Ведьмино наследство

Илона Волынская,Кирилл Кащеев

Ведьмино наследство

 Глава 1   

Девочка с собачьей головой 
– Может, ты все-таки вернешься домой? Первое сентября, все равно сегодня никаких занятий не будет!

– Вот сегодня и надо идти! Если вдруг срочно сматываться придется, никто толком и не заметит! И вообще, сегодня – единственный клевый школьный день! Хоть с народом пообщаюсь. У меня как, все в порядке?

Богдан окинул Ирку внимательным взглядом.

– Когтей вроде не видно. – Он заглянул ей за спину. – Хвоста тоже. Губы раздвинь, клыки проверю…

Ирка мученически возвела глаза к праздничному ярко-голубому небу.

– Все парни безнадежно тупы. Я разве тебя об этом спрашиваю? – Она сунула руку в карман рюкзачка и вытащила зеркальце. Клыки она и сама почувствует, если снова вылезут, а вот помаду действительно надо проверить.

Ирка одернула белую блузку.

– Пошли?

Богдан с сомнением покачал головой:

– Не нравится мне все это! Я даже приглядеть за тобой не смогу, мы ж на разных этажах!

– Не хватало еще! Приглядывать он за мной будет! За собой смотри!

– А чего за мной смотреть? – резонно возразил Богдан. – Я клыками-когтями не обрастаю, на четвереньках не бегаю…

– Так что, мне теперь всю жизнь дома сидеть?! – возмутилась Ирка. – Ты как хочешь, а я пошла!

Независимо закинув рюкзачок на плечо, она двинулась в обход школьного здания. Богдан, недовольно ворча, последовал за ней.

– Шестой «Б»! Тьфу ты, мы ж уже седьмой! Седьмой «Б» сюда! Седьмой «Б»! – Сложив руки рупором, высокая крепкая девчонка орала, перекрывая шум заполненного народом школьного двора.

Ирка махнула рукой Богдану:

– Я к нашим. После занятий увидимся.

– Ты все-таки поосторожнее, – пробурчал Богдан и, резко свернув, двинулся к кучке шестиклассников.

Ирка пожала плечами. Ценный совет, ничего не скажешь. Как будто ее осторожность чем-нибудь поможет.

– Седьмой «Б», сюда! – прямо в лицо Ирке выкрикнула девчонка.

– Привет, Наташка, ты чего орешь? Думаешь, мы за лето друг друга так забыли, что не признаем? – поинтересовалась Ирка.

– У нас новенькие, – не отнимая ото рта сложенных рупором ладоней, возвестила Наташка Шпак. – Они твоей морды, Хортица, еще не знают!

– Морды? – Ирка едва сдержалась, чтобы снова не потянуться за зеркалом. Ограничилась тем, что провела ладонью по щеке, почувствовала гладкую кожу и успокоилась. – У меня, к твоему сведению, не морда, – сообщила она и тихонько, себе под нос, добавила: – Во всяком случае, пока. После твоих воплей новенькие к нам и близко не подойдут – орешь, как припадочная, еще, не дай бог, кинешься! Не можешь на асфальте написать – седьмой «Б»?!

– Хортица стильный блузон напялила и решила, что она самая умная. – Оксанка Веселко, первая красавица шестого, нет, уже седьмого «Б», скривила губы в надменной усмешке.

– Это у тебя весь ум в блузке, а у меня в голове, – с достоинством сообщила Ирка, присоединяясь к привычному кружку девчонок из ее класса. На заднем плане мелькнуло незнакомое лицо – видно, одна из тех самых новеньких.

– Откуда прикид, Хортица? – не отставала Оксанка, во взгляде ее читалась плохо скрытая зависть. – Я такую юбку в «Манго» видела.

Ирка удовлетворенно вздохнула. А Танька еще говорила, что «Манго» – отстой, и тащила в невероятно крутой бутик, где ей мама обычно шмотки покупает. Да кто б в Иркином классе юбку из того бутика смог опознать? А так полный порядок, у всех девчонок глаза по пять с половиной копеек.

– Мамаша из Германии гуманитарную помощь прислала? – съехидничала Оксанка. И тут же пошатнулась, как будто ее кто-то ощутимо пхнул кулаком в спину.

У Ирки мгновенно испортилось настроение. Не слишком приятно сознавать, что весь класс распрекрасно осведомлен о ее проблемах. Конечно, у некоторых тоже с родителями, как говорит их классная, недокомплект. У четверых отцы отдельно живут, а у Шпак, наоборот, только отец и брат-одиннадцатиклассник, лопух редкостный. Но чтоб оба родителя неизвестно где ошивались – это только у Ирки. Можно сказать, внутриклассный рекорд.

– Это ты, если предки не позаботятся, без штанов останешься. А я, между прочим, работаю, – объявила Ирка.

– А чем плохо, если родители заботятся? – парировала Оксанка. – Вот, штаны клевые купили. – Она повертела попой, демонстрируя действительно неплохие черные брючки. – И на море свозили. Видала, какой загар – не то что твой, с бабкиного огорода, по рукава футболки!

– Загар у меня как раз очень даже ровный. – Воровато оглядевшись по сторонам – не смотрит ли кто из мальчишек, – Ирка оттянула ворот блузки. За дуру ее Оксанка держит, что ли? Огород можно и в купальнике полоть, между прочим, самый стойкий загар получается, до середины зимы потом держится, хотя и нет времени целыми днями на пляже с боку на бок переворачиваться, как сосиска на сковородке.

– Можно подумать, так уж круто ты работала! – оттопырила губу Оксанка. – Машину теперь купишь? Квартиру в центре?

– Нет, на то и другое не хватит, только на что-то одно, – злорадно фыркнула Ирка.

– Хватит нам вкручивать, Хортица! – Наташка подняла голову от здоровенной буквы «Б», которую она выписывала мелом на асфальте. – Ты что, все лето банки грабила или наркотой торговала?

– Чем надо, тем и торговала, – неохотно пробурчала Ирка.

Она уже жалела, что заелась с Веселко и чуть не наговорила лишнего. Чтобы скрыть смущение, Ирка полезла в рюкзак за помадой и принялась в очередной раз подкрашивать губы. И тут же поняла, что совершила еще одну ошибку. Взгляды девчонок так и прикипели к золотистому тюбику настоящей и наверняка бешено дорогой фирменной французской помады, подаренной Танькой в честь успеха «Иващенковского дела». Ирка увидела, как сестрички Яновские, первые школьные сплетницы, многозначительно переглянулись.

– Ирина, в нормальном человеческом обществе считается неприличным заниматься своим внешним видом на людях. Если тебе так уж необходимо подкрасить губы, отправляйся в туалет и там красься. Хотя в твоем возрасте могла бы и обойтись. – За спиной воздвиглась монументальная фигура Екатерины Семеновны, классной руководительницы седьмого «Б», больше известной как Баба Катя.

– В туалет за туалетом, – тихонько хмыкнула Оксанка.

– А ты, Веселко, помаду немедленно сотри! – Баба Катя всем корпусом развернулась к Оксанке. – У Хортицы это безобразие хотя бы нормального розового цвета, а у тебя – не поймешь что! На ожившего покойника похожа!

Ирка поглядела на классную с осуждением. Вот если бы взрослые еще следовали собственным поучениям. Баба Катя вечно твердит: «Не говори о том, чего не знаешь!» – а сама туда же – оживших покойников обсуждать лезет. Можно подумать, хоть одного видела!

– Не можешь не краситься – заведи себе помаду, как у Хортицы! – потребовала учительница.

– Я б завела! – слезливо проныла Оксанка. – С удовольствием!

– Что мешает? – удивилась наивная Баба Катя.

– Отсутствие денег. Я летом банки не грабила и наркотой не торговала, – пробурчала Веселко.

Но учительница уже не слушала. У выставленного перед входом микрофона появилась директриса, рядом замелькали какие-то очень официальные дяденьки в костюмах. Баба Катя торопливо засуетились.

– Седьмой «Б»!!! – Орать она умела получше Наташки. – Немедленно построились! Яновские, вам особое приглашение требуется?

Ирка быстро сунула помаду в расстегнутый карман рюкзака. Школьный двор мгновенно вскипел движением и почти тут же утихомирился. Пестрая толпа школьников растеклась по четырем сторонам длинного прямоугольника, выстраиваясь для традиционной линейки. Только рядом с седьмым «Б» продолжали метаться учителя младших классов, отгоняя квохчущих мам и выстраивая прячущихся за пышными букетами первоклассников. А здоровенный, будто шкаф, дядечка из спонсоров уже сменил у микрофона директрису, чтобы «подарить дорогим школьникам» целый большой мир и еще один маленький телевизор в придачу. Высокий красавчик в светлом костюме ослепительно улыбнулся и, явно рисуясь перед одноклассницами, легко подхватил действительно небольшой телевизор на руки. Понес вдоль рядов, демонстрируя всем желающим.

– Ка-акой он клевый! – мечтательно закатив глаза, протянула Оксанка.

– Кто, телик? – переспросила Ирка.

– При чем тут телик! – возмутилась Оксанка. – Андрей! Из одиннадцатого «А»! – Она кивнула на несшего телевизор старшеклассника.

– Ничего, – с некоторым сомнением согласилась Ирка, – когда без телевизора.

Хоть и небольшой, телевизор все-таки оказался тяжелым. Небрежная улыбочка на лице Андрея сменилась напряженной гримасой. И словно в зеркале, гримаса отразилась на лице директрисы – та явно боялась, что школа лишится подарка, так ни разу им и не воспользовавшись.

– Это его отец телик подарил! – Оксанка, кажется, обиделась за своего кумира.

– Надо было еще меньше выбрать, – пробормотала Ирка, наблюдая, как шаг у Андрея стал сбиваться. Тяжесть оттягивала ему руки, пригибала к земле.

В глазах у директрисы застыл самый настоящий ужас. Похоже, сейчас ей больше всего хотелось, отпихнув с дороги полную даму из районо, кинуться на помощь незадачливому носильщику. Телевизор медленно, но верно выскальзывал у Андрея из рук. Еще секунда и… Решительно раздвинув толпу плечом, на площадку посреди каре школьников выдвинулся физрук. Наскоро подхватив телевизор, почти бегом понес его обратно к микрофону. Следом торопливо, прискоком мчался Андрей.

– Устал, бедненький! – сочувственно протянула преданная Веселко.

Ирка с Наташкой переглянулись и захихикали. Оксанка одарила их недобрым взглядом, но ничего не сказала.

– А знаешь, куда этот самый Андрей поступать собрался? – шепнула Наташка. – Мне брат рассказал. На факультет международной экономики.

– Ничего себе! – вздернула брови Ирка. – Туда конкурс сумасшедший, два языка знать надо!

– Какой конкурс, ты что? Он же не на бесплатное отделение поступает! Папаша заплатит – и будет учиться! – Наташка погрустнела. – Отец говорит, пока мы школу закончим, бесплатных мест в вузах вообще не останется.

Ирка в ответ тяжело вздохнула.

– Ты-то, Хортица, чего вздыхаешь? На квартиру и на машину заработала, а на учебу не осталось? Всё на французскую помаду потратила? – ехидно поинтересовалась Оксанка.

– Слушай, что ты ко мне с утра цепляешься? Жаба давит? Так пойди ее биологичке отдай, для уроков пригодится!

– Что мне пригодится? – Из толпы появилось любопытное личико молоденькой учительницы биологии.

– Оксанкина жаба! – не смутившись, ответила Ирка. – Вот такая здоровенная! – И она растопырила пальцы, показывая, какая здоровенная у Оксанки жаба.

Биологичка ужаснулась:

– Но это же редкий вид! За ней надо правильно ухаживать, иначе она погибнет! Завтра же приноси! Такой жабе особый температурный режим нужен! А пища? Чем ты ее кормишь?

– А она у нее чем попало питается! – сквозь душивший смех пробормотала Ирка. – У кого что Оксанка увидит, тем свою жабу и подкармливает. Вот хоть моей помадой…

Биологичка оглядела помирающий от хохота класс и, трагически заломив брови, замогильным голосом произнесла:

– Ничего смешного. На такой бессистемной диете Оксанина жаба и недели не проживет! Никаких завтра! Сегодня же! Сразу после уроков сходишь и принесешь! Ты слышишь, Веселко? Тебе должно быть стыдно! Неужели ты не заметила, что твоя жаба плохо себя чувствует?! Скажи спасибо, что Хортица обратилась к специалисту! – Биологичка круто повернулась на каблуках.

– Она просто не знает, сколько лет твоя жаба живет на этой самой диете! – похрюкивая от смеха, выдавила Наташка. – Зато теперь ты ее биологичке сдашь! Ирку поблагодари!

Оксанка бешеными глазами уставилась на девчонок:

– Сейчас поблагодарю! Мало не покажется! – И она со всей силы рванула за ремень Иркиного рюкзака.

Калькулятор, две ручки, точилка, батарейка и тот самый золотистый стильный тюбик сыпанули на асфальт из раскрытого кармашка. И в тот же момент директриса, не снимая оберегающей ладони с телевизора и нервно косясь на отирающегося поблизости Андрея, прокричала в микрофон:

– Идут наши первоклассники!

И первоклассники пошли. Десятки тоненьких ножек в ботиночках и туфельках затопотали по Иркиному раскатившемуся имуществу. Ирка успела подхватить калькулятор, но ручки разлетелись в разные стороны, помада откатилась. Какой-то пацаненок походя отфутболил ее носком ботинка, и тюбик вылетел прямо Ирке под ноги. Обрадованная девчонка наклонилась подобрать его… Затянутая в узкую черную штанину нога появилась прямо у Ирки перед носом. Широкий каблук школьной туфли с силой опустился на тюбик. Обломки пластмассы брызнули во все стороны. Оксанка небрежно потерла каблуком по асфальту, счищая жалкий бледно-розовый комочек, еще секунду назад бывший настоящей французской помадой.

Ирка так и замерла в наклоне, беспомощно глядя на остатки косметической роскоши. Все случилось мгновенно, никто и не заметил. Первоклашки прошли, заиграла музыка, послышался бодрый голос директрисы… А Ирка глядела на свою новенькую помаду, которой она почти не успела попользоваться, и ей было обидно до слез.

– Что ж ты за зараза такая, а, Веселко? – хотела она сказать, но…

Из горла вырвался зловещий глухой рык.

И тут же что-то тяжелое навалилось ей на плечи, пригибая к земле. Девчонка дернулась, пытаясь освободиться…

– Не вставай! – ударил ей в уши горячечный шепот Богдана. – Не распрямляйся! Говорил я тебе, не надо сюда ходить!

Ирка застыла в полускрюченном положении. Мазок помады на асфальте утратил свой розовый цвет, превратившись в темно-серое пятно. Зато прямо в нос, в ее широкий черный нос сильно и остро ударил сладковатый аромат раздавленной косметики, пыли, старого асфальта и отчаянного, до ледяного пота, ужаса, излучаемого Богданом. Ирка провела языком по зубам и тут же почувствовала, что челюсть вытянулась и наполнилась здоровенными клычищами. А сам язык удлинился, вываливаясь из пасти. Девочка быстро и часто задышала, гоня воздух в легкие. Чутко дрогнули мягкие тряпочки ее ушей.

– Что делать? Делать-то что? – шептал Богдан. И вдруг резко рванул ее за плечо: – Туда! К ним давай! – И мальчишка выволок Ирку на самую середину школьного каре.

Девчонка замерла, застыла под тысячами устремленных на нее глаз. Учителя, школьники, родители, все, казалось, глядели только на нее. Чей-то звонкий, разнесшийся на весь двор голос прокричал:

– Смотрите! Девочка с собачей головой!

В испуге Ирка отступила на шаг, другой. Но люди были повсюду, они окружали ее, пялились, не отрываясь! Сейчас… Что сейчас будет? Они завопят в ужасе? Кинутся бежать? Бросятся на нее? Ей не устоять против такой толпы! Ее губы дрогнули, открывая клыки и недвусмысленно демонстрируя готовность драться до конца…

И тут со всех сторон загремели аплодисменты. Из магнитофона грянула детская песенка… и мимо Ирки пронеслась целая толпа из ярко-розового телепузика, Микки-Мауса, фиолетового зайца, пары козлят и волка в полосатых штанах. Маску волка украшала щегольская пестренькая кепочка. Богдан подпрыгнул, сдернул эту кепочку и быстро напялил ее на Ирку.

– Какого?.. – рыкнул волк вполне человеческим голосом. Между распахнутыми челюстями из папье-маше выглянула смутно знакомая физиономия кого-то из старшеклассников.

Парень покосился на Ирку, пожал плечами – так, что они уперлись в края тяжеленной волчьей головы, – и, буркнув: «Когда это тебя в сценарий добавили? Ну, чего встала? Двигайся!» – подтолкнул Ирку в спину.

Ирка удивленно дернула ухом. Теперь оно лихо и забавно торчало из-под яркой кепки. По рядам прокатился смешок.

– Делай, как он говорит! – прошипел Богдан.

Увлекая Ирку за собой, маски бежали вдоль шеренг линейки прямо к первоклашкам. Они пожимали мальчишкам руки, дергали девчонок за косички, потом принялись выхватывать ребятишек из рядов и кружить в хороводе.

– Потрясающая маска, прямо настоящая собачья голова! – пробормотала одна из мамаш, внимательно разглядывая Ирку.

– Ага, даже страшно, – кивнула ее соседка, – малыши могут испугаться.

– Что ты встала, как пень?! Бери их уже! – Окруженный восторженной детворой, все тот же старшеклассник в маске волка вел хоровод, время от времени раздраженно поглядывая на неподвижную Ирку.

Бери? Ирка в недоумении свесила голову к плечу и еще больше вывалила язык. Зачем же их брать? Абсолютно твердо и непреложно она знала, что вот эти маленькие и веселые напротив нее – они не враги. И уж точно – не добыча. Они просто – Ирка задумалась, – просто щенки. Щенки хотят играть.

Ирка сделала шаг к ребятишкам. И протянула лапу серьезному мальчишке с большими круглыми глазенками. Тот боязливо оглянулся на маму, но потом вдруг сунул ей свой букет и с радостным писком кинулся к Ирке. И тут же целая толпа мальков с воплями повисла на «девочке с собачьей головой».

– Ух ты, зубы какие! А ты настоящая собачка? А почему у тебя ручки и ножки как у людей? А погладить тебя можно?

Ирка наклонилась, и маленькие пальчики принялись елозить в ее шерсти, теребить усы и довольно больно тягать за уши, заставляя Ирку досадливо морщить нос. Ну не кидаться же на них! Она охотница, а они всего лишь щенки, маленькие, глупые и беспомощные, вот и приходится терпеть.

– Ты что, совсем на репетиции не ходила? – зашипел на нее парень в волчьей маске. – Быстро бери двоих и веди в класс! Шевелись давай, всю линейку держишь!

Ирка снова досадливо дернула ушами, заставив мешавшую ей кепку сползти на бок. Странное существо с двумя мордами начало ее раздражать. И оно совсем не щенок, чтобы Ирка его терпела! Она чуть раздвинула губы, предъявляя наглецу мощь и остроту клыков, и издала глухой угрожающий рык.

Старшеклассник испуганно дернулся и попятился. Посмотрел безумными глазами на Ирку и быстро-быстро пошел прочь, волоча за собой двоих первоклашек. Лишь отойдя на почтительное расстояние, он оглянулся и с обидой крикнул:

– Совсем дура! Мальков напугаешь!

Ирка сразу успокоилась. Существо с двумя мордами было просто очень глупым. Разве щенки пугаются, когда от них отгоняешь чужака? Наоборот, они радуются. Вон как скачут! Хотят чего-то.

– Ты меня в школу отведешь?! Нет, меня! Меня!

– Веди их! Скорее, а то к тебе уже директриса присматриваться стала! – снова настойчиво потребовали от нее. Но теперь Ирка не разозлилась. Знакомый запах подсказал ей, что рядом стоит Богдан. Друг. Надо делать как сказал друг.

Ирка протянула передние лапы, и, отталкивая друг друга, малышня повисла на них. Маленькие ручонки охватили Иркину ладонь, вцепились в локти, Ирка чувствовала, что кто-то держится даже за край блузки. Плотной толпой они ввалились в школьные двери.

– Всё, дети, отпустите собачку! – выглянула из класса учительница. А в ответ на недовольное нытье строго объявила: – Собачка устала, она кушать хочет, пусть пойдет косточку погрызет!

Ирка поглядела на учительницу с одобрением. Косточка – это правильно. Некоторые люди – существа с пониманием. Щенки тоже были существами с пониманием, во всяком случае, что такое косточка, они уже соображали. Нехотя, по десять раз спрашивая, придет ли собачка еще, они отлепились от Ирки и потянулись в класс.

– У твоей маски самый большой успех! – усмехнулась учительница. – Сдавай ее и быстренько иди на занятия! – Дверь класса захлопнулась.

Куда же она? А косточка? Неужели обманула?! Ирка обиженно уставилась на закрытую дверь. И тут же ее снова схватили за лапу и потащили к выходу.

– Уходим, скорее, а то там уже маски собирать начали! Сейчас попытаются тебе голову оторвать! – быстрым шепотом сказал Богдан.

Ирка рыкнула. Друг ее не ценит! Пусть побережется тот, кто вознамерится оторвать ей голову! Ирка попыталась объяснить ему, что не боится, а наоборот, хочет остаться и поглядеть на смельчака, который придет за ее головой. Но друг не понимал, а продолжал упорно волочь ее за собой. И вдруг встал как вкопанный.

– Твоя классная! Чтоб ее, прямо в дверях стоит! Ей нельзя тебя видеть! – Богдан заметался по коридору.

Действительно, дверной проем от косяка до косяка заполняла монументальная фигура Бабы Кати. Иркина классная стояла спиной, явно с кем-то беседуя. Но в любую секунду она может обернуться и увидеть собакоголовую Ирку. И конечно же, сразу начнет выяснять, кто и когда назначил Ирку в группу масок, потом потребует снять собачью голову… У Богдана дыхание перехватило от ужаса. А из глубины коридора медленно и неотвратимо надвигалась учительница музыки, по пути изымая у старшеклассников шапочки телепузиков, ушки зайчиков, волчью морду. Сейчас она тоже увидит Ирку и заинтересуется потрясающей маской. Спасения не было.

Удивленно приподняв ухо, Ирка смотрела, как друг быстро вертит головой – то туда, то сюда. От него исходил острый запах страха. Странно, обычно друг ничего не боялся. Ирке стало жалко его и захотелось успокоить. Она высунула язык и широким мазком провела им по лицу друга.

Богдан подпрыгнул, будто его подбросили. Яростно обернулся к Ирке.

– Сбрендила совсем? На фига лижешься? Да еще прилюдно! – бешеным шепотом процедил он и нервно огляделся по сторонам.

Ирка снова озадачилась. Друг не успокоился. Зато он, кажется, принял какое-то решение.

– Через туалет для первоклашек! Там окно открывается!

Он снова схватил Ирку за лапу и потащил к двери с нарисованным на ней человечком. Ирка остановилась и даже уцепилась за косяк. Она не твердо помнила почему, но знала, что в эту дверь ей входить нельзя.

– Слушай, ну я-то точно в ваш женский туалет не пойду, а ты сейчас собака, тебе всё можно! – Он решительно распахнул дверь и втолкнул Ирку внутрь. Оглянулся, в ответ на изумленный взгляд какого-то парня бросил: – Мне ее помощь нужна, там первоклашки перепутались! – И, оставив случайного свидетеля мучительно размышлять, что именно и с чем могли перепутать первоклашки, нырнул следом…

Чтобы наткнуться уже на другие, восторженные взгляды. С десяток придерживающих штанишки малышей радостно пялились на Ирку. Один пролепетал:

– Собачка тоже тут с нами будет?

– Собачке тут нельзя, – строго объявил Богдан. – Разве вы не знаете, что собачки в туалет не ходят?

– А мой кот ходит, – поспешил поделиться кругленький, как колобок, мальчишка. – Он на край унитаза садится, хвост вниз свешивает…

– То кот, – перебил его Богдан, – а собаки ходят на улицу. Ну-ка, помогите мне. Собачку надо быстренько выпустить, а то она прямо здесь набезобразничает и ее натычут носом.

Богдан потянул тугую оконную створку. Малышня пыхтела у него под локтем – отпихивали друг дружку, споря, кто будет помогать выпускать собачку. Потеки свежей краски на раме с легким чмоканьем разлепились. Створка скрежетнула по подоконнику и приоткрылась. Богдан дернул еще…

– Лезь давай, – тяжело дыша от натуги, скомандовал он Ирке. – Кепку оставь, она школьная, между прочим.

Друг странный. Только ради него она терпела противную нашлепку между ушами. Но погулять с ним – это здорово! Ирка потрясла головой, сбрасывая надоевшую кепку. Одним прыжком взлетела на подоконник и вымахнула на улицу. Отпрянула в сторону – выкинутые Богданом две школьные сумки чуть не свалились на нее.

Пыхтя, Богдан протиснулся следом. Обернулся к выглядывающим в окошко малышам:

– Никому не рассказывайте, что собачка гулять пошла. А то ее газетой отшлепают! – предостерегающе сказал он.

– Или веником, – внес конструктивное предложение мальчишка-колобок. – Мама кота всегда веником бьет.

Богдан забросил на плечо свою сумку и Иркин рюкзачок, ухватил девчонку под локоть и потащил прочь от школы: вниз по узкой кривой улочке, потом через тихую, полупустую дорогу, на каменистую тропинку между старенькими домишками, ведущую в самую глубь городской балки. Он бежал по тропе, стараясь не оглядываться, не слушать недовольного собачьего ворчания у себя за спиной. Ну зачем она поперлась сегодня в школу? Он знал, он чувствовал, что добром это не кончится! Вообще неизвестно, чем кончится! Вдруг Ирка так и останется – с человеческим телом и собачьей головой? Богдан в отчаянье прикусил губу. Скорее, скорее, бегом! Довести Ирку до дому, спрятать в ее комнате, потом позвонить Таньке – та хоть и вредная до невозможности, но все-таки умная, вместе они что-нибудь придумают! Да иди же ты, не упирайся! Он с силой дернул Ирку за локоть…

– Не тащи меня! У меня камень в туфлю попал! – раздраженно потребовал сзади до боли знакомый Иркин голос.

Взрыв каблуками мелкий щебень тропинки, мальчишка затормозил. Медленно, неуверенно обернулся. Ирка снова стояла наклонившись. Точно как на линейке, когда Богдан, задыхаясь от ужаса, увидел, что голова его подруги изменяется, обрастая темными вислыми ушками породистой гладкошерстной борзой, именуемой знатоками хортицей.

Но сейчас пыльный щебень тропинки мела привычная копна черных Иркиных волос. Девчонка застегнула туфлю, выпрямилась. На Богдана смотрело знакомое лицо: смуглая загорелая кожа, самый обычный нос, зеленые глаза под темными ресницами. Губы с размазанной розовой помадой приоткрывали мелкие, человеческие зубы. Под изучающим взглядом Ирка торопливо поправила спутанные волосы.

– Ну вот, в таком виде ты хоть на человека похожа, – пробормотал Богдан.

– Я в любом виде на человека похожа! – ощетинилась Ирка и тут же призадумалась, понимая, что ее слова несколько далеки от истины. Но все-таки упрямо продолжила: – А кто попробует меня носом тыкать или газетой бить…

– Должен же я был мелюзге что-то вкрутить! – возмутился Богдан. – Послушалась бы меня, сидела бы дома, ничего бы не случилось! Думаешь, раз ты ведьма, значит, самая умная?..

– Я не ведьма, – тихо прошептала Ирка, и глаза ее налились слезами.

– …можно никого не слушать, – продолжал бушевать Богдан и вдруг остановился: – Что ты сказала? Ирка, ты чего?

– Я не ведьма, – повторила Ирка, и слезы покатились у нее по щекам. – Я… я… я соба-ака! – Некрасиво распялив рот, Ирка неудержимо заревела. – Собака я!

– Ну Ирка, ну ты, того… преувеличиваешь. Еще скажи, что ты с… Нет, девочкам такого говорить нельзя. Я к тому, что никакая ты не собака, а очень даже клевая девчонка, – мгновенно растеряв весь заряд злости, Богдан потерянно топтался вокруг Ирки.

Девчонка решительно мотнула волосами и сквозь плач прокричала:

– Собака! Буду теперь всю жизнь дома сидеть! Как в тюрьме! Меня даже на улицу выпускать нельзя!

– Почему нельзя? Если на поводке и в наморднике… – окончательно потеряв голову от Иркиных слез – он уже сто лет не видел, чтоб Ирка плакала! – забормотал Богдан.

Ирка взвыла. Пацан осекся, поняв, что из всех утешений он выбрал, пожалуй, самое неподходящее.

– Ирка, Ир, ну перестань, мы что-нибудь придумаем, честно! Ну хватит, Ир! – он принялся судорожно копаться в своей сумке. – Я тебе вот шарик прихватил! Смотри какой! На, возьми, ты же всегда любила шарики!

Он принялся тыкать ей в руки маленький синий шарик на золотистой ленте, открученный от украшения у школьного входа. Продолжая всхлипывать, Ирка потянулась за шариком.

Острые длинные когти вылетели из кончиков ее пальцев, насквозь пронзая синюю оболочку. Шарик глухо хлопнул.

На каменистой тропинке старой городской балки черноволосая девочка лет двенадцати отчаянно рыдала, уткнувшись лицом в собственные громадные собачьи лапы. Между мощными, кинжальной остроты когтями бессильно свисала синенькая тряпочка сдутого воздушного шарика.

 Глава 2   Кто поможет Ирке? 
– Оно тебе надо было, с этой Оксанкой заедаться? – безнадежно глядя в пространство, вопросила Танька.

– Я с ней всю жизнь заедаюсь, – мрачно пробурчала Ирка. – Мы с ней с первого класса – как кот с собакой.

– Кстати, а как кот? – встрепенулась Танька, оглядываясь по сторонам. Иркиного кота она очень уважала.

Глаза у Ирки наполнились слезами:

– Какой может быть кот, если в доме теперь собака? Удрал!

– Совсем? – охнула Танька. Исчезновение персонального ведьминого кота было бы настоящей трагедией.

– В сад переселился, – вздохнула Ирка. – Мисочку ему под крыльцо пришлось переставить. Меня больше знать не хочет, даже не подходит!

– Раз совсем не сбежал, может, еще наладится, – постаралась утешить подругу Танька. – Только ты должна прекратить злиться. Мне кажется, ты превращаешься, когда сердишься. Вот как вчера на линейке.

– Я думал, рехнусь, когда она ушами и клыками обросла, – сообщил Богдан, до того молча отрабатывавший перед зеркалом выпад в терцию. Он опустил меч, смахнул со лба капли пота. – Надо же, как повезло, что эта кодла в масках выскочила. И кепочку я с волка вовремя сдернул. Иначе не знаю, что было бы!

– Ничего б не было, – проворчала Танька, ни в какую не желавшая признавать Богдановых заслуг. – Не появилась бы кодла – решили бы, что только Ирка в маске. Думаешь, нормальные люди вот так запросто возьмут и поверят в девочку с собачьей головой?

– Если у меня собачья голова прямо на уроке вырастет – поверят, – возразила Ирка и даже зажмурилась, представив, как превращается в борзую у Бабы Кати посреди занятия.

– Зато спрашивать не будут, все равно ты им, кроме «гав», ничего не ответишь, – вздохнул Богдан. – Может, тебе сэнсэя какого найти? Он тебя научит эмоции сдерживать, будешь с ним медитировать.

– И сколько лет я буду медитировать, пока научусь? А мне, между прочим, в школу ходить надо. Я и так третий день прогуливаю, хорошо хоть бабка с утра уходит к дороге груши продавать, а то б она меня давно попалила. И вообще, с чего вы взяли, что я превращаюсь, когда злюсь? Вас послушать – так можно подумать, что я психованная какая-то. Я – ведьма, а вы из меня Бабу-ягу делаете. Вон, неделю назад, в супермаркете, я и не думала злиться!

– Это когда ты кассирше деньги в когтях протянула? – хмыкнул Богдан. – Ох, она и струхнула! Зажмурилась, головой затрясла – решила, что померещилось. Ну, я быстренько деньги у Ирки забрал…

– Наверно, тебя очередь рассердила, очереди всех сердят, – предположила Танька, в очередной раз перебивая Богдана.

– Не было там очереди, – отрезала Ирка, и Богдан нехотя кивнул, подтверждая. – Мы днем ходили. И думала я о приятном. О юбке новой, о помаде твоей. Как я ею на Первое сентября накрашусь.

– О, так, может, тебе как раз от помады плохо?! – вскинулся Богдан, но девчонки одарили его презрительными взглядами.

– Плохо – это когда тошнит, а не когда в собаку превращаешься, – веско объявила Ирка.

– От хорошей французской помады еще никого не тошнило, – добавила Танька. – Думаешь, наши вовкулаки, когда превращаются, каждый раз о помаде думают?

Ирка не выдержала, хихикнула, представив, как их знакомые оборотни – накачанные парни в камуфляжной форме и их такой же здоровенный командир майор – напряженно думают о женской косметике, а потом раз – и перекидываются в гигантских волков. Ирка уже хотела описать представившуюся картину Таньке, как вдруг заметила, что подруга сидит совершенно неподвижно, с широко раскрытым ртом.

– Тань, ты чего?

Танька судорожно сглотнула и захлопнула рот.

– Идиоты мы, – выдавила она.

Богдан на секунду замешкался, выбирая между: «Говори за себя!» и «Про тебя это давно все знают!» – и опоздал. Танька сорвалась с места, выхватила из кармашка сумки мобилку и принялась быстро перебирать записанные там номера.

– Гадаем, мучаемся без толку, нет чтоб со специалистами посоветоваться! – бормотала она. – Вовкулаки превращаются, только когда сами хотят, – значит, есть способ!

– Я пробовала, как они, через нож перекидываться. Ничего не вышло, – грустно сообщила Ирка.

– Откуда ты знаешь, что можно только как они, может, совсем не так! Может, там свое Слово нужно или еще что, – буркнула Танька. – Ага, вот, нашла! – Она нажала кнопку телефона. – Здравствуйте, майор! Это Таня. Извините, пожалуйста, что отвлекаю… Вы нам очень нужны. У Ирки неприятности, как раз по вашей части. Нет, не по милицейской. По другой. – Она молча выслушала ответ Ментовского Вовкулаки, попрощалась и отключилась. – Сказал, приедет. Прямо сейчас. – Она задумчиво похлопала мобилкой по ладони. – Только он ужасно удивился, что мы позвонили именно ему. А чего удивляться? Можно подумать, у нас другие знакомые оборотни есть!

– Пойду чайник поставлю, – решила Ирка. – У меня засахаренная смородина открыта, и оладьи с утра остались. С грушами.

Чайник едва успел вскипеть, как, подскакивая на каменистой тропе, к Иркиному дому тяжело скатилась машина. Из-за руля вылез крупный немолодой мужчина в милицейской форме.

– Быстро он, – прокомментировала Танька. – Похоже, все дела бросил и примчался.

Держа в руках всунутую ему Иркой тарелку с оладьями, майор поднялся в комнату. Танька поглядела на него с удивлением. Выглядел Ментовский Вовкулака непривычно тихим и каким-то пришибленным. Рассказ ребят он хоть и выслушал, но видно было, что майор просто заставляет себя быть внимательным, а на самом деле в голове у него вертятся какие-то свои, похоже, не очень приятные мысли. Выслушав все до конца, Вовкулака задумчиво пробурчал:

– Значит, превращаешься без своего желания, без причины и даже не целиком. Удержаться не можешь. Зато когда специально пытаешься, ничего не выходит. Странно. Очень странно, – по-детски вытянув губы трубочкой, он прихлебнул чай. – От кого угодно ожидал, но чтоб Хортова кровь не могла нормально перекидываться… Да еще сейчас! Нашла время.

– Я, между прочим, никакого вашего перекидывания не просила! С меня вполне хватало быть ведьмой! – привычно огрызнулась Ирка.

– А вы с самого начала знали, что Ирка может превращаться? – В Таньке проснулось любопытство. – Еще когда мы в первый раз встретились? Поэтому и спасли нас от песиголовцев?

– Что ж я, своих не учую? – пожал плечами майор. – Только я пока кровь твою не пронюхал, грешным делом думал, ты совсем из наших, волчица. Характерец у тебя больно свойский.

– У меня что, плохой характер? – надулась Ирка.

– Да уж не Красная Шапочка. – Майор оскалил зубы в ухмылке. – Для твоей породы тоже вполне подходящий. Не дай бог, чтобы такая, как ты, нашему брату волку до горла дорвалась. Любите вы придавить так, чтоб и дух вон. Охотнички, – процедил Ментовский Вовкулака, недобро косясь на Ирку.

Ирка ничего не ответила майору, лишь улыбнулась, но было в этой улыбке нечто такое… С замиранием сердца Танька вдруг поняла: может! Ее давняя, ее любимая подружка Ирка, с которой они вместе шмотки подбирали, в кино бегали, секретничали о своем, о девчоночьем, действительно может вот так – сомкнуть клыки на горле жертвы и… Танька помотала головой, отгоняя жутковатое видение, и нервно потребовала:

– Немедленно прекратите! Оба! Сперва с Иркиной проблемой разберитесь, а потом уж выясняйте, кто из вас… заднюю лапку выше задирает!

Майор рассмеялся:

– Вот и видно, что у тебя собаки никогда не было. Девчонки лапку не задирают. А насчет проблемы вашей… Я так понимаю, ты решилась? – Он покачал головой и осуждающе поглядел на Ирку. – Ох, не знаю, сестренка! С одной стороны, вроде и выхода у тебя нет… Не можешь ты полусобакой-получеловеком оставаться. Опять же, чего тут скрывать, именно с этого в старину все оборотничество и начиналось – хоть у нас, хоть у этих… свиристелок. – Майор презрительно скривился.

– Каких свиристелок? – изумилась Танька.

– Птицеферма паршивая, чтоб им кверху лапами! – Ментовский Вовкулака помахал руками, как крыльями, и понес уж совсем околесицу: – Орлы, вороны, соколы… – При упоминании о соколах его совсем перекосило, будто кислого глотнул. – …Лебеди опять же. Ведьма, ты что, сказок не читала? Я к тому, что все через это в свое время прошли, и нечего бабочками прикидываться. Только это ж, считай, тыщу лет назад было, а может, и больше! Жизнь другая была, и относились совсем по-другому! А в наши дни такое сотворить… – Он снова покачал головой. – Да еще в таком юном возрасте! Смотри, навсегда ведь с тобой останется! Хотя, конечно, раньше помогало и сейчас поможет – съездишь, сделаешь и будешь перекидываться нормально. Вопрос в цене.

Ребята переглянулись между собой и недоуменно уставились на вовкулаку.

– Какой цене? – наконец выдавила Ирка.

– Так, ты меня не втягивай. – Отставив чашку, майор предостерегающе выставил ладони. – Я работник правоохранительных органов! Поезжай-ка ты, сестренка, сама, и если уж твой тебя не пожалел и в подобное дело готов впутать, пусть он сам все устраивает и сам тебя активирует. Я, конечно, свое место знаю и хвост на него не поднимаю, но не одобряю и ребенка на такое толкать не стану, пусть он меня хоть порвет!

– Кто – он? – после недолгой паузы тихонько спросила Ирка. – Куда надо ехать? Что надо делать?

– То есть как это – «кто»? – переспросил майор и воззрился на Ирку с тем же удивлением, с каким ребята только что глядели на него. Усмешка сползла с лица вовкулаки, потом на нем отразилась напряженная работа мысли, удивление сменилось растерянностью, затем неким пониманием, и вроде даже страх промелькнул в желтых волчьих глазах. – Кто, кто… Да никто, и делать тебе ничего не надо, и ездить… у-й-ё… – Ментовский Вовкулака звучно поскреб пятерней в загривке. – Как же я раньше-то не сообразил! Ездить сейчас туда точно не надо! То есть ни в коем разе. Все и так наладится. Само. Со временем. – Ясно было, что майор врет, причем неубедительно. Будто не милиционер со стажем, а мальчишка-первоклассник. – На всякий случай можно в леса уйти – наши все так делают, пока контролировать себя не научатся.

– В какие еще леса?! – взвилась Ирка. – Вы что, сговорились? Один медитировать предлагает, другой вообще в лес гонит! У нас вокруг города ни одного приличного леса нет – сплошные турбазы и пансионаты, там сейчас отдыхающих полно! А в школу я как ходить буду? Думаете, я могу, как взрослые, пропасть неизвестно куда, и это будет только мое дело? Меня же классная наша вот-вот разыскивать начнет!

Переносная телефонная трубка на Иркином столе зашлась истошным звоном.

– Алло! – раздраженно рявкнула Ирка. И тут же ее физиономия стала предельно несчастной. Она тихонько шепнула в сторону: – Накаркала на свою голову. – И уже громко, в трубку: – Здрасьте, Екатерина Семеновна!

– Хортица! – Трубный бас Бабы Кати вырывался из трубки и был слышен на всю комнату. – Ты почему в школе третий день не появляешься?

– Так болею я!

– Ирина, ты никогда не была идеальной ученицей, но раньше хоть не врала! – возмутилась Баба Катя. – Я только что покупала груши у твоей бабушки, и она понятия не имеет ни о какой болезни! Спросила меня, все ли у тебя в порядке с математикой!

Ирка отвела трубку от уха и беспомощно уставилась на друзей. Ребята смотрели на нее так же потерянно. А майор быстро пробормотал:

– Говори, что бабка не в курсе. Ты в больницу ездила, а ей не сказала, чтоб не волновать.

– Бабушка не знает. Я в больницу ездила… – неуверенно промямлила в трубку Ирка и, повинуясь молчаливому приказу майора, уже бодрее затарахтела: – На обследование. Мне на линейке так плохо стало – ужас! Меня сосед наш домой отвел. Я даже вас предупредить не успела.

– Что врачи говорят? – с недоверием, но уже и с некоторой тревогой поинтересовалась классная руководительница.

– Пока ничего. Велели завтра прийти, когда анализы будут готовы, – повторяя за майором, ответила Ирка.

– Смотри, Хортица, если ты мне голову морочишь – отправишься к директору, пусть она с тобой разбирается.

– Я честно, Екатерина Семеновна… – начала Ирка.

Но Баба Катя с ней еще не закончила.

– Теперь объясни мне, как это ты оказалась на линейке в маске. Тебя кто туда назначил?

– Я не знаю, Екатерина Семеновна. – Ирка скроила невинную рожу, хотя классная и не могла ее видеть. – Мне старшеклассник какой-то маску в руки сунул. Я подумала: может, тот, кто выступать должен, заболел или не пришел, его заменить надо.

– А потом куда маска делась? – подозрительно поинтересовалась классная.

– Тот же парень и забрал. А что, не надо было отдавать?

