Антон Леонтьев - Ночь всех святых

Ночь всех святых
«Кто в книгу эту заглянуть дерзнет,Того Крылатый Ужас унесет…»Г.К. Честертон. «Прóклятая книга». Перевод с англ. Н. Трауберг
Германия, 1945–1946 годы

Столь близко Ганс видел фюрера впервые. Конечно, как и все немцы, он и ранее лицезрел великого вождя немецкого народа на фотографиях в газетах и в кинотеатрах, в выпусках новостей.

Ганс не сомневался в том, что фюрер – высокий, подтянутый, спортивный мужчина, который еще несколько лет назад вел Германию от одной победы к другой. Но потом что-то не заладилось, и рейх стал терпеть поражения. А все эти треклятые русские! Не надо было с ними связываться!

Когда Ганс узнал, что на берлинском вокзале, где шли судорожные приготовления к отправке таинственного бронепоезда, появится сам фюрер, он испытал почти мистический страх и трепет. Будет что рассказать родителям и Кларе, своей невесте! И тем горше было его разочарование, когда наконец, с большим опозданием, на платформе появился фюрер в сопровождении высокопоставленных офицеров.

Ганс, вытянувшись во фрунт, замер, чувствуя, что сердце колотится сильно-сильно. Вначале он даже не сообразил, что видит именно великого вождя. Согбенный субъект походил на кого угодно, только не на Адольфа Гитлера. Да, в прошлом году фюреру исполнилось пятьдесят пять. Но разве это возраст для мужчины? Тем более для великого вождя! А субъект, шаркая ногами и тряся головой, увенчанной немного кособоко сидевшей фуражкой, выглядел лет на семьдесят с лишком – старик стариком. Ганс даже чуть поморщился, подумав, что дедок случайно затесался в свиту фюрера. И только заметив, с каким почтением взирают на него окружающие, понял: перед ним действительно Гитлер.

Ганс большим усилием воли сдержал вздох разочарования. Неужели это и есть великий вождь? Вот этот сгорбленный бледный старец с искаженным лицом, заведенными за спину трясущимися руками, облаченный в какую-то потрепанную шинель? И тем не менее, да, по вокзалу шествовал великий вождь немецкого народа, рейхсканцлер и рейхспрезидент Адольф Гитлер.

Фюрер двигался медленно, по-черепашьи, и было очень хорошо слышно, как он шаркает сапогами по платформе. Ганс, не отрывая взгляда, следил за ним. Неужто поражения последних месяцев сыграли с Гитлером злую шутку? Но как же такая развалина может управлять рейхом? Разве генералы, сопровождающие его, не видят того же, что и он, Ганс?

Похоже, что нет, многие взирали на фюрера с неподдельным обожанием. Вот только рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер, одетый, как всегда, с иголочки и даже щеголевато, посматривал на Гитлера, как показалось Гансу, с сожалением и даже некоторым презрением. Впрочем, возможно, это всего-навсего игра теней – ведь герр Гиммлер являлся правой рукой фюрера и не должен был испытывать подобных чувств.

Кстати, о правой руке. Фюрер подошел к напарнику Ганса, Олафу, стоявшему напротив, вытянул вперед руку – и Ганс заметил, что та ужасно дрожит. Прямо как у дяди Рихарда, старшего брата матери Ганса, горького пьяницы. Неужели фюрер тоже любит закладывать за воротник?

Послышалось невнятное, глуховатое бубнение. Голос Гитлера так разительно отличался от голоса, который когда-то денно и нощно лился из радиоприемников! Потом обращений фюрера к народу стало все меньше и меньше, а в последние годы их вообще не транслировали! Теперь все чаще и чаще, заходясь в экстазе и описывая учиненные русскими и американцами ужасы, выступал доктор Геббельс. А вот фюрер молчал…

Ганс не расслышал, что именно спросил фюрер у Олафа. Зато до него долетел ответ напарника – четкий, ясный, по-солдатски лаконичный. Видимо, Гитлеру понравился ответ Олафа, и он, похоже, даже улыбнулся, потому что его свита подобострастно рассмеялась.

Затем фюрер развернулся – и Ганс затаил дыхание: великий вождь направлялся к нему! Раздались шаркающие шаги, Гитлер остановился рядом. Ганс, не отрываясь, смотрел в лицо человеку, которого некогда обожала вся Германия.

Ганс был еще ребенком, когда фюрер пришел к власти, но, взрослея, не мог себе представить жизнь без этого человека, благодаря которому Германия стала самым могущественным государством на свете. Впрочем, в последние годы, а особенно в последние месяцы, все разительно переменилось: казавшийся непобедимым тысячелетний рейх трещал по швам. Даже Ганс понимал это. Однако все надеялся на гений фюрера, на то, что великий вождь изобретет план спасения и низвергнет русские и американские орды, наступавшие на Берлин.

И вот теперь Ганс позволил себе в этом усомниться. Разве может стоящий перед ним тщедушный, явно больной старик спасти рейх? Ганс заметил, что с нижней губы фюрера капает прозрачная слюна. Причем видел это не только он один, но и стоявшие рядом офицеры. Один из них услужливо протянул Гитлеру белоснежный носовой платок. Гитлер взял его трясущейся рукой, поднес ко рту, промокнул слюну.

– Солдат, как тебя зовут? – прошамкал великий вождь, причем так невнятно, что Ганс, как ни старался, так и не понял, о чем спрашивает у него Гитлер.

На мгновение повисла страшная, тягучая тишина. Ганс, чувствуя, что внезапно вспотел, стоял, вытянувшись как струна, и таращился на рейхсканцлера и рейхспрезидента. Не мог же он, в самом деле, попросить Гитлера повторить вопрос!

На помощь подоспел один из генералов – резким, лающим голосом он осведомился у Ганса, как его имя.

Ганс ответил, как его учили – быстро, четко, смотря поверх головы собеседника. Гитлер, похоже, остался доволен. Его трясущаяся рука легла на плечо Ганса, и молодой человек вновь услышал невнятное бормотание. Ему стоило больших усилий разобрать слова:

– Именно такие, как ты, спасут рейх. Потому что ждать осталось совсем немного. Скоро, очень скоро фортуна вновь окажется на нашей стороне.

А затем Гитлер последовал к поезду. Когда фюрер и его свита удалились, Ганс немного расслабился и посмотрел на Олафа, своего приятеля и напарника. Тот, похоже, все еще находился под впечатлением от встречи с Гитлером.

Убедившись, что поблизости никого нет, Ганс осторожно спросил:

– Ты думаешь, он сейчас сядет в поезд и покинет Берлин?

Произнести имя «Гитлер» он побоялся, но и так было понятно, о ком шла речь.

Лопоухий рыжий Олаф, не шибко умный, зато обладавший поразительной физической силой, пробасил:

– Ты же слышал, что сказал фюрер! Победа будет за нами! У него наверняка имеется новый план! И мы победим всех этих завоевателей, которые хотят подчинить себе наш рейх!

Ганс уже давно убедился – по политическим вопросам с Олафом лучше не спорить. Тот был предан режиму и лично фюреру до мозга костей. Когда-то и Ганс был таким же. Но все изменилось в тот момент, когда родители, жившие в небольшом городке Мекленбурге, получили уведомление, что их старший сын Роман погиб на Восточном фронте.

Гансу по этому случаю дали пятидневный отпуск, и он до сих пор помнил трагическую атмосферу, царившую в родительском доме. Отец был мрачен, а мама лежала с сердечным приступом в спальне. Тогда-то Ганс впервые и услышал слова, поразившие его. И от кого услышал – от собственного отца! Тот заявил, что Гитлер не в состоянии обеспечить безопасность рейха, а потом высказал совсем уж крамольную мысль: было бы гораздо лучше, если бы прошлым летом покушение на фюрера увенчалось успехом и он взлетел на воздух в своей ставке в Восточной Пруссии.

Сначала Ганс спорил с отцом, горячо защищая фюрера, но затем смолк и стал внимательно слушать, что вещает отец. Собственно, все это ни для кого не было секретом, но раньше как-то не принято было говорить на подобные темы – о соседях-евреях, исчезнувших в одночасье еще много лет назад; о том, какая ужасная война идет на Восточном фронте, там, в красной империи русских варваров, где сражался Роман. Старший брат три раза приезжал в отпуск в отчий дом и рассказывал невероятные истории, от которых кровь стыла в жилах. Наконец, были еще повествования соседки, сын которой служил надзирателем в концентрационном лагере. Отец припомнил эти истории, а затем пришел к выводу: именно Гитлер низверг Германию в пучину невзгод.

– И откуда он только взялся? – заговорил тогда родитель. – Пришел из небытия и туда же и уйдет, только утащит всю нашу страну за собой. Ну просто чертовщина какая-то!

Слова отца засели у Ганса в голове. Из отпуска он вернулся совсем другим человеком и очень осторожно попытался поднять эту тему в разговорах с Олафом. Но тот немедленно дал ему отпор, заявив, что фюрер делает все правильно, что в гении Адольфа Гитлера сомневаются только предатели. А потом напрямую спросил у Ганса, не подвергает ли он сомнению стратегию великого вождя.

Естественно, Ганс тогда уверил Олафа, что ничуть не сомневается в том, что Гитлер сумеет спасти рейх от вторжения диких полчищ так называемых «союзников». Но крамольные мысли продолжали крутиться в голове, и с каждым днем Ганс все больше убеждался: Германию ожидает колоссальное, полное поражение.

Что произойдет с фюрером, после того как русские возьмут Берлин, он более или менее представлял, но судьба Гитлера, надо сказать, не очень его заботила. Гораздо больше Ганса занимал вопрос, что произойдет с ним самим, с родителями и с невестой. Беспокоило и то, что с Востока надвигались русские – неужели его родной городок окажется во власти этих монстров? Доктор Геббельс в своих выступлениях по радио рисовал русских подлинными чудовищами, которые разве что только младенцев не едят на завтрак. А вот Роман рассказывал совершенно иное – он ведь видел этих самых русских на фронте. И если раньше Ганс верил доктору Геббельсу, то теперь склонялся к мысли о том, что прав был старший брат. Впрочем, ведь Романа именно русские в итоге и убили!

Ганс настоял на том, чтобы родители перебрались к дальним родственникам, обитавшим под Касселем. А вот Клара, его невеста, осталась в Мекленбурге – ее отец был начальником полиции и строго-настрого запретил дочери спасаться бегством.

Никто не знал, что Ганс подумывал о том, как бы вовремя смыться из армии. Кстати, не только его, как оказалось, посещали такие идеи – несколько сослуживцев действительно дезертировали. Двоих из них нашли, задержали и расстреляли на месте. Разделить их судьбу Гансу очень не хотелось. Но и быть расстрелянным русскими или американцами – тоже. Поэтому более всего его занимала мысль, что можно сбежать за границу, куда-нибудь в Южную Америку.

Однако перспектива вкалывать там на плантациях или побираться никак не прельщала. Ганс мечтал стать королем жизни, а для этого требовались деньги. Много денег! Очень много денег! Только вот где их взять?

Вот тут-то и подвернулся этот таинственный поезд. О том, куда они направляются, ни Гансу, ни Олафу, ни прочим парням, считавшимся крайне благонадежными и абсолютно преданными режиму солдатами СС, сообщено не было. Их разбудили посреди ночи и приказали упаковать вещи. Причем взяли далеко не всех, отобрав только тринадцать человек. Число «13» несколько смутило Ганса. Не то чтобы он был суеверным, однако, трясясь под брезентовым тентом в кузове грузовика, молодой человек вспоминал то, что сказал отец, который назвал Гитлера «демоном», а тысячелетний рейх – «чертовщиной». Конечно, это была всего лишь фигура речи, но мысль, как заноза, отчего-то засела у Ганса в голове.

– Куда мы поедем, как думаешь? – спросил он сейчас, стоя на платформе и поеживаясь на холодном ветру, у Олафа. Было около пяти часов утра, но стояла еще непроглядная темень.

– Я готов выполнить любой приказ фюрера! – отчеканил напарник.

Ганс смолк. Разговаривать с Олафом бесполезно. Тот до такой степени туп, что не понимает – пришло время думать не о фюрере и рейхе, а о себе самом.

А тем временем в бронепоезд спешно грузили деревянные и металлические ящики. Гансу и Олафу тоже было велено присоединиться и помочь. Около вагонов замерли грузовики, в которых находился груз.

Ящики оказались тяжеленные, закрытые на несколько замков и опечатанные, Ганс заметил изображение имперского орла. А еще он разглядел рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера, прохаживавшегося по перрону и лично контролировавшего погрузку.

Груза было много, очень много. Гансу очень хотелось узнать, что же находится в ящиках. Как ему показалось, внутри их что-то перекатывается и позвякивает. Если бы была возможность, Ганс непременно бы заглянул хотя бы в один из них.

Узнать, что же там находится, помог случай. Ганс с Олафом тащили очередной тяжеленный ящик, когда два солдата, несшие точно такой же чуть впереди, вдруг не рассчитали усилий, занося груз в вагон, – и их ноша полетела вниз, на перрон. Раздались стук, скрежет, звон – и остолбенелый Ганс увидел, что из треснувшего деревянного ящика высыпались золотые монеты, а также разноцветные сверкающие камешки.

Послышались властные окрики. Ганс, пользуясь сумятицей, наступил на пару камешков, подкатившихся к его ноге, сапогом. А затем велел Олафу поставить их ящик на перрон и немного передохнуть. Надо было подумать.

Олаф, как завороженный, уставился на сверкающую груду золотых монет и переливающихся драгоценных камней. В том, что это было настоящее золото и настоящие драгоценные камни, а никакие не стекляшки, Ганс не сомневался. Кто бы стал грузить в таинственный бронепоезд какие-то жалкие стразы!

Несколько солдат ринулись набивать себе карманы золотом и камнями. Гансу тоже хотелось присоединиться к ним, однако он был неглупый малый и понимал: добром это не закончится.

Сапог Ганса покоился на двух весьма больших камнях, и молодой человек раздумывал, как же лучше их поднять и где спрятать. Жаль, что нельзя хапнуть еще… Но ничего, двух камешков тоже хватит, наверняка они стоят немало.

Молодой человек задумался. Однако что же получается? Выходит, поезд забит несметными богатствами? Ведь ящиков тут тьма-тьмущая, даже не сотни, а, вероятно, тысячи. И все они – сомнений теперь не оставалось – заполнены чем-то чрезвычайно ценным. Вот бы заполучить содержимое поезда в свое полное распоряжение! Тогда бы он стал очень и очень богатым!

Тут на платформе возник не кто иной, как рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер, а вместе с ним лощеные офицеры в черных кожаных плащах. Один из офицеров наставил на ближайшего мародера пистолет и без предупреждения выстрелил. Солдат повалился на покрытый золотом и драгоценными камнями перрон с дырой в затылке.

– И так будет с каждым, кто посмеет взять хотя бы монетку! – заявил, посверкивая стеклами очков, Гиммлер.

Однако смотреть на труп он избегал – неужели всемогущий рейхсфюрер трусил?

Тех солдат, которые пытались набить карманы, взяли в кольцо и увели прочь. Ганс не сомневался, что их ожидает смерть. А вот что будет с ним самим и с Олафом? Пока напарник тупо смотрел на труп мародера, явно соображая, что делать, Ганс быстро убрал сапог с камешков (один был овальный красный, а другой – квадратный зеленый) и доложил одному из офицеров, указывая на них:

– Смотрите, здесь еще два лежат.

С невыносимой тоской Ганс следил за тем, как оба камня перекочевали в ящик. Зато на него обратил внимание сам Гиммлер. Подойдя к Гансу, он произнес:

– Это с тобой фюрер разговаривал, ведь так? Молодец, хорошо проявил себя! Именно такие люди мне и нужны – кристально честные и абсолютно преданные.

А затем рейхсфюрер СС отдал короткое распоряжение офицеру, который поднял «найденные» Гансом камешки. Тот окинул молодого человека оценивающим взглядом и произнес:

– Ты и твой напарник – за мной!

Ганс содрогнулся. Ну вот, старался как лучше, а вышло только хуже! Кажется, несмотря на похвалу Гиммлера, их сейчас пустят в расход. Вот и будь после этого честным! А ведь «его» камешки были такими большими, наверняка их хватило бы, чтобы приобрести собственную ферму где-нибудь в Парагвае или Чили…

Однако вскоре Ганс понял, что расстреливать их с Олафом не собираются. Офицер доставил их к последнему вагону эшелона. Кстати, пройти туда просто так было бы невозможно – по периметру стояли часовые с овчарками.

И тут Ганс снова заметил фюрера. Оказывается, тот все еще находился на вокзале, хотя молодой человек был уверен в том, что Гитлер давно отбыл восвояси. Развернувшись к Гансу и Олафу, офицер произнес:

– Будете сопровождать эшелон! Но о том, что увидите или услышите, вы должны вечно хранить молчание, иначе – смерть!

А затем Ганс увидел, как по перрону медленно движется странный черный автомобиль, который остановился прямо напротив распахнутой дверцы вагона. Ганса смутило то, что это был катафалк – что ему делать здесь?

Из-за руля выпрыгнул подтянутый молодой тип и отдал честь фюреру, но тот даже не взглянул на него. Его внимание было приковано к самому автомобилю. Гитлер медленно подошел к катафалку, около него возник Гиммлер. Фюрер отдал краткое распоряжение, и два офицера тотчас раскрыли дверцы катафалка.

Ганс старался не упустить ни единой детали, понимая, что стал свидетелем чего-то необычного и, вероятно, чрезвычайно секретного.

Тем временем изнутри катафалка был извлечен большой квадратный ящик. Причем не простой, а, как с невероятным удивлением отметил Ганс, позолоченный. Или, кто знает, может быть, сделанный из литого золота?

Крышку ящика покрывали странные узоры и символы, но Ганс, хоть и обладавший отличным зрением, находился слишком далеко, чтобы рассмотреть все детали. Два офицера остановились, а фюрер подошел к ящику и стал стягивать с дрожащей руки перчатку. У него долго не выходило, но все терпеливо ждали. Наконец Гитлер сдернул перчатку, приблизился к ящику и положил на него руку.

Прошло несколько томительных минут. Никто не смел шелохнуться, все вокруг, казалось, замерло. И вдруг Ганс понял – фюрер читает молитву или что-то в этом роде. А дальше произошло и вовсе невероятное – великий вождь немецкого народа отошел в сторону и приложил дрожащую руку к фуражке. Он отдавал честь золотому ящику!

А офицеры, чеканя шаг, отнесли ящик в вагон. Затем Гитлер что-то коротко сказал Гиммлеру, обернулся – его взгляд замер на Гансе. Молодому человеку стало не по себе, и он закрыл глаза. А когда открыл, фюрер и его свита уже исчезли.

– Ну, живо, эшелон сейчас тронется! – послышался окрик одного из офицеров. – Быстрее, быстрее!

Ганс направился к вагону, в который внесли золотой ящик, но дорогу ему преградили часовые. Офицер скомандовал:

– Не сюда, в соседний вагон! Туда вход запрещен!

А двое часовых уже закрывали дверь последнего, самого таинственного вагона. Но Ганс успел заметить, что внутренние стены вагона украшены какими-то символами и картинками. Молодой человек сообразил, что не следует задавать лишних вопросов, и подчинился приказанию офицера.

Через три минуты бронепоезд тронулся. Ганс и Олаф находились в вагоне, так и не понимая, куда же лежит их путь.

К месту назначения состав прибыл вечером того же дня – бронепоезд останавливался всего один раз, все прочие поезда уступали ему дорогу. К тому времени Ганс уже немного освоился и пришел в себя. Его удивило то, что в вагоне, в котором он находился, были сплошь только офицеры. Вначале это жутко действовало ему на нервы, но затем Ганс перестал обращать на них внимание – офицеры им ничуть не интересовались.

Олаф, прижавшись к стенке вагона, дремал, а Ганс размышлял. Итак, волей судеб он стал свидетелем того, как по прямому приказанию фюрера из столицы рейха были вывезены сказочные сокровища. Но золотые монеты и драгоценные камни меркли по сравнению с тем, что находилось в последнем, особом вагоне. Видимо, в том саркофаге хранится главное сокровище рейха.

Ганс все пытался представить себе, что же это такое. И пришел к выводу: одно из двух – либо это уникальный, огромных размеров драгоценный камень, например самый большой бриллиант на свете (ведь вряд ли бы фюрер стал наблюдать за погрузкой простых камешков и уж точно не стал бы отдавать ящику честь), либо в саркофаге находится карта, которая может привести к несметным сокровищам.

Молодой человек не сомневался: высшее руководство рейха понимает, что вот-вот наступит конец, поэтому из Берлина и вывозится самое ценное. Причем наверняка ценности прячутся в различных местах. Но где-то должен иметься список, перечень того, где все припрятано. Ведь подобных эшелонов, как полагал Ганс, было несколько. Сокровищ-то у рейха – уйма!

Чтобы жить припеваючи, требуется не парочка драгоценных камней, которые можно продать на черном рынке, размышлял Ганс. И не ящик, забитый золотом и бриллиантами. И даже не эшелон с тысячами подобных ящиков. Требуется знать местонахождение всех сокровищ рейха!

Сейчас Ганс был уверен, что заполучить координаты пещеры Али-Бабы ему вполне под силу. Ну да, бонзы припрятали сокровища, надеясь рано или поздно вернуться и прибрать к рукам несметные богатства. Но кто сказал, что право на них имеют только высокопоставленные нацисты? Ганс тоже хотел получить свой кусок пирога. А если повезет, то весь пирог…

Молодой человек осторожно взглянул на храпевшего рядом Олафа. Нет, напарника нельзя посвящать в детали своего плана. Но ведь одному не справиться! Значит, придется действовать заодно, а как поступить с Олафом потом, он решит позднее. Можно, конечно, дать идиоту несколько золотых монет и горсть бриллиантов, больше-то ему и не нужно, но ведь Олаф туп, как пробка, и может заложить его. Значит, остается одно – убить…

Последняя мысль пришла в голову неожиданно, но молодой человек ничуть не ужаснулся ей и не удивился. Он просто рассуждал логически. Да, придется убить напарника, поскольку доверять нельзя никому, только самому себе. Значит, так и надо поступить. Олаф поможет ему завладеть сокровищами, а затем…

Ганс шумно вздохнул. В этот момент эшелон, уже давно плавно сбрасывавший скорость, остановился. Один из офицеров приказал выходить. Ганс подчинился и, покинув вагон, вдруг понял, что поезд находится не на вокзале, не под открытым небом, а в огромной соляной штольне. Стены и потолок переливались мириадами кристаллов, мощные прожектора освещали черневшие справа и слева туннели, уводившие в глубь горы.

Уже вовсю шла разгрузка эшелона, туда-сюда сновали солдаты и офицеры, грузившие ящики с сокровищами на дрезины, исчезавшие в неизвестном направлении. Ганс ждал приказаний, будучи уверенным, что им с Олафом тоже поручат заниматься транспортировкой ящиков.

Однако его ждало разочарование – их поставили нести вахту около одного из пропускных пунктов, находившегося внутри соляной штольни. С затаенным сожалением Ганс следил за тем, как сокровища уплывают у него из-под носа. Молодой человек лихорадочно прикидывал: здесь, в штольне, порядка сорока человек, с ними со всеми ему, конечно, не справиться, даже с помощью Олафа… Значит, надо ждать.

Наконец настал черед разгрузки последнего вагона. Появился рейхсфюрер СС Гиммлер, который, как выяснилось, лично сопровождал бронепоезд. И он сам вынес золотой ящик, бережно держа его в руках, как будто это была люлька с младенцем. Спустившись по лестнице из вагона на землю, Гиммлер намеревался поставить ящик на платформу дрезины, но, видимо, не удержался, подался вперед. Золотой саркофаг вот-вот должен был вылететь у него из рук… И наверняка вылетел бы, если бы не Ганс, обладавший отличной реакцией. Молодой человек мгновенно понял, что это его звездный шанс, и ринулся на помощь рейхсфюреру. В самый последний момент ему удалось удержать ящик.

Да, тот был из литого золота, Ганс теперь не сомневался. Поэтому и такой тяжелый. И внутри находилось нечто очень и очень важное и, вне всяких сомнений, ценное.

Ганс осторожно поставил ящик на дрезину, а затем, вытянувшись во фрунт, замер, не смея взглянуть на Гиммлера. Тут уж или пан, или пропал, понимал Ганс. Или второй человек Германии оценит его поступок по достоинству, или отдаст приказ расстрелять наглеца на месте.

Гиммлер ринулся к ящику, осмотрел его со всех сторон и, убедившись, что он не поврежден, повернулся к Гансу спиной. Молодой человек похолодел: все, влип, сейчас будет отдан приказ о расстреле…

Тем временем Гиммлер взгромоздился на дрезину. Туда же прыгнул один из офицеров, но рейхсфюрер качнул головой и вдруг указал на Ганса:

– Со мной поедет он!

Повторять дважды не пришлось – дрожа от радости, Ганс влез на платформу, чувствуя на себе колючие взгляды офицеров. Но ему было на это решительно наплевать.

– Умеешь обращаться с дрезиной? – последовал вопрос.

Ганс подтвердил, что умеет. Еще бы, ведь его отец был железнодорожником!

Никогда в жизни Ганс не мог бы вообразить, что ему придется толкать дрезину вместе с самим рейхсфюрером СС Генрихом Гиммлером. В голове у парня роилось множество вопросов, но он не посмел задать ни одного из них. Платформа покинула освещенный зал и устремилась в темноту, в один из туннелей. Кое-где дорогу освещали факелы, укрепленные на стенах, но большую часть пути пришлось провести в кромешной тьме.

Ганс слышал пыхтение Гиммлера и вдруг подумал, что сейчас самый удобный момент напасть на него, убить и завладеть главным сокровищем рейха, что покоилось в золотом ящике у его ног. Только вот как потом покинуть штольню? Что-нибудь придумает!

Оружия у Ганса не было (пришлось сдать еще в бронепоезде), однако молодой человек был уверен: он наверняка справится с Гиммлером. Если что, разделается с ним голыми руками!

Тут взгляд молодого человека упал на золотой ящик, и Ганс вдруг сделал открытие – его кровожадные мысли идут именно оттуда. Да, то, что находилось в ящике, подталкивало его к преступлению… Но как такое могло быть?

Послышались голоса, и Ганс понял: за ними следует вторая дрезина, на которой находятся адъютанты Гиммлера. Значит, ничего не получится, придется забыть об ужасном плане. По крайней мере, на данный момент.

– Ты ведь хочешь убить меня? – раздался неожиданно голос Гиммлера.

Ганс вздрогнул и замешкался, не зная, что ответить. А рейхсфюрер заявил:

– Знаю, что хочешь. Поэтому за нами и следуют мои люди. И, собственно, я тоже хочу убить – тебя. Это как радиация… Ты слышал о таком?

Прочистив горло, Ганс ответил, что да, читал в газетах. Гиммлер усмехнулся:

– Да, это своего рода радиация. Невидимые лучи, пронзающие все и вся. Только радиация особая – радиация зла. Наш фюрер был так близок к победе! Однако он уверился в своем всемогуществе и забыл о том, что всеми успехами обязан именно ему.

Рейхсфюрер явно имел в виду золотой ящик. Ганс понимал, что не следует задавать вопросов и вообще вести разговор с Гиммлером. Он сам только что хотел убить его, забыв о том, что тот тоже может лишить его жизни.

– Да, наш фюрер оказался слаб, – продолжал второй человек рейха. – Впрочем, как и большинство людишек. А вот усатый грузин, что правит в России, поступил иначе. По-умному. Эх, если бы власть с самого начала оказалась в моих руках… Конечно, можно было бы и сейчас стать диктатором, но это уже не поможет. Надо было раньше, да, раньше!

Возникла пауза, прерываемая сопением Гиммлера. Ганс прикинул – похоже, они находятся в самом центре горного массива. И вдруг ему стало страшно. Захотелось оказаться как можно дальше отсюда – от рейхсфюрера Гиммлера, от странной соляной штольни, от поезда, набитого сокровищами. Как можно дальше, желательно на краю света!

Ганс понимал – вопросов задавать не стоит, хотя, несмотря на страх, его так и распирало любопытство. Однако молодой человек сдерживал себя: не мог же он поддерживать беседу с Гиммлером, как с равным!

А тот, казалось, не замечал странности сложившейся ситуации. Дрезина катилась вперед, и рейхсфюрер снова заговорил:

– Я предупреждал фюрера, пытался наставить его на пусть истинный, но все оказалось без толку. А теперь уже поздно, слишком поздно. Хотя кто знает? У нас ведь имеется еще «оружие возмездия». Однако исследования до конца не доведены, а вот американцы в этом плане, судя по тому, что нам стало известно, опередили нас. Поэтому придется снова обращаться к нему!

О ком рейхсфюрер ведет речь, Ганс не понимал. Постепенно он свыкся с ситуацией, и тут снова в голову полезли странные, тревожные, преступные мысли. Но молодой человек не забывал – за ними по пятам следуют адъютанты Гиммлера. Странно, почему же тогда тот хотел, чтобы его сопровождал именно он, Ганс?

Впереди забрезжил свет, усиливавшийся с каждым мгновением. Дрезина подкатила к большой стальной двери, вмонтированной, похоже, прямо в скальную породу. Дверь была освещена яркими прожекторами. Рельсы закончились.

Гиммлер соскочил с дрезины, подошел к створке и, указывая на нее, не без гордости заявил:

– Это самый надежный бункер на свете! Намного лучше того, что был построен для фюрера в Берлине. Она хранилась именно там, но сейчас пришлось эвакуировать ее из столицы, по прямому указанию фюрера.

И второй человек рейха кивнул в сторону золотого ящика. Ганс совершенно смутился – то «он», то «она»… Что подразумевает Гиммлер?

И тут произошло нечто неожиданное – до молодого человека донесся странный звук. Как будто кто-то громко хрюкнул. Нет, не хрюкнул – рыгнул. Ганс даже подпрыгнул от удивления. Вначале у него мелькнула мысль, что рыгнул не кто иной, как рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер, но звук повторился, и Ганс понял: он идет из золотого саркофага! Там, внутри, явно находилось нечто живое, издававшее странные звуки. Но этот небывалый факт ничуть не смутил и не озадачил Гиммлера.

– Она голодна, – спокойно произнес он, не оборачиваясь. – Еще бы, ведь мы столько времени в пути! Ну ничего, настало время кормежки!

Подойдя к двери, рейхсфюрер замер около затейливого механизма, напоминавшего телефонный циферблат, и обернулся, словно желая удостовериться, что Ганс не подсматривает. Молодой человек намеренно уставился в стену.

Послышался легкий скрежет – массивная стальная створка приоткрылась. И в этот момент, скрипя и сипя, подъехала вторая дрезина, на которой находились четыре человека, а на платформе стоял пузатый металлический бочонок.

Два адъютанта, спрыгнув с дрезины, подошли ближе. Гиммлер уже открыл стальную дверь, и офицеры, подхватив саркофаг, шагнули в помещение, откуда лился призрачный лиловый свет.

Два других офицера подкатили к порогу металлический бочонок. Гиммлер, гадко улыбаясь, пальцем поманил к себе Ганса. Тот, сам не ведая почему, дрожал. Рейхсфюрер СС произнес, поблескивая стеклами очков:

– Тебе ведь хочется знать, где мы оказались? Что это за бункер и что находится в золотом ящике? Но лучше покажите нашему расторопному вояке, что скрывается в бочонке!

Хохотнув, один из офицеров сорвал с бочонка крышку – и в нос Гансу ударил смрад разложения. Вначале ему показалось, что бочонок заполнен кривобокими уродливыми овощами, и только по прошествии нескольких секунд молодой человек понял: внутри лежат младенцы. Человеческие младенцы! Разумеется, мертвые и уже отчасти тронутые распадом. Были видны посиневшие и зеленоватые ручки, ножки, личики, разинутые в беззвучном крике ротики…

Молодой человек отвернулся и упал на колени, чувствуя, что его сотрясают рвотные спазмы. Адъютанты захохотали, и Гиммлер вторил им – смех у него был неприятный, высокий, какой-то бабский.

– Все же хорошо, что при наличии концлагерей материала у нас пруд пруди, – хихикнул рейхсфюрер. – Так что проблем с кормежкой не испытываем.

Из бункера донесся рык, как будто там находился лев или тигр. Ганс в ужасе уставился на бочонок, заполненный мертвыми младенцами, – два адъютанта уже вкатывали его в помещение, из которого исходил лиловый свет.

– Придется ненадолго оставить тебя одного, – обронил Гиммлер. Но тут же добавил: – Хотя это, наверное, не такая уж хорошая идея…

Он позвал одного из офицеров, а сам прошествовал в бункер. Оттуда доносились странные и страшные звуки. Причмокивание. Хруст. Подвывание. Затем стальная дверь захлопнулась, и звуки стихли.

Прислонившись к каменной стене, Ганс осторожно повернул голову в сторону рельсов, на которых стояли две дрезины. Ему хотелось только одного – удрать как можно быстрее!

Адъютант не сводил с него глаз. Ганс притворился, будто его снова накрыл приступ тошноты. А мысли все крутились вокруг того, что находилось в золотом ящике. Там было какое-то редкое животное? Но ведь ящик герметический, животное наверняка бы давно задохнулось!

Да и, судя по звукам, животное было большое, наверное, размером с бегемота или крокодила, и в ящике никак не могло уместиться. Но что это за монстр, который питается мертвыми младенцами? И, собственно, с какой целью Гиммлер прихватил сюда с собой его, Ганса?

В голове мелькнула ужасная мысль, и молодой человек, не раздумывая, метнулся по направлению к дрезине. Была не была!

Но ничего у него, естественно, не вышло – мгновением позже он оказался сбитым с ног и прижатым к холодному полу. Затылка Ганса коснулось дуло. И адъютант произнес:

– Никуда ты не уйдешь! Потому что тебя ждет встреча с обитателем золотого ящика. Поверь мне, это незабываемое событие! Жаль только, что оно станет последним в твоей жизни.

Открылась стальная дверь, и появился рейхсфюрер СС. На его лице играла довольная улыбка.

– Она заморила червячка. Однако деликатесы деликатесами, но ей требуется и кое-что посущественнее! – С наигранным сожалением посмотрев на Ганса, Гиммлер продолжил, обращаясь уже к нему: – Понимаешь, мертвые младенцы для нее – как для некоторых гурманов черная икра. Но ее можно съесть много, и все равно остаться голодным. Поэтому требуется кое-что покрупнее. На тебя указало Провидение – еще бы, ты ведь сам кинулся мне помогать. А надо уметь читать знаки!

Адъютант рывком поставил Ганса на ноги. Молодой человек чувствовал, что по щекам текут слезы. Он все понял – ему уготована участь стать главным блюдом для того, что находилось за стальной дверью в бункере.

– Мне бесконечно жаль, что придется пожертвовать отличным образчиком арийского солдата, но ничего не поделаешь, – ухмыльнулся Гиммлер. – Нельзя же ей все время скармливать представителей недорас. Пойдем!

Адъютант толкнул Ганса в спину, и тот невольно сделал шаг. Ему не хотелось умирать! Очень не хотелось!

Рейхсфюрер СС, ласково посмотрев на юношу, произнес:

– Поверь мне, тебе выпала огромная честь. Древние спартанцы, к примеру, с радостью умирали за Отчизну. То же ждет и тебя. Но до того, как ты встретишься с ней, тебе откроется небывалая тайна. Тайна, к которой причастны избранные. Тайна, которая сведет тебя с ума и заставит трепетать…

Ганс замер, не желая больше делать ни шага по направлению к стальной двери. Оттуда доносилось утробное урчание – нечто, прятавшееся в пещере, явно отчасти насытилось, но, по всей видимости, все еще было не прочь перекусить.

– Будь настоящим арийским солдатом! – приказал Гиммлер. – Ты ведь мог оказаться на фронте и погибнуть, а так ты принесешь рейху гораздо большую пользу. Ведь для того, чтобы использовать ее в полную силу, нам надо умилостивить ее. А делается это очень просто – при помощи человеческих жертвоприношений.

Почувствовав новый толчок в спину, Ганс полетел вперед и приземлился у ног рейхсфюрера СС. Тот пнул юношу в бок сапогом и заявил:

– Ничего не поможет, решение принято! Будешь сопротивляться, придется тебя умертвить, но – не хочется. Потому что для установления контакта ей требуются силы, которые дают отнюдь не мертвые младенцы, а живая молодая плоть и кровь.

– Можно прострелить ему позвоночник, чтобы парень не мог убежать, но все еще был живой, – предложил адъютант.

– Дельная мысль! – похвалил офицера Гиммлер. – Ну, нечего тянуть, а то она становится нетерпеливой!

Из бункера в самом деле доносились утробное завывание и звуки, напоминавшие то ли лошадиное пофыркивание, то ли свиное похрюкивание. Ганс подумал, что настали последние секунды его жизни. Но умирать так не хотелось! В отчаянии он обратился к Всевышнему, прося его только об одном – спасти. И клятвенно обещая взамен исполнить любое его пожелание.

– Ну так что, сам пойдешь или мне взяться за дело… – начал Гиммлер.

И в тот момент раздался глухой удар, а вслед за тем – послышался отдаленный раскат взрыва. С потолка посыпались кристаллы соли.

– Бомбардировщики! – завизжал рейхсфюрер, отступая. – Черт бы их побрал!

Последовала серия новых взрывов, и Ганс понял, что нельзя терять ни секунды. Резво вывернувшись, он схватил за сапог адъютанта, рванул ногу на себя, и лощеный офицер грохнулся на пол. Ганс вырвал у него пистолет и дрожащими руками наставил его на Гиммлера. Тот, в одно мгновение растеряв весь апломб, просипел:

– Как твой начальник я приказываю тебе сложить оружие и сдаться!

– Заткнитесь! – крикнул Ганс и выстрелил в сторону рейхсфюрера СС, намеренно целясь не в него, а в стену. Гиммлер взвизгнул.

Ганс ринулся в туннель. Бежать, бежать, бежать! Как можно быстрее, куда глаза глядят! За спиной он услышал возбужденные голоса, вопли и выстрелы. Но тут началась новая бомбардировка.

Несмотря на то что он находился под землей, в штольне, детонация взрывов доходила и до Ганса. Молодой человек то и дело оборачивался, все желая узнать, не пытаются ли его догнать адъютанты Гиммлера на одной из дрезин. Но, видимо, у тех, в связи с начавшейся бомбардировкой, хватало иных забот.

Ганс сбавил темп, лишь когда впереди забрезжил свет. И увидел, наконец, громадную пещеру, в которой находился бронепоезд. Солдаты и офицеры, разгружавшие его, тоже в панике метались туда-сюда.

Молодой человек прижался к стене, не желая, чтобы его заметили, и задумался. Вдруг до его слуха донесся знакомый скрип – вот-вот появится дрезина! Но ни вперед, ни назад пути не было. И тут его взгляд упал на догоравший факел, под которым просматривались очертания двери.

Молодой человек метнулся туда, но дверь оказалась заперта – на толстой металлической цепи висел замок. Ганс дважды выстрелил – и одно из звеньев цепи распалось. Путь был свободен!

Он распахнул дверь… и оказался в кромешной тьме. Захлопнув дверь, стараясь не дышать и все опасаясь, что место его убежища вот-вот обнаружат, Ганс замер.

Но никто не рвался внутрь. Значит, преследователи не видели, как он проник сюда. Глаза постепенно привыкли к тьме, и молодой человек разглядел контуры узкого длинного коридора, шедшего куда-то внутрь горы.

Не оставалось ничего иного, как двинуться вперед. Ганс шел и шел, то и дело сворачивал, несколько раз упал. Взрывы были все еще слышны, но он явно удалялся от них. Юноша ощущал, что коридор уходит вверх.

Сколько он так брел, Ганс точно не знал. Несколько раз беглец останавливался, прислонялся к стене и – проваливался в сон. Но каждый раз ему виделось, как его ловят, запихивают в бункер, посередине которого стоит золотой ящик, крышка которого вдруг распахивается… И Ганс просыпался с криком на устах. А потом продолжал идти вперед. Прошло довольно много времени, прежде чем молодой человек понял, что заблудился. Он плутал по лабиринту внутри горы и не знал, как вернуться обратно, как выбраться из каменного плена!

Хорошо, что стены были мокрые, и он мог, припав к ним губами, собирать влагу. Но ужасно хотелось есть. Наконец Ганс наткнулся на крошечный ручеек и двинулся вдоль него. А ручеек все увеличивался и увеличивался, разрастаясь до размеров небольшой подземной реки.

Вскоре он вышел на берег подземного озера, обойти которое было нельзя. Пришлось, раздевшись, переплыть его. Оказавшись на другом берегу, Ганс вдруг заметил лучи солнца – и побежал прямо к ним.

Он все лез и лез куда-то верх по узкому лазу, в лицо ему летела земля и сухие листья. Но оттуда, сверху, пахло травой, оттуда пробивались лучи заходящего – или восходящего? – солнца.

Ганс утроил усилия – и вырвался наружу, оказавшись на лесной опушке. Закрыв глаза, которые от яркого света нестерпимо резало, он с удовольствием развалился на земле и вдохнул воздух леса, знакомый ему еще с детства.

И вдруг до него донеслись крики и стенания. Открыв глаза, Ганс заметил нескольких девушек, бросившихся наутек. Только тогда молодой человек сообразил, что совершенно гол – его одежда осталась на берегу подземного озера! Помимо того он был весь перемазан землей и наверняка походил на Лесного Царя.

Однако одна из девушек, крепкая молодуха с простецким, но симпатичным лицом, не спешила уноситься прочь. Прикрываясь лукошком и не без интереса рассматривая голого Ганса, она вдруг спросила:

– Ты кто такой? Русский или американец? Шпион?

– Никакой я не русский! – возмутился Ганс, только сейчас ощутив холод (ну да, ведь стоял март). – И не американец! И уж точно не шпион! Меня зовут Ганс Зоммер, я…

Молодой человек осекся. И зачем он выдал девице свое имя? Ведь его наверняка ищут! Он же теперь дезертир, а за это полагается расстрел. Мало того что он бежал, так еще и стал свидетелем какого-то жуткого ритуала, в котором принимал участие не кто иной, как сам рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер!

Но его имя девицу, казалось, совсем даже не интересовало. Ее явно занимали особенности анатомии и физиологии Ганса. Вплотную подойдя к молодому человеку, она произнесла:

– А ты почему голый?

Вместо ответа Ганс вырвал у нее лукошко – на донышке лежало несколько молодых сыроежек – и съел их – в один присест, не ощущая вкуса.

– Где же ты был, что так есть хочешь? – удивилась девушка.

Потом она сняла передник, протянула его Гансу и сказала:

– На вот, прикрой срам-то! И пойдем со мной, я тебя накормлю.

Девушка пошла было по тропинке, но, не выдержав, обернулась и растянула губы в улыбке:

– Уж больно ты мне по нраву пришелся. Шибко хорошо сложен!

И она посмотрела более чем красноречиво на собственный передник, намотанный на бедра Ганса.

Девицу звали Хельга, и она была единственной дочерью мельника, человека мрачного, замкнутого и странноватого. Помимо Хельги у него имелось пятеро сыновей, таких же, как и он сам, высоченных, угрюмых и бородатых.

Сам мельник и его сыновья души не чаяли в Хельге, тем паче что та была единственной женщиной в семье – ее матушка преставилась, произведя на свет последнего сына. Отчего эти увальни, братья Хельги, не попали на фронт, никто толком не ведал, наверное, мельник, человек весьма влиятельный и более чем зажиточный, сумел откупить своих чад от участия в военных авантюрах фюрера.

Обо всем об этом Ганс узнавал постепенно, потому что провел конец весны и большую часть лета в сарае, прямо за мельницей: именно там его спрятала Хельга. А сама прыткая девица то и дело навещала своего пленника, который за кров и еду обязан был платить ей эротическими утехами.

Ганс несколько раз намеревался покинуть сарай, но все откладывал претворение в жизнь своего решения. А потом вдруг стало известно, что война закончилась, рейх капитулировал, после чего деревушку наводнили американские солдаты. Более всего молодой человек опасался, что его поймают и расстреляют. Еще бы, ведь он состоял в СС! Поэтому оставалось только одно – затаиться в сарае и полагаться на добрую волю Хельги, которая, как смекнул неглупый парень, влюбилась в него.

Сам он к полноватой и нагловатой девице не испытывал никаких особенных чувств, однако был вынужден признать, что в искусстве любви ей нет равных. Несколько раз Хельга заводила речь о замужестве, но каждый раз Ганс умудрялся навешать ей лапши на уши, уверяя, что, в связи с окончанием войны и возникшей неразберихой, это надо отложить.

Долго задерживаться в отдаленной деревушке он не собирался, но и покидать ее ему не хотелось. Однако оставался Ганс здесь даже не из страха перед американскими солдатами, и не по причине того, что ему так уж нравилось выступать в роли «сарайного мальчика» для хитроумной Хельги. Его удерживало иное: сразу за мельницей начинался горный массив, где находилась та соляная штольня, куда прибыл бронепоезд, груженный сокровищами нацистов.

Не проходило и ночи, чтобы Гансу не привиделся сон – ящики, набитые золотыми монетами и переливающимися драгоценными камнями. Частенько ему грезился и золотой ларец, тот самый, что представлял такую ценность для Генриха Гиммлера. Хотя, конечно, ценен был не только ларец, хотя бы и сработанный из чистого золота, сколько его содержимое.

Ганс все вспоминал слова рейхсфюрера – тот возлагал надежды на то, что содержимое золотого ящика поможет рейху одержать победу в военной схватке. Судя по всему, не таким уж чудотворным оказался тот саркофаг, раз войну фюрер проиграл и, по официальной версии, покончил жизнь самоубийством в берлинском бункере. Шептались, правда, что в действительности фюрер сбежал, подсунув вместо себя тело своего двойника, но Гансу было решительно наплевать на судьбу человека, который некогда правил почти всей Европой.

Молодой человек не оставил идею завладеть сокровищами. Не всеми – зачем ему груды золота и бриллиантов? – а хотя бы частью. Ему бы вполне хватило на развеселую жизнь где-нибудь в Южной Америке!

Сокровища еще не были найдены, поскольку никаких слухов о том, что американские солдаты отыскали вход в штольню, не появилось. Хельга была разговорчивой особой, особенно после соития, поэтому Гансу приходилось упорно трудиться на сеновале, чтобы выудить из девицы всю известную ей информацию. Говорить о поезде с сокровищами он ей не решался, потому что знал: доверять можно только одному человеку – самому себе.

Ганс ждал подходящего момента, чтобы смыться. Потому что поставил перед собой чрезвычайно важную задачу – поиски нацистских сокровищ. И чем дольше он сидел в сарае за мельницей, тем меньше у него становилось шансов на успех. Ведь вход в штольню могли отыскать и союзники. Или кто-то из солдат, как и он сам, принимавших участие в тайной операции под командованием Гиммлера, мог вернуться в пещеру Али-Бабы.

По радио сообщили, что покончил с собой рейхсфюрер Гиммлер – он пытался притвориться обычным солдатом и бежать, однако трюк у него не прошел. Данная весть дошла и до Ганса и весьма взволновала его. Еще бы, ведь ушел в мир иной человек, который, собственно, был мозговым центром нацистского рейха. И тот самый человек, что знал о сокровищах, спрятанных в соляной штольне.

И тут вдруг, заявившись в очередной раз, Хельга сообщила, что она, дескать, беременна! А у него хватило ума поинтересоваться, уверена ли подружка, что именно он – отец ребенка (девица-то была не промах и как-то сама проговорилась, что встречалась с американскими солдатами, в том числе даже и с негром). Хельга, особа весьма импульсивная, начала рыдать, одновременно кроя Ганса ужасными ругательствами.

Не выдержав, парень закатил ей затрещину, но тотчас пожалел об этом, бросился к девушке с извинениями. Но та уже схватила вилы и наставила их на любовника.

– Меня никогда ни папочка, ни братья пальцем не тронули! – заявила она. – Ну, придется тебе за это сполна расплатиться!

И еще до того, как Ганс успел удержать ее, девица выскочила из сарая. Громыхнул засов. Молодой человек толкнул дверь – безрезультатно. Нахалка заперла его! Ганс в который раз принялся метаться по сараю, ища лазейку, но выбраться оттуда не представлялось возможным. Тогда он попытался снести дверь с петель, но только бок себе отбил.

Послышались низкие мужские голоса – сквозь щели в створке Ганс увидел, что к сараю шествуют все пятеро братцев Хельги под предводительством своего отца. В руках у них были косы, топоры и ножи.

Ганс побледнел и схватил подвернувшееся под руку поломанное колесо от телеги. Именно в таком нелепом положении его и застали бородатые злодеи. Хельга же, изображавшая из себя жертву, ревела как белуга, тыкала в Ганса пальцем и твердила, что он лишил ее чести, применив к ней силу.

Братцы ринулись на Ганса, и юноша решил уже, что настал его последний час, но тут Хельга произнесла с надрывом:

– Есть только один выход из ситуации – пусть он меня в жены возьмет!

Священник обвенчал их тем же вечером. Ганс все никак не мог прийти в себя после случившегося: то жил в сарае и вот переехал в богатый дом. И не в качестве жалкого любовника, а на правах законного супруга.

В первую брачную ночь Хельга сразу растолковала Гансу правила игры:

– Будешь на меня поднимать руку – позову братьев вместе с папой! Будешь на других засматриваться – позову братьев вместе с папой! Будешь мне перечить – позову братьев вместе с папой!

Потянулись унылые дни семейной жизни. Если секс в сарае когда-то забавлял Ганса и щекотал ему нервы, то роль мужа Хельги была подобна каторжным работам. Девица помыкала и братьями, и отцом, и те были готовы исполнить ее любое, пусть и самое сумасбродное, желание.

Прошло несколько месяцев. Ганс изображал из себя покорного мужа, радуясь, что Хельга на сносях, и супружеские обязанности ему приходилось выполнять все реже и реже: в постели жена походила на дрессировщицу, не прощающую малейшего промаха.

Ганс по-прежнему не терял надежды покинуть свою опостылевшую супругу и отправиться на поиски сокровищ, но не знал, как это сделать. Его всюду сопровождали братцы жены или их угрюмый отец. Стоило ему выйти на улицу, как следовал резкий окрик. С ним обращались как с собакой! А сокровища и счастливая жизнь в Южной Америке все манили и манили его…

Наконец пришло время родов. Даже обычно невозмутимый мельник был сам не свой. Послали в соседний городок за врачом и повитухой. Ганс, сидя в соседней комнате, слышал крики жены и уныло думал о том, что, по всей видимости, никуда ему отсюда не убежать. И что суждено ему до скончания века сидеть в этой дыре, в непосредственной близости от несметных сокровищ, а в итоге так и не суметь ими воспользоваться.

Дверь спальни, где мучилась роженица, вдруг распахнулась, и оттуда вывалился трясущийся, с совершенно белым лицом мельник. Пятеро братьев взглянули на Ганса. Делать было нечего. Он понуро поплелся к супруге, разрешившейся наконец от бремени.

Та возлежала на старинной кровати, около нее суетилась повитуха, а доктор держал в руках нечто пищащее, завернутое в кружевные пеленки.

– Поздравляю, милейший, с сыном! – произнес доктор несколько странным тоном.

Ганс даже не изъявил желания взглянуть на ребенка. Зато этого захотела Хельга. Она властно протянула руки по направлению к своему малышу.

– Позовите всех! – заявила она.

Повитуха и доктор переглянулись. Последний, кашлянув, начал было:

– Не советую вам…

Но спорить с Хельгой было бесполезно, это Ганс уже давно понял. Появились дрожавшие, похожие на нашкодивших школьников пятеро братьев и мельник. Хельга зыркнула на повитуху, и та подала ей завернутого в кружева новорожденного.

Хельга подозвала к себе Ганса, и тот приблизился к жене. Тут из-под кружевных пеленок показалась крошечная ручка – ручка его сына… Ганс вздрогнул: ручка была странного цвета! И ему тотчас вспомнились события в соляной штольне, особенно бочонок, набитый мертвыми младенцами.

Один из братьев тем временем притащил большой фотоаппарат на треножнике, желая увековечить сие памятное событие. Бородачи сгруппировались вокруг кровати, Гансу было велено примоститься около Хельги. Та наконец откинула пеленки, скрывавшие личико новорожденного, и скомандовала:

– Ну, давайте, делайте фото!

Ганс уставился на своего сына, а затем заорал и в ужасе попятился. Потому что на мгновение ему показалось, что в руках Хельга держит чертенка. И только присмотревшись, он понял, что никакой это не чертенок, а обыкновенный ребенок, только… шоколадного цвета и с курчавыми черными волосиками.

Папаша-мельник грохнулся в обморок, а Ганс вдруг припомнил американского солдата-негра, с которым его супруга подозрительно часто танцевала в клубе. Вот и результат тех танцулек!

– Я же говорил, что ребенок не мой, – твердо произнес Ганс и направился к двери.

Хельга велела братьям помешать супругу скрыться, но те, словно завороженные, уставились на своего темнокожего племянника.

В этот момент дверь спальни распахнулась, и на пороге возник тот самый американский солдат, отец малыша. Лопоча что-то по-английски, он бросился к кровати с явным желанием прижать к груди свое чадо.

Вот тут-то все и началось! Папаша-мельник к тому времени уже пришел в себя, очнулись и пятеро сыновей. Мужчины все вместе набросились на несчастного солдата.

Воспользовавшись возникшей неразберихой, Ганс спокойно вышел из дома – никто и не думал его задерживать. Вслед за ним выкатились доктор с повитухой. Заметив, что медики грузятся в автомобильчик, Ганс попросил их подкинуть его до ближайшего городка, и уже минуту спустя они неслись прочь, оставив позади сладострастную Хельгу, ее бородатых родственников и темнокожего отпрыска американского солдата.

Денег у Ганса не было вовсе, однако молодой человек тешил себя надеждой, что вскоре все изменится: он готовился стать миллионером! Можно было бы рвануть на север, к родителям, однако его удерживала мысль о том, что рядом находится пещера, забитая сокровищами, о чем, похоже, никто не догадывался.

Поэтому Ганс принял решение остаться. Вряд ли Хельга и ее родственнички, заметив его бегство, додумаются, что он находится где-то под боком. Ганс знал, что ему понадобятся кое-какие инструменты, а также время, чтобы отыскать вход в соляную штольню. И был готов потратить и десять лет жизни на то, чтобы отыскать сокровища!

Промышлять преступлениями он, конечно, не рискнул, а решил наняться батраком на подворье какого-нибудь богатого крестьянина или в качестве грузчика в лавку. Поэтому прямо на следующий день отправился в магазинчик скобяных товаров, располагавшийся на Рыночной площади.

На улице, заметив, что прохожие как-то странно косятся на него, Ганс потер лицо и осмотрел свою одежду – нет, вроде бы, ни сажи, ни грязи. Подойдя к лавке, он увидел двух кумушек, рассматривавших какую-то листовку на стене. Кумушки обернулись и ахнули. Ганс тоже ахнул. Потому что с листовки на него смотрело его собственное лицо. Молодой человек приблизился и прочитал объявление – его обвиняли в убийстве американского солдата, что подтверждали семь свидетелей, каковыми являлись Хельга, ее папаша и пятеро братьев.

Они сами угробили бедолагу, а потом взвалили вину за его смерть на него, Ганса! Молодой человек в ужасе обернулся и заметил американский патруль, к которому уже спешили те две кумушки, бурно жестикулируя и указывая на Ганса.

Мгновенно сообразив, что за убийство его наверняка приговорят к смертной казни, он бросился бежать. Несся, что есть мочи, по старинным извилистым улочкам, а вслед за ним, топоча сапогами, следовали американские солдаты.

Ганс нырнул в темный проулок, метнулся к противоположной стороне – и увидел глухую стену, перегородившую ему путь. Стена была слишком высокой и гладкой, чтобы перебраться через нее. А совсем близко слышались громкие голоса преследователей! Поверят ли они тому, что вовсе не он убил несчастного отца ребеночка Хельги? Наверняка никто его и слушать не будет!

Тут Ганс заметил рядом со стеной дверь. Подбежал к ней, принялся колотить. Дверь приоткрылась, беглец поймал на себе чей-то внимательный взгляд. А потом дверь снова захлопнулась!

Ганс в ужасе понял – на сей раз ему не спастись. Но как же так? Он выжил в соляной штольне, убежав от самого рейхсфюрера СС и его прихвостней, а тут угодил в идиотскую западню!

– Эй, Ганс, ну чего же ты? – услышал он смутно знакомый голос и обернулся.

На пороге возвышался облаченный в тряпье старик с полностью седой головой и замотанным шарфом лицом.

Старик опустил шарф, и Ганс узнал своего старого приятеля Олафа.

Олаф распахнул дверь, и беглец нырнул в темную прихожую. Там пахло пылью и кошачьей мочой. А через несколько мгновений раздался стук во входную дверь. Олаф откинул коврик, под которым обнаружился люк. Ганс приподнял его и заметил лестницу, что вела в подполье. Едва он нырнул туда, в дом ворвались американские солдаты.

Впрочем, они быстро удалились восвояси, потому что Олаф, как оказалось, был их старым знакомым – из обрывков разговора на отвратительном английском и еще более ужасном немецком Ганс понял, что Олаф поставляет солдатам спиртное и проституток.

Наконец, после того как последний солдат удалился и входная дверь за ним закрылась, Олаф поднял люк. Выбравшись наружу, Ганс хохотнул:

– Ну, я тебе жизнью обязан!

– Знаю, – буркнул Олаф. – И ты не забывай об этом, Ганс!

Обитал Олаф вместе со странной особой, полуслепой и совершенно глухой, которая была одновременно его любовницей и кухаркой. Ганс рассказал о том, что с ним приключилось, не затрагивая, однако, событий в соляной штольне, свиде-телями коих ему довелось быть.

Олаф тоже не особо распространялся на эту тему. Гансу удалось лишь вытянуть из него, что тогда, во время налета, когда ему самому удалось выбраться наружу, часть штольни, где стоял бронепоезд, обрушилась, погребя под собой практически всех солдат и офицеров.

– А вот рейхсфюреру Гиммлеру, как оказалось, повезло! – заявил Ганс. – Впрочем, ты же слышал, что везение закончилось, он с собой покончил. Слушай, а почему ты здесь остался и заделался сутенером для америкашек?

На это Олаф ничего не ответил, а только поднялся и вышел из комнаты. И вдруг Ганс сообразил, почему его приятель, которого он раньше держал за недалекого увальня, решил задержаться в безымянном баварском городишке: как и его самого, бывшего напарника манили сокровища, припрятанные в соляной штольне!

Вернулся Олаф с бутылкой шнапса. Водрузил ее на стол и задумчиво произнес:

– Уж не знаю, кто тебя ко мне послал, Ганс, бог или черт, но какая, собственно, разница… Ты ведь сам охотишься за сокровищами, я прав?

Ганс не стал отвечать на провокационный вопрос. А Олаф, разлив шнапс по рюмкам, буркнул:

– Значит, так тому и быть! Я ведь уже был около входа в штольню… Ее наглухо завалило, если в одиночку разбирать – на тысячу лет работы.

– Вдвоем дело пойдет быстрее, – откликнулся Ганс.

– Ну, пей, чего же ты! – пододвинул к нему рюмку Олаф.

Однако пить Ганс не спешил, посматривая на своего бывшего товарища. Кто знает, что тот успел подсыпать в шнапс, когда выходил в другую комнату!

Заметив, что Ганс ему не доверяет, Олаф залпом опрокинул свою порцию в рот, крякнул и заявил:

– Верно, Ганс, никому в этой собачьей жизни доверять нельзя! Можно только одному – золоту. Ну и драгоценным камням. А там, в штольне, их навалом. Все равно там больше, чем два человека могут унести, так что предлагаю не враждовать, а вместе работать. Так будет сподручнее.

Взвесив «за» и «против», Ганс пришел к выводу, что Олаф прав. Однако он не спешил делиться имевшейся в его распоряжении информацией.

– Если б я хотел, то мог бы сразу тебя америкашкам сдать, – добавил Олаф несколько обиженно. – Да и сейчас все еще могу. Короче, прекращай ломаться, и давай лучше подумаем, как нам добраться до штольни. Ты ведь каким-то другим путем вышел?

– Вот где собака зарыта! – усмехнулся Ганс. – Ты сообразил, что если я тогда остался в живых, то, стало быть, бежал не через пещеру, куда мы на бронепоезде въехали? Ну, ты прав!

Олаф шумно вздохнул и зашептал, подсовывая Гансу лист бумаги и карандаш:

– Нарисуй мне путь! Ну, давай же, чего сидишь!

Ганс разорвал лист бумаги и отбросил карандаш:

– Ничего рисовать я не буду. Потому что, сдается мне, Олаф, как только я это сделаю, ты мне или глотку перережешь, или на руки америкашкам сдашь. А в пещеру сам наведаешься.

Бывший напарник попытался его успокоить:

– Сам подумай, зачем мне тебя предавать? Я же сказал, что будем вместе работать. Ты ведь видел, сколько там золота и камушков! Мы честно поделим сокровища пополам и станем миллионерами. Ну что, по рукам?

Олаф протянул Гансу черную замызганную ладонь, и тот, недолго думая, ударил по ней своей пятерней. Внезапно Гансу подумалось, что он заключил сделку с нечистым. Но молодой человек тотчас отмел эту смехотворную мысль. Скоро, очень скоро он станет чрезвычайно богатым, покинет не отошедшую от войны Европу и переберется в далекие края, где сможет наслаждаться жизнью в обществе юных красоток на собственной яхте!

Молодые люди разработали план. Вынести из пещеры все сокровища не представлялось возможным ни одному, ни вдвоем, поэтому они приняли решение вынести сначала исключительно драгоценные камни, кто сколько унесет, реализовать их, залечь на дно, а потом, по прошествии нескольких лет, вернуться и попытаться извлечь новую партию.

При этом ни Ганс не доверял Олафу, ни Олаф – Гансу. От прежней дружбы не осталось и следа. Каждый думал лишь о том, что скоро превратится в чрезвычайно богатого человека.

Олаф помог Гансу изменить внешность – оказалось, что его сожительница была некогда гримершей в мюнхенском театре и, несмотря на то что теперь плохо видела, все еще могла виртуозно преобразить человека при помощи самых простых подручных средств. Как и Олаф, Ганс превратился в старика – с косматыми седыми бровями, ввалившимися щеками и ежиком седых волос. Никто бы не узнал в нем прежнего молодого человека, супруга сластолюбивой Хельги.

А затем началась подготовка к проникновению в штольню. Например, Олаф по просьбе Ганса раздобыл два резиновых костюма – переплывать подземное озеро при практически нулевой температуре воды голышом ой как не хотелось.

Наконец все было готово. Безлунной ночью молодые люди оказались на опушке леса, где некогда Ганс повстречался с Хельгой.

– Знаешь, у америкашек есть какой-то дикий праздник, – заговорил Олаф, поеживаясь. – Вроде бы считается, что в ту ночь нечисть выходит на землю из ада.

Ганс, освещая путь фонарем, пробурчал:

– А мы сегодня, наоборот, спускаемся прямиком в ад.

Приятели долго плутали по лесу, пока не наткнулись на большую воронку в земле – снега выпало мало, углубление было заметно. Ганс узнал это место. Да, да, именно здесь он и выбрался тогда на поверхность. Олаф отказался лезть в нору, сославшись на то, что он, в отличие от напарника, не бывал там и не в состоянии ориентироваться.

Гансу не оставалось ничего иного, как спускаться первым самому.

Узкий туннель шел с уклоном вниз, и это было только на руку. Вскоре два приятеля оказались на берегу подземного озера.

Олаф присвистнул и похлопал спутника по плечу:

– Надо же, а ты не врал! А то были у меня кое-какие сомнения относительно твоего рассказа. Думал, заманишь в пещеру и кокнешь.

Он оглушительно расхохотался. Затем стянул с плеч рюкзак и вынул из него резиновый костюм. Ганс последовал его примеру. Но даже и в резиновом костюме в воде было ужасно холодно. Преодолев препятствие, молодые люди долго прыгали на противоположном берегу, обтираясь полотенцами и клацая зубами.

В течение предыдущих дней Ганс старался припомнить, как именно плутал по лабиринту подземных ходов, и даже набросал схему. Однако он так и не признался, что не знает точного пути. Потому что молодой человек намеревался добраться до сокровищ – с Олафом или без него, если напарник испугается и откажется лезть под землю.

Странно, но словно какой-то голос подсказывал Гансу, на каком повороте нужно сворачивать и какой туннель выбрать. Ему казалось, что по мере продвижения в глубь штольни этот голос в его голове звучит все громче и громче. И что он постоянно повторяет одно и то же: «Есть… хочу есть! Есть… хочу есть!»

Ганс отгонял образ, постоянно мелькавший перед глазами: двое адъютантов Гиммлера вносят в помещение, расположенное за стальной дверью, бочонок, заполненный трупиками младенцев. И в памяти всплывали странные, невероятные звуки, которые производило то нечто, поглощавшее эти самые трупики.

Об этом Ганс Олафу не рассказал, отделавшись басней, будто чем-то разозлил могущественного рейхсфюрера, и тот приказал своим паладинам расстрелять строптивого солдата. А он, воспользовавшись сумятицей, возникшей при бомбежке, сбежал.

Голос в голове Ганса уже походил на крик – нечто требовало еды. То самое нечто, которое находилось за стальной дверью! И именно оно вело их сейчас к штольне, потому что… По какой именно причине, Ганс даже и думать не хотел.

Он то и дело оборачивался на Олафа, а потом, не выдержав, спросил:

– Ты тоже это слышишь?

– Что слышу? – выпучился на него приятель, пыхтя.

Нет, Олаф определенно ничего не слышал. Ганс пришел к выводу: нечто установило контакт с ним, то есть с тем человеком, кто находился когда-то в непосредственной близости к нему. О чем говорил тогда Гиммлер? О радиации зла?

И вдруг голос смолк. Ганс, вывернув из-за угла, оказался в широком туннеле, споткнулся обо что-то и упал. Постарался нащупать фонарик – и дотронулся до чего-то холодного, металлического.

– Рельсы! – крикнул он. К нему присоединился Олаф, вывалившийся в туннель из расщелины.

– Черт побери, Ганс, дружище, ты не обманул! Скажи, как тебе удалось запомнить дорогу? Это же просто нереально!

Ганс промолчал. Не стал говорить о том, что дорогу не помнил, а ориентировался на странный голос, звучавший в мозгу.

Молодые люди побрели вдоль рельсов и вскоре оказались в небольшой пещере, на полу которой громоздились ящики. Олаф рывком распахнул один из них, и сверкнули золотые слитки. В другом оказались ожерелья, кольца и броши. В третьем – ассигнации сгинувшего Третьего рейха. Олаф принялся набивать рюкзак драгоценностями.

Подчиняясь внезапному порыву, Ганс вышел из пещеры и двинулся дальше. Впрочем, отошел недалеко, наткнулся на груду камней, преграждавших путь. Около рельсов валялась раздавленная дрезина. Там же лежало человеческое тело, вернее, скелет с зажатым в руке пистолетом. Судя по форме, еще не успевшей истлеть, то были останки одного из адъютантов Гиммлера.

Странно, но скелет был словно кем-то изжеван. Создавалось впечатление, будто на человека напало какое-то дикое и чрезвычайно свирепое животное. Только откуда взяться в баварской соляной штольне льву или тигру?

Ганс подхватил пистолет, проверил обойму – в ней остались два патрона – и вернулся к напарнику. Тот набивал уже третий рюкзак. Бросив взгляд на приятеля, Олаф произнес:

– Ну, ты будешь мне помогать?

Странно, но сокровища уже больше не занимали Ганса. Потому что его внимание сконцентрировалось на другом конце туннеля. Там, где располагался бункер.

– Я не сказал тебе, но теперь скажу, – произнес он, обращаясь к Олафу. – Тогда вместе с Гиммлером я побывал в особом бункере. Он здесь, неподалеку. И в нем спрятано самое ценное сокровище рейха.

Обернувшись, Олаф с интересом взглянул на Ганса.

– Я ведь так и знал, что ты от меня что-то утаиваешь! Конечно, я не забыл о золотом ларце, который Гиммлер из рук фюрера получил. Наверняка в ящике было нечто небывалой ценности!

Взвалив на плечи мешки, под завязку набитые драгоценностями, Олаф произнес:

– Давай, веди меня туда! Посмотрим, что именно там Гиммлер припрятал. Бьюсь об заклад, мы не только миллионерами, а миллиардерами станем!

Ганс указал в сторону бункера, и Олаф, несмотря на то что у него была тяжелая ноша, первым побежал туда. Ганс, поотстав, шел за ним, сжимая в руке пистолет и чувствуя непреодолимое желание поднести его к голове Олафа и спустить курок.

Да, радиация зла, как говаривал рейхсфюрер СС… И Ганс знал, почему он сказал Олафу о бункере. Так было надо! Ведь то, что было заперто в золотом ларце, очень и очень голодно. И уйти отсюда можно только в одном случае – скормив ему Олафа.

Молодые люди достигли стальной двери бункера. Олаф охал и ахал, а потом попытался открыть дверь. Но та, конечно же, была заперта.

– Ну и как мы попадем внутрь? – спросил он в раздражении.

Ганс велел ему посветить фонариком на затейливый аппарат с диском, немного похожим на телефонный. Нужной комбинации чисел Ганс, конечно же, не знал, однако не сомневался: то, что привело его сюда, поможет открыть дверь.

Едва он дотронулся до стальной поверхности, как в голове снова загудел голос: «Есть… хочу есть! Есть… хочу есть!»

Действуя словно по наитию, Ганс тринадцать раз выбирал определенное число и крутил диск. И каждый раз раздавался еле слышный щелчок. Когда он сделал так в последний раз, послышался лязг, и стальная дверь приоткрылась.

– Ты просто гений! – в восторге воскликнул Олаф и толкнул дверь. – Подумать только, сейчас я увижу самое ценное сокровище рейха! Как ты считаешь, что это? Может, фамильные реликвии Габсбургов? Они ведь исчезли с концами. Или…

Олаф прошел в бункер. Ганс зажмурился, готовый в любой момент броситься к двери и закрыть ее. Он ждал рева, урчания, криков. Но ничего такого не последовало. Зато раздался голос напарника:

– Ганс, ты где? Ого, да здесь, кажется, имеется свой генератор! Ну-ка, ну-ка…

Что-то щелкнуло, и из бункера полился призрачный лиловый свет. Ганс все медлил, не желая следовать за Олафом.

– Черт, да тут сокровищ видимо-невидимо! Молодец, что привел меня сюда! Все жалкие ожерелья и брошки из ящиков по сравнению с этим просто ерунда!

Ганс шагнул в бункер. Тот был на удивление небольшим, вряд ли больше двадцати квадратных метров. Вдоль противоположной стены стояли металлические контейнеры, заполненные отсортированными по цвету драгоценными камнями. Олаф, вывалив на пол содержимое трех рюкзаков, набивал их теперь бриллиантами, изумрудами, рубинами.

Но внимание Ганса привлек знакомый ему золотой саркофаг, стоявший на неком подобии алтаря. Он подошел к ларцу. И до него вдруг донесся громкий звук – кто-то рыгнул. Конечно, не он сам. И не Олаф. А то, что находилось в ящике. Немыслимо! Будь там даже какое-то неведомое кровожадное животное, оно просто не смогло бы прожить без еды и без воды в ларце в течение полугода! Но звук повторился.

– Что, проголодался? – гоготнул Олаф, продолжая набивать рюкзаки драгоценными камнями. И забормотал: – Черт, придется снова все сортировать. Надо брать только большие камни, мне не нужна всякая мелочовка. Да помоги же, черт тебя побери!

Он обернулся и заметил, что Ганс застыл около золотого саркофага. Выпустив из рук рюкзак, Олаф подошел к приятелю и тихо спросил:

– Это и есть тот ларец?

– Да, он и есть, – подтвердил Ганс и чуть отодвинулся от него. Потому что ни при каких обстоятельствах не хотел дотрагиваться до ящика.

А вот Олаф смело подошел к ларцу, отдернул защелки – их оказалось ровно тринадцать – и отбросил крышку. Ганс в ужасе отступил, ожидая, что на приятеля бросится то ли анаконда, то ли сказочный монстр.

Но ничего подобного не случилось. Олаф стоял, не шелохнувшись, и рассматривал что-то, лежавшее на дне ларца.

– Гм, что за ерунда? На книгу похоже. Ну и на черта нам это? Хотя, может, и пригодится. В обложку-то вроде камешки вправлены…

Он запустил руки внутрь ящика, и тут произошло неожиданное – что-то щелкнуло, и четыре боковые стороны ларца вдруг упали вниз. Олаф, выругавшись, отскочил в сторону.

То, что находилось на дне саркофага, и в самом деле походило на старинный фолиант. Переплет был кожаный, а обложка инкрустирована неправильной формы матовыми камнями.

Трансформации тем временем продолжались. С легким щелчком боковые стороны удивительным образом сложились, и книга вдруг оказалась стоящей на большой золотой подставке, словно на пюпитре – подходи и листай.

