Хайя замотала головой и заявила, что стесняется всё равно. При этом покосилась в сторону Йехара и Милии, и мы поняли теперь, откуда у смущения ноги растут. Ну что ж, будем надеяться, алхимик еще может изображать прямоходящее после алкогольного марафона.

— Веслав, ты не мог бы с Хайей обождать… немного подальше? Ну, скажем, воо-он за теми деревьями…

— Хорошенькое дело, — удивился алхимик, но встал довольно твердо, — свои же глюки посылают подальше, я уж и не могу вообразить, какая будет следующая стадия. Надеюсь, за этими самыми деревьями меня не ждет еще одна порция приходов?

— Ждет-ждет… — ласково покивал Эдмус и подтолкнул его в спину. — Еще и каких…

Я воспользовалась минутой, чтобы нагнуться к девочке и прошептать:

— Ты, главное, его не убей.

— Я сама волнуюсь, — честно зашептала в ответ Хайя. — Но я же его не боюсь? И он же меня не хочет убивать, и я его не буду… наверное.

Тут я всерьез усомнилась в целесообразности такого плана, но Хайя уже приняла командование на себя, вцепилась в руку Веслава и начала распоряжаться:

— Значит так, мы идем вон туда, а потом мы с тобой поиграем! Ты будешь как бы злым, только не очень злым, потому что если ты будешь очень — это будет совсем нехорошо, а если ты будешь добрым — то может ничего не получиться…

— Девочкаааа мояаа, — алхимик с какой-то стати начинал тянуть гласные на эстонский манер, — что-то мне подсказывает, что ничего у нас с тобой и не получится… потому что я сейчас слишком добрый, а злым могу быть только завтра утром… и тоже слишком…

Рассуждая в таком ключе, они скрылись за теми самыми деревьями. Мы прислушались, но оттуда не долетело ни звука.

— Слетать? — предложил Эдмус, подходя.

— Лучше не надо, — ответила я. — Еще сорвешь операцию… а почему это она говорила, что он должен быть злым? Я ничего такого с ней не обсуждала.

К нам с Эдмусом присоединилась Виола. Она бросала оценивающие взгляды то в сторону Йехара и Милии, которые о чем-то спорили шепотом, то туда, куда ушли Веслав и Хайя, будто прикидывала, кому ее помощь нужна больше.

— Так ведь она, если не разозлится или не испугается — ничего не может, — триаморфиня на всякий случай достала из рюкзачка свое странное оружие. — Для нее эмоции — главное. Она же ребенок.

— А Милия ей хоть суть дела объяснила?

— Да вроде бы.

Виола выплюнула эти два слова, с явным отвращением покосившись в сторону ренегатки Ордена. И мысли открывать не надо, чтобы прочитать ее выражение лица: «Скорее бы развязаться с этой светоносной маньячкой».

— А вы не думаете, что она — наш шестой?

Вопрос неожиданный, как и то, что задал его Эдмус. Меня невольно передернуло от такого варианта.

— Йехар ведь сказал, что мооны испугались кого-то из нас.

— Ага, а наш рыцарь так редко ошибается, что его прямо-таки надо поставить на постамент и табличку приколотить: «Непогрешим». Прямо на рыцаря. Мало ли, что ему там показалось, а может, они боялись ту, которую мы должны встретить? Видали, как она их своим жезлом? Одни одежки остались. И ведь не просто так она сюда попала. Может, как раз за этим самым… против моонов.

— А при чем тут доспехи и воин в них?

— Ну, так она ж и есть в доспехах, или вы там под сиянием кольчужку не рассмотрели? Да и скипетр этот…

Кажется, вся логика, которую потерял Веслав, перелилась в Эдмуса. Этакий принцип сообщающихся сосудов.

К нам приблизились теперь уже Йехар с Милией. Разговор о Хайе они закончили, и теперь их занимало то же самое, что и нас:

— Но твоя светоносная сила могла бы нам очень помочь! Почему ты отказываешься?

— Потому что я не знаю, стоит ли вам помогать. Спасать? Кого — подобных ему? — кивок в сторону Эдмуса. — Спасать черных магов воздуха, чтобы они продолжили жить так, как считают нужным, и плодить тьму вокруг себя?

— Победа моонов точно прибавит этому миру света, — не сдержался Эдмус. — Особенно после того, как они возьмутся за земные поселения — а вы же не думаете, что они только на нас будут нападать? Когда-нибудь наши Города закончатся.

— Попридержи язык, — это было сказано в два голоса, но если Йехар просил — Милия угрожала. — Я еще не отказала вам. Если я вдруг пойму, что моя миссия заключается именно в этом…

— В чем еще она может заключаться? — Йехар воздел руки к вечернему небу, удивленно смотревшему на все это мельтешение.

— Например, в том, чтобы избавить этот мир от той, кто может управлять временем, — отрезала Милия холодно. — Сначала я займусь девочкой. Потом…

— Займетесь? То есть, как это вы…

— Ну и чьи мозги сподобились на эту дурацкую идею?!

Обернуться и узреть в двух шагах от себя совершенно трезвого, бледного и очень-очень злого алхимика, с дергающимся глазом, да к тому же с очередным эликсиром в руках — точно не самое приятное зрелище. Мы оценили это — и все вместе сделали шаг назад, и светлая странница не выделялась из наших рядов.

— Я спрашиваю — кто?!

Вслед за Веславом на полянку выскочила виноватая Хайя и тут же ушла в отмазку: «Не я, честно!».

— Тебе как раз спасибо! — рыкнул алхимик в ее сторону. — Особенно за то, что не прикончила всё же.

— Ну, просто ты был немного очень злым, — пояснила девочка, быстро прячась за Йехара.

Вести переговоры, кажется, выпадало мне.

— Веслав… — начала я, с опаской косясь на пузырек в его руках и вспоминая, где я видела такой же. Вроде, на арене, когда Эдмус упал, плохи дела. — Ты… значит, все вспомнил?

— Да уж, вспомнил! — намертво зажав пузырек в кулаке, алхимик взмахнул им, как гранатой. — Приятные такие воспоминания! Да я чуть не загнулся — думаешь, весело в сотый раз читать Книгу Миров?! Чувствовать, как из тебя вытекает кровь, — занимательный киносеанс, да еще немного — и я бы… я бы…

Он вдруг запнулся и потрясенно уставился на пузырек. Глаза на секунду расфокусировались, губы машинально продолжали твердить: «я бы…я бы просто…» — а лицо уже начинало застывать в знакомой нам гримасе холодной бесстрастности.

— Он читал Книгу Миров? — возмутилась Милия и сделала шаг вперед с явным намерением как минимум устроить Веславу вторую амнезию. — И после этого…

Веслав опустил руку. Потом сунул бутылочку в первый попавшийся карман. Он не обратил внимания даже на всполох света, прошедший чуть левее от его лица — Йехар все же успел дернуть Милию в сторону. Алхимик наконец замолчал, но только на секунду, а потом четко, без всяких эмоций, проговорил:

— Мы должны вернуться в Город.

— Что?! — Йехар от такого заявления перестал удерживать Милию. Дружинники остолбенели, Хайя проделала то же за компанию, а Эдмус с облегчением заорал:

— Наконец-то! — дождался, пока все начнут пялиться уже не на Веслава, а на него и расшифровал: — В кои-то веки ты сказал что-то глупое!

Глава 21. Когда гены пальцем не задавишь
И не просто сказал. Еще и повторил, так что списывать все на оговорки или на посттравматический синдром не приходилось, алхимик действительно принял это решение:

— Мы должны немедленно вернуться в Город.

Впору Йехару было отпускать Милию и самому просить ее шарахнуть Веслава о какую-нибудь скалу еще раз. Но рыцарь не любил торопливых решений, поэтому сперва задал закономерный вопрос:

— Зачем?

— Потому что иначе там будет переворот.

— Ну, и на здоровье! — заявили все, кроме Эдмуса. Тот потоптался на месте, бросил на Йехара виноватый взгляд и сказал вполголоса:

— Я иду.

Ах, ну да, как мы могли забыть. В Городе же Ифирь, а если Цепеок будет свергнут — что случится с ней? Не устает наш шут наступать на одни и те же грабли.

— А вы, случайно, не забыли, что с нами сделают, если мы туда вернемся? — поинтересовалась Виола. Алхимик только головой раздраженно мотнул.

— Ничего с нами не будет — если мы сможем это предотвратить. Ну, конечно, если там еще что-то можно предотвратить.

— Да объясни ты толком!

— Я знаю, кто убивал придворных. И кто стоял за заговором. И дело тут не только в смене власти. В общем, нам нужно в Город.

Интересно, какую часть моей просьбы он не понял — ту, что касалась «объясни» или ту, которая «толком».

Решение опять ложилось на хрупкие плечи нашего рыцаря.

— В Город возвращаться все равно нужно, — осторожно заговорил Йехар. — Что бы это ни сулило: нужно предупредить спиритов о нашествии моонов. Если не самим, так хоть весточку послать…

— Я лечу, — Эдмус пару раз взмахнул крыльями для наглядности.

— А одного тебя точно ухлопают, — осадил алхимик. — Нет, идти нужно всем.

Последовала выразительная пантомима: каждый жестами и гримасами пытался напомнить Веславу, что мы, в некотором роде, на земле — это раз, в сотне километров от Города — это два, и вообще неизвестно, куда этот Город отнесло — три. И маловероятно, что, если мы отыщем в окрестностях спирита — он согласится нас доставить на место — четыре… остальные доводы терялись в обилии жестов и эмоций. Эдмус, например, оживленно изображал что-то вроде крылатых сандалий Герема, на которых мы путешествовали в прошлый раз — мол, ни у кого нет подобной обуви? Иначе нам точно никуда не светит!

Веслав пожал плечами и махнул рукой в сторону Милии, разом ответив на все вопросы. «Ну, сандалий-то, может и нет, — гласил его жест, — а вот эта дамочка нас не подкинет?».

— С какой стати? — вслух и довольно логично спросила я.

— С какой ста-а-ати?! — взревела оскорбленная таким жестом странница и подняла жезл, едва не заехав им в глаз Йехару. Тот уже привычно удержал ее руку. Рыцарь, которого нам обычно приходилось удерживать, отлично свыкся с ролью тормоза.

— В двух словах, — милостиво согласился алхимик и выдал рявк такой интенсивности, что перепугал Хайю вторично, а Милия чуть не обронила оружие: — Может, это твой долг здесь!

Я машинально отметила, что лимит обещанных слов он все же превысил в два с половиной раза. Милия от того, что о ее долге ей, в некотором роде, напоминает темный алхимик (который читал Книгу Миров, не забудьте!) временно лишилась упорного стремления к истреблению Веслава как такового. Но тона ее хватило бы, чтобы превратить Африку в Арктику.

— Даю тебе минуту. Или ты представишь мне необходимые доказательства, или эта минута станет последней в твоей жизни, алхимик!

— Ну, я ж тебе не Эдмус — с такой скоростью тараторить, — пробормотал Веслав, поеживаясь под режущим взглядом странницы. — Бо! А ну-ка… наладь связь!

— Бо? — машинально переспросила я, оборачиваясь к стоящей в шаге позади Виоле.

— Бо?! — Эдмус в точности скопировал мой жест и тоже замер вполоборота.

— О-о-о-о! — обрадовалась Хайя, которая вечно по-детски ожидала чего-нибудь чудесного. — Какая розовая!

— Какую связь? — завершила сеанс изумления появившаяся секунду назад Бо коронным блондиночным взглядом. — Как это — наладь?

— Два провода в зубах зажми! — плохое настроение Веслава объяснялось еще и тем, что жить ему осталось меньше полуминуты. — Соедини наши мысли! Ах, да… ты, как тебя там, которая с жезлом — впусти ее в свой разум. Буде таковой имеется…

Срок жизни бравого алхимика не укоротился до одной секунды не только потому, что эта фраза была произнесена тихо. Она не достигла ушей странницы еще и из-за того, что та в этот момент рассматривала Бо с величайшим омерзением. И после рассмотрения сподобилась на типично женскую, хоть и укороченную реакцию:

— Фу.

— Это что это такое вы хотите сказать таким предложением?! — немедленно подхватилась Бо, свято уверенная в собственной неотразимости. — Йехар, она что…

— Бо! Законнекть их уже наконец! — услышала я собственный полный отчаяния голос, увидев, что Милия берется за скипетр, а Веслав намеревается дорого продавать свою жизнь.

Удивительно, но Бо меня поняла — послушно закрыла глаза, и в то же мгновение замерли друг напротив друга Веслав и Милия: скрещенные, напряженные взгляды, скипетр и пузырек с толстым стеклом зажаты намертво в ладонях, внутренний диалог, который нам непонятен, но, наверное, важен. Двое.

Ну, еще плюс Бо, которая тоже слышит все, как проводник.

— Обалдеть, — выдохнула блондинка, и связь распалась. Веслав и Милия заморгали, оглядываясь по сторонам. — Так это он… то есть, это вот она… а он вот так… уй-юй-юй!

Светлая странница вложила скипетр в специальный футляр, который висел у нее на боку наподобие ножен. Лицо ее выражало крайнюю степень презрения, а на Веслава она вовсе не смотрела, когда протянула одну руку Хайе, вторую — Йехару и приказала остальным:

— Образуйте круг. Держитесь крепче.

Рыцарь в ответ на такой приказ чуть не сломал мои бедные пальцы, Бо пропищала что-то восторженное о хороводиках, а вот Эдмус круг смыкать не торопился.

— А как же девочка? — спросил он. — И ее в Город? Ну, это уж слегка и даже не слегка…

— Считаю до трех, — ледяным тоном оповестила всех Милия. — Один…два…

В последнюю секунду Эдмус схватился за вторую мою руку и сжал ее почти такой же мертвой хваткой, как и Йехар. Потом белая, наполненная светом, но не солнечным, а будто электрическим, вспышка обожгла глаза. Все.

Мы стояли перед покоями Цепеока.

* * *

Наше появление посреди дворца произвело во дворце же нездоровый фурор. Движение началось в ту же секунду, как мы возникли перед дверью зала Спокойных Раздумий: миг — и мы оказались в кольце стражи, а также оживших картин, гобеленов и статуй. Милия чуть прикрыла глаза, сосредоточилась…

— Не убивай! — успел вскрикнуть Йехар перед тем, как вспышка скипетра разбросала стражников по коридору. Странница брезгливо стряхнула его руку с плеча.

— Невелика потеря!

— Просто если ты их всех убьешь — кого мы спасать будем? — Эдмус легонько потрогал ногой одного из стражников. — Да еще Ольгу ты перенапряжешь, разорится она на целении!

Но в этот момент из-за угла показалась Ифирь — рядом с ней с самым самодовольным видом вышагивал Д`Каас — и у нашего Эдмуса пропала охота острить. А Д`Каас в свою очередь растерял свое самодовольство при виде этакого зрелища: изгнанная из Города Дружина стоит в окружении тел стражников у дверей самого герцога, а Эдмус еще и пинаетповерженных! Ах, да, мало того, что сами приперлись — так еще гостей привели. А двое из прибывших — самых непристойных в Городе цветов, белого и розового, и что тут делать бедному спириту?!

— Вз… — выскочило у Д`Кааса из горла.

— …ять, — договорил Эдмус, становясь между ними и Милией, которая опять пришла в боевую готовность. — Они б и выполнили такой приказ, если бы были в сознании. Спроси с них потом за неисполнительность. Здрасьте, вашество.

— Ты, значит, еще жив? — дочка герцога как всегда стремилась к полной ясности, впрочем, враждебности у нее в лице не было, так, легкая заинтересованность. — И зачем явился сюда с этими?

— Да вот, один из этих соскучился по здешним стенам, — пробормотал Эдмус, теряя браваду по мере того, как он смотрел на Ифирь, а Ифирь смотрела на него. — Мы не как враги сюда…

— Правдоподобно! — фыркнул Д`Каас, складывая руки в знакомом пассе: воздушный пресс. Милия сделала едва заметное движение рукой, перенацеливая жезл.

Эдмус, не говоря больше ни слова, раскинул крылья, по-прежнему стоя к Д`Каасу и Ифирь спиной. Это никого не остановило бы, и молчание уже начало сгущаться в грозовую перспективу: сейчас шут получит с двух сторон — но в последний момент раздались два выкрика:

— Не надо! — и Ифирь остановила своего возможного женишка, а Милию удержала — кто бы мог подумать — Хайя! Странница удивленно посмотрела на девочку, которая обхватила своими пальчиками жезл, и Веслав воспользовался моментом.

— Эдмус, уйди. Пусть бьет, если хочет, или стражу вызовет — и, когда Цепеоку придет конец, подохнет одним из первых, как те, кто умер в последние дни, в запертых комнатах!

Д`Каас руки сначала опустил, потом поднял в позицию снова, но взгляд у него стал слегка растерянным.

— Откуда вы знаете, что были еще смерти?!

Эдмус тем временем заговорил, обращаясь только к Ифирь:

— Нам нужно… — он поймал взгляд Веслава, направленный в сторону двери, — к герцогу. Мы знаем, вернее, он знает, как умирали спириты, и стоит на том, что тут какой-то заговор, который прикончит Город еще быстрее, чем войско моонов, которое сюда движется…

Тут Д`Каас опустил руки окончательно, зато бесконтрольно растопырил крылья, и из горла у него начало вырываться неопределенное сипение, в котором не сразу различились слова:

— Войско… моонов?!

— Ага, здоровущее, — подтвердил Эдмус равнодушно, он по-прежнему не сводил взгляда с Ифирь. — Пара тысяч уж точно, мы не считали, и несутся они ого, как быстро, так что даже не знаю, я бы сам сообщил Кахону, да вот занят немного, я…

Примерно половина этой речи ушла впустую: после выяснения численности противника в солдатском мозгу Д`Кааса включилась соответствующая программа, и он слинял «докладать начальству» так стремительно, что Ифирь чуть не снесло вихрем крыльев. С самой Ифирь он как-то забыл попрощаться, но она не обиделась.