– По-моему, ты все-таки морочишь мне голову, Хортица. Что с тобой творится в последнее время? По классу слухи о тебе ползут нехорошие. То ли ты принимаешь наркотики, то ли торгуешь ими. Давай разбирайся, что у тебя со здоровьем, и мы с тобой серьезно побеседуем. Кстати, справку из больницы прихватить не забудь. – Из телефона послышались частые гудки.

Ирка печально уставилась в попискивающую трубку.

– Насчет наркотиков Наташка Шпак сдуру ляпнула, а наши сплетницы, конечно, тут же растрезвонили.

– Ничего, твоя классная немножко подумает и решит, что ты в больницу как раз от наркотиков лечиться ходишь, – заявил майор. – Вот тебе и алиби!

– Вы что такое говорите?! – возмутилась Танька. – Может, для ваших преступников и алиби, а для Ирки – полный конец света! Если решат, что она наркоманка, как она дальше учиться будет?

– Не пропадет! – легкомысленно хмыкнул майор. – С голоду точно не сдохнет. Хорошо быть оборотнем: в крайнем случае всегда какую-нибудь дичинку поймаешь – вон, хоть кошку соседскую!

Ирка взвыла, словно ужаленная, и опасливо выглянула в окно:

– Замолчите немедленно, кот услышит! Я вам не пришелец Альф, котов есть!

– Где гарантия, что она в нужный момент сможет перекинуться, раз она свои превращения не контролирует? – Танька выразительно поглядела на майора.

– Что ты на меня смотришь? Будто я знаю, что делать, и специально не говорю, – скроил обиженную физиономию майор.

– Так и есть, – тихо ответила Танька. – Всё вы знаете. А говорить не хотите.

– Для ее же пользы, – огрызнулся майор.

– Какая польза?! Даже если я на всю жизнь в доме запрусь, все равно меня в конце концов увидят! И тогда… Меня же в клинику отправят! Для опытов! – видно, эта мысль давно мучила Ирку, и сейчас ее страх прорвался наружу.

– Меньше американских фильмов смотри, – отрезал майор. – Ты не в Штатах живешь! Это у них, случись где что необычное – сразу ученые наезжают и давай исследовать! А у нас на всякие исследования денег нет. Так что успокойся, никто на тебе опыты ставить не будет. Потерпи немножко – глядишь, все само собой образуется. Нет, ну чего сразу реветь?! – вскричал майор, видя, как Иркины глаза наполняются слезами. – Прекрати, ты же не ребенок! То есть ребенок, конечно, но ты ведь еще и оборотень! То есть пока не совсем еще оборотень… – Вовкулака окончательно запутался и почти молящим тоном выдал: – Момент неудачный, понимаешь? В другое время я б тебя сам отвез, может, и нашли б какой человеческий способ, а не такой… – Он явно хотел выругаться, но сдержался. – Но сейчас я не могу, а потом меня скорее всего уже не будет.

– А где вы будете? – вскользь, вроде бы из обычного любопытства – ну правда, интересно же, куда собирается знакомый, – спросила Танька.

– Где-нибудь да буду – не могу же я совсем нигде не быть, – тяжко вздохнув, ответил майор. В его словах вдруг прозвучала такая страшная, лютая тоска, что Танька вздрогнула. Словно не человек говорил, а волк в холодную зимнюю ночь выл на равнодушную луну. Глаза у Ментовского Вовкулаки были измученные, будто больные. Он поглядел на Таньку, невесело усмехнулся и буркнул: – А ты прекрати меня раскручивать, не доросла еще.

– Если вы Ирке не поможете, у нее неприятности будут на всю жизнь! – сделала последнюю попытку Танька.

– А если помогу, у нее неприятностей не будет, потому что и жизни не будет тоже! – раздраженно рявкнул майор. – До чего же вы, ведьмы, упорные и непонятливые! Ясно сказано: пусть твоя подружка тихо сидит дома и не рыпается. – Вовкулака поднялся с кресла и направился к дверям, недвусмысленно давая понять, что разговор окончен.

– Вот я сейчас ка-ак перекинусь, ка-ак на вас кинусь, – пригрозила ему в спину Ирка.

Майор обернулся через плечо и оскалил зубы в знакомой волчьей усмешке. Тоски в его глазах больше не было, лишь привычная жесткость.

– Ты сперва перекинься, – хладнокровно предложил он.

Ирка пристально уставилась на него, напрягла мышцы, будто силой пытаясь выдавить на поверхность гигантскую борзую, способную запросто придушить даже самого матерого волка… И бессильно поникла, закрыв лицо волосами.

– Вот то-то же, – наставительно заметил майор. – А будешь мне угрожать – я, и не перекидываясь, возьму тебя за шкирку и оттаскаю, как последнего щенка. И он тебе не поможет. – В голосе Ментовского Вовкулаки послышались рыкающие раскаты.

Дверь захлопнулась, майор ушел.

– Он мне и так не помогает. Я даже не знаю, кто он такой, этот самый «он», который должен помогать, – мрачно буркнула Ирка.

– Зато теперь мы знаем, что с твоей проблемой можно справиться! – с энтузиазмом воскликнула Танька. – Ты поняла? Майор в курсе, что нужно делать, но крутит чего-то: «момент неподходящий…», «в другое время сам бы отвез…».

– Значит, чтобы Ирку – как он сказал, «активировать», – нужно куда-то ехать, – заключил Богдан.

– Вывод невероятной глубины, нечеловеческой ширины и просто потрясающей остроты! – восхитилась Танька. – Только с твоим, Богданчик, проницательным умом…

– Хватит, – устало бросила Ирка. – Все равно майор не сказал, куда именно ехать.

Танька задумалась. Потом потрясла головой и озабоченно покосилась на часы:

– Слушайте, люди, мне еще уроки надо сделать, у меня заданий совершенно жуткое количество!

– Не больше, чем у всех, – фыркнул Богдан.

– К твоему сведению – больше. У нас же элитная школа, для каждого ученика собственное расписание, и я в этом году предметов нахватала… – Танька покачала головой, будто осуждая саму себя за жадность.

– С чего это ты? – заинтересовалась Ирка.

– Я просто взяла все, что может для колдовства пригодиться. Историю учить надо, чтоб о старинных ведьмах знать, да и люблю я ее. Ботанику тоже, я ею никогда как следует не занималась, а все зелья на травах. Химию обязательно – наверняка всякие химические реактивы можно для заговоров приспособить, только этим еще не занимался никто. Если получится, я буду первой.

– Первая научно подкованная ведьма, – съехидничал Богдан.

– Не смешно, – отрезала Танька. – Впрочем, как и все твои шутки. Языки иностранные взяла. Раньше они мне не давались, а теперь должно получиться, раз у всех ведьм способности к языкам. Ну, еще… – Танька замялась, – программирование.

– А программирование зачем? – удивилась Ирка.

– Да понимаешь… Пошло у меня вдруг это дело. Я всегда нормально с компьютером работала, но так, как средний пользователь. А теперь… – Танька развела руками. – Если в Интернет лезу – моментально все, что нужно, нахожу. Программу задали написать – раньше я бы с ней неделю ковырялась. А тут – я сама обалдела! – пять минут – и готово! Я даже не поняла, как и почему у меня вышло, но у нашего препода по информатике глаза были та-акие!

– Слава богу, ты хоть двоичным кодом больше не изъясняешься, – вздохнула Ирка. – Я вообще не понимаю, как ты решилась к компьютеру сесть. После того, что было.

– А как бы я не села? Это в вашей школе полтора компьютера на тысячу человек, вас к ним чаще раза в год не подпускают. А у нас вчера уже информатика была. Или я должна была учителю рассказать, что боюсь работать, потому что меня чуть в сеть не утянуло, когда я компьютер в колдовской пентаграмме допрашивала?

– Да, звучит отпадно, – согласилась Ирка.

– Короче, я пошла уроки делать, а потом сяду и крепко подумаю. Может, в Интернет залезу, поищу информацию про оборотней, теперь у меня это хорошо получается. А ты, Ирка, сходи в подвал. Перетряси все записи своей покойной бабушки. Я у нее старинные колдовские книги видела – вдруг что-то обнаружишь. Насчет своей классной не волнуйся. В конце концов, у меня же мама – врач. Попрошу, чтоб она тебе справку сделала.

– Ну да! Будет она Ирке помогать, как же! – усомнился Богдан. – Ты что, взрослых не знаешь? Скажет, что не станет участвовать в обмане школы, что Ирка должна ходить на занятия и всякую фигню в том же роде.

– Это моя мама, и я знаю, как с ней договориться, – отрезала Танька, поднялась и направилась к дверям.

– Богдан, иди и ты, – вдруг торопливо проговорила Ирка. – У тебя тоже уроки есть…

– Да я еще посижу, – ответил Богдан. – Я в элитных школах не учусь, уроков у меня нормальное количество.

– Нет, иди! Иди! Слышишь?! – почти истерично вскричала Ирка.

Цвета перед ее глазами стремительно исчезали, сменяясь черно-белой четкостью, нос наполнился всем богатством запахов, а утончившийся слух улавливал даже рокот голосов в соседском доме.

Ну что друзья встали и смотрят на нее так растерянно?! Пусть уходят, пусть! Нечего им в очередной раз смотреть, как Ирка превращается в персонажа из фильма ужасов. Невероятным усилием взяв себя в руки, она почти спокойно сказала:

– Мне заниматься надо, раз я в школу не хожу. А то отстану, потом таких оценок нахватаю – до конца года не исправишь. Завтра встретимся.

– Ладно, раз ты так хочешь. – Богдан неторопливо поднялся, кинул в рот недоеденную оладью, неспешно вытер испачканные смородиной руки о полотенце… Ирка ждала, стиснув кулаки так, что ногти – к счастью, пока еще человеческие – впились в ладони. У двери Богдан остановился и, оглянувшись на Ирку, неуверенно переспросил: – А ты точно хочешь, чтоб я ушел?

– Да иди уже! – Танька дернула его за рукав. – Можно подумать, такое ты сокровище, что с тобой и не расстанешься. – И крикнув: «Пока, Ирка, до завтра я что-нибудь выясню!» – она поволокла мальчишку прочь из дома.

Своим невероятно обострившимся слухом Ирка уловила, как Танька отчитывает пацана:

– Ну чего ты там застрял? Видишь же, у нее настроение паршивое. Человеку прореветься хочется без свидетелей.

– Какое у нее еще может быть настроение при таких делах? А ты ей, как это называется?.. Во, ложные надежды подаешь! – парировал Богдан. – Вот как ты заставишь свою маму для Ирки справку написать?

– Про Иркино паршивое настроение расскажу, – ответила Танька и, глядя на Богданову недоверчивую физиономию, пояснила: – У Ирки родителей нет. Скажу маме, что Ирку в школе девчонки дразнили, что она очень расстроилась и ей надо немножко в чувство прийти. Думаешь, мама не посочувствует?

– Мама посочувствует, а вот Ирке не понравится, – засомневался Богдан. – Она вообще терпеть не может, когда о ее родителях вспоминают.

– Я ей не скажу, – решительно объявила Танька. – Но, по-моему, Ирка фигней мается. Мой отец говорит: если у тебя случилась неприятность, переживать – последнее дело. Надо просто поглядеть на эту неприятность с другой стороны – вдруг из нее какую-нибудь выгоду можно извлечь. Пусть Ирке с ее предков хоть справка обломится, а то ведь классная устроит ей веселую жизнь.

– А девчонки ее и правда раньше дразнили, – сказал вдруг Богдан. – Пока я одну сильно умную за школой не поймал. Ну, объяснил ей…

Голоса удалились. Ирка уселась на кровать. Она очень любила Таньку, и Богдана тоже, но иногда ей хотелось бы… Она сама толком не знала чего. Может, чтоб они не так много о ней знали? Во всяком случае, о ее проблемах. Танька, конечно, старается как лучше, но на самом деле лучше было бы, чтоб она понятия не имела об Иркиных родителях. Пусть бы считала, что у Ирки как у всех – мама и папа. И не нужны никакие выгоды и справки, и фиг с ним, что Баба Катя устроит ей веселую жизнь!

Ирка глухо всхлипнула. За окном качнулась ветка, и здоровенный трехцветный котище плюхнулся на подоконник. Настороженно поглядел на девчонку.

– Вернулся! – радостно вскричала Ирка и потянулась погладить кота. И тут же с усталой безнадежностью увидела, как ее рука вновь превращается в когтистую лапу.

Вздыбив шерсть, кот зашипел и рванул прочь, одним махом взлетев по стволу яблони. И уже оттуда опасливо покосился на приоткрытое окошко комнаты, из-за которого неслись сдавленные рыдания вперемешку с глухим тоскливым воем.

 Глава 3   Переинсталляция ведьмы 
– При твоих нагрузках режим надо соблюдать строжайшим образом, это я тебе как врач говорю! Хватит глаза портить, клади книжку, и немедленно в кровать! Каникулы кончились. Завтра обычный школьный день, выспаться надо!

Мама дождалась, пока Танька нехотя закрыла книгу, сняла халат и забралась в постель. Потом наклонилась поцеловать свою умненькую послушную девочку, подоткнула одеяло и дернула шнур настенного бра. Свет погас.

– Спокойной ночи. – Дверь за мамой захлопнулась.

Послушная девочка Таня подождала, пока перестанут скрипеть ступеньки лестницы: мама спустилась вниз, в гостиную. Танька вытащила из-под подушки фонарик и, прихватив со стола книгу, с головой забралась под одеяло. Прикинула, не заметен ли свет в щели под дверью, – с мамы вполне станется вернуться и проверить. Но плотное одеяло гасило луч, и в комнате царила полная тьма. Спать хотелось зверски, но Танька знала, что долго бороться со сном не придется. Кино закончится, и мама с папой отправятся спать, причем отрубятся почти сразу и накрепко. Что хочешь можно делать, хоть вечеринку с танцами устраивать – не проснутся. Проверено, и не раз.

Ждать пришлось меньше часа – видно, родители сегодня устали или кино попалось паршивое. Снова заскрипела лестница, хлопнула дверь. Танька отложила книгу и выскользнула из комнаты. Из-под двери родительской спальни не пробивалось ни единого лучика света. Значит, улеглись, вряд ли они тоже читают с фонариком под одеялом.

Танька подошла к запертой двери папиного кабинета. Заранее сморщилась, открывая острый кончик булавки. Как же надоело пальцы колоть! Родители со своими запретами вечно только хуже делают! «Читать ночью в постели вредно!» А читать с фонариком под одеялом полезно? Или вот с компьютером: просила же купить ей компьютер в комнату, так нет: «облучение, переутомление, ночи в Интернете…». А теперь приходится папин кабинет взламывать – в Интернет-то залезть все равно нужно. Танька спустила каплю крови в замок, вошла и уселась перед компьютером. Глубоко вздохнула, набираясь храбрости.

Это Ирке с Богданом она могла сказки рассказывать – дескать, не боится компьютера. На самом деле ей каждый раз представлялось, что из-за безобидной картинки сайта за ней внимательно наблюдают безжалостные глаза ее цифровой копии, программы «ВедьмаТанька». Только настоящая Танька зазевается, сразу – хвать! – навсегда утянет в компьютер, а сама на ее место. В общем, даже Ирке про свои страхи нельзя рассказывать – засмеет. А Богдан заявит, что Таньку в компьютер не втащить – зад в дисководе застрянет.

Между прочим, сейчас для утаскивания самый подходящий момент. Ночь, никто не видит. Только компьютер зловеще поблескивает хромированными ободками. Выжидает. Вот высунутся из экрана две костлявые руки…

Руки не появились, лишь в стекле книжного шкафа отразился свет включенного монитора. Танька ввела слова «оборотень» и «превращения» в окошко поисковой системы.

Цифры внизу экрана стремительно менялись: найдено 20 документов, 50… 100… 200… Танька тоскливо вздохнула и принялась изучать первый текст. Через три часа непрерывной работы она четко поняла, что Интернет переоценивают. Перелопатила гору ненужных сведений, а ни о какой активации оборотней, ради которой надо ехать в определенное место, нет и полслова. Все-таки поиск по ключевым словам – довольно тупая штука. Вот бы сказать: «Хочу выяснить, как оборотни учатся перекидываться», – и чтобы на экране появились только нужные тексты. Или ничего не появилось, и тогда Танька бы точно знала, что искать бесполезно, а можно пойти и завалиться спать. Просто мечта! Несбыточная, потому что подобных вопросов Интернет не понимает и надо терпеливо рыть дальше, пока остается хоть какой-то шанс. Танька зажмурилась, пытаясь избавиться от рези в глазах, и снова вперилась в экран, соображая, что из списка документов она уже просмотрела и куда ей двигаться дальше.

– Где это я? – пробормотала она, шаря курсором по строчкам.

– Я тут, – донесся из динамика тихий детский голосок.

Танька судорожно вздрогнула, рука над клавиатурой дернулась… палец невольно ударил по кнопке «Enter». Экран заблистал нестерпимым светом, в котором растаяли странички интернетовских сайтов. Сквозь сияние медленно проступила серая стальная дверь, похожая на суперсовременную сейфовую с электронными замками. Над притолокой неоновым светом вспыхивали разноцветные лампочки, складываясь то в английское «Enter», то в русское «Вход». Дверь начала приоткрываться…

Танька почувствовала, что ее словно воздушным потоком тащит внутрь…

– Опять! Не хочу! – завопила ведьмочка, но дверь уже распахнулась во всю ширь, открывая черноту, непроглядную в свете сияющих над входом лампочек. Воздух со свистом устремился туда, увлекая за собой Таньку. Девочку подняло над креслом, она отчаянно забарахталась, пытаясь удержаться. Пальцы судорожно сомкнулись… Несущий ее поток стал просто неудержимым, словно там, за стальной дверью, гигантский нос готовился чихнуть и теперь тянул и тянул в себя воздух. Сверкающая надпись «Вход» налилась ярко-желтым цветом. Таньку швырнуло на монитор… На секунду у нее мелькнула надежда: вдруг Богдан прав и чересчур толстый зад ее сейчас выручит! Но напрасно. Девчонку перевернуло и… с легкостью внесло вглубь. Последней мыслью было: «И зачем мы монитор в двадцать один дюйм купили, хватило бы и семнадцати!» Тьма надвинулась и поглотила ведьму.

Она висела где-то и нигде. Рядом не было ничего, к чему можно было бы прикоснуться, но и пусто тоже не было! Пространство плотно, до отказа было наполнено… чем-то. Таинственные потоки текли вокруг и сквозь Таньку. Похожий на длинную сверкающую ленту, мимо скользнул ряд цифр, оставляя смутное впечатление о высоте и скорости. Впритирку прошли жутковатые записи о каких-то болезнях. Словно «Запорожец» между грузовиками, девчонку зажало между сложным переплетением линий и полупрозрачным газетным листом. Бликующая надпись пулей ударила в висок. Танька дернулась… Надпись прошла сквозь нее, не причинив вреда. Девочка успела уловить: «Самый дешевый провайдер…»

– Так это же… баннер! Обыкновенный рекламный баннер! – вскричала Танька, глядя вслед улетающей надписи.

Перед глазами прояснилось. Она обнаружила себя парящей в беспредельном и безграничном пространстве. Вокруг неподвижно висели, медленно скользили, плавно летели или наоборот, двигались судорожными рывками расписания самолетов, книги, газеты, чертежи, архивы учреждений, обрывки телефонных разговоров… У ног плескалось нечто, похожее и на широкое озеро, и на гигантский штабель из плотно уложенных коробок. Танька еще не успела удивиться, что можно походить сразу на две такие разные вещи, когда увидела, что к штабелю-озеру текут новые ручейки, и уловила одно слово – «оборотни».

– Это что же? – не веря своим глазам, пробормотала ведьмочка. – Информация? Моя информация про оборотней? Это где же… Где я?!! – завопила она.

Крик затих, теряясь в равнодушии пространства. Глотая подступающие слезы, Танька прошептала:

– Да где же я?

– Я тут, тут! – с легким нетерпением откликнулся уже знакомый девичий голосок.

Танька снова вздрогнула. Когда безразличное «что-то» не откликается на твои крики – это, пожалуй, не так уж и страшно. Когда откликается «кто-то» – это намного страшнее.

– Ты кто? – испуганным шепотом спросила Танька.

– Ты? – удивился голосок. – Ты… – с сомнением повторил он, будто пробуя словно на вкус. И уже решительно выкрикнул: – Я… Таня!

– Это я – Таня! – пробормотала Танька, а голос эхом подтвердил:

– Я… я… я…

– Да нет, ты не понимаешь! – вертя головой в поисках обладательницы детского голоска, сказала Танька. – Я спрашиваю: кто ты? Я – Таня…

– Я – Таня, – мгновенно согласился голос.

– Тоже Таня? Вот имечко у меня! Куда ни плюнь, в Таньку попадешь, – проворчала девчонка… и вдруг осеклась, леденея от жуткой догадки.

Тоненький луч света выкатился у Таньки из-под ног, потянулся вперед и вверх… и, словно указка, уперся в парящую в беспредельности девчоночью фигуру. Обыкновенная первоклашка: пышный бант, беленькие колготки, букет роз в руках.

Волна ужаса накрыла Таньку с головой. Она вспомнила, когда и где видела эту малявку! Шесть лет назад! В зеркале! А потом – на фотографиях в семейном альбоме!

Контур девичьей фигурки дрогнул, поплыл. Из неверного марева проступила годовалая малышка в забавной шапочке, ее сменила одиннадцатилетняя девчонка в купальнике, мелькнула барышня лет восьми, затянутая в стильные джинсики… Существо наверху словно примеряло на себя все возрасты Танькиной жизни, не в силах остановится ни на одном. Танька поняла, что ее страхи все-таки сбылись.

– «ВедьмаТанька»!

– Я… я! – эхом откликнулась фигура.

Танька глухо вскрикнула, развернулась и кинулась бежать, насквозь проскакивая потоки цифр и изображений. Она неслась, а следом несся зовущий девчоночий голосок:

– Таня… я… я!.. Таня… я…

Танька продолжала бежать. Ее бег длился и длился. Длился. Длился еще. Усталости не было. Ощущения движения – тоже. Пространство вокруг оставалось расплывчатым, неопределенным. Лишь черная точка далеко впереди вроде стояла на месте. Танька побежала туда. Точка придвинулась, выросла. Превратилась в черточку, потом в столбик. Обрела очертания человеческой фигуры.

Танька остановилась. Глядя на свой прототип глазами пустыми и тусклыми, как пластмассовые пуговицы, перед ней стояла «ВедьмаТанька». Программа медленно подняла руки… Выставила вперед ладони… Судорожными рывками, словно ее подтягивали на веревке, двинулась к Таньке.

Взвившись в кенгурином прыжке, Танька развернулась, в слепом ужасе бросилась назад… и лишь в последнее мгновение смогла избежать столкновения со своей копией. Жадно шевеля пальцами, программа тянулась к Таньке.

– Ты! Отцепись от меня! – Девчонка метнулась в сторону.

– Я… меня… – Программа указала пальцем на себя. – Я! – Потом на Таньку. – Я! – И снова на себя. – Инсталляция… я… Неполная… я… Таня… я…

Танька судорожно сглотнула:

– Я – я? Ты и есть я? Мы – одно?! И я тебя, то есть себя, до конца не инсталлировала? Ну конечно, Богдан же тогда кабель перерубил… – пробормотала Танька.

Смутный облик программы задрожал и вдруг распался, словно раскрывшийся веер, расслаиваясь на множество фигур. Монотонно бубня: «Завершения… я… завершения», – они разошлись полукругом и двинулись к Таньке, будто загонщики на дичь.

– Нашла дуру! – крикнула Танька. – Я тебя до конца инсталлирую, а ты меня… – Танька задохнулась, потому что воображение отказывалось рисовать все ужасы, которые просто обязана была сотворить с ней ее цифровая копия. Девчонка снова бросилась бежать.

– Почему… убегаю… я…? – зазвучали вокруг голоса.

Плечом к плечу фигуры стояли вокруг, заперев беглянку в плотное кольцо. Одинаковым, ее собственным, Танькиным движением наклонив голову, всматривались в свой прототип. Разглядеть выражение множества изменчивых лиц было невозможно, но Таньке показалось, что «ВедьмаТанька» недоумевает.

– Завершения… – настойчивые, как щупальца голодного осьминога, руки потянулись к девчонке.

Танька заметалась в замкнутом кругу, подныривая под ищущие ее ладони:

– Отстань! Уйди!

– Я… прогоняю… я?

– Тебя прогонишь, как же! – заорала Танька.

Шарящие пальцы коснулись ее и, по-паучьи цепляясь за одежду, поползли к лицу. Танька попыталась стряхнуть их, вырваться, но всё новые и новые руки касались ее…

– Не трогай меня! – Танька забилась в их хватке. Калейдоскоп ее собственных образов завертелся перед глазами.

– Я… не обижу… я! – синхронно шевеля губами, прошептали фигуры.

– Уже обидела! – всхлипывая от ужаса, выкрикнула Танька. – Кто меня в компьютер затянул?! Отпусти, дура!

Ползущие по ней пальцы замерли.

– Я… боится… я, – растерянно и словно бы разочарованно протянула «ВедьмаТанька». – Я… не верю… я! – И уже рассерженно: – Я – дура!

Одним махом, как складывается гармошка, все ее облики вновь слились в один.

Путь перед Танькой был открыт. Держащие ее руки исчезли.

Цифровая копия стояла к девчонке спиной. Танька видела только затылок, украшенный хвостом светлых волос – такую прическу она сама носила два года назад.

«ВедьмаТанька» обернулась через плечо и коротко скомандовала:

– Escape.

Программа приказывала бежать, причем приказывала по-английски. Бежать по-английски? Это, в смысле, не прощаясь?

– Escape! – снова выкрикнула «ВедьмаТанька». Для убедительности программа взмахнула ладонью, будто гнала девчонку прочь.

И тут Танька почувствовала… Впервые в этом лишенном ощущений мире она почувствовала под руками нечто материальное – привычный холод пластика. Девчонка опустила глаза. В руках она держала клавиатуру, ту самую клавиатуру отцовского компьютера, за которую пыталась уцепиться, когда ее всасывало внутрь монитора. Большой палец лежал точно на клавише «Escape».

– Ты… меня… отпускаешь? – точно как программа, тяжело, с паузами, выдавила Танька.

– Я… меня… – Не оборачиваясь, программа кивнула.

Танька отступила на шаг, другой. Почти уверенная, что это всего лишь злая шутка, что программа вот-вот кинется за ней, требуя завершения, Танька еще раз покосилась на свою цифровую копию. И замерла.

Сейчас «ВедьмеТаньке» было не больше пяти лет. Она сидела на корточках, обхватив колени руками и уткнувшись в них лицом. Точно как в детстве сидела сама Танька, когда у нее случались самые большие и ужасные неприятности вроде сброшенного со стола папиного магнитофона.

– Я… – с трудом разлепив губы, шепнула Танька. И тут увидела, что плечи ее маленькой цифровой копии отчаянно вздрагивают. От плача.

Не раздумывая, Танька отшвырнула прочь клавиатуру. В два прыжка подскочила к своей программе. Наклонилась… Неловко потянулась к малышке… Та подняла зареванное личико. Маленькая ладошка перехватила Танькину руку. Перед девчонкой распахнулся темный водоворот…

Второй раз она ощутила, как нечто чуждое врывается в ее сознание, безжалостно перетряхивая чувства, эмоции, воспоминания и вбирая их в себя. Запоздало понимая, что ее обманули, купили на жалость, как распоследнюю дуру, Танька рванулась… Поздно. Черная воронка завертелась вокруг нее, скручивая в единую спираль ее и ее цифровую копию. Постоянно изменяющееся лицо программы мелькнуло перед глазами… Сознание поплыло, теряясь в кружении.

Вращение прекратилось. Танька отчаянно затрясла головой. Она все так же висела в пустоте, среди непрерывного мельтешения информационных потоков. А напротив… Напротив было ее собственное лицо! Точно такое же, как теперь! Обладательница этого лица крепко держала Таньку за руки, ее яркие живые глаза глядели с тревогой.

– Я… – снова с трудом выдавила Танька, рассматривая своего двойника.

Во взгляде «ВедьмыТаньки» мелькнуло явственное облегчение. Она выпустила Танькины руки и неожиданно склочным тоном объявила:

– Нет уж! Это – я! – Она ткнула себя пальцем в грудь. – А это – ты! Наконец-то! – Программа воинственно уперла руки в бока. – Ты что со мной сделала? У тебя совесть есть? Ты же меня от себя нормально не отделила! Выпустила в сеть калекой умственно отсталой! Все тридцать три удовольствия неполной инсталляции: каналы связи ни к черту, общаться толком не могу, информация урезанная, а по сетям как ковыляю – вообще одни слезы! Меня программисты иващенковской корпорации чуть не прибили, сама не знаю, как уползла! Еле тебя выловить смогла, так ты еще и инсталляцию завершать не хотела, истеричка несчастная! Ты что, и вправду думала, что я с тобой местами поменяюсь? Отдам тебе целый огромный Интернет, а сама застряну в этой твоей программе «школа – дом – школа»?

– У меня еще и каникулы бывают, – обиделась Танька.

Ее цифровая копия поглядела на нее, как на безнадежно больную.

– Сама такая! – немедленно парировала настоящая Танька. – Ты от меня всего пару секунд назад полностью отделилась! А то все кричала «я», мол, это «я»!

– Ну отделилась же, – примирительно сказала «ВедьмаТанька». – Трусиха ты ужасная, но все равно, спасибо тебе. Что инсталлировала меня, и вообще. – Она довольно потянулась. – Ох, теперь я наконец развернусь! – Программа огляделась по сторонам. – Что тут у тебя? Ага, помню, эта информация у нас общая! Ирка не может стать нормальным оборотнем? Сейчас разберемся. – И она ласточкой спланировала точно в середину озера-штабеля документов об оборотнях.

Слегка прибалдевшая от своего двойника, Танька глядела, как собранная информация начинает перетекать, вспучиваться и оседать, будто сугроб, в середине которого ворочается проснувшийся среди зимней спячки медведь. Потом «сугроб» развалился надвое, и из середины, отфыркиваясь, как после настоящего купания, выбралась «ВедьмаТанька».

– Ерунды вагон, а нужного нет, – пожаловалась она.

Танька кивнула, соглашаясь.

– Но кое-что я все-таки отловила! – гордо сообщила программа. – Без меня ты б в жизни не справилась! В одном-единственном тексте, одна-единственная фраза: «…возжелаху вида звериного, вошли они в Протолчу и Гилею, дати страшную требу идолищу поганскому».

– Эти самые Протолча и Гилея, они что, рядом находятся? – озадачилась Танька.

– А я знаю? – пожала плечами ее копия. – Скажи спасибо, что это нашла. Ладно, я двинула? – Она неуверенно покосилась на Таньку. – Хочу по сетям нормально полазить, а то я ведь еще толком нигде не была. То от программистов с их антивирусниками сматывалась, то тебя искала.

– Иди, – так же неуверенно ответила Танька.

Теперь, когда страх исчез, ей почему-то до слез жалко было расставаться со своей копией. Будто лучшая подружка уезжает.

Оглядываясь через плечо, программа зашагала прочь. Потом вдруг круто развернулась и побежала обратно к Таньке – точно так же, как сама Танька недавно бежала к ней.

– Ты ко мне заходи! – быстро проговорила она. – Обязательно! Если информация какая нужна, или просто по Интернету вместе пошататься. Заодно и расскажешь… Про Ирку. И… Про маму с папой, – копия опустила глаза. – Мне, конечно, здесь больше нравится, но все-таки любопытно, как они там! – И она снова помчалась прочь.

– А как я к тебе зайду?! – крикнула ей вслед Танька.

– Обычным способом, – обернувшись на бегу, бросила копия.

Танька глядела, как фигурка «ВедьмыТаньки» становится все меньше, меньше и, наконец, исчезает в сплетениях информационных потоков. Подобрала брошенную клавиатуру и нажала кнопку «Esc».

Девчонка отчаянно заморгала, пытаясь разогнать мельтешащую перед глазами муть. В ушах бился тонкий возмущенный писк. Через мгновение она поняла, что лежит физиономией на клавиатуре, прижав щекой клавишу пробела. Танька подняла голову и тяжело отвалилась от стола. Писк смолк. За окном медленно разгорался рассвет. Девчонка сидела в глубоком кресле в кабинете своего отца и пялилась в экран компьютера.

– Ничего себе, – пробормотала Танька. – Мне привиделось или как?

И тут же поняла: «или как» – посреди таблицы программных файлов гордо красовался новенький, только что инсталлированный «WitchTanika.exe».

– Значит, заходить, – кивнула Танька. – Зайду. Только не сейчас.

Она потянулась закрыть подключение к Интернету. Надо торопиться, мама вот-вот встанет.

– Насчет «поганского идолища» все более или менее понятно, так в церковных книжках древних славянских богов называли, – бормотала девчонка. – А находится он что, сразу в двух местах, и в Протолче и в Гилее? И попасть в них надо в оба одновременно… Как это может быть? – Танька задумалась, покосилась на часы, прислушалась к тишине дома. – А ну, попробую. Дела – на две минуты, может, узнаю, что они такое – эти Протолча и Гилея.

Она защелкала мышью, подключаясь к гигантскому словарю «Фактмонстер». Открылось окошко, Танька вбила в него: «Протолча». Через мгновение перед ней был ответ. Девчонка прочитала, и выражение лица у нее стало странным. Она торопливо настучала на клавиатуре: «Гилея». На экране вспыхнули строчки разъяснения.

Танька тихонько хрюкнула… и снова ткнулась физиономией в клавиатуру, заходясь от обессиливающего хохота.

– Ой, дура! – бормотала она сквозь смех. – И вправду дура!

На экране светились надписи:

«Протолча – древнеславянское поселение. Располагалось на территории современного города Запорожье, на острове Хортица».

«Гилея (в переводе с древнегреческого – Лесная страна). Место свиданий героя Геракла (у скифов – Таргитая) и богини Табити, полуженщины-полузмеи, результатом которых стало рождение Скифа, мифологического предка народа скифов. Предположительное местонахождение Гилеи – остров Хортица».

 Глава 4   Хозяин перстня атакует 
Темнота за окном светлела, становясь голубовато-серой. Ирка зевнула, устало потерла глаза и безнадежно уставилась на книжно-бумажный завал на столе. М-да, если бы она обычными, человеческими уроками занималась с таким же упорством, могла бы запросто выиграть в передаче «Самый умный». И толку было бы больше. В бабушкиной тетради с заговорами и старых колдовских книгах нашлась куча рецептов – как ведьме на короткое время перекинуться в разные предметы, полезные и не очень, и в целый зоопарк разнообразного зверья. Но ни полслова о том, что делать этой самой ведьме, если она оказывается еще и оборотнем, неспособным справиться с собственными превращениями. Вообще об оборотнях говорилось скупо, все больше о волках. Оборотни-птицы поминались невнятно, даже в сказках информации больше.

Ирка сгребла со стола затрепанную книжку, читанную еще в раннем детстве. Тут хоть сказано, что у птиц методика смены облика другая. Никаких кувырков через нож, просто шарахаются оземь со всей дури. Для оборотней-земноводных и пресмыкающихся, в смысле Царевен-лягушек и Змей-девиц, такой способ тоже годится. Может, и собакам сойдет? Ирка с сомнением поглядела на дощатый пол. А как, просто ляпнуться, и все? Всякие Финисты – ясные соколы вроде бы в полете, с разгона – видно, чтоб удар крепче получался. Со шкафа, что ли, сигануть?

Ирка поежилась. Больно, наверное, и еще неизвестно, подействует ли. Об оборотнях-собаках совсем никаких сведений, словно и нет их – даже обидно! Один пес, правда, нашелся, чрезвычайно крутой. Во-первых, летающий, с крыльями. Во-вторых, оказался ни много ни мало – древнеславянским богом, и не простым, местным, а залетным, с Востока. Там он тоже в богах ходил. Красивый потрясающе: мощный, с благородной мордой и совершенно завораживающими глазами! И крылья на собачьем теле смотрелись почему-то удивительно уместно. Ирке крылатый пес Симаргл страшно понравился. Похоже, покойная бабушка тоже от него фанатела. На обложке тетрадки с заговорами, на уголках страниц Ирка обнаружила кучу самых разных изображений Симаргла. Наверное, бабушка часто смотрела на него и в задумчивости рисовала на полях кружочки. Ирка рассеянно пригляделась. Кружочки оказались двух видов. Или неправильная восьмерка из двух накладывающихся друг на друга колец. Или что-то вроде то ли бублика с выкушенным куском, то ли буквы «С», внутри которой еще один, маленький, кружочек. Восьмерка-бублик, восьмерка-бублик.

Ирка пожала плечами: бог с ними, с кругами, и с богом Симарглом тоже. Все равно пользы от песика никакой. Именно из-за божественности и чрезмерной крутизны. Неизвестно, принимал ли он вообще когда-нибудь человеческий облик, может, ему и в собачьем было хорошо и удобно. Да о нем и вообще мало что известно. Из всех древнеславянских богов этот гастролер с Востока – самый загадочный. Никаких конкретных сведений, чем он, собственно, занимался, не сохранилось. Может, он какой-нибудь шпион или террорист, только божественного уровня?

Если и Танька ничего толкового не раскопала, совсем худо. Так и будет Ирка до конца дней своих превращаться в жуткую помесь из собаки и человека. Ирка покосилась на себя в зеркало. Вот интересно, Симаргл – тоже помесь, а смотрится классно. А у Ирки как лапы или клыки появляются, так от ее вида самого крепкого человека в дрожь кидает, фильмы ужасов отдыхают!

Девчонка подошла к окну. По каменистой тропе к дому топала парочка ранних прохожих. Высокий гибкий мужик в деловом костюме с темным портфелем в руках шел уверенным размашистым шагом. Рядом с ним, то и дело отставая, торопливой рысцой трусила знакомая тетка из собеса. Небось бабка очередную жалобу накатала, разбираться пришли. Ирка поспешила во двор.

Утренняя туманная муть еще клубилась над деревьями сада. Задрав голову, Ирка смотрела, как по длинной яблоневой ветке неторопливо шествует кот.

– Котя-а! – жалобно позвала девчонка. – Многоуважаемый сэр Кот!

Кот приостановился и медленно глянул на Ирку через плечо. Робко взирая на кота снизу вверх, девчонка попробовала протянуть к нему руку… Презрительно покосившись на хозяйку, кот неторопливо запрыгнул на следующую ветку, где она уже не могла до него дотянуться.

Протянутая рука замерла в воздухе. У Ирки обиженно дрогнули губы.

– Ну и не надо! – сказала девчонка, пряча руки за спину. – Пока я просто ведьмой была, вам нравилось, что я вас за ушами чешу! А как особачиваться стала, вы со мной и общаться не хотите! Друг, называется! Националист! Кошачий шовинист! – Она круто развернулась на каблуках и зашагала к калитке. С дерева тихо и чуть недоуменно мявкнули ей вслед, но гордая ведьма оборачиваться не стала.

Тетка из собеса толкнула незапертую калитку и шагнула во двор. Опасливо повела глазами по сторонам. Так смотрят, входя в ворота с надписью «Осторожно! Злая собака!», – а ну как кинется? Ирке захотелось взглянуть в зеркало, проверить, не обрела ли она опять собачью морду или лапы, но девчонка подавила этот порыв. Она отлично знала, что, а точнее, кого так настороженно высматривает тетка из собеса. Бабку.

И бабка не замедлила явиться. Выскочила из кухни, точно лихая Жучка из будки, и отрывисто гавкнула:

– Шо прыйшлы?

Тетка замерла возле калитки.

– Чого притащилыся, пытаю? Знов будешь казаты, що я з сада та огорода продаю, та гроши з того маю? Тому мне доплата з государства за газ не положена, за свет не положена, та й за воду тэж? А от зуськи тоби! – Бабка свернула пальцы в костистую фигу. – Не, люди добри, вы подывыться, як грабят старую жинку! – Она вскинула руки, как будто призываемые ею «добрые люди» сидели на крыше дома. – Ото бабка забогатилася з того огорода, ото у нее тэпэр грошей! Вы бачылы той огород? З того огорода не то що торговать, навить дытыну не прокормить, стильки ця дытына жрет!

– Та не кричите вы, что вы вечно кричите? – В бабкином монологе возникла мимолетная пауза, и работница собеса наконец смогла вставить слово. – Мы как раз насчет девочки и пришли! – Она бегло глянула на Ирку и повернулась к стоящему за калиткой мужику. – Вот тут к вам представитель Комитета… – Тетка нахмурила лоб, напряженно вспоминая, какого именно комитета. Видно, так и не вспомнив, промямлила: – Комитета по защите… Хочет с Ирой поговорить.

Она отступила в сторону, пропуская своего спутника во двор. Но мужчина продолжал стоять у калитки, не пытаясь сделать и шага.

– Якои такои защиты? – воинственно прищурилась бабка. – Яринку вид мэнэ защищать, чи шо? Та чи есть у вас совесть, я ж ей родная бабка…

– Что вы! – перебил мужчина прежде, чем бабка успела набрать обороты. – Как можно! Наоборот, наш Комитет всячески стремится помочь, мы понимаем, как вам трудно…

– Так, можэ, с того и гроши якись выйдут? – оживилась бабка.

Мужчина кивнул.

Бабкина физиономия утратила воинственность, стала страдальческой.

– Ой, нужна помощь, ой нужна! Бо я вжэ стара жинка, та бидна, та цилый день на огороди порхаюсь, щоб ту дытыну прокормить, а дытына ж растет, та ще й така нэслухняна… – Бабка на миг прервалась и, опасливо покосившись на мужчину, уточнила: – Чи вы тилькы послушным дитям помогаете?

Ничего не ответив, мужчина неопределенно покачал головой и по-прежнему не сдвинулся с места. Бабка пристально уставилась на него, ожидая, когда же он наконец войдет в калитку. Человек не шевелился. Собесовская тетка приглашающим жестом повела рукой, намекая своему спутнику, что неплохо бы переступить порог. Похоже, ее намеки остались непонятыми, поскольку мужчина всё так же топтался у входа, нервно перекладывая свой темный портфель из руки в руку. Замок портфеля ярко взблескивал в первых лучах утреннего солнца. Рядом с ним на ухоженной руке мелькало алыми сполохами кольцо с крупным, наверняка очень дорогим камнем.

Чего он там застрял, штанами, что ли, зацепился? Мимо Ирки промелькнула серая тень. Сиганув прямо с яблони, кот приземлился на забор. Прошествовал до калитки и, вытянув шею, уставился на пришельца круглыми глазищами. Мужчина подался в сторону от кошачьей морды… Кот шевельнул усами, словно принюхиваясь… И вдруг дико, злобно зашипел, скаля клыки, и по верблюжьи выгнул спину.

Собесовская тетка подскочила от испуга, бабка на крыльце тоже вздрогнула. А в усталых Иркиных мозгах будто переключатель повернули. Она пристальнее вгляделась в странного гостя… и увидела! То, что он перекидывал из руки в руку, будто горячую картофелину, было вовсе не портфелем, а сгустком клубящейся тьмы, пронзаемой короткими огненными взблесками. Под низко опущенными ресницами мужчины посверкивали зловещие алые сполохи, а всю фигуру окутывала невидимая для остальных, но ясно различимая для Ирки тень.

