Недеццкие сказки для перешкольного возраста

– Через два проёма вправо, – задыхаясь, сказал Волк.

Иван бежал рядом со зверем, мысленно проклиная полцарства, царёву дочку, не к месту появившегося Кащея и те самые молодильные яблочки.

– Давай! – рыкнул Волк и толкнул Ваньку в едва заметное в свете факелов ответвление.

Повернули. Еще раз. Замерли. Затаили дыхание. Сердце Ивана в истерическом приступе паники билось изнутри о грудную клетку.

– Тих-х-хо, – сквозь клыки не то проурчал, не то прошипел Волк.

В основном коридоре раздался гулкий топот, а затем голос Бабы Яги:

– Ива-а-а-ан! Ты где-е-е-е? Выходи, Ванечка!

Ваня дрожащей рукой достал из кармана фляжку, открутил пробку и протянул ее Волку.

– Будешь?

Волк скорчил гримасу и помотал головой.

– А я – буду! – сделав два приличных глотка, Ваня уткнулся носом в волчью шерсть на загривке. Занюхал. Выдохнул.

– Как ты эту гадость жрешь-то? – шёпотом поинтересовался Волк.

– Тебя б в мою шкуру, так не спрашивал бы, – так же шёпотом ответил Ваня.

– Тс-с-с-с-с! – вновь сквозь зубы прошипел Волк.

В основном коридоре вновь раздался громоподобный топот. Но уже неспешный. Было понятно, что теперь их ищут, методично заглядывая во все ответвления на пути.

– Хорошо, что у неё нюх притуплённый, – прошептал Волк.

– За то слух – ояебу! – так же шепотом ответил ему Ваня и снова достал фляжку. – Будешь?

– Да когда она у тебя кончится-то? – шёпотом возмутился Волк.

Ваня взболтнул содержимое, прислушиваясь к плеску.

– Не скоро.

– Ты, это, поосторожнее с выпивкой-то. Нам как-то в живых остаться нужно еще.

– У меня у трезвого крыша поедет от того, что в голове творится, – сказал Иван и еще раз приложился к фляге. – Ты то, что в избушке творилось, слышал?

– Слышал.

– А я видел, – закрутив горлышко фляги, Ваня вновь спрятал её в карман. – И даже участвовал.

***

На первый взгляд всё было просто: пробраться в сад к Кащею, упереть из его сада несколько молодильных яблок и принести Бабе Яге, за что оная дала бы Ваньке клубочек, который провёл бы его через зачарованный лес к Василисе. А там делов-то – головы Горынычу порубить! В результате Василиса становится законной женой, а от царя, по совместительству отца Василисы, Ваньке отпадает половина королевства. Долги раздаются, соседи уважают, отстраивается новый дом, на поля нанимаются работники – жизнь налаживается.

Однако два дня петлять по лесам да по болотам от приспешников взбешенного дерзким Ваниным поступком Кащея без еды и сна, попивая лишь водичку из гнилых ручьёв, оказалось не так уж и легко, а потому на подходах к избушке Яги Ванька не удержался и со словами: «Да кто там их считать-то будет!» – съел одно яблочко из Кащеева сада.

И спустя полчаса понял, что имел в виду Кащей, кричавший в след похитителю: «Дебил! Они ж экспериментальные!». В избушку к Яге Ваня вошел с эрекцией, которой позавидовал бы самый племенной жеребец из царёвых конюшен.

– Принес? – сквозь пелену желания совокупиться с чем угодно, лишь бы оно шевелилось, услышал Ваня голос Бабы Яги.

И кто-то за Ивана ответил его голосом. Его губами. Его языком.

– Да, бабулька-красотулька, принес.

Баба Яга косо посмотрела на Ивана и буркнула:

– Ну дык, давай сюды.

Ваня, преодолевая сводящее с ума желание хотя бы подрочить, встал в углу и наблюдал, как бабка, положив узелок на лавку, склонилась над ним, пытаясь единственным зубом поддеть и ослабить узел. Хуй стоял, как стража возле царева дворца, – не моргая.

«Сил моих нет терпеть! Будь что будет!», – решил Иван. И с членом наперевес кинулся на Бабу Ягу с тыла.

– Хуй! Ровесников! Не! Ищет! – повторял Иван раз за разом, выдавая по одному слову на фрикцию.

А Бабка, поначалу обалдевшая от такого поворота событий, уже подмахивала костлявым старушечьим задом Ивану в такт, и, когда она в третий или четвертый раз в экстазе впивалась костлявыми руками в лавку, оставляя в дереве глубокие борозды от длинных грязных ногтей и елозя лицом по лавке в луже своей же пузырящейся слюны, Ваня справился. А в следующее мгновение он осознал, что путеводный клубочек ему не дадут. Еще через миг, схватив стоящую на столе фляжку с алкоголем одной рукой, а второй, поддерживая норовящие спасть штаны, Ваня стрелой вылетел из избушки на курьих ножках.

– Иван, – услышал он хриплый голос, – помоги! Обещаю, мы с тобой таких дел наворотим!

Волк, прикованный цепью к вековому дубу, смотрел на Ивана с мольбой в глазах. Этого Волка Ваня видел и три дня назад, когда приходил к Яге впервые. Яга тогда сказала, что приручает дикое животное. А он, видите ли, не дикий, а волшебный. Говорящий Волк, оказывается!

Сунув бутыль подмышку, Ваня на бегу выхватил меч-кладенец из притороченных к поясу ножен и так же на бегу наотмашь рубанул по удерживавшей Волка цепи.

Одновременно с этим за спиной послышалось:

– Ату их, избушка, ату!

Дальше они бежали вместе. Здоровенный зверь сразу же вырвался вперед и вел Ивана за собой, позвякивая обмотанным вокруг шеи куском железной цепи.

– К скалам, Ваня, к скалам! – прокричал зверь и побежал с еще большей скоростью.

Зловеще громыхающая поступь за спиной то удалялась, затихая, то становилась громче.

А потом Волк, повернув голову, крикнул:

– Внутрь!

И оба, проскочив сквозь вход в пещеру, покатились вниз.

– Бля-а-а-а-а-а! – кричал Иван, кувыркаясь по скользким, покрытым мхом, каменным ступеням.

Летучие мыши, всполошившиеся от Ваниного ора, заверещали, заметались под сводами пещеры, изо всех своих мышиных сил гадя на незваных гостей.

– Бежим, Ваня, бежим! Отдыхать некогда!

Проклиная себе под нос царскую дочку, по вине которой, собственно, всё и началось, Иван вскочил на ноги и помчался по коридорам за Волком.

– Маменьку мою любить, а где мы хоть? – наконец-то догадался поинтересоваться Ваня.

– Во владениях Горыныча, – ответил Волк.

– Ох, ё!

По основному коридору вновь забухали шаги, и Иван с Волком уже в который раз затаили дыхание.

– Если так сидеть будем, она ж нас всё равно когда-нибудь найдет. Или Горыныч, когда вернется.

– А не ты ли, Ваня, буквально три дня назад в полтора взмаха головы ему поотсекать грозился?

– Ну-у-у-у, – задумчиво протянул Ваня, – мало ли что я говорил. Дурной был. Наивный. Эта нечисть – жуть какая страшная, оказывается. Они злые какие-то.

Волк закатил глаза к потолку.

– Какой же ты, Ваня, всё-таки… – замялся, подбирая слово, – … Дурак.

– А ты откуда знаешь? – оживился Иван. – Меня все так и кличут в деревне-то.

Но разговор прервался грохотом.

– Ой… чего это? – спросил Ваня, испуганно вжимая голову в плечи.

– Хозяин апартаментов прилетел, – ухмыльнулся Волк.

В основном коридоре забухало громче прежнего. Но к теперешнему грузному топоту добавлялось еще и мрачное, тяжёлое, с присвистом сопение. Доведись Ивану смотреть «Звездные Войны», он бы без колебаний решил, что по коридору идет увеличенная копия Дарта Вейдера. Но Ваня об этом персонаже, равно как и о кинотеатрах, слыхом не слыхивал, а потому еще сильнее вжал голову в плечи и пропищал:

– Мамочка-а-а...

Навстречу новым грузным шагам протопали хорошо знакомые, но не менее от этого страшные. Раздался крик:

– Ки-и-ийя!

И в коридоре загремело, закувыркалось.

– Отлично! – обрадовано сказал Волк, – можно смело идти смотреть на апокалипсис местного масштаба, – и устремился по коридору, в котором они отсиживались, к выходу в основную пещеру.

Горыныч, вертя расположенными на неповоротливой туше головами, полыхал пламенем по резво вертящейся между огненных струй избушке, которая ловко уворачивалась от очередного огненного выдоха, с задорно повторяющимся «Ки-й-йя» наносила удар и тут же уходила Змею за спину. А из окна весело хохоча, швыряла в Змея глиняными горшками помолодевшая на вид Баба Яга.

– Окстись, старая! - кричала гиганнтская рептилия. - Чего ты мечешься, будто раньше положенного с хера спрыгнула!?

– Сам окстись! И верни мне молодца, для утех и всяческих игрищ предназначенного, - потребовала Яга, швыряя очередной горшок в Змея.

– Да не брал я никакого молодца! - недоуменно кричала левая голова, пока правая дышала на избушку огнём а средняя уворачивалась от очередного горшка, запущенного негодующей Ягой в рептилию.

Иван-Дурак и Серый Волк зачарованно наблюдали за поединком.

Очередной горшок, вылетевший из окна, описав в воздухе дугу, наделся на одну из голов Змея Горыныча как раз в тот самый момент, когда эта самая голова собиралась дыхнуть пламенем. И дыхнула.

Сначала из-под надетого на голову горшка во все стороны полыхнули искры. Потом черепки разлетелись во все стороны, а голова, освободившаяся из глиняного плена, бесформенным обгорелым отростком безжизненно повисла на туловище. Спустя еще несколько всполохов пламени изба, нанося очередной удар с разворотом, шпорой рассекла Горынычу вторую шею. Однако третья, уцелевшая голова, в это же мгновение вцепилась в избушку мёртвой хваткой.

Щепки и солома разлетелись во все стороны, а в следующий миг раздался полный боли предсмертный вопль Бабы Яги. И наступила тишина.

– Фу-у-у-ух, – выдохнула язык пламени оставшаяся в одиночестве голова Горыныча, дожевав остатки избушки, – совсем на старости лет сдурела бабка.

– Давай, Ваня, – шепнул Волк. – Это твой единственный шанс. Второго не будет.

И Иван, на ходу вытаскивая кладенец, рванулся к измотанному поединком, тяжело дышащему Змею.

Меч, описав дугу, вошел в шею, будто раскаленное шило в масло, голова упала на пол пещеры, а из обрубка шеи к потолку рванулся столб пламени, сжигая мечущихся там летучих мышей. Последняя голова Горыныча даже не успела понять, откуда к ней пришла смерть.

Иван придирчиво осмотрел меч и сообщил:

– Ничо так палочка-выручалочка.

***

Свадьба была в самом разгаре. Зелено вино лилось рекой, слуги то и дело приносили новые блюда, новые кадки с хмельным и выносили на свежий воздух перепивших гостей, укладывая их на траву.

Иван и Волк сидели на одной из крепостных стен, подальше от суеты, наслаждаясь теплыми летними сумерками

– Рассказать кому, так и не поверят ведь, – сказал Иван, прикладываясь к бездонной фляге – единственном напоминании об избушке Бабы Яги.

– А не надо никому рассказывать, Ваня, – не поворачивая лобастой головы, произнес Волк. – Люди всё сами додумают и переврут тридцать три раза. Уже спустя пару-тройку поколений истории о тебе будут совсем не похожи на то, что было на самом деле. Да и сам ты, если, конечно, доживёшь, будешь верить каждому слову, рассказанному в этих историях. Так уж вы, люди, устроены.

Серый Волк помолчал, задумчиво глядя в ночное небо, а потом добавил:

- Знаешь, Ваня, а оно, может быть и к лучшему. Иначе сказки бы так никогда и не появились.

Иван согласно кивнул, еще раз отхлебнул из фляги и, достав из-за пазухи яблоко, с хрустом откусил.

– Те самые? – поинтересовался Серый Волк.

– Ага, – откусив еще кусок, подтвердил Иван. – Эк-спе-ри-мен-таль-ны-е.

– Ты смотри, не увлекайся, – посоветовал Волк.

– Сегодня можно, – уверенно сказал Иван. – У меня ведь брачная ночь всё-таки.

– Я вот, Ваня, только одного понять не могу, почему тебя все Дураком, а не Дебилом кличут? – поинтересовался Волк на бегу.

– Так я ж не специально, – задыхаясь, на бегу ответил Ваня. – Оно все просто совпало так.

– Индусы такое регулярное стечение обстоятельств кармой называют.

– Чего?

– Проехали, Ваня. Забей.

По дворцу бегать было не в пример легче, чем по пещере Горыныча. Но и гонялось за Ваней в этот раз гораздо больше народа.

Гости еще шумели в банкетном зале, а Иван, удивляя Василису изобретательностью, подарил законной супруге оргазм на комоде, подхватил её на руки и расположил в очередной романтической позе прямо в оконном проеме. Ночной сквознячок обдувал покрытые потом тела, где-то далеко стрекотали сверчки, а прямо под окнами, внизу, икал пьяный стражник. Словом, экстрим с элементами романтики.

В какой-то момент от очередного толчка нога Василисы скользнула по подоконнику и с характерным паническим, но возбужденным визгом, новоиспеченная жена, просвистев три этажа по направлению вниз, шмякнулась прямо под ноги стражнику, переставшему икать при виде свалившейся откуда-то сверху, голой и, судя по всему, мертвой царевны.

Замерший от неожиданного поворота событий в оконном проёме Иван подумал, что полцарства откладываются на неопределенный срок. А внизу в это время на вопли начавшего приходить в себя стражника стали сбегаться люди.

Осознавая неизбежность и изобретательность кары за содеянное, Иван в мгновение ока натянул портки, рубаху и, схватив походную котомку, метнулся к двери.

За дверью сидел Серый Волк.

– Что, Ваня, не задалась брачная ночь? – поинтересовался зверь у оторопевшего Ивана.

– Э… а… – только и смог выдавить из себя Ваня, отчаянно жестикулируя руками.

– Понятно, – сказал Волк. – Ну, побежали, что ль?!

Вниз решили не спускаться: где-то на уровне второго этажа на обеих лестницах шумели люди. Среди призывов убить, четвертовать и скинуть с колокольни особо выделялся царёв голос, грозящий дважды завязать тестикулы вокруг шеи бантиком. Отступать можно было только вверх.

Выбежав на крышу основного здания, Волк замер, оценивая ситуацию.

– Дальше-то чего? – дрожащим от волнения голосом спросил Иван.

– Давай на тот край крыши. Там переход к двухэтажной части покатый. С него на караульню. А дальше – как повезет.

Повезло. И до леса они успели раньше, чем погоня поняла, в чём дело.

– Она прямо насмерть? – как-то печально спросил Иван.

– Ага, – Волк почесал за ухом. – Хрясь! И всё.

– Жалко. Уж больно красивая была.

– И чего делать-то думаешь, Ванька? – поинтересовался Волк, пытаясь выгрызть репей, застрявший в шерсти.

– Ох, прямо и не знаю, – вздохнул Иван. – У Кащея, говорят, живая и мертвая вода имеется.

– Чего? – поперхнулся Волк. – Ты что, забыл, как по яблочки ходил?

***

Кощеева территория охранялась спустя рукава. Потому что одна половина королевства боялась Кащея, а вторая половина его уважала. Ванька не относился ни к тем, ни к этим. А потому в Кащеев сад Ваня залез без каких-либо мыслей на тему «а если поймают».

Нагнув ветку, Иван срывал яблоки, тут же складывая их к себе за пазуху и, время от времени, оглядываясь на мрачный Кащеев замок. Вот не вертел бы головой, всё, возможно, и удачно прошло бы. Ан нет. Узрел Ванька на соседнем дереве не то фазана, не то павлина заморского.

Птица спала, спрятав голову под крыло, лишь только перья длинного шикарного хвоста слегка покачивались от легкого ночного ветерка. И перья эти светились. Отпустив ветку яблони, Ваня подкрался к ничего не подозревающей чудо-птице, ухватился за кончик пера и дёрнул.

Последний раз похожий визг Ивану довелось слышать, когда старший брат, перепив хмельной браги, проломил загородку и рухнул прямо в свинарник. Свинью тогда, помнится, ловили всей деревней до тех пор, пока она не застряла в чьем-то заборе. Правда, если свинья визжала на одной ноте, то звук, издаваемый потревоженной Иваном птицей, стремительно менял диапазон, от чего закладывало уши и перед глазами мелькали разноцветные пятна.

Так и не обзаведясь красивым, светящимся перышком, Ваня рванул прочь из сада, попутно врезавшись лбом в одну из яблонь и набив себе приличную шишку. Последнее, что он услышал сквозь завывания пернатой бестии, – неестественно громкий голос Кащея:

– Дурак! Они ж экспериментальные!

Потом было двое изнурительных суток погони. Потом Яга, знакомство с Волком, пещеры Горыныча. Потом опять Яга, опять Горыныч, освобожденная Василиса, свадьба, брачная ночь, сексуальные игрища с молодой женой, выпадающая из окна обнаженная Василиса.

Не задалась, в общем, неделька.

– А выбора у меня нет, Серый.

– Ну почему же? – Серый Волк отошел в сторону, пометил дерево и, вернувшись, продолжил. – Можно, например, так всю жизнь в лесу и прожить. У Яги, кстати, похожая история была. Богатые родители, неудачная любовь, кто-то кого-то там отравил, а потом и избранник отравился. Или зарезался. Не упомню уже. И ничего, освоилась как-то. Её, кстати, не всегда Ягой звали.

– Да? – удивленно спросил Иван. – А как же?

– Юля.

– А почему Яга?

– Ну, понимаешь, Ваня, в аглицком наречии она вообще-то Джульетта была. Джулия. Юля, по-нашему. А в транскрипции, – Волк вывел лапой загогулину с точкой над ней, – эта буковка может и как «джей» и как «я» читаться. Вот и взяла себе псевдоним.

Волк перевел взгляд с только что нарисованной буквы «j» на Ивана и, увидев его недоумевающее лицо, понял, что жить Ваньке в лесу – не вариант. И к Кащею всё ж таки идти придется.

– Так! Что-то мы не о том разговор ведем. Где там, говоришь, вода у Кащея?

План был до безобразия прост: один отвлекает, второй в это время пробирается в замок и зачерпывает живой и мертвой воды в ёмкости, после чего бегом ретируется, а спустя какое-то время оба собираются на заранее условленной поляне. Ванька со своей частью справился быстро. А вот Серому Волку пришлось побегать, сбивая с толку преследователей и заметая следы. И на поляне Волк появился только перед самым рассветом, перепугав задремавшего Ивана.

– Серый, чего ж долго-то так? Я аж извёлся весь! – бормотал Ваня, протирая глаза. – Чего, пойдем, да?

– Нет, Ваня, не пойдем. Я устал, как собака. Да и смысла нет ломиться средь бела дня. Зашибут нас. Как пить дать, зашибут.

Волк рухнул рядом с Иваном и почти тут же захрапел. А Иван, помаявшись бездельем, стал перебирать котомку в надежде обнаружить что-либо съедобное. Обычной еды не было. А вот яблок из Кащеева сада оказалось еще целых три штуки.

– Экспери-мать-его-ментальные, – пробурчал Ванька себе под нос и швырнул яблоки в сторону леса.

Серый Волк проснулся в тот момент, когда догорел последний отсвет солнца. Встряхнулся, обвел поляну глазами, наткнулся взглядом на Ивана, тяжело вздохнул.

– Ну что, картонный герой, пойдем, что ли?

Спустя несколько часов блужданий в темном лесу Иван и Волк выбрались на опушку. Поодаль светились факелы на сторожевых башнях царского дворца.

– И как мы мимо стражи-то? – сокрушенно проговорил Иван. – Повяжут нас сразу и четвертуют на месте.

– Не повяжут, Ваня, – Волк задрал морду к небу, посмотрел на полный диск бледной луны. – Сегодня не повяжут.

Затем Волк оглядел опушку леса, подошёл к трухлявому пню, стал на него передними лапами, присел и, оттолкнувшись задними, перекувырнулся через пенек. Раздался хлопок, будто кто-то выбивал от пыли ковер, в воздухе запахло озоном и через пень на спину упал богатырь Любомир – начальник дворцовой стражи.

У Вани отвисла челюсть.

– Я тебя поймал и к царю веду, понял? – Спросил Волк-Любомир.

– Ага, – кивнул Иван, не закрывая рта.

– Ну, значит, котомку на плечо и вперёд.

***

– Стой! Кто идет!?

– Свои, – отозвался Волк-Любомир. – Изловил окаянного.

– Ох, ты ж бог ты ж мой! – стражник был явно удивлён, но всё ж таки спросил: – А волчара говорящий где?

– Да кто ж его знает-то, – продолжал играть роль Любомира Волк. – Я вон, этого, – кивнул на перепуганного Ивана, прижимающего к груди котомку, – совершенно случайно нашел. В стогу, шельмец, отсыпался. Совсем недалеко. Правду говорят про него, что дурак дураком, – и обращаясь к Ивану: – Шевели ногами, душегуб!

– Интересно, – услышал Ваня за спиной разговор стражников, – его сначала казнят, а потом Василису хоронить будут или наоборот?

Пройдя ворота, Иван с Волком в Любомировом обличье крадучись добрались до здания дворца и, чтобы не искушать удачу лишний раз, не вызывать подозрения у стражи, влезли в одно из открытых окон на первом этаже. Пробравшись на цыпочках к двери, Иван заглянул в соседнее помещение.

– Кухня, – шепнул он Волку-Любомиру.

– Это хорошо, – так же шепотом ответил Волк. – Теоретически гроб должен стоять в центральной зале. А это сразу за кухней.

Гроб с телом Василисы, как Волк и предполагал, стоял в центре залы. А рядом лениво помахивая кадилом и бормоча под нос что-то заунывно-молитвенное, спиной к ним стоял поп. Жестами Волк-Любомир указал на попа, замахнулся и рассёк кулаком воздух, мол, оглуши.

Ваня кивнул и крадучись пошел к попу.

«Крупноват, – думал Ваня. – Кулаком-то я его и не выключу».

И тут его взгляд упал на табурет, стоявший прямо за спиной у попа. На табурете лежало кольцо колбасы, ломоть белого хлеба и фляга. Та самая. Бездонная. Праведный, с его точки зрения, гнев захлестнул Ивана.

– Вот же суки, – проговорил Ваня одними губами, продолжая красться. – Я, значит, только за порог, а они моё имущество сразу попам раздают. Могли бы и подождать. А вдруг я реабилитируюсь!

Иван аккуратно снял с табурета фляжку и тарелку с колбасой, поставил их на пол. Затем взял табурет в обе руки, размахнулся и опустил его на голову попу. Священнослужитель грузно рухнул на землю. Со стороны кухни раздался хлопок, будто кто-то выбивает ковёр, в воздухе запахло озоном, и к Ивану подбежал Волк в своём обычном обличье.

– Полчаса в сутки в чужом облике. Только в полнолуние и только полчаса, – отвечая на немой вопрос Ивана проговорил Серый Волк и, встав передними лапами на край гроба, поторопил Ивана. – Давай, Ваня, доставай водицу-то.

Ваня достал два одинаковых с виду флакона.

– Вот, – показал их Волку. – Я, чтобы не попутать, буковки написал на них. «М» и «Ж».

Волк нервно захихикал.

– Эм – мёртвая. Жэ – живая, – пояснил Иван.

– Да я понял, понял, – продолжая глупо хихикать, сказал Волк. – Лей давай. Сначала «Эм», чтоб кости и органы восстановились.

Ваня, аккуратно приоткрыв рот покойнице, влил в него содержимое флакона.

– Теперь «Жэ». Чтоб ожила.

Иван уже было поднёс флакон ко рту Василисы, но рука замерла на полпути.

– Я не смогу, Серый.

– Эт чой-та? – удивился Волк, наклонив лобастую голову на бок.

– Не смогу разговаривать с ней, есть за одним столом, супружеский долг исполнять, в конце концов, тоже не смогу.

– Эт чой-та? – вновь спросил Волк и наклонил голову в другую сторону.

– Я всё время буду думать, что она мёртвая была.

– Вань, ты смотри, тебя в народных сказаниях точно из Дурака в Дебила переименуют. Лей давай.

И Ваня вылил Василисе в рот содержимое второй фляжки.

***

– Что, Ваня, не сложилось у песни начало? – поинтересовался Серый Волк у вышедшего на поляну Ваньки.

– Не могу, Серый. Вот честно… не могу. Вроде и царь-батюшка коситься перестал и Василиса ласковая, приветливая, и бояре мне в ноги кланяются, когда по дворцу иду. А как подумаю, что она мёртвая была и холодная… бррр. И знаешь, друг мой Серый, глаза у неё, всё одно какие-то другие стали. Пустые, будто из загробного мира на тебя смотрящие.

– Может, вода тоже того, – почесал Волк лапой за ухом, – экс-пе-ри-мен-таль-ная?

– Не знаю, Серый. Не знаю. Но я устал. Постоянно в ожидании, постоянно в напряжении. Ухожу я. Куда глаза глядят.

– И, кстати, да, Ваня, ты ж в курсе, что Кащей преставился?

– Вот как? – удивился Иван.

– Ну да. Натурально преставился. Смешал, говорят, из мертвой и живой воды себе эликсир очередной, а он, видать, не пошел у него.

– Да ты что?

– Хотя странно. Кащей в эликсирах разбирался лучше всех, – продолжал Волк, не обратив внимания на Ванин возглас, – и осторожный был. У него поговорка даже была: семь раз отмерь – один раз отпей.

– Может из-за мочи?

– Какой мочи? – оживился Волк.

– Да понимаешь, Серый, я водицы зачерпнул, смотрю, меньше её осталось. Заметно очень. А ну, думаю, догадается Кащей, что у него водицу украли, если не долить до уровня. А под рукой ничего не было. Только отлить хотелось сильно. У меня особенность такая у организма. Как напряжение какое или стресс – я в туалет по-маленькому хочу. Часто и помногу. Я и подумал, мол, а чего делать-то. Ну и догнал водицы до уровня…

Когда Ваня заканчивал рассказывать, Серый Волк в припадке истеричного смеха катался по залитой солнечным светом поляне и сквозь приступы хохота повторял раз за разом:

– Дурак. Ой, дурак. Ну дурак же, форменный.

– Ты, Ваня, в следующий раз на турниры не записывайся, – проговорил Волк на бегу, – лучше сразу на площадь выходи и кричи всем, что ты сын сатаны. Пусть уж лучше тебя, дурака, сразу зашибут.

– Так я же не думал, что у них всё так мудрёно, – задыхаясь от быстрого бега, ответил Иван, игнорируя вторую часть предложения Серого Волка. – Я ж думал, они взаправду на этих турнирах дерутся, как у нас на Масленицу, когда стенка на стенку. Тем более, в железяках все. Ни синяка, ни шишки им не поставишь.

Погоня стихала, и Волк с Иваном перешли на быстрый шаг.

– Вдобавок, – продолжал Ваня, – этот, в черной одёжке, который…

– Инквизитор?

– Ага, он самый. Как полоумный голосить начал.

– Ну правильно, зачем им чемпион не из местных? Политика, Ваня, чистой воды политика.

– Чего? – не понял Иван.

– Ну, это как шахматы, только сложнее, хитрее и подлее.

Иван остановился.

– Какие такие шахматы?

***

– Мил человек, подскажи, чего там народу столько, возле замка-то?

Закованный в латы всадник, которого они только что догнали, надменно оглядел Ивана с Волком и нехотя ответил:

– Турнир.

– Это как это? – спросил Иван уже у Волка.

– Потеха у них такая, – пояснил Серый Волк. – Соберутся и в поединке выясняют, кто самый сильный, ловкий и в ратном деле умелый.

– Ага, – сказал Иван. – Интересненько.

В участники турнира записывали только знатных особ, и Иван, с гордостью достав из-за пазухи свиток, подтверждающий, что он является мужем Василисы, царёвой дочки, предъявил его щуплому писарю с изъеденным оспинами лицом и перепачканными в чернилах пальцами.

– Ты ж говорил, что налегке из дворца ушёл? – удивился Волк.

– Налегке, – согласился Иван. – А грамотка, она ж не тяжёлая.

Писарь посмотрел на странную пару и поинтересовался:

– В каком виде поединков желаете участвовать? Мечи, копья, стрельба из лука?

Иван задумчиво почесал затылок, и выдал:

– Да во всех.

– Не много ли на себя берёшь, Ваня? – поинтересовался Серый Волк.

– Ну хоть в каком-то мне должно повезти! – пояснил свой выбор Иван.

Площадка для поединков мечников, огороженная толстыми брёвнами, была утоптана не одной парой ног.

– Вы действительно желаете выйти на поединок без лат? – поинтересовался странный мальчик в чудной шапочке, украшенной пером.

– Да на кой они мне. Только мешаются, – ответил Иван.

– Что ж, воля ваша, сэр, – сказал мальчик и вышел в центр площадки объявлять поединок.

Увернувшись пару раз для приличия от неповоротливого и закованного в латы воина, Иван повернул кладенец плашмя, да и стукнул благородного сэра по лбу. Латник помотал головой под шлемом, очевидно пытаясь стряхнуть посыпавшиеся из глаз искры, неуклюже шагнул в сторону, наткнулся на загородку и с металлическим грохотом упал.

На том бой и закончился.

– Вань, ты зачем его так?

– А чего ж мне, голову ему рубить было нужно? Так он вроде б то мне плохого ничего не делал. А кладенец, ты ж сам знаешь, если рубит, то в капусту. Ну вот я его плашмя по башке и стукнул.

Серый посмотрел в сторону ошарашенного бойца, вокруг которого суетилось несколько человек, безуспешно пытаясь снять приплюснутые в районе лба доспехи.

– Хм, а я уж думал, что если человек дурак – это надолго.

– Погоди-погоди, Серый, вот турнир выиграем, мне какое-нибудь прозвище обязательно дадут красивое! Иван Благородный. Или Беспощадный. Или Иван Красавчик! Я тут между этими балбесами в латах потолкался – оказывается, они не просто так всё затеяли.

– Надо же! – деланно изумился Волк.

– Они во имя какой-то Марии-Изабеллы дерутся. А, ну и денег им там дадут.

– Вон она, – Волк мотнул головой в сторону возвышения, на котором сидел местный король с супругой и какая-то худосочная девица с надменным выражением лица, – Мария-Изабелла ваша.

– Святые угодники! – изумился Иван. – Кожа да кости. И бледнющая какая! Её что, в темнице держат? За что тут драться-то? Нет, Серый, нам такого добра не нужно. Мы будем драться за деньги!

– Ну прямо солдат удачи какой-то! – не то изумился, не то съязвил Волк.

– Да и официально-то женатый я.

Между победителями первого тура быстро провели жеребьёвку, и поединки начались по новой.

Второй бой мечников занял у Вани и того меньше времени. Не дожидаясь, пока увалень в латах пойдет в атаку, Ваня в два прыжка оказался возле него и, ловко взмахнув кладенцом, перерезал кожаные ремешки, соединявшие верхнюю и нижнюю часть лат. Металлическое подобие юбки, прикрывавшее бёдра и причинное место поединщика, упало, ударило по пальцам ног, помешало шагнуть, и боец с грохотом рухнул на землю. А без посторонней помощи ни подняться, ни вылезти из лат не смог. За что ему и засчитали техническое поражение. На том второй тур для Ивана и закончился.

Потом был третий тур. За ним четвертый…

Осознав, что главное – противника уронить, Ваня без зазрения совести оббегал неуклюжих, облаченных в железо поединщиков и толкал в бок, в спину, дергал за руки, заставляя терять равновесие, ставил подножки, а одного просто испугал, замахнувшись мечом и заорав что-то про «бога-душу-три-царя-гроба-сердцу-креста-мать». Оторопевший латник сел на свой металлический зад и заверещал по-бабьи.

Словом, в финал Иван вышел без единой царапины.

За пределами круга для поединков обстановка накалялась. Те, кто уже столкнулся с Ваниной тактикой и выбыл из турнира, сбившись в кучку, о чем-то шептались, косо поглядывая на нового претендента в чемпионы. Затем от них отделился тот, которому Иван подрезал ремешки, и торопливо захромал в сторону замка.

– Финальный бой! – известил мальчик в чудной шапочке. – Сэр Мортимер, неподражаемый мастер боя на мечах, хранитель врат, против сэра Ивана-Дурака, чужестранца!

– Слышишь, Серый, – обратился Иван к Волку. – Это как понимать, хранитель врат?

– Это навроде Любомира нашего. Начальник стражи.

– А чего ж пафосу столько-то? – удивился Иван и шагнул к центру круга.

Сэр Мортимер пыхтел, махал мечом, сыпал проклятиями, да всё без толку. Имея преимущество в маневренности, Иван, даже не пытаясь нанести ни единого удара, загонял его за десять минут боя, после чего спокойно подошёл к тяжело дышащему поединщику и уже привычным движением, так же плашмя, ударил его кладенцом по лбу.

Не смотря на то, что сэр Мортимер был неподражаемым бойцом на мечах, падал на землю он с таким же грохотом, как и все остальные.

Потом перешли к стрельбе из лука.

Соперники выстроились в ряд, каждый напротив своей мишени. Сразу же за мишенями начинался густой, высокий кустарник, очень быстро переходящий в мрачный лес.

– Готовьсь! – гаркнул распорядитель.

Лучники достали по стреле.

– Цельсь!

Натянули тетивы.

– Стреляй!

Стрелы засвистели на разные лады, впиваясь в мишени, а Иван, будто бы и не заметив уже начавшегося действа, вертел оружие в руках, пытаясь к нему приноровиться всего с одной мыслью: «Зачем я выпил вторую кружку компота?». Стрела соскальзывала с тетивы, лук был громоздким и, как за него ни возьмись, норовил перекоситься в сторону. Однако в конце концов Ваня всё же установил стрелу и даже смог натянуть тетиву.

– Учитывай ветер, Вань, – посоветовал стоящий рядом Серый Волк.

– Чего? – поворачивая голову к Серому, спросил Иван.

Рука скользнула, лук, издав вибрирующее «фззынь», отправил стрелу в полёт.

Просвистев в сторону соседней мишени, левее собственной, Ванькина стрела расколола торчащую в её центре стрелу соперника. Надвое.

Зрители ахнули. А у Ивана предательски надавило внизу живота.

– Чего скривился-то? – поинтересовался Волк.

– В туалет хочу, – прошептал Иван. – Я ж говорил, особенность у меня такая, когда волнуюсь или стресс какой. Или когда компоту много выпью, как сейчас вот.

– Готовьсь! – гаркнул распорядитель.

Лучники вновь достали по стреле.

– Цельсь!

Вновь натянули тетивы.

– Стреляй!

В этот раз, Иван чуть сноровистее установил стрелу на тетиву и чуть сноровистее эту тетиву натянул. Однако в тот самый миг, когда прозвучала команда «Стреляй», что-то внизу живота вновь предательски надавило. Мишень перед глазами поплыла и, чуть подсогнув колени, чтобы ослабить давление на мочевой пузырь, Ваня отпустил тетиву.

Тетива фзззынькнула и швырнула стрелу в центр мишени соперника, стоящего справа от Ивана.

Зрители снова ахнули. А Ванька, издав звук, подобный стону раненого морского тюленя, принялся едва заметно пританцовывать на одном месте. В туалет хотелось неимоверно.

– Иван, в центр своей мишени стрелять надо, а не в центр чужих, – напомнил Волк.

– Да знаю! – с досадой ответил Иван. – Но оно само так получается.

– Такое ощущение, что твой мозг в жизни тела не участвует, – пробормотал Волк себе под нос.

– Что? Я не расслышал, Серый.

– Да так, ничего. Не отвлекайся, Ваня.

– Готовьсь! – гаркнул распорядитель.

Вновь все достали из колчанов по одной стреле.

– Цельсь!

Тетивы натянуты.

– Стреляй!

Иван достал из своего колчана две стрелы. Каким-то непостижимым образом обмотка оперения одной зацепилась за другую. Разделять их было некогда – уже прозвучало «Цельсь!», да и мочевой пузырь, яростно вопиющий о том, что свободного места в нем не осталось, сильно сбивал с нужного лада. Каким-то чудом Иван приладил обе стрелы на тетиву, поднял лук и по команде «Стреляй!» выпустил обе.

На удивление, одна из стрел даже попала в краешек мишени, а вторая улетела в густой кустарник, из которого раздался душераздирающий, но почему-то радостный, хотя и полный боли вопль. Поднялась суматоха. Несколько лучников сорвались в сторону мишеней, на крик. И вытащили оттуда стонущего голого человека с обломком стрелы в правой ягодице. Голого мужика подвели к королевским трибунам, за ним столпилась куча народу, а Иван, улучив момент, приспустил портки и сходил по-маленькому под одиноко растущую сразу за трибуной осинку, пока внимание всех было приковано к найденному человеку.

– Кто ты такой? – поинтересовался король, пока королева закрывала ладонями глаза худосочной, но очень любопытной Марии-Изабелле.

– Меня зовут сэр Винни, мой король, – преклонив колено и скривившись от боли в раненом полупопии, ответил голый мужик.

– Не тот ли Винни, из рода благородных Пуххов, на которого наложила проклятие злая ведьма Фригиддина? – поинтересовался король, сделав ударение в имени ведьмы на третий слог.

– Вы проницательны, мой король, – ответствовал голый мужик. – Она превратила меня в медведя и обрекла на скитания по лесам до тех пор, пока мне не нанесут случайную рану. Я избегал охотников, ибо, по моему разумению, рана, нанесенная охотником, была бы умышленной, с целью убить. Однако я часто выбирался на лесную опушку, с тоской вглядываясь в далёкие огни вашего замка. И вот сегодня, увидев приготовления к стрельбам, понял, что это мой единственный шанс.

– А стрела-то, чего в такое место угодила? – поинтересовался король. – Почему не в руку, там, или ногу?

– Там такая вкусная малина, мой король, – смущенно произнес сэр Винни. – Я отвлекся, стал её собирать. И вот…

В связи с чудесным спасением сэра Винни Пухха продолжение турнира было перенесено на следующий день. Когда расколдованного рыцаря приодели, предварительно вытащив из мягкого места обломок стрелы и перевязав, он сам разыскал Ивана и долго с жаром пожимал ему руки, неустанно благодаря за чудесное спасение, но подозрительно вглядываясь в Ванькино лицо.

– Благородные сэры, готовьте своих коней, – вскричал глашатай. – Начинается наиважнейшая часть турнира…

– Лошадь-то зачем? Драться ж на копьях! – недоумевал Ваня.

– Конные поединки на копьях! – продолжал глашатай. – Победителю будет дарован…

– Именем святой инквизиции, остановитесь! – прервал глашатая человек в черном одеянии, вышедший из толпы на площадку для поединков. В руках у него был какой-то свиток.

Следом за ним семенил тот самый вояка, которому Ванька подрезал ремешки и прихрамывал, придерживаясь за мягкое место, сэр Винни Пухх.

– Инкви… чем? – как всегда недоумевая, обратился Иван к Волку.

– Потом, Ваня, потом, – ответил Серый. – Если ты еще не понял, нас сейчас бить будут.

– За что? – искренне удивился Иван.

– За то, что мы неместные.

– Так разве ж за такое бьют? – снова удивился Ваня.

– Если и не бьют, то благодаря тебе, Ваня, будет положена новая традиция.

Человек в чёрном подошёл к Ивану и, развернув свиток, не своим голосом заорал:

– Иван, по прозвищу Дурак, ты обвиняешься… – толпа стихла, и голос был отчетливо слышен даже на самом дальнем краю импровизированного стадиона для поединков, –… в сговоре с Диаволом, с целью нечестной победы над доблестными рыцарями, нашего королевства!

– Ого, заявочка! – изумился Иван. Но инквизитор продолжал, будто не услышал Ванькиной реплики.

– В сговоре с нечистым и его слугами, даровавшими тебе возможность вселить беса в Божие создание, именуемое волком, дабы оный бес всегда был рядом с тобой и своими поучениями мог подсказывать хитроумные решения, позволяющие тебе достигать побед в поединках мечников, не используя мастерства, но используя подлость и коварство.

– Серый, ты, кажись, тоже виноват, – улучив момент, сообщил другу Иван.

– В использовании богопротивной чёрной магии во время турнира лучников, не позволившей попасть тебе по собственной мишени, но позволившей снять заклятие колдуньи-сообщницы, известной в этих краях под именем Фригиддина, с благородного сэра Винни Пухха. Церковь уверена, что имел место сговор между тобой и Фригиддиной, целью которого было проявление твоих колдовских умений пред нашими королем и королевой, дабы вызвать их интерес к себе, втереться в доверие и, получив доступ к королевской дочери, совратить её, отвернув от лона церкви и обратив все её помыслы к Диаволу…

– Какая фантазия! – восхищенно протянул Волк вполголоса, и обращаясь к Ивану: – Бежать пора, Ваня.

– Не привыкать! – ответил Иван, сделал шаг к инквизитору и провел резкий прямой удар прямо ему в нос. – Бежим!

И они побежали…

***

– Шах, – объявил Серый Волк.

– Кому? – не понял Иван.

– Твоему королю, – пояснил Серый Волк.

– Это вот этому, что ль? – Иван взял фигурку с доски и принялся вертеть в руках. – Ну, какой же он к чертям собачьим король? Ни бороды, ни мантии. Непонятная и глупая игра. Из всех мне только конь понятный, и тот почему-то загогулиной скачет. Ну вот скажи, Серый, ты хоть одного коня в жизни видел, чтоб он загогулинами скакал?

– А как, по-твоему, лучше было бы? – поинтересовался Серый Волк.

– А вот так! – Ваня прищурил один глаз и дал коню щелбана. Фигура, пролетев по полю, развалила выстроенную Волком хитроумную комбинацию. – В бою так и бывает. Сам видел. Один конный на скаку десяток пеших валит и не кривится! А ежели и сабелькой машет, так вообще э-гэ-гэй! – разошёлся Иван, потрясая над головой кулаком. – И ладья эта. Ты мне скажи, Серый, ты ладью настоящую видел? Она ж по рекам плавает. Где это видано, чтоб конные и водные войска в одном сражении участвовали? Смешали всё в кучу. Кони люди, корабли… несуразица, да и только.

– Знаешь, Ваня, – сказал Серый Волк, печально вздохнув. – Шахматы, это, явно не твоё.

– Эх, Ваня, твою бы энергию, да в полезное русло.

– А это русло чем не полезное? – спросил Иван, кивая на размеренно текущую реку, на обрыве которой он стоял с занесённой над водой дубиной, удерживаясь за одиноко растущую иву. – Рыбы валом!

– Просто ты если решил чего-то делать, то альтернативы не ищешь, а напролом прешь, – сказал Серый Волк, щурясь на солнышке.

– А всё потому, что я если начинаю хитроумные планы строить…

При слове «хитроумные» Волк хихикнул.

-… так они у меня в мелочах не сходятся, от меня, между прочим, не зависящих. Вот ты… Эх! – Ванька шибанул дубиной по водной глади. – Сам посуди, откуда мне было знать, что этот сэр Пухх, в медведя заколдованный, за мишенью малину жрать будет?

– Я, Ваня, о том, что ты не стараешься сократить прилагаемые усилия.

– Так ежели я слабже бить буду, я её, курву, и не оглушу никогда. Эх! – дубина вновь приложилась к водной глади. – А рыбы-то хочется.

Серый Волк уже махнул на Ванькины потуги лапой, как вдруг, после очередного взмаха дубиной, Иван заорал не своим голосом:

– Попал! Я попал! Шарахнул гадину! – и, откинув дубину в сторону, как был в одежде, сиганул в реку.

Волк с интересом наблюдал, как чуть ниже по течению Ванька выбирался на берег, прижимая к груди приличную полуметровую щуку.

– Хорошенько ты её, видать.

– А то! Я, Серый, смотрю – плывет. Да так близко к поверхности! А я как раз замахнулся, совпало, понимаешь? Ну, я её шмяк! А она и всплыла. Её, правда, течением понесло. Недаром же я полдня с дубиной тут простоял? Прыгнул, поймал. Вот она, красавица! Будет рыбка у нас на обед, Серый!

Щука, лежащая в траве, конвульсивно дернулась, открыла глаза, затем рот, и спросила:

– Мужик, ты очешуел, что ль?

– Да! – сказал Ваня. И только в следующее мгновение у него отвисла челюсть.

А еще через миг он уже орал благим матом:

– Серый!!! Оно разговаривает! Гля! Говорящая! Рыба!

– Хм. Я, значит, когда заговорил, тебя это не удивило… – Волк обошёл рыбину кругом. – А как рыба заговорила, так у тебя паника.

– Киньте меня в реку, суки! Дышать же нечем! – подергиваясь на траве, потребовала рыбина.

– А! Глянь! Глянь! Она опять говорит! – вновь заорал Ванька.

– Да вижу, – Серый Волк склонил голову на бок и поинтересовался у трепыхавшейся щуки. – А позволь-ка полюбопытствовать, что нам за это будет?

– Ну, стандарт будет! Серый, а то ты не знаешь! Кидайте давайте в воду!

– Какой стандарт? – склонив голову на другой бок, продолжал допытываться Серый Волк.

Ванька, стоя рядом, с отвисшей челюстью наблюдал за сюрреалистической картиной – диалогом рыбы и зверя.

– Три жела… ла… ания испол… исполню… – просипела рыбина, едва шевеля жабрами.

– Идёт! – Волк весело, будто щенок, подпрыгнул на месте и заорал на Ивана. – Давай в воду её бегом!

Ванька, находящийся под впечатлением, опрометью бросился к рыбине, подхватил в обе руки и швырнул в речной поток.

Щука, очутившись в родной стихии, несколько раз вильнула из стороны сторону, ушла на дно, затем поднялась на поверхность. Высунула голову из воды и сказала:

– Я, мужик, с тобой ментальный контакт установлю.

– Чего она со мной сделает? – спросил Иван у Волка.

– Слушай, дурень, не перебивай.

– Как захочешь желание исполнить, просто вслух его произнеси, – продолжала щука. – Главное в начале сказать: «По щучьему веленью, по моему хотенью…», а потом само желание. Только заковырка одна есть. Желание тоже в рифму произнести надо. И желательно размер стихотворения выдержать. Понял?

– Нет, – признался Иван.

– Ладно, Серый тебе объяснит, – сказала щука, вильнула хвостом и ушла в воду.

– Я вот не понял, Серый, мне сейчас удача улыбнулась, что ль?

– Дурак дураком, – тяжело выдохнул Серый Волк.

***

Где-то в лесу раздавался звонкий детский голос, напевавший что-то неразборчивое.

– Это что это? – спросил Иван.

– Откуда ж я знаю? – ответил Волк. – Пойдем, посмотрим.

Пробравшись сквозь заросли какого-то кустарника, Ваня и Волк вышли на тропинку.

Волк повёл носом и сказал:

– Пирожками пахнет.

Из-за поворота показалась девочка с корзинкой.

– От неё пирожками пахнет, – мотнул Серый Волк головой в сторону девочки.

– А! – просиял Иван. – Так у неё в корзинке пирожки!?

Волк фыркнул, подавившись смешком.

– Вань, ты… – Волк замялся, подбирая слово, но так и не нашел. – …точно не притворяешься?

– Кем? – удивился Ваня.

Девочка заметила Волка с Иваном и сбавила темп, попутно уменьшив громкость.

– Здравствуй, девочка, – поздоровался Иван.

– Здравствуйте, дяденька.

– Ты чего это одна по лесу ходишь? – поинтересовался Ваня. – Не страшно?

– Нет! Лес-то родной! Я тут каждый кустик, каждую извилинку на тропинке знаю.

Девчушка была – сама наивность.

– А куда идешь-то, милое создание? – спросил Волк.

– К бабушке. Пирожки несу. Маме сон плохой приснился, так она напекла пирожков и говорит, пойди-ка, проведай бабушку, узнай, всё ли у неё в порядке.

– Как зовут тебя? – вновь проявил любопытство Серый Волк.

– Маша Шапкина.

– А-а-а-а! – протянул Серый Волк. – Ну, счастливого пути, Машенька.

– Спасибо, – поблагодарила Маша и зашагала по тропинке, размахивая корзинкой с пирожками.

– Плохо дело, Ваня, – растерянно произнес Серый Волк, когда девочка отошла на приличное расстояние.

– Любящая внучка идёт проведать бабушку, несет ей пирожки! Чего ж плохо? – изумился Иван.

– А того ж плохо, что бабушка преставилась сегодня утром.

– Откуда знаешь? – посерьёзнел Иван.

– Сорока на хвосте принесла, – серьёзно ответил Волк. – Сороки, они, сам знаешь, болтливые.

– Надо что-то делать, Серый! Жалко ж девчушку! Давай к бабушке бегом!

– И?

– Ну, на месте и определимся!

– Простота и гениальность твоих планов вгоняет мой разум в состояние ступора, – пожаловался Серый Волк. – Маша Шапкина по самой короткой дороге идет. Ну, из существующих. Раньше неё мы не успеем, будем сзади красться – еще заподозрит чего. А обогнать – так еще скажет потом, что это мы её бабушку на тот свет отправили.

– По щучьему веленью, по моему хотенью, деревья не мешайтесь, пред нами расступайтесь! – вдруг выдал Иван.

«Желание принято и исполнено. Осталось два желания». – Раздался в голове Ивана голос волшебной щуки.

– Ваня! Ты не безнадёжен! – восхитился Волк.

– Давай, Серый, дорогу показывай!

И они побежали. А деревья, повинуясь стишку, покорно расступались в стороны, возвращаясь на место почти сразу после того, как Серый Волк и Иван Дурак пробегали мимо.

– Надо было и про кусты сказать, Ваня! – получив на бегу очередной веткой по морде, сказал Волк.

– Надо было! – согласился Иван. – Но сказал, как сказал.

Дорога действительно оказалась короткой.

Бабушкин домик стоял с открытыми нараспашку дверями, будто приглашая войти.

– Мы на много её обогнали, Серый?

– Не думаю. Но минут пять у нас есть.

***

Бабулька лежала в своей кровати, укрытая одеялом, и будто спала.

– Ну? Прибежали. Дальше чего?

– Эм… – задумался Иван, глядя на труп старушки в чепчике. – А если… По щучьему веленью, по моему хотенью, бабуленька давай скорее оживай!

«Запрос отклонен, – зазвучал голос щуки в голове у Ивана. – Желания распространяются только на неодушевленные предметы».

– Сука ты, а не щука! – в сердцах вскрикнул Иван. – Второй раз поймаю – точно съем! Сырую! Без соли! Что ж делать-то, Серый?

– Есть вариант, – задумчиво проговорил Серый Волк. – Однако далеко бежать. Долго, даже если деревья расступаться будут.

– Да не томи, Серый, говори!

Вдалеке уже раздавался звонкий голос Маши Шапкиной, распевавшей веселую, под стать погоде, песенку.

– Замок Кащея. Живая и мертвая вода там.

– Знаю! Знаю! – обрадовано заговорил Ванька, схватил лежавший у двери коврик, отряхнул от пыли и проговорил: «По щучьему веленью, по моему хотенью, пригодным для полета ковром стань самолётом!»

«Запрос отклонен. Сформулируйте желание конкретно. Укажите в заклинании предмет, на который должно быть направлено волшебное вмешательство».

– А, чтоб тебя! – в сердцах выругался Ваня и выбежал вместе с Серым Волком во двор.

Пока Иван бормотал себе под нос, перебирая рифмы, Волк нашел во дворе пенек, встал на него передними лапами, оттолкнулся задними, перекувырнулся над пнём – раздался хлопок, и с другой стороны пня упала бабушка Маши Шапкиной.

– Сегодня, Ванечка, не полнолуние, – прошамкал Волк в бабушкином обличьи. – Минуток десять у меня в таком облике…

– По щучьему веленью, по моему хотенью, ковер, что у меня в руках, стань быстро самолётом, нах! – выдал Иван.

«Желание принято и исполнено. Осталось одно желание».

***

– Бабуля, я пришла! – донесся звонкий голос от калитки.

Серый Волк в бабушкином обличье как раз утрамбовал бабкин труп в шкаф и, резво метнувшись к кровати, напялил на себя чепчик и укрылся одеялом.

– Заходи, внученька, – голос Бабушки-Волка подрагивал.

– Здравствуй, бабушка.

– Здравствуй, внученька.

– Я тебе пирожков принесла.

– С мясом? – спросил Бабушка-Волк, чтобы хоть что-то спросить.

– С мясом? – удивилась Маша. – Ты ж не любишь с мясом!?

– Да вот… – замялся Бабушка-Волк. – захотелось чего-то вдруг.

– Бабуль, с тобой всё в порядке? А как же твой вегетарианский образ жизни?

– Да ну его нахрен, этот вегетарианский образ жизни! – вконец растерявшись, ляпнул Волк.

– Ой! Бабушка, ты почему ругаешься? Ты не заболела? А то маме сегодня сон плохой приснился, будто у тебя страшные волчьи зубы, страшный волчий нос, страшные волчьи уши…

– Нормальные у меня уши! – возмутился Волк, продолжая нервничать.

– Ты сегодня корвалол пила, бабушка? А то что-то ты нервная какая-то. С тобой точно всё в порядке?

Волк, ни разу за всю свою волчью жизнь не попадавший в такие идиотские положения, стал нервничать еще сильнее.

– Нормальный я! – еще немного повысив тон, выкрикнул он.

Маша подозрительно посмотрела на него и сказала:

– Давай-ка бабушка, температуру измерим! Где градусник?

– Где обычно, – выкрутился Серый.

Маша прошла в соседнюю комнату, открыла дверцу шкафа, из которого на неё кулём свалился бабушкин труп. Девочка завизжала, Бабушка-Волк откинул одеяло и кинулся в комнату.

Увидев двух бабушек (одну живую и одну мертвую), девочка завизжала еще сильнее. И в этот момент раздался хлопок. Живая бабушка на глазах у внучки превратилась в Волка. Психика девочки не выдержала, и, внезапно перестав визжать, Маша Шапкина хлопнулась в обморок.

***

– Ну что, Серый, нормально всё? – поинтересовался Иван, влетая в домик и размахивая двумя склянками с жидкостью. – Я принес! Ох, и грязища там! Запустение, пыль. Сад зарос, замок паутиной покрылся весь…

– Вань, – меланхолично прервал его Волк, – девочку, вполне вероятно, в дурдом свезут.

– Свезут, не свезут. Давай бабку оживлять!

Перетащив труп на кровать, Ванька приоткрыл бабкин беззубый рот и плеснул из первой склянки, бормоча себе под нос:

– Мертвая, чтобы кости срослись, – затем откупорил вторую склянку и влил её содержимое туда же. – Живая, чтоб к жизни вернуть.

И бабка вдохнула.

***

– Вот видишь, всё с ней нормально, – разглядывая из кустов Машу Шапкину, увлеченно играющую с куклой на крыльце, сказал Ваня. – А ты переживал! Ну кто детским россказням поверит-то? Мужик с говорящим Волком, мертвая бабушка в шкафу...

– Знаешь, Ваня, – Волк почесал лапой за ухом, – есть такая поговорка: с кем поведешься, от того и наберешься.

– И чего? – не понял Иван.

– Ты умнеешь, Ваня. Не по дням, а по часам.

– Так это ж хорошо!

– А я, исходя из этой поговорки, тупею, кажется.

– Да брось ты, Серый!

– Знаешь, я ведь, когда в бабку обернулся и с Машей разговаривал, я же не знал, как себя вести даже. Что говорить, как отвечать. Меня будто заклинило. Я такую ахинею нес…

– Ну получилось же всё? Да? – Иван заговорщицки толкнул Волка локтем в бок.

– Получилось, – согласился Серый Волк слегка повеселевшим голосом. – Кстати, а ты третье желание на что потратил-то?

– На коврик.

– Коврик же – второе было!

– Ну не забирать же его у бабульки! Я ему и сказал, что мол, по щучьему веленью, по моему хотенью, ковер, ебёна мать, хорош уже летать.

– Вот, знаешь, Ванька, – совсем повеселел Серый Волк. – Нормально всё! Отлично! До тех пор, пока ты так рифмы придумываешь, я себя дураком не буду чувствовать!

– Правда? А вот послушай тогда…

– И вот так с утра до ночи.

Волк, Ваня и Маша Шапкина заглядывали в окно бабушкиного домика. Внутри происходило странное.

Бабушка, совсем недавно еле передвигавшаяся по дому, стоя в центре комнаты, дергалась, выполняя рваные резкие движения, напоминающие тектоник паралитика, напрямую подключенного к розетке, и замогильным голосом бормотала что-то на странном языке.

– Латынь? – сам себя спросил Волк, и уже обращаясь к Ивану: – Ванька, дурака кусок, а ты точно правильную воду взял?

– Какая была, – лаконично ответил Иван.

– Блядь, – ещё более лаконично описал своё отношение к происходящему Серый.

Бабуля тем временем стала дергаться совсем хаотично, а из окошка потянуло серой.

– Бабка воздух испортила, что ль? – предположил Ваня.

– Сук-к-ка, – тоскливо протянул Волк, – как же всё непрофессионально...

– Latine scriptum est! – грубым скрипящим голосом прокричала бабушка Маши Шапкиной и растворилась в яркой вспышке света.

– Нихуя себе! – выразила восхищение увиденным Маша.

Иван, не менее удивленный случившимся, не заметил, что девочка ругнулась матом и поучительным тоном пояснил:

– Это, Машенька, называется иллюминация.

На этот раз Серый Волк ничего не произнес. Он просто приложил лапу ко лбу, проверяя, не поднялась ли у него температура.

Накал абсурдности, тем временем, возрастал. В воздухе прозвучал набор звуков, похожий на замедленно проигрываемую в обратном направлении пластинку, в комнате опять полыхнуло, и нервно дергающаяся бабка снова очутилась на том самом месте, с которого исчезла несколько мгновений назад.

– Не, ну ты видал! – спросил Волка Ваня.

Серый Волк в ответ устало застонал.

Следующих десять минут ситуация повторялась как под копирку: бабка то появлялась, то исчезала, внучка восхищенно материлась, а Ваня с умным видом комментировал, называя вспышки, в которых исчезала бабушка, то всплесками энергии, то магическими проявлениями потустороннего, то пиротехническим эффектом. И, что характерно, ни разу не повторился. А когда Маша наконец-то сообразила спросить, почему такое происходит, со свойственной ему прямотой ответил:

– Да хрен его знает. У нас, вон, Волк по этой части соображает. Серый, объясни девочке, почему ее бабушка мигает, – попросил он.

– Потому что стробоскоп, – пробормотал Волк, погруженный в собственные мысли.

– Стробо… что?

– Стробо-иди-ваня-в-жопу-скоп! – и уже спокойным тоном: – Дай мозги в кучу собрать, а?

От бабушкиного домика все так же доносились хлопки и виднелись вспышки, сигнализирующие о том, что старушка то исчезает, то появляется. Троица сидела на солнечной поляне. Точнее, сидели Маша с Ваней, а Серый Волк расхаживал из стороны в сторону и вслух размышлял.

– Сера? – несколько шагов, – Допустим. Но почему? – еще несколько шагов, – В большинстве мифологий сера является признаком прихода дьявола или открытого портала в ад… – разворот на месте и несколько шагов в обратную сторону. – Тогда почему бабка мерцает-то? – сел, почесал лапой за ухом. – Возможно, такой эффект дает Ванина моча, которой он живую воду разбавил. Тогда почему пахнет не аммиаком? А главное, как всё это исправить…

Маша в это время закидывала Ивана вопросами.

– Вань, как ты думаешь, а если у русалки и осьминога будут детки, как они будут называться?

– Да откуда ж мне знать?

– А ты представь. Давай вместе представим.

– Осьмисалки? – предположил Иван.

– А почему?

– Маша, ну ты же сама попросила представить. Я и представил.

– Ну а почему осьмисалки-то?

– Я взял первую часть слова «осьминог» и вторую часть слова «русалка». Вот и получилась осьмисалка.

– А почему не русаног тогда?

– Ну, – согласился Ваня, – пусть будет русаног.

С одной стороны от Машиных вопросов у него уже болела голова, а с другой, Иван не хотел сбивать Серого Волка с мысли, потому что интуитивно чувствовал: без посторонней помощи со всем этим не разобраться. И потому смиренно отвечал на Машенькины вопросы.

– А как они будут выглядеть? – оторвал его от размышлений очередной вопрос.

– Кто?

– Ну, осьмисалка и русаног твои.

– А почему мои?

– Ну ты же их придумал! – и не дав Ваньке ответить, сменила тему: – А если мне приснилось, что мой сон не сбудется, то он сбудется?

– Кто сбудется? – растерянно спросил Ваня. Ему хотелось расплакаться.

– Короче говоря, Ваня, – прервал его страдания Волк, – план такой: ты сейчас идешь к речке и каким хочешь способом разыскиваешь волшебную щуку.

– Да! – радостно согласился Иван, подскочил и побежал в чащу.

– Стой, дурак!

– Стою, – дрожащим голосом согласился Иван и, не оборачиваясь, замер. Больше всего он боялся, что Волк попросит его взять девочку с собой.

– Расскажешь щуке про то, что с бабушкой происходит, и спросишь, может ли она стабилизировать бабку в нашем измерении.

– Ага, – согласился Иван, не оборачиваясь. И вновь побежал.

– И про осьминога с русалкой спроси! – крикнула ему в спину Маша.

Волк, тем временем, усадил Машу на спину и побежал в Кащеев замок – изучать библиотечные фолианты в поисках объяснения проблемы, а затем и её решения.

***

Иван решил действовать по классической схеме: вперед-вперед-вперед, а если не получается, то вперед.

– Щу-к-а-а-а-а! – заорал он, как только добрался до берега, за что тут же огреб от рыбачивших подле мужиков, но понимая, что поставленную задачу выполнить необходимо, отдышался, прямо на берегу последовательно выписал пиздюлей всем рыбачащим, включая тех, кто в его избиении участия не принимал, и вновь заорал:

– Щу-к-а-а-а-а!

После седьмой или восьмой попытки призвать волшебную рыбину, психанул, приспустил штаны и стал мочиться в реку, продолжая призывать щуку.

– Выходи, а то всю воду попорчу! – кричал парень, выписывая простенькие узоры на речной глади.

И щука, таки, появилась.

– Прекращай! – потребовала она, щелкая челюстью. – Караси уже на стенку лезут!

Выяснять, откуда в реке стены Ваня не стал, но воду поганить прекратил.

– Вопрос есть, – сообщил он щуке, заправляя детородный орган в штаны.

– Какой?

– С чего это бабку накрыло и как порешать?

– В смысле? – вытаращила глаза щука.

– В прямом! – Ваня набрал воздуха в легкие и на одном дыхании выдал: – Внучка в панике, волк обескуражен, а бабка – мерцает. Серый говорит, что стробоскоп виноват.

– Шта? – вопросительно булькнула щука. – Какой стробоскоп?

– Который мерцает!

– Вань, вот понятнее не стало. Можешь как-то более развернуто рассказать?

И Ваня, как мог, объяснил.

***

– Ну-ка, переверни-ка страничку, – попросил Волк.

Серость Кащеева замка не добавляла в ситуацию позитивных ноток.

– А про что книжка? – поинтересовалась Маша Шапкина, выполняя просьбу.

– Про магию, Машенька.

– Про магию? – выпучила глаза девочка. – Это когда заклинания всякие произносишь и можешь наколдовать себе сколько угодно конфет?

– И про такое тоже.

– Обалдеть! А можно же и не только конфеты наколдовать?

– Угу, – буркнул Волк, не отрываясь от книжки.

– Можно, например, корзинку заставить саму летать к бабушке, – мечтательно протянула девочка.

– Угу. Переверни страничку.

– А можно сделать так, чтобы колобок крепче камня стал?

Волк недоуменно посмотрел на Машу.

– Зачем?

– Да ты понимаешь, – девочка скорчила гримасу, подбирая слова, – дедушка с бабушкой уже старенькие. Они раз в неделю его пекут, а он убегает. И каждый раз одно и то же. Колобок куда-то бежит от них, а его съедают. Дедушка с бабушкой погорюют-погорюют, а потом нового пекут.

– А твердым его делать зачем?

– Ну ты что! – Маша посмотрела на Волка, как на идиота. – Звери об него зубы поломают, а съесть не смогут. Он погуляет-погуляет, а потом к бабушке с дедушкой вернется.

– Чтобы они об него зубы сломали?

– Н-да... – по-взрослому насупилась девочка, – как-то я об этом не подумала.

– Переверни-ка страничку.

Какое-то время Волк читал в тишине, нарушая ее лишь просьбой перелистнуть дальше. Маша разглядывала мрачные стены библиотеки и стеллажи с книгами, размышляя о чем-то. Потом осторожно спросила:

– А есть такое заклинание, чтобы круглое квадратным сделать?

– Зачем? – не понял Волк.

– Ну, чтобы он не укатился никуда.

Серый отодвинул книгу в сторону и спросил девочку:

– А чего ты так о нем переживаешь?

Маша пожала плечами, как бы показывая, что сама не знает. Но ответила:

– Неправильно это. Одно и то же, одно и то же. Раз за разом. Нужно что-то поменять, чтобы однообразия не было.

– Ну, хорошо, – согласился Серый Волк, – вот у тебя с бабушкой что-то происходит непонятное, однообразия не стало, разнообразие появилось, так лучше?

– Ну конечно! – обрадовано согласилась Маша Шапкина. – Тем более, вы с Ваней обязательно справитесь. Я в вас верю!

И по-детски доверчиво обняла Волка.

***

Встретились на той же поляне. Иван пересказал Волку, что заклинания щуки не взаимодействуют с биологическими объектами, что даже если попытаться применить рыбью магию к живому существу, эффекта не будет и сработает ментальная блокировка энергетического посыла, не позволяющая направленному желанию выйти за пределы ауры загадывающего.

Но в устах Вани это прозвучало немного проще и короче:

– Щукины колдунства такое не могут, – заявил он и добавил: – Я ей верю.

– Ну а по живой и мертвой воде расклад такой, – в свою очередь поделился Волк, –изменения в составе любой из чаш не рекомендованы, потому что вода в них облучается энергетическими потоками определенных параллельных измерений, придавая тем самым необходимые качества. То есть, даже если совсем немного изменить параллельные миры, из которых берется энергия для обработки, эффект уже будет нестабильным. А ты в нее отлить умудрился. Вот, видимо, моча твоя и произвела побочный эффект…

– Эффект производит, ага, – согласился Иван. – Щука говорит, что караси от нее на стену лезут.

