Трое, которых пятеро

– Все просто, – заявил Кащей, снимая шапку-невидимку и проявляясь в центре избушки Бабы Яги. – Приходим, ты засираешь им мозги, а я в это время краду иглу.

– А чой-та именно я засираю? – возмутилась Баба Яга. – Учитывая разницу в сложности поставленных задач, осмелюсь предположить, что выстраивать словесные конструкции для отвлечения вовлеченных в предполагаемый диалог от вероятных посторонних шумов – более сложная часть предлагаемого тобой мероприятия, нежели проникновение в сокровищницу и извлечение оттуда одного артефакта при помощи другого, дающего преимущество перед потенциальными противниками.

– Ты чего-нибудь понял? – повернулся Кащей к Горынычу, три головы которого были просунуты в разные окна избушки.

Змей ошалело помотал всеми тремя головами. А Бессмертный продолжил объяснять, обращаясь уже к Бабе Яге:

– И я не понял. Вот именно поэтому ты и забалтывать будешь.

– А я чо? – подала голос средняя голова Горыныча. – Я тоже хочу участие принимать.

– Вот как раз благодаря твоему участию мы и сдернем оттуда, когда суматоха начнется.

– Опять катать вас? – разочарованно протянул Змей. – Ну чего я как лошадь постоянно? Туда вези, сюда вези…

– В данном контексте было бы более логично использовать аналогию, отталкиваясь от первичных половых признаков упомянутого тобой вида непарнокопытных, и сравнивать возлагаемые на тебя обязанности по транспортировке компаньонов в привязке к самцу упомянутого тобой вида животных…

– Яга! – заорал Кащей.

– А чего Яга? Чего сразу Яга? – бабка набрала воздуха в грудь и начала новый монолог: – Озвучивая предыдущую мысль, я оттачивала навыки того типа общения, который будет необходим во время проведения активной фазы запланированной операции по незаконному овладению артефактом…

– Хватит! – Кащей грохнул кулаком по столу.

В наступившей тишине Горыныч восхищенно буркнул себе под нос:

– Во дает старая!

– Короче, план такой: прилетаем в замок, и пока ты паришь мозги царю с придворными, я, в этом головном уборе, – Кащей кивнул на шапку-невидимку, – пробираюсь в сокровищницу, беру артефакт и возвращаюсь обратно. Все понятно?

– Угу, – выдохнули синхронно все три головы Горыныча.

А Баба Яга, уже набравшая воздуха для очередной тирады, просто махнула рукой – понятно, мол, продолжай.

– Ты, Горыныч, не переживай, что тебе только возить нас придется, ведь без твоей скорости вся затея теряет смысл. Наколдованная мной копия просуществует не более трех минут. А как только она исчезнет – сработает сирена.

– Дык ты чего похожее положи на то место, – простодушно посоветовала левая голова.

– Нельзя, – развел руками Кащей и пояснил: – охранное заклинание не Василиса наложила. Специально какого-то мага приглашали для этого. Суть в том, что заклинание отслеживает параметры контролируемого объекта. И если они изменятся более чем на пять секунд, срабатывает сигнализация.

Правая и средняя головы не мигая смотрели на Кащея, а левая прокомментировала:

– А ты не хуже бабки задвигаешь. Я нихренашеньки не понял.

– Да чего ж непонятного?! – подала голос Яга. – Учитывая источники получения информации о методах использования магических способностей, организатор нашего нелегального проникновения и по совместительству бывший наставник нынешней царевны, проанализировав уроки, полученные особой, фигурирующей в текущем обсуждении, и используя методы рационального мышления, здраво предполагает, что раз Василисе не под силу самой деактивировать определенное магическое заклинание с имеющейся у нее базой знаний, нам придется работать таким образом, чтобы не навлекать подозрений на вышеупомянутую особу при похищении столь необходимого Кащею объекта.

– Головы болят, – грустно сообщила левая голова Горыныча.

– Все три, – добавила правая.

– Давайте лучше кто-то один объяснять будет. И пусть это будет Кащей, – попросила средняя голова и заплакала.

– В принципе, Яга правильно сказала, – подтвердил слова бабки Бессмертный. – Василиса магии у меня училась много лет. К поставленным задачам ответственно подходит. Спустя рукава ничего не делает. Не экономит никогда. Она – перестраховщица. Поэтому, если бы могла сама справиться, то нас бы не дергала.

– Хорошо, когда предложения короткие, – блаженно выдохнула средняя голова Горыныча.

– Ага, – в унисон согласились левая и правая.

– Вот поэтому оптимальным будет поставить магическую копию и быстренько оттуда ретироваться.

– Так шапка у тебя! – резонно заметила одна из голов. – Надел и ходи, сколько душе угодно. Хоть в сокровищницу, хоть в женскую баню.

Кащей вспомнил, как действительно пошел в женскую баню, когда у него появилась волшебная шапка. Он тогда восхищенно притаился поближе к печи, справедливо полагая, что рядом с камнями никто тереться не будет и его случайно не зацепит. Раскрыв от удивления глаза, Кащей разглядывал голых, раскрасневшихся от пара баб со всех ракурсов. До тех пор, пока одна не плеснула воды на камни.

Пар с шипением рванул в разные стороны, обдав притаившегося возле банных камней Кащея, а в шапке что-то затрещало, ударило его током, и тот мгновенно стал видимым.

Именно тогда Бессмертный понял, что женщины, к которым вламывается в баню мужик, опаснее стаи разъяренных диких кошек, защищающих свое потомство. А заряда невидимости магическому предмету с тех пор стало хватать минут на десять, не больше. И то, если перед этим весь день на солнышке лежать будет.

– А шапка долго без подзарядки не работает, – сообщил Кащей, отрываясь от ярких, даже спустя много лет, воспоминаний. – Бракованная она.

В замок прилетели якобы торговать. Поначалу дворцовая челядь при виде трехглавого монстра с визгом попряталась. Но когда выяснилось, что крылатая чешуйчатая образина не собирается дышать огнем или жрать сенных девок, а Яга с Кащеем расставили во дворе торговые лотки со снадобьями и всяческими магическими безделушками, испуганный люд настороженно повылезал из убежищ.

А тут еще и Яга расстаралась на славу.

– Зелья от похмелья, штукенции для потенции! Пять покупаешь – шестую на халяву получаешь! Все лично мной проверялось, я всегда довольная оставалась! У всех, кому подсыпала, все как надо стояло! Всякие разные обереги: и для беременных, и чтоб не ломались телеги! Есть нетопыри сушеные, есть гвозди заговоренные…

Любопытство пересилило, и вскоре вокруг столов с колдовским, и не только, товаром собралась приличная толпа. Кто-то приценивался, кто-то спрашивал, как пользоваться, кто-то, замороченный присказками Яги, брал оптом. А бабка продолжала нахваливать товар, попутно называя стоимость и благодаря за покупки.

– Они и так по три медяка, да смотри, кабы не остаться в дураках. Пока один за грошик торг ведет, другой и за пять медяков возьмет. А чтоб не работало ни шатко ни валко, даже золотой монетки не жалко! Благодарностей не надо, беги к жене, да ее порадуй.

Зелья, обереги, свитки с заклинаниями от моли и прочие необходимые в хозяйстве вещи расходились нарасхват. Кто-то громко спрашивал о способе применения зелья, кто-то, наоборот, стесняясь, полушепотом интересовался ценой приворотных зелий. Яга слышала всех и отвечать успевала всем.

Кащей же внимательно следил за разрастающейся толпой: вот вышли повара с поварятами, ключница подтянулась, полевые работники набежали, стража с башен, наплевав на службу, спустилась и глазеет на диковинные бабкины чудеса.

– А коли есть нестеснительные да рисковые, вот срамные картинки, заморским художником рисованные. Это на вид баба одета, а как подержишь над теплом да светом, – Баба Яга поднесла картинку к одной из пастей Змея Горыныча, и тот осторожно выдохнул небольшой сноп пламени, – одежка на бабе исчезает ненадолго… и можно… того… этого… разглядеть… с расстановкой, с толком.

Покупатели рассмеялись.

В этот момент Кащей увидел, как от дворца в сопровождении стражи шествует. Следом семенили несколько бояр, имевших вес при дворе ввиду своего знатного происхождения или ловко строивших козни и потому приближенных к царской особе. Толпа разошлась в стороны, уступая место царю-батюшке, а тот, подслеповато прищурившись, не здороваясь, поинтересовался у Яги:

– Картинки, говоришь?

– И картинки, и прочие штуки, основанные на магии и на науке, одни жизнь упрощают, другие просто развлекают, – радостно ответила та.

– А грамотка, разрешающая торговать этими безделушками внутри замка, у тебя имеется? Я что-то не припоминаю, чтобы для тебя ее подписывал.

Лицо Бабы Яги переменилось с радушно-веселого на серьезное. Тон голоса тоже.

– Ваша заинтересованность в наличии у меня документального подтверждения на право проведения торговых операций бесспорно не лишена объяснимой логичности, однако, смею обратить внимание и на тот факт, что данное мероприятие не преследует финансовое обогащение как цель, но проводится мной, полноправным представителем гильдии нечисти, лишь в расчете на облегчение быта окружающих. Как следствие, данная акция, именуемая распродажей, в дальнейшем благоприятно повлияет и на комфорт царствующей особы, так как от благодушного настроения челяди зависит и ее самоотдача в тех мероприятиях, в которых лично она не заинтересована…

Кащей понял – пора. Незаметно отойдя под левое крыло трехглавого змея, достал из сумки волшебную шапку и надел ее. Исчезновения никто не заметил, потому что все внимательно следили за накаляющейся обстановкой у импровизированной торговой точки.

Проскользнув в приоткрытые двери мимо единственного придурковатого на вид стражника, заинтересованно вытягивавшего шею в сторону шумящей толпы, Кащей, попетляв по коридорам, нашел вход в подвалы. Бессмертный прошептал заклинание, и дужка замка с кислотным шипением разомкнулась.

Подхватив испорченный замок, Кащей приоткрыл дверь и юркнул вниз, в темноту.

В конце длинного коридора за толстой решеткой мерцало бледно-желтое свечение, к которому Бессмертный уверенно зашагал.

Открыв замок тем же способом, что и вход в подвал, Кащей подошел к высокой тумбе, на которой светился заветный артефакт.

– Моя прелесть! – прошептал Бессмертный, сделал несколько пасов левой рукой, создал точно такую же вещицу у себя в правой ладони и стал отсчитывать в уме: пятьдесят девять, пятьдесят восемь… От шестидесяти до нуля нужно было досчитать трижды.

Не переставая вести отсчет, Кащей ловко схватил стоявший на тумбе артефакт, мгновенно поместив на его место созданный магией.

Пятьдесят два, пятьдесят один… Кащей прикрыл решетку и уверенно зашагал по каменному коридору, пряча артефакт в специальный кармашек невидимой, как и он сам, сумки.

Девятнадцать, восемнадцать, семнадцать… Бодро взбежал по ступеням и толкнул плечом дверь. Тринадцать, двенадцать, одиннадцать… Приладил испорченный замок на место, аккуратно уравновесив расплавленную дужку так, чтобы замок какое-то время создавал видимость целого. Прижался к стене, чтобы проходящий мимо стражник не натолкнулся на него, затаил дыхание. Два, один…

Вторая минута. Пятьдесят девять, пятьдесят восемь… Пошел по коридорам, свернул. Обогнул пялящуюся на происходящее в оконный проем девку, повернул, повернул, вышел в другой коридор. Тридцать шесть, тридцать пять… Входные замковые врата закрыты.

– Черт! – выругался Кащей.

Тридцать два, тридцать один… Постучался.

– Кто там? – спросил стражник снаружи.

– Точно придурок, – пробормотал Бессмертный и уже погромче, обращаясь к двери: – Ванька я.

– Который Ванька, – все так же глуповато поинтересовались снаружи.

Двадцать пять, двадцать четыре, двадцать три… Расчет на то, что во дворце обязательно найдется кто-то по имени Иван, оказался верным. Проблемой оказалось то, что Иванов было несколько, а стражник – тупой.

– ФыывфЫв сын, – пробормотал что-то неразборчивое Кащей, в надежде, что прокатит.

Не прокатило.

– Чей-чей сын? – решил уточнить из-за двери стражник.

– Блядь! – выругался в сердцах Кащей.

– Ты что это сквернословишь?! – возмутились из-за двери и загремели засовом. – Вот я тебя сейчас…

Бессмертный сделал шаг в сторону как раз вовремя, чтобы обозленный на сквернослова стражник влетел внутрь, не зацепив его.

– Где ты, паршивец? – завертелся охранник, щурясь со свету в полутемном коридоре.

Отвечать Кащей ничего не стал. Просто выскользнул в открытую дверь и зашагал в сторону галдящей толпы, где конфликт как раз переходил в активную фазу. Стражники пытались перевернуть столы с колдовскими снадобьями, амулетами и оберегами, а Баба Яга витиевато материлась, грозя напустить на бравых ребят слепоту, глухоту, недержание и половое бессилие одновременно.

Оставалось меньше минуты. Тридцать четыре, тридцать три, тридцать два… Кащей ускорился. Ему оставалось обогнуть толпу и зайти Горынычу за крыло, чтобы проявиться незаметно. Толпу он обогнул. Успел бы зайти и за тушу трехглавого змея, если бы не метнувшаяся под ноги черная кошка. И хоть Кащей не был суеверным, это не помешало ему споткнуться о хвостатую бестию. А когда падал на землю, обдирая ладони о каменную кладку, с него слетела шапка-невидимка…

Все ахнули, увидев появившегося на земле из ниоткуда Кащея. А в следующее мгновение где-то в хоромах пронзительно завыла сирена.

Еще не понимая, что к чему, но чувствуя неладное, стража было дернулась в сторону Бессмертного. Но Горыныч набрал воздух в грудь через все три глотки и прорычал, едва сдерживая вырывающееся сквозь промежутки в зубах пламя:

– Не советую.

Стражники замерли, вертя головами то в сторону дворца, из которого завывала сирена, то на странную троицу.

Кащей резво вскочил на ноги, подхватил слетевшую с головы шапку, проорал:

– Яга, валим! – и принялся забираться на спину змею.

– Я не считаю целесообразным оставлять даром товары, на производство которых были затрачены немалые усилия... – бормотала старуха, сгребая с импровизированных прилавков баночки с жидкостью, обереги, пучки трав. – Мой немалый, и я бы даже сказала, разнообразный жизненный опыт подсказывает...

Что подсказывает жизненный опыт Бабе Яге, Кащей не услышал. Все потонуло в реве пламени, выдохнутом средней головой Горыныча: и слова, и лотки с магическими вещицами.

Люди в испуге попятились.

– Много букв! – рявкнул змей. – Валим!

Дышал огнем Горыныч с ювелирной точностью: не задел ни людей, стоявших с одной стороны лотков, ни Ягу – с другой.

– Ах, чтоб тебя! – выругалась бабка и полезла вслед за Кащеем.

Выпустив сноп пламени из второй пасти, Горыныч взмахнул крыльями, отрываясь от земли.

С его спины Кащей увидел, как к царю с криком:

– Артефакт похитили! – бежал кто-то из бояр.

И еще, как кто-то из толпы бросился к горящим прилавкам с отчаянным криком:

– Картинки! Картинки заморские!

На подлете к лесу за спиной у беглецов стал нарастать свист. Баба Яга, цепко державшаяся за Кащея, оглянулась и заверещала:

– Чудище! Чудище за нами гонится!

Не меняя курса, Горыныч выгнул одну голову назад и прорычал:

– Можешь же коротко говорить, карга!

Кащей тоже оглянулся и увидел гигантскую красную не то змею, не то ящерицу с огромной головой и длинными тонкими усами, развевающимися на ветру. Существо стремительно сокращало дистанцию.

– И где это они такого урода только откопали? – проорал он змею. – Справишься?

Одна из голов кивнула.

– Держитесь только крепко! – проорала другая голова.

И змей по дуге стал набирать высоту.

– Они его действительно откопали, чтоб мне провалиться! Как летит только? Он же из одних костей! Некромантский! Точно вам говорю! Некромантский! – орала испуганная Баба Яга, когда бестия, не сбавляя скорости, пронеслась под ними.

– Да хоть марсианский! – передразнил ее Горыныч и, перекувырнувшись, как породистый турман, пошел на снижение, заходя в хвост противнику.

Бабу Ягу от таких кульбитов стошнило.

Костяная бестия была то ли тупая, то ли неопытная. Уйти от огненного выдоха не успела. И вскоре на земле догорала драконья туша.

– Жалко! – проорал Горыныч.

– Нашел кого жалеть, дурень! – фыркнула Яга.

– Ворон жалко, – объяснил Горыныч. – С костей-то и поклевать нечего.

* * *

– Это ж сплошной убыток, – раздосадовано причитала Яга, пересчитывая выручку от недолгой торговли. – А сколько этот огнемет чешуйчатый пожег! Там столько добра… столько добра пропало…

– Да ладно, не скули, – отозвался греющийся на солнышке под окном змей Горыныч и просунул одну голову внутрь. – Я ж видел, как ты перед стартом весь хлам бесполезный сгребала в кучу.

– А хоть бы и бесполезный! – возразила Яга, переходя на привычную манеру общения. – Осмелюсь заметить, что для каждого из взятых для нашей совместной авантюры предметов, невзирая на истекшие сроки годности или изначальную абсолютную их негодность, никто не отменял небезызвестного эффекта плацебо.

Горыныч понял, что это надолго, печально выдохнул и вытащил голову из окна.

– И даже рассчитанные на неискушенного покупателя вещи, которые кто-то удосужился назвать хламом, могут произвести необходимый эффект при правильной презентации, а следовательно, стоят денег… – продолжала причитать бабка, но змей ее уже не слушал.

Прищурив все шесть глаз и вытянув все три шеи, Горыныч нежился под лучами теплого солнышка.

Сидя неподалеку, Кащей достал из привычной сумки исписанное по краю узорами блюдечко, положил на него яблочко и легонько подтолкнул вдоль края. Яблочко плавно покатилось по каемке, постепенно ускоряясь, и спустя несколько мгновений по центру появилось подрагивающее изображение.

– Дракона-то зачем? – спросил Кащей.

– Для натуральности, – донесся из блюдечка приглушенный голос, – он все равно безобидный был и скоро в воздухе рассыпался бы.

– На кой тогда его вообще делать было, такого ненадежного? – буркнул Кащей.

– Не ненадежного, а с запланированным сроком устаревания, – возразили из блюдца. – А так я сделала все, что могла, и вывела себя из круга подозреваемых.

– Про иглу спрашивали?

– Не-а, – помотал головой Кащей. – Яга до сих пор монетки пересчитывает да по поводу упущенной прибыли сокрушается, а Горынычу, кажется, совсем пофиг. Лежит на солнышке греется.

– Сам-то доволен?

– Еще бы! – расплылся в улыбке Кащей, вертя в пальцах толстую иглу, на которой, если приглядеться, можно было увидеть мельчайшую вязь заклинаний. – Спасибо тебе огромное. Я ж впервые собственную смерть в руках держу. Это волнительно.

– Да на здоровье, – хохотнул голос из блюдечка. – Но ты ж помнишь, что услуга за услугу, да?

– Конечно, помню, Василиса, – кивнул Кащей. И, убрав яблочко с блюдечка, восхищенно пробормотал:

– Далеко пойдет девка!

ТОГДА

– Не люблю тупить без дела, – задумчиво сообщил Буратино.

– Чой-та? – оживилась Баба Яга и тут же принялась расшифровывать вопрос: – Я интересуюсь не потому, что мне любопытна причина, по которой ты испытываешь дискомфорт от подобных ситуаций в целом, но потому, что я заинтересована тем, какая именно ситуация вносит дисгармонию в твое мировосприятие в текущий момент времени настолько, что ты решился озвучить собственную неприязнь.

– Вот поэтому и не люблю, – отрешенно сказал Буратино и попытался уронить голову на стол, чтобы стукнуться лбом.

Помешал нос. Со стороны было похоже на дятла, клюнувшего дерево да так и замершего.

– Она говорит, – подала голос одна из голов Горыныча, просунувшись в окно, – что ей интересно, почему ты это именно сейчас сказал?

Нос Буратино застрял в щели между досками стола, поэтому он сначала пошевелил головой влево-вправо, пытаясь его вытащить, и только потом поднял голову, посмотрев на Горыныча с немым вопросом.

Тот усмехнулся.

– Я сначала тоже ее не понимал. Потом привык.

– Это ж невозможно-о-о-о! – простонал Буратино.

– Поначалу, да. Но со временем втягиваешься, – успокоил Горыныч. – Словарный запас, опять же, постепенно обогащается за счет регулярного использования различных семантических конструкций.

– Бля, – ругнулся Буратино и снова клюнул носом стол.

– Нос затупишь, – предостерег Горыныч и загыгыкал.

Яга и Буратино посмотрели на него как на идиота. В глазах первой было недоумение, в глазах второго – риторический вопрос: «Да что происходит?»

– Гы! Понял, да? – скалилась голова змея. – Не любишь тупить... Гы… И нос затупишь...

К басовитому гыканью Горыныча внезапно присоединился скрипучий хохот Яги. На шум в другие окна просунулись еще две головы Горыныча.

– А чо? А чо? – спрашивала вторая слева.

– Шо мы пропустили? – вторила ей голова из дальнего окна.

– Он... Гы... Тупить не любит, – пыталась сквозь смех объяснить первая. – И носом в стол дыц... Гы-ы-ы... Нос затупит...

– Дурдом, блин, – тоскливо протянул Буратино, не поднимая головы.

Когда волна хохота утихла, дверь распахнулась и на пороге появился Кащей.

– Господа, я добыл схему, – сообщил Бессмертный. – Узнал периодичность полицейского патрулирования в этом квартале и договорился с уличными музыкантами, они отвлекут внимание.

– Притупят, – поддакнула одна из голов Горыныча и захихикала.

– Короче говоря, – игнорируя смех, Кащей развернул на столе скрученный в трубочку лист грубой бумаги со схемой кукольного театра, – план такой...

И все, вмиг посерьезнев, склонились над картой.

СЕЙЧАС

Карабас сидел в кожаном кресле, закинув ноги на стол, и курил сигару, выпуская в воздух клубы ароматного дыма.

– Я вернулся, господин Карабас, – заискивающе сообщил Буратино с порога.

– Ну, заходи, присаживайся, – директор кукольного театра не казался удивленным. – Подумал?

– Подумал, – кивнул деревянный мальчик.

– И что надумал?

– А то Вы не знаете, – с наигранным отчаянием ответил мальчуган, – я не могу оставить папу в нищете, так что выбора-то особо и нет.

– Обожаю ломать спесивых кукол, – с улыбкой протянул Карабас. – Морально ломать. После этого ломать физически в разы приятнее.

Карабас выдвинул один из ящиков стола, достал оттуда шарик-кляп на ремешках и швырнул его Буратино. Тот поймал на лету.

– Надевай, – приказал Карабас и продолжил рыться в столе.

Буратино пристроил шарик к кончику носа и, натянув ремешки, попытался застегнуть их на затылке. Но даже когда проткнул шарик насквозь, длины ремешков не хватило.

– Короткий, – заявил деревянный мальчик, не пытаясь снять нанизанный на нос шарик-кляп.

Карабас прервал поиски, поднял глаза и, увидев телепающийся на носу деревянного мальчика BDSM-атрибут, побагровел от ярости. Глаза его начали вылезать из орбит, а брови – топорщиться.

– Идиот! – закричал Карабас Барабас. – Шарик нужно в рот!

– А я ни разу не видел клоунов с шариками во рту, – простодушно сообщил Буратино, – обычно на носу, чтоб смешнее было. Только мне длины завязочек не хватило…

– Мой любимый кляп! – Карабас уже ревел, брызжа слюной. – Клянусь, я сломаю тебя без прелюдий!

ТОГДА

– У него была старшая сестра, которая, – Буратино сделал пальцами в воздухе кавычки, – играла с ним в куклы. Оттуда у него и заскок.

– Погоди, это что ж за игры такие были, что он теперь вымещает злость на куклах?

– Эм… не только злость. Понимаешь, Кащей, зло, осознающее свою суть, как ты – это и не зло вовсе, – принялся объяснять Буратино. – Куда хуже зло, таковым себя не считающее, как Карабас Барабас. Вот ты, например, почему злой?

– Хм… – задумался на мгновение Кащей. – Ну, я люблю деньги и власть, потому что детство у меня тяжелое было. Сиротой мы с братцем были. Повидали всякого. Приходилось, порой, за сухарь с помойки драться. И я понимаю, что тому, у кого денег много, сложнее попасть в ситуацию, как была у меня. А в целом, я рано усвоил, что отдавать приказы лучше, чем исполнять.

– То есть, осознаешь причины.

– Ну да!

– А Карабас не смог бы объяснить причину, по которой получает удовольствие от того, что ломает кукол.

– А ты прям знаешь?

– Ну да. Я ж говорю, сестра его старшая с садистскими наклонностями была. И, видимо, не в своем уме. В придуманной ею игре, она была хозяйкой куклы, а он, соответственно, куклой. Игра заключалась в том, чтобы его избивать. А когда маленький Карабасик кричал, что ему больно, говорила, что он лжет, потому что куклы боли не чувствуют.

– Кошмар, конечно, – подала голос Яга. – Я предполагаю, что подобные перверсии случаются с теми особами, которые либо дурно воспитывались, либо росли в агрессивной окружающей среде, негативное влияние которой проявляется не сразу, а по мере привыкания и последующего усложнения…

– Погоди, Яга, интересно же, – перебила ее одна из голов Горыныча, а вторая спросила Буратино: – как ты все это выяснил?

– Трущобы переполнены информацией, – развел руками деревянный человечек. – Нужно просто знать, у кого и что спрашивать. Короче говоря, поломала сестренка нашему директору театра психику. И теперь он проецирует свою детскую травму на актеров. Большинство из них сироты и бывшие бродяги, для которых работа за еду – предел мечтаний. А тут, представьте, добрый бородатый дядька контракт предлагает. Беседа, похвала таланту, вино, в которое он, вполне вероятно, подмешивает что-то. И вот уже жертва пьяненькая, уши развесила, Карабас – лучший друг… Да и контракт прочитать, как следует, он не дает.

– Но разве никто не заявлял в полицию? Не предъявлял побои?

– Интересно, видел ли кто-нибудь полицейских, принимающих заявление от куклы? – задумчиво спросил Буратино.

СЕЙЧАС

– Прошу прощения, но и вы нас поймите. Обстановка в городе неспокойная, – козырнул полицейский, возвращая документы. – Всего хорошего.

– На этапе подготовки я отмечала, что документы сделаны максимально схожими с теми, которые здесь используются, – зашептала Яга, когда они возобновили движение к кукольному театру. – Любой, кто вел со мной дела, может подтвердить, что я отношусь трепетно и вдумчиво к любым зависящим от меня деталям операции…

– Яга, милая, я ж ни секунды не сомневался, – перебил ее Кащей. – Хотя должен заметить, что и говоришь ты так же вдумчиво и основательно. Жалко только, что много.

Бабка продемонстрировала жест, словно закрывает рот на замок-молнию и подмигнула напарнику. Но тут же задала вопрос:

– Горыныч, интересно, уже на месте?

– Надеюсь, что да. Без него ничего не выгорит.

– Хи-хи, – хохотнула в веер Баба Яга, – знатно ты скаламбурил.

– Подходим.

– Вижу.

Яга крепче ухватилась за локоть Бессмертного, и они направились к черному ходу в театр. Там их остановили сторожащие вход громилы.

– Частная территория, – сообщил один из мордоворотов, выставив руку ладонью вперед в призыве остановиться.

– Мы в курсе, – непринужденно кивнул Кащей.

– Нам на закрытую вечеринку, – добавила Яга.

– Приглашение? – поинтересовался охранник.

Яга полезла в сумочку и извлекла оттуда карточку-приглашение. Охранник, увидев знакомый прямоугольник дорогой, плотной бумаги с витиеватыми буквами на нем, отошел в сторону, пропуская пару.

– В гардеробе можете выбрать маски, если хотите остаться инкогнито, – вежливо сообщил он.

Спустившись в подвальное помещение, Яга и Кащей действительно увидели подобие гардероба – стены, увешанные масками разной степени вычурности и скрытности. От рогатых, закрывающих лицо целиком, до тоненьких полосок с прорезями для глаз. Яга схватила две первых попавшихся. Ими оказались кошачья и лисья маски.

ТОГДА

– Яга, а ты еще очень даже ничего, – отметил Кащей, разглядывая преобразившуюся старушку. – Я аж поймал себя на мысли, что хочу устроить с тобой небольшой променад, а то и целое рандеву.

– Стоит отметить, Кащеюшка, что подобранный тебе образ смотрится не менее экстравагантно, и наш совместный выход в свет сможет произвести некое подобие фурора, – Баба Яга, поправив шляпку с огромным белым пером, надетую поверх огненно-рыжего парика, игриво прикрылась веером.

– Променад, рандеву, экстравагантно, фурор, – пробурчала левая голова Горыныча, привычно просунувшаяся в одно из окон, – того и гляди, серой запахнет от таких заумных слов, да дырка в полу прямо в ад появится.

– Портал, – уточнил Буратино отстраненно.

– Что? – переспросила другая голова.

– Дырка в другое измерение называется порталом, – пояснил деревянный человечек, не отводя взора от досок стола.

– Какая хрен разница, как она называется, если оттуда черти полезут? – спросила третья голова.

– А ежели все-таки у полиции возникнут какие-либо подозрения… – начал Кащей, разглядывая накладные топорщащиеся в разные стороны усы.

– Будучи ведьмой с достаточным багажом опыта за спиной, я предусмотрела и такой вариант развития событий, – сообщила Яга, выкладывая на стол, словно козыри при игре в карты, два паспорта.

Кащей протянул руку и взял оба. Открыл поочередно, придирчиво изучил фотографии с печатями и отметил для себя, что документы вызывают доверие.

– Добротно сделано, – похвалил он качество документов.

– А с моей стороны пригласительный, – сказал деревянный человечек, небрежно швыряя на стол черный прямоугольник картона с золотистыми буквами. И пояснил: – стащил перед тем, как сбежать.

Кащей взял двумя пальцами пригласительный билет.

– Прошу прощения, – оторвав взгляд от билета, подал голос Бессмертный: – а что значит аббревиатура «БДСМ» перед словом «вечеринка» и почему имена в паспортах такие странные: Алиса и Базилио?

СЕЙЧАС

После недолгой беготни Буратино споткнулся, и это сыграло с ним злую шутку. Мгновенно настигнувший его Карабас выкрутил ему руки за спину и защелкнул на деревянных кистях наручники. Затем решил спеленать наверняка.

– Сейчас ты поймешь, недоразумение сучковатое, что мои вкусы специфичны, – бормотал Карабас, затягивая очередной ремень на деревянном туловище.

– Больной ублюдок, – пропищал Буратино.

Он хотел добавить что-то еще, но Карабас, наконец, заткнул его рот кляпом на ремешках. Только другим.

– Я просто сгораю от желания порубить тебя на щепки и сжечь твои останки в камине, но ты принесешь мне немножко больше пользы, – сообщил хозяин кукол. – Я открою тобой сегодняшнюю программу.

Уложив на тележку связанного по рукам и ногам Буратино, Карабас покатил ее из кабинета в зал тайных представлений.

ТОГДА

– Карабас импульсивен, но параноидально осторожен. Моя задача сделать так, чтобы он не включил сигнализацию, выходя из кабинета, – объяснял Буратино. – А для этого нужно вывести его из себя. Разозлить.

– И как ты планируешь это сделать?

– Не знаю, – пожал плечами деревянный человечек. – Буду импровизировать. Но в целом я рассчитываю вывести его настолько, что он сам отвезет меня в подвальный зал, где показывают представления для пресыщенной богемы.

– И чего в этих представлениях такого особенного, что на них только какая-то богема ходит? – поинтересовался Кащей.

– Ты аббревиатуру на визитке видел?

– БДСМ, что ль?

– Ага, – кивнул Буратино. – Ну, так вот…

СЕЙЧАС

– Молодой человек, – обратилась Яга к одному из стоящих возле сцены, – мне нужно припудрить носик, пока не началось мероприятие. Где тут у вас…

Охранник жестом указал направление. Яга пошла к указанной двери, охранник следом. Из зала они вышли в коридор, оканчивающийся дверью с надписью «WC». Охранник довел старушку до конца коридора и остановился. Та вошла в клозет в тот момент, когда со стороны зала начал нарастать гул аплодисментов, и закрыла за собой дверь.

– Шатать твою избу куриной лапкой, – выругалась Яга, превращаясь из медлительной старухи в бабульку-живчика.

Скинула с себя обмотанный вокруг шеи в качестве украшения хвост, сняла шляпу вместе с париком и резво сбросила длинную юбку, оставшись в обтягивающем трико. Открыла маленькое окошко под потолком, оттолкнулась от пола и ловко выскользнула из туалета.

ТОГДА

– Вот здесь, – Буратино ткнул пальцем в схему театра, – подвальный туалет, в котором под потолком есть маленькое окошко, выходящее во внутренний двор на уровне земли. Кабинет Карабаса двумя этажами выше.

– То есть, если у тебя получится его отвлечь, кто-то из нас сможет забраться в окно и вскрыть сейф?

– Даже не вскрыть. Просто обвязать цепью и выбросить цепь в окно Горынычу!

– Предполагаю, что альтернативный способ проникновения, который я могла бы предложить, вы отвергнете по какой-то неизвестной мне причине, но все-таки осмелюсь спросить: почему бы не использовать в качестве средства проникновения на территорию врага такое изумительное средство передвижения, как наш трехглавый компаньон?

– Вот по-разному меня называли, – подал голос молчавший до этого змей, обращаясь к Яге. – Мутантом чешуйчатым, уродом облученным, даже перегаром дьявола однажды. Но компаньоном первый раз. Изволь извиниться, пока я не выдохнул.

– Господь с тобой, милый! – начала было креститься Яга, но остановилась, не донеся руку до плеча, видимо вспомнив, что ведьмам креститься не положено. – Компаньон – это как напарник, только еще лучше!

– Ладно, – ответила левая голова, а остальные вмиг подобрели. – Поживи еще чуть-чуть.

Буратино, наблюдавший за чуть не вспыхнувшей ссорой, продолжил:

– Все нужно делать быстро. Горыныч вступит в игру на самом важном этапе – извлечении.

– А ты?

– А мной займется Кащей.

– В смысле? – не понял Бессмертный.

– Н-да, странновато звучит, – подала голос голова Горыныча, торчащая из правого окошка: – на БДСМ-вечеринке Кащей занялся Буратино.

Две остальных головы громко заржали.

– Так вот, – игнорируя смех, продолжил деревянный человечек, – как я говорил, это закрытый клуб для пресыщенных толстосумов, и одной из особенностей закрытого шоу являются торги за кукол. Твоя задача, Кащей, торговаться за меня до последнего. И выкупить.

СЕЙЧАС

На сцене появился сам Карабас, выкатив двухколесную вертикальную тележку, прикрытую куском ткани.

– Дамы и господа, почтенная публика, – прорычал он, – прежде чем мы начнем, я хотел бы предложить вам существующую в единственном экземпляре, эксклюзивную, живую куклу, которую способны оценить по достоинству только истинные гурманы. Деревянный человечек, чувствующий боль!

Директор цирка сорвал ткань, явив публике связанного по рукам и ногам Буратино. Толпа ахнула. По залу пробежал ропот. Из разрозненных обрывков фраз Бессмертный понял, что за него будут торговаться многие. Кто-то планировал привязывать к нему своих сексуальных партнеров, кто-то – использовать в качестве живой подставки для ног, еще кто-то – в качестве мишени для метательных ножей, а сидящая по соседству дама с вожделением пробормотала что-то о нетривиальном способе использования носа деревянного человечка.

– Стартовая цена – сто золотых! – объявил Карабас.

Кащей внутренне подобрался.

– Сто десять, – послышалось откуда-то слева.

– Сто двадцать, – тут же перебили цену из первого ряда.

– Сто пятьдесят, – подала голос, сидящая рядом с Кащеем любительница длинных деревянных носов.

– Сто восемьдесят.

– Двести.

– Двести пятьдесят.

Возникла пауза. Большинство прикидывало, стоит ли живая деревянная подставка для ног или мишень для метательных ножей таких денег.

– Двести пятьдесят, раз, – начал отсчет Карабас Барабас, – двести пятьдесят, два. Двести пятьде…

– Пятьсот! – не стал мелочиться Кащей.

Публика в зале задержала дыхание, ошарашенная озвученной цифрой.

– Я слышу, среди нас есть человек, который понимает преимущества деревянных кукол, чувствующих боль, – пошутил Карабас в полной тишине. – Пятьсот золотых, раз. Пятьсот золотых… два-а-а-а…

Карабас тянул время в надежде выжать из необычного лота еще немного. Но публика, не ожидавшая, что цена так внезапно подскочит вдвое, молчала. Кащей покачивался в кресле в такт биению сердца. Карабас, видимо, решив, что больше заплатить никто не готов, продолжил:

– Пятьсот…

– Семьсот пятьдесят! – подали голос откуда-то из центра зала.

В зале кто-то удивленно присвистнул. Сердце Кащея ускорилось. Такой, а уж тем более большей суммы, чтобы перебить ставку, у него с собой не было.

– Семьсот пятьдесят, девушка с синими волосами, раз. Семьсот пятьдесят, девушка с синими волосами в центре зала, два. Семьсот пятьдесят золотых монет, девушка с синими волосами, сидящая в центре зала…

То ли время вокруг замедлилось, то ли мысли понеслись с нечеловеческой скоростью, но Кащей успел не только отметить, что, ведя счет, Карабас удлиняет каждую следующую фразу в надежде, что и эту цифру переплюнут, но и просчитать все, даже самые невероятные варианты развития событий. И пришел к выводу, что ему остается единственно-доступный – действовать. И действуя – импровизировать. А импровизацию Бессмертный не любил. Его жизненный опыт не раз подтверждал, что любое отступление от намеченного плана в сторону импровизации – непрочно стоящая костяшка домино, способная в любой момент запустить цепную реакцию падений и сбоев. Однако сейчас ему был доступен только этот вариант. И Бессмертный прокричал в сторону сцены:

– Полторы тысячи!

Зал уже в который раз удивленно ахнул.

Карабас, видимо, боясь упустить такое выгодное предложение и осознавая, что больше из ситуации не выжать, спешно оттораторил:

– Полторы тысячи, джентльмен в маске кота, раз. Полторы тысячи, два. Полторы тысячи, три. Продано. Поднимайтесь же на сцену, счастливый обладатель экзотической деревянной куклы!

Под аплодисменты зала, Кащей встал с кресла, нащупал кнопку во внутреннем кармане пиджака и на негнущихся ногах зашагал к сцене.

ТОГДА

– Нет, я, конечно, понимаю, что наличие в твоих руках волшебной иглы как фактора, гарантирующего выживание даже в особо экстремальных ситуациях, позволяет тебе допускать некоторые вольности в обращении с взрывчатыми веществами и не волноваться по поводу случайного срабатывания устройства. Однако хотелось бы обратить некоторое внимание на то, что мы, как работающие с тобой в непосредственной близости, находимся в группе риска в случае срабатывания детонатора…

– Короче можно? – перебил Бабу Ягу Кащей.

– Если ебанет, то нам пиздец.

– Ну вот! Можешь же, когда хочешь, – похвалил старуху Бессмертный, поправляя на себе пояс шахида. – Не взорвется, не переживай.

– Тогда на кой?

– Это страховка.

– От несчастного случая! – радостно прокомментировала одна из голов Горыныча, и остальные головы весело заржали.

СЕЙЧАС

Поднявшись на сцену, Кащей стал расстегивать куртку.

– Оу! Если владелец хочет опробовать новоприобретенную вещь сразу же, дав, таким образом, старт сегодняшней оргии, – весело начал Карабас, – то мы, как люди, лишенные сексуальных предрассудков, только поприветствуем данный подход, но сначала стоило бы расплатиться…

Когда куртка отлетела в сторону зрителей, Карабас оборвал свою речь на полуслове. Он изменился в лице, увидев пояс шахида на странном покупателе в маске кота, и попятился к кулисам. Кащей же вытянул вверх руку с детонатором и прокричал:

– Уважаемые зрители, вечеринка отменяется! Рекомендую вам спокойно, не создавая паники, встать и направиться в сторону выхода, чтобы случайно не пострадать от возможного взрыва!

В следующее мгновение, вопреки его рекомендации, паника все же началась. Гости рванули к единственной двери, мгновенно создав затор. Только что степенные, чувствовавшие себя хозяевами жизни толстосумы, словно дикие звери, принялись расталкивать друг друга локтями, рвать одежду на других, оттаскивать оказавшихся ближе ко входу.

СНОВА СЕЙЧАС

Змей Горыныч, делая очередной круг над театром, смотрел, как люди с визгом выпрыгивают из дверей, выбрасываются в окна, кричат, вываливаясь наружу. О том, что его обнаружат, трехглавый не беспокоился. Он кружил очень высоко, а поддавшимся панике людям было не до того, чтобы смотреть в небо.

Увидев поднявшегося на крышу Кащея, несущего на плече связанного Буратино, Горыныч начал снижаться и приземлился во дворе театра как раз в тот момент, когда туда же выбежали охранники с мушкетами, а стоящий на краю Кащей нервно оглядывался, не пытаясь снять Буратино с плеча.

Один из охранников направил на Кащея мушкет, собираясь выстрелить. Средняя голова змея, не раздумывая, дыхнула огнем. Струя пламени объяла людей, превратив их в визжащие факелы. В следующее мгновение Кащей швырнул на спину змею Буратино и прыгнул сам. Еще через миг из соседнего окна выскочила Баба Яга, изящно перевернувшись в воздухе и обхватив одной рукой шею Горыныча, второй протянула к его зубам цепь.

– Тяни, зверюга! – прокричала бабка задорно.

И Горыныч, ухватив цепь зубами средней головы, мотнул головой. В кабинете Карабаса загремело, обвязанный цепью сейф несколько раз проскакал по полу и застрял в оконном проеме.

Левая голова обернулась и, увидев, что крыша в том месте, где совсем недавно живыми факелами танцевали охранники, начала гореть, пробормотала:

– Сгорел сарай… – а средняя, не выпуская из зубов цепи, подхватила: – гори и хата!

Правая голова выдохнула облако пламени прямо на оконный проем с застрявшим в нем сейфом. Окно кабинета вспыхнуло, затрещало под воздействием высокой температуры и брызнуло в разные стороны огненным фейерверком, отпуская застрявший сейф. Левая голова произвела контрольный выдох по периметру здания, и в следующее мгновение, тяжело хлопая крыльями, змей с напарниками на спине стал подниматься в воздух.

– Прав был Кащеюшка, – оглядываясь на пылающее здание, прокричала Яга, – не выгорело бы без Горыныча!

ЗАВТРА

– Ненавижу тупить, – пробормотал Буратино, глядя на запертый сейф.

– Бывает, чо, – утешила его единственная торчавшая в окне голова Горыныча, пока две остальные нежились на солнышке, и, освободив окно, сообщила со двора: – мы тут подремлем, пока вы пароль подбирать будете. Это ж надолго?

Буратино молчал, уставившись немигающими глазами на лимбовый замок с буквами вместо цифр и пытаясь найти в памяти хотя бы одну зацепку, наводящую на мысль о комбинации, открывающей заветную дверцу.

Восьмизнаковый. Имя? Карабас – семь букв – не хватает. Барабас – тоже семь. Садомазо? Попробовал. Не подошло. Подумал еще немного. Ввел собственное имя. Безрезультатно.

– Слушай, деревянненький, – подала голос Баба Яга, – а что с сестрой случилось? Ну, той, которая из Карабаса такого извращенца сделала.

– Да ничего не случилось, – задумчиво ответил Буратино. – Она даже купить меня вчера на торгах пыталась…

– Как это, купить пыталась? – удивилась Яга. – Ты хочешь сказать, что особа, послужившая причиной сексуальных перверсий Карабаса Барабаса, до сих пор в добром здравии и продолжает практиковаться на поприще…

– Тихо! – прокричал осененный догадкой Буратино. – Имя сестры!

Яга замолчала.

М... Поворот. А... Поворот. Л... Снова поворот. Ь… В. И. Н. А.

Замок щелкнул, и дверца сейфа плавно открылась.

– Глубоко ж она у него в голове засела, – пробормотал Буратино.

– Детские комплексы самые острые, – согласилась Яга и заглянула в сейф. – Вот из-за этих часиков песочных столько суеты?

– Это не просто часики, – расплылся в улыбке Кащей и запустил яблоко по тарелочке.

Несколько секунд в комнате царила тишина, а затем, когда связь установилась, не здороваясь, Бессмертный сообщил:

– Достали мы тебе маховик времени.

СЕЙЧАС

Услышав невнятное бормотание, девушка решила, что уже все: холод сделал свое дело, и у нее начались предсмертные галлюцинации. Но глухой бубнеж, витиевато переплетающийся с размеренным постукиванием, становился все ближе, и девушка начала разбирать слова.

– Я каждый день по лесу хожу, льдом на деревья и ветви дышу. Значит так надо, с судьбою не спорю я, наблюдая за вверенной мне территорией...

Из-за кустов вышел пожилой темнокожий дед, перестал отбивать ритм на небольшом барабане и спросил, продолжая рифмовать:

– Вот так и живу я в трущобах леса и жду наступления прогресса, когда, наконец-то, всем станет ясно насколько мой речитатив прекрасен. А ну-ка, давай, отвечай мне мигом, понравился ли тебе рэпчик, чувиха?

– Понравился, дедушка... – хлопая ресницами и борясь с недоумением, сказала девушка.

– Ну что ж, я тебя с собой заберу. Будешь мне кофе варить поутру. Можешь, чикуля, меня не бояться. Я слишком стар, чтоб тебя домогаться. Хочешь ты этого или не хочешь, будешь мне названной внучкой, короче. Мое имя Морозко, меня все знают, а как тебя зовут-величают?

– Настенька, – потупив взор, ответила та.

ТОГДА

– Всех нас он знает и недолюбливает, мягко говоря. Поэтому одной из ключевых фигур этой операции станешь ты.

Настенька кивнула.

– А почему он черный-то?

– О, это отдельная история. Когда-нибудь я тебе ее обязательно расскажу.

– Ну а в трех словах?

– Детям в Африку зиму возил. Узнал, что в Африке ребятишки снега ни разу не видели и, решил их, значит, порадовать.

– И чего?

– Переборщил.

– Есть предположение, что избыточное отложение так и не рассосавшегося за столь долгий промежуток времени пигмента меланина связано с некими особенностями структуры кожных покровов, образом жизни и местом проживания данного индивидуума, – сообщила Яга.

– Что?

– Обгорел на солнышке с непривычки, – флегматично пояснила одна из голов Горыныча, по обыкновению торчащих в окнах.

– Э… – попыталась сформулировать следующий вопрос девушка.

– Бабкина манера разговора тебе непонятна тоже с непривычки, – пояснила голова из другого окна.

– Она у нас трещит, как пулемет, которым фея рыцаря Раша одарила, – подхватила третья, – но это даже на пользу иногда.

– Короче, проникся он культурой тамошней, – продолжила вторая голова.

– Барабанчик привез, – подхватила третья, – магию вуду освоил.

– Тогда у меня еще один вопрос.

Кащей кивнул, показывая, что готов ответить.

– А почему бы Бабе Яге не выпить омолаживающее зелье, чтобы прикинуться молоденькой девушкой и проникнуть к нему в избу?

– Освоив гаитянскую магию, Морозко стал чувствителен к любым проявлениям колдовства, – объяснил Кащей.

Баба Яга тут же подхватила:

– Отталкиваясь именно от этой вводной, мы справедливо предположили, что основную часть операции необходимо переложить на кого-то не связанного с магией и, в случае наличия сомнений у оного, заинтересовать материально…

– Яга! – гаркнул Кащей, обрывая очередную словесную конструкцию, и тут же совершенно спокойно пояснил, кивая на середину стола: – Дело рисковое, но и плата немалая.

Там лежала горка монет.

– Хм… – задумалась Настенька. – Деньги нам с папой не помешали бы. Мачеха его заела в последнее время. И мне проходу не дает.

СЕЙЧАС

– Я-то, конечно, тебе доверяю, но так как очень недолго знаю, хоть мне такое не по нутру, на первый раз я тебя запру. В жилище прошу навести порядок. А мне по делам тут побегать надо. А коли по-быстрому спра-вишь-ся, неплохо бы было еще навар-ить-бор-ща. Соскучился по адекватной пище. Горячее к ужину будет не лишним.

– Хорошо, дедушка, – кивнула Настенька, потупив взор в пол и сдерживая улыбку.

Дождавшись, когда Морозко запрет дверь и хруст шагов по снегу затихнет, девушка огляделась. В бледном свете, пробивающемся сквозь изузоренные морозом стекла, нелепый стол привлек ее внимание. А точнее, алтарь, разделенный на две равных части: белую и красную. Пространство под ним было устелено черной тканью. Там же, внизу, стояла вычурная бутылка с жидкостью, в которой плавали разноцветные перчинки. Сверху же, на правой и левой стороне, были симметрично расставлены свечи, стаканы и другие емкости. По центру, на грубой деревянной подставке, расположился массивный крест, украшенный четками. На самом столе были рассыпаны лепестки цветов, лежали диковинные фрукты, амулеты, скомпонованные из птичьих костей, перьев, пуговиц, ниток, веточек причудливой формы.

– Так вот ты какое, вуду-шмуду, – пробормотала девушка и совершенно спокойно принялась за уборку.

Наводя порядок на стоящем возле окна столе, Настенька заметила массивную золотую цепь с прямоугольной подвеской, представляющей из себя имя дедушки на захолмском языке «MOROZKO», и множество исписанных убористым почерком листов. Заголовки сообщали, что это «баттлы», «диссы», «квадраты», «хип-хоп», «гангста». Далее обычно следовал перечеркнутый и исправленный рифмованный текст, напоминающий манеру общения самого Морозко.

Приведя стол в порядок, девушка окинула взглядом избу, пробормотала:

– Долго, блин...

И подняла было руку, сплетя пальцы в странном жесте. Но замерла. Опустила руку. Еще раз огляделась в поисках веника и продолжила уборку.

Так в суете и пролетел день.

Вернувшись, Морозко первым делом оглядел избу и похвалил Настеньку за наведенный порядок. Затем потянул носом воздух и расплылся в широкой улыбке.

– Запах во мне аппетит пробудил. На стол накрывай поскорее, нет сил. От голода зубы даже трещат. Хочется очень отведать борща.

Рифмуя, Морозко открыл малоприметный вертикальный шкафчик и, положив туда свой посох, защелкнул на три массивных замка.

Настенька накрыла на стол и поинтересовалась:

– Дедушка, а зачем ты посох запираешь?

– Да как же не запирать на замок? Чтоб его тать лихой уволок? В нем сила несметная заключена. От того и закрыта на ключ она. Проникнуть сюда никто не рискнет, но береженого бог бережет.

– А если ключи украдет кто?

– О, кстати! – Морозко снял с шеи веревочку с ключами, пробормотав что-то на непонятном языке, положил их на красно-белый алтарь и вернулся к столу. – Лоа мои на моей стороне, это моя защита извне.

– Заморское что-то? – неохотно поинтересовалась Настенька, делая вид, что не заинтересована, а просто поддерживает разговор.

– Вуду, – кивнул Морозко. – Подай-ка мне мой барабан, я расскажу тебе, как оно там, в странах, где правят духи другие, странные, может, но не плохие…

Мерно отбивая ритм на странном вытянутом барабане, Морозко рассказывал Настеньке о других странах, обычаях, людях и, конечно же, о вудуизме. Уже засыпая, прямо на лавке, девушка видела, как над столом-алтарем начинают клубиться странные тени, танцующие в такт ударам барабана.

Будить ее Морозко не стал. Так и оставил спящую на лавке у стола. Только тулупом накрыл.

Дождавшись, пока сам Морозко захрапит, девушка тихонько встала, подошла к столику с крестом и насмешливо его оглядела.

– Сигнализация. Магию почувствует, – иронично сказала Настенька. – Ага, щаз.

И достав откуда-то волшебную палочку, взмахнула ей над алтарем. Раздался хлопок, и красно-белый столик окутало свечение. Духи внутри, почувствовав что-то неладное, беззвучно завыли, ринулись к ней, но увязли в мерцании, словно в паутине.

Девушка немного понаблюдала за меняющимися внутри шара формами. Череп в цилиндре, мужчина в очках, пальто и с тростью, миловидная женщина, полусгнившие трупы – все это менялось, перетекало из одного в другое, размазывалось, смешивалось, открывало рты в немом крике.

Затем, когда завывания прекратились, а видения призраков растаяли, Настенька протянула руку к столу и спокойно взяла ключи.

– Как у ребенка конфетку отнять, – прокомментировала она свои действия. – Папа Легба, Мама Бригитта, ничего личного.

Быстро открыла замки, достала посох, нелестно высказалась о его тяжести и спокойно вышла в зимнюю ночь, растворившись в метели.

ТОГДА

– Тебе не нужно красть посох. Мы люди адекватные...

– Люди, гы-гы, – хохотнула одна из голов Горыныча.

–...и не требуем невозможного. Ты должна будешь ненавязчиво выведать, где он его хранит, чем защищает в плане магии. Поэтому смотри, невзначай интересуйся и все запоминай.

– Ага, – кивнула Настенька.

– Яга пробовала мух туда дрессированных подослать, но погодные условия у него в доме нелетные.

– В зимнюю спячку впадают, как только порог пересекут, – откомментировал Горыныч.

– От магии дом тоже защищен.

– Нахрапом мы его пробовали брать. Силенок не хватило. Горыныч кашлял потом два месяца, а у Яги артрит с тех пор.

– Был один плюс, – добавила голова Горыныча из дальнего окна, – после того, как Морозко бабке на голову инеем дохнул, она молчала две недели.

– А потом оттаивать начала, – добавила вторая.

– Вот не знаем теперь, хорошо это или плохо, – подвела итог третья.

МЕЖДУ ТОГДА И СЕЙЧАС

– Они готовы заплатить, чтобы ты пробралась в дом к Морозко, а я готова накинуть сверху, чтобы ты даже не пыталась этого делать, – в руке у незнакомки волшебным образом появился кошель. Она подкинула его и вновь поймала. Внутри что-то звякнуло. – Оставите с папенькой дом этим двум прохиндейкам и сорветесь в свободное плавание. Туда, где потеплее. Ты девка работящая, скромная, батя твой тоже трудолюбивый. Скотинкой обзаведетесь да заживете с перспективой. Ну что, согласна?

– Но я же обещала…

– Все, что ты обещала, будет выполнено, – заверила незнакомка. – Только не совсем тобой.

– А кем?

– Ну, например… – загадочно замолчала незнакомка, достав из рукава волшебную палочку и описав ей круг у себя над головой, – например, мной.

Улыбаясь, напротив Настеньки стояла ее копия.

– Чудеса.

– Чудеса начнутся тогда, когда вы с папкой от мачехи свалите. Ну что, согласна?

– Согласна, – скромно кивнула Настенька.

– Ну и чудесно! – собеседница, вновь став собою, вручила Настеньке кошель и добавила: – только в путь отправляйтесь до рассвета. Мой совет: дождитесь, пока мачеха со своей дочкой уснут, берите самое необходимое и в дорогу. К утру до города доберетесь, а там следы ваши быстро затеряются – поминай как звали.

Настенька принялась прятать кошель во внутренний карман тулупчика, а когда вновь подняла голову, никого рядом не было. Только ветер гнал вдоль дороги клубы искристого снега.

ПОСЛЕ

– Спасибо, – сухо поблагодарила Василиса, приставляя посох к стене.

– Спасибо в карман не положишь.

– А ты неплохо устроилась. С Кащеевой банды денег взяла, теперь с меня требуешь.

Раздался хлопок, и Настенька в мгновение ока стала девушкой в коротком зеленом платье с крашеными в разные цвета прядями волос.

– Во-первых, – сказала она, – Кащеев гонорар достался Настеньке, чтоб под ногами не мешалась. Во-вторых, от меня она тоже бонус получила.

– А в-третьих?

– А в-третьих, я забесплатно не работаю.

Василиса положила на стол туго набитый кошель и спросила:

– Настеньку-то зачем сбагрила, если сама могла все с самого начала сделать?

– Затем и сбагрила. Лучше девочке будет подальше от мачехи, – объяснила фея. – Теперь ты мне на пару вопросов ответь: Морозко ж вроде бы не злой персонаж, зачем посох красть?

– Да он, извините, и не Гаитянский, чтоб магией вуду владеть. Помается немного, поймет, что все эти бароны-лоа-легбы тут без пользы, я ему посох и верну. А там, глядишь, как нормальный человек разговаривать начнет, – объяснила Василиса. – А то, видите ли, баттлы ему подавай. Чем частушки не устраивали? Назад, к истокам его, короче, возвращаю. Второй вопрос?

– Нахрена ты эту троицу оживила?

– Кощея с Ягой и Горынычем?

– Ну а кого ж еще.

Василиса немного помолчала, а потом призналась:

– Скучно тут стало, когда вы с Ванькой исчезли.

– Развлекаешься, значит?

– Как могу, – развела руками Василиса.

– Ну, развлекайся, – фея подхватила одной рукой кошелек, а второй нарисовала в воздухе портал, – у меня тоже интересная история намечается, – донеслось уже с той стороны.

И портал захлопнулся.

Василиса немного походила туда-сюда, а затем – развлекаться, так развлекаться – достала яблочко и блюдечко. Дождалась, когда связь установится и без приветствий спросила:

– Кащей, так чего там с посохом?

ТОГДА

– А все-таки, сколько нас? – спросила левая голова Горыныча.

– В смысле? – оторвался от какой-то древней книги Кащей.

– В команде нас сколько?

– Трое.

– Хм… – нахмурилась правая голова.

– Возможно, ты хотел бы пояснить суть заданного тобой вопроса для получения более детального и максимально обоснованного ответа? – начала Баба Яга. – Очевидно, что твоя реакция на уверенное утверждение Кащея означала сомнение в названной им цифре, поэтому…

– Вот смотри, – перебила Ягу средняя голова, – у тебя и у Кащея к одному туловищу прилагается одна голова, а у меня к одному туловищу – три головы. И как считать? По головам? Или по туловищам?

– Учитывая, сколько ты жрешь за раз, змеюшка, нас человек сорок, как минимум.

– Во-о-от! – подхватила левая голова. – Если по объему пищи считать, так нас тут целый взвод. А по факту? Трое? Или пятеро? По головам считать или по туловищам?

– Исходя из принятых в обиходе выражений, в народе тебя именуют «змей трехглавый», а, следовательно, ты можешь считаться как одна единица отряда. Однако, исходя из затрачиваемого на одну единицу отряда довольствия, ты никак не можешь быть в единственном числе. Да и головы у тебя три. Н-да, – вздохнула Баба Яга, – дилемма.

Вялотекущее обсуждение прервало дребезжание волшебного блюдечка. Кащей живо положил яблочко на его край и, когда фрукт стал описывать круги по дну, посерьезневшим тоном сказал:

– Бессмертный у аппарата.

– Кащей, так чего там с посохом? – послышался голос Василисы, прерываемый помехами.

– У-у-у... Ща начнется... – протянула левая голова Горыныча, и все три поспешно покинули облюбованные окна.

Баба Яга вскочила с лавки и, пробормотав:

– Пойду, мухоморы полью, давно не поливала, – бочком, чтобы не попадать в поле зрения волшебного блюдечка, выбралась из избы.

– Дык, это... – растерянно запинаясь, стал бормотать Кащей. – Оно как-то так вышло...

– Ладно, забей. Фиг с ним, с посохом.

Кощей расслабленно выдохнул. Быть должным он не любил. Тем более, за такие серьезные вещи, как игла смерти. Да если б только одна игла! Но и в этом случае Бессмертный давным-давно расплатился бы, будь он должен кому-то другому. Благо, золота и драгоценностей по всему королевству у него было припрятано в избытке и хватило бы вдесятеро заплатить самому привередливому колдуну за такое таинство, как, например, воскрешение из мертвых или снятие вечных оков. Но, к сожалению, воскресил его не привередливый колдун, а царева дочка. А эта приследовала какую-то, одной ей известную, цель. И когда Василиса сказала:

– Сейчас мне от вас нужно кое-что абсолютно другое.

Кащей внутренне напрягся.

– Та-а-а-а-ак, – протянул он, делая вид, что заинтересован. – И что же тебе необходимо?

– Сейчас объясню, – заверило изображение по ту сторону волшебной тарелки. – Значит, смотри…

СЕЙЧАС

– Вы тут, папенька, бухать изволите, а писарю чернил выделить с бумагой уже второй месяц не можете. Ходит к вам изо дня в день, а Вы его все на завтра отсылаете. И употребляете, должна вам заметить, о последствиях не задумываясь.

– Да как же ж мне горькую-то не пить, когда вот так вот оно все? – спросил царь, борясь с пьяной икотой.

– Ну как «так»?

– Вот так, – царь все же икнул и пьяно развел руками, а затем оперся на подлокотник, подложив ладонь под щеку. – Эх, и какого лешего я с Ванькой Дураком связался.

– Ну, начинается, – вздохнула Василиса.

– Поначалу-то он мне перспективным показался. Даром, что безродный, – продолжил причитать царь, не заметив язвительных ноток в голосе дочери. – Кащея извел, Горыныча с Ягой. Ведроидов собирал. А в результате-то что?

– Что?

– Кащей и компания живы, ведроиды ржавеют, из строя выходят, – царь постучал кулаком по стоящему слева от трона самовару на металлических конечностях, – а сам пропал. Голову моей единственной доченьке вскружил и сгинул, наследника не оставив.

Пока царь перечислял тревожащие его аспекты бытия, самоварно-ведерная конструкция выдвинула из своих недр еще одну конечность с граненым стаканом и, подставив его под кран, наполнила жидкостью. Царь взял стакан из руки-манипулятора, выдохнул, залпом выпил и, втянув воздух через нос, выдохнул еще раз.

– Вы, папенька, слишком преувеличиваете масштабы проблемы, – попыталась успокоить его Василиса, – ведь известны случаи, когда герои отсутствовали несколько лет, а потом возвращались, овеянные славой, и с богатой добычей. Одиссей, если не ошибаюсь, десять лет путешествовал, а Ясон…

– Мы тут не в Греции! – перебил ее царь. – Я могу десять лет-то и не протянуть. А наследника своими глазами увидеть хочется.

– Вы, папенька, если так дальше бухать продолжите, то ваша печень и пяти не протянет. А делирий, так уже, наверное, на пороге.

– Делирий? – оживился царь, отдавая пустой стакан роботу-самовару и пытаясь встать с трона. – На пороге? Это греческий посол, что ль? Зови!

– Блин, по-моему, уже начался, – пробурчала Василиса себе под нос. – Да нет же, батюшка, делирий – это латинское название такое, обозначающее психическое расстройство, симптомами которого являются нарушение мышления, внимания, восприятия с помрачением сознания. А посла здесь никакого нет.

Царь вновь уселся на трон, откинулся на спинку, пьяно оглядел помещение, затем сфокусировал взгляд на Василисе.

– А ежели посла нет, то чего ты меня тогда путаешь?

– Так, батюшка, и до чертиков допиться недолго.

– До чертиков?

– Ага, до них самых. Натуральные чертики к вам приходить станут.

– Нет, чертиков не желательно… – пробормотал царь, устало прикрыл глаза. – Чертики нам… ни к чему… чертики…

И уснул.

В реальность его вернули головная боль и сухость во рту. Не раскрывая глаз, царь привычно протянул руку, чтобы, постучав по железному боку ведроида, отдать команду на наполнение стакана. Но вместо привычной железяки наткнулся на что-то шерстяное и теплое. Постучать не получилось.

В недоумении царь разлепил похмельные очи и увидел на месте созданного когда-то Иваном персонального механического помощника самого настоящего беса, покрытого с ног до головы свалявшейся шерстью. У него, как полагается, были рожки, свиной пятак и хвост, обвившийся вокруг ног, заканчивающихся вполне предсказуемыми копытами. В руках бес держал поднос, на котором стоял запотевший графин с водкой и граненый стакан.

Черт пискнул, точь-в-точь, как ведроид, хвост его взметнулся, обмотав горлышко пузатого графина, приподнял, наклонил над стаканом и отмерил положенную дозу. Затем поставил графин, обвил стакан и протянул царю.

И тут государь заорал.

Он оттолкнул протянутую емкость со спиртным, вскочил с трона и, не переставая вопить, выбежал из зала.

В коридоре наткнулся на Василису.

– Что случилось, папенька? – остановила его удивленная дочь.

Царь перестал орать благим матом. Оглянулся на распахнутые двери, затем вновь посмотрел на Василису. Поднес палец к губам, прошипел:

– Т-с-с-с.

Схватил девушку за руку и, крадучись вдоль стенки, потянул ее ко входу в зал. Подошел к самой двери, но заглянуть вовнутрь не решился. Указал пальцем и прошептал:

– Глянь-ка, кто там, справа от трона?

Василиса спокойно вошла в зал, огляделась.

– Никого, царь-батюшка, – только ведроид ваш стоит, да стакан на полу валяется.

– Правда? – осторожно выглянул царь из-за двери. – И больше никого?

– Никого.

– Привидится же, – пробормотал государь и, хоть и с опаской, пошагал к трону.

ТОГДА

– Ну, что на этот раз? – спросила левая голова Горыныча, когда Кащей вышел из избушки на куриных ножках.

Изба как раз в этот момент решила почесать одной ногой другую и накренилась так, что Бессмертный, беззлобно матерясь, скатился по ступеням.

– Черт ей нужен, – сказал он, вставая и отряхиваясь от пыли, – и не простой, а черт-имитатор.

– На кой? – удивилась средняя голова Горыныча.

Кащей пожал плечами, одновременно разводя руками.

– Возможно, в вашем с Василисой диалоге проскакивали какие-либо малозначительные детали, сопоставляя и анализируя которые, мы сумеем выстроить логическую цепочку предположений о причине, по которой ей потребовалось демоническое существо низшего порядка?

Кащей развел руками еще раз.

– И где его искать, черта этого? – спросила средняя голова.

А крайние вместе с Кащеем уставились на старушку.

– А чего я-то сразу? – возмутилась та. – Осмелюсь обратить ваше внимание на то, что большая часть приписываемых мне способностей невероятно гиперболизирована. Это произошло по причине необразованности большей части потенциальных клиентов, обращавшихся за помощью, – начала оправдательную речь Баба Яга. – Не стану отрицать, что в некоторых случаях, дабы произвести необходимый эффект на какого-либо заезжего доброго молодца, я использовала различные трюки, наводящие на мысль о наличии у меня паранормальных способностей. Однако, по большей части, это были трюки, основанные на знании законов физики, химии, и некоторая ловкость рук, позволявшая повысить собственную значимость в глазах…

– Короче не можешь? – оборвала ее правая голова змея.

– Могу короче, – кивнула Баба Яга. – Чертей призывать не умею.

– Слушай, старая, вот вопрос у меня: ну, я понимаю, когда ты зубы кому-то заговариваешь, но с нами-то можно простым, человеческим языком общаться?

– Чтобы не растерять навыки, нужно постоянно практиковаться, – заявила старушка, – а с кем мне в этом лесу практиковаться-то, когда я окромя вас и не вижу никого?

– С белками, – предложил Кошей.

– Пробовала. Седеют, – пожаловалась Яга. – Раз с медведем заговорила, так он в спячку впал. В июле.

– Неудивительно, – буркнул Горыныч. – У меня чешуйки заворачиваются в произвольные стороны, когда ты говорить начинаешь.

– Ладно, – хлопнул ладонью по колену Кащей, – где черта будем искать?

– Есть у меня одна нетривиальная кандидатура, – подала голос Яга, – не буду утверждать, что этот человек профессионально занимается ловлей чертей, однако в его послужном списке присутствует общение и, я бы даже сказала, доминирование над оными.

– И кто это? – спросила левая голова Горыныча.

– Балда.

– Сама ты балда! Если я не знаю чего-то, то это не повод обзываться! – возмутилась правая.

СЕЙЧАС

То ли сказывалось заунывное жужжание одинокой мухи под потолком, то ли отсутствие алкоголя с утра, но процесс не шел – сидя в личном сортире, царь никак не мог оправиться. Он размышлял о том, что стоило бы все-таки накатить с утра, чтобы завести организм, когда вспомнил о лежащей в одном из карманов походной фляге.

Решил проверить, осталось ли там чего и, балансируя над отверстием в позе орла, принялся шарить по карманам. Нашел. Судя по весу, фляга была пустой. Однако, чтобы убедиться, открыл пробку и собрался было поднести емкость к носу: хоть вспомнить, что там было-то вчера. И именно в этот миг дверь внезапно открылась, и в проеме появился тот самый черт.

– Хрю! – сказал он противным, но требовательным голоском. – Долго еще рассиживать собираешься?

Царь в испуге выронил флягу, зажмурил глаза, уперся ладонями в стенки кабинки и заорал второй раз за день. И вместе с криком, наконец, облегчился.

Когда в легких закончился воздух, а в кишках содержимое, царь перестал орать и открыл глаза. Дверь была закрыта, а за ней слышался приближающийся топот стражи. Ретивая охрана из благих намерений выбила дверь и выволокла своего государя со спущенными портками на свет божий, черта, естественно, нигде не было. И никто его не видел.

ТОГДА

Содержимое мешка дергалось и, похрюкивая, материлось.

– Как ты за-за-заказывала.

Василиса пристально посмотрела на Кащея.

– Ты в порядке, Бессмертный?

Кащей кивнул.

– А ну скажи что-нибудь.

– Что ска-ска-зать?

– Э, Кащей, что происходит? Ты чего заикаешься?

– П-п-п-посттра-авматический синдром, – пояснил Кащей, пиная хрюкающий мешок. – П-п-п-пройдет. Т-ты лучше с-с-скажи, зачем тебе ч-черт?

– Черти, – Василиса заговорщицки подмигнула Бессмертному, – лучшее средство от запоя.

СЕЙЧАС

Царь собирался подремать после сытного обеда. Дело оставалось за малым – принять граммульку для хорошего сна. Он достал из-под лавки графин, открыл пробку и, уж было собрался приложиться к горлышку, как что-то противно заскрипело в углу. Насторожившись, царь отставил графин и стал вглядываться в темный угол, одновременно стараясь прогнать из головы утренние события у трона и в туалете. Скрип не повторялся и мрачные воспоминания почти растаяли, когда вдруг из угла, прижав палец к губам, шагнул тот самый черт.

– Т-с-с-с-с-с! – прошипел он.

– Ты кто такой? – испуганно, но все же шепотом, спросил царь.

– А то не видишь? – пропищало существо в ответ. – Черт я.

– А преследуешь меня за что?

Черт по-хозяйски сел в одно из кресел, закинул ногу на ногу и спросил:

– А сам-то как думаешь?

В царевой голове за одно мгновение пролетел разговор с дочерью о том, что он много пьет, что печень не выдержит, что черти будут являться…

– Из-за горькой? – испуганно спросил он.

– Из-за нее, родимой, – расплылся в улыбке черт. – Понимаешь, царь-батюшка, организм человека так устроен, что при регулярном употреблении спиртного его разум начинает слегка смещаться в измерениях и видеть то, чего смертным простым видеть не положено. Ты вот в пограничном состоянии. И я жду, когда разум твой, наконец, сместится к нам настолько, чтобы тебя уволочь да на сковороду адскую бросить. Ты, вон, уже на той стадии, когда запах спиртного активирует область в мозгу, ответственную за переход между измерениями. Ну что, – бес взял графин и разлил хмельное по невесть откуда взявшимся стаканам, – по граммульке для сна?

– Не хочу на сковородку, – зло прошептал государь и выбил стаканы из рук беса.

Повернулся к лавке, схватил графин и собрался было ударить им мохнатого черта, но… того в комнате уже не было. Будто и не появлялся вовсе.

– Позвать сюда писаря! – не своим голосом закричал царь.

Тот, словно ждал под дверью, тут же вбежал в зал и упал перед царем на колени и стукнулся лбом в пол.

– Не вели казнить, царь-батюшка, не себе я чернила отливал да бумагу брал! Без корысти и выгоды. Деток грамоте учу.

Государь, будто и не буйствовал только что, спокойно спросил:

– Так что ж у тебя языка нет, спросить по-людски? Разве б я не разрешил?

– Прости, царь-батюшка, – не поднимая головы, продолжал причитать писарь, – не вели казнить за слова мои, но спрашивал я. Да только ты пьян с утра до ночи и всегда завтра зайти просишь. Вот я и осмелился…

– Ну, ладно, ладно, – окончательно подобрел царь, – вставай, давай. Чернила… будут тебе чернила. И бумага, и помещение. Завтра только напомни.

– Завтра? – разочарованно спросил писарь, вставая с колен.

– Да не дрейфь, трезвый я, не видишь, что ль? А сейчас, записывай мой указ. С сего дня все хмельное, что есть во дворце, утилизировать. Оставить только необходимый минимум для лекарских нужд. Но и тому спиртному вести строгий учет, дабы не было искушения…

ТОГДА

– Ты Балда? Черта нам поймать надо, – начал в лоб Кащей.

– После наведения справок по внушающим доверия информационным каналам, наш коллектив пришел к логичному решению обратиться за твоими услугами, – объяснила Яга.

– Что? – не понял Балда. И добавил: – Вы странные...

– Учитывая имеющийся...