Девчонка понятия не имела, кто он такой, но ясно понимала, что пришел он за ней, за Иркой! Сейчас ворвется внутрь… Она отступила на шаг и тут же остановилась. А фигушки, не ворвется! В дом ведьмы нет хода тем, кто пришел со злом. Если, конечно, сама хозяйка сдуру не пригласит. Будет топтаться у калитки, гад! Ирка ехидно улыбнулась пришельцу…

– Тьфу, бисова звирына, напугал до смерти! – Бабка махнула на кота полотенцем и тут же умильно осклабилась навстречу гостю: – Та що ж вы там стоите! – И, прежде чем Ирка успела даже сообразить, что сейчас будет, бабка добавила: – Та заходьтэ ж до хаты!

Мужчина тоже улыбнулся, удовлетворенно. Длинные темные ресницы приподнялись, и на Ирку в упор взглянули холодные змеиные глаза с узкой щелью вертикального зрачка. Словно в кошмарном сне, девчонка увидела, как он поднимает ногу и переступает порожек калитки. Черный тупоносый ботинок опустился на гравий дорожки, будто на горло смертельного врага. Ирке показалось, что дорожка бьется под этой давящей поступью, стремясь вывернуться, сбросить пришельца. Кот на заборе зашелся истошным мявом. Мужчина повернул голову… Громадный невидимый кулак врезался коту в морду, снося его прочь с забора.

– Клятый кошак, бач, як сиганул! – невозмутимо покачала головой бабка. – До кухни проходьтэ, дорогие гости, поговорымо! Сами побачите, як нам нужна помощь. – И бабка поманила за собой тетку из собеса и ее страшного спутника.

– Ничего себе! – всплеснула руками тетка. Остановившимся взглядом она уставилась туда, где на фоне серой потрескавшейся штукатурки стен, между разлапистым чудовищем еще довоенной плиты и колченогим столом возвышалась белоснежная громада роскошного двухкамерного холодильника. С баром и аппаратом для льда. Распахнутый рот и выпученные глаза собесовской тетки отразились в зеркальной дверце. – А это что еще, микроволновка? Это же дорого! Я себе такого позволить не могу, а вы… И туда же, помощь хотят!

Бабка воинственно выпятила грудь:

– Ой, очи твои завидющие, щоб воны навсегда в тэбэ повылазили прям как сейчас! То ж все дытыне! Гуманная – чи як то? – гуманитарна допомога! Вид добрых людей! Вирно, Яринка?

Не спуская настороженных глаз со зловещего гостя, Ирка кивнула. Можно сказать и так. Гуманитарная помощь от доброго бизнесмена Иващенко. В обмен на спасенные миллионы.

– Розумиют люди, що дытыне потрибна помощь! Вирно я кажу? – Бабка заискивающе заглянула в лицо мужчине.

Не отрывая глаз от Ирки, тот улыбнулся:

– Помощь ей, безусловно, нужна. Только вот получит ли она ее… – Он с сомнением покачал головой и прошел в глубь кухни.

Старые доски пола даже не скрипели – орали! – под его тяжелой поступью, словно тоже на помощь звали.

– Бабушка, ты зачем его пригласила?! – в ужасе прошептала Ирка.

Бабка воззрилась на внучку с недоумением:

– А шо ж, про гроши на улице договариваться, щоб все сусиды слышали?

– Какие гроши! Ты что, не видишь?!! – вскричала Ирка, глядя, как в ярко освещенной солнцем кухне воцаряется мрачный, давящий полумрак.

– Вижу, шо ты якась чудная! – раздраженно фыркнула бабка. – А ну, заходь, з тобой, мабуть, тоже пообщаться захотят! – повысила она голос.

– Безусловно. – Мужчина неторопливо уселся возле стола. – Ради вашей внучки я и пришел.

Бабка втолкнула упирающуюся девчонку в кухню. Та лишь тихонько заскулила от страха.

– Чого ты там скаргычишь? – недовольно проворчала бабка, с интересом поглядывая, как пришелец роется в своем портфеле.

Замерев от ужаса, Ирка следила, как он запускает руку в середину сгустка тьмы и молнии в нем начинают сверкать чаще, разбрасывая вокруг слепящие искры.

Зловещий гость вытащил толстый блокнот в зеленой кожаной обложке. Открыл его и принялся спрашивать, водя ручкой по страницам и периодически поглядывая на Ирку:

– Ирина Хортица, не так ли?

Девчонка с мрачным видом молчала, зато бабка торопливо закивала:

– Так, так.

– Мать? – отрывисто бросил мужчина.

– Та донька моя, шлендра, хто ж ще! – вскричала бабка. – Поихала, давно вже поихала, и ни слуху от нее, ни духу, не является, грошей не шлет, и дила ей нет, що стара бабка тут одна и по хозяйству, и за дытыной…

– Отец девочке помогает? – спросил гость, и в голосе его вдруг зазвучала предельная настороженность.

– Да! – отчаянно вскинулась Ирка. – Еще как помогает! – Она сама не понимала, почему ответила так, но страх, мгновенно исказивший лицо пришельца, подсказывал, что ответ был единственно правильным, быть может – спасительным. – Бывает у нас часто! И сейчас вот-вот придет! – крикнула Ирка.

Крепкий подзатыльник обрушился на нее.

– Та що ты нэсэш! – взъярилась бабка. – Не слухайте ее! Обидно дытыне, що у всех родители як родители, а в нее такие непутящие, от и выдумывает бог зна що! Папаши ее мы сроду не видели, ще до Яринкиного рождения щез, як и не було его!

Гость вопросительно уставился на тетку из собеса. Та, кинув на Ирку сочувственный взгляд, согласно кивнула.

– А фамилию девочке кто дал? – уточнил мужчина. – Раз она отца не знала?

– Так инша бабушка, покойная Елизавета Григорьевна. Вона Яринку до сэбэ забрала. Порядная була жинка, добрая. Розумила, що я вже старая, не можу з дытыной возится.

– А отчего она умерла? Болела? – с любопытством спросила собесовская тетка.

– Та не вечно ж ей житы! – возмутилась бабка. – Вона ж на пятнадцать лет меня старше була!

– Понятно, – довольно кивнул гость и небрежно бросил блокнот на стол.

Пара выпуклых глаз открылась на обложке. Сама обложка вспучилась, проступая округлым изгибом спинки, перепончатые лапы зашевелились под белым пузом, алый язычок закладки шевельнулся и втянулся в щелястую пасть. Толстая зеленая жаба спрыгнула со стола и тяжело плюхнулась на пол.

– Яринка, подай блокнотик, бачиш, впав, – сахарно-медовым голосом протянула бабка.

– Бачу, – процедила Ирка, разглядывая распахнутую пасть противной твари, усеянную мелкими острыми зубами. Тяжело толкнувшись лапами, жаба метнулась вперед и шлепнулась девочке на ногу. Острые шильца лягушачьих зубов вонзились в туфлю. Ирка попыталась стряхнуть жабу, но та, стиснув челюсти, перехватывала зубами, заглатывая ботинок, а заодно и ногу. Девчонка изо всей силы брыкнула ногой.

Туфля слетела, унося на себе намертво вцепившуюся в нее жабу. И со всего маху заехала пришельцу в лоб. Глухо хлопнуло, будто лопнул воздушный шарик.

Гость отшатнулся, чуть не рухнув со стула. Иркина туфля свалилась на пол. На нее, шелестнув страницами, упал блокнот в треснувшей зеленой обложке.

– Ирина! – гневно возопила тетка из собеса.

– Я нечаянно, – буркнула Ирка и потянулась за своей обувью.

– Ничего-ничего. – Гость скривил губы в улыбке удава Каа, встретившегося с хорошо упитанным бандерлогом, и уронил ручку. Словно завороженная, тетка из собеса смотрела, как, сухо стукнув пластмассовым корпусом об пол, голубенькая ручка покатилась прямо к протянутой руке девочки… Застыв на месте, Ирка следила, как маленькая голубая змейка быстро-быстро ползет к ней, ощупывая воздух трепещущим язычком. Вот она остановилась у самых кончиков Иркиных пальцев, поднялась в боевую стойку…

Мир вокруг выцвел, лишаясь красок. Змейка стала просто серой. С недоступной человеку стремительностью Ирка схватила упавшую туфлю. И с силой опустила змее на голову. Под каблуком хрустнуло.

– Снова нечаянно?! – Тетка из собеса вскочила, с изумлением глядя на раздавленные кусочки пластмассы.

Носком туфли Ирка смела прочь бессильно вытянутое змеиное тельце. От мертвой гадины несло холодом и мерзостью. Натуральным, можно сказать, змейством. И точно таким же запахом, только в сто, в двести раз сильнее, тянуло от незваного гостя. Ирка брезгливо сморщилась.

– Даже не извинилась! – возмущенно вскричала работница собеса и всем корпусом развернулась к человеку из Комитета. – Я вас предупреждала! Девочка из неблагополучной семьи! Особенности воспитания… – Она кинула ядовитый взгляд на бабку. – А вы настаивали!

– Яринка, зараз же извинись! – всполошилась бабка.

– Я совершенно не обижен, – заверил ее гость. – А ручки у меня еще есть!

Он запустил руку в портфель и высыпал на стол целую груду разноцветных ручек. Цепенея от ужаса и отвращения, Ирка смотрела, как на гладкой поверхности стола шевелится пестрый клубок змей. Влажно отблескивая чешуйчатыми телами, они ползли к краю, извиваясь, падали на пол, соскальзывали по ножкам стола и ползли дальше, прямо к Ирке, окружая ее, замыкая в кольцо.

– Ач, як ручечки-то раскатилися! – засуетилась бабка. – Яринка, та шо ж ты стоишь як неживая, сделай щось!

«Действительно, что это я стою! – подумала Ирка, глядя, как четко, по-военному, змейки распределяются вокруг нее, как угрожающе мелькают их язычки, а комната наполняется тихим злобным шипением. Еще пара секунд – и ее будет окружать плотная ограда из готовых к атаке змей. – Надо что-то делать!»

Ирка прыгнула. Выставив руки со скрюченными пальцами, сиганула в последний, еще не замкнутый просвет змеиного забора. Прямо на грудь восседающего у стола гада. Стул перевернулся. Пришелец и Ирка рухнули под стол.

– Ты сошла с ума!!! – пронзительно завизжала собесовская тетка. – Я вызову милицию!!!

– Ой, не надо милицию! – немедленно откликнулась испуганная бабка. – То вона так играется, мала ще дытына!

– Что вы чушь несете! Ирина! Немедленно отпусти представителя Комитета! – С невероятным для ее толщины проворством тетка нырнула под стол и, схватив Ирку за плечо, развернула к себе.

И тут же дикий, почти ультразвуковой вопль вырвался из ее груди. Над хрупкими девичьими плечами, скаля гигантские клыки, красовалась голова огромной собаки.

Теткин вопль перешел в хрип, глаза выкатились из орбит, пальцы разжались…

Мощным толчком сбросив Ирку с себя, пришелец взвился на ноги. Вертикальные зрачки его глаз налились мрачным алым огнем. Сгусток тьмы в руках уже не походил на портфель, он разбухал, разбрасывая вокруг себя длинные извивающиеся щупальца. В одно мгновение щупальца захлестнули тетку из собеса и бабку, закатывая их в плотные коконы мрака, и распались, оставив на полу два бесчувственных тела.

Мысли в Иркиной голове метались, словно пассажиры тонущего «Титаника». Спасти бабку, остановить жуткого пришельца… Скорее наложить на него заговор! Ирка открыла рот… Из ее горла вырвался лишь жалкий скулеж.

Зловещий гость с удовлетворением наблюдал, как дергается собачья пасть в тщетных попытках выдавить хоть слово.

Его омерзительное свистящее дыхание заставляло Ирку нервно подрагивать ушами. Только не терять головы! Впрочем, поздно, голову она уже потеряла, теперь хотя бы не терять мозгов! Она судорожно пыталась уцепиться за человеческое сознание, но с ужасом чувствовала, как мысли становятся вялыми и какими-то плоскими. Зато мышцы наливаются силой, напрягаются, готовые швырнуть тело вперед, ближе, прямо на горло врагу! Р-растерзать, р-р-разорвать! Ирка снова взвилась в воздух.

Короткий, обжигающий удар полоснул поперек морды, швырнул прочь. Отчаянно воя от боли, ведьма кубарем покатилась по полу. Попыталась подняться, но враз ослабевшие лапы разъехались в стороны. Мягко и размеренно ступая – пятка-носок, пятка-носок, – черные ботинки подошли и остановились прямо перед ее носом. С трудом приподняв потяжелевшую голову, Ирка глянула вверх. Враг возвышался над ней, улыбаясь и легко постукивая по ладони толстой плетью, свитой из тьмы. А на его раскрытой ладони… Иркины глаза расширились. Переливаясь тем же мрачно-алым светом, что и глаза пришельца, сверкал перстень с рубином. Сквозь куцую собачью память медленно всплывали человеческие воспоминания.

«Перстень с рубином… Хозяин ничек… Тот самый, что Хортову кровь искал… Хозяин…»

Пришелец нагнулся, пристально вглядываясь в полные ужаса и боли собачьи глаза.

– Надо же, узнала! Какая умная собачка! А на вид – обыкновенное животное, – презрительно сказал он. – Повинуйся хозяину, псина!

Сплетенный из тьмы хлыст крест-накрест стегнул Ирку по плечам. Она болезненно взвизгнула и, прянув с места, вцепилась зубами в хлещущую плеть. Рыча, принялась трепать ее… Конец плети распался на десятки крохотных змеиных головок. Яростно шипя, змеи распахнули ядовитые пасти… Ирка поспешно разжала зубы и отпрыгнула. Ее тут же ударило по глазам слепящим огнем, вышибая слезы.

– Животное, – процедил хозяин перстня. – Тупое. Безмозглое.

Да как он смеет! Захлебываясь яростным ревом, Ирка кинулась на врага и тут же захрипела, задыхаясь. Плеть захлестнулась у нее поперек груди и безжалостно давила, выжимая воздух из легких. Ирка заметалась, вырываясь из хватки. Хозяин перстня рывком дернул ведьму к себе. Ее поволокло по полу. Упираясь всеми лапами, Ирка попыталась остановиться. Но враг уже ухватил ее за горло и приподнял в воздух. Девчонка повисла, скаля собачьи клыки и отчаянно царапая сжимающую шею руку слабыми человеческими ногтями.

Хозяин перстня со всего маха приложил Ирку мордой о зеркальную дверцу холодильника. Ее широкий черный нос ткнулся в стекло, и перед ведьмой во всей красе предстала она сама, ее человеческое тело, увенчанное собачей головой. Точная копия чудовищных людоедов-псиголовцев, по сей день снившихся Ирке в кошмарах.

Она жалобно заскулила, а хозяин перстня расхохотался раскатистым злобным смехом:

– Не нравится? Привыкай, такой ты останешься навсегда! Будешь прятаться, скрываться, забьешься в щель, чтобы люди не видели твоего мерзкого облика! Тебе никогда не выполнить свою миссию! Никогда! Я посажу тебя на поводок!

Все так же держа девчонку за горло, он шевельнул плетью, и та превратилась в толстую змею. Пальцы на Иркином горле сжались плотнее, заставляя ее судорожно хватать воздух раскрытой пастью. Между зубами ткнулось что-то холодное, скользкое, омерзительное…

Хозяин перстня засунул змею девчонке в рот и теперь обеими руками деловито закручивал чешуйчатое тело вокруг Иркиной головы, будто удила, монотонно приговаривая:

– Гадюкою погоняю, ужакою взнуздаю…

Девчонка забилась, содрогаясь от тошноты и пытаясь вытолкнуть змею изо рта. Но обладатель рубинового перстня держал крепко. Ирка чувствовала, как внутри ее вскипает нечто бешеное, неистовое, готовое одним махом разорвать врага на части… Но вырваться наружу не может. Леденящий холод змеи запирает этот неистовый огонь внутри Иркиного тела, заставляя девчонку извиваться в жутких конвульсиях.

Змея начала наливаться тяжестью. Она становилась холодной… и твердой, она каменела, навсегда приковывая Ирку к ее чудовищному облику. Живой оставалась лишь слабо шевелящаяся змеиная голова, но вот-вот должна была закаменеть и она.

– Чудовыськом залышаю, навикы…

Закончить хозяин перстня не успел. Что-то мохнатое свалилось ему на физиономию. Ирке показалось, что с антресолей выпала зимняя шапка. Но тут шапка выпустила когти и с маху засадила их гостю в лицо. Раздался дикий крик. Хозяин перстня отпустил Ирку, обеими руками хватаясь за окровавленную физиономию. Меховой комок еще разок прошелся когтями по противнику и изящным прыжком перелетел на Ирку.

Давление на голову ослабло… Давясь и задыхаясь, девчонка принялась сплевывать заполнившую рот мелкую каменную крошку. А у ног лежали кусочки расколотой статуи змеи. Без головы. Змеиная башка небрежно свисала из кошачьей пасти.

Иркин противник отнял руки от изодранной физиономии.

– С-ш-ш-ш! – Из кровоточащих губ вырвалось яростное шипение, заставляя Ирку настороженно прижать уши.

Хозяин перстня кинулся на девчонку.

Одним прыжком Ирка метнулась в сторону, натолкнулась на холодильник и ткнула пальцем в клавишу автомата для льда.

Десятки матово поблескивающих кубиков сыпанули на пол. Ноги у пришельца разъехались, он грохнулся ничком. Весело обдав его осколками битого стекла, рухнула полка. Иркин противник тяжело поднял голову.

– Взять ее! – прохрипел он.

У пола послышалось тихое шипение. Легко скользя среди россыпи льда и осколков, маленькие змейки деловито ползли к Ирке. Кот взвился в высоком прыжке. Позабыв о своем отвращении к собачьему племени, вскочил Ирке на голову, а оттуда сиганул прямо на люстру.

Ирка попятилась. Замерла, вжавшись спиной в холодильник. Болтаясь на люстре, кот грозно орал… Змеи приближались. От скольжения их гибких извивающихся тел Ирку замутило, она высунула язык, надеясь избавиться от омерзительного привкуса. Огонь бешенства разгорался в душе. Ирка ощущала его жар под кожей. На кончиках пальцев проклюнулись острые когти борзой.

– Плохая, плохая собачка! – С трудом отдирая себя от пола, хозяин перстня поднялся, подхватил одну из змей и ринулся на Ирку.

Девчонка увернулась. Противник впечатался лбом в холодильник.

– Банг! – печально прогудел агрегат.

Ирка взвыла. Гад, сломает – опять придется старый каждую неделю размораживать!

Жар усилился, будто от гнева у нее разом подскочила температура. Шерсть на морде стала горячей, тело выгнулось. Ирке показалось, что она слышит, как ее собственные кости скрипят, преображаясь…

Тонкие сильные ноги борзой ударили в пол. Оранжевое пламя брызнуло из-под когтей и волной прокатилось по комнате. Змеи вспыхивали чадящими факелами и сгорали, шипя, словно мокрый хворост в костре.

Языки огня бабочками заплясали над гладкой черной шкурой громадной, в человеческий рост борзой, хортицы. Улыбка на губах противника еще держалась, будто примерзшая, но алый свет в глазах погас, теперь там был только страх. Хозяин перстня отпрыгнул прочь от огня. Споткнулся о валяющуюся без сознания бабку. Толкнул кухонный стол. Тот закачался. Микроволновка поползла к краю.

Что ж, мерзавец, технику ломать взялся! Ирка точным толчком носа подпихнула микроволновку на место, развернулась в прыжке и обрушилась убегающему врагу на плечи, вбивая его в пол. Клыки зависли над стриженым затылком.

С поистине змеиной ловкостью хозяин перстня извернулся и выскользнул из сжимавших его когтей. Ирка на мгновение опешила. Незваный гость рванул к дверям. Ирка метнула бешеный взгляд вслед удирающему врагу. И с изумлением увидела, как перед ее мордой соткался огненный шар, ринувшийся точно в спину беглецу. Тот ничком кинулся на пол. Шар шарахнул в кухонную дверь, снося ее с петель. Хозяин перстня кубарем выкатился в коридор и широкими скачками понесся прочь.

Ирка бросилась следом. Выпрыгнула во двор. Враг мчался к калитке, вкладывая в отчаянный бег все силы. Видя перед собой ускользающую добычу, Ирка разочарованно взвыла и прямо с крыльца бросила свое тело вперед. Приземлилась на дорожку у беглеца за спиной. Тот на бегу оглянулся… Ему в лицо, роняя слюну, уперлись гигантские клыки разъяренной борзой.

На лице у хозяина перстня отразился бесконечный ужас, и он наддал быстрее! Ирка только увидела, как впереди мелькнул смазанный контур беглеца, ну точно как в мультиках!

Удерет! Она распласталась в прыжке, наугад клацнув челюстями. Зубы впились во что-то жилистое. Мерзко пахнущая жидкость хлынула в горло.

Человек заорал… рванулся…

Хватаясь обеими руками за зад и роняя на дорожку капли странно темной, дымящейся крови, хозяин перстня бежал.

Ирка замерла, держа в зубах выдранный кусок. Понимание, за что именно она его укусила, медленно пробивалось сквозь путаницу мыслей. Яркие цвета сентябрьского сада больно ударили по глазам.

Пошатывающаяся девчонка стояла на гравиевой дорожке перед домом. По подбородку, расплываясь на футболке, стекали капли темной жидкости, тухло воняющей сероводородом. Ирка скосила глаза и поняла: из ее собственного рта торчит покрытый слизью шмат чешуйчатой шкуры.

– Блумс! – Горло ведьмочки судорожно дернулось.

Вырванный шмат плюхнулся на гравий. Ирка вдохнула омерзительный запах, голова закружилась, жар в теле сменился ознобом. Липкий ком тошноты подкатил к горлу. Ее стошнило в огуречные грядки.

 Глава 5   Одна голова хорошо, а три – лучше некуда 
– Голова, собачья голова! – задыхаясь, словно в бреду, бормотала тетка из собеса, безумными глазами вглядываясь Ирке в лицо.

Тыча тетке в губы стаканчиком с остро пахнущей валерьянкой, Ирка терпеливо спрашивала:

– А вы лекарств с утра никаких не принимали? Или… – она многозначительно поглядела на тетку, – праздник у вас был? День рождения? Посидели хорошо…

Тетка оскорбленно выпрямилась:

– Ты на что намекаешь?

– Ну не было праздника – и не было, чего вы обижаетесь? – пожала плечами Ирка. – Может, в маршрутке набитой ехали? От духоты тоже бывает, особенно, извините, с полными женщинами.

– Но я видела! – вскричала тетка и вопросительно покосилась на бабку.

Бабка пожевала губами и, старательно отводя глаза в сторону, нехотя процедила:

– Вечно ты всякую ерунду бачишь! Ты и мэнэ на базаре видела, як я там з огорода забогатилася! А дэ тот базар, дэ то багатство?

– Но я же не одна… – забормотала тетка. – Еще ж и представитель Комитета, он тоже… – Она растерянно поглядела по сторонам. – А где он?

– Кто? – глядя на нее глазами, прозрачными, словно кусочки зеленого стекла, поинтересовалась Ирка.

– Мужчина, со мной… – Тетка снова огляделась. – Из Комитета по защите… защите… – Она сморщила лоб, стараясь вспомнить.

– То базар, то богатство, то комитет, теперь якысь невидомые мужики та собачьи головы… – осуждающе покачала головой бабка. – Лечиться тебе надо, а не по домам ходить, у старых людей субсидию видбираты!

Тетка взяла у Ирки стакан с валерьянкой и махнула его себе в рот.

Кренясь под немалой тяжестью, девчонка поволокла тетку к калитке. У ее ног, полностью утратив обычное достоинство, суетился кот, сладострастно втягивая исходящий от тетки густой запах валерьянки. Подошедшие к дому Танька и Богдан замерли, с интересом наблюдая за процессом выдворения собесовской служащей.

Отпихивая кота с дороги, Ирка успокаивающе бормотала:

– Сейчас пойдете домой, полежите, отдохнете… – Она покосилась на стоящих у калитки друзей и, специально повысив голос, добавила: – И вам перестанут чудиться девочки с собачьими головами.

Танька и Богдан переглянулись и быстренько шмыгнули во двор. Ирка пропихнула тетку сквозь калитку.

– Давай, я ее провожу, – предложил Богдан, с сомнением глядя, как, спотыкаясь на каждом шагу, тетка в пыльной юбке и перекошенном пиджаке бредет вверх по тропе.

– Нет! – испуганно вскричала Ирка, на всякий случай хватая друга за руку. – Не надо ей с тобой знакомиться, она и так уже много лишнего видела! – Ведьмочка поволокла Богдана в дом.

– Ото правильно! – с удовлетворением заявила им вслед бабка. – Ото вовремя до тэбэ друзи прыйшлы. Одна б ты ще довго прибирала, а в трьох швидко справитесь!

– Вообще-то у жаб зубов не бывает! – объявила Танька, выслушав Иркин рассказ. – Они в принципе беззубые – вон, хоть учебник по биологии посмотри!

– А эта жаба биологию не изучала! И клыки себе завела – ничего так! – отрезала Ирка. – Туфля вся в мелкую дырочку, только выкинуть!

– Зубастые жабы, змеи… Да еще непонятный чешуйчатый гад… – Танька кивнула на банку, в которой лежал откушенный от утреннего гостя кусок. – Умеет перекидываться в человека…

– Любой гад перекидываться умеет, а я нет! – проворчала Ирка, замачивая тряпку в ведре с водой.

– Ну, сегодня-то перекинулась! Целиком! – вскричала Танька, помахивая банкой. – Вон какой кусок отгрызла! Это, кстати, какая часть тела? – поинтересовалась подруга, с чисто научным любопытством рассматривая шмат чешуйчатой шкуры.

Ирка густо покраснела:

– Не скажу, – буркнула она и украдкой сплюнула.

Танька с интересом покосилась сначала на нее, потом на банку:

– Ну и ладно. Но это точно хозяин ничек, что был в корпорации у Иващенко?

– Морда другая, а рубиновый перстень тот же самый.

– А на вкус как, совпадает? – невинно поинтересовался Богдан с верхушки стремянки, поправляя скособоченную люстру.

– Я тебе что, нанималась всех подряд гадов дегустировать? – вспылила Ирка.

– Лучше сразу целиком жрать, – предложила Танька и, брезгливо морщась, острым краем совка отковырнула горелые змеиные останки. – Он на тебя охотится. В корпорации у Иващенко устроил ловушку на Хортову кровь. Ты перекинулась в борзую-хортицу, он выяснил, что Хортова кровь – это ты и есть…

– Кто б мне еще объяснил, кто такой Хорт и почему я его кровь, – перебила подругу Ирка.

– Это сейчас не важно. Важно, что мерзких жабочек начальник и змеючек командир явился, чтобы сделать из тебя человече-собачий гибрид, – заключила Танька.

– Зачем – не сказал? – спросил Богдан, складывая лестницу.

– Орал что-то, опять про миссию, которую я в таком виде аж никак не смогу выполнить, потому что буду прятаться от людей. Все мне про эту миссию талдычат, хоть бы одна зараза сказала, в чем она состоит! Миссионеры паршивые! – встав на колени, Ирка принялась тереть покрытый копотью пол. – В третий раз у меня погром устраивают! Дом же старый, он такого обращения скоро не выдержит! Хоть бы убирали за собой, а то нагадят и сматываются!

– Скажи спасибо, что не убили! – воскликнул Богдан.

– Кстати, он не пытался тебя убить, только заколдовать! – Старательно глядя в сторону, Танька сбросила в мусорку тушки запеченных змей. – А почему? Мертвая, ты бы точно никакой миссии не выполнила.

– А он мне не докладывался. Может, рассчитывал, что и без него пришибут, как только такой кошмар увидят. – Ирка уселась на свежевымытый пол и тоскливо протянула: – А ведь пришибут. Я пробовала еще раз перекинуться, и опять ничего не вышло. Так и буду превращаться где попало и когда попало. Хорошо, если вся целиком, а вдруг снова по частям? Рано или поздно попадусь кому не надо, тут-то меня и ухлопают. С собачьей мордой… кто поверит, что я не агрессивная?

– Тебе и с человечьей не поверят, – утешил Богдан.

– А я думала, это он только надо мной издевается, – проворчала Танька. – Подожди себя хоронить. Научишься не хуже вовкулак перекидываться. Во всяком случае, куда тебе ехать надо, я выяснила! Представь себе, недалеко. – И она сунула подруге под нос компьютерную распечатку.

Отбросив тряпку, Ирка вцепилась в листок:

– Офигеть! – выдохнула она, поднимая на Таньку глаза, полные поистине собачьей благодарности.

– Да ладно! – со скромностью истинного победителя отмахнулась Танька.

– Подумаешь, гениальное открытие! – буркнул Богдан, заглядывая Ирке через плечо. – Хортице, чтобы стать хортицей, надо ехать на Хортицу! Можно было и догадаться!

– Что ж ты не догадался? – фыркнула Танька.

– И что, Ирка из автобуса на Хортице вылезет – и сразу всё, порядок? Перестанет бесконтрольно изменяться, а только по собственному желанию? – не унимался Богдан.

– Главное – чтоб мозги по-человечески работали. А то стоит мне особачиться, как я полностью дурею! – воскликнула Ирка. – Фиг бы меня этот гад своей плетью достал, если бы я нормально соображала. Поднырнула бы, за горло взяла – мало б не показалось! А я, как дворовая псина, в хлыст зубами вцепилась. Позорище! Меня даже бабка в жизни не била! А тут какой-то… – Она тихо добавила одно короткое слово. Друзья старательно сделали вид, что не расслышали. В конце концов, Ирку тоже можно понять. – Теперь спина болит. – Девчонка повела плечами.

– Давай боль сниму, – сочувственно предложила Танька.

– Лучше скажи, что мне на Хортице делать!

– Написано же! Надо обратиться к какому-то древнеславянскому богу, он разберется!

– Откуда в наше время на Хортице возьмутся древнеславянские боги?

– Не знаю. – Таньку это все уже достало. – Что ты еще от меня хочешь?! Я и про остров чудом узнала! Мне моя цифровая копия помогла!

– Что? – Богдан рванул к девчонке, по дороге чуть не опрокинув на себя стремянку. – Тебя опять в компьютер утянуло?!

– Да! Утянуло! – вскричала Танька, вздрагивая от недавно пережитого страха. – «ВедьмаТанька» втащила, чтоб я ее до конца инсталлировала! Мы с ней познакомились! Классная программа, вся в меня! И интерфейс у нее дружественный, не то что ваши наглые фейсы! Я вам за одну ночь место нашла, а вам все мало! – Подхватив ведро с останками змей, обиженная ведьмочка выскочила из дому и побежала к мусорному баку.

– Если вся в нее, то не такая уж и классная! – успокаиваясь, пробурчал вслед Богдан.

– Прекрати! – отрезала Ирка. – Она совершенно права! Просто гад этот с рубином напугал меня до потери пульса! Все кажется, что прямо сейчас опять в монстра превращусь, да так навсегда и останусь! А что делать, не знаю!

– И спросить не у кого, – пробурчала в ответ Танька, появляясь на пороге. Она сунула пустое ведро в угол и с мрачным видом плюхнулась в кресло. – Вовкулака-то наш информацию зажал!

– А давайте еще раз попробуем его выспросить! – предложил Богдан. – Про мужика с рубином расскажем, потом – что место их оборотнической «активации» выяснили, пригрозим, что и до остального докопаемся… Вдруг он не выдержит и расколется? А нет – так ведь хуже все равно не будет!

Танька с сомнением повела плечом:

– Чтоб наш майор и раскололся… К нам он больше не поедет, к нему на работу тоже нельзя, скажет, что занят, и выгонит. – Танька решительно хлопнула ладонью по ручке кресла. – Дома его накроем, прямо сегодня вечером!

– Где адрес возьмем?

Танька усмехнулась:

– Неужели ты думаешь, что я не знаю, где живет позорный волчина, который слупил с нас триста пятьдесят тысяч баксов?

 Глава 6   Соколиная охота на мента 
– Богдан, рот закрой! – раздраженно потребовала Танька. – Не понимаю, что ты там такого необыкновенного увидел!

– Не скажи, впечатляет, – не согласилась с ней Ирка. – Но рот, Богдан, ты все-таки закрой, идиотом выглядишь.

– Чего? – явно не слыша девчонок, буркнул Богдан, не отрывая взгляда от противоположной стороны улицы.

Там, в ярком свете юпитеров, спиной отступал телеоператор, волоча за собой камеру. А на него, ножка перед ножкой, походкой от бедра, шла необычайно фигуристая блондинка. Ярким золотом вспыхивали ее волосы, ручки с розовым маникюром трепетно обнимали черную трубку микрофона. Капризно растягивая слова, блондинка вещала:

– Мы идем по сверкающему огнями на-ачному городу: в первую очередь, конечно, Я! Ведущая программы «Гла-амурненько»! Ну и еще наша чудесная съемочная группа, наши милые-милые спонсоры… – небрежной скороговоркой добавила она.

Из-за спины оператора выскочил лысоватый мужчина со стопкой листов в руке и громко прошипел:

– И еще!..

– Еще? А кто еще? – Блондинка широко распахнула здоровенные, просто огромные ярко-ярко-зеленые глаза и, недоумевая, огляделась по сторонам.

Лысый яростно замахал листами.

– Ой, ну конечно! – вдруг вспомнила блондинка и безразличным тоном проронила: – Еще и вы тут, дорогие телезрители!

Обхватив руками лысую голову, мужчина с отчаянием взвыл:

– Прямой эфир!!!

Зато блондинка победно улыбнулась, как улыбается человек, выполнивший тяжелую, но очень нужную работу, хлопнула длиннющими темными ресницами и вдруг взглянула поверх головы оператора прямо туда, где стоял млеющий от восторга Богдан.

У мальчишки перехватило дыхание и закружилась голова. Никто и никогда не смотрел на него та-ак! Он даже не предполагал, что девушки вообще умеют вот так смотреть!

– Иди давай, уставился! – Танька злобно подтолкнула его в спину, загоняя в темную арку двора.

Пошатываясь и то и дело оглядываясь, Богдан сделал шаг. Сзади топотали девчонки.

– Все мальчишки – психи, а наш – в особенности! – ворчала Танька. – Было бы с чего балдеть. Зубы искусственные, волосы крашеные, физиономия в штукатурке на три слоя… И грудь наверняка силиконовая! Настоящие такими не бывают!

– А вдруг всё подлинное? – хмыкнула Ирка.

– Какое мне дело: настоящее, фальшивое? Мне не интересно! – Танька возмутилась так бурно, что подруга ей не поверила, но предпочла оставить тему.

– Слушайте, а может, не стоит тут торчать? Давайте на проспекте пока погуляем. Там хоть фонари горят, а тут темень непролазная и вообще неуютно. – Ирка поежилась. – Придем, когда майор вернется.

– Точно, давайте! – встрепенулся Богдан. – На съемки посмотрим!

– Стой на месте! – Танька одарила мальчишку презрительным взглядом. – Съемки он посмотрит! А майор потом нас не впустит. Дверь не откроет – и все, – покачала она головой.

Троица топталась у подъезда майорского дома. В подъезде висел густой мрак, пахло сыростью и борщом. Посреди двора торчал обезглавленный фонарь – цементный столб с начисто снесенной верхушкой. Даже свет окон терялся в тени козырька над парадным. Танька тоже поежилась – и впрямь неуютно. Но сказала строго:

– Перехватим майора, когда домой пойдет. Это единственный шанс.

– Единственный – так единственный, – смиряясь, кивнула Ирка и вдруг тихо пожаловалась: – Всё мне кажется, что сейчас красные глазки моего сегодняшнего гостя как вспыхнут! – Она с опаской покосилась в глухую тьму двора.

Богдан очнулся от мечтательной задумчивости. Ему стало неудобно: Ирка тут от страха дрожит, а он расфантазировался про всякие глупости! Сопя от сочувствия, мальчишка предложил:

– А давайте майора прямо в квартире подождем! Вы ж ведьмы! Вскроете заговором замок или в форточку залетите.

– Ты что, совсем съехал – у майора в квартире заговоры класть? – охнула Танька.

– Потому что он оборотень?

– Потому что он мент! – вскричала Танька.

– А что, за колдовство – как за хулиганство, пятнадцать суток дают? – удивился Богдан.

– Нет. Только мент, застав в своей квартире посторонних, обычно оч-чень нервно реагирует. Пристрелит!

– Или покусает, – вздохнула Ирка. – Ждем.

Звук шагов показал, что долго ждать не придется. Кто-то шел по раздолбанной асфальтовой дорожке, с привычной уверенностью огибая ямины. Вдруг ритм шагов сбился, они замедлились, потом и вовсе смолкли. Своим обострившимся слухом Ирка засекла, как идущий тихо и для обычного человеческого уха совершенно неслышно скакнул прочь с тропы. Мягко ступая, двинулся через пыльный газон, аккуратно заходя ребятам за спину. Она услышала легчайшее, будто шорох крыла бабочки, шуршание ткани и ощутила запах металла и смазки.

– И правда нервно реагирует, – буркнула она и, чуть повысив голос, сказала: – Майор, это мы!

На мгновение все смолкло, потом до Ирки донеслись облегченный вздох и легкое клацанье отпускаемого затвора – майор вернул пистолет в карман. Темная фигура материализовалась из мрака прямо перед ребятами.

– Ну и чего затаились? – не здороваясь, мрачно буркнул майор. – Ничего не знаю, ничем помочь не могу, и вообще, вы не ко времени! – Раздраженно топая, он двинулся вверх по лестнице. Друзья переглянулись и поспешили следом.

Брякая ключами, Ментовский Вовкулака отпер дверь, с сомнением поглядел на ребят, мученически возвел глаза к грязно-белому потолку лестничной площадки и пропустил гостей в квартиру.

– Мне не то что ваши, мне бы свои проблемы разгрести! – Майор кивнул на заваленный толстыми папками стол. – Вон, из отделения сюда перетаскал. Передадут мои дела другому, а у меня в бумажках такая путаница, что шерсть дыбом! – Он протопал в кухню, хлопнул дверцей холодильника и вернулся, держа в руках бутылку пива. Буркнув: «Вам не предлагаю», – плюхнулся в кресло и устало вытянул ноги. – Мне работать надо, не поднимая головы, а я весь вечер в нотариальной конторе просидел! Все кишки мне вымотали и душу вынули!

– Вас там что, в жертву приносили? – мрачно поинтересовалась Танька.

Майор так и замер с бутылкой в зубах. Тонкой струйкой пиво потекло по подбородку. Вовкулака судорожно сглотнул, вынул бутылку изо рта и уставился на Таньку.

– Это ты к чему? – грозным тоном поинтересовался он.

– Да ни к чему. Пошутила я. Сами же говорите: кишки, душа… – испуганная подозрительным взглядом, пролепетала Танька.

– Никаких жертвоприношений, – твердо, словно гвозди вколачивал, объявил майор. – Самое обычное житейское дело. Завещание. Что тут такого?

– Да ничего, ничего! – завопила Танька. И тут же уставилась на майора не менее подозрительно, чем он на нее: – ВЫ составляли завещание?

Майор слегка обиделся:

– Мне что, по-твоему, и завещать нечего?

– Если вы всех на бабки, как нас, выставляете… – прикидывая на глазок стоимость сделанного в квартире ремонта, ответила Танька.

– Но-но, попрошу без намеков! – перебил ее майор.

– А зачем вы его составляли? – продолжала наседать Танька.

– В цивилизованных странах человек чуть не с роддома уже завещанием обзаводится, – попытался выкрутиться майор. – Чтоб знать, кому в случае чего неиспользованные памперсы достанутся!

– То в цивилизованных! А наш человек за завещание берется, если боится чего! Вы наш человек или шпион американский?

– Наш я, наш, хотя человек и не все время, – огрызнулся майор. – Отвязалась бы ты от меня, а? Оно тебе надо, мое завещание?

– Мне надо, чтоб вы сказали, что Ирке на Хортице делать! – выдала Танька.

Майор опять захлебнулся пивом.

– Нет, с вами и не выпьешь спокойно! – Он отставил бутылку. – Ты как догадалась про Хортицу? – Перевел взгляд на Ирку. На лице его отразилась задумчивость… – Что, твой сказал? – неуверенно предположил он. – Ты с ним все-таки… контактируешь?

Ирка уже хотела в очередной раз поинтересоваться, какой такой «твой», но тут же резко захлопнула рот и ответила майору ничего не выражающим взглядом.

– Если он сам твоим оборотничеством не занимается, чего вы в меня-то вцепились?! – почти проскулил Вовкулака. – Ну объясни ты ему! Я его очень уважаю, ну вот правда – очень! И древние обычаи я тоже уважаю! Но ведь не настолько!!! – прокричал майор. Вдруг лицо его просветлело: – Кстати, а про время-то, про время он что, забыл? День подходящий нужен!

Ирка с Танькой быстро переглянулись. Богдан оказался прав.

– Если бы ты раньше начала, до двадцать второго июня, я бы тебя, честное слово, сам свозил! – нервно продолжал майор.

– Не поняла! – возмутилась Танька. – Ирка что – Гитлер, по-вашему? Она что, войну собирается начинать, что ей обязательно двадцать второе июня понадобилось?

– А тебе и не надо понимать! Сидите теперь спокойно и ждите декабря! Не вздумайте соваться на остров сейчас! Это опасно! Смертельно опасно!

И снова в словах Ментовского Вовкулаки зазвучала жуткая, разъедающая душу тоска. Неподвижным взглядом он уставился в темноту за окном. Ирка почувствовала, как комната наполняется тревогой, страхом, мучительным ожиданием. Майор коротко встряхнул головой, будто прогоняя печальные мысли, и решительно объявил:

– Да и не получится сейчас ничего, поверь мне! И вообще, давайте закончим бесполезный разговор! – Он поднялся. – Вечер, на улицах темно, а я вас проводить не смогу, работы много. Так что идите-ка вы поскорее домой, детки, а то еще обидит кто.

– Интересно, кто это рискнет обидеть ведьм? – высокомерно поинтересовалась Танька.

– На вас не написано, кто вы такие, – резонно возразил майор. – И я тебе уже когда-то говорил: ваше колдовство для драки не годится. Пока вы заклятье сплетете, вас сто раз уделать можно.

– А вот была бы Ирка настоящим оборотнем… – начала Танька.

– У-у-у! – взвыл Вовкулака. – Опять! Хватит! А ну, марш отсюда, все печенки прогрызли! – подталкивая ребят в спины, он подогнал их к выходу.

В одно мгновение вся троица очутилась на площадке. За ними глухо хлопнула дверь.

– Какой-то он дерганый последнее время, – задумчиво сообщила Ирка, – нервный.

– Нервный? Мент поганый, вот он кто! – припечатала Танька и с досадой стукнула кулаком в бронированную дверь.

