Лариса Капелле - Черная Королева тамплиеров

Лариса Капелле
Черная Королева тамплиеров

Природа знать не знает о былом, 
Ей чужды наши призрачные годы, 
И перед ней мы смутно сознаем 
Себя самих — лишь грезою природы. 
Федор Тютчев

Глава 1 
«Deo Ignoto» 
(Неведомому богу)


Перед началом времени…

Ночь на этот раз выдалась совершенно темной. Даже луна не проглядывала сквозь плотный слой облаков.

— Хорошее предзнаменование, — прошептала жрица, обращаясь к своему компаньону, Человеку Без Лица.

Почему его так называли? Из-за маски, плотно приросшей к лицу? Или из-за того, что у него не было ни имени, ни семьи, или потому, что у него не имелось ни прошлого, ни будущего? Никто этого не знал. Он был безликой, скользящей в бесчисленных коридорах храма тенью Великой Богини.

— Хорошее предзнаменование, — повторила жрица, — оно обещает дождь, значит, Богиня довольна и год будет плодородным.

Человек Без Лица только кивнул. Он никогда не разговаривал. Даже жрица не могла вспомнить, когда последний раз она слышала его голос. Впрочем, это было абсолютно не важно. Он был оружием Богини, ее милующей и карающей рукой, а оружию, как известно, голос ни к чему. Роль Верховной Жрицы сводилась к пониманию и истолкованию приказов, а роль ее спутника — к исполнению. Так было установлено. И никто не смел нарушать извечный порядок вещей. И она, и он были избраны для этой миссии. С самого детства их тщательно обучали, готовили, формировали, как скульптор откалывает от камня кусок за куском, чтобы на свет появилось совершенное творение.

Потом каждый прошел свое испытание, о котором даже самым близким, даже на смертном одре не должно было говорить. Это было высшей тайной. Хотя все предостережения являлись совершенно излишними. У них не было близких, в этом мире их было только двое, и оба беззаветно были преданы единственному существу: Великой Богине-Матери, все порождающей и все поглощающей, милосердной и безжалостной, любящей и ненавидящей, бывшей всем и ничем. Окружающие их люди приходили в священную пещеру, приносили дары, простирались ниц перед черным, отполированным до блеска камнем Великой Богини и молили о снисхождении. Но только им двоим была известна скрытая невидимым покровом Главная Тайна, только им было позволено лицезреть Богиню, и только они могли истолковать ее желания и приказы. И этой ночью они должны были исполнить одно из них.

Верховная Жрица продолжила свой путь, ее молчаливый спутник тенью следовал за ней.

— Ты думаешь, мы все правильно поняли?

— Да, все правильно, — прозвучал никому не слышный ответ.

Жрица уже привыкла к тому, что Человек Без Лица мог разговаривать совершенно неслышно. Она чувствовала его слова где-то внутри, словно они сами собой появлялись в ее голове. И еще она знала, что ни одна из ее мыслей не скрыта от ее спутника. Это было даром человека в маске: слышать и понимать невысказанное. Но ее это нисколько не пугало. Так было предначертано, линии их судеб были вычерчены заранее, и ничто не могло поколебать извечного порядка вещей. Таков был закон, и поколения до них, и поколения после них будут следовать тем же путем.

Они вошли в священную пещеру. Неровный свет вставленных в специальные ниши факелов освещал им путь. Повсюду были расставлены треножники с источающими дурманящий запах масляными светильниками. Служители храма все приготовили к их появлению и ушли. Они должны были остаться одни со своими гостями. Приглашенных было двое: юноша и девушка. Юноша был смел, ловок и умен, он являлся лучшим воином и охотником своего племени. Молодая девушка была потрясающе, невыразимо красива. Их выбрали из сотен, тысяч им подобных юношей и девушек. Вернее, Богиня сделала свой выбор, а они, ее слуги, выполнили ее волю. И Жрица, и человек в маске знали их историю. Девушка была единственной дочерью царя племени. Отец, чтобы доказать свою преданность Великой Богине, преподнес ей в дар самое дорогое — свое дитя. Девушка должна была оставаться подле Великой Богини, пока та не отпустит ее. Юноша последовал за своей любимой в надежде пройти испытание. Тогда никто бы не смог разлучить их. Только в таком случае эти двое могли остаться вместе, рядом с Великой Богиней-Матерью. Юноша мог выбирать, девушка — нет. Так было установлено, и никто не смел противиться воле Создательницы всего сущего. Жрица вошла первой и предостерегающе подняла руку. Ее спутник остановился. Две фигуры застыли неподвижными изваяниями. Находившиеся в пещере не заметили пришедших.

— Ты имеешь право отказаться! Умоляю тебя, откажись! — Голос девушки дрожал.

— Я имею, но ты — нет! — с кажущимся спокойствием возразил юноша.

— Я ничем не рискую, но ты погибнешь!

— Смерти нет, я просто буду тебя ждать рядом с Богиней, а потом, может быть, мне удастся пройти испытание! Почему ты не веришь в мои силы? — горделиво воскликнул юноша.

— Почему ты вызвался на это? — сквозь слезы прошептала она.

— Ты же знаешь, что я недостоин тебя, я всего лишь простой охотник и воин.

— Ты — лучший охотник и воин! — воскликнула его возлюбленная.

— Для тебя и для других, но не для твоего отца! — с горечью ответил он.

— Это безумие! — прошептала она. — Я слышала, что сотни до тебя пробовали, но никто не прошел испытания!

— Даже если есть один шанс доказать твоему отцу, что я достоин быть твоим мужем, я готов рискнуть!

— Не покидай меня! — умоляюще повторила она. — Что я буду делать без тебя?!

— Ты будешь жить, а я буду ждать тебя за чертой…

У Человека Без Лица кольнуло где-то в груди, там, где у обычных людей располагалось сердце. Он не знал, что это было. Жалость? А может быть, грусть? А жрица внутри себя услышала его голос:

— Он не вернется, ему не суждено вернуться.

— Откуда ты знаешь? — возразила так же про себя жрица.

— Знаю, и все.

— Ты же когда-то вернулся, — продолжала настаивать жрица, — ты не можешь быть единственным, прошедшим испытание.

— Я не вернулся, оттуда не возвращаются! — прозвучал внутри ее печальный голос.

Ответить она не успела. Молодые люди заметили вошедших и опустились на колени.

— Пришло время каждому из вас выполнить свой долг перед Богиней! — возвестила жрица, и ее голос эхом прокатился по пещере.

Молодые люди склонились еще ниже.

Жрица нажала на одной ей известную выбоину в стене пещеры. Тихо скрежеща, стены раздвинулись, обнаружив широкое отверстие и ведущий вниз пологий каменный склон.

— Тебе пора…

Юноша, не оглядываясь, шагнул внутрь. Стены задвинулись, и в этот же момент опрокинулся стоявший на небольшом постаменте прозрачный сосуд продолговатой формы. И из него капля за каплей стала вытекать жидкость. Капли отсчитывали отведенное для испытания время. Жрица, Человек Без Лица и девушка ждали. Только один из них знал, что происходило за задвинувшейся каменной дверью. Но эта тайна умрет вместе с ним, если, конечно, ему суждено умереть и познать наконец покой. Вода неторопливо капала. В сосуде уже почти не осталось жидкости. В сердце каждого робко, но все настойчивее стала просыпаться надежда. Осталась последняя капля.

Но в этот момент раздался нечеловеческий крик, и вместо прозрачной последней капли из сосуда тонкой струйкой потекла темно-красная вязкая жидкость. Каждый из ожидавших знал, что она означала одно: смерть. Девушка закричала и, захлебываясь рыданиями, упала на землю.

Человек Без Лица смотрел на искаженное страданием лицо юной женщины. Она была прекрасна. Именно такой была Богиня, но до сих пор только он один мог видеть ее. «Страдание, — подумал он, — очищающее страдание, чувство, делающее животное человеком». Человек Без Лица знал, что он потерял многое, но обрел одно: дар оживлять камень. Он уже давно решил, что Богиня, наконец, должна обрести лицо. Перед этим лицом не должны были падать ниц, перед ним должны были замирать, не трепетать и дрожать, а поклоняться и любить. И, самое главное, в нем должна была быть загадка. Глядя на захлебывающуюся в рыданиях девушку, он понял, что наконец нашел ее: свою идеальную модель. Теперь земное воплощение Богини увидят люди и уже не будут падать ниц перед безмолвным камнем. Они смогут смотреть на нее человеческими глазами и видеть то, что до сих пор было видно только немногим избранным. Великая Матерь обрела свой лик. Он знал, что не ошибается. И еще он знал, что эту девушку ждет великое будущее. Отец оказался прав, отправляя свое единственное дитя к Богине-Матери. После его смерти народ обретет Великую Королеву, слава о которой преодолеет и немереное пространство, и беспощадное время…
* * *

— Я разочарована, — покачала головой Кася.

— Чем? — поинтересовался Кирилл, удобно устраиваясь в кресле с ноутбуком на коленях.

— Просто иногда приятно рассчитывать на поддержку близких людей, — ворчливо откликнулась его подруга.

— Делаю вывод, что в данном вопросе ты рассчитывала, что я окажусь на твоей стороне?

— А ты как думал?

— Была надежда, что мне все-таки позволено сохранять объективность, — не дал себя обезоружить Кирилл.

— И встать на сторону моей матери — это ты называешь объективностью! — окончательно вышла из себя Кася.

Теперь придется оговориться, что ссора эта длилась уже без малого полтора дня. Впрочем, такая продолжительная ссора ни для Каси, ни для Кирилла была не в диковинку. Нельзя сказать, чтобы они любили конфликты. Нет, людьми они себя считали мирными, просто каждый обожал настаивать на собственной точке зрения. Причем такое настаивание часто мягко перетекало в стояние и лежание на этой же точке зрения. Хотя, по справедливости, до позиционной войны дело никогда не доходило. В самый последний момент компромисс все-таки находился, и они никогда не расставались в ссоре. В этом, наверное, и был плюс отношений, в которых частые встречи перемежались такими же частыми разлуками. Кася и Кирилл подтверждали правоту расхожего утверждения о том, что маленькие разлуки нисколько не вредят, а даже разжигают огонь больших чувств. Может быть, помогало и то, что они не успевали надоесть друг другу. И так с самого начала их отношений. Кирилл как-то сказал Касе, что по статистике у них был один шанс из 20564,25 встретить один другого. И еще меньше вероятности понравиться друг другу, не говоря уже о любви. Жили они в разных городах, даже в разных странах, вели непохожий образ жизни и обладали различными вкусами. Как-то Кася сказала, что они разные берега одной реки. Но, как ни странно, со временем им успешно удалось пройти вверх по течению туда, где берега сходятся. Вдвоем им было интересно, и, самое важное, они знали, что могут рассчитывать на другого как на самого себя. Поэтому можно было понять разочарование Каси, надеявшейся на поддержку любимого.

Начался этот конфликт с того, что Касе пришло время выполнять данное собственной матери обещание. Екатерина Дмитриевна получила совершенно неожиданное и довольно оригинальное наследство. И оставил его вовсе не американский дядюшка или заокеанская тетушка, таких в их генеалогии не наблюдалось, а друг матери Фредерик де Далмас. Почему именно им? Екатерина Великая на такой вопрос отвечала просто: «А почему бы и нет?» То есть ей казалось совершенно нормальным получить в наследство квартиру в Орлеане, значительную сумму денег и, самое главное, полуразрушенный замок на границе Лота и Оверни. Детей у Фредерика не было, жены тоже, из родственников — только двоюродный племянник, то есть седьмая вода на киселе. К тому же этот прилично разбавленный сородич никогда особенного внимания к дядюшке не проявлял и симпатичным во всех отношениях не был. Поэтому логику Фредерика и отсутствие удивления Екатерины Великой понять было вполне возможно. Все было бы ничего, если бы Касину родительницу, обычно вполне разумную и даже слегка эгоистичную, не потянуло бы на героические свершения. Конечно, в жизни всегда есть место подвигу. Но Кася никак не была готова к подобному повороту. Дело в том, что Екатерина Дмитриевна твердо и бесповоротно решила продолжить восстановление благополучно лежавшего в руинах родового замка де Далмасов.

Замок Кася никогда в реальности не видела. Фредерик любил показывать фотографии и видео своего родового поместья. Но четырнадцатилетнюю-семнадцатилетнюю Касю эти архивы интересовали постольку-поскольку. Тем более в этот период она ушла в глухую подростковую самооборону, обостренную разводом матери с Джорджем. После она виделась с Фредериком во время обучения в Сорбонне, но чаще всего эти встречи происходили в кафе. Он рассказывал ей, что начал реставрацию замка и приглашал приехать, но до деталей дело не доходило. Так что замок остался в памяти Каси неким полуразрушенным средневековым монстром с активно гуляющими сквозняками и появляющимися то там, то сям привидениями. И теперь это сооружение-фантом реально угрожало ее жизненному спокойствию.

— Ты предлагаешь мне все бросить и уехать к черту на кулички! — продолжила Кася взывание к Кирилловой совести.

— Что бросить? — с невинным видом поинтересовался Кирилл.

— Как — что? — возмутилась было девушка и задумалась, что, собственно, она должна бросить.

Нужно сказать, что размышления на эту тему она не любила. Потому что они всегда приводили к выводам самым неутешительным. Любой другой мог бы на ее месте сказать, что не может бросить любимую работу, например. В жизни же Каси таковой не наблюдалось. В начале она писала диссертации на заказ, предпочитая подобное творчество традиционной научной карьере. От упреков матери в прожигании жизни отмахивалась. Диссертации на заказ писать ей чрезвычайно нравилось. Шабашка была увлекательная и даже довольно доходная.

Первую диссертацию на заказ она написала случайно. Тогда несостоявшаяся парижанка только что вернулась в столицу своей исторической родины по зову сердца и мыкалась в поисках работы. Ее сорбоннские дипломы по античной истории и всевозможным языкам никого не интересовали. В этот момент друг детства Алеша, начинающее светило столичной исторической науки, и предложил ей написать первый труд под чужим именем. Плата оказалась вполне приличной, и эти деньги помогли Касе доказать матери, что на родину она вернулась не зря. Тем более что само возвращение в Россию стало источником непрекращающихся споров Каси с собственной родительницей. После первой диссертации появилась вторая, а потом и третья. Правила игры Кася выучила достаточно быстро, кодексом, который необходимо соблюдать при написании, овладела без труда. Тем более ее, внучку известных специалистов по истории европейского Средневековья, неофиткой назвать было трудно. В дебри священного леса, называемого гуманитарной наукой, она попала невинным младенцем, поэтому быстро научилась балансировать между историей и филологией, не брезгуя и околофилософскими трудами. Недостатка в клиентах тоже не было. И самое главное, что больше всего забавляло Касю, за ее происки расплачиваться приходилось этим самым клиентам. А она могла дать полный полет собственной фантазии.

В общем, раньше она даже гордилась этим и называла такое состояние свободой. Но все окончилось внезапно. Очередная диссертация о жизни и деяниях никому не известного польского дворянина XIX века Тадеуша Малишевского привела ее к неожиданному открытию, которое чуть не отправило ее на тот свет и стоило жизни ее заказчику. Проблема была в том, что найденные Касей Ключи Фортуны никак не могли относиться к традиционным научным изысканиям. Да ей никто и не дал бы распространяться на подобную тему. Но на этом ее прикосновения к тайнам за семью печатями не закончились. Только ни одно из ее открытий широкой публике известно не стало, и приближавшаяся к тридцатилетнему порогу Кася начала задавать себе неприятные вопросы о будущем. Например, что бы она могла указать в анкете для будущего работодателя. Дипломы? Возможно, только за такими, как она, специалистами по языкам владельцы заводов и пароходов в очередь не выстраивались. Это было актуально как для России, так и для Франции. Далее список ее достижений и научных работ был до неприятности кратким. Не могла же она указать диссертации, написанные под чужими именами.

Раньше она гордилась тем, что подобные размышления нисколько не осложняли ее существования, они просто-напросто не входили в ее обычный репертуар. Навстречу неизвестности идти было гораздо комфортнее и интереснее, и она никогда и не пыталась подстиланием соломки избавить себя от неведомых неприятностей. Теперь в ее голове робко, но все более и более настойчиво зашевелились мысли о будущем. И вот в этот критический момент и появилось это неожиданное наследство. А Кася сгоряча клятвенно пообещала Екатерине Великой помочь справиться со свалившимися на голову хлопотами. Но на этот раз привычка действовать по обстоятельствам сыграла с ней злую шутку. Ей бы и в страшном сне не приснились масштабы развернутой собственной родительницей деятельности.

— Ты хоть представляешь себе, что мне предстоит! — переменила она тему и постаралась, чтобы голос звучал как можно более жалостливо.

— Представляю, но не всегда есть выбор, — философски протянул Кирилл.

— Что-то из серии «есть такое слово «надо», — вздохнула Кася.

— Ты правильно все поняла.

— Конечно, правильно, хотя, когда так говорят, почему-то упорно забывают, что еще есть такое же важное словосочетание «не надо»!

Кирилл молчал. Поняв, что сегодня сочувствия от своего друга она не дождется, девушка села за планировку самого необходимого. Сначала надо было договориться с соседкой. Благо Клавдия Петровна привыкла к частым Касиным отлучкам.

— У вас появился собственный замок?! — Соседкиному удивлению не было предела. — Катя за принца замуж вышла!

— Нет, нам оставили наследство, — разочаровала Кася романтически настроенную Клавдию Петровну.

— Кто? Катин поклонник? — Соседку было решительно не переубедить. Она была абсолютно уверена в неотразимости Касиной зеленоглазой и рыжеволосой родительницы и в том, что та скоро наконец найдет достойного ее мужчину.

— Можно так сказать, — уклончиво ответила Кася.

— Я по телевизору замки Луары видела, просто чудо! И ваш замок на них похож?

— Нет, он гораздо меньше и не в очень хорошем состоянии, — окончательно разочаровала Кася Клавдию Петровну.

Та только вздохнула, подумав про себя, что нет в мире совершенства. Впрочем, расстраивалась она недолго и уже через секунду перешла к своей любимой теме: «переживанию» за судьбы ближних и дальних окрестных жителей. Причем познания Клавдии Петровны могли дать фору любому, даже самому внимательному и дотошному участковому. В общем, выйдя замуж и занявшись исключительно воспитанием детей и внуков, Касина соседка явно лишила столицу чрезвычайно талантливого и профессионального детектива.

Еще поговорив несколько минут и выпив предложенный чай, Кася распрощалась с Клавдией Петровной и отправилась на почту. После почты зашла в домоуправление, предусмотрительно заплатила за квартиру, воду и газ за несколько месяцев вперед. Когда вернулась домой, уже смеркалось.

— Я испугался, что ты решила исчезнуть! — с тревогой в голосе произнес встречающий ее на пороге Кирилл.

— Ты волновался? — удивилась Кася.

— Немного. — Он вернулся в зал и устроился перед экраном компьютера.

— С чего это вдруг?

— Сложно объяснить, — уклончиво ответил ее друг.

— А ты попробуй.

— Давай не будем об этом, — сказал он. — Кстати, ты мне говорила, что хотела перед отъездом сходить в театр?

— Хотела, — подтвердила Кася.

— Что-нибудь классическое, традиционное, я полагаю? — с оттенком сарказма в голосе поинтересовался он.

— Не иронизируй, ну не нравится мне Дездемона в мини-юбке и царь Эдип в костюме с бабочкой, я вполне имею на это право! — с вызовом заявила она.

— Конечно имеешь, а я и не спорю. «На всякого мудреца довольно простоты» Островского в Малом подойдет?

— Подойдет! Давно хотела посмотреть.

— Ну вот и посмотришь…

Она подсела к нему и обняла.

На сегодняшний вечер они отставили в сторону все свои препирательства и решили просто побыть вместе. Ведь это так здорово, когда не нужно ни о чем говорить, просто быть рядом и чувствовать другого. Что вот он здесь, рядом, и что тебе хорошо, а все проблемы могут вполне постоять за дверью спальни.
* * *

На следующее утро Кирилл уехал в Берлин, а Кася потихоньку начала собирать вещи. До отъезда оставалось два дня. И она решила их провести с пользой. Сначала отправилась в косметический салон и парикмахерскую, подумав, что в деревне ей будет явно не до этого. После отправилась на спектакль. Кирилл оказался прав, она по-настоящему наслаждалась и игрой актеров, и тем Островским, который ей всегда нравился. В антракте вышла прогуляться.

— Кася! — окликнул ее знакомый голос.

Она оглянулась и с трудом сглотнула. Напротив стоял Алонсо Сантильяна де Аль-Зард.

— Вы! Здесь! — только и вымолвила она.

— Да, я и здесь, — с улыбкой подтвердил он.

Даже после нескольких встреч с этим человеком Кася не переставала ему удивляться. Такой ни в какой толпе не затеряется. Внешностью он обладал впечатляющей: совершенной белизны, без единого черного волоска шевелюра и глаза цвета голубого льда. И снова этот просвечивающий тебя насквозь взгляд. Нет, положительно, Алонсо Сантильяна был неординарным человеком.

— Наша встреча, конечно, полная случайность? — саркастически поинтересовалась Кася.

— Полная, — подтвердил Аль-Зард.

— И Кирилл к ней никакого отношения не имеет? — продолжала тем же тоном Кася, вспомнившая, что билет ей достал Кирилл.

— Никакого, — в тон ей ответил мужчина.

— Надо полагать, это матушка Фортуна крутанула свое колесо весьма кстати.

— Это вам лучше известно, — усмехнувшись, ответил Зард, — у вас же особые с ней отношения.

Кася прекрасно поняла намек. С Аль-Зардом она познакомилась благодаря своей первой авантюре, связанной с загадочными Ключами Фортуны. Даже при простом воспоминании об этом на ладони заныла невидимая рана, оставленная Звездой Хаоса, а сердце слегка сжалось. Впрочем, Кася уже привыкла к ней, как привыкла и к последствиям своих последующих приключений, связанных со Священной книгой древнеегипетского Тота и загадочным кристаллом, который называли Граалем катаров. Профессия или скорее вид деятельности ее старого знакомого назывался словом вполне заурядным: «Хранитель». Только отданные ему на сохранение сокровища были несколько неожиданными. Дело в том, что Алонсо Сантильяна де Аль-Зард был одним из наследников древних жрецов — хранителей священного знания.

Если бы Касе раньше рассказали что-нибудь подобное, она бы, конечно, вежливо выслушала, а также бы в зависимости от обстоятельств посоветовала обратиться к психотерапевту или психиатру. Теперь ей приходилось верить, что и такое бывает. И что на самом деле когда-то посвященные в сокровенные тайны мироздания жрецы пользовались неограниченной властью, и именно в их руках было хрупкое, сохраняющее творение, равновесие. И раньше имелись надежные стены храмов, в которые был закрыт вход любому непосвященному. Однако со временем наделенные магической силой сокровища рассеялись по всему миру. Потомки жрецов приспособились к стремительно изменяющемуся окружению. Но задача их неизмеримо усложнилась. Конечно, периодически им удавалось установить местонахождение магических раритетов и внимательно следить за ними. Но вмешиваться права они не имели. Так было положено, и жрецы четко следовали этому принципу. Исходя из всего этого, Кася могла поверить во что угодно, даже в существование Деда Мороза, но не в случайность их встречи.

— Вам нравится пьеса? — тем временем поинтересовался Зард.

— Да, хотя я немного разочарована, — проворчала она, не желая признаваться, что в такое настроение ее ввела именно встреча с ним, а вовсе не спектакль.

— Почему? Ожидали большего?

— Честно говоря, да. А вы?

— Согласен с вами, тоже ожидал большего.

— Ну а если серьезно, мистер Аль-Зард, почему вы здесь?

— Узнал, что вы собираетесь вернуться во Францию и о решении вашей матери реставрировать замок Фредерика де Далмаса, и мне стало любопытно.

— Что-то не так с замком? — прямо спросила Кася.

— Почему с ним должно быть что-нибудь не так? — вопросом на вопрос ответил Алонсо.

— Потому что вы решили, что нам необходимо встретиться. И не отпирайтесь, пожалуйста. Вы попросили Кирилла устроить нашу встречу и сказали, что это очень важно. И сделали это вчера после обеда, иначе я не застала бы его в некотором унынии. Значит, дело с этим замком нечисто.

— Я этого не говорил, — запротестовал Зард.

— Может быть, нам надо его продать? — вслух размышляла Кася.

— Это вас бы избавило от необходимости участвовать в реставрации, — улыбнулся Хранитель, — только мне кажется, ваша мама уже приняла решение, и остановить ее может…

— Только бронепоезд, — продолжила девушка, — да и тот не справится.

— В этом наши мнения сходятся, — подтвердил Зард.

— Тогда зачем вы все-таки попросили Кирилла устроить эту встречу?

— Просто захотел сказать, что если вы будете нуждаться в моей помощи, скажите Кириллу, он знает, как меня найти.

— Вы так говорите, словно хотите предупредить о чем-то, но не решаетесь.

— Возможно, да, возможно, нет, Кася, — произнес ее собеседник и после недолгой паузы добавил: — А все-таки пьеса хорошая, и название отличное. Не забывайте, что на самом деле очень и очень часто на всякого мудреца довольно простоты.
* * *

Фелипе Жоаким Феррейра устроился в салоне «Кинг Эйр 254», небольшого, но быстрого самолета, который он привык арендовать во время своих перелетов по Латинской Америке. Самолет был рассчитан на восемь пассажиров. И для каждого был предусмотрен максимальный комфорт. Уютные кремовые кожаные кресла с мягкой подсветкой и полукруглыми столиками возле каждого из них, бар, наполненный самыми лучшими винами, еда, заказанная из лучших ресторанов, красивые и услужливые стюардессы. Сам Фелипе был абсолютно равнодушен ко всему, но на партнеров все это оказывало всегда самое лучшее впечатление. И для него именно это было важно. Хорошее настроение клиента — первый залог удачной сделки. Это правило он усвоил еще будучи пятнадцатилетним мальчишкой, с момента своего второго рождения, когда в его жизнь вошла Она.

Мужчина поморщился. День ему предстоял не из самых приятных. И у проблемы, над которой он размышлял, было имя: Хосе Суарес. И сегодня он должен был решить: жить Хосе Суаресу или умереть. Но Фелипе привык к подобного рода задачам. Иначе он бы так и продолжал оставаться на побегушках у сильных и богатых. Хосе Суарес был предателем, то есть самым последним человеком на земле, недостойной существования тварью. Фелипе думал, что человеку можно было простить почти все, кроме этого самого последнего и самого подлого греха: предать доверие людей, которые на тебя рассчитывают. Это являлось самым главным принципом в жизни Фелипе Феррейры: не предавать самому и не прощать предателей.

Широкой публике имя Фелипе Жоаким Феррейра не говорило ровным счетом ничего. Иногда оно мелькало в списке первой двадцатки самых богатых людей Бразилии. Но в любом случае он был мало кому известен, от общественности скрывался и шум вокруг собственной особы ненавидел. «Настоящая власть находится в тени», — любил повторять Фелипе. Впрочем, спецслужбы Бразилии, США, Аргентины знали его очень даже неплохо. Досье на Фелипе Феррейру напоминало хороший приключенческий роман: рождение в трущобах, где осели его отец и мать, лишившиеся земли крестьяне. Отец, впрочем, тут же примкнул к гангстерской группировке и вскоре стал ее главарем. Когда Фелипе было десять лет, отца убили в уличной перестрелке. И вот этот трущобный гаврош оказался владельцем огромного состояния. Легальная часть империи Феррейры включала в себя сеть гостиниц, казино и ресторанов, бокситные шахты, золотодобывающие прииски и электрическую компанию. И большую долю доходов приносила именно надводная часть империи. Подводная же часть айсберга была мало кому известна: только специалистам в области организованной преступности, а также соратникам и соперникам Феррейры по серому бизнесу. Но она была необходимым звеном в бизнесе Фелипе, начиная от контроля оборота наркотиков, сети элитных проституток и массажных салонов, способных удовлетворить самый изысканный или извращенный вкус нужных людей, и кончая целой армией охранников.

Но Фелипе был слишком умен, чтобы попасться. Кроме того, Феррейра являлся активным филантропом, жертвовал астрономические суммы различным благотворительным фондам, активно поддерживал католическую церковь, при этом предпочитая скромно оставаться в тени. На всех же презентациях в качестве благотворителя присутствовал Арсениус Молинос, картонный директор организации. Впрочем, этот факт был известен очень и очень немногим. Поэтому большинство простых смертных картонного директора принимали за настоящего, а о Фелипе Жоакиме Феррейре и слыхом не слыхивали.

Самолет приземлился на небольшой посадочной полосе частного аэродрома. Его ждали. У полосы стояли четыре «Лэндровера» с затемненными стеклами. Фелипе вышел и сразу же нырнул во вторую машину. На сиденье рядом с шофером вальяжно раскинулся огромных размеров мулат в белоснежной шелковой рубашке.

— Все готово, патрон, — веселым голосом произнес он.

— Хорошо, — кивнул Фелипе, — поехали.

Три машины, как одна, рванули с места, а четвертая осталась охранять самолет.

— Все спокойно? — спросил Фелипе, когда отъехали на приличное расстояние от аэропорта.

— Конечно, патрон, вы же меня знаете! — усмехнулся мулат.

— Что случилось с Мигелем и остальными?

— Сам не пойму, — развел руками его собеседник, — скорее всего испугались, что вы их накроете с поличным, и предпочли сделать ноги.

— С чем я мог их накрыть?

— Они продавали и регулярно прятали часть выручки от шахты, патрон, — виновато вздохнул мулат, — да так хорошо все организовали, что мы ни о чем не догадывались!

— Понятно, — мрачно процедил Фелипе. — Поговорим на месте.

Дорога была разбитой, но мощные машины прекрасно справлялись со своей задачей. Конечной целью их путешествия был затерянный в джунглях дом. Купил его Фелипе давным-давно, и этот непримечательный домишко стал одним из центров его империи. К дому подъехали досточно быстро. У железных ворот стояли вооруженные до зубов охранники. Фелипе вышел из машины. Горячий влажный воздух ударил в лицо и заставил сморщиться. «Старею», — пронеслось в голове. Но в этих мыслях не было никакого страха. Он никогда не боялся собственной смерти. Ее для него не было. Но ему не нравился сам процесс физического старения. Его он находил совершенно нелогичным.

Навстречу ему вышел бритый мужчина в кожаной безрукавке и с цветастой косынкой на голове. Голые мускулистые руки и волосатая грудь были покрыты татуировками. С его совершенно байкерским видом несколько контрастировали изящные очки в платиновой оправе. Дэн Дрейк, самый надежный и доверенный человек Фелипе Феррейры, с некоторых пор стал гораздо хуже видеть.

— Привет, Дэн. Ты все выполнил?

— Все сделал, как договаривались, — пожал тот мощными плечами.

— Он здесь?

— Приехал вместе со мной, — усмехнулся Дрейк.

Мулат в белоснежной шелковой рубашке при виде Дрейка немного напрягся.

— А, гринго, не знал, что ты здесь, — с непонятным оттенком в голосе процедил он.

Дэн спокойно посмотрел и холодно улыбнулся:

— Извини, приятель, не успел тебя поставить в известность.

Было явно видно, что два помощника Фелипе более чем прохладно относятся друг к другу. Фелипе зашел в дом, а Дэн одним коротким жестом захлопнул дверь перед носом мулата. Тот с недовольным видом отошел от двери и вернулся к джипу.

Внутри дома было прохладно. Мужчины прошли через большую гостиную с сидящими перед компьютерами несколькими людьми Дэна, спустились вниз, в полуподвальное помещение. Навстречу им поднялся сидевший возле окованной железом двери охранник.

— Открывай! — коротко приказал Дэн.

Они вошли внутрь. Сидевший на голом полу в углу маленький человечек при их виде вскочил, выпучив и без того вылезавшие из орбит глаза. Человечка трясло от страха, но он не решался вымолвить и слова.

— Итак, рассказывай, Ривера, я тебя слушаю. Каким образом ты прятал часть выручки?

— Я не п‑п‑рятал! — затрясся человечек.

— Она сама испарялась? — почти спокойным голосом поинтересовался Фелипе.

— Фелипе, я двадцать лет работал на вас! — прокричал Ривера. — Он мне угрожал, шантажировал жизнью моих детей. Вина моя в слабости, страхе, трусости, но что я еще мог сделать! Он угрожал мне! — Мужчина зарыдал. — Я не хочу умирать, я не могу умереть, моя семья пойдет по миру!

— Кто угрожал?

— Я боюсь! — воскликнул маленький человечек.

— Тогда тебе придется выбирать, кого ты боишься больше: его или меня? — спокойно ответил Фелипе.

— Хосе! — глухо пробормотал человечек.

— У тебя есть доказательства?

— Есть, — проговорил человечек и указал на Дэна. — Я ему все передал.

— Ты проверил?

— Да, все так и есть. Часть доходов двух шахт переводилась на два запасных счета на имя Хосе и его жены. Но это еще не все…

— Продолжай, — сжав зубы, процедил Фелипе.

— Он передавал информацию о наших планах австралийцам, концернам Станисласа и Вебера, но и это еще не все.

— Как будто этого мало! — с трудом сдерживая ярость, пробормотал Фелипе. Конечно, Дэн его уже предупредил по телефону, но в подробности не посвятил.

— Мигель никуда не сбегал… — Дэн с трудом сглотнул слюну.

Фелипе слушал молча. Он прекрасно знал, что Дэн и Мигель, управляющий шахтой, были друзьями.

— Я его нашел. Хосе заманил его в джунгли и убил.

— А двое помощников Мигеля?

— Лежат вместе с ним. Я их отыскал, вернее, то, что от них осталось, — сказал Дэн и отвернулся.

В камере повисло молчание. Маленький человечек прерывисто дышал, и по его кругленькому лицу градом струился пот. Он упал на колени и молча ждал приговора.

— Пошли, — проговорил Фелипе, разворачиваясь.

— А с ним что делать? — спросил Дэн, указывая на человечка.

— Думаю, что урок он усвоил. Перевести на самую низкооплачиваемую должность, пусть оправдается, — махнул рукой Фелипе.

Слезы облегчения покатились по лицу Риверы. Дрейк подошел к нему, вытащил нож и одним резким движением разрезал веревки, стягивающие его руки.

— А теперь посидишь здесь и подумаешь в одиночестве! — проговорил сквозь зубы Дэн.

Маленький человечек с благодарностью закивал и промычал нечто нечленораздельное. После пережитого шока дар речи к нему еще не вернулся. Но Дэн, не обращая на него никакого внимания, последовал вслед за Фелипе.

Когда он вышел на улицу, Фелипе стоял рядом с мулатом. Лицо мулата было напряженно-недовольным.

— С чего такая срочность, патрон? Вечно Дэн придумывает какие-то истории. Развалины старинной золотой шахты?! Подумать только! Неужели мы не можем посмотреть на находку Дэна в следующий раз! — возмущался тот. — И потом, почему я не могу взять с собой никого из ребят? Джунгли — это не прогулка в парке.

— Нас будет четверо, и этого достаточно, — спокойно отвечал Фелипе, — Дэн, Хуан, я и ты. И с каких это пор ты начал бояться джунглей?

— Я и не боюсь! — вскинулся мулат. — Только мне надо переобуться.

— Это я вижу, Хосе, — пробормотал Феррейра, рассматривая нарядную шелковую рубашку, брюки, сшитые на заказ у дорогого портного, изящные ботинки ручной работы и браслет Картье на левом запястье, — когда-то ты не вылезал из мокасин и джинсов, но это было раньше.

— Тогда я был беден, патрон, — горделиво вскинулся мулат.

— Человек всегда беден, Хосе Суарес, — вздохнул Фелипе, — ни в одном, так в другом.

По джунглям шли молча. Дорогу показывал Хуан, правая рука Дэна, прямо за ним следовал Хосе, потом Фелипе, замыкал шествие Дэн.

— Далеко еще? — недовольно пробормотал Хосе.

— Нет, почти пришли, — отозвался сзади спокойным голосом Дэн.

Они вышли на небольшую прогалину. С левой стороны виднелся вход в пещеру.

— Здесь, Фелипе.

— Иди вперед, — коротко скомандовал Фелипе Суаресу.

— Почему я?

— Хуан останется сторожить, на всякий случай. Лишние свидетели нам ни к чему.

Хосе напрягся, но ослушаться не решился. Он прошел вперед, Фелипе и Дэн последовали за ним.

— О черт, что за дрянь! — услышали они вскрик Хосе.

Фелипе нагнал его. Странная картина открылась его глазам. Под сводом пещеры прямо напротив них, скалясь белозубыми улыбками, сидели три мертвеца в пурпурных мантиях. Фелипе раньше никогда не приходилось видеть более мрачной и более торжественной картины.

— Это же мумии! — воскликнул Хосе и начал торопливо креститься. — Ты куда нас привел, сука! — закричал он. — Где золото?

— Его никогда не было. Ты пришел на собственный суд, Хосе Суарес, а это твой трибунал, — хриплым голосом произнес Дэн.

— Они же мертвые!

— Вот перед ними ты и произнесешь свою оправдательную речь! А они вынесут тебе приговор, — тем же голосом, словно через силу продолжил Дэн и повернулся к мертвецам: — Ты слышишь, Мигель, дружище, я исполнил свое обещание!

Хосе протянул было руку к поясу, но только в этот момент вспомнил, что оружия с ним нет. Побледнев и задрожав, мулат оглянулся.

— Даже и не думай! — с удивительной для такого массивного тела скоростью Дэн развернулся, наставив на Суареса дуло автоматической винтовки.

— Патрон, это неправда, ты же знаешь, что этот гринго всегда ненавидел меня! Что бы тебе обо мне ни рассказывали, это все неправда! Клянусь Пречистой Девой, клянусь жизнью моих детей, я не виноват!

Дэн наотмашь ударил Хосе прикладом. Тот упал с залитым кровью лицом и, с трудом поднявшись на колени, закричал:

— Не убивай меня, я могу быть полезен! Фелипе, вспомни, сколько лет мы работали вместе! Да, я виноват, но это же капля в море твоего богатства, Фелипе! А потом, я могу еще быть полезен. Смотри, что я нашел. Я хотел тебе показать, — он достал сложенный вчетверо листок и заплакал.

Дэн вырвал листок из его дрожащих рук и протянул Фелипе. Тот прочитал и вздрогнул. Поднял внимательный взгляд на Хосе:

— Где ты нашел эти бумаги?

— В отеле, в Барселоне, их забыл прежний постоялец, какой-то профессор Мадридского университета. Я подумал, что тебе это может быть интересно. Я знаю твою тайну, Фелипе. Благодаря мне ты можешь найти Ее, и Она будет только твоей…

Дэн молча стоял и ждал. Фелипе помедлил секунду и произнес:

— Оставь его здесь, пусть трибунал решит его судьбу.

Хосе, услышав приговор, завыл и пополз к выходу. Но Дэн, не медля, скрутил его руки за спиной, подтащил к вделанному в стену пещеры кольцу и крепко привязал. Суарес вопил, то умоляя, то угрожая, но Фелипе уже не слышал его. Все мысли были заняты только что прочитанным текстом. Вслед за ним пещеру покинул Дэн. И почти сразу легкий писк и шорох осторожных маленьких лапок возвестили, что в пещеру вернулись ее настоящие хозяева.
Глава 2 От добра добра не ищут

Иногда в Касину голову все-таки приходили зазубренные наизусть в детсадовском возрасте истины. Ну, например, «от добра добра не ищут». То есть если тебе неплохо в определенном месте и с определенным человеком, то, мол, нечего рыпаться, сиди и благодари судьбу. Хотя, что бы получилось, если бы все следовали всем этим жизненным аксиомам? Последствия представить сложно. Конечно, если Homo erectus рыпался исключительно по необходимости, или пища кончалась, или холод начинался, то его потомками сапиенсами чаще всего руководили совершенно нелогичные чувства: любопытство, зависть, желание помочь или, наоборот, нагадить ближнему, а то и все вместе, смешанное в неравных количествах.

По сравнению со своими потомками Erectus выглядел очень даже мудрым. Ему бы и в голову не пришло погибать из-за кристалла красивого оттенка или куска металла желтого цвета, отправляться на край света за какой-то отвлеченной идеей и портить собственную жизнь словом «надо». Все эти мысли плавно проплывали в Касиной голове параллельно плывущим под крылом самолета облакам. И направлены они были в первую очередь против собственной неугомонной родительницы. Действительно, с какой стороны ни посмотреть: в Ницце Екатерине Дмитриевне жилось не тужилось. Качество жизни, климат, квартира в престижной части старого города, море в двухстах метрах, друзей — куча, поклонников — штабеля. Так нет же, все ее мамочка бросила и решила восстанавливать доставшийся в наследство от Фредерика замок. Словно кто-то ее околдовал. Екатерина Великая полностью забыла все свои рационалистические выкладки, отправила ко всем чертям вполне разумные, даже слегка эгоистичные, жизненные принципы и ринулась в бой…

Продолжать сетовать на родительницу Касе не пришлось. Объявили посадку, самолет пошел на снижение, и обычные хлопоты путешественника целиком и полностью заняли ее мысли. Из аэропорта она направилась к Марго, маминой подруге. Платой за ночлег был очередной поход на спектакль. Завзятая театралка Марго постоянно нуждалась в компании для созерцания творений знаменитостей. При этом мамина подруга отличалась такой всеядностью, что Кася никогда не могла предугадать заранее, где им придется провести вечер. Правда, на этот раз ей повезло. В программе была Опера Гарнье с отличной постановкой «Альцесты» Глюка. Так что Кася нисколько не пожалела о проведенном вечере и на какое-то время забыла о своих проблемах.

На следующий день обрадованная мать встречала свою дочь на вокзале Каора.

— Привет, дорогая, наконец-то! — воскликнула Екатерина Дмитриевна.

— Привет, мама.

— Ты наверняка уже забыла, на что похож Бьерцэнэгро?

— Почти, — призналась Кася. Рассказы Фредерика она, конечно, слушала. Фотографии и видео послушно просматривала. Но замок казался ей кучей старых и никому не нужных камней, тем более что Фредерик тогда только приступил к восстановлению развалин.

— Ты его не узнаешь! — с энтузиазмом пообещала Екатерина Великая, подводя Касю к своему новому авто. — Устраивайся.

Как и полагается деревенской жительнице, Екатерина Дмитриевна по случаю начала новой жизни сменила свою маленькую «Мини» на вместительный «Ситроен Партнер».

— Ты ничего не делаешь наполовину, — произнесла Кася, осматривая интерьер нового материнского средства передвижения. В нем не было никакой претензии на изысканность, испачканный краской пол с остатками сена, приделанные сбоку ремни, несколько картонных коробок и даже большой запыленный пластиковый чемодан с каким-то оборудованием. Для полной схожести со стопроцентной деревенской таратайкой не хватало только корзины с яйцами и клетки с курами.