– На стену лезут?

– Ну, я щуку струёй призывал…

– Струёй?

– Там долго рассказывать, – отмахнулся Иван. – Главное, щука тебе вот чего передала.

И протянул серому Волку колбу с бледно-зеленой, маслянистой жидкостью.

– Что это?

– Щука по-умному всё объясняла. Че-то там перорально единоразово или как-то так. Я дословно не запомнил. Короче, напоить этим бабку надо, – Иван почесал затылок. – Только, как ее напоить, ежели она – стробоскоп?

– А стробоскоп ты запомнил, – досадливо пробормотал Волк.

– Слово красивое! – расплылся в довольной улыбке Иван. – Стро-бо-скоп! Как будто заклинание какое!

– Ну да ладно. Стабилизировать бабулю можно, если блок между мирами поставить, когда она в нашем измерении будет. В книжке написано, что побьется о магическое препятствие, да и успокоится, в конце концов. Но, Ваня! – Волк посмотрел напарнику в глаза, – момент нужно очень четко поймать.

– Да не переживай, Серый! Сделаем всё как надо! В первый раз, что ль!

Веселая Ванькина радость уверенности Волку не прибавила. Но за дело принялись. Замерили периодичность бабкиных появлений и исчезновений. Сначала считал Иван, но вскоре его сменила Машенька, потому что Ваня постоянно отвлекался на яркие вспышки и сбивался со счета. Выяснилось, что бабушка трижды «мигает» очень быстро, затем трижды появляется на более длинные, но одинаковые промежутки, потом снова три коротких появления, а после них длительная пауза.

– На втором длинном и поймаем, – решил Волк. – Маша, книжку неси.

Девочка приволокла массивный фолиант и открыла на том месте, где была закладка.

– Это вы у Кащея взяли?

– Ну ему-то теперь без надобности. Он же ж водички по твоему рецепту попил… – съязвил Волк. И обращаясь к Маше Шапкиной: – Вот такой рисуночек на полу изобразишь, только большой? Так, чтоб бабушка прямо в центре него оказалась.

Девочка кивнула, достала из кармашка мелок и принялась выводить на полу комнаты пентаграмму, время от времени сверяясь с книжным рисунком и старательно повторяя все, как она сама их называла «закорлючки». Волк остановил ее, когда до завершения основного круга оставалось всего пара сантиметров, объяснив, что дорисовать их нужно, когда бабушка появится второй, «длинный» раз.

Ваньке вручили пробирку и наказали, не мешкая, как только Волк закончит читать, вливать зеленую жижу бабке в рот. Однако когда момент настал, всё, естественно, пошло не по плану. Волк отбарабанил заклинание без запинки. И это идеально совпало с моментом, когда Машенька замкнула пентаграмму. А вот Ваня…

Шагнув с пробиркой в круг, приблизительно в то же время, когда девочка доводила до ума рисунок, парень схватился за бабушкину руку и исчез. Затем появился. Снова исчез. Три коротких, три длинных, три коротких. Вновь отчетливо запахло серой, а бабка кулём свалилась на пол.

– Любить тебя вскользь, – в сердцах ругнулся Волк и уселся на пол.

Он растерянно смотрел на мерцающего в центре комнаты Ивана, который пытался что-то объяснить в короткие мгновения материализации.

– Тут дем… бушка пере… в нас вселяя… сама сейчас расскажет… на время отключат, чтобы… он лучше объяснит, чем… Дисконнект. Дисконнект. Дисконнект.

И, перестав мерцать, завис в воздухе.

Бабка встала, бодренько отряхнулась и сообщила, глядя на внучку:

– Я знаю магию, – пафосно взмахнула руками, что-то пробормотала и теперь, кулем на пол рухнул Иван.

Серой запахло еще сильнее. Бабка повела носом. Повернулась в сторону Серого, втянула воздух ноздрями еще раз. Посмотрела на валяющегося в центре круга Ивана и пробормотала хрипло:

– Самому с собою рядом, самого себя видеть не надо, – вновь перевела взгляд на Волка. – Разум в глупости отражается, от того и вместе сплетаются.

– А? Э... Что? – помотав головой, будто прогоняя наваждение, спросил Серый Волк.

– По разные стороны зеркала окажешься – от этого мира откажешься, – игнорируя вопрос, произнесла Машина бабушка и вновь рухнула на землю, а Ванька, как ни в чем не бывало, матерясь, вскочил на ноги, кинулся к ней, разжал бабульке челюсть, да и вылил зеленую жижу из пробирки ей в рот.

– Дурак, но ответственный, – констатировал Волк.

Бабка закашлялась, открыла глаза и, увидев склонившегося над ней Ивана, залепила ему звонкую пощечину.

– Ай! – прокричал Иван, вскакивая на ноги и хватаясь за щеку.

– Ты хто такой!? – прошамкала бабуля.

– Добрый молодец я! – обиженно объяснил Ванька, держась за щеку.

– Добрый? – с подозрением спросила старушка, поднимаясь с пола. – Так какого рожна тогда на бабушку залезть хотел?

Волк захихикал, оценив шутку. Бабушка оправила платье, поправила чепчик, оглядела комнату и спросила у притихшей в углу внучки:

– Машенька, что за бардак тут творится? Что это вы за значки-кружочки-буковки нерусские накалякали тут на полу?

– А мы… – внучка на мгновение растерялась, но быстро нашлась, что ответить: – играли тут…

– В магию? – хитро спросила бабушка и подмигнув девочке, пообещала: – Наиграешься еще, в магию-то. Вся жизнь впереди. Кстати, чего это стемнело так быстро? Мне, наверное, плохо стало, я на пол и бухнулась?

– Да, бабушка, – вновь подхватила Машенька, – ты сознание потеряла, а я Ваню с Волком позвала на помощь.

– Гляди ж ты! – хлопнула в ладоши бабушка. – Второй раз меня уже спасают. Молодцы какие!

А затем бабушка выгнала всех на крыльцо. Потому что, по ее словам, чувствовала себя великолепно и сегодня была намерена напечь пирожков сама.

– Что это было Серый? – усевшись на крыльцо, спросил Ваня. И не дожидаясь ответа, принялся сбивчиво рассказывать: – Я как бабки коснулся, как вспыхнуло всё. А когда промогрался, смотрю, огонь везде, жарища, черти бегают рогатые. Один, здоровый самый, подошел ко мне да как заорет: «куда вы сегодня все без очереди!?». Представляешь?

***

– Куда вы сегодня все без очереди!? – недовольно прорычал демон. – Вторая за сегодня!

– Не вторая, а второй! – возразил Ваня.

Но демон, будто его не услышал. Перекинув лопату в другую руку, он заорал куда-то в сторону:

– Мефик, ну что за нах?! Мало того, что нас от непосредственных задач оторвали, так еще и работу подкидывают постоянно.

Откуда-то появился щуплый человечек, взял демона под локоть и успокаивающе направил в сторону гигантских котлов, стоящих на огне.

– Тебя он не тревожит пусть. Иди, иди, я разберусь, – пообещал он хрипло.

– Тебе лишь бы лопатой не кидать, рифмовалка хренова, – буркнул демон, но все-таки пошел к котлам.

Тот, которого назвали Мефиком, проигнорировал замечание демона и представился Ивану:

– Ну, что, знакомиться давай, мне свое имя называй.

– Иван…

– Прекрасно. Мефистофель. Во благо делать зло – мой профиль.

Иван отошел от первого шока и сформулировал свой первый вопрос. И вопрос этот был не «где я?».

– А стихами разговаривать обязательно? – спросил он.

– Да я готов от рифмы отказаться вроде, но, к сожалению, таким меня придумал Гете. Надеюсь, что тебя не напрягает.

– Да, с мысли, понимаешь ли, сбивает, – ответил в цвет Иван и, испуганно прикрыв рот рукой, спросил: – Это, чо, заразно?

– Порою даже рядовые бесы, со мною пообщавшись, в рифмы лезут. А как тела людские заселяют, то в них играться рифмой продолжают. Примером ярким служат Крид и Face. Да и другие в нашем списке есть, – Мефистофель сделал паузу и сменил тему разговора: – Но хватит в этом шлаке ковыряться, ответь, зачем вы стали появляться?

– Кто «мы»?

– Ну, ты и Маши Шапкиной бабуля.

– Она что, тоже здесь?

– Мерцает, хули… – Мефистофель кивнул в угол, где в ярких вспышках то появлялась, то пропадала Машина бабушка.

– Да мы ее хотели вообще-то спасти, потому что мертвую и живую воду как-то не так ей влили, – затараторил Иван, не давая собеседнику вставить слова, потому что от рифмованного диалога у него начинала болеть голова, – но я водицу попортил слегка. А о том не подумал, когда вливал. И бабка мерцать начала. Серый говорит, что она – стро-бо-скоп.

– Постой-постой-ка, дай-ка взять мне в толк. Твой друг по кличке Серый – Серый Волк? Ах! Эка невидаль! Такого мы не ждали, – Мефистофель отодвинул от себя Ивана, разглядывая: – Да вы ж как стороны одной медали!

Ваня ничего не понял, но поспешил заверить, что Серый Волк – хороший. Все так же тараторя, рассказал Мефистофелю о том, при каких обстоятельствах они познакомились, и о том, как Волк помог Ивану выкрутиться из некоторых щекотливых ситуаций.

– Ну вот теперь мне всё понятно! Волк, хочет, говоришь, обратно?

Ваня кивнул.

– Я б мог с тобой ему инструкции подробные послать, но ты напутаешь, тебе это как пальцы обоссать. Побудь-ка здесь, а я сейчас вернусь…

Мефистофель вприпрыжку побежал к бабушке и в прыжке превратился в темный туман, впитавшийся в бабушку Маши Шапкиной. А Ваня, сам того не заметив, закончил очередное четверостишие:

– Вот чудеса! Я точно ебанусь!

Спустя какое-то время туманное облако покинуло бабульку, а сама она растворилась в воздухе. Туман же, подплыв к Ване, сгустился и снова стал Мефистофелем.

– Рифмуя внятно донести, увы, проблема. Как смог, так разъяснил, поймет он постепенно. Теперь тебя пора обратно отправлять… – демон провел перед парнем рукой, в глазах Вани зарябило и перед тем, как исчезнуть из ада, он в последний раз подыграл демону, прокричав в рифму с его последней фразой:

– Ах бога-душу-гроба-сердцу-мать!

Мефистофель пожал плечами и произнес в пустоту:

– А автор вашей сказки – идиот. Мне очень странно, что веществ не жрёт.

Но этого Иван уже не услышал.

***

– Жарко там и непонятно, – закончил рассказ Иван, потягиваясь и зевая одновременно.

Из дома доносился запах сдобного теста. Молча слушавшая девочка, наконец, подала голос:

– Так всё это приключение из-за Вани произошло? – восторженно спросила она.

– Ну, не совсем, – замялся Волк.

– Вот не надо со мной, как с дурочкой! – топнула ножкой Маша Шапкина. – Я всё помню! И как бабка из шкафа вывалилась, и вы её труп живой и мертвой водой поили. Я, может и маленькая, но не тупая же!

Ваня с Волком переглянулись, совещаясь одними глазами. И, в конце концов, Иван с некоторой обреченностью кивнул. Зверь, набрав воздуха в грудь, принялся объяснять:

– Видишь ли, Машенька, в оригинальной истории твою бабушку вообще-то съел волк, ему вспороли брюхо лесорубы и освободили ее. А тут она почему-то сама умерла.

Маша Шапкина была не по годам сообразительной девочкой и с фантазией у нее всё было в порядке, но мысль о вариативности одной и той же истории, судя по всему, в голову ей не приходила. До этого момента.

– В смысле, в оригинальной?

– То есть, всё остальное тебя не удивляет?

– Да погоди ты! Что значит «в оригинальной истории»? Есть еще и неоригинальные?

– Ну да.

– И если в оригинальной истории, – Маша ткнула пальцем в Серого, – ее съел ты, то значит мы не в оригинальной?

– Ну, это как посмотреть.

Широко открытые, недоумевающие глаза девочки наводили на мысль о том, что ей еще не всё понятно, но уже очень интересно.

– Ну, начать, наверное, нужно с того, что я не волк, – начал Серый, но видя, как Машины глаза округляются еще больше, поправился: – Точнее, не совсем волк.

В то, что Серый уснул с книжкой в руке, а очнулся здесь, в волчьей шкуре, Шапкина поверила сразу. Идею придуманных миров приняла легко. Возможность путешествовать между фрагментами этих миров – заинтересованно. Но вот с чем она не могла смириться, так это с отсутствием возможности путешествовать между ними по собственному желанию.

– Но ведь вы с Ваней попадаете в истории, которые, по твоим же словам, не могут пересекаться между собой.

– Ну… да, наверное, – неуверенно согласился Волк.

– Значит, все-таки можно?

Волк выглядел растерянным. Иван, как обычно, недоумевающим.

– Да ты понимаешь, какая петрушка, – вновь начал Волк, – это в том мире, где я был человеком, все сказки по отдельности. А здесь – в кучу. Сегодня живая и мертвая вода, завтра – Баба Яга, послезавтра нам волшебная щука попадается. Но я ведь не выбираю.

– А кто выбирает? От кого-то ведь это зависит?

– Ну уж точно не от нас.

– Плохо, – с недетской серьёзностью заявила девочка. – Нужно чтобы у всех была возможность выбора. Как захотел, так и сделал.

– А так, как хочется, почти никогда не получается, – грустно вздохнул Иван. – Такое только волшебники или феи могут. Бац! – и нафеячил так, как тебе хочется.

Глаза Маши Шапкиной засветились нездоровым блеском. Волку такое свечение было знакомо. Это был отнюдь не детский огонек озорства, это была искорка идеи.

– Я, когда вырасту, обязательно стану феей! – заявила девочка.

И бабушка, хлопотавшая на кухне, а точнее, частичка Мефистофеля внутри нее, слышавшая весь разговор через открытую дверь, согласно кивнула.

– Кстати, Ваня, а ты у щуки спросил про детей русалки и осьминога? Как они называются?

– Мутанты, – хмуро ответил Ваня.

– Слышишь? – спросил Серый Волк, навострив уши.

– Что? – дремавший под дубом Иван открыл глаза и тоже прислушался.

– Вой с болота доносится, – объяснил Волк.

– А-а-а... ­– флегматично протянул Иван, махнув рукой, – забей. Там постоянно кто-то воет. Вчера, вон, кикимора в капкан попала – выла, позавчера леший поганок поел, тоже выл.

– От поганок?

– Знаешь, – доверительно сообщил Ваня, пытаясь вновь примоститься под деревом, – пробовал я те поганки. Так живот крутит, что только выть и остаётся. Да и видения всякие, опять же. Не, лучше мёд хмельной пить.

Иван, наконец, удобно устроился, подложил котомку под голову, закрыл глаза и расслабленно продолжил:

– А еще раньше – водяной завывал. Но ему просто скучно было. Ты знаешь, Серый, жил бы я на болоте, так непрерывно выл бы. Развлечений никаких же.

– А какие ж могут развлечения на болотах-то быть? – задал рассудительно-риторический вопрос Волк.

– Вот и я ж говорю! – обрадовался Иван. – С тоски воют. Или с грибов.

– Но только, знаешь, Ваня, то, что сейчас завывает, как-то по душе скребет нехорошо.

– Гы, – осклабился Ваня, – волчара волкА слышит издалека? – и по дружески толкнув Серого локтем: – да я ж шучу, Серенький!

– А пойдем-ка, Ваня, проверим-ка? – не то предложил, не то попросил Волк, вставая и отряхиваясь. – Что-то смущает меня. Понять пока не могу, что именно.

***

– Задолбало! – бокал разлетелся об стену, осыпав коллекцию кактусов на полочке дождем осколков. – Да сколько, блин, можно-то?! Питера Пэна утешай-успокаивай, зубы каждую ночь собирай, денежку под подушку клади... Я у лепрекона мелочь клянчить уже задолбалась. А он же ж жмотяра еще тот!

Фея огляделась в поисках очередного метательного предмета и потянулась к стоящей на столе бутылке. Бабушка Маши Шапкиной не по-старушечьи ловко выхватила ее и отодвинула на край стола.

– Шардане, моя прелесть, не трожь. Как допью, так пузырь разобьешь.

– И ты еще, сука, со своими рифмами! – фея в припадке истерики топнула ногой. – Задолбали все!

– Если б знала, как с внучкою Машкой разговаривать в прозе мне тяжко. Ведь девчушка не подозревает, что в бабуле мой дух обитает.

– Прекрати!

В старушку полетела хрустальная туфелька, но та, ловко поймав обувку, спокойно поставила обувку на стол и продолжила говорить, сдерживая стихотворные порывы.

– Прошу тебя, не стоит психовать. Я предлагаю…

– Нахуй всё послать! – проорала фея, заканчивая строфу, и швырнула в бабулю волшебное зеркальце, которое было так же ловко поймано и поставлено рядом с туфелькой. – Ну, прекрати рифмовать, Мефистофель, я тебя умоляю! Ты ж видишь, меня бесит всё…

Бабушка откашлялась, набрала воздуха в грудь и не спеша, делая паузы, чтобы не сорваться на рифму, спросила:

– Так в чем же ярости твоей причина… – еще раз вдохнула и, пересиливая себя, выдавила: – Ты жаждешь отпуска… быть может?

Фея присела на стул, сконцентрировала взгляд на бутылке, которую совсем недавно хотела разбить. Та резко пролетев через комнату, буквально прыгнула ей в руку. Сделав несколько глотков прямо из горла, фея поставила бутылку на стол и спросила старушку:

– Ты видишь, я даже предметы по воздуху плавно перемещать не могу!

Машина бабушка, чтобы лишний раз случайно не срифмовать, кивнула. Затем пристально посмотрела на бутылку с вином и та, оторвавшись от поверхности стола, плавно поплыла к ней. А фея продолжила:

– Этому лесу нужен новый герой.

– Вот, объясни, магическая сила, с чего это ты вдруг уйти решила? – бабушка взяла в руку подлетевшую к ней бутылку, сделала глоток из нее и поставила на стол.

– Да завелось тут в лесу два придурка. Все сказки попортили. Это ж додуматься – щуку по башке дубиной!

– Ванька с Волком, что ль?

– Ага. Как они Змея и Ягу уработали – я вообще не понимаю! А медведь? Медведь-то! Его принцесса должна была расколдовать, а он в нее – влюбиться. Но он тоже дебил-дебилом – додумался малину жрать там, где турнир проходил. Я, ей-богу, точно Кащею помогу рецепт до ума довести. И пусть он изводит всех тут к чертовой матери!

Фея стукнула кулаком по столу так, что туфелька и бутылка на другом его краю подпрыгнули.

– Эк ты разошлась, – буркнула бабушка, придерживая и туфельку и бутылку.

– А ты б на моем месте не разошелся? – выдержала паузу, но так и не дождавшись ответа, продолжила: – Веками порядок в сказках был. Потом, откуда ни возьмись, появляются два обалдуя и начинается форменный бардак.

– Ты про Ваньку с Серым?

– Про них самых.

– Ну, допустим, Серый не обалдуй. Это Ванька ему своими выходками карму портит постоянно, – заметила бабушка.

– Вот скажи, – игнорируя замечание, продолжала фея, – то, что происходит сейчас, сможет детей научить чему-нибудь хорошему?

Старушка пожала плечами.

– Возможно.

– Чему? В брачную ночь супругу законную из окна выбрасывать, да в чаши волшебные мочиться?

Мефистофель в теле бабушки скрипуче и противно засмеялся.

– Дык, хрен его знает, какой станет мораль спустя пару-тройку столетий.

– Короче, я увольняюсь, – заявила фея.

– И куда?

– Создам новую вселенную и буду там жить.

– Капе-е-ец! А мне ты что прикажешь? – протянул Мефистофель в теле бабушки. –Не ожидал я от тебя подобной лажи.

– Машку, вон, учи.

– И научу, коль это будет надо! – хлопнула ладонью по колену бабушка. – Идея мне по нраву.

– Ну и ладно! – радостно воскликнула фея, но поняв, что опять закончила строфу за Мефистофеля, погрозила ему кулаком и продолжила. – Осталось только смерть мою инсценировать.

И Мефистофель в теле бабушки поперхнулся остатками шардане.

– Как?

– Как-нибудь драматично. Люблю хорошее впечатление о себе оставлять.

Спустя совсем немного времени, на более-менее сухом участке прилегающего к болоту леса, морща лицо в трагической гримасе, фея разрушала тишину вечерних сумерек.

– А-а-ы-ы-Ы-Ы-Ы! – завывала она.

Сидевшая на болотной кочке бабушка Маши Шапкиной, а точнее, дух Мефистофеля, поселившийся в ней, с интересом озиралась по сторонам. Она была готова перевоплотиться в любой момент, но пока что составляла фее компанию. Вокруг царила безразличная к происходящему тишина.

– Никто на помощь не спешит, – констатировала старушка. – Так можно долго голосить. По-моему, это очень сложно. Свалить намного проще можно.

– Для трагизма и естественности, – как само собой разумеющееся пояснила фея. – Кто ж поверит, что на главную фею где-то в замке или деревне напали? Да и спасти могут ненароком. А-А-А-А-А-А-У-У-у-у-ы-Ы-Ы!

Наконец, где-то вдалеке затрещали кусты и послышалась задорная ругань. Кто-то ломился сквозь заросли, виртуозно жонглируя матерными конструкциями. Доносящиеся до феи с бабушкой обрывки ругательств могли бы составить достойную конкуренцию некоторым оборотам малого Петровского и большого казачьего загибов.

Фея кивнула старушке и та, кивнув в ответ, распалась серым маревом, которое, меняя форму, трансформировалось в гигантского, собакоподобного зверя со светящейся пастью и зияющими бездонной пустотой глазницами. Фея упала на землю и, продолжая отыгрывать роль, вновь заорала:

– А-А-Ы-Ы-Ы-Ы-Ы!

А в следующий миг на болотную прогалину выскочили двое – человек и зверь.

– Бля, – коротко выругалась себе под нос фея, узнавая в парочке Серого Волка и Ивана Дурака. И, закрыв глаза, сделала вид, что потеряла сознание.

– Сдохни, тварь! – без предисловий прокричал Ваня и, размахивая кладенцом, кинулся на нависшее над феей чудовище.

Монстр, пятясь, отбил первый выпад когтистыми лапами, уклонился от второго и, пропустив третий удар, противно взвизгнул, с глухим хлопком превратившись в облако серого тумана. Туман стал таять, распадаясь похожими на вату лоскутами, после чего, повинуясь невесть откуда взявшемуся лёгкому ветерку, растворился в густых зарослях болотного рогоза.

– Убежало или сдохло? – спросил Ваня, переводя дух.

После минутной паузы, так и не подобрав литературных эпитетов, Серый Волк ответил:

– Да фиг его знает.

Ванин взгляд, поблуждав по зарослям рогоза, наконец, наткнулся на лежащую в беспамятстве фею.

– Дамочка! – позвал парень, помахав рукой перед ее лицом. – А-у!

– В отрубе дамочка, – поставил диагноз Волк.

Ваня стал на колени над женщиной и, приблизив ухо к ее губам, прислушался.

– Живет, но еле-еле, – сообщил он.

– Хватит рассуждать, живет-не живет, – перебил его Волк. – Бери её и погнали к лекарю.

Ваня поднялся, отряхнул колени и, беззлобно матерясь, взвалил фею на плечо. Огляделся и спросил у Волка:

– К царскому?

– А ты еще каких-то лекарей знаешь? – иронично поинтересовался Волк.

Ваня тяжело вздохнул и зашагал сквозь заросли в сторону, противоположную той, откуда появился несколько минут назад.

Наблюдавшая из зарослей рогоза старушка, а точнее, Мефистофель в ее теле, цыкнула зубом, хлопнула ладонью по колену и, превратившись в стаю летучих мышей, рванулась сквозь лес, обгоняя Волка и Ивана, несущего на плече фею.

– Я вспомнил, где ее видел, – сообщил Ванька, идя напролом, сквозь заросли. – Это фея местная. Хорошая тетка, добрая. Шефство над Золушкой взяла…

– Интересно, какого хрена на болото поперлась? – и предупреждая долгий и подробный Ванин ответ, в котором тот наверняка не только выскажет все имеющиеся у него на этот счет предположения, но и выведет Волка из состояния душевного равновесия, Серый поспешно добавил: – Вопрос риторический. Можешь не отвечать.

– Да я отвечу, мне не сложно! Я думаю, что она за какими-нибудь травами или ягодами для снадобий пошла и в тот самый момент…

Серый Волк обреченно вздохнул.

Темнело в лесу быстро и уже вскоре Ване пришлось сбавить обороты, чтобы ненароком не споткнуться и не уронить до сих пор не пришедшую в себя фею. Но рассуждения свои он не прекратил и постепенно умозаключения о причинах, погнавших волшебницу в лес, плавно перетекли в размышления о пользе волшебства, а затем и вовсе переключились на бренность бытия. Ваня добрался до рассуждений об истинной природе добра и зла, когда мимо них с писком пролетела стая летучих мышей.

– Я так думаю, что все люди добрые, а злых людей нет на свете.

– У меня, конечно, дежавю, – зачем-то заявил Волк, – но я спрошу: а вот, например, Кащей, его прозвали Бессмертным, он добрый?

– Да, – простодушно ответил Ваня, – он, правда, несчастливый человек…

– Сука, точно дежавю, – пробормотал Волк.

– Мне бы его отпиздить, – мечтательно сказал Иван, – я уверен, что он резко изменился бы.

– О боги, мой ум не служит мне больше… – начал было Серый Волк, но осекся и внезапно предложил: – А давай, Ваня, молча дальше идти будем?

– Можем и молча, – согласился Иван. – Только я считаю, что разговор – лучшее средство скоротать дорогу. Ну не считая ковра-самолета. Да где ж его возьмешь-то? Щукины желания я потратил. Можно, конечно попробовать…

Волк в очередной раз тяжело вздохнул, понимая: напарник не заткнется. Однако, что именно можно попробовать, Иван объяснить не успел. Его прервал треск кустов, из которых, издав утробное рычание, внезапно выскочила та самая тварь с болота. Волк, припав к земле, оскалил клыки, а Ванька, сбросив фею на землю, как какой-нибудь мешок с картошкой, принялся вынимать меч. Но что-то пошло не так.

– Отдайте мне эту фею! – прорычало существо.

– Ща, – пообещал Иван, продолжая возиться с мечом. – Ща, ща, погоди.

Громадная тварь двинулась на него. Волк оттолкнулся от земли, рванулся вверх, метя зубами чудовищу в горло, но когтистая лапа прямо в воздухе ухватила его за шиворот, оставив висеть в воздухе. Волк взвизгнул. Иван продолжал дергать за рукоять меча, гарда которого каким-то непостижимым образом зацепилась за ремень и не желала высвобождаться. Прямо посреди этого занятия тварь схватила его за шиворот и тоже подняла в воздух. Существо пригляделось к дергающему рукой в районе пояса Ивану и строго спросило:

– Дрочишь, что ли?

– Само ты дрочишь! – огрызнулся Иван, и в это же мгновение гарда высвободилась, а меч, описав дугу в воздухе, разрубил зверю макушку.

Точнее, должен был разрубить, если бы существо, как и первый раз, не превратилось в клочья тумана, быстро разогнанные так же невесть откуда появившимся ветерком. И Ваня с Волком упали на землю.

– Да что ж за фигня-то такая? Опять неясно, убежало или сдохло?

– Некогда разбираться, Ваня! Хватай фею и бегом за мной! – прокричал Серый Волк и рванул вперед, указывая путь.

Повторять было не нужно. Схватив так и не пришедшую в себя волшебницу, Ваня, как лось во время гона, рванул через лес. А спустя совсем немного времени существо зарычало у него за спиной – тварь неслась по пятам.

Чудом не переломав ноги, добежали до охотничьей избушки, в которой и заперлись. Несомненным плюсом хибарки было то, что построена она была из бревен, без расчета на окна. Это позволило Ивану с феей и Волком оказаться в относительной безопасности. Забежав внутрь, Ваня вновь сбросил фею с плеча, словно тряпичную куклу, и шустро закрыл дверь. Чудовище, истошно воя, принялось бродить вокруг избушки.

– Отдайте фею! – требовательно проскрипело с улицы спустя какое-то время.

– А ты нам чо? – осведомился Ваня, на ощупь перерывая стоявшие в углу мешки.

Существо немного помолчало, а потом на удивление дружелюбным голосом произнесло:

– Хрустальную туфельку могу предложить.

– А на кой черт мне хрустальная туфелька? – задал абсолютно логичный вопрос Иван, нащупав какой-то мешок. Попробовал содержимое на вкус и, кивнув сам себе, зачерпнул горсть.

– Супруге своей подаришь! – все так же утробно предложило чудовище.

– А ей она на кой? – не унимался Ванька. – Ты, если не в курсе, супруга у меня двуногая. Так что, одна туфля мне без надобности.

Существо не нашлось, что ответить. И, немного помолчав, спросило еще раз:

– Не отдашь, значит?

– Не отдам, – подтвердил Ваня и встал наизготовку, держа в одной руке меч, а в другой – жменю чего-то из мешка.

– А зеркальце говорящее? – продолжало торговаться чудище.

– А оно мне на кой?

– Жене подаришь, – вполне дружелюбно, даже без намека на агрессию, предложило чудище.

– А денег дашь два сундука? – продолжал испытывать терпение бесовского отродья Иван.

– А хер тебе не пососать? – язвительно поинтересовалось чудище в ответ.

С областью мозга, отвечающей за эротические фантазии, у Вани был полный порядок, и он в деталях представил себе эту картину, после чего брезгливо дернул головой и прокричал:

– Иди лучше тому пососи, кто бременских музыкантов возит! – огрызнулся парень.

– Тяжело тебе будет в жизни, Ванечка, – подал голос молчавший до этого Серый Волк. – Не чувствуешь ты сарказма в словах.

– Ну, Ванька! – прорычало существо снаружи. – Берегись! – И в следующее мгновение избушку стал заполнять серый туман, клубясь собирающийся в центре комнаты.

Ваня выставил кладенец вперед, а вторую руку, с чем-то зажатым в кулаке, отвел за спину. Дождался пока тварь окончательно материализуется, прокричал:

– Изыди демон! – и швырнул горсть соли в зверюгу.

Не было вспышки света, в которой растворилось чудовище, не было запаха серы или шипения, когда соль попала на его кожу. Образина лишь начала оплывать, словно воск, и постепенно стала бабушкой Маши Шапкиной.

– Э… – только и смог выдавить из себя Иван.

– Э… – повторил за ним Волк, только с вопросительной интонацией.

В комнате ненадолго повисла тишина, которую нарушил голос феи. Ей уже порядком поднадоел весь этот цирк, заходящий с каждой секундой всё дальше и дальше.

– Так! Ёб вашу мать! – раздалось у Вани за спиной.

И повинуясь рефлексам, он с разворота заехал кулаком, ориентируясь на звук.

Хрупкое феино тельце, пролетев несколько метров, приложилось к стене. И в этот раз рассталось с сознанием по-настоящему.

– А я говорила, не стоит так сложно, – подала голос бабушка Маши Шапкиной, – ведь и по-английски уйти было можно.

– Да что происходит!? – негодующе воскликнул Ваня.

– Да, – согласился Серый Волк. – Я тоже не прочь послушать.

Пока приводили в чувство волшебницу, бабушка, стараясь не выдавать сидящего в ней Мефистофеля, быстренько поведала о том, что фея решила уйти на покой. И сделать это трагично. Мол, пусть вспоминают её добрым словом, да жалеют. Ну и сокрушаются, что, мол, не уберегли такое сокровище. Договорились, что бабушка обернется страшным чудовищем, которое для достоверности похитит фею на глазах у кого-нибудь. Но чтобы кто-нибудь слишком наблюдательный чего-нибудь не заподозрил, решили организовать перформанс на болоте. Оставалось дождаться случайного свидетеля… Но появились Ваня с Волком и всё пошло не совсем так, как планировалось.

– А кто ж теперь вместо нее добрые дела будет делать? – поинтересовался Ваня.

– Дык, Машку я учить буду! – успокоила его бабушка. – Только не трепитесь никому, что фея сама ушла. Стыдно ей признавать, что устала она. Лучше рассказывайте, что демон ее похитил.

– А пока Маша учиться будет, кто на помощь придет в трудную минуту?

– А ты с Серым нам на что?

– Пост сдала… – еле слышно прошептала пришедшая в сознание фея.

– Пост принял, – радостно ответил Ваня и расплылся в довольной улыбке. А Серый Волк обреченно вздохнул.

***

Фея и бабушка Маши Шапкиной стояли на краю леса. Фея держалась рукой за забинтованную голову.

– А ведь могла бы не изобретать, – заметила старушка, – и просто так в свой новый мир сбежать. Но склонность к спецэффектам театральным подпортила уход твой капитально.

Уставшая фея не обращала внимания на мефистофелевскую манеру говорить в рифму, так раздражавшую ее с утра. Единственное, чего ей хотелось, – чтобы этот день закончился. Было, конечно, непреодолимое желание превратить сладкую парочку героев в коровьи лепешки, но от этого поступка удержал Мефистофель, напомнив, что добрые феи так не поступают. Тем более, сама виновата. Что мешало тихонько открыть портал и свалить? Так нет же, захотелось, видите ли, чтоб пожалели ее несчастную.

– Я за сегодня одну вещь поняла, – сказала фея, открывая портал. – Оказывается, добро можно не только творить, но и причинять.

– А эти двое добро только причинять и могут, – развела руками бабушка, не выдерживая стихотворного размера. – Ну и радость еще наносить, по всей площади соприкосновения с реальностью.

– Ох, чую, наплачутся от них отрицательные персонажи, – сказала фея и прошла сквозь дрожащее пятно портала. – Машку береги! – донеслось из новой вселенной, и проход в другой мир закрылся.

– Не спать!!! – заорал Волк в лицо Ивану. – Шухер!

– А!? Что? Кого? – перепуганный сонный Иван протирал закисшие со сна глаза и со сна же опухшую физиономию.

– Зомби в лесу! – не своим голосом кричал Серый Волк. – Тупые и кровожадные!

– Ох, ё…

– Отрывай свой зад от земли, пока нас не сожрали!

– Зачем? Кто? Как сожрали? – всё еще сонный Иван слабо ориентировался в происходящем.

– Ты бабку Маши Шапкиной чем поил?

– Водой. Живой и мертвой.

– А ссал в неё кто?

– Кто?

– Да просыпайся, не тупи! Ты для Василисы воду брал, помнишь?

– Ну?

– А до уровня чем догнал, чтоб Кащей не заметил?

– А… Ты про это? – Иван расплылся в довольной улыбке, думая, что его хвалят за изобретательность. – Ну, отлил я туда чуток, чтоб до уровня догнать.

– Бабке Шапкиной из тех же чаш зачёрпывал?

– Ага.

– Ну вот и всё. Здравствуй зомбиапокалипсис! – Волк был явно в панике. – Бабка укусила внучку, внучка – Жучку, Жучка – кошку... Велком ту зомбиленд, Ваня!

На дальнем краю поляны затрещали кусты, послышались какие-то невнятные не предвещающие ничего хорошего звуки. Кто-то ворчал и чавкал в кустах на несколько голосов.

– Да вставай же ты! – вновь заорал Волк. – кладенец твой где?

Ванька, начав осознавать, что Серый Волк не шутит, вскочил, размотал тряпицу, в которой хранил меч, приторочил его ремнем к поясу. И, совладав с начавшей было просыпаться паникой, замешанной на раздражении от недосмотренного сна, почти спокойно спросил:

– Так! А шо ваще происходит-то!?

– Происходит, Ваня, – согласился Волк и мотнул лобастой головой в сторону дальнего края поляны.

Сквозь заросли колючего кустарника на поляну уже продрались те, кто шумел. Все семеро были изодраны колючими ветками настолько, что клочья кожи кровавыми лоскутами свисали с тел. Живи Иван на границе ХХ и ХХI веков, обязательно пробормотал бы себе под нос что-то об «Обители зла». Но Ванька жил в другом времени и просто пробормотал нецензурное. Подернутые белёсой пленкой пятна глаз всех семерых уставились точно на пробормотавший голос.

– Ты, Ваня, не смотри, что они маленькие. Неприятностей тебе создадут, как большие, если укусят.

– Так они ж вроде б то не кусаются? – изумился Иван.

Сначала шагнул тот, который стоял посередине, и будто по команде за ним двинулись остальные. Хромая, волоча ноги, кося в стороны, натыкаясь друг на друга, с текущей по губам и капающей на траву кровавой пеной, но уверенно приближаясь.

– Я, Ванечка, только отвлекать смогу. Надежда на одного тебя.

И завертелось.

Ванька уворачивался от нападавших, попутно нанося удары. Первого разрубил пополам, что не помешало передней части туловища, клацая зубами, пытаться дотянуться до Ванькиной ноги.

– Голову рубить надо, Вань, – орал с другого края поляны Серый Волк, бегая от двоих, увязавшихся за ним козлят. Козлята клацали зубами и с явной ненавистью пытались блеять на Волка. – Только голову! По-другому никак!

Ванька, ничего не ответив, взмахнул кладенцом и раскроил черепную коробку ближайшему и, судя по длине рожек, старшему из козлят. Большая часть головы, разбросав смачный веер грязно-красных брызг, отлетела в сторону, а туловище беззвучно рухнуло на траву.

Освоив нехитрую науку борьбы с взбесившейся живностью, размахивая мечом, как косарь на летнем лугу, Ванька в несколько мгновений поотсекал головы еще четверым противникам, а затем помог Волку отделаться от еще двоих, зажавших Серого возле здоровенного дуба.

– Козлы, чессслово, – пробормотал Иван, утирая пот со лба рукой.

Словно на картине переевшего белены художника, на поляне валялись семь обезглавленных тушек.

– Козлята, – поправил Ваню Серый Волк.

– Мамка ихняя, наверное, расстроится сильно, – с печалью проговорил Иван.

– Угу. Уже расстроилась. Вон, пришла сказать, что мы зря здесь на поляне разделочный цех устроили.

С треском разворотив кусты, с той же стороны, с которой появились козлята, на поляну, пробуксовывая в зеленой траве, вылетела коза. Взяв изначально курс на Волка, переводящего дыхание под дубом, она явно не собиралась останавливаться.

– Серый! – закричал Иван и, прыгнув к мохнатому другу, оттолкнул его с линии атаки.

Издав утробный рык, который больше подошел бы Змею Горынычу, на всем скаку коза встряла рогами в дуб.

Посыпались желуди.

С утробным урчанием животное пыталось высвободиться из импровизированной ловушки, однако разгон был взят так, как нужно, и ствол дуба надежно удерживал рога взбесившейся матери семерых, безвременно покинувших этот мир зомби-козлят.

– Так! – опомнился Иван, вставая и отряхиваясь. – Ни шагу не сделаю, пока мне кто-нибудь не объяснит, что происходит?!

– У козы вон, спроси, – буркнул Волк.

– Да я серьёзно, Серый! Разбудили, наорали, бешеных козлов целую стаю натравили! Вся поляна в кровавых пазлах, в дерево коза встряла, такая же, как детки, нервная, рычит, как белый медведь в жаркую погоду, и дергается, как карась под электричеством, а ты у неё подробности спросить предлагаешь?

Картинно встав на одно колено, сбоку от конвульсивно дергающейся козы, Ванька заговорил:

– О, бешеное животное, слюну пускающее и в хрюканье поросенку Борьке подобное, не соблаговолите ли рассказать, что происходит, пока я не отрубил вам голову, не утруждая себя церемониями и вежливостью, которую в данных случаях рекомендует этикет?

Коза всё так же похрюкивала, а Серый Волк, глядя на Ивана изумленно-округлившимися глазами, пробормотал:

– Мда. Демосфен в сравнении с тобой – дитя неразумное и сопливое.

Почесал задней лапой за ухом и добавил:

– Ладно, Ванька, не серчай, я сам нервничаю. Слушай, что случилось…

На протяжении всего рассказа коза яростно, с подвыванием сопела, стремясь вытащить рога из дерева. Дослушав, Ваня с залихватским матерком взмахнул кладенцом и перерубил животинке шею. Тело рухнуло. А голова, удерживаемая рогами, еще некоторое время булькала, пуская слюну и издавая гортанные, чавкающие звуки.

***

– А до замка эта зараза не добралась?

– Вань, да я ж откуда знаю? Я последних несколько часов только и делаю, что от зомби убежать пытаюсь. А тебе хоть бы что – дрыхнешь тут на солнышке!

– Надо в замок, Серый.

– Зачем?

– Василису спасать.

– Да? У неё ж взгляд неживой и всё такое? – напомнил Волк с ноткой ехидства.

– Да какое б ни было. Она жена мне. И… полцарства, к тому же.

– Если туда эта гадость дошла, тебе теперь, что полцарства, что три четверти. Хоть два с половиной. Править-то некому и некем.

– А это исправить как-то можно, Серый? – в Ванькином голосе чувствовалась неподдельная тревога. – Если все такие станут, что ж я один во всем царстве делать буду? Я ж с тоски помру!

– С тоски он помрёт! Ваня, я, честно говоря, теряюсь в твоей логике. Тебе вот, что не жалко никого, кроме себя?

– Жалко, – потупился Иван. – Тебя. Очень.

И пояснил:

– Ты ж мечом махать не приспособлен. Тебя сразу загрызут. А без тебя мне совсем кранты. Я к тебе привязался, Серый.

– Ладно, тоску-печаль прочь! – Серый Волк вновь почесал за ухом. – Есть тут одна идея. Ты читать умеешь?

– Ну, шибко-то я грамоте не обучен, но буквы складывать могу. Я даже на березке, которая у опушки стоит, когда срамную картинку ножичком вырезал, подписал, что это.

Серый Волк почти по-человечески обхватил передними лапами голову и произнес:

– Да что ж ты за напасть такая на мою голову-то?!

***

Кощеев замок был всё так же пуст и мрачен. Не пели жар-птицы, не висели под потолком нетопыри, не горели факелы.

– Значит, смотри, Ванька. У него в северной башне библиотека собрана. И там, как я помню, есть «Трактат о мертвых». Вполне вероятно, что в том трактате и про то, как вернуть всё на свои места, написано. В любом случае, вариантов я больше не вижу.

Разыскав несколько факелов, Ванька поджег один из них и поднялся вместе с Волком по винтовой лестнице в Кащееву библиотеку, посреди которой стоял единственный стол. А на столе, словно дожидаясь Волка с Ванькой, лежал «Трактат о мертвых».

– Удача-то какая! – воскликнул Ванька, аккуратно поставив кладенец в угол, возле одной из полок с книгами, и начав расставлять факелы в держатели на стенах.

– Да, Ваня. Видать, поговорки не врут.

– Какие?

– Народные. Про то, что тебе везти должно.

Волк читал, хмурился, а для Ивана буквы книги были непонятными, а уж слова, из оных букв состоящие, и подавно. А потому Ванька помогал тем, что перелистывал для Серого Волка страницы.

Волк то довольно порыкивал, то недоуменно скулил, словно щенок, и просил перелистнуть на несколько страниц назад.

– Ничего не понимаю, – бормотал Волк. – Корешки, бактерии, грибочки, плесень…

– А и не надо понимать! – услышал Ванька до боли знакомый голос у себя за спиной, после чего в районе затылка вспыхнуло тысячей искр и мир на какое-то время исчез.

***

Когда реальность вновь стала обретать очертания, Ванька обнаружил, что сидит в центре главного зала Кащеева замка, привязанный к стулу, а рядом прямо на полу в ошейнике, украшенном шипами, на цепи сидит Серый Волк.

– Жив, Ваня? – поинтересовался Волк.

– Голова раскалывается, – пожаловался Ванька. – Что это было, Серый?

– Это был я! – раздался голос у парадной лестницы.

Даже в тусклом свете факелов Ванька узнал Кащееву фигуру.

– Ты ж подох! – изумился Иван.

– А ты меня хоронил? А лекарь заключение давал? – насмешливо поинтересовался Кащей.

– Ну, как же… – растерялся Иван. – Я же ведь в чашу с водой…

Кощей рассмеялся. И смеялся он, как показалось Ивану, очень долго.

– Ванька, ну ты ж Дурак! Привыкнуть бы уже пора. Ан нет. Тебе что не скажи, так ты во всё веришь, как дитя неразумное.

Ванька постепенно приходил в себя и уже мог задавать вопросы.

– Значит, моча на тебя не действует?

– Не знаю, Ваня, не проверял.

– Как не проверял?

– Не всем слухам верить нужно, Ваня! Ты думаешь, для Василисы настоящую живую и мертвую воду черпал? Ну да… в какой-то мере. Я ваше королевство сгноить давно хотел. Да все не мог придумать, как бы это позаковыристей сделать. В колодец отраву вылить? Так вода на Руси кристальная! Невинная! Каждый второй источник – целебный. Мигом любая гадость растворяется. Растение какое ядовитое вырастить? А я начал… а тут ты. Яблочки ж, в конце концов, должны были совсем не молодильными быть и зависимость вызывать. Но, Ванечка, это ж селекция, это ж не одно поколение яблочек должно переродиться. А ждать я устал. Мне когда нетопырь принес весть про то, что невеста твоя из окна упавши, разбилась, так я сразу подумал, что вы ко мне прибежите. И совпало так, Ванька, что я как раз «Трактат о мертвых» перечитывал. Вот она, думаю, удача-то моя! Подсыпал отравы я в те чаши. Да, видать, с пропорциями переборщил. Оттого-то и глаза твоей Василисы как неживые были. Не показалось тебе, Ваня.

Иван слушал и не верил тому, что слышит. Он понимал, что всё, о чем рассказывает Кащей – чистая правда. Он понимал, что «Трактат о мертвых» лежал на самом видном месте не потому, что дуракам должно везти, а потому что его просто-напросто совсем недавно читали.

– Слух о смерти своей пустить – так это раз плюнуть, – продолжал Кащей. – Слухами земля полнится, ой, как быстро. Но, знаешь, Ванька, с соотношением ингредиентов напутал я. А потому не стала твоя Василиска зомби полноценной. Ну, чего оставалось? Продолжать делать вид, что я умер, да ждать, когда ты опять кого-то спасать кинешься.

– Бабушка Маши Шапкиной!? – воскликнул Иван Дурак.

– Ага, – расплылся в злорадной ухмылке Кащей. – И ты, дурачинушка, напоил Шапкину бабку уже той отравой, в которой пропорции были такие, как положено.

– И чего теперь? – иронично поинтересовался Серый Волк. – Будешь самым умным в королевстве разлагающихся, пускающих слюни и охочих до мяса дебилов?

– Зачем? – Кащей явно наслаждался сложившейся ситуацией. – Я почти всех смогу к нормальной жизни вернуть. Противоядия-то никто не отменял. Покажу всем Ваньку, расскажу, как он вирус на свободу выпустил. Скажу, что умышленно. А там, глядишь, – Кащей потер руки, будто в предвкушении вкусного обеда, – и на Василисоньке переженюсь.

Иван дернулся на стуле в припадке ярости, но путы держали крепко.

– Ты чего, Ваня? Ты ж сам ушел скитаться. Глаза тебе, видите ли, потусторонние её не понравились.

– Загрызу суку! – кричал Иван в бессильной ярости, пытаясь высвободиться от пут.

– Удушу тварь! – хрипел Серый Волк, повиснув на впившемся в шкуру ошейнике.

– Эй, герои, а разве не наоборот? – продолжал глумиться Кащей. – Ладно, сидите тут. А у меня еще немножко работы. Противоядие почти готово. Осталась всего пара ингредиентов.

И, насвистывая незатейливый мотивчик, Кащей ушел вверх по лестнице.

Дождавшись, когда наверху хлопнет дверь, Ванька шепотом спросил:

– Серый, у тебя зубы в порядке?

– В порядке. А толку? – ответил Волк.

– Я все придумал, Серый, – все также заговорщицки прошептал Иван и стал скакать вместе со стулом в сторону Серого Волка.

– Ты чего это?

– Сейчас, Серый, сейчас, – подпрыгивая вместе со стулом, приговаривал Ванька. – Я к тебе так, со стулом, подскочу, а ты мне верёвки и перегрызешь.

– Хм, странно. По идее, я додуматься должен был, – пробормотал Волк.

С. Кем. По. Ве. Дешь. Ся… – в такт прыжкам, по одному слогу на каждый скачок говорил Ванька. – От. То. Го. И. На. Бе. Решь. Ся. Грызи, давай.

Серый ткнулся мордой в накрученные на Ванькиных кистях узлы. Но замер.

– Ваня, а ты точно руки мыл после того, как по малой нужде ходил последний раз?

– Мыл, Серый, мыл! Ай, щекотно!

– Я ж тебя, дурака, не покусать стараюсь, – ворчал Серый Волк, мусоля хитрый узел.

Очень быстро Волк перегрыз путы на Ивановых руках. Еще быстрее Ванька развязал ноги, примотанные к передним ножкам стула. Сложнее оказалось с цепью, удерживающей Волка. Ошейник оказался литым. И каким образом он был надет на Серого – непонятно.

Ванька огляделся, увидел камин, метнулся к нему. И прикатил оттуда чурбак приличных размеров.

– Это еще на кой? – удивился Волк.

– А чем не пенёк? – подмигнул ему Ванька. – Перекинешься и ошейник снимешь.

– В кого? – спросил Волк.

Ванька встал во весь рост, уперев руки в бока, и спросил:

– Слушай, Серый, вот ответь мне честно, кто из нас дурак?

– Ты. Потому что загадками разговариваешь, – нашелся Серый Волк.

– Ну, превратись в кого-нибудь такого, чтоб ошейник снять.

– А! Дык, это я легко!

Волк поставил передние лапы на чурбан, оттолкнулся задними, перекувырнулся над пнём. Раздался хлопок, освободившаяся цепь звякнула, и с другой стороны пня упал Колобок.

– Серый, ну ты нормальный, не?

– Я просто подумал, – пропищал Серый Волк тоненьким голосом, – что у Колобка-то только голова. И мороки с шеей не будет.

– Ой, всё! Молчи! – Ванька махнул рукой, подхватил Волка-Колобка подмышку и кинулся вверх по лестнице, в библиотеку.

***

То ли по недосмотру, то ли будучи уверен в том, что Ваньке с Волком не выбраться, меч Кащей не тронул. кладенец был там же, где Ванька его и оставил – возле полки с книгами.

– Ну, нелюдь поганая, трепещи! – воскликнул Иван, воздев меч над головой.

С мечом в руке и Колобком подмышкой, Иван бросился обратно вниз по лестнице.

И выскочив в зал, наткнулся на недоумевающего Кащея.

– Время кончается, Ваня, кати меня! Как в боулинге! – пропищал Волк-Колобок.

– В чем?

– Под ноги ему бросай!

Ванька кинул Колобка и тот, почти докатившись до Кащея, с громким хлопком стал Серым Волком, который вцепился в ногу злодея.

В два прыжка подскочив к противнику, Иван взмахнул мечом и ударил Кащея.

Меч со звоном отскочил от лысой макушки.

Не обращая внимания на терзающего ногу Волка, Кащей захохотал:

– Ванька, ты что?! Я ж бессмертный!

– И хули? – невозмутимо спросил Иван и смачно пнул Кащея между ног. А когда тот согнулся пополам, схватил его за шкирку и несколько раз приложил головой о мраморную колонну.

– Ну вот, Кащеюшка, такова доля неудавшихся диктаторов, – разглагольствовал Волк. – Тебе просто не повезло, что ты бессмертный. Так и будешь тут висеть, долго-долго. Да о жизни о своей неправедной думать.

Кощей Бессмертный, обмотанный крепкими цепями, словно куколка гусеницы, с одной лишь торчащей наружу из рулона цепей лысой головой, висел под самым потолком замкового подвала.

Подвал замка был глубоким и сырым.

***

Костер радостно потрескивал, швыряя в ночное алые искры, которые таяли где-то в вышине.

– Искорки, будто на небо хотят попасть и стать звездочками, - задумчиво сообщил Ваня.

– Чего? – округлив глаза поперхнулся Серый Волк. – Вань, это точно ты? Что за философски-возвышенные речи?

– События навевают, – пожал клечами Ваня.

– Со-о-обытия? Навева-а-ают?

– Ну да, - кивнул парень. – Мы сегодня накуралесили, чего люди подумают? Что скажут? И чего-то я так расстроился, что захотелось как искорки эти, в небо улететь, чтоб никого не видеть и не слышать.

– Ой, я тебя умоляю! Чего ты распереживался-то? Всё, что ни делается, Ваня, к лучшему, – выгрызая из лапы репей, успокоил парня Серый Волк. – Не урони ты Василису из окна, так Кащей бы другой способ нашел, людей-зверей в зомби превратить. Не напои мы бабку этим зельем, то так бы и не знали, где корни этой эпидемии искать. И тогда не факт, что всё обошлось бы.

Ванька вертел в руках несколько исписанных на непонятном ему языке листочков пергамента с рецептом противоядия. Рядом с ним стояла здоровая бутыль, в которой плескалась первая порция. На завтра было много работы. Нужно было приложить все усилия, чтобы период мёртвых закончился как можно скорее.

– Козу жалко. Она-то безвинно пострадала с козлятами.

– А, коза? Считай это издержками производства, которые неотъемлемо сопровождают любого, даже нормального героя. А мы ведь, как ни крути, на нормальных героев не тянем.

– Не тянем, – согласился Иван и пошевелил палкой костер так, чтобы «Трактат о мертвых» разгорелся поярче. – Ты ж меня латыни этой научишь, Серый?

Серый Волк пристально посмотрел на Ивана и сообщил:

– Странно...

– Что странно?

– Странно, что тебя к знаниям, вдруг, потянуло.

– Да понимаешь, – Ванька стыдливо вынул из-за пазухи книгу, прихваченную в Кащеевом дворце, и протянул к Волку. – Картинки многообещающие. Ну о-о-очень хочу знать, что написано здесь.

– Kamasutra, – прочитал Волк и хихикнул в лапу. – Вань, поверь, это не та книга, ради которой латынь учить нужно. Тут картинок достаточно!

– Вы тут, папенька, бухать изволите, а Ваня на заднем дворе опять что-то несуразное мастерит!

Царь поднял мутный взгляд на Василису.

– Он чей муж? Твой? Или мой?

– Мой, – опешила Василиса.

– Ну вот пойди и позвени ему сковородкой по голове, раз тебя что-то не устраивает, – Царь долил вина в бокал. – Не видишь, я в депрессии.

Василиса нахмурилась еще больше, развернулась, и пробормотала уходя:

– Понахватаются слов заморских, разговаривать невозможно. Есть же такие великолепные слова, как тоска, печаль, кручинушка…

Голос дочери стих, затерявшись в коридорах замка.

Интересно, чего Ванька на этот раз удумал? Как попала к нему в руки библиотека из Кащеева замка, так и началось беспокойное время. Нет, оно-то с пользой даже иногда чего-то мастерилось. Как, например, зеркала в одно место смотрящие. Как голову под эти лучики сунуть супостату какому, так в миг одна черепушка от неё. И мозги внутри печеные. А про доску стирочную, это, конечно, зря. Бабам-то, поди, стирать по этой досточке ребристой, сподручнее. Однако, за счет этого, времени языками чесать у них побольше стало. А это не к добру. Незачем бабам разговаривать. Делами пущай лучше занимаются.

Царь встал с трона и пошел на задний двор посмотреть, чего зятю на этот раз в голову взбрело.

– Чего теперь творишь, Ванька?

– Да вот, – Иван кивнул в сторону кучи хлама. – Анакинский ведроид.

– Это что за ерунда такая?

– От чего ж ерунда? – Ванька выудил из кучи хлама изрядно погнутый, но всё еще блестящий самовар и принялся прилаживать его к конструкции из ведер. – Будет по хозяйству помогать. Со стола убрать али кровать застелить. Дрова нарубить, опять же.

– Вань, на тебя Василиса жалуется.

– Баба, – пожал плечами Иван, – чего с неё взять-то? Ей, как не делай, всё не так. Только и знает, что визжать дурным голосом.

В воротах показался Серый Волк. В зубах у него была холщёвая сумка. Бережно положив её у Ивановых ног, Волк сказал:

– Всё как ты просил, Ваня.

– Это хорошо. А листы жестяные когда будут, кузнец не сказал?

– Говорит, к вечеру.

Иван достал из принесенной Волком сумки несколько деталей и принялся прилаживать их к уже закрепленному самовару.

– И на кой хрен тебе, зятёк, всё это сдалось? Кровать застилать – девки сенные есть. Дров нарубить – вон крестьян сколько. Что тебе всё не так?

– Ну а чего? Удобно же! Приедет к вам этот, как его, Луи шестой, а вы ему диковину такую! А хочешь еще – изволь купить. Экспорт наладим, деньги рекой потекут. Вон, одних только досок стиральных на прошлой неделе купец Пузомятников триста штук купил!

Царь тяжело вздохнул, признавая неоспоримость аргументов, и спросил:

– А всё ж таки, почему ведроид, Ваня?

– Ну как же! Большую часть деталей из старых ведер сделали! – сказал Иван и похлопал ладонью по торсу железного человека.

– А Анакинский-то почему?

– Ну… – протянул Иван. – Чем плохое название?

– Непонятное.

– В этом, царь-батюшка, и интрига, – отмахнулся Ванька от назойливого тестя.

– Сомнения меня, Ваня, терзают, – говорил Серый Волк, обходя готового ведроида вокруг и разглядывая его со всех сторон. – Уж как-то много деталей не совпадает с первоначальным чертежом.

– Ну, Серый, ну сам подумай, ну какой кузнец взялся б выковывать эти кругляшки? А тут вон, – Ванька уже в который раз постучал кулаком по самовару, – готовый корпус. Начинку только внутрь клади и готово.

Несмотря на всю Ванькину уверенность, по настоянию Серого Волка испытания перенесли в лес.

Погода, ясная с утра, вдруг начала меняться. А когда телега с ведроидом приехала на поляну, небо уже заволокло тучами.

– Дождь будет, Ванька, – сказал Волк.

– Успеем.

– А может, отложим, а?

– Да чего ему станется? Вон, плащиком прикроем и нормально. У него ж детальки в чугунке. Чугунок донышком вверх. Всё продумано! – Ванька установил чугунок поверх самовара.

– Ой, Ваня-Ваня! Ну, делай, как знаешь. Но только смотри, я предупреждал.

Ведроида поставили в центре поляны, Ванька водрузил чугунный котелок с «лихими деталями» на то место, где должна была находиться голова.

– Почему детали-то лихие, Серый?

– Не знаю, где их Кащей взял, но нутром чую, очень далеко отсюда.

– В тридвенадцатом, что ль?

– Дальше, Ваня, гораздо дальше.

Свинцовая вата туч уже давно нависла над поляной, роняя крупные, но редкие капли. Где-то совсем рядом заурчал, будто еще до конца не уверившись, что настало его время, гром. На одно единственное мгновение тишина обволокла поляну. А потом на землю устремился водный поток, сопровождаемый громовым раскатом, прозвучавшим во всю небесную мощь.

Серый Волк прижал к голове уши.

– Ах, ты ж, чтоб тебя через забор в корыто! – закричал перепуганный Ванька, почти не слыша себя, и, оставив ведроида мокнуть в центре поляны, устремился под ветви того самого дуба, в котором до сих пор торчал череп взбесившейся некогда козы.

– Мда. Наверное, с запуском придется повременить, – пробормотал себе под нос Иван.

– А я говорил, – язвительно согласился Волк. – А я предупреждал. Но кто ж меня слушать-то будет?

– Да, Серый, – согласился Ваня. – Ты всегда всё наперед знаешь. И это бесит.

– Это, Ванечка, потому бесит, что сам-то ты мозгом не пользуешься.

– Я пользуюсь! – обиженно возмутился Иван. – Я даже вон, сначала документацию почитал, и только потом…

Завязавшийся было спор прервал белый хлыст молнии, внезапно щелкнувший по поляне и окутавший мокнущего ведроида потрескивающими электроразрядами. Еще раз, словно прощаясь, ударил гром. И гроза поползла прочь.

Последние всполохи электричества пробежались вокруг чугунного котелка, служившего ведроиду головой, и сошли на нет. Затем аппарат повернул голову, пошевелил рукой, развернулся и с невероятной скоростью рванул в глубь леса.

– Побежала хрень железная! – восхищенно закричал Иван. – Ты видел, Серый? Видел?

– Видел, – буркнул Серый Волк. – Сейчас, видать, и мы побежим.

– Куда? – не понял Иван.

– Догонять твою хрень железную.

Ведроид оказался хитрой бестией. Переходил вброд ручьи, резко менял направление, возвращался по своим же следам, скакал на несколько метров в сторону, тем самым сбивая Серого Волка со следа. Они бы так и вернулись ни с чем, если бы в очередной раз, не рассчитав высоты прыжка, ведроид не ударился бы чугунком о ветку дерева, напрочь себе этот чугунок снеся с корпуса.

По дороге домой, покачиваясь в телеге из стороны в сторону, голова непрерывно бубнила что-то на неведомом языке. Среди неизвестных слов время от времени проскакивали и абсолютно бессмысленные фразы на русском: «глючные микросхемы», «СиТриПиО – мудак» и «Дарта Вейдера в императоры!». Так продолжалось почти до самых ворот замка, в который Иван Дурак и Серый Волк вернулись, когда уже совсем стемнело.

Убедившись, что голова-чугунок перестала подавать признаки жизни, Ванька наскоро прикрутил оную к корпусу и, пробормотав: «Завтра будем разбираться», – побрёл в спальню.

А утром, выглянув из окна, Иван увидел привязанную к столбам стражу, сенных девок, выстроенных у забора в одних исподних рубахах, и Царя-батюшку, стоящего у колодца, в кандалах, притороченных к колодезному валу. По двору, чеканя шаг, ходили ведроиды. Их было много. Если бы у Вани в тот момент спросили, сколько он видит ведроидов, хотя бы приблизительно, то не обременяя себя математическими подробностями, Иван бы ответил: «Дохуя». И был бы прав. Ведроидов было дохуя.

Быстро натянув портки и схватив меч, аккуратно ступая, дабы не разбудить Василису, Иван подкрался к двери и приоткрыл её. У двери сидел Серый Волк.

– Серый, что за…

– …хуйня в королевстве творится? – закончил зверь начатое Иваном предложение.

– Ага, – согласился Иван.

– Ведроиды атакуют, – невозмутимо сообщил Волк.

– Кого?

– А то ты в окно не видел, кого!

– И чего делать, Серый?

– Если б за каждый такой вопрос тебе давали подсрачник, ты бы лет до пятидесяти спал только на животе.

– Так а откуда их столько? – проигнорировал комментарий Волка Иван.

– Один собрал второго, потом они вдвоем собрали еще по одному. Потом четверо – еще четверых. Но знаешь, Ваня, есть и плюсы.

– Плюсы? – Ваня оторопело таращился на Серого Волка.

– Ага, плюсы. На заднем дворе, где ты мастерскую себе устроил, барахла совсем не осталось. Там чистота и порядок.

– Кто там, Ваня, – подала сонный голос Василиса.

– Спи. Серый это.

– Угу… опять будете чепуху мастерить какую-нибудь, – пробормотала Василиса, и, перевернувшись на другой бок, сладко засопела.

Иван вышел в коридор и прикрыл двери.

– И все-таки, Серый, чего делать-то теперь? – вновь спросил он у Волка.

– Кто б знал, Ванечка, – тоскливо протянул Серый Волк.

Крадучись, Иван Дурак и Серый Волк пробрались на задний двор, где обнаружили одного из ведроидов, старательно прикручивающего самому себе левую ногу, состоящую из остатков хлама.

Ванька в два прыжка оказался рядом, взмахнул кладенцом и чугунок-голова, с глухим звоном и невнятным матерком упала на землю.

Подхватив чугунок, Ванька открыл погреб и быстро, пока не заметили, спрятался там вместе с Серым Волком. В погребе Ванька пристроил голову робота на приоткрытую кадку с солёными огурцами.

– Ничего не понимаю, – пробормотал Иван, – все финтюльки на месте, от чего оно всё так?

– Всё, Ваня, да не всё, – Серый Волк, встав на задние лапы, оперся передними о кадку и засунул свой нос в чугунок. – Смотри, видишь, железочки наискось стоят?

– Где? – Ваня близоруко прищурился.

– В чугунке. Видать электричество по катушке не с тем напряжением идет. И вот результат: враждебно настроенная армия человекоподобных роботов, собранных из подручных материалов.

– Я ж их всех не победю, – растерялся Иван.

– Нет такого слова «победю», Ваня. Наш народ всегда гуртом решал проблемы такого характера, а потому в будущем времени у данного слова есть только множественное число. «По-бе-дим». Понял?

– Я ж их всех не победим, – поправился Иван. Но смутился, оттого, что вышло еще тупее.

– Да. Ты непобедим, – хихикнул Серый Волк и добавил себе под нос, – в своей придурковатости. Вариантов у нас, Ванечка, два: или выходить на ратный бой прямо сейчас, имея в арсенале твой кладенец и мои зубы, или… – Серый Волк помедлил.

– Или?

– …Или сдаваться.

– Русские не сдаются! – сказал Иван и, неловко взмахнув мечом, зацепил чугунок, который с глубокомысленным «бульк» присоединился к компании солененьких огурчиков в кадке.

– Хм… Маринованный человекоподобный робот… – задумчиво пробормотал Волк, – это любопытно.

Двери погреба с грохотом распахнулись и оттуда с нецензурным боевым кличем и утробным рычанием выскочили человек и волк. Стрелой пролетев через весь задний двор, они обогнули замок и ринулись в гущу стоящих строем ведроидов. Всякий взмах меча оставлял за собой непропорционально разрубленные железяки. Металлические руки и ноги разлетались в разные стороны. Волк, вцепляясь зубами в металлические конечности, выдирал их из пазов и валил на землю спятивших железных монстров. Лязг, скрежет, волчий рык и матерная брань Ивана, впавшего в состояние боевой эйфории, эхом отлетали от стен. Однако ведроиды будто и не думали заканчиваться.

И в тот момент, когда, казалось бы, горький исход этой сюрреалистичной битвы был уже предрешен, когда из Ванькиных рук был выбит меч, а Серый Волк, зажатый в угол, отчаянно скалил пасть на нескольких атакующих железных монстров, из спальни на третьем этаже раздался истошный испуганный визг Василисы.

– ВАНЕЧКА-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А!!!

И все ведроиды, как один, замерли.