— Герцог держит совет с Глядящими Вдаль и придворными, — сообщила дочка герцога, и ее тон мог поспорить по холодности с тоном Милии. — Вы будете ждать или собираетесь вломиться?

Веслав фыркнул, отыскивая в кармане разрыв-траву. На дурные вопросы он традиционно не отвечал, о чем и не уставал сообщать всем и каждому.

Тем более что начало ведь уже было положено. В конкретно этом случае — разбросано и вырублено жезлом светлой странницы.

Кстати, о Милии: перед тем, как шагнуть к апартаментам, Веслав повернулся к ней.

— Задержитесь здесь, пока не услышите, что можно.

Милия не стала отвечать и даже кивать, но информацию приняла к сведению и задержалась. Пояснять она тоже ничего не стала. Единственное, что она сделала на прощание — это знак, который обозначал, что после всего она еще поговорит с алхимиком о его тоне. Причем, едва ли словами.

Вместе с Милией в коридоре оставалась Хайя, которую та взяла за руку.

— А если вдруг стража? — усомнилась было я, оглядываясь, но Йехар и даже Бо посмотрели на меня как на не совсем вменяемую, и мне стало стыдно. Пришлось объяснить, что я волнуюсь за стражников и за то, хватит ли у Веслава эликсира, а у меня — способностей целителя.

А дальше двери эффектно распахнулись от прикосновения разрыв-травы — с тем же успехом их могла открыть и Ифирь, но алхимику очень нравилось, когда двери открывались так, будто на них со всей дури налетел бешеный мамонт — и мы предстали перед почтенным собранием.

Или собрание перед нами, потому что мы оказались активной стороной, а они — пассивной.

Куда там возвращению Эдмуса в составе Дружины!

Когда Цепеок увидел бывшего шута здоровехоньким, в компании нас, своей дочки и (все помнят этот цвет?) Бо, он издал тихий, предсмертный хрип и замахал руками, будто отгораживаясь от кошмарного видения. Наверное, мы перекрывали всё то страшное, что суровый правитель спиритов повидал на своем веку, да и что повидали остальные — тоже. Потому что со всех сторон теперь до нас доносились точно такие же хрипы. Очень похоже было на помехи в эфире.

Алхимик вышел вперед до того, как Ифирь сумела что-нибудь объяснить папаше.

— Потом убьете нас, если захотите, — сказал он так, чтобы дошло до всех в зале. — С учетом того, что у вас войско моонов на подходе и убийца-мятежник в Городе — можете не захотеть. Я могу назвать вам его имя, а взамен вы позволите нам остаться здесь.

Остаться в осажденном городе?! Ну, или в том, который скоро будет осажден, — да Веслав спятил!

Цепеок перевел глаза на дочь, как бы спрашивая: это вообще реальность? Ифирь деловито кивнула.

— Это будет зависеть от опасности заговора, который вы собираетесь раскрыть, — заявила она, на время принимая обязанности герцога: тот все еще таращился на юбочку Бо, но уже начинал отмирать в своем кресле. Появились рефлексы типа шевеления ушей и выпучивания глаз.

— Тогда порядок, — отозвался Веслав с беспечностью, которая дико сочеталась с холодным, фирменным алхимическим тоном. — Потому что речь шла не о том, чтобы просто погубить герцога или тех, кто с ним. Об этом, конечно, тоже… но речь шла о безумной идее, которая могла уничтожить Город, а может, и не только его.

Кое-кто из военных советников тоже отмер и начал привставать. В рядах Глядящих наблюдалось шевеление.

— И виновник этого — который, кстати, сидит в этом зале — не был гением, как мы подумали сначала. Он даже преступником не был. Всего лишь сумасшедшим. Мечтателем — ах, у вас тут не приветствуется это слово? Утопистом. Правда, очень даровитым утопистом. Но перед тем, как вы услышите его имя — один вопрос…

Тишина была образцовой. Гробовой. Я почти видела, как не менее десятка спиритов приготовилось вскочить на ноги и или отбиваться, или спасаться бегством. Вечная паранойя этого народа давала о себе знать. Цепеок, который тоже ощутимо нервничал, перевел взгляд с дочери на Веслава и спросил:

— Какой?

— Не вам, — отрезал тот. И тишина стала еще напряженнее. В этой тишине каждое слово, произнесенное резким голосом алхимика, било по ушам нестерпимо.

— Господин Главный Глядящий…

Тот встал на ноги, стыдливо прижимая крылья к спине. Он тоже нервничал: клыки чуть постукивали друг о друга.

— Я бы хотел, чтобы вы мне объяснили одну загадку.

Аррн кивнул, не сводя с Веслава испытывающего взгляда. Алхимик сделал пару шагов вперед и приподнял что-то за ремешок.

— Вы бы не могли нам всем объяснить вот это?

Я невольно схватилась за руку: и когда только успел? Мои часы, мои же собственные часы, ну, откуда у Веслава эти навыки карманника? Только вот стрелка будто сошла с ума, она крутилась так, будто решила переплюнуть импортные вентиляторы, будто за минуту решила прокрутить все оставшееся мне время, будто…

И тут на всех нас обрушилось одновременно. Глаза Аррна зажглись двумя зловещими зелеными светильниками — и меня потащило в пучину давнего ужаса, колотя о привычные камни: я тону, проваливаюсь на экзаменах, мертвый Веслав, мертвый Эдмус, только бы все это кончилось, пустая зона, Йехар с вытянувшимся, неподвижным лицом, красные рубцы на плечах Виолы, переломанные, раздробленные пальцы алхимика, два пятна движутся к нам сквозь сумрак, холод в груди… Милия?

— Ты хотел найти свое оружие? — я услышала ее голос, и меня вдруг отпустило. Я лежала на каменном полу апартаментов герцога, не только я — все в зале, стояли только Аррн и Милия. Он презрительно и, вроде, даже с облегчением улыбался ей навстречу. — Так получи его!

И новый голос, детский, зазвеневший неожиданно сильной ненавистью:

— Не смей их трогать!

Из-за спины странницы показалась Хайя, и облегчение начало сползать с лица Глядящего, вместе с улыбкой, а его место заменял ужас. Выставив руки перед собой так, будто увидел привидение, причем, кошмарное, он начал пятиться, отступать, не отрывая своих глаз от ее, таких же больших и еще более зеленых. А Хайя шла вперед, делая на один его шаг три двоих, детских, со сжатыми кулачками, в коричневом с желтыми полосками платьице, в которое ее обрядила тетка.

Смешно не было. В жизни не видела ничего менее смешного.

Два голоса в пронзительной тишине звучали страшно.

— Они солгали тебе.

— Я все вспомнила.

— Они тебе солгали!

— Я все вспомнила…

— Ложь! Ложь! Хотел сберечь тебя… ты не должна была…

— Ты их убил. Людей с факелами не было. Был ты.

— Неправда!

Два голоса звучали, сливаясь — один звучал смертным, отчаянным криком, второй — девчачьим сорванным шепотом. И шепот перекрывал крик.

— Стой! Стой!! Посмотри на меня, взгляни, я твой отец, я твой…

— Папа умер, — девочка остановилась, Аррн тоже, но он все еще не мог оторвать от ее лица глаз и выглядел перепуганным до смерти. — Я помню, я вспомнила. Я помню, как он меня заслонял.

Почти в ту же секунду Главный Глядящий упал на колени, закрывая глаза руками, потом скорчился на полу, издавая даже не крик — нечеловеческий, нутряной вой, переходящий в хрип. И я вдруг поняла: почти также выглядели мы, когда почувствовали тот ее удар, когда свалились тогда, в хижине…

Только удар тогда был гораздо слабее.

Светлая широкая полоса потянулась от Хайи к спириту, я в этот момент смотрела на плиты пола и увидела, как пропадают с них мельчайшие трещины, как становятся они менее темными — пол «молодел». То же самое происходило с Аррном: в несколько секунд уменьшились крылья, сам он убавил в росте, потом скукожился — кричать он не переставал, только крик становился все более высоким — пропали волосы, клыки… Потом смолк и крик — в воздухе напротив Хайи зависло крупное яйцо, покрытое толстой серой пленкой. Оно сыро шмякнулось на каменный пол, растекшись по нему утренней яичницей. Жизненный цикл Главного Глядящего на этом вроде как завершился.

— Мышка бежала, хвостиком махнула… — услышала я свой охрипший до неузнаваемости голос.

— Вот Хаос, — выдохнул Веслав, отлипая от пола. — А ведь с самим собой побился об заклад, что успокаивающее придется рыцарю давать!

Глава 22. Когда всё почти элементарно
— Собственно говоря, он получил, что хотел.

Цепеок вопросительно посмотрел на Йехара. К Веславу за комментариями или еще за чем-либо он обращаться наотрез отказывался. Кроме Дружины и самого герцога, в его личных апартаментах еще присутствовали Ифирь и Эдмус. Все прочие готовились к скорой осаде или были попросту вытурены в виду чрезвычайной секретности дела. Эдмус же не попал в число Дружины, поскольку числился среди изгнанных. Цепеок и так впустил его только по нашему большому настоянию, но шут не особенно печалился по этому поводу и даже осмелился ответить:

— Конечно, Аррн не хотел стать яйцом и расшибиться о плиты вашего зала для собраний, но, видно, он хотел чего-то другого с участием своей дочки. Веслав, а как ты, кстати, узнал, что она его дочка? По-моему, она и на спирита-то непохожа, разве что может месяц не есть, а потом слопать все, что под руку попадется, любит летать и мстительна как… гм… спирит. Да-а-а…

— Как же это мы упустили? — вздохнул Йехар. Это могло быть расценено даже как насмешка — если не знать о прямолинейности рыцаря.

— И не говорите, — отозвался Веслав. Он единственный не сидел на месте, а расхаживал по комнате. — Я и то упустил! Только когда Хайя ударила по мне, чтобы вернуть память… сообразил. Яд у меня в руке!

— Так их все же отравили? — спросила Ифирь.

— На дурные вопросы не отв… — вскочили на ноги сразу трое, кроме самой дочки герцога: сам герцог, Эдмус и Йехар, который не мог сидеть, когда оскорбляют даму. Веслав изменил традиции: — Нет! Про себя говорю, я ведь готов был отравиться, чтобы только это остановить. Спириты действительно убивали сами себя, вот только не без причины. В Городе был кто-то со способностями Хайи. Кровный родственник — потому что такие способности передаются только по наследству. Скорее отец. Дальше — дело техники.

И на это «дело техники» у него было несколько секунд, потому что Милии он должен был изложить уже законченный план. Иначе светлая странница ему бы не поверила.

Милии и Хайи на наших посиделках не было, да и в Городе им было не место. Ренегатка Ордена забрала девочку с собой, обронив встревоженному Йехару на прощание: «Я о ней позабочусь». Потом несколько смягчилась и добавила: «С ней все будет хорошо». Мы попрощались полчаса назад, прощание было коротким, а потом эти двое исчезли в белой вспышке. Как минимум по поводу отсутствия Милии я не собиралась лить горючие слезы.

— Но почему Аррн?! — уныло крякнул со своего места герцог. Ответила Виола, которая очень вовремя заняла место Бо: сразу после эффектного обращения бывшего придворного в гоголь-моголь. Бо мы вообще списали на нервные галлюцинации всех присутствующих. Герцог спорить не стал.

— Только с ним были связаны странные нестыковки со временем. Раз мы с ним проговорили несколько часов, а должны были меньше часа. Во второй раз встретили его в коридоре — и опоздали на собрание. И треснутые часы у него в башне, Веслав, мы же и о них тебе рессказывали?

Алхимик сделал вид, что счищает с рукава пальто несуществующую грязь. Похоже было, что он, наподобие кота Матроскина, того и гляди скажет: «Ну, я еще и на швейной машинке умею… и вышивать…»

— Еще он не пользовался магией воздуха. На стены нас не подбрасывал… вы говорили, что развешивал те доспехи вручную. Значит, его стихия была какой-то иной.

— Здорово, — некстати влез Эдмус. — То есть, если мне очень сильно разозлиться — Д`Каас превратится в яйцо, причем, если учитывать его сущность — то сразу в крутое? Я ведь тоже ничем таким не пользуюсь!

— Не-е, у тебя основная стихия — не время, а дурь, — шепнула я, как можно чувствительнее задевая его локтем. Ифирь услышала и глубокомысленно кивнула.

Цепеок услышал тоже, но кинжалами швыряться не стал. Герцог постарел и поумнел за за последний час. И я уверена, его мысли были уже за крепостными стенами, куда скоро прибудут мооны. На стенах вовсю сейчас распоряжались сильнейшие маги Города: старались отогнать его как можно дальше от возможной угрозы, — но на это большой надежды не было. Да и не в обычаях спиритов бегать от противника.

— Чего же он хотел? — спросил Цепеок устало. — Власти? Для себя? Для моонов?

— Золотого века, — Весл взмахнул руками, так что все многочисленные бутылочки в карманах забулькали. — Повернуть время вспять. Перенести Город во времена владычества спиритов — думаю, во время Легиона Эрниока, раз уж он был хранителем его доспехов. То, что это нарушило бы течение времени и глобально изменило бы историю этого мира непонятно в какую сторону — на это нашему стратегу было чихать. Он, видите ли, как следует сдвинулся на этой почве — навязчивая идея, если хотите. До того навязчивая, что он ее решил провести в жизнь. Да вот беда — способности не те! Мало раскрутить стрелки на чужих часах или передвинуть время для окружающих — а как Город перенести? Уж и не знаю, когда и в каких книгах он вычитал, что способности возрастают при смешении кровей рас, а только…

— Да, тот инквизитор говорил, будто спириты похищают женщин, — глухо промолвил Йехар. Он смотрел на герцога в упор, и тот нервно дернул головой, как бы говоря: мы не при делах. — Так значит, была не единая попытка?

— Очень может быть, — скривив губы больше обычного, отозвался Веслав. — Я бы так сказал: Хайя оказалась единственным удачным… образцом. Возможно, просто больше похожим на человека, а Аррна как раз такой вариант устраивал. Мать ее, чтобы та не отделалась от ребенка, он напичкал той помрачающей настойкой, что мы нашли в доме первого убитого. Насчет приемного отца судить не буду, ясно только, что и он не знал. А может, знал — тогда, Йехар, можешь на пару с Глэрионом порыдать об его благородстве.

Йехар поднял на алхимика тяжелый взгляд. Заговорил спокойно, но каждое слово падало в воздух кирпичом.

— Он убил ее родителей. Хайя сказала…

Алхимик кивнул, снял пальто и осторожно положил на свое сидение. Продолжил расхаживать уже бесшумно.

— Он, а не инквизиторы. Помните, девчонка все время говорила, что ее пугают птицы в высоте. Как будто они могут снизиться. Видно, запомнила опасность…

— Нелогично, — вмешалась Виола. В противоположность мне, она еще могла разговаривать. — Что он следил за дочкой — это понятно, нужно же было посмотреть, как развиваются ее способности. Но зачем нужно было убивать родителей? Практически бросать ребенка на произвол судьбы…

— Да логично все как раз, — нетерпеливо перебил Веслав. — Способности девочки развивались медленно: к десяти годам почти не проявились…

Почти?! Возразить захотели сразу все, но алхимик мимоходом цыкнул на аудиторию и продолжил:

— …а ему было невтерпеж. С каждым годом уезжала его крыша, золотой век и так далее, а тут такая заминка! Вот он и припомнил, в каких ситуациях проявлялись его собственные способности. Идеи есть?

— Страх и ярость, — обыденным тоном сказала Ифирь, — у всех спиритов при их приливах увеличиваются силы. Хотя страх нам почти не свойственен.

— Будем говорить — напряженность, — тут же предложил Эдмус. — А мы, конечно, нашего Глядящего напрягли, вот он и проявлял свои штуки со временем — просто нечаянно. Так он, значит, решил, что девочка должна чувствовать злость или страх, или страх какую злость, ну, или вы меня поняли. И решил проблему просто — оставил ее без родителей. А почему Хайя этого не помнила?

— Всё то же зелье, думаю, — ответил Веслав. — Чтобы она не могла нормально воспринимать окружающий мир. Так ее было легче контролировать: он давал ей эту дрянь постоянно, так что она окончательно запуталась во временах и своих воспоминаниях и перестала отличать инквизицию от испуганных селян. Да еще внушил ей, что ее родители убиты охотниками на ведьм. Так что вину за все убийства можно на него перекладывать смело.

Я вспомнила, как пристально Хайя смотрела на Эдмуса в хижине, изучала каждую черточку его лица, будто искала знакомые черты. Вспомнила ее палец, направленный на него и утверждение: «Он не такой». Значит, какие-то воспоминания об Аррне у нее все же оставались.

— Но почему она его не убила?

— Потому что он был «как она». То есть, мог ей хоть что-то противопоставить, да и способности ее еще не вышли на пиковый уровень, хотя за три месяца она почти стала сильнее его. Как он собирался это контролировать дальше… да уж, не знаю! Но, было дело, шло у него все по плану, а тут появились мы, а с нами…

— Появился сумбур! — радостно подсказал спирит. Алхимик нервно оскалился.

— Очень точно сказано, спасибо. Мы остались живы — видно, наше появление как раз пришлось на период, когда зелье начинало переставать действовать. Да еще переправили Хайю к тетке, о которой сам Аррн и не догадывался — воображаю его рожу, когда он заявился на место и понял, что девочки нет! Сами судите, насколько он был не в себе, по первой вашей с ним встрече и по прыжкам времени. Ну, нас-то он скоро попытался очень остроумно сбыть с рук при помощи несуществующего заговора. Отправить за фикцией, за Розовой Птицей, чтобы мы не мешали ему искать дочь…

— Так это было… — с недоверием начала я, вспоминая подслушанный разговор в коридоре.