— А, это ты про машину? Так удобнее, — пожала плечами Екатерина Великая, выруливая на зажатую между скалами извилистую дорогу.

Кася откинулась на сиденье, рассматривая пробегающий за окном пейзаж. Она любила этот регион и как бы ни ворчала на мать, но идея время от времени приезжать сюда ей нравилась все больше и больше. Кася чувствовала постепенно охватывающее ее ощущение простора и свободы. Наконец машина, шурша гравием, съехала с асфальтовой дороги и покатилась по широкой аллее, по обе стороны которой высились столетние платаны.

— Подъезжаем к нашему поместью! — с гордостью объявила Екатерина Великая. И по тону материнского голоса Кася на этот раз твердо и окончательно поняла, что отговаривать родительницу от этой затеи — совершенно бесполезное занятие.

Метров через двести на холме показался замок, оказавшийся в реальности гораздо больше. Его много раз перестраивали, пытаясь приблизить квадратное и приземистое оборонительное сооружение с тремя обзорными башнями и высокой крепостной стеной к комфорту Возрождения и Нового времени. Но замок усиленно сопротивлялся. Поэтому в один момент владельцы устали переделывать непокорное строение и махнули на него рукой. А после Французской революции замок окончательно пришел в запустение. Таким он и достался Фредерику в качестве наследства от каких-то дальних родственников. Теперь же это строение оказалось в их собственности.

Кася вышла из машины и огляделась. Ей здесь положительно нравилось, в действительности место было еще красивее, чем на фотографиях. С помощью картинки невозможно было передать дурманящий аромат свежеподстриженной травы, ласковое дуновение ветра, обдающего лицо приятной прохладой, тихий треск гравия под ногами. Фредерику уже удалось сделать немало. Правая часть здания могла похвастаться блестящими окнами и новой крышей. Но центральная и левая оставались в руинах, только оставшаяся от крепостной стены башня еще как-то держалась, сопротивляясь беспощадному времени.

Навстречу не торопясь, с достоинством вышел пес. Вот именно не выскочил, как полагается четвероногому охраннику, а вышел и перегородил вход.

— Познакомься, — совершенно по-светски представила пса Екатерина Дмитриевна, — Лорд Эндрю.

Кася усмехнулась про себя, но вслух материнское приобретение комментировать не стала. На самом деле в выборе клички Екатерина Великая не ошиблась. Имя было выбрано под стать этому мастифу абрикосового цвета. Кася вспомнила, что где-то читала, что настоящий мастиф должен выделяться среди других собак, подобно льву среди кошек. Лорд Эндрю был именно таким представителем своей породы: широкая и короткая морда с идеально черной маской, висящие уши, мускулистое тело и прямые мощные лапы. Кася протянула потомственному аристократу руку. Тот, не торопясь и сморщив лоб, обнюхал, поднял на нее умный взгляд ореховых глаз, коротко гавкнул, вильнул хвостом и, как и полагается опытному мажордому, посторонился.

— Можешь считать, что получила вид на жительство, — улыбнулась Екатерина Дмитриевна, — так что вперед, дорогая!

Кася начала подниматься по парадной лестнице, не забывая, впрочем, бросать любопытные взоры по сторонам. От ее внимательного взгляда не укрылись и гербы — безмолвные свидетели былой славы, вылепленные над аркой, и каменные скульптуры, расположенные перед входной дверью. Затаив дыхание, она переступила порог. Внутри было немного холодновато. Но внутренний вид замка ее не разочаровал. Она не торопясь огляделась: огромный зал был обставлен очень просто. Оставшиеся от беспокойных Средних веков бойницы были закрыты витражами, мягко рассеивающими яркий солнечный свет.

«Неплохо, — подумала Кася, — очень даже неплохо. Явно не дурак планировкой занимался».

Большие окна были с восточной стороны, а витражи — с юго-западной и западной. Зимой солнце достаточно обогревало огромный зал, а летом, в самую жару, не перегревало. Ей здесь нравилось все больше и больше. Стены покрывали панели из почерневшего от времени дерева, украшенного тонкой резьбой и изящными скульптурами. Над панелями висело несколько портретов и картин. Она подошла к большим элегантным окнам зала, которые выходили на другую сторону холма. Вид из них открывался захватывающий. Оказалось, что замок стоит на крутом берегу и под ним переливисто звенит порожистая и быстрая река.

— Кстати, почему ты назвала замок Бьерцэнэгро? — вспомнила Кася. — Мне кажется, Фредерик называл его иначе.

— Официальное название — Грезель, ты не ошиблась, — подтвердила мать, — но местные жители называют его Бьерцэнэгро, и мне это название нравится больше.

— Почему?

— Узнаешь, — пообещала мать, — а теперь не хочешь ли расположиться в нашей спальне, — сама знаешь, что все остальное пока находится в полуразрушенном состоянии. Фредерик успел привести в порядок только одну спальню. Работы в ней закончились перед самой его смертью, поэтому в ней ему пожить не удалось. Сам он обитал в кабинете, смежном с библиотекой, я тебе потом покажу. А пока пойдем, спальня находится в западной башне, придешь в себя после дороги, а потом перекусим.

Кася поднялась вслед за матерью по витой каменной лестнице с изрядно стершимися ступенями. Но спальня оказалась настоящим сюрпризом. У девушки вырвался вздох восхищения. Комната была совершенно необыкновенной. Сводчатый потолок украшен удивительно искусно вырезанным каменным кружевом. Такой же богатый декор окружает дверные и оконные проемы. А из двух окон открывается вид на виноградники, протянувшиеся по ту сторону реки.

— Ну и как?

— Потрясающе!

— Это комната для гостей с душевой и туалетом. Спать будем вместе, но кровать, сама видишь, большая. Кстати, туалет Фредерик сделал в специальной, достаточно просторной выемке в стене, оставшейся еще со Средних веков.

— Наверное, в прежние времена под этой выемкой стоять не рекомендовалось, — усмехнулась Кася.

— Скорее всего, хотя раньше люди были гораздо менее чувствительными к такого рода мелочам, тем более горожане. Сама знаешь, что в городе вообще содержимое ночных горшков на головы прохожим выливали. Кстати, Наташа, помнишь ее, ну та, которая ведет свой блог про моду, рассказывала про историю шляп с загнутыми полями. Так вот, представляешь себе, их придумали вовсе не из-за стремления к элегантности, а в целях защиты от содержимого этих самых горшков. Таким образом если ты и проходил в неудачный момент, то мог просто отряхнуть шляпу и продолжить свой путь.

Кася сморщилась, представив себе подобное происшествие, и неожиданно для самой себя расхохоталась. Подумав, что в принципе с удовольствием проделала бы то же самое с некоторыми персонажами из своей собственной биографии.

— Располагайся, приводи себя в порядок и спускайся. Я буду в кухне, вернее, в малом салоне. Я его пока превратила в комнату универсального пользования. Он гораздо меньше, и обогревать его проще. Сама видела, чтобы большой салон прогреть, весь окружающий лес спалить надо. Но, слава богу, пока с погодой везет. Холода еще не пришли, и осень сухая и теплая.

Екатерина Великая закрыла за собой дверь, и на лестнице послышались ее удаляющиеся шаги. Кася еще раз с удовольствием оглядела комнату, полюбовалась видом, открывающимся из окна, и со вздохом наслаждения опрокинулась на огромную потемневшую от времени дубовую кровать. Спустилась вниз она минут через пятнадцать. Внимательно рассмотрела несколько оставшихся от былого великолепия портретов. После подошла к внушительного вида камину, занимавшему почти всю северную стену. В свое время в нем можно было сжечь дубовый ствол или зажарить целого быка, подумала пораженная размерами очага девушка. Впрочем, прогресс оставил след и здесь. Камин был явно модернизирован и частично закрыт резной чугунной решеткой. Не удержавшись от любопытства, Кася подошла. Аккуратно, стремясь не испачкаться, перешагнула через решетку и стала внимательно рассматривать устройство изнутри.

— Ты решила опробовать новое транспортное средство? — саркастически поинтересовалась вернувшаяся в этот момент и заставшая свою дочь за рассматриванием камина Екатерина Дмитриевна.

— В смысле?

— Недогадливая! — рассмеялась мать. — Забыла, кто вылетает из трубы на метле! — И внезапно помрачнела. — Хотя, если так дальше пойдет, из трубы мы вылетем обе и вовсе даже не на метле, а в чем мать родила! Только что сметы сантехника получила, до этого на перестилку паркета. Но самое главное впереди — крыша.

— Ладно, мама, главное, чтобы у нас крыша не съехала, а с остальным разберемся! — весело произнесла Кася. — Ты мне лучше скажи, что сейчас делать будем.

— В деревню съездим, сегодня рыночный день. С народом познакомишься, а заодно и провизией запасемся. Ты не очень устала?

— Не беспокойся, в поезде я спала как сурок.

— Отлично, тогда поехали…

Уже в дороге Кася поинтересовалась:

— Ты беспокоишься, хватит ли средств на реставрацию?

— Конечно, — коротко ответила мать.

— Но мне казалось, что Фредерик оставил значительную сумму денег?

— Триста тысяч евро действительно казалось суммой неплохой, но до того, как я познакомилась с местными специалистами по опустошению карманов!

— Этот ты так мастеров называешь?

— Их, любезнейших, кого же еще! — с горечью отозвалась мать.

— Можем ли мы рассчитывать на помощь какого-либо фонда, например?

— Надо его сначала найти, а потом, согласно специалистам, замок не представляет собой историко-культурной ценности. Поэтому, кроме скидки по налогам, мне пока ничего добиться не удалось.

— Может быть, тогда продать квартиру Фредерика в Орлеане? Она все-таки в престижном районе, с видом на Луару.

— Я и сама об этом думала, но пока это невозможно.

— Невозможно! Почему, ты что-то от меня скрываешь?

— Просто не хотела, чтобы ты попала с корабля на бал.

— Давай, мама, раскалывайся, в чем дело?

— Завещание Фредерика оспаривает его племянник Раймон Ламбер.

— А, седьмая вода на киселе вспомнил про дядюшку, вернее, про его наследство! И у него есть шансы выиграть?

— По мнению нотариуса, нет, но мне все-таки посоветовали нанять адвоката.

— Понятно, и пока все имущество находится под арестом.

— Ну не совсем под арестом. Но суд может все-таки разделить имущество, и я предложила мэтру Периго отказаться от квартиры в Орлеане в пользу Раймона.

— Да Фредерик в могиле перевернется, сама вспомни, что Раймона он иначе как прохвостом не именовал, а теперь ты предлагаешь отдать ему квартиру!

— Я хочу спасти замок!

— А деньги?

— На них Раймон претендовать не может. Они были на специальных страховочных счетах, которые их собственник может передать любому, кому пожелает.

— Понятно, значит, мы рискуем остаться без дополнительных средств, — вздохнула Кася.

— Давай пока не будем об этом. Поехали в деревню.

— Поехали, — коротко согласилась Кася.

Деревенская площадь была заполнена народом.

— Суббота — рыночный день, — объяснила Екатерина Великая.

Она, похоже, абсолютно освоилась и чувствовала себя здесь совершенно как рыба в воде. Кася не переставала удивляться собственной матери. Та словно здесь родилась! И постепенно она включилась в игру, с удовольствием погружаясь в атмосферу субботнего рынка в деревушке Камбрессак. Люди не торопясь делали покупки, с удовольствием болтая с продавцами, обменивались короткими приветственными фразами с проходящими мимо знакомыми. Перекинувшись парой слов с продавцом фруктов и овощей био, Екатерина Дмитриевна подошла к продавцу сыров, назвав его по имени — Ги. Пока Ги выполнял заказ, аккуратно отрезая слегка желтоватый с темно-зелеными прожилками «Рокфор», заворачивал кружочки козьего сыра, перекладывал в отдельную баркетку домашнюю сметану, показывал особенно удавшийся ирату, Екатерина Великая расспрашивала его о семье и детях. Также не торопясь они посетили мясную лавку, поболтали в булочной. Кася, привыкшая к приветливости коммерсантов в Париже, была удивлена праздничной атмосферой радушия и расслабленности, царившей на деревенском рынке. Никто не забывал о собственных интересах и в то же время старался сделать другому приятное. Мир казался совершенно уютным и интимным. Кася расслабилась, начиная понимать собственную мать.

— Сейчас зайдем к Мартине, — тем временем сообщила ей Екатерина Великая, — это не человек — монумент, уже около сорока пяти лет она — хозяйка самого популярного бара. Представляешь себе: без малого полвека за стойкой. Люди приходят выпить стакан вина или пива, но самое главное — поговорить, поделиться последними новостями и спросить совета. Так что Мартина не просто душа деревни, а ее живая память.

Бар, к которому они подошли, ничем особенным не отличался. Веер рекламных объявлений на дверях да зелененькая афишка PMU, обозначающая, что здесь принимают ставки на лошадиные бега.

— Привет, Мартина!

— Привет, Кати, — попросту ответила из-за стойки здоровая жилистая женщина лет шестидесяти с лишним. — Привет, а это твоя долгожданная дочка?

— Да, знакомьтесь, Мартина, Кася.

— И что дочка будет пить? — спросила хозяйка бара.

— Что-нибудь полегче, сок.

— А мне кофе налей, что-то никак взбодриться не могу, — произнесла Екатерина Великая, усаживаясь на высокий табурет. — Какие новости?

— У меня никаких. Мы с Роже в порядке, — пожав плечами, ответила Мартина, наливая свежевыжатый апельсиновый сок в высокий стакан.

— Ну а в деревне чего новенького?

— Ничего особенного, все по статистике: одна свадьба, два развода. Если так дальше пойдет, то вообще полная путаница получится. У меня уже на все памяти не хватает. Сын однорукого Дидье Ксавье зашел недавно, я ему привет для Магали передала. А он мне отвечает: «Так мы уже в разводе полгода как, теперь я с Соней живу, а Магали с Феликсом, который, в свою очередь, развелся с Эммануель, которая после этого жила с Патриком, а теперь вроде бы с Марком». Так что я уже боюсь привет женам передавать, только о детях спрашиваю, потому что, если дети хоть более-менее постоянное явление, то жены и мужья меняются. Ужас, то ли я стара стала, то ли мир сошел с ума!

— Ни то, ни другое, время просто изменилось, — спокойно произнесла Екатерина Дмитриевна.

— Ну и что в этом времени такого особенного, чтобы все вот так коту под хвост пускать. Женятся, дом покупают, детей заводят, потом чуть что не так — бац, развод! — продолжала возмущаться Мартина, пользуясь тем, что бар почти пуст. Четырех старых завсегдатаев можно было не считать, так как они, по всей видимости, были полностью согласны с хозяйкой бара. — Неужели нет других способов решения проблем?

— Тут уж точно с тобой не поспоришь, — закивал из угла пожилой мужчина с блестевшей на солнце лысиной, обрамленной легким венчиком пушистых седых волос. — У меня вот тоже дочка недавно развелась. Трое детей! Я ее спрашиваю, что не так? Она мне отвечает: «Любви, мол, у меня к нему нету. А мне уже сорок лет, может быть, я теперь эту любовь встречу». Я ей говорю: «А когда троих детей делала, что ж ты о своей любви не думала. Что с детьми-то будет?» А она мне заявляет, спокойненько так: «Дети одну неделю будут со мной, а другую с Клодом». И еще добавляет, что, мол, сейчас все растут в семьях заново составленных, так даже интереснее, современнее. А, вот вспомнил выраженьице, которое она мне выдала, глупая курица: в духе времени. То есть что это дети этому самому времени сделали, чтобы их, как шарик в пинг-понге, с одного места на другое перекидывать?!

— Вот-вот, — поддержал его другой, с носом, похожим на сливу, — у моего брата тоже сын развелся, мол, интересами не сошлись. Она, мол, море любит и на пляже как блин лежать, а он горы любит и зимой и летом.

— Ну и что тут такого, ездили бы по очереди, раз на море, раз в горы, — вмешалась Мартина.

— Нет, не хотят и так умно рассуждают, — вздохнул сливовый нос, — слова не вставишь. Все логично с их точки зрения получается: мол, зачем время тратить с человеком, с которым у тебя нет общих интересов, когда ты можешь за это время найти кого-то более подходящего?

— Ну и что, нашли? — поинтересовалась Екатерина Дмитриевна, а Кася только удивлялась изменениям, происшедшим с ее матерью. Та словно вошла во вкус деревенской жительницы, и иногда казалось, что она прожила здесь не три месяца, а как минимум добрый десяток лет.

— Она — не знаю, а он нашел-таки любительницу по горам лазить, — тем временем продолжал сливовый нос. — Да только она в горы — пожалуйста, а как обед приготовить, так пиццу, дорогой, закажем, и это еще в лучшем случае, или сандвич пожуй. Сама листок салата съела, йогуртом закусила, и больше ей ничего не надо. Так этот дурачок теперь к своей бывшей подкормиться иногда захаживает, а то все ресторан да ресторан.

— Опять сойдутся, если та примет, голод — не тетка, попомни мое слово, — проговорил со значением первый.

— Да-а, — закачали головами завсегдатаи Мартининого бара.

— И куда катится мир, — шепнула Кася по-русски. Мать с дочерью понимающе переглянулись и расхохотались.

— Мама, я тебя здесь просто не узнаю! Никогда не замечала у тебя хамелеонских способностей, — съехидничала Кася, когда они наконец вышли.

— Надо адаптироваться к окружающей обстановке, — мудро произнесла Екатерина Великая.

— Я с тобой как-то привыкла к обратному, — усмехнулась Кася.

— К чему?

— Насколько я тебя знаю, это обычно окружающая обстановка вынуждена была приспосабливаться к тебе…

Екатерина Дмитриевна пожала плечами:

— Иногда обстоятельства сильнее нас.

— Из чего я делаю вывод, что ты наконец нашла задачу себе по плечу, — медленно произнесла Кася, думая, что, возможно, это как раз-то и притягивало настолько неудержимо ее неугомонную мать. Скорее всего благополучная жизнь в Ницце наскучила ей хуже вареной репы.

— Хочешь сказать, что меня потянуло на приключения? — подозрительно поинтересовалась Екатерина Великая.

— Нет, не на приключения, мамуля, не на приключения, а на подвиги…

Возвращались в тишине. В замке перекусили, разговаривая ни о чем. Мать расспрашивала про московских знакомых. Кася отвечала как могла. На общение у нее, как обычно, не хватало времени, и Екатерина Дмитриевна в конце концов оказывалась гораздо осведомленнее собственной дочери. Потом вышли на прогулку. Но разговаривали мало. Каждая была погружена в собственные мысли. Мать в очередной раз планировала действия на следующую неделю, а дочь пыталась отделаться от неприятного ощущения опасности. Это чувство не покидало Касю с момента непонятного разговора с Аль-Зардом. О чем пытался ее предупредить Хранитель? Не играл бы в сфинкса с его загадками, а прямо сказал, какие неприятности могут им грозить. Так нет же! Кася раздосадованно покачала головой. В этот момент в руку холодным носом ткнулся Лорд Эндрю, она потрепала его по шее, и сразу стало легче. Она уже заметила, как успокаивающе действовало на нее его присутствие, и успела привязаться к собаке. Подумать только, что легенды о силе и свирепости мастифов ходили с незапамятных времен. На Эндрю слава жестоких и агрессивных предков никоим образом не сказалась. Екатерина Великая, как всегда, дала псу совершенно точную кличку. Пес был стопроцентным англичанином: флегматичным, вежливым и уравновешенным.

— Я тебя познакомлю с аборигенами, они сегодня все придут на ужин, — прервала паузу Екатерина Великая.

— Ты начала закатывать званые ужины? — удивилась Кася.

— Чего только тут не начнешь! — махнула рукой Екатерина Дмитриевна и тут же пояснила: — Просто это друзья Фредерика, и они активно интересуются историей нашего замка и много говорят о его восстановлении, сама увидишь. И кстати, им ты и можешь задать вопрос, почему они называют замок Бьерцэнэгро.

— Договорились, — улыбнулась Кася.

Гости подтянулись ближе к восьми часам вечера. Сначала на пороге замка показался высокий симпатичный мужчина лет сорока пяти — пятидесяти с седой шевелюрой, широкой улыбкой и загорелым лицом человека, привыкшего большую часть времени проводить на свежем воздухе.

— Бернар Мишеле, — представился он, широко улыбаясь и обмениваясь поцелуями с Екатериной Великой и Касей. — Ваша мама много рассказывала нам о вас, и я с нетерпением ожидал возможности познакомиться.

После Бернара на пороге появилась пожилая, элегантно одетая женщина в сопровождении более молодого мужчины лет тридцати с лишним.

— Манон, — протянула руку она. И Кася, уже собравшаяся подставить щеку, малость растерялась и подала левую руку вместо правой.

Молодой спутник Манон тоже пожал Касе руку.

— Арман, — представился он, — Арман Делатур, рад с вами познакомиться, Кассия. И надеюсь, что вам нравится ваше новое жилище?

— Конечно, — не стала вдаваться в подробности Кася, рассматривая нового знакомого. Молодой мужчина являлся полной противоположностью Бернару Мишеле. Тонкая, изящная фигура и словно выточенное опытной рукой скульптора смуглое лицо с черными как уголь глазами. «Типичный южанин», — подумала Кася.

— Вы знаете, мы все испытали облегчение, когда ваша мама собралась продолжить реставрацию, начатую Фредериком! — с энтузиазмом воскликнул Бернар. — Кстати, я руковожу местным обществом охраны исторического наследия. Естественно на добровольной основе, — пояснил он, — поэтому, сами понимаете, усилия вашей мамы для нас очень важны. А сейчас и вы здесь, Кати станет значительно легче!

— Я на это надеюсь, — скромно заявила Кася, пока ровным счетом не видящая никакой собственной пригодности к какому бы то ни было реставрационному занятию.

— Давайте обсудим все это за столом, — пригласила всех в малый салон Екатерина Дмитриевна.

За столом разговор стал гораздо более оживленным. И даже Манон раскраснелась, отбросила свои холодные манеры и оказалась вполне приятной собеседницей. Касю расспросили о том, чем она занималась в Москве и трудно ли ей было все бросить и приехать помогать матери. Кася отвечала, что работа ей позволяет располагать собственным временем. Более сложных вопросов, к ее облегчению, никто задавать не стал. Кася поблагодарила про себя традиционную французскую деликатность.

— Ну и как вам здесь, нравится? — первым перешел к интересующей всех теме Арман.

— Очень, — вполне искренне ответила Кася.

— Условия, конечно, оставляют желать лучшего, — с пониманием продолжил он, — но со временем все наладится. Тем более вы попали в один из самых загадочных замков Франции! — восторженно произнес он.

— Самых загадочных? — не сдержала удивления Кася.

На ее взгляд, Грезель был самым обычным оборонительным сооружением Средних веков и никакой особой загадочностью не отличался.

— Надеюсь, это не замок Синей Бороды? — пошутила она.

За столом зависло неловкое молчание, словно ее шутка была совершенно неуместна.

— Я еще не успела рассказать моей дочери историю замка и надеялась, что вы сегодня восполните это мое упущение, — с очаровательной улыбкой вступила в разговор Екатерина Великая.

— Конечно, конечно, — кивнул Арман и неизвестно в который за этот вечер раз с восхищением уставился на Касину родительницу.

— Для начала скажу, что этот замок был построен в одиннадцатом веке Ричардом де Бланвиллем, вассалом синьора Оверни. Но хозяин замку достался взбалмошный. Меньше всего Ричарду нравилось сидеть на месте и собирать дань с окрестных крестьян. Поэтому он очень быстро присоединился к экспедиции нормандского герцога Вильгельма Завоевателя и отправился покорять туманный Альбион. Там в первой же битве саксы отправили его путешествовать дальше, за пределы нашего мира. Замок достался дочери Ричарда, Бланше. Дальше не буду вас утомлять перечислением владельцев, так как продолжительность жизни в то время излишней длительностью не отличалась, и хозяева замка сменялись в среднем каждые пятнадцать-двадцать лет. Кроме того, как ни странно, владельцами, вернее, владелицами замка всегда в конечном счете оставались женщины, и хотя все они вели род от Бланше де Бланвилль, фамилии у всех были разными. Теперь перейду к самому интересному. В общем, в начале двенадцатого века свежеиспеченный хозяин замка Рауль де Лонгпре откликнулся на зов папы Урбана Второго и отважно отправился освобождать Иерусалим.

— И его нисколько не смущало, что Иерусалим он освобождал от коренных жителей, — саркастически вставила Кася.

— По тогдашней логике, неверные не имели права быть коренными жителями не только святого города, но и оставаться на земной поверхности вообще, — вступил в разговор Бернар, он был явно недоволен, что своими рассказами Арман оттеснил его в сторону, — но не будем вдаваться в обличение нравов эпохи. Во всяком случае, европейским странам благодаря этому удалось отправить большую часть неугомонных и не очень законопослушных граждан воевать в Палестину.

— Умиротворили Европу за счет Ближнего Востока, — усмехнулась Манон.

— Византии тоже досталось на орехи, — добавила Кася.

— Я бы не стал упрощать, — вернулся в разговор Арман, — мы рассуждаем с нашей точки зрения. Для тогдашнего человека словосочетание «Святой город» обладало особым смыслом. Не забывайте, что большинство рыцарей отправлялось не грабить Иерусалим, Акру и т. д., а именно освобождать. И они ехали не просто воевать, а умереть за Святую землю. Для нас в век индивидуализма это ничего не значит, мы мечтаем о бессмертии, мы слишком привязаны к этой жизни и боимся заглянуть в собственную душу. Средневековый человек видел и чувствовал все иначе.

Кася была несколько удивлена страстности, с которой Арман бросился на защиту давным-давно рассыпавшихся в прах рыцарей-крестоносцев. Словно для него все это было слишком личным.

— Не могу с тобой не согласиться, Арман, — поспешил вставить Мишеле, — да и потом мы отвлеклись, в конце концов, Касю интересует история ее замка, а не наше отношение к Крестовым походам и его участникам. Так вот, последний владелец замка достиг цели своей поездки, а именно отправился самой ближней дорогой в рай. И вот тут начинается самое интересное. Перед отъездом он оставил завещание, что в случае его смерти он передает замок в дар только что созданному монашеско-рыцарскому ордену тамплиеров.

— И его наследники согласились? — удивилась Кася.

— Наследников мужского рода у него не было, только две замужние дочери. А о вдове позаботился орден.

— То есть наш замок находился в собственности тамплиеров? — заинтересовалась Кася.

— И не только. Он был центром одного из главных командорств ордена.

— Я немного знакома с историей ордена, — осторожно начала Кася, — и мне кажется, среди главных командорств я никогда не слышала упоминания о Грезеле.

— Вы не ошибаетесь, он упоминается крайне и крайне редко, и тем не менее он являлся одним из центральных командорств.

— Бернар немного преувеличивает, — вмешалась в разговор Манон, говорила она медленно, и иногда Касе казалось, что она тщательно подбирает слова, — просто все, что связано с местной историей, приобретает в его глазах совершенно фантастические размеры.

— Вы, как всегда, правы, — спохватился Бернар, Манон только улыбнулась. — Но командорство это было действительно важным. Достаточно сказать, что раз в год главные сановники ордена обязательно его посещали. Об этом свидетельствуют хозяйственные книги. На мой взгляд, никакие другие командорства таким вниманием похвастаться не могут.

— Возможно, да, возможно, нет, — покачал головой Арман, — но факт особого внимания ордена к нашему командорству неоспорим.

— Вот видите, Кася, вам достался действительно неординарный замок, — дружески улыбнулась Манон, — замок с загадкой.

— Надеюсь, что это не имеет никакого отношения к легендарным сокровищам тамплиеров, за которыми и так усердно охотился и король Филипп Красивый, отправивший рыцарей в пыточные камеры и на костер, и папа, и многие-многие другие, — со вздохом произнесла Екатерина Дмитриевна.

— Почему вас это огорчает, что замок может скрывать сокровища? — рассмеялся Бернар.

— Меня напрягают не сокровища, а его искатели, — пожала плечами Екатерина Великая, — от них обычно одни неприятности: то в саду клумбу распотрошат, то в подземелья замка рвутся. Хотя в них, кроме обваливающихся сводов и пустого винного погреба, ничего нет.

— А вы уверены? — напрягся Бернар, и трое гостей несколько странно насторожились.

— Уверена, — подтвердила Касина мать. — Фредерик мне рассказывал, что все их проверил от начала и до конца и ничего похожего на замаскированный вход или тайник не нашел. Я и сама их проверяла с мастерами. Надо же удостовериться в устойчивости фундамента.

— А может быть, просто он не смог найти его? — улыбнулся Бернар. — Но я с вами полностью согласен: от искателей сокровищ одни неприятности. Тем более все это относится к области красивых сказок, единственное, что заслуживает внимания, — это архитектура и историческая ценность здания.

— Но мне интересно было бы побольше узнать о замке и тамплиерах, — вернула разговор к интересующей ее теме Кася.

— Тогда позвольте вам рассказать следующее, — вступил в разговор Арман, нервно переплетая тонкие, изящные пальцы. — Тамплиеры придавали этому замку особое значение. Даже после разгона ордена его долгое время охраняли монахи бенедектинского ордена. Тоже интересный факт, учитывая, что именно этот орден приютил часть оставшихся в живых храмовников. После местные жители рассказывали о том, что замок проклят, или хранит загадочное сокровище, а иногда будто бы наоборот — больные, проведя ночь на камнях рядом с замком, излечиваются. И все это так или иначе связано с культом и чудотворной статуей Черной Королевы, существовавшим в этих местах с давних времен. Но статуя словно испарилась где-то в пятнадцатом веке.

— Черной Королевы? — изумилась Кася.

— Именно Черной Королевы, и поэтому местные жители называют этот замок Бьерцэнэгро. В переводе с окситанского: Черная Дева…

— Черная Дева! — задумчиво произнесла Кася.

— Своими россказнями вы только утомляете наших хозяек! — произнес Бернар, его голубые глаза смотрели укоризненно и даже несколько предостерегающе.

— Нисколько меня это все не утомляет, наоборот, очень и очень интересно. Я даже не ожидала, что у замка такая богатая история! — с воодушевлением воскликнула Кася.

Арман с несколько победным видом посмотрел на сморщившегося словно от переизбытка кислого Мишеле. «А эти двое явно друг друга недолюбливают!» — пронеслось в голове Каси. Разговор прервал отчаянно затрезвонивший телефон, вернее телефоны, так как, учитывая размеры помещений, Екатерина Дмитриевна предпочла расставить несколько аппаратов в большом и малом салонах, холле замка и библиотеке. Поэтому переливчатые трели, доносившиеся с разных сторон, не услышать было невозможно. Мать, извинившись перед гостями, сняла трубку самого ближайшего.

— Да, здравствуйте, мэтр… Вы правы, совершенно не ожидала… Вы уверены, что все так серьезно? — с этими словами Екатерина Великая быстро вышла из салона и прикрыла за собой дверь.

За столом зависло неловкое молчание. У Каси возникло странное впечатление, что гости напряглись и даже прислушивались к отдельным доносившимся из-за двери словам.

— Мне кажется, что на завтра обещали дождь, — перешла Кася на традиционную тему.

— Именно так, осень, что поделаешь, — охотно поддержал разговор Бернар.

— Главное, чтобы снег раньше времени не повалил, иначе в очередной раз окажемся отрезанными от всего мира, — вздохнула Манон.

— Вы так и остаетесь городской жительницей, наша дорогая, — весело произнес Бернар, — мне даже, наоборот, все это безумно нравится, словно попадаешь в другое время, в другой век.

— В таком случае хотелось бы не попасть в любимые вами Средние века и не нарваться на очередной отряд разбойничающих рыцарей, — усмехнулась Манон.

— Или тамплиеров в белых плащах с красными крестами, отправляющихся на поклонение своей… — Бернар спешно прервался и тут же добавил: — Поклонение Святой земле. Но в любом случае это просто красивые легенды. И ваша мама права: легенды легендами, а самая главная задача — восстановление этого уникального замка. Даже если в нем и нет никакого сокровища.

— В этом я совершенно с вами не согласен, — встрепенулся Арман.

До этого он, вопреки правилам хорошего тона, никакого участия в разговоре не принимал и, по подозрению Каси, активно прислушивался к доносившимся из-за двери обрывкам телефонного разговора.

— И почему же? — с неожиданной враждебностью отреагировал Бернар.

— У меня такое впечатление, что вы умышленно не говорите всю правду.

— Какую правду? — заинтересовалась Кася.

— Черная Королева действительно существовала, и именно ее так бережно охраняли тамплиеры. И с момента ее исчезновения в пятнадцатом веке и до сих пор многие все бы отдали за владение пропавшей реликвией!

— Кто такая Черная Королева?

— Об этом существуют разные легенды. Местные жители говорят то о Деве Марии, приснившейся одному из тамплиеров, гостящих в близлежащем монастыре. Легенда сохранила только его имя: Бернар. Богородица явилась ему во сне и сказала, что он должен сейчас же отправиться к находящемуся в глубине леса источнику. Около этого источника он найдет ее образ, запечатленный в дереве. Наутро рыцарь отправился к указанному месту, и каково же было его удивление, когда он нашел небольшую статую из черного дерева. И вокруг статуи разливалось странное бело-голубое сияние. Рыцарь упал ниц. И в этот момент в его голове четко прозвучал голос, приказывающий ему перенести статую в близлежащую пещеру. Рыцарь все исполнил. Потом тот же голос приказал ему вернуться в монастырь и возвестить о чуде. Но монахи, услышав его рассказ, решили иначе и с торжественной процессией отправились за статуей. Воздав ей почести, они с молитвами и песнями принесли ее в монастырь и поставили на богато украшенном постаменте рядом с распятием. Но следующей же ночью статуя исчезла. Растерянные монахи отправились ее искать и нашли в той же самой пещере. Они поняли знак и остались молиться около статуи. Тогда Бернар и принял решение остаться охранять таинственную пришелицу.

— Вы хотите сказать, что эта Черная Королева была одной из чудотворных Черных Мадонн? — Кася уже много раз слышала об этом странном для христианской Европы культе.

— Возможно, — вмешался Бернар, — но в конце концов это только легенда, и она никак не объясняет связи замка с Черной Королевой. Мы прекрасно знаем, что замок появился до создания ордена тамплиеров.

— Но не забывайте, что связь эта существует. И кстати, даже тогда местные жители не были ни доверчивыми простофилями, ни тем более наивными дураками. Так вот, некоторые из них утверждали, что статую на самом деле привезли в эти места вернувшиеся из Святой земли тамплиеры. А все остальное было удачной инсценировкой. Но факт остается фактом: Черная Королева действительно существовала и каким-то образом была связана и с тамплиерами, и с родственными им орденами монахов бенедиктинцев и цистерианцев.

— Не знаю, как вас, — обратился к Манон и Касе Бернар, — а меня этот набор галиматьи для туристов начал уже утомлять.

Манон промолчала, а Кася как можно более мягко, проявляя чудеса не присущей ей обычно дипломатии, произнесла:

— Я понимаю, что вам, Бернар, все это совершенно неинтересно слушать в сто первый раз, но я‑то это слышу впервые.

— Понимаю, — смилостивился Бернар и замолчал, всем своим видом показывая, что готов вынести эту пытку, чтобы не разочаровать молодую хозяйку.

— Значит, мне позволено рассказать и другую легенду, связанную с загадочной Черной Королевой, тем более, на мой взгляд, она еще интереснее и поэтичнее первой, — улыбнулся Арман.

— Конечно, конечно, расскажите, — попросила Кася.

Бернар поджал губы, но ничего не ответил.

— Желание дамы — закон, — откликнулся Арман, его черные глаза вспыхнули победным блеском. — Эта легенда касается истории скульптуры. Она была высечена из камня давным-давно, еще до начала времен, когда известная нам человеческая цивилизация только начиналась. Люди тогда поклонялись Великой Богине-Матери, которая была для них всем. Но у Великой Богини не было лица, и видели ее только одни избранные. Четыре раза в год каждое племя преподносило в дар Богине молодую девушку. Но не подумайте, это не было жертвоприношением. Просто молодая женщина становилась служительницей Богини, позже некоторых Богиня отпускала, и только немногие оставались служить ей пожизненно. И вот однажды царь самого сильного и влиятельного племени, стараясь задобрить Богиню, подарил ей собственную единственную дочь. Девушка была удивительно, волнующе красива, умна и добра. И у нее был возлюбленный: простой охотник. Выбора девушке не оставили, но существовал обычай: если у избранной Богиней-Матерью девушки имелся воздыхатель, он имел право остаться рядом с ней, если пройдет испытание. Это испытание было страшным и трудным, и редко кто оставался в живых. Но юноша решился. Но пройти его ему не удалось. Сердце девушки было разбито навсегда, она оставалась рядом с Богиней несколько лет, потом отец ее умер. Племя избрало девушку своей королевой, и Богиня отпустила ее. Но в обмен она потребовала одно…

Арман замолчал.

— Что же она потребовала? — поторопила его Кася.

— Ее лицо, — просто ответил тот.

— Что? — изумилась девушка.

— Лицо, — повторил Арман. — Богиня была безликой, люди поклонялись черному камню, и она решила, что теперь она должна открыться обычному человеческому взору. Но это лицо должно было быть особенным. И Великая Богиня сделала свой выбор.

— А что же девушка?

— Она вернулась и стала Великой Королевой, и еще с тех пор люди считали ее живым воплощением Богини…

— Извините за отлучку, — прервала разговор вернувшая в салон Екатерина Дмитриевна.

По встревоженному виду матери Кася поняла, что случилось нечто важное. Но вопросов задавать не стала, предпочла дождаться, пока за последним гостем закроется дверь, и только тогда повернулась к матери.

— Может быть, теперь расскажешь, что случилось?

— Точно не знаю, — призналась мать, — но ничего хорошего.

— От кого был звонок?

— От нотариуса Фредерика, мэтра Периго.

— Проблемы с завещанием?

— Похоже, что да, и не только, — зябко передернула плечами мать.

— И в чем же дело? — напряглась Кася.

— Периго не захотел говорить об этом по телефону. Он меня только подробно расспросил о твоем приезде. Потом о людях в деревне. Сказал, что Раймон намерен сражаться до конца и не соглашается на передачу ему квартиры в Орлеане. По словам мэтра, он заявил, что ему нужно все наследство, и в первую очередь Бьерцэнэгро.

— У него есть деньги вести долгую юридическую битву? — удивилась Кася. — Фредерик же постоянно говорил, что у его племянника карманы — решето, ни одна копейка в них не задерживается.

— А вот теперь, похоже, задержалась. И именно это насторожило мэтра. Он навел справки и очень обеспокоен полученными сведениями.

— Он тебе сказал какими?

— Нет, он хочет поговорить со мной лично и уже взял билеты на завтрашний поезд.

— Его надо встречать?

— Нет, он сказал, что доберется сам, и назначил нам встречу на послезавтра на десять часов утра.

— Почему мы не можем встретиться завтра?

— Он сказал, что сначала должен выяснить некоторые подробности и только тогда сможет поговорить с нами.

— Надо было настоять, мама! — воскликнула никогда не отличавшаяся терпением Кася.

— Он был непреклонен.

— А все-таки это очень странно!
Глава 3 Хорошо выбирать тому, кому есть из чего выбирать…

1163 год, Французское Королевство, Овернь

Дорога, ведущая в общину ордена тамплиеров, была извилистой и изрядно разбитой. Небольшой отряд, состоящий из четырех конных рыцарей, пятерых пеших сержантов и нагруженной всяческим скарбом телеги, отправился в путь, как только начало светать. И к вечеру люди уже достаточно утомились. Но никто не останавливался. Привыкшие к долгим переходам воины давным-давно перестали обращать внимание на временные неудобства. Им было приказано не останавливаться, и никто не посмел бы нарушить приказ главного приера ордена. Единственным, кому такой переход был в тягость, был веснушчатый подросток, ехавший на своем ослике впереди отряда. Мальчика звали Жанно, и хотя он всегда хвастался собственной выносливостью, его уже откровенно начало клонить в сон, тело онемело, ноги и руки сводило судорогой.

— Ты хочешь отдохнуть, Жанно? — обратился к нему ехавший вслед за ним рыцарь, шерстяной плащ которого скрывал доспехи. — Пересядь в телегу.

Но Жанно замотал головой, крепко вцепившись в поводья. Меньше всего ему хотелось показывать свою слабость. Тем более сейчас, когда дорога привела их в этот лес, про который что только не рассказывали в округе. Когда-то в незапамятные времена обитали в этом лесу колдуны в белых одеждах, посвятившие свою жизнь дьяволу. И никто не имел права войти в этот лес. А того, кто нарушал запрет, они приносили в жертву своему покровителю. Только однажды пришел в этот лес святой человек и силой молитвы уничтожил колдунов. Но души сатанинских служек не успокоились, они поджидали случайно забредавших в заколдованный лес неосторожных путников. Поэтому никто не обратил внимания на то, что больше ста лет назад появились в этих краях монахи-рыцари в белых плащах с красными крестами и устроили в проклятом лесу свою общину.

Ослик весело трусил по дороге, не обращая никакого внимания ни на тревожное ржание следующих за ним коней, ни на нервозность собственного поводыря. Ничто не смущало это привычное ко всему и терпеливое животное. Жанно, заразившись спокойствием ослика, перестал тревожиться, с любопытством рассматривал открывавшуюся перед ним дорогу. Не было бы леса вокруг, он бы, может быть, и увидел пологие и заросшие изумрудной травой горы и стремительно обрывающиеся вниз скалы. Но покуда хватало глаз, вокруг были деревья, смыкавшиеся где-то наверху макушками с плотно переплетенными сучьями. Странные тени и остро пахнущий сырой землей, древесиной, прелыми листьями полумрак заставили Жанно вновь вспомнить про души проклятых колдунов. Он вздрогнул и заозирался. Но ничего не изменилось вокруг. Как ни странно, именно в этот момент ехавший за ним рыцарь поднял руку. Отряд остановился. К рыцарю подбежал пеший сержант и помог спешиться. Жанно обернулся.

— Здесь мы остановимся на ночлег, — сказал предводитель отряда.

— Нам не так далеко осталось, — удивился Жанно, — не больше четверти дня пути.

— Уже темнеет, — возразил рыцарь.

— Мальчишка боится оставаться в проклятом лесу! Небось боится, что украдут! — произнес хриплым голосом помогавший рыцарю сержант и ухмыльнулся. — Смотри, как бы ночью тебя не унесла злая ведьма во‑от с такими сиськами до пупа! — И сержант руками показал роскошную грудь предполагаемой похитительницы.

Солдаты заржали, радостно мотая головами.

— Жаки бы не отказался и дьяволу душу продать за такую красавицу, — сквозь смех проговорил один из них, — ты бы и метлой не отказался стать!