– Погоди, Яга, – прервал старушку Кащей и обратился к парню: – Ты Балда?

– Ну, я.

– Оброк с чертей по просьбе попа брал?

– Ну, брал.

– Значит, изловить одного для последующей перепродажи тебе труда не составит?

Балда почесал затылок, поглядел в небо, потом на Кащея с Ягой.

– Был тут у меня один экземпляр.

Балда достал из кустов похрюкивающий мешок.

– Он подражать звукам умеет?

– Умеет. Они все это умеют, – успокоил парень.

– Сколько хочешь за него?

– Такса у меня стандартная – три щелчка. А вас, кстати, сколько? – ответил Балда вопросом на вопрос.

– Трое, – сказал Кащей.

– Можете по одному щелчку на каждого раскинуть, – предложил парень добродушно.

– Пятеро, – возразила Баба Яга.

– Так трое или пятеро?

– Трое, трое, – заверил Кащей.

– Просто у одного – три головы, – добавила Яга.

Балда посмотрел на старушку, потом перевел взгляд на Бессмертного и спросил:

– Я вам уже говорил, что вы странные?

Те синхронно кивнули.

– Ну, так что, цену называй, и по рукам? С оплатой вопросов не будет.

– В отличие от твоего предыдущего заказчика, наш коллектив отдает себе отчет в том, что совмещение скорости исполнения работы и надлежащего качества ее выполнения подразумевает достойную оплату затраченных для получения должного результата усилий. То есть, за дешевизной, в отличие от попа, не гонимся.

Балда, глядя на Кашея, ткнул пальцем в Ягу и сообщил:

– А она, так вообще странная.

– Ну, бывает такое с людьми, – согласился Кащей. – Так что с оплатой? Может, деньгами?

– Нет, – возразил Балда. – Негоже традиции нарушать.

СЕЙЧАС

– Я же обещала, что отпущу? А я свои обещания держу, – сказала Василиса. – Тем более, ты все сделал просто идеально, и метод шоковой терапии сработал. За что тебя неволить?

– Так что, я свободен? – пискляво поинтересовался черт.

– Да.

– Ну, тогда бывай, Василисушка, – попрощался бес и выпрыгнул в окно.

В КОНЦЕ КОНЦОВ

– Так все-таки, сколько нас? Три или пять? – спросила средняя голова Змея Горыныча.

Кащей, преодолевая головную боль, оглядел подельников и подумал, что ему еще повезло, когда подставил лоб первым. Бабка молчала, уставившись куда-то в бесконечность – ей достался второй щелчок. Как раз такой, от которого в свое время «лишился поп языка». Меньше всех повезло Горынычу, вставшему в очередь третьим. Левая голова, выпучив разошедшиеся в стороны глаза и пуская слюну, блаженно улыбалась. Она нюхала ромашки, коих на поляне росло в изобилии. В очередной раз не рассчитав силы вдоха, втягивала в одну из ноздрей цветок, громко чихала и, не переставая улыбаться, продолжала свое занятие. Третий щелчок Балды достался именно ей.

– Двое сп-сп-с половиной, – ответил Кащей. – Две тв-тв-твои башки и половина моей.

Баба Яга в разговоре не участвовала.

СЕЙЧАС

– Кар! – послышалось откуда-то из леса.

– Дежавю, – сообщил Бессмертный, помешивая угольки костра и стараясь равномерно распределить их над картофелинами.

За последнюю неделю Кащеево заикание сошло на нет, и голова у него болела только по утрам.

– Что? – спросила правая голова Горыныча.

– Фто-о-о? – попыталась повторить левая, по всем ощущениям так и не отошедшая от щелбана.

Повторять все, что услышит от средней и правой голов, она начала пару дней назад. Сначала это было принято за добрый знак – решили, что в себя приходить начинает. Однако спустя сутки дублер с синдромом дауна стал действовать на нервы. И если за правой головой левая повторяла через раз, то фразы средней, находящейся рядом, не пропускала. И потому средняя предпочитала молчать.

– Ощущение того, что происходящее уже происходило, – пояснил Бессмертный. – Особенность психики. Дежавю называется. Это я тебе, кстати, в своем дежавю тоже объяснял.

Правая голова округлила глаза и шепотом спросила:

– Когда?

– А ты в моем дежавю это уже спрашивал.

– Да когда?! – спросила правая громче.

– Да каффда? – тут же отреагировала левая, пытаясь выдохнуть застрявшую в ноздре ромашку.

– До сих пор, – сообщил Кащей. Помолчал, а потом попросил Горыныча:

– Ну-ка, скажи что-нибудь?

– А что сказать-то?

– Вот. Вроде бы прошло.

Яга хлопнула в ладоши, обращая внимание на себя. Дождалась, когда Кащей и две головы Горыныча повернутся в ее сторону. Поднесла указательные пальцы к вискам, покрутила обоими, после чего изобразила щелбан и на мгновение карикатурно закатила глаза.

– Может и после щелчка, – согласился Кащей. – Но у меня такое уже было.

Яга пожала плечами и развела руками в стороны, мол, тебе виднее. А Кащей, немного помолчав, добавил:

– Я, когда с башни замка своего в землю головой летел, дежавю ощущал.

– И выжил? – изумилась средняя голова змея.

– Ивызий!? – тут же повторила в меру своих возможностей левая.

– Один раз – нет, второй раз – да.

ТОГДА

Когда Кащей обнаружил в одной из древних, написанных еще на коже, книг метод избавления от смерти, то долго сомневался. Перепроверял, размышлял, сверялся с другими источниками. И, в конце концов, принялся ставить опыты над снующими по замку крысами.

Тогда он поймал одну и смастерил для нее мини-кресло. Тварь пищала, царапалась и все время умудрялась вытащить лапки из зажимов, но, окунутая в раствор сон-травы, успокоилась. В центр пентаграммы в качестве аккумулятора смерти Кащей положил первое, что подвернулось под руку – грецкий орех.

После того, как молния попала в антенну, выведенную на замковую башню, крысу недолго потрясло, а затем вдоль проводов к пентаграмме побежали маленькие светлые точечки, схожие с огоньками святого Эльма. Собираясь в центре, все они словно просачивались внутрь ореха.

Вскоре огоньки иссякли, и зверек заметно оживился. Пока Кащей отсоединял зажимы, крыса несколько раз пыталась укусить его и выскользнуть из рук, но у Бессмертного были другие планы.

Усадив зверька в высокий стеклянный сосуд, Кащей плюхнул туда кислоты и накрыл склянку такой же прозрачной крышкой.

Раздалось шипение, запахло сероводородом. Крыса визжала, пытаясь выпрыгнуть, ударялась о крышку, оставляя на ней кровавые пятна вместе с клочьями шерсти. Вскоре зверек обессилел и едва дергал остатками изъеденных кислотой лапок на дне сосуда, разбрызгивая по его стенкам ошметки собственной плоти.

Кащей взял склянку, поднес к окну и, слегка сдвинув крышку, слил кислоту прямо во двор, оставив тельце внутри. Поставил емкость обратно на стол и постучал по стеклу. Крыса, на удивление, все еще подергивалась.

– Ишь ты! – ухмыльнулся он. – Правду говорят, что вы живучие.

Некоторое время Бессмертный наблюдал, как агонизирует существо, а потом, заложив руки за спину, подошел к окну и стал смотреть на горизонт. А когда гроза, бушевавшая над замком, плавно сменилась заунывным дождем, зажег светильник и вернулся к книге, по памяти восстанавливая последовательность действий и сверяя с тем, что было написано в древнем фолианте.

– Дохнут. Все до одной дохнут. Может, полюса последовательность не та? – спросил Кащей сам себя и перевернул страницу, разглядывая рисунок. – Да нет. Пять всего. Чередуются. Magnet pressura in centrum. В центр же?

Отложил книгу, потянулся к словарю, чтобы уже в который раз убедиться в правильности перевода, как вдруг услышал за спиной звон бьющегося стекла.

Бессмертный вскочил с кресла и обернулся. На столе стояла пустая банка, а на полу валялась разбитая крышка. По россыпи стекла, волоча остатки тушки на обугленных культях, под стол очень медленно пыталась уползти жертва эксперимента.

– Э, нет! – возразил ей Кащей. – Шалишь!

Взял с камина щипцы, подошел к полумертвому грызуну, брезгливо ухватил и вернул в банку. Накрыл сверху железной пластиной и придавил одним из лежавших на столе магнитов.

– Вот сука, – выругался он, оглядывая осколки крышки на полу, – стекло на вес золота, а она его вдребезги.

О крысе он вспомнил поздно вечером, когда вернулся с прогулки по молодому, совсем недавно высаженному яблочному саду. Сорвал яблоко, надкусил, понял, что еще не созрело, да так и поднялся с надкушенным в кабинет. Увидел конвульсивно дергающееся животное и, повинуясь мимолетному позыву, приподнял крышку и бросил недоеденное яблоко в банку.

– Приятного аппетита, жертва науки, – сказал он крысе.

Та никак не отреагировала ни на то, что открыли банку, ни на то, что внутрь что-то бросили: зверек все так же лежал и тихонько подергивался, издыхая. Кащей же, подкрутив фитилек, поудобнее уселся в любимое кресло и погрузился в чтение. Утро так и застало его в кресле, спящим с книгой на коленях.

– Алхимик, вставай! – услышал Кащей сквозь дрему и открыл глаза, вглядываясь в стоящий на фоне окна силуэт.

– Ты?

– Ну а кто? Сомневаюсь, что кто-то еще сможет пробраться через болота, посреди которых у тебя хватило ума построить замок, – ответил силуэт и отошел от окна, став едва отличимой копией самого Кащея.

Разница была лишь в количестве волос на голове. У того, который сидел в кресле, шевелюра была густой, хотя и с только-только начинающей пробиваться сединой. А вот стоящий у окна мог похвастать внушительными залысинами, грозящими в ближайшие годы перерасти в полноценную лысину.

– Старшенький?! – изумился сидящий в кресле Кащей. – У тебя мозги есть? Я сторожевые ловушки только вчера сменил. А если б попался?

– Да? – почесал в районе залысины старший брат. – А я вот чего-то как-то не подумал. Ну да ладно, прошел и славно. Ты, младшенький, лучше скажи мне, как у тебя дела продвигаются? Когда королевство порабощать-то будем?

Младший недовольно выдохнул через нос, показывая, что его мнение не изменилось, и тут же подтвердил это словами:

– Старший, я же говорил, что тема закрыта. Ни над зомбированием, ни над климатическими пушками, ни над какими-либо другими твоими идеями я работать не планирую. Меня интересует совершенно другой вектор научных изысканий.

– Все-все-все! – выставил ладони перед собой лысеющий, показывая, что согласен закрыть тему. – А с ним-то как?

– Дохнут крысы, – развел руками младший Кащей. – Утешает только, что во благо науки дохнут.

– Не разбив яйца… – хохотнул старший и тут же посерьезнел. – Ту, которая в банке стеклянной, сколько уже мучаешь?

– А, эта? – кивнул в сторону стола Кащей-младший. – Я тут аппарат собрал по схеме. Дорабатываю, вот. Но дохнут. Дохнут одна за другой.

– Хм… – старший брат подошел к склянке и постучал по стеклу пальцами, – да эта вроде б то живенько выглядит. Скачет, как кенгура заморская.

– Куда скачет? – зевая и потягиваясь в кресле, спросил Кащей-младший.

– Ну вон, прыгает, дура, башкой об железку бьется, – старший брат посмотрел на младшего. – Правильно ты крышку камешком придавил. Убежала бы!

До младшего, наконец-то, дошел смысл сказанного старшим.

– Да ладно! – закричал он, вскакивая с кресла и подбегая к емкости.

Если не брать в расчет шелушащихся струпьями проплешин по всему телу, крыса чувствовала себя отдохнувшей, а судя по бесшумным скачкам и полному игнорированию людей за стеклом, оставаться в склянке она не планировала.

– А где яблоко?

– Какое яблоко? – опешил Кащей-старший и на всякий случай сообщил: – Я не брал!

Младший брат посмотрел на крысу в банке с одной стороны, затем с другой, радостно хлопнул себя ладонью по бедру и побежал к стоящему у стены буфету. Достал оттуда засохший пряник.

– Я понял, брат! – сообщил он, приподнимая лист металла и просовывая в банку пряник. – Какой же я дурак! Вот смотри…

Крыса, учуяв запах еды, перестала скакать и набросилась на пряник. По мере поедания рубцы на голой коже зверька словно таяли, превращаясь в проплешины голой нежно-розовой кожи, на которой тут же пробивалась серая шерстка.

– Что понял-то? – недоуменно глядя на метаморфозы, происходящие с крысой, поинтересовался старший брат.

– Вот, смотри, – Кащей-младший вновь приподнял крышку и запустил руку в банку, отрывая заметно похорошевшую крысу от остатков пряника и сжимая ее в руке. – Все ж просто!

Поглаживая ладонью залысину, Кащей-старший наблюдал за тем, как младший брат, сжимая в руке отчаянно пищащую крысу, прижал зверушку к столу, дотянулся свободной рукой до лежащего подле тесака и резким движением вспорол грызуну брюхо. Писк поднялся на невыносимо высокую ноту и тут же стих. На стол из брюшка вывалились потроха, и вокруг агонизирующего тельца стала растекаться буро-красная лужица.

– Да ты затейник! – зааплодировал Старший. – Но почему-то мне кажется, еще более ебнутый, чем я. У меня все понятно: подчинить, покорить, наказать. Потому что доминировать люблю. А ты – просто маньяк. Вот какой толк в том, что ты над крысой издеваешься?

– Погоди, смотри!

Младший вновь побежал к буфету и достал оттуда банку с пшеницей, горсть которой насыпал сантиметрах в двадцати от мордочки умирающей крысы. Невзирая на агонию, грызун, едва перебирая лапками, пополз к зерну, волоча за собой вывернутые наружу потроха, оставляющие влажный грязно-красный след на грубо подогнанных друг к другу деревянных досках стола. Одна кровавая ниточка кишок зацепилась за торчащий из доски сучок, но зверек продолжал упорно скрести лапками в сторону пищи до тех пор, пока ниточка не лопнула, позволив продвигаться дальше. Из обоих концов тоненькой кишки полезло, смешиваясь с кровью, крысиное дерьмо, а зверек продолжал двигаться, пока не добрался до еды. А достигнув цели, принялся, похрустывая зернышками, жрать.

– Младшенький, ты чистой воды маньяк! Прибей ее, чтобы не мучилась! Издеваться над животными без цели…

– Не без цели, братец. Не без цели.

– Дай я ее сам добью, – старший попытался забрать у младшего тесак.

­– Погоди-погоди! – выставил ладонь в останавливающем жесте Кащей-младший и кивнул на стол. – Лучше наблюдай.

На столе происходило невероятное.

С каждым съеденным зернышком рана грызуна кровоточила все меньше, а кишки буквально на глазах втягивались внутрь туловища. Когда зерно было доедено, разрез почти полностью затянулся.

– А-хре-неть, – зачарованно прошептал старший, не в силах оторвать взгляд от зрелища.

– Я дурак! – еще раз обозвал сам себя Кащей-младший. – Бессмертный и неуязвимый – это разные вещи, брат.

На этих словах крыса решила, что ей хватит сил убежать от мучителей и, прыгнув со стола на пол, понеслась к дыре в углу. От неожиданности старший дернулся, а младший сжал руку в кулак и изо всех сил ударил по грецкому ореху, оставшемуся здесь после вчерашнего эксперимента.

Грызун, будто на всей скорости запнувшись о невидимую преграду, кубарем покатился по полу, и возле норки остановилось уже бездыханное тельце.

– Аккумулируется, значит, смертушка, – удовлетворенно улыбаясь, пробормотал младший брат, глядя на недоумевающего старшего и отряхивая ребро ладони от осколков ореховой скорлупы. – Аккумулируется.

– То есть, пока цел орех, убить прошедшего через твое устройство невозможно?

– Ну, есть нюансы, но в целом, ты правильно понял.

– Мы ж теперь историю перепишем! – восхищенно тряс младшего брата за плечи старший Кащей. – Нам же теперь любые горы по плечо и моря до колена.

– По колено, – автоматически поправил младший.

– Да какая разница! За сколько ты такую же штуку для человека соберешь?

Младший брат приподнял бровь, что-то прикидывая в уме.

– Недолго. Вопрос в грозе. Чтобы все сработало, нужна молния.

СЕЙЧАС

– А причем тут дежавю? – спросила средняя голова Горыныча.

– А пьисем тут дезявю? – мгновенно продублировала левая голова и выдала смачную отрыжку. – Йамаська халосий светосек, – добавила она.

– Ага, – буркнула правая, – Яга говорит, что ромашковый чай успокаивает.

Старушка энергично закивала, подтверждая, что не отказывается от своих слов.

– Эх, – радостно воскликнула правая голова, хитро косясь на Бабу Ягу, – хорошо-то как! Тишина…

Бабка скорчила злую гримасу и, скрутив пальцы, показала Горынычу узловатую, морщинистую дулю.

– Не серчай, шучу я, – извинилась правая голова.

– А дежавю тут притом, что оно было позже, – вернул Кащей разговор в прежнее русло. – Это ж не конец истории.

ТОГДА

В целом конструкция напоминала электрический стул. Надголовный купол, фиксаторы для рук и для ног. И от купола, и от фиксаторов к лабораторному столу вели тоненькие провода, каждый из которых был подсоединен к одному из лучей пятиконечной металлической звезды размером с царский рубль. Лучи звезды были исписаны вязью странных древних символов, а в центре лежала толстая цыганская игла.

Ветер за окном все усиливался, заставляя ворон, облюбовавших крышу замка, истошно кричать. Кащей-младший еще раз обошел конструкцию, на которой сидел брат, проверил контакты, сверился с расположением магнитов, заглядывая в толстую пожелтевшую от времени книгу и выглянул в окно. Гроза подошла вплотную к замку.

– Хоть ты и умнее меня всегда был, и поводов тебе не доверять у меня не имеется, а все равно страшновато.

– Ну, ты же видел расчеты, видел, как это у животных происходит. Переводы текстов я много раз проверял по разным словарям. Все сходится.

– Сходится, – согласился, скривив кислую мину, сидящий в кресле, – но все равно боязно.

За окнами стремительно темнело. Гроза набирала мощь, расшвыривая молнии в разные стороны и оглушая раскатами грома.

– Пора! – кивнул сам себе младший и присоединил кабель, ведущий с крыши, к креслу. – Надо бы пальчики скрестить. На удачу.

Старший запаниковал, начал дергать руками, пытаясь высвободиться, затем перевел взгляд на улыбающегося младшего брата.

– Ну тебя с такими шу…

И тут, обогнав гром на одну тысячную секунды, полыхнула молния. Сидящий в кресле старший брат задергался, пронзаемый стекающими по кабелю к креслу разрядами. Глаза его, словно пытаясь покинуть отведенное природой место, стали вылезать из орбит. Создавалось ощущение, будто кто-то изнутри черепа пытается выдавить их пальцами наружу. Перекрывая гром, Кащей-старший заорал, почти мгновенно перейдя на скрипучий визг, становившийся тем тише, чем сильнее по комнате распространялся запах озона.

Когда подопытный прекратил кричать, ливень за окном превратился в сплошную стену воды, скрывавшую все. Редкие волосы на голове сидящего в кресле брата стояли дыбом, вызывая стойкую ассоциацию с приготовившимся облететь одуванчиком. Младший подошел к креслу вплотную и поинтересовался:

– Ну, как ощущения?

– Ничего не поменялось, кажется, – поделился старший, разглядывая собственные руки, зафиксированные на подлокотниках.

– Проверять надо, – заключил младший и, отойдя к столу, взял в руки топор.

Старший переменился в лице и задергался, пытаясь высвободиться из фиксаторов.

– Э, але! Брат! Положи топор на место!

Младший задумчиво потрогал лезвие пальцем. Хмыкнул себе под нос, посмотрел на старшего и спросил:

– Сомневаешься?

– Нет, ты не подумай, – затараторил Кащей-старший, – я в твоих способностях уверен. Ты у нас самый умный в семье и ко всему дотошно подходишь. Но топором, так сразу, я не готов. Давай с чего-то более простого начнем... С ножа, например. Палец порежем или ладонь проткнем.

Младший пожал плечами, вернулся к столу, положил топор и взял склянку с кислотой. Взболтнул ее и согласился:

– Ну давай попроще. Кислота сойдет?

Кащей-старший изобразил брезгливую гримасу и, глядя на вновь подходящего к креслу брата, жалобно попросил:

– Только сначала на один пальчик...

– Легко! – согласился младший брат и плеснул из склянки старшему на руку.

Тот взвыл, выпучив глаза:

– Сука-а-а-а-жже-е-е-т, твою м-а-а-ать!

– Не надо маму. Она у нас общая, – рассудительно заметил младший, присев на корточки и наблюдая, как остатки кислоты с шипением растворяют плоть и сухожилия, обнажая кости.

– Это я образно, – прошипел сквозь зубы Кащей-старший, – чтобы передать остроту ощущений.

– И образно не нужно, – порекомендовал младший, – мама у нас одна.

– Заживает?

– Нет.

Глаза старшего испуганно заметались.

– Как не заживает? Почему? Да отстегни ты меня, в конце концов!

– Материала для регенерации нет, – пояснил Кащей-младший, отстегивая фиксаторы. – Сожрать тебе что-нибудь надо.

– Как же ж больно, – проскулил старший брат, вставая с кресла и принимаясь дуть на разъеденную кислотой руку.

Младший отошел к буфету, открыл дверцу, взял с полки обветренный копченый окорок и протянул старшему.

– На, ешь.

Старший задавать вопросов не стал. Взял окорок здоровой рукой и вгрызся в него зубами. Младший же с интересом наблюдал, как с каждым проглоченным куском восстанавливаются поврежденные ткани на руке брата.

– Работает, – с интонацией человека, нашедшего подтверждение тому, что и так знал, довольно констатировал Кащей-младший.

СЕЙЧАС

– И не жалко было родного брата? А вдруг бы не получилось? – поинтересовалась правая голова рептилии.

– Да лучше б не получилось, – грустно вздохнул Кащей. – Лучше б его молния поджарила.

– Это почему? – удивилась средняя голова, с опаской косясь на заснувшую в ромашках левую.

– Потому что с родственниками дел иметь нельзя.

Баба Яга энергично закивала.

Кащей принялся доставать голыми руками горячие картофелины из углей. Запахло паленой плотью. Но Бессмертный, не обращая внимания на прилипающие к коже угли, продолжил доставать клубни, складывая их горкой. Волдыри лопались, покрывались коркой и тут же начинали затягиваться.

– Фу-у-у-у, – не просыпаясь, протянула левая голова Горыныча.

– Никогда не привыкну, – пожаловалась средняя голова, скорчив брезгливую мину, но продолжая наблюдать за тем, как Кащей разгребает угли.

– Слушай, а веточкой нельзя? – поинтересовалась правая.

– Можно, – согласился Бессмертный, – но я уже все достал.

– Кащеюшка! – вдруг подала голос Баба Яга, – тебе б тоже ромашки покушать. Ну, или отварчика попить. Глянь вон, как левой голове хорошо. Сопли пузырит, лапы в огонь не сует. Идиллия!

Две головы Горыныча и Кащей удивленно посмотрели на Ягу.

– Что? – недоумевая, спросила та.

– Отпустило? – спросил Бессмертный.

– Не до конца, – пожаловалась старушка. – Длинные словарные конструкции строить не могу.

– Вот и не надо, наверное, – сказал Кащей и кинул одну картофелину Яге.

– Благодарю, – сказала та и тут же поинтересовалась: – Так чего там с братом-то вышло? А то мы до твоего дежавю так и не доберемся.

ТОГДА

Две следующих недели старший развлекался. Отрубал себе конечности, затем прижимал их к обрубку и, закинув что-либо съедобное в рот, любовался, как срастается плоть; протыкал себя ножом, засекая, насколько быстро срастаются раны; вскрывал вены, выкалывал сам себе глаз. И все время ел – организм затрачивал колоссальное количество ресурсов на восстановление.

– Гроза приближается, – стоя у окна и разглядывая наливающееся свинцовой тяжестью небо, сообщил Кащей-младший, пока старший брат вбивал себе в голову гвоздь.

– И чо?

Старший брат тоже подошел к окну, встав чуть за спиной у младшего.

– Ну как! Я тоже стану бессмертным, – объяснил Кащей-младший.

– Знаешь, – старший брат выдернул из головы гвоздь, и рана с чавканьем стала затягиваться, – наверное, не станешь.

– Это почему? – спросил Кащей-младший, начиная поворачиваться к брату и видя, как тот протягивает к нему руки.

В следующее мгновение он ощутил толчок в плечо, не удержал равновесия и, перевалившись через подоконник, полетел вниз головой.

– Потому что бессмертный должен остаться только один! – пояснил старший и швырнул окровавленный гвоздь вслед гулко ударившемуся о землю телу.

Прежде чем окончательно померкнуть, сознание младшего успело отметить упавший прямо перед лицом гвоздь и то, что с неба стали срываться первые капли дождя.

СЕЙЧАС

– Вот так я и помер.

– Без дежавю? – не поняла правая голова.

– А зачем тогда разговор про дежавю заводил вообще? – поддержала ее средняя.

Левая, не просыпаясь, надула ноздрей из сопли пузырь приличных размеров, который с глухим хлопком лопнул, разнося по поляне ромашковый аромат.

– Сколько ж она их сожрала, – задумчиво спросила Яга.

– Не знаю, – ответила правая, – но жрала одна она, а отрыжка ромашками у всех.

– Ну дык оно и понятно! Желудок-то один на троих, – объяснила Яга.

– Так все-таки, – вернула разговор к истории Кащея средняя голова, чего там с дежавю?

Кащей кивнул и продолжил.

– Дежавю я испытал уже после того, как меня Василиса оживила. Братец к тому времени делов наворотить успел и прочь из сказки сбежать.

– Куда?

– Не то в Кефиркино, не то в Закваскино…

– В Простоквашино?

– Точно! В Простоквашино. Залег на дно и делает вид, что почтальон по профессии.

– Так, а с дежавю-то что?

Бессмертный, шутя, хлопнул себя по лбу, мол, совсем забыл.

– Так вот, когда меня Василиса оживила, я решил прошлых ошибок не повторять и первым делом подстраховаться.

– Сам на свой чудо-стул сел?

Бессмертный кивнул.

ТОГДА

– Кар-р-р! – проорала пролетавшая мимо ворона.

– Кар-р-р! – передразнил ее Кащей, и на его ор стала беспорядочно отзываться вся стая.

Бессмертный поморщился. Он так и не смог привыкнуть к такому шумному соседству. Но терпел, потому что воронье перо и птичье гуано очень часто мелькали в рецептах зелий. Ну в самом деле, не бегать же по лесу за какой-нибудь птичкой в ожидании, когда та соизволит дриснуть. А так, забрался на крышу – наскреб, сколько тебе надо. Да и перьев под стеной валялось в избытке.

– Ну, пора, – сказал он сам себе, когда небо окончательно затянуло черными тучами, а гром прогрохотал совсем рядом. Подтянул ведущий на крышу кабель к креслу и зафиксировал его в разъеме.

– Кар-р-р! – послышалось за окном.

– Кар-р-р! – передразнил Кащей и, сев в кресло, застегнул ножные фиксаторы.

Сверкнуло, а потом грохнуло совсем рядом. Вороны с диким ором заметались над крышей. И в этот миг сверкнуло и грохнуло еще раз. Разряды, переплетаясь, рванулись по кабелю к креслу.

– А-А-А-А-А-А-А-А! – заорал Кащей испуганно, и в следующее мгновение электрические разряды оплели его тело, заставив неестественно выгнуться, а разум отключиться.

Когда Бессмертный пришел в себя, дождь прекратился, и в окно заглядывало солнце. Он успел увидеть последние пятнышки энергии, впитывающиеся в точно такую же иглу в центре пентаграммы, какую в качестве аккумулятора выбрали брату. Кащей несколько раз глубоко вдохнул, прислушиваясь к ощущениям. На первый взгляд ничего не изменилось.

– Кар! – раздалось прямо в комнате.

Бессмертный сфокусировал взгляд и увидел деловито вышагивающую по столу ворону.

– Кар! – передразнил птицу Кащей.

Ворона, наклонив голову, посмотрела на Бессмертного и, подойдя к пентаграмме, клюнула ее. Толстая цыганская игла, подскочив, тоненько дзынькнула и скатилась с пентаграммы на стол.

– Кар! – вновь прокричала ворона и стукнула клювом по игле.

– Твою воронью мать, – прошептал Кащей, чувствуя, что прямо сейчас что-то произойдет, высвободил руки и принялся отстегивать левый фиксатор на ноге, не отводя глаз от птицы.

– Кар! – ответила та и, еще раз долбанув клювом, подхватила иглу.

– Положи, где взяла! – прошипел Кащей, на ощупь размыкая правый фиксатор.

Ворона покосилась на Бессмертного и, не выпуская иглу из клюва деловито пошагала к краю стола.

– Выплюнь, сука, – также негромко прошипел Кащей, медленно, чтобы не спугнуть птицу, вставая с кресла.

Ворона еще раз покосилась на человека, согнула ноги, оттолкнулась от столешницы и, несколько раз хлопнув крыльями, перелетела на подоконник. Кащей замер, задержав дыхание. Он лихорадочно соображал, как себя повести, чтобы не спугнуть птицу. Швырнуть в нее что-то? А если промахнется? Подманить едой? Буфет находится у дальней стены. Вариант, показавшийся единственно верным, яркой вспышкой мелькнул в мозгу и Бессмертный рванулся к окошку, вытягивая руки вперед.

Птица отдавать аккумулятор Кащеевой смерти не планировала и, захлопав крыльями, вылетела в окно.

– Отдай иглу, говно пернатое! – закричал Бессмертный, отталкиваясь обеими ногами от пола и бросаясь вслед за вороной в раскрытое окно.

Хлопки крыльев, раздающиеся откуда-то сверху, звучали, словно издевательские аплодисменты стремительному падению вниз.

– Бля! – выругался Кащей и встрял головой в землю.

СЕЙЧАС

– И вот, пока летел, пока головой в землю встревал, у меня стойкое ощущение дежавю было, – закончил Кащей.

– Зато выяснил, что иголка работает, – философски заметила правая голова и захихикала.

– Кар! – подала голос средняя и захохотала во всю свою драконью глотку.

Левая голова Горыныча, испуганно дернувшись спросонья, открыла глаза и принялась отплевываться.

– Какая тварь меня ромашкой накормила? Знаете же, что не люблю!

– Осмелюсь заметить, – подала голос Баба Яга, обращаясь к левой голове, – что в течение некоторого промежутка времени, с момента окончательной расплаты с Балдой посредством щелбанов и до текущего момента, твои и без того невысокие интеллектуальные способности пребывали в довольно-таки плачевном состоянии, что и подтолкнуло тебя, вполне вероятно, на инстинктивном уровне к употреблению многолетнего цветкового растения семейства астровых, обладающего некоторым седативным эффектом и более известного, как ромашка лекарственная…

– О-о-о-о-о-о... Я смотрю, все ожили, – протянул Кащей и хлопнул в ладоши. – Коллеги, спешу вас обрадовать: у нас есть заказ. И начать мы должны были еще вчера…

ОНИ

– Какое из двух слов тебе было непонятно в словосочетании «без палева»? – спросил Кащей, глядя на догорающие кусты.

– Не, ну там че-то зашуршало, – начала виновато оправдываться средняя голова Горыныча, – а ты что говорил?

– Что я говорил? – повысил тон Кащей, начиная выходить из себя. – Ну-ка, повтори слово в слово!

– Чтобы ни одна живая блядь… – начала левая голова.

– ...не смогла прошмыгнуть... – подхватила средняя.

– ...и без палева, – закончила правая голова змея.

– И-и-и? – сквозь зубы спросил Кащей.

– И вот, – хором ответили все три головы, кивая в сторону пожарища, – не прошмыгнула.

– Может, конечно, это и не блядь была, – добавила левая голова.

– Мы разглядеть не успели, – поддержала ее средняя.

– На опережение сработали, – закончила мысль правая голова.

– Эталонный дебил, – выругался Кащей. – Меняй позицию теперь. Здесь ты себя дискредитировал уже.

– Чой эта? – простодушно и хором удивился Горыныч.

И тут на другом краю леса завопила Яга:

– Нарушение периметра-а-а-а-а!

Кащей набрал воздуха в грудь, досчитал до десяти и прошептал на выдохе:

– Пи-с-с-тец-ц... Дал бог помощничков.

Пройдя по опушке к тому месту, откуда кричала Яга, Кащей огляделся и спросил:

– Чего случилось, старая?

Та указала на землю и сообщила:

– Учитывая особенности рельефа и обширность вверенного мне участка призамковой территории, а также осознавая невозможность наблюдения за всей частью периметра одновременно, я здраво предположила, что оптимальным вариантом будет нанесение контрольной полосы с последующим отслеживанием изменений на оной.

Кащей оглядел вспаханную, тянущуюся вдоль кромки леса полосу метров десяти шириной и подумал, что идея стоящая и нужно Василисе рассказать, чтоб на границе внедрили. И еще он подумал, что в Яге для ее возраста слишком много энергии. Вздохнув, Бессмертный спросил:

– Ну пробежал кабан по полосе и чего?

– Смотри, Кащеюшка, – Яга указала рукой на участок от полосы до стены замка вдали, возле которой чем-то занималось несколько человек, – следы в одну сторону, а никаких кабанов в поле нет. И те, кто сейчас занят приведением стены в первоначальный вид, продолжают делать это. Следовательно, существо, предположительно пересекшее периметр, не попадало в их поле зрения. Исходя из вышеозвученного, я делаю логичный вывод, что сложившаяся ситуация соответствует поставленной тобой во время инструктажа задаче.

– Сигнализировать обо всем подозрительном, даже если оно не кажется подозрительным, – пробормотал Кащей.

– Именно! – согласилась старушка.

– Понятно, – кивнул Кащей, доставая блюдечко и запуская по нему яблочко, – продолжай наблюдение.

ОНА

Кто-то уже несколько ночей подряд расписывал дворцовые стены. Несмотря на усиленные патрули, каждое утро на них красовались надписи мелом: «Царевна дружитъ съ вѣдьмой», «Фею на колъ», «Бѣсовщину вон из дворца», «Братья взываютъ къ отмщѣнію» и прочие. В целом вектор посланий сводился к тому, что фея, к слову сказать, в последнее время не стремящаяся вносить коррективы в естественный ход событий, является нежелательным элементом, и с ней нужно сделать что-то жестокое. Но иногда проскакивали абсолютно необъяснимые: «Миръ! Трудъ! Май!», «Цой живъ», «Хочу бабу потолщѣ».

Это напрягало Василису. Но еще больше ее напрягало то, что началась вся эта катавасия в момент отъезда царя с дружественным визитом в соседнее королевство. Да и это не было бы проблемой, не забери государь с собой большую часть охраны дворца со словами: «Свита должна выглядеть солидно». Вместе с дружиной солидность свите отправились придавать повара, конюхи и даже единственный писарь. Было сильное искушение использовать висящий на шее кулон с маховиком времени и, отмотав это самое время до вчерашнего вечера, понаблюдать за стеной, но в конце концов девушка склонилась к варианту, в котором были задействованы Кащей, Яга и Змей Горыныч.

Сейчас, вместе с дворцовыми девками, Василиса отмывала стену от появившихся за ночь лозунгов и призывов.

– Охота ж кому-то стены поганить, – простодушно возмущалась девушка, орудующая тряпкой рядом. – Ну есть у тебя склонность, дается тебе грамота, иди в писари. Будешь сыт и при деле. Так нет же...

Василиса подумала, что надо бы спросить у писаря, когда вернется, кого из мальцов он грамоте обучал, да почерк у всех с безобразиями на стене сверить, мало ли. Заодно поговорить с ними со всеми, кто каких политических взглядов придерживается, выведать ненавязчиво, может, кто на фею обижен. Хотя, какие могут быть у сорванцов политические взгляды?

Василиса смыла со стены последнюю Ѣ, ополоснула руки и направилась вдоль стены в свой кабинет. Прошла в малоприметную дверцу, скрытую штабелем выложенных у стены дров, которую можно было увидеть, если только знать о ней, и поднялась по крутой спиралевидной лестнице на верхний этаж, очутившись в собственной комнате как раз в тот момент, когда часы закончили отбивать полдень. Прикрыла потайной вход. И как раз вовремя – по лежащей на подоконнике тарелке неспешно вращалось яблоко. На днище, покрываясь время от времени мелкой рябью, светилось лицо Кащея.

– Привет! – поздоровалась Василиса. – Новости?

– Наконец-то! – выдохнул облегченно Бессмертный, – у нас тут следы зверя из леса. А обратных нет.

– И чего?

– Скорее всего, это дикий кабан, но нельзя отбрасывать версию с магом или оборотнем, способным превращаться в животных. Вероятен и вариант с нарушителем, имитировавшим кабаньи следы, – сообщил голос Кащея из блюдечка. – Словом, ты просила наблюдать и предупреждать, я наблюдаю и предупреждаю.

– Понято. Принято, – кивнула Василиса, теребя висящий на шее кулон в виде песочных часов, обрамленных двумя свободно вращающимися кольцами.

В следующее мгновение затылок Василисы взорвался вспышкой боли и реальность превратилась в сплошное белое. И сквозь это белое, как сквозь толстый слой ваты, по краю угасающего сознания скользнул вопрос Кащея:

– Василиса, что происходит?

ОН

Проскользнуть и затаиться. Идти след в след и не быть замеченным. Терпеливо выжидать. Не пропустить идеальный момент. Сделать все с первого раза. Этому он учился с той злосчастной ночи. Учился сам. На своих же ошибках.

Еловая шишка описала дугу и упала в кусты, зашуршав листвой. Старушка повернулась на звук. Помедлила секунду-другую, но пошла проверять. Момент для рывка был идеальным, чтобы в несколько прыжков преодолеть контрольную полосу, пробежать добрую сотню метров и затаиться в ложбинке между двумя холмами. Он успел.

Второй рывок был сделан в тот момент, когда бабка, повернувшись к лесу, закричала о нарушении периметра. Третий – пока Кащей и Яга разглядывали следы во вспаханной земле. Остальное было делом техники.

Пробраться к поленнице. Затаившись, дождаться, пока Василиса будет проходить мимо, и ударить. Если повезет, скрыться незаметно, пока внимание остальных будет приковано к умирающей. Если не повезет – прорваться с боем. Первый вариант предпочтительнее, но сойдет и второй. Даже третий, в котором его убьют, не пугал. Главное – цель.

Он уже замахивался ножом, когда Василиса, протянув руку к стене, открыла потайной ход. И именно в этот момент первоначальный план обрел дополнительные детали.

Дождавшись, пока девушка прикроет дверь, он проскользнул следом и, держась на расстоянии, проследовал за ней. У двери в комнату прислушался – Василиса с кем-то разговаривала. Осторожно приоткрыл дверь, крадучись подошел к девушке, разговаривавшей с тарелкой, и на фразе «Понято. Принято» ударил ее навершием кинжала в макушку.

– Василиса, что происходит? – донеслось из тарелки.

– Месть происходит, – буркнул он, подхватывая обмякшую девушку, усаживая ее в кресло, связывая руки и приводя Василису в себя похлопыванием по щекам.

Та открыла глаза, попыталась пошевелить руками, затем – встать со стула. Наконец, поняла, что привязана, и посмотрела на стоящую перед ней фигуру.

– Свинья, – пробормотала Василиса, фокусируя взгляд.

– Именно, – согласилась фигура, делая пару шагов в сторону так, чтобы свет попадал на лицо. – Ма-а-аленький розовенький поросенок Нуф-Нуф. Что, не похож?

Василиса изумленно молчала, разглядывая фигуру землистого цвета, бугрящуюся мышцами и покрытую шрамами.

– Прикинь, я, оказывается, выжил. А фея даже не в курсе. Но я помню, как она зажала экзоскелет мне и впарила его волку. Я хотел просто убить тебя. Это дало бы ей возможность прочувствовать на собственной шкуре, что такое смерть близкого человека. Вы же дружите? А больше у этой циничной твари близких-то никого и нет. Валяться бы тебе сейчас возле поленницы, истекать кровью. Но тут мне подумалось, что этого маловато будет. Поэтому ты сейчас позовешь сюда фею.

– Я не смогу этого сделать.

– Ой, не заливай. У вас наверняка есть какой-нибудь способ экстренной связи. С Кащеем, вон, ты прямо в тарелке разговариваешь. А фее уж наверняка можешь какой-то особый знак подать. Не удивлюсь, если тебе достаточно сказать: «фея явись» и...

Что-то загремело за входной дверью, она распахнулась и оттуда вывалился матерящийся Кащей.

– Хуяссе фея! – удивленно присвистнул Нуф-Нуф, становясь в боевую стойку и поигрывая кинжалом.

ОНИ

– Яга, следи за блюдцем! Слушай, что там происходит! Позови трехголового! Будьте наготове! – прокричал Кащей, срываясь в сторону дворца.

– В какой последовательности? – уточнила та вслед.

– Одновременно!

Вполне вероятно, Кащей поставил какой-нибудь рекорд по преодолению расстояния от леса до замка, но засекать было некому. Вбежав в ворота, пересек двор, отшвырнул попытавшегося встать на пути охранника, взлетел по ступенькам на верхний этаж, наткнулся еще на двоих стражей, задержался, обезвреживая обоих, но ненадолго. Продолжил бежать, но перед самой дверью отвлекся на что-то красно-белое, мелькнувшее за колонной, зацепился за складку на ковре и, матеря на чем свет стоит персидских ткачей, кубарем ввалился в комнату.

– Хуяссе фея! – удивленно присвистнули в комнате.

– Хуяссе поросенок! – не менее удивленно отозвался Кащей, разглядывая с пола матерого кабана с кинжалом и в камуфляже.

ОНА

В следующее мгновение Кащей уже стоял напротив кабана, сжимая в ладони такой же, как у него, нож, но что-то подсказывало Василисе, что поединок будет неравным. Так и оказалось.

Кащей ушел от первого выпада, перекидывая оружие из левой руки в правую и пытаясь достать Нуф-Нуфа, но тот блокировал удар свободной рукой, одновременно нанося удар. Кащей словно и не заметил пореза на щеке. Не глядя на собственные руки, еще раз перебросил нож, теперь из правой руки в левую и вновь сделал выпад. Но свин, словно танцуя, ушел и от этого удара. Оказавшись сбоку от Кащея, Нуф-Нуф выставил ногу, пользуясь инерцией противника. И в следующее мгновение Бессмертный рухнул на привязанную к креслу Василису, заляпав ее кровью.

Подскочивший сзади кабан вонзил кинжал по рукоять в спину Кащею.

– Маховик… – прохрипел Бессмертный, глядя Василисе в глаза, и повалился на пол.

А девушка почувствовала, что одна рука уже не привязана к креслу. Василиса потянулась освобожденной рукой к кулону и провернула висящие внутри него песочные часы.

Последнее, что она увидела, это как кабан вытащил нож из спины Кащея, пинком перевернул тело, наклонился над поверженным противником и спросил:

– Ну что, мое кунг-фу покруче будет?

В следующее мгновение реальность стала размазанной. А когда резкость к изображению вернулась, комната опустела, руки и ноги Василисы были свободны и только испачканное в кащеевой крови платье, напоминало о том, что вот-вот должно было произойти.

Часы начали отбивать полдень.

ОНА ЖЕ

Действовать нужно было быстро. Василиса вскочила с кресла и выбежала из комнаты, неплотно прикрыв за собой дверь. Наклонилась, замерла, прислонившись к ней ухом и прислушиваясь.

Часы в комнате издали двенадцатый удар. Хлопнула потайная дверца.

– Привет! – послышался из-за двери голос Василисы. – Новости?

– Ну наконец-то! – приглушенно пробормотали в ответ, – у нас тут следы зверя из леса. А обратных нет.

– И чего? – поинтересовался голос Василисы.

– Скорее всего, это дикий кабан, но нельзя отбрасывать версию с магом или оборотнем, способным превращаться в животных. Вероятен и вариант с нарушителем, имитировавшим кабаньи следы, – все так же приглушенно ответил голос Кащея. – Словом, ты просила наблюдать и предупреждать, я наблюдаю и предупреждаю.

– Понято. Принято, – отозвался голос Василисы в комнате.

За дверью раздался тупой удар, девушка инстинктивно отпрянула, зацепив ногой ковер и создав на нем складку. Метнулась к лестнице, пробежала половину пролета и замерла. Позвать стражу? – нарушить ход событий. А это нужно делать, предварительно обдумав и просчитав все детали. Значит, пока что – ждать удобного момента. Василиса вновь поднялась по ступенькам и вернулась к двери.

– Свинья, – послышалось из-за двери.

– Именно, – согласился грубый голос. – Ма-а-аленький розовенький поросенок Нуф-Нуф. Что, не похож?

Этажом ниже началась возня – это Кащей раскидывал стражников. Звуки ударов, грохот падающих тел и торопливые шаги по лестнице. Василиса отбежала и спряталась за дальнюю колонну как раз в тот момент, когда Бессмертный подскочил к двери. Ей показалось, что Кащей мельком глянул в ее сторону, прежде чем споткнуться и открыть дверь лбом. Так вот обо что он споткнулся, входя! Стремглав спустившись по лестнице, она подняла меч одного из валяющихся в отключке стражников и так же быстро вернулась обратно.

Порог комнаты Василиса переступила в тот момент, когда она же, сидящая в кресле, стала таять в воздухе, а Нуф-Нуф, наклонившись над телом Кащея, спрашивал:

– Ну что, мое кунг-фу покруче будет?

– Нет, – ответила за Бессмертного Василиса. И меч, описав дугу, разрубил кабанью черепушку пополам. – Все, сука, самой делать приходится.

– А кто тебе про маховик напомнил и путы с одной руки перерезал? – иронично прокряхтел Кащей, вставая и разглядывая рухнувшую на пол свиную тушу. – Я б его все равно одолел. Это дело времени. Он же не знал, дурашка, что я бессмертный.

– Но выглядишь, доложу я тебе, будто вот-вот богу душу отдашь.

– О! Точно! – сказал Кащей, ощупывая порез на лице. – Есть у тебя чего пожрать? Мне силы восстановить да раны затянуть. А то из этого, – Бессмертный пнул труп Наф-Нафа, – шашлык жестковат будет. Хотя...

– Только не говори, что вы это жрать будете, – брезгливо скривилась Василиса.

– Я – точно не буду, – заверил ее Кащей.

В замковое окно просунулась чешуйчатая голова Горыныча, оценила обстановку и радостно воскликнула:

– О! Свининка! – посмотрела на Кащея, затем на Василису и заискивающе поинтересовалась: – Хоронить, надеюсь, не планируете?

СЕЙЧАС

– Василиса по тарелочке со мной связывалась, – сообщил Кащей.

– И чего? – заинтересовался Горыныч. – Опять украсть-убить-сломать что-то нужно?

– Отнюдь!

– От отнюдя слышу!

– Короче говоря, – отмахнулся Бессмертный, – Василиса царю рассказала, как мы ее от Нуф-Нуфа спасали.

– И чего?

– Как чего? Амнистия! Нас даже на бал приглашают.

– Куда?

Кащей набрал воздуха в грудь, досчитал до десяти и продолжил разъяснять:

– Государь в гости съездил к соседям, теперь, говорит, не хочу пиры-застолья, хочу балы-маскарады.

– Реформатор, блин, – буркнула какая-то из голов Горыныча.

– В молодости мне довелось побывать на многих мероприятиях подобного рода. Но один из балов запомнился мне больше остальных. Хотя я на нем даже не танцевала, – подала голос Яга.

– Так ты неместная? – изумилась одна из голов Горыныча. – Балы ведь заморская блажь. У нас-то – пиры.

– Раскусил! – осклабилась баба Яга.

– Что раскусил? – начала отплевываться левая голова. Хоть она и пришла в себя после щелчка Балды, но образные выражения иногда воспринимала как-то неадекватно.

– Сколько с тобой общаюсь, а не перестаю удивляться деталям из биографии, – сообщил Кащей.

– Да ты у нас тоже не лыком шит, – ответила комплиментом на комплимент Яга. – Одно только то, что у тебя есть брат – точная твоя копия, чего стоит.

– Лучше б его не было, – буркнул Кащей.

– Вот только давайте в ностальгию не ударяться, а? – умоляюще попросила средняя голова рептилии.

– Ностальгия, да будет тебе известно, ничто иное как реконструкция предыдущего жизненного опыта, не воспроизводящая прошлые события, но включающая субъективную оценку вспоминающего, считающего положительными даже негативно пережитые ситуации. А учитывая то, что, вспоминая некоторые эпизоды прошлого, ни я, ни Кащей не испытываем к оным нежных чувств и желания, чтобы они повторились, то я бы скорее назвала данные рассказы устным способом передачи жизненного опыта, а не ностальгией.

– Это называется задушевный трындеж.

– Ну, или так, – согласилась Яга. – А раз уж ты сам согласен с тем, что мы здесь не нюни распускаем, а опытом делимся, то изволь послушать, пока я марафет наводить буду. Как-то мы на балу у короля Убералисена с одним рыцарем пересеклись…

– Ну невыносимо же! – простонала трехголовая рептилия и потопала куда-то за избушку.

– Звали его, кажется…

ТОГДА: Незнакомка

– Как зовут тебя, рыцарь? – спрашивает Незнакомка в странной шляпке, с прикрытым вуалью лицом. Голос у нее низкий и глубокий, с едва уловимыми нотками хрипотцы.

– Имя мое не скажет тебе ни о чем, прелестное создание, – уходит он от ответа.

– Вина? – не отступает она.

– Не откажусь, – улыбается Нахтигаль, сдерживая дрожь в руке, принимающей бокал.

– За успешный финал? – протягивает Незнакомка свой сосуд, вызывая мелодичный звон соприкосновением хрусталя с хрусталем.

– Финал чего?

– Того, что вот-вот начнется.

Взгляд его всего на мгновение дергается куда-то в сторону, но тут же возвращается к блестящим за вуалью глазам.

– Не понимаю, о чем ты?

– Все ты понимаешь, – улыбается та.

Музыка заглушает гудение голосов в тот самый момент, когда рыцарь подносит бокал к губам, обеспечивая себе паузу, во время которой – это видно по глазам – что-то лихорадочно просчитывает в уме. Рука дергается, чуть было не расплескивая вино. Он нервничает, хотя и старается не подавать вида.

– Я могу помочь, – встав на цыпочки и приблизив губы к его уху, все тем же сводящим с ума голосом сообщает девушка, скрывающая лицо под вуалью, издавая губами звук, который часто можно услышать после затяжного поцелуя пылких любовников. – Но взамен ты поможешь мне.

– Как? – взволнованно спрашивает рыцарь. Он уже не пытается делать вид, будто не понимает, о чем речь.

Ее палец, слегка придавив ткань, касается верхней пуговицы его камзола и ползет вниз, останавливаясь на каждой пуговице, разделяя предложение на отдельные слова.

– Так. Как. Ты. Планировал. Сладенький.

СЕЙЧАС

– Как же ж его звали-то, суку такую…

– Вот не умеешь ты рассказывать, – иронично подал голос из-за избы Горыныч, – когда не нужно, такие конструкции из слов городишь, что у меня извилины во всех трех головах на финишную прямую выходят. А как интересная история намечается, так на ненужные мелочи отвлекаешься.

– Милый, поживи с мое! – начала было оправдываться Баба Яга.

И Горыныч заржал во все три глотки.

– Даже-ть ежели на три разделить, мой век все равно поболе будет.

– Неужто? – раздалось из избушки.

– Да я, к твоему сведению, еще две луны на небе застал!

Яга выглянула в окно и, игнорируя аргумент трехглавого, задумчиво пробормотала, глядя в небо:

– Зикхайль?

– Чего? – не понял Кащей.

– Кажись, Зикхайль его звали…

ТОГДА: Нахтигаль

– За короной пришел?

Нахтигаль хватает Незнакомку за предплечье и, крепко стиснув, угрожающе шипит:

– Откуда знаешь? Кто такая?

– Полегче, рыцарь, полегче, – высвобождает руку та. – Слухами земля полнится. А среди вас, лихих людей, безрассудный – каждый третий, самоуверенный – каждый второй, не в меру болтливый – каждый первый.

Большая часть сознания Нахтигаля занята тем, что отмечает изменения в бальном зале: перемещения гостей, стоящие у колонн группы не решившихся пригласить кого-то на танец кавалеров, перешептывающихся дам, кружащиеся в вальсе пары, стражу, разносящих напитки лакеев. Меньшая цепляется за каждое слово Незнакомки в надежде, что в ее речи проскользнет хоть какой-то намек на то, кто она или откуда знает о заключенном пари.

– Имеющий уши слышит, что нужно, – продолжает нашептывать та. – Ты, Водяной, Стервелла. Кто еще?

Рыцарь, слушая девушку, не перестает следить за бальным залом. Вон шумный крупный мужик в камзоле с огромной, под стать ему самому, бутылью, регулярно отпивающий глоток-два – сушит бедолагу. Вроде бы общается с компанией королевских охотников, но, когда что-то рассказывает, пятится на шажок-два. Оттягивает всю компанию на себя – ближе к трону. Еще полчаса назад охотники хохотали у среднего окна. Сейчас они уже возле колонны.

– Бесспорно, в вашем пари есть что-то захватывающее, – продолжает Незнакомка. – Но не пахнет ли это все безрассудством?

Нахтигаль слушает и наблюдает, как шикарно разодетая дама в мехах, с черными слева и белыми справа волосами, курсирует по залу от группы к группе таких же, как она, баронесс, графинь, маркиз. Держится слегка отстраненно, хотя и принимает живое участие в разговорах. Постоянно стреляет глазами по сторонам и, скорее всего, так же, как и сам Нахтигаль, отмечает всех, попадающих в область зрения людей и детали. Даже самые мелкие. Ее можно было бы назвать красивой, если бы не чрезмерная худоба. Но за богатой одеждой никто не замечает костлявости.

– В какой-то момент сегодня вы станете мешать друг другу, а желание быть первым затмит разум, провоцируя делать ошибки. И кто-то решится подставить другого, чтобы выиграть пари.

Незнакомка не говорит о себе. Она говорит о заключивших пари. Но уши рыцаря ловят каждое слово. И отмечают каждое движение в зале.

Личная охрана короля не бросается в глаза. Ее будто нет. Но рядом с Убералисеном всегда несколько одних и тех же лиц. Кто-то подходит к нему, к кому-то подходит он, ведутся разговоры, отвешиваются поклоны, сыплются комплименты, однако, несколько человек рядом с ним, а точнее – четверо, не меняются. Примечательно, что среди них одна женщина-амазонка. Но это явно не гостья. И ее одеяние – не маскарадный костюм.

– И из-за стремления быть круче всех, кто-то наплюет на безопасность остальных, – едва уловимая хрипотца в голосе Незнакомки, будто она только проснулась, отвлекает.

Ее дыхание, вместе со словами касающееся уха, не дает сосредоточиться. Но мозг продолжает фиксировать происходящее, глаза – следить за королем и теми, кто его окружает, уши – наслаждаться бархатным голосом.

СЕЙЧАС

– Народу было – не протолкнуться, а для меня скопление большого количества человеческих единиц на относительно небольшой площади, даже сейчас, при наличии внушительного багажа опыта, приобретенного за последующий отрезок жизни, было и будет негативно влияющим на нервную систему и не позволяющим сосредоточиться на основной задаче фактором.

– Пиплофобия, – задумчиво проговорил Кащей.

– У каждого свои недостатки, – пробасил Горыныч из-за избушки. – Я, например, только с высоты полета понимаю, что и где, а когда пешком хожу, постоянно на местности путаюсь.

– Топографический кретинизм, – вновь поставил диагноз Кащей.

– Ты ж, например, – продолжал трехголовый откуда-то из-за избушки, обращаясь к Яге, – вместо того, чтобы понятно и быстро объяснить, много лишних сложных слов говоришь...

– Перманентное словоблудие, – отметил Кащей.

– ...но мы привыкли и даже понимаем тебя. Я ж осознаю, что несмотря на такой недостаток, ты полезный член команды.

– Вынужденная толерантность...

– Слышь, худосочный, – вновь выглянула из окошка Баба Яга, – а навязчивое стремление диагностировать диагнозы, когда тебя не просят, как называется?

– Дохрена умный, – хором предположили все три головы из-за избушки и дружно заржали.

ТОГДА: Кэлпи

– И я ему говорю: доблестный сэр, Вы, конечно, можете сделать так, как считаете нужным, но на свой страх и риск, потому что ходят слухи, будто особа, которую Вы так вожделеете, ведьма.

– И что он?

– Рискнул, – Кэлпи пожимает плечами и с напускным безразличием отхлебывает из здоровенной бутыли.

Охотники молча ждут, когда здоровяк продолжит, а он – когда кто-то задаст вопрос.

– И у него... получилось? – наконец интересуется самый молодой из собеседников.

– А не знаю. Я его больше не видел, – Кэлпи выдерживает паузу и добавляет, опираясь о колонну: – никто не видел.

Молодой нервно хихикает. Остальные изумленно, с некоторой долей испуга смотрят на Кэлпи.

– Холостым, – наконец добавляет здоровяк. – Охомутала она его.

Компания разражается смехом.

– Разве ведьмы могут иметь мужей? – недоумевая, спрашивает молодой.

– Любая женщина, – Кэлпи доверительно кладет ладонь парню на плечо, – у которой есть муж, по определению ведьма.

Старшие снова одобрительно хохочут, а молодой смущенно краснеет.

– Понимаешь ли, мой юный друг, у каждого мужчины есть особый рычаг, взяв в руки который, женщина способна управлять нами так, как ей заблагорассудится.

Компания замолкает в ожидании следующей шутки. И гигант не заставляет ждать долго. Сделав несколько внушительных глотков из горлышка, он добавляет:

– Кроме меня и лорда Дерхахна.

– Почему?

– Я не стесняюсь управлять своим рычагом сам, – кто-то их собеседников издает короткий смешок, а Кэлпи, язвительно ухмыльнувшись, кивает в сторону балкона, на котором престарелый аристократ что-то нашептывает на ухо юному пажу, пытаясь его приобнять, – а рычаг лорда во власти мальчиков.

Компания охотников в очередной раз неприлично и громко хохочет, не замечая, что за время развеселого разговора проделала путь от центрального окна до ступеней, ведущих к трону. Они даже не обращают внимания на снующих туда-сюда слуг с подносами полными яств и напитков, настолько увлекательно ведет беседу их новый знакомый.

Сам же здоровяк, помимо того, чтобы развлекать охотничью братию, успевает отслеживать короля и нескольких гостей.

Особых гостей.

Которых никто не приглашал. Как, собственно, и его самого.

Каждый с разным успехом приближается к цели пари – короне Убералисена. Стервелла, мило общаясь со знатными дамами, также ненавязчиво обходит бальный зал по другому краю. Однако в отличие от Кэлпи не собирает вокруг себя компании, держась со всеми вежливо, но отстраненно. Скорее всего, будет ловить момент и постарается спереть корону незаметно, обставив все так, словно она ни при чем, и ускользнуть до того, как поднимется паника.

Кэлпи рассчитывает сделать все абсолютно противоположным образом.

Четверых телохранителей – троих мужчин и одну женщину, делающих вид, что они заурядные гости, – Кэлпи срисовал давно и теперь, почти подобравшись к королю, ждет удобного момента. Сорвать корону, когда внимание всех четверых переключится на кого-то – а оно обязательно переключится – и рвануть к окну. Несмотря на внешнюю неуклюжесть и габариты, наводящие на мысль о нерасторопности, он очень проворен. Ну а выпрыгнув с добычей в окно, Кэлпи примет форму коня и поминай как звали – пари в кармане.

Преимущество перед Стервеллой в том, что после определенного момента ему не нужно переживать о скрытности. Нахтигаля Кэлпи в расчет не берет – парнишка совсем зеленый и сам не понимает, во что ввязался. Несколько дерзких ограблений не показатель мастерства. Даже разбойные нападения нужно просчитывать – ангелы-хранители и те не всегда справляются. Что уж говорить о взбалмошной и капризной удаче?

Вот и сейчас парнишка, забыв обо всем, отвлекся на какую-то вертихвостку. Та уже водит пальцами по камзолу рыцаря, а он и растаял. Ух, как глазки забегали. Не иначе как прикидывает, куда бы уединиться с этой дамочкой в вуали. Ну, тем лучше. Не будет под ногами мешаться.

– А вот однажды довелось мне видеть коричневую мохнатую тварь с огромными, как у слона, ушами, – начинает травить очередную историю Кэлпи, – верхом на говорящем крокодиле…

СЕЙЧАС

– Сказочник он, я вам доложу, похлеще Баюна. На ходу такое сочинял – на голову не натянешь. Говорящие крокодилы, пионеры какие-то, металлолом… Словом, рассказывать любил и умел. Да так складно и убедительно, что я до сих пор нет-нет да и задумаюсь, а вдруг действительно где-то есть такие животные, которые ржавым железом запасаются, как белки орехами.

ТОГДА: Незнакомка

– Удачный момент я организую, – хихикает Незнакомка, прижимаясь к Нахтигалю. – Главное, не проворонь его.

– Так а что делать? И когда? – недоумевает парень, которого все принимают за рыцаря.

– Не ошибешься, – Незнакомка отступает на шаг, берет ладонь Нахтигаля в свою. И, направляясь в сторону короля, добавляет: – Иди за мной.

Они идут, рассекая толпу. Незнакомка уверенно выбирает направление, обтекая стоящих, танцующих, разговаривающих. До Нахтигаля со всех сторон долетают обрывки диалогов, сливаясь в единый сюрреалестичный монолог, состоящий из разных голосов.

– ...невероятная история...

– ...урожая прошлого года...

– ...не думаю, что она такая...

– ...породистая лошадка, но...

– ...герцогу об этом знать необязательно...

– КРЫСА!!! – возвращает его в реальность женский визг.

Нахтигаль упустил тот момент, когда их руки разъединились, и он оказался чуть за спиной Убералисена, а Незнакомка – метрах в пяти перед королем. Дамы с визгом отступают, подбирая платья, расталкивая мужчин. Образуется круг, в центре которого нахально умывается серый грызун. Краем глаза Нахтигаль отмечает, как Стервелла протискивается в сторону, выбираясь из толпы по направлению к трону. Но зачем? Корона ведь на короле!

В следующее мгновение разбойнику под личиной рыцаря становится понятно. Эта шизанутая плевать хотела на пари, когда увидела белую меховую мантию с черными пятнами, что Убералисен сбросил, оставив на троне, спустившись к гостям. Белое с черными пятнами. Бзик? Фетиш? Какая разница, если это – минус конкурент.

Нахтигаль переводит взгляд на образовавшийся пустой круг, в центре которого на задних лапках стоит крыса, и видит, что к этой крысе уверенно шагает Незнакомка с прикрытым вуалью лицом. Люди, образовавшие круг, замирают, а девушка, спокойно подойдя к зверьку и, присев на корточки, протягивает ему ладонь. Крыса недоверчиво обнюхивает пальцы Незнакомки и – все ахают – бодро взгромождается на руку. Девушка встает, держа грызуна на ладони и вытягивает руки в разные стороны. Крыса, смешно топорща усики, бежит по руке к плечу, цепляясь лапками за воротник перебирается на второе плечо, а оттуда неспешно шествует к ладони.

По толпе проходит шепот предположений.

– Ведьма…

– Укротительница…

– Запланировано…

– Гипноз…

Девушка, это видно даже сквозь вуаль, бросает многозначительный взгляд на Нахтигаля и делает из рук кольцо, по которому начинает бежать крыса. И тут до него доходит, о чем она говорила, ведя пальцем по пуговицам камзола. Она не пуговицы считала. И не пыталась соблазнить. Она проверяла, действительно ли в складках одежды лежит муляж короны короля. Нахтигаль начинает пятиться чуть вбок, чтобы стать у короля за спиной. Трое персональных охранников заворожено наблюдают за внезапным представлением. И только амазонка, брезгливо скривившись, покидает круг.

– Так вот твое слабое место, воительница, – бормочет себе под нос Нахтигаль, расстегивая пуговицы камзола и запуская руку за пазуху. Одновременно он видит, как Кэлпи с другой стороны тянет руку к голове короля. Ему, с его ростом, это не составляет труда.

Неумолимо-короткие мгновения растягиваются до бесконечности в тот момент, когда Незнакомка, подкидывая крысу в воздух весело кричит:

– Оп-па!

Кэлпи поворачивает голову на внезапный звук, продолжая тянуть руку. А Нахтигаль, за мгновение до того, как рука здоровяка сомкнется на ободе короны, меняет ее на подделку, пряча настоящую там, где только что лежал муляж. И в следующее мгновение громадная ладонь здоровяка хватает символ царской власти. Для самого короля, увлеченного представлением с крысой, два этих мига сплетаются в один и ему просто кажется, что с его головы сорвали корону.

– Стража! – вопит король. – Корона!

И испуганная крыса, резко дернувшись, спрыгивает с ладоней Незнакомки, рванув меж ногами столпившихся людей.

СЕЙЧАС

– А Нахтигаль-то твой не дурак!

– Осмелюсь заметить, ты очень сильно заблуждаешься, не только называя его моим, но и давая ему такую лестную характеристику. Единоразовое попадание в идеальное стечение обстоятельств, такое, как произошло в описываемой мною ситуации, не делает человека умным автоматически. Оказаться в нужном месте в нужное время и выполнить нужное действие – не признак ума, но, скорее, везения и остро отточенных рефлексов. А везение, как все мы понимаем, явление весьма относительное и непостоянное.

– Вставил два слова на свою голову.

– Не два!

– Блин, ну не начинай, а? Рассказывай лучше, чего там дальше было. Сперли корону-то?

ТОГДА: Нахтигаль

Пряча корону, он видит, как еще совсем недавно производивший впечатление неповоротливого увальня Кэлпи, расталкивая людей, устремляется к окну, зажав в кулаке фальшивку. Охранники не успевают. И здоровяк, оттолкнувшись от пола, вышибает своим телом стекло. За окном раздается лошадиное ржание и стук копыт. «А вроде бы водный дух», – думает Нахтигаль, застегивая последнюю пуговицу камзола и бочком выбираясь из толпы в противоположную сторону – к выходу. На Незнакомку ему наплевать. Даже самые красивые сиськи мира не стоят короны. И уж тем более, не стоят они свободы. Нахтигаль приоткрывает одну часть дверей бального зала и выскальзывает в коридор, собираясь ускориться.

Амазонка, та самая, которая боится крыс, словно вырастает из-под земли прямо перед ним. Ее кулак впечатывается Нахтигалю в лицо, и разбойник вместе с обжигающей болью на губах и медно-соленым привкусом во рту чувствует языком несколько продолговатых камешков. Ему ни разу не выбивали зубов, но он понимает, что это именно они.

– Сука, – шипит амазонка, стряхивая собственную кровь с руки.

Выбивая ему зубы, она рассекла костяшки пальцев.

СЕЙЧАС

– Он, когда из-под стражи сбежал, в наши леса перебрался. Потому что свои же архаровцы ему проходу не давали. Дразнили не иначе как Нахти-Шепелявый. Ну какая с такой кличкой может быть разбойничья слава? Срам один. А уж тут, когда морда подзажила, Нахтигаль обнаружил, что новая конфигурация ротовой полости позволяет ему извлекать свистящие звуки, вызывающие спектр негативных ощущений от банального дискомфорта до приступов беспричинной паники.

– Так Нахтигаль – это Соловей-разбойник, что ль? – удивленно спросил Кащей.

– Он самый, – ответила из избушки Яга. – Знатно я ему тогда приложила.

– Иди ты! – хором изумились головы Горыныча и, выглянув из-за избушки, засунулись в окна. – Так ты и в королевской охране отметилась? Посмотрела, так сказать, на оборотную сторону медали?

В избушке послышался визг Яги, затем грохот кухонной утвари.

Головы Горыныча стыдливо покинули окна и вернулись за избушку.

– Откуда ж мы знали, что ты голая! – раздался голос средней.

– Блин, – печально вздохнула правая, – теперь синяк будет под глазом.

Послышалось приглушенное «тук» и тут же возмутилась левая:

– За что!?

– Для симметрии! – голос правой головы значительно подобрел.

– Так корону ты, значит, спасла?

– А то! – задорно ответила старушка из избы.

– Наградили хоть тебя?

– Да если б все так просто было! – интонации Яги сменились на задумчиво-виноватые. – Там ситуация с двойным дном оказалась. А я его не разглядела.

ТОГДА: Крыса

Раздается крик, поднимается паника. Зверек шмыгает на пол, уворачиваясь от людских ног, ищет нужную пару. И когда звенит разбитое стекло, крыса, цепляясь лапками за ткань, взбирается по нужным штанам до поясного ремня. Хозяин не чувствует крысу у себя на брюках, потому что напуган и возмущен одновременно. Грызун чувствует липкие волны паники, исходящие от него, но продолжает делать то, что должен, то, чему обучен – перегрызает кожаный шнурок, металлическая застежка которого удерживает на поясном ремне королевскую печать. Вместе с добычей в зубах, вновь прыгает на пол и так же петляя между ногами ринувшихся к разбитому окну зевак, вползает по костюму хозяйки и прячется в потайной карман сумки, который хозяйка сразу же застегивает.

Никто не замечает этого.

Крыса чувствует, как качается сумка, в которой она сидит. Следовательно, хозяйка идет, болтая ею на ходу.

– Молодец, Лариска, – шепчет Незнакомка.

Эти слова обычно означают, что скоро крысе дадут вкусные зернышки. Крыса радуется.

СЕЙЧАС

– Надо же! Королевскую печать!?

– Представьте себе! Пока это выяснили, пока новую сделали, пока указом старую отменили, пока до всех эта новость дошла – там столько поместий, зерна, скота было в деньги переведено и бесследно сгинуло!

– Так, а кто она такая, дрессировщица эта? Выяснили?

– Аферистка. Факт.

– А эта, на мехах помешанная? С ней-то что?

– Ничего.

– Как ничего?

– Вот так. Ничего.

ТОГДА: Де Виль

Прижимая к груди королевскую мантию, Стервелла выскакивает в не успевшую закрыться за ретировавшимся минуту назад Нахтигалем дверь и натыкается на амазонку, волочащую его за волосы.

– Стой! – приказывает та, доставая внушительных размеров кинжал.

Стервелла замирает, прижимая меховую мантию к груди. Смотрит на амазонку и умоляюще произносит:

– Ну она же красивенькая…

Что-то в стражнице екает. И она, ледяным тоном произносит:

– Поймают – твои проблемы.

Лицо Стервеллы озаряет безумная улыбка, и она со всех ног бросается к ступенькам, все так же прижимая к груди мантию.

– Н-да, – бормочет амазонка задумчиво, – шмотки можно купить или украсть. С мозгами этого не сделаешь.

Она толчком распахивает двери и втаскивает в бальный зал окровавленного Нахтигаля. Он в данный момент не только без зубов, но и без сознания.

– Ваше величество! – кричит стражница. – Преступник пойман!

СЕЙЧАС

– Я готова, – сообщила Баба Яга, выходя из избы. – Тряхну стариной.

Ее наряд можно было бы назвать костюмом амазонки, если бы он был на юной воительнице. Но на старушечьем теле это походило на любительский костюм начинающей деревенской БДСМщицы. Завершающим штрихом, возводящим абсурд в абсолют, были кокошник и черная маскарадная маска.

– Яга! – возмущенно воскликнул Кащей. – Это что за непотребство?

– Да нормально бабка выглядит, – вступился за старушку вышедший из-за избушки Горыныч, – это ж бал-маскарад!

На левой шее у него висел ромашковый венок, второй, поменьше, но тоже ромашковый, украшал голову. Средняя могла похвастать шляпой-цилиндром и моноклем, который, не пойми как, держался на морде рептилии. Правая же ограничилась тем, что нацепила белый парик с завитушками на манер заморских послов. У левой головы под левым глазом, а у правой – под правым сияли фингалы.

«И правда, симметрично» – подумал Кащей. А вслух обреченно пробормотал:

– Паноптикум, бля.

Почему-то он был уверен, что на балу они произведут фурор. Феерический.

ТОГДА

Игнорируя всякий этикет и устоявшиеся традиции, Кащей называл государя на ты, чего себе не позволяла даже Василиса. И царю кащеева смелость даже нравилась, однако, в напарниках Бессмертного он сомневался.

– Уж не знаю, как у вас получилось кабана этого по всему периметру головы больного одолеть, но смотрю я на напарников твоих, и в мыслях одно только слово крутится, – царь пощелкал пальцами, пытаясь вспомнить, но не смог.

– Паноптикум?

– Во! Он самый.

Кащей бросил взгляд на Горыныча, выдыхающего сноп огня в ночное небо, и визжащих от восторга ребятишек. Перевел глаза на начальника стражи, отнекивающегося от старушки-Яги в костюме амазонки. Та требовала немедленного спаринга и одновременно жевала пирожок.

– На ратный бой! – задорно визжала бабка с набитым ртом. – Один на один!

– Ну, да, – согласился Бессмертный с царем. – Есть такое. Но, ты ж знаешь, первое впечатление не всегда верное.

– Так это и не первое! И даже не второе.

– Да хоть десятое. С поставленными задачами мы справляемся? – спросил Кащей и сам ответил на вопрос: – Справляемся. Дочь твоя за нас ручается? Ручается. Каких гарантий еще надобно?