– Ну и хрень! – воскликнул явно заинтригованный происходящим Олаф. – Чего только люди не придумают! Хм, никак не пойму, что тут эта книженция делает? Чем она была так дорога фюреру?

Тот же вопрос занимал и Ганса. Тем временем голос в его голове усилился: нечто, требовавшее еды, по всей видимости, изрядно проголодалось!

Олаф снова подошел к подставке с книгой, склонился над ней и разочарованно произнес:

– Нет, это даже не камешки. Черт, это же… это…

И он отскочил от книги, словно ошпаренный. И даже, задев ногой мешок с драгоценностями, повалился навзничь. Ганс помог приятелю подняться и тоже осторожно подошел к книге.

Судя по всему, она была не просто старинная, а древняя. Наверняка ей было много сотен лет. Ганс впился взором в украшавшие переплет камешки и вдруг понял, что так напугало Олафа.

Это были не камни, а… зубы. По всей видимости, человеческие. Чей-то заботливой рукой аккуратно отточенные и отполированные.

Кожа переплета была темно-красной, почти черной, испещренной метинами. Ганс склонялся все ниже, все ближе к фолианту, и у него возникло чувство, что его тянет к книге, словно магнитом. И ведь он понимал, что делать этого не следует, но все равно продолжал наклоняться…

Вдруг одна из метин на коже переплета странным образом зашевелилась, приоткрылась – и на Ганса уставился глаз. Только не человеческий, а какой-то странный, словно звериный. Молодой человек отпрянул. А когда снова взглянул на книгу, то никакого глаза, разумеется, не увидел.

Олаф же тем временем осмелел. Подошел к книге и протянул к ней руку. Ганс зажмурился – и услышал шелест страниц. Рискнув, открыл глаза – Олаф листал фолиант.

– Ну и что за чертовщина? – произнес он недовольным тоном. – Я, конечно, слышал, что имеются книги, которые миллионы стоят, и подумал сначала, может, эта – одна из них. Так ведь нет! Вообще даже не книга, а неизвестно что!

Дело было в том, что на желтых пергаментных страницах книги не было решительным образом ничего! Ни надписей, ни рисунков! Книга состояла из сотен пустых страниц!

– Ладно, и так уже потеряли много времени из-за какой-то ерунды, – резко захлопнул Олаф книгу. – Все, пора отсюда сваливать. Бриллиантов набрали…

Раздался стук – книга снова стояла на подставке раскрытой! Но как такое могло произойти? Ганс был поражен. Метаморфоза не ускользнула и от внимания Олафа. Хмыкнув, он снова захлопнул книгу и даже ударил кулаком по обложке.

И тут же был отброшен в сторону, к ящикам с драгоценными камнями. А книга, словно под воздействием резкого порыва ветра, опять раскрылась, зашелестели страницы. И вдруг все стихло: книга оказалась открытой точно посередине.

– Что за черт! – произнес Олаф, поднимаясь с пола и потирая ушибленные места. – Ты видел, Ганс?

Гансу хотелось одного – бежать как можно быстрее прочь! Но его ноги словно приросли к полу. Олаф же вразвалочку подошел к книге, внимательно осмотрел подставку, обошел несколько раз вокруг алтаря с подставкой, почесал затылок и сказал:

– Тут ведь какой-то механизм, да? Только зачем? Не понимаю!

И с этими словами он плюнул на книгу. Причем с его рассеченной при падении губы на страницу упала капля крови. Которая немедленно исчезла без следа, как будто приземлилась не на пергаменте, а на губке!

Вслед за тем начало происходить совсем уж странное – желтые пергаментные страницы принялись на глазах темнеть и за считаные секунды стали совершенно черными.

– Вот ведь чудеса! – произнес Олаф растерянно. – Эй, Ганс, ты чего все время молчишь? Как думаешь, может, все-таки прихватить с собой книжку? Наверное, она бешеных бабок стоит!

И Олаф попытался приподнять книгу с подставки. Но у него не вышло – как парень ни тужился, сдвинуть фолиант ни на миллиметр не смог.

– Такое впечатление, как будто она тонну весит. Или все две. – Олаф явно был изумлен. – Эй, Ганс, давай же, подсоби!

На помощь приятелю Ганс не пришел. Потому что чувствовал: вот-вот свершится нечто ужасное. Ибо голос в его голове смолк, а вместо него возникло утробное урчание, какое издает лев за мгновение до прыжка.

Олаф снова попытался приподнять книгу, и с его губы опять упала капля крови. Но, вместо того чтобы приземлиться на черных страницах, она попросту исчезла. Олаф растерянно произнес:

– Черт, Ганс, а ведь тут и не страницы вовсе! Я не вру! Как будто… будто некое подобие колодца или что-то в таком роде.

Молодой человек поднял с пола бункера несколько драгоценных камней и швырнул их в книгу. Те исчезли в черноте, расплывшейся на страницах.

– Вот это да! – произнес потрясенный Олаф. – Теперь я понимаю, почему нацисты берегли книгу как зеницу ока.

И тут со страниц книги, вернее, откуда-то изнутри книги, вылетели все те же драгоценные камни и приземлились на пол. Только сейчас камешки были вымазаны чем-то зеленовато-синим, похожим то ли на клей, то ли на слизь. Тогда Олаф подхватил ящик с драгоценными камнями, поднес его к книге и бросил на нее.

Вообще-то металлический короб был намного больше книги по размерам, но, тем не менее, небывалым образом провалился внутрь страниц. Олаф ахнул, опустился на карачки и принялся изучать алтарь, на котором стояла подставка с книгой.

– Такого даже в цирке не увидишь! – заявил он. – Нет, пожалуй, книжку мы с собой возьмем…

И тут книга стала фонтанировать драгоценными камнями, а потом оттуда вылетел смятый в гармошку кусок стали – все, что осталось от ящика. И камни, и металл были вымазаны все той же зеленовато-синей мерзостью.

Затем по бункеру разнесся громогласный звук – нечто рыгнуло. Неужели рыгнула книга? Да нет же, то, что находилось внутри ее!

Олаф, окончательно ошалев, подбежал к фолианту, схватил его… и его правая рука соскользнула с обложки, по локоть погрузившись в черноту, заливавшую страницы. Истошно вопя, Олаф попытался извлечь руку, но не получилось – она застряла внутри книги.

– Помоги же мне, черт тебя побери! Помоги! – орал Олаф, обращаясь к Гансу.

Но тот и не думал броситься на подмогу своему приятелю.

Внезапно по краям страницы что-то мелькнуло. Что-то белое, очень похожее на клыки. И в следующий момент по бункеру разнесся нечеловеческий крик.

Олаф отпрянул от книги, но бóльшая часть его руки была то ли отрублена, то ли откушена, из раны хлестала кровь. Несчастный повалился на пол и засучил ногами. А со страниц книги – хотя нет, это были не страницы, а совершенно пустое черное пространство! – вдруг вырвалось тонкое красное щупальце. Оно несколько раз ударилось об пол, задело ящики с драгоценными камнями, а потом наконец нащупало Олафа. И, обхватив его ноги, потащило к алтарю, на котором возвышалась книга.

Ганс, словно завороженный, наблюдал за этим мистическим действом.

Извиваясь, щупальце скрылось в черноте страниц, и туда же полезли удерживаемые им ноги Олафа.

– Ганс, помоги мне! – стенал несчастный, на шее которого вздулись вены. – Не дай ему сожрать меня! Прошу тебя! Я же тебя спас!

Не выдержав, Ганс вытащил из-за спины пистолет, навел его на Олафа и выстрелил. Один раз. Потом второй. Крики стихли – он убил приятеля. А затем тело Олафа исчезло внутри книги! Это противоречило всем физическим законам и было похоже на видение сумасшедшего, но это была правда.

Вдруг книга что-то выплюнула – на пол упали ботинки Олафа. И снова по бункеру разнесся звук смачной отрыжки. А через минуту из разлитой по страницам черноты опять показалось щупальце…

Ганс, шок у которого от ужаса прошел, бросился бежать, оставив позади и рюкзаки, набитые драгоценными камнями, и пещеру с золотыми слитками. Он должен остаться в живых, должен!

Путь был один – через хитросплетения подземных ходов наверх, к солнцу, траве и небу. Только Ганс не знал, куда идти. Он метался по мрачным коридорам, все надеясь, что окажется около подземного озера. А в голове у него билась чужеродная, страшная мысль: «Не уйдешь! Не уйдешь! Не уйдешь!»

Он потерял счет времени, а потом и силы покинули его. Наконец настал момент, когда молодой человек мешком упал на камни. И до него донесся странный шум – нечто, напоминавшее шуршание.

Ганс сразу понял, что это такое, – это щупальце, выползшее из книги! Оно пришло за ним! Значит, он должен разделить судьбу Олафа – и быть съеденным…
СССР, 1984 год

Дверь палаты распахнулась, и на пороге возникла улыбающаяся пожилая нянечка. Марина увидела в ее руках малыша в пеленках. Это был ее малыш!

– Ну вот и ваша доченька! – пропела нянечка, подплывая к кровати. – Утютю, какая красивая… Вся в маму!

И она осторожно протянула ребенка Марине. Та взяла младенца и прижала его к груди. Всколыхнулись воспоминания – она пошла на рынок, там ей стало плохо, кто-то на своей машине доставил ее в больницу, и ее сразу отправили на операционный стол. Последним, что Марина видела, было склонившееся над ней лицо хирурга – и его сверкающие красные глаза. Нет, конечно, глаза никак не могли быть красными!

– Ну что же, мамочка, вы не хотите взглянуть на свою доченьку? – Нянечка расплылась в сдобной улыбке.

Марина поправила пеленку и взглянула на ребенка. Долго смотрела на розовенькое личико и курносый носик, а потом решительно протянула ребенка нянечке и сказала:

– Вы ошиблись, это не моя дочка.

Нянечка ахнула, забрала младенца, выбежала из палаты. Марина откинулась на подушку и взглянула на молодую девицу, лежавшую на соседней кровати и кормившую грудью своего сыночка.

Марина не могла сказать, почему решила, что ребенок, которого вручила ей нянечка, не ее собственный. Она просто знала это. Да, малышка красивая, однако не ее. Сомнений у нее не было.

Хотя нет! Женщина вдруг поняла, почему так уверена в ошибке. На рынке у нее началось кровотечение, возникшее в результате отслоения плаценты. В больнице ей пришлось делать кесарево сечение – под общим наркозом. Но Марина по крайней мере один раз пришла во время операции в себя. И отчетливо слышала, как хирург, тот самый, с красными глазами, властно произнес:

– Мальчика заберите, а девчонку сюда!

Значит, у нее родился сын, сейчас же ей подсовывают дочку. Марина не сомневалась, что тот момент не был сном или галлюцинацией.

Через минуту нянечка вернулась. Смущенно улыбаясь, она протянула Марине ребеночка со словами:

– Ну вы на меня и нагнали страху, мамочка… Конечно же, это ваша доченька. Вот, смотрите, и номерок на ножке тот, что нужно. Ну, возьмите же!

Марина смотрела на ребенка, которого протягивала ей нянечка, а потом решительно произнесла:

– Я хочу переговорить с заведующим отделением. Или лучше с главврачом.

Улыбка нянечки померкла, и пожилая женщина, вздохнув, произнесла:

– Да что вы, мамочка, в самом деле? Вот, возьмите пример со своей соседки! Ведь вашей доченьке хочется кушать!

– Повторяю, это не мой ребенок! – упорствовала Марина. – И у меня не дочка, а сын! Отдайте мне его! Вы все напутали!

Лицо нянечки пошло бордовыми пятнами, на глазах появились слезы:

– Мамочка, держите себя в руках! У нас отличная больница, строгий учет. И никогда еще детей у нас не путали! Ну возьмите же, наконец, свою малютку!

А малютка, видимо, проснувшись, подала голос. И это только укрепило Марину в ее правоте: ведь тогда, придя в себя на операционном столе, она слышала крик своего сына! И его крик не имел ничего общего с криком навязываемой ей неизвестной девчонки.

– Отдайте мне моего сына, или я на вас в милицию заявление напишу! – заявила Марина. – Немедленно отдайте!

Последние слова роженица уже выкрикнула, чем испугала соседку и ее малыша – тот залился плачем. Марина попыталась подняться с постели, однако ничего путного не вышло – не сделав и пары шагов, она рухнула на пол.

В палату вбежали две медсестры, кинулись ей на помощь. Марина же стала от них отбиваться, все требуя, чтобы ей отдали сына. Вошла еще одна медсестра, державшая в руке шприц. Марина умудрилась боднуть женщину в живот головой и на четвереньках выползти в коридор.

Она стремилась попасть в палату, где лежали новорожденные. Потому что знала: ее сын находится именно там. Или нет? Сердце внезапно кольнуло, и Марина поняла – ее малыша в больнице уже нет!

К несчастной женщине устремился медбрат, желая удержать ее, но та впилась ему в ладонь зубами, прокусив чуть не до кости. Медбрат, чертыхаясь, отскочил в сторону. Марина попыталась подняться, но у нее не получилось. Однако и сдаваться она не собиралась.

– Отдайте мне моего сына! Что вы сделали с ним, мерзавцы? Вы украли моего ребенка! – кричала женщина, пугая шедших мимо рожениц.

Медицинский персонал расступился – в коридоре возник импозантный, холеный мужчина с седеющей бородкой, одетый в белый халат. На его руке посверкивал массивный золотой перстень. На секунду Марине показалось, что его глаза сверкнули огнем. И она поняла – это тот самый хирург, что делал ей кесарево сечение.

– Марина Васильевна, прошу вас, успокойтесь, – сказал он ласковым голосом.

Голос был тот же самый, который приказал в операционной: «Мальчика заберите, а девчонку сюда!»

– Я успокоюсь только тогда, когда вы отдадите мне моего сына! – крикнула, захлебываясь слезами, Марина. – Это ведь вы его украли! Вы и ваши прислужники!

Доктор горестно вздохнул, качнул головой и произнес, обращаясь к собравшимся медсестрам и пациенткам:

– Типичнейший случай послеродовой горячки. Прошу вас, разойдитесь!

А затем он обратился к Марине:

– Давайте разберемся во всем. Мы ведь находимся в советской больнице, не так ли?

Марина была вынуждена признать, что врач прав.

– А вы когда-нибудь слышали, чтобы в советских больницах подменяли или тем более похищали детей? Поверьте, если бы такие случаи имели место, о них непременно бы сообщили в «Правде» или в программе «Время». Я ведь прав?

Толпа зевак к тому времени рассосалась. Марину окружили две медсестры, та самая нянечка, что пыталась подсунуть ей вместо сына какую-то девчонку, а также мрачного вида медбрат. Все они кивали в такт словам доктора.

Марине снова пришлось согласиться с врачом. И тот продолжил:

– Конечно, никто не застрахован от ошибок, и иногда, подчеркиваю, иногда детишек в родильных домах путают. Но у нас подобного никогда не было и быть по определению не может!

Окружавшие Марину личности закивали головами.

– Но если вы настаиваете, то давайте я провожу вас в палату, где находятся наши малыши, вы осмотрите их и убедитесь в том, что вашего сына среди них нет. – Врач протянул Марине руку.

Подумав, женщина собралась было вложить в ладонь доктора свою, но тут заметила, что его глаза отливают красным. Как и глаза двух медсестер, нянечки и медбрата, взявших ее в кольцо.

– Вы все заодно! – вновь закричала она. – Вы украли моего сына! Вы отобрали его у меня! Вызовите немедленно милицию!

Врач ловко всадил ей в предплечье шприц, спешно переданный ему одной из медсестер, и Марина тотчас почувствовала головокружение и невероятную слабость, нараставшие с каждым мгновением.

Женщина обмякла. Появился еще один медбрат с каталкой, Марину уложили на нее и повезли куда-то по бесконечно длинному коридору. Наконец впихнули в палату без окон. До Марины донесся голос врача, шедший словно из бочки:

– Мальчика отдали?

– Да, доктор, не извольте беспокоиться! – ответил визгливый женский голос. – А с ней-то что делать? Убить?

– Нет, потому что это может вызвать ненужные вопросы. У нас в роддоме и так слишком высокая смертность. Все равно ей никто не поверит.

Над Мариной возникло лицо доктора. Только это было уже не лицо человека, а уродливая рожа страшилища. А вылетавшие из его рта слова впились в ее мозг раскаленными углями:

– Твоему сыну уготовано невероятное будущее. А ты обо всем забудешь. Немедленно!

Подоспела сестра, сделавшая Марине еще одну инъекцию, после которой женщина практически сразу потеряла сознание.

– Однако сие не означает, что Марина Васильевна не является примерной матерью, – завершил монолог импозантный доктор с седеющей бородкой, ласково глядя на сидевшего перед ним молодого мужчину.

– Значит, моя жена в порядке? Или все же нет? А психически она… здорова? – осторожно спросил он.

– Геннадий Петрович, уверяю вас, что послеродовая горячка, увы, явление не такое уж и редкое, – вздохнул врач. – А в случае с вашей супругой мы имеем дело с ее особо буйным проявлением. Выводы пока делать рано, вашей супруге придется задержаться у нас на некоторое время. Но хватит о грустном! Вы ведь желаете увидеть свою дочку?

Рыжеволосая женщина средних лет, сидевшая рядом с мужчиной, – это была его мать, – заявила, что они, конечно же, очень хотят увидеть дочку и внучку. Извинившись, доктор вышел из кабинета, оставив мать и сына одних.

– Гена, я всегда говорила, что твоя Марина тебе не пара! – воскликнула дама. – Мне уже доложили, какой она концерт здесь устроила. Стыд и срам!

Геннадий Петрович вздохнул и скорбно посмотрел на родительницу – та являлась для него непререкаемым авторитетом.

Вернулся доктор вместе с улыбающейся нянечкой, которая несла на руках ребеночка.

Новоявленная бабушка ахнула, бросилась к малышке и, посмотрев на нее, заявила:

– Конечно же, наша порода! Вылитая моя мамочка, твоя бабка, Гена! Наверное, поэтому в голове у Маринки и перемкнуло. Она ведь нас ой как не любит!

Доктор и нянечка еле заметно переглянулись – больше проблем, как сразу же стало понятно, возникнуть не должно.

Геннадий Петрович подошел к мамаше, державшей младенца, и посмотрел на ангельское создание.

– Спасибо вам, товарищ доктор! – произнесла, расчувствовавшись, рыжеволосая женщина. – А Марину, прошу, подержите у себя подольше, до полного выздоровления. Не дай бог, она еще малышке вред причинит!

Когда посетители вышли из кабинета, забрав девочку, доктор усмехнулся:

– Эти идиоты нам не опасны, чинить препятствий не станут. Однако за матерью необходим глаз да глаз!

– Может, все же ликвидировать? – произнесла нянечка, не переставая улыбаться.

Но доктор качнул головой:

– Я же сказал, нет! Не исключено, женщина нам еще пригодится, если с мальчиком что-то случится. Ведь выносить младенца только она в состоянии!

О том, что случилось в роддоме, Марина помнила плохо. Вернее, даже совсем не помнила. Однако ее любимая свекровь Полина Геннадьевна (намекавшая, будто она – княжеского рода, что, несомненно, было выдумкой) не упустила возможности на второй же день после возвращения невестки домой попрекнуть ее тем, что та пыталась от собственной дочки отказаться.

Девочку назвали Светланой в честь матери Полины Геннадьевны. Мнением Марины никто на сей счет не поинтересовался. Своих родителей она не знала, выросла в детдоме, поэтому и некому было ее защитить от нападок свекрови.

И все же смутные мысли о случившемся в роддоме начали сплетаться в таинственный узор. Марина никак не могла вспомнить чего-то важного, ключевого, однако она прекрасно знала: Света – не ее дочь.

Говорить об этом мужу и свекрови молодая мать не решалась, потому что знала, какая последует реакция. Кормить грудью чужого ребенка, к которому она не испытывала никаких чувств, кроме ненависти, было для нее настоящим мучением. Марина понимала, что девочка ни в чем не виновата, что малышка, как и она сама, стала жертвой интриг бессовестных врачей, однако поделать с собой женщина ничего не могла.

У нее родился сын! Она это просто знала, и все тут. Но сына у нее забрали. И нужно было сделать все возможное и невозможное, чтобы вернуть его.

Воспоминания возвращались медленно, словно нехотя. Марина не сомневалась, что в роддоме ее пичкали какой-то медикаментозной гадостью. Да и после выписки ей было велено принимать какие-то таблетки, причем свекровь лично следила за тем, чтобы Марина делала это строго по часам. Только Полина Геннадьевна и не догадывалась, что невестка лекарство не глотает, а прячет под языком, а потом осторожно вынимает изо рта и бросает в унитаз.

Марина знала, что ей нельзя срываться, иначе ее обман раскроется. Поэтому ей приходилось, прикладывая неимоверные усилия, изображать из себя любящую мать. Хорошо, что Полина Геннадьевна, досрочно вышедшая на пенсию, буквально тряслась над своей внучкой и проводила с девочкой почти весь день. Марине это было на руку.

Стояло лето. Роженица все еще находилась на больничном. Женщина ходила гулять по тенистым бульварам их небольшого провинциального городка или бродила по набережной, тянувшейся вдоль величественной реки. А сама обдумывала, как же ей вернуть сына.

Сначала Марина хотела обратиться с милицию, однако быстро распрощалась с этой идеей. Никто ей не поверит! Ее только снова запрут в отдельную палату и станут пичкать психотропными средствами.

Выйти на сына можно было через его похитителей. Марина знала, кто стоит за его похищением: банда, работавшая в роддоме. И в первую очередь заведующий отделением Лев Романович Лоскутин, тот самый холеный тип с седеющей бородкой, что оперировал ее. Поэтому Марина то и дело наведывалась в роддом, располагавшийся в бывшей резиденции князей Вечорских.

Вокруг роддома раскинулся огромный заброшенный парк, плавно переходивший в лес. А там, в лесу, имелось пользовавшееся дурной репутацией старинное кладбище. Марина, родившаяся и выросшая в городке, когда-то, будучи ребенком, играла с мальчишками на том кладбище. И помнила, что ей всегда казалось, будто за ней кто-то наблюдает – то из-за покосившейся статуи мраморного ангела, то из-за громады старинного склепа.

Теперь, подсаживаясь на скамейки к молодым мамочкам, Марина заводила с ними разговоры, неизменно сводя их к личности доктора Лоскутина и к происшествиям в роддоме. Услышала она и историю о самой себе, причем в различных интерпретациях. Правда, на особо подозрительные сведения не натолкнулась.

Но как-то, сидя на скамейке и наблюдая за клонившимся к горизонту июльским солнцем, Марина услышала женский голос:

– Да вот тебе крест! Она ко мне повернулась, а у нее глаза красным горят! Как будто пламя в них полыхает!

Марина едва не подпрыгнула, потому что в ее голове возникла картинка: пятеро человек, взявших ее в кольцо, и у всех у них страшные красные глаза… Не поворачиваясь и притворившись спящей, женщина краем глаза заметила двух молодых медсестер, которые брели по дорожке парка.

– Знаешь, она и мне не нравится, – откликнулась другая собеседница. – Слащавая уж очень!

Марина поняла, что речь идет о нянечке. Той самой, улыбчивой и вроде бы доброй, которая так навязывала ей чужого ребенка.

– Может, она за воротник закладывает, потому у нее глаза кровью и наливаются? – продолжила особа.

– Да нет же, глаза были не налитые кровью, а именно красные! – заявила запальчиво первая медсестра. – Помнишь старую церковь? Ну, ту, что снесли, а потом универсам на месте которой построили… Я там фрески видела, и на них именно такими были изображены черти – с красными глазами.

– Гм, ну ты через край хватила! Может, у нее болезнь какая?

– Да что за болезнь, если у нее глаза красными стали, а потом снова нормальными? Как будто она умеет их цвет регулировать. Но это еще полбеды! Зачем, скажи на милость, она ходит ночью на заброшенное кладбище?

– Откуда ты знаешь, что на кладбище? Может, просто в лес отправилась.

– В три часа ночи? В полнолуние? С ребенком на руках? Я, конечно, Льву Романовичу об этом сказала, но он мне не поверил.

Кумушки удалились, и Марина распахнула глаза. Ее сердце билось быстро-быстро. Нашли кому жаловаться на нянечку – ее сообщнику Лоскутину! Решение созрело за пару мгновений. Марина теперь знала, что должна делать.

На следующую ночь она выскользнула из квартиры и отправилась в парк роддома. Все ждала, что появится нянечка с ребенком на руках, но та так и не возникла. На следующую ночь Марина снова дежурила в парке, однако знакомой няни опять не было.

И тут она поняла – женщины вели речь о полнолунии, а оно всего несколько дней как миновало. Значит, надо ждать.

Первое полнолуние пришлось на ненастную и дождливую августовскую ночь. Как назло, в тот день маленькая Света долго не могла заснуть, пришлось носить ее на руках и укачивать. Марине хотелось поскорее отделаться от капризной девчонки и отправиться в парк роддома. А тут еще и муж все не ложился, а свекровь лезла с указаниями, как лучше укачивать ребенка. Наконец Полина Геннадьевна забрала малышку и стала напевать ей колыбельную. Девочка практически сразу замолчала.

Полина Геннадьевна души во внучке не чаяла. Хотя какая она ей внучка! Так, подкидыш, дочка неизвестных родителей. И это был один из вопросов, занимавших Марину: если ее сына врачи похитили, а ей подсунули другого ребенка, то, соответственно, они должны были его где-то взять! В городе вроде ни один младенец не исчезал, иначе возникли бы слухи. Значит, привезли откуда-то из другого места?

В конце концов Полину Геннадьевну тоже сморил сон, и, сидя в кресле-качалке, она, прижав к себе мирно почивавшую Светочку, стала посапывать и причмокивать. По опыту Марина знала: на руках у свекрови малышка не плакала и не капризничала, тихо спала до самого утра.

Муж тоже угомонился. Вначале пытался приставать, но Марина отвергла его сексуальные притязания (после ее возвращения из больницы супруг спал на кушетке в гостиной, а она – в спальне).

И вот, натянув плащ и повязав голову платком, Марина выскользнула из квартиры. Хоть стояло полнолуние, ночного светила на небе видно не было: его заволокли тучи. Хлестал дождь, гудел ветер, чувствовалось приближение осени.

Марина пришла в парк роддома – и вовремя! Потому что увидела фигурку, отделившуюся от здания и перемещавшуюся в сторону леса. Это, вне всяких сомнений, была нянечка. К груди она прижимала белый сверток. Марина окаменела – наверняка женщина несла младенца!

Молодая мать спряталась за старинным дубом, и через несколько секунд нянечка пробежала мимо нее. До слуха донеслись всхлипы малыша. Марина бросилась вслед за нянечкой – та была на редкость проворной.

Парк вскоре закончился, они углубились в лес. А потом показалась покосившаяся ограда заброшенного кладбища. На небе сверкнула молния, и ее призрачный свет озарил надгробия и могилы.

Нянечка нырнула в дыру в ограде, Марина за ней. Внезапно нянечка обернулась – преследовательница еле успела спрятаться за постамент мраморной статуи. Не уверенная, заметила ее нянечка или нет, Марина для верности выждала несколько секунд. А когда осторожно выглянула из-за постамента, женщины и след простыл. Однако далеко уйти эта особа не могла. Марина дала себе слово, что спасет ребенка, которого та украла у родителей, а также вытрясет из мерзавки душу, а вместе с ней и признание относительно того, где находится ее сыночек.

Некоторое время Марина безрезультатно блуждала по кладбищу – и вдруг заметила слабый свет, пробивавшийся из-под железной двери одного из полуразрушенных склепов. Осторожно подошла ближе, и до ее слуха донеслось странное гудение, шедшее как будто из-под земли. Да нет же, никакое это не гудение, а песнопения! И шли они в самом деле из-под земли!

Марина осторожно приоткрыла дверь склепа, и та пронзительно взвизгнула. Прислушалась – нет, песнопения не прекратились. Она прошмыгнула в склеп.

Внутри пахло гнилыми листьями и мхом. Женщина осторожно осмотрелась, увидела каменные ступени, уводившие куда-то вниз, под землю, оттуда и пробивался неяркий свет. Подошла к лестнице и заметила на первой ступеньке что-то крошечное, белое. Подняла, поднесла к глазам и поняла: у нее в руках крошечный вязаный чувячок. Наверняка свалился с ножки младенца, которого нянечка принесла в лес из роддома!

Песнопения усилились. Они немного походили на церковные, однако так показалось только в первое мгновение. Что-то тревожащее, страшное было в голосах, доносившихся из подземелья склепа.

Марина сделала шаг и замерла. Ей почудилось, будто кто-то смотрит ей в спину. Чувство было точно такое же, как и раньше, в детстве, когда она играла здесь, на кладбище. Женщина обернулась, однако никого в склепе не обнаружила.

Тут из-под земли донесся пронзительный крик – это был крик младенца! Марина быстро спустилась по лестнице, стараясь, однако, ступать как можно тише. И ее глазам предстала удивительная картина: внизу, в достаточно большом помещении, горели свечи и факелы. Виднелись фигуры, облаченные в черные плащи с капюшонами. Они стояли к Марине спиной.

У противоположной стены склепа находилось некое подобие алтаря, на котором лежал несчастный младенец – абсолютно голый! Ребенок заходился в крике, но никого из собравшихся это не заботило. Около алтаря стоял человек в белом одеянии, который держал в руке золотую чашу.

– Настало время принести жертву! – раздался его возглас. – Ибо пришла пора кормежки!

Что он имел в виду, Марина не поняла и понимать не хотела – происходящее вызывало у нее небывалое отвращение. Было ясно, что ребенка намеревались принести в жертву.

Два человека в черном принесли стальной ящик, который поставили на алтарь, рядом с ребенком. Прислужники смиренно отошли в сторону, а их предводитель откинул крышку и извлек из ящика старинный фолиант.

Стоило этому произойти, как люди в черных плащах буквально взвыли – то ли от радости, то ли от испуга, то ли от того и другого вместе. Прислужники быстро убрали короб, а еще один тип водрузил на алтарь некое подобие подставки, позолоченной или даже, может быть, золотой. На нее предводитель и положил книгу.

Ничего особенного в той книге не было – кожаный переплет, в обложку вмонтированы тусклые, неправильной формы то ли камни, то ли кусочки кости.

Собравшиеся затянули новую заунывную песнь, а предводитель раскрыл книгу посередине. К удивлению Марины, никаких изображений или текста на желтых пергаментных страницах книги не оказалось.

Предводитель поднес к книге золотую чашу и плеснул ее содержимое на страницы книги. В отблесках факелов Марина заметила, что это была, по всей видимости, кровь. Кровь залила страницы книги, но, вместо того чтобы под действием силы земного притяжения устремиться вниз, на алтарь, вдруг застыла, а потом начала исчезать. Создавалось впечатление, что книга попросту впитывала ее в себя!

Через пару секунд от кровавых разводов не осталось и следа. Но внезапно желтые страницы принялись темнеть. Собравшиеся повалились на колени и воздели руки к потолку. Даже предводитель отступил в сторону и склонил голову.

Марина поняла: она должна воспользоваться представившейся ситуацией. Женщина сорвалась с места, пробежала мимо коленопреклоненных сектантов, погрузившихся в некое подобие транса, поднеслась к алтарю и протянула руки к младенцу.

Но тут предводитель поднял голову – и Марина в ужасе узнала… товарища Сергеева, второго секретаря горкома, чьи фотографии регулярно появлялись в газетах. Шептались, что городом заправляет именно Сергеев, а не его начальник, первый секретарь Ткаченко. Не колеблясь, Марина схватила младенца.

И вдруг произошло невероятное: со страниц книги, точнее – из ее черных глубин вырвалось что-то мерзкое, скользкое, длинное. Это было щупальце с присосками! Оно шлепнулось именно туда, где секунду назад лежал ребенок.

Марина отшатнулась, повернулась, чтобы бежать прочь, но тут раздался голос второго секретаря горкома:

– Взять ее! Не дайте ей уйти!

Несколько сектантов, придя в себя, вскочили с колен и ринулись наперерез женщине. Хотя ребенок был чужой, Марина вдруг вообразила, что у нее на руках собственный сын, а его она не намеревалась отдавать без боя. Но силы были неравные – личности в черных одеяниях загнали женщину в угол. Тяжело дыша, Марина прижала к себе младенца. Тот продолжал кричать.

– Осторожнее с ребенком! – раздался голос Сергеева. – Он должен быть живым, иначе хозяину это не понравится!

Вперед вышла невысокая полная фигура. Капюшон сдвинулся, и Марина узнала нянечку из роддома.

– Отдай ребенка! – заявила та грубо, протягивая к Марине руки. От благодушной и улыбчивой особы не осталось и следа. – Если не отдашь, наши люди тотчас отправятся к тебе домой и выпотрошат твоего мужа и всех твоих родственников, как свиней на бойне!

Марина не сомневалась, что это не пустая угроза. Однако сын был ей дороже всего! Она прижала младенца к груди и затравленно озиралась по сторонам. Собравшихся было не меньше трех десятков, и справиться с ними женщина, конечно же, не могла. Что же делать?

– А если отдашь, то, может быть, мы не станем убивать твоих близких, – продолжила нянечка, наступая на Марину. – А вот тебя саму, конечно же, придется ликвидировать. Больно настырная ты баба!

Марина приняла решение – малыша она не отдаст. Ведь вокруг нее не люди, а самые настоящие монстры!

Кольцо стало сжиматься. К Марине, к младенцу, прижатому к ее груди и прикрытому ее плащом, потянулись скрюченные пальцы сектантов. Нет, ребенок им ни за что не достанется, ни за что!

Первая рука схватила женщину за волосы, причем пребольно. Марина вскрикнула. Вторая рука ухватила ее за шею. В глазах потемнело, женщина отчаянно закричала. Вслед за ней закричал и младенец.

Нападавшие вдруг расступились, более того – бросились прочь. Потому что к Марине двигалось щупальце – то самое, что вылезло из книги. Нет, нет, это была не книга, ее страницы походили сейчас на отверстое жерло мистического колодца. Это было окно в другой мир!

Щупальце удлинялось и удлинялось. Его привлекал крик младенца. Марина попыталась успокоить ребенка, но тот был напуган и никак не затихал. Подобное огромной змее щупальце медленно ползло по каменному полу.

Краем глаза Марина заметила факел, вставленный в металлическую скобу, что была вмонтирована в стену. Женщина метнулась туда, схватила факел правой рукой, левой удерживая ребенка на груди.

Щупальце распрямившейся пружиной полетело прямо ей в лицо, но Марина успела ткнуть в него полыхающим факелом.

Откуда-то издалека донесся рев, похожий на рык необычайно большого и разъяренного животного. Марина принялась с остервенением стегать щупальце факелом. Присоски обуглились, кожа лопнула, оттуда потекла мерзкая на вид белесая жидкость.

Щупальце с необычайной скоростью втянулось обратно в книгу. Ошеломленный второй секретарь горкома Сергеев уставился на фолиант и горестно произнес:

– Хозяин, мы сейчас же накажем эту мерзавку! Пожалуйста, не извольте беспокоиться, мы ведь полностью на вашей сторо…

Второй секретарь горкома не успел договорить. Потому что из глубин книги, вернее, из того странного колодца, что открылся в книге, вылетело щупальце и попало прямо в лицо Сергееву. Тот дико заорал, но щупальце в мгновение ока скрутило его, как питон скручивает свои жертвы.

– Хозяин, это же я, ваш покорный слуга! Я сделаю все, что вы прикажете! Только отпустите меня! – заголосил мужчина.

Но было поздно: щупальце поволокло его к алтарю. Пораженные происходящим сектанты стояли, прижавшись к стенам, и в ужасе наблюдали за незавидной участью своего предводителя.

Марина же бросилась к лестнице. Никто и не подумал перегородить ей дорогу или броситься за ней. Со стороны алтаря раздавались крики, вопли и стоны. А потом послышался жуткий хруст ломающихся костей.

Гигантскими прыжками Марина неслась по лестнице вверх. Выскочила из склепа и помчалась прочь с кладбища. Дождь перешел в настоящую бурю. Удивительно, но малыш уже не плакал, а только тихонько всхлипывал. Марина все боялась, что упадет и придавит ребенка, однако еще больше боялась замедлить бег.

Только оказавшись в парке роддома, женщина остановилась и перевела дыхание. А потом откинула полу плаща и посмотрела на ребенка. Тот уморительно зевнул и чихнул. Молодая мать поняла: малыша нужно как можно быстрее доставить в теплое место.

Женщина поспешила к себе домой. Часы на кухне показывали половину четвертого. Марина положила ребенка на стол и принялась перепеленывать, благо чистых пеленок в доме имелось предостаточно. Это был мальчик, которого наверняка украли у любящих родителей.

Марина сноровисто меняла пеленки, одновременно подогревая на медленном огне молоко, когда на кухню зашел, потягиваясь и жмурясь на яркий свет, ее муж Геннадий.

– Мариша, ты чего не спишь? – спросил он и бросил рассеянный взгляд на ребенка. – Тебе ведь отдохнуть пора, мама о Светочке позаботится.

Геннадий схватил с плиты чайник, поднес его ко рту и стал пить из носика. Но вдруг поперхнулся, уставившись на стол. Держа в руке чайник, мужчина подошел ближе.

– Но… но это же не Светочка, а пацан! – произнес он ошеломленно.

Марина ничего не ответила, а только попробовала пальцем молоко: не хватало еще, чтобы оно стало слишком горячим.

– Я повторяю – это же пацан! – повысил голос муж.

– Знаю, – откликнулась Марина лаконично и, завернув мальчика, подхватила его на руки.

– Что значит «знаю»? – Геннадий схватился за голову. – Господи, где ты его взяла? Молчишь? Ты что, украла ребенка? Марина, ты хоть соображаешь, что тебе за это будет? Что с нами со всеми будет?

Марина же тем временем кормила из бутылочки малыша. Тот жадно припал к соске и глотал теплое молоко.

– Ты почему меня игнорируешь? – взревел Геннадий и подскочил к жене. – Правильно мамочка говорит, ты сумасшедшая!

На пороге кухни возникла и сама мамочка, Полина Геннадьевна, грозно сведя брови:

– Гена, ты чего орешь? Ты хоть в курсе, который час? Светочка даже проснулась и начала плакать!

Из зала донесся плач девочки, но Марину это нимало не заботило. Она нашла сына, своего сына. Или того, кто отныне станет ее сыном.

Взгляд Полины Геннадьевны упал на ребенка, которого невестка кормила из бутылочки Светочки. Ахнула, подлетела к ней и вырвала бутылочку из рук.

– Мамочка, она ребенка украла, – пожаловался, едва не хныча, Геннадий. – И притащила его к нам в дом.

Полина Геннадьевна скривилась:

– Не удивлюсь, если твоя чокнутая женушка еще и родителей его укокошила. Не выпускай ее с кухни, я пойду звонить в милицию.

Геннадий выдернул ящик кухонного стола, извлек оттуда нож и, наставив его на Марину, произнес дрожащим голосом:

– А я ведь тебя любил! И очень сильно! Но ты все испортила! Правильно мамочка говорила…

– Лучше миксер возьми, – хмыкнула Марина.

– Чего? – вздрогнул Геннадий.

– Миксер, говорю, возьми! – повторила Марина.

Она никуда и не собиралась убегать. Ребенку требовались тепло, покой и молоко. А милиционерам она все объяснит. Ей даже благодарны будут, и тогда Полина Геннадьевна останется с носом.

– Миксер? Какой миксер? – не понимал Геннадий.

Марина только вздохнула. И как она могла жить с этим человеком? И в особенности с его мамочкой?

Милиция не заставила себя ждать. Вскоре на кухню вошел пожилой страж порядка, произведший на Марину хорошее впечатление. Сразу было видно, что он профессионал и служака. Такому можно было доверять.

– Она украла ребенка! – воскликнул, брызжа слюной, Геннадий. И при этом тыкал ножом в сторону Марины. – Арестуйте ее! Арестуйте немедленно!

– Если кого и придется задержать, так это вас, гражданин, – возразил милиционер. – Потому что именно вы угрожаете матери с ребенком ножом.

На кухню ввалилась Полина Геннадьевна, ставшая поливать Марину грязью. Милиционер, грозно насупив брови, оборвал свекровь:

– Я не собираюсь становиться арбитром в семейной склоке! Тем более в четыре часа ночи! Если вам больше нечего сказать, я пойду.

Немного успокоившись, Полина Геннадьевна снизила тон:

– Она ребенка украла. Того самого, что в руках держит. И наверняка его родителей убила. Она такая!

Милиционер цыкнул на свекровь:

– Выводы делать предоставьте мне! Я никому не позволю просто так обвинять кого-либо в столь тяжком преступлении, как убийство!

Страж порядка подошел к Марине и чуть смущенно поинтересовался:

– Это ваш ребенок?

– Мой! – ответила без колебаний Марина и улыбнулась. В тот момент она походила на Мадонну с полотен старых итальянцев. – Разве не видно?

Малыш, уже насытившись, мирно спал, причмокивая губами. Марина склонилась над ним и поцеловала в лоб.

– Гм, она говорит, что это ее ребенок, – произнес милиционер, почесывая затылок. – Да и все указывает на то, что это правда…

– Вот ее ребенок, видите? – крикнула Полина Геннадьевна, принеся из гостиной спящую Светочку. – У нас и свидетельство о рождении имеется! Смотрите сами! А вот паспорт этой особы, у нее только один ребенок записан. Один! Дочь Светлана!

Свекровь сунула документы в руки милиционеру. Тот внимательно изучил свидетельство, паспорт, вернул их и, кашлянув, повернулся к Марине:

– Гм, гражданочка, кое-что тут явно не сходится. Потрудитесь объяснить, откуда у вас в квартире появился второй ребенок.

– Это мой ребенок, – повторила умиротворенным тоном Марина. – Его у меня украли и подменили на девчонку. В роддоме. Люди с красными глазами, служители какого-то культа. Культ связан с магией и чертовщиной.

Милиционер выпучил на Марину глаза – та говорила небывалые вещи совершенно спокойно.

– Заправляет всем доктор Лоскутин. Ему помогают нянечка и несколько медсестер и медбратьев. Они крадут детей, уносят их в лес, на заброшенное кладбище, и приносят в жертву.

– В жертву? – переспросил сипло милиционер. – Кому?

– Тому, кого называют хозяином, – ответила Марина. – Я сама все видела. Они и сейчас на кладбище, в полуразрушенном склепе. Сектанты поклоняются какой-то старинной книге, которая только на вид книга, а в действительности нечто колдовское. Если на страницы книги капнуть кровью, то открывается подобие колодца в другой мир. Или в ад. Или черт знает куда. То есть в самом что ни на есть прямом смысле – черт знает куда.

– Колодец в другой мир? – Милиционер крякнул, сдвигая на затылок фуражку. Причем сделал он это так энергично, что головной убор полетел на пол, на что милиционер не обратил ни малейшего внимания.

– Да, именно так и есть, – продолжила с улыбкой Марина. – Причем из книги, вернее, из другого мира вылезает щупальце. Примерно такое, как у спрута, только во много раз длиннее. Щупальце и должно было забрать ребеночка, но я не позволила. А заправляет всем этим безобразием товарищ Сергеев.

– Какой товарищ Сергеев? – выдохнул милиционер.

– Наш товарищ Сергеев, второй секретарь горкома КПСС, – пояснила Марина. – Только, боюсь, привлечь к ответственности вы его не сможете. Потому что после того, как я отстегала щупальце факелом, тот, кто его выпустил, рассвирепел и напал на товарища Сергеева, хотя тот и твердил, что является покорным слугой хозяина. Думаю, щупальце утащило товарища Сергеева туда, в книгу.

– В книгу? – ахнул милиционер. Затем повернулся к столу, схватил с него чайник и принялся пить воду из носика.

– Вам лучше чашку взять, потому что из носика только что пил Геннадий, – заметила Марина любезно. Страж порядка поперхнулся и, поставив чайник на стол, произнес:

– Чрезвычайно любопытные сведения… Чрезвычайно любопытные!

– Да вы что, не видите, что она просто чокнутая? – завопила Полина Геннадьевна. – Как вы можете верить такому бреду?

Милиционер топнул ногой.

– Гражданочка, предоставьте мне решать, кому верить, а кому нет! И что тут бред, а что нет! Повторяю, это чрезвычайно любопытные сведения!

Марина была довольна – она не ошиблась в милиционере. Он выведет на чистую воду сатанистов и поможет отыскать ее сыночка. Хотя, впрочем, она его уже отыскала…

Женщина посмотрела на малыша, мирно спавшего в ее руках, и вдруг поняла: нет, это не ее сын. Марина всхлипнула. Милиционер погладил ее по плечу и успокаивающе сказал:

– Ну, не надо реветь! Все будет хорошо, я гарантирую!

– Этой не мой сын, понимаете, не мой! – произнесла Марина, глотая слезы. – Они наверняка принесли его в жертву своей книге, убили моего сыночка! Вы должны их всех арестовать! И судить! И приговорить к расстрелу! Потому что у них на совести не только мой малыш, но наверняка и масса других!

Милиционер бережно взял у нее ребенка и передал подоспевшей Полине Геннадьевне.

– Конечно, конечно, гражданочка, – заверил он Марину, – все будут арестованы, причем нынче же ночью, не извольте беспокоиться. Однако нам надо проехать в отделение, чтобы оформить протокол. Вы ведь не откажетесь меня сопроводить?

Марина последовала за стражем порядка. Внизу их ждал «уазик». Милиционер распахнул дверцу со словами:

– Ведь ничего страшного, если за решеткой проедетесь до отделения? А там мы зафиксируем ваши показания.

Он помог забраться Марине в кузов. Хлопнула дверца. И до женщины донесся приказ милиционера водителю:

– Скорее, гони в дурку! Потому что мы имеем дело с буйнопомешанной!

Такого же мнения придерживались и врачи психиатрической больницы, куда была доставлена Марина. Ни в какое милицейское отделение ее, конечно же, никто не повез. Марина не сопротивлялась, а пыталась объяснить врачам, что она не умалишенная и ничего не выдумывает.

– Сами посудите, в роддоме должен был исчезнуть младенец, – сказала она во время беседы с тремя врачами – двумя пожилыми и одним помоложе. – Это же не так сложно проверить!

Психиатры переглянулись.

– Марина Васильевна, мы уже проверили. Потому что, поверьте, крайне серьезно относимся к своим обязанностям. Увы, младенец там не исчезал.

– Значит, его украли где-то еще! – заявила упрямо Марина. На что врач помоложе с мягкой улыбкой заметил:

– Но ведь вы только что утверждали, что всех детей, которых приносят в жертву этому букварю…

Он, не сдержавшись, прыснул. Пожилые коллеги с осуждением посмотрели на него, и доктор, быстро взяв себя в руки, продолжил:

– Этой книге. Прошу прощения, этой сатанинской книге. Так вот, всех детей, как вы утверждали, брали именно из роддома. И вы сами видели, как нянечка выносила ребенка именно из роддома. Но ребенок там не пропадал.

– Они там все заодно! – воскликнула Марина. – Вы разве не понимаете? Они заправляют в нашем городе всем! Товарищ Сергеев…

– Товарищ Сергеев находится сейчас в отпуске, в Пицунде, – возразил один из пожилых врачей. – Я звонил своему однокашнику, главврачу тамошнего ведомственного санатория. Он, естественно, отлично знает товарища Сергеева и общался с ним прошлым вечером. Согласитесь, не мог же товарищ Сергеев быть в Пицунде в девять вечера, а в три ночи уже на заброшенном кладбище в нашем городе?

– Они все могут! – упрямо твердила Марина. – Это же магия! Это же сатанизм! Вы понимаете, кто их хозяин?

– Главный кальмар пяти океанов? – снова не выдержал молодой коллега. – Тот, что со щупальцами?

– Я уверена, что товарищ Сергеев мертв, – покачала головой Марина. – Вы должны это проверить! Потому что, вероятно, сейчас будет разыгран «несчастный случай» в Пицунде, в результате которого товарищ Сергеев «погибнет». Им же надо как-то его смерть завуалировать!

Врачи переглянулись, и самый старший из них произнес:

– Марина Васильевна, вы должны смотреть правде в глаза: все эти… э… события, о которых вы говорите, – не более чем плод вашего воспаленного воображения. Что и понятно в сложившейся ситуации: ведь вы считаете, что потеряли ребенка, хотя это не так. Однако не будем спорить! Вам придется на некоторое время задержаться у нас. Мы вам поможем.

– Однако вы должны объяснить, откуда вы взяли ребенка, того, что принесли на квартиру своей тещи, – вклинился в разговор молодой врач. – Ведь его родителей так и не нашли! Вы похитили его в другом городе?

– В десять вечера я была дома, а в четыре ночи меня привезли к вам, – парировала Марина. – Сами посудите, разве у меня была возможность посреди ночи смотаться в другой город, украсть там ребенка и вернуться обратно? На чем, на метле?

– Гм, возможно, на гигантском щупальце, – буркнул доктор-весельчак.

Он уставился на Марину, в то время как два его пожилых коллеги что-то вполголоса обсуждали. До Марины донеслись обрывочные фразы: «Не лишено определенной логики…», «Симптомы не так четко выражены…», «Следует применять щадящую терапию с учетом того, что женщина недавно стала матерью…»

Внезапно молодой доктор усмехнулся: высунул кончик малинового языка, а его глаза вдруг загорелись красным. Марина вскочила со стула и завопила:

– Демоны здесь! Вот, этот врач тоже! Вы не понимаете, он на их стороне!

После случившегося с ней истерического припадка уже не могло быть и речи о щадящей терапии. Марина помнила, как на нее надевали смирительную рубашку, а молодой доктор, стоя в углу, усмехался. И в его глазах плясали адские огоньки.

Марину поместили в отдельный бокс, ей были сделаны две инъекции. После них на нее напала сонливость…

Спустя некоторое время дверь бокса распахнулась. Появился молодой доктор, подошел к Марине. И вдруг его лицо преобразилось, превратившись в рожу монстра. А глаза сияли красным.

– Тварь, ты лишила нас нашего предводителя! – заорал он, не скрываясь, ведь в помещении была отличная звукоизоляция. – Впрочем, это не так уж и плохо, теперь я займу его место. Но ты слишком много наболтала, придется теперь потрудиться, чтобы замять исчезновение товарища Сергеева. Ведь оттуда, куда он ушел, обычно не возвращаются!

Доктор снова принял нормальное человеческое обличье, но глаза его еще оставались красными.

– Вы меня убьете? – спросила Марина. И сама же ответила на свой вопрос: – Конечно, убьете. Вы ведь только и знаете, что убивать людей!

– Не людей, а в основном детей, – поправил ее с ухмылкой врач. – Потому что наш хозяин любит именно детское мясцо, которое там, в тех местах, где он обитает, считается деликатесом. Как у нас раковые шейки или балычок. Нет, убивать мы тебя не станем, потому что ты подарила жизнь нашему спасителю.

– Мой сын жив? – встрепенулась Марина. – Где он, скажите, прошу вас!

Доктор хохотнул:

– Какая тебе разница? Но впредь ты будешь молчать. Потому что если ты начнешь снова болтать, то пострадает твой сын. Его убьют такие же идиоты, как ты! Идиоты, считающие, что наш хозяин сеет зло! А в действительности это не так, и его сыну уготовано блестящее будущее.

– Его сыну? – прошептала потрясенная Марина. – Но ведь это мой сын!

– Да, ты его выносила, – кивнул врач. – Но отцом его является именно наш хозяин. Впрочем, не буду утомлять тебя деталями. Запомни – благополучие твоего сына зависит исключительно от тебя! Так что смирись!

Врач вышел из бокса.

Марина лежала на полу, завернутая в смирительную рубашку, и в ужасе размышляла над тем, что ей стало известно. Значит, ее мальчик – сын… Она боялась не то что произнести, но и даже подумать. Ее сын был одновременно сыном… хозяина!
Из дневниковых записей княжны Елены Вечорской

«Черная библия была самой большой семейной тайной. О том, что она существует, я узнала еще ребенком.

В то время мы жили в небольшом провинциальном городке, расположенном на Волге. Мой отец обладал там поместьем – не очень большим, но и не маленьким. Несмотря на то что род наш был древним, он давно потерял былое величие и растратил почти все богатства. Однако я знала, что у нас имеется тайна.

Мой отец, князь Владимир Вечорский, слыл философом и отшельником. Матушки своей я не знала, потому как она скончалась, произведя меня на свет. Братьев или сестер у меня не было, и воспитывала меня дряхлая глуховатая гувернантка, мадемуазель Шанти, которая когда-то воспитывала моего отца и его братьев.

Те, в отличие от моего батюшки, проживали или в Петербурге, или в Москве, занимали ответственные и важные посты и обладали солидным состоянием. Время от времени – надо сказать, крайне редко – они наезжали к нам в поместье, и я имела возможность пообщаться со своими кузенами и кузинами. Я завидовала тому, с каким изяществом они были одеты, поражалась длиннющим сверкающим автомобилям, на которых родственники прибывали с железнодорожной станции, и слышала, как отца за глаза они именовали «старым дурнем», а меня «замарашкой».

Моими лучшими друзьями были дети крестьян из окрестных деревень. Мы часто играли в прятки в нашем поместье. Дом, выстроенный еще в конце восемнадцатого века, давно нуждался в капитальной перестройке, но на ремонт не было денег. А батюшку подобные проблемы ничуть не волновали.

Зато это был рай для любопытного ребенка. Ведь в доме было столько волнующих мест, столько укромных уголков! Я знала все ходы и выходы как свои пять пальцев. Однако была в курсе, что имелась в нашем поместье особая комната, куда никто, в том числе и я, не имел доступа.

Я часто наблюдала за тем, как после скромной трапезы батюшка, освещая себе путь керосиновой лампой (на новомодное электричество у нас, естественно, не было средств), отправлялся по длинному извилистому коридору туда, в западное крыло, где находилась та самая комната.

В действительности, как я выяснила, став взрослее, там находились целые апартаменты, раньше принадлежавшие моей матушке, о которой я ничего не знала. Видела только несколько расплывчатых фотографий, а также портрет, писанный незадолго до ее венчания с батюшкой. Матушка была редкостной красавицей, в то время как я считала себя уродливой и крайне непривлекательной особой. И только потом я поняла, что, оказывается, очень похожа на нее.

В нашем поместье царили странные, установленные батюшкой и соблюдаемые всеми, кто в нем обитал, правила. Так, к примеру, никогда, даже летом, нельзя было играть на улице допоздна – требовалось всегда возвратиться в дом до наступления темноты. Один раз, помнится, я была так увлечена игрой с деревенскими друзьями, что забыла о времени. Вернулась, когда солнце уже село, и впервые испытала на себе гнев батюшки, а также его увесистую руку. Он дал мне пару затрещин, а затем послал в мою комнату, где я провела три долгих недели, не имея права покидать ее. С тех пор я всегда выполняла наказы своего родителя.

Хоть мы и были бедны, о чем я узнала позднее, и погрязли в долгах, но едали мы на серебре. Вообще серебро было любимым металлом батюшки. Я носила тяжелый нательный крест, выполненный из серебра, на длинной серебряной же цепочке. В каждой из обитаемых комнат нашего дома имелось распятие, тоже сделанное из серебра. Более того, все ставни были украшены серебряными цепочками.

Кстати, окна положено было закрывать наглухо еще до наступления темноты, что было своеобразным ритуалом, и я, не осознавая его смысла, азартно помогала батюшке. Но как-то я посмела спросить родителя, для чего мы это делаем. Однако ответа не получила, и мне снова пришлось провести пару недель в своей комнате под домашним арестом.

Да, мой батюшка был человеком суровым, даже по отношению к собственной дочери. И только много позже я поняла, что единственным его стремлением было оберечь меня от опасности, что грозила всем нам, но в первую очередь именно моей персоне.

То, что в доме у нас всегда царила странная, тягостная атмосфера, я, конечно же, знала. Но не имела понятия, что за этим скрывается. Были и иные странные неписаные правила. Например, мне было строго-настрого запрещено разговаривать с чужими людьми. А если бы я увидела человека с красными глазами, то от меня требовалось бежать как можно быстрее прочь. Однако я никогда не видела человека с красными глазами и считала его выдумкой батюшки…»

«Подрастая, я постепенно уверилась в том, что отец мой страдает психическим заболеванием, однако не смела выразить свою мысль вслух. Но об этом судачили многие в нашем городке, и мне было очень и очень обидно. Много раз, прогуливаясь по городку, я слышала, как, глядя мне в спину, люди шушукались, и темой их сплетен был именно мой батюшка и его странное поведение…»

«Что касается черной библии… Иногда – весьма, надо сказать, редко – к батюшке наезжали посетители. Многих он просто не принимал, а на нескольких даже напал с арбалетом, заряженным стрелами с серебряным покрытием. Но пара человек наведывались к нам из года в год.

Одного из них я окрестила Паганелем, потому что он разительно походил на одноименного героя жюль-верновского романа. Сухопарый, с бакенбардами и вечно взлохмаченными волосами, в крошечных очках и смешном, неопрятном наряде, он был желанным гостем, однако появлялся у нас от силы два раза в год. Батюшка принимал его как старого знакомого, обнимал, лобызал, хлопал по спине. Паганель был профессором философии и по происхождению немцем, поэтому говорил по-русски с забавным акцентом.

Батюшка и его гость всегда вначале ужинали, причем ужин, в отличие от привычного, был праздничный и обильный. Поэтому я всегда с нетерпением ждала появления Паганеля, зная, что наконец-то можно будет поесть что-то вкусное, а не водянистый щавелевый суп и непроваренную овсянку. Кухарка от нас давно сбежала, и готовкой занималась все та же верная мадемуазель Шанти. А уж после ее кончины хозяйство вела я.

Закончив трапезу, батюшка и Паганель отправлялись в курительный салон, где дымили толстенными сигарами. Денег на них у батюшки не было, однако Паганель всегда привозил солидный запас сигар с собой – в качестве презента моему родителю.

Так как я знала весь наш дом как свои пять пальцев, то пользовалась и тремя тайными ходами, которые имелись в нем (сомневаюсь, что даже батюшка был в курсе об их наличии). Воспользовавшись одним из них, я могла подкрадываться к крошечной комнатке, которая граничила непосредственно с курительной, и, приложив ухо к замаскированной решетке, внимать разговорам батюшки и его гостя.

Разговоры их были чудные, полные странных, неведомых мне слов. Например, то и дело они вели речь о «версиплях». Причем произносили это слово на французский лад. Украдкой я задала мадемуазель вопрос, что оно значит, однако та вдруг начала дрожать и креститься, а затем взяла с меня честное слово, что я никогда больше не буду терзать ее «сатанинскими материями». Мадемуазель определенно что-то знала, но не хотела говорить. И это только распаляло мой интерес.

Хорошо, что она не рассказала о моих расспросах отцу, иначе бы мне здорово влетело. Ведь батюшка наверняка бы понял, что я подслушиваю его беседы с Паганелем.

Но я не сдавалась и провела немало времени в библиотеке. Уж на чем отец никогда не экономил, так это на книгах, поэтому библиотека у нас в поместье была богатая и большая. Думаю, батюшка мог бы с легкостью расплатиться с кредиторами, если бы продал несколько наиболее ценных экземпляров. Но делать это он ни за что не хотел…»

«Странно, но мой отец не был верующим – в церковь не ходил и местного священника, если тот время от времени изъявлял желание посетить нас, не принимал. Однако батюшка определенно во что-то верил, только вера, как я поняла со временем, у него была своя, странная и жуткая.

Зато в библиотеке имелось много книг по религии, как по христианской, так и многим другим, сейчас давно и прочно забытым. Были там и труды, речь в которых шла о неведомых, кровавых культах, о человеческих жертвоприношениях и власти темных сил.

Читать я всегда любила, но делала это тайком от батюшки – увлечение книгами он поощрял, но пришел бы в неописуемую ярость, если бы узнал, какие именно тома я читаю. Именно из одного из таких фолиантов я и почерпнула наконец сведения о тех самых загадочных версиплях.

Как выяснилось, они являются неким подобием получеловека-полудемона. А отличительная их черта – горящие кровавые глаза. Как писал древний автор, этот огонь – отсвет адского пламени, горевшего в их душе. Душе, которую они давно вверили своему хозяину – полиморфу, то есть многоликому повелителю ада.

Полученные сведения меня чрезвычайно занимали, но я не могла бы сказать, отчего именно. Было в сей чертовщине что-то такое, притягательное и чарующее. И только много позже я узнала, что все это совсем даже неспроста…»

«Во время одной из бесед батюшки с Паганелем, коей я внимала, находясь в тайной комнатке рядом, была упомянута черная библия. О ней, книге, которой поклонялись почитатели сатаны, я уже ранее читала. Однако это была не просто книга, а некое подобие колодца в жуткий мир.

– Они снова атаковали меня более чем щедрыми предложениями, – сообщил тогда Паганель, обращаясь к батюшке. – Потому что хотят знать, где находится черная библия. И, сдается мне, Володя, они знают, что ты являешься ее Хранителем.

Батюшка откликнулся после короткой паузы, пустив в потолок клубы сизого дыма:

– Да, кое-кто наведывался и ко мне. Однако тогда они не имели представления о том, что черная библия находится у меня. Просто, как и в твоем случае, хотели приобрести информацию. Но я прогнал их со двора.

Паганель осторожно произнес:

– Володя, все становится крайне опасным. Ведь если они разнюхают, что черная библия хранится у тебя, то возжелают забрать ее. А эти люди ни перед чем не остановятся!

– Они не люди, а версипли, – заявил мой отец назидательно. – И если кто-то из них снова заявится сюда, то у меня на всех хватит серебра!

Паганель кашлянул.

– Но не лучше ли передать черную библию нашему братству? У нас имеется надежный тайник…

Отец тотчас перебил его, поднявшись из кресла и начав ходить по комнате:

– Нет, тысяча раз нет! Именно мой род является Хранителем черной библии! Именно нам поручено нести эту ответственность!

– Не забывай, что у тебя нет наследника, одна только дочка, к тому же еще ребенок, – вкрадчиво заметил Паганель. – А если с тобой что-то случится? А если с ней что-то случится? Что станет тогда с черной библией?

– С Еленой ничего не случится! – уверенно заявил батюшка. – И если ты прибыл для того, чтобы убедить меня отдать вам черную библию, то ты потерпел поражение. Этому не бывать!

– Однако не надо упускать из виду, кто является ее матерью, – вставил вдруг Паганель.

Я навострила уши. Последние слова гостя произвели на батюшку неизгладимое впечатление. Побледнев, он подскочил к визитеру, схватил его за грудки и вскричал:

– Не смей марать ее имя! Да, я знаю, кем была моя покойная жена, но это к делу не относится!

– Отпусти, мне больно, – поморщился Паганель. – Конечно же, это имеет отношение к делу, да еще какое! Потому что твоя дочка – наполовину версипль.

От неожиданности я, стоявшая на небольшой приставной лестнице, дабы иметь возможность не только слышать, но и видеть происходящее в комнате сквозь решетку вентиляции, скатилась вниз. Наверняка и батюшка, и его гость услышали грохот за стеной, потому что, когда я снова забралась на лестницу, в курительном салоне их уже не было.

Обычно Паганель оставался у нас на день или даже на два, но тогда уехал поздно вечером. И батюшка даже не пробовал удержать его. Расстались они крайне холодно. А после этого мой родитель прошел в свою лабораторию и заперся там…»

«Много раз пыталась заглянуть в лабораторию батюшки, но он никогда, даже в самую сильную июльскую жару, не раскрывал ставни – окон в том крыле осталось всего три, все остальные были заложены кирпичом. Но время от времени отец все же проветривал помещения, потому что в них никогда не убирались и наверняка там скопилось огромное количество пыли.

Так вот в тот день батюшка забыл закрыть ставни – наверное, был расстроен ссорой со своим старинным другом. И мне удалось пробраться в запретное крыло нашего дома.

Я ожидала увидеть нечто необыкновенное, однако обстановка была такая же, как и в доступной части особняка. Разве что пыли, как я предполагала, было многовато. Едва я влезла через окно, до меня донеслись шаркающие шаги отца. Пришлось быстро спрятаться за портьеру.

Дрожа от страха, я слышала, как батюшка подошел к окну и закрыл ставни. Мне сделалось страшно – я ведь оказалась в плену! Мне не хотелось и думать о том, какую кару измыслит для меня суровый родитель, если узнает, что я шпионю за ним.

Делать, однако, было нечего. Поэтому, дождавшись, когда батюшка удалится из комнаты, я выбралась из-за портьеры – и вдруг почувствовала непреодолимое желание чихнуть. Я изо всех сил противилась этому желанию, и наконец приступ прошел.

Осторожно выйдя из комнаты в коридор, я заметила в конце его бледный свет керосиновой лампы и двинулась в том направлении. Но вдруг, к своему ужасу, громко чихнула.

Раздались шаги отца, я нырнула за колонну, на которой возвышался мраморный бюст одного из моих славных предков. Батюшка прошелся по коридору, но меня не заметил. Бормоча что-то о проворных крысах, он вернулся в свой кабинет.

Выждав несколько минут и удостоверившись, что больше в носу не свербит, я снова двинулась вперед. Половицы ужасно скрипели, но отец не обращал на это внимания – странные звуки, особенно по ночам, были в нашем особняке привычным явлением.

Наконец я достигла двери кабинета и увидела, что он представляет собой весьма просторное двухэтажное круглое помещение. Разглядела и лестницу, что вела наверх, и осторожно поднялась по ней. Стоя там, прижавшись к перилам, я могла наблюдать за происходящим внизу, не боясь, что батюшка случайно заметит меня. Он же был увлечен своими действиями и не обращал внимания более ни на что. Отец подошел к огромному, похожему на паровой котел сейфу, который был вмонтирован в стену. Затем снял с пояса связку ключей (с ней он никогда не расставался, даже когда спать ложился) и раскрыл сейф. Я приготовилась увидеть несметные сокровища, коими обладал наш род, но меня ждало разочарование: ничего подобного там и в помине не оказалось. Внутри находилась книга, всего лишь книга, правда, больших размеров и, судя по всему, старинная.

И вдруг я поняла – это и есть та самая черная библия! Но обложка книги была не черная, а, скорее, сероватая. Вне всяких сомнений, кожаная.

Тем временем батюшка положил книгу на письменный стол – и до меня донесся странный звук. Звук отрыжки! Причем я не сомневалась, что исходил он именно от книги!

Переплет был покрыт странными полосками, которые, как я, к своему ужасу, заметила в танцующем отсвете керосиновой лампы, вдруг стали шевелиться. И тут же мне стало ясно, что я вижу… прикрытые веки. А они вдруг распахнулись, и на моего батюшку уставились десятки, если не сотни крошечных глаз!

Я не могла поверить в то, чему стала свидетельницей. Или все происходящее – кошмарный сон? Игра моего воображения?

Тем временем мой родитель извлек из-под стола клетку, в которой метались и попискивали мыши и молодые крысы. Потом отстегнул застежку книги и раскрыл ее.

Но страницы книги, сделанные из желтоватого пергамента, были пусты. Тогда батюшка раскрыл книгу посередине и занес над ней руку. А затем взял со стола нож для вскрытия писем и осторожно дотронулся кончиком лезвия до своего пальца.

Выступила кровь – одна-единственная капля. Она упала на желтые страницы книги, и те вдруг стали чернеть. Прошло всего несколько секунд, как страницы полностью изменили цвет. И снова раздался звук отрыжки, причем намного более отчетливый, словно усиленный многократным эхом, как будто шел из глубокого колодца. И создавалось впечатление, что жерлом сего колодца являются именно страницы книги.

А батюшка извлек из клетки мышь, держа за хвостик, поднес ее к книге. Несчастное животное отчаянно пищало и пыталось освободиться. Но батюшка вдруг разжал пальцы – и мышь полетела вниз. Но не ударилась о страницы книги и не убежала прочь. Она просто исчезла в книге, как будто провалилась куда-то вглубь.

Из книги еще некоторое время доносился мышиный писк, а потом послышалось чавканье. И я поняла: нечто, сидевшее в книге, вернее, в колодце, входом в который служил таинственный фолиант, сожрало несчастного грызуна!

Отец скормил книге еще одну мышь и молодую крысу. После чего до моих ушей донеслось странное шуршание – как будто по каменному полу ползла очень и очень большая змея. Тогда батюшка проворно захлопнул книгу и застегнул застежку. Но в тот же момент обложка книги вдруг изогнулась, словно нечто изнутри рвалось наружу. Отец, схватив со стола массивное серебряное распятие, быстро положил его на книгу, и та немедленно успокоилась.

– Вот так-то! – воскликнул батюшка, потирая руки. – Я знаю, что нельзя заставлять тебя голодать, потому что у тебя начинает портиться характер. Однако твой рацион – мыши и крысы. Человеческих жертв больше не будет, запомни!

Затем он положил книгу обратно в сейф, закрыл его и вышел из кабинета.

Я долго сидела наверху, прижавшись к перилам и дрожа от страха. Потому что убедилась в том, что мой отец поклоняется черным силам.

Только через час, если не больше, я, набравшись мужества, спустилась вниз. И подошла к сейфу. Из него доносились мерзкие звуки – их издавала книга! Вернее, то, что в ней обитало.

Вдруг в моей голове возник странный бесплотный голосок, приказавший дотронуться до ручки сейфа. Что я и сделала. Тут мое тело пронзила сладостная боль, и я поняла, что надо делать. Я должна освободить книгу! Потому что мой батюшка удерживает ее силой! Именно он – злодей, а книга создана для того, чтобы приносить пользу человечеству!

Мысли щелкали и возникали в моей голове, как будто кто-то извне их туда запихивал. Я вышла из кабинета и двинулась по коридору к спальне батюшки.

Наконец увидела отца, лежащего на боку. Рядом, на столике, догорала керосиновая лампа, а из-под грязноватой подушки высовывалась связка ключей. Я осторожно потянула ее на себя… и тут отец вдруг повернулся.

Я быстро нырнула под кровать, ожидая, что он кинется на меня. Но батюшка крепко спал. Повинуясь голосу, звучавшему у меня в голове, я снова привстала и извлекла ключи. А затем затрусила обратно в кабинет.

Ключей в связке было много, но я знала, какой мне требовался – это мне подсказал все тот же голос. Я открыла сейф и извлекла книгу. Положила ее на стол и раскрыла застежку. Страницы книги вдруг стали шуршать, перелистываясь сами собой, накрывая одна другую, а я следила за мистическим действом, как завороженная.

И вот книга раскрылась ровно посередине. Я знала, что должна сделать, и схватила со стола нож. Приставила его к руке, полоснула по ней.

Произошло то, чему я уже была свидетельницей, – кровь капнула на желтые страницы, и те стали на моих глазах чернеть. И я увидела, что это вовсе не черные страницы, а некое подобие прохода. Мне была видна даже каменная кладка гладких стен колодца, уводившего невесть куда. Но как такое могло быть? Сего я не знала.

Зато мне было понятно, что делать дальше, – я должна прыгнуть в колодец! Прямо как Алиса в кроличью нору! Я опустила руку в жерло – и ощутила арктический холод, шедший откуда-то снизу.

А затем послышалось шуршание. И вдруг из книги, вернее, из жерла колодца вынырнуло щупальце. Красновато-розовое, с присосками, покрытое сверкающей зеленовато-синей субстанцией. Щупальце плюхнулось на письменный стол, а потом, словно чуя меня, поползло прямо ко мне!

В мгновение ока оно скрутило меня и потащило к книге. И вот я уже наполовину нахожусь в колодце… Из последних сил, изловчившись, я схватилась за край колодца, вдруг осознав, что ничего хорошего внизу меня не ожидает – наверняка обитающая там тварь просто захотела закусить мною, как до того закусывала мышами и крысами!

Я пыталась закричать, позвать на помощь батюшку, но не могла – щупальце крепко обвивало мою грудную клетку, из горла вырывались только кхекающие звуки. В глазах потемнело, я почувствовала, что пальцы мои разжимаются…»
АндреГород-государство Ватикан – Италия – Цюрих, наши дни

Фигура скользнула по коридору и замерла. Человек явно прислушивался. Взглянул на электронные часы на запястье правой руки.

Послышались шаги. Метрах в двадцати появились облаченные в опереточную форму швейцарские гвардейцы. Фигура прильнула к стене, слившись с ней. Гвардейцы заглянули в коридор, а потом двинулись дальше.

Фигура отделилась от стены, приблизилась к двери. Дальше все будет просто – в папских апартаментах никого, святой отец находится в загородной резиденции Кастель Гандольфо. Что ж, момент для вторжения более чем подходящий!

Несмотря на то что папа был за городом, в его дворцовых апартаментах горел свет. Фигура двинулась вперед, миновала просторную приемную и проскользнула в кабинет папы. Там, на стене, за огромным письменным столом, находилось гигантское распятие, затейливо исполненное из разноцветных кусочков мозаики. Распятие было вделано в белоснежную мраморную стену, причем так искусно, что создавалось впечатление, будто оно парит в воздухе.

Человек, проникший тайком в папский дворец, подошел к столу, опустился на корточки, откинул край ковра, извлек из кармана складной нож, вытащил лезвие и поддел им паркетную плитку. Под ней находилась небольшая красная кнопка. Незнакомец нажал на нее, а потом переместился к распятию и, следуя инструкциям, последовательно надавил сначала на желтый квадратный кусочек мозаики в самом верху, потом на темно-зеленый круглый внизу, белый овальный справа и два раза подряд на фиолетовый ромб посередине.