В воцарившейся тишине раздался возмущенный Ванькин голос:

– Проснулась, итить твою мать.

– Ультразвук, однако, – пробормотал Волк, яростно чухая задней лапой ухо. – Я думал, у меня голова лопнет.

Подняв меч, Ванька со злобой пнул одного застывшего ведроида, второго, плюнул на третьего и пошел отвязывать дружину.

***

– Вы тут, папенька, алкашить изволите, а Ваня на заднем дворе…

– Ну, так муж-то твой?! – заорал царь, прервав Василису на полуслове. – Возьми сковородку, да и ёбни его по башке! Хотя… – царь посмотрел в потолок, будто что-то подсчитывая в уме. – Лучше принеси-ка мне сковородку, доченька. Я сам.

– Ну тебя, Ваня, к лешему с такими шуточками! – пробормотал Серый Волк внезапно выскочившему из темного коридора Ивану.

– Я ж не со злым умыслом, Серый.

– Угу. Не со злым. Но и без доброго. Ты хоть на секунду серьезно задумывался, зачем мы тут? – начал отчитывать напарника Серый Волк.

– Ясен пень, не на экскурсии, – уверенный в понимании ситуации сказал Ваня. – На вурдалака охотимся.

– Это, Ваня, у нас вурдалаки. А тут, можно сказать, Вурдалачий папа! Упырь всех упырей, я б даже сказал!

– Да хоть вурдалачья мама! – самоуверенно ответил Ваня. – Чеснока боится, от осины дохнет, на солнышко выходить не может. Ничем от наших не отличается.

– Да вот и нет, Ваня. Этот, как ты его назвал, вурдалак, силен и хитер. Сильнее, чем десяток ярмарочных силачей и хитрее Гришки, которому ты, дурья твоя башка, чуть кольцо свое обручальное в шахматы не проиграл…

– Так я б и не проиграл, – возмутился Ванька, – он у меня обоих коней с доски увел. Да и по лицу видать, что цыгане в роду у него были.

– …может управлять стихией, насылая туман или даже бурю, – продолжал рассказывать Волк, не обращая внимания на Ванькин комментарий, – и управлять животными и гадами пресмыкающимися. Так что, ты б тут не хорохорился, Вань, а? Опасная, между прочим тварь!

– Я и не хорохорюсь. Это ты паникуешь зря. Чеснока я наелся? – Иван дыхнул в сторону Волка.

– Наелся, – поморщившись, согласился Серый.

– Осиновый колышек не забыл?

– Не забыл, – бросив хмурый взгляд на метровое бревно с человеческую ногу в обхвате, грубо отесанное с одной стороны, вновь согласился Волк. – Только, сдается мне, Ваня, ты его в упыря-то не воткнешь, по причине неудобности.

– И не собирался, Серый. Я его так просто бить буду.

– Ну, в данном случае можешь и со всей своей дури, – одобрил Волк. – Это ж не переводчик трансильванский…

***

– Сдаётся мне, я сейчас кому-то вдарю, – пробурчал Ваня себе под нос, разглядывая собственный не малых размеров кулак.

– Кого из двоих, Ваня? – с ехидцей прошептал сквозь зубы сидящий рядом Волк.

– Толмача, – всё так же хмуро проговорил Иван.

– А посла ж почему нет?

– Посол старенький и рассказывает то, что ему по должности положено рассказывать. А этот, сука, когда переводит, на мою жену пялится.

– Взглядом, Ваня, синяков не наставишь.

– Ну да. Взглядом не наставишь, – задумчиво разглядывая свой кулак, согласился Ваня.

Встав со своего стула, стоящего по левую от Царя руку, Иван Дурак уверенно шагнул к толмачу и ударил.

– Хук, – констатировал Серый Волк, почесывая лапой за ухом. И добавил: – Нокаут.

***

– Ну и неча было на Василису зенки свои таращить, – возмутился Иван, вспоминая масляный взгляд толмача, скользивший по Василисе. – Повторись такое, я б его всё равно ударил, даже если б знал, что нас сюда на Дракулу этого охотиться отправят.

– Я понял, Ваня. Ты – прямой человек, а не дурак. Что, впрочем, очень часто и делает тебя дураком.

– Тихо! – Иван насторожился. – Слышал?

Где-то в глубине темных коридоров раздался детский плач, пронесся эхом мимо Ваньки с Волком, постепенно удаляясь, становясь тише, пока не сошел на нет.

– Не иначе этот вурдалачий папа себе на ужин дитятю безвинного приволок. Да и оставил тут до вечера, – поделился своими измышлениями Иван. – Спасать надо ребенка-то.

И перехватив поудобнее обтесанное с одной стороны бревно, Ванька уверенно зашагал по мрачному сырому коридору.

– А если это не ребенок? – семеня за ним, предположил Серый Волк.

– А кто ж по-твоему?

– Да кто угодно. Я ж тебе, Ваня, говорю: Дракула – отец лжи и хитрости. И может на любые ухищрения пойти, чтобы себя от тебя, дурака, обезопасить.

– Боится, значит, – констатировал Ванька и расплылся в довольной улыбке.

Коридоры, причудливо переплетаясь и играя эхом детского плача, вывели Ивана с Волком к лестнице, крутой спиралью уходящей в подвал.

– Темень жуткая, – пробормотал Иван и шагнул вперёд, доставая из-за пазухи перо жар-птицы из Кащеева сада. Свет от пера унылыми бликами отражался от заплесневелых стен.

– А паутины-то, паутины. Он, видать, от грязищи-то и одичал, да на людей бросаться начал. А убирался бы по субботам, так глядишь, и характер бы в чистоте у него получше стал.

Серый Волк слушал Ваню, скорчив гримасу, аналогом которой на человеческом лице могло быть как паническое изумление, так и восхищение чем-то диковинным, доселе невиданным. А Иван тем временем продолжал разглагольствовать.

– Вот я, к примеру, как грязь во дворце вижу, так у меня настроение портится в труху. Ну в самом-то деле! Просыпаешься, и бардак вокруг тебя, паутина в лицо... Бр-р-р-р. Поневоле нервничать станешь. Я так думаю, ему наших сенных девок надо сюда.

– Угу, – хмуро согласился Волк, – он рад будет, девкам-то.

– Естественно! Они и порядок наведут, и белье этому дурню перестирают, и еды наготовят… да и просто поглазеть на них любо-дорого. Они ж у нас как одна, – Иван мечтательно закатил глаза, – кровь с молоком!

– Особенно кровь, – все так же хмуро заметил Серый.

– Ну, тут оно да, – согласился Иван. – Лучше б было, если б ведроидов собрать да настроить удалось. Однако, видишь, как оно обернулось-то всё…

***

После официального приема, как водится, был банкет. Престарелый посол мирно дремал в углу, невзирая на шум, который подняли дружинники, горланящие какую-то залихватскую песню. Переводчик от обилия яств и вин быстро сполз под стол, где, пустив слюну, и заснул в обнимку с любимым царёвым псом.

– Слушай, Серый, я основную мысль разговора уловил, что про ведроидов, а больше ничего не понял. Объясни, а? – хрустя солёным огурчиком, попросил Иван.

– Да чего там объяснять. Купить хотят ведроидов твоих.

– Так нету уже, – развел руками Ванька. – Они неуправляемые получились, ты сам видел…

Волоча по полу края мантии, к Ваньке подошел Царь.

– Ну что, Ваня, соберешь ведроидов-то с десяток?

– Так вы ж, царь-батюшка, сами велели чертежи сжечь, пепел съесть, а потом по ветру развеять!

– Велел, – согласился Царь. – Теперь вот, обратное велю. Соседям нашим трансильванским, ну очень уж надо. Они за решение своих проблем хорошо заплатить готовы. А я, как Царь, такой выгоды для казны упускать не имею права!

– Дык нету возможности! – развел руками Ванька. – Я ж пепел-то развеял, как было велено. Сразу как он из организма вышел.

Серый Волк брезгливо поморщился, вспоминая, как Ваня, неукоснительно исполняя требование царя, развеивал переваренный пепел.

– Это, Ваня, не моя забота. Не соберешь, так сам пойдешь с ихним Дуракулой разбираться. Благо, фамилии у вас схожие. Ты – Дурак, он Дуракуло. Глядишь, и договоритесь до консенсуса.

И лихо допив остатки вина, Царь зашагал обратно к столу.

Ваня вопросительно посмотрел на Серого Волка. Тот печально вздохнул и понятным Ваньке языком изложил суть проблемы:

– Есть в соседской Трансильвании нечисть навроде нашего Кащея. Только Кащею живая да мертвая вода жизнь продлевала, а этот, трансильванский, изловчился из крови нужные компоненты добывать и, чтоб жизнь вечную обрести, повадился людей губить без меры. Силы много, да и колдовством балуется. Военных людей сначала меж собой драться заставил, а после понадкусывал всех, да как котят раскидал. Вот и пришли трансильванцы за ведроидами в надежде, что железным он сделать ничего не сможет, и они его одолеют. А так как царь наш уже заявил, что для тебя это дело плевое, то тебе и отдуваться.

– И хотел же этого толмача сразу вдарить, – тяжело вздохнул Ванька, – пока он не объяснил, чего им надо. Теперь расхлебывай.

– Вань, ну что тебе, впервой, что ли?

Ваня встал и, дожевывая огурчик, согласился:

– Не впервой. А значит, пойду-ка я его еще разочек стукну, – и в ответ на вопросительный взгляд Серого пояснил, – один раз, два раза, три… все равно уже от командировки не отвертишься.

Вскоре из-под стола с визгом выскочил любимый царев пес. Следом за ним – с круглыми от ужаса глазами – трансильванский переводчик. Наконец, из-под стола вылез Ванька. Но гнаться за толмачом не стал. Просто крикнул вслед:

– Я тебя, сука, всю дорогу бить буду!

***

– Ты слышишь, Серый? Оттель плачь. Ей-богу, оттель! – Ванька кинулся к могильной плите, из-под которой доносились детские всхлипы. – Это ж каким извергом надо быть-то!

Ванька походил вокруг плиты, примеряясь как ее половчее свернуть с места. Однако плита была неподъемной, а ухватиться было не за что.

– Дайте мне точку опоры, и я переверну мир! – продекламировал Волк.

– Чего?

– Рычаг нужен, Ваня.

– Чего?

– Ломик какой-то, прут железный.

Рычагом, как Серый Волк и предполагал, послужило Ванино бревно, которое тот упорно называл колом. И когда плита сдвинулась со своего места, из недр могилы с противным писком вырвалась стая летучих мышей. Одна из них даже ухитрилась выхватить из Ваниной руки заветное светящееся перо и улететь с ним в серый мрак коридора.

Кроя в-бога-душу-креста-мать известного только своему воображению прародителя летучих мышей, Ваня комично отмахивался от них руками до тех пор, пока не упал, споткнувшись о собственное бревно.

– Браво!

Стоящий в дверях аристократического вида мужичок небрежно хлопал одной ладонью о другую.

– А ты что за хрен? – поинтересовался Иван.

– Я не хрен, как вы изволили выразиться.

Широкий воротник плаща, лежащий на плечах незнакомого мужика, у Вани ассоциировался только с оголенной крайней плотью.

– А похож, – протянул Иван, разглядывая фигуру в проеме двери.

– Я известен местным жителям как Влад Цепеш, граф Дракула, – представился аристократ. – Хотелось бы услышать ваше имя и причину визита.

– А, – произнес Ваня, осененный внезапной догадкой. – Так это я тебя ищу?

Настала очередь аристократа удивляться.

– Меня? Зачем?

– Хлебало набить, – с присущей ему простотой ответил Ваня.

Дракула мерзко захихикал.

– Чего, прошу прощения, набить?

– Переднюю часть головы, – пояснил молчавший до этого Серый Волк.

Дракула только сейчас заметил Серого Волка, едва различимого в подвальном полумраке.

– Ты?! – изумление Дракулы не могло быть поддельным. – Вернулся!?

– Угу, – довольно проурчал Волк. – Я ж говорил, что вернусь.

– Что, блин, постоянно происходит, Серый?! – возмутился Ванька. – Ты везде в чем-то участвовал, со всеми знаком, про всех всё знаешь.

– Я тебе позже всё расскажу.

– Опять позже? Ну почему нельзя рассказать сразу, перед тем как мы куда-то пойдем и перед тем, как события стремительно закручиваться начинают?..

Дверь захлопнулась без скрипа. И тьма стала непроницаемой. Дверные петли, несмотря на общую запущенность замка, были на удивление хорошо смазаны.

***

После нескольких попыток открыть дверь, недолгого выяснения отношений и взаимных обвинений, среди которых «черт четырехлапый» и «дебил с бревном» были самыми безобидными, Ваня в конце концов нащупал где-то в углу подвала огарок свечи и, подпалив фитиль, установил ее на ту самую могильную плиту. А спустя несколько минут, проведенных в тишине, Серый Волк заговорил.

– Я до сих пор не знаю, как так получилось и не нахожу объяснения тому, что произошло. Я тогда сказку читал сыну. Помню, всё восхищался, как в сказках всё просто и легко и как непросто в реальной жизни. И шальная такая мысль мелькнула, вот бы в сказку попасть! И знаешь, Ваня, не было ни яркого света, ни какой-то музыки трагической, из стены не выходил волшебник в островерхой шляпе и с посохом… Ничегошеньки такого. Я читал сыну сказку да, видать, уснул. А проснулся – здесь, в этом теле. Точнее, шкуре.

Ваня слушал, открыв рот.

– И сдается мне, Ваня, что до тех пор, пока я хотя бы мельком не приму участие во всех сюжетах, которые прочитал за свою жизнь, не видать мне дороги обратно.

– Фигасе, сюжеты, – задумчиво почесал макушку Ваня. – Это где ж такие сюжеты виданы, чтоб у людей кровь пили?

– И самое интересное, не один я такой, – продолжал Серый Волк, не обращая внимания на Ванькину реплику. – Помнишь, я тебе рассказывал, что Яга раньше Джульетой была? Ну, Юлькой по-нашему.

– Ага.

– Так вот, до того, как она с катушек слетела и на цепь меня посадила, она рассказывала, что с ней аналогичное чудо приключилось. Читала книгу одного известного автора из нашего мира. Шекспиром его зовут. И очень-очень хотелось ей такой же любви. Как в той книге. Так же уснула… а проснулась урожденной Капулетти... Книга-то, она не очень хорошо кончилась. Там влюбленные погибли. Кто яду выпил, кто сам себя заколол…

– Заколоть себя по любви? Фигасе сюжеты! – вновь подал голос Ваня.

– Так вот, не захотела она помирать, памятуя о том, чем та книга кончалась, и сбежала, не дождавшись развития событий. А потом уже ее по сказкам понесло, закрутило. И, в конце концов, на роли Бабы Яги и остановило.

– Так, а Дракула этот, его ты откуда знаешь?

– А был я тут уже. С доктором. Ван Хельсинг его звали. Ох, и знатно ж мы тогда покуражились, – Волк задорно встряхнулся. – Все гнездо их вурдалачье в пух и прах разнесли. Одних только девиц половозрелых, в упыриц обращенных, двенадцать штук упокоили. А этот, зараза, не то спрятался, не то сбежал…

За дверью послышался женский смех. Милый, завораживающий. Такой смех, услышав который, хотелось слышать его еще раз. И еще. И еще. Этот смех очаровывал, звал за собой. В этом смехе были смешаны страсть и невинность, откровенность и стеснение, огонь похоти и бурный водопад желания.

– Чего вы там ржете? – прокричав в сторону двери, поинтересовался Ваня. – Заняться нечем? Порядок наведите лучше! А то бардак развели! Ходить по замку противно!

Смех за дверью обиженно стих.

***

Они сидели ровно столько, сколько нужно было свече, чтобы догореть. В тот момент, когда свечной огарок затрепетал, отдавая последние искорки света, дверь распахнулась. В дверях стоял Дракула.

– Стемнело, – сообщил он.

– Так ты ждал, пока солнышко сядет, – проговорил Волк. Шерсть на его загривке встала дыбом, а верхняя губа подрагивала, обнажая клыки. – Чтоб без вариантов. Чтобы в силу войти.

– Ну, конечно! – согласился Дракула. – Я уже не тот наивный вампирчик, которого вы с Хельсингом по замку гоняли. Я уж лучше наверняка.

– Серого в обиду не дам! – подал голос Ваня.

– А ты бы, добрый молодец, шел, пока цел. Я к тебе зла не питаю. Ты мне плохого ничего не сделал. А этот вот, – Дракула кивнул в сторону Волка, – всех невест моих извел. Ни одной не оставил. А у меня, между прочим, среди них четыре любимых было.

– Я… – замялся Ваня, – ну как-то да. Действительно, по глупости своей сюда попал. – Повернулся к Серому и виноватым голосом продолжил: – прости, Волчара. Я пожить еще хочу.

– Вот это правильно, – подбодрил Дракула. – Иди, Ваня, на все четыре стороны. К чему тебе чужие разборки?

– Да ну ни к чему, – все так же понуро согласился Ваня, взваливая свой кол-дубину на плечо и направляясь к выходу. Оглянулся в дверях: – Не серчай, Серый. Я молодой еще, рано мне помирать. А тебе всё равно всех сказок не пройти, – и вышел в дверь.

– Ну, что, Серый, перевернешься или в волчьем обличье биться будешь? – прошипел Дракула.

– В человечьем! – послышалось из-за спины, и удар осиновой дубины припечатал худосочного аристократа к стене, так что каменная крошка посыпалась в разные стороны.

В отсветах факела, висящего в коридоре, было видно, как Ванин кол-дубина описывает одну широкую дугу за другой, превращая противника в кожаный мешок, полный переломанных костей и отбитых внутренностей. Волк даже не пытался вмешаться.

– Не хватит вам ума и знаний меня убить, – хрипел перекрученный, словно тряпичная кукла, вампир. – Я восстановлюсь, как бы вы меня не изувечили. Я бессмертный, Ваня! Бессмертный! И я обязательно отомщу!

– Ух. Я аж взопрел, – сообщил Иван, вытирая пот со лба.

– А я восстановлюсь! Стану каким был! И не поленюсь – вернусь за вами, – продолжал хохотать Дракула.

– Слышь, Серый, а колышек-то на него не действует! – уведомил Ваня, в очередной раз опуская бревно на многострадальный череп вампира. – Может, это не осина вовсе?

– Может, и не осина, – согласился Серый Волк. – Я в деревьях плохо разбираюсь.

– И чего ж делать-то, Серый?

– Ну, если нельзя уничтожить, нужно обезвредить, – предположил Серый Волк. – Засунем его в могилу эту, запечатаем. Как с Кащеем было. Я молитвы почитаю специальные.

Дракула скрипуче, насколько позволяла раздробленная челюсть, захихикал из глубины могилы.

– Это сказка, Серый! Тут нет религии! А, значит, и молитвы твои не подействуют!

– Хм… Молитвы, может и не подействуют, – произнес Ваня. – Есть одна идейка, Серый. Погуляй маленько, а? Ну, пока я его обезврежу.

***

– Ты, уж, Ваня, не серчай, но я в другую сторону. Я с тобой и так задержался больше положенного. А с пророчеством от Мефистофеля, делать что-то нужно.

– И куда?

– Даже не догадываюсь, в какой из сказок разум отражается в глупости и что значит, видеть самого себя с собой. А уж как по обе стороны зеркала оказаться, совершенно не представляю... Поброжу по сюжетам, глядишь, на подсказку натолкнусь...

Откуда-то из замка донесся протяжный, леденящий душу вой. Но солировала в этом вое нотка тоски, плавно перетекающая в безысходную обреченность.

– Точно со мной не пойдешь? – спросил Ванька.

– Точно, – подтвердил Серый.

– Ну, что ж... – Иван замялся, подбирая слова, да так и не подобрал.

Лишь взъерошил шерсть на лобастой волчьей голове, развернулся, закинул осиновое бревно на плечо и зашагал прочь.

– И все ж таки, Ваня, ты чего ему сделал-то? Чего он так убивается?

И будто вторя вопросу Серого Волка, в замке вновь раздался истеричный вой.

Ванька остановился. Обернулся. Запустил руку за пазуху, достал тряпичный свёрток, вернулся к Серому Волку.

– Говорю ж, обезвредил, – Иван положил осиновое бревно наземь и, отворачивая край тряпицы, протянул свёрток Серому Волку.

В тряпице, перепачканные подсохшей кровью, лежали клыки графа Дракулы.

Волк ухмыльнулся почти по-человечьи. И пробормотал:

– Зря ведь дураком зовут.

– Чего? – недослышал Ваня.

– Не забудь, говорю, на обратном пути в деревню зайти и толмача стукнуть еще разок.

– Не забуду, – осклабился Иван Дурак. И, спрятав тряпицу с вампирскими клыками за пазуху, взвалил бревно на плечо. – Дай, Волк, на счастье лапу мне!

Пожав протянутую Серым Волком мохнатую лапу, Иван развернулся и пошел в сторону деревни. А Серый, отряхнувшись всем телом, как это умеют делать только волки, юркнул в лес.

Оглянуться не решился ни один, ни второй.

– Боженька, ну какая ж она бестолочь, – бормотал Серый Волк себе под нос, притаившись под окном.

– Хрусталь чтобы к нашему приходу блестел, – доносилось из окошка.

– Хорошо, мачеха.

– И полы натри.

– Хорошо, мачеха.

– Харашомачеха, харашомачеха... тьфу ты, блин, – Серый раздосадовано плюнул и зажал уши передними лапами.

И пролежал так до тех пор, пока из ворот не выехала карета. А как только стук копыт и скрип колес стихли – встал, отряхнулся и запрыгнул в раскрытое окно. Девушка взвизгнула и выронила из рук тарелку, которая, издав предсмертное «БДЗЫНЬ!», разлетелась на несколько десятков осколков.

– Спокуха, – стараясь выглядеть максимально дружелюбно, сказал Серый Волк. – Я хороший.

Оторопевшая Золушка замерла с открытым для визга ртом. Серый Волк вздохнул, прямо как человек, затем сосредоточенно почесал лапой за ухом и спросил:

– На бал хочешь?

Ещё не отошедшая от внезапного появления Серого Волка девушка, не закрывая изумленно приоткрытого рта, кивнула.

– Рот закрой, – посоветовал Серый Волк, после чего изогнувшись начал выгрызать что-то из шерсти и внезапно сменил тему: – Есть от блох чего? Доконали, спасу нет, – доверительным тоном сообщил Серый, продолжая ловить что-то в шерсти, скосив глаза на девушку, – да ну рот-то закрой, а то ворона залетит.

Удивленная Золушка не уловила связи между открытой ротовой полостью и беременностью птицы вида Corvus corone, но все же сомкнула губы. Однако уже в следующее мгновение девушка вновь визжала, явно стремясь преодолеть звуковой барьер:

– А-А-ААААааа! Говорящая собака-а-аААА!

– Тихо! – рявкнул Волк.

Визг, грозивший вот-вот перейти в ультразвук, прервался. И предотвращая очередную попытку Золушки закричать, Волк спросил ещё раз:

– На бал, говорю, хочешь?

– Д-да, – неуверенно ответила девушка.

– Ну так собирайся!

Золушка обвела взглядом комнату и погрустнела.

– Не могу. Мне ещё столько всего сделать нужно...

– Тот, кто хочет – ищет способ. Кто не хочет – ищет причину.

Нижняя челюсть Золушки вновь получила команду от той пары нейронов в голове, которые, если б и дальше развивались, обязательно наградили бедную девушку синдромом дауна, и она опять раскрыла рот.

– Крестная все как надо нафеячит. Зови ее давай.

Золушка закрыла рот, нервно сглотнула и дрожащим голосом произнесла:

– У меня пока нет крестной.

Теперь настал черед Волка замереть с открытой челюстью. На его морде явственно читалось нечто среднее между «нуёптваюмать» и «бедная сиротка».

– Как это, «пока нет»? – изумился Серый Волк.

– Разное рассказывают. Кто говорит, в параллельное измерение ушла, кто – в отпуск уехала. Кто-то вообще рассказывает, что она с контрабандой связалась…

– Ладно... – пробормотал Серый Волк себе под нос, после минутного ступора, – тогда просто забей на все мачехины задачи по пятилетке в один год и собирайся.

– Куда?

– На бал, ёпть! – начал терять терпение Волк. – Ты ж на бал хочешь?

– Хочу, – согласилась девушка.

– Ну вот и собирайся.

– Не могу. Мне столько всего…

– Та ёбаный же ж ты ж нахуй!

По меркам Серого Волка приготовления заняли совсем немного времени. А учитывая процесс купания молодой девушки, который Серому посчастливилось наблюдать ввиду того, что в Золушкином понимании он не был мужчиной, так и вообще, время пролетело незаметно. Платье же было заготовлено Золушкой заранее. Прихорашиваясь перед зеркалом, девушка успела поведать Волку, что ткань, кружева, ленточки и прочую лабуду она покупала на сэкономленные во время походов на рынок деньги, а шила по ночам, управившись с работой по дому.

Оправив платье в последний раз, Золушка повернулась к Волку, сделала несколько шагов в его сторону, грациозно качая бедрами, и спросила:

– Ну, как?

– Почти идеально, – задумчиво глядя на девушку, пробормотал Серый Волк.

– Почему «почти»? – изумилась Золушка.

– Потому что… – Серый Волк ухватился зубами за подол и, упёршись лапами в землю, как это делают собаки, когда отбирают палку у дрессировщика, рванул на себя.

Ткань с треском разошлась, обнажив прелестные девичьи коленки.

– Ах! – только и воскликнула Золушка.

– Вот где-то по этому уровню ножницами обрежь, да рукава по самые плечи. И получится идеально! – приказательным тоном посоветовал Серый, отплевываясь от ниточек, застрявших в зубах.

То ли девушка уже устала удивляться, то ли ей было плевать в каком виде, лишь бы попасть на бал, но она не стала ни сокрушаться, ни спорить с Серым Волком, а молча взяла ножницы и сделала редизайн в точности так, как он и посоветовал.

– Боюсь я, Серенький, – пробормотала Золушка. – Мачеха, она у меня знаешь какая злая! Она меня и скалкой огреть может, если я не управлюсь…

– Знаешь, милая Золушка, к тому моменту как она вернется, твоя жизнь сильно изменится. Гарантирую.

Вопрос с каретой предпочли не решать, благо до замка было не так уж и далеко. Пошли пешком. Когда до ворот царского обиталища оставалось не более сотни метров и обрывки звуков начали складываться в единое целое, донося до ушей узоры затейливого вальса, Серый Волк начал рассказывать Золушке легенду:

– Значит, слушай и запоминай, моя дорогая. Ты у нас Принцесса Севера. Твоим чарам подвластны все хищные звери, которые, чувствуя энергию богов, беспрекословно подчиняются тебе. Я как раз такой зверь и есть. Выбрала ты меня себе в спутники, потому что увидела во мне тайну, которую еще разгадать предстоит. Ну, загадочное лицо, главное, сделай, когда будешь это все рассказывать. Будешь мне говорить, что делать, я исполнять буду. Поняла?

Золушка кивнула.

– Вот и славно. Сейчас фейсконтроль только пройдем, – Волк мотнул головой в сторону стражников, стоявших у приветливо распахнутых замковых ворот, – а там уже легче будет. Все. Смотри, с этого момента я для всех обычный волк. Не говорящий. Постарайся рассказывать поубедительнее.

– Я постараюсь, – прошептала девушка.

А через несколько мгновений странная пара подошла к воротам.

– Стой! – скомандовал один из стражников. – Кто такие? Зачем пожаловали?

– Добрый вечер, дяденьки, – радостно поздоровалась Золушка. – Я принцесса, мы на бал пришли.

– Какая ж ты принцесса, – насмешливо оглядев девушку с головы до ног, спросил второй стражник, – ни свиты, ни кареты.

– Аферистка, небось, – подхватил второй.

– Чтоб-твою-принцессу-мать, – пробормотал сквозь зубы Серый Волк. И тут же, набрав воздуха в лёгкие, сурово прорычал: – Властью, данной мне Принцессой Севера, приказываю вам, нерадивым слугам здешней короны, прекратить преграждать путь ее величеству!

– А-А-А-а-а-а! Говорящая собака-а-а-А-А-А! – заголосил стражник.

– Не ори! – рявкнул на него Волк. И стражник, не закрывая рта, убавил громкость до нуля.

Второй к этому моменту, от нахлынувших при виде говорящего Волка эмоций, весело отзвенев доспехами, валялся в обмороке на полу.

– Н-да, – пробормотал Серый Волк, – защитнички у его величества, конечно, не ахти, – и обращаясь к Золушке: – Ну, пойдемте, что ль, Принцесса Севера.

***

Бальный зал встретил их терпким коктейлем из музыки и осколков разнообразных разговоров, которые состояли из сплетен, восторгов по поводу мероприятия и неуклюжих комплиментов, отпускаемых пьяными престарелыми кавалерами дамам всех возрастов и комплекций.

На странную пару не обращали внимания ровно тридцать секунд. А потом голоса стали стихать и осталась лишь музыка. Но и та неуверенно стихла, когда странная пара вышла в центр зала.

– Здравствуйте! – улыбаясь, поприветствовала присутствующих Золушка.

Стихла и музыка.

– Кто ты, прелестное создание? – раздался в полной тишине вопрос с одного из балконов.

– Я... – и Золушку снова заклинило.

Понимая, что инициативу в свои руки брать все же придётся, Серый Волк сделал шаг вперёд и...

– Её величество, Принцесса Севера, желает аудиенции с принцем.

– Ну я принц, – ответствовали с того же балкона.

– Ну так соблаговолите, ваше этосамшество, спуститься да побеседовать с Принцессой.

Судя по тому, как быстро парень явился со своего наблюдательного пункта, в котором оставил несколько расфуфыренных красоток, Принцесса Севера его не на шутку заинтересовала.

– Ты это, кокетничать да флиртовать-то умеешь? – поинтересовался Волк у Золушки.

– Я… – глаза Золушки перебегали с приближающегося принца на Серого Волка и обратно, – я…

– Что привело вас в наш замок, о, прелестная Принцесса? – спросил принц, целуя руку явно обалдевшей от такого поворота событий Золушке. – Возможно, после долгого пути такое прелестное создание не откажется от бокала вина?

– А от блох ничего нету? – поинтересовался Волк, но не был услышан. Принц залип на экзотику.

– Пройдемте в сад, Принцесса, там есть беседка, в которой никто не помешает вам изложить цель вашего визита. Вино и ужин подадут туда.

– Кивай, дура, – прошипел сквозь зубы Серый Волк.

Золушка кивнула.

– Что ж, прошу, – принц повернулся, предлагая взять его за локоть и, обращаясь к остальным гостям, сказал:

– Продолжайте веселиться. Негоже прерывать бал из-за того, что у принца появились неотложные дела. Я же обязательно вернусь к вам, – ухмыльнулся, – позже.

После того, как в беседку принесли вино, принц, дождавшись когда слуги уйдут, заговорил.

– Ну, что ж, прелестное создание, давайте выпьем за наше столь внезапное, но такое приятное знакомство. Я ведь полагаю, что дружбу между королевствами начинать полагается со знакомства, – Принц отстегнул шпагу и вместе со связкой каких-то ключей положил ее на лавку подле себя, а сам подвинулся ближе к Золушке. – А если знакомство происходит на таком уровне, как наш, то и познакомиться стоило бы поосновательнее. Вы восхитили меня не только своей юностью и красотой, но и скромностью, которую сейчас редко где встретишь, а смелость, с которой вы путешествуете без свиты поразило меня и того больше…

– Успею, пока пиздоболить будет, – пробормотал себе под нос Серый Волк, аккуратно, чтобы не звякнули, взял связку ключей в зубы и тихонько вышел из беседки.

Найдя в парке пень старого дуба, Волк разбежался, оттолкнулся, перекувырнулся над пнем, коснувшись его передними лапами, и по ту сторону пня упал Принц. Волк в обличье Принца нашарил в траве связку ключей и, насвистывая фривольный мотивчик, направился к замку.

***

– Ах, если бы вы знали, как утомляет трон, – проникновенно жаловался принц, поглаживая обнаженное колено Золушки, – всем чего-то нужно, все клевещут, унижаются, рассказывают обо мне гадкие истории. Кто-то ради лишней монетки, кому-то меня на своей дочери женить хочется. Опостылело.

Рука принца поднималась выше, оголяя девичье бедро. Девушка молчала, внутри нее кипели противоречивые ощущения и мысли. С одной стороны, она никому из парней не позволяла ничего подобного, а с другой стороны – это ведь Принц! И от его поглаживаний странное тепло разливается по всему телу, наполняя низ живота приятной тяжестью. Лицо Принца было всё ближе, а Золушка никак не могла сосредоточиться на его словах. Она чувствовала его нежную ладонь на своем бедре...

– Кхм-кхе, – откашлялся сидящий рядом Волк.

Принц дернулся. Золушка стыдливо поправила платье.

– Осмелюсь доложить, Принцесса Севера, Небесные Волки Метелей шепчут, что наш путь должен быть продолжен прямо сейчас.

Золушка с нескрываемой ненавистью, а принц с испугом посмотрели на Серого Волка.

– Путь во имя Великой Цели должен быть продолжен, Принцесса.

Золушка нехотя встала.

– Как, очаровательное создание, ты уже уходишь?

– Зов Стихий, – пафосно пояснил Волк. – Пред ним все позывы тела теряют свой смысл, и даже продолжение рода кажется незначительной глупостью. Но, исполнив миссию, Принцесса вернется. И ее отдых в вашем гостеприимном замке затянется до тех пор, пока вам не надоест, ваше высочество.

С этими словами Серый Волк аккуратно взял в пасть руку ничего не понимающей Золушки и повел ее по дорожке, в сторону ворот. А принц, налив себе вина, глядя на удаляющиеся к воротам силуэты Принцессы Севера и ее лохматого спутника, пробормотал:

– Хороша, сучка, – какая-то часть его до конца не хотела верить в то, что молодое, стройное, да к тому же экзотическое тело Северной Принцессы ему сегодня не светит и его сегодня не согреет.

Нацепив на пояс шпагу и вернув на место связку с ключами, принц разочарованно вздохнул, допил вино и зашагал к замку.

***

– Ща вдоль заборчика пройдемся чуток, – объяснял Серый Волк. – Тут темень, стражи нет. Кто ж в здравом уме через такой забор сигать будет?

– Я не понимаю, Серый Волк, что ты затеял.

– Всё увидишь, моя хорошая, всё увидишь. О, пришли!

Под забором лежал туго набитый мешок.

– Мне много не надо. Там только пакетик один, с зельем заветным. А остальное – твоё.

Золушка, присев над мешком распустила тесёмки и в глаза ей тускло блеснуло. Монеты. Целый мешок монет.

– Ого... – выдохнула девушка и застыла над содержимым мешка, будто зачарованная.

– Я бы, наверное, на твоем месте, большую часть прикопал где-то, а с той частью, что поменьше, уехал бы. Начал новую жизнь. А как заканчиваться будут – вернулся. Ну, бери, чего смотришь…

***

Мешок закопали на заднем дворе под поленницей, предварительно отложив из него часть золота и необходимый Волку пакетик. Новое Золушкино платье к концу всей этой возни уже ни на что не годилось. Однако Золушке было наплевать на платье. Перед её глазами уже стояла новая жизнь.

– Трубка папина далеко? – поинтересовался Волк.

– Нет, а что?

– Принеси, не сочти за труд.

Золушка зашла в дом и вскоре вернулась с отцовской курительной трубкой.

– Теперь из пакетика доверху насыпь в нее, ага?

Золушка выполнила.

– Ну и подкури, что ль.

Золушка чиркнула спичкой, поднесла к трубке, потянула, раскуривая, и задний двор наполнился вязко-сладким запахом тлеющей тряпки.

– Марихуана? – удивилась Золушка.

– Она самая, – Волк принял трубку из рук девушки и глубоко затянулся.

***

– Как это, «сам вынес»?! – негодовал принц. У него, конечно, бывали провалы в памяти после употребления определенных веществ, но чтобы настолько… Лицо принца оккупировало недоумение. Такое же недоумение, как и у фротнмена эстонской power-speed-metal группы «Тень черепахи», недоумевающего, почему за пределами родной Эстонии все музыкальные metal-журналы называют их дебютный альбом качественным dark-ambient.

– Но, ваше величество, вы же, – страж в очередной раз развел руками, – сами сказали, что на государственные нужды, мол, телочка сегодня, что надо…

– Сукккко, – пробормотал принц себе под нос, – последний пакет травы на весь замок. А до сезона еще…

***

– Не то, чтобы я их ненавижу, – сказала Золушка, пуская к небу дымные колечки. – Я на них, скорее, злюсь. За тупость их. Мне просто папу жалко. Я буду огрызаться, так они на нем зло срывать начнут. А папенька у меня безвольный. Подкаблучник, короче.

– Ну, чего толку злиться на мачеху, на сестер придурковатых да о папке слабовольном расстраиваться? В конце концов, это их выбор. А у тебя, – Волк постучал лапой по поленнице, намекая на то, что под ней прикопано, – есть с чем свою жизнь устраивать-то! Прости их и проживай свою жизнь так, как тебе хочется.

– Всю жизнь мечтала накуриться, чтобы простить этот мир, – иронично произнесла Золушка.

– Ну-у-у, – протянул Серый Волк, – если не получается простить этот мир на трезвую голову, то почему бы и не накуриться?

Помолчали.

– До того, как ты вернулся, я думала, а отдамся-таки принцу. Будь что будет. А там, вдруг приглянусь ему, глядишь, женится на мне, у нас свадьба будет королевская.

– Мечты наивной дурочки, – оборвал ее Волк.

– Почему? – спросила Золушка, зевая.

– Ну, допустим, он бы тебя и не забыл на утро, с перепою-то. Ну даже послал бы искать тебя, по каким-то там приметам. Родинку в форме туфельки там, на груди, или еще чего. Ну нашел бы. Ну год-два вы потрахались бы в удовольствие. И то, при его насыщенной половыми партнершами жизни, не факт. Ну родила б ты ему ребенка, и чо? Сидела б в королевских покоях безвылазно. Знала б кого из фрейлин твой муж натягивает, а ничего б поделать не смогла бы. Он же принц. Да он бы и не прятался особо.

– Мда… – пробормотала Золушка, – перспективка не очень.

– Свадьба... Свадьба... Тоже мне, критерий счастливой жизни… – голос Серого Волка становился глуше, уплывал всё дальше. – Тут вон, от блох не знаешь, куда деваться, вот где проблема насущная. А принцы – это дело такое. Не всякий принц для жизни годен. И не всякий годный для жизни – принц… Новая кровь нужна вашему королевству. А то совсем скисли здесь. Даже сказки у вас скучные. Эх, Ваньку Дурака сюда бы… – голос Серого Волка, вплетаясь в сновидение, окончательно размазался и стал с ним одним целым.

***

Проснулась Золушка от грохота открываемых ворот и вопля мачехи.

Вспомнила свой сон, говорящего Волка, яркий бальный зал с уймой народа, похотливого принца…

– Приснится же, – пробормотала девушка разочарованно.

– Золушка-а-а-а! Ты что, спишь, мерзавка? Распряги лошадей немедленно.

Сонная Золушка обошла дом и предстала пред мачехины очи.

– Ах, вот ты где, лентяйка! А ну немедленно распрягать…

Еще сонная, но уже испуганная Золушка полезла было в карман и нащупала там туго набитый кошель…

Значит, не приснилось? Ну да, это не со сна же в голове шумит! Не обращая внимания на мачехины вопли, Золушка полезла во второй кармашек и достала оттуда папину трубку. От трубки несло совсем не табаком.

– А шли бы вы нахуй, мачеха, со своими техзаданиями! – негромко, но отчетливо, так чтоб все слышали, произнесла Золушка. – Задрали, чесслово! Наймите прислугу себе, а я в рот ебала тут корячиться забесплатно.

И Золушка вышла за ворота, в ночь, не дожидаясь, пока к мачехе вернется дар речи.

***

А Серый Волк, лёжа за забором, прислушивался к последней сцене.

– Ну вот и отлично. Давно бы так, – пробормотал Серый, когда диалог закончился. И побежал дальше, по своим, возможно, даже и волчьим делам.

– Ой, блин, уморил ты меня, добрый человек. Хотя… – Серый Волк прекратил смеяться, мгновенно став серьезным, и продолжил: – не добрый, а скорее, наивный… Это ж надо, с кем попало в карты играть садиться!

– Они не «кто попало», – насупился собеседник.

– Братья, дружок ты мой, тоже могут быть «какими попало». Хоть даже и папенька у вас один на всех. Да и в любой игре, в которой помимо твоего головного мозга задействована вероятность какого-либо события, эта самая вероятность будет играть против тебя. Так что в шахматы – это б я еще понял. Но в карты? Хотя… – Серый Волк улыбнулся, очевидно, что-то вспомнив, – был тут один персонаж, мозг не только в шахматах, а вообще не задействовал.

– И что с ним стало?

– Полцарства у него. Жена красавица, а в перспективе – главный герой мно-о-огих сказок.

– Я не пойму, сказочный зверь, к чему ты ведешь? Не пользоваться мозгом – это хорошо или плохо?

– Кому как. Некоторым, например, мозги задействовать, оно только во вред идет.

Паренек в исподней рубахе недоуменно таращился на Волка.

– Ну что смотришь, будем решать проблемы твои или как?

– Эмм… Забесплатно?

– Что ж ты такой осторожный в одном исподнем на берегу сидишь-то? Конечно, не забесплатно!

– Я, право, и не знаю.

– Право-лево, сено-солома, – Серый уставился на паренька. – Думаешь, хуже может быть?

– Ну… – замялся парень.

– Короче, решай давай, а то вон, счастье твоё так мимо и проедет, – Волк мотнул головой в сторону, и парень обернулся.

Вдали, поднимая клубы пыли, вдоль пшеничного поля ползла карета.

– Помогите! Спаси-и-и-ите! – булькал кто-то со стороны затянутого ряской пруда.

– Ваше Величество, кричат, – обратила внимание короля королева.

– У нас в королевстве всегда кричат, – меланхолично ответствовал король, – я уже привык.

– Мне кажется, это не забастовка, ваше величество.

– Ну, значит, рубят кого-то.

– А булькает почему?

Король посмотрел на королеву с недоумением.

– Потому что рубят.

Карета, поднимая клубы пыли, пролетела мимо пруда, даже не замедлив хода.

– Вылезай. Не прокатило, – угрюмо буркнул Волк, барахтающемуся недалеко от берега юноше. – Неправильная сказка какая-то.

– И чего теперь? – клацая зубами, поинтересовался основательно продрогший парень.

– Теперь через поле и бегом. Пока их величество петлю сделает, успеть должны.

Волку промеж подсолнухов бежать было проще. А вот юноша мало того, что распугивал воробьев, так ещё и с завидной регулярностью врезался лбом в подсолнечные шапки, отчего сбивался с курса и норовил заблудиться. Серому приходилось сбрасывать темп. И ждать, пока незадачливый молодой человек не вернётся на правильный курс. Но успели.

– Ложись и сделай вид, что тебе плохо.

Изрядно запыхавшийся подопечный, тяжело дыша, рухнул прямо посреди дороги. А спустя пару минут подняв клубы пыли, мимо пролетела королевская карета.

– Там человек лежал на дороге, ваше величество, – уведомила своего супруга королева.

– У нас в королевстве бывает, – все так же отстраненно отозвался король.

– Ему, возможно, помощь нужна.

– Ага, – согласился король. – Возможно, нужна.

– Что за хуйня? – возмущенно спросил Волк вслед облакам пыли, поднятым каретой.

– Что, прости, волшебный зверь?

Волк открыл было пасть, чтобы объяснить значение незнакомого юноше слова, но представив себе, сколько вариаций и значений у ругательства на самом деле, просто махнул лапой.

– Проехали.

– Ага, – согласился юноша понуро. – И не остановились даже. Может, стоит обратить внимание на знаки судьбы, сдаться на ее милость и влачить существование в образе бродяги? Жалостливых людей немало. Кто-то краюху хлеба подаст, кто-то монеткой медной снизойдет одарить, а кто и на хмельное расщедрится... – размышлял парень вслух.

– Философ... – пробормотал Волк, – кто ж такому подаст? – задумался на мгновение: – Хмельное, говоришь? Никаких «сдаться на милость судьбы»! Русские не сдаются! За мной!

И они снова побежали через подсолнечное поле.

– Я хозяина забегаловки отвлеку, – рассказывал Волк на ходу, – а ты бутылки побьешь. Да чтоб все…

Карета и в этот раз пролетела бы мимо, если бы не винный дух, весьма навязчивым облаком висящий не только вокруг корчмы, но и вдоль всего тракта на расстояние метров, наверное, пятисот в обе стороны.

– Тормози! – взвизгнул король кучеру.

Экипаж плавно сбавил ход и остановился прямо напротив трактира.

– Чем пахнет? – поинтересовался государь, не сбавив градуса меланхолии в интонациях.

Вышел из экипажа и потянул носом.

– Неужто самогоном? Добротен ли? – и, обращаясь к кучеру: – Жак, а ну-ка, пойдем-ка со мной!

– Не могу, ваше величество, правлю я…

– Вот те раз! – к солирующей в голосе короля меланхолии прибавилась басовая партия негодования. – Ты кому отказываешь? Королю?! Тебя завтра ни в одной конюшне королевства лопаты не доверят навоз выносить, не то что править… Кстати! Править! – Король нахмурился, оценивая второе значение слова. – Ты на что намекаешь, крестьянин? Правлю здесь – Я!

Кучер, бормоча под нос, что, мол, как бы не вышло как в прошлый раз, слез с козел и понуро поплелся за королем.

– Милейший, от чего такой дивный запах? – поинтересовался король, войдя в корчму.

Корчмарь при виде короля бухнулся на колени и запричитал:

– Простите, ваше величество, даже в мыслях не было прогневить ваше обоняние, но ворвавшийся оборотень напугал меня и, пока я бегал от него по полям, какой-то хулиган откупорил и пролил на пол большую часть моих винных запасов…

– Не парься, – прервал трактирщика король, – тупо налей. Мне и кучеру.

Спустя полтора часа король и кучер нетвердой походкой выползли из корчмы.

– Ваше величество, вы опять в говно? – поинтересовалась королева светски раздраженным голосом.

– Не факт, – то ли согласился, то ли не пожелал спорить король и, завалившись на сиденье, отключился.

Кучер оказался покрепче и, взобравшись с третьей попытки на козлы, пробормотал что-то типа «Нооозалетные!». И даже смог щелкнуть кнутом.

Привычные к такому положению дел лошади не спеша поплелись по тракту. Следующим на пути был замок маркиза д’Карабаса, в котором в этот момент паника достигла апогея.

***

Сначала маркиз пытался швырять в говорящего Волка все, что попадалось под руку. Потом – шлепать себя по щекам в надежде на то, что видение испарится. Потом – креститься. Но поняв, что ни один из методов избавления от галлюцинаций не работает, смирился и стал слушать животное, молвящее человеческим голосом.

А Серый Волк даром времени не терял. И рассказал, что король, овладевший древним магическим искусством, превратил его, королевского советника по финансовым вопросам, в животное только за то, что он взял с кухни кусок колбасы, чтобы заглушить урчание в желудке. А пришедшего с Волком юношу король раздел до исподней рубахи лишь за то, что тот не соизволил сдержать икоту, подметая на этой самой, вкусно пахнущей кухне. В конце яркой и красочной истории про превращение и изгнание Волк поинтересовался, как у маркиза дела с бухгалтерией?

– Он меня за растраты четвертует! – панически верещал д’Карабас.

– Четвертует, – спокойно согласился Волк.

– На ленты пустит! – стонал маркиз.

– Пустит! – вторил ему Волк. – И на гильотину отправит…

– Отправит… – маркиз д’Карабас остановился на ходу. – Куда?

– Блин, – пробормотал себе под нос Серый Волк, – не изобрели же еще…

– Что делать, месье Волк? Что делать? Вы всего лишь колбасы кусок со стола стащили, и он вас в Волка превратил, а у меня бухгалтерия совсем не в порядке.

– Думаю, что бежать вам надо, маркиз. Бежать к едрене фене.

– К кому? – изумился маркиз д’Карабас.

– Господи, – вновь себе под нос пробормотал Серый Волк, – да что ж с ними, с французами, так тяжело общий язык-то найти? – и уже обращаясь к маркизу: – подальше. Подальше, мон шер.

Спустя несколько минут, глядя из окна вслед улепетывающему сквозь пшеничное поле маркизу, Волк сказал Жаку:

– Ну такой рейдерский захват одобрил бы даже Берта Мария Бендер Бей.

Жак уже давно перестал спрашивать дивного зверя. Он просто доверился сказочному животному, понимая, что терять ограбленному собственными братьями нечего, и надеясь, что чудесный зверь его не подведет.

Серый посмотрел на стоящего в одной рубахе парня и сказал:

– Одевайся, что ль.

***

Когда королевский экипаж въезжал в ворота замка, навстречу ему вышел новоиспеченный маркиз со своим ручным Волком.

– Долгих лет вам, ваше величество, – поклонился Жак (теперь уже д’Карабас) не до конца проспавшемуся королю, вышедшему из кареты, держащемуся за дверь и мучительно пытавшемуся вспомнить, куда и зачем он приехал.

– И чтоб потенция не хромала, – вставил Волк свои пять копеек.

– Ай, блять! Оно разговаривает! – истерично заверещал король, схватившись за локоны парика и пытаясь натянуть его на голову ещё сильнее.

– Как пионер в анекдоте про пипетку, – пробормотал Волк.

– Про пипетку?

– Пройдут века, и один положительный персонаж, стремясь сэкономить на карнавальном костюме, постарается поразить всех оригинальностью и экономностью, не осознавая, что в результате его действий пострадает не только его личная репутация, но и репутация всей пионерской организации, потому что ассоциации с противозачаточными средствами после данного случая тесно переплетутся с пионерией… – Волк, помотав головой, будто прогоняя дурное наваждение, спросил Жака: – Я сейчас говорю как Пелевин или как Фрейд?

Король, не отрывая взгляда от говорящего Волка, продолжал бубнить «Отче наш» и непрестанно креститься.

– Я не знаю господ Пелевина и Фрейда, – ответил Жак.

– Ну да и бог с ними. Дело-то движется! Ваше величество, – обратился Волк к королю, – может, по бокальчику?

Король, хоть и побледнел, как смерть, намазавшаяся белилами для проституток, был не против.

К третьей перемене блюд король был настолько пьян, что не удивлялся тому, что разговаривает с представителем фауны из отряда хищников. Его даже не тревожило, что королева ретировалась вместе с маркизом под предлогом «посмотреть, как в спальной комнате зеркала к потолку крепятся».

– Я этого Жака завтра вообще министром финансов сделаю. Умный, молодой, перспективный. Кстати, где он?

– Не знаю, – ответил Волк и, пытаясь выгородить своего нового подопечного: – Может, спать пошел? Организм молодой, к вину непривычный…

– А пойдем-ка поищем! Я ему прямо сейчас хочу новость сообщить! Порадовать, так сказать…

Король, шатаясь, встал с кресла.

– Может, не стоит, ваше величество? – заискивающе спросил Волк. – Вы устали, наелись. Зачем перетруждать организм?

– Ты как с королем разговариваешь, животное? – возмутился король. – Я сказал, сейчас! И шатаясь, пошел в спальню.

Жаку повезло в том, что Волк, нутром чуявший неладное, обогнал короля и, войдя в спальню первым, вцепившись зубами в ковер на стене, дернул его. Ковер, оторвавшийся от стены, накрыл охающую и ахающую парочку, уже давным-давно переместившуюся в любовном порыве с кровати на пол, укрыв их от глаз вошедшего мгновением позже короля.

– Нету никого? – спросил изрядно пьяный король.

– Наверное, по делам куда-то побежал, – пробормотал Волк, пытаясь выплюнуть шерстинки ковра из пасти и косясь на ковёр, под которым происходила вполне объяснимая возня.

– Ну, ладно, – покровительственно пробормотал король, – завтра его министром финансов назначу.

– Завтра, так завтра, – согласился Волк. – Вернемся к столу и еще по бокальчику?

– А почему бы и нет! – согласился король.

***

Уже стемнело, когда проспавшегося короля, наконец, разбудила светящаяся от какого-то неизвестного счастья супруга, которая весьма ультимативно поинтересовалась, сколько ей, особе королевских кровей, ждать, пока законный супруг проспится. Пытаясь сдержать внутреннюю радость, королева усердно пилила своего похмельного супруга до самой кареты.

Маркиз же смущенно помог обоим сесть в экипаж и, целуя королеве руку, задержал свои губы на ее кисти чуть дольше, чем предполагали правила этикета. К счастью, король, мучимый головной болью, совсем не обратил на это внимания.

Жак с Волком сели на ступени замка.

– Страшно, – пробормотал Жак, глядя вслед уезжающей в темноту карете.

– Чего это? – удивился Волк.

– А вдруг все откроется? Не всегда ведь ковром укрыться от пьяного короля можно будет?

– Не всегда, – согласился Серый Волк. – Но, понимаешь, Жак, вокруг королей, как ни крути, всегда какая-то подковерная возня. Не ты первый и не ты последний. Главное, не спались. Да и вообще, иди, спать ложись. Завтра у тебя первый, тяжелый день на новой должности. А мне пора.

– Жаль, – грустно сказал бывший Жак, теперь уже маркиз д’Карабас.

– Не жалей ни о чем, – ухмыльнувшись, сказал Волк. – Никогда.

И потрусил прочь от замка, по своим, абсолютно не волчьим делам.

– Курлык, – сказала пролетающая мимо бабочка.

Серый Волк наморщил лоб и, оглядевшись вокруг, начал рассуждать, бормоча себе под нос:

– Где это я? Ну, допустим...

Однако сформулировать законченную мысль ему не дали – в воздухе материализовалась улыбка и посоветовала:

– Не допускайте, а то допускаетесь.

У Волка отвисла челюсть.

– Э... – только и смог выдавить из себя Серый.

– Разрешите представиться, – сказала висящая в воздухе улыбка, – Чеширский Заяц.

– Если есть Чеширский Заяц, – пробормотал Серый Волк, еще раз оглядываясь вокруг, – то должен быть и Мартовский Кот.

– Совершенно верно, – подтвердила улыбка. – Но он опаздывает.

Волк, еще больше недоумевая, вновь помотал головой.

– Куда опаздывает?

– Не куда, а как часто?

Подумав, что в данном случае вопросы «как?» и «куда?» равноправны и равновозможны, Серый не нашел ничего лучше, чем согласиться.

– Ага, – сказал он.

– Что, позвольте полюбопытствовать, значит ваше «ага»? – спросила висящая в воздухе улыбка.

– Опаздывает часто, – ответил Серый и тут же добавил во избежание повышения градуса непонимания: – Мартовский Кот ваш.

– Кот не наш, – возразила улыбка. – Он Мартовский. Но это не относится к предмету беседы. С чего вы взяли, что он опаздывает часто?

– Ну дык... – начал было Волк и осекся, совершенно не понимая, что от него хотят.

– Если не ошибаюсь, то чуть ранее я сказал, что вопрос не в том, куда он опаздывает, а как часто это делает.

– Ну да! – радостно закивал Волк лобастой головой. – Как часто!

– А отвечая на такой вопрос, можно сказать, что он опаздывает редко. Мы же пытаемся выяснить частоту его опозданий, а она может быть весьма редкой.

«Как часто опаздывает кот?» – мысленно спросил себя Серый Волк. И так же мысленно ответил на свой вопрос: «довольно редко». Утверждение, сделанное улыбкой Чеширского Зайца, было логичным, но в самом диалоге логики от этого не прибавлялось. И поэтому, желая поскорее направить разговор в более понятное русло и не морочить себе голову странной логикой этого мира, Серый Волк повторил свой мысленный ответ:

– Довольно редко...

– Смею заверить, – вновь возразила улыбка, – что совсем не довольно. По крайней мере, я не знаю в нашем королевстве ни одного довольного опозданиями Мартовского Кота.

Волк было открыл рот, чтобы объяснить, что имел ввиду, но, наконец, понял, что абсолютно ничего не понимает и не нашел ничего лучше, чем ответить:

– Да пошел ты нахуй!

И заячья улыбка растаяла.

Серый потрусил вперед по вилявшей среди гигантских, как деревья, грибов, маленьких, будто бонсай, деревьев. И спустя всего пару-тройку минут услышал сверху хриплый, прокуренный голос:

– И чо каво?

Серый посмотрел, кому принадлежит голос. Оказалось, что это гигантская Синяя Гусеница, восседающая на одном из мухоморов.

– Есть слегка, – признался Волк, помотыляв головой так, чтобы обозначить доставшийся после приключения с Золушкой кисет, висящий на шее. – Но у меня лапки... – и тут же поправился: – ЛАПИЩ-Щ-ЩИ!

– А у меня трубочка, – похвасталась Гусеница. И добавила: – Если мы скооперируем твои лапищи и мои лапки, то все получится.

Волк не придумал ничего лучше, чем просто кивнуть.

Серый Волк и Синяя Гусеница долго сидели молча. Наконец, Гусеница вынула трубку изо рта и, подтормаживая, спросила:

– Кто я?

Волк, как ему показалось, всего лишь на мгновение задумался. Но из попытки сформулировать ответ таким образом, чтобы не обидеть новоиспеченную знакомую, его выдрал повторившийся вопрос.

– Кто я?

– Гусеница, – ответил Серый.

– Не просто гусеница, – подхватила собеседница, – а синяя накуренная гусеница. Наклонилась к Волку и заговорщицким тоном продолжила:

– Мы ведь понимаем, что одно другое портит, правда?

– Я, право, не знаю, об одном ли мы и том же...

– Уточню, – перебила Волка Гусеница, – синяя я по цвету, а накуренная – по состоянию. Вот ты, например, по цвету – серый. А по состоянию – как я.

– Ну и как ты? – стремясь поддержать разговор, поинтересовался состоянием насекомого Волк.

– Я – как ты. Накуренная. Но не серая, как ты.

– А как я? – поинтересовался у Гусеницы собственным состоянием Волк.

– Ты нормальный? – поинтересовалась Гусеница.

– С одной стороны, я серый, – попытался объяснить Волк. – Это если брать за основной критерий цвет. Но с другой стороны, если брать за основной критерий не цвет, я накуренный.

– Повернись другой стороной, я посмотрю, накуренный ли ты, – попросила Гусенница.

– Зачем? – изумился Волк. – Я же не избушка, чтобы поворачиваться к тебе другой стороной.

– Какая избушка? – не поняла Гусеница.

– На курьих ножках, – пояснил Волк.

– Не поняла. Накурьих, в смысле, накуренных?

– Накуренные курьи ножки, – пробормотал Волк и неистово засмеялся, катаясь по траве.

Несколько минут Гусеница наблюдала за бьющимся в припадке истеричного хохота Волке, а потом пробормотала:

– Ну тебя, дурака, нахуй.

И уползла на другую сторону гриба.

– Дурак – это Ваня! – хохоча попытался объяснить Волк. – А я... я – Серый. Серый-накуренный!

Но Гусенница, судя по всему, его уже не слышала.

– Блин, пожрать бы, – пробормотал Серый Волк, отсмеявшись.

Откуда-то из-за гриба донесся голос гусеницы:

– Откусишь с одной стороны – подрастешь. С другой – уменьшишься.

– Да мне б тупо пожрать. Без колдунств! – крикнул Волк, обращаясь куда-то по ту сторону гриба. И не дождавшись ответа, побрел по виляющей между гигантскими, как деревья, грибами и короткими, как бонсай, деревьями. Кислотная расцветка и тех и других резала глаза, вызывая головокружение и наводя на мысль об LSD.

Тропинка вывела Серого к дубу, под которым была вырыта нора. Еще не придя в себя от рябившего в глазах бонсайно-грибного многоцветия и содержимого трубочки, Волк не придумал ничего лучше, чем подойти к зияющему провалу и спрятать голову в спасительную темноту. Тьма внутри норы закручивалась спиралями, сходящимися в центр бездонной ямы, и притягивала не только взгляд, но и мысли.

– Если долго пыриться в бездну, то бездна спросит: «хули ты пыришься?» – пробормотал Волк и прыгнул навстречу этому притяжению.

Засвистело в ушах. Воздух пел свою песню, вызывая в сознании образы, которые сменяли друг друга с невероятной скоростью. Время будто сплелось в бесконечную, постоянно меняющуюся петлю, и не было никакой возможности найти слово, описывая этот промежуток. Потом Волка попустило окончательно.

– Встать! Суд идет! – услышал Волк.

– Куда идет? – спросил он удивленно. И добавил себе под нос: – Кажись, еще не совсем отпустило. Он оглядел окружающее пространство и увидел, что находится в какой-то пародии на зал суда.

На месте судьи сидела Красная Королева. По крайней мере, так гласила табличка, стоявшая на ее столе. По левую руку, если отталкиваться аналогичной таблички, сидел Черный Король, а по правую, прямо в воздухе висела – волк узнал бы ее и без поясняющей таблички – улыбка Чеширского Заяца.

Кресла для присутствующих заменяли пни, на один из которых и взгромоздился Волк. Присяжных, адвокатов и прочей атрибутики не наблюдалось. Лишь только в углу, понурив голову, стоял... Иван Дурак.

– Глашатай, читай обвинение! – сказал Король.

– Мяу, – ответил невесть откуда взявшийся кот и, примурлыкивая, зачитал:

Бабу Ягу Змей Горыныч сжег

Вместе с ее избой.

Ванька Дурак, за просто так,

Кащея изрядно избил.

– Погодите! – воскликнул Волк. – А где связь между этими событиями?! А самое главное, рифма где?!

– Протестую! – воскликнул король. – Рифма к делу не относится!

– Протест принят! – величаво согласилась королева. – Рифма вторична. Важен смысл.

– Так смысла-то как раз и нет! – возмутился Серый.

– Ну, что ж. На нет и суда нет, – согласилась Королева и стукнула по столу деревянным молотком. И уже обращаясь к коту: – Глашатай, зачитывай приговор!

– Мяу! – вновь заорал кот. А Волк подумал о том, что это и есть тот самый Мартовский Кот, которого Волк обсуждал с Чеширским Зайцем.

Оковы снять, Ивана простить,

Волку отдать на поруки.

Пусть возится сам, раз умный такой.

Но голову – отрубить!

К Ваньке подскочило два невесть откуда взявшихся плоских прямоугольника с закругленными углами, тоненькими ножками и ручками, в которых были зажаты топоры. Как раз такими, какие бывают у палачей. На одной стороне прямоугольников был изображен клетчатый узор, а на второй – ядовито ухмыляющиеся шуты.

– Джокеры? – изумился Волк.

Полукарточные персонажи сняли с Ваньки оковы и поволокли его, упирающегося, к окровавленному пню, на котором, к бабке не ходи, отрубили не одну голову.

– Ванька! – закричал Серый Волк и рванул другу на помощь, даже не задумываясь, сдюжит ли против этих двоих с топорами.

Иван услышал. Поднял голову. Увидел Серого Волка и дернулся, вырываясь из рук «джокеров». Бросился навстречу Волку, отбрасывая от себя полукарточных. А те, разлетелись в стороны, переворачиваясь в воздухе, как падающие с осеннего дерева желтые листья.

Волк, рванувшись к другу, оттолкнулся лапами от первого попавшегося пня.

Иван, стремясь к Волку, перескочил через пень-плаху.

И Волк стал Ваней, а Ваня – Волком.

В тот момент, когда они прыгнули друг другу в объятья, треснуло зеркало, мириады осколков которого брызнули во все края. Они были разных размеров, но в каждом из них, с одной стороны отражался Серый Волк, а с другой Иван Дурак. И разбивая преграду, кто-то из них, то ли Ваня, То ли Серый, успел подумать: так вот оно о чем было, «самому с собою рядом, самого себя видеть не надо».

Затем человек и зверь стали одним целым, а звон бьющегося стекла плавно трансформировался в противное дребезжание будильника.

***

Ваня Волков нащупал будильник и нажал на кнопку. Сонно огляделся. Похоже, он уснул в кресле, пока читал сыну сказку, да так и проспал до утра.

Встал. Прошел на кухню. Включил конфорку. Насыпал в кружку кофе, сахар, бросил пару хвостиков гвоздики, залил водой, поставил на огонь. Закурил.

– Снилось что-то, – сказал Иван сам себе. И тут же сам себя спросил: – А что? – И попытался восстановить последовательность ускользающих обрывков сновидения.

Но наваждение выветривалось из головы вместе с начавшим распространяться по кухне кофейным запахом. Словно он – запах – стирал обрывки сна неумолимым ластиком реальности. И когда кофе был готов, единственное, что осталось в Ванькиной голове, – хорошее настроение и готовность творить добрые дела.

– Значит, слушай сюда. Вот так держишь, вот сюда нажимаешь. Отсюда вылетает смерть. Всё.

Фея была лаконичной и объясняла доходчиво.

– Понял. Не тупой, – пробасил рыцарь Раш. – Проверить-то хоть можно?

– Ух ты ж! Не тупой и недоверчивый. Можно, конечно. – Фея кивнула на мирно пасущегося в поле быка. – Вон, на нем можешь.

Рыцарь направил дуло пулемета на животинку и, как учила фея, надавил на спусковой крючок.

Загрохотало. Рыцаря дернуло отдачей, а бык свалился как подкошенный.

– А еще есть чего? – Спросил Раш, восхищенный результатом.

– Гранаты. Противопехотные, осколочные, – изрекла фея, протянув несколько похожих на мини-булаву предметов. – Дают осечку. Примерно пятьдесят на пятьдесят.

– А что делают?

– Вот тут откручиваешь, здесь – дергаешь. – Фея дернула за фарфоровый шарик и, швырнув ее в сторону бычьей туши, заорала: – ЛОЖИСЬ!

Раш упал, но глаз от того места, куда улетела мини-булава, не отвел. И не зря. Грохнуло так, что в ушах у рыцаря зазвенело, а бездыханная туша быка кровавым фейерверком раскидала внутренности и ошметки кожи по поляне.

– Слушай, а откуда все это? – Поинтересовался Раш, когда звон в ушах стих.

– Эхо войны, – флегматично ответила фея, разводя руками.

– Беру.

– Есть еще фауст-патроны, но я их не проверяла...

***

Когда дракон появился первый раз и поставил ультиматум, король разослал глашатаев в ближайшие замки и крепости на предмет поисков того, кто решит проблему и не позволит чудовищу сократить поголовье неискушенных в сексе особей женского пола, попутно опустошив королевскую казну. Обещанная награда привлекла раздолбаев без страха и упрека, среди которых очутился и Раш.