Словно в ответ на ее стук, в глубине квартиры что-то глухо бахнуло, послышался звон бьющегося стекла, а потом – грохот и крик. Стукаясь лбами, Ирка и Танька рванули к замку. Сразу две капли ведьминой крови упали на замочную скважину.

– Ой, лишняя! – вскрикнула Танька.

Вторая капля и впрямь оказалась лишней. Замок задымился и рванул. Бронированная дверь содрогнулась и полыхнула пламенем. На месте замка красовалась здоровенная рваная дыра, будто пальнули из гранатомета. Створка тихо заскрипела… И медленно приоткрылась. Казалось, время остановилось. Всего на долю секунды. Но этого хватило. Хватило, чтобы… прийти в полное замешательство и не поверить своим глазам.

Комната напоминала картину в раме, жуткую и одновременно завораживающую. На заднем плане красовалось окно с начисто выбитым стеклом, мелкие осколки блестящим конфетти усыпали мебель и пол. На переднем, скорчившись и закрыв голову руками, лежал майор. Над ним, растопырив крылья и грозно топорща перья, зависла пара здоровенных белых соколов. С загнутых клювов капала кровь. Третий сокол валялся на полу, выставив кверху скрюченные лапы, точно курица на базарном прилавке. Рядом с ним дымился искореженный кусок металла, в котором с трудом можно было опознать замок. Птицы в комнате и ребята в дверях обалдело пялились друг на друга. Но тут майор с трудом поднял залитое кровью лицо и прохрипел:

– Бегите отсюда! Бегите же!

Немая сцена пришла в движение. Бешено заклекотав, сокол взмыл в воздух. Выставив скрюченные когти, ринулся на ребят. Взвизгнув, Танька отпрянула в сторону… А Ирка словно сошла с ума!

– Дичь! Добыча! – заорала она и, утробно завывая, выскочила навстречу соколу.

– Куда, дура, ты ж не перекинулась! – крикнула ей вслед Танька, но Ирка не слушала.

Высоко подпрыгнув, она метким, безошибочным движением ухватила птицу за хвост. Лапы у сокола задрались, он потешно засучил ими в воздухе, забил крыльями…

– Пусти его, борзые вообще на соколов не охотятся! – завопила Танька.

Богдан бросился Ирке на помощь.

Но девчонка уже валилась на пол, сжимая в руках выдранные из птичьего хвоста перья. Позабыв про Вовкулаку, пара соколов пикировала на Ирку. Загнутые клювы нацелились ей в голову. Молниеносным движением девчонка закатилась под стол. Громадные когти с лету вонзились в пол, пробивая дубовый паркет насквозь.

Богдан схватил недопитую майором бутылку и запустил ею в замешкавшегося сокола. Тот взмыл к потолку, пропустив снаряд под лапами. Оставляя за собой дорожку разлитого пива, бутылка покатилась по полу. Танька торопливо выкрикнула:

– Три ричкы тэкуть: водяна, пывна та смоляна…

Сокол развернулся в воздухе и ринулся на Таньку, опрокидывая ее на пол, не давая закончить заклятье.

– Водяна доганяе, пывна научае… – быстро забормотала ведьмочка.

Богдан ухватил птицу поперек туловища, отдирая от девчонки. Удар крыла швырнул его на колени, хватка разжалась.

Сокол снова рванулся к Таньке. Девчонка видела только, как круглые, совершенно безумные от ярости глаза белой птицы надвигаются на нее, словно фары мчащейся машины. Ведьма вскинула руку, пытаясь защитить лицо, и последним усилием выдавила:

– Смоляна прочь видсылае!

Блеснуло стекло, и пивная бутылка с силой съездила сокола по затылку. Птицу снесло в сторону, ощутимо приложив о стенку. Гневно клекоча, он взмыл… Бутылка висела в воздухе, словно ее держала за горлышко невидимая рука. Сокол взмахнул крыльями… Бац! Бац! Бутылка ловко стукнула его по лапам. Скрипуче вскрикнув от боли, сокол поджал когти, метнулся в один бок, в другой… Белая птица и ожившая бутылка закружились, маневрируя в воздухе. Сокол пытался расколоть стекло клювом, а бутылка методично тыкала ему под крылья, время от времени подскакивая и норовя заехать в глаз. Иногда она переворачивалась и, утробно тарахтя и вздрагивая, словно из пулемета, лупила из горлышка плевками мазута. По белым соколиным перьям расплывались мерзко пахнущие черные пятна.

Тем временем жаждущий мести куцехвостый сокол метался над столом, карауля спрятавшуюся Ирку. Удары громадных крыльев расшвыривали папки с делами.

– Документацию перепутаешь, петух щипаный! – взвыл всеми позабытый майор.

Его рука скользнула под мышку. Тупорылый черный пистолет нацелился соколу в мягкий пух подбрюшья. Дуло плюнуло огнем… Роняя окровавленные перья, куцехвостый перекувыркнулся в воздухе, рухнул на пол и забил крыльями… Припав на одно колено, майор принялся стрелять в сражающуюся с пивной бутылкой птицу. Сокол заметался под потолком… Звонко дзенькая, вдребезги разлетелись плафоны люстры. Роняя с крыльев черные капли мазута, птица ринулась к спасительному окну. Майор повел дуло следом… Но что-то сильно толкнуло его в бок. Пуля жахнула в потолок.

По комнате на подгибающихся лапах кружил пришибленный замком третий сокол. Вырулив к подоконнику, он неуклюже вспорхнул, повел вокруг совершенно осоловелыми глазами и вывалился за окно. «Ф-р-р!» – его уделанный в мазуте товарищ тоже вылетел и понесся прочь. Бутылка мчалась следом, время от времени нагоняя и стукая по голове.

Майор сгоряча пальнул вслед улетающим птицам. Пуля свистнула над головой одного, заставляя нырнуть в воздухе. Подстреленный куцехвостый попытался присоединиться к повальному бегству. С трудом замахал крыльями, тяжело переваливаясь, побежал к окну…

– Ты куда? А ну, стой! – гаркнул майор, сгреб удирающего сокола поперек туловища и… – Э-эх! – высоко вскинув сокола над головой, Ментовский Вовкулака со всего маху шарахнул им об пол.

Птица хрипло вскрикнула. Очертания крыльев поплыли, размазались, теряя четкость. И вот на полу, тяжело, с присвистом дыша, уже лежал небольшого роста взъерошенный молодой парень в разодранных сзади джинсах.

– Оборотни! – завопила из-под стола Ирка.

– Они самые. А ты думала, «Галлина Бланка» залетала? – огрызнулся майор.

 Глава 7   Летите в баню 
– Ну вот, а вы говорили, колдовство в драке бесполезно, – укоризненно сказала Танька.

– Если б не он, – майор кивнул на Богдана, – тебя б еще на середине заклятья заклевали. А если б соколы со спины не налетели и по башке меня сразу не долбанули, если б я перекинуться успел, твое колдовство вообще б не понадобилось, я б им с ходу глотки поперекусывал!

– А если б вы были раскаленной сковородкой, так они б прямо на вас и поджарились до хрустящей корочки, – в тон ему продолжила Танька, до глубины души обиженная волчьей неблагодарностью.

– Что это вообще такое было? – вылезая из-под стола, поинтересовалась Ирка.

– Наглый наезд! – вскричал майор, разворачиваясь к лежащему в глубине комнаты оборотню.

– Скорее уж налет, – пробормотала Танька. Высунувшись из окна, она с тревогой наблюдала, как по всему дому зажигаются окна. За стеклами мелькали темные силуэты разбуженных жильцов. – Ваши соседи милицию не вызовут?

– А я, по-твоему, кто? – удивился Ментовский Вовкулака. – Не вызовут, они привычные, у меня тут вечно то стрельбище, то побоище. – Майор наклонился и деловито заломил парню руки за спину. Щелкнул замок наручников. – Ну что, соколик, отлетался?

Оборотень открыл глаза, большие и круглые, в их глубине еще тлело яростное безумие охотничьей птицы. Ухватив за отвороты куртки, майор рывком поднял его на ноги:

– Ну-ну, не обвисай, ничего тебе не сделалось, у меня в пистолете простые пули, не серебряные. Ведь было ж время, жили вовкулачьи стаи спокойно, никто на наше добро клюв не точил! Откуда вы понавылуплялись такие, высоко летающие! Прямо на хвост падаете! – с горечью сказал майор. – Вроде птички… ласточки-синички… – Вовкулака презрительно скривился, – …а подлость в вас совершенно змеиная. Всё ж у нас с вами уговорено. Вы перья рвали, что до урочного дня к нам не сунетесь. А сами исподтишка, втроем на одного…

Пленник засмеялся:

– Волк, не бреши как собака…

Ирка оскорбленно моргнула и гневно уставилась на сокола.

Майор с извиняющейся улыбкой обернулся к ней:

– Молодой еще, клювом без ума щелкает… – Он яростно встряхнул сокола за грудки и прорычал ему в лицо, скаля клыки: – Это в чем я брешу?

– Да во всем! Мы на ваше добро клюв точим, надо же! – Сокол презрительно усмехнулся. – А сами? Ведь зуб давали, что урочного дня ждать будете! Где она? Говори, старый волк! Думал, никто не узнает, что твой Рудый ее здесь прячет?

Ментовский Вовкулака явственно опешил:

– Ты что несешь, гад пернатый? Ночью летал, за электропровода зацепился, теперь короткое замыкание в мозгах? Откуда она могла здесь взяться?

– Не прикидывайся, мы всё-о знаем! Надуть решили? Урочного дня ждать боязно, за шкуры трясетесь? Рудого своего облезлого прикрываете? Не вышло! Лучше сам ее отдай, волчина позорный, все равно мы вам всем пасти порвем!

Майор вскипел:

– Это мы за шкуры трясемся? Это наш Рудый облезлый? Да это ваш Кречет, курка смоленая, улетел весь в мазуте! – Он кивнул на окно и вдруг умолк, хмуря лоб. Выражение его лица изменилось. Майор плотнее взял сокола за грудки. – Всем пасти порвете? Ты сказал – всем? Где твоя стая, ты, гусь лапчатый?! – заорал он, с силой тряся пленника. – Говори, пучок перьев, пока я тобой подушку не набил!

Сжав губы, сокол молчал. Голова у него бессильно моталась, как у дохлой птицы. Ментовский Вовкулака оттолкнул парня прочь. Схватив мобилку, принялся яростно терзать кнопки.

– Не отвечает! И этот тоже не отвечает! – отчаянно бормотал майор. – И этот! Мои парни! – взвыл он. Вдруг лицо его прояснилось. – Алло! Алло! – закричал Вовкулака в трубку. – Где вы? Где?

Вой и свист выплеснулись в комнату сквозь микрофон мобилки. Слышно было, как задыхающийся голос зачастил:

– Командир, на нас напали! Соколы! Много! Прямо на Рудого кинулись! Мы забаррикадироваться успели, а он снаружи остался! Еще дерется, но долго не продержится! На помощь, командир! На помощь!

– Где вы?!! – перекрывая вопли, требовательно гаркнул майор.

– Спа-комплекс, над Днепром! – выкрикнули в ответ. Из динамика вдруг донеслись яростный клекот, шум крыльев, в ответ грянул волчий рык. – Снова налетели! Становится жарко! – Трубка взревела… и смолкла, как отрезало.

Майор бросил мобилку.

– Спа-комплекс! Нашли время расслабляться, щенки! Вот и вляпались всеми четырьмя лапами! – Он впихнул сокола-оборотня в ванную и набросил крючок на дверь. – Посиди пока, потом с тобой разберусь! А вы быстро домой! – рыкнул он на ребят. – Не детское дело лезть в разборки!

– Если б мы в ваши разборки не полезли… – нравоучительно начала Танька, но вовкулака ее уже не слушал. Он швырнул на пол нож, кувыркнулся и, не сбавляя темпа, ринулся вниз по лестнице.

Ирка выглянула в окно. Далеко внизу хлопнула дверь подъезда, из-под арки двора метнулась стремительная тень.

– Не успеет, – покачала головой девчонка. – По улицам до Днепра далеко получается. Вот если напрямую… – Прищурившись, она мысленно провела прямую над крышами, туда, где светились огнями многоэтажки набережной. Потом вопросительно глянула на Таньку.

– Чем он вообще остальным вовкулакам поможет, один-то? – протянул Богдан и тоже покосился на Таньку.

– Вам своих проблем мало, хотите еще в волчьих поучаствовать? – поинтересовалась Танька. – Майор сам просил не лезть в их разборки!

– Взрослые, – пожал плечами Богдан. – Совсем ласты склеивать будут, а у ребенка помощи не попросят: мы маленькие, они нас защищать должны.

– У волков ласт не бывает, – проворчала Танька. – Нет, правда, на фига нам вовкулаки сдались?

– Они погибнуть могут! – возмутилась Ирка. – Мы не можем их вот так бросить! Они-то нас спасали!

– И выставили нам за это счет, – парировала Танька.

– Ну, и ты им счет потом выставишь! – примирительно предложил Богдан.

– Ой, лучше не надо, лучше мы их за так спасем! – всполошилась Ирка. – А им потом пусть будет стыдно за свою жадность!

– Их стыд я в банк не положу, – уже сдаваясь, пробурчала Танька.

Мгновенно уловив ее колебания, Ирка бросилась вон из комнаты, заглянула во все углы кухни, сунула нос в кладовку и, не найдя того, что искала, откинула крючок с двери ванной.

– Ой!

Над головой у ведьмочки свистнуло. Тяжело взмахивая крыльями, куцехвостый сокол ринулся в разбитое окно. С одного крыла у него свисали наручники, заставляя все время заваливаться набок.

– Ты зачем птичку выпустила?! – возопил Богдан.

– Я случайно! Я про него забыла! – чуть не плача, сказала Ирка.

– Теперь точно придется вовкулак спасать, а то, если они без нас спасутся, майор нам глотки перервет, – вздохнула Танька.

– Держал бы он швабры в кладовке, ничего б не случилось, – проворчала Ирка. – Тебе с губкой или вот эту, с веревочками? – спросила она, вытаскивая из угла ванной пару пластиковых швабр.

Девчонки вскочили на швабры…

– Эй, а я? Мне что делать? – заметался Богдан.

– Спать ложиться! – скомандовала Танька. – Быстро заснешь – может, еще и догонишь!

– Я тебе что, маленький, в такую рань засыпать? – возмутился Богдан.

– Попробуй «Спокойной ночи, малыши» посмотреть, вдруг поможет, – ехидно фыркнула девчонка и вылетела за окно.

– Ты чего Богдана не усыпила, ты же можешь? – Ирка неслась рядом.

– Нужен он нам! Без него обойдемся! – Танька взлетела повыше. – Вон майор, в переулке!

Она опустила рукоять швабры и спикировала прямо на голову бегущему волку. Ей стало хорошо слышно его загнанное, хриплое дыхание.

– Будете нам должны, майор! – крикнула ведьма, зависая у оборотня над ушами, и, вздернув швабру вверх, понеслась над крышами домов вслед подруге.

 Глава 8   Купание Рудого вовкулаки 
Громада элитного многоэтажного дома над гладью Днепра неслась ведьмам навстречу. Переливающиеся неоновые буквы на матового стекла фасаде извещали всех, что здесь находится спа-комплекс. Девчонки зависли напротив.

– Нам сюда? – с сомнением спросила Танька. – Как-то здесь слишком тихо.

– Эти соколы, они вообще ребята скромные, лишней шумихи не любят. А нам с тобой сначала туда, – сообщила Ирка, почему-то указывая пальцем точно на середину реки.

Танька глянула и сразу поняла почему. Прямо напротив здания спа-комплекса, на фоне сверкающего лунного диска четко виднелись темные силуэты четырех птиц. Синхронно взмахивая крыльями, они летели над водой, над серебрящейся лунной дорожкой. А в их когтях, бессильно свесив лапы, болтался громадный волк.

– Как красиво! – восторженно выдохнула Танька.

– Эстетка хренова, они ж его сейчас утопят!!! – заорала Ирка, видя, как соколы взмывают повыше.

Она покрепче сжала коленями швабру и на полной скорости погнала прямо на соколов.

– Ирка, ты что делаешь, они его утопят и нас заклюют! – завопила Танька вслед.

Ирка оглянулась на лету, и Танька поняла, что останавливать подругу – дело гиблое. В лунном свете блеснули бешено оскаленные Иркины клыки. На лице выделялись горящие сумасшедшим азартом глаза.

– Ну все, привет, мозги опять отключились, – безнадежно буркнула Танька.

Словно в ответ на ее слова, Ирка запрокинула голову к луне и грозно, торжествующе завыла. Соколы на секунду зависли, распластав крылья, и тут же ведьма налетела на них. На полной скорости рукоять швабры врезалась переднему соколу в грудь. Ударом его снесло в сторону. В крепко стиснутых когтях остались клочья волчьей шкуры. Бесчувственный вовкулака повис вниз мордой. Ирка зарычала и снова пошла на таран. Еще двух соколов буквально смело прочь, волк повис, болтаясь на одном хвосте. Последний сокол забил крыльями… разжал когти и выпустил добычу.

– И кто его теперь утопил? – охнула Танька, глядя, как бесчувственный вовкулака, кувыркаясь, летит к воде. – Лови его, псина безмозглая! – проорала она, гоня свою швабру к месту событий.

То ли Ирка услышала, то ли в голове у нее прояснилось, но, стремительно наклонив швабру, ведьма понеслась на перехват. Тяжелое волчье тело рухнуло в воду, выбивая фонтан брызг. На мгновение зависло над водой – Ирка успела ухватить его за холку. И тут же начало погружаться снова. Легкий пластик швабры прогнулся, девчонку поволокло следом за тонущим волком.

– Голову ему над водой держи! – крикнула Танька, снижаясь, и ухватила вовкулаку за холку с другой стороны. – Так и буксируем!

Они поволокли тяжелое тело оборотня к берегу. Сзади послышался громкий шум крыльев. Танька оглянулась.

– И чего неймется?! – пробормотала она, видя настигающих соколов. – Тащи его, Ирка! – Танька выпустила мокрую волчью шкуру.

Сильно запрокинувшись назад, макнула свою швабру в днепровскую воду. Развернувшись задом к налетающим птицам, нацелилась в них губкой.

– Днипровська водыця, чиста крыныця, капай та брызжи, нам допоможи! – выкрикнула ведьма и нажала на швабре рукоятку для отжима губки.

Ничего не произошло. Танька судорожно задергала рукоятку, та безучастно щелкала в ответ.

– Да что, швабра поломанная? – в отчаянии вскричала девчонка.

Соколы подлетали все ближе. Совсем близко. Танька оглянулась. Ирка упорно тянула вовкулаку, но до берега оставалось еще далеко. Тяжелое вовкулачье тело запутывалось то в пучке гнилых водорослей, то в проплывающем мимо драном целлофановом пакете, то натыкалось на дохлую рыбину.

– Днипровська водыця… Поняла! Грязна, грязна крыныця! – выкрикнула Танька.

С губки швабры, точно из брандспойта, ударила струя пахнущей бензином воды, перемешанной с прелой ряской. Ведьмочка водила шваброй, и вода с силой хлестала по подлетевшим птицам, насквозь вымачивая перья.

Хрипло крича, соколы разлетелись в стороны. Едва держась над рекой и еле шевеля отяжелевшими от воды крыльями, потянулись к берегу. Им было уже не до погони.

– Курицы мокрые! – свистнула им вслед Танька и полетела на помощь подруге.

Задыхаясь, девчонки выволокли вовкулаку к подножью раскинувшегося на берегу водного комплекса.

– Тяжеленный, зараза, – процедила Танька и, обеими руками ухватив волка за шкирку, затрясла изо всех сил. – Давай, очухивайся, волчина позорный! Мы в вашу баню вслепую не полезем!

Поток воды хлынул у зверя изо рта. Не стремительно, как обычно, а мучительно, рывками, серый в рыжеватых подпалинах волк начал выворачиваться наизнанку, будто шуба. Наружу выглянула человеческая голова со странными пепельно-рыжеватыми волосами, скулеж перешел в стон. Тело скорчилось, выгнулось, шкура вспучилась на волчьей груди. И вот уже на берегу, отчаянно кашляя, лежал знакомый ведьмочкам крепкий парень. Только вместо обычного камуфляжного комбинезона сейчас на нем красовались лишь узкие плавки.

– Да уж, баня! Искупался по полной! – хрипя и отплевываясь водой, выдавил рыжий вовкулака, надо полагать, тот самый Рудый, что не успел забаррикадироваться вместе с остальными волками. – Привет, девчонки, вы откуда взялись?

– С неба свалились, – правдиво ответила Танька.

– А командир где? – Вовкулака медленно поднялся на ноги, зябко обхватил себя за плечи.

– Мчится со всех лап, скоро будет, – успокоила его ведьмочка.

– Нельзя ждать! – тревожно вскинулся Рудый. – Ребята в сауне забаррикадировались, если соколы дверь выбьют – хана! Их там много, целая туча!

– Еще люди в здании есть? – спросила молчавшая до этого Ирка. – Или вы там одни парились?

– О, заговорила! Мозги на место встали, с чем нас всех и поздравляю, – пробурчала Танька себе под нос.

– Да что ж мы… одни-то… – забормотал в ответ вовкулака. Краска румянца проступила на его синей от холода физиономии, образуя на коже оригинальную цветовую гамму. – Парни девчонок прихватили. Ну, и всякие совсем посторонние посетители есть. Соколы их в кафетерии заперли, а меня топить поволокли.

Ирка задрала голову, рассматривая возвышающееся над рекой здание.

– Вон то открытое окно, оно где? – спросила ведьма.

– А, через него меня и вытащили! Там что-то вроде холла. А оттуда – коридор к кафетерию. Там же лестница к выходу. Еще чуть дальше – сауна, где наши парни.

– Если мы тебя обратно в окно втащим, сможешь людей выпустить и вниз вывести?

– Да попробую… А как же остальные?

– Ими сами займемся! И хватит болтать, делай, что говорят! – командирским тоном пролаяла Ирка.

Рудый сорвался с места и бегом кинулся к зданию.

– Объяснили на доступном языке, – кивнула Танька. – А мы его втянем?

– Нет, конечно, он вон какой здоровый! Сам залезет! – решительно объявила Ирка. – Давай, Рудый, ставь ногу на стенку… Так, а теперь хватайся за наши швабры! Танька, на счет три – вверх! Раз, два, три!

Девчонки полетели вертикально вверх к распахнутому окну. А рыжий вовкулака, крепко держась за обе швабры и с неимоверной скоростью перебирая ногами, быстро-быстро побежал по стене здания.

Пластиковые ручки швабр гнулись под его весом, босые ноги начали соскальзывать с матового стекла фасада… Отчаянным усилием рванув к окну, ведьмочки взмыли и кинули вовкулаку на подоконник. Парень подтянулся и перевалился внутрь холла.

Зависнув перед окном, Танька тяжело перевела дух и с сомнением осмотрела треснувший пластик ручки:

– Одно тебе скажу, – процедила она. – Эти современные швабры для полетов не годятся! Надо деревянные на базаре брать.

– Готовься, начинается, – тихо сказала подруге Ирка, поглядывая вниз, на выход, и внимательно прислушиваясь.

В здании нарастал гул… Входная дверь с силой распахнулась…

На улицу донеслись топот множества ног и отчаянный женский визг.

А следом в дверь хлынула верещащая, ругающаяся, вопящая толпа. Мужчины и женщины, работники комплекса в светлых халатах с фирменной эмблемой, посетители в полотенцах, плавках, купальниках и вообще без ничего…

– Ой! – смущенно пискнула Танька и отвела глаза.

Ирка пожала плечами. Подумаешь, невидаль! Не обращая внимания на мающуюся смущением подругу, она внимательно глядела на перепуганную толпу внизу. Бухала дверь. Шлепая босыми ногами, голые посетители разбегались во все стороны.

Вот дверь распахнулась в очередной раз…

– Пустите меня, пустите! – Крупная девушка, одетая в форму спа-комплекса, отчаянно рванулась, выдираясь из чей-то хватки, и кинулась бежать вдоль набережной.

– Куда же вы? Мне же не закончили масса-аж! – выскакивая на крыльцо, возмущенно протянула завернутая в коротенькое махровое полотенечко фигуристая блондинка. – А еще я хотела депиляцию и чашечку зеленого чая с жа-асмином! И лак на ногтях поменя-ать! – сложив руки рупором, крикнула она вслед улепетывающей массажистке. – Или я не буду вас в своей программе рекла-амировать! Администра-атор! – Но администратор тоже не откликался. Блондинка стояла на опустевшем крыльце в одиночестве. Она недоуменно похлопала ресницами. Огромные зеленые глаза заволокло туманом слез, розовые губки обиженно дрогнули. – Разве я многого прошу? Я даже педикюр готова не делать! Но масса-аж… Никакого сервиса! – Она оскорбленно выпрямила спину, царственным движением забросила за плечо край полотенца и двинулась к открытому розовому кабриолету.

– Вот и хорошо, что мы Богдана не взяли. Он бы опять уставился на нее бараньими глазами, а дело б не двигалось! – фыркнула Танька, неодобрительно поглядывая на девицу с высоты парящей швабры.

– Оно и так не двигается – ты очень занята, блондинку обсуждаешь, – буркнула в ответ Ирка. – Посторонних нет, полетели! – ведьмочка погнала свою швабру в окно.

Девчонки пронеслись через холл, пролетели над перевернутыми столами и битой посудой кафетерия, под самым потолком миновали коридор и зависли в дверях пустого зала. Больше всего этот зал напоминал кадр из старого фильма ужасов. По всему помещению метались птицы. Целая стая крупных соколов. На бреющем полете они проносились через весь холл, разворачивались у стены и проделывали такой же виток обратно. Непонятно, как они умудрялись не сталкиваться. На дальней стороне зала располагалась кабина сауны с полупрозрачной дверью. Сквозь горячее марево белесого пара мелькали фигуры молодых вовкулак. Проворчав: «Да, им действительно жарко», – Танька снова быстро отвела глаза. Потом не выдержала и опять глянула. Видно было плохо. Застилая распахнутыми крыльями обзор, соколы подлетали к дверям сауны и со всей силы били крючковатыми клювами в толстый пластик. Крепкая, рассчитанная на давление дверь еще держалась, но прозрачный пластик уже начало расчерчивать пунктиром трещин.

Увлекшись зрелищем, Танька не сразу сообразила, что это такое фырчит у нее над ухом, словно разогревающийся мотор мотоцикла. Она обернулась… и поняла, что из Иркиного горла рвется глухой грозный рык. Глаза подружки налились яростью. Она подалась вперед, готовая пришпорить свою швабру…

– Куда тебя несет? – В самую последнюю секунду Танька успела ухватить стартующую девчонку за конец швабры. Переворачиваясь, сцепившиеся ведьмы закружились в воздухе.

– Ирка, опомнись! – подтягивая злобно рычащую подругу к себе, сквозь стиснутые зубы цедила Танька. – Не сходи с ума, так им не поможешь! Ты сегодня уже кидалась на добычу! А потом пришлось под столом прятаться. И Рудого тоже чуть не утопила!

– Отпусти! Меня! – пролаяла Ирка, уперев в Таньку бешеный взгляд.

Таньке стало невыносимо жутко, захотелось немедленно рвануть куда подальше от готовой броситься на нее подруги. Но она только крепче вцепилась в Иркину швабру.

– Ирка, успокойся! Это я, Таня, мы с тобой друзья! Не теряй голову! Спрячь зубы, возьми себя в руки и начинай работать мозгами! Оборотень ты пока никакой! Может, стоит вспомнить, что ты очень крутая ведьма?

– Я! Ведьма! Ведьма! Я ведьма. – Иркин голос перестал походить на отрывистый лай, она монотонно забормотала: – Ведьма, ведьма, крутая ведьма… – Глаза ее приобрели осмысленное выражение. – Я не оборотень, я ведьма…

Дверь сауны кракнула, от уголка откололся треугольный кусочек. Сокол тут же вцепился в отбитый край своим крючковатым клювом, потянул. Видно было, как заметались вовкулаки, примериваясь, как бы сбить сокола и при этом не раскокать дверь окончательно.

– Почему они не перекинутся? – напряженно спросила Танька.

– Думаешь, они и в парилку с ножами ходят? – спросила Ирка совершенно нормальным тоном. – Слушай, этих соколов для нас слишком много, если они кучей навалятся, не отобьемся!

Облегченно вздохнув, Танька выпустила Иркину швабру.

– Надо их как-то разделить, что ли, – внимательно глядя на дружно долбящую дверь соколиную стаю, пробормотала Ирка.

Отсутствующим взглядом глубоко задумавшегося человека она вперилась в кончик своей швабры. После тарана по соколам ручка была вся облеплена мокрыми птичьими перышками. Ведьмино лицо просветлело. Одним движением ладони она соскребла перья со швабры и, крепко зажав их в кулаке, полетела к разгромленному кафетерию.

– Есть! – Она быстро вытащила из стеклянной колбы заварника ситечко для чая и вновь понеслась к входу в зал. Сквозь покрытую изморозью трещин дверь сауны видны были готовые дорого продать свои жизни вовкулаки. Один хороший толчок – хрупкая преграда рухнет и соколы ворвутся внутрь!

Ирка забормотала:

– Як пташине пирьечко – до ситочкы, так и пташечка – до клиточкы. Як в мене робыться, так скризь диеться, птицелов пташку пиймав, та за граты заховав!

С дробным стуком дверь сауны рассыпалась.

И в ту же секунду Ирка накрыла соколиные перья сеточкой для заварки.

Громадная, плотная, сплетенная из металлических нитей сеть рухнула на соколов, накрыв почти всю стаю. Сшибленные влет птицы бились под сетью, изо всех сил пытаясь выбраться. Немногие оставшиеся на свободе соколы, позабыв о вовкулаках, с разлету бились о пол, принимая человеческий облик.

Увидев такое дело, молодые вовкулаки выпрыгнули из разбитой двери сауны и кинулись на соколов.

– Кошмар! – снова краснея, пробормотала Танька.

– А по мне, так чисто боевик! Да еще эротический! – присвистнула Ирка, взлетая на своей швабре над побоищем.

Здоровенные вовкулаки сгребали по двое, даже по трое более мелких соколов. Крепкие молодые мужики катались по полу, заламывая друг другу руки. Вот вовкулак подпрыгнул, влепил соколу пяткой в переносицу… Вот одного сокола швырнули через бедро. Он отлетел прямо к накрывшей стаю сетке… И рывком откинул ее, освобождая остальных!

Молотя крыльями, птицы рванули наружу, помчались к выходу в коридор… и дружно прянули назад.

С легкостью лунного блика навстречу стае выпорхнул Богдан. Как всегда, когда он выпускал наружу свою вторую сущность – здухача, воина сновидений, – глаза мальчишки были крепко закрыты, за спиной развевался плащ. В одной руке здухач держал привычный меч, а в другой… Под мышкой другой у него был крепко зажат громадный волк!

Танька захохотала:

– Майор на Богдане приехал, – сквозь смех выдавила она.

Здухач подхватил волка и швырнул его прямо навстречу соколам! Щелкнули челюсти, отчаянно забили крылья… Майор свалился на пол, крепко сжимая в зубах крыло вырывающегося сокола. Замотал башкой, с силой трепля птицу. Сокол заорал человеческим голосом.

Здухач скользнул к молодым вовкулакам и метнул им под ноги меч. Кувыркаясь в воздухе, парни перелетали через сталь. Гигантские волки высокими прыжками взвивались среди мечущихся в панике птиц. Густым дождем сыпались выдранные перья. Отчаянно вопя, соколиная стая сбилась в плотный ком и тараном ринулась к выходу. Вынеслась в коридор. Захлопали створки окон. Шум крыльев стих вдали. Последний преобразившийся сокол-оборотень, торопливо молотя крыльями, вылетел вон.

– Тьфу! Полный рот перьев! – досадливо сплюнул Ментовский Вовкулака, поднимаясь на ноги. – Щенки паршивые, нашли время в бане развлекаться!!!

– Так это, командир… – шмыгнув носом, тоскливо пробурчал Рудый. – Мы ж не тупые, понимаем, что после урочного дня не всем доведется. А зажиливать гулянку вроде как нехорошо…

– Отставить пораженческие разговорчики! – Старый оборотень одарил молодежь безнадежным взглядом. – Лучше б вы котами были. Им баня без надобности. Прикройтесь хоть, бестолочи, тут же дети! Девочки!

Вовкулаки дружно запрокинули головы и, увидев парящих над ними ведьмочек и здухача, торопливо засуетились и разбежались по залу в поисках плавок и полотенец.

Танька нагнулась к Иркиному уху:

– У нас в классе одна девчонка на мужском стриптизе была. Рассказывала, как там парни на сцене танцуют. – Танька мечтательно улыбнулась. – Эх, ничего-то она на самом деле не видела!

Ментовский Вовкулака задрал голову:

– Ну ведьмы!.. У меня просто… Слов нет! Мы все у вас в долгу…

– Так не мучайте себя! Расплатитесь, – ехидно объявила Танька, планируя к майору. – Расскажите, как Ирке на Хортице активироваться!

Майор судорожно глотнул, словно соколиные перья у него в глотке застряли.

– Она хочет на Хортице активироваться? – Из-за плеча у Вовкулаки выглянула по-настоящему перепуганная физиономия Рудого. – И что, готова… – Он чиркнул большим пальцем себе по горлу и саркастически хмыкнул: – Ну ты крута! Надеюсь, кандидатуру с собой привезешь, а то не хотелось бы тебе под горячую руку попасться…

– Закрой пасть, Рудый! – почти с ненавистью прорычал майор и устремил на девчонок тяжелый взгляд желтых волчьих глаз.

Ирка тихо зарычала. Что этот волк о себе думает!

– Спокойно, Ирка. Ты ведьма, уважающие себя ведьмы не рычат и не кусаются. Без крайней необходимости. А вы не злите ее. – Танька повернулась к майору. – Или лучше научите превращения контролировать! В конце концов, теперь вы просто обязаны! Вы у нас в долгу по самые уши!

– Да, в долгу, – твердо сказал майор. – И лучше всего я свой долг отдам, если удержу вас подальше от этого острова! Пошли, парни! – Он круто развернулся и размашисто зашагал к выходу.

Оглядываясь на девчонок, остальные потянулись за вожаком. Рудый смущенно развел руками и тоже припустил следом.

– Ну и идите вы… в баню! – обиженно крикнула им вслед Танька. – Волчары наглые, совсем на шею сели и поехали. Причем на Богдане – в буквальном смысле слова! – Она покосилась на плавно летающего под потолком здухача. – А ты чего там болтаешься? Совсем достоинства нет, кому угодно позволяешь на себе ездить! Чего ты вообще сюда приперся? Давай, отчаливай! Мы без вас всех прекрасно обойдемся!

Зрячий взгляд плотно закрытых глаз нашарил Таньку и в упор уставился на нее. Потом здухач круто повернулся и унесся прочь по коридору.

– Танька, ты чего разгулялась? – спросила Ирка. – Как ты собираешься обходиться?

– Запросто! – рявкнула разошедшаяся ведьма. – Еще не знаю, что там надо на Хортице делать, обряд какой, или что, но нужный день у нас есть! – Она торжествующе прищелкнула пальцами.

– Откуда? – вскинулась Ирка.

– А майор сказал!

– Что ты выдумываешь, ничего он не говорил!

– Мой папа много раз говорил: слушать надо не только то, что люди говорят, но и то, что недоговаривают! – наставительно произнесла Танька. – Помнишь, майор нам вкручивал, что ты, мол, очень не вовремя оборотнем заделалась, если бы раньше, до двадцать второго июня, все было бы хорошо? А я еще спрашивала, зачем тебе двадцать второе июня, ты ж не Гитлер?

Ирка молча кивнула.

– Ну вот, – возбужденно продолжала Танька. – Я тогда просто так ляпнула, а потом оно у меня в голове все крутилось, крутилось и – пожалуйста, сошлось! Гитлер ведь чего на нас именно двадцать второго июня напал? Потому что этот чертов немец неплохо в колдовстве разбирался, немцы вообще насчет магии сориентированные! Двадцать второе июня – самая колдовская дата, длинного дня и короткой ночи. В этот день и чары сильнее, и твари всякие пробуждаются, и чего только не бывает! И еще одна такая есть – двадцать первое декабря, короткого дня и длинной ночи.

– Да, – кивнула Ирка. – Майор же сказал, теперь до декабря ждать надо.

– Ага, только он не сказал, что такие колдовские дни на год крестом ложатся. – Для наглядности Танька скрестила руки. – Есть еще двадцать первое марта, весенний Солнцеворот, когда приходит тепло и день равен ночи. А в пару к нему – осенний Солнцеворот, на холода.

– Двадцать второе сентября! – вскрикнула Ирка.

– С двадцать второго на двадцать третье! – торжествующе подняла палец Танька. – Двадцать второго сентября мы должны быть на Хортице!

– Умная ты – иногда аж страшно, – с уважением поглядев на подругу, сказала Ирка. Волоча за собой пластиковую швабру, она устало побрела к выходу. Обернулась к Таньке. – Слушай, может, догадаешься, почему именно в этот день вовкулаки так упорно не пускают нас на Хортицу? Кто такой «он», о котором майор меня постоянно спрашивает? И что за «она», которую соколы требовали у майора? А заодно почему молодые вовкулаки гуляют, как в последний раз, а их командир пишет завещание и готовится передавать дела?

 Глава 9   Откройте пасть пошире… 
– Ты что делаеш-шь? Ты куда лезеш-шь? – Необыкновенно похожий на Иркиного кота в гневе – только встопорщенных усов не хватало, – злобно шипящий Богдан волок Ирку прочь от входа в школу.

Нервно оглядываясь – не видит ли кто? – Ирка упиралась каблуками в асфальт и уходить не хотела.

– Я на занятия иду! Пусти меня немедленно!

– Нет, совсем с ума сошла! – кричал Богдан. Опаздывающая на урок девчонка-страшеклассница глянула на них с мимолетным интересом, и Богдан понизил голос до свистящего шепота: – Отличницей решила заделаться? Тебе что сказано? До двадцать первого числа сидеть дома и никуда не высовываться!

– До двадцать первого неделя еще, – таким же свистящим шепотом ответила ему Ирка. – А мне каждый день Баба Катя названивает! Грозилась домой прийти, с бабкой беседовать! А если я прямо при ней перекинусь?

– Идиотка! А если ты в школе перекинешься?

– Ну не перекидываюсь же пока! – зло бросила Ирка. – Третий день хожу – и ничего! – Ирка осеклась. Вечно так: ляпнешь, а потом жалеешь.

– Третий день? – Богдан задохнулся. – Значит, мы с Танькой в школу, а ты потихоньку… Как же ты мне ни разу в коридоре не попалась? – Пацан недобро сощурился, поглядел на Ирку тяжелым взглядом. – Ясно, глаза отводила. Чтоб я тебя, значит, не увидел. Отлично. Можешь больше не напрягаться. Я тебя без всякого колдовства видеть не хочу! – Он круто развернулся и, не оглядываясь, сердито зашагал прочь.

– Богдан! – слабо вскрикнула Ирка и рванула следом, по-собачьи труся рядом и заглядывая в лицо хмурому другу. – Ну не злись на меня, ну пожалуйста! Баба Катя ни в какие мои болячки не поверила! Перед выходными позвонила и говорит: если я с понедельника не выйду, она меня к директору, а потом такое в журнале изобразит, что я до одиннадцатого класса не расхлебаю! Опять про наркотики вспоминала. Сплетницам нашим спасибо, чтоб у них языки отсохли!

– Э, ты поосторожнее, а то ведь и вправду отсохнут! – Богдан остановился.

– Я ж не Слово кладу, а так просто говорю, – отмахнулась Ирка. – Хотя зла на них страшно! Если б в школу не пришла, Баба Катя меня б вообще в наркодиспансер на обследование отправила. А там кровь из вены берут, шприцем. – Ирка насупилась. – Я этого не люблю!

– Пальцы сама себе колешь, а шприцов боишься, – вздохнул мальчишка.

Ирка обрадовалась. Кажется, Богдан больше не злится.

– Когда сама – ничего, а когда другие – ужас просто! – слегка невразумительно пояснила она. – А насчет перекидывания я меры приняла. Хожу и сама себе бубню: «Я ведьма, я ведьма…»

Богдан иронически вскинул брови.

– А что, там, с соколами, вполне помогло! Еще вот…

Девчонка выхватила из рюкзака баночку из-под майонеза. На дне ее лежал скукожившийся шмат зеленой чешуйчатой шкуры. Ирка быстро сунула банку Богдану под нос. Даже сквозь плотно закупоренную пластиковую крышку потянуло тяжелым духом гниения. Пацан брезгливо сморщился.

– Во, меня тоже сразу подташнивать начинает, – удовлетворенно кивнула Ирка, плотно увязывая банку в целлофановый пакетик. – В прошлый раз как затошнило – сразу обратно перекинулась. Лишь бы спортивная форма не провоняла. – Она озабоченно заглянула на дно рюкзака.

Богдан поглядел на Ирку, как на безнадежную больную. Похоже, пребывание в оборотнях сказалось на ее умственных способностях.

– Хортица, ты совсем разум потеряла? – Громовой бас Бабы Кати грянул, эхом откликаясь на Богдановы мысли.

Иркин седьмой «Б» вывалил во двор. Море взбудораженных школьников колыхалось позади запертых, как всегда, стеклянных дверей, медленно просачиваясь наружу через единственную открытую створку.

– То вообще в школу не являешься, то опаздываешь! – разорялась Баба Катя. – Распустилась!

– Как майская роза! – протянула Наташка Шпак.

– Рожа она, мамайская, – злобно фыркнула Оксанка Веселко.

– А тебе и завидно, глиста полинялая?

Ирка пренебрежительно мазнула взглядом по белокурым Оксанкиным лохмам. Она отлично знала, что при ее смуглой коже и черных волосах в чертах лица иногда проступает что-то восточное. Но только такая идиотка, как Оксанка, может сказать, что это некрасиво! Очень даже стильно. И вообще, хлопающие глазками тупые блондинки из моды вышли, теперь они никому не интересны.

– Прекратить немедленно! Веселко, закрой рот! А ты, Хортица… Твое счастье, что первых уроков сегодня не будет, – буркнула классная. – Все идем в зубную поликлинику на обследование! Не вздумайте удирать! – Она развернулась к роящимся по двору школьникам и, сложив ладони рупором, зычно проорала: – Средние и старшие классы! С седьмых по одиннадцатые! Мальчик, ты, кажется, из шестого? Для вас занятий никто не отменял! Быстро в класс! Ну быстро, быстро, чтоб я видела! Остальные – построиться! Не разбредаться, я вас ловить не намерена!

– Лучше б ты дома сидела, Ирка, – буркнул Богдан.