— Между такими ляжками и метлой не зазорно! — подтвердил тот, кого называли Жаки.

— Все, хватит! — властно прикрикнул на них первый рыцарь. — Или забыли свой обет!

Те виновато потупились и, чтобы скрыть смущение, торопливо принялись за дела. Двое помогли спешиться другим рыцарям, третий занялся разведением огня, остальные двое стали распрягать лошадей и тащивших телегу быков. Было видно, что все участники похода были людьми опытными и бывалыми. Во всяком случае, действовали они споро и отлаженно.

Жанно замотал головой и тут же спешился, чтобы показать, что нисколько он не боится. Хотя в глубине души он опасался именно этого: остаться ночевать здесь.

— Не бойся, мальчик, ты не один, — обратился к нему рыцарь. — Жанно, так, кажется, тебя зовут?

— Да, сир, именно так.

— Ты хороший проводник, Жанно, я рад, что монахи дали нам именно тебя. Ты давно в монастыре?

— С прошлой зимы, — коротко ответил Жанно, он еще не привык к окружавшим его воинам и откровенно робел.

— Родители твои живы?

— Нет, — покачал головой мальчик, и горло свело судорогой. Больше года прошло со смерти матери, но до сих пор ее исчезновение болью отзывалось в его маленьком сердце.

— Понятно, — только и ответил рыцарь. — Мое имя Эммерик де ла Вассьерэ, а ты можешь называть меня просто Эммерик, договорились?

— Договорились, сир, — робко ответил Жанно и тут же исправился: — Эммерик.

Тем временем к ним подошел второй рыцарь. Он был очень странным, этот воин. Когда отряд появился в монастыре бенедиктинцев, в котором уже больше года жил Жанно, этот рыцарь выделялся своим черным одеянием на фоне белых плащей трех рыцарей храма. «Настоящий ворон! — прошептала кухонная девка Мартина и почему-то перекрестилась, словно черный воин был предвестником неминуемых бед. Даже лицо этого воина было странным. Если высокий и широкоплечий Эммерик с белокурой шевелюрой, ясными голубыми глазами и продубевшим на солнце красным лицом сразу вызывал симпатию и доверие, то черный воин словно вышел из чьего-то ночного кошмара. Любому, бросившему взгляд на это лицо с натянутой на острых костях бледно-желтой, пергаментной кожей, запавшими, горящими непонятным огнем глазами и узким змеевидным ртом с редкими пожелтевшими зубами, становилось не по себе. И было от чего. Единственным, что нарушало это впечатление, был глубокий и необыкновенно приятный бархатистый голос.

— Кто останется сторожить этой ночью? — обратился черный рыцарь к Эммерику.

— Думаю, что поставлю Реми. Ты согласен, Амори?

— Хорошо, я его сменю.

— Ты устал, Амори, тебе особенно важно отдохнуть, если хочешь, я сам сменю Реми? — предложил Эммерик.

Голос де ла Вассьерэ был ласковым и заботливым. Видно было, что он искренне волнуется за черного рыцаря. Жанно никогда бы не подумал, что можно привязаться к такому странному человеку, но Эммерик и Амори были явно старыми товарищами.

— Не беспокойся за меня, мне гораздо лучше, — усмехнулся тот, кого называли Амори.

— Ты боишься, Жанно? — обратился тем временем Амори к мальчику.

К этому времени сержанты закончили приготовления к ужину, и все расселись вокруг костра. Жанно примостился рядом с самым старшим участником группы, Полем. У этого бывалого вояки было морщинистое и улыбчивое лицо, и это сразу расположило к нему сердце мальчика. Жанно не знал почему, но рядом с Полем он сразу почувствовал себя в безопасности. Да и старый сержант явно благоволил мальчику. Он заботливо накрыл начавшего дрожать от холода подростка собственным шерстяным плащом. Дал отпить Жанно вина из фляжки и протянул здоровенный ломоть хлеба с солидным куском подогретой на костре солонины. Воины ели молча, чувствовалась усталость, да и не было необходимости привлекать к себе внимание. Потом все устроились вокруг затухающего костра на ночь. Только Амори отошел от костра. Жанно, устроившийся рядом с Полем, проводил глазами черного рыцаря и шепотом спросил своего старшего товарища:

— Почему он такой, этот Амори?

— Такой какой? — переспросил старый сержант.

— Необычный, даже дрожь пробирает, — признался мальчик.

— Привыкнешь, — вздохнул Поль, — ему, бедняге, тоже непросто живется.

— Бедняге? — удивился Жанно. Как-то непривычно было слышать, что сержант жалеет рыцаря.

— А ты как думаешь?! Любой другой на его месте, может быть, уже концы бы отдал, а он держится… Он видит души людей, а это не самое легкое и приятное занятие, мальчик. Нет большего зла на свете, чем в душе человека. Вот ты боишься демона, ведьму, дикого зверя, а надо бояться человека, запомни это, — все это было произнесено с такой горечью, что Жанно стало не по себе.

Проснулся он внезапно, словно что-то дохнуло на него холодом. Поль крепко спал, другие тоже. Только Амори сидел у горящего почему-то костра и внимательно наблюдал за ним. Огромный лунный диск навис над ними, освещая все ярким светом. Может, именно из-за этого яркого света все вокруг казалось странным и неживым. Стволы и листва деревьев побелели, трава словно покрылась изморозью, даже продубленные лица окружавших его спящих товарищей по путешествию безжизненно побледнели. Но холода Жанно не чувствовал, только удивление.

— Теперь мы одни, — произнес Амори, — следуй за мной.

Мальчик поднялся, и хотя в глубине души ему очень хотелось остаться рядом с костром, противоречить он не решился. Амори шел впереди, быстро и ловко обходя ветки, коряги, терновник. Самое странное, что и мальчика ни раскинувшиеся корни деревьев, ни колючки не трогали. Словно расступались перед рыцарем и смыкались за его спутником. Тьма сгущалась перед ними все больше и больше. Даже лунный свет, вначале необычайно яркий, померк. Жанно торопливо следовал за рыцарем. Внезапно он почувствовал, что стало трудно дышать, словно воздух исчезал вместе со светом. Сердце отчаянно забилось, и ужас поднялся откуда-то из глубины его маленького существа.

— Сир! Я больше не могу! — позвал он своего провожатого. Но тот даже не обернулся. — Амори! — закричал он. Но голос только отозвался странным эхом. Рыцарь продолжал свой путь не оглядываясь. В один момент дорогу ему преградило раскорячившееся высохшее дерево. Амори остановился, словно в раздумье, и обернулся. Жанно содрогнулся. Его спутника было не узнать: вместо глаз были черные впадины, нос ввалился, а рот оскалился кошмарной улыбкой мертвеца.

Мальчик завопил и бросился прочь. Только на этот раз бежать становилось все труднее и труднее, ноги были ватными, терновник цеплялся за одежду. Он бежал, собрав последние силы, рыдая и запинаясь. Внезапно почва ушла из-под ног, и он провалился в глубокую яму. Упал, но боли не почувствовал, только раздирающий все его маленькое существо ужас. Попытался подняться и, хватаясь за выступающие из земли корни, выползти наружу. Но в этот момент кто-то подошел к яме. «Помогите! Спасите меня!» Человек наклонился, и Жанно увидел его лицо. Это был Амори… Безнадежность объяла маленькое сердце мальчика, и он уже больше не двигался, ожидая неизбежного.

Но ничего не происходило. Амори, казалось, тоже чего-то ждал. Послышался легкий шелест, словно ветер поднимал сухие листья. С каждой минутой шорох усиливался. Почва под ногами зашевелилась. И только сейчас мальчик понял, что ему напоминал этот шелест. Но кричать не осталось сил… Вокруг него, извиваясь и разевая отвратительные пасти, заструились десятки змей. Все вокруг заполнили шипение и нестерпимая вонь. И в этот момент мальчик словно взбунтовался. С безумной отвагой обреченного он бросился на змей, топча и разрывая своих врагов. Вдруг все вокруг залила ослепительная вспышка света, и в сияющей ауре показалось необыкновенной красоты женское лицо… Змеи исчезли. И мягкие руки по-матерински теплым объятием окутали Жанно…

— Проснись, проснись! — трясли его чьи-то руки.

Жанно протяжно, захлебываясь, заплакал и раскрыл глаза. Первым, что он увидел, были напуганные глаза Поля.

— Ну и перетрусили мы с тобой, мальчуган, — с явным облегчением произнес его старший товарищ, — ты своими криками даже мертвых бы на ноги поднял!

Только в этот момент Жанно понял, что это был сон. Страшный, кошмарный, но все-таки сон. Он снова заплакал, но на этот раз от облегчения. Поль обнял мальчика, баюкая и успокаивая.

— Что ты видел? — раздался над ними глуховатый голос.

Жанно поднял заплаканное лицо и вздрогнул. Рядом с ними стоял Амори. Только на этот раз лицо рыцаря было самым обычным, и глаза смотрели озабоченно.

— Да кошмар ему приснился, — ответил вместо мальчика Поль, — устал, вот и привиделось.

— Кошмар… — задумчиво пробормотал Амори, внимательно вглядываясь в мальчика.

Тот молчал.

— Ты видел ее? Значит, мы не ошиблись, Черная Королева выбрала своего рыцаря… — задумчиво пробормотал Амори.

И перед взором Жанно, словно наяву, встала прекрасная женщина из сна. И только в этот момент он понял, что ее чудесное лицо было абсолютно черным…
* * *

Фелипе наблюдал за суетой большого города и думал. С высоты люди казались не больше муравьев, и он даже не мог рассмотреть их лиц. Теперь он был на вершине, он добился всего, даже большего. Только что кончилось заседание совета корпорации. Дела его шли блестяще. Под конец, расслабившись, члены совета вспомнили детство и родительский дом. Только Феррейра молчал и слушал других. Не то чтобы ему было нечего рассказывать, нет. Но партнерам знать детали было незачем. Глядя на высокого, подтянутого господина с холеным, породистым лицом, любой бы представил себе целую галерею богатых и значительных предков. Но реальность происхождения Фелипе Жоакима Феррейры была абсолютно иной. Он родился в лачуге в трущобах в центральной части Рио-де‑Жанейро.

Родительский дом представлял собой наспех сколоченную хижину из нескольких листов шифера, кровельного железа и разномастных досок. Но в 1966 году в жизни его родителей забрезжила надежда. Городские власти снесли с лица фавелу, в которой родился Фелипе, и родителей переселили в Сидаде-де‑Деуш, это был новаторский проект по постройке нормального жилья для бедноты. Однако хотели как лучше, а получилось как всегда. Дома построили, а на инфраструктуру то ли денег не хватило, то ли разворовали, но само название Сидаде-де‑Деуш — Город Бога стало горькой насмешкой. Смелый проект, который должен был уменьшить количество трущоб, стал проектом, создавшим самый известный трущобный и криминальный квартал Бразилии. Но Фелипе Феррейре повезло, он родился заново, когда ему было пятнадцать лет. И именно этот момент он считал своим настоящим рождением. С чего все началось? Он задумался. «С гибели отца», — сам собой пришел ответ. Как ни странно, он почти ничего не помнил, словно память смилостивилась над мальчиком. Только крики матери до сих пор звучали в мозгу, и виделось нечто, отдаленно напоминающее тело отца под окровавленным куском белой материи. Это было все. Ни отпевания в церкви, ни похорон он не запомнил. После мать отправилась с ним в паломничество. Больше всего бедная женщина боялась, что сын встанет на путь отца. Поэтому и отправилась к знаменитой Мадонне Апаресида, святой покровительнице Бразилии, просить заступничества и милости. Денег хватило только до Сан-Паоло, а до городка Апаресида добирались как придется.

Это Фелипе запомнил хорошо. Они шли пешком целых двадцать километров. Он тогда безумно устал. Перед собором ноги уже отказывались двигаться. Сделав последнее усилие, зашел внутрь, и вот перед ним показалась она, Черная Мадонна Апаресида. И в этот момент что-то странное случилось с мальчиком. В первый раз после смерти отца он заплакал, зарыдал в голос. Его сердце переворачивалось, тело содрогалось, а слезы текли и текли по запыленному лицу. А после ничего, темнота. Мать рассказывала потом, что он упал в обморок. Монахини хотели перенести мальчика в небольшую комнатку рядом с входом, но одна из них, самая пожилая и опытная, остановила их.

— Оставьте его здесь, с Мадонной. Так будет лучше.

Те послушались, и мать Фелипе несколько часов ждала, пока сын очнется. Наконец ресницы подростка затрепетали, и он начал приходить в себя.

— Ты меня напугал, — заботливо произнесла мать. — Что с тобой случилось?

— Я был с ней, — просто ответил Фелипе и улыбнулся.

— С кем? — не поняла мать.

— Я был с Мадонной, — раздражаясь непонятливости матери, пояснил мальчик.

— С Мадонной, — прошептала мать.

— И она сказала тебе больше не бояться. С этого момента она станет нашей защитницей…

Мальчик говорил уверенно, и мать не посмела оспаривать. Они вернулись в Рио, и у Фелипе словно крылья выросли за спиной. Оставив свою уличную банду, он принялся за поиски работы. Дальний родственник Сальваторе взял его в свой маленький ресторанчик. Мальчик был одновременно посудомойкой, официантом и уборщиком. В небольшую плату входила еда и крыша над головой. Но Фелипе не жаловался, он прекрасно понимал, что ему несказанно повезло. Деньги оставались даже на помощь матери, не говоря уже о бесплатной еде. Все это он считал необыкновенной удачей, тем более постепенно он стал откладывать небольшие суммы. У него была цель: купить уличный лоток. Он даже уже присмотрел один: его владелец Манюэль собирался его продавать. Но денег пока было недостаточно. Но это его не огорчало. Его теперь ничего не могло ни огорчить, ни испугать. Рядом с ним была Она, Мадонна.

И в один вечер, когда он уже падал с ног от усталости, в ресторанчик вошел один человек. Он сразу обратил на себя внимание других посетителей. Да и немудрено, не каждый вечер в заведение Сальваторе заходил такой знатный господин. Только почему знатный? Даже сейчас Фелипе не мог ответить, почему? Одет он был скромно, но все в нем выдавало личность незаурядную. Даже от одного взгляда угольно-черных горящих глаз становилось не по себе. Сальваторе сразу напрягся и пальцем подозвал к себе своего лучшего официанта. Тот, подобострастно улыбаясь, подбежал к вошедшему. Сальваторе сам встал на место повара и приготовил самые свои лучшие блюда. Господин явно остался доволен.

В момент, когда Фелипе собрался было убрать тарелки со стола, посетитель остановил мальчика и задал несколько неожиданный вопрос. Причем по-португальски он говорил без всякого акцента.

— Тебе тяжело так жить, мальчик?

— Нет, — вполне искренне ответил Фелипе.

— Ты же уже с ног валишься от усталости, — удивился господин.

— Нет, не валюсь, — возразил подросток, — я сильный.

— То есть получается, ты доволен своей жизнью.

— Конечно, — кивнул Фелипе.

— И тебе не хотелось бы чего-то большего? — медленно произносил господин, не спуская с него внимательного взгляда глаз цвета непроглядной ночи.

Но Фелипе не так-то легко было сбить с толку.

— Хотелось, — смело ответил он незнакомцу и, четко проговаривая слова, сказал: — Мне хотелось бы купить место и лоток Манюэля.

Господин слегка опешил:

— Ты уверен, что не хочишь выучиться на кого-нибудь и найти приличную работу, например?

— Уверен, — упрямо ответил Фелипе.

— Работа уличного торговца тяжела и неблагодарна, — заметил господин.

— Я знаю, и я не останусь уличным торговцем, — уверенно заявил мальчишка, — но сейчас я бы хотел купить лоток Манюэля.

— Если ты говоришь, что хотел бы купить, значит, тебе не хватает денег, чтобы осуществить твою мечту?

Мальчик только кивнул.

— Сколько? — вполне деловым тоном произнес господин.

— Двухсот пятидесяти реалов, — честно ответил мальчик.

— Вот держи четыреста. Что-то мне говорит, что завтра твой Манюэль поднимет цену, — с этими словами удивительный незнакомец протянул мальчику деньги и, расплатившись с подобострастно подбежавшим Сальваторе, вышел из ресторана.

Как ни странно, все произошло так, как предсказывал господин. Манюэль, действительно, на следующий день поднял цену на свой лоток. Но Фелипе купил его не торгуясь. И через несколько дней лоток находился в его собственности. Прямо за витриной был небольшой закуток, где Манюэль готовил пищу, там Фелипе спал. Он начал с того, что переместился поближе к пляжу, где было побольше туристов. Мальчика с лотком стали выделять. Сначала скорее из любопытства или из жалости. Потом заметили, что его пища была вкусной и недорогой. У него появились свои клиенты. И с тех пор удача ни разу не отворачивалась от него. Он продал лоток и купил малюсенький ресторан, потом еще один, вложил деньги в небольшой отель, который у него перекупила крупная корпорация, решившая построить небоскреб. Вырученные деньги Фелипе по совету одного из клиентов ресторана вложил в покупку шахты. И постепенно день за днем, камень за камнем построил свою империю. И каждый день, каждую минуту он не забывал ту, которой был обязан своим успехом. Мадонна оставалась для него светлым и далеким образом, она всегда была рядом с ним. И после смерти матери он понял, что в его жизни не будет другой женщины — будет только Она…
* * *

Кася начала день с прогулки в парке. Хотелось прийти в себя и разобраться в собственных, достаточно противоречивых впечатлениях. Услышанная вчера легенда о Черной Королеве, таинственное прошлое замка, вездесущие тамплиеры — было над чем задуматься.

— Кассия! — позвал знакомый голос.

Она обернулась, навстречу спешил Бернар Мишеле.

— Проезжал мимо и решил остановиться, — объяснил он со своей фирменной широкой улыбкой рубахи-парня, — надеюсь, я вас не беспокою?

— Нет, — покачала она головой, рассматривая своего собеседника. При дневном свете он казался несколько старше. Хотя подтянутая фигура бывшего военного была на зависть любому молодому парню, но сеточка морщин вокруг глаз и рта выдавала возраст. Кася уже узнала из рассказов матери, что Мишеле являлся военным в отставке, жил, что для такого интересного мужчины было странновато, один. Ни спутницы, ни спутника в его жизни не наблюдалось, детей тоже никто не замечал. И всю энергию этот мужчина посвящал одному: своему обществу защиты памятников старины.

— Вы пришли в себя? — заботливо спросил тем временем Бернар.

— После дороги или после того, что я услышала вчера? — с невинным видом поинтересовалась Кася, подумав, что ее собеседник явно неспроста проезжал мимо.

— Вы говорите так, словно разочарованы?! — удивился или сделал вид, что удивился, Бернар.

— Нет, скорее удивлена и, если признаться, немного растеряна.

— Вас смущает богатая история замка?

— Мне сложно разобраться в собственных чувствах, — произнесла она.

— Но ваша мама твердо решила заняться реставрацией, неужели вы попытаетесь отговорить ее?

— Мою маму никто не отговорит, — вздохнула Кася.

— Вы меня успокоили! — со вздохом облегчения сказал Бернар.

— Вас — да, а себя — нет, — пожала плечами Кася.

— Чудесный замок, не правда ли! — с восторгом произнес ее собеседник, явно стараясь развеять ее меланхолию.

— В эстетическом смысле? — переспросила Кася, явно предпочитавшая ренессансные замки Луары.

— Понимаю, — улыбнулся ее собеседник, — наверняка вам больше нравятся Версаль, Фонтенбло и Шамбор.

— Честно говоря, да, — призналась Кася, — в Средневековье я все-таки предпочитаю соборы, и то не все.

— Относительно соборов я согласен, но все-таки в вашем замке есть что-то совершенно необъяснимое и мистическое! — воодушевленно воскликнул ее собеседник.

Бернар Мишеле был подлинным образцом местного энтузиаста-краеведа — защитника исторических ценностей. Горящие восторгом глаза, неиссякающий поток энергии, заразительная убедительность, когда требовалось уговорить кого-либо на восстановление тех или иных разрушенных стен, вдохновенная речь подлинного знатока… Кася внутренне вздохнула. Этот набор качеств ее несколько раздражал. Не то чтобы она была против страстных поклонников собственного замка, но предпочитала взгляд более взвешенный и объективный. Строение к чудесам архитектуры явно не относилось. Конечно, можно было пропеть оду входной лестнице, нескольким скульптурам, особенно парочке устрашающих великолепно-отвратительных гаргулий, большому салону, их спальне, но в общем и целом здание было эклектичным, приземистым и совершенно неудобным.

— Неужели вы не чувствуете эту особую ауру? — удивился Бернар.

— Наверное, вы правы, — не очень убедительно соврала она.

Но даже этого Мишеле было достаточно. Он пустился в долгие и занудные объяснения. В один момент Касе даже показалось, что он пересказывает какой-то туристический путеводитель. Но она тут же отругала себя за подозрительность и занудство. В конце концов, в таких энтузиастах, как Бернар, они с матерью просто жизненно нуждались. Он уже закидал Памятники Франции пламенными депешами, призывающими помочь благородному начинанию матери и дочери. Представители организации даже приезжали осмотреть замок, пообещав поспособствовать восстановлению, временно отменив налоги и оказав небольшую финансовую помощь. В их ситуации любая копейка была дорога. Оставленные Фредериком средства катастрофически таяли, и без помощи извне было не обойтись.

— Кстати, вы слышали эту легенду, которую за столом рассказывал Арман? Как вы думаете, есть ли в ней доля истины? — перевела Кася разговор на тему, поговорить о которой ей действительно хотелось.

— Глупости! — с внезапным раздражением воскликнул Бернар, его голубые глаза даже потемнели от гнева.

— Жалко, красивая легенда, — с некоторым удивлением пробормотала Кася.

— В чем ее красота? Самое посредственное перепевание уже известных мотивов: бенедиктинцы, тамплиеры, загадочная и чудотворная Черная Мадонна, ее охранники и т. д.

— Вы думаете, что Черная Королева была одной из пропавших Черных Мадонн, но почему тогда в исторических источниках о ней почти ничего не упоминается?

— Я ничего не думаю, — раздраженно прервал ее Бернар, — просто мы занимаемся спасением реальных исторических ценностей, а не высасыванием из пальца неправдоподобных историй. Вы еще родовое привидение придумайте, чтобы толпы туристов здесь начали бродить!

— А что плохого в туристах, — пожала плечами Кася и улыбнулась, — да и привидение — не такая уж плохая идея! Предложим тематическую экскурсию: привидения замка Черной Королевы!

— Не разочаровывайте меня! — воскликнул Бернар.

— Вы только что говорили про особую мистическую ауру, — ехидно заметила Кася, — так что никакого противоречия с привидениями я не вижу.

— В конце концов, это вам решать. Ну а мне пора уходить, — заторопился внезапно ее собеседник.

— Уже? — удивилась Кася. — Мне казалось, что вы хотели обсудить план реставрации с мамой, она должна скоро вернуться.

— В следующий раз, я заскочил, чтобы передать вам приглашения на заседания нашего общества. Только ради всего святого, — неожиданно перешел он на пониженный тон, — не говорите ничего ни о Черной Королеве, ни о фамильном привидении. На некоторых это может подействовать как красная тряпка на быка. Члены нашего общества люди серьезные и рациональные, некоторые поселились у нас, сделав успешную научную карьеру, есть медики, учителя на пенсии. Для любого уважающего себя исследователя все эти россказни — только плод воспаленного сознания нечистых на руку любителей дешевых сенсаций.

С этими словами Мишеле раскланялся, оставив Касю переваривать только что услышанное. Итак, ее причислили с нечистым на руку любителям дешевых сенсаций! Ничего себе комплиментик! Реплики одна другой язвительнее завертелись на языке, но Бернара уже и след простыл. Какой зануда! Члены его кружка престарелых идиотов: «серьезные и рациональные». А она, Кася, — не уважающий себя исследователь с воспаленным сознанием! В этот момент Бернар Мишеле, совершенно об этом не догадываясь, обрел преданного и упорного врага. Легкое презрение руководителя местной ассоциации любителей памятников старины стало последней каплей в чаше Касиного терпения. Теперь она была готова землю рыть, но доказать, что никакие это не выдумки. То ли собственное упрямство, то ли непонятная, иногда проявляющаяся в ненужный момент интуиция породили в ее душе странную уверенность, что Черная Королева действительно существовала и легенда о загадочной покровительнице ордена тамплиеров всего лишь слегка искаженное отражение реальных фактов.

В крайнем раздражении она повернулась к замку. Настроение было окончательно и бесповоротно испорчено. Навстречу ей поднялся Лорд Эндрю и с пониманием повилял хвостом. Она подошла к нему и присела рядом, приводя мысли в порядок. «Плод воспаленного сознания!» — вспомнила она и возмутилась. Высокомерное и снисходительное отношение Бернара не на шутку разозлило ее. «Мы еще посмотрим, чье сознание воспаленное, а чье нет!»

С этими мыслями она отправилась в спальню, включила компьютер и настрочила два письма: другу Алеше и своему сорбоннскому учителю Даниэлю Кинзлеру. Мнению этих людей она доверяла. Конечно, Алеша прежде всего был специалистом по Кватрочченто, но отличался энциклопедическими знаниями. А Кинзлер был признанным специалистом по истории Средневековья. Так что их в несерьезности обвинить было трудно.

— Ты готова? — раздался снизу голос матери.

— Сейчас, сейчас, — откликнулась Кася.

— Не говори мне, что ты наконец-то стала стопроцентной представительницей прекрасной половины человечества! — не отставала Екатерина Великая.

— В каком это смысле? — спросила появившаяся на верху винтовой лестницы Кася.

— А в том, что не способна собраться к назначенному времени, — несколько раздраженно произнесла мать и развернулась к выходу.

— Ты что-то нервничаешь больше обычного, — заметила слегка задетая дочь, тем более что на настоящие сборы у нее ушла всего лишь пара минут. Все остальное время было занято сочинением письма Кинзлеру. Не могла же она отделаться короткой записулькой с прямым изложением просьбы. Тот бы даже не откликнулся, сделав вид, что мэйл заблудился где-то на окраинах Всемирной паутины.

— С чего ты взяла? — не согласилась мать.

— Обычно ты не спешишь на встречи, как на пожар. Значит, что-то с этой встречей не так. Но не хочешь говорить, не говори.

— Наберись терпения, скоро сама узнаешь, — просто ответила ее родительница.

Только человек полагает, а судьба, как известно, располагает. Доехали они действительно быстро, да только к отелю, в котором остановился Марк Периго, их никто не пустил. Вокруг царил переполох. Территория отеля и близлежащие улицы были оцеплены и никого внутрь не пускали. Вход охраняли жандармы. Тут же припарковались машина «Скорой помощи» и пожарных.

— Что случилось? — удивленно спросила Екатерина Дмитриевна у нескольких зевак, наблюдающих за происшествием.

— Да кто-то из постояльцев умер, — ответил сухой старичок в клетчатой куртке.

— А жандармы тогда при чем?

— Наверное, не своей смертью умер, а кто-то помог, — усмехнулся старичок.

— Скажешь тоже, — возразила старичку дама помоложе, — просто постоялец не из простых, вот жандармерию и отправили. Даже комиссар из города приехал.

Екатерина Дмитриевна побледнела и беспомощно оглянулась на Касю. Та сразу напряглась.

— У тебя есть мобильник мэтра Периго?

— Есть, — коротко ответила мать.

— Звони! — приказала дочь.

Мать без слов подчинилась. После нескольких гудков трубку сняли. Мать с облегчением вздохнула:

— Мэтр Периго, мы пришли на встречу, — торопливо произнесла она, — но не можем пройти в отель, все вокруг оцеплено.

— Кто вы? — раздался неожиданный ответ.

— Мэтр? — переспросила мать.

— Нет, это комиссар Бернье. Представьтесь, пожалуйста.

— Екатерина Кузнецова, у меня была назначена встреча с мэтром Периго.

— Вы внизу, рядом с отелем?

— Да. — Было видно, какого усилия стоило Екатерине Великой продолжать разговор, но она держалась.

— Никуда не уходите, я сейчас спущусь.

Через пару минут дверь отеля распахнулась, и на пороге показался одетый в штатское невысокий, коренастый человек. Он окинул взглядом толпу и не колеблясь направился в Екатерине Дмитриевне и Касе.

— Комиссар Бернье, — представился он и тут же перешел к делу: — Кем вам приходился Марк Периго?

— Нотариусом, отвечающим за исполнение завещания моего друга, — стараясь оставаться спокойной, ответила мать. — С ним что-то случилось?

— Да, к сожалению, случилось, — вздохнул комиссар, — он умер.

— Как он умер? От чего? — не выдержала Кася.

Комиссар вопросительно поднял брови.

— Это моя дочь, мы пришли на встречу с нотариусом вместе, — торопливо пояснила Екатерина Дмитриевна. — Так что же произошло?

— Пока сложно сказать. Одно точно, мэтра Периго нашли в его номере сидящим перед камином. Дверь номера была закрыта изнутри. И никто посторонний к нему не входил.

— Так от чего он умер? — продолжала допытываться Кася.

— Вскрытие покажет, а пока оставьте ваши координаты моим помощникам, мы с вами свяжемся…
Глава 4 Время разбрасывать камни

1163 год, Французское Королевство, Овернь

Небольшой отряд выехал на прогалину. Жанно на этот раз замыкал. Мальчик еще не окончательно пришел в себя после ночного кошмара, поэтому Амори приказал Полю не спускать с него глаз. Лес стал постепенно расступаться, и перед ними показались укрепленные стены резиденции ордена. Перед путниками постепенно вырос комплекс зданий из серовато-бежевого, привычного для этих мест известняка. Это было командорство времен основания ордена. Строение было полностью лишено какого-либо изящества и шарма, приземистое, практичное, огороженное высокими стенами с двумя башнями: круглой сторожевой и квадратным донжоном. Но несмотря на свою примитивность, эти здания прекрасно служили тому, для чего были построены: оборонять и сохранять.

Их уже ждали. Караульный наверняка уже издалека заметил движущийся к резиденции отряд конных и пеших всадников. Массивные ворота открылись, и навстречу им с непокрытой головой и в развевающемся на ветру плаще вышел приор общины. Шрам от сабельного удара разделял надвое его лицо и закрывал левый глаз. Но даже с одним глазом противником он оставался опасным. Он был одним из самых опытных командоров, и его репутация была хорошо известна и за пределами ордена. Эммерик и Амори спешились, отдали поводья подбежавшим пешим сержантам и прошли вперед. Было видно, что командор был рад встрече. Они троекратно поцеловались.

— Он с вами? — только и спросил командор.

— Да, — коротко ответил Эммерик.

— Отлично, — кивнул приор и посторонился, пропуская пеших и конных гостей.

Жанно с любопытством осматривал командорство. Раньше ему уже приходилось его видеть, но только издали. Простых деревенских жителей к резиденции тамплиеров без надобности не подпускали. Только на осеннюю и весеннюю ярмарки, которые рыцари устраивали после сбора урожая и перед посевом. В такие дни родители никогда не брали Жанно с собой, он оставался присматривать за домом. Сразу удивили размеры крепости, внутри она оказалась значительно больше, чем снаружи, и здесь царило необычайное оживление. Воздух был наполнен стуком молотков, визгом подъемников и ровным свистом раздирающих сухое дерево пил. С северной стороны велись работы по обновлению крепостной стены и возведению третьей сторожевой башни. С южной стороны работники выгружали высушенное сено, мычали коровы и орали во все горло задиристые петухи. Но самое интересное происходило в центре. Трое рыцарей, без доспехов, в коротких кожаных куртках, отражали удары доброго десятка сержантов, вооруженных деревянными дубинами. Движения бойцов были четкими, продуманными, они словно не боролись, а танцевали неизвестный Жанно танец. Даже сабли у них были особенные, изогнутые, таких мальчику раньше видеть не приходилось.

— Нравится? — спросил Эммерик.

— Не знаю, — честно ответил Жанно.

— Ты хотел бы стать воином?

— Нет, — сам не зная почему, ответил Жанно.

Эммерик вместо ответа усмехнулся и отошел в сторону. Тем временем к мальчику вернулся Поль, его сопровождал слуга командорства, маленький кругленький мужчина с красным лицом и выдающимся вперед животом любителя хорошо выпить и вкусно закусить. Слуга, которого звали Жиль, радостно болтая, провел мальчика в большой зал с выстроенными в ряд лежаками.

— Устроишься вот здесь, рядом с сержантами, — указал он на лежак и добавил: — А о тебе заботятся, мальчуган. Обычно таким, как ты, место на полу, а тут тебе королевскую постель выделили.

Жанно огляделся. Спальное помещение действительно было чистым и ухоженным. Пол покрыт вкусно пахнущим сеном, на лежаке — набитый соломой тюфяк и только чуть-чуть истертая волчья шкура вместо одеяла. Для него, привыкшего спать на полу и укрываться собственным изрядно обветшавшим камзолом, такая постель действительно показалась королевской.

— Спасибо вам, — поблагодарил он слугу и даже поклонился.

— Мне-то за что, своих покровителей благодари. Хотя надо сказать, мальчишка, ты в рубашке родился, раз тебя сюда взяли! Теперь забудешь и что такое голод, и что такое холод. С нашими хозяевами жить тебе поживать. Я до сих пор каждый день Пречистую Деву благодарю, Нашу Даму покровительницу. Давай располагайся, а потом на кухню сходи, там тебя накормят.

До самого вечера Жанно с любопытством осматривал командорство, которому предстояло стать его домом. Для начала по совету Жиля отправился на кухню. Вошел и оробел. Вокруг кипела бурная деятельность: два здоровых повара отдавали приказы целой стае помощников. Кто-то ощипывал сваленную кучей птицу, кто-то замешивал тесто, тут же на вертеле в огромном очаге двое слуг поджаривали здорового кабана. Повсюду были развешаны пучки ароматных трав, от огромных котлов шел пар. Такое количество пищи Жанно видел первый раз в жизни. Но долго удивляться ему не пришлось.

— Эй, ты что тут делаешь? — грозно окликнул его один из поваров.

Но не успел мальчик ответить, как откуда-то вынырнул вездесущий Жиль:

— Мальчишка голоден, приказано накормить.

— Хорошо, — тем же зычным голосом ответил повар и отдал короткий приказ.

В тот же момент перед Жанно выросла большая кружка с вином, разбавленным водой, ломоть хлеба с хорошим куском желтого овечьего сыра и зеленое яблоко. Мальчик уплел все за раз и предпочел скрыться с глаз грозного повара. Тем более больше на кухне делать ему было нечего. Так прошел первый день его пребывания в командорстве. За первым днем последовали другие, и уже через неделю мальчик совершенно привык к своей новой жизни. Жиль был прав. Жанно забыл, что такое холод и голод. Только ночью прошлое врывалось в его маленький мир, но против кошмаров лекарства не было. И каждый вечер снова и снова возвращался он в проклятый лес…

И еще он часто разговаривал со своими покровителями. Он уже знал, что Эммерик занимает высокое положение в ордене, и кто-то даже пророчил, что быть ему Верховным Магистром. На что де ля Вассьерэ всегда отвечал, что не в этом состоит его миссия. Только Амори окружала тайна. Мальчик так и не понял, кем же был на самом деле этот человек. Он держался на коне как опытный всадник, но оружия не носил. Не было на нем ни традиционного белого с красным крестом плаща тамплиеров, ни черного монашеского одеяния. Но все вокруг относились к нему с уважением и почти преклонением. Все это было очень и очень странно. Впрочем, лишними мыслями мальчик себе голову не забивал. Своей новой жизнью он был доволен. Хотя иногда приходилось и думать. Особенно когда нужно было отвечать на странные вопросы Эммерика. Например, однажды тот его спросил:

— Счастлив ли ты, Жанно?

Жанно молчал.

— Не знаешь, не отвечай, — улыбнулся Эммерик, — я не заставляю тебя выдумывать, я просто хочу заставить тебя задуматься.

Задуматься?! Счастлив он или несчастен? Странный вопрос. Да и кому придет в голову думать об этом? Жанно, во всяком случае, в голову это никогда не приходило. Перед его глазами встало ухмыляющееся лицо мастера Жака: «Ты, малый, не гонись за птицами, а гляди под ноги», — любил повторять тот. Хотя за птицами было очень интересно наблюдать и еще завидовать им. Они умели летать и видели мир сверху. Каким он был, этот мир? Жанно даже пытался один раз забраться на колокольню и посмотреть вниз. Но последняя дверь, ведущая на площадку, была закрыта на ключ. А второго случая не представилось.

А еще его спутники задавали и другие странные вопросы: например, во что он верит? Тогда они спустились в подземелье командорства, в котором в каменных саркофагах лежали погибшие или умершие своей смертью тамплиеры.

— Ты веришь в час Страшного суда, когда все они восстанут из своих гробниц? — вслух рассуждал Амори.

Жанно смутно помнил, что нечто подобное вдохновенно рассказывал священник их прихода, отец Паоло. Он даже представил скелеты, поднимающиеся из гробниц и отправляющиеся на последнее судилище. Зрелище было малоприятное и на веру не вдохновляющее.

— Мне бы этого не хотелось, — честно признался он.

— Почему?

— Представьте, что все одновременно восстанут из гробниц, места на земле не хватит, — с удивительной для подростка практичностью заявил он.

Амори рассмеялся.

— Критический подход, ну что ж, неплохо для начала. Во всяком случае, вопросы ты задаешь совсем неглупые, — продолжая идти между надгробий и внимательно вчитываясь в надписи, сказал он. — Bene qui letuit, bene vixit. Ты знаешь, что это означает, Жанно?

— Нет, — пожал тот плечами.

— Хорошо прожил тот, кто прожил незаметно, — в этом ведь заключена очень важная истина. Ее ты должен усвоить.

Жанно слушал внимательно, так и не понимая, зачем ему все это. Но Жиль был прав, раз он здесь, то должен слушать все, что ему говорят.

— Это сказал поэт и просто очень мудрый человек Овидий, отправленный императором Августом, так когда-то называли королей, в пожизненную ссылку, — продолжал задумчиво Амори. — Так вот он советовал своим потомкам не искать дружбы сильных мира сего и не возноситься слишком высоко, ибо падать тогда гораздо больнее.

Подняв на Жанно внимательный взгляд своих глубоко запавших глаз, он процитировал:
Верь мне: благо тому, кто живет в благодатном укрытье, Определенных судьбой не преступая границ…

Жанно вежливо слушал, внутренне не соглашаясь. Он гораздо охотнее бы красовался на коне в блестящих доспехах или в белом с красным крестом плаще, как Эммерик. «Быть незаметным, — усмехнулся он про себя, — какой в этом смысл?»

— Ты сравниваешь меня и Эммерика? — усмехнулся Амори. — Но мы оба части одной очень важной цепи, и каждый выполняет свою часть задачи. Это ты поймешь позже. И мои слова оценишь тоже гораздо, гораздо позже, а пока слушай.

Пораженный тем, как легко Амори прочитал его мысли, Жанно ничего не ответил. Амори усмехнулся про себя и продолжил как ни в чем не бывало:

— И еще одно, самое важное: ты должен научиться спокойно принимать неизбежное. Помнишь Иова, у которого испытывавший его Бог отнял все: детей, здоровье, богатство? У таких, как он, надо учиться спокойствию духа, это открывает путь к мудрости. Путь к пониманию того, что все произошедшее неизбежно и что Господни пути неисповедимы. И это знание приносит спокойствие, и уже без всякого страха Овидий ждет конца. Умение принимать свою судьбу очень важно, Жанно. Понял ли ты это? — обратился Амори к тихо внимавшему его словам юноше.

— Думаю, что да, — задумчиво ответил Жанно.

В ообщем, все это было более чем странным: то, как он попал в командорство, его необычные сны, не оставлявшие его с той первой ночи, проведенной в заколдованном лесу, разговоры Амори. Он решительно не понимал, почему в его судьбе произошел такой крутой поворот. И впервые задал себе вопрос, почему монахи выбрали в проводники именно его. И Эммерик, и Амори, и даже самый последний из пеших сержантов прекрасно знали дорогу к командорству и меньше всего нуждались в его услугах. Значит, монахи выбрали его специально. Неужели он стал обузой в монастыре? Вряд ли. Таких, как он, сирот монахи приютили не меньше дюжины. Значит, дело было в другом. Только в чем? Впрочем, со временем все должно было выясниться. Однако все последующие события не только не прояснили происходящее, но еще надежнее запутали.

Начало этим событиям положила простая случайность. В один день набегавшийся и сильно уставший Жанно задремал во время вечерней молитвы. Никто его не заметил, и дверь закрыли на засов. Жанно провел ночь в часовне. Он было испугался, но потом успокоился и заснул. Разбудили его пришедшие к заутрене монахи. Но мальчика никто не заметил. Жанно сделал вид, что только появился в часовне, и вопросов ему никто не задавал. С облегчением он выбрался из часовни и довольный отправился на кухню. Там ему всегда перепадал хороший ломоть хлеба с патокой или медом. Сытно поев, он вышел на улицу и подставил лицо горячим лучам солнца. И только в этот момент отдал себе отчет в том, что этой ночью впервые его не мучили кошмары. После этого он частенько пробирался в часовню и засыпал совершенно счастливым сном ребенка. Он даже нашел надежное укрытие, за скамьей с широкой спинкой, где его никто не мог увидеть. Если бы он знал, к каким последствиям приведет его поведение!

Одной ночью, когда вокруг было слышно только глубокое и ровное дыхание спящих, Эммерик вышел из предоставленной ему спальни. Осторожно обходя сержантов и слуг, он направился в примыкавшую к правому крылу замка часовню. Старательно прикрыл за собой дверь и внимательно огляделся. Вокруг не было ни души. Яркий лунный свет освещал пространство перед распятием. Тамплиер обошел помещение. Удостоверившись, что в часовне нет ни души, он остановился у распятия. Одним резким движением повернул на себя основание и отодвинулся. Послышался легкий скрежет, и пол под распятием раздвинулся, обнаружив широкое отверстие. Крутые, неровные ступени вели вниз. Эммерик исчез в глубине, и тут же пол подвинулся над его головой обратно.