Видя шеренгу героев разных мастей и уровня подготовки, Раш благоразумно решил, что для выигрыша в тендере нужно жестко демпинговать. И в отличие от остальных претендентов, требующих, кто имение, кто титул, кто золота по весу драконьей головы (которую, к слову, еще и добыть нужно), заявил совсем скромную цену – новый меч, коня и доспехи. Это и сыграло с ним злую шутку: король был уверен в том, что профессионалы за дешево сражаться не будут.

Как оказалось, король ошибался.

Первым дракона встречал Гарольд – Стальной Клинок, запросивший титул рыцаря и поместье на живописных берегах реки, протекающей неподалеку от королевского замка. Но пафосное прозвище и слава лучшего мечника приграничных территорий не уберегли его от огненного выдоха чешуйчатого чудовища. Рассматривая результаты драконьего чиха, королевский повар прикинул в уме, что мясо можно не только варить или жарить, а и готовить под высоким давлением. Дело было за малым, объяснить кузнецу принцип только что придуманной скороварки. А наш герой сделал первый вывод: подходить близко к чешуекрылому чревато.

Дракон же, забрав требуемое, объявил о том, что санкции ужесточаются. Теперь в перечень необходимого добавилась девственница. Так и сказал: «Чтоб не противились неотвратимому».

Вторым Дракона встречали два брата – Ланц и Лоттер. Грозных прозвищ они не имели, но прославились смекалкой, хитростью и похуизмом. Запросы у них были попроще: драгоценностей по весу драконьей головы. Короля, конечно, душила жаба, но уповая на то, что эта парочка будет посмекалистей первого претендента и возьмет дракона хитростью, он согласился.

Целый месяц братья суетились вокруг городских ворот, что-то замеряли, чертили в пыли, переносили чертежи на бумагу, увлеченно споря друг с другом, и время от времени бегали к кузнецу. Результатом их деятельности стала стальная, остро заточенная пластина, повешенная в проеме главных ворот. Оставалось убедить дракона просунуть голову в ворота и активировать механизм. Всю остальную работу за братьев должны были сделать лезвие и сила тяжести.

Не сложилось. То ли кузнец плохо старался, то ли чешуя у дракона оказалась прочнее, чем рассчитывали братья, но схема не сработала. Сделав «дзыньк», железяка переломилась о драконью шею. В результате, налоговое бремя снова увеличилось. И хотя чудовище не спрашивало, кто додумался до такого изощренного способа убийства, Ланц с Лоттером пустились в бега. На всякий случай. А Раш сделал второй вывод: орудие убийства необходимо тестировать.

Были еще Ульрих фон Чпок, маркиз де’Бильеро и с пяток менее именитых вояк. А однажды на дракона пошла целая артель героев. С такой же нулевой результативностью – спустя двое суток дракон прилетел, собрал дань, повысил налоги и улетел восвояси. А героев никто больше не видел.

Постепенно количество желающих заработать сошло на нет, а редкие претенденты не привносили в технику драконоборчества новых и уж тем более выигрышных тактик. И тут, за несколько дней до очередного появления дракона, наш герой встретил фею.

***

Подойдя к воротам, Раш проорал:

– Открывайте, мать вашу! Спаситель пришел! – и пнул ворота кованым сапогом.

Встречали его весьма холодно. Да и вообще настроения в замке царили весьма скептические. Но рыцарь не унывал и вел себя весьма уверенно.

– Короче, цена вопроса должна быть поднята вдвое. И предоплата сто процентов, – заявил герой и пояснил: – из девственниц только принцесса осталась, а дракону жертву уже завтра подавай.

– А гарантии где? – не успокаивался король.

– Слушайте, ваше величество, помнится, полгода назад вы без вопросов были готовы отдать тому, кто одолеет дракона, поместье, туеву хучу золота, конюшню, парочку приграничных территорий и уйму народу в рабство. И?

– Что «и»? – не понял король, куда клонит рыцарь.

– И где это все, включая тех, кто просил? – И видя, что королю нечем парировать, сам ответил на свой вопрос еще одним вопросом: – У дракона спросим?

– Послушай, те рыцари были мастерами своего дела. Оружие у них было не чета твоей железяке. – Король, изрядно за последних полгода поседевший, продолжал сомневаться. – Мечи, палицы, скорпионы. Даже греческий огонь применяли!

– И? – Иронично полюбопытствовал герой.

– И... вот... – грустно подытожил король.

– Жадность, ваше высочество, это плохо, – изрек рыцарь и без того известную истину. – Брать-то с вас особо уже и нечего. Разве что самих из замка выгнать, да тут поселиться. Короче, ваше величество, соглашайтесь. Отступать некуда. От двух породистых лошадей да пары комплектов лат уже ничего не изменится.

Но король продолжал озвучивать свои сомнения.

– Он тебя угрохает, а нам опять дань повысит.

Рыцарь посмотрел на короля, скептично усмехнулся, взвалил пулемет на плечо и, грузно зашагав к выходу, заявил:

– Ну, значит, дочку ему готовьте.

Когда рыцарь вышел во двор, король закричал ему из окна:

– Эй, как тебя, Безымянный рыцарь, я согласен!

Рыцарь развернулся всем туловищем и проорал в ответ:

– Две лошади! Два комплекта лат! Пара мечей! Поместье на берегу реки и золота по весу головы дракона!

– Что?!? – Возмущенно заверещал король в ответ.

– Три лошади, три комплекта доспехов!.. – Начал рыцарь, одновременно показывая на пальцах облаченной в латную перчатку руки....

– Согласен!!! – Завизжал король, переходя на ультразвук.

***

Вбив колышек перед замком, и натянув привязанную к нему веревку, Раш очертил полукруг, метров сорока в диаметре и потребовал выкопать по намеченной линии ров полутораметровой глубины. Через равные промежутки по краю рва разложили кучи прелой соломы, поставив на каждую по кувшину с маслом.

На все вопросы короля, для чего, мол, такие приготовления, рыцарь отвечал неизменным «Наберитесь терпения, ваше величество, и все увидите», сократившимся в устах Раша в короткое и емкое:

– Отъебитесь.

В день Икс, перепроверив диспозицию, рыцарь приказал разложить дань в центр очерченного полукруга, а сам, нацепив на шлем веток для маскировки, засел в окопе.

Тяжелая черная туша появилась в небе ближе к полудню и приземлилась там, где Раш и рассчитывал. Оглядев сокровища, дракон проревел:

– А девственницы где?!

– Кончились! – Проорал рыцарь, высунувшись из окопа, поставив пулемет на треногу и выпустив очередь по чудовищу.

В отличие от быка, тот не рухнул как подкошенный, а набрав воздуха в грудь, полыхнул в сторону рыцаря огнем. Этого Раш и добивался. Сено загорелось, горшок с маслом лопнул и в небо стал подниматься едкий чад. А рыцарь, пригнувшись, с пулеметом в руках, побежал по окопу, чтобы выглянуть возле следующей копны соломы.

Очередь. Огненный выдох в ответ. Вспышка. Столб дыма. Перебежка. И снова...

Когда поле боя изрядно заволокло дымом и чешуйчатое стало кашлять, Рыцарь отбросил пулемет, схватил одну из гранат, открутил колпачок, дернул за выпавший из полой рукояти шарик на веревочке и швырнул на слух. Туда, где кашлял дракон. Тут же стал откручивать колпачок у второй гранаты. Сделал все, как и с первой. Швырнул ее в сторону дракона. Но взрыв прогремел только один. И сразу вслед за ним из гущи дымной завесы послышался полный ненависти рев, а затем хлопки гигантских крыльев.

– Не соврала, – пробормотал Раш, – пятьдесят на пятьдесят.

Схватил фауст-патрон, выскочил из окопа, отбежал в сторону и дождавшись, когда чудовище появится из дымного облака, выстрелил. Как учила фея, на упреждение.

Грохнуло.

Драконья туша, будто пропеллер с тряпичными крыльями, вращаясь, ударилась оземь, несколько раз перевернулась и бесформенной грудой замерла посреди поля.

Читер, блять. – Выдохнул дракон и издох.

***

Пир во славу Раша длился трое суток. Король несколько раз подходил к нему и всячески намекал, что неплохо бы жениться на королевской дочке. В зависимости от степени подпития аргументы были разными. Поначалу его величество клялся и божился, что заприметил Раша сразу, а не выбирал с драконом биться, потому что загубить такого знатного жениха не хотел. Позже пытался аргументировать свое предложение тем, что не каждому целая принцесса в жены выпадает, да еще и не целованная. Напившись же до соплей и рыдая на груди у рыцаря, наконец, признался, что его душит жаба за породистых коней.

В ответ на это Рыцарь Раш, не менее пьяный, но более пафосный, налил вина в кубок и произнес тост:

– Почтенное собрание, я поднимаю этот бокал за то, чтобы каждый из здесь присутствующих в своей жизни смог победить дракона.

Присутствующие одобрительно загудели, но Раш поднял руку ладонью вперед, прося тишины.

– Победить дракона в себе, – продолжил он. – Дракона, который может задушить самый благородный порыв, а некоторых и довести до смерти. Дракона, который будучи мелким, может показаться неопасным, но вырастая, сможет затмить собой всё и задушить в вас всё человеческое. Дракона, имя которому «жаба».

Гости разразились аплодисментами, а рыцарь наклонился к королю и тихо сказал:

– Не переживайте, ваше величество. Возьму у вас, как и просил в самом начале, новые латы, доброго коня, да хороший меч из вашей коллекции выберу.

Король расплылся в довольной улыбке человека, которого должны были ограбить в темном переулке, но видя насколько жертва бедна, отпустили, дав с собой денег на одежду поприличнее.

***

В сверкающих латах, на лучшем коне, нашедшемся в королевских конюшнях, с притороченным к поясу шикарным мечом рыцарь Раш выезжал из ворот замка. Король наблюдал за его отъездом из окна своего кабинета.

– Одного в толк взять не могу, – пробормотал король, обращаясь то ли сам к себе, то ли к дочери стоявшей рядом. – Почему он дракону кричал, что девственницы кончились?

– Да кто ж их, рыцарей без страха и упрека, разберет-то, – ответила принцесса и стыдливо покраснела.

***

Где-то на опушке волшебного леса, напевая фривольную песенку, фея смазывала АК-47. Нужно было успеть подарить его Золушке до того, как мачеха и злые сестры вернутся с бала.

– Так, стопэ! – Нуф-Нуф поднял лапку, призывая братьев помолчать, – фея сказала, что вот эту штуку, – постучал лапкой по железному кругляшу, – нужно прикопать на тропинке к домику, метров за сто. А значит, никуда мы ее перепродавать не будем.

Будучи младшим из братьев и проигрывая им в габаритах, Нуф-Нуф отличался какой-то несвинской тягой к решению любых конфликтов агрессивными методами. Именно он нашел фею, и красочно расписав все невзгоды, которые свалились на него и братьев, уговорил поделиться с ним одной единственной противопехотной миной и объяснить, что нужно сделать для того, чтобы устройство сработало.

Старшие же были более трусоваты и склонны к мирному решению конфликтов, даже если это было не в их пользу. «Тише едешь» – обычно говорил Наф-Наф, «Дальше будешь» – подхватывал Ниф-Ниф. А еще, в некоторых ситуациях, например, после очередного визита волка, отдав ему причитающееся, старшие братья могли хором сказать «Нас ебут, а мы крепчаем». Младший же предпочитал другую интерпретацию: «Все что нас не убивает – делает сильнее».

Мысль Наф-Нафа о том, что мину можно продать, а на вырученные деньги откупиться от волка, подхватил Ниф-Ниф. Но Нуф-Нуф был непреклонен. Как показывала практика, волк обязательно возвращался за «добровольными пожертвованиями на недобровольной основе».

– Страшно же, – говорил Наф-Наф. – А вдруг не сработает. Нам тогда точно хана. Волк нас живьем съест. А так хоть месяц спокойно поживем.

– Так и будем жить от месяца к месяцу, работая на какого-то серого урода? – Нуф-Нуф выдержал паузу, и видя, что никто не стремится спорить, продолжил: – Ты думаешь, мне от феи противопехотная мина запросто так досталась?

Братья канючили и причитали до самого вечера. Ниф-Ниф уговаривал, рассматривал вслух варианты развития событий, которые, по его мнению, как один оборачивались неприятностями. Наф-Наф же давил на жалость, расписывая, на что способен волк, если его ослушаться. Все это только больше злило Нуф-Нуфа, добавляя ему решимости.

– Братцы, мы уже лишились двух домов. Вас это не пугает?

– Так это ты ж ему отказался деньгами платить. Вот он тебе дом и сломал, – возразил Ниф-Ниф. А в моем домике, сказал, что только до весны поживет. А потом опять в лес уйдет. Потому что ему в лесу привычнее.

– Ты сам-то в это веришь?

– Тут потерпеть-то, до весны... – канючил Наф-Наф.

Нуф-Нуф, рисовавший маскировочные полоски вдоль лица, отложил комок грязи в сторону и сказал раздраженно:

– Были б мы не от одной свиноматки, плюнул бы давно. Да жалко ж вас, дурачков.

К вечеру, когда братья смирились с затеей младшего, попутно отметив, что, мол, если вдруг чего пойдет не по плану, они и слыхом не слыхивали о его приготовлениях, Нуф-Нуф обозвал их «хрюшками-пидорю́шками», порекомендовал открыть собственный гей-клуб и никого туда не приглашать.

– Ну, брат, это ты лишнего сейчас наговорил, – обиделся Ниф-Ниф.

– Двери можете закрывать на все засовы, – игнорируя упрек старшего брата, ответил Нуф-Нуф, беря мину под мышку и закидывая лопату на плечо. – Как там вы говорите... «Вас ебут, а вы крепчаете...»

И выйдя за дверь, прокричал из темноты:

– Голубая свинка!

– Что, прости? – не понял Наф-Наф, высовывая пятачок сквозь щель почти закрытой двери.

– Название для бара, – ухмыльнулся Нуф-Нуф.

Сделав все, как учила фея, поросенок вернулся к дому и сел на крылечко. Достал кисет и полоску газетной бумаги. Ловко согнул, насыпал махорку на сгиб, завернул в сигарету, облизав газетный обрывок по краю, заклеил. Чиркнув зажигалкой, затянулся и выпустил облачко сизого дыма в ночное небо. До появления волка оставалось совсем немного времени.

Волк вышел из леса как раз тогда, когда Нуф-Нуф затушил окурок о крыльцо. Что-то было явно не так. Обычно шагающий мягко и неслышный до тех пор, пока сам этого не захочет, волк механически грохотал при каждом шаге. А его фигура дополнилась несуразным костюмом с металлическими трубками, железками и проводами, которые нет-нет, да искрили в разных местах.

– Какая ж ты тварь, – волк был облачен в экзоскелет, на который у поросенка не хватило денег во время его визитка к фее. – Какая ж ты сука...

Грохот шагов приближался и в конце концов достиг того места, где младший поросенок прикопал мину. Рвануло. Металлическая конструкция с волком внутри подлетела в воздух, несколько раз перевернулась и шмякнулась оземь. Нуф-Нуф с лопатой наперевес рванул к месту взрыва, чтобы добить волка, если тот еще жив. Но подбегая к месту падения, увидел встающего зверя. С лопатой против экзоскелета было очень мало шансов, но выбора не было. И поросенок ударил.

Полотно звякнуло о железный костюм, черенок вырвался из копытцев, которые вмиг онемели. Волк ударил закованной в железную раму ногой, повалив поросенка на землю. Протянул такую же, обрамленную железом, искрящуюся конечность и схватил Нуф-Нуфа за заднюю лапу. Потянул тельце к себе. Поросенок цеплялся копытцами за траву, дергал ножками, стараясь вырваться, но заканчивающаяся стальными пальцами конечность держала крепко.

***

Средний брат с содроганием наблюдал за тем, что происходило во дворе. Волк, облаченный в механический костюм, ухватил Нуф-Нуфа за заднюю лапу и, описав дергающимся поросячьим телом дугу в воздухе, ударил его об землю. После чего просто отшвырнул куда-то в сторону огорода, граничащего с лесом.

– Нам пиздец, нам пиздец, нам пиздец, – повторял Ниф-Ниф, как заведенный не в силах оторвать взгляд от шагающего в сторону домика монстра.

– А знаешь, – послышалось из-за спины, – младший прав.

Средний брат обернулся на голос и увидел старшего, обмотанного проводами со взрывчаткой.

– Если тебе страшно, можешь спрятаться в кухонном погребе, – сказал Наф-Наф. – А я устал бояться.

– О… откуда...?

– Это? – старший похлопал себя по поясу шахида. – А ты думаешь, Нуф-Нуф единственный хотел решить эту проблему?

Входная дверь содрогнулась от удара.

– Ты... ты... я сваливаю, – сообщил средний и побежал на кухню.

Дверь в этот момент, разлетаясь на щепки, впустила волка внутрь.

– Ах вы суки! – яростно взревел он, бросаясь на Наф-Нафа.

***

Размытое сознание Нуф-Нуфа, лежащего под деревом, едва отмечало, где и что болит. Ибо болело все. Ему казалось, что от удара об землю сломались не только ребра, но и все внутренности спрессовались в одно целое.

– Охуительная отбивная получилась, – пробормотал поросенок и, плюясь кровью, засмеялся собственной шутке. Смеяться тоже было больно.

Раздался треск ломающейся двери. Ну еще бы. Будь экзоскелет у Нуф-Нуфа, волк сейчас валялся бы с отбитыми потрохами вместо него, а не выбивал двери. Но случилось то, что случилось.

Волк что-то заорал, вваливаясь в домик. Поросенок не разобрал, что именно. Но отчетливо услышал крик старшего брата.

– Аллахакбар! – провизжал тот.

И яркая вспышка разорвала домик изнутри, с неимоверным грохотом разбрасывая вокруг камни, доски, стекло.

Превозмогая боль, поросенок пополз в лес, в спасительную темноту. Выжить он не надеялся. Просто не хотел, чтобы его видели таким, в прямом смысле слова, разбитым. Откуда-то из леса уже доносилась песенка пожарной команды: «Тили-бом, тили-бом, загорелся свинский дом...»

***

– Понимаешь ли... – фея доглодала свиное ребрышко и отбросила его в сторону, – не то что бы я придерживаюсь какой-то особой диеты. По сути, жру все подряд. Но в основном, яблочки, морковку. Всю вот эту вегетарианскую муть, от которой особенно-то жирка на зиму и не запасешься. А тут вдруг подумалось мне, что время от времени стоит себя побаловать чем-то.

– Ну ты и зверюга, – без тени удивления или испуга сказал Карлсон, облизывая жирные пальцы. – Малыш с тебя шокировался бы. Он так сильно животных любит. С собакой своей сутки напролет. На мысли о суициде даже и не отвлекается уже...

Фея слушала и кивала, не отрываясь от мяса. А Карлсон, как это постоянно с ним случалось, ударился в воспоминания:

– Я как вспомню, как первый раз его увидел, мама дорогая! Сидит на подоконнике, ножки свесил и глазки грустные такие. Почуяло мое сердце что-то неладное. Подлетаю, говорю, мол, дай присяду рядышком. А его даже не удивило, что я с моторчиком. Окончательная стадия, понимаешь? Он бы прыгнул, если бы не я. Я его развлекал, как мог, пока ему собаку не купили. Но зато теперь малыш счастлив.

– А тебя, я так понимаю, в воображаемые друзья записали?

– Ну да. Но это не потому, что я появляться там перестал. Нет, ты не подумай, не потому что собака. С собакой-то мы как раз общий язык нашли. Собака меня любит. К Малышу наведываться не хочу, потому что домомучительница там эта, Фрёкен-мать-её-за-ногу-Бок. Её никто терпеть не может. Даже собака. В тапки ж ей неспроста надудолила!?

– Собака – друг человека, – изрекла фея с набитым ртом.

– Чо, правда? – изумился Карлсон. – Не знал. А Фрёкен Бок ее веником, представляешь?

– Не любит, значит, собака эту вашу Фрёкен Бок?

– Да кто ее вообще любит! Собака эта, уж на что маленькая, а рычит на нее. Понимает, что домомучительница – коварное существо. Ну ты представляешь, я с мотором, – Карлсон запустил пропеллер в подтверждение своих слов, – и не рычит. А она без мотора и на нее рычит.

– Ну, тут... – фея прожевала кусок, – либо собака не друг, либо Бок не человек. О, кстати!

Фея отложила очередной кусок свинины, вытерла руки о край платья и, вытащив из-под стола автомат Калашникова, протянула его Карлсону.

– Ежели она человек, то после первой очереди понятно будет.

– Ух ты, красотища-то какая! – восхитился Карлсон, принимая из рук феи оружие, но осекся: – Погоди-погоди, а если не человек, то тогда что?

– Оборотень, нежить, умертвие, призрак, человек Икс. Что угодно.

– Брррр, – изобразил омерзение человек с мотором. – Чего с меня?

– Я, в принципе, Золушке его отдать планировала. Но там, чую, совершенно другой замес будет. А что касаемо цены... – Фея помолчала, собираясь с мыслями, а затем продолжила: – Когда-то, может быть, такой день никогда не придет, я попрошу тебя о какой-нибудь услуге, но до этого дня прими этот калаш как подарок, в день... В этот замечательный осенний день.

– Пиздюк мелкий, опять спрятался. Где его искать? За три дня не обосрешь этот пентхаус, – пробормотала фрёкен Бок себе под нос. Тут же сменила раздражительный тон на игривый: – Малыш! Где ты, мой мальчик? Ку-ку, моя радость!

– Нет его, – донеслось из-за приоткрытой двери.

Фрёкен Бок опешила. Мало того, что кроме нее и мелкого, в квартире никого не должно было быть, так еще и голос незнакомый. Старшие Свантесоны были на работе, брат и сестра мелкого – в школе. Мелкого оставили дома, потому что его маме показалось, что Малыш заболел.

– А кто говорит? – спросила она и, раскрыв дверь пошире, заглянула в комнату.

– Радио, блядь, – ответила сидящая на подоконнике и скрытая полупрозрачной шторой фигура.

– Позвольте! – начала фрёкен Бок, подходя к окну и отдергивая занавеску. Но увидев сидящую к ней спиной (девушку? женщину?), лишилась дара речи. На подоконнике, с чашкой остывающего чая в руках, сидела фея. Натуральная такая: платьице, крылышки, светится.

– Дело есть, – начала фея с места в карьер. – Ты делаешь то, что нужно мне, а я помогу тебе прожить остаток жизни не работая.

– Простите, а вы действительно фея? – уточнила домомучительница.

– О, епть! Еще какая!

– А что делать надо?

– Помочь одной юной девушке заполучить принца.

И фрёкен Бок согласилась. Только спросила в конце разговора:

– Извините, а можно и мне принца?

Принца было нельзя.

***

Крестная, которая после отпуска стала выглядеть и вести себя иначе, уверяла, что третий бальный вечер будет решающим. Поэтому Золушка готовилась более тщательно, чем первые два раза.

– Первый раз не прокатило, так второй – точно прокатит. Принц обязательно будет искать встречи с тобой. И желательно вам побыть в уединенном месте, – инструктировала крестная. – Романтичность расцветает без свидетелей.

– И что... – как-то напрягшись, спросила Золушка, – мне нужно ему... отдаться?

– Наивное дитя, – улыбнулась фея и погладила крестницу по голове. – Он просто захочет побыть рядом с тобой, наедине. Единственное, о чем я тебя попрошу, когда вы выйдете в сад, предложи ему посидеть в самой дальней беседке.

– Зачем, крестная?

– Поверь, так нужно. Он не кинется лишать тебя чести. Да и вообще не причинит вреда.

– А что должно случиться в беседке? Он сделает мне предложение?

Фея рассмеялась.

– Ты сама все увидишь, когда придет время.

Вспоминая этот разговор, Золушка нервничала еще больше, чем в два первых дня на балу. Если сначала она переживала о том, что ее разоблачат сестры или мачеха, то теперь к причинам для паники добавилась загадочная просьба крестной. Будучи послушной девушкой, не перечащей старшим, она раз за разом представляла себе, как принц предложит ей уединиться, и перебирала в уме варианты ответа, которые выглядели бы естественно.

Краем глаза Золушка наблюдала за тем, как мачеха руководит процессом закадривания принца. Именно по ее совету младшая роняла веер и очень медленно поднимала его, отклячив в сторону принца свой крупногабаритный зад. Старшая подсаживалась рядом, томно вздыхая и нахально пялясь принцу между ног. А когда принц подошел к одному из фуршетных столов, чтобы долить себе вина, обе сестры подскочили к нему с разных сторон с пустыми бокалами, почти хором попросив налить и сообщив, что пьяные они «таки-и-и-ие дурны-ы-ы-ые». Принц же под всяческими предлогами менял место дислокации, когда обнаруживал их рядом с собой и все время стремился оказаться поближе к Золушке.

А еще чуть позже случился казус. В изрядном подпитии обе сестры подошли к принцу как раз в тот момент, когда он общался с придворными дамами, взяли его под руки и, не обращая внимания на его собеседниц, предложили устроить «тройничок».

– Принц, а вам доводилось чпокаться с двумя сестрами одновременно? – спросила тощая.

– У нас есть чем вас удивить, – подхватила толстая. Раскрыв рот, она засунула туда банан целиком. И проглотила, не покривившись.

– Блять, он же с кожурой... – шокировано пробормотал принц, ретируясь от назойливых девиц.

Закончилось тем, что стражники вывели сестер вместе с возмущающейся мачехой под белы рученьки, усадили в карету и приказали кучеру, не останавливаясь ни под каким предлогом, везти это ебнутое семейство до самого дома.

– Ку-ку, моя радость! – прокричала крупная женщина-кучер, повернула вентиль на странном сосуде, трубки от которого вели в кабину кареты, хлестнула лошадей кнутом и повезла пьяных баб прочь от замка.

Принц же, наконец, нашел глазами Золушку и подошел к ней.

– Ну, здравствуй, – проговорил он, улыбаясь. – Я уже успел по тебе соскучиться.

– Я тоже.

– Пойдем куда-нибудь на свежий воздух, – предложил принц, протягивая Золушке руку. – Не бал, а дурдом какой-то. Я устал от этой пьяной вакханалии.

– В сад? – робко предложила девушка.

– А хоть бы и в сад, – согласился принц.

– Устал я, – рассказывал принц, ведя Золушку по аллеям парка, – улыбаться тем, кто может пригодиться папе или маме, вести себя как положено принцу, а не так, как хочется. Знаешь, иногда хочется надеть латы с каким-нибудь неприметным, некоролевским гербом, сесть на коня и под покровом ночи уехать из замка.

– Зачем? У тебя же есть все, – не понимала Золушка. – Тебе не нужно вставать с рассветом, чтобы весь день проводить в поле, присматривая за стадом кров или отмывать пригоревшие сковородки...

– В том то и дело, что мне не дают делать чего-то, что по рангу не положено. А я чувствую себя не на своем месте. Это вынужденное безделье убивает меня, заставляет чувствовать себя бесполезным. У старшего брата на этой почве вообще крыша поехала. В клинике Ай-Пейна до сих пор лечится.

– Но ведь ты наследник. И в будущем тебе предстоит управлять королевством. Просто нужно дождаться...

– Когда папенька умрет?

– ...своего часа. Вот тогда и реализуешь себя.

Пара присела на лавочку в той самой беседке, о которой говорила фея. Принц рассказывал о том, кем он видит себя на самом деле, как мечтает спасти кого-нибудь, помогать людям, творить добрые дела, а Золушка гадала, на что же намекала крестная. Принц вел себя естественно и не порывался даже приобнять девушку. Впервые за много лет жизни в замке, среди помешанных на правилах, традициях и субординации, алчных и корыстных людей, не делающих ничего без выгоды, принц нашел ту, которая не просто поддерживала беседу, а сочувствовала ему от всего сердца. И возможно, между ними зародилось бы то светлое чувство, которое называется любовью. Однако, у феи были совершенно иные планы.

Из внезапно затрещавших кустов вывалились трое: кабан в маске зайца, заяц в маске кабана и волк в маске волка.

– Всем тихо и никто не пострадает! – проревел кабан, подскакивая к принцу и хватая того сзади за шею.

Заяц в маске кабана схватил принца за руку, фиксируя, а волк, ухмыляясь, достал шприц и сделал принцу укол в предплечье. Парень обмяк, потеряв сознание.

– Пойдем со мной, если хочешь жить, – протянул лапу Золушке волк. И заржал. – Да шучу я. Просто валим по-быстрому!

И они побежали по аллеям. Заяц показывал дорогу, следом бежал кабан, взваливший на плечо тело принца, замыкали компанию волк с Золушкой, которую серый вел, придерживая лапой за руку. Девушка несколько раз споткнулась, спеша за зверем, попыталась вырвать свою руку из его лапы, чтобы вернуться, и закричала:

– Погоди, туфля...

– Да хрен с ней, десять новых купишь, – волк дернул ее за руку, принуждая двигаться дальше.

Вскоре они выбрались из парковой зоны, и Золушка удивленно уставилась на карету мачехи. Ту самую, которая немногим ранее повезла пьяных сестер домой.

– А... как...? – попыталась спросить девушка у кабана в маске зайца, грузившего бессознательное тело принца в карету.

– Садись давай! – волчара, словно пушинку, подкинул Золушку на сиденье рядом с кучером, который оказался крупной, наводящей на мысли о лесном дубе, женщиной.

– Ку-ку, моя радость! – проговорила та, хлестнула коней кнутом, и экипаж помчался прочь от парка.

Заяц, показывая дорогу, скакал впереди. Без коня. И уже без маски. Рядом с каретой, на черной лошади скакал кабан, а волк вскочил на зяпятки. Карета летела в ночь без какого-либо освещения, но благодаря мастерству мужеподобной женщины-кучера во все повороты входила плавно. И трясло ее намного меньше, чем ожидалось.

Открыв дверь прямо на ходу, из кареты на козлы перебралась фея, зажав Золушку между собой и извозчицей. Отсалютовала кабану. Тот в ответ довольно хрюкнул.

– Крестная? – уже не помня который раз по счету за последних полчаса, удивилась Золушка. – Что происходит?

– Мы крадем принца, – буднично объяснила фея.

– Зачем? – еще больше недоумевая, спросила девушка.

– Твою мать, а зачем крадут детей богатеньких буратин? Ради выкупа, конечно.

Крестная открывалась для Золушки явно с неожиданной стороны.

– Это ужасно! Остановите, я сойду.

– И куда ты пойдешь?

– Домой.

– К мачехе и сводным сестрам? Не советую. Ваш дом наверняка уже битком набит стражей.

– Но почему?

– Боже, какая ж ты наивная. Сама подумай.

– Я не понимаю.

– Кто донимал принца все три дня? Кто его навязчиво преследовал?

– Но сестры хотели его просто охомутать...

– Пусть объяснят это стражникам, нашедшим в вашем доме детальный план замка, поминутный график патрулей охраны и расписанный до мелочей план похищения.

– Ты их подставила? – наконец-то дошло до Золушки. – Но это же подло!

Скачущий рядом кабан безумно захохотал.

– А она у тебя действительно не от мира сего, – прохрюкал он, обращаясь к фее. И уже к Золушке: – девочка, а проматывать чье-то пособие по потере кормильца не подло?

– При этом всячески унижая и эксплуатируя того, кому это пособие принадлежит, – добавила Крестная.

– Или может, – прокричал с запяток волк, – не подло жениться на лесничем-вдовце с малолетней дочерью только ради того, чтобы быть поближе ко двору, а потом отравить его?

Определенно, в планах всевышнего на сегодняшний день были записаны крутые перемены в жизни одной сироты.

***

Последних полчаса карета ехала по совсем уж бездорожью, которое плавно стало рощей, а та постепенно превратилась в довольно густой лес. В конце концов, экипаж остановился возле перекошенной лачуги с незастекленными окнами и тетка-извозчик известила:

– Приехали.

– Быстро, не расслабляемся, – фея спрыгнула с кареты, открыла дверь спешившемуся кабану.

Тот взвалил тело принца на плечо и понес его в лачугу.

– Крестная, – ухватила фею за руку Золушка, – зачем ты это затеяла?

– Я люблю золото, – ответила та. – И меня не устраивает несколько сказок.

Внутри тускло горела пара масляных ламп. Принцу надели на голову мешок, связали руки за спиной и расположили в устланном соломой погребе. Кабан и заяц развалились прямо на полу. Причем, кабан до сих пор так и не снял маску зайца, от чего выглядел очень нелепо и жутко одновременно. Он сидел, довольно похрюкивая, и чистил кинжалом копыта. Фея, отправив волка дежурить снаружи, присела на подоконник, свесив ноги внутрь помещения. Последней вошла тетка-кучер.

– Ну, если с остальными понятно: заяц, кабан, за дверью волк, – представила своих сообщников фея, – то у нашей извозчицы есть имя. Знакомься, фрёкен Бок.

– Здравствуйте, – тихо проговорила Золушка.

– Здравствуй, милое дитя, – ответила фрёкен хорошо поставленным голосом воспитательницы из детского сада и присела на стул.

– Так зачем это всё, крестная? – повторила свой вопрос девушка. – И при чём тут сказки?

– Знаешь, – начала фея, – в некоторых сказках очень нелогичный сюжет. Появился дракон, дышит огнем, здоровенный. Украл принцессу, отобрал золото. Представила?

– Ну да, – подтвердила золушка, не понимая, к чему клонит крестная.

– Что дальше? Пришел рыцарь, навалял дракону, спас принцессу. Конец.

– Это же хорошо. Добро победило...

Заяц хмыкнул:

– Дракона, дышащего огнем, имея в арсенале один только меч?

– Ну так это же сказки! Всего лишь сказки! Что плохого в том, что в них побеждает добро? Реальность не настолько радостна, чтобы еще и сказки портить.

– Ну почему портить? – вступил разговор кабан. – Просто делать более логичными. Пусть добро побеждает, пусть. Но прилагает к этому соразмерные усилия.

– Да, – подхватила фея. – Вот ты, например, что думала? Трижды на бал съездишь и принц твой?

– Не думала я ничего такого! – возмутилась Золушка. – Мне просто хотелось посмотреть, как оно все в замке. Я же понимаю, что на бедных девушек принцы только в сказках заглядываются.

– Деточка, а мы с тобой, по-твоему, где? – спросила фея. – Принц, без вопросов идущий погулять тет-а-тет с незнакомкой, которую в общей сложности часа три видел и то издалека, это реальность? Тыква, превращающаяся в карету, говорящие кабан, заяц и волк, помогающие похитить принца, тоже реальность? Может, феи для реальности – это норма?

– Или летающий мужик с пропеллером на вареньевой тяге? – вставила фрёкен Бок.

– Какой мужик? – не поняла Золушка.

– Увидишь сегодня, – пообещала фрёкен.

– Все мы сказочные, – подытожила фея, – но не в каждой сказке персонажи счастливы. Вот наша компания и решила сделать их счастливее. Ведь ценишь только то, что достается тебе с трудом. То, к чему идешь, преодолевая преграды.

– Только выстраданные награды ценятся по настоящему, – резюмировал заяц.

– А выкуп-то требовать зачем?

– Понимаешь, – фея спрыгнула с подоконника и подошла к столу, – привести в божеский вид нужно много сказок. И очень часто для их коррекции необходимо оружие. Например, такое. Знакомься – мистер Кольт.

Фея положила на стол увесистую изогнутую буквой «Г» железку.

– Это же даже не нож, – удивилась Золушка, взяв железяку в руки. – Им надо бить или его кидают?

Кобан снова захрюкал в приступе смеха.

– Оно делает вот так, – фея взяла железяку в руку и направила на стоящий на полке глиняный горшок.

Раздался грохот, от которого девушке заложило уши. Горшок разлетелся вдребезги. И только потом Золушка с опозданием взвизгнула.

– Так вот, – продолжила фея, швырнув пистолет обратно на стол, – оружие продают за деньги, а у меня они закончились. А если у меня не будет оружия, я не смогу исправлять сказки! Вот сейчас прилетит наш курьер, принесет выкуп и все станет хо-ро-шо!

– И вы отпустите принца?

– Да кому он нужен? Пускай валит на все четыре стороны, когда морфий действовать перестанет.

– Наркотики тоже продают за деньги, – встрял в разговор кабан и довольно захрюкал собственной шутке.

– Отчего же, – задумчиво проговорила фрёкен Бок, когда кабан отсмеялся, – может быть и нужен.

Но спросить, что имела в виду фрёкен, Золушка не успела. На улице раздался странный гул, а в лачугу вбежал волк и сообщил:

– Карлсон прилетел.

Вслед за ним в комнату ввалился жизнерадостный толстячок с мотором за спиной.

– Привет жуликам! – поздоровался он и грохнул на стол мешок, в котором было что-то явно тяжелое. – Ух, еле допер эту тяжесть. Калаш этот еще на шее болтается...

– Как прошло? – спросила фея.

– Ты знаешь, феечка, король и королева очень любящие родители. Не то, что у Малыша. Ну, где это видано, год собаку просить... – тут Карлсон увидел Золушку: – Ой, это кто это? Это Золушка, да?

– Здравствуйте, – поздоровалась та.

– Какая скромная! Прям вылитый я в молодости.

– Карлсон, не отвлекайся, – вернула мужчину с пропеллером к теме фея.

– А, так я ж и говорю, очень любящие! Как записочку прочли, так сразу из сундука в спальне своей всё добро в пододеяльник и сгрузили. Я лично наблюдал! – похвастался Карлсон. – И прям, как в записочке сказано, в окошко выбросили. Глупые. Но любящие. Я же говорю, столько деньжищ отвалили за кровиночку родную. А родители Малыша, ты представляешь, собаку не хотели покупать...

Пока Карлсон рассказывал, фея подошла к Золушке, став у нее за спиной и положила на плечи девушке ладони, продолжая заинтересованно слушать.

– ... Хотя наивность, это, наверное, в их случае не очень хорошо. Они ж тут не в курсе, что такое статистика. Сказочка-то, – Карлсон обвел рукой помещение, – детская.

– А что не так со статистикой? – поинтересовалась фрёкен Бок.

– Ну как же! – Карлсон повернулся к ней и пояснил: – По статистике заложников убивают в девяноста восьми процентах случаев!

– Как!? – воскликнула Золушка.

– Вот так, – Карлсон вытянул вперед автомат, нацеливая его в пустоту, и забормотал: – тра-та-та-та!

– С-с-сиди с-с-спокойно, – прошипела еле слышно фея, надавив собравшейся было вскочить Золушке на плечи.

– Позвольте возразить! – фрёкен Бок встала, облокотившись ладонями в стол, – Принцы явление редкое, посему я требую оставить его в живых. Для меня.

– Ребята! – подал голос Кабан. – Мне абсолютно фиолетово, кто из вас чпокнет принца, и живой он будет при этом или мертвый. Давайте-ка для начала решим вопрос с оплатой за работу.

– Остынь, Кабан, – продолжая глядеть в глаза фрёкен Бок рявкнул Карлсон, – тут в первую очередь нужно решать вопрос профессионализма. Да, тетя?

– Засунь свой профессионализм себе в жопу, – зашипела фрёкен Бок, – пацан никого не видел, а значит не сдаст. А раз не сдаст, то за каким хером его валить? Короче, принца я забираю себе.

Золушка, сидящая возле стола, видела руку фрёкен Бок, пододвигающуюся все ближе и ближе к оставленному там феей мистеру Кольту. Фрекен старалась делать это незаметно, и в тусклом свете нескольких масляных ламп ей это удавалось достаточно успешно. Памятуя, что мистер Кольт на расстоянии может расколоть глиняный горшок на черепки, Золушка уже набрала в грудь воздуха, собираясь предупредить Карлсона. Но на плечи вновь надавили руки крестной, и голос над головой прошипел еще раз:

– С-с-сиди и не дергайс-с-ся.

А обстановка в лачуге продолжала накаляться. От жизнерадостности Карлсона не осталось и следа. Голос его был злым и отдавал нотками льда:

– Мы взяли тебя в команду как профессионала, Бок. А профессионалы так не поступают.

– Да срать мне на ваш профессионализм.

– Срать? – спокойно спросил Карлсон. – Тебе срать?

– Послушай, фрёкен, – подал голос заяц, – Карлсон прав. Если отпустим пацана, то будет понятно, где начинать поиски. Стражники не дадут нам уйти.

– Закрой рот, ушастый, – не отводя глаз от Карлсона, фрёкен положила руку на лежащий на столе пистолет. – Я, как профессиональный воспитатель, решу этот вопрос.

– Бок, – Карлсон перехватил висящий на шее автомат поудобнее, – профессионалы заметают следы. Повторюсь. Ты. Поступаешь. Непрофессионально.

– Да плевать я хотела! – закричала фрёкен, поднимая руку, в которой был зажат мистер Кольт.

Грохнуло. Тело Карлсона отлетело к одной стене, а фрёкен отскочила к противоположной. Водя дулом револьвера из стороны в сторону, женщина приказала:

– Вытаскивайте принца из погреба.

– Спокойно, фрёкен, спокойно. Вытаскиваем, – согласился заяц, подходя к крышке подпола и приподнимая ее. Он был быстрым животным, но не сильным. И в одиночку поднять люк не смог. – Волчара, помоги.

Волк оторвался от пола, подошел к зайцу и вдвоем они стали поднимать крышку. Что-то не получалось, кольцо выскользнуло из лап и ударила волка по ноге.

– Косой, сука! – заорал тот.

– Что вы там возитесь, – фрёкен Бок перевела ствол на копающуюся возле люка парочку.

Это было ее ошибкой. Нож, брошенный кабаном из дальнего угла, со свистом рассек воздух и впился фрёкен Бок в шею. Та дернула рукой, еще раз загремело, и пуля угодила в одну из ламп, лопнувшую так же, как недавно лопнул горшок. Только разбросала на стену и пол языки огня, живо принявшиеся пожирать солому.

– Ебать мои уши! – заорал заяц и метнулся к выходу.

Кабан поднял на руки Карлсона и понес к выходу. Фея схватила одной рукой мешок, а второй – руку Золушки и потянула ее прочь из ветхого, с каждой секундой все сильнее разгорающегося, дома. Но девушка вырвала руку и вернулась, пытаясь открыть крышку погреба.

– Твою мать! Дура сердобольная! – выругалась фея и, бросив мешок с золотом, побежала по направлению к дому.

– Куда!? – схватил ее за руку волк.

– Сгорите вместе там, мать твою, к чертям собачьим, нахрен, – вцепился во вторую руку заяц.

– Кабан, – прохрипел лежащий на земле Карлсон слабеющим голосом, – помоги девчонке. Принц ведь... лучше собаки.

И улыбнулся.

– Ты забыл добавить «пожалуйста», но для тебя сегодня скидка, – захрюкал весело кабан и бросился в объятую пламенем хижину.

Спустя минуту в окно с визгом вылетела Золушка. Упала на землю, перекувырнулась несколько раз по инерции и закашлялась. Выглядела она ничем не лучше, чем до того, как начала собираться на бал.

– Ты в порядке, не обожглась? – подбежал к ней волк.

– Не обо... – девушка зашлась в кашле.

– Ну, жива и то хорошо.

– Кабан... – кашель, – меня в окно швырнул, а сам в погреб полез.

– Альтруист, бля, – выругался Волк. – Спекутся оба там, как картошечка в золе.

Но прогноз волка не сбылся. Спустя еще минуту послышался дикий рёв и, расшибив хрупкую горящую стену, на свежий воздух, спиной вперед, прижимая к себе принца, вылетел кабан. Бережно положив все еще бессознательного принца на землю, разогнулся и еле слышно выдохнул в ночное небо:

– Фух, успел!

Заяц принюхался и пробормотал, обращаясь к волку, но косясь на кабана:

– Жареным салом запахло. Не?

***

Лачуга догорала. Все собрались подле Карлсона.

– Как же твой Малыш? – спросила фея, едва сдерживаясь, чтобы не разрыдаться. – Ты пойми, я могу попытаться. У нас есть все шансы.

– Я сказал, не трать на меня магию. Ну, время пришло, звезды сложились... и... чего-нибудь пафосного от себя добавьте, когда будете рассказывать эту историю. А Малыш... Он скоро и сам поверит, что я был его воображаемым другом, – Карлсон глубоко вдохнул и продолжил: – К тому же у него есть собака. Он не будет скучать.

– Ты был прикольный, – поделился заяц.

– Вот это новости! А я что, уже умер? – Карлсон ощупал себя. – Я еще дышу, вроде бы. И, как видите, шутить пытаюсь.

Карлсон приподнялся, а затем и вовсе встал, отряхивая себя от прошлогодних листьев и веток. Все удивленно уставились на него.

– Все-таки не послушалась, да? Наколдовала? Нафеячила? – возмущенно, но достаточно бодро спросил фею Карлсон.

Все перевели на нее взгляды.

– Я... я ничего не делала...

– Ну правильно! Тебе скажешь, не спасай, ты и спасать не будешь. Это хорошо, что я предусмотрительный и бронежилет у тебя позаимствовал, – сказал Карлсон и похлопал себя по груди.

– Сука ты, Карлсон, – прорычал волк.

– Возможно. Но обаятельный! Ну ладно, ну чего вы, обошлось же! – и обращаясь к Золушке: – Ты не думай что мы на всю голову отмороженные и принца грохнули бы. Никто б его не грохнул, принца твоего. Я просто шалил, когда про статистику рассказывал. Мне надо было фрёкен Бок из себя просто вывести. Вот я и выводил. Она должна была первой за ствол схватиться, чтоб все по чесноку. Просто, понимаешь, ну не нужна такая домомучительница Малышу.

– Чтоб я с тобой еще раз связалась...

– Ой-ой-ой, а сама-то чего фрёкен Бок наобещала?

– В смысле?

– «Я помогу тебе прожить остаток жизни, не работая», – сказал Карлсон, явно передразнивая фею.

– А я и не соврала. До конца жизни она больше не работала.

– И вы еще меня сукой обозвали? – картинно обиделся Карлсон.

– Так, – прервал всех кабан, – закругляемся. Вон, принц в себя приходить начинает.

И действительно, лежащий в карете принц застонал во сне.

***

– Ты уж извини, что так вышло.

– Ну, что ж, произошло как произошло, – пожала плечами Золушка. – К тому же, ты сама говорила, что в сказках героям все слишком легко достается. Будем считать, что эту сказку ты тоже исправила.

– Согласна, – кивнула фея и растаяла в воздухе вместе с мешком.

– До свидания, будущая принцесса. Когда у вас появятся дети, зовите. Мы с ними обязательно пошалим, – Карлсон галантно поцеловал девушке руку и, затрещав пропеллером, взмыл ввысь.

– Ага, нам тоже пора, – пробасил кабан за всех троих.

– Слушай, кабан, я от любопытства сгорю, если не спрошу, из какой вы сказки.

– А мы не из сказки, мы из анекдота, – сказал кабан и засмеялся, похрюкивая.

После этой фразы Золушка решила больше ничему не удивляться.

Светало. Вот-вот должно было взойти солнце. Золушка села в карету и потрепала мечущегося во сне принца по щеке.

– Просыпайся, – сказала она ласково. – Ку-ку, моя радость! Ку-ку!

Фея сидела на покосившемся троне и болтала ножкой. Перед Кащеем Бессмертным она предстала в образе феи Динь-Динь из истории о не повзрослевшем мальчике. Сам сказочный злодей по причине старости был глуховат. И фее приходилось орать.

– Ты понимаешь, что все вот эти твои «игла в яйце, яйцо в зайце, заяц в утке» – это вчерашний день!?

– А вот это, стало быть, – Кащей постучал по здоровенной квадратной железяке, – эффективней?

Он подслеповато прищурился и попытался прочитать белые буковки, нанесенные на темную металлическую поверхность.

– Ни-ид-ле-ки-и-пер, – посмотрел на фею, любующуюся своими идеально наманикюренными ногтями, – это как переводится?

Фея скорчила гримасу, выражающую крайнюю степень недовольства непонятливостью собеседника, а на нелитературном русском языке вполне могущую прозвучать как «престарелый долбоеб». Ее очень бесил Кащеев вологодский акцент, однако вслух фея с максимальной дружелюбностью сказала:

– Нидлкипер, епть! По-русски – «Хранитель иглы». Сейф, блять.

– Значится, – задумчиво промолвил Кащей, – иголку не в яйцо, а в нидлю кипер положить надо?

– Ну да!

– А как же я эту громадину в утку потом впихну?

– Бля, – выругалась себе под нос фея и вновь закричала, чтобы глуховатый костлявый старикан лишний раз не переспрашивал: – Не надо сейф в утку!

– Сразу в зайца? – удивился Кащей.

– Да не нужно ничего ни в кого засовывать.

– Ну как же? Семь степеней защиты: яйцо, утка, заяц, сундук, – начал перечислять Кащей.

– Цепи, дуб, остров, – закончила фея за него. – Я в курсе. Но тебе не кажется, что это устаревший и сомнительный вариант?!

– Это почему? – удивился Кащей.

– Блин, да ну даже я, живущая за тридевять сказок от тебя, и то в курсе, где искать.

– Н-да... – погрустнел Кащей, – это, конечно... Да.

– А учитывая, что ты, как подвыпьешь, так трындишь без умолку, вообще пиши пропало, – продолжала дожимать фея. – Ты ж, редиска, ближайшей Василисе после первых ста грамм сам координаты назовешь, да еще и подробную карту собственноручно нарисуешь.

Кащей помрачнел еще больше. Однако крыть ему было нечем. Куда ни ткни, фея везде была права. Он для виду еще чуть-чуть поизображал из себя человека, который колеблется, но видя, что цену фея сбрасывать не собирается, в конце концов, сказал:

– Беру!

***

Иван-царевич сидел на кочке посреди болота и вертел в руках стрелу. Рядом с ним сидела весьма крупная, размером с домашнего кота, лягушка в маленькой короне и с забинтованной задней лапкой.

– Это пиздец, Ваня, – отчитывала лягушка младшего царева сына. – Ну скажи, каким надо быть долбоебом, чтоб стрельнуть в болото?

– Дык я ж с завязанными глазами, – оправдывался царевич. – Мне лентой глаза затянули, сказали: стреляй. Я и стрельнул.

– Тебе, видать, когда глаза завязывали, слишком туго повязку затянули и мозги передавили.

Иван пощупал затылок.

– Да вроде бы нет.

Лягушка хихикнула.

– И чего делать думаешь?

– Ну как, – изумился Иван непонятливости лягушки, – жениться буду.

– Н-да. Все-таки передавили. Ваня, ранил – не значит трахнул. В этом случае жениться необязательно. Ветлечебницу оплатишь, и мирно разойдемся.

– Не могу, – насупился царевич.

– Чего это? – лягушка удивлялась все больше.

– Я без невесты приду, братья опять насмехаться будут. Папенька снова дурачком обзывать станет.

– Ваня, стопэ! – лягушка подняла переднюю лапу и растопырила перепончатые пальцы, призывая его помолчать. – По дороге к болоту, что, ни одной деревни не было с симпатичными половозрелыми девками, готовыми жениться на принце?

– Ну были.

– Ну так и выбрал бы покрасивше, да привел бы к папеньке. Типа, к ней во двор стрела попала. Ты думаешь, легенду не подтвердили бы?

– Но попала-то стрела на болото, – возмутился Иван-царевич, – чего ж я врать-то буду?

– Слушай, Вань, ответь честно на один вопрос. Обещаешь?

– А я и не вру никогда, – похвастался принц.

– Это я поняла, – иронично прокомментировала Ванино заявление Царевна-лягушка. – Скажи мне честно, Ваня, ты зоофил?

– Да как можно! – возмутился Ваня.

– Ну, что ж, – вздохнула лягушка, – открывай свою сумку, поехали со свекром знакомиться.

***

Братья принялись ржать еще в тот момент, когда увидели как Иван в одиночестве с сумкой через плечо входит в царевы палаты.

– Гля, а наш младшенький-то без бабы вернулся, – тыкнул пальцем в сторону Ивана средний и засмеялся с собственной шутки.

– Стрелу-то хоть отдала? – спросил старший и тоже заржал.

Ванька подошёл к трону, поклонился отцу и сказал:

– Вернулся я, батюшка.

– А чего ж без невесты, сынок?

– С невестой! – возразил Иван-царевич и полез в сумку за лягушкой.

– Итить твою мать, какая здоровенная, – удивился царь, когда младший сын достал свою суженую. – А невеста где?

– Так вот же, – протянул земноводное царю младший сын.

– Что «вот же»? – не понял царь.

– Невеста моя, – как маленькому объяснял Иван, – лягушка – это и есть невеста.

Царь пригляделся к удерживаемой младшим сыном на вытянутых руках лягушке, увидел на ее голове корону, попутно осознавая сказанное сыном. Затем, по мере понимания того, что озвучил младшенький, начал возмущенно хватать ртом воздух, подбирая в голове наименее матерные характеристики его умственных способностей. И тут в диалог вступила сама лягушка.

– Ква! В смысле, здравствуйте, – подало голос земноводное и помахало царю лапкой.

Тот перестал хапать ртом воздух и от избытка эмоций упал в обморок.

***

Официально мероприятие называлось свадьбой трех братьев, несмотря на то, что старший был против, мотивируя это тем, что «название какое-то пидорское».

– Сынок, – сказал ему царь, – ежели ты в Голландии учился, это не значит, что на Родине во всем подвох видеть надо.

И аргументов у старшего не осталось.

Несмотря на официальные вводные, за столом, помимо гостей, пировали только двое старших со своими женами, а младший с бутылкой водки и блюдом бутербродов заливал обиду, сидя в своей комнате, в компании лягушки, которая оказалась трезвенницей.

– Я ж хотел показать, что рано мне, – жаловался Иван. – Что, мол, видишь, папка, чего бывает, когда неокрепшему морально и до адекватного восприятия жизненных реалий не доросшему отроку взрослые задачи ставишь. А оно, видишь, как обернулось.

– Погоди, – удивилась лягушка, – то есть, ты понимал, что в твоем поступке отсутствует логика адекватного человека, но надеялся, что это поймет папенька?

– Ну, типа, наглядный же пример, – пояснил Иван-царевич, – как тут не понять?

Вдруг гремящее ниже этажом мероприятие отошло на задний план. Его вытеснил свистящий шум ветра, который без каких-либо предварительных признаков перемены погоды ворвался на территорию дворца. Замок затрясся, все окна с дверями распахнулись, и в помещение, переворачивая все на своем пути, ворвался невероятной силы ветер, погасивший светильники и расшвырявший только что радовавшихся празднику людей. В мгновение ока он пронесся сквозь этажи и все стихло.

При подсчете потерь недосчитались только младшего сына – Ивана. Когда царь вошел в его комнату, то увидел лишь сидящую на перевернутом комоде здоровенную лягушку с маленькой короной на голове и висящую в воздухе рядом с ней фею, сообщившую, разводя руками и одновременно пожимая плечами:

– Вот такая фигня.

– Я Ваньку вразумить просил, – заорал царь на фею, – а ты чего!? На кой черт мне в замке жаба?

– Слышь, сам ты жаба! – возмутилась лягушка. – А я – царевна.

– Заколдованная. Это факт, – добавила фея. И уже обращаясь к царю: – Я тебе еще раз говорю, не моя вина в том, что Кащей вмешался. Эта жертва Бухенвальда совсем берега попутала. И не причитай. Царь, называется. Вернет лягушка твоего сына.

– Я? – изумилось земноводное и поправило корону на голове.

– Ну а кто? – вновь развела руками фея. – Кащей, между прочим, по сюжету тебя, а не царевича украсть должен был.

– Он чо, лягушку от мужика отличить не может? – изумился царь.

– Получается, что не может, – фея обвела взглядом хаос в комнате, – зрение, видимо, окончательно упало, но проблема даже не в этом.

– А в чем?

– В том, что у него теперь есть сейф.

– И что с того?

– Задание усложняется. Короче, – приняла решение фея, – сейчас берешь задние лапы в передние и идешь в Кащеев замок. А там – по обстоятельствам.

– В таком виде? – спросила лягушка, оглядывая себя. – Тебе хорошо, у тебя крылышки. А я в лягушачьем обличье до пасхи туда скакать буду.

– Это как раз меньшая из проблем, – сказала фея и взмахнула волшебной палочкой.

Яркие искорки окутали лягушку, а когда развеялись, перед феей стояло нечто человекоподобное, накачанное как Шварценеггер, со здоровенными, пускай и перепончатыми, лапами, сжатыми в кулаки, и лягушачьей мордой со все той же маленькой короной на голове.

– Матерь божия, – пробормотал царь, – чего творится-то!

– Батлтоадс, бля, – удовлетворенно констатировала фея, разглядывая результат.

***

– Крэкс-пэкс-фекс, – проорал Кащей и, как дирижер, взмахнул руками над привязанным к стулу Иваном.

Ничего не происходило. Парень все так же скептично смотрел на старичка.

– Трах-тибидох-тибидох, – вновь выпалил злодей, размахивая руками. – Бамбара-чуфара-лорики-ерики! Эни-бени-раба...

– Клитор-сфинктер-жаба! – подхватил Иван насмешливо. – Блин, Кащей, ну я тебе серьезно говорю: не баба я. Перепутал ты все.

– Жаль, – печально вздохнул Кащей.

За окном послышался грохот, и мощный, но все-таки женский, голос проревел:

– Кащей! Выходи на ратный поединок!

Старикан выглянул в окно и обомлел. Там, размахивая зажатым в кулак стволом осинового дерева, стояла огромная человекоподобная лягушка.

– Это что это за чудо? – со все тем же вологодским акцентом поинтересовался Кащей.

– Смерть твоя!

– Врешь! Моя смерть в яйце!

– А это мы сейчас и выясним, – сказала лягушка и с легкостью запрыгнула в проем соседнего окна, очутившись в зале замка.

Кащей скрутил пальцы в сложную магическую фигуру и открыл было рот, чтобы произнести заклинание:

– Крэкс-пекс... – начал злодей, но осиновое бревно в руках лягушкообразного человекоподобного монстра, просвистев в воздухе, словно городошная бита, припечатало злодея к стене.

Царевна-лягушка огляделась, увидела привязанного к креслу Ивана и сказала ласково:

– Ну здравствуй, суженый, – И повернувшись к стонущему придавленному бревном Кащею спросила: – Где сейф, пидорас костлявый?

– Я не пидорас! – возмутился из-под бревна Кащей.

– А зачем тогда мужика вместо меня украл? – поинтересовалась лягушка-переросток и шагнула к старику.

Тот завизжал, представляя, что сейчас сделает с ним это существо. И ожидания его не обманули. После сорока минут футбольно-баскетбольных упражнений с телом Кащея вместо мячика, утрамбовав его в довольно плотный комок, Царевна-лягушка выяснила конкретное местоположение иглы. Оказалось, что Кащей просто-напросто усложнил существовавшую до этого схему: остров Буян, самый здоровенный дуб, цепи, сейф вместо сундука. А дальше, как и прежде – заяц, утка, яйцо.

– Только тебе это не поможет, – ехидно сообщил старикан. – Сейф у меня новейшей конструкции. Реагирует только на мои отпечатки пальцев и сетчатку глазного яблока.

– Вижу цель – не вижу препятствий! – заверила его лягушка-переросток, после чего оторвала у злодея кисть руки и выковыряла глаз подвернувшейся под руку серебряной ложкой.

***

День клонился к закату. На куче свежих, еще пахнущих лесом, бревен сидела молодая симпатичная девушка, а рядом с ней в воздухе, подрагивая крылышками, висела фея. Чуть поодаль Иван копал яму под фундамент дома. После того, как лягушку окончательно расколдовали в царевну, было решено жить отдельно.

– До острова добраться да дуб расшатать с моими физическими данными на тот момент вообще труда не составило, – рассказывала фее девушка. – Цепи как нитки разлетелись, когда дернула. Сейф этот, ну ты ж сама знаешь, про глаз и пальцы. Догнать зайца и сбить утку тоже два раза плюнуть.

– Ну да. Превратить тебя в такого мутанта было правильной идеей, – согласилась фея.

– Только, не стала я иголку ломать, – вздохнула девушка.

– Чего это? – удивилась фея.

– Жалко мне его стало. Старенький он. Оттого и ведет себя так. Маразм у него. И я решила, пусть все произойдет, как произойдет. В общем, выкинула я иголку в море. Там она когда-то обязательно превратится в ржавчину.

– Да ты чего! – не на шутку испугалась фея. – Пока она сгниет, Кащей тридцать раз восстановится и обязательно мстить придет.

– Если отсюда вылезет, – сказала девушка и постучала кулаком по железной поверхности сейфа.

– Я такую фигню не подниму даже, – грустно констатировала Девочка-с-пальчик, обходя гранату, – не говоря уже о том, чтоб кинуть в кого-то.

Фея развела руками:

– Ну, тогда я даже не знаю, чего тебе предложить, – задумалась на мгновенье. – Может, яд какой-нибудь?

– Яд?

– Ну да. Цианид, мышьяк, кураре.

– А вариант! – радостно воскликнула Девочка-с-пальчик.

– А бонусом – вот, – фея протянула Девочке перстень, – раритетная вещичка.

– И как я его носить буду?

– А на поясе, – сказала фея и надела перстень на девчушку. Затем добавила: – Но есть у меня одна просьба.

– Какая? – весело спросила малышка, любуясь перстнем у себя на поясе.

– Храни перстенек и обращайся с ним бережно.

– Да не вопрос! – согласилась Девочка-с-пальчик, аккуратно просовывая пропитанную ядом швейную иглу за пояс, как шпагу.

***

Фея появилась тогда, когда Девочка-с-пальчик, одетая в мужскую рубашку и брючки (потому что так удобнее собирать хворост), пыталась сформировать вязанку из десятка маленьких веточек. Старшие братья возились чуть поодаль и фею не увидели. Будучи вежливым ребенком, Девочка-с-пальчик поздоровалась с незнакомой тетенькой, а в ответ получила уйму информации: о том, что сегодня Девочка-с-пальчик вместе с братьями заблудятся, о том, что выйдут к дому людоеда, жена которого давно хочет сбежать вместе с дочерью, но не сделала этого лишь потому, что боится своего поехавшего крышей муженька.

– Братьям только не говори, что он человеческим мясом питается, – предупредила фея. – Да и вообще не говори ничего. Не пугай заранее. А то точно в лесу останутся. Тогда и вам хана, и план накроется.

– А если в разговоре всплывет?

– Ну, тогда по ситуации. Главное – помни, что в лесу шансов ноль, а при удачном раскладе ты и его жену с дочерью спасешь, и сама в накладе не останешься.

После этого фея предложила помочь оружием. Но, как выяснилось, даже одноразовый дамский пистолет был для девчушки великоват, а Ф-1, именуемая «лимонкой», – тем более. Сошлись на смазанной кураре швейной игле. А дальше все происходило так, как фея и обещала: по дороге домой дети заблудились и проплутали до темноты по лесу, после чего вышли к двухэтажному каменному дому, где их встретила и приютила жена людоеда.

– Ох, ребятушки, лучше бы вы в лесу переночевали, – причитала женщина, раскладывая кашу по мискам.

– Страшно ночью в лесу, матушка.

– У меня муж – очень ужасный человек. Потому и предлагаю вам подкрепиться и в лес вернуться.

– Дык, волки там, – подал голос старший. – Они от нас только косточки оставят. А тут, каким бы злым не был, все ж человек. Да и нам места много не нужно. Мы и на полу в сенях переночуем. Сейчас просто темно. А так-то мы и сами дорогу найдем, как рассвет настанет.

За дверью послышалась тяжелая поступь, затем заскрипела входная дверь. Женщина испуганно вздрогнула и обреченно произнесла:

– Не все доживут до рассвета.

Младший со свойственной детям непосредственностью хотел спросить, почему, но не успел.

– Дорогая, у нас человечинка? – донесся от двери громоподобный бас, и тяжелые шаги размеренно затопали в кухню.

– Людоед он, – одними губами проговорила побледневшая женщина.

Дети застыли, кто с ложкой, не донесенной до рта, кто с куском хлеба в руках, когда в кухню вошел громадный начинающий лысеть мужчина с пронзительным немигающим взглядом.

– Дети – нежные, – проговорил он, разглядывая малышей, затем пересчитал: – один, два, три, четыре, пять, шесть...

– Семь! – подала голос Девочка-с-пальчик.

– А это еще что за мелкота? – удивился людоед, разглядывая девчушку.

– Слышишь, ты как с дамой разговариваешь?! – возмутилась та.

– Так ты не только дерзкая, но еще и девочка?! – обрадовано спросил людоед, и сообщил: – Девочек я ем сырыми, как аперитив.

– И девочка, и дерзкая, и хуй догонишь, – заявила Девочка-с-пальчик, спрыгнула на пол и побежала, петляя между ножками стола и стульев.

Людоед дернулся вниз, чтобы схватить малявку, ударился лбом об угол стола и заорал, то ли от боли, то ли от злости:

– Режим защиты! Закрыть двери и ставни!

Загудела сирена, под потолком замигали тревожные маячки, с металлическим скрипом ставни поползли вниз, щелкнул несколько раз дверной замок. Людоед, быстренько переловив мальчишек, запер их в подвале. А вот мелкую девочку в мальчишеской одежке, перепоясанную чем-то блестящим, поймать не успел – та где-то спряталась.

– Иди наверх, приготовь дочь к ужину, – ледяным тоном приказал людоед жене. – И чтоб явились, как только позову.

– Ты хочешь... – жена людоеда с трудом выдавливала из себя слова, – хочешь ее накормить... людским... мальчишеским... мальчиками?

– Ей надо когда-то начинать! – весело воскликнул он. – Должен же кто-то продолжать славные традиции рода Лектеров.

– Но им же... они же...

– Заткнись и иди наверх!

Последняя фраза окончательно сломала людоедову жену и на едва слушающихся ногах побледневшая женщина стала обреченно подниматься по ступенькам.

– И чтоб нарядная была! – крикнул ей вслед людоед. – Праздник все-таки!

***

– Мелкая! – закричал людоед, когда жена ушла. – Ты своих братьев любишь, мелкая?

Спрятавшись за одним из глиняных горшков, расставленных на полу, Девочка-с-пальчик замерла, прислушиваясь. Она ненавидела, когда ее называли мелкой, поэтому желание крикнуть что-нибудь язвительное и обидное боролось с пониманием того, что от этого станет только хуже. Посему, перебегая от горшка к чашке и перекатываясь под ножками стоящей у стены лавки, девочка незаметно добралась до угла камина.

– Мелочь, а, мелочь? – вновь прокричал людоед, выволакивая кого-то из подвала. – А как именно ты их любишь? Я вот люблю запеченных целиком, но сегодня не тот случай! Сегодня мы будем варить ритуальный бульон!