– Так-то оно так, – задумчиво проговорил царь, поглаживая жиденькую бородку, – однако и Василиса ошибаться может. Взять того же Ваньку Дурака, к примеру. Щебетала что, мол, люблю, хороший, ласковый, герой… А в брачную ночь он ее из окошка выронил.

– Да ты б сомнениями себя не терзал, а сказал, чего тебе надобно. Не просто так же ты нас позвал?

– Не просто, – признал царь.

– Ну, так и ставь задачу-то, а не ходи вокруг да около.

– Дерзкий ты, потому, видать, некоторое доверие к тебе питаю, – погрозил пальцем Кащею государь и, наконец, перешел к делу: – бардак у меня во владениях творится. Порядка хочу.

– А поточнее? – спросил Бессмертный, уловив краем глаза, как Яга провела обманный удар и таки вырубила начальника стражи.

Тот упал, гулко хлопнувшись оземь, а Яга, изобразив неприличный жест, который неискушенный наблюдатель мог истолковать, как приглашение прокатиться на лыжах, подошла к одному из фуршетных столов, расставленных во дворе по заморской моде, и цапнула с блюда еще несколько пирожков.

– Происходит всякое. А я хочу, чтобы не происходило.

– Расплывчатая постановка задачи, – пробормотал Кащей. – А поконкретнее?

– Есть тут неподалеку несколько мест… как же ж их дочка называет… ароматных… аморальных… – царь вновь защелкал пальцами, вспоминая слово.

– Аномальных?

– Во! Точно! Аномальных мест, в которых происходит странное. В колодце пересохшем, который на краю села, нечисть какая-то завывает. Из-под церкви старой пламя по ночам вырывается. И нора на краю леса, под деревом.

– Ну, допустим, нора под деревом – явление распространенное.

– Не скажи. Туда зайчик постоянно бегает, – доверительным шепотом сообщил царь.

– Может, там его гнездо?

– В костюмчике, с хронометром и говорящий, – округлил глаза самодержец.

– Точно зайчик? – ухмыльнулся Кащей. – Не белочка?

– Господь с тобой! – перекрестился государь. – Когда белочка приходит, она – чертик, а тут именно зайчик. Хотя, может быть, и кролик. Но то, что с часами – это факт.

Кащей быстро-быстро заморгал, пытаясь понять ход мыслей самодержца. Но государь вдруг внезапно подвел итог:

– Вот так вот. Наведете порядок – в долгу не останусь.

– А ежели нет?

– А ежели нет… – замолчал царь, задумавшись.

Кащей начал лихорадочно перебирать в уме варианты ответа на вероятный ультиматум царствующей особы. Но ни одна из язвительных фраз, зависших на кончике языка и готовых превратиться в слова, не пригодилась.

– А ежели нет, – сообщил царь, – то буду еще кого-то искать, кто справится.

«Адекватный царь?» – подумал Бессмертный, но следующей фразой глава Тридевятого царства развеял его предположение:

– После того, как вас на кол пересажаю.

– Почему я не удивлен? – спросил Кащей куда-то в воздух и поспешно добавил: – Вопрос риторический. Отвечать на него необязательно.

– Так что? Когда результата ждать?

– Мы, – Кащей еще раз посмотрел на пышущего в небо огнем Горыныча и на запасающуюся пирожками Ягу, – троица на подъем легкая, сейчас перекусим, пару фейерверков запустим и сразу же приступим.

Перекусывать старушка прекратила на рассвете. Тогда же округу перестали озарять огненные всполохи – у Горыныча закончилось топливо.

СЕЙЧАС

Каждый раз, когда Яга отдавала предпочтение мухоморам вместо алкоголя, на нее нападал жор вкупе с немотивированным желанием поспаринговаться. И если среди противников не находилось того, кто мог лишить ее сознания, то заканчивалось все уложенными в штабель добрыми молодцами и попавшими под горячую бабкину руку красными девицами. Когда противники заканчивались, старушка начинала налегать на еду, закидывая в себя все съестное, до чего могла дотянуться. А когда наступал отходняк, Яга, обычно, вертясь перед зеркалом, разглядывала прибавившую в объеме фигуру, стараясь прогнать из воспоминаний вчерашние хуки, апперкоты, подсечки, запрещенные удары промеж ног и прочие атрибуты мухоморного берсерк-режима.

Нынешнее утро отличалось лишь тем, что вместо зеркала у старушки было отверстие старого колодца, в котором она застряла.

– Чем глубже нора, тем интереснее в нее падать. Главное, не есть слишком много пирожков с незнакомых столиков, – бормотала Яга, пытаясь протиснуть свое раздобревшее туловище в жерло колодца.

Получалось очень медленно, и она возмущалась себе под нос, дергая ногами в такт каждому слову.

– Гребаный. Мать. Его. Метаболизм. Нельзя. Было. До. Вечера. Подожда-а-а-а-а-а-ать… – заорала она, набирая скорость.

Вопль закончился беззлобным матом, обозначившим момент соприкосновения с дном.

Яга встала и огляделась. Прямо перед ней начинался ничем не подсвеченный, выложенный камнем проход. Старушка хмыкнула и шагнула в сырую темноту тоннеля. Прошаркав на ощупь пару десятков шагов, она, наконец-то, догадалась отцепить от пояса перемотанную промасленной тряпкой ветку и чиркнуть над ней несколько раз огнивом.

Факел занялся сразу же, высветив сырые камни тоннеля, очертания трех дверей метрах в двадцати впереди и три пары отражающих свет пятнышек, судя по всему, чьих-то глаз. Яга пожала плечами, двинулась вперед, и вскоре факел осветил обладателя отражающих факел зрачков. Точнее, обладательницу.

– Надо было Горыныча сюда отправлять, – усмехнулась старушка, разглядывая трехглавую собаку. – Вы с ним как-то гармоничнее смотрелись бы.

– И тебе здравствовать, – ответила средняя голова собаки-мутанта.

– Ты как здесь оказалась, Цербера? – делая ударение на второй слог имени, поинтересовалась Яга.

– Лето, сезон отпусков, – пояснила левая голова, – подменяю вот.

– За троих, значит, работаешь? Надоело, небось?

– Аж вою с тоски в темноте да сырости. А тут еще блохи. Кто их только выдумал? – зверюга принялась чесать задней лапой затылок левой головы. – Короче говоря, после адского пламени, знаешь ли, не сахар.

– Кстати, сахар! – воскликнула Яга и достала из кармашка кубик рафинада, чудом уцелевший из всего, что она собирала вчера со стола. – Будешь?

– Буду, – облизнулась средняя морда, а вся Цербера радостно завиляла хвостом.

– Но только у меня один кусочек всего. Кого угощать?

– Меня, – хором отозвались все три головы.

– А чего это сразу вас? – возмутилась средняя. – У меня ж спросили…

– Да какая разница, – перебила ее левая голова, – желудок-то один. Мне давай.

– А ты думаешь, нам вкусовых ощущений испытать не хочется? – возразила правая.

– А ты что, особенная какая-то? – оскалилась левая. – Не мешала б средняя, я б тебя точно укусила.

– Слышишь, ты! – негодующе перебила средняя. – Кому это я тут мешаю? Да я самая полезная! Потому и сахар мой!

– С чего это вдруг ты самая полезная? – ехидно поинтересовалась правая голова.

– С того, что восемьдесят процентов атак на меня приходится, и кусаю я первая! Значит, и сахар мой.

– Ой, да когда последний раз нам кусать кого-то приходилось? Все на старых заслугах выехать пытаешься!

– Ага! Как жрать, так тебе удобнее всего, потому что ты по центру. И удовольствие от еды ты получаешь, а как за гигиеной следить, так левая или правая, потому что нам, видите ли, ближе…

– Но я действительно не могу дотянуться!

– Короче, сахар мне! – заявила правая. – Потому что я за гигиеной слежу и мне этот вкус перебить надо.

– А чего это тебе? – возразила левая. – Раз уж на то пошло, то за гигиеной мы обе следим. Я по четным, а ты по нечетным числам.

– В том то и дело, что я по нечетным. В году несколько месяцев тридцать первого заканчиваются. А после него сразу первое. И получается, что я вылизываюсь чаще! Вот разве я не права? Давай хоть у Яги спросим!

– Чего скажешь, бабка? – дуэтом поинтересовались левая и правая головы.

– Скажу, – ухмыльнулась Яга, – что будете так тявкать да скулить, сменщиков не дождетесь из отпуска.

– Чего это?

– Я, по-вашему, в колодец от нечего делать полезла?

– О, кстати! – осенило левую голову. – А чего это ты сюда приперлась?

– Шумно тут у вас, вот и приперлась. Скулеж ваш из колодца за версту слышно. Люди стороной обходят, да царю-батюшке жалуются: страшно, мол. Он хотел колодец засыпать к чертовой матери. Говорит, мол, все равно сухой лет пятьдесят уже. Да мы втроем отговорили.

– Кто «мы»?

– Я, да Кащей…

– Кащей? – Цербера вновь принялась чесаться. – Это которого братец родной из окошка полетать отправил?

– А ты откуда знаешь? – удивилась Яга.

– Ну как же! – принялась объяснять средняя голова, пока левая и правая пытались выгрызть насекомых из шерсти. – Он у нас недолго побыл, да пользы принес много. Башковитый по части химии да физики! Систему зеркал нам сделал. Да так хитро их расставил, что от одной свечки в подземном царстве светло, словно на земле в рассветный час, становится. Аид теперь непослушных мертвых электричеством бьет. Радуется, как ребенок. Все потому, что Кащей этих… как их… аккумуляторов из металлов разных наделал.

– Этот может, – довольно прокомментировала Яга.

– Словом, когда предписание пришло отпустить Кащея вашего, Аид его лично через Стикс перевез. На том берегу руку жал и обещал теплое местечко, когда тот умирать надумает.

– Долго ждать придется, – ухмыльнулась Баба Яга, вспоминая заветную Кащееву иголку.

– А кто третий отговаривал? – теперь собака-мутант пыталась почесать задней лапой среднюю шею. Получалось плохо.

– Горыныч.

– Это кто такой?

– Вы б с ним общий язык нашли, – ухмыльнулась Яга, перекладывая факел в другую руку. – Такой же, как и ты, трехголовый. Только рептилия.

– А чего ж ты, а не он пришел, раз общий язык нашли бы?

– Не пролез бы, – хмуро ответила Яга. – Слушай, я, собственно, чего пришла-то. Не могли бы вы тут прекратить завывать в три горла?

– Да мы и не выли, – раздосадовано ответила левая голова.

– Пока блох не подцепили, – добавила средняя.

– Всякие наказания у Аида видели, но блохи – это за гранью добра и зла, – подвела итог правая.

– А ежели докучать насекомые не будут, тихо додежурите?

И, пока Цербера энергично кивала всеми тремя головами, Яга достала откуда-то из складок юбки мешочек с четырьмя вышитыми на нем буквами – «ДУСТ».

ПОСЛЕ

– Блохами животное маялось, от того и выло, – закончила свой рассказ Баба Яга. – Теперь к тебе вопрос, Кащеюшка: почему ты именно к Аиду попал после того, как тебя братец из окошка выкинул?

– Есть такая теория, что каждый попадает после смерти в то место, в которое верил. И, видимо, она рабочая. Потому что мне ближе всего античная мифология.

– Батюшки-святы! – прижала ладони к щекам Яга. – Это ж надо подготовиться! Местечко покомфортнее себе придумать и поверить в него успеть.

– Придумай, – усмехнулся Кащей, поглаживая воткнутую в ворот камзола иголку. – А я, кажется, себе все придумал уже.

– А нас после смерти просто не станет, – флегматично сообщил Горыныч. И пояснил, в ответ на удивленные взгляды: – атеисты мы.

– Ну, так-то оно, конечно, логично, – согласилась Яга. – Но мой тебе совет: определился бы ты, пока не поздно. Глядишь, с единорожками по радуге еще побегал бы, после смерти-то.

– Мне тяжело во что-то верить. Я помню ночное небо еще с двумя лунами, – пояснил свою позицию Горыныч и перевел разговор в другое русло: – трехголовая, говоришь?

– Ну а чего ж, одному тебе с тремя головами красоваться?

– Эх, надо было мне колодец выбирать, – мечтательно произнесли головы Горыныча хором.

– Я сначала тоже так подумала, но нет, – возразила Яга.

– Это почему?

– Нечего химер плодить! Извращенец чешуйчатый. Она – собака, ты – змей. А дети кто получатся? Змеебаки?

– Трехголовые змеебаки, – уточнил Кащей. – Я до сих пор не понимаю, как ты в нору под дубом проскользнул. С колодцем бы так не прокатило. Яга, вон, и то еле пролезла.

– По правде говоря, если б не пирожки, то дело двигалось бы гораздо быстрее, – призналась бабка.

– Хм, – задумчиво хмыкнула левая голова Горыныча, – у меня дело двигалось быстрее как раз благодаря пирожкам.

СЕЙЧАС

– О боже! Я опаздываю! Королева будет недовольна! – пропищал кролик, пряча часы на цепочке в карман и прыгая в нору.

Но вместо того, чтобы исчезнуть под землей, зверек завис в воздухе, удерживаемый за куцый хвостик когтями трехглавого змея.

– Знал бы ты, как я недоволен, – сообщил кролику Горыныч, разглядывая зверька. – Меня впервые за очень много лет пригласили на общественное мероприятие. Мне радовались дети. Мне не пытались отрубить головы или завязать шеи в узел. С моих анекдотов смеялись. Но выяснилось, что второго дня праздника не будет. А знаешь почему?

– П-п-п-почему? – заикаясь, спросил кролик.

– Потому что ты по норкам прыгаешь.

– Я н-н-не виноват.

– А потихоньку можно было? А? Незаметненько, а? – поинтересовался Горыныч, встряхивая кролика с каждым вопросом. – Чтоб людей не смущать? А я теперь, голодный, должен выяснять, что происходит?

Будто в ответ на последний вопрос откуда-то из карманов кроличьего жилета выпал пирожок. Змей прекратил встряхивать кролика и стоя на одной лапе, протянул вторую к еде. Сверху, на корке, чуть более припеченный слой образовывал слова.

– «Съешь меня», – прочитал Горыныч и откусил маленький кусочек одной из пастей.

– Не на-до! – заверещал кролик.

Но было поздно. Проглотив кусочек непрожеванным, гигантская трехголовая рептилия принялась уменьшаться до тех пор, пока сама не стала размером с кролика.

Но, даже потеряв в размерах, агрессивности Горыныч не утратил. Теперь он схватил кролика за горло. Только уже не кончиками когтей, а всей лапой. Удерживая остатки пирожка в зубах средней пастью, змей прорычал:

– Ты что со мной сделал, пушистый? Возвращай все назад!

– Не-не-не могу, – вновь начал заикаться зверек. – У меня жид-жид-жидкости нет для роста.

– И где ее взять? – сдавил Горыныч горло кролику чуть сильнее.

– Та-та-там, – показал тот лапкой куда-то вглубь норы.

– И, я так понимаю, выбора у меня нет?

Кролик отрицательно помотал головой, подтверждая, что выбора нет. Горыныч сказал:

– Поехали! – и, не отпуская ни шею, ни пирожок, махнул крылом и сиганул в нору.

В полете выругался, перехватив кролика поудобнее, чтобы не свернуть ему шею и, расправив крылья, стал планировать, снижаясь по спирали. Нора была вертикальной и очень глубокой. Но, в конце концов, Змей и кролик приземлились в круглом зале с множеством одинаковых дверей. В центре стоял огромный стеклянный стол с флаконом, этикетка которого гласила «Выпей меня».

– Оно? – спросил Горыныч у кролика.

Тот коротко кивнул.

– Не уходи никуда, – сказал Змей и, взмахнув крыльями, взлетел на стеклянную поверхность.

Взял флакон в лапу, вцепился в пробку зубами и не успел сделать глоток, как тут же стал увеличиваться в размерах. В какой-то момент поверхность стола не выдержала, и предмет мебели рассыпался дождем осколков. Кролик испуганно рванулся в сторону и, в очередной раз прокричав, что опаздывает, скрылся за одной из дверей.

– Хм. А удобная штука, – улыбнулся Горыныч, переводя взгляд с недоеденного пирожка на флакон. – Значит, что там у нас?

И потопал к той двери, за которой скрылся говорящий кролик.

– Есть кто живой? – спросил он, просунув голову в открывшийся проем.

Комната представляла собой длинный обеденный стол, заставленный чашками и чайниками.

– Новенький! Заходи! – обрадовано пригласил сидящий во главе стола мужчина в странной шляпе. – Наливай себе чай.

Змей подошел к столу, переложил флакон и недоеденный пирожок в одну лапу и взял освободившейся чайник, попытавшись наполнить ближайшую чашку. Оттуда ничего не лилось.

– Но он же пустой! – заметил Горыныч.

– В том-то и дело.

– Тогда зачем предлагать то, чего нет.

– Из гостеприимства, – уверенно ответил мужчина в шляпе.

– Времени у нас целое ведро, – сообщил дремавший на стуле комок серой шерсти и в подтверждение своих слов постучал лапкой по стоявшему на столе ведру.

Горыныч вытянул левую шею и заглянул в посудину.

– Я в недоумении, – сообщила левая голова, разглядывая содержимое ведра. Внутри лежали часы разных моделей: с кукушкой, наручные, карманные, настенные, настольные и даже несколько песочных.

– А чего непонятного? – вновь подал голос серый комок.

Горыныч пригляделся внимательнее и угадал в очертаниях шерстяных изгибов мышь-переростка.

– Все непонятно.

– Хорошо же, когда в запасе есть немного времени, – буркнула мышь. – А теперь будь добр, заткнись. Я посплю, пока у меня есть время.

– Время до чего?

– До суда.

– Суда?

– Ну да! Туда-сюда и до суда! – вклинился мужик в шляпе и отпил из своей чашки.

– Ребят, вы тут в своем уме? – настороженно спросила средняя голова.

– Иног-ног-да, – послышался знакомый голос с другого края стола.

– Кролик? Ты же опаздывал!

– Ну да, – согласился белый кролик и кивнул на спящую мышь, – но, слава богу, у Сони есть ли-ли-лишнее время.

– Дурдом, – констатировала правая голова.

– Но безобидный, – согласилась средняя.

– Идем дальше? – спросила левая голова Горыныча.

– Ага, – дуэтом согласились правая и средняя.

И гигантская рептилия покинула помещение.

– Здрасьте, – поздоровался Змей, просунув левую голову в следующую дверь и с любопытством оглядывая подобие судебного зала.

Судя по всему, здесь только что разбили гигантское зеркало, потому что осколки еще отскакивали от пола, когда он сюда заглянул.

– Стража! – заверещала злобная женщина, восседающая за судейским столом. – Отрубите хотя бы эту голову!

– Я извиняюсь, – Горыныч протиснулся в двери целиком, – но с какой это стати?

– Три! – захлопала в ладоши женщина, – втройне веселее! Рубите все!

К змею заковыляли прямоугольные человечки, до боли напоминающие игральные карты. В руках у них были топоры. Кащей пригляделся внимательнее – это и вправду были карты. Только ожившие.

– Дурдом, – констатировала правая голова.

– Потенциально опасный, – подтвердила средняя.

– Приготовиться к дезинфекции! – скомандовала левая.

Все три набрали в грудь воздуха и одновременно выдохнули.

Карты вспыхнули, разъедаемые пламенем, их стало корежить под воздействием высокой температуры. Горыныч же вышел из комнаты, прикрыв за собой дверь. И столкнулся с кроликом.

– Мне на суд! – сообщил кролик.

– Амнистия, – сообщил Горыныч и зашагал к следующей двери.

ПОСЛЕ

– Сгорело все. Ну, кроме комнатки с чифирщиками. Я потом пирожок доел, из норы вылетел и жижу допил, чтоб нормальный размер принять.

– А чифирщиков за какие-такие заслуги в живых оставил?

– Не знаю. Они прикольные, – улыбнулась левая голова змея.

– Царь-то убивать всех под корень не просил. Ему надо было, чтобы кролик не бегал. Ну так он и не будет, – подхватила средняя голова.

– Суд-то отменили, – сказала правая, и все трое заржали.

– А с церковью что?

– Да мало половин… тьфу ты! – понимая, что говорит что-то не то, выругался Кащей и поправился. – В смысле, я был не один.

СЕЙЧАС

Кащей, стараясь максимально сочетать скорость и бесшумность, шел вперед. Эхо, гуляющее по многочисленным коридорам, извивающимся во всех мыслимых направлениях, дезориентировало. Разбросанные тут и там кости, не всегда человеческие, цепляясь за ноги, раздражали. Запах чадящих факелов вызывал ощущение легкой тошноты.

Спертый воздух подземного лабиринта становился с каждым шагом теплее, но Кащей не останавливался, ориентируясь на мешанину звуков, постепенно становящихся громче и разборчивее. Бессмертный уже четко различал отдельные части звукового пазла. Лязг и скрежет железа, агрессивное рычание, треск дерева. Отдельной нотой в этой какофонии звучала беззлобная, почти восторженная ругань.

Очередной поворот вывел его к распахнутой, а точнее, выбитой массивной двери. Из-за нее, собственно, и доносился шум, который теперь, когда Кащей достиг его источника, логичнее было назвать грохотом. Осторожно выглянув из-за едва держащегося на петле куска двери, Бессмертный увидел двух добрых молодцев, измывающихся над какой-то крупногабаритной краснокожей образиной, утыканной по всему телу рогами разной величины и изогнутости.

Демон, а это был именно демон, плакал, шмыгал носом, просил развязать и отпустить. Но парочка была непреклонна. Одного Кащей узнал сразу. Личность второго была ему незнакома.

– Не работают твои приемчики, Балда, – отметил незнакомый.

– Странно, – пожал плечами Балда, разглядывая ладонь и в очередной раз складывая пальцы для щелбана. – Раньше всегда срабатывало.

– Может, раньше не такие крепкие попадались? – предположил второй.

– Может, – пожал плечами Балда и вновь щелкнул громадного беса по лбу.

– Ребятушки, ну прекратите, пожалуйста. У меня от ваших щелбанов песня в голове. И она мне не нравится, – причитая, попросил демон.

– Какая?

– Мало половин, мало-мало половин, – плаксиво напел тот.

– Где черевички, супостат?! – грозно спросил второй, поднося кулак к широким демонским ноздрям.

– Да хрен с ними, с черевичками, Вакула, – осадил его Балда. – Мы, вон, сейчас камешек драгоценный изо лба у него выбьем, на деньги сменяем, сколько хочешь черевичек купишь. Да таких, что и царице не снилось, а уж Оксане твоей, так и подавно.

– Не надо выколупывать, – взмолился демон.

– Да как ты его выбьешь, – проигнорировал просьбу Вакула, – ежели кристалл – одно целое с черепом?! Уже и ножом ковыряли и огнем жгли, а ему хоть бы что...

– Может, под углом определенным надобно? – задумчиво спросил сам себя Балда, согнул пальцы и вновь щелкнул демона по лбу.

– Ай! – взвизгнул тот. – Опять заиграла!

– Та же самая? – заинтересованно спросил Балда.

– Мало половин, мало половин, – грустно запел демон, одновременно пуская слезу и кривляясь. – Мало половин, мало-мало половин… Я открываю мир других мужчин…

­– Срамота какая! – сплюнул в сторону Балда.

– Нда, набил ты ему головушку, – пробормотал Вакула. – Мне его почему-то жалко становится.

– А за что его жалеть-то, врага рода человеческого? – задорно поинтересовался Балда, уже в который раз щелкнув демона по лбу. И попросил: – Не бузи!

– Не бузю, – согласился демон, – хотя мне от этой мелодии в голове очень бузово. Мало половин…

Балда ударил по кристаллу еще раз, и демон, отчаянно взвизгнув «Мало половин», с радостью потерял сознание.

– Ну вот, – расстроился Вакула, – теперь точно не узнаем, где черевички взять.

– Да на кой тебе те сапожки? Ты ж вроде бы выпрашивал одну пару.

– Да понимаешь, – замялся Вакула, – со свадьбы-то не один годок прошел.

– Сшорхала, что ль? – засмеялся Балда.

– Да не.

– А чего тогда?

– Чувства у нас притупились… – отводя взгляд, сообщил Вакула.

– И?

– Ну, сапоги теперь надо…

– Да что я из тебя по одному словечку вытягиваю-то?

– А, так его раз так! – махнул рукой Вакула и принялся рассказывать: – Проела мне плешь моя Оксана. Мол, близость у нас не та, остываю я, мол, к ней. А как тут не остыть? Ты пойди-ка, помаши кувалдой, да меха горна покачай. Но не хочет ненаглядная слышать. На свой счет все принимает. А тут у Солохи книжку углядела срамную, в которой повествуется, как через это самое… ну того…

– Через поебаться? – простодушно подсказал Балда.

– Ну, да. Вот через разнообразие в этом самом огонек страсти снова разжечь.

– А сапоги то-тут причем? – не понял Балда.

– Ну дык наряд такой.

– Она их на себя надеть собирается?

Вакула кивнул.

– И чего помимо сапог ей надобно? Долго мы на чертей под церквями охотиться будем?

– Ну… – по интонациям Вакулы и тому, как он прячет в пол глаза, было понятно, что от обсуждаемой темы парню не по себе. – Плетку я ей кожаную, как она просила, сплел. А больше ничего и не надо.

– Во дела! Чего только люди не придумают, чтоб по-человечески не ебстись-то! Истину говорю тебе, Вакула, ведьма твоя Оксана. Нормальная баба сапоги с дьявольской ноги надеть не решилась бы, а эта, наоборот, кроме них надевать ничего не собирается! – изумился Балда. Затем, посерьезнев, предложил Вакуле: – Так может я лучше Оксане твоей щелбана дам, дурь из нее выбью?

– Не можно, – тоскливо проговорил Вакула. – Люблю я ее.

– Ой, чувствую я, приведут тебя бабские затеи к печальной участи.

– Мало половин, мало-мало половин! – бодро начал пришедший в себя демон, но Балда, не отвлекаясь от разговора, отпустил ему очередной щелбан и адское порождение вновь утухло.

Его напарник почесал затылок, обошел красную, усеянную шипами разной величины тушу и спросил, показывая характерный жест пальцем вдоль шеи:

– Может, мы этот камень вместе с головой на поверхность поднимем?

– Да он же твердый, как кирпич. Чем ее от тела отделять?

– А камешек, говоришь, не отколупывается?

– Бесполезно, – махнул рукой Балда, – намертво в череп врос.

– Ну так и на кой он тебе нужен? Мы, вообще-то, за черевичками сюда полезли, а не за камнем.

– И черевички поищем. Но камешек из башки у этого дурня сколупнуть все ж таки хотелось бы. Уж больно красивая вещица.

Слушая беззлобный диалог напарников, Кащей так увлекся, что не заметил усиливающегося запаха серы. Точнее, заметил, но было уже поздно. Реальность стала трескаться, будто яичная скорлупа, и в образовывающиеся огненные расщелины посыпались черти. А спеленатый по рукам и ногам красный гигант жизнерадостно сообщил:

– Я открываю мир других! – и снова запел: – Мало половин, мало-мало половин…

Теперь слова мотивчика звучали, словно издевательски-угрожающий намек, под который и завязалось побоище.

Поначалу дело у парочки шло споро, и визжащие противными голосами черти, разлетаясь в разные стороны и ударяясь оземь, рассыпались дымными облачками пыли. Но на смену развоплощенным тварям из пышущих жаром щелей в пространстве лезли новые. Количество мелких бесов не уменьшалось. И когда черти стали наседать совсем плотно, а Вакула, отбиваясь от них, матом спрашивать сам себя «зачем ему такая Оксана?», Кащей с криком:

– Держитесь, мужики! – выскочил из своего укрытия.

– Коша! – радостно воскликнул Балда, раздавая щелбаны налево и направо. – Пришел в себя!?

Кащей не ответил, но метнулся к пышущему жаром разлому реальности, доставая на ходу медный медальон с вычурным узором и вынимая из ворота куртки заветную иглу.

– Куда ты?! – закричал на него Балда. – Помогай давай!

– Я и помогаю, – огрызнулся Бессмертный, прикасаясь к одному из ответвлений разлома медальоном и начиная выписывать вокруг узоры иглой. Разлом в месте Кащеевых манипуляций затягивался.

– Ты!!? – заорал связанный демон. – Опять?!

– Не опять, а снова, – не отвлекаясь от своего занятия, парировал Кащей.

Балда и Вакула, не забывая раздавать щелбаны и крестить набегающих бесов, удивленно выпучив глаза, следили за развивающимся между Кащеем и демоном диалогом.

– Опять все портишь!

– Не порчу, а исправляю, – возразил Бессмертный, начиная сращивать следующий разлом.

Когда все дыры в реальность были закрыты, черти превращены в пыль, а связанный красный демон охрип от извергаемых проклятий, Кащей спрятал медальон, прикрепил иглу к вороту камзола и обратился к Вакуле с Балдой:

– Парни, мне кажется, я знаю, как решить обе ваши проблемы.

– Погоди, а откуда ты знаешь этого? – кивнул Вакула на связанного демона.

– Конкурирующая с Аидом фирма, – пожал Бессмертный плечами. – Недобросовестной рекламой умерших в свою версию ада переманивал.

– Вот те раз! – удивился Вакула. – Ад, значит, не один?

– Не один. И у некоторых даже свой собственный, – подтвердил Кащей. – Так вот. Камешек я вам помогу достать. И сапожки, каких Оксана твоя в самых откровенных фантазиях представить не могла, тоже предоставлю.

– Так ты слышал, о чем мы разговаривали? – настороженно поинтересовался кузнец.

– Слышал, – кивнул Бессмертный, – но тут же забыл. Слово джентльмена. Что у вас в спальне происходит, меня не касается.

– Тогда от чего ж помочь стремишься? Какая твоя выгода в этом?

Кащей устало вздохнул, рассказал о том, как его компанию пригласили на бал под предлогом амнистии. И о том, как эта самая амнистия плавно перетекла в просьбу навести в окрестных подземельях порядок, чтобы простой люд не смущать.

– А когда спустился, выяснять что происходит, смотрю – вы уже здесь, и половина работы сделана. Так отчего бы не помочь тем, кто помог мне?

– Звучит правдиво. Так как, говоришь, нам камень из головы у чудища вынуть? – перешел к делу Балда.

– Не смей! Не смей им помогать! – закричал демон.

– Извини, Дьябло, ничего личного, – развел руками Бессмертный. И обращаясь к Балде: – Ты с основами физики знаком?

– С кем?

– Такое выражение как «кинетическая энергия», тебе о чем-нибудь говорит?

ПОСЛЕ

– Щелбаны, конечно, Балда знатно раздает, – констатировал Бессмертный, – но сила без знания втрое меньше пользы приносит.

– И что ж, достали драгоценность из черепа? – поинтересовалась одна из голов Горыныча.

– Достали, – кивнул Кащей. – Уперли башкой в камень, чтоб та часть головы, в которой кристалл, свободной была, Балда его в затылок тюкнул, камешек и вылетел.

– А сапожки Оксане тоже нашли?

– Ну... – замялся Кащей, – почти.

– Как это, почти?

– Да они покрасивше демонских будут, – начал оправдываться Бессмертный. – Тоже высокие, каменьями шитые. Кто б ни надел, опять же, в пору по размеру становятся...

– Ребяты! – подала из избушки голос Баба Яга. – Сапоги-скороходы никто не видел? Запропастились куда-то.

Кащей сделал вид, что не слышит вопроса и, видя это, Змей шепотом спросил:

– Что, правда? Скороходы для постельных игрищ?

Кащей кивнул, и Горыныч захохотал в три глотки.

– Разнообразил ты им семейный быт, – заговорили головы, перебивая друг друга.

– Так и представляю, как она голая в одних только этих сапогах…

– Шаг сделала к любимому…

– И за околицей деревни оказалась...

– Н-да... Не приживется на Руси садо-мазо...

Еще какое-то время головы хихикали, а старушка, наконец понявшая, куда ушли ее сапоги, злобно материлась, обзывая Кащея барыгой, идиотом и почему-то коммунистом. На вопрос: «почему коммунист?» Яга объяснила, что именно они распоряжаются чужими вещами, как своими собственными.

– Кристалл-то хоть себе забрал? – спросила старушка, устав ругаться.

– Не-а, – помотал головой Кащей и принялся объяснять с оправдательной интонацией: – Балда, знаешь, как его по затылку долбанул! Камень куда-то вглубь пещер и улетел. Искали-искали, так и не нашли.

– Тьфу, – сплюнула бабка в окошко, – коммунист, барыга, идиот, да еще и раззява.

И вновь скрылась в избушке.

– Слушай, а ведь и вправду, въедливый мотивчик, – подала голос левая голова Горыныча, после чего все нестройно запели:

– Мало половин, мало-мало половин.

В КОНЦЕ КОНЦОВ

Вечерело. Василиса и Кащей сидели на дворцовых ступеньках. Царь, довольный отчетом, только-только покинул крыльцо, отправившись куда-то в недра замка и напевая прилипший мотивчик про половины, которых мало. Бессмертный рассказывал:

– Когда кристалл у демона изо лба выбили, сам он ссыхаться начал и прямо-таки на глазах мумией стал. Видимость там, при факелах, не ахти была, но сдается мне, что это все-таки когда-то была баба. Почему еще так думаю, потому что шептало оно одну и ту же фразу. Эти олухи не разобрали, но я ближе всех стоял.

– И что ж за фраза? – спросила Василиса.

– Весь мир пожалеет, когда я вернусь.

– Откуда вернется? Из ада? – предположила Василиса. – И почему она туда попала? Может, с ней плохо поступили? И от этого она стала вместилищем демонической силы?

– Не парься, – посоветовал Кащей. – Со временем, может быть, не мы, а наши потомки, поколений через двадцать-тридцать, поймут значение того, что сказала эта несчастная, порабощенная потусторонними силами. Главное, что артефакт здесь.

И Бессмертный положил на ступеньку между собой и Василисой тот самый бесовской кристалл.

– Ко лбу только никому не прикладывай, – посоветовал он. – Мир еще не готов ко второму пришествию такого демона. Так что, пусть он у тебя до этого самого пришествия и полежит. И будем надеяться, оно никогда не наступит.

ЗДЕСЬ

– У них там странное восприятие мира, – перебирая пучки подвешенных под потолком трав, рассказывала старушка. – Главный бог совокупляется с кем попало, принимая форму всяких животных и птиц, если ты чего-то лучше божества делать научишься – наказывают, а уж за помощь кому-то более слабому, так и пытать могут.

– В смысле? – удивилась голова, торчавшая в среднем окошке.

Прежде чем отвечать, Яга отделила несколько веточек от одной из связок и положила в глиняный горшок. Затем бросила туда же щепотку серого порошка из холщового мешочка и несколько иссушенных до неузнаваемости ягод.

– Ну вот, мучились там раньше люди без огня. Так один небожитель их этим огнем пользоваться научил и все.

– Что все?

– К скале добродетеля приковали на самом солнцепеке. И птичку к нему приставили, чтоб раз в сутки печень клевала, – объяснила Яга, заливая содержимое глиняного горшка кипятком.

– Так же ж и сдохнуть недолго, – поморщились все три головы Змея.

– В том-то и дело, что долго, – Яга накрыла горшок крышечкой и поставила возле печи. – Он бессмертный, прям как наш Кащей. За сутки рана на теле у него заживает и печень восстанавливается.

– Гы-ы-ы, – улыбнулась голова, торчавшая из левого окошка, – царь-батюшка такую печень оценил бы.

– А на следующий день птичка снова прилетает печенью лакомиться.

– Ужас, – скривилась голова в правом окне. – И долго он так страдал?

– До сих пор.

– Погоди, это ж ненормально! – заявила левая голова и покинула оконный проем. Снаружи донеслось: – Кащей, слыш чо говорю? Есть шанс записать в свой актив лишний подвиг...

ВСЕ ЕЩЕ ЗДЕСЬ

– На кой она вам? – подозрительно спросил царь.

– Добро делать будем, – улыбаясь, сообщил Кащей. – Ну, по крайней мере, постараемся.

– Я, между прочим, еще за иголку на тебя обиду затаил.

– Это почему? Вроде же все по полочкам разложили, добрых дел тебе понаделали, дочку от маньяка-хряка спасли.

– Спасти-то спасли, – задумчиво теребя жиденькую бороденку, ответил царь. – Но осадочек-то остался. Самолюбие мое негодует.

– Ну, так и потешь его, поделись на время артефактиком, – толкнул царя в плечо Бессмертный.

Царь задумался ненадолго. Потом его лицо осветила довольная улыбка.

– Хорошо, дам я вам сферу.

– Ну и по рукам? – Кащей протянул государю ладонь.

– По рукам, – сжал тот руку Бессмертного и, не спеша отпускать, добавил: – но только при условии, что всякое доброе дело, которое вы с ее помощью сделаете, будете делать от моего имени. Вам все равно, а мне плюс подвиг.

– Это как? – попытался выдернуть руку Кащей, чувствуя неладное.

– Каждый раз в конце подвига своего говорите: во имя справедливейшего из царей, защитника обиженных, безраздельного владетеля земель Тридевятого царства, мудрейшего Златофила Первого.

– Чо, серьезно? – захихикал Бессмертный. – Златофил?

– Нормальное имя, – насупился царь.

– Это ж как родители тебя не любили-то… Златофил… Ну хоть не ошиблись. До золота ты охоч. Так вот почему предпочитаешь представляться «Царь, просто царь»?

– Смотри, мы скрепили уговор рукопожатием, – хмуро пробормотал Златофил и, развернувшись на пятках, зашагал по коридору. – Василиса сферу тебе в замок сама принесет.

ДО СИХ ПОР ЗДЕСЬ 

– Это чего, грозы ждать? – поинтересовалась странно вывернутая в оконном проеме голова Горыныча.

В окна верхнего этажа было удобнее заглядывать с крыши, но для этого приходилось неестественно выкручивать шеи.

– Да гроза вообще ни при чем, – увлеченно прикручивая медную проволоку к кастрюлеобразной конструкции, пробормотал Кащей. – А вот бабкины травки будут в самый раз.

Где-то на улице грузно затопотало. Горыныч вынул одну из голов из оконного проема, огляделся и сообщил:

– Избушка пришла.

С улицы послышалась возмущенная ругань Бабы Яги:

– Стояла себе изба триста лет, все нормально было. Нет же, давай к замку перегоняй. Да вы думаете, это бревна скрипят? Как бы не так! Это лапки у избушки скрипят. Старенькая она у меня.

Кащей выглянул в освободившееся от змеевой головы окно и проорал:

– Хорош ныть, старая! Тащи свои травки уже.

Старуха задрала голову, прикрывшись ладонью от солнца, и прокричала в ответ:

– Я старуха!? Ты себя-то в зеркало видел? Иголка твоя, если что, моложе тебя не делает. Только от смерти спасает, – но принялась доставать склянки и мешочки.

Пока поднимали все необходимое в башню замка, пришла Василиса, неся в руках завернутый в тряпицу хрустальный шар.

– Только он не в идеальном состоянии, – предупредила девушка, водружая артефакт на кастрюлеобразный цилиндр.

Кащей внимательно посмотрел на пересекающую артефакт трещину.

– Не думаю, что это критично, – пожал плечами Кащей, располагая над шаром сложную конструкцию из по-разному наклоненных зеркальных осколков, зафиксированных при помощи все той же медной проволоки. – Есть, конечно, небольшая вероятность, что пока мы будем там, кого-то перебросит сюда в качестве компенсации. Но угол падения лучей-то мы все равно заранее настроим, так что...

ГДЕ-ТО

– Заранее настроим, заранее настроим, – кривляясь, прошамкала Яга. – Настроил?

– Видимо трещина все же…

– Видимо трещина все же… – вновь передразнила Яга. – А Василиса тебе говорила! Кулибин бессмертный!

– Ты незнакомыми словами-то не выражайся! – вяло огрызнулся Кащей.

– Какие в словарном запасе сохранились, такими и буду выражаться! – топнула ногой старуха. – Василису по пояс в песок телепортировал, меня на два метра от земли, а Горыныч вообще неизвестно где. Кулибин и есть! Тот тоже квадратные колеса изобретал. На круглых ему, видишь ли, не ездилось! Не мог на мышах сначала эксперимент провести?

– Мыши-то в чем виноваты? – перебила Ягу Василиса, вытряхивая из походных башмаков песок. – И, кстати, где это мы?

– В пустыне, – мрачно буркнул Кащей.

– Чтоб твою кочерыжку хромая обезьяна перед смертью помусолила! – выругалась Яга. – Мы с Василисой тупые и не видим, что песок до горизонта во все стороны? Ты конкретнее как-то можешь…

Яга замолчала на полуслове, потому что из-за ближайшего бархана стала доноситься песня без музыкального сопровождения.

– Арабская но-о-о-очь, – пел кто-то, – волшебный восто-о-о-ок! Здесь чары и яд погибель сулят. Священный джихад!

Из-за песчаного холма показался верблюд и ведущий его в поводу мальчишка в широких штанах, жилетке и тюрбане.

– Эй, человек, – позвала Яга, щелкнув над головой пальцами. – Подь сюды!

Парнишка подвел к троице верблюда, поклонившись, поздоровался:

– Долгих лет вам и доброго пути, о достопочтенные путешественники, меня зовут Тесеус, и я путешествую.

– И тебе, о достойный сын своих родителей, доброго здравия и пути, – отвесила Яга не менее витиеватый поклон, здороваясь в ответ. – Не подскажешь ли, о любезный Тесеус, куда держишь путь в этом бескрайнем море раскаленного нещадным солнцем песка, простирающемся от горизонта до горизонта?

– Слышишь, – прошептала Василиса, толкая Кащея локтем в бок, – а ты не задавался вопросом, в каком стиле Яга не умеет разговаривать?

Кащей пожал плечами.

– О почтенная женщина, обходительность которой может сравниться с мягкостью шелков в покоях нашего падишаха, да будут дни его долгими и радостными, держу я путь к развалинам старого города, что расположены в трех горизонтах отсюда.

– О учтивый отрок, достойный сын своего народа, не поведаешь ли ты о цели, манящей тебя к руинам некогда величественного, а ныне покинутого людьми города.

– О обходительнейшая из встреченных мною на моем коротком жизненном пути, иду я туда, дабы прочесть начертанные на стенах храмов письмена. Надеюсь я найти среди оставленной в заброшенном людьми городе мудрости ответы на тревожащие меня вопросы.

– О наилюбознательнейший из всех встреченных на моем долгом жизненном пути юноша, что же за вопросы будоражат твой пытливый ум в столь молодом возрасте, на которые ты не можешь найти ответы в свитках библиотек своего города, что приходится тебе совершать столь изнурительный путь по горячим пескам пустыни?

– Не знаю, – наконец ответил Василисе Кащей так же шепотом, – но сдается мне у них это надолго.

К тому моменту, когда жгучее солнце почти спряталось за горизонт, а Бессмертный с Василисой, скорее от скуки, чем по надобности, развели небольшой костерок из собранных в округе выбеленных солнцем и отполированных ветром и песчинками веток, выяснилось три вещи. Первая – у юноши есть лампа с джином. Вторая – Тесеус хочет попросить джина, чтобы тот сделал парня героем. Третья – джин не хочет покидать лампу, чтобы исполнить желание.

– Сломался? – предположила Василиса.

– Да нет, – ответила Яга и потрусила лампу.

– Голову себе потряси, – донесся тоненький голосок из отверстия для фитиля. – Трясет она.

– Вылазь, болезный! – позвала Яга.

– И чего я там не видел? – поинтересовались из лампы. – Опять дворцы строить, да принцесс воровать? Пускай их ворует тот, кто Бременских музыкантов возит. А мне и тут неплохо.

– Да нахрен ты сдался, дворцы тебя строить просить да принцесс воровать. У нас тут своя принцесса сидит. Хозяин твой уже глазами насквозь ее проел.

Василиса захихикала, а парнишка стыдливо отвел глаза.

– Тогда на кой я вам нужен?

– Да ну… – задумчиво начала Яга, – была мысль попросить тебя, чтобы ты нас кое-куда перебросил. Но, сдается мне, ты из лампы потому и не носа не кажешь, что разучился даже элементарное делать.

– Чив-о-о-о-о? – возмущенно пропищала лампа, и из отверстия для фитиля повалил густой дым.

Яга подмигнула сидящим у костра и сообщила:

– Восток. Горячие люди. Их «на слабо» что угодно можно заставить исполнять.

– Да будет тебе известно, – громовым голосом сообщила покинувшая лампу полупрозрачная субстанция, наконец-то становясь джином, – что без контакта с внешним миром я становлюсь только сильнее, ибо не расходуется энергия, а аккумулируется. Но что ты, женщина, можешь знать о физике, ведь удел твой – гарем.

– Молчал бы уже, банка Лейденская! Аккумулирует он, – не на шутку завелась Баба Яга. – Про физику он мне тут будет рассказывать. Ландау масляный. Кто тебе поверит-то!? Сидишь там, бирюк-бирюком, позабывал, поди, все.

– Я!?! – возмущенно зарычал джин.

– Ну не я же, – хихикнула Яга. – Телепортацию, небось, в первую очередь, забыл.

– Я ничего не забыл!

– Ну, телепортируй нас в древнегреческие мифы, коли не забыл, – продолжала провоцировать Яга, – или все-таки разучился?

– Слушаю и повинуюсь! – хлопнул в ладоши джин.

И в следующее мгновение около костра остался только он, его лампа и верблюд.

ГДЕ-ТО ЕЩЕ

– Старая дура, чтоб меня от мухоморов никогда не таращило, – выругалась Яга, оглядывая изменившуюся местность. – Вот что мешало конкретнее место указать?

– Что это за коридоры такие странные? – спросила Василиса, оглядываясь.

– Куда мы перенеслись, о достопочтенные путешественники? – подал голос юноша.

Он тоже был здесь.

– Я не понимаю, где мы, – развела руками Яга. – И еще меньше понимаю, как отсюда выйти.

– Чтобы выйти, нужно идти, – заявила Василиса, доставая из холщевой сумки клубок и бережно опуская его на землю.

Тот несколько раз дернулся, словно не мог определиться с направлением, а затем неспешно покатился в левое ответвление. Компания пошла следом: Василиса, за ней – Яга с парнишкой, и замыкал процессию Бессмертный.

ТЕМ ВРЕМЕНЕМ ЗДЕСЬ

– Видали? – спросила левая голова у средней и правой.

Те внимательно рассматривали хрустальный шар, внутри которого было видно, как компания вместе с каким-то незнакомым, нелепо одетым парнишкой, пробираются по каким-то мрачным коридорам.

– А чего нас-то не зашвырнуло? – наконец спросила средняя голова. – Один из лучиков и на меня же направили. Эти исчезли, а мы тут остались. Не понимаю.

– Ну, как в замке, – скептично пробормотала правая голова, оглядываясь.

И действительно внутри замковой башни находились только головы. Туловище же, цепко держась лапами за черепицу, расположилось на крыше. Широкого, позволяющего поместиться внутрь полностью, входа в лабораторию Кащея не было.

– О, вы гляньте, гляньте, – затараторила левая голова, возвращая внимание соседок к шару, – за ними фигня какая-то идет.

– Хм, – пробормотала правая, вглядываясь в шар, – действительно фигня.

Стараясь держаться в тени и на расстоянии, воровато следя из-за углов, за компанией следовало крупное двуногое нечто.

– Подвинься. Не вижу из-за тебя ничего, – толкнула правая голова среднюю.

– С другой стороны смотри, – боднулась та в ответ.

– Не могу. Там одно из зеркал бликует.

– Кащей! Сзади! – не обращая внимания на спорящих соседок, закричала левая.

ВСЕ ЕЩЕ ГДЕ-ТО ЕЩЕ

– Кащей! Сзади! – прозвучал взволнованный голос в голове у Бессмертного.

И тот, не раздумывая, кто или что его предупреждает, выхватив меч, ударил с разворота наотмашь. Сталь зазвенела о сталь. Перед Кащеем стояло странное мускулистое существо, почти человек. Если бы не венчавшая человеческое туловище бычья голова. В руках у человеко-зверя был вычурный топор, от соприкосновения с которым и зазвенел меч Бессмертного.

Где-то за спиной испуганно взвизгнула Василиса, за ней – Тесеус. Изумленно выматерилась Яга. Кащей, скрежеща лезвием меча по топору, увел его в сторону, еще раз развернулся и снова ударил. Меч чиркнул по плоти, врезался в кость, выворачивая Бессмертному руку. Чудовище взревело от боли, замахиваясь и нанося удар. Кащей дернул меч на себя и вверх, блокируя удар. Ухватив оружие второй рукой, стал выворачивать давящий на него топор. Урод с бычьей головой агрессивно сопел. И Кащей поступил так, как в честном бою не поступил бы ни один рыцарь, дорожащий собственной репутацией. Он изо всех сил пнул странное существо прямо в то место, которое мужчины прикрывают рукой, окунаясь в слишком горячую воду.

К такому человеко-быка жизнь не готовила. Зверь зарычал от боли, выронил топор и упал на колени, схватившись за причинное место. А Бессмертный, из последних сил удерживая меч онемевшей от боли рукой, ударил его прямо по шее, отсекая бычью голову.

– Во имя справедливейшего из царей, защитника обиженных, безраздельного владетеля…

ТЕМ ВРЕМЕНЕМ ВСЕ ЕЩЕ ЗДЕСЬ

– Зеркало слепит!

– Ну, подвинь.

– И подвину!

– И подвинь!

– Да тихо вы, там Кащея убить пытаются.

– Да что ж оно так бликует! – правая голова подвинула носом конструкцию из осколков зеркал, и угол падения лучей изменился.

НЕ ТАМ, ГДЕ ТОЛЬКО ЧТО

– …земель тридевятого царства, мудрейшего Златофила Первого! – закончил Кащей неуверенно, понимая, что о мече в руке напоминает только онемевшая от боли кисть.

– Клубочек путеводный там остался, – оглядываясь, пожаловалась Василиса.

– И пацан, – добавила стоящая рядом Яга, начиная хохотать.

– Чего ржешь, дура старая? – поинтересовался Бессмертный.

– А желание парнишки-то сбылось, – сквозь смех сообщила Яга. – Хотел быть героем и стал. Вплелся авантюрист-халявщик в древнегреческие мифы, как родной. Не успел попасть в другой мир, а уже плюс подвиг в копилку. Тесей, итить его мамку рваным лаптем. Кстати, Кащеюшка, чего ты там орал-то, как оглашенный?

– Да ну… – замялся Кащей.

Бабка вновь захохотала.

– Во славу Златофила? Это чего, царя нашего так зовут? То-то он постоянно «Царь, просто царь», – гримасничая изобразила государя Яга.

Старушкин смех прервал чей-то стон, и все трое, наконец-то, огляделись.

Они стояли на небольшой, метров пяти в диаметре площадке, с одной стороны которой был глубокий обрыв, а с другой – на несколько метров возвышающийся кусок скалы. И к скале этой был прикован обнаженный мужчина.

– Ну вот, таки попали, куда целились, – хлопнула в ладоши Яга и спросила Василису: – Где там твоя кислота заморская, которая железо разъедает-то?

Девушка достала из сумки склянку с желтоватой жидкостью, подошла к узнику, вытащила пробку и плеснула на цепь. Жидкость зашипела, вгрызаясь в ржавые звенья, повалил едкий дым.

Орел появился, когда кислота разъела обе цепи, фиксирующие ноги Прометея. Огромной тенью он пронесся над площадкой, схватил когтями Ягу с Василисой, заложил крутой вираж и разжал когти над соседней вершиной. Девушка и старуха упали на покрытый мхом уступ, а гигантская птица, изящно развернувшись в воздухе, вновь направилась к площадке, на которой остались Кащей с прикованным Прометеем.

Подлетев, птица выставила лапы, взмахнула крыльями, зависнув на несколько мгновений, и приземлилась.

ТЕМ ВРЕМЕНЕМ, ПОКА ЕЩЕ ЗДЕСЬ, НО ВОТ-ВОТ…

– В этот раз точно хана.

– Не хана.

– Хана.

– Да нет же, я тебе говорю. Птичка его не заметит, гляди, как спрятался хорошо. От камня и не отличишь.

– Отличишь.

– Да не отличишь, я тебе говорю!

– Да что ж такое, зеркала-то все равно бликуют.

– Ну, подвинь.

– Да двигал уже! Солнце смещается и свет иначе падает.

– Так еще раз подвинь. Вот так.

Теперь левая голова ткнулась мордой в конструкцию из зеркал, слегка разворачивая ее. Луч света ударил в шар, несколько раз преломился о трещину и тремя вспышками ударил в глаза трем головам Горыныча.

– Ай! – вскричали те хором, и Горыныч исчез.

СНОВА НЕ ТАМ, ГДЕ ТОЛЬКО ЧТО

Гигантский орел сделал два шага по каменной площадке и остановился, осматриваясь. Бессмертный, затаив дыхание, повторял одними губами, как мантру, единственную фразу.

– Только не влево. Только не влево, только-не-в-лево…

Птица мысленных увещеваний не послушалась. Орел повернул голову именно влево и увидел замершего за валуном Кащея. Развернулся в его сторону, намереваясь клюнуть. Зажатый в угол Бессмертный испуганно озирался, понимая, что бежать некуда. Да и поздно уже.

Птица уже занесла клюв над Кащеем, но в этот самый момент воздух разорвал отчаянный вопль трех глоток Горыныча. А в следующее мгновение орла сплющило телом трехголовой рептилии, рухнувшей на птицу из ниоткуда. Во все стороны полетели громадные перья.

– Во имя справедливейшего из царей, защитника обиженных, безраздельного владетеля земель тридевятого царства, мудрейшего Златофила Первого, – пробормотал Кащей и добавил: – пацан сказал – пацан сделал. Надеюсь, царь-батюшка, ты там икаешь.

– Ну, прям, цыпленок табака, – прокомментировала одна из голов, сходя с раздавленной птицы.

– Ага, – согласилась вторая, – только надо было сначала общипать.

А третья удовлетворенно заметила:

– В шарике хрустальном такой громадной казалась. Но я все-таки побольше этой курицы буду.

– Эй, уважаемые, – позвал Прометей, – вы, ежели меня спасать пришли, то спасайте, что ли?

ОПЯТЬ НЕ ТАМ, ГДЕ ТОЛЬКО ЧТО

– Ну и как теперь обратно? – спросила Василиса, украдкой разглядывая правый бок Прометея, выглядевший как один сплошной шрам.

– Все само произойдет, – вертя в руках гигантское перо, ответил Бессмертный. – В нашем мире время на месте не стоит. Скоро в окно солнечный свет попадать перестанет, а следовательно, и шар хрустальный освещать не будет. Как только это произойдет, мы все назад и вернемся.

– Геракл расстроится, – задумчиво сообщила Яга.

– Чего это?

– Мы ему подвиг испортили. Хоть и не основной.

– Да ладно. Плюс-минус подвиг, в его-то случае какая разница? – успокоил старушку Прометей.

– Я вот, знаете, за что переживаю, – начал Кащей и видя, что взгляды обратились к нему, продолжил: – если все так вкривь и вкось из-за трещинки этой в хрустальном шаре пошло, мы назад точно вернемся? И в нашем мире точно никого в качестве компенсации не останется?

– Нашли из-за чего переживать, – отозвалась одна из голов Горыныча. – Вы мне лучше скажите, голова орла этого точно с нами обратно не вернется?

– Нахрена тебе? Своих трех мало, что ль?

– Да не! Она огромная просто. Бульон бы наваристый получился.

Солнце вот-вот должно было спрятаться за грядой скал.

ГДЕ-ТО ПОБЛИЗОСТИ ОТ ЗДЕСЬ

Машенька поняла, что что-то идет не так, когда после вопроса папы-медведя:

– Кто лежал на моей кроватке?

В комнату ворвался мужчина в странном плаще и шляпе-цилиндре, достал два пистолета и, сделав по выстрелу из каждого, уложил наповал и папу-медведя, и маму-медведицу. После чего бодрыми поджопниками выпинал из домика перепуганного медвежонка, а вернувшись обратно, сообщил:

– Спокойно, Маша. Я Дубровский.

ДО

Сидя на вершине холма и нежась на солнышке, Баба Яга и Кащей Бессмертный наблюдали, как царь, ядрено матерясь, гонится с топором за двумя, похожими как две капли воды, мужиками, отличить которых можно было только по цвету костюмов. Убегая от государя, они эмоционально возмущались на незнакомом Кащею наречии.

– Чего они бормочут? – поинтересовался Кащей. – Ты понимаешь?

– Говорят, что из добрых побуждений убивали злых духов.

– Откуда во дворце такое великолепие? – изумился Кащей.

Ответом ему стал нервный ор самого царя:

– Я энтих черепах из-за границы вез, террариум оформлять, чтоб как у людей!

Парочка, петляя по полю, вновь принялась оправдательно причитать.

– А сейчас чего? – спросил Ягу Бессмертный.

– Дракон, говорят, в подземелье. Предполагают, что у него наверняка есть принцесса и предлагают убить.

– Погоди! – стало доходить до Кащея. – Это они Горыныча нашего за похитителя принцесс приняли?

– Как будто змеев у нас тут на каждом шагу по сорок штук, – съязвила Яга. – Его самого.

Змей, после объявленной троице амнистии, в жаркие дни любил спрятаться в тени замка, прислонившись к холодному камню. А чтобы совсем головушку не пекло, очень часто засовывал головы в подвальные окна, где было еще прохладнее. Видимо, там на него и натолкнулись одинаковые с лица заморские мастера.

– И угораздило ж царя с заграничными мастерами связаться. Чем ему отхожие места за дворцом не угодили?

– Ну, – развела руками Яга, – сказал же, что надо как за границей, канализацию. Вот и выписал мастеров итальянских – Марио и Луиджи.

– И толку? Подвал разворотили, черепах заморских потоптали, а сделать ничего и не сделали.

– Дикари, – флегматично констатировала Яга.

– Дикари, – согласился Бессмертный.

– А знаешь, как они называют блины с припеком? – спросила старушка.

– Что, они не называют их блинами с припеком? – удивился Кащей.

– У них другая культура, они вообще не понимают, что это такое, блины с припеком. Да и вообще у них к тесту подход другой.

– И как они их зовут?

– Пиз-з-за.

– Пиз-з-за? А как они тогда называют лапшу?

– Спагетти.

– Иди ты!

– Да. Спагетти. И она у них не плоская, а круглая и длинная. И заливают они ее вареными помидорами, сдобренными острым красным перцем, – сообщила Яга, вставая.

– Тьфу ты!

– О, гляди, самодержец рукой машет. Опять что-нибудь придумал.

– Сам подойдет, если так нужно, – решил Кащей и, подняв глаза вверх, спросил у неба: – Что ж ему на троне-то не сидится?

– Я так мыслю, его пассивное психическое состояние не выносит снижения активности, что провоцирует его подсознательно проявлять интерес к различным видам деятельности, а также окружающим его персонам во избежание наступления депрессивной фазы.

– Недолго ты по-человечески разговаривала, – грустно вздохнул Бессмертный.

– Да чего непонятного? Скучно ему. Вот он скуку и развеивает в меру своих умственных способностей.

– Я вижу.

Где-то далеко по полю, в сторону горизонта, все еще бежали два итальянских водопроводчика. Но царь уже не пытался их догнать. Вскинув топор на плечо, он, пританцовывая и напевая фривольный мотивчик, шел к холму, где расположились Яга и Бессмертный.

– Отдыхаете? – спросил царь, взобравшись на холм и роняя топор рядом с собой.

– Совмещаем физически-пассивный отдых с интеллектуально-дедуктивными нагрузками, заключающимися в построении предположений о наиболее вероятных причинах подсознательной тяги определенного типа людей к различным, не связанным с основным родом занятий, видам деятельности.

– Слушай, – присел царь на травку рядом с парочкой злодеев, – ну вот ты зря от должности посольской отказываешься. Твое умение на хрен посылать так, чтобы никто ничего не понял, очень пригодилось бы.

– Упаси бог! Никого я сейчас никуда не посылала, – возразила Яга.

– Да? – спросил царь и на несколько мгновений задумался. – Показалось, значит. Выверты в разговорах у тебя сложные. По отдельности и то не каждое слово разберешь, а вместе когда, так и подавно. Прямо как итальянцы эти. Тараторят-тараторят, а понять никакой возможности.

– Ну, не такой уж и сложный язык. Они просто очень эмоциональные, от того и кажется, что непонятно.

– А ты откуда знаешь?

– Довелось там побывать… – ухмыльнулась Яга.

СОН?

Юля проснулась от того, что под окном кто-то сбивчиво бормотал, выдерживая знакомый стихотворный размер. Блин, это ж надо было с открытым окном уснуть. Оказывается, Уильям Шекспир – вполне приемлемая литература для того, чтобы уйти в царство Морфея прямо посреди книги. Стихи? Да, определенно, под окном читают стихи. Знакомые стихи!

Юля принялась вставать и ударилась в темноте ногой обо что-то твердое.

– Какого хрена здесь делает тумбочка? – Удивилась девушка, вглядываясь в темноту. – Какого хрена здесь делает эта комната? Или какого хрена я делаю в этой комнате?

– Как на балу тебя узрел, так тут же сразу обомлел, – доносилось откуда-то из-за окна.

Юля на ощупь прошла к окну, цепляясь за какую-то незнакомую мебель, осторожно отодвинула краешек шторы и обомлела.

За окном были какие-то странные двухэтажные дома – явно не хрущевки, мощеная булыжником дорога – явно не автомобильная, и юноша – явно не из двадцать первого века. Внешний вид его наводил на мысль, что молодой человек ограбил музей: какие-то странные, обтягивающие панталоны до колена, рубаха с абсурдно-кружевными манжетами, камзол и головной убор с пером.

– Любить покойницу без лампочки… – пробормотала Юля.

– Джульетта, милая, родная, я от любви к тебе сгораю. Молю, не отвергай меня! Мне без тебя не жить и дня, – повысил голос парень, увидев, что шторы зашевелились.

Сначала Юля ущипнула сама себя. Когда выяснилось, что это больно, мысли ее понеслись галопом. От «это сон, мне снится Верона и события, описанные Шекспиром» до «сбылась мечта идиотки» прошло меньше секунды. Но в этом промежутке было все. И эпизод поэмы, на котором ее начал одолевать сон, и искреннее восхищение чистотой чувств Ромео и Джульетты, и горькое сожаление о том, что ей таких чувств испытать не суждено.

– Ну охуеть теперь, – пробормотала девушка, всплеснув руками. – Я – Джульетта. Просто охуеть.

– Соединим сердца свои навеки, пока навечно не сомкнутся веки, – продолжал юноша.

– Полудурок пубертатно-дозревающий, – беззлобным шепотом поставила диагноз девушка, выглядывая из-за плотной шторы. – Пашкетта бы сюда. Капец. Вы б всю Верону утомили. Его б терпеть не стали здесь, на площади б давно казнили… Упс! По ходу это заразно.

– Так велика моя любовь, что закипает в жилах кровь, – продолжал юноша.

– Ставлю на то, что дальше будут «вновь» и «морковь», – пробормотала Юля, натянула на лицо приветливую улыбку и, отодвинув штору, выглянула в окно.

– Ты чо орешь? Второй час ночи! Перебудить всех в доме хочешь? – зашипела она на парнишку внизу.

– О свет очей, моя любовь! Как рад тебя я видеть вновь! – не обращая внимания на агрессивные нотки, обрадовался парень.

– Осталась «морковь», – пробормотала девушка себе под нос, а парню прошипела: – Заползай, давай, пока всех не разбудил.

Тот стал карабкаться в окно второго этажа, цепляясь за декоративные выступы на стене здания, попутно бормоча что-то. Скорее всего, про любовь. Потому что рифму «морковь» девушка услышала как минимум трижды.

– Человек-паук, прям, – саркастично прошептала Юля, глядя на вваливающегося в окно парня.

– Джульетта, милая, – распростер объятия парень, попав внутрь.

Но девушка обниматься не спешила.

– Ромео, скажи мне как представитель золотой молодежи представителю золотой молодежи, фиг ли ты по ночам шляешься вместо того, чтобы отдыхать? – начала принимать правила игры девушка.

– Я не могу ни есть, ни спать. Тебя мечтаю в жены взять. И пусть враждуют наши семьи – Лоренцо даст благословенье и обвенчает нас с тобой...

– Он кто такой?

– Духовник мой.

– Блин! – раздраженно хлопнула ладонью по подоконнику Юля-Джульетта. – Может, хватит стихами разговаривать? Раздражает.

– Извини, – Ромео пожал плечами и пояснил: – привычка. Въедается, как рефлекс.

– Ты ж не собака, чтоб дрессировке поддаваться. Чего пришел-то?

– Жениться хочу.

– Прямолинейно, – хмыкнула девушка. – А ничего, что мне по сюжету только тринадцать годиков?

– Тринадцать? – изумился юноша. – А выглядишь созревшей.

– Косметика, мой друг, в умелых руках творит чудеса.

– Ужас, – разочарованно вздохнул Ромео. – Правда, тринадцать?

Юля, думая о том, что на самом деле ей без малого двадцать пять, кивнула. Сообщать, кто она на самом деле и свой реальный возраст девушка не планировала. Вместо этого она продолжила разочаровывать парня дальше.

– Знал бы ты, каких только замаскированных косметикой крокодилов вы, мужики, иногда любите.

– Джульетта! – укоризненно сказал Ромео. – Романтичный образ хрупкой юной красавицы с каждой твоей фразой рассыпается как песчаный замок, выстроенный на лазурном морском берегу во время прилива.

– Как приторно и банально.

– Но я же от всего сердца.

Юля нахмурилась. Одно дело – мечтать о такой любви как в книгах, и совсем другое – получить такую любовь. Тем более, Джульетта по сюжету лишает себя жизни. Такой расклад невольной попаданке не нравился. И она решила брать инициативу в свои руки.

– С чего ты взял вообще, что влюблен в меня?

– Но... – Ромео замолчал, задумавшись.

– Ради чего ты изначально шел на бал? Это вообще была твоя идея или Меркуцио? Ты любовь свою шел искать или покуражиться в стане врага?

– Блин. А действительно...

– Давай допустим на мгновение такой вариант, что, встретив смазливую девчонку из враждующей семьи, ты просто хотел подгадить в ее лице всем Капулетти, а оправдывая свой порыв, называешь это любовью с первого взгляда.

– А...

Парнишка был явно растерян и чувствовал себя не в своей тарелке. По его потухшему взгляду было понятно, что сейчас, когда за ним не наблюдают такие же молодые и безрассудные друзья-гуляки, он сомневается в правильности принятых накануне в пылу молодецкого куража решений. И еще больше сомневается в том, что был честен в своих мотивах. А главное – ему самому не нравятся правдивые ответы на вопросы, которые задает якобы возлюбленная.

– Хочешь, я расскажу тебе, чем чревато наше с тобой венчание?

– Мы заключим брачный союз и подтолкнем наши семьи к примирению своим примером.

– А когда это у нас пионерию ввели?

– Не понял, – округлил глаза Ромео.

– Ну, пионер ­­­– всем ребятам пример? – но видя, что понимания в глазах собеседника больше не становится, Юля махнула рукой. – Ладно, забей. Это тебе духовник твой в уши надул про примирение?

– Надул? Забей? Да, в лексиконе моем слова такие есть, но, милая моя Джульетта, мне непонятен их контекст.

– Вяжи рифмовать!

– Вот, опять…

– Твою мать!

Помолчали, прислушиваясь к тому, как в голове слова выстраиваются в фразы, и отсекая заканчивающиеся в рифму. В конце концов, девушка продолжила:

– Вот женимся мы после одной проведенной вместе ночи, а потом выяснится, что я кроме яичницы готовить ничего не умею, а ты полочки на кухне прибивать не наученный. И с этим знанием нам потом, просыпаясь, друг на друга каждое утро смотреть? А добавь к этому мою маму – твою тещу. И свекровь, твою мать, – фраза про свекровь прозвучала как откровенное ругательство, но юноша не обратил на это внимания. ­– Они ж постоянно будут капать нам на мозги, что вот, мол, твоя вторая половинка с легким налетом придурковатости: то не так делает, это не так жарит, компоты не по тем рецептам в банки закатывает, бэбика не той пеленкой обматывает и не той сиськой кормит. И матом еще ругается. И курит. Есть сигарета?

– Э…

– А впрочем, да. Видела я вашу Италию на карте. Чулок какой-то разношенный. Откуда в чулке сигареты?

– Я…

– И вот так изо дня в день будет тебе мозг чайной ложечкой сверлить, – в который раз не дала вставить слово Ромео Юля. – Ты действительно станешь принимать за недостатки то, что раньше считал достоинствами. Я – аналогично.

Девушка выдержала паузу, чтобы дать Ромео возможность переварить услышанное. А когда он наконец-то набрал воздуха в грудь, чтобы что-то спросить, продолжила, не дав ему такой возможности.

– Теперь немного об истории вопроса. Ты вообще в курсе из-за чего вражда между вашими семействами-то?

– Нет.

– Прикинь!? Никто не в курсе! – в голосе Юли сквозила ирония. – Я не удивлюсь, если и Шекспир тоже не в курсе.

– Шекспир? Какой Шекспир?

– Блин, надо поосторожнее со словами-то, – осеклась девушка. – Да неважно, какой Шекспир. Он все равно неместный. Тем более, умер давно. Так вот, что касаемо причины вражды: если никто не в курсе, из-за чего идут разборки, как считаешь, это нормально?

– Н… нет, – парень явно был обескуражен напористостью девушки.

– Так, может, стоит хотя бы выяснить? А то не ровен час мы поженимся, а вы потом пересечетесь с Тибальдом где-нибудь на городской площади и он твоего друга, Меркуцио, заколет.

– Не бывать этому!

– О-о-о-о, – протянула девушка, – инфантильная наивность во всей красе. Но давай пойдем в нашем мысленном эксперименте еще дальше. Ты, горя желанием восстановить справедливость, заколешь моего брата, потому что он убил твоего друга. Представил?

Парень отрицательно помотал головой. Но это было уже не так уж и важно, потому что следующей фразой Юля-Джульетта поставила жирный вопросительный знак на финале произведения классика.

– Твой друг убит моим братом, мой брат убит тобой, я кроме яичницы ничего готовить не умею, а нам дальше как-то жить вместе нужно. Всю жизнь.

Подождав, соизволит ли Ромео возразить тому, что нарисовала фантазия его возлюбленной, и не дождавшись ответа, девушка предложила:

– Может, ну его нафиг, а?

– А что же мне делать? Я ж своим друзьям уже объявил, что ты будешь моей.

– А-а-а-а-а-а! Так вот откуда дети у девственника Пети! – торжествующе произнесла Юля.

– Чего? – уже в который раз не понял Ромео.

– Метафора такая. Описывающая момент, когда становятся понятны причины чьего-то нелогичного поведения, – объяснила девушка. – А давай я отравлюсь?

– Что?!

Юля вздохнула и принялась объяснять, как маленькому ребенку:

– У твоего Лоренцо есть микстура, замедляющая все жизненные процессы настолько, что выпивший ее человек выглядит мертвым. Я ее выпью, меня отнесут на кладбище, в наш фамильный склеп. Ты перед пацанами своими не пробалаболился, мой брат – жив, твой друг – жив. Красота! А я, когда действие микстуры прекратится, оживу и сделаю ноги из вашего дурдома…

– Как сделаешь? У тебя же есть ноги.

Юля, уже в который раз за ночь, выматерилась, но объяснять продолжила.

И под утро Ромео все-таки принес ей микстуру.

ВМЕСТО

– Объясняю, о чем сказка «Колобок». Это история о небесном светиле. Вся сказка – метафора про лунный цикл, – торопливо говорила Яга.

– Нет. Это сказка о том, как довыпендривался тот, кто считал себя хитрее других. Он смог пару раз наебать кого-то, но потом встретил того, кто более хитер, – возразила левая голова недавно поднявшегося на холм Горыныча.

– Но-но-но-но! Тайм-аут! Ваньке Дураку эту хуйню рассказывай! – перебила ее правая голова. – Сказка «Колобок» не о том, как кто-то хитрый довыпендривался. Про это сказка «О рыбаке и рыбке» и спорить тут не о чем.

– Ну и про что «Сказка о рыбке и рыбке»? – поинтересовался Кащей.

– Ты не слышал «Сказку о рыбаке и рыбке»? – удивились левая и правая головы змея.

– Уж извините меня, что я не такой увлеченный поклонник фольклора, – развел руками Кащей, – но я не говорю, что не слышал «Сказки о рыбаке и рыбке». Я спрашиваю, про что она?

– Да блин, сбили меня! Так, о чем я говорила?

– Объясняла, о чем «Колобок» и «Сказка о рыбаке и рыбке», – напомнила средняя голова гигантской рептилии.

– «Сказка о рыбаке и рыбке» про то, как кто-то довыпендривался, но не хитрый, а жадный. А сказка «Колобок» – метафора про лунный цикл. Колобок символизирует луну, которую мы видим ночью. Первая часть истории, включающая в себя метение по коробу и сусеку, процесс лепки колобка, его приготовления с последующей выкладкой на окно описывают нам увеличение небесного тела вплоть до полнолуния. А вторая часть сказки, с момента падения Колобка из окна, описывает убывание луны. Так повелось, что эта история ходит в упрощенном варианте, но на самом деле, каждый из встреченных персонажей – заяц, волк и медведь – откусывают некоторую часть от главного героя. И это является метафорой на то, как луна уменьшается. Лиса же просто доедает остатки – съедает последний бочок главного героя. Этим и завершается лунный цикл. То есть, лунный круг. Круг – это коло. Поэтому сказка и называется Коло-Бок.