Только в этот момент затаивший дыхание Жанно наконец смог резко и глубоко вдохнуть. Он уже боялся, что легкие не выдержат и разорвутся. Заснувшего этим вечером в часовне мальчика разбудил скрип открывающейся двери. Словно зачарованный, он наблюдал за Эммериком, боясь обнаружить свое присутствие. Он видел, как рыцарь внимательно осматривал часовню, старательно затаивая дыхание всякий раз, когда тот проходил рядом. Видел и странные манипуляции рыцаря около распятия. И когда пол сдвинулся за исчезнувшим в глубине Эммериком, выбрался из своего укрытия. Осторожно ступая и боясь дышать, он подошел к распятию. И движимый странной, неподвластной собственному контролю силой, повернул на себя основание. Отверстие в полу открылось, призывая мальчика последовать за рыцарем в черную, страшную, но притягивающую словно магнитом неизвестность…
* * *

С утра Касе никак не хотелось выбираться из нагретой за ночь постели. И если в спальне температура была более-менее человеческая, то есть около пятнадцати градусов, то в примыкающей к ней ванной еле набиралось двенадцать. Она уже и забыла, с каким восторгом в первый день восприняла эту ванную комнату. Да и прийти в восхищение было от чего: выполненные в стиле «belle époque» кафельные стены с оригинальной мозаикой, ванная с ножками в виде львиных лап, изящный умывальник с зеркалом в мраморной раме ручной работы. Настоящее произведение дизайна начала XX века. Теперь же первое очарование прошло, а остались сугубо бытовые проблемы, а именно отсутствие центрального отопления. С судорогой вспомнила, как попыталась было принять ванну. Сначала все было более или менее, только вода так быстро остывала, что приходилось все время добавлять горячую. Кончилось тем, что она опустошила весь резервуар горячей воды, и когда попыталась было ополоснуться, на нее вылился совершенно ледяной поток. Даже сейчас ее передернуло. Да, жизнь в замке была чем угодно, но только не отдыхом на курорте. Кася с тоской вспомнила свою теплую московскую квартиру. Хорошо было Кириллу философствовать на тему, что в жизни всегда есть место подвигу. Его бы сейчас сюда, еще и не так бы взвыл.

Следующей проблемой был завтрак. Кухня-зал за ночь остывала, да и как нагреешь надолго помещение в сто квадратных метров с шестиметровым потолком. Хорошо, что рядом с огромным, царских размеров камином Екатерина Дмитриевна установила финскую печку с каким-то особым теплосберегающим покрытием. Печка достаточно быстро нагревала помещение, но на ночь ее тоже не оставишь. Поэтому к завтраку Екатерина Дмитриевна и Кася выходили в теплых лыжных костюмах. И первым делом зажигали печку.

— Мам, кому-нибудь расскажу про жизнь в замке, не поверят.

— А ты не рассказывай, — посоветовала Екатерина Великая, — оставь людям мечту.

— Из серии, что я выхожу к завтраку в воздушном пеньюаре с шелковыми розочками.

— Никто тебе не мешает выходить к завтраку в воздушном пеньюаре, — пожала плечами ее родительница.

— В этом ты, как всегда, права, никто. Особенно если надеть его поверх свитера и кальсон с двойным начесом.

— Можно еще и шерстяные колготки добавить, — улыбнулась мать.

— Хоть в этом мы с тобой согласны! — рассмеялась Кася. — Кстати, что ты на сегодня запланировала?

— Ничего особенного, буду сидеть дома и ждать. Мастера приедут крышу осматривать, — с оттенком безнадежности в голосе заявила Екатерина Дмитриевна.

— Тебя что-то тревожит?

— Ничего, если не считать количества нулей в смете на ремонт крыши, которую они мне предложат, — вздохнула мать.

— Не унывай, мам, справимся! — как можно бодрее заявила Кася, в глубине души искренне сомневаясь в возможности подобного подвига. Уже первые сметы на ремонт стен, окон и перестилку пола в огромном приемном зале ее саму лишили дара речи.

— Ладно, война план покажет, а ты что запланировала?

— Съезжу в деревню за хлебом и по пути заскочу к Арману.

— Будь осторожнее!

— Мам, тебя вовсе не количество нулей и крыша волнуют, а смерть мэтра Периго, я не ошиблась?

— Нет, — призналась мать.

— Ты что-то от меня скрываешь?

— Странный вопрос! — возмутилась мать. — Что я могу от тебя скрывать?

— О чем он с тобой говорил перед смертью, мама? — Кася не сводила с нее пытливого взгляда.

— Это не имеет никакого значения, — отвела глаза Екатерина Дмитриевна.

Тут пришел Касин черед взрываться:

— Как это не имеет?! Он же погиб и до сих пор неизвестно почему!

— Это был несчастный случай…

— Но ты-то, мама, этому не веришь!

— А ты этому веришь? — вопросом на вопрос ответила мать.

Кася молчала, собираясь с мыслями. Действительно, она ни разу не задавала себе этот такой простой и такой сложный вопрос.

— Почему он приехал? Не только посмотреть на замок, не так ли?

Екатерина Дмитриевна по-прежнему упрямо смотрела в сторону.

— Мама, перестань прикидываться истуканом, в конце концов!

— Хорошо, — сдалась Екатерина Дмитриевна, — но сначала ты должна пообещать мне одну вещь.

— Какую? — насторожилась Кася.

— Ты останешься в стороне от всей этой истории! — не терпящим возражения голосом заявила мать.

— Из чего следует, что за всем этим скрывается какая-то история, — сделала вывод Кася.

— Сначала пообещай, — продолжала настаивать Екатерина Великая.

— Мама, ты сама знаешь, что требуешь невозможного, — вздохнула Кася и терпеливо, как маленькой, продолжила объяснять своей родительнице, что если есть история, каким-то образом связанная с ними, то остаться в стороне не получится. — Ты же сама понимаешь, что не от нас все это зависит. Единственное, что мы можем сделать, это быть настороже и попытаться понять, какая опасность нас преследует. Но как я могу понять, чего мне бояться, если ты отказываешься ввести меня в курс дела.

— Ладно, шут с тобой, — капитулировала Екатерина Дмитриевна, — я не знаю подробностей, но Марк хотел меня о чем-то предупредить.

— О чем? — насторожилась Кася. — О том, что племянник Фредерика оспаривает завещание? Но вроде бы он уже нас и раньше предупреждал об этом.

— Дело не только, вернее, не столько в Раймоне, — медленно, словно размышляя, продолжила мать, — а в том, кто стоит за ним.

— И кто?

— К сожалению, Периго не хотел говорить об этом по телефону.

— Ты можешь передать мне слово в слово, о чем вы говорили?

— Слово в слово не гарантирую, но примерно попытаюсь. Вначале он сказал, что нам необходимо встретиться. Дело настолько срочное, что не терпит никаких отлагательств. Потом… — Мать помолчала и после недолгого размышления продолжила: — Задал вопрос, в курсе ли я действий Раймона. Я ответила, что да. Дальше я спросила, серьезна ли ситуация. Вот тогда он и сказал, что сам Раймон не представляет никакой опасности, зато те, кто стоит за ним…

— Что — те, кто стоит за ним? — переспросила Кася.

— Подожди, дай время вспомнить его точное выражение. Никак не приходит в голову. Ну что-то вроде того, что с этим человеком или организацией шутки плохи. Но самое главное, похоже, что даже не это тревожило мэтра Периго. Он закончил как-то странно… Говорил, что нужно быть готовыми ко всему, путано объяснял о каких-то падающих масках. А в конце добавил, что Фредерик был не последним…

— Фредерик был не последним! — подскочила на месте Кася. — И ты от меня скрывала!

— А что ты мне предлагаешь! — взорвалась, в свою очередь, Екатерина Дмитриевна, — как ты не понимаешь… я заставила тебя приехать сюда, вместо того чтобы ты оставалась в Москве в безопасности!

— Любая безопасность, мама, относительна, — примиряюще произнесла Кася, — и не кори себя, лучше не будет. Все, наоборот, правильно.

— Что правильно?! — взволнованно произнесла Екатерина Великая. — Подвергать опасности жизнь собственной дочери!

— Рассудим логически. Марк Периго был уверен, что Фредерик умер не своей смертью, это ясно. Иначе не сказал бы, что Фредерик не будет последним, то есть последней жертвой. Он приехал сюда с целью предупредить нас, но поговорить вы не успели. Несчастный случай! Очень удобно, не правда ли. И слова его оправдались. Фредерик оказался не последним, нотариус последовал за ним. И, кстати, зря ты думаешь, что в Москве я была бы в безопасности. Я тоже наследница, не забывай. И Фредерика, и твоя, единственная.

— Я об этом не подумала, — честно призналась Екатерина Дмитриевна.

— Вот и напрасно. Предположим, ты стоишь у них на пути. Сначала они расправляются с тобой, а потом со мной. Ты-то меня с того света не предупредила бы и не защитила. Да и в Москву им ехать бы не пришлось. Если бы с тобой что-то произошло, я тут же бы и примчалась. Вот и решили бы эти милые господа или дамы все проблемы одним махом!

Мать вместо ответа только промолчала. Комментарии тут были излишними. Кася была абсолютно права.

— Так что ситуация, мама, не так уж плоха. Мы предупреждены, и мы вдвоем, вернее, втроем, — улыбнулась она, взглянув на лежащего рядом с печкой Лорда Эндрю. Нам просто надо будет продумать, как действовать… Только вот одного я совершенно не могу понять. Неужели этот замок обладает невероятной ценностью, чтобы пойти на такой риск?

— Сама сообразить не могу, — удрученно произнесла Екатерина Дмитриевна, — самый максимум он стоит миллион-полтора, да еще и не всякий купит, и уже два трупа. В полиции тоже не дураки сидят.

— Вот именно, если кто-то и идет ва‑банк, значит, за этим нечто скрывается. Вот только что?..
* * *

В антикварной лавке царил абсолютный и восхитительный беспорядок. Но, на Касин взгляд, в этом был особенный, неповторимый шарм, которым и должно было обладать подобное заведение. В конце концов, чехарда предметов напоминала чехарду веков, непредсказуемость людских судеб и полный хаос истории человеческой цивилизации. А именно об этом думаешь, оказавшись в подобном скопище обломков минувшего. Начищенные керосиновые лампы, добротная, но уже изрядно потускневшая мебель конца девятнадцатого века, старые ламповые радио, которым приходилось вещать своим внимательным слушателям и новости о биржевом кризисе 1930 года, и более приятные новости о введении обязательных отпусков, и о трагическом и позорном для Франции начале Второй мировой войны, и о долгожданной победе, или об удивительно холодной зиме 1952 года.

— Не ожидал вас увидеть, Кася, — вышел из-за какого-то подобия прилавка Арман.

— Мне захотелось поговорить, — улыбнулась она.

— О Черной Королеве? — с пониманием произнес Арман, и лихорадочный блеск на мгновение возник в его черных глазах.

— О ней и узнать побольше об истории замка.

— Понятно. Надеюсь, это никоим образом не связано с гибелью вашего нотариуса. Кстати, вам известна причина его гибели? — спросил он торопливо.

— Пока нет, — ответила она, исподтишка рассматривая антиквара. Он сегодня явно был на взводе. И эта странная привычка постоянно сплетать и расплетать пальцы. Не захочешь, а внимание обратишь. Тем более что пальцы у него были удивительно изящными, с ровными и ухоженными ногтями. Она подумала, что всегда представляла себе представителей этой профессии несколько иначе.

— Жаль. — Явное разочарование промелькнуло на его смуглом лице, но он тут же исправился. — Бедняга, приехать сюда, чтобы найти свою смерть!

Его интерес Касю несколько удивил, но она тут же успокоила себя. Событий в небольшой деревушке было мало, и любое происшествие вызывало вполне нормальное в данных условиях любопытство.

— Вы успели с ним встретиться? — задал он следующий вопрос.

— Нет, к сожалению, не успели, — призналась она.

— Значит, вы так и не узнали, зачем он сюда приезжал, — с непонятным облегчением произнес Арман.

— Нет, — слегка напряглась Кася и не стала вдаваться в подробности, ни тем более пересказывать непонятные слова погибшего о какой-то странной организации, стоявшей за внезапным интересом Раймона Ламберта, ни о странном предсказании, что Фредерик был не последним. Однако нотариусу не было суждено узнать о том, что его предсказание сбылось.

— Наверное, сложности с завещанием? — продолжал демонстрировать чудеса неделикатности Арман.

— Не знаю, полиция нам пока ничего не объяснила.

— Ну что ж на «нет» и суда нет, — развел руками ее собеседник, — вернемся тогда к нашей уникальной Черной Королеве.

— Только существовала ли она в реальности?

— Вы не верите?

— Хотела бы верить, — искренне ответила она, — только, похоже, никаких реальных доказательств ее существования нет…

— Как это нет?! Кто это вам сказал? Мишеле? Этот самонадеянный солдафон-самоучка! А свидетельства очевидцев! — не на шутку вскипел Делатур.

— Каких очевидцев? Вы это серьезно?

— Вы что, тоже подвергаете сомнению реальность существования Черной Королевы? Подождите меня, я сейчас. — С этими словами он развернулся и скрылся в примыкающей к лавке комнате.

Довольная Кася стала оглядываться. Священный гнев антиквара ей был только на руку. Теперь она вполне могла рассчитывать на разъяренного самонадеянностью защитника памятников старины Делатура. Арман явно на дух не переносил Мишеле, и эта «любовь» была взаимной. В ожидании она стала проглядывать висевшие на стене за прилавком вырезки из газет и журналов, в которых упоминались антикварная лавка и ее владелец. Глаза сами собой остановились на достаточно свежей вырезке с броским названием: «Черная Королева, а что, если она действительно существовала!»

Автор заметки рассказывал об известных Черных Мадоннах, подробно останавливаясь на Черной Деве Рокамадура. Говорил о гонениях, которым подвергались небольшие скульптурки из дерева. И в том числе рассказывал об исчезнувших Мадоннах. Самое интересное помещалось в конце статьи. Журналист поведал о своем знакомстве с другим страстным поклонником истории Черных Мадонн: антикваром Арманом Делатуром. Тут же был дан адрес лавки и несколько хвалебных рекомендаций профессионализму и самоотверженности антиквара. И в конце добросовестно пересказывалась легенда, которую Кася уже хорошо знала.

— Надеюсь, что не заставил вас долго ждать! — Арман с торжествующим видом появился в дверном проеме. В руках у него была небольшая шкатулка, обитая почерневшим от времени бархатом.

— Нет, конечно нет.

— В любом случае ваше ожидание было не напрасным, посмотрите на это!

С этими словами он вытащил из шкатулки изрядно расхристанную книгу в потертой обложке.

— Что это?

— Дневник одного аристократа времен Людовика Четырнадцатого, я его нашел в этой самой шкатулке. Владельцы, молодая пара, мне продали и ящик, и дневник. Все это им досталось от одной старой дамы, за которой они присматривали. Поэтому, сами понимаете, никакой сентиментальной ценностью для них все это не обладало, а вот материальной — вполне. Нужно сказать, что мне пришлось поторговаться. Они себе представляли, что держат в руках рукопись чуть ли не самого Блэза Паскаля, так что пришлось их немного охладить.

— Я могу прочитать?

— Конечно, для этого я его и принес, — улыбнулся Арман, и Кася принялась вчитываться в неровные и частично выцветшие строчки многовековой давности.

«Именно сейчас, когда откладывать больше некуда и незачем, когда Господь совсем скоро призовет меня к себе, и я наконец увижу ту единственную, к встрече с которой я готовился весь мой земной путь, хочу рассказать о событии, изменившем мою жизнь. Раньше я всегда обладал счастливой натурой существа, идущего по жизни с легкостью. Судьба меня не испытывала никакими особыми препятствиями. Про таких говорят: в рубашке родился. Эта защитная аура оберегала меня лет до тридцати: беззаботное детство в семье, может быть, и небогатой, но гордившейся знатностью и славностью своего рода. Любящие родители, старшие сестры, все как одна чрезвычайно удачно вышедшие замуж, все баловали меня без удержу. Юношей я потерял родителей, но заботу обо мне взяли на себя две сестры: Аделина и Амалия. А я беззаботным мотыльком порхал между особняком Амалии в Париже и замком Аделины в Провансе.

Осенью 16 … года, когда мне надоело пасмурное парижское небо и изрядно наскучил парижский бомонд, я отправился к Аделине и ее мужу маркизу де Сарту. Путешествовать я любил, особенно мне нравилось открывать новые и неизвестные мне уголки. На этот раз на границе Оверни я остановился на ночлег в небольшой деревушке Камбрессак под кровом одного человека, с которым я познакомился в Париже в салоне мадам д’Орсиваль. Звали его Жан Латур, и был он сельским кюре. Каким это образом простой провинциальный священник мог попасть в один из самых популярных в тот сезон парижских салонов, скажете вы. Могу признаться, что меня самого это удивило. Но только до поры до времени. Жан Латур оказался преинтереснейшим человеком и большим оригиналом. Во многом он был явным вольнодумцем, говорил о равенстве всех перед Творцом, из которого следует, что в истинном и богоугодном обществе все индивидуумы должны быть равны и перед законом, и перед судьбой. Далее рассказывал об интереснейших экспериментах и усовершенствованиях, которые значительно облегчили жизнь его прихожан. Но самое интересное приберег напоследок. И открыл его только мне, в ту нашу вторую и последнюю встречу.

— Вы были мне посланы самой судьбой! — воскликнул Жан. — Следуйте за мной, и вы сами все поймете.

Я послушно и не задавая вопросов последовал за этим оригинальнейшим человеком. Латур прекрасно знал местность и, несмотря на то что начало смеркаться, шел быстро. Я еле поспевал за ним. И если бы этот кюре не был настолько симпатичным и вызывающим доверие человеком, я, может быть, и задал бы себе вопросы или начал волноваться. Но, признаюсь, в моей голове не было ни малейшего намека на подозрение. Я послушно следовал за ним, и единственным, что занимало все мои мысли, было, как бы не споткнуться и не зацепиться за какую-либо корягу. Каково же было мое удивление, когда он привел меня к высокому строению, напоминающему замок.

— Мы не потревожим его хозяев? — негромко спросил я.

— Замок заброшен, последние хозяева оставили его больше ста лет назад, — сказал мой спутник.

— Почему он был оставлен? — поинтересовался я и высказал самую вероятную причину: — Они разорились или умерли?

— Нет, вовсе нет, — уклонился почему-то от ответа Жан.

— Тогда что случилось? — продолжал я настаивать. Все-таки, согласитесь, не каждый день древний и благородный род оставляет замок на произвол судьбы. Слава предков и родовые корни никогда не были для меня пустыми вещами. Я привык гордиться, что мои предки служили Гюго Капету и его потомкам, пока проклятие тамплиеров не настигло последних представителей этого славного рода. Впрочем, потом представители моей фамилии долго и славно служили и Валуа, и Бурбонам. Поэтому к судьбе заброшенных замков я всегда был неравнодушен.

— Вы уверены, что хотите об этом узнать?

Вопрос был несколько странным, но подтвердил мое горячее желание больше выяснить об истории этого странного замка. Взгляд Латура, который он бросил на меня, был несколько странным, но еще удивительнее были слова, произнесенные вслед:

— Вы сами себе не отдаете отчета, что этот момент может изменить всю вашу жизнь! Но раз вы настаиваете, то я уступлю вашему желанию. Слушайте. Сначала мне придется вам рассказать, каким образом я сам оказался посвященным в эту тайну.

— Тайну! — с восторгом воскликнул я. С самого раннего детства я мечтал прикоснуться к чему-то необычному, сокровенному, скрытому от других пологом незримого. Признаюсь, что, возможно, это и помешало мне определиться с карьерой. Все мне очень быстро наскучивало, военная служба, может быть, была и интересной, но тяготы военных походов меня не привлекали. А что абсолютно отвращало, так это обязанность убивать себе подобных или быть убитым из-за какой-то абсолютной глупости. Поэтому можете понять, с каким восторгом я последовал за этим странным священником.

Тот шел быстро, потом так же внезапно обернулся ко мне и произнес:

— Только вы должны сначала поклясться, что ни одна живая душа при вашей жизни не узнает этого секрета.

— Даю слово! — легкомысленно пообещал я. Нужно заметить, что клялся я всегда с легкостью, искренне полагая, что клятву сдержу. И священнику совершенно незачем было знать, что до этого момента я не сдержал ни одного данного мной слова.

Искренность моя оказала на него благоприятное впечатление, и он так же бодро продолжил свой путь.

— Наверное, вам приходилось слышать и видеть знаменитых Черных Мадонн? — начал он.

— Естественно, — ответил я, — но я всегда привык относить эти легенды к предрассудкам и суевериям невежественной толпы.

— Я тоже так раньше думал, — посмотрел он на меня внимательно.

— Раньше? — поймал я его на слове. — Значит, что-то заставило вас это мнение изменить.

— Да, заставило. Теперь послушайте историю с самого начала.

Он принялся повествовать мне о своем приезде в эту глухую и чрезвычайно удаленную от какой-либо цивилизации местность.

— Не буду утруждать вас описанием всех перипетий, но остановлюсь на главном: на легенде о Черной Королеве.

— О Черной Королеве! — воскликнул я, потрясенный.

— Именно о ней. Эту чудотворную статую когда-то привезли из Святой земли рыцари Храма и построили в честь нее замок и церковь. И эта статуя стала для них святыней, они поклонялись этому идолу, считая ее своей защитницей и покровительницей.

— Тамплиеры — Черной Королеве! — воскликнул я, не веря своим ушам. О загадочном ордене и его трагической судьбе я слышал еще в детстве из рассказов моего домашнего учителя. — Мне кажется, они поклонялись другому идолу — Бафомету, — проявил я свои познания.

— Эти признания были вырваны под пытками и никакой ценностью не обладают, — махнул рукой Латур, — я внимательно изучил историю ордена. Но вернемся к нашему замку. Так вот, местные жители называют его заколдованным и говорят, что до сих пор он хранит в своем подземелье загадочную чудотворную скульптуру. Некоторые боятся этих мест как огня, а другие, наоборот, говорят, что больные, проведя ночь рядом с замком, выздоравливают, и беременные совершенно легко разрешаются здоровыми и сильными младенцами.

— Мне рассказывал один приятель, как в Бретани женщины трутся о каменные валуны, говоря, что это помогает им забеременеть. Как можно серьезно относиться ко всем этим глупым предрассудкам?! — воскликнул я с благородным возмущением. — Особенно в наш просвещенный век!

Латур посмотрел на меня этим своим странным взглядом, от которого словно мороз проходил по коже, и усмехнулся.

— Вы чрезвычайно самонадеянны, но я вас понимаю. Я и сам в начале совершенно не поверил местным легендам о проклятом замке и его странных обитателях. Я привык следовать Воле нашего Создателя и надеяться на провидение. Но однажды ко мне пришел удивительный старик и предложил последовать за ним. Точно так же, как я предложил вам сегодня последовать за мной. Знаете, все в этом мире не случайно. И если судьба привела вас ко мне, значит, так тому и быть.

— Но откуда такая уверенность, что наша встреча не случайна? — заволновался почему-то я.

— Наконец-то вы поняли всю серьезность происходящего, но отступать уже поздно! — спокойно проговорил священник и как-то стал даже выше ростом, значительнее, что ли. — Теперь нам придется соблюдать тишину. И что бы ни случилось, вы не имеете права произнести даже одно-единственное слово.

Я послушно кивнул. В конце концов, не дам же я себя запугать этому старику! Мы приблизились к замку. Смеркалось, и на небе одна за другой стали появляться первые звезды и луна. При их бледном и невыразительном свете я смог рассмотреть впечатлявшее издалека строение. Здание действительно находилось в весьма жалком состоянии, священник нисколько не преувеличивал. Мы зашли в левое крыло и оказались в огромном зале без потолка. Прямо над нами, холодная и равнодушная, светила луна. Латур подошел к одной из колонн, произвел несколько странных пассов, словно обнимал ее, и под нашими ногами разверзнулся пол! Я отскочил в сторону, а Латур только усмехнулся.

— Следуйте за мной! — произнес он, зажигая заранее приготовленный масляный светильник.

Я собрал все свое мужество в кулак и, проклиная собственное легкомыслие, ринулся вниз. Шли мы долго. Сначала спуск был пологим, но чем дальше, тем ступени становились все круче и круче. Наконец пол стал плоским, и мы оказались в каком-то помещении. Слабый свет лампы был совершенно не в состоянии разорвать окружающий нас мрак. Жан отошел куда-то в сторону. Он, похоже, здесь прекрасно ориентировался. Неожиданно, один за другим стали вспыхивать вставленные в специальные ниши факелы и, что еще страннее, цепочкой выстроившиеся друг за другом поставленные на землю масляные светильники. Свет становился все ярче, усиленный отполированными до блеска стенами пещеры и сиянием небольшого подземного озера. Я застыл, завороженный и очарованный. В первый раз я видел такое великолепие, творение самой природы. Внезапно глаза мои встретили чей-то внимательный взгляд. Это была удивительная и непонятно откуда взявшаяся в этой пещере женщина. Я замер, пытаясь понять и осмыслить. Но сердце билось, и мозг мой, обычно такой ясный и четкий, словно заволокло туманом. Я зашатался и начал было терять сознание. Но в этот момент голова моя прояснилась, и я понял, что я стою перед каменной статуей.

Она была удивительной, странно нечеловеческой, но с человеческими чертами, она казалось реальной, живой и в то же время пришедшей из иного мира. И еще, в этом лице не имелось ни единого цвета: оно было абсолютно, потрясающе черным… Я задрожал. Статуя была прекрасна, и эта красота казалась настолько непонятной и загадочной, что внушала страх и преклонение. Не зная почему, я бросился на колени перед этим идолом. Я, развитый, умный, достойный представитель моего просвещенного века, затрясся в безмолвных рыданиях и простерся ниц…»

На этом дневник заканчивался.

— И это все? — с сожалением произнесла Кася.

— Увы, — развел руками Арман, — это все. Но согласитесь, это еще одно доказательство того, что Черная Королева действительно существовала.

— И ее действительно вполне могли привезти с Ближнего Востока тамплиеры. И именно она стала их святой покровительницей, а вовсе не Дева Мария, — продолжила Кася.

— Не спешите обвинять их в идолопоклонничестве. Не лучше ли раз и навсегда поставить все с головы на ноги. Кем на самом деле являлась Дева Мария? В головах верующих она была не просто матерью Христа, она была Всеобщей Матерью и по большому счету тем идеальным ликом Древней и Всеобщей Богини-Матери.

— Думаю, вы правы, — согласилась Кася.

— Любая религия нуждается в женском образе.

— Не всякая, в исламе Богоматерь присутствует, конечно, но не в такой степени, как в христианстве, — возразила Кася.

— Конечно, да только это с какой стороны посмотреть. Священная для любого мусульманина Кааба когда-то была посвящена Древней Богине-Матери. И кстати, какой день считается священным у мусульман?

— Пятница, — вспомнила Кася.

— И пятница как раз-то и является днем Великой Богини-Матери. Латынь и все романские и германские языки сохранили этот остаток архаической древности.

— Vendredi, день Венеры, — впервые отдала себе отчет в таком простом и очевидном факте Кася.

— Вот именно, — подтвердил Арман.

— Черная Королева была одной из неизвестных нам Черных Мадонн? — спросила девушка, вспоминая все, что она знает об этом странном культе.

— Вполне может быть, — подтвердил Арман.

— Черная Мадонна, — пробормотала Кася и задумалась.

Сам факт существования Черных Мадонн ее всегда удивлял. Такое неожиданное и непривычное изображение Девы Марии. Кому и в какую эпоху пришла в голову эта странная мысль совместить привычно светлоликий образ Богоматери с этими странными скульптурами, словно пришедшими из начала времен? Скульптурами, потрясающими своей абстракцией и абсолютной оторванностью от привычной нам эстетики, от того, что мы привыкли называть красивым и некрасивым. Словно они пришли не просто из другого времени, но и из другого измерения! В котором диалог с иными мирами, из путешествия в которые пока не вернулся ни один из смертных, был обыденной повседневностью.

— Меня всегда удивляло преклонение перед ними, — задумчиво произнесла Кася, — они ведь абсолютно некрасивы с точки зрения современного человека.

— И это странное чувство, возникающее при их виде, — подхватил ее мысль Арман.

— Они на самом деле напоминают идолов, — продолжила его собеседница.

— Абсолютная абстракция, — задумчиво произнес Арман, — но, может быть, в этом и есть особый смысл. Святое не должно быть подвластно человеческому. В этом и скрыт глубокий смысл искусства Средних веков. Святое искусство должно быть иным. Оно вовсе не обязано радовать глаз. Оно пробуждает нечто странное в душе, меняет человека и готовит его к чуду. Оно должно быть мистерией, непонятной и непостижимой, прикоснуться к которой имеют право только посвященные!

— И самое главное, что они черные!

— Парадоксально, не правда ли? Черный цвет — цвет ночи, ада и земного мира грешников. Черный — цвет смерти, чуму называли «черной смертью», цвет Сатаны, демонов, поэтому и мессы, которые им служили, назывались «черными». Но если задуматься, что такое черный цвет?

— Отсутствие цвета, — вспомнила Кася школьные уроки оптики.

— Вот именно, отсутствие цвета. И древние никогда не относились к нему столь однозначно. Черный — цвет плодородной земли, все порождающей и поглощающей. Цвет — источник жизни, но и цвет смерти. Но ведь без смерти невозможно возрождение, и как еще душа способна покинуть бренное тело и вернуться в земные чертоги. Как в картах Таро: тринадцатый аркан Смерти — черная карта завершает цикл двенадцати земных арканов и начинает цикл арканов небесных. Черный становится символом трансформации, где прощание с одним миром обозначает вступление в новый. Еще вспомните мистический танец дервишей, когда, крутясь, они сбрасывают черную мантию, а под ней белое платье. Так что черный — идеальный цвет для созидательницы всего сущего: Великой Богини-Матери.

Кася молчала, пытаясь разобраться в куче свалившейся на нее информации. Нет, положительно, все становилось слишком и слишком сложным.

— У меня уже голова, как у дервишей, кругом идет, — призналась она.

— Я понимаю, — кивнул Арман. — Приехали восстанавливать обычные средневековые развалины, а столкнулись с тайной. Смотрите на это с положительной стороны. Каждый мечтает хоть один раз в жизни столкнуться с такой загадкой.

— Не каждый, — не согласилась с расхожим утверждением Кася, — я уже… — начала было она, но тут же закрыла рот. Арману подробности ее приключений знать было незачем.

— Что — уже? — заинтересованно переспросил тот.

— Я хотела сказать, что мне не нравятся тайны и я никогда их не ищу.

— К сожалению, одна из них сама нашла вас, — усмехнулся антиквар.
Глава 5 Самая большая рыба — именно та, что сорвалась с крючка

Фелипе перечитывал раз за разом только что полученное послание. Хосе Суарес его не обманул. Статья мадридского профессора оказалась действительно многообещающей. Только он всего лишь пересказывал легенду, услышанную на одной из региональных конференций по истории восстановления местных памятников. Теперь их эмиссар, человек, которого нашел ему Дэн, подтвердил эту информацию. Оставалось надеяться, что легенда окажется явью.

Дэн внимательно следил за выражением лица Фелипе.

— Наш человек справился со своей задачей? — спросил он.

— Да, — коротко ответил тот.

— Что ты сейчас намерен делать?

— Думаю, что нам надо поехать самим.

— И за кого мы себя выдадим? За парочку голубых туристов на прогулке по Франции! — усмехнулся Дэн.

— Если мужчин двое, они вовсе не обязаны быть парочкой голубых, они могут быть просто друзьями, — возразил Фелипе, — или коллегами.

— Такое сейчас время, шеф, — с искренним огорчением вздохнул американец.

— Из чего я делаю вывод, что идею отправиться туда нам самим ты не одобряешь.

— Я считаю, что пока в этом нет необходимости. Наш человек на месте справится, я думаю, лучше нас.

— Кто этот человек?

— Артист? — переспросил Дэн и, увидев недоумение на лице Фелипе, пояснил: — Это выбранный им псевдоним.

— Почему Артист?

— Он любит перевоплощаться. Да и вся его жизнь сплошное перевоплощение. Я с ним работал уже пару раз. Он, скажем так, специалист по деликатным поручениям. Кстати, помните нашу покупку урановой шахты в Нигерии. Это именно ему принадлежит идея, и он так напугал наших конкурентов террористами, что те отказались от сделки в последний момент. А сейчас эти самые террористы охраняют шахту.

— Это произошло одиннадцать лет назад. Но тот человек, насколько я помню, был австрийцем.

— Ты прав, тогда он был австрийцем. А сейчас он — француз. Впрочем, помимо немецкого и французского, он также прекрасно владеет английским, итальянским и испанским языками. Поэтому, где и под какой маской он вынырнет в следующий раз, сложно сказать. Он привык менять жизнь раз в пять-десять лет. И поверь, он обладает талантом настолько вживаться в выбранный образ и так прекрасно подготавливает свое новое прикрытие, что никто ни в чем не сомневается.

— Тогда получается, у нас нет никаких гарантий. Это настоящий человек-невидимка.

— Артист — разумный человек, и он никого ни разу не подвел. Он любит деньги и предпочитает иметь дело с серьезными и надежными партнерами. И мы как раз и относимся к числу таковых.

— Ладно, как он намеревается действовать?

— На данный момент он нашел надежного союзника на месте.

— Насколько можно доверять этому союзнику?

— Настолько, насколько любому, — пожал массивными плечами Дэн.

— Значит, нельзя, — сделал вывод Фелипе.

— Какая разница, главное, чтобы он выполнил свою задачу. Артист свое дело знает и с союзником на месте, если что, разберется.

— Ладно, иди, оставь меня одного.

Дэн удалился без всяких комментариев. Фелипе вновь остался один. Необычные мысли проносились в голове. Всю жизнь он мечтал стать единственным обладателем настоящей, пришедшей из глубины веков Черной Мадонны. И впервые судьба давала ему такую возможность. Но сейчас, когда мечта оказалась рядом, только руку протяни, он уже не был уверен. Достоин ли он ее? Конечно, святым он не был. Но кто сказал, что этот мир был создан для ангелов? Поэтому Фелипе отмахнулся от столь непривычных для него мыслей. Теперь, находясь в нескольких шагах от мечты, он не имел права от нее отказываться! Решение было принято, и он от него не отступится…
* * *

— Ты где болтаешься? — раздался в мобильнике раздраженный голос Екатерины Великой.

— Я была у Армана, что-то случилось?

— Нет, ничего особенного, если не считать того, что наконец с нами согласился встретиться племянник Фредерика.

— С чего это вдруг?

— Ну, видимо, решил выдвинуть свои требования, раз через нотариуса не получилось. Мог бы сразу напрямую выйти, и Марк, быть может, живым бы остался. Как подумаю об этом, мурашки по коже! Ну да ладно, человек полагает, а Бог располагает, — протарахтела недовольным голосом Екатерина Дмитриевна, — я уже в деревне.

— Как ты сюда добралась?

— Соседка-фермерша подбросила, — пояснила мать, — давай встретимся через десять минут около мэрии. До дома Ламбера от деревни около пятнадцати минут езды.

— Ты знаешь дорогу?

— Примерно, — отозвалась мать.

— Почему ты упорно отказываешься от навигатора? — в который раз возмутилась Кася.

— В машине есть карта, — резонно заметила мать.

До дома двоюродного племянника они добрались действительно за пятнадцать минут. Мать, севшая за руль, уже разбиралась в хитросплетении горных дорог не хуже настоящего старожила. Дом был добротным двухэтажным строением из светлого песчаника с квадратной башенкой бывшей голубятни. Около дома были припаркованы две машины. И на пороге топтался невысокого роста лысый дяденька в темном костюме, с квадратными очками на костистом носу.

— Здравствуйте, — первой начала разговор Екатерина Дмитриевна, — вы тоже к месье Ламберу?

— Да, но только я уже пару раз звонил, а он все не открывает.

— А вы уверены, что звонок работает? — поинтересовалась Кася. — Может, постучать?

Дяденька с легким возмущением посмотрел на наглую молодую особу, осмеливающуюся давать советы такому почтенному господину, как он. Но к совету все-таки прислушался, схватил дверной молоток и стукнул с такой силой, что дверь медленно, словно нехотя, отворилась.

— Месье Ламбер, это мэтр Нодэн, мы с вами договаривались о встрече, — громким голосом позвал он.

В глубине дома послышались шаги, и на пороге показался высокий, сухой мужчина лет пятидесяти с лишним. Он неторопливо окинул взглядом гостей. Подал руку сначала, совершенно вопреки этикету, своему нотариусу, потом Екатерине Дмитриевне, а Касе только кивнул.

— Проходите, — пригласил он.

Они зашли внутрь, и первым впечатлением было ощущение холода. Казалось, что помещение вообще никогда не отапливалось. Но глядя на холодные манеры хозяина, словно замороженного с детства, можно было подумать, что в такой обстановке он себя чувствует распрекрасно. Они прошли в большую, обставленную старинной добротной мебелью гостиную. На стенах висело несколько старинных портретов и большое количество гравюр, представляющих самые различные замки. В одном из них Кася узнала их собственный замок. Рядом висел большой старинный план. Она постаралась выбрать кресло поближе к нему.

— Итак, — тем временем начал хозяин дома, — как вы понимаете, мадам Кузнецова, мы больше не можем избегать прямой встречи, особенно после неожиданной и весьма прискорбной смерти мэтра Периго.

— Да, я согласна с вами. — Екатерина Великая спокойно стала ожидать продолжения.

— Мэтр, я вас пригласил, чтобы вы ознакомили мадам Кузнецову с нашими предложениями.

— Как вы пожелаете, месье Ламбер. Тогда не будем терять время на формальности. Вы знаете, что сложившаяся ситуация достаточно деликатна. По закону месье Ламбер является единственным наследником своего дяди Фредерика де Далмаса, так как ни детей, ни супруги у последнего не было… — начал было он.

— Позвольте вас прервать, — спокойно парировала Екатерина Дмитриевна, — закон при отсутствии прямых наследников опирается на волеизъявление умершего. И этим волеизъявлением было завещание. Так что, если хотите, чтобы мы продолжили этот разговор, придерживайтесь этих самых законных рамок.

Нотариус переглянулся с хозяином дома. Тот еле заметно кивнул.

— Вы меня неправильно поняли, — поспешно исправился нотариус, — я вовсе не хотел подвергать сомнению законность завещания.

— Тем более мы вам уже предложили квартиру в Орлеане, — не дала ему продолжить Екатерина Великая, — так что обвинить нас в отсутствии доброй воли вы не можете.

— Я и не пытаюсь, — успокаивающе произнес хозяин.

— Мы пригласили вас, чтобы предложить соглашение, — вставил нотариус.

— Хорошо, я очень даже расположена его выслушать, — с оттенком иронии ответила Касина родительница. Кася же молчала, безуспешно пытаясь рассмотреть план замка на стене. Разговоры о наследстве ее интересовали постольку-поскольку. В ее голове крутились совершенно другие мысли.

— Мы готовы не оспаривать завещание и согласиться на квартиру в Орлеане в качестве отступных, но месье Ламбер хотел бы принимать участие в восстановлении замка в качестве благотворителя.

— В качестве кого? Благотворителя?! — широко открыла глаза Екатерина Дмитриевна.

— Вы не ослышались, — подтвердил мэтр Нодэн, — вы должны понять, что для месье Ламбера ваш замок является фамильным гнездом и он совершенно неравнодушен к его дальнейшей судьбе.

Мать с дочерью переглянулись. И одна и другая были уверены, что за подобным благородным предложением явно скрывается какая-то ловушка. Только какая?

— И в чем будет заключаться в таком случае ваша благотворительная миссия? — прямо спросила мать.

— Я бы хотел принимать прямое участие в разработке проекта реставрации. Например, я могу найти гораздо более дешевую рабочую силу, нежели вы. Мой друг, предприниматель из Германии, располагает бригадой очень опытных румынских рабочих-реставраторов, работавших в Чехии и Австрии. И румынская зарплата, сами понимаете, ни в какое сравнение не идет с французской. И если вы позволите мне вам помогать, то реставрация вам обойдется гораздо дешевле. Потом, у меня есть знакомые в Памятниках Франции, которые могут выделить беспроцентную ссуду, если понадобится. И, наконец, можно будет образовать нечто вроде фонда восстановления замка.

— И что вы попросите взамен?

— Если честно, мне хотелось бы почаще бывать в замке. Человек я одинокий, прямых наследников у меня тоже нет. И если я и настаивал на возвращении мне замка, то с единственной целью: довести до конца реставрационные работы, начатые Фредериком! Но, понаблюдав за вами, я понял, что Фредерик все решил правильно. И теперь мне хочется вам помочь, — почти по-человечески улыбнулся Ламбер.

— Мне необходимо подумать над вашим предложением, — осторожно ответила Екатерина Дмитриевна.

— Конечно, мы понимаем, — с явным облегчением сказал нотариус и протянул ей прозрачную папку с бумагами, — я приготовил для вас полное досье, ознакомьтесь с ним и держите нас в курсе.

— Хорошо, — кивнула Касина мать и собралась было уходить. Но Кася наконец вступила в разговор.

— Это план замка? — обратилась она к хозяину, показывая на привлекшую ее внимание гравюру.

— Да, — кивнул тот, — я с детства изучал его. Хотите посмотреть?

— Если можно.

— Почему же нельзя, — пожал Раймон плечами. Племянник Фредерика становился почти симпатичным.

Кася подошла к плану и принялась его внимательно изучать.

— Что-то не клеится, — задумчиво произнесла она.

— В каком смысле? — напрягся хозяин дома.

— Не знаю, но что-то не то, — продолжила Кася, — я могу снять его на мобильник?

— Не думаю, что снимок получится удачным, — вновь «заморозился» Раймон, но тут же исправился и через силу улыбнулся, — вы можете приходить сюда и изучать его столько, сколько вам захочется.

Гостьи спорить не стали и, попрощавшись, вышли из дома.

— Ты же уже сфотографировала план, зачем тебе понадобилось просить о дополнительной съемке?

— Ты заметила?

— Конечно, слава богу, не слепая.

— А они, как ты думаешь, заметили?

— Не бойся, полагаю, что нет. На тебя они особенного внимания не обращали.

— Ну и замечательно, только снимки получились не очень. Освещение неважное, поэтому я и попросила поближе подойти и сфотографировать со вспышкой.

Когда добрались до замка, увидели припаркованную рядом с въездом машину Бернара.

— Его нам только и не хватало, — недовольным голосом произнесла Кася.

— Ты что-то на Бернара надулась, словно мышь на крупу, что-то между вами случилось?

— Ничего особенного, если не считать того, что он меня опустил ниже уровня городской канализации, когда я ему заикнулась о Черной Королеве.

— Не обращай внимания, на него история Черной Королевы действует словно красная тряпка на быка. Не раз уже замечала.

Бернар вылез из машины и направился к ним. Екатерина Дмитриевна опустила стекло.

— Здравствуй, Бернар, ты давно нас ждешь? Что-то срочное?

— Нет, просто остановился на секунду предупредить, что завтра будет заседание нашей ассоциации. Вы тоже приглашены.

— Я не уверена, что мы сможем, — ответила Екатерина Дмитриевна, — много работы. Вот, надо предложение Раймона изучить.

— Вы познакомились с Раймоном? — широко раскрыл от удивления глаза Бернар.