Девочке-с-пальчик оставался всего один рывок, от печи к ступеням лестницы, но удачным он мог стать, только если людоед так и будет возиться с кем-то из ее братьев. Дождавшись, пока он повернется к ней спиной, девчонка рванула из-под метлы, пробежала вдоль стены, подпрыгнула и, уцепившись за первую ступеньку, подтянулась и залезла на нее. Затем на вторую...

– Мелкая, ну не порть мне ужин и настроение! – прокричал людоед, вешая котел с водой над очагом.

Вот уже шестая ступенька. Отдышалась, присела, подпрыгнула, ухватилась за край следующей, подтянулась. Встав на ноги, оглянулась. Людоед продолжал возиться у стола, нарезая что-то.

– Если покажешься сейчас, то мы с тобой поговорим, прежде чем я тебя съем! – весело кричал людоед. – И чем дольше мы будем разговаривать, тем дольше проживут твои братья! Я обещаю даже не начинать готовить, пока беседа будет мне интересна!

Преодолев последнюю ступеньку, Девочка-с-пальчик около минуты отлеживалась, пытаясь сдержать тяжелое дыхание и против своего желания слушая монолог маньяка.

– У тебя нет выхода, дом заперт. Ну да, ты маленькая и сможешь долго прятаться, но это рано или поздно закончится. Все время, которое ты протянешь, тебе придется прятаться и постоянно слышать запах еды. Запах бульона, запах жареного мяса, запах тушеного мяса. Как ты будешь чувствовать себя, осознавая, что пахнет твоими юными братишками?

Слова людоеда вызывали оторопь и отбивали желание действовать, но она нашла в себе силы встать и направиться в комнату дочери людоеда. А тот самозабвенно продолжал рассказывать, попутно нарезая лук колечками:

– Ну а если ты действительно любишь своих старших братьев так, как должна любить их младшая сестра, – рассуждал вслух людоед, – то тебе сейчас очень неприятно меня слушать. И наверняка страшно. Преодолей свой страх, малявка, выходи, не прячься. И мы поговорим. Я буду задавать вопросы, а ты будешь мне отвечать. Заинтересуешь меня – я буду еще вопросы задавать. Не заинтересуешь – украдешь у своих братьев лишние минуты жизни. Обрати внимание, ты крадешь их все время, которое прячешься, сводя шансы этих милых мальчуганов пожить еще немного, к нулю.

– Меняемся? – раздался тоненький голосок откуда-то со ступенек.

Людоед развернулся и увидел стоящую на середине лестницы дочь. На плече у нее, крепко уцепившись за воротник праздничного платья и приставив к шее девушки швейную иглу, сидела Девочка-с-пальчик.

– Иголка? – рассмеялся людоед. – Даже если ты проткнешь ей артерию, кровотечение не будет смертельным, и я успею его остановить.

– Кураре, – односложно пояснила Девочка-с-пальчик, и людоед изменился в лице.

– Ты не могла его найти в наших лесах, – настороженно проговорил он.

– Проверим? – поинтересовалась Девочка-с-пальчик и чуть сильнее надавила на иголку. Кожа под острием прогнулась.

– Нет-нет-нет, – быстро проговорил людоед, взяв со стола стеклянную банку, – не надо. Верю.

– Иди к столу, – скомандовала Девочка-с-пальчик девушке и та, спустившись по ступенькам, послушно выполнила приказание.

– Мы с... тебя как зовут? – спросила малышка, не ослабляя нажима иглы, когда девушка подошла к столу.

– Эльза, – коротко ответила та.

– Так вот, мы с Эльзой Лектер решили произвести обмен, – поделилась Девочка-с-пальчик. – Шесть к одному в данном случае нормальный курс?

– Да-да-да, – все так же дрожащим голосом согласился людоед.

– Тогда отвязывай этого и выпускай из подвала остальных.

– Хорошо-хорошо, – продолжал повторяться маньяк, от волнения крутя в дрожащих руках стеклянную банку.

Он прошел вдоль стола, в сторону привязанного к стулу мальчишки, наклонился над ним и, не выпуская из руки стеклянную емкость, стал возиться с узлом. Вдруг резко толкнул столешницу. Та ударила Эльзу в живот, девушка вскрикнула от боли и взмахнула руками, стараясь удержать равновесие. Сидевшая на ее плече Девочка-с-пальчик не удержалась и упала прямо на стол, после чего тут же была накрыта прозрачной стеклянной банкой. Пока девочка падала, швейная игла, смазанная ядом, предательски выскочила из руки и с тоненьким «дзынь» отскочила куда-то на пол.

– Я же с самого начала предлагал беседу. Почему ты не послушалась?

***

– Как ты заперла мою жену? – спросил людоед, отправив Эльзу обратно в свою комнату. – Она бы не допустила, чтобы ее дочери угрожали.

– Её дочери?

– Ну да. Её и короля, – голос людоеда сквозь баночное стекло звучал слегка приглушенно.

– Так вот почему ты так смело толкнул стол...

– Маленькая, а сообразительная, – подтвердил людоед. – Убить я ее не могу, потому что мне тогда гарантирована травля по всему королевству. А если бы это сделала ты... И все-таки, как ты заперла мою жену?

– Клин под дверью.

– Клин? Какое простое и эффективное решение! – восхитился людоед. – Чем сильнее давишь, тем сложнее открыть! Браво! Я возьму на вооружение, ты не против?

– Простые решения всегда эффективны, – проигнорировала его вопрос Девочка-с-пальчик, – но ты, видимо, этого не знаешь, раз так усложняешь жизнь и себе и окружающим.

– Я просто люблю мясо!

– Я не о кулинарных предпочтениях. Ты мог бы просто развестись с женой, когда узнал, что это не твоя дочь.

– Это не тот случай, малявка, – плотоядно ухмыльнулся людоед. – Посуди сама: девочка уверена, что ее настоящий папа – я, с раннего детства она живет в лесу вдали от людей и не знает, что является нормой в обществе, а что нет. Так почему бы не сделать нормой поедание человечины?

– Но для чего? Какой смысл?

– В день совершеннолетия король обещал забрать ее во дворец и пристроить в теплое местечко. Родная кровиночка все-таки, как-никак. Но у короля законный брак, рожденные в нем дети. И ему, ой, как не хочется объясняться с королевой. Да, каюсь, – людоед картинно поклонился, – я все подслушивал, пока моя дражайшая супруга общалась со своим любовником после постельных кульбитов, но как я могу поступить иначе? Кому еще выпадает шанс так изощренно отомстить королю?

– И месть заключается в том, чтобы приучить несчастную девочку к человеческому мясу?

– Мелкая, а смышленая, – погрозил пальцем людоед. – Представь, король заберет ее ко двору, а она там поинтересуется, когда человечинка на обед будет. Вот что ему делать? С одной стороны, это его дочь, а с другой – каннибал. И королеве ничего не объяснишь.

– Ты безумец.

– Разве? А каковы критерии безумия? Кто их определил? И от чего отталкивался, определяя? Вот скажи, справедливость – это безумие?

– Нет.

– А человек, стремящийся восстановить справедливость, безумец?

– Все зависит от способа.

– От способа?! – закричал людоед, стукнув кулаком по столу. – А каким еще способом простой лекарь, изучающий влияние природы на организм, может восстановить справедливость, если причиной несправедливости послужил король?!

Ноздри людоеда раздувались, лицо покраснело. Было видно, что он теряет контроль над собой. Набрав в грудь воздуха, людоед продолжил кричать:

– Как еще я могу заставить короля страдать так же, как страдал я, воспитывая чужую дочь, рожденную женщиной, которую люблю больше всего на свете!?

– Эльза не виновата в грехах своей матери! – выкрикнула Девочка-с-пальчик.

– Не виновата? Не виновата!? – людоед накручивал сам себя. – Да кто ты такая, чтобы решать, кто виноват, а кто нет? Ты ж малявка!

– Я – человек! – выкрикнула та в ответ. – А ты – конченый псих! Безумное животное с разлагающимся на почве ревности интеллектом!

– Не смей так говорить! – закричал людоед еще громче. – Иначе я раздавлю тебя, как букашку! Я мог бы стать великим лекарем, но одна единственная измена пустила всю мою карьеру под откос! Я не мог сосредоточиться на работе, не мог изучать растения! У меня из головы не выходило!..

– ТЫ БЕЗУМЕН! – закричала в ответ Девочка-с-пальчик. – ИЗ ТЕБЯ НИКОГДА НЕ ПОЛУЧИЛСЯ БЫ ЛЕКАРЬ!

– Мерзкая малявка, да как ты смеешь?! – заорал людоед в ответ и потянулся к банке.

Девочка-с-пальчик ждала этого момента и уже приготовилась бежать, как только людоед поднимет банку, но сделав два шага, была зажата в его могучем кулаке. Малышка зажмурилась, приготовившись услышать треск собственных костей...

– Ай... – удивлённо сказал людоед и пошатнулся. Его повело в сторону, лицо приняло удивленное выражение и он, так и не разжав ладонь, замер на стуле в нелепой позе.

Девочка-с-пальчик долго пыталась выбраться из застывшего кулака и, наконец, у нее это получилось. Лишь перстень, подаренный феей, остался в ладони мертвого людоеда.

***

Солнце только поднималось над лесом. На крыльце людоедовского дома сидели шестеро братьев, Девочка-с-пальчик, Эльза со своей матерью и фея.

– Он ведь раньше нормальным человеком был и действительно мог врачом стать, – рассказывала женщина. – Все ходил по лесу, животных да растения изучал. Как на организм влияют, в каких количествах. А однажды грибочков красных принес, в белых пятнышках. Попробовал и как подменили его. Доченьку, Эльзочку, слава богу, до того как он умом тронулся, зачать успели.

– Так это его дочь? – удивилась Девочка-с-пальчик.

– Его, его. Я ему верна всю жизнь была.

– А что же тогда он про короля рассказывал?

– Он когда грибы свои ел, ему и не такое мерещилось. Но чаще всего почему-то король.

– Так, а чего ж вы не убежали-то?

– Пробовала я. Но он в лесу все тропки знает. И сапоги-скороходы у него.

– Сапоги, кстати, мои, – отметила фея. – У меня на них планы.

– А перстенек можно я себе оставлю? – спросила Девочка-с-пальчик. – У вас же теперь волшебные сапоги есть.

– Перстенек – нет.

– А почему?

– Это перстень Борджиа. И использовать его можно только в экстренных случаях. А сейчас экстренный случай закончился, – сказала фея и аккуратненько одним пальцем взъерошила волосы маленькой девочке.

– А посылку я вам не отдам, – заявил Печкин, – но не потому, что у вас документов нету, а потому что у вас мальчик страшненький.

Дядя Федор нахмурился, сжал кулаки и шагнул к почтальону.

– Уймись, дядя Федор, – остановил его Матроскин. – Этот и милицию вызвать может. А зачем нам милиция? Милиция нам ни к чему.

Дядя Федор, следуя совету Матроскина, остановился. Сказал только тихо:

– Не помрешь ты своей смертью, Печкин.

– Смерть моя вас не касается, – пятясь, парировал Печкин. – Я сколько надо, столько и проживу. А посылку отдам только тогда, когда документы предъявите.

– Предъявим-предъявим, – заверил Шарик.

– Да откуда ж у вашего уродца-то документы!? – мерзенько ухмыльнулся Печкин.

– Сука! – закричал Шарик и рванулся в сторону Печкина, но тот опрометью выскочил за калитку.

– Я на вас точно в милицию пожалуюсь! – прокричал он из-за забора.

***

С Печкиным пытались договориться по-хорошему. Сначала Шарик со всей своей душевной простотой пытался объяснить почтальону, что раз адрес совпадает, а другого дяди Федора в полупустом Простоквашино нет, то и ошибки быть не может. А раз ошибки нет, то по совести посылку нужно отдать тому, кому она адресована. Однако Печкин был непреклонен и заявил, что без документов ничего и никому отдавать не будет. После этого было решено искать клад, чтобы выкупить посылку у зловредного почтальона.

– Главное клад найти, – размышлял Матроскин. – Даже если Печкин и откажется, мы придумаем, что с деньгами делать. Корову купим, например.

– Или фоторужье, – вставил свои пять копеек в разговор Шарик.

– Если на посылку хватит, и если после коровы деньги останутся, – одернул его кот.

Шарик напыжился, собираясь возмутиться эгоизмом Матроскина, но дядя Федор спросил про клад:

– И где вы его искать-то предлагаете, клад этот?

– На болоте, где царское село было, – невозмутимо ответил пес.

– Ребята, вы же знаете, я не местный и историю этих краев плохо знаю.

– Ну, так мы тебя просветим, – пообещал Матроскин. – Это, конечно, только легенда, но сам знаешь, под каждой легендой, какая-никакая, но основа имеется.

– Жила на болоте царевна лягушачья, – начал Шарик. – А может человеческая, но заколдованная. Долго ли коротко жила – неизвестно. Но в один прекрасный день на болото на это стрела прилетела, которая чуть лягушку не зашибла. Оказывается, это сын тогдашнего царя таким способом невесту искал. Куда, мол, упадет стрела, оттуда и жена будет. Как он до такого додумался ­– неизвестно, но в итоге, когда за стрелой своей пошел, нашел на болоте, в аккурат на той кочке, куда стрела встряла, Царевну-лягушку и пришел с нею к царю. Царь покрутил у виска пальцем, да спорить с младшеньким не стал. Сказал только: «Слава богу, что государством не ты править будешь после того, как я помру».

– Ну а на свадьбе невесту, как полагается, украли, – подхватил Матроскин. – И не кто-нибудь, а сам Кащей бессмертный. Ваня наш три дня ходил уверенный, что вернут. Кому, мол, жаба нужна-то!? Однако не вернули. Как результат, поиски Кащея, потом поиски артефакта, в котором смерть Кащея заключается, победа над злодеем и триумфальное возвращение домой, уже не с жабой, а с женой-красавицей.

– Подменил, что ли? – попытался угадать, чем закончится история, Федор.

– Может и подменил, – флегматично согласился Матроскин. – Но мы сейчас не об этом. Не перебивай.

– Я слушаю, слушаю, – заверил дядя Федор.

– Когда они вернулись, то решили отдельно от царя жить и построили домик на краю болота.

– Царевну, видать, к корням тянуло, – предположил Шарик

– Там и жили, – продолжал Матроскин, не обращая внимания на реплику пса. – Оттуда и деревенька эта пошла, а с ней и название. Лягушек на краю болота много было и они там ничего не делали. Просто квакали. Оттуда и название у деревни нашей – Просто-ква-шино.

– Значит, копать будем там, где предположительно был домик царевича?

– Соображаешь, – похвалил дядю Федора кот.

***

На краю болота действительно нашлись развалины какой-то постройки, вокруг которой и завертелись раскопки. Копал дядя Федор, а Матроскин и Шарик по возможности ему помогали. Шарик помогал больше, мотивируя это тем, что собака – друг человека, Матроскин – меньше, объясняя, что у него лапки и КПД будет неоправданно мал.

На удивление – нашли.

Когда здоровый железный сундук достали из ямы и, погрузив в специально прихваченную для этого тачку, повезли домой, посреди тропинки им встретился почтальон Печкин.

– Я письма разношу, – заявил он вместо приветствия, – а вы тут ночью чего гуляете? – поинтересовался Печкин, пытаясь подойти поближе, чтобы рассмотреть находку друзей.

Матроскин живо оттер почтальона от тачки и объяснил, что они ходили рыбок из аквариума на волю выпускать. Печкин сделал вид, что объяснение его устроило, но все-таки спросил напоследок:

– А чего ж у вас аквариум-то железный?

– А потому что стеклянный, в посылке присланный, нам некоторые отдавать не хотят.

– А зачем он вам теперь? – изумился Печкин. – Рыбок-то вы все равно уже выпустили.

– Я ему точно втащу, чтоб не издевался, – рванулся на почтальона Шарик.

Но его остановил дядя Федор:

– Успокойся Шарик, почтальону втащить всегда успеется.

И компания покатила тачку дальше, а почтальон пошел своей дорогой.

– Что-то Печкин недоговаривает, – поделился своими мыслями дядя Федор. – Разве будет нормальный почтальон ночью на болото письма носить?

– Нормальный не будет. А Печкин у нас ненормальный, – возразил Шарик. – Лучше давайте клад домой побыстрее привезем.

Когда сундук прикатили на тачке во двор и затащили в дом, воодушевление от находки быстро улетучилось, – он оказался открытым и, естественно, пустым. На внутренних стенках его повсюду виднелись продольные борозды, будто кто-то отчаянно скребся изнутри до тех пор, пока его не выпустили.

– Вот тебе и клад, – озадаченно пробормотал Матроскин. – Не видать мне коровы.

– Про корову он переживает, – возмутился Шарик. – Значит, что кто-то изнутри царапался, это ничего? Может тут преступление какое в этом ящике совершилось!? Может в милицию надо обратиться.

– А вот в милицию обращаться не надо, – возразил кот. – У нас дядя Федор без документов.

– Интересная конструкция, – сказал дядя Федор, разглядывая металлический сундук, – сканер отпечатка пальца даже имеется. И название чудное – Needlekeeper.

– А толку-то от чудной конструкции? – пробормотал Шарик. – Клада-то внутри нету! Чем Печкина подкупать?

В конце концов, посылку было решено выкрасть.

– Ебнем по кумполу и пока он звездочки будет считать, коробок подменим, – предложил Шарик со всей собачьей искренностью.

– Примитивно, – забраковал такой план Матроскин.

– А ты непримитивное подскажи, эгоист полосатый!

– Не надо ссориться, друзья! – прервал закипающий спор дядя Федор. – Сделаем так...

***

– Ну, как печеньки? – поинтересовался Матроскин у Печкина, сидящего на ящике-посылке. – Я сам, между прочим, приготовил.

– Какой, однако, полезный кот! – сказал Печкин, – Печенье печет.

– Он у нас много чего умеет, – согласился дядя Федор, – и на машинке вышивать, и «мурку» на гитаре...

– Это я, да, – согласился довольный Матроскин. – Не то, что некоторые, только и умеющие фигвамы углем рисовать на русских печках.

– Это ты на кого намекаешь, морда самовлюбленная! – возмутился Шарик. – Да я, между прочим, столько запасов по осени сделал! Ягоды собирал, грибы всякие...

– Невелика заслуга, мухоморы собирать, – парировал кот.

– Какие такие мухоморы? – продолжал идти на конфликт пес, – кто-то их под самогоночку каждый вечер трескает и ни разу не отравился!

Печкин, наблюдая за перепалкой, переводил взгляд с кота на пса и обратно, а когда услышал про грибочки и самогонку, изрек:

– Грибочками закусывать – первое дело!

– Вот! И я говорю! – воодушевленный похвалой, согласился Шарик. – Доставай, дядя Федор, бутылочку, дадим Печкину попробовать, пусть он подтвердит, что эта полосатая морда на меня наговаривает!

– Ну... – замялся дядя Федор.

Матроскин, лукаво поглядывая на загоревшиеся от возможной халявы хитрые глаза Печкина, развеял сомнения Дяди Федора:

– Мнение человека незаинтересованного – это незаинтересованное мнение. Надо бы проверить, дядя Федор.

– Обещаю стопроцентную непредвзятость! – торжественно сказал Печкин, потирая руки.

На столе появилась тарелка с маринованными грибами, приправленными свеженарезанными луковыми колечками, и запотевшая, только из холодильника, бутылка самогонки, заткнутая деревянным березовым сучком. Почтальону дали вилку, поставили перед ним стакан. Деревянная пробка издала характерное «чпыньк», когда Матроскин откупорил бутылку, и над столом понесся вязкий алкогольный дух, смешанный с ароматом березового сока.

– На березовых почках! – сообщил кот, наливая почтальону полный стакан.

Тот обхватил стакан, поднял его, посмотрел сквозь жидкость, оценив прозрачность.

– Как слеза! – восхитился продуктом Печкин. Затем выдохнул и в два глотка выпил. Замер на секунду, вдохнул медленно, через нос и произнес на выдохе: – Ха... ра-ша чертовка.

– А грибочки, грибочки-то? – засуетился Шарик.

Печкин потянулся вилкой к чашке, наколол сразу несколько грибов и, отправив их в рот, начал с наслаждением жевать.

***

– Вот неправильный у вас кот! – рассуждал Печкин, когда тарелка с грибами опустела. – Другие коты, они как коты, а ваш – рогатый. Вам бы еще от пауков избавиться. А то чего они мне подмигивают?

– Я же говорил, говно твои грибочки, – прошептал Матроскин, наклонившись к Шарику.

– Грибы, может, и говно, но действуют, как надо, – самодовольно ответил пес.

– Я понял, что они действуют, как надо, ещё когда дядя Федор с первой банки голый в огороде домашними тапочками помидоры подкармливал, а потом с удочкой на них охотился. И когда ты видеокассету в самовар вставить пытался.

Почтальон тем временем стал с остервенением стучать вилкой по столу, накалывая на нее видимых только ему пауков. А после и вовсе стал договариваться о свидании с собственным отражением в самоваре. И к тому моменту, когда свидание было назначено, посылку ему подменили на точно такой же ящик, набитый старыми дырявыми носками.

– Пойду я, – объявил Печкин, – меня телочка ждет. Усатая, правда, и в шапке, как у меня, но это не критично, потому что у меня секса уже лет триста не было.

Матроскин с Шариком одобрительно кивали, еле сдерживались, чтобы не заржать. А польщенный «женским» вниманием Печкин продолжал разглагольствовать:

– Ну а на кого тут западать, кроме меня-то? Не на собаку ж с кошкой? Это, кстати, странно, что они у вас говорящие. Говорящие животные еще в сказочную пору должны были закончиться.

– Я ему точно втащу, – беззлобно сказал Матроскину Шарик. – Вот, как от грибочков отойдет, так и втащу.

– Да и мальчик ваш странный, – продолжал Печкин, отмахиваясь вилкой от кого-то или чего-то, что благодаря грибочкам, собранным Шариком, видел только почтальон. – Разве со ста процентами ожогов люди выживают? С таким уродливым лицом ему точно не светит. Потому она меня и выбрала. Ну, бывайте, пойду я. Половых отношений хочется, как в молодости!

С этими словами почтальон, пританцовывая, подхватил ящик, набитый носками, и напевая «голубая луна всему виной...», пошел готовиться к свиданию. А дядя Федор с друзьями открыли посылку. Сверху лежал листок бумаги, исписанной красивым почерком, изобиловавшим завитушками. Дядя Федор взял его в руки. От письма исходил нежный, едва уловимый аромат.

– От кого это? Чего там написано, чего? – спросил Шарик, пританцовывая от нетерпения.

И дядя Федор стал читать вслух.

«Фредди, если ты читаешь это письмо, значит, сбылось то, о чем ты мечтал на протяжении всей франшизы, и мне удалось перенести тебя из мира сновидений в реальность.

Помнишь, ты обещал выполнить любую просьбу, если я помогу тебе попасть в реальный мир и спокойно дожить до старости? Я свою часть договора выполнила. Но прежде чем ты прочитаешь мою просьбу, мне хотелось бы, чтобы ты понимал насколько это важно.

Печкин на самом деле не почтальон, а Кащей-бессмертный, которого давным-давно заточила в Needlekeeper заколдованная Царевна-лягушка, несколько веков назад жившая со своим мужем на краю болота. Уж не знаю, как он выбрался из заточения, но факт остается фактом – он вновь ходит по земле и наверняка как только вспомнит о том, кто он, вновь примется безобразничать и пакостить обычным людям. Поэтому, прошу тебя, наблюдай за ним. А как только его злая сущность проявит себя – обезвредь. В посылке есть все для этого необходимое.

С иголкой поаккуратнее. Во-первых, это единственный артефакт, который может остановить Кащея. Во-вторых, она смазана ядом курарэ. В-третьих, я дважды задолбалась ее искать. Первый раз, когда Царевна-лягушка вместо того, чтобы сломать иглу, выкинула ее в море, второй – когда Девочка-с-пальчик обронила ее в доме людоеда. Третий раз искать ее в каком-нибудь стогу сена я не горю желанием.

Можешь не переживать, что тебя найдут. В рамках программы по защите злодеев, которые не хотели быть злодеями, Простоквашино – идеальный вариант, потому что деревню эту даже гуглмэпс не находит. Я проверяла.

Удачи. Фея.

З.Ы. И все-таки, Фредди Крюгер навсегда останется одним из моих любимых кинозлодеев. После Дарта Вейдера, конечно».

Дядя Федор заглянул в открытый ящик. Там, в прозрачном контейнере с надписью «смерть Кащея», лежала ржавая игла с толстым ушком, старая запыленная шляпа и поношенный свитер в широкую красную, перемежающуюся с грязно-зеленой, полоску. На самом дне ящика лежала перчатка, пальцы которой были отделаны металлическими вставками, заканчивающимися острыми и зловещими на вид ножами.

– Справедливое требование, – согласился Фредди Крюгер, надев перчатку и пошевелив пальцами: ножи, цепляясь друг за друга, издавали металлический звон.

– Не человек-росомаха, конечно, но выглядит эффектно, – кивнул Матроскин.

Где-то на краю деревни упоротый грибами Печкин продолжал орать припев «Голубой луны».

– Тебе будет сложно в это поверить, – неуверенно начала фея, – но за время путешествия ты будешь сплошь и рядом встречать отбитых эгоистов, зацикленных на себе, хотя, в результате таки доберешься до цели.

– Ага, – кивнула девушка, – я готова.

– И помни, бросать то, что я тебе дам, нельзя. Ни в коем случае.

– Да поняла я, – буркнула девушка, продевая руки в лямки металлического, отдаленно напоминающего канистру, рюкзака. – Если вариантов нет, то и выбора нет.

– Да нет, выбор-то как раз и есть, но это та самая ситуация, когда трудность, которую тебе приходится терпеть в процессе достижения цели, поможет тебе именно в тот момент, когда до цели останется всего ничего. Да и по дороге назад доставит немного удовольствия.

– Да поняла я, – кивнула девушка. – Без твоего железного рюкзака я не справлюсь.

– Справишься ты и без этой штуки, – возразила фея.

– Но? В таких случаях обязательно есть «но».

– Но нахрена тебе этот головняк?

***

– Когда убегала от тебя без оглядки, шлепали шлепки по моей пятке, – напевала Герда, – шлеп-шлеп-шлеп...

Она слегка задолбалась. Железный ранец с кучей шлангочек и непонятных проводочков натирал спину. Ремешки на сандаликах истерлись, некоторые из них порвались, и подошва раздражающе шлепала при каждом шаге. Позади осталась избушка странной бабушки, уверявшей, что она потомственная колдунья Фекла, которая поможет снять венец безбрачия, закодировать по фотографии, прочесть судьбу, изгнать любую сущность в виде гномика и вывести из крови черепашку. Однако определить местоположение похищенного брата старушка не смогла, несмотря на то, что Герда назвала ей имя, фамилию, размер обуви и даже показала фотографию Кая.

Бабка долго водила руками над якобы хрустальным шаром, бормоча себе под нос какие-то странные слова на непонятном языке, а потом сказала, что без денег ничего не получится. Герда сказала, что денег у нее нет, на что старушка предложила загипнотизировать ее саму, мотивируя необходимость гипноза тем, что через посредника будет гораздо проще выйти на связь с пропавшим братом.

– Не-не-не, я против! – категорично отвергла предложение колдуньи Герда. – Согласишься на гипноз, а потом, хуяк, и все деньги с зарплатной карты списаны и вдобавок на тебе кредит на стотыщмильонов висит. Нахуй ваши блядские шоу!

На том они с провидицей и расстались.

Сейчас же тропинка завела ее в цветник, который, был высажен безумным садовником. Гиацинты соседствовали здесь с фиалками, перемежавшимися с лилиями, лютиками, вьюнками и нарциссами. И во всем этом великолепии, то тут, то там, темно-зелеными островками росли конопляные кусты.

– Давным-давно, в одной далекой галактике для повстанцев настали тёмные времена, – послышалось откуда-то слева, – «Звезда Смерти» уничтожена, но имперские войска вынудили мятежников покинуть тайную базу...

Герда повертела головой, пытаясь определить источник звука. Голос исходил от вьюнка, оплетавшего конопляный куст.

– Скрываясь от грозного имперского флота, отряд борцов за свободу во главе с Люком Скайуокером создал новую тайную базу на затерянной ледяной планете Хот... – продолжал рассказывать цветок.

– Что, простите? – удивлённо спросила Герда, не поняв ничего, кроме «давным-давно».

– Ах, я просто рассказываю свою историю, – сообщил вьюнок.

– Зима близко, – послышалось откуда-то справа.

Герда повернулась на голос. Это была лилия.

– Июнь же на дворе, – изумилась Герда.

– Это я рассказываю свою историю, – уведомила девушку лилия.

– Как же я охуенен! – раздалось прямо под ногами. – Как же я ниибически охуенен!

– Это ты рассказываешь свою историю? – спросила Герда.

– Нет. Это я констатирую факт, – сообщил нарцисс.

– Дурдом какой-то, – пробормотала Герда и спросила у цветов: – Вы моего брата не видели?

И тут же палисадник взорвался множеством цветочных голосов, каждый из которых вещал что-то, понятное только ему.

– Давным-давно, в одной далёкой-далекой галактике...

– Ланнистеры всегда платят свои долги...

– Селянка, подь сюды, хочешь большой, но светлой любви?

– Как же я охуенен! Я бы себя трахнул, будь я другой овцой...

Тесное соседство с конопляными кустами явно не шло цветам на пользу. Понимая это, Герда поспешила покинуть палисадник, пока и ее не накрыло. И не успела она выйти из царства цветочного абсурда, как на дороге ей встретился ворон.

– Здравствуй, девочка, – сказала птица.

– Блин, таки надышалась, – пробормотала Герда себе под нос, поправляя железный коробок за спиной. – Птички, вон, уже разговаривают.

– Напрасно ты так, – обиделся ворон. – Я действительно говорящий.

– А, ну тогда сорян, – извинилась девочка и пояснила: – Я тут просто конопляный палисадник пересекала, вот и сомневаюсь в том, что вижу. Но раз уж ты говорящий, то скажи, не видел ли ты моего брата?

– Вероятно, видел. У нас принцесса всю камасутру перечитала и решила, что ей срочно замуж надо.

– А принцесса тут каким боком?

– Не перебивай, – попросил ворон. – Так вот, перечитала принцесса камасутру от начала до конца. Потом от конца до начала. Потом выборочно еще некоторые страницы перечитала. И решила, что пора замуж. Ну, объявление в газету дала. Мол, ищу такого же образованного, как и я. Много претендентов к ней ходило, но все после собеседования отсеивались.

– Почему?

– Стеснительные были, оральных тестов пройти не могли. А потом пришел один и все тесты с первого раза прошел. А оральные – два раза. Возможно, это твой брат и есть.

– Сомневаюсь, – скептично возразила Герда.

– От чего же?

– Маловат мой братец для оральных тестов, – объяснила девушка, – но для очистки совести схожу, проверю.

***

– Какая миленькая девчушка! – радостно захлопала в ладоши укутавшаяся в плед принцесса, когда Герда вошла в королевскую опочивальню. – Милый, давай возьмем ее к себе?

– Хм... – промычал принц задумчиво, – заманчивое предложение. Третьей будешь, детка?

– Я не бухаю, – уведомила Герда.

– Да не бухать, глупенькая! – принцесса соскочила с кровати, откидывая плед, и оказалось, что под ним она абсолютно голая.

У Герды округлились глаза.

– Любимый, присоединяйся, – позвала принцесса, попытавшись обнять гостью.

– Какая-то у вас сказка не детская, – увернулась Герда от объятий. – Я пас!

– Милая, – сказал принц, обращаясь к принцессе, – ты же помнишь правило? Никакого принуждения.

– Да помню я, – надула губки принцесса.

Герда, недоумевая, смотрела на принца. «Интересно, – думала она, – что в нем нашла принцесса? Лысый, немолодой, еще и с акцентом...»

– Ребята, я, наверное, пойду, – подала голос Герда. – Мне еще брата искать, а я даже приблизительно не догадываюсь, где он может быть.

– О’кей, – согласился принц, – считаю, тут мы тебе не помощники. Но, если вдруг передумаешь, то возвращайся, мы оба будем тебе рады. А пока можешь взять мою личную карету. Она во дворе стоит. Ворон тебе, если что, покажет.

Пятясь, Герда покинула покои принцессы, закрыла массивную дверь и, повернувшись, спешным шагом направилась во двор. Там действительно стояла карета. Золочеными буквами на ее двери было выбито имя хозяина и название, судя по всему, того места, где работал лысый: Джонни Синс. Компания «БРАТЬЯ»

Положа руку на сердце, она догадывалась, что именно нашла в лысом принцесса. Но, с другой стороны, надо и ему должное отдать. Бросил любимую работу ради того, чтобы одна единственная принцесса-нимфоманка была счастлива. Усевшись в карету, Герда положила рядом подаренный феей металлический рюкзак и приказала кучеру ехать.

– Куда едем? – спросил тот.

– Куда-нибудь подальше из этого блядского дома, – буркнула Герда.

– Наша принцесса не любит, когда ее замок называют блядским домом, – сообщил кучер, но лошадей все-таки хлестнул. И лошади неспешно повезли карету прочь от замка.

– Слушай, кучер, – высунувшись из окна, спросила Герда. – А как зовут-то вашу принцессу?

– Александра.

– А фамилия у нее есть?

– Александра Серова.

После этих слов в голове Герды всё стало на свои места, но упорядоченным пробыло недолго.

Как только экипаж въехал в лесную чащу, раздался залихватский свист, стрельба и карета остановилась.

– Всем оставаться на своих местах! Это ограбление! – прокричал кто-то.

В карету заглянула бородатая женщина.

– Ты чо, не принцесса? – спросила она разочарованно.

– Да какая я нафиг принцесса?! Я брата ищу. Пока искала, где только не была: у бабки-колдуньи чуть памяти не лишилась, на конопляном поле его искала, в порнобункере побывала...

– Плохо, что ты не принцесса, – грустно произнесла женщина с бородой. – Выкупа за тебя не получишь.

– Воровать людей нехорошо, – возмутилась Герда, – у меня вон, брата украли. Я его хожу, ищу теперь. Зима скоро, а следов никаких.

– А кто украл? Записку с требованиями оставили?

– Записку? – Герда подумала, вспоминая. – Нет, записок не было. Свидетели говорят, что он к какой-то тетке в сани без номеров сел. Говорят, это была какая-то Снежная Королева.

– Вот эта? – дочка разбойницы протянула смартфон, на которой была открыта страничка в соцсети. И со страницы этой на Герду смотрело припухшее лицо не первой свежести со всеми признаками веселой и наверняка не пуританской молодости.

Ната «сНежная» Королева - гласил заголовок страницы.

– Может и она. Я ж не видела.

– Если она, то хреново дело. Эта пока из мужика всё, что только возможно, не выжмет – не отпустит. Игорь-Дельфин в ее сети как-то попал. До сих пор в запое. Говорит, что «за любовь» пьет. Но мы-то знаем, за какую любовь...

– Сейчас она Тарзана тиранит, – подхватила разговор бородатая женщина, – по лианам прыгать заставляет и стриптиз танцевать. Как его дожмет, так за твоего брата примется.

– Как примется? – испугалась Герда.

– Да кто ж ее знает, сумасбродную. Старость, она ж мозгов не добавляет. Наоборот...

– Да ты не переживай, у меня есть олень, который знает где она живет, – успокоила Герду девочка-разбойница. – У меня и тюлень есть, который с мячиком играться может и ласту подавать. Но он тебя вряд ли быстро довезет до апартаментов Снежной Королевы.

– Откуда у вас, у разбойников, такие странные животные? – изумилась Герда.

– Так из цирка мы сбежали! – обрадовано похвасталась девочка-разбойница. – Я – метательница ножей, например.

Герда наконец-то огляделась. Разбойники были сплошь в ярких костюмах акробатов, воздушных гимнастов и полосатых майках силачей. Нелепым, но довершающим композицию, пятном оказались два рыжих клоуна. Они, как и положено клоунам, были одеты в широкие разноцветные комбинезоны, безразмерные ботинки и до безобразия размалеваны гримом. Но больше всего озадачивало то, что оба были грустными.

«Блядский цирк» – мелькнуло у Герды в голове, но вслух она этого произносить не стала.

– Ладно, хрен с ней, с каретой, – сказала Герда, продевая руки в лямки металлического рюкзака и взваливая его на плечи. – Она дорогая и вы ее мне наверняка не отдадите.

– Не отдадим, - подтвердил один из грустных клоунов.

– Лично ко мне вопросов нет? А то зима скоро, а я вообще-то брата ищу.

– К тебе – нет. Я даже помогу немного! – радостно воскликнула девочка-разбойница и приказала клоунам привести оленя.

Животное оказалось на удивление резвым и довезло Герду достаточно быстро.

– Энибадихоум? – прокричала Герда, входя в ледяные чертоги.

На полу, возле ледяного трона сидел ее брат и игрался с маленькими синими кристаллами, выкладывая из них слово «ВЕЧНОСТЬ». Но получалось у него либо короткое «МЕТ», либо длинная фраза «ПОРА ВАРИТЬ». А на самом троне восседала та самая, потасканная и постаревшая женщина, которую на экране своего смартфона показывала Герде девочка-разбойница. Королевой ее можно было назвать только с очень большой натяжкой. Ей больше подходило слово «коровелла» – произведенное от слова «корова».

– Я знала, что ты придешь, – сказала Королева, вставая. – Но я не отдам тебе Кая, пока он не сложит из метамфетаминовых кристалликов слово «Вечность».

– Ты ебанутая? – возмутилась Герда. – Разве не знаешь, что играть с метамфетамином в вечность – опасно?

– Знаю. И ты тоже в опасности, девочка.

– Я не в опасности, – Герда, достала из-за плеча шланг с раструбом и нажала на кнопку. – Я и есть опасность. 

Вырвавшееся из огнемета облако пламени окутало Королеву, будто пробуя на вкус. И, судя по всему, вкус ему понравился, потому что языки огня, объявшие женщину, принялись лизать ее без какого-либо намека на эротику, но с явным наслаждением. Герда добавила еще несколько огненных струй и Снежная Королева начала таять прямо на глазах, как и положено созданному изо льда существу. Но воздух почему-то все равно наполнялся ароматом горелого мяса.

И только когда Королева догорела, Кай оторвался от кристальной головоломки. Его взгляд стал осмысленным и он, наконец, признал в девочке с огнеметом свою сестру.

– Герда! – воскликнул он, – Как я рад, что ты меня нашла!

– А как я рада, просто пиздец, – флегматично сообщила Герда. – Пойдем домой, братец. Нам по дороге назад нужно еще кое-что сделать.

– Конечно, сестренка! – обрадовано согласился Кай, подбежал к сестре и взял ее за руку.

– Только бы топлива хватило, – озвучила пожелание Герда, взяв брата за руку.

– На что хватило? – не понял Кай.

– На блядский цирк, на блядский дом и на блядское конопляное поле, замаскированное под полисадник с безобидными цветами, – сообщила девушка.

И они зашагали домой.

***

Спустя совсем небольшой промежуток времени в ледяной дворец вошла фея.

– Энибадихоум? – спросила она. – Ну, раз никого нет, я тут приберусь немного.

Маленьких синих кристаллов было не так уж много, но набралось достаточное количество для того, чтобы на кое-что обменять.

– Забери меня оттуда, заклинаю тебя аллахом, – плакал джинн. – Они там все больные на голову! Интриги, коварство, предательства...

– ...Скандалы-интриги-расследования, – сымитировала голос популярного некогда ведущего фея, передразнивая джинна. – Восток – дело тонкое.

– Да ладно бы все ограничивалось коварством и предательствами, – продолжал жаловаться на нелегкую судьбу джинн, – но ведь они ж там все тупые самодуры, как этот ваш... усатый...

– Боярский, что ль?

– Не, Боярский – в шляпе. Он прикольный. Я про того, который в каждом кино сам себя играет...

– А-а-а-а! – поняла фея.

– Так что, заберешь?

– Да чего тебя не устраивает, Джинни? Другой бы на твоем месте наслаждался экзотикой, а ты ноешь.

– Сил моих нет на эту тупизну смотреть, – вновь захныкал джинн и из его глаз, как у клоуна в цирке, в две струи хлынули слёзы. – Один, сука, вместо того, чтобы новую бабу себе попросить, просит для уже существующей дворец построить, а второй потом этот дворец требует в другую часть пустыни перенести вместе с бабой. Ну вот зачем ему баба бэушная?

– Да тебе чи не пофиг?

– Не пофиг! Не пофиг, феечка. Я ради одного только дворца семь подземных месторождений исчерпал! – джинн перестал плакать и принялся изображать, как разговаривает Аладдин: – Хочу царевну Будур поразить великолепием. Построй мне дворец до неба, с колоннами украшенными изумрудами и алмазной крышей.

– Ну, понты ж дороже денег. Будто ты не знаешь.

– Перед кем понты? Крышу ж с земли не видно. А вертолетов у них еще не изобрели. На кой хрен ему сто наложниц, если он с женой только по праздникам? Зачем сто слонов, четыреста верблюдов и пятьсот скакунов, если под них зоопарк размером со Стамбул нужен. И это я не говорю уже про обслугу этого диснейленда по-арабски! Того и гляди, приору заниженную попросят.

– Ну, меряются люди, у кого пиписька больше, – безразлично прокомментировала фея.

– Так почему просто не попросить её увеличить? – Джинн состроил очередную грустную гримасу и вновь собрался пустить слезу.

– Да ну окстись ты, пародия на Несмеяну, – одернула его фея. – Ну чем я тебе помогу?

Джинн извлек из воздуха шелковый платок, промокнул им глаза и, отведя руку с платком в сторону, разжал пальцы. Тот, падая, плавно заскользил о воздух и растаял, не долетев до земли.

– Говорят, у тебя программа по защите есть...

***

– Ну, у меня с собой больше ничего нет, но... – ловко тасуя засаленную колоду, фея подмигнула рыцарям, – могу предложить сыграть партейку на желание.

– На желание... – ухмыльнулся рыцарь Лоттер и толкнул в бок своего компаньона. – Слыхал?

– Гы-ы-ы, – осклабился второй, известный под именем Ланс, – еще ни разу фей не чпокал. Раздавай!

– Не, ну ты прикинь, фея играет в «очко», не подозревая, что на собственное.

Рыцари заржали.

– Один кон. В открытую. На желание, – проигнорировала сальность фея, положив колоду на стол рубашкой вверх.

– Да поняли. Тяни, давай.

– Господа-рыцари, я не обвиняю никого в жульничестве, однако попрошу всех закатать рукава до локтя. Во избежание недоумения.

И она, подавая пример, завернула рукава платья. Рыцари молча сделали то же самое, после чего фея потянулась к колоде и вытянула десятку бубен и десятку червей.

– Ну, понятно, что мне достаточно?

Рыцари синхронно кивнули, и Ланс потянулся к колоде – две трефы: двойка и туз.

– Несчастливая в сумме циферка, – прокомментировала фея.

– Иди на хрен, – огрызнулся обладатель тринадцати очков.

Лоттер вынул туза и семерку. Обе пиковые.

– Как по мастям чудно ложится, – удивился он. И обращаясь к Лансу: – тянуть будешь или как?

– Ясен пень, – ответил тот, потянувшись к колоде и сняв с нее верхнюю карту. Посмотрел, не показывая остальным, изменился в лице и, смачно выругавшись, швырнул трефового туза на стол.

– Двадцать четыре. Передоз, – констатировала фея. – Лоттер?

Туз и семерка давали в сумме восемнадцать против двадцати феиных. И Лоттер очень рассчитывал на даму. Все просто: вытянешь даму из колоды – натянешь даму прямо на столе. Потянулся рукой к лежащей посреди стола колоде, сняв карту, так же как Ланс, не показывая другим, взглянул на нее. И в колеблющемся свете свечей ему подмигнула удача. В виде пиковой дамы.

– ДА! – закричал он, швыряя карту, вскакивая со стула и начиная изображать похабные движения тазом. – Задирай платье, крошка!

Фея и рыцарь-напарник недоуменно смотрели на него.

– Двадцать два. Передоз. – толкнул его в бок Ланс.

– Что? – спросил он и посмотрел на свою третью карту. Это был король пик. – Как?

– Одиннадцать плюс семь, да плюс четыре – двадцать два.

– Но... блин... – рыцарь помолчал и раздосадовано пояснил свой внезапный всплеск радости: – свечи... показалось, что дама.

– Бывает, – сгребла карты со стола фея. – Внимательнее надо быть.

Краем глаза она видела, как пиковый король подмигнул ей, превратился в пиковую даму, подмигнул еще раз и краска, расплывшись по бумаге, стала изображением джокера. Ставить об этом в известность рыцарей, она, естественно, не собиралась.

– Ну, что там с желанием? – понуро спросил Ланс, раздосадованный на собственную невнимательность и неудачливость.

– Мне нужна одна лампа.

– Лампа?

– Про крестовые походы слышали?

Парочка недоуменно переглянулась.

– Нет.

– Ах... да, откуда вам. Короче, есть на востоке прекрасный город. А в этом городе – дворец, владеет которым благородный Аладдин...

***

Ланс задрал голову, придерживая шлем рукой в латной перчатке, и прокричал куда-то вверх:

– Аллё, гараж! Дома есть кто-нибудь? Или никого нет?

Из окна выглянула весьма сексапильно выглядящая девушка.

– Кто пришел ко дворцу господина моего, Аладдина? – мелодичным голосом поинтересовалась она.

– Странствующие рыцари! Ланс и Лоттер! – проорал Ланс.

– Ланселот? – переспросила красавица.

– Лоттер! И Ланс! – встрял в разговор Лоттер, показывая кулак с отведенными указательным и средним пальцами. – Два рыцаря!

– Одну минуту, достопочтеннейшие, вам сейчас отворят ворота!

И тонкий девичий стан пропал из оконного проема.

– Впечатляющая хибарка, – оглядывая колонны, инкрустированные драгоценными камнями, поделился наблюдением Ланс. – И бабец такая, ничего.

– Главное, не облажаться, как с феей. А то без штанов уйдем.

– Я тебя умоляю! На кой черт ему наши штаны?

***

– Короче, мысль в чем: есть тьма тьмущая игр, которые подразумевают приз победителю.

– И?

– Ну, приз-то от проигравшей стороны.

– То есть, ты выставляешь приз, мы – тоже. И если призы устраивают обе стороны, то играем.

– А разве у вас есть что-то, равноценное моим богатствам? – поинтересовался Аладдин.

– Как насчет моего меча? – осклабился Ланс.

На стол легли инкрустированные ножны с вложенным в них оружием.

– Именно эта сталь сразила двенадцать драконов и покарала бессчетное количество злодеев. Легендарный меч, короче. У самого короля Артура в преферанс выиграли.

– Любопытно. Но кусок стали, побывавший в руках неизвестного на востоке героя, против даже самого маленького камня из любой колонны моего дворца – это ничто, – надменно заявил Аладдин.

– И лягушка! – вступил в разговор Лоттер, доставая из кармана земноводное.

– Лягушка против самых дорогих камней на всем востоке? – захохотал принц. – Вы глупы или безумны?

Лоттер усадил земноводное на стол, наклонился над ним и поцеловал. В яркой вспышке света лягушка трансформировалась в половозрелую девушку в русском народном костюме и кокошнике. На вкус Аладдина девица была хороша. Тем более, что царевна Будур уже слегка приелась.

– Об-ба! – изумился Аладдин.

– Да погоди! – притормозил его Лоттер и чмокнул сидящую на столе девушку в щеку. Та с громким хлопком снова стала покрытой бородавками лягушкой.

– Охренеть! – зачарованно пробормотал Аладдин.

– Чуешь перспективу? – поинтересовался Ланс. – Главное вовремя поцеловать. А потом ходи довольный, пока половые инстинкты не взыграют еще раз.

– Идеально, – захлопал в ладоши Аладдин, – согласен! И, достав стакан с костями, поставил его на стол.

Игра затянулась. Аладдин, несмотря на слегка придурковатый внешний вид, оказался не только азартным, но и интуитивно понимающим, когда стоит остановиться, а когда можно сделать лишний бросок, чтобы повысить значимость финальной комбинации игровых кубиков. На стороне Ланса с Лоттером было тупое везение. И волшебная лягушка, и драгоценные камни много раз за вечер переходили из рук в руки. В итоге, глубоко за полночь, подбирая формулировки так, чтобы не оскорбить друг друга, договорились продолжить с утра. Но во что-нибудь другое.

– Ты жену его видел? – в темноте покоев для гостей поинтересовался Ланс у проваливающегося в сон Лоттера.

– Угу, – пробормотал тот.

– Как подумаю, что она у него не одна такая...

– В смысле?

– А у них же ж гаремы, ты в курсе?

– Чего у них?

– Гаремы.

– Это как?

И Ланс просветил напарника, что такое женская половина дворца, кто в ней живет, для чего она нужна и сколько там всего интересного. Придумывая подробности на ходу, он в ярких красках расписал, какими способами удовлетворяют потребность в сексе скучающие по мужскому естеству жены восточных падишахов, пока те воюют, охотятся и занимаются другими падишахскими делами.

Сон у Лоттера, после такой лекции по востоковедению, как рукой сняло. Он очень долго ворочался и заснул только перед рассветом.

Наутро Аладдин предложил сменить кости на нарды или шахматы. Рыцари отказались, мотивируя это тем, что их тошнит от вида игральных костей еще со вчерашнего дня, а в шахматы много думать нужно. И вообще шахматы – игра, основанная на внимании с логикой и исключающая наличие удачи. А ее величество Фортуну без работы оставлять негоже.

– А во что же тогда нам играть? – растерянно пробормотал Аладдин. Ему до зуда в пятках хотелось обзавестись волшебной лягушкой.

И Лансер достал колоду карт.

– Что это? – удивился восточный принц.

– Карты, ёпть! Пятьдесят четыре листа!

С правилами разобрались быстро. И снова играли весь день. Аладдин, бормоча себе под нос, внимательно следил за вышедшими картами и постоянно что-то мысленно подсчитывал. Словом, оказался очень сложным противником.

Рыцари дважды ставили на кон своих крестьян вместе с замками и землями, благодаря чему и отыгрывались. К слову сказать, ни замков, ни крестьян не было ни у одного, ни у второго. А земель – и подавно. О чем и обмолвился Аладдин, спрашивая, почему же, раз рыцари так богаты, они приехали к нему во дворец без свиты и подарков. И только дар убеждения, приобретенный за годы азартных игр в самых низкосортных тавернах, позволил развеять сомнения принца.

– Развлечение – лучший подарок, – заверил Ланс. – А мы тебя уже вторые сутки развлекаем, да так, что ты про обед позабыл.

– Прошу прощения, достопочтенные рыцари, – спохватился Аладдин и трижды хлопнул в ладоши. – Вы правы, пора прерваться на трапезу.

И в зал стали вносить подносы с диковинными кушаньями.

– Жратва тут, конечно, ни к черту, – пробурчал Лоттер, отщипывая немного халвы от куска размером с кирпич.

– Это, брат, потому что расслабляющие вещества на Востоке другие.

– В смысле?

– Ну, ты обратил внимание, что Аладдин этот вино не пьет, а постоянно к кальяну прикладывается?

– И чего?

– А то, что по накурке сладенькое прикольнее всего заходит.

– И? – не понял связи Лоттер.

– Вот у нас, например, в чести рябчики и куропатки всякие, потому что вино под птицу идеальнее всего. Здесь канабис кругом и всюду, а от него на сладенькое пробивает. Вот потому и закуска такая. А свинья тут нечестивое животное, как думаешь, почему?

– Почему? – не стал угадывать Лоттер.

– Потому что до горилки не додумались. А хватило б ума самогонный аппарат собрать, так уплетали б сало за обе щеки! Потому что жирные закуски позволяют не так сильно хмелеть от крепкого алкоголя. Шнапс немецкий помнишь?

– Ага, – кивнул Лоттер, – И колбаски, жирные такие.

– Скажи, идеально ж сочетается?

– Ну да.

– Гарем из головы не выходит, – ни с того, ни с сего сменил тему Лоттер.

– У-у-у-у, брат, – протянул Ланс сочувственно, – рекомендую о нем забыть. Ибо, если поймают, то в лучшем случае кокушки отпилят и сырыми съесть заставят. Нам сейчас нужно думать, как у принца лампу выиграть. А то ставки растут, а о каком-то завалящем светильнике речь еще ни разу не зашла.

– Ну, пока-то мы не в минусе.

– Но и не в плюсе. На одном месте топчемся, – с досадой констатировал Ланс. – А лампу добыть нужно обязательно. Если ты помнишь, мы именно такое желание фее в карты проиграли. А карточный долг – дело чести.

Ближе к вечеру удача окончательно отвернулась от рыцарей и, когда решили расходиться спать, за Аладдином числились не только несуществующие земли и крестьяне, но и вполне себе реальное оружие, доспехи и даже кони. Впрочем, на них Аладдин играл без какого-либо азарта, а для закрепления навыков, подтверждая расхожее мнение, что играя в карты, на одной удаче далеко не уедешь, а вот внимательно наблюдая за физиономиями коллег по столу и вышедшими картами – вполне.

Лоттер ворочался в постели и время от времени тяжело вздыхал.

– Да не парься ты так, – подал голос Ланс. – Завтра ему правила преферанса объясним и по классической схеме сыграем. Ты проиграешь чуть-чуть, он всё, а я выиграю. Вернем мы и коней, и доспехи, и лягушку и колонны эти на камушки разберем.

– Да я не о конях думаю. Их-то я уже придумал, как отыграть.

– А о чем?

– О гареме.

– Ох, епть! – Ланс сел в постели. – А вот это, я тебе точно говорю, забудь. Это всё равно, что сделать массаж ног Гвинерве. Артур за такое порвет на британский крест. Кстати, британский.

– Я делал массаж ног Гвинерве, – флегматично заявил Лоттер. – Баба, как баба.

– Что-о-о-о-о?!

– Ничего необычного. Ноги как ноги.

– Погоди-погоди. То есть ты делал массаж ног жене короля и говоришь об этом так буднично, будто попил воды из придорожного колодца? – Ланс схватился за голову. – Если он узнает, тебя точно четвертуют. И меня с тобой за компанию.

– Да ладно! Из-за чего? Из-за какого-то массажа ног?

– Погоди, чувак, массаж ног не может быть «каким-то», если ты делаешь его женщине! – Ланс помолчал, переваривая новость, а потом, сменив тон на заговорщицкий, спросил: – Ну и... как она?

– Гвинерва? – Лоттер повернулся на бок, устраиваясь поудобнее, – Она цветочки собирала. Мы по полю ходили. Я охранял, как обычно. О камень зацепилась, ногу подвернула. Разрыдалась: больно, мол. Ну, я и помассировал ей ступню.

– Ступню... Жене Артура... Твою мать! – восхищенным шепотом выругался Ланс. – Ты смелый, Лоттер. Я не уверен, что позволил бы себе коснуться ее ступней. Это ж не какая-нибудь кухарка или дочка кузнеца, а целая королева. Так и чего, прямо вот так взял ее за ногу и помассировал? Лоттер? Ау? Ты чего, заснул?

В ответ Лансу донеслось размеренное посапывание. Повышать голос для того, чтобы разбудить товарища смысла не было. Что-что, а сон у Лоттера был крепким. Ланс поворочался еще немного, а затем встал и, придерживаясь за стену, вышел из комнаты в темноту коридора.

***

– Смотри, какая тема, – Лоттер расставил на доске три наперстка и положил перед ними маленький шарик. – Я накрываю шарик одним из наперстков, после чего их перемешиваю. Твоя задача – угадать, под которым из них шарик. Попробуем?

Аладдин заинтересованно кивнул и наперстки в руках Лоттера заскользили по поверхности доски.

– Кручу-верчу, запутать хочу, кто смотрит внимательно, выиграет обязательно! – и Лоттер подвинул все три наперстка к принцу.

– Здесь, – ткнул тот пальцем в средний.

– Здесь ничего. Лишился коня своего, – отречитативил Лоттер, приподнимая указанный Аладдином наперсток.

Под ним было пусто.

– Э! – возмутился Аладдин, – это не я коня проиграл, это вы одного своего отыграли.

– Да пох, – ухмыльнулся Лоттер и наперстки под его пальцами вновь забегали туда-сюда. – Внимательных победы ждут, невнимательный будет раздет и разут. За хорошее зрение выплатим премию. Внимательным и зорким будь, где спрятался шарик, показать не забудь.

Наперстки снова выстроились в одну линию. Аладдин снова не угадал. Дело пошло на лад и к обеду рыцари не только отыграли своё, но и имели приличный запас камней с первой, пятой и седьмой дворцовой колонны.

– Игра без ставки, как оливье без заправки, – приговаривал Лоттер, поглядывая на борющегося со сном Ланса, время от времени опускающего голову, после чего резко дергающегося и оглядывающего зал осоловевшими от недосыпа глазами. – Когда ползамка на кону, поставить можно и жену.

– Будур против всего, что я проиграл! – в отчаянном азарте выпалил надеющийся отыграться принц.

Ланс, услышав, какая ставка озвучена, дернулся и, окончательно просыпаясь и собрав всю силу воли, стал напряженно следить за игрой. Наперстки танцевали свой танец на доске, скользя от одной руки Лоттера к другой.

– Удача бродит где-то рядом, ей указать наперсток надо. В котором шарик, угадаешь? Ползамка сразу отыграешь. – Наперстки в руках рыцаря мелькали все быстрее, смазываясь в одно пятно. Затем, уже в который раз, Лоттер выстроил их в ряд перед Аладдином. Тот указал на средний и пока Лоттер приподнимал его, привычно прижимая шарик пальцем, Аладдин опрокинул два других наперстка. Шарика под ними, естественно, не было. Рука принца метнулась к руке Лоттера и, схватив рыцаря за кисть, Аладдин выкрутил её. В наперстке, прижатый пальцем, дзынькнул шарик.

– А вот обманывать, очень нехорошо, – прошипел сквозь зубы Аладдин.

***

Ланс увидел, что принцесса украдкой наблюдает в окно за тем, как их вышвыривают из дворца. Но виду не подал. Только прокричал в закрывающиеся ворота:

– Повезло тебе, мажор, что додумался жену на кон поставить! Так бы без половины замка остался!

После этих слов девичий силуэт в окне исчез.

В походной сумке что-то зашевелилось, и Ланс поспешил развязать ее. Из котомки на песок выскочила лягушка. Пару раз квакнула, а потом без всяких поцелуев, но со звонким хлопком превратилась в девушку.

– Етить вашу рыцаря мать! Ребята, вы чо?! А если б он меня отобрал? – и залепила Лансу пощечину.

– Ну, обошлось же! – обиженно пробормотал тот, схватившись за щеку.

– Обошлось у них! – девушка замахнулась на него кулаком. – Как треснула бы!

Ланс втянул голову в плечи и прикрыл ее второй рукой.

Девица огляделась, тяжко вздохнула и разразилась потоком обсценной лексики, слегка разбавленной обычными словами, из которых было понятно, что она недовольна поведением рыцарей, сложившейся ситуацией и расстоянием до дома, преодолевать которое пешим ходом нет никакого желания.

– Зла на вас не хватает, – закончила она свою речь минут через пять. – Фее я тоже скажу, что о ней думаю, если до дому доберемся. Я понимала, что в ответ на помощь помочь нужно будет, но не думала, что всё в такой кошмар превратится. Если Ванька мой узнает – пиздец мне...

– Да погоди, самое интересное начинается, – уверенно заявил Ланс и кивнул на одно из окон дворца, из которого начала доноситься ругань.

– Урод конченный! – визжал девичий голос. – Как ты мог?!

– Да ты пойми, мы бы при помощи джинна всё вернули! – возражал Аладдин.

– Да чего ты мне про джинна тут заливаешь?! ТЫ ПОСТАВИЛ МЕНЯ НА КОН! КАК ВЕЩЬ!

– Но они же мухлевали, и я это заметил... Вот если бы они...

– ЕСЛИ БЫ?! ЕСЛИ БЫ! Ну ты мудачина! Я ухожу к маме!

– У тебя нет мамы, только папа-Шахраман.

– Тогда к рыцарю Лансу!

– Он же аферист!

– Зато нежный и ласковый! И после секса к стене не отворачивается!

– ЧТ-О-О-О?!

Лоттер, перестав следить за разговором, повернулся к напарнику и одними губами, чтобы не нарушать идиллию последней семейной ссоры, прояснил для себя:

– Так ты к ней ходил всё-таки?

Ланс, скорчив лицо, как у обожравшегося хозяйской сметаны кота, надменно кивнул.

Где-то за стенами было слышно, как женский плач, вкупе с легкими шагами, удаляется прочь из комнаты, в которой только что гремела ссора. Но возня не прекращалась. Почти тут же послышался громоподобный звук, и голос Аладдина потребовал:

– Верни мне царевну Будур! Сделай так, чтобы она снова меня любила!

– Но, мой господин, – ответствовал громоподобный голос, – я не властен над человеческими чувствами! Я могу разрушить, построить, принести или отнести за тридевять земель всё, что угодно. Я могу воздвигнуть или снести гору, повернуть русло реки, вырыть шахту или закопать ее, но заставить душу, тем более женскую, любить – это не в моей власти.

– Ну и нахуй ты мне такой нужен?! – визгливо прокричал Аладдин, а вслед за этим из окна вылетела старая лампа-светильник и упала к ногам рыцарей.

Почти одновременно с этим открылись врата замка и, оттуда выбежала царевна Будур. Она огляделась, увидела вальяжно развалившихся на песке рыцарей, стоящую рядом девушку в кокошнике и побежала к ним с распростертыми объятьями.

– Ланс, мой герой! – прокричала она.

Лоттер поднял лампу, повертел ее в руках. Потёр один из ее боков в надежде разглядеть красивый восточный узор, спрятанный под слоем копоти... И в этот момент из лампы в облаке сизого дыма материализовался джинн.

– Слушаю и повинуюсь, мой господин, – проревел он громоподобно.

– Ах ты ж ептвоюмать! – удивленно восхитился Лоттер.

– Не могу, – ответствовало существо. – У меня нет матери, чтобы я ее ёб. Я рожден из низших материй параллельного измерения. Может хозяин пожелает что-то другое?

Лоттер посмотрел на обнимающихся Ланса и царевну Будур, на царевну Лягушку и почему-то вспомнил нежные ступни Гвинервы, которые ему довелось массажировать.

– Этих всех, вместе с лампой, неси к фее, – приказал он, – а меня – в покои Гвинервы, жены короля Артура.

– Слушаю и повинуюсь, – обрадовано воскликнул джин.

И вся компания, вместе с лампой, растворилась в жарком пустынном воздухе.

– Ты, Гендальф, херней маешься, – безапелляционно заявила фея, возвращая волшебнику трубку. – И из-за этого много народу поляжет, это я тебе, как спец по таким делам, говорю. Кольцо должно быть уничтожено!

– Кольцо никому ничего не должно, – заявил Гендальф. Не менее убежденно, но более заторможено.

– Блин, ты все мозги себе прокурил уже, – фея помотала головой, отказываясь от протянутой обратно трубки.

– Хоббиты не будут в расцвете лет бросать родной Шир и ходить за три лаптя по глобусу, терпя лишения и подвергая себя опасностям.

– Погоди, – изумилась фея, – ведь зло должно быть остановлено? Или я чего-то не понимаю?

– Зло никому и ничего не должно.

– О-о-о-о-о, – фея оценивающе взглянула на волшебника, пялящегося в одну точку, –растащило тебя, я смотрю, прямо-таки знатно.

– Зло никому не должно-о-о... это обычно злу должны...

Фея отобрала у Гендальфа трубку, выбила о камушек содержимое, продула ее и засунула волшебнику в карман.

– Еще раз тебе говорю, выкуривать по столько, сколько ты за раз, – это тоже зло.

– Саруман...

– Тоже наркоман, как и ты, – вновь перебила волшебника фея. – Из-за вас, наркоманов, и проблемы. Один драконов из трубки в космос запускает, второй – со вселенским злом разговаривает и орков из говна и глины лепит. Про тебя ж даже в Википедии написано, что ты травокур и барыга.

– Чо?

– Цитирую: «появлялся среди эльфов незримо или принимая облик одного из них и делился с ними мудростью или прекрасными видениями». Конец цитаты. Что, хочешь сказать, соврали?

– Хи-хи...

– Хули «хи-хи»?! Давай-ка я это дело на себя возьму, а ты посидишь тут, печенек похаваешь, – предложила фея, достав из воздуха корзинку с печеньем, банку малинового варенья и пластиковую полторушку газировки.

– Хи-хи...

– Да хули «хи-хи»?!

– Саруман-наркоман...

– Пропал дед, – грустно выдохнула фея. – Сиди, печеньками хрусти и не уходи никуда! Слышал? Я без тебя все быстро разрулю!

– О, печеньки! – волшебник с глупой улыбкой на лице потянулся к корзинке.

– Ну невозможно! Прямо беда какая-то с этими магами... – пробормотала фея, взмахнула волшебной палочкой и растаяла в воздухе.

***

Фродо вертел в руках кольцо, исписанное эльфийскими рунами, и размышлял вслух:

– Маги, орки, кровь-кишки... Cидел бы себе дома, поливал бы огород, растил огурчики, помидорчики. Так нет же, дернула нелегкая! Ну в самом деле, чего я там не видел, в этом Мордоре? Соседи, небось, на рыбалку ходят, грибы собирают, винишко молодое попивают по вечерам.

– А ты, как белорусский партизан в окружении. Только вместо фашистов – орки, а вместо ССовцев – назгулы, – заметила фея.

– И главный их этот, Саурон... Интересно, а Саурон – это имя или фамилия? Если имя, то фамилия какая?

– Может, Шикльгрубер?

– А почему Шикльгрубер?

– А почему бы и нет?

Помолчали. Затем Фродо спросил:

– А не боишься, что я колечко себе присвою? – и, надев кольцо на палец, исчез.

– Бля, ну просила ж, не надевай!

– А я надел!

– Да что ж за сказка-то такая неудачная? – пробормотала фея. – Ну, во-первых, это кольцо может постепенно свести тебя с ума, как твоего дядюшку Бильбо.

– А во-вторых? – прозвучало где-то слева.

– А во-вторых, каждая секунда с кольцом на пальце приближает тебя к назгулам. Точнее, их к тебе.

– К каким назгулам? – послышалось справа.

– Про девятерых королей слышал? Ну, которые на почве власти и богатства кукушкой поплыли в далеком прошлом?

– Че-то было такое... – отозвался неуверенный голос из-за спины.