Веслав нетерпеливо махнул рукой, как если бы речь шла о вещах, которые разумелись сами собой.

— Конечно, он ее искал, наверное, даже почти нашел, — продолжил он, — что-то там Хайя говорила о том, что спирита в небе видела? Но тут девчонку выдернула Милия. Не знаю, как у него два инфаркта не случилось. Но сорваться он мог в любую секунду, с психопатами это бывает, так что нужно было возвращаться в Город, мы и вернулись. Пока я разыгрывал умного сыщика и драматически вещал перед всеми о гаде-заговорщике, который сидит в зале и вынашивает свои козни, Милия сделала то, на что раньше не было времени: слегка привела память девочки в порядок и… так сказать, объяснила перспективу.

— А зачем было представление с моими часами? — спросила я воинственно. — Он же нас поубивать мог!

— А это чтобы три часа не доказывать, что он виноват, а то в чем бы мы его обвинили? Это я — вроде как человек и изгой, и Хайя, которая вроде как ребенок и полагаться может только на свою память. Если бы даже мы часов туда натащили, он бы это объяснил нашими чарами. Словом, если бы он не сорвался — все пошло бы по-другому, но он сорвался. Да тут к тому же Хайя воочию увидела, что папанька ее не райская птичка, и это прояснило ей голову окончательно. Думаю, вспомнила смерть своих родителей — наверное, они примерно так же…

— И ты… натравил ребенка на отца и считаешь, что это справедливо?! — сорвался с места Йехар.

Алхимик углом рта издал пренебрежительное «Пф!» и выразительно повращал кистью — там, на запястье был знак высшей индульгенции.

— Вопросы по делу будут?

Вопросы нашлись у того, кому действия Веслава не показались особенно бесчеловечными. Возможно, потому, что герцог Цепеок не был человеком.

— Но зачем ему было убивать? Ему не нужен был мой трон… тогда почему погибли все эти спириты? Неужели он просто хотел опробовать на них свои силы?

— А это просто, ваше ураганство, — откликнулся Эдмус. — Город у нас такой замечательный, что скрыть что-то от кого-то — еще попробуй скрой. А мозги, хоть и не такие, как у Веслава, но имеются у многих — ну, может, кроме меня, ах, я ж теперь изгой, ладно. Так что кто-то узнать о мечтах Аррна должен был, да и связать то, куда он отлучается и как странно идет время, когда ты рядом с ним, тоже. Но инстинкт самосохранения у него был развит как следует, так что всех, кто мог о нем узнать, он быстро убирал. Ему для этого ничего и не нужно было: так, сосредоточиться, только не сильно, а чтобы помучить. Как раз до того, чтобы себя убийцей не считать: убивали-то они себя сами.

И скорее всего — количество убитых значительно превышало реальное число тех, кто мог узнать что-нибудь о способностях Аррна или о его же мечтах. Паранойя — отличительный признак многих преступников. И почти всех сумасшедших утопистов.

— Ну что ж, спасибо, — снисходительно молвил Цепеок. — Но меня удивляет ваше желание остаться здесь… сейчас. Это вы объясните?

Это мы сами не могли объяснить. Точнее, могли двое из нас: Эдмус и Веслав, но аргументы их сильно отличались. «Аргумент» Эдмуса небрежно поигрывал кинжалом из папиной коллекции. Что до Веслава…

— Дело в ваших архивах, точнее в архивах Глядящих, к которым у меня доступа не было. Думаю, в них есть что-то по поводу… причины, из-за которой Арка выкинула нас в этот мир.

— И эта причина…? — переспросил герцог, уже в очередной раз нарываясь на язвительную тираду по поводу медлительности своего мышления. И она даже могла быть реализована на практике, если бы дверь покоев герцога не распахнулась настежь. Внутрь влетел Кахон.

По его лицу мы сразу догадались, что этот вояка не просто так решил поиграть в смертника и ввалиться к герцогу без доклада.

Причина нашего появления в этом мире была здесь же.

Мооны все-таки явились.

Глава 23. Когда над городом ночь
Нас никто не обвинял: и без того сделали, что смогли. В том, что нам встретилась не самая близкая к Городу группа моонов, мы были уж точно не виноваты.

Спириты бы и за месяц не успели подготовиться лучше, чем за неполные сутки.

Мооны висели плотной толпой у стен Города — две-три сотни, не больше, но и этого было бы достаточно. Правда, они не нападали. Видимо, ждали основных сил. В том, что эти силы скоро прибудут, сомнения не было, хотя им придется преодолеть расстояние, которое мы прошли за полтора месяца. Но они на крыле, да еще и летают быстрее, чем стихийники воздуха.

Мы были на стене вчера, как только Кахон поднял тревогу. Видели их. Не так страшно, как смотреть на лагерь этих тварей, но все равно такое ощущение, будто ночь в одном месте заупрямилась и не желает уступать место дню. Каждую секунду мы ожидали развертки тьмы, но ее не было. Они ждали.

Мы ждали тоже. Половину вчерашнего дня и всю ночь. Веслав пропадал в архивах, но вернулся с таким похоронным выражением лица, что ему даже слов не потребовалось. Ничего.

Цепеок заседал в Зале Тревожных Воплей — Йехар присутствовал там же и успел передать, что решения предлагаются одно другого бредовее: от победоносных атак до рытья подкопов. После того, как я услышала о последнем (подкоп в воздушном городе!), стало понятно, что от спиритов ничего хорошего в военном плане дождаться не получится.

Подобный маразм длился всю ночь, и тут нас вдруг выдернули на этот общий совет, потому что мооны неожиданно начали переговоры.

Надежда на мирное разрешение захлебнулась после первых же слов Кахона.

— Они требуют поединка один на один, чтобы определить право первого удара.

Об этой традиции знала даже я, из истории стихий и их адептов. Если сходились два магических войска — одному из них полагалось нанести удар первым. Кто будет наносить удар, решал поединок между двумя воинами с той и другой стороны, как правило, сильнейшими и храбрейшими.

Только вот на моей памяти так решались конфликты, где был хоть какой-то намек на равенство сторон. А здесь можно не спрашивать, чем закончится такой поединок для любого спирита.

— Когда? — хрипло спросил Цепеок.

— Сегодня в полдень.

Что-то вроде честности: бой в полдень, когда мооны будут послабее. Что толку? Даже в полдень любая из этих тварей на клочки разнесет с десяток спиритов.

— Я думаю предложить Д’Кааса, — опять заговорил Кахон. — Если вы прикажете, я сам…

Цепеок махнул рукой безнадежно. Лучше здешнего фаворита на роль воина не подходил никто, но смысл… ставь хоть кого — исход-то один.

Ифирь слегка нахмурилась. Эдмус заерзал на месте, не отрывая от нее взгляда. Сам Д’Каас был где-то на стене, а остальные подтвердили выбор равнодушными кивками.

Настала короткая тишина. В этой тишине послышались вдруг тяжелые шаги — как будто статуя командора решила вдруг наведаться с того света за очередным Доном Жуаном.

И статуя действительно явилась: неуклюже переступая тяжелыми ногами, главный шпион герцога вперевалку подошел к трону своего господина и объявил ясно и радостно:

— Он должен быть казнен!

И по залу, удаляясь от нас, пошла волна: сразу все спириты схватились кто за оружие, а кто за амулеты. Спокойным остались разве что те, кто принадлежал к женскому полу.

Для Цепеока заявления в таком тоне не были новинкой: герцог схватился за свой амулет только в первую секунду, а потом устремил на собственного шпиона тяжелый и несколько иронический взгляд.

— Д`Каас? За что?

— Ваш шут. Он нарушил Табу. Главное Табу!

Цепеок этой новости ничуть не удивился. Йехар по загадочному выражению лица Эдмуса понял, что тот не намерен вступаться сам за себя, и заговорил сам. Во всем зале только рыцарь мог поспорить с герцогом осанкой и подходящим к случаю тоном.

— Эдмус был изгнан из Города, он не считается даже спиритом…

— Казнь постигает всех, кто нарушает Табу в стенах Города, когда бы это ни произошло и кто бы это ни совершил, — холодно ответил герцог. — Не вмешивайтесь на этот раз.

Приказ был отдан нам, но отреагировали на него стражники Цепеока: нас взяли в полукольцо с такой скоростью, что Йехар только успел взяться за меч, а Веслав так и замер, не дотянувшись до ближайшего кармана. Расклад явно был похуже, чем тогда, на арене.

— И вы будете казнить своих подданных, когда вокруг стен мооны? — воззвал Поводырь к герцогу, но тот только головой дернул и просветил нас, сирых:

— Для казни нарушителя того, на чем стоит Город, всегда есть время. Выйди вперед, мой бывший дурак! В чем ты его обвиняешь, Метох?

Наушник ожесточенно пытался изобразить на лице отвращение и гнев, но мышцы его были слишком надежно упакованы в шпионскую замазку.

— Он открыто говорил о запретных чувствах к вашей дочери — пусть небеса несут ее лишь туда, куда она пожела…

— Что?!

Цепеок слегка привстал с трона, глядя на улыбающегося Эдмуса так, что по всем мыслимым и немыслимым законам в бывшем шуте должны были просто возникнуть две оплавленные дырки. Есть сцены, актуальные во все времена, «бешеный папочка на защите чести дочки», несомненно, из них. Ифирь чуть удивленно приподняла брови. Кажется, она все же считала Эдмуса несколько умнее.

— Я не верю, — наконец заговорил герцог, вглядываясь в лицо Эдмуса. — Это до того… — тут у него не нашлось слова, — что может быть только поклепом. Это поклеп?

Наушник задрожал. С него кусками полетела «штукатурка». Метох быстро схватил настроение своего господина: тот в запале был больше склонен поверить Эдмусу. Тому достаточно было сказать слово.

— Нет.

Хотя мы и надеялись, что это слово будет несколько другим.

Цепеокгрохнулся на трон так, что тот просел на глазах. Грудь главного наушника прогнулась в мощном вздохе облегчения, а все придворные попросту окостенели от такой глупости.

— Вообще-то, это правда, — безмятежно продолжил Эдмус. — Хотя и очень прикрытая плотной завесой словес, взятой из наших законов. Знаете, мне понравилось не быть спиритом. Не нужно лгать и прикусывать язык по каждому поводу, да и вообще… вы бы попробовали хоть раз, а?

Цепеок побагровел. Вся его здоровая зеленость мгновенно скрылась за инфарктным приливом крови к щекам. Эдмусу просто на роду было написано доводить своего господина то до приступов гнева, то до еще каких-нибудь.

— Он покойник, — едва слышно проговорила Виола. Я рефлекторно удивилась тому, что она так волнуется за Цепеока, а потом вдруг поняла…

Триаморфиня имела в виду точно не герцога.

— А неприкрашенную правду говорят шуты, а? — усмехнулся между тем Эдмус. — Ну, так вот она: Ифирь, я тебя лю… аххх!

В удар вложились сразу несколько спиритов. Эдмус не удержался на ногах, упал на колени, крылья его, словно повинуясь чьей-то неведомой руке, вытянулись во всю длину и начали выворачиваться, что-то хрустнуло.

Это выглядело страшнее воздушного пресса, и все же мне показалось — я проваливаюсь в тот день, когда мы следили за неравным боем с трибун. И реакция была точно такая же: я бросилась вперед — и меня тут же сжали сначала руки Йехара, в потом мои кисти словно в наручники заковал алхимик.

Они держали меня вдвоем, и я понимала, что они не просто держат — еще и защищают от тех спиритов, что не отрывают сейчас пальцы от амулетов и готовы меня размазать по стенке в случае малейшего покушения на использование магии… Я понимала — и все же рвалась, а передо мной опять было то видение из дома Хайи и с арены: растерзанные, сломанные крылья нашего летуна. Вот только с лица Эдмуса так и не пропала теперь улыбка.

С болью, но улыбка была.

— Не смей произносить это здесь, — страшно прохрипел Цепеок. Эдмус, вздрагивая и ежась от боли, смотрел только на Ифирь.

— Это ничего, — выдохнул он, чуть поворачивая голову вбок. — Подумаешь! Я отдал бы для тебя не только крылья, жизнь… если бы…конечно… мне позволили. Ну… за то, что я все же сказал это, хоть и не полностью… тоже ведь неплохо?

Ифирь не удостоила его взглядом. Она рассматривала то его лежащие на полу, словно тряпки, крылья, то нашу группку, где я уже устала воевать разом с Йехаром и Веславом и просто уткнулась в грудь рыцаря, чтобы скрыть слезы. Насколько я помнила, они тоже здесь не приветствовались.

Цепеок сделал короткий, но ясный жест: кивнул сначала стражникам, потом — в сторону Эдмуса.

— Сбросить со стены? — с готовностью уточнил главный наушник, который по совместительству здесь еще являлся и главным палачом.

Герцог кивнул и сделал еще один жест, обозначавший, что казнь нужно провести скорее.

— Крылья можете не связывать, — бросил он саркастически.

— Попытка спустить меня с небес на землю едва ли будет успешной, — заметил Эдмус. Он пытался подняться, но мешали не столько повреждения, сколько боль от них. Метох не улыбнулся, а ухмыльнулся, показав выдающееся для спирита приобретение — два ряда клыков.

— Ты овладел магией воздуха или долетишь на этих ошметках?

— А разве в небо поднимают только они? — удивился спирит.

Цепеок стукнул кулаком по подлокотнику. Каждая секунда созерцания физиономии бывшего шута доставляла правителю серьезный дискомфорт.

— Уведите!

— Стойте.

Ифирь сказала это устало. Она по-прежнему не интересовалась спиритом у ее ног: теперь объектом внимания дочки герцога стало окно, за которым лежала крепостная стена и за которым располагалась стена еще более страшная и непроходимая — моонов. Казалось, только Ифирь помнила в зале то, что на несколько минут забыли все и в свете чего преступление Эдмуса становилось менее страшным: Городу оставалось жить не намного дольше, чем бывшему шуту.

— Дайте ему, что он просит.

День для Цепеока выдался урожайным на припадочные состояния.

— Кх?!

— Он хочет умереть как воин, — медленно заговорила Ифирь, теперь переводя взгляд на своего отца, — вы не слышали? Не все ли равно, как казнить? Пошлите его к моонам.

Йехар и Веслав переглянулись и вцепились в меня повторно, за секунду до того, как я рванулась опять, на этот раз уже не для того, чтобы помочь, а для того, чтобы стереть кое-кого в порошок.

— Они просили воина! — выкрикнул кто-то из тех ребят, что держали нас под прицелами неприязненных взглядов и амулетов.

— А мы точно должны выполнять все их просьбы? — поинтересовался Эдмус, все же вставая. — Д`Каас — отличный спирит, но разве он выстоит один на один с мооном? Какие настроения посетят Город перед последней битвой, когда лучший из нас… м-м… как бы это описать? Со мной все закончится так же, но великий моон убьет всего-навсего… ну, меня. Кто я там по теперешним законам? Уж и самому трудно разобраться.

Цепеок призадумался. Решение не посылать на убой полноценных солдат показалось ему заманчивым.

— Пусть так и будет, — скрепил он после короткого молчания. — В полдень ты будешь сражаться, сын моо… крякоду… как тебя назвать… тьфу! Вон с глаз моих, пока я не передумал и не убил тебя на месте!

Эдмус попытался было поклониться, но обнаружил, что с искалеченными крыльями за спиной это не так-то просто сделать. Держа спину идеально прямой, он наклонил голову и находчиво проделал ногами что-то вроде реверанса.

— Благодарю!

Идеально звонкий и радостный голос спирита, благодарящего за свой смертный приговор, послужил достойным завершением этому нелепому совещанию.

Глава 24. Когда расправляются крылья
Я смотрела на объект целения и ничего не говорила. Объект целения бессильно свисал со спины спирита и тоже особенно дергаться не собирался.

— Если не можешь — оставь так, — предложил Эдмус равнодушно. — Это неважно, я же говорил.

Я раздраженно махнула рукой. Важно, неважно… с некоторых пор Эдмус именно серьезным тоном говорил глупостей гораздо больше, чем шутливым, так что как только он переставал скалиться — я переставала его воспринимать всерьез. Тут дело было в том, что я не могла сосредоточиться: в паре метров от меня Виола временно приняла на себя обязанности Веслава. Должность «пинальщик Йехара» пользовалась в Дружине такой популярностью, что работать желающим приходилось посменно.

— Почему ты не вмешался?!

Рыцарь решил ограничиться видом усталого слона, которого задолбали лезущие изо всех дворов моськи. Молча присел на свое ложе (нам пока определили прежние покои).

— Почему не сказал… хоть чего-нибудь, не напомнил о Дружине, не…

— Нам повезло, что его и нас оставили в живых хотя бы до полудня! — в последнее время странник слишком хорошо начал понимать психологию спиритов. Спасибо хоть, сильно не проникся. — И что мы пока не в темнице…

— С этим особенно, — уточнил Веслав. Он пока проводил зачистку территории от шпионов и теперь вернулся, излучая мрачное торжество и некоторое сожаление. Сожаление обусловлено было тем, что к концу подошел очередной пузырек со снотворным. — Ну что, валим отсюда, пока можно? Охрану беру на себя, правда, снотворное кончилось, зато яды и «Горгона» — нет, какой-нибудь стражник послабее, чтобы еще и подчинение сработало — и мы не земле, а уж как искать средство от этих насекомых, — он мотнул головой в сторону стены, — там посмотрим…

— Струсил? — осведомился Йехар.