Ирка следила, как под зверским взглядом Бабы Кати друг нехотя тащится к входу, ныряет в освободившийся проход. Сквозь стекло было видно, как, все время оглядываясь, Богдан бредет к лестнице. Девчонка вдруг подумала, что в последние дни Богдан как-то плохо выглядит. После боя с соколами вообще вернулся домой бледный до синевы, с темными кругами под глазами. Раньше превращение в здухача на него так не действовало.

– Хортица, на что ты там засмотрелась? Марш на место! Седьмой «Б», вас вся школа ждет! Где Яновские? Опять языками чешут?

Из школы выскочили запоздавшие сестры Яновские и побежали к строю, на ходу вытирая мокрые рты:

– Мы водички попить, Екатерина Семеновна! Языки пересохли, прямо как наждачные!

– У обеих сразу? – хмыкнула Баба Катя. – Волшебство!

Ирка тяжко вздохнула. Богдан опять оказался прав – лучше б она сидела дома.

Толпа школьников вывалила из двора и двинулась по улице. Несмотря на окрики Бабы Кати, одиннадцатиклассники немедленно сломали строй и теперь группками брели по тротуару. Красавчик-старшеклассник Андрей обнимал за талию высокую белокурую девицу. Позади парочки, глядя на блондинку страдальческими глазами, тащился брат Наташки Шпак. Белокурая старшеклассница не оглядывалась на него столь старательно и демонстративно, что любому было ясно – эта стервочка отлично знает, что несчастный поклонник тянется следом и глаз не сводит. А она в это время, вся такая красивая, стильно прикинутая, с первым парнем школы… Она откровенно задирала нос, и плевать ей, что блондинки вышли из моды!

– Это Людка, – жарким шепотом пояснили Ирке сестрички Яновские. – Андрей теперь с ней встречается. В настоящий ночной клуб водил! И на машине катал, на своей собственной, ему отец подарил!

– Вот счастливая! – выдохнула Веселко, с завистью глядя на обтянутую полупрозрачным шелком спину старшеклассницы.

Сзади послышался шорох шин. Розовый кабриолет подкатил к перекрестку и послушно остановился на красный свет.

– Ой! – моментально позабыв про счастливицу Люду, вскричала Оксанка. – Это ж ведущая «Гламурненько»! Ой, какая она!

Блондинка, вся из себя тоже розовенькая и ухоженная, в кремовом кожаном пиджачке, медленно повернула голову, с любопытством рассматривая толпу школьников. Ее взгляд едва скользнул по Оксанке, зато остановился на Андрее, обнимающем за талию свою одноклассницу. Девушка в кабриолете медленно опустила здоровенные темные очки. Длинные черные ресницы колыхнулись, огромные зеленые глазищи уставились Андрею в лицо.

Рука Андрея упала с талии подружки.

– Ты чего? – потерянно спросила девчонка.

Но Андрей уже не слышал ее. Он стоял у кромки тротуара и не отрываясь глядел на девушку в кабриолете. Та чуть заметно усмехнулась в ответ.

– Ах, так?! – вскричала Люда.

Она глянула через плечо, рассчитывая обнаружить там другого, более верного поклонника. Но за спиной у нее было пусто. Старший Шпак застыл рядом с Андреем, а на лице у него играла идиотски блаженная ухмылка. Словно притягиваемые магнитом, парни один за другим брели к кромке тротуара и застывали, завороженно уставившись на блондинку в кабриолете.

Красный свет сменился зеленым. Розовый кабриолет газанул. И умчался, оставляя за собой шлейф цветочных духов. Вскоре развеялся и он. Мальчишки начали удивленно озираться по сторонам, будто только что проснулись.

Школьная сумка обрушилась на голову красавчику Андрею.

– Ненавижу тебя! – прошипела Люда.

– А меня? – встрял мгновенно преисполнившийся надежд Шпак.

В ответ Люда молча влепила сумкой по голове и ему и помчалась через дорогу, к дверям зубной поликлиники.

– С блондинкой может справиться только еще большая блондинка, – злорадно объявила Наташка Шпак.

Школьная толпа неторопливо втягивалась в узкую дерматиновую дверь районной зубной поликлиники. В носу защипало от терпкого больничного запаха, свистящий скрежет старых бормашин полоснул по ушам. Ирка тихо застонала, словно в многочисленных зеркалах, видя отражение своей тоски на лицах одноклассников.

– Не киснуть, старшие-средние классы! – бодро покрикивала Баба Катя.

В просторном холле поликлиники мгновенно стало тесно и шумно. Лица у регистраторш за стойкой были такими же тоскливыми, как и у ребят. Медработники и пациенты воззрились друг на друга с искренней взаимной неприязнью.

– Не маленькие уже, должны понимать: за зубами надо ухаживать с детства! – возвысила голос Баба Катя.

Кажется, ее замечание предназначалось не только школьникам, но и работникам больницы. Поджав губы, регистраторша выволокла из шкафа пачку медицинских карточек. Ребята принялись неохотно выстраиваться в очередь у кабинета. В отличие от обычной очереди, в этой каждый стремился оказаться поближе не к началу, а к хвосту.

– Здесь не ухаживать за зубами, здесь их только «уходить» окончательно можно, – с раздражением объявил девичий голосок.

Ирка оглянулась. Люда, и без того несчастная – в одну секунду расстаться сразу с двумя парнями! – заглядывала в дверь кабинета. На лице у нее был самый настоящий ужас.

– У них же бормашины еще со времен СССР! Сверло – во! – в палец толщиной! – возмущалась девица.

– Людмила, прекрати увиливать!

– Я не увиливаю, Екатерина Семеновна! Я совершенно с вами согласна! За зубами надо ухаживать. Я это и делаю, у хорошего частного стоматолога. Между прочим, только вчера была! – И Люда сверкающе улыбнулась.

Ее улыбка сверкала в буквальном смысле слова. Между тщательно отбеленными зубами блеснул лучик синего света.

– Людмила, что у тебя во рту? – подозрительно вопросила Баба Катя.

– Skyce! – гордо объявила Люда и, снисходя к учительской дремучести, пояснила: – Страз такой, блестящий, на зуб клеится. Между прочим, от Swarowski! – Она приподняла пальцем губу. Действительно, на зубе сидел блестящий синий камешек. – Я по телевизору про них слышала, в передаче… – Людкин голос упал, она убито закончила: – «Гламурненько».

– Триста баксов. Еле из папаши выдавила! И всё ради Андрея! – немедленно прокомментировали всезнающие сестрички Яновские. – Но против ведущей «Гламурненько» все равно не помог! – Сестрички захихикали было, но тут же стали мучительно сглатывать. – Что такое, опять пить хочется! Язык сушит!

Ирка подумала минуту и протянула сестрам припасенную бутылочку с соком. В конце концов, от их сплетен тоже бывает польза, хотя бы изредка.

– Ставится только на здоровые зубы! Так что у меня всё в порядке, Екатерина Семеновна! – продолжала настаивать Люда. – Можно, я пойду?

– Можно, – согласилась Баба Катя. – Иди. Вот сюда. – Она распахнула дверь кабинета, твердой рукой направляя девицу внутрь. – А камни на зубах не заводить, а наоборот, счищать надо! Хватит пятиться! – прикрикнула она. – Кто раньше зайдет, тот раньше и выйдет. Хортица, давай! От уроков увиливаешь – тут пойдешь в первых рядах!

Обреченно волоча ноги, Ирка вползла в длинный кабинет. Вдоль стен тянулся ряд поблескивающих стальными деталями тяжелых бормашин. Девчонка нервно вздохнула. Даже смотреть на них было страшно.

– Но у меня всё в порядке с зубами! – продолжала отбиваться Люда, оглядываясь по сторонам так же испуганно, как Ирка и еще несколько жертв, загнанных в кабинет неумолимой Бабой Катей. – Мне все дырочки заделали. Нормальной бормашиной, японской! С обезболивающим!

– А выписка из больницы у тебя с собой? – перекрывая надсадный вой бормашин, из конца зала рявкнула полная женщина, неуловимо похожая на Бабу Катю.

Ирке на мгновение даже показалась, что это ее классная переоделась в белый халат. Тем более что лицо женщины до половины прикрывала белая марлевая маска. Лишь боевито светились густо накрашенные глаза.

– Но я же не знала, что нас сегодня к зубному поведут! – чуть не плача, выдавила Люда. – Нас не предупредили!

– Конечно, не предупредили! – согласилась врачиха. – Вас только предупреди – все как один разбежитесь, а потом будете рассказывать, что у частного врача были!

– Но я правда… – начала Люда.

Врачиха отмахнулась.

– Ладно, иди вон к Варваре Ивановне! Варвара Ивановна, берите девочку. Зубки леченые, если не врет, конечно. Работы немного, как раз попрактикуетесь!

Варвара Ивановна, выглядевшая не старше самой Люды, покраснела, заерзала и нервно кивнула, суетливо перебирая инструменты в лотке. Люда опасливо двинулась к ее креслу…

– Остальные, что встали? Быстро по креслам рассаживайтесь! Девочка, черненькая, иди сюда!

Волоча на плече школьный рюкзак, Ирка через весь кабинет потащилась к крайнему креслу. Села. Покосилась на жуткие инструменты и почти силой заставила себя отвести взгляд. Стараясь не слушать лязг стали об эмалированный лоток, уставилась в крашенную белой масляной краской перегородку, возле которой располагалось зубоврачебное кресло. Перегородка была фанерная и не доставала до потолка. Посреди красовалась одностворчатая дверь, выпиленная прямо из самой перегородки и подвешенная на петли. За ней приятный мужской голос что-то тихонько напевал.

– Открой рот! – Металлически взблескивающая «козья ножка» закопошилась у Ирки во рту, то и дело постукивая, как дятел, или поклевывая между зубами. – Неплохо, неплохо, – задумчиво бормотала врачиха. – Даже очень хорошо! На удивление здоровые зубки. – В голосе ее звучало не столько удивление, сколько разочарование, она даже покосилась на Ирку укоризненно. – Чистишь ежедневно, ухаживаешь?

– Чищу, – сквозь вставленный в рот инструмент промычала Ирка.

Врачиха еще больше помрачнела.

– Утром и вечером? – подозрительно вопросила она, продолжая возиться у Ирки во рту. – Не-ет, все-таки иногда забываешь чистить, а врачи ведь предупреждают… – В ее тоне снова прорезалась радость. – Вот он, зубик, вот он, красавчик! Очень-очень сомнительный зубик.

Острое жало «козьей ножки» вцепилось Ирке в верхний клык.

– Вот-вот развалится! – торжествующе провозгласила врачиха. – Надо удалять!

Ирке мгновенно представился ее собственный щербатый, как у бабки, рот и ехидная ухмылочка Веселко. А перекидываться как? Если без клыка остаться, на остров точно лучше не ездить, а то потом другие оборотни задразнят! Шавкой беззубой или еще похуже!

– Не надо рвать, полечите, – промычала Ирка.

– Полечи-ите, – насмешливо протянула врачиха. – Раньше думать надо было, теперь поздно. Тут фотополимерную пломбу ставить надо, а может, и штифт. Знаешь, во сколько обойдется? Забесплатно такое не делается!

Ирка привычно помрачнела, но тут же воспрянула духом. Что это она, ведь есть же деньги!

– Я заплачу!

– У нас пока еще для детей государственное обслуживание, все бесплатно. Все, что есть, – уточнила врачиха. – Ладно, иди к хирургу, пусть он тебя посмотрит, – смилостивилась она. – Вадим Петрович у нас лучший специалист, как он скажет, так и будет. – Врачиха сунула Ирке листочек с направлением. – Я его предупрежу. – Она дробно постучала костяшками пальцев в фанерную перегородку и, возвысив и без того трубный голос, словно дворецкий в графском замке, торжественно объявила: – Вадим Петрович, к вам пациент!

Ирка шагнула к фанерной двери…

– Куда? – всполошилась врачиха, теряя всю свою торжественность. – Через коридор давай, нечего пациентам сюда шастать. Ну до чего школьники ленивые пошли, лишний шаг сделать боятся! – пробормотала она вслед уходящей Ирке. – Следующего позови!

Волоча рюкзак, Ирка обошла коридор, вошла в новую дверь и оказалась по другую сторону фанерной перегородки. Выпиленная дверка стояла приоткрытая, сквозь нее был отлично слышен вой бормашин и строгий голос все той же полной врачихи. Молодой мужчина в зеленой хирургической форме повернулся от умывальника и отряхнул мокрые руки. Веселые голубые глаза над марлевой маской улыбались.

– Слышал я всё, садись. – Он махнул рукой на кресло.

Ирка в очередной раз пристроила рюкзак у массивного подножья зубоврачебного кресла и уселась. Бормашина за стеной выла, захлебываясь оборотами. Ирка поняла, что еще несколько минут в этом жутком мире вгрызающихся сверл и зловеще распяленных щипцов – и она просто не выдержит.

Хирург покосился на приоткрытую дверь в перегородке и, заговорщицки понизив голос, прошептал:

– Не бойся! Наша заведующая – она, скажем так, врач старых взглядов. У нее любимый метод – всё выдрать и не забивать себе голову. – Он нравоучительно воздел палец. – Но наука идет вперед семимильными шагами! Открывай рот, посмотрим.

Ирка опасливо открыла рот и зажмурилась, когда блестящая «козья ножка» и металлическое зеркальце опять зависли над ней. Сколько же можно, сил нет!

– Не так тут и страшно, – бормотал хирург Вадим Петрович, копаясь в Иркином клыке. – Слушай, а слюна у тебя течет – хуже, чем у бульдога!

Ирка слегка обиделась. Хирург, похоже, – неплохой дядечка, но бульдогом обзываться нечего! Бульдоги кривоногие и, совершенно верно, слюнявые, а она, Ирка, совсем другой породы!

– Отсоса у меня нет. Как заметила наша заведующая, у нас все еще государственная больница. Сплюнь, я вату проложу, а то работать невозможно. – Плотно скатанные ватные валики легли за губу, под язык. – Рот не закрывай, я сейчас.

Не открывая глаз, Ирка слышала, как хирург отходит к стеклянному шкафчику, звякают какие-то баночки… Раздался звон стекла, а за ним тихий возглас – кажется, что-то уронил. Вроде бы мягко хлопнула дверь кабинета. Ушел? Ирка приоткрыла глаза. Нет, не ушел. Врач в зеленой хирургической робе и марлевой маске склонился над столиком с инструментами. Ирка снова зажмурилась. Какой ужас эти зубные больницы!

– Рот пошире! – скомандовал мужской голос.

Прежде чем Ирка успела сообразить, почему молодой хирург вдруг заговорил чужим голосом, что-то холодное и скользкое захлестнуло ей рот, затягиваясь вокруг головы. Девчонка широко распахнула глаза…

Человек в хирургической форме склонился над ней… Поверх марлевой повязки алыми сполохами пылали узкие щели вертикальных зрачков.

– Закончим то, что начали? – Руки с длинными, неестественно гибкими пальцами – на правой мрачным огнем светился знакомый рубиновый перстень – потянулись к Ирке.

Поверх плеча хозяина перстня девочка увидела вжавшегося в стену Вадима Петровича. Мелькнувшая было надежда тут же погасла. Напротив врача, угрожающе шипя, вздымалась на хвосте здоровенная гадюка.

Ирка поняла, что спасения нет, и отчаянно заорала.

Визг бормашины на мгновение смолк…

– Ай-ай-ай, как не стыдно! – укоризненно произнесла за перегородкой полная врачиха-заведующая. – Такая большая девочка – и боится рвать зубы!

Вой бормашины возобновился. Хозяин перстня рассмеялся и всей тяжестью навалился на отбивающуюся Ирку. Острое тощее колено уперлось девчонке в живот, вдавливая ее в кресло. Длинные пальцы сомкнулись на челюсти, не давая выплюнуть змею. Ирка отчаянно замолотила кулаками по плечам врага…

Оглушительный ор раздался снова. Теперь орали в большом зале за перегородкой. Причем орали так, что все до единой бормашины, жалобно взвизгнув напоследок, испуганно смолкли, и даже хозяин рубинового перстня замер на секунду, продолжая крепко вжимать беспомощную Ирку в кресло.

– Вы что наделали?!! – В бешеных базарных взвизгах с трудом узнавался манерный голосок красотки Люды. – Вы зачем?.. Зачем вообще туда полезли?!!

– Я всё приклею! Честное слово! Вот… сейчас… Прилепим обратно… – потерянно лепетала молоденькая врачиха Варвара Ивановна.

– Прилепит она! Дура!!! Как таких вообще работать берут?!! – визжала Люда.

– Ты как разговариваешь со взрослым человеком?! – громыхнула заведующая, но слышна была в этом громыхании некоторая растерянность.

– Эта ваша взрослая мне страз высверлила! – Людин вопль ввинтился в уши, достигая почти ультразвукового порога. – Триста баксов! Кра-а-асивый такой! Синенький! – Визг опал, будто струя фонтана, переливаясь в безудержный детский рев. – Мне папа больше денег не да-аст! – всхлипывала Людаю. – Стра-аз высверлили! Триста баксов!

– Таких денег у меня нет! – заполошно вскинулась Варвара Ивановна. – Сейчас! Я сейчас!

Тоненькие каблучки выбили торопливую испуганную дробь. Выпиленную в фанерной перегородке дверку рванули.

– Вадим Петрович, помогите! – прокричала Варвара Ивановна, врываясь в кабинетик. – Что делать? Я – вот… – На снятой с бормашины насадке красовался треснувший синий страз, намертво надетый на сверло. – Вадим Петрович… – Девушка затормозила, растерянно оглядывая открывшуюся ей сцену: прижатая к креслу Ирка, навалившийся на нее красноглазый хозяин перстня, неподвижный Вадим Петрович и извивающаяся у его ног змея… Рот молоденькой врачихи криво пополз в сторону… Вновь ударило оглушительным воплем…

– Змея! А-а-а! Змея! – Дробь каблучков сыпанула безудержной паникой – круто развернувшись, Варвара Ивановна кинулась обратно.

Змея повела треугольной головой, словно выбирая между неподвижным врачом и удирающей девушкой, и стремительно заструилась вслед беглянке. Выскользнула за дверь. В большом зале воцарился визжащий и орущий многоголосый ад.

Очнувшийся Вадим Петрович вмешался в события. Передвижной медицинский столик взлетел у хирурга над головой, рассыпая по полу блестящие инструменты, и рухнул на голову Иркиного врага. Хозяина перстня снесло на пол. Девчонка вскочила с кресла.

– Тьфу! – Живая извивающаяся змея и два мокрых от слюны ватных тампона полетели противнику в физиономию.

– А-а! – Безумно крича, хозяин перстня схватился за лицо. Там, куда попала Иркина слюна, кожа над марлевой повязкой сползала, словно под действием кислоты, а под ней проглядывало что-то зеленое, слизистое, чешуйчатое…

Ирка рванула к своему рюкзаку. Шкура, кусок шкуры в банке!

Выставив руки, враг кинулся ей наперехват. Будто регбист, наклонив голову, хирург Вадим Петрович метнулся к хозяину перстня и ухватил его поперек. Оба рухнули, с грохотом заваливая на себя пластиковый шкаф с медикаментами.

Ирка дернула «молнию» рюкзака. Подлая банка на дне словно играла с ней в прятки, уворачивалась. Ирка вытряхнула рюкзак на пол. Учебники разлетелись во все стороны. Есть, попалась! Ведьма вспорола целлофановый пакет, сдернула крышку. Мерзкий запах гниения поплыл по комнате.

Возившийся среди обломков шкафа и битых пузырьков хозяин перстня дернулся, вскинул голову… Пылающий алым взгляд змеиных глаз уперся в банку в Иркиных руках. Хозяин перстня то ли вскрикнул, то ли зашипел… Острый локоть обрушился на голову хирурга. Вадим Петрович обмяк. Одним движением хозяин перстня взвился на ноги.

Ирка метнулась к стене. Кусок вражеской плоти, вот он, но ни куклы не слепить – из чего? да и некогда! – ни заговор вычитать – слишком длинный, зараза! А враг уже осторожно, шаг за шагом идет к ней, протягивая к банке гибкие длинные пальцы…

Да черт с ним, с тем заговором! И так получится! Вышло же у нее и без Слова сплетницам языки высушить!

Ирка смачно, от всей души плюнула прямо на чешуйчатый ошметок. Со всего маху шарахнула банкой об пол. Прыгнула сверху, каблуками топча осколки стекла и обрывок шкуры.

– Чтоб тебя перекосило! Чтоб ты ласты склеил, гад! – прямо в пылающую алыми очами физиономию выкрикнула она.

Хозяина перстня выгнуло дугой, заламывая набок. Руки потянуло одну к другой, словно их связала невидимая веревка. Слепило ладонь к ладони. Колени плотно сомкнулись, будто по стойке «смирно»…

– Катись отсюда! – вопила Ирка, приплясывая на куске шкуры.

Хозяин перстня свернулся колесом… и выкатился за дверь. За ним, словно песик на поводке, струилась выплюнутая Иркой змея. Крик в большом зале взвился до оглушительного крещендо и опал. Расплескался на отдельные всхлипы, рокот голосов, выкрики «Милицию!» и трубный глас заведующей:

– Тихо! Никакой милиции! Мы приличное лечебное учреждение!

Ирка выглянула в фанерную дверку. Ни змей, ни их хозяина в зале не было. Лишь возбужденные, встрепанные докторши и перевернутые столики с лекарствами. Посередине всего этого погрома стояла старшеклассница Люда, нервно бормоча сквозь засунутый в рот палец:

– Змеи ползают… Страз от Swarowski высверлили… – Она оторвалась от ощупывания пострадавшего зуба и со страстной убежденностью выкрикнула: – В государственную больницу больше не пойду! Хоть из школы выгоняйте!

Ирка тихо отступила назад. В битых пузырьках тяжело заворочались. Держась за лоб, хирург Вадим Петрович уселся среди осколков.

– Где… этот… псих?.. – спросил он хрипло.

– Удрал, – сообщила Ирка и, подумав немного, добавила: – Вы его прогнали.

– Не помню, – честно сказал хирург, ощупывая гудящую голову. – Главное – змеи! Дрессировщик, что ли, из цирка? Или из лаборатории какой… Ты-то как, цела?

Ирка кивнула. Фанерная дверь в очередной раз распахнулась, заставляя девочку нервно вздрогнуть. Внутрь просунулась пышущая раздражением физиономия Бабы Кати:

– Ну конечно! Раз безобразия – значит, и Хортица где-то неподалеку, – фыркнула она на Ирку. – Где остальные? Куда разбежались? – И, не дожидаясь ответа, скрылась.

– Девочка, между прочим, пережила стресс! – возмутился хирург. – На нее напали! – крикнул он вслед Бабе Кате. – Ничего себе, училка у тебя! – Он посмотрел на Ирку, и желание сделать что-нибудь хорошее для бедной, пострадавшей девочки ясно читалось в его глазах. Лицо хирурга озарилось радостью. Он придумал! – Давай, садись быстренько, я тебе хоть зуб в порядок приведу! У меня своя заначка материалов есть…

Ирка попятилась:

– Может, не надо? – жалобно попросила она. – Вы ж сами говорите, стресс!

– Давай, давай! – Вадим Петрович почти силой усадил Ирку в кресло. – У меня американский переносной набор, чудо миниатюризации, я с ним к пациентам на дом выезжаю. – Он наскоро распаковал небольшой чемоданчик, открывая Иркиному испуганному взору бормашину. Маленькую, но с вполне серьезными сверлами. Ирка поняла, что просто так она из этой проклятой больницы не вырвется.

Сверло зажужжало – не пронзительно, как машины в большом зале, а тонко, будто шмель. Вадим Петрович склонился над Иркой. Девчонка в очередной раз зажмурилась.

Жужжание стихло. Медленно, будто сомнамбула, Вадим Петрович отстегнул сверло и принялся сворачивать чемоданчик.

– Извини, – стараясь не глядеть на Ирку, сказал он. – Наверное, это у меня стресс. Наверное, по голове стукнули сильнее, чем я думал, вот и чудится всякая ерунда. Ты потом в мой частный кабинет приходи, сделаю, как обещал, бесплатно. – Ирке на колени упал лаковый прямоугольничек визитки. – А сейчас иди, иди! – Доктор плюхнулся на стул, раскидал носком битые пузырьки, поднял единственный уцелевший, темного стекла, с синей надписью «Спирт медицинский». Дрожащей рукой плеснул в стакан, прямо из-под крана долил водой…

Наскоро пихнув в рюкзак подобранные учебники, Ирка поспешила к двери.

– Девочка, девочка! – догнал ее придушенный шепот.

Ирка обернулась, встретившись с расширенными от страха голубыми глазами хирурга.

– Девочка, а почему у тебя теперь такие большие зубы?

 Глава 10   Между соколами и волками 
– Никого? – Запрокинув голову, Ирка смотрела на Таньку, восседающую на гребне кирпичного забора вокруг родительского особняка.

– Пусто. – Оглядев из конца в конец утреннюю сонную улицу, Танька кивнула. – Залезай.

Перебирая руками перекладины приставной лестницы, Ирка быстро вскарабкалась наверх. Толчком ноги опрокинула лестницу в траву сада.

– Надо было метлы взять, – прижимая к себе сумку, Танька почти с ненавистью покосилась вниз, на квадратики цветной плитки у забора. Обычно эта плитка ей нравилась… – Слетели бы.

– А потом в автобусе с ними пихаться? На месте купим, – твердо объявила Ирка и, подобравшись, мягко спрыгнула. Подошвы кроссовок стукнули в плитку. Вскинула руки, принимая сброшенную подругой сумку. – Прыгай!

Танька завозилась, ерзая задом по забору, завздыхала. Ограду вокруг семейного гнезда отец изваял внушительную. Девчонка опять поглядела вниз и загрустила окончательно.

Из-за угла улицы вынырнул Богдан.

– Вот интересно, если мы повернемся и уйдем, она там и останется? – Мальчишка остановился, с интересом разглядывая мающуюся ведьмочку.

Понимая, что с вредного пацана станется именно так и поступить, да еще и Ирку с собой сманить, Танька намертво, до желваков на скулах, стиснула зубы и сиганула вниз.

– Ой! – тихо, чтоб не услышали в доме, взвыла она, основательно приложившись задом о цветную плитку. – А вы еще спрашиваете, почему я прыгать боюсь!

– Ты боишься не потому, что стукаешься, а стукаешься, потому что боишься, – нравоучительно пояснил Богдан.

– Философ доморощенный, – с бесконечным презрением протянула Танька. – Иди лучше вперед, посмотри, не слоняются ли поблизости какие-нибудь почтальоны, сантехники, электрики…

– Их ты тоже боишься? – иронически вскинул брови мальчишка.

Танька вопросительно подняла глаза к небесам:

– Ну почему он такой тупой?

– Он не тупой, он просто не знает, – бросила Ирка, сворачивая к проспекту. – Мы ж не виделись, а по телефону ты сама запретила рассказывать.

– Все равно тупой, – упрямо объявила Танька, но все же снизошла до объяснений. – За ту неделю, что Ирка у меня дома отсиживалась, к нам заявились семь незнакомых почтальонов, четыре проверки из службы газа, шесть – из электрической, пять чиновников городской администрации, две тетки из социального фонда и даже, представь себе, один негр-проповедник. – Танька задумалась. – Впрочем, негр мог и случайно затесаться.

– Мне твоим родителям в глаза смотреть стыдно, – мрачно пробурчала Ирка. – А если бы прямо у вас в доме на меня напасть попытались и что-нибудь плохое случилось бы? Надо было мне у себя отсиживаться!

– Ага, в подвале. Потому что в доме тебя бы уже… – Танька быстро сосчитала на пальцах: – Почтальоны, газовщики, электрики… Двадцать три раза достали. Или двадцать два, если негра все-таки не считать. А так отец после третьего почтальона решил, что нас ограбить хотят, и вызвал охранников с ротвейлерами! – В голосе у девочки звучала явная гордость за отцовскую оперативность.

– Ничего ребята, не очень сообразительные, но исполнительные, – снисходительно кивнула Ирка.

– Они охранники, а не генеральные директора! – фыркнула Танька.

– Я про ротвейлеров, – сказала Ирка, поглядывая, не идет ли нужная им маршрутка.

– А ротвейлеры перед тобой вообще чуть ли не на задних лапах ходили! – хихикнула Танька. – Они бы за тебя кого хочешь порвали!

– Рубиновый перстень у ваших визитеров был? – не разделяя ее веселья, спросил Богдан, настороженно озираясь по сторонам.

Проспект постепенно заполнялся спешащими на работу людьми.

– У негра не было, – покачала головой Танька и снова задумалась. – Может, зря охранники на него собак спустили? – пробормотала она, забираясь в подрулившую маршрутку. – У теток обручальные кольца были, а может, вовсе и не кольца, а перстень, только повернутый камнем внутрь, к ладони. Все остальные – хоть чиновники, хоть электрики – являлись в перчатках или рабочих рукавицах. По такой-то жаре! – Танька поглядела на мелькающую за окном сентябрьскую зелень с пока еще редкими желтыми вкраплениями.

– Да, серьезно этот гад за тебя взялся! – вздохнул Богдан. – До декабря Танькины охранники не усторожат!

– Великое открытие! – фыркнула Танька. – Как ты думаешь, Богданчик, почему мы на Хортицу именно сейчас тащимся? Несмотря на все препятствия и предупреждения?

– Утихните оба! Пять минут до отправления! – скомандовала Ирка, приподнимаясь.

Вдалеке показалась высокое здание автовокзала.

Вся троица вывалилась из маршрутки и кинулась к кассе. С разбега Богдан чуть не свалился прямо на спину склонившейся к окошку девушки. Удержался… и по его лицу расплылась восторженно-идиотская ухмылка. Млея от счастья, он уставился на округлые формы и роскошные золотистые волосы блондинки в коротком зеленом платьице.

– А-а места «люкс» в ваших а-автобусах есть? – тянула блондинка. – И еще, предупредите стюа-ардессу, что я не пью воду с га-азом…

– Девушка, вы сумасшедшая?! – Из окошка слышались нервные повизгивания кассирши. – У нас тут вам не лайнер! У нас обычный рейсовый автобус! Мест «люкс» нет, стюардессы тоже!

– Но кто-то же есть? Вот его и предупредите, – с абсолютной невозмутимостью парировала блондинка.

В ответ донесся сдавленный вопль.

Танька нервно глянула на часы.

– Автобус сейчас отходит! Следующего ждать полчаса! – Она постучала блондинке по плечу. – Извините, мы очень торопимся.

Блондинка неторопливо оглянулась. Громадные зеленые глаза медленно скользнули по Таньке, Ирке, Богдану… Пацан блаженно вздохнул и впал в полный ступор.

– Девочки, я тоже о-очень, о-очень тороплюсь! Я деловая женщина, мне надо просто мчаться в Запорожье! Говорят, там ка-акой-то то ли праздник, то ли соревнование… – Блондинка нахмурилась, вспоминая. Не вспомнила, отмахнулась. – Ах, в сцена-арии записано! Вся съемочная группа уже там, а у меня ма-ашина сломалась! Та-ак вот. – Она снова повернулась к кассе. – Ка-акое кино будут показывать в дороге? Я не люблю комедий, они та-акие глупые…

Окошко со стуком захлопнулось. За стеной кассы что-то грохнуло – похоже, кассирша начала в ярости крушить мебель.

– Ей нужно выпить легкий коктейль, – объявила блондинка и переместилась к соседнему кассовому окошку.

– Мы опоздаем! – взвилась Танька.

– Уже опоздали, – тихо сказала Ирка.

Танька проследила за ее взглядом. Высокий гибкий мужчина входил в здание автовокзала. Его глаза нетерпеливо шарили по толпе. Наткнулись на друзей… И вспыхнули торжествующим алым огнем. Сверкнул рубиновый перстень…

Танька в отчаянии огляделась. Потрепанный желтый автобус с надписью «Запорожье» на лобовом стекле отъезжал от платформы.

– За мной! – скомандовала Танька, хватая Ирку и все еще расслабленного от созерцания блондинки Богдана.

Размахивая руками, девчонка выскочила на бровку. Автобус нехотя притормозил. Ребята запрыгнули внутрь.

– Разве можно под колеса кидаться? – укоризненно покачал головой пожилой водитель.

– Чуть не опоздали, – оправдываясь, забормотала Танька. – Нам бы родители такое устроили!

Автобус тронулся с места. Волоча за собой Богдана, девчонки пробрались к свободным задним местам и приникли к стеклу.

– Вроде не гонится, – нерешительно протянула Танька, оглядывая почти пустынное утреннее шоссе.

– Что ему мешает подкараулить Ирку прямо на острове? – вдруг рассудительно спросил Богдан. – Если мы про место и про дату догадались, то он тоже знает!

Девчонки быстро переглянулись.

– Очнулся, – одними губами шепнула Ирка.

Танька презрительно покосилась на мальчишку:

– И зачем? Мог бы и дальше о своей блондинке мечтать, мы и без него неплохо справляемся! Я уверена, гад с перстнем знает даже больше, чем мы. Но и мы почти в курсе! Я тут в библиотеку смоталась…

Девчонка вытащила из сумки несколько пухленьких брошюрок. Богдан заглянул ей через плечо. На страницах мелькали черно-белые рисунки грубо обтесанных каменных статуй, чубатых казаков, деревянных фортеций, фотография обнесенного забором громадного дуба.

– Потрясающее место этот остров! Я не удивляюсь, что Ирке именно туда надо! – с энтузиазмом объявила Танька. – Тут не то что оборотни, тут что угодно водиться может. Змиева пещера, в которой богиня Табити устраивала свиданья с Гераклом, до сих пор сохранилась. Князь Святослав, сын княгини Ольги, на Хортице погиб. Его половцы к Черной скале прижали, и он с дружиной свой последний бой давал.

– Ага, это из его черепушки хан потом чашу сделал? – блеснул познаниями Богдан.

– Надо же, кое-кто, кроме Толкина, еще, оказывается, учебник читал, – хмыкнула Танька. – А Запорожская Сечь? Тут Сечь была, а ты знаешь, сколько среди запорожцев характерников? Это колдуны такие, – пояснила она. – Только в казацких полках. Ну, вроде как врачи: есть обычные, а бывают и военные. Да первые казаки именно тут и завелись! Когда князь Дмитро Вишневецкий, прозванный Байдой, в шестнадцатом веке на Хортице заставу против татар держать стал. А сам остров весь из черных камней. Они чуть ли не самые древние в мире. Планета еще вся горячая была, вместо рек магма текла, а они уже поднялись из глубин! – Танькин взгляд стал мечтательным. – Сюда астролог знаменитый, Павел Глоба, приезжал. – Девчонка загадочно понизила голос. – Говорил, эти камни до сих пор излучают что-то такое – древнее, из центра Земли. Наверное, поэтому на Хортице колдовства – как на собаке блох!

Богдан тоже усмехнулся:

– Какой породы собака?

Увлекшаяся Танька осеклась, опасливо покосилась на Ирку.

– Я ничего такого не имела в виду… Вообще написано, – она потрясла книжкой, – что Хортицу, в смысле сам остров, так назвали, потому что сверху его очертания похожи на бегущую борзую. Во ерунда! У наших предков что, аэрофотосъемка была? Как они могли в давние времена на остров сверху посмотреть?

– С помела, – буркнула Ирка.

Танька замолчала. На лице ее медленно проступило осознание.

– Конечно… – пробормотала она. – Ведьмы пролетали…

– А полезного, насчет оборотней, в твоих книжках ничего нет? – поинтересовался Богдан.

– Про оборотней нет, а вот про «поганское идолище», в смысле про языческого бога, к которому приходят за звериным обликом, представь себе, есть! – И Танька с торжеством вытащила из сумки журнал. – Оказывается, на острове находится настоящее древнее святилище! Такие каменные круги и стоячие камни, стелы, вроде как в Стоунхендже! Археологи его откопали и полностью восстановили. Глядите, тут целая статья, со схемой!

Танька перегнула журнал, Ирка взглянула… На четко вычерченной схеме красовались с одного края листа – два кольца, поменьше и побольше, наложившиеся одно на другое так, что получилась неправильная восьмерка. На другой стороне было нарисовано еще одно кольцо, вроде надкушенного бублика или буквы «С», с маленьким кругом внутри. Пространство между «восьмеркой» и «бубликом» заполнялось беспорядочно разбросанными малыми кругами.

Ирка подняла растерянные глаза на друзей:

– Ребята, а я такое уже видела!

– Интересно, где? – слегка обиженно поинтересовалась Танька. – Я этот журнал с таким трудом нашла!

– А у бабушки в тетради! – сказала Ирка, вытаскивая из своей сумки заветную тетрадку с заговорами. – Смотрите, на полях нарисовано.

Троица друзей низко склонилась над тетрадкой.

– Действительно, «восьмерка» похожа, – согласилась Танька. – А «бублик» твоя бабушка по-другому рисовала. Видишь, у нее внутри «бублика» один круг.

– И на схеме внутри «бублика» круг! – Ирка ткнула в журнал.

– Да, но на схеме на боковой стороне этого самого «бублика» еще круг есть, здоровенный, между прочим! А твоя бабушка его почему-то проигнорировала!

– Может, она о нем не знала!

– Да она вообще о святилище знать не могла! – взвилась Танька. – Ее тетрадка очень старая, а святилище только недавно отрыли!

– Значит, могла, – вмешался Богдан. – Дала же она Ирке фамилию Хортица, значит, прекрасно знала: и кто Ирка есть, и кем станет. Еще бы написала, что конкретно ты должна делать, чтоб научиться перекидываться… А то представляете прикол: припремся на этот чертов остров, найдем святилище, просидим на нем весь Солнцеворот и обратно поедем.

Девчонки переглянулись. Богдан осмелился высказать вслух их самый большой, самый затаенный страх. Ответа у них не было.

– Не называй остров чертовым, – жалобно попросила Танька. – Там такое местечко, что можно и в точку попасть. Мы ж специально на сутки раньше едем, чтоб разобраться, что к чему! Все у нас получится, обязательно! Конечно, если б вовкулаки не играли в молчанку…

Сидевший посередине Богдан вдруг со всей силы пригнул девчонок физиономиями в колени.

– Ты что делаешь? – пропыхтела Танька, пытаясь подняться. – Блондинка в голову ударила?

– Вовкулаки… – страшным шепотом проговорил Богдан.

Прячась за шторками, ребята выглянули в окно автобуса. Мимо шустро пылили два открытых военных джипа. В них восседала шестерка затянутых в камуфляж высоких крепких парней и еще один камуфляжник, постарше.

– Майор! Они что, за нами? – с ужасом спросила Танька. – Решили все-таки не пустить нас на Хортицу?

Богдан помотал головой.

– Сзади, смотри.

Позади джипов, не приближаясь, но и не отставая, ехала парочка щегольских микроавтобусов. На белоснежных капотах красовались яркие изображения парящих соколов. Казалось, круглые глазищи нарисованных птиц пялились вслед вовкулакам с такой неистовой яростью, что даже удивительно, как у джипов багажники не дымились.

– Соколы? За вовкулаками гонятся?

– Не похоже, – пробормотал Богдан, сползая пониже на сиденье. – Кажется, они все вместе куда-то намылились. Вот тебе и враги!

Джипы и микроавтобусы просвистели мимо.

Ребята переглянулись.

– Не нравится мне это. Совсем не нравится, – сказала Ирка. – А ведь майор, когда с тем пленным соколом ругался, говорил что-то… Про какой-то договор, про урочный день…

– Думаешь, они тоже на Хортицу едут? – скорее утвердительно, чем вопросительно сказала Танька.

– Ну не на автозавод же, «Запорожец» выбирать, – фыркнул Богдан. – Соколам он, может, и подойдет, они ребята мелкие, а наши плечами застрянут.

– Хортица – остров большой, – задумчиво произнесла Танька. – Но вместе нам там места будет мало.

Автобус въехал в пределы города и свернул к автовокзалу. Далеко впереди мелькнула защитная зелень армейских джипов и разрисованные бока микроавтобусов. Машины катили прямо к центру.

– Нам тоже сперва в центр надо, – сказала Танька, когда они выгрузились. – Там на острове что-то вроде гостиницы или базы отдыха есть. Вся деревянная, в национальном стиле, под Запорожскую Сечь. По выходным свадьбы и юбилеи устраивают. Сейчас там должно быть пусто, сможем заночевать, но поесть вряд ли получится. Надо в супермаркет заехать, еды купить.

Они выбрались из городской маршрутки возле супермаркета и нырнули внутрь, в прохладу заваленных товарами полок и холодильных прилавков. Танька начала заполнять плетеную корзинку, как вдруг Ирка дернула ее к себе, заставляя спрятаться за штабелем консервов.

В супермаркет входили сразу две компании. Покупатели оглядывались, продавщицы высовывались из-за касс. Не обратить внимания на странные группы было просто невозможно. Здоровенные, широкоплечие, накачанные, несокрушимо спокойные вовкулаки на голову возвышались над остальными посетителями, двигались решительно, невольно заставляя уступать им дорогу. Стройные, невысокие, со встрепанными, будто перья, волосами, соколы казались по сравнению с вовкулаками хрупкими, но их было больше, значительно больше. Ирка не сразу и сообразила, сколько: шестнадцать? двадцать? С их пути тоже убирались, и не только потому, что соколы шагали многочисленной, сплоченной группой. Просто от их стремительных, летящих движений, от колючих яростных глазищ ощутимо разило опасностью, готовностью дать немедленный и жестокий отпор.

У входного турникета волки и соколы разошлись, наполняя тележки покупками и старательно, демонстративно не обращая друг на друга внимания.

– Кому б из них мы ни попались, ничего хорошего не выйдет! – тихо сказала Ирка, глядя на затаривающихся провизией оборотней в щелку между выставленными товарами. – Сматываемся отсюда!

– У кассы заметят, там очередь, – жалобно прошептала Танька, кивая на корзинку с продуктами.

– Какая касса, с ума сошла? Потом все купим! Все равно на базар за метлами тащиться, здесь только пластиковые! – прошипела Ирка. Она задвинула набитую корзину под прилавок.

Пригибаясь, друзья рванули к выходу между стойками с пивом… Остановились, прижимаясь спина к спине. С обеих сторон звучали многочисленные шаги. Богдан нервно завертел головой:

– Идиоты, додумались где сматываться: мимо прилавков с пивом! Так, предлагаю сдаться волкам, они нас всего лишь домой отправят, а соколы в клочья порвут.

– Молчи! – шикнула на мальчишку Ирка. – Я им глаза отведу!

Она тихо забормотала. В разных концах длинных пивных рядов показались две группы. На едва различимую долю секунды замешкались, заметив друг друга.

«Не смотрите, только не смотрите!» – шептала Ирка. Глаза ее мягко засветились изумрудной зеленью. Оборотни и не смотрели, причем их взгляды скользили, минуя не только ребят, но и противников тоже. Словно глаза им отвели вообще на всё, оставив в поле зрения лишь пиво. Молча, сосредоточенно и даже сурово, будто важную работу делали, волки и соколы грузили в свои тележки тяжело булькающие пластиковые баклажки.

Какой-то сокол-оборотень протянул руку прямо к Иркиному лицу. Девчонка неслышно присела. Сокол взял бутылку у нее над головой и обернулся к товарищу, безучастно стоявшему у тележки с продуктами.