Послышалось легкое жужжание, и стена поехала в сторону, открывая темную нишу. В ней находилась кабина лифта. Человек набрал комбинацию из двенадцати цифр и, немного подумав, нажал кнопку ввода.

Внезапно послышалось отдаленное завывание сирен. Незнакомец снова бросил взгляд на часы. Все шло по плану. Гвардейцы появятся в апартаментах папы примерно через сорок секунд. Фигура метнулась к окну, распахнула его и…

Немногочисленным туристам, блуждавшим в ночи по площади Святого Петра, было уготовано небывалое зрелище: из окна, откуда по воскресеньям папа римский обращается к миру и граду, вдруг выскользнул облаченный во все черное человек. При помощи лассо он перебрался на крышу Апостолического дворца. К тому времени апартаменты папы были уже наводнены гвардейцами и службой охраны его святейшества, а нахальный грабитель бежал прочь по крыше, уходя от преследователей…

Двадцать минут спустя на территории ватиканских садов приземлился вертолет с папским гербом. Из него вышел пожилой, но энергичный церковный иерарх, облаченный в черную сутану. К нему тотчас бросился начальник службы ватиканской охраны, пытаясь объяснить, что грабитель, увы, ушел.

– Это будет стоить вам не только работы, репутации и дальнейшей карьеры, но и места в раю, сын мой! – произнес прибывший князь церкви скрипучим голосом и, не слушая объяснений, отправился прямиком в папские покои.

Весть о том, что из загородной резиденции его святейшества в рекордно короткие сроки прибыл не кто иной, как декан кардинальской коллегии и правая рука его святейшества, который, как все прекрасно знали, в течение последних трех лет заправлял не только всеми куриальными делами, но и, собственно, являлся безраздельным владыкой всей католической церкви (папа сдавал все сильнее и уже давно не вмешивался в дела), американец с итальянскими корнями кардинал Маттео Меццофанти. По словам экспертов, шансов стать новым понтификом у него не было – уж слишком много врагов оказалось у кардинала-декана! Посему неудивительно, что он использовал последние месяцы, а может, кто знает, недели или даже дни своей поистине монаршей власти в полной мере.

Никто бы не посмел назвать этого осанистого, седовласого кардинала с породистым лицом и изящной бородкой а-ля кардинал Ришелье «хромой уткой». Меццофанти в Ватикане боялись и уважали, а многие были очень огорчены, понимая, что после смерти своего покровителя, папы, он уйдет в отставку и к власти придут новые, мягкотелые и либеральные личности, что только усугубит непростое положение дел в католической церкви.

Но пока его святейшество был жив, хотя и хронически болен, и кардинал Меццофанти по-прежнему правил Ватиканом железной рукой. Неудивительно, что он тотчас прибыл из резиденции у Альбанского озера, едва узнал о том, что некто проник в Апостолический дворец, пробрался в покои папы и попытался воспользоваться секретным лифтом.

Нрав у декана был крутой, поэтому никто не хотел попадаться ему на глаза в такую минуту. Однако кардинал Меццофанти желал знать, что произошло, и потребовал детального отчета о проникновении грабителя.

Пока один из епископов нудно гундосил, докладывая о том, что на данный момент стало известно, Меццофанти осматривал покои папы.

– Ничего не исчезло? – спросил он. Ему доложили, что ничего, слава богу, не исчезло, потому как грабитель оплошал – привел в действие сигнализацию, набрав неверный код.

– Не смейте поминать имени Господа нашего всуе! – недовольно воскликнул кардинал и потребовал прислать к нему начальника ватиканской охраны и кардинала-префекта ватиканской библиотеки. Всем же остальным было велено «выметаться».

Да, в выражениях декан кардинальской коллегии не церемонился!

Никто, конечно же, не посмел проигнорировать приказания всемогущего кардинала. Спустя пять минут в покоях оказались названные лица, а все остальные чуть ли не на цыпочках вышли вон.

– Его святейшество чрезвычайно недоволен! – заявил декан кардинальской коллегии, прохаживаясь по персидскому ковру. – Более того, его святейшество встревожен! А волноваться его святейшеству с учетом его слабого здоровья никак нельзя!

Меццофанти взглянул на начальника ватиканской охраны, и тот побледнел.

– Поэтому святой отец поручил мне проверить сохранность секретного отдела ватиканской библиотеки, – продолжал кардинал. – Что я и намерен немедленно сделать.

Лишь посвященные были в курсе того, что в апартаментах папы за письменным столом главы католической церкви в тайной нише находится лифт. Однако те, кто знал о его наличии, не сомневались, что лифт ведет в бункер – на тот случай, если Ватикан атакуют террористы или, не дай бог, на Рим полетят ракеты с атомными боеголовками. И только чрезвычайно узкий круг лиц обладал информацией, куда в действительности вел лифт. А при помощи оного можно было попасть в подземное хранилище, секретный отдел ватиканской библиотеки. Самый секретный, получить доступ в который можно было только по личному распоряжению понтифика. А всего каких-то сто лет назад никто, кроме самого святого отца и нескольких доверенных лиц, не имел права входить туда. Любому наглецу, дерзнувшему нарушить запрет, грозило немедленное отлучение от церкви, а после смерти – муки вечные в геенне огненной.

В тайном отделе хранились не просто редкие, а чрезвычайно редкие книги, рукописи, инкунабулы. Там находились труды Отцов Церкви и экземпляры античных рукописей, оригиналы судебных протоколов судебного процесса над тамплиерами, а также сначала сожженной за ересь и колдовство, а позднее причисленной к лику святых Жанной д’Арк. Помимо того там пылились документы, проливающие свет на истинные обстоятельства смерти многих римских пап, а именно тех из них, что умерли при подозрительных обстоятельствах или были убиты.

Многие историки отдали бы полжизни, лишь бы одним глазком взглянуть на эти сенсационные документы, а толстосумы-библиофилы отвалили бы не один миллион, дабы завладеть сими уникальными книгами, сохранившимися в единственном экземпляре – том самом, что находился в Ватикане.

Однако имелся еще и другой, самый-самый секретный, отдел. И право доступа туда распространялось всего на четырех человек – самого папу, статс-секретаря Ватикана, префекта ватиканской библиотеки, а также на начальника охраны. Причем один папа мог посещать сей отдел без сопровождения, всем остальным разрешалось заходить в него только в сопровождении иного лица, тоже обладающего правом доступа.

Но в данный момент папа пребывал на вилле Кастель Гандольфо, а статс-секретарь кардинал Самоса, глава правительства Ватикана, отправился с визитом на Филиппины.

– Вы что, не поняли? – произнес надменно кардинал Меццофанти. – Его святейшество хочет убедиться, что все в порядке! Что ничего не исчезло и ему не о чем беспокоиться!

Префект ватиканской библиотеки вежливо кашлянул и нерешительно произнес:

– Но, брат, вы ведь не имеете доступа в секретный отдел. Вам же прекрасно известно, что…

Кардинал Меццофанти смерил его презрительным взглядом.

– Это вам прекрасно известно, что вы, брат, явно превышаете свои полномочия, когда пытаетесь читать мне нотации. Вы что, хотите ослушаться воли святого отца? Или предлагаете, чтобы он самолично прибыл в Ватикан? Хорошо, тогда сами так ему и сообщите!

Он извлек из кармана сутаны мобильный телефон, решительно нажал кнопку, а потом протянул аппарат префекту библиотеки.

Тот в ужасе отшатнулся и пробормотал:

– Нет, нет, брат, вы не так меня поняли. Конечно же, я выполню все, что желает святой отец.

Кардинал Меццофанти сбросил звонок и посмотрел на начальника охраны Ватикана.

– Или вы тоже хотите возразить? – Голос его звучал зловеще. – С учетом того, что вы сели в лужу и прошляпили злоумышленника, проникшего в покои святого отца…

Начальник охраны нервно сглотнул и отрапортовал:

– О нет, у меня возражений нет! Воля его святейшества для меня закон!

– В таком случае прошу вас открыть доступ на подземный уровень. – Декан кардинальской коллегии уставился на мозаичное распятие на стене комнаты.

Первым к нему подошел префект библиотеки, совершил все необходимые манипуляции, нажал на требуемые кусочки мозаики, после чего распахнулась ниша, в которой располагался лифт. К префекту присоединился начальник охраны. Он ввел верный двенадцатизначный код, и двери лифта раскрылись.

Кардинал Меццофанти зашел в кабину. В ней горел тусклый, рассеянный свет. За ним последовали префект и начальник охраны.

Кардинал вопросительно посмотрел на них, и префект извлек из кармана небольшой золоченый ключ. А начальник охраны снял точно такой же с цепочки, что висела у него на шее.

Переглянувшись, мужчины одновременно вставили ключи в тонкие прорези на латунной панели, что виднелись под двумя кнопками – большой белой и маленькой черной. А потом повернули ключи в разные стороны – префект – налево, начальник охраны – направо. На панели сразу возникли яркие красные цифры, ежесекундно сменявшиеся в порядке убывания: «30, 29, 28…»

Префект быстро ввел еще один код, состоявший из шести цифр (код был известен только ему, записывать его было строго запрещено и, разумеется, сообщать кому-либо тоже). Едва он так сделал, панель вспыхнула зеленым, после чего на ней снова возникли убывающие цифры: «30, 29, 28…»

Теперь настала очередь начальника ватиканской охраны. Он начал вводить свои шесть цифр, однако с последней замешкался, отчего префект библиотеки ахнул. Но буквально на последней секунде начальник охраны нажал верную цифру, и панель вспыхнула зеленым. После чего в кабине загорелся яркий свет, что означало: путь на подземный уровень свободен.

– Господи, вы едва не угробили нас! – воскликнул префект, трясясь. – Знаете ведь, что должно произойти, если вовремя не ввести код! Упала бы решетка, и…

Мужчина был напуган. Как и начальник охраны. Последний, отдуваясь, пробормотал:

– Но я был здесь всего один раз. И код свой всего один раз использовал. Вы же всегда берете с собой статс-секретаря или сопровождаете святого отца.

Зато кардинал Меццофанти был совершенно спокоен. Он потянулся к большой белой кнопке, но префект остановил его, воскликнув:

– Нет, брат, это еще одна ловушка! Прямо как в египетских пирамидах! Надо нажать черную кнопку, причем два раза, в течение пяти секунд.

Что он и сделал. Двери лифта стремительно захлопнулись, и кабина заскользила вниз, под землю, в древнеримские катакомбы.

– Гм, интересно знать, что бы случилось с нами, если бы вы ввели неправильный код или не уложились в тридцать секунд? – спросил с легкой улыбкой кардинал Меццофанти. – Говорят, в таком случае в кабину подается электрический разряд. Это одна версия. А вторая – что кабина автоматически летит вниз, не удерживаемая тормозами, в результате чего все, кто находится в ней, превращаются в лепешку. Какая из двух версий верная, брат?

Кабина тем временем остановилась, и двери беззвучно открылись. Префект только вздохнул, а начальник охраны хмыкнул:

– Ваше высокопреосвященство, иногда бывает, что истине соответствует и одна, и другая версия.

Кардинал с улыбкой перекрестился и вышел из кабины на самом древнем уровне Вечного города, на глубине примерно сорока метров. Над ними находилась площадь Святого Петра.

Как только кардинал сделал первый шаг, в коридоре зажглись яркие лампы. На известняковых стенах можно было разглядеть выцветшие рисунки и надписи. Декан кардинальской коллегии присмотрелся – это были символические изображения рыбы, а также надписи: «ЙЧИХУ».1

– Неужели это творения рук первых христиан? – спросил Меццофанти, и впервые в его голосе послышалось удивление.

– Брат, это творения рук самого апостола Петра! А вот здесь – автограф апостола Павла! – с гордостью сообщил префект библиотеки. – Более того, в соседнем коридоре имеется рисунок, исполненный самим Спасителем!

Меццофанти нахмурился.

– Брат, вы, видимо, из рук вон плохо учились в семинарии. Спаситель никогда не был в Риме!

– Ну, брат, я бы не был в данном вопросе столь категоричен, – ответил уклончиво префект. – Ведь в хранилище имеются документы, свидетельствующие, что евангельская история о распятии Спасителя закончилась вовсе не так, как утверждают Марк, Матфей, Лука и Иоанн. Однако умолкаю, сие разглашению не подлежит![2]

Мужчины прошли по коридору, завернули за угол – и оказались перед массивной круглой дверью, как две капли воды похожей на те, что обычно имеются в подземных хранилищах крупных банков.

Префект снова ввел код, то же сделал и начальник охраны. После чего префект приложил к панели вмонтированного в известняк сканера правую ладонь, а начальник охраны приблизил лицо к другому сканеру, который мгновенно сверил изображение его левого глаза с тем, что было сохранено в базе данных компьютера, управляющего всеми электронными замками и запорами подземного хранилища.

Круглая дверь еле слышно пшикнула, и префект с легкостью открыл многотонную махину. Глазам кардинала Меццофанти предстал большой зал, пол, стены и потолок которого были сработаны из брони.

– Если вдруг Рим будет снесен с лица земли прямым попаданием водородной бомбы, то с хранилищем ничего не произойдет! – сообщил не без гордости префект. – И даже когда все человечество исчезнет с лица земли, хранилище по-прежнему будет существовать. Оно рассчитано на десять миллионов лет!

Кардинал Меццофанти прошел в хранилище и осмотрелся. Обратил внимание на старинные шкафы, на полках которых лежали книги, свитки и папирусы. На глаза ему попались и множество кованых сундуков.

– Как видите, брат, здесь все в полном порядке, и его святейшеству абсолютно не о чем беспокоиться, – пояснил префект.

– Так я ему и передам! – процедил Меццофанти, поворачиваясь на каблуках. Он явно что-то искал.

– Брат, что именно вы желаете увидеть? – произнес елейным голосом префект. – Вел ли святой отец речь о евангелии от Иуды? Или о евангелии от Иисуса?

– Гм, неужели существует и то и другое? – пробормотал кардинал.

– Вы забыли о Марии Магдалине, а также о свитках из Кумрана! Ведь те, что находятся в Храме Книги, известном музее Иерусалима, искусная копия. Оригиналы хранятся именно здесь!

– Его святейшество сказал, что нужно проверить сохранность библии, – требовательно сказал декан кардинальской коллегии.

Префект услужливо поинтересовался:

– Какой именно? Самой первой библии на земле? Оригиналов евангелий? Апокрифов? Библии римского императора Константина? Его матери Елены? Той, что самолично написал апостол Петр?

– Библии! – повторил, начиная выходить из себя, кардинал. – Его святейшество сказал, что вы поймете, о чем речь. О той, что лежит в золотом ларце!

Префект библиотеки ойкнул и трижды перекрестился. Потом, подумав, еще три раза осенил себя крестным знамением и хрипло произнес:

– Но зачем? С ней все в порядке. Не лучше ли…

– Нет! – прервал его Меццофанти.

И префект, тяжело вздохнув, поманил кардинала за собой. Они подошли к черному шкафу из эбенового дерева, возвышавшемуся в углу помещения. В отличие от других, шкаф был закрыт. Его дверцы, украшенные странными каббалистическими знаками и пентаграммами, оказались опечатанными большой круглой восковой печатью папы.

Однако не нынешнего, а одного из его предшественников, Павла VI. Последний раз шкаф, судя по дате, открывался в конце июля 1978 года. Что интересно: после того миновало меньше двух недель, и папа умер.

Меццофанти заметил, что руки префекта, когда тот снова заговорил, мелко трясутся.

– Брат, вы же видите, что папская печать не тронута. И вообще, грабитель ни при каких обстоятельствах не смог бы пробраться сюда. Ни при каких!

Декан кардинальской коллегии поддел печать пальцем и кивнул:

– Да, вы правы, брат. Грабитель или даже целая команда грабителей никогда и ни при каких обстоятельствах не может проникнуть сюда. Хотя, если хорошенько подумать, одна вероятность все же существует…

В разговор вмешался начальник ватиканской охраны, заявивший:

– Ваше высокопреосвященство, мне как профессионалу, ответственному за жизнь святого отца и сохранность ватиканского имущества, хотелось бы знать, что это за вероятность!

– Охотно скажу вам, – с готовностью откликнулся кардинал. И вдруг лицо его сморщилось. – О, прошу прощения, я, кажется, сейчас чихну…

Рука декана нырнула в карман сутаны. Он извлек большой платок, но вместо того, чтобы высморкаться, прикрыл им нос и рот. В другой же его руке мелькнула стеклянная колбочка.

– Если грабитель не может проникнуть в хранилище, значит, надо сделать так, чтобы те, кто имеет в него доступ, сами привели его туда, – сказал кардинал насмешливо. – Что вы, господа, и сделали! Благодарю вас!

Префект помотал головой, так ничего толком и не поняв, а вот начальник охраны бросился на кардинала, однако тот уже раздавил колбочку. И закрыл на мгновение глаза.

А когда открыл, то увидел оседающих на пол префекта библиотеки и начальника охраны. Они не умерли, а всего лишь потеряли сознание, примерно на час. Кардинал приподнял рукав и взглянул на электронные часы. На те самые часы, что охватывали запястье грабителя, проникшего в папские апартаменты! Собственно, декан кардинальской коллегии и являлся грабителем. То есть, вернее, грабитель играл сейчас роль кардинала.

Пришлось ждать целых семь минут. Конечно, каждая секунда была дорога, но ничего поделать нельзя. Наконец лжекардинал отвел от лица платок и осторожно вздохнул. Если бы он нарушил инструкцию, то сам лишился бы сознания и пришел в себя в полицейской камере. Хотя, скорее всего, носители ряс его из катакомб живым вряд ли выпустили бы. Ибо он пробрался туда, где хранились самые страшные и грязные секреты церкви. И, собственно, всего человечества.

Лжекардинал (сам он был человеком неверующим, во всяком случае, во все официальные доктрины) приблизился к черному шкафу и сорвал печать папы Павла. А потом раскрыл дверцы. Те пронзительно скрипнули. Еще бы, ведь в шкаф никто не заглядывал на протяжении тридцати пяти лет! Полок в шкафу не было, зато имелся средних размеров ящик, сработанный, как и шкаф, из эбенового дерева. А внутри стоял золотой ларец. Именно его грабителю и было поручено похитить.

Лжекардинал подхватил ящик – тот оказался весьма тяжелым, – а затем осмотрелся по сторонам. Ему было очень любопытно, что же еще хранилось в секретном отделении ватиканской библиотеки, однако в его правила входило брать только то, что требовалось клиенту, и ничего лишнего.

Он взглянул на недвижимо лежавших на полу префекта библиотеки и начальника охраны, перешагнул через первого, потом через второго, вышел из хранилища, поставил ящик на пол и закрыл круглую стальную дверь. Та, легонько щелкнув, встала на место. Префект и начальник охраны не пропадут и уж точно не задохнутся – в подземелье хитроумная система вентиляции и кондиционеры. Но им придется посидеть некоторое время взаперти и дождаться, пока его святейшество самолично не вызволит их из заточения. Ничего, зато им наверняка не придется скучать – в хранилище более чем достаточно занятных книг.

За спиной лжекардинала раздался какой-то звук. Мужчина резко обернулся, но никого в подземелье, конечно же, не было. Он перевел взгляд на ящик – ему показалось, что звук шел оттуда. Нет же, такое невозможно! В ящике находится какая-то редкая книга, которую ему, лучшему вору на свете, было поручено похитить из Ватикана.

Грабитель подхватил ящик и отправился к лифту. Чтобы попасть наверх, никаких кодов вводить не требовалось, это он знал абсолютно точно. Данные сведения на смертном одре выдал три года назад один из бывших префектов ватиканской библиотеки своему духовнику. Тот тайну исповеди не нарушал, однако не догадывался, что палата больницы, где отходил в мир иной почтенный старец, нашпигована «жучками».

Тот, кто поручил грабителю похитить золотой ларец, был буквально одержим его содержимым. Но лжекардинала пристрастия заказчика не волновали. Почти все его клиенты были помешаны на том, что требовалось для них украсить из музеев или частных коллекций других супербогатых любителей искусства.

Мужчина вошел в кабину и нажал белую кнопку. Три раза в течение десяти секунд. Конечно же, он прекрасно знал, что для того, чтобы спуститься на лифте, требовалось задействовать черную, а чтобы подняться – белую кнопку. Однако настоящий кардинал Меццофанти, декан кардинальской коллегии, этого знать никак не мог, поэтому грабителю и пришлось разыгрывать перед префектом библиотеки и начальником охраны несведущего, дабы они не заподозрили неладное.

И вот лжекардинал оказался в апартаментах папы. Естественно, никто туда зайти не посмел. Грабитель снова взглянул на часы – сколько еще айтишники могут блокировать телефонную и компьютерную связь на Кастель Гандольфо, где находился настоящий кардинал Меццофанти?

Заявиться в Ватикан под видом всемогущего декана было, разумеется, нахально до невозможности. Но именно поэтому все и сработало – никто не мог представить, что кардинал фальшивый. Для подозрений не было никаких причин, ведь латексная маска, делавшая грабителя как две капли воды похожим на декана кардинальской коллегии, была исполнена настоящим мастером своего дела. А манеру поведения, речь и жесты кардинала Меццофанти грабитель внимательно изучал и заучивал в течение последних четырех месяцев, дожидаясь благоприятного стечения обстоятельств: ему требовалось, чтобы папа и настоящий кардинал Меццофанти находились вне Рима, а статс-секретарь желательно на другом конце Италии или вообще за границей.

Через три минуты лжекардинал шагал к вертолету, лопасти которого уже рассекали с шумом ночной воздух. Никто не посмел поинтересоваться, что за странный деревянный ящик несет в руках посланник папы.

– Префект и начальник охраны заняты разработкой нового стратегического плана, – оповестил он собравшихся на лужайке прелатов и швейцарских гвардейцев. – Их не беспокоить! Я же лечу обратно в Кастель Гандольфо. Святой отец благословляет всех вас!

Несколько прелатов собрались было поцеловать его руку, но лжекардинал, чьи кисти были предусмотрительно затянуты в перчатки, лишь перекрестил их, не допустив к себе близко. Через минуту он оказался в кабине вертолета, и тот практически сразу взмыл в воздух.

Ящик стоял в ногах лжекардинала. Вдруг ему показалось, что тот сдвинулся с места, как будто некая сила, заключенная в ларце, толкала его. Но мужчина успокоил себя: естественно, это всего лишь игра воображения, а переместился ящик от того, что вертолет сделал вираж.

На рассвете грабитель вместе с ящиком оказался в условленном месте – на каменистом берегу Средиземного моря, километрах в сорока от Рима. Он уже избавился и от маскарадного наряда, и от латексной маски и превратился в шатена лет тридцати с небольшим, атлетического телосложения, с довольно приятным, но незапоминающимся лицом.

Четырехместный «Мерседес»-кабриолет черного цвета плавно остановился. Под шинами скрипнула галька. Грабитель в который раз взглянул в зеркало заднего вида, в котором отражался шотландский плед, прикрывавший ящик, стоявший на заднем сиденье.

Всю дорогу от предместья Рима, где совершил посадку вертолет, до нужного места на побережье грабителю казалось, что после похищения ящик вдруг зажил какой-то своей таинственной и странной жизнью. Вспомнилось вдруг: на смертном одре тот старик, префект библиотеки, бормотал что-то, будто срывать папскую печать нельзя, ибо она сдерживает злую силу, заключенную в золотом ларце.

Так и есть, ящик снова чуть сдвинулся с места, и это несмотря на то что кабриолет замер на берегу, всего в нескольких метрах от мирно плещущегося моря. А потом послышался удивительный звук – грабитель был уверен, что узнал его. Это была отрыжка! И шла она из ящика!

Неужели там, внутри, живое существо? Причем, судя по отрыжке, весьма крупное? Да нет же, в небольшом, хоть и тяжелом ящике не мог таиться слон или крокодил. И ни одно животное не выжило бы тридцать пять лет без еды и воды и воздуха. Или это диковинное существо впало в анабиоз, как лягушки и тритоны? Однако зачем хранить в секретном отделе ватиканской библиотеки ящик с лягушкой и тритоном, пусть и последним представителем своего вида?

Грабитель протянул руку и сбросил шотландский плед. А затем положил руку на крышку ящика. Впервые за все годы, что он промышлял воровством экстра-класса, ему захотелось нарушить собственные же правила. Ему было интересно взглянуть на экспонат, похищенный сегодня.

В большинстве случаев он получал четкие инструкции, что требуется выкрасть из Лувра, Букингемского дворца или с виллы того или иного миллиардера – картину, почтовую марку, драгоценность. Иногда же от него требовалось вскрыть определенный сейф и изъять его содержимое, при этом не бросая взора на само содержимое. Желания клиентов грабитель уважал. Тем более что его услуги стоили очень и очень дорого. Проникновение в Ватикан было венцом его карьеры.

До сих пор ни по одной из радиостанций об ограблении века не сообщили, хотя настоящий кардинал Меццофанти уже давно прибыл в Ватикан. Но грабитель был уверен, что и не сообщат. Хотя немного жаль, что о таком шедевре воровского искусства широкая общественность не узнает. Ну что ж, ему будет достаточно того гонорара, который обещан за похищение золотого ларца. Миллион евро сумма более чем притягательная. Тем более что сто тысяч в качестве задатка он уже получил.

Ему было четко сказано – требуется добыть библию, хранящуюся в золотом ларце, который находится в секретном отделе ватиканской библиотеки. Значит, речь шла все же о неодушевленном предмете, а не о живом существе. Но почему же тогда ящик двигается, а ларец издает странные звуки?

Грабитель откинул крышку ящика из эбенового дерева. Золотой ларец манил его, словно магнит. В голове внезапно зашевелились нехорошие мысли.

Послышался звук моторной лодки, и грабитель спешно захлопнул крышку. Все, дело сделано. Он сдаст товар, получит остальные девятьсот тысяч евро и уже завтра отправится на Карибы. Отпуск у него длился обычно два, а то и три месяца, в год он совершал одно, в редких случаях два ограбления. Потому что это были не банальные кражи со взломом, в определенных кругах он славился тем, что брался за проникновение в любое, даже самое хорошо охраняемое место. И мог похвастаться сногсшибательной статистикой выполнения заказов: сто процентов!

Мужчина вышел из автомобиля и увидел моторку, причалившую к берегу. На ней прибыли два мрачного вида типа, те самые, с которыми он уже имел дело. Те говорили по-английски весьма неплохо, но с явным восточноевропейским акцентом.

– Где товар? – были первые слова одного из прибывших.

Грабитель вздохнул. Ну и манеры у этих людей! Не могут даже поздороваться или спросить, как дела… Хотя ведь они собрались здесь не на светский раут, а для завершения сделки.

– Товар при мне. Где деньги? – в тон невежливому типу ответил грабитель.

Тип осклабился и кивнул на моторную лодку.

– На яхте. Поедешь с нами, отдашь товар, получишь бабки, и мы тебя привезем обратно.

Грабитель покачал головой:

– Мы так не договаривались! Наоборот, условились, что именно здесь состоится обмен по схеме «товар – деньги».

– Увы, но придется изменить планы! – заявил посланец клиента. – Потому что мы не в состоянии оценить, соответствует ли заказу то, что находится в ящике. Это может сделать только человек на яхте. За неудобства гонорар повысится на сто «кусков».

Грабитель напрягся, но на его лице не дрогнул ни единый мускул. Бесплатный сыр – в данном случае сто тысяч евро – бывает только в мышеловке. С чего бы заказчику увеличивать и без того астрономический гонорар?

– Ну, чего тянем? – спросил парень, оставшийся в лодке, у того, что разговаривал с грабителем. Говорил он по-русски, растяжным гундосым тоном, и прибавил к вопросу пару непечатных матерных слов.

– Да урод попался тупой конкретно! – ответил его напарник.

Грабитель и бровью не повел. А ведь он все прекрасно понял, поскольку сам по-русски говорил без малейшего акцента. Как, впрочем, и по-английски, по-итальянски и по-французски. Его испанский и португальский тоже были на очень высоком уровне. По-немецки и по-голландски он понимал весьма сносно и мог хорошо объясняться, а еще немного владел польским и финским. В последние же годы приступил к изучению китайского, так как становилось все больше клиентов из Поднебесной, однако с этим языком дела продвигались не очень быстро.

– Ладно, давай нам товар, если деньги не нужны! – протянул тип, стоявший на берегу. – Потому что расклад такой: или с нами на яхту едешь, или отдаешь товар прямо здесь, и мы квиты. Ну, что выбираешь?

Клиентов из Восточной Европы грабитель не любил, хотя его мать сама была родом из России. Однако ее соотечественники, с которыми ему приходилось сталкиваться, несмотря на свои сказочные состояния, оказывались в основном жадноваты и часто нарушали заключенные договоренности. Честное слово для них было пустым звуком.

– Хорошо, вы мне должны миллион к тому, что уже заплатили, – произнес по-английски грабитель, подошел к автомобилю и извлек с заднего сиденья черный ящик. Причем заметил, как дернулись оба парня, увидев товар. Интересно, они знают, что находится в ларце?

Мужчина занял место в моторной лодке, поставив ящик между ног. Нет, на этот раз ему не показалось, он был точно уверен: внутри его что-то шевельнулось! От его внимания не ускользнуло и то, какие странные взгляды бросали на груз сопровождающие. Они определенно что-то знали.

Лодка заскользила по гладкой поверхности Средиземного моря. Занималась заря. Бронзовые лучи восходящего солнца превращали воду в расплавленное золото.

Это напомнило грабителю о золотом ларце. Нет, дело, конечно, не в нем, хотя драгоценный саркофаг наверняка стоит бешеных денег. Дело в том, что находится в ящике. В библии. Лучший на свете вор вдруг вспомнил: один раз во время переговоров человек, который вел с ним беседу, оговорился и произнес «черная библия». Но потом быстро исправился.

Библия библией, но ведь это всего лишь книга. Да, в книге, особенно старинной, могут обитать живые существа – жуки-короеды, книжные черви и прочие мелкие твари. Но они не в состоянии сдвинуть массивный ящик с места! И уж точно не рыгают!

Собственно, поэтому мужчина и согласился отправиться на яхту. Потерю миллиона он вполне мог пережить – на анонимных, разбросанных по всему миру счетах у него имелось в несколько раз больше. Ну, в конце концов, получится, что целых полгода он трудился бесплатно… Ничего, это станет ему наукой: в следующий раз с русских пре-доплата будет по полной, а не десять процентов. Однако ему хотелось узнать, что же скрывается в ящике. Потому что католическая церковь не стала бы хранить в своем самом секретном отделении абы какую ерунду. Вот что грабитель и собирался выяснить на яхте!

Вскоре показались очертания судна, по размерам походившего на броненосец. Яхта была редкого бирюзового цвета, странного, весьма уродливого дизайна, а название плавучего дворца оказалось еще более странным – «Moondrop».[3]

Прибывших встретил молодой парень, облаченный в белоснежную морскую форму. Он приветствовал грабителя кивком головы, уставился на черный ящик и нервно сглотнул. А затем произнес на отличном английском с едва заметным акцентом:

– Прошу следовать за мной!

Грабитель отправился за ним. Он думал, что ящик возьмут типы, что забрали его с материка, однако те, казалось, боялись к нему даже прикоснуться. Пришлось тащить груз самому.

Они долго шествовали по коридорам, вознеслись вверх на лифте и оказались в обставленном с вызывающей роскошью и поразительной безвкусицей салоне. Парень в морской форме указал на огромный полированный стол и попросил поставить туда ящик.

– Товар у вас. Я хочу получить деньги. Тотчас! – заявил грабитель. И услышал ответ:

– Непременно получите. Причем, как вам уже было сообщено, с бонусом. Однако вначале мы должны проверить подлинность товара, уж не обессудьте!

Проверка товара была в ремесле лучшего на свете вора обычным делом. Причем происходила она всегда в присутствии самого грабителя. На это мужчина надеялся, согласившись поехать на яхту: наконец-то ему откроется, что находится в золотом ларце!

В салон вошел невысокий пожилой человек с крысиными усами, облаченный в серый костюм-тройку. Круглые без оправы очочки придавали ему сходство с рейхсфюрером СС Генрихом Гиммлером. Грабитель опустил взор – он знал этого человека, пусть и заочно. Отвратительный тип, однако единственный в своем роде специалист. Сфера деятельности – предметы искусства, имеющие отношение к оккультизму.

Похожий на крысу человечек приблизился к столу (его руки были затянуты в полотняные перчатки), откинул крышку черного ящика и испустил благоговейный вздох при виде золотого саркофага. По его морщинистому, крайне неприятному личику пробежала судорога. Усы вздернулись, а глаза вдруг сверкнули огнем. Грабитель был уверен, что ему не показалось – глаза противного типа вдруг стали красными!

Наваждение прошло через секунду. Двойник Гиммлера осторожно вынул из ящика ларец и поставил его на стол. Провел по нему рукой, а затем быстро отстегнул защелки.

– Может быть, не надо? – подал голос молодой человек в морской форме, но крысеныш не обратил на его замечание ни малейшего внимания.

Защелок было ровно тринадцать. Чертова дюжина, подумал отчего-то грабитель.

Специалист по оккультизму, шумно втянув через нос воздух, приподнял крышку ларца, который стоял так, что содержимое было видно только ему. Со странной улыбкой, более походившей на оскал черепа, он несколько мгновений рассматривал то, что находилось внутри. И вдруг по салону явственно разнесся звук отрыжки.

Двойник Гиммлера быстро закрыл крышку и закрепил все защелки. А потом фальцетом произнес:

– Да, это она. Хозяин будет чрезвычайно доволен.

А потом, взглянув на грабителя, добавил, поблескивая стеклами очков:

– Рассчитайтесь с господином по полной программе!

Поставив золотой ларец в ящик из эбенового дерева, он спешно удалился.

Грабитель уже давно чувствовал угрозу. Ситуация складывалась неприятная – он находился на яхте в окружении вооруженных типов. Ему требовалось быть начеку.

Заговорил парень в морской форме:

– Конечно же, сейчас вы получите обещанный гонорар. С учетом бонуса. Мои помощники вас проводят. Всего хорошего.

Молодой человек вышел из салона, а помощники, те самые субъекты с мрачными лицами, ухмыльнулись. Грабитель знал: в подобных ситуациях никогда не следует принимать скороспелые решения. Но и затягивать тоже нельзя. Потому что это смерти подобно – в прямом смысле!

Ему было предложено проследовать к лифту, на котором они спустились в самое брюхо гигантской яхты. Грабитель и сопровождавшие его два типа оказались в длинном коридоре.

– Куда мы идем? – поинтересовался, не оборачиваясь, грабитель спокойным тоном.

– Уже пришли, – ответил один из субъектов и указал на дверь одного из помещений. Затем распахнул ее и кивнул гостю.

Тот заметил стол, на котором возвышался вместительный кейс. Он был открыт, виднелись пачки пятисотевровых купюр.

Значит, зря он подозревал заказчиков в нечестной игре? Грабитель медленно приблизился к столу. Типы остались стоять в дверях. И перебросились фразами по-русски, уверенные, что гость их не понимает:

– Кто его будет кончать, ты или я?

– Давай вместе. Только велено бойню не устраивать, убираться стремно.

Времени на раздумья не оставалось. Грабитель схватил кейс и швырнул его в одного из типов. Второй все-таки успел вытащить пистолет, однако грабитель обвел его хитрым приемом вокруг себя и резко бросил на пол. Раздался хруст ломающихся костей.

Грабитель вырвал пистолет и выстрелил в первого типа, который, очухавшись, уже поднимался с пола, усеянного купюрами. Оказалось, что только верхний слой состоял из пятисоток, все остальное – нарезанная бумага. Так-так, никто не намеревался платить ему миллион, его изначально собирались убить после того, как он доставит золотой ларец…

Рука типа дернулась, и грабитель спокойно произнес, причем на чистейшем русском:

– На вашем бы месте я не стал этого делать.

Парень в ответ разразился отборнейшим матом, но все же потянулся к пистолету. Раздался выстрел, а затем стон. Пуля угодила типчику в колено.

– Сожалею, но иного выхода у меня не оставалось, – усмехнулся грабитель. – Впрочем, вы ведь собирались засадить мне пулю между глаз, не так ли?

Мужчина захлопнул дверь каюты и повернул ключ, торчавший снаружи. Затем двинулся по коридору и заметил вдруг впереди фигуру в белой форме. Грабитель метнулся в сторону и толкнул первую попавшуюся дверь.

Угодил в прачечную. И через две минуты вышел оттуда в белоснежной морской форме, ничем не отличаясь от вышколенной челяди. Грабитель поднялся на уровень выше и едва не столкнулся с молодой женщиной, облаченной в такую же, как и он, форму. Та кивнула ему и слегка улыбнулась. Значит, приняла за своего.

Надо было как можно быстрее покинуть яхту. Грабитель попытался сориентироваться и остановился около большого плана плавучего дворца, висевшего на стене коридора. Тут двери расположенного поблизости лифта раскрылись, и из него вышел тот самый специалист по оккультным артефактам, так похожий на Гиммлера.

Ни черного ящика, ни золотого ларца при нем не было. Человек-крыса разговаривал с кем-то по мобильному телефону по-французски. Грабитель быстро отвернулся, одновременно стараясь уловить, о чем тот ведет речь.

– Да, библия в прекрасном состоянии. Тридцать пять лет в застенках Ватикана явно пошли ей на пользу. Причем она очень и очень голодна, что вполне понятно. Первой ее жертвой станет тот человек, который ее для нас и похитил. Да, его уже ликвидировали.

Грабитель понял – речь шла о нем самом. Двойник Гиммлера прошел мимо, не обратив внимания на человека из персонала, тем более стоявшего к нему спиной. Опасность миновала.

Крысеныш двинулся по коридору, грабитель осторожно последовал за ним, вспомнив, что именно в том конце яхты и располагались моторные лодки, пришвартованные к ее борту. Специалист по оккультным раритетам завернул за угол, и на мгновение его взгляд упал на грабителя. Судя по всему, он его не узнал, потому что лицо антиквара не отразило никаких эмоций. Однако через мгновение все переменилось – раздался тонкий крик человека-крысы:

– Он ушел, черт побери, он ушел! Куда только смотрели ваши хваленые киллеры!

Грабитель бросился в противоположном направлении. Навстречу ему вылетела та самая молодая особа, что приветливо кивнула ему всего две минуты назад. Мужчина, указывая на коридор, крикнул:

– Он там! Взял антиквара в заложники! Он вооружен и очень опасен!

Мимо него пронеслось несколько человек в форме. Сам же грабитель неспешно поднялся по лестнице и оказался на носу яхты. Уже окончательно рассвело, и было хорошо видно, что моторные лодки пришвартованы далеко к корме. Глянув на берег – до него было не менее двух морских миль, – мужчина вздохнул. Что же, ничего другого, кажется, не оставалось, как добираться до суши вплавь.

В этот момент раздался топот, на лестнице появился тот молодой человек в форме, что первым встретил его на яхте. Грабитель нанес ему сокрушительный удар в челюсть, и молодчик кубарем скатился по ступенькам, увлекая за собой и тех, кто находился позади него. Лучший на свете вор сделал глубокий вдох, насыщая легкие кислородом, а потом спикировал с носа яхты в лазурное море.

Нырнув, он резко поплыл к темной громаде яхты. Потому что толщу воды тотчас пронзили серебристые дорожки – это были следы от пуль. Типы с яхты расстреливали магазины, желая одного: уничтожить опасного свидетеля.

Грабитель нырнул еще глубже, оказался под брюхом гигантского судна, перебрался на другую сторону и поплыл вдоль яхты по направлению к корме. Всплыл он уже у самой кормы и начал жадно хватать ртом воздух.

С противоположной стороны яхты до него доносились беспорядочные выстрелы. А потом раздался истеричный голос, который, как понял грабитель, принадлежал антиквару:

– Труп, где его труп? Нечего мне твердить, что у него не было шансов! Это же профессионал экстра-класса! Если он уйдет, то он может помешать всей нашей операции! Он же в состоянии проникнуть буквально везде!

Голос стих, человек-крыса наверняка вошел внутрь яхты. Отдышавшись и придя в себя, грабитель снова набрал полные легкие воздуха и нырнул, на сей раз держа путь к берегу.

Вынырнув во второй раз, он был уже далеко от яхты. И заметил мечущиеся на ее борту фигурки. Выстрелов больше слышно не было. Грабитель, рассекая воду мерными взмахами рук, быстро поплыл к берегу.

Течение сильно снесло его, и он выбрался совершенно в ином месте, вовсе не там, где оставил свой кабриолет. Автомобиля ему не было жаль, все равно тот был зарегистрирован на поддельные документы. Отыскав нишу в скале, мужчина повалился на гальку и задумался.

Да, бывало, что клиент пытался после выполнения задания надуть его. И не хотел платить ту сумму, относительно которой имелась четкая договоренность. Однако еще никто и никогда не пытался убить его!

Понятно, конечно, в данном случае дело вовсе не в деньгах. Тот, кому принадлежала яхта, был мультимиллионером или даже миллиардером. И мог с легкостью заплатить за похищенный из секретного отдела ватиканской библиотеки золотой ларец миллион евро и больше. Исполнителя хотели устранить с другой целью – требовалось убрать свидетеля и сообщника.

Кстати, что за странное замечание сделал антиквар? Он ведь правильно понял его: тот вел речь о библии, той самой, находившейся в ларце, и обронил, что она ужасно проголодалась, а человек, похитивший ее, станет первой жертвой… Смысла в этой фразе не было. Однако грабителю стало ясно: он не понимает ее смысла, поскольку не посвящен в тайны, имеющие отношение к ларцу и библии. Раньше ему было наплевать на то, что произойдет с экспонатами, которые приходилось похищать для клиентов, но теперь на кону стояла его собственная жизнь. Значит, ему требовалось узнать, в чем же дело, и покарать тех, кто попытался только что лишить его жизни и законного гонорара.

Грабитель (имен у него было много, в зависимости от того, в какой стране он в тот момент находился и какое задание выполнял, однако родители нарекли его Андре, в честь русского деда, звавшегося Андреем) прикинул: до каменистого пляжа, где остался стоять «Мерседес», около двух километров. Расстояние пустяковое, вот только возвращаться к автомобилю и тем более забирать его нельзя. Ведь тогда его противники поймут, что ему удалось спастись, и снова попытаюся убить.

Яхту было хорошо видно с того места, где он находился сейчас. Андре заметил оторвавшуюся от нее моторную лодку, которая взяла курс к берегу. Все ясно: наверняка от шефа поступил приказ позаботиться об автомобиле.

Пришлось возвращаться в Рим сначала пешком, потом на попутке, а под конец – на метро. За это время Андре уже обдумал план действий. Разумеется, можно было бы вернуться в римскую берлогу, изменить внешность, взять соответствующие документы и покинуть Италию. Можно было бы даже позволить себе уйти, так сказать, на покой и больше не промышлять кражами, средств на безбедное существование у него с лихвой хватит. Однако в данном случае речь шла о принципе. А принципы, как учили его родители, в жизни очень важны.

Именно из-за принципов они и погибли: не захотели играть по правилам криминального авторитета, который втянул их в опасную аферу. И когда стало ясно, что готовится процесс, основанный на их разоблачительных показаниях, мать и отец бесследно исчезли. Их тела так и не нашли. Лишь много позже Андре узнал, что останки сожгли в топке цементного завода. Ему тогда было двенадцать лет. И он дал себе зарок, что покарает человека, убившего его родителей.

Он и сделал это, правда, целых девять лет спустя. За эти годы у него была возможность убить криминального авторитета, или подставить его, или сделать так, чтобы на его след вышла полиция. Однако Андре затеял смертельно опасную игру, закончившуюся победой: ему удалось сделать так, чтобы империя «крестного отца» распалась, а сам он был убит своими же дружками.

И когда стал вопрос о том, чем же заняться после того, как миссия была выполнена, Андре принял решение: он приложит все усилия для того, чтобы никто и никогда не предал и не обманул его. Поэтому всегда работал исключительно на себя, следуя определенным, незыблемым правилам, одним из которых было – никаких трупов. Это правило он не нарушил ни разу. Наоборот, ему доставляло особое удовольствие разрабатывать невероятные, захватывающие, чрезвычайно хитрые способы похищения того или иного раритетного произведения искусства и обходиться без жертв.

На сей раз все было иначе. Похоже, пришло время нарушить принципы…

У Андре везде имелись нужные люди и связи. Как среди представителей правоохранительных органов, полиции, прокуратуры и адвокатуры, так и среди преступников.

Сейчас ему требовался труп – тело мужчины, погибшего от многочисленных пулевых ранений. Причем мужчина должен быть похожим на него. Андре решил инсценировать собственную смерть: надо было сделать так, чтобы преследователи оставили его в покое, решив, что тот, кого они хотели ликвидировать, умер. И вечером того же дня проблема была улажена.

Три дня спустя в газетах и по телевидению прошло сообщение о том, что к побережью прибило волнами неопознанный труп темноволосого мужчины, причиной смерти которого, как показало вскрытие, стали многочисленные огнестрельные ранения. Облачен был погибший в белоснежную морскую форму, никаких документов при нем не оказалось.

Андре не сомневался – те, кому была адресована эта весть, не упустили ее. И вскоре получил тому подтверждение: посмотреть на труп приехал тип, который, как установил Андре, заранее предупрежденный своим информатором в полиции, был тем самым молодым светловолосым субъектом с яхты «Moondrop».

Сама яхта к тому времени уже покинула территориальные воды Италии и была замечена в Монте-Карло. Андре попытался выяснить, кому принадлежит судно, однако однозначного ответа не получил. Кто-то по секрету сообщал, что его владелец – знаменитый русский олигарх. Кто-то уверял, что теперь яхта принадлежит бывшей жене этого олигарха, с которой тот развелся ради молоденькой фотомодели. Но по документам владельцем яхты проходила некая безликая фирма, зарегистрированная на Нидерландских Антилах.

Сама яхта была необычная, в особенности ее расцветка. Да и название, «Moondrop», тоже. Что могла означать эта «лунная капель» или «лунная слеза»? Отчего-то Андре был уверен, что название каким-то непостижимым образом связано с похищением золотого ларца с библией. С черной библией.

Как он и предполагал, скандал с проникновением в Апостолический дворец грабителя замяли. Раньше бы о происшествии вообще никто не узнал, но в век Интернета информация распространяется с удивительной скоростью: короткий фильм, снятый на мобильник китайскими туристами, в ту же ночь появился во всемирной Сети.

Однако тут, как сумел узнать Андре, подключились пиар-стратеги Ватикана. И в прессе появилась сначала информация, что кадры, на которых запечатлен человек в черном, выбирающийся из окна папских апартаментов, запрыгивающий на крышу и исчезающий в неизвестном направлении, всего лишь рекламный трюк известной спортивной фирмы, использовавшей при его создании самые последние компьютерные технологии. А затем по всем ведущим мировым телевизионным каналам прошел сюжет о группе монашек, находившихся в ту самую ночь на площади Святого Петра: внушавшие уважение пожилые дамы в один голос твердили, что никакого грабителя не было!

И все поверили в то, что это была интернет-утка, дутая сенсация, коих в Сети полным-полно. А тут еще и фирма спортивная нехотя подтвердила: мол, да, это был всего лишь релкамный трюк, не более того.

Андре же сделал для себя вывод: Ватикан приложил неимоверные усилия, желая замять скандал. Монашкам приказали лгать перед камерами, а глава спортивного концерна наверняка получил более чем солидную взятку, прежде чем выставил свое предприятие и себя самого в дурном свете и взял вину за выдуманный проступок.

А делалось все это с единственной целью: чтобы никто не узнал об исчезновении ларца с библией. Но почему? Обычно, если Андре похищал картину или иное произведение искусства из известного музея, законные хозяева били тревогу и призывали весь мир оказать содействие в изобличении вора, а в особенности в возвращении бесценного шедевра. Тут же Ватикан молчал. Причем так упорно, что создавалось впечатление: похищенная библия была приобретена католической церковью незаконно, не исключено – при помощи череды кровавых преступлений. Поэтому никто вообще не должен был знать, что католическая церковь до недавнего времени была владелицей сей книги.

Но чем же так интересен сей фолиант? Андре (профессия, что называется, обязывала) разбирался и в живописи, и в ювелирном деле, и в зодчестве. И знал, конечно же, что есть на свете совершенно редкостные книги, рукописи и папирусы, многие из которых стоят миллионы, возможно, десятки миллионов. Какой, однако, смысл скрывать, что такую книгу похитили? И отчего кто-то из Восточной Европы, вероятно, из России, заинтересовался некой странной библией? Обычно-то новоявленные нефтегазовые миллиардеры коллекционируют то, что способно лишний раз подчеркнуть их могущество и эксцентричность, отнюдь не являясь знатоками искусства. Яйца Фаберже, например, полотна экспрессионистов, иконы, китайский фарфор, но не книги, пусть даже и редкие, к тому же на религиозную тематику.

Причем книга, создавалось впечатление, была вовсе и не книга. Андре помнил, как шевелился ящик, в котором находился ларец. Как из ларца, где лежала якобы старинная библия, доносились странные звуки. Как, наконец, антиквар вел речь о том, что она очень проголодалась и желает получить жертву. Что бы все это могло значить?

Ответ на вопрос мог дать только сам специалист по оккультным раритетам. Но прежде чем наведаться к нему, Андре посетил своего старого друга и учителя, профессора теологии и европейской литературы, который после гибели родителей заменил ему отца и мать. Теперь же ученый был смертельно болен – рак съедал его, и, несмотря на лечение, он знал, что обречен.

Профессор обитал в собственном палаццо в Венеции. Он происходил из некогда чрезвычайно богатой и могущественной семьи, в течение веков потерявшей свое влияние и растранжирившей состояние. Профессор был последним отпрыском патрицианского рода и мог позволить себе не работать, а посвятить всю свою жизнь любимому занятию.

Андре не видел ученого всего лишь около трех месяцев, однако изумился тому, как тот разительно переменился – резко похудел, передвигался с большим трудом, опираясь на резную трость, и походил на живой труп. За ним, тихонько поскрипывая, ехал кислородный баллон – легкие старика уже никуда не годились.

– Не нужно делать вид, что все в порядке, сын мой! – произнес профессор еле слышно, после того как Андре вошел в гигантский салон, залитый полуденным солнцем. Профессор опустился в вольтеровское кресло, стоявшее около окна, из которого открывался вид на Большой канал.

Андре был в курсе, что его учитель терпеть не мог разговоров о здоровье. Однако ему было очень больно наблюдать за тем, как человек, много значивший для него, так быстро сдает.

– Смерть не за горами, – продолжал профессор, натужно кашляя, – однако я не боюсь ее. Потому что смерть – всего лишь переход в иное состояние.

Он поднес к губам батистовый платок, и когда кашель стих, Андре увидел, что ткань окрасилась кровью.

– Как же хорошо, что ты решил проведать старика, сын мой! – Ученый мягко улыбнулся. – Потому что, сдается мне, мы, возможно, больше не увидимся. Кстати, говорят, что в Ватикане на днях имел место небывалый переполох. Я имею в виду не ту идиотскую историю с грабителем, которого якобы не было. Но кое-кто шепчется, что из секретного отдела тамошней библиотеки была похищена чрезвычайно ценная книга.

Андре несколько смутился. Официально он никогда не ставил профессора в известность о том, чем занимается, а тот и не спрашивал. Однако, похоже, догадывался. Но, собственно, именно за тем он и пожаловал к старику, чтобы прояснить темные стороны произошедшей истории. Поэтому терять было уже нечего.

– А еще говорят, что похищена была так называемая черная библия, – добавил Андре, опускаясь на скамейку, стоявшую около кресла профессора. – Только что это такое?

Профессор устремил взор своих глаз в окно и долго молчал. Выждав несколько минут, Андре повторил вопрос, но ответа снова не последовало. Встревожившись, молодой человек склонился над профессором, желая удостовериться, что с тем все в порядке. И тут раздался властный голос – голос не старика, а прежнего профессора: звучный, зычный, не терпящий возражений.

– Сын мой, ты ввязался в отвратительную историю! Нет, не пытайся противоречить! Убедить меня в том, что ты не имеешь отношения к похищению черной библии тебе не удастся! Все же я – обладатель трех докторских степеней! Да, да, я уже давно сообразил, чем ты занимаешься. Однако это твое дело, и я не намерен читать тебе нотации, пытаясь доказать, что красть нехорошо.

Профессор смолк, а Андре терпеливо ждал, когда он возобновит монолог. Спорить со стариком он не намеревался.

– Значит, речь идет о черной библии… – наконец вновь заговорил ученый. – Я так и знал, что она находится именно в Ватикане. Что же, это не лишено некоторой пикантности – святой отец, являющийся наместником Господа, хранит в секретном отделении книгу, написанную антиподом своего небесного хозяина!

Андре хмыкнул и все же позволил себе задать вопрос:

– Но, профессор, кого вы имеете в виду? Неужели дьявола? Но его же не существует!

Профессор расхохотался. Смех у него был дробный, сухой. И постепенно перешел в кашель. Ученый снова приложил к губам платок, а Андре, встревожившись, подал старику бокал воды и спросил, не следует ли вызвать врача.

– Если я кого и вызову, сын мой, так не врача, а священника, – промолвил профессор после того, как приступ миновал. – Потому что я, несмотря на все мои сомнения, в душе остался добрым католиком. Мне жаль нынешнее поколение, для которого единственным божеством является технический прогресс. Потому что это, по сути, игрушка того, кто сумел убедить человечество в том, что его не существует. И лучший же способ защиты.

Профессор смолк, и Андре не посмел потревожить его вопросом. Прошло, наверное, около пяти минут, и старик поднялся из кресла, обронив:

– Пойдем. Ты должен знать, с чем имеешь дело.

И они отправились из салона в расположенную рядом библиотеку. Ученый по праву гордился собранием книг, доставшимся ему в наследство от предков. Остатки же фамильного состояния он пустил на то, чтобы пополнить библиотеку редкими и дорогостоящими экземплярами.

Библиотека располагалась в гигантском овальном зале, увенчанном круглой крышей из разноцветного витражного стекла. Лучи солнца проникали с неба, окрашивая помещение в удивительные, фантасмагоричные тона.

Профессор вскинул голову к одному из шкафов, уходившему к потолку, и ткнул в него тростью.

– Там. На последней полке, слева. Тебе придется самому достать эту книгу, потому что я уже более не в состоянии.

Профессор без сил опустился в кресло – он задыхался от того, что прошел всего несколько метров. Андре выполнил приказание старика – придвинул к шкафу особую лестницу и взобрался по ней к последней полке. Ему в глаза бросилась книга в черном с золотом переплете.

– Да, это именно она, – сказал профессор, все еще обладавший превосходным зрением. – Только осторожно!

Андре не понял, что произошло, однако, несмотря на то что он действовал более чем осторожно, книга вдруг выскользнула у него из рук, полетела вниз и, ударившись о пол, раскрылась.

Молодой человек проворно спустился вниз, вознамерился было поднять книгу и закрыть ее, но старик властно произнес:

– Нет, не делай этого! Скажи мне, какая страница?

Андре нагнулся и посмотрел, а затем сообщил:

– Шестьдесят шестая вроде… Или… Тут то ли пятно, то изъян бумаги.

Профессор устало кивнул:

– Да, знаю. Потому-то я и просил достать книгу. Шестьсот шестьдесят шесть! Это его число, число хозяина. Так называют его те, кто вверил ему свои жизни и, что еще ужаснее, свои души. Теперь можешь поднять книгу.

Андре подчинился и положил фолиант на стол. Профессор положил на обложку иссохшую руку с длинными желтыми ногтями и заметил:

– Важнее всего в нашем мире умение читать знаки. И правильно их толковать. Только надо знать, кто именно посылает эти знаки! В данном случае я затрудняюсь с ответом, сын мой. Хотя, если на то пошло, видимо, так тому и быть.

– Профессор, что вы имеете в виду? – спросил Андре, не понимая, на что намекает старик. – Кто этот хозяин? И в какую такую историю я ввязался?

– В историю, которая может запросто стоить тебе жизни, – ответил резко ученый. – Но это еще полбеды!

Он замолчал. Андре позволил себе задать новый вопрос:

– Но что может быть ужаснее, чем потерять жизнь?

– Потерять душу! – заявил профессор безапелляционно. – Точнее, если ее заберет хозяин. Тот самый хозяин, с которым ты уже имел дело. Учти, рано или поздно он доберется и до тебя. Если не сам лично, то через своих людей. Хотя какие это люди…

Андре уже начал терять терпение:

– Профессор, на что вы намекаете? На то, что я имею дело с…

Он запнулся, и его фразу продолжил старик:

– Я ни на что не намекаю, сын мой, а говорю вполне ясно и четко. Имеющий уши да услышит! Хозяин – вековечный враг человека. Тот, кого принято называть дьяволом. Да, да, не ухмыляйся! Конечно, сейчас мало кто верит в его существование, даже священники и те потеряли веру. Дьявол стал абстрактным синонимом чего-то ужасного и крайне злого. Однако он не абстрактен, а вполне осязаем. Он – порождение тьмы ночной. Да, собственно, он и есть ночная тьма. С одной стороны, он дитя зла, с другой – отец отчаяния. Он все и ничто, белое и черное, зеркальная поверхность, отражающая мир и в то же время искажающая его.

Профессор снова закашлялся. Приступ был особенно сильным и долгим. Андре даже сказал, что, возможно, им надо завершить разговор. Но профессор, ударив тростью по полу, заявил:

– Ни за что! Потому что ты должен знать: ты имеешь дело именно с ним, сын мой.

– Профессор, но я не верю в дьявола, – возразил Андре. На что старик, усмехнувшись, успокоил его:

– Ничего страшного, сын мой, зато он верит в тебя. Я же говорю, что его самое грандиозное достижение – попытка внушить человечеству, что его не существует, в то время как он вполне реален. Увы, слишком реален!

Андре резко спросил:

– Профессор, вы собираетесь пичкать меня старыми побасенками о дьяволе, покрытом шерстью, с рогами на голове, свиным пятачком и лошадиным копытом? Просто детский сад какой-то!

– Он – полиморф, то есть все и одновременно ничто, – принялся объяснять профессор. – И может принимать любую форму. Да, когда-то он представал перед людьми в том опереточном обличье, о котором ты говоришь. А тот, кто служит ему, надеется, что со временем станет версиплем.

– Кем? – переспросил Андре. И профессор повторил:

– Версиплем. Полиморф – как ртуть. Он зависит от нас и подлаживается под наши страхи и желания. За счет того и живет. Потому что, по сути, он – паразит, только существующий не за счет нашего тела, а за счет нашей души. Теперь о том, кто является версиплем. В переводе с латыни – «меняющий шкуру». Одно из проявлений ликантропии. Таких тварей в Средние века именовали оборотнями.

Теперь Андре снисходительно усмехнулся:

– Оборотни, вампиры, ведьмы, демоны… Профессор, вам не кажется, что все, о чем вы говорите, попахивает…

– Сумасшествием, ты хотел сказать, сын мой? Нет, я не выжил из ума, мой мозг работает все еще превосходно, как и раньше. Ты просто слушай меня внимательно. Никто превращаться в волка, в летучую мышь, крысу или паука, конечно же, не в состоянии. Все это, разумеется, сказки. Однако в каждой сказке имеется доля истины, и зачастую доля сия чрезвычайно высока. Версипль – одно из проявлений зла. Они, слуги полиморфа, то есть, попросту говоря, дьявола, хотят подражать ему во всем, слиться с ним воедино и, что важнее всего, продлить свое бренное существование, поскольку понимают, что после кончины их не ожидает ничего хорошего – я имею в виду их души. Потому как преисподняя существует, сын мой, но там нет ни котлов с кипящей смолой, ни раскаленных сковородок, ни чертей с трезубцами. Все намного хуже и безрадостнее. Ад – унылая ледяная пустыня. И мне, похоже, скоро предстоит ступить туда…

Андре не прерывал старика, потому что понял: профессор говорит что-то крайне важное.

– Итак, я вижу, что ты пока не в состоянии переварить информацию, которую я вывалил на тебя. Потерпи, осталось не так уж много, чтобы ввести тебя в курс дела. Я знал, что рано или поздно мне придется все тебе рассказать, но надеялся, что чаша сия минует тебя. Но нет, надежда была иллюзорной. Ведь он заявил свои права на тебя, сын мой, когда погибли твои родители! Их смерть – его рук дело!

Андре вздрогнул.

– Вы имеете в виду дона Зотти, «крестного отца», лишившего жизни маму и отца? Но с ним давно покончено!

– Нет, нет, криминальный авторитет был всего лишь его орудием, – покачал головой профессор. – То была, так сказать, всего лишь первая ласточка, предтеча вашей последующей встречи, которая не за горами. Собственно, встреча уже имела место, хотя ты и не видел его лица. Но ты наверняка слышал его, ведь так, сын мой? Слышал звуки, идущие из ларца?

Андре навис над стариком:

– Профессор, кого вы имеете в виду? Кто в действительности виноват в гибели моих родителей? Какой-то иной «крестный отец»? Назовите его имя!

– У него нет имени и в то же время сотни тысяч имен, – вздохнул ученый. – И он – хозяин, полиморф, повелитель версиплей, а в просторечии дьявол – предъявил на тебя свои права. Потому что ты нужен ему, сын мой.

Андре вспылил:

– Профессор, это же бред! Вы хотите сказать, что моих родителей убил не дон Зотти, а дьявол? Или вы будете убеждать меня, что дон Зотти и есть сам Сатана?

– Нет, всего лишь один из его слуг, – поправил старик. – Причем, несмотря на все свое былое земное могущество, один из наиболее мелких, который даже не добрался до уровня версипля. Поэтому тебе и удалось расправиться с ним довольно легко. Ведь настоящего версипля так просто не убьешь. Залог их могущества – слезы луны.

Последнее слово ученый произнес по-английски: «moondrop». Андре вздрогнул и уставился на старика. Именно так называлась яхта, куда он доставил золотой ларец и где ему была уготована смерть!

– Что такое лунные слезы? – спросил он медленно, и профессор снова вздохнул:

– Ну вот, одно слово цепляется за другое, и я уже вынужден вводить тебя в курс дела. Ну что ж… Одним словом, ты должен быть готов, потому что он предъявил на тебя свои права…

– Да что вы все твердите о каких-то правах? – раздраженно воскликнул Андре. – Какие права могут быть у… у вашего хозяина на меня?

– Он – не мой хозяин! – резко возразил профессор. – Хотя когда-то, давным-давно, я, признаюсь, хотел стать его слугой. Я был честолюбивым идиотом, мечтавшим о всемирной славе и Нобелевской премии. А тот, о ком мы говорим, в состоянии дать все это. И, поверь мне, не только это. Но в обмен на душу. И я уже почти заключил с ним пакт, но в самый последний момент передумал. Таких, как я, обычно уничтожают сразу, но мне удалось избежать смерти. И я все надеялся, что он забыл обо мне, ведь уже много лет от него не было ни единого знака. А теперь мне понятно – я ошибался. Конечно же, он затеял новую игру, вовлек в нее меня и твою мать. И человека, считающегося твоим отцом.

Андре в сердцах стукнул кулаком по столу.

– Да что вы такое говорите? Человек, считающийся моим отцом? Он и есть мой отец!

– Нет, все не совсем так. Видишь ли, отчасти твоим отцом является тот… тот, чье имя я называть не хочу. Потому что у него тысячи имен – и все фальшивые.

Андре хмыкнул:

– Ну, вы хватили лишку, профессор! На что вы намекаете? Что я являюсь отпрыском… полиморфа? То есть, попросту говоря, Сатаны? И что, теперь мне уготована участь захватить власть над миром и устроить апокалипсис?

Профессор кашлянул, посмотрел на вымазанный кровью платок и ответил:

– Не спеши, надо обо всем по порядку. Постараюсь быть краток, потому что силы мои на исходе, а тебе предстоит так много узнать. С чего же начнем… – Взгляд старика упал на старинный фолиант. – Да, конечно, с книги, с черной библии. Вернее – с двери. Это не более чем переход. Из одного мира в другой.

– В параллельный? – уточнил Андре. И старик подтвердил:

– Да, физики и математики используют именно такой термин, и он отлично отражает сущность. Дверь открывается не всем и не каждому. И при помощи ее можно путешествовать по мирам. Однако прежде чем попасть из своего мира в другой, ты оказываешься в месте, которое именуется Коридором Смерти. Там обитает Хранитель Коридора, нечто ужасное, якобы следящее за порядком и уничтожающее тех, кто вторгается туда без спроса. Хранитель Коридора – одно из воплощений полиморфа, потому что коридор может вести не только в новый мир, но и в его логово. Но знают об этом немногие.[4]

Профессор замолк, Андре протянул ему бокал воды. Старик осушил его наполовину и продолжил:

– Так вот, дверь… Многие ищут ее, но далеко не все находят. Именно для того, чтобы упростить проникновение в другой мир и, более того, прямиком добраться до логова полиморфа…

– То есть в ад? – перебил Андре, и старик кивнул.

– Можно и так сказать. Однако я подчеркиваю: надо забыть глупые представления об аде, что властвуют в умах многих из нас. Да, это место страданий, но те, кто продал хозяину свою душу, получают там возможность осуществить все свои мечты. Поэтому неудивительно, что они стремятся попасть туда любой ценой. Именно для этой цели и была изобретена черная библия. Черная – потому что не настоящая, Святая Библия, в которой речь идет о божественных деяниях, и потому что посвящена ему, полиморфу. Но там нет описаний его якобы героической жизни и величия. Ему это не нужно! Книга состоит из сотен пустых страниц, однако стоит раскрыть ее ровно посередине, на странице 666, и оросить кровью, как тотчас раскроется портал. Одним словом, черная библия – это миниатюрная дверь, переход, но не в коридор, а прямо туда, в логово полиморфа. То есть…

– В ад, – пробормотал Андре. Он не знал, верить ли старику или нет. Не исключено, что тот под воздействием тяжелой болезни и сильных медикаментов просто свихнулся. Но профессор говорил так убедительно, так живо!

– Вот именно! – кивнул ученый. – Но далеко не все слуги полиморфа стремятся попасть туда. Потому что для этого им придется сначала расстаться с телесной оболочкой, то есть умереть. А они очень дорожат существованием в нашем мире, одновременно поклоняясь своему мерзкому хозяину. И чтобы продлить собственное существование, стать неуязвимыми и победить болезни, они используют «слезы луны». Название весьма поэтическое, однако за ним скрывается гадкая сущность. «Дети луны» – так называли и до сих пор называют нечисть и нежить романтические натуры. И луна, не отрицаю, имеет прямое отношение к их ритуалам. Мне ли не знать, ведь я принимал в них когда-то самое деятельное участие…

Профессор горестно вздохнул, а затем снова тяжело закашлялся. Когда приступ прошел, Андре заметил, что силы стремительно покидают ученого. Молодой человек предложил сделать перерыв и возобновить беседу на следующий день, но старик прошептал:

– Боюсь, завтра для меня уже не наступит, сын мой. Нет, не надо врача, медицина уже не поможет мне. Потому что моя болезнь – следствие собственных необдуманных поступков в юности. Радиация зла, вот что это такое! Своеобразная радиация, которая не только толкает к дурным мыслям и злым делам, но в итоге поражает и тело. Версипли используют «слезы луны» как защиту от своего же хозяина, от его радиации, от его, как говорится, тлетворного влияния. «Moondrop» – переливающаяся на свету субстанция зеленовато-синего цвета, по консистенции похожая на клей. Она весьма агрессивна и, попадая на кожу или любую иную органическую поверхность, способна прожечь ее. В действительности же «слезы луны» попросту… выделения полиморфа, продукт его, так сказать, жизнедеятельности. А если еще проще – его пот, кал и моча. Вот так!

Андре хмыкнул.

– Что ж, он ведь тоже живое существо, – продолжил профессор, – хотя иного порядка и с иной физиологической системой. Но при помощи нехитрых химических процедур можно обработать «слезы луны», экстрагировать из них все самое полезное, и тогда получится своего рода эликсир молодости. Конечно, принимая его внутрь или втирая в тело, бессмертным не станешь, однако продолжительность жизни резко увеличится, значительно повысится иммунитет. И даже болезни, уже терзающие тело, постепенно отступят.

– Отличное средство! – заявил Андре. – Оно принесло бы облегчение многим людям. В том числе и вам, профессор.

– Ерунда! – Старик ударил по полу тростью. – Потому что бесплатный сыр бывает только в мышеловке. Если начать принимать эту гадость, возникнет своего рода наркотическая зависимость. Организм уже не способен существовать без «слез луны», а достать их можно, только поклоняясь полиморфу. Если же новая доза не поступает, тело в течение рекордно короткого срока стареет, оказавшись во власти всевозможных болезней. Кроме того…

Профессор смолк, тяжело задышал и вдруг потерял сознание. Андре бросился к нему, попытался привести в чувство. Затем потянулся к мобильному, чтобы вызвать врачей, но тут старик пришел в себя.

– Я же сказал, никаких врачей! Мне никто не поможет. Видишь ли, когда-то я сам принимал «слезы луны», но недолго, поэтому расплата пришла только сейчас. Но не об этом речь! Человек, потребляющий их, со временем превращается в версипля. То есть он еще вроде бы и человек, но наполовину и демон, отличительная черта которого – красные глаза, как отсвет адского пламени, что пылает в его душе. Однако версипли высшего порядка умеют контролировать свою сущность и выглядят как обычные люди, хотя в действительности уже не от мира сего.

Андре вспомнил красные глаза антиквара на яхте. Неужели тот – из них?

– Однако вернемся к черной библии. Согласно легенде, один старец-отшельник решил в незапамятные времена уничтожить полиморфа и тем самым избавить мир от зла. В течение долгих лет он изучал магические книги и в итоге вызвал его. Полиморф явился, полагая, что отшельник хочет заключить с ним пакт, но не тут-то было: рогатый оказался пойманным в ловушку! Вот только уничтожить пленника старик не смог, успел лишь запереть в пещере и тут же упал замертво. Полиморфу не оставалось ничего иного, как сидеть в пещере и ждать подходящего случая. А чтобы как-то скоротать время, он принялся мастерить из кожи, костей и волос отшельника книги, те самые черные библии. Всего он изготовил три подобных адских фолианта. А потом полиморфу повезло – во время урагана в скалу ударила молния, расколов ее надвое, и пленнику удалось освободиться. Черные же библии оказались разбросанными по всей Земле. Одна в конце концов оказалась в Ватикане, где ее в течение многих столетий хранили в секретном отделении и откуда она была недавно похищена…

Андре нервно сглотнул. Выходило, что он помог злу выбраться из заточения наружу?

– Судьба второй библии тоже известна. Сначала большевики, а потом Адольф Гитлер с ее помощью заключили пакт с полиморфом. Тот гарантировал последнему тринадцать лет владычества над миром. Поэтому-то Гитлер, когда советские войска уже наступали на Берлин, все еще надеялся на чудо – ведь у него был в запасе еще год! Но, как водится, полиморф немного слукавил, не выполнил полностью своего обещания. Да, доверять ему никак нельзя! Черная библия в самом конце войны была вывезена из Берлина и спрятана где-то в Баварии.

– А третий экземпляр? – спросил Андре.

Профессор опустил взгляд.

– Третий экземпляр принадлежал когда-то римским императорам, чем и объясняется их небывалое могущество. Они хотели править миром вечно, но полиморф и их надул. Затем третья черная библия всплывала то тут, то там, в последний раз ее видели в 1666 году в Лондоне, что и привело к легендарному пожару, уничтожившему почти полностью британскую столицу. Ходили слухи, что книга сгинула в пламени. Но ведь черные библии не горят! Их нельзя уничтожить! Возможно, экземпляр оказался погребенным под слоем пепла и до сих пор лежит где-то там, на многометровой глубине. Но по иным сведениям, фолиант находился во владении одной из семей Хранителей – людей, стоящих на страже добра.

– Значит, в золотом ларце лежала черная библия? – спросил Андре, думая о своем. – Но почему она… шевелилась? И издавала странные звуки?

– Дело в том, что в черных библиях заключена частичка самого полиморфа. Тела отшельника на все не хватило, вот пленник и использовал собственную кожу, клыки и кости. Потому-то черные библии и открывают портал прямиком в ад. Они не просто книги, а живые существа, обладающие примитивными потребностями, самая главная из коих – голод. Им требуются жертвы, желательно человеческие. Более того, они просто обожают младенцев. Живых. Поэтому поклонники полиморфа скармливают им несчастных детишек. Если черную библию долго не кормить, она начинает проявлять беспокойство. И издает определенные звуки. Например, рыгает.

Андре поежился. Именно так и было! Выходило, что рассказ профессора не был бредом сумасшедшего!

– Но это еще не все, – печально произнес старик. – Мне бы очень не хотелось признаваться, но ты должен знать… Ты чтишь меня как человека, который заботился о тебе после гибели твоих родителей, однако не кто иной, как я, и виноват в их гибели.

– Что?! – воскликнул потрясенный Андре.