— На этом Городе мир не кончается, а если Дружина сложит головы здесь… — он посмотрел на наши лица. — Что еще?! Негуманно? Хотите, могу обработать подчинением Цепеока — нас вообще просто так выпустят. Или его же отравить — и можно сбежать за время суматохи. Вариантов масса.

И один лучше другого. Только все включают две комбинации «подчинение» и «отравить». Впрочем, последнее слово включается алхимиком иногда даже в пожелание спокойной ночи.

— Идите, — сказал Эдмус. — Мне-то придется остаться. Уу-о-о-уу! За что, Ольга?!

Я потрясла головой: перед глазами плавали круги. Крылья спирита теперь с виду были целыми и даже не помятыми.

— Вроде, получилось, только ты…

— …не смогу летать пока что. Я говорил уже, неважно.

— К смерти потянуло? — продолжила в этот момент разговор Виола.

— Нет. Просто я должен туда пойти.

— Почему?

— Я для этого родился.

Эдмус отступил на пару шагов и окинул взглядом наши лица, как будто прикидывал композициюдля фотографии. Потом осторожно, стараясь ни за что не зацепиться крыльями, сел.

— Вы никогда не чувствовали, что родились именно для чего-то? Я раньше тоже. Но ты прав, Йехар, случайностей нет. Я не просто так родился без стихии и не просто так стал нарушителем Табу: я должен выйти против них. Так, как есть: без оружия и даже без крыльев. Я не знаю, что я там буду делать, право слово, я не знаю, почему именно я…ино это должен быть не Д`Каас и не кто-то другой. Это судьба или Высшие Силы: там должен быть я. А вы — уходите.

— Ты думаешь, ты и есть тот… шестой из Пятерых?

Эдмус посмотрел на меня с таким удивлением, что я поняла: не думает. И не думал ни разу с тех пор, как мы расстались с Милией.

— Это я-то? Вот уж не знаю, что во мне могло напугать моонов. Да нет, едва ли. Но туда все равно должен идти я.

— И оружия с собой не возьмешь?

Эдмус как будто прислушался к себе и мотнул головой.

— Нет. Любое оружие есть зло, а мооны — так просто его сгустки. Какое оружие возьмет их, если даже свет жезла Милии действует не до конца?

Может, потому что это несомненное оружие. Да и сама Милия лишь условно тянет на нечто светлое.

— А как же…

— Наверное, я узнаю об этом за минуту до их удара, — отозвался Эдмус беспечно. — А вы идите.

Йехар неторопливо поднялся и прошел по тому участку комнаты, где пространства было больше всего и можно было развернуться.

— Мы останемся, чтобы поддержать тебя, — Эдмус привстал, чтобы спорить, но рыцарь остановил его усталым жестом: — Если тебя постигнет… поражение — я клянусь, что мы покинем Город как можно скорее.

Веслав нетерпеливо дернулся, но возражать не стал. Я вовремя дернула Виолу за рукав, чтобы она не исправила оптимистичное «если» на реалистичное «когда».

* * *

Народу на зрелище собралось побольше, чем на драку с Д`Каасом. Когда нас спустили из входа обычным способом, мы не увидели неба над головой. Сплошные ступни разного размера и с разного размера когтищами. И впереди — тоже толпа, только проход к воротам и оставили.

И ясно, для кого.

— У меня в жизни не было столько зрителей, — безмятежно заметил Эдмус.

Он не волновался. И как будто решил позлить собратьев — напялил на себя шутовскую одежду, не слишком яркую, как все здесь, но с учетом всего — вызывающую как никогда.

Во всяком случае, приступ гнева у герцога Цепеока, которому вздумалось полчаса назад выписать Эдмусу прощальное напутствие, эта одежка уже вызвала. Поэтому прощальным напутствием послужил кинжал, который был ловко отбит Йехаром еще в полете. Д`Каас, который присутствовал при этой сцене, изобразил разочарование таким благополучным исходом. Хотя мог бы и поблагодарить: Эдмус в некотором роде за него погибал. Или не за него, но Ифирь вообще в сторону Эдмуса не смотрела, так что меня больше устраивал в роли несчастной жертвы Д`Каас.

Мы не догадались попрощаться в своих апартаментах, а теперь, когда нас со всех сторон окружали спириты, которые прямо дышали дружелюбием (в полном соответствии со своими Табу) — прощаться было бессмысленно. К тому же здесь, на улице, присутствие моонов стало еще более явственным. Не нужно было обладать даром Йехара, чтобы понять: за стенами Города — опасность.

А Эдмусу с какой-то радости хочется идти прямо туда.

И сколько бы я сама себя ни убеждала, что это правильно, потому что он сам этого хочет, — я поколебалась в этот момент.

— А может быть, все же…

Эдмус, который уже подался вперед, к воротам, обернулся и посмотрел на меня с улыбкой. Не просто на меня, на всех нас. И улыбка его была полной такого тепла и прощального счастья, что совершенно преобразила лицо.

— Нет, Оля. Больше ничего не может быть. Только туда, — он кивнул на ворота, за которыми черной тучей сгрудились мооны. — Веслав, ты был прав: к дьяволу законы! Я встречу свою судьбу с улыбкой на лице, так не пристало спириту… но так пристало мне. Впервые я вижу свой путь, впервые знаю, для чего живу. И если что-то не так…

Ему ответил Йехар.

— Всё так. Дружина с тобой, рекрут.

Он не стал пожимать нам рук на прощание. Только кивнул — и шагнул на дорогу к городским воротам.

— Лучше бы я кого-нибудь отравил, — прошептал Веслав у меня над ухом.

Его не приветствовали. Спириты, парившие плотными шеренгами чуть выше метра над землей, по обе стороны дороги, молча провожали обреченного на смерть шута. А он шел — именно шел, не раскрывая крыльев — в своей шутовской одежде, по заросшей травой едва видной дороге, и не оглядывался…

— Глупость, — резко сказала вдруг Виола. — Дурак. Он же в воздух не поднимется, он чуть идет!

— Ему и не нужно подниматься в воздух, — отозвался Веслав. Он по своему обыкновению нервно ломал пальцы. — Ему обеспечат воздушный мост…

— А толку? Обеспечат до первой развертки, а потом — прости-прощай, он вместе с мостом вниз бахнется. Раньше хоть летать мог, а тут… — она поболтала руками в воздухе. — Ни этого. Ни магии.

— Что? Что ты от меня хочешь?! Я предлагал свой вариант, но некоторые присутствующие здесь благородные…

— Веслав, — глухо сказал Йехар. — Сделай милость — заверни кран. Или как там у вас говорят?

Алхимик повернулся к нему — и замолчал, только мельком глянув в глаза.

Эдмус тем временем уже дошел до арки городских врат.

Он даже не оглянулся, прежде чем шагнуть за их черту. От всей его фигуры шло сияние уверенности и радости человека (то есть, спирита), который идет по своему пути и сбиваться не намерен.

— Всё, — сказала я. — Пойдемте на стену.

«Подкидывал» нас кто-то из незнакомых спиритов. Правда, ему не очень-то и хотелось, он даже почти решился поспорить, но тут, как и Веслав, глянул в лицо нашему предводителю — и уговоров не потребовалось. На стене мы неожиданно оказались в приятном соседстве: неподалеку от нас зрительское место заняла Ифирь. Видать, не захотела разделить зрелище с папой на этот раз. Наследница даже выглядела слегка взволнованной. Я почти ощутила, как у Веслава зачесались руки.

— В карманы, — буркнула я углом рта, — нашел когда…

— Всегда есть время, — хмыкнул алхимик, но руки в карманы сунул.

Виола же была более прямолинейной. Прямолинейнее у нас в Дружине вообще были двое: Эдмус, который сейчас с улыбкой шел навстречу смерти, и Бо.

— А-а… — жутковато скалясь, заговорила Виола. — Выискиваете места получше? Очередной скальп в вашу собственную копилку?

Ее смерили равнодушным взглядом.

— Ты хочешь поединка со мной, колдунья?

— Еще нет, — вышло довольно кровожадно, — но когда он, вот там, погибнет за тебя — тогда обязательно, и сразу насмерть.

— Хорошо.

— Договорились.

— Девочки, — прошипел Веслав, который на взводе становился страшнее Виолы в зверином обличье, — если вы сейчас не перестанете играть в ваши невинные игры — я выну руки из карманов… и будь что будет, несмотря на должности и статусы.

На него никто не обиделся. Только что Эдмус там, под стеной, вышел на свою воздушную арену, и время для обид вышло.

Он был так близко от нас — казалось, можно окликнуть и попросить вернуться. Проблема только была в том, что нас уже разделяло что-то вроде пустыни. Как все здесь — безжизненной воздушной пустыни.

Но когда он заговорил — мы слышали каждое его слово.

— Ну? Вы так и будете там мигрировать все вместе с воздушными потоками или выберете кого-нибудь самого страшного и уродливого? Нет, это не просьба, с такими просто приятнее драться. А то представьте себе, красавец… хотя есть ли среди вас хоть что-то похожее? Минуточку, секундочку… мне кажется, что нет! Ну ничего, давайте рядового представителя, сойдет и он на обед… и побыстрее. Я спешу.

В войске моонов началось не то чтобы смятение, а так — постепенное офигевание. Спириты за нашими спинами дружно то ли охнули, то ли воздухом подавились. По-моему, что там, что здесь, никто ничего не понял. Особенно в той части, которая касалась миграции.

— Смелее, смелее! — подбодрил Эдмус. — Да не стесняйтесь же вы, честное слово! Мы, конечно, не очень знакомы, да я и не рад знакомству… но начинайте совершать хоть какие-то движения! Время истекает, и так наш поединок не начнется до вечера.

Это с трудом, но переварили. После еще одной тормозо-паузы из войска выдвинулся самого рядового вида моон (то есть, смотреть на него было тошно сразу же), осадил вокруг себя сгусток тьмы и заговорил:

— Значит, в вашем войске не нашлось достойных, и теперь вы посылаете на убой падаль?

Голос был сиплым, будто слова с трудом выпихивались из горла. Некоторые звуки воин тьмы беспощадно проглатывал, так что слушать его было трудно. Но в самих интонациях, в том, как произносились слова, — таилось что-то сильное, рвущееся вперед, оно дернулось, хищно потянулось к Эдмусу… и вдруг опало и разбилось вдребезги, когда прозвучал его собственный голос:

— Что? Как-как? А-а, да-да, я разобрал, это оскорбление… — я представила, как он улыбается своей острозубой улыбкой. — Слышишь ты, я думаю, лучше, чем говоришь? Так вот тебе ответ: наш герцог считает, что на каждого из вас хватит и по шуту. Утомлять воинов необязательно.

Самое интересное, в чем-то он прав. Если бы связать штук пять моонов, да приставить к ним Эдмуса часов на десять — к седьмому часу в своем уме не осталось бы никого. Только вот как этих тварей свяжешь?

Я почувствовала, как чья-то горячая ладонь с силой стискивает мне руку. Оказалось, ладонь Йехара. Странник по мирам застыл, глядя на поле будущей битвы, и в глазах у него читалось: «Зачем я его отпустил, зачем я его отпустил, зачем…»

Моон издал скрежещущий звук — потом я только подумала, что это он так засмеялся.

Потом он ударил.

Тьмой. Не в полную развертку, а локальным ударом, но так, что у меня волосы шевельнулись: опять в лицо дунуло стоячим воздухом то ли подвала, то ли морга. Узкий клинок чистого мрака рванулся вперед, сминая и кромсая мост под ногами Эдмуса. Застонали спириты, которые мост создавали. Пару секунд пытались бороться — но были смяты и отброшены. Мост рухнул.

Эдмус развернул крылья. Он держался нетвердо, его бросало из стороны в сторону, но он оставался в воздухе! Мало того — попутно успел найти глазами нас и улыбнуться молодой счастливой улыбкой.

— Что это с ним? — вдруг тихо спросила Ифирь. — Я никогда не видела его таким. Он будто бы светится…

Тихо зашипела Виола, сжимая свой верный арбалет. Веслав, не глядя, зажал ей рот, чтобы она не ляпнула то, что явно хотела: «Сейчас перестанет!»

Моон стал стремительно выделывать что-то руками в воздухе. На сей раз он не атаковал напрямую.

Только воздух вокруг нашего спирита стал стремительно темнеть.

Это было странно. Везде был день, а вокруг него — тьма. Именно не ночь, а тьма! Душная, давящая, отсекающая от стихии всех спиритов — воздуха, сжимающая его крылья…

Моон оценил оскорбления и теперь не собирался просто убивать Эдмуса. Он играл с ним. Демонстрировал силу.

Йехар отпустил мою руку, за что я ему была очень признательна, и теперь сжимал рукоятку Глэриона. Верному мечу, кажется, приходилось туго.

И вдруг мы услышали смех Эдмуса.

— Какой, однако, новый ход! Лишить меня воздуха. Лишить меня медиума! Ах, я сейчас должен трепыхаться? Умолять? Геройски погибать? Ну, нет, в сравнении с тобой я чуть более оригинален, поэтому я скажу… на, лишай!

И он свернул крылья.

Кто-то из спиритов уронил челюсть так, что она перевесила, и бедняга грохнулся со стены вниз.

— Весл, потом посмотришь его… — пробормотала я в полуобмороке от увиденного. — Ну… как?!

Замечательная нам предстала картина. В коконе тьмы преспокойно висит Эдмус. Свернутые крылья демонстративно прижаты к спине…

Напротив — изрядно озадаченный моон. Мол, как же так…

Висит!

Не падает!

— Еще идеи? — предлагает нагло.

— Как же он… без крыльев? — заикнулась Виола. Ифирь, слабо улыбаясь, повернулась к ней.

— А вы разве не видите?

— Что?

— Вы не видите… его крыльев?

И слезы в глазах…

Да я уже совсем ничего не понимаю!

— Что происходит? — нервно прошептал Веслав.

А я наконец догадалась глянуть ауру Эдмуса. И увидела то, что ожидала, но удивления со счетов это не сбрасывало.

Два светлых потока, выходящих из лопаток. Два потока энергии, магических крыла…

Светлая магия! Да еще какая! Я такого оттенка у Игнатского не наблюдала, да и…

— Это же не магия воздуха, — пробормотала я. — У нее цвет другой.

Йехар услышал. Он только кивнул, но я заметила, как рука на рукояти Глэриона постепенно расслабляется.

— Сегодня на арену должен был выйти шут, — сказал Эдмус в наступившей жуткой тишине. — Догадываешься, почему? Потому что вы смешны. И вы… и ваша тьма, и ваша боязнь, что однажды она перестанет питать вас… всё смешно по сравнению с тем, что нельзя отнять, вычерпать и убить.

— Затмить можно любой медиум, — раздалось после короткого молчания из темного клубящегося облака.

— Не этот, — ответил Эдмус, опять оглядываясь — теперь его улыбка ушла чуть левее нас. — Этот со мной всегда.

Моон больше ничего не сказал. Они вообще не очень-то разговорчивы.

Он ударил.

Сразу в полную развертку. Сразу смертельно. Волна черноты выплеснулась вовне, затмила часть дня и рванулась навстречу фигуре в нелепом шутовском костюме.

Когда она его накрыла, Эдмус все еще улыбался левее нас — и в ту секунду, когда его вместе с улыбкой поглотила тьма, мы услышали судорожный вздох Ифирь…

А потом там, в глубине темной волны, фигура шута брызнула нестерпимо ярким сиянием. Оно разметало клочья черноты, вернуло день, погасило наплыв моонской тьмы, ослепило нас на несколько секунд, а когда мы открыли глаза — уже всё было кончено.

Противника напротив Эдмуса не было. На землю, кувыркаясь, уплывал черный плащ, за которым и со стен и из войска противника следили с тихим недоумением.

Первой среагировала Виола: напряглась и успела соорудить воздушный мост, чтобы подхватить Эдмуса. Он уже начинал падать, когда под ногами возникла опора. Виоле тут же помогли несколько из опомнившихся спиритов.

Эдмус, не прибавив больше ни слова, развернулся и отправился по мосту к воротам. Войско моонов неприметно стало убывать. То ли были подавлены зрелищем, то ли решили готовиться к битве.

На стенах начинали недоумевать вслух. В том числе и мы.

— Как он это сделал? — выразила я всеобщий вопрос. — Да он и колдовать-то не умел, а тут…

Адресат вопроса, то есть, Веслав, был недоступен. Он на время обратился в соляной столп, глядя на поле боя. В глазах у него было что-то сродни выражению мальчика, который в двенадцать лет в первый раз получил подарок на день рождения.

Наверное, таким могло быть выражение лица Гарри Поттера, когда ему сказали, что магия есть. Вот только в сочетании с резкими чертами алхимика это выражение смотрелось как минимум нелепо.

— Пойдем спросим? — предложила Виола. — Эй, Весл!

Алхимик очнулся и принялся с торопливым раздражением ощупывать карманы: видно, предполагал, что Эдмусу или еще кому-то понадобится помощь после сегодняшней победы. Он не ответил и вообще не заметил, что к нему обратились.

— Эдмус не скажет.

Эту истину до нас донес Йехар, который только что отмер и перестал душить своего боевого товарища в ножнах.

— Как… не скажет?

— Не сможет сказать, потому что для него это — как жить и дышать, — помолчал и пояснил: — его стихия.

— То есть, он просто призвал свой медиум? Но ты хоть заметил, что это такое, воздух ведь не дает такой поддержки…

— А вы что, не заметили? — Йехар странно улыбнулся. — Любовь. Любовь его медиум. Вы не видели разве, что подпитка шла не извне, как бывает, а изнутри?

Он приложил руку к груди. Мы с Веславом обменялись обалдевшими взглядами.

— О таком ты не читал?