– Слушай! – восхищенно хлопнул в ладоши царь. – Так с ног на голову переворачивать обыденную, казалось бы, историю, это талант нужен! Давай все ж таки в дипломаты, а? Деньгами не обижу, хоромы и челядь выделю.

– Я, конечно, благодарна за столь щедрое предложение, однако, осмелюсь ответить отказом, продиктованным осознанием своего преклонного возраста, который все чаще напоминает о себе эпизодическими провалами в памяти. Вот и сейчас, я собиралась рассказать вам что-то связанное с родиной братьев-водопроводчиков, однако вместо этого принялась рассказывать об истинном смысле произошедшей с Колобком истории.

– Ух ты! – нахмурился царь. – И действительно ведь, про Италию-то ничего не рассказала.

– А вот сейчас я даже не помню, что там было, в Италии этой. Ну, какой с меня дипломат?

– А жаль, – вздохнул царь, закидывая топор на плечо и собираясь уходить. – Но ты, это, ежели вдруг с памятью наладится, я всегда буду рад.

Старушка кивнула. О том, что с памятью у нее и не разлаживалось, сообщать Яга не планировала. Она не была готова рассказывать царю о том, что давно уже стало историей. Множеством историй.

ПРОБУЖДЕНИЕ?

Сознание вернулось к ней яркой серией образов. Чужая комната. Поющий под окном Ромео. Разговор о нелепости сюжета. Флакон с микстурой. Вязкая горечь под языком, сводящая скулы и вызывающая слюноотделение. Ускользающее сознание.

Приснится же.

А нечего на сон грядущий такие слезливые истории читать, будучи половозрелой циничной женщиной с приличным багажом опыта за спиной.

Юля улыбнулась своим мыслям и попыталась потянуться. Руки наткнулись на камень. Сердце бешено заколотилось в груди. Девушка попыталась пошевелить ногами, согнув их в коленях. Но колени тоже уперлись в камень.

– Твою ж мать! – выругалась она, осознавая, почему было темно, когда она открыла глаза.

Успокоиться, собраться с мыслями. Может это все еще сон? Какой-то он очень реальный. Ущипнуть себя? Уже щипала, перед тем как с Ромео разговаривать. И вязкий привкус во рту. Микстура все-таки была. И Ромео был. И похороны. Значит, не сон?

– Только бы это был сон. Пожалуйста, – собираясь расплакаться, проскулила девушка, упираясь ладонями в крышку, пытаясь ее сдвинуть.

И сорвалась в истерику.

Закричала, шлепая ладонями по камню над головой, сжала ладони в кулаки и продолжила стучать уже кулаками, рыча диким зверем. Но вскоре выдохлась, сложила руки на груди и безмолвно зарыдала.

– Я же проснусь? – не веря самой себе, спросила она темноту, когда не осталось сил даже на слезы. – Я же проснусь?

И, отвечая на ее вопрос, каменная крышка усыпальницы начала съезжать в сторону, пропуская, пусть и тусклый, послезакатный свет.

Но, как оказалось, свет этот нес не спасение – в шею девушке уткнулось острие меча.

Юля попыталась сфокусировать взгляд на человеке с оружием, но глаза после кромешной тьмы и рыданий с трудом фокусировались на деталях. Потертая кожаная куртка, неестественно белые волосы, испещренное шрамами лицо и глаза – не человеческие – кошачьи. Или змеиные?

– Допрыгалась, стрыга? – поинтересовался незнакомец.

– Гвинблейд? – изумленно спросила девушка, забыв о том, что в ее шею упирается острие меча.

– Ты не стрыга, – не менее изумленно заметил в ответ мужчина.

И давление лезвия ослабло.

– Где я? – начиная подозревать неладное, спросила Юля.

Ведьмак убрал меч от горла девушки и помог сесть в каменном ложе. Девушка огляделась. Это действительно был склеп.

– В усыпальнице Фольтеста, – буднично ответил ведьмак. – Но, если ты здесь, то где стрыга?

­– Не знаю, я неместная.

– Но ты же находишься на ее месте!

– Чувак, – приходя в себя начала Юля, – это самое последнее, что меня сейчас тревожит. Мне гораздо интереснее, почему я засыпаю в одном месте, а просыпаюсь в другом? И почему сейчас я попала именно в твою сагу?

– В сагу?

– Блин. И мужики сплошь и рядом непонятливые, – девушка воздела глаза к потолку и спросила: – Господи, или кто ты там, ну почему не «Аленький цветочек», «Мойдодыр» или «Колобок», в конце концов?

Она и не подозревала, что впереди ее ждут не только эти истории.

ПОСЛЕ

– Если допустить, что сон – это просто другая реальность, то ложиться спать во сне, не самая лучшая идея.

– Это почему? – не понял Горыныч.

– Ты заснешь, и тебе приснится пещера с золотом, которое ты охраняешь. И вот в этом сне тебе захочется вздремнуть. И, засыпая в своем сне, ты начнешь видеть другой сон, в котором события будут происходить еще тогда, когда на небе было две луны. Но и в этом сне тебе вдруг захочется уснуть. А уснув во сне, в котором две луны, ты увидишь еще один сон. В конце концов, можно забыть первый сон, с которого все началось. А вместе с ним и саму реальность.

– Чего-то ты больно мудреное рассказываешь, – отмахнулась левая голова, – вспоминай давай про Италию. Интересно же!

– Да погоди, – возразил Кащей. – Тут тоже теория любопытная. – Ну-ну? И как же остановиться в этой карусели снов?

– Не спать. Или сделать так, чтобы, засыпая во сне, ты не видел сновидений.

– Но как?

– Например, сварить зелье, отключающее возможность видеть сны.

– Во сне?

– Ну да. И просыпаться в том же сне, в котором засыпаешь. Но до этого додумываешься не сразу.

– А проснуться не вариант? – ехидно поинтересовалась одна из голов Горыныча.

– Вариант. Но нет гарантии, что ты проснешься в том сне, в котором засыпал до этого.

– Мудрено у вас все, ­– вновь вмешался в разговор Горыныч. – Я, например, всегда просыпаюсь там, где засыпаю.

– Может быть, это потому, что ты спишь, даже когда бодрствуешь?

Змей обдумал предположение и отрицательно помотал головами.

– У нас, если левая спит, то две остальные бодрствуют, – начала средняя.

– Если правая спит, то средняя и я дежурим, – подхватила левая.

– Ну и я с левой на дежурстве, когда средняя дрыхнет, – закончила правая.

­– У меня такого варианта не было. Я, пока это поняла, много дел навертеть успела. А вот сейчас мне снится, что я – Баба Яга.

­– Погоди, – осенило Кащея, ­– так значит, царю ты не просто так про Италию рассказывать не стала?

Яга кивнула.

– И про сны – это не просто теория?

Старушка кивнула еще раз.

– Тогда кто же ты на самом деле, если не Яга?

– Я уже и сама запуталась. Но то, что неместная – это факт.

ВНЕ

Каждое слово, которое вы прочитаете, бессмысленно – вы просто тратите напрасно очередную частичку своей жизни… («FC»)

ЗДЕСЬ

– Кто эту образину чешуйчатую так лаяться научил?

– Какую, папенька?

– Да чудо трехголовое, – кивнул царь в окно.

Василиса подошла к подоконнику и прислушалась. Внизу Яга травила очередную байку.

– Два дня пролетело, я и не заметила. Мужчина он, конечно, – нынешним не чета. Рядом с таким спокойно, даже если вы эти два дня, считай, без привалов сквозь лес идете. С виду ­– обычный, а энергия исходит невероятной силы.

Яга замолчала, окунувшись в воспоминания. Кащей, будто бы и не слушал только что, принялся выписывать странные формулы на листе пергамента, а левая голова Горыныча, не выдержав, решила подтолкнуть старушку к продолжению.

– Ну, так?

– Ну и в драке он хорош, глаз не отвести. Уж не знаю, что за школа, но когда мечом машет, выглядит странно, смертельно и главное – асинхронно. Никогда не угадаешь, что в следующее мгновение выкинет, – Яга вновь замолчала.

– Ну, так? – вновь попыталась расшевелить ее голова Горыныча. Теперь – правая.

– А любовник был какой!..

– Ну, так?

– Ну и где он ругается? – спросила царя Василиса.

– Ну, вот же, раз за разом: мудак, мудак, мудак.

– Папенька, вам явно нужно что-то решать со слухом. Он говорит «ну так».

– Точно? – засомневался царь. – Попробую повнимательнее послушать.

И самодержец высунулся из окна почти наполовину.

ВНЕ

Засыпая, я умирала и, просыпаясь, рождалась заново. Воскресала.

КОГДА-ТО, ГДЕ-ТО

Геральт был великолепен. Настолько, что Юля засыпала даже без намека на сновидения. И ей абсолютно не мешало то, что в первую ночь это была лежанка из травы и тонких ветвей на лесной поляне, а во вторую – набитый соломой матрац, который сам Геральт с ноткой иронии в голосе назвал приличным ложем.

Тот Геральт, который был в книге, ей нравился. Этот ничем не отличался. Ведьмак был идеальным попутчиком, каким-то шестым чувством ориентирующимся в хитросплетении лесных тропок, замечательным любовником, тонко понимающим не только моменты, когда ускориться или не спешить, но и уделяющим необходимое количество прикосновениям «до», грубости «во время» и нежности «после». Впервые в своей жизни, ведя пальцами по его шрамам, девушка чувствовала исходящую от мужчины силу и мощь. Впервые в жизни чьи-то шрамы ассоциировались у нее не с уродством, а с мужеством.

«Все-таки есть во мне изрядная доля авантюризма, – думала девушка, – если я вспомнила о гаджетах и удобствах только на третий день того абсурда, который происходит. Ну, или мужик хороший попался».

Вода из лесного ручья, подстреленная Геральтом дикая птица, неумело зажаренная на костре, запеченное мясо с овощами, которое им подали в корчме, сиротливо стоящей метрах в пятистах от города, свирепый взгляд ведьмака на кметов, прервавший начавшееся было обсуждение Юлиных прелестей… Все это накрылось медным тазом сразу после наступления третьего дня. Точнее, сразу после Юлиного пробуждения. А может, даже чуть раньше.

Реальность стартовала с грохота распахнутой двери и отдаленного голоса Геральта:

– Йен, это не совсем то, что ты подумала…

– Да я вообще не думала, кобель ты белогривый! Я знала! С самого начала знала, что добром это не кончится!

Девушка вскочила с набитой соломой лежанки, в чем мать родила, увидела пышущую гневом темноволосую фурию с неестественно-фиолетовыми глазами, в строгом, не лишенном вкуса, одеянии и весьма увесистым украшением в форме звезды на шее.

В следующее мгновение обнаженная Юля почувствовала, как ее тело отрывается от пола и, устремившись по воздуху, впечатывается в стену. Да там и остается, не доставая ногами до пола.

– Йен, я…

Дверь так же громко захлопнулась, как и открывалась, оставив ведьмака по ту сторону конфликта. Несколько раз вздрогнула – видимо, ведьмак попытался высадить ее плечом – но не поддалась.

Волшебница подошла к скованной магическими путами девушке и оценивающе оглядела ее. Спустя пару мгновений невидимая хватка ослабла, плавно опустив Юлю на пол. К этому моменту Юля тоже успела разглядеть соперницу, мысленно отметив детали. Если горб Йен в Аретузе выправили – осанка была идеальной, то с лицом явно предпочли не сильно заморачиваться. Нос был самую чуточку длиннее, чем стоило бы, сексуальности в тонких губешках – минимум, брови вразлет, но одна едва заметно скошена. Что-то не так с подбородком, тоже самую малость. Мужики, конечно, таких деталей не замечают, но все же. Да и грудь, пусть и немного, но проигрывает Юлькиной. Оценив внешний вид магички, Юля интуитивно почувствовала преимущество. «Анджей, Анджей, – подумала девушка, – не мог, что ли, Геральту любовь посимпатичнее придумать? Или это моя фантазия ее такой рисовала?»

– А тебе норм с такими духами? – совершенно буднично спросила Юля, пройдя к кровати и начав одеваться.

– А что не так? – опешила волшебница.

– Да ну капец, сирень и… – Юля повела носом, улавливая детали аромата, – крыжовник? Они ж не сочетаются.

– Разве? Мужчины находят этот аромат чарующим.

– Мужики в этом аромате унюхивают детство, – ультимативно заявила Юля. – А все мужики – немножко дети. Кто-то больше, кто-то меньше.

– И? – еще больше растерялась чародейка.

– Поэтому и к сиськам тянутся, ­– схохмила Юля. – А к тебе тянет тех, у кого сильнее развит эдипов комплекс. Не задумывалась над этим?

Остатки гнева на лице волшебницы уступили место задумчивости. Размышляя об услышанном, Йенифер принялась теребить амулет на шее. А Юля решила закрепить успех.

– И, раз уж на то пошло, можно было не врываться сюда, как разъяренная фурия, гремя дверью и швыряя людей в стены. Достаточно было постучать и озвучить претензии, – девушка уже оделась и уселась на грубо сколоченный табурет, облокотившись на не менее грубый стол. – Присаживайся, Йенифер.

– А ты дерзкая, – сообщила чародейка, принимая предложение присесть.

– Какая уродилась.

– Где уродилась, кстати?

– Далеко, – Юля попыталась сформулировать ответ таким образом, чтобы он был короток и понятен волшебнице, но ограничилась двумя словами: – Неместная, короче.

Как бы странно это ни выглядело со стороны, спустя несколько минут женщины уже приветливо беседовали. Как будто одна и не заставала другую в постели своего возлюбленного. Спустя еще несколько минут Йенифер прокричала за дверь, чтобы Геральт принес вина. Тот не рискнул заходить внутрь и прислал вместо себя корчмаря.

Спустя еще полчаса, когда хмель ударил в голову, развязав языки и окончательно настроив на доверительный лад, Юля провела чародейке ликбез на тему комплексов, заложенных в подсознание с детства. А Йенифер – разоткровенничалась.

– Я не понимаю, люблю его или ненавижу. Порой мне хочется размазывать по стенам таких как ты, чтобы он был только моим. А иногда мне кажется, я согласна делить его с другой, лишь бы он был счастлив.

– Не-не-не! Я, конечно, особа раскомплексованная, но не настолько. Групповушечку, это вон, к Борху Три Галки. У него зерриканки-воительницы за такой расклад руками, ногами и тем, что между ног, тоже.

– Кто такой Борх Три Галки? – Йенифер была удивлена.

– Геральт в курсе.

Лицо волшебницы, почти оттаявшее за время разговора, вновь посуровело. И она закричала в сторону двери, подбавив в голос истерически-стальных ноток:

– Геральт, сукин сын! Чего я не знаю о Борхе и его потаскухах?

– Упс, – пробормотала Юля, понимая, что сболтнула лишнего.

Реакция на вопль чародейки, который, наверняка, слышала вся корчма, была странной. На первом этаже послышалась ругань. Затем что-то загрохотало, наводя на мысли о перевернутой мебели. И еще раз. В какофонию звуков вплелся звон стали. Внизу явно началась потасовка. Серьезная.

Йенифер вскочила со стула. Хмель с чародейки слетел в одно мгновение – лицо стало серьезным и сосредоточенным.

– Оставайся тут, – бросила она и вышла за дверь. А уже в коридоре с ненавистью выкрикнула: – Скоя’таэли!

Следовать ее указанию Юля, естественно, не стала. Выскочила следом за магичкой и лишь успела увидеть происходящее внизу побоище: перевернутую мебель, наседающих на Геральта со всех сторон противников, – как в следующее мгновение Йенифер из Венгерберга подскочила к ведьмаку, сделав несколько пасов руками, и обхватила его за торс.

– Ты ж мешаешь ему драться, – процедила сквозь зубы Юля.

Но в следующее мгновение она поняла, для чего волшебница это делает – Геральта и Йен окутало серебристое сияние, от которого во все стороны брызнули аморфные пятна искрящегося марева, деформирующие все на своем пути, разбрасывающие противников в стороны, заставляющие шипеть их тела, как жир на раскаленной сковороде.

Несколько сгустков энергии, врезавшись в ступени, ведущие на первый этаж, мгновенно прожгли доски в местах соприкосновения с деревом, обдали жаром наблюдавшую с этих ступеней Юлю, и в следующее мгновение лестница рухнула. А вместе с ней и девушка.

Сверху на нее обрушилась какая-то балка, и Юля отчетливо услышала треск ломающихся ребер в грудной клетке. Приглушенный, будто сквозь вату. Открыла рот, чтобы закричать, но из горла вместо вопля забулькала кровавая пена.

– Я же просила, – в отчаянии произнесла волшебница, присаживаясь рядом. – Зачем ты вышла из комнаты?

– Береги Геральта, – прохрипела в ответ, плюясь кровавой пеной, Юля. – CD-Projekt испортит эту сюжетную линию.

– Кто?

Объяснять не хотелось. А еще не хотелось вот так умирать. Грязная, вся в саже...

ЗДЕСЬ

– Э! Батя! Э! Бать! – позвал Горыныч, пытаясь растолкать пьяненького крестьянина, слушавшего байки Яги, да так и захрапевшего подле поленницы. – Долго я тебя будить буду? Э! Бать!

Крестьянин открыл один глаз, пьяно уставился на морду Горыныча, пробормотал:

– Теща, как ты задолбала… – и снова нырнул в объятья Бахуса и Морфея.

– Доченька, – наблюдая из окна за суетящимся Змеем, позвал царь, – а он опять сквернословит, Горыныч твой.

– Во-первых, он не мой, а свой собственный. Во-вторых, я не развешиваю уши вдоль подоконника, когда кто-то разговаривает о чем-то личном.

– Хорошенькое дело, – возмутился самодержец, – он его отмужеложить грозится. А я внимания не обращай?

– Что? – округлила глаза Василиса и снова подошла к окну.

– Вот, видишь? Говорит: ебать давай.

– Э, бать, вставай, – продолжал тормошить пьяного Горыныч, – почки застудишь.

– В очко... Что? – спросил царь у дочери.

– Папенька, вы, когда умываетесь поутру, уши все-таки тщательнее мойте, – посоветовала Василиса и вернулась к своим делам.

ВНЕ

Имея много мыла, можно отмыть все, что у?????.годно.

ГДЕ-ТО, КОГДА-ТО

Грязная, вся в саже. Блин, это ж надо! Но она ведь не могла лечь в постель, не приведя себя в порядок? Не пили же вчера. И что это за кровать такая? Стоп! Верона, замок Фольтеста, корчма. Ромео. Геральт, Йенифер. Сон? Во сне? Но если сейчас она, наконец, проснулась, то почему не у себя дома, и где томик Шекспира?

В соседней комнате, отделенной занавеской, заскрипело и стукнуло об пол, будто кто-то сделал шаг на костылях по видавшему виды паркету. Еще раз.

– Грязная тварь! – донесся дребезжащий голос из-за занавески.

Выяснять, кто же там скрывается, не было никакого желания, и напуганная Юля метнулась к открытому окну. Повезло – частный дом, первый этаж. Перевалившись через подоконник, девушка, как была в пижаме, выбежала за калитку, открыла рот, чтобы позвать на помощь, но увидела крокодила.

Прямоходящего крокодила.

В костюме.

С курительной трубкой во рту.

С двумя таким же прямоходящими крокодильчиками, вышагивающими рядом.

Отличие было не только в росте, но и в одежде – маленькие рептилии были наряжены в костюмчики матросов.

– Я тебя съем, грязнуля! – прорычало существо.

– А-а-а-а-а! Говорящий крокодил! – в панике заорала Юля, метнувшись обратно во двор и закрывая калитку.

– По утрам умываясь и вечером тоже, – сообщила рептилия с той стороны забора, – вероятность дизентерии снижая, не оставишь шанса глистам.

– Японский городовой! Это ж сказка про Мойдодыра! – осенило девушку.

И все стало на свои места.

Чего от нее требуется? Помыться? Да с радостью! После условий, в которых она путешествовала с ведьмаком и переделки в корчме, это будет нелишним. В конце концов, что такое говорящая мебель из ванной комнаты в сравнении со сжигающим все на своем пути маревом? Детские сказки.

Спустя пять минут она нежилась в наполненной до краев деревянной бадье, мочалки, зависнув над бортиком, ждали команды приступать, а скрипящий умывальник на ножках, стоя где-то за головой, читал лекцию о гигиене.

Немудрено, что под монотонное бормотание Юля задремала, наслаждаясь благоуханием мыла, отдающего розами, в горячей воде, дарящей ощущение комфорта.

ВНЕ

Мыло – показатель цивилизованности.

ВСЕ ЕЩЕ КОГДА-ТО

Из дремоты ее вырвал розовый аромат, ставший гораздо ощутимее и потерявший мыльную примесь. Монотонное бормотание и поскрипывание сменилось птичьим щебетом, а вода остыла. Да и сама емкость была другой. Совершенно другой. Это была не здоровенная овальная бадья, а произведение искусства, возможно, даже целиком золотое. Стояла ванна в саду, на небольшой выложенной камнем площадке, которую со всех сторон окружали розы.

– Ну а чего? – спросила Юля сама себя. – Если со мной непрерывно творится какая-то дичь, то почему не прийти в себя в золотой ванне?

– Госпожа моя ненаглядная, – послышался скрипуче-сиплый голос.

– Оба-на! – испуганно воскликнула девушка, погружаясь в воду, чтобы максимально скрыть под пеной обнаженное тело. – Кто здесь?

– Задремала, моя хорошая? – буднично, но с ноткой нежности поинтересовался голос.

– Кто ты?! – вертя головой, спросила девушка. – Где ты!?

– Я твой верный раб, неизменный друг. И всегда с тобою невидимо.

– Ну, вообще прекрасно! – хлопнула ладонью по воде Юля. – Ролевых игр мне еще для полного счастья не хватало! Показывайся давай, недоразумение. И халатик какой-нибудь принеси? Пожалуйста.

По тропинке, ведущей к стоящей посреди роз ванне, прямо по воздуху поплыл халат и большое махровое полотенце. И все так же, словно из ниоткуда, вновь раздался сиплый голос с хрипотцой:

– Не проси, не умоляй ты меня, госпожа моя ненаглядная, распрекрасная раскрасавица, чтоб лицо показал я противное да и тело свое безобразное.

– Все страньше и страньше, – пробормотала Юля, когда халат с полотенцем зависли в полуметре от нее. – Подглядываешь, извращенец?

– Как могу посметь красоту твою я разглядывать обнаженную? – просипел голос. – Ведь такое мое поведение нарушает нормы приличия.

– Н-да, и рифма хромает, – пробормотала Юля себе под нос. – А не врешь?

– Если ты, краса ненаглядная, сомневаешься в том, что честен я – вот те ширмочка по периметру, чтоб твои сомненья развеялись.

Вокруг ванной из воздуха материализовалась плотная, непрозрачная ширма.

– Абсурд, конечно, – пожала девушка плечами и вылезла из ванной.

Вытирая влагу с тела и накидывая халат, она подумала, что «Аленький цветочек» вполне приемлемый вариант. Могло бы быть и что-нибудь в духе «Синей бороды». Бегай потом по замку, прячься от полоумного. Она вообще впервые за последних несколько суток задумалась, почему происходит то, что происходит. За исключением обрывков предположений в голову ничего не приходило.

– Давай расставим точки над «i», – взяла девушка быка за рога, выходя из-за ширмы. – Тебе хочется, чтобы особь противоположного пола испытывала к тебе любовь, несмотря на все твои внешние изъяны. Именно поэтому тобой была выбрана тактика задабривания девушек с помощью хорошего к оным отношения и придания их пребыванию здесь максимального комфорта?

– Э… – донеслось из воздуха.

– Н-да. Это я, кажись, слишком витиевато выразилась. Упростим. Ты хочешь, чтобы гипотетическая избранница полюбила твою демо-версию?

– Э… – повторил воздух.

– Блин, – пробормотала Юля себе под нос, – надо завязывать со сложными формулировками.

– По-простому скажи, моя девица, не используй слова мудреные, – предложил голос. – Твои речи мне непонятные. Очень сложно ты изъясняешься.

– Будь по-твоему, – вздохнув, согласилась девушка. – Своего ты вида стесняешься да считаешь, что ты уродливый. И поэтому так стараешься, окружая заботой и нежностью? Хочешь, чтобы твоя избранница полюбила тебя заранее, чтобы внешность твоя противная не смогла послужить преградою?

– В корень зришь ты, моя хорошая, как по писаному все озвучила. Злой колдун наложил проклятие, лишь любовь разрушит которое.

– Извини, чувак, тя-же-ло! – сообщила Юля. – Я по-простому, ок?

Невидимое чудище молчало. И девушка посчитала это согласием.

– Я вот, знаешь, чего понять не могу: с чего ты взял, что, отходя от общепринятых эталонов красоты, ты перестаешь быть занятным собеседником, ответственным компаньоном или хорошим другом?

– Э… – вновь послышалось откуда-то из воздуха.

– Да не придуривайся. Все ты понимаешь. Строить из себя романтика-поэта курицам этим безмозглым будешь. Тем более, разговариваешь ты все равно белым стихом, без рифмы.

– Ну… – замялся невидимый собеседник, – наверное, да.

И воздух перед ней, сначала загустел, затем наполнился искрами, и в следующий миг на месте воздушных колебаний появилось оно.

Внимательно разглядев мутанта, девушка пожала плечами.

– Бывает, чо.

– И не боязно тебе, девица?

– Вяжи!

– Извини. И чего, не вызывает отвращения?

– Ой, я тебя умоляю. Ты просто фильмы ужасов времен девяностых не видел. Да, блин, мне фалоиммитатор на день рождения и то страшнее дарили.

– Не понял.

– Может оно и к лучшему? – пожала плечами Юля. ­– Короче говоря, мой тебе совет: не надо прятаться. Огненные буквы на стенах, голоса из пустоты, самонасыпающиеся в тарелки десерты, самоналивающиеся в бокалы вина – это угнетает гораздо больше, чем твой внешний вид.

– Почему?

– Ну а поставь себя на место любой твоей гостьи. Поставил?

Уродец задумался ненадолго, а потом кивнул.

– Вокруг тебя все вкусно, все дорого и богато, а потом бонус в виде Рона Джереми, только чешуйчатого и с ушами как у гоблина.

– Рона Джереми?

– Рон Джереми, это порноактер такой. Он некрасивый. Везет мне на непонятливых мужиков, блин. Когда проснусь, пересмотрю свое отношение к мужикам. Недаром же во сне у всех один и тот же недостаток… во сне? Твою мать! – что-то блеснуло в сознании девушки, и она внезапно сменила тему: – Слушай, а у тебя есть снотворное и галлюциногенные грибы?

ВНЕ

Просыпаешься… в странной кровати. Где – у «Маши и Медведей», в «Спящей Красавице»? Просыпаешься… в «Златовласке», в «Царевне-Лебеди». Где бы ты ни была, где-то посреди сказки, – это твоя жизнь, и с каждой минутой она подходит к концу. Если можно проснуться в другом времени и в другом месте, нельзя ли проснуться другим человеком?

ВСЕ ЕЩЕ ГДЕ-ТО

Из сна ее вырвало звонкое пение. Так сразу и не поймешь, а сон ли это вообще.

Юля встала и сделала пару шагов в сторону звука. Но замерла. Она поняла, что было не так – расстояние до земли. Сантиметров тридцать-сорок.

Девушка опустила голову вниз и... разразилась радостным матом. Потому что увидела рыжие, пушистые звериные ноги, переходящие в черненькие лапки. Значит, проснуться можно не только в другой истории. Но и кем-то другим. Чем не эволюция? А если долго не спать в подходящей истории, то можно и разобраться с тем, как все устроено.

– Я колобок, колобок... – донеслось с тропинки.

– Ну, что ж, значит, пора выяснить, насколько вариативна эволюция сознания, – ухмыльнулась Юля-Лисичка, – но сначала завтрак, – и, вильнув хвостом, побежала навстречу говорящему хлебобулочному изделию.

ВНЕ

Шесть месяцев я не могла спать. Когда у тебя бессонница – все нереально, все очень далеко от тебя, все это – копия, снятая с копии, которая в свою очередь снята с копии.

И СНОВА ЗДЕСЬ

– Ты глянь, опять буквы кто-то на стене намалевал!

Все трое повернулись к стене дворца. Там, здоровенными, метра по полтора каждая, буквами было написано «ХОЧУ БАБУ ПОТОЛЩЕ».

– Все так же, как и в прошлый раз.

– Да нет. В прошлый раз в слове «потолще» была не «Е» а «Ять», – поделилась наблюдением правая голова змея.

– Не было ять, – возразила Яга.

– Была ять, – вступилась за левую голову правая.

– Погодите. Правильно говорить не была, а был, – вмешался в начинающийся спор Кащей, оторвавшись от записей на пергаменте.

– Это почему?

– Потому что ять, – Бессмертный нарисовал Ѣ пальцем в дорожной пыли, – это знак. Знак – мужской род. Значит, был, а не была.

– Ну, хорошо, – согласилась средняя голова Горыныча, – пусть будет «был». Был ять.

– Не было ять, – вновь не согласилась старушка.

– Был ять.

– Не было.

– Был ять!

– Не было.

В процессе перебрасывания фразами Горыныч стал нервничать, повышая тон голоса. И спустя буквально минуту все три головы с дымом и пеной изо рта орали:

– БЫЛ ЯТЬ!

А Яга, не повышая голоса, односложно отвечала:

– Не было.

– БЫЛ! ЯТЬ!

Царь, сидя у окошка на втором этаже, прислушивался к разгорающемуся спору.

– Доченька, – сообщил он, наблюдая за оживленно спорящими Горынычем и Ягой, – ну ведь матерится же. Вот, пожалуйста, раз за разом: «блять-блять-блять»…

Василиса устало вздохнула. Объяснять не было никакого желания.

– Сходи, скажи тварюке этой трехголовой, что его за версту слышно. Чтоб не орал. А то дети малые в округе нахватаются, тоже материться будут. Попроси его, чтоб потише был.

Василиса ходить никуда не стала. Только высунулась из окна почти по пояс и проорала, срывая связки:

– ТИШЕ ТАМ, БЛЯТЬ!

Старушка, не ожидавшая, что еще кто-то ввяжется в этот странный спор, задорно взвизгнула:

– НЕ БЫЛО!

– Дебилы, – сквозь зубы прошипела Василиса. И добавила: – Причем, все.

ВНЕ

И если ты просыпаешься в чужом теле посреди придуманной кем-то истории, то нельзя ли проснуться там, где новым будет все? И история, и тело.

ГДЕ?

Илиас Долговязый сидел на самой первой ступени парадной лестницы, прислонившись плечом к балясине перил. Он смотрел перед собой, размышляя о том, что сожалеть о неиспользованных возможностях так же глупо, как и о возможностях использованных, но не приведших к необходимому результату.

«По крайней мере, она пыталась, – думал Илиас. – Когда-нибудь у нее обязательно получится».

За спиной послышались мягкие шаги, которые Илиас узнал бы из тысячи – так же тихо когда-то давно в той самой, прошлой жизни, девушка с французской фамилией ходила между стеллажами, выбирая новый мир.

Отодвинув лежащую подле правителя корону, она присела рядом и положила руку ему на плечо.

– Я сейчас что ни скажу, все не в кассу, но… – девушка сделала паузу, собираясь с мыслями, а потом продолжила: – Случилось то, что случилось. И это можно только принять.

– Очень жаль.

– Мне тоже. Но мир получился таким, каким получился, и магией здесь особо не поразмахиваешь.

– Возможно, со временем ты разберешься, как это работает здесь, и мы вернемся.

– А может, и не разберусь, – пожала плечами та.

Они немного помолчали, затем король спросил:

– Почему ты выбрала жизнь ребенка?

– Всей энергии, что у меня была, хватило лишь на кого-то одного. Если бы я оставила в живых твою жену, то дочь родилась бы мертвой. И горевало бы два человека. Поэтому я сделала выбор в пользу твоей дочери. Ей не нужно будет привыкать к тому, что она сирота. Она будет жить с этим знанием с самого начала. А ты привыкнешь к тому, что твоя любовь погибла. Но, оставь я в живых мать, к смерти ребенка пришлось бы привыкать вам обоим.

Ведьма Чапперон замолчала в ожидании хоть какой-то реакции. И Долговязый пожал плечами.

– Как назовешь-то дочку? – толкнула его в плечо девушка.

Илиас Долговязый ответил не раздумывая.

– Юля.

– Юлия ат’Илиас, – попробовала собеседница звучание имени на вкус и, улыбнувшись, толкнула короля локтем в бок. – Ну, не Чапперон-Руж, конечно. Но зато Королева Сентерии!

ЗДЕСЬ И СЕЙЧАС

– В этой теории есть огромное количество белых пятен, но еще больше в ней пространства для вариаций, – сообщила баба Яга, продолжая отмывать стену от вновь появившихся надписей.

– Это каких?

– Ну, например, я могла и не быть никогда юной девушкой из другого мира, пожелавшей себе такой любви, как в книге, – начала загибать пальцы Яга, – могла быть и Ягой, которой приснилось, что она девушка, которая видит сон о снах...

– Стоп-стоп-стоп! – замотала головой средняя голова Горыныча. – Чем дальше, тем меньше понятного.

– Да просто же все. Сон, в котором мне снится сон о том, что я вижу сон во сне, в котором…

– Я сейчас на тебя дыхну, – флегматично сообщила левая голова. – Огнем.

– Чтоб вашу трехголовую прародительницу, – досадливо хлопнула старушка по колену. – Три башки таких здоровенных, а соображалки в них с воробьиный хренушек. Лучше б ты водой дышать умел, мы б тогда эту стену быстрее отмыли.

– Ты, Яга, когда просто так что-то объясняешь, мозг сломать можно, а сейчас и подавно.

– Ну, ежели ты баран, то тебе и дважды два сложно.

Головы Змея Горыныча завертелись, оглядывая собственное туловище.

– Баран?! – возмутились все три хором.

– Ты где чешуйчатых баранов видела-то? – продолжила правая. – Это еще кто из нас тупой!

– Известно, кто. Тот, у кого образное мышление хромает.

– Ой, старая, тебе лишь бы кого поддеть.

– Сам ты старый!

– И ничего я не старый.

– А кто говорил, что две луны еще застал?

– Да, застал, – согласилась средняя голова. – Более того, я даже то время, когда их две было, слабо помню, так долго живу. Но прожить еще два раза по столько планирую.

– Да с чего это ты взял, что столько проживешь-то?

– Сущности в белом пророчили.

– Кто?!

– Демиурги! – гордо выпятил грудь Горыныч.

– Кащеюшка! Прибамбасы электрические, которыми ты весь замок свой утыкал, от шизофрении лечат? Или Змеюшке нашему только лоботомия поможет? – Яга посмотрела на змея и добавила: – Три лоботомии.

ТАМ И ТОГДА

Йерга Шас в последний раз осмотрела прозрачный контейнер с размещенным внутри яйцом и установила его в центр инкубатора. Закрыла крышку, выставила температурный режим на двух неярких температурных контроллерах, обозначила временные отрезки воздействия F-излучением, U-частицами, C-волнами и K-спектральными световыми потоками. Затем приглушила свет в инкубаторе, имитирующем небольшой участок песчаной пустыни. Когда все было готово, Йерга Шас отключила записывающий кристалл и, бережно положив его в нагрудный карман, еще раз оглядела лабораторию.

Взгляд ее остановился на портальной установке, которую до сих пор не получилось сдать и которая требовала доработок. Йерга подумала, что давно пора передвинуть ее куда-нибудь в угол. Полезное в плане избавления от ненужного хлама устройство, но место занимает. Немного подумав, она решила, что займется этим позже, после того, как разберется с текущим проектом. В конце концов, это уже третья попытка, и все возможные замечания куратора она учла. Более того, внесла несколько изменений, до которых додумалась сама. Уж это-то Сни Синожд должен оценить.

Напевая под нос незамысловатый мотивчик, Йерга Шас закрыла двери лаборатории и отправилась сдавать проект.

– Здравствуйте, Сни Синожд, можно?

– А, Йерга. Проходите, – куратор свернул в плоскость окно визора и повернулся корпусом к вошедшей.

– Я доработала проект, – немного виновато сообщила она, доставая из кармана кристалл и протягивая его куратору, – как Вы и просили.

– Это не я просил, милочка, – Сни провел ладонью по лысине, затем взял кристалл со стола и поместил в считывающее устройство. – Это общие требования к проекту, за исполнением которых я слежу.

– Ну… да… – застенчиво согласилась Йерга.

– Ну-ка, что у вас тут? – зажужжали меняющие положение стереографические призмы. Девушка встала чуть за спиной у наставника и вместе с ним смотрела на разворачивающуюся интерактивную 3D-проекцию.

– Песчаный, значит? – не то спросил, не то констатировал куратор, изучая голограмму. – Любопытно…

– Он у меня универсальный, – затараторила Йерга Шас, – просто заключительный этап тестирования проводится в условиях максимально приближенных к пустынным.

– Помню я болотную версию вашей зверушки, – скептично пробормотал Сни, поднимая указательный палец вверх.

Могло показаться, что он показывает на потолок, однако Йерга прекрасно понимала, что Сни демонстрирует своей подопечной шрам на указательном пальце.

– Н-да… Нехорошо получилось, – стушевалась она. – Но зато она живучая получилась!

– Равно как и ее версия, предназначенная для миров с низкими температурами, – профессор разогнул средний и безымянный пальцы, демонстрируя мелкие шрамы и на них. – К тому же, невероятно агрессивная.

– Чтобы вид развивался, зверушке нужно бороться за выживание.

– Позвольте, милочка, – куратор откинулся в кресле, повернув голову к Йерге, – Вы что, собираетесь всех особей своего проекта сделать такими?

– Какими?

– Как это, – Сни Синожд кивнул на 3D-проекцию, – неубиваемыми.

– Но ведь Вы говорили, что разрабатываемые особи должны обладать защитой и приспособляемостью к изменяющимся условиям окружающей среды…

– Милочка, я прекрасно помню все, что я говорил, – спокойно, будто неразумному ребенку объяснял куратор. – И про защиту от окружающей среды, и про приспособляемость. А еще я помню, что акцентировал внимание на том, что всякая сконструированная особь должна гармонично вписываться в создаваемый мир.

Йерга Шас молчала, потупив взор. Куратор выдержал небольшую паузу и продолжил:

– Глядя на разрабатываемое вами, позвольте полюбопытствовать, какими будут остальные обитатели предполагаемого мира, чтобы вот это, – Сни вновь кивнул в сторону 3D проекции, – гармонично дополняло существующую экосистему?

Ударение на слове «гармонично» придавало вопросу иронический оттенок. И уловив эти почти издевательские нотки, Йерга Шас решилась на отчаянный шаг.

– Куратор, – положив руку ему на плечо и принявшись его едва заметно поглаживать, начала она, – Вы же знаете, как мне важно перейти на второй круг обучения с первого раза? Стоящие У Истоков возлагают на меня последнюю надежду, и я не в праве подвести их. Я прекрасно осведомлена о вашей принципиальности в вопросах конструирования, но, – голос Йерги стал слегка вкрадчивым, – неужели вашу принципиальность не сможет растопить готовая на все и согласная быть послушной в любых, даже самых сложных аспектах, ученица?

Сни, казалось, насторожился. Не поворачиваясь к подопечной, он продолжал вглядываться в проекцию, вроде бы изучая нити связей, но стал постукивать пальцем по столу. И Йерга приняла это за добрый знак, решив ковать железо пока горячо. Она встала за спину Синожда, положив вторую руку на его свободное плечо, и продолжила поглаживающие движения.

– Мы могли бы вместе подняться в мою лабораторию, и Вы лично прямо на месте показали бы мне, что и как нужно делать, чтобы удовлетворить все ваши требования к проекту, – говорила она с чуть заметным придыханием…

– Йерга Шас, – интонации куратора, не отрывающего взгляда от интерактивной проекции, сменились на заинтересованные, – я думаю, нам действительно стоит пройти в вашу лабораторию.

Куратор согласился внезапно быстро. И Йерга на мгновение обрадовалась, но тут же испугалась. А вдруг он воспользуется возможностью провести время с молоденькой ученицей, а потом все равно завалит ее на экзамене? А вдруг он отпустит сейчас язвительную шутку о том, что от нее было бы больше пользы, пойди она в суккубы? Все ведь знают, насколько непреклонен куратор Сни в касающихся науки вопросах. А вдруг он не уловил подтекста и, дойдя вместе с ней до лаборатории, начнет задавать вопросы по проекту прямо возле инкубатора? А вдруг…

Но куратор прервал ход ее мыслей, резко отодвинул стул и не терпящим возражений тоном скомандовал:

– Идемте, Йерга, идемте, – взволнованно проговорил куратор.

Они прошли по пустынному коридору и вошли в лифт. Сни сам ввел нужную комбинацию. Капсула едва заметно завибрировала, перемещаясь на указанный ярус.

– Зачем Вы сплели трех предыдущих особей в одну?

– Я выбрала самые востребованные характеристики…

– А ускорение на кой включили?

– Ускорение? – неподдельно изумилась Йерга.

Наставник закатил глаза и пробормотал:

– За что мне все это?

– Я не ускоряла…

– Я не понимаю, – перебил ее Сни, – почему Вы решили стать демиургом? В Вас ведь нет ни элементарной внимательности, ни усидчивости, ни умения просчитывать последствия собственных действий. Почему она у Вас трехголовая?

– Трехголовая? Кто?

Куратор изучающее посмотрел на Йергу и задал следующий вопрос:

– Вы что, даже не заметили?

– Да чего я не заметила?

Двери лифта открылись и куратор, вместо ответа на вопрос, вышел в коридор и торопливо зашагал к лаборатории с табличкой «Йерга Шас. Демиургия. I круг».

– Открывайте, – буркнул он, остановившись у двери.

Йерга приложила ладонь к замку, и дверь плавно отъехала в сторону, пропуская ее с наставником в помещение. Сни обогнул портальную установку и, подойдя к инкубатору, разблокировал крышку, после чего, управляя манипулятором, начал пододвигать к себе контейнер.

– Что-то не так, наставник? – Йерга начала по-настоящему волноваться. Ее пугало то, что куратор ничего ее не объясняет.

Синожд тем временем надел перчатки и осторожно взял подъехавший к краю инкубатора контейнер с яйцом. Поднял его над головой и, глядя на просвет, спросил.

– Вы к продолжительности жизненного цикла какую формулу применяли?

– Формулу? – спросила Йерга, но тут же осеклась, поняв свою ошибку.

Увлеченная компоновкой необходимых, как ей казалось, качеств, она совершенно забыла об одном из главных условий – балансе между жизненным и репродуктивным циклами.

– Понятно, – недовольно пробормотал Сни, продолжая разглядывать яйцо.

– Куратор, я… – она подошла к наставнику сзади и, едва касаясь его торса, приобняла. – Я ведь уже сказала, что сделаю все, что Вы скажете. Индивидуальное занятие с самым умным и опытным…

Йерга уже коснулась своим подбородком его плеча и ее губы потянулись к уху куратора, а слова стали превращаться в полный вожделения шепот, как вдруг, оболочка в руке Сни Синожда с треском разлетелась на мелкие осколки, а в его пальцах запищало крылатое, покрытое чешуей существо с тремя головами на тоненьких шеях. Зверек взвизгнул всеми тремя пастями, вырвался из его пальцев и взмыл под сдвоенный плафон на потолке.

– Не дайте ему сбежать! – прокричал Синожд, пытаясь в прыжке схватить существо.

Животное заложило вираж вокруг плафонов, метнулось в сторону окна, за которым светились ночные огни корпусов других лабораторий и, ударившись о прозрачное стекло, тряпичной куклой рухнуло на подоконник.

– Он умер? – подскочив к подоконнику, взволнованно спросила Йерга.

– Ага, как бы не так. Ты ему такую прочность в параметры внесла, такую выносливость! – аккуратно беря зверушку двумя пальцами за перепончатое крыло, и совершенно не замечая, что перешел на ты, объяснял наставник. – И жизненный цикл обозначить забыла. Слава богу, что забыла и про репродуктивный. А то плодились бы как…

– Как тараканы в проекте Сдуо Ранал?

– Именно! Вот, тоже ведь кошмар ходячий! Созданные ею особи разбежались по девяноста процентам миров. И даже здесь, на учебной базе, встречаются. Ее бы способности, да в полезное русло. В суккубы, например… Так нет же...

Монолог куратора прервала зверушка, затрепыхавшаяся в пальцах Сни. Зверек исхитрился выгнуть все три головы так, чтобы двумя пастями впиться в палец куратора, а третьей на этот палец выдохнуть.

Синожд закричал, отбрасывая зверька, а по лаборатории стал распространяться запах жженой плоти.

– Ты что, пирокинетику ему тоже прописала?! – изумленно и одновременно сокрушенно спросил Сни Синожд, дуя на обожженные пальцы и одновременно наблюдая за мечущимся вокруг сдвоенного плафона существом. – Давай шокер немедленно!

– Суки такие! Больно же крылышкам! – пропищало существо, вращаясь вокруг двух плафонов.

– И речевой аппарат?! – окончательно онемел от удивления Сни.

Йерга огляделась, увидела валяющийся подле выключенного телепорта шокер, сделала шаг, наклонилась, чтобы поднять его и совершенно случайно облокотилась о пульт управления телепортатора. Аппарат взвыл и развернул серебристое облачко над собой.

В него и метнулся выведенный Йергой зверек.

– Куда?! – закричал куратор.

Девушка, выпучив глаза, испуганно, короткими вдохами хватала ртом воздух. Сни схватил ее за плечи и затряс, повторяя вопрос более развернуто:

– Куда был направлен телепорт? Где теперь эта тварь? А если в обитаемый мир попадет?

– Я… я… не-не-не знаю. Телепорт у ме-меня еще совсем не настроен, я его для дру-другого проекта готовила, – заикаясь от волнения, пробормотала Йерга Шас.

На самом деле ученица по имени Йерга Шас соврала, сказав, что портальный аппарат не настроен. В тот день, когда куратор забраковал самый первый ее проект, Йерга долго создавала отдельный мир и, в конце концов, навела туда портал, используя его в качестве свалки. Она отправляла в недоделанный мир все, что, по мнению ее наставника, не дотягивало до стандартов. И даже подумывала, а не шагнуть ли ей туда самой, если завалит первый круг обучения? Не возвращаться же с позором к Стоящим У Истоков. В конце концов, для чего еще может быть нужен мир, получившийся только с тридцать девятой попытки, кроме бракованных, не нужных никому вещей и существ?

ЗДЕСЬ, НО ТОГДА

Но будущий Змей Горыныч этого не знал и последних слов Йерги не слышал. Его волокло сквозь пространство, размазывая по времени. Продолжалось это бесконечно долго. Настолько долго, что небольшое количество воспоминаний, имевшееся у всех трех его сущностей, успело несколько раз смешаться, обрасти несуществующими подробностями и стать целой жизнью. А потом разноцветное мелькание прекратилось и, вывалившись в реальность, зверек больно ударился всеми тремя головами о скалу.

– Ого, какая громадина! – донеслось до него сквозь шум в ушах.

Он задрал правую и среднюю головы вверх, в ночное небо, к одиноко висящей там луне.

– Одно светило, – пробормотала правая.

– А было два, – поддакнула средняя.

– О, привет! – поздоровалась левая голова, повернувшаяся на голос и увидевшая странного человека в длинной мантии с капюшоном, опиравшегося на весло. – А куда делись те двое здоровенных?

– Не знаю, – ответил человек в балахоне. И тут же спросил: – А тебя как зовут?

– Не знаю, – хором ответили все три головы.

– Наверное, ты змей, раз в чешуе, – предположил человек с веслом. – Только странный какой-то. Впервые трехголового змея вижу. Как ты сюда попал-то?

– Не знаю, – вновь озадаченно пробормотала левая голова.

– Летел-летел и тут в гору эту – БАЦ! – подхватила правая.

– Больно, блин, – пожаловалась средняя.

– Да ты не переживай, – успокоил его человек с веслом. – Тут часто такое. Разные появляются. Ни имени своего не знают, ни откуда появились.

Змей грустно вздохнул всеми тремя ртами.

– Давай тебя так и будут звать: Змей, – предложило дружелюбное двуногое. – А раз ты первое, что в этом мире помнишь, – гора, об которую стукнулся, то, значит, Горыныч.

– Змей, – попробовала на слух свое новое имя левая голова.

– Горыныч, – подхватила правая.

– А ничего так! – согласилась средняя голова и спросила: – Слушай, где тут у вас в тишине и покое побыть можно? А то как-то навалилось все. Мне бы осмыслить…

– Жаль, – вздохнул тот. – А я думал, тебя проводить нужно.

– Куда? – озвучила за всех правая голова.

– Ну, – человек махнул рукой за спину, – туда, где все.

– Все? – не поняла средняя голова.

– Я же говорю, разные появляются. А я перевожу через лес, – человек перехватил весло в другую руку. – Так чего, пойдем, может?

– Не, я чего-то подустал. Посплю, наверное, сил наберусь, – сообщила левая голова.

– Ну, ладно, отсыпайся, – согласился человек. – Я тогда позже зайду и переведу тебя.

– Да что ты меня все перевести норовишь?! Как будто деньги тебе за это платят.

– Не платят, к сожалению, – двуногий помолчал, размышляя, а затем добавил: – Хотя, честно признаться, у меня такое ощущение, что должны. Но я и без денег перевожу. Знаешь, непреодолимое желание прям какое-то. Как нового кого вижу, так понимаю, что надо перевести.

– Не, – хором отказались головы. – Спасибо за предложение, конечно, но сначала отоспаться.

– Да на здоровье! Но ты имей ввиду, ежели что…

­– Да понял, понял, – принялся сворачиваться в кольцо новоиспеченный Змей Горыныч. Он уже положил все три головы на собственный массивный хвост, а человек с веслом направился в сторону леса, как вдруг Змей понял, что не спросил имени у нового знакомого.

– Слушай, – крикнула ему вслед средняя голова, – а тебя самого-то как зовут?

– Херон, – ответил новый знакомый и скрылся в лесной чаще.

– А место это как называется? – вновь прокричала средняя голова в темноту леса.

– Тридевятое царство, – донеслось в ответ.

Название Горынычу понравилось.

И он тут же уснул крепким сном. На несколько веков.

А потом его разбудил рыцарь и завертелось.

ТАМ И ТОГДА

– Куратор, – неуверенно сбрасывая ткань одежды с плеч, слегка виноватым голосом говорила Йерга, – это единственное, что я могу вам сейчас предложить, но уж это-то я сделаю действительно хорошо. Вернуться к Стоящим У Истоков я не могу и иду ва-банк. Соглашайтесь, Сни Синожд.

Молодое обнаженное тело ученицы, словно магнит притягивало к себе взгляд наставника. И тот не устоял.

– Есть у меня один, почти завершенный проект, который я делал параллельно со своим. Там только мелкие коррективы внести, – говорил куратор спустя полчаса, поглаживая молодое, полное энергии обнаженное тело ученицы. – Там только мелкие детали доработать: климат равномерно распределить, ось наклона относительно основного светила, полюса… Уж с этим-то ты справишься. А флора и фауна готовы давно и опробованы. Рабочее название «ЗеЭрс». Так и быть, сдашь его как свой.

Куратор чувствовал себя помолодевшим лет на двести. А его ученица чувствовала себя счастливой от того, что экзамен у нее в кармане. Они лежали прямо на полу ее лаборатории и лишь едва отражались в ночном окне.

ЗДЕСЬ, НЕ ТАК УЖ И ДАВНО

Будить рыцарь никого не планировал. Более того, рыцарь даже не предполагал, что в этой части зачарованного леса можно кого-то разбудить. Тем более такого огромного. Он просто хотел оглядеться и выяснить, появился ли в зоне видимости край изрядно надоевшего за три последних недели леса. А тут, на удачно подвернувшейся поляне обнаружился не менее удачно образовавшийся не то холм, не то курган. На него рыцарь и начал взбираться, оставив верного коня у подножия, когда холм неожиданно вздохнул.

Потеряв равновесие, гремя доспехами и испуганно матерясь, словно огромная говорящая консервная банка, рыцарь скатился к подножию холма. Холм же – вот чудо – внезапно сипло прокашлялся и расплелся на трех увенчанных противными мордами змей, сходящихся в одно место, под огромным слоем пыли, веток и перегнившей листвы.

– Херон? – щурясь спросонья, спросила одна из голов.

– Шо? – не понял пытающийся встать на ноги рыцарь?

– Что, «шо»? – вступила в диалог вторая.

– Что, «что, шо»? – пытаясь открыть погнувшееся забрало, спросил рыцарь.

– Ну ты ж спросил.

– Шо?

– Да, ­– закивал головой Змей, давая понять, что рыцарь спросил именно это и именно с такой интонацией.

– Шо, «да»?

– В смысле? – попыталась нащупать путь к вразумительному диалогу средняя голова.

– О каком смысле вы тут ведете речь, если последних десять минут мы шокаем без всяких намеков на его наличие?

Все три головы задумчиво вздохнули и, вытянув шеи, принялись разглядывать рыцаря с трех сторон одновременно.

– Какая-то бессодержательная беседа, – заметила правая голова.

– Ты не Херон? – уточнила левая.

– Тогда как тебя зовут? – подхватила средняя.

Рыцарь, которому теперь пришлось вертеть головой из стороны в сторону в попытке уследить за тем, которая из голов говорит, все равно не казался растерянным.

– Я стесняюсь спросить, я шо, похож на какого-то Херона, или на мне где-то написано шо я – он?

– Ну ты ж не представился, – начала левая голова.

– Разбудил, – подхватила правая.

– Вторгся на частную территорию, – перехватила инициативу средняя.

– На диалог не идешь.

– Скрытничаешь.

– Вопросами на вопросы отвечаешь.

– И вообще выглядишь подозрительно.

– Может, тебя съесть?

– И головы себе не морочить?

– Раз ты не Херон.

Рыцарь не испугался, а лишь грустно вздохнул.

– Я не знаю, была ли у меня мама… – рыцарь поднял палец вверх, – тут, смею заметить, у многих провалы в памяти. Так вот, если она у меня была, то наверняка сказала бы мне: сынок, может, хороший портной и не машет мечом на турнирах ради того, чтобы о нем пели барды, но за хорошего портного люди, заметь, рассказывают друг другу почаще, чем за хорошего рыцаря. И если ты будешь рыцарем, то тебе не станут носить денег, чтобы ты сделал хорошо одеться на всю семью, потому что им понравилось, как ты мордовал кого-то на турнире. Нарядным можно быть, – рыцарь постучал железной перчаткой по шлему, – и без этого самовара на голове. И я вам всем троим скажу, мама-таки была бы права. Потому что купаться в лучах славы, регулярно рискуя схлопотать в прикрытую шлемом морду, противоречит здравой логике. И, узнай моя мама, что я-таки выбрал вероятность получать в морду, она либо сказала бы шо я дурак, либо просто молча расстроилась.

Горыныч, впечатленный такой витиеватой речью, сидел на земле, заворожено раскрыв все пасти одновременно. Наконец, собрался с мыслями и спросил:

– А что мешает стать портным прямо сейчас?

– То, чего нет.

– Это как?

– Деньги.

Горыныч не стал переспрашивать, а просто помотал всеми тремя головами, давая понять собеседнику, что не уловил мысли.

– Уверяю вас, – принялся объяснять тот, – отсутствие денег очень сильно мешает делать то, что тебе очень сильно хочется.

– Значит, нужно у кого-то их взять, – предложила средняя голова.

– Не знаю как вам, а мне ни однажды не встретился кто-то, дающий денег со словами: пользуйся на здоровье. Потому что, если бы такой встретился, я бы не отказался. И мы бы сейчас тут не вели эту полную бытовых проблем беседу.

– Но ведь должен же быть способ… – пробормотала задумчиво правая голова, а левая грустно выдохнула небольшой сноп огня.

– Это шо такое было? – изумился отпрянувший от внезапного потока пламени рыцарь.

– Это? – спросила левая голова и выдохнула еще одну огненную волну.

– Именно.

– Огонь, – простодушно объяснила левая голова.

– Изо рта?

– Ну да.

– И часто с вами такое?

– Когда захочу, – простодушно сообщила средняя голова и, в подтверждение своих слов, выдохнула сноп пламени в небо.

– Прошу прощения, – тон рыцаря стал максимально вежливым, – мы так и не представились друг другу.

– Горыныч, – назвалась левая голова.

– Змей Горыныч, – в тон ей добавила правая.

– Замечательно! – обрадовался рыцарь и потер одетые в металлические перчатки ладони. – А меня зовут Рыцарь Изяслав. Но для друзей, а значит, и для вас, я просто Изя.

– Очень приятно, – кивнул Горыныч.

– Мне тоже, вы себе не представляете, как приятно. Так вот, Змей Горыныч, у меня к вам есть одно заманчивое предложение...

* * *

Спустя две недели в королевстве можно было наблюдать некоторое оживление. Виною тому был трехглавый змей, появлявшийся то там, то здесь. Громадина дышала огнем, жутко рычала и требовала жратвы, золота и девственниц. Когда первый приступ паники у жителей проходил, зверюга сообщала, что дает время на сборы и улетала за горизонт, предварительно сломав или спалив что-то несущественное, дабы продемонстрировать всю серьезность своих намерений.

Король издавал указы, проливал горючие слезы над заначкой. Глашатаи с утра до ночи надрывали глотки, призывая граждан быть сознательными и скинуться, кто сколько может.

Люди сдавали нажитое неохотно и помалу или не сдавали вообще, в надежде на то, что проблема обойдет стороной именно их дом, их деревню. Некоторые надеялись на то, что трехголовая громадина насытит свои аппетиты раньше, чем доберется до их замка или деревни. Но и те, и другие прятали девственниц по чердакам и погребам. Были и утверждавшие, что гигантских и, тем более, трехголовых змей не бывает, и это была просто массовая галлюцинация. Однако после второго посещения Горыныча скептиков поубавилось. Разрушения змей наносил минимальные, но достаточные для того, чтобы донести серьезность своих намерений.

Кто-то предложил заминировать телегу с выкупом. Но короля откровенно душила жаба взрывать собственное золото ради убийства трехголового террориста. И тогда-то в замок вошел странноватый маг, предложивший решить проблему за значительно меньшее, в сравнении с выкупом, вознаграждение. На вопрос, как он планирует одолеть змея, волшебник сообщил, не открывая сокрытого под капюшоном лица:

– У меня-таки есть метод бороться с чудищами, но он как рецепт хорошей наливки. Посудите, Ваше Величество, сами, кто станет покупать за деньги спиртное, когда сам в состоянии его приготовить?

– Ты не забывай, перед кем стоишь! – пригрозил король. – Я сейчас в ладоши хлопну и покатится твоя голова с плеч.

– Не, я целиком против таких аплодисментов по двум причинам, – не согласился маг, – Во-первых, мне привычнее чувствовать свою голову там, где она находится с рождения, а во-вторых, без этой самой головы мне будет сложно что-то поделать с той напастью, с которой я пришел что-то поделать.

Маг оказался подкованным малым в вопросах отстаивания собственных интересов, и король сам не заметил, как от угроз плавно перешел к торгам, а от торгов к мольбам. Сошлись на том, что дань выкатят полностью в качестве приманки, а чародей возьмет под контроль разум змея и улетит прямо на нем, прихватив только полагающееся ему.

– Лично я лишнего ни грамма не возьму, слово волшебника, – заверил маг.

В день Икс незадолго до полудня, как он и просил, груженую золотом телегу выкатили за ворота замка, а сам чародей принялся расхаживать влево-вправо, бормоча какие-то заклинания и время от времени воздевая руки к небу. Трехглавый змей оказался пунктуальным и спикировал на телегу ровно в обозначенный срок.

Маг, видя приближающуюся громадину, смело вскочил на телегу, выставил вперед руки, скрутив пальцы в странном жесте, и прокричал что-то на неизвестном языке. И уже в следующее мгновение средняя пасть несущегося к земле зверя схватила его, а лапы вцепились в телегу. Маг заорал благим матом и стих. А еще через миг трехглавое чудище улетало в сторону горизонта, унося труп мага в зубах и телегу с драгоценностями в лапах.

* * *

– Если бы у меня когда-то была мама, она бы сказала, что ее Изяслав таки поступает вопреки логике адекватного человека, – рыцарь взвалил на плечо мешок. – Но что-то внутри меня самого подсказывает, что умение вовремя остановиться стоит дороже всей этой телеги совместно с ее содержимым.

– Ну ты, это, ежели вдруг закончатся – возвращайся, – предложил Змей Горыныч. – Я чего-то, как-то не выспался. Тут буду. Постерегу заодно.

Изяслав опустил мешок на землю.

– Если бы у меня были внуки, а они у меня будут, то я бы постарался рассказать им про эту аферу так, чтобы они слушали во все уши, – сообщил он. – Ведь эти, которые из замка, наверняка поверили, что ты меня перекусил пополам.

– Да что ж я, зверь какой! – шутливо возмутилась средняя голова. – Когда нужно, я и аккуратно могу. Не всех же мне за пальцы цапать.

– Кстати, за пальцы! – вдруг оживился Изяслав, – Я думаю, что тот, которого ты цапнул в прошлой жизни, был демиург.

– Демиург?

– Ну да, творец-созидатель. Потому что меня вышвырнули сюда очень похожим образом. Огромная женщина в белом взяла меня двумя пальцами, сказала: «фигня какая-то получилась» и метнула в бесконечность прямо в этих латах. А когда эта самая бесконечность перестала мелькать перед моими уставшими глазами, я очутился именно здесь. И чтоб ты понимал, латы никуда не делись.

Змей Горыныч вздохнул, переваривая информацию, а потом средняя голова сказала:

– Да какая разница, кем он был. Мне-то от того ни жарко ни холодно.

– Тоже верно, – согласился Изяслав, вновь взваливая мешок на плечо. – Жизнь течет прямо сейчас, и никакого проку рассуждать, кто тебя сюда закинул, когда есть возможность открыть свое швейное дело и стать уважаемым портным.

– Или, наконец-то, выспаться, – согласилась левая голова вновь сворачивающегося в калачик Горыныча и протяжно зевнула.

– Да и не факт, что нас там помнят, правда, Горыныч?

Но змей не ответил. Он снова уснул, удобно расположив свою тушу на телеге с золотом. И спал гораздо дольше, чем первый раз.

А потом его разбудил еще кто-то.

ТАМ И ТОГДА

Будучи порядочным, Сни Синодж предложил своей ученице оставить учебу и составить с ним пару. Благо подоспела очередь Сни на обновление телесной оболочки. И Йерга Шас согласилась, так и не сдав проект под рабочим названием «ЗеЭрс».

Уже потом, когда сами они обзавелись детьми, перейдя в ранг Стоящих У Истоков, Йерга все-таки активировала мир, созданный куратором Сни, который теперь был ее второй половиной. И даже открыла туда телепортационный канал. Иногда, тоскуя по веселым учебным временам, она даже бралась за конструирование особей или модуляцию условий, но, будучи неусидчивой и невнимательной, очень часто отправляла на «ЗеЭрс» недоделанные или неудачные модели, опции, эмоции. За очень короткое время с ее легкой руки на «ЗеЭрс» появились «любовь» и «ненависть», «жираф» и «утконос», «жадность» и «глупость». А однажды она даже зашвырнула туда недоделанного «мудака», забыв отключить тому функцию размножения.

О телепорте в мир под номером тридцать девять Йерга напрочь забыла. Но в тридцать девятом от этого ничего плохого не случилось. Он давно уже жил и развивался по собственным законам.

ЗДЕСЬ И СЕЙЧАС

– Вы б вместо баек лучше подумали, кто может продолжать эти буквы рисовать? – подал голос молчавший до этого Кащей. – А главное, с какой целью? Неспроста ж это все.

– Да кто угодно! – задорно отозвалась Яга. – Хоть братец твой, к примеру. Было ж написано «БРАТЬЯ ВЗЫВАЮТЪ КЪ ОТМЩѢНІЮ»

– Я думал над таким вариантом, – сообщил Бессмертный. – Маловероятно.

– Это почему это?

– Братец мой худеньких любил, а этот… – Кащей указал тряпкой на единственную оставшуюся не отмытой надпись «ХОЧУ БАБУ ПОТОЛЩЕ».

– Так тут не только про бабу, – хмыкнула правая голова Горыныча. – Тут и фею казнить призывают, и бесовщину из дворца требуют прогнать, и сообщают, что некий Цой жив.

– Вот и надо подумать, к кому все эти все надписи могут подходить.

– Ты у нас голова, ты и думай, – отмахнулась Яга от приглашения размять мозги. – Да это вообще кто угодно может быть. Хоть, например, демиурги эти, горынычевы. Как там, Змеюшка? Здоровенные люди, которые всех и все создают? Вполне подходит. Взяли и создали похабщину на стенах! – предположила Яга и противно захихикала.

– Ой, да ну не хочешь – не верь, – буркнула средняя голова Змея Горыныча, пока левая, взяв в зубы дужку ведра с чистой водой, ставила его перед Ягой. – Главное, что я знаю – такие есть. Тебя, может, точно так же создали и сюда отправили. Ты не помнишь просто.

– Ты не смотри, что я старая. Память у меня получше твоей будет. Я каждый мир из каждого сна помню в деталях. Кроме одного единственного.

– Это которого же?

– Того, который мне снится, когда я не вижу сновидений.

– В смысле?

– Ну, понимаешь, есть такая теория, что даже когда ты не видишь снов, они тебе снятся. В этой теории есть огромное количество белых пятен, но еще больше в ней пространства для вариаций...

СЕЙЧАС

– Словом, надеемся, что мы с Василисой все правильно сделали и надписи не будут больше появляться.

– Гарантируешь?

– Да какие ж тебе гарантии? – игнорируя обязательное обращение к царю на «вы», спросил Кащей. – Я ж не кузнец, уверенный в том, что его латы удар меча выдержат без вреда для владельца. Тут более тонкие материи.

– Ну так и ты пойми, Кащеюшка, что мне латы из тонкого материала даром не сдались. Латы должны быть как… – Златофил защелкал пальцами, подбирая аллегорию, да так и не подобрал, – как латы, в общем. Мой кузнец, вон, гарантию дает, что его латный доспех и стрелу выдержит. А полирует, так тебе доложу, что любое тепло от доспеха отражается и внутри в даже жару комфортно! А у тебя материи, видите ли, тонкие и без гарантий.

– Так латы – это латы, а дыры в потустороннее, это как… – теперь пальцами защелкал Кащей, явно передразнивая царев жест. – Как дыры в потустороннее.

– Извините, что вмешиваюсь, – просунул в окошко какую-то из голов Змей Горыныч. – Кто там и на что гарантию дает?

НЕДАВНО

– Весь перечень наблюдаемых нами на данный момент графических изображений материализовался до появления края небесного светила над восточной частью горизонта, но в промежуток, когда темнота стала уже не столь концентрированной. То бишь, в аккурат на рассвете, – завершила доклад Яга.

Кащей, хмуря брови, разглядывал надписи. Если бы кто-то решил сравнить его с тем, каким он был совсем недавно, когда похищал иглу из царева хранилища, то наверняка заметил бы некоторые перемены. Злодей перестал горбиться, стал опрятнее, точнее в движениях. Взгляд его перестал быть пустым, просачивающимся сквозь собеседника, приобрел ясность, стал живым и цепким.

– На рассвете, значит?

– В аккурат, – подтвердила Яга. – Не было замечено ни шевеления травы, ни каких-либо других признаков наличия использующих магические артефакты особей, система растянутых вдоль стены нитей также не претерпела изменений и до сих пор пребывает в том состоянии, в коем была оставлена на закате. Магические индикаторы также не подавали признаков наличия потусторонних сил, – и вдруг внезапно закончила в несвойственной ей манере: – просто буковки из ниоткуда такие, вжик-вжик.

И помахала руками в воздухе, изображая появляющиеся на замковой стене буквы.

– Это будоражит мое любопытство, – пробормотал Кащей.

– Не то слово! – согласилась Баба Яга.

– Я тоже до усрачки заинтригованный, – сообщила средняя голова Горыныча.

– То слово! – кивнула Змею старушка.

– Прям до усрачки? – иронично полюбопытствовал Бессмертный.

– А то! Во втором часу еще приспичило, – подтвердила средняя, кивая на мирно сопящие, вытянувшиеся в траве левую и правую головы. – Спать-то попеременно мы можем, а отлучиться по отдельности – нет. Вот и терпели, считай, до рассвета. Но зато потом, как уже случилось все, вон туда – бодрствующая голова мотнула в сторону леса, – отлетели и…

– Избавь меня от этих подробностей, будь добр, – попросил Кащей, выставляя ладонь перед собой.

– А?! Чего? – продрала глаза левая голова, приподнимаясь над травой. – Подробностей целая куча!

– Куча знатная получилась, – подтвердила такая же сонная правая. – Неделю не мог никак, а тут разом прямо… И барашек, и яблочки, и кукурузка давешняя…

– На кой ты меня оживила-то, Василисушка? Почему вместе с этими? – хлопнул себя ладонью по лбу Кащей. Затем скомандовал: – Продолжайте наблюдение.

И пошагал прочь, бормоча на ходу невнятные ругательства. Краем уха он все-таки услышал, как Яга спросила:

– Ну, ладно, кукуруза – понятно. Но как ты определил, что барашек переварился?

И еще он услышал ответ Горыныча:

– Дык, череп же с рогами-завитушками…

СЕЙЧАС

В поле за замком прихватили трех поросят. Одного нарядили в латы, с горем пополам перевязав ремешками, и отпустили. Но то ли у животинки интуиция была очень хорошо развита, то ли она с детства мечтала о карьере беговой свиньи, как только ноги коснулись земли, зверушка, позвякивая латами, рванула в рощу.

Горыныч с таким раскладом был не согласен и рванул вдогонку, набирая полные легкие воздуха, чтобы выдохнуть на латы и довести эксперимент до конца. Однако у поросенка, откуда ни возьмись, к скоростным характеристикам прибавился генератор рандомных скачков, точь-в-точь как у уходящего от лисы зайца.

Стоящим возле телеги Кащею с царем, кузнецом и парой крестьян, которые наряжали свинюшку в доспехи, оставалось только наблюдать за стремительно рванувшим по воздуху за своей жертвой Горынычем. Тот пытался прицельно попасть в звенящую латами хрюшку, но животное каждый раз удивляло его изменением траектории бега. Поэтому результатом были лишь выжженные пятна, остающиеся по пути следования Змея.

В конце концов, Горыныч психанул, набрал воздуха во все три глотки и с криком:

– Обожаю запах напалма по утрам! – выдохнул одновременно всеми глотками, создав стену рокочущего пламени, подстегнувшую хрюшку в доспехах ускориться еще больше.

– Как бы пшеницу дуралей не спалил, – задумчиво поглаживая бородку, поделился мыслью царь. – Ишь, разошелся как.

– Этот может, – согласно кивнул Бессмертный.

К счастью, предположение не оправдалось. Поросенок добрался до чащи раньше, чем его нагнала волна пламени. О приблизительном направлении его движения намекало только затихающее позвякивание лат.

Горыныч же, в самый последний миг прекратил выдыхать огненные струи, заложил вираж и вернулся к царю с Кащеем, виртуозно приземлившись рядом.

– Убежал, – сообщила правая голова и без того понятное.

– Чуть-чуть не догнали, – подтвердила средняя.

– Еще свиньи в латах есть? – поинтересовалась левая.

Кузнец грустно вздохнул и пошел к телеге.

НЕДАВНО

– Много их было, – сообщила испуганно озирающаяся Яга, даже не пытаясь громоздить привычные запутанные словесные конструкции. – Прямо из воздуха вышли, рожи страшные, нечеловеческие. А сами будто из букв состоят. Испохабили стенку и растаяли.

– На рассвете? – уточнил Кащей.

– На рассвете.

– А Горыныч где? Вы разве не поочередно дежурили?

– Горыныч меня и разбудил, как все началось.

– Ну и где он?

– В этом-то, Бессмертненький, и проблема, – вздохнула Яга. – Уволокли они его с собой.

– Как уволокли? Куда?

– Кинулся Горыныч на них, закричал, чтоб стену похабить прекратили, а они на него налипли, как тесто к рукам, и утянули.

– Да куда утянули-то? – вновь спросил не на шутку взволнованный Кащей.

– Вон туда, – указала дрожащей рукой Яга на канализационный люк, оставшийся еще со времен итальянских братьев-водопроводчиков.

– Да как? Змей вона какой здоровый, а люк – маленький.

– Смялось все, Кащеюшка, – руки старушки затряслись еще сильнее, когда она показывала, как все сминалось, – будто глина горшечная. И эти, и змей наш, в один комок все. Как каша какая, на грязи замешанная.

Кащей подошел к люку, присел рядом и увидел следы бурой, зернистой слизи на крышке. Провел пальцем, подумав, что ощущения сравнимы с теми, какие бывают, если случайно схватишься за виноградного слизня – холодное, скользкое и одновременно клейкое.

– И запах этот сильнее был в разы, – заметила Яга.

Кащей повел носом и наконец-то понял, что где-то на грани его обонятельных возможностей все-таки улавливает запах тлена и разложения.

* * *

– Вот Ванька, черт яблочный, всю библиотеку вверх дном перевернул, чтоб ему...

– Да не переворачивал Ваня ничего, – заступилась за него Василиса. – Я за все время у него только одну книгу видела из твоей библиотеки.

– Это ж какую?