– Да, именно так. Видишь ли, болезнь, что съедает меня сейчас, дала о себе знать как раз в те годы. При помощи лекарств и новейших методов лечения мне удалось добиться того, что болезнь отступила. Но мне хотелось победить болезнь окончательно и не допустить, чтобы она вернулась ко мне. И в моей голове, несмотря на то что к тому времени я уже давно отринул сатанизм, родилась идея использовать «слезы луны». Я, конечно, знал, на что шел, знал, что полиморф никогда не сдерживает своего слова. Недаром его прозвали лукавым…

– Но какое отношение ко всему этому имеют мои родители? – требовательно перебил Андре.

И профессор пояснил:

– Дабы заполучить «слезы луны», я обратился к версиплям. Старые связи у меня остались, и хотя я не принимал участия в сатанинских шабашах, все же был в курсе, где они происходят и кто является их адептами полиморфа. И мне позволили присутствовать на черной мессе. Тут требуются пояснения. Первичных черных библий, как я говорил, существует всего три, однако в течение тысячелетий было создано несколько дополнительных экземпляров. Конечно, это подделки, и с их помощью нельзя заключить пакт или вызвать хозяина. Можно всего лишь принести жертву, причем не ему самому, а Хранителю Коридора, той твари, что обитает в пространстве между параллельными мирами и в которой живет частичка полиморфа. Во время той черной мессы, где был я, поклонялись поддельной библии и в жертву ей приносили младенцев…

Старик вдруг заплакал. Андре хотел было утешить его, но потом одернул себя. Ведь то, о чем тот рассказывает, каким-то непостижимым образом связано со смертью его родителей!

– Я все же получил тогда возможность собрать «слезы луны», – заговорил через силу ученый. – И потом много лет принимал их в микроскопических дозах, вот болезнь меня и не мучила. Но в начале этого года запас закончился, а обратиться к версиплям опять, чтобы получить доступ к «слезам луны», я не захотел. Потому что настало время покаяться в грехах!

Старик судорожно всхлипнул.

– Конечно, за то участие в черной мессе от меня потребовалось кое-что выполнить… Тут снова требуются пояснения. Дело в том, что время от времени полиморф пытается размножиться. Однако выносить его ребенка может далеко не каждая женщина – она должна родиться в определенное время в определенном месте, учитывается влияние планет и черных сил. Само зачатие происходит во сне, это чрезвычайно мерзкая процедура…

Рассказчик замолк. И Андре, предчувствуя страшное, молчал.

– И вот что еще важно: к тому моменту, когда полиморф проникает в женщину, та уже должна быть беременна, ведь его отпрыск тоже, как и он сам, является своего рода паразитом. При родах на свет появляются два младенца – ребенок полиморфа, которого его слуги забирают и растят самостоятельно, и несчастный малыш, который еще в утробе матери служил источником еды для, так сказать, адского братца или адской сестренки. Но оплодотворение может иметь место только раз в тринадцать лет, и в тот год наиболее подходящей кандидаткой была твоя мама…

Андре ничего не говорил, а только сверлил глазами старика.

– И я помог в том, что требовалось для сей ужасной процедуры. Я подружился с твоими родителями, жившими тогда в Италии, и сделал так, чтобы в ночь, когда должно было произойти зачатие, твоего отца не было дома. И зачатие состоялось!

Ученый снова заплакал, а Андре тихо спросил:

– Профессор, вы хотите сказать, что я – отпрыск полиморфа? То есть сын дьявола?

– Отчасти да, – ответил тот. – Потому что происходит смешение генов. Ребенок полиморфа вбирает в себя человеческие качества, а человеческий ребенок – качества полиморфа. На свет появляются два ребенка, один – более человеческий, а второй – отпрыск полиморфа, которого забирают, потому что он растит свою армию, желая размножаться через своих потомков. Других детей обычно уничтожают, но мне удалось сделать так, чтобы тебя не убили. Однако ты должен знать – у тебя имеется единоутробный брат. Мать у него та же, что и у тебя, а вот отец… отец у него – он, рогатый. И частично твой тоже.

Тут Андре не выдержал и рассмеялся. Причем смеялся долго, сам понимая, что его смех больше походит на истерику. Наконец, совладав с обуревавшими его чувствами, он заявил:

– Профессор, вы правда хотите сказать, что я – сын дьявола, хотя бы и отчасти? Ну, знаете… Я всегда уважал и ценил вас, однако разрешите заметить: в данный момент ваш мозг затуманен медикаментами! Для чего я, собственно, слушаю вас? Все эти сказки, бредни… Вы на полном серьезе пытаетесь уверить меня, что дьявол существует? И что ему служат какие-то там версипли? И что живет где-то на белом свете мой единоутробный брат, состоящий в прямом родстве с Сатаной? Да вы в своем уме?

Профессор печально качнул головой:

– В своем, сын мой. И все, что я рассказал, – правда. Твое право принимать ее или нет. Но твоя тяга к криминальным аферам возникла не случайно…

– Хватит! – прервал его Андре весьма грубо. – Если вам больше нечего сказать, то я пойду. Я-то думал, что вы в состоянии мне помочь. Но, как вижу, помощь требуется именно вам! Психиатрическая!

Профессор попытался сказать еще что-то, но Андре уже вышел из библиотеки, сбежал по лестнице и покинул палаццо. Лицо его пылало, в голове роились странные и страшные мысли.

Неужели профессор прав? Но ведь он поведал о совершенно невозможных вещах! Хотя кое-что в его словах было очень похоже на правду… Только это вовсе не аргумент! Важно другое – верит ли он сам в услышанное или нет?

Ответить на собственный вопрос Андре не мог. Его родители… Ведь если принять за аксиому то, в чем признался профессор, то выходит, что именно тот и предал их, обрек на смерть. Что именно по вине профессора у него, Андре, имеется брат – ребенок Сатаны…

В Сатану Андре не верил. Как, впрочем, и в бога. Он не отрицал существования чего-то метафизического, не подвластного человеческому разуму, однако его не интересовали старые мифы и идиотские россказни.

Так – размышляя, сомневаясь, внутренне возмущаясь – Андре вышел на площадь Святого Марка. Как всегда, там было полно туристов. Несмотря на то что время карнавала давно миновало, многие из них были в роскошных нарядах. Венеция давно превратилась в музей самой себя.

Андре свернул в один из тихих проулков – удивительно, но всего в десятке метров от центральной площади было спокойно и малолюдно. Как будто он попал в другой мир. Как будто перед ним открылась… дверь. Но нет же никакой двери, нет никакого Коридора Смерти! И, по всей вероятности, черной библии тоже!

Молодой человек прошел по улице, свернул направо – и понял, что вообще-то ему нужно было налево. Потому что улица, на которую он попал, завершалась тупиком. Андре развернулся – и заметил группу разряженных в карнавальные наряды туристов. Секунду назад их не было – и вдруг появились! Их было тринадцать – чертова дюжина.

Они перегораживали всю узкую улочку и надвигались на него. Странно, но все туристы были в масках. Причем не разговаривали, не смеялись, как обычно делают отдыхающие. И больше походили на полицейских, вышедших на задание. Или на киллеров, отправившихся на очередное убийство. В переулке царила гробовая тишина.

Андре попытался пройти мимо странной группы, но у него не получилось – туристы элементарно не пропускали его. Тогда он извинился сначала по-итальянски, потом по-английски, наконец, по-французски. И это возымело успех. Стенка из людей вдруг раздвинулась, возник узкий коридор. Андре не оставалось ничего иного, как двинуться по нему, меж молчаливых и внушавших трепет ряженых.

Один из них, облаченный в черный плащ и страшноватую маску с белым клювом, вдруг задел Андре. Не успел молодой человек опомниться, как его толкнул тип, облаченный в пурпурный шелк и золотую маску, и он оказался окруженным хороводом карнавальных персонажей. И все это происходило в полнейшей тишине!

Андре попытался вырваться из кольца, но ничего не вышло. От людей в масках исходило буквально осязаемое кожей зло. Надо же, всего в нескольких метрах отсюда сновали прохожие, по каналу скользили юркие гондолы с веселыми пассажирами, слышались голоса официантов, щелчки фотоаппаратов, а он оказался в плену каких-то странных личностей!

Вдруг совсем близко сверкнуло что-то красное. Андре понял, что видит глаза в прорезях маски, и неожиданно решился – сорвал ее с лица субъекта. Но вместо лица увидел рожу монстра – клыкастую, со светящимися огнем глазами и бугристым лбом.

Молодой человек в страхе отступил – и тут его толкнул в спину один из сообщников монстра, который снял маску сам. И под ней скрывалось не лицо человека, а физиономия чудовища.

Другие ряженые тоже сбросили личины… Это были мужчины и женщины. Вернее, они когда-то являлись ими, а теперь превратились в страшилищ. Версипли! – всплыло слово в памяти Андре. Люди-демоны, обладающие способностью менять обличье! Оборотни! Служители полиморфа-сатаны!

Толчки становились все сильнее и сильнее. Андре знал, что никто ему не поможет, он был в проулке один, окруженный врагами. В руке – или то была лапа? – одного из версиплей мелькнул раскладной нож. Андре удалось выбить нож и, завладев им, полоснуть противника по затянутой черной перчаткой кисти. Но вместо крови полилась мерзкая белесая жидкость.

Субъекты стали надвигаться на Андре, словно желая раздавить его. Он наносил удары направо и налево, но нападавших это ничуть не останавливало. Казалось, монстры не реагировали на боль.

Что же делать? Его ведь просто растопчут. Или, что ужаснее, сожрут заживо, прямо здесь, в паре десятков метров от площади Святого Марка!

От очередного толчка Андре упал на мостовую. Версипли склонились над ним, он видел их скрюченные пальцы, тянувшиеся к нему. Вдруг раздался треск – и Андре увидел, как у одного из типов стали, прорывая кожу перчаток, расти когти.

Значит, все, что говорил профессор, правда! Они существуют! Но слишком поздно он понял это, слишком поздно…

Андре попытался оказать сопротивление, приподнялся с мостовой, и вдруг чья-то лапа ударила его в солнечное сплетение. В глазах молодого человека потемнело, и он потерял сознание.

В себя Андре пришел от того, что кто-то тер ему виски чем-то холодным и едким. Он приоткрыл веки, ожидая увидеть вокруг себя версиплей, но вместо них рядом стояли три пожилые монашки. Одна из них растирала ему виски каким-то бальзамом.

Андре с трудом поднялся. В ушах гудело. Перед глазами плыли черные и красные круги. Неужели ему все привиделось? Ведь если версипли напали на него, то отчего не довели до конца то, что явно намеревались сделать, – не растерзали его?

– Это были демоны, – произнесла вдруг одна из монахинь и поправила очки в старомодной оправе.

– Да, да. Но Господь привел нас именно в это место и именно в эту секунду, – поддакнула другая.

– Только нас увидели, сразу бросились бежать! – добавила третья монахиня и указала на кошелку, лежавшую невдалеке на мостовой. – Потому что почуяли святую воду!

Она извлекла из кошелки пузатый синий пузырек с притертой пробкой на серебряной цепочке. А потом, не колеблясь, вручила его Андре со словами:

– Сын мой, вы находитесь в большой опасности! Вам нужно обратиться за помощью к сведущему человеку, например, к экзорцисту. Мы можем посоветовать вам падре Микеля, он уже многим помог.

Андре машинально взял пузырек со святой водой. И, опустив взгляд, заметил на мостовой порванную черную перчатку. Это была перчатка одного из нападавших! Одного из версиплей!

– И лучше всего вам сейчас же отправиться на исповедь, сын мой, только так вы можете облегчить свою душу. Двери католического храма открыты для любого и каждого!

– Благодарю вас, сестры, но только не для меня, – пробормотал Андре, подумав: узнай монахини, что он вторгся в святая святых Ватикана и похитил черную библию, служащую воротами в ад, они бы наверняка сменили свой участливый тон на весьма суровый. Ведь, согласно ватиканским законам, он заслужил немедленное отлучение от церкви.

Стоп, а как же профессор? Он ведь тоже находится в опасности! Версипли с легкостью расправятся с пожилым и немощным человеком!

Поблагодарив монахинь, Андре бросился прочь. Какой же он был дурак! Надо же, бросил больного старика одного и тем самым, возможно, подверг его смертельной опасности!

Дверь палаццо была приоткрыта. Неужели туда кто-то пробрался? Или это сам Андре оставил дверь приоткрытой, когда всего лишь двадцать минут назад выбегал из дома сломя голову?

Слуг, во всяком случае постоянных, у профессора не было, он жил отшельником. Раз в день приходила экономка, готовившая ему обед и ужин, да еще несколько раз в году команда уборщиков приводила помещения палаццо в порядок. В остальное время никто его не тревожил.

Андре прошел в просторный холл и громко произнес:

– Профессор, я вернулся! У вас все нормально? Где вы?

Ему никто не ответил. Впрочем, ученый мог его не слышать, поскольку был туговат на ухо. А что, если у профессора случился приступ и он сейчас лежит в бессознательном состоянии на полу библиотеки?

Андре подбежал к старинному телефонному аппарату, стоявшему на мраморном столике, и поднял трубку. Гудков не было. Провод перерезан!

Молодой человек понесся по лестнице наверх, в библиотеку, нащупывая по пути мобильный: требовалось вызвать медиков и полицию. Но телефона в карманах не оказалось. Наверное, потерял в проулке, где на него напали версипли.

И тут до Андре донесся грохот – как раз из библиотеки! Он подбежал к высоченным резным дверям, рванул их на себя, влетел в помещение – и увидел двух типов в маскарадных костюмах, склонившихся над профессором, который лежал на полу. Руки старика были раскинуты в стороны, а из груди торчал кинжал. На пиджаке расплылось большое пятно.

Андре ринулся к профессору, но типы подняли головы, и взгляд молодого человека наткнулся на уродливые морды. Тогда он вспомнил о подарке монахинь, выхватил из кармана пузырек со святой водой, откупорил его и плеснул содержимое на версиплей.

Те, съежившись, отступили, шипя и показывая клыки. Размахивая серебряной цепочкой, к которой была прикреплена пробка, Андре приблизился к профессору, опустился перед ним на одно колено и дотронулся до его кисти – еще теплая. Старик был мертв. Версипли убили его! Рукоятку кинжала, воткнутого ему в грудь, украшали странные письмена и знаки, наверняка сатанинские.

Раздался звон разбитого стекла. Подняв голову, Андре увидел, что версипли пытаются удрать через окно. Он ринулся за ними, успел схватить одного за развевающийся плащ. Версипль обернулся – это была женщина, похожая, однако, на сказочную ведьму: крючковатый нос, морщинистая кожа. Она зашипела, показав желтые клыки и длинный сиреневый язык. Андре плеснул остатки святой воды прямо ей в глотку. Ведьма заорала, замахала руками – и полетела вниз, увлекая за собой своего спутника, стоявшего на карнизе. Послышался громкий всплеск (эта сторона палаццо выходила на канал). Андре высунулся в окно – на темной поверхности воды покачивалась серебристо-зеленая карнавальная маска. Это было все, что осталось от поклонников Сатаны.

Но их судьба занимала Андре в данный момент меньше всего. Он вернулся к профессору с мыслью попытаться его реанимировать. Но сразу понял, что все бесполезно. Что ж, старик избавился от земных мучений.

Андре вспомнилось, что тот говорил об ожидающей его после кончины расплате. Неужели ученый попадет теперь в ад, в унылую ледяную страну, где властвует тот, кто якобы отчасти является его, Андре, отцом?

Раздались завывания сирен. Значит, вот-вот прибудут медики и полиция. Хотя стоп, он же никого не вызывал! Может быть, профессор успел позвонить до того, как на него напали версипли? Невозможно, ведь они перерезали телефонный шнур, а в библиотеке аппарата нет.

Андре осторожно выглянул из приоткрытого окна и увидел катер, причаливший к пирсу палаццо. Из катера выскакивали полицейские. Выходит, стражей порядка вызвали версипли, но явно не для того, чтобы те арестовали их. Понятно, чего они добиваются – чтобы полицейские загребли его, Андре, по обвинению в убийстве профессора!

В холле уже слышались громкие голоса и топот. Молодой человек склонился над профессором, поцеловал его в лоб и прикрыл глаза. Да, тот допустил много ошибок в своей жизни, однако теперь был мертв…

Полицейские уже бежали по лестнице наверх. Андре скользнул к шкафу возле окна, из ряда книг извлек наполовину третий том слева – это был труд францисканского теолога Людовико Синистрари «О демонизме», – а затем повернул голову мраморного бюста Петрарки, стоявшего между окном и шкафом на колонне из малахита. Палаццо профессора Андре знал как свои пять пальцев. Палаццо – и потайные ходы в нем.

Тотчас шкаф сдвинулся с места, открывая белую деревянную дверь. Молодой человек распахнул ее – петли были смазаны и не скрипели, хозяин дома всегда внимательно следил за этим, потому что данный потайной ход спас жизнь многим его предкам, – и скрылся за ней. Шкаф немедленно встал на место, а голова Петрарки и том Синистрари с тихим щелчком вернулись на исходную позицию.

До Андре донеслись приглушенные голоса – полицейские обнаружили труп. Но он уже бежал по винтовой лестнице вниз. И скоро оказался в нижнем уровне палаццо. Там, меж свай, покачивалась моторная лодка.

Молодой человек осмотрелся и убедился в том, что полицейских на катере не осталось, все были внутри дома. Тогда он вскочил в лодку, завел мотор – и порулил прочь.

Вечером того же дня Андре вернулся в Рим. В Интернете уже прошла информация о том, что известный венецианский теолог и литературовед был убит в собственном палаццо – его кто-то заколол кинжалом. И у полиции уже имелся подозреваемый, племянник профессора (именно так именовался Андре для посторонних), являвшийся к тому же единственным наследником покойного. Была опубликована и фотография племянника. Наверняка подсобили версипли!

Но никто Андре не узнавал, никто не бросался к нему с криками, не указывал на него пальцем и не пытался натравить на него полицейских. Солнцезащитные очки и бейсболка помогли ему изменить внешность.

Однако оставаться в римском логове было опасно. Андре собрал самое необходимое – паспорта на два разных имени, кредитные карточки, три мобильных телефона, а также тысячу евро наличными – и через десять минут покинул квартиру, неся легкую спортивную сумку с вещами первой необходимости. Вот, собственно, и все.

Еще по дороге из Венеции в Рим, во время четырехчасового путешествия по железной дороге, Андре многое обдумал. Он был виноват в гибели профессора. Ведь если бы не вспылил, если бы отнесся к словам старика с должным вниманием и остался возле него, то, возможно, защитил бы его от нападения версиплей. Хотя, вероятно, их бы убили вместе. Вряд ли бы в палаццо заглянули три добрые монахини с пузырьком святой воды. Значит, выходит, что профессор, погибнув сам, подарил ему жизнь. И он, Андре, просто обязан использовать выпавший шанс с умом.

Итак, то, о чем рассказал ему ученый, оказалось правдой. Правдой, которая ужаснее, чем любая выдумка. Именно эта правда и стоила профессору жизни. И Андре лишь по счастливой случайности не стал жертвой людей-демонов.

Но главное – библия. Черная библия. Именно в ней разгадка всего.

Конечно, он мог бы сейчас залечь на дно и забыть обо всем, что произошло. Или хотя бы постараться забыть. Однако это невозможно. Ведь речь шла не только о нем самом. И даже не о профессоре. Речь шла о его родителях. Теперь Андре не сомневался – все, сказанное об обстоятельствах их гибели профессором, соответствует истине. А это значило, что он должен найти тех, кто был ответственен за их смерть. И, не исключено, заодно найти своего брата, того самого, которого выносила его мама. То есть отпрыска дьявола.

Если бы несколько дней назад кто-то сказал Андре, какие проблемы его будут вскоре волновать, он бы, естественно, не поверил. Однако прошлое представлялось ему теперь зыбким и фальшивым, как этакая фата-моргана.

Может быть, и правда, будто его тяга к криминалу объясняется тем, что в нем имеется частичка полиморфа, то есть Сатаны. Что ж, придется смириться с этим. Но жить, как раньше, он не сможет. Он должен отыскать свое прошлое, а вместе с ним настоящее и будущее – то самое, что украл у него рогатый.

Не стоило и забывать о том, что версипли намереваются убить его. Уже два раза ему удалось избежать гибели, но скорее по чистой случайности. Кто сказал, что повезет в третий раз? В его планы не входит скрываться всю оставшуюся жизнь и бояться любого встречного-поперечного, не зная, с какой стороны нагрянет опасность. Значит, он должен ступить на тропу войны.

Это Андре и сделал. Его путь лежал в Швейцарию, а именно – в Цюрих. Там располагался антикварный салон человека-крысы, того самого знатока оккультных предметов, с которым ему довелось повстречаться на яхте «Moondrop».

Кстати, яхта ведь принадлежала не антиквару, хотя, без сомнения, он бы мог позволить себе нечто подобное, поскольку был человеком чрезвычайно богатым. За антикваром явно стоит кто-то еще. И следует выяснить, кто.

Андре не знал, как поступит, заполучив нужную информацию, однако ему требовалось хоть что-то предпринять. Потому что сидеть сложа руки и печально размышлять о страшной судьбе родителей не хотелось. Он был человеком действия.

И библия, конечно же, библия! Профессор сказал, что ее нельзя уничтожить, однако можно вернуть обратно в Ватикан. Ведь он, сам того не ведая, помог людям с нечестными намерениями завладеть весьма опасным артефактом. Хотя были ли это люди? Нет, это были версипли!

Андре не сомневался – черная библия требовалась им для какого-то мерзкого ритуала, для чего-то отвратительного и совершенно безбожного. Злокозненным планам нужно положить конец. Один раз он уже похитил библию. И теперь он же снова похитит ее – чтобы передать ватиканской библиотеке.

Только прежде всего необходимо узнать, где она в данный момент находится. А единственный человек, кто может сказать ему это, – швейцарский антиквар.

До Цюриха Андре добрался без особых приключений. Он слегка изменил внешность, понимая, что его разыскивают по всей Италии и, вероятно, по всей Европе. Версипли бросили ему вызов, попытавшись убить и лишив жизни профессора. И он принял вызов!

Андре остановился в небольшом пансионе на берегу Цюрихского озера. Расплачивался исключительно наличными, понимая, что по кредитным карточкам, пусть и на чужое имя, на него все же могут выйти. Ночь прошла тревожно – молодого человека мучили кошмары. И это при том, что раньше он спал на удивление спокойно и никакие страшные сны его никогда не терзали.

Ему привиделось большое помещение, нечто, напоминающее подвал старинной церкви. Или, возможно, это были катакомбы. На стенах горели факелы, на полу стояли толстые черные свечи. Там присутствовали люди, облаченные в черные плащи с капюшонами. Их было двенадцать.

Тринадцатым являлся их предводитель, весь в белом. Именно он возился около алтаря, держа на руках ребенка. Затем предводитель положил надрывно плачущего малыша на алтарь. Там же, на алтаре, находилась большая старинная книга, черная библия. Именно ей в жертву и предназначался младенец! Прислужники подали предводителю кинжал, тот замахнулся…

И Андре проснулся. Сердце стучало как бешеное, во рту пересохло. Молодому человеку было очень и очень страшно. Он взглянул на часы – ранее утро, только-только рассветало. Однако спать не хотелось, сонливость как рукой сняло.

Отчего-то Андре был уверен, что сон, который ему привиделся, был и не сном вовсе. Вероятно, так и происходит черная месса. А то, что он вообще увидел этот сон, могло означать следующее: в нем пробуждается к жизни его черная сущность.

Рано или поздно, как сказал профессор, она прорвется наружу. Но как раз этого Андре и не желал допустить. Потому и прибыл в Цюрих!

Было около десяти утра, когда он оказался около антикварного салона человека-крысы. Тот прибыл на черном «Мерседесе» модели начала семидесятых. Андре установил за антикваром слежку – в течение пяти часов появились лишь три покупателя. Все они прибывали на шикарных автомобилях, причем в двух случаях за рулем находились не сами клиенты, а их личные шоферы.

Андре не знал, имеют ли данные личности отношение к истории с версиплями или нет. Могло статься, что это были обыкновенные богатые покупатели. Двое из них действительно что-то прибрели – антиквар проводил их до автомобиля, неся пакеты, в которых лежали их приобретения.

Потом антиквар завершил трудовой день, уселся в свой автомобиль и покатил. Чтобы не упустить его из вида, Андре заранее взял напрокат машину. И сейчас последовал за человеком-крысой.

Автомобиль того долго крутился в районе центрального вокзала. Андре заметил, как «Мерседес» притормозил, антиквар опустил стекло. Тотчас около него возникла юркая размалеванная женщина средних лет. Видимо, антиквар решил удовлетворить свою похоть и снять девицу легкого поведения.

Разговор антиквара с женщиной длился от силы двадцать секунд – создавалось впечатление, что они отлично друг друга знают. Наверняка человек-крыса был старым клиентом.

«Мерседес» антиквара медленно тронулся, завернул на одну из соседних улочек, и Андре, с минимальной скоростью проехавший мимо, увидел, как в «Мерседес» садится тщедушный подросток лет шестнадцати-семнадцати. На лице антиквара играла отвратительная похотливая улыбка.

От вокзала человек-крыса в сопровождении юноши отправился обратно в салон. Но на сей раз воспользовался не центральным, а черным входом. Воровато оглянувшись, он распахнул дверь и пропустил туда затравленно озирающегося мальчика. Было ясно, с какой целью антиквар привез к себе парня – наверняка чтобы удовлетворить свою противоестественную сексуальную страсть.

Андре продолжил слежку за салоном.

Примерно через полтора часа человек-крыса, насвистывая какой-то веселый мотивчик, вышел на улицу. Один. Подростка с ним не было. Андре это удивило – неужели он оставил парнишку одного в салоне, набитом ценными вещами?

Антиквар закрыл дверь и направился к своему автомобилю. И тут Андре понял: подросток уже не появится. Никогда и нигде не появится. Во всяком случае, живым. Потому что наверняка уже мертв. Крысеныш убил его!

Андре даже не рискнул предположить, что именно произошло с несчастным. Судя по всему, специалист по раритетам – опасный маньяк, на совести которого великое множество жертв. И этому во что бы то ни стало требовалось положить конец!

Пора действовать, причем как можно быстрее.

Андре побывал в католическом храме и набрал там святой воды, наполнив ею две большие стальные фляги, купленные тут же, в Цюрихе. Надо было не только обезвредить антиквара, но и выкачать у него всю информацию. Значит, он не станет церемониться с ним. Тем более что тот был уже не человек, а версипль. То есть посланец преисподней.

Следующий день был субботой. Антиквар появился около десяти утра, отомкнул дверь салона и воровато оглянулся по сторонам. Андре, находившейся в кафе напротив, напрягся. Неужели мерзавец заметил слежку?

Дверь салона захлопнулась, антиквар перевернул табличку, висевшую с внутренней стороны. Она гласила: «Закрыто». Андре понял, что упустил свой шанс. Значит, требовалось подождать воскресенья.

Антиквар в салоне долго не задержался, за ним заехал лимузин с тонированными стеклами. Однако действовать в тот день Андре так и не решился. Потому что антиквар мог вернуться в любой момент.

В воскресенье зарядил нудный мелкий дождик. Андре проснулся рано, не было еще и пяти. В окно вливался мутный серый рассвет. Одевшись как спортсмен, молодой человек прихватил купленный накануне рюкзак и отправился к антикварному салону.

Никого поблизости, конечно же, не было. Все еще спали. Дождь усилился, и это было только на руку. В рюкзаке Андре находились отмычки, прихваченные из Рима. Дверь салона была сделана на совесть, а замок хитроумный. Однако лучшему на свете вору не составило труда справиться с ним минуты за полторы.

Затем Андре внимательно осмотрелся – улица была совершенно пуста. Приоткрыл дверь, и в лицо ему пахнуло чем-то затхлым, пряным. Он прошмыгнул в антикварный салон.

Все пространство внутри было заставлено старинной мебелью, массивными ларцами, сундуками, шкафами. На стенах висели тусклые старинные зеркала, картины на мрачные темы. Андре заметил хрустальный череп с глазами, сделанными из полудрагоценных камней.

Он прошел из холла в следующее помещение. Там на стеллажах и полках стояли книги, а также сосуды, в которых плавали… заспиртованные человеческие зародыши. Андре бросились в глаза странные предметы неизвестного предназначения. Наверняка это были магические артефакты.

В смежной комнате обнаружились баночки с травами, сушеными растениями, порошками и гранулами. Андре ничуть не удивился бы, узнав, что все это – запрещенные, наркотикосодержащие препараты. Конечно, он бы мог предупредить швейцарскую полицию, однако в таком случае только спугнул бы антиквара. Вот уж чего делать было никак нельзя!

Наконец молодой человек оказался перед массивной металлической дверью. Вскрыть ее Андре также не составило труда, и он вошел в святая святых человека-крысы. Это были небольшие апартаменты – в одной комнате стоял письменный стол, на нем – ноутбук. При включении его выяснилось, что требуется ввести пароль. Андре решил прихватить ноутбук с собой.

Он прошел в другую комнату и обомлел – там, на большом столе, возвышался черный ящик из эбенового дерева. Тот самый, похищенный им из ватиканской библиотеки! Молодой человек бросился к нему, откинул крышку и увидел золотой ларец. Андре быстро открыл его – и убедился в том, что ларец пуст. Книги в нем не было! Ну что ж, информация о том, где теперь находится черная библия, наверняка имеется в ноутбуке.

Имелся в комнате и сейф – большой, пузатый, допотопный, частично вмонтированный в стену. Андре вскрыл и его. Там обнаружились три паспорта – британский, французский и боливийский – на различные имена, но с одной и той же фотографией, запечатлевшей физиономию антиквара. Лежали в сейфе и наличные деньги. Причем весьма много, никак не меньше ста тысяч евро, а также половина этой суммы в швейцарских франках и английских фунтах.

Но самым занимательным было содержимое нижней полки – там стояли какие-то баночки, сделанные из серебристого металла, скорее всего, из платины. Андре взял одну из них, отвинтил крышку и увидел переливающуюся субстанцию зеленовато-синеватого цвета.

Как он понял, это и были «слезы луны». Продукты жизнедеятельности полиморфа, то есть дьявола. То, что его слуги использовали в качестве эликсира молодости. Андре испытал непреодолимое желание зачерпнуть «слез луны» и нанести на кожу. Соблазн был столь велик, что он быстро поставил баночку обратно в сейф. Да, профессор был прав, злое начало в нем самом дает о себе знать!

Еще в комнате имелась крошечная ниша со встроенным кухонным гарнитуром. Однако более всего удивляло наличие огромной морозильной камеры. Зачем она антиквару? Андре приподнял крышку – и тотчас закрыл ее. Потому что внутри камеры лежала человеческая голова, завернутая в целлофан, с распахнутыми глазами и вывалившимся языком. Это была голова того самого несчастного подростка, привезенного сюда накануне антикваром!

Переведя дыхание, Андре снова поднял крышку. Там имелись пакеты с замороженными овощами, а между ними покоились несколько человеческих голов, а также пакеты и пластиковые коробочки, в которых находились аккуратно вырезанные внутренности: печень, почки, легкие. Андре ни секунды не сомневался, что все это – человеческие органы. Но что они делали в морозильном шкафу?

Вывод мог быть только один: антиквар был каннибалом. И потреблял в пищу человеческое мясо. Час от часу не легче! Впрочем, чего можно ожидать от дьяволопоклонников?

Тут Андре заметил задрапированную темно-синей тканью дверь. Она, как и все предыдущие, была закрыта на ключ, но ему, опытному вору, не представляло труда вскрыть ее. За створкой обнаружилась лестница, ступени которой уводили куда-то вниз, в подземелье.

Андре спустился и оказался в большом помещении, выложенном каменными плитами. И вдруг его пронзило воспоминание – он здесь уже был! Много-много лет назад! Он не мог помнить этого, но, удивительное дело, помнил!

И тогда в голову ему пришла страшная мысль. Именно здесь принесли в жертву его родителей. Именно здесь они были умерщвлены. Именно здесь его самого намеревались принести в жертву дьяволу.

Андре подошел к каменному алтарю и увидел, что тот покрыт бурыми пятнами. Молодой человек не сомневался, что это засохшая кровь. Сколько же человек были здесь умерщвлены? Наверно, десятки, если не сотни.

К помещению примыкала комнатка, и в ней Андре совершил ужасное открытие: там на стене висел окровавленный передник мясника, на металлическом столике покоились хирургические инструменты, а на столе находился обезглавленный и расчлененный труп юноши. Наверняка того самого, который вошел в салон на глазах Андре, но так и не вышел из него. Действительно, антиквар убил его. И голова несчастного, а также его внутренние органы покоились теперь в морозильном шкафу.

Андре вылетел из комнатки, чувствуя, что на него накатывает волна тошноты. Неужели он тоже такой? Неужели и у него имеются задатки серийного убийцы, служителя сил тьмы?

Молодой человек быстро поднялся из подвала наверх. Он как раз упаковывал в рюкзак ноутбук, когда послышалось треньканье дверного колокольчика. Осторожно заглянув в салон, Андре увидел антиквара. Тот как раз запирал дверь, а потом поставил в угол большой черный зонтик, с которого стекала вода.

Андре усмехнулся. Ну что же, антиквар явился в самый подходящий момент. Потому что у него накопилось очень много вопросов, и требовались ответы на них. И человек-крыса даст ему их!

Специалист по оккультным предметам тем временем покинул салон и двинулся к своему кабинету. Андре уже успел покинуть его, заперев, и притаиться в смежном помещении. Антиквар извлек ключ, вставил его в замочную скважину и зашел внутрь. До Андре донеслись покашливание, а затем звук отпираемой подвальной двери. Выждав несколько мгновений, молодой человек последовал за антикваром. Снова оказавшись в подвале, он увидел, как тот зашел в комнатку, где лежал труп.

Антиквар повязал окровавленный передник, натянул резиновые перчатки, нацепил на лицо пластиковые очки и взял со стального столика циркулярную пилу. Склонившись над выпотрошенным телом, он произнес:

– Ну-с, продолжим вскрытие! Потому что самое вкусное я еще не извлек!

Человек-крыса включил пилу и склонился над телом. Раздался мерзкий звук – пила вошла в кость. Андре это было на руку – «хирург» не слышал посторонних звуков, удалось подкрасться к нему вплотную и выдернуть пилу из розетки. Антиквар чертыхнулся и повернулся.

Андре повалил его на пол и ударил по лицу. А затем облил святой водой. Крысеныш издал мычание, его глаза сверкнули красным, но после следующего удара отключился. Усадив на стул, стоявший в углу комнаты, Андре привязал к нему пленника, а затем снова оросил святой водой.

Практически сразу тот пришел в себя. Лицо его исказилось. Злобно взглянув на Андре, он прошипел:

– Гаденыш, я так и знал, что мы еще встретимся! Я ведь с самого начала не поверил, что ты погиб. И что именно твое тело прибило волнами к итальянскому берегу. Уж слишком много совпадений!

Андре приблизился и холодно произнес:

– Вы ответите на все мои вопросы, и тогда, не исключено, я вас отпущу.

– Ни на какие твои вопросы я отвечать не буду! – захохотал человек-крыса. – Потому что ты не понимаешь, сосунок, во что ввязался! Ты заранее обречен на поражение!

– Ну, это мы еще посмотрим! – усмехнулся молодой человек и опять брызнул антиквару в лицо святой водой.

Странно, но ничего не произошло. Тот с улыбкой взирал на Андре.

– Что, думаешь взять меня при помощи таких детских игрушек? Не получится! Потому что святая вода опасна только для начинающих версиплей. Если бы ты знал, сколько мне уже лет, ты бы ужаснулся. А мы чем старше, тем сильнее!

Андре ударил его в грудь со словами:

– Не думайте, что я испугаюсь. Вы скажете мне все, что требуется. И если на вас не действует святая вода, то имеется нечто иное, чем можно развязать вам язык. У нас много, очень много времени! И, если что, у меня имеются методы воздействия!

Андре подхватил циркулярную пилу, вставил вилку в сеть и включил. А затем поднес вращающийся диск к лицу антиквара. Тот дернулся в страхе и заверещал:

– Все скажу, все скажу! Только оставьте меня в покое!

Андре выключил пилу и положил ее на стол. Он не собирался пытать антиквара, однако требовалось, чтобы тот не сомневался в его решимости применить пытки. Иначе ведь не сообщит нужную информацию.

– Я хочу знать, кто стоит за похищением черной библии. И не пытайтесь уверить меня, что вы не в курсе. Я прекрасно знаю, что это не так. Ну, называйте имя своего клиента!

Но вместо того, чтобы ответить на вопрос, антиквар вдруг закатил глаза и обмяк на стуле. Андре подошел и дал ему пощечину.

– Не разыгрывайте спектакль! Все равно я вам не поверю!

Но это не произвело ни малейшего эффекта. Андре встревожился – а что, если у крысеныша действительно инфаркт или инсульт? Тогда он потерял чрезвычайно ценного информатора!

Молодой человек склонился над телом, пытаясь нащупать пульс. Но пульса не было! Андре стал судорожно соображать, что же предпринять. Попытаться реанимировать антиквара? Или вызвать медиков и привести их прямо в подвал, где на столе лежит расчлененный труп? А как объяснить свое собственное здесь присутствие?

Пока он раздумывал, как поступить, пленник вдруг открыл глаза – красные, светящиеся. Нет, не налитые кровью, а как будто полыхавшие огнем. Что сказал об этом профессор? В них отсвет адского пламени? Андре отшатнулся.

А лицо антиквара стало трансформироваться, превращаясь в рожу монстра. Глаза вдруг удлинились, став похожими на кошачьи. Нос загнулся крючком, на лбу и щеках возникли бугры и язвы. Губы растянулись, и во рту возникли длинные желтые клыки. Сейчас это был уже не человек, а демон. Вернее, версипль – помесь человека и демона.

– Рад приветствовать тебя, сын мой! – произнес монстр странным свистящим голосом.

Андре вздрогнул, пытаясь нащупать рукой циркулярную пилу.

– Ты задаешься вопросом, отчего я именую тебя «сын мой»? – продолжил версипль. – Потому что тело существа, которого ты видишь, принадлежит мне. Как и его душа. А я – твой отец!

Андре вдруг сообразил, с ним говорит не антиквар, и даже не его демоническая сущность, а хозяин версипля, полиморф. Тот, кто в просторечье именуется дьяволом.

– Но хоть ты и мой сын, хотя бы частично, я очень не люблю, когда кто-то пытается противиться моей воле и нарушает мои планы, – просипел «антиквар». – Поэтому мне придется убить тебя, сын мой. Кстати, ведь и ты хочешь убить меня, да? Но я намного сильнее! Доказать?

С этими словами антиквар, превратившийся в версипля, с легкостью поднялся со стула, разорвав удерживавшие его путы и разломав сам стул. Андре включил циркулярную пилу. Монстр, чьи глаза пылали, как два угля, двинулся на него.

Андре выставил вперед вращающийся диск, взмахнул пилой и отсек версиплю кисть левой руки. Но на того это не произвело ни малейшего впечатления. Вместо крови из раны вытекла белесая жидкость.

– Убедился, что я непобедим? – прохрипел версипль и другой рукой схватил Андре за горло.

Хватка у него была стальная. Молодой человек, далеко не слабак, не мог с ней справиться. Циркулярная пила вдруг перестала работать и выпала из его рук.

Последним усилием Андре нащупал какой-то инструмент, лежавший на столике, – это оказался странный, изогнутой формы скальпель – и всадил его в шею противника. Версипль отпустил его, и он, кашляя, бросился прочь.

Андре взлетел по лестнице наверх и захлопнул дверь. Несколькими секундами позже раздались дробные удары, причем такие сильные, что дверь деформировалась. Треща и выгибаясь, она грозила вот-вот слететь с петель!

Андре быстро задвинул засов, с великим сожалением отметив, что он сделан из серебра. А серебро – чрезвычайно непрочный металл!

Однако удары вдруг прекратились. И за створкой воцарилась тишина. А потом послышался рыкающий голос версипля:

– От меня тебе не уйти! Я сожру тебя заживо, сын мой! И плоть сына вернется к плоти отца! Кстати, твои родители сейчас находятся в моей власти. Как и старый профессор, жалкий предатель. И они страдают, очень страдают!

Из-за двери послышался слабый голос покойного профессора:

– Андре, сын мой, мне так больно! Спаси меня!

А вслед за тем раздался женский голос, который тотчас всколыхнул у Андре стародавние воспоминания. Это был голос его матери. Она говорила по-русски:

– Андрюша, спаси меня и папу! Пожалуйста! Иначе мы пропадем!

Повинуясь внезапному порыву, Андре отодвинул засов. Он должен спасти профессора и родителей! Но тут же понял, что все это было уловкой, потому что дверь снова стала содрогаться от ударов со стороны подвала. А потом просто сорвалась с петель и отлетела в сторону.

На пороге стоял версипль. За прошедшие несколько минут он успел окончательно видоизмениться и походил теперь на монстра из фильма ужасов. Скальпель по-прежнему торчал у него из горла, а вот отсеченная лапа вновь выросла. Глаза версипля лучились красным, из пасти стекала слюна, желтые клыки клацали. Он протянул по направлению к Андре медвежью лапу.

– Как же легко вас обмануть, людишки! Стоит только жалобно завыть, изобразив голоса ваших родных и близких, и вы уже готовы продаться с потрохами повелителю зла, то есть мне!

Монстр бросился на Андре. Молодой человек увернулся, ринулся в салон, торопясь к выходу. Но вдруг произошло неожиданное – стрекоча, на окна и дверь стали опускаться стальные жалюзи. Пусть был отрезан! Теперь выбраться из антикварного салона, в котором он оказался один на один с версиплем, было невозможно.

Андре вспомнил о черном ходе. И тут внезапно погас свет. Все погрузилось в кромешную тьму. Версипль не двигался, выжидал. Молодой человек потихоньку, осторожно, стараясь производить как можно меньше шума, направился к запасному выходу. Он должен приложить все усилия, чтобы спастись! И ведь, почти наугад, дошел. Повернул торчавший в замке ключ, одним рывком распахнул створку – и увидел на пороге версипля. На улице бушевала буря.

– Ты уже покидаешь нас? Как же так, сын мой! Игра только начинается! Кроме того, я очень голоден! Очень! – взревел версипль и ринулся на Андре.

Молодому человеку удалось увернуться, однако монстр сшиб его лапой, повалил на пол и навис над ним. Из его пасти капала кровавая слюна, а глаза сверкали адским пламенем.

Неожиданно Андре нащупал в кармане джинсов пузырек – тот самый, с серебряной цепочкой, что дали ему сердобольные монахини. И пусть святая вода на версипля не действует, надо же было что-то предпринять!

Он запихнул пузырек в пасть версипля, и тот вдруг завыл, завертелся на месте. Вскочив на ноги, Андре бросился назад в салон, схватил стоявшее в углу старинное копье и засадил его врагу в живот, пригвоздив его к стене.

Из раны потекла белесая жидкость, а через минуту монстр стал принимать человеческое обличье. И вот перед Андре снова возник антиквар – изо рта свешивалась серебряная цепочка, из шеи торчал скальпель, а живот был пробурен копьем.

Осторожно приблизившись к неподвижному телу, Андре убедился, что тот, вне всяких сомнений, мертв. А затем вынул изо рта трупа пузырек – он не хотел оставлять вещицу, ставшую талисманом, который дважды спас ему жизнь, в логове версипля. Потом молодой человек вернулся в кабинет антиквара, забрал свой рюкзак, в котором покоился ноутбук, и направился к черному ходу.

Он уже открывал дверь, когда услышал позади легкий шум. Обернулся и обнаружил, что антиквар больше не пригвожден к стене копьем – оно валялось на полу, а вот сам антиквар исчез. Но спустя мгновение раздался знакомый рев, и из коридора на Андре ринулся версипль в своем демоническом обличье. Защищаться было нечем, он нанес ему удар кулаком прямо по морде… Удивительно, но чудовище, жалобно заскулив, отскочило в сторону. На его морде образовалась глубокая рана.

Андре не мог поверить, что так легко справился с монстром. И только потом заметил, что в руке у него был зажат флакон. Значит, святая вода все же действует? Но ведь он сам убедился, что это не так. Но тогда что заставило версипля отступить? Синее стекло? Вряд ли.

Взгляд Андре упал на цепочку. Ну конечно же, серебро! Средство против оборотней и, как оказалось, от версиплей, которые были не чем иным, как своего рода оборотнями, помесью человека и демона. Этим объяснялось и то, что в Венеции монахиням удалось отпугнуть целую стаю версиплей, напавших на него. А серебряный засов на двери подвала антиквар, видимо, установил на всякий случай: если силы зла вдруг выйдут из-под контроля, он всегда мог запереть их внизу.

Прекратив выть, версипль клацнул клыками, и Андре понял: он пришел в себя. Ну да, тонкая серебряная цепочка не могла надолго остановить его. И тут Андре вспомнил – во всем антикварном салоне он не видел ни одной серебряной вещи.

Урча, версипль ринулся на молодого человека, но тот снова нанес ему удар кулаком, в котором был зажат флакон с серебряной цепочкой. Монстр, скуля, отлетел в сторону. Андре же бросился к двери подвала. Ему требовался серебряный засов!

Только как же оторвать его, если он крепко-накрепко приделан к двери, валявшейся сейчас на полу? Андре принялся с остервенением наносить ногой удары по створке, стараясь все же завладеть засовом. Наконец с одной стороны крепление поддалось.

Появился версипль. Вид его был ужасен. Изогнувшись, зверь прыгнул на Андре, и тот понял: если эта туша упадет на него, то его уже ничто не спасет. Может, он и убьет версипля, но тот раньше убьет его самого.

Все произошло за долю секунды. Флакон, соскользнув с запястья Андре, скатился на валявшуюся на полу дверь, последняя капля святой воды оросила засов – и молодому человеку удалось оторвать его. В то же мгновение Андре воздел засов к потолку, откуда на него с рычанием пикировал версипль. И серебряная планка, как лезвие ножа, прошила грудную клетку монстра, который продолжал падать на Андре. Но процесс обратного превращения начался в тот момент, когда серебро соприкоснулось со шкурой версипля, на молодого человека брякнулось уже бездыханное тело антиквара. Андре отшвырнул его. Затем подскочил ближе, желая, если что, нанести еще один удар серебряным засовом.

Но опасения были излишни. Прямо на глазах труп рассыпался в прах, слои кожи и мяса, шкворча, словно под воздействием высокой температуры, спадали на пол. А сам засов расплавился, образовав серебристую лужицу. И эта металлическая масса стала обволакивать останки антиквара.

Спустя пару минут все было завершено. Серебро поглотило все то, что осталось от тела. Специалист по оккультным раритетам бесследно исчез, на полу теперь лежала затвердевшая серебряная клякса.

Конечно, было немного жаль, что важный информатор сгинул, но Андре не стал особенно горевать по этому поводу. Он подхватил рюкзак с ноутбуком и покинул антикварный салон через запасной выход. Наверняка тут везде остались отпечатки его пальцев, однако ведь он и так уже числился в убийцах профессора…

Над Цюрихом бушевала настоящая буря. Андре вернулся в пансион, расплатился и тотчас съехал. Его путь лежал в Амстердам – там у него имелось убежище, которым он пока не пользовался. Оно было заготовлено на тот случай, если будет находиться в бегах и речь пойдет буквально о жизни и смерти.

Только прибыв в Голландию, молодой человек осознал, в какой незавидной ситуации оказался. До сих пор происходящее представлялось ему, несмотря на всю свою реальность, чем-то фантастическим. И как будто вовсе не он был главным героем кошмарных, небывалых событий, против своей воли вовлеченный в их эпицентр. Оказавшись же в амстердамском убежище – это была баржа, пришвартованная к берегу канала в районе Амстель, – Андре вдруг понял: все, что с ним произошло, имело место в действительности!

Профессор был убит странными личностями, поклонявшимися Сатане и звавшимися версиплями. Сам Андре являлся ребенком дьявола, хотя бы и частично. Его родители пали жертвой черных сил. И он лично приложил все усилия для того, чтобы сатанисты завладели черной библией, которая была и не книгой вовсе, а колодцем в параллельный мир, вернее даже, туда, что принято именовать адом.

Было отчего испугаться до смерти! Но дело заключалось в ином – бойся или не бойся, но все равно он уже находится на прицеле пособников полиморфа. Даже если сбежать на край света, сатанисты все равно его вычислят. Не помогут ни его капиталы, ни фальшивые паспорта, ни знания в области криминала.

Значит, оставалось одно: нанести удар первым, а не ждать, пока его настигнет месть этих самых версиплей. Те-то наверняка жаждут рассчитаться с ним за двух своих сотоварищей, убитых им в Венеции, и, конечно же, за одного из своих главарей – антиквара из Цюриха.

Ему требовалась информация. И Андре был уверен, что получит ее с жесткого диска ноутбука человека-крысы. Потому что неспроста версипли открыли сезон охоты за черной библией. Причем, похоже, им требовалась не одна сатанинская книга, а все три. Но с какой целью? Этого профессор ему сказать так и не успел. Но за всем происходящим явно скрывается что-то зловещее и кровавое.

Андре пришлось потратить почти два дня на то, чтобы взломать ноутбук антиквара – тот был отлично защищен. Но его старания были вознаграждены. Там нашлось много чего. К примеру, информация о том, что Генрих Гиммлер, оказавшись в руках американцев, вовсе не покончил с собой, а был убит при помощи серебряных пуль – рейхсфюрер СС, оказывается, был версиплем. Имелись и списки современных версиплей во многих европейских и азиатских странах, а также в Северной и Южной Америке. Некоторые из них сейчас богатые бизнесмены или могущественные политики, а пара-тройка и вовсе известны всему миру. И они являлись сатанистами, потребляли «слезы луны», являющиеся в действительности отходами жизнедеятельности рогатого полиморфа, приносили в жертву людей, в первую очередь младенцев, соблюдали каннибальскую диету, поглощая человеческое мясо.

Нашлись в ноутбуке и описания мерзких ритуалов, а также фотографии, на которых были запечатлены черные мессы, сопровождавшиеся массовыми убийствами и диким развратом.

Первым порывом Андре было передать эти данные правоохранительным органам, возможно, в Интерпол. Однако в списках антиквара он обнаружил имена и представителей силовых структур. Например, вице-президента того самого Интерпола. Как, впрочем, и ряда высокопоставленных чиновников спецслужб многих государств мира.

И ведь наверняка у человека-крысы не полный список! Андре не сомневался: у версиплей везде свои люди. Так что своим обращением в полицию он только навлечет на себя подозрения, а его и так разыскивают за убийство профессора.

Наконец ему удалось найти в ноутбуке и то, что имело отношение к яхте «Moondrop». Эта информация находилась в отдельной, защищенной дополнительным паролем, папке. И называлась она «Русские дела».

Ознакомившись с содержанием документов, Андре понял: ему нужно как можно быстрее попасть в Россию. Благо по-русски он говорит без акцента. Значит, в том, что его мать была русской, тоже знак судьбы!
Из дневниковых записей княжны Елены Вечорской

«И в этот момент меня схватила мускулистая рука – это был отец! Он взмахнул турецкой саблей и полоснул ею по щупальцу. Раздался жуткий вой. Зато давление на мою грудную клетку исчезло, и батюшка с легкостью извлек меня из колодца. Тяжело дыша, я упала на пол.

Но тут из колодца вынырнула огромная рачья клешня. Батюшка снова не растерялся, поднял лежавший рядом арбалет и выстрелил. Сверкнули серебряные стрелы, и клешня исчезла. Послышался еще более сильный рев. Тогда отец мой быстро захлопнул книгу, застегнул застежку и швырнул сей дьявольский фолиант в сейф. А тот вдруг заходил ходуном, хотя был вмонтирован в стену! Видимо, то, что обитало внутри книги, пришло в дикую ярость!

Батюшка немедленно привел в действие особый механизм, и сейф оказался скрытым стеной, с двух сторон обитой серебряными пластинами. Вой тотчас прекратился. А затем отец обратил свое внимание на меня.

Я же, придя в себя после ужасного приключения, начала реветь. Ибо боялась я не столько монстра, чуть не утащившего меня невесть куда, сколько моего батюшку, чей гнев был поистине легендарен.

Однако отец на сей раз вовсе не стал кричать на меня, не наказал и даже не повысил голос. Убедившись, что я в целости и сохранности, если не считать нескольких порезов, ушибов и синяков, он тотчас велел мне отправиться в ванную комнату, поскольку тело мое было покрыто тонкой пленкой зеленовато-синей гадости, коей было вымазано щупальце, вынырнувшее из книги.

Я уже чувствовала легкое жжение, которое постепенно перешло в невыносимый зуд. Но несмотря на то что я долго терла кожу мочалкой, не удалось избежать многочисленных волдырей и шелушения – та гадость оказалась весьма едкой!

Я знала, что разговор по душам с батюшкой неотвратим, и пыталась оттянуть его, притворившись больной. Так прошло около недели. Наконец в моей комнате появился отец, присевший на кровать и сказавший:

– Лена, нам надо серьезно поговорить!

Сердце мое екнуло, и я, путаясь в словах и глотая внезапно хлынувшие слезы, стала просить у батюшки прощения за то, что учинила. И мой родитель, человек вообще-то не очень, вернее даже совсем не сентиментальный и уж точно не склонный к изъявлению чувств, вдруг погладил меня по голове, а потом прижал к себе.

Он позволил мне выплакаться, а потом, когда пароксизмы отчаяния немного стихли, произнес:

– Я знал, что рано или поздно мне придется провести с тобой эту беседу, Лена. Тебе одиннадцать лет, и я был уверен, что ты все еще ребенок. Однако теперь вижу, что это не так. Ты должна знать историю нашего рода!

– Но, батюшка, я знакома с историей! – перебила его я. А отец вздохнул:

– Нет, не с официальной историей князей Вечорских. О ней действительно можно прочитать в семейной хронике или в энциклопедии Брокгауза и Ефрона. Однако имеется и иная, темная, история. Видишь ли, Лена, мы – Хранители.

– Хранители чего? – спросила я, чувствуя, что в сердце вползает страх.

– Хранители черной библии. Той самой книги, которая спрятана в сейфе. И, думаю, ты уже понимаешь, почему.

И отец поведал мне все. Впрочем, в тот вечер только вкратце. А затем, на протяжении последующих пяти лет, постепенно вводил меня в курс дела. Я узнала, что один из предков нашего рода, живший в Западной Европе, принимал участие в Четвертом крестовом походе в самом начале тринадцатого века, завершившемся взятием и разграблением христианского Константинополя. В Европу тогда попало множество разнообразных сокровищ, в том числе книги. И среди них черная библия.

Она была самой ценной реликвией византийских императоров. Говорили, что именно благодаря пакту, заключенному пурпуроносцами с нечистым, Византия смогла стать достойной наследницей Западной Римской империи. И что падение Византии, в свою очередь, прямое следствие того, что тамошние властители нарушили условия договоренности.

Орден Хранителей существовал уже тогда. Собственно, он существовал с тех незапамятных времен, когда и возникли на свете три черные библии. Только в каждой стране и в каждую эпоху орден именовался по-разному.

Мне было сложно поверить в то, что дьявол существует. Но отец во время одной из бесед пояснил:

– Хрестоматийного нечистого, этакого страшненького чумазенького чертика с копытцами и свиным пятачком, персонажа повестей Николая Васильевича Гоголя, конечно же, не существует. Однако имеется зло, которое вовсе не мысли, желания и идеи, хотя в том числе и они. Зло – это энергия, зло – это материя, зло – это излучение, порождающее монстров и чудовищ…»

«У меня было много вопросов, но далеко не на все я получила ответы. Отец как-то признался, что и он, хоть и является членом ордена Хранителей уже много лет, знает отнюдь не все. А его приятель Паганель, в миру же профессор Санкт-Петербургского университета Христофор Карлович Нейгауз, был главой российского ордена Хранителей. Ведь имелись и заграничные ордены тоже.

Мне открылось, кто такие версипли и что демоны – вовсе не выдумка. Что существуют также и вампиры, не имеющие, однако, отношения к романтическому образу, созданному британскими и французскими романистами. Зло было вполне конкретно, но в то же время трудноуловимо. И непобедимо.

– Запомни, Лена, – говорил мне отец, – черные библии в действительности – вход в его мир. В мир того, кого мы именуем полиморфом. Ибо у него нет определенной формы, он может превращаться во что угодно. Но это и есть его ахиллесова пята, поэтому что он – не свет солнца, он всего лишь бледное отражение, что крадет луна у дневного светила. Черные библии позволяют установить непосредственный контакт с полиморфом. И заключить с ним пакт. Но, чтобы сделать это, требуется собрать одновременно все три. Лишь несколько раз в истории человечества имел место сей ужасный союз. Можно, конечно, заключить пакт, обладая двумя и даже одной черной библией, но нет гарантии, что желаемое осуществится. Поэтому сатанисты охотятся за черными библиями и время от времени похищают то одну, то другую. Однако потом Хранители отбирают у них эти проклятые книги. Третья же хранится у нас в поместье, о чем известно всего нескольким посвященным. Правда, по миру ходят разные слухи, поэтому ко мне наведываются иногда преступные личности, желающие, чтобы я вывел их на след третьей черной библии…»

«Началась война, которой суждено было стать предтечей другой, гораздо более кровавой и масштабной. Отец знал, в чем заключается истинная причина сего побоища: черная библия опять сделала свое черное дело! Потому что один экземпляр снова был украден, и сатанисты заключили пакт с полиморфом. Это и привело к выстрелу в Сараево.

Я стала секретарем и помощницей отца, потому что физически он очень быстро сдавал. Батюшка стал хуже видеть, передвигался с трудом, и я не могла отделаться от мысли, что его подтачивает какая-то ужасная тайна.

Как-то, летним вечером 1916 года, отец сообщил мне то, что грызло и снедало его душу.

– Ты должна знать, Лена, что именно кроется за тайной твоего появления на свет, – начал он трудный разговор. – Твоя матушка… Твоя матушка несла в себе его кровь.

– Чью, батюшка? – не поняла я. И отец пояснил:

– Его, полиморфа! И если бы только это… Твоя мать выносила двух детей – тебя и ребенка самого Сатаны. При рождении твой брат, отпрыск врага рода человеческого, был изъят, сатанисты занялись его воспитанием. А тебя они намеревались убить, но я помешал им. Однако моя супруга и твоя матушка…

Отец закрыл лицо руками и зарыдал. Я никогда еще не видела его плачущим! Меня не столько поразила весть о том, что в моих жилах течет кровь полиморфа, сколько то, что у меня имеется брат.

– И сатанисты убили матушку? – спросила я, полная участия и жалости к отцу.

Тот оторвал от заплаканного лица руки.

– Нет, Лена, это сделал я. Потому что… потому что она была на их стороне. Как выяснилось, моя супруга меня не любила, а ее миссия заключалась в том, чтобы выведать у меня, где хранится третья черная библия. А после ей надлежало умертвить меня. Но я опередил ее! Да, такова судьба всех Хранителей – счастье нам не суждено. Ибо на нас всех лежит вековечное проклятие.

Сия весть буквально сшибла меня с ног. Моя матушка была убита моим отцом! Я никак не могла поверить в это, но в итоге мне пришлось смириться с ужасной правдой…»

«А через несколько недель, в первые дни осени того года, к нам в поместье нагрянули незваные гости. День был ненастный, с самого утра моросило, небо заволокли тяжелые свинцовые тучи.

Выглянув в окно, я заметила вереницу автомобилей, остановившихся у крыльца нашего дома. Вначале я подумала, что прибыли столичные сановные родственники, но из первого автомобиля появился незнакомый мне военный, облаченный в блистательную форму с множеством орденов.

Я встретила гостей в холле – делегация была более чем странная. Она состояла из нескольких генералов, богато и изящно одетых дам, чьи лица, увенчанные огромными широкополыми шляпами, были скрыты густейшими вуалями, а также пузатого православного епископа в черной рясе, на животе которого посверкивала массивная бриллиантовая панагия.

Не представляясь, сии гости заявили, что желают видеть моего отца. Я доложила родителю о приезде неведомой делегации, и батюшка, нахмурившись, сказал:

– Попроси их пройти в залу. Сама тоже останься.

Дамы и господа проследовали в залу, но не спешили опускаться на диван и кресла. Слово взял епископ, произведший на меня крайне отталкивающее впечатление. Уж слишком гладко он говорил, уж слишком воровато бегали его глазки.

Пересыпая речь старославянскими выражениями, сановный священник вещал достаточно долго, не менее, наверное, получаса, и вся его речь сводилась к тому, что одно чрезвычайно влиятельное лицо желает, чтобы отец оказал ему услугу.

– Пусть это лицо само посетит меня. Негоже присылать парламентеров! – заявил отец, который, похоже, знал, кто имеется в виду.

Епископ посмотрел на военных, и те ретировались. В окно я видела, как они подошли к самому длинному черному автомобилю и чуть ли не с поклонами распахнули дверцу.

Новый гость появился в зале несколькими минутами позже. Едва он вошел, столичные дамы присели и бросились, едва ли не на карачках, лобызать его руку.

Посетитель был среднего роста, его странноватой формы лицо украшала длинная черная борода, но самыми запоминающимися были глубоко посаженные, пугающие глаза. Одет он был по-мужицки, однако сразу становилось ясно, что рубашка на нем из дорогой ткани, а сапоги высшего качества.

Зыркнув в мою сторону, гость грубо отпихнул дам, пытавшихся поцеловать его руку, и, поскрипывая сапогами, подошел к отцу.

– Слышал я, князь, что ты знаешь, где черная библия хранится. Так скажи мне, я тебя озолочу! – произнес он низким голосом.

Батюшка, привстав из кресла, холодно обронил:

– Сударь, неведомо мне, чтобы мы были с вами на «ты»! Соизвольте представиться!

Военные заволновались, дамы ахнули, но епископ властным жестом призвал их к порядку.

Чернобородый посетитель, снова стрельнув глазами в мою сторону, промямлил:

– Распутин моё фамилиё. А кличут – Григорием Ефимычем.

О Распутине, сибирском временщике в Зимнем дворце, слухи доходили и до нашего провинциального городка. Я не без интереса посмотрела на мужика, который, по рассказам, вертел императорской семьей, как хотел. Но весь вопрос заключался в другом – кто вертел самим Распутиным?

– Я ждал вас, господин Распутин! – заявил отец, разглядывая гостя с выражением небывалой гадливости на лице. – Потому что мне известно о том, что вы ищете. Но, увы, помочь вам никак не могу.

Распутин, потоптавшись, запустил пальцы с траурной каймой под ногтями в бороду и кашлянул.

– Ты, князь, того, не лезь в бутылку-то. Ведь я хочу по-мирному договориться. Только закладная на твой дом и все твои векселя принадлежат моим хорошим знакомцам. И если ты навстречу нам не пойдешь, то уж тогда придется по-плохому!

Затем странный мужик, плотоядно усмехнувшись, ткнул длинным костлявым пальцем в меня:

– У тебя ведь и дочурка имеется, шестнадцать весен ей. Самый сок! Люблю я таких!

Лицо моего родителя покраснело, он отчеканил:

– Немедленно покиньте мой дом! Прочь!

Распутин осклабился, демонстрируя кариесные зубы, а потом… потом опустился в кресло, развалился в нем, как приказчик в кабаке, положил ноги на стол.

– Строптивый ты, князь, однако! Но я знаю, что черная библия у тебя. А она нам нужна!

– Вам, то есть вашим друзьям и покровителям версиплям? – уточнил отец.

Распутин усмехнулся.

– Князь, не бузи, все равно мы, пока своего не получим, отсюда не уйдем. Черная библия нам для блага Отчизны требуется, войну надобно выиграть. А то папка уже сам не свой стал!

Сопровождавшие Распутина лица издали верноподданническое аханье, и Григорий Ефимович хвастливо пояснил:

– А папкой, ты ведаешь, князь, кого я кличу? Государя императора! Это его приказ – отобрать у тебя черную библию. Так что не вешай лапшу нам на уши, мы догадались, что она у тебя.

Военные выступили вперед, один из них извлек саблю, другой маузер. Отец горестно качнул головой.

– Господа, вы же русские офицеры. Дворяне. Белая кость. Хотя, судя по всему, вы всего лишь марионетки этой марионетки!

Распутин кивнул в мою сторону, и один из военных подошел ко мне, грубо схватил меня за локоть и толкнул своему патрону под ноги. Распутин нагнулся ко мне и, дыша в лицо чесноком и потом, заявил:

– Или, князь, мы возьмем с собой твою дочурку. И я лично с ней в баньку схожу.

Все, в том числе и женщины, подобострастно засмеялись. Сцена была унизительная и отвратительная.

Отец опустил голову и сказал:

– Хорошо, я отдам вам книгу. Но взамен вы оставите меня и мою дочь в покое!

– Папа, не смей… – начала я и осеклась. Потому что глаза Распутина вдруг сверкнули красным, и я поняла – субъект, который слыл святым старцем, был в действительности версиплем! Его морда вдруг вытянулась, а зубы, превращаясь в клыки, клацнули. Длилось это всего пару мгновений, а потом все вернулось на круги своя. Передо мной снова была постная физиономия русского мужика.

– Княжна, не мешай своему батюшке! – рявкнул Распутин. – А не то я за себя не ручаюсь!

Его свита снова загоготала.

Один из военных отправился с отцом прочь из зала. Пока мы ждали их возвращения, одна из дам уселась на колени к «святому старцу», и тот, никого и ничего не стесняясь, принялся откровенно тискать ее.

Отец и его конвоир вернулись через несколько минут, батюшка нес в руках большой черный ящик. Завидев это, Распутин отпихнул даму, вскочил с кресла и кинулся к ящику. Отец жестом остановил его.

– Вы не оставляете мне иного выбора! – воскликнул он и распахнул крышку ящика. А потом взглянул на меня: – Лена, помоги!

Я приблизилась к отцу и увидела, что в ящике лежат арбалет и револьвер, заряженный, как мне было известно, особыми, серебряными пулями. Стрельбе меня батюшка тоже обучал. Он схватил арбалет, я револьвер, и мы открыли огонь по нашим дьявольским гостям.

Стрела с серебряным оперением угодила Распутину прямо в грудь, и тот завыл, принялся вращаться на месте волчком, от «святого старца» повалил дым. Мне же удалось сбить выстрелом шляпу с одной из светских дам – под вуалью оказалась страшная старая ведьма, чьи глаза сверкали красным.

Собравшиеся с гиканьем и визгом ринулись на нас. И у них у всех были красные глаза! Они все были служителями полиморфа! Все питались человеческим мясом и потребляли «слезы луны»! Даже православный епископ в рясе, и тот был нежитью!

Причем версипли были такие сильные, что их не могли остановить ни серебряные стрелы, ни серебряные пули. Поэтому батюшка рванул потайной рычаг, укрепленный под письменным столом, – и тотчас с потолка полилась вода. Только вода не простая, а с огромным содержанием оксида серебра.

Тотчас раздались дикие крики. Версипли, заюлив, бросились прочь из нашего дома. Распутин же, полностью превратившись в монстра, вырвал из груди стрелу, сверкнул красными глазами, щелкнул клыками и просипел:

– Ничего, это только начало! Ты отдашь нам черную библию, князюшка, отдашь!

Батюшка снова выстрелил в него из арбалета, но промахнулся, и временщик ретировался. Во дворе запыхтели автомобили и, оглашая окрестности звуками клаксонов, полетели прочь.

Батюшка повернул рычаг, и вода перестала литься. А затем, взглянув на меня, произнес:

– Плохи дела, Лена! Версипли в курсе того, что я являюсь Хранителем черной библии. А это значит, что в покое они нас не оставят.

Посему мы тотчас принялись за работу. Надо было укрепить все окна дома при помощи особых серебряных пластин. Помимо того батюшка загорелся идеей огородить территорию поместья посеребренной проволокой – тогда ни один версипль не мог бы пробраться внутрь…»

«Последующие дни и даже ночи мы были очень заняты. Более всего мы опасались, что Распутин и его банда снова заявятся к нам, однако этого, как ни странно, не произошло. Когда работа была завершена и мы оказались в относительной безопасности, батюшка с удовлетворением заявил:

– А твари-то оказались трусливыми, Лена! Думаю, мы их проучили!

Каким же ошибочным оказалось его мнение! Потому что вскоре до нас донеслась весть: в городке, около которого располагалось наше имение, происходит нечто ужасное. Там стали находить одного за другим местных жителей – мертвых, растерзанных, со вспоротыми животами и оторванными головами. Потянулись слухи, что людей убивают немецкие шпионы, желающие дестабилизировать ситуацию в российской провинции.

Батюшка, прослышав о бесчинствах, съездил в город и вернулся мрачнее грозовой тучи. Он вызвал меня к себе в кабинет и сказал:

– Мертвецы – дело рук версиплей. Они уничтожают мирных жителей, и это, несомненно, часть какого-то их плана.

А вслед за тем мы получили письмо – в черном конверте. На белом листе красными чернилами – кровью! – был выведен ультиматум. Версипли грозили убивать людей и дальше, обещая, однако, остановить сей кошмар в том случае, если батюшка отдаст им черную библию.

– Поддаваться на их требования никак нельзя, – заметил сумрачно отец. – Потому что версипли – искусные лжецы и ни за что не будут соблюдать свое собственное обещание.

– Но мы не можем бросить людей на произвол судьбы! – воскликнула я в волнении. – Батюшка, мы должны им помочь!

– Именно поэтому я уже телеграфировал в Петроград, – сообщил отец. – И Христофор Карлович вместе со своими людьми уже на пути к нам. Среди них имеются обученные охотники, чьей специализацией являются версипли. Они в два счета обнаружат логово монстров и обезвредят их!

Но меня занимало другое:

– Батюшка, но если временщик Распутин – версипль, то, выходит, и его тайные покровители, несомненно, тоже…

Я в ужасе замолчала, а отец завершил мою мысль:

– Да, Лена, это значит, что именно версипли безраздельно властвуют сейчас над нашей бедной страной.

– Неужели и государь император… – начала я. Но отец качнул головой:

– Нет, не думаю, что и царь является версиплем. Однако многие из его ближайшего окружения, как теперь ясно, служат полиморфу. Цель у них одна – установить власть тьмы над Российской империей. И, боюсь, им это почти удалось. Однако не стоит забывать, что Распутин – мелкий монстр. За ним стоят другие, древние и абсолютно беспринципные версипли. И намерения у них просто ужасные. Поэтому заразу надо искоренить как можно быстрее!

Массовые убийства в городке тем временем продолжались, причем происходили они уже посреди белого дня. Местное население было напугано до крайности, и уже первые жители бежали в страхе прочь. Посеять панику и ввергнуть людей в пучину ужаса – вот чего добивались версипли».

«Наконец к нам прибыл Христофор Карлович. И не один, а с командой из десяти человек, опытных охотников. Признаюсь, что мне было крайне интересно стать участницей этого действа, и я, втайне от батюшки, упросила Паганеля взять меня на охоту.

Узнав о том, что я отправляюсь на сие мероприятие, батюшка, к моему удивлению, не стал протестовать. Поцеловав меня в лоб и перекрестив, он торжественно сказал:

– Лена, вот ты и стала взрослой. Мне уже не так долго осталось, но ты станешь великолепной наследницей моего дела. И Хранительницей черной библии.

Я зарделась от удовольствия – отец чрезвычайно редко снисходил до похвалы.

Команда Паганеля состояла из восьми мужчин и двух женщин. Все они были молодые, но суровые, неразговорчивые. С собой охотники привезли ящики с амуницией. Патроны были не обычные, а серебряные. Имелись и арбалеты, и даже пулемет, опять же выплевывающий в противника серебряные пули.

И вот под вечер мы отправились на военную операцию. Как удалось узнать, версипли облюбовали в качестве пристанища старинное кладбище. Я все гадала, задержался ли Распутин в нашей провинции, однако Христофор Карлович пояснил:

– Нет, эта тварь давно вернулась в столицу. Однако не долго ему осталось коптить землю, в ближайшее время он будет ликвидирован.

– Но для какой цели ему понадобилась черная библия? – спросила я. – Что именно он хочет сделать? Заключить пакт с полиморфом?

– Дело еще хуже! – ответил Паганель. – Распутин и те, кто ему покровительствует, мечтают, чтобы наша страна стала первой территорией в мире, которую цепко держит в своих когтистых лапах полиморф. Потому-то версипли и стремятся завладеть черной библией!

Я содрогнулась от одной мысли о том, что полиморф захватит власть над Россией. И еще больше уверилась в том, что избавиться от версиплей можно только одним путем – радикальной чисткой.

Тем временем мы прибыли к кладбищу. Уже смеркалось, но темнота никого не пугала. Именно ночью версипли проявляли активность, выходили из своих убежищ, значит, поиск их облегчится.

Мне вручили револьвер, заряженный серебряными пулями, а также миниатюрный арбалет. Но Христофор Карлович решил, что я должна остаться в автомобиле около ограды кладбища. Используя весь свой дар красноречия, я пыталась убедить его, что мое место – на боле брани. Однако Паганель был непреклонен. И даже, подумав, велел забрать у меня оружие.

– Вы, княжна, являетесь будущей Хранительницей черной библии, и я не могу допустить, чтобы с вами что-то случилось, – сказал он. – Ваш батюшка мне этого никогда не простит!