— О таком я даже не слышал!

— Наконец хоть что-то! — хмыкнула Виола, пихая меня в бок. — Что стоим? Пошли встречать победителя?

Я развернулась, чтобы позвать Ифирь. Ее место пустовало.

— Уже, — сказал Йехар, кивая в сторону ворот. — Не зря она первой увидела его настоящие крылья.

Глава 25. Когда настрой непобедный
— Наверное, меня казнят.

В помещении зазвучали ругательства сразу с нескольких сторон. Веслав уронил пузырек с самым необходимым снадобьем — успокаивающим; Йехар порезался своим клинком, чего с ним раньше никогда не было, а Виола… эта просто рада была поддержать беседу.

Что касается меня — я просто развернулась и посмотрела на героя дня глазами морского окуня. Если кто-то видел этих тварей в магазинах — он поймет сравнение…

— Что? В смысле, ты же выиграл бой!

— Ну, да, — весело ответил Эдмус, — вопрос — как я его выиграл.

— Йехар говорит, ты просто медиум призвал…

— Оля, — кривясь, вмешался Веслав. — Попробуй это собрать, все-таки основа водная… Любовь здесь, — он понизил голос, прежде чем произнести, — запрещенное не то что чувство — а слово! Представляешь, что могут сделать с тем, у кого это — стихия!

— Спасибо, Весл, — ухмыльнулся шут.

Я повела рукой, поднимая пролившееся снадобье в воздух. Алхимик ловко поймал его миской.

— Вместе с осколками.

— На осколках водные следы были. Твоего варева. Ничего, процедишь.

— Это спириты все немножко пококались, — я развернулась и узнала Бо-Бо. — Или почокались… наверное же нельзя казнить за то, что у него такая стихия!

— Гм, — усомнился на это Эдмус. — Наверное?

— Не беспокойся, друг наш, — Дружина не даст своего бойца в обиду…

— Очень мило, Йехар. Нет, я правда тронут. До глубины всех моих органов, но ты что же, объявишь войну спиритам? Клинком их испугаешь или Бо-Бо покажешь без раскраски? Или Веслава напустишь, чтобы во все ручьи ядов налил?

— В ручьи? — встрепенулся алхимик. — Нет, зачем в ручьи, достаточно пару капель в резервуары возле дворца…

Йехар сделал однозначный жест: молчание или смерть.

— Как мы поняли, герцог боится, что ты его свергнешь?

— Ага. В каком-то смысле, не хочу гордиться, но я сделал то, что до этого никому не удавалось. Так что вроде как, у него есть чего опасаться. Да и еще, он совсем не обрадовался, когда Ифирь заявила, что будет моей спутницей в Городе и в небесах.

— Не обрадовался?! — вспыхнул Веслав. — Между прочим, это вот, — он потряс миской, из которой выуживал осколки, — для него! Четвертая порция, а он все молнии мечет! Другой бы уже давно на тот свет после такой дозы отправился…

— Ты гляди не перестарайся, а то так и будет.

Но Весл только отмахнулся миской и принялся процеживать варево.

— Но сейчас меня казнить никто не будет, — утешил всех Эдмус. — Понимаете ли, мооны объявили завтра бой, так что каждый воин в Городе на счету, ну, и я конечно, тоже, хотя я, вроде как, и не воин. Так что может быть, я и сам собой казнюсь. То есть…

— Мы поняли.

В дверь постучали. После «войдите» на пороге объявился придворный спирит с лицом самоубийцы, которому остался шаг до карниза.

— Вот, — буркнул Веслав в ответ на его вопросительный взгляд, — если не поможет… ну, ничего не поделаешь.

Спирит поклонился, забрал миску и смылся с разочарованным видом: подслушать не удалось.

— Странно он на тебя смотрел, — заметила я в сторону шута. — А может быть так, что к тебе подошлют кого-нибудь во время боя?

— Скорее — после боя, если будет «после». Во время у всех будут дела поважнее.

— Эдмус… а как ты будешь сражаться?

— Э… как? А, ну так, как и сегодня. Если получится, конечно. Я думаю, что получится, — прибавил он. — Ифирь, она ведь тоже будет в битве. Рядом со мной.

— Какая прелесть! — запищала Бо.

Я смотрела на Эдмуса, у которого сил с трудом хватало на улыбку, и думала, что скорее — «какой ужас».

— И как ты думаешь…чем кончится?

Остальные замерли, пытаясь съесть шута глазами. Эдмус пожал плечами.

— Да всё тем же, что и в остальных местах. Любовь — это, конечно, могучая сила… но не думаю, что меня хватит против всего войска моонов. Так что в конце концов… ну, не грустите, если хотите, могу вам это в звуках изобразить: они так: у-у, — а мы: бздыщ. А потом они — бэмс, а мы — уй-юй!

Мы посмотрели на Йехара.

— Победа нам нужна, — сказал он, качая головой. — Может, только это и сможет вернуть равновесие. Но мы видели мощь одного моона — думаем, он бил в полную силу сегодня. Это… это… если они все ударят в полную мощь…

— Что — спасать некого будет? — хихикнула Бо.

По лицу Йехара все догадались, что именно это он и хотел сказать.

— Средство мы нашли, средство чудесное, но, кажется, им владеешь лишь ты, Эдмус. Не знаем, в чем причина — в твоем ли рождении…

— Может, в том, как я грохнулся с алтаря?

— …в твоих ли чувствах к Ифирь или в чем еще. Знаем только, что мооны постараются как можно скорее раздавить это. Погасить единственное, что им угрожает. Так что основной удар…

— Нет, вы как сговорились, честное слово. Вы что же, пытаетесь меня насмерть запугать?

— Сам же заговорил о том, что тебя казнят, — злорадно сравняла счеты я.

— Хм, а ведь верно. Видно, от вас нахватался. Ладно, я понял, что ты хочешь сказать. Сначала они постараются лишить сил меня, а потом перебьют остальных. Веселая такая картиночка. Веслав, у тебя есть что добавить? Где там твое логическое я?

Алхимик, который пытался под шумок что-то смешать, вздрогнул. «Что-то» немедленно отреагировало маленьким ядерным вихрем на лабораторном столе. Злобно зашипев, Весл обернулся.

— Логика ушла гулять? — предположила Бо-Бо, глядя на его лицо.

— Логика нужна? — рявкнул Веслав. — Получите: у нас есть два варианта развития событий, первый ты только что описал. То есть, войско сражается, ты сражаешься; мы тоже ввязываемся в бой; Йехар крутит своим клинком во все стороны; я пытаюсь отравить тех, с кем это невозможно; Оля их поливает, чтобы не было скучно…

— А я?

— Бо, ты смотришь и хлопаешь в ладошки. Конец, как ты сказал, веселенький: нас убивают. Всех. Город разрушен, равновесие в мире смещено ко тьме, в общем, все ясно. Второй вариант — ты за сутки учишься управлять своим медиумом. Не так, как в сегодняшнем бою: ты черпал силы из сердца. Так, как управляют стихиями. В таком случае — я не могу предвидеть, что случится. Может быть, то же самое. Ну как, что вам нравится больше?

— Первый вариант грустный, а второй я не понял, — признался Эдмус. — Ты завернул его так, что придется два часа разворачивать. Я не так управлял стихией?

— Это все равно, как если бы Оля, вместо того чтобы призвать воду извне, выплеснула бы на врагов собственную кровь. Извини за аллегорию, Оля, но вам хоть понятно?

— Веслав, не нервничай, — попросила я. — Подожди… ты предлагаешь Эдмусу брать силы его стихии извне, как это делают маги обычно?

— Ну, да! А что, идея не…

Йехар махнул рукой, прося его помолчать.

— Может сработать, — признал он, хмурясь, — если, конечно, предположить, что любовь — такая же магическая стихия, как огонь, вода, воздух…а предположить такое мог только…

— Темный маг… — Бо-Бо шла на рекорд непрерывного хихиканья.

— Тот, кто в жизни не испытывал этого. Любовь — это чудо, великолепнейшее чувство, и…

— А еще, — змеиным голосом сказал Веслав, — одна из основ, на которой держится мир. Значит, может быть использована в качестве стихии.

Йехар мрачно замолчал. Переспорить алхимика, едва спор заходил о теории магии, да и об истории тоже, становилось невозможным. Причем, спрашивать, где он такого нахватался, было заведомо бесполезно. И так известно, где, не к ночи будь оно помянуто…

— Всё это очень мило, — вмешался Эдмус, который, пока шел спор, о чем-то размышлял, отрывая пуговицы от своего шутовского одеяния. — Только у меня один вопросец. Оле, чтобы кого-нибудь промочить, нужна вода поблизости. Йехар, тебе — источник огня, ну, правда, ты везучий, он у тебя с собой. Но мне-то откуда набрать столько любви? Вы не забыли, мы в Городе! Тут… ну… ну, вы понимаете!

Все посмотрели на Веслава. Тот раздраженно взмахнул руками.

— Что? Теория-то была хорошей?

— Просто почувствуй ее, — посоветовал Йехар, — постарайся ощутить свою стихию. Она даст о себе знать, просто… отыскать любовь в своем сердце, к тому же, если она живет там давно, нетрудно. Куда труднее увидеть ее в других, особенно если она скрыта масками, суровыми личинами…

— Это если она спряталась, — усомнилась Бо, — а если ее тут вообще нет?

— Есть. Она есть всегда. Любовь…

Я панически кашлянула. Йехар, а за ним все остальные, обернулись к двери.

Там собственной персоной стоял Цепеок Первый, вошедший без стука. Вместе с Ифирь.

И вошли они конечно не слишком поздно, чтобы расслышать, о чем говорил Йехар.

Картина наглядно иллюстрировала полную боевую готовность. Я почувствовала, как закололо пальцы от близкого призыва стихии. Бо-Бо, улыбаясь, поглаживала арбалет, который невесть откуда взялся. Йехар схватился за рукоять клинка.

За что схватился Веслав — дело ясное.

Эдмус единственный не стал напрягаться или за что-то хвататься, да его оружие и было всегда с ним, он сам так сказал. Вместо этого он приподнялся и поприветствовал герцога в своей обычной дурашливой манере.

— Вашество…

— Оставь, Эдмус, — заговорил Цепеон, впервые при нас называя шута по имени. Герцог выглядел усталым и, пожалуй, раздраженным, но метать молнии не собирался. — Сегодня был хороший бой. Завтра нам предстоит еще один. Готов ты к нему?

Спирит чуть склонил голову в знак согласия.

— Я назначил тебя своим полководцем, — добавил герцог. — Поведешь войска. Делай что хочешь, но сбереги Город. И… — тут он посмотрел на дочь, — ее тоже.

— Ваше… — начала возмущенно Ифирь, но Цепеок Первый уже развернулся и покинул зал.

С полминуты все молчали и приходили в себя.

— Только одним могу это объяснить, — выговорил Эдмус медленно, — чем ты его напоил?!

— Я? — удивился Веслав. — Опять я? Простой бальзам успокоения, клянусь! Ничего, что могло бы повлиять на волю.

— Тогда ты распылил здесь что-то не то, и нам все приснилось.

Ифирь усмехнулась и покачала головой.

— Герцог решил так сам. Кому будет польза от наших законов, если не будет нас? Что проку блюсти заветы предков, если нас истребляют? Эдмус, тебе нужно переодеться. Военачальник не должен ходить в таком, и где твои пуговицы?

Шут, который стал военачальником, озадаченно ощупал себя.

— Крысы бегут с корабля, — пробормотал он непонятно когда подхваченную в нашем мире поговорку. — Так что посоветуете?

— А ты попробуй до них достучаться, — попыталась посоветовать я. — Ну, там, объяснить ситуацию…

На меня посмотрели озадаченно сразу все. Видимо, в такой форме мне пытались напомнить, что достучаться до спиритов можно, только используя кувалду.

Ифирь неодобрительно покачала головой и поволокла Эдмуса «выбирать что-нибудь более достойное». Шут выглядел не слишком радостным.

И если я не ошиблась — уже после того, как они вышли за дверь, мы услышали упоминание о каком-то смотре войск и придушенный стон.

Как только шорох крыльев Ифирь и Эдмуса затих вдалеке, Йехаром был объявлен мозговой штурм.

Ничего смешнее рыцарь придумать при всех стараниях бы не смог.

Да уж — этакая группа академиков, спасающих Город от армии тьмы. Во-первых, сам Йехар, водящий по нервно вспыхивающему клинку ладонью с таким видом, будто гладит любимую кошечку. Затем алхимик, который попытался успокоиться привычным средством и увивался у еще не до конца покалеченного стола. Но успокоиться не мог и потому время от времени подавал реплики, что кое-кому, прежде чем начинать мозговой штурм, нужно бы обзавестись основным его инструментом. Сиречь, мозгом. Но имен Веслав дальновидно не называл.

Ну, и наконец Бо, которая вообще не могла понять, чего от нее хотят. Она так напряженно таращила глаза и краснела в попытке подумать, что с натуги превратилась обратно в Виолу.

Я же тем временем честно призналась себе, что никаких конструктивных мыслей в голову не приходит и близко, и отправилась изводить вопросами алхимика.

— Веслав, а если бы Милию?

Удачное начало. Что еще могло бы так быстро вывести его из рабочего состояния? Кулак алхимика конвульсивно сжался, раздавив хрупкую с виду ампулку, которую он Веслав только что достал из надежной упаковки.

— Чего-о?!

— Я к тому, что…почему ты думаешь, что выход с Эдмусом единственный? Вроде как кроме него есть еще…

Но алхимик, вытерев руки, уже копался в своей холщовой сумке и был настроен не обращать на меня внимания. Наконец он достал искомое — тот самый обтрепанный блокнот, на который я уже начала поглядывать с уважением и некоторой опаской. Открыл на нужной странице и швырнул мне.

— Шестая строка снизу.

Судя по почерку, алхимики — следующий этап эволюции после врачей и аптекарей. Прорицание Данилы мне удалось распознать не сразу, а уж найти шестую строку снизу, а уж ее же прочитать…

Бескрылый — крылья обретет.

— Знакомо? — вскинул брови Веслав. Соглашаться не хотелось, но сцена, которую мы видели полчаса назад: сложивший крылья, оставшийся в воздухе Эдмус — слишком ясно стояла перед глазами. Пришлось изображать покорный кивок.

— А теперь подключи ло… ну, чувство рифмы, что ли.

Я послушно постаралась подключить хоть что-нибудь, глядя на разрозненные строки. Стихов я не писала никогда, но почему-то их писали все, кто когда-либо пытался за мной ухаживать. Едва ли постоянно повторяющиеся в их опусах созвучия: «люблю — не сплю», «розы — слезы» и «всегда — никогда» претендовали на образчики высокой поэзии, но тем не менее, что такое рифма, я сумела худо-бедно усвоить. Вот. Единственное, что подходит.

Табу завесу тьмы сметет.

Да и по сути тоже. Оставалось выяснить, относится эта часть пророчества к тому бою, который состоялся или к тому, который состоится.

— Возражения против моего предложения есть? — воинственно, но тихо осведомился Веслав. Я с кислой миной обрисовала в воздухе медаль, которую он мог бы себе купить. Действительно, в сложившихся обстоятельствах единственным выходом была его идея.

— Что-нибудь надумали? — окликнул Йехар подозрительно, и я остервенело замотала головой. Веслав забрал блокнот и отправился исправлять эликсир — если его можно было исправить. Я вернулась к остальным. Больше мы не перемолвились не словом. Два варианта, с беспощадной точностью выведенные алхимиком, назойливо крутились в голове.

Это был самый молчаливый мозговой штурм, который я когда-либо видела. Его участники, бездействовали и не издавали ни звука, напряженно глядя в разные стороны. Мыслей не было. Собственно, изначально их не могло быть, если вспомнить те самые варианты. Правда, слабая надежда на то, что после прогулки с Ифирь Эдмуса что-нибудь осенит, еще оставалась…

Но никто не представлял, что его осенит настолько!

Новый полководец влетел в нашу комнату вихрем, и, не тратя времени на приветствия, выпалил:

— Мне нужны крякодуглы и Веслав!

Едва прозвучала эта фраза, мы обернулись с чрезвычайно, но понятно удивленным видом. Веслав, махнув рукой, отчаянно плюнул в недоделанный эликсир и пригнулся, когда колба ожидаемо взорвалась.

— Странное сочетание, — произнес рассудительный Йехар, глядя, как алхимик, чертыхаясь, тушит пожар на многострадальном столе. — Зачем тебе понадобилось первое и второе?

— Что? — Эдмус так запыхался, что все силы вложил в первую фразу и теперь объяснялся жестами. — Я… я просто… я знаю, что мне нужно делать! Я понял, что мне нужно делать, Ольга, ты была права… достучаться…

Что и следовало ожидать. Никто ничего не понял, и все по-прежнему глядят на шута с плохо скрытым беспокойством: не заболел?

— Меня должен услышать Город, — Эдмус отдышался и заговорил спокойнее. — Весь Город, до последнего спирита. Так нужно.

— Но как… — Йехар изобразил сперва недоумение, потом понимание: — ах, вот, зачем крякодуглы! Они ведь отражают звук… как это? В нужном направлении… понятно!

— Рад за тебя, — сварливо отозвался Веслав. — И все же что-то я не понимаю своей роли в этой авантюре.

— Мне нужны твои мозги, — пояснил Эдмус.

— Извини, никак. У меня в них тоже не отпала необходимость. Конечно, могу завещать их тебе после моей смерти, но к тому времени…

Профессиональная склонность к натурализму мышления иногда заводила Веслава не туда.

— В переносном смысле, — Эдмус был само терпение.

— К твоим услугам.