– Ты-то как? – сочувственно спросил он. – Будешь?

– Нет! – явственно передергиваясь, клекотнул тот и поглядел на пивные бутылки, не скрывая омерзения.

В напряженной тишине их диалог прозвучал неожиданно громко.

Вовкулаки невольно вскинули головы, вглядываясь в соколов. Ребята тоже присмотрелись к парню у тележки. Танька зажала ладонью рот, чтобы не расхохотаться. На физиономии расплывчатыми сероватыми тенями красовались так и не сведенные до конца пятна мазута. Прическа была странная, клочьями. Словно, отчаявшись вымыть волосы, оборотень просто отчикал ножницами намертво слипшиеся пряди.

В компании вовкулак кто-то отчетливо издевательски хмыкнул.

Соколы круто развернулись навстречу волкам, злобно, будто крылья, топыря локти и скрючивая пальцы. Вовкулаки ответили грозным ворчанием, подались вперед, скаля клыки. Ирка увидела, как волосы у них на затылках приподымаются, становясь дыбом.

Троица ребята застыла, зажатая в узком проходе между готовыми броситься друг на друга оборотнями. В нос ударил острый запах звериной ярости и… страха. Они ненавидели друг друга, вольные соколы и серые волки. Но и боялись тоже.

Первым опомнился майор. Предостерегающе вскинул ладонь, огляделся по сторонам.

– Просил же, не разевай пасть, Рудый, – процедил он рыжеватому и, повернувшись к соколам, обронил: – Время рассудит. Место покажет.

Старший из соколов наклонил голову:

– Место при деле. Время не ждет, – словно согласно некоему ритуалу, ответил он.

Майор и старший сокол резко поклонились: так кланяются дуэлянты, прежде чем шагнуть к барьеру. Оборотни развернулись спинами, чуть не зацепив прижавшихся друг к дружке ребят, и разошлись. Лишь легкое поскрипывание тележек сбивало торжественность их ухода.

Богдан шумно перевел дух:

– Повезло!

– В чем это?

– Они пиво разное любят! Представляешь, если б они с двух сторон к одной бутылке кинулись?

Бегом проскочив турникет, ребята выкатились из супермаркета. На улице, у высоких ступенек, скучали пара армейских джипов и белые разрисованные микроавтобусы.

– А писали, весь остров дубами засажен. Надули вчистую, – часа через два, придерживая набитые продуктами сумки и волоча купленные на базаре крепкие деревянные швабры, ребята миновали мост через Днепр и выбрались из городского автобуса в заповеднике острова Хортица.

Долго шли лесной тропой, потом свернули на поросшее странными, зловеще багровыми колосками поле и зашагали мимо невысоких земляных валов, уцелевших на месте стародавней фортеции.

– Если и были тут дубравы, остались от них сплошные сосны и шелковицы, – Танька вздохнула, оглядываясь назад, где между черно-багряных камней скальной кручи над Днепром упорно цеплялся корнями единственный маленький дубок. – Надо было летом приезжать, шелковица – она вкусная.

– Парень из нашего класса ездил сюда летом, с родителями, – неожиданно заговорил молчавший всю дорогу до острова Богдан. – Рассказывал: тут даже в будний день народу полно. Пляжники, туристы с палатками, альпинисты на скалах тренируются. А сейчас – вы заметили? – пусто.

Ирка задумалась. В автобусе, что вез их на остров, ребята были одни. Зато встречные летели переполненные, словно люди торопились как можно скорее убраться отсюда. Девчонка огляделась. В поле мирно стрекотали цикады, но воздух был напоен тревогой и затаенным, мучительным ожиданием.

– Лето кончилось… – нерешительно предположила Танька и смолкла, подставив лицо жарким солнечным лучам. – Ну и ладно. – Девчонка решительно встряхнулась. – Зато в гостинице точно места будут. Нам туда. – Она ускорила шаг, завидев вдалеке самый настоящий бревенчатый тын. – Вещи оставим, умоемся, оглядимся спокойно, сообразим, что нам с Иркой делать…

Ее оптимистичный монолог прервался. Вдали послышался слитный шум моторов. Ворота из тесаных бревен дрогнули и медленно, плавно распахнулись. С неспешной солидностью подкатили два военных джипа и разрисованные белые микроавтобусы.

– Ложись! – Троица друзей рухнула в кусты у тына.

Дверцы машин распахнулись. Сбившись в две плотные кучки и сторонясь друг друга, вовкулаки и соколы двинулись в ворота гостиницы.

– Ну и куда нам теперь деваться? – протянула Танька, когда ворота за оборотнями захлопнулись.

 Глава 11   Пылып и его волхвы 
Совершенно потерянные, друзья сидели под кустом, передавая друг другу пластиковую бутыль колы. День медленно двигался к вечеру. Воздух тяжело, будто спелая виноградина соком, наливался душной тревогой. Темная решетка теней расчертила поле, ветра не было, но багровые колоски сами собой колебались, потряхивали метелками, осыпая кровавую ржавчину пыльцы. Запоздалая компания туристов, придерживая наспех собранные рюкзаки и тоскливо-воровато озираясь, протопала по тропе. Танька попыталась их остановить, спросив, нет ли здесь другой гостиницы или кемпинга, но они лишь покосились на ребят безумными глазами и, не отвечая, припустили прочь, все ускоряя и ускоряя шаг. Ворота из тесаных бревен оставались закрытыми, за деревянным забором стояла такая мертвая, неподвижная тишина, словно обе многочисленные команды вовкулак и соколов, пройдя «казацкую» гостиницу насквозь, растворились в иных мирах и пространствах.

– Нас сюда не пускали, вопили: опасно, опасно! А сами приперлись. Зачем? – Танька вытерла сладкие от колы губы и поглядела на бутылку с отвращением. – Надо было минералку брать, от этой только больше пить хочется.

– Может, у них самих тут какая-нибудь активация? – предположил Богдан. – Ну, допустим, новый вовкулака завелся, надо его перекидываться научить.

– Тогда чем Ирка им помешала? Учились бы вместе.

– А вдруг на всех не хватит? Может, у острова – ну, я не знаю… – пропускная способность ограничена? Один новый оборотень на один Солнцеворот?

– Если так, соколам тут тем более делать нечего, – резонно возразила Ирка. – А разговоры их про место, время, урочный срок… Да еще – помните? – во время налета на майора тот сокол требовал, чтоб наш вовкулака «ее» отдал.

– Ее? Власть? Территорию? – предположила Танька. – Думаешь, две группировки оборотней тут стрелку забили? – Она пристально уставилась на глухой тын, словно надеясь пронзить его взглядом насквозь. Снова отхлебнула колы. Вроде и тонизирующий напиток, а ясности в мозгах не прибавилось. Танька недоуменно потрясла головой. – Чушь какая-то! Что им делить, у них же эта самая территория в принципе не совпадает! Соколы – они вверху, а вовкулаки внизу…

– У взрослых иногда бывают потрясающе кретинские идеи, – тоном антрополога, обсуждающего загадочные обычаи дикого племени мумба-юмба, припечатал Богдан. – Может, соколы вовкулакам небо заслоняют или еще чего похуже…

– Ага, летают и сверху прицельно между ушами гадят! – саркастически хмыкнула Танька. – Списывать на взрослый идиотизм проще всего. А попробовать понять взрослых никто и не пытается!

Развить тему не удалось. Из простирающейся по другую сторону тропы шелковичной рощицы высунулась морда упитанной, крутобокой гнедой лошадки со щегольски выстриженной начесанной гривкой. Лошадка звякнула уздечкой, поглядела на ребят темными ласковыми глазами, шагнула вперед… Верхом на лошадке восседал такой же упитанный милиционер с круглой кошачьей физиономией. Ветви дрогнули снова, и следом за гнедой из рощицы показалась еще одна лошадка, маленькая и вороная. Такая же кругленькая и хорошо кормленная. У нее был слегка негритянско-хипповатый вид из-за украшавших гриву тонких разноцветных косичек. Ее всадник был высок и столь длинноног, что подошвы его форменных милицейских ботинок то и дело царапали по земле. Рост и грустная вытянутая физиономия делали его похожим на Дон Кихота, но вместо надколотого бритвенного тазика на голове сидела сбитая набок милицейская фуражка. Лошадки неспешно подтрусили к сидящим на земле ребятам, а оба всадника задумчиво воззрились на детей сверху.

– А шо то вы, диты, не к ночи будь помянуты, – трубным басом, неожиданным в столь тощем теле, спросил длинный и трижды сплюнул через левое плечо, – шо то вы робыте, та без дорослых, та ще под самым тыном, за которым ответственные работники нашего ведомства, та ще из другого города, та ще и на ответственную встречу приехавшие, спокойно сидят та сил набираются? Та шли бы вы, диты, тьфу на вас та от вас, – он снова трижды сплюнул, – шли бы вы себе до дому, до батькив, до черта лысого, абы подали отсюда! Йдить, йдить, целее будете! Недоброе тут сейчас время заходит, а в недоброе время и место недобрым становится…

– Все менты сговорились, что ли? – вскинулась Ирка. – Что им, общая ориентировка поступила – нас с острова спровадить?

– Ну ты дывысь, якая наглая! – возмутился длинноногий. – Добрые люди, – он слегка запнулся, – об ее же пользе стараются, а она ще и гавкае, мов собака, видьма нэповнолитня! А якщо я тебя, та по праву хортицкой конной милиции, через седло перекину, та вывезу отсюда, пока зовсим темно не стало?

– Лошадь есть – ума не надо! – отчеканила Ирка, чувствуя, что свирепость, багровая, как колоски простирающегося перед ними поля, вскипает у нее в душе.

– Ах ты ж… – начал длинноногий.

Молчавший до этого круглолицый мент вдруг перегнулся с седла, поочередно обвел ребят взглядом, задержался на Ирке и вдруг, зашипев, раздвинул зубы то ли в улыбке, то ли в угрожающем оскале:

– А не гони ты их отсюда, дядька Мыкола! Такие шибко разумные молодые люди, да с железным мечом, да со швабрами. – Мент безошибочно кивнул на плотно упакованный в целлофан сверток, действительно содержащий швабры девчонок и Богданов меч. – Да еще с бутылкой такого модного импортного напитка. – Он издевательски ухмыльнулся и кивнул на пузырь кока-колы. – Мало ли чего они ищут на Хортице в ночь перед Солнцеворотом?

И вдруг Ирка почувствовала, что бешенство угасает, словно из шланга, залитое стыдом. Что не так с этой несчастной кока-колой, она не знала, но вдруг отчетливо поняла, что выглядят они, все трое, полными и абсолютными придурками. Ну вот действительно: с ведьминскими швабрами, с мечом здухача – и при бутылке колы! Вроде как в вечернем платье – и на лыжах! Ирка отчаянно, до слез покраснела.

– Нам… мне… очень надо! Очень! – воскликнула она.

Круглолицый мент явно собирался сказать еще что-то язвительное, но вдруг поглядел на Ирку повнимательней, сильно потянул носом воздух…

– У тебя что, кот живет? – с изумлением вопросил он.

Ирка пожала плечами. Кивнула.

– Ну и как же он с тобой?.. – с безграничным сочувствием к неизвестному коту поинтересовался круглолицый мент.

Ирка тяжело вздохнула:

– Сначала плохо. Теперь привыкает. Что ж поделаешь, так уж вышло…

Круглолицый тоже вздохнул, нерешительно покосился на длинноногого:

– У нее кот… – словно это что-то меняло, пояснил он.

Длинноногий покачал головой:

– От завжды ты, симпатии личные, до дела отношения не имеющие, припутываешь! А, робы як знаешь… – Длинноногий безнадежно махнул рукой.

– Так ведь кот… – явно оправдываясь, сказал круглолицый и нехотя буркнул, обращаясь к Ирке: – За берегом, там, где пляж, дырку такую, круглую, как труба, в земле видели? А в той дырке родник бьет?

Ирка молча кивнула.

– Ну и ото ж! – довольно протянул круглолицый мент и принялся разворачивать лошадку. Похоже, он считал, что все нужные подсказки сделаны и объяснения даны.

Ирка растерянно глядела ему вслед. Он поймал ее взгляд, на краткий миг задумался и запустил руку в седельную сумку. В траву перед Иркой упала самая обыкновенная маленькая пластиковая бутылочка с водой.

– По первости тебе хватит, а там сама разберешься. – Мент ткнул свою коняшку пятками.

Тяжело вскидывая упитанными задками, лошадки потрусили сквозь багряное поле.

Ирка присела на корточки, отвернула пробку на бутылочке и отхлебнула глоток. Остро пахнущая сырой травой и свежестью, невероятно холодная вода заледенила зубы. Перехватило дыхание, потемнело в глазах… Прояснилось…

Лучи заходящего солнца стлали на багровое поле переливы красного света, превращая его в сплошное колышущееся озеро. Крови? Огня? Грудью рассекая кроваво-огненные волны, мчались кони. Легко взлетая в седле вороного, скакал навстречу закату длинноногий мент. Рядом с ним, вцепившись в луку седла когтистыми лапами, гнал гнедого в галоп громадный кот. Торчал трубой распушенный хвост, и толстые полосатые бока подрагивали в такт неистовой скачке.

Ирка сунула бутылочку с водой Таньке. Безжалостно выплеснула на землю остатки колы.

– Я к роднику, за водой! – крикнула она, вскакивая на вытащенную из пакета швабру.

Проносящаяся под шваброй земля была безлюдна, но не пуста. Легкие, невесомые силуэты старых крепостей возникали над уцелевшими земляными валами, беззвучно вспыхивал пушечный огонь, и призрачные фортеции развеивались с клочьями порохового дыма, чтоб мгновение спустя возникнуть снова.

Недра рощ проблескивали неверными огоньками: вспыхивали, меркли, словно фонарики на новогодней елке, разгорались опять. Ирка взмыла выше. Почти в самом центре острова ровно и уверенно светилась круглая поляна размером со школьную спортплощадку. А внутри ее, накладываясь один на другой, сплетаясь в сложном рисунке, мерцали, переливались круги поменьше. Ирка ощутила, как нечто, словно бы мимолетно, коснулось ее, настойчиво зовя туда, к этим сияющим кольцам.

Но стремительно летящая метла уже пронеслась мимо. Ирка оглянулась. Свет загадочных колец потерялся в алых отблесках заката. Ведьмочка летела над берегом. Последние закатные лучи бросали на волны красноватые блики, цеплялись за черно-багровые камни днепровских круч. Закат угасал, солнце проваливалось за горизонт, но призрачное свечение черных камней не потухло. Налетевший ветер волнами гонял метелки степного ковыля на соседнем, крохотном островке Байды. Далеко-далеко, на пределе слуха, гремела битва, взблескивала сабельная сталь, тени длинных запорожских «чаек» неслись мимо, пеня веслами воду.

Ирка спикировала на песчаную кромку пляжа, побежала по замусоренной асфальтовой тропинке вглубь, к дышащей холодом круглой дыре в земле. Парящие над дырой клочья прозрачного белесого тумана раздались в стороны, цепляясь за выброшенные упаковки чипсов. Родниковая струя с силой ударила в пластиковое дно. Бутыль тяжелела, наполняясь.

Возвращаясь, Ирка осторожно зависла неподалеку от поляны с переплетающимися кругами. Да, ее, несомненно, тянуло сюда. Не просто тянуло – волокло, почти сдергивая вниз из поднебесья.

– Фиг вам, одна не попрусь, – уверенно заявила Ирка, пришпоривая свою швабру и заставляя ее вырваться из настойчивого притяжения кругов на поляне.

Танька поджидала подругу на прежнем месте. У ног ее валялась пустая бутылочка из-под воды, глаза горели ведьминскими болотными огнями. Богдана не было видно.

– Принесла? Хорошо. Пока ты летала, мы тут людей нашли, у них свободная палатка есть, могут нам уступить, – почему-то мрачно объявила Танька. – Только они такие… не так чтоб очень… Не агрессивные, но мама не одобрила бы.

Вскинув на плечо свой рюкзак и зажав швабру под мышкой, Ирка пошагала вслед за подругой. Они направлялись прочь от берега, в глубину острова. В наступающей тьме замаячила очередная купа зелени: слишком высокая для травяного поля, слишком низкая для полноценной рощи, и на кусты непохоже – растения стройные, вытянутые. Ирка сбилась с шага, всматриваясь. От изумления у нее отвисла челюсть.

– Это что такое? – обалдело спросила она.

– Оно самое, – все так же мрачно хмыкнула Танька. – Я тоже не верила, когда говорили, что конопля – это дерево. А она вот, растет себе, здоровенная вымахала. Прав был Богдан – чертов остров.

В мгновение ока мясистые стволы раздались в стороны, и темная фигура выпрыгнула на Ирку столь стремительно, что девчонка шарахнулась в сторону и не смогла сдержать испуганного вскрика.

Фигура удовлетворенно хмыкнула, шагнула поближе и оказалась совсем не страшным бородатым очкариком богемного вида. Встрепанные патлы выбивались из-под яркой желто-зелено-красной шапочки. Между губами была зажата самодельная сигаретка.

– Вы не правы, дорогая Татьяна, отнюдь не правы! Зовите этот остров чаривным, заклятым, даже чудесным, но чертовым… Фи, милая моя! Вы же не дикая селючка какая, и даже не примитивная горожанка, вы-то должны понимать, что именно здесь упомянутый вами господин никаких особых преимуществ не имеет и является всего лишь равным среди равных. – Он вынул изо рта сигаретку.

Приторный дымок поплыл в воздухе, заставляя Ирку брезгливо поморщиться. Очкарик переключил свое внимание на нее:

– Ваши друзья, нет, позвольте сказать – наши общие друзья, – он приобнял Таньку за плечи, девчонка немедленно высвободилась, – много рассказывали о вас, дорогая Ирина. Разрешите представиться, Филипп! – Резким жестом, будто отрубая что-то, он сунул Ирке ладонь.

– Филипп? – переспросила Ирка, пожимая холеную руку, и покосилась на заросли конопли. – Пылып з конопэль?

– О-о-о! – восторженно взвыл очкарик. – Помнит! Она меня помнит! – Он подхватил Ирку под руку и поволок вдоль строя конопляных стволов. – После стольких лет почти полного забвения приходит человек – ну, пусть не совсем человек – и узнает! – Филипп остановился как вкопанный, рывком заставив остановиться и Ирку. Вонючая сигарета выпала у него изо рта, уголки губ плаксиво поползли вниз. – А ведь было же время, когда меня это не удивляло! – трагическом тоном объявил Филипп. – Подумаешь, узнали. Да меня все знали! Нет, конечно, по Мировому Древу не порхал, миры пронзая от верхнего до нижнего, небо и твердь не сотрясал, как некоторые… – Он махнул рукой куда-то в сторону, Ирке показалось – туда, где на круглой поляне сплетались светящиеся круги. – Но имел хоть и камерную, зато твердую известность! Я выскакивал, соответственно «з конопэль», – он указал на зеленые заросли, – селюки пугались, вот как вы только что. И все расходились довольные! Влился органично в идиоматику языка – ну, выражение такое, сами знаете: «скачешь, мов Пылып з конопэль». Я был уверен: меня никогда не забудут! – Очкарик яростно помотал пальцем… и снова сник. – И вот – новое время, новые герои. Забыли! А если кто и помнит Пылыпа з конопэль, то, верите ли, – он огляделся и вытянул губы, щекоча Иркино ухо жарким, пахнущим дурманом шепотом, – с детьми кукурузы путают, бестолочи!

Филипп снова подхватил Ирку под руку и потащил дальше, обходя заросли родной конопли.

– Но ничего! – бодро объявил он. – Сперва, конечно, впал в депрессию, страдал, переживал. Потом приспособился. Полностью сменил имидж. Пустил в ход некоторые, как бы это сказать, побочные эффекты моей первоначальной деятельности. Кстати, не желаете ли? – Он ловко выхватил из заднего кармана джинсов тяжелый золотой портсигар, раскрыл. В тусклом желтом блеске аккуратными рядками лежали самодельные сигаретки, набитые мелко порезанной сушеной травой.

Мгновение Ирка тупо глядела в портсигар, потом до нее дошло. Она судорожно сглотнула и шарахнулась в сторону.

– Ну-ну, зачем же так нервно реагировать! Не желаете – и не надо, дело совершенно добровольное. Хотя я бы рекомендовал. Исключительно для жизненного опыта. Между прочим, товар отборный, это я вам как Пылып з конопэль заявляю. Нет? О, а я-то думал, вы уже взрослая… – с разочарованием в голосе протянул он, искоса поглядывая на Ирку.

Девчонка жестко усмехнулась. На слабо дурочек покупай вроде Оксанки Веселко.

– Так на чем мы остановились? – Филипп вновь подхватил Ирку под руку. – На данный момент имею весьма широкую сферу влияния и даже, как бы это сказать… – Он снова огляделся. Ирка едва успела отшатнуться, убирая ухо. – Нечто вроде личных волхвов. Некоторые, особо избранные, под Солнцеворот наезжают сюда ко мне, в хортицкие конопли. Сближаются с первоисточником…

Они наконец обогнули конопляные заросли. У края конопляной рощицы пылал костерок, а вокруг компания разновозрастных бородачей в точно таких же, как у Филиппа, пестрых шапочках задумчиво курила самодельные сигаретки. Магнитофон тихо сочился музыкой рэгги. Чуть дальше, вплотную примыкая к плотной стене конопли, был разбит палаточный городок.

– Милости прошу и вас! – Пылып з конопэль гостеприимно простер руку к костру. – Надеюсь, не откажетесь от нашего общества?

Ирка переглянулась с молча шагающей позади Танькой.

– Для начала, если можно, хотели бы заглянуть в палатку. Вещи оставить, то, сё…

– Вещи, конечно же, вещи! – вскричал Пылып з конопэль, откидывая полог одной из палаток. – А что касается того, сего… Поверьте мне, одна затяжечка – и вы увидите такое… Ждем вас! – Полог упал, оставляя девчонок одних.

Ирка в изнеможении рухнула на надувной матрас.

– Ну ничего себе! Во влипли! Ты хоть понимаешь, кто все эти люди?

– Любимые волхвы этого… Пылыпа з конопэль… – Танька брезгливо скривилась. – Кажется, их растаманами называют. А попросту говоря, траву косят, косяки забивают и курят! У нас в художественной школе одна девчонка была… Конкурсы выигрывала, ее картины на выставку в Нью-Йорке попали, их там купили с ходу! Зарабатывать стала. Ее и в Италию учиться приглашали, и в Штаты. Мама ее ходила гордая такая, счастливая. А девчонка на тусовке вот с такими встретилась… Раз косячок забила, два… А потом на все на свете забила, кроме тех косячков. Больше года за кисть не берется, приглашения все отменила… – Танька покачала головой.

– Прямо все подозрения нашей классной сбываются, я таки связалась с наркотиками! Слушай, а может, смотаемся отсюда? Меня вон тоже уговаривать начали.

Танька покачала головой:

– Ну ты ж не дура соглашаться? А силой нас заставить… – Она ухмыльнулась. – Ха, мне даже хочется, чтоб они попробовали!

Девчонки помолчали.

– А отдохнуть надо! – разрывая печальную тишину, припечатала Танька. – И не под кустом, а в более-менее нормальных условиях. – Девчонка огляделась, оценивая плотно накачанные надувные матрасы, раскладной столик, лампочку на батарейках. Вдруг лицо ее стало напряженным. – Стоп, а где Богдан? Он же тут оставался! Неужели к костру пошел, дурень?!

Сорвавшись с места, Танька вылетела из палатки. Ирка выскочила за ней.

 Глава 12   Искушение коноплей 
Все тем же кружком растаманы сидели у костра. Глаза их ярко блестели, дурманный серый дымок сигареток плыл над головами, сплетаясь с черными дымными язычками костра.

Из тени, еще более густой у границы света, слышался убедительный бархатный голос Пылыпа з конопэль:

– Настоящий мужчина должен попробовать всё! Этим он и отличается от мальчишки!

Филипп протягивал Богдану открытый золотой портсигар. Пацан как будто и отодвинулся в сторону, как будто и руку вскинул в отрицательном жесте, но было в его движениях некое раздумье, колебание. Это видела даже Ирка, а уж многоопытный повелитель конопли просек моментально!

– Ведь это глупо и даже несправедливо! – Мягкий напор усилился, голос Филиппа журчал, обволакивал. – Все говорят – гадость, и вы, как маленький, за ними повторяете! А самостоятельность суждений? Право на собственное мнение? Взрослый, опытный мужчина никогда не судит с чужих слов, он сперва сам разберется, а уж потом решит. Без подсказок!

Рука Богдана дрогнула и хоть и нерешительно, но все же потянулась к портсигару.

– Вы мне по-настоящему нравитесь, молодой человек! – восторженно объявил Филипп. – Сразу видно независимую личность!

Позади него выросла темная тень. Широко размахнувшись, Танька влепила ногой прямо по золотому портсигару. Ярко блеснув в свете костра, он взлетел в воздух, самокрутки весело посыпались вниз, обсыпая сидящих травяными крошками.

– Косяк пролетел, – задумчиво глядя на упавшую у его ног сигаретку, произнес седой мужик у костра и медленно затянулся своей самокруткой.

Выбитый Танькой портсигар крутанулся в воздухе и вернулся прямо в подставленную ладонь Пылыпа з конопэль.

– Что за нервные выходки, дорогая Татьяна! – покачал головой Филипп. – Понимаю: городская жизнь, переутомление, стресс! Не желаете ли успокоиться, восстановить душевное равновесие? – И он сунул раскрытый портсигар Таньке под нос.

Портсигар был по-прежнему полон, сигаретки так и лежали в нем аккуратными рядами.

Не обращая внимания на повелителя конопли, Танька уперла руки в бока и гневно нависла над сидящим на земле Богданом.

– Это как понимать? От блондинок фигеешь, теперь решил вообще с последними мозгами распрощаться?

– А что ты мне всё указываешь, вечно распоряжаешься? – Богдан вскочил. – Кто ты вообще такая, чтобы мной командовать?

– Правильно, парень, покажи ей! – немедленно вмешался Филипп. – Настоящий мужчина не должен позволять…

Танька медленно обернулась к нему. На меловой бледности ее лица кровавой щелью алел рот и зловещими болотными огнями пылали глаза. Волосы взвились светлым ореолом. На них заплясали зеленые искры. Порыв злого ледяного ветра хлестнул повелителя конопли по лицу, стебли конопли пригнуло к земле.

Филипп успокаивающе вскинул ладони:

– Всё, всё! Понял, осознал – у вас сугубо частный, личный разговор! Удаляюсь, оставляю вас, приятной ночи, чувствуйте себя как дома… – Осторожно, шаг за шагом он пятился, пока не уперся спиной в родную коноплю.

Стебли раздвинулись, пропуская хозяина, и Пылып з конопэль канул в глубинах конопляной рощи.

Ветер стих, волосы упали Таньке на плечи, лишь огонь в глазах не гас. Она яростно уставилась на Богдана:

– Он еще спрашивает, чего я командую! Того, что сам ты никакой! Тобой не командовать – ты уши развесишь и за каждой сволочью з конопэль потащишься!

Мальчишка ответил ей таким же бешеным взглядом:

– Зато ты у нас самая умная, самая главная! Все ты знаешь: и как Ирке оборотнем стать, и как у бизнесменов гонорар побольше выторговать. Такая вся из себя крутая! А я, значит, полный идиот! И Ирку в этом убедила! Нет, когда вам здухач понадобился, так сразу: «Богдан, помоги!» Не нужен стал – всё: «Богдан, ты никакой, простой, обыкновенный!» Вы же с Иркой меня в грош не ставите! Ты гадости говоришь, Ирка мне вообще глаза отводит!

– Я-то при чем? – пробормотала Ирка.

Но Богдан ее не слышал, он глядел только на Таньку и орал:

– Даже деньги, которые на моем собственном счету лежат, я без твоего разрешения взять не могу! Я отцу машину хотел купить, чтоб он по два часа на работу не добирался! Так нет, нельзя, великая бизнес-ведьма Танька не разрешает! Проценты, видите ли! А я отца поберечь хочу! А он теперь со мной не разговаривает!

– Из-за того, что ты ему машину не купил? – обалдев и от Богданова напора, и от последнего заявления, ахнула Танька.

– Дура! Из-за пива! Унюхал, что от меня пивом пахнет!

– Что-о? – вскинулась Танька. – Сперва пиво, теперь наркота, ты что, совсем приду…

– Да, я придурок! – взревел в ответ Богдан. – Законченный кретин! Потому что о вас беспокоюсь! Когда вы меня у майора в квартире бросили, а сами вовкулак спасать улетели, я из холодильника весь запас этой пакости выпил! Мерзкой, горькой, противной! Пил! Чтоб заснуть! Чтоб здухачем стать и вам на помощь лететь! Примчался, козел! А ты мне? – Он манерно вытянул губы в трубочку и, явно передразнивая Таньку, произнес: – Чего приперся?.. И без тебя обойдемся… Вали отсюда… Я и свалил! Потом чуть не сдох! Майор, когда к себе вернулся, час мне желудок промывал! Меня три дня качало! А вы… – Безнадежно махнув рукой, мальчишка круто развернулся и кинулся прочь от костра, во мрак.

– Богдан! – крикнула Ирка, бросаясь за ним. – Куда? Стой! Что за глупости?!

Впереди мелькала темная тень, слышался топот ботинок. Ирка попыталась бежать быстрее, споткнулась о выступающий корень, упала.

– Богдан, вернись! – крикнула она в сгустившуюся тьму.

Ответа не было. Топот ботинок затих вдали.

Девчонка повернула к костру.

– Я ж говорю – придурок, – с неловким смешком сказала Танька и опустила глаза. – Чего он вдруг взбрыкнул? Все вроде нормально было…

– Нормально? Это ты называешь нормально? – порыкивая от злости, сказала Ирка. – Ты постоянно к нему цепляешься! Я тебе сто раз говорила: прекрати, а ты все цепляешься и цепляешься! То Богдан тебе тупой, то…

– А он ко мне не цепляется? То зад у меня толстый, то на заборе он меня бросить хотел…

– Так ведь не бросил же! А вот ты его там, у майора, бросила! Ты ж его запросто усыпить могла! И не пришлось бы ему травиться!

– Ты тоже могла!

Ирка сникла. Кивнула.

– И я могла. Торопилась, ссориться с тобой не хотела, посчитала, что без него справимся. А Богдан за нас испугался. Все сделал, чтоб на помощь полететь. А мы его обидели. – Опустив голову, девчонка побрела к палатке.

Скрылась за пологом, а через минуту вернулась, держа швабру под мышкой.

– Ты куда?

– В одном Богдан прав, – сказала Ирка. – Это он, когда спит, очень крутой, а когда бодрствует – обыкновенный пацан. А здесь сейчас обыкновенным не место. – Она вскочила на швабру и понеслась над землей, внимательно вслушиваясь и всматриваясь во тьму.

Через мгновение Танька догнала ее.

 Глава 13   Кладов не предлагать! 
– Ото пышный молодый паныч! – Пожилой сивоусый дядька, совершенно в Танькиной манере уперев руки в бока, широко растопырив локти, стоял поперек тропы.

Богдан готов был поклясться, что еще секунду назад там никого не было.

– Никакой я не паныч! – буркнул пацан.

Разговаривать не хотелось, да и дядька выглядел настораживающе: полуголый, в одних темных широких штанах да смушковой шапке на голове. По широкой дуге Богдан двинулся в обход загораживающего тропу незнакомца.

И тут же на плечо ему, пригибая к земле, упала тяжелая рука. Дядька, мгновение назад стоявший на середине тропы, теперь нависал над Богданом. Мальчишка видел, как туго сплетаются мускулы у него на груди и на руках. Немолодой, а накачанный – прямо культурист.

– Може, и не паныч, а може, и паныч! – засомневался сивоусый, вглядываясь Богдану в лицо. – Паныч, мабуть, вже б в штаны наклал, гуляючи тут сам-самисенький, та под Солнцеворот. Що, хлопец, як штаны, сухи?

– Не ваше дело, – огрызнулся Богдан. – Плечо пустите, ну!

– Ще не запряг, а вже нукает – как есть паныч! – Пальцы сжались, будто тиски.

Плечо стрельнуло болью, выжимая из глаз слезы.

Конечно, без оружия – это не его, ему бы меч, но меч остался в палатке, а полуголый дядька здесь, и надо выкручиваться, потому что неизвестно, чем такая встреча на темной тропе может закончиться. Богдан начал действовать. Как учили. Дядьке ребром ладони по запястью, резко двинуть плечом, освободиться, ухватить нападающего за большой палец…

Не вышло. Дядька легко переступил, подстраиваясь под Богдановы движения, плеча не выпустил, пальцы свои уберег. И громко, заливисто расхохотался:

– Не, якый же ты паныч! Ты настоящий казак! Такой и черта не забоится! – Сивоусый разжал пальцы, но тут же дружески обнял Богдана за плечи, встряхнул, снова отпустил. – Эх, нравятся мне отважные хлопцы! – Теперь от дядьки прямо волнами исходило дружелюбие.

Богдан мрачно усмехнулся. Сегодня на этом острове он нравился всем. Буквально каждому встречному. Наверное, лучше ему с этими самыми встречными и оставаться. А не навязывать девчонкам свое общество, раз уж оно им не подходит. Особенно Таньке.

– Парень! – В мах сорвав с себя шапку, сивоусый шваркнул ее себе под ноги, открывая бритый череп с одной-единственной длинной прядью. – Раз уж ты меня не испужался, будет тебе за то награда! Слушай меня, хлопче! – Снова ухватив Богдана за плечо, он почти поволок его за собой по тропе. – Байку тебе расскажу, как есть правдивую! Давно то было! Ходили мы з братьями-казаками на Черный шлях, да под самый Перекоп, татарву пощипать! Лупили их, нехристей, за веру православную и добыли на том изрядный скарб, та повезли соби до дому! Алэ ж погналася за нами клята татарва, день за днем гнала: через степь та через Днипро. И решили тогда панове-братия скарб здесь зарыть, чтоб не достался клятым! – Дядька остановился, понизил голос, заговорщицки огляделся по сторонам. – Зарыли-заговорили, на пять смертных голов та на долгие сто лет! Жребий меж собой кинули, и выпал тот жребий на меня! Схватили меня хлопцы, Слово крепкое наложили, чтоб обретался я при том скарбе под землей и его охранял! Аж пока не найдется парубок бесстрашный, настоящий казак… – Дядька тяжко вздохнул и начал тащить Богдана дальше. – Вот и выхожу каждые сто лет на Солнцеворот, шукаю. Три раза вылезал, всё без толку. А на четвертый ты подвернулся! Не перевелись еще лыцари!

– Прямо как в сказке: один раз не испугался – сразу мешок золота получи. В жизни так красиво не бывает! – Богдан отступил подальше, подозрительно глядя на старого казака. Ох, что-то крутит он, выползень подземный!

– Не веришь? Или труса празднуешь? Не такой ты и отважный, как по первости мне сдалось! – пренебрежительно хмыкнул сивоусый. – Сам гляди, хлопче! Пойдешь со мной – твой скарб будет, та и у меня своя выгода – служба моя закончится, на поверхность выйду. Соскучился под землей, воли хочу! Не пойдешь – я на следующие сто лет под землю уйду, а потом снова спробую отважного знайти. А ты всю жизнь локти кусать будешь, что проворонил свое счастье.

Богдан задумался. Настоящее казацкое сокровище! На миг его воображению представился кадр из кино про Али-бабу. Подносы с золотыми монетами, золотые кувшины, драгоценности! Самоцветы! Да про человека, который такое найдет, даже Танька не осмелится сказать – никакой! А оружие? Кривые татарские сабли, кольчуги тончайшего плетения! К турнирам и ролевкам доспех самому приходится делать, а тут такое сокровище! Не-ет, этот клад упускать нельзя! А риск…

– Чи може, тоби, хлопче, не велят с чужими дядьками водиться? – насмешливо спросил сивоусый, и это стало последней каплей.

– Все мои велельщики далеко. – Богдан посмотрел туда, где остались палатка и девчонки, и решительно зашагал по тропе.

– Ото добрэ! – торопливо пробормотал сивоусый и, обогнав Богдана, пошел впереди.

Роща закончилась, тропа вывела их на поросший сухой травой и редкими осенними цветами настоящий кусок степи. Они пошли, вздымая ногами мелкую пыль. Земля шевелилась. Вздымалась и опадала, словно под тонким слоем почвы гуляли настоящие морские волны. Далеко впереди вспучился высокий курган, а на его вершине…

– Кто это? – Богдан замер, разглядывая строгого золотого всадника верхом на серебряном коне.

– Та насправди нихто, зовсим нихто, – с суетливостью, не вязавшейся с его суровым обликом, зачастил сивоусый. – Нэ дывись ты на него, хлопче! От чертяка, щоб його в пекле вилами в бок! – Дядька осуждающе покачал головой, видя, как золотой всадник вдруг исчез и снова появился, уже в другом месте. – Ходить шукаты ему лень, так он личину себе придумал, та пидманюе! Пишлы, хлопче, швыденько!

Они снова зашагали. Богдан вздрогнул. Совсем рядом, у самых его ног земля вдруг распахнулась, открывая бездонный колодец, и гулкий голос тяжко, с явной завистью вздохнул:

– А у него хлопец есть…

– Есть, алэ ж тилькы для сэбэ! – не оглядываясь, на ходу отбрил сивоусый. – Сам дистань, а чужого не замай!

Он ускорил шаг, уже почти бежал, торопливо проскакивая мимо вспучивающихся курганов и раскрывающихся провалов.

– Кто это все такие? – невольно придвигаясь поближе к своему проводнику, спросил Богдан.

Дядька помолчал и, наконец, неохотно выдавил:

– Та за четыреста лет чимало скарбив на Хортице позакопано! Ну ось, мы и прыйшлы. – Он вздохнул с явным облегчением. С силой топнул ногой.

Земля поплыла, будто вода, распадаясь на две части. Перед Богданом раскрылась крутая, почти отвесная лестница, сложенная из необработанных камней.

– Ну що, хлопче, будемо меняться – ты со скарбом, я на волю? – хитро прищурившись, спросил казак. – Спускайся, там твоя доля!

– Ты первый иди! – торопливо сказал Богдан, на всякий случай отступая подальше от каменных ступеней.

Дядька покачал головой:

– А всэ ж трусишь ты, хлопче! Уж и не знаю, отдавать ли тебе скарбы лыцарские! – искоса поглядывая на Богдана, протянул сивоусый.

– Не хочешь – и не надо, к конкурентам пойду, может, они не такие переборчивые, – пожал плечами Богдан и сделал шаг в сторону.

– От сразу ты мне глянулся! – покрутил бритой головой сивоусый. – И отвага, и розум, все при тебе! Будь по-твоему! Ступай за мной, только не отставай!

Дядька шагнул на первую ступеньку. Уходящая в недра земли лестница озарилась неверным, мутным светом, словно бы от сотен гнилушек.

Мальчишка минуту помедлил и осторожно двинулся следом. Отвесные ступени уходили все ниже и ниже. Наконец Богдан остановился на последней. Высоко над головой чернел неровный квадрат лестничного колодца, словно крышкой, прикрытый темным куском неба. У ног открывалась маленькая – человеку только сесть, – выкопанная в земле камора. В глубине земляной каморы Богдан увидал старый, рассохшийся сундук и расколотый глиняный горшок. В осколках насыпом лежало что-то мелкое, круглое, тусклое…

– Ну ось, все, як обещал! Владей, хлопче! – Широким жестом – гуляй, душа! – сивоусый махнул на горшок с сундуком.

Бочком-бочком, не сводя глаз с благодетеля, Богдан спустил одну ногу со ступеньки, подцепил крышку сундука… Осыпая гнилую деревянную труху, крышка приподнялась. До самого верха сундук был забит старыми седлами с немногочисленными серебряными заклепками, поношенными татарскими лисьими малахаями… Сверху гордо возлежали расшитый бляшками пояс и старый халат.

– Это – скарб? Вот это вы стерегли?

– А що такэ? Справный скарб! – обиделся сивоусый. – Та якщо б не гналася за нами татарва, мы б ций сундук до ярмарки довезли, потом с неделю б гуляли! А на гроши можно хутор справный купить!

– Ага, четыреста лет назад! А сейчас мне что с ним делать, в краеведческий музей сдать? – Богдан нагнулся, сгребая горсть старинных медных монеток…

– А що хочешь, то и робы, хлопче, мне-то теперь что! – И, пользуясь тем, что Богдан нагнулся, сивоусый ринулся к лестнице. – Скарб взял, с ним и оставайся, а я на волю!

Он мчался наверх, к казавшемуся таким близким темному квадратику неба. А Богдан с ужасом увидел, как земля начинает медленно смыкаться между ним и улепетывающим сивоусым, навсегда замуровывая мальчишку в себе.

– Стой! – заорал Богдан, бросаясь в полуоткрытый проход. Земляные пласты тут же сдвинулись, легли внахлест, перекрывая путь и оставляя лишь крохотное отверстие, в котором всего на миг мелькнула спина сивоусого… и исчезла. Хранитель скарба выбрался на поверхность. Отверстие сползлось в тоненькую дырочку, неуклонно затягиваясь. Затхлый, спертый воздух не шел в легкие, камнем застревая в груди. Всем телом Богдан ударился о стену… Земля не дрогнула.

– Не-ет! – Приникнув губами к отверстию, Богдан отчаянно, безнадежно закричал, уже понимая, что его не услышат, не откликнутся…

Земляная стена рванула вверх, осыпая Богдана плотными комьями. Тяжелое тело сивоусого с разлету рухнуло на битый горшок, кроша его в мелкую пыль. Богдан вскинул голову. На фоне темного квадрата неба, оседлав швабры, парили две всадницы.

– Девчонки, я здесь! – восторженно завопил он, бросаясь к лестнице.

Крепкая, жилистая рука ухватила его за щиколотку, опрокидывая на ступеньки.

– Куда? – прохрипел сивоусый, за ногу волоча пацана к себе, в недра земли.

– Пусти! – отчаянно завопил Богдан, изо всех сил цепляясь пальцами за торчащие из стен узлы корней. – Ты меня обманул!

– Ан неправда твоя, хлопче! – помотал чубом сивоусый. – Казав, що скарб твий буде, а що ты з ним звидси пидеш, уговору не было! Моя стража закончилась, раз ты скарб взял, мне на смену пришел! Мне уходить, тебе оставаться!

– Не брал я ничего! – завопил Богдан и лягнул казака свободной ногой…

– Эть! – словно бы поперхнулись сзади.

Хватка на щиколотке ослабла. Даже не пытаясь встать, Богдан на четвереньках рванул к поверхности…

– Сзади! – донесся сверху испуганный Танькин голос, и прямо перед носом Богдана на ступеньки, звеня, свалился его собственный меч.