— Да, познакомились, и он предложил помочь в проведении реставрационных работ, — не без удовольствия влезла в разговор Кася.

— Помочь в реставрации! И вы собираетесь связаться с этим мошенником! Ну, в конце концов, это ваш выбор. Позвольте с вами попрощаться, дамы, мне надо спешить, — и не дожидаясь ответа, он развернулся и направился к своему автомобилю.

— С чего это он так взбеленился? — удивилась Екатерина Дмитриевна. — И кто меня за язык тянул, а ты еще добавила, — обратилась она к дочери.

Но увидев сияющую от торжества Касину физиономию, поняла, что к совести дочери взывать абсолютно бесполезно. Кася получила свой реванш. Бернар узнал, что он — не единственный помощник в реставрации. Завтра же весь их клуб престарелых идиотов (иначе теперь бернаровскую ассоциацию она не называла) узнает, что не они одни интересуются восстановлением замка. Тем более Ламбер пообещал настоящую помощь, хотя это больше напоминало ловушку. Но ничего, об этом она подумает завтра. Этим вечером же она займется более интересными проблемами.

Вернувшись домой, накормив Лорда Эндрю и перекусив, мать и дочь занялись каждая своим делом. Екатерина Великая, не откладывая дела в долгий ящик, принялась за изучение документов, предложенных мэтром Нодэном. Кася же стала внимательно рассматривать скачанные на компьютер фотографии гравюры со схемой замка.

Гравюра была сделана в 1586 году, то есть где-то за век до посещения замка неизвестным аристократом, дневник которого она прочитала у Армана. Кася отправилась в библиотеку за современными планами замка. Сравнивала до боли в глазах, выверяла, вычисляла, слонялась по замку с несколько растерянным видом. Даже, захватив с собой для верности Эндрю, спустилась в подземелье. Но безрезультатно.

— Что с тобой? У тебя вид настоящего зомби? — удивилась Екатерина Великая, увидев погруженную в размышления Касю. — Чуть этажерку с места не снесла.

— Ничего, просто кое-что мне кажется странным.

— Что именно?

— Пока не знаю, но у меня ощущение, что наш замок еще не открыл все свои тайны.

— Это Арман оказал на тебя такое влияние?

— Просто я привыкла, что никто ничего зря не рассказывает.

— Из серии, что в каждой лжи есть доля истины?! — саркастически заметила Екатерина Великая.

— Как и в каждой истине есть доля лжи, — усмехнулась Кася.

— Все это хорошо, но не забывай, что нам необходимо ответить на предложение Раймона.

— Неприятный персонаж!

— Никто не требует от него ни обаятельности, ни привлекательности, — заметила Екатерина Дмитриевна, — но предложение его заслуживает внимания.

— Значит, сами мы не справимся, — констатировала Кася, — но и в долгу перед этой амфибией быть не хочется.

— Не хочется, но придется. Если нам с одной стороны придется сражаться с его адвокатами, а с другой — с местными мастерами, то в трубу мы вылетим гораздо раньше предвиденного срока.

— Хорошо, что ты предлагаешь?

— Сейчас же позвоню ему и договорюсь о завтрашней встрече.

С этими словами Екатерина Дмитриевна подошла к телефону и набрала номер Раймона. Раздались долгие гудки, потом включился автоответчик. Она оставила сообщение и повесила трубку.

— В любом случае заглянем к нему завтра, — постановила она. — Ну а что за проблему ты высмотрела в схеме замка?

— Подземелий в замке гораздо больше, чем мы себе представляем.

— С чего ты это решила?

— Этот регион известен обилием карстовых пещер, и, судя по всему, замок был построен над одной из них. Посмотри схему: откуда эта овальная штриховая линия, обрисовывающая большую часть замка? Что она может обозначать? Не укрепительные сооружения, они гораздо шире площади замка. Значит, автор схемы таким образом пометил что-то невидимое, находящееся под замком. А такой неправильной формы может быть только пещера.

— Тогда где вход?

— А вот на этот вопрос ответа у меня, как ты догадываешься, нет, — вздохнула Кася.

— Тогда пошли спать, завтра разберемся.

Утром первым делом они отправились к Раймону. Екатерина Дмитриевна со свойственной ей решительностью дело в долгий ящик откладывать не стала. Но Раймон открывать им не торопился.

— Да что за глухая тетеря! — возмутилась Екатерина Дмитриевна и изо всех сил стала колотить молоточком в дверь.

— Мадам! — окликнули их сзади. — Вы к месье Ламберу?

Екатерина Дмитриевна оглянулась. Невысокого роста человек с приятной улыбкой с интересом рассматривал их.

— Да, — ответила Екатерина Дмитриевна, — и вы к нему?

— У нас с ним тоже назначена встреча. Позвольте представиться, Оливье Симон, журналист.

— Екатерина Кузнецова, я — местная жительница.

— А, мадам Кузнецова и ее дочь, новые владелицы замка Грезель! Давно мечтал с вами познакомиться! — еще шире улыбнулся журналист.

— Так вы в курсе?

Журналист не стал делать непонимающий вид, а просто и открыто ответил:

— Истории вокруг наследства Фредерика де Далмаса? Конечно! Я, собственно говоря, поэтому и здесь. Тем более после убийства мэтра Периго сюжет закручивается еще более лихо.

— Раймон согласился встретиться с вами?

— Да, согласился. И даже сказал, что сделает заявление, прольющее свет на некоторые последние события. Правда, я должен был приехать час назад, но выехал с опозданием, да и в дороге немного заплутал. Все никак навигатором не обзаведусь, не люблю все эти нововведения, — с некоторым смущением развел он руками. — Может быть, он уехал?

— Его машина здесь, — возразила Кася.

— Наверное, расхотел, и все тут, мы уже минут пять стоим, и звонили, и стучали, даже на мобильный позвонили, — пожала плечами Екатерина Дмитриевна, — не вламываться же к нему в дом?!

— Вы как хотите, а я так просто отказываться от сенсации не намерен! — решительно заявил журналист. — Даже если он и передумал встречаться со мной, я своего решения менять не собираюсь.

С этими словами журналист огляделся.

— Ставни открыты, — прокомментировал он, — значит, хозяин уже встал. И потревожить его мы не сможем. Пойду посмотрю в окна салона.

Он уверенно завернул за левый угол. Они услышали стук в окна и сдавленный вскрик. Мать с дочерью только успели повернуться, как Оливье вернулся с побелевшим лицом.

— Что-то случилось? — напряглась Екатерина Великая.

— Вызывайте полицию, а я вызову «Неотложку». Скорее всего, ему стало плохо. Я увидел его: он лежит в салоне.

— Может быть, надо попытаться взломать дверь? — предложила Кася.

— Вы умеете оказывать первую помощь?

— Нет, — в один голос ответили мать и дочь.

— Я тоже нет. Тогда благоразумнее будет дождаться медиков.

Первыми на место прибыли пожарные[1], следом прикатила «Скорая помощь». Прибывшие выставили дверь и вошли внутрь. Кася с матерью и журналистом остались снаружи. Но уже через несколько минут пожарные и врачи вышли.

— Он мертв, — кратко сообщил один из них ожидавшим у двери.

— От чего? С ним случился приступ? — попытался навести справки журналист.

— Вы — родственник покойного?

— Нет, я журналист «Депеши», Оливье Симон, вот моя профессиональная карточка, я могу войти? — протянул он удостоверение пожарному.

— Это полиции решать, а не мне. Подождите здесь. А вы, дамы, родные покойного? — обратился он к Екатерине Великой и Касе.

— Нет, — честно признались они, — мы пришли на встречу с ним.

— Ну так скажем, что эта встреча теперь состоится не скоро, — с черным юмором заявил пожарный, — а вот и наши жандармы, с ними и пообщаетесь.

Из машины выскочил комиссар Бернье и удивленно уставился на мать с дочерью.

— Вы — здесь? — и больше ничего не говоря, быстрым шагом прошел внутрь.

— Вы знакомы с комиссаром? — заинтересованно обратился к ним Оливье.

— Нет, просто так получилось.

— Что — получилось? — не отставал журналист.

Поняв, что так просто они от него не отделаются, Екатерина Дмитриевна пояснила:

— Мы его уже встречали на месте смерти нашего нотариуса.

— Вы хотели сказать, на месте убийства вашего нотариуса, — усмехнулся журналист.

— Убийства! Значит, это был не несчастный случай и не приступ! Откуда вам это известно? — выдохнула Кася.

— Из разного рода очень достоверных источников, — уклонился от прямого ответа журналист и с энтузиазмом потер руки, — а история становится все более и более интересной! Если вы захотите со мной поговорить, вот моя визитная карточка, я остановился в той же гостинице, в которой убили вашего нотариуса. Так что, если возникнет желание поговорить, позвоните. А сейчас, извините, но служба зовет.

С этими словами Оливье Симон решительным шагом направился в сторону врачей и пожарных.

— Ты видишь, я была права! Марка убили! — воскликнула Екатерина Великая, когда они остались одни.

— Очень странное убийство, — задумчиво пробормотала Кася, наблюдая за жандармами. И еще одна идея вертелась в голове, никак не даваясь в руки. Словно она упустила что-то очень важное.

Тем временем появились полицейские в белых балахонах научной полиции, судмедэксперт и еще несколько агентов в штатском. На пороге вновь возник комиссар Бернье. Увидев мать с дочерью, он развернулся и решительным шагом направился к ним.

— Странное совпадение, не правда ли, мадам и мадемуазель Кузнецовы? — назвал он их по фамилии. — Вы становитесь все более и более интересными свидетельницами. У вас с покойным была назначена встреча?

— И да и нет, мы встречались вчера, и он нам сделал предложение. Я изучила это предложение и решила его принять. Позвонила ему вчера вечером, и так как он не ответил, решила приехать и поговорить.

— А тот месье, каким образом он оказался здесь?

— Он представился журналистом из «Депеши», — ответила мать.

— Оливье Симоном, — дополнила Кася.

— Понятно, — покачал головой Бернье.

— Комиссар! — появился на пороге судмедэксперт.

— Иду — откликнулся тот. — Я думаю, что нам нужно встретиться, и чем скорее, тем лучше. Вы могли бы подойти сегодня часа в три?

— Конечно. — Мать и дочь ответили в унисон.

— Отлично, на этом и договоримся.

Екатерина Дмитриевна и Кася еще пару минут постояли на месте, потом, не сговариваясь, повернули к машине. Оставаться здесь больше было незачем. Близкими людьми покойного они не являлись. В реальности с Раймоном они познакомились только вчера и особой привязанности к нему не испытывали. В машине на обратном пути не разговаривали. Каждая была погружена в собственные думы. И только подъезжая к дому, Кася наконец поняла, что ей не давало покоя последний час. Оливье Симон утверждал, что опоздал на встречу, потому что заплутал в дороге. Следовательно, был у Раймона в первый раз. Тогда выходила маленькая неувязочка. Каким это образом журналист мог знать, с какой стороны дома находятся окна салона? Ответа напрашивалось два: фантастический — он был ясновидящим, или вполне реальный — месье журналист уже не раз бывал в этом доме. Впрочем, она тут же отмахнулась от этих мыслей. Месье Симон врал как сивый мерин, это точно, но вникать, почему и с какой целью, ни сил, ни желания у нее не было…
* * *

В среду Фелипе всегда посещал своего старого учителя бокса. Когда-то Сальваторе был другом его отца. И после гибели последнего именно он взял под свое крыло мальчика, именно он научил его дисциплине, выдержке, научил сносить удары и наносить ответные. С ним Фелипе начал понимать тактику и стратегию не только поединка на ринге, но, что было гораздо важнее, тактику и стратегию жизни. Недаром противники часто за глаза называли его боксером. Но Фелипе был не просто боксером, он был чемпионом, и он никогда не разменивался ни на медь, ни на серебро, только золото всегда и во всем.

На этот раз он застал Сальваторе совсем слабым. Хронический бронхит не давал дышать, а ломаные-переломаные кости старого боксера отчаянно болели и мешали двигаться. Но взгляд старика был таким же жестким, а рукопожатие — крепким.

— Почему ты упрямишься, Сальваторе, я ведь могу нанять тебе лучших врачей и положить в самую дорогую клинику, там тебя мигом поставят на ноги! — возмутился упрямством старого тренера Фелипе.

— А зачем?

— Что — зачем? — не понял Феррейра.

— Зачем меня ставить на ноги? — усмехнулся старик.

— Ах, вот ты куда гнешь, старый хитрец! — возмутился Фелипе.

— Никуда я не гну, а сколько на веку написано, столько и проживу! И так, как хочу, и там, где хочу! — твердо ответил старик. — А со своими клиниками и врачами ты меня только на тот свет раньше сведешь. Я жил здесь и умирать буду здесь!

— Твоя взяла, старый упрямец! — вздохнул Фелипе, прекрасно понимая, что во многом его старый учитель прав.

— Ты лучше о своей жизни задумайся, сынок, вместо того чтобы о моей переживать, — перевел разговор на другую тему Сальваторе.

— Говори, хитрец, что не так в моей жизни? Что опять тебе донесли?

— Куда исчез Хосе, Фелипе?

— На этот вопрос ответить я не могу, — твердо произнес Фелипе, — но его семья ни в чем не нуждается.

Перед глазами встало перекосившееся от бешенства лицо жены Хосе, когда он принес ей деньги и пообещал принести еще. Вспомнил он и лицо маленького мальчика, сына Хосе. Он никогда больше не увидит отца. Он разрушил их жизнь. Он прекрасно понимал это. Почему он это сделал? Из гордости? Потому что ему нравилось уничтожать? В гневе? Нет, Фелипе обязан был это сделать. У него не имелось другого выхода. Мир, в котором он вращался, был слишком жестоким, оставь он Хосе в живых, и все восприняли бы это как проявление слабости. А он не имел права быть слабым! Каким бы железобетонным ни являлся его статус, его должны бояться. Хосе был предателем и вором, а больше всего на свете Фелипе презирал предателей. Эти люди не имели права существовать. Он уважал своих врагов, но презирал шакалов!

Сальваторе внимательно наблюдал за собственным учеником. Он его знал слишком хорошо.

— Ты никак не успокоишься, Фелипе, — произнес Сальваторе и закашлялся. — Почему?

Фелипе и сам себе часто задавал этот вопрос. Почему? Яблоко от яблони недалеко падает! Наверное, не давали покоя гены его отца. Да и потом, легкие деньги и самое главное власть, которую они давали, влекли неудержимо. Фелипе прекрасно понимал это. Конечно, он не считал себя полностью находящимся во власти этой силы, иногда ему даже нравилось ей противиться, но он был разумным человеком. Или ты имеешь деньги и власть, и тогда другие подчиняются тебе, или ты ничего не имеешь, и тогда подчиняешься другим. Мир был разделен на господ и слуг, а на судьбы последних он достаточно нагляделся в детстве. Так что было бы глупо отказываться от собственной судьбы. Он не родился повелителем, он стал им. А что касается одиночества на вершине — это сказки для неудачников, чтобы они чувствовали себя комфортнее. Фелипе никогда не был одинок, да и скучать на вершине не приходилось…

Поговорив еще с полчаса со стариком и наказав одному из охранников купить все необходимое, Фелипе попрощался с учителем и вышел. Он был доволен, что повидал Сальваторе. Сколько ему еще осталось? Учитель был крепким орешком, но и не таких старость и болезни раскусывали достаточно быстро. Горькая складка перерезала лоб. Сальваторе был последним близким человеком и единственным настоящим другом, который остался у Фелипе на этой земле с момента смерти матери. И теперь старику осталось совсем недолго. У Фелипе не имелось ни жены, ни детей. Почему? Он прекрасно знал, что окружающие его люди не раз задавали себе этот вопрос. Но никто не осмеливался произнести его вслух. А Фелипе молчал. Еще юношей он понял, что бедное человеческое наслаждение не для него. Несколько конвульсий разгоряченных и скользких от пота тел и разрывающее сердце ощущение полной и беспощадной пустоты. Сладострастные крики, скользкое чрево и острый запах самки — все это для животных, ему даже противно было себе представить, что он, Фелипе, был зачат таким же способом. Нет, любовь для него была чем-то иным. Она не принижала, она возвышала, ей не нужно было низменное плотское удовольствие, которое он сравнивал с удовольствием чревоугодия и дефекации. И самое главное, она не опустошала, а наполняла душу восторгом и ликованием. Он уже давно понял, что удовольствия тела не для него. Он даже не испытывал никакого вкуса ни к еде, ни к питью. Он знал, что подчиненные втихую прозвали своего патрона роботом. Робот так робот. Главное, что мало кто знал подлинную страсть Фелипе, страсть, которой он готов был отдать самого себя. В его жизни была женщина, единственная, неповторимая и невыразимо прекрасная. В его жизни была Дама, только она имела право на все, и только ей была посвящена жизнь Фелипе Жоакима Феррейры.

Он вернулся в офис. Его уже несколько раз вызывали по личной линии.

Фелипе замер в ожидании. Похоже, у Артиста появились новости.

Наконец на экране высветилось его лицо.

— Появились проблемы, — коротко пояснил Артист.

— Тебя подозревают?

— Дело не в этом, прикрытие у меня железобетонное.

— Тогда в чем проблемы?

— Нашего союзника кто-то убрал.

— Как — убрал?

— Так, а каким образом, узнать мне пока не удалось, но я делаю все возможное.

— Хорошо, продолжай действовать.

— Зато у меня есть еще одна, более приятная новость.

— Говори, — коротко приказал Фелипе.

— В моих руках документ, полностью подтверждающий существование Черной Королевы. Она не была сожжена или разрублена, как некоторые другие статуи, ее никуда не перевезли, хотя монахи постарались, чтобы все поверили в это. Нет, мы не ошиблись, ее спрятали! — Голос мужчины был торжествующим.

Фелипе слушал молча. Он прекрасно помнил строчки из статьи мадридского профессора: «Тысячи веков люди поклонялись Черной Богине-Матери, для одних она была Исидой, для других Кибелой, Деметрой Меланской от греческого слова «мелас» — черный… В этой статье я обращусь к некоторым интересным фактам об якобы уничтоженных Черных Мадоннах. Одна из них, самая замечательная и самая малоизвестная: Черная Королева, существование которой предания связывают с замком Грезель, расположенным рядом с деревушкой Камбрессак на границе Лота и Оверни». Замок Грезель! Название это божественной музыкой звучало в ушах Феррейры. Хосе Суарес на самом деле преподнес ему чудесный подарок. Еще и поэтому он щедро позаботился о семье. Впервые в жизни Фелипе был близок к своей мечте. Сначала эта мысль показалась ему еретическим, дьявольским искушением. Но чем больше он думал об этом, тем труднее ему было отказаться. Он мог владеть Черной Мадонной, настоящей, прошедшей через десятки веков. Черной Мадонной, перед которой одинаково простирались ниц и власть имущие, и безродные бродяги, и богатые, обласканные судьбой, и обездоленные бедняки, смиренно прося защиты от бед и напастей. Он бы построил для Нее великолепный храм. Только для Нее. И мог бы находиться рядом с Ней всегда. Он посвятил Ей всю свою жизнь и заслуживал быть ее единственным рыцарем-хранителем.

— Итак, ты окончательно уверен в ее существовании.

— Уверен, дело в том, что я нашел нового возможного союзника. Но сначала я хотел бы, чтобы Дэн проверил его прошлое. Мне не хочется нарваться на очередной сюрприз.

— Его имя?

Человек на экране кратко ответил. Фелипе не записывал. Память у него была абсолютная. Он никогда не нуждался ни в ежедневниках, ни в книге адресов. Все, что было нужно, он запоминал раз и навсегда. Тем более имя нового участника операции было чрезвычайно простым.

— Кто мог убить человека, на помощь которого ты рассчитывал?

— Насколько я знаю, у полиции пока нет ни одной стоящей гипотезы.

— Может так быть, что у нас есть соперники по поиску?

— Все возможно, патрон, — философски пожал плечами исполнитель, — никто ни от чего не застрахован.

— Понятно, в таком случае будь осторожен.

Разговор окончился, а Фелипе еще долго сидел перед погасшим экраном и размышлял. Насколько он был прав, когда принял решение Дэна. Нет, он ошибался, теперь он был уверен в этом. Действовать необходимо было сейчас и больше не ждать. В конце концов, законные пути редко когда приводили к успеху операций. А именно с этим делом Фелипе не имел никакого права рисковать. Рука сама потянулась к ширинке. Раньше мальчишкой он краснел, думая о таком запретном и сладком удовольствии. Теперь зрелый мужчина перестал стыдиться. Он уже даже был горд, что достаточен самому себе. Для столь бедного земного удовольствия он не нуждался в ком-либо: ни в женщинах, ни в мужчинах. Секс не имел ничего общего с любовью. А он знал, что такое любовь, кружащая голову, сладкой негой наполняющая сердце, любовь, от которой хочется летать и перед которой не устоит никакая земная преграда…
* * *

Кася сидела перед комиссаром Бернье и ожидала новых вопросов. Екатерину Дмитриевну отпустили быстро. А вот с ней, с Касей, комиссар решил почему-то остаться наедине.

— Каково ваше мнение, мадемуазель Кузнецова, кто убил вашего нотариуса и Ламбера?

— Почему вы спрашиваете об этом меня? — удивленно переспросила девушка. — У меня такое ощущение, что мы поменялись ролями.

— Мне просто интересно ваше мнение, — заявил Бернье, не спуская с нее взгляда внимательных ореховых в крапинку глаз.

— Я два раза в жизни видела мэтра Периго и один — Раймона Ламбера. Я ничего не знаю об их жизни, семье, окружении и так далее. Я даже не могу сказать, были ли у них враги и кто они, а также кому была выгодна их смерть. Вы сами видите, что я абсолютно никоим образом не могу вам помочь.

— А я уверен, что можете. Видите ли, я получил рекомендации одного коллеги.

— Относительно меня? — удивилась Кася.

— Вот именно, относительно вас, — многозначительно произнес Бернье, внимательно наблюдая за своей собеседницей, — вы не догадываетесь, кто бы их мог дать.

— Вы говорите, видели мое досье в Интерполе? — переспросила задумчиво Кася.

— Да.

— Комиссар Баттисти? — вспомнила она римского следователя.

— Вы не ошиблись, Витторио Баттисти, — подтвердил Бернье, — и он очень даже высоко оценил ваши исследовательские, как он подчеркнул, способности, правда, предупредил о еще одном вашем важном качестве…

— Каком же? — с надеждой ожидая продолжения комплиментов, спросила Кася.

— Вашем уникальном таланте находить неприятности и влезать в самый центр огромной кучи дерьма! — разочаровал ее следователь. — Поэтому я вас сразу предупреждаю: никакой самодеятельности! Мне трупов и без этого хватает, и я не собираюсь нести ответственность за еще один дополнительный. Поэтому, если у вас появится информация, сначала поставите в известность меня. Я вам дам несколько номеров, в том числе и номер моего личного мобильника. Я понятно выразился?

— Понятно, только для меня этот опыт тоже даром не прошел! Я стала гораздо осторожнее, — кисло ответила разочарованная Кася. Ожидала, что ей будут петь дифирамбы, но вместо этого получила занудный урок морали и еще малоприятные предсказания.

— Мы никогда не бываем достаточно осторожны, — философски заметил комиссар, — и если я захотел остаться один на один с вами, то исключительно потому, что я абсолютно уверен в том, что вы вовсе не собираетесь сидеть сложа руки и наверняка уже начали собственное маленькое расследование.

— Ничего я не начала! — возмутилась Кася. — На данный момент меня интересует одно: легенда о Черной Королеве.

— А говорите, что ничего не начали, — усмехнулся комиссар.

Кася замолкла, напряженно вглядываясь в непроницаемое лицо Бернье, потом осторожно спросила:

— По вашему мнению, оба эти убийства каким-то образом связаны с легендой?

— С легендой — постольку-поскольку, а вот с вашим замком — это точно. Теперь вы поняли, насколько опасна ситуация?

— Да, — кивнула она.

— Мы столкнулись с очень необычным преступлением, мадемуазель Кузнецова, и с очень хитрым убийцей.

— В чем его необычность?

— В орудии, — коротко ответил Бернье.

Кася молчала, ожидая продолжения. Зависла пауза, комиссар словно решал, стоит ли говорить или нет. А его собеседница, набравшись терпения, не вмешивалась.

— В моей практике я первый раз встречаюсь и с чем-то подобным и с кем-то подобным, — усмехнулся он, — вы умеете ждать, мадемуазель… Так вот, это великолепное и совершенно надежное оружие: неизвестный нам отравляющий газ…

— Газ! — только ахнула она. — Но это же идеальное преступление!

— Вы сказали очень точно: идеальное и чрезвычайно эффективное к тому же.

— И состав его неизвестен, вы сказали?

— Вы же прекрасно понимаете, что существует тайна следствия и известные мне сведения разглашать я права не имею.

— Замечательно, как всегда отношения с полицией сводятся к тому, что я должна выложить все, что знаю, а как только сама о чем-то спрошу — сразу тайна следствия. Любовь должна быть взаимной. В конце концов, я могу рассуждать, а вы меня исправлять?

— Хорошо, договорились.

— Вы мне сказали, что и Раймон, и Марк Периго умерли от отравляющего газа и его состав никому не известен?

Комиссар только кивнул в ответ.

— А если газ неизвестен, то, соответственно, трудно понять способ его применения.

— И в этом вы не ошиблись. Наши эксперты сказали, что газ нервно-паралитического действия, подобно широко известным зарину и заману, но состав его совершенно новый.

— Неизвестное химическое оружие в нашей деревушке, в глуши! — изумилась Кася. — Впору Джеймса Бонда вызывать!

— Бонд Бондом, а газ этот действительно неизвестен. Даже Министерство обороны заинтересовалось и прислало своего эксперта.

— Нервно-паралитический газ, — продолжала размышлять Кася, — а он быстродействующий?

— Тоже непонятно, скорее всего, действует он относительно медленно.

— Тогда жертвы бы успели что-то сделать, предупредить кого-то, выйти из комнаты.

— Как они могли заподозрить что-либо, вполне возможно, что у него нет запаха.

— Хуже всего, что газ можно хоть через замочную скважину впускать.

— В случае Раймона возможно, но не в случае Марка Периго. Не забывайте, что он находился в отеле, и стоящий за дверью номера человек с баллоном вряд ли остался бы незамеченным, — заметил комиссар.

— Это точно, — вздохнула Кася.

— Так что сами видите, задача не из простых, — покачал головой Бернье, — и кстати, вы только что говорили о легенде о Черной Королеве, а мне в голову пришла совершенно неожиданная мысль… — Комиссар остановился, словно подбирая слова.

Кася терпеливо ожидала продолжения.

— Ваш замок когда-то принадлежал тамплиерам, если не ошибаюсь. Так вот, что касается эффективных и изобретательных убийств, они как раз-то и были неподражаемыми мастерами.

— Ногарэ, министр короля Филиппа Красивого! — воскликнула Кася. — По легендам, он стал первой жертвой мести тамплиеров и умер от дыма отравленных свечей.

— Вот именно, только проблема в том, что свечей ни в номере отеля Периго, ни в доме Ламбера не было…

Кася замолчала, у нее возникло странное ощущение, что комиссар хочет добавить еще нечто очень важное, но колеблется. Поэтому она терпеливо ждала.

— Еще вот что, это я, надеюсь, останется между нами, но в компьютере Марка Периго мы нашли один мэйл. Я думаю, вам будет интересно с ним ознакомиться. Я распечатал его для вас.

С этими словами он достал из папки лист, сложил вдвое и протянул Касе.

— Спасибо, и не беспокойтесь, я прекрасно понимаю цену этого жеста! — с чувством произнесла девушка, складывая листки в сумку.

— Я бы скорее сказал, что делаю это в интересах дела. И услуга за услугу: держите меня в курсе всего.

— Договорились, — кивнула Кася.

— И самое главное: будьте осторожны.

— Буду, — как всегда легкомысленно пообещала она. Бернье только покачал головой в ответ.

Выйдя из помещения мэрии, Кася завела машину и, только отъехав на приличное расстояние, остановилась. Достала листок и пробежала глазами.
 

«Марк, ты запросил сведения на Арсениуса Молиноса и на его организацию «Путь к свету». Меня это немного удивило. Не думал, что твои дела будут связаны с этим благотворительным обществом. Но в любом случае хочу предупредить тебя, будь с ними очень и очень осторожен. Конечно, организация самая что ни на есть респектабельная, и у Молиноса — великолепная репутация. Местная католическая церковь на него молится. Организация школ в самых нищих фавелах Рио, медицинская помощь и оплата дорогостоящих операций для бедных, бесплатные столовые, убежища для престарелых, всего не опишешь. На него некоторые как на бога молятся. Но Арсениус — всего лишь картонная заслонка. Настоящим руководителем организации является никому не известный миллиардер Фелипе Феррейра. Хотя говорю, что никому не известный, но спецслужбы и не только Бразилии, но и Аргентины, Колумбии и даже ФБР не отказались бы увидеть его за решеткой. Но Феррейра слишком умен и хитер. Большая часть его деятельности вполне законная, а контроль над производством, продажей наркотиков, проституцией, подкуп должностных лиц и устранение, вплоть до физического, конкурентов и прочее осуществляют опять же подставные лица. То есть сам видишь, это партнер крайне непредсказуемый и опасный! Вот только одного не могу понять: что Фелипе Феррейра забыл в этой самой деревушке Камбрессак с ее полуразрушенным замком…»
 

Слегка растерянная Кася помотала головой. Загадки разрастались словно снежный ком, и зацепиться было абсолютно не за что. По дороге обратно заметила Манон. Пожилая женщина шла чуть ли не по середине дороги. Сумасшедшая! Разрешенная скорость на этом отрезке составляла 70 км/ч, но лихачи гоняли гораздо быстрее. И первая же вылетевшая из-за поворота машина точно сбила бы ее. Кася проехала дальше, развернулась и вернулась. Манон так же продолжала идти по середине дороги. Кася просигналила, но та не останавливалась. Девушка проехала чуть-чуть дальше, затормозила и вышла из машины. Манон продолжала идти.

— Манон! — позвала Кася.

Та остановилась и обернулась. Но казалось, что она смотрела куда-то мимо Каси.

— С вами все в порядке?

— Со мной? — переспросила Манон. Отсутствующее выражение лица сменилось пониманием, словно пожилая женщина медленно возвращалась в реальный мир.

— Давайте я вас подвезу? — предложила Кася.

— Нет, спасибо, я прогуливаюсь, — отрицательно покачала головой Манон.

— Нет, я все-таки вас подвезу до более безопасного для прогулки места!

— Ну раз настаиваете, — с некоторым удивлением ответила ее собеседница, но в машину все-таки села.

— Здесь опасно прогуливаться, — почти поучительным тоном продолжила разговор в машине девушка.

— Опасно для чего?

— Для жизни! — теперь настал Касин черед удивляться.

— Если вы имеете в виду существование на этом свете, то все зависит от того, насколько вы к нему привязаны, — с оттенком иронии заявила Манон.

— Что с вами, Манон?

— Ничего, просто иногда мне очень хотелось бы повернуть время вспять, — медленно проговорила собеседница. Лицо пожилой женщины было смертельно бледным, и взгляд блуждал, словно искал что-то и не находил. И снова у Каси появилось это странное впечатление, что Манон ищет нужные слова.

— Почему вы так говорите? — оторвала на минуту глаза от дороги девушка и призналась: — Мне иногда тоже хотелось бы кое-что изменить в прошлом. Но, к сожалению, это невозможно. И я постепенно привыкаю жить с моими ошибками, какими бы непростительными они ни были.

— Непростительные ошибки, как легко сказано! — с горечью ответила Манон.

— Иногда нет другого выхода, — несколько растерянно ответила Кася. Горечь и страстность, с которой Манон говорила о прошлом, ее удивляли. Девушка почувствовала некоторую неловкость, словно пожилая женщина переступала рамки приличий. Вроде бы ханжой Кася не была, но когда посторонний человек вот так неожиданно обнажал душу и говорил о своей боли, это ее стесняло. Тем более она совершенно не представляла себе, как на это все реагировать.

— Как все несправедливо устроено, когда один неверный шаг может перечеркнуть и пустить под откос всю жизнь! — продолжала тем временем женщина.

— Не бывает такого неверного шага, который может пустить под откос всю жизнь, — убежденно ответила Кася, — и всегда есть надежда!

— Надежда! — Лицо Манон болезненно искривилось. — Вы молоды и можете верить в возможность чуда!

— Я не думаю, что это зависит от возраста, — возразила девушка.

— Нет, не от возраста, в этом вы правы. Вот мы и подъехали, да, и я буду вам обязана, если вы никому не расскажете о нашем разговоре, — с неожиданной грубостью добавила Манон и криво усмехнулась. — И кто знает, может быть, лучше было бы, если бы наша встреча не состоялась…

Пожилая женщина вышла. А Кася, так и не понимая, в чем дело, поехала дальше. Вечером поделилась с матерью. Та только покачала головой:

— Она, кстати, от нас возвращалась.

— От нас?

— Вот именно, от нас. Постучалась, я по телефону разговаривала, предложила ей пройти. Она прошла, но у меня разговор непростой был, с Памятниками Франции. Второй проект башни заваливают под предлогом, что он не соответствует оригиналу. Как будто не знают, что оригинал тридцать раз перестраивался!

— Ну а Манон?

— Она подождала, потом извинилась за вторжение и сказала, что зайдет в следующий раз. Вот и все.

— Не от твоего же приема она впала в такое состояние?

— Кто ее знает, — пожала плечами Екатерина Великая. — Странная женщина, одним словом!

— Что ты о ней знаешь?

Екатерина Дмитриевна задумалась.

— Ровным счетом ничего, — признала она.

— Так не бывает, — убежденно заявила Кася.

— Спроси любого в деревне, и каждый тебе скажет, что о Манон никому ничего не известно. Поселилась она здесь лет пять назад, стала активной участницей этого кружка. Но ни с кем в деревне особо не сблизилась.

— Но ты же пригласила ее в первый же день, — напомнила ей Кася. — Почему?

— Та права, — задумчиво ответила Екатерина Дмитриевна, — со мной она действительно завязала разговор первой. А потом мы поговорили о жизни в Париже и Ницце.

— Ну вот видишь, а ты говоришь, что никто ничего не знает. Получается, что она жила в Париже и Ницце.

— Похоже на то, — согласилась Екатерина Дмитриевна, — но больше ничего сказать не могу. Все разговоры были настолько общими, что никаких деталей я не помню.

Перекошенное болезненной гримасой лицо Манон встало перед внутренним взором Каси. Что же такого непоправимого произошло в жизни этой женщины? Девушка поморщилась, в конце концов, какое ей до этого дело? Вспомнила разговор с Бернье: два трупа, никому не известный отравляющий газ, Арсениус Молинос с его «Путем», похоже, к чему угодно, но только не к свету, загадочные подземелья, которые все ищут и никто не нашел, и, конечно же, она, Черная Королева! Со всеми этими проблемами, которые свалились на ее голову, ей явно было не до скелетов в шкафу Манон Дюранд.
Глава 6 «Nigra Sum Sed Formosa!» («Я черна и прекрасна!»)

1168 год, Французское Королевство, Овернь

Ему было холодно. Очень, очень холодно. Никогда это ощущение не пронизывало его с такой ясностью и отчетливостью. И все вокруг словно замерло, застыло. Даже кровь в жилах больше не могла литься горячей красной струей. Вместе с чувством холода пришло неприкаянное, разрывающее сердце одиночество. И впервые в жизни Жанно захотелось выть как волку на луну. Раньше иногда он чувствовал себя несчастным, что-то в его жизни его не удовлетворяло, ему казалось, что кому-то другому везло гораздо больше. Но только в этот момент он понял, насколько мир, в котором он жил, был теплым и уютным. Он был не один, он был окружен другими людьми, никогда его не бросали в беде, всегда приходили на помощь. Недаром слуга командорства Жиль поговаривал, что «малец в рубашке родился». Слеза, неожиданно горячая, обожгла щеку. Но усилием воли Жанно взял себя в руки. Он не имел права отступать. Это было его испытание. Он с трудом двинулся вперед, вспоминая день, вернее ночь, с которой все началось. С тех пор прошло пять лет, но он как сейчас помнил все происшедшее тогда.

«Пол сдвинулся за исчезнувшим в глубине рыцарем. Мальчик выбрался из укрытия. Осторожно ступая и боясь дышать, он подошел к распятию. И движимый странной, неподвластной собственному контролю силой, повернул на себя основание. Отверстие в полу открылось, призывая мальчика последовать за рыцарем в черную, страшную, но притягивающую словно магнитом неизвестность… Не думая об опасности, он нырнул вниз и уже скоро нагнал Эммерика. Тот шел вперед не останавливаясь. Мальчик уже почти бежал следом. Глупый, он даже не задавал себе вопрос: слышит ли его Эммерик или нет? Словно возможно было не заметить преследования. Но Эммерик как ни в чем не бывало продолжал свой путь, а Жанно следовал за ним. Внезапно стены перед ними раздвинулись, и они оказались в освещенной огнями масляных светильников пещере. Она казалась огромной, но точно о размерах было трудно судить, света было недостаточно, чтобы осветить ее полностью. И только в этот момент Эммерик обернулся. Жанно застыл на месте. Эммерик молчал, Жанно не решался промолвить ни слова. Из сумрака выступил Амори и обратил взгляд своих черных непроницаемых глаз на Жанно.

— Ты знаешь, почему ты здесь?

— Н‑нет! — ответил тот, запинаясь. Он уже проклинал себя за столь неуместное любопытство, и тот сон, который до сих пор не давал покоя его маленькому сердцу, вернулся. Мальчик побледнел и задрожал.

— Тебе страшно?

— Д‑да.

— Почему?

— Я нарушил… я не должен был следовать за Эммериком, — забормотал Жанно, — простите меня, я готов понести любое наказание, я никому не скажу…

— Никому не скажешь что? — насмешливо произнес Амори, а Эммерик внимательно наблюдал за обоими.

— Что я видел, — окончательно растерялся Жанно.

— А что ты видел? — так же насмешливо произнес Амори.

— Н‑не знаю, — честно ответил мальчик.

И именно в этот момент он почувствовал на себе чей-то внимательный взгляд. Он показался ему знакомым. Он, сам не понимая, что делает, отстранил Амори и шагнул вперед. Свет становился все более ярким. Как зачарованный он прошел вперед и наконец встретился с глазами той, которая внимательно его рассматривала. И далеко не сразу он понял, что перед ним была небольшая каменная статуя, возвышавшаяся на простом постаменте из белого мрамора. Но никогда бы он не отважился сказать, что перед ним был простой камень. Она была живой и неживой одновременно, и еще она была абсолютно, потрясающе черной.

По какому-то наитию Жанно склонился перед ней в глубоком поклоне и почувствовал легкое дуновение ветра. Дурманящий, нестерпимо сладкий аромат разлился в воздухе, и у Жанно закружилась голова, потом резкий, разрывающий ушные перепонки звук разрезал воздух. Он попытался было зажать уши руками, но тело не слушалось его, ноги стали ватными, он закачался и упал. Последним, что он видел, был все тот же странный взгляд статуи.

Очнулся он уже наверху. Он не помнил, как пришел в себя в небольшой камере на каменном полу. Жанно оглянулся и расплакался. Он не ошибся, он нарушил закон и видел то, что ему не следовало видеть. И теперь наказан… Подросток плакал все сильнее. Дверь камеры отворилась, и на пороге появился Эммерик.

— Ты пришел в себя? — как ни в чем не бывало спросил он.

— Д‑да, — дрожа, ответил мальчик и, собрав все свое мужество, стараясь выглядеть как можно более достойно, сказал: — Простите меня, я не предам вас!

— Нет, не предашь, — спокойно подтвердил Эммерик, — но пока ты останешься здесь и будешь ждать.

— Что меня ожидает? — вырвалось у Жанно.

— Сначала ты должен многое узнать, Жанно, и многому научиться. А потом ты сам сделаешь свой выбор.

— Мой выбор?

— Да, твой выбор, и он будет непростым, это единственное, что я могу тебе обещать…

Жанно задрожал и вернулся в настоящее. Холод и неприкаянное одиночество продолжали сжимать его сердце. Но он упрямо продвигался вперед. Он поклялся, что пройдет это испытание, и должен был выполнить свою клятву. Но самое странное, что испытывали не только его тело, но и душу. Физически он был готов ко всему. Он выдержал семь дней голода, он продержался один в пещере отшельника, он прошел через коридор, на каждом повороте которого его ожидала смерть. Он считал, что был готов ко всему. Наконец в конце коридора, одетые в черное люди подали ему чашу, которую ему предстояло выпить до дна. Напиток жаркой волной прокатился по всему телу. В отдалении послышался стройный хор мужских голосов:

— Ты в начале пути! Иди вперед и не бойся!

Этот звук становился все сильнее и сильнее:

— Ты в начале пути… Ты в начале пути!!!

В голове внезапно помутилось, и он перестал чувствовать свое тело. Вот тогда он впервые испугался. Его сердце продолжало оставаться слабым человеческим сердцем. И страх до конца не покинул его. А ведь именно от страха он должен был избавиться в первую очередь. Внезапно пол под ногами оборвался. Юноша закачался и, потеряв равновесие, полетел вниз… Смертельная тоска пронзила душу, и в мозгу промелькнуло последнее: она отвергла меня!»
* * *

Язычки пламени, играющие в печке, и светящийся циферблат кухонных часов были единственными источниками света в малом салоне. Кася словно зачарованная наблюдала за медленно угасающим огнем и размышляла. Печка и часы были не только единственным источником света, но и единственным источником шума. Касю никогда не окружала столь оглушающая тишина. Ей, привыкшей к грохоту большого города, было странно слышать только три звука: потрескивание печки, тиканье часов и еще собственное дыхание. Екатерина Дмитриевна, уставшая от переполненного событиями дня, поднялась в спальню раньше обычного, оставив дочь в одиночестве. Лорд Эндрю по своему обыкновению дремал рядом с входной дверью. Впрочем, его отдаленное присутствие, с одной стороны, успокаивающе действовало на Касю, с другой, и это было еще важнее, не мешало думать. Тем более что проблема, которая занимала все ее помыслы, была чем угодно, но только не простой задачкой с одним неизвестным. Все окружающее теперь казалось зыбким и нереальным.

Мир, в который она попала несколько дней назад, ей показался абсолютно спокойным и уютным. Здесь все друг друга знали, здоровались, справлялись о делах, настроении, здоровье, детях и т. д., каждый старался быть другому приятным и, самое главное, полезным. И вдруг этот теплый кокон превратился в свою полную противоположность. И проблема состояла в том, что среди просто милых и милейших жителей и гостей их небольшой деревушки находился один, а может и несколько, который имел не очень привлекательное хобби: отправлять себе подобных в путешествие в один конец.