— Понимаешь, мы могли бы просто посадить крякодуглов во всем городе, натыкать их под крыши или на крыши, да хоть и в дома… но что из этого выйдет, да и выйдет ли? Мне почему-то кажется, что получится первозданный хаос. А наши воздушные маги такими чарами не владеют, да и амулетов не запашено — не было необходимости, у нас всё больше магия-то — чтобы что-то утащить, ну или пристукнуть, а вот чтобы звук передать… Нужно как-то рассчитать это все так, чтобы получилась… получилась…

Веслав раздраженно кивнул мне на не до конца потушенный стол, вышел из-за него и направился к Эдмусу так, словно хотел лучше его видеть или слышать. На ходу алхимик искал в карманах мастерки блокнот и карандаш.

— Замкнутая на тебя стеореосистема? — переспросил он, напрочь убив меня знанием таких терминов (это человек, который телевизор в моей квартире за хлебницу принял!). — Невозможно! Без ряда необходимых проверок… с таким количеством переменных… отсутствие гарантии фиксированного положения передатчиков и постоянства звука…

— Веслав, я таких умных слов не понимаю, — честно предупредил Эдмус. — Ты же помнишь, кто я, а? Просто или ты это сможешь сделать и расставить их так, как нужно, — или не сможешь — ну, и тогда…э то не ты нам час назад описывал два сценария? Тогда все пойдет… м-м… по первому.

— Прелестный расклад, но я же не физик! И не спец по акустике, или кто там нужен в таких ситуациях! А это…

— А я-то думал, нам хватит алхимика, который читал Книгу Миров, — самым наивным образом удивился Эдмус. — Нет, я б, конечно, с удовольствием попросил физика или этого… по кусастике, да вот беда — в Городе нет ни единого! Так я подумал, может, ты попробуешь…

Алхимик медленно кивнул и осведомился вдруг осипшим голосом:

— За сутки?

— Ну, думаю, даже меньше, — Эдмус состроил сочувствующе-ехидную гримасу, — как только крякодуглы явятся…

Тут алхимик на время выпал из беседы. И он вовсе не отправился в ступор от новостей, как можно было предположить, — нет, он бросился к столу, на ходу рявкнув мне: «Да потуши ты его уже!» Стоило языкам пламени опасть от моего удара холода — Веслав уже пристроился на том краешке, где не было разбитого стекла и рассыпанных компонентов, и принялся лихорадочно строчить в блокноте. Похоже было на внезапный проблеск вдохновения у поэта, только у поэтов не бывает таких бесстрастных, холодно-отрешенных лиц.

— Подождите, — вдруг тихо попросила Виола. — Постойте-ка… а как же мы… откуда мы возьмем столько крякодуглов?

Столь нелепый вопрос вызвал в наших глазах повторный всплеск изумления:

— Как, откуда? Ты призовешь!

— Как?!

Наверное, вопрос был глобален, но Эдмус ответил конкретно:

— Как Розовая Птица. Она же передала тебе свою силу, а мы слышали ее зов… наверное, и ты сможешь, — он оглядел ее и прибавил: — Хотя пока ты так непохожа на их хозяйку, что крякодуглы от тебя во все стороны разлетятся. Нужно что-нибудь… ну…

— Розовое?! — Виола схватилась с угрожающим видом, но не за арбалет, а за свой непонятный излучатель, и вот это стало уже по-настоящему опасно. — Ты, значит, предлагаешь мне напялить какие-нибудь розовые тряпки и залезть на стену этого вашего Города… и на глазах у всех со стены призывать крякодуглов?

Веслав от стола испустил придавленное фырканье: крик души Виолы пробился и через его математические странствия. Триаморфиня смерила его практически невменяемым взглядом и повернулась к нам.

— Йехар!

— А? — очнулся наш Поводырь. — Пойми, Виола, мы вмешались бы с удовольствием — если бы было иное решение, но… следует ли это разуметь так, что Эдмус не заставляет тебя выполнять все то, о чем ты сказала?

Тут он сам с трудом сдержался от улыбки, но годы рыцарской закалки взяли верх. Эдмус истово замотал головой, не сводя взгляда с излучателя в руке Виолы.

— Нет-нет-нет, я всем даю свободный выбор! Я вот только недавно Веславу говорил: есть первый вариант, есть второй, и…

Виола глубоко, судорожно вздохнула. Когда она заговорила, в голосе прозвучала мольба:

— Но силу получила не я, а пантера…

Уже на последнем слоге голос Виолы увял окончательно. Сообразила очевидное: ведь у Бо способности тоже проявились, так почему не могут проявиться у основной сущности? Бедная триаморфиня сделала последнюю попытку:

— Но у вас в Городе розовый терпеть не могут! Где мы возьмем платье такого цвета?

Все невольно перевели взгляды на алхимика. Тот, не переставая чертить в блокноте какие-то схемы, пробормотал:

— Дайте мне десять минут, тазик с любой краской для одежды и не лезьте в это время под руки.

Судя по лицу Виолы, она жаждала отмщения. Теперь у нее точно не было пути назад.

— Подбор одежды и покраска — дело Ольги, — с серьезным видом заявил спирит. — Будем надеяться на ее вкус. Если все получится… ладно, наперед не будем.

— А как же доспехи? — встревоженно спросил Йехар. — Облечешься них?

— Мои доспехи? — безмятежно переспросил спирит. — Да, перед боем. Если у меня будет время подумать об одежде, прическе, ну там, чтобы обувь блестела.

Мне показалось, что Глэрион начал нагреваться прямо в ножнах — до того возросло после этих слов беспокойство Поводыря. Он подошел к широкому окну и выглянул наружу, будто уже ожидал увидеть противника.

— Кто знает, — пробормотал он затем, — кто знает, когда они нападут и сколько останется времени у нас. Зачем этим созданиям блюсти условия? Почему завтра? Почему не сегодня ночью? Тьма — их стихия, и значит, удара нужно ждать…

— Они придут на рассвете.

Мы оглянулись — Веслав все же оторвался от своего блокнота и теперь грыз карандаш в поисках новых идей, поэтому говорил немного невнятно.

— Если сегодня они вышли на поединок в полдень — еще не значит… — начала я, но алхимик только головой тряхнул.

— Разведка — к вечеру, бой — с рассветом или в полдень, вы что, еще не заметили? Да эти твари свято блюдут правила спиритов в этом! До мелочей!

— А ведь и правда, — смешался Эдмус, что-то считая на пальцах. — Сколько их помню… и ведь не подумал же никто, а?

Но Йехар смотрел на Веслава, который, будто догадывался, что сейчас его будут спрашивать о чем-то неприятном, опять уставился в блокнот и принял образ горящего на работе трудяги.

— Почему? — мерный голос рыцаря легко заполнил немаленькое помещение. — Ты знаешь, почему это?

— Ты тоже знаешь, почему это, — долетело от стола раздраженно. — Не можешь же ты быть еще тупее, чем я думаю.

— Но откуда такое изменение стихии?

Молчание. Вмешалась Виола, которая до сей поры пыталась осмыслить свою собственную участь — за пять минут она с виду как-то осунулась и чуть ли не поседела:

— Вы о чем?

— Мооны и спириты, — ответил Йехар. — Может статься, вы увидели сходство между этими двумя народами? И те, и те любят летать, предпочтение отдают ночи, блюдут одинаковые ритуалы — мы узнали это только что. У них схожи и магические приемы: лишить противника стихии… а воздушный пресс весьма схож в деталях с разверткой тьмы.

— Два моих боя были похожи, хоть и кончились по-разному, — подытожил Эдмус, но без тени улыбки. Редко мне случалось его видеть таким серьезным не в минуты боя. — Так это, значит, наши родственнички, так? И они к нам так настойчиво просятся в гости, познакомиться с родней, а мы их просто не понимали?

— Смешно, но у них на Город могут быть такие же права, как у вас, — заметил Веслав, отвлекаясь опять. — В ваших архивах немногое сказано о Легионе Эрниока, только то, что они ушли «куда-то за пределы». Уж и не знаю, чего они там нагляделись за пределами, только когда они вернулись в свой мир — их никто не узнал.

— Это, значит, их потомки? — спросила я и получила поощрительный кивок. Дальше алхимик сделал жест, что больше говорить не намерен, и зашился в расчеты окончательно. Эдмус задумчиво почесал подбородок.

— Вот так штука, — пробормотал он. — Это мне, значит, против своих же идти? Или бывших своих? Нет, как спириту мне это и не в новинку, а только…

— Они больше не спириты, — промолвил Йехар решительно. — Ты видел. Не осталось ничего… И тебе стоило бы подумать сейчас о тех, кого ты еще можешь убе…

Эдмус потряс головой. Благородные банальности в исполнении Йехара подействовали на него ободряюще.

— Ищем тазик, — распорядился шут деловито. — Оля, нужно бы сходить в одежную мастерскую за краской и тем, что будем красить — конечно, тут твое дело, но…

Миссия по возвращению этого мира в состояние, хоть отдаленно напоминающее равновесие, таким образом, началась с героических поисков тазика.

Глава 26. Когда наступает рассвет
Наверное, в Городе еще не бывало такого сумасшедшего дня. Тут вам и выигранная битва с моонами, и то, что шут превратился в полководца, и отмена всеобщего Табу… Да к тому же, завтра предстояло уже всеобщее ристалище.

Но когда спириты увидели Виолу в косо сидящем розовом платье, испускающую со стены что-то вроде боевого клича Тарзана — поплохело даже самым психически устойчивым. В Городе поползли неопределенные шепотки, что Дружина не в себе (слухи были с энтузиазмом подхвачены всеми, кто хоть раз общался с нами в полном составе). К стене, откуда неслись призывы Виолы, собралась толпа, и надо сказать, зрелище стоило аудитории.

Розовый Виоле не шел. Пока мы красили платье в нереально кислотный цвет, состряпанный в тазике Веславом (а переделывать мы его даже и не просили, потому что к тому времени, как мы обнаружили краску, алхимик опять по уши ушел в расчеты), пока я сушила уже выкрашенное платье чарами, триаморфиня сидела в сторонке, не спуская с одежины враждебных глаз. Наверное, она страстно молилась про себя, чтобы раз в ее жизни преображение произошло вовремя, и на ее месте опять оказалась Бо. Но Бо, зловредная, как все вторые сущности (вроде Хайда), не показывалась. По истечении положенного для сушки времени Виола с чудовищным вздохом натянула на себя платье прямо поверх обычного черного костюма. Хорошо хоть, куртку сняла. Платье было до колен, именно такое я отрыла в каких-то запасниках, старинное, видно, трофейное, и теперь из-под оборочек розового цвета торчали черные кожаные брюки и армейского типа бутсы. На поясе платья болтался излучатель, а отмеченное шрамами лицо Виолы выражало искреннее презрение по очереди: к розовому, к платью, к оборочкам, к корсету… Хорошо, что этого не видел Эдмус. Уж он бы прокомментировал ужас бедных крякодуглов, заполучивших такую хозяйку.

Я и Йехар смеялись до слез, хотя понимали всю серьезность ситуации. Но вид Виолы и каждый ее новый протяжный вопль со стены вызывали приступы неконтролируемого хохота, и сопротивляться этому было невозможно.

Только после пятого-шестого призыва мы справились с собой и нашли силы закрыть Виолу от глаз посторонних со стороны Города. Контрастным методом, паром. Огонь Йехара против воды, которую мне пришлось черпать из ближайшего ручья — и толпа продолжила слышать пронзительные вопли, но видеть триаморфиню больше не могла. Хотя все равно никто не ушел. Ну, а уж если это мооны видят — пусть видят. Мыслят они не ахти как быстро и правильно, так что такое зрелище их разве что озадачит. Получится что-то вроде психической атаки.

Ни я, ни Йехар старались не выражать этого вслух, но в глубине души мы были твердо уверены: из затеи ничего не выйдет. Когда эта уверенность достигла такой степени твердости, что нам захотелось пойти и снять несчастную Виолу со стены — в Город начали понемногу собираться крякодуглы.

Здесь нервы начали сдавать и у тех спиритов, кто не слыхал призывов Виолы. Эдмус это предвидел, а Цепеок с его подачи выделил нам пару крепких служак, так что весь оставшийся день мы порхали по Городу, наподобие пары диковинных фей, и успокаивали народонаселение. Не знаю, как выходило у Йехара, у меня получалось отвратно. Как только я с лицом профессионального психолога начинала на очередной улочке вещать толпе взбудораженных спиритов что-нибудь вроде: «Все в порядке, нечего тревожиться, ничего необычного не происходит», — как над нашими головами, выписывая дурацкие коленца, пролетало два десятка крякодуглов, и градус доверия спиритов ко мне ощутимо понижался. В конце концов я начала ограничиваться фразами: «Цепеок приказал» и «Это поможет против моонов». Доверия больше не стало, но вопросы прекратились. Герцог все же пользовался среди своих подчиненных редким авторитетом.

Как выяснилось после моего возвращения, у Йехара дела шли еще и похуже: я застала его не одного, а уже в компании Милии. Веслава не было, наверное, отправился в Город, расставлять крякодуглов на положенные места. Рыцарь обрадовался мне, как родной. Не могу сказать, чтобы я чувствовала то же самое.

— Посиди с нами, Ольга! Я только что рассказывал Милии, что случилось сегодня утром и что может случиться завтра…

Так я и поверила, ага. И поэтому странник вдруг забыл о Глэрионе и начал говорить о себе в единственном числе?

— Я только что закончила выражать сомнение в том, что вы видели нынче утром, — свела на нет все его дипломатические попытки Милия. — Нежити не свойственны столь человеческие привязанности. А уж чтобы чувство выступало как стихия…

И она поджала губы, разом выразив лицом все, что думает об этой истории. Йехар взглядом отчаянно попросил меня найти новую тему, но странница нашла ее сама:

— Хайя теперь в безопасности. Я переправила ее в школу Ордена…

— Это в Междумирье, — мельком объяснил мне рыцарь, — когда-то там довелось побывать и нам с Глэрионом. Так она станет учеником? Светлым странником?

Милия величественно кивнула.

— Там колебались, стоит ли ее принимать: она дочь спирита, и тьма прочно обосновалась в уголках ее сердца. Но нашлись те, кто за нее вступился, и теперь…

— Учитель Синон? — встрепенулся Йехар.

Милия раздраженно мотнула головой.

— Он в странствиях. Нашлись те, кто вступился за нее, и она принята. Конечно, куда с большим спокойствием я оставила бы ее своей ученицей, может статься, так и будет — потом, но теперь ей здесь не место.

Я крайне заинтересовалась прожженным столом. Йехар обратил свое пристальное внимание на рукоять Глэриона, а думали мы точно об одном: и слава Богу. То есть, что Хайя не осталась на частном обучении у Милии.

— Я вернулась сюда, чтобы выполнить свой долг — сразиться и победить.

— Очень оптимистично, — не выдержала я. — Йехар, ты что, о количестве моонов так и не рассказывал?

— Говорил.

— И вы, значит, собираетесь драться со всеми?

— Такова моя миссия как светлого странника, — пожимая плечами, проинформировала Милия. — Может статься, в Ордене стали такими, как ты, Йехар, может быть, они благоволят темным и заключают соглашения с нечистью, но меня это еще не коснулось. Я буду в бою завтра утром, а что будете делать вы — мне безразлично.

— Каким образом? — тихо вопросил Йехар. — Спириты не потерпят такого соседства. Сейчас они готовятся к битве: одно резкое слово — и… Или ты хочешь сказать, что будешь сражаться и с ними?

— Я буду сражаться с любым, кто помешает мне выполнить…

Мы с Йехаром жалобно переглянулись. Если странница сейчас выйдет в Город — там начнется побоище. Она ведь особой разницы между спиритами и моонами не видит! А как не пустить ее в Город, если мы видели, на что она способна? Выход один и не самый лучший — сидеть тут и заговаривать ей зубы. До рассвета, до начала битвы, а там уж ее дело. Пусть хоть всех моонов перебьет, только жителей Города не трогает.

Это был наш с Йехаром звездный час. Вот уж не подозревала, что обладаю такой волшебной способностью убалтывать. Наверняка Милия считала меня совершенно ненормальной, но худо-бедно проглатывала ту пургу, которую я несла, и на вопросы мои отвечала. Раза три-четыре она поднималась, чтобы сходить в Город, оценить обстановку, но мы с рыцарем в один голос уверяли, что никакой там обстановки и близко не видно, а оценить все можно будет завтра, со стены.

Нанесло же нас на такую помощницу… Мало того, что очень трудно рассказывать чуть ли не всю свою жизнь, когда ее оценивают только с одной точки зрения — изменил ты свету в этот момент биографии или нет. Но рядом с Милией я себя чувствовала маленькой имбецильной девочкой, которая что-то лопочет о конфетных фантиках седому профессору биохимии. Примерно так ощущал себя и Йехар, который принял эстафету, когда я окончательно выдохлась. Рыцарь ёрзал на месте, время от времени нарезал круги по комнате, но стойко поддерживал беседу. Ему даже удалось разговорить гостью — когда он спросил о ее последних свершениях. Два странника ударились в воспоминания о том, кто сколько нечисти покрошил, я даже подремала под их рассуждения и открыла глаза уже перед рассветом, с вопросом Милии:

— Что за странные птицы кружились над Городом, когда я прибыла к вам?

Пока Йехар придумывал ответ, дверь распахнулась и в комнату ввалились в обнимку Веслав и Виола в совершенно невменяемом состоянии. Оборки на платье Виолы были наполовину содраны, шарфик сполз набок, а алхимик мертвой хваткой сжимал блокнот в той руке, которой не обнимал триаморфиню. Когда парочка подошла поближе, стало ясно, что романтических или хоть дружеских чувств они не испытывают и близко: просто таким образом они не давали друг другу упасть.