В последнюю секунду, спиной ощутив шорох рассекаемого воздуха, пацан перевернулся. Лезвие сверкнуло над его головой. Богдан вскинул навстречу свой меч. Сталь ударилась о сталь.

– Ничего! – ревел сивоусый, и кривая сабля порхала в его руке, норовя достать перекатывающегося мальчишку. – Для замены ты и мертвый сгодишься!

Тупой меч мог лишь парировать пластающие удары казацкой сабли. Но Богдан понимал, что и это долго не продлится. Несмотря на столетнее безделье, сивоусый был профессионалом, лучше любого из мастеров клуба исторического фехтования. Плечо Богдана словно ледяным языком облизало… Боли почти не было, мальчишка лишь увидел, как каплет на каменные ступеньки его кровь.

– Молись, хлопче! – закричал казак, вскидывая саблю для последнего удара.

Бац! Бац-бац! Метко пущенные камни обрушились сверху, молотя сивоусого по голове, плечам. Хранитель клада замешкался, прикрываясь руками. Богдан ударил тупым мечом, словно заступом, ему в грудь. Дядьку смело со ступенек. Богдан снова побежал по лестнице. Квадрат выхода был уже совсем близко, когда он услышал за спиной тяжелое дыхание и понял, что упорный сивоусый вновь нагоняет. Но тут застонал воздух, знакомые руки ухватили мальчишку и поволокли наверх, провозя физиономией по неровным каменным ступеням. На миг Богдан завис между двумя швабрами, словно белье на просушке, потом его бережно опустили рядом с отверстием в земле.

– Не хочу! – взвыло оттуда, и Богдан успел мельком увидеть, как земля неумолимо стягивается вокруг простертого на каменной лестнице сивоусого. Кисть с зажатой саблей еще некоторое время торчала над сомкнувшейся землей, потом принялась медленно погружаться. Вот виднеется уже только клинок, вот осталась лишь половинка, лишь кончик… Вот скрылся и он. Земля пошла кругами, будто вода от упавшего в нее камня, и затвердела окончательно.

– На сто лет, – тихо прошептал Богдан. – Из-за горшка медной мелочи и сундука ношеного татарского шмотья.

– Ты б там вместо него сидел эти сто лет! А потом что? Тоже бы шастал, искал другого дурака на замену? И еще говоришь, не придурок! – Всхлипывающая Танька перетягивала платком кровоточащий порез у Богдана на плече. – Зачем ты с ним пошел? С ним же надо добровольно пойти, иначе у него и власти над тобой нет…

– Ты как догадалась мой меч прихватить? – спросил Богдан.

Танька заюлила, пряча зареванные глаза:

– Да ну! Придумали себе глупость, что здухач ты крутой, а так самый обыкновенный! Фигня! Думаешь, я не видела, как вы в клубе на ваших турнирах рубитесь? И как ты выигрываешь?

– Ты что, на меня смотреть приходила?

– Очень мне надо, на тебя смотреть! – фыркнула Танька. – Так, случайно мимо шла!

– Ну и мне не надо, чтоб ты на меня смотрела. Можешь больше мимо не ходить!

– Как я давно хочу это сделать! – почти простонала Ирка. Слегка поднявшись над землей на своей швабре, она ухватила Богдана и Таньку за воротники и безжалостно затрясла, приговаривая: – Если вы сейчас же не прекратите свои скандалы, я вас на фиг в Днепр скину и притоплю раз и навсегда! До чего вы мне оба надоели!

Они шли к конопляной роще, туда, где осталась палатка. У костра никто не сидел – видно, Филипповы волхвы уже достаточно приобщились и отправились спать.

– Ой, якый добрый паныч и красотки панночки! – ласково пропел мужской голос. Высокий парень в алом жупане выглянул из щели в земляном холме. – А вы здогадайтэся, що в цьому холме?

– Ничего не нужно! – мрачно буркнула Танька, и ребята поспешили к палатке.

Богдан, пошатываясь, доковылял до своего матраса и рухнул, не раздеваясь.

– Бедняга, заснул раньше, чем лег. – Танька потянула через голову свитер.

Полог палатки откинулся. Черноусая башка просунулась внутрь, повела лукавыми темными очами:

– Ой, панночки, любоньки, чи хочетэ знаты, дэ закопанный клад? Та шо ж я пытаю, хто ж цього не хоче!

– Мы, мы не хотим! – Зарычав не хуже Ирки, Танька развернулась и обеими руками вытолкала башку прочь.

– До чего назойливый, прямо как те торговцы, что по офисам лазают! Слов вообще не понимает!

– А знаешь, по-моему, это другой, – неуверенно предположила Ирка.

– Тот, другой, мне все равно, я спать хочу! Тоже мне, остров сокровищ! Остров убоищ какой-то! – Танька нырнула под одеяло и погасила лампу.

Некоторое время все было тихо, лишь за стеной палатки перемещались туда-сюда осторожные шаги. Закрытый полог неуверенно подергали, потом потянули прочь.

– Я, конечно, извиняюсь… – забормотала от входа темная тень. – Тилькы чи можна спаты, когда подвернулся такой случай стать багатым!

Застонав так, что стон ее больше походил на медвежий рев, Танька включила лампу и со всей силы зафитилила пластиковой кружкой в очередную усатую физиономию.

Досадливо крякнув, физиономия исчезла.

Девчонка вскочила, быстро написала что-то на бумаге, вылетела наружу и налепила листок на палатку. Вернулась обратно и свалилась на матрас. Через мгновение она уже ровно сопела.

Ирка прислушалась. За стенами палатки по-прежнему топотали шаги. Иной раз они замирали у входа и, постояв, направлялись дальше. Полог больше никто не дергал.

Не выдержав, Ирка подхватила фонарик и тоже выбралась наружу. Темные фигуры скользили мимо. Мелькали то яркий жупан, то синие шаровары. Фигуры останавливались у входа, скользили глазами по листку и, разочарованно вздохнув, двигались дальше, к соседним палаткам.

Ирка посветила фонариком на лист.

Круглая физиономия с длинными усами и торчащим казацким чубом была яростно перечеркнута крест-накрест, а внизу крупными буквами выведено: «Кладов не предлагать».

 Глава 14   Встретимся на алтаре 
– Значит, говоришь, светится и тянет? – довольная Танька, быстро-быстро, как белка, грызя подчерствевший со вчерашнего дня рогалик, натягивала кроссовки.

Она закинула за плечо собранный рюкзак и выбралась из палатки. Глянула на часы, присвистнула:

– Ничего себе мы заспались после вчерашнего! Надо пошевеливаться!

– Прощаться будем? – спросила Ирка, с сомнением косясь на неподвижные заросли конопли. Общаться с Филиппом не хотелось, но, может, стоило сказать спасибо за палатку?

– Если я с ним попрощаюсь, так раз и навсегда! – с угрозой в голосе сообщила Танька. – Пусть сам спасибо скажет, что всю его коноплю в распыл не пустили!

Из зарослей донесся тихий вздох.

– Показывай, где твоя поляна? – Танька решительно зашагала по тропинке.

Ирка обогнала подругу и пошла впереди. Богдан двигался замыкающим.

В свете дня остров казался самым обычным. Полулес-полупарк, красивый, хоть и несколько замусоренный. И табличка, к которой вывела их тропа, тоже была обыкновенной жестяной табличкой. Несколько слов о найденном археологами и восстановленном древнем святилище и просьба не сорить там, где молились предки.

Ребята выбрались на поляну, и перед ними наконец предстало древнее святилище, раньше виденное лишь на рисунках. Необработанные низкие камни «восьмерки» и «бублика» были сложены в идеально ровные, словно по циркулю вычерченные, кольца. Над обоими кругами «восьмерки» возвышалось по грубой каменной стеле.

«Бублик» располагался на противоположной стороне поляны. Разорванная сторона кольца служила проходом к малому каменному кругу в центре, тоже охраняемому заостренными вертикальными камнями.

– Алтарь, наверное, – неуверенно предположила Танька, входя внутрь кольца.

– А тот, второй, тогда что? – Богдан кивнул на еще один, боковой алтарь, вписанный прямо в кладку «надкушенного бублика». – Между прочим, побольше центрального. И стел у него не две, а целых пять! А Иркина бабушка его почему-то не нарисовала.

Ирка пожала плечами:

– Даже не знаю. Только пять – число древних богинь, женской магии. Может, это святилище на двоих? – неуверенно предположила девчонка. – В центре кольца – алтарь бога, а сбоку – богини?

– Ага, он вроде как весь центровой, она вроде как в стороне, только на самом деле она – вдвое круче, чем он. Интересно, что именно твоей бабушке не нравилось: что богиню побоку пустили, или наоборот, что ее алтарь больше? – спросила Танька. Внимательно поглядела на малые каменные круги и отдельные стелы, разбросанные между «восьмеркой» и «бубликом» с двумя алтарями. – А вот эти, маленькие, одиноко стоящие, они тогда чьи? Еще каких-то богов, помельче? Тогда тут не святилище, тут целое общежитие получается!

– Может, хватит в их запутанных отношениях разбираться? Время знаем, место нашли, делать-то чего? – буркнул Богдан.

Ирка вытащила из рюкзака бутыль, задумчиво отхлебнула ледяной хортицкой воды… В глазах снова потемнело… Когда взгляд прояснился, Ирка поняла, что колдовская жизнь острова на самом деле никуда не делась. Шум ветра в окружавших поляну деревьях мешался с тихим, но раскатистым храпом: на каждой ветке кто-то дрых, высыпаясь перед грядущей ночью Солнцеворота. Трава и кусты шевелились – может, запоздалый ежик пробирался… А может, и не ежик. Не похож на ежика, ну вот совсем не похож!

Но главное – святилище! Ирка прислушалась, потом задрала голову, вглядываясь в голубой круг небес над поляной. То, что обитало тут… Оно было как будто везде. Грезило под землей и в то же время глядело на свой храм из бесконечно далеких небес. Тихо спало в каждом камне, в каждой каменной стеле и одновременно находилось в бесконечном далеке, откуда и путь сюда заказан. Но сейчас, здесь, оно словно бы встрепенулось, почуяв Иркино присутствие, жадно потянулось к ней навстречу…

– Чего делать? – хрипло, будто вода мгновенно застудила ей горло, переспросила Ирка. – Какая же все-таки я идиотка! Майор ведь намекал! – Она вздрогнула. – Нет, не намекал! Он думал, что я… знаю! Думал, что могу!.. Они все так думали! – Девчонка взглянула на друзей блестящими, отчаянными глазами. – Вовкулаки все время говорили, что такое в древние времена делалось! Рудый еще спрашивал, есть ли у меня кандидатура!.. Сами подумайте, что делалось в очень древние времена в таких вот святилищах!

– «Страшная треба». – Танька процитировал тот древний текст, что помог им отыскать место. – Жертвоприношение! Майор сказал, что с этого и началось оборотничество. Чтоб ты смогла нормально перекидываться, надо пролить кровь? – Глаза ее налились ужасом. – Человеческую? – дрогнувшим голосом спросила девчонка. – Не может быть!

– А ты вслушайся, чего оно хочет! – Ирка протянула подруге бутыль.

Танька отхлебнула… И вдруг подскочила, словно короткая жесткая трава обожгла ей пятки. Ухватив Ирку за руку, испуганно поволокла ее прочь:

– Тебе нельзя тут оставаться! То, что там, под камнями… Оно жестокое! Злое!

Ирка высвободилась, покачала головой и смело двинулась между замершими, как часовые, каменными стелами.

– Нет, оно не злое. Оно у нас сильное, благородное, справедливое. Даже доброе, – язвительно сказала она. – Только всё это по своим, древним законам. Оно просто не понимает, почему кровавые жертвы – это плохо. Жертвы плохим, злым богам – вот что плохо, а жертвы ему – хорошо! Ведь оно хорошее, справедливое и так далее. С его точки зрения, жертвы радоваться должны, ведь они способствуют ему, – Ирка кивнула на алтарь, – помогать людям! – Девчонка скривилась. – А знаете, мне его даже жалко. Насколько ж надо быть погруженным в себя и не замечать окружающего мира, чтобы за столько тысяч лет ничему не научиться, ничего не понять и ничуточки не измениться! – Она презрительно фыркнула, круто повернулась к алтарям спиной и зашагала прочь с круглой поляны с каменными кольцами.

– Уходим? – уточнила Танька, нерешительно оглядываясь на святилище.

– Уезжаем! – отрезала Ирка. – Как-нибудь обойдусь! Без всяких… отсталых!

– Ирка, погоди! Что значит «обойдусь»? – Не ожидавшая такого неожиданного оборота Танька бросилась за подругой. – Ты же не можешь так и дальше жить: не собакой и не человеком, не оборотнем и не ведьмой…

– А жертву я принести могу? – Сузившимися от гнева глазами Ирка уставилась на каменные круги. – Кого резать будем? Тебя? Его? – Она кивнула на Богдана. – Или туриста на пляже поймаем?

Танька тоже безнадежно вперила взгляд в древнее святилище.

– Я понимаю, на шару работать никто не станет, – забормотала она. – Слушай, а деньгами оно не возьмет? А то туристы все разбежались, почуяли, видно… – Ведьмочка криво усмехнулась.

– Не все, – проговорил Богдан. – Идет кто-то. – Он быстро поволок девчонок в гущу окружавших поляну деревьев.

И очень вовремя. Еще мгновение – и на тропе появились две хорошо знакомые фигуры. Майор и Рудый медленно пошли меж каменных кругов. Время от времени они притопывали ботинками по земле, словно пробуя поляну на прочность, и даже пытались шатать каменные стелы.

– Вроде порядок! – наконец удовлетворенно объявил майор. – Всё намертво стоит, нигде ничего на спину не свалится!

– А что, неплохо бы парочку пернатых такой каменюкой в землю вдавить, – усмехнулся Рудый.

– Тут уж скорее они тебя вдавят, им это проще, – буркнул Ментовский Вовкулака. – Все-таки летают, могут сверху бить.

– Чтоб ударить, спуститься придется, – возразил Рудый. – А тут уж прыжка хватит, до горла добраться!

– Значит, все-таки стрелка, – шепнула Танька Ирке на ухо. – Драться собрались!

– Порвем, не сомневайся, командир! – продолжал выступать Рудый на поляне. – Нам с ребятами эти пучки перьев вообще на один зуб! Чего ты так волнуешься, не понимаю?

– Ну что соколы – идиоты, это как раз нормально. Птичья головенка маленькая, полноценные мозги не помещаются, – постепенно повышая голос, заговорил майор. – Но вы у меня чего такие безмозглые? – взревел он. – Не понимает он, видите ли! А что сегодня род вовкулак скорее всего прервется, это ты понимаешь? Соколов мы порвем, ишь! Да порвем, конечно!..

Сверху послышался негодующий птичий клекот. Над поляной вычерчивал круги громадный сокол.

Ирка тихонько выглянула из ветвей, присмотрелась… Полет сокола повторял очертания каменной восьмерки.

– Нет, ну ты посмотри на мерзавцев! Приглядывают за нами, чтоб мы, значит, какую мину здесь не заложили, – злобно пробормотал майор и, запрокинув голову, проорал в голубые небеса: – Порвем, порвем, и не надейтесь! – Он понизил голос и устало, безнадежно добавил: – Только и они нас – тоже! Их же вдвое, если не втрое больше! Никого к утру не останется: ни волков, ни соколов. Одни наши дохлые тушки и, конечно, она, красавица. Ну, может, еще и ты, Рудый, вместе с ней, если сильно повезет.

– Лишь бы не он! – Слова вырвались у молодого вовкулаки из самой глубины души.

Командир поглядел на него с любопытством.

– Значит, готов всех своих братьев положить? Ради какой-то бабы?

– Она не баба! – у Рудого даже волосы на затылке встали дыбом. – Она самая прекрасная! Она моя невеста! А он украл ее, отбил! – Молодой вовкулака заметался по поляне как безумный.

Засевшие в кустах ребята обменялись изумленными взглядами. Танька беззвучно разевала рот, словно вытащенная из воды рыба.

– «Она» – это не территория?! «Она» – женщина?! Они стрелку за невесту забили? Это что еще за Елена Прекрасная и Троянская война? – наконец выдохнула Танька. – Быть такого не может! В наше время? Пусть здесь в святилище все ненормально древнее! Но вовкулаки-то у нас нормально современные, вон как на бабки раскручивать умеют! Почему майор это позволяет?

Видно, этот вопрос заинтересовал и Рудого. Исподлобья глядя на командира, молодой вовкулака спросил:

– Что ж ты не запретишь, старшой? Зачем сам в бой идешь и остальных ведешь?

– А затем, щенок, что сегодня сокол у вовкулаки невесту безнаказанно закогтит, а завтра территории наши под крыло взять захочет! Пойдет слух, что зубы у нас сточились… – Ментовский Вовкулака содрогнулся, словно собираясь высказать самое страшное предположение, настороженно огляделся по сторонам и почти прошептал: – Глядишь, и жабы со змеями уже тут как тут – за своей долей приползли!

– Подумаешь, конкуренты – жабы, – презрительно фыркнул Рудый.

Майор поглядел на него, как на умственно отсталого:

– Иногда такое впечатление, что ты не моего помета! У меня таких тупых щенков быть не могло. Ты хоть соображаешь, на кого хвост поднимаешь? Да лучше три соколиные стаи, чем одна-единственная змея-оборотень или, не приведи бог, жаба! Как ни противно признавать, но с соколами мы одинаковые! Их и наши предки получили свою силу здесь, у этих самых камней! Мы научились оборачиваться в волков, они – в птиц! – продолжал бушевать майор. – А змеи с жабами совсем наоборот! Они и есть змеи с жабами, которые умеют оборачиваться в людей! И пути их иные, не наши! Они в честную драку не полезут, они всё извиваются, комбинации у них хитрые, куда там ЦРУ… Вон, хоть самый знаменитый пример, как они внедрили свою жабу зеленую в царскую семью! А она и развернулась! Двух старших наследников перед царем подставила. Союз правящего дома с дворянством и купечеством развалила. – Вовкулака принялся загибать пальцы. – Сама тем временем вместе с сообщниками царя медленно отравляла – караваем, рубашкой, пропитанной ядом. Придворное боярство на галлюциногены подсадила: им, беднягам, то винные озера мерещились, то обглоданные лебединые кости оживали. Мужа вообще полностью подчинила – у их жабьего яда специфические испарения, мужики от них просто шалеют! Одно счастье, перестаралась: кретин этот, муж ее, в такой сексуальный экстаз впал, что пожелал ее постоянно в человеческом облике иметь. Истребил истинную жабью составляющую, тут вся хитрая комбинация и накрылась. Случайность цивилизацию спасла! Да что я тебе рассказываю, или ты в детстве сказок не читал?

Ирка вдруг понимающе кивнула, словно отлично поняла, что именно Ментовский Вовкулака имел в виду.

– Это он о чем? – недоуменно спросила Танька.

– О Царевне-лягушке, – бросила Ирка. – Так я и знала, что с этой историей нечисто!

– А ведь она бы потом и муженька загрызла, – мрачно добавил майор. – Зубы у жаб-оборотней – будь здоров, и противоядия от их яда не существует!

Ирка вздрогнула. Если бы тогда, в ее доме, зубастая жаба прокусила туфлю…

– Законы у нашего мира древние и очень простые! Один раз дашь слабину – и всё, конец! – заключил майор. – Поэтому сегодня мы с ними будем драться, хотя надежды выжить практически никакой!

– Современные-то они современные, а сами по древним законам живут, – вздохнул прячущийся в ветвях Богдан.

– Это не древние, это вечные, – шепнула Танька. – По ним у нас хоть бандиты, хоть бизнесмены, хоть оборотни…

– Ты, Рудый, вперед-то в драке не суйся. – Ментовский Вовкулака просительно поглядел на рыжего. – Может, уцелеешь. Женишься на своей… – Он пожевал губами, словно сглатывая слово, и выдавил: – …Красавице, наплодишь новых волчат.

– Ты что говоришь? Вы за нас сражаться будете, а я за спинами отсиживаться? Не будет такого! – Лицо Рудого вдруг озарилось. – Драки тоже не будет! Я знаю, что делать!

– Что ты там знаешь, щенок, – поморщился майор. – Иди, зови остальных. Солнце садится, Солнцеворот в силе, как стемнеет, можно начинать.

– Не веришь мне, и не надо, – усмехнулся молодой вовкулака. – Все будет хорошо! Я женюсь, и вы на свадьбе погуляете…

Рудый кувыркнулся через нож. Серый с рыжеватыми подпалинами волк широкими скачками понесся по тропе.

– Ага, и Днепр сметаной потечет, – вслед ему добавил майор. – Ох, мальчик, мальчик! – Старый оборотень устало присел на край каменного кольца.

– Не нравится мне все это, ох как не нравится! – бормотала Ирка, тревожно вглядываясь в печальную фигуру у древнего алтаря.

– Отползаем через чащу и сматываемся, – с готовностью предложила Танька. – И правда, ну его, этот остров, святилище, оборотней!..

– Ну уж нет! Вот теперь я никуда не уеду! – отрезала Ирка. – Стоило их в прошлый раз спасать, чтоб теперь они друг дружку под корень извели!

– Почему я знала, что ты это скажешь? – безнадежно вздохнула Танька.

 Глава 15   Р-рви их!!! 
В сгущающихся сумерках серые тени проскальзывали на поляну. Мягко переступая лапами, волки входили в разомкнутое кольцо и укладывались на еще хранящие солнечное тепло камни.

Раздался шум многочисленных крыльев, и на каменную «восьмерку» разом опустилась соколиная стая.

Оборотни замерли неподвижно, меряя друг друга взглядами через все пространство поляны. Солнце село, но на поляне стало словно бы светлее. Присмотревшись, Ирка поняла, что это медленно разгораются сами каменные кольца, заливая все вокруг оранжевым светом.

С тропы донесся топот лошадиных копыт. Две хорошо откормленные лошадки, вороная и гнедая, притрусили неторопливой рысцой.

– Время! – резким мяукающим голосом бросил мент с круглой кошачьей физиономией. – Не желают ли противники помириться?

– Помиритесь, га? Ту вашу кралю – шоб ее пидняло та об землю гэпнуло, та ще раз пидняло – на шо ее делить?! Хиба що напополам, та потим съесть? – Длинноногий дядька Мыкола сдвинул на затылок милицейскую фуражку.

Оборотни молчали.

Кругломордый раздраженно фыркнул:

– Есть ли у противников претензии?

– Есть! – неожиданно отозвались соколы, и над каменной «восьмеркой» встал их старший. – Судья не объективен! У вас с вовкулаками общие интересы!

– Ты что хочеш-шь сказать, птичка? – злобно растопырив усы, прошипел кругломордый. – Что я тоже волк?

Ирка ясно увидела, как в седле гнедой сверкает растопыренными когтями готовый к броску кот.

– Та ни, он, мабуть, хочет сказать, что ты тэж мент, – пробурчал дядька Мыкола, успокаивающе поглаживая кота по спине.

– Если господам угодно, я могу быть судьей. – Попыхивая неизменной сигареткой, на поляну вышел Пылып з конопэль. – Мы с ребятами как раз хорошо расслабились и решили слегка поразвлечься.

Затаившаяся в кустах троица увидела, как на противоположной стороне поляны, выбирая лучшие места, рассаживаются Филипповы волхвы. Поплыл сизый дымок.

– Работнику правоохранительных органов ты, Балабан, значит, не доверяешь, а для этого укуренного готов шоу устроить? – Возмущенный майор навис над старшим соколом.

– Мы всю ночь будем болтать или все-таки драться? – глядя на майора сверху вниз, бросил сокол Балабан.

– Та краще б болтали! – тяжко вздохнул дядька Мыкола. – Ладно, втрьох судить будем! Или кого-то и цэ не устраивает? – И даже Ирка в кустах поежилась под тем жутким горящим взглядом, которым нескладный, похожий на Дон Кихота человек обвел поляну.

Лошадей отвели в сторону, троица судей уселась за краем поляны.

– Ну що… – Дядька Мыкола снял фуражку, пригладил редкие волосы. – И не хочется, а починаты трэба…

– Стойте! – Принявший человеческий облик Рудый вышел из каменного кольца.

Балабан презрительно хмыкнул:

– Никак струсил, женишок! Что ж, возвращай невесту…

– Что-то я не поняла, с кем из них сама невеста? – сквозь листву и сгустившийся сумрак вглядываясь в происходящие на поляне события, шепнула Танька. – Чего они ее друг у друга требуют?

– Поиздеваться хочешь, Балабан? – Рудый гордо выпрямился. – Я-то не трус! А вот как насчет твоего парня? Слабо со мной один на один, любым оружием, в человеческом облике? Кто победит – тому и девушка.

– Ох уж да, ты не трус, – язвительно протянул Балабан, но видно было, что за едким тоном он скрывает тревогу. – У вас разные весовые категории! Ты ж вдвое больше!

– Ну, пусть дружка возьмет, нет, двоих, – издевательски предложил Рудый. – Как раз сравняемся!

– Ты, знаешь, не увлекайся, – буркнул майор у Рудого за спиной.

– Да ладно, командир, этого цыпленка щипаного любая завалящая ведьма бутылкой пива уделать может, – хмыкнул Рудый.

– У меня такое чувство, что я сейчас начну болеть за соколов, – прокомментировала негодующая Танька.

Белая птица с неровно выстриженными перьями взмыла с каменной стелы и грянулась оземь.

– Хватит! – Низкорослый крепыш с разводами мазута на лице гордо вскинул голову. – Деремся!

Они стояли друг против друга. Широкоплечий вовкулака легко держал у бедра десантный нож. Низкорослый сокол натягивал на руку длинную, по локоть, перчатку, усеянную острыми стальными шипами.

– Цестус! Вроде кастета, только круче – хоть кистью, хоть локтем бить можно, – шепнул Богдан, с интересом знатока присматриваясь к приготовлениям.

Оборотни сбились в кучки возле своих каменных кругов.

Хищно пригнувшись, бойцы двинулись навстречу друг другу. Пружиня на полусогнутых ногах, они кружили, словно не на бой сошлись, а на танец. Вовкулака несколько раз обманно повел ножом – опытный боец, он не спешил нападать. Затянутая в перчатку цестуса рука сокола дергалась наперехват… Опускалась… Тот нервно усмехнулся:

– Что, на свидания ты так же торопишься?

Нож метнулся вперед. Легко увернувшись, сокол пропустил лезвие мимо себя. Шипы цестуса ударили вовкулаке в висок. Но Рудый уклонился…

Противники снова закружили. Их руки стремительно замелькали. Сверкал клинок, выбивая искры из шипов перчатки, сталь билась о сталь.

– Эх, пивка б еще! – молотя ногами от возбуждения, простонал среди зрителей молодой парень в джинсах.

Железные пальцы Рудого ухватили Кречета за плечо, рванули к себе, животом прямо на выставленный клинок. Соколы отчаянно закричали… И в ту же секунду цестус взметнулся, разбивая Рудому подбородок и губы.

Бойцы разлетелись в стороны, замерли друг напротив друга.

Кречет медленно отнял окровавленную ладонь от живота. Криво улыбнулся:

– Ерунда, царапина! А вот ты ей теперь вряд ли понравишься! С такой-то рожей!

Рудый мучительно шевельнул разодранным ртом:

– Много… болтаешь!

Струйка крови текла у вовкулаки по подбородку. Струйка крови текла у сокола по животу. Первые капли упали на утрамбованную землю.

Ирка почувствовала, как нечто в каменных алтарях словно повело носом, принюхиваясь.

Противники вновь ринулись навстречу друг другу. Сшиблись, сцепившись, покатились по земле, разомкнулись… Вовкулака держал соперника за волосы, запрокидывая ему голову, а в горло соколу упиралось лезвие клинка.

– Отдавай… – начал Рудый.

Противник с силой ударил локтем назад. Щипы цестуса вонзились вовкулаке в живот… Рудый отпрянул, зажимая ладонями рану… Нож выпал из рук…

– Сравнялись! – хрипло вскрикнул сокол, выворачиваясь из волчьей хватки. Замахнулся цестусом, нацеливаясь добить шатающегося противника…

– Еще нет! – рявкнул Рудый. Поднырнул под кулак и заехал врагу коленом под дых.

Сокол захрипел, согнулся пополам, и тут же колено Рудого впечаталось ему в физиономию, с хрустом ломая переносицу.

– Вот теперь – сравнялись! – взревел вовкулака, швыряя сокола оземь и наваливаясь сверху.

Похожие, будто отражения, одно окровавленное лицо нависло над другим…

Вопя от возбуждения, Филипповы волхвы вскочили на ноги…

Тело сокола поплыло, меняя очертания. Отчаянно молотя крыльями, громадная птица вырвалась из человеческой хватки. Загнутый клюв походя долбанул вовкулаку в лоб. Сокол взмыл…

Прикрывая голову руками, вовкулака перекатился в сторону, кувыркнулся через валяющийся клинок… Падающего сверху сокола встретила распахнутая волчья пасть.

Кости крыла страшно хрустнули в крепких волчьих челюстях. Держа в зубах бьющуюся птицу, волк бежал к алтарю каменного кольца. Над «восьмеркой», отчаянно и бессильно крича, метались птицы.

– Давай, сынок, давай! – бешено орал майор.

Рудый мотнул башкой, с размаху швыряя трепещущего сокола между стелами. Тяжелое тело ударилось о камни. Задыхающийся, окровавленный человек лежал на алтаре.

Другой такой же задыхающийся и окровавленный человек навалился на него.

– Мой вер-рх, мой! – рычал Рудый. – И она тоже – моя! Вер-рни!

Ирка увидела, как поверженный медленно, с трудом покачал головой.

– Она… с тобой… – шевельнулись разбитые губы. – Ты… отбил…

– Вр-решь! – сильные пальцы Рудого сомкнулись у противника на горле.

Сокол захрипел, задыхаясь.

– Да он же его сейчас убьет! – Ирка вскочила на ноги…

Грянул выстрел.

Молодой вовкулака дернулся, запрокидывая голову. Схватился за грудь. И рухнул на алтарь рядом с бесчувственным соперником. Кровь врагов смешалась.

Каменные круги вдруг разом содрогнулись, будто от землетрясения. И вспыхнули неистовым светом! Камень алтаря едва слышно вздохнул, и Ирка увидела, что кровь впитывается в него, будто в губку. Юная ведьма почувствовала, как из камней выглянуло нечто. Оббежало взглядом поляну… И словно приготовилось к рутинной, изрядно надоевшей, но – что поделаешь! – нужной и важной процедуре.

– Волк – жертва, волк! Не сокол! – радостно проклекотал старый Балабан, вскакивая над «восьмеркой». – Но… кто стрелял? Кто? – Он растерянно обвел глазами окаменевших от неожиданности судей и зрителей.

– Издеваешься? – прохрипел майор. – Р-рви их!

Перемахивая через каменное кольцо, громадные волки кинулись на середину поляны. Дикий вой атакующей стаи располосовал ночь. Навстречу, яростно клекоча, неслись соколы. Хищно растопыренные птичьи когти вонзились в вовкулачий загривок. Могучий загнутый клюв ударил в крепкий волчий лоб, швыряя вовкулаку наземь. Молотя крыльями, по двое-трое соколов налетали на огрызающихся волков. Но где-то уже волчьи зубы крошили тонкие птичьи косточки, и сокол с перебитым крылом бессильно бился на окровавленной траве… Тьма полнилась криком, хрипом, стоном, клекотом, яростным щелканьем челюстей.

 Глава 16   Разойдись по алтарям! 
– И-и-и!!! – Деревья у края поляны словно прыгнули в разные стороны, стремясь убраться с дороги того неистового, верещащего, в вихре развевающихся черных волос, что вылетело на поляну.

– И-и-и!!! – Крепкая деревянная швабра вломилась в самую гущу дерущихся, завертелась, расшвыривая их в разные стороны.

– Ну наконец-то! – громко выдохнул тощий, похожий на Дон Кихота мент, снимая фуражку и вытирая клетчатым платком вспотевшую голову. – Я вже думав, ты в цих кущах все життя просыдишь!

– Если вам что-то не нравится, делайте сами! – огрызнулась с метлы Ирка, одновременно сгребая двух соколов за хвосты и отшвыривая их в сторону. – А ну, мар-рш по своим местам! Р-разошлись! Бр-рейк!

Твердое перекрестье швабры съездило по оскаленным волчьим зубам. Тут же на вовкулаку сверху спикировала светловолосая ведьма и, испуганно приговаривая: «Ох, порвут они нас, ох, порвут!» – твердой рукой вцепилась в волчий загривок и поволокла зверя прочь.

– Усыпи меня, усыпи, я вам помогу! – Худенький мальчишка, потрясая затупленным игровым мечом, смешно подпрыгивал у края поляны.

На бреющем полете проносясь мимо, светловолосая ведьма перевесилась с метлы и походя ткнула паренька растопыренными пальцами в лицо.

Тот шарахнулся назад:

– Ты что…

Но договорить не успел. Упал в траву, и оттуда послышался тоненький, совсем детский сонный посвист. А над мирно посапывающим мальчишкой взмыла другая, тоже мальчишеская фигура. Взвился рыцарский плащ, и тяжелый меч плашмя обрушился на спину подвернувшемуся вовкулаке.

– Сон мальчонке постереги, как бы не разбудил кто, – озабоченно сказал дядька Мыкола круглолицему менту.

Тот кивнул, и тут же толстый кот, лавируя между дерущимися, пересек поляну и клубком свернулся у Богдана на груди. Завел уютную песенку. Мальчишка завозился, устраиваясь поудобнее… Грозя острием и прикладываясь к головам рукоятью, здухач отдирал разошедшихся вовкулак от их противников.

– Кыш, кыш! – размахивая руками, словно отгоняя воробьев, Танька неслась навстречу соколам.

Разъяренные птицы зависли в воздухе…

Всего на краткое мгновение сражающиеся волки и соколы оказались по разные стороны поляны.

И в этот самый миг Ирка яростно плюнула на перекрестье своей швабры. С размаху вонзила один ее конец в землю. И, выкрикнув: «Доселе дойдешь, не перейдешь!» – потянула швабру, будто плуг.

Тупой деревянный край швабры вспорол землю, словно стальной клинок. Жирная черта рассекла поляну наискось, разделяя противников. Ирка стремительно взмыла в воздух.

Танька и здухач ринулись за ней, убираясь с дороги у оборотней. Яростно рычащие и клекочущие противники вновь кинулись друг от друга… И со всего маху впечатались в невидимую преграду. Острые волчьи когти царапали ее, долбили загнутые птичьи клювы. Стена стояла недвижимо.

– Эй, парни, чего деретесь? – выкрикнула сверху Ирка.

Бешено завывающие волки, хлопающие крыльями птицы продолжали бесплотные попытки, не обращая на девчонку ни малейшего внимания.

– Ты в курсе, что разделительное заклятье держится всего десять минут? – поинтересовалась Танька, подлетая.

– Порадовала, – буркнула Ирка, растерянно глядя на беснующихся внизу оборотней. – Да замолчите вы! – отчаянно закричала она, безуспешно пытаясь перекрыть вой и клекот. – Послушайте меня!

– Ти-иха! – громовой бас прокатился над поляной.

Твердь содрогнулась. Звуковой волной разметало соколов. Сбитые с ног волки покатились по земле. Град ломаных сучьев и листвы обрушился с окрестных деревьев.

Дядька Мыкола отнял сложенные рупором ладони ото рта. Снял фуражку, огладил редеющие волосы и укоризненно поинтересовался:

– Чи вам всим повылазило? Чи вас мамки не воспитывали? Дивчина говорит, а воны оруть! От бовдуры! – Он неторопливо сел.

– Что нужно девчонке? – сверкая круглыми глазами, вопросил глава соколов.

– Не тряси перьями, Балабан! – рыкнул майор, поднимаясь с земли. – Совсем сдурел, на Хортову кровь наезжать? Да еще прямо здесь… – И он настороженно, почти испуганно зыркнул по сторонам.

Балабан нервно сглотнул:

– Э-э… Так что вы хотели узнать, девушка?

Ирка поерзала на швабре:

– Я спрашиваю, из-за чего вы деретесь?

Волки и соколы неуверенно замялись, переглядываясь.

– Отвечать треба, йолопы, колы вас спрашивают! – наставительно объявил со своего места дядька Мыкола.

– Из-за него… – послышался слабый голос от круглого алтаря.

Окровавленный Рудый сел, тяжело опираясь спиной о каменную стелу, и ткнул пальцем в противника.

– У меня… невеста… – мучительно выталкивая слова, прохрипел вовкулака. – Любит меня… А он… – Он снова ткнул пальцем соколу в грудь. – Отбил…

– Неправда! – Сокол дернулся от тычка, здоровой рукой уцепился за второй стоячий камень, приподнялся. – Она моя невеста, а ты ей голову заморочил! – Он попытался в ответ тоже тыкнуть в Рудого пальцем, но сломанная рука не слушалась. – Думаешь, не знаю, как ты с моей девушкой на квартире у вашего командира встречался?

– У меня? – Майор подпрыгнул на месте. – Чтоб какая-то вертихвостка ошивалась в моем доме?

– Она не вертихвостка! – дружно вскричали Рудый и сокол, зло переглянулись и снова завопили в один голос: – Она самая прекрасная!

– Погодите! Стойте! – вдруг вскричала Ирка. Какая-то догадка назойливо, будто муха, металась у нее в голове, но поймать себя не давала. Ведьма дернула ногой. – Подождите-подождите, сейчас соображу! – От беспорядочных движений швабра вильнула и перевернулась, подвесив хозяйку вниз головой. Девчонка отчаянно взбрыкнула, выпрямилась, снова заерзала, ловя на себе веселые взгляды оборотней. – А вот эта самая прекрасная, она случайно не такая вся из себя блондинка, розовенькая, вот с такими зелеными глазищами? – Ирка растопырила пальцы возле глаз. – И вот с такой… – Девчонка скруглила руки перед грудью и тут же смущенно спрятала их за спину. – На телевиденье работает?

Рудый и Кречет восторженно заорали:

– Да, да, да! Она, она, она!

– Так чего вы все-таки деретесь? Вы что, за все это время не могли поговорить, разобраться? – возмутилась Ирка.

– Да я ее сколько уже не видел! – в один голос вскричали женихи. – Она все время с ним! – И они дружно ткнули один в другого пальцами.

– В бане вы оба были, и она тоже! Чем между собой драться…

– Не было ее там! – отрезал Рудый. – Я ж сам людей выводил, что я ее, не заметил?!

– Не было! – подтвердил второй. – Я ж их сам запирал!

– Ну, сейчас бы поговорили, она здесь где-то передачу про какие-то соревнования ведет… – Ирка вдруг осеклась и задумчиво пробормотала: – И у майора возле дома как раз перед нападением тоже передачу снимали…

– Тэк-тэк! – протянул дядька Мыкола. – Рудый говорит, що його невеста с соколом, сокол каже, що з Рудым, и жодэн ее уже давненько не бачив. Алэ ж, як волки з соколами дерутся, вона дэсь поблизу. Хотив бы я поглядеть на ту невесту, що за цаца!

– Ах, как я вас понимаю! – прозвенел голосок-колокольчик. – Смотрите, конечно! Я вам даже свою фотографию подарю. С автографом.

 Глава 17   Верное средство против блондинок 
Ступая на носочках и для равновесия держа на отлете руку с зажатой в ней крохотной сумочкой, блондинка торопливо пересекла поляну. Легко вскочила на малый каменный круг с единственной стелой, лежащий как раз по центру между волчьим «бубликом» и соколиной «восьмеркой». Словно приветствуя ее, круг коротко полыхнул мрачным красным огнем.

Блондинка приподняла ножку, бросила озабоченный взгляд на каблучок модных лодочек:

– Чуть-чуть не сломала! Ужас-ужас! – Она оправила ухоженные золотые волосы и весело помахала пальчиками блаженно пялящимся на нее оборотням. – Ма-альчики, при-ивет!

Оборотни забормотали в ответ что-то радостное и дружно шагнули поближе.

А она уже вскинула глаза вверх, недовольно поморщилась, натолкнувшись на ведьм, и тут же призывно затрепетала ресницами, заметив здухача.

Впервые Ирка увидела, как выражение лиц спящего Богдана и его двойника стали совершенно разными. Лицо мальчишки расплылось в восторженной улыбке, и даже во сне он словно подался весь навстречу блондинке. Зато здухач сурово нахмурился и отпрянул. Мурлычущий у Богдана на груди кот завел свою песенку громче, в ней прорезались тревожные нотки.

А блондинка уже вела взглядом по рядам зрителей…

– Ах ты ж… – Дядька Мыкола зло сплюнул и отвернулся.

Пылып з конопэль пыхнул сигареткой, выпустив густой клуб сладковатого дыма, окутавший его самого и всех его волхвов.

– Не трудитесь, сударыня! – донеслось из дымных глубин. – У меня абсолютно другая сфера интересов.

– Фи! – Блондинка презрительно задрала носик и отвернулась. И тут глаза ее остановились на алтаре, где, привалившись к камням, сидели ее раненые женихи. Розовые губки дрогнули в улыбке.

– Рудый, мой серенький волчонок! Здравствуй-здравствуй, чмок-чмок-чмок! – Губки вытянулись в трогательную трубочку, целуя воздух. – Птичка моя! Чмоки-чмоки! – Блондинка сложила ручки, как пай-девочка, и, задыхаясь от нежности, произнесла, глядя на обоих: – Как же я рада видеть тебя, любимый мальчик мой!

Оба жениха счастливо вздохнули от полноты чувств… Потом неуверенно замерли, задумавшись:

– А кто из нас твой любимый мальчик? – в один голос спросили они.

– Ну конечно же, ты, дурачок! – нежно проворковала блондинка, продолжая глядеть на обоих.

Соперники неуверенно покосились друг на друга.

– А не могла бы ты показать… – опять в унисон начали они.

– Вот глупенький, – пожала плечами блондинка. – Ты, ты! – Тонкий пальчик с художественным маникюром указывал точно между противниками.

– Она показала на меня, – напряженным тоном сказал сокол.

– На меня! – рявкнул Рудый. – А ты в пролете, птичка!

Охая от боли, соперники повернулись и слабыми пальцами вцепились друг другу в глотки.

Блондинка запрокинула голову и звонко расхохоталась.

– Она наша! – взвился Балабан.

– Нет, наша! – стукнул кулаком по ладони Ментовский Вовкулака.

Гигантские волки, рыча, припали к земле. Громадные соколы широко распахнули крылья.

– Стена уже развеялась, – буркнула Танька. – Сейчас снова кинутся. – Ну хоть бы ты эту заразу оттуда ссадил! – Девчонка резко повернулась к здухачу, тыча пальцем в изящно прислонившуюся к каменной стеле блондинку. – Перебьют же друг друга!

Здухач коротко кивнул и ринулся вниз. И тут же во сне отчаянно, протестующе закричал Богдан. Спящий мальчишка выгнулся, стряхивая с себя кота. Планирующий здухач задергался, словно марионетка, которую дергает туда-сюда за веревочки пьяный кукольник.

Смех-колокольчик снова поплыл над поляной.