Как я ни старалась, мне не удалось повлиять на него. Но все же добилась того, чтобы мне вернули револьвер.

Вместе с одной из дам я осталась около автомобилей, а охотники, возглавляемые Христофором Карловичем, двинулись на территорию кладбища. Вскоре до наших ушей донеслись вопли, завывания и стоны – военная операция началась.

Внезапно с территории кладбища в нашу сторону бросился версипль. Вид его был кошмарен – некая помесь волка, медведя и человека. Охотница выстрелила в него из арбалета, однако промахнулась, и монстр прыгнул ей на грудь, повалил на землю, впился клыками в шею. А затем, подняв к полной луне узкую морду, вымазанную кровью, отчаянно завыл.

Недолго думая я подскочила к нему и, схватив подвернувшийся под руку тяжеленный сук, огрела его по черепу. Версипль, резко повернувшись, клацнул клыками. С них стекала слюна, смешанная с кровью. Его глаза горели красным.

Он ринулся на меня с явным желанием убить, но я не растерялась и, достав револьвер, выпустила ему в грудь всю обойму. Версипль завертелся на месте, от него повалил дым, и вскоре от чудовища не осталось ничего, кроме лужицы серебра.

Я помогла несчастной охотнице, которая была серьезно ранена, перебраться в автомобиль и обработала ее раны. А вскоре вернулись наши товарищи и сообщили прекрасную новость: все версипли, затаившиеся на кладбище, уничтожены. Так мы расправились с монстрами, терроризировавшими наш городок.

Христофор Карлович и его люди отправились в Петроград той же ночью. Но до этого Паганель имел непродолжительный, но весьма важный разговор с моим батюшкой. И потом отец сказал мне, что Нейгауз переменил свое мнение относительно моей особы, признав, что из меня выйдет отличная охотница. Он даже просил отца отпустить меня в столицу, где имелась особая школа, в которой обучали технике борьбы с версиплями. Но батюшка остался непреклонным и заявил, что мое призвание совершенно иное. И он был прав: я должна была стать Хранительницей черной библии».

«Последующие несколько дней прошли в относительном спокойствии. Однако это оказалось затишьем перед бурей.

В какой-то из вечеров я уже готовилась отойти ко сну, когда услышала возбужденные голоса и громкие крики. Спешно накинув халат, я выбежала на крыльцо. И увидела огромную толпу, состоящую из крестьян окрестных деревень и жителей городка.

Они были вооружены вилами, косами и топорами, а кое-кто ружьями и пистолетами. Многие держали в руках факелы и фонари. А возглавлял процессию местный урядник. Однако был он не один, а со взводом солдат.

Я поинтересовалась, чем могу помочь. В ответ урядник грубо заявил, что желает видеть моего батюшку. И хотя я пыталась убедить его в том, что батюшка уже почивает, он и его люди прошли в дом. Крестьяне же и горожане, галдя, остановились на порядочном расстоянии от входа, явно не смея приблизиться.

А потом подкатила карета, из которой вылез господин, оказавшийся местным прокурором. Вид у него был неприступный и пренеприятный. Он тоже прошел в дом. Когда, наконец, батюшка появился в зале, прокурор указал на него, и моего отца немедленно скрутили солдаты. Я бросилась к родителю, но меня просто отпихнули в сторону.

– На каком основании? – спросил изумленный отец.

И прокурор, сунув ему под нос какую-то бумагу, скрепленную печатью, объявил:

– Ваше сиятельство, вы арестованы. Потому как имеются неопровержимые доказательства того, что именно вы стоите за массовыми убийствами, имевшими место в нашем уезде в последние дни.

Я тотчас заявила, что все это неправда. Прокурор уставился на меня и сказал, что если мне известна правда, то я обязана сообщить ее. Я посмотрела на батюшку, но тот отрицательно качнул головой. Конечно, он был прав – если бы я попыталась донести до присутствовавших истину о версиплях и полиморфе, меня бы сочли умалишенной! Поэтому мне не оставалось ничего иного, как наблюдать за арестом батюшки. Его увели со двора. На прощание отец попытался меня успокоить:

– Лена, уверяю тебя, недоразумение прояснится к утру. Я вернусь, и все будет в порядке.

И он сумел незаметно передать мне связку ключей. Я быстро спрятала ее под полой халата. У меня даже не было возможности обнять родителя и поцеловать его! Но я была уверена, что спустя несколько часов вновь увижу его. Ах, если бы я знала, что все обернется иначе…

Прокурор и его люди удалились. Меня же беспокоили крестьяне и горожане, никак не желавшие покидать территорию поместья. Решив их успокоить, я вышла на крыльцо. Но стоило мне сделать попытку приблизиться к толпе, как послышались крики:

– Ведьма, сущая ведьма! А ее папаша – служитель Сатаны!

Вперед вдруг выступил священник, и я узнала в нем того самого епископа, что посещал наш дом в свите Распутина. Он стоял ко мне лицом, да так, что никто, кроме меня, не видел, как сверкают красным его глаза. Громовым голосом служитель еретического культа провозгласил:

– Братья и сестры, верьте мне, я чую нечистую силу за версту! И она перед нами – вот эта девка и ее папаша! Папашу-то взяли под стражу, но ничего, мы с ним еще расправимся. Осталась девица. Они занимаются в своем доме ужасными вещами! Именно они убивали всех, принося несчастных христиан в жертву диаволу!

Рот епископа сложился в злорадную ухмылку, а его лицо на мгновение трансформировалось в морду монстра. Однако я не растерялась, наставила на него руку, в которой был зажат пистолет, и стала свидетельницей того, как епископ зашипел и отшатнулся. Еще бы, ведь мой пистолет был заряжен серебряными пулями!

А затем я всадила их ему в брюхо. И епископ тотчас закрутился на месте, от него повалил дым. Собравшиеся увидели его истинную личину – версипля-людоеда. Когда все было кончено, я указала на лужицу серебра и воскликнула, обращаясь к толпе:

– Ваш самонареченный предводитель сам был служителем нечистого! А мой отец ни в чем не виноват, так что оставьте нас в покое!

Мои слова потонули в криках и рыданиях. Крестьяне и горожане, только что настроенные весьма воинственно, побросали вилы и топоры и бросились бежать прочь, только пятки сверкали. Да уж, сцена уничтожения версипля произвела на них неизгладимое впечатление.

Я вернулась в дом и принялась ждать весточки от отца. Но под утро меня сморил сон, и очнулась я, лишь ощутив нестерпимый жар. Открыв глаза, я поняла, что наш дом охвачен пламенем. Снаружи доносились крики науськанных версиплями горожан, которые и подожгли поместье.

Мне удалось выбраться через окно и спрятаться в лесу. А нападавшие бесновались, радуясь тому, как сгорает семейное гнездо князей Вечорских.

Я провела в лесу весь день и вернулась на пепелище только под вечер. К тому времени от дома остались только одни головешки. Пошел дождь, который потушил пламя, однако было уже поздно: я лишилась родного очага. Сгинули и библиотека, и лаборатория отца, и коллекция картин.

Но его я заметила сразу – обугленный сейф, вмонтированный в растрескавшуюся, почерневшую от сажи стену. Причем я видела: сейф ходит ходуном – то, что было заперто в нем, явно пробудилось к жизни под воздействием жара пламени.

Я открыла сейф (ключи же были при мне!) и извлекла из него ларец, в котором находилась черная библия. Она не пострадала – уничтожить сатанинскую книгу было просто невозможно! Фолиант издавал рычащие звуки, но меня это не пугало. Я подхватила книгу и двинулась прочь.

Из одежды на мне был только замызганный, грязный халат. В город я идти не решилась, понимая, что меня растерзают, едва я там покажусь. Поэтому не оставалось ничего иного, как затаиться в лесу. Благо я набрела на заброшенную сторожку.

Измотанная кошмарными событиями, я наконец заснула. В себя пришла от громких голосов. Выглянув в оконце, я заметила прокурора и нескольких солдат. Прокурор, увидев меня, осклабился:

– Княжна, вот вы где! А мы вас уже обыскались!

Я потребовала от него помочь мне и покарать тех, кто поджег наше поместье, но прокурор заявил:

– С чего вы взяли, что это был поджог? В ваш дом ударила молния во время грозы, и он сгорел дотла. Видимо, Господь решил покарать нечестивцев!

Я пожелала узнать, что случилось с моим батюшкой, но прокурор вдруг увидел библию, которую я прижимала к груди. Глаза его вдруг вспыхнули красным, и я поняла: передо мной один из версиплей. А тот протянул к книге руку, которая на моих глазах стала превращаться в звериную лапу.

– Отдай ее мне, отдай! – прорычал монстр.

Тщетно я пыталась нащупать в кармане халата оружие, наверное, оно выскользнуло во время моего поспешного бегства из особняка. Тогда я обратилась к солдатам, требуя защиты от них. И тут заметила, что у них тоже красные глаза. Они все являлись версиплями!

Я бросилась бежать по лесу. Однако то и дело спотыкалась, да и черная библия весила не меньше полпуда, что, конечно же, не способствовало увеличению моей скорости. Поэтому вскоре версипли настигли меня и взяли в кольцо. Ко мне кинулся прокурор, вернее, то, что некогда было им. Теперь же передо мной находился злобный, покрытый шерстью монстр. Ударом лапы он отшвырнул меня к сосне и подхватил выпавшую из моих рук библию. И тотчас стал снова превращаться в человека.

– Княжна, я самолично доставлю черную библию в Петроград! Григорий Ефимович ждет ее! – заявил он и зашагал прочь. И, не оборачиваясь, приказал солдатам-монстрам: – А вы позаботьтесь о ней. Убейте княжну!

Я же кинулась бежать, а за мной понеслись четыре версипля. Силы мои были на исходе, и я чувствовала, что чудовища вот-вот настигнут меня. Внезапно передо мной возникло небольшое лесное озерцо, в центре которого виднелся крошечный, заросший ивняком островок. Я бросилась в воду и поплыла к островку.

Версипли долго искали меня, но так и не догадались заглянуть на островок. А потом, с рассветом, они просто исчезли. Я же, закутавшись в мокрый халат, уснула. В себя пришла, потому что услышала, как кто-то выкрикивает мое имя. Голос был знакомый – Христофора Карловича Нейгауза.

Паганель и его люди, прослышав о случившемся, прибыли в наш городок и обнаружили на месте усадьбы князей Вечорских остывшее пепелище. Тогда они отправились искать меня и обнаружили на островке посреди лесного озерца.

…К тому времени я уже была сильно больна, простуда вызвала воспаление легких. Неделю я находилась на грани жизни и смерти, а потом еще три недели медленно выздоравливала. Ужаснее всего было осознавать, что я прошляпила черную библию. И что теперь она находится в руках Распутина и прочих версиплей.

Только когда я окончательно выздоровела – меня перевезли в Петроград, – Христофор Карлович сообщил мне о судьбе батюшки. Хотя я и раньше, верно истолковывая его косые взгляды и обтекаемые ответы на мои вопросы, догадалась, что с батюшкой стряслась беда.

– Княжна, ваш отец умер. Он скончался как герой, вы должны гордиться им! Версипли пытали его, однако князь Вечорский не выдал им тайны нашего общества…

Паганель говорил что-то еще, я же смотрела в окно, за которым сгущались сумерки, и думала о том, что осталась на свете одна-одинешенька. Хотя нет, пронзила мой мозг ужасная мысль, у меня же имеется братец, являющийся отпрыском полиморфа!

– А что с черной библией? – спросила я. – Версипли завладели ей и наверняка уже пустили в дело?

– К счастью, пока еще нет, – ответил Нейгауз. – Однако усиленно готовятся к черной мессе, потому что им требуется соблюсти астрологические моменты. И если действо свершится, силы тьмы окончательно воцарятся в нашей стране.

Я была полна решимости и жажды мести. Поэтому потребовала от Нейгауза, чтобы он определил меня в школу, где обучали борьбе с версиплями. И Христофор Карлович, не колеблясь, выполнил мою просьбу».

«Наступила зима. И стало известно, что наш орден затевает физическое уничтожение Распутина. Старец, как выяснилось, был жив. Даже прямое попадание серебряной стрелы и нескольких пуль у нас в доме не повредили его сатанинскому здоровью!

В конце концов Распутина все же удалось заманить в ловушку и ликвидировать, на этот раз окончательно. За уничтожением временщика-версипля стоял наш орден, однако, чтобы не выдавать факт его существования, были распущены слухи, будто его убили заговорщики из числа аристократов. Однако черной библии при Распутине обнаружено не было, и выбить из него сведения о том, где она находится, тоже не удалось.

А тем временем события развивались с невероятной быстротой. Прошло всего несколько недель, и царь отрекся от престола. Из-за границы потянулись версипли, находившиеся там в изгнании. Они затуманивали простым людям головы сказками о всеобщем неравенстве и о возможности рая на земле. В действительности же они стремились к одному – к неограниченной власти. Для чего им и требовалась черная библия.

Теперь за книгой вели охоту мы, те, кто издавна боролся с приверженцами полиморфа. И я, новая Хранительница черной библии, была заинтересована в том, чтобы как можно быстрее найти, заполучить ее и спрятать от жадных лап сатанистов.

Мне пришлось принять участие в большом количестве карательных экспедиций – версиплей в Петрограде расплодилось великое множество! Потому что сатанисты, потеряв опору в лице царя, на которого воздействовал, через его окружение, Распутин, возлагали особые надежды на идеологических руководителей так называемых большевиков, которых они финансировали и, используя связи среди немецкого командования, ввезли в опломбированном вагоне в Россию.

Однако борьба была неравная: членов ордена становилось все меньше и меньше. Некоторые были убиты во время схваток с версиплями, а кто-то переметнулся на сторону врагов, полагая, что те все равно победят и настало время служить им.

Наконец свершилось то, чего все так опасались, – имел место большевистский переворот, который немедленно был объявлен великой революцией. Таковой он, конечно же, не был. И не был даже восстанием или путчем. Это была военная операция версиплей. Для нас не являлось секретом, что большевистская верхушка состояла исключительно из версиплей и главным монстром, причем вовсе не в переносном, а в самом что ни на есть прямом смысле являлся их лысый и картавый вождь – некий Ленин…»
Светлана. Москва, наши дни

– Добрый день, рада с вами познакомиться! – произнесла Светлана, подавая руку Антону Егоровичу Верещагину.

Его рукопожатие оказалось твердым, а взгляд глубоко посаженных карих глаз – оценивающим.

Затем Светлана посмотрела на молодого человека, сидевшего на стуле в странной, какой-то сгорбленной, совершенно нелепой позе. Это был единственный сын Верещагина, Егор. Светлана знала, что Верещагину-младшему двадцать два года, однако выглядел он намного моложе и походил скорее на подростка лет пятнадцати-шестнадцати с совершенно незапоминающейся внешностью. Одет он был кое-как, отчего при первом взгляде и в голову не приходило, что его отец является мультимиллионером, сделавшим свое состояние на утилизации ядерных отходов и одновременно являвшимся сенатором Совета Федерации от одного из сибирских регионов.

Светлана протянула молодому человеку руку. Тот поднял на женщину большие черные глаза, и она вдруг прониклась симпатией к Егору Верещагину, сделав для себя однозначный вывод: нет, в тех ужасах и зверствах, в которых его обвиняют, он, конечно же, не виновен. Взгляд у него был робкий, но в то же время честный, а в глазах сейчас стояли слезы. Он совсем не походил на отпрыска чрезвычайно богатого и влиятельного бизнесмена, чье состояние оценивалось чуть ли не в миллиард долларов.

В отличие от отца, рукопожатие у Егора Верещагина оказалось вялым, да и сам молодой человек никак не ассоциировался с жестоким серийным убийцей. А ведь прокуратура инкриминировала Егору Верещагину тринадцать зверских убийств!

Светлана вопросительно посмотрела на своего шефа, Альберта Георгиевича Юргенса, самого пронырливого и удачливого столичного адвоката, чьей специализацией было уголовное право. Она работала в его юридической фирме уже третий год и гордилась этим. Юргенс был лучшим! Альберт Георгиевич являлся ее кумиром. Возможно даже, что, как и все сотрудницы, она была тайно влюблена в импозантного седовласого, но подтянутого законника, который творил чудеса в суде и сумел спасти от тюрьмы множество представителей бомонда.

Неудивительно, что, после того как Егора Верещагина арестовали, предъявив ему обвинение в ритуальных убийствах, выбор его отца остановился именно на Альберте Юргенсе.

И, естественно, сразу было понятно, что процесс предстоит долгий и шумный. Часто ли арестовывали детишек олигархов, причем по такому жуткому обвинению? Шептались, будто Верещагин-старший бросился сначала к сильным мира сего, но получил от ворот поворот: вроде бы с самого верха было сказано: если сынок виновен, то получит на полную катушку. Теперь от адвокатской фирмы Альберта Юргенса требовалось доказать, что Егор Верещагин не виновен.

Светлана взялась за дело с тяжелым сердцем. Однако она не могла отказать Альберту Георгиевичу, а тот лично попросил ее стать одной из его помощниц. Потому что было очевидно: остальные дела на ближайшие недели и месяцы отодвигаются, и фирма занимается только делом Верещагина-младшего. Светлане отводилась завидная роль правой руки самого мэтра, и многие ее коллеги были этим недовольны, намекая, что она спит с Альбертом. Это была неправда, однако Света не намеревалась никого переубеждать.

Судебное разбирательство начиналось в грядущий понедельник. Дел на Светлану навалилось много, и она не совсем понимала, отчего вдруг шеф предложил ей сегодня сопровождать его на встречу с клиентом и его отцом. Но, видимо, для этого имелся свой резон.

Женщина ободряюще улыбнулась Егору, и тот тяжело вздохнул. Парень определенно не походил на убийцу! Однако все факты свидетельствовали против него. Но именно Юргенс предложил требовать процесс с участием суда присяжных, причем несмотря на то, что общественное мнение уже заклеймило Егора Верещагина. Для бульварной прессы и желтых интернет-страниц молодой человек был «исчадием ада», «внуком Чикатило» и «Джеком Потрошителем с Рублевки».

Пока Светлана ознакомилась с материалами дела поверхностно, на большее времени просто не хватило, прояснив для себя суть. Егор Верещагин обвинялся в том, что убил тринадцать молодых женщин (те являлись девушками по вызову), принеся их в жертву черным силам, затем расчленил тела и часть внутренних органов попросту употребил в пищу.

По документам выходило, что «ночных бабочек» парень действительно знал – они занимались с ним платной любовью. Кроме того, была обнаружена квартира на окраине столицы, купленная, как оказалось, самим Егором Верещагиным – денег у отпрыска атомного олигарха имелось предостаточно. Там, в холодильнике и морозильном шкафу, и хранились останки жертв. В той же квартире нашли пыточные инструменты, а также ножи, молотки и топоры, при помощи которых были убиты тринадцать проституток.

Верещагину-старшему, мобилизовавшему все свои связи, удалось вырвать сына из «Матросской тишины». Парню даже дозволили дожидаться суда на подмосковной вилле родителя.

– Итак, давайте еще раз обсудим нашу стратегию! – начал разговор Альберт Юргенс, обращаясь не сколько к подсудимому, сколько к его отцу. – Мы полностью отрицаем вину, однако не отрицаем то, что Егор посещал известную квартиру. Он связался с дурной компанией, которая использовала юношу из богатой семьи в своих низких целях. Ключи от квартиры имелись и у тех дружков, обнаружить которых, увы, не удалось. Последнее, конечно же, плохо, потому что прокуратура будет стремиться доказать, что никаких дружков не существует вовсе и что мы просто пытаемся отмазать отпрыска влиятельного родителя. Егор, может быть, ты припомнил какие-то детали?

Парень лишь мотнул головой, отчего длинные темные волосы упали ему на лоб. Он жалобно взглянул на Светлану и скорбно улыбнулся.

Той, за ее пока еще недолгую карьеру адвоката, доводилось иметь дело с убийцами, насильниками и прочими опасными личностями, но сейчас она еще больше уверилась – Егор Верещагин не виновен! Требовалось убедить в том же не только прокуратуру, но и присяжных. Потому что именно от них зависела судьба отпрыска олигарха.

Альберт Георгиевич продолжил излагать разработанную стратегию. Светлана же придвинула к себе одну из папок, лежавших на полированном столе (они находились в конференц-зале юридической фирмы), и открыла ее. И сразу же наткнулась на фотографии зверств, учиненных убийцей. То есть, как была убеждена прокуратура, Егором Верещагиным.

Женщина быстро захлопнула папку и устремила взгляд в потолок. Тот, кто учинил подобное злодейство, явно психически ненормален. А Егор Верещагин не производил впечатления ненормального. Более того – его обследовала комиссия, состоявшая из известных психиатров и психологов, которая пришла к выводу, что никаких отклонений у молодого человека нет.

Хотя это могло, конечно же, означать и то, что Егор не просто маньяк, а человек, прекрасно отдающий себе отчет в своих кошмарных деяниях. Вопрос о природе зла давно занимал Светлану, но она так и не нашла на него ответа.

Светлана снова открыла папку – как-никак сейчас не до сантиментов. Она обязана знать детали дела, ведь Альберт Георгиевич полагается на нее. Женщина бросила взгляд на фотографию одной жертвы – и остолбенела.

Дело в том, что снимки, сделанные на месте преступления, запечатлели тела в том виде, в котором их оставил маньяк и в котором они были позднее найдены. То есть обезглавленными и без некоторых внутренних органов. Но среди материалов имелись и обычные фотографии погибших девушек, сделанные задолго до убийства, чтобы можно было узнать, как выглядели несчастные до того, как попали в лапы безжалостного монстра.

Так вот теперь Светлана увидела, что одна жертва очень похожа на нее – высокая, грациозная, темноволосая, с удлиненным бледным лицом. Помощник адвоката перевернула несколько страниц и наткнулась на фотографию другой жертвы. И та выглядела точно так же! Светлана лихорадочно пролистала папку. Так и есть: одиннадцать из тринадцати жертв темноволосые, высокие, грациозные. Самой первой жертвой оказалась блондинка, а еще одна девушка была коротко стриженной рыжей. Но, как выяснилось, она носила темный парик.

– Но ведь я уже говорил, что вообще не употребляю мясо, – донесся до слуха Светланы робкий голос Егора. – Мне на суде так и сказать?

– Разумеется! – заявил энергично Юргенс. – Егор Антонович, ведь вас обвиняют в том, что вы… гм… поглощали мясо и внутренние органы жертв. Однако у нас имеются доказательства того, что вы на протяжении шести лет ведете вегетарианский образ жизни. Показания дадут ваши бывшая и нынешняя домохозяйки и повара. У вас еще имеются вопросы?

Светлана снова бросила взгляд на фотографии жертв. Да, девушки точно были одного с ней типажа. Но что это значило? И значило ли вообще что-нибудь? Вероятно, да, раз Юргенс хотел, чтобы она все время сидела рядом с ним в зале суда. И чтобы ее могли видеть представители прокуратуры и присяжные.

На мобильный Верещагина-старшего поступил чрезвычайно важный звонок, поэтому пришлось сделать десятиминутную паузу. Светлана попросила Альберта Георгиевича последовать за ней, зашла в его кабинет и притворила дверь.

– Почему вы мне сразу не сказали? – спросила она ледяным тоном.

Тот уставился на Светлану, и молодая девушка пояснила:

– Жертвы! Они ведь все как две капли воды похожи на меня! И не говорите, что вам не бросилось в глаза наше сходство!

Юргенс вздохнул и примирительным тоном произнес:

– Если бы я сказал тебе об этом в самом начале, ты, возможно, не согласилась бы принимать участие в моем маленьком спектакле. Но только подумай, Света, какой получится эффект! Егора обвиняют в том, что он убивал брюнеток, а одним из его адвокатов как раз будет брюнетка. Думаю, твое присутствие поможет мне убедить присяжных в том, что обвинения, выдвигаемые в адрес Егора, – полный бред.

Светлана с горечью заметила:

– А я думала, вы выбрали меня, исходя из моих профессиональных качеств, Альберт Георгиевич. Так вы могли посадить рядом любую дуру, напялив на нее черный парик!

Юргенс поднял к потолку палец, как бы останавливая гнев помощницы:

– Света, понимаю твое негодование и приношу свои извинения. Ты ведь знаешь, что я чрезвычайно ценю тебя именно как специалиста. Однако посуди сама, мы должны задействовать все возможности! Потому что иначе Егора до конца жизни отправят в самую жуткую тюрьму России.

Молодая женщина согласилась с доводами шефа, однако неприятный осадок на душе остался. Конечно, он прав, но мог бы и заранее ей сказать, какими мотивами руководствовался, остановив на ней свой выбор.

Ночь накануне процесса Светлана почти не спала. Она корпела над делом Верещагина, пытаясь найти хоть какие-нибудь доказательства невиновности Егора. Но все указывало именно на него. Поэтому Света боялась, что стратегия, разработанная Альбертом Георгиевичем, потерпит сокрушительное поражение. Но проблема была даже не в честолюбии известного адвоката, а в том, что за решеткой окажется невиновный!

Первый день слушаний прошел, как и ожидалось, без особых эксцессов. В зале суда присутствовало огромное количество журналистов. Среди них Светлана и заметила этого человека – высокого, статного, с гривой седых волос и седой бородой. Облачен он был в черный костюм, черную рубашку и черный же галстук. Почти все время мужчина сидел, запустив руку в бороду, и на безымянном пальце его правой руки посверкивал массивный золотой перстень, явно старинный. Помощница адвоката не знала, что заставляло ее то и дело поворачивать голову и смотреть на незнакомца. Седовласый пару раз тоже посмотрел на нее, и от его взгляда у Светланы пробежали по телу мурашки. Тип ей слегка улыбнулся, как будто старой знакомой, и она быстро отвела глаза.

Как и предполагала Светлана, прокуратура хотела во что бы то ни стало добиться обвинительного приговора. Прокурор был молодой и прыткий, однако уже защитивший докторскую диссертацию и считавшийся восходящей звездой юриспруденции. Он умело парировал доводы Альберта Георгиевича и умудрялся подвергнуть сомнению показания даже самых надежных свидетелей, которые выступали на стороне защиты. Например, спросил со сладкой улыбкой у повара, работавшего на семейство Верещагиных:

– Значит, вы уверены, что подсудимый является вегетарианцем?

Кулинар подтвердил. И сослался на свой многолетний опыт.

– А как же тогда быть вот с этой фотографией? – произнес прокурор, желая продемонстрировать новое доказательство.

Адвокат, конечно же, заявил протест, ведь ни о каком новом снимке защите ничего известно не было.

– Данное доказательство всплыло только сегодня утром, и оно полностью опровергает показания ваших так называемых свидетелей! – заявил прокурор.

В итоге фотография была допущена к предъявлению в суде. На ней была изображена вечеринка, имевшая место примерно шесть месяцев назад. Там был запечатлен Егор Верещагин, державший в руках шампур с шашлыком.

Егор что-то зашептал на ухо Юргенсу, и тот снова поднялся:

– Мой клиент говорит, что эта порция принадлежала одному из приятелей, которого в кадре нет. Тот как раз отошел, чтобы позвонить по телефону, и попросил подержать шампур.

– Неужели? – издевательским тоном произнес прокурор. – И подсудимый в состоянии назвать имя приятеля? Ах, он не помнит, кто это был… В таком случае, думаю, надо исходить из того, что Егор Антонович не является таким уже последовательным вегетарианцем. Что означает: господин Верещагин далеко не всегда придерживается антимясной диеты. Возможно, он сделал такое же исключение, когда убивал и потрошил своих жертв…

Последовал пламенный протест со стороны Юргенса, но дело было сделано: никто уже не верил показаниям свидетелей защиты. И Светлана теперь не сомневалась: Егор будет признан виновным и получит пожизненный срок.

Наконец был вызван последний свидетель защиты, один из немногочисленных приятелей Егора, который был готов подтвердить, что в день убийства одной из девушек Егор находился у него в гостях, где они всю ночь играли в новомодную компьютерную игру.

Прокурор, как коршун, накинулся на молодого человека, оказавшегося таким же стеснительным и косноязычным, как и сам Егор. Светлана с тоской наблюдала за тем, как он буквально разделывает под орех несчастного юношу, понимая, вот сейчас парнишка закончит свое жалкое и смешное выступление, и все, приговор Егору будет вынесен еще до того, как присяжные вернутся из совещательной комнаты. Потому что Света внимательно следила за их лицами, и ей было понятно – они считали Верещагина-младшего виновным.

Машинально женщина взглянула на публику в зале и снова увидела седовласого субъекта в черном костюме. Тот буквально впился взором в приятеля Егора. И при этом, казалось, что-то шептал. Его пальцы ритмично двигались, теребя старинный перстень на пальце.

– Значит, вы не знаете, в каком именно часу закончили играть? – спросил между тем прокурор торжествующе. – Но при этом утверждаете, что Егор Антонович провел у вас всю ночь? А ведь подсудимый мог покинуть вашу, как вы выражаетесь, московскую берлогу, совершить убийство, а потом снова вернуться к вам! Вы сами признались, что на какое-то время он исчезал из поля вашего зрения, но не можете сказать, как долго он отсутствовал. И даже не знаете, оставался ли он в то время в квартире или нет. Потому что вы были заняты… этим самым… ну, как его…

Прокурор наморщил лоб, вспоминая название компьютерной игры. И вдруг свидетель, до того опустивший голову, резко вскинул ее. Причем так неожиданно, что все вздрогнули. Сверкнули стекла его очков.

– Я хочу… хочу сделать заявление! – выдавил он из себя странным, свистящим голосом. – Вернее, признание!

Прокурор в изумлении посмотрел на него, потом на судью и присяжных и попытался свернуть допрос свидетеля. Но Альберт Георгиевич тотчас заявил протест и потребовал дослушать свидетеля. Судья удовлетворил его ходатайство.

Светлана случайно опять взглянула в зал – и человек в черном костюме снова приковал ее внимание. Его лицо покраснело, на лбу выступил пот. Он все сильнее теребил перстень, все быстрее и быстрее шевелил губами. Его поведение помощнице адвоката крайне не понравилось.

– Я… я должен… Я просто обязан сделать признание! – заявил юноша и вытянул руку в сторону Егора, испуганно вжавшегося в стул. – Потому что я не могу жить с этим! Потому что вы судите не того, кто действительно заслуживает кары!

Прокурор снова попытался вмешаться, однако судья призвал его к порядку и спросил у свидетеля, что он имеет в виду.

– Тех женщин… шлюх… убивал не Егор! Их убивал я! Вы слышите? Я! – выкрикнул молодой человек.

По залу пронесся гомон. Судья застучал молоточком.

– Гм, разрешите усомниться в правдивости ваших слов, – ожил ошарашенный прокурор. – А кстати, почему вы сделали это?

– Потому что он спал с ними, – ответил, краснея, свидетель. – А Егор… Егор принадлежит только мне! Потому что я люблю его многие годы и не хочу ни с кем делить!

Зал снова зашумел. Еще бы, такой неожиданный поворот, казалось бы, в совершенно ясном судебном процессе!

Прокурор вздохнул, явно желая задать какой-то коварный вопрос, но так и не смог выдохнуть. Замер с лицом, быстро наливающимся кровью, а затем рухнул на пол. Возникла паника. Судья тотчас объявил перерыв в заседании.

Не зная отчего, Светлана вновь посмотрела на типа в черном костюме. Тот сидел с торжествующей улыбкой, откинувшись на спинку скамьи. И незаметно обменялся взглядами с Альбертом Георгиевичем.

– Вы его знаете? – шепнула Светлана шефу. Тот удивленно пожал плечами:

– Кого ты имеешь в виду?

– Ну, вон того мужчину, в черном костюме, с седыми волосами… – Она протянула руку, чтобы указать на субъекта, сидевшего среди публики, но тот уже исчез.

Заседание возобновили по настойчивому требованию защиты. Правда, прокурора с инсультом отвезли в институт Склифосовского, однако с учетом небывалого, сенсационного заявления свидетеля, перешедшего в разряд подозреваемых, место обвинителя заняла его помощница.

В отличие от своего говорливого шефа, она была пугливой, еще не поднаторевшей в публичных выступлениях, и обладала отвратительной реакцией. Расправиться с ней Юргенсу не стоило труда.

В зале опять возник тот самый человек в черном костюме. И Светлана заметила – он легонько кивнул Альберту Георгиевичу. Что ж такое? Почему шеф отрицает знакомство с седовласым?

А тем временем приятель Егора давал показания. Он подробно описал четыре убийства, а также затронул три других. Причем знал такие детали, которые широкой общественности известны не были. А это могло означать одно: именно он и был маньяком-каннибалом.

Вскоре все завершилось. Желтые издания раструбили сенсацию, быстро сделав из Егора Верещагина героя, а из влюбленного в него приятеля – монстра-женофоба. Тому не суждено было предстать перед судом: он покончил с собой, оказавшись в «Матросской тишине».

Обвинения с Егора была сняты, он тотчас стал желанным гостем всех тусовок, ему поступили десятки предложений от различного рода ток-шоу. Однако под давлением всемогущего отца Егор отказался от роли публичной личности и отбыл за границу в неизвестном направлении – привести в порядок нервы и отдохнуть.

Светлана, как и все, была ошарашена исходом дела, однако, конечно же, рада, что клиент их фирмы вышел сухим из воды. Тем более что Егор это заслужил – он был не виновен. Интуиция не подвела молодую адвокатессу.

Как-то, спустя три недели, уже трудясь над новым делом, Светлана задержалась в офисе. Но работу не закончила и, взяв папки с собой, отправилась домой, решив еще кое-что обдумать перед сном. А по дороге обнаружила, что забыла прихватить важные документы. И как она могла оказаться такой растяпой? Не оставалось ничего иного, как возвратиться в офис. Прибыв на Большую Никитскую, в трехэтажное здание с колоннами и гипсовыми сфинксами, где располагалась юридическая контора Юргенса, Света с удивлением увидела: несмотря на то что было около половины двенадцатого, в кабинете шефа горел свет. Странно, когда она уезжала, Альберта Георгиевича уже не было! Он что, внезапно вернулся?

Светлана поднялась в свою рабочую комнату, взяла забытые документы и собралась пожелать шефу доброй ночи. Но сквозь стеклянную дверь его кабинета увидела знакомый силуэт не Альберта Георгиевича, а… того самого седовласого типа в черном костюме. Но ведь шеф дал ей понять на процессе, что не знает этого человека! Конечно, они могли познакомиться уже после него, но… Да кем вообще является этот странный субъект?

Светлана, сама не зная почему, подошла к месту личной секретарши Альберта Георгиевича и нажала клавишу внутренней связи. Так можно было услышать все, что говорилось в кабинете Юргенса. И услышала голос адвоката:

– Исход просто превосходный, Лев! Только благодаря тебе мы сумели спасти мальчишку и выдернуть его задницу из тюряги.

Лев? И на «ты»? Значит, шеф все-таки знал седовласого с перстнем!

– Потому что мальчишка нам еще понадобится, – ответил тот, кого звали Львом. Голос у него был низкий, вибрирующий, зловещий. – А как продвигаются дела с девчонкой?

Интересно, кого он имеет в виду? Любовницу разведенного Альберта Георгиевича? Светлана хотела было отключиться, но тут до нее донеслось:

– Света – хорошая девушка. Ты уверен, что ее надо принести в жертву?

Света? Что за Света? Уж не о ней ли ведут речь эти двое?

– Конечно, хорошая! – рассмеялся Лев. – Особенно с учетом ее отца! Именно поэтому она нам и нужна. Конечно, она, так сказать, брак, второй сорт, однако для ритуала пригодится и такой материал.

Светлана вздрогнула. Она – брак? Второй сорт? И при чем тут ее отец? Света родилась в небольшом провинциальном городке, но выросла в Москве. Ее воспитали отец и бабушка, переехавшие в столицу. Мама, как знала девушка, умерла, когда она была еще крошкой. Но об этом в семье не говорили.

– И нашему мальчику в самый раз, – продолжил Лев. – Он ведь показал себя на высоте, ты как думаешь, Альберт?

– Конечно! – поддакнул адвокат. – Тринадцать шлюх прикончил, да еще с таким хладнокровием и мастерством, а после великолепно изобразил невинную овечку! Конечно, тылы он себе не обеспечил, но для этого и существуем мы.

– Да, Егор – отличный малый, – согласился Лев.

Егор? Света онемела. Почему Егор-то? Ведь убийцей был его приятель, Костя! Тот самый, что страдал от неразделенной любви в течение многих лет и в итоге покончил с собой в СИЗО! Ведь никто не сомневается в том, что Егор Верещагин едва не стал жертвой ужасающей судебной ошибки!

– Но если бы не ты, мы бы пропали, – снова подал голос адвокат. – И в первую очередь мальчишка. Ему нужно бы залечь на дно, а он вошел во вкус и жаждет крови. Все же чувствуется, кто его отец! Ладно, пусть за границей позволит себе кое-какие шалости.

Шалости? О ком, о чем ведут речь собеседники? Уж не о том ли, что убийцей тринадцати несчастных проституток является все же милый мальчик Егор Верещагин? И что теперь, пребывая за границей на отдыхе, он снова взялся за кровавое дело? Светлана недоумевала.

– Только поосторожнее с этим! – предупредил Лев. – Потому что если его снова арестуют по обвинению в убийствах, тем более в Европе, то проблем будет несоизмеримо больше. Тогда его просто так не отмажешь.

– Ну, Лев, с твоими способностями любого можно отмазать. Как ты уделал мерзопакостного прокуроришку! Так ему и надо, он давно у меня в печенках сидел.

Прокурор, заработавший геморрагический инсульт, находился еще в больнице – правая сторона его тела была парализована, и он все еще был в коме. Надежд на то, что молодой юрист когда-нибудь полностью выздоровеет и тем паче вернется к работе, не было.

– С прокурором проблем не было! Организовать небольшой взрыв в мозгу для меня, как ты знаешь, пара пустяков. А вот с Костей оказалось сложнее. Вроде сопляк сопляком, но энергетическая защита у него была невероятно сильная, мне пришлось потрудиться, чтобы ее пробить. Да и вообще, не так-то легко склонить человека к тому, чтобы он прилюдно очернил сам себя и взял на себя вину за массовые убийства. Но, как видишь, удалось.

Светлана не верила своим ушам. Убийцей был вовсе не Костя, а Егор! И Альберт Георгиевич вкупе со своим приятелем Львом, по всей видимости, то ли гипнотизером, то ли экстрасенсом, то ли тем и другим, вместе взятыми, сумели представить все в совершенно ином свете!

– Так что с девчонкой? Когда приступим к задуманному? – заявил Лев. – Ты же знаешь, Альберт, тянуть нельзя. Срок приближается.

В тот момент Светлана, все еще находясь под впечатлением от услышанного, неловко повернулась и столкнула со стола локтем большой степлер. Звук падения массивного предмета разнесся по пустому зданию. Девушка бросилась под стол и подняла степлер.

Дверь кабинета Альберта Георгиевича открылась. Из-под стола Света увидела изящные вишневые туфли шефа и черные кожаные сапоги его гостя.

– Альберт, мы здесь не одни? – спросил Лев.

– Нет, нет, одни, проверял! – успокоил его адвокат. – А что касается посторонних, вернее, потусторонних звуков, то не волнуйся. Нам к ним не привыкать. Думаю, это хозяин дает о себе знать и выражает нам свою поддержку.

Хозяин? Что за хозяин? И почему звуки поту-сторонние? Мысли в голове Светланы путались. Она, не отрываясь, смотрела на ноги шефа и его странного гостя. Ведь стоит заглянуть за стол, мужчины обнаружат ее! И что тогда? Об этом страшно было даже думать.

– Хорошо, я у него спрошу. Ну, мне пора. Рад, что пообщался с тобой, Альберт. Но учти, больше промашек с мальчишкой мы допустить не можем, потому что уж слишком многое стоит на кону. Если ему так хочется убивать, ради черта, пусть убивает, но не так топорно! Пусть обратится ко мне, я помогу и с выбором жертв, и в особенности с тем, как замести следы.

На этом собеседники расстались. Лев уехал, а шеф вернулся в свой кабинет. Света поняла, что и он вскоре наверняка отправится домой, ведь уже перевалило за полночь. И, выйдя из офиса, тотчас увидит ее автомобиль, припаркованный на стоянке, поймет, что помощница находится в конторе. Этого нельзя допустить!

Девушка осторожно выбралась из-под стола, схватила сумочку и, стараясь как можно меньше шуметь, вышла из офиса. Плюхнувшись в автомобиль, рывком завела его и быстро порулила прочь. А что, если шеф услышал, как кто-то уезжал со стоянки? И ведь его гость наверняка видел ее автомобиль! Но он мог просто не придать этому значения. А вдруг придал?

По дороге домой, в Печатники, Света размышляла о том, что услышала. Бывает же такое – один-единственный разговор перевернул все ее представления об устройстве мира!

Она верила Альберту Георгиевичу, уважала его, восхищалась им. А он оказался пособником жуткого серийного маньяка. Одно дело – при помощи ораторского искусства и юридической казуистики отмазать убийцу от тюрьмы, даже зная, что он убийца. И совсем другое – использовать заведомо запрещенные приемы, свалить вину за ужасные преступления на невинного, довести его до самоубийства, сделать из прокурора калеку и при этом еще гордиться отлично выполненной работой. Или не было никакого самоубийства, и Костя в СИЗО был ликвидирован? С учетом того, что ей стало известно, Светлана допускала и такой вариант.

Приехав домой, она вдруг ощутила озноб. Измерила температуру, но та была нормальной. Ее трясло от страха. Девушка долго-долго стояла под упругими горячими струями душа, пытаясь согреться и успокоиться, а потом, завернувшись в махровый халат, с той же целью пила чай с липовым медом. И при этом решала, как ей следует поступить.

Никаких доказательств того, что Альберт Георгиевич причастен к подтасовке и снятию обвинений с истинного убийцы, просто в природе не существовало. Даже если она обратится в адвокатскую коллегию, в прокуратуру, да хоть к президенту – никаких шансов на успех.

Разумнее всего, наверное, просто-напросто обо всем забыть. Продолжить работать в конторе Юргенса. Улыбаться ему. Восхищаться им. Возможно, завести с ним интрижку или, кто знает, стать его законной супругой. И продолжать свою карьеру. Потому что если она пойдет против Юргенса, то непременно проиграет. И потеряет не только возможность сделать карьеру, но, не исключено, в итоге поплатится и жизнью. На сей счет Светлана особых иллюзий не питала – убивали и за меньшее.

Однако она не была готова забыть о том, чему стала свидетельницей. Ведь дело не в ней. И не в Альберте Георгиевиче. Дело в Егоре Верещагине, являвшемся жестоким серийным убийцей. И в том, что в данный момент он находится за границей, где, не исключено, снова предается своему кровавому хобби. Но даже если нет, если залег на дно, как было ему приказано жутким человеком в черном костюме, то что произойдет, когда парень вернется обратно в Россию? Пусть даже пройдет месяц, полгода, год, но наступит пора, когда маньяка снова потянет на преступления. И как бы он ни старался заглушить свою страсть к убийствам и прочим мерзостям, Верещагин-младший рано или поздно решит снова удовлетворить ее. Кстати, не похоже, чтобы он раньше старался как-то бороться со своими ужасными склонностями. Сколько человек он лишил жизни в действительности? Наверняка намного больше тринадцати!

В ту ночь девушка так ни до чего путного и не додумалась. Страшнее всего ей было отправляться на следующий день в офис, зная, что она столкнется там с Альбертом Георгиевичем. Света даже хотела сказаться больной, однако передумала – ей все равно ведь придется выйти на работу. Не хватало еще, чтобы Юргенс приперся к ней домой с визитом вежливости! Да и дел невпроворот: требовалось подготовиться к двум важным судебным разбирательствам, подводить клиентов не хотелось.

И Светлана отправилась в юридическую контору, тщательно подобрав наряд и нанеся макияж, чтобы скрыть бледность и припухшие веки. А там заперлась в кабинете и попыталась сконцентрироваться на работе. Однако как ни старалась углубиться в перипетии судебных дел, мысли постоянно сбивались на то, что она вчера услышала.

Несколько раз до нее доносился из коридора голос Альберта Георгиевича. Раньше бы она тотчас выглянула, пожелала ему доброго утра в надежде на то, что тот сделает ей дежурный комплимент. Но теперь это осталось в далеком прошлом, хотя миновал всего день.

Через какое-то время в дверь кабинета постучали, и Светлана вздрогнула. Потому что сквозь стеклянную дверь увидела силуэт шефа. Девушке так не хотелось встречаться с ним! Но нельзя же просто запретить Альберту Георгиевичу войти!

Дверь открылась, и показался Юргенс. На лице у него застыла недовольная, даже брезгливая мина. И Светлана внутренне сжалась: он все знает! Но каким, собственно, образом?

И тут увидела у него в руках знакомую папку. У нее чуть не случилась истерика. Те треклятые документы, за которыми накануне ей пришлось возвращаться в офис! Она оставила их на столе в приемной Альберта Георгиевича! Наверняка секретарша нашла их сегодня утром и сообщила об этом шефу. И тот понял, кто был вчера вечером в офисе и, не исключено, стал свидетелем его рандеву с «черным человеком».

Дверь тихо закрылась, и Светлана в ужасе взглянула на шефа, лихорадочно пытаясь придумать отговорку. Сказать, что была в приемной, но понятия не имела, что глава фирмы находился в своем кабинете? Глупо, она ведь должна была увидеть включенный свет. Тогда лучше так: хотела поговорить с ним по поводу одного из предстоящих процессов, но, увидев, что он занят, уехала домой. А документы забыла на столе. Вот и все!

– Вот, возьми. – Альберт Георгиевич протянул папку Светлане, и та взяла ее дрожащими руками. – Мне надо серьезно поговорить с тобой.

Девушка чуть не потеряла сознание. Конечно, он все знает! Теперь не отвертеться! Лишь бы только уйти из офиса живой… Надо немедленно сочинить любой ерундовый предлог и смыться. Только что потом? Куда ехать, на малую родину? И бросить в столице ни о чем не подозревающих отца и бабушку? Да ведь и сбережений у нее особых нет – львиная доля того, что она зарабатывала, уходила на оплату съемной квартиры и обновление гардероба.

– Я вчера… забыла… когда вернулась… мне очень жаль… Но я ничего, ничего… клянусь вам… – залепетала Светлана, понимая, что несет сущую околесицу. Разве таким образом можно убедить Юргенса в своей невиновности?

– Что ты имеешь в виду? – рассеянно откликнулся Альберт Георгиевич. – Ах да, документы… Их Лидочка забыла тебе передать. Так что извини!

Лидочкой звали личную секретаршу шефа. Значит, он думает, что это во всем виновата секретарша? И ни о чем не подозревает? Или он только разыгрывает сейчас комедию? Но зачем?

– Наш клиент Егор Верещагин… – произнес странным тоном Альберт Георгиевич. – И не только сам, но и его отец, Антон Верещагин… У них имеется к тебе большая просьба, Света!

Девушка в недоумении уставилась на Юргенса. А тот, кашлянув, пояснил:

– Ты произвела неизгладимое впечатление на Егора. Да и его отцу тоже понравилась. Исключительно как юрист, подчеркиваю! Ну, и как человек. Егор сейчас находится на отдыхе за границей, однако скоро возвращается. Мне вчера был звонок от его отца – молодой человек хочет, чтобы ты… чтобы ты время от времени посещала его. Ему, видите ли, нужен человек, с которым он может пообщаться по душам. Ну, и помог бы в профессиональном плане. Потому что Егор собрался стать адвокатом. Странно, так ведь?

Егор Верещагин не забыл ее? Конечно, как он мог забыть ее, если она полностью соответствовала типу его жертв!

Светлана, не зная, что ответить, только неопределенно пожала плечами.

– Я имею в виду, странно для парня, которого обвиняли в серийных убийствах, – прибавил Юргенс.

Наконец, собравшись с силами, девушка заговорила, стараясь, чтобы голос ее звучал уверенно:

– Но Егор же ни в чем не виноват, его пытался подставить лучший друг. Ведь так, Альберт Георгиевич? Не вижу ничего странного в желании молодого человека.

Юргенс замялся. Ну да, не мог же он сказать, что Егор виновен!

– Я не так выразился. Сама просьба о том, чтобы ты натаскивала этого увальня, просто смешна. Его отец может нанять лучших профессоров России. Да если он пожелает, весь профессорско-преподавательский состав юридического факультета МГИМО к ним на рублевскую виллу заявится! Но мальчишка хочет, чтобы именно ты занималась с ним.

Светлана решила, что знает, чего на самом деле хочет мальчишка – наверняка собирается убить ее. Потому что положил на нее глаз еще во время первой их встречи.

– Однако тебе беспокоиться не о чем, – бодро продолжал Альберт Георгиевич. – Я уже сказал господину Верещагину, что это, увы, невозможно. Потому что ты мой лучший сотрудник и принимаешь участие в качестве защитника во множестве важных процессов. Тебе ли работать репетитором?!

Светлана молчала. Потому что поняла – у нее есть реальная возможность вывести Егора на чистую воду. Ведь если она откажется от встреч с ним, то сын олигарха будет предоставлен самому себе – и продолжит убийства. Она же попытается остановить его.

– Так что если тебя будут беспокоить люди Верещагина, то можешь смело ссылаться на меня и на то, что я тебе запретил, – добавил Юргенс.

В его голосе Светлана уловила нечто, похожее на заботу. Неужели он не хочет, чтобы она натаскивала Егора, потому что опасается, что тот убьет ее? Похоже, Альберт Георгиевич влюблен в нее!

Раньше бы она сочла это подарком небес. Но любовь человека, который покрывал кровавого маньяка, была ей противна. И сейчас мысль о чувствах к ней шефа только позабавила ее.

– Благодарю вас, Альберт Георгиевич! – коротко сказала Светлана и повернулась к экрану компьютера.

Больше ей было разговаривать с Юргенсом не о чем. Тот, потоптавшись, вышел из кабинета.

Верещагин-старший позвонил ей вечером того же дня. Светлана так и рассчитывала. Поэтому когда олигарх заявил, что готов платить любую сумму, лишь бы она согласилась заниматься с Егором, потому что мальчику требуется надежный товарищ и друг, ответила:

– Конечно, Антон Егорович, я согласна.

– Согласны? – произнес тот удивленно. – Но ваш шеф уверял, что вы не можете…

– Могу! – отрезала Света. – Скажите, а когда вернется Егор?

Выяснилось, что через неделю. А сейчас он находился на Лазурном Берегу. Девушка передала ему пламенный привет и положила трубку. Но прежде Верещагин пообещал, что с ней свяжется его помощник, с которым и следует обсудить все детали, в том числе и финансовые.

Денежный вопрос Светлану не волновал совершенно. Потому что она понимала, что согласилась на сделку с дьяволом. Но ведь на кону стояла ее собственная жизнь! Однако молодая адвокатесса не намеревалась позволить Егору убить себя. Она хотела помочь ему, уверенная в том, что юношу надо изолировать от общества, но поместить не в тюрьму, а в психиатрическую клинику.

Альберт Георгиевич, узнав, как поступила его помощница, впервые накричал на нее. При том, что никогда и ни при каких обстоятельствах не позволял себе поднимать голос на сотрудников. А тут сорвался и даже назвал «идиоткой».

Светлана совершенно не обиделась. Сидела в его кабинете, забросив ногу на ногу, и смотрела на искаженное мукой то ли любви, то ли похоти лицо шефа.

– Зачем ты это сделала, Света? Я же тебя предупреждал! – воскликнул тот с горечью.

– О чем предупреждали, Альберт Георгиевич? – переспросила она невинно.

Юргенс замешкался с ответом. Светлана все ждала, что шеф попытается донести до нее правду, хотя бы и в завуалированной форме, но он этого не сделал. Значит, не так уж и любил ее, раз не решился идти до конца.

– Тебе что, деньги нужны? – произнес адвокат со вздохом. – К чему заниматься репетиторством с сынком миллиардера? Лучше бы со мной поговорила, я бы поднял тебе зарплату.

– Дело не в деньгах, – качнула головой девушка, не отрываясь смотря в глаза собеседнику, – а в Егоре. Вы ведь прекрасно знаете, в чем дело, не так ли?

Альберт Георгиевич вздрогнул и закашлялся. А потом фальшивым тоном протянул:

– Что ты имеешь в виду, Света?

– То обстоятельство, что Егор рано потерял свою мать. И то, что Егор, на которого возлагались надежды, как на кронпринца, этих надежд не оправдал. Ему очень и очень тяжело! Неужели вам не жаль мальчика?

Она намеренно провоцировала Юргенса. Тот, не сумев выдержать ее взгляд, отвел глаза и пробормотал:

– Света, держись от Егора подальше! Не ввязывайся в это, прошу тебя!

– Но почему? Альберт Георгиевич, если вы что-то знаете, то скажите! – произнесла Светлана нараспев.

Но Юргенс, конечно же, ничего ей не сказал. Отделался какими-то общими фразами и непонятными намеками. Хотя непонятными для непосвященного. Светлана же их прекрасно понимала. Но адвокат-то не был в курсе, что она все знает!

Ее встреча с Егором состоялась на второй день после того, как молодой человек вернулся с Лазурного Берега. Верещагин-старший прислал за Светланой темно-синий «Майбах», который отвез ее на виллу, располагавшуюся на Рублевке.

Девушка тщательно подготовилась к этой встрече, зная, что отправляется на рандеву с жестоким убийцей. Но она же хотела помочь ему! А также всем его потенциальным жертвам.

Света рассуждала так: сейчас Егор утихомирился, во всяком случае, на некоторое время, и убивать ее в особняке отца точно не станет. Однако на всякий случай она положила в сумочку баллончик со смесью перца и горчицы, а также стальной кастет, купленный накануне в магазине для рокеров.

Особняк Верещагиных походил на небольшой дворец, но молодая адвокатесса была слишком взволнованна, чтобы обращать внимание на детали обстановки и интерьера. Но тут же она приказала себе успокоиться. Маньяки, как помнилось ей из курса лекций по криминальной психиатрии, обладают чрезвычайно тонкой интуицией. Егор не должен заподозрить, что она ведет свою собственную игру.

Ее встретил помощник Верещагина, чрезвычайно корректный, неприступного вида тип в отлично сидящем костюме, наверняка сшитом у лондонского портного. Он проводил ее в апартаменты Егора – те располагались в северном крыле особняка.

Не без тревоги Светлана отметила, что в случае, если Егор все же решится напасть на нее, никто ей не поможет – прислуги поблизости не было! Дом стоял на огороженной охраняемой территории, и сбежать отсюда не представлялось возможным.

Помощник олигарха постучал в дверь и, дождавшись ответа, распахнул ее, пропуская Светлану.

Молодая женщина увидела Егора. Тот ничуть не изменился, разве что волосы стали немного длиннее. Перед ней стоял все тот же стеснительный и робкий молодой человек, выглядевший как подросток. Но этот подросток был кровавым маньяком!

– Светлана Геннадьевна! – произнес он радостно и протянул ей ладонь. – Как же я рад вас видеть! Вы и не представляете, как я хотел снова увидеть вас!

Светлана с некоторой оторопью взглянула на протянутую руку. Именно этой рукой Егор убивал несчастных девушек и отсекал им головы! Именно этой рукой вынимал из их тел внутренности для того, чтобы позднее съесть их!

Она все-таки ответила на рукопожатие – чтобы ненароком не навлечь на себя подозрения Егора. Парень, кажется, в самом деле был очень рад ее видеть. Взахлеб рассказывал о своем европейском турне и вроде бы выглядел при этом как обычный молодой человек. Но то и дело Светлана ловила на себе его странные взгляды. Оценивающие. Похотливые. Голодные. Да, изредка, всего на какие-то доли секунды, из Егора выглядывало его подлинное «я». Внутри его обитал демон!

Апартаменты Верещагина-младшего представляли собой вереницу комнат, заполненных компьютерами, игровыми приставками, телевизорами, музыкальными центрами. Светлана осторожно завела речь о юридической стезе, но Егор отмахнулся.

– Это может подождать. Я ведь перенес шок, об этом все говорят. Еще бы, меня чуть не засудили за преступления, которые совершал этот урод Костя! Но сейчас он горит в аду!

Последние слова Егор произнес с таким ожесточением и одновременным смакованием, что Светлана вздрогнула. Монстр знал, что Костя ни в чем не виноват, но все равно продолжал куражиться над покойником!

– А вы верите в бога? – спросил вдруг молодой человек.

Светлана сначала растерялась. А потом сказала, что вопрос этот слишком интимный, чтобы отвечать на него посторонним.

– А я разве посторонний? – Тон Егора стал обиженным. – Хорошо, не хотите говорить, не надо. Давайте я вам лучше про себя расскажу! Я вот, например, считаю, что бог есть. Однако он вовсе не тот добрый старичок, который сидит на облаке и с умилением наблюдает за жизнью своих чад, то есть за нами, людишками! Но все равно бог – беспомощное создание. Потому что вся сила сосредоточена в руках другого, истинного властителя!

И Егор начал излагать какую-то заумную и занудную теорию, которая сводилась к тому, что если миром будут править силы зла, то это пойдет человечеству только на пользу. Светлана терпеливо слушала, в который раз убеждаясь, что имеет дело с психически неполноценным субъектом.

А Егор вошел в раж.

– Я вижу, вы мне не верите. У вас такой скептический вид! А зло существует. В чистом виде. И ад тоже. И, конечно же, дьявол. Только не всем открыт путь к этим знаниям.

– А тебе открыт? – спросила небрежно Светлана.

Так и есть, мальчишка помешался на мистике и сатанизме. Она уже не сомневалась, что он является членом какой-то омерзительной секты. Значит, за убийствами, совершенными им, стоит кто-то еще.

– Открыт! – заявил Егор. – Что, не верите? Конечно, открыт! Потому что я не такой, как все. Потому что я рано или поздно унаследую состояние отца и стану самым главным в его концерне…

Его голос сорвался. Молодой человек, видимо, поняв, что хватил через край, очаровательно улыбнулся и перевел тему на последние новинки кино.

Когда Светлана посетила Егора во второй раз, тот как раз рубился в какую-то компьютерную игру. Девушка увидела потоки крови, заливавшие огромный экран, и рогатого монстра, раздиравшего напополам человека. Юноша, высунув кончик языка, сладострастно взирал на это.

Светлана стала настаивать на том, чтобы они занялись наконец-то юриспруденцией, но Егору явно не хотелось никаких уроков. Он задавал ей массу вопросов, стараясь узнать как можно больше деталей о ее личной жизни, но адвокатесса умело уходила от ответов.

В третий раз, приехав в особняк, Светлана узнала, что ее ученик еще не вернулся из Москвы – задержался из-за пробок. У нее появился шанс провести разведку боем в апартаментах Егора. Прежде всего она осмотрела книжные полки. И пришла к выводу, что Егор практически не читает. Однако если и берется за какую-то книгу, то предпочитает связанные с оккультными науками или третьесортные романы ужасов, изобилующие натуралистическими описаниями пыток, смертей и убийств.

Одна из подобных книг привлекла ее особое внимание – она была задвинута за все прочие, так, чтобы, видимо, не бросилась в глаза прислуге. Это оказался магический сборник, в котором содержались описания процедур для вызова черных сил и принесения им в жертву людей. Причем многие места были подчеркнуты красными чернилами, отчего сразу становилось ясно, что Егор старательно изучал сей более чем сомнительный труд.

Светлана зашла в ванную и стала открывать шкафчики. Один из них был заперт, и это показалось ей подозрительным. Что такого важного для хозяина апартаментов могло там храниться? Ведь, например, дорогущие платиновые часы открыто валялись на мраморном столике, там и тут лежали банкноты в двести и пятьсот евро. Соответственно, в шкафчике вряд ли находятся деньги или ценные вещи.

К счастью, замок был простецким, а Светлана обладала некоторыми навыками в ремесле домушника – когда-то ее им научил сокурсник, увлекавшийся различными зэковскими трюками.

И сейчас она при помощи собственной шпильки за минуту вскрыла замок.

В шкафу она обнаружила связку ключей, фотоаппарат, несколько видеокарточек, странные бутылочки, а также стопку фотоальбомов. Достала верхний, раскрыла – и отшатнулась в страхе. На фотографиях были запечатлены обезглавленные и выпотрошенные тела жертв! А затем, что ужаснее, следовали снимки алтаря, на котором возвышались отсеченные человеческие головы – головы девиц легкого поведения, так до сих пор и не найденные.

Света быстро положила альбом на место и взяла в руки одну из бутылочек. Емкость была предназначена для детского кормления, только заполнена чем-то странным, коричневато-красным. И вдруг до нее дошло: это же кровь! Причем свежая!

Послышался голос Егора – молодой человек оповещал, что вернулся. Светлана быстро поставила бутылочку на место, отвернула кран и, долго спуская воду, смотрела на свое отражение в зеркале, пытаясь успокоиться. Да, она знала, что Егор – убийца, но одно дело знать вообще, и совсем другое – наткнуться на бесспорные доказательства.

В тот день адвокатесса в особняке не задержалась, сославшись на то, что у нее разболелась голова. Егор очень встревожился, все навязывал ей знаменитого, популярного среди представителей бомонда врача, который являлся другом семейства Верещагиных. Но Света мечтала только об одном – как можно скорее оказаться за пределами кошмарного дома.

Ей очень не хотелось вновь возвращаться туда, однако она заставила себя нанести «ученику» очередной визит. Ведь улики по-прежнему находились именно в особняке, и надо было их изъять или хотя бы зафиксировать. Поэтому Светлана прихватила с собой фотоаппарат, желая заснять то, что обнаружила в шкафчике.

Улучив удобный момент, она отправилась в ванную – Егор как раз разговаривал по телефону с отцом – и снова вскрыла шкафчик. Но, к своему огорчению, ничего подозрительного не обнаружила: альбомы, фотоаппарат, а также видеокарточки, на которых наверняка тоже были запечатлены зверства маньяка, исчезли. Не оказалось внутри и бутылочек с кровью.

Ее волновал вопрос, не догадался ли Егор о том, что она в курсе его ужасных пристрастий. Но молодой человек вел себя как обычно.

– Светлана Геннадьевна, я не хочу скрывать, вы мне очень нравитесь! – сказал он вдруг, придвигаясь к девушке ближе. – Можно, я буду называть вас по имени, Светой? И на «ты»?

Его ладонь легла ей на коленку. Адвокатесса сбросила руку и заявила:

– Егор, я здесь вовсе не с дружеским визитом! Если ты этого не понимаешь, то нам придется прекратить встречи!

Лицо Верещагина помрачнело, а в глазах сверкнула обида. Он вдруг сжал кулаки, и Светлана испугалась. Но приступ быстро прошел, молодой человек совладал с эмоциями.

– Я понял! Но все равно приглашаю вас на вечеринку. Она состоится двадцать шестого, в полнолуние…

Последнее слово Егор выделил голосом и странно улыбнулся. Светлана постаралась не выдать волнения. Она помнила, что было написано в магической книженции, которую столь внимательно штудировал Егор, – особо важные оккультные ритуалы надлежало проводить именно в полнолуние.

– Я хочу сделать вам сюрприз! – добавил он и улыбнулся. Это была улыбка сумасшедшего.

Тут зазвонил его мобильный – послышалась заунывная погребальная мелодия. Егор дернулся, побледнел и схватил телефон. А затем, даже не извинившись, вылетел в смежную комнату.

Молодой человек прикрыл дверь, но Светлана, подкравшись к ней на цыпочках, слышала его голос:

– Конечно, Лев Романович, я понял… Нет, мне все ясно… Да, она здесь… Хорошо, так и сделаю…

Егор вернулся со слезами на глазах. Избегая смотреть на Светлану, он вдруг грубо объявил:

– Все, можете выметаться. И больше не приезжайте! Уроки закончились!

Светлана попыталась узнать, в чем же дело, но парень разрыдался и бросился прочь, оставив ее одну в своих апартаментах. Женщина поняла – кто-то приказал ему оставить ее в покое. Да нет, не кто-то, а тот самый «черный человек», Лев Романович!

Светлана покинула особняк и ощутила небывалое облегчение. Однако ее терзала неприятная мысль: все это еще будет иметь продолжение.

Ее шеф, Альберт Георгиевич Юргенс, чуть ли не каждый день справлялся о том, как продвигаются ее занятия с Егором, и выглядел при этом озабоченным. Узнав, что репетиторство закончено, он расцвел и галантно поцеловал Светлане руку со словами:

– Вот и хорошо! Зачем тебе этот сумасшедший мальчишка?

Адвокат, похоже, и сам не заметил, что проговорился. Светлана же пришла к выводу, что нельзя бросать начатое на полпути. Она теперь знала имя «черного человека» и решила приложить все усилия, чтобы найти его. Ведь тот каким-то неведомым образом связан не только с Альбертом Георгиевичем, но и с Егором.

Но при помощи Интернета загадочный Лев Романович отыскался довольно просто. Фамилия его оказалась Лоскутин, и он был доктором медицинских и философских наук, профессором, а также ректором небольшого частного научно-исследовательского института. Какой наукой занимались в том НИИ, Светлана так и не поняла, однако ее поразила одна деталь из биографии Лоскутина – тот работал когда-то главврачом того самого роддома в провинциальном российском городишке, где появилась на свет она.

Не это ли имел в виду Лоскутин, когда во время беседы с ее шефом Юргенсом сказал, что уже знаком с ней? Тогда Лев Романович наверняка знал и ее маму… Почему она вспомнила сейчас о ней, Светлана сказать не могла.

Официальная веб-страница НИИ, где ректорствовал Лоскутин, была странной: информации там было по минимуму! Казалось, научное заведение отнюдь не заинтересовано в том, чтобы заполучить новых студентов, практикантов, сотрудников. Был, правда, указан телефон, по которому можно позвонить. Что Светлана и сделала. Однако напоролась на автоответчик: приятный женский голос предложил ей оставить свои координаты и пообещал с ней связаться.

Светлана постаралась собрать информацию о НИИ, но ее оказалось катастрофически мало. Тогда она обратилась к Сергею, своему давнему приятелю и некогда ухажеру, работавшему в Министерстве внутренних дел. И тот вскоре сообщил, что данный НИИ в самом деле имеет государственную аккредитацию и, кажется, институту оказывается поддержка кем-то чрезвычайно влиятельным. Но это было все, что даже ему удалось узнать. О Лоскутине вообще больше никакой информации не было. Однако бывший ухажер пообещал держать, так сказать, руку на пульсе и раскопать все, что возможно. Пообещал перезвонить через несколько дней.

Прошла неделя. Миновала другая. Заканчивалась третья. А звонка все не было. Тогда Света сама набрала номер Сергея. Но его мобильный был отключен. Не оставалось ничего иного, как позвонить домой. Конечно же, трубку взяла его жена, которая, похоже, знала о том, что ее муж был некогда до потери рассудка влюблен в Светлану, и не одобряла их общения, пусть и по телефону, пусть и мимолетного.

Поколебавшись, Света представилась и сказала, что хочет поговорить с Сергеем. Послышались сдавленные рыдания, и жена Сергея, глотая слезы, произнесла:

– Сереженька умер! Мы уже девять дней справили! И не звони сюда больше, сгинь!

Светлана крайне болезненно восприняла весть о том, что Сергей умер. Как странно! Он же был молодой мужчина, чрезвычайно щепетильно относившийся к своему здоровью и физической форме. Как такое могло случиться?

Перезванивать жене, теперь уже вдове, она не стала, а навела справки о судьбе Сергея через общих знакомых.

– Тут что-то ужасное стряслось! – доложила ей одна чрезвычайно болтливая подруга, несомненным плюсом которой было то, что она знала все и обо всех. – Его ведь убили!

– Как убили? – ахнула Светлана.

– Убили, точно! – подтвердила сплетница. – Только не спрашивай, кто именно. Говорят, что сатанисты. Потому что на теле были вырезаны какие-то пентаграммы или что-то подобное. Его потом даже в церкви отказывались отпевать, еле священника уговорили!

Новость буквально раздавила Свету. Она долго не могла прийти в себя, а когда смогла наконец мыслить более-менее рационально, вдруг поняла: это ведь она виновата в гибели Сергея! Его убили сатанисты, а именно сатанизмом занимался Лев Романович Лоскутин, сомнений у нее не было. Она попросила Сергея узнать о НИИ – и прошло всего несколько дней, как Сергея убили те, кто боялся разоблачения.

Светлана снова навела справки, желая узнать, как обстоит расследование гибели Сергея. Официально было заявлено, что следствие идет. А неофициально ей сообщили, что это дело – типичный «висяк». И что с самого верха спущен негласный указ – прыти не проявлять и не лезть, куда не следует. Никто и не лез.

Что ж, все ясно: никто ответственности за гибель Сергея не понесет. В лучшем случае отыщут козла отпущения, как произошло в случае в Егором Верещагиным, и вину за преступление на кого-то свалят, а настоящий убийца останется безнаказанным.

Между тем Альберт Георгиевич вдруг пригласил Светлану в ресторан. Но она отказалась, чем, похоже, обидела шефа до глубины души. Но она не могла отправляться на романтический ужин с человеком, который связан темными делишками с тем самым Лоскутиным!

Светлана знала, что все прочие дамы их юридической фирмы считают ее набитой дурой и непомерной гордячкой – еще бы, дала от ворот поворот самому Юргенсу! Но молодая адвокатесса не намеревалась никого переубеждать. Ее занимало совершенно иное – и она хотела довести до конца начатое. То есть разоблачить Егора. Только теперь получалось, что надо выводить на чистую воду не только Верещагина-младшего, но еще и загадочного профессора Льва Романовича Лоскутина. А плюс к тому его так называемый научно-исследовательский институт.

Светлана не прекращала изыскания и сумела установить следующее: в окрестностях Ниццы и Монако в то время, когда на Лазурном Берегу отдыхал Егор Верещагин, были обнаружены два обезглавленных женских тела. Смерть женщин списали на деяния сумасшедшего гастролера, но ей-то хорошо известно, кто такой тот гастролер – ее бывший подзащитный. Более того, ей удалось выяснить, что в то же время в Ницце находился и Лоскутин, который представлял там французский перевод своей монографии, посвященной истории оккультных движений в Восточной Европе.

Девушка не знала, что и думать. А потом пришла к выводу, что Лоскутин является своего рода наставником Егора. Ведь она всегда предполагала, что за молодым человеком стоят иные, гораздо более могущественные силы. Зачем бы иначе Лоскутину прилагать невероятные усилия для того, чтобы помочь Верещагину-младшему избежать пожизненного заключения?

Ей вспомнилось поведение субъекта в черном в зале суда. Вероятно, профессор в самом деле обладает талантом гипнотизера, который он пустил на служение криминалу. Но как ему удалось вызвать у прокурора инсульт? Вряд ли даже самый сильный гипнотизер может заставить лопнуть сосуд в мозгу, хотя именно об этом вел речь Лоскутин тогда, в кабинете Альберта Георгиевича. Нет, наверное, был задействован яд или что-то в таком роде. Но расследование-то опять же не проводилось! Короче, чертовщина какая-то.

Чертовщина, чертовщина, чертовщина… Словцо крутилось в голове Светланы, и женщина никак не могла отделаться от него. Нет, конечно же, всему имеется разумное, логическое объяснение.

А что, если нет? Что, если разум и логика здесь бессильны? Но Света отмела эту мысль. Лучше попробовать узнать, что именно связывает Лоскутина с адвокатом Юргенсом. Наверняка ведь что-то жутко криминальное.

Она не знала, как именно подступиться к решению этой проблемы, но ей помог случай.

Как-то, работая с документами и задержавшись в офисе допоздна, она отправилась на кухню, чтобы приготовить себе крепкий кофе – ведь, возможно, придется посидеть здесь до утра, иначе не подготовиться к процессу, который начинается через день. Девушка как раз заливала в кружку кипяток, когда раздалось странное жужжание. Скосив глаза, Света увидела на столике чей-то мобильный, явно забытый кем-то из сотрудников. О, да ведь это трубка Юргенса! Значит, шеф, как она, задержался в офисе, готовил себе кофе и забыл телефон.

Девушка осторожно приблизилась к столу. И заметила высветившееся на экране имя: «Лев». Альберту Георгиевичу звонил Лоскутин!

Тут послышались шаги, и она отскочила от стола, стала, стараясь унять дрожь в руках, наливать в кружку кипяток из электрического чайника. На кухню вошел Юргенс. Бросился к телефону и сразу же вышел. По пути он принял звонок, и до Светланы долетели его торопливые слова:

– Лев, я тебя слушаю! Да, да, я помню, конечно же, через два дня, в полнолуние. И я знаю, что на сей раз на очереди я. Конечно, я все сделаю!

Голос стих – Альберт Георгиевич скрылся в своем кабинете.

Светлана быстро вернулась к себе, вышла в Интернет и через несколько секунд знала: в самом деле, через два дня ожидается полнолуние. Но каким образом данное астрономическое явление связано с ее шефом и его дружком, «черным человеком»?

Мысли об этом не оставляли Светлану до середины следующего дня, и наконец она приняла решение, хотя то далось ей нелегко.