И орудие было оригинальное: не известный никому отравляющий газ. Ее даже передернуло. От многого можно было защититься, но уберечься от проникающего повсюду, струящегося неслышно и убивающего незаметно было почти невозможно. Комиссар Бернье был прав: вычислить такого человека чрезвычайно сложно. «Месть тамплиеров!» — настойчиво завертелось в голове. Почему комиссар заговорил о мести тамплиеров.

И этот мэйл, найденный в компьютере Марка Периго. Сначала Кася хотела поговорить об этом с матерью, потом решила не пугать ту без надобности. Итак, после телефонного разговора с нотариусом Екатерина Великая переполошилась. А если узнает, что за филантропической организацией стоит, судя по всему, один из самых крупных мафиозо Бразилии, то ее реакцию предсказать будет трудно. Тем более Раймон был союзником этого самого картонного Молиноса и его кукловода Феррейры. Не они же его убрали: даже в этих кругах не принято так разделываться с нужными людьми.

Но самое главное, это письмо подтверждало главное подозрение комиссара Бернье. Все эти убийства каким-то образом связаны с ее замком. Это во‑первых, а во‑вторых, он явно надеялся на ее помощь, поэтому и дал в ее руки эту ниточку. Легко сказать, надеялся. Только каким образом она может ему помочь? Она сама бродила словно в потемках. Куда ни ткнешься — полная мистическая белиберда. Только результатами этой потусторонней нелепицы были два вполне реальных трупа. А также вполне недвусмысленное предупреждение, что опасность может грозить и им самим. Нет, на самотек это дело пускать она не собиралась. Только какими сведениями она располагала? Список ее достижений особой полнотой не отличался. С полной уверенностью она могла утверждать, что убийства совершил один и тот же человек или одни и те же люди. Это во‑первых, а во‑вторых, все указывало на связь преступлений с замком Грезель. А если продолжить логический ряд, то что было самым интересным и загадочным в истории замка Грезель? Сокровище тамплиеров? Но ни в одной легенде ни о чем подобном не говорилось. Зато все в один голос твердили о таинственной Черной Королеве. Вот с нее и следовало начать.

Вспомнила, что давно не просматривала электронную почту. И Алеша, и ее сорбоннский учитель Даниэль Кинзлер уже должны были ответить на ее вопрос о Черных Мадоннах. Она не ошиблась. Алеша ответил, что в самое ближайшее время постарается собрать побольше информации и сразу же напишет. А Даниэль Кинзлер вообще пошел самым коротким путем: «Дорогая Кася, рад вашему письму и рад, что вы остаетесь тем же неутомимым и любопытным исследователем, которым я вас знал раньше. С удовольствием прочитал ваше письмо и искренне порадовался вашим новостям. Насчет Черных Мадонн могу сказать, что всегда относился к этому культу с восхищением и преклонением. Но думаю, лучше меня об этих мистических фигурах прошлого расскажет вам мой большой друг Поль Феро. Оставляю вам его телефон и советую: договоритесь прямо о встрече. Живет он совсем недалеко от вас, и, если у вас есть машина, отправляйтесь прямо к нему. Тем более живет он в месте, овеянном славой одной из самых знаменитых Черных Мадонн, Черной Девы Рокамадура. Где еще, как не у подножия небольшой деревянной статуи, поклониться которой стекаются паломники со всего света в течение стольких веков, услышать подлинную историю Черных Мадонн!»

Она перечитала письмо сорбоннского профессора и решительно набрала номер Поля Феро. Договориться о встрече оказалось проще простого. На следующий же день, предупредив мать, она ехала по извилистым дорогам Лота. Невысокие пологие горы сменились холмами и возвышающимися то там, то сям скалами. Пейзаж был великолепным. Не случайно импрессионисты любили эти места, и англичане до сих пор не были согласны с потерей как Аквитании, так и Перигора, граничившего с Лотом. Чего стоили только загадочные и причудливые пещеры и обрывающиеся внезапно пропасти. Иногда ей казалось, что в этом краю совершенно не было никакой необходимости строить храмы. Природа это сделала гораздо лучше людей. Но и люди не захотели оставаться в стороне.

Проехав по пологим унылым каменистым холмам и небольшой равнине, она повернула в сторону Рокамадура. Перед ней открылся знакомый вид, от которого всякий раз перехватывало дыхание. Словно из-под земли выросла высокая скала, к которой, вопреки всем законам архитектуры и здравого смысла, прилепился средневековый городок с бог знает каким чудом зацепившимися за отвесную каменную стену великолепными храмами, замком и домами. Издалека все это напоминало совершенно причудливое кружево или ласточкины гнезда. Только в отличие от птиц создатели Рокамадура летать не умели.

Всякий раз, увидев причудливое средневековое сооружение, Кася думала, что это полный архитектурный абсурд, но каков результат! Даже современные фантасты отдыхали. Этот невероятный вертикальный город напоминал вызов средневековых архитекторов всем законам здравого смысла и земного притяжения в придачу. Какой же смелостью, а может быть, гениальным безумием надо было обладать, чтобы решиться построить эту застывшую в камне песню, этот гимн, посвященный одной-единственной святыне: Черной Деве Рокамадура.

Поль Феро уже ждал ее в указанном месте. Был он невысоким, жилистым, с остреньким носиком и светлыми, песочного цвета глазами. Поинтересовавшись, как она добралась, он перешел сразу к делу.

— Даниэль предупредил меня, что вас интересует история Черных Мадонн. Насколько давно вы занимаетесь этим вопросом?

— Сравнительно недавно, — призналась она.

— Да, Даниэль сообщил мне, что вы стали хозяйкой замка Грезель, — с многозначительной улыбкой произнес Поль и после небольшой паузы добавил: — Или, как называют его местные жители, Бьерцэнэгро.

— Так вам известна эта легенда о Черной Королеве? — удивилась Кася.

— Конечно, но каких только легенд не существует в наших краях.

— Вы думаете, это только красивая сказка?

— Все может быть, — уклончиво ответил на ее вопрос Поль Феро, — но пойдемте к нашей Черной Деве и по дороге поговорим.

— Хорошо, — согласилась Кася.

— Что вы знаете о Черных Мадоннах?

— Это статуи Девы Марии черного цвета или иконы, на которых лик Мадонны крайне темного оттенка. Долгое время утверждали, что этот цвет вызван случайными причинами: чадом горящих свечей например. Теперь доказано, что они изначально были созданы именно такими.

— Хорошо, только давайте сразу отделим иконы от скульптур, потому что это явления совершенно различного порядка. Чудотворные иконы с ликом темного цвета — это одно, а скульптуры — совершенно другое. Иконы повторяют одну византийскую икону, принадлежавшую, по преданию, перу Святого Луки. У них своя история, и я ею никогда не занимался. Меня всегда интересовали скульптуры. Потому что, согласитесь, они чрезвычайно странные и необычные.

— Это точно, — согласилась Кася, — больше похожи на идолов, нежели на произведения церковного искусства. Такое ощущение, что они не христианские, а какие-то более древние.

— В этом вы не ошибаетесь, поэтому церковь всегда относилась к ним с подозрением, а протестанты вообще уничтожали как исчадие ада.

— Тем более они черные, — вставила Кася, — странный выбор для светлоликой Богородицы.

— Вспомните оптику, что мы называем черным? — спросил, улыбаясь, ее собеседник.

— То, что мы не видим, — ответила она.

— Вот именно, то, что мы не видим. Тогда почему бы и нет: Черная Мадонна — представительница невидимого. Это именно то, что мы и привыкли называть прикосновением к сверхъестественному.

— Это, конечно, интересно, но разбирался ли средневековый человек в оптике? — с сомнением ответила Кася.

— Почему бы и нет. А что мы, собственно говоря, знаем о Средних веках? Какие они, средневековые люди? Более примитивные по сравнению с Возрождением и Новым временем или совсем другие? И я отвечаю на этот вопрос очень просто: совершенно другие. Средневековая цивилизация — это погибнувшая Атлантида, скрывшаяся в беспощадном море времени.

— Я никогда так не думала, — честно призналась Кася, для которой это был всего лишь один из этапов развития человеческой цивилизации.

— То есть для вас история человеческого общества всегда развивалась по нарастающей, и средневековый человек во всем похож на нас, только более примитивный, вроде недоучившегося второклассника?

Вопрос был явно на засыпку, и умудренная опытом собственных ляпов Кася предпочла промолчать.

— Никогда не было никакого линейного развития. Поэтому и рассматривать Черных Мадонн как простых идолов мы не можем. Это вовсе не робкое и неумелое начало христианской религиозной скульптуры, это нечто другое, более универсальное и загадочное. Вам никогда не приходило в голову, что это Великое Послание иного мира, это символ, и он должен рассматриваться как символ. И средневековый человек его чувствовал и понимал гораздо лучше нас. Он привык жить в мире символов и идей и не нуждался в эстетических нормах, чтобы услышать этот призыв.

— Вот, например, почему средневековые люди построили Рокамадур?

Кася огляделась. Действительно, почему?

— Не было другого места, вы думаете? — тем временем отвечал на собственный вопрос Поль Феро. — Как бы не так. Места было сколь угодно, но построили храмы и замок именно здесь. Потому что именно здесь был священный источник. Большинство Черных Мадонн появлялись рядом с уже известными и почитаемыми с древних времен целебными источниками. Даже когда их с процессиями относили в близлежащие церкви, скульптуры каким-то чудом возвращались на место, где были найдены, заставляя верующих строить часовни, а потом и целые храмы в самых неудобных местах. Пример перед вашими глазами: Рокамадур. Построить чудом держащийся за отвесные скалы вертикальный город ради какого-то источника, скажете вы…

Феро, как и положено опытному рассказчику, выдержал эффектную паузу, давая возможность своей слушательнице переварить информацию.

— Задумайтесь, а ведь с точки зрения средневекового человека это очень даже логично. Вода, это школьное и занудное H2O, две молекулы водорода, которого хоть завались во Вселенной, и одна более редкого и драгоценного кислорода создали это чудо, которое называется жизнь. И для человека что может быть драгоценнее жизни и ее прародительницы: Древней Богини-Матери? Поэтому Рокамадур — это символ, это ода жизни. И все в нем говорит языком символов, только надо уметь их читать.

— Например?

— Пример? Пожалуйста: к часовне Черной Мадонны ведет лестница. Сейчас в ней двести шестнадцать ступеней. Но раньше, несомненно, было только двести десять.

— Почему двести десять? — удивилась Кася. — Потому что связано с цифрой семь.

— Вы догадались, у вас есть опыт разгадки символики цифр?

Кася вместо ответа только осторожно кивнула. Но большего ее собеседник не потребовал. Он, казалось, только этого и ждал и радостно пустился в объяснения:

— Дело в том, что число ступеней варьировалось, но так как вначале к дому каноников вели сто сорок ступеней, то логичным было бы предположить, что к часовне Черной Мадонны вели семьдесят ступеней. Строители тогда с особым трепетом относились к магии цифр.

— Но почему цифра семь? — переспросила Кася.

— Число семь — гептада, было всегда символом мироздания: семь небес, семь планет, семь печатей Апокалипсиса. Семь — всегда являлось особым магическим. Оккультным, мистическим числом. Да, — внезапно спохватился Поль, — я совершенно забыл самое главное: высота всех Черных Мадонн составляет примерно семьдесят сантиметров, и в создании скульптур использованы пропорции семь к трем.

— Семьдесят сантиметров? — переспросила Кася. — То есть все Черные Мадонны примерно одной и той же высоты? В этом есть особый смысл?

— Конечно, — с энтузиазмом подтвердил Поль.

— А может быть, просто-напросто имелся неизвестный эталон, на который ориентировались все создатели Черных Мадонн?

— Не знаю, — признался Феро, — но все не так-то просто. Вы не учитываете тот факт, что в двенадцатом веке плюс ко всему стали активно перекрашивать в черный цвет уже имеющиеся полихромные скульптуры. Так разноцветные Мадонны стали все сплошь черными.

— Но откуда она все-таки взялась, эта Черная Мадонна? — задала Кася главный вопрос.

— Первая гипотеза: это египетская Исида. Возможно, во Франции недалеко от найденных Черных Мадонн находили и каменные таблички с иероглифами. Отправлявшиеся в Крестовые походы рыцари вполне могли быть посвящены в тайные мистерии сохранившихся вопреки всему культов Исиды. Исламу, как и христианству, далеко не сразу удалось искоренить языческие культы.

Кася вспомнила статую Исиды, держащей на коленях Гора.

— Действительно, похоже, — согласилась она, — но это может быть и фригийская Кибела, тем более ее культ еще более странный и скорее всего более древний.

— Совершенно с вами согласен, — закивал ее собеседник, — тем более ее тоже часто представляют с ребенком на коленях.

— Только у ребенка совсем взрослое лицо и тело, — улыбнулась Кася, — как и у детей, которых держат на коленях Черные Мадонны.

— Потому что ребенок — это человечество. Кибела — Великая Мать богов. Она требует от своих служителей полного подчинения.

Кася задумалась. Кибела, эта странная богиня, требовавшая от своих служителей абсолютного забвения себя. В безумии радостного экстаза ее жрецы наносили себе и друг другу кровавые раны. Неофиты же оскопляли себя, принося свое мужское достоинство в жертву Богине. Они словно уходили от мира обыденной, повседневной жизни, предавая себя в руки страшной, мрачной богини.

— Мы заговорили о Кибеле, но не забывайте и Артемиду, которая тоже требовала от своих служителей полного подчинения, и ее, как и Кибелу, всегда сопровождали дикие звери, и она тоже была владычицей гор, лесов, зверей и покровительницей плодородия. Или Персефону, статую которой в некоторых регионах закапывали осенью и откапывали весной, это символизировало пробуждение природы. И пожалуй, мы забыли одну из самых главных: Гекату.

Кася только кивнула.

— Богиню мрака, ночных видений, с факелом в руках и змеями в волосах… — задумчиво пробормотал Феро, — она может сделать человека счастливым и отнять все, она помогает покинутым возлюбленным, стоит на пороге жизни и смерти. И в то же время часто олицетворяет силу земли, она светлая и темная одновременно. Странное сходство с Черными Мадоннами, не правда ли. И кстати, согласно древнему обычаю, Гекате всегда поклонялись на перекрестках, принося в дар яйца. И одной из Черных Мадонн из небольшого местечка Новес было принято поклоняться таким же образом. Прихожане раскладывали яйца на перекрестках. Да всего не перечислишь. Вы знаете, как иногда называют себя франкмасоны?

— Нет, — после недолгого размышления ответила Кася. То, что франкмасоны претендовали на родство с тамплиерами, она знала, хотя и никаких фактических доказательств этому не было.

— Они называют себя сыновьями Вдовы. Конечно, легендарный основатель масонства архитектор храма Соломона Хирам был сыном вдовы, конечно, это название указывало и на Изис, которая тоже была вдовой. Можно вспомнить и евангельское воскрешение сына вдовы в Наине. Не буду всего перечислять. Но Вдова — одетая в черное женщина, в первую очередь это до странности напоминает Черных Мадонн! Но впрочем… — Он остановился и замолчал, как опытный артист выдерживает паузу перед концом монолога. — Я думаю, мы наговорили уже немало. Одно точно: это Древняя Богиня-Мать, все порождающая и поглощающая, когда беспощадная, когда милосердная, дарующая и отнимающая, но всегда оставляющая надежду на воскрешение. Поэтому Черная Мадонна — это и ночь с мраком смерти, и свет с ожиданием возрождения…

Кася уезжала из Рокамадура, переполненная таким количеством информации, что недели не хватит, чтобы все расставить по полочкам. Получалось, что вокруг Черных Мадонн было такое различное количество самых разных культов и суеверий, что сразу не разберешься. В Тулузе, в соборе Нотр-Дам де Дорадэ, существовал обычай давать роженицам пояс, которым была опоясана наряженная в золотые одежды фигура Черной Мадонны. Этот пояс облегчал роды. Как не вспомнить пояс египетской Исиды. Большинство Черных Мадонн находились в гротах и в подземельях, словно намекая на связь с богинями плодородия и подземного мира, такими как Персефона и Геката. Не говоря уже о мрачных и тревожных скандинавских богинях плодородия, таких, как Фрейя. Недаром в том же Рокамадуре рассказывали легенды, что раньше в одной из пещер приносили человеческие жертвы Черной Матери Сулеве. Именно сельские жители, жизнь которых находилась в прямой зависимости от капризной природы, никак не могли освоить идею грамоничного и правильно устроенного мира. Для них все находилось в зависимости от этих архаических Богинь-Матерей, покровительниц плодородия, стоящих на границе жизни и смерти, света и мрака. Они их не пугали, даже скорее наоборот, они единственные могли реально помочь и облегчить трагическую непредсказуемость их судьбы. И христианство приспособилось к ним со своим культом Всеобщей Богоматери, впитавшей в себя черты многих Древних Богинь.

Итак, получалось, что сами Черные Мадонны стояли на перекрестке дорог, где смешивались воедино скандинавская, египетская, фригийская, греко-римская и христианская религиозные традиции. Поэтому так усиленно боролись с этими остатками язычества протестанты, которые и светлоликую Богоматерь-то принимали с трудом. Что уж тут говорить о темноликих, тревожащих ум и душу идолообразных Черных Мадоннах. Поэтому немногие из них выжили в период Нового времени. «Вот тебе и темные Средние века, относившиеся с большим уважением и терпимостью к наследию прошлого!» — возмутилась про себя Кася. Хотя тут же одернула себя, вспомнив костры, на которых успешно сгорела большая часть античной мудрости.

Так кто она, эта Черная Мадонна: египетская Исида, ассирийская Астарта, Церера, фригийская Кибела, скандинавская Фрейя, греческая Артемида? Она по-настоящему прониклась всем увиденным и услышанным. Вспомнилась простая и столь царственная осанка небольшой скульптуры из черного дерева, к которой приезжали, а то и приходили поклониться за многие тысячи километров. Теперь, после вдохновенного рассказа Феро, Кася гораздо лучше чувствовала и понимала это кажущееся иногда примитивным искусство Средних веков. За внешней простотой и понятностью всегда скрывался глубокий смысл, особая символика. Средневековый художник как бы следовал примеру Бога, который за внешне простыми словами Евангелий скрыл всю тайну мироздания. Оно было многослойным, многоступенчатым, это искусство. И самый простой человек, и самый интеллектуально развитый могли найти в нем свое. Средневековому художнику и в голову бы не пришли квадраты Малевича или изыски авангардистов. Самым замечательным в искусстве Средневековья было это сочетание простоты и изысканности, всем понятного и мистического. Каждый находил в нем свое.

Кася отдавала себе отчет, что это-то как раз и трудно понять современному разуму, сильно «испорченному» культурой Возрождения. Еще на школьных уроках этики и эстетики ей прочно вбили в голову, что искусство в первую очередь связано с категориями прекрасного и безобразного. Хотя это ли главное? Тогда в поэзии важен только ритм, Босха надо надежно куда-нибудь запрятать и вообще от многого отказаться. А для средневекового человека важнее всего были идея и символ.

Что-то ее заносит. Важным было другое, то, что ей не давало покоя. Одна идея настойчиво вертелась в голове: в XII и XIII веке Европу охватила настоящая лихорадка Черных Мадонн. Это движение было настолько сильным, что привычных светлоликих Мадонн перекрашивали в черный цвет. Хотя ни Христа, ни других святых никто в черный цвет перекрашивать не торопился. Черными были только Мадонны, и как ни странно, именно это время соответствовало созданию и расцвету ордена рыцарей Храма.

И оставался последний, самый главный вопрос: какая связь существовала между тамплиерами и Черными Мадоннами? И с другой стороны, какое отношение ко всему этому имела эта странная Черная Королева из легенды, рассказанной Арманом?..
Глава 7 Нотр-Дам

Целое утро ушло на подготовку к приему мастеров, которые должны были починить не отвечающую ни одним современным нормам электропроводку. В конце концов, по мнению Екатерины Великой, было величайшей глупостью начинать какую-либо реставрацию без приведения электричества в порядок. Самое ничтожное короткое замыкание могло отправить к чертям месяцы и годы работы, не говоря уже о всех вылетевших в трубу капиталовложениях. Поэтому предусмотрительная Касина родительница решила начать капитальный ремонт именно с этого. Хотя смета, представленная электриками, и привела ее в состояние легкого шока, но отступать от задуманного она не собиралась.

После Екатерина Дмитриевна отправилась в ближайший, находившийся километрах в двадцати, супермаркет за покупками. А Кася осталась дома. Морально приготовившись к очередному сражению с мастерами, она спустилась во двор. К ее удивлению, рабочих не было, но зато прямо перед лестницей стоял совершенно незнакомый мужчина лет тридцати. Лорд Эндрю лежал на пороге и с потрясающим для охранника флегматизмом наблюдал за незнакомцем. «Мог бы хотя бы предупредить, не сторожевая собака, а черт знает что!» — возмутилась про себя Кася, но вслух спросила:

— Вы к кому?

— Скорее всего к вам, — с широкой улыбкой ответил незнакомец, говоривший на французском с явным акцентом.

— То есть вы не уверены, — прокомментировала Кася.

— Извините, но мне говорили, что хозяйкой замка является среднего возраста дама, — заявил молодой мужчина, улыбаясь еще шире.

«Полный идиот», — подумала про себя девушка, но вслух сказала другое:

— Ну а сейчас, когда вы выяснили возраст хозяйки замка, может быть, расскажете о цели вашего посещения?

— Мне бы хотелось осмотреть ваш замок.

— Вот так просто, осмотреть? — удивилась Кася бесцеремонности туриста.

— Нет, не просто. Я готов заплатить за визит.

Девушка тихо обалдевала, но после недолгого размышления на наглость ответила наглостью:

— И сколько вы готовы заплатить?

Тут настал черед удивляться незнакомцу:

— Ну в разумных пределах, конечно же, — осторожно начал он.

— И разумный предел у вас находится где? — язвительно поинтересовалась она.

Турист выбрал самое умное и расхохотался. Смеялся он так заразительно, что Кася против воли улыбнулась.

— Извините, пожалуйста, я понимаю, что нахальничаю. Но просто ваш антиквар мне так интересно рассказал о вашем таинственном замке.

— Вы знакомы с Арманом? — удивилась Кася.

— Он мне продал пару старинных вещиц…

— И рассказал заодно историю замка.

— Вы все правильно поняли. Я давным-давно увлекаюсь историей ордена тамплиеров.

— Хорошо, я покажу вам замок и даже расскажу то, что знаю о его истории.

— Замечательно! — расплылся в улыбке турист. — Меня зовут Грег, я из Северной Каролины.

— Вы хорошо говорите по-французски.

— Я его изучал с двенадцати лет и пять лет прожил в Квебеке.

— Отлично, у меня, я думаю, есть минут сорок. Так что давайте начнем нашу экскурсию. Плата в тридцать евро вас устроит?

— Конечно, — радостно закивал американец.

С видом опытного гида Кася сначала показала лестницу с гербами, с самого начала слегка приврала, приписав семье владельцев дальнее родство с династией Каролингов. У американца глаза зажглись от восторга. Затем завела в большой зал. Неизвестно откуда у нее появилось вдохновение, и Кася радостно начала рассказывать об ордене тамплиеров, усиленно вспоминая все, что она знала об организации, устройстве командорств, и на ходу сочиняя, где что в замке располагалось. Иногда ей казалось, что от такого наглого вранья все погребенные в замке тамплиеры вертелись в своих саркофагах. Но в конце концов, к подобной экскурсии она подготовлена не была, и сочинять приходилось на ходу. У американца же глаза горели от восхищения.

— Ваш замок действительно замечательный. Вы знаете, у меня есть одна знакомая в Бостоне, у нее туристическое агентство, которое занимается эксклюзивными вип-экскурсиями. Я ей обязательно расскажу про ваш замок, и если у вас будет время подготовить небольшую информацию для нее, я остановился в гостинице «На четырех ветрах» и пробуду здесь до четверга.

— Прекрасно, я обязательно выкрою время и подготовлю для нее информацию, — с энтузиазмом ответила Кася.

И сама подумала, почему бы и нет. Небольшой приработок им с матерью не помешает. Платные экскурсии, можно даже небольшую выставочку про тамплиеров сообразить. Туда же добавить легенду про Черную Королеву. Поль Феро говорил о том, что Черных Мадонн чаще всего находили в пещерах. Этого добра в окрестностях замка было предостаточно. Три вполне приличные находились прямо рядом. Воображение Каси разыгралось. Она даже не заметила возвращения собственной матери.

— Кто это выходил отсюда? — услышала она вопрос и очнулась.

— Американец из Северной Каролины, зовут Грег, остановился в деревне. Я ему замок показала, — отрапортовала она.

— Замок показала?

— Скажем так, провела платную экскурсию. Тридцать евро — неплохо для начала. Он даже пообещал меня с одним туристическим агентством свести. А что, мам, организуем платные экскурсии?

— И что будем показывать? Три тополя на Плющихе?!

— Замок, пещеры, с тамплиерами и Черной Королевой все как по маслу покатится.

— Поживем — увидим, а пока нам с тобой нужно в мэрию.

— А кто мастеров будет ждать? — удивилась Кася.

— Мастеров не будет, — раздраженно ответила мать.

— Как это не будет? Мы же все подготовили, — растерялась девушка.

— А вот и не будет, сказали, что у них срочная работа!

— Ничего не понимаю.

— А тут и понимать нечего. Ты бы видела, в деревне от меня все как от прокаженной отшатывались. С этими убийствами настоящая истерика началась!

— Но мы-то тут при чем?

— А при том, что с нашего приезда все и началось.

— Идиотизм какой-то! — возмутилась Кася.

— Логики в поведении стада баранов никогда не было. Вот и мэр начал мне препоны ставить. Сейчас сама увидишь.

Но ничего увидеть Касе не пришлось, так как мэру к их приезду удалось испариться в неизвестном направлении. Повертевшись возле мэрии, они решили завернуть к Мартине. Бар был пуст, если не считать трех завсегдатаев, которых они видели уже не в первый раз. Только что-то неуловимо изменилось в атмосфере бара. Мартина на этот раз не вышла из-за стойки, а только глуховато поздоровалась. А завсегдатаи смотрели с недовольством, словно мать и дочь своим вторжением нарушили покой. И если пожилой мужчина с блестевшей на солнце лысиной, обрамленной легким венчиком пушистых седых волос, и его приятель с невыразительной внешностью только отвернулись, то третий, с носом, похожим на сливу, уставился на мать с дочерью с откровенной враждебностью.

— Ходют тут всякие, — пробормотал он, — одни неприятности от этих иммигрантов.

Екатерина Дмитриевна, которую впервые причислили к иммигрантам, задохнулась от возмущения и, резко развернувшись, буквально выдернула собственную дочь из бара.

— Да не обращай ты внимания на этого алкоголика! — попыталась было успокоить ее Кася.

— Как не обращать! Ты не представляешь, как я устала от этого вакуума! Чувствую себя прокаженной!

— Просто все боятся: сначала Марк Периго, потом Ламбер. И все это связано с нашим замком и с нами самими. Вот местные и впали в истерику. Каждый боится, что невидимый убийца проберется и к нему.

— Конечно, особенно невидимому убийце может понадобиться этот дебил со сливовым носом! — продолжала возмущаться Екатерина Великая.

— Ты думаешь, он знает о существовании логики? Сама же сказала, дебил. А на идиотов нервы тратить смысла нет, сама же меня этому учила!

— Ладно, ладно, уговорила, — произнесла Екатерина Дмитриевна, назло всем задрала повыше нос и легкой походкой отправилась к припаркованной недалеко машине.

— Давай заедем к Манон, — предложила Кася, — хоть с кем-то пообщаемся, а заодно, может быть, деревенские новости узнаем.

— Хорошо, — согласилась мать, — развеемся, а то совершенно одичаем.

Дом Манон стоял несколько особняком, на обрыве. Иногда даже Кася спрашивала себя, как эта пожилая женщина не боится жить в этом прилепившемся к отвесным стенам строении. Кася бы явно испугалась. Хотя после той встречи на дороге она стала несколько иначе смотреть на Манон. Раньше ее удивляло, что та никогда не рассказывала о своем прошлом. Все это никак не вязалось с привычными Касиными представлениями о стариках, которые изводят молодых и не очень молодых окружающих разговорами на три темы: «былое и думы», «как все было расчудесно в прошлом» и «в какую пропасть катится современный мир». Ничего подобного в беседах с Манон не наблюдалось. Прошлое было запретной темой. Даже привычных фотографий на стенах в ее доме не имелось, только безличные, хотя и красивые горные пейзажи. И на всех без исключения картинах было одно: отвесно спускающиеся пропасти с одинокой человеческой фигуркой, зачарованно смотрящей вниз. Однажды Екатерина Дмитриевна даже сказала Касе, что Манон напоминает ей женщину на обрыве. «Странный образ», — подумала тогда девушка. Но откуда взялось такое сравнение, ни Екатерина Великая, ни ее дочь ответить не могли. Единственное, что знала о Манон Кася, это то, что та была искренне увлечена историей. Кроме того, в отличие от Бернара Мишеле, пожилая женщина всерьез воспринимала легенду о Черной Королеве.

Манон была дома не одна. Из-за двери доносились громкие голоса, люди явно спорили, если не ругались. В тот момент, когда Кася подняла руку к молоточку, входная дверь с грохотом распахнулась, и навстречу им выскочил разъяренный Бернар.

— А, это вы! — отшатнулся он и с видимым усилием взял себя в руки. — Здравствуйте.

— Здравствуй, Бернар, — откликнулись мать и дочь.

— Извините, мне нужно спешить, — резко откланялся он и решительным шагом направился прочь.

Вслед за ним в дверном проеме показалась Манон. Она была явно обеспокоена и даже слегка растеряна. И самое удивительное, в глазах стояли слезы. Пожилая женщина с какой-то обреченностью посмотрела вслед разъяренному мужчине, горькая складка пролегла около губ. Но это продолжалось всего мгновение. Уже через долю секунды Манон как ни в чем не бывало приветливо улыбнулась.

— Привет, проходите, не ожидала вас сегодня увидеть, но очень рада, что заехали.

— Извини, я должна была тебя предупредить, — произнесла Екатерина Дмитриевна, — а то мне кажется, что мы не вовремя.

— А, это ты о Бернаре? Не обращай внимания, — махнула хозяйка рукой, — он слишком близко к сердцу принимает деятельность ассоциации. И любые конфликты выводят его из себя.

— Серьезные конфликты? — поинтересовалась Кася.

— Да нет, обычные склоки. У Бернара одни представления, у Кристофа с Мари другие, у остальных третьи, а бюджет один, так что скучать нам на наших заседаниях не приходится. Речь идет об обновлении церковной крыши. Бернар утверждает, что, если не заняться этим сейчас, крыша начнет протекать. Тогда и стенам может угрожать опасность, да и фрески могут быть повреждены. Другие же говорят, что в первую очередь нужно заняться восстановлением сторожевой башни на въезде в деревню. Мол, будет привлекать туристов. Это Кристоф о ресторане собственного сына беспокоится, — улыбаясь, ответила Манон.

Такая болтливость Касю несколько удивила. Обычно Манон многословностью не отличалась, а тут слова сыпались словно из рога изобилия.

— Ну а вы на чьей стороне? — задала она вопрос.

— Я, — несколько растерянно переспросила Манон, — на стороне Бернара, конечно.

«В таком случае почему вы ругались?» — подумала про себя девушка, но вслух задавать вопрос не стала. В любом случае вряд ли Манон ответила искренне, зато все почувствовали себя неловко.

— Да что это я вас держу на пороге, проходите.

Они зашли в просторный и скупо обставленный мебелью салон.

— Что вы будете пить? Для аперитива рановато, может быть, кофе или чай? — предложила Манон.

— Давай чай, — согласилась Екатерина Дмитриевна и тут же обратилась к Касе: — Если ты, конечно, не против.

— Нет, только «за», — несколько рассеянно ответила девушка, стараясь ухватить за хвостик настойчиво вертевшуюся в голове, но никак не дававшуюся в руки мысль.

Уже за чаем, разговаривая обо всем и ни о чем, Екатерина Дмитриевна с обидой рассказала о сегодняшнем происшествии в баре.

— Понимаю, — покачала головой Манон, — конечно, трудно не обращать на такое внимание, но ничего другого вам не остается. Тем более это не касается всех местных жителей. Не будете же вы обращать внимание на местных выпивох и бездельников, а именно такие и собираются у Мартины. У других дел невпроворот. Ну а вы, Кася, я слышала, всерьез занялись историей Черной Королевы?

Заметив замешательство девушки, добавила:

— На последнем заседании Арман с Бернаром по этому поводу схлестнулись.

— Почему Бернара раздражает все связанное с Черной Королевой? Это что-то личное?

Манон отвела глаза.

— Не знаю, мы с ним не так уж и близки, — проговорила она задумчиво и словно с некоторым сожалением.

— Нравится ему или нет, но я полностью уверена, что Черная Королева существовала и, вполне возможно, почему бы и нет, существует до сих пор. Во всяком случае, старинный план замка, который я увидела у Раймона Ламбера, явно указывает на неизвестные нам подземелья.

— А вам не страшно? — неожиданно спросила Манон и подняла на нее странный взгляд своих слегка выпуклых глаз. — Может быть, лучше оставить Королеву там, где она есть?

Кася хотела было ответить, но пока подбирала слова, Манон продолжила:

— Вы совершенно забываете, что тревожить ее может оказаться опасным.

— Многовековое проклятие?

— Нет, скорее защита от праздного любопытства, — отстраненно произнесла Манон, и странным предостережением прозвучали следующие ее слова: — Все говорят о светлой стороне Черной Королевы и совершенно забывают темную, она и милосердная, и безжалостная. Впрочем, прародительница сущего, как и любая мать, не может быть иной, она должна уметь защищать то, что ей дорого.

Неловкое молчание зависло в комнате. Тишину прервала решительно вернувшаяся в разговор Екатерина Дмитриевна:

— Я согласна с Манон, у нас и без Черной Королевы забот хватает. Вот поэтому лучше оставить Королеву в покое и заняться более реальными делами, а сейчас, я думаю, мы и так злоупотребили вашим вниманием, Манон.

— Ничем вы не злоупотребили. — На этот раз Манон вновь стала воплощенной любезностью. — Наоборот, мне было очень приятно и интересно встретиться с вами. И кстати, Кася, если вам захочется, вы вполне можете поделиться со мной подробностями ваших поисков. Во всяком случае, меня это развеет.

Уже после того, как они, распрощавшись с хозяйкой, сели в машину, Екатерина Великая задумчиво произнесла:

— На твоем месте я бы не стала посвящать Манон в подробности чего бы то ни было.

— Почему? Ты ее в чем-то подозреваешь?

— Я никого ни в чем не подозреваю, и перестань играть в детектива! — раздраженно откликнулась та и всем своим видом дала понять, что разговор окон-чен.

Вечером, когда мать и дочь внимательно проверили замки на всех окнах и дверях и устроились перед печкой в малой гостиной, нетерпеливо затрезвонил Касин мобильник:

— Привет, Кирилл.

— Привет, как дела? — произнес в трубке несколько настороженный голос.

— Что-то случилось? — удивилась Кася непривычному тону любимого.

— Это у тебя следовало спросить, что случилось? — с возмущением проговорил Кирилл.

— Ты узнал об убийствах, — полувопросительно-полуутвердительно произнесла Кася.

— Да, узнал, — подтвердил тот, — и нельзя сказать, чтобы меня это обрадовало.

— Откуда ты узнал?

— Дело не в «откуда», а в том, что я предпочел бы все это узнать от тебя! — дал Кирилл волю своему гневу.

— Ну что я могла тебе рассказать, — осторожно начала девушка.

— А то, что ваш нотариус и племянник завещателя погибли не своей смертью при более чем странных обстоятельствах.

— Это ты имеешь в виду закрытую изнутри дверь? — вздохнула Кася. И это было известно ее дорогому, впрочем, вездесущие журналисты, как водится, не дремали. Один, хорошо им знакомый Оливье Симон, даже остановился в отеле, в котором погиб Марк Периго.

— Почему ты мне ничего не рассказала?

— Подумала, что незачем тебя беспокоить.

— И, конечно, как всегда решила, что не нуждаешься ни в чьей помощи?!

— Да я как-то об этом не задумывалась, — честно призналась Кася.

— Не задумывалась, а пора бы тебе начать задумываться! — передразнил ее Кирилл. — В общем, я сейчас же вылетаю из Сиднея в Сингапур и через день буду у вас, и не спорь.

— Я и не спорю, — обрадовалась Кася. В этот момент она подумала, что приезд Кирилла помог бы многое решить.

Они еще поговорили пару минут, потом объявили его рейс. Кирилл отправился на посадку. А Кася еще долго рассматривала затухающий в печке огонь. Посидев так минут двадцать, посмотрела на часы. Восемь вечера. После недолгого размышления она решила отправиться в библиотеку. Оделась потеплее, так как несмотря на то, что библиотека выходила на солнечную сторону, нагреться за короткий день она успевала не сильно, имелся, правда, переносной электрический радиатор, но от него толку было смехотворно мало. Все равно что греть бороду Деду Морозу. Девушка включила свет и стала внимательно рассматривать книжные полки.

Что она искала? На этот вопрос ответа у Каси не было. Просто пробегала глазами по более-менее истрепанным корешкам книг и пыталась понять закономерность их расположения. Неожиданно глаза выхватили сами собой: «История ордена тамплиеров». Подошла поближе. Книга была не одна. На полке расположилась целая коллекция по богатой и противоречивой истории ордена. Тут же рядом, к своему удивлению, Кася заметила: «Перечень Черных Мадонн Центрального Массива». Стала вытаскивать книги одну за другой, и неожиданно из томика «Крестовые походы и крестоносцы Средних веков» выпали сложенные вдвое листки бумаги. Девушка раскрыла и увидела знакомый почерк Фредерика. Поднесла бумаги к свету: шесть листов, заполненных легкими и убористыми строчками.

Страницы пронумерованы не были. По всей видимости, Фредерик записывал вразброс все идеи, приходящие ему в голову. Устроившись в глубоком кресле и набросив на ноги шерстяной плед, Кася принялась за чтение:

«Сегодня думал об изначальном противоречии, заложенном в самой идее создания орденов монахов‑рыцарей. Действительно, раньше никогда не задумывался над тем, что убийство в христианстве было запрещено. Христиане отличались от язычников уже тем, что отказались от жертвоприношений. Их Бог не просто не нуждался в крови как в доказательстве веры, он отрицал ее. Первичное, ортодоксальное христианство Отцов Церкви осуждает любую форму насилия. Убийство — трагическое следствие первородного греха. Непротивление злу — краеугольный камень. Отвечая на насилие насилием, христианин мог только умножить зло, а следовательно, обречь собственную душу на вечные муки. Это-то все хорошо, но каким образом тогда объяснить соединение несоединимого: монашеского и воинского обетов. Монах, посвятивший свою жизнь Богу, и убийца? Задача непростая».

Кася на минутку оторвалась от листков и усмехнулась. К эквилибристике церкви было не привыкать. Понадобились деньги на строительство собора Святого Петра и придумали продавать индульгенции, за весьма разумную плату обещающие беззаботную загробную жизнь. Вспомнила байку про пройдоху-рыцаря, предусмотрительно купившего индульгенцию и не сходя с места обобравшего до нитки монаха-продавца VIP-билетов на тот свет. При таком подходе соединить «не убий» и «убий» в одной сборной солянке было проще простого. Она вернулась к чтению.

«Ради интереса проследил, как справились с этой задачей. На самом деле она оказалась сложнее, чем я себе представлял. Во‑первых, с идеей создания подобных орденов согласились не все. Даже идея защиты Святой земли от нечестивцев не срабатывала. Некоторым наивным богословам хоть кол на голове теши, «не убий», и все тут! Действовали медленно и терпеливо. Сначала ввели термин «войны праведной», должной служить восстановлению справедливости и защите слабых. В такой войне необходимость была и в связи с Крестовыми походами, и с разгулявшимися по самой Европе целыми шайками рыцарей-разбойников. Вообще, если задуматься, церковь сыграла в данном вопросе огромную миротворческую и цивилизаторскую миссию. Она сеяла добро. Но добро, как известно, должно быть с кулаками. Такими кулаками и стали монашеские рыцарские ордена, подчинявшиеся Папе и служащие интересам церкви».

«А почему Фредерика так интересовало, каким образом католическая церковь сумела соединить вооруженную борьбу и монашеский обет?» — задала себе Кася закономерный в данных условиях вопрос и продолжила проглядывать найденные записи.

«Интересно, но окончательный выход из положения снова нашел Святой Бернар. И снова он, Святой Бернар! Во всей истории ордена ему, пожалуй, принадлежит самая важная роль (Кася обратила внимание, что имя святого было несколько раз подчеркнуто). Именно его перу приписывают устав ордена, именно он дал благословение ордену и организовал ему такую рекламу, что рыцари валом повалили, а пожертвования потекли рекой. И именно он, наконец, сумел соединить несоединимое «не убий» и «убий во имя…». Он просто расставил точки над «i». Главное не оправдание насилия во имя святой и справедливой войны. Насилие остается насилием. Но самое важное, он дал католической церкви совершенно новое видение мистерии смерти. Во время войны монах-рыцарь не просто не должен бояться смерти, он должен искать ее. Ибо именно она — конечный итог его усилий, символ его желания, именно она дает то, что жизнь дать не может: встречу с Богом. Поэтому самое главное, сражаясь, не убивать, а погибнуть самому. Именно в этом Святой Бернар коснулся самого сокровенного в самой идее Крестовых походов: для многих путешествие в Святую землю было дорогой в один конец. Они стремились к одному: увидеть Иерусалим, коснуться могилы Христа и умереть. Жизнь была скоротечна, мимолетна и полна превратностей, смерть была вечной… Как древние египтяне, всю свою жизнь готовившиеся к смерти, средневековые люди были готовы пожертвовать земным ради прикосновения к вечности!»

«Почему это все так интересовало Фредерика? — задала девушка себе вопрос. — Только ли история замка была этому причиной?» Она рассеянно проглядывала листки, и вдруг глаза сами собой выделили последние строчки: «Предмет для размышления: мог ли Иисус Христос, агнцем пошедший на плаху за грехи человечества, служить примером и субъектом поклонения для рыцарей-воинов? Они изображали на своих плащах крест, но под пытками клялись Богоматерью и к ней взывали в самые трудные моменты существования ордена. И кем на самом деле был этот таинственный идол Бафомет? Поговорить с Арманом».

Она отвела глаза от листков и задумалась. Успел ли Фредерик поговорить об этом с Арманом или нет? Протянула руку к мобильнику и набрала номер последнего. После нескольких звонков антиквар ответил.

— Здравствуйте, Арман, я вас отвлекаю?