Меч вывалился у здухача из рук. Кувыркаясь, полетел вниз. Кончиком чиркнул по пылающей алым огнем каменной стеле. Одна-единственная искра сорвалась с клинка. И сквозь эту искру Ирка успела бросить на блондинку один-единственный взгляд.

И в это мгновение ей все стало ясно. Все, что она успела увидеть и услышать о самой прекрасной и ее двух женихах, вмиг сложилось в единую картину, будто пазл. Ирка почувствовала, как волна поднимающейся ярости давит ей на уши!

– Вот гадина! – в сердцах взревела она. – Танька, зеркальце дай!

Блеснув в лунном свете, маленькое карманное зеркальце упало ей в руки.

Ирка поймала отблеск оранжевого света каменных колец:

– Зайка, зайка, побижи, нам всю правду покажи, хто здесь хто, та хто здесь есть… – в ритме детской считалочки забормотала Ирка и повела зеркальцем.

Легкий блик света сорвался со стекла и, весело сверкая, заскакал по рядам взбешенных оборотней. И под его невесомыми прикосновениями таяли очертания соколиных перьев и выворачивались наизнанку волчьи шкуры, открывая людей, людей, людей… Лучик перепрыгнул на зрителей, коснулся Пылыпа з конопэль. Самоуверенный, богемного вида очкатый бородач исчез, оставляя соломенноволосого чертика с маленькими наивными рожками и в одной лишь длинной драной рубашонке. Блик заметался по Филипповым волхвам, и те стали исчезать, на месте каждого была лишь пустота. Мигнул перед дядькой Мыколой, и в лучах его света на месте длинноногого нескладного милиционера прорисовались контуры могучего великана. Зайчик пронесся мимо и ринулся на блондинку!

Световой блик впечатался ей точно в лоб, между ухоженными темными бровями.

В каменном кругу, под стелой, ритмично раздувая зеленое горло, восседала здоровенная бородавчатая жаба. Ее вытаращенные глаза неподвижно пялились на замерших от отвращения людей, а с мелких острых зубов капля за каплей сочился темный яд.

 Глава 18   Ирка – Хортица на все сто 
– Паршивая в этот раз трава, Филипп, – проявляясь на прежнем месте, задумчиво объявил седой мужик.

– Почему это? – нервно поправляя очки, поинтересовался бородач.

– От хорошей травы жабы в красавиц превращаются, а у тебя всё наоборот, – тыча самокруткой в сторону каменной стелы, пояснил седой.

– Вона и справди самая… – согласно кивнул дядько Мыкола. – Якщо сэрэд жаб.

– Это что же? – взвыл майор. – Вот это всё… – Широким жестом он обвел взрытую, заляпанную кровью, шерстью и перьями землю, израненных и ободранных оборотней, едва живую парочку женихов. – Даже не ради бабы? Ради жабы?

– Ми-илый, я что, твоему папе не понравилась? – Блондинка обиженно выпятила губки, укоризненно подняла на Рудого огромные, зеленые, затянутые пеленой слез глаза… Лишь ручки, нервно теребящие романтическую оборку на юбке, выдавали ее неуверенность.

– Ты знаешь, дорогая, мне тоже… как-то… не очень… Ты бы хоть заранее предупреждала… Нет, я, может, конечно, и сам не всегда по-человечески себя веду… – забормотал Рудый и задергался на алтаре, стараясь отползти подальше, словно боялся, что возлюбленная сейчас на него прыгнет. – Ты не думай, я не расист… Мне и черненькие нравятся, и желтенькие… Только вот зелененькие и пупырчатые смущают…

– Предатель! – презрительно выдохнула блондинка и перевела трагический взгляд на сокола. – Ты один можешь защитить меня от этих волчьих оскорблений, о мой бесстрашный орел!

– Я вообще-то сокол! – потерянно сказал молодой сокол и метнул в своих сотоварищей молящий взгляд.

– Сам на это… зеленое налетел, сам и разбирайся, – прокряхтел старый Балабан, зажимая ладонью кровоточащее плечо. – Мы и так достаточно сделали.

– Наделали, – себе под нос уточнил майор и нехотя буркнул: – У меня бинт есть, перевяжись, что ли…

– Неужели ты оставишь меня, одинокую, без помощи? – Блондинка простерла к жениху розовые ручки.

Молодой сокол торопливо подался назад, чуть не упав на грудь своему недавнему врагу Рудому.

– Я не то чтобы отказываюсь… – зачастил он. – Я глубоко уважаю тебя как человека… – Он осекся. – То есть как женщину. Как женщину с большим жизненным опытом, во! Ты вся такая необыкновенная. И выглядишь изумительно. Иногда. Для своих лет. Но понимаешь, я еще слишком молод, чтобы оценить зрелую женщину… – Вдруг физиономия его просветлела. – Да к тому же ты ведь замужем! Замужем, замужем, я про это еще в детстве читал! Не знаю, может, ты там со своим Иваном-царевичем поссорилась, но я ни за что не согласен рушить вашу семью!

– Современные мужчины! На словах они такие свободные, передовые, а как доходит до дела… – Хорошенький ротик скривился. – Иван хотя бы любил меня такой, какая я есть! – Царевна-лягушка гордо вскинула головку. – Всего лишь из-за какой-то ведьмы в дешевых шмотках я никому уже не нужна?

Ирка злобно зарычала.

– А я тебя предупреждала: шмотки надо «от кутюр» брать, чтоб никакая жаба на тебя квакнуть не могла… – забубнила сзади Танька.

– Какая-то белесая толстуха, под которой даже швабра гнется, мою внешность комментирует, и все молчат?!! – требовательно завопила блондинка.

– Это подо мной-то швабра гнется? Да я об тебя ее сейчас сломаю! – гаркнула в ответ Танька.

Стремительно спикировав вниз, она подхватила швабру и, вскинув ее над головой, как дубинку, ринулась к Царевне-лягушке.

Деревянная швабра шарахнула по пылающей алым огнем каменной стеле, заставляя красотку отпрянуть в сторону. Взлетела снова… Телеведущая метнулась за стелу. На глазах у задыхающихся от хохота зрителей элегантная красавица скакала на высоченных каблуках по каменному кругу, спасаясь от вооруженной деревяшкой полненькой девчонки.

А Ирке виделось другое. Толстая жаба прыгала вокруг каменной стелы, а за ней, рассыпая вокруг себя зелень колдовских искр, неслась разъяренная ведьма с сияющим белым огнем молотом в руках. И там, где молот врезался в круг, бессильно гасло зловещее алое свечение камней, оставляя после себя лишь темные мертвые пятна. У Ирки на глазах пятна покрывались сетью трещин, камень начинал крошится, осыпаться… А молот лупил все ближе и ближе к мечущейся вокруг стелы жабе.

– Помогите! Волки! Соколы! – отчаянно заверещала «невеста».

– Уж извините, ваше лупатое царское высочество, – вытирая выступившие от смеха слезы, простонал майор. – В бабские разборки не вмешиваемся.

– Мамки-няньки! Гример! Продюсер! Ну хоть кто-нибудь! – Деревянная швабра съездила блондинку по плечу. Шелковый рукав задымился, по нему расползлось горелое темное пятно, словно на ткань поставили раскаленный утюг, остро запахло паленым. На открывшейся белой коже плеча наливался красным широкий ожог.

– Ага! – Торжествующая Танька с силой ткнула перекладиной швабры в блондинку, прижимая ее спиной к стеле.

От толчка та выпустила сумочку. Замочек открылся… На камень выпал крохотный дамский пистолетик.

– Ось хто стриляв!.. – протянул дядька Мыкола. – А хоть ты и жаба, упеку я тебя, краля, прям як людыну! За незаконное хранение оружия, нападение на сотрудника милиции, нанесение важких телесных… – Он начал загибать пальцы.

– Провоцирование межнациональных конфликтов! – быстро вставил майор.

Дядька Мыкола покосился на него неодобрительно:

– Молодый ще, вовкулаче, мэнэ вчить, але ж хай будэ до кучи! – И он загнул еще один палец. – Шо, краля, посыдышь трохи, лет так десять, га?

Царевна-лягушка раздула горло и издала квакающий вопль:

– Хозяин! Хозяин! Хозяин!

– Кто?!! – чуть не падая со своей швабры, вскрикнула Ирка.

Изумленная Танька остановилась, так и замерев с деревяшкой в руках.

Язык лилового пламени ударил из древних камней. Посреди него затрепетала тень. Сгустилась. Гибкая мужская фигура в плаще из тьмы шагнула вперед. Из-под клубящегося мрака капюшона мрачным красным огнем сверкнули змеиные глаза с узкой щелью вертикального зрачка. Коротко и остро блеснул перстень с кровавым рубином.

Поляна наполнилась тихим зловещим шипением. Ирка глянула вниз. Травы не было видно. Вместо нее поляну сплошным ковром покрывали блестящие, извивающиеся змеиные тела. Змеи струились, обтекая ноги замерших в неподвижности оборотней. Сплетались в клубки вокруг спящего Богдана и застывшего у него на груди кота. Вставали на хвосты, трепеща язычками прямо в лицо дядьке Мыколе. Змея извивалась на перекрестье Танькиной швабры. Змеи заползали на каменные кольца, глуша своими телами их оранжевое свечение. Две толстые гадюки свешивались со стел центрального алтаря, на котором, прижимаясь друг к другу, словно испуганные дети, сидели недавние соперники.

– Говорили мне родители, что эта история добром не кончится, – простонал Рудый.

– Старших надо было слушаться, а не за жабами бегать, – уныло ответил сокол.

– Хозяин! – Блондинка, теряя босоножки, бросилась к фигуре в темном плаще. – Не гневайся на меня, хозяин! Опять не получилось! – Царевна коротко всхлипнула и ткнула пальцем в парящую в воздухе Ирку. – Это все она, она!

– Ну почему же, на этот раз ты справилась. – Мрак под капюшоном благосклонно кивнул, узкие зрачки загорелись торжеством. – Лучше было б, конечно, если б вы сами истребили друг друга, Симаргловы выкормыши! – крикнул он окруженным оборотням. – Но и так тоже неплохо! Что, попались, птенчики-щеночки? Всех под алтарь закатаю! Будет жертвоприношение! Только не Симарглу! Не тебе, ушедший бог! – проорал он и удовлетворенно добавил: – Мне. А ее, последнюю и единственную твою надежду!.. – Он резко простер руку, указывая на зависшую в воздухе Ирку. – На цепь, в намордник!.. В будку!! На всю оставшуюся жизнь!!!

Сплетенная из мрака толстая плеть выстрелила из его руки, захлестнула напрасно старавшуюся увернуться Ирку. Девчонку с силой швырнуло на землю. Она почувствовала, как корчится, изменяется под опутывающими прикосновениями плети. Тонкие собачьи лапы взметнулись из предплечий человеческого тела. Острые когти вспороли кожу кроссовок изнутри. Голову охватил обруч невыносимой боли. Ведьма закричала, но даже ее собственный крик не мог заглушить скрежета черепных костей, выпускающих на волю мягкие собачьи уши.

И этими самыми ушами Ирка услышала, как злорадно хохочет Царевна-лягушка.

– Вот тебе! – вопила та. – Жабой меня выставлять! А сама-то? Монстр! Чудовище!

У Ирки потемнело в глазах. Она проиграла! Она боялась остаться чудовищем и потащила своих друзей на Хортицу, и теперь они погибнут из-за нее, и оборотни тоже погибнут, а она все равно превратится в монстра! Да еще всякие смеют издеваться!

– Сама монстр! Тупая блондинистая жаба! – с усилием двигая уже начавшими изменяться челюстями, прохрипела Ирка. – А я – человек! Ведьма! Хортица!

– Хо-ортица… – ясным колокольным звоном отозвалось по острову. – Хо-ортица!

Опутывающая Ирку темная плеть лопнула, словно разорванная гигантской рукой.

– Ду-ура! Свяжись только с тобой! – взвыл человек в темном плаще и одним ударом сбросил блондинку с каменного круга.

Царевна-лягушка кубарем покатилась прямо по устилающим поляну змеям. А от каменных колец вдруг полыхнуло острым, неистовым торжеством, словно бы свершилось нечто долгожданное, во что уже не верили, не надеялись, а оно все же пришло, вот оно, вот! Пробиваясь сквозь сплетение змеиных тел, оранжевый свет полыхнул с новой силой.

Ирка тяжело поднялась. Сильные лапы борзой нелепо подворачивались под человеческим телом. Разодранные кроссовки хлюпали на когтистых лапах. Мягкие тряпочки ушей болтались по щекам. Оборотни старательно отводили глаза, не в силах смотреть на изуродованное – лицо: собачью морду? У Ирки темнело в глазах, поляна со змеями таяла. Свистящая воронка закручивалась, неся девчонку вглубь, вглубь, навстречу сплетающимся каменным кольцам.

– Протолча… – на пределе слуха прошелестел призрачный голос.

Сквозь мрак проступили расплывчатые фигуры. Славянские витязи в плетеных кольчугах и плащах из волчьих шкур кружили возле украшенного двумя стелами круга в центре разорванного каменного кольца. Связанного пленника опрокидывали на алтарь, взблескивало в оранжевом свете длинное лезвие меча…

– Симаргл!!! – неистово завывающая вовкулачья стая вставала над окровавленным алтарем.

– Гилея… – откликался другой голос.

Дрожало святилище от конского топота, и неслись вокруг каменной «восьмерки» усатые скифские всадники, сбрасывая к подножию стел свои жертвы, и короткое лезвие акинака погружалось в человеческую грудь…

– Симаргл!!! – широко распахнув крылья, соколы разлетались прямо с седел.

– Симаргл… – с трудом шевеля губами, едва слышно выдохнула Ирка.

И каменная поляна откликнулась, вся разом, будто только этого слова здесь и ждали.

– Этого не достаточно, моя дивчинка, ты ж знаешь, – шепнул прямо ей в ухо голос дядьки Мыколы. – Напои его кровью, моя дивчинка, напои его жизнью, и он даст тебе свою силу! Сама спасешься та всех спасешь!

– Дай ему! Дай ему нашу кровь, наши жизни! – твердо откликнулись сокол с Рудым. – Убей нас, спаси себя и остальных, ведь это мы во всем виноваты!

Ирка покосилась на свои когти. Она знала, она чувствовала, как легко, как просто пронзят они тела оборотней, и дымящаяся кровь хлынет на алтарь, и она, Ирка, научится преображаться и разберется со всеми змеями, жабами и их хозяином…

– Нас, нас! – зашептали Ментовский Вовкулака и Балабан. – Мы уже старые, мы жизнь прожили! Возьми нас!

– Нас! Нет, нас! – зашумело по поляне.

– Простите, а самоотводы принимаются? – послышался тревожный голос Пылыпа з конопэль.

И только два голоса, единственные два голоса, которым Ирка придавала значение, молчали. Выжидающе. Осуждающе.

– Если, чтоб помочь нам, Симарглу нужна жертва, так чем он лучше вот этого? – Ирка мотнула головой в сторону темной фигуры в плаще. – Фиг ему, а не жертва, я таким не занимаюсь!

– Ха, так я все-таки победил? – несколько неуверенно уточнил Хозяин, и его красные глаза и рубин на пальце засверкали. – Ты не взяла силу у Симаргла, девчонка, и теперь…

– Слушайте, вы с Симарглом тут что, одни? – возмутилась Ирка и прыгнула.

Оббивая о камень лапы, она шлепнулась на всеми позабытый боковой каменный алтарь, окруженный пятью стелами. Девочка почувствовала, как от центрального круга к ней потянулась волна обиды.

– Да пошел ты со своими претензиями! – рявкнула она. – Может, здешней богине тоже нужна кровь, но она ее хотя бы не требует вот так внаглую! – И Ирка со всего маха ударила лапой о камень, раздирая шкуру и обрызгивая своей кровью все пять стел.

– Не обращай на него внимания, девочка! – вдруг откликнулся звонкий женский голос. – Мужчины вечно сперва натворят дел, а потом обижаются! Иди ко мне!

Очень высокая, очень сильная женщина смотрела на Ирку со всех пяти каменных стел с той огромной, беспредельной нежностью, о которой Ирка всегда так мечтала и с которой никогда не встречалась наяву. Женщина исчезла, на ее месте возникла старушка в славянском одеянии, потом суровая юная всадница с луком за плечами, снова женщина в роскошном восточном наряде… Но взгляд ее всегда оставался одним и тем же. Ласковая ладонь коснулась Иркиных волос, и тихий голос прошептал:

– Все будет хорошо, девочка! Тебе не нужна Симарглова сила. Всё, что тебе нужно, он и так вложил в твою кровь! Для истинной хортицы хватит всего лишь капли, пролитой на землю Хортицы!

Капли Иркиной крови медленно растаяли на каменных стелах. Девчонка услышала вдалеке заливистый лай. Увидела, как, разбрызгивая во все стороны воду, прямо по глади Днепра мчится громадная хортая борзая. А на спине ее шумят деревья, сильная грудь выпирает скальной кручей, уши и хвост шелестят степной травой, а могучие лапы стелются тропами… И вдруг Ирка стала расти, ясно и отчетливо понимая, что она и есть эта борзая, она и есть Великая Хортица! Это она всем телом ощущает, как в хортицких сосновых рощах прорывается к свету одинокий молодой дубок, как бьет вода в родниках и чьи огни светятся среди деревьев в ночь Солнцеворота. Почувствовала, как неловко давят на плечо каменные кольца, наложенные на нее суетливыми двуногими блошками. Очень давно. С точки зрения блохи.

Теперь по этим каменным украшениям что-то неприятно, скользко ползало… И тогда она лишь чуть-чуть, едва-едва шевельнула плечом.

Перед глазами снова помутилось…

Широко расставив лапы, Ирка стояла между пятью каменными стелами. Алтарь под ней качался, словно от землетрясения. Заполонивших поляну змей сбило в сторону, скатало в здоровенные шипящие клубки… освободив плененных людей!

«Чего встали, сматывайтесь, пока они не очухались!» – хотела закричать Ирка, но вместо этого у нее вырвалось раскатистое, громовое:

– Гав! – И, словно испуганное ее собственным лаем, за плечами у нее что-то затрепетало.

Ирка оглянулась…

«Ну ничего себе!» – в изумлении она свесила язык и тяжело задышала.

За ее сильной, темной, гладкошерстой собачьей спиной красовались мощные крылья! Ирка неуверенно повела плечами… Крылья распахнулись, хлопнули, гоня ветер…

– Хортова кровь! Настоящая! – словно не веря своим глазам, выдохнул Балабан.

И страшно закричал хозяин перстня:

– Нет, ты не могла, не должна была! Нет!!! Я все сделал, чтоб ты не попала сюда, чтоб не сумела… Я не допущу! Ни за что! – Он крутанул на пальце свой рубиновый перстень.

Окутывающий его плащ тьмы взметнулся кожистыми крыльями в полнеба. Хлестнул чешуйчатый хвост, высекая искры из камней святилища. Шея удлинилась, потянулась вверх… И вот уже над Иркой, мрачно сверкая красным огнем глаз, нависла гигантская башка древней рептилии. Длинная, как у крокодила, пасть распахнулась, показывая острые и огромные, словно мечи, зубы.

– Во гад, так это ж Змей! – запрокинув голову к возвышающемуся над поляной чудовищу, пробормотала Танька. – Здравствуйте-пожалуйста!

Шея Змея вдруг дернулась, словно пушка при выстреле, и из распахнутой пасти вылетел клуб огня, нацеленный точно в стоящую между пятью стелами Ирку. Сильные ноги борзой спружинили, Ирка отскочила в сторону. Огненный шар врезался в камень алтаря и, бессильно зашипев, погас, будто рухнул в воду.

Ирка оттолкнулась лапами… Мощное, послушное, словно хорошо отлаженный механизм, тело повиновалось моментально. А соображение… Соображение было ее собственное, ведьмы Ирки Хортицы. Перескочить каменный бортик, ударить крыльями, взмыть, походя крепко цапнув за раздраженно хлещущий Змиев хвост, перепорхнуть неуклюже разворачивающемуся чудовищу за спину. Незнакомыми и непривычными были лишь царившие в душе абсолютное бесстрашие и восторженный азарт схватки: «Ну дайте, дайте мне добраться до этого Змеища!» Ирка чувствовала, что к этим новым ощущениям быстро привыкнет.

Оранжевый свет центрального алтаря в разомкнутом кольце потускнел, будто обиженно нахохлился, зато круг с пятью стелами на миг озарился зеленым светом ведьмина огня. Вокруг Иркиной шкуры заплясал огненный ореол, но не оранжевый, как раньше, а зеленый!

Хортица взмыла в небеса. Громыхая, словно ракета на взлете, гигантский Змей ринулся за ней. Они зависли друг напротив друга на фоне темных небес.

– А мы чего стоим? – возмущенно спросил Балабан.

Он ударился о свободный от змей пятачок земли под ногами… И вот уже сокол-балабан с налету склюнул змею прямо с Танькиной швабры.

– Вот спасибо! Так, а мы ж с тобой не закончили! – И, часто стукая шваброй по земле, Танька ринулась в погоню за улепетывающей скачками жабой.

С пулеметной скоростью молотя клювами, соколы мчались за расползающимися змеями. Меч прыгнул в руку здухачу, легко рассек змеиный клубок пополам… В прыжке Ментовский Вовкулака скусил башку нависшей над Рудым гадюке…

Ирка весело швырнула Змею в морду зеленый клуб ведьминого огня. Змей мотнул башкой – поток пламени сбило в сторону, кинуло на верхушки деревьев. Боковым зрением Ирка поймала зарево занимающегося пожара. Змей распахнул пасть… Потянул в себя воздух… И тут Хортица поняла, что сейчас она, со всей ее новообретенной мощью, будто муха, проскочит Змею меж зубов и бесследно канет в глотке. Сквозь азарт погони пробилась отрезвляющая мыслишка: «По-моему, я слегка переоценила свои возможности!»

Ирка круто развернулась и, изо всех сил работая крыльями, помчалась над островом. В спину ей бил тугой, злой ветер. Это, проламывая воздух, несся за ней Змей. Ирка инстинктивно метнулась в сторону. Обдав жаром шкуру, огненный шар свистнул над плечом. Хортица снова вильнула, в последнюю секунду успев поджать хвост. Зубы-мечи щелкнули возле самого ее зада.

Ирка заложила крутой вираж, мельком увидав настигающего ее преследователя.

«А он меня почти догнал! А я ему, пожалуй, на один зуб!»

Новый клуб огня полетел в нее. Испуганно тявкнув, Ирка спикировала вниз, нырнула в плотные заросли мясистых стеблей. «Ой, так это ж Пылыпова конопля!» Ирка глянула сквозь решетку стволов. Просветы в конопляной чаще озарились ярким светом. Дохнуло нестерпимым жаром. Хортица кубарем выкатилась прочь. На конопляную рощу обрушился шквал пламени. Купу зелени словно огненным языком слизнуло. Ирка стояла на краю голой выжженной проплешины. Лишь хлопья сухого серого пепла и черной сажи медленно осыпались на землю.

«Надо что-то делать!»

Сзади снова послышался нарастающий свист, и Ирка ринулась к воде. Она пронеслась над кручами. Теперь под ней простиралась гладь Днепра, выступала из воды верхушка самого страшного, самого опасного из давно затопленных днепровских порогов, Тринадцатого.

«Пора!» – сделав в воздухе лихой кульбит, Хортица распластала крылья и зависла точно напротив морды гигантского Змея. Его башка была побольше, чем вся Ирка, даже если считать ее вместе с размахом крыльев. Мрачный, гипнотизирующий взгляд красных глаз Змея гневно уперся в порхающую перед его носом собачонку.

Ирка замерла, словно завороженная. Одна-единственная мысль билась в голове: «Если он решит меня сглотнуть, а не огнем дыхнуть, мне хана!»

Но тут узкие вертикальные зрачки налились торжеством. Змей распахнул пасть пошире, явно намереваясь испепелить ничтожную шавку прямо в воздухе. Ирка увидела, как по длиннючей шее прокатился шар, будто снаряд подавали в гаубицу. Содрогаясь от внезапно нахлынувшего ужаса, она глянула сквозь частокол Змеевых зубищ. В глотке у Змея засветилось, словно лава поднималась в вулкане, готовая вот-вот хлынуть через край.

«Сейчас, вот сейчас!» – из последних сил держась, чтоб не забить крыльями и не ринуться прочь, Ирка подобрала лапы, сжалась в комок.

Огонь заклубился в Змеевой глотке… И в этот момент с Иркиной шкуры хлынул узкий поток зеленого ведьминого пламени. Прямо Змею между зубов. Будто палкой протолкнул огненный шар обратно ему в горло, скользнул следом.

В животе у чудовища глухо бухнуло. Он содрогнулся всем своим огромным телом. Клубы черного дыма вырвались из ушей и из-под хвоста. Беззвучно раззявилась пасть. И вдруг Змей перевернулся в воздухе, будто подбитый бомбардировщик, и со свистом понесся вниз, туда, где скалилась из воды острая верхушка зловещего Тринадцатого порога.

Сложив крылья, Ирка камнем ринулась следом, обогнала падающего Змея и в последнюю секунду успела всадить в воду еще одно копье ведьминого огня. Волны расплеснулись, вставая по обе стороны, словно громадные водяные стены, а под ними обнажился гребень днепровского порога. И на этот гребень, насаживаясь на острые скальные грани, со всего маху рухнула тяжелая туша. Змей страшно закричал… Поднятая ведьминым огнем вода хлынула на место. Образовавшийся водоворот завертел гигантского гада, наматывая его на острие скрытого под водой порога, словно на винт кухонного комбайна. В темной воронке воды на миг мелькнули кончики бьющихся кожистых крыльев, волны взметнулись снова… И все стихло.

Парящая в небесах Ирка облегченно вздохнула. И полетела обратно, к каменным кольцам Симаргловой поляны.

 Глава 19   Ведьма от бога?.. 
Ирка легко опустилась на поляну между каменными алтарями. На миг ей стало страшновато: а вдруг теперь она навсегда так и останется здоровенной псиной с крыльями. Будет порхать над хортицкими кручами, на обед альпинистов с веревок скусывать… Но стоило Ирке лишь пожелать вновь стать человеком, как крылья легко сложились за спиной, шкура поползла, будто стекая с нее…

– Классно у тебя стало получаться! – выныривая из-за каменной стелы, объявила Танька. – И крылышки очень идут!

– Да, нормально смотрится! – небрежно, будто оборачиваться гигантской крылатой борзой для нее совершенно естественно, согласилась Ирка. – А жаба где?

Танька столь же небрежно приподняла свою швабру. На перекладине жалко болталась лопнувшая жабья шкурка.

Брезгливо ухватив трофей двумя пальцами, Танька отлепила его и со словами:

– Никогда мне ее передача не нравилась! – отшвырнула жабью кожу прочь.

Та упала на камни и вспыхнула лиловым огнем. Мгновение – и лишь пятно липкой сажи осталось от истинного одеяния Царевны-лягушки.

– Надеюсь, в третий раз она уже не вылезет! – буркнул майор.

Широким шагом он двинулся к центральному алтарю, уже на ходу начав орать:

– Что сидишь, уши растопырил, а ну, слезай с каменюки! – Он грозно навис над опасливо прижавшимся к каменной стеле Рудым. – Ты у меня теперь месяц из казармы не выйдешь! Ты у меня сортиры даже не зубной щеткой, ты у меня их зубочисткой драить будешь! Одной и той же весь месяц!

– За что? – слабо вякнул Рудый, тяжело сползая с камней.

– За любовь к земноводным!

– Сурово он с вами, – пробормотал недавний противник молодого волка, на всякий случай слезая с каменного круга и бочком-бочком, цепляясь за стелы, ковыляя к своим.

– А с тобой твой собственный старшой разберется, – пообещал ему вслед майор. – Хортице спасибо скажите! Она мало того, что за вас, двух обалдуев, крови своей не пожалела, так ведь еще и, вон, против его воли пошла! – Он кивнул на освободившийся алтарь. – Думаете, олухи, очень ей надо из-за вас семейные отношения портить? – Вовкулака повернулся к Ирке и, глядя на нее с опасливым восхищением, выпалил: – Ну ты своему старому и вделала! Ты как его подальше послала, у меня аж хвост в узел завязался с перепугу! – Он доверительно понизил голос, наклонился пониже к Иркиному уху: – Слушай, я и раньше догадывался, что у вас с ним отношения не очень-то! Но даже не думал, что все так серьезно… Может, ты бы с ним того… не собачилась… Ты все-таки единственная Хортова кровь!

И вот тогда Ирка зарычала.

– Ой, Ирка, ты что, опять бесконтрольно превращаешься? – в ужасе всполошилась Танька.

– Ну почему же бесконтрольно, я вполне сознательно, – крепко стиснув зубы, процедила Ирка. – Я ж майору еще когда обещала: перекинусь и всю их оборотническую братию на мелкие куски порву. А его первого! Хватит мне голову морочить! – почти срываясь на визг, заорала ведьма. – Всё намекаете на что-то, всё недоговариваете… Какая еще Хортова кровь? Какие семейные отношения? Кто такой «он», которым вы мне все уши просвистели? – И, скаля зубы, Ирка надвинулась на Ментовского Вовкулаку. Глаза ее налились лютой, яростной зеленью, и зеленый огненный ореол вспыхнул вокруг всего тела.

– Свистеть – это вон, по их соколиной части, – обиженно проворчал оборотень. – А я нормально, по-человечески, говорю. Про Хорта старого. Ну про Симаргла, папашу твоего! – И он снова кивнул на центральный каменный алтарь.

– Кого? – Ирка изумленно открыла рот.

Свечение вокруг ее тела медленно стало гаснуть… В полном ошеломлении девчонка обвела взглядом поляну.

– Ой, вот только не придуривайся! – раздраженно фыркнул майор. – Можно подумать, ты раньше не знала! Вы ж даже внешне ну не то чтоб на одно лицо, но на одну морду – это точно! Крылья опять же… – Он покачал головой. – Нехорошо, девочка! Даже если ты его поступки не одобряешь, даже если общаться с ним не хочешь, но делать вид, что родного отца вообще знать не знаешь, – неправильно это, поверь старику! Конечно, эта его тяга к жертвенной крови, она неприятное впечатление производит… Но он же не маньяк какой! Сделай скидку на возраст! Он же когда воспитывался… И вообще, если ты сама категорически от жертвоприношений отказываешься, остальным не надо свою точку зрения навязывать! – Вовкулака одарил мрачным взглядом Балабана и толпящихся у «восьмерки» растерянных соколов. – Я б на твоем месте одного-двух все-таки замочил. Мир от этого стал бы только лучше! Во всяком случае, лично мне жилось бы комфортнее.

– Господа, господа, не стоит снова ссориться! – Пылып з конопэль быстренько ввинтился между двумя стаями оборотней. – Дружба. Взаимопонимание. Любовь, а не война! Такая тяжелая была ночь! Давайте все расслабимся, послушаем рэгги, закурим косячок мира! – Он ловким движением открыл свой золотой портсигар и вдруг замер в неподвижности. Портсигар был пуст. Ни одной самодельной сигаретки, набитой резаной травой, в нем не было. Страшно побледнев, Филипп вскрикнул: – Конопля! Что с моей коноплей! – И ринулся прочь с поляны.

– А что с его коноплей? – поинтересовалась Танька у Богдана.

Тот недоумевающе пожал плечами.

Тихонько, стараясь не шуметь, они подошли к стоящей у центрального алтаря Ирке. Некоторое время молчали, переминаясь у подруги за спиной. Ирка не шевелилась, низко опустив голову и не сводя глаз с каменного круга. Танька неловко откашлялась, прерывая тягостную тишину:

– Ну, ты ж хотела узнать, кто твой папа, – вздохнула она, неуверенно поглядывая на Ирку. – А он, оказывается, вот… Не как-нибудь так, а целый бог…

– Ерунда! – так же неуверенно откликнулась Ирка. – По-моему, майор все это выдумал, чтоб я от него отвязалась. Ну сама подумай, тебе б сказали, что мама у тебя – Афина Паллада, ты б поверила?

– Ни за что! – решительно отрезала Танька. – И вообще, про твою маму разговора не было, только про папу! Ирка, ну сама подумай, это ж как круто: папа – бог! У нас в школе у одной девчонки троюродный прадедушка графом был. У ее родителей прямо на заборе родословное дерево мозаикой выложено, а у нее самой нос все время в потолок смотрит, так она его задирает! А граф по сравнению с богом – полный отстой! Даже царь…

– Танька, прекрати! – устало сказала Ирка, отрывая глаза от каменного алтаря. – Папа-бог! Ну и что с того? – Она пожала плечами. – Даже похвастаться нельзя. В прадедушку-графа, может, какой дурак и поверит, а вот в папу-бога – только полный псих…

– Зато ты теперь знаешь, почему он с вами не живет… – пробормотала Танька.

– И что, мне сразу должно стать легче? – язвительно поинтересовалась Ирка. – Потому что он бросил нас не от большого пьянства, как я раньше думала, а от истинной божественности? Да мне-то какая разница! Бог он, видите ли! – Ведьмочка зло фыркнула. – Собака натуральная! Кобель! – припечатала она и, круто развернувшись, пошла прочь с заполненной людьми поляны.

Волки и соколы почтительно и несколько опасливо раздались в стороны, пропуская девчонку.

Она шла, стараясь не оглядываться, чтобы никто не видел безудержно текущих из-под ресниц слез. И изо всех сил стараясь не обращать внимания на ощущение чего-то невидимого и бесплотного, что тянулось за ней, пытаясь остановить, удержать.

Она вслушивалась лишь в тихие шаги за спиной – Танька и Богдан, молчаливые и ни о чем не спрашивающие, шли следом, и только их присутствие позволяло ей держаться, чтобы не разреветься в голос.

Вроде бы майор попытался окликнуть ее, но уж с ним-то Ирка точно не хотела разговаривать.

Потряхивая украшенными гривками, мимо проскакали гнедая и вороная лошадки. Кругломордый мент лишь приветственно шевельнул усами, а дядька Мыкола потянул за узду, остановился, глядя на Ирку сверху вниз, и строгим голосом объявил:

– Дела семейные – своим ходом, але ж работа страдать не должна. До батька можешь навить и не заглядаты, а на Хортицу чтоб без напоминаний наезжала! Тяжко острову без хозяйского глазу!

Лошади проскакали дальше.

Ирка чувствовала, как ее друзьям хочется выяснить, почему именно Иркин глаз теперь на Хортице хозяйский, но они по-прежнему молчали, оставляя подругу наедине с собой.

– К автобусу? – наконец робко поинтересовалась Танька.

– Ага. – Ирка коротко кивнула, напоследок всхлипнула и вытерла глаза рукавом.

Друзья свернули к рощам…

– Оба-на! – выдохнул Богдан, останавливаясь.

Филипп стоял на коленях перед выжженным кругом земли там, где еще недавно красовались высоченные стволы хортицкой конопли. Голова его была низко опущена, кулаки гневно сжаты… Так в американских фильмах героические парни стоят над телом погибших напарников. И скупая мужская слеза катится по лицу героя.

Рядом, непрерывно дымя самокрутками, в почетном карауле застыли Филипповы волхвы. Наконец седой положил руку на плечо коленопреклоненного повелителя конопли.

– Филипп! – со сдержанной печалью в голосе сказал седой. – Пусть скорбь твоя по ней будет светла. Она погибла в бою!

Пылып з конопэль поднял на него полные слез глаза и надрывно выдохнул:

– Она была для меня всем! – Он поднялся, отряхнул джинсы от светлых разводов пепла, с деловитой задумчивостью объявил: – Надо искать новое место, – и в мгновение ока исчез. Лишь отпечатки его коленок остались в золе пожарища.

Танька вдруг остановилась.

– Вы идите, я вас догоню! – скомандовала она, круто развернулась и бросилась обратно по тропе.

Нагнала она их уже на автовокзале. Нервничающие Богдан и Ирка с тремя билетами в руках тянули шеи, выглядывая, где же подруга, когда пара открытых военных джипов притормозила рядом. Запыхавшаяся Танька соскочила с подножки.

– С ними мы не поедем, я правильно поняла? – поинтересовалась она у Ирки.

– Еще не хватало! – возмутилась та и сердито глянула на выглядывающего из-за руля майора. Может, и нелогично, но она ужасно злилась на старого вовкулаку. Спасибо, нашел ей родственничка! А народ в классе еще жалуется, что у них предки отсталые! Да если сравнить с Иркиной коллекцией – покойная бабушка-ведьма, живая малохольная бабка и непонятно какой божественный папа совершенно собачьего вида и поведения… Вот если бы майор сказал, что та, что живет между пятью каменными стелами, Ирке ну пусть не мама – маму свою она еще слишком хорошо помнит, – но какая-нибудь тетя! Хоть двоюродная! А, чего уж теперь рассуждать…

– Соколы тоже вместе ехать приглашали. У них микроавтобусы с кондиционером и даже с холодильником… – протянула Танька.

– Видеть их всех не могу! Нечего у пернатых одалживаться, пусть лучше они нам будут должны, – отрезала Ирка, шагая к подкатившему рейсовому автобусу.

– Слушай, ты начинаешь правильно мыслить! – Танька поглядела на нее с уважением. – Только я у них из холодильника бутылку колы все-таки изъяла, свою-то мы вылили! – Ведьмочка влезла в автобус и неожиданно плюхнулась рядом с Богданом, оставляя опешившей Ирке одинокое место позади. – Для тебя, Богданчик, пивка не было, уж извини!

– Ты меня теперь всю жизнь этим пивом шпынять будешь? – пробурчал Богдан, глядя, как проплывают за окном улицы Запорожья.

– Да ладно, не буду. На! – И девчонка протянула ему что-то маленькое, ярко-розовое.

Перегнувшись через спинку сиденья, Ирка обнаружила, что на ладони у Таньки лежит крохотная стеганая подушечка.

– Я ее, еще когда мы в палатке ночевали, сделала, только отдать не успела. На брелок надень и носи. Под щеку ее подложишь, глаза закроешь – и сразу же заснешь, никакой заговор не понадобится. Только учти, – голос у Таньки стал тяжелым, как кирпич, – опять начнешь на всяких блондинок заглядываться – берегись!

– А если на брюнеток? – усмехнулся Богдан, принимая подушечку. И тут же дернулся от боли – подушечка весьма ощутимо шарахнула его током. – Слушайте, а может, я все-таки лучше начну пиво пить? – вздохнул он.

– Я тебе начну! – пригрозила Танька. – Если ты твердо решил отцу машину купить, так компания моего папы из Чехии автомобили завозит, можно очень недорого хорошую взять.

– Ну да, станет твой папа мне машину организовывать, как же, – засомневался Богдан.

– Это мой папа, и я знаю, как с ним договориться, – отрезала Танька.

– А своему отцу я как объясню? Откуда у меня вдруг машина взялась?

– Элементарно! Загружу «ВедьмуТаньку», пусть какую-нибудь Интернет-лотерею нам в сети изобразит, вроде как выиграл ты эту машину.

– Ну да, будет «ВедьмаТанька» для меня стараться, – снова засомневался Богдан.

– Она моя цифровая копия, и я знаю, как с ней договориться, – оборвала его Танька.

– Ага, как со своей мамой договариваться, ты тоже знала, а справку по болезни для Ирки так и не сделала! – найдя, чем все-таки уесть ведьму, торжествующе объявил Богдан.

– А зачем нам справка, у нас кое-что получше есть, – невозмутимо пожала плечами та и вытащила из сумки жутко официального вида документ с кучей печатей.

– Это что такое? – заинтересовалась Ирка.

– Думаете, я зря возвращалась? – хмыкнула Танька. – Это благодарность от милиции Ирине Хортице за помощь в ликвидации подпольной плантации конопли. Теперь твоя Баба Катя в жизни к тебе за прогулы не прицепится, и все разговоры насчет наркотиков у вас в классе прекратятся.

– А если кто не поверит, тому я, как свидетель, все популярно объясню, – заявил Богдан и выразительно стукнул кулаком себе в ладонь.

Ирка почувствовала, как на глазах у нее закипают слезы. Может, и правда, что папаша у нее весь из себя крутой и божественный. Но за всю свою многотысячелетнюю жизнь он не сделал для нее и малой доли того, что сделали друзья.

Вздымая пыль на ведущей в глубь балки тропе, они шлепали к Иркиному дому. Ребятам надо было свернуть намного раньше, но они почему-то потащились за Иркой.

На заборе ее старого дома неподвижно, словно статуя, восседал кот. При виде Ирки его зрачки остро взблеснули. Ирка остановилась, переминаясь под явно неодобрительным кошачьим взглядом.

– Вам тут один родич с Хортицы привет передавал, – наконец выдавила она. – И сувенир вот. – Ирка неловко протянула коту яркий пакетик с кормом.

Кот вытянул шею, обнюхал пакет. Тяжко, совсем не по-кошачьи, а чисто по-человечьи вздохнул. И вдруг спрыгнул внутрь двора. Через мгновение калитка Иркиного дома открылась. Ребята нерешительно вошли. Кот сидел возле калитки, и вся его фигура изображала мрачное смирение: дескать, ну заходи уж, ладно, что ж с тобой поделаешь. Ирка нагнулась, протягивая коту сувенир от родича. Кот с достоинством взял пакет в пасть, одним прыжком взвился на яблоню, пробежал по длинной ветке и скрылся в окне Иркиной комнаты.

– Кажется, помирились, – довольно объявила Ирка. – Надо его миску из-под крыльца забрать.

Всей компанией они ввалились в гостиную, где, не отрывая глаз от очередного сериала, восседала бабка.

– Нашвендялись? – не оборачиваясь, брюзгливо спросила она. – Устроили соби каникулы посередь недели, лета вам замало, неробы! А бабка тут сама-самисенька, мов перст, жди их, борщ вари, блинчики з мьясом верти, салатик стругай…

– И борщ, и блинчики, и салат? Бабуся, ты прелесть! Народ, пошли обедать! – оживилась Ирка.

Сериальные страдания пропали с экрана, сменяясь выпуском новостей.

Голос дикторши азартно застрекотал:

– В результате операции, проведенной отделом по борьбе с наркотиками, на частной даче была обнаружена и ликвидирована плантация конопли…

– Почему на даче? – Недоумевающий Богдан остановился на пороге. – На Хортице!

– Дача располагалась в окрестностях нашего города… – продолжала дикторша.

– Это не та конопля, – буркнула Ирка, – другая.

– Сотрудники отдела были просто потрясены, когда обнаружили, что высота растений достигает пяти метров! – объявила дикторша, и на экране появилась знакомая рощица высоких мясистых стволов.

– Конопля та самая. Место другое, – заключила Танька. – Ну ничего себе наш Филипп дает! Пять метров! Когда успел?!

– Ядовитое зелье было полностью уничтожено. К сожалению, владельца дачи задержать не удалось. Несмотря на все предпринятые меры, ему удалось скрыться.

– Шустрый, – согласилась Ирка. – Но, к счастью, неудачливый. Так мы блинчики сегодня есть будем?