– С картинками, – засмущалась Василиса.

– Камасутру, что ль?

– Ее самую, – хихикнула в ладошку Василиса. – Да и ту потом вернул.

– «Основы механики» тогда какого лешего затасканные такие?

– А… – опомнилась Василиса. – Точно, ведроидов же делал.

– Я так понимаю, – Бессмертный окинул взглядом библиотеку, – «История происхождения нежити» сама на стол упала и раскрылась?

– А, так это Серый Волк с Машей Шапкиной, – развела руками Василиса. – Ваня тут ни при чем.

– Проходной двор, а не библиотека, – беззлобно пробормотал Бессмертный и принялся перечислять, возвращая книги на полки. – «Свойства воды», «Посмертное оживление», «Искусство управления массами», тоже Серый Волк с Машей? Или еще кто?

– Ну, знаешь ли, Кащеюшка, – уперла руки в бока царева дочка, – тут еще твой братец не один день хозяйничал. С него и спроси.

Бессмертный ненадолго задумался, а потом поинтересовался:

– Где он, говоришь?

– Фея сказала, что в Простоквашино, со стертой памятью, письмоносцем подрабатывает.

– И спрошу, – кивнул Кащей. – Обязательно спрошу, когда с текучкой разберемся. И если способ добраться до него найду.

Наведя в библиотеке относительный порядок и освободив один из столов, Кащей положил на него стопку увесистых фолиантов и, открыв один, углубился в чтение. Василиса, между тем, присела напротив и тоже взяла книгу из стопки, развернула и принялась изучать оглавление.

В тишине, нарушаемой лишь шелестом страниц, прошло несколько часов. Вдруг Кащей воскликнул:

– Ага! – и встав из-за стола, направился к картотеке, под которую был выделен отдельный длинный ящик. Принялся что-то бормотать себе под нос, достал карточку и повторил: – Ага.

– Нашел? – спросила девушка, отрываясь от чтения.

– Кажется, да, – Кащей подошел к одной из полок, уверенно достал оттуда ветхую книжицу и, положив на стол, открыл ее.

– Да что там? Не томи уже!

– Вот. «Рассуждения об аномалиях и возмущениях, создаваемых потусторонними субстанциями».

Пролистал страницы до нужной и стал читать вслух:

– Как было сказано в начале трактата, отличительной особенностью нашего мира является его незавершенность, которая влечет за собой вероятность исключений из любого правила, доселе существовавшего, и любых закономерностей в будущем, выведенных путем наблюдения. Однако, исходя из выпавшего на мою жизнь опыта, можно предположить, что наш мир не един, и некоторая толика иных миров, входя в соприкосновение с нашим, оставляет следы различной степени материальности, – Бессмертный оторвался от книги, посмотрел куда-то в сторону и задумчиво произнес: – Как будто с Ягой поговорил.

– Дальше, дальше читай! – попросила Василиса.

Кащей откашлялся и продолжил:

– Из наблюдаемых и сопоставляемых мною событий и явлений, кои я перечислю в приложении к сему труду, отдельного внимания заслуживают воплощенные непосредственно демиургами (см. «Размышления о сути демиургов»). Созданные своими создателями по образу и подобию, но, не имея должных умений и опыта, эти сущности сами стали создавать существ и ситуации для того, чтобы развлечь себе подобных или потому, что были уверены, что придуманное ими и так существует, – Кащей набрал в грудь воздуха и продолжил. – Созданные такими сущностями мысленные фантомы миров, в свою очередь, соприкасаясь друг с другом, порождают химер. И часть созданных химер получает проекции в нашем мире. Время жизни и возможности оных проекций зависят от силы мысли создателя и воображения тех, кто с этими мирами соприкасается.

Бессмертный умолк, осмысливая прочитанное.

– Все? – поинтересовалась Василиса.

– Чаще всего таковыми проекциями становятся ключевые места, события или существа, придуманные где-то за гранью нашего мира, так как на их создание у создающего было затрачено колоссальное количество энергии, позволившее, в свою очередь, и самим вещам, местам, существам распространиться за пределы придуманного мира или события.

– Так это что ж получается… – начала было Василиса.

Но Бессмертный поднял вверх указательный палец, призывая повременить с вопросом, и продолжил читать:

– В редких случаях проекции такого рода неустановленным способом укрепляются в других мирах, становясь полноправными его участниками, однако, со временем мир распознает их чужеродность и отторгает.

– Вот вроде бы и понятно все, – встряла Василиса, – а голова заболела.

– Если возникает потребность в ускоренном отторжении таких проекций, следует просчитать и совершить те действия, которые были предусмотрены их создателем в том мире, для которого они создавались.

– Теперь у меня еще больше вопросов, – сообщила девушка.

– Говоря проще, – принялся объяснять Кащей, – если кто-то где-то придумает себе воображаемого друга, то у нас этот воображаемый друг может стать вполне себе реальным. Но не факт, что надолго, потому что наш мир и мир создателя живут по разным правилам.

Василиса долго молчала, переваривая услышанное, а затем робко спросила:

– Скажи, Кащеюшка, а Ваня мог быть проекцией чьей-то фантазии?

– Да погоди ты с Ваней! Дай мне с тем, что Горыныча утащило, разобраться, – огрызнулся Бессмертный, но тут же смягчился: – Я сам мало чего понимаю. Тем более Ваньку твоего не застал. Это он с братцем моим воевал. Откуда ж мне знать-то?

* * *

Просидели в библиотеке до поздней ночи. Кащей то читал, то бегал по замку в поисках необходимых и только ему известных предметов. Один раз, ненадолго удалившись, Бессмертный вернулся в странном одеянии, состоящем сплошь из карманов и особых петелек для колбочек, ножей и еще не бог весть чего.

Пока он раскладывал собранные зелья и вещички по карманам и ячейкам костюма, Василиса спросила:

– Слушай, а кто такой этот Изяслав Портной?

– Автор трактата? – уточнил Кащей, вставляя флакончик со светящейся жидкостью в одну из нагрудных петель, – не знаю. Кто-то считает, что это коллектив авторов, потому что трудов много написано, даже тяжело представить, что один человек за всю жизнь столько написать смог. Кто-то уверен, что на самом деле такой был. Существует легенда, что много веков назад жил рыцарь с таким именем. Долго промышлял странствиями да подвигами, а потом вдруг внезапно разбогател и стал одежду шить.

– Кто ж, разбогатев, в портные подается? – изумилась девушка.

– Вот и мне эта история невероятной кажется. Но также, говорят, организовал этот Изяслав тайное сообщество не то «феритейл», не то «фритейлор».

– И чем же занималось это общество?

– Знания, говорят, собирало да систематизировало.

– А означает название что?

– Да затерялось значение в веках-то. Кто говорит, что хвост феи, кто – свободу портному. Поговаривают, эти свободные портные и сейчас есть, только не афишируют свое существование. Потому что, если их знания дурному человеку попадут, беда будет, – Кащей проверил амуницию, несколько раз подпрыгнул на месте и, удовлетворенный результатом, сказал: – Но сколько легенды не пересказывай, идти все равно нужно. Пойдем, Василиса. Пора.

* * *

– Неужели это итальянцы столько навыкапывали? – изумленно спросила Василиса, придерживая подол платья, чтобы не замочить его в нечистотах.

– Не похоже, – задумчиво пробормотал Бессмертный, освещая флаконом со светящейся жидкостью очередную развилку тоннеля.

Василисе казалось, что они блуждают по подземному лабиринту целую вечность. Один переход сменялся другим, небольшой тоннель, по которому нужно было идти, согнувшись в три погибели, выходил в тоннель побольше и пошире, а тот, в свою очередь, – в еще больший. Иногда тоннели разветвлялись, но Кащей уверенно выбирал один из вариантов.

– Как ты знаешь, куда поворачивать? – спросила его Василиса.

Тот без слов поднес светящуюся склянку к одной из стенок тоннеля. Вся она была испачкана такой же субстанцией, что и крышка люка.

Некоторое время шли молча, а затем Василиса вновь подала голос:

– Бессмертный, так все-таки, как думаешь, Ванька мой – тоже проекция?

– Почему ты так решила?

– Ну, появился ниоткуда, наураганил и исчез в никуда.

– Возможно, и проекция.

– Это что ж получается, наш мир его отторгнул?

– Ну как я тебе наверняка-то сказать могу, если сам только сегодня до книги с этой теорией добрался?

Василиса тяжело вздохнула, а Бессмертный встряхнул флакон, начавший тускнеть, и свечение на некоторое время вновь сделалось ярче.

Василиса собралась было спросить еще что-то, как из тоннеля впереди послышался слабый стон.

– Слышал? – шепотом спросила девушка Кащея, вглядываясь в едва уловимое свечение где-то в конце тоннеля.

Тот молча кивнул, вытащив на всякий случай из ножен нож с травлеными по всему лезвию диковинными символами.

Звук раздался снова. На этот раз более явственно. Это был голос. И голос звал.

– Нашли! – воскликнула Василиса и бросилась вперед на звук. – Ваня! Иду, мой хороший!

– Горыныч, держись! – рванул вслед за ней Кащей, а уже в следующее мгновение, когда все понял, закричал: – Стой, дура!!!

Но Василиса слышала только голос своего внезапно пропавшего мужа.

Бежать Кащей не прекратил. Но не на выручку трехголовому напарнику, а за девушкой. Его разум понимал, что голос в конце тоннеля, как и свет, всего лишь иллюзия, вызванная тем самым неведомым, выводившим на прогулку нечто потустороннее, чтобы это потустороннее писало на стене замка. А они, слышали только тех, за кого больше всего в данный момент боялись. Кащей – Горыныча, а Василиса, оказывается, – Ваню.

Кто звал их на самом деле, можно было только гадать, но Бессмертный был готов поставить свою иглу на то, что ничего хорошего мерцающий в конце тоннеля свет не обещает.

– Стой! – вновь прокричал он Василисе.

Но ответом ему было только хлюпанье луж под ее ногами.

Вывалился из тоннеля в какую-то огромную пещеру Кащей на долю секунды позже Василисы, но и этого было достаточно, чтобы не успеть.

Тело девушки, уже оплетенное аморфными слизистыми волокнами, взмыло вверх. Увлекаемое неведомо откуда берущимся затхлым воздушным потоком, оно стало частью невообразимого в своем безумии, будто снятого в замедленной съемке, вихря, в котором было несколько десятков бессознательно парящих тел. Здесь же безвольно плыл по воздуху и Змей Горыныч. Тут же вращались тысячи листов бумаги, миллионы плывущих сами по себе букв, хаотично складывающихся в нелепые, необъяснимые словоформы: «Цой жив», «Зима не будет», «Мы все умрем», «Аффтар жжот», «Хочу бабу потолще», «Я помню чудное мгновенье», «Нахер так жить», «Сниму двушку в центре» и множество других, среди которых, ярко пульсировала состоящая из заглавных букв фраза «МЫ ВСЕ ЗДЕСЬ ЛЕТАЕМ».

А в следующее мгновение этот безумный вихрь подхватил его, облепив бурыми слизистыми жгутами и потянув вверх, в свой эпицентр. И в то же мгновение к Бессмертному пришло осознание того, что все это – обрывки когда-то написанных фраз, из которых состояли рассказы, повести, стихи, сценарии, диалоги в чатах и на форумах, предложения в бегущих строках, напечатанные на баннерах, в книгах, газетах. Кащей не понимал значения многих слов, проносящихся сквозь его разум, но осознавал, что ядром, притягивающим и удерживающим все это, был невероятной глубины страх.

Страх, что слова будут не к месту, будут не так поняты, не найдут отклик в сердце читателя, не произведут ожидаемого эффекта, не наберут лайков, получат осуждение, будут высмеяны.

Здесь, в подземной пещере незавершенного мира, концентрировался страх авторов всех других миров. Страх, возникавший пусть даже на одно единственное мгновение, пусть даже всего раз в жизни. Здесь был и страх быть пойманным подростка, пишущего на заборе матерное слово, и страх маститого писателя, не уверенного в том, что продолжение получилось на уровне первой части книги, и боязнь выпускника недобрать баллы за экзаменационное сочинение. Здесь была паника младшей научной сотрудницы, пишущей заявление на отпуск в июле, здесь было сердцебиение девочки, старательно выводящей на валентинке признание в любви, и даже страх какой-то продавщицы быть уличенной в том, что дописала в ценник лишний ноль...

Через все эти страхи, к нему, плывущему сквозь миллионы висящих в воздухе букв, составляющих миллиарды смыслов, пришло озарение: если все это будет продолжать копиться здесь и дальше – мира, в котором все они живут, может не стать.

– Не надо нам чужих страхов, – зло буркнул он, продолжая вращаться в воздухе, и потянулся к флаконам, закрепленным на нагрудном ремне, сорвал один и, вытащив зубами пробку, взмахнул, разбрызгивая жидкость во все стороны. – Со своими бы разобраться.

Комната ненадолго озарилась невероятным количеством вспышек. Это вспыхивали и исчезали висящие, вращающиеся, плывущие в вихре страха буквы. А еще через миг вихря не стало. Все рухнули на пол пещеры.

– Едить твою мать! – раздался в темноте голос одной их голов Горыныча. – Я кого-то придавил кажись.

– Ну так дыхни вверх, посвети, – предложил в темноту Кащей. – Заодно и выяснишь, кого ты там придавил.

СЕЙЧАС

– Да окстись, черт чешуйчатый! – брызжа слюной орал царь. – Ты четырех поросят задохлых догнать не смог. А на них, между прочим, самые лучшие латы кузнеца моего. Где теперь по лесу искать? Все? Прощай образцы доспехов? Прощай художественная ковка?

– Дык проверить же! – обиженно бормотали головы.

– Мы разве виноваты в том, что у вас, царь-батюшка, поросята беговые?

– А вдруг война, а я латы ваши на термоустойчивость даже не тестировал?

– Ты где таких слов нахватался, коптильня трехголовая! – Златофил подхватил с земли увесистый камень и швырнул прямо в Горыныча.

Камешек ударил среднюю голову Змея по носу и отскочил в траву. Голова недоуменно моргнула. Царь принялся искать, чем бы еще запулить в рептилию, но, не найдя подходящего снаряда, махнул рукой и, заложив руки за спину, не оглядываясь ни на Кащея, ни на телегу с сидящими в ней крестьянами и кузнецом, зашагал к замку.

– Лошадь в доспехи нарядить мыслимо? – злобно бормотал царь себе под нос. – Свиней ежели кто в лесу в железе встретит, так обделается. А тут еще и кобыла. Нате вам. Тоже будет по лесу ходить, звенеть… Ты смотри, рекордсмен по перегару нашелся. Кобылу я еще на эксперименты не переводил. Гадюка перекормленная. И на кой черт я проверять согласился?

Настроение у государя испортилось окончательно.

– Горыныч, скажи мне, друг любезный, что у тебя с самоидентификацией? – поинтересовался Кащей, когда царь отошел на приличное расстояние.

– С чем?

– Ну, почему ты себя то в единственном числе называешь, то во множественном?

– Не понял?

– Ну, иногда ты говоришь «я пошел», «я прилетел», а иногда «мы пошли», «мы прилетели». От чего это зависит?

– А! – воскликнула левая голова, – ну так просто же все!

– Если я пошел, сделал или подумал, – продолжила средняя, – тогда в единственном числе.

– А ежели мы пошли, или мы сделали, тогда во множественном, – закончила правая.

А потом все три хором спросили:

– Чего непонятного?

ЧУТЬ ПОЗЖЕ, ЧЕМ СЕЙЧАС, БЛИЖЕ К ВЕЧЕРУ

– Уж не знаю, откуда оно взялось, как в нашем мире оказалось, но штука отвратительная, ощущение полной безысходности рядом с ней. Люди все, кто там был, потому и не в себе до сих пор, – закончил рассказ Кащей. – А в пещере выход нашелся на южную сторону. Заваленный, правда. Хорошо, что это нечто Горыныча туда затащило. Змей, считай, в одиночку весь завал и разгреб. Так и выбрались.

– А думали, что мы людей едим, – покачала головой Баба Яга. – А оно видишь чего. Хорошо, что нашлись.

– После такого поневоле в демиургов поверишь и к книгам Изи Портного серьезнее относиться станешь. Ну не могло ж такое само по себе образоваться? Я смысла большинства образов даже не понимал. Твиттеры какие-то, репосты…

– Хватит уже голову чужими мыслями забивать-то. Со своими бы разобраться. Ты мне лучше скажи, какое такое зелье разбрызгал там, что оно подействовало?

– Жидкость экспериментальная, чернила выводящая. Я ее на всякий случай прихватил. Сам не думал, что пригодится. Подумал, раз все это на страхе от написанного держится, значит, и выводить надо, как чернила.

– Вот потому я у себя из избушки ничего и не выбрасываю. Никогда не знаешь, что и когда понадобится. Ну да, справился и слава богу, – махнула рукой Яга и сменила тему. – А куда это Горыныч запропастился? Сказал же, что до рощи слетает и обратно.

Словно в ответ на вопрос Яги в воздухе над горизонтом показался трехголовый силуэт.

– Траектория полета нашего трехглавого компаньона наводит на мысль об алкогольном опьянении. Но учитывая, что отсутствовало это животное не более двадцати минут, такое маловероятно. Причиной данного вывода служит банальное логическое умозаключение, исходя из которого следует, что для состояния алкогольного опьянения, способного нарушить координацию движений такого крупногабаритного существа, где-то неподалеку должен находиться внушительный источник достаточно крепкого спиртного напитка. А у нас такового не имеется.

– Да нет, скорее всего, его от ноши в стороны бросает, – предположил Кащей. – Видишь, в лапах тащит чего-то.

Горыныч тяжело рухнул на поляну возле избушки и выронил из лап четыре железных комплекта лат с прожаренными свиными тушками внутри.

– Я все правильно рассчитал, – сообщил он. Там за рощей овражек, а в латах хрюшкам несподручно из него выбираться. Все четыре туда попадали.

– Ай, хитер! – погрозил Змею пальцем Бессмертный.

– Жалко, на лошади доспех не протестировали, – притворно вздохнул Горыныч, сдирая лапами латы с одной из свиных туш. – Интересно ж, лошадиный череп переварится, али так выйдет.

Память о далеком прошлом возвращалась к нему пугающими вспышками. Словно в затхлую реальность серых будней кто-то время от времени вплетал двадцать пятый кадр. И с каждым таким кадром предназначенная для ненависти часть сознания становилась полнее, пока оттуда не полилось через край. Ненависть возвращала знания. Обрывки заклинаний и формул, цепляясь друг за друга, восстанавливались, словно падающая змейка из доминошек на обратной перемотке. И перемотка эта ускорялась. Менять температуру вещей. Делать видимое скрытым. Смотреть за грань мира живых. Увидеть свой мир. Попробовать вернуться и понять, что получается. Это было бы просто охуительно!

Дело за малым: найти тех двоих, с которых началось его падение. Разрушивших все амбициозные планы, не приложив к этому никаких усилий.

* * *

– У нас новый год на носу, а Морозко еще от Африки отходит и речитативом до сих пор изъясняется. Кто подарки детишкам дарить будет?

– Василиса, не превращай проблему в трагедию.

– Я не превращаю ничего, а называю вещи своими именами. Во-первых, его нужно еще уговорить. Во-вторых, даже если мы его уговорим, как ты себе представляешь пожилого деда с там-тамом вместо мешка подарков. В-третьих, с него ж еще загар не сошел, и дурь вудуистских культов из головы не выветрилась. Как понадарит детишкам всякого.

– Хм, – задумался Кащей. – А ведь и правда, беда с психикой случится у деток, ежели такое чудо к ним заявится.

– Вот и я о том же!

– Есть идеи?

– Да! Надо заменить его кем-то, – Василиса с надеждой посмотрела на Бессмертного. – Я уже и бороду из ваты сделала, и шубу с шапкой пошила. Очень похоже получилось.

– Н-да… – проронил Кащей и вновь задумался. – Дед Мороз из меня так себе. Ты мою физиономию-то видела?

– А мы скажем, что болел дедушка.

– Чем? Воспалением бессмертия? Не-не-не, – замотал головой Кащей, – в раз раскусят. Да и не управлюсь я. У Морозко волшебство особое, которое позволяет во многих местах одновременно находиться, а я и за неделю не справлюсь.

– Значит, несколько человек надо в Деда Мороза переодеть! – нашлась Василиса.

– Кого? Горыныча с бабкой? Один тупит за троих. Кстати! – Кащей поднял палец вверх. – За троих! А вторая, если начнет поздравлять, то как раз к посевной и закончит. Лучше уже сразу Новый год отменить.

– Привет! – гаркнуло из-за спины.

– Царь-батюшка, – вздрогнув и схватившись за сердце, обернулся Бессмертный. – Я-то ладно, но дочку б свою пожалел, так пугать. У нее сердечко-то понежней моего будет.

– О чем беседы беседуете? – проигнорировал царь замечание.

– Да вот думаем…

– А чего на холоде? – перебил Златофил. – Прошли б в палаты. Помещение просторное, теплое. Места много.

После этих слов на лице Кащея появилась хитрая ухмылка.

– Царь-батюшка, – заговорщицким тоном поинтересовался Бессмертный, – а хочешь, расскажу, как авторитет среди простого люда повысить?

* * *

– И какая мне выгода? – недоумевал Златофил. – Натопчут тут, обожрут дворец, да еще и подарки им раздай. Нет! Я на такое не согласен.

– Как тебя такого недальновидного не свергли до сих пор?

– А меня не за что, – ухмыляясь, развел руками Златофил.

– Ну, не знаю, – пробормотал себе под нос Кащей, – одно только имя – повод для революции.

– Чего? – не расслышал царь.

– Говорю, любить тебя будут еще больше, если ты покажешь простому люду, что ты такой же обычный человек, как и они.

– Тем, что елку поставлю посреди дворца? – округлил глаза глава государства.

– И подарки поможешь раздать, – кивнул Бессмертный.

– Не царское это дело!

– Да ну папа! – подала голос молчавшая до этого Василиса, – мы ж тебе объясняли уже!

– Погоди, Василиса, – перебил ее Бессмертный и, обращаясь к Златофилу, продолжил: – Морозко сейчас не в себе, а праздника люди будут ждать. Так?

– Ну, – кивнул царь.

– И тут, появляешься ты, как гарантия, что праздник никуда не денется и дети без подарков не останутся. Рады будут люди?

– Ну… да, – неуверенно согласился царь.

– И кому спасибо скажут?

– Мне, – начал улыбаться государь.

– И слава о твоем празднике пойдет далеко за пределы Тридевятого. Да еще и взял на себя обязательства не кого-нибудь, а самого Морозко! – Кащей выдержал паузу, а затем закрепил эффект: – И не просто взял, а выполнил не хуже него самого! Сам подумай, положительно ли это скажется на имидже?

– Положительно, – растянув улыбку во весь рот, согласился Златофил.

– Значит, организовываем?

– Да!

– Смотри, папа, – принялась разворачивать заранее подготовленный пергамент царева дочка, – я уже все посчитала, затраты копеечные. Привлечем всех, кто в замке, нарядим в костюмы…

* * *

Детей в зале становилось все больше. Изумленно они разглядывали убранство царского дворца, не забывая хватать с расставленных там и тут подносов угощения: конфеты, пряники, пирожки, причудливые фигурки из жженого сахара и прочие лакомства, набивая не только рты, но и пряча впрок по карманам. В центре зала стояла здоровенная красавица-ель, щедро украшенная лентами, игрушками, заморской мишурой и все теми же конфетами в ярких обертках, привязанными к ветвям тоненькими, чтобы было легко оторвать, ниточками.

В трех центральных окнах торчали головы Горыныча, с которым детвора охотно делилась тем, что уже успела натаскать с подносов. Каждому хотелось погладить ужасное на вид чудище и угостить конфеткой, лично убедившись, что Змей страшный только с виду.

Горынычу такое внимание было приятно, а учитывая нескончаемый поток сладостей, почти безостановочным конвейером попадающих в его пасти с детских рук, приятно вдвойне.

– Пожалуй, в следующем году нужно будет повторить, – толкнул Кащея наблюдавший за детьми из-за портьеры царь. – Было бы неплохо создать традицию, которую подхватил бы и мой приемник, и приемник его приемника, и преемник преемника, который сядет на этот трон после преемника моего преемника. На века.

– Неужели? – притворно округлил глаза Бессмертный.

– Ну а чего? – царь поправил ватную бороду, натянул красную шапку на лоб и продолжил: – Представляешь, как было бы здорово, чтобы спустя века, самое первое лицо государства все так же проводило в своем дворце праздник для детей? А?

– Это чем же?

– Да всем! Для имиджа, опять же, полезно.

– Не я ли тебе это совсем недавно говорил?

– А вот я сейчас еще как выйду к ним в образе Морозко, как взмахну рукой, как засветится елка огнями дивными, – продолжал проговаривать сценарий праздника, попутно мечтая, Златофил, – так будут говорить не только о том, что я щедрый, но и силами потусторонними владею. А это тоже, между прочим…

– Полезно для имиджа? – иронично спросил Кащей.

– Вот! Вот ты меня понимаешь, – похвалил царь Кащея, не отрывая взгляда от щели в портьере.

За штору проскользнула Василиса.

– Ну что, готовы?

– Да готовы, готовы, – отмахнулся Златофил, уже в который раз толкнув Кащея. – Это ж сколько этой кишке трехголовой сладкого надо, чтоб у него слиплось все на выходе? Не проверял, Кащеюшка?

– Ну, папа, – дернула Златофила за рукав Василиса, – ну отвлекись ты!

– Ну чего?

– Давай еще раз пройдемся по мероприятию. Надо, чтоб все как положено сработало.

– А что может не сработать? – изумился Царь. – Кащей свою иллюминацию подсоединил?

– Да.

– Перед началом праздника вы ее проверили?

– Проверили.

– Работает?

– Работает.

– Ну и все! Я выйду, скажу: «Елочка зажгись!» – Кащей на рубильник надавит, и елочка засветится. Отрепетировали? Иди вон, лучше за Ягой присматривай, а то она уже во всю снадобьями барыжит. А мы обещали, что праздник будет благотворительный.

Презрительно фыркнув, Василиса отодвинула угол занавеса и проскользнула в зал.

– Яга, ты в своем уме? Ты чего тут за распродажу устроила-то?

– Ш-ш-ш-ш! – схватив Василису за рукав, старушка притянула цареву дочку к себе и прошептала: – оглядись, девочка. Оглядись внимательно. И скажи мне, что видишь?

Василиса собралась быстро повернуть голову, но Яга все тем же шипящим шепотом предупредила.

– Не сразу. Не привлекая внимания.

– А что там? – так же шепотом спросила Василиса, делая вид, что роется в разложенных на лотке амулетах.

– Костюмчики.

– А что с ними не так? – Василиса проводила взглядом малыша в маске зайца с полной жменей конфет, торопившегося покормить Горыныча. – Зайчики, белочки, снежинки, лисички, волчата, звездочеты.

– Некоторые зайчики не великоваты ли?

Василиса подняла взгляд и увидела, что в толпе детей возвышался заяц-переросток. Нелепым выглядел и надетый на нем засаленный плащ.

– Который в оранжевом плаще?

– Да. Хотя я бы назвала его плащ желтым. И эта детка – явно не детка.

– А кто?

– Именно этот незапланированный аспект проводимого нами мероприятия я и пытаюсь выяснить при помощи импровизированной лоточной торговли. Этот на первый взгляд выглядящий кощунственно прием на самом деле является некоторым прикрытием, – перешла на привычную манеру разговора старушка, – позволяющим мне курсировать по всему помещению, не вызывая подозрений у тех, кто вызывает подозрения у меня.

– А кто это может быть?

– Я не знаю, – Яга посмотрела Василисе в глаза, – но этот зайчик явно перепутал лужайки.

– Я Кащея с папенькой предупрежу.

– Кащея, да, предупреди. Папеньку не надо. Он у тебя хладнокровием не отличается, начнет шуметь, ногами топать, голосить. Осмелюсь предположить, что в сложившейся ситуации такое поведение вряд ли можно считать уместным.

– Поняла.

И Василиса, подходя то к одной компании детей, то к другой, интересуясь, как они себя чувствуют и все ли им нравится, постепенно добралась до занавеса и вновь скользнула за импровизированные кулисы.

– Кащей.

– Доченька, ну что опять, – не отрываясь от портьеры, возмутился Златофил. – Сказали ж тебе, все нормально будет.

Василиса жестом поманила Кащея в сторону и, когда отошли в самый угол импровизированной сцены, шепотом сообщила:

– Там кто-то чужой.

– А более понятно?

– Кто-то взрослый в маске зайчика, оранжевый плащ у него.

– Ну, мало ли у кого какие фантазии, – начал было Кащей, но осекся… – Что? Где?

– Из-за кулисы плохо видно, он с обратной стороны елки в очереди стоит, где Горыныча сладостями кормят.

– Оставайся тут, – бросил Кащей и проскользнул меж портьерами кулис в зал.

На то, чтобы найти незнакомца взглядом, ушли мгновения, чтобы протиснуться через толпу – минуты. Подойдя вплотную к зайцу-переростку в оранжевом плаще, Кащей взял его за рукав и навязчиво потянул за елку, туда, где детей почти не было.

– Извини, не узнаю тебя под маской.

И в этот момент кулисы разъехались в стороны и где-то с другой стороны елки притворно-басовитым голосом отыгрывающий роль Дедушки Мороза царь прокричал:

– Здравствуйте, детки!

Толпа, в миг забыв о Горыныче, стала перемещаться к сцене, словно течением уволакивая за собой и Ягу с ее импровизированным торговым лотком. Буквально через несколько мгновений за елкой осталось всего двое: Кащей и некто в оранжевом плаще и маске зайца.

– Очень странно, – проговорил этот некто, снимая маску, – вроде бы и не такие далекие родственники.

На Кащея смотрела почти точная копия его самого, ну если не считать зловещей худобы и залысин.

– Брат?

– В живых должен остаться только один! – прошепелявил Кащей-старший, резким движением доставая из-под полы плаща катану.

Бессмертный-младший оглянулся в поисках чего-то, что могло бы сойти за оружие. С другой стороны елки дети хором отгадывали простецкие царевы загадки.

– Кланяется, кланяется, а домой придет – растянется? – вопрошал Златофил пародийным басом.

Нужно отдать ему должное, в роль он вошел на все сто.

– Топо-о-ор! – отвечал нестройный, но радостный хор детских голосов.

Младший Кащей, уходя от удара, думал, что топор сейчас пришелся бы кстати. Даже самый простецкий. Хоть какое-то оружие всегда лучше, чем ничего. Даже камень в руке лучше, чем ничего. Его можно швырнуть в противника.

– Где Ванька с Волком? – спросил старший. Его Катана рассекла воздух еще раз. Еще. И еще.

Кащей-младший удачно уклонился все три раза.

– У меня из-за этой парочки вся жизнь под откос, – сообщил старший. – А тут еще и ты, оказывается, живой. Я ж тебя убивал уже! Но такое удовольствие и по второму разу получить можно.

Бессмертие не лишает чувства боли. Условное бессмертие не дает права относиться к жизни халатно.

Уходя от очередного удара, младший врезался в стоящие у стены рыцарские доспехи, совсем недавно расставленные Златофилом по замку в соответствии с западной модой. Как раз кстати – оболочка рыцаря держала в руках, ни много ни мало, клеймор. Так себе конкурент против юркой катаны в руках старшего брата. Но это если фехтовать. А все, что нужно одному из них – лишить второго возможности сопротивляться.

Отрубленные конечности – чем не решение задачи?

И Кащей схватился за оружие, выдирая его из перчаток полых доспехов.

– А теперь вместе! – басил с импровизированной сцены царь: – Раз! Два! Три! Елочка, гори!

Блокируя удары, Кащей думал о том, что стоило бы объяснить Яге или Василисе заранее, как включить иллюминацию. Сейчас кто-нибудь из них пойдет посмотреть, чего это он тут замешкался, и очень удивится.

– Раз! Два! Три! – вновь раздалась пародия на бас.

– Елочка, гори! – отозвались детские голоса.

Выбить легкую катану тяжелым клеймором из рук противника, та еще задача. Не с его опытом. И все три морды Горыныча, как назло, где-то с той стороны елки и, скорее всего, со всей своей непосредственностью, уставились на сцену.

– Вы что, мало каши ели? – в голосе Златофила с той стороны елки, слышалось недоумение с легкой ноткой недовольства. – Так не пойдет! А ну-ка, еще раз! Чтобы как один!

Отрубленные руки-ноги не совсем подходящее украшение для детского праздника.

Бессмертный-младший блокировал еще один удар и попытался по широкой дуге вывернуть оружие из руки противника, но клеймор был слишком тяжелым оружием для такого финта. И непослушным.

Игла.

У старшего тоже есть игла. Если ее не сломать, смертельный танец двух бессмертных может растянуться надолго. Но если свою смерть младший носил под воротником, то где была игла старшего? Цельный труп, конечно, тоже не украсит праздник, но можно сказать, что человеку стало плохо и вынести его на свежий воздух, подальше от детских глаз. Главное, чтобы никому из них не пришло в голову заглянуть за елочку именно сейчас, пока клеймор и катана выясняют, кто более приспособлен для убийства одного из двух бессмертных.

– Раз! Два! Три! – нараспев прокричали дети, не видя, что происходит с другой стороны празднично украшенного хвойного дерева. – Елочка, гори!

Катана, выписывая сверкающий узор, мелькнула почти у глаз. Кащей-младший отпрянул, поворачивая кисти рук, меняя положение клеймора, отбивая выпад противника. Но сталь японского меча, швырнув в глаза тусклый блик, вновь ушла куда-то из поля зрения, чтобы в следующий миг кисть левой руки вспыхнула болью.

Вслед за ней горячая вспышка, отбирая последние крупицы сосредоточенности, обожгла правое бедро.

– РАЗ! ДВА! ТРИ! – снова прозвучали детские голоса. Еще громче и радостнее.

Вновь блеснула сталь катаны. Огненный цветок боли расцвел в левом плече, заставив руку безвольной плетью повиснуть вдоль тела. Младший отступил на шаг, пытаясь удержать тяжелый клеймор в одной руке, опуская оружие, понимая, что проигрывает.

– ЕЛОЧКА, ГОРИ!!!

Ель, наконец, соизволившая снизойти до детских воплей, вспыхнула, объятая пламенем. Но это была не иллюминация, а настоящее пламя, мгновенно охватившее дерево с самого низа и до верха.

Хотя, какая разница что это, если твой противник обернулся, услышав дыхание огня?

Меч казался невероятно тяжелым, но Бессмертному-младшему удалось заставить его описать дугу, на пути которой оказалась шея старшего брата.

– УРА-А-А-А! – протяжно закричали с той стороны ели дети, наконец увидевшие, как новогоднее дерево отозвалось на их просьбу.

Кащей-младший разжал пальцы, и клеймор, зазвенев об пол, выпал из его руки. Он смотрел, как обезглавленное тело старшего брата, грузно рухнуло на колени, окутываемое нитями бело-синих молний. Он чувствовал, как собственное тело отрывается от земли, зависая в паре метров от пола. Он слышал запах озона сквозь смолистый запах костра, распространяемый горящей елью. Он видел, как змеи молний, извиваясь, отрываются от поверженного старшего и текут прямо по воздуху, чтобы опутать оставшегося в живых Бессмертного. И с молнией, покидающей обезглавленное тело, оно становилось все призрачнее, пока окончательно не исчезло.

Все, как и было заявлено. В живых остался только один.

Его скрутила судорога, выдавливающая из тела сознание, словно прачка, отжимающая воду из простыни.

Как сквозь вату он услышал испуганное:

– Пожа-а-а-а-ар!

Это визжал царь, перестав отыгрывать роль Дедушки Мороза.

* * *

Я ж не со зла, – обиженно ворчала средняя голова Горыныча, пытаясь поудобнее умоститься в сугробе у избушки. – Я ж вижу, что не происходит ничего и переживаю. А ты, вообще, куда-то делся. Я подумал, что совсем ушел.

– Иллюминацию я чинил! И если б не ты, то все было бы как по нотам! – рассказывать о том, что происходило за елкой на самом деле, Кащей не планировал. Чем хвастаться? Убийством слетевшего с катушек брата? Так себе повод для хвастовства. – Замок чудом не сгорел. Хорошо, что дружина оперативно сработала.

– Так надо было предупреждать! – обиженно фыркнула левая голова Горыныча. – А то мы им тут праздник спасаем…

– Как умеем, – вставила средняя.

– Да, как умеем, – согласилась правая. – А они еще и возмущаются.

– Говорил я тебе, надо этому балбесу объяснить, что «елочка, гори!» выражение образное! – игнорируя змеев бубнеж, тоскливо сказал Бессмертный сидящей на пеньке Бабе Яге.

– Я трехголового порадовать хотела. Это называется сюрприз, – развела руками та. – Одним из основных составляющих сюрприза является его неожиданность, вызывающая изумление у того, кому данный сюрприз преподносят.

– А все и изумились! Так изумились, когда он на елку пламенем дыхнул, что аж паника началась!

– Я думал, что у вас не получается, – продолжал бубнить Горыныч. – Помочь хотел.

– Осмелюсь заметить, что твой повышенный, в сравнении с повседневной манерой общения, тон вгоняет меня и нашего трехголового коллегу в негативное состояние, меткая народная формулировка которого нашла отражение в фразе «кошки на душе скребут».

– В вашем случае кошки не скребут, а зарывают.

– Что зарывают? – округлили глаза все три головы Горыныча.

– Последствия обосранного вами праздника.

И хлопнув покосившейся дверью, Кащей ушел в избушку.

– А может, он и прав, – философски согласилась одна из торчащих в окнах голов, – может, и зарывают.

Яга, подобрав юбки, просеменила за Кащеем, вошла в избу, аккуратно прикрыла дверь и полушепотом спросила:

– Недоговариваешь же?

– Недоговариваю, – сердито согласился тот.

– Меня толпой утянуло. Дети ж, сущие черти. – Старушка немного помолчала, формулируя тревожащий ее вопрос и, наконец, задала: – Кто был этот зайчик-переросток?

– Предпоследний бессмертный.

– А… – удивилась Яга и выдала предположение: – Иглу его сломал?

Кащей помотал головой.

– Голову отрубил.

– Значит, не насмерть, ежели без иголки-то?

– Его ж фея где-то в другом мире спрятала. А во всех трактатах одно и то же пишут, что смерть без иглы возвращает тебя туда, где ты эту самую иглу оставил. – Кащей немного помолчал и добавил: – Вот он и вернулся туда, откуда пришел.

– Значит, еще не конец?

– Да хрен его знает. Но счет по смертям один-один.

В окошко просунулась довольная морда Горыныча:

– Извините, что отрываю, но вы должны это видеть! Тут, кажется, у кое-кого мозги на место встали, – и чешуйчатая голова покинула оконный проем.

Яга и Бессмертный подошли к окошку.

– Здравствуйте, детки, – басовито поздоровался, вылезая из богато украшенной тройки Морозко. Одет он был в привычную синюю шубу до пят, в руке держал свой волшебный посох. Африканский загар с него полностью сошел, уступив место привычной зимней белизне. – Я вам подарочки новогодние привез! Надеюсь, в этом году все себя хорошо вели?

– Оуительно просто, – пробормотал Кащей себе под нос, вспоминая, украденную из царского хранилища иглу, ограбление театра марионеток, попытку выкрасть посох у самого Морозко, убитого Нуф-Нуфа, растоптанного Горынычем гигантского орла, выковырянный изо лба подземного демона кристалл, тестируемые на термоустойчивость, при помощи свиней, доспехи; стоящее на коленях обезглавленное тело брата, окутанное искрами… – Просто оуительно, дедушка!

* * *

Зря он так с братом, конечно. И в первый раз зря, и сейчас. Но во всем нужно искать свои плюсы. Раз уж младшенький отсек ему голову, а эта самая голова все равно на месте, значит с иглой все в порядке? Но тогда где она?

Теперь он помнил все. Братца-умника, Ваню с Волком, живую и мертвую воду, молодильные яблочки, сейф, впарившую ему этот злосчастный сейф фею, Царевну-лягушку, вечность внутри железного ящика. Как там его фея называла? Нидлкипер! Хранитель иглы! Его-то осенью и тащили с болота Дядя Федор с животными.

Если там, где ты ищешь, ответов нет, то нужно поискать там, где не искал.

Память еще хранила неприятное ощущение рассекающего шею меча, и Печкин невольно поежился, когда, проскользнув в дом Дяди Федора, увидел на столе хлебный нож – придурошный пес вспомнил, что у них нет елки, и все втроем, оставив нарезку салатов на потом, побежали в лес, выбирать дерево для праздника.

Быстро заглянув во все углы, способные вместить в себя эту железную громадину, Печкин обнаружил искомое в чулане. Потянул дверцу – не заперто. Заглянул внутрь. Отбросил в сторону старый свитер, мятую пыльную шляпу, странную перчатку с ножами – огород копать, что ли? – и сложенный вчетверо листок. Развернул его, принялся читать:

«Фредди, если ты читаешь это письмо…»

– Федор не так пишется, но в целом, понятно, ясно, – пробормотал Печкин, пробегая глазами по строкам.

«Помнишь, ты обещал…»

-Бла-бла-бла…

«Печкин на самом деле не почтальон, а Кащей-бессмертный, которого давным-давно заточила в Needlekeeper заколдованная Царевна-лягушка, несколько веков назад жившая со своим мужем на краю болота…».

– Спасибо, но это я и сам вспомнил.

«С иголкой поаккуратнее. Во-первых, это единственный артефакт…»

– А вот это уже ближе к делу! – глаза Печкина-Кащея забегали по строкам еще быстрее и остановились, словно споткнувшись, на словах перед постскриптумом.

«Удачи. Фея».

– Так, помимо Ваньки с Волком, оказывается, у меня есть, кому еще предъявлять счета.

После постскриптума о каком-то Дарте Вейдере, прямо в бумагу, протыкая ее несколько раз для лучшей фиксации, была вдета игла. Он ее не сразу заметил, надо же. Изъеденная ржавчиной, с погнутым ушком, но та самая. Сердце его забилось быстрее, когда он вдевал иглу в воротник плаща.

– Это же отлично! Это же невероятно! – сообщил он сам себе, запихивая тряпье обратно в сейф, закрывая его и покидая избу. – Это же несказанная удача, это просто…

СЕЙЧАС, ЗДЕСЬ

– То есть, ты утверждаешь, что тебя, как ты выразился, хрень покусала? – уточнила Яга еще раз.

– Ну да, – в качестве доказательства рыцарь еще раз помахал опухшими покрасневшими пальцами перед лицом ведьмы. – Точнее, покусала-то она перчатку. Я ее потом два часа по частям разбирал, чтобы снять. Но и руку, видишь, задела.

– А к лекарю ж чего не пошел?

– А то ты наших захолмских лекарей не знаешь? – ответил вопросом на вопрос рыцарь.

– Либо само пройдет, либо ампутировать, – спародировала старушка.

– Не либо, а если, – поправил рыцарь.

– Что если?

– Если само не пройдет, то ампутировать.

– Те же тестикулы, только угол наблюдения другой, – махнула рукой Баба Яга.

– Те же кто?

Яга тяжело вздохнула, но вместо ответа на вопрос, сказала:

– Предполагаю, что такой примитивный уровень медицинского обслуживания сложился в Захолмском королевстве по причине негативного отношения к ведуньям, передававшим свое мастерство из поколения в поколение. Как результат, лечебным ремеслом у вас заведуют недалекие люди, коим я бы даже подорожник приложить к прыщу на ягодице не доверила, – сообщила рыцарю Яга. – У меня не вызовет удивления, если вдруг выяснится, что инициаторами инквизиторской деятельности как раз и стали те самые неучи, осевшие в вашей медицинской отрасли.

– Чего? – рыцарь, не знакомый с накатывающей иногда на Ягу манерой словоблудия, вытаращил глаза.

– А от меня тебе теперь нужно зелье, – вновь проигнорировала вопрос старушка.

– Ну да! Зелье! – обрадовался рыцарь.

– Какое?

– Сильное зелье. Такое, чтоб ух! – рыцарь попытался сжать руку в кулак, показывая, насколько «ух» должно быть зелье, но вместо этого ойкнул и стал дуть на распухшие пальцы.

– А поточнее?

– Ну, чтобы я такой же тварюкой не стал, – кривясь от боли, испуганно объяснил рыцарь.

Яга повернулась к полке с зельями, задумчиво прошлась взглядом по склянкам, а затем снова повернулась к рыцарю.

– Зелья-то у меня есть, – сообщила она. – Только какое из них тебе вреда не нанесет? Вот в чем вопрос.

– А ты разве не знаешь, какое нужно? Ну, полезное какое-нибудь.

– Да они все полезные, если с умом применять.

– Ой, – махнул здоровой рукой рыцарь, – ну чего там применять?! У тебя ж, вон, все баночки подписаны. Просто дай такое, которое от укусов тварюк.

– Каких тварюк? К примеру, ежели василиск тебя погрыз, так тебе, – старушка постучала по одной из склянок, – вот этот порошок нужен. От утопцев – вот этот… Комары когда на болоте покусали, то уксусом растереть. А если я тебе что-нибудь не то дам, а ты к утру посинеешь и опухнешь, меня куда?

– Куда?

– По вашим Захолмским правилам, на костер!

– Это почему это? – изумился рыцарь, а потом, вспомнив, чем занимается инквизиция, согласился: – Ну, в принципе, да.

– В принципе, – передразнила его Яга. – У нас тут адекватно ко всем относятся. Редких животных не гнобят за то, что они в единственном экземпляре существуют – книгу, вон, даже для них завели в красной обложке. Да и за врачебную практику, как я говорила, на костер не волокут.

Баба Яга ненадолго задумалась, а потом добавила:

– Хотя, знаешь ли, были прецеденты. Один полудурок для мужской силы корешки попросил да без меры сожрал. Бегал потом за девками по всей деревне. А как отпустило, так сказал, что это я его не предупредила об эффекте. Вторая пришла, на запор жаловалась. Я ей порошок дала. Уж не знаю как, но ее невестка этот порошок в муку бухнула. Всю склянку. Как думаешь, кто крайний потом оказался? – уперла Баба Яга руки в бока в ожидании ответа.

– Ты вот тут мне лекции читаешь, а я, может быть, в этот самый момент уже пухну и синею, – грустно вздохнул рыцарь.

– Не пухнешь, – заверила собеседница. – Но пока пухнуть не начал, я б тебе рекомендовала сказать, кто тебя конкретно покусал, или голову этой зверюги сюда принести. Тогда и будет тебе нужное зелье. А иначе ни-ни.

– Да как же я тебе голову принесу? – вновь предъявил опухшую ладонь рыцарь.

– Не мои проблемы. Вы у себя, в Захолмье, по кабакам когда гуляете, все друг другу в вечной дружбе признаетесь да клятвами налево и направо разбрасываетесь, мол, случись в урочный час беда лихая, так друг за дружку горой.

– Так это ж про войну! – возразил рыцарь.

– Не мои проблемы, – отрезала старушка.

– Да кто ж рискнет?! Тварюку порошок восточный не взял. Что уж о мече или копье говорить?

– Не мои проблемы.

Судя по холодному тону, настроена бабка была серьезно и менять свое решение не собиралась. Не повлияло на нее и предположение, что, отказав рыцарю в помощи, она все равно останется крайней. Рыцарь собрался окончательно приуныть, но помощь пришла оттуда, откуда не ждали. Дверь избушки открылась, и на пороге появился Кащей.

– О, благородный борец за мир из соседнего королевства пожаловал! – иронично оглядев закованного в латы, сказал Бессмертный. – А чего так далеко от родных пенат-то? На родине уже все подвиги совершил?

– Нет, я…

– Или драконы закончились, колдуны перевелись и девственниц в жертву никто не приносит?

– Да ну я…

– А может, в жертву никого не приносят потому, что инквизиция ваша всех, кого только можно было, сама в жертву принесла? – Кащей выдержал паузу и, видя, что отнекиваться рыцарь не собирается, спросил: – Чего пришел-то, болезный?

– Вот, – рыцарь выставил перед собой опухшую ладонь.

– У-у-у-у, – протянул Кащей. – Это кто ж так тебя?

– Тварь болотная.

– Хорошая попытка, – похвалил Кащей. – Но слабая. Называется как?

– Не знаю.

– А как выглядит?

Рыцарь немного поразмыслил, пытаясь подобрать слова для того, чтобы описать увиденное, и в итоге выдал:

– Как тварь.

– Знаете, гражданин рыцарь, мы так далеко не уйдем. Меня, например, некоторые тоже тварью кличут. Подробности будут какие-то?

– Ну, – сказал рыцарь и завис.

Кащей подождал немного, а потом, щелкнув пальцами, предложил:

– А начни сначала!

– С самого? – недоверчиво нахмурился рыцарь.

– Ну, – Кащей почесал подбородок, – например, начни вспоминать с того, что было за пять минут до того, как ты увидел тварь.

Рыцарь открыл было рот, но отчего-то покраснел и засмущался.

– Больной! – хлопнул ладонями по бедрам Бессмертный. – Ну как собирать анамнез-то? А вдруг, пока ты думаешь, с чего начать, по твоему телу расползается коварная инфекция? Смелее, защитник слабых и обездоленных, пока пухнуть и синеть не начал.

РАНЕЕ, ГДЕ-ТО НЕПОДАЛЕКУ 

Деревьев было много. Целый лес. Однако, несмотря на то, что мочевой пузырь требовал опорожнения все настойчивее, рыцарь все никак не мог выбрать подходящее. То кора слишком морщинистая, то слишком тонкое. И, в конце концов, выбор пал совсем не на дерево, а на блеснувшую рядом лужу.

Рыцарь, решив, что пожурчать в воду прикольнее, чем в дерево, на ходу отогнул пластину, прикрывавшую причинное место, достал прибор и расслабился, слушая звук падающей в воду струи. Попутно он оглядывался окрест и с удивлением обнаружил, что лужа на самом деле вовсе и не лужа, а край спрятавшегося в дремучем лесу болота.

– Мужик, ты сдурел, что ль? – внезапно вынырнув из воды прямо перед рыцарем, поинтересовалось нечто.

Журчание прекратилось. Больше удивленный, чем испуганный, рыцарь разглядывал странное существо, восставшее из болотной мути: огромная, покрытая тиной и илом голова с грозно выпученными глазами, широкая пасть, отдаленно напоминающая лошадиную, множество кривых клыков, ноздри-воронки, из которых с бульканьем выливается болотная жижа.

Рыцарь, не отводя взгляда от твари, аккуратно, без резких движений, заправил хозяйство обратно в латы и вернул отогнутую пластину на место.

– Пшол нах отсюда! – скомандовала голова из болота. – Воду он целебную портит.

– Но… – начал оправдываться рыцарь.

– Пшол. Нах. Отсюда, – разделяя слова, повторила тварь. И добавила: – Это хоть и сказка, но третьей попытки не будет.

Рыцарь, пятясь, натыкаясь спиной на деревья, отошел от берега на десяток метров, после чего остановился, испуганно проверещал:

– Помогите-е-е-е!

И звеня доспехами о ветви деревьев, побежал в том направлении, откуда совсем недавно появился – в сторону Захолмья.

СЕЙЧАС, ЗДЕСЬ

– У него были большие глаза... – жуя губу, сообщил рыцарь.

– Это чтоб лучше тебя видеть, – хмыкнул Кащей.

– Большие уши.

– Это чтоб лучше тебя слышать, – сдерживая улыбку, вновь прокомментировал Кащей.

– Огромные ноздри.

– Чтоб лучше нюхать.

– Меня?

– Вообще нюхать.

– А-а-а, – понимающе протянул рыцарь, хотя на самом деле ничего не понял. – И еще у него был огромный рот с огромными зубами.

– Я почему-то так и думал, – сообщил Бессмертный.

– Все плохо? – насторожился рыцарь. От испуга он даже перестал баюкать раненую руку.

– Отчего же, – Кащей подошел к одной из полок со склянками и, пока стоял спиной к рыцарю, глядя на Ягу, одними губами проговорил: «Молчи, старая».

Яга по губам читала сносно, но не идеально, поэтому также одними губами ответила напарнику: «Сам сука». Бессмертный вообще не умел читать по губам, поэтому коротко кивнул, надеясь, что Яга поняла его правильно.

– В целом, из твоего описания мне понятно, что за тварь тебя покусала, – сказал Кащей, беря несколько флаконов с полки.

– Кто же это? – испуганно, но с ноткой любопытства, спросил рыцарь.

– Большие глаза, большие уши, – перечислял Бессмертный, выливая содержимое склянок в одну кружку. – Большой нос, огромный рот. Очевидно же – Большеглазый, крупноухий, гигантоносый огромнорот.

– Ого! – удивился рыцарь. – У вас здесь и такие водятся?

– Мил человек! Да у нас тут какие только не водятся! Повезло тебе, что живой еще. От яда огромнорота человек покрывается чешуей и перьями, а на голове вырастают рога, наподобие лосиных. Руки и ноги, так вообще, в копыта превращаются!

– О, какой кошмар. И что же мне делать?

– К счастью, все ингредиенты для противоядия есть в наличии. Поэтому, можешь считать, что тебе повезло. Но! – Кащей сделал паузу, акцентируя внимание рыцаря на том, что сейчас скажет: – Есть некоторые нюансы, которые обязательны к исполнению.

– Я согласен, – энергично закивал рыцарь и полез в перекидную сумку за кошельком.

– Это тоже, – кивнул Бессмертный, наблюдая, как рыцарь неуклюже одной рукой выгребает из мешочка монеты. – Но главное, что тебе нужно сделать после того, как выпьешь противоядие, это начать делать тяжелые физические упражнения. Столько, на сколько хватит сил.

– Но я же… – уже в который раз рыцарь продемонстрировал опухшую кисть руки. – Но как же…

– Хочешь человеком остаться или скитаться по лесам в облике чудища?

– Да, да, – энергично закивал рыцарь, не уточняя, что именно «да».

– Понимаешь, – принялся объяснять Кащей, взбалтывая получившуюся микстуру, – яд огромнорота уже в твоей крови в виде невидимых глазу частиц. Но зелье смешано таким образом, что, попав в организм, находит частички яда и обволакивает их, удерживая и не давая распространяться.

– А физические нагрузки-то зачем?

– А затем, что антидот вечно яд удерживать не будет. Поэтому тебе надо ускорить все процессы в организме, чтобы противоядие вышло вместе с частичками яда. А лучше тяжелых физических нагрузок в этом плане пока ничего не придумано.

– Но я же ни меч взять не смогу, чтобы упражняться, ни копье.

– По-моему, вы там, в своем Захолмье, совсем из ума повыживали с этими рыцарскими закидонами. Ты что, бегать разучился?

– Нет, – помотал головой рыцарь.

– Ну вот! – протянул кружку Кащей. – Залпом пей и бегом на родину!

– Но я приехал сюда на лошади.

Будто в подтверждение его слов, лошадь, стоящая под избушкой Яги, испуганно заржала.

– Тебе лошадь важнее человеческого облика?

– Нет, – помотал головой рыцарь, все-таки на несколько мгновений задумавшись.

– Так в чем тогда вопрос, я не понимаю?

Рыцарь взял здоровой рукой кружку и с недоверием заглянул внутрь.

– А точно яд из меня выйдет?

– Точно, – заверил его Кащей.

– А как я пойму, что он вышел?

– Ну, это у каждого по-разному. Пей, давай, – поторопил Кащей. – Могу только гарантировать, что ты этот момент точно не пропустишь.

И рыцарь, морщась, стараясь не вдыхать носом отдающее полынью зелье, мелкими глотками выцедил все до дна. Не дав ему отдышаться, Кащей выхватил кружку и, подталкивая в спину, повел к двери избушки.

– Ну, давай, родимый, – хлопнул Бессмертный залетного убийцу драконов по латам.

И рыцарь, с мыслью о том, что бегать из Тридевятого царства в Захолмье входит в привычку, побежал в родное королевство.

РАНЕЕ, ГДЕ-ТО ЧУТЬ ПОДАЛЬШЕ

Рыцарь остановился, лишь выбежав из леса и пробежав половину пшеничного поля – уже на землях Захолмья.

– Фух! – выдохнул он, осознавая, какое расстояние преодолел.

А затем выдохнул повторно, вспомнив, от чего бежал.

Закрыл глаза, вспомнил, почему он оказался там, откуда стремительно ретировался. И выдохнул в третий раз, осознавая перспективы, которые ему светят, если он принесет голову чудовища ко двору. Оставалось только придумать способ убить чудовище.

– Просто так эту тварь не одолеть, – сказал сам себе рыцарь. – Но, с другой стороны, и королева Изабелла тоже не возьмет в мужья просто так.

Рыцарь огляделся, увидел на краю поля деревню и, насвистывая незатейливый мотивчик, направился к ней. Там наверняка должен быть колдун. Что это за деревня без колдуна? Главное, правильно поставить ему задачу. Ибо наслышан он о творимых ими чудесах более чем достаточно. А что пообещать, чтобы убедить – он придумает.

* * *

Колдун-химик в деревне нашелся. Старик, решив поначалу, что рыцарь проводит контрольную закупку для инквизиции, долго притворялся обычным крестьянином, но пять серебряных монет здесь и сейчас – это пять серебряных монет здесь и сейчас. А инквизиция – это когда-то и где-то. Поэтому жадность взяла свое. Однако, пока рыцарь уговаривал старикашку, солнце успело спрятаться за горизонт и увлечь за сбой последние отблески закатного марева. Звали старичка Симеон Каннингович. Все ударения на «о». Он акцентировал на этом внимание, объяснив, что его очень расстраивает, когда люди путают. Он слегка картавил, произносил букву «е» с уклоном в «э».

– Вы знаете, шо я вам скажу, молодой человек? У меня-таки есть превосходный черный порошок, сделанный по одному восточному рецепту, – сообщил он, когда, наконец, пригласил рыцаря в дом и затеплил свечу.

– Отрава?

– Приблизительно да. Хотя и все-таки нет. Но предполагаю, что с задачей справится, – вкрадчиво сказал Каннингович.

– А чем же он хорош?

– Горит быстро и ярко, – Каннингович взял свечу и, отойдя к прикрытому тряпьем сундуку, принялся что-то искать, попутно продолжая разговаривать с рыцарем. – Но чтобы достичь какого-то положительного эффекта, одного пламени будет маловато.

– Ну и что же нужно, чтобы было достаточно?

– А для этого просто необходим хороший мастер кузнечных дел. У нас тут как раз один без работы мается.

Симеон еще немного пошелестел чем-то в углу, затем накрыл сундук тряпками, неразборчиво бубня себе под нос, и вернулся с желтым листом бумаги, на котором был изображен странный цилиндр в разных ракурсах и с кучей непонятных не то значков, не то пометок вокруг рисунка.

* * *

Кузнец оказался на удивление разговорчивым малым. Уже в первые минуты знакомства рыцарь узнал, что имя мастера кузнечного дела Айрон, в честь пра-пра-пра-пра-прадедушки, построившего кузницу на этом самом месте, а фамилия, как и положено приличному последователю династии мастеров молота и наковальни, – Блэксмит. И в фамилию она трансформировалась из прозвища пра-пра-пра-пра-прадедушки по виду ремесла, которым он занимался. Также в базу не очень-то и необходимых рыцарю знаний добавилось то, что именно прадедушка нынешнего Айрона Блэксмита придумал устанавливать отдельные пластины на латы чуть ниже пояса спереди и сзади. А его дедушка сообразил, что вместо гаек и болтов, нарезка резьбы к которым занимает очень много времени и отнимает еще больше сил, можно использовать металлические петли, наподобие дверных, и изогнутый крючок, вставляемый в специальный паз, по аналогии с калиточными крючками.

В две следующих минуты рыцарю стало известно и то, что модель доспехов, в которую он одет в данный момент, доработал уже стоящий перед ним Айрон Блэксмит. Отличается она от отцовской версии тем, что при надавливании в определенной части пластины гульфик пружинит и легко открывается. А в момент, когда гульфик закрываешь, благодаря искусно сделанным пропилам и изгибам, он встает на свое место как влитой, облегчая тем самым подготовку к мочеиспусканию и приведение себя в боевой режим после оного.

– По сути, – закончил Блэксмит, – вот уже которое поколение наша династия делает все возможное для того, чтобы рыцари, если и гадили в латы, то от страха или от радости, а не потому, что не успели разоблачиться, когда приспичило. Так, как Вас зовут, доблестный сэр, и что послужило причиной визита ко мне?

Рыцарь протянул Айрону листок с рисунком, тот мельком взглянул на чертеж. А потом сообщил, что во времена, когда его пра-пра-пра-пра-прадедушка только поселился здесь, проблем с рудой для изготовления подков, гвоздей, мечей и лат не было, потому что за деревней только-только начали разрабатывать штольню, и изобилие материалов казалось нескончаемым. Но начиная с пра-пра-дедушки, каждому следующему поколению шахтеров приходилось прилагать гораздо большее количество усилий, нежели предыдущему, для добычи необходимого количества руды. И уже прадедушка, несмотря на превышающий предложение спрос, был вынужден сделать три выходных в неделю. А дедушка Айрона разжигал горн всего дважды в неделю. Ну а к тому моменту, когда кузница перешла в собственность Айрона Блэксмита, основным видом дохода стал доход от починки уже существующей утвари.

– По сути, весь путь нашей династии можно назвать вялотекущей переквалификацией из кузницы в ремонтную мастерскую, – подытожил Айрон.

– Да как так-то!? – досадливо воскликнул рыцарь, с каждой минутой теряющий надежду на руку, сердце и иные прелести королевы Изабеллы.

– Оптимизация, сэр, – развел руками Блэксмит. – Однако если Вы предоставите мне необходимые материалы, я выполню этот заказ всего за половину стоимости, составляющей цену услуг подобного рода.

– Так дешево? – подозрительно посмотрел на кузнеца рыцарь. – Не гарантируешь качество работы?

– Отнюдь, сэр, – с чувством собственного достоинства ответил кузнец.

– Тогда почему?

– По сути, этот нестандартный заказ бросает вызов моему самолюбию. И если Вы посмотрите на ситуацию с моей точки зрения, то поймете, что, изготовив его, я смогу убедиться, что еще способен создавать нетривиальные вещи. Потешу, так сказать, собственное эго. В моем понимании, это тоже часть платы за работу.

– Так, а где же мне железа взять? Может, есть чего ненужного? – заискивающе поинтересовался рыцарь, тряхнув кошелек, чтобы звякнули монетки.

– Да если бы. Каждый гвоздик на счету, – досадливо протянул кузнец. – Я несколько лет назад даже профессию подумывал сменить, в матросы уйти. Но после первого похода выяснилось, что желудком слаб. Вернулся и перебиваюсь с тех пор случайными заказами. Однако есть у меня одна идея.

* * *

Когда рыцарь, наконец, принес полый железный цилиндр с плотно закрывающей его крышкой Каннинговичу – луна подбиралась к верхней точке своего привычного пути.

– Превосходно, – пробормотал старик себе под нос. – Просто превосходно. Дело за малым.

Рыцарь насторожился, ожидая, что придется снова куда-то идти, о чем-то договариваться, как-то выкручиваться. И, как выяснилось, угадал.

– Для завершения создания устройства мне необходимо гусиное перо, – сообщил Симеон.

– А, так это я быстро! – обрадовался рыцарь тому, что задание оказалось настолько простым. – У кого тут гуси в деревне есть?

– Так в этом-то и проблема, молодой человек. Даже две.

Счастливой обладательницей единственного на все селение гуся была особа, жившая на другом краю деревни. Проблема, по словам Каннинговича, заключалась в том, что она тоже промышляла чародейством и была прямой его конкуренткой. Звали ее Мадзо Кицунэ. Второй проблемой было то, что колдунья была неместной и в своих поступках зачастую руководствовалась традициями и менталитетом тех мест, откуда явилась.

* * *

Луна прошла две трети своего пути, когда рыцарь подошел к дому ведьмы.

– Хозяюшка! – прокричал он, тарабаня кулаком в дверь.

Никто не отозвался. Рыцарь огляделся и постучал еще раз.

– Хозяюшка!

Безрезультатно.

Он собирался уже развернуться и идти обратно, когда дверь отворилась. За счет выбеленного лица, причудливой прически и не менее странного одеяния хозяйки, рыцарь решил, что на пороге стоит нелепая фарфоровая кукла в натуральную величину.

И в первое мгновение рыцарь почувствовал, как его сердце глухо ухнуло куда-то вниз, после чего забарабанило с невероятной скоростью.

– Кому понадобилось тревожить покой беззащитной жительницы в столь позднее время? – поинтересовалась похожая на куклу женщина, пересекая порог и выходя на мертвенно-бледный свет луны.

– Многократно извиняюсь, я неместный. Приехал к родственнику издалека, погостить. Новости обсудить, на рыбалочку там… Ну, мы, как водится, выпили, – затараторил рыцарь, от которого и впрямь тянуло винным духом, – ну и разговор у нас про снасти зашел. Я ему говорю, что, мол, поплавок самый хороший из пера гусиного. А он мне говорит, что гусей тут отродясь не водилось, пока ты, хозяюшка, сюда с одним единственным не приехала.

– Зачем ты вываливаешь на меня столько информации, незнакомец?

От того, что его перебили, заготовленная речь выскочила у рыцаря из головы и он закончил одним предложением, которым можно было бы обойтись в принципе.

– Дай перо гусиное, хозяюшка.

Женщина наклонила голову, разглядывая рыцаря.

– К кому, говоришь, в гости приехал?

Знал в этой деревне рыцарь только двоих человек. Но Симеон Каннингович предупредил, что его имени колдунье-конкурентке называть не стоит. Пришлось говорить, что приехал к Блэксмиту.

Услышав имя кузнеца, колдунья оживилась.

– Айрон, говоришь?

– Ну да, он самый.

– Родственник?

– Ага.

– Насколько я знаю, у Блэксмита нет родственников.

– Так я дальний.

– Ни близких, ни дальних.

– Очень дальний.

– Ни очень дальних, – перебила Мадзо Кицуне.

Рыцарь растерянно замолчал. А ведьма, похожая на фарфоровую куклу, некоторое время изучала его и, в конце концов, предложила:

– Честность за честность, помощь за помощь?

И рыцарь согласился.

СЕЙЧАС. ЗДЕСЬ

– Как он тебя нашел?

– Ведьма знакомая посоветовала.

– Он ей помог, а она – ему. Ну а когда узнала, что он в наши края собирается, меня между делом упомянула.

– Погоди, это которая? Я, вроде бы, всех ведуний в округе знаю и дружбу с ними вожу. Но, насколько мне известно, из Захолмья все разбежались, потому что там инквизиция лютует.

– Ой, долгая история, – махнула рукой Баба Яга. – Она за хвостами приехала, из страны восходящего солнца сюда.

– А, Мадзо Кицунэ!? Эта безумная лиса-оборотень с белилами на лице? Далеко ж ее от родных угодий занесло.

– Что б ты понимал в красоте? – иронично поинтересовалась Яга. – Ничего она не в белилах. Сама по себе бледная.

– Понятное дело, куда мне, – так же шутливо парировал Бессмертный. – Так а чего за история с хвостами?

– Обворовали ее. Пока Мадзо по своим лисьим делам ходила, кто-то в дом пробрался и вынес все, что смог: деньги, артефакты магические, свитки с заклинаниями, зелья, порошки, – объяснила Яга. – И уж не знаю, то ли прицепом, то ли ради этого все и затевалось, но стащили хвосты лисьи. А у лисицы-оборотня вся сила в хвостах. Ну, это вроде иголки твоей.

– Дела-а-а, – протянул Бессмертный.

– Нашла она пропажу как раз в Захолмье, откуда весточку мне и прислала. А чудак этот помог ей хвосты вернуть.

– Помог, говоришь? – задумчиво переспросил Кащей.

– Ну да, – подтвердила Яга и принялась объяснять. – Я-то всех подробностей не знаю. Он постучался, спросил, где ему Бабу Ягу искать. Я сказала, что это, мол, я. Он тут же записку от Мадзо и передал. А там, значится, так и так, сестрица, хвосты я вернула. Если юноше будет нужна помощь, не откажи, мол. Он мне помог очень. А я, мол, в долгу не останусь.

– Дела-а-а, – еще более растерянно выдохнул Бессмертный. – Ну, мухоморов толченых не добавил и то ладно.

– Погоди-ка, погоди, пень старый, ты чего ему намешал-то? – насторожилась старуха и торопливо засеменила к столу, на котором стояли пустые склянки.

РАНЕЕ, ВСЕ ТАК ЖЕ ГДЕ-ТО ЧУТЬ ПОДАЛЬШЕ

Мельница работала и ночью – воде все равно, в какое время суток крутить жернова.

– Хеммерлинг Миллер?

– Он самый, – подтвердил улыбающийся мужчина, вытирая пыльные руки о фартук. – Чем обязан, простите, не расслышал имени?

– Это потому, что я его не называл, – кивнул рыцарь. – Три года назад ты вернулся из путешествия и привез с собой несколько не принадлежащих тебе вещей, продав большую часть из которых, купил себе эту мельницу.

Рыцарь обвел помещение рукой, а с пухлого мельникового лица сползла дружелюбная улыбка, уступив место сразу двум чувствам – ненависти и страху.

– Нашла, значит, способ, сучка крашеная.

– Отчего же. Это ее натуральный цвет лица, – усмехнулся рыцарь и спросил: – Догадываешься, зачем я пришел?

– Послушайте, благородный сэр, – голос Хеммерлинга стал заискивающим, – я не знаю, что вам там наплела эта выжившая из ума чужестранка, но точно знаю, что два разумных человека всегда найдут способ договориться.

– Удиви меня, – предложил рыцарь.

– Выдайте ее инквизиции, – деловым тоном выдвинул свое видение развития событий мельник и осекся, словно сам испугался сказанного.

– И? – призывая продолжать, спросил рыцарь.

– Вы же знаете, что за ведьм сейчас хорошо платят.

– И?

– Вам заплатят за нее.

– И где в этой схеме ты?

– Ну как же, я вам подсказываю прекрасный способ заработать легких деньжат.

– Допустим. А где в этой схеме Изабелла Захолмская?

– Королева?

– Ты знаешь другую Изабеллу Захолмскую?

– Нет, нет, нет, – замотал головой Миллер. – Просто я не понимаю...

– Так вот. Королева Изабелла объявила, что возьмет в мужья того, кто впечатлит ее подвигом. А у меня как раз одно героическое дельце имеется. Но чтобы его совершить, мне нужно гусиное перо. А гусь есть только у госпожи Мадзо. И она готова поделиться пером, если я верну ей ее хвосты.

– Но в чем же подвиг?

– А перо… – начал было рыцарь. Но вместо того, чтобы договорить, прервавшись на полуслове, вдруг ударил мельника в лицо. – Короче, нет времени объяснять, давай сюда хвосты.

Падая, мельник начал было возражать, однако все аргументы закончились у него после восьмого пинка закованным в металл сапогом. Рыцарю он вынес всего три лисьих хвоста вместо девяти.

– Мне сказали, что их будет девять, – угрожающе прорычал рыцарь, переводя взгляд с Миллера на свой кулак.

– Три! – испуганно прикрывая лицо руками, заверещал тот. – Три у меня всего!

– Остальные где?

– Я все расскажу, все объясню, – затараторил мельник. – Мы, когда добычу делили, все по-честному. В хозяйстве от них толку-то? Но красивые. Вот каждому по три и досталось.

* * *

Кузнец сдал награбленное после третьего пинка. Хотя и ворчал, что, мол, рыцари так не поступают, что негоже сначала за помощью обращаться, а потом бить того, кто тебе помог.

– Во-первых, ты не бесплатно помогал, – флегматично возразил рыцарь, пересчитывая лисьи хвосты, – а во-вторых, знал бы я с самого начала, в какие ты моряки записывался, так сразу б тебе морду набил. Не престало мужчине, будь он хоть рыцарь, хоть простой крестьянин, женщин грабить.

– Да какая ж она женщина?! Чисто ведьма. Была б женщина, так порог с крестом, – Блэксмит указал пальцем на распятие, висящее над дверью, – легко бы переступила. Ведьма, истинно тебе говорю!

Теперь рыцарь припомнил, что у мельника над дверью тоже висело распятие. Так вот, оказывается, почему Кицунэ не могла забрать хвосты сама и искала того, кто поможет ей в этом мероприятии. Ну, что ж, услуга за услугу. Надо будет ей про крест рассказать, чтоб в курсе была. Неместная все-таки.

– Дурак ты, кузнец, – будничным тоном сообщил рыцарь. – Все женщины немного ведьмы. Но в первую очередь, даже самые настоящие ведьмы – женщины.

– Даже королева? – настороженно уточнил кузнец.

– А королева Изабелла, к тому же, еще и красивая, – ответил рыцарь и вышел из кузницы.

* * *

Луна уже скрылась за горизонтом, когда рыцарь вновь зашел к Кицунэ.

– А давай-ка, бледна девица, времени мне сэкономим? – предложил он, протягивая ей уже собранные хвосты.

– Как? – спросила Мадзо, принимая их в поклоне.

– Я выяснил, почему ты не могла войти в дом.

– Почему?

– Пойдем, сейчас все сама увидишь, – сказал рыцарь. – Бери перо и пойдем.

Дверь дома Канниноговича была не заперта. Симеон не спал – ждал.

– Принес? – спросил он, когда рыцарь открыл дверь.

Тот, ничего не говоря, протянул руку и снял висевшее над дверью распятие.