Ей очень не хотелось втягивать в ее собственное расследование кого-то постороннего – достаточно гибели Сергея! – но было понятно, что одной не справиться. Поэтому, после долгих раздумий, она обратилась к знакомому частному детективу, на которого можно было стопроцентно положиться. И, не вводя его в курс дела – чем меньше человек будет знать, тем лучше! – попросила его проследить в первую ночь полнолуния за Юргенсом.

– Что, втюрилась в шефа? – спросил с улыбкой детектив. – Не беспокойся, Света, сделаю все по высшему разряду.

– Только, пожалуйста, не подвергай себя опасности! – попросила девушка.

– За кого ты меня принимаешь? – отмахнулся частный детектив. – Я же профессионал! Да и вообще, твой Юргенс всего лишь какой-то законник, а не бизнесмен или политик, так что проблем не будет.

Светлана только тяжело вздохнула. Как бы ей хотелось, чтобы все было именно так! Но ведь наверняка и Сергей думал, что выясняет подноготную всего лишь какого-то НИИ, а в итоге поплатился жизнью.

Всю ночь она не смогла сомкнуть глаз. И рано утром, еще даже до рассвета, позвонила частному детективу. Трубку никто не брал! Светлана похолодела – так и есть, из-за нее погиб уже второй человек.

– Ну, алло… – раздался недовольный, сонный голос сыщика. – Свет, ты чего в такую рань трезвонишь? Я только час назад вернулся и завалился дрыхнуть. Всю ночь на ногах провел!

Светлана перевела дух и немного успокоилась. А вечером того же дня встретилась с частным детективом, который поведал ей жутковатую историю.

– Твой Юргенс не такой простой, каким кажется. За несколько минут до одиннадцати вечера он покинул свою квартиру на Кутузовском. Его путь лежал на территорию какого-то закрытого НИИ… Как же его полное название?

Он стал копошиться в бумагах, но Светлана сказала, что и так знает, о чем речь. Конечно же, это был институт, возглавляемый Лоскутиным.

– Гм… Если знаешь, то зачем поручила мне следить за ним? Ну, хорошо! Я находился на порядочном расстоянии, видеть меня Юргенс не мог. Как, впрочем, и другие. Потому что пожаловал он туда совсем даже не один.

Детектив показал серию фотографий – на них Светлана увидела иномарки, въезжавшие на территорию НИИ. И ее не удивило, что туда пожаловал также Егор Верещагин, она узнала его «Порше».

– Удалось заснять еще вот что… – продолжал сыщик. – Кстати, обычно такие фотки помещаются в желтых газетах и на скандальных интернет-страницах!

Он продемонстрировал Светлане новую серию снимков – на них были запечатлены несколько человек в странных черных рясах с капюшонами. Эти люди тоже входили в здание НИИ.

– Можно подумать, там сектанты собрались! – хихикнул детектив.

Светлана испуганно посмотрела на него – неужели он догадался? Кошмар! Ведь это может стоить ему жизни!

Сыщику удалось сделать и другие фотографии, исходя из которых можно было сделать вывод: гости проникали в здание при помощи специальных карточек, которые они прикладывали к установленному на входе сканеру.

– И вот еще что! – добавил, насупив брови, детектив. – Похоже, эти ребятки занимаются чем-то крайне криминальным. Потому что расходиться они стали в четвертом часу утра. Последним территорию сомнительного НИИ покинул твой Юргенс. Однако отправился не домой, а на свалку, расположенную за городом. И там извлек из багажника автомобиля сверток. Смотри!

Последовала очередная серия снимков. На них был запечатлен Альберт Георгиевич. Вот он вытаскивает из багажника большой сверток… бросает его с края оврага вниз, на кучу мусора…

Частный детектив указал на одну из фотографий и ткнул пальцем на смазанную деталь. Светлана присмотрелась и ахнула, увидев… пятку. Человеческую! В свертке находился труп!

– По-моему, по твоему Юргенсу тюрьма плачет! – с хохотком прокомментировал снимки сыщик. – Но обращаться в правоохранительные органы не советую – он все равно сумеет отмазаться. Я же там работал, всю кухню прекрасно знаю!

После этих слов детектив сгреб фотографии, извлек зажигалку и поджег их.

– Все, улик нет. Записи я тоже стер. Потому что не намерен рисковать своей жизнью даже ради тебя. А теперь я хочу спать!

– И ты еще можешь после случившегося спать? – спросила подавленно Светлана.

– Знаешь, мне очень даже хорошо спится, – хмыкнул детектив. А затем посерьезнел. – В этом мире много зла, но я не желаю иметь с ним ничего общего. Кого-то убили, кого-то изнасиловали, кого-то ограбили – и славу богу, что не меня и не моих близких. Короче, Света, больше ко мне не обращайся!

На том они и расстались. Светлана сухо поблагодарила частного детектива и стала усиленно изучать прессу и сообщения во всемирной Сети. А через два дня было сообщено о том, что на одной из столичных свалок нашли тело зверски убитой девушки. Причем все указывало на то, что она стала жертвой сатанистов.

Адвокатесса прекрасно понимала, что ее шеф причастен к убийству. И ей было невмоготу видеть его по многу раз на дню в офисе, разговаривать с ним, обсуждать с ним детали того или иного дела.

Он вел себя как обычно – улыбался, мило шутил, отпускал комплименты. В общем, был прежним Альбертом Георгиевичем, галантным и обходительным. И при этом являлся жестоким убийцей. Или сообщником убийцы, что было ненамного лучше.

Несколько дней спустя, улучив момент – Юргенс как раз разговаривал по мобильному в конференц-зале, – Светлана зашла к нему в кабинет и заметила стоящий на полу вместительный портфель. Она быстро раскрыла его и стала изучать содержимое.

Папки с бумагами. Сборник законов. Две свежие газеты. А на дне девушка обнаружила нож и моток бечевки. И увидела еженедельник. Раскрыв его, стала сравнивать определенные даты. Так и есть, все дни, на которые выпадало в этом году полнолуние, были помечены красными крестиками.

А также в портфеле имелась оккультная книжка – такая же, какую Света видела у Егора. И многие пассажи с описаниями ритуальных жертвоприношений в ней тоже были подчеркнуты. Теперь Светлана точно знала: Юргенс принес в жертву человека.

Женщину охватил страх, и она быстро закрыла портфель. И вовремя! Потому что в кабинет заглянула секретарша, искавшая шефа. Светлана сделала вид, что ждет начальника.

Да, сомнений быть не могло, Альберт Георгиевич являлся преступником. И его можно и нужно было сдать прокуратуре. Только дело в том, что у него везде могущественные друзья, а вот у нее не было доказательств. Кто поверит ее лепету? Верно, никто. А она только выдаст себя с головой, нажив смертельного врага. Точнее – смертельных врагов. Потому что главной фигурой в этой истории был не Альберт Георгиевич Юргенс, а Лев Романович Лоскутин. Именно на него и требовалось выйти. Именно его прежде всего и требовалось упечь за решетку. Именно он и должен был первым нести ответственность.

Только как это сделать? Ей требовались улики. Но железобетонные. Такие, при предъявлении которых не помогли бы и высокопоставленные покровители шефа.

Светлана понимала: ей надо проникнуть на саму ужасную церемонию. Она осознавала весь риск подобной задумки, однако была полна решимости. Можно, конечно, как частный детектив, сделать вид, что все в порядке, что ее это не касается. Можно обо всем забыть и, повернувшись на правый бок, с чистой совестью захрапеть.

Но так поступить Светлана не могла. Значит, она должна узнать, что именно происходит на церемонии. И сделать фотографии. А затем передать их в руки тем людям в Генеральной прокуратуре, про которых точно известно, что они не являются продажными.

Путь был один – через Альберта Георгиевича. От этой мысли Светлану передернуло. А ведь совсем недавно она испытывала некие романтические чувства к шефу! Теперь же тот был ей отвратителен.

Но делать нечего, ведь просто так на территорию НИИ не попадешь. Значит, решено – надо идти на сближение с Юргенсом.

Труда это не составило. Стоило ей состроить ему глазки, с придыханием попросить его о помощи и лукаво улыбнуться – и шеф ошалел. Подошел, положил девушке руку на бедро и просюсюкал:

– Светочка, как давно я ждал этого момента! Но не хотел тебя ни к чему принуждать. Я ведь очень трепетный и нежный!

Света вспомнила, что было изображено на фотографиях: Юргенс вытаскивает из багажника сверток и бросает его с оврага. А в свертке находилась убитая женщина!

Руки Альберта Георгиевича скользнули по ее спине, девушка инстинктивно дернулась.

– Неужели тебе неприятно? – изумился шеф.

– О нет же, Альберт Георгиевич, я об этом только и мечтала, – начала кокетничать Светлана. – Но была такой робкой, такой глупой…

– Не глупой, а просто неприступной! – промурлыкал шеф, пытаясь ее поцеловать. – Кстати, зови меня просто Бертиком.

Светлана отстранилась и указала на стеклянную дверь.

– Альберт Георгиевич… Бертик… Нам ведь не нужны слухи, поэтому предлагаю на работе сохранять видимость прежних отношений.

– Конечно, конечно, Светочка, ты права! Но вечером поедем к тебе? Я всегда хотел узнать, как ты живешь.

Это в планы девушки не входило. Поэтому, превозмогая себя, она поцеловала Бертика в лоб и возразила:

– Поедем. Только не ко мне, а к тебе. Я тоже всегда хотела узнать, как ты живешь! И не сегодня, а завтра.

– Но почему завтра? – удивился распалившийся Юргенс. – Я не могу так долго ждать!

Но ей требовалось позаботиться о кое-какой мелочи. Пришлось сослаться на то, что у нее назначена крайне важная встреча, отменить которую нельзя.

– Хорошо, – сразу же согласился Бертик. – Но я сделаю тебе сюрприз. Чур, не спрашивать какой! Я так рад, что ты наконец обратила внимание на мои чувства, Светочка! И я очень страдал, когда ты ездила к этому сопляку Верещагину!

От упоминания о Егоре Светлану передернуло. И адвокат, и его бывший подопечный – два сапога пара. Оба – жестокие убийцы. Причем, по всей видимости, связанные с культом дьяволопоклонников.

Светлана тщательно подготовилась к встрече с Юргенсом – припасла убойную дозу быстродействующего снотворного. Потому что оказаться с ним в одной постели совсем не намеревалась.

Альберт Георгиевич обитал в шикарном пентхаусе на Якиманке. Ну да, он ведь являлся более чем преуспевающим адвокатом. Обстановка была стильная, на нее явно не пожалели денег.

Едва Светлана перешагнула порог, как раздалась тихая классическая музыка. Везде горел приглушенный свет. Юргенс, взяв ее за руку, повел за собой.

В одной из комнат был накрыт стол на двоих. Это и был «сюрприз». Светлана сделала вид, что чрезвычайно рада ему. Последовал ужин, заказанный во французском ресторане. Юргенс, не умолкая, болтал о всякой ерунде, а девушка делала вид, будто наслаждается приятным вечером. В действительности же она ждала подходящего момента для осуществления своего плана.

И вот Бертик предложил переместиться с бокалами шампанского в руках на огромную кожаную софу…

Неожиданно зазвонил его телефон, Юргенс аж подскочил. Поставив бокал на столик, метнулся к мобильному и вышел в соседнюю комнату. Светлана быстро достала из сумочки коробочку, в которой находились желтые капсулы. Содержимое трех из них – сероватый порошок – она высыпала в бокал Юргенса и осторожно его взболтнула. А затем на цыпочках прокралась к двери комнаты, где находился адвокат.

– Да, Лев, я понял! Конечно, приложу все усилия, чтобы вытащить его из СИЗО. Но у меня сейчас романтический вечер. Можно подождать до утра? Отлично!

Светлана быстро вернулась на софу. Понятно, что звонок своего идейного наставника Бертик не мог пропустить. А вот, кстати, и он…

Настроение у адвоката было приподнятое. Юргенс плюхнулся на софу и потянулся к Светлане. Но та быстро всунула ему в руку бокал с шампанским, в котором было растворено снотворное.

– Но зачем пить, если мы можем заняться кое-чем получше? – спросил он игриво, ставя бокал обратно на столик.

– Бертик, не спорь с дамой! – в тон ему ответила Светлана и снова подала бокал. – Или ты не хочешь выпить за то, что мы наконец-то нашли друг друга?

Юргенса же осенила куда более гениальная идея.

– Света, хоть мы уже на «ты», все равно предлагаю выпить на брудершафт! Только это будет особый брудершафт, киска! Каждый пьет не из своего бокала, а из бокала партнера. Меня это очень заводит!

Светлана заявила, что его идея ее не прельщает, но спорить с Бертиком было бесполезно. Они переплели руки, и девушка припала губами к бокалу Юргенса, тому самому, в котором была лошадиная доза снотворного. Но только сделала вид, что отпивает.

Заметив, что бокал в руке девушки все еще полон, адвокат покачал головой:

– Света, как же так? Давай же, пей!

Отнекиваться было бесполезно. Светлана снова поднесла к губам бокал – и в этот момент мобильный Юргенса опять ожил. Но на сей раз звонил не Лев Лоскутин, поэтому, чертыхнувшись, Бертик отключил свой телефон.

Мужчина отвернулся всего на пару мгновений, но их Светлане хватило, чтобы быстро поменять фужеры местами – поставить на столик тот, что со снотворным, и быстро схватить бокал Юргенса с шампанским без добавок.

– Света, ну что же ты? Или не рада тому, что мы теперь вместе? – спросил Юргенс с усмешкой, снова поворачиваясь к ней лицом.

– Конечно, рада! – ответила она и кивнула на бокал, стоявший на столике. Упрашивать Юргенса не пришлось – он опрокинул в себя все шампанское, до капли. Пришлось и Светлане, в свою очередь, пригубить игристого вина. А Бертик уже полез к ней с поцелуями. Потом повалил на софу и принялся раздевать.

Он уже стягивал с нее бюстгальтер, как вдруг пошатнулся, зевнул и произнес, едва ворочая языком:

– Что-то глаза слипаются… Не понимаю, в чем де…

Фразу Юргенс так и не завершил, повалился, как подкошенный, прямо на Светлану. Женщина выползла из-под туши адвоката и убедилась в том, что тот крепко спит. Пора было приступать к обыску его холостяцкой берлоги. Если он где-то и мог хранить улики, то только здесь.

Первым делом Света отправилась в ванную, думая, что найдет нечто компрометирующее там. И в самом деле обнаружила запертый шкафчик. Но вскрыв его при помощи заколки, разочарованно вздохнула. Внутри лежали пачка презервативов, препараты для повышения потенции и, отчего-то, несколько резиновых фаллосов. Для какой цели те требовались крутому мачо Альберту Георгиевичу, она и представить не могла.

Затем девушка отправилась в спальню и перерыла ее, тщательно следя, однако, за тем, чтобы все вещи после обыска оказались на прежних местах. Не хватало еще, чтобы Юргенс понял, что она шныряла по его квартире!

Но и здесь ее «улов» был минимальным – куча порнографической литературы, причем рассчитанной на любителей как женщин, так и мужчин. И ровным счетом ничего, связанного с сатанизмом или убийствами.

Теперь наступил черед кабинета Юргенса. Но там имелись только книги на юридическую, историческую и философскую тематику. Кстати, странно – ни одного труда, посвященного мистике или оккультизму.

Светлана приуныла. Выходило, что в своей берлоге Юргенс не хранил ничего компрометирующего. Но как же так? А она ведь очень надеялась найти нечто, что помогло бы ей разоблачить убийц-сатанистов.

Девушка принялась внимательнее просматривать тома в шкафах, надеясь, что среди них попадется что-либо подозрительное. Но единственным, что вызывало подозрение, было то, что книги, похоже, никто ни разу даже не раскрывал. А больше решительно ничего!

Когда Света подошла к последнему шкафу, стоявшему в углу, ее внимание привлекла книга в золоченом переплете с латинской надписью. Она попыталась извлечь ее с полки, но ничего не вышло – томик был словно приклеен! Наконец самодеятельная сыщица поняла – он и в самом деле приклеен к полке. Как и все прочие издания, которыми заполнен шкаф.

Выходит, шкаф служит декорацией? Но зачем? Ответ мог быть только один – за ним скрывается еще одна комната. И Светлана принялась нажимать на корешки книг и детали резных украшений шкафа, ища тайный рычаг.

Вдруг одна из деталей со щелчком провалилась, причем девушка заметила, что та напоминала цифру «6». Но шкаф не сдвинулся с места. При внимательном осмотре обнаружилось, что еще две завитушки похожи на шестерки. И тут Свету осенило: конечно же, так называемое число зверя – 666! Она надавила на две другие «цифры», и те, тоже со щелчком, провалились внутрь полки. А после этого шкаф бесшумно отъехал в сторону, открывая проход.

Автоматически зажегся свет, и Светлана увидела комнату, заполненную странными предметами. Там были и книги на оккультные темы. Имелись банки с человеческими зародышами и внутренностями. А в углу стоял морозильный шкаф, больше похожий на саркофаг. Странно, почему морозильник находится в потайной комнате? Она приподняла крышку – и остолбенела.

Внутри лежали человеческие останки. Несколько женских и детских голов в полиэтиленовых пакетах. Коробочки с печенью, сердцем, легкими. Ведерко, заполненное смерзшимися ягодами, которые при ближайшем рассмотрении оказались глазами…

Светлана метнулась в ванную комнату и долго брызгала в лицо холодной водой. А потом у нее начались рвотные позывы – ведь Альберт Георгиевич кормил ее ужином! А что, если отличное на вкус жаркое в действительности было…

Девушка запретила себе думать об этом. Но успокоилась лишь тогда, когда вспомнила, что Бертик еду не готовил, а заказал в ресторане. Ей немного полегчало, но все еще было не по себе.

Да, она уже свыклась с мыслью о том, что Юргенс работал на убийц. На сатанистов. Что помог серийному убийце уйти от наказания и свалить вину за зверские деяния на совершенно невинного человека, затем, вероятно, просто умерщвленного. Но Альберт Георгиевич оказался еще и каннибалом!

Светлане хотелось как можно быстрее покинуть ужасную квартиру, однако она заставила себя остаться. Потому что у нее имелся план. Да и внезапное ее исчезновение могло насторожить шефа-людоеда.

Через некоторое время девушка вернулась в тайную комнату и принялась осматривать ее. На стене она увидела список (почерк был Юргенса), в котором перечислялись части человеческого организма, хранившиеся в морозильнике, а также имелись указания относительно того, как часто надо закусывать человечиной. Цикл был связан с фазами луны и астрологической белибердой.

Имелся в комнатке и компьютер, причем включенный. И не защищенный паролем. Ну, конечно, ведь Бертик и подумать не мог, что кто-то проникнет в его секретную комнату… Светлана обнаружила там файлы с массой фотографий, запечатлевших ужасные, шокирующие сцены – убийства, пытки, поедание человеческой плоти. А также сцены неведомого ритуала, в котором принимали участие личности, облаченные в черные плащи с капюшонами. Точно такой же плащ висел на гвозде, вбитом в стену.

Помимо этого в компьютере имелся выход в особый форум – форум сатанистов. Светлана нажала на одну из категорий – тотчас появились даты предстоящих церемоний. Так и есть, очередная церемония намечалась на следующее полнолуние.

Вдруг возникло окно с сообщением – один из сатанистов приветствовал «брата Альберта». Светлана быстро закрыла ноутбук. А потом, переменив решение, снова открыла его и стала под видом Юргенса переписываться с единомышленниками.

Ее интересовало то, как можно проникнуть в НИИ, где проходили черные мессы. Но спрашивать напрямую не рисковала – вдруг у кого-то возникло бы подозрение? Ведь Юргенс уже принимал участие в подобного рода мероприятиях. Поэтому пришлось задавать обтекаемые, косвенные вопросы, что у Светланы, юриста, адвоката, получалось очень даже хорошо. И вскоре она выяснила, что у каждого из сатанистов, принимающих участие в черной мессе, имеется персональная электронная карточка, при помощи которой и можно проникнуть в здание НИИ.

Сатанисты наперебой поздравляли Альберта Георгиевича с «крещением» – так именовалось его первое убийство. Кто-то сообщил, что если дело так пойдет и дальше, то он получит возможность подняться на ступень выше и стать кандидатом в версипли.

Что означает сие странное слово, Светлана понятия не имела, однако спрашивать не рискнула. Видимо, речь шла о каком-то звании в сатанинской иерархии или о чем-то подобном.

«И наградой будет частичка «лунных слез», – написал кто-то, и Светлана снова удивилась, не понимая, что подразумевает адресант. Наверное, это был эвфемизм, заменяющий нечто гадкое и кровавое.

Тут появилось сообщение от «Архипастыря», и им оказался не кто иной, как Лев Лоскутин. Он оповестил своих черных овечек о том, что на следующей мессе будет книга. Опять загадка! Но наверняка имелся в виду какой-то сатанинский раритет.

Внезапно Лоскутин прислал сообщение Альберту Юргенсу: «Как девчонка? Еще не передумал пустить ее на морозилку?»

Светлана содрогнулась – сейчас определенно речь шла о ней самой. Поэтому написала в ответ: «Мне пора, девчонка сейчас в душе». Затем вышла из чата, предварительно стерев все сообщения.

Существовал определенный риск, что Лоскутин, встретившись с Бертиком или позвонив ему, осведомится о последней переписке. А Юргенс не будет в состоянии вспомнить, что тот имеет в виду. Но Светлана решила, что это не страшно: Альберт Георгиевич никогда не подумает, что она отыскала его «каморку Ганнибала Лектора» и от его имени общалась в чате с сатанистами.

Девушка продолжила обыск тайной комнаты и наткнулась наконец на то, что ей требовалось, – нашла электронную карточку черного цвета с поперечной золотистой полосой, на которой были выгравированы три кровавые шестерки и колдовской знак.

Опустив карточку в карман, Света взглянула на часы. Времени у нее не так уж много, но нужно успеть. Потому что другая возможность вряд ли представится – снова идти в гости к Бертику-людоедику она не собиралась.

Светлана вернулась в гостиную и обнаружила Юргенса спящим на спине – тот оглушительно храпел. Затем выскользнула из квартиры, прихватив ключи от «БМВ» адвоката, и отправилась на ней к знакомому компьютерщику, по совместительству хакеру. Около года назад адвокатесса помогла ему избежать серьезных неприятностей с очень и очень серьезными людьми, и парень заявил: если у нее возникнут проблемы, то пусть обращается к нему в любое время дня, а желательно ночи (он спал днем, а бодрствовал именно по ночам, поэтому визитом в половине третьего утра удивить его было нельзя).

Светлана попросила его сделать копию электронной карточки, что оказалось плевым делом. Компьютерщик был человеком неразговорчивым, лишних вопросов не задавал, а предпочитал наличные. Уже через десять минут девушка держала в руке копию карточки, которая выглядела не столь зловеще, как оригинал, однако информационная начинка была та же самая.

– Дизайн прикольный! – заметил на прощание парень. – Если надо, приходите еще!

Светлана полетела обратно в пентхаус Бертика. Отсутствовала она чуть больше часа, автомобилей в ночное время было немного, поэтому сумела быстро обернуться. Но ведь за это время могло произойти все, что угодно!

Девушка осторожно вошла в квартиру Юргенса и прислушалась – храп больше не сотрясал стены. Надеясь, что Бертик все еще спит, Света прошмыгнула в зал – и окаменела. Софа была пуста!

Послышались шаги, и она увидела бредущего хозяина дома – вид у него был весьма помятый, глаза закрыты. Адвокат повалился на софу и сразу же захрапел. Светлана заметила, что в ванной горит свет, и поняла: Бертик пробудился по причине зова природы, поплелся в туалет, вернулся – и все это находясь практически в отключке.

Тем не менее Свету начало трясти. Она довольно долго сидела около Альберта Георгиевича, прислушиваясь к его храпу и опасаясь, что тот вот-вот проснется. Но требовалось положить на место электронную карточку. Она быстро прошла в кабинет адвоката, снова открыла секретную комнату и положила карточку туда, где та лежала. А потом сфотографировала на мобильник черный плащ с капюшоном в разных ракурсах.

Конечно, Светлана могла бы вызвать милицию. И предъявить им морозильную камеру, забитую человеческими останками. Бертика бы арестовали – и что дальше? Вряд ли, даже при помощи форума сатанистов, можно будет выйти на других членов секты, а в особенности на их главаря, Льва Лоскутина. К тому же не стоило забывать о высокопоставленных друзьях Юргенса – среди них тоже могли иметься поклонники черной магии.

До следующего полнолуния оставалось не так уж долго. И Светлана приняла решение – она должна принять участие в кошмарной процедуре. И сделать фотографии Лоскутина и прочих типов, что появятся там. А потом сдать их всех скопом Генеральной прокуратуре. Вероятно, появится там и Егор Верещагин. Что ж, тем лучше: мальчишке самое место на скамье подсудимых. В этот раз ему надлежало получить заслуженное наказание.

Утром Светлана разыграла восторг, охала и ахала, мол, как все прекрасно было у нас ночью, дорогой. Как она и предполагала, Бертик ничего не помнил. Соответственно, если Лоскутин и заведет разговор, не вспомнит, переписывался ли он с ним на форуме.

Юргенс настаивал на том, чтобы Светлана осталась на завтрак, однако девушка упорхнула – пребывать в квартире каннибала дольше, чем требовалось для осуществления ее плана, ей не хотелось. В следующие дни, когда Бертик снова подкатывал к ней, просто любезно отшивала его, а затем ушла в отпуск.

Плащ с капюшоном, сшитый на основании эскизов, с фотографий, сделанных Светланой, получился как две капли воды похожим на тот, что принадлежал Альберту Георгиевичу.

Адвокатесса с тревогой ждала полнолуния. Света знала, что затеяла мероприятие сумасбродное, однако ее так и тянуло оказаться на черной мессе. Не знала девушка и того, почему ей так этого хотелось, но что-то подсказывало: она должна побывать там! Убеждала себя, что цель ее присутствия – собрать улики, но чувствовала: имеется и иной, тайный повод. Что-то толкало ее принять участие в кошмарной церемонии, но, что именно, сказать не могла.

Тот день выдался жарким и солнечным. Луна, застывшая над Москвой, была нереально большой, желтой и зловещей – прямо как в фильме ужасов. Светлана прибыла к зданию НИИ загодя и просидела больше двух часов в автомобиле, припаркованном за несколько кварталов от огороженной высоченным забором территории. Наконец, незадолго до полуночи, отправилась к НИИ, прихватив с собой сумку, в которой находился плащ с капюшоном. По пути заметила: на территорию института как раз въехал автомобиль. Ворота быстро закрылись.

Подождав несколько минут, Светлана подошла ко входу и поднесла к сканеру дубликат электронной карточки. Более всего она боялась, что карточка не сработает или, чего доброго, раздастся сигнал тревоги.

Ни того, ни другого не произошло. Ворота распахнулись, и девушка прошмыгнула на территорию НИИ. Там зашла за одно из строений, вытащила из сумки плащ и надела его.

В этот момент темноту прорезал свет автомобильных фар. Мимо проехало знакомое транспортное средство – «БМВ» Альберта Георгиевича. Автомобиль остановился, из него вышел сам адвокат. Натянул на себя черный плащ с капюшоном и двинулся в сторону основного корпуса. Светлана осторожно последовала за ним. Около металлической двери, что вела в здание, к Юргенсу присоединились еще несколько облаченных в черное фигур. Все они исчезли внутри.

Девушка тоже подошла к двери и приложила карточку к сканеру. Раздался писк, створка распахнулась. Светлана оказалась в длинном коридоре, увидела впереди группу одетых в плащи людей и двинулась в ту же сторону, соблюдая, однако, приличную дистанцию. В правой руке, скрытой длинным рукавом плаща, она держала миниатюрную видеокамеру, поскольку намеревалась запечатлеть происходящее.

Позади себя девушка услышала тихие голоса. Обернувшись, заметила новых гостей и натянула на лицо капюшон, заодно опустив голову. Не хватало еще, чтобы кто-то завел с ней разговор!

Светлана подошла к стальной дверце лифта и нажала кнопку. Пришлось ждать – кабина была в движении, доставляя предыдущую группу куда-то вниз. Около лифта возникли другие фигуры в черном. Прибывшие кивнули ей, и она точно так же ответила на приветствие. Никто с ней не пытался заговорить, что порадовало.

Наконец дверцы лифта раскрылись, и девушка зашла в кабину. За ней последовали еще три человека в черном. Нельзя даже было сказать, мужчины это или женщины. По всей видимости, сатанисты заботились о полной анонимности своих сборищ.

Кабина лифта пришла в движение. А когда замерла и двери раскрылись, Светлана шагнула в тускло освещенный коридор, оказавшийся бетонным туннелем, который через несколько метров раздваивался. Незваная гостья, естественно, не знала, куда идти, поэтому намеренно замешкалась, пропуская прочих облаченных в черное типов вперед.

Но тут ей не повезло – один из них пошел направо, а двое налево. Света остановилась в нерешительности – не спрашивать же, в самом деле, как пройти на черную мессу! А дверцы лифта снова распахнулись, выпуская новую партию сатанистов.

Мимо нее прошагали несколько человек, которые снова разбились на две группки – двое отправились направо, а трое налево. Светлана в беспомощности оглянулась, а потом, решившись, отправилась туда, куда шло большинство.

Коридор несколько раз вильнул, и она попала в большое помещение, похожее на трапезную в монастыре – длинный деревянный стол, фигуры в черных рясах, сидевшие вокруг и что-то неспешно поглощавшие.

Один из типов, державший в руках поднос с чашами, сделал призывный жест, показывая, чтобы Светлана уселась на лавку. Пришлось подчиниться. Перед ней возникла чаша, наполненная красной бурдой. Светлана осторожно понюхала ее, а тот, кто разносил еду, прошептал:

– Пей! Это придаст сил перед церемонией!

Девушка поднесла чашу ко рту и ощутила запах крови. И сырого мяса. И поняла – это некое подобие коктейля. Только из чего, скажите на милость, он приготовлен?

Распахнулась дверь, которую Света сначала не заметила, и на мгновение она увидела часть обстановки смежной комнаты, успев заметить стальной кухонный стол, на котором лежала человеческая голова. На нее накатил приступ тошноты, пришлось поставить чашу на стол. И тут девушка почувствовала на себе пристальный взгляд субъекта, что сидел напротив. Поэтому тотчас подхватила чашу и снова поднесла ее ко рту. Тип продолжал внимательно наблюдать за ней.

Не оставалось ничего другого, как отпить сатанинского коктейля. Но глотать его Светлана не намеревалась. Хорошо, что никто не видел ее лица, потому что она наверняка походила сейчас на хомяка с оттопыренными щеками. Она с грохотом поставила почти пустую чашу на стол.

«Только бы продержаться, только бы продержаться…» – крутилось у нее в голове.

Сосед по столу, заметив пустую чашу, удовлетворенно хмыкнул и отвел взгляд.

Раздался низкий, вибрирующий сигнал – все, кто находился в трапезной, спешно поднялись и потянулись к выходу.

Светлана вышла последней – ей требовалось избавиться от жидкости во рту. Неужели здесь нет уборной? Бредя по коридору, она заметила дверь, толкнула ее – и в лицо ей ударил морозный воздух. Она поняла, что попала в морозильную камеру.

С потолка свешивались туши. Только были они не свиные или говяжьи, а… человеческие. Светлана выплюнула адский коктейль прямо на пол и выбежала из морозильной камеры, чуть не налетев на фигуру в черном.

Она снова оказалась перед раздваивающимся туннелем в непосредственной близости от лифта, но теперь свернула в другой коридор и метрах в тридцати заметила колеблющийся призрачный свет. Коридор расширился и плавно перетек в большой зал с колоннами, выложенным гранитными плитами полом и куполообразном потолком. На стенах горели факелы, на полу стояло множество черных свечей.

Фигуры в черном распределились по залу. Светлана встала за одной из колонн и, вытащив камеру, начала снимать происходящее.

Впереди находилось некое подобие подиума, на котором располагался каменный алтарь. Он был залит чем-то темным, давно въевшимся в гранит. И Светлана ни секунды не сомневалась, что видит потеки засохшей крови.

Раздался удар гонга, и откуда-то сбоку появился субъект в белом плаще, но тоже с капюшоном. Он подошел к алтарю и воздел к потолку руку. Все присутствующие тотчас упали на колени. Светлане не оставалось ничего иного, как последовать их примеру.

Затем два помощника в черных рясах поднесли к алтарю ящик из черного дерева. Вожак в белом одеянии раскрыл его и извлек книгу, явно старинное издание в переплете, украшенном тусклыми, неправильной формы камнями.

На алтарь водрузили золотую подставку, и на нее вожак положил фолиант. А затем произошло нечто невероятное (Светлана снимала все на камеру): книга вдруг сама по себе, без видимого воздействия внешних сил, раскрылась, и страницы начали перелистываться. Причем на них не оказалось ни текста, ни рисунков – абсолютно пустые, желтые, кажется, пергаментные.

Так же внезапно движение страниц прекратилось – книга снова превратилась в неодушевленный предмет. Она была раскрыта ровно посередине. Упавшие ниц сектанты подняли вверх руки и затянули странную, пробиравшую до глубины души песнь.

Тем временем прислужники положили на алтарь что-то белое, продолговатое. Светлана никак не могла понять, что это такое. И вдруг странный сверток шевельнулся. И пискнул.

Тут до девушки дошло: это же ребенок! Более того – младенец! Неужели его намереваются принести в жертву? У Светланы перехватило дыхание.

Вожак отбросил пеленки, теперь на алтаре лежал голый мальчик. Малыш отчаянно закричал, что ничуть не смутило типа в белом одеянии. Он поднял младенца, поднес к книге и взмахнул кинжалом.

Светлана, не сдержавшись, приглушенно вскрикнула, но на нее никто не обратил внимания – громкость песнопения все нарастала. Девушка невольно сделала несколько шагов по направлению к алтарю, потому что не могла допустить, чтобы изверг в белом балахоне убил ребенка. Однако тот, кажется, и не намеревался этого делать.

Предводитель сектантов поднес кинжал к ручке младенца и провел по ней острием лезвия. Послышался плач ребенка, и на страницы книги упало несколько капель крови. Внезапно страницы стали чернеть, как будто невидимый художник залил их черной краской. Светлане даже показалось, что это и не страницы книги вовсе, а некое подобие окна или колодца. Прямиком ведущего в ад. Вожак тем временем положил ребенка на алтарь и сам встал на колени.

Сектанты легли на плиты, в экстазе выкрикивая слова своей то ли песни, то ли молитвы. Девушка убедилась в том, что на алтарь никто не смотрит, быстро подбежала к нему и схватила ребенка. А затем, прижав к себе малыша, бросилась к выходу. Все, на этом ее миссия завершена. Потому что надо срочно вызывать группу особого назначения – сектантов немедленно надо повязать!

Малыш, которого Светлана прижала к груди, вдруг пронзительно вскрикнул, и предводитель сатанистов поднял голову. Капюшон соскользнул с его головы. Да, это был Лев Лоскутин.

Он издал зычный крик, и прочие сектанты подняли головы. И устремили взгляды на Светлану, которая стояла посреди зала, крепко держа малыша. Сразу несколько человек кинулись к ней и… И тут же отпрянули назад. Девушка видела, что они пятятся от нее, как от прокаженной. До нее донеслось странное шуршание – создавалось впечатление, что по плитам ползет большая змея.

Света обернулась – и потеряла дар речи. С алтаря… вернее, со страниц книги… нет, прямо из книги к ней тянулось щупальце. Светлана вскрикнула. Щупальце все приближалось и приближалось. Оно было розового цвета, с присосками, покрытое переливающейся синевато-зеленой слизью.

По пути щупальце наткнулось на одеяльце и простыни, которые в спешке уронила девушка, схватило их и втянулось обратно в книгу. А через несколько мгновений из книги – нет, из жерла колодца – послышался злобный рев, будто там, внутри, находилось какое-то очень большое и явно опасное животное.

– Хозяин, простите нас! – раздался дрожащий голос Лоскутина. – Жертва готова! Даже две! Ребенок и взрослый! Через три минуты вы сможете утолить голод!

Снова раздался рев: нечто, казалось, выражало свое согласие.

Лоскутин топнул ногой, и при этом его глаза стали красными. Нет, не налились кровью, а именно стали красными – словно в них полыхнуло пламя. Но Светлана уже ничему не удивлялась.

На нее со всех сторон ринулись сектанты. Женщина и не пыталась сопротивляться, понимая, что это не имеет смысла – их было не меньше сорока человек! Она прижимала к себе ребенка, боясь, что именно ему причинят вред. Но сектанты повалили ее на каменный пол, вырвали из рук малыша, снова принявшегося плакать, а затем сорвали с нее балахон.

– Света? – раздался изумленный голос Альберта Георгиевича.

Одна из фигур в черном бросилась к Лоскутину, который положил младенца около книги. Это был Юргенс, и он попытался что-то объяснить. Даже повысил голос, и Светлана разобрала:

– Но ведь можно сделать исключение! Потому что хозяину не требуется вторая жертва!

Лоскутин только хмыкнул, и адвоката оттеснили прислужники. А Светлану уже подхватили другие сектанты и поволокли к алтарю. Над ней склонился предводитель и, сорвав с нее одежду, пророкотал:

– Ты проникла на нашу мессу и поплатишься за это! Потому что чужаку здесь не место! Но тебе уготована небывалая честь – ты будешь принесена в жертву самому хозяину!

Извивающуюся Светлану привязали за руки и за ноги к металлическим кольцам, укрепленным в каменных плитах пола. Один из сектантов отделился от толпы и кинулся к ней. Девушка узнала Альберта Георгиевича. Он хотел что-то сказать, но его грубо отпихнули в сторону. А Лоскутин прогрохотал:

– Ты хочешь разделить ее участь? Ты и так вывел ее на наш след! Она пыталась заснять наш ритуал на камеру! Как ты думаешь, с какой целью? Она же работает на наших врагов! За это ты понесешь наказание, но потом!

Светлана повернула голову и увидела, как Альберта Георгиевича увели прислужники. Что же, он был сатанистом. Он был каннибалом. Он был глубоко порочной и насквозь преступной личностью. Но он, кажется, на свой лад любил ее. И даже пытался спасти. Только все равно его попытка успехом не увенчалась. И Светлана знала, что ее ожидает смерть!

Сектанты снова затянули песнь, и послышалось знакомое шуршание. Из книги-колодца опять вынырнуло щупальце. Оно подползло к плачущему младенцу, обвило его и потащило к книге, но потом замерло. Оставило ребенка в покое. Плюхнулось вниз, на плиты. И зашуршало по направлению к Светлане.

Девушка ощутила, как щупальце вдруг схватило ее за ногу. И послышался властный голос Лоскутина:

– Отвяжите ее от колец!

Прислужники торопливо выполнили приказание. А щупальце обхватило грудь Светланы. В глазах у нее потемнело, она не могла ни вздохнуть, ни выдохнуть, чувствуя, что вот-вот потеряет сознание. Но, наверное, в сложившейся ситуации это было предпочтительным вариантом. Она не думала о том, куда утащит ее щупальце. И что за животное ждет ее там, в колодце, проход в который открывался при помощи сатанинской книги…

И вдруг раздался взрыв, зал заволокло сизым дымом. А вслед за тем щупальце вдруг отпустило Светлану. Девушка вздохнула полной грудью – и потеряла сознание.

В себя она пришла от того, что кто-то поднес к ее лицу пропитанную нашатырем ватку. Девушка приоткрыла глаза и увидела, что над ней склонился бородатый мужчина. Светлана вскрикнула от ужаса, попыталась подняться, но не смогла – тело болело, горело, зудело.

– Не шевелись! – приказал мужчина хрипло. – Вроде бы, ничего не сломано, тебе крайне повезло. Только ожоги. Но это и понятно, все же щупальце «слезами луны» покрыто.

Светлана не понимала ничего из того, что он говорил. Осторожно повернула голову и заметила, что находится в фургоне. И почувствовала, как тот на повороте изрядно тряхнуло.

– Ребенок! – крикнула Светлана, и бородач нагнулся к ней.

– Что ты шепчешь? Я тебя не слышу!

Разве она шепчет? Она же заорала во все горло! Или ей показалось?

Света попыталась повторить то, что только что сказала, но у нее ничего не получилось. Глаза закрылись сами собой, и она снова провалилась в беспамятство.

Наконец пришла в себя окончательно. И обнаружила, что лежит на кровати, застеленной белоснежным, чистым бельем. Светлана потянулась и попыталась понять, где находится. Комната была незнакомая, заставленная добротной, хотя и старой мебелью. Вдруг вспомнилось – сатанисты в подвале, освещенном факелами и свечами, несчастный, надрывно кричащий малыш, дьявольская книга, из которой вылезает щупальце… Нет, надо же такому присниться! Потому что, вне всяких сомнений, ей привиделся кошмар. Иного объяснения попросту не было. Однако где же она все-таки находится?

Она откинула было одеяло, но, поняв, что абсолютно нага, испуганно накрылась. Потом почувствовала боль в локте и колене. А все тело было покрыто ожогами, ссадинами и синяками, намазанными каким-то гелем.

Щупальце! Оно схватило ее и чуть не убило! Выходит, это был не кошмарный сон, а самая что ни на есть ужасная реальность?

За дверью Светлана услышала приглушенные голоса. Потом раздались осторожные шаги, сопровождавшиеся скрипом половиц. Девушка немедленно прикинулась спящей, наблюдая, однако, сквозь полуприкрытые веки за тем, что происходит.

На пороге возник тот бородач, которого она видела в фургоне. Его сопровождала невысокая, седая, одетая в спортивный костюм женщина.

– Не пришла еще в себя, – произнесла негромко та. А бородач заметил:

– Неудивительно, ведь такое пережить пришлось! Нам-то не привыкать, а вот ей…

Они потоптались в комнате, женщина поправила одеяло, поплотнее накрывая Светлану, которая еле сдержалась, чтобы не вздрогнуть. Эти люди не внушали ей доверия. Наверняка сатанисты!

– Марина с минуты на минуту будет здесь, – сказал мужчина. – Она ведь в провинции была, там эта история с городом зомби приключилась. Власти, конечно, пытаются представить ее как эпидемию неизвестной болезни, но мы-то знаем, что к чему.[5]

– Ты думаешь, Марина будет рада видеть девочку? – спросила женщина с легким вздохом. – Боюсь, она отнесется к ней излишне сурово. Но она ведь не виновата в том, что является дочерью полиморфа!

Полиморф? Что за странная фамилия… Или это кличка? И что за Марина? Какая-нибудь заместительница Льва Лоскутина. Или его жена.

Бородач и женщина удалились, и Светлана тотчас открыла глаза. Быстро поднялась с кровати и, не обращая внимания на зудевшие раны, опустила ноги на пол. В углу заметила платяной шкаф, подошла к нему, открыла дверцу – раздался мерзкий скрип. Она похолодела.

Но никто в комнату не вошел, видимо, бородач и его спутница скрипа не услышали.

Света быстро оглядела содержимое шкафа и сняла с вешалки старое, несколько облезлое пальто с объеденным молью рыжим лисьим воротником. Пальто было коротковато и широковато, но выбирать не приходилось. Не разгуливать же ей по городу голой!

Под вешалками нашлись резиновые охотничьи сапоги, правда, сорок шестого размера. Она натянула их и подошла к двери. Приоткрыв ее на пару сантиметров, увидела кухонный стол, на котором стояла дымящаяся чашка, видимо, с чаем или кофе. На табуретке, спиной ко входу, сидел тот самый бородач и, бормоча себе под нос, решал кроссворд.

Светлана пришла к выводу, что находится в дачном домике. Значит, ее вывезли из Москвы куда-то за город. И тут девушка поняла – эти типы изъяли у нее документы и кошелек!

Взгляд упал на кухонный стол – на краю лежал большой разделочный нож, вымазанный в чем-то красном. Света похолодела. Вот для чего сатанисты привезли ее сюда, в свое убежище! Чтобы убить и использовать в качестве источника органов! Ей вспомнился морозильник, забитый человеческими внутренностями, стоявший в потайной комнате пентхауса Альберта Георгиевича, камера в подвале НИИ, где на крюках висели замороженные человеческие тела.

Светлана беспомощно обернулась – в комнате, куда ее запихнули, окон не было. Конечно, людоеды ведь опасались, что она может прийти в себя и сбежать! Тут на глаза девушке попалась сковородка, стоявшая на плите. А около окровавленного ножа лежали явно автомобильные ключи.

Идея созрела мгновенно. Света глубоко вздохнула и распахнула дверь. Та скрипнула, и бородач, оторвавшись от кроссворда, обернулся. На его лице возникла странная гримаса, когда он увидел вошедшую, облаченную в нелепый наряд – старое пальто и резиновые сапоги.

– А, понимаю, вам надеть нечего! Ничего, моя женушка позаботится об одежде, я ей скажу, что вы пришли в… – начал мужчина.

Но Светлана молнией метнулась к плите, схватила сковородку и, недолго думая, опустила ее ему на голову. Она не церемонилась, надеясь, что дядька отключится с первого же удара. Так и произошло: бородач, не издав ни звука, мешком свалился на пол. Девушка схватила со стола ключи и, нагнувшись над поверженным врагом, стала обшаривать его карманы. Обнаружила портмоне, в котором было с десяток тысячных банкнот. На первое время должно хватить!

Светлана метнулась к входной двери, но створка вдруг сама распахнулась – на пороге возникла женщина в спортивном костюме. В руках у нее была трехлитровая стеклянная банка с солеными грибами.

Еще до того, как она успела что-то сказать, Света указала на находившегося без сознания дядьку и заявила:

– Он взял и упал с табуретки! Ему надо помочь! Возможно, у него инсульт!

Ахнув, женщина бросилась к бородачу, предварительно поставив ношу на стол. Склонилась над лежащим, а потом произнесла в растерянности:

– Но ведь у него кровь!

И обернулась. А Света уже занесла над ее головой банку с грибами. Женщина взвизгнула, попыталась увернуться, и банка угодила ей в живот. Жена бородача охнула и осела на пол.

Светлана выбежала из кухни, попала в коридор, оттуда вывернула на крошечную веранду. Так и есть, она находилась на даче. Топая сапогами, девушка понеслась по тропинке к забору, около которого стоял черный фургон. Распахнула дверцу, забралась за руль – и вдруг обнаружила, что ключей нет. Как же так, ведь она взяла их! Наверное, в пылу сражения потеряла. Или машинально сунула в карман и забыла? Но и в карманах пальто ключей не было.

По ее щекам покатились слезы отчаяния. И вдруг Света услышала мелодичное позвякивание – повернула голову и увидела рядом высокую, худую, атлетического телосложения женщину с короткими светлыми волосами, облаченную в джинсовый костюм и держащую перед собой рюкзак, из которого выглядывало дуло обреза. На пальце левой руки этой особы висели ключи от замка зажигания фургона.

– Не это ли ищем, дорогуша? – спросила она хриплым прокуренным голосом с нагловатой улыбкой.

Светлана попыталась выхватить связку, но ничего не получилось. Тогда она бросилась на женщину, намереваясь отнять у нее ключи. Однако та оказалась на редкость проворной и в два счета справилась со Светой. Девушка оказалась на земле.

Незнакомка извлекла из рюкзака обрез и приставила его к груди Светланы.

– Одно лишнее движение, и я выстрелю! – заявила она мрачно. – И учти, дорогуша, я не шучу!

Светлана сразу поверила ей. Поэтому осторожно поднялась с земли. А из дома уже спешила женщина в спортивном костюме, за которой ковылял, прижимая руку к голове, бородач.

Держа обрез в одной руке, другой брутальная особа извлекла из рюкзака пачку сигарет и зажигалку. Ловко вставив в рот сигарету, прикурила и с удовольствием затянулась. Затем с прищуром взглянула на бородача и его жену.

– Девчонка с вами расправилась? Ну надо же, я просто в шоке! Кто бы мог подумать? С вами ни сатанисты, ни служители книги не могли совладать, а эта пигалица…

Светлана почувствовала на себе тяжелый, оценивающий взгляд. Особа сплюнула на землю, заметив:

– Впрочем, не следует забывать, кто ее папаша. Этим все и объясняется.

Девушку отвели назад в дом. Там, на кухне, усевшись на табуретку, она наблюдала за тем, как особа в джинсовом костюме, которую владельцы дачи называли Мариной, вручив обрез жене бородача и приказав не спускать с пленницы глаз, принялась умело обрабатывать рану на голове хозяина дома. Тот стонал и ойкал.

Закончив с перевязкой, Марина хмыкнула:

– Ничего, милый мой, до свадьбы заживет! Хотя в нашей ситуации гораздо более вероятны сначала похороны.

Светлану передернуло – какая же эта особа вульгарная и бессердечная. И наверняка до мозга костей порочная. Главная сатанистка, вот кто она!

Тем временем бородач, несколько придя в себя, принес документы Светланы и передал Марине. Та, попыхивая сигаретой, просмотрела паспорт, снова хмыкнула и отложила его в сторону.

– Так, так… Что ж, пути Господни неисповедимы. И пути полиморфа тоже. Как поживает старая ведьма?

– Кого вы имеете в виду? – спросила растерянно Света.

– Твою бабку, Полину Геннадьевну, – пояснила наглая особа.

Девушка вздрогнула. Не хватало еще, чтобы бабушка и отец угодили в руки этих мерзавцев! Поэтому она предпочла ничего не отвечать. Хотя ей было интересно узнать, откуда Марина знает, как зовут ее бабушку.

– Молчишь? Ну молчи. Хотя поговорить все же придется, – произнесла Марина. – И разговор нам предстоит долгий!

Жена бородача осведомилась, не хочет ли гостья чайку. И убрала со стола нож. А Света вдруг поняла, что его лезвие вымазано… вареньем.

– Лучше ей валерьянки подай! – кивнула Марина в сторону пленницы.

Девушка дерзко взглянула ей в глаза.

– На каком основании вы меня здесь удерживаете? Хотя понятно! Единственное ваше основание – это наличие обреза. Потому что если мне удастся уйти, я немедленно поставлю Генпрокуратуру и ФСБ в известность о том, чем вы занимаетесь на территории так называемого НИИ. Вы, сатанисты!

Бородач хохотнул, а его супруга едва не опрокинула чашку, которую как раз ставила перед Мариной.

– Так-так, Светлана Геннадьевна, значит, вы записали нас в сатанисты? – спросила с издевкой Марина. – И это после того, как мои товарищи вам жизнь спасли? А могли бы оставить там, у поклонников полиморфа. Книга бы давно вами поужинала.

– Что вы сделали с ребенком? – вскричала Света. – Убили? Или…

Она вдруг вспомнила щупальце, вылезавшее из книги. Как такое могло быть?

– Ребенок жив и здоров, – отрезала Марина. – И мы о нем позаботимся. Родители мальчика мертвы, сатанисты их убили. Но ничего, его возьмут на воспитание наши. Потому что, в отличие от тебя, тот малыш – нормальный человеческий ребенок.

Светлана в ярости воскликнула:

– А я, по-вашему, какой? И вообще, какое вы имеете право так со мной говорить? Если хотите убивать, так убивайте! Или я просто пойду!

Девушка поднялась с табуретки и направилась к двери. Но на пороге обернулась, опасаясь что странные личности бросятся следом. Но этого не произошло. Марина безмятежно покуривала очередную сигарету, размешивая ложечкой сахар в чашке. И вдруг обернулась к ней.

– Ты хочешь знать, кто мы такие? И какое я имею право так с тобой говорить? Все очень просто, Светочка. Я – твоя мать.
Из дневниковых записей княжны Елены Вечорской

«Празднование нового 1918 года в нашем ордене отменили. Потому что к тому времени орден состоял из полутора десятков человек, причем половина из них была молодыми девицами, наподобие меня, а другая половина – пожилыми мужчинами.

Мы держали совет, решая, как поступить дальше. И Христофор Карлович сообщил небывалую весть: захватившие власть большевики обнаружили в царской сокровищнице черную библию, похищенную из нашего поместья.

– И в ближайшее время они намереваются провести ритуал, который вообще-то хотел провести Распутин, – добавил Паганель. – Если это у них получится и они заключат пакт с полиморфом, то Россия окажется их добычей. Мы должны помешать этому!

Но что конкретно могли сделать мы, несколько стариков и молодых девиц? Уныние завладело нашими думами. Однако я дала себе слово ни за что не сдаваться. Я просто обязана, хотя бы в память об отце, любым путем завладеть черной библией, дабы оградить человечество от ее тлетворного, сатанинского влияния!

На второй день нового года Христофора Карловича арестовали. Меня в тот момент в квартире не было (я продолжала жить у давнего друга и соратника батюшки), а когда вернулась после похода на рынок, где пыталась приобрести немного масла и яиц, увидела, что дверь ее опечатана. Соседка поведала мне, что профессора Нейгауза увели люди в черных кожаных куртках».

«Я оказалась предоставлена самой себе. Сомнений не было – версипли принялись за уничтожение нашего ордена. Еще чуть-чуть, и их действия могут увенчаться успехом. Но я не могла позволить злу победить!

Однако что способна сделать я, девица неполных восемнадцати лет, не обладавшая ни деньгами, ни оружием, ни связями? И все же нужно было что-то предпринять.

Покинув дом, в котором располагалась квартира Христофора Карловича, я побрела по заснеженным петроградским улицам. Зябко. Тихо. Жутко. То и дело раздавались крики, мольбы о пощаде, выстрелы. По улицам сновали грабители и мародеры, проносились автомобили, в которых сидели товарищи в кожаных куртках. То ли мне казалось, то ли это являлось жуткой правдой, но мне постоянно чудились личности, чьи глаза сияли красным. Версипли были повсюду!

– Эй, красотка, куда спешишь? – услышала я за спиной грубый голос. И, обернувшись, заметила нескольких типов в шинелях. – Ну, не убегай! Давай познакомимся, повеселимся!

Мужчины загоготали, а я бросилась бежать. Они ринулись за мной, явно не желая упустить добычу. Я плохо ориентировалась в Петрограде, поэтому неудивительно, что попала во внутренний двор-колодец, выход из которого был один – через ту же арку, миновав которую я туда и попала.

Но именно с той стороны на меня надвигались люди в шинелях. Они смеялись, говорили сальности. Меня прижали к стене, ко мне протянулись грязные волосатые руки. Типы сорвали с меня пальто, стали хватать за грудь.

Я увидела, как их глаза сверкнули красным! Это тоже были версипли!

Внезапно один из монстров, заорав, отшатнулся от меня, держась за свою ошпаренную ладонь. Понятно, он прикоснулся к серебряному крестику, висевшему у меня на шее…

Версипли тотчас приняли облик монстров и, рыча, ринулись на меня. Однако, сорвав с шеи цепочку с крестиком, я подняла ее над головой – и твари не решились подойти ко мне.

Один из версиплей, пуская кровавую слюну, клацнул зубами и заявил:

– Ничего, рано или поздно ты устанешь, и тогда мы тебя растерзаем. Ты ведь наверняка из ордена, да? Но до того, как тебя сожрать, мы позабавимся с тобой вволю!

Версипли замерли всего в нескольких метрах от меня. Я в изнеможении прижалась к холодной стене, подняла голову и взглянула на затянутое тучами небо. Мне не было страшно умирать, однако не хотелось погибать столь бессмысленно, столь глупо.

Внезапно раздался выстрел, затем еще один. Завывая, версипли бросились прочь – и я заметила прямоугольник желтого света, возникший в темной стене. А затем разглядела массивную женскую фигуру с ружьем в руках, стоявшую на пороге открытой двери.

Женщина – высоченная, полная, насупленная – подошла ко мне и спросила:

– Что, ироды пытались тебя снасильничать? Да уж, развелось их до черта!

Я сделала к ней шаг, желая поблагодарить за спасение, однако незнакомка наставила на меня ружье, воскликнув:

– Хотя почем я знаю, что ты не одна их них! – И вдруг она протянула мне что-то. Я инстинктивно схватила вещицу. Тогда моя спасительница удовлетворенно кивнула:

– Да, вижу теперь, что ты человек.

Я разглядела, что в руке у меня находится серебряный образок. Женщина же кивнула в сторону двери, откуда веяло теплом, и сказала:

– Ну, иди за мной, пока я добрая. Или ты хочешь остаться на морозе в обществе оборотней? Я в них серебряной дробью пальнула!

Она знает о существовании версиплей? Но откуда? Я ведь была уверена, что никто, кроме членов нашего ордена, не обладает этой информацией! Мне было одновременно жутко и интересно, и я последовала за своей спасительницей.

А там быстро поняла, в какое место попала. Это был публичный дом, и моя спасительница, звавшаяся Серафимой Каллистратовной, была в нем заправилой. Или, используя жаргон борделя, тамошней «мадам».

Я никогда не относилась к числу людей, которые свысока судят о других, якобы низких и развратных. И мне было понятно, что девицы, работавшие в заведении Серафимы Каллистратовны, никакие не «падшие ангелы», а всего лишь несчастные особы, желавшие заработать на пропитание себе и зачастую своей семье.

Приняли меня девушки чрезвычайно радушно, хоть и посчитали, что я – пополнение их борделя. Однако Серафима Каллистратовна, обладавшая наметанным глазом и богатым жизненным опытом, когда мы остались наедине, сказала:

– Хоть ты и одета простенько, но сразу вижу – ты совсем не простая девица. Наверняка голубых кровей.

Женщина она была добрая, хотя и суровая. Эти два качества, как я убедилась, прекрасно в человеческой душе уживаются. Поэтому я поняла, что могу доверять Серафиме Каллистратовне, и поведала ей о том, кем являюсь, не распространяясь, правда, как именно оказалась в Петрограде.

Но хозяйка борделя и не спрашивала. Потому что помимо всего прочего была особой неглупой. Да и время было лихое, тревожное. Тему версиплей и моего чудесного спасения благодаря вмешательству Серафимы Каллистратовны я пока не затрагивала, хотя чувствовала, что рано или поздно настанет момент откровенности.

Так и случилось несколько дней спустя. К тому времени я уже освоилась в заведении Серафимы Каллистратовны и даже взяла на себя функции уборщицы, кухарки и горничной. Навыки-то у меня имелись – в имении, где мы жили с батюшкой, заниматься хозяйством после кончины мадемуазель приходилось мне практически одной.

Хозяйке борделя это пришлось по душе, потому что остальные обитательницы дома терпимости, хоть и выросшие в рабочих кварталах или деревенских избах, были в массе своей ленивы, нечистоплотны и крайне капризны. Городская жизнь развратила не сколько их тела, сколько их души.

– Ну, княжна, ты даешь! – заявила мне как-то под вечер Серафима Каллистратовна, приглашая к себе в будуар, где уже кипел самовар, а на столе лежали аппетитные и столь редкие в то голодное время пышки, посыпанные сахарной пудрой. – Хоть и от Рюрика происхождение ведешь, но работать по дому горазда!

Серафима Каллистратовна была начитанной женщиной и даже мечтала когда-то учиться в университете, однако судьба распорядилась иначе.

Усадив меня в мягкое кресло, хозяйка борделя налила мне чая, пододвинула банку с малиновым вареньем и блюдо с пышками. А потом, ничего не говоря, вдруг скинула тонкий шелковый, персикового цвета пеньюар, в котором была.

Я удивленно воззрилась на Серафиму Каллистратовну, а та показала мне старый, зарубцевавшийся, но все еще отлично видный шрам, который начинался на правом плече и уходил дальше, в сторону груди.

– Подарок моего хахаля, того самого, которого я больше жизни любила, – пояснила женщина с напускной грубостью, за коей, однако, как я ощущала, скрывалась вселенская печаль. – Потому что этот гад, княжна, оказался оборотнем!

Чашка в моих руках дрогнула, и я чуть не опрокинула чай на скатерть.

А хозяйка борделя тихо продолжила:

– О том, кем красавчик является, я, конечно же, узнала слишком поздно – когда любимый попытался убить меня. И не просто убить, а вместе со своими дружками-оборотнями принести в жертву. Они хотели меня выпотрошить и скормить книге!

Я, уже пившая чай, поперхнулась, и Серафиме Каллистратовне пришлось долго стучать меня по спине, чтобы у меня восстановилось дыхание.

– Вижу, ты знакома с этими тварями! – заявила она. – Сейчас, в период революции, их ой как много развелось. Потому что они находят себе новых сторонников. Затевается что-то ужасное и горькое, княжна. Боюсь, как бы не пропала наша страна.

Вздохнув, я поведала Серафиме Каллистратовне историю своей жизни. Понимала, конечно, что иду на риск, однако испытывала к женщине огромную симпатию и безграничное доверие.

Пока я рассказывала, мадам закурила тонкую терпкую сигарету, укрепленную в янтарном мундштуке. Она меня практически не перебивала, вопросов не задавала. А узнав, что у нас в имении побывал Распутин, скривила губы и произнесла, словно плюнула:

– Бывал он и в моем заведении. Еще тогда, при царе. Вел себя настоящим барином. Да что там барином, хозяином империи! Так погано, так погано, что ни в сказке сказать, ни в слух произнести, княжна! С большим трудом удалось его отвадить. Неприятностей после этого было много – еще бы, дала от ворот поворот самому Григорию Ефимычу!

Посмотрев на меня внимательно, Серафима – она категорически заявила, чтобы я перестала ей «выкать» и называть по имени-отчеству, – произнесла, пуская перламутровый дым через ноздри:

– Ты ведь их сатанинскую библию ищешь, не так ли? Хоть ты и не сказала напрямую, но я поняла, княжна. Не дура же я набитая! Потому что знаю: сначала Гришка хотел какую-то погань с этой чертовой библией учинить. По слухам, Николашку свергнуть и возвести на престол царицу-немку. А теперь и красные упыри туда же. Их надо остановить!

Женщина подмигнула мне и поинтересовалась:

– Когда у них намечен шабаш?

– Насколько я могу судить, они будут ждать весеннего солнцеворота, – ответила я. – Дата мистическая, уже в древности шаманы и маги использовали ее для ритуалов черной магии.

Серафима пошевелила губами, высчитывая, сколько у нас в запасе времени, и сказала:

– Хорошо, должно хватить. Ты ведь, княжна, стремишься заполучить чертову библию и спрятать ее от людских глаз? Весь вопрос в том, как до нее добраться. Ведь красные комиссары стерегут ее небось как зеницу ока.

В последнем я не сомневалась – наверняка для большевиков сатанинская библия была дороже всех фамильных драгоценностей Романовых, вместе взятых.

– Но и эта проблема разрешимая! – заявила, хмыкнув, хозяйка борделя. – Ведь ко мне в заведение захаживали раньше столпы общества – министры, депутаты Государственной думы, аристократы. Даже члены императорской семьи бывали! Теперь власть сменилась, но потребности у мужиков остались все те же, будь то великий князь или бывший сапожник. Разницы, скажу тебе, княжна, никакой!

Подумав, она внимательно посмотрела на меня.

– Девка ты хорошая, чистая. Небось еще девственница. Так?

Я залилась краской и опустила взор. Серафима же свела брови:

– Только дуры этого стыдятся, княжна! Пусть шлюхи выставляют напоказ свои жалкие победы, тебе не надо! Я, собственно, к чему говорю-то… Дело такое, что никому доверять нельзя. Есть, конечно, у меня пара воспитанниц, которым я верю, как самой себе, но жутко болтливы, идиотки и глупы до невозможности. Короче, надо все самим проворачивать. Я, по понятным причинам, отпадаю – возраст у меня уже не тот, да и красота былая давно завяла. Остается только одна надежда – на тебя, княжна!

Я поинтересовалась, что Серафима имеет в виду, и та пояснила:

– Ты ведь красивая, аж дух захватывает. Да к тому же благородных кровей. А нашим комиссарам именно таких любовниц и подавай. Не нужны им ткачихи и поварихи, им нужны дворяночки! Вот будь ты разбитной девахой или хотя бы бабенкой с опытом, тебе не составило проблемы стать пассией одного из комиссаров. Мне вас свести – раз плюнуть! А потом ты смогла бы вытянуть из него информацию о том, где они библию хранят.

Я попыталась вставить свое слово, но Серафима властно подняла руку:

– И не заикайся о том, что ты готова, как у вас, дворян, говорится, «пожертвовать своей честью»! Не бывать этому! Мы пойдем другим путем, как говаривал кто-то из большевиков. Идея у меня такая: если не можешь стать любовницей, значит, надо стать горничной. У тебя, надо сказать, отлично получается.

Я растерянно уставилась на Серафиму. А та вновь посмотрела на меня внимательно.

– А что, княжна, тебя же с руками и ногами оторвут! Не исключено, конечно, что приставать хозяин будет, но я постараюсь такого найти, который на тебя глаз не положит.

При этом женщина хмыкнула, докурила сигарету и добавила:

– Конечно, тебе нелишне справить новые документики. И биографию другую придумать. Потому что красные комиссары к себе никого без проверки и близко не подпустят. Но превратить тебя в крестьянку не получится – порода и манеры из тебя так и прут. А, поняла, что делать дальше…»

«Серафима Каллистратовна сдержала свое обещание, и один из ее знакомцев, умевший подделывать любые бланки, печати и подписи, справил мне новые документы. Так из княжны Елены Вечорской я превратилась в Елену Иванову. А через несколько дней в бордель нагрянул мой потенциальный хозяин.

Мне было велено нарядиться в серое ситцевое платьишко с белым кружевным воротничком и нацепить на волосы чепчик. И я в самом деле превратилась в типичную горничную из богатого дома!

Комиссар (он приехал из Москвы) звался Прохором Тимофеевичем и был совершенно зверского вида – ростом под два метра, широкоплечий, с лицом питекантропа и густой смоляной бородой. Прямо то ли пират, то ли сказочный людоед. Или, кто знает, самый настоящий. Ведь если он был версиплем, то наверняка потреблял человечье мясо.

Облаченный в военную форму и длинный черный кожаный плащ, мужчина сидел на стуле посреди комнаты, когда я прошла в зал, на «смотрины». Мне сразу же стало страшно – ведь если такой будет меня домогаться, то я не смогу дать ему отпор! И с чего Серафима Каллистратовна взяла, что он не положит на меня глаз?

У звероподобного комиссара оказался на редкость не соответствующий его брутальной внешности голос – мягкий, певучий. Прохор Тимофеевич подробно расспрашивал меня о том, в каких знатных домах я служила, и я, науськанная Серафимой, отвечала без запинки. Возможный работодатель остался доволен. А напоследок, помявшись, спросил:

– Значит, отец ваш кто?

Мне было велено говорить, что мой отец один из великих князей. Мол, моя мать служила в Зимнем дворце прачкой и понесла от двоюродного брата императора. Мой ответ, как я поняла, стал заключительным аккордом в нашей с Серафимой симфонии лжи: какой красный комиссар, к тому же родом их глухой деревни, мог устоять перед тем, чтобы не взять к себе в дом горничную, чей отец, хотя бы и неофициальный, один из Романовых?

В конце концов мне было велено перебираться к Прохору Тимофеевичу на следующий же день, а значит, отправляться в новую столицу – в Москву. Обеспокоенная антуражем мужчины, я все выпытывала у Серафимы, уверена ли она в том, что мне можно не опасаться приключений эротического характера.

– У Прохора Тимофеевича имеется жена, хоть и невенчанная. Причем молоденькая и прехорошенькая, – пояснила хозяйка борделя. – И, как ни прискорбно говорить, княжна, тебе за ней не угнаться. Так что относительно этого не беспокойся. Кстати, будущий хозяин тем хорош, что заведует хранилищем конфискованных царских драгоценностей. Не исключено, что библия находится именно там…»

«Московское жилище Прохора Тимофеевича оказалось большим купеческим домом на Большой Никитской. Самого купчину, кажется, в одночасье расстреляли, и весь трехэтажный особняк с колоннами и гипсовыми сфинксами при входе, состоявший из полутора десятков комнат, предоставили в пользование красного комиссара. И его жены.

Я рассчитывала встретить в особняке манерную и капризную девицу – актриску, танцовщицу или, на худой конец, бывшую жрицу любви. И жена Прохора Тимофеевича действительно оказалась манерная и капризная. И уж точно знатная жрица любви. Только это была не она, а… он. Прохор Тимофеевич сожительствовал с белобрысым, смазливым, изящным юношей, бывшим студентом-ветеринаром, ставшим теперь личным секретарем красного комиссара. Он обожал отутюженную военную форму, скрипящую кожаную портупею и дамские духи. Звали «супругу» Аполлинарием, или, как нежно именовал его Прохор Тимофеевич, Поличкой.

Поличка царил в особняке на Большой Никитской безраздельно. Перечить ему было смерти подобно, возражений он не терпел. А если кто-то все же смел отстаивать другую точку зрения, его длиннющие ресницы начинали трепетать, бледное лицо заливалось пунцовыми пятнами гнева. А затем следовали истерика – и немедленное увольнение. Впрочем, поговаривали, что некоторых, кто уже слишком рьяно пытался спорить с Поличкой, пускали в расход. Прохор Тимофеевич в своем «личном секретаре», с которым делил будуар, души не чаял и был готов выполнять все его, пусть даже и сумасшедшие, желания.

Не ведаю отчего, но ко мне Поличка немедленно проникся небывалой симпатией. Видимо, узнав от своего «супруга», что моим отцом является один из великих князей, он решил сделать меня своей подругой и наперсницей.

Личностью Поличка был чрезвычайно болтливой, но именно это мне и требовалось. В своих откровениях он смешивал тривиальные дела с политическими секретами, которые доверял ему на супружеском ложе любимый комиссар. Я же фиксировала каждое его слово, собирала информацию.

И скоро узнала, что на день весеннего солнцеворота чрезвычайно узкий круг большевистского руководства планирует в Кремле некое тайное сборище. Прохор Тимофеевич был удостоен чести принять в нем участие, но в роли одного из статистов. Поличку же туда вообще не допустили, чем «личный секретарь» был чрезвычайно расстроен.

Я подбрасывала ему наводящие вопросы по поводу сего сборища, но молодой человек, похоже, и сам не знал, что именно должно иметь место. К тому времени я уже выяснила, что ни Поличка, ни Прохор Тимофеевич версиплями не были и человеческого мяса не потребляли. Однако, похоже, комиссар готовился к посвящению в твари – как раз на том красном шабаше.

Но наверняка там будет происходить не только этот обряд, ведь для превращения человека в версипля не требуется сатанинская библия. Она была нужна для чего-то ужасного и грандиозного. Для заключения пакта с дьяволом!

Прохор Тимофеевич был человеком крайне занятым – уезжал рано утром, возвращался поздно ночью. И сразу следовал в будуар, где ждал его покорный и игривый Поличка. Сам «личный секретарь» тоже не мог усидеть весь день на одном месте и частенько отлучался. Как мне показалось, он встречался с кем-то на стороне. Но амурные дела красных уранистов меня нисколько не занимали.

Более же всего меня занимал кабинет Прохора Тимофеевича. Убираться в нем можно было только под присмотром хозяина, и делать это требовалось очень быстро. Похоже, комиссар хранил в своем кабинете крайне важные и чрезвычайно секретные документы. А ключи от него носил в кармане шинели, не доверяя их никому, даже Поличке.

Так как мое привилегированное положение (я же стала почти подругой «личного секретаря»!) вызывало негодование и ревность со стороны прочей прислуги, я знала, что за мной очень внимательно наблюдают. И о любой моей промашке, вольной или невольной, более того, о любом подозрительном действии, реальном или мнимом, Прохора Тимофеевича тотчас поставили бы в известность. Поэтому мне требовалось соблюдать осторожность. Но именно это весьма ограничивало меня в моих шпионских затеях. А конец марта неумолимо приближался.

Только в начале месяца мне удалось, будучи абсолютно уверенной, что за мной никто не следит, сделать слепки с ключей от кабинета. Для этого мне в самый глухой час ночи пришлось босиком прокрасться в будуар, где на огромной кровати под балдахином, нежась в объятиях друг друга, почивали комиссар и Поличка.

По слепкам были изготовлены ключи-дубликаты, и я с внутренней тревогой стала дожидаться возможности проникнуть в кабинет. На мое счастье, за неделю с небольшим до черной мессы Прохора Тимофеевича срочно, на пару дней, послали в Питер. Требовалось, как сообщил мне говорливый Поличка, доставить спецпоездом из старой столицы в столицу новую ящики с драгоценностями, экспроприированными у высшей знати (саму знать, как водится, ликвидировали).

На время отсутствия комиссара его «личный секретарь» запланировал в особняке приватный, как он выразился, сабантуйчик. Причем самому Прохору Тимофеевичу об этом суаре посреди ночи знать было вовсе не обязательно. Прислуживать на вечеринке должна была одна я – остальная челядь не была в курсе запланированного мероприятия, всех заблаговременно отпустили домой. Видимо, Поличка очень не хотел, чтобы слухи о его веселом времяпрепровождении дошли до «благоверного». На мое же молчание, по его мнению, он мог полностью положиться. Я же сразу поняла: именно этой ночью, когда все домашние шпики окажутся вне особняка, у меня появится реальная возможность проникнуть в кабинет Прохора Тимофеевича…»

«Приватный сабантуйчик «личного секретаря» красного комиссара больше походил на салон Дориана Грея – вдруг невесть откуда в особняке появились неписаной красоты молодые люди, которых принимал разодетый в немыслимо декадентский для революционных времен наряд Поличка. Он лобызал гостей, причем некоторых в щеку, а некоторых прямо в губы, и все действо сопровождалось похлопываниями по интимным местам, обезьяньими ужимками и манерным хохотом.