— Нет, Кася, я свободен как птица.

— Хотела спросить, вам часто приходилось общаться с Фредериком?

— Достаточно редко, по правде сказать, — с оттенком сожаления произнес антиквар.

— В записках Фредерика я нашла одну фразу. В конце он говорит, что ему хотелось бы обсудить с вами один вопрос. — Она зачитала фразу и добавила: — Помните ли вы такой разговор, состоялся ли он?

Ответом было молчание.

— Я не прошу вас отвечать сейчас, может быть, попозже вы вспомните? — с надеждой произнесла она. — У меня такое ощущение, что все это имеет отношение…

— Отношение к чему? — резко прервал ее Арман.

— Ко всему тому, что произошло за последнее время, — твердо ответила девушка.

— Вы имеете в виду гибель вашего парижского нотариуса и Раймона? — уже более мягким тоном переспросил Арман.

— Вы не ошиблись, — подтвердила она.

— Насколько я знаю, расследованием занимается комиссар Бернье. Вы не доверяете комиссару жандармерии?

— Нет, вы меня неправильно поняли, — поспешила исправить положение Кася, — но согласитесь, если мы располагаем информацией, которая может оказаться полезной следствию, мы не должны ее утаивать.

— А с чего вы решили, что я что-то утаиваю?

— Арман, я просто хотела вас спросить, делился ли с вами Фредерик своими размышлениями о загадочном предмете поклонения рыцарей Храма?! — начала терять терпение Кася.

Ее собеседник снова задумался.

— Я полностью не уверен, но мне кажется, он последнее время настаивал на том, что в истории тамплиеров слишком много белых пятен. И до сих пор никто не задавал себе по-настоящему важных вопросов о них.

— И он сказал, каких вопросов? — осторожно, стараясь не спугнуть, спросила девушка.

— Кем была их знаменитая Нотр-Дам — Наша Дама, — спокойно ответил Арман.

— Богоматерью, — удивилась очевидности вопроса Кася, — кем же еще?

— Тогда проще было бы называть их покровительницу Девой Марией, почему Нашей Дамой?

— Они были рыцарями и монахами одновременно. Для рыцарей нужна была Прекрасная Дама, а для монахов — самый почитаемый в христианстве женский образ — мать Христа.

— Все это логично, — согласился Арман, — но почему все-таки Наша Дама, а не Дева Мария, подумайте. А сейчас извините, но мне надо заниматься клиентами. Если хотите, можете заехать завтра, мы поговорим на эту тему.

— Хорошо, я постараюсь, — пообещала Кася, лихорадочно соображая, каким образом может уговорить мать на поездку. После сегодняшнего опыта общения с местными жителями Екатерина Дмитриевна категорически заявила, что в деревню в ближайшее время не поедет сама и дочь не отпустит.

Девушка села перед компьютером и задумалась. А на самом деле, почему самые знаменитые средневековые соборы называются соборы Нотр-Дам: дословный перевод «соборы Нашей Дамы». Ей это казалось совершенно обычным, как и большинству французов. Она настолько привыкла к этому, что такой вопрос никогда и в голову не приходил. И никому не кажется удивительным, что эти соборы не называются соборами Девы Марии или Богоматери, как в России, Польше, Чехии, Германии и т. д. Поэтому в российской традиции и перевели Нотр-Дам де Пари как собор Парижской Богоматери. Но главный собор Франции на самом деле не собор Богоматери — это собор Нашей Дамы. И Кася впервые спросила себя: а кто же, собственно говоря, эта Наша Дама?..
Глава 8 Будет ночь, будет и день

— Мама, я сегодня хотела бы съездить к Арману.

— Тебе вчерашнего не хватило?

— Давай не будем обращать внимание на мнение нескольких идиотов.

— Если бы нескольких! — воскликнула мать. — Здешние аборигены что стадо баранов, один скажет, и все подхватывают.

Кася мудро промолчала. Она прекрасно знала, что матери нужно дать время выговориться. Она не ошиблась, через пару минут родительница уже более мирным тоном спросила:

— Ну а что ты забыла у Армана?

— Мне хотелось бы расспросить его поподробнее обо всем, что он знает о Черной Королеве.

— Опять эта Королева! Да нет тут никаких подземных ходов и пещер, кроме тех, которые тебе известны. Фредерик говорил, что приглашал специалистов.

— Фредерик? Ты мне никогда об этом не рассказывала! — удивилась Кася и добавила: — Значит, Фредерик знал, что искал.

— Для меня это просто-напросто выдумки, — начала отнекиваться мать.

— Это вполне возможно, — согласилась девушка, — но противное тоже отрицать не стоит. Ты с этим не согласна?

Мать благоразумно промолчала. Затрезвонил телефон.

— Да, алло, — ответила Екатерина Дмитриевна, — добрый день, Бернар… Все в порядке, у тебя, надеюсь, тоже?.. Кася? Рядом со мною стоит, передать ей трубку? Хорошо, пока. Бернар хочет с тобой поговорить, — обратилась она к дочери.

— Здравствуйте, Бернар.

— Рад вас слышать, Кася, и хотел спросить, не желали бы вы сегодня принять участие в заседании нашего общества? Мадам Каварзэрэ приготовила очень интересный доклад об истории нашего региона во время Французской революции. Думаю, вам он может быть полезен.

— Во сколько?

— В шесть часов вечера.

— Хорошо, я постараюсь приехать.

— Мы же договорились ночью никуда не ездить? — возмутилась мать, когда Кася повесила трубку.

— Шесть часов вечера — это еще не ночь, — осторожно возразила та, — тем более надолго я не останусь. А потом ты же сама говорила, что в отношениях с местным населением у нас напряг. Поэтому хоть такое общение нам не повредит. А перед заседанием с Арманом парой слов перекинусь.

Екатерина Дмитриевна дала себя уговорить достаточно быстро.

Все складывалось как нельзя более удачно. Кася и побеседует с Арманом, а заодно поинтересуется мнением коллег Бернара. Она уже прониклась симпатией к одной из них: мадам Моник Дюваль. И судя по всему, старушка была ходячей памятью деревни и окрестностей.

До вечера надо было чем-то заняться. Кася подошла к компьютеру. Ее ждало письмо от Алеши. Оно было коротким:

«Привет, я подготовил для тебя материал. Но хотел бы для начала поговорить. Ты можешь мне позвонить завтра домой? Лекции у меня начинаются в 16 часов, так что даже с учетом разницы часовых поясов у тебя вполне остается время со мной связаться».

Итак, программа на сегодня была готова. Разговор с Алешей и посещение кружка не слишком юных любителей древностей.

— Рад тебя слышать! — сразу откликнулся на ее звонок приятель. — Прочитал твое письмо и в очередной раз поразился твоему таланту…

— Какому? Находить приключения на свою заднюю часть? — поинтересовалась она.

— Я бы сказал иначе, открывать совершенно не изведанные и мистические страницы истории!

— Немного высокопарно, — откликнулась явно польщенная Кася, хоть кто-то оценил ее по достоинству, — но мне нравится.

— И после твоего письма я впервые задумался по-настоящему о подлинной истории Средних веков в общем и ордена тамплиеров в частности. Знаешь, настолько привык заниматься Возрождением, что к предыдущему периоду всегда относился с некоторым снисхождением. И впервые понял, насколько ошибался.

— Если бы только ты один.

— Согласен, глупостей о Средних веках было высказано огромное количество. Если взять некоторые учебники истории, то средневековый человек больше похож либо на полусумасшедшего мечтателя, либо на полного дебила.

— Действительно, — согласилась с ним Кася, — если рассуждать с точки зрения современного человека, то на что похожа куртуазная любовь? Разодетый в разноцветные клоунские одежды трубадур сложным для понятия нормального гражданина языком восхваляет прелести капризной и своенравной дамы. И остальные, слегка придурковатые от рождения рыцари посвящают всю свою жизнь служению ей, этой даме.

— Или огромные соборы, построенные на средства верующих. Тот, кто видел эти соборы и имеет хоть отдаленные представления об экономике, только посмеется. Большинству верующих сложно было до весны дотянуть, не умерев от голода! Еще не стоит забывать, что средневековым ремесленникам и строителям платили. И некоторые всю жизнь проводили на строительстве одного-единственного собора. Армий рабов или крепостных, как при строительстве Петербурга, никто монахам предоставить не мог.

Кася улыбнулась.

— В общем, вернемся к твоим тамплиерам. С какой стороны ни подойдешь к их истории, на пути постоянно возникает фигура одного и того же человека. Я думаю, имя его тебе известно?

— Святой Бернар Клервосский, — вспомнила Кася имя святого, который, судя по только что найденным запискам, никак не давал покоя Фредерику де Далмасу.

— Вот именно, святой Бернар. Этот человек оказал огромное влияние на два ордена: рыцарско-монашеский тамплиеров и монашеский цистерианцев. И пути этих орденов далеко никогда не расходились. Кроме того, это один из самых выдающихся и знаменитых персонажей западного Средневековья. Он, который приказывал королям и папам, стоял у истоков создания ордена рыцарей Храма. Кроме того, трое основных создателей ордена были его близкими друзьями и родственниками. Именно на землях Гуго Шампанского он организовал свой монастырь, ставший своеобразным центральным штабом. Гуго Паенский был приближенным графа Шампанского, а Андрэ Монтбардский был его родным дядей, братом матери. Слава и авторитет святого Бернара помогли ордену быстро встать на ноги. Тамплиеры опоясали всю Европу и Ближний Восток своими командорствами и приорствами. Первоначально собранные для защиты Гроба Господня и дорог Ближнего Востока, они очень быстро стали контролировать и дороги Европы.

Кася слушала Алешу, и в ее памяти совсем некстати всплыл Гоголь с его дураками и дорогами. Что бы он сказал про дороги средневековой Европы, до того, как к ним приложили руку тамплиеры? Мало того что были неухоженными, так еще чуть что плати: то феодалу, то городу. Через мост переехал, плати в начале и в конце. Не говоря уже о разбойничках и ничем от них не отличавшихся рыцарских банд. Она даже вспомнила пройденный курс по менеджменту, на одной из лекций которого как раз и говорилось о значимости коммуникаций для экономического подъема страны. Вот именно дорогами, изрядно пообветшавшими со времен заката Римской империи, и занялись рыцари. Дороги тамплиеров мало того что были бесплатными, так еще охранялись, а на перекрестках находились комтурии, в которых можно было остановиться, подкрепиться и даже переночевать. Дальше больше: рыцари ордена усовершенствовали сельское хозяйство, широко распространив арендаторство. Крестьяне гораздо охотнее и продуктивнее работали на выгодных для них условиях. На этом тамплиеры не остановились. Внесли значительный вклад в развитие коммерции. Что было самым опасным для коммерсанта: путешествовать из города в город со значительной суммой денег. Тамплиеры изобрели современный чек. Надо было тебе поехать из пункта А в пункт Б, поезжай, не бойся ни дорог, ни лихих, быстрых на расправу людишек. Сдал денежки в командорстве тамплиеров пункта А, получил кусок пергамента с оттиском пальца и печатью, а в пункте Б по этой невзрачной вещице получил точно такую же сумму. Нужно сказать, что удобство подобного банковского обслуживания клиенты-торговцы оценили, и коммерция стала набирать обороты. Тем временем Алеша продолжал:

— Орден фактически стал одним из самых крупных и надежных банков. Есть у тебя коммерческий проект: получай ссуду и всего лишь под десять процентов годовых. Такой процент в те годы считался смехотворно низким. Ростовщики давали ссуды под сорок и того больше процентов. Хотя не надо забывать, что ростовщикам деньги при желании можно было и не отдать. А во время Крестовых походов папы вообще освободили участников от «еврейских долгов». А вот тамплиерам не отдать было себе дороже. Тем более деньги тамплиеров были под охраной армии рыцарей, а ростовщикам приходилось выкручиваться самим.

— Бедные ростовщики!

— Что-то непривычно видеть тебя в качестве адвоката дьявола, то бишь ростовщичества, — саркастически заметил ее друг.

— Да я никого не оправдываю, просто указываю на нелояльную конкуренцию. Хотя тамплиеры, надо отдать им должное, внесли огромный вклад в экономическое развитие средневековой Европы и строительство большинства самых знаменитых средневековых храмов.

— Хотя заметь, что от всей этой активной и прибыльной деятельности тамплиеры для себя брали самое необходимое. Единственное, что они себе позволяли, — это хорошее питание. Что и понятно, голодный солдат только мух отгонит и то не всех.

— Не только голодный солдат, но и строитель, архитектор, администратор, банкир, агроном и т. д., — стала перечислять Кася все занятия братьев во Храме.

— Ты совершенно права, — согласился Алеша.

— Но мне не дает покоя еще один вопрос, — задумчиво продолжала девушка.

— Какой?

— Кем была Наша Дама тамплиеров? Та, которой они посвятили большинство построенных кафедральных соборов?

— Сам себя спрашиваю. Готовил для тебя материал, даже Кинзлеру позвонил. Тем более мы с ним все активнее сотрудничаем.

— Ты и с Сорбонной теперь сотрудничаешь? — произнесла она и почувствовала легкий укол ревности.

— Сотрудничаю. После моей книги о Медичи и Софье Палеолог с новой версией смерти Ивана Молодого, которую ты мне подкинула, на меня на факультете как на самого Господа Бога смотрят. Кстати, зря ты не позволила твое имя в предисловии к работе указать.

— Ну, мое имя тебе ничего, кроме неприятностей, не принесло бы. Сам посуди, на кого ты ссылаешься: никому не известную исследовательницу. Не можешь же ты мои написанные под чужим именем диссертации в качестве моих научных работ привести.

Алеша только вздохнул. Он знал, что переупрямить его подружку пока не удавалось никому.

— Так вот, гипотез огромное множество. Мое внимание привлекла одна: святой Бернар и Пречистая Дева из Шатильона. Опять он, не вздыхай. Без этого человека, как ни крути, в истории тамплиеров не обойдешься. Так вот о его жизни существует легенда. Будучи школяром в Сэнт-Варле рядом с Шатильоном на Сене, он особенно истово поклонялся статуе Пречистой Девы. И эта статуя описывается точь-в‑точь как Черная Мадонна: та же царственная поза, и на коленях — младенец Иисус со взрослым лицом. И однажды, когда Бернар де Фонтэне, будущий святой Бернар Клервосский, молился перед этой статуей, она буквально дала ему грудь и напоила своим молоком. Шокирует?

— Немного, — призналась Кася.

— Не следует понимать это буквально. Эта сцена полна скрытых символов: молоко Пречистой Девы — это символ посвящения юноши в мистерию, обладания новым знанием.

— То есть он был посвящен в какой-то неизвестный нам культ Черной Девы.

— Вот именно, об этом я тебе и хочу сказать. Второй факт: святой Бернар посвятил годы изучению Песни Песней Соломона.

— «Я черна и прекрасна», — вспомнила Кася строки из поэмы.

— Вот именно, эта библейская книга Шир-га‑Ширим в иудаизме относится к числу учительных книг, и поговори с любым раввином, он тебе скажет, что никакая книга не может соперничать по древности и священности с Шир-га‑Ширим. Эта книга считается святой из святых. Согласись, что немного странно для текста, описывающего пламенную любовь жениха и невесты.

— Подожди, — с этими словами она набрала в Интернете «Песнь Песней». Строчки поэмы пробегали перед глазами:
— Я черна, но собою прекрасна, Девушки Иерусалима! Как шатры Кедара, Как завесы Соломона, — … … … … … … … … Положи меня печатью на сердце. Печатью на руку! Ибо любовь, как смерть, сильна, Ревность, как ад, тяжка, Жаром жжет, — Божье пламя она…

— Ну, согласна? — поторопил ее Алеша.

— Действительно, для святой из святых немного странновато.

— Мало этого, так и древнейшие отцы Церкви придерживались того же мнения. Ориген, например, говорил: «Когда ты пройдешь все библейские песни, то должен подняться еще выше, чтобы воспеть с женихом Песню Песней».

— Вижу, куда ты клонишь. Понимать все это буквально не имеет никакого смысла, даже самая возвышенная плотская любовь не могла быть занесена в канон священных книг, — задумчиво произнесла Кася.

— А что, если это отголоски прошедшей через века какой-то древней мистерии, и в первую очередь в ней надо видеть другую, таинственную сторону.

— Тогда Черные Мадонны, которых так усиленно распространяли цистерианцы и тамплиеры, и есть напоминание об этой мистерии, древнем посвящении в секрет…

— Творения, — перебил ее Алеша, — вот именно, представь себе самое древнее посвящение в Секрет Творения, любовь Божественного жениха к его Земной невесте. И люди — порождение этой любви земли и солнца. Но они в этой жизни остаются привязанными к земле-матери, и только после смерти душа возносится в небесные чертоги.

— Каким образом тамплиеры оказались посвященными в этот секрет, если даже Ветхий Завет сохранил только отголоски?

— Я думаю, мы этого никогда не узнаем. Все, что можно сказать, относится к области чистых спекуляций.

— Ну, тогда поспекулируй немного, — улыбнулась Кася.

— Хорошо, уговорила. Орден финансировал многочисленные экспедиции. И поверь мне, не все они были военными. Известно, что в своих экспедициях тамплиеры добрались до территории современного Йемена. Кстати, часть исследователей считает, что именно оттуда явилась легендарная царица Савская. И никто толком не знает, что же они искали и, самое главное, что нашли. А что, если именно там они оказались посвященными в какое-то особое древнее знание, самый первый культ Богини-Матери, стоявший у истоков человеческой цивилизации? И как для любых посвященных, самым главным для них стало распространение этого культа. Который, кстати, очень гармонично слился с образом Девы Марии и сохранявшимися в те времена отголосками языческих обрядов.

— Отсюда и эта невероятная популярность Черных Мадонн, — подвела итог сказанному Кася. — И Черная Королева может быть одной из них.

— Или самой главной из них, той, которая была привезена тамплиерами из Йемена, отсюда и тайна, окружавшая замок…

— Ну ты и загнул! — поразилась Кася.

— Я тебя предупредил, что все это из области чистых спекуляций. Поэтому почему бы и нет?

— Но тогда же эта Черная Королева бесценна!

— И если она существует и сейчас, то вы сидите на бочке с порохом! — тон в тон ей ответил Алеша. — Так что для вас же будет лучше, если она исчезла в водовороте времени.

— Ты прав, — прошептала Кася, — это похлеще легендарного сокровища тамплиеров.

— Как знать, может быть, это и есть их легендарное сокровище! Их Нотр-Дам — Наша Дама…

Уже повесив трубку, Кася продолжала лихорадочно размышлять о всем услышанном. А что, если Алеша прав и их замок когда-то хранил одну из самых главных святынь ордена? Тогда нотариус и племянник Фредерика явно были не последними в списке преждевременно воссоединившихся с их небесным создателем. И самое неприятное, об этом она не могла не подумать, следующими именами вполне могли стать их с матерью…

Телефон снова зазвонил. «Наверное, Алеша забыл что-то сказать», — подумала она. Но посмотрев на высветившийся номер, увидела не код России, а Швейцарии, и номер ей был абсолютно незнаком. Заколебалась, брать или не брать, но все-таки ответила.

— Здравствуйте, Кася, — раздался в трубке голос Алонсо Сантильяна де Аль-Зарда.

Услышав голос Хранителя, она буквально подскочила на месте.

— Вам известен мой номер телефона? — удивилась она, но потом сама себя одернула: — В принципе поразительно было бы обратное. Я думаю, Кирилл вам также сообщил, что он летит сюда.

— Да, это мне известно. А также он очень обеспокоен недавними событиями, — осторожно начал мистер Зард.

— Вы имеете в виду убийства или нечто другое?

— Так скажем, всю сложившуюся ситуацию.

— Именно об этом вы попытались меня предупредить в театре. Следовательно, вам с самого начала было известно о существовании Черной Королевы.

— Вам известны правила, — прозвучало вместо ответа.

— Что вы не имеете права вмешиваться?

— Да.

Объяснять все это Касе не было никакой необходимости. Когда-то она с усмешкой слушала все эти сказки о тайных обществах. И легенду о библейском царе Соломоне и вавилонских жрецах она всегда относила именно к подобным сказкам. Конечно, она ее слышала еще от своей юношеской любви Николя, увлекавшегося эзотерикой. Роман с Николя закончился достаточно быстро, но он все-таки успел слегка погрузить упрямую подружку в темную пучину магического. Именно он рассказал ей легенду о том, как знаменитый царь и великий маг Соломон заключил в Медный Кувшин семьдесят два демона, запечатал его секретной печатью и бросил в глубокое озеро. После этого на земле воцарились мир и благополучие… Все было бы хорошо, если бы до сосуда не добрались вавилонские жрецы, они распечатали его и выпустили демонов обратно. То ли им тишь да гладь наскучила, то ли мир не мог существовать без своей темной стороны, то ли они свои корпоративные интересы борцов с темной стороной мира защищали. В общем, история об этом умалчивала. Важнее было то, что они, жрецы, все-таки не оставили злобных представителей черной стороны мира свободно заниматься своими малопривлекательными делами. Они приняли меры предосторожности, создав семьдесят две великие печати, каждая из которых имела власть над соответствующим демоном. Каждую из семидесяти двух печатей они вверили соответствующим Хранителям, на плечи которых, кроме всего этого, со временем легла обязанность следить за устойчивостью мира. Сколько тысячелетий продолжалась история Хранителей, Кася не знала. Мир менялся, а они приспосабливались. Но вмешивались крайне и крайне редко, скорее наблюдали. Мир был слишком хрупок, и любое вмешательство должно было быть хорошо продумано и обосновано. И если Зард решился позвонить, значит, дело действительно запахло жареным. И на этот раз ограничиться намеками она ему не позволит.

— Тогда объясните ваш сегодняшний звонок, впрочем, как и появление в театре. Кстати, какая пьеса там игралась? — начала она осторожно.

— «На всякого мудреца довольно простоты». Очень хорошая пьеса.

— Но вы не ответили на другой вопрос. Вам нельзя вмешиваться, значит, вы не имеете права давать мне какую-либо информацию, правильно я поняла?

— Правильно.

— Но вы мне все-таки позвонили, значит, опасность вполне реальна.

Ответом было молчание.

— Я буду продолжать думать вслух, — заявила она, — во всяком случае, это единственное, на что вы имеете право: слушать.

— Вы абсолютно правы.

— Хорошо, тогда продолжаю. Из всей ситуации я могу сделать следующие выводы. Первый: убийства Марка Периго и Раймона Ламбера связаны с нашим замком. Вы не отрицаете, замечательно! Второй: ничего особенного в нашем замке нет, если не считать прошлого, связанного с тамплиерами. В то, что рыцари спрятали в нашем замке свое знаменитое сокровище, я не верю. Вы тоже, судя по всему. Молчите — значит согласны. Зато есть эта история с Черной Королевой, и, по всей видимости, статуя по-прежнему находится здесь. И существует один или даже несколько человек, которые продолжают ее искать. И среди них есть один, который переступил черту. И теперь он на моей дороге…

— Мне пора, Кассия, и я желаю вам удачи, и еще: будьте осторожнее…

— Спасибо за звонок.

— И не забывайте, «на всякого мудреца довольно простоты»…

Она повесила трубку. Во всяком случае, Хранитель явно дал ей понять, что над их с матерью головами нависла прямая опасность. Почему, она знала. Оставались мелочи: понять, что она должна делать. Позвонить комиссару Бернье? Попросить охрану? Под предлогом того, что они следующие в списке? Вспомнила недоверчивое выражение лица комиссара, когда она рассказывала ему о средневековой легенде. В жизни он ей не поверит! Итак, эта возможность отпадала. А потом, в этом она не могла сама себе признаться, но нависшая над головой угроза только усиливала ее желание разобраться со всей этой историей. И был единственный выход: самой найти Черную Королеву. Только с чего начать? Арман, промелькнуло в голове. Она должна попробовать вызвать антиквара на откровенность. Вспомнила заметку о его магазинчике. Судя по ней, Делатур давно и всерьез интересовался историей Черной Королевы.

По дороге в деревню Кася продолжала размышлять, поэтому чуть не проехала антикварный магазинчик Армана. Опомнилась в последний момент и так надавила на тормоза, что машина, взвизгнув от негодования и взбрыкнув на месте, остановилась.

Арман встретил ее на пороге.

— А, это вы, а мне показалось, что произошла какая-то мини-авария, — с плохо скрытой иронией произнес он. — Замечталась?

— Скорее, задумалась, — внутренне возмутилась его неделикатности Кася. Кто он ей, в конце концов, такой, чтобы делать замечания!

— И о чем, если не секрет?

— Почему вы интересуетесь историей Черной Королевы?

— Почему? — откликнулся тот. — Это долгая история.

— У меня есть время. — Она устроилась в кресле рядом с прилавком.

— Не буду вас утомлять, скажу только, что история ордена тамплиеров меня интересовала давно. В один момент я даже интересовался их легендарным сокровищем. И даже нашел в архивах упоминания о вашем замке. Подумал, какое совпадение, я ведь живу совсем рядом. Заинтересовался поподробнее и стал искать дополнительные документы.

— По вашему мнению, Черная Королева до сих пор находится где-то здесь?

— Я в этом абсолютно уверен! — Арман произнес это с таким убеждением, что Кася как-то сразу поверила ему.

— Тогда почему Бернар Мишеле так отчаянно отрицает ее существование?

— Он не всегда был в этом уверен, а вначале мы с ним даже сотрудничали. Ситуация изменилась с момента смерти Фредерика.

— Может быть, он испугался какого-нибудь проклятия? — предположила Кася.

— А вы, оказывается, романтичная и мистически настроенная особа, никогда бы не подумал, — рассмеялся Делатур.

Кася смутилась.

— Извините, не хотел вас обидеть, но, в конце концов, разрешения Мишеле мы спрашивать не обязаны. И почему бы нам не объединить наши усилия? — Вопрос был настолько неожиданным, что она слегка опешила.

— Не отвечайте сразу, подумайте.

— То есть вы думаете, что такой поиск может привести к вполне конкретным результатам. Но Фредерик же уже приглашал специалистов, и они ничего не нашли.

— В их распоряжении находилась только часть информации.

— А вам известно, какая информация находилась в их распоряжении?

— Старинный план замка.

— Я его видела у Раймона.

— У меня есть копия, если хотите, можем посмотреть вместе.

— Копия?

— Почему вы удивляетесь. Копия этого плана есть у очень многих людей. Я своими глазами видел ее у Бернара. Однажды Манон попросила меня сделать копию и для нее. Так что никаким раритетом план не является. Бывший хозяин замка даже приглашал специалистов проверить реальность существования показанных на плане подземелий.

— И даже это известно, — удивилась Кася, — и никто ничего не нашел. Тогда почему вы уверены, что нам удастся…

— А вы как думаете?

— Подождите, — задумалась она, — но вы сказали, что у них отсутствовала часть информации. Какая?

— А наше соглашение о сотрудничестве?

— Вы это серьезно?

— Вполне серьезно. — Его смуглое лицо напряглось.

— Но что вы от этого выиграете?

— Отлично, значит, мы можем разговаривать как будущие партнеры. Представьте, что мы реально найдем статую. Тогда ваш замок станет настоящим местом паломничества сначала ученых, а потом туристов. А в обмен я прошу эксклюзивное право продажи сувениров в открытом рядом с замком магазине. Так что выгода и мне, и вам.

— Я думаю, что это разумное предложение, — согласилась Кася, — ну а с чего мы должны начать. Вы говорите, что в руках специалистов не было всей информации?

— Вы правильно поняли.

— Подождите, а почему вы делитесь со мной?

— Мне нужен союзник внутри замка. Да и потом, вы собственницы, а я никогда не ссорился с законом, — пожал плечами Арман. Взгляд его был прямым и спокойным.

После недолгого колебания Кася согласилась.

— Только пока я не хотела бы посвящать в это мою маму.

— Я с вами согласен, у нее и без того забот хватает, — улыбнулся Арман. — Итак, по рукам?

— По рукам, — согласилась девушка, — и можем перейти на «ты», мы же теперь партнеры.

— Отлично, теперь подожди. — С этими словами он закрыл магазин, повесил табличку «Закрыто» и поднялся на второй этаж, в свои личные апартаменты.

Кася терпеливо ждала. Наконец Арман спустился. В руках его был небольшой, обитый почерневшим от времени металлом ящичек. Он открыл его и с величайшей осторожностью вынул два небольших обрывка пожелтевшей от времени бумаги.

— Вот, держи, я тебе показал не все.

— Это из того же дневника этого аристократа времен Людовика Четырнадцатого, который я читала! — догадалась она.

— Да, из него самого. Впрочем, владельцы, молодая пара, которая мне продала дневник, и сами не подозревали о существовании этих листков. Прочитай.

На одном обрывке была изображена какая-то схема, а на втором торопливым почерком, лишь отдаленно напоминавшим предыдущий, были записаны несколько стихотворных строчек. Кася прочитала и с некоторым разочарованием подняла глаза на Армана:

— Это что еще за белиберда? Думаешь, закодированное послание?

— Не думаю, уверен, — твердо ответил Арман, — иначе зачем было бы это прятать в двойном дне шкатулки?

Кася продолжала внимательно рассматривать схему.

— Я могу сделать копии?

— Конечно, но не забывай наш уговор.

— Не забуду, — пообещала Кася.

Выходя из магазинчика, она наткнулась на журналиста Оливье Симона. Тот, похоже, уезжать из их деревушки пока не собирался.

— Рад нашей встрече, — раскланялся Симон, — даже если наше знакомство произошло не при самых приятных обстоятельствах.

Кася вежливо поздоровалась и, всем видом показывая, что она намерена на этом и остановиться, попыталась обойти журналиста. Но не тут-то было. Тот с совершенно невинным видом перегородил ей дорогу.

— Я уже пару раз оставлял на вашем мобильнике сообщения с предложением встретиться и поговорить.

— О чем?

— О вашем замке, например, или о бывшем хозяине замка.

— У меня нет никакого желания давать интервью, — попыталась в очередной раз обойти назойливого журналиста Кася.

— Оно может быть и в ваших интересах. И экскурсия, которую вы провели для нашего общего знакомого Грега окажется началом новой интересной авантюры.

— Вы знакомы с американцем?

— Полная случайность и профессиональное любопытство. Мы живем в одной гостинице. Выбора, сами понимаете, Камбрессак не предоставляет, — развел руками Оливье Симон, — так вот, Грег Адамс мне расписывал, что вы самый талантливый гид, которого он встречал в своей жизни. А путешествовал он, судя по всему, много. Так что видите, встреча со мной и небольшая статья могут стать залогом нашего сотрудничества и рекламой вашему замку. Даже, как ни прискорбно об этом говорить, загадочные убийства, связанные с вашим замком, только усилят интерес публики.

Поняв, что так просто она от него не отделается, Кася нехотя кивнула и даже взяла протянутую визитку с несколькими номерами телефонов. Ей сейчас хотелось одного: поскорее отвязаться от надоедливого искателя сенсаций. Симон вежливо раскланялся и нырнул в магазин Армана. «Пошел антиквара доставать! — подумала Кася, заранее сочувствуя Арману, и с облегчением села в материнскую таратайку. На всякий случай отъехала подальше от магазина. Не ровен час, снова на журналиста нарвется. Посмотрела на часы: до заседания ассоциации оставалось минут двадцать. Время у нее было. Она достала копию схемы, только что полученную от Армана. Она ей что-то напоминала, вот только что? В середине располагался неправильной формы четырехугольник с четырьмя почти прямыми углами и одним скошенным. Прямо под этим скошенным углом было некое подобие ступенек, стрелка в сторону и треугольник с овалом посередине. Если она когда-нибудь и поймет, что это обозначает, то явно не скоро. Взяла второй листок. Перечитала еще раз странные стихотворные строчки. Что это: шифр или не очень удачные упражнения в стихоплетстве? Только ответа на этот вопрос не имелось. Она уже знала их почти наизусть, но смысл от этого нисколько не прояснялся.
Вспомни святое число Бернара. Это будет твой первый шаг. Найди в себе силу и задумайся О святых мудрецах этой земли, Сколько их было? Но время их прошло. Пройди между святыми деревьями, Наткнешься на цифру Дамы, И тогда тебе откроется начало начал, Но не забывай, что даже самый умный Способен ошибиться…
Глава 9 После поворота событий от плохого к худшему цикл повторяется

На заседание Кася опоздала, но, впрочем, ничего особенно важного не упустила. Мадам Каварзэрэ долго и нудно перечисляла все события, произошедшие в регионе во время Французской революции. Кто из местной аристократии отправился на гильотину, кому удалось скрыться, какие замки и монастыри подверглись разграблению. Этот богатый фактами и дотошный рассказ о былом Касю изрядно утомил. Единственное, что ее интересовало, был ее собственный замок. Но никаких упоминаний о Грезеле в докладе Каварзэрэ не было. Не обладавшая особым терпением Кася подняла руку и спросила:

— Вы меня извините, но мне бы хотелось услышать побольше о замке Грезель, если можно, — как можно очаровательнее улыбнулась она.

Но ее очарование на мадам докладчицу не подействовало. Та всем своим видом дала понять, что Кася и законы хорошего тона находятся в разных измерениях, и как ни в чем не бывало продолжила доклад. И за спиной девушки послышался недовольный шепоток на тему, что на ее замке «свет клином не сошелся». Кася запаслась терпением и дождалась окончания доклада. Потом как ни в чем не бывало повторила вопрос.

— История Грезель не относится к приоритетам моего доклада, — заносчиво ответила докладчица.

— Почему? Насколько мне известно, это единственный замок, находящийся поблизости! — возмутилась Кася.

— Я не исходила из географической привязанности, когда выбирала тему для моего выступления!

— Но вы же сами говорили о региональной привязанности вашего доклада, — не дала выбить себя из седла девушка, — а Грезель одна из местных достопримечательностей! Месье Мишеле! — обратилась она за помощью к Бернару. Тот незамедлительно встал и вышел вперед.

— Дорогая Кассия, если вы хотите, в следующий раз мы посвятим один из дней истории вашего замка. Вы не можете требовать от мадам Каварзэрэ сведений, которыми она не располагает, — вежливо, но почти враждебно произнес он, — и я совершенно согласен с присутствующими, вы явно преувеличиваете значение вашего замка.

— Как это преувеличиваю, — возмутилась Кася, — не вы ли мне говорили, что он был одним из центральных командорств тамплиеров!

— Это простые правила куртуазности, — жестко ответил Мишеле.

— Куртуазности! — повторила слегка обалдевшая от такого поворота на сто восемьдесят градусов Кася.

— Вот именно, куртуазности, — повторил Мишеле, — и факт, что местные крестьяне всегда преувеличивали его значение и окружали его ореолом легенд, вовсе не значит, что все это соответствует действительности. Вы не можете сравнивать взгляды отсталых и темных масс с мнением просвещенного человека!

— Тогда разрешите мне вступиться за Бьерцэнэгро в качестве, как вы только сказали, представительницы отсталой и темной массы местного населения! — с плохо скрытой иронией сказала Моник Дюваль.

Бернар вздрогнул, он слишком поздно понял, что сам переступил эти самые границы хорошего тона.

— Я вовсе не хотел задеть вас, Моник, — забормотал он, — извините, но мне все эти разговоры о Черной Королеве изрядно начали действовать на нервы.

— Действовать на нервы?! — приподняла брови Моник. — С каких это пор? Насколько я помню, раньше вы с большим энтузиазмом воспринимали легенды местных аборигенов!

Бернар побагровел, но предпочел промолчать.

— Так вот, если вы отказываетесь говорить о замке, я расскажу то, что мне известно. Последние владельцы замка смогли пересечь Ла-Манш. После замок долгое время пустовал, но его не разграбили, не подожгли. Темные и отсталые, по вашему выражению, местные крестьяне в данном случае оказались гораздо бережливее и уважительнее их просвещенных парижских собратьев, — с неприкрытым сарказмом закончила свое маленькое выступление Моник.

Пристыженная аудитория молчала, а Кася внутренне ликовала. Если бы они были наедине, то она бы расцеловала пожилую женщину. Та так ловко и изящно поставила на место и Бернара, и мадам Каварзэрэ, да и всех других пыжащихся своей ученостью местных краеведов‑губителей, что оставалось только восхищаться этим. После заседания Кася подождала Моник. Они вышли вместе, и уже на приличном расстоянии от зала ассоциации девушка с чувством поблагодарила:

— Спасибо, вы так замечательно заткнули им всем рот! Бернар даже сдулся, как продырявленный мяч!

— Пожалуйста, — рассмеялась пожилая женщина, — только мне это доставило столько же удовольствия, сколько и тебе! Кстати, ты можешь меня подвезти?

— Конечно, с удовольствием!

Ферма Дювалей находилась недалеко от замка. Но даже если бы Моник было в совершенно противоположную сторону, Кася все равно отвезла бы старушку.

Уже в машине Моник с явным любопытством начала расспрашивать о современной жизни в России. При этом вспоминала свое путешествие в Москву в 1970‑х годах, тогда больше всего, как ни странно, француженку поразило великолепие и чистота станций метро. В ответ на это Кася только вздохнула. Разочаровывать пожилую женщину нынешним состоянием Московского метро она не стала. Моник в свое время была учительницей начальных классов и настоящей живой памятью деревни. По дороге она показывала Касе, где раньше был магазин, небольшое кафе, почта, школа. Все это давным-давно исчезло. Люди ездили за покупками в супермаркеты, и только бар Мартины каким-то чудом держался. Кася вывернула на дорогу, ведущую к замку. Машина легко и быстро шла под гору, виляя по извилистой и узкой дороге. Но Касе такое вождение доставляло удовольствие.

— Будьте осторожнее, Кассия, держитесь левой стороны, — не выдержала Моник, — да и не ровен час, кабан на дорогу выбежит, так и покалечиться можно!

Кася, не желая противоречить своей попутчице, нажала на тормоз. Неожиданно нога, не встретив никакого сопротивления, провалилась в никуда. Она ахнула, сердце бешено заколотилось, и руки задрожали.

— Что-то случилось? — встревоженно спросила Моник.

— Тормоза!

— Отказали?

— Да! — Кася, кое-как справляясь с поднимавшейся паникой, сосредоточилась на вождении.

Она лихорадочно вспоминала уроки вождения. «Тормози мотором!» — вспыхнуло в ее сознании. Она переключила скорость на третью, вторую, первую, рванула ручной тормоз. Но все было напрасно, катившаяся под гору машина набирала скорость. Извилистая дорога, темнота, они были обречены… Неимоверным усилием воли ей удавалось не поддаться панике.

— Сворачивай направо! — скомандовала Моник, снимая ручной тормоз. — Слушай меня, сворачивай направо!

Кася, не задавая вопросов, свернула.

— Теперь налево! Отключай мотор! — тем же не терпящим возражения голосом прокричала Моник.

Кася действовала как робот и еле успела свернуть. Моник знала, что делала. Дорога неожиданно стала медленно подниматься в гору, и машина остановилась сама собой. Но еще долго пассажирки оставались на местах, словно не веря до конца в чудесное спасение.

— Спасибо, Моник, вы мне спасли жизнь! — пришла в себя Кася.

Ее еще трясло мелкой, противной дрожью, но от сердца отлегло. Пожилая женщина похлопала ее по руке.

— Не только тебе, но и себе. Только никак не отдышусь, вот страху натерпелась!

— Мы где? — наконец пришло в голову Касе.

— Недалеко от моего дома. По лесу напрямик пятьсот метров будет. Я тут с закрытыми глазами дорогу найду, пошли.

Кася закрыла машину и последовала за своей спутницей. Несмотря на свои годы, Моник двигалась легко. И на самом деле она нисколько не преувеличивала свои способности к ориентированию в этой местности. Уже через двадцать минут они вышли к большой ферме. Окна и двор были освещены.

— Мама, ты пешком? — вышел им навстречу мужчина лет пятидесяти в клетчатой рубахе и синих рабочих брюках. — Я же сказал, что заеду за тобой.

— Не беспокойся, Виктор, Кассия меня подвезла.

— Тогда почему вы пешком? Не понимаю, — пожал плечами мужчина, кивнув Касе как старой знакомой. Она действительно его уже пару раз видела.

— Дай зайдем, отдышимся и все тебе расскажем.

На кухне их уже ждала семья в полном сборе: Виктор, невестка Моник, Сандрина, и двое девочек-подростков пятнадцати и семнадцати лет.

— Тормоза отказали! — воскликнула Сандрина, выслушав их рассказ. — Так вы же с того света вернулись! На такой дороге, в темноте и без тормозов!

— Это Моник нас спасла! — с чувством произнесла Кася, так до конца и не поверившая в чудесное избавление.

— Я просто вовремя вспомнила про старую дорогу на виноградники Ожье и про то, что она ведет вверх, — пояснила Моник.

— Просто вспомнила! — покачал головой Виктор. — Просто вспомнила. Я никогда не переставал тебе удивляться, мама!

И он, большой, коренастый, подошел к матери, с чувством обнял ее и поцеловал. Внучки, казалось, только этого и ждали, они тут же радостно повисли на бабушке.

— Благодарите Мадонну! — улыбаясь, произнесла Моник. — Нашу Даму!

— Нашу Даму?

— Да, Нашу Даму, нашу покровительницу и защитницу всех тех, кто здесь живет! — лукаво улыбаясь, проговорила Моник. — А сейчас вам надо прийти в себя, и Виктор отвезет вас в замок. А вашу машину завтра посмотрит Люка и привезет, договорились?

По дороге к замку Кася не удержалась и спросила молчаливого Виктора:

— О какой покровительнице говорила ваша мама?

Тот только усмехнулся:

— Вы у нее и спросите. Женщины, сами знаете, гораздо суевернее мужчин, вот и рассказывают всякие байки. А по мне, чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало.

Екатерина Дмитриевна встретила свою дочь на пороге:

— Что случилось?

— С машиной были проблемы, но ничего страшного. Виктор, наш сосед, подвез меня. Познакомься, мама, это Виктор Дюваль.

— Не беспокойтесь, мадемуазель, с вашей мамой мы знакомы, — улыбнулся Виктор.

— Здравствуй, Виктор. Машина поломалась?

— Завтра посмотрим и привезем, мадам Куснесова, — с трудом произнес он фамилию Касиной матери, которую та так никогда и не меняла, несмотря на свои многочисленные замужества.

После ухода Виктора Екатерина Дмитриевна развернулась в сторону дочери и в упор спросила:

— А теперь выкладывай, что на самом деле случилось?
* * *

С самого утра Фелипе никак не мог избавиться от противного ощущения собственной беспомощности. С ним такое было впервые, во всяком случае после того, как в его жизни появилась Черная Мадонна. Он всегда был уверен в том, что делает. И прекрасно знал, что, если он не будет сомневаться, его ожидает успех. Но сейчас словно что-то заело в прекрасно отлаженном механизме предприятий Фелипе Феррейры. Во‑первых, власти всерьез заинтересовались исчезновением Хосе Суареса. Эта крыса продолжала вредить ему и после своей смерти. Конечно, Фелипе был уверен, что никто ничего не найдет. Но… Могли прижать вдову. Дэн даже цинично заикнулся о «воссоединении возлюбленных». Феррейра прекрасно понял своего помощника, но отрицательно помотал головой. У него были свои принципы, от которых он никогда не отступал. Однако сомнения в своей правоте оставались.