– Куда… – начал было Симеон, но закончить вопрос не успел.

Рыжая молния сбила рыцаря с ног, тявкая, метнулась к представившемуся колдуном Каннинговичу и, повалив его на пол, вцепилась в горло. В колеблющемся пламени свечи рыцарь увидел, как кровавые брызги несколько раз разлетелись по комнате, покрывая стены и пол, услышал, как испуганный вопль Симеона перешел в бульканье, а затем окончательно стих. И в следующее мгновение рыжая молния-лиса, искажаясь, будто плавящийся в пламени воск, трансформировалась в Мадзо Кицунэ.

– Спасибо тебе, воин, – с достоинством поклонилась она.

Затем, по-звериному принюхавшись, тенью метнулась к сундуку, стоявшему в углу под грудой тряпья. Сбросила все с крышки, открыла, радостно тявкнула, прямо как настоящая лиса, и извлекла оттуда недостающие хвосты.

Рыцарю показалось, что с момента, как лиса-оборотень ворвалась в дом, до момента, когда она достала из сундука три недостающих хвоста, не прошло и секунды.

– Да блин! – выругался он.

– Что? – повернула голову ведьма-оборотень.

– Он же мне сначала бомбу должен был сделать, – рыцарь подошел к столу и постучал пальцем по чертежу. – Вот эту. А я чудище убить во славу королевы Изабеллы. А королева Изабелла за это…

– Не переживай, я сама все прекрасно сделаю, – увидев чертеж, успокоила рыцаря Кицунэ.

– А ты умеешь? – недоверчиво посмотрел на нее рыцарь.

– Я ее изобрела!

– Во как?

– А ты думаешь, откуда у него этот чертеж?

– Теперь понятно, почему закорючки эти, – рыцарь еще раз ткнул пальцем в листок, – у него вопросов не вызывали.

Мадзо извлекла из сундука мешочек с черным порошком, плотно утрамбовала порошок в выкованный кузнецом металлический цилиндр, закрыла крышкой и надавила, чтобы пазы щелкнули, надежно зафиксировавшись на выгнутом ободке. Затем извлекла откуда-то из рукава перо, срезала верхнюю и нижнюю части, ободрала, оставив полый стержень, который тоже набила диковинным порошком. Наконец, аккуратно просунула получившийся фитиль в предназначавшееся для этого отверстие на крышке цилиндра.

Попутно ведьма рассказала о том, как ее ограбили, как она пересекла половину земного круга, идя на зов своих хвостов. Как не смогла войти в дом к мельнику и поселилась на окраине, став ждать подходящего случая. Как троица грабителей, опасаясь мести, подняла шумиху по поводу ведьм, поставив на уши всю инквизицию. Как в ее двери, наконец, постучал благородный воин. В последующих событиях рыцарь участвовал лично, поэтому без труда вставил на место отсутствующие детали пазла этой истории.

– Вот здесь подожжешь, – показала на край торчащего из банки пера, – досчитаешь до семи, максимум, до восьми и бросишь в своего врага.

– Понял, – кивнул рыцарь.

– А сам после броска прячься, иначе не поздоровится и тебе.

– Понял, – кивнул рыцарь снова.

– Вот это, – Кицунэ перевернула чертеж и накидала на нем несколько десятков значков, похожих на те, которые были на рисунке, – если вдруг что, можешь отдать Бабе Яге. В помощи не откажет. Ты же в Тридевятое царство идешь?

– Ага, – кивнул рыцарь в третий раз.

– Ну и славно.

Мадзо Кицунэ внезапно подпрыгнула, начав кувырок, а на пол приземлилась уже в лисьем обличье.

– Спасибо, благородный воин, – тявкнула она и рыжей стрелой метнулась за дверь.

Больше рыцарь ее не видел.

Когда он пересекал границу Тридевятого царства, рассвело окончательно.

СЕЙЧАС. ЗДЕСЬ

Яга подошла к столу и, вглядевшись в надписи на склянках, из которых Бессмертный смешивал для рыцаря зелье, изумленно взвизгнула:

– Слышь, фармацевт-затейник, ты на кой черт ему слабительное, снотворное и для мужской силы намешал?

– Потому что нечего тут!

– Чего нечего?

– Ничего нечего!

– Кащеюшка, учитывая уровень твоей эрудированности, я готова держать пари, что тебе знакомо не только выражение «разговор зашел в тупик», но и его образное значение, подразумевающее недопонимание сторон, нарастающее с каждой фразой настолько, что вести диалог, суть которого потерялась в процессе оного, кажется нецелесообразным как минимум одному из участников беседы.

– И?

– Так вот, у меня складывается некоторое ощущение того, что наш с тобой диалог не заходил в тупик, а с тупика начался. Может, все-таки объяснишь?

– Этот защитник сначала в болото помочился, в котором Горыныч грязевые ванны принимал, а когда Змей ему выговор сделал, убежал, чтобы с бомбой вернуться. Шарахнуло так, что вся рыба брюхом вверх плавает теперь. И лягушки, наверное.

– Ох ты! А я-то, старая, еще и думаю, чего это так бумкнуло в тех краях? – раздосадовано воскликнула Баба Яга, схватившись за голову. – Змей-то цел?

– Да что ему сделается? Он же крепче любых лат. Оглох только. Не знаю, навсегда или на время.

– А я думала, что рыцарь – просто туповатенький любитель подвигов и про тварюку болотную сочиняет, – раздосадовано всплеснула руками старушка. – Чего ж ты сразу не сказал? Я б этому благородному такого намешала, что его причиндал вместе с кокушками через полчаса в латы порошком бы осыпался. Или, наоборот, так распухли бы, что только в тачке перед собой возить. Сам бы просил, чтобы отрезали.

– Вот потому и не сказал, что у тебя в режиме вендетты никаких берегов нету. Царь-батюшка спасибо не скажет, если жителя соседнего государства, да еще и рыцаря, в евнухи определишь, – наставительно сказал Бессмертный. – А так, я полагаю, до Захолмья своего добежать успеет, если раньше не уснет. А там уж и обосрется.

РАНЕЕ, СНОВА ГДЕ-ТО НЕПОДАЛЕКУ

Стараясь не греметь доспехами, рыцарь прокрался на то же место, где впервые увидел тварь. Поджег спичку, чиркнув ею о латы, поднес к концу фитиля и прокричал, глядя, как от пламени корежится стержень пера:

– Тварь!

Никакой реакции. Краешек фитиля треснул, донеся до носа запах жженых волос, и в следующий миг набитое черным порошком перо затрещало, разбрасывая искры и укорачиваясь прямо на глазах.

– Тварюка!!! – заорал рыцарь вдвое громче, мысленно начав отсчет.

Раз. Два. Три.

– ТВАРЬ!!!

Четыре. Пять.

Пока рыцарь мысленно произносил «Шесть», в воздух прямо перед ним, взметнулся фонтан брызг, в эпицентре которого смазанным пятном мелькнуло сразу три твари. Время будто замедлилось до бесконечности, и он мог разглядеть в мельчайших деталях каждую каплю, каждую чешуйку на мордах чудовищ. Он видел, как шеи тварей метнулись одна влево, а другая вправо, окружая его. Та, которая была по центру, стремительно неслась вперед, раскрыв зубастую пасть.

Мысленное «Семь» закончилось, когда рыцарь только начал думать мысль о том, что с тремя он точно не справится. Дернувшись вперед, средняя образина клацнула пастью, смыкая кривые клыки на руке в металлической перчатке, сжимающей подарок ведьмы-Кицунэ. Громадные зубы звякнули по железу, сминая его, и рука выскользнула из пасти. А вот оружие осталось в зубах чудища.

Мысленно начиная произносить «Восемь», рыцарь понял, что все идет не по плану и королевы Изабеллы в женах ему не видать. Где-то на середине мысленного «Восемь» в пасти у чудовища грохнуло, отбрасывая рыцаря с изувеченной рукой в сторону. Перевернувшись несколько раз в воздухе, он ударился об дерево, издав латами металлическое «дзынь», и отключился.

Именно поэтому рыцарь не увидел, что рванувшиеся из болота длинношеие твари на самом деле имеют одно туловище на троих. И именно поэтому он не услышал, как существо, матерясь, взмахнуло крыльями и поднялось в небо.

– Сука, где вас таких только делают? – возмущалась левая голова.

– А главное, зачем вас таких делают? – вторила ей правая.

– А еще интересно, – плюясь осколками зубов, простонала третья, – чем их таких делают?

СЕЙЧАС, ЗДЕСЬ

– Он хоть представился?

– Да

– Как зовут?

– Михаил.

– А чьих будет?

– Да ничьих. Он в первом поколении, – развела руками Яга. – Когда Изабелла Захолмская даровала ему титул, заодно и фамилией облагодетельствовала.

– Какой?

– Импасибл.

– Серьезно? – хихикнул Бессмертный.

Яга кивнула.

– Миша Импасибл, – произнес Кащей, прислушиваясь к сочетанию имени с фамилией, и тяжело вздохнул. – Вот правду ж говорят, как вы лодку назовете...

Снаружи захлопали гигантские крылья, а через несколько мгновений в окна привычно просунулись головы Горыныча.

– Есть чего от изжоги? – поинтересовалась левая, не здороваясь.

– А то тут кое-кто у рыцаря гадость какую-то откусил. Теперь все нутро печет, –сообщила правая.

– А ифьо голова боит и фупы ломит, – шепелявя, закончила успевшая распухнуть, средняя.

Яга вновь засеменила к полке со снадобьями.

– Кажется, я догадываюсь, какой именно пастью наш трехголовый дегенерат гранату дегустировал, – пробормотала она себе под нос.

– Фево?

– Нифево, – передразнила его Яга, выбирая необходимые склянки. – Сейчас смешаю.

Пока она отмеряла ингредиенты, левая голова несколько раз пропадала из окна и возвращалась обратно.

– Слышишь, Яга, – наконец спросила она. – А я смотрю, там лошадка стоит. Ничейная?

– Жри, – махнула рукой Яга. – Уже ничейная.

СЕЙЧАС. СНОВА ГДЕ-ТО ЧУТЬ ПОДАЛЬШЕ

Рыцарь Михаил бежал сломя голову в сторону Захолмья. Да, это определенно становилось традицией. И хотя и ощущал, как одновременно смыкаются веки и наступает эрекция – не останавливался. Плевать, что еще вчера ему больше всего на свете хотелось стать королем. Главное, что сегодня ему меньше всего хочется стать чудовищем из-за ядовитой слюны того болотного монстра. Он бежал даже тогда, когда после серии спазмов в животе, из него начал выходить, как он думал, яд.

Он бежал и благодарил небеса за то, что лист железа для бомбы кузнец срезал с доспехов именно над тем местом, из которого сейчас с невероятным напором, прямо на бегу исторгался яд, удобряя родные захолмские леса.

– Ты зачем их с латами жрешь, дурень!? – кричала баба Яга, отбиваясь сразу от двоих наседающих на нее людей в черных плащах.

Она с совершенно не старушечьей ловкостью парировала удары сразу двух шпаг кочергой, пятясь под напором двух молодых, полных сил инквизиторов, не давая им обойти себя с разных сторон. Кочерга была длинной и весьма увесистой, что, с одной стороны, позволяло легко блокировать удары нападавших, а с другой – очень быстро выматывало старуху.

– Некогда мне их чистить! – рявкнула в ответ правая голова, пока две других, вцепившись зубами с разных сторон в одного из солдат, разделяли противника приблизительно напополам. – Много их чересчур.

– У тебя, дурака, изжога только прошла, – парируя сыплющиеся на нее удары и продолжая отступать к избушке, прокричала Яга.

Кащей, бормоча под нос что-то про выжившую из ума старуху, которую на сутки без присмотра оставлять нельзя, размахивая тяжелым двуручным мечом, теснил старшего послушника инквизиции к кустам. Тот, наивно предположивший, что сухонький пожилой мужчина ему не соперник, теперь, вытаращив глаза и отдуваясь, едва сдерживал натиск Бессмертного.

– Я тебе покажу задохлика, – цедил сквозь зубы Кащей. – Ты у меня не только уставший, но разочарованный и униженный в иной мир отправишься.

Здоровяк, отпустивший нелестное замечание о Кащее, не чувствовал разочарования из-за того, что пренебрежительно отнесся к хлипкому на вид противнику. Он не считал себя униженным, с трудом отбивая очередную атаку Бессмертного. Единственное чувство, занявшее оба полушария старшего послушника, можно было охарактеризовать, как изумление неиссякаемой энергией старичка.

Закончив с послушником, Кащей, подстегиваемый зашкаливающим адреналином, развернулся помочь Яге с двумя оставшимися в живых инквизиторами. Но та, не прекращая махать кочергой, взвизгнула:

– Не лезь!

И Кащей понял – старушка справится.

Действительно, когда уверенные в своей победе оттеснили бабку к стене избушки, та, хлопнув ладонью по бревенчатой стене, скомандовала:

– Кан-Кан! – и отшвырнув кочергу, упала на землю, прикрывая голову руками.

Избушка же, только что крепко стоявшая на земле, приподнялась, разгибая птичьи лапы, и принялась вытанцовывать странные коленца, выбрасывая то одну, то другую ногу вперед.

В принципе, необходимыми были только четыре первых движения бабкиного домика. Левая птичья лапа согнулась в коленном суставе, будто разминаясь, затем вернулась на землю, после чего резко дернулась вперед, отправляя в последний полет одного из двоих противников. Такое же коленце, только правой лапой, и, перекувырнувшись в воздухе, бездыханным упал и второй.

– Сесть! – скомандовала Яга, не поднимая головы, над которой то и дело рассекали воздух курьи ножки.

И избушка, поджав лапы под себя, рухнула на то же самое место, вновь становясь обычным на вид лесным домиком. Яга же, кряхтя, принялась подниматься, придерживаясь за стену.

– Ну, рассказывай, – воткнув клеймор в землю и устало оперевшись на него, потребовал Кащей, – с какого такого перепуга по нашим лесам-болотам захолмская инквизиция всем основным составом бегает, не считая Высочайшего? Кстати, как раз его для коллекции и не хватает, – оглядывая усеянную трупами поляну, заметил Кащей. – Ты смотри! Здесь и старший послушник с подмастерьями, и практикующие, и пешие латники, и даже правая рука Высочайшего…

– Еще конных два было, – довольно облизывая окровавленные морды, отметила средняя голова Горыныча.

– Будто ты Холейхарда не знаешь? Он же сам руки в кипяток не окунает. У него для таких дел, вон, – теперь уже старушка кивнула на усеянную трупами поляну, – мини-армия.

– Была, – добавила правая голова, расплываясь в улыбке.

– А ты не скалься, бестолочь чешуйчатая. Давай, собери это все да на реку снеси. Ракам тоже-ть жрать чего-то надо. И сам вымойся. А то, будто младенец из утробы – весь в кровище!

– Вот еще, – фыркнула правая голова Змея.

– На раков добро переводить, – подхватила средняя.

– Мне тут, как минимум… – левая принялась оглядываться, подсчитывая трупы.

– Не мели ерунды. Оно уже к завтрему тухнуть начнет, – перебила Яга. – А у тебя от человечины газы. Так что, давай. В четыре захода справишься.

Змей Горыныч, недовольно бормоча, принялся собирать тела.

– Кстати, о газах! Брюхо всем вскрой, – наставительно посоветовала Яга. – Чтоб не повздувались и не повсплывали.

Трехголовая рептилия что-то буркнула в ответ, но продолжила складывать трупы на краю полянки.

– Так все-таки, – вернул разговор в прежнее русло Кащей, – что тут происходило-то, покамест мы в замке были?

– Необдуманное вторжение под руководством индивидуума с манией величия и садистскими наклонностями, сознание коего отягощено излишним стремлением к созданию модели общества, подразумевающей беспрекословное подчинение и отсутствие каких-либо зачатков критического мышления.

– А теперь все то же самое, но так, чтоб и до него дошло, – кивнул Бессмертный в сторону Горыныча.

* * *

Они уходили от погони, петляя, словно спасающийся от лисы заяц, бредя по воде вдоль ручья, чтобы спрятать следы, выбирая утоптанные кабаньи тропы, пересекая поляны с жесткой, быстро принимающей исходное положение травой. Но охотник был опытным и целеустремленным. И это пугало. Но еще больше пугало то, что он не спешил. И фактически наводило ужас то, что не пытался скрыть свое присутствие. Просто в какой-то момент, где-то вдалеке за спиной начинали обозначаться признаки погони: шаги, хрустящие под подошвой сухие ветви, а то и вовсе насвистывание мелодии инквизиторского гимна. Уже трижды им приходилось срываться на бег, чтобы увеличить расстояние между собой и преследователем. Но это была лишь временная мера. И они это понимали.

– Это бессмысленно, – споткнувшись и упав уже в который раз, захныкала Ан. – Он все равно нас настигнет.

– Но по лесу мы его побегать заставим, – подхватила напарницу, помогая ей встать, более упрямая Ди. – И я не позволю тебе облегчить задачу нашему преследователю.

– Пока он будет возиться со мной, – простонала Ан, пытаясь высвободить свою руку, – ты успеешь добежать до берега.

– Не будь наивной дурой, – ответила та, крепче вцепляясь в руку Ан и волоча ее за собой. – Что ты ему сделаешь? Как планируешь задержать? Да и если доберусь я без тебя до моря, дальше что?

– Я задержу его.

– Чем, Ан? – иронично спросила напарница.

– Я вцеплюсь в него …

– И сама не заметишь, как он тебя по рукам-ногам спеленает и продолжит шагать за мной, – перебила Ди, рванув еще сильнее, ставя напарницу на ноги. – И ты как миленькая проваляешься там, где он тебя настигнет, до тех пор, пока охотник не вернется. Либо с такой же связанной мной, либо с моей головой, если мне тоже удастся спровоцировать его вытащить свой нож и вступить со мной в поединок.

Ан, наконец, вырвала руку из цепких пальцев напарницы.

– Я сама, – вставая, прошипела девушка сквозь зубы. Плаксивые нотки в ее голосе сменились, пусть и на беспомощную, но все-таки ненависть.

– Вот и славно, – обрадовано похвалила Ди. – Вот и умница.

И обе вновь устремились вперед, туда, где Захолмье граничит с Тридевятым царством, а потом, если повезет, через леса и болота на пути к берегу моря.

В конце концов, болотному чудищу то ли попадешься, то ли нет, а вот охотник остановится только тогда, когда настигнет обеих. Так уж он обучен. Так уж натаскан: живой разум, холодное сердце и кодекс вместо чувств. Другие в инквизиции не приживаются.

* * *

Яга увидела их, когда вышла из избушки перевернуть сушащиеся на сквозняке травки. Две фигуры, продравшись сквозь заросли колючего кустарника, появились на другом краю поляны. Язык едва поворачивался назвать их девушками. И еще, язык не повернулся бы назвать их беззаботно прогуливающимися. А вот уходящими от погони – вполне.

В скольких снах она таких перевидала? В скольких сама была такой? Но было что-то еще в их угловатых движениях. Что-то неуловимо-знакомое. Наверное, именно поэтому, встретившись взглядом с той, что была повыше, Яга позвала жестом, мол, сюда идите. А после, хлопнув избу ладонью по стене, скомандовала:

– Встать.

Устремившиеся было к старушке, девушки оторопело замерли, увидев, как изба приподнимается над землей, разгибая массивные птичьи ноги. Та, что была пониже, стала пятиться, но замерла, оглянувшись туда, откуда они появились.

– Ну, чего встали, дурочки бестолковые, – пробормотала себе под нос Баба Яга и уже громче беглянкам: – Сюда, бегом!

Увидев, что девочки вновь побежали к избе, Яга, пригнувшись, на полусогнутых ногах, кряхтя, полезла в образовавшийся под избой просвет. Нащупала в пыли металлическое кольцо и потянула на себя, открывая незаметный, если о нем не знать, люк.

– Здравствуйте, – робко поздоровались у нее за спиной. – Извините нас, мы неместные…

– После разговоры говорить будете, – прервала Яга. – Живо в схрон.

Девочки послушно юркнули вниз одна за другой, и старуха отпустила крышку. Так же кряхтя, выбралась из-под избы, со стоном разогнулась. Затем, дважды хлопнув ладонью по стене домика, приказала:

– Сесть.

Птичьи ноги начали сгибаться, пряча под избой таинственный люк и превращаясь обратно в обычный лесной домик. Еще раз оглядев избушку и убедившись, что стоит она на том же самом месте, Яга, открыв дверь, сказала, особо ни к кому не обращаясь:

– Я сама здесь, в какой-то мере, неместная.

* * *

– Я. Заплачу. Тебе. Золотом, – разделяя слова паузами, предложил Николас Блайндрейдер. – Десять. Монет. За. Каждую.

По интонациям было видно, что мужчина в темном одеянии, мнущий в руке свой головной убор с широкими полями, прилагает все усилия, чтобы не повышать голос. Но Баба Яга этого будто бы не замечала.

– Говорю же, не принято у нас так, – вновь принялась она объяснять инквизитору, словно капризному ребенку. – Решение всех имеющихся проблем при помощи финансовых резервов безусловно экономит время и снижает собственные трудозатраты, однако, вместе с тем, неумолимо приводит к атрофии всех чувств, позволяющих ощущать пульсацию жизни и получать удовольствие от повседневных мелких нюансов, приводя к депрессии, апатии и унынию, – поделилась своей точкой зрения старушка. – Проще говоря, ежели все в монетках измерять, жить неинтересно будет.

– Тогда скажи, чего ты хочешь?

– Я? – Яга задрала голову и, глядя на облака, сообщила: – Знаешь, наверное, все-таки сны снова видеть хочу. Можешь мне их вернуть?

Николас некоторое время растерянно молчал, продолжая теребить в руке головной убор, а затем все-таки кивнул:

– Хорошо. А что тебе нужно для этого? Я попробую...

– Не «попробую», соколик, а «сделаю». Иначе, какой мне резон тебе их выдавать?

Инквизитор, сделав суровое лицо, как бы невзначай коснулся рукояти висящего на поясе кинжала.

– У инквизиции есть не только пряники, но и кнуты, – многозначительно сообщил он.

Яга, наконец, отвела взгляд от парящих по небу ватными комьями облаков и, наклонив голову на бок, заинтересованно посмотрела на гостя.

– Удиви, – предложила она.

И инквизитор попробовал удивить. Отвлекая внимание старушки, он взмахнул шляпой, которую держал в левой руке, а правой выхватил кинжал, резко выбросив его вперед. Как ему казалось, мгновенно. Он не хотел убивать – только причинить боль. Чтобы сделать сговорчивее. Однако, отточенное годами тренировок движение прервалось на середине и одновременно с металлическим звоном стали о сталь. Против своей воли, повинуясь внезапной боли, инквизитор разжал руку, и оружие, описав в воздухе дугу, брякнуло о камни в траве. И одновременно со звоном своего кинжала, человек в темном одеянии почувствовал прикосновение металла к своему лицу. Прямо над верхней губой.

– Дернешься – ноздри порву, – предупредила старушка, чуть потянув на себя невесть откуда взявшуюся в ее руке кочергу, которой мгновение назад отбила кинжальный выпад. – Плевать я хотела на твои кнуты да пряники, яхонтовый. Да и на тебя, кстати, тоже. Я тебе сама, может, помочь хочу, да только готов ли ты к той помощи, что я предложу?

Очень осторожно, чтобы не повредить ноздрю, инквизитор кивнул.

Выждав еще несколько мгновений, Яга убрала кочергу и совершенно спокойным тоном, будто Блайндрейдер только что не пытался ее убить, сказала:

– Я эти фокусы знала, когда тебя еще в планах не было, – немного подумав, старушка примирительно добавила: – а может и Захолмья с Тридевятым тоже.

– Сколько же тебе, получается, лет? – удивленно спросил инквизитор, разминая пульсирующую кисть руки.

В то, что чудаковатая старушка живет так долго, он не верил: старческому мозгу свойственно путать даты, имена, места, смешивать события и их участников в общий винегрет и твердо верить, что все происходило именно так, как им подсказывают обрывки памяти.

– А это уже не твоего ума дело, – вдруг посерьезнела Яга и переменила тему: – Значит, послушай меня, горе-хедхантер. Я расскажу тебе один из своих снов, который видела очень давно. Но тогда, когда это случилось, он был реальностью. К сожалению, я уж и не упомню, сколько реальностей сменила с тех пор, превратив их в собственные сны. Знаю только, что реальностям этим нет числа. И где-то среди них есть и моя. Но сейчас важно не это. Важно, что, поверив мне, ты увидишь обеих. Ан, Ди…

Николас Блайндрайдер слушал и почему-то верил.

* * *

– Можете ничего не объяснять, – выставив вперед ладонь в останавливающем жесте, сказала старушка, когда изба, выпустив прячущихся беглянок, согнула свои куриные лапы и приняла исходное положение. – Без того все ясно.

– Он не вернется?

– Конечно, вернется.

– Тогда нам нужно бежать.

– Никуда вам бежать не нужно. Посидите, баньку вам истоплю. Или вам высокая температура во вред? Ну, тогда в холодной воде себя в порядок приведете. А я одежку вашу почищу-подлатаю. Девочки должны выглядеть как девочки, а не как черт-те кто, с луны упавший. А там, глядишь, и вернется ваш Блайндрейдер.

– Нам нельзя его дожидаться, он охотник.

– Инквизитор, – поправила Яга. – Но не суть. И что, у него до сих пор не было возможности вас убить?

– Может, за живых цена выше, – пожала плечами Ди.

– Тоже верно, – согласилась старушка. – Однако стоит подождать.

– Если бы ты знала, почему на нас объявлена охота…

– Не буду утверждать, – перебила Баба Яга, – что мне безразлична ваша версия событий, лишь по той простой причине, что мой угол наблюдения находится за рамками проживаемой вами ситуации. Именно это и позволяет мне так уверенно настаивать на том, что стоит дождаться возвращения Блайндрейдера.

– Но зачем?

– Он поможет.

– Поможет?

– Вернуться домой, – кивнула старушка.

– Но, наш дом далеко отсюда. Ты даже не можешь представить, насколько далеко.

Яга пожевала губу:

– Я много чего представить могу, – заверила старушка. – Когда-то моя жизнь была наполнена книгами. Многие рассказывали о странных вещах, в которые было сложно поверить. Но потом у меня была возможность убедиться, что ни одна художественная книга не врет. Потому что, если кто-то написал невероятное, значит, смог заглянуть в тот мир, где это невероятное происходит. Поэтому, поверьте, я могу представить не только то, как далеко ваш дом. Не помню, я вам уже говорила, что тоже неместная?

Девочки синхронно кивнули.

– А как прошлой осенью звезда в море упала, рассказывала?

Девочки синхронно помотали головами.

* * *

Давай без вот этих вот пафосных вступлений, – попытался взять быка за рога инквизитор. – У меня есть вопрос, решению которого ты можешь поспособствовать. Меня интересует цена вопроса.

– Неужели ты думаешь, что все вокруг денег вертится? – Садко посмотрел на Блайндрейдера и отложил гусли в сторону. – Я тебе так скажу, ежели ты черное задумал, то сколько б не сулил золота, не будет тебе помощи. Но ежели дело доброе, то золота мне от тебя и подавно не нужно.

Инквизитор растерянно молчал, и поэтому Садко предложил:

– Рассказывай, чего тебе надобно и почему решил, что я тебе помочь смогу?

– Даже и не знаю, с чего начать.

– С главного, – посоветовал Садко. – Все говорят, что нужно начинать с начала. Но где оно, это начало? И сколько это займет времени, все пересказать? А главное самое, оно обычно много времени не занимает. Так что, с него и начни. А на главное уж и подробности нарастут.

– Главное, наверное, то, – принялся рассказывать инквизитор, – что имеющиеся у меня знания не прошли тест на целостность.

* * *

– Тем, кто ничего не скрывает, гораздо проще найти снисхождение инквизиции, будь они хоть трижды злодеями, чем невиновным в ереси, но стремящиеся утаить что-либо, – совсем недавно говорил главный инквизитор Захолмья Холейхард Высочайший.

Говорил не Николасу, а обнаженной девушке, привязанной к огромному, со взрослого человека высотой, колесу, ось от которого уходила в стену. Девушка висела вниз головой. В свете факелов лицо ее было неестественного цвета.

Высочайший взялся за край колеса и легонько его толкнул. Отлично смазанное и идеально сидящее на ушедшей в стену оси колесо плавно перевернулось, подняв голову еретички вверх. Николас увидел, что лицо допрашиваемой представляет собой один сплошной синяк.

– Солгав один раз, рано или поздно придется врать еще и еще, укрепляя фундамент предыдущей лжи, который, как бы ты ни старалась, будет постоянно давать трещины в самых неожиданных местах, – продолжал объяснять Холейхард. – Но есть более важный аспект, поразмышляв над которым ты придешь к выводу, что ложь только мешает. Когда ты лжешь, тебе нужно помнить, как все обстояло на самом деле и как выглядела версия событий в твоей лжи.

– Крхрг-хргре, – прохрипела девушка, выплевывая пузырящуюся кровь изо рта, и попыталась поднять голову. Но не смогла. Это сделал за нее сам Высочайший, схватив за волосы и посмотрев узнице в глаза.

– Ты рассказывала разное трижды, – флегматично сообщил Холейхард. – Дважды разное рассказывала твоя подельница. Как ты понимаешь, столько правд не бывает.

От безразличия, которым был пропитан голос самого главного инквизитора Захолмья, по спине Николаса Бландрейдера будто бы пробежал холодный сквозняк на паучьих лапах, заставивший парня передернуть плечами.

Высочайший кивнул головой, и Николас открыл плоский деревянный ящик, украшенный витиеватыми узорами, который все это время держал в руках. Главный инквизитор Захолмья, не глядя, взял в руку тонкий причудливо изогнутый нож.

– Я хочу знать, – начиная раскручивать колесо, проговорил Холейхард. – Что. Позволяет. Вам. Так. Быстро. Восстанавливать. Здоровье.

После каждого слова он толкал колесо, ускоряя его вращение. И к концу фразы оно вертелось очень быстро. А высочайший инквизитор, выставив нож перед собой, наблюдал, как его лезвие оставляет вспухающие красным полосы на теле узницы. Живот-бедра, живот-бедра. Затем, рука ушла чуть в сторону и расположение полос изменилось. Грудь-колени, грудь-колени, грудь…

* * *

– Надо же! Сбежали? Но как?

– Они, действительно, выздоравливали очень быстро. Просто я не ожидал, что настолько. Когда Высочайший ушел, я отстегнул старшую от колеса правды и положил на пол. А сам стал готовить для нее кресло страдания. И вот пока я возился, она смогла восстановиться настолько, чтобы встать и взять со стола молоток, – Николас потер ладонью затылок. – Итог: ни одного трупа в рядах инквизиции, но две беглянки. Хотя, надо отдать должное, она знала, куда бить и делала это не для того, чтобы причинить боль.

Инквизитор прервался, отпивая из большой глиняной кружки. Садко не торопил. Дождался, когда Блайндрейдер утрет губы и кивнул, мол, продолжай, я весь во внимании.

– Когда встал вопрос о том, кто вернет их, выбор пал на меня. Я должен был исправить собственную оплошность. На тот момент мне не давало покоя, почему эти… существа… если они действительно порождения тьмы… после всего, что с ними делали, не стали убивать повинных в их мучениях. Ведь могли, – инквизитор еще раз провел ладонью по затылку, – но били не для того, чтобы убить. А совсем скоро Холейхард Высочайший бросил второй камешек на весы моих сомнений.

* * *

– Я даю тебе шанс исправить собственную оплошность. Настигни и верни их, – инструктировал Холейхард. – Эти существа – ключ к бессмертию. Помни, что это не дети. Дети не могут выносить такие пытки. Тем более, так долго. К тому же, будь они детьми, не смогли бы так мастерски лишить сознания каждого из тех, кто попался на пути. А еще, раны у людей не могут затягиваться так быстро. Помни об этом, и доставить их обратно живыми тебе не составит труда.

– Слушаюсь, Высочайший, – согнулся в очередном поклоне Николас.

– Молодец, – похвалил Холейхард. – Отправляйся в путь.

Николас снова кивнул. После долгой паузы, когда он уверился в том, что Высочайший сказал все, что хотел, инквизитор подал голос:

– Будет ли уместным спросить… – и только после кивка Высочайшего инквизитора продолжил: – не повлечет ли за собой негативных последствий знание, которое мы вырвем у деву… существ?

Холейхард удивленно вскинул бровь, и Николас Блайндрейдер поторопился объяснить:

– Если знания, которыми они обладают, – порождение ереси, будет ли уместным их использование инквизицией?

– Нож, сам по себе, ни плох, ни хорош. Все зависит от того, какие цели преследует держащий его в руках, – наставительно сказал Высочайший. – Но иногда важно даже не это. Иногда, если ножом не завладеешь ты, нож достается кому-то другому. И нет гарантии, что этот другой не взращивает в своих темных помыслах дурных намерений. Именно поэтому первое, чему вас учат – доставать оружие раньше противника. Именно поэтому вас учат бить, не задумываясь, беззащитен противник или сможет дать отпор. Это называется превентивные меры.

– Я понял Вас, Высочайший, – Николас замер в очередном поклоне и, не поднимая головы, спросил: – Прикажете идти и выполнять?

– Прикажу, – согласился Высочайший. – Иди. Я жду сутки. Потом вышлю по твоему следу отряд. Они помогут тебе доставить, надеюсь, уже пойманных тобой к тому времени еретичек.

Блайндрейдер уже в который раз поклонился и покинул кабинет, а Высочайший, заложив руки за спину, встал у окна.

* * *

– Так чем смутил Высочайший-то?

– До этого разговора его отношение ко всем знаниям колдунов и ведьм было однозначным: дьявольское неугодно в мире, который создан богом. Он никогда не стал бы заговаривать больной зуб или читать заклинания, отгоняющие дурные сны.

– А как вопрос о вечной жизни на горизонте замаячил, так переобулся, – кивнул Садко, давая понять, что ход мысли Николаса ему понятен.

– К тому же, девчонки эти… Лично я причинил им столько страданий, а они просто лишили сознания, не стали убивать.

– А зло всегда отвечает еще большим злом, правильно?

– Да, – кивнул инквизитор. – А потом еще и Яга предложила проверить. Сказала, что я ничего не теряю, если поверю ее словам и приму предложение. Но отказавшись – теряю беглянок и остаюсь один на один с собственными сомнениями. Поэтому я и спрашиваю, есть ли у тебя возможность помочь и, если да, сколько стоит твоя помощь.

– Чудак-человек, – хмыкнул в усы Садко. – Предлагая деньги тому, у кого просишь помощи, ты не просишь помощи, а покупаешь услугу. А я к сфере услуг отношения не имею, хоть и в кабаке на гусельках брынькаю. Это, брат, хобби. К тому же, деньги подразумевают обязательства. А какие обязательства могут быть, когда в деле фигурирует сам Хозяин Морей, которые он создавал по образу и подобию своему – непредсказуемыми и наделенными неуправляемой силой?

– Хорошо, сколько будет стоить то, что ты попытаешься?

– О, боги, – воздел глаза к потолку гусляр, – ты глупый или бестолковый?

Не дожидаясь ответа, Садко допил вино, встал, аккуратно засунул гусли в сумку, повторяющую форму музыкального инструмента, видимо, шитую на заказ. Потянулся, распрямляя затекшую от долгого сидения над гуслями спину, и сказал:

– Пойдем пытаться, – и, упреждая очередной вопрос о деньгах, добавил: – Поверь, коли все получится, я точно в накладе не останусь.

Спустя полчаса после того, как покинули корчму, они вышли на песчаный морской берег. Еще через пару минут Садко, усевшись на песок, подстроил инструмент и принялся, наигрывая простенький мотивчик, петь на мотив частушек. Байки из его рта вылетали смешные, но похабные. Уже к концу третьей истории, повествовавшей о любопытной барышне, возжелавшей разузнать, каков у попа причиндал, море начало темнеть, а волны непредсказуемо набрасываться на берег. Когда девица и попадья сторговались в цене, и последняя согласилась уступить на одну ночь свое место в супружеской постели за живую утку, гусляр сделал эффектный проигрыш. А затем продолжил петь.

На моменте, когда толстый поп, сбросив одежду, вошел в темную спальню и привычно, с разбегу, плюхнулся в супружеское ложе, море стало странно подергиваться, будто вода в бадье, по которой стучат кулаками с разных сторон. Садко перешел на перебор и пропел печальным голосом, не нарушая частушечного размера:

То ли попадья забыла, то ли жаба задушила,

Только о привычке мужа бабу не предупредила,

Деву юную истома на постели охватила,

Только тушею поповской насмерть барышню убило.

Ходит поп чернее тучи, непрерывно очи пучит,

То ль молитву он бормочет, то ли совесть его мучит,

То ль к грехам своим прибавил и убийство он до кучи,

То ли ждет, когда еще раз выдастся подобный случай.

Выдав финальный аккорд, Садко утих, а вода у берега сначала поднялась высоченным столбом, а затем приняла форму гигантской человеческой фигуры.

– Ох, и любы мне твои песни развеселые! – слегка булькающим, громовым голосом похвалила музыканта фигура Морского Царя.

Садко, не выпуская гуслей из рук, вскочил на ноги и отвесил поклон в сторону моря. Николас поспешил сделать тоже самое.

– Долгих лет тебе, Царь Морской! – прокричал Садко водяному гиганту. – Очень рад, что удружил тебе.

– Да брось! – махнула рукой водяная громадина, обдав стоящих на берегу солеными брызгами. – Уж выучил тебя как облупленного. Чего на этот раз?

– Железный дом.

– Не понял.

– Да чего я как сорока, услышавшая от другой сороки, трещать буду, – Садко отступил в сторону и приглашающим жестом предложил Николасу рассказывать. – Ему нужно, он пусть и объясняет.

– Опять для кого-то хлопочешь, – досадливо пробулькал водяной гигант.

– Абы людям польза была! – шутливо отмахнулся гусляр.

Водяная фигура наклонилась над стоящими у береговой кромки людьми, пристально разглядывая их, а затем сообщила:

– Мне-то разницы нет. Раз уж был уговор, то коли в моих силах – сделаю. Но ты же помнишь, что это желание последнее?

– Как не помнить, Царь Морской, – подтвердил Садко. – Конечно, помню.

– Последний шанс упускаешь, сокровищ для себя попросить аль из дочерей моих в жены кого выбрать.

– Упускаю, – кивнул гусляр. – Но для себя у меня все есть.

И похлопал ладонью по гуслям, издавшим глухой звук.

– Ну, коль в светлом разуме находишься, – развела руками гигантская фигура, состоящая из воды и возвышающаяся над морской гладью, и повернулась к Николасу Блайндрейдеру: – Рассказывай, незнакомец.

* * *

– Спасибо, что помогаешь, – поблагодарил Блайндрейдер, когда фигура из воды вновь стала одним целым с морской гладью. – Век тебя добрым словом вспоминать буду.

– Да чего ж спасибо. Я и без спасибо не в накладе. Из этой истории такая былина получится, – сказал гусляр, мечтательно качая головой, – что год по кабакам сытый, мытый и женским вниманием не обделенный буду.

Николас изумленно уставился на Садко, а тот наставительно сообщил:

– У каждого свое богатство. Мое, – музыкант погладил лежащие в чехле гусли, – вот оно. Ну и история о прозревшем инквизиторе.

– Но ведь, – озадаченный Николас с трудом подбирал слова, – это же, как-то сложно и нелогично, а деньги, они везде – деньги.

– Деньги логичны? Ты их один раз отдал за ночлег и тьфу, – Садко плюнул на землю, – нету их у тебя. А былина, она тем хороша, что одну и ту же можно много раз на щи да тюфяк выменять, но все равно они с тобой останутся.

Николас Блайндрейдер не нашелся, что на это ответить. Ему еще предстояло полностью пересмотреть прививаемую с детства систему ценностей, в которой деньги являлись синонимом власти. Систему, нанизанную на слепую веру в то, что тебе говорят, не берущую за основу собственный опыт, разум и умение принимать непривычное, каким бы невероятным оно не казалось.

– Слушай, – оторвал его от размышлений улыбающийся во весь рот Садко. – Так, а что тебе Яга рассказывала-то? Интересно же. Вдруг мне за сегодня не одна, а две истории для баллады перепадет?

* * *

Кругляш космического катера опускался к поверхности очень плавно и казался легким, словно пушинка, ровно до того момента, как коснулся крон деревьев. Необкатанная в полевых условиях электроника, очевидно, посчитала их верхушки поверхностью планеты и отключила горизонтальную балансировку, убавив мощность антигравитационного двигателя до минимума, необходимого для соприкосновения машины с твердой поверхностью.

И корабль, круша своим корпусом хрупкие стволы, грохнулся оземь, совсем немного не дотянув до идеально-круглой поляны.

Когда активировались аварийные системы, возобновив подачу энергии, входной шлюз с тихим шелестом отворился, и окрестности огласила отборная, филигранно выстроенная ругань, в которой при помощи обсценной лексики тесно переплетались гроб, царь, бог, черт и, почему-то, ландыши. А затем, из этого самого шлюза выпал здоровенный контейнер, вслед за которым спрыгнула женская фигура, озвучив свой неудачный прыжок еще одной серией ругательств.

– За. Е. Битлз, – сказала девушка, оглядывая перекошенную скорлупу катера. Затем задрала голову в небо и прокричала, обращаясь то ли к его конструкторам, то ли к тем, у кого этот катер приобрела: – Чтоб у вас так стояло, как это корыто приземляется!

Она огляделась. Корабль свернул два десятка деревьев на краю поляны, которая изначально должна была стать местом посадки.

– Ну, почти идеально, – утешила она сама себя и сдвинула с верхней стенки контейнера прямоугольник матового огнеупорного пластика, обнажая дисплей и клавиатуру. – Значится, пароль.

Ввела комбинацию символов и отступила на шаг. Боковая стенка контейнера, разделившись на две части, отъехала в сторону, открыв несколько ячеек с оборудованием. Выбрала то, что посчитала необходимым, закрепила на предплечии навигатор, навесила на рукав блестящую полусферу размером с пятак и, похлопав ладонью по стальному боку корабля, скомандовала:

– Герметизация.

Затем стала пересекать поляну, пытаясь подсчитать, какой это по счету сон. Когда она почти достигла края поляны, сзади послышался стук копыт. Девушка обернулась и увидела несущегося на нее коня, на котором восседал толстенький коротышка, нелепо подпрыгивающий в седле и рискующий вот-вот вывалиться.

Осадив лошадь перед женщиной, наездник, причитая, спешился, что в его исполнении более походило на падение.

– Наконец-то, Воительница! – восторженно бормотал он. – Многие уже стали терять надежду. Но я говорил! Я убеждал! Я верил!

– Во что? – не поняла девушка.

Толстячок отошел на шаг.

– В то, что ты – не миф.

– Да какой я миф? – ошарашено отступила она на шаг. – Я обычная. Просто Юлька.

– Юка! – толстячок упал на колени и принялся перечислять: – Великая Юка, словом себя преумножающая, путь к запретному открывающая, к действию призывающая, хорошее возвышающая, отвратное низвергающая…

– Стоп-стоп-стоп! – выставила ладонь в останавливающем жесте Юля, – Ты меня с кем-то путаешь... Давай сначала…

– Нет времени! Охота уже началась! И мы, сколь бы живучи не были, нуждаемся в тебе!

Девушка замерла, пытаясь осознать услышанное, но толстячок не дал ей впасть в ступор. Он схватил Юлю за руку и поволок за собой.

– Конь… – начала было сопротивляться та.

– Он неглуп! – продолжая тянуть ее за руку, заверил коротышка.

Конь, будто подтверждая его слова, поднимаясь на дыбы, коротко ржанул в ответ и поскакал в ту сторону, откуда совсем недавно привез странного толстенького человека.

Спустя десять-пятнадцать минут ходьбы, состоявших из преодоления зарослей колючего кустарника, невнятных объяснений провожатого и попыток связать эти объяснения в одно целое, толстяк, а вслед за ним и Юля, вышли на петляющую меж деревьев, словно змея, тропинку. По ней – к каменной стене, неожиданно выступившей среди деревьев.

Похожий на гоблина – а с каждой минутой предположение Юли, что ее провожатый именно гоблин, крепло, – провел ладонью по шершавым камням, надавил на один из них, и кусок стены отъехал внутрь, обнажая ступени, уходящие куда-то в темноту.

– Мы почти на месте, Юка, – сообщил он. – Защитники замка воспрянут духом, увидев Вас. И в этот раз у нас все получится.

С этими словами гоблин нырнул в проем.

– Что получится? – спросила она в темноту потайного хода, из которой раздавались удаляющиеся шаги. Но провожатый не ответил. И Юле ничего не оставалось, как последовать за ним.

Когда она шагнула в темноту и принялась подниматься по ступеням, проем за спиной закрылся и в тот же миг вдоль лестницы, круто уходящей вверх, бледно вспыхнули огненно-зеленые пятна, подсвечивающие завивающуюся спиралью лестницу. Вскоре – Юля сбилась на пятидесятой ступеньке – сначала толстячок, а затем и она, выбрались на широкую замковую стену, где в уши ей ударил радостный крик нескольких десятков глоток разной тональности.

Все еще недоумевая, девушка разглядывала странных существ. Эльфы, гномы, дриады… несколько коротышек, как родные братья похожие на ее провожатого, – все они радостно потрясали луками, копьями, мечами, молотами и приветствовали ее громким криком четырех, а то и пяти десятков глоток.

– Стоп! – гаркнула она, в раз оборвав радостные крики и в мгновенно наступившей тишине, смотрящей на нее восторженными, изумленными, настороженными, испуганными и сомневающимися глазами, сообщила: – С места не сдвинусь, пока хоть кто-то не объяснит мне, во что я вступила.

– Покажи ей, О’Тул, – нарушил тишину робкий голос.

И тут же его подхватило еще несколько сказочных созданий.

– Покажи, пусть увидит сама...

– Покажи их...

– Покажи ей...

Имя толстенького коротышки стало недостающей деталью пазла. Юля, наконец, поняла, в какое произведение попала на этот раз. Толстячок взял ее за руку и подвел к краю крепостной стены.

– Здешние места были заповедными, – сообщил О’Тул, – пока что-то в мире людей не изменилось.

Юля слушала вполуха, глядя на простирающуюся внизу картину, одновременно пытаясь вспомнить, откуда ей знакомо это имя – О’Тул. А он, тем временем, продолжал свой рассказ.

– Однажды у них вошло в моду таскать забавы из далекого прошлого. И кто-то, будь он неладен, подсмотрел где-то в двадцатом веке сафари. Сначала они выводили для этого роботов-львов, биомеханических саблезубых тигров, с воплями и гиканьем загоняя их в саваннах, полях и даже на специально построенных для этого стадионах.

Юля слушала, глядя, как вдали люди в камуфляжной форме, вооруженные винтовками, автоматами, пистолетами, рассаживались по – откуда она знала это слово? – флаерам. Девушка догадывалась, что расскажет О’Тул дальше. И он рассказывал.

– Люди – такие существа, которым всегда мало существующих развлечений. А еще у них есть одна особенность, которая не встречается ни у одних других существ на Земле. Деградируя, они начинают называть деградацию нормой и усилять ее, дополняя все более нелепыми и жестокими аспектами. О, очень-очень немногие из них способны остановиться и осознать, что падают!

Флаера с едва доносящимся до Юли шипением стали подниматься в воздух.

– Вот уже более полувека их сафари происходят в заповеднике, который они когда-то, когда еще не начали деградировать, создали для нас, – О’Тул тяжело вздохнул. – Однако с тех пор прошло очень много лет, и заповедник перестал быть таковым.

Шипение летающих машин стало ближе и уже переросло в свист. А девушка переводила взгляд с одного существа на другое. В глазах каждого читалась надежда, которая была настолько хрупкой, что одно неосторожное слово сломило бы ее без возможности расцвести вновь. Девушка обернулась к плавно приближающимся флаерам, вгляделась в открывающиеся иллюминаторы и торчащие из них оружейные стволы.

– Суки, – зло прошипела она. – С огнестрелом против луков и копий…

Затем снова посмотрела на лесной народец. Да, безусловно, это были они – гоблины, эльфы, феи…

– Чародеи есть?! – стараясь, чтобы вопрос прозвучал без дрожи, спросила она.

– Имеются, – проскрипел сухенький старичок в пыльной потрепанной мантии.

«Знать бы, чем все обернется, – подумала Юля, отстегивая от пояса полуавтоматический лазерный пистолет, – прихватила бы с собой чего потяжелее»

– К оружию! Занять позиции! Кучно не держаться. Бить по одной цели. Начинаем с ближнего флаера по моей команде, не раньше! – и, когда все принялись занимать места у бойниц, обращаясь к старичку: – создавай птиц!

– Каких? – изумился тот.

– Любых. Много. Умеешь?

– Умею, но…

– Делай что говорю. Кастуй птиц. Много. Как скомандую – поднимешь их в воздух.

Старичок принялся выводить руками странные пасы, и с каждым движением на стене возникали все новые и новые птицы. Воробьи, вороны, голуби, синицы, малиновки, попугаи, зяблики, множество незнакомых видов. Вскоре стена стала похожа на пестрый шевелящийся ковер из перьев. Рядом стоял О’Тул и, почему-то, сжимал в руках скалку.

– Но чем нам помогут птицы, Юка?

– Не знаю я никакой Юки. Юлька я, понятно? – и тут же отдала очередную команду. – Феи! Как только птицы взлетят – иллюминацию. Любую. Главное, чтобы ярко!

– Но в пророчестве было сказано… – принялся объяснять гоблин.

– Так! Пророчество сбывается? – вновь перебила его Юля. – Если да, то какая тебе разница, как меня зовут?

Флаеры перегруппировались, выстроившись один за другим, и принялись закладывать вираж.

– Карусель будут крутить, – не то со злостью, не то с отчаянием заметил О’Тул.

– Надеюсь, последнюю в своей жизни, – хмуро пробормотала Юля.

Разноперую стаю Юля приказала поднять в воздух за несколько мгновений до того, как первая машина зашла на удобную для стрельбы позицию. Карканье, чириканье, присвист, трескотня оглушили защитников, а разноцветная птичья волна, беспорядочно заметавшаяся в небе, напоминающая гигантское драное лоскутное одеяло, сбила с толку тех, кто управлял двумя первыми летающими машинами.

Водитель первого флаера застопорил машину, когда ее окутало верещащее на все лады птичье облако, и в ее корпус врезался флаер, летевший следом. Водитель второго, наоборот, решил ускориться. Сцепившиеся выступающими частями машины накренило, повело в сторону и, закрутив недолгий штопор, флаеры вместе со своими пассажирами рухнули на землю, выбросив в воздух волну горячего воздуха, инициированную взрывом.

Испуганные птицы разлетались в стороны, рассыпаясь на мелкие фрагменты, когда слишком удалялись от того места, где стоял маг. Но им на смену пришли состоящие из света бабочки, единороги, цветы, олени, просто узоры. За всей этой световой вакханалией охотники в третьем флаере не разглядели града несущихся к их машине стрел, копий, камней, немногие из которых достигли цели, влетев в открытые иллюминаторы и двери. Внутри кренящейся машины кто-то истошно завопил. Когда Юля обернулась, запущенная феями иллюминация уже сходила на нет.

– Так вам! Так вам, губители! – потрясая скалкой, прокричал О’Тул.

Юля подумала, что толстячок с предметом кухонной утвари выглядит нелепо на крепостной стене и гораздо органичнее вписался бы в какую-то сказочную комедию. От этой мысли ее оторвал свист воздуха, исходящий из-под горизонтальных винтов еще двух воздушных машин. Они подошли к замковой стене у самой земли и, взмыв вверх, оказались прямо перед обороняющимися. Двери были задраены, иллюминаторы едва-едва приоткрыты и ощерены стволами огнестрельного оружия.

– Бей... – начала было Юля.

Она даже начала поднимать свой полуавтоматический лазер, когда что-то ударило ее в грудь и швырнуло к другому краю крепостной стены. Она видела, как начинает вращаться дуло прикрепленного к брюху флаера многоствольного пулемета, когда ее ударило еще раз, обожгло и толкнуло за парапет в замковый двор.

– Рик, у нас тут живая! – услышала она, когда стала приходить в себя.

Прокричал кто-то удивленно.

– Ты дурак что ль? – отозвался другой голос. – Откуда здесь живые?

– Я серьезно! Живая, не анди.

Послышались тяжелые, шаркающие шаги. Кто-то потрогал ее шею, пытаясь нащупать пульс. И второй голос скомандовал над самым ухом:

– Час от часу не легче. Сначала андроиды положили три флаера вместе с охотниками, теперь, оказывается, среди них был человек? Джо, посади флаер прямо во двор. Серж, Лекс, соорудите носилки из чего-нибудь. Твою ж мать. Действительно, живая.

Открывать глаза не хотелось. Она и не пыталась. Просто слушала голоса, надеясь, что сознание вновь покинет ее, прихватив с собой боль. Она была бы не против, если бы оно ушло и не вернулось. Потому что терпеть огненные цветки боли, распустившиеся по всему телу, было выше ее сил. Но, видимо, у сознания были совсем другие планы. Поэтому Юля лежала, закрыв глаза, стиснув зубы, и слушала.

– Откуда среди анди живая?

– Ты у меня спрашиваешь? Откуда мне знать? Мне, как подававшему заявку, пришло уведомление, что период восстановления прошел успешно, что я могу активировать лицензию. Ни слова об изменении правил не было.

– А когда платил, ничего не сказали?

Несколько рук приподняли ее, вцепившись в ткань комбинезона, вызвав новые вспышки боли, и переложили на какую-то ровную поверхность.

– Кто? Робот-оператор?

– Ну не горячись ты так. Я просто пытаюсь выяснить...

– Выяснить? Ты серьезно? Мы выбрались пострелять андроидов и вместо этого почти угрохали живого человека. Если ты выяснишь то, что хочешь, это как-то изменит ситуацию?

– Да чего ты завелся?

– А того, что все эти эльфы и колдуны с феями, спустя положенный срок восстановятся, для того и созданы были. А вот эта – нет. Твою ж мать! Как? Как она тут оказалась?!

– В самом деле, Рик, – новый голос, – прекращай. Все и так на взводе. А ты самый опытный. Не подавай дурного примера. Впервые тебя таким вижу после ухода на пенсию.

Носилки закачались. Ее куда-то несли. Свист турбин флаера становился все ближе и, в конце концов, ее положили на пол. Внутри летательного аппарата, взлетевшего, судя по изменившемуся звуку и легкому покачиванию, было достаточно тихо, чтобы слышать голоса.

– Я знал, что когда-нибудь все-таки ошибусь. Но не думал, что именно так, – нервно бормотал все тот же голос. – Просто удивительно, какие финты иногда выбрасывает жизнь…

Юля слушала, на ощупь отстегивая металлический кругляш-полусферу от рукава комбинезона. Кто-то, очевидно, заметил, что ее руки шевелятся.

– Эй, она приходит в себя!

Больше скрывать свое состояние смысла не было. Девушка открыла глаза и увидела того, который говорил. Вцепилась ему в ворот куртки, приподняв голову от носилок. Теперь она вспомнила и вторую книгу, из которой состоял этот сон. А главный герой второй книги ей всегда не нравился.

– Всю жизнь тебе нужно было искать подделки среди людей, – сказала Юля, глядя ему в глаза. – Не ожидал, что люди могут оказаться среди подделок?

Тот ошалело молчал, глядя на очнувшуюся девушку. И она решила закончить так, как ей всегда хотелось, чтобы закончился фильм по этой книге. Нужно было добавить одно единственное слово – имя.

– Я видела такое, что вам, людям, и не снилось, – подражая интонациям Рутгера Хауэра, сказала она. – Атакующие корабли, пылающие над Орионом, Си-лучи, разрезающие мрак у ворот Тангейзера… Все эти мгновения затеряются во времени, как слезы в дожде. Пора умирать, Декард.

И разжала ладонь, из которой на пол выпал кругляш ЭМИ-гранаты. Она надеялась на то, что флаер напичкан электроникой, позволяющей контролировать и регулировать угол наклона турбин, угол крыла, скорость, встречный ветер.

Вспышка в темнеющем небе была короткой. Сигнал, передаваемый в этот момент от борткомпьютера к турбине, должен был выровнять борт… Но вместо этого флаер, кувыркаясь, начал сбрасывать высоту, с каждым метром набирая скорость падения, ставшего свободным.

Ее надежды оправдались.

* * *

– Почему-то она называла это сном, – закончил Блайндрейдер.

– Ну, в такое, если и поверят, то не скоро, – заметил Садко, наблюдая, как тридцать три богатыря вытаскивают на берег ни много, ни мало – дом. Покрытый ракушками и водорослями, железный, с круглыми окнами, без углов, но все-таки дом.

– Ты попросил, я рассказал, – пожал плечами Николас и встал с песка, отряхивая ладони. – Ладно, я за девушками. Мне еще нужно Ягу предупредить, что за мной уже выслали отряд. Дождешься?

– Конечно, – кивнул Садко, вновь расчехляя гусли, – мне же нужно видеть окончание своей новой баллады.

Сделав несколько шагов, инквизитор остановился и вернулся к подстраивающему инструмент гусляру.

– У меня тут приличная сумма, – протянул он Садко туго набитый кошель. – Неплохая прибавка к сытости, мытости и обласканности. Мне они, я так думаю, теперь ни к чему.

– Ну ты и зануда, – устало вздохнул гусляр, беря кошелек из рук инквизитора.

– Ну а чего добру пропадать, – подмигнул ему Николас и вновь зашагал по дороге.

Он не видел, как Садко развязал тесемки кошелька и принялся по одной швырять монетки в море, стараясь запустить каждую как можно дальше и время от времени приговаривая:

– Золото ядовитое. От золота мозги ленятся и душа черствеет.

В нескольких десятках метров от него Черномор задавал ритм богатырям, тянущим на берег летающую тарелку:

– И-и-и-и р-р-раз! И-и-и-и два! И-и-и-и три!

* * *

Когда Яга рассказала свою версию произошедшего, уже давным-давно стемнело.

– И чего, так и улетел с ними?

– Думаю, да. А чего ему тут делать? Мальчонка вроде не глупый, только внушаемый очень. Дай на кухне хороший нож дураку в руки, так он его либо затупит, либо супом из собственных пальцев тебя попотчует, – покачала головой Яга. – Но теперь-то Николка наш в правильных руках. Девочки ему заскучать не дадут. Перед ним теперь совершенно другая жизнь откроется, в абсолютно новом мире.

Старушка, замолчала, думая о чем-то своем. А потом вдруг тоскливо проговорила:

– Если бы вы знали, ребятушки, что я готова отдать за то, чтоб снова сны видеть. В них же все каждый раз новое. И жизнь, и правила, и…

– Погоди, – сыто икнув, перебила старуху левая голова Горыныча, – так это что ж, они к вон тем маленьким точечкам полетели?

– Эти точки, дурачина ты чешуемордая, каждая, как триста тридцать три тысячи наших планет.

– Да ладно!? – хором усомнились все три головы Горыныча и, попытавшись представить масштабы, уставились в ночное небо.

– Вот тебе и ладно. А вокруг каждой такой точечки уже вертятся планеты, типа нашей. Необъятная многогранность совокупности всех объектов, видимых при наблюдении ночного неба, а также объектов, расположенных в данный момент с противоположной стороны нашей планеты, именуется галактикой. И чтобы представить, насколько мизерны мы в сравнении со всем вообразимым пространством, стоит держать в голове тот факт, что таких галактик несметное количество, допускающее, что где-то точно так же у костра сидят трое друзей-напарников и, глядя в ночное небо, рассуждают о звездах.

Змей немного помолчал, переваривая услышанное, а затем сказал в непривычной для него манере:

– Будет обидно, если все это необъятное великолепие, познанием которого я только-только преисполнился в надежде на покой, умиротворение и гармонию от слияния с бесконечно вечным, всего лишь чей-то сон.

Кащей удивленно уставился на пялящегося в небо Горыныча, а у Яги из рук выпала кочерга, которой она помешивала угли костра.

– Знаешь, старая, – задумчиво сказал Кащей, – если бы я не знал, что зубов у тебя раз-два и обчелся, я бы подумал, что ты его покусала.

СЕЙЧАС

– Ух ты! – изумленно захлопала глазами левая голова Горыныча. – А еще раз так можешь?

Привидение тяжело вздохнуло и снова прошло вековой дуб насквозь.

Средняя голова Горыныча сунулась было следом, стукнулась о дерево, ободрав кору, и затейливо выматерилась.

– Да как так-то? – изумилась голова и боднула дерево еще раз.

Раздалось очередное глухое «бумц», и на землю посыпались желуди.

– Чудо? – повернувшись к правой, а затем к левой головам, поинтересовалась средняя.

– В твоем случае, Горыныч, нет, – подал голос Кащей, продолжая точить трофейный клеймор.

– А что тогда?

– Идиотизм, – равнодушно пожал плечами Кащей и, плюнув на точильный камень, продолжил править острие меча.

– Не чудо и не идиотизм, – возразила Баба Яга. – Наследственное стремление коэффициента интеллекта к отрицательному значению.

– Кто Яге режим справочника включил? – притворно оглядываясь, поинтересовался Кащей.

– А чего не так? Человек не может связать между собой происходящие прямо на его глазах явления. О чем это говорит?

– Так я ж вроде не человек, – удивился Горыныч. – Или правила поменялись?

– Ой, – махнула рукой Яга. – Если я начну тебе объяснять, что имела в виду, сама запутаюсь. А у тебя внутричерепное давление поднимется.

– Не, ну ты попробуй. Интересно же.

– Интересно, как давление поднимается?

– Да ну тебя, – фыркнула средняя голова. – Про интеллект с кофиеце… коциефе… ну с этим самым, интересно.

– Давай я объясню, – перехватил инициативу Кащей. – За базовые характеристики, получаемые при рождении, отвечают гены родителей, которые смешиваются в определенном порядке...

– Не понял! – перебила средняя голова. – Это что ж, получается, у моих родителей еще и Гена какой-то есть? А он кто мне, брат? А он, как мы, зеленый?

– Сказали же, не Гена, а Гены, – не то предположила, не то принялась объяснять правой голове левая. – Значит, их несколько.

– И чего, все они, как мы, зеленые? – еще больше удивилась средняя. Немного подумала и предположила: – А может один, но трехголовый. Мы ж трехголовые? Трехголовые. А раз Гены – наш брат, то он один, но трехголовый, как и мы, должен быть?

Средняя голова немного помолчала, а потом вдруг всхлипнула:

– Жалко.

– Кого это тебе жалко? – хором спросили левая и правая.

– Нас жалко, – дрожащим голосом принялась объяснять средняя. – У нас где-то братик есть, а мы его даже не знаем.

– Ну, это если его рыцарь какой-нибудь не убил, – предположила правая. – Нас же рыцари не один раз пытались угрохать. Чем он хуже?

Средняя посмотрела на нее с отчаянием, а затем навзрыд запричитала:

– Брата рыцарь убил! А мы его и не видели даже. Узнать не успели, а его уже жизни лишили…

Кащей, наблюдающий за стремительным развитием абсурдного диалога Горыныча с самим собой, тихонько спросил у Яги:

– Слышь, старая, а ты уверена, что среди этих голов женской нет?

– С чего ты взял? – таким же шепотом ответила вопросом на вопрос Яга.

– Мне кажется, у средней ПМС.

– Да не, – отмахнулась Баба Яга. – Просто от рождения дурная.

Средняя продолжала причитать:

– Мало того, что родителей мы не видели, так еще и брата нас лишили. Эх, сирота мы, сирота, сиротинушка…

– Я извиняюсь, – робко подало голос привидение, – так вы мне поможете?

ПАРУ МЕСЯЦЕВ НАЗАД

– Чудак-человек, – пожал плечами Миша Импасибл, глядя на Холейхарда Высочайшего, отщипывающего виноградину от кисти, лежащей на блюде с фруктами. – Я ему, главное дело, предлагаю, что называется, сбычу целей, достижение мечт, а он спрашивает, кто я такой.

Холейхард положил виноградину в рот и с любопытством посмотрел на молодого хама. Какие цели преследует рыцарь, Холейхард знал и без его откровений. Шпионить в инквизиции умели. Сеть соглядатаев работала на совесть. Но Высочайшему было интересно сравнить, что расскажет о себе человек, с тем, что узнали о нем соглядатаи. В идеале, конечно, в подвал его – сам расскажет обо всем. Но не сейчас. Сначала послушать, что он предлагает.

– Естественно. Я же должен понимать, с кем имею дело.

– Рыцарь я, – Миша. Фамилию только недавно присвоили мне, – Импасибл.

– И что же ты предлагаешь, Миша Импасибл?

– Ты, я слышал, давно экспансию планируешь в Тридевятое царство. Могу помочь.

– Чем? Ты ж рыцарь в первом поколении. Ни войска у тебя, ни авторитета. Изабелла тебя, как мне докладывали, чисто из жалости в рыцари посвятила, за то, что души в ней не чаешь. Так и сказала, что руки у тебя не из того места растут, мозги не растут вообще, а до возраста, в котором причиндал расти начинает, ты, скорее всего, без мозгов и с руками не из того места сам не дорастешь.

– Ой, да чихать я хотел фигурными скобками на то, что она там говорила, – отмахнулся рыцарь. – Прошел слушок, что твой передовой отряд недавно разметали всего трое, как бы это сказать… персонажей.

– Данные разнятся, и единственный выживший путается в показаниях даже будучи в допросной комнате. И по его словам, их было то пятеро, то трое, – кивнул, удивившись осведомленности рыцаря, Холейхард. – Но меня удивляет не то, что ты об этом знаешь, а твоя реакция на мои слова об Изабелле. Насколько мне докладывали, ты влюблен в нее и мечтаешь совершить подвиг, чтобы оправдать дарованное рыцарство, обратив на себя внимание ее Величества.

– Ну, передумал. Подходит такое объяснение?

– Допустим, – задумчиво проговорил Высочайший. – Но, скажи-ка мне, юноша, хотя бы в общих чертах, почему ты уверен в том, что я заинтересуюсь твоим предложением?

– Ты уже заинтересован, потому что до сих пор разговариваешь со мной и не одергиваешь, когда обращаюсь к тебе на ты. Да и в подвалы меня тянуть никто не спешит, – Миша развел руками, притворно оглядываясь в поисках тех, кто должен скрутить его и увести в пыточные комнаты. – И из этого можно делать вывод, что своих вариантов достижения цели у тебя нет. По крайней мере, таких, которые бы тебя устраивали. Так?

Импасибл уставился на Высочайшего, ожидая ответа. И Холейхард, немного помолчав, кивнул.

– В целом, наши цели схожи, – заверил инквизитора рыцарь. – Только ты нашел благовидный предлог, а я тупо хочу отомстить.

– Ну что ж, излагай, – кивнул Холейхард.

– Нужно внести коррективы в историю одного рыцаря, – заговорщицки начал Импасибл.

– Звучит заманчиво, однако есть вопрос, ответ на который так и не прозвучал, – перебирая четки, сообщил Холейхард Высочайший, когда Миша изложил свой план.

Рыцарь приподнял брови, предлагая задать вопрос. Высочайший пожевал губу, раздумывая, и спросил:

– Какую цель преследуешь ты?

– Я же сказал: месть, – ухмыляясь, сообщил Импасибл, – в причины которой, уж извини, я никого посвящать не планирую. Это личное.

– Хм, – четки в руках Высочайшего замерли на несколько мгновений, а затем бусины вновь принялись скользить по шнуру. – Допустим.

– Ты, не переживай, я лицо заинтересованное, – заверил Миша Импасибл. – Возможно, даже больше, чем ты. Поэтому все от меня зависящее сделаю. Главное, чтобы твои войска, как в прошлый раз, не оплошали.

– Не оплошают, – заверил Холейхард. – Если ты сделаешь все так, как обещаешь.

– Ну и чудесно, – рыцарь встал, бесцеремонно взял яблоко из блюда с фруктами и направился к двери. – Не прощаемся. Примета плохая.

– Каков наглец, – пробормотал инквизитор, когда рыцарь скрылся за дверью. – Мстить он собрался.

Признаться, мотив рыцаря слегка озадачил Высочайшего. Ведь, по словам шпионов, которые, Холейхард был уверен, не зря ели свой хлеб, единственное, чем жил этот парень, – страсть к королеве Изабелле. Он, дурачок, даже драки в кабаках затевал во славу ее имени. А потом в Тридевятое царство прогулялся, и вот тебе на – абсолютно иные приоритеты. Плевать, говорит, на Изабеллу. Месть его интересует. Что же там произошло-то, в лесах Тридевятого?

А план хорош. Эта сатанинская троица – единственное, что удерживало Холейхарда от вторжения. И если Импасибл, как и обещает, уберет их с пути, Высочайший сможет нести свет веры и в те земли.

МЕСЯЦ НАЗАД

– Здравствуйте, – вежливо поздоровался рыцарь с торчащим из болотной жижи горбом Горыныча.

Левая голова вынырнула из воды, отфыркиваясь, оглядела берег и, наткнувшись глазами на рыцаря, радостно проурчала.

– О! Привет!

– Ты с кем там здороваешься, – поинтересовалась, вынырнувшая вслед за ней правая, тоже повертела головой и уставилась на рыцаря. – О! Бомбист! Выжил?

Затем вынырнула средняя и, нависнув над Мишей, не здороваясь, поинтересовалась сразу несколькими вещами:

– Как рука? За добавкой пришел? А чего без лат?

– Без лат – это зря, – подхватила левая. – Так хоть какая-то защита была бы, а теперь без шансов.

– Так чего, – спросила средняя голова, поворачиваясь к правой, – сразу голову ему откусывать?

– Яга говорит, что сразу людей жрать – мойва.

– Не мойва, а моветон, – поправила левая. – Она говорит, что людей вообще жрать – моветон.

– Ну, не всех же не жрать! – возмутилась правая. – У некоторых прямо на лице написано «сожри меня, пожалуйста». Правда?

Рыцарь не стал отвечать на вопрос, который, скорее, был утверждением, а вместо этого смущенно, но без тени страха, сообщил:

– Да я, в общем-то, извиниться пришел.

Левая и правая головы опешили, а средняя, поглядев сначала на одну, хапающую пастью воздух, затем на вторую, замершую с отвисшей челюстью, спасла положение, предложив:

– Ну, извиняйся, что ль.

– Прошу прощения за то, что посмел подвергнуть сомнению неуязвимость такого неотразимо красивого, восхитительно разумного и невероятно пластичного существа, одним только своим существованием в этом мире удерживающего баланс добра и зла, – начал рыцарь.

Все три головы змея осклабились в довольных ухмылках.

– Извиняюсь за то, что решил, будто такая громадина не способна противостоять восточным бомбам, и посягнул на целостность этого, без сомнения, идеального организма.

Морды Горыныча продолжали самодовольно улыбаться.

– Впредь обещаю не допускать и тени сомнения в крепости твоего организма, его приспособленности к самым экстремальным условиям и ситуациям, только вот... – замялся Миша.

Средняя голова Горыныча перестала улыбаться и покосилась на Импасибла.

– ...Только вот, прости меня великодушно, не могу я даже в самых ярких фантазиях представить себе, что такие толстые, пусть и длинные шеи, достаточно пластичны, – рыцарь замолчал, виновато потупив взор.

– С чего это? – снисходительно поинтересовалась правая голова.

– Ну, просто, они такие большие и толстые, что мне кажется, будто гнуться, как заблагорассудится, не должны.

– Вот еще! – возмущенно фыркнула левая голова. – Смотри!

И изогнулась на манер латинской S.

– Ух ты! – удивленно воскликнул рыцарь с ноткой недоверия и поинтересовался: – Неужели все три так могут?

– Конечно! – дуэтом подтвердили правая и левая, изгибаясь. – Видал?

Рыцарь отошел на несколько шагов в одну сторону, затем в другую. Восхищенно поцокал языком, покачал головой, а затем спросил:

– И между собой так можете переплестись?

– Ха! – радостно кивнула правая голова Горыныча и обернулась кольцом вокруг средней, а затем и вокруг правой.

– Ого! – еще больше округлил глаза рыцарь. – И правая, тоже может?

– Вот же Фома неверующий! – с притворной злостью пробурчала правая голова, обвила среднюю и верхнюю часть левой шеи.

– И чего, – хлопнул ладонями по бедрам входящий в раж рыцарь, показывая на пустые места импровизированного чешуйчатого клубка, – средняя вот сюда и вот сюда сможет просунуться?

– Да ле-е-гко, – с трудом протиснулась та в указанные отверстия.

– Ну, прямо чудеса пластики, – похвалил Импасибл Змея и внезапно гаркнул: – БАБАХ!!!

Все три головы от неожиданности дернулись, и переплетенные шеи намертво заклинило.

– Йес! – хлопнул в ладони рыцарь и отскочил на безопасное расстояние.

Немного понаблюдав за неуклюжими попытками Змея распутаться, похихикивая, Рыцарь Импасибл язвительно спросил:

– Гибкий, говоришь?

– Так ты, падла двуногая, специально, что ли, это все? – спросила непонятно которая из голов.

– Я ж сейчас взлечу и тупо раздавлю тебя, – пригрозила другая, тоже непонятно которая из.

– Дыхну огнем и поминай как звали, – натужно кряхтя, добавила третья.

Рыцарь отошел на всякий случай еще дальше и предложил:

– Ну, чего уж там, попробуй, макраме чешуйчатое.

– Да я тебя, падла! – взревели головы хором, и змей захлопал крыльями, одновременно попытавшись дохнуть на рыцаря пламенем.