– Полька, ну ты даешь! Живешь, как настоящая королевична! – слышались из главной залы восторженные комментарии, а также хлопки открываемых бутылок шампанского, удары по голому телу и, позднее, сладострастные стоны.

Меня мало интересовало то, что происходило в главной зале. Но, судя по всему, там имело место нечто наподобие древнеримской оргии. Сервировав стол – гостям были поданы выдержанные вина из погребов «врагов революции», совершенно фантастические для сурового времени года и голодной Москвы экзотические фрукты, черная икра и сладости, полученные в спецраспределителе для новой элиты в Кремле, – я скрылась. Поличка, уже практически обнаженный, заявил, что мне следует убраться на кухню и там ждать дальнейших распоряжений.

Убедившись, что гости находятся в основном в большой зале, хотя несколько парочек переместились в смежные комнаты и ванную, и что им всем есть чем заняться, я действительно отправилась на кухню. Но вовсе не для того, чтобы сидеть за большим деревянным столом в ожидании сигнала – электрического звонка из залы.

Меня так и манил второй этаж особняка, на котором располагался кабинет Прохора Тимофеевича. Наконец, прихватив ключи, сделанные со снятых мной слепков, я крадучись отправилась туда.

В коридоре мерцали газовые лампионы. Я осторожно вставила в замочную скважину ключ и повернула его. Дверь отворилась. В кабинете я включила прихваченный с кухни потайной фонарь и принялась за обыск.

Я как раз просматривала документы, из которых следовало, что большевики уже начали тайно продавать царские драгоценности за рубеж, как вдруг закрытая мной изнутри дверь дрогнула и отворилась. Я замерла от ужаса, парализованная этим кошмарным зрелищем. Неужели Прохор Тимофеевич вернулся раньше времени?

Но на пороге кабинета стоял вовсе не красный комиссар и даже не его «личный секретарь», а один из гостей Полички, которого я успела заприметить, – высокий, статный, с короткими светлыми волосами и пронзительными зелеными глазами.

Закрыв папку с документами, я сделала вид, что старательно вытираю пыль с массивного малахитового чернильного прибора. Но мне бросилось в глаза, что вошедший субъект, увидев меня, смутился – похоже, он не ожидал, что в кабинете кто-то будет.

Присев, я вежливо осведомилась, что ему нужно. Зеленоглазый гость странно посмотрел на меня, а потом перевел взгляд на потайной фонарь, стоявший на письменном столе комиссара.

– Похоже, что вы вторглись в святая святых хозяина без его ведома! – сказал он чуть издевательски по-русски, но с легким иноземным акцентом.

И я, увидев, что его руки облачены в перчатки, а в пальцах зажата воровская отмычка, откликнулась в том же тоне:

– Но и вы, товарищ, наведались сюда далеко не с честными намерениями. Я немедленно подниму тревогу!

Гость качнул головой и с улыбкой возразил:

– Тогда выдадите себя с головой, княжна!

Я в страхе взглянула на него. Откуда он знает мой титул? А потом сообразила, что говорливый, неуемный Поличка наверняка разболтал своим дружкам тот факт, что я якобы являюсь внебрачной дочерью одного из Романовых.

– Прошу вас покинуть кабинет товарища комиссара! – заявила я твердо и, прихватив потайной фонарь, направилась к двери.

Гость вздохнул, пропустил меня и вдруг воскликнул:

– Как же вы на нее похожи, княжна! На свою прабабку, Аделаиду фон Готтлиб.

От неожиданности я выпустила фонарь из рук, и тот наверняка упал бы на пол, если бы незнакомец не подхватил его. Зеленоглазый назвал имя моей прабабки! Моей настоящей прабабки! Но откуда оно ему известно? Неужели… неужели этот красавец – версипль?

– Княжна, вы обронили! – произнес молодой человек, подавая мне фонарь. И, заметив мое смятение, добавил: – Разрешите представиться, княжна: я – граф Оскар Наттохдаг. И мы состоим с вами в родстве, хоть и крайне отдаленном. Вам ведь известна история про вашего далекого предка-крестоносца, вывезшего из Константинополя сатанинскую библию? Так вот, он был и моим предком. Кстати, вы ведь здесь, чтобы забрать принадлежащую вам книгу?

Меня сковал страх. Этот человек в курсе не только того, кем я являлась, но и того, зачем устроилась служанкой в дом красного комиссара!

А Оскар, наконец догадавшись, что окончательно смутил меня, успокоил:

– О нет, не бойтесь, я не выдам вас! Потому что, княжна, на моей родине, в Швеции, я играю примерно ту же роль, что и вы здесь, в России. Я борюсь в версиплями, и мне нужна сатанинская библия, Хранителем которой является наш род.

Я остолбенело уставилась на него – молодой граф был тоже одним из Хранителей!

– Она, как я предполагаю, находится в руках большевиков, – продолжал тот. – Как и библия, которую охраняли вы и ваш батюшка. Ибо и наша библия была похищена! Но вернемся к вашей прабабке. Ее портрет висит в моем фамильном замке близ Стокгольма, поэтому когда я увидел вас, то сразу понял, с кем имею дело. Изучение истории родов Хранителей – моя пламенная страсть!

Послышались пьяные голоса, и я быстро закрыла дверь кабинета. В коридоре появился уже почти полностью голый Поличка в сопровождении своих развеселых друзей. «Личный секретарь» красного комиссара повис у Оскара на шее и заявил, что «скандинавского малыша» заждались в зале. А мне приказал принести еще шампанского и икры. На фонарь в моих руках никто не обратил внимания.

Я отправилась выполнять приказание «хозяйки», а через несколько минут на кухню по винтовой лестнице спустился Оскар Наттохдаг. К тому времени я припомнила рассказы батюшки – так и есть, представители шведского графского рода в самом деле были Хранителями одной из черных библий.

– Княжна, вам нельзя оставаться здесь! – заявил молодой человек безапелляционно. – Если вас вычислят, то немедленно уничтожат.

– Меня не вычислят, – покачала я головой.

Оскар взял меня за руку.

– Я же вас узнал? Могут узнать и другие. Вы ведь не хотите допустить, чтобы красные комиссары использовали те библии, что находятся сейчас в их распоряжении, для заключения пакта с полиморфом? Так давайте действовать вместе!

Он говорил так убежденно и проникновенно, что на мгновение я задумалась над его словами. Но потом твердо ответила:

– Нет, я предпочту играть по своим правилам, граф.

Сверху раздался игривый зов – Поличка, кажется, разыскивал зеленоглазого красавца.

– Вас уже ищут, – сказала я.

– Княжна, мне небезразлична ваша судьба, – продолжил убеждать меня Оскар. – Потому что вы из рода Хранителей. И потому что ваш отец, как я слышал, умер. Если умрете и вы, то род Хранителей прервется, и тогда некому будет нести ответственность за черную библию. Если вам понадобится помощь…

Он скороговоркой продиктовал адрес, и тут на кухню завалилась пьяная компания разнузданных гостей.

Несколькими минутами позже, принеся в салон шампанское, я заметила, что Оскара там уже нет – он по-английски ретировался, к великому сожалению Полички…»

«Через два дня в Москву вернулся Прохор Тимофеевич. Причем красный комиссар был чернее тучи. В старой столице случилось нечто непредвиденное – пропало немало царских и великокняжеских драгоценностей, и в их пропаже обвиняли именно его. Не знаю, был ли Прохор Тимофеевич причастен к преступлению или всего лишь стал жертвой интриг, но следующей ночью в особняк заявились облаченные в шинели и кожанки личности. Начался обыск, на советском жаргоне – шмон. Комиссара и его «личного секретаря» вытряхнули из кровати, где они нежились на розовом шелке.

Внезапно послышался грозный голос, и появился человек, в котором я узнала одного из главных деятелей новой России – главу ВЧК Феликса Дзержинского. Он влетел стремительным шагом, чем ввел в ступор проводивших обыск комиссаров низшего ранга. Те к тому времени обнаружили в тайниках груду золотых червонцев, вместительный сундучок, забитый сияющими драгоценностями, и студенческий тубус для транспортировки чертежей. В последнем находились вырезанные из рам полотна старых итальянцев.

На товарища Дзержинского эти мелочи не произвели ни малейшего впечатления. Стоило ему повести бровью, как мелкие комиссары исчезли, даже не прихватив с собой обнаруженные сокровища. Поличке и мне было велено убраться, и я ретировалась. «Личный секретарь» тотчас заперся в будуаре, я же осталась в коридоре, внимая беседе всемогущего Феликса и Прохора Тимофеевича.

Они говорили о черной библии! А еще о предстоящем ритуале, и что товарищ Ленин возлагает на церемонию очень большие надежды. Наконец завели речь о том, где хранится ужасная книга, и я возликовала. Но вдруг услышала крик.

Обернувшись, я заметила облаченного в черный кожаный плащ комиссара из свиты товарища Дзержинского. Только этот комиссар был мне знаком – он оказался одним из тех блестящих офицеров, что заявлялись вместе с Распутиным в наше имение. И он тоже узнал меня! Его глаза вспыхнули красным, а лицо стало трансформироваться в морду версипля. Клацая зубами, монстр кинулся на меня.

Я толкнула дверь и влетела в залу, где Прохор Тимофеевич и товарищ Дзержинский обсуждали секретные дела. Метнулась к сияющей куче обнаруженных в тайнике ценностей, выхватила большой серебряный крест, украшенный изумрудами и сапфирами, и метнула его в рычащего версипля.

Крест угодил ему прямо по лбу и пробил его, как будто это была не кость, а фанера. Монстр завертелся на месте, жалобно скуля, от него валил сизый дым. Серебро взяло верх!

Прохор Тимофеевич, завидев это, затрясся и бухнулся в обморок. А товарищ Дзержинский только хмыкнул, и его глаза вдруг запылали огнем. Он тоже был полудемоном!

Не дожидаясь окончательной трансформации, я подбежала к окну, швырнула в него стул и выпрыгнула через образовавшееся отверстие на улицу. А затем побежала как можно быстрее вверх по улице. Обернувшись, я заметила «железного Феликса» на фоне освещенного окна – фигура у него была человеческая, а вот морда волчья! Он явно не решался броситься за мной, потому что на улице, несмотря на поздний час, царило оживленное движение.

Но меня преследовали его верные сатрапы. Я плутала по улицам и переулкам, пока наконец не убедилась, что сумела оторваться от погони. И только потом заметила, что у меня слетела с ноги одна туфля, а одета я лишь в форму горничной. На улице же, несмотря на конец марта, стоял трескучий мороз.

В голове у меня всплыл адрес, продиктованный Оскаром Наттохдагом. Но в Москве я ориентировалась плохо, а час был поздний, я запросто могла стать жертвой если не версиплей, так грабителей и убийц.

Я подняла голову, пытаясь понять, где нахожусь, – и вдруг разглядела спасительную надпись. Я стояла на той самой улице, которая мне требовалась. До нужного дома было рукой подать.

Однако окна особняка оказались темны, как глазницы черепа. Я принялась барабанить в дверь, но никто мне не открывал. Я в изнеможении опустилась на ступеньки, чувствуя, что меня трясет от холода. А потом неожиданно для себя самой потеряла сознание…»

«Когда я пришла в себя, то поняла, что нахожусь в жарко протопленной комнате. Пылал камин, я лежала на софе, укрытая медвежьей шкурой. Перед камином кто-то стоял – спиной ко мне. Я издала тихий стон, и человек повернулся. Это был Оскар Наттохдаг.

Меня – без сознания и без признаков жизни – он обнаружил на крыльце дома, где жил, когда вернулся туда под утро. Оскар выкупал меня в горячей ванне, а потом растер тело коньяком сорокалетней выдержки. Я, конечно, заработала простуду, однако воспаления легких удалось избежать.

Узнав, что он видел меня нагой, я сначала смутилась, но потом успокоила себя, вспомнив, что молодой аристократ разделяет эротические пристрастия красного комиссара Прохора Тимофеевича и его Полички. Иначе бы последний не пригласил его на свой «сабантуйчик».

Видимо, поняв ход моих мыслей, Оскар расхохотался и пояснил:

– Я знал, что мне потребуется проникнуть в особняк красного комиссара, поэтому использовал его любовника. Однако, княжна, могу вас уверить, я отнюдь не разделяю его неестественных пристрастий.

Оказалось, что Оскар прибыл в Россию еще до октябрьского переворота, желая изъять похищенную у рода Вечорских библию. Вести о трагедии в нашем имении распространились среди семейств Хранителей. А так как мой батюшка погиб, и я тоже слыла умершей, то позаботиться о черной библии надлежало другим Хранителям.

– Советскому режиму требуются деньги. Советскому режиму требуется оружие. Советскому режиму требуются опытные военные. Под видом предпринимателя из Скандинавии я и прибыл сюда, – рассказывал Оскар. – Но моя цель – не допустить контакта большевиков с полиморфом. Ведь иначе…

Он посмотрел на меня, и я вдруг поняла, что влюбилась. Так просто это и произошло. Оскар завоевал мое сердце и стал мне дороже всего на свете! Но заговорила я, не подавая виду, какие страсти бушуют в моей душе:

– До весеннего солнцеворота осталось всего ничего. А обе книги все еще у них. Я должна помешать ритуалу…

Оскар мягко поправил меня:

– Княжна, вы еще больны, так что помешать большевикам могу только я.

– Нет, мы вместе сделаем это! – парировала я.

И Оскар, подумав, согласился…»

«Моему новому напарнику удалось раздобыть информацию о том, где должна будет проходить черная месса – в Кремле, в древней зале времен Иоанна Грозного прямо под Спасской башней.

Я приуныла, понимая, что проникнуть туда нам вряд ли удастся, ведь охрана у красных версиплей отменная. А Оскар развеял мою печаль, сообщив:

– Попасть в Кремль по суше и даже по воздуху действительно невозможно. Остается одно – использовать подземные ходы, ведь вся историческая часть Москвы буквально стоит на них.

Оскар, два его помощника и я спустились под землю в начале десятого утра того памятного дня. Дорогу нам показывал юркий подросток, ориентировавшийся в подземном городе лучше, чем кто бы то ни было.

Мы долго шагали по подземельям и оказались наконец перед чугунной решеткой, сквозь которую просматривался зал, выложенный каменной плиткой и освещенный пылающими факелами.

Времени у нас было предостаточно. Наш юркий проводник удалился, а мы, сбив замок с решетки, открыли ее, проникли внутрь и принялись за приготовления.

Примерно около шести вечера раздался скрежещущий звук – появились несколько типов в кожаных крутках, притащивших каталку, на которой лежало женское тело – оно требовалось для дьявольской церемонии. Труп положили на большой каменный алтарь, стоявший у стены, и накрыли алым покрывалом с колдовскими символами. Когда типы удалились, я, выбравшись из убежища, подошла к алтарю и приподняла покрывало – моему взору предстала молодая девица, которой кто-то отрезал голову. Я знала, что версипли не ведают жалости, но от вида этого тела мне стало плохо.

Оскар, подхватив меня, сказал, что мне лучше отправиться обратно, благо карта данного участка подземелья у нас имелась. Но я категорически отказалась. Надо было довести начатое до конца.

Тело девушки мы унесли в подземелье, я же заняла ее место. Оскар прикрыл меня алым покрывалом. Оставалось только терпеливо ждать.

Зала начала заполняться после десяти вечера. Я, возлежа на каменном алтаре, на который было постелено тонкое шерстяное одеяло, слышала гомон красных комиссаров. Главным было не пошевелиться и не привлечь к себе внимания – ведь я играла роль обезглавленного трупа!

Время тянулось бесконечно долго, тело у меня затекло, несколько раз я едва не чихнула. Однако я понимала – если меня обнаружат, то растерзают на месте. И не только меня, но и Оскара, и его отважных друзей. Поэтому терпела изо всех сил.

Наконец раздались гулкие удары – пробило полночь. И сразу же гомон стих, а в зале вспыхнул яркий свет, который пробивался даже сквозь покрывало. Затем свет медленно погас, и большевистская черная месса началась.

Кто руководил ею, я не знала, ибо не различала по голосу красных комиссаров. Но мне запомнилось, что предводитель говорил с тяжелым грузинским акцентом. Хронология церемонии мне была известна из демонических книг, поэтому, когда в помещение внесли две черные библии (под сводами зала немедленно прошелестел восторженный шепот собравшихся), мне стало ясно: наступила кульминация.

Сердце мое билось быстро-быстро, и я все боялась, что его услышат версипли, что стояли в непосредственной близости от алтаря. Тут чья-то рука сорвала с меня покрывало – и я увидела человека в белом плаще с капюшоном, протягивавшего ко мне руку.

Он ожидал увидеть обнаженное обезглавленное тело, а разглядел меня. Но еще до того, как предводитель успел что-то сделать, я выстрелила ему в грудь из револьвера, заряженного серебряными пулями. Версипль взвыл, капюшон с его головы свалился, и я узрела смуглое, побитое оспой усатое лицо.

Две библии стояли на золотых подставках по обе стороны от алтаря. Я схватила одну из них, потом другую – и бросилась к выходу.

Но меня окружили версипли. Это были красные комиссары, вожди нового пролетарского государства, однако их глаза пылали красным, а лица стали трансформироваться в морды монстров. Тут был и знакомый мне «железный Феликс», и тот, лысый и картавый, которого многие почитали вождем мирового пролетариата. Но они потеряли человеческий облик! Они на моих глазах превращались в упырей, оборотней, вурдалаков и желали одного – отобрать у меня черные библии.

И частично им удалось! Чьи-то жадные лапы вырвали у меня одну из книг! Но вторую я прижала к груди и была готова защищать до последней капли крови. Не сомневаюсь, что меня растерзали бы на месте, но тут подоспел Оскар со своими друзьями. Мои соратники стали поливать версиплей градом серебряных пуль, и те, корчась и дымясь, отступили.

Я кинулась к решетке, нырнула за нее. За мной последовали Оскар и один из его товарищей. Второго версипли все же успели схватить и на наших глазах принялись пожирать прямо живьем. Мы ничем не могли помочь несчастному: чудовищ было несколько десятков, а нас всего трое, со всеми мы бы ни за что не справились.

Монстры приблизились к решетке – с воем и дрыганьем отскочили от нее. Еще бы, ведь та была покрыта особым серебряным раствором! Мы это сделали еще до начала сатанинского шабаша.

Версипли тянули к нам свои лапы, клацали зубами и выли. И вдруг разнесся мощный рык. Причем такой сильный, что с потолка подземелья посыпались камешки. Гомон версиплей тотчас стих.

Тут истерично закричал субъект, который сильно картавил:

– Товарищи, одна из черных библий осталась у нас! Не отвлекайтесь на этих мерзавцев, им все равно уйти не дадут! Потому что хозяин уже послал нам знак! Он готов вступить с нами в контакт, и сейчас нам хватит и одной книги! А как получим вторую, то немедленно повторим ритуал! Братья, это архиважно для успеха нашей революционной затеи! Хозяин весь в нетерпении!

Рык повторился, еще более грозный и мощный. Это был голос адского хозяина комиссаров!

Но мы уже неслись по коридору прочь от сатанинского сборища красных вождей. Нам не удалось сорвать заключение пакта с дьяволом, однако удалось ослабить силу черного влияния…»

«Россию мы покинули через Финляндию, откуда перебрались в Швецию. Но там нас ждала ужасная весть: родовой замок Оскара был спален дотла, а все его родственники – мать, тетки, младшие братья и сестра – жестоко убиты. Вне всяких сомнений, это было делом рук версиплей, жаждавших мести, но как водится в подобных случаях, вину за зверское преступление они спихнули на невинного: на самого Оскара. Нашлось несколько свидетелей, утверждавших, что видели, как тот учинил расправу над своими родственниками и поджег собственный замок. Оскара везде искали, и нам пришлось покинуть Швецию…»
Светлана

Услышав последние слова Марины, Света решила, что та сошла с ума. Или, возможно, уже давно является буйнопомешанной. Надо же, странная мадам сообщила, будто приходится ей матерью! Вот ведь бред!

– Моя мама умерла, – отчеканила девушка, чувствуя, что в ней закипает злоба.

Марина, положив недокуренную сигарету на блюдце, поднесла чашку к губам, отхлебнула чаю и произнесла:

– Как видишь, нет! Хотя старая ведьма, твоя бабка и некогда моя свекровь, уверяет всех, будто я умерла. А Генка, мой муж, во всем ей поддакивает. Он всегда был таким – маменькиным сынком. Сама себе удивляюсь – как только я могла когда-то любить этого идиота?

Светлана подскочила к женщине и, захлебываясь гневом, выкрикнула:

– Не смейте говорить так о моей бабушке! И о моем отце! И о моей покойной маме! Вы, вы, вы…

Она расплакалась.

Снова взяв сигарету и затянувшись, Марина пожала плечами.

– Ну, если не хочешь, то и не верь. И вообще, иди-ка ты на все четыре стороны! Потому что мне все равно тебе нечего сказать, дочурка. Думала, ты умнее, а оказалось – дура дурой!

Светлана приказала себе успокоиться и потребовала:

– Немедленно возьмите свои слова обратно! Вы – не моя мама!

– Увы, дорогуша, я именно твоя мать, Марина Васильевна Старолепова. Вот, смотри…

Женщина вытряхнула из рюкзака потрепанный паспорт, и Света заглянула в него. И тут же упрямо сдвинула брови.

– Не верю! Да, мою маму звали так, но все равно не верю! И то, что у вас дата рождения, как у нее, тоже ничего не доказывает. И вы на нее совершенно, ну просто ни капельки не похожи.

Марина горько усмехнулась.

– Эх, дочурка, хлебнула бы ты с мое, тоже бы разительно переменилась. Хотя врать не буду, лицо мне пришлось перекроить. Но не чтобы морщины убрать, а потому что служители полиморфа меня изуродовали. Доказывать я тебе ничего не собираюсь, потому что понимаю теперь: глупая была затея тебя повидать. Раньше, скажу честно, хотела, но с годами желание сошло на нет. Правда, всегда знала, что наши пути пересекутся. Потому что полиморф не дремлет!

– Достали вы уже со своим полиморфом! Да кто он такой? Лоскутин? Это его тюремная кличка? – рявкнула Светлана.

Марина затушила сигарету, залпом осушила чашку и с благодарностью взглянула на супругу бородача:

– Как всегда, очень вкусно, спасибо. Что ж, кажется, настало время мне с дочуркой поговорить по душам…

Бородач и его жена удалились, затворив за собой дверь. Марина склонила голову, поцокала языком и произнесла:

– Ты все смешала в кучу, доченька.

– Не называйте меня так! – прервала ее Светлана. На что женщина ответила:

– Ладно, больше не буду. Но тогда стану тебя звать доченькой полиморфа. Нет, полиморф вовсе не Лоскутин. Кстати, Лев Романыч принимал у меня роды. И уже в те годы состоял в секте. Что же до полиморфа… Все очень просто. Это – дьявол.

Света ожидала всего, чего угодно, но только не подобного объяснения. И с изумлением взглянула на собеседницу.

– Вы серьезно?

– Конечно, серьезно! Потому что такими вещами лучше не шутить!

Девушка развернулась и направилась к двери. Она не намеревалась больше ни секунды находиться в обществе сумасшедшей. Но на пороге ее настиг голос Марины:

– Процесс Егора Верещагина тебе ни о чем не говорит? Тринадцать жертв с отрезанными головами ни о чем не говорят? То, что у твоего шефа в квартире находится морозильник, заполненный человечиной, тоже ни о чем не говорит? Сатанисты, приносящие младенцев в жертву книге… щупальце, выползшее из нее… Тебе мало?

Светлана медленно обернулась и тихо спросила:

– Откуда вы все это знаете? Про Альберта Георгиевича, к примеру. Вы что, были у него в квартире?

– Больно надо! – отмахнулась Марина. – У сатанистов всегда имеется морозильник с человечиной. Потому что им надо питаться по особой дьявольской диете. Только так «слезы луны» производят максимальный эффект.

– А щупальце… – начала Светлана и запнулась. Ведь она его видела! И оно чуть было не уволокло ее неизвестно куда!

Марина пояснила:

– То гнездо сатанистов, куда тебя занесло, обезврежено. Тебе повезло, что мои люди подоспели вовремя. Они уже давно вели наблюдение за ними и слугами полиморфа и решили наконец нанести удар. Книга уничтожена, но ведь это не подлинник, а всего лишь одна из многочисленных копий.

Светлана обессиленно опустилась на табурет. А Марина ехидно улыбнулась:

– Что, передумала уезжать? Не хочется к бабуле и папаше?

Сглотнув, девушка спросила:

– А вы правду сказали? Я имею в виду, относительно того, что вы… что вы моя…

Выбив из пачки новую сигарету и щелкнув зажигалкой, Марина затянулась и заметила:

– Я всегда говорю правду! Потому что вранье – удел полиморфа и его приспешников. А на них я насмотрелась, уж поверь мне! Да, я твоя мать. Вот доказательство…

Женщина извлекла из рюкзака потрепанную черно-белую фотографию. Светлана сразу узнала ее – это был свадебный снимок ее родителей. Точно такой же имелся в семейном альбоме. Один-единственный, что всегда удивляло Свету. Но бабушка говорила, что при переезде в Москву другие фотографии потерялись.

– Это я… – сказала Марина и ткнула пальцем в изображение счастливо улыбающейся невесты в белом кружевном платье и фате. – Что, не можешь поверить? Я тоже не могу. Тогда я была идиоткой. И не только потому, что вышла замуж за Генку. Если бы я знала, что сатанисты уже тогда меня заприметили… Им ведь была нужна матка – для их ребенка. Для моего сыночка…

Она горестно вздохнула, и на мгновение Свете показалось, что на ресницах этой жестокой женщины мелькнула скупая слезинка.

– Да, они наметили меня заранее. Но об этом я узнала позднее, когда примкнула к тем, кто борется с полиморфом и его слугами. У них существует особая астрологическая система для вычисления, кто способен… Но не буду утомлять тебя деталями! Обратно в столицу не подбросить?

Светлана качнула головой.

– Я останусь. Потому что… потому что верю вам. Однако не понимаю, о чем вы ведете речь. Полиморф, то есть дьявол… Его же не существует!

Марина расхохоталась.

– Если его не существует, то что же такое ты видела в дьявольском НИИ? Деяния злых и сумасшедших личностей? Хорошо, пусть будет так. Это что касается убитых людей и органов в морозильнике. Но как быть с книгой? И со щупальцем, которое выползало из нее? Или ты думаешь, что у тебя была галлюцинация?

Светлана долго молчала, потому что в голове ее роилось множество непонятных мыслей. Наконец произнесла:

– Даже если я поверю тому, что вы говорите… что дьявол – не фантазия и не сказка, а трагическая реальность… Какое отношение ко всему этому имею я?

– Самое прямое, дорогуша! – заявила Марина. – Я же сказала: ты – его дочка. Хотя бы отчасти. В тебе течет его кровь.

– Неправда! – возразила с запалом Светлана. – Мой отец – Геннадий Петрович Старолепов. И вы… вы прекрасно это знаете. Вы же моя…

Она так и не смогла выговорить «мама». Сидевшая напротив жесткая и странная особа просто не могла быть ее родительницей! Хотя, вероятнее всего, именно так и было… Светлана все еще сомневалась, все никак не могла поверить. Точнее – не хотела верить.

– Генка – действительно твой отец, но только частично, – прервала ее Марина. – Потому что происходит смешение генов. И, повторяю, в тебе течет и его кровь, полиморфа.

– Почему вы его так называете? – переменила тему Света. И Марина пояснила:

– Потому что он безликий. Но в то же время обладатель тысячи личин. И умеет принимать разнообразные формы, потому что он – лукавый. Но самая важная для него форма – человек. Только через человека он может продлить свое существование, проникнуть из своего мира в наш. Но тебе беспокоиться не стоит, ты всего лишь отброс, шлак, производственный брак.

Светлане стало крайне обидно, а Марина, кажется, и не замечала, что оскорбляет ее. Или делала это намеренно?

– Они выбирают беременную женщину, используя свой идиотский астрологический принцип. И в тот год всем параметрам соответствовала именно я. Сначала я ведь не знала, что беременна двойней, это выяснилось намного позднее. Точнее, один ребенок был мой, ты, а второй… Второй ребенок был его!

Она говорила так убежденно, что Светлана вдруг поверила – окончательно и бесповоротно. И испытала к этой женщине нежность и жалость.

– Потом, во время родов, они забрали одного младенца. Мальчика. Потому что это был его ребенок. Девять месяцев он провел в моем теле, питался мной. И тобой, кстати, тоже. Потому что отпрыск полиморфа – своего рода паразит, который не в состоянии развиться самостоятельно, ему нужны жертвы – беременная мамаша и ее ребенок во чреве. Именно поэтому они ищут уже беременную женщину. И они получили, что хотели!

– У меня имеется брат? – выдохнула Светлана.

– Какой он, к черту, брат! Вернее, брат, только от черта. Но тогда я всего этого не ведала. Была уверена, что они украли моего сыночка и подсунули мне тебя, чужую девочку. Поэтому я провела собственное расследование и наткнулась на секту поклонников полиморфа. Ты ведь родилась не в Москве, а в одном маленьком городке на Волге. Ты спрашивала свою бабку и отца, почему они переехали оттуда?

Светлана медленно подняла на нее глаза.

– Да, и один раз мне ответили: потому что папа получил работу в столице. А вы… ты… В общем, потому что моя мама умерла. Больше мы никогда не говорили на эту тему.

– Идея была, конечно же, Полины Геннадьевны, – усмехнулась Марина. – Только она на такое способна. Свекровь никогда меня не любила, считала, что я не пара для ее сыночка. И когда меня запихнули в сумасшедший дом, тотчас приложила все усилия, чтобы Гена немедленно развелся со мной. Родительских прав меня, естественно, тоже лишили без промедления. А затем вы втроем просто исчезли из города. На ваш след я напала много лет спустя, но было уже поздно. К тому же официально я была мертва – мне пришлось, так сказать, самоликвидироваться, чтобы замести следы.

Женщина помолчала.

– Тогда, в психушке, слуги полиморфа измывались надо мной. Убить меня они не могли, на всякий случай берегли. Ведь я была матерью его чадушки, вдруг понадоблюсь снова. Я провела там почти год, который показался мне вечностью.

Светлана тихо спросила:

– Вам было очень тяжело?

Марина сверкнула глазами, ударила рукой по столу.

– Не нужно мне твое сочувствие! Да, было нелегко, но, как видишь, я выжила. Конечно, в итоге бы из меня сделали настоящую сумасшедшую, превратили бы в «овощ». К этому и стремились. Но не на ту напали! Потому что я их раскусила и повела свою игру.

– Но как вам удалось оттуда выбраться? Вас в итоге отпустили?

– Они никого не отпускают. Даже на тот свет просто так от них не уйдешь. Нет, меня освободили люди, с которыми я с тех пор и работаю. Потому что имеются слуги полиморфа, а имеются и те, кто противостоит им.

– Вы служите другой стороне? – спросила девушка с любопытством. – То есть свету и добру?

Марина долго смеялась, у нее на глазах даже выступили слезы.

– Нет, мы никакие не монахи. Да и к религии относимся настороженно. Потому что версипли проникли в высшие эшелоны всех крупных и даже мелких религиозных течений. Мне известен ряд православных епископов и митрополитов, являющихся поклонниками полиморфа. Да и пара-тройка римских пап тоже были полудемонами.

Марина говорила сухо, отрывисто. Она отнюдь не производила впечатления психически неуравновешенного человека.

– После того как вам удалось сбежать из сумасшедшего дома, вы стали с ними бороться? – спросила девушка, и Марина пояснила:

– Повторяю: меня освободили. Те, кто борется с версиплями – они, кстати, так именуются, эти красноглазые, – пришли для того, чтобы отправить к хозяину в пекло главврача психушки, который был знатным версиплем. И я воспользовалась воцарившейся неразберихой. Но идти-то мне было не к кому, вот моей новой семьей и стали мои освободители. А что касается психушки… Таких заведений по миру много. Версиплям нужны людские страдания и безмолвные, беспомощные жертвы. А также бесхозные трупы, человеческая плоть и кровь для их адских пиршеств. Еще они облюбовали родильные дома, потому что младенцы для них и в особенности для книги, которой поклоняются слуги полиморфа, особый, редкостный деликатес. Сектанты уже не совсем люди, но еще и не окончательно демоны. Они питаются человеческим мясом и принимают «слезы луны».

– Это какой-то наркотик? – предположила Светлана.

– Можно и так сказать, – усмехнулась Марина. – «Слезы луны» – выделения полиморфа. То есть, попросту говоря, они пожирают и втирают в себя его мочу и дерьмо. Что, не нравится? Но им это помогает продлить жизнь и превратиться в версиплей, то есть в оборотней. Вернее, в полудемонов. У них существует иерархия, в зависимости от того, как долго они поклоняются своему хозяину и потребляют «слезы луны». Некоторые из них очень древние, человеческого в них мало осталось. Эти твари – его армия, во главе которой должен стать один из отпрысков полиморфа. Одним из претендентов на его роль был твой единоутробный братец.

– А что с ним произошло? – поинтересовалась Светлана. И Марина с готовностью пояснила:

– Я его убила. Лично. Нашла и ликвидировала. Потому что с ними нужно обращаться только так.

Светлана в ужасе уставилась на женщину, которая называла себя ее матерью. Та призналась в том, что лишила жизни собственного ребенка!

– Что так на меня смотришь? – усмехнулась Марина. – Не верится, что я на это способна? Я тоже не верила. Когда-то я была пугливой дурой и все надеялась найти своего сыночка. А когда нашла, убедилась, что он самый настоящий версипль, к тому же из самого высшего разряда. Еще бы, ведь в нем текла кровь полиморфа!

– Но к чему они стремятся? Захватить власть над миром? – спросила тихо Светлана.

– Власть уже давно в их руках. Потому что наиболее богатые и влиятельные люди, важные политики, сумасшедшие тираны – все версипли или дети полиморфа. Ну, не все, но значительная часть. Хозяин помогает им, делает так, чтобы они стали очень и очень богаты и крайне влиятельны, осуществляли ту политику, которая нужна ему, сеяли смерть, раздор и бедствия. И те прилежно этим занимаются.

– А ваш сын и мой брат… – начала Светлана. – Кем он был?

Марина скривила губы.

– Стал одним из так называемых олигархов. Причем спонсировал партию фашистов. Планировалось, что со временем он будет играть важную политическую роль. Не вышло!

Женщина назвала фамилию, и Света вздрогнула – этот человек несколько лет назад погиб от несчастного случая.

– Конечно, слуги полиморфа старательно заметали следы, – продолжала Марина. – Никакого несчастного случая не было. Уж я-то точно знаю, что с ним произошло. Ему отрубили голову и загнали в сердце серебряный кол, потому что серебро – единственное, чего версипли боятся. Но ведь все информационные потоки тоже в их руках, поэтому официальная версия выглядела совсем иначе. Так что они вертят человечеством, как хотят. Однако им нужна черная библия!

– Книга, из которой выползло щупальце? – спросила Света, и Марина ответила:

– Нет, та, которую ты видела, всего лишь копия, одна из множеств, созданных при помощи черной магии. Им требуются все три настоящие черные библии, когда-то сотворенные полиморфом. Если они их получат, то сумеют вызвать его самого, своего хозяина. И сделать так, чтобы он вселился в тело одного из своих детишек. Например, в Егора Верещагина.

Девушка вздрогнула, и Марина заметила ее реакцию.

– Да, именно так. Версипли уже давно мечтают об этом. И ради достижения своей цели готовы пойти на все.

Женщина говорила столь убежденно, что Светлана поняла – это и есть правда. Но ей не хотелось верить в такую правду, а хотелось оказаться как можно дальше от нее, в спокойном укромном месте, забыть обо всем и просто наслаждаться жизнью. Только мечта ее была несбыточной, теперь уж остаться в стороне не выйдет.

– А вы стараетесь им помешать? – поинтересовалась девушка.

– Помешать им нельзя, можно только замедлить их приготовления, – откликнулась Марина мрачно. – Когда-то я думала, что мы в состоянии уничтожить всех версиплей. Но их слишком много! И их хозяин, полиморф, очень силен! Однако пока ситуация в некоторой степени под контролем. Но в последнее время версипли обнаглели, потому что приближается превосходная астрологическая констелляция. Если им все же удастся прибрать к рукам три черные библии и провести ритуал, то полиморф перейдет в тело одного из своих детей без остатка. И что тогда начнется, даже сложно вообразить. Обычно это именуют апокалипсисом.

Светлана взглянула на Марину – та не шутила. Голова у девушки шла кругом. Она не знала, что и думать. И, главное, не имела понятия, что ей делать.

А Марина вдруг сказала ужасную вещь:

– Тебя ведь тянуло к нему, как магнитом? Наверняка – да. Потому что всех его детей, даже тех, кто несет в себе всего лишь частичку его мерзкой крови, влечет к хозяину.

– Значит ли это, что он может вселиться и в меня? – спросила в ужасе Света.

– Нет, – успокоила ее Марина. – Повторяю: ты всего лишь побочный эффект, в тебе не так много его генов и его крови, поэтому в качестве оболочки для полиморфа ты не годишься. А вот твой братец подошел бы. Хорошо, что он мертв!

Светлана вздрогнула и взглянула на Марину. А та продолжала:

– Но у него имеется еще несколько детей. И ему надоело ждать. Потому-то его слуги и рыщут так настойчиво по миру в поисках черных библий. Чтоб ты знала: черная библия – это переход между его миром и нашим.

– Вход в ад? – уточнила опасливо Света. А Марина вдруг заявила:

– Какая тебе разница, дорогуша! Я лично советую тебе обо всем забыть. Хотя, конечно, это будет очень и очень сложно. Но и правда, не вмешивайся ты лучше в дела, которые тебя не касаются.

– Как это не касаются? – искренне возмутилась Светлана. – Если то, что вы говорите, верно, то я хочу вам помочь!

– Нам не нужна твоя помощь, – брезгливо скривилась женщина. – Ты же его дочурка.

– Не забывайте, что и ваша тоже! – резво возразила Света. – Вы же моя мать, а ведете себя так, будто не имеете ко мне отношения. Как будто вы совершенно чужой мне человек!

Марина пожала плечами и взяла новую сигарету.

– Хочешь, чтобы я бросилась тебе на шею и стала орошать твою грудь слезами, так, что ли? Такому, конечно же, не бывать. Да, я выносила тебя, но ты – не моя дочь! Так, нечто, просидевшее в моем животе без малого девять месяцев. И впитавшее в себя плоть и кровь полиморфа. С такими, как ты, мы и ведем борьбу. Вообще-то, по-хорошему, тебя надо тоже уничтожить, но так и быть, живи. Все равно полиморф в тебя вселиться не в состоянии, да и особых проявлений его адского характера тебе по наследству не перешло. Повторяю – ты отброс, шлак, брак демонического производства!

Девушка расплакалась – слышать такие обидные и несправедливые слова из уст собственной матери было просто ужасно. Но Марина и не подумала приблизиться к ней, прижать к себе, погладить по голове. Более того, даже на словах не попыталась приободрить дочку.

– Неужели вы не испытываете ко мне никаких чувств? – спросила Света, глотая слезы. – Нет, я не верю, что вы черствая и бездушная! Это всего лишь маска, за которой скрывается ваша ранимая душа!

Марина поднялась с табуретки и надвинулась на нее… Девушка в страхе отшатнулась, потому что лицо женщины было искажено свирепой гримасой.

– Кто ты такая, чтобы судить о моей душе? Ты для меня – ноль! Нет – величина отрицательная! Потому что ты – его дочурка, и я до сих пор стыжусь того, что выносила тебя и в особенности его сынка! Но с тем-то я, по крайней мере, расправилась. И заметь, не испытываю угрызений совести…

Марина буквально задохнулась от переполнявших ее эмоций.

А Света обернулась к столу, схватила с него нож и протянула своей биологической матери.

– Вы хотите убить меня? Так убейте! Ну же, давайте, вы ведь так меня ненавидите! Хотя я ведь ни в чем не виновата. Если то, что вы говорите, правда, то я – еще одна жертва полиморфа. И вы сами прекрасно понимаете это. Никто не спрашивал меня, хочу ли я появиться на свет, никто не задавал мне вопроса, согласна ли я с тем, что моим братцем станет дитя Сатаны и что во мне появится частичка дьявола!

Голос Светы сорвался, она зарыдала.

Марина живо выхватила у нее из руки нож и воткнула его лезвием в деревянный стол. А затем миролюбиво сказала:

– Ладно, не слетай с катушек, дочурка. Когда-то я тоже распускала нюни, а потом поняла, что слезами горю не поможешь. Так и быть, мы что-нибудь придумаем. Возвращаться к прежней жизни тебе очень опасно, версипли непременно расправятся с тобой. Сейчас они крайне озлоблены – Лоскутин, их предводитель, наконец-то сдох, а копия черной библии уничтожена. Кстати, знаешь, а нам ведь удалось слегка прищучить полиморфа! Хочешь взглянуть?

Еще до того, как Светлана успела ответить, Марина вышла из кухни. Девушке не оставалось ничего иного, как последовать за ней. Они спустились в подвал, который оказался настоящей мастерской – на стенах висело оружие, виднелись станки, при помощи которых борцы с лукавым собственноручно изготавливали свою амуницию.

Когда Марина провела ее в небольшую комнатку, располагавшуюся дальше, Света заметила нечто лилово-красное, как бы парящее в воздухе. И вздрогнула. И отступила на несколько шагов. Это было длинное щупальце с присосками, подвешенное на большой стальной крюк. Со щупальца с тихим хлюпаньем стекала зеленовато-синяя субстанция. Само же щупальце подрагивало и слегка изгибалось.

Марина взяла тонкий стальной прут и со всей силы ударила по щупальцу. То дернулось.

– Конечно, щупальце не самого полиморфа, а одной из его ипостасей, так называемого Хранителя Коридора, – пояснила женщина. – Но все равно большой успех, что нам удалось его добыть. Потому что за него теперь примутся наши ученые – в их задачу входит разработать средство против версиплей. Пока в борьбе с ними помогает только серебро, но вся штука в том, что мультинациональными концернами, добывающими и производящими серебро, владеют именно версипли.

Марина снова ударила щупальце, и то опять отреагировало на физическое воздействие.

– Оно что, живое? – спросила Света, присматриваясь к большой ране на боку щупальца. – Но оно же отделено от тела!

– Так же, как и ты отделена от тела полиморфа, как и его прочие отпрыски. Но все вы, тем не менее, находитесь, кто в большей, кто в меньшей степени, под его влиянием, – пояснила Марина. – Однако важнее всего то, что он чувствует удары, которые передаются ему через отрубленное щупальце! Поэтому не стоит упускать возможность, надо отдубасить рогатого…

И она стала остервенело молотить щупальце. Светлана закричала, призывая Марину остановиться. Та, тяжело дыша, отбросила наконец прут в сторону.

– Что, жаль полиморфа стало? Конечно, он же пытается оказать на тебя воздействие и внушить, что ты должна мне помешать. Поэтому, надо сказать, не такая уж хорошая идея доверить тебе наши секреты и сделать членом нашей организации. Да ты сама не ощущаешь того, как он читает твои мысли и внедряется в твое подсознание! Раньше, вероятно, этого не было вообще или по минимуму, теперь же, когда ты оказалась замешана во всю эту историю, он усиливает атаки.

– Что вы хотите сказать? – растерялась Светлана. – Что я буду предоставлена самой себе? Но ведь в секте состоит Альберт Георгиевич Юргенс, мой шеф! И он меня видел! И все сатанисты меня видели! Они же наверняка попытаются убить меня!

– Конечно, попытаются, – согласилась Марина. – И в итоге добьются своего. Так что я тебе не завидую, дорогуша! Но сказала же – не дрейфь, что-нибудь придумаем. На произвол судьбы я тебя не брошу. Но! – она подняла палец. – Не думай, что мы теперь будем играть в дочки-матери. Да, я тебя выносила в своем чреве, но ты мне никакая не дочь. Поэтому советую не питать никаких иллюзий. Понятно?

Светлана опустила взор и пробормотала, что понятно. Однако она сомневалась, что Марина сейчас абсолютно искренна. Если она ей безразлична, то почему биологическая мать тотчас прибыла, дабы взглянуть на дочь, с которой якобы не желает иметь ничего общего? Значит, все же испытывает какие-то чувства, но не хочет в них признаваться.

Девушка опустилась на корточки и потянулась к бирюзовой субстанции, заливавшей пол. Та странно переливалась и лучилась, походя на расплавленный бриллиант. Но Марина оттолкнула Свету, воскликнув:

– И не думай прикасаться! Потому что это и есть «слезы луны». Версипли за такое количество наверняка бы продали с потрохами всех своих родственников, друзей и коллег по работе. Они делают из человека демона, не сразу, но со временем. И, кроме того, вещество крайне едкое.

Светлана и правда заметила, что от прута, которым Марина наносила удары по щупальцу, поднимается дымок.

– Но нашим ученым и эта гадость пригодится. Потому что неплохо было бы наводнить черный рынок версиплей, на котором они торгуют «слезами луны», фальшивкой, потребляя которую они бы сами себя уничтожили. Давно вынашиваю эту идею, надо бы ее осуществить на досуге.

Тут дверь подвала распахнулась, появился встревоженный бородач. Он без слов протянул Марине мобильный телефон.

– Алло… – взяла женщина трубку. – Плохо слышно, сейчас поднимусь наверх, там и поговорим!

Она скрылась. Светлана с виноватой улыбкой взглянула на обмотанную бинтами голову мужчины.

– Мне очень жаль, что я вас стукнула. Я же думала, что меня похитили сатанисты. Но если бы я знала, кто вы такой…

Бородач усмехнулся.

– Да, рука у тебя, как и у твоей мамаши, тяжелая! Однако я зла не держу. Потому что, конечно, мы должны были тебя поставить в известность. Однако вряд ли бы ты нам поверила. Поэтому и ждали приезда Марины. Ну, сейчас-то хоть в себя немного пришла? Веришь тому, что тебе она рассказала?

Света пожала плечами и перевела взгляд на щупальце.

– С учетом неопровержимых доказательств нельзя не верить. Но что же теперь будет?

Мужчина осмотрелся по сторонам и заговорщически произнес:

– Ты же видишь, что Марина сама не своя. Еще бы, она ведь по тебе так тосковала! Только никому не показывала. Но, вижу, просто от радости скачет, что тебя нашла.

Света с сомнением покачала головой:

– От радости скачет, говорите? Что-то не похоже. Она обращается со мной, как будто я абсолютно чужой человек. И несколько раз ясно дала понять, что я – всего лишь биологические отбросы.

Бородач благодушно усмехнулся:

– Ну, такая уж она, наша Марина. Ты ее слова близко к сердцу не принимай, потому что в действительности она очень рада вашей встрече. Я Марину уже много лет знаю, могу судить об ее истинном настроении.

Он помолчал, запустив пальцы в бороду, а потом продолжил:

– С женой я уже все обсудил: останешься пока у нас. Потому что возвращаться обратно тебе никак нельзя! Версипли сейчас просто с ума сходят, ведь мы Льва Романовича Лоскутина на тот свет отправили, прямо в царство его возлюбленного рогатого хозяина. А Лоскутин был одной из самых важных персон, причем не только в России, но и во всем мире. Это неслыханная удача! Однако понятно, что версипли теперь готовятся нанести ответный удар.

Издалека раздался властный зов Марины, и бородач двинулся к выходу.

– Пойдем, ее нельзя заставлять ждать, она этого ох как не любит.

Марина на кухне собирала свой рюкзак. И, не глядя на хозяина дома и Свету, отрывисто произнесла:

– Мы недооценили версиплей. Вернее, я их недооценила. А также то, что в наших рядах имеется предатель. Его уже вычислили и уничтожили, однако он успел передать версиплям расположение нашей петербургской базы. И те десять минут назад совершили на нее нападение.

Бородач ахнул.

– Я еду немедленно в Питер. – Марина закинула рюкзак за плечи и ткнула в мужчину пальцем: – Ты со мной!

Светлана попыталась было возразить, мол, он, наверное, не в состоянии, с учетом нанесенного ею ранения. Марина же только хмыкнула.

– Отдыхать будем на том свете, дорогуша! Ты оставайся здесь и жди моих дальнейших распоряжений.

– Могу ли я хотя бы съездить к себе на квартиру за одеждой? – спросила Светлана. – И надо предупредить бабушку и папу…

– Сидеть здесь и не рыпаться! – отчеканила, распахивая дверь, Марина. – О своей идиллической прошлой жизни забудь. Никакие шмотки тебе не нужны. Что же до старой ведьмы Полины Геннадьевны и моего бывшего супруга Генки… Их придется списать со счетов, они все равно уже покойники – версипли наверняка учинят над ними расправу. Просто так, чтобы покуражиться и отомстить.

Светлана побледнела и кинулась вслед за Мариной, которая размашистым шагом следовала к черному джипу с тонированными стеклами, стоявшему по ту сторону забора.

– Но я не могу их бросить на произвол судьбы! – воскликнула девушка в отчаянии. – Их обязательно надо предупредить.

Садясь за руль джипа, Марина отрывисто произнесла:

– Повторяю: их придется списать со счетов. Да и что ты мне предлагаешь? Чтобы я заботилась о ничтожных людишках, которые запихнули меня в психушку? Доверять я им не могу – они при первой же возможности переметнутся на сторону версиплей. Или тем не составит труда выжать из них информацию. Тебе придется многому научиться, дорогуша! В частности и тому, что все, кто тебе дорог и кого ты любишь, покидают наш бренный мир. Причем зачастую не по своей воле.

Бородач, выбежавший из дома и натягивавший на ходу легкую крутку, прыгнул на заднее сиденье, и джип немедленно рванул с места. Светлана со слезами на глазах смотрела вслед машине. К ней подошла супруга бородача и участливо сказала:

– Ну, пошли в дом, ты ведь наверняка проголодалась…

Оказавшись на кухне, Света села к столу и обхватила голову руками. Она не могла допустить, чтобы с бабушкой и отцом что-то произошло, потому что очень любила их. И ей было решительно наплевать на запрет Марины и на то, что та, по всей видимости, ненавидела своего бывшего супруга и свекровь.

– Могу ли я хотя бы позвонить родным? – спросила Света.

Однако жена бородача качнула головой:

– Ты же слышала, что сказала Марина. Нет, об этом придется забыть. У тебя началась совершенно новая жизнь! Поверь, мне тоже нелегко далось внезапное расставание с моими близкими и друзьями, но другого выхода нет. Так, что нам требуется, картошка? Придется в подвал спуститься…

И женщина вышла из кухни.

Светлана осторожно последовала за ней и, дождавшись, когда хозяйка дома сойдет вниз, прикрыла металлическую дверь и осторожно повернула ключ. Потом вернулась на кухню и стала искать мобильный телефон. Но там его не было. Тогда она ринулась в спальню – и заметила черный аппарат, лежавший на столике. Тут раздались приглушенные удары и вопли хозяйки:

– Эй, Светлана, дверь что-то заклинило! Выпусти меня из подвала!

– Нет, не заклинило, это я ее заперла! – крикнула Света в ответ. – Прошу прощения, но вам придется провести в заточении некоторое время!

– Что ты задумала? – откликнулась в ужасе женщина. – Выпусти меня немедленно! Света, не делай глупостей! И никуда не звони! Это все только усугубит!

Светлана закрыла дверь спальни, чтобы не слышать воплей хозяйки, и быстро набрала номер телефона квартиры, где жили бабушка и отец. Один гудок, второй, третий. Никто не брал трубку.

Наконец она услышала голос бабушки:

– Алло…

– Бабулечка, это я, Светлана! – затараторила девушка. – Слушай меня внимательно и сделай, прошу тебя, именно так, как я говорю! Ты и папа должны немедленно покинуть квартиру. Возьмите только самое необходимое плюс документы. На сборы у вас десять минут, не больше!

Она не стала упоминать ни Марину, ни старую историю собственного появления на свет – это только напугает пожилую женщину и собьет с панталыку.

– Светочка, в чем дело? – удивилась Полина Геннадьевна. – Сейчас половина седьмого утра, твой отец только что встал и собирается на работу, я как раз ему завтрак готовлю. Отчего мы должны сломя голову куда-то бежать? Ты что, шутишь?

Светлана вздохнула – бабушка зачастую бывала очень упрямой.

– Прошу тебя, сделай, как я говорю! Мне не до шуток, все очень серьезно! Это связано… связано…

Не говорить же, что это связано с дьяволопоклонниками и их рогатым хозяином? Тогда бабушка точно не воспримет всерьез ее просьбу.

– Связано с моей профессиональной деятельностью! – выпалила Света. – Процесс над высокопоставленными коррупционерами, там еще мафиозные структуры… Вам грозит опасность!

Полина Геннадьевна встревоженно закудахтала:

– Светочка, милая моя, как же так? Но что же нам делать? Они что, могут нас убить?

– Бабуля, дай мне папу! – приказала Светлана. И через несколько секунд услышала спокойный голос отца:

– Света, в чем дело? Мама вся не своя, уже за сердце хватается.

Светлана знала, что отцу тоже не стоило говорить правду. Во всяком случае, сейчас. В данный момент важнее всего было, чтобы бабушка и папа покинули квартиру. А потом она придумает, как быть дальше. Или даже сумеет убедить Марину, что ее родные тоже должны найти убежище тут, под Москвой, в домике, принадлежащем борцам с полиморфом.

– Соберите документы и покиньте квартиру! – почти приказала Света. – Нельзя терять ни секунды! Ты меня понял?

В этот момент до нее донесся отдаленный звук – звонили в квартиру, где проживали бабушка и отец. Светлана тотчас закричала в трубку:

– Папа, ни за что не открывайте! И как можно быстрее уходите оттуда! Все равно куда! Только не оставайтесь там!

– Света, но в чем все-таки дело? – переспросил недоверчиво отец.

И тут раздался приглушенный вскрик, вслед за которым послышался хлопок. Светлана поняла, что это было такое – выстрел.

– Папа, что там у вас? – вскрикнула она.

Но отец уже не слышал ее. Наверняка отправился в коридор, чтобы посмотреть, что случилось. Раздался еще один выстрел, а вслед за тем протяжный, леденящий душу стон. Это был голос отца.

Сжав трубку так, что побелели костяшки пальцев, Света стала свидетельницей того, как на квартире ее родных происходило что-то ужасное. Раздался третий хлопок, а потом послышался грубый мужской голос:

– Бабка еще жива, но ее надо добить. Перережь ей глотку!

– Нет, нет, нет! – Светлана вложила в свой вопль всю душу. Но она была беспомощна, совершенно беспомощна в сей кошмарный миг…

Внезапно в трубке раздался шорох, а потом чей-то голос:

– Что, тварь, слышишь, как умирают твои родичи? Это за Льва Романовича! И за нашу великую книгу!

– Что вам надо? Я все выполню, только не трогайте папу и бабушку! – воскликнула Светлана. Но из трубки уже неслись короткие гудки.

Со стороны подвала слышалась ритмичная дробь – хозяйка пыталась выбраться. Но Светлане было не до нее. Дрожащими руками она набрала телефон милиции и сообщила о том, что на ее отца и бабушку совершено нападение. Потребовала тотчас направить туда усиленный наряд, а также медиков. Затем перезвонила своей хорошей подруге, работавшей в Генеральной прокуратуре.

– Света, ты? – спросила та осторожно, услышав ее голос. – Где ты сейчас находишься?

Девушка, не обращая внимания на вопросы, стала говорить, что ее отцу и бабушке требуется помощь.

– Послушай, тебе лучше сюда не звонить, – прервала ее внезапно подруга. – Потому что о тебе такие слухи ходят! Кажется, ты насолила кому-то на самом верху. Извини, но я не хочу рисковать из-за тебя своей шкурой.

– Но ведь их убивают… – крикнула Светлана.

Однако подруга уже отключилась. Так и есть, у сатанистов везде свои люди!

Она быстро приняла решение: ей надо в Москву, и как можно быстрее. Света схватила лежавшую на столе связку ключей, выбежала из домика и бросилась к черному фургону. И пусть ей самой грозит смертельная опасность – речь шла об отце и бабушке!

Около подъезда никто не толпился, не было видно ни любопытных соседей, ни зевак. Не заметно было милицейских автомобилей, кареты «Скорой помощи».

Светлана взбежала по лестнице на седьмой этаж и увидела – дверь квартиры распахнута настежь. Она влетела туда и заметила кровавые разводы. На ее зов никто не отозвался.

Цепенея от ужаса, девушка прошла в зал и увидела отца. Тот лежал на животе, а на спине у него расплылось большое темное пятно. Из раны торчал кинжал, рукоятка которого была покрыта странными письменами.

Светлана бросилась к нему, перевернула на спину, осторожно вытащив из раны кинжал. Глаза отца была раскрыты и бессмысленно таращились в потолок. Он был, вне всяких сомнений, мертв.

Скозь комок в горле Света снова позвала бабушку. Но ответа, как и в первый раз, не последовало. Тогда она прошла в комнату Полины Геннадьевны и увидела там жуткий кавардак. Бабушки не было ни в ванной, ни на кухне. Если ей удалось спастись, где она могла спрятаться, к кому пойти? И почему, черт побери, до сих пор не прибыла милиция?

Светлана ринулась к телефону, чтобы снова вызвать наряд и медиков, но телефон вдруг сам ожил – звонок показался очень громким. Светлана подпрыгнула от ужаса и сняла трубку.

– Эй, тварь, твоя бабка у нас! – раздался уже знакомый ей грубый мужской голос. – Не в самом лучшем состоянии, но пока еще живая. Если поторопишься, ты сможешь спасти ее.

– Чего вы хотите? – спросила Светлана, чувствуя, что у нее внезапно пересохло во рту.

Бабушка жива… Но могла ли она верить словам сатаниста? Ведь она явственно слышала, как этот же тип отдавал приказание прикончить старушку!

– Информацию, – прозвучал ответ. – Ты ведь заодно с этими моральными уродами… Ну, с борцами за справедливость… И знакома с их предводительницей…

Светлана посмотрела на тело отца. Папа, которого она так любила и который так много сделал для нее, был мертв. И это была исключительно ее вина!

– Я скажу все, что вам требуется, – заявила девушка. – Но только не трогайте бабушку! Разрешите мне с ней поговорить!

– Диктовать условия буду я! – отрезал сатанист. – Спускайся вниз, тебя сейчас заберут. И ты покажешь, где обосновались эти мерзавцы. Понятно?

В трубке запищали гудки отбоя. Светлана опустилась на колени и прикрыла отцу глаза. А потом поцеловала его в лоб. Какой ужас – она жива, а папа мертв! Сатанисты хотят, чтобы она предала людей, спасших ей жизнь. И если она выведет их на подмосковную дачу, то погибнет еще больше людей, в том числе наверняка и Марина, ее мама… Но что же делать? Нельзя же бросить на произвол судьбы бабушку!

Светлана вышла из квартиры – и столкнулась с соседкой, как раз выходившей из лифта. Та вытаращилась: еще бы, девушка все еще машинально сжимала в руке кинжал, а одета она по-прежнему в затрапезное старое пальто и резиновые сапоги.

Светлана швырнула кинжал обратно в квартиру и произнесла:

– Вызовите милицию и «Скорую». Хотя нет, только милицию. Потому что мой отец… мертв.

И она побрела по лестнице вниз. А едва вышла из подъезда, перед ней затормозил огромный черный джип с тонированными стеклами. Дверца распахнулась. К ее большому удивлению, за рулем сидел не кто иной, как Альберт Георгиевич Юргенс. Ее шеф и по совместительству каннибал, поклонник темных сил. В салоне автомобиля он был один.

– Света, ну что же ты, давай быстрее! – воскликнул адвокат требовательно.

Девушка механически плюхнулась на сиденье рядом с водительским. Все понятно, ведь Юргенс – один из них. Более того, он близко знал покойного Льва Лоскутина. Неудивительно, что именно его послали за ней.

Джип сорвался с места, и Светлана заплакала. Странно, но Юргенс принялся утешать ее. И даже заверил, что все будет хорошо. После этого девушка расхохоталась – у нее началась форменная истерика.

– И вы, именно вы говорите мне, что все будет хорошо? – спросила она с гримасой отчаяния. – Мой отец убит, бабушка находится в ваших руках!

– Нет, не в моих, – ответил Юргенс со вздохом. – Я ведь не имею ничего общего с извергами-сатанистами.

Светлана снова принялась хохотать. Но усилием воли оборвала смех.

– Альберт Георгиевич, я ведь в курсе! И знаю, что вы храните у себя в пентхаусе человеческие головы и внутренние органы! И что вы потребляете их в пищу!

Юргенс бросил на нее мимолетный взгляд.

– Света, ты все не так интерпретировала. Да, мне пришлось хранить в квартире человеческие останки. Но не по своей воле. Мне было приказано так сделать! И сам я, конечно же, ничего такого не потреблял.

– Вы лжете! Потому что я знаю, о чем вы говорили с Лоскутиным. Вы сделали все возможное и невозможное, чтобы Егор Верещагин избежал наказания, и подставили невиновного Костю!

Юргенс снова вздохнул.

– Повторяю, Света, это всего лишь видимость, что я с ними заодно. Подумай сама, во время мессы я ведь бросился к тебе и попытался спасти. Стал бы я так делать, если бы был одним из них?

Светлана притихла. А Альберт Георгиевич продолжил:

– Да, каюсь, сначала их идеология показалась мне заманчивой. Еще бы, ведь они гарантируют вечную жизнь и избавление от невзгод. Только, конечно, сначала не сообщают, что для этого требуется стать серийным убийцей или, в лучшем случае, пособником маньяков. И что нужно потреблять в пищу человечину и использовать «слезы луны». Ты ведь знаешь про них?

Светлана сдержанно кивнула. В самом деле, если бы Юргенс был сатанистом, то давно сдал бы ее на руки своим дружкам. Но ведь не сдал же до сих пор!

– Прозрение пришло ко мне не сразу, но довольно быстро. Однако я уже не мог покинуть секту, потому что многое знал. А отступников у них наказывают одним-единственным способом: смертью.

– Поэтому вы предпочли стать пособником убийц, чтобы самому не умереть? – спросила язвительно Светлана. Юргенс с обезоруживающей простотой ответил:

– А что мне оставалось? И как ты сама поступила бы на моем месте?

Девушка вздрогнула. А ведь он был прав! Возможно, она бы тоже пошла по пути наименьшего сопротивления.

– Вот видишь! – кивнул удовлетворенно адвокат, заметив ее реакцию. – Но я, естественно, не ограничился ролью стороннего наблюдателя, а решил стать «пятой колонной». Да, да, не удивляйся, я уже давно работаю на твою матушку и ее людей. Именно от меня они получили информацию о том, где пройдет очередная черная месса. Именно я снабдил их планами подземелья в НИИ Лоскутина и кодами, при помощи которых они смогли проникнуть туда.

– Куда мы едем? – спросила вдруг Светлана, на что Альберт Георгиевич ответил:

– В то место, где ты будешь в полнейшей безопасности. Я тебе это обещаю! Потому что и за нами обоими теперь охотятся сатанисты.

– У них в руках находится бабушка! – заявила Светлана. – Я должна встретиться с ними. Они хотят…

Юргенс участливо вздохнул и заметил:

– Света, мне очень жаль, но твою бабушку уже не спасти.

– Нет, нет, нет! – закричала девушка. – Высадите меня! Отвезите обратно! Сдайте на руки этим типам! Я должна помочь бабушке!

Юргенс мягко прервал ее:

– Прими мои соболезнования. Сатанисты не ведают пощады. В особенности их новый вожак, некогда правая рука Льва Лоскутина, который теперь всем и заправляет. Редкостный садист и самый настоящий сумасшедший.

– Но он сказал… – начала Светлана и осеклась. Ведь предупреждала ее Марина, что им верить нельзя, версипли постоянно лгут!

– Он преследует свои цели, – тихо продолжал Юргенс. – Ему теперь важно выслужиться и укрепить свои позиции. Потому что среди столичных сатанистов сейчас идет кровавая борьба за власть.

– Но почему тогда они забрали бабушку… ее тело с собой? – спросила Светлана. И вдруг поняла: конечно же, исключительно для того, чтобы она сама поверила в то, будто старушка еще жива, и пришла к ним.

Юргенс посмотрел на девушку и ободряюще улыбнулся.

– Могу себе представить, в каком ужасном состоянии ты сейчас находишься. Но я сделаю все, чтобы защитить тебя от этих умалишенных. Ты можешь мне доверять!

Светлана не знала, правду ли говорит ее бывший шеф. Но, поразмыслив, пришла к выводу, что, пожалуй, да.

– Значит, так! – заявил юрист. – Мы сейчас поедем в одно место, о существовании которого никто не знает. Там мы сможем переждать бурю. И дождемся возвращения твоей матушки из Питера. А потом совместно решим, что к чему.

– А папа? – спросила Марина, чувствуя, что ее начинает бить озноб. – Что с его телом? И с бабушкой?

– Об этом я позабочусь. Приложу все усилия для того, чтобы их похоронили по-человечески. Однако ты должна знать, Света, что твоя жизнь бесповоротно изменилась. Но я на твоей стороне! И я… я хотел тебе давно сказать…

Последовало довольно неуклюжее признание в любви, которое Светлана слышала, словно в тумане. Она не знала, как и реагировать на слова Юргенса. Поэтому просто сделала вид, что заснула.

Наконец джип затормозил перед металлическими воротами в высоченном каменном заборе. Те медленно раскрылись, и автомобиль въехал на территорию небольшого загородного поместья. Подъехав к двухэтажному дому, облицованному плитами из красного гранита, адвокат осторожно тронул Свету за плечо.

– Мы на месте.

Девушка открыла глаза. Да, она ошибалась относительно Юргенса. Никаких сатанистов поблизости не было. И в доме тоже. Значит, Альберт Георгиевич говорил правду, он действительно работал на Марину. А она-то подозревала его невесть в чем и даже опоила снотворным, дабы подвергнуть обыску его пентхаус!

Светлана опустилась в глубокое кожаное кресло и почувствовала, что неимоверно устала. Вошел Юргенс, державший в руках два бокала с соком.

– Пиццу я уже поставил в духовку, – пояснил он, вручая Свете бокал. – Это – персиковый сок, чрезвычайно вкусный и полезный. Тебе надо обязательно подкрепиться, потому что на тебе просто лица нет. Хотя с учетом того, что тебе пришлось пережить…

Светлана сделала два глотка – сок действительно был очень вкусный. И она ощутила волчий город. Но вдруг ей стало ужасно стыдно – как она может думать о таких пустяках при столь ужасных обстоятельствах?!

Альберт Георгиевич присел на подлокотник кресла.

– Я понимаю, что ты не можешь ответить на мое признание, однако ты должна знать: все то, что я делаю, я делаю ради тебя! Я желаю тебе только одного – добра!

Светлана ощутила легкое головокружение и почувствовала, что ее веки вдруг начинают предательски слипаться. Юргенс внимательно наблюдал за ней – и неожиданно его глаза блеснули красным. Так и есть, они светились адским пламенем! Значит, хитрый адвокат все врал! Он все же один из них – версипль, получеловек-полудемон!

Девушка попыталась подняться с кресла, но у нее ничего не вышло – ноги словно свинцом налились. Юргенс же с легкостью подхватил Светлану и понес куда-то. Она успела пролепетать:

– Что вы намереваетесь сделать со мной?

Но еще до того, как Альберт Георгиевич дал ответ, Света провалилась в тяжелый, черный сон.

В себя она пришла от холода. И поняла, что находится в подвале и лежит на большом металлическом столе – раздетая, привязанная к особым стальным кольцам. Чуть повернув голову в сторону, Света увидела Юргенса. Тот был облачен в забрызганный кровью фартук, а в руках держал какой-то странный прибор. Присмотревшись, Светлана поняла, что это небольшая циркулярная пила. Девушке стало плохо.

Она попыталась освободиться, но руки и ноги были крепко привязаны к приваренным к столу кольцам.

– Альберт Георгиевич, вы все-таки редкий мерзавец… – не удержалась от комментария Светлана.

Юргенс обернулся к ней, и она увидела, что его глаза мерцают красным. Облизнувшись, адвокат произнес странным, придушенным голосом:

– А, голуба моя, пришла в себя! Ну и хорошо! Значит, мы можем сейчас приступать. Ведь для материала лучше, чтобы ты находилась в этот момент в сознании и ощущала боль.

– Вы убьете меня? – спросила Светлана, отчего-то не ощущая страха. – И потом просто-напросто съедите?

Юргенс, подойдя к ней, ответил:

– О, тебе уготована иная участь, Светочка! Ты нужна мне с совершенно иной целью. Умертвить тебя и съесть я бы мог и раньше, но не сделал этого. Потому что любил и люблю тебя. Однако не стоит забывать, что твой отец, хоть и отчасти, – наш великий хозяин, значит, ты самая подходящая кандидатка…

– Для чего? – произнесла, холодея, девушка.

Альберт Георгиевич дотронулся рукой до ее живота и принялся щупать его, как торговец скотом щупает свинью или корову.

– Для изготовления новой черной библии, – сообщил адвокат-сатанист. – Нашу ведь вы уничтожили! Хорошо, пусть это была не настоящая черная библия, а всего лишь копия, но какая разница… Как я тебе уже сказал, сейчас в столице царит неразбериха и идет война между различными сатанинскими кланами. Но победу одержу именно я! Потому что стану обладателем новой библии. Вся власть автоматически перейдет ко мне. Тот, кто имеет возможность приносить жертвы хозяину, и будет главным. Я так давно мечтал занять место Лоскутина! С этой целью и работал на твою мамашу – мне требовалось, чтобы его кто-то устранил.

Светлана выдавила из себя:

– Что именно вы хотите? Убьете меня и…

– Нет, нет! – возразил Юргенс. – Убивать я тебя не буду, по крайней мере, сейчас. Потому что для производства новой библии требуется человеческая кожа. А ее нужно снять с живой жертвы. Этим мы сейчас и займемся.

Он повернулся, взял что-то со столика, на котором лежали инструменты, и вновь приблизился к Свете, неся особый кляп. Девушка попробовала сопротивляться, замотала головой и даже умудрилась укусить Юргенса за палец. Однако вместо крови из раны потекла гадкая белесая жидкость.

Глаза его полыхнули, и лицо вдруг начало трансформироваться в морду чудовища. Светлана в ужасе вскрикнула. Несколькими секундами позже перед ней стоял уже не человек, а уродливый, пакостный монстр. Это и был версипль, сочетающий человеческие и демонические качества.

– Советую тебе не испытывать мое терпение! – пророкотал он. – Иначе я сделаю так, что тебе будет очень и очень больно! Причем очень и очень долго! Тебе все равно придется умирать, так что смирись с этим…

Лицо его приняло прежние очертания, и возле стола вновь стоял прежний Альберт Георгиевич. Только глаза светились красным. Он вставил в рот Светы кляп и потрепал ее по щеке. Заметив, что из глаз девушки льются слезы, Юргенс приободрил ее:

– Не надо так живо реагировать! Тебе уготована неслыханная честь – твое тело станет частью новой библии. Объяснить, что я намереваюсь сделать?

Светлана отрицательно замотала головой, но Альберт Георгиевич все-таки продолжил:

– Здесь, на животе и на грудной клетке, кожа самая мягкая. Поэтому я и примусь вначале за нее. Потом надо будет обработать твою спину. И под конец бедра и ноги. Процедура продлится около трех часов, и все это время ты будешь находиться в сознании. Разве не чудесно?

Светлана попыталась что-то сказать, хотела воззвать к чувству любви, которую Юргенс якобы испытывал к ней, но из горла вырвались только глухие стоны. Однако адвокат, наверное, понял, что она имела в виду, потому что произнес со вздохом:

– Ты все удивляешься, как я могу сделать такое с тобой, женщиной всей моей жизни? Но в том и заключается мое служение хозяину! Я отдаю ему самое дорогое и ценное – тебя, Света! Думаешь, мне не тяжело разделывать тебя? Но ничего не поделать, уж очень мне хочется стать главным в столице. А ты будешь жить в моем сердце вечно.

Мужчина наклонился к трепещущей Свете и поцеловал ее лоб. Затем вставил в розетку штепсель.

– Ну-с, приступим…

Он чуть ли не мурлыкал, включая циркулярную пилу. Потом поднес вращающийся диск к животу девушки. Та инстинктивно закрыла глаза, ожидая, что сейчас будет больно, очень больно…

Внезапно рокот пилы смолк, и подвал погрузился во тьму. Зато вспыхнули две красные точки – светящиеся глаза версипля Юргенса.

– Что за хрень? – проревел он. – Здесь никогда не бывает отключения электричества! Или мои конкуренты пронюхали, что я держу тебя здесь, и решили сами завладеть ценным человеческим экземпляром для производства новой библии?

Негодяй куда-то ушел, и Света принялась вслушиваться в темноту. Вдруг послышался треск, а вслед за тем отчаянный рев, перешедший в утробное рычание. Что-то массивное шмякнулось то ли об пол, то ли об стену. Раздался металлический звон, а потом волчий вой. И снова рычание.