– Тогда должен знать, что эти девять рыл до сих пор служат Саурону, носят бесформенные одежды, пользуются моргульскими клинками, ездят на черных конях и поиск этого колечка у них в приоритете. Настроены они на него.

– Как настроены?

– Как на радио шансон, блять, – не выдержала фея, – Да сними ты кольцо, недоумок. Когда кольцо на пальце, назгулы его чувствуют. И пока ты меня тут слушаешь, радиус поиска стремительно сужается.

– Гендальф о таком не рассказывал, – прозвучало прямо перед феей, и тут же голос обрел хозяина.

– Гендальф много чего не рассказывал.

Фродо недоверчивым взглядом изучал фею. Та терпеливо ждала вопроса. И вопрос прозвучал:

– Но почему я должен подвергать себя опасности? – наконец спросил Фродо.

Фея расположилась на поваленном дереве и жестом пригласила хоббита присесть рядом.

– Присаживайся. Я буду рассказывать очень долго.

Хоббит подошел к бревну, сел рядом и спросил:

– О чем?

– О том, на что ты все-таки подписался, когда надел кольцо на палец.

Когда фея закончила, в небе таяли последние звезды и вот-вот должен был заняться рассвет.

– Блин, – пробормотал Фродо. – Я ж не знал, что на такой головняк подписываюсь.

– В-о-о-от! – протянула фея. – Будешь знать, как совать что ни попадя куда попало.

– А если я его закопаю где-нибудь или в реке утоплю?

– Да пожалуйста! Только придумай, как назгулам это объяснить, когда они тебя мелко шинковать будут.

Фродо молчал. На лице его, будто рябь на поверхности лужи, отразилась попытка думать собственной головой. Однако сквозняк здравой идеи был мимолетным и рябь размышлений, проявляющаяся в нахмуривании лба, утихла, так и не став волной стремления упростить себе жизнь.

Потом лицо его стало надменно-пафосным. И, в конце концов, хоббит воскликнул:

– Значит, такова судьба! И не пытайся меня остановить! – Фродо шустро надел кольцо на палец и вновь исчез. Его последняя фраза прозвучала, удаляясь: – Коль суждено стать героем, не стоит этому противиться!

Кольцо овладело новым хозяином быстро. Но странно.

– Рука-а-а-а-лицо! – произнесла фея, хлопнув себя ладонью по лбу.

***

– Арагорн, ну ты-то хоть не такой идиот?

– Как кто?

– Правильный вопрос, – ухмыльнулась фея. – Не такой, как Фродо и компания.

– От чего они идиоты? Отправились в поход, который сулит немало подвигов и даст возможность покрыть себя славой.

– Ну, вообще-то, они к подвигам не приспособленные.

– В каждом хоббите есть место подвигу.

– Место-то может и есть, но мало. Короче, смотри: например, у тебя есть волшебные сапоги, которые позволяют тебе перемещаться быстрее степного ветра...

– Нет у меня волшебных сапог, – возразил Бродяжник. – И хоть одно из моих имен – Скороход, это не дает повода утверждать, будто я владею некими волшебными одеждами, в какой-то мере дающими возможность получения некоего преимущества.

Фея хмурилась всё больше. По всему выходило, что беседа будет не только долгой, но и бесполезной.

– Да ну просто представь! Представь, что он у тебя есть. Представил? – Фее казалось, что она слышит скрип извилин, стремящихся изменить свое местоположение.

– Ну... допустим, представил.

– Стал бы ты идти пешком куда-нибудь в Ривенделл, если бы смог очутиться там в мгновение ока?

– Стал бы.

– Здрасьте-приехали. Почему?

– Арвен, как тебе, наверное, известно, – эльфийка. И умирать не собирается. Поэтому, куда мне торопиться? Тем более, мы договаривались увидеться осенью.

Фея подумала, что здесь, все-таки живут счастливые люди. Ни тебе гаджетов, ни самолетов. Сел на лошадку и поскакал. Осенью встретишься с любимой. Любимая бессмертная. Куда торопиться? Но вслух продолжала гнуть свою линию:

– Ну, допустим, отказалась твоя Арвен от бессмертия...

– Не каркай! – возмущенно закричал Бродяжник, и трактир на мгновение накрыло тишиной. Видя, что все уставились на них, Арагорн продолжил, но уже тише: – С чего бы ей отказываться?

– Не читал чувак, не смотрел, не задумывался даже, – пробормотала фея себе под нос. И уже обращаясь к собеседнику: – Просто представь.

– Ну?

– Гну! Тогда воспользовался бы?

На лице Арагорна вновь отразились мучительные раздумья. Фея смотрела на него и думала, что, наверное, здорово, когда тебе характер прописывают. Ты суровый, ты мрачный, ты пафосный. И никаких полутонов. Даже мук выбора нет никаких – случилось что-то, ты встал, сурово, мрачно и пафосно пошел и сделал то, что тебе предначертано. Не особенно парясь, нахрена это надо. Пришел, увидел, победил, неискушенного читателя порадовал.

– Короче, – сказала фея, понимая, что теоретические примеры тут не прокатят, – есть сапоги, позволяющие сократить время путешествия и повысить шансы на успех предприятия. Дело за малым: отобрать кольцо у Фродо и самому отнести в Мордор.

– Отобрать!? – взревел Арагорн. И в корчме все вновь утихли, обратив взоры к их столу. Заметив это, Арагорн вновь перешел на шепот: – Уж не Сауроновская ли ты приспешница?

Интонации в голосе Бродяжника зазвучали угрожающе, и фея подумала, что каши тут действительно ни с кем не сваришь, сколько ни старайся.

– Стопэ, стопэ! – выставила она руки ладонями вперед. – Никто тут ни чей не приспешник. Я вам упростить мероприятие пытаюсь и сократить число жертв в отдельно взятой вселенной, придуманной отдельно взятым дядькой.

– Советую уйти отсюда до того, как я достану из ножен меч, – все так же агрессивно прошептал Арагорн.

– С тобой тоже всё ясно. Окай, ухожу.

И встав из-за стола фея, не оглядываясь, направилась в сторону выхода.

Она думала о том, что героизм – это конечно круто, но и мозги иногда надо включать. Возможно, это и не нормально, пытаться уравновесить сказочный мир, но с некоторыми сюжетами сказок она была категорически несогласна. Вероятно, в этом что-то и было от комплексов, приобретенных в детстве, благодаря бабушке-затейнице. Но с другой стороны – никто и не говорил, что феям легко.

***

– Ну ладно они – мужики. У них тестостерон с дофамином в связке работают. Им подвиги подавай, с кровищей! Они-то уверены, что так впечатление на баб производят. Но ты ведь – мудрая женщина, понимаешь, что кровища – не есть хорошо?

– Понимаю, – отстраненно согласилась Галадриель, глядя куда-то сквозь фею.

– Тогда давай, хотя бы на этом этапе, сократим страдания некоторых... – фея на миг замолчала, подбирая подходящую фразу, – …персонажей и уменьшим общее число жертв среди мирного населения.

– Зачем? – все так же флегматично глядя сквозь собеседницу, спросила владычица Лориэна.

Фея, не ожидавшая такого вопроса, ненадолго впала в ступор.

– Чтоб изменить будущее в лучшую сторону.

– И слабейший из смертных может изменить ход будущего в лучшую сторону.

– А ускорить процесс, не? И вообще, ты куда смотришь-то все время? Ты там со мной разговариваешь? – фея помахала ладонью перед лицом владычицы. – Ау?

Но та, будто выпав из реальности, никак не отреагировала.

То, что персонажи не хотят упрощать жизнь окружающим, безусловно, напрягало, однако остававшийся в запасе вариант, в случае его реализации, мог облегчить хоббитам дорогу. Фея откладывала его на самый крайний случай, как неоправданно-рискованный. Но, видимо, пришло время рискнуть.

– Короче, – махнула рукой фея. И вновь растаяла в воздухе.

***

– Наш-ш-е сокровищ-щ-е? – уточнил Голлум, прожевав.

– Блин, забавная ты зверушка, – фея бросила ему еще одну рыбину. – Ну да, колечко.

– О-о-о! – закатил глаза Голлум и впился гнилыми обломками зубов в рыбину, – мы помним наше сокровищ-щ-е.

– Я тебе гораздо более веселое сокровище подгоню, если ты поможешь хоббитам донести колечко до пункта назначения.

Сознание Голлума, много лет назад спутанное магией кольца, не соглашалось с мыслью, что может быть радость большая.

– Что ты несеш-шь? Нет прелес-с-ти прелес-с-с-тнее наш-ш-его сокровищ-ща!

– Спорим? – усмехнулась фея и подкинула на ладони синий кристаллик.

***

– Быс-с-трее, хоббитцы, ш-ш-евеллим копыц-ц-ами.

– Да ну не копыта ж вроде у нас, – пробурчал Сэм, – ноги с пальцами. Волосатые только.

– Круглое желтое ещ-щ-ще не один раз обернетс-с-с-ся вокруг планеты и волос-с-с-атость стопч-ч-ч-ется в копыта. Потому – шевелите копытц-ц-ц-ами.

Время от времени Голлум забегал вперед и с причмокиванием грыз маленькие синенькие кристалики. После этого речь его некоторое время была более внятной, без растянутых шипящих звуков.

Фродо и Сэм достаточно вымотались, но спорить с, пускай полоумным, но все-таки проводником, не хотели. И потому короткие ножки отмеряли за шагом шаг, приближая их к заветной цели. Но самое странное во всем этом было то, что энергия у уродца не заканчивалась.

Внезапно Голлум остановился. Потянул носом воздух и объявил:

– Лабиринты подземельные, лабиринты паучьи. Там большая паучих-х-ха всех отравит и отдрюч-ч-ч-ч-ит, – прошипел уродец, сожрал еще одну мелкую синюю хреновину и нырнул в малоприметную пещеру.

Сэм и Фродо не сразу поняли, куда пропал их полунедошизанутый проводник, однако все-таки разглядели небольшую, прикрытую кустами расщелину.

– Ты обратил внимание, – поинтересовался Фродо у Сэма, протискиваясь в пещеру, – он, кажется, рифмовать начал?

Сэм пожал плечами, как бы говоря, что не заморачивался на том потоке сознания, который выдает их полоумный провожатый.

– А ты вслушайся, – порекомендовал Фродо. – Кажись, та синяя хрень, которую он жрет, его таки накрыла.

– Во тьме живущая. Очень злющая. Восьмилапая. Яйцекладущая, – послышалось где-то впереди.

– Гля, точно рифмует!

Петляя в темных коридорах подземелья, ориентируясь на слабое свечение волшебных грибов и слабое рифмованное бормотание Голлума, хоббиты вышли в какую-то нишу. То, что помещение огромное, было понятно по эху, многократно отражающемуся от невидимых сводов.

– Не видать ничего, – заметил Сэм. – Где бухло светящееся, которое тебе королевишна остроухих дала?

– Ща.

И Фродо зашуршал в темноте одежной, пытаясь найти фиал в многочисленных складках и карманах одежды.

– Ёб твою Шелоб, – послышалось где-то впереди. – Это беда. Нам пизда! Тикай, кто куда!

– Рифмы стали короче и емче, не находишь?

– Сдается мне, он сейчас про рифмы не думает, – предположил Фродо и извлек светящийся фиал из складок одежды, озарив окружающее пространство волшебным светом. Как раз вовремя, чтобы увидеть нависшее над хоббитами гигантское паукообразное существо.

– Здрасьте, – растерянно вымолвил Сэм.

Паучиха раскрыла истекающее слюной ротовое отверстие и издала противный, скрежещущий звук. Хоббиты оцепенели, не в силах совладать с парализовавшим их ужасом. Сгибая суставы гигантских лап, членистоногое стало наклоняться к Фродо и Сэму, подергивая раскрытой смрадной пастью.

– Ну, вот и всё, – обреченно обронил Фродо.

– Просто так я не сдамся! – отчаянно воскликнул Сэм, доставая эльфийский клинок.

– Паучище, хочешь вкуснотищи? – послышалось откуда-то из темноты.

И гигантское членистоногое застыло. А голос Голлума приближался, продолжая отвлекать монстра от такой близкой и желанной добычи:

– Вкуси кристаллик синий и станет мир красивым!

Появившись в пятне света, источаемого волшебным эльфийским фиалом, Голлум протягивал на ладошке один из тех самых кристаллов, которые так увлеченно грыз всю дорогу.

Голова Шелоб настороженно, будто сомневаясь, потянулась к ладони Голлума и застыла, принюхиваясь к подношению. Затем приняла его, аккуратно слизав с ладони слизистым хоботком.

Несколько секунд монстр стоял неподвижно. Затем стал ритмично подергиваться. Фродо и Сэм заворожено наблюдали за гигантским членистоногим. Если бы кто-то догадался включить музыку, то было бы понятно, что Шелоб пританцовывает. Спустя еще несколько секунд паучиха стала отбивать лапами ритм. А Голлум стал декламировать стихи, компенсируя отсутствие стихотворного размера речитативом.

– Не криви лицо, давай мне кольцо, до пункта назначения донесу без промедления. Я понимаю, ты подзадолбался, не надо вешать нос, наш план удался. Я наведен на цель, я фактически торпеда. Я, оседлав Шелоб, кольцо топить поеду. Поверь, я все смогу, я ни капли не усталый, меня вперед ведут синие кристаллы.

***

– Что это было? – испуганно спросил Саурон, когда грохот во дворе замка стих.

– Пиздец, – констатировала фея. – Он пришел.

Саурон недоверчиво выглянул в окно. Где-то внизу горели огни, лязгало железо, кричали орки.

– Что происходит?

– Восстановление справедливости происходит, Сауроша. Ты у меня арсенал брал?

– Ну?

– А деньги за него отдал?

Саурон замер, повернув голову к фее. Эмоций под шлемом видно не было, но было понятно, что он недоумевает.

– Ну я же не виноват, что орки настолько тупые, что им автомат – это сложно.

– Это не мои проблемы, Сауроша.

Саурон вновь выглянул в окно. Вдалеке, по направлению к жерлу вулкана неслась гигантская паучиха, сбивая орков, троллей и прочую нечисть, встававшую у нее на пути. На спине у нее, словно всадник на лошади, восседал Голлум. В его вытянутой к небу руке сияло кольцо всевластия.

– Пиздец! Я властелин колец! – прокричал он, когда паучиха, перевалившись через край вулкана, полетела вместе с ним в его жерло.

***

– Назгулов не было.

– А то будто у тебя в фильмах им девяносто процентов экранного времени отведено?

– Но все-таки...

– Питер, Петенька, – фея взяла руку режиссера в свои и грустно посмотрела ему в глаза, – ты б завязывал со всей этой толкинистской хренью. Ведь как все хорошо начиналось, «Живая мертвечина», «Страшилы»... а потом тебя как накрыло в двухтысячных. Не, «Девятый район» тоже прекрасен, но после него тебя же ж опять накрыло. Та так, что я опасаюсь за то, что и не откроет уже никогда. Тем более, сам понимаешь, чем дальше в эту вселенную, тем больше крыша едет...

– Крыша! Едет! – глаза режиссера лихорадочно заблестели. – А лучше – дом!

– Что дом?

– Или нет! Город! Представляешь, целый город едет!? – мужчина вскочил, озираясь. – Где камера? Города ездят и жрут другие города! Фея, я тебе говорю, это будет бомба!

–Предупреждала ж, не больше двух, – буркнула фея, разглядывая синие кристаллики в своей ладони.

А Питер Джексон, уже шумел на кухне, устанавливая камеру на треногу.

– Хуйня какая-то, – пробормотал Елисей, разглядывая лежащую в хрустальном гробу, бледную как снег, девицу с вишнево-алыми губами. ­­– Ну да чего уж, зря шел, что ли?

Вытер губы, наклонился над девушкой и коснулся губами её губ. Ничего не произошло. Подождал немного, напряжённо вглядываясь в строгие и по-своему красивые черты лица, наклонился и прижался губами к устам девушки сильнее, раздвигая языком ее губы.

– Ай! – отскочил от гроба. Высунул язык вперед и скосил глаза, пытаясь разглядеть его кончик. Ощущения были такими же, как будто коснулся языком дверной ручки в морозную погоду.

Елисей дотронулся до языка пальцем – кровь. Чего ей в рот-то напихали, пока она спала? Парень сплюнул, избавляясь от кроваво-медного привкуса во рту, и вновь подошел к хрустальному гробу. Раздвинул пальцами губы лежавшей в нем девушки, присмотрелся к зубам.

Клыки были неестественно длинными.

***

– Так, погоди, – фея наклонилась над гробом, – это ж Белоснежка!

– Кто такая Белоснежка? – не понял Елисей.

– Дурдом без колесиков, – выругалась фея. – Ну вот как тебе объяснить?

– Это другая принцесса? Не моя?

– А то ты не видел...

– Видел.

– А зачем тогда на чужую принцессу полез?

Королевич не нашелся, что ответить, и развел руками. Фея махнула рукой, мол, проехали. Она приложила палец к шее девушки, пытаясь нащупать пульс. Но пульса не было. Достала из походной сумочки серебряное зеркальце и поднесла к лицу девушки. Наклонила влево-вправо, разглядывая отражение.

– Холодная, но не разлагается. В серебряном зеркале не отражается, – пробормотала фея. – Ставлю на то, что если приложить ей ко лбу крест, останется ожог. Поздравляю, Елисейка, твоя царевна – вампир.

– Это не моя царевна! – возразил королевич.

– А... Да. Точно. Поздравляю, Елисей. Мало того, что вампир, дык еще и не твоя.

– А что же делать?

– Нежить – только развоплощать.

– Как?

– Классически. Колом осиновым в сердце.

– Но она же красивая! – недоуменно возмутился царевич.

– Кто тебе такое сказал?

Царевич открыл было рот, готовясь возражать и дальше, но не нашелся с ответом.

– В-о-о-о-от! – протянула фея. – А знаешь, почему так?

Царевич помотал головой.

– Потому что ты об еёную хлеборезку поцарапался.

Фея оглядела пещеру, потолок которой был усеян летучими мышами, посмотрела на растерянного королевича. Тяжело вздохнула и спросила:

– Вот какого лешего ты к ней целоваться-то полез?

Царевич пожал плечами.

– У тебя в роду некрофилов не было?

Царевич начал было отрицательно мотать головой, но засомневался и пожал плечами.

– Наверное, были, – предположила фея.

– Почему?

– Потому что это объясняет твое стремление язык покойницам в рот засовывать. Фактически, она тебя укусила, а ты вообще в курсе, что означает?

– Что? – королевич выглядел недоумевающим и напуганным.

– Что ты – потенциальный вампир.

– И чего теперь делать? – испуганно спросил Елисей и уставился на лежащее в гробу тело, осознавая сказанное феей.

– Ну... Есть тут мыслишка...

Фея достала из сумки волшебную палочку, сосредоточилась и плавно вывела ею узор в воздухе, прокричав:

– Экспекто долбоебус-интеллектус!

Воздух перед ней сгустился, пронизываемый множеством электрических разрядов, и прямо из эпицентра молний в пещеру вывалились двое. Придурковатый парень в русском народном костюме и здоровенный волчара.

– Да что за херня постоянно происходит!? – отряхивая колени пробурчал парень.

А волк повертел головой, увидел фею и буднично спросил:

– А предупредить можно было?

***

– Когда она у вас появилась, не вела себя странно? – спросил Ваня, безуспешно пытаясь раскурить трубку при помощи огнива.

Чиркать кремнем по кресалу, одновременно втягивая в себя воздух, было задачей не из легких.

– Да она с самого начала какая-то странная была. Лопотала не по-нашенски, – рассказывал самый крупный богатырь. – Но мы ж люди нормальные, язык жестов понимаем.

– Когда она показала вот так, – самый мелкий из богатырей изобразил двусмысленную езду на лыжах, – мы поняли, что устала девка.

– В смысле?

– Ну, заебалась, – пояснил мелкий, повторяя жест.

– Дали ей отвара макового, – подхватил еще кто-то из богатырей, – чтоб отдохнула. Но она слабенькая, видать, оказалась. Вырубилась мгновенно.

– А когда на пятые сутки не проснулась, мы ее в пещеру и снесли, – завершил рассказ четвертый богатырь.

– А днем кто-нибудь дома был или она сама оставалась? – спросил Ваня. Искра, наконец, попала в табак, и он делал паузы между словами, растягивая огонек.

– Ну да, сама, – подтвердил кто-то из богатырей. – У нас же, кто на охоту, кто в огород, кто дров нарубить, воды наносить. Все при деле.

– Есть вероятность того, – делая паузы между неудачными затяжками, проговорил Иван, – что в один из таких дней её и укусили.

–Ваня, – наконец-то подал голос Серый Волк, – я тебе полчаса назад пытался донести, что это не царевна, а принцесса. И она совсем из другой сказки. А ты тут в Шерлока Холмса играть пытаешься.

– В кого? – Ваня перестал раскуривать трубку, которая тут же затухла.

Серый Волк посмотрел на напарника и обречено выдохнул:

– Господи, ну вот нахуя мне всё это?

Небеса не разверзлись. И оттуда никто не ответил.

***

Гномы выдвигались в шахту задолго до рассвета. Поэтому Ваня с Волком нагнали их под самой штольней. Шестеро несли шахтерский инструмент – кирки, ломы, лопаты. Седьмой – самый крупный из коротышек очень сильно отличался от своих товарищей. Из общей картины его выбивал не только рост и более густая борода, но также одежда, более подходящая рыцарям: кольчуга вязаная мелкими кольцами, надраенный до блеска шлем и боевой топор.

– Гимли, – удивился Волк, – а ты тут что забыл?

Гном отделился от компании и подошел к Ване с Волком. Поздоровался.

– Этот же вопрос я могу задать и тебе, Серый.

– Если честно, мне абсолютно пофиг, каким межсказочным сквозняком тебя сюда закинуло. Мне просто нужно было начать разговор с чего-то.

– Нечто странное творится в сказочных лесах, – встрял в разговор Иван, вновь безуспешно пытаясь раскурить трубку, – но я обязательно выясню, кто за всем этим стоит.

– По обмену опытом, – проигнорировал Ивана Гимли. – Ну и в качестве охраны. Ихний старший, – гном кивнул головой в сторону шахтеров, – наших стихи писать учит, а я охраняю тут.

– От кого? – заинтересованно спросил Волк.

Гимли огляделся и заговорил полушепотом:

– Завелся здесь кто-то. Зверей сказочных...

– Насилует, а потом убивает? – подал голос Иван. Он, наконец, раскурил трубку. – Или наоборот: убивает, а потом насилует?

– ...похищает, – вновь проигнорировал Ивана гном. – Они возвращаются через несколько дней, но ничегошеньки не помнят. И ведут себя странно.

– И в чем странность проявляется?

– Ну... – Гимли замялся, не то подбирая слова, не то думая, стоит ли вообще говорить.

– Давай, колись, Гимли, – посоветовал Волк. – Время нам сэкономишь.

Иван наклонился к гному и рявкнул:

– Пароли, явки, позывные!

Гном снова его проигнорировал, продолжая разговаривать с Волком.

– Где ты этого идиота нашел?

– А вот сейчас обидно было, Гимли.

– Чего это?

– Это мое альтер эго, если что. Из другой реальности. Так-то он нормальный, адекватный мужик, но, попадая сюда, дурак-дураком становится, – печально поделился Серый. И тут же вернул гнома в прежнее русло разговора: – Так всё-таки, в чем странность?

– Они все тормознутые становятся. Вялые какие-то... Сонные, как мухи поздней осенью.

Выпуская клубы дыма, Иван отнял трубку ото рта и уже который раз вклинился в разговор:

– Кто-то подсаживает их на наркотики?

– Ваня, иди вон тем шестерым мозги еби, – кивнул Волк в сторону испуганных гномов, столпившихся возле входа в штольню, и продолжил разговор с Гимли: – С рассвета до заката впадают в кому? Прячутся в темные места?

– Да, – удивленно согласился Гимли. – А откуда ты...

– Знаю, мой друг. Просто знаю.

Серый Волк огляделся. Посмотрел на увлеченно допрашивающего гномов Ивана, на вход в штольню, к которому отступали коротышки, на горизонт, из-за которого вот-вот должно было появиться солнце.

– А подопечные твои всегда так рано в шахту бегут?

– Раньше так не спешили. Но, как Белоснежка пропала, так и начали в работе себя топить.

– И выходят из шахты в аккурат после заката?

– Эм... Да. Но откуда ты...

– Ванька! Не пускай их внутрь! – заорал Серый Волк и ринулся ко входу в штольню.

Гномы, вооруженные примитивными горно-шахтными инструментами, оказались не такими уж и лёгкими противниками. К тому же, представляли собой слаженную и целеустремленную команду. Благо, Гимли вовремя сориентировался и пришел на помощь. Да и продержаться было нужно всего лишь до начала восхода солнца, свет которого уже окрашивал в алые краски редкие, почти мультяшные облака.

– До восхода удержите на поверхности, – прокричал Волк, уворачиваясь от лопаты, которой его пытался огреть один из гномов.

– Вертлявые, пиздюки, – пожаловался Иван, пиная самого мелкого гнома.

Тот, перекувырнувшись в воздухе, ударился головой об пень, но тут же встал и совсем не по-мультяшному рыча, вновь целеустремленно пошел на Ивана.

– Не убивать! – прокричал Волк, прижимая лапой кого-то из гномов к земле.

– Понял! – прокричал в ответ Гимли и, повернув топор обухом, ударил кого-то из гномов в голову. – Минус один!

Двое гномов одновременно накинулись на Ивана. Один упал в низ, обхватив руками его ноги чуть ниже колен, не давая сдвинуться с места, а второй, оттолкнувшись от земли, прыгнул Ивану на грудь, вцепившись руками в его уши и попутно пытаясь откусить ему нос.

– Ухи! Ухи, блядь! – заорал Иван не своим голосом.

И тут краешек солнца наконец-то показался над горизонтом.

Гномы, в одно мгновение прекратив пробиваться к устью штольни, обмякли и попадали на землю, словно мешки, набитые хламом. Но Ванька продолжал орать – вцепившийся ему в уши гном тоже отключился, но кулачков не разжал. Он так и висел, цепко держась за Ванины уши, оттягивая их собственным весом к земле.

– Наклонись, идиота кусок, – посоветовал Серый Волк, перекрикивая Ванькин ор. – Ну или за бока его приподними.

Иван последовал совету и перестал орать. Но продолжил материться себе под нос, высвобождая из цепких гномьих пальцев свои покрасневшие и опухшие уши.

– Зи ист дер хельсте штерн вон аллен, хир комт ди зонне, – напевал Волк, обходя поле боя.

– Чего ты там за заклинания лопочешь, – поинтересовался Иван, держась ладонями за красные опухшие уши.

– Пою, – ответил Волк, разглядывая то одного, то второго гнома.

– Что это было, достойный потомок варгов? – спросил Гимли, приторачивая боевой топор обратно к поясу.

– Вампиры, – буднично отозвался Серый Волк.

– Кто? – удивился Гимли.

– Как Дракула, которому я клыки выдрал? – уточнил Ваня.

– Угу.

– Закувалдь меня Тор, если я хоть что-нибудь понимаю.

Иван возился с уложенными в рядок гномами. Проверив крепость веревок, он приподнимал каждому верхнюю губу и разглядывал удлинившиеся, совершенно не гномьи клыки.

– Я понимаю чуть больше твоего, – поделился Волк, наблюдая за Иваном, – но у меня и вопросов больше. Знать бы, кому их задавать только.

– Как ты догадался, что они тоже, того?

– Белоснежку кто-то сделал вампиром. Мы ее в другой сказке обнаружили. Точнее, не мы, а фея одна знакомая.

– Это не та, которая вселенную Толкиена похерила? – полюбопытствовал Гимли.

– В смысле?

– Да там такой замес был. Саурон у нее волшебное оружие купил – то ли калачи, то ли калаши. Но орков им пользоваться так и не смог научить. Они по привычке, этими калачами, как дубинами махали. Ну, он денег отдавать и не захотел продавцу. Пытался съехать на то, что оружие бракованное. Хотя, держал я такой в руках. Белке в глаз если попадешь, то от тушки ничего не остается, кроме кровавых пятен на дереве. Куда там Леголасу с его луком.

Серый Волк слушал и хмурился. А Гимли продолжал рассказ:

– Ну в отместку фея басню нашу и подсократила. Обошлись без долгих путешествий, кровопролитных сражений и вообще без лишних жертв. Да чего там! Представь, Гендальф даже из Шира не выходил никуда, пока всё решилось. Кольцо в вулкан сбросили, Мордору хана. А из жертв только Голлум и Шелоб. Ну, за ними никто особенно и не горюет.

К пню подошел Ваня, попыхивая вновь раскуренной трубкой.

– Вообще, первый, кого вспоминаешь в данной ситуации – это Дракула, – сказал он, выпуская облачко дыма. – Но, как?!

Иван достал из-за пазухи что-то завернутое в тряпицу и, положив на пенек, бережно развернул, продемонстрировав Волку и Гимли.

– Что это? – спросил гном.

– Клыки Дракулы. Я их с собой как память о былых победах таскаю.

– Могли и новые отрасти, – заметил Волк.

– Да что ж он, акула какая, что у него зубы в три ряда, как на конвейере?

– Нежить. Хитрая и изобретательная. Вот, кстати, у тебя, Ванька, есть все шансы его навестить и выяснить, что да как. А я пока кое-что здесь проверю, разузнаю. – И обращаясь к Гимли: – Ты вообще в курсе, кого тут накрывало за последнее время?

– А чего ж не в курсе. Тут же ж сорока. Она новости быстро разносит.

– Кого, говоришь, первым нашли?

– Колобка, – Гимли присел рядом с волком так, чтобы не упускать из виду связанных гномов. – Он как раз перед рассветом на лису вышел. Поначалу сам ее укусить пытался, а как солнце всходить стало, так и обмяк.

– И чего, лиса его не съела?

– Ну, она ж не только хищница, но и не глупая баба. Сразу сообразила, что не так что-то.

– Ага, понял. А еще кто был?

– Маугли, – Гимли погладил свою бороду, – как раз там, где сказочный лес в сказочные джунгли переходит.

– А с ним чего не так было?

– На Каа накинулся. Кричал, что, мол, удав – сплошная вена и кровушки он сейчас вволю попьет. Но удав-то, хоть и старенький, да на вид неповоротливый, всё ж обвился вокруг пацана, придушил слегка и держал так, пока малого не попустило.

– И попустило тоже с восходом солнца?

– Угу. А еще, Пикачу взбесился. От кого не ожидали, так это от него. Ну, добрейший же ж покемон был. Милота в чистом виде. А тоже помутнение разума случилось. Хорошо, что на Бульбазавра наткнулся.

– Почему?

– Так и не прогрыз его, – ухмыльнулся Гимли. – И тоже отрубился, как только солнышко показалось.

Волк встал и принялся ходить из стороны в сторону, озвучивая собственные мысли.

– Колобок – русская народная сказка. Маугли – Киплинг написал. А Пикачу вообще японцы придумали. Никакой связи.

– Белоснежка еще.

– Так-то, сюжет народный, но задокументировали братья Гримм – немцы. Абсолютно ничего по местам не расставляет, – Волк остановился, сел и принялся чесать задней лапой ухо, продолжая рассуждать вслух: – Белоснежку почему-то в сказку Пушкина занесло. Но то понятно: и там, и там семеро мужиков, готовых нести ответственность, не посягая на честь и достоинство...

– Сексуальный подтекст? – предположил Гимли, продолжая поглаживать бороду.

– Ага, в покемонах? – Волк перестал чесаться и вновь принялся расхаживать из стороны в сторону. – Хотя, японцы странные, у них где угодно может быть сексуальный подтекст. Удивляюсь, что не они Ктулху придумали.

– Какую такую Ктулху? – заинтересованно спросил Гимли.

– А был тут Говард один...

– Говард Ктулху?

– Блин, Гимли, не отвлекай, – Волк вновь принялся чесать за ухом. – Черт, блохи достали. И Ванька, сука, трубку унес. Слушай, Гимли, а у тебя карта этих мест есть?

– Конечно, – кивнул гном и, достав из походной сумки карту волшебного леса, разложил ее на пеньке.

– Где, говоришь, Колобка накрыло?

– Вот тут, – Гимли ткнул пальцем в точку на карте.

– Положи сюда камешек или щепочку. А покемон где кукушкой тронулся?

– Здесь, – предупреждая просьбу, гном сразу разложил камешки в определенные места карты, попутно объясняя: – вот тут Маугли из удава что-то высосать пытался, а здесь гномы живут. Их, скорее всего, там и покусали.

– Японские сказки, немецкие... джунгли... русская часть... Слушай, Длиннобородый, а если мысленно нарисовать окружность из всех этих точек, чего у нас в центре?

– Замок Золушки.

– Итить твою туфельку! – восхищенно выругался Серый Волк. – Вот это поворот!

***

Иван стоял в сыром склепе главного вампира всех времен и народов, стараясь не ржать, чтобы не расстраивать графа еще больше.

– Отфтань от меня, не хосю я из глоба вылесать, – шепелявил тот.

– Вылезай, говорю.

– У меня дипьеффия на посве отфутфствия субоф.

– Ну так я тебе их как раз и принес.

– Пьявда? – вампир сел в гробу, недоверчиво глядя на Ивана.

– Ага. Вот, – Ваня протянул Дракуле тряпицу, на которой лежали его клыки.

– Зюпки мои любимые, – потянулся тот к тряпице.

– Сначала ответы на вопросы, – спрятал клыки за спину Ваня.

– Ибифь ты провалифь! – пробурчал вампир недовольно и принялся вылезать из гроба.

Перебрались в гостиную. Иван сел на подоконник, мотивируя это тем, что так меньше затхлостью несет, а Дракула уселся в одно из старинных кресел.

– Ну, фпрафввай, циво хотел?

– Кусал кого за последнее время?

– Ты фмеефся? Цем куфал? – Дракула раскрыл рот, демонстрируя отсутствующие зубы. – Ефли б и фахотел, не фмог бы.

– Ладно, хрен с тобой, – Иван швырнул тряпицу с клыками вампиру. – На. А то ж вообще непонятно, что ты там лопочешь.

Дракула поймал сверток, достал клыки и один за другим пристроил их в пустые промежутки между зубами. Те, один за другим, с чваканьем врастали на место. Иван, слыша противный звук, передернул плечами. Вампир дождался, когда зубы станут на место и блаженно протянул, ощупывая клыки:

– Счастье-то какое. Как заново на свет родился.

– Зеркало дать?

Вампир обиженно посмотрел на Ивана:

– Юморист ты, Ваня, как я погляжу.

– Тогда продолжаем разговор. – Иван достал трубку и неумело принялся ее раскуривать. – Кусал кого за последнее время?

– Вообще никого!

– Алиби есть?

– Ваня, – возмутился граф, – мое алиби всё это время у тебя в тряпочку завернутое лежало!

– Допустим, – Иван сделал затяжку и выпустил облако дыма в воздух. – Может в гости к тебе кто заходил?

– Хм... Была тут одна. Я сначала подумал, что мужик вообще. Но, оказалось, что баба, – граф поморщился. – Не самый лучший секс в моей жизни, доложу я тебе. К тому же, кусалась, как бешеная.

– Вот оно! – радостно закричал Иван. И уже более спокойно спросил: – Как зовут?

– Да я не спрашивал.

– Не ври мне тут! – Иван спрыгнул с подоконника, подошел к вампиру и угрожающе наклонился над ним. – Сейчас быстро клыки конфискую обратно.

– Да я тебе честно, Вань! – Дракула испуганно вжался в кресло и затараторил: – Ты мне как зубы выбил, девки в мою сторону совсем глядеть перестали. Не любят они беззубых. А эта, единственная за всё время, пришла. Прямо в гроб прыгнула. Говорит, герр Дракула, я ваша фанатка и мечтала предаться с вами плотским утехам с элементами бдсмщины. Я на радостях и понять ничего не успел. Оседлала, оттрахала и тут же ушла! Искусала только всего!

– Ладно, не ори. Верю. – Иван протянул вампиру руку, предлагая подняться. – Пойдем, до ворот проводишь.

Стоя у ворот, Ваня пожал когтистую лапу вампира:

– Ну, бывай! И хватит тут обиженного строить. Клыки я тебе вернул. А кто прошлое помянет, тому глаз вон.

– Не надо, – пробормотал Дракула, – мне клыков хватило.

– Ну и славно, – сказал Иван и зашагал по дороге.

О том, что на радостях да второпях Дракула перепутал один верхний клык с нижним и был теперь больше похож на орка из войск Саурона, а не на вампира-аристократа, Ваня говорить ему не стал, здраво рассудив, что в зеркале-то Дракула всё равно этого никогда не увидит.

***

– Феечка, Машенька, прелесть ты наша, – вкрадчиво начал Волк, – ничего нам рассказать не хочешь?

– О чем?

– Об одной мужеподобной даме, которую ты прокинула. Предположительно, немка, потому что, обращаясь к мужчинам, использует приставку «герр».

Фея нахмурилась, перебирая в уме тех, с кем общалась в последнее время.

– Да я хрен его знает.

– Ну, никто не торопит, за исключением некоторой части леса, ставшей недовампирами.

–Серый, ну ты ж меня знаешь, я б от вас ничего скрывать не стала.

– Ок-к-кай, – протянул Волк. – Тогда факты: она переспала с Дракулой, чтобы испить его крови. Но так как Дракула на тот момент укусить ее не мог, то обряд инициации был нарушен. Потому, те, кого кусает она, вампирами считаться не могут, хотя и ведут себя как вампиры. Предположительно она немка и живет либо в замке Золушки, либо где-то поблизости от него.

– Твою ж... – эмоции на лице феи сменяли одна другую: удивление, недоумение, неверие, осознание. – Не немка! Шведка!

– Шведка?

– Хильдур Бок!

Ваня, наблюдавший за этим странным диалогом, вытрусил курительную трубку и протянул ее фее.

– На. Хреновый из меня Шерлок Холмс.

– А, так это ж и не Холмсовская вещь-то, – сказала фея, принимая трубку из рук Ивана.

– А чья?

– Гендальфа. Ему уже не надо. Он на кристаллах теперь.

– То-то я думаю, мир расцветает прям, когда раскурить ее удается, – поразился Ваня.

– Погоди, Маша, на каких кристаллах? – не понял Волк.

– Ну, была тут история...

– Уж не та ли, про которую мне Гимли рассказывал?

– Думаю, что та.

– Деточка, ты пипец!

– Вы, между прочим, первые начали! Сами виноваты! – парировала фея. – Жила бы себе Красной Шапочкой, носила б пирожки бабушке. Кто вас просил в сказку лезть?

– Да если б мы не лезли, – возмутился Ваня, – у тебя б и бабушки никакой не было!

– Короче, – прервал начинающуюся перепалку Серый Волк, – рассказывай, давай.

– Ну, брали мы как-то выкуп за принца. Я Карлсона, Золушку, фрёкен Бок и еще троих из анекдота подключила.

– Золушку?

– Ну да! Но там всё четко было просчитано, на нее никто и не подумает, если она сама распространяться не будет. Мы ее в итоге даже с принцем свели.

– Погоди, погоди, – перебил Серый Волк, – вы чего, за того травокура ее выдали?

– Да не, – отмахнулась фея, – того уже давно на принудительное лечение сдали. Это младший.

– Я ж ей мешок денег...

– А деньги у нее кто-то украл, – развела руками Фея. – Выкопал прямо из-под поленницы.

– Кто бы это мог быть? – с хитрым прищуром спросил Волк.

– Не знаю, – не менее хитро ответила фея, – но я взамен всё порешала и даже за адекватного принца её сосватала. Ради этого, между прочим, и замутила всё.

– Ой, мне-то не трынди! Аферу проворачивала из-за денег. Золушка просто под руку попалась.

– Ну, и из-за денег тоже, – согласилась фея. – Так вот. По просьбе Карлсона, у нас запланированный конфликт произошел.

– С фрёкен?

– С ней самой, – кивнула фея. – Она Малышу житья не давала. Ну, мы ее и спровоцировали. Там стрельба была, потом пожар... Но она сгорела в лесной лачуге.

– Труп видел кто-нибудь?

Фея помедлила, но всё-таки ответила:

– Нет.

– Если не убедилась в наличии злодейского трупа, – назидательно сказал Волк, – то должна держать в уме, что иногда они возвращаются.

– Трупы? – уточнил Ваня.

– Злодеи, Ваня. Ты вообще, когда рандомного дурака включать перестанешь?

– Ох уж эти сказки... – пробормотал Ваня, вместо того, чтобы ответить на вопрос.

– Ох уж эти сказочники, – закончил присказку Волк. И обращаясь к фее: – Где хижина стояла, покажешь?

***

Волк обошел кругом обгорелый каркас лачуги. Затем забрался внутрь пепелища, принюхиваясь и приглядываясь.

– Да ну, огонь все следы стер, – прокомментировал Иван.

Волк сделал еще пару шагов вперед. Пригляделся к чему-то.

– Не все, Ванечка. Не все. Вон, смотри, – кивнул в сторону ветхого люка от погреба. – Видишь, натоптано как?

Следы были хоть и крупными, но явно человеческими. И если возле самого люка были беспорядочными и смазанными, то шедшая дальше цепочка следов превращалась в пятнышки пепла на траве и прошлогодней листве, сходящие на нет в сторону замка Золушки. Ваня поднял дверцу погреба – внутри было пусто.

– Исходя из имеющихся фактов и основанных на данных фактах умозаключениях, было бы логичным предположить, что подозреваемая особа расположила свою штаб-квартиру в замке Золушки или, по крайней мере, где-то неподалеку от него, – сказал он.

Волк подозрительно посмотрел на Ивана:

– А ты трубку Гендальфа точно фее отдал?

– Ну да. А что?

– Изъясняешься непривычно.

– А… да? – Иван откашлялся и с привычной придурковатостью сказал: – В Золушкином в замке фрёкен эта, к бабке не ходи! Так лучше?

– Ну вот! Другое дело!

– Так мы в замок?

– Ну а куда еще?

Хотя к замку и спешили, добрались туда почти перед самым закатом.

– Делать всё нужно быстро. Потому что после заката, когда вся эта братия, фрёкен Бок покусанная, оживет, мы с ними не факт, что справимся.

– Так уже закат скоро, – заметил Иван. – Может, до утра подождать? Весь день впереди будет.

– Нет, Ваня, не вариант. Гномов мы повязали? Повязали. А если ее способности аналогичны способностям Дракулы, то она уже знает об этом. В мифологии, обративший вампир чувствует, что происходит с теми, кого он обратил, и может ими управлять, если ты не в курсе.

– Короче, – на всякий случай уточнил Ваня, – выбора у нас особого нет?

– Да.

– Так да или нет?

– Бля. Я уже забывать стал, как с тобой иногда тяжело.

И они вошли во двор замка, который встретил их тишиной и пустотой. Бродя по комнатам, заглядывая в шкафы и под кровати, Ваня с Волком то там, то здесь обнаруживали впавших в кому. Золушка и принц нашлись в королевской спальне, под кроватью. Король с королевой, забились в сундук, выбросив оттуда драгоценности прямо на пол. Фрёкен Бок нигде не было.

– Версии есть? – спросил Серый Волк Ивана, выглядывая в окно. – Солнышко уже закатывается.

– Да хрен его знает. Эта падла где угодно может прятаться. Может она вообще не в замке. В угольник какой-нибудь залезла и сидит там, ждет, когда солнышко сядет, – размышлял Ваня. – Замок-то здоровый. Это в лачуге ей, кроме подвала, некуда прятаться было...

– Стой!

– Да я и не иду никуда вообще-то.

– Что ты сейчас сказал? Повтори.

– Да я и не иду никуда...

– До этого.

– Замок большой, говорю. Хрен найдешь её. Это в хибаре, кроме погреба, прятаться негде... Серый, ты куда?

– Побежали, Ваня, – отозвался Волк из коридора, – в подвале она!

И Ванька, мельком взглянув на заходящее солнце, которого над горизонтом оставалось меньше четверти, побежал за Волком.

– Если она сначала в погребе пряталась, – объяснял Волк на бегу, – то ассоциирует подобные помещения с убежищем. Вероятнее всего, там светлую часть суток и пережидает.

Так и оказалось. Фрёкен Бок, бледно-синяя, с ввалившимися, но горящими, словно яркие угли в глубине глазниц глазами, была в винном погребе. Проблема заключалась в том, что к тому моменту, как Ваня и Волк ее обнаружили, солнце окончательно скрылось за горизонтом. И дворец стал оживать.

– Ну здравствуйте, – проскрипела фрёкен и бесшумной тенью метнулась в сторону Ивана, выбив у того из рук светильник.

Лампа, описав несложную дугу, со звоном разбитого стекла упала на каменный пол и наступила темнота. Иван почувствовал удар под дых, затем услышал, как матерясь, заскулил Волк. Что-то схватило Ивана за волосы и с диким хохотом поволокло сквозь темноту. Голова парня с треском ударилась обо что-то твердое и его сознание померкло.

В себя он пришел связанным, лежащим на полу бального зала. Вокруг, словно солдаты на плацу, стояли, наверное, все, кто жил в замке. Повара с поварятами, лакеи, ключник, мажордом, конюх… Король с королевой и Золушка с принцем тоже присутствовали.

– На кой хрен тебе все это? – поинтересовался Иван. Он, хоть и не видел фрёкен, но догадывался, что она здесь.

– Люблю, когда меня слушаются, – вампирша обошла Ивана и теперь тот ее видел. – Послушание – первый шаг к порядку. Новому, мировому порядку! А то, понимаешь, бардак у вас тут. Кто чем хочет, тем и занимается. А у меня все будут по струнке ходить. Линкс, цвай, драй, фир, линкс, – напела фрёкен Бок и комично изобразила строевую ходьбу на месте.

– Так это ж сказки, это ж не реальная жизнь. Они тем и хороши, что здесь всё разное. Все разные.

– А мне не нравится, – заявила Бок. – И поэтому будет так, как я захочу. Вот смотри. Поднять всем левую ногу!

Все обращенные одновременно выполнили приказ и замерли стоя на одной ноге.

– Обожаю, когда всё с первого раза понимают и исполняют! – прокомментировала фрёкен Бок. – Трижды присесть!

Приказ снова был исполнен. А довольная фрёкен Бок захохотала, хлопая в ладоши.

– Ты ебанутая, – поставил диагноз Ваня.

– Зато, наверное, впервые в жизни счастливая, – парировала она и подтащила к Ивану связанного Серого Волка. – Сейчас вот, вас двоих еще укушу, и вы тоже вольетесь в мой дружный, счастливый коллектив.

И когда фрёкен, раскрыв пасть с неестественно-длинными клыками, наклонилась над Волком, готовясь к укусу, в комнату ворвался ураган в обличье Карлсона. С гулом, достойным пикирующего бомбардировщика, тот по воздуху метнулся к фрёкен Бок, схватил ее за волосы и взмыл вместе с ней под потолок.

– Разорвите этих двоих! – верещала откуда-то сверху вампирша, удерживаемая Карлсоном.

Инициированные, маршируя, словно вымуштрованные солдаты, синхронно двинулись к лежащим на полу Ивану и Волку.

– Только не в мою смену, сучка! – прокричал мужчина в рассвете сил и уронил несостоявшуюся фюрершу на одну из ножек перевернутого кем-то, да так и оставленного табурета. Снова взмыл вверх, заложил вираж вокруг люстры, на лету доставая стеклянный флакон с какой-то жидкостью и швырнул его в корчившуюся на ножке стула вампиршу.

Полыхнуло. И от фрёкен повалил густой черный дым. Запахло химией и жженым мясом. Все в бальном зале на мгновение замерли, а потом стали недоуменно оглядываться, не понимая, как здесь оказались и что происходит.

– Святая вода? – спросил Иван у приземлившегося рядом с ним Карлсона.

– Ага, щаз, – развязывая Ване руки, ухмыльнулся Карлсон. – Святой коктейль Молотова, не хочешь?

– Где ты его взял-то? – удивленно спросил Волк.

– А ты думаешь, фея всё это время сложа руки сидела?

***

Волк рассказывал сидящим у костра собранные в кучу части истории, дополняя их предположениями в тех фрагментах, которые оставались неизвестными. К слову сказать, все предположения звучали логично и вписывались в общую картину.

– Скорее всего, фрёкен Бок с самого начала решила подстраховаться и, получив возможность путешествовать из сказки в сказку, сразу пошла к Дракуле, чтобы, скажем так, позаимствовать у него некоторые суперспособности.

– Но почему Дракула? Это ж зависимость от времени суток, куча заморочек с распятиями и приглашениями в дом...

– Но если уж в дом попала, то ты там полноправная хозяйка. Ну, ты вспомни, как она командовать любила? Малышу ж от нее житья не было. Думаю, способность управлять теми, кого укусишь, в её случае перевешивала все неудобства. Но нашу фрёкен Бок подвело чувство меры.

– Точнее, его отсутствие.

– В точку, феечка. У Дракулы, вон, сколько веков опыта, и то он не стремился себе подобных плодить. А фрёкен такая возможность голову вскружила. Вот она и начала всех подряд кусать.

– Потом за Белоснежкой не уследила, а та сказки перепутала, потому что разум затуманен был и не в тот гроб легла.

– Ну а дальше вы знаете, – Иван встал, отряхиваясь. – Все, кто был по цепочке укусов связан с фрёкен, освободились от её влияния после смерти домомучительницы. Ладно, Серый, пойдем.

– Как, уже? – расстроено протянула фея.

– Ага. – Серый Волк встал и отряхнулся всем телом, по-собачьи. – У нас там вообще черти что происходит. Война на пороге, а принцессе целым королевством теперь управляй...

– Еще и утверждают, что я потенциально сильный маг, – не упустил случая похвастаться Иван.

– Да ладно!? Ты? Маг? – не поверила фея.

– Ну не везде ж ему дурачком быть, – заступился за свое альтер эго Серый Волк. – Когда-то нужно становиться настоящим героем.

И они зашагали по тропинке.

– Заката не хватает, – поделился настроением Иван, – чтоб в него так красиво уйти.

– Ага, – иронично согласился Волк, – и чтоб песня из «Неуловимых» фоном играла...

– Закипает гражданская война… – запел Иван.

– Узнать мне надобно, кто послужил причиной такого дочкиного положения.

– Дочка и послужила, – флегматично жуя зубочистку, ответила фея. – Не думаю, что кто-то решился бы без ее на то согласия.

– Ты мне тут не это! – прикрикнул на фею король. – Я тебе задачу ставлю и денег предлагаю! Ты ж вопросы решать мастерица!?

– Вы бы, папаша, не орали тут на честных фей, да слюной не брызгали, – порекомендовала королю фея, – а внятно вопросы задавали.

– Скажи, кто дочурку обрюхатил мою? – убавил громкость король.

Фея перекинула зубочистку в другой угол рта и посмотрела на принцессу. Несмотря на платье свободного покроя, животик был очень заметен.

– Мужчина. Логично ж, блин!

– Я и без тебя знаю, что мужчина, – грустно протянул король. – Кто он? Вот что меня интересует.

– А-а-а-а! – протянула фея. – Так вам имена, пароли, явочные квартиры назвать надо? А чего ж у дочурки сами не спросите, ваше величество?

– Дык, молчит, как рыба!

– Ну, ты ж на нее как полоумный орешь, – перешла на ты фея. – Я б, если на меня так орать, еще и в глаз зарядила бы, не думая. Вот прикинь, стоит себе бедная девочка, слушает, как на нее папенька орет, а в голове у нее мысли вертятся разные. Например, про то, что ты с ее избранником сделаешь, если узнаешь, кто он. Может, конечно, и жениться позовешь, но с твоими заскоками, есть шанс, что родится дитятко сиротой. Какая ж мамка такого своему чаду пожелает?

– Так это ж позор какой! Без свадьбы, без благословения…

– Ну, бывает, чо, – фея наконец сплюнула измочаленную зубочистку. – Сплошь и рядом. Ты как будто на луне живешь.

– Нехорошо это!

– Раньше надо было объяснять, что такое хорошо и что такое плохо. Позабивают девушкам головы рыцарскими романами, а потом причитают. Там же ж адюльтер на адюльтере и все удачно заканчиваются. Да, моя радость?

Принцесса, потупив взор, кивнула.

– А реальность – это вам не «Анжелика»! – закончила мысль фея.

– У нее библия – настольная книжка! – безапелляционно заявил король.

– А подстольная? – парировала фея и король стушевался. – Не переживай, выясним, кто да откуда. Даже денег с тебя не возьму. Лишних. Но есть у меня условие!

– Какое?

Фея плавно подплыла по воздуху к принцессе и стала что-то шептать ей на ухо. Девушка в ответ энергично закивала головой.

– Жених сам придет. Но после того, как свадьбу сыграете, ты отпустишь молодых на все четыре стороны. Преследовать и жизни учить ни в коем случае не будешь.

– Но ведь…

– Или так или никак, – поставила фея точку в разговоре.

И король покорно кивнул.

***

– Да на кой чёрт мне такой тесть? Он же ж жмот, каких свет не видывал, – Раш сделал рывок и с разворота разрубил летящую на него тыкву прямо в воздухе. – Ты в курсе, сколько он денег угрохал, чтобы дракона ему убили? И что в итоге?

– Ты не о том думаешь, Раш.

– А о чём надо? – от следующей тыквы рыцарь ловко увернулся.

– О том, что принцесса вот-вот родит. От тебя, между прочим.

Рыцарь повернул изумленное лицо к фее и третий снаряд свалил его с ног, разлетевшись об голову.

– Сногсшибательная новость? – поинтересовалась фея. И принялась дожимать: – А ты можешь себе представить, что такое быть сыном принцессы и не иметь отца, находясь в эпицентре интриг?

Раш, тихо матерясь, снял погнутый шлем и принялся выковыривать из него кусочки плода и семечки. Судя по задумчивому выражению лица, с воображением у рыцаря всё было в порядке.

– Я ж старшим в семье был, – начал он откуда-то издалека, – но у нас мамка с папкой, оба живы. И вот, пока брательник еще совсем мелким был, вроде как нормально было. Я с фрейлинами в своё удовольствие время проводил: вин да наливок всяких – целый подвал, марихуаны плантацию небольшую с главным лесничим замутили. Втихую от родителей…

Рыцарь замолчал, окунувшись в воспоминания. Фея, выждав немного, решила подтолкнуть Раша:

– Но?

– Но пришла пора жениться, и начался форменный пиздец. То папеньке на фрейлину настучат, с которой я досуг коротаю – мол, она тонкостям этикета не обучена и ее ни за что ни про что – на рудники. То маменька решит, что надо меня с дочкой герцогини какой-нибудь на охоту отправить... Без гончих, без егерей, без арбалета, но с бутылкой вина и афродизиаками в корзинке. И, главное, типа, невзначай домик на дороге пустой охотничий...

Рыцарь тяжело вздохнул, встал, водрузил на голову слегка помятый шлем и прокричал кому-то сидящему в кустах:

– Давай дальше!

Теперь из кустов полетели арбузы. Фея дождалась, пока рыцарь расколет очередной снаряд и возобновила разговор:

– И я так понимаю, это не всё?

– А то! – Раш рубанул по очередному вылетевшему из кустов арбузу. – Я как-то хотел к маменьке в кабинет зайти, не помню, что понадобилось. Да как нутром чуял, ухо к двери сначала приложил. А там – торги форменные. Одна орет, мол, виноградники у нее в южных землях и это прибыль будет в казну, вторая рассказывает, что супротив ее штолен, по северным землям раскиданных, виноградники – ничто, а третья голосит, что, «главное, ваше высочество, не деньги, а уют в душе принца и обеспечить его могут только мои доченьки». Пусть, мол, обеих берет в жёны и по очереди пользует: по чётным дням –старшую, а по нечётным – младшую.

В процессе рассказа Раш умело отбивался от летящих в него плодов, а потом вдруг прокричал:

– Пауза!

Снаряды из кустов лететь перестали, а рыцарь продолжил жаловаться на жизнь:

– Старшенькая, говорит, в оральных искусствах мастерица, а младшенькая черным ходом не брезгует. Разнообразие, мол, будет у сыночки вашего. А мама, главное дело, на полном серьёзе говорит, что и этот вариант рассмотрит.

– А ты чего?

– А чего я? Развернулся, да пошёл прочь. Иду и думаю, на кой чёрт мне сдались эти две курицы, когда моя любовница, ну, которую на рудники отправили, всё это и многое другое в избытке могла? – и куда-то в кусты: – Давай!

Теперь в рыцаря полетели картофелины. Раш не пропустил ни одной, ловко двигаясь по поляне и рассекая швыряемые кем-то клубни. Когда поток снарядов иссяк, фея задала очередной вопрос:

– Так ты от женитьбы сбежал?

– Не совсем, – рыцарь немного помолчал, собираясь с мыслями, а затем продолжил: – Как-то на бал к нам явилась принцесса из северных земель. А из свиты – только волк громадный, говорящий. Меньше часа мы с ней провели, я и так и эдак подкатывал, а она меня отшила. И пропала…

Следующая серия «выстрелов» состояла из яблок и груш. Рыцарь не успел рассечь только пару из двух десятков.

– Влюбился и искать пошел по белу свету?

– Да нет. Меня другое поразило. Молодая деваха, а без слуг и нянек, с одним только волком по белу свету гуляет, ничего не опасается. Новые страны, приключения, и никаких тебе интриг и козней за спиной. Сама себе хозяйка. А я – молодой мужик, всего лишь инструмент для собственных родителей, с помощью которого они ещё больше бабла в казну хотят привлечь.

– Н-да... – грустно пробормотала фея и вдруг сменила тему, кивнув на загаженную овощами и фруктами поляну: – Слушай, а чего ты продукты-то переводишь?

– Так драконы закончились, а форму терять не хочется. Вот и тренируюсь, – пояснил Раш и вернулся к основной теме разговора. – А тут еще выяснилось, что последний пакет травы кто-то из сокровищницы спёр. Не иначе многоходовочка очередная! Ну, психанул я, да смылся из замка. Ну как смылся… Устроил скандал за то, что травушку-муравушку украли и меня в психлечебницу на реабилитацию отправили. Но доктор наш Ай-Пейн понимающий оказался: до сих пор меня, типа, лечит, исправно деньги из казны получая. А я вот по белу свету брожу.

Фея кивнула в знак того, что мотивы рыцаря ей понятны. А тот с ноткой грусти закончил жаловаться на жизнь:

– Брательник у меня, жалко, мелковат тогда был. Мы с ним вместе мечтали странствовать, да рыцарскую славу добывать. Он бы знал, сколько я драконов положил, гордился бы мной.

– Короче, дружище, – хлопнула рыцаря по плечу фея, – я так понимаю, дворцы у тебя поперек горла?

Рыцарь молча кивнул.

– Вот если б ее с собой взять. Да кто ж отпустит-то?

– Ну, тогда вопросов нет. Бывай, – сказала фея и, взмахнув остролистной волшебной палочкой с сердцевиной из пера феникса, растворилась в воздухе.

Из кустов, опираясь на посох, вышло маленькое сморщенное существо, похожее на помесь пожилой черепахи без панциря и облученного всеми видами радиации престарелого эльфа.

– Железы молочные избранницы своей лицезреть более не хочешь ты разве? – спросило оно.

– Прям и не знаю, магистр Йода. Деваха она классная, только вот папаша у нее… – Раш замялся, подбирая слова.

– Не с папой ее совокупляться тебе, – изрек Йода. – Жить будет отдельно вам от родителей хорошо. Терпение – силы часть. Его, если редко, в совместные встречи и проявить можно.

***

Дракон возник ниоткуда.

Когда стоящий у замковых врат стражник наклонялся, чтобы поправить наколенник, небо и дорога к замку были пусты. А когда разогнулся, перед ним, расправив огромные перепончатые крылья, стояла громадная, вровень с окружавшей замок стеной, синяя тварь.

– Короля позови, – хрипло проскрипело чудовище, – у меня к нему вопрос есть. По поводу братца моего, невинно из базуки убиенного.

– А… – начал было стражник и, загремев латами, будто мешок со старыми кастрюлями, грохнулся в обморок.

– Ну ё-твоё, – разочарованно протянул дракон, – какая-то стража пошла, психически неустойчивая, – вытянул шею, заглядывая через стену во двор, и проорал во все своё драконье горло: – ВАШЕ ВЕЛИЧЕСТВО! МНЕ Б ЗОЛОТА И ДЕВСТВЕННИЦ! – Немного подумал и добавил: ЗА СЕБЯ И ЗА БРАТЦА УБИЕННОГО!

Когда паника в замке утихла, к дракону отправили парламентера и тот выяснил, что эта синяя громадина является братом черному, которого некоторое время тому безуспешно пытались извести рыцари и проходимцы всех мастей. Но вот ведь незадача, на исходе казны появился неизвестный герой, грохнувший зверюгу при помощи какого-то диковинного оружия. Справившись с заданием, рыцарь взял за труды всего ничего: меч, латы, хорошего коня и ускакал в неизвестном направлении.

Большой синий брат, хоть и горел жаждой мести, оказался зверем прагматичным, понимающим, что лишние жертвы родича не вернут. Потому затребовал сколько-то там килограммов золота и царскую дочку под белым винным соусом, мотивируя свое требование тем, что сырое не ест принципиально. Заменить царскую дочь стадом коров с аналогичной приправой или табуном лошадей – отказался. Вариант замены царской дочери на другую человеко-единицу – отверг. Обозначил неделю срока и, прорычав:

– ВРЕМЯ ПОШЛО! – отбыл.

Примечательно, что никто не заметил, как и куда чудовище улетело. Вот он был, а в следующий момент, бац – не стало.

***

Шесть дней в королевстве царила паника и внеочередной сбор налогов. Из закромов вытаскивали всё и у всех. На переплавку пошли даже корона и скипетр, но даже половины затребованного не набиралось. Царь, надеясь всё-таки обмануть чудовище, послал гонцов по окрестным деревням с задачей найти девицу, максимально похожую на его дочь и доставить во дворец.

Недостающее золото было решено заменить драгоценными камнями, а вот с двойником принцессы было сложнее: во всем королевстве нашлась лишь одна, более или менее похожая девушка, но в итоге выяснилось, что она – результат разгульной молодости монарха, а следовательно, как ни крути, родная кровиночка.

Подводя итоги на рассвете седьмого дня, изрядно пьяный от горя и заторможенный от настойки из корней успокой-травы, поглощаемой с вечера в немереных количествах, король увидел, как к замковым вратам подъезжает рыцарь. Приглядевшись, глава королевства признал в нем героя, некоторое время назад одолевшего черного дракона.

– Открывайте, мать вашу! – как и прошлый раз проорал рыцарь. – Явление спасителя, часть два!

– Денег нет! – заявил король вместо приветствия, когда Раш переступил ворота замка.

– А я денег и не прошу.

– Тогда чего ж тебе надо?

– Два мешка картошки и две катапульты. Дракон, я так понимаю, в обед прилетит?

– В обед, – подтвердил король, делая знак рукой, мол, несите, чего рыцарь просит.

Короля, в принципе, не интересовало, каким способом Раш узнал о драконе. Единственное, на что он надеялся, – возможность сэкономить. Тем более, однажды этот рыцарь уже зарекомендовал себя как действенное средство против драконов. А если вдруг победу одержит синий брат убиенной тварюги, то можно включить дурака и сказать, что рыцарь всех в замке запугал, что его отговаривали и с самого начала хотели исправно дань выплатить.

– Неужто картошкой по дракону стрелять думаешь?

– А хоть бы и картошкой, – весело подтвердил Раш.

– Ну смотри! – протянул король, показывая, кто тут главный. – Не одолеешь дракона – не сносить тебе головы.

– Если я его не одолею, то голову никто не сносит. И вы, ваше величество, не исключение.

Когда катапульты выкатили за ворота, Раш собственноручно выволок оба мешка с картофелем и, прогнав всех, чтобы не мешали, принялся что-то мудрить возле метательных орудий.

***

И во второй раз дракон появился ниоткуда. Просто в какой-то момент рыцарь обернулся и увидел громадную, покрытую синей чешуёй тушу. Пока Раш приторачивал ножны с мечом к поясу, дракон начал перечислять, что и в какой последовательности сделает с королём за то, что последний не уложился в сроки. Рыцарь подумал, что такая богатая фантазия дала бы фору инквизиторским методам ведения допросов и разнообразила досуг любителей БДСМ-практик, а вслух прокричал:

– Корону и скипетр на слитки уже переплавили, так что в жопу королю ты можешь только эти самые слитки и засунуть.

– А ты еще кто такой? – проревел зверь.

– Рыцарь, епть. Не видно, что ли?

Дракон прищурился, разглядывая потенциального противника, а потом спросил:

– Это ж драться надо будет?

– Ну да, – подтвердил Раш. – Традиции подразумевают поединок.

– С тобой, что ли?

– А что, слабо?

– Не слабо. Но у нас разные весовые категории, рыцарь. Будет сложно подобрать оружие, уравновешивающее шансы. Даже если я буду совсем не вооружен, преимущество на моей стороне, поэтому способ дуэли можешь выбрать сам.

Рыцарь сделал вид, что ненадолго задумался. А потом предложил:

– На катапультах.

– На катапультах? – не понял дракон. – Это как?

– Очень просто. Грузим в катапульту сто картошин и стреляем в меня. Я, пока они летят, рублю, сколько могу, мечом, – рыцарь показал меч в подтверждение своих слов. – Затем ставим на это же место тебя и стреляем еще сотней. Кто больше в полете напополам разрубит, тот и победил.

– А ты забавный, – сообщил дракон. – Правду говорят, что с фантазией.

– Кто говорит?

– Да есть тут одна, – отмахнулся дракон. – Но перейдем к делу!

Дракон отлетел на край поля, достал откуда-то из-под крыльев два здоровенных, изогнутых, восточных меча. Взмахнув ими поочередно, прокричал рыцарю:

– Давай!

Раш дернул за рычаг, ковш пошел вверх, ударился о балку и корнеплоды полетели в дракона. Тот достаточно проворно замахал мечами, разрезая клубни в воздухе. Подсчитали разрезанные картофелины – девяносто.

– Видал? – поинтересовался дракон.

– Угу, – хмуро согласился Раш. – Теперь я на край поля, а ты – стреляешь.

И понуро пошел на позицию. Все мысли крутились вокруг девяноста картофелин, нарезанных драконом. Да, Раш тренировался с магистром джедаев. Да, почти не пропускал ни крупных, ни мелких метательных снарядов. Да, рассчитывал на то, что неповоротливый дракон не сможет попасть по большому количеству летящих одновременно картофелин. Но девяносто из ста?! Воистину, драконы – невероятные существа.