То ли из-за непривычно расположенных голов, то ли от обиды на то, что позволил себя обвести вокруг пальца, а, может, сразу по обеим причинам, змея накренило, от чего он принялся махать крыльями еще быстрее. Огненные выдохи из завязанных в узел, а оттого торчащих куда попало, морд придали дополнительное реактивное ускорение и, описав над землей не то фигуру высшего пилотажа, не то неудавшийся тройной тулуп из фигурного катания, туша Горыныча грохнулась в воду, обдав все вокруг брызгами из болотной жижи, тины и истерично верещащих лягушек.

– Первый, – констатировал Рыцарь.

* * *

– О, рыцарь! Какими судьбами в мой замок тебя занесло? – Кащей отложил клеймор и улыбнулся Мише Импасиблу. – Противоядие, я смотрю, сработало? Ни чешуи с перьями, ни рогов с копытами. А чего без лат?

– Я принял решение оставить рыцарство.

– Ну, оно-то и правильно, – кивнул Бессмертный. – Чего в этих рыцарях хорошего? А чем занимаешься теперь?

– Курьерствую помаленьку.

– Курь…что?

– Весточки ношу.

– Кому?

– Да по-разному. Когда один король другому напишет, когда возлюбленная – жениху. Сегодня вот от брата тебе весточку принес.

– От брата? – не на шутку удивился Кащей.

– Именно, – кивнул Миша.

– И чего ж братец, позволь полюбопытствовать, мне передал?

Импасибл достал из рукава слегка мятый конверт с сургучной печатью и протянул Кащею. Тот взял послание, сломал печать и, достав оттуда несколько сложенных вдвое листов, принялся читать.

Переворачивая третий лист, Бессмертный увлекся настолько, что не заметил, как зашедший ему за спину Импасибл достал из широкого рукава короткую дубинку, называемую в народе воровской, и, коротко взмахнув ею, ударил Бессмертного по темечку.

– Бессмертный, не значит неуязвимый, – самодовольно сообщил он обмякшему телу, рухнувшему кулем на землю.

Затем наклонился над телом и пробежался пальцами по воротнику Кащеева плаща. Нащупал иглу, вытащил ее и вдел в свой воротник.

– Второй, – ухмыльнулся Миша Импасибл.

* * *

– Еще один любитель приключений, – проворчала Яга, вставая с лавки. – Ни минуты покоя.

– Избушка, избушка, повернись к лесу… – вновь донеслось из окна.

Старушка проворно подскочила к окну и, увидев очередного искателя приключений, сообщила:

– Это так не работает!

– Здравствуй, бабушка, – кланяясь, как положено, в пояс, поздоровался парень.

Яга подслеповато прищурилась, услышав знакомый голос.

– Мишка? А я тебя без лат да без намордника железного не признала. Кто тебя на этот раз покусал?

– Никто не кусал, бабушка. Путь держу в Тридевятое царство к Василисе свататься. К тебе вот за помощью пришел.

– Недоумение ощущаю я, – притворно округлив глаза, сообщила Баба Яга. – Тот ли Миша предо мной стоит, который в королеве Изабелле души не чаял и во славу этой самой королевы готов был Тридевятое царство оставить без некоторых обитателей фауны?

– Время течет, приоритеты меняются, – развел руками Импасибл.

– Приоритеты? – еще больше округлила глаза Яга. Теперь уже без какого-либо притворства. – Мил человек, да ты, оказывается, еще более гибкий, чем шея Горыныча. В любви приоритеты расставляешь. Чего-то на тебя не похоже.

– Под воздействием внешних факторов мировосприятие меняется очень быстро, – пояснил рыцарь. – Достичь счастья в обход канонических поворотов сюжета, определенных судьбой, гораздо сложнее, нежели…

– Тормози с философией! – Яга выставила ладонь в останавливающем жесте. – А ты в курсе, что Василиса – замужняя женщина?

– В курсе, – чуть помедлив, ответил рыцарь Миша, – но не думаю, что это станет преградой, хотя бы по той причине, что ее муж уже давным-давно считается пропавшим без вести. А это, в свою очередь, снимает с Василисы большую часть обязательств, кои были возложены на нее при вступлении в замужество.

– Вязать тебе мудя узлом на шее! Абсурд какой-то, – пробормотала старушка себе под нос. – Кто тут умный, я чего-то не поняла?

– А это все потому, что ты, бабушка, не по канону действуешь.

– В смысле?

– Сначала добра молодца в баньке попарить надо, накормить, напоить, а потом уже и вопросы задавать.

– В баньке, говоришь? Ну, коли так, то милости просим, – ухмыльнулась Яга, хлопнула ладонью по подоконнику, приказала: – Дверь.

И та со скипом отворилась.

Когда рыцарь вошел, старушка хмуро оглядывала горшки на полках.

– Ну и чем тебя, позволь полюбопытствовать, кормить-поить?

– А я всеядный, бабушка.

– Всеядный, это у нас Горыныч. Ему все едино, кого или что жрать. Тины всосал болотной в три рыла, ходит потом, пузыри зеленые отовсюду пускает, – пробормотала себе под нос старушка. И уже обращаясь к рыцарю: – Грибочки будешь?

– Буду. Коли и ты со мной, бабушка, поужинаешь.

– Чегой-та? – подозрительно уставилась на Мишу старушка.

– В одиночестве не привык трапезничать, – развел руками рыцарь.

Яга задумчиво хмыкнула и взяла с полки две чашки, в которые доверху насыпала аппетитно пахнущего варева из котелка.

Поставила посуду на стол, положила краюху хлеба, ложки и выставила узкогорлую бутыль с плавающей на дне небольшой змеей.

– Вот такая она, эстетика дремучих ебеней, – сообщила Яга, пододвигая к Импасиблу две внушительных кружки. – Наливай, закуривай.

Когда рыцарь налил, бабка всплеснула руками:

– Ох ты ж! Главное забыла! – Встала с лавки и вновь засеменила к стоящей в углу кадке, причитая: – Старость не радость. Это ж надо! Самое важное! Совсем хватку потеряла. Спать надо как положено, без корешков перед сном, без настоечек.

Рыцарь, не особо вникая в то, что бормочет бабка, но, не отводя взгляда от ее спины, вынул из рукава флакон с серебрящимся порошком и высыпал его содержимое в стакан старушки.

Еще немного попричитав, та вернулась и поставила на стол тарелку с малосольными огурцами.

– Вот, теперь порядок, – констатировала Яга, беря кружку и протягивая ее к кружке рыцаря. – Ну, за вариативность каноничных сюжетов!

Импасибл поднял свою емкость с алкоголем и стукнул ею о кружку старухи.

– За вариативность, – согласился он и опрокинул в себя настойку.

Яга последовала примеру рыцаря. Выпила залпом, смачно крякнула и потянулась за огурчиком.

– Так чего это ты вдруг решил традиционным путем пойти? – спросила она, с хрустом надкусывая малосольный овощ.

– Да ну его, – махнул рукой Миша. – Там все так сложно, что и не знаешь, где завтра окажешься, не то в постели Изабеллы, не то в подвалах Холейхарда.

– А может и в подвалах Холейхарда на пару с Изабеллой, – Яга пьянела прямо на глазах. – Или в подвалах Изабеллы на пару с Холейхардом. Или ты в подвале, Холейхард с Изабеллой... не в подвале. Хы-хы-хы... хрен его знает, чего от Высочайшего ждать. Он, вязать ему мудя вместо галстука, затейник по части интриг.

– А Василиса?

– Василиса-то, – Яга, приподняв одну бровь, попыталась сфокусировать взгляд на собеседнике. – Василиске с папкой не повезло, вязать ему мудя в бороду косичкой. Дурак он у нее. А она у него умничка. Но только, это, наливай.

Яга подвинула свою кружку ближе к Мишиной. Рыцарь налил до краев и подвинул посудину обратно.

– Умничка, говоришь?

– А то! – Яга взмахнула кружкой, расплескав добрую порцию напитка. – А то… слушай, че-то меня развезло.

И выпила все, что оставалось в кружке. Залпом. Даже не подумав чокаться с рыцарем. А в следующий миг упала лицом в миску с грибным варевом и захрапела-забулькала.

– Третья, – констатировал рыцарь, протянул руку к бутыли со змеиной настойкой, поднял ее, словно горнист и залпом выхлебал все, что оставалось.

Всосал и плававшую на дне змею, хлюпнув ею, словно спагеттиной.

После чего встал и вышел из избушки.

* * *

– До чего магия дошла. Василису и тут, и там показывают.

– Это не магия дошла, это зеркало, дебил, – зло проговорила входящая в тронный зал Василиса.

Царь, проигнорировав интонации дочери, спросил Импасибла:

– И много ли подвигов за тобой числится, доблестный рыцарь?

– Не люблю хвастаться, – самодовольно заявил тот, – но из запланированных остался только…

– Папа, это кто? – не дослушала Василиса, пристально изучая рыцаря.

– Познакомься, доченька, это рыцарь заграничный.

– Я вижу, что тупенький. Что он тут делает?

– Свататься пришел.

– Здрасьте с книксеном! К кому, позвольте полюбопытствовать?

Рыцарь, вновь облаченный в доспехи, стоял с открытым забралом и придурковатым видом, порываясь открыть рот после каждой фразы беседующих дочери и отца, но те заспорили с места в карьер так бойко, что вставить слово не представлялось возможным.

– Как это к кому? К тебе, знамо дело!

– Схуяли? – округлила глаза Василиса. – У меня муж законный есть!

– Ты как с главой государства разговариваешь?! – взвизгнул Златофил.

– Вы, в первую очередь, папенька мне, а во вторую, уже глава государства.

– Тогда ответь мне, как папеньке, когда ты своего Ваньку последний раз видела-то?

– Я вам, папенька, как главе государства, встречный вопрос задам: а Вы-то, жену свою, по совместительству мою маменьку и первую леди государства, сами-то когда видели?

– Ты что себе позволяешь!? – рискуя перейти на ультразвук, закричал царь.

Рыцарь все это время вертел головой из стороны в сторону, наблюдая за разгорающимся спором.

– Вопросы задавать я себе позволяю!

– Прекрати! Я старенький уже! Мне помирать скоро. На кого я Тридевятое царство, по-твоему, оставлю?

Воцарилась тишина. Василиса перевела взгляд на нелепо мигающего рыцаря и засмеялась.

– Так ты чего, ему, что ли, царство оставлять собрался?

– Да, ему! Человек знатный, подвигов задокументированных целая книга! – царь постучал пальцем по лежавшему на подлокотнике трона фолианту. – В Захолмье уважаемый и прославленный человек!

– Это он тебе так сказал?

– Это в книге написано! А при жизни, знаешь ли, не о каждом книги пишут!

– Вот это, папенька… – Василиса запнулась, подбирая слова. – Спорный аргумент.

– Это почему?

– Нашему летописцу волю дай, так он и о тебе, и обо мне, и ком хочешь, такую историю напишет! Хоть при жизни, хоть еще до рождения. А ежели денег сверх жалования, так и в двух томах сочинит.

– То есть ты хочешь сказать, что в Захолмье неправду пишут? – прищурившись, спросил царь.

– Я хочу сказать, что книга – не аргумент.

– Ты, доченька, вот что, – царь сменил тон на более дружелюбный. – Горячку-то не пори, а подумай, взвесь все. Куда Ванька мог подеваться, и какие перспективы у тебя с этим раздолбаем, ежели вернется? Почему не возвращается? Мог ли где-то сгинуть в своих приключениях или нашел себе попроще девку, да потому и вестей о нем нет? Каково отцу-одиночке на взрослую дочь без мужика, в науку да магию ударившуюся, смотреть? Как у папки сердце кровью обливается. Каково это, просыпаться каждое утро с мыслью, что наследника нет до сих пор, и благодаря упрямству родной кровиночки не предвидится? Поразмысли, о чем при дворе судачат, на тебя глядя, и как ты на своих плечах целое государство тащить будешь, когда я помру.

– Это все? – иронично поинтересовалась девушка.

– Пока – да.

Василиса пожала плечами, скорчив недоумевающую мину и, развернувшись на сто восемьдесят градусов, зашагала прочь из тронного зала.

– Нахуя звали – непонятно, – пробормотала она, покидая зал.

Царь же, уверившись, что Василиса его уже не слышит, заговорщицки подмигнул Импасиблу и полушепотом сообщил:

– С норовом она у меня, но рассудительная. Да ты не переживай, Мишаня! Походит, подуется, покапризничает, да, в конце концов, и признает, что без мужика тяжко. А уж я, со своей стороны, постараюсь убедить дочурку, что ты ей самая знатная пара будешь. К тому ж, я лицо, сам понимаешь, заинтересованное, – царь лихо хлопнул ладонью по лежащему на широком подлокотнике фолианту. – Уж больно мне твоя биография нравится. Весомая, авторитетная, подвигами богатая.

* * *

Дождавшись, когда обитатели замка угомонятся, Василиса открыла потайную дверь за ширмой, выполненную «под камень», проскользнула в пустоту стены, спустилась на ощупь по узкой спиральной лестнице и, нащупав нужный камень, особым образом на него надавила. Плита отъехала, выпустив цареву дочку наружу, и тут же закрылась. Девушка быстро пересекла поле и скрылась в лесной чаще. Под аккомпанемент ночной жизни, состоящий из волчьего воя, хлопанья крыльев, визга, писка и множества других звуков, по знакомым тропкам девушка очень быстро добралась до Кащеева замка.

Замок, обычно светившийся по ночам двумя окнами башни Кащеевой лаборатории, сейчас напоминал серую скалу – ни одного огонька.

– Все страньше и страньше, – пробормотала Василиса, остановившись и пытаясь уловить хоть какие-то признаки жизни в строении.

Она немного постояла в раздумьях, а затем все же потянула на себя массивную, окованную железом дверь. Замок встретил ее тишиной и темнотой.

– Кащей! – позвала Василиса. Немного помолчала и позвала еще раз: – Бессмертный, ты дома?

Ответом была все та же тишина.

Девушка что-то прошептала, одновременно нарисовав пальцами руки сферический знак над головой. В воздухе запахло озоном, и над Василисой возник шар бледно-зеленого света, отодвинувший темноту в стороны. Она пересекла холл, поднялась по лестнице, прошла по коридору, заглядывая в комнаты, большинство которых были пусты, вошла в библиотеку. Книжный зал был огромен, но тоже пуст.

Василиса вернулась в коридор и поднялась на этаж выше – в лабораторию. Там она его и обнаружила лежащим на полу.

– Здрасьте-приехали! – пробормотала она, наклонившись над телом.

Пощупала пульс – жив. Потормошила за плечо, позвав по имени – безрезультатно. Принюхалась – спиртным не пахло. Похлопала по щекам и Кащей приоткрыл глаза.

– Василиса? – пробормотал Бессмертный, пытаясь сфокусировать взгляд.

– Ну, с утра была Василисой. Вроде бы, ничего пока не поменялось, – пожала плечами девушка. – Чего с тобой стряслось-то?

Кащей, кряхтя сел на пол, помотал головой и тут же со стоном схватился за затылок.

– Ох и паскуда. Чем же он меня так?

– Да кто?

– Почтальон.

– Почтальон?

– Ну, да. Но это он сейчас почтальон, – начал объяснять Бессмертный, ощупывая воротник плаща, – а раньше… чтоб его маме! Иголку спер!

– Да кто?

– Почтальон. Только это он сейчас почтальон…

– Не круговороть! – перебила Бесмертного Василиса. – Имя у почтальона есть?

– Миша, – буркнул раздосадовано Кащей, вставая с пола.

– Импасибл?

Бессмертный удивленно посмотрел на девушку.

– Откуда знаешь?

– Сдается мне, что в государстве происходит некоторая хуйня не первой свежести, – сообщила Василиса

– Не матерись!

– Хуясе не матерись!? – вспылила девушка. – Он тебя по башке огрел, иглу спер, ко мне свататься пришел, папеньке в мозги надул, что тот, меня не спросив, уже готов дату свадьбы назначить. А я, значит, не матерись?

– Ладно. Убедила. Матерись пока. Тут места глухие. Не услышит никто, – дал добро на идиоматические выражения Кащей. – Так, говоришь, свататься пришел?

– Ну да. У самого три сорта ромашек вместо мозгов, меня от отражения отличить не может. А папенька книжку мне тычет про то, сколько славных подвигов этот Импасибл совершил. Я, собственно, по этому поводу и пришла, спросить, знаешь ли ты его. Оказалось, что знаешь.

– А по блюдечку ж чего не связалась?

– А ты сильно к нему подходил?

– Ну да, – понуро согласился Кащей, потирая шишку на затылке. – Я с обеда слегка недоступный был.

– Вот!

Кащей заглянул в несколько ящиков стола, потом поискал что-то на полках и, в конце концов, сообщил Василисе:

– Это очень странно, что он свататься к тебе пришел. У него ж любовь к Изабелле Захолмской. Он ради нее в рыцари и подался, хотя в голове у него действительно бурьян с ароматом козьих катышков. – Кащей запнулся. – Погоди. Книжка с его подвигами?

– Ну да.

– Либо подвиги не его, либо…

– Ну, не томи.

– Единственное, что он успел сделать за свою короткую жизнь, так это Горынычу гранату скормить да обгадиться с бабкиного зелья. Я ему лично смешивал слабительное из ее пузырьков, – Кащей вдруг вскочил с кресла, забыв про больную голову. – Погоди, это получается, что Горыныч ко мне не прилетал?

– А я ж откуда знаю? – развела руками Василиса. – Я зашла, а ты тут на холодненьком валяешься.

– Ну, правильно. Обещался к закату. Раз ты меня в себя приводила, значит, не прилетал. А должен был. – Кащей заметался по лаборатории. – Ой, права ты Василисонька, права.

– В чем? – не поняла та.

– Хуйня происходит. Не первой свежести, – Кащей огляделся. – И меч, зараза, прихватил. Идем Горыныча искать. Но сначала к Яге заглянем.

* * *

– Я видела сон! – сообщила Яга, открыв глаза и уставившись в потолок.

– Живая, – облегченно протянул Кащей.

– И даже проснулась там, где уснула, – продолжала гнуть свое Яга. – Прежде, чем я его убью, надо обязательно выяснить, чего этот затейник мне подсыпал.

– Какой затейник? – спросила Василиса.

– Мишка.

– Импасибл?

– Он самый. Собирался к тебе идти свататься. Я ему, значит, дурачку такому, объяснять начала, что, мол, ты женщина замужняя и тебе этого не надо. И вдруг, хлоп – понимаю, что сплю и вижу сон. А потом, хлоп – вы меня по щекам хлещете.

Старушка резво вскочила на ноги и заметалась по комнате. Подошла к столу, понюхала один стакан, затем второй. Посмотрела на свет пустую бутылку и выругалась:

– Вот паскуда такая захолмская, даже гадюку сожрал, не подавился.

– Да погоди ты метаться, – остановил ее Кащей. – Скажи, Горыныч с болот прилетал?

– Да откуда я знаю? – пожала плечами Яга. – Я спала вообще-то. Не прилетал, наверное. Или не добудился.

– Ко мне этот Миша тоже приходил. По голове стукнул, иглу украл. Тебе подсыпал чего-то. Чует мое сердце, и Горынычу он подгадил.

Яга еще раз понюхала стаканы. Уверенно отставила в сторону один и накрыла его каким-то горшком.

– Этот, – заявила она. – Как вернемся, ты уж, Кащеюшка, будь добр, попытайся выяснить, чего он мне подсыпал. Эту, как ее, химию свою примени.

– Это так важно?

– Конечно! – возмущенно ответила Яга. – Как ты не понимаешь, я сон видела, но в нем не осталась. Может, когда-нибудь и окончательно проснусь. Там, где с книжкой в руках засыпала. Без чудес, но молодая.

* * *

Горыныча не нашли, хотя почти до рассвета кричали, звали и пытались понять, что произошло на разворочанном участке болота. К сожалению, обугленные деревья с развешенной на их остовах тиной не наводили на какие-либо путные мысли.

– Я не знаю, что тут происходило, но не хотел бы оказаться в эпицентре.

– Осмелюсь предположить, что наблюдаемые нами элементы деструкции превосходят по масштабам последствия взрыва перегонного куба, склепанного в прошлом году Кащеем и нелепо им же уничтоженного в момент тестирования на предмет повышения количества градусов в спиртосодержащих жидкостях, – поделилась мыслью Яга. – А жаль. Самогонка обещала быть нажористой.

– К сожалению, девяносто шесть градусов – это предел, – развел руками Бессмертный. – Природа не терпит передоза.

– Откровенно говоря, – проговорила Яга, – сам по себе Горыныч был скотиной беззлобной и добродушной.

– Тьфу на тебя, Яга! – топнула ногой Василиса. – Почему был? Ты по что его раньше времени хоронишь!?

– К сожалению, не раньше, – вздохнула Яга и потыкала веткой в нечто бесформенное, лежащее у самой кромки воды.

То, что они приняли за выброшенную на берег неведомой силой корягу, оказалось чешуйчатой головой с обрубком шеи. И голова эта, совсем недавно принадлежала Змею Горынычу.

– Не живут с такими увечьями, моя милая, – добавила Яга, помолчав. – Башку ему оторвало, от болевого шока тут, видать, огнем дышал да вертелся юлой, вне себя от боли. Крушил-ломал все. А потом в воду плюхнулся да потонул, кровью истекая.

– О, ужас, – побледнела Василиса, приложив ладонь ко рту.

– И имя этому ужасу, я так думаю, Миша Импасибл, – кивнул Кащей. – И что-то надо с ним решать, отнюдь не в математическом смысле. Значит, сделаем так…

* * *

В потайной ход Василиса проскользнула незадолго до того, как замок стал оживать, и, поднявшись в свою комнату, принялась размышлять над планом Кащея до тех пор, пока в дверь не постучали.

– Доченька? – позвал извиняющийся голос отца.

– Вещайте, папенька, – предложила девушка.

За дверью завозились, затем папенька спросил:

– Я войду, доченька?

– Чего-то важное?

– Поговорить хотел.

Голос царя не менялся, оставаясь все таким же заискивающе-извиняющимся.

– О чем?

– О будущем твоем.

– Догадываюсь я, как Вы его себе представляете, папенька, – пробормотала себе под нос Василиса. – Ну, входите, милости прошу!

Дверь открылась, и в комнату вошел Златофил. Вид у него был под стать голосу, смущенный.

– Об чем, папенька, беседовать желаете?

– Ой, вот только не ерничай, а? – вздохнул царь. – Ты думаешь, мне этот разговор легким кажется? О замужестве твоем беседовать желаю.

Василиса закатила глаза к потолку и простонала:

– Я, если не ошибаюсь, уже замужем.

– Так на ком, Василисушка? На Ваньке-дураке. Ну, ошибки молодости, все мы понимаем, все молодыми были. Вот тебе сейчас предоставляется шанс одну из таких ошибок исправить и сочетаться браком с достойным человеком.

– Это с кем? С Импасиблом, что ли?

– Ну да, – кивнул царь. – А записи о первом браке мы удалим.

– Позвольте полюбопытствовать, каким образом?

– Я уже все придумал, – радостно потирая ладони, принялся объяснять Златофил. – Прикажу писцам, перепишут весь тот том церковный, где про вас. Только строки о вашем с Ванькой бракосочетании пропустят. Ну, знаешь, где промежутки между буквами побольше…

– Кернинг.

– …где и строки пожиже…

– Интерлиньяж.

– где и сами буковки повыше…

– Кегль.

– Да что ты меня все перебиваешь, еще и по-иностранному! – нервно дернулся царь всем телом. – Я с тобой о серьезном, о будущем. А ты кривляешься.

– А что еще мне делать прикажете, папенька? У меня есть муж, и где бы он ни был, каким бы он ни был, я его, во-первых, люблю, во-вторых, жду, в-третьих, каким бы он дураком не был, это мой дурак и менять я его ни на кого не собираюсь.

– Да ты погоди, доченька, ты присмотрись-приглядись, подумай хорошенько…

– Да не люб он мне. О чем тут думать, папа?

– О будущем царства Тридевятого. О репутации. Обо всем, что непосильным трудом нажито, – сообщил царь и позвенел ключами от хранилища перед дочерью. Это ж все тебе перейдет. А коли против, то завтра же прикажу развезти все эти чудеса и в болотах притопить, в полях прикопать.

Василиса молчала. Перспектива лишиться волшебных артефактов, собранных по всему Тридевятому царству, была безрадостной. Доступ к ним и так был ограничен, а охрана усилена с того самого момента, как Кащей, не без помощи Василисы, выкрал свою иглу. Но папеньке о том, что афера проходила с молчаливого согласия дочери, знать было не нужно.

Царь немного постоял, глядя на кусающую губы Василису, и подытожил:

– Ну, вот и славно. К обеду стол накроют. Будет в честь гостя представление. Так что, ты себя в порядок приведи, мысли в кучу собери и не подведи папеньку. Хорошо? – попросил царь, выходя из комнаты дочери и тихонько прикрывая дверь.

Василиса, дождавшись пока стихнут шаги, достала тарелку, положила на край яблоко и легонько его толкнула.

– В обед, – сказала она, когда появилось изображение.

* * *

Ветер, гулявший сквозь окна верхнего этажа Кащеева замка, слегка подвывал на поворотах. Яга, расставив вокруг себя баночки и горшки, возилась около лабораторного стола. Кащей рылся в сундуке.

– Не люблю я этого всего, – недовольно бурчал он себе под нос. – Карнавалы, переодевания, маски, притворство. Мне по нраву лоб в лоб. Это братец у меня был мастак на хитрости. А я, если начинаю интриги строить да многоходовые комбинации продумывать, обязательно все прахом пойдет.

– Странно, – заметила Яга.

– Что странно?

– То, что вы с братом такие разные были, – пояснила старушка.

– А чему ты удивляешься? Генетика, сука, непредсказуемая. Среди ворон, вон, нет-нет да и появится альбинос. Хотя, по всем вводным данным такого случиться не должно. Альбиносы сами по себе к выживанию в диких условиях не приспособлены, да к тому же их нормальные сородичи чураются. Завести семью, наплодить детей у них шансов, получается, нет. А, следовательно, передать свои альбиносьи гены тоже шансов нет. Но, поди ж ты, с завидной регулярностью у вида corvus corax появляются белые особи.

– Ты где это такие исследования проводил?

– Дома. У меня на крыше замка не одно поколение этих птичек выросло.

Кащей достал из сундука шапку-невидимку и попробовал натянуть на голову. Шапка не налезала. Выругавшись, он отложил головной убор в сторону и принялся рыться в одном из ящиков стола. Достал бритву, стал брить голову.

– Отслужила шапочка свое, – бормотал Бессмертный. – Заряд недолго держит, на голову не налезает.

– Ой, вот не надо тут, – возразила Баба Яга. – Не в шапочке дело. Если бы кого-то бабы в бане водой не облили, пока он там прятался, работала б шапка как новенькая.

– Не на тебя же мне любоваться, – грустно вздохнул Кащей. – Извини, конечно, но твоя пора цветения прошла.

– Да у меня и пора спелости прошла, равно как и сбора урожая, – хихикнув, ответила старушка. – Даже по самым грубым подсчетам. Если проводить аналогию с какой-нибудь яблоней, то косточки плодов моих должны были прорасти в полноценные деревья давным-давно. А у тех, проросших деревьев, свои плоды тоже давным-давно должны были не единожды опасть.

– Не прибедняйся, – продолжая брить голову на ощупь, ухмыльнулся Бессмертный. – Все мы прекрасно знаем, что здесь ты молода душой, а где-то там, – Кащей неопределенно махнул рукой с бритвой, – еще и мир есть, в котором не только душой, но и телом.

Баба Яга посмотрела на Кащея и поморщилась.

– Как ты ее на сухую шкрябаешь? Шкряб-шкряб – противный звук, хоть уши гвоздем прокалывай.

– Да? – Бессмертный погладил лысину. – А я не замечаю.

– Ужас, – заверила Яга и вернулась к приготовлению снадобья.

Некоторое время они готовились в полной тишине, нарушаемой только поскуливанием заблудившихся в замке сквозняков. А затем лежащая на краю стола тарелка с витиеватым голубым узором издала странный писк, яблоко на ней само по себе стало кататься по кругу и вместо дна проявилось изображение Василисы.

– В обед, – сообщила она.

* * *

Импасибл распахнул окно, сладко потянулся, после чего высунул руку на улицу, будто проверяя, есть ли осадки. Подержал с полминуты, и на руку ему, хлопая крыльями, приземлилась абсолютно белая ворона.

– Прекрасно, – улыбнулся рыцарь и, вернувшись к столу, пересадил птицу на спинку резного стула.

Взял чистый лист бумаги, обмакнул перо в чернильницу, вывел «После обеда», подул на буквы, ожидая, когда надпись просохнет. Затем сложил листок в несколько раз, сунул в клюв птице и, вновь перенеся абсолютно белую ворону к окну, подкинул ее в воздух.

– Лети, птичка! – сказал он. И принялся одеваться, напевая незатейливый мотив.

* * *

– Праздничный обед украшали скоморохи, цыгане с медведем, забавно имитировавшим игру на балалайке, заморский заклинатель змей, игравший для послушной кобры на дудочке, фокусник, ловко отгадывавший карты, и жонглеры, проявлявшие чудеса ловкости.

Василиса с кислой миной ковыряла сменяемые одно за другим блюда, Златофил, опрокидывая кубок за кубком, откровенничал все больше. Вдруг дверь распахнулась, и в обеденный зал ворвался кто-то из прислуги с криком:

– Осада!

Царь дернулся, расплескав содержимое бокала.

– Ты чего орешь, когда… – собрался он было устроить выволочку нерадивому, но тут до него дошел смысл сказанного. – Какая осада? Кого? Где?

Загремел стул, отшвыриваемый Импасиблом, и в следующее мгновение он, подскочив к Василисе, рывком за волосы поднял ее со стула, приставив к горлу девушки кинжал.

– Спокойно, папаша, – осадил рыцарь дернувшегося к нему Златофила. – И вилку положь, а то не ровен час уколешься.

Царь замер на месте.

– Поклади, – сквозь зубы поправила Василиса.

– Вот за это ты мне и приглянулась, Василисонька, – сообщил Импасибл, отступая и волоча за собой девушку. – Умная и дерзкая. А я таких люблю. Положь-положь, – подбодрил царя рыцарь. – А то доченьке, видишь, на шею что-то давит?

– Ох ты ж и глиста из псиной срани! – швырнув на пол вилку, укоризненно покачал головой Златофил. – Я тебя как родного встретил, накормил-напоил, дочку тебе доверить единственную готов был…

За окном нарастал шум: бряцало оружие, тревожно звенел колокол, раздавались нестройные приказания и такие же растерянные отзывы. Какая-то баба заголосила, перекрывая своими причитаниями какофонию звуков.

– Спасибо за доверие, папаша, но Ваша дочка мне и даром не нужна, – продолжая отступать, сказал Импасибл. – Мне бы развалять Ваше королевство до основания да новое на руинах выстроить, основанное на порядке и послушании. Чтоб не было Ванек всяких, которые против правил играют, чтоб Горынычи больше не появлялись, которые из отрицательных могут положительными вдруг стать, и никаких хитрых старушек, косящих под дурочек, но усиленно помогающих всяким героям.

– Ах ты… – шагнул было царь в сторону Импасибла.

– Стой не месте, папенька, если хочешь, чтоб твоя дочка живой была, когда я ее в жены брать буду, – пригрозил рыцарь, продолжая пятиться.

Отойдя к ведущей в башню лестнице, рыцарь продолжил отступать и сообщил:

– Мы с Василисой у нее в башенке пересидим, пока вас тут всех убивать будут. Да, Василисушка?

* * *

Кащей снял шапку-невидимку и утер ею пот со лба.

– Успел, – выдохнул он, оглядывая подвал, тускло подсвеченный несколькими факелами. – Маловато, конечно, три минуты, ну а что делать…

Охраны в подвале не было. Оно и понятно – замок штурмовали невесть откуда появившиеся захолмские войска, и все сейчас были на крепостных стенах – не до сокровищницы. С одной стороны – плохо, потому что народу в этой бойне поляжет немерено. С другой – хорошо, мешать никто не будет, пока Бессмертный будет вскрывать замок, чтобы воспользоваться артефактом.

Это ж надо, все так распланировать, но с самого первого шага послать планы к чертовой матери и импровизировать, импровизировать, импровизировать. Делов-то было, пока Златофил с гостем подозрительным праздничный банкет проводит, пробраться в подвал да умыкнуть то, что надобно. Ну, может, охрану бабкиными зельями из строя на время вывести. А уже у себя, на болотах, не спеша сделать все по уму. И тут, на тебе – война.

Кащей понимал, что захолмский рыцарь и осада связаны, но выстраивать умозаключения, объясняющие причины этих связей, было некогда. В конце концов, если задуманное получится, объяснять происходящее найдется кому. За этим он в подвал и полез.

Достав отмычку, Бессмертный принялся вскрывать замок.

* * *

– Он человек обязательный, целеустремленный, волевой, – сказала привязанная к стулу Василиса. – Тебе это все знакомо очень мало. Я не раз видела, как он убивает. Карандашом. Обычным карандашом. И в тот момент, когда он взял паузу, чтобы отдохнуть, появляешься ты и травишь его Ягу, крадешь иглу у его Кащея, а его рептилии завязываешь шеи в узел. Он убьет тебя.

– Ванька, что ль?

– Нет, – покачала головой Василиса. – Не Ванька. Тот, кто, убивая карандашом, воскрешает все тем же карандашом, когда ему становится скучно. И иногда он это делает просто для того, чтобы убить вновь.

– Колдун какой-то? – предположил Импасибл.

– В какой-то степени.

– Ну, я бы на твоем месте не надеялся. В этот раз я мелочей не упущу, и на загадочного твоего колдуна у меня вся захолмская инквизиция во главе с Холейхардом Высочайшим есть. А у них с колдунами да прочей нечистью разговор короткий. Я вот сейчас на тебе быстренько женюсь разок, да и скажу Высочайшему, что ты главная ведьма тут. Спалят тебя на костре, как пить дать.

– Посмотрим.

– Ну конечно посмотрим! Кто на костер посмотрит, а кто и прямо из костра, – ухмыльнулся Импасибл и, закатив глаза, рухнул на пол без сознания.

За спиной у него стояла ухмыляющаяся Баба Яга.

– Баран заморский, – констатировала бабка, пнув бессознательное тело и пряча тонкую иглу в складки юбок. – Я, в отличие от тебя, на ядах не одну собаку съела.

– Яга? – удивилась Василиса.

– А все остальные заняты, – развела руками старушка и, вернувшись к стене, притворила потайную дверь.

– Ты его убила?

– Не наш метод, – помотала головой старушка, развязывая девушку. – Хотя, врать не буду, желание такое имеется. Но нельзя. Мне у него рецептик один выведать надобно.

– А вы уже сделали, что планировали?

– Ну, если уж события не стоят на месте, значит, Кащей сейчас как раз этим и занимается, – ответила Яга. – Ты мне лучше объясни, откуда войска захолмские так резко появились?

– Этот же, небось, все и организовал, – кивнула на тело рыцаря Василиса. – А каким дурачком прикидывался: «Вашу Василису и тут, и там показывают».

– У меня в избушке тоже под дурачка косил: «Сначала бабушка накорми, напои, а потом вопросы задавай». А я и размякла. Сто лет каноничных диалогов не вела. Хитрый. Даром, что заграничный.

Василиса, освободившись от веревок, встала и принялась скидывать платье.

– Ты чего это, девка, совсем рехнулась?

– Помогать нашим надо! – девушка открыла один из шкафов и стала доставать оттуда мужские штаны, простую рубаху, кольчугу, шлем.

– А ежели порубят тебя на куски?

– Ой, еще скажи, что сама будешь сидеть и дожидаться, пока все кончится?

– Не-а, – расплылась в беззубой, но довольной улыбке Яга и открыла соседний шкаф. Бегло изучив его содержимое, она протянула руку и извлекла на свет тонкий полуторный меч.

– Ну, здравствуй, ублюдок, – поздоровалась Яга с оружием. – Хороший же меч. И за что тебя бастардом-то прозвали?

– Латы надень, – торопливо поправляя кольчугу, посоветовала Василиса.

– Ой, Вася, какие наши годы! – отмахнулась Яга. – Только стеснять будет.

Василиса подошла к шкафу с оружием и, не раздумывая, взяла топор.

– О как! – оценила ее выбор Яга.

– Бери топор, руби хардкор, – кивнула Василиса и открыла окно. – У нас есть все шансы покрыть себя славой с ног до головы!

И шагнула на карниз, тянущийся вдоль башни к крепостной стене.

– Эх, молодежь, – проворчала Баба Яга, – лишь бы чем-нибудь себя покрыть. Спорим, я убью больше?!

И шагнула вслед за девушкой.

* * *

Василиса ворвалась на крепостную стену, словно маленький серебряный торнадо, разбрасывающий в разные стороны блики солнечного света, отражаемые начищенной до блеска кольчугой. Ударила раз, второй. Кисть руки, сжимавшая рукоять топора, отдалась болью. Девушка развернулась, уворачиваясь от меча, перебросила топор в левую руку и ударила. Разорвавший нагрудник противника топор глухо чвякнул, увязая в развороченных латах, и застрял. Девушка рванула рукоять на себя, одновременно шагая навстречу орущему противнику, подхватила его меч в правую руку и, отпустив рукоять топора, ударила ногой. Тело, описав ногами в воздухе забавную дугу, перевалилось через парапет крепостной стены.

Второе торнадо было цветастым и матерящимся. И если Василиса двигалась быстро, насколько это возможно, то Баба Яга была еще быстрее. Лезвие ее полуторного меча описывало дугу, находило цель, рассекая ее напополам, и без замаха неслось навстречу следующему противнику. Длинная складчатая юбка, по пестроте узора дающая фору цыганским нарядам, мелькала, словно капоте матадора, отвлекая, сбивая столку. Вольт, оборот, удар. Оборот, удар, ласточка с поворотом – юбка разноцветной волной сбивает с толку – удар. Оборот, выпад, прогиб, кувырок, удар, подсечка, снова удар.

– Девять, Василиса! – оборот, выпад. – Десять!

Сжимая непривычный захолмский меч, Василиса согнула пальцы свободной руки в странную фигуру и, выкрикнув заклинание, выбросила ладонь вперед. Волна воздуха, искаженного, будто смотришь на горизонт через километры раскаленного песка, толкнула в грудь взбирающегося на штурмовую лестницу солдата, и тот, не отпуская перекладин, стал заваливаться на спину, увлекая за собой всю лестницу вместе с несколькими воинами.

– Четырнадцать! – проорала в ответ Василиса.

– С магией нещитово! – возразила Яга, блокируя чей-то удар и уходя в сторону, чтобы ударить в ответ. – Одиннадцать!

– Условия нужно сразу оговаривать! – прокричала Василиса, вгоняя меч меж латных пластин. – Гусей в полете не меняют! Пятнадцать!

– Аргумент, – кивнула старушка.

Какое-то время сражались молча. Василиса – последовательно разя противников одного за другим, стараясь не пропустить кого-то сбоку или, упаси бог, за спину. Яга же, словно сквозняк в ветхом доме, мелькала то здесь, то там – внезапно появлялась, делала несколько выпадов и так же внезапно исчезала, уходя от ответных ударов. Цветастое пятно юбки, казалось, размазывалось по пространству, словно мокрая тряпка по школьной доске, оставляющая за собой пустоту, приправленную кровью и стонами.

– Отступают! – донеслось с другого края крепостной стены. – Поднажмите, братцы!

– Про сестриц, значит, ни слова?! – задорно прокричала Василиса, уже в который раз взмахнув мечом. – Двадцать семь, старушка!

– Далеко пойдешь, но у меня тридцать два! – похвалила и одновременно похвасталась Баба Яга, переводя дыхание, утирая пот со лба и вглядываясь в даль. – В рот мне сапоги из кожи ежика!

Старуха указала на горизонт. Василиса повернула голову туда, куда указывала напарница, и обомлела. Пока с одной стороны армия врага ударилась в бегство, с другой –уже почти под стенами, выстраивались свежие отряды, сверкающие на солнце латами и пестрящие флагами Захолмья. И их было больше, чем нападавших первой волны. Намного больше.

– Всех не осилю, – вполне серьезно сообщила Яга. – Даже если помогать будут.

А внизу уже скрипели, натягиваясь, катапульты, звенели латы, слышались четкие команды.

– Откуда столько? – растерянно спросила Василиса, опуская окровавленный меч.

Но даже если Яга что-то и ответила, девушка ее не услышала. Невероятной силы рев заглушил все звуки и над головами обороняющихся, хлопая крыльями, мелькнула гигантская, двухголовая тень. Со стороны Горыныч походил на гигантскую «козу» – жест металлистов, только с крыльями.

Рептилия, издавая непрекращающийся рев, заложила вираж, кувыркнулась в воздухе, словно голубь-турман, резко сменила направление и, выдыхая клубы огня, рванулась к выстраивающимся в боевые порядки захолмским войскам.

– Знаешь, – уперев свой меч в камень крепостной стены и облокотившись на него, сообщила Яга, – мое состояние можно охарактеризовать как радостное опизденение с элементами недоумения.

Внизу двухголовый Горыныч, не переставая выдыхать огненные струи, на полном ходу сносил ряд катапульт, так и не успевших ни разу выстрелить, попутно разбрасывая и без того переставшие быть стройными ряды пехоты.

ПАРУ МЕСЯЦЕВ И ОДИН ДЕНЬ НАЗАД

Бледный Миша Импасибл, освободившийся от тяжелых лат, приспустив исподнее, сидел в позе орла и плакал. Он старался убедить себя в том, что плачет от боли в нутре, не перестававшем исторгать из себя то, чего он не ел. Однако на самом деле, плакал он от обиды и осознания того, что карьера, сулившая подвиги, славу и, как следствие, благосклонность королевы Изабеллы, пошла под откос, даже не начавшись.

В промежутках между сводившими живот спазмами, рыцарь, не меняя позы, торопливо, словно краб во время отлива, боком перебирался на еще не запятнанное содержимым кишечника место и разражался новой серией всхлипов и стонов, неорганично вплетающихся в звуки, издаваемые нижней частью тела, в простонародье называемой жопой.

Когда нутро подуспокоилось и рыцарь, все так же не меняя позы, в раскорячку пошел к ручью, за спиной послышалось:

– Что, ягоды несвежие были? Или грибы?

Испуганный рыцарь, чтобы хоть как-то соблюсти приличия, принялся натягивать штаны, чем еще больше усугубил свое положение. К предстоящему омовению добавилась еще и стирка. В лесу. Без каких-либо принадлежностей, облегчающих процесс. Осознав это, парень матерно выругался. Даже не пытаясь разглядеть, кто это застал его в таком неприглядном положении, стянул штаны и, голый по пояс снизу, держа обгаженный предмет одежды в руке, пошел на звук ручья. Его эмоциональное состояние окончательно ушло в минус, а вместе с ним в минус ушли стыд и приличия.

– Да срать я хотел на грибы и на ягоды, – ответил он незнакомцу, не понимая, насколько абсурдно звучит его высказывание в свете произошедшего. – И на рыцарство, и на Изабеллу эту. Уйду в крестьяне. Отстираю исподнее и уйду. А они там пусть чего хотят, то и делают. Хотят – чудищ болотных изничтожают, хотят – друг в друга копьями тыкают на турнирах. Да хоть в инквизицию пускай вступают! Все. Я как-нибудь и без этого проживу.

– Может, не стоит в горячке рубить с плеча? – вновь спросил тот, кого рыцарь видел краем глаза.

Он мог бы повернуть голову и разглядеть своего собеседника полностью, но почему-то этого не сделал. То ли большую часть мыслей в его голове занимал предстоящий процесс стирки, то ли остатки стыда не позволяли оглянуться.

– А чего уже рубить, – грустно выдохнул рыцарь, заходя по колено в ручей, – когда обосрался в прямом и переносном смыслах.

– Ну а ты, вместо того, чтобы в голове раз за разом свою неудачу прокручивать и страдать от этого, может, попробовал бы посмотреть со стороны на случившееся? – предложил незнакомец.

Рыцарь, наконец, повернул голову к собеседнику и замер с открытым ртом. Человека, говорившего с ним, можно было бы назвать обычным, если бы сквозь него не было видно того, что находилось за его спиной: деревьев, кустов, пожухлой прошлогодней листвы. Собеседник был полупрозрачным, а вместо лица у него было размытое пятно.

– А… как… – потерял дар речи рыцарь.

– Ну, наконец-то, – всплеснула руками полупрозрачная фигура. – Я уж думал, ты никогда и не повернешься в мою сторону.

– Но… ты… – продолжал недоумевать стоящий по колено в воде полуголый молодой человек, мявший в руках обгаженные штаны.

– Приводи в порядок себя, исподнее, мысли, – будничным тоном предложило привидение, – и поговорим. У меня есть предложение, от которого нет смысла отказываться.

Рыцарь испуганно кивнул и принялся за стирку, периодически косясь на призрачную фигуру.

СЕЙЧАС

– Он сказал, что для того, чтобы все исправить, достаточно только моего согласия. Ну, вы понимаете, в каком я состоянии был? Я ж не знал, что ваш этот, – привидение кивнуло на безуспешно пытавшегося пройти сквозь дуб Горыныча, – на самом деле безобидный. – Я б, может, и не стал бы его взрывать, если б он меня не напугал.

– Ой-ой-ой, взрывал он! – язвительно проговорила левая голова.

– Ну-у-у-у! Куда ни пиротехник! – подхватила правая.

– Да еще не родился тот химик, который что-то смертельное для меня создаст! – закончила средняя, стесывая собой очередную порцию коры с многострадального дерева.

– Ты ежели бомбы и дальше так жрать будешь, в конец дурачком станешь, – продолжая помешивать варево в котле и наблюдая за потугами Змея, заметила Яга.

Кащей, проверяя остроту клеймора, ухмыльнулся.

– Чего ты там хихикаешь себе под нос?

– Да вот думаю, если вас время от времени не возвращать к теме разговора, вы хотя бы к утру страдальца нашего дослушаете?

Левая и правая головы, повернувшись к призраку, в унисон потребовали:

– Ну, давай, не томи! Интересно же!

– Ага! – подтвердила средняя и, вяло боднув дерево еще раз, присоединилась к соседкам по туловищу.

– А чего тут рассказывать, – развел руками призрак. – Я согласился, и он стал мной, а я – призраком.

Все три головы немного подождали, но видя, что привидение больше ничего рассказывать не собирается, синхронно сплюнули и вернулись к изрядно ободранному дубу.

– Погоди, погоди, – привстал Бессмертный. – А он хоть имя свое назвал? Я ведь сам заклинание обмена телами разрабатывал. Уж кому как не мне знать, что передача тела может произойти только тогда, когда участники обмена называют друг другу свои настоящие имена.

– Назвал, – грустно кивнуло приведение. – Сказал, что его зовут Кащей Бессмертный. Соврал, наверное. Специально тобой представился, чтобы бдительность мою усыпить.

– Да нет, Миша, – Бессмертный ошарашено почесал бритый затылок, – Кащей это был. Только старший, брат мой.

– Как? – хором удивились Горыныч, Яга и призрак.

– Он себя за меня не один год выдавал после того, как меня из окна выбросил.

– Родной брат? – изумился призрак. – За что?

– Я придумал, как артефакт бессмертия создать. А он решил, что такой иголкой только один человек обладать должен. Дождался, когда все готово будет, и в окно меня выкинул. А сам – эксперимент до конца довел и стал бессмертным. Так что, по факту, я не первый бессмертный, – ухмыльнулся Кащей. – В его распоряжении вся моя библиотека была, все записи. Но фея знакомая его в параллельный мир упрятала. А зимой он на утренник детский пришел, кричал, что в живых должен остаться только один. Голову я ему вот этим мечом отсек, – Бессмертный кивнул на клеймор. – А он, видишь ты, сумел свой дух здесь удержать и тебе голову задурить.

– Так вы мне поможете вернуться в тело?

– В тело?

– Ну да.

Яга и Кащей переглянулись.

– Да тут, понимаешь какое дело…

СНОВА МЕСЯЦ НАЗАД

– Ну, то, что ты живой, я вижу. Что две головы у тебя теперь вместо трех, тоже вижу. А как так получилось, не понимаю, – улыбаясь, сказал Бессметрный.

– А, да то фигня, – отмахнулась левая голова. – Отрастет. Было уже такое. Вы мне лучше скажите, где эта паскуда, что меня в узел завязала?

– Миша, что ль? – предположила Василиса.

– Он самый.

– А я и не сомневалась, что без него не обошлось.

– Так где?

– У Василисы в комнате, – кивнула на замковую башню Яга.

– И вы его без присмотра оставили?! Вы чего! – возмутилась правая голова Горыныча.

– Не дергайся, чешуйчатый, – успокоила рептилию старушка. – Я ежели снадобья мешаю, то только с гарантией. Часов семь еще пролежит как миленький.

– Давайте похороним, а? – предложила левая голова.

– Или съедим, – добавила правая.

– Или съедим, а потом похороним, – подхватила левая.

– Или похороним, а потом… а нет, это уже передоз, – передумала правая.

– Да пускай себе лежит! – отмахнулась Яга. – Ты лучше расскажи, как головы лишился? Интересно же.

Горыныч еще раз обеими головами посмотрел на окна башни, тяжело вздохнул и принялся рассказывать, как рыцарь Импасибл обманом уговорил его переплести шеи, как внезапно напугал и как шеи от резкого рывка заклинило в тугой узел.

– И чего ты?

– Отгрыз среднюю, чтоб не мешалась, – буднично объяснил Горыныч. – Она все равно дурная стала после того, как у нее в пасти граната рванула.

– И что, средняя на такое согласилась?

– Честно? – спросила левая голова.

И правая, не дожидаясь, ответа пояснила:

– Мы и не спрашивали.

– Знаете, – задумчиво сказала Василиса, – фраза «борьба за выживание» заиграла в моем представлении новыми красками.

– Да погоди красить, – вновь отмахнулась левая голова чешуйчатого, – понятно, что разрухи много. Лучше вон, пускай Кащей объяснит, где шлялся, пока прекрасная половина человечества, – Змей обеими головами кивнул на Ягу с Василисой, – оборону держала?

– Даже и не знаю, как покороче сказать, – пожал плечами Бессмертный. – Тем более, тебе.

– Ну, ты-то меня совсем за дурака не считай, – возмутилась правая голова. – Я, между прочим…

Что именно «между прочим», Горыныч не договорил. Его перебил визг, донесшийся из той самой башни, в которой, по словам Яги, еще часов семь должен был пролежать без сознания рыцарь Импасибл. И, судя по количеству децибел, колеблющих воздух, визжал царь.

– Говорил же я! – срываясь с места, прокричала правая голова Змея.

– Семь часов пролежит, – передразнила Ягу левая голова.

В два взмаха крыльев рептилия подлетела к башне и, вцепившись когтями в камни, просунула обе головы в окно. В следующее мгновение визг Златофила сменился на визг рыцаря Импасибла, который оборвался так же внезапно, как и начался. Спустя некоторое время тишины вновь завизжал царь, а Горыныч, вытащив головы из окна, взмахнул крыльями, оттолкнулся от башни и, сделав круг над замком, как ни в чем не бывало, приземлился на то же место, где и сидел до этого.

– Вопрос решенный, – заявила левая голова и издала отрыжку.

– С одеждой сожрал? – изумленно спросил Кащей.

– Ага, – довольно кивнула правая голова.

– У него ж иголка моя была! – сокрушенно воскликнул Бессмертный.

– Ой, не волнуйся, переварится, – успокоил его Горыныч. – И не такое переваривали.

– А папенька как? – взволнованно спросила Василиса.

– В обморок хлопнулся, – пояснила левая голова. – Непривычный, видать, когда у него на глазах хрясь – и пополам!

СЕЙЧАС

– Горыныч же не знал, что в твоем теле кто-то другой, – пожала плечами Баба Яга.

– Да и ты тоже молодец, – подхватил Кащей. – Вот где ты два месяца шлялся-то?

Призрак, как это было ни удивительно, покраснел.

– Понимаете, я, как понял, что сквозь стены проходить могу, так сразу о королеве Изабелле подумал, – принялся сбивчиво объяснять призрак Миши Импасибла. – Ну, когда б мне такой шанс выпал, полюбоваться ее красотой в первозданном виде без всех этих платьев, корсетов…

– Никого не напоминает? – толкнула Бессмертного в бок Яга.

– Иди ты! – огрызнулся тот. – Я проверял, как шапка-невидимка работает!

– Проверил?

– Иди ты, – вновь огрызнулся Кащей беззлобно. – Я ж не два месяца на прелести какой-то одной бабы глазел! Это ж целая баня!

– Да кто тебя знает, сколько б ты там сидел, если б тебя кипятком девки не ошпарили. Может, и два месяца.

– Иди ты, – вновь повторил Кащей, уже совсем без энтузиазма.

– Я извиняюсь, – вклинился призрак. – Так что, никаких шансов вернуть мое тело?

– Увы, – развел руками Кащей.

– Извини, братан. Я вообще не при делах, – виновато проговорила средняя голова рептилии. И добавила, кивнув сначала на левую, потом на правую головы. – Это все они.

И еще раз боднула дуб.

– Это очень прискорбно, – выдохнул призрак и, развернувшись, поплыл прочь от избушки.

– Вот ничего б этого не было, если б не ты! – прошипела Яга, грозя Кащею кулаком.

– А чего я? – изумился тот.

– Я тебе говорила, что не надо его поить слабительным? Не напоил бы, так он бы не обгадился, не обгадился бы, не встретил призрак братца твоего, не встретил бы братца…

– Так ты это когда сказала? Уже после того, как я его напоил.

– Маяться будет, бедолага, – грустно вздохнула Яга, глядя вслед призраку Миши Импасибла.

– Помается и привыкнет, – уже в который раз прекратив бодать дерево, встрепенулся Горыныч. – Кстати, Кащеюшка, ты, в конце концов, расскажешь, где был, пока бабы воевали? У нас, вон, уже голова отросла. Она тоже с удовольствием послушает.

ГДЕ БЫЛ КАЩЕЙ

VampiRUS замер перед монитором. Правая рука застыла на мышке, мозг отсчитывал секунды. «Пантеру» нужно было снять одним выстрелом. Поврежденная боеукладка замедляла скорость перезарядки, и промах мог обернуться поражением для всей команды. Плюсом было то, что прокачанный навык маскировки вкупе со стереотрубой делал состоящую из пикселей машину невидимой для противника, сидящего где-то далеко за таким же компьютером и управляющего таким же пиксельным танком.

Четыре, три, два…

От внезапной затрещины с головы слетели наушники, рука дернулась, и палец нажал на левую кнопку мыши.

– Ты охренел? – послышалось откуда-то со спины.

VampiRUS обернулся и обомлел. Перед ним стоял худой и бледный мужчина лет сорока пяти. Впалые щеки, заостренный нос, острые скулы, начинающие седеть волосы. Черный плащ с красной подкладкой – почти как у киношного Дракулы. В одной руке внезапный гость держал переливающуюся всеми цветами радуги сферу.

«Твою ж мать! – подумал VampiRUS. – Я ж про телепорт еще две сказки назад хотел написать!». А вслух, изумленно заикаясь, спросил:

– В… смы-мы-смысле?

– В коромысле! Сказочник хуев! – мужчина явно был на взводе. – Ты в курсе, что в Тридевятом война началась?

– В… смы-смы..?

– Тебя чего троит?

– Т-т-ы же Ка-а-щей из моих ска-а-азок... Я же тебя таким и представляю, когда пишу!

– Ну да. Кащей, – согласился мужчина. – А чего ты такой удивленный? К тебе что, ни разу твои персонажи не приходили?

– А… – в который раз открыл рот VampiRUS.

– Бэ! Приходили или нет?

– Фея, – заикание прошло. – Но я подумал, что это у меня с головой нелады. Потому что она исчезла очень быстро.

– Ну вот. Теперь я пришел, – Бессмертный строго посмотрел на VampiRUS’а сверху вниз: – Ты когда последний раз за перо брался? Ты в курсе, что твой Миша Импасибл натворил? У него Василиса в заложниках, под стенами дворца армия Захолмья во главе с Холейхардом, и перспективы у защитников замка нерадужные, потому что противника в пять раз больше.

Не зная, что ответить, VampiRUS сидел на стуле с открытым ртом, глядя на ожившего персонажа снизу вверх.

– Ну чего ты варежку раззявил? Отложи-ка на время свои войнушки виртуальные и бегом дописывать! А то так у тебя и персонажей не останется. Все понял?

VampiRUS заворожено кивнул.

– Ну и чудесно! Действуй, потому что буквы – это твое поле боя! – хлопнул его по плечу Кащей. Затем взял переливающийся всеми цветами радуги шар в обе руки, что-то пробормотал и стал растворяться в воздухе.

– И Ваньку Василисе верни! – погрозила пальцем исчезающая фигура в плаще.

VampiRUS некоторое время сидел, уставившись на то место, где только что стоял Кащей. Мысли в голове танцевали чардаш. Но, почему-то, под композицию «семь-сорок». И уследить за ними не было никакой возможности. Единственная не мельтешащая в сознании и оттого пугающая мысль повторялась в центре мозга голосом Дмитрия Гайдука: «Регулярная шизофрения».

Он помотал головой, пытаясь утрясти творящийся там бардак, перевел взгляд на монитор и разочарованно, растягивая слова, выдохнул:

– Ну, ёбана..!

«Поражение» – гласила надпись на экране.

Свернув окошко игры, VampiRUS навел курсор на значок MS Word, дважды кликнул по нему, создал новый файл и написал первую фразу:

«– Ух ты! – изумленно захлопала глазами левая голова Горыныча. – А еще раз так можешь?»

– Наркотического эффекта не гарантирую, – Кащей положил колбу из тонкого стекла, закупоренную пробкой, на стол, – но срубить должно так же, как и то, что тебе в самогонку братец мой подсыпал.

Глаза Яги загорелись азартным огоньком. Она протянула руки к колбе, полупрошептав, полупрошипев:

– Моя прелес-с-сть.

– Только ты смотри, – предупредил Кащей, – я ж ни на ком не проверял.

Старушка пожала плечами, откупоривая пробку.

– Я тебе доверяю, – сообщила она. – А насчет эффекта, мне и без наркотиков жизнь кажется живописной во всех ее проявлениях.

Взболтав серебрящуюся в емкости жидкость и в два глотка выпив ее, Яга провела по верхней губе языком, несколько раз причмокнула и спросила:

– Вот почему все полезное всегда невкусное?

С улицы раздалось глухое «бумц». Кащей дернулся, оглядываясь в сторону окна, и выругался:

– Черт чешуйчатый! Никак не привыкну.

– Ты хоть в замке большую часть времени проводишь, – заметила Яга, – а у меня за окном круглосуточно «бумц, бумц, бумц». Невыносимо.

– Что, и ночью?

– И ночью, – кивнула Яга и, выглянув в окно, прокричала: – Щучий хер тебе в чешую!

– А спит же когда?

– А у него головы по очереди спят, – развела руками Яга. – Он все время долбит. Как дятел. Я уже его и просила, и угрожала, и объяснить пыталась, что он не дух бесплотный и у него, как у призрака, не получится сквозь преграду пройти. Но он долбит, продолжает.

– Говорит что-нибудь?

– Ага, говорит, – кивнула Яга. – Говорит, что почти понял, как это работает.

– Почти – не считается, – хмыкнул Кащей.

«Бумц» – раздалось с поляны.

– Вот в том-то и беда, что он точно так же думает, – зевнула Яга. – Я ему говорила, мол, прекращай. Почти получилось же. А он: «почти не считается».

– Зеваешь? – спросил Кащей.

– Да, вроде бы, – кивнула та и снова зевнула.

– Это с микстуры.

– Сработает – с меня магарыч.

– Маловероятно, что я смогу его получить, – ухмыльнулся Кащей. – Если твоя история не плод старческого маразма и ты, засыпая, появляешься в придуманной кем-то истории, а заснув в истории, просыпаешься в следующей, и так сотни раз, то, когда зелье сработает, ты проснешься в обратную сторону. И нас не станет. Ведь получается, что мы – это всего лишь твой сон.

– Ну, ты лишнего задвинул, – возразила Яга. – Сам же с автором общался. Значит, эта история существует вне зависимости от того, сплю я или нет. Просто так совпало, что я в нее попала. Так что, со мной или без меня, вот это вот все, – она обвела рукой комнату, – продолжит существовать.

«Бумц» – раздалось из-за окна.

– И этот трехголовый дятел тоже, – зевая, Яга махнула рукой в сторону окна.

* * *

Вечерело. Солнце скрылось за вершинами деревьев, окрасив небо в алый цвет, а Яга все продолжала зевать.

– Чего-то как-то странно твоя микстура действует, – сообщила она Кащею. – Рот от зевания уже порвался, а уснуть не могу.

«Бумц» – гукнуло на другом краю поляны.

– Лучше б Горыныча напоили. Глядишь, угомонился бы.

– Доза маловата для Горыныча, – хмуро пробормотал Бессмертный. – Да и для тебя, видать, маловата.

– Это да. Я ж только за эту жизнь всяких грибов и прочей дряни немерено съела. Организм, видать, иммунитет выработал. Вот и борется с микстуркой всеми имеющимися средствами, – предположила Яга. – Но тогда почему в прошлый раз, когда мне ее братец твой в облике рыцаря подсыпал, все так гладко прошло? Бац – и в сон. А? Может дело в алкоголе, в котором зелье размешано было?

Кащей покачал головой.

– Да ну нет. Я на составляющие остатки из твоей кружки все четко разложил и дважды перепроверил. А прежде, чем готовить, половину библиотеки своей перерыл и усовершенствовал. Все должно сработать.

– Ну, вот пока оно только собирается, пойду-ка я разведу костерок да поставлю котелок.

Яга провозилась у избушки около получаса. Кащей же выложил из походной сумки на стол несколько книжек, блокнот, карандаш, зажег свечу и принялся читать, делая время от времени пометки в блокноте. Вдруг его позвала Яга:

– Кащей, к тебе пришли!

Бессмертный отложил книгу и выглянул из избы.

– Кто?

– Здравствуйте, – поздоровалась стоящая рядом с Ягой девушка.

– Здравствуй, – кивнул Бессмертный, выходя из избушки. – Кто такая, с чем пожаловала?

– Мне сказали, что вы можете мне помочь, – начала девушка.

– Чем? – удивленно поинтересовался Кащей.

– Понимаете, у меня братец козленочком стал, мне бы его расколдовать.

И только тут Бессмертный заметил в полутьме козленка, щиплющего травку.

– А почему именно я? – поинтересовался Бессмертный.

– Да кто ж еще? Вы на все Тридевятое царство самый известный волшебник.

– Слыхала новость? – повернулся Кащей к Яге. – Я, оказывается, волшебник. – И уже обращаясь к девушке: – Послушай, как тебя…

– Аленушка.

– Так вот, послушай, Аленушка, я тебя впервые вижу и понятия не имею, как тебе помочь, к тому же, я сейчас занят…

– Ну пожалуйста, – дрожащим голосом попросила девушка, готовая вот-вот расплакаться.

Кащей, настроившийся отказать в просьбе, вдруг смягчился. Посмотрел на Аленушку, затем на мирно пасущегося козленка и спросил:

– А как так получилось, что он козлом стал?

– Понимаете, мы шли, а он пить хотел. Я говорю, потерпи, не пей из лужи, а он все не унимаеся. Я ему объясняю, мол, что колодец скоро, что там вода чистая, свежая, а он все ноет, что пить хочется, что терпение лопается. Мы так одну лужу прошли, вторую, третью. А потом, вдруг, козьи следы водой наполненные. Он вырвался, я и среагировать не успела, припал к следу копытца, сделал глоток и козликом стал.

– Из следа от копытца попил, говоришь?

– Ну да. Прямо у меня на глазах. Наклонился, глотнул, и уже козленочек.

– Погоди минутку, – сказал Кащей и ушел в избушку, из которой почти сразу же вернулся с ковшом воды. – Зови козла своего.

Пока Аленушка подводила испуганного козлика к Кащею, тот топнул ногой, что было сил, и плеснул воды в образовавшуюся на земле вмятину.

– Пей, – сказал он козленочку.

Животное недоверчиво принюхалось к воде.

– Да чего ты ее нюхаешь? Пей, давай! – гаркнул Бессмертный. – Когда из козлячьего копыта пил, не нюхал, небось. А тут он, видите ли, эстетствует.

– Бе-е-е, – жалобно подал голос козленок.

– Пей, падла рогатая, пока я тебя Горынычу не скормил!

Козленок испуганно ткнулся мордочкой в след от кащеевой ноги, наполненный водой, сделал глоток и с громким хлопком превратился в маленького Кащея.

– Во как! – хмыкнула Яга.

– Ну да, – согласился Бессмертный. – Недочет. Выпил из козлиного копытца – стал козлом, выпил из кащеева копытца – стал Кащеем.

– И что же мне делать? – растерянно спросила Аленушка.

– Ну, главное, система работает. Короче, смотри, вот тебе волшебная вода, – Кащей протянул ковшик девушке. – Как домой придете, найди, где этот мелкий пиздюк топтался, воды туда вылей и выпить его заставь. Он из своего следа воды отопьет и тут же сам собой станет.

– Спасибо, дяденька Кащей, век вас не забуду…

– Иди-иди, – прервал Аленушку Бессмертный. – Дяденьке Кащею некогда, ему работать надо.

И не дожидаясь, пока девушка скажет что-то еще, развернулся и пошел обратно в избушку. А уже оттуда крикнул Яге:

– Ну что, старая, в сон клонит?

– Да нихрена! – раздраженно ответила старушка. – Бодра, как Горыныч.

И будто в подтверждение ее словам с другого края поляны донеслось глухое «бумц».

– Странно, – пробормотал Кащей. – Очень странно.

И вернулся к чтению фолианта и пометкам в блокноте. Но уже совсем скоро Яга вновь прервала его занятие, еще раз прокричав:

– Бессмертный! Тут опять к тебе!

– Блин! – выругался Кащей.

«Бумц» – донеслось с дальнего края поляны.

* * *

– Акуна матата, епта! – помахал лапкой сурикат, сидящий верхом на каком-то странном, явно не местном, кабане.

Яга оторвалась от штопки кащеева плаща и удивленно посмотрела на странную парочку.

– Бессмертны-и-и-й! – позвала она. – К тебе странная белочка на странной свинке приехала!

– А почему это сразу ко мне? – раздался голос из-за избушки.

Кащей, обложившись книгами, принесенными из своего замка, не отрываясь от чтения, делал пометки в блокноте.

– Ну не к Горынычу ж! Он бы уже сожрал обоих.

– Вот почему? – Кащей заложил страницу фолианта блокнотом, в котором писал. – Почему, как только я сяду заниматься чем-то действительно нужным, меня обязательно кто-нибудь находит? И обязательно с какой-нибудь хуйней.

Кащей встал, вышел из избушки, посмотрел на вновь прибывших. Обошел их с одной стороны, затем с другой. Наклонил голову на бок, пытаясь припомнить, пересекался ли раньше с этой странной парочкой и, наконец, спросил у них:

– С хуйней же, да?

– Я не хуйня, – взревел странный кабан. – Я бородавочник! Бо-ро-да-воч-ник! И меня не устраивает, что каждый встречный норовит назвать меня свиньей!

Сурикат, сидевший на бородавочнике, зажал уши. А когда бородавочник, наконец, проорался, грустно спросил, не отпуская лапок от ушей:

– Можно ему что-нибудь сделать, чтоб он не таким дурным голосом орал? Мы, собственно, за этим и пришли.

– Так. Для начала скажите-ка, кто вы, блять, вообще такие?

– Я – Тимон, – комично приложив руку к груди, представился сурикат. – А это мой верный спутник и друг – Пумба. Мы пришли из далекой африканской саванны, прознав о бессмертном кудеснике по имени Кащей, способном на многие чудеса.

– Вот это поворот, – округлил глаза Бессмертный, повернувшись к Яге. – Я ж вроде бы тихо тут сижу, лишнего не отсвечиваю?

– А у меня-то ты чего спрашиваешь? К тебе ж пришли.

Кащей еще раз посмотрел на бородавочника, оседланного сурикатом. И спросил:

– Тембр голоса, говоришь, жить мешает?

– Абсолютно не мешает! – хрипло заорал странный кабан, замотав головой так, что чуть было не сбросил своего наездника. – Но все остальные так не считают. Говорят, что голос у меня противный, и обещают набить морду.

Кащей поморщился, представив, каково это, когда такой громкий компаньон находится рядом все время. Ухмыльнулся своим мыслям и принялся размышлять вслух:

– Кузнец у нас по этим делам, вроде бы. Петушку голос ковал. А я этим вопросом не задавался. Я тут сейчас немного с другими вещами работаю, – сообщил Кащей, показывая книгу с блокнотом вместо закладки.

Сурикат скривил грустную мордочку. Бородавочник громко не то хрюкнул, не то всхлипнул, глаза его налились слезами, и он уже открыл рот, чтобы запричитать. Кащей внутренне съежился, представив, на что будут похожи кабаньи вопли и, чтобы не случилось насилия над барабанными перепонками, сказал:

– Можно, конечно, без кузнеца обойтись, но такой способ я не пробовал ни разу. Поэтому всякую ответственность с себя заранее снимаю.

Бородавочник захлопнул пасть и закивал. Все, кто находился на поляне, облегченно выдохнули.

– Яга, есть у тебя мед и мята?

Наказав регулярно полоскать горло медово-мятной настойкой, Тимона и Пумбу отправили обратно в африканскую саванну.

* * *

Двое суток, не давая сосредоточиться, сменяя один другого, к избушке выходили странные люди, звери, какие-то совсем невероятные существа. Словно сговорившись, они просили Бессмертного помочь, решить какую-то проблему, расколдовать, подсказать, направить. И уже к вечеру второго дня у Кащея от этого многообразия начал дергаться глаз.

Близнецы, представившиеся мастерами на все руки, спрашивали, где найти ларец, в котором будет удобно ждать, пока их вызовут.

Странное существо, наводившее на мысль о том, что медведь и слон смогли совокупиться с приезжавшим в первый день сурикатом, невысокое, поросшее коричневой шерстью, с огромными круглыми ушами по бокам головы, оно спросило, как ему завести друзей или хотя бы крокодила.

Какой-то неместный лис интересовался, где взять бочку без дна.

Дерганый, словно на шарнирах, пират явился, чтобы просто уточнить, как называется человек, делегированный донести до противника выдвигаемое предложение:

– Прлему..? Паралеу..? – пытался выговорить он, кривляясь.

– Парламентер? – спросил Кащей.

– Точно! – обрадовано кивнул пират, похлопал Кащея по плечу, сказал: – Благодарю, – и шарнирно покачивая при ходьбе руками, словно пытаясь удержать равновесие, удалился.

И чем дальше, тем абсурднее были просьбы этих странных посетителей.

Женщина, представившаяся Анной, попросила масла – Кащей, недолго думая, выделил ей целый бидон из запасов Яги.

Странная компания, состоявшая из маленькой девочки с собакой, железного существа с топором, огородного пугала и льва, просила мозгов, храбрости и сердце – пугалу Кащей напихал в голову иголок, железному человеку вручил фигурную шелковую подушечку, заверив, что это и есть сердце, а льва напоил самогоном, после чего долго уговаривал не ходить драться с Горынычем.

Кудрявый коротышка с кольцом, которое было исписано незнакомыми письменами и висело на шее, продетое в цепочку, просто спросил:

– Скажите, я правильно иду?

Растерявшийся Бессмертный брякнул:

– Да.

Коротышка сказал:

– Спасибо, – и побрел дальше, скрывшись в кустах.

И на протяжении всего этого безумия с дальнего края поляны доносилось регулярное «бумц» безуспешно пытавшегося пройти сквозь дуб Горыныча.

* * *

Дуб рухнул на третий день.

– Долго ж ты его бодал, – заметила Баба Яга, вытирая руки о фартук. – Чем теперь займешься?

Горыныч посмотрел на Ягу, как на дурочку.

– А что, обязательно заниматься чем-то надо?

– Нет-нет-нет, – замахала руками та, – что ты! Это я так, для поддержки разговора. Не нужно ничем заниматься. Поляна у нас вроде бы просторная, а дубов на ней и без того мало. Так что ты сиди себе, грейся на солнышке.

– Ну-у-у, не зна-а-аю, – задумчиво протянула средняя голова. – Сквозь дерево-то я так и не смог пройти.

– Слушай, – спросила Горыныча старуха, – ну вот мы же тебе с самого начала объясняли разницу между материальным телом, как у тебя, и нематериальным, как у призрака?

– Объясняли, – согласилась средняя голова. – Ну а вдруг это не так работает?

– Кащей приводил тебе в пример дым, воду, солнечный свет?

– Приводил, – кивнула левая.

– А ты продолжал долбить?

– Ну да! – радостно кивнула правая морда. – Я ж говорю, вдруг бы и у меня получилось?

– Получилось? – продолжала напирать Баба Яга.

– Нет, – грустно выдохнули все три пасти Змея.

– И какой вывод надо сделать?

Головы Горыныча переглянулись между собой, и средняя сообщила:

– Это дерево неправильное.

– На другом пробовать надо, – поддержала правая.

Яга укоризненно покачала головой, махнула на змея рукой и поставила диагноз:

– Усрусь, но не покорюсь.