Следующим крайне неприятным событием стал аудит его группы. Оказалось, что последние неудачные вложения в металлургическую компанию в Аргентине изрядно подорвали финансовое здоровье его собственной компании. Кроме того, плохой рекламой стал обрушившийся в одном из его трехзвездочных отелей лифт. При этой аварии никто, к счастью, не пострадал, но вид оторвавшегося и несущегося в стеклянной колонне со всей скоростью лифта напугал очевидцев. И газеты всей страны с радостью накинулись на такую сенсацию.

И, наконец, больше всего его тревожили новости из Франции. Ему теперь казалось, что от успеха операции зависит все его будущее. И самое неприятное, что руки его были полностью связаны. Он снова вызвал Дэна.

— Есть ли новости?

— Из Франции?

— Естественно, все остальное я и сам знаю.

— Артист продвигается, но подробностей пока не сообщает.

— Я больше не намерен ждать! Заказывай самолет!

— «Кинг Эйр»?

— Нет, что-либо поскромнее, обычный частный «Джет». Лучше всего, если он будет принадлежать кому-либо из французов.

— Хорошо, я займусь этим незамедлительно. Кто полетит?

— Мы с тобой, лишние свидетели нам ни к чему, — спокойно ответил Фелипе, — приземлимся в аэропорту Тулузы и возьмем машину.

— Тебя потянуло на авантюры, — усмехнувшись, констатировал Дэн.

— Нет, просто-напросто нам пора действовать, а не сидеть сложа руки и ждать. Кстати, насколько я помню, ты когда-то говорил по-французски.

— Это было давно, шеф, — пожал плечами Дэн.

— Ничего, не на край света едем, разберемся…
* * *

Обещание свое Виктор сдержал. После обеда, когда так и не сомкнувшие за ночь глаз мать и дочь наконец еле-еле пришли в себя, за окнами раздался гудок автомобильного клаксона. Кася отправилась к входной двери. На пороге стоял необычно серьезный Виктор.

— Добрый день, — без какой-либо тени улыбки поздоровался он, — к сожалению, у меня для вас не очень приятные известия.

— Машину не починить? — констатировала Кася.

— Нет, все гораздо хуже. Но мы с Люком решили пока полицию в известность не ставить. Это вам самим решать.

— Полицию в известность, — медленно повторила внезапно побледневшая Екатерина Дмитриевна.

— Да, вы меня правильно поняли, тормозные провода не перетерлись от старости, их просто-напросто надрезали с тем расчетом, чтобы тормоза отказали в дороге.

— То есть, если я правильно поняла, их перерезали тогда, когда я находилась на заседании ассоциации? — медленно и тщательно подбирая слова, спросила Кася.

— Да, — вздохнул Виктор. — Что вы собираетесь делать?

— Пока не знаю, — медленно произнесла девушка.

— Зато я знаю, — прервала ее решительным голосом Екатерина Дмитриевна, — сейчас же позвоним Бернье, и пусть он нам выделит охрану!

— Вряд ли вот так сразу он тебе даст людей, мама, — резонно возразила Кася.

— Тогда сейчас же уезжаем!

— Не паникуй, пожалуйста!

— Как это не паникуй! — уже кричала Екатерина Дмитриевна. — Ты забыла, что на твою жизнь покушались.

— У нас нет доказательств, что именно покушались. Может быть, просто рассчитывали навредить, — попыталась убедить мать в обратном Кася.

— Вряд ли, я думаю, ваша мама права, — вступил в разговор Виктор, — любой местный житель знает, насколько опасны здешние дороги, тут не всегда и с тормозами-то куда надо вырулишь.

— Вот видишь! — торжествующе посмотрела на собственную дочь Екатерина Великая. — Поэтому даже не спорь. А комиссару я позвоню сейчас же!

Не откладывая дела в долгий ящик, она тут же набрала номер Бернье. Тот, как ни удивительно, ответил сразу. Подробности Касиных приключений выслушал спокойно, задал несколько вопросов и после недолгого размышления заявил, что пока занят. В гараж, где находится машина, отправит жандармов с экспертом, а сам подъедет попозже, через пару дней. Порекомендовал матери и дочери никуда не отлучаться без особой надобности и повесил трубку. Екатерина Дмитриевна явно была разочарована.

— Никакой реакции! Не нравится мне этот комиссар, бюрократ чертов! Не выходите без особой надобности! — передразнила она его. — Мы под домашним арестом, а убийца на свободе разгуливает!

— Мама, ну что ты от него хочешь, так всегда бывает, — попыталась урезонить разбушевавшуюся мать Кася.

— Даже никакой защиты не предложил.

— Ты что, желаешь, чтобы у нас полицейский под дверью дежурил?

— Ну хотя бы.

— Охрану так просто не дают, а тем более у нас есть Лорд Эндрю.

Пес, услышав свое имя, приподнял голову и гавкнул.

— Вот видишь, тем более сейчас мы с тобой больше разлучаться действительно не будем.

— Что будем делать? — спросил Виктор.

— Машину оставьте в гараже, мы без нее пока обойдемся. Продукты я заготовила. Пусть эксперты ее внимательно осмотрят.

— А вы?

— Мы, что мы, вы же слышали мою дочь, запрем все двери и окна и будем сидеть взаперти! — воскликнула Екатерина Дмитриевна.

— Может быть, переберетесь к нам? Дом большой, все поместимся, — произнес Виктор.

— Нет, спасибо большое, мы остаемся.

— Ладно, если что, звоните. — Он продиктовал свой городской и мобильный номера, Кася сразу занесла их в память телефона.

Виктор вернулся к машине, а мать с дочерью так и остались стоять на пороге.

В этот момент затрезвонил мобильник.

— О нет, — простонала Кася.

— Кто это?

— Оливье Симон, он меня уже достал!

— Тогда не отвечай, — махнула рукой мать, — только его нам и не хватало.

— Ты права, пусть звонит, если ему это нравится, — согласилась девушка.

Мобильник позвонил еще раз и замолчал. На экране замелькало сообщение. Кася прочитала:

«Мне нужно срочно встретиться с вами. Возможно, в моих руках находится информация, которая может вас заинтересовать. Оливье».

— Какая это, интересно, информация может нас заинтересовать? — спросила Екатерина Великая, заглянув через плечо дочери и прочитав сообщение.

— Я думаю, это просто уловка, и, если я отвечу, так просто от него не отделаюсь.

— Скорее всего, — в кои-то веки согласилась с ней Екатерина Великая.
* * *

1168 год, Французское Королевство, Овернь

Жанно не почувствовал никакой боли. Только сейчас его окружала удивительная темнота, когда ты буквально видишь черноту, когда она окутывает тебя как липучая, вязкая грязь. Жанно почувствовал, что задыхается. И смутный ужас поднялся откуда-то изнутри. И в этот миг послышались четкие, медленные, но все убыстряющиеся удары, словно кто-то молотом стучал все быстрее и быстрее по наковальне. «Это мое сердце», — подумал Жанно. И как ни странно, эта мысль его успокоила. Только одно казалось странным: он слышал сердце, но абсолютно не чувствовал тела. Просто находился в этой пульсирующей, вязкой, пронизанной ритмичными ударами темноте.

Ощущение невероятного одиночества пронзило его. Как будто он оказался где-то на краю света и был совершенно, абсолютно один. Только, к сожалению, он был не один. Мерзкие и кошмарные морды выплывали из темноты, невиданных размеров черви разевали отвратительные пасти. Он слышал рычание, визг, вой. Видения сменились, и он уже видел себя окруженным какими-то совершенно невиданными существами. И у него уже не было слов, чтобы описать их чудовищный вид. Только леденящий, парализующий ужас… Внезапно все вокруг пришло в движение. Кошмарные существа начали вращаться вокруг. Последним усилием воли, собрав в яростный клубок все свои силы, Жанно боролся как мог против затягивающей в никуда мерзости.

Но вдруг во мраке возникло нечто. Оно тоже вращалось, испуская серебристые светящиеся лучи. Свет! Это был свет. И окружающая тьма стала раскалываться, отступая и растворяясь. В этот момент Жанно услышал тихую чудесную музыку, наполняющую его сначала покоем, а потом неизвестно откуда взявшейся силой. Он двинулся навстречу музыке. По мере того как звук становился все громче, пучок света впереди делался ярче и ярче. Внезапно в самом центре сияния появилось еще что-то. Это было отверстие, которое крутилось, постепенно увеличиваясь в размерах.

— Я должен туда попасть! — с невероятной отчетливостью пронеслось в мозгу. — Я должен, обязан туда попасть!

Он собрал в кулак все оставшиеся силы, волю и ринулся вперед. Он торопился, словно от этого зависело все. Но отверстие стало так же стремительно уменьшаться.

— Прости меня, Матерь Всего Сущего, прими меня, — отчаянно взмолился Жанно и в тот же момент влетел внутрь.

И он оказался в удивительном, сияющем мире. Никогда в жизни ему не приходилось видеть подобной красоты. Просто у него не было слов описать все, что он видел, и им овладело странное чувство, словно он не переродился или возродился, нет, просто-напросто он впервые появился на свет. И навстречу ему в ореоле золотистого свечения вышла Она, чудесная, прекрасная. Он уже видел это лицо, но тогда оно было черным, теперь же оно было сияющим! Жанно захлебнулся от восторга и понесся навстречу своей Даме. И в этот момент ошеломляющим, сметающим все на своем пути громом прозвучали слова:

— Жанно! Ты слышишь меня, Жанно! Ты должен вернуться! Ты обязан вернуться, Жанно, иначе Наша Дама тебе не простит!

Жанно замотал головой. Он не хотел, Боже, Святая Матерь, как он не хотел возвращаться. Он достиг высшего блаженства, он не желал обратно! Но голос Амори не сдавался:

— Ты там, куда вернешься в конце твоего пути, а сейчас ты должен исполнить клятву, данную Нашей Даме! Ты должен служить ей здесь! На Земле!

Послышалась глухая барабанная дробь, проникновенное пение мужских голосов, и Жанно открыл глаза. Он лежал в центре круга тамплиеров, совершенно нагой, и прямо над ним возвышалась Она.

— Я выдержал испытание? — прошептал он.

— Да, ты выдержал испытание, ты стал рыцарем Нашей Дамы! Добро пожаловать в наши ряды!

И Жанно впервые увидел улыбку на строгом лице Амори.
Глава 10 День длиною в жизнь…

День начался с трех катастрофических событий. Во‑первых, снег, и во‑вторых и третьих, тоже снег. Человеку, привычному к российским пяти-шести месяцам в обнимку с настоящей зимой, это показалось бы полным нонсенсом, но не Касе. Она уже привыкла, что любой мало-мальски приличный снегопад на французских просторах превращался в настоящее стихийное бедствие. Конечно, не будем преувеличивать, никто не приравнивал его к цунами или девятибалльному землетрясению. Но неприятностей он доставлял немало. Из-за редкости этого события мало кто желал вкладывать необходимые средства в подготовку к нему. Поэтому дороги с первым легким снежком сразу превращались в ледовое побоище или автомобильный балет на льду, это кому как нравится. С более серьезными снегопадами начинались более неприятные события. К ним в первую очередь относилось исчезновение электричества, а с ним пропадали почти все блага современной цивилизации: отопление, горячая вода, телефон, телевизор, Интернет. Поэтому еще с вечера, услышав объявление о грядущих снегопадах, Екатерина Великая и Кася знали, чем им все это грозит. К сожалению, обо всем этом они услышали несколько поздновато, что было понятно. После событий предыдущей ночи и утреннего открытия сразу прийти в себя было трудно.

Утром, открыв ставни и увидев непривычно зимний пейзаж, Кася поежилась. Все казалось не просто удивительным, а каким-то чужим и даже слегка враждебным. Почему у нее возникло такое ощущение? Она не знала, хотя в России вроде бы зиму любила и в бытность жизни во Франции подростком регулярно выбиралась с матерью в Альпы. Без снега зима казалась неполной. Ее еще раз передернуло, и ощущение какой-то странной, неумолимой опасности возникло где-то на уровне спинного мозга. Белый снежный покров превращал все окружающее в ледяную пустыню. «Словно одни на всем белом свете!» — подумала Кася, и ей стало совсем уж некомфортно. Внезапно она почувствовала себя совершенно беззащитной и очень, очень уязвимой. Тряхнула решительно головой. Явно, после всего случившегося нервы стали шалить! Сейчас было не время впадать в депрессивную слезливость. От размышлений ее отвлек мобильник.

— Кася, дорогая, я пока могу вылететь только в Лондон, в Хитроу, ни один европейский континентальный аэропорт не принимает! — послышался в трубке взволнованный голос Кирилла.

— Могу себе представить, — ответила девушка. — Мы тут все буквально завалены снегом. Дверь сегодня с трудом на улицу открыли, лестницу замело больше чем наполовину! Никогда такого не видели.

— А‑а, черт! Электричество хоть есть?

— Какой там, — устало ответила Кася, — с ночи нет. Сам знаешь, пара столбов повалилась, и привет!

— Как вы спасаетесь?

— Печкой, камин тоже разжечь придется, на печку нужны специальные поленца, а у нас запас кончился. Но ты не волнуйся, справимся, — как можно более бодро ответила она.

Лишний раз напрягать Кирилла смысла не имело. Он был за тысячи километров и ничем помочь не мог.

— А телефон?

— Городской тоже вместе с электрическими проводами аукнулся! Но мобильник, сам видишь, работает! Только у меня уже зарядка кончается, так что извини, долго разговаривать не сможем.

— А мобильник твоей матери?

— Он уже разрядился.

— Вспомни, я показывал тебе, как заряжать мобильник от компьютера. Интернета у вас все равно нет. Так что используй батарею ноутбука. Все необходимое для зарядки в правом кармане компьютерной сумки. Все, целую, береги себя! — Голос Кирилла задрожал.

— Не волнуйся. Все будет в порядке! Целую, — бодро отрапортовала Кася и отключилась.

— Кирилл не прилетит, — с некоторым разочарованием констатировала Екатерина Дмитриевна.

— Ты правильно поняла. Он смог вылететь только в Хитроу. А ни один европейский аэропорт не принимает.

— Местные аэропорты! — саркастически заметила Екатерина Великая. — С такой погодой они только сани Деда Мороза принимать способны. Стоит несчастным десяти сантиметрам снега выпасть, и такое ощущение, что на них обрушилось чудовищное стихийное бедствие.

— Ну, допустим, снега выпало не десять сантиметров, а все шестьдесят, и он продолжает падать.

— У нас на машине зимние шины?

— Не задавай глупых вопросов! — возмутилась Екатерина Дмитриевна. — Ты же видела нашу таратайку. А о зимних шинах времени у меня думать не было. Хорошо, хоть продуктами только недавно запаслась, словно чувствовала!

— Ну вот и отлично, продукты есть, дрова тоже, — как можно бодрее ответила Кася, — значит, не от голода, ни от холода не умрем!

— От голода нет, а вот от холода… Сама знаешь, что для печки дрова почти кончились. Остались только три огромных полена в камине, а топором ни ты, ни я орудовать не умеем.

— Ладно, печка прогорит до сегодняшнего вечера, а потом камин запалим, и будет все как в настоящем замке: свечи и камин! — весело ответила ее дочь, которая даже начинала видеть плюсы в подобном приключении.

Тем временем кто-то заколотил в дверь, и раздался веселый голос Виктора Дюваля:

— Эй, соседи! Живы?

Кася вышла на улицу. Прямо рядом с парадной лестницей тарахтел трактор. Раскрасневшийся от мороза Виктор улыбался во весь рот, только лицо приехавшей с ним Моник было встревоженным.

— Спасибо, у нас все в порядке, — поспешила успокоить Дювалей Кася, — проходите.

— Мне некогда, поеду других соседей проведаю, — заявил Виктор, — а ты, мама?

— Я пока здесь останусь, на обратном пути заедешь, — ответила Моник, — мне твой трактор всю спину отбил.

— Отвыкла, мама, — почти укоризненно заметил сын.

— Не отвыкла, а состарилась, дорогой, чувствуешь разницу? — улыбнулась нисколько не обидевшаяся Моник.

— Не выдумывай, мамуля, ты у нас совсем молодая, хоть замуж заново выдавай! — рассмеялся Виктор.

— Ну, замуж меня можно сейчас только за ангела, на тот свет выдавать! Давай поезжай, не мешкай.

Виктор, не пререкаясь, спустился по ступенькам, забрался в кабину и порулил прочь.

— Не обращайте на него внимания, у него шутки, как и у его покойного отца, ни головы, ни хвоста! — произнесла Моник, проходя внутрь.

Расцеловавшись с Екатериной Великой и потрепав по шее Лорда Эндрю, Моник перешла к делу:

— Электричество починят не раньше чем через несколько дней. У вас достаточно дров?

— На сегодня для печки хватит, а вечером разожжем камин, там три больших полена лежат, — бодро ответила Кася.

— Тогда мы вам завтра привезем, если хотите, сегодня подбросим. А то камин только бороду Господу Богу греть годится.

— Нет, не беспокойтесь, один вечер мы продержимся. А вот от завтрашней помощи не откажемся. Спасибо, Моник! — поблагодарила мать и предложила: — Не хотите кофе? Или чай с травами.

— Травяной чай с удовольствием выпью, — с готовностью откликнулась Моник.

За чаем разговорились, после сетования на погоду и вечную неподготовленность к снегу перешли к обсуждению последних событий.

— Вокруг нас в деревне настоящий вакуум образовался, как будто мы виноваты во всем случившемся, — поделилась Екатерина Дмитриевна.

— Не беспокойтесь, — спокойно и уверенно ответила Моник, — поверьте мне, все перемелется, и вы уже скоро забудете всю эту историю.

— Забудем, если найдут убийцу, — благоразумно заметила Кася.

Лицо Моник помрачнело, и во взгляде промелькнуло некое подобие испуга. Хотя при подобном освещении рассмотреть выражение глаз пожилой женщины было трудновато.

— Вот именно, если найдут убийцу или убийц, — поддержала дочь Екатерина Великая, — иначе покоя нам не найти! Вы же сами были в машине с Касей, и если бы не вы!.. — Голос матери задрожал, и она не стала продолжать.

Пожилая женщина понимающе покачала головой.

— Скажите, Моник, а что вам известно о Черной Королеве? Это ее вы имели в виду, когда говорили, что за наше спасение надо благодарить Нашу Даму? — перевела разговор на другую тему Кася.

— Вы верите в легенды, мадемуазель? — вопросом на вопрос ответила Моник.

— Как и в шутке, в любой легенде есть доля истины, — благоразумно заявила девушка.

— Вот так и с легендой о Черной Королеве, в ней тоже есть доля истины, — спокойно ответила Моник, — а большего я вам сказать не могу, потому что сама не знаю.

Вспомнив истовость, с которой Моник тогда, в ночь их спасения, благодарила Нашу Даму, Кася не поверила гостье. Но с разочарованием поняла, что вытащить какую-либо дополнительную информацию из пожилой женщины не получится. Только уходя, Моник обронила неожиданную фразу:

— И кстати, вы говорите, что в Камбрессаке жалуются на вас как на приезжих. Только забывают, что большая часть сегодняшних жителей тоже приезжие. Коренных-то почти не осталось, хотя мне иногда кажется, что потомки некоторых возвращаются на землю своих предков…

После ухода Моник Кася снова и снова прокручивала в голове их разговор. Пожилая женщина явно была себе на уме. Надо будет побольше пообщаться с этой мадам Дюваль. И эта ее последняя фраза. Действительно, а кто в этой деревне коренной житель? И что Моник имела в виду, говоря о тех, кто возвращается на землю их предков. Может, она узнала кого-либо, но отказывается говорить?

— Мама, согласно твоим сведениям, кто появился в Камбрессаке сравнительно недавно?

— Все три друга Фредерика, — уверенно ответила та. — То есть Бернар, Манон и Арман.

— Кто еще?

— Некоторые пенсионеры, мадам Каварзэрэ, например. Да почти весь кружок бернаровских «юных» любителей древности сплошь и рядом приезжие.

— А почему тогда все так ополчились против нас?

— Сама не понимаю, — с явным недоумением ответила мать.

— А может быть, кто-то настраивает их всех против нас? — высказала наконец вслух очевидное Кася.

— Кто? Мартина? Какой у нее в этом может быть интерес? Бернар? Моник? Манон? Арман? Или те мастера, с которыми я поссорилась?

— А ты с кем-то ссорилась?

— До твоего приезда пришла тут команда из трех оболтусов, у которых руки не к тому месту приставлены, но я на их работу посмотрела и быстренько с ними распростилась. Тем более они такую цену заломили за смену паркета, что я подумала, что за эти деньги я и сама паркет лучше поменяю. Один из них, Стефан Ломас, сын мэра.

— Что, мэр своему сыночку работу получше не мог подыскать?

— Такому оболтусу и сам президент ничего бы не подыскал! Да и что он может?! Рассказывали, что предыдущий мэр устроил свою жену секретаршей в мэрию. И нынешний мэр его тут же в коррупции обвинил и благодаря этому выиграл последние выборы. Так что у него руки связаны.

— Понятно, — кивнула головой Кася.

— Да ничего на самом деле не понятно. Даже если сын мэра стал бы про меня слухи распространять, вряд ли его стали бы слушать.

— Знаешь, после двух убийств и не того послушаешь, — резонно возразила Кася. — Ну ладно, я поднимусь в библиотеку, а потом вернусь в малый салон. Пока здесь тепло, надо наслаждаться.

— Ты права, — согласилась Екатерина Дмитриевна.

На улицу выходить не хотелось. Снег продолжал валить густыми хлопьями, и никакого просвета в серой, сплошной, падающей с неба массе не наблюдалось. Выпустили во двор Лорда Эндрю. Но и тот вопреки своему обыкновению не задержался, уже через десять минут заскребся в дверь. Пес вернулся с обескураженным выражением на морде и ринулся поближе к печке, греться. Короткая шерсть явно не спасала мастифа от проникающего до костей холода. А Кася даже радовалась выпавшим часам вынужденного бездействия. Наконец-то она сможет спокойно все обдумать. А информации за последнее время скопилось более чем достаточно!

Мобильник завибрировал. До этого она предусмотрительно отключила звонок и перевела телефон на максимально энергосберегающий режим. Трогать компьютер ей пока не хотелось. Было неизвестно, сколько времени им придется оставаться без электричества. Посмотрела на высветившееся на экране имя корреспондента и торопливо ответила:

— Здравствуйте, комиссар.

— Здравствуйте, Кассия, ваш городской не работает, поэтому звоню на мобильный. Хотел с вами поговорить и сообщить не очень приятную новость…

— Новое убийство?

— Нет, хорошо прикрытое старое, — с некоторой иронией ответил комиссар.

— Фредерик? — выдохнула Кася.

— Да, ваш друг был отравлен. Я запросил разрешение на эксгумацию и судебно-медицинскую экспертизу и только сегодня получил заключение экспертов.

— Тоже газ?

— Нет, все гораздо круче: опять малоизвестный яд, смесь из дурмана, болиголова и опиума. Кстати, специалисты мне сказали, что похожий яд, судя по всему, стал причиной смерти Сократа…

— Кто мог его отравить? — перебила его Кася, которую состав яда интересовал постольку-поскольку.

— Кто-то из тех, кто имел доступ в дом, — несколько устало добавил комиссар, — и, к сожалению, список получился длинным: Раймон, друзья Фредерика, мастера и рабочие, занимавшиеся реставрационными работами, соседи, любопытные. Замок все-таки иногда был открыт для посещений.

— Но этот человек должен был иметь доступ к ядам или быть специалистом.

— Тогда все было бы гораздо проще. К сожалению, такого среди подозреваемых мы не нашли, — вздохнул комиссар.

— Я надеюсь, мы с матерью вне подозрений?

— Я бы так не сказал, все-таки вы сами понимаете, что больше всего от смерти де Далмаса выиграли вы и ваша мать.

— Пока ничего кроме проблем мы не выиграли! — слегка возмутилась Кася. — Вы играете не по правилам, комиссар. С одной стороны, просите моей помощи, с другой — подозреваете в убийстве.

— Работа такая, — протянул комиссар и после небольшой паузы, немного поиграв на нервах собеседницы, добавил: — Не беспокойтесь, ваше алиби мы проверили.

— Спасибо! — со всем сарказмом, на который была способна, сказала Кася.

— Пожалуйста! — в тон ей ответил Бернье.

Однако долго дуться на французского полицейского смысла не имело. Тем более она же сама от этого проиграет, Бернье мог просто повесить трубку, а она так и осталась бы несолоно хлебавши. Поэтому Кася более спокойным тоном спросила:

— Вы сказали, что подозреваете друзей и соседей. Значит, семью Дювалей тоже?

— Мадемуазель Кузнецова, я думаю, что не должен отчитываться перед вами.

— Извините, — покорно согласилась Кася.

— Извиняю, но давайте перейдем поближе к делу. Что вам известно о друзьях Фредерика?

— Я думаю, Бернар — бывший военный, Арман — антиквар, а о Манон знаю, что она какое-то время жила в Париже и Ницце.

— Почти верно. Бернар — адъютант жандармерии, участвовал в боевых действиях, в том числе входил в состав голубых касок в Югославии, Африке и Афганистане. Поэтому досрочно ушел на пенсию. Арман — такой же антиквар, как вы танцовщица балета… — с нескрываемой иронией произнес Бернье, — хотя я не прав, к антиквариату он имеет все-таки отдаленное отношение, только не в качестве законопослушного специалиста.

— Что вы имеете в виду? — растерялась Кася.

— Арман Делатур отсидел три года за незаконную торговлю произведениями искусства в свою бытность служащим аукциона Сотбис. Хотя с тех пор он ушел в тень, и ни в чем его не обвинишь. Может быть, ошибки молодости?

— Как знать, — уклончиво ответила Кася, предпочитая не посвящать комиссара в подробности собственной договоренности с Арманом, — ну а относительно Манон?

— Манон Дюранд никогда не жила ни в Париже, ни в Ницце. Она почти всю свою жизнь провела в Англии.

— В Лондоне?

— Рядом, в Кембридже. Она была профессором истории Античности Кембриджского университета.

Теперь Касе стало понятно, почему ей всегда казалось, что Манон Дюранд подбирает слова. Слишком долго она не говорила по-французски.

— Молчите? — послышался в трубке голос комиссара.

— Перевариваю информацию, — призналась Кася, — а Моник Дюваль, кем она была в прошлом? Меня тоже тут ждут сюрпризы?

— Да, только не те, о которых вы думаете, — усмехнулся в трубку комиссар.

— В смысле?

— Моник Дюваль была участницей французского Сопротивления, а семья Дювалей прятала двух еврейских детей во время войны.

— Французского Сопротивления, но она же была совсем молоденькой тогда.

— Да, в сорок четвертом ей исполнилось всего четырнадцать лет. Поэтому Моник вы можете доверять.

— Из чего я делаю вывод, что всем остальным доверять не могу, — подытожила Кася.

— Понимайте как хотите.

— Еще я хотела вас спросить. Этот журналист, с которым мы нашли убитого Раймона.

— Оливье Симон?

— Да, он настаивает на интервью.

— А вот этого я вам не советую!

— Тогда я уже один раз отказалась от встречи с ним, откажусь и второй, — согласилась Кася.

— И правильно сделаете. И еще: будьте осторожны. Старайтесь никуда не выходить. Я приеду через пару дней, когда приведут в порядок дороги.

— Хорошо, мы постараемся, — пообещала Кася и повесила трубку.

Еще пару минут после разговора с комиссаром посидела на месте, потом решительно поднялась. Бернье приедет через пару дней. До этого времени она постарается продвинуться в собственном расследовании. Но ей хотелось прежде всего расставить все точки над «i». А подумать ей было над чем. Она уже много раз прокручивала в голове разговор с Алешей. А что, если действительно от глаз историков, а также многочисленных поклонников и противников ордена ускользнуло нечто важное?

Тамплиеры были рыцарями, монахами-солдатами. Девушка перечитала записки Фредерика: «Сегодня думал об изначальном противоречии, заложенном в самой идее создания орденов монахов‑рыцарей…» Их с мамой друг был прав: убийство в христианстве было запрещено. Христиане отличались от язычников уже тем, что отказались от жертвоприношения. Их Бог не просто не нуждался в крови как в доказательстве веры, он отрицал ее. Первичное, ортодоксальное христианство Отцов Церкви осуждало любую форму насилия, а уж убийство, трагическое последствие первородного греха, тем более. Вспомнила толстовское непротивление злу насилием. Ответ насилием на насилие только умножает зло. Конечно, благодаря святому Бернару соединили несоединимое: монашеский и воинский обеты. Но все равно как чувствовали себя реальные тамплиеры? Была ли для них убедительной эта словесная эквилибристика?

На память пришел разговор с Алешей. Библейская книга Шир-га‑Ширим или Песнь Песней Соломона, святая из святых книга иудаизма о пламенной любви жениха и невесты. Кася вспомнила текст и поправила себя: скорее невесты к жениху.
— Я черна, но собою прекрасна, Девушки Иерусалима! Как шатры Кедара, Как завесы Соломона…

Как назвал это Алеша? Отголоски прошедшей через века какой-то древней мистерии, древнее посвящение в Секрет Творения, тайну любви Божественного жениха к его Земной невесте. Она могла себе представить, что орден, финансировавший многочисленные экспедиции, в какой-то момент столкнулся с чем-то неожиданным. Алеша говорил о территории современного Йемена, по мнению многих, родины легендарной царицы Савской. Вспомнила, что для некоторых именно к царице Савской обращалась Песнь Песней. И никто толком не знал, что же искали тамплиеры и самое главное — что нашли. Поэтому вполне возможно, что именно там их посвятили в особое древнее знание, самый первый культ Богини-Матери, стоявший у истоков человеческой цивилизации. И как для любых посвященных, самым главным для них стало распространение этого культа, гармонично слившегося и с образом Девы Марии, и с сохранявшимися в те времена отголосками языческих египетских, фригийских, греческих и скандинавских обрядов. И стали появляться повсюду Черные Мадонны: небольшие, 70 на 30 сантиметров, скульптуры цвета глубокой ночи, ночи творения.

Только почему это произошло? Почему они, рыцари Храма, выбрали именно Черную Мадонну? Наверное, Фредерик был прав, когда говорил о своеобразном разладе в душах тамплиеров. А как же иначе могли ощущать себя эти люди, каждодневно вынужденные преступать заповедь «не убий»? Может, поэтому они почувствовали себя гораздо в большей гармонии с тревожными Черными Мадоннами. Словно возвращались к источнику жизни, принимая мир таким, какой он есть, состоящим из белой и черной сторон. Но как без смерти не может быть возрождения, так и без черной стороны мира не может быть и белой. Алеша говорил о великом секрете творения, таинстве начала жизни. И кто лучше Черной Богини-Матери отражал это таинство, мистерию начала начал. И черный цвет обозначал в этом случае и невидимое, и неведомое…

Тамплиеры, монахи-воины, не могли поклоняться только божественному, теперь Кася была в этом уверена. Они поклялись защищать этот мир и были связаны навечно с земной жизнью. Поэтому они выбрали в свои покровительницы Черную Мадонну, так похожую на древнюю Богиню-Мать, которая может быть одновременно созидательницей и разрушительницей, матерью и соблазнительницей, радостью и болью, светлым и черным началом. Если катары отказывались принимать черную сторону мира, то тамплиеры, как и полагается бесстрашным воинам, шли ей навстречу, принимая ее, принимая свой крест, как принимают свою судьбу с Добром и Злом.

А как иначе могли реагировать монахи-солдаты, с мечом в руках защищавшие то, что в их глазах являлось справедливым и праведным? Как рыцарь посвящает свою жизнь Прекрасной Даме, так рыцари-монахи посвящали свою жизнь Нашей Даме. Поэтому не гнушались ничем. Если монах может сражаться с оружием в руках, тогда он может и собирать богатства. Они стали одними из создателей банковской системы и современной бухгалтерии. Бедный не может провозглашать культ их покровительницы, не может строить повсюду церкви, посвященные Нотр-Дам — Нашей Даме. Если монахини — невесты Христа, то тамплиеры — женихи Черной Мадонны, вернее, ее верные, неустрашимые и преданные слуги. И как ни странно, помимо Крестовых походов, в первую очередь они посвящали себя главной миссии: создавать повсюду цивилизацию, укрощать нравы и распространять культ их Дамы.

Тогда… Кася задумалась. Ей было сложно выразить и ухватить за хвостик смутную идею, брезжившую в голове. Алеша говорил о мистерии… А что, если самое сокровенное таинство, которое так и не удалось вызнать палачам, — это таинство соединения с Дамой, с Богиней-Матерью. Это Брачная Ночь тамплиера?! И только немногие были посвящены в эту последнюю мистерию, так и оставшуюся тайной, которую не выдал ни один из посвященных в нее монахов‑рыцарей. И местом проведения этой мистерии и был их замок, поэтому ему и придавали такое значение. И именно здесь хранилось легендарное сокровище тамплиеров, их Нотр-Дам — Наша Дама, та самая первая и настоящая, вывезенная из Йемена, древняя скульптура Богини-Матери — загадочная Черная Королева.

Потрясенная собственным открытием, она не сразу пришла в себя. Потом ей внезапно стало очень-очень холодно. Уже смеркалось. Кася посмотрела на часы: полшестого вечера. Она направилась в салон.

— Дрова в печке кончились? — спросила девушка мать, возившуюся около камина.

— Кончились раньше, чем мы рассчитывали. Но ничего, сейчас разожгу камин. Поленья здоровые, до вечера хватит, и пораньше ляжем спать. Кстати, спальня не должна быть очень холодной, Фредерик мне рассказывал, что тепло от камина по специальным трубам проходит и в спальню. Так что до утра продержимся, — бодро ответила Екатерина Дмитриевна.

— Тебе помочь?

— Нет, не надо, сходи лучше за свечами. Ты хотела романтику, вот и получишь по полной программе: романтический ужин из хлеба, ветчины, сыра и красного вина, и все это при свечах. Возьми фонарик, а то последует менее романтический вызов «Скорой помощи»!

Кася рассмеялась и отправилась в подвал за свечами.

При свечах большой зал казался совершенно иным. Почему раньше им не пришло в голову устроить такой ужин, спросила она себя. Атмосфера была совершенно другой, более мистической и загадочной. Поэтому даже ужинали молча, не хотелось разрушать это странное очарование, только в конце Екатерина Дмитриевна спросила:

— Кстати, о чем вы говорили с комиссаром, ты мне так ничего и не рассказала?

Кася, твердо решившая пока ничего ей не рассказывать о причинах смерти де Далмаса, тут же ответила:

— Он меня расспрашивал о друзьях Фредерика.

— И?

— Я рассказала все, что знала, и оказалось, ошибалась по всем параметрам.

— И что же ты узнала?

Кася начала пересказывать разговор и внезапно прервалась…

— Ты что замолчала? — удивилась мать.

— Подожди, — попросила дочь, встала и подошла к правой стене.

Вернулась к столу, взяла подсвечник и вновь подошла к стене. Стала водить подсвечник кругами, словно выполняя одной ей известный обряд.

— Что случилось? Решила духов вызвать? — спросила мать, наблюдая за странными манипуляциями дочери.

— Не могу сказать, но все так странно, — прошептала Кася.

В ее голове возникла смутная идея, но она была настолько абсурдной, что девушка не верила самой себе. Не может быть, чтобы никто этого раньше не заметил, подумала она. Этого совершенно не может быть!

— Мама, — осторожно начала она, — ты помнишь, что говорила мне, что тебе не разрешили начинать реставрацию большого зала без специального согласия Памятников Франции.

— Да, помню.

— Кто-то особенно на этом настаивал?

— Кажется, да, — неуверенно ответила мать и задумалась, — не помню, совершенно из головы вылетело. Тем более что в первую очередь меня интересовали электричество, водоснабжение и крыша. Про большой зал я даже не задумывалась. Тем более только представить себе страшно, в цифру со сколькими нулями все это может вылиться. А потом эти дубовые панели, например, очень старые. Дерево почти окаменело и прекрасно сохранилось. Даже то, что замок пролежал в развалинах, не помешало. Дальше, деревянные балки и потолок с сохранившимся узором тоже требуют особого подхода. Чтобы восстановить всю эту роспись, нужны опытные реставраторы. Так что меня особенно и отговаривать не пришлось.

— Но кто тебя отговаривал, ты не помнишь, — констатировала Кася.

— Нет, но если для тебя это так важно, я постараюсь вспомнить.

— Хорошо, — ответила девушка, лихорадочно соображая.

Она перебирала имена. В том, что это не Арман, она была уверена. Иначе антиквар не поделился бы с ней схемой и стихотворением. Оставались: Бернар, Манон, а также все остальные члены кружка краеведов‑любителей, мастера и, почему бы и нет, соседи. Примерно тот же список подозреваемых, который ей предложил Бернье. Но среди них был один человек, который знал, где находится вход в пещеру Черной Королевы. И не было смысла искать ее под замком. Поэтому и приглашенные Фредериком специалисты ничего не нашли. В подземельях замка искать было нечего и незачем, теперь она была уверена в этом. Но кто-то еще кроме нее это знал. Кто?

Вдруг истошно залаял Лорд Эндрю. Потом пес, словно взбесившись, подскочил к Касе и потянул ее к выходу.

— Что с ним? — удивилась Екатерина Великая.

— Сама не знаю, может, в туалет захотел?

Девушка пошла к двери, но Лорд Эндрю тянул ее все сильнее и сильнее.

— Ты же мне джинсы порвешь, идиот! Да что с тобой! — недоумевала Кася, открывая дверь и выпуская пса.

Но Эндрю настойчиво тянул ее за собой и продолжал лаять. Раздраженная, она отпихнула пса и поежилась. «Холод собачий, а это животное на улицу рвется!» Но Лорд Эндрю вовсе не отправился по нужде. Он продолжал лаять с каким-то отчаянным упорством.

— Да что ты ко мне привязался! — перед глазами встало уютно потрескивающее в камине пламя. От него исходило такое приятное тепло, и ей хотелось одного — вернуться назад. Вдруг мозг пронзило: «Огонь!» В памяти всплыло задумчивое лицо комиссара Бернье: «Ваш замок когда-то принадлежал тамплиерам, если не ошибаюсь. Так вот, что касается эффективных и изобретательных убийств, они как раз-то и были неподражаемыми мастерами». «Ногарэ, министр Филиппа Красивого, умер от дыма отравленных свечей!» «Вот именно, только проблема в том, что свечей ни в номере отеля Периго, ни в доме Ламбера не было…» Свечей не было, свечей не было! Но был камин! В отеле было холодно, и Периго попросил разжечь камин. В доме Ламбера тоже было очень холодно, и она видела в гостиной камин, и тело нашли перед камином. Все это вихрем закрутилось в ее мозгу. Память послушно вытащила из своих запасников кривую усмешку Манон и ее странные слова: «И кто знает, может быть, лучше было бы, если бы наша встреча не состоялась…» Недоуменное лицо матери и ее вопрос: с какой целью тогда посетила их замок Манон? Теперь она поняла смысл этих слов и визита Манон. Мозг послушно работал, отрабатывая гипотезы одну за другой. Конечно, было бы у нее время на обдумывание, задача оказалась бы просто неразрешимой. Но времени не было, и экстремальность ситуации пробудила в ней те силы, о которых она раньше не догадывалась. Каким-то чудом за считаные секунды ей удалось понять то, что все это время казалось необъяснимым. Кася словно прозрела, натянула свитер на нос, резким жестом распахнула входную дверь и ринулась обратно. Лорд Эндрю, истошно лая, кинулся за ней.

— Ты что, с ума сошла так… рас… пахивать, — медленно проговорила Екатерина Дмитриевна.

— Мама, вставай, уходим, быстро! — закричала Кася.

— Ч‑что! — непонимающе уставилась на нее мать.

— Вставай! — потянула ее девушка.

Та сделала неуверенное движение.

— Что-то меня совсем разморило, — словно оправдываясь, произнесла она, — оставь меня…

— Ни за что!

Кася буквально стащила мать с кресла и, стараясь дышать как можно реже, поволокла к выходу. Эндрю, ухватившись пастью с другой стороны, помогал как мог. Уже на улице мать начала кашлять, потом ее долго и мучительно рвало. Вспомнив, что забыла мобильник на стойке рядом с дверью, Кася снова ринулась внутрь. К ее счастью, искать телефон ей не пришлось. Потом все происходило словно в замедленной съемке. Сначала подъехали Дювали. Моник, словно молодая, соскочила с трактора и подбежала к стоявшей на коленях Касе и лежавшей Екатерине Дмитриевне, потом подоспели другие соседи, предупрежденные Дювалями. Женщин укутали, отвезли на ферму и стали отпаивать какими-то дурно пахнущими дедовскими настоями из молока и трав. Только через три часа подоспели задержанные снегом пожарные и «Скорая помощь». И все это время, словно в бреду, в мозгу Каси вертелась одна и та же фраза:

«Это месть тамплиеров, какая же я идиотка, я совсем забыла про месть тамплиеров…»

Но почему?..
Глава 11 Время собирать камни…

Еле пришедшая после событий сегодняшней ночи в себя Кася стояла перед домом Манон Дюранд в обществе комиссара Бернье и не верила собственным ушам. Однако все, что она только что услышала, к числу слуховых галлюцинаций не относилось.

— Вы были правы, мадемуазель, — тем временем продолжал комиссар, — Манон Дюранд и была нашей отравительницей. К сожалению, допросить ее мы не сможем…

— Манон покончила жизнь самоубийством? — продолжала не верить в случившееся Кася.

— Да, и оставила прощальное письмо, в котором призналась в трех убийствах и покушении на вас. Предупрежденные вами, мы опоздали буквально на час. Ее кто-то оповестил, что покушение на вас сорвалось.

— Кто?

— Не знаю, но, судя по всему, все ваши соседи были предупреждены, а слухи здесь разносятся быстро, ничего удивительного в этом нет. Ей рассказали, что случилось в замке, она поняла, что проиграла, и сделала соответствующие выводы, — сказал как о чем-то само собой разумеющемся Бернье.

— Я могу прочитать письмо?

— Это против правил, — напомнил комиссар.

— Но я должна понять, — продолжала настаивать Кася, наблюдая, как из дома выносят тело в черном чехле.

— Хорошо, я сфотографировал для вас. — И комиссар протянул свой i‑phone.