Однако, даже понимая, что ему не приблизиться к результату синей чешуйчатой громадины и в половину, сдаваться рыцарь не собирался. То ли верил в чудо, то ли тянул время до последнего. Эх, была бы здесь фея! Уж она бы что-то наверняка придумала.

– Готов? – проорал дракон от ворот замка.

– Готов! – прокричал рыцарь, хотя это был неправдой.

Он до последнего момента надеялся, что из воздуха материализуется фея и хотя бы подскажет, что делать. Однако механизм катапульты щелкнул, ковш рванулся вперед, ударился о продольную балку и швырнул сотню картофелин в рыцаря, а фея так и не появилась.

Раш, пытаясь поймать потоки силы, закрыл глаза, как это учил делать Йода, и завертел мечом вокруг себя. Будто крупные градины загремели вокруг падающие клубни. Несколько штук больно ударили рыцаря по туловищу, но тот, надеясь непонятно на что, продолжал махать мечом, пока картофельный дождь не закончился.

Дальше стоять зажмурившись смысла не было и Раш открыл глаза. Вокруг валялись половинки картофелин. Много половинок. И не было видно целых клубней. Рыцарь принялся подсчитывать половинки, собирая и складывая их в одну общую кучу. Когда поднял сто восемьдесят первую – понял, что выиграл. Но продолжил собирать и считать вслух. А когда справился – не мог поверить собственным глазам и пересчитал еще раз. Половинок было ровно двести.

– Поздравляю, рыцарь, – прогремело где-то рядом. – Ты с честью вышел из этого странного поединка. Обещаю более не предъявлять претензий к данному замку и его обитателям.

А в следующий миг захлопали гигантские крылья, обдавая Раша ветром. Рыцарь посмотрел вслед улетающему синему дракону и прошептал себе под нос, до сих пор не веря в произошедшее:

– Сто штук. Пополам. Охуеть.

– Второй раз нас спасаешь, дешево и сердито, – похвалил Раша подъехавший на лошади король.

– Самый дебильный поединок из всех, в которых я участвовал, – пробормотал рыцарь и хлопнулся в обморок.

– Потеря сознания на почве эмоционального перевозбуждения, – констатировала появившаяся из ниоткуда фея. Подняла рыцарю веко, посмотрела на зрачок, затем пощупала пульс и добавила: – Нашатыря ему дайте кто-нибудь.

– Говорю, рыцарь хороший нам достался, – игнорируя феину просьбу, повторил радостный король, – второй раз…

– А, – будто только вспомнив, прервала его фея, – как нашатыря ему дадите, дочку начинайте собирать. Вот он, папа твоего будущего внука.

– Он? – удивился король, – Долбоеб, дуэль на картошке устроивший?

– Долбоебизм и героизм, ваше величество, очень часто переплетаются настолько, что одно от другого не отличишь, – развела руками фея, – так что, давайте будем считать этого молодого человека героем.

– Но… – начал, было, король.

– Тем более, ты обещал! – напомнила фея. – Я тебе не рассказывала, что случается с теми, кто обещаний не выполняет?

Король мгновенно изменился в лице, но на всякий случай переспросил:

– Это правда, он?

И стоящая рядом беременная дочь радостно кивнула.

– Он, кстати, только потому и приехал, что знал: будущему ребенку опасность грозит. А то никогда б тренировки свои не бросил. У него ж на год вперед всё расписано, – продолжала наседать фея. – И, это, хоть раз в жизни не жмоться, собери молодым в дорогу денег на домик хороший, да на первое время, чтоб на пропитание хватило…

– Так у меня… – начал было оправдываться король.

– Дракон, – перебила фея.

– Где? – испугался король.

– Внутри у тебя дракон. На пятьдесят процентов состоит из жадности, а на пятьдесят – из глупости. Может, потому в твоем королевстве от реальных драконов и проходу нет? Чуют собрата, к нему и тянутся.

Король молчал. Он хотел возразить, но возражать было нечего.

– Пора бы уже как-то приручить этого дракона. Вот посмотришь, жизнь сразу наладится, – заверила фея.

***

Призрачный джин, сквозь которого было видно комнату, висел над медной масляной лампой. Фея сидела прямо на полу, поджав ноги под себя.

– Там, в принципе, можно было и не лезть, всё само разрулилось бы. Но для меня это было важно. Короче, извини, что напрягла.

– Да ну, ты брось! – махнул рукой джин. – Весело ведь получилось. Это ж надо до такого додуматься – дуэль на картошке с катапульты! Фантазия у него, что надо! Короче, не работа, а сплошное удовольствие.

– Слушай, а он и правда все сто штук разрубил?

– Ага, щаз! – с иронией произнес джин. – Он пока до места шел, я быстренько все картошины пополам и разрезал и уже разрезанными стрелял. Ну, чтоб наверняка.

– Тогда еще на один вопрос ответь, почему ты синий цвет выбрал-то?

Джин удивленно посмотрел на фею и стал менее прозрачным. Теперь предметы сквозь него едва проглядывали.

– А ты чего, разве мультфильм не смотрела? Там же джин синий, как дядя Вася после получки.

– Погоди, – не поняла фея, – что такое мультфильм?

Джин сделал совсем изумленные глаза и проявился окончательно.

– Ты сейчас серьезно?

– Да, – кивнула та.

– У-у-у-у-у, подруга, – протянул джин, – у тебя впереди еще столько интересного…

– Бли-и-ин… – лениво протянула фея. – Опять двадцать пять…

– Ну почему бы не скоротать прекрасный вечер интересной историей? – Мефистофель, говорил не в рифму, что бывало с ним редко и являлось признаком крайней заинтересованности.

– Да я сто раз уже рассказывала, – вяло отнекивалась фея.

– Ну, расскажи в сто первый. Ты же знаешь, это одна из моих любимых историй.

Был тот редкий вечер, когда и она, и он могли позволить себе отложить все имеющиеся дела до следующего дня. Фея, закинув ногу на подлокотник кресла, лениво болтала еле державшейся на пальцах туфелькой. Мефистофель сидел возле камина, в кои-то веки не в теле Машиной бабушки, а в истинном обличье – серый камзол и берет с павлиньим пером, будто специально созданные для заостренных черт лица. В руке он держал бокал с вином, из которого не торопился отпивать.

– Слушай, давай я тебе расскажу лучше, как первый раз оружие сюда приволокла? Поверь, не менее забавная история.

Мефистофель аккуратно поставил бокал на пол.

– Я становлюсь концентрированным вниманием. Вещай, – разрешил он.

– Короче, когда я в очередной зубной рейд собиралась, совершенно случайно лишний вензель палочкой в воздухе выписала…

***

За окном уже давно стемнело. Фея, сосредоточившись, выводила волшебной палочкой вензеля, открывающие портал в деревню. Вариантов портального узора было множество и неверно сделанное движение могло открыть переход не там, где нужно. Пришлось бы целиться снова. К тому же, портал – это энергия. А она из ниоткуда не берется. Короче, чем ближе к нужному месту проход откроешь, тем меньше пешком топать. Исключением были порталы, основанные на мыслеобразах других людей. Но для их создания и энергия тратилась не собственная!

Именно поэтому девочка была сосредоточена на движениях. Вверх, плавно влево, полукруг под углом вправо, потом в исходную точку с тремя полными оборотами. И угораздило ж жирную черную муху сесть ей на нос как раз во время второго витка. Рука девочки дернулась к зачесавшемуся под мушиными лапками носу, воздух задрожал, привычный оранжевый овал портала стал сферическим и поглотил ее.

– Клевать тебя воробышком! – выругалась фея, оглядываясь.

Вокруг была явно не деревня. И не поле. И уж тем более не лес. Это была скромно обставленная, хотя и внушительная по размерам комната с пятью окнами, в которые лился дневной свет.

– Как ты попала в мой кабинет? – услышала фея за своей спиной голос со странным акцентом и обернулась.

За столом сидел мужчина с трубкой в зубах. Взгляд его был усталым, но не удивленным. На самом столе лежали какие-то бумаги, стоял стакан с чаем.

– А… Где я? – Растерянно спросила девочка.

– В моем рабочем кабинете, – спокойно ответил мужчина и повторил свой вопрос: – Как ты сюда попала?

Он встал из-за стола и приблизился к фее.

– Я палочкой неправильно взмахнула и вот, – простодушно сообщила фея, оглядывая помещение.

– Палочкой? – не понял усатый дядечка.

– Ну да! – подтвердила фея и показала ему волшебный предмет.

– Забавно, – сказал мужчина и попытался затянуться.

Трубка, видимо, затухла давно, и тот принялся шарить по карманам в поисках спичек. Не нашел. Оглянулся на стол. Не увидел спичек и там. Фея, решив помочь, прошептала заклинание и протянула ему свою волшебную палочку, кончик которой раскалился докрасна под влиянием магической формулы.

– Пожалуйста, дяденька.

Мужчина нахмурился, недоверчиво разглядывая импровизированное огниво, но всё-таки протянул руку и взял чудо-спичку, от которой подкурил. Затем вернул ставшую затухать палочку фее.

– Не люблю повторять, но спрошу в третий раз: как ты попала в мой кабинет?

– Извините, вас как зовут? – поинтересовалась юная волшебница.

– Иосиф, – ответил мужчина, затягиваясь и выпуская клубы ароматного дыма. – Виссарионович.

Фея принюхалась к дыму и спросила:

– Герцеговина флор?

– Да, – согласился Иосиф и добавил: – Но четвертый раз я спрашивать не буду.

– Фея я, – искренне, как это умеют только дети, ответила девочка. – Перенеслась неудачно. Понять вот теперь хочу, куда…

– Фея? – недоверчиво спросил Иосиф Виссарионович.

– Ну да! Вот же волшебная палочка.

– И что ей можно делать, кроме как трубку раскуривать?

– Да ну вот, например.

Девочка шагнула к засохшему фикусу, стоящему у стены. Что-то прошептала, коснулась палочкой пожухлых листьев, и растение на глазах ожило.

– Любопытно, – произнес Иосиф Виссарионович, затягиваясь. – А что еще может делать эта палочка?

– Ну… – задумалась фея, – всякое можно. Можно вещи по воздуху переносить, тяжелое лёгким делать и наоборот, порталы открывать…

– Порталы открывать?

– Ну да. Это как раз так, как я сюда попала. Машешь палочкой, и в пространстве дыра открывается туда, куда попасть хочешь.

– Подожди, девочка, в любое место?

– Есть, конечно, свои особенности, но в общем, да.

– А смогу я открыть этот твой портал… туда, куда я захочу?

– Нет. Палочка только меня слушается.

– Жаль.

– Закон волшебства, – развела руками девочка. – Но я могу взять вас за руку и нарисовать совместный портал, который будет основываться на координатах той цели, которую вы представите. Хоть человек это будет, которого вы хотите видеть, хоть место, которое хотите посетить.

В глазах мужчины появилась хулиганская искорка. Он хитро прищурился и, протянув фее руку, предложил:

– А давай попробуем!

– Но только цель нужно очень хорошо представлять, – предупредила фея.

– Не беспокойся. Я всегда ставлю ясные цели.

– Ну, хорошо, – согласилась девочка, взяла Иосифа Виссарионовича за протянутую руку и взмахнула волшебной палочкой.

***

Вертя в руках «Вальтер» и поглядывая на часы, Адольф ждал.

Результаты исследований проведенных в Скандинавии, Карелии, на Ближнем Востоке, в Тибете, Исландии дополняли одно другое и подтверждали разрозненные факты. Да, Сатану можно призвать. Да, он исполнит любое, даже самое сумасбродное желание, если ритуал провести правильно и вовремя. Да, это уже случалось: в результате одного из таких призывов погибла Атлантида; в другой раз – половину Европы унесла чума; в третий – тунгусский метеорит на землю упал. Сотрудники Аненербе свой хлеб не зря ели – не только эти, а и множество других событий исследовали. Всё документально подтверждено, имеется куча вещественных доказательств.

Адольф переложил пистолет в правую руку.

Последовательность необходимых действий и заклятий он помнил на зубок. Ему расписали всё до мелочей. Ритуал не мог не сработать. Жертва уже принесена – труп жены валяется на полу. Как раз, за пятнадцать минут до начала, чтобы энергия покидающая тело, аккомулировалась в артефакте. День перед вальпургиевой ночью – идеальный для призыва. Оставалось дождаться, когда планеты станут в необходимое положение и можно приступать.

А как только ритуал будет проведен и Сатана, связанный заклинаниями, явится, Адольф не станет требовать чего-то сверхъестественного. Ни континентов под воду, ни чумы на всю Европу, ни небесных тел, падающих из космоса на земную твердь. Только логичные и только последовательные желания. Для начала, ход войны переломится и Германия покорит весь мир. Затем все покорно примут новые правила и станут послушными. Вся сила и мощь будут сконцентрированы только у истинных детей рейха. Остальные осознают свою ничтожность и будут служить великой нации.

Замечтавшись, Адольф поставил локоть на подлокотник и уперся дулом пистолета в висок.

– Бу! – внезапно раздалось из-за спины.

Повинуясь рефлексу палец на курке дернулся, раздался выстрел. Запахло порохом. Вышедшая из портала вместе с Иосифом Виссарионовичем фея испуганно вскрикнула.

– Не кричи малышка, – успокоил тот ее. – Просто поверь, это был очень плохой человек. Так будет лучше для всего нашего мира. Я обязательно тебе всё объясню.

Фея кивнула. Каким-то шестым чувством она понимала, что Иосиф не врёт. Девочка глубоко вдохнула несколько раз, успокаиваясь. Затем, брезгливо сморщив носик, подошла к лежащему на диванчике телу.

– Кровищи-то наляпал, – пробормотала фея, вытаскивая двумя пальчиками пистолет из руки покойника. – Это вот этим такое можно наделать?

Иосиф кивнул.

– Я тогда себе прихвачу? – вопросительно посмотрела на него фея.

– Трофей – дело нужное, – согласился Иосиф, наклоняясь над покойником и вкладывая ему в рот какую-то капсулу. Пробормотал: – Цианид. На всякий случай.

Слово было незнакомым, поэтому фея просто пожала плечами. Мол, если нужно – значит нужно. Где-то за дверью стали раздаваться крики на непонятном для девочки, отрывистом языке. В интонациях угадывалась замешанная на страхе паника.

Фея и Иосиф не стали ждать, пока в кабинет кто-то вломится. Взяв мужчину за руку, девочка вывела волшебной палочкой узор, и они шагнули сквозь появившуюся дыру в пространстве обратно в сталинский кабинет. Портал закрылся за мгновение до того, как открылась дверь, и вошедшие увидели трупы фюрера и его жены.

***

Разговаривали до поздней ночи.

Иосиф Виссарионович рассказывал о том, кто такой Гитлер, о войне, стране, людях, планах на будущее. Фея рассказывала о сказках, бабушке, волшебной щуке, о Ване и Волке. А Сталин слушал и мечтательно улыбался.

– А откуда ты знаешь запах «герцеговины флор»? Такая маленькая и куришь? – вдруг строго посмотрел на нее Иосиф Виссарионович.

– Да нет же! Понимаете, – начала объяснять фея, – моя бабушка курит трубку, – и видя, что Иосифу понятнее не стало, почему-то повторила слова в обратном порядке: – трубку курит бабушка моя. Потому и запах знакомый.

Посидели немного в тишине. Фея повертела головой, оглядывая обшитый дубовыми панелями кабинет, и сказала:

– Ладно, пора мне. Дела ждут…

– Дела – это хорошо, – Иосиф протянул девочке ладонь для рукопожатия и сказал: – Спасибо, товарищ фея.

Та кивнула и уже в который раз за последние сутки стала выводить волшебной палочкой узор в воздухе. От лица – вперед, полтора витка вправо, плавный изгиб под углом влево, в центр и вниз… – хочешь вернуться в исходную точку – повторяешь движения палочкой зеркально. Это она хорошо помнила.

– Как хорошо, когда справедливость торжествует не только в сказках, – услышала она перед тем, как свечение окутало ее оранжевой сферой. – И как плохо, что мне никто не поверит.

***

– Вот, собственно, так я переход в другие реальности и попробовала.

– Да я в курсе, чем твое «попробовала» для многих обернулось, – Мефистофель передал фее тот самый «Вальтер», который она достала продемонстрировать, пока рассказывала историю.

– Удобная штука, – проигнорировала саркастичное замечание фея. – Всё основано на физике и химии. Магической энергии тратить совсем не нужно. И это всего лишь пистолет. А гранатометы и прочая лабуда – вообще вне конкуренции.

– Согласен, – кивнул Мефистофель.

– При оптовых поставках – экономия на лицо. И рыцари стали намного реже гибнуть.

– Зато драконов не осталось.

– Ну, – фея развела руками, – à la guerre comme à la guerre.

Мефистофель кивнул, вспоминая один давний диалог с самим Сатаной.

– Мефик, тут ещё один придурок таки докопался до истины и разобрался, как меня вызвать, связав обязательствами.

– Догадываюсь, что прикажет мне владыка ада: ему такого приключения не надо.

– Сообразительный, – похвалил Мефистофеля Сатана. – Впрочем, у меня в команде других нет.

– Согласен. Мы стараемся, как можем, – Мефистофель картинно поклонился, – но четкую задачу я б хотел услышать всё же.

– Чёткую? Да пожалуйста. Сын Алоиса и Клары не должен меня потревожить.

– Надеюсь я, что способы решения, ты на мое оставишь усмотрение.

Сатана тогда только махнул рукой: иди, мол, разбирайся, как знаешь. Мефистофель же, поклонившись непосредственному начальнику, обернулся жирной весенней мухой и полетел садиться на нос одной юной, еще неопытной волшебнице.

Рассказывать об этом болтающей туфелькой фее он естественно не планировал. Зачем портить такой чудесный вечер?

– Только давай расценки сразу оговорим? – начала с места в карьер молодая королева.

– Люблю деловых людей, – похвалила фея. – Но не могу не задать один вопрос: с чего бы это вдруг царствующая особа сразу заговорила о деньгах? По моему опыту, вопрос стоимости королевскими особами, по возможности, отодвигался куда-то подальше, чтобы по итогу извернуться и от оплаты отказаться.

– Спасибо, я уже наизворачивалась, – сообщила королева, отсалютовав двумя пальцами от виска. – Теперь стараюсь расставлять не только точки над «ё», но и черточки над «й».

– Похвально, – кивнула фея, – но я предпочитаю знать, за какую услугу назначаю цену.

– Обожглась я с тарифами однажды. Теперь о цене в первую очередь спрашиваю.

– Ну, ты расскажи, что да как, а я тарифы озвучу.

– Папенька мой идиотизмом никогда не страдал, но одна нелепая история выбила его из колеи, – начала королева…

***

В планы мельника, возвращавшегося с ярмарки, не входило ночевать в лесу. Истории, услышанные им от соседей по торговому ряду, будоражили воображение и холодили кровь. Кто-то говорил, что местные разбойники не только до нитки обирают зазевавшихся путников, но и привязывают нагишом к дереву посреди леса, сделав им пару-тройку надрезов на коже – чтоб хищники почуяли кровь. Еще кто-то рассказывал о лесных духах, морочащих голову одиноким путешественникам, сбивающих с тропы и заводящих в болотные топи, расположенные посреди леса. Уже в трактире, за кружкой пива, которую мельник позволил себе в честь распродажи товара, услышал он и историю об оборотне, нападающем на лошадей. Собутыльник рассказывал, что ежели лошадка колдовскому зверю приходится не по вкусу, то не брезгует он и возницей.

Всё это разом вспомнилось, когда и лес и дорогу заволокло густым, словно вата, туманом. К тому же, запряженная в повозку белая лошадь непрерывно прядала ушами, вслушиваясь в звуки, которые не мог различить мельников слух.

Вдруг кляча, и без того неспешная в силу возраста, остановилась. Мельник собрался было простимулировать ее щелчком кнута, как откуда-то снизу донеслось:

– Здравствуйте. Подвезёте?

– А-а-а-а-а-а! – заорал испуганный мельник. – Кто здесь?!!

Сердце его забилось в груди, будто канарейка, к которой сквозь прутья клетки протянул лапу кот.

– Не бойтесь, я маленький и беззлобный, – вновь раздалось откуда-то из-под колеса.

Пытаясь глубоко дышать, чтобы хоть немного успокоиться, мельник осторожно перегнулся через край повозки и увидел чудо – маленького ёжика, стоящего на задних лапках. В передних зверек держал туго набитый чем-то узелок из ткани в горошек.

– Так подвезете? – повторил вопрос ёжик.

Мельник в который раз вспомнил историю о морочащей путников и живущей в лесу нечисти. И решил, что если отнесется к ней со всем уважением и почтением, то выпутается из передряги с минимальными потерями, а то и вовсе без оных. Главное, подумал он, не подавать виду, что боишься или удивлен. Подумаешь, говорящий в ночном туманном лесу ёжик. Обычное дело. А вслух сказал:

– Здравствуй, ёжик. От чего ж не подвезти добрую зверушку, если по пути, – и предложил, стараясь разговаривать естественно: – Садись в телегу.

– Не могу, – всё так же флегматично сообщил ёжик. – Я маленький. У меня лапки.

– Я подсажу, – вызвался помочь мельник, соскакивая с телеги.

Подняв зверька, крестьянин усадил его на облучок и сам сел подле.

Ёжик расположился, будто человек, свесив задние лапки, продолжая прижимать узелок к пушистому животику.

– Стало быть, поехали? – поинтересовался мельник.

– Ага, – безэмоционально кивнул ёжик.

– Н-но! – прокричал мужчина и хлестнул лошадь кнутом.

Та нехотя зашагала сквозь туман. Положив узелок на коленки, ёжик, было, запел в своей флегматичной манере голосом, граничащим с обреченностью:

– Скрипели старые колеса у телеги. Кобыла шлепала копытом по грязи… – Но прервался и спросил у своего возницы: – До гнилых топей доедем?

– Ага, – кивнул мельник, с любопытством поглядывая на лесного духа, обернувшегося говорящим ежом. – В аккурат мимо них проезжать будем.

– Вы не переживайте, у меня есть чем оплатить дорогу, – заверил зверёк.

Страх стал отступать на задний план – его начало вытеснять любопытство.

– Мне-то, конечно, не сложно подбросить кого-то и бесплатно. За что ж деньги брать, если и так по пути? Тем более, не я везу, а лошадь. Но, признаюсь, не смогу отказаться от платы из любопытства: чем же может оплатить дорогу ёжик?

– Идеей. Я к медвежонку еду, – издалека начал странный попутчик, – звезды считать.

– В таком тумане? – изумился мельник.

– А какая разница? – ответил вопросом на вопрос ёжик. И продолжил: – Иногда, когда счет переваливает за вторую тысячу, меня посещают идеи. Подозреваю, что медвежонок всё же подмешивает что-то в чай, но одна показалась мне крайне любопытной. Солома – желтая.

– Так это известный факт! – перебил мельник.

– И золото желтое, – проигнорировал замечание ёжик. – И если бы солому можно было выдавать за золото, то это смогло бы поправить чье-нибудь финансовое положение.

– Если бы за солому можно чего купить было, так я бы на мельнице спину не гнул, – мечтательно поддакнул мельник.

– А теперь представьте, уважаемый мельник, что солому, например, можно было бы использовать вместо пряжи, плетя из нее нить, ничем не отличающуюся от золота…

***

– Согласна, подмешивают что-то, – кивнула фея, – но не медвежонок ёжику, а в пиво трактирное что-то подмешивают. Иначе, с чего б папеньку так штырило?

– Да если б этой странной встречей дело ограничилось! – досадливо воскликнула королева.

– Ну-ну? – закинула фея ногу на ногу, всем своим видом показывая, что ожидает продолжения истории.

– Папенька, как домой приехал, запил сильно. Его каждый второй угостить хмельным был готов, лишь бы историю про говорящего ежа послушать, да посмеяться над дурачком.

– Не верили, значит?

– Конечно, не верили. Кто ж такую ахинею правдой посчитает. Однако, не все. Наушники королевские в таких злачных местах всегда отираются…

– Дай угадаю, – перебила фея. – Кто-то из них, видать, премию захотел внеурочную и историю папенькину приукрасил…

– Ага! – кивнула королева. – И вот тут-то всё и завертелось.

***

Мельник стоял на коленях перед троном. Его мучило похмелье и страх перед королевской особой. Он лихорадочно вспоминал, чего наговорил вчера по пьяному делу в корчме, за что его могли бы ни свет ни заря выдернуть из теплой постели и насильно доставить ко двору. В голову ничего не приходило – вчерашний день был покрыт пеленой тумана, схожего с тем самым, лесным, в котором мельник встретил говорящего ёжика с узелком. Из-за ёжика? Да ну, глупости. Мало ли пьяного люда рассказывает диковинные истории по корчмам? Да каждый второй!

– Так значит, ты утверждаешь, что дочка твоя, по ночам, с помощью ткацкого станка превращает солому в золото? – нарушил тишину король.

– Я… нет, ваше величество, ни в коем случае…

– А мне доложили, – король протянул руку, в которую кто-то из стоящих подле него советников вложил исписанный корявыми закорючками свиток, – что ты регулярно хвастаешься, будто у тебя есть методика, по которой ты солому превращаешь в золотую нить.

– Не было такого, ваше высочество! – взволнованно заявил мельник. Хотя сам уже сомневался в том, что на пьяную голову не приукрашивал историю.

– Я лично не слышал. Поэтому утверждать не берусь…

У мельника отлегло от сердца ровно до следующей фразы, вновь ускорившей пульс крестьянина и вызвавшей легкое головокружение.

– …Но проверить обязан. Возьмем твою дочь и посадим на ночь за прялку в сарае с соломой. А если к утру солома не станет золотом, то, что ж, плакала и твоя голова, и дочкина. Другим в назидание.

– Дочку-то за что? – взмолился мельник. – Я-то мог и спьяну наболтать чего...

– Значит, не отрицаешь про солому и золото?

– Да это не я! Это ёжик всё! Я его подвёз как-то, а он мне теорию рассказал!

– Ёжик?

– Ну да, с узелком. Он еще лошадью моей восхищался. Говорил, что белый цвет – его любимый, – затараторил крестьянин, – а когда к топям подъехали, его друг позвал. Прокричал так жалостно: «ё-о-о-ожик!».

– Другой ёжик что ль?

– Да нет! Медвежонок! – продолжал объяснять мельник. – Ну, я-то самого медвежонка не видел. Это ёжик мне сказал, что его медвежонок зовёт…

Король наклонил голову к советнику и спросил полушёпотом:

– А он точно не ёбнутый?

***

– Вот так меня во дворец и привели. Заперли в сарае, приказали плести нить золотую из соломы. Или секир-башка будет, – развела руками королева.

– Дай-ка снова угадаю. Ты справилась.

– Хм… знала б ты, какой ценой.

Фея встала, подошла к низкому столику, взяла из вазочки яблоко и, с легкостью запрыгнув на подоконник, уселась, свесив ноги на улицу.

– Продолжай, – попросила фея, надкусив фрукт.

***

Когда двери сарая захлопнулись, дочь мельника нецензурно выругалась и, согнувшись, пошла вперед, вытянув руки. Нащупывая табуретку, она злобно бормотала себе под нос, обращаясь к отсутствующему в сарае отцу:

– Блин, папенька, если я отсюда живой выберусь, ей-богу, оболью твою седую задницу шнапсом и подожгу. На всю жизнь запомнишь, что алкоголь – это зло. Это ж надо, родную дочь так подставить.

Уселась на грубо сколоченный стул, зажгла стоявшую рядом свечу, оглядела обстановку и тяжело вздохнула. Взяла с пола пучок соломы и попыталась приладить его к прялке. Неудачно. Немного посидела в тишине, нарушаемой лишь писком мышей, а потом расплакалась.

– Хули рыдаем? – послышалось откуда-то из темноты.

Резко всхлипнув, девушка прекратила плакать и, взяв свечу, вытянула руку с ней в тот угол сарая, из которого доносился голос.

– Кто здесь? – спросила она насторожено.

На свет вышел невысокий человечек, ростом с трехлетнего ребенка.

– Сдается мне, я могу кое в чём помочь, – вкрадчиво начал человечек.

– Правда? – обрадовалась девушка.

– Правда. Но это будет кое-чего стоить…

***

– Короче говоря, за три ночи он мне всю солому в золото превратил. В первую ночь я расплатилась с карликом ленточкой. Во вторую – колечком. А вот на третью ночь –лоханулась.

– Неужто девственность твою затребовал, а ты согласилась? – фея вытянула руку, и еще одно яблоко из вазочки само прыгнуло ей в ладонь.

– Если бы! – вздохнула королева. – Первенца попросил.

– И ты? – надкусив фрукт, спросила фея.

– Согласилась, дура.

– Самокритично, но честно, – констатировала фея и откусила еще кусок.

– Да я ж думала, когда оно случится? Да и случится ли? А тут, видишь, король после таких чудес меня в жены взял.

– Я думаю! Дураком надо быть, чтоб такую выгоду для казны упустить, – фея отложила очередной огрызок и вновь протянула руку в сторону вазочки с фруктами. – От меня чего требуется? Защитить первенца? Переубедить карлика? Создать муляж младенца, чтобы ему впарить?

– Имя его узнать?

– На кой?

***

Младенец спал плохо. А вместе с ним плохо спала королева. За окном стояла глубокая ночь, когда на пятно льющегося в комнату сквозь проем окна лунного света упала тень.

– Я пришел за обещанным, – услышала знакомый голос королева.

Она помнила о данном в сарае обещании и давно размышляла, как выкрутиться из ситуации, если карлик вдруг действительно явится и затребует ребенка.

– Может, деньгами? – предложила королева.

– А логика не хромает? – поинтересовался карлик.

– Почему это?

– Ну а сама как думаешь?

– Так и будем вопросом на вопрос отвечать?

Карлик вздохнул и принялся объяснять. Но начал всё равно с вопроса.

– Как думаешь, если я могу плести золото из соломы, возьму ли я деньги?

– А почему бы и нет?

Карлик покачал головой.

– Я ведь могу и стражу позвать, – пригрозила королева, – тогда ты ни с чем останешься.

В воздухе затрещали маленькие молнии, запахло озоном, и карлик почти мгновенно увеличился в размерах, подперев головой в потолок. Лицо его стало безобразным, зубы острыми, словно кинжалы, а глаза загорелись красными угольями. Когтистая лапа распростерлась над детской кроваткой.

– Зови, – согласился он. – Но в таком случае я не даю никаких гарантий, что малыш выживет.

Испуганная королева собралась было закричать, но монстр остановил ее, поднеся уродливый когтистый палец к своим губам и прошипев:

– Т-с-с-с-с-с.

– Пожалуйста, – одними губами проговорила королева. – Я все поняла. Дай мне хоть какой-то шанс. Пожалуйста.

– Хм… – монстр стал уменьшаться в размерах и когда, наконец, принял свой безобидный облик, сказал: – Жалко мне тебя, конечно. Но уговор есть уговор. Поэтому, шанс я тебе дам. Но призрачный.

Королева часто-часто закивала. Она была согласна и на призрачный шанс. Главное, что этот шанс был. И карлик выдвинул условие:

– Завтра после заката приду. До утра будешь моё имя отгадывать. Угадаешь – так и быть, откажусь от того, что ты мне обещала. А не угадаешь, – карлик кивнул в сторону детской кроватки и развел руками, – не обессудь.

***

Фея, наморщив лоб, дослушала историю и спросила королеву:

– Сколько, говоришь, шпулек золота накрутил этот задорный карлик?

– Шестьсот шестьдесят шесть.

– Шес… сколько?

– Шестьсот шестьдесят шесть, – с готовностью повторила королева.

– Знаю! – хлопнула себя по бедру ладонью фея, – знаю, откуда ноги растут. Кстати, вот все эти шпульки и есть моя цена за решение вопроса.

Королева кивнула.

***

Мефистофель, прикрыв глаза, развалился в шезлонге и попивал мартини.

– Мефик, дружище, а ты чего не раздетый? Ты на пляже или где? Хотя бы камзол снял.

Мятежный дух приоткрыл один глаз и посмотрел на фею.

– Я не загорать пришел.

– Ну да, – согласилась фея, оглядывая пейзаж, – на море Лаптевых особенно и не позагораешь.

– После адского пекла это идеальный курорт, – заверил Мефистофель.

– Ну, собственно, действительно, чего я лезу-то, – согласилась волшебница. – А скажи мне, мой рогатый друг, есть ли среди ваших демон, который умеет солому в золото превращать?

– Не припомню такого, – отпив мартини, лениво ответил Мефистофель.

– Хреново.

– Чего это вдруг?

– Такой искусный мастер, а я с ним и не знакома, – всплеснула руками фея. – Вот и подумала, что было бы неплохо.

– Машенька, милая, твоя меркантильность иногда поражает даже меня. А я, поверь, повидал на своем веку жадных до золота людишек.

– Вот поверь, Мефик, в этот раз деньги – второстепенная причина. На первом месте некоторые вопросы ювенального характера.

Мефистофель немного помолчал, а затем, все так же, не открывая глаз, сообщил:

– Был один, веков эдак двадцать пять тому назад.

– А ну-ка, ну… – заинтересовалась фея, угодливо подливая бесу мартини.

– У него дар был, превращать всё в золото. Как-то он над одним царём прикололся. Явился ему в образе Бахуса и дар свой на время передал. Царь сначала обрадовался и давай ко всему подряд прикасаться. Довольный ходил! А потом ему пожрать приспичило. Он за что не схватится – всё в золото. Так его с ложечки кормили.

Фея хихикнула, представив себе бедолагу-царя.

– Но не это главное! – продолжил Мефистофель. – Ему ж в какой-то момент в туалет захотелось…

Фея захохотала еще громче. А отсмеявшись, спросила:

– Так, где говоришь этот демон сейчас?

– А выгнали его из ада, – махнул рукой Мефистофель. – Скитается где-то по земле. Он, как хоббит, любит норки и пригорки.

– А зовут-то его как?

– Вот, честно, не помню. Что он мне двадцать тысяч грешных душ проиграл и не отдал – помню. А как зовут… не то РомперСтомпер, не то Шикльгрубер …

– Не Шикльгрубер, точно. Шикльгрубера мы с Иосифом Виссарионовичем того... – фея комично свела глаза в кучу и высунула язык, изображая покойника. – Ладно, разберусь.

И, взмахнув волшебной палочкой, исчезла.

– Про Шикльгрубера я в курсе, – пробормотал оставшийся в одиночестве Мефистофель.

***

Под вековым дубом, скованный магическими путами, сидел человечек размером с трехлетнего ребенка. Взгляд его был испуганным. Подле, заложив руки за спину, прохаживалась фея.

– Значит так, Камбербетч недоделанный!

– Я бы попросил вас…

– Попросил бы он. Ты б еще потребовал! – иронично предложила фея.

– Но моё имя не Камбербетч.

– А я разве сравнила тебя с Камбербетчем? – фея вопросительно посмотрела на маленького человечка. – Ты что, вживался в роль Шерлока или Доктора Стренджа?

Последняя фраза ввела человечка в окончательный ступор.

– Но вы же сказали… – начал, было, он.

– Да, сказала. Но также я сказала, что ты – не-до-де-лан-ный, – произнесла фея по слогам. – Понял, Крякозябр?

После каждой новой словесной конструкции фея внимательно следила за реакцией демона, сидящего в теле карлика. Но тот вел себя спокойно, слыша вычурные имена из уст волшебницы. Только корчил обиженную физиономию.

– Да не Кракозябр я! – грустно заверил он.

– Кракозябр-кракозябр, – заверила фея. – Натуральный.

– Да почему…

– По кочану! – отрезала фея. – Нормального человека, даже такого маленького, Брандышмыгом не назовут.

– Бранды… чем? – опешил человечек…

Фея наигранно вздохнула. Обвела пригорок взглядом, говорящим «Господи, с какими идиотами приходится работать» и констатировала:

– И Кэррола не читал.

– Кэррола?

– Зовут-то тебя как? – проигнорировала вопрос фея, прикладывая ладонь к уху. – Я не расслышала.

– Я не называл имени, – вкрадчиво проговорил человечек.

– Ты. Сейчас. Сука. Пел, – чеканя слова, стала объяснять фея. – И в песенке. Было. Твоё. Имя.

На слове «твоё» фея ткнула человечка волшебной палочкой в грудь. Тот поморщился, но смолчал. Глаза его бегали, будто пытаясь разглядеть правильный ответ за спиной у волшебницы. Раскрывать имени он не планировал. Но не из-за предрассудков или боязни проклятия.

– Моё имя – это мое имя.

– Мне понимать это как «нет»? – уточнила фея.

Человечек молчал.

– Ладно, Кандибобер, можешь молчать и дальше. Но, только учти, совсем скоро мне надоест. И я тебя Мефику сдам. А ты ему, как мне помнится, должен кое-чего.

– Не надо меня сдавать, дорогая фея, – испуганно простонал карлик… – у меня перед ним должок со времен ада. А он за долги строго спрашивает.

– Я в курсе про должок. Но сдам тебя не поэтому. Ты все это время выделывался, а теперь говоришь: дорогая фея, прошу, не сдавай меня. Но ты просишь без уважения, ты не предлагаешь что-то взамен, ты даже не назвал мне своего имени.

И тут человечка прорвало.

– Румпельштильцхен меня зовут! Румпельштильцхен! – закричал карлик. – Только не сдавай Мефистофелю!

– Бля, – пробормотала фея, – сама б никогда не догадалась. Чего ж ты к королеве-то полез?

– Преемник мне нужен был. Это тело уже никуда не годится. Старое, дряхлое. Здешние оболочки очень быстро приходят в негодность. А из ада меня навечно выперли. Вот и кручусь, как могу.

– Ладно, пойду я, – проигнорировала откровения Румпельштильцхена фея. – Мне еще через весь лес к замку добираться. Золотые нити меня там ждут. Шестьсот шестьдесят шесть катушек.

Магические путы на конечностях карлика ослабли. Он с наслаждением стал растирать затекшие кисти рук, время от времени испуганно косясь на фею. Вечерело. На пригорок наползал туман.

– Такая погода хорошая, – сообщила волшебница. – Аж пешком прогуляться захотелось.

Кто-то дернул фею за подол платья. Она наклонилась посмотреть, кто бы это мог быть.

– Здравствуйте, – сказал ёжик, прижимая к груди узелок из тряпицы в горошек, – до гнилых топей компанию не составите? А то меня там медвежонок ждет. А я маленький и у меня лапки.

- Ну, пойдем, - улыбнулась фея и, аккуратно взяв зверька в ладони, зашагала по тропинке.

- Скрипели старые колеса у телеги… - отстраненно запел ёжик.

– Туза бубнового из рукава достань, да? – наведя волшебную палочку на Мефистофеля, потребовала фея.

– Великодушно извинить меня прошу. Ведь в рукаве тузов я не держу, – в привычной манере ответил Мефистофель.

– Кому ты заливаешь-то, а? У тебя ж на морде написано, что ты шулером родился!

– Я не родился, я был создан божьей волей, но вслед за Люриком низвергнут вскоре.

– Капец у вас клички, – всплеснула руками фея. – Мефик, Люрик… Абаддонну тоже уменьшительно-ласкательно называете?

– В аду веселья, к сожалению, не много. Все ищут развлечения как могут. Придумал Джокер имена нам сокращать, как он сказал тогда: «Ну, чисто на поржать». Мы комплексами, кстати не страдаем… А Абаддонну – Бодей называем.

Фея поперхнулась печенькой, услышав, как черти называют сильнейшего демона разрушения.

– Как? – спросила она, прокашлявшись. – Бодя?

– А чем, скажи, плоха такая кличка? Согласен, поначалу непривычно. Но ведь в итоге кличка прижилася. А Асмодей, прошу заметить, Ася.

Отбросив волшебную палочку, фея залилась звонким мелодичным смехом. Мефистофель изумленно смотрел на нее, и недоумевающий взгляд демона лишь добавлял комичности ситуации. Чуть успокоившись, сквозь судорожные вдохи фея стала обрисовывать ситуацию:

– Блин, представила картину, как новая душа к вам попадает, её напуганную, в котел ведут, вариться до скончания веков, и тут это испуганное создание слышит: «Люрик, поддай угля! Ася, долей водички в котел!».

– Души, это да. Иногда такое выдают, что не знаешь, смеяться или плакать, – перестал рифмовать Мефистофель. – Пару дней назад привели одну. Губищи – во! Сиськи – сплошной силикон. Тупая, как вилы триста лет не точеные. Ну, Вельзевул, шутки ради и позвал её к себе в любовницы. Пойдешь, говорит, со мной в кроватку, вместо котла? Та глазками лупает, говорит, я на всё согласная, господин Вувузела, лишь бы не в котёл… Представляешь? Вельзевула с вувузелой перепутать?

– Остановись, умоляю, – отложив карты и согнувшись в очередном приступе истеричного смеха, взмолилась фея.

И пока волшебница успокаивалась, Мефистофель шустро вытащил бубнового туза из рукава и незаметно спрятал промеж уже отыгранных карт.

– Блин, давно я так не ухохатывалась. Последний раз, кажись, когда ноги делала.

– Ноги делала?

– Ну да!

***

– Ноги? – спросила фея.

– Ну да, ноги.

– Позволь полюбопытствовать, на кой хрен они тебе сдались?

– Нужно мне.

– Русалочка, милая, ты ж знаешь, со мной только начистоту. Или не договоримся.

– Принца искать пойду, – вздохнув, призналась русалочка.

– Нахрена? – округлила глаза фея.

– Ребенка от него хочу.

– Эмм... – замялась ошарашенная внезапным заявлением волшебница. – Вопрос всё тот же: нахрена?

Русалочка мечтательно закатила глаза и томно выдохнула:

– Он классный...

– Бля, – не найдя каких либо аргументов, выругалась фея. И добавила: – Пропал океан.

– Не мила мне жизнь без него.

– А, например, икру где-то в прибрежной полосе отложить, чтоб он ее, – фея сжала неплотно кулак и поводила им вверх-вниз, намекая на процесс мужского самоудовлетворения, – фи-у, фи-у, оплодотворил… Не?

– Креветки съедают, – густо покраснев, поделилась Русалочка.

– Понятно. Пробовали, значит.

– Да мы чего только не пробовали, – в отчаянии вскрикнула полудевушка.

Фея выставила вперед ладонь, призывая Русалочку остановиться:

– Не надо! Не рассказывай! – немного подумала, разглядывая синюю гладь океана и спросила: – Так, а чего он, сбежал, что ли?

– Он сказал, что будет искать возможность быть вместе. И пропал.

– Ох, деточка, не разочароваться бы тебе, когда найдешь своего принца, – грустно проговорила фея. А затем добавила: – Будут тебе ноги, нимфетка ты чешуйчатая. Еще не знаю, где я их возьму, но будут.

– Ах, милая фея, – высунулась русалочка из воды еще больше, – я так благодарна тебе…

– На благодарность пистолет не купишь, – философски изрекла фея. – У всего есть цена.

– И что я могу сделать для тебя? – с готовностью отозвалась Русалочка.

– В океане постоянно тонут корабли. Много кораблей…

– Попросить отца, чтобы было поменьше бурь? Чтобы корабли не тонули?

– Да хрен с ними, с бурями. Ты мне лучше скажи, уже затонувшие на дне так и лежат?

– Ну да, – развела руками Русалочка, – а где ж им еще быть.

– И золото, значит, так без дела в них и валяется?

– Ну да, – вновь подтвердила русалочка, начиная понимать, куда клонит фея. – Я сколько надо принесу!

– Сообразительная, – похвалила волшебница. – Но пока будешь собирать, подумай вот о чем…

Фея замолчала, подбирая слова. Русалочка, плескавшаяся в прибрежных волнах, терпеливо ждала. И волшебница, наконец, сказала:

– Любой выбор – это проблема того, кто выбирает. Покинуть океан ради того, чтобы выбраться на сушу, это – твой выбор. И тебе придется не только нести за него ответственность, но и принимать все его последствия, какими бы они не были.

– Ага! – радостно согласилась Русалочка и, вильнув хвостом, скрылась в волнах.

– Эх… – вздохнула фея, глядя куда-то в горизонт, – благими намерениями...

И взмахнула волшебной палочкой.

– Вот, выбирай, – предложила волшебница высунувшейся из волн Русалочке, указывая на появившуюся из воздуха и с грохотом рухнувшую на прибрежную гальку груду конечностей. – Железные, деревянные, из мяса. Пластиковые, левые, правые, передние, задние.

– А человеческих нет? – вглядываясь в нагромождение ног, поинтересовалась Русалочка.

– А… Так тебе человеческие надо?

Русалочка быстро-быстро закивала.

– Ну да. Как же я к принцу на таком…

– Блин, предупреждать надо, – буркнула фея, всматриваясь в беспорядочно перемешанные ноги. Ну давай подберем что-то похожее.

Фея отбросила в сторону костыль Джона Сильвера и левую ногу робокопа. Удивленно посмотрела на две правых руки – одну черную, одну белую, пробормотала:

– Это-то откуда? Билл, что ли? – и вытащила отдающую в серебро металлическую пару ног, повторяющую скелет человеческих нижних конечностей. – Вот. Самые похожие.

– Но они же без мяса?! – удивилась Русалочка.

– Под платьем видно не будет, – успокоила фея и уронила конечности в прибой.

– Т800, – прочла Русалочка, разглядывая маркировку на железяках. Зачем-то постучала по стальной кости кулачком. – Железненькие.

***

Первых несколько километров Русалочка шла, пошатываясь и взмахивая руками, словно подвыпивший ярмарочный акробат, и всё время хихикала. Однако к тому моменту, когда они добрались до первого замка, женские инстинкты взяли свое и, походка девушки стала плавной, от бедра. Единственное, что вызывало подозрение – жужжание сервомоторов и металлический лязг соприкасающихся с камнями подошв.

Ворота открыло зеленое невысокое существо с глуповатым, заискивающим выражением лица и огромными ушами.

– Привет, – поздоровалась фея, – хозяин дома?

– А где ж ему быть, – противно-пищащим голосом ответил зеленый коротышка, – сидит в башне, грустит.

– Ну, – фея взяла за руку Русалочку и протиснулась в приоткрытые ворота, – тогда мы к нему в гости.

Поднявшись по лестнице, волшебница постучалась в дверь.

– Открыто, – буркнули с той стороны.

– Чего грустим? – поинтересовалась фея, входя в кабинет и вводя за собой Русалочку.

– Да, блин, задобали эти твари прыгучие! – воскликнул мужчина в смешном рыцарском шлеме и стукнул кулаком по подлокотнику кресла.

– Воу-воу! Полегше! – картинно кривляясь, выставила ладони вперед фея, будто закрываясь от эмоционального негатива. – Шерстяные падлы?

– Они самые, – расстроено согласился мужчина.

– Поможем твоей беде, – обнадежила волшебница, но скажи мне, любезный герцог, не заходили ли к тебе какие-нибудь принцы за последнее время?

– Хм… был один. Прослышал откуда-то, что у меня лаборатория. Ты ж знаешь, я всё пытаюсь разгадать секрет сока.

– Успешно?

– А то ты не знаешь!

– Ладно, не расстраивайся. Я сказала, что помогу, значит помогу. Так чего хотел-то принц этот?

– Спрашивал, есть ли у меня средство, позволяющее изменить нижнюю половину тела.

– И чего ты?

– А чего я? Послал его…

– Как?! – изумилась молчавшая до этого Русалочка.

– Не как, а к кому. К Франкенштейну. Он у нас части тела менять мастер.

– Ясно-понятно, – кивнула фея, направляясь к двери. – Ну, тогда не буду отвлекать.

Русалочка, шумя сервоприводами и цокая металлическими подошвами по полу, поспешила за волшебницей.

– Он мне хочет сделать ноги! – обрадовано поделилась девушка догадкой, когда они спускались по винтовой лестнице.

– Угу… – буркнула фея, пересекая замковый двор. – Только, чего-то меня смущает.

– Ну как же! – восторженно продолжала Русалочка. – Он наверняка ищет кого-то, кто сможет сделать из меня полноценного человека, чтобы мы могли жить вместе в его замке…

Ворота так и были полуоткрыты. В замке, как и всегда, царил бардак. Фея огляделась. Увидела мелкого ушастого, встречавшего их и подозвала жестом к себе. Тот проворно подбежал и в полупоклоне заискивающе поинтересовался:

– Чего изволите, фея?

– Я сейчас тут кое-что оставлю.

– Как скажете, фея!

– А вы перенесете на крышу …

– Будет исполнено, фея!

Волшебница стукнула ушастого по лбу палочкой. Раздался мелодичный звон.

– Не перебивай!

Зеленый открыл, было, рот, но вовремя спохватился и быстро-быстро закивал. А фея продолжила:

– Перенесете на крышу, туда, где обзор во все стороны. Инструкции в картинках. Вы ж, долбоебы, по-другому не понимаете. А если и в этот раз накосячите, то я больше помогать не буду. Ни-ког-да.

Фея замолчала, а мелкий зеленый по инерции кивал еще несколько секунд. Волшебница дождалась, пока болванчик остановится и добавила:

– И помните, я буду отрицать, что вообще вам что-то давала.

– Что давала? – не понял ушастый.

– Вот это, – фея направила волшебную палочку в центр замкового двора и прокричала: – Зениткус!

На пустом месте ниоткуда возник штабель темно-зеленых продолговатых ящиков с маркировкой «ПЗРК Стрела-2М».

***

Когда подходили ко второму замку, сервомоторы металлических ног стали надрывно гудеть, а походка Русалочки вновь наводила на мысль об акробате, сбежавшем из цирка в запой. Она морщилась при каждом шаге, но, ни словом не обмолвилась о доставляемых железными ногами неудобствах.

Фея присела вместе с девушкой на поваленное дерево. Затем оглядела мрачное серое строение, к которому вело несколько песчаных дорожек, и тяжело вздохнула, пробормотав «пропадет без бабы парень». Она набрала воздуха в грудь и прокричала:

– Витька!

В ответ откуда-то из верхних окон донесся грохот взрыва, затем оттуда повалил дым, а следом раздался приглушенный интеллигентный матерок.

– Витёк! – вновь крикнула фея.

Из окна на одном из верхних этажей выглянул всклокоченный молодой человек.

– Ах, Фея, – восхищенно прокричал он, помахав рукой в знак приветствия, – я сейчас спущусь! Подожди, пожалуйста.

Вскоре парень выбежал во двор, неся в руках поднос с чашками и кофейником. Поставил его прямо на землю и принялся разливать напиток в чашки.

– Извините, в замок не приглашаю, – сообщил он, подавая порцию кофе волшебнице, – там бардак.

– Ага, – кивнула фея, принимая напиток из рук Виктора, – знаю я твой бардак. Гниющие руки-ноги по всем углам.

– Ну, не без этого, – смущенно согласился Виктор, протягивая вторую чашку Русалочке и представляясь: – Меня зовут Виктор Франкенштейн. Я ученый.

– Русалочка, – представилась та в ответ.

– Дочка царя морского, – добавила фея.

– Но ведь русалки не ходят. У них вместо нижних конечностей хвост! – удивился Франкенштейн и потянулся рукой к платью девушки, однако замер в нерешительности. – Вы позволите?

Та скромно кивнув, взялась за платье и сама приподняла его до колен.

– А-хре-неть! – восхищенно выдавил из себя ученый. – Это же невозможно!

– Витя, я тебе сколько раз говорила, что будущее за киборгами? – устало спросила волшебница. – Вот тебе живой пример.

– Но как механика уживается с живой плотью? – вопросительно посмотрел на фею ученый.

– Ловкость рук и эквилибристика заклинаний, – развела руками фея. – Не твой вариант, короче.

Ученый сел на корточки и грустно вздохнул.

– Да ладно, не грузись так. Подскажу тебе как быть.

– Правда? – Виктор оживился. – Я ж для тебя что хочешь…

– Скажи, – перебила его фея. – К тебе принцы не захаживали?

Виктор на мгновение задумался, вспоминая. Затем кивнул.

– Был один. Спрашивал, могу ли я человеку нижнюю часть поменять.

– Это мой! – радостно вскрикнула Русалочка, взмахнув чашкой. – Он хочет сделать ноги!

Кофе попал на обнаженную ногу, та будто при судорогах, задергалась, затем стала искриться и одежда на русалочке воспламенилась.

Виктор оказался сообразительным и проворным малым: скинув кофейник с подноса, зачерпнул им, сколько смог, песка и высыпал на вспыхнувшее платье. Огонь затух. Конечность перестала дергаться и искриться. Фея посмотрела на выгнутую под неестественным углом металлическую ногу и продолжила, будто ничего и не произошло:

– И чего ты этому принцу сказал? – спросила волшебница, осматривая Русалочку.

– А чего я? – ученый пожал плечами. – Объяснил, что с мертвой тканью только работаю, а живые мне неинтересны.

Фея, будто и не разговаривала только что с учёным, спросила у Русалочки, глядя на неестественно вывернутую металлическую конечность:

– Идти сможешь?

– Смогу, – твердо ответила девушка. – Ради принца я куда угодно, на каких угодно ногах пойду.

– И куда ты его отправил? – вновь переключила свое внимание на Франкенштейна Фея.

– К Сальватору.

– Дали?

– Да этот укурыш-то тут причем, – отмахнулся Виктор. – К доктору Сальватору.

– А, к этому… – протянула фея, разглядывая пропаленное платье Русалочки. – Найдется, во что приличной даме переодеться?

Уже в который раз извинившись, что не приглашает дам в замок, Виктор побежал за одёжкой.

– Посох тебе надо. Или трость, – констатировала фея, глядя, как Русалочка подволакивает ногу, залитую кофе.

Волшебница огляделась и увидела прислоненную к сараю косу.

– Пойдет на первое время.

Спустя еще пару минут, вернувшийся из замка Виктор, витиевато извиняясь, протянул Русалочке сверток, а сам отвернулся, чтобы не смущать юную особу. Девушка сменила прожженное платье на принесенный Франкенштейном наряд и фея восхищенно выматерилась. Коса идеально дополняла черное монашеское одеяние с капюшоном.

– Так, а чего с моими экспериментами-то? – осмелился задать вопрос Франкенштейн. – Я ж монстра сделал. Мне его только оживить надо как-то…

– Эх, Вить… – вздохнула фея. – Сделал бы ты себе лучше бабу, чтоб она за порядком следила. Горничную, например.

– Обязательно сделаю, как с этим разберусь, – кивнул ученый в сторону окна, из которого до сих пор валил дым.

– Ты его электричеством попробуй, – порекомендовала фея и, взяв хромающую Русалочку под локоток, пробормотала: – Ох, чую, зря я ему это посоветовала.

***

– Приходил парнишка с такой просьбой, – кивнул Сальватор, косясь на странную фигуру в балахоне с косой. – Я его отговаривал, конечно, но он был настойчив.

– Погоди, от чего отговаривал?

– А вы по берегу шли? – невпопад спросил доктор.

– Ну да, – кивнула фея. – А отговаривал-то от чего?

– Эх, – вздохнул доктор Сальватор, – сначала морской дьявол, теперь смерть по берегу гуляет. Чувствую, поразъезжаются отсюда местные. И будет морская фауна себя привольно чувствовать.

– Доктор, от чего парня отговаривал-то? – вернула разговор в нужное русло фея.

– Ну как от чего? От операции.

– Как… какой операции? – запнулась фея.

– От тяжелой.

– Сальватор, не томи!

– Я когда жабры Ихтиандру пересаживал – намаялся. А тут намного сложнее было.

– Сальватор!

– Хвост я ему рыбий приделал вместо ног.

Фея повернулась к фигуре в капюшоне и развела руками.

– Я же говорила, – подала голос Русалочка, – что он пошел искать способ быть вместе!

– И, по ходу, нашел-таки… ну, точно, блять, любовь!

***

Из воды выглядывало две фигуры, мужская и женская. Принц приобнимал Русалочку, а та довольно улыбалась.

– Ты извини, что столько времени на меня потратила, – говорила Русалочка. – Если б я знала, что всё вот так случится, то и голову б тебе не морочила.

– Веришь – пофиг! – улыбнулась Фея, косясь на громадную кучу золота и украшений, наваленную на берегу. – За такой куш можно и немного времени потратить. Мало того, что золотишком разжилась, так еще и своими глазами увидела, что любовь существует. А убедиться в том, что этот мир не обречен – дорогого стоит.

Где-то за спиной у феи раздался свист рассекающего воздух снаряда, а за тем грохот взрыва.

– Ой… – испуганно прикрыла рот ладошкой полудевушка.

– Да не боись, это герцог.

– Первый, к кому мы заходили?

– Он самый, герцог Игторн, – кивнула фея. – Он теперь мишек из ПЗРК сбивает…

– Каких мишек? – глаза Русалочки округлились.

– Знаешь, мне как джин объяснил, что такое мультики, я их сто-о-о-олько пересмотрела! Много, конечно, переврано, но много и достойных историй. А вот мишки Гамми мне почему-то совсем не понравились... – Над лесом вновь раздался свист и взрыв. Фея не оглядывалась. Она и так знала, что очередной прыгающий от волшебного зелья медвежонок разлетелся на кровавые ошметки. Она улыбнулась и закончила начатую фразу: – …а герцога, хоть он и тупенький, жалко.

***

– Они ж не это… – Мефистофель изобразил езду на лыжах, – смысл-то какой? Менять на рыбий хвост свой орган половой?

– Блин, ты чего, правда не врубаешься? – фея посмотрела на Мефистофеля как на идиота. – Это же Любовь! Это… Это же яркий пример того, как любовь творит чудеса!

– Абсурд, подобный этому, я вижу много раз на дню, – саркастично протянул дух противоречия. – Не чудеса любовь творит обычно, а какую-то хуйню!

– Знаешь, – проникновенно произнесла фея, – я вот эту историю пока вспоминала, так растрогалась, что даже бубнового туза тебе прощаю, которого ты в отбой из рукава скинул, пока я смеялась.

Мефистофель изменился в лице.

– Да я же не…

Но фея махнула рукой. Угомонись, мол. Всё в порядке.

– Жалею только, что так и не спросила, – вздохнула она, – чпокаются ли русалки с осьминогами? И если да, то на что дети похожи и как называются…

– Когда у вас впервые появилась мысль, что вами кто-то управляет?

– Не мной, док. И не управляет.

Доктор молчал. Как и все психологи, он шёл по пути наименьшего сопротивления, предоставляя пациентам возможность самим копаться в собственных мыслях, упорядочивая их. Сам же время от времени задавал наводящие вопросы. А то, что процесс растягивается во времени, его совершенно не напрягало. Наоборот: время идет – деньги капают.

– Понимаете, док, – наконец продолжила девушка, – он создаёт ситуации, в которых я живу, из которых, собственно, и состоит моя жизнь. Не могу сказать, что это плохо, ведь наши с ним цели совпадают, и все возникающие проблемы решаю я сама. Но, чёрт побери, это слегка напрягает.

– Вы подразумеваете бога?

– Кого?

– Высшую силу, – пояснил психолог.

– В смысле? – не поняла девушка.

– Существуют мировоззрения, по которым все люди являются частью некоего замысла высшей силы и выполняют её волю вне зависимости от того, какой поступок совершают, хороший или плохой...

– Да ну нет же, док! Это конкретный человек. Такой же, как вы. Со своими делами, мыслями, мечтами. Просто он иногда начинает создавать ситуации, которые мне потом приходится... – девушка помедлила, подбирая слово, – разруливать.

– То есть, кто-то реальный намеренно строит вам козни?

– Блин, – хлопнула она ладонью по бедру, – ну вот как вам объяснить?

– Хорошо, – вновь согласился психолог. Это был самый простой в арсенале его приемов: соглашаться и только потом спрашивать. – Давайте зайдём с другой стороны. Как вы заметили это?

– Да не замечала я ничего. Мне бабушка сказала.

Это уже лучше. Статистика утверждала, что девяносто процентов психологических проблем родом из детства. Со статистикой психолог тоже был согласен. Он кивнул, предлагая девушке продолжать. И та продолжила.

– Бабушка у меня после клинической смерти такой затейницей стала. Она, понимаете, док, наконец, осознала, что каждый день может быть последним. А, следовательно, и прожить его надо, будто он на самом деле последний, – девушка замолчала, то ли упорядочивая воспоминания, то ли думая, с чего лучше начать. – У нас в глуши, развлечений-то было: раз-два и обчелся. Пирожки бабуле отнести, песенок в лесу поорать... И так из недели в неделю. А тут ее удар хватил. Реаниматологи местные откачали, конечно, но бабку как подменили. Однажды она спросила меня: хочу ли я стать феей. Но не потому, что хотела научить меня магии…

***

– Машенька, хочешь, научу пирожки из воздуха доставать?

– Это как? – одновременно удивилась и заинтересовалась девочка.

– Вот так.

Бабушка вытянула правую руку, и старческие пальцы искривились, стали размытыми, словно погрузились в воду. Старушка сделала движение, будто хватает что-то, и потянула руку назад. Пальцы перестали искажаться, а в руке у бабушки был духовой пирожок. Глаза Маши округлились.

– Это… как?.. – не до конца веря произошедшее, спросила удивленная девочка.

– Вот так, – с хитрой улыбкой сказала бабушка и повторила трюк левой рукой.

Девочка помотала головой, будто прогоняя наваждение, но пирожки из бабушкиных рук никуда не исчезли. А в следующее мгновение любопытство в Машиной голове объединилось с прагматизмом, и девочка спросила:

– Научишь?

Бабушка кивнула и вытянула обе руки, которые опять стали размытыми, и вернула их из размытого состояния уже без пирожков. Единственное, что напоминало о них, – сдобный дух, оставшийся в воздухе.

– Для начала, запомни: чтобы достать пирожок из потусторонья, его туда нужно положить.

– Потусторонья?

– Давай условно назовем это место именно так.

– А как его туда положить?

Старушка вновь достала из воздуха пирожок и дала его внучке. Маша тут же откусила и принялась жевать.

– Машка! – взвизгнула бабушка. – Едрить твою шапочку! Шо ж ты всё в рот тянешь, что тебе в руки попадает!

Девочка испуганно проглотила откушенное и икнула.

– Ну так пирожок же!

– Я тебе зачем его дала?

– Съесть?

– Съесть, вон, – бабушка кивнула в сторону корзинки, – куча целая. А это – наглядное пособие. Вытягивая вперед руку, думай «in caeli abscondam». Не произноси мысленно, а именно думай.

– А как можно думать непонятно о чем? – в который раз за сегодня изумилась Маша. – Я не поняла, что это ты такое сказала…

– Это, Машенька, латынь.

– Здорово. А означает-то что?

Бабушка тяжело вздохнула, махнула рукой и пошла в комнату. Вернувшись через пару минут, застала Машу доедающей пирожок.

– Скучно было, – сообщила Маша в ответ на немое «Нахуя?», блеснувшее в бабушкиных глазах.

– Ох, Машенька, чую, нескучно мне с тобой будет, – пробормотала старушка и открыла старинный фолиант с надписью «Магия для чайников». – Учить будем по мере потребности в новых словах. Вот, смотри: in – это предлог «в». Например, в небе, в кармане.

– В жопе?

Бабушка отпустила внучке затрещину.

– Не ругайся, едрить твою шапочку!

– Но ведь правильно! – со свойственным детям недоумением, замешанным на обиде, возмутилась внучка.

– В принципе, верно, – согласилась бабушка. – Но не ругайся. Caeli – воздух…

Машенька быстро усвоила, что для исполнения задуманного необходима самая простая словоформа на языке из книги. Благо, рядом с каждым заклинанием был перевод и карандашиком – русские буквы, как правильно произносить. И уже совсем скоро, подумав «ex caeli trahere», Маша вытянула из воздуха бабушкин пирожок.

Спустя полчаса, оставив под собой внушительную вмятину, с подоконника упал колобок. Еще через десять минут, когда говорящее хлебобулочное изделие скрылось в лесной чаще, оттуда, невнятно матерясь, выбежал заяц и попрыгал в сторону дерева, под которым сидел Ай-Болит. За ним, в том же направлении, но молча, направились хмурые волк с медведем. Наконец из леса раздался истошный крик:

– Ёбаный кирпич!

И из чащи, прыгая на трех лапах, появилась лиса.

– Что случилось, рыженькая? – поинтересовалась бабушка.

– Кообох, фука. Я иво куфь, а он кирпифь. И на ноху упал.

– Ай-ай-ай, – притворно-расстроено покачала головой бабушка, а внучка захихикала, прикрывая рот ладошкой.

***

В обед учились делать добрые дела. Сидя за забором, по другую сторону которого расположился чей-то огород, бабушка объясняла Машеньке, что живущие здесь люди уже старенькие и обрабатывать землю им тяжело.

– Видишь, – указала бабушка на уныло торчащую в центре огорода ботву, – на одну только репку сил хватило.

Подвявшая ботва единственного на весь огород корнеплода навевала тоску и мысль о тленности бытия. Машенька нахмурила брови и ненадолго задумалась. А потом внесла предложение:

– Нужно им пирожков из воздуха достать.

– Ну, ты же помнишь: чтобы достать что-то из потусторонья, нужно это что-то туда положить.

– Н-да, на всю зиму пирожков напечь – это долго, – согласилась девочка.

Бабушка закусила губу, явно подбирая слова, чтобы направить мысли внучки в другое русло, а потом сказала:

– Понимаешь ли, Машенька, если ты будешь делать всё при помощи волшебства и быстро, то люди, в конце концов, обленятся в край и станут требовать у тебя делать это постоянно. И у тебя не останется времени на себя любимую. Ну, или обвинят тебя в колдовстве и сожгут нахрен.

– Но я же им добро делать буду! – возразила Машенька.

– Вот за добро обычно и сжигают. Тому, кому ты помогаешь, лучше упростить задачу. Но не делать его работу самой.

Помолчали. Девочка хмурилась, размышляя. Бабушка смотрела на нее с лукавой улыбкой. В конце концов, девочка взмахнула волшебной палочкой в сторону одинокого ростка и прокричала:

– Энгоргио!

Не обращая внимания на странные звуки, начавшие доноситься из-за забора, бабушка заметила:

– Это не из той книжки, по которой мы учимся.

– Ну, – смущенно ответила девочка, – есть и другие. Я предпочитаю развиваться разносторонне.

– Едрить твою шапочку, Ма-а-а-аша! – протянула бабушка, наконец повернув голову на доносящийся из огорода шум.

Ботва репки возвышалась уже метра на три, а плод, расталкивая землю вокруг, продолжал расти. Когда высота листьев сравнялась с крышей дома, бабушка, скрючив пальцы в странную фигуру, сделала несколько движений и прокричала:

– Прекратить хуйню!

И рост репки остановился.