– Хорошо, Яга, что призрак Миши не сквозь твою избушку просачивался, – заметил Кащей. – А то не было б у тебя сейчас избушки.

– Факт, – согласилась старуха. – Мне вот, знаешь, чего непонятно, Кащей?

– Даже гадать не буду, сразу рассказывай.

– Вот вроде бы и беззлобная рептилия, вроде бы и в некоторых ситуациях адекватная, но иногда, как найдет на нее блажь, так ничем не остановишь, ни на что внимание не переключишь. Почему?

– Я ж говорил, это гены, – пояснил Кащей и, немного подумав, добавил: – плюс безделье. – Спать еще не хочется?

Яга отрицательно помотала головой, и Бессмертный вновь погрузился в книгу.

* * *

– Каще-е-е-е-ей! – прокричала Яга. – К тебе художники пришли!

– Какие еще художники? – спросил Бессмертный, закипая. – Мне, вообще, поработать дадут?

– Зеле-о-оные! – скатываясь в зевок, уточнила старушка.

– Что?!!

– Зеленые художники. Итальянцы, наверное! – расширила свой ответ Яга.

– Да чтоб твою мать! – пробормотал Кащей, уже в который раз откладывая книгу. – Какие итальянцы? Почему итальянцы?

– Потому что Рафаэль, Микеланджело, Донателло и Леонардо. В странных латах, – пояснила старушка и, немного подумав, добавила: – Да и морды не подарок.

– Это ж черепахи, – изумленно воскликнул Бессмертный, разглядывая гостей и их амуницию. – Вооруженные.

– Ничего не знаю, – отмахнулась Яга. – Тебя спрашивают, значит, к тебе пришли.

Кащей обреченно вздохнул и спросил:

– Ну а вы с чем пожаловали, зеленые?

Черепахи синхронно выставили вперед правые передние лапы, сжав их в кулаки, накрыли левыми ладонями и так же синхронно поклонились.

– Мастер Сплинтер сказал, что Вы сможете нам помочь. Дело в том...

– Стоп! – прервал говорившего Кащей, выставляя ладонь в останавливающем жесте. – Я не знаю никаких спринтеров, марафонцев и вообще бегунов-спортсменов. Поэтому, ответьте мне на вопрос: вы видите где-нибудь на поляне баннер с надписью «Бюро добрых услуг»?

Гигантские черепахи принялись удивленно оглядываться.

Кащей выждал немного и спросил:

– Может быть, вы видите надпись «Бюро добрых услуг» где-то на избушке? – он медленно повернулся, давая гостям разглядеть себя повнимательнее: – или, может быть, где-то на моей одежде вышита эта надпись?

Черепахи-переростки отрицательно помотали головами.

– А знаете, почему вы не видите надписи «Бюро добрых услуг» ни на поляне, ни на избушке, ни на одежде? – радостно хлопнув в ладоши, поинтересовался Бессмертный.

– Потому что ее там нет? – предположила черепаха-переросток, державшая в руках боевой шест.

– Ну епт! – обиделся Кащей. – Это была моя фраза.

– Мастер Сплинтер предупредил, что Вы будете грубы и велел соглашаться с любыми Вашими условиями, – сообщил переросток, стоявший слева и вертевший в руках тонкие кинжалы. – Мы готовы.

Кащей растерялся, но Яга быстро сообразила, куда применить внезапно появившуюся рабочую силу.

– Кащеюшка, – позвала она, – может пускай сломанный Змеем дуб на дрова порубят и в поленницу сложат?

– Да погоди ты, – остановил ее Кащей, – пусть сначала скажут, чего от меня-то хотели.

– Мы кое-кого ищем и надеемся на Вашу помощь.

– Кого? Мне что, клещами из вас каждое слово тянуть? Ребят, ну серьезно, вы хотите помощи, а ходите вокруг да около.

Первый потупился в землю и грустно вздохнул.

– Черепаху, – сказал тот, у которого в руках были соединенные куском цепи короткие палки.

– Тортиллу, – продолжил вертевший в руках шест.

– Маму, – дополнил четвертый и тоже грустно вздохнул.

Кащей, мысленно считая от десяти до нуля и обратно, чтобы не сорваться и не закричать, спокойно объяснил, что для начала черепахам-переросткам нужно найти Буратино, а уж тот покажет дорогу. Затем, вежливо попрощавшись, сел прямо на землю, обхватил голову руками и, грустно вздохнув, спросил:

– Кто все эти твари? Откуда они лезут? Почему ко мне?

И вдруг его осенило. Он вскочил, побежал за блокнотом. Вернулся. Что-то посчитал. Нарисовал какую-то схему, сделал какие-то пометки, заглянул сначала в одну из принесенных книг, затем в другую. И, наконец, сообщил Яге заговорщицким тоном:

– Яга, а они ведь не ко мне идут.

– Здравствуйте-не кашляйте! А к кому?

– Это твои проекции, Яга.

– Какие такие проекции? Не надо на меня наговаривать!

– Работает зелье, понимаешь? – радостно потряс Ягу за плечи Бессмертный. – Работает!

Яга замерла, осознавая сказанное Кащеем. В глазах ее заплясала радость, разбавленная смятением.

– Работает?

– Ну да. Все, кто приходил просить помощи – абсолютно мне незнакомы. Но идут. Знаешь почему? Твое подсознание начало сортировать сюжеты, в которых ты успела поучаствовать. А ко мне обращаются за помощью, потому что ты ждешь помощи именно от меня. Понимаешь? Это ты направляешь свои проекции ко мне.

– Да ладно?

– Серьезно. И у меня есть еще один довод в пользу этой теории – Горыныч.

– А что не так?

– Он все это время на поляне дерево бодал и ни разу не прибежал узнать, кто это тут шастает, – продолжал объяснять Бессмертный. – Почему? Да потому что он никого из этих странных гостей не видел. Ты их видишь, потому что у тебя в голове есть знания об этих персонажах, я вижу, потому что ты направляешь проекции в мою сторону, а Горыныч тупо бодает дерево. Тебе сейчас надо уснуть.

– Так я уже третьи сутки пробую! – возмутилась Яга.

Кащей почесал макушку и предложил:

– Кажется, я знаю, кого надо пригласить, – встал с табурета, подошел к окну и, свистнув, позвал: – Эй, дурилка чешуйчатая, лети сюда, дело есть!

* * *

О том, что Горыныч возвращается вместе с Баюном, Кащей и Яга поняли по истеричным воплям, начавшим раздаваться над лесом.

– Отпусти! – визжал зажатый в зубах средней пасти Горыныча Баюн. – Я ж тебе в лапти трижды нагажу! По количеству голов!

– Дурное животное, – успокаивала его левая голова, – я лаптей не ношу.

– А ежели тебя отпустить, – подхватила правая, – то ты в лепешку и разобьешься с такой высоты.

– Не разобьюсь! – орал Баюн. – Коты всегда падают на лапы.

– Так то коты, – терпеливо объясняла левая голова Горыныча, закладывавшего вираж над поляной, – а ты больше похож на разожравшегося поросенка пушистых пород. Средняя голова сейчас пасть разожмет, и все. Не будет у нас Баюна. А мне тебя велено в целости и сохранности доставить.

– Отпусти! – продолжал вопить кот.

– Сейчас приземлимся, и отпущу, – заверила его правая голова.

Приземлившись на поляну, Горыныч осторожно разжал челюсть и поставил гигантского, ростом с овчарку, только очень толстого кота на землю.

– Здрав будь, Баюн, – поздоровался Кащей. – Эка тебя разнесло-то.

– Да-а-а-а, – протянула Яга, – растолстел котейка на казенных харчах.

– Я нормальный, – буркнул кот обиженно. – Это у меня шерсть от страха дыбом.

– Да ладно, не заливай! – подала голос средняя голова, отплевываясь от шерсти. – Я тебя от жбана с молоком еле оторвал.

– Там такая бадья! – сообщила правая голова. – Двух младенцев утопить можно.

– Еще и для третьего место останется, – подтвердила левая.

– Ладно, – перешел на деловой тон Баюн, – рассказывайте, с какой целью эта образина меня от еды оторвала?

– Усыпить кое-кого надо, – объяснил Кащей.

– Меня! – добавила Яга.

Баюн оценивающе посмотрел на старушку и заявил:

– Ведро сметаны.

– Чего? – округлила глаза Яга. – Ведро? Ты знаешь, котик, исходя из твоих запросов, не страдающих скромностью и выходящих за какие-либо рамки приличия, предусмотренные в обществе разумных существ, я склонна сделать вывод, что волосяной покров, вставший дыбом от страха, звучит как нелепое оправдание. Ты, сука, на самом деле толстый! Харя твоя усатая по швам не разойдется от ведра сметаны?

– Нет у меня никаких швов на морде! – возмутился кот.

– А будут, – заверила Яга, доставая из огня кочергу. – Сначала раны и ожоги, потом швы. И, если выживешь – шрамы.

Старушка сделала два шага по направлению к Баюну и замахнулась раскаленной кочергой.

– Я понял! Я все понял! – испуганно заверещал кот, прикрывая голову передними лапами. – В честь нашей многолетней дружбы…

Яга опустила кочергу.

– …усыплю всего за литр сметаны!

Яга собралась было вновь замахнуться своим импровизированным орудием, но тут с рациональным предложением выступила правая голова Горыныча:

– Может я его просто сожру?

– Вместе с шерстью, – добавила левая.

– И всем, что у него в потрохах, – радостно кивнула средняя. – Молоко-то, небось, еще не переварилось.

– Я все понял! – вновь заорал кот. – Вот сейчас вообще все понял!

– Ну и славненько, – кивнул Кащей. – пойдем в избушку.

Когда Яга удобно расположилась на кровати, кот принялся мурчать, вплетая в мурчание завораживающе-гипнотизирующие, не присущие кошкам звуки. Уже через пару минут Кащей поймал себя на том, что в глаза ему будто насыпали песка. Хотелось махнуть на все рукой и, не дожидаясь результата эксперимента, окунуться в объятия Морфея. Мотнув головой, он прогнал сон и, сосредоточившись, принялся наблюдать за Ягой. Та, уже в который раз сладко зевнув, смежила веки. Кащей еще какое-то время держал себя в руках, но вскоре, завороженный урчанием кота, стал упускать нити, связывающие его с реальностью. И он не был уверен, снится ему, как тело Яги становится прозрачным и растворяется, или это происходит на самом деле.

Запутавшись в песне Баюна, Яга не понимала, спит она или еще бодрствует. И когда старушка решила, что все еще бодрствует, дверь открылась, и на пороге появился высокий, неестественно бледный мужчина средних лет с полностью седыми, словно молоко, волосами. Его она знала. Помнила зрачки его глаз – желтые и вертикальные, как у кошки или змеи.

Мужчина протянул ей руку:

– Пойдем со мной, если хочешь жить – на мгновение замялся, и добавил: – …а не спать.

Яга вложила изъеденную морщинами ладонь в руку беловолосого, и окружающая реальность, свернувшись в разноцветную спираль, завертелась и исчезла.

Кащей, с которого дрема слетела в тот самый миг, когда Баюн перестал напевать свою песенку, посмотрел на пустую кровать и пробормотал:

– Удачи тебе в реальности, старушка.

* * *

Юля открыла глаза и сладко потянулась, зацепив рукой лежащую в изголовье кровати книгу, на черной обложке которой было написано название и имя автора: «Уильям Шекспир. Полное собрание сочинений в одном томе».

– Блин, – пробормотала сонная девушка, – приснится же.

Она вспомнила, как взяв вчера вечером в руки пролежавшую две недели на прикроватной тумбочке книгу, обнаружила, что крайний срок сдачи в библиотеку завтра. То есть, уже сегодня. И читала, читала, читала, пока ее не сморил сон.

Снилось что-то странное, многослойное, яркое. Девушка помнила, что события причудливо переплетались, что космические просторы сменяли сказочные леса, а на их место приходили городские трущобы, полные тайн и приключений, которые, в свою очередь, вытесняло киберпространство, в конце концов, уступающее место сказке. А еще, она помнила, что большую часть сна была очень-очень старой.

Но сновидение выветривалось из головы, заменяемое реальностью. И уже совсем скоро в голове оставалось только ощущение чего-то глобально-бесконечного, состоящего из несопоставимых деталей, каждая из которых тускнела и исчезала из памяти, стоило только переключиться на другой осколок сновидения.

– Приснится же, – еще раз повторила она, перекладывая книгу на тумбочку, даже не осознавая, что забывает ночные видения одно за другим.

– Не дочитала. Жаль, – подумала Юля. – Ну да ладно, если не забуду, то обязательно скачаю на телефон. Зачем вообще в библиотеку ходить, когда в интернете все под рукой? В чем прелесть того, чтобы переться через полгорода, ради сдачи книги в хранилище, из которого их достают все реже и реже? Вот зачем мне это вообще нужно?

На самом деле она кривила душой – причина посещать библиотеку регулярно была. И у этой причины были имя и фамилия – Илья Зеленый – выдававший ей книги организатор потоков и массивов документов, который уверял, что именно так официально называют библиотекарей.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

– Я увольняюсь, – заявил царь.

– Вот те новость, – притворно округлил глаза Кащей. – С какого такого перепугу?

– Утомило.

– Что именно?

– Всё утомило, не радует ничего. Хочется тишины и покоя. Цветочки в саду выращивать, на закат медитировать.

– А кого ж вместо себя на царскую должность?

– Да кого угодно.

– Василису? – не то предположил, не то посоветовал Бессмертный.

– Нет-нет-нет, – замотал головой Златофил.

– Ты ж говоришь, кого угодно.

– Кого угодно, кроме Василисы.

– А почему не её?

– Потому что баба.

– Так себе аргумент, конечно, – пожал плечами Кащей. – Она может и баба, но баба умная.

– А то ты соседей наших не знаешь. Как дойдет новость, что девка незамужняя государством управляет, так либо свататься побегут, либо войну объявят.

– Она вообще-то замужняя.

– Таких мужей за хуй и в музей.

– В музей-то зачем? – удивился Кащей.

– А в качестве наглядного антипримера, каким супруг быть не должен. Я, кстати, распоряжение уже дал.

– Какое распоряжение?

Царь набрал воздуха в грудь и позвал:

– Кирилл Мефодьевич!

Дверь открылась, и в зал, непрерывно кланяясь, вошел перепачканный чернилами писарь.

– Слушаю вас, царь-батюшка.

– Как работа? Движется?

– Заканчиваю уже, царь-батюшка.

– Долго еще?

– Историю о том, как Вы Ивана послали Дракулу укрощать, дописываю.

– Молодец, – похвалил царь. – Свободен.

Продолжая кланяться, летописец покинул зал.

– А книгу-то про Ивана писать зачем?

– Хе-хе, – потирая ладони, сказал царь. – Я Мефодьевичу указание дал писать так, чтобы вся дурость Ванькина видна была. Чтоб знали будущие поколения, что был такой. Дурак по фамилии и призванию.

– Ну ты… – растерялся Кащей. – Ну ты и… Это ж запрещенный прием!

– Запрещенный, – кивнул Златофил. – Но действенный. Вон Изабелла Захолмская, думаешь, как в королевы выбилась, хотя единственное благородное, что в ней было, это хер предыдущего короля?

– Как?

– Подговорила писарей да паяцев уличных непотребные истории о любовнике своем сочинять да на площадях рассказывать-показывать. А им-то что? Платят, они и рады стараться, – и наставительно подняв указательный палец вверх, Златофил подытожил: – черный пиар называется.

– Ладно, – отмахнулся Бессмертный, – если не Василиса, тогда кто?

– А я уже всё придумал. Выйду во двор, пущу стрелу. И куда стрела упадет, там и будем нового царя искать.

Кащей поперхнулся вином. Откашлялся, отставил бокал.

– Так вроде бы невест таким способом ищут?

– Народу принцип понятен? Это главное. Чтоб в подтасовках не обвинили.

– Эм… а если стрела попадет куда-нибудь не туда?

– Куда, например?

– Ну, знаешь ли… были прецеденты в паре-тройке королевств.

– Ой, да какие прецеденты, я тебя умоляю. Нешто ты думаешь, что я стрелять совсем наугад буду?

– Хитер, – оценил Бессмертный. – А куда ж тогда?

– А вот для того, чтобы обсудить приглянувшуюся мне кандидатуру, я тебя и позвал.

– Ну, давай обсуждать. Хотя, честно говоря, не представляю себе, кто бы мог занять трон, кроме Василисы.

– Например, ты, – сообщил царь и ткнул пальцем в Кащея.

Бессмертный оторопело замолчал. По его лицу было видно, что он перебирает варианты ответа, и ни один из приходящих в голову не находит правильным. В конце концов, Кащей не нашел ничего лучше, чем спросить:

– Это почему?

– Ну а кого еще, Кащеюшка? Ты мужик башковитый. Наукой занимаешься. Да к тому же бессмертный. А значит, и планы можешь строить на много лет вперед и в жизнь их претворять.

– Ну да. Осталось только у меня спросить, нужно ли мне это.

– Нужно, Кащей. Нужно.

– Я себя и у себя на болотах прекрасно чувствую. Времени валом, кроплю над книжками потихоньку. К тому же ни одного лука я не встречал, чтобы стрела из него такое расстояние могла преодолеть.

– Хорошо, давай тогда так. Если я в твой замок стрелой попаду, то ты смиришься и примешь царство.

– А если не попадёшь?

– Тогда скажем, что стрела в пути сгинула. И второй тур выборов объявим.

– Да ты, я смотрю, тот еще аферист.

– Не аферист, а человек, грамотно пользующийся этими, как их… политтехнологиями. Во!

– Ну, дело твоё. Но только не долетит стрела.

– Спорим?

– Да чего спорить-то? Знаю, что не долетит. Я, почитай, каждый день пешком хожу сюда.

– На что спорим?

– Ну, – замялся Кащей, – даже не знаю. А что, есть варианты?

– Если долетит, – предложил Златофил, не задумываясь, – ты не только в цари пойдешь, но и мне иголку сделаешь как у тебя.

Кащей снова поперхнулся вином.

– Нифига себе заявки. А если всё-таки не долетит?

– А тогда я тебе все артефакты из подвала отдам в личное пользование. Навсегда!

– Готовь артефакты, – кивнул Бессмертный, соглашаясь.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ 

– Смотри, Кащей, это блочный лук.

– Я так вижу, – иронично усмехнувшись, кивнул Бессмертный и постучал по ролику на одном из концов лука пальцем, – что ты не стрелять собрался, а на этом своём луке стрелу к цели, как на велосипеде, везти?

– Ты это зря, Кащеюшка. Потому что не у одного тебя в замке умных книжек полно.

– Ну-ну?

– А чего ты нукаешь? Вот смотри, пока народ на потеху собирается посмотреть, я тебе объясню кое-чего.

– Внемлю.

– Лук этот непростой. А, как я уже сказал, блочный. За счет этих всех прибамбасов на нем, – царь постучал по оружию, – прикладываемых усилий хватит, чтоб запустить стрелу втрое, а то и вчетверо дальше супротив обычного лука.

– Всё равно мало, – развел руками Бессмертный.

Проигнорировав замечание Кащея, Златофил продолжил:

– Стрелять я буду оттуда, – и указал на площадку на крыше замка. – Это, конечно, немного дальше от предполагаемой цели, но на целых четыре этажа выше. Смекаешь?

– Ну, допустим, я почти засомневался, – кивнул Кащей, произведя в уме какие-то расчеты. – Но всё равно не хватит. Метров, я так думаю, триста-четыреста. А то и больше.

– После обеда, а раньше я стрелять не планирую, ветер усилится. Он всегда усиливается, ты ж знаешь. И всегда в это время дует в сторону болот.

Бессмертный на несколько мгновений посерьезнел и принялся загибать пальцы, вновь что-то мысленно подсчитывая. А потом сказал:

– Ну, допустим.

– А вот тебе, Кащеюшка, еще один козырь, – победно заявил царь и протянул Бессмертному стрелу. – Возьми в руки, оцени шедевр!

Кащей взял стрелу в руки и в первое мгновение удивился. Она была вдвое легче тех стрел, которые Бессмертному доводилось держать в руках за свою жизнь. А держал он их в своих руках немало. Древко было почти невесомым, а вот наконечник слегка утяжелен. Кащей постучал ногтем по наконечнику и вернул стрелу Златофилу.

– Ну? – с ноткой злорадства спросил царь. – Чего теперь скажешь?

– Посмотрим, – буркнул Бессмертный.

– Посмотрим, конечно, – ухмыльнулся царь.

Народ прибывал, и вскоре перед замком собралась приличная толпа, которая монотонно гудела, делясь новостями, что-то обсуждая, о чем-то споря. Двери замка отворились, и оттуда вышло несколько поварят с лотками, на которых были навалены сладости.

– А это на кой? – поинтересовался Кащей, кивая на бесплатную раздачу провизии.

– Ну как это на кой? Ты, Бессмертный, книжки читаешь, да, видать, не те. Я заранее объявил, что бесплатно кормить будут. А иначе кто б пришел-то сюда? Думаешь, им, – царь кивнул вниз, на толпу, – важно, кто править будет? Им важно, чтоб налоги не поднимались, на халяву урвать чего-нибудь да чтобы повеселили их. Кстати, на сегодня еще и паяцев пригласил. Так что можешь не переживать, свидетелей будет валом. Не отвертишься, – похлопал Кащея по плечу царь. – У нас же, знаешь, что при свидетелях произошло, от того отказаться никак нельзя.

До самого начала действа царь время от времени подзуживал Бессмертного, отпуская различные шутки о недальновидности и всячески демонстрируя, какой он расчетливый. Бессмертный терпеливо улыбался в ответ даже на самые неудачные каламбуры Златофила.

– Ладно, – хлопнул в ладоши царь. – Думаю, пора.

Он подошел к парапету, ограждавшему крышу, и прокричал:

– Дорогие мои крестьяне, вы – основа государства, фундамент, на котором держится вообще всё: и армия, и все ветви власти, и благополучие царской семьи. Спасибо вам за это.

В толпе непонятно зашумели. То ли одобрительно, то ли не очень. Даже вцепившийся когтями в башню Горыныч, увлеченно наблюдавший за вращением лопастей флюгера, оторвался от своего занятия и посмотрел вниз, на толпу. Златофил поднял ладонь вверх, призывая к вниманию. И шум внизу стих.

– Я устал. Я ухожу, – сообщил царь. – Вам нужен новый лидер. Молодой и инициативный. Ну а дальше, как получится. И выберем мы его максимально непредвзято! Сейчас мне завяжут глаза и я, по старой традиции, пущу стрелу наугад. Где она упадет, там и будет вам новый правитель.

– Ох и жук, – едва слышно прокомментировал Кащей.

– Не жук, а политтехнолог.

– Ну, если обманщик и политтехнолог – слова-синонимы, то да, – усмехнулся Бессмертный.

Царь отошел от края крыши и приказал стоящему наготове стражнику:

– Приступай.

Тот шустро подошел к Златофилу и принялся завязывать тому глаза.

– Ты, ежели переживаешь, что я направление не найду вслепую, то зря, – сообщил царь, когда его принялись раскручивать. – Когда меня раскрутят, я остановлюсь так, чтобы тепло солнца левой щекой чувствовать, а ветер чтобы ровно в спину дул. Как ты понимаешь, это то самое направление.

– Угу, – уже в который раз согласился Бессмертный.

– Стрела пролетит как раз над башней Василисы и прямиком в сторону твоего замка, – предупредил Златофил. – Ну, это я, чтоб ты знал, в какую сторону смотреть.

– Угу.

Царь действительно остановился лицом туда, где находился кащеев замок. Наложил стрелу, поднял лук, натянул тетиву, сказал:

– Мне заморские ученые угол полета стрелы, силу натяжения тетивы и всё остальное два месяца рассчитывали. Так что, хочешь не хочешь, а готовься меня в бессмертные посвящать, – и отпустил тетиву.

Взвизгнув, облегченная стрела рванулась туда, куда ее направила рука лучника, но – вот чудеса – внезапно изменила траекторию и встряла прямо в подоконник окна василисиной комнаты.

Царь еще снимал повязку, когда внизу нестройным хором крестьяне завопили:

– Василису на царство!

По этим словам он и понял, что что-то пошло не так.

– Что при свидетелях произошло… – развел руками Кащей и улыбнулся. – Свидетелей навалом. Не отвертишься! Кстати, дашь почитать, что там твой писарь про Ваньку наваял?

МЕЖДУ ПЕРВОЙ И ВТОРОЙ 

– Вот такие пироги, Василиса, – закончил рассказывать Бессмертный. – До сих пор удивляюсь, как он всё ненавязчиво к бессмертию подвёл. И где только насобачился так разговоры вести?

Они сидели в башне, которая была кабинетом Василисы. Кащей выглядывал в окно в ожидании Горыныча. Снаружи давным-давно стемнело. Небо, затянутое тучами, обещало непроглядную ночь.

– Это всё его визиты дружеские, – объяснила Василиса. – Он как в соседнее государство съездит, увидит там чего-нибудь, так сразу у себя давай вводить. Бесит невероятно.

– Я, конечно, мог бы ему и просто отказать, без изысков. Но он бы тогда ещё какую-нибудь блажь придумал, – пожал плечами Кащей. – Вот и решил подыграть. Пусть думает, что это судьба так распорядилась.

За окном несколько раз хлопнуло, будто влажная простыня на ветру, и через пару мгновений в окно просунулась голова Горыныча, разжала зубы и положила на пол походную кащееву сумку. Затем уступила место второй, добавившей к сумке здоровенный моток медной проволоки. Третья осторожно положила рядом цилиндрическую металлическую болванку и сообщила:

– Неудобно через окошки всё собирать. Ты в замке у себя, наверное, двери-то побольше сделай, ага? А то пока морду в окошки твои узенькие просунешь, пока найдешь, чего ты там назаказывал, пока вытащишь…

– Перевернул, небось, всё, зараза? – строго посмотрел Кащей на Горыныча.

– Ну а как я тебе… – начал было оправдываться тот, повысив голос.

Но Бессмертный прервал его, приложив палец к губам и прошипев:

– Тс-с-с-с.

– А двери я б на твоем месте пошире всё-таки сделал, – заметил Горыныч и высунул голову из оконного проема.

Бессмертный достал из сумки запчасти и принялся собирать их в единое целое.

– То, что папенька у тебя увлекается всякой фигнёй, это от безделья. Потому ему и на покой захотелось. Цветочки выращивать да за садом ухаживать. Разнообразие в рутину внести.

– А иголку у тебя зачем запросил?

– Я ж говорю: всякая блажь от безделья, – наставительно повторил Кащей.

Он взял собранный только что флюгер, состоящий из двух слоев тонких, прозрачных лопастей, перекинул походную сумку через плечо и полез на крышу. Спустя несколько минут вернулся и принялся наматывать медный провод на металлическую болванку, аккуратно укладывая виток за витком. Затем вновь вылез в окно, потянув за собой концы проволоки, намотанной на железный цилиндр. Когда Бессмертный вернулся, то аккуратно пристроил под подоконником цилиндр с уходящими на крышу проводами.

Василиса, наконец, решила поинтересоваться:

– Для чего хоть конструкция твоя мудрёная?

– Ветер будет флюгер крутить, электричество вырабатывать и на катушку подавать, – пояснил Кащей. – Ученые заморские вокруг папки твоего уже которую неделю вертятся. Всё ему посчитали, видать. А значит, стрелять он, скорее всего, с крыши будет. А с крыши только над твоей башней стрелу пускать надо, чтоб в сторону болот. Тут ее катушка к себе и притянет. Электромагнит называется. Вот такие они, технологии без приставки «полит».

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

– Забавно ты придумал, – похвалил Бессмертного Горыныч. – Эдак ежели болванку покрупнее да проволоки с избытком, то и вражеских латников прямо на поле боя можно в кучу собирать. Гуманное оружие получается.

– Ага, – согласился Кащей, отрываясь от книги.

– Чего читаешь?

– То, что про Ваньку Кирилл Мефодьевич насочинял.

– Интересно?

– Любопытно, должен признать.

– Кстати, – сменила тему рептилия, – а ты обратил внимание, что в момент царёва выстрела ветер как раз затих?

Кащей нахмурился, вспоминая, а потом кивнул.

– Ну да, было такое.

– И ни на какие мысли не наводит?

– А на какие должно?

– Не странно разве, что стрела всё равно примагнитилась куда надо?

– Не странно. Думаю, тут нам просто повезло. Стрельни царь на пару секунд позже, не примагнитилась бы.

– Примагнитилась бы! – уверенно заявила средняя голова.

– Даже если б ветра совсем не было, – заверила правая.

– Это откуда ж такая уверенность?

– Оттуда! – хором ответили все три морды, расплываясь в довольной улыбке.

– Ты думаешь, тебе со временем выстрела повезло? – спросила средняя голова. – Хрен бы у тебя чего примагнитилось…

– Если б мы в три глотки на флюгер не дули.

Бессмертный посмотрел на Горыныча, переваривая услышанное, а затем расплылся в благодарной улыбке:

– Ну, спасибо, чешуйчатый. Не такой уж ты и глупый. Притворяешься только.

– Да на кой мне твоё спасибо. Ты лучше, знаешь что, – Горыныч кивнул на книгу, которую держал в руках Кащей Бессмертный, – почитай вслух, а? А то ведь, ни тебе, ни мне Ваньку не довелось застать. А интересно до жути, чем он таким запомнился, что про него даже книжки пишут.

Кащей открыл книгу с начала и принялся читать:

«– Через два проёма вправо, – задыхаясь, сказал Волк. Иван бежал рядом со зверем, мысленно проклиная полцарства, царёву дочку, не к месту появившегося Кащея и те самые молодильные яблочки…»

– Встань и иди! – командным тоном гаркнул Кащей.

Избушка не пошевелилась.

– Может её подманить чем-то? – предложила левая голова Горыныча.

– Чем?

– Едой.

– Вот, забыли у бабки спросить, чего она кушает, – иронично проговорил Кащей.

– Ага, – согласилась средняя голова Горыныча, не уловив сарказма. – И куда кормить непонятно.

Кащей состроил мину, которую в свете диалога можно было трактовать как «господи, какой же идиот».

– Изжога? – видя, как скривился Кащей, поинтересовалась правая голова.

– От изжоги пепел хорошо, – посоветовала левая. – Я, бывает, когда лягушек в болоте переем, тоже мучаюсь. Но это легко решается. На деревце подышу, а как догорит – угольки и съем.

– Есть хоть что-то, что ты не жрёшь? – Кащей тяжело вздохнул и, повернувшись к избушке, вновь повторил: – Встань и иди!

– Что-то это мне напоминает, – сообщила левая голова змея.

– Ага, – кивнула средняя, – только никак не пойму, что.

Правая задумалась на мгновение, смешно нахмурившись, а потом спросила:

– Помните мужичонку, что в прошлом году приходил, книжку нам читал?

– Проповедника, что ль? – уточнила средняя голова.

– Ага.

– Точно! – воскликнула левая. – Он еще про мужика читал, этого, как его…

– Не помню я, про кого он там читал, – перебила средняя голова. – Но то, что от проповедников самая жгучая изжога, усвоил на всю оставшуюся жизнь.

– Так вот, – продолжила правая, – там этот мужик, имя которого я не помню, людям говорил: «встань и иди».

– И чего люди? – поинтересовалась левая.

– А чего люди? Люди вставали и шли. Ты что не помнишь? – удивилась правая. – Нам же всем вместе читали.

– Вот бы его сюда, да? – мечтательно спросила средняя голова.

– Проповедника? Так вы ж говорите, что мы его, того… изжога ж от него. Или не того? Я, блин, не помню.

– Да нет же! – помотала головой средняя. – Мужика бы, про которого проповедник рассказывал, сюда надо. Он бы избушке сказал: встань и иди. И избушка бы пошла. И Кащей бы не мучился.

Оставлять избушку без присмотра Кащею не хотелось. Дураков, способных испохабить пустое жилище, с момента исчезновения Ваньки в Тридевятом не было. Да и тот, если что-то ломал, то без умысла. Однако зелья, порошки и разного рода артефакты теперь уже Яге не нужные, могли бы пригодиться самому Кащею. Да и просто не хотелось оставлять домик, который за последнее время стал почти родным. Поэтому, Бессмертный твердо решил, что переместит избушку к своему замку, во что бы то ни было. Но он с трудом представлял, как это сделать. А инструкций Яга-Юля не оставила.

Походив вокруг избушки, Бессмертный попробовал отдавать команды прихлопывая, пританцовывая и даже вполне приличным оперным тенором. Но в какой-то момент, махнув рукой, сообщил Горынычу:

– Василису надо спросить. Может и подскажет чего полезного.

– Так чего, – спросил Горыныч, расправляя крылья, – в замок?

* * *

– Хотел же за воротами приземлиться, – досадливо вздохнула левая голова Горыныча.

Правая и средняя в это время доставали из-под досок, тюков и всякой огородной утвари Кащея Бессмертного.

– Надо было, – согласилась правая.

Средняя, аккуратно ухватив Кашея за воротник плаща, вытащила его из груды хлама, поставила на ноги, сплюнула и включилась в разговор:

– Хлипковато строеньице.

– Мозги у тебя во всех трёх бошках хлипковаты, – сообщил Кащей, отряхивая плащ от прилипших к нему клочьев сена.

– Нормальные у меня мозги, – тут же возразила левая голова.

– Это, вон, они виноваты, – кивнула в сторону бегущих к обломкам сарая людей средняя. – Прямо на пути свою хибару построили.

– Тьфу ты, – сплюнул Кащей. – Сарай же впритык к стене стоял. Пьяный будешь и то не зацепишься.

– Дык я и не пьяный! – хором возразили все три пасти.

– Ничего не знаю, – зло сказал Кащей. – Раз не пьяный, сам с ними и разбирайся.

И пошагал ко входу в замок. Он слышал, как за спиной головы наперебой принялись объяснять, почему сарай придется строить заново:

– Вы видали, чего тут делается?

– Сарай кто-то развалял!

– Это ж надо таким варваром быть!

– Мы как узнали, сразу прилетели помощь предложить…

– Поучаствовать, так сказать, в общественно полезном деле.

– А то, мало ли, на меня еще кто-нибудь подумает.

– Или на Кащея.

– Но вот, что могу с уверенностью сказать, так это то, что Кащей тут вовсе ни при чем.

– Подтверждаю.

– Ай! Оглоблей-то за что?

* * *

– О, Бессмертный, – оторвав голову от книги, поздоровалась Василиса. – С чем пожаловал? Приземляйся, где удобно.

– Спасибо, я только что с Горынычем приземлился, – сообщил Бессмертный, потирая место чуть пониже поясницы. – Постою.

– Ну, твоё дело, – пожала плечами девушка.

Кащей оглядел стол, на котором, как обычно, лежало сразу несколько открытых книг, чернильница, исписанные листы бумаги и – а вот это уже было необычным – несколько артефактов. Про себя Бессмертный отметил, что маховик времени и кристалл изо лба подцерковного беса занимали место прямо по центру стола, а на самой столешнице, в каком-то особом порядке, были выцарапаны магические символы.

– Экспериментируешь?

– Экспериментирую.

– Ты б поосторожнее. А то всё в кучу свалила, кабы беды какой не вышло.

– Я, Кащей, знаешь, что выяснила? – невпопад ответила Василиса. – Оказывается, кристалл подцерковного беса не просто так заставляет петь «мало половин». Его сила в том, что он разделенное на части может собирать. Вот смотри.

Василиса столкнула на пол кувшин, и тот разлетелся на множество осколков. Затем девушка подняла один из них и, положив между кристаллом и маховиком, забормотала:

– Мало половин, мало половин...

На глазах Кащея глиняные черепки отрывались от пола и летели к тому, который Василиса водрузила на стол. Соединяясь друг с другом, осколки быстро сформировали кувшин, и трещины на нем стали затягиваться.

– Занятно, – присвистнул Кащей. – Я аж забыл, зачем пришел.

– Достигается не без помощи маховика времени.

– То есть?

– Заклинания заставляют маховик времени окунаться в прошлое объекта, снимать его слепок, – палец Василисы указывал на вписанные в круг символы, нанесенные на поверхности стола, – а после передавать данные кристаллу. Тот, в свою очередь, заставляет объект вновь собраться в единое целое.

– О! Вспомнил! – хлопнул себя по лбу Кащей. – Скажи-ка, Василисонька, Яга с тобой, случайно, не делилась методикой управления избушкой?

Василиса покачала головой и, достав из ящика стола нож, принялась поправлять вырезанные на столе символы.

– Я у тебя в библиотеке, кажется, что-то похожее видела, – Василиса оторвалась от своего занятия и закусила губу, вспоминая. – «Как оживить недвижимость», кажется. Или как-то так.

– Не припомню такой книги у себя.

– Там еще что-то мелкими буквами было написано. «Советы чайникам»? Или «для чайников», – добавила девушка. – Глупо звучит, да? Зачем чайнику или самовару советы давать-то?

– Не было у меня такой, – сказал Кащей. И немного подумав, предположил: – Не иначе братец притащил откуда-то.

За окном загалдели, что-то загрохотало, а потом послышались тяжелые хлопки крыльев о воздух, и обиженный голос Горыныча прокричал, удаляясь:

– Злые вы! Улечу я от вас!

Василиса, наконец, обратила внимание на шум. Подошла к окну, посмотрела вниз.

– Сарай развалили! – радостно воскликнула она.

– Не вижу повода для радости, – заметил Кащей.

– Ну как же! Очень даже замечательный повод проверить работоспособность артефактов в полевых условиях, – Василиса схватила книжку, сгребла артефакты в сумку и сказала Бессмертному: – Пойдем, поможешь.

* * *

– Слушай, Василиса, – предложил Кащей, наблюдая, как щепки, доски и гвозди, поднимаясь в воздух, возвращаются на свое место, формируя сарай, – может мы и избушку, того?

– Того, это чего?

– Разберем. Кусочек отнесем на новое место, а там ты свою магию включишь.

Василиса с любопытством посмотрела на Бессмертного. В глазах её загорелся азартный огонёк.

– А что, – улыбаясь, спросила она, – недвижимость для чайников не вариант?

Кащей отрицательно помотал головой.

– Сама подумай, сколько времени нужно, чтоб найти эту книженцию, потом прочитать, изучить, сверить с другими источниками, потом проверить на чём-то. А гарантии никакой нет. А у тебя процесс уже, можно сказать, налажен. Да и сомневаюсь я, что братец мой чего-то путного мог притащить.

– Согласна, – кивнула Василиса. – Почему бы и не попробовать?

* * *

– Я извиняюсь, – робко подало голос привидение, – так вы мне поможете?

Холейхард, созерцавший тренирующихся во дворе воинов, продолжая перебирать чётки, спросил:

– И какая мне в том выгода?

– Я буду совершать подвиги только во имя инквизиции.

Холейхард перестал перебирать чётки. Повернулся к прозрачной сущности, висевшей в полуметре от пола. Оценивающе на неё посмотрел.

– Процедура будет немного необычной. И новая оболочка будет отличаться от украденного у тебя тела.

– Я согласен, – не дал договорить призрак Импасибла. – Страшно быть призраком. Это тяготит. Главное, чтобы я мог вновь ощущать под ногами землю, сражаться…

– Это я тебе гарантирую, – четки в руках Холейхарда вновь неспешно заскользили. – Более того, я гарантирую, что после этой процедуры ты станешь гораздо сильнее, чем был, когда был простым рыцарем.

– Правда? – восхищенно спросил призрак.

– Процесс не будет иметь обратного хода, – продолжал напирать Холейхард. – Понимаешь ли, то, что я хочу сделать, немного выходит за грани привычного. Поэтому лучше договориться обо всём, пока мы, так сказать, не углубились.

Призрак снова торопливо кивнул.

– Мне нужны слова, – подтолкнул его Холейхард.

– Я согласен.

– Отлично! – хлопнул в ладоши Высочайший. – Единственное, чего не хватало, так это твоего согласия. Следуй за мной.

Привидение послушно поплыло вслед за инквизитором.

Если бы у призраков сохранялись тактильные ощущения, то Импасибл наверняка отметил бы для себя, что в подвале очень холодно. Если бы у призраков сохранялось обоняние, то Импасибл наверняка отметил бы для себя, что подвал пропитан заплесневевшей сыростью. Будь призраки наделены шестым чувством, он наверняка бы ощутил страх, которым был наполнен подвал.

– А я, признаться, сразу заподозрил, что с планом завоевания ко мне пришел не ты, – уверенно шагая по коридору, рассказывал инквизитор, освещая дорогу факелом. – Уж больно самоуверенный был и нахрапистый.

Призрак не мог чувствовать запахов, но подсознание прекрасно дорисовывало всё, что нужно, когда взгляд Миши Импасибла падал на серые, покрытые плесенью и кровавыми пятнами стены.

– Закинул пару пробных камешков, конечно, – продолжал делиться мыслями инквизитор, – про ум, честь, отвагу. Про Изабеллу, опять же. Однако тому тебе было плевать на неё абсолютно.

Холейхард остановился у одной из дверей, вставил ключ в замок, провернул его и шагнул внутрь. За дверью оказались ступени, ведущие еще глубже. Уверенно направившись вниз, инквизитор продолжал размышлять вслух.

– А под подвалом у нас подвал, – Холейхард оглянулся посмотреть, движется ли привидение за ним. – Забавно, правда? Подвал в подвале. Эдакое двойное дно инквизиции. О нем, кстати, мало кто знает. Так что, тебе, друг мой, оказана великая честь прикоснуться к тайне.

Ступени заканчивались еще более массивной дверью, которую Высочайший открыл другим ключом. Войдя внутрь, он принялся поджигать своим факелом другие, закрепленные в стене.

Призрак рыцаря Импасибла недоуменно оглядывался, выхватывая взглядом всё новые и новые детали, наводящие оторопь. Кости, валяющиеся в одном углу, черепа, выложенные в ряд вдоль стены, нагроможденные один на другой каркасы из ребер, скрепленных позвоночниками.

– Что это? – испуганно спросил призрак.

– Я же говорю, подвал в подвале.

– Но для чего? Что это за кости?

– Здесь кости самых несговорчивых ведьм и колдунов, тех, кто отказался выдавать свои секреты даже под пытками. Они так и не раскрыли своих тайн. Поэтому подвал стал для них последним пристанищем. Но, смею тебя заверить, даже умирая, они приносили пользу.

– Пользу? – еще больше округлил глаза рыцарь.

– Помогали разбираться в темном искусстве.

– Ничего не понимаю. Как же они помогали, если так и не раскрыли своих тайн?

– Помогать можно по-разному. Можно рассказать и научить, а можно самому стать объектом изучения. Проверять заклинания и зелья на ком-то всё равно нужно.

– Но зачем? Инквизиция ведь против изучения магии! – изумленно воскликнул рыцарь.

– Понимаешь ли, – принялся объяснять инквизитор, одновременно очерчивая на полу круг, – дело в том, что для победы над противником нужно не только уметь думать, как он. Желательно бы еще и вооружиться лучше, чем он, уметь что-то, чего не умеет он.

– Логично, – согласился призрак. – Но при чем тут обещанное мне тело?

Холейхард принялся выводить странные знаки по периметру круга.

– При том, – жестом инквизитор предложил Импасиблу переместиться в центр нарисованного круга, – что думать так, как думают эти трое, которых пятеро, очень сложно. В достижении каких-либо целей они полагаются на чувства, а не на рациональность.

Холейхард стал сносить к границам нарисованного магического символа кости, черепа и раскладывать их внутри периметра без какой-либо системы. Казалось, главное для него – огородить костями призрака.

– Насчет умений, – буднично продолжал инквизитор, – не буду утверждать, что мои знания превосходят знания Кащея и его компании. Но то, что они отличаются, это неоспоримый факт. Именно с помощью знаний я и планирую с ними покончить.

Инквизитор извлек из кармана кристалл и бросил его в центр круга, прямо на то место, над которым завис призрак рыцаря Михаила. Кристалл засветился алым. Василиса или Кащей без труда распознали бы в светящемся камне брата-близнеца, извлеченного из головы подцерковного беса. Да и схему, по которой Холейхард наносил на землю письмена, Василиса узнала бы без труда. Отличались только сами символы.

– Мало половин, мало половин, мало-мало... – забормотал Высочайший.

Две грудных клетки, брошенные им в круг, приподнялись в воздухе, немного повисели, покачиваясь, а затем, устремившись к призраку, сцепились между собой ребрами, заключив внутри себя привидение. Следом в воздух стали подниматься остальные кости: ступни, кисти рук, ребра, позвонки, черепа. Все это сплеталось между собой, слеплялось в хаотичном порядке, нарастая на два позвоночника с ребрами, ставшими клеткой Импасибла-призрака. И всё это время призрак кричал, захлебываясь страхом.

* * *

– Я предлагаю вынести из домика всю утварь, – предложила Василиса, – потом на Горыныче перевезем. Утварь же не одно целое с избушкой.

– Логично, – согласился Кащей.

Они подошли к двери, и Василиса стала разглядывать строение, прикидывая, что проще всего отломать, чтобы перенести на новое место и разместить в пентаграмме.

– Дверную ручку? – предложил Бессмертный. – От веса ж не зависит?

– Не зависит, – кивнула Василиса и пояснила: – То, что в кругу, должно притянуть к себе то, что вне круга.

– Слу-у-у-ушай, – протянул Кащей, озаренный идеей, – эдак можно, например, от царского замка камешек отковырнуть и благополучно перенести его на новое место?

– Можно. Но круг-пентаграмму придется рисовать огромную, чтобы весь замок в окружность вместился.

– Ты понимаешь, какая перспектива перед нами открывается? – радостно спросил Бессмертный.

Но развить мысль ему не дали.

Сшибая кусты и выворачивая деревья, на поляну вылетела гигантская тварь. Если включить воображение, то больше всего она напоминала трехголовую гориллу, передвигающуюся при помощи своих длинных рук. Но и руки её, и ноги, и туловище состояли сплошь из беспорядочно собранных человеческих костей. На шее чудовища, словно наездник на мустанге, восседал главный инквизитор Захолмья Холейхард Высочайший.

Василиса взвизгнула и буквально впрыгнула в избушку, схватив Кащея за шиворот и втащив за собой. Поэтому вопрос «Что это за хуйня?» он начал задавать снаружи избушки, а закончил уже внутри, когда дверь захлопнулась.

Снаружи раздался рёв, и избушка вздрогнула. Массивный стол, подпрыгнув, отъехал к стене, сбив Бессмертного с ног. С полок посыпались горшки, тарелки и бутылки с зельями. Несколько разбилось, наполнив воздух запахом спирта и трав.

– О! – воскликнул Кащей, поднимая что-то с пола. – А братец-то – раззява. Он же ж к Яге пошел после того, как меня вырубил. Видать и обронил.

Василиса, чудом не упавшая при встряске, повернулась к Бессмертному и увидела в его руке иглу. Толстую цыганскую иглу, которая, если приглядеться, была покрыта вязью символов.

– Кащей, ты капец!

– Чего это? – на ощупь вставляя иглу в воротник плаща, поинтересовался Бессмертный.

– Это ж игла твоя!

Избушка вновь содрогнулась от удара, и Василиса с Бессмертным снова упали.

– Ну да, моя, – потирая затылок, согласился Кащей.

– А где радость по поводу вновь обретенного бессмертия?

– Допустим, бессмертия я и не терял, – возразил Бессмертный, вставая и оглядываясь. – Пока игла цела, я как восстанавливался, так и буду восстанавливаться. О!

Он наклонился и поднял с пола кочергу, пару раз взмахнул ей, приноровляясь к весу импровизированного оружия. Удобнее, конечно, было бы с клеймором, но тот остался в замке. О чем Кащей и сообщил:

– Жалко, клеймор я не прихватил. С такой образиной при помощи кочерги совладать проблематично.

– Да его и двуручником, не факт, что перешибёшь, – заметила Василиса. – Тут вместе нужно действовать.

– А есть чем?

Вместо ответа Василиса достала из походной сумки кристалл и маховик.

В стену снова грохнуло. В этот раз на ногах удержались оба.

– А кристалл-то на кой? Ты могла бы отмотать маховиком минут двадцать-тридцать, встретить нас же и предупредить.

– Не получится, – отрицательно мотнула головой Василиса. – Понимаешь ли, дело в том, что раз я не вышла нас предупредить, когда мы подходили к избушке, значит, я его не использовала, а раз я маховик не использовала, значит, на то была причина.

Кащей помотал головой, будто пытаясь вытрясти из неё лишнее.

– Я, когда ты про скачки во времени объяснять начинаешь, дискомфорт сознания испытываю.

– Короче говоря, невозможно это.

– Ну, вывод-то я, слава богу, понял. Хотя, буду откровенен: это единственное, что я понял. Но как тебе поможет возможность собрать то, что было разбито или сломано? Ведь тут, - Кащей указал кочергой на окно, за которым маячило костяное существо, оседланное инквизитором, – наоборот, разобрать надо.

– Ха! Ты в меня зря не веришь, – гордо вздернула нос девушка. – Главное, отвлеки.

– Как?

– Просто держи его в центре поляны.

С этими словами она вернула артефакты в сумку, отобрала у Кащея кочергу и выпрыгнула в обращенное к лесу окно.

Бессмертный дождался, пока она скроется в густом кустарнике и, распахнув дверь, шагнул навстречу костяному существу.

* * *

Миша Импасибл был бы рад остановить наросшую на него конструкцию из человеческих останков, но это было ему не под силу. Он ощущал каждую кость своего нового организма, каждый череп, каждое ребро, каждый позвонок. Чувствовал, как лапа, сплетенная из множества разных костей, замахивается для удара, как бьёт противника. Однако происходило это против его воли. Кости подчинялись кристаллу. А кристалл исполнял волю наездника.

Будучи запертым в ожившей конструкции, Миша оставался всего лишь наблюдателем. Он видел, как Кащей уклоняется от удара.

– Люди, имеющие толику мозга, сначала пытаются решить разногласия при помощи диалога! – прокричал Кащей снизу и увернулся от гигантской лапы костяного монстра.

– И зря! – ответил инквизитор сверху. – Переходи они сразу к делу, могли бы сэкономить себе уйму времени.

Миша чувствовал, как гигантская костяная ладонь сжимается в кулак, уходит вверх и тут же опускается, пытаясь впечатать Бессмертного в землю. Он видел, как Кащей вновь уходит от несущегося на него костяного кулака, ощерившегося осколками ребер, словно кастетом.

– Может, хотя бы попытаешься объяснить, почему ты вдруг решил меня убивать? – спросил Бессмертный, пятясь.

– Не только тебя, – прозвучало сверху, и рука монстра вновь метнулась к Кащею.

И снова неудачно.

– Мне кажется, это не такая уж большая милость, назвать жертве причину, по которой она должна умереть, – заметил Кащей. – Так почему?

– Потому что могу! – расхохотавшись, ответил Холейхард и обе ладони управляемого им монстра понеслись к Кащею, норовя прихлопнуть его, как комара.

Кащей дернулся вперед, костяные ладони с треском схлопнулись, не успев за Бессмертным, и он было уже собрался перевести дух, когда навстречу ему, прямо из груди существа, словно копье, выстрелила обломанная с одной стороны и от того острая кость. Она пробила Кащею плечо, отбросила его назад, прямо в ладони монстра.

* * *

Прячась за кустами, Василиса размышляла о том, что даже несмотря на бессмертие Бессмертного, продержаться совсем без ничего против костяной твари тот долго не сможет. А очерчивать кочергой всю поляну, да еще и наносить символы она будет достаточное количество времени, чтобы то, что к этому моменту останется от Кащея, восстанавливалось годами.

– Чёрт, почему же я не запустила маховик, чтобы предупредить? – спросила девушка сама себя.

Ответ пришел внезапно. Потому что она только-только собирается его запустить.

Василиса достала из сумки цепочку с маховиком времени, водрузила его себе на шею и, крепко сжимая кочергу одной рукой, провернула артефакт. Реальность стала расплываться, смазываясь, и время потекло вспять.

– Надеюсь, – успокоила сама себя Василиса, – я всё просчитала правильно.

Когда размазавшаяся в нечеткие пятна реальность вновь обрела резкость, Василиса услышала, как Кащей спрашивает ту версию Василисы, которой только предстоит придумывать финт с маховиком времени:

– Дверную ручку? От веса ж не зависит?

– Не зависит, – кивнула стоящая у избушки Василиса: – То, что в кругу, должно притянуть к себе то, что вне круга.

– Слу-у-у-ушай, – протянул с поляны Бессмертный, – эдак можно, например, от царского замка камешек отковырнуть и благополучно перенести его на новое место?

– Можно…

Дальше Василиса не слушала. Нужно было обойти поляну, остаться невидимой для всех участников предстоящего действа и для всех будущих копий самой себя, которым еще предстоит появиться. Крадучись, она пошла вперед.

А в это время, выворачивая деревца и сшибая кусты, на поляну уже вылетала гигантская тварь из беспорядочно собранных костей, напоминающая гориллу.

Василиса старалась не отвлекаться на происходившее совсем рядом действо, но краем глаза всё равно отмечала, как Кащей уворачивается от гигантских костяных лап, краем сознания радовалась за него и рисовала последний в окружности знак.

– Потому что могу! – неестественно смеясь, прокричал оседлавший монстра Холейхард, когда девушка провернула маховик времени.

Реальность расплылась акварельными красками и вновь встала в пазы.

– Логично, – донесся до неё голос Кащея. – Дверную ручку? От веса ж не зависит?

Осознавая, что еще через несколько возвращений во времени этот диалог, происходящий у входа в избушку, въестся ей в мозг так, что не вытравишь, Василиса вновь принялась оббегать поляну, пока она же, стоящая у избушки, объясняла схему работы артефактов вкупе с заклинанием.

В тот момент, когда Кащей выдвигал теорию о переносе замка посредством перенесения единственного камешка на новое место, она уже дорисовала новый знак и вновь потянулась к маховику.

И в третий раз, становящаяся на место реальность встретила её вопросом Кащея:

– Дверную ручку? От веса ж не зависит?

Отслеживая разговор, Василиса перешла в очередную точку нанесения знака, начертила символ и вновь повернула маховик.

Всё расплылось и вновь обрело резкость.

– …от веса ж не зависит?

Рисуя знак пентаграммы, краем глаза девушка отмечала шевеление в тех местах, где она вращала артефакт управляющий временем до этого – её копии делали свое дело одновременно, почти синхронно.

– Не зависит, – доносилось от избушки. – То, что в кругу, должно притянуть к себе то, что вне круга.

– Слу-у-у-ушай, эдак можно, например, от замка камешек отковырнуть и благополучно перенести его на новое место?

– Можно. Но круг-пентаграмму придется рисовать огромную...

Василиса еще раз провернула маховик времени.

– Дверную ручку? От веса ж не зависит?..

– Дверную ручку? От веса ж не зависит?..

– Дверную ручку...

– Забавно, – думала Василиса, спрятавшись за деревом и отмечая шевеление в кустах по всему периметру поляны. – Меня сейчас двадцать четыре. Каждая выводит символ и исчезает, потому что я, стоящая именно на этом месте, поворачивала маховик времени двадцать три раза.

Мимо неё пронеслась костяная тварь, сбивая на ходу деревья и выворачивая кусты.

Девушка вышла из-за дерева и, прислушиваясь к происходящему на поляне, вывела кочергой последний символ, после чего достала из сумки кристалл подцерковного беса и забормотала:

– Много половин, слишком много половин, много половин, слишком много…

Размахнулась и швырнула кристалл в центр поляны, как раз в тот миг, когда тварь выстрелила костью в Бессмертного. Артефакт, мигнув в лучах солнца алым бликом, вылетел и упал прямо под ноги костяному созданию. А в следующее мгновение кристалл исчез в беззвучной вспышке, разметавшей кости невероятного создания во все стороны.

Василиса выбежала на поляну и бросилась к Кащею.

– Живой? – спросила она испуганно, присев подле раненого.

– Бессмертный, – поправил тот. Натужно вздохнув, ухватился за край кости, торчащей из раны и, прошипев сквозь зубы: – Свои кости и так на погоду ноют, не надо мне лишнего… – вытащил осколок из тела.

– Я прошу прощения, – раздалось за спиной. – А при наличии магического кристалла вы смогли бы мне помочь?

– Знакомый, сука, голос, – простонал Кащей, садясь. – Мишка, ты, что ль?

– Да, – подтвердил призрак.

– Мы ж тебе объясняли, что некуда тебя возвращать. Тело-то, тю-тю.

– Уже есть куда, – сообщил призрак Импасибла и указал на дальний край поляны, где лежало бездыханное тело главного инквизитора Захолмья Холейхарда Высочайшего.

– Но артефакт-то точно тю-тю, – развела руками Василиса. – Видел же, как шарахнуло.

– У него в кармане такой же, – сообщил призрак. – Вы думаете, как он костяное существо создал? При помощи моей души и кристалла.

* * *

– Ну, дык чего, по домам?

– Ага. А чего еще? – хмыкнула Василиса. – Мой кристалл взорвался под скелетным монстром, второй на Импасибла потратили. Хороший он. Только наивный чересчур.

– Чувствую, в этом теле он недолго инквизицией проуправляет, – ухмыльнулся Бессмертный.

– Или, наоборот, долго, – задумчиво пробормотала Василиса.

– Так, а почему на кувшине кристалл не исчез, на сарае не исчез, а когда рыцаря в тело возвращали – исчез? – полюбопытствовал Кащей. – Чем этот Миша особенный?

– Понимаешь ли, когда мы собирали сарай и кувшин – это была неживая материя, – принялась объяснять Василиса. – Материал есть – ничего больше не нужно. А с живыми объектами работает принцип «что-то убыло – что-то прибыло». Вот, кристалл убыл, а Миша в тело Холейхарда прибыл.

– Мудрёно, – покачал головой Бессмертный.

– Это до тех пор, пока на постоянной основе магией заниматься не начнёшь, – заверила девушка. – Потом втягиваешься и уже ничему не удивляешься. Да так с любой отраслью знаний. Для тебя эксперименты с молнией – норма, а я смотрю и дивлюсь. Хотя, казалось бы, две стороны одной медали.

– Значит, с избушкой никак?

– Пока что никак. Кристаллы кончились.

– Жаль, – грустно вздохнул Кащей.

– Чего? – наигранно удивилась Василиса.

– Жаль избушку оставлять, – объяснил Бессмертный. – Да и того, что Горыныч веселуху пропустил, тоже жаль.

– А чего ты хочешь? Он же только на вид грозный. А сердце у него доброе. Сидит сейчас где-нибудь в болоте, переживает, что крестьяне его не поняли. А мог бы и огнём…

– Ага, – тон Кащея не повеселел.

– Да не расстраивайся, придумаем что-нибудь.

– Ну да… – согласился Бессмертный и еще раз грустно вздохнул.

Помолчали, прислушиваясь к затихающему в наступающей темноте лесу.

– Ну, что, по домам? – спросила Василиса.

* * *

– Каще-е-е-ей, – сразу в три глотки позвал Горыныч. – Я её долго не удержу.

Почуяв неладное, Бессмертный отбросил в сторону книгу «Как поднять недвижимость в цене. Советы для чайников» и, рывком подскочив с кресла, в полтора прыжка очутился у окна. Там, на высоте метров пяти над землёй, быстро-быстро хлопая в воздухе крыльями, зависла туша Горыныча. В когтях змей сжимал брыкающуюся и дергающую куриными лапами избушку.

– Куда ставить? – спросила левая голова.

– Я сейчас, покажу, – Кащей бросился вниз по ступеням.

– Из окна мог бы показать, – натужно прокряхтел Горыныч, продолжая усиленно махать крыльями.

Выбежав во двор, Бессмертный показал, куда приземлить избушку:

– К стене её, поближе ко входу.

– Легко сказать. Как я возле стены крыльями махать буду? Тебе сарая мало было? – проворчал Горыныч, но подлетел к указанному месту.

Избушка, почувствовав, что земля стала ближе, принялась дергать ногами еще энергичнее.

– Майна помалу, – скомандовал Кащей.

– Не удержу! – натужно прохрипела средняя голова.

– Давай, тут немного! – подбодрил Бессмертный, уже видя, как изба выскальзывает из лап у рептилии.

Продолжая дергать куриными лапами, изба вырвалась из когтей змея, гулко рухнула на землю, тут же вскочила и рванула вперед. С треском ломающихся бревен ударилась об стену, сменила направление и бодрым галопом рванула в сторону болота.

– Едрёна-Родиона, Пушкина мать, через тридцать три ноги сверху налево за конину мать ети! Уёп! – кричала избушка на бегу.

– Отморозок трехголовый, – глядя вслед бодро скачущему по кочкам домику, спросил Кащей, – ты, я так понимаю, перед тем как избу сюда тащить, даже проверить не удосужился, есть там кто или нет?

– Не-а, – покачал Горыныч левой головой.

– Мне как идея в голову пришла, так я сразу принялся реализовывать, – объяснила правая.

– Некогда было, короче, – подытожила средняя.

Кащей грустно вздохнул, наблюдая, как избушка, доскакав до небольшого островка, прячет под себя ноги, устраиваясь поудобнее.

– Вот Горыныч, ты вроде бы полезное сделать всегда пытаешься, а получается наоборот. Почему так?

Горыныч посмотрел левой мордой на Кащея, а правой и средней на пристроившуюся на островке избушку.

– Да сейчас принесем, тут недолго, – успокоила средняя.

– Это ж не через лес тащить, – согласилась правая.

– Не надо! Пусть там и стоит! – замахал руками Кащей. – Давай лучше сами к ней.

Бессмертный взгромоздился на спину рептилии, которая, сделав пару шагов, оттолкнулась от земли. Единожды взмахнув крыльями, змей приземлился на островок, облюбованный избушкой, которая все это время грубым и гулким, словно из бочки, голосом продолжала невнятно возмущаться.

– Интересно, – тихо, чтобы не спугнуть, прошептал Горыныч, – окошком говорит или дверью?

– Дымоходом, – хмуро отозвался Кащей.

Горыныч наклонил все три головы на бок, прислушиваясь.

– Ну да, гулко как-то. Может, и дымоходом, – согласилась средняя голова.

– Мне только интересно, – добавила правая, – почему при бабке она молчала?

– Сказать было нечего, – вновь проворчал Бессмертный, слезая с шеи Горыныча.

– Так получается, что мы ее растормошили? – предположила левая голова рептилии. – Её ж по небу никто не катал. А тут стресс. Как Василиса говорит, шоковая терапия.

– Что ж ты такой умный там, где не нужно? – спросил Кащей, открывая дверь избушки и в следующий миг отлетая прочь от внезапного удара.

– Ах ты, нечисть поганая! – прокричал всё тот же голос, явно принадлежащий не избушке. – В капусту пошинкую.

И из двери, занеся для удара меч, выскочил парень в красной рубахе, в крупную белую горошину. Взмахнул, ударил. Кащей перекатился в сторону, меч застрял в удачно подвернувшемся пне, разрубив его напополам.

– Хлопчик, ты полегче, а? – вставая и отряхивая плащ от налипшего на него мусора, попросил Бессмертный.

Парень дернул меч еще раз, второй.

– Не Артур, – прокомментировал Бессмертный.

Парень еще несколько раз попытался высвободить меч, но понял, что не справится. Поплевал на ладони и попер на Кащея с кулаками. Кащей увернулся от одного удара, от второго, затем сделал вид, что пропускает прямой, но уклонившись в последний момент, ударил сам. И противник, совсем немного оторвавшись от земли, грохнулся на спину.

Горыныч вытянул шеи левой и правой голов и наклонился над внезапным противником, разглядывая того сразу слева и справа.

– Это что за мальчонка? – спросила левая.

И тут же с треском встретилась с правой. Оказалось, что «мальчонка» сознания совсем не терял. И, улучив момент, схватил левую голову Горыныча левой рукой за левое ухо, а правую, правой за правое и, что было сил, ударил их друг об друга.

– Ай! – обиженно вскрикнули те хором.

А парень уже перекувырнулся и бросился к застрявшему в пне мечу.

– Тебя ж в самом начале Яга на куски порвала, бесово ты отродье, – продолжая дергать меч за рукоять, но и не сводя глаз с Горыныча, бормотал парень. – Дружка твоего костлявого несколько раз изводил, а он, как ванька-встанька. Ну ничего, раз уж всё это продолжается, я вам сейчас…

Кащей и Горыныч, не предпринимая попыток остановить парня, наблюдали за тем, как он пытается выдернуть меч из пня.

– Ну точно не Артур, – пробормотал Бессмертный.

– А кто? – спросила средняя голова.

– Да кто угодно. Яга-то убыла… – остановился на полуслове Кащей и уже совершенно другим тоном закончил: – А этот прибыл. Понимаешь? Горыныч? Природа не терпит пустоты, если где-то убыло, значит, где-то прибыло. Меня он изводил… Это ж кладенец в пне! А я-то думаю, куда он подевался? Ты как прошлый раз погиб? Помнишь?

– Да чего тут помнить? – ухмыльнулся Горыныч всеми тремя мордами. – Яга тогда прискакала в пещеру прямо в избушке и в драку полезла. Я ей, главное, реву, мол, успокойся, малохольная, а она горшками кидается. И как-то всё завертелось, бац-бац-бац, и темно. Все три головы пришлось отращивать. Может, я и дурной такой с тех пор, что вся вековая мудрость в раз с головами отлетела. Не передалась от одной голове к другой.

– А меня он, видишь ты, с братом путает… – задумчиво проговорил Бессмертный. – Потому что, пока этот дурень в рубашке с горохами тут ураганил, я натурально в сырой земле лежал. А братец юродствовал вместо меня. Вполне вероятно, чтобы Юлька, куда хотела, вернуться могла, место должно было освободиться. Ну, или она своим возвращением его оттуда к нам вытолкнула. Лети-ка, Горыныч, за Василисой. Я понял, кто это.

– Ванька, что ли? – изумленно спросила средняя голова Горыныча. – Да ла-а-а-адно!?

– Факты, как и этот герой, вещь упрямая, – развел руками Бессмертный, наблюдая, за нелепыми телодвижениями парня.

Тот, слегка присев, для большего упора, изо всех сил тянул меч вбок, видимо, надеясь расшатать застрявшее в пне оружие. В какой-то момент меч выскользнул из рук, спружинил и ударил парня рукоятью по лбу.

– Ах ты, железяка коварная, – потирая набухающую на глазах шишку, возмутился Иван Дурак и принялся дергать меч еще яростнее. О Горыныче с Кащеем он уже напрочь забыл.

– Что-то убыло, что-то прибыло, – пробуя фразу на вкус, пробормотал Горыныч и расправил крылья.

– Именно так, – согласился Кащей. – Но на объемы интеллекта в отдельно взятом измерении это правило, видимо, не распространяется...

– Проходной двор какой-то, – раздраженно замечает фея, наблюдая, как из открывшейся двери спальни, крадучись, чтобы не отвлекать меня, пробирается парень, одетый в красную рубаху с крупными белыми горошинами. – Ваня, ну что ты, как дитё малое!

Парень испуганно дергается, замирает на месте и заискивающе объясняет:

– Да я, это, водички попить, – указывает он увесистой дубиной в сторону кухни.

– Ну так иди пей, – предлагает фея. – Красться-то зачем?

– Дык это, я же, чтобы этому, – теперь он указывает дубиной на меня, – покой не нарушать чтобы.

– Ой, он привык уже, – отмахивается фея. – Иди спокойно. Думаешь, ты один тут такой?

– Ага, – соглашается Ваня и направляется на кухню, уже не крадучись.

Фея, закинув ногу на ногу, продолжает объяснять:

– Так вот. Сюжетные линии твоих героев заканчиваются тогда, когда читатели к ним привязываются. Думаешь, это не обидно?

– Ну, вообще-то они сами решают, чего делать.

– Не ври! И вообще, верни мне возможность путешествовать между мирами.

– Я у тебя её не забирал.

– Ну врешь ведь?

– Не вру, – я отталкиваюсь руками от стола и вместе с креслом отъезжаю от компьютера. – Это тебе со стороны кажется, что я придумываю всё за них. А ведь я на самом деле просто записываю. Ты думаешь, я Ваньку с Волком хотел разлучать? Это Серого решение было. Я его несколько раз пытался обратно вернуть, так нет же. Он разворачивался и бежал куда угодно, только не навстречу Ивану. Да и Яга с середины второй книги очень уж хотела домой. В каждой второй сказке об этом говорила. Я ведь не заставлял ее это говорить.

В туалете раздается треск электрических разрядов, я слышу, как распахивается дверь, словно от пинка, и кто-то, матерясь, отряхивает одежду. В следующее мгновение в комнату входит Кащей. Его борода всклокочена, в руках та самая игла бессмертия.

– Нитки есть? – спрашивает он, не здороваясь.

– На верхней полке. Шкатулка деревянная, – я киваю на шкафчик в углу комнаты и спрашиваю. – А ты мог бы портал не в туалете открывать?

– Ага, – кивает Кащей . – Как бабка к себе в измерение вернулась, я всё сам. Всё сам. Тяжело, – по-хозяйски распахивает дверцу, берет всю шкатулку, не открывая и не выбирая катушку нужного цвета, разворачивается и, не поблагодарив, уходит.

Хлопает дверца туалета. Раздаётся треск разрядов. А я, уже не так эмоционально, продолжаю объяснять фее:

– Ты ж пойми, я только записываю то, что вы и так делаете. Ты вон, тоже у меня в квартире по собственному желанию появилась. Не сам же я тебя звал. Треснула по голове палочкой своей, наехала…

Фея грустно смотрит на сломанную волшебную палочку, занявшую свое место на полке, между моделью танка «Maus» и дипломом «Академии придурков», который мне когда-то подарили друзья.

– Ты думаешь, мне улыбается вот это вот всё, – обвожу руками комнату. – В нашем мире такое состояние шизофренией называют.

– Так! Стоп! – протягивает фея руку ладонью вперед, прерывая меня. – Подожди! Ты хочешь сказать, что Волк оказался alter ego Вани не потому, что ты так решил?

Отрицательно мотаю головой.

– Тогда почему сейчас их двое? – недоумевает она.

– В смысле двое? – моя очередь недоумевать.

– Серый! – кричит фея в сторону кухни.

Несколько секунд ничего не происходит, и она зовет снова.

– Волчара, едрить твою шапочку!

В дверном проеме появляется здоровенный волк.

– Чо? – спрашивает он и наклоняет голову на бок, как это умеют делать только собаки.

– Ну вот, пожалуйста, – указывает в его сторону фея.

– Да я откуда знаю?! – взрываюсь и негодую. – Я ж тебе говорю, я вас не придумывал! Вы все уже были! И каждый из вас – личность со своим характером, переделать который я не могу!

Волк наклоняет голову на другой бок, наблюдая за тем, как я эмоционально жестикулирую, а потом спрашивает у феи:

– Может, ему сто грамм налить? А то он нервный какой-то.

– Оставьте коньяк в покое, сволочи! – кричу я, думая о том, что соседи точно скоро вызовут на мой адрес психиатрическую бригаду. – Это мой коньяк!

Белый кот на подоконнике приоткрывает один глаз, смотрит на меня, тяжело вздыхает и вновь закрывает его. Завидую этой белой пушистой падле. Всё ему нипочём. И ничего его не удивляет.

– Да никто твой коньяк не трогает, – раздаётся голос Ивана из кухни. – Мы и прошлый раз не трогали, правда, Машка?

– Да, – потупив взгляд, соглашается фея. – Просто в кофе добавили.

– В кофе? – я останавливаю себя, чтобы не кричать, потому что понимаю – бесполезно. Беру себя в руки и спокойно заканчиваю мысль: – Тот еще вопрос. У меня сложилось впечатление, что вы не кофе с коньяком пили, а, наоборот, коньяк с кофе.

– Коньяк, кстати, говно! – кричит Иван из кухни. – Потому он его в кофе и добавляет, чтоб привкус перебить.

– Кстати, да, – поднимает указательный палец вверх фея. – Коньяк – говно.

– А говорите, что не трогали.

– Не трогали, вот те крест! – уверенно заявляет Волк. – Я б даже перекрестился, но у меня лапки.

– Лапки, это у кота моего. Да, Дэй?

– Мрррк, – отзывается кот, не открывая глаз.

– А у тебя – лапищи!

– Так вы меня зачем звали-то? – пытается уточнить Серый Волк.

– Чтобы этот, – фея кивает в мою сторону, – убедился, что ты никуда не пропал и не «второе я» Ваньки Дурака.

– Я? Не, я не второе, – довольно скалится Серый. – Я первое. Нужно ж мозгу человеческому иногда отдыхать. Вот я и резвлюсь. А так-то Ванька у нас умный.

– Да?

– Ну, по крайней мере, не дурнее некоторых.

Серый Волк разворачивается и вновь уходит на кухню.

– Ладно. Ты тут пиши, а я в библиотеку, – сообщает мне фея. – Потому что надо, в конце концов, понять, кто такой Гендальф, что за Франкенштейн, Сальватор, Герцог Икторн и прочие, с кем мне пришлось пересекаться за последнее время.

Фея хлопает дверью, и наступает тишина.

Некоторое время я тупо пялюсь в монитор, а затем вновь пододвигаю кресло вместе с собой к компьютеру и продолжаю набирать текст. Но спустя пару абзацев из кухни доносится удивленный голос Ивана:

– Серый! Этот белый ящик открывается! И свет внутри!

Интонации по-дурацки радостные настолько, что я невольно улыбаюсь, прислушиваясь.

– О! Да тут котлетки! Будешь котлетку, Серый?

– Проходной двор какой-то, – тяжело вздыхаю я и возвращаюсь к клавиатуре.

2019-2020 г.