Милию, вставшую при их появлении, никто не заметил — притом, что Виола прошла на расстоянии пары метров от странницы. Не глядя по сторонам, она свалилась на постель, простонав в пространство сорванным голосом: «Я сейчас сдохну!»

— Только попробуй, — просипел алхимик, падая на стул за лабораторным столом, — на том свете достану… Эдмус не залетал?

Вид у Веслава был как у человека после нескольких бессонных ночей, наполненных беспрерывными стрессами. Как если бы он, например, за неделю написал кандидатскую. По предмету, которого в глаза не видел.

— Н-нет, — осторожно заговорила я. — Но у нас тут…Милия прие… приш… появилась.

Светлая странница с диким изумлением смотрела на кожаные штаны Виолы, торчащие из-под задравшегося розового подола. Наконец-то и у нее пропал дар речи.

— Что случилось? — Йехар в очередной раз вскочил и заметался между кроватью Виолы и столом. — У вас не получилось?

— Представляешь, — выдавила Виола с трудом. — Они тупее Бо! И объяснить им, чтобы они сидели на одном месте… и отражали звук с определенной силой, да еще и не на сверхнизких частотах… Весл, но, может, не надо было их приклеивать?

— Приклеивать?! — это вырвалось у нас троих.

— А как иначе мы бы заставили их сидеть, где надо, — пробормотал алхимик. Он все еще смотрел в одну точку на столе и время от времени потирал глаза, но выглядел лучше: пока Виола говорила, успел чего-то хлебнуть. — В глазах рябит от их мелькания… ладно, мы их рассадили согласно моим расчетам, но пробовать — не пробовали, так что выйдет из этого что-то или нет — понятия не имею…

— А мне так уже все равно, — присовокупила Виола с закрытыми глазами.

Постепенно выяснилось, что всю ночь Виола и Веслав занимались собственно, рассадкой крякодуглов. Веслав играл при этом роль координатора, Виола — переводчика. Но то ли она еще не освоилась с новыми силами, то ли розового было на ней маловато — крякодуглы не желали ее слушать и сидеть неподвижно, чем разгневали Веслава. Наверное, теперь они об этом жалеют.

— А сколько сил ушло на то, чтобы убедить их молчать до приказа, — хрипло припомнила Виола, все еще не открывая глаз. — То есть, звук не отражать. Весл, а надо бы проверить все, а?

— Времени почти не осталось, переклеить их на другое место все равно не успеем, — уже более или менее нормальным голосом отозвался он. — Да и я, вроде, почти все учел в формулах.

Кроме реакции спиритов, к крышам которых посреди ночи вдруг начали приклеивать крякодуглов. К утру наверняка полгорода будет в ярости от такого соседства, и как Эдмус собирается до них достучаться…

— На, выпей, — расщедрился все же алхимик, наливая в мерный стаканчик энергетический тоник. — Я добавил мелиссы, заодно восстановишь связки.

Он поднялся из-за стола и впервые обнаружил, что светлых странников у нас в избытке.

Реакция была не такой, какой могла бы быть: сказалась усталость. Милия зря хваталась за свой скипетр — алхимик всего лишь прошел к постели Виолы и по пути, скривившись, поинтересовался:

— Эта здесь откуда?

— Да вот священный долг свой выполняет, — ответила я, стараясь говорить без иронии. Йехар молчал, но косился на стаканчик в руках Веслава с нездоровым энтузиазмом. Алхимик кивнул и больше комментариев не давал. Виола широко раскрыла рот, позволяя влить в себя эликсир. Глаза ее все еще были плотно закрыты.

— Этак ты мне руку отхватишь, пей сама, — буркнул Веслав, сунул ей мерный стаканчик в протянутую руку и вернулся за стол. Милия поводила глазами, открыла рот и задала вопрос:

— Что тут происходит? — с отчаянием человека, который сам разобраться уже потерял надежду.

— Знали бы — сказали бы, — отрезал Веслав, который решил в тридцатый раз перепроверить формулы и схемы в блокноте.

Нам ничего не оставалось, как стыдливо пожать плечами, подтверждая его слова. Виола приподнялась на локте и села. Она смотрела за наши спины, прямо в окно.

— Рассвет скоро. Наверное, уже…

Она не успела договорить: дверь открылась еще раз, и на этот раз комнату почтил своим посещением новый здешний полководец.

— Доброго времени суток! — бодро крикнул Эдмус, влетая внутрь. — Скоро начнется. Город бурлит — ну, еще б: на крышах хлопают крыльями и орут крякодуглы, ходят слухи про что-то безумное и розовое, а спать так и никто не ложился. Здрасьте, ваше светлейшество. Вы все-таки решили поддержать Йехара? Это почти так же романтично, как платье Виолы…

Руку Милии с жезлом остановил, надо полагать, необычный вид нашего шута: он был в полководческих доспехах и при шлеме. На груди болтался накопитель стихии воздуха.

— Это? — Эдмус верно истолковал наши взгляды. — Да просто я сейчас со смотра войск. Почему-то Цепеок решил, что обязательно нужно посмотреть войска, ну, я и посмотрел — с меня что, убудет? Во, напялили на меня доспехи Эрниока — малость велики, ну, да я привык выглядеть смешно. Убеждал жителей, что все, что вы делали сегодня — это ради них же. Не знаю, сколько из них мне поверили. Вернулись разведчики. Мооны готовятся. Никого нет, кто хотел бы подождать здесь?

Милия поднялась первой и прошествовала к двери, облив спирита с ног до головы презрением из глаз. Он посмотрел ей вслед раздумчиво и поинтересовался у Йехара:

— Поручиться за нее или нет? Ее с таким лицом еще до стены прикончат…

— Я бы на твоем месте за своих собратьев побеспокоился, — проворчал рыцарь, который так и не отошел от полуночной беседы.

Но по пути к стене каким-то чудом обошлось без жертв. Отчасти в этом была заслуга Йехара, который шел рядом с Милией и через шаг тихо предупреждал:

— Если ты попробуешь на ком-нибудь испытать силу своего скипетра — клянусь, я обнажу клинок тут же! С кем ты хочешь сражаться — со мной или с моонами?

— Для меня предатели света ничем не лучше порождений тьмы, — самым выспренним образом откликалась странница.

И потом все начиналось сначала. Отчасти тем, что наш путь не был завален трупами, мы были обязаны Эдмусу и его доспехам: встречные спириты косились на Милию с недоверием, но не задирались и вообще старались не заговаривать.

И это несмотря на то, что пришлось протискиваться через толпу. Едва ли не население Города стремилось быть поближе к эпицентру событий, большинство, конечно, разместилось в несколько ярусов в воздухе, но улицы все равно были перегружены.

У стены нас ждала Ифирь — она кивнула Эдмусу и самолично занялась нашей транспортировкой наверх. Над центральными вратами уже собрались сливки общества: Цепеок, Кахон, Д`Каас и прочие именитые спириты. Эдмуса поприветствовали сдержанными кивками, вся доля пораженных взглядов досталась нам, но не Милии, а Виоле.

— Ты платье-то сними! — напомнила я тихонько. Виола тихо ругнулась, стягивая с себя ненавистную одежину, я же почти в тот же момент забыла и про Виолу, и про платье — я посмотрела за стену.

Похоже, к армии моонов подтянулись новые войска. Плотная ночь так и висела перед городом, не желая уступать месту рассвету, заслоняя солнце, которое уже должно было показаться на небе — дикий контраст с самим небом, розовато-голубым: выдался по-настоящему погожий день впервые с начала нашей миссии.

А перед Городом раскрылась, ощерила пасть его могила.

— Они ждут, — доложил Кахон сухо. — Ждут нашего удара. Город оцеплен кольцом. Очень широким.

«Помру с достоинством», — гласило выражение его лица.

Эдмус кинул, благодаря. Посмотрел на Веслава.

— Откуда я могу говорить?

— Отсюда и можешь, — нервно ответил тот. — Только погромче, чтобы они перехватили. Виола, давай, тормоши птичек.

На каждом ближайшем зубце стены было кощунственно приклеено по пучку крякодуглов. Птицы молчали. Видно, воспринимали мысленные приказы Виолы, пусть даже из розового на ней оставались две оборочки, случайно зацепившиеся за арбалет.

— Когда начнется битва? — сухо осведомилась Милия, которую такое количество противника ничуть не впечатлило.

— Вы — потом, светлейшество, — ухмыльнулся Эдмус. — Сперва попробую я.

С этими словами он снял с головы шлем Эрниока и передал в руки Кахона. Потом стянул кольчугу и латные перчатки — их сунул Д`Каасу, не глядя. Амулет-накопитель стихии он со вкусом набросил тому же Д`Каасу на шею. Собравшаяся компания, а также и толпа за спиной глядели на него с непониманием.

— Ты… что делаешь? — наконец вымолвил Йехар.

— Готовлюсь в бой, конечно, — удивленно откликнулся Эдмус. Он отстегивал наколенники. — А что, похоже, что я решил немножко вздремнуть?

— Но… как же доспехи…

Королевский шут и полководец в одном лице ласково улыбнулся нам. Обидной улыбкой, потому что так старики улыбаются несмышленым детям, а ведь он был младшим в Дружине…

— Со мной.

Это он выговорил одними губами, перед тем, как кивнуть Виоле, посмотреть на Ифирь и повернуться лицом к моонам. Он смотрел только туда, где плыла ночь, где не было рассвета, а его голос раскатывался над Городом.

— Может быть, для нас этого утра не будет.

Веслав выдохнул рядом со мной, но это был вздох облегчения: работала его система. В слова он не очень-то и вслушивался. Если бы вслушался, сказал бы, что это банальность.

— Может, сегодня мы в последний раз видим тех, кто рядом, Город, небо. Ведь было же такое с другими Городами, которые захватили вот эти. И чем мы можем ответить им сегодня? Беспощадной храбростью и свирепостью? Заветами Эрниока? Воин будет неудержим в бою, когда ничто его не держит и ничто ему не дорого. Наши Табу. Все, во что мы верили, что правило нами годы. Ложь!

«Ложь… ожь…», — отразилось от серых стен. Эдмус выкрикнул это слово, адресуясь больше не к толпе спиритов у себя за спиной, а к моонам впереди, к потомкам того самого Эрниока, шлем которого он снял недавно с такой поспешностью. Спириты понятия не имели, что сражаться предстоит с дальними родичами, но мы-то были в курсе, как и Эдмус.

— Посмотрите друг на друга. Сейчас — взгляните друг другу в глаза. И забудьте то, чему вас учили сотни лет. Нет Табу. Мы сотни лет ему подчинялись, а его просто нет, потому что не может быть, чтобы в этом Городе никто никого не любил! Иначе мы не жили бы! Иначе стали бы, как эти! Пусть мы не произносили этого, пусть боялись признаться в этом самим себе, нам осталось только это утро, какая теперь разница… Матери — взгляните на детей! Воины — вспомните тех, за кого вы пойдете на смерть! Вспомните лучшие секунды вашей жизни, то, что вам дорого, пусть это будет свежий ветер, надувающий крылья, пусть это будет дом, куда возвращаешься, один миг! Взгляд! Все, что никогда не будет отнято ими!

Говорю я, шут герцога Цепеока! Здесь мой Город и мое небо. Никто из них не коснется этого!

Теперь он опять смотрел на Ифирь, она стояла совсем близко к нему — ближе, чем остальные, — и в какой-то миг их пальцы переплелись и были сказаны слова, которые не предназначались для толпы, а мы их услышали просто случайно:

— Я тебя не отдам.

Ифирь не говорила ничего — она просто улыбалась сквозь слезы. И, может, это просто показалось… каких только чудес не выкидывает стихийное зрение, но что-то светлое, молочно-белое, ласковое, змейкой пробежало по их сомкнутым рукам, скользнуло к Эдмусу, туда, ближе к сердцу…

И я поняла, что плачу тоже, что перед глазами у меня, застилая мрак моонов, стоит Питер, проплывает улыбающееся лицо моей мамы, прокручиваются сцены совместных посиделок с друзьями, потом что-то из наших призывов, только не так, как с Хайей: боли и страха не было. Я видела, как встает Виола рядом с Эдмусом, как заслоняет нас Йехар от какой-то, не знаю даже какой опасности, я понимала, что сейчас Дружине может прийти конец, и губы сами собой складывались все в ту же фразу:

— Я тебя не отдам…

Йехар до боли сжал мне руку, сам не понимая, что делает — он плакал тоже, ничуть этого не стыдясь, и я знала, кого он вспоминает, чье имя повторяет неслышно…

Тонкая, голубая ниточка светящегося флера потянулась от меня к Эдмусу, от Йехара — теплая огненная, и все они сливались вместе и впитывались в него, все еще сжимающего за руку Ифирь. Разноцветные, потому что не бывает одинаковой любви, яркие и потусклее, они рвались к нему почти от всех, кто стоял рядом: от Цепеока, Веслава и Д`Кааса, мало кто оставался тусклым пятном в этом фейерверке красок, — и я вдруг поняла, что мы не одни, и оглянулась…

А за нами полыхал Город. В ненаступившем рассвете он засиял многоцветными огнями, впервые, так, что от изумления и восторга заорали во все горло крякодуглы на крышах; вспыхнули древние стены магией, никакой отношения не имеющей к стихии воздуха — и длинные полосы ее, сливаясь, стремились к фигуре нашего спирита на стене, скапливались вокруг него, вливались, а он оставался все таким же: мальчишкой-шутом с растрепанными волосами, вот только не было обнаженных в издевательской ухмылке клыков. Да еще разноцветные линии, смешиваясь и становясь молочно-белым сиянием, облекали его фигуру, заслоняя шутовскую одежду, окутывали руки, ноги, оставляя явственно видным только лицо — его доспехи…

И мы увидели, как дрогнули мооны, как гуще стала ночь, и поняли, что они перестали блюсти традиции спиритов.

Они не собирались ждать нашего удара — они наносили свой! Развертка тьмы — все сразу.

Веслав рядом со мной вцепился в парапет намертво, глядя на вырастающую впереди, как в замедленной съемке, стену тьмы так, будто не мог в это поверить. У алхимика был непрезентабельный вид наркомана во время очередной кошмарной ломковой галлюцинации, и я похлопала его по плечу свободной от ладони Йехара рукой. Алхимик вздрогнул, оглянулся — его глаза как будто отражали развертку тьмы — и в ту же секунду Эдмус прошептал «пора!», отпустил руку Ифирь, сильно оттолкнулся от стены и взмыл вверх. И уже оттуда, с высоты, навстречу тьме моонов покатилась волна света более ясного и чистого, чем свет от жезла Милии, он прошел и по нам, подарив частичку тепла и надежды, и Город словно подхватил ее. Тысячи голосов вскрикнули у меня внутри, не в ушах, не в голове даже — где-то в сердце: яростные — матерей, и слабые — детей, и суровые — воинов; скрипучие — стариков и чуть более мелодичные (спириты, все же) — девушек, которые ждали воинов с этой битвы. Тысячи голосов выкрикнули это своим дорогим, своему Городу и своему небу:

— Я! Тебя! Не отдам!!!

И стены Города, казалось, вспыхнули сами: волна сияния понеслась вперед, прогоняя ночь — и стала вдруг еще ярче, встретившись с рассветом. Потом остался только рассвет.

Глава 27. Когда гадаешь по облакам
Д`Каас изъяснялся преимущественно жестами, как и один из связных, который к нему подлетел. Ума не приложу, как они друг друга понимали, тем более, жесты были довольно сумбурными. Но по истечении десяти минут бешеного размахивания руками и крыльями бывший фаворит повернулся и доложил хрипло:

— Они пропали…все. Всё кольцо…все!

Йехар светло улыбнулся ему и похлопал по плечу.

— Конечно, все. Разве ты не видел, какой силы был выброс? Их не спасло даже то, что Эдмус был на передней стене, а они оцепили Город.

Д`Каас согласно засипел что-то и озадаченно подергал амулет-накопитель на груди.

Эдмус уже спустился и теперь сиял. Не так, как несколько минут назад, но, когда он смотрел на Ифирь — чем-то было похоже. А смотрел он в основном на нее.

Виола же смотрела на меня. Недоуменно.

— И… и вот это вот… всё?

Ответил Йехар, который тоже лучился. Не так, как Эдмус, а просто от общей радости, что мооны получили такой подарочек.

— Не знаем. Ведь остались еще Города, захваченные моонами, но, раз эти темные твари теперь остановлены… можно считать, что равновесие в мире восстановилось? Впрочем, решать, конечно, не нам.

— Четвертое правило, — скривилась я, и тут голос подал Цепеок.

Папаша-герцог сориентировался удивительно по-русски:

— Это надо отметить!

И все согласно загалдели, что ага, надо, и больше всех усердствовал наш шут, то есть, теперь… да нет. Для меня он шутом и останется. Потому что таковым сам себя считает.

Слуга покорный — по второму разу присутствовать на здешних пирушках. Хоть бы Арка, что ли, открылась… Ах да, тут еще всеобщее ликование. Вот уж чего я терпеть не могу.

— Идемте! — гордо провозгласил Цепеок, по-хозяйски обнимая Эдмуса за плечи. — Заодно свяжем вас обетом брака!

— Ну вот, только захочешь пожрать, а тебя окрутить хотят, — отшучивался Эдмус, подмигивая Ифирь. Та хмурила брови и грозила кулаком. Д`Каас волокся позади, имея все такой же озадаченный вид, а мы уж почти совсем сошли со стены, но тут заметили, что кое-кого не хватает.

Даже нескольких кое-кого.

— Весл?

Алхимик стоял все так же, вцепившись ногтями в камень стены, будто хотел удержаться на ногах, и смотрел туда, где несколько минут назад были рати моонов, а теперь поднималось в небо красное ленивое солнце. Он болезненно щурился, но не отводил глаз, а выражение лица было напряженным до жесткости, и я была уверена: сколько раз его ни позови сейчас — он не услышит.