– А это что за магия, бабушка?

– Сакральная. Но тебе ее учить рано.

***

Ближе к вечеру вернулись в бабушкин домик.

– Чего-то я ем-ем, а наесться не могу, – сообщила Маша, протягивая руку к очередной краюхе хлеба.

– Это потому, что энергии много потратила, – сообщила бабушка, доливая молока в кружку и пододвигая ее к внучке. – На всякое действие, при помощи магии совершенное, тратятся силы. А ты на одну только репку дневной запас измотала. А потом ещё пирожки туда-сюда прятала-доставала.

– Я тренировалась, – стала оправдываться Маша. – А вдруг, срочно умение понадобится, а оно у меня не отработанное?

– А вдруг, оно, едрить твою шапочку, отработанное, а энергии не осталось? – ответила вопросом на вопрос бабушка. – Ко всему разумно подходить надо.

Девочка устало вздохнула и откусила кусок хлеба. Бабуля тем временем открыла один из сундуков и принялась что-то искать.

– Энергию не только из еды брать можно, – говорила она, вынимая из сундука какие-то книги. – На солнышке погрелась, тепло его впитала, вот и подзарядилась. Когда взрывается что-то, много энергии выделяется. Ею можно подпитываться. А можно, например, из людей энергию брать.

– Это как? Расскажи! – отставляя пустую кружку, потребовала Маша.

– Всему своё время, деточка, – бабушка разогнулась, держа в руках какую-то книгу. – Я тебе и это, и многое другое покажу.

Сдув пыль с фолианта, бабушка положила его на стол. Бережно открыла и пододвинула к внучке.

– И об этом мы поговорим, когда время придет, и много еще о чем. А пока, на вот, почитай полезную книжку.

– Уильям Пауэлл, – прочитала девочка вслух. – Поваренная книга анархиста.

***

Уже поздно ночью, сидя на крылечке, под пение сверчков, разбирались с тем, что у всякого действия есть последствия.

– Вот смотри, – объясняла бабушка, – допустим, поможешь ты волку рыбы хвостом наловить из проруби.

– Как?

– Внушишь рыбе, что нужно только хвосты волчьи кушать.

– И такое можно сделать? – спросила внучка, сдерживая зевоту.

– И такое. Но об этом позже. Так вот, наловит волк рыбы, наестся вдоволь и хвост свой в проруби не оставит.

– Так хорошо же!

– Не скажи, – возразила бабушка. – Он же и второй раз попытается рыбы наловить таким способом.

– Ну и пусть ловит, – простодушно разрешила девочка.

– Ты всей рыбе хочешь внушить, что хвосты волчьи есть нужно? Эдак к весне все карасики да пескарики от голода попередохнут, в поисках хвостика, – усмехнулась бабушка. – А если ему волшебная щука, попавшая под твое заклинание, попадется?

– Да, жалко щучку, – согласилась девочка, зевая. – Без пользы сдохнет.

– Да сдохла бы и хрен с ней, – махнула рукой бабушка, – у нее магия всё равно только на неживые предметы влияющая. Но волк же может и желание ей загадать. А какие у волка лесного желания?

Маша немного подумала, представляя себе картины, одна страшнее другой, брезгливо передернула плечами, но спросила иное:

– А почему у нее магия только на неживые предметы влияет?

– Облажалась она как-то с Емелей. Пообещала его желания выполнять, а тот возьми, да загадай, чтоб Марья-царевна в него влюбилась. А у автора на ту сказку другие планы были. Вот он и обрезал ей такую возможность.

– У автора? – не поняла Маша.

– У автора, – подтвердила старушка.

– Тот, из-за которого мы сейчас о нем и разговариваем.

Немой вопрос во внучкиных глазах перерос в лекцию о том, что у каждой истории есть свой автор, запускающий события, – дающий им старт. О том, что персонажи одной истории даже не подозревают о его существовании, а в другой истории автор намекает своим героям на то, что он есть.

– В одной из историй автор создал целую планету, не парясь, заявил персонажам о своем существовании и постоянно менял имена, называя себя то Элохимом, то Ягве, то Адонаем...

– А что это за история такая?

– «Жизнь замечательных животных», кажется. Но это не точно. Там сами персонажи всё так переврали, что до сих пор разобраться не могут, хотя тот автор уже давно на эту историю плюнул и Альфой-Центавра занимается.

– А нашего автора как зовут?

– Едрить твою шапочку, Машенька! Ну у тебя и вопросики… Знал бы я, – и видя непонимающие глаза внучки, поправилась: – знала бы… – а сидящая внутри бабушки частичка Мефистофеля мысленно чертыхнулась, мол, это ж надо так спалиться.

– А с ним можно поговорить? – серьезно, совсем по-взрослому спросила Маша, будто это не она зевала десять минут назад.

– Если сумеешь попасть в тот мир, из которого он запустил события нашего, то у тебя будут все шансы его найти.

– А есть такой способ?

– Есть. И я тебе обязательно о нем расскажу. Но ты же помнишь, с чего мы начали разговор?

Машенька была умной девочкой, и с памятью у нее был полный порядок. Поэтому она ответила без раздумий.

– С того, что у каждого действия есть последствия.

– Правильно. А теперь представь себе, что может случиться, если он тебя увидит…

– Ну конечно обрадуется, – безапелляционно заявила девочка и добавила: – едрить мою шапочку!

***

– … а потому что так захотел тот, кого бабушка называла «автором».

– Автором?

– Ну да. Тот, кто придумывает.

– Создает? – уточнил психолог.

– Ну, можно и так сказать. Картины, книги, скульптуры ж создают?

– Создатель?

– Да нет же. Именно автор!

– Хорошо, пусть будет автор, – согласился психолог, откладывая в сторону блокнот и ручку. – Но, знаете ли, это не такая уж и редкая мысль, которая возникает у многих. Есть даже теория, что все мы находимся в компьютерной симуляции, каждое действие в которой рассчитано заранее. Так что в ваших мыслях нет ничего страшного. Они – банальное порождение тревожности. Именно тревожность заставляет вас искать объяснение тем событиям, которые вы не в силах контролировать. Именно она подтолкнула вас к тому, чтобы подхватить бабушкину идею с автором. Я вам выпишу рецептик…

– Не нужен мне рецептик, док. И успокаивать меня не нужно. Убеждать, кстати, тоже. Я точно знаю, что автор есть. И я его обязательно найду…

Я сидел на кухне, смотрел в окно и пытался вспомнить, что побудило меня написать ту самую фразу «Через два проёма вправо», с которой начались приключения Ваньки и Серого. По всему выходило, что фраза появилась сама по себе, без моего участия.

Я помню только, что сварил кофе, вышел на балкон, закурил и стал привычно разглядывать пейзаж. А следующее, что помню – как откинулся на спинку стула и долго таращился в монитор, не решаясь отмотать на три с половиной странички вверх, в начало вордовского документа. Кофе к тому моменту уже остыл.

А чем черт не шутит, подумал я тогда и запостил сказку на сайт ЯПлакалъ. И, как любят шутить писатели, заверте…

А потом, также, без предупреждения, в голове появилась фраза «Вот так держишь, вот сюда нажимаешь. Отсюда вылетает смерть». Даже не помню, где я ее записал, в вордовский файл, блокнот, или отправил сообщение самому себе в ICQ (да-да-да, там можно писать самому себе, чему несказанно рад мой внутренний шизофреник). И всё завертелось еще на полгода. Появились рыцарь Раш, Золушка, Карлсон и множество других, знакомых с детства, но слегка ёбнутых в моей версии, персонажей. А главное: появилась фея – обаятельно-циничная особь женского пола без определенного возраста, исправляющая сказки (или портящая, тут уж у каждого свое мнение). И фея снова вытащила на страницы этой истории тех самых Ваню и Волка.

А сейчас, когда я пытался-таки вспомнить, с чего всё началось, у меня вновь остывал кофе и дотлевала в пепельнице сигарета. За спиной раздался странный треск. Именно с таким звуком в моём представлении открывались порталы между сказками, когда я писал. Но подумать об этом я не успел – что-то больно ударило меня по голове. Да я даже не успел подумать, что кроме меня сейчас в квартире – никого!

Я обернулся.

В воздухе висела почти мультяшная девочка с крылышками. Она была чуть побольше моего кота, но поменьше соседской собаки. Зеленое платье, едва достающее до колен и почему-то наводящее на мысли о святом Патрике. Под платьем проглядывают нахальные холмики сисек, которые, отталкиваясь от пропорций девочки, можно было назвать уверенной «троечкой». Худенькая, длинноногая. На ногах полосатые гетры, в руке – волшебная палочка. В уголке губ зубочистка, словно у Сильвестра Сталлоне в фильме «Кобра».

– Ты автор? – спросила она.

Я кивнул прежде, чем понял смысл вопроса.

– А ты в курсе, что всё было не так? – спросила девочка, подлетев поближе и зависнув на уровне моих глаз.

– А... А как?

– Ну, значит слушай. А лучше, – девочка взглянула на лежащие на столе блокнот с ручкой и те сами прыгнули мне в руки. – А лучше, сразу записывай...

КОНЕЦ

Еще пять сказок, по тем или иным причинам не вписавшихся в основную историю

В королевстве что-то определенно наебнулось. Но Рыцарь этого, к сожалению, не понял в первых десять минут своего присутствия там, что и сыграло с ним злую шутку. И растянуться эта шутка могла на всю оставшуюся жизнь.

Въезжая в ворота замка, Рыцарь сознательно подавил желание искать ответ на вопрос «Почему на флаге изображен мужской половой орган, уютно расположившийся промеж двух женских грудей?». Второй вопрос, который Рыцарь подавил в себе, звучал так: «Почему изо всех башен, в которых по логике вещей должна располагаться бдящая днем и ночью стража, доносятся охи и ахи, вызывающие, в первую очередь, ассоциации с видеороликами от PornHub?

Но PornHub на тот момент еще не существовало (даже пра-пра-дедушки оного еще не были зачаты), и потому Рыцарь подумал, что попал на какой-то серьезный средневековый праздник, который связан с продолжением рода и необходимым для безбедного существования руководства увеличением поголовья вассалов, ради которого этот праздник и объявили, пренебрегнув безопасностью замка. Однако некому было сказать Рыцарю, что он ошибается. И потому случилось то, что случилось.

Короче говоря, удивленный Рыцарь проехал сквозь распахнутые настежь ворота и очутился посреди пустующего двора с одной единственной мыслью: «Ебутся – значит, живые люди».

Въезжая во двор замка, Рыцарь был готов ко всему, кроме раскорячившейся в весьма неудобной позе пары, стремящейся достичь вершин плотского удовольствия, расположившись прямо на ступенях, ведущих к воротам дворца. Юбки девицы были задраны прямо оной на голову, что не позволяло сделать вывод о ее красоте. Зато раздвинутые ноги, промеж которых расположилась голова не то пажа, не то хорошо откормленного конюха с засаленными до безобразия волосами, собранными в конский хвост, наводили на мысли о холодце. Голова этого то ли пажа, то ли конюха хаотично двигалась вперед-назад и из стороны в сторону. И вероятнее всего, язык его был высунут вперед на максимальную длину – на такой вывод наводили возгласы фрейлины, передать которые смог спустя несколько веков какой-то странный певец, заебавший своим «Медуза-а-а-а-а» всех, кто пожил в 2018 году – от младенцев до порабощенных климаксом старушек.

«Это ж не королевство, а блядский дом», - только и успел подумать Рыцарь, как его, сидящего на лошади, пиздануло копыто облаченного в боевые латы коня, попытавшегося взгромоздиться на Рыцарскую кобылу, невзирая на наличие на ней наездника.

Вжав шпоры в бока животного, Рыцарь избежал позорного для его верной лошади совокупления, и направил ее вверх по ступеням. К воротам замка.

Конь только призывно фыркнул вслед.

Рыцарь уже сомневался в том, что данное королевство способно предоставить ему достойную принцессу. И уж тем более не верил в то, что дракон данного королевства не попытается совокупиться с его лошадью, как это только что порывался сделать наряженный в латы жеребец.

Ворота открылись в тот момент, когда лошадь преодолела последнюю ступеньку. И Рыцаря окатила волна жарких стенаний, доносящихся со всех углов залы и сливающихся в одно целое как раз в районе врат. В замке, похоже, еблись все. Одновременно.

Единственной деталью, не только выбивавшейся из этого порноансамбля, но и сразу же бросавшейся в глаза, была перепуганная хрупкая девушка, аккуратно зафиксированная в лапах занимавшего весь центр зала, свернувшегося в полукольцо, чешуйчатого крылатого чудовища, именуемого в простонародье драконом. Не пахло от инсталляции ни сексом, ни вожделением, ни романтикой.

Рыцарь спешился, достал из притороченной к седлу сумки магический артефакт, вынул меч и бодрой поступью направился к чудовищу.

- Выходи на поединок, адское исчадие! – закричал Рыцарь, взмахнув пару раз для пробы внушительным мечом.

- Тс-с-с-с, – прошипело змеевидное создание, не отрывая глаз от принцессы.

Рыцарь, ожидавший совершенно другой реакции от чешуйчатой твари, на мгновение замер, но тут же вновь зашагал к дракону с самыми благими намерениями, в списке которых было: победить, убить, расчленить, вырвать из лап, быть овеянным славой и почетом, жениться и, главное, натрахаться в брачную ночь на целую жизнь вперед. Последний пункт в голове Рыцаря рос, ширился и занимал всё больше места, вытесняя остальные фрагменты некогда благородного плана.

Рыцарь представлял, как зажатая в лапах дракона принцесса томно вздыхает, срывая с себя одежды, принимает различные позы, недвусмысленно намекающие на соитие, попутно вертя задом и сжимая свои упругие груди в собственных ладонях. Короче, Рыцаря переклинило.

Он уже набрал воздуха в лёгкие, чтобы в приступе праведной ярости закричать дракону: «Я убью тебя!», но из уст вырвалось иное:

- Я ВЫЕБУ... – начал кричать Рыцарь и осекся, понимая, что говорит что-то не совсем запланированное.

- Долбоёб... – пробурчал зверь обреченно куда-то в сторону.

Рыцарь на несколько мгновений замер, недоуменно вертя в руках светящийся всеми цветами радуги артефакт, но тут же швырнул его в дракона. Непонятная штука ударилась о чешую, перестала светиться и упала на пол.

- Именем... – начал орать Рыцарь, но не сумев подобрать подходящего случаю божества или на худой конец демона, кинулся на дракона, схватившись за рукоять меча обеими руками.

Замах. Удар. Искры, после соприкосновения железа и чешуи, порхнувшие в разные стороны, будто мотыльки.

- Умри! – Еще один замах и еще один безрезультатный удар.

- Ты дебил? - поинтересовался дракон, - или просто тупой?

- Я Рыцарь! – Заорал Рыцарь, переходя на истеричный фальцет. - Я Рыцарь ордена Рыцарей Рыцарского Рыцарства! – И снова безрезультатно ударил зверюгу.

- И тупой, и дебил, – обреченно выдохнул дракон и перевел взгляд на девушку, зажатую в его лапах.

Рыцарь еще немного покидался в дракона переставшей светиться каменюкой, поднимая ее после каждого броска, затем пару раз безрезультатно тыкнул в туловище дракона мечом, после всё так же без какого-либо намека на продвижение в деле, попытался поддеть чешуйки зверя мечом. Но доковыряться до кожи и хотя бы оцарапать демоническое существо не получилось.

Очень сильно отвлекала и сбивала с толку всё более ощутимая эрекция.

- Я... тебя... – Начал было Рыцарь.

- У тебя эрекция? – Поинтересовался дракон.

- А... эм... да. – Признался Рыцарь и тут же не то удивился, не то изумился: – Под доспехами не должно быть видно!

- А и не видно, – согласился дракон. – Стои́т, потому что это место проклято.

- Проклято?

- Ну да.

- В смысле?

Мимо пробежал престарелый мужичок, облаченный в поварской колпак, как заведенный повторяя одно и то же слово:

- Ебацца-ебацца-ебацца...

Дракон проводил его безразличным взглядом и объяснил:

- Принцесса некроманту отказала. А тот проклятие наложил. Теперь вот, всё что шевелится, то и... – дракон многозначительно не стал договаривать.

- Н-да... – проговорил Рыцарь. Эрекция и мелькающие в голове образы голой принцессы отвлекали от диалога. – И что теперь делать?

- Для начала, медитировать начни. А то тебе будет потом стыдно даже перед собственной лошадью.

Рыцарь оглянулся на кобылу, которая становилась все симпатичнее и симпатичнее. Какая-то часть мозга, оставшаяся в меньшинстве, но осознающая, что это ненормально, выдавила из Рыцарского горла паническое «да ну нахуй!», а большая, уже порабощенная проклятием часть, быстренько разделила слово «нахуй» на две части, превратив оное из направления в конкретный пункт назначения.

- Ебацца-ебацца-ебацца... – пробежал голый мужик в поварском колпаке в обратную сторону.

- Вот потому и зафиксировал принцессу, – пояснил дракон. Рыцаря жду. С мозгами, перетекающими в хуй по минимуму.

Рыцарь собрал в кулак остатки воли. Набрал воздуха в грудь и стал выдыхать, мысленно считая до десяти.

- Смекаешь! – Обрадовался дракон.

Пока Рыцарь повторял свое медитативное упражнение, дракон вкратце рассказал, что случилось и какие действия предпринимать. Схема была проста. Найти некроманта на одном из окрестных кладбищ, отпиздить его до состояния осознания собственной неправоты и забрать склянку с противоядием, которое дракон почему-то называл антидотом.

Оказывается, подлый чернокнижник подмешал куда-то вещество, вызывающее половое влечение. И всё бы ничего, но вещество, попав в организм, входило в активную фазу и, развивая у зараженной особи желание совокупляться, начинало распространяться, передаваясь через кровь, лимфу, слюну и другие жидкости, выделяемые организмом человека. А так как весь за́мок, метафорически выражаясь, «спал под одним одеялом», вскоре эпидемия захлестнула его полностью. От конюха до королевы.

- Короче, - завершил повествование дракон, - тут даже воздух этой отравой пропитался. Тебе не свежий кислород в легких помогает, потому что он нихуя не свежий, а медитация твоя. Так и будешь считать до десяти, пока проклятие не снимешь.

За время инструктажа голый мужик в колпаке повара дважды подходил к кобыле героя, но получив по ебальнику кованым Рыцарским сапогом, наконец, прекратил бубнить свою мантру, потеряв сознание.

- Принцесса хоть не того... – поинтересовался Рыцарь.

- А хрен его... Я сюда прилетел как раз тогда, когда она со своей фрейлиной целовалась.

- Ну охуеть теперь... – Пробормотал рыцарь на выдохе, мысленно продолжая считать до десяти.

***

Логовом некроманта оказался неприметный склеп на самом далеком кладбище, на котором некого было проведывать даже самым старым жителям королевства. А охраняли склеп несколько зомби разной степени гнилости.

Кобылу загрызли сразу, а Рыцаря повалили на землю и несколько часов к ряду мусолили, пытаясь прокусить латы. Поначалу тот пытался отбиваться, но вскоре, осознав, что зомби ничего ему не сделают, расслабился. И глядя в небо сквозь решетку забрала, попутно считая до десяти на каждом выдохе, стал ждать, когда ожившие мертвецы устанут или отвлекутся на что-то более доступное. И зомби отвлеклись.

Рыцарь даже не стал выяснять на кого. Кряхтя, перекатился на живот. Матерясь, поднялся на ноги и вошел в склеп. Некромант сидел в кресле из человеческих костей и листал какой-то древний фолиант.

- Чо пришел? – Поинтересовался он.

- Вопросы порешать, – ответил Рыцарь, подходя к столу.

- Какие?

- Противоэпидемические.

Для некроманта удар вряд ли был неожиданным, что не отменяло его неотвратимости. Лицо мага чвякнуло и, разбрызгивая капельки крови, некромант рухнул на пол вместе с креслом.

Истосковавшийся по подвигам Рыцарь еще очень долго пинал бездыханный труп, приговаривая: «во славу Рыцарского ордена Рыцарей», «во имя справедливой справедливости» и «чтоб ты, мразь, не выебывался». Изрядно вспотев, но не сбившись с дыхания и продолжая отсчитывать десятки на выдохе, наш герой наконец-то остановился. И подойдя к полочкам с зельями, выбрал то, которое попросил принести дракон.

***

- Принес?

- Вот, – Рыцарь протянул флакон.

Дракон, изогнув длинную шею, наклонил голову и подтвердил:

- Оно. – После чего набрал в могучие драконьи легкие воздуха и на выдохе продолжил: - Осталось создать нулевого выздоравливающего.

- Напоить кого-нибудь? – полуспросил-полупредложил Рыцарь.

- Так некогда им пить. Им ебаться подавай.

- Накормить?

- Гыыыыыы! – Заржал дракон.

- А как тогда?

Дракон закатил глаза, шумно вдохнул через нос и сказал:

- Тебе, как рыцарю с кодексом рыцарского рыцарства, такой вариант может не понравиться...

- В смысле?

- Ну я ж тебе говорил, что яд передается через жидкости, выделяемые человеком?

- И?

- С противоядием - аналогичная хуйня. Действует не сразу, поэтому нужно приложить мно-о-о-о-го усилий, чтобы запустить обратную цепную реакцию.

***

Намазав член остатками противоядия, Рыцарь загнул очередную барышню в позу плакучей ивы и устало всунул свой член в ее влагалище. В голове его крутилась одна и та же мысль: «Как же я заебался спасать это блядское королевство».

– Один. Два. Три. Четыре... – считал Рыцарь на выдохе.

Галчонка распидорасило первым.

Услышав слабенький стук в стекло, птенец по привычке запрыгнул на раму открытой форточки и спросил:

– Кто там?

Это была последняя фраза, которую от него услышали человек, кот и пес.

Что-то чвякнуло, галчонок взорвался прямо на глазах у честной компании, заляпав потолок и окно кровавым, не несущим смысловой нагрузки узором из кишок.

– Ептвоюбо... – начав кричать на стуле с кружкой чая в руке, Дядя Федор разорвал пространственно-временной континуум, очутился в подполе и захлопнул крышку на середине фразы, которая закончилась уже в темноте погреба – ...гадушумать!

Несколько маленьких перышек, кружась, будто вальсируя в замедленной съемке, плавно опускались на пол.

Проводив их мрачным взглядом, Матроскин обтер усы, на которые осела кровавая взвесь и пробормотал:

– Пиздец тебе, Печкин.

А Шарик оскалил пасть в беззвучном рыке.

***

Все началось с посылки, которую зловредный почтальон пообещал отдать только когда кто-нибудь из новоселов предъявит документы, удостоверяющие личность. Это был первый звоночек.

Аргументы про усы, лапы и хвост Печкина не убеждали, фоторужье не пугало, а логичные доводы в исполнении дяди Федора не действовали.

– Боюсь я, что полезет он в посылку, если мы ему в ближайшее время документов не покажем, – пробормотал себе под нос Матроскин, когда Печкин ушел с коробкой подмышкой. – А это нам, ребятки, ни к чему.

– Ты чего заказал-то? – поинтересовался Шарик.

– Медикаменты.

– А поподробнее? – включился в разговор дядя Федор.

– Лекарства – промурчал Матроскин, вновь уходя от прямого ответа.

– Что-то ты темнишь, Матроскин – недоверчиво посмотрел на него дядя Федор.

Кот вздохнул и выдал то, чего от него, собственно, и хотели – подробности.

– Набор я заказал, реанимационный. – И уже возмущенно, в ответ на недоумевающие взгляды Шарика и дяди Федора – Корове рожать скоро! А у нас ни у кого опыта в таких делах нету. Вот я и перестраховываюсь, всякое нужное заказываю, да литературку полезную в интернете почитываю.

– Ах ты ж сволочь! – мгновенно вскипел Шарик. – Интернет мобильный, дорогой, а он его на литературку тратит!

– Литературка пользу приносит! А от твоих сайтов знакомств, за все время, никакой пользы!

– Я себе спутницу жизни ищу! – стал оправдываться Шарик еще на тон выше.

– Шарик-Шарик, – вдруг погрустнел кот – ну где ты видел хоть что-то полезное по своему запросу «знакомства, сучки»?

– Много раз – ответил Шарик едва слышно и покраснел.

***

Сурово нахмурившись, кот еще раз проверил расположение нагана и флакончиков с валерьянкой, расположенных на ремне. Лапы помнили. Лапы безошибочно, не отклоняясь ни на миллиметр, ложились туда, куда необходимо. Левая – на рукоять нагана. Правая – на пузырек с валерианой.

– Готов.

Шарик дошнуровал кеды и заправил концы шнурков («бантики» он так и не научился завязывать) внутрь обувки, переломил ружье, вставил в стволы два патрона и тоже объявил о своей готовности.

Дядя Федор, несмотря на то, что его смогли вытащить из погреба и уложить в кровать, из шокового состояния выйти не смог. Поэтому лежал, укрытый до подбородка лоскутным одеялом, и бубнил себе под нос что-то совсем неразборчивое. И бессмысленное.

Шарик подошел к дяде Федору, потрогал лапой лоб.

– Горячий.

– Не мудрено, – пробормотал Матроскин. – Психологическая травма у пацана.

– Вот как Печкина после такого называть?

– Сукой, Шарик, сукой. Старой, выжившей из ума сукой.

***

Второй звоночек прозвенел, когда Печкин зашел на чай.

Не потому, что все ухищрения с рассказами про гуталин, которого у них и так завались, не впечатлили почтальона. Не потому, что работник почты впервые за долгие годы общения снял шапку, войдя в избу. И даже не потому, что впервые добровольно отдал галчонку печенье.

Впервые за все время, которое они его знали, Печкин пришел без посылки, которую, если не заменяли на другую, он обычно оставлял, будто забыл.

Это было чем-то вроде игры.

Почтальон как-то на пьяную голову признался, что положение беженцев он прекрасно понимает, а документы просит формальности ради. Да только в тот раз Печкин пришел без посылки, а про документы спрашивал слишком уж навязчиво. А когда Шарик со свойственной ему простотой наконец сказал, что пора бы почтальону прекратить выебываться и отдать посылку, Печкин удивленно спросил:

– Какую посылку?

– Ну дядя Печкин, – сказал дядя Федор примирительно, – мы же все здесь всё прекрасно понимаем.

– Все?! – зло блеснул глазами почтальон, – Я, например, не понимаю, о чем вы!

Подскочил, выхватил печеньку у Галчонка из клюва и, хлопнув дверью, убежал.

***

Когда вышли из дома, Шарик тут же повел носом, оскалил клыки и сказал:

– Кровью пахнет.

– Галчонок? – шепотом спросил кот.

Шарик молча пожал плечами, затем приложил палец к губам и жестами приказал Матроскину оставаться на месте. Обогнул подсвечиваемый сорокаваттной лампочкой коровник и оцепенел.

Над бесформенной кучей мяса, совсем недавно бывшей коровой, вдумчиво пережевывающей сено, вились мухи. Бордовые разводы на полу, клочья сена в бордовых пятнах, запах с привкусом окисленной меди, который ни с чем не спутаешь, и скользкая даже на вид, отражающая слабый блеск лампочки надпись:

«КОРОВА БЫЛА БЕЗ ДОКУМЕНТОВ»

с издевательским знаком ударения на букве У в слове «документов». И жуткий кровавый смайл, глазами которого стали прибитые гвоздями коровьи. Почти вытекшие и оттого выглядящие как увеличенные в несколько раз сморщенные виноградины.

– Шарик, – раздался за спиной пса голос Матроскина. – этот ублюдок написал на стекле кровью «У ГАЛЧОНКА НЕТ ДОКУМЕНТОВ», с ударением на У!

– Не входи!!! – закричал пес и рванулся к выходу, чтобы закрыть от кошачьих глаз отвратительную инсталляцию, но было поздно. Кот уже все увидел.

– Мурка-а-а-а! – закричал Матроскин, бросаясь к бесформенной, источающей запах свежей крови массе, совсем недавно бывшей беременной коровой.

***

Третий звоночек прозвенел, когда Шарик, Федор и Матроскин возились в огороде.

– А вы в курсе, – делая паузу через каждых два слова, будто пробежал стайерскую дистанцию, прокричал Печкин, – что некоторые пересылают в посылочках всякие вещества, которые по закону пересылать в посылочках не положено?

Почтальон стоял, оперевшись на забор, за которым Матроскин, Шарик и дядя Федор приводили в порядок грядки. Глаза Печкина быстро бегали из стороны в сторону, а руки, будто не совсем в ладах с хозяином, отколупывали с досок кусочки прошлогодней краски.

– И кто это такие умники, что всякие непотребства в посылках друг другу передают? – настороженно, но с долей иронии поинтересовался кот.

– Всякие разные дяди – захихикал Печкин, выделив слово «дяди» интонацией. – Хотя, может и животные какие, говорящие. Собаки с котами, например.

– А откуда ты, Печкин, знаешь, что именно передают в деревянных закрытых от посторонних глаз коробках? – подходя с другой стороны заборчика с лопатой на плече, спросил дядя Федор, глядя почтальону в его бегающие глаза.

Печкин затрясся еще сильнее, руки его, сжимавшие навершия забора, побелели от напряжения, он резко дернулся, отломив одну из досок и закричав:

– Вам, наркоманам бездокУментным, я отчитываться не обязан! – побежал прочь, придерживая свою неизменную ушанку рукой.

И остановившись на пересечении улиц обернувшись, прокричал:

– И корова у вас проститутка!

***

Не успел Матроскин взять себя в руки, как в доме послышался грохот. Затем – звон бьющегося стекла.

– Дядя Федор! – хором воскликнули пес и кот, тут же рванувшись обратно в дом.

Но было поздно. Перевернутая постель, в которой оставили дядю Федора, была пуста, одеяло сброшено на пол. А на стене, над кроватью, врезаясь в глаза и отдавая острой болью в сердце, как будто хвастаясь кровавыми грязно-красным цветом с потеками, появилась надпись:

«ДЯДЯ БЕЗ ДОКУМЕНТОВ – НИКТО»

Со всё той же косой чертой над буквой У, обозначающей ударный слог.

Я найду тебя, почтальон ёбаный!!! – заорал Шарик в потолок. – Найду и выгрызу твои престарелые кишки вместе с твоим престарелым гавном!!!

***

Наган Матрскин использовал в качестве ударного инструмента.

Почтальон сидел на крылечке в позе лотоса, обратив пустые, ничего не выражающие глаза к полной луне, когда кот мягко подкрался к нему и стукнул по темечку рукоятью пистолета. Печкин обмяк и завалился на бок, будто мешок набитый сеном. А уже спустя пару минут животные готовили для него пыточное кресло.

– Польза от тебя, Шарик, хотя бы в том, что ты не только по сучкам в интернете бегаешь, – говорил Кот, прикручивая голого по пояс снизу Печкина очередным витком скотча к нехитрой конструкции, состоящей из стула с выпиленным в сидении отверстием. – Вот «Казино Рояль», например, недаром посмотрел.

Кот перегрыз зубами ленту скотча и отбросил остатки рулона в сторону. Откупорил пузырек с валерианой, глотнул сам, а затем поднес к носу бессознательного почтальона. Тот дернулся и посмотрел осоловевшими глазами на кота.

– Ну что, почтовый ты наш голубь, говорить будем? – спросил кот и вонзил когти в висящие под стулом, покрытые седой порослью яйца Печкина.

Из залепленного скотчем рта донеслось наполненное болью мычание.

Сжимая лапу на каждом слове, кот спросил:

– Где? Дядя? Федор?

Печкин представлял собой жалкое зрелище только на первый взгляд: покрытый испаренной лоб, свалявшиеся волосы, голые худые ноги, яйца в прорези стула, телепающиеся как маятник Фуко в конце эксперимента. Залепленный скотчем рот с кровавыми разводами вокруг ленты, наводящий на мысль о последней роли Хита Леджера. Выбивались из картины жертвы лишь бесноватые глаза, в которых не было даже оттенка мысли – лишь концентрат ненависти, которую собрав по всей вселенной, прогнали через соковыжималку и струйно ввели безобидному до недавнего времени почтальону в кровь.

Кот снова запустил когти в яйца сидящего на стуле почтальона.

– Где? Сундук? С Федором?

– Фо пиикофать оффифу фабо, – пробормотал сквозь скотч Печкин.

– Шарик, разлепи уроду рот, – попросил Матроскин стоящего рядом пса.

Тот выполнил просьбу, дернув скотч так резко, как только смог.

– Что, перекопать рощицу вдоль и поперек слабо? – спросил Печкин. Кровавые сгустки выпадали из его рта, растекаясь потеками по грязно-желтому плащу. Но из горла доносилось хихиканье. – А Федечка-то ваш, он же ж живой, не кукла какая. Ему дышать надо.

– Где ты его закопал! – взвизгнул кот на грани истерики и в очередной раз вонзил когти в мошонку безумного почтальона.

– Я старенький, – откричавшись и отдышавшись, прохрипел тот. – Мне кокушки для потомства без надобности. И не такое за жизнь почтальонскую терпел. А вот сыграть не откажусь.

Несколько раз загнав когти под ногти Печкина, выцарапав ему глаз и выдрав с мясом коленную чашечку используя мачете в качестве рычага, Матроскин несколько раз приводил в чувство теряющего сознание почтальона. Печкин орал, смеялся, брызгал кровавой слюной, но где дядя Федор так и не сказал.

– Во что играть? – Обреченно спросил Матроскин.

***

– Собственно, всё великолепие, оно благодаря посылочке вашей и смогло получиться. Два шприца, но начиночка разная. В одном – вода. Во втором – адреналин. Чисты-ы-ы-ый, как слеза младенческая, – вещал обезумевший почтальон. – Вот на счет три, значит, я и кто-то из вас вводим иглу в вену и давим поршенек, чтобы ни капельки не осталось. А учитывая, что его при остановке сердца всего один кубик нужно внутривенно, я думаю, что полный шприц – это самая та мера, чтобы сквозь драйв понять, что не зря жил.

– И? – спросил кот.

– И как только жидкость из шприца вся в вене окажется, я и назову место, где Федька ваш в сундуке, на уровне двух метров ниже поверхности закопанный. Вне зависимости от того, кому передозировка достанется.

– А соврешь если? – засомневался Матроскин.

– Мне врать ни к чему. Меня натура всего живого тревожит. Вот ты, Матроскин, без докУментов, и даже кот. А ведешь себя как человек. Но эгоист ты, конечно, еще тот... И вот интересно мне, насколько ты эгоист? Собой ради Федора пожертвуешь или нет?

– А где гарантии? – спросил насупившийся Шарик.

– А зачем вам гарантии? Ты ж, Шарик, ну вылитый гопник! А у гопников как... – Печкин беззвучно пошевелил губами, вспоминая – «У каждого человека бывает такой период в жизни, когда ему кажется, что он никому не нужен». Так, кажется, Джейсон Стетхем говорил? Вы же, если это ваш друг, человечек родной ваш, брат по крови, должны быть готовы на любую, даже бессмысленную жертву пойти. Чтобы он не думал, что вам не нужен. Раз нету у вас документов, то нужно как-то доказывать, что вы достойны звания Личности. Самопожертвование, мне кажется, самый лучший способ. Разве нет? Но, уверяю, врать я не намерен. Мне только природа ваша важна. А то, ишь ты, говорящие животные, а докУментов нету. Но, только, думайте, зверята. Очень хорошо думайте. А то ведь ему кислорода в этом сундуке-то минут на двадцать осталось. Не больше. Копать надо уже начинать.

- Это всё, конечно, заманчиво и пафосно, - сказал Шарик, принюхиваясь к почтальону, - но запах от сапог твоих уж больно мне знаком. Один в один, как от полянки, на которой я косточки прячу. Бежим, Матроскин! Я знаю где он нашего дядю Федора закопал!

И звери, оставив Печкина привязанным к стулу, бросились в лес.

- Не-е-е-е-ет! – кричал им вслед почтальон. И голос его был полон ненависти и разочарования.

***

Видимо, для пущего эффекта Печкин соврал про два метра. Сундук был едва присыпан землей, и откопать его труда не составило. Работая лапами, кто во что горазд, пес и кот освободили крышку сундука и открыли его. Внутри, связанный по рукам и ногам лежал дядя Федор.

- Я этому Печкину евоные яйца вокруг шеи обмотаю, - говорил Шарик, развязывая веревки.

- Больной ублюдок, - согласился с ним Матроскин и вытащил кляп изо рта дяди Федора, - его надо самого в сундук закрыть и закопать живьем.

Пока они возвращались в деревню и шли вдоль пустой улицы к дому Печкина, ярость и ненависть сошли на нет. Каждый размышлял о случившемся. Все понимали, что психика почтальона была не в порядке, и каждый пришел к выводу, что убить психически больного человека равносильно тому, чтобы встать на сторону охватившего Печкина безумия. А потому, сдать его в клинику на опыты было самым разумным вариантом.

Войдя в дом Почтальона, дядя Федор, игнорируя вопли привязанного к стулу Печкина о том, что докУменты превыше всего, подошел к телефону и набрав номер сказал:

- Алло, скорая? У нас тут почтальон ебанулся. Записывайте адрес...

 – Да вы тут сдурели все?! – кричал папа-король, брызжа слюной и размахивая скипетром. – Он же не принц! Он же ж даже не рыцарь! Как я за него дочку выдам-то?

– Но, ваше величество, – пробормотал старший советник, потупив взор, - глашатаи на всех площадях королевства кричали, что возможность будет доступна любому.

– Докричались? – поинтересовался король.

– Но ведь, ваше величество… – начал было советник, однако смолк посреди фразы.

– Казнить мы его не можем? Я правильно понимаю?

– Не желательно бы, ваше величество. Народ не поймет.

– Поймет – не поймет. У нас тут монархия или что? Прикажу и всё тут!

– Но, ваше величество, весь город видел, как он голову драконью к замку волок. И вдруг казнить? Тут и до бунта недалеко.

– Ну, в ереси обвините его, что ли. В колдовстве, там, например.

– Глашатаи, ваше величество, кричали, что награжден будет победивший дракона любым способом, пусть даже и противоречащим устоям нашего королевства.

Король хорошо помнил и этот отрывок из своей преисполненной пафоса речи, которую потом, по три раза на дню, во всех городах и деревнях, надрывая глотки, орали глашатаи: «И всякому, в бой с драконом вступившему и победившему сие мерзкое создание, будет дарована не только половина моего царства, но и возможность стать законным супругом моей единственной дочери, находящейся у этого адского исчадия в плену. И, невзирая на способ, коим будет обретена победа над тварью, будь то меч острый или даже неугодная богу магия черная, я лично благословлю союз с единственной моей дочерью, наследницей…»

– Ну а сам герой, чего говорит?

– Молчит, ваше величество. Пришел, дочку вашу с плеча снял, уложил её аккуратненько прямо перед входом во дворец, голову драконью рядом положил, да и замер, как стражник вышколенный. Ждет, видимо.

– Чего ждет?

– Я не уверен, ваше величество, но, скорее всего, ждет, когда вы к нему выйдите и поблагодарите.

– И что, до сих пор стоит?

– Да, с обеда, как к дворцу подошел.

– Вот! Моей бы страже, да такую выдержку, а то время караула им сократи, питание усиль. Совсем от рук отбились! – мысли короля плавно ушли куда-то в сторону. – Вот всё ж для них. Смена караула раз в четыре часа, баня отдельная, к концу каждого караула лекарь этот, заокеанский, иголочками в них тыкает – снимает напряжение, а они уже о трехчасовых дежурствах мне через начальника стражи намекают. Еще и дракон этот, будь он неладен. А дочь моя, что, в себя пришла? Чего говорит? Мил он хоть ей, герой-то наш?

Дракона никто не ожидал. По одной простой причине – перевелись они лет еще пятьсот назад. Только в сказках о них и рассказывали. А тут, нате-здрасьте! Хотя, поговаривают, ой поговаривают, будто никого дракон и не похищал. Будто это дочку королевскую от избалованной жизни на извращения потянуло, и сама она к дракону сбежала. Двор всегда славился повышенной тягой к расширителям сознания и, как следствие, половыми излишествам. Но чтоб с драконом? Ох, надо было принцессе в ванную, уточек игрушечных c клювиками покороче в детстве класть. Да и герой этот, без роду, без племени. Явился ниоткуда, о том, что на дракона пойдет, не предупредил. Вот как остальные-то? Придут ко двору, пламенную речь скажут, мол, во славу вашего величества и не ради награды, честь принцессы спасая… и не возвращаются. А этот? Пришел, принес на плече полуобморочную принцессу, притащил за собой голову драконью. След кровавый ко дворцу от самых городских ворот ведет, наверное. А сам встал и ждет. Чего ждет-то?

– Принцесса, ваше величество, как в себя пришла, заперлась у себя в комнате и никого туда не впускает. А как кто стучится, да её состоянием интересуется, так она в ответ матерится, как сапожник, и суть её криков сводится к тому, чтоб в покое её оставили.

– Ну, – король встал с трона, – тогда пойдем-ка, разлюбезный мой советник. Мне-то она, как отцу родному, должна ж открыть?

– Доченька, открой папеньке. – Прислонив ухо к двери, король внимательно прислушивался к происходящему в покоях принцессы.

– А не пойти бы вам, папенька, туда, где солнышко не встаёт? – голос из-за двери звучал глухо, но разборчиво.

– Ты чем опечалена, кровинушка моя? Открой двери, расскажи отцу.

– Да оставьте ж, блять, меня в покое! – донеслось из-за двери – Стресс у меня.

– Чего-то у неё с голосом не так. – Шепотом обратился король к советнику.

– Истерика? – предположил тот.

Король поднял указательный палец вверх и так же шепотом, но очень уверенно, сказал, делая ударение на первом слове:

– Пьяная истерика. – и уже обращаясь к дочери – Значит так! Я сейчас прикажу выломать двери, не посмотрю что дерево заморское, а потом, на глазах стражи, фрейлин и лакеев перегну тебя через колено и выпишу усиленную дозу успокоительного, розгами. И лично этот приговор в исполнение приведу! А ты папку знаешь, папка может!

Всхлипы стихли – принцесса никогда не славилась склонностями к садо-мазо. Послышались шаги, и дверь открылась. Советник только мельком увидел заплаканное лицо принцессы.

– Стой тут, следи, чтоб никто не подслушивал. – Приказал король, а сам зашел в покои дочери.

Спустя полчаса перешёптываний дверь открылась и король вышел из её покоев слегка озадаченным.

– Ну что, ваше величество? – тут же поинтересовался советник, которому не удалось ничего подслушать, не смотря на все его старания.

– Да ты понимаешь, какая тут оказия...

Бой только отгремел, пыль еще не улеглась, а туша дракона мелко подрагивала в конвульсиях, когда принцесса, выскочив из пещеры, бросилась на шею этому странному герою.

– Спаситель мой, я на веки ваша. – В маленькой головке принцессы мысли играли в чехарду, перепрыгивая друг через друга. Принцесса повисла на шее у героя, который даже не шелохнулся. "Мускулистый какой, крепкий, сильный. Мужик что надо. Стриптизеры заморские, и те так мышцами не блистали. И даже если без роду, без племени, то ничего. Каждая ночь с таким должна быть – о-го-го! А деньги у папеньки всё равно есть. Значит, не в них счастье".

Принцесса вспомнила, что она принцесса, и пафосным тоном, не допускающим возражений, произнесла:

– Благодарю тебя, герой, за отвагу, проявленную в битве с мерзким чудищем, отныне я твоя на век, и по приезду во дворец мы сыграем воистину королевскую свадьбу, а спустя положенный срок я принесу тебе наследника…

– Невозможно. – Произнес странный герой, без каких либо эмоций. – Я не способен к репродуктивной функции.

–Чего-чего? – отпрянула принцесса в недоумении.

– Говоря вашим языком, у меня не стоит.

– И у тебя тоже. – Произнесла принцесса слабеющим голосом и хлопнулась в обморок.

– Вот и скажи, как мне её за такого выдавать? Чтобы потом не только мои подданные, но и все соседние королевства просто ржали с того, что у меня зять – импотент?

– А если держать в тайне? Любовника ваша дочь всегда завести сможет, ну, для продолжения рода-то, а муж, не соблазняющийся фрейлинами да кухарками – это ж какой плюс к имиджу!

– Да ты что, – пропыхтел король тоскливо, – дочурку мою не знаешь? Она ж сама всё и разболтает. Она – фрейлинам, те – кухаркам, а там и до соседних королевств недалеко.

– Может, тогда с ним лично поговорить? – осенило советника. – Объяснить, наградить, надавить на него, в конце концов.

– Тут, советник, ситуация двоякая. И зять-импотент плохо, и ежели он откажется от дочурки-то, от моей, во всеуслышание – не лучше. Где ж это видано, чтоб рыцарь на принцессе жениться отказывался? Слухи пойдут разные. Догадываешься какие?

Советник понуро кивнул головой. Король отодвинул штору и выглянул во двор. Странный герой так и стоял по стойке смирно перед входом во дворец.

– Ну, кто ж мог подумать, что всё пойдет наперекосяк. – Пробормотал король, разглядывая героя из за шторы, – Сюжет-то, классический. – И, задумчиво покусав губу, продолжил. – Пойду-ка я с ним, всё ж таки поговорю.

– Ну, и чего мы будем делать, спаситель ты наш? – с иронией поинтересовался король, не поздоровавшись.

– Переформулируйте вопрос более корректно – отозвался странный герой.

– Ты действительно странный. Доченьку мою спас, сам ей в своей половой недееспособности признался и стоишь тут, как истукан, ничего не просишь, ничего не требуешь. И уходить – не уходишь. Чего ждешь-то?

– Жду подтверждения завершения задания.

– Ох ты господи – всплеснул король руками – денег, что ль? Или свадьбы ждешь с принцессой? Так на кой она тебя сдалась, если ты не того… – король на мгновение замялся.

– Не способен к репродуктивной функции – подсказал советник.

– Да. Вот именно это. Ты хоть понимаешь, какой это позор, как для нас, так и для всего королевства? Об этом же все узнают! А тут, как ни крути, любой из вариантов – хуже некуда. Давай, может, мы тебе золота мешок дадим, да и отпустим с миром?

– Нет. – Всё так же безэмоционально отозвался странный герой.

– Тогда чего тебе нужно!? Скажи?! – повысил тон король, явно начиная не на шутку раздражаться.

– Подтверждение завершения задания.

– Подтверждаю! – переходя на визг, закричал король. – Спасибо!

Странный герой молча развернулся и зашагал прочь от замка. Так просто? И всего-то? И ничего взамен?

– Кто ты хоть такой, герой? Зовут-то тебя как? – крикнул король вслед. Не для того, чтобы хоть что-то сказать, а потому что ему действительно было интересно, что это за герой такой, который за спасибо принцесс спасает.

Странный герой остановился, повернулся всем телом к королю и произнес:

– Т-800. Модель 101.

Снова развернулся и зашагал прочь. Будь у короля слух немного чутче, он бы обязательно услышал еще одну, произнесенную странным героем фразу.

– I’ll be back.

***

«Джону Коннору хоть мамка подготовку провела. – думал терминатор, удаляясь от замка. – Объяснила, кто я. Зачем я. И на кой черт он мне режим обучения-то включил? И чего мне теперь с этим режимом делать-то? Эх. И чана с кипящим металлом под рукой нет…».

 «Прямо пойдешь – смерть встретишь.

Направо пойдешь – коня потеряешь».

А вот третья строка, немного потертая временем, гласила:

«Налево пойдёшь – ягод д…хуя найдёшь».

– Налево! – уверенно сказал Иван. – Приключений не найдём, так хоть ягод соберем!

– Там же неизвестно чего ожидать! – Возмутился Серый Волк

– Ну как это, неизвестно? Ягоды. Написано же! В конце концов, как говорится, «Всякий мужчина имеет право налево!» – Заявил Иван.

У Волка округлились глаза.

– Во как ты завернул-то!

– Ну не прямо же! – парировал Ванька – Мне, между прочим, еще пожить охота.

– Вань, а может быть, лучше направо? – предложил Серый Волк. – Коня-то у нас всё равно нет. А значит, мы ничем не рискуем. Чего-то мне эти ягоды уже заочно не нравятся.

– Кто не рискует, тот не пьёт шампанского! – нравоучительным тоном ответил Иван.

Волк посмотрел на него удивленно и спросил:

– Где ты этих присказок нахватался?

– Книжку взял в кощеевой библиотеке. «Крылатые выражения три-одинадцатого королевства» называется. Там что ни строчка, так не в бровь, а в глаз!

– Вань, а в этой книжке не написано, что из тех, кто рискует, шампанское не всем доводится попробовать?

– Нет.

– Вот и пойдем-ка, брат, направо.

– Налево! – упрямо повторил свой выбор Иван, закидывая котомку на плечо.

И Серый Волк, обреченно вздохнув, поплёлся следом за Ванькой.

Спустя несколько километров дорога превратилась в тропинку, а та, в свою очередь, затерялась в начинающемся болоте, на котором в изобилии росли неизвестные, но очень вкусные на вид ягоды.

– Вкуснятина! – пережевывая жменю ягод, заявил Ваня.

– Ты б, Ванька, не увлекался.

– Чего? – изумился Иван – Ты про то, что не мытые?

– Да хоть мытые, хоть не мытые! – Взбеленился Волк – Они ж незнакомые! Хорошо если просто понос тебя проберёт.

– Не проберёт! – уверенно заявил Ваня и сгреб с куста еще горсть ягод.

Неладное Иван почувствовал в спальне, когда не заснул, как это бывало, после обязательной программы любовных игрищ, а пошел на третий, а следом за ним, даже не попив водички, и на четвертый заход.

Василиса же почувствовала неладное, когда Ваня не остановился и после шестого раза.

– Ваня, чего это с тобой? – устало и прерывисто дыша, поинтересовалась довольная, но уже не жаждущая продолжения жена. – С брачной ночи тебя таким не помню.

Казалось бы, пора уже успокоиться и мирно заснуть, положив ладонь на упругую грудь Василисы, однако, хотелось совсем не спать.

– Я тоже не помню – признался Иван, меняя позу и вновь набирая обороты.

– Ваня, ты затрахал. В прямом смысле этого слова – нервно сказала Василиса после восьмого (или девятого?) захода.

– Я сам затрахался, признался Ваня. – Но остановиться не могу.

Утро застало Ивана разглядывающим свой не желающий терять эрекцию член.

«Лучше бы меня пронесло» – думал Ванька.

* * *

– Значит, смотри, чего я нашел – аккуратно разжав челюсти, Волк положил перед Иваном книгу. – Девяностая страница.

Иван, стыдливо прикрывший одеялом причинное место, открыл книгу в указанном месте. Иллюстрация во весь лист ввела его в ступор. Там был изображен тот самый камень. И третья строчка надписи там была видна целиком.

«Налево пойдёшь – ягод для хуя найдёшь» – гласила она.

– Ягод не «дохуя», Ванечка, а «для...»! А вот если перевернешь еще три странички, как раз и узнаешь, что это за ягоды.

– Растение «Стояк заветный»… для лиц мужского полу, которых покидают силы… – читал Ванька, водя пальцем по строчкам. – По одной некрупной ягоде за час до полового акта…

– А ты сколько съел?

– А я не считал – грустно ответил Ваня и поправил одеяло. – И чего делать теперь, Серый?

– А ничего. Ждать, когда действие ягод пройдет.

– А когда оно пройдет? Я же их много съел. Оно ведь долго будет проходить, действие-то.

– Ну, значит, будешь долго ждать.

– А как же я по малой нужде ходить буду? С таким делом-то… – Иван показал глазами в область паха.

– А вот это действительно проблема. – Согласился Волк. – Я тут, кстати, еще порылся в библиотеке кощеевой и знаешь, чего нашел?

– Чего?

– Есть мнение, что действие ягод можно ослабить.

– Чем?

– Ты не поверишь, Ваня…

– Ну говори, не томи, Серый!

– …Алкоголем.

Глаза Ивана лукаво заблестели.

За следующую неделю выяснилось, что до тех пор, пока алкоголь гулял по крови Ваньки Дурака, эрекция пропадала и никакие ухищрения не могли вернуть оную обратно: ни подглядывание за купающимися в озере нагими молодухами, ни яростные попытки онанировать на Kama Sutra написанную на так и не выученной латыни.

Однако стоило Ваньке начать трезветь, как в штанах снова становилось тесно, а на люди показываться стыдно.

Утро Иван начинал с того, что пока все спят, со стоящим и несгибаемым, как многовековой дуб, членом, пробирался в погреб и откупорив очередную бутыль делал несколько смачных глотков, закусывая огурчиками из первой подвернувшейся кадки.

Многие стали коситься на вечно пьяного Ваньку и шептаться у него за спиной. Мол, мало того, что дурак, так еще и к хмельному зелью пристрастился. Иван и сам понимал, что пора остановиться. Но страх перед собственной потенцией упорно гнал его каждое утро в погреб.

– Ты б это, заканчивал бухать, Ваня – сказал ему как-то Серый Волк.

– Страшно, Серый. По утрам просыпаюсь – стоит. И я всё думаю, вдруг на весь день такое! Да и Василиса, как видит, что я готов, так и набрасывается. А мне эти игрища во где сидят – Иван провел рукой по горлу, показывая насколько его утомил секс.

– Бухать, чтобы не трахаться – пробормотал Серый Волк. – Ты сейчас, Ваня, Фрейду всю его теорию сублимации с ног на голову поставил.

– Какому такому Фрейду?

– Зигмунду. Карловичу. Ладно, не отвлекаться. Ты в курсе, что уже месяц прошел? Какие б они не были ядреные, ягодки-то, вышли из организма. И стоит по утрам у тебя, потому что утренняя эрекция явление обыденное для любого мужика.

Однако, слова Серого Волка должного действия так и не возымели.

* * *

На следующее утро, выйдя из опочивальни, Василиса увидела сидящего рядом с дверью Серого Волка.

– Серый, ты Ваньку моего, дурака, не видел. Куда он бегает-то по утрам?

– А ты в погребе посмотри, Василисушка.

– С чего б его в погреб-то занесло?!

– А ты посмотри, Василисушка, посмотри.

Спустя 10 минут в погребе раздавались звуки, ассоциирующиеся с дешёвыми китайскими боевиками. И вскоре, открыв двери погреба лбом, Ванька вылетел оттуда в лучших традициях вестернов с Клинтом Иствудом.

– И еще раз тебя тут увижу – донеслось из погреба, – побью по-настоящему!

* * *

– Серый, Ванька опять в погребе?

– Как можно, Василисонька? Он твоим просьбам всегда внемлет и исполняет их неукоснительно. Нельзя в погреб, так он и не будет лазить.

– А где он тогда, окаянный?

– Не знаю. Но повар наш с утра изрядно подпитый. Завтрак царю-батюшке шибко пересолил и подгоревшим подал.

Спустя несколько минут кухня ходила ходуном, словно внутри начался маленький смерч. Звенела битая посуда, громыхали кастрюли, а через мгновение, в окно, не без помощи Василисы, вылетел повар. Спустя еще несколько секунд и пары ударов чем-то железным по чему-то живому, через соседнее окно, но уже по собственной инициативе, выпрыгнул Иван.

– Увижу вас вдвоём – кричала Василиса, размахивая сковородкой, не посмотрю, что кашеваришь знатно – утоплю в собственном борще! – И обращаясь к Ивану – А тебя, алкоголика проклятого, сковородкой приласкаю!

* * *

– Ну и где он на этот раз?

– А на рыбалку пошел.

– Ну, слава богу, образумился, ирод.

– Правда, ни сетей, ни удочки не взял, почему-то. – Лукаво улыбнулся Серый Волк.

– И как же он рыбу ловить будет?

– А может он не рыбу ловить пошел?

– А зачем тогда?

– А ты проверь, Василисонька. – Хихикая предложил Волк. И добавил шепотом. – Леща-то он, я думаю, сегодня точно поймает. И не одного…

* * *

– Не пойму, как она меня находит-то? – Ванька озадаченно чесал затылок.

– Да ну ничего сложного, Ваня. Есть такое понятие, как женская интуиция. Она, в отличие от женской логики сбоев не даёт.

– Ушел бы, да люблю её.

– Больше чем водку?

– Спрашиваешь! Конечно больше!

– Ну, так бросай бухать, Ваня!

– Да ну сам уже думаю, пора завязать, до праздников-то...

* * *

– Серый, а где это Ваньку носит?

– Ой, Василиса, успокойся – отмахнулся массивной передней лапой Волк – Завязал он, ты что, не поняла? И хорош по утрам бегать, да выискивать его. Недоверие – первый шаг к разводу. Вон, сенокос в разгаре, а Ванька твой с утра с косой не расстаётся. Пожрать бы мужу отнесла лучше…

* * *

– Серый, а Ванька...

– Вася, вяжи! Он до праздников ни-ни. Гарантирую.

* * *

Иван стоял перед Василисой с заветной бутылью в одной руке и свежим огурчиком во второй. На лице его была та самая гамма эмоций, которая, наверное, должна была быть у ССовца, вышедшего из штаба в белорусский лес по большой нужде, и в момент снятия штанов напоровшегося на случайно проходивший мимо партизанский отряд.

– Поставь где взял! – угрожающе покачивая сковородкой в руке, сказала Василиса.

– Дык, праздник же – вяло запротестовал Ванька.

– Праздник, Ванечка, это когда радость и веселье у всех – Василиса, перехватив сковородку поудобнее, подошла еще на шаг. – А я могу сейчас одним взмахом весь праздник перечеркнуть. Потому что на поминках люди не радуются.

– За то на поминках о человеке только хорошее говорят – встрял в разговор внезапно появившийся Серый Волк. – Вот будешь ты такая сидеть на поминках, слушать, как Ванька бабушку Маши Шапкиной спасал, как Кощея усмирил, да всякие разные истории, про доброту Ванькину и рыдать будешь горько, понимая, что ни за что ни про что такого доброго и наивного человека загубила.

В Ванькиной голове слова Серого Волка мгновенно превращались в картинку. Ему живо представился длинный стол, всхлипывающий, расплёскивающий вино царь, жена с зареванным лицом, голосящая классическое «на кого ж ты нас покинул…». Вторящие ей сенные девки. Молчаливые дружинники с суровыми лицами, по которым текут скупые мужские слёзы.

А в центре стола красивый Ванькин портрет с черной ленточкой.

- Брррр – передернуло Ваньку от нарисованной в голове картины. – Я лучше, это, на место бутыль-то поставлю. Чего-то расхотелось…

 – Копай, Ваня, копай. – Восседавшая на куче хлама фея помахала волшебной палочкой, указывая парню фронт работ.

– Да я-то копаю, – буркнул тот. – Только зачем это всё?

– Любознательность, конечно, это хорошо, – заговорщицки сообщила фея, – но пока я тебе объяснять буду, время уйдет. Так что, копай. Вон там, вот тут, вот здесь… Неглубоко. Нам всё это надо равномерно по полю распределить.

– Да понял я, понял, – буркнул Ванька и с остервенением вогнал лопату в землю. – Как картошку, только рядки пореже и расстояние побольше. Не могу понять только, что из этого хлама вырастет-то?

– Что надо, то и вырастет.

– Ну, оно, конечно, земля у нас богатая, палку воткнешь, и та зацветет, – переходя к другому, отмеченному феей участку, продолжал бормотать Иван. – Но всему пределы есть. То, что я делаю, уже ни в какие ворота…

– Много текста, Ваня. Ты всё равно мне не поверишь. Так что лучше работай в привычном для тебя режиме.

– В смысле?

– Не включая мозг.

– Что-то ты мудреное говоришь. Как же ж мозг можно включить или выключить, если он сам по себе у меня работает?

– Вот это-то, Ванечка, и плохо, – тяжело вздохнула фея.

* * *

Началось всё с того, что в замковые ворота постучался какой-то странный плюгавый человечек, несмотря на летнюю жару, облаченный в несколько халатов и мохнатую шапку.

Он злобно шипел, щуря и без того узкие глаза, и коверкал слова, пытаясь объяснить, кто он, зачем пришел и почему его нужно бояться.

– Я пасылальный валастилина стэпей. Ми арррда, – прорычал он. – Дайошь цар валастилину дань и ми никого не убивайт. Ничего не разрушАт. Царьство спакойна жит, денги нам платыт. Чтоб великий хан войной не ходыт.

Вероятно, с точки зрения плюгавого, это должно было выглядеть угрожающе, но Ваньку разбирал смех, который он еле сдерживал. Посол всё-таки, хоть и дерзкий сверх меры. Веселое настроение сменилось яростью в один миг, когда посол заявил:

– А твой дочк Василисья паидйот сичас пряма са мной к мой паффелител ф наложнисса.

Ванин кулак на этих словах впечатался в нос посланника, прервав его дерзкий монолог и отбросив на пару метров.

– Ванька! – взвизгнул сидящий рядом на своем любимом резном табурете царь. – Чтоб тебе жаба в ухо икры наделала!

– А чего он? – вполне резонно возмутился парень, потирая кулак.

– Он ничего, – пожал плечами отец Василисы, – лежит, вон, ножкой дергает.

И правда, лишившийся сознания посланец властелина степей мелко подергивал ножкой, не пытаясь прийти в сознание.

– Ну и так ему, – развел руками Иван. – Ишь чего удумал. Василису ему подавай.

Парень подошел к бессознательному телу, поднял за грудки и встряхнул, приводя в чувство. Посол приоткрыл глаза и попытался сфокусировать взгляд на парне, но не смог – глаза против его воли разъезжались в стороны.

– Слушай меня внимательно, – не опуская посланника на землю, сказал Ванька. – Я ни тебе, ни властелину вашему второй раз повторять не буду. Запоминай, что передать надо. Запоминаешь?

Плюгавенький энергично закивал головой, дергая в воздухе ногами, а Иван четко разделяя слова, произнес:

– Кобылу негулянную вашему повелителю в наложницы. – Затем аккуратно поставил посла на землю и обратился к царю: – Царь батюшка, привстань-ка.

Тот поспешно вскочил со стула, а Ваня, взяв табурет, вручил его послу, поднял с земли мохнатую шапку, слетевшую от удара, нахлобучил на голову плюгавенького, развернул того на сто восемьдесят градусов и, отпустив легкого пинка, прокричал вслед:

– Табуретка, это подарок от меня лично, чтоб с кобылой любиться сподручнее было.

До конца не пришедший в себя посланник повелителя степей так и заковылял прочь от замка с резным царским табуретом в руках.

Дождавшись, когда посол отошел из зоны слышимости, царь прошипел:

– И за что тебя Василиса-то любит, дурака?

– За твердость характера, – уверенно ответил парень.

– Понятное дело, что не за мозги.

– А что мозги?

– А то, что если бы были они у тебя, – царь постучал пальцем Ивану по лбу, – ты б подумал о том, что богатыри-то наши разъехались, кто куда и даже если сейчас за ними послать, не успеют.

– А чего, царь-батюшка, ты предлагаешь, – возмутился парень, – Василису отдать на поругание? Если б эта паскуда, – Ваня кивнул в сторону ковыляющего к горизонту посланника, – от своего имени говорила, я б его пинал до сих пор.

– Ты, Ваня, бестолочь, – с ноткой печали в голосе сказал царь. – Надо было поторговаться, отсрочить выплату. А там, глядишь, наши добры молодцы подтянулись и отбились бы мы. И всё хорошо было бы.

– Если бы, может быть бы, да кабы бы, – передразнил царя Ваня.

– Ну, коли не кабы, так бери и решай задачку, которую сам создал, – взвизгнул внезапно разозлившийся Царь.

– И решу! – Заорал в ответ Иван.

– И решай! – Еще громче заверещал царь.

Иван хотел было еще раз сказать, что решит, и уже было набрал воздуха в грудь, как за воротами раздался тоненький голосок:

– Чего орем, мальчики?

И во двор, плавно помахвая крылышками, влетела фея.

* * *

Ваня с феей сидели на стене замка и наблюдали за нестройными, но многочисленными отрядами властелина степей, готовыми сорваться в атаку на замок. Фея меланхолично грызла кончик волшебной палочки и слушала Ванькины рассуждения.

– Я понимаю, если бы мы ямы с кольями по всему полю выкопали. Тогда бы они в эти ямы падали всё. Мучительная смерть, – парень посмотрел на фею и, не дождавшись реакции, продолжил: – или лунок накрутили и травой присыпали. Тогда бы кони ноги ломали себе, а всадники падали…

– Прошлый век, – сообщила фея, разглядывая измочаленный кончик своего магического инструмента. – Или даже поза-поза-прошлый. У нас всё более технологично и эффективно. Мы закопали на поле твою победу. Если Шматко, скотиняка эдакая, фуфло не подсунул.

– Шматко?

– Ага, прапорщик.

– Прапорщик?

– Ой, Ванька, как же с тобой тяжело. Понимаешь, если знать некоторые нюансы перемещения между мирами, то есть возможность попасть не только в миры написанные, но и нарисованные, снятые на пленку. А если у тебя есть золото, то и купить можно что угодно в этих мирах. Главное, знать у кого … – договорить она не успела. На той стороне поля раздался пронзительный боевой клич, и конница степняков рванулась в атаку. – Во! Смотри, началось.

– Что началось?

Ваня перевел взгляд на поле и увидел, как всадники лавиной несутся на замок, поднимая клубы пыли.

– Нам трындец, – проговорил он одними губами.

А в следующее мгновение, противореча сказанному Иваном, первые лошади донесли всадников до перекопанного парнем участка и грохнуло. Еще раз. Затем – на другом краю поля. По центру. То там, то тут раздавались неимоверной силы взрывы и части тел, лошадиных и человеческих, вперемешку с амуницией разлетались в стороны, наводя ужас на еще живых, несущихся вслед на ними. Вся армия пришла в смятение. Кто-то с испугу пришпоривал своего коня и становился следующей жертвой коварного поля, кто-то пытался остановить свою лошадь, но был сметен следующими рядами. На поле боя хаос совокуплялся с паникой, под похотливые возгласы страха, истеричные взвизги смерти и отчаянные стоны смирения.

– Обожаю этот кровавый фарш. Даже не знаю, откуда во мне такое... Смотрю и радует. Смешались в кучу кони, люди… гора кровавых тел… – пробормотала фея, а затем, обратившись к Ване, сказала: – Так, а чего я сижу? Вы тут и без меня уже разберетесь, а я к Лермонтову. Идейку ему подкину.

Несмотря на то, что большая часть войска степного повелителя обратилась в бегство и стремительно неслась к горизонту, на поле всё еще продолжали рваться мины. А фея, нарисовав в воздухе волшебной палочкой, измочаленной с одного конца, странную загогулину, исчезла.

И жизнь в сказочном королевстве потекла в привычно-абсурдном режиме.