Вспыхнул свет, и Светлана, повернув голову, увидела, что в смежной комнате на бетонном полу лежит Альберт Георгиевич. Из груди его торчала странная металлическая стрела – похоже, сделанная из серебра. А над ним склонился молодой темноволосый мужчина, державший в одной руке арбалет. Но вот он занес над Юргенсом другую руку, в которой был зажат кинжал… И Светлана закрыла глаза. Послышались мерзкие, чавкающие звуки. А потом раздалось шипение.

Девушка снова открыла глаза и увидела, что тело адвоката покрывается тонкой серебристой пленкой. Наконец его бренные останки оказались полностью затянуты этой странной субстанцией, которая, казалось, растворяла в себе ткани и скелет. Словно завороженная, Света смотрела на эту чудную метаморфозу. Не прошло и двух минут, как от Юргенса осталась лужица расплавленного серебра.

Незнакомец, повесив арбалет на спину, подошел к ней. Светлана вздрогнула, решив, что тот – еще один из сатанистов, уничтоживший Альберта Георгиевича исключительно затем, чтобы завладеть его пленницей и самому снять с нее кожу, необходимую для производства новой библии.

Мужчина осторожно вынул у нее изо рта кляп, и Светлана выдохнула:

– Вы убили его, а теперь убьете меня?

– Отнюдь! – ответил мужчина и принялся отцеплять ее руки. – Вы в полной безопасности. Вам нечего бояться. Меня зовут Андре. Вернее, Андрей. И я не причиню вам вреда.

Темноволосый мужчина склонился над ее ногами, отцепляя их от кольца, и Светлана, которая не поверила ни единому его слову, поняла, что пора действовать. Юргенс ведь тоже говорил, что не причинит ей вреда, а собирался снять с нее заживо кожу. Все они, версипли, одинаковы!

Выбрав удобный момент, девушка извернулась и ударила мужчину ногой в лицо, а потом толкнула его на пол. Сразу же вскочила, выхватила у него арбалет и наставила оружие в грудь поверженного врага со словами:

– Говорите, кто вы такой, иначе я убью вас! Потому что я видела, что произошло с Бертиком. И то же самое случится с вами. Вы ведь боитесь серебра, не так ли? А стрелы-то серебряные!

Ее палец лег на спусковой крючок, и она, не получив ответа от версипля, приняла единственно верное решение – уничтожить гадину! Но сначала надо узнать, что с бабушкой…
Из дневниковых записей княжны Елены Вечорской

«В течение последующих лет мы беспрестанно скитались по миру. Черная библия всегда была неотъемлемой частью нашего багажа – я хранила ее как зеницу ока.

А тем временем версиплям удалось захватить власть над моей несчастной родиной. В России бушевала Гражданская война, унесшая миллионы жизней – такой была цена дьявольского пакта. Ибо полиморф требовал дань, и новые правители, заключившие с ним адское соглашение, принесли ему в жертву весь свой народ, всю нашу некогда грандиозную империю. И это было результатом пакта, заключенного при помощи одной-единственной черной библии! А если бы их тогда было две? Или даже все три? Тогда бы, боюсь, красные версипли подмяли под себя весь мир – ведь именно такова и была цель их пролетарской революции.

Оскар любил меня так же сильно, как и я его. Поэтому мы стали мужем и женой, обвенчавшись в крошечной православной церквушке в Австралии. Но даже и там, на краю света, нам не было покоя от версиплей. Потому что имелись не только те, что ввергли Россию в пучину адского мрака и демонического ужаса, но и иные твари – в Германии, Франции, Америке, везде. И все они, воодушевленные успехом дьявольского пакта в Москве, охотились за нами, желая заполучить библию для своих низменных целей.

Шло время. Еще один поклонник черных сил и версипль, титуловавший себя дуче, вождем итальянского народа, воцарился в Риме. Шептались, что для успеха своей авантюры он попытался заставить римского папу, Хранителя одной из черных библий, открыть секретный отдел ватиканской библиотеки и отдать сатанинскую книгу. Папа Бенедикт отказался это сделать, после чего скоропостижно скончался. Конечно же, не без помощи яда, подмешанного в пищу кем-то из его ближайшего окружения, ведь свои люди у версиплей были всюду.

Пока созывался новый конклав и избирался новый папа, дуче удалось подкупить жадных до денег кардиналов и, играя на их стремлении занять престол святого Петра, добился, чтобы они вручили ему черную библию.

Именно после успеха ужасного ритуала библия была снова возвращена в Ватикан, а дуче, ставший единоличным правителем Италии, заключил некоторое время спустя с новым папой конкордат, предусматривавший учреждение нового суверенного государства под властью католической церкви, – то была плата за контракт с полиморфом…»

«Первые признаки беременности я ощутила в начале лета 1934 года. Наш с Оскаром сынок, нареченный в честь моего покойного батюшки Дмитрием, появился на свет в последний день февраля 1935 года. Он родился на крошечном греческом островке в Эгейском море, в старинном монастыре, где мы нашли временное прибежище.

Версипли постоянно угрожали нам, и приходилось постоянно менять города, страны, континенты. Ни на одном месте мы не задерживались дольше месяца, а иногда сменяли в течение двух недель шесть стран. Потому что мы не могли ни на кого положиться, ведь даже среди членов ордена Хранителей имелись предатели. Еще бы, ведь версипли обещали баснословные богатства за наши головы, вернее, за черную библию, которая хранилась в ящике из эбенового дерева.

Но многих прельщали не обещанные миллионы, а возможность причаститься к «слезам луны», самим стать версиплями – и тем самым обрести бессмертие. Ренегаты и пройдохи находились и среди священников, и полицейских, и даже подростков и детей.

Для нашего сыночка постоянные переезды с малолетства стали обыденным делом – он ведь и не знал ничего иного. Рос Дима смышленым мальчиком и рано понял, что мы скрываемся от опасных и безжалостных личностей. Мы с Оскаром пока не посвящали его в жуткую тайну двух наших семейств, однако знали, что рано или поздно это предстоит сделать. Ведь Димочка был наследником двух старинных и практически угасших родов Хранителей и, более того, будущим Хранителем…»

«Ситуация в Европе обострялась. Бывший австрийский ефрейтор Адольф Гитлер, ставший видным немецким политиком, пронюхал о дьявольском пакте, что заключили столь ненавидимые им большевики. Стали ему известны и события в Ватикане, и предательство высших иерархов церкви, и то, как Муссолини пришел к власти.

Гитлеру хотелось того же. Однако дуче наотрез отказался вверить ему хранившуюся в Ватикане черную библию, и люди Адольфа, являвшиеся версиплями (сам австриец, желавший стать немецким рейхсканцлером, таковым не был – говорят, он панически боялся вида крови, не мог забросить свое вегетарианство и питаться человеческим мясом), начали за нами охоту.

Однако потом они сумели заполучить третью черную библию, хранившуюся в частной библиотеке одного чрезвычайно богатого гамбургского банкира с еврейскими корнями.

Именно ему хитрые красные комиссары и продали черную библию после того, как окончательно укрепились в Кремле, – она им больше не требовалась. Полиморф дал им власть над страной, но денег в казне не было, тут и подвернулся немецкий библиофил, предлагавший за адскую книгу огромную сумму и, что важнее, ряд многомиллионных кредитов на чрезвычайно выгодных для молодого коммунистического государства условиях.

Банкира, ни за что не желавшего продавать черную библию, люди Адольфа просто ликвидировали. А уж его наследники живо согласились на сделку и затем эмигрировали в Южную Америку.

В начале 1933 года Гитлер наконец заключил пакт с полиморфом при помощи чертовой книги. Причем он стремился к власти не только над Германией и Европой, а и над всем миром. А чем выше требования человека, тем выше и цену желает содрать с него полиморф.

Пакт был действителен тринадцать лет. Уж не ведаю, как Адольф согласился на такой срок. Вероятно, он, ослепленный перспективой всемирного господства, решил, что сможет обхитрить самого главного хитреца Вселенной и оболгать самого главного лгуна.

Вскоре Гитлер стал рейхсканцлером, а Германия начала не по дням, а по часам превращаться в самую сильную мировую державу. Полиморф не обманул – все военные операции Гитлера, даже самые непродуманные и рискованные, в итоге увенчивались успехом. И в конце концов почти вся Европа оказалась под его пятой.

Но, естественно, ему хотелось большего. Сначала он заключил пакт с властителем моей несчастной родины. Кстати, я узнала его по газетным фотографиям. Именно этот субъект и был тогда, в далеком 1918 году, руководителем сатанинской церемонии под Кремлем! А затем Гитлер пошел войной на своего недавнего друга и союзника, считая, что полиморф не подведет и в этот раз. Но верить полиморфу никогда нельзя, у него свои планы, он любит играть судьбами безумных честолюбцев.

Через пару лет фортуна впервые изменила фюреру. Произошло это в конце января 1943 года. Немецкие войска отчаянно пытались взять Сталинград, но не смогли: Шестая Армия была взята в окружение и уничтожена. А вслед за тем военные неудачи последовали одна за другой. Тринадцать лет, отведенные Адольфу на захват мира, вскоре истекали, и неудивительно, что Гитлеру и его окружению пришла в голову мысль снова заключить пакт с полиморфом, однако уже при помощи двух или даже трех библий.

Об этом плане мы узнали по своим каналам и снова тронулись в путь…»

«В самом конце 1944 года мы прибыли в Париж, где как раз праздновали освобождение от нацистов. Оскар и я были уверены, что эмиссарам фюрера здесь нас не найти. Но как же мы ошибались!

Впервые мы задержались на одном и том же месте дольше четырех недель. И вдруг поняли, что хотим остаться в Париже навсегда: город, несмотря на то что в нем еще были заметны следы владычества немцев, был прекрасен.

Нашему сыну Диме шел десятый год. Он уже владел семью языками – сказывалась наша одиссея по странам и континентам. В Париже мы поселились в небольшой, но весьма уютной мансарде на Рю Де-Ля-Пэ. Впервые за долгие-долгие годы я перестала думать о ящике из эбенового дерева, что стоял в прихожей и время от времени издавал хрюкающие звуки. Это давала о себе знать голодная черная библия. Я даже снесла ящик на чердак, чтобы сей дьявольский предмет больше не мешал нашему счастью. Да, именно – счастью! Тому, что для Хранителей якобы было тайной за семью печатями…

Я поняла, что счастлива. Что люблю Оскара, как и раньше. И что мы можем наконец завести еще одного ребенка.

Тем временем Германия находилась на грани военного коллапса, а на Берлин надвигались советские войска. Время от времени я думала, что фюрер, возможно, предпримет последнюю, отчаянную попытку завладеть нашей черной библией, но тут же уверяла себя, что все кончено – подходило время Гитлеру встретиться со своим рогатым хозяином в том месте, куда вел сатанинский колодец, открывавшийся на страницах ужасной книги…»

«Как-то мартовским днем – стояла ранняя весна, весь Париж купался в золотых лучах солнца, на каждом углу продавались нарциссы и фиалки – я вернулась домой и обнаружила, что у нас посетитель. Войдя в нашу квартиру, я услышала, как гость беседовал с Димой, рассказывая ему какую-то смешную историю. И, снимая пальто в крошечной прихожей, все гадала, кто же он такой.

И вдруг мое сердце замерло. Потому что я узнала голос… моего батюшки. Покойного батюшки, ставшего жертвой красных версиплей во времена русской революции! Мелькнула мысль: неужели я сошла с ума и страдаю галлюцинациями?

Словно сомнамбула, я прошла в центральную комнату – и увидела человека в американской военной форме, сидевшего ко мне спиной. Заслышав шаги, он обернулся, и я прислонилась к косяку, чувствуя, как кровь пульсирует у меня в висках.

Да, это был мой батюшка! Живой и здоровый! Более того – помолодевший и крайне энергичный! Но ведь он умер без малого тридцать лет назад? Даже если бы отец чудом остался в живых, то ему сейчас должно быть под восемьдесят, а подтянутый, молодцеватый офицер американской армии выглядел едва ли на сорок пять. А ведь мне самой было немногим меньше…

Батюшка поднялся со стула и приблизился ко мне. Я заметила слезы в его глазах и бросилась ему на шею. Конечно, это был он, мой драгоценный родитель! Я целовала батюшку, гладила его по щеке и ревела, ревела, ревела. Это было похоже на сон – но, тем не менее, это была явь.

Мое изъявление чувств напугало Димочку, который вообще-то никогда ничего не боялся. Даже странных звуков, шедших из ящика, в котором хранилась черная библия.

Пришел Оскар. Он, как и я сама, удивился внезапному появлению моего батюшки. У меня было десять тысяч вопросов к отцу – как ему удалось вырваться из лап большевиков, что он делал все эти годы, как нашел нас в Париже…

Но неожиданный гость отмахнулся от моих расспросов, желая знать только одно – где находится черная библия. Батюшка очень настойчиво расспрашивал меня, однако какое-то странное чувство подсказывало мне: несмотря на то что передо мной мой отец, следовало проявить осторожность.

Наконец батюшка соизволил рассказать, что с ним случилось. В тюрьме, куда его заключили, князя Вечорского, конечно же, не ожидало ничего хорошего. Однако вспыхнуло восстание заключенных, и ему удалось уйти. После этого он долго скитался по красной России, снова несколько раз оказывался за решеткой и чудным образом сумел бежать в Америку.

Оскар, нахмурившись, отослал Диму в другую комнату, а потом предложил гостю выпить по поводу нашего чудного воссоединения. И даже принес из кухни бутылку шампанского – она покоилась в серебряном ведерке со льдом.

Отец вдруг вскочил, его лицо исказилось, а глаза вспыхнули красным. И тут я в ужасе поняла: мой батюшка, один из отпрысков рода Хранителей, стал версиплем!

Оскар наставил на него револьвер и выпустил всю обойму. Отец, пошатнувшись, упал. Револьвер был заряжен серебряными пулями, и они сразили моего родителя, служившего теперь силам зла.

Я бросилась было к мертвому отцу, но Оскар мягко отстранил меня, поцеловал и сказал, что я должна пойти и успокоить Диму – наверняка выстрелы напугали нашего мальчика. В действительности же Оскар наверняка не хотел, чтобы я стала свидетельницей того, как тело моего отца превращается в серебряную лужицу.

Сынок наш держался стойко, когда я сообщила, что произошла ужасная трагедия. Мне хотелось рассказать ему побольше о его деде, о котором мальчик знал крайне мало, как вдруг услышала из комнаты грохот и стоны.

Я бросилась туда – и увидела своего батюшку, живого и невредимого. Но в каком ужасном обличье! Он превратился в версипля, лицо его стало мордой монстра, который на моих глазах замахнулся лапой и опустил ее на голову Оскара. И мой драгоценный супруг упал на пол.

Я метнулась к нему – и поняла, что Оскар мертв. Отец свернул ему шею! Но нет, это был не мой отец, а версипль, полудемон-получеловек!

– Как же так… – забормотала я, припоминая, что Оскар всадил в тело отца серебряные пули.

Монстр же проревел:

– Лена, ведь прогресс не стоит на месте! Разве ты не слышала о бронежилете? Разумеется, я надел его, прежде чем отправился к вам!

Отец, вернее, чудовище, некогда бывшее моим родителем, двинулось на меня. Я схватила со стола серебряное ведерко и выставила его вперед. Версипль захохотал:

– Дочка, неужели ты думаешь, что остановишь меня такой ерундой?

Дрожа, я спросила:

– Батюшка, как вы превратились в… в это?

– Такова была месть версиплей. Они меня не убили, а провели метаморфозу и сделали одним из своих. Но я не сожалею, дочка! Совершенно не сожалею! Потому что служить силам зла великолепно! Кстати, ты ведь догадалась уже, почему я пришел к тебе? Да, мне нужна черная библия. Фюреру, на которого я работаю, требуется второй экземпляр. Он хочет спасти рейх от поражения.

– Вы, русский дворянин, являетесь покорным слугой немецкого фюрера? – вспылила я. – Пусть вы версипль, но ведь Гитлер – враг вашего отечества! Как вы смеете работать на него, батюшка?

Но взывать к совести и морали монстра было бесполезно – у него и ему подобных не было ни того, ни другого.

– Батюшка, мне придется убить вас! – заявила я. – Потому что вы – слуга полиморфа. А бороться с ними – моя святая задача. И черной библии вы, конечно же, не получите!

Тут я заметила, как морда версипля повернулась в сторону и на ней появилось некое подобие кошмарной улыбки. Я тоже посмотрела в ту сторону и увидела, что на пороге комнаты, вцепившись в косяк, стоит Димочка. Мальчик, не отрываясь, глядел на тело Оскара!

– Сынок! – крикнула я и метнулась к ребенку.

Но версипль опередил меня. Отшвырнул меня к стене и сгреб Диму в охапку. Я в ужасе заметила, как монстр приблизил к нему свою клыкастую морду.

– Ну что, Елена, так и не скажешь, где находится черная библия? – прорычало существо, которое некогда являлось моим обожаемым батюшкой. – Тогда я откушу твоему сыну голову! У тебя на глазах!

Тут послышались возбужденные голоса на лестнице и стук во входную дверь – выстрелы привлекли внимание соседей. Версипль распахнул окно, вскочил на подоконник и, крепко держа Димочку, перемахнул на крышу соседнего дома.

– Учти, Елена, твой сын является нашим заложником! – провыл монстр. – У тебя имеется время до следующего утра, чтобы передать нам черную библию. Иначе…

На мгновение я отвернулась – стук в дверь сделался невыносимым. А когда снова посмотрела на крышу соседнего дома, там уже никого не было.

Версипли убили моего мужа и похитили моего сына! Они требовали за его жизнь выкуп – черную библию, которая была им нужна, чтобы в последний момент переломить ход войны. И у меня было всего несколько часов, чтобы сделать выбор: готова ли я пожертвовать Димочкой – или готова стать предательницей и пособницей черных сил?»
Светлана и Андре

– Ну же, – произнесла Света, готовая выпустить в грудь поверженного версипля серебряную стрелу, – говорите, где моя бабушка?

Версипль поморщился.

– Вот и спасай вас от демонов… Вместо того, чтобы сказать спасибо, пытаетесь убить!

– И убью! – воскликнула Света.

Мужчина, видимо, понял, что она вовсе не шутит, и быстро произнес:

– Но совершите большую ошибку! Потому что ваша бабушка находится у меня!

Арбалет в руках девушки дрогнул, и этой секундной заминки хватило, чтобы молодой человек ловко перевернулся на бок и вырвал оружие у нее из рук. Ну все, подумала Света: сейчас он убьет ее. Но вместо этого темноволосый тип миролюбиво повторил:

– Меня зовут Андре. И я прибыл в Россию, чтобы вам помочь.

– Не верю! – воскликнула Светлана.

– Ваше законное право. Однако если бы я хотел, то мог бы давно убить вас. И никакой я не версипль! Смотрите…

Он дотронулся до серебряного наконечника стрелы – и ничего не произошло. Светлана перевела дух и осторожно спросила:

– А бабушка… Что с ней? Она в порядке?

Андре помрачнел.

– Она ранена и наверняка находится под впечатлением от произошедшего. Но давайте я объясню вам это после того, как мы покинем подвал и виллу вашего шефа. Ваша бабушка в Москве.

На джипе Юргенса они и поехали в столицу. По пути Андре поведал свою историю – так Светлана узнала, что привело его в Россию.

– Короче, именно я помог сатанистам заполучить черную библию, и я же хочу помешать их дьявольскому ритуалу, – сказал в завершение он. – Поэтому стал следить за версиплями в Москве и таким образом вышел на вас и вашу родню. Потому что вы, Света, внесены в список – как и я сам. Ведь мы – отпрыски полиморфа!

Светлана слушала его рассказ и дрожала – не столько от холода, сколько от страха. Потому что папа был мертв. Бабушка ранена. А ее собственная прежняя жизнь разрушена.

– И наведался я на квартиру к вашим родственникам вовремя – увы, вашего отца спасти не удалось. А вот когда злодеи запихивали вашу бабушку в свой автомобиль, мне удалось напасть на них и помешать тому, чтобы они увезли ее с собой. Старушка находится у моих хороших друзей.

Андре привез ее куда-то в Бирюлево – там, в высоченном блочном доме, имелась двухкомнатная квартирка, в которой обитала вульгарного вида блондинистая особа, которая повисла на шее у Андре при его появлении. Наверняка подружка или любовница, решила Светлана. Однако тут же одернула себя – личная жизнь сомнительного спасителя ее ничуть не занимала.

Бабушка спряталась в затемненной спальне. У нее несколько ранений и сломаны два ребра. Об этом сообщила блондинистая особа, оказавшаяся профессиональной медсестрой.

Полина Геннадьевна никак не отреагировала на появление внучки – пожилая женщина так и осталась лежать на кровати, повернувшись лицом к стене. Света села рядом с ней, погладила бабушку по седым волосам, поцеловала в щеку, но все было безрезультатно. И только когда Света заплакала, раненая повернулась к ней и позволила себя обнять. Старушка и внучка, не говоря ни слова, просто сидели на кровати и рыдали.

Так прошло довольно много времени. Наконец в дверь комнаты постучали, на пороге появилась блондинистая девица.

– Я извиняюсь, но тут с вами кто-то хочет поговорить! – произнесла она сюсюкающим голосом, протягивая Светлане трубку мобильного телефона.

На связи была Марина. Она в крепких выражениях отчитала Светлану за то, что та сбежала с подмосковной дачи, а потом заявила, что немедленно заберет ее. И еще до того, как девушка успела что-то возразить, отключилась.

Бабушка к тому времени уже спала, и Светлана, осторожно прикрыв за собой дверь, прошла на крошечную кухню. Блондинистая особа явно флиртовала с Андре, который, кажется, был совсем не прочь пуститься с ней во все тяжкие.

– Как Марина узнала о том, где я нахожусь? От вас? – зло спросила Света, швыряя мобильник на стол и дерзко глядя на Андре.

И тот подтвердил:

– Да. Сведения о ней и о ее людях имелись в ноутбуке того самого версипля из Цюриха, о котором я вам уже рассказывал. Я связался с Мариной – и узнал, что она является вашей мамой. Правда, она меня отшила, но все равно мне удалось кое-что узнать…

– Она мне не мать! – заявила запальчиво Светлана. – Меня воспитали бабушка и отец! И вообще, бабушке надо в больницу. И что с папой? То есть с его телом…

Раздался пронзительный дверной звонок. Через мгновение на кухню влетела Марина. Она залепила Свете пощечину, а потом попыталась ее обнять, но девушка оттолкнула эту сумасшедшую особу.

Марина, посмотрев на Андре, произнесла:

– Я ведь тебе не верила. Думала, ты – шпион версиплей. Однако теперь вижу, что ошибалась. Итак, старая ведьма здесь?

– Не смейте называть бабушку так! – крикнула Света. И, заметив, что Марина направилась в спальню, перегородила ей путь. – Бабушка отдыхает. И ей надо в больницу. Срочно!

– Благодаря Полине Геннадьевне я тоже отдыхала в больнице – психиатрической! – отрезала Марина, распахивая дверь спальни. – И если хочешь спасти старую ведьму, то позволь мне переброситься с нею парой ласковых слов!

Светлана увидела, как вздрогнула проснувшаяся бабушка, завидев на пороге чужую женщину. Марина же, подойдя к кровати, сказала со смешком:

– Надо же, Полина Геннадьевна, как вы постарели! И сдали. И еще сына потеряли. И теперь вам требуется моя помощь. Моя! Вашей бывшей невестки! Вы ведь меня узнали?

Старушка, трясясь, промямлила:

– Маринка? Но ты же умерла! Изыди, Сатана!

Марина тряхнула Полину Геннадьевну за плечи.

– Сатана-то вас как раз и преследует, а вовсе не я! Но ведь я могу просто развернуться и уйти, и посмотрим, что тогда с вами случится! Ну, поговорим по душам, дорогая свекровь, или я могу выметаться?

Светлана вышла из спальни, оставив мать и бабку наедине. Она вернулась на кухню, где блондинистая особа, мурлыкая какой-то идиотский мотивчик, готовила чай. Андре не было – наверное, он находился в ванной.

Томно посмотрев на Светлану, хозяйка квартиры заявила:

– Не понимаю, что только он в тебе нашел? Ни рожи, ни кожи! Но ты Андрюше определенно в сердце запала!

– Что вы такое мелете? – возмутилась Света. А особа промурлыкала:

– Запала, запала, можешь мне поверить. Глаз у меня наметанный!

В этот момент вернулся Андре, и Светлана, выражая свое к нему презрение, ушла в зал. Усевшись на тахту, включила телевизор. Шли новости столицы – докладывали в том числе и о зверском убийстве мужчины в собственной квартире и о похищении его престарелой матери. И в прямой причастности к преступлениям обвиняли… Свету! Девушка ощутила, что по щекам у нее бегут слезы.

В зал вошла Марина – и Светлана с удивлением заметила, что у нее заплаканные глаза. Грубым тоном та произнесла:

– Ну что же, вот и поговорили с некогда любимой свекровью по душам. И заключили перемирие. И все ради тебя – моей дочери и ее внучки!

Она выразительно взглянула на Свету.

На пороге появился Андре. Он машинально поправил воротник рубашки, и девушка вдруг поняла – парень явно только что лобызался на кухне с блондинистой особой! И почему этот тип так ее занимает? Ведь она потеряла папу, едва не потеряла бабушку, ее пытался убить собственный шеф, оказавшийся к тому же прислужником темных сил!

– Значит, так! – заявила Марина, бросив взгляд на Андре. – Молодец, что спас старую ведьм… я хотела сказать – Полину Геннадьевну! И мою… – Она запнулась и наконец вымолвила: – И мою дочь! Однако не стоит, мальчик, лезть в дела, которые выше твоего понимания. Потому что в Цюрихе тебе сказочно повезло. Как, впрочем, и в Венеции, и уже здесь, в Москве. Поэтому если так хочешь бороться с тварями, то доверяю тебе охрану Светы и старой ведьм… я хотела сказать – Полины Геннадьевны. И лучше бы вам всем свалить на время за границу, благо у тебя там есть куда приткнуться. Правда, старая ведьм… я хотела сказать, Полина Геннадьевна, пока нетранспортабельна, но ничего, что-нибудь придумаем.

Андре выслушал рассуждения Марины и спокойно заметил:

– Как я понимаю, вы принадлежите к числу людей, которые любят отдавать распоряжения?

Женщина хмыкнула и выдала:

– Мальчик, не наглей! Потому что стоит мне только пальцем шевельнуть, и тебя тотчас под стражу возьмут. Ты ведь сам признался в том, что промышляешь воровством. И уже кое-что умыкнул и из Третьяковки, и из Эрмитажа.

Светлана с удивлением взглянула на молодого типа. А тот благодушно усмехнулся:

– У каждого свои недостатки, ведь так? Зато у меня имеется информация, а у вас ресурсы. Хотя что касается последних, не уверен, чтобы у вас их было так уж много. Ведь версипли нанесли ответный удар, и ваша петербургская база, как вы сами сказали, полностью уничтожена. Монстры наверняка готовили нападение и на московскую, но теперь, после гибели Юргенса, в стане тварей царит смятение. И это – моя заслуга!

Марина прищурилась.

– Ну, предположим, ты нам со своим умением проникать в любое место можешь и сгодиться. Однако мне-то какая польза? Почему я должна посвящать тебя в наши планы?

– Потому, что я спас от смерти вашу свекровь и вашу очаровательную дочь! – нахально заявил Андре и подмигнул Свете. – И потому, что у меня имеется кое-какая информация! Уверен, это именно то, что вам требуется, дабы разбить наголову тварей в Москве и Питере. Так как, по рукам?

И он протянул Марине руку.

– Ты хочешь, чтобы мы помогли тебе вернуть похищенную тобой же черную библию? Ну не наглец ли! – рявкнула Марина, но все же ударила своей пятерней по ладони Андре.

– Отлично! – кивнул молодой человек. – А теперь мы можем поговорить и о том, что я обнаружил на жестком диске ноутбука цюрихского версипля. Речь идет о весеннем солнцевороте…

– Еще раз повторяю: все-таки я считаю идею сумасбродной! – Андре в очередной раз поглядел на Свету. Они находились в лимузине, который плавно затормозил перед красной ковровой дорожкой.

С их первой встречи миновало два дня. За это время Светлане заочно было предъявлено обвинение в убийстве собственного отца и адвоката Альберта Юргенса, являвшегося, по словам пресс-секретаря ГУВД, ее любовником. Версипли позаботились, чтобы правоохранительные органы открыли на нее сезон охоты!

После объяснений Марины, ознакомившейся с содержимым ноутбука антиквара-версипля, в общих чертах стало ясно, что затевают твари. Они намеревались убить олигарха Верещагина, после чего вся его империя должна была перейти по наследству к его сыну Егору. Слугам полиморфа требовался доступ к атомным станциям и ядерным отходам, а ведь именно на них нажил свое огромное состояние Верещагин. Для чего им это требовалось, Марина сказать не могла, но наверняка их замысел был как-то связан с подготовкой к черной мессе с тремя адскими библиями и переселением сущности полиморфа в тело одного из его отпрысков – Егора.

По своим каналам – у нее были шпионы и среди сатанистов! – Марина выведала, что Верещагина-старшего должен ликвидировать профессиональный киллер, и произойдет это на костюмированном благотворительном вечере, который раз в год устраивал концерн атомного олигарха. Раньше бы Светлана без проблем связалась с тем по телефону, но теперь все было иначе. Даже если бы Верещагин и ответил на ее звонок, он бы все равно ей не поверил. И уж точно не осознал, что опасность исходит от собственного сына, в котором мужчина души не чаял. Тем более не поверил бы бизнесмен в то, что Егор не его сын, а отпрыск дьявола, послушная марионетка Сатаны.

Поэтому единственная возможность предупредить Верещагина и спасти ему жизнь могла представиться лишь на благотворительном балу. Пришлось приложить немалые усилия, чтобы заполучить приглашения на него, ведь времени оставалось в обрез, однако Марина умела творить чудеса.

Она хотела сама заявиться на бал, однако опасалась, что версипли наверняка окажутся среди гостей и воспрепятствуют встрече с олигархом. Тогда Андре вызвался отправиться на бал в одиночестве. Но ему требовалась в качестве сопровождения дама. Ею стала Светлана, хотя молодой человек и возражал. И вот сейчас они приехали в старинный столичный особняк, где проводился праздник.

Лица гостей были прикрыты изящными масками. Девушке вдруг показалось, что в прорезях одной из масок сверкнули красные глаза. И еще… еще… Версипли были повсюду! И жаждали крови!

Хозяин бала, Антон Егорович Верещагин, появился на сцене и открыл мероприятие. Затем присел к одному из столиков. Андре сделал шаг в его сторону, однако путь ему преградила охрана олигарха. Молодой человек пустился в долгие объяснения, пытаясь донести до телохранителей, почему он должен немедленно показать олигарху свой бизнес-план, обещавший огромные барыши. Те корректно отпихивали назойливого гостя в сторону, не решаясь прилюдно скрутить его и вывести из зала: скандала хозяину бала не требовалось. Да и тип был хоть и назойливым, но явно безобидным, причин для тревоги не было. Никто и не знал, что в задачу Андре входило всего лишь отвлечь внимание как можно большего числа бодигардов.

Светлана зашла с другой стороны, обогнула сцену – и оказалась позади Верещагина. К ней немедленно шагнули охранники, желая оттеснить.

– Антон Егорович, мне надо с вами поговорить! – крикнула девушка в надежде, что тот узнает ее голос.

Один из телохранителей грубо схватил ее за руку, и тут раздался властный голос олигарха:

– Оставьте даму в покое! Пропустите!

Света сняла с лица маску, и Антон Егорович удивленно воскликнул:

– Это вы? Какими судьбами? Прошу прощения, я, конечно же, рад вас видеть, однако о вас, Светлана Геннадьевна, ходят странные слухи!

Света тихо ответила:

– Антон Егорович, понимаю, вас вечно атакуют странные и зачастую сумасшедшие личности со всякого рода просьбами, но вы же знаете меня. Я помогла вытащить вашего сына из тюрьмы, я не истеричка и уж точно не убийца. То, что мне инкриминируется, сфальсифицировано. Ситуация очень похожа на ту, в которой не так давно оказался ваш сын Егор.

Девушка знала, что если сразу сказать Верещагину всю правду, бизнесмен, который обожал сына, не захочет слушать дальше и велит своим телохранителям выставить ее за порог…

– Вот как? – нахмурился Верещагин. – Знаете, а я ведь не поверил нелепым сообщениям. Егор, кстати, тоже. Мальчик говорил, что вы стали жертвой гнусных интриг.

Светлана печально усмехнулась – Егор ведь был влюблен в нее! Кажется, такова ее тяжкая доля – прельщать версиплей и отпрысков полиморфа.

– Антон Егорович, на вас готовится покушение, – произнесла она, приступив к главному. – Не спрашивайте, как мне удалось узнать, я объясню это вам, но позднее. Потому что покушение должно произойти сегодня, на приеме.

Верещагин, мужчина явно не робкого десятка, и бровью не повел.

– Светлана Геннадьевна, премного благодарен вам за предоставленную информацию, однако по данному вопросу обратитесь к начальнику моей службы охраны.

Олигарх указал на коренастого типа в смокинге, замершего рядом со сценой. Девушка посмотрела на него – тип, поймав ее взгляд, криво усмехнулся, и на мгновение его глаза вспыхнули красным. Он был версиплем!

– Нет, ему нельзя доверять! – вырвалось у Светланы, и Верещагин снова нахмурился.

– Светлана Геннадьевна, я привык доверять своим людям. Тем более Анатолий работает на меня уже много лет. Ну хорошо, так кто должен убить меня?

Олигарх отнесся к ее информации с явной иронией. Светлана закусила губу и взглянула на Андре, которого два телохранителя выводили из зала.

– Я не знаю… – промолвила она. Ведь ей в самом деле было известно только то, что Верещагина должны были убить на приеме, а не как и кто именно.

– Не знаете? – саркастически улыбнулся Антон Егорович. – Как же так? Увы, Светлана Геннадьевна, тогда прошу извинить меня. Ценю вашу заботу обо мне, но уверяю: опасность мне не угрожает. Бокал шампанского?

Хозяин бала подозвал официанта, взял с подноса фужер и подал собеседнице. Света автоматически протянула руку – и бокал разлетелся вдребезги. В Верещагина кто-то выстрелил!

К олигарху немедленно бросились телохранители, прикрывая своими широкими спинами, повлекли его за сцену, к черному ходу, прихватив и Светлану. Не прошло и минуты, как они оказались в салоне бронированного джипа, который тотчас рванул с места. Антон Егорович попытался дозвониться до начальника охраны, однако связи не было.

Взглянув на спутницу, Верещагин – сейчас бледный и напуганный – воскликнул:

– А ведь меня действительно едва не убили! Если бы я только вас послушал… Ну, давайте же, рассказывайте, в чем дело! Какое отношение вы имеете ко всей этой заварухе?

Светлана глубоко вздохнула – требовалось всего в нескольких предложениях изложить правду. Правду, которая заключалась не только в том, что убить Верещагина планировали сатанисты. Нужно было еще сообщить отцу, что его сын таковым вообще-то не был, а являлся отпрыском полиморфа.

– Антон Егорович, за вами охотятся поклонники черных сил, – тихо произнесла она.

– Черных? Каких таких черных? – произнес тот в удивлении. – Фашисты, что ли? Чернорубашечники?

– Нет, сатанисты, – ответила Светлана и стала предельно сжато излагать заранее заготовленную версию.

Как она и предполагала, Верещагин через минуту перебил ее:

– Как вы сказали, полиморф? То есть, попросту говоря, Сатана? И вы хотите убедить меня, что он существует? Что за мной охотятся… как их там… версипли? И начальник моей охраны тоже то ли оборотень, то ли демон? И что им нужен контроль над моей энергетической империей? Но это же…

Мужчина не успел договорить, потому что джип вдруг резко затормозил. И Света увидела, что они находятся на пустынной улице: впереди стояла аварийка, а позади вдруг возникла «Скорая». Пути к отступлению были отрезаны.

Водитель вдруг развернулся – и в его глазах сверкнул адский огонь. От салона, в котором находились олигарх и Света, его отделяла перегородка из пуленепробиваемого стекла. Оскалившись, водитель взвыл, а потом выпрыгнул из машины. Верещагин, еще не понимая толком, что случилось, попытался задействовать мобильный, но телефон не работал.

Из аварийки и из «Скорой» вдруг выскочили люди. Мужчины. Их было тринадцать. Они окружили джип. Глаза их вдруг вспыхнули, и типы стали трансформироваться в монстров.

Верещагин, чертыхнувшись, как завороженный, наблюдал за происходящим. Но когда первый монстр когтистой лапой нанес удар по джипу, пришел в себя и стал судорожно рыться где-то у себя под боком. Наконец олигарх извлек матово поблескивающий пистолет солидных размеров.

– Чтобы выстрелить, вам потребуется открыть дверь или опустить стекло, – заметила Светлана. – Но ваше оружие с обычными пулями тут не поможет. Требуется серебро!

– Что? – переспросил олигарх, который находился в шоке от вида атаковавших джип чудовищ.

Тем временем версипли принялись раскачивать автомобиль.

– Серебро, – повторила Света. – Ведь они, как все оборотни, боятся именно серебра…

Вдруг раздался крик – и появился начальник охраны Верещагина, тащивший за собой Егора.

Девушка сняла с шеи серебряную цепочку и протянула ее Верещагину. Но тот даже не заметил ее жеста.

– Сыночек! – вскричал олигарх. – Господи, он в руках у этих… демонов!

Мужчина потянулся к двери, чтобы открыть. Светлана попробовала удержать его, сказав, что Егор заодно с версиплями, но Антон Егорович, будучи вне себя, развернулся и ударил ее рукояткой пистолета по лицу. Девушка почувствовала, как из рассеченной губы потекла кровь.

– Верещагин, нам нужен ты! – пророкотал начальник охраны. – Иначе мы на твоих глазах растерзаем твоего сынулю!

Олигарх решительно распахнул дверь и ступил на асфальт. Светлана кинулась за ним, пытаясь всунуть ему в руку серебряную цепочку, но тот отпихнул ее. Цепочка упала на асфальт. Антон Егорович сделал несколько шагов и оказался в окружении версиплей.

Начальник охраны вдруг отпустил Егора, и мальчишка с наглой улыбочкой подошел к Верещагину.

– Сынок, с тобой все в порядке? – пролепетал трясущийся олигарх. Глаза наследника энергетической империи вспыхнули красным.

– Какой, к черту, я тебе сынок, старый хрен? – заявил Егор злобно. – Мой отец вовсе не ты, а наш великий хозяин! И он избрал меня для того, чтобы я стал его земным воплощением!

Верещагин-старший отшатнулся. А Егор вдруг закинул голову и замер на пару мгновений. Когда он вновь опустил голову, то лицо его уже превратилось в морду версипля.

Олигарх вскинул руку с пистолетом и выстрелил в Егора, но тот, урча и сверкая клыками, бросился на него. А затем и все прочие твари навалились на Верещагина.

Светлана выскользнула из джипа – версипли были заняты тем, что раздирали на части тело своей жертвы. Егор, подняв окровавленную пасть, пророкотал:

– Не все обгладывайте, братья, не все! Оставьте голову! Потому что его должны признать мертвым, иначе будут проблемы с вступлением в наследство!

И тут его взгляд переместился на Свету. Бросив своих адских товарищей, Егор двинулся в сторону девушки. Вид его был ужасен – морда и грудь залиты кровью – кровью собственного родителя!

– Света, ну куда же ты? Ты ведь, как и я, его дочь! Его, нашего хозяина! Понимаю теперь, почему меня всегда так тянуло к тебе. Я ведь люблю тебя! Очень сильно!

Он щелкнул клыками и протянул к ней когтистую лапу.

– И я был готов жениться на тебе, но ведь ты переметнулась в стан врагов… А хозяин, твой и мой отец, такого не прощает! Но я все равно воссоединюсь с тобой, только на свой лад. Я сожру тебя, Света! Ты же наверняка очень-очень вкусная!

Монстр надвинулся на девушку, но та выбросила вперед руку – в ней была зажата поднятая с земли серебряная цепочка. Одно из звеньев коснулось морды версипля, и Егор, жалобно заскулив, отскочил, словно ошпаренный, в сторону.

Прочие твари, привлеченные воем собрата, ринулись ему на помощь. Светлана со всех ног помчалась прочь. Миновала «Скорую», которая перегораживала улицу, свернула в проулок – и заметила автомобиль с заляпанными грязью номерами. За рулем сидела Марина, около нее – Андре.

Девушка бросилась к спасительной машине, однако поскользнулась и упала на асфальт. Тут ее настиг один из версиплей. Он был уже готов впиться ей клыками в горло, как вдруг упал, сраженный тремя выстрелами – на помощь Свете пришел Андре. В его руках дымился револьвер, заряженный серебряными пулями. Андре подхватил девушку на руки и положил на заднее сиденье машины. А потом, запрыгнув в салон и развернувшись, снова принялся стрелять в орду приближавшихся версиплей.

Марина дала газу, и автомобиль, сбив парочку монстров, сорвался с места.

– С…спасибо! – вымолвила наконец девушка, приходя в себя и усаживаясь на сиденье. Взглянула на Андре, сидевшего перед ней. Он спас ей жизнь!

– Не стоит благодарности, – ответил молодой человек и широко улыбнулся.

«Какая у него чудная и добрая улыбка», – подумала Света.

– Ну, хватит ворковать! – грубо воскликнула Марина. – С самого начала я была против этой идиотской затеи, чуяло мое сердце, что ничем хорошим она не закончится. Так и вышло! Верещагин погиб, и его сынок-версипль станет наследником его империи. А Москва уже полнится слухами о том, что произойдет в ближайшем будущем. Радиация зла… Слыхали о такой?

Света и Андре кивнули.

– Вот о том и речь! Потому что эти твари собираются устроить экологическую катастрофу невероятного масштаба. Полиморф хочет внедриться в тело Верещагина-младшего, но для этого им нужны все три черные библии. Короче, близится то, что называют концом света. Конечно, планета Земля не сойдет со своей оси, и нас не накроет тьма, пришедшая со Средиземного моря. Все гораздо проще. Помните, что случилось в Японии с атомной электростанцией?

Света поежилась, и Марина мрачно усмехнулась.

– Их проделки, версиплей. Так сказать, генеральная репетиция. А теперь представьте себе, что по всему миру происходят аварии на АЭС. И не на десятках – на сотнях! И радиация накрывает всю планету… Только это будет не простая радиация, а радиация зла. Обычная радиация будет усилена магическими ритуалами. И все, конец света нам обеспечен! Люди станут убивать друг друга, вакханалия прекратится только тогда, когда человечество, за исключением преданных полиморфу, истребит само себя. А теперь вспомните, на чем зарабатывал деньги Верещагин. Правильно, на атомных отходах. Вот и вывод: конец света начнется с России!

Воцарилось молчание.

– Разве этому нельзя помешать? – робко нарушила гнетущую тишину Светлана.

– Вообще-то можно. – Марина тяжело вздохнула. – Потому что приход в наш мир полиморфа произойдет только при наличии во время черной мессы всех трех адских библий. Две у них в руках, дело за третьей.

– И где же она? – подал голос Андре. – Где бы она ни находилась, я ее выкраду!

– «Выкраду…» – передразнила, саркастически усмехнувшись, Марина. – Одну уже выкрал. Из Ватикана. И отдал ее версиплям. Так что сиди и не рыпайся! Где третий экземпляр, использованный сначала большевиками, а потом нацистами, никто толком не знает. В самом конце войны он был вывезен из Берлина спецпоездом, который сопровождал лично Гиммлер, куда-то на юг Германии. Видимо, чертову книгу спрятали где-то там. Точное место никому не ведомо. Но предположения имеются. И версипли усиленно ведут работу в этом направлении. Сейчас, со смертью Верещагина, все пойдет намного быстрее. Нам надо их опередить и изъять черную библию!

Тем временем они подъехали к очередному убежищу – небольшому мотелю, стоявшему около трассы, ведущей в Ярославль. Андре помог Свете выбраться из автомобиля, и девушка оперлась на его руку.

– Здесь нас никто не найдет, – заявила Марина. – По крайней мере в течение двух-трех дней.

– Но как мы отыщем черную библию? – спросила Света.

Последующая неделя была полна ужасных событий. Официально объявили, что олигарх Верещагин стал жертвой киллеров. Наследником его империи стал Егор.

В Москве и Питере имели место многочисленные криминальные стычки, которые пресса окрестила «войной преступных группировок». В действительности шла война версиплей и борцов с нежитью. И, к сожалению, перевес был не на стороне последних. Полину Геннадьевну отправили на время за границу – приходить в себя и лечиться.

За это время Андре и Света сменили три убежища и перебрались в Питер.

Марина и ее люди не дремали. Компьютерщикам удалось взломать систему концерна Верещагина и добраться до содержимого персонального ноутбука Егора.

– Вот что мы обнаружили! – Марина, навестив Андре и Свету, швырнула на стол пачку распечаток. – Сторонники полиморфа замышляют грандиозную черную мессу. Эмиссары Егора рыщут по Баварии – именно туда направлялся бронепоезд из Берлина весной сорок пятого. Наверняка его загнали в одну из соляных штолен, которых полно в тех краях. Значит, и черная библия находится там. Но это еще не все! Всплыли дневники княжны Вечорской. Она была представительницей древнего рода Хранителей, именно ее семье и принадлежала одна из трех черных библий. Правда, записи неполные – даже не тетради, а так, разрозненные листочки. Княжна была последним человеком, который прикасался к третьему экземпляру черной библии. И она была в курсе, где спрятан поезд с нацистскими сокровищами!

– И где обнаружились записи княжны? – спросил Андре.

– В частной библиотеке английских монархов. Потому что британская королевская семья тесно связана с орденом Хранителей. Версипли уже пытались выкупить дневники, однако британский двор ответил отказом, и они наняли человека, чтобы тот выкрал для них записи.

Узнав имя вора, который должен был совершить ограбление, Андре тотчас воскликнул:

– Нам нельзя терять ни минуты! Потому что это профессионал экстра-класса!

Марина хлопнула молодого человека по плечу.

– Вот теперь ты можешь показать, что мама не зря тебя родила! Извини, забыла, что версипли ее прикончили… Ну ладно, чего ворошить прошлое. Короче, дело обстоит так. Наши английские друзья предупреждены. Пришлось потрудиться, чтобы узнать, когда состоится ограбление. В конце концов удалось заполучить одного из высокопоставленных версиплей. Он и назвал дату.

– Неужели совесть замучила? – удивилась Света.

Марина скривила губы.

– Дочка, наивная ты… На войне как на войне! Естественно, были применены особые методы воздействия, чтобы версипль сообщил нам то, что надо. Ну, что морщишься? С тварями только так и можно обращаться! Или мы их, или они нас, а заодно и все человечество.

– Так когда состоится ограбление? – спросил нервно Андре.

– В том-то все и заключается, мальчик! Оно намечено на послезавтра. А значит, тебе надо опередить человека версиплей и похитить записи княжны уже нынче ночью.

Света ахнула – был полдень. Марина же положила на стол заграничный паспорт и толстенную пачку фунтов стерлингов и объявила:

– Твой самолет вылетает через полтора часа, регистрация уже идет. Ну что, справишься?

Андре взял паспорт, пролистал его и задумчиво уточнил:

– Где хранятся записи? В Букингемском дворце? В секретном кабинете королевы? Вам повезло, что я уже однажды там побывал. И вовсе не как турист! Попробую, но обещать не могу.

Марина дала ему легкий подзатыльник, сопроводив его словами:

– Нет, нам нужны результаты! Без записей и не думай возвращаться! Потому что настала пора задать жару твоему папаше-полиморфу. Ну, чего расселся? Вперед!

Светлана не могла сказать, почему ее так тревожит судьба Андре. Все время, пока тот находился в Лондоне, она была как на иголках. В мозгу вспыхивали ужасные картинки – Андре хватают с поличным на месте преступления… Андре убивает охрана дворца… Андре попадается в лапы версиплей…

Видимо, Марина заметила странное состояние дочери, потому что спросила:

– Трясешься из-за своего суженого?

– Какой он мне суженый! – воскликнула протестующе Светлана.

И Марина хохотнула:

– А что, и твой, и его папаша отчасти полиморф. У вас может родиться очаровательный чертенок.

Заметив, что ее слова оскорбили Свету до глубины души, она сказала:

– Да ладно тебе, я пошутила. Наверняка у Андре все в порядке. Кстати, парень он, в сущности, неплохой, так что мое благословение получите. Осталось только старую ведьм… я хотела сказать, Полину Геннадьевну, спросить, и можете отправляться под венец.

Звонок раздался уже под утро. Это был Андре, живой и невредимый, который сообщил, что записи княжны в его руках и он уже успел просмотреть их.

– Спецпоезд рейха в самом деле прибыл в Баварию. Вот и название деревушки… Там, на границе со Швейцарией, должна иметься старая соляная штольня…

Марина вскричала:

– Ничего, мы найдем! А теперь дуй обратно, мы тебя заждались. – И, взглянув на Свету, добавила: – Хотя, конечно, не мы, а дочка моя. Больно ты ей по нраву!

Светлана кинулась к Марине едва ли не с кулаками, когда та положила трубку. Женщина усмехнулась:

– Ладно, не дрейфь, пацанчик моей последней фразы не слышал, уже отключился. Значит, так, я поеду в Баварию, а вы…

Света мотнула головой.

– Мы все вместе туда поедем!

Марина пыталась ее отговорить, но в итоге сдалась:

– Вот ведь упрямая девка! Вся в папашу, так сказать, будь он неладен! Ладно, поедете вместе со своим благоверным. Может, и пригодитесь.

День спустя они прибыли в Германию – уладить формальности с визами помогли немецкие Хранители.

Нужная баварская деревушка притулилась на отрогах гор. Потребовалось четыре дня, чтобы отыскать наконец-то старые, проржавевшие металлические таблички, указывавшие вход в штольню. Но он был завален камнями, и проникнуть внутрь было невозможно.

Марина буквально рвала и метала. Ведь прибывшие в спешном порядке специалисты пришли к выводу: чтобы разобрать завал, потребуется не меньше полугода. И никто не знает, что ожидает внутри штольни – возможно, даже несколько лет уйдет, пока удастся пробраться к таившемуся в чреве горы бронепоезду нацистов.

Известие повергло Марину в шок, и она долго бушевала. Не угомонилась даже и тогда, когда вернулась в крошечный пансион, где троица сняла комнаты.

– Хотя если задуматься, нам это только на руку! – заявила Марина уже в холле. – Ведь если добраться до черной библии нельзя, то можно считать, что планы версиплей потерпели поражение. Третий экземпляр им не заполучить!

Внезапно раздалось покашливание. Позади стоял только что вошедший статный старик с белоснежной шапкой волос и военной выправкой – это был дед хозяина пансиона. Он, держа в руках двуствольное ружье, на неплохом русском, правда, с сильным немецким акцентом приказал:

– Встали и вышли во двор! Ну, живо!

Рука Марины метнулась к рюкзаку, лежавшему под столом, но тот исчез – наверняка дедок об этом позаботился и утащил его, минуту назад подавая им по кружке пива.

Старик смерил их суровым взглядом и заявил:

– Давненько вы ко мне не наведывались, версипли! А ведь я так и знал, что рано или поздно придете по мою душу. Учтите, двустволка заряжена серебряной дробью!

Андре примирительно произнес:

– Вы ошиблись, мы не версипли, а, наоборот, охотники за ними.

Молодой человек перешел на немецкий, и минуты через две старик смягчился, а еще через три опустил ружье. Затем подошел к Свете, положил ей на плечо мозолистую руку, на безымянном пальце которой сидел массивный серебряный перстень, и внимательно присмотрелся к девушке.

– Так и есть, вы не твари! – наконец сказал он. – Гм, интересно, ты не ее родственница? Нет, не может быть. Наверное, просто игра природы.

– Знал бы ты, кто ее папаша… – прошипела Марина.

А старик продолжил:

– Ведь она спасла мне тогда жизнь!

– Кто – она? – спросила Света.

– Елена. Княжна Вечорская.

Марина в волнении бросилась к старику, желая узнать, что ему известно об этой легендарной личности.

– Лена спасла мне жизнь! – повторил тот и добавил: – Разрешите представиться, меня зовут Ганс Зоммер. Тогда, в далеком сорок пятом, я был еще совсем мальчишкой. Однако успел побывать в штольне!

– Старик, ты знаешь, где библия? – вскричала, багровея, Марина.

– Русская баба, не ори! – одернул ее Ганс. – Лена была совсем другая, не то что ты. Из-за нее я и стал учить русский язык.

– А что с ней случилось? – спросила Света.

Ганс Зоммер тяжело вздохнул, пододвинул табуретку, уселся на нее и, опершись на ружье, стал рассказывать свою историю. Владелец пансиона, его внук, осторожно подошел к постояльцам и намекнул, мол, если его дед, большой выдумщик, мешает гостям, то пусть только скажут. Но его вопроса никто не услышал – все были увлечены повествованием старика.

– И тут я понял – это ползет щупальце! – подошел к кульминационному моменту в рассказе Ганс Зоммер. – Оно пришло, чтобы утащить меня в колодец, который открылся на страницах чертовой книги. И то, что находилось на дне колодца, намеревалось сожрать меня, как сожрало до того моего приятеля Олафа. И тут появилась Лена. В самый последний момент! Она проникла через подземный ход и прошла по лабиринту, ориентируясь, как и я, на зов книги, который звучал в ее голове…

Ганс Зоммер немного помолчал.

– Княжна Вечорская вырвала меня из лап полиморфа и вывела на поверхность. Лена же помогла снять с меня подозрения в убийстве американского солдата, в котором меня обвиняли. Наказание понесли те, кто действительно был виновен в его гибели. Только вот ребеночек остался без матери, ведь мою бывшую жену в тюрьму посадили. Не оставалось ничего, как поселиться здесь, в деревне, взяв его на воспитание.

Ганс Зоммер смолк и смахнул с морщинистой щеки слезу.

– А что было потом? – спросила еле слышно Света.

Рассказчик вдруг встал. И приказал следовать за ним. Так они добрались до местного кладбища, где увидели старую могилу и овальный серый камень.

– Тут она и лежит! – Тяжелый вздох вырвался из груди старика. – Некоторое время княжна Вечорская оставалась здесь. Она столько перенесла за свою жизнь! Силы ее были на исходе. Но когда в деревню нагрянули версипли, Лена попыталась дать им отпор. Но ее серьезно ранили. Она умерла от потери крови.

Андре и Света, не сговариваясь, посмотрели друг на друга.

Напряженное молчание нарушила Марина, напрямик спросившая:

– Старик, ты отведешь нас в штольню? Нам надо забрать библию.

Ганс Зоммер усмехнулся.

– Сейчас вы услышите то, чего никто не знает. Так вот, в штольне черной библии нет. Потому что Лена тогда отрубила щупальце и закрыла книгу. И забрала с собой.

– Где, где она? – вскричала Марина.

– Однажды Лена сказала, что ко мне придут люди, которые пожелают заполучить ее. Тут их побывало много – и искателей приключений, и авантюристов, и сатанистов. Версипли тоже попадались, но я с ними особо не церемонился. На смертном одре княжна предупредила меня: когда-то я сам пойму, кому из тех, кто интересуется библией, можно вручить ее. И вот этот момент настал. Книге требуется новый Хранитель, а я уже слишком стар. Вы получите черную библию, потому что я знаю: вам можно доверять.

Они вернулись в пансион. Ганс Зоммер проводил их в свою комнату, вытащил из-под кровати черный ящик. Марина бросилась к нему. Но старик покачал головой и снова внимательно посмотрел на Светлану:

– Да, ты поразительно похожа на нее. Откуда именно ты родом?

Девушка назвала городок, где родилась, и Ганс удовлетворенно качнул седой головой.

– Наверняка ты состоишь с Леной в отдаленном родстве. Ведь ее предки-князья были знатными ловеласами, у них имелось множество внебрачных детей. Так что книга останется в семье, так сказать.

– Я – ее мать, значит, я тоже потомок княжны, отдай мне библию! – вмешалась Марина.

Однако Ганс Зоммер наставил на нее ружье.

– Нет, русская женщина, ты не той породы. Видимо, в родстве с Вечорскими состоит отец твоей дочери.

– Ее отец полиморф, – ляпнула Марина.

– Дура ты! – топнул ногой старик. – Полиморф не может быть ничьим отцом, потому что он паразит, как и все его слуги!

– Бабушка любила повторять, что у нее имеются княжеские корни… – пробормотала Света, становясь перед ящиком на колени. Раскрыла его – и увидела старинный фолиант, скрепленный застежкой. Девушка дотронулась до обложки, и книга вдруг зашевелилась.

– Она уже почти семьдесят лет голодная, – заметил довольно Ганс Зоммер. – Что ж, теперь ты Хранительница библии. Береги ее пуще зеницы ока!

Отъезд в Россию был назначен на следующий день. Они нашли то, что искали.

Прежде чем покинуть Германию, Света побывала на могиле княжны Елены Вечорской. Ее сопровождал Андре. На обратном пути, по дороге в пансион, он первый раз поцеловал ее. И девушка знала: княжна одобрила бы ее выбор.

А на следующее утро, перед самым отъездом, стало известно, что старый Ганс скончался. Его нашли мертвым в собственной кровати, той самой, под которой в течение многих десятилетий хранился ящик с черной библией. Усопший выглядел умиротворенным.

В Москве троицу встречала кавалькада черных джипов – Марина, не удержавшись, сообщила своим сподвижникам, что везет в Россию третью черную библию. Из одного автомобиля вышел глава совета Хранителей и обратил восторженный взор на ящик, в котором лежала чертова книга. А потом пожелал взять его в руки, но Марина не согласилась.

– Ну что же, все равно это дело надо отметить, – сказал он. – Тем более что нам удалось наголову разбить версиплей. И мы вот-вот прижмем к ногтю Егора Верещагина.

Их отвезли в подмосковный особняк, походивший на небольшой, хорошо укрепленный замок. Оказавшись в зале, Марина поставила ящик на пол и заявила:

– Наша почти невыполнимая миссия увенчалась успехом! Кто бы мог подумать!

– Да, кто бы мог подумать… – раздался вкрадчивый голос, и в дверь вошел… Егор Верещагин.

Глаза молодого наследника атомной империи лучились красным. Марина дернулась, потянулась к рюкзаку, однако в зал влетело несколько дюжих охранников, которые сбили женщину с ног и принялись избивать ее.

Егор приказал им остановиться. Затем подошел к Светлане и заговорил с наглой улыбкой:

– Помнишь, я предлагал тебе стать моей женой… Но ты отказалась! Однако еще не поздно передумать.

Света же взяла за руку Андре и твердо сказала:

– Я люблю его. А ты, Егор, просто несчастный и психически больной человек. Мне тебя очень жаль!

Лицо Верещагина вдруг трансформировалось в морду монстра, и Андре быстро заслонил собой Свету. Но Егор совладал с собой. Он подошел к лежавшей на полу окровавленной Марине и издевательски спросил:

– Хорошо мы тебя разыграли? Ведь победу одержали не твои прихвостни, а мои версипли! От вашего жалкого ордена ничего не осталось!

Марина, приподняв голову, взглянула на главу совета российских Хранителей – тот стоял и, переминаясь с ноги на ногу, усмехался.

– Мерзавец! – выкрикнула, как плюнула, женщина. – В аду тебе гореть!

– Зато рядом с хозяином, – заявил предатель со смешком. – Да и покуда я принимаю «слезы луны», встреча с ним мне не грозит.

– Они и тебя купили, – констатировала Марина. – Жрешь дерьмо дьявола, втираешь в себя его мочу, еще и радуешься этому!

Егор со всей силы пнул ее. Света с криком бросилась к матери, но ее удержали версипли.

– Бабу можете взять себе на потеху, – заявил Верещагин. – Только обещайте мне, что перед тем, как ее кокнете, ей придется изрядно помучиться. Эта тварь стольких наших братьев и сестер сгубила, что заслужила это!

– Нет! Нет! Нет! – твердила Света, видя, как Марину утаскивают версипли.

Егор приблизился к ящику, раскрыл его и благоговейно прошептал:

– Вот она, третья библия… Теперь мы сможем провести вселенскую черную мессу, и отец, мой истинный хозяин, вселится в меня. А потом мы устроим небольшую заварушку!

Он расхохотался. Его подручные унесли ящик с библией.

– Ты нас убьешь? – дрожа, спросила Света.

Егор кивнул.

– Конечно! Но не сейчас, а во время мессы. Потому что мне нужны отпрыски хозяина – для того, чтобы принести ему же в жертву. А вы оба – его дети.

– Нет! – заявила твердо Светлана. – Мы не его дети! Это ты – его отпрыск!

Егор усмехнулся:

– Ждать осталось недолго, срок приближается. Наконец-то отец станет полновластным хозяином этого жалкого мира!

Церемония вселенской черной мессы имела место в день весеннего солнцеворота. Она проходила в том же подмосковном особняке, где содержались Андре и Светлана. Обращались с ними на удивление хорошо – не били, не истязали. Но было понятно почему: полиморф не любил истощенные жертвы.

Незадолго до полуночи в комнату к Светлане ворвались пятеро версиплей и потащили ее куда-то вниз. Девушка отчаянно сопротивлялась, однако силы были неравные. Связав, ее бросили под каменный алтарь, над которым возвышалась одна из черных библий.

Под другим алтарем, увенчанным второй черной библией, находился Андре. Притащили версипли и окровавленную, избитую Марину – на ней не было живого места. Света со слезами на глазах наблюдала за тем, как твари продолжали унижать и истязать ее мать.

Часы пробили полночь, и с последним ударом прислужники втащили ларец, в котором покоилась третья черная библия, та самая, что почти семьдесят лет была спрятана под кроватью Ганса Зоммера.

Церемонию проводил облаченный в белую рясу Егор. После прочтения заклинаний он подошел к Андре. Версипли рывком подняли молодого человека и подтащили к алтарю. А Верещагин, взмахнув кинжалом, рукоятка которого была покрыта демоническими знаками, полоснул лезвием по его груди. Кровь брызнула на желтые страницы библии – и они стали окрашиваться в черный свет.

Настал черед Светланы. Ее подтащили к другому алтарю, к ней подошел Егор и полоснул по плечу кинжалом. Теперь и вторая библия, орошенная кровью девушки, открыла проход в логово полиморфа.

Послышалось шуршание. Из обоих колодцев, в которые превратились страницы, вынырнули щупальца. Разнесся рев.

Егор подошел к третьей библии и отстегнул застежку. Книга буквально подпрыгнула, зашелестели страницы, а затем остановились ровно посередине.

Верещагину подали плачущего младенца. Он ткнул его кинжалом, и кровь невинного ребенка упала на страницы третьего фолианта. Те начали чернеть.

Егор повернулся к книге лицом и раскинул в стороны руки. Он ожидал, что сейчас полиморф наконец-то покинет свое логово и вселится в него. Раздался грохот. Скрежет. И вдруг из жерла сатанинского колодца вылетело нечто сверкающее. А затем со звоном разлетелось по залу.

Это были серебряные монеты. Чертова библия буквально фонтанировала ими! Монеты, падая на версиплей, пробивали в их телах глубокие раны. А затем из книги ударила струя расплавленного серебра – и окатила с ног до головы Егора. Тот, заорав, пошатнулся, упал, задрыгался.

Марина, которую уже никто не охранял, сумела подняться, добралась до Светланы и развязала ей руки. Андре уже сам скинул путы. Втроем они наблюдали, как собравшиеся в зале версипли корчились, стенали, умирали. От Егора Верещагина давно осталась только блестящая металлическая лужица.

Наконец фонтан серебра стал иссякать. Света подошла к черной библии, решительно захлопнула ее и закрепила застежку. А потом взяла на руки плачущего младенца и сказала:

– Нам пора! Потому что отныне мы – Хранители!
Из дневниковых записей княжны Елены Вечорской

«Какое, собственно, решение я могла принять? Конечно, я была готова отдать все ради спасения сына, моего Димочки, единственного человека, которого я любила в этом мире. Ведь Оскар был мертв, а мой батюшка превратился в версипля…»

«Словно издеваясь, твари назначили встречу в заброшенном монастыре под Парижем. Мне было велено явиться туда ровно в полночь – и принести черную библию. Я выполнила их требование. Конечно, я проклинала себя за то, что нарушаю клятву нашего рода, однако могла ли я поступить иначе?

Они ждали меня на последнем этаже. Вернее, ждал батюшка. Я заметила адское пламя в его глазах. Димочку он прижимал к себе. Я положила черную библию на пол. Батюшка легонько толкнул своего внука и сказал:

– Забери книжечку и передай ее деду!

Мальчик в точности выполнил его приказание. А потом подошел ко мне. Я обняла сыночка – и ощутила, что его тело горит, как будто у него жар. Пощупала лоб и вдруг увидела, что глаза моего сына сверкают красным.

О ужас! Этот изверг, мой батюшка, напичкал несчастного Димочку «слезами луны»! И он стал версиплем!

Я прижала к себе своего сына, рыдая, и вдруг Димочка впился мне в шею. И, рыча, попытался прокусить сонную артерию. Я оттолкнула его, но маленький монстр рвался ко мне, желая убить меня, свою родную мать.

Батюшка с ухмылкой наблюдал за этим, а потом сделал предложение:

– Лена, присоединяйся к нам. Так мы все время будем вместе. Ведь иначе погибнешь!

– Лучше погибнуть, чем быть с вами! – заявила я, и моя рука нырнула в карман пальто. Там у меня был миниатюрный револьвер, заряженный серебряными пулями. Я навела его на отца и выстрелила. Всего один-единственный раз, потому что Димочка с воем кинулся на меня и впился мне в руку своими острыми клычками.

Пуля попала батюшке прямо в лоб, и мой родитель стал оседать на пол. На этот раз мой родитель-версипль был точно мертв. Димочка бросился к нему. А я подняла библию и навела револьвер на него. Да, я только что убила отца. Но смогу ли я убить свое любимое чадо, свою кровиночку, своего сыночка?

Только ведь это был уже не Димочка, а мерзкий версипль!

Сынок, взглянув на меня, вдруг заревел. И, упав на колени, простонал:

– Мама, мамулечка! Не убивай меня, прошу тебя, мамочка! Не делай мне больно!

Я отбросила револьвер и ринулась к Димочке. Конечно, это был мой сынок! И как я могла хотя бы на мгновение допустить мысль о том, что его надо убить?

Но едва я обняла его, Димочка зарычал и повалил меня. Его глаза мерцали красным. Мальчик тянулся своими когтистыми лапками к моему горлу.

Я ударила сыночка, и он отлетел к стене. Подхватив библию, я заспешила по винтовой лестнице вниз. Я не смогла убить своего ребенка, а просто бросила его на произвол судьбы.

Но Димочка настиг меня, прыгнул мне на спину, попытался задушить. Я прижала его к стене – и вдруг услышала крик. Мой мальчик, пробив узкое оконце, выпал наружу. И наверняка полетел бы вниз, если бы не успел уцепиться за шаткую деревянную раму.

– Мама, мамочка! Помоги мне! Прошу тебя, мамулечка! Сделай это, если ты меня любишь!

Я потянулась к Димочке, а он, изловчившись, подпрыгнул и выхватил у меня из-под мышки библию. Рама, на которой мальчик повис, треснула и накренилась. Сынок закричал:

– Мама, помоги мне! Прошу тебя!

Сейчас это был не фарс, а вопль страха.

Тут последний гвоздь, на котором держалась рама, выпал из гнезда, и мой сынок полетел вниз. Вместе с черной библией.

Да, я не протянула ему руку. Хотя могла. Да, я не спала его. Хотя могла. Да, я убила своего собственного сына. Но это был уже не мой отпрыск, это был версипль! Но было ли мне от понимания этого легче?

Димочка упал на мостовую. Около него тотчас собралась толпа. Несколько человек подняли головы – и я увидела, что у них у всех мерцают красные глаза. Это были версипли! Они подхватили черную библию и скрылись, оставив моего сыночка недвижимо лежать на камнях…»

«Последовали месяцы, полные ночных кошмаров. Я все никак не могла забыть ужасную картину – мой сынок, повисший на деревянной раме. Как мне хотелось протянуть ему руку! Но каждый раз, когда я это делала, в его глазах вспыхивал адский огонь. Я знала, что сделала правильно. Что должна была так поступить. Но осознание своей правоты не мешало мне считать себя убийцей собственного сына…»

«Вторую библию фюрер так и не заполучил. И никакое чудо его не спасло – Адольфу не удалось надуть полиморфа.

Я дала себе слово, что найду книгу, Хранительницей которой была, и помешаю тому, чтобы другие сатанинские изделия попали в руки версиплей. И наконец напала на след – мне удалось узнать, где нацисты спрятали библию. И я отправилась в Баварию…»

«Почти чудом я пробралась к бункеру в глубине соляной шахты. И очень вовремя! Что ж, я не смогла оградить от версиплей собственного сыночка, но спасла другого невинного человека, чуть не ставшего жертвой полиморфа. И я знала, что могу доверять Гансу. Поэтому оставила черную библию, которую обнаружила в штольне, у него. И сделала это не без задней мысли. Потому что подготовила ловушку для версиплей.

В жерло адского колодца я высыпала не меньше пуда серебряных монет, обнаруженных в штольне. Попав в логово полиморфа, они причиняли ему невероятные страдания. Но важнее всего было то, что избавиться от инородных тел полиморф мог только таким же путем, каким те попали к нему.

И когда кто-нибудь из версиплей раскроет книгу, на него изольется фонтан расплавленного серебра. Одним словом, я превратила черную библию в оружие, нацеленное на самих сатанистов.

Разве не отличная задумка?…»
Светлана и Андре

– Значит, именно вы, сын мой, обвели вокруг носа весь Ватикан, включая службу папской охраны? – спросил декан кардинальской коллегии кардинал Меццофанти с тонкой улыбкой.

Многие подчиненные этого человека, являвшегося правой рукой папы, чуть не хлопались в обморок от подобного его сладкого тона и «милой» улыбки, однако Андре просто ответил:

– Да, ваше высокопреосвященство. Причем это оказалось не слишком трудно сделать.

И лучший на свете вор взглянул на стоявшую рядом Светлану. Они сейчас находились в Апостолическом дворце, куда были приглашены по личной просьбе самого понтифика. С ним молодые люди уже повидались, хотя встреча длилась менее пяти минут – папа римский сдавал все сильнее и почти все время проводил в постели.

Кардинал Меццофанти, фактический правитель Ватикана и всей католической церкви, усмехнулся (от его усмешки у многих волосы становились дыбом) и подошел к ящику из эбенового дерева, что стоял на полу. Из ящика доносилось легкое похрюкивание.

– Сын мой, вы полностью искупили вину тем, что вернули нам черную библию! – продолжал кардинал. – И в связи с этим его святейшество принял решение наградить вас, а также вашу прелестную спутницу и, как понимаю, будущую супругу Верховным орденом Христа!

Данный орден являлся высшей наградой Ватикана и вручался чрезвычайно редко, причем исключительно монархам или главам государств, а женщины им никогда не награждались. О чем прекрасно знали Светлана и Андре.

– Надо идти в ногу со временем, – вздохнул Меццофанти, «сканировав» их мысли. – Ведь вы и ваша будущая супруга являетесь теперь Хранителями двух других черных библией! А это не только великая честь, но и колоссальная ответственность!

Потекла светская беседа. Наконец кардинал спросил, чем еще Ватикан может отблагодарить молодых людей за возвращение библии.

Те переглянулись, и Андре сказал:

– В подземелье под Апостолическим дворцом имеются фрески, созданные, по легенде, самим Христом. Мы бы хотели взглянуть на них.

Кардинал Меццофанти подошел к мозаичному распятию, украшавшему стену за письменным столом, и произнес:

– Отчего же, сын мой, это не легенда! Хорошо, я сам выступлю в роли экскурсовода. А заодно вы объясните, как улучшить охрану подземной библиотеки.
Из дневниковых записей княжны Елены Вечорской

«Врач, осматривавший меня после того, как нам с Гансом удалось отбить нападение версиплей, сказал, что я беременна. И отцом ребенка мог быть только один человек – мой любимый Оскар.

Борьба добра и зла, света и темноты, солнца и луны будет длиться вечно. Жизнь же моя ограничена. Но я приложу все усилия, чтобы покарать тех, кто отнял у меня батюшку, Оскара и Димочку.

Поэтому я приняла решение инсценировать собственную смерть. Ганс поможет мне. Он умеет хранить секреты.

На время я скроюсь. Сменю имя. Изменю внешность. Подарю жизнь сыну или дочке – плоду моей и Оскара любви. А затем продолжу борьбу.

Может быть, рано или поздно я обрету покой. Найду новую любовь. Поборю проклятье.

И смогу наконец стать счастливой…»
 Примечания
 2

Альтернативная версия евангельских событий изложена в романе А. Леонтьева «Святой нимб и терновый венец», издательство «Эксмо».
 3

«Лунная капель» или, более романтично, «Лунная слеза» (англ.).
 4

Подробнее об этом читайте в романе А. Леонтьева «Вчера, сегодня, завтра», издательство «Эксмо».
 5

Подробнее об этом читайте в романе А. Леонтьева «Имя мне легион», издательство «Эксмо».