Раз уж он не заметил такого соседства…

В пяти шагах от него, глядя вниз с пораженным видом, застыла Милия. Она сжимала свой жезл, но пользоваться им не собиралась: странница отсутствовала мысленно. Раз уж тоже не заметила такого соседства.

Эта пара: стройная фигура Милии, светящаяся изнутри, и невысокий алхимик в висящем мешком плаще неопределенной расцветки — представляла собой странный контраст на фоне сегодняшнего рассвета.

— Э-эй! — Виола было направилась к алхимику, но ее перехватил Йехар.

— Не надо. Идемте.

— Оставить их наедине? — усомнилась я. — И у кого больше шансов выжить?

— Оставить их… в одиночестве, — помолчав, рыцарь добавил: — Ибо он и она одиноки сейчас в своих мыслях. Идемте.

А жареных пиявок все-таки пришлось попробовать. Нельзя же, в самом деле, на пиру питаться сплошными губками.

Утешало, что на этот раз нас никто не пытался отравить. Видно, от радости, а может, так готовились к собственной скорой кончине, что яды дома позабывали. В зале, по меркам спиритов, царило непринужденное веселье, а по нашим меркам… ну, в общем, это был дружелюбный, но официальный прием. Цепеок не отпускал Эдмуса от себя ни на шаг и между делом потихоньку выспрашивал: а не собирается ли бывший шут, так сказать, на тестево кресло?

— По-вашему, я настольно придурок?! — справедливо обиделся общий спаситель. — Честное слово, меньше власти я в этой жизни ценю разве что… — тут он выразительно скосился на Д`Кааса, но передумал и провозгласил: — …крякодуглов!

— Но полководцем ты должен быть! — Цепеок с размаху опустил свой кубок на пол. — Моя дочь не будет спутницей шута!

На это Эдмус не ответил, но призадумался. Попутно отыскал глазами нас и подмигнул Виоле.

— Спрашивает, а что, может, и не жениться? — фыркнул у меня в голове ее голос.

В Городе тоже праздновали: сквозь стены долетали звуки общего большого банкета. Нам же, как гарнир к пиявкам было, видимо, суждено переглотать все губки для чистки клыков на этом пиршестве!

Ну, мне не в новинку, а вот Виола призадумалась…

Но судьба решила не быть к нам столь жестокой: в разгар банкета двери распахнулись так, что содрогнулось все помещение. Спириты и мы заодно вскочили, воображая себе новое нападение моонов или напасть почище.

— Вам бы только по гулянкам! — рявкнул, влетая внутрь зала разъяренный Веслав. — Долго здесь сидеть собираетесь?!

Спириты замерли, думая, можно ли такое невежливое обращение отнести лично к ним. Мы уставились на алхимика, который явно пребывал в близком к самому своему худшему настроению, но недоумение постепенно вытеснялось пониманием…

— Арка? — спросила я, с удовольствием роняя кубок.

Алхимик, прошипев что-то сквозь стиснутые зубы, развернулся и покинул зал. Спина его демонстрировала: это вопрос как раз из тех, на которые он не отвечает.

Мы догнали его только после спуска из дворца, и то в основном потому, что двигались короткими перебежками (а после сытного завтрака это ой, как непросто).

— А где же Милия? — спросил Йехар. Он прищурился туда, на стену — там не было больше белой светящейся фигуры. Веслав мотнул головой и, не сбавляя шагу, огрызнулся:

— Убыла.

— И не попрощалась, — с долей облегчения отметила я.

— Да уж, всему Городу праздник испортила! — язвительно отозвался Веслав. — Без нее бы никак не обошлись.

Арка ждала нас неподалеку от той самой стены, на которой Эдмус принял свой главный бой. Символы наверху нетерпеливо мерцали.

— Эй, эй, погодите! — рядом спикировал Эдмус, за ним Ифирь. — А мы как же, то есть, а я как же? Цепеок вообще хотел вам устроить церемонию прощания, да я его отговорил…

— Спасибо, — сердечно откликнулись трое из нас.

— Купи себе медаль, — буркнул алхимик. — Ну что, это Питер, по-вашему?

Может, это был и Питер, да только какой-то… чересчур урбанизированный. Нет, я знаю, что у нас тоже в моде строить «карандаши», но не небоскребы же такой конструкции? Или это… а вдруг мы тут…

— Это мой мир, — вдруг сказала Виола.

Арка опять нарушила традицию. Но ведь в этот раз не было нужды всем отправляться в точку сбора: один из нас мог вообще никуда не идти. Эдмус был дома.

Пока я осмысливала это, Виола шагнула к проходу, понурив голову. Она не прощалась, но в мыслях у меня пронеслось то-то невольное, сумбурное и смущенное. Триаморфиня никогда бы не призналась, что расставание ее расстраивает, но дар, с которым она не успела освоиться, выдал ее — а мы не успели ответить. Арка закрылась за своим призывником, и тут же внутри нее возникла пустыня. Йехар прищелкнул языком. Как маг огня, он всегда предпочитал жару холоду.

Он попрощался. Неловко подал руку Эдмусу, поклонился Ифирь, меня так даже обнял, и я услышала его шепот:

— Не забывай, Оля…

Я кивнула, попыталась что-то сделать с мышцами лица, растянуть их в улыбке, что ли, но для Йехара уже настал последний этап прощания. Не самый приятный.

Руки они друг другу так и не подали.

— Надеюсь, мы не встретимся, — с возможно меньшим дружелюбием произнес рыцарь.

— Катись, светлый! — пытаясь совладать с тиком, откликнулся алхимик.

Йехар так и сделал. Правда, перед тем, как уйти в Арку, он подозрительно оглянулся на Веслава, а потом осмотрел себя, чем вызвал ухмылку Эдмуса, — но все же шагнули пропал вместе со своим клинком бесследно.

В лицо ударило сырым воздухом. Эдмус подмигнул мне опять.

— Выходит, прощаемся, — сказал он. Ифирь рядом с ним улыбалась неловко, но для нее и это было подвигом.

Слова пропали. Так всегда бывает.

Ну, впрочем, не тогда, когда напротив тебя — Эдмус.

— ….и я желаю тебе стать профессором стихий и выйти замуж, и нарожать кучу маленьких стихийничков, и сделать Веслава их магическим наставником, и…

Мы с алхимиком переглянулись с величайшим отвращением. В Арку запрыгнули вдвоем и одновременно, благо, не такими уж мы были и крепкими по сложению, чтобы застрять. На прощание нам вслед полетел голос Эдмуса:

— Веслав! Ты не сказал, как отклеить крякодуг…

Веселые времена ждут Город. Если учесть, что Весл наверняка не абы-какую смесь использовал, а своего изобретения…

Хотя какой Город?

Перед глазами возникла серая окраина, непонятно к какому городу принадлежащая — но я посмотрела на низкое небо над головой и вздохнула:

— Питер…

И совершенно ясно, что до центра отсюда топать да топать, а до офиса Канцелярии — и еще подальше. Но почему-то это меня абсолютно не расстроило. Меня гораздо больше расстраивало то, что будет дальше.

— Ты в Отдел или к себе, под Смоленск?

Мы шли так неторопливо, будто выбрались на ежевечернюю прогулочку, а не вернулись из совершенно нереального мира и — что еще интереснее — после совершенно нереальной миссии.

— К Даниле на Мойку, — неожиданно отозвался Веслав. — Так…кое-что прояснить.

Удачи. Интересно, не забыл ли Данила еще его лица и сколько вообще по здешним меркам продлилась наша миссия. Неужто придется на второй год оставаться или в панике нагонять?

Позже я узнала, что мы вышли из Арки через полтора дня после того, как вошли. А пока мне нужно было завершить одно дельце, которое из-за деликатности никак нельзя было осуществить в присутствии Йехара и остальных.

— Давай, я слушаю.

— ?

— Жду объяснений твоей мрачной физиономии — а она такой и была все время после победы над моонами. Принимаются любые версии — от очень лживых до не очень. Полную правду ты все равно мне не скажешь, ты у нас алхимик… Да еще темный, это мне Йехар повторил как минимум две тысячи раз!

Я поймала себя на том, что говорю как Эдмус, но ни трескотня, ни напускная веселость тона не вызвали никакой, хоть минимальной, реакции. Весл по-прежнему шел рядом со мной, и лицо у него было такое, будто он не остановится, пока не пересечет экватор.

— У алхимиков обычно нет цветов, — вдруг сказал он.

— Что? То есть, вы нейтралы?

— Серый — тоже цвет. Нейтралы — тоже одна из сторон… у алхимиков не может быть ни сторон, ни цветов. Они стремятся только к знанию. К объективному, чистому знанию. А у цифр и формул не бывает даже серого цвета. Это своего рода закон, обязательный для всех. Кроме тех, кто читал Книгу Миров. Вас, случайно, не учили, почему это ее относят к темнейшим артефактам?

Ненавижу себя чувствовать ученицей, а с Веславом у меня других ощущений почти и не бывает. Стоит с ним заговорить — или наорет, как на маленькую девочку, или из него начинает лезть эта самая объективная мудрость. Чтоб ее.

— Потому что каждый ее раздел требует крови? — предположила я. — Йехар говорил так.

— Йехар тоже знал не все, несмотря на все свои века в других мирах. Ее относят к темнейшим артефактам из-за нее самой. Из-за того, что читаешь в ней… из-за того, каким становишься после того, как ее читаешь.

Я не понимала, почему он так враждебно рассматривает город, который мы сейчас проходили. Питер как Питер, даже улицы относительно чистые, по сравнению с тем, что было несколько лет назад. Обычный поток пешеходов и машин. Магазины. Парадные. Реклама по обочинам и на столбах. Любопытные взгляды прохожих на нас…

— Кроме простого знания об артефактах, о травах, природе других миров — ну, словом, кроме знания, ты попутно впитываешь еще кое-что. Историю вот этих, — он кивнул в никуда перед собой, чем несколько шокировал пожилую приличную пару, поскольку «никуда» — понятие относительное. — Людей, стихийников и иных рас, вроде спиритов. Войны. Заговоры. Кровь. Моры. Все видишь сам. Все становится частью твоей памяти. Поэтому Книгу могут читать алхимики да Повелители… Трудновато, знаешь ли, не сойти с ума.

Я с трудом удержалась от просившейся здесь фразы: «А-а, так это ты поэтому такой нервный, а я-то думала, тебя просто в детстве уронили». Чутье подсказывало, что спокойствие Веслава, как всегда, хорошего не сулит.

— По логике вещей, — продолжил алхимик, сворачивая вслед за мной на другую улицу, — тот, кто читал Книгу, не исцелится уже никогда. Ее тьма будет всегда с ним пребывать, и до конца жизни своей он будет отрицать свет. Чем больше разделов прочтено — тем больше тьмы в душе, так вот, открою тебе секрет: я прочел достаточно много, чтобы не верить в розовые сопли типа благородства, или там самопожертвования и раз и навсегда поверить в точный расчет: если чего-то больше и оно сильнее — стало быть, и победа будет за ним. Говорю так, чтобы было понятнее…

Так значит, шрамы от Книги Миров не затягиваются до смерти?

Я опять открыла рот, чтобы заметить, что кое-кто из людей Книгу Миров не читал, а думает точно так же, но подумала, что Веслав едва ли примет такое утешение. Тем более, что мои слова станут еще одним аргументом в пользу того, чего он начитался.

— И тут — бах! — Весл раскинул руки, наконец перестал быть спокойным и напугал на сей раз горстку каких-то девчонок, которые шарахнулись в разные стороны с воплем: «Придурок!» — И мооны, такие все из себя непобедимые — в пролете, и кто это сделал — спирит, который понятия не имел ни о какой магии! Рожденный чуть ли не нежитью! И почему — потому что, видите ли, влюбился! И спириты, у которых это слово было Табу — да ты же видела сама, кому я рассказываю! Откуда там что взялось и откуда появилось — или было всегда, но маскировалось? Ольга, да логически то, что случилось — невозможно! Знания, которые я получил, Книга Миров, вся моя жизнь — говорили, что мооны должны были нас просто сожрать, а что вышло?

— Подавились, — предположила я. — Ну, ладно, очень качественно подавились… и я не понимаю, почему ты из-за этого расстраиваешься.

— Да потому что у меня такое чувство, что мне лгали всю жизнь! — голос алхимика соскочил на фальцет. — Да я… столько раз полосовал себе руку над этой чертовой книгой — зачем?! Столько лет искал универсальное знание, думал, что постиг кучу всего — и на, получай истину и ешь ее с маслом: всё смешно по сравнению с тем, что нельзя отнять, вычерпать и убить. И я об этом ни черта не знаю.

Я дала ему накричаться и даже не стала делать вид, что мы незнакомы. Подумаешь, взгляды досужих прохожих. Вот то, как нас изучали в Городе спервоначала — это да. А тут достаточно бровки домиком сделать и состроить невинную гримаску — мол, что я? а что я? человеку плохо — и все торопливо делают вид, что им неинтересно.

В глубине души я была рада возможности сказать то, что я не решалась озвучить просто в силу угрозы быть убитой на месте:

— Тебе нужно уходить, Весл…

— Что?

— Уходить из алхимии, — он высоко поднял брови, и я поспешила сказать: — Я тебя не вербую. К нам не переманиваю. Но ты что же, собираешься до конца жизни сидеть где-то под Смоленском над книгами, ползать за травами по оврагам, а по ночам стряпать эликсиры? Тебе просто нужно пожить как простому человеку. Отпуск, что ли, взять. Не знаю даже… жениться, может!

— А-а, на пухлой такой особе, которая безошибочно варит супы, знает все цены в магазинах и любит — как это у вас? — сериалы… — я с облегчением увидела, что Веслав слабо улыбается. — Вроде тетки Хайи, а? Дельный совет, Оля… но я, пожалуй, откажусь. Знаешь, лучше мне быть алхимиком, чем…

— Кем?

— Кем угодно. Я родился таким, в конце концов. Рациональность этой профессии — что-то вроде защиты…

— От чего?

Но он уже опять замолчал.

Мы шли еще молча час… или два… или больше. То ускоряли шаг, то замедляли, как нам больше нравилось. И до меня медленно доходило: Питер. Дома. Опять.

В прошлый раз мне пришлось перестраиваться после вызова почти полгода, до второго появления Арки. Сколько придется перестраиваться теперь?

— Жуть, правда? — с голосом что-то стряслось, выходило чересчур хрипло. — Только были впятером, а теперь снова привыкать придется…

И зачем только Йехар просил не забывать? Как будто я могла кого-то из них забыть…

Веслав как будто понял, о чем я думаю, — отозвался с легкой усмешкой:

— Если станет уж совсем плохо — зови.

— А в твоей хижине есть телефон?

— Нет, и не предвидится. Но я услышу.

Перекресток, от которого нам удобно было бы разойтись, ему — к Мойке, мне — к Канцелярии, рос вдалеке. Я знала, что мне нужно собрать в кулак все мое не слишком большое мужество и ответить так, как я должна была ответить:

— Спасибо. Будь уверен — я не позову никогда.

Чтобы жить дальше.

— А я уверен, — хмыкнул Веслав. — Иначе — будь спокойна — никогда бы тебе этого не предложил.

Гад он все-таки. Сколько бы пудов соли мы с ним вместе ни съели.

На перекрестке мы остановились. Теперь нужно было сказать пару светских фраз на прощание, да понадеяться, что мне не прилетит за их банальность.

— А зачем тебе к Даниле — неужто из-за того самого пророчества?

— Еще как, — лицо алхимика мигом приняло озабоченное выражение, глаз задергался. — Я вот все думаю, почему он не написал, что Врата откроются два раза? Почему не раз?

— Потому что в рифму не попадало, — ответила я как можно спокойнее. — Ты же не хочешь сказать…?

— Я ничего не хочу сказать, — раздраженно пробубнил Весл, провожая взглядом какую-то экскурсию. — Я только думаю, что прорицание Данилы уж слишком длинное… ладно, пока.

— Прощай, — согласилась я.

Веслав возвел глаза в небо, шумно вздохнул, как бы говоря, что мою глупость прощает в последний раз, и зашагал по направлению к дому питерского оракула. Я осталась размышлять над тем, что я в очередной раз сделала или сказала не так.

И только спустя пару минут догадалась задать себе вопрос: а зачем? Говорить нужно было, когда было, кому. И о том, что кто ты от рождения — плевать, потому что один мой знакомый спирит… И о том, что ничего не значат все истины, которые в тебя вдалбливали или ты сам в себя вдалбливал годы, а чтобы их отбросить и начать все заново — нужна только воля. Ну, и вера. И о том… да, я могла бы выдать чуть ли не бесчисленное количество жизненных фраз, но раз — они были бы все заезжены до умопомрачения, и Веслав бы не стал слушать, два — все равно это закончилось бы роковым: «Каждый решает сам». Аргумент, против которого я ничего не смогла бы выдвинуть.

Мне, к тому же, как раз было нужно решать самой, потому что из всех дружинников только у меня впереди была жизнь, по выражению Веслава, «со сплошными неизвестными в формуле». Вот теперь у меня, вроде как, и опыта достаточно, так что можно все перерешать, но у меня еще достаточно и времени, поэтому я просто постою здесь, на перекрестке, и полюбуюсь родным небом.

Спириты верят, что по облакам можно прочитать свою судьбу. Чем это хуже гаданий и астропрогнозов?

Я закинула голову назад и посмотрела в небо.

И колени у меня подогнулись.

Прямо над моей головой висела облачная Арка — гигантская «омега», величественная и непонятная, плыла над городом. Но подул ветер — и она пропала, растворившись среди других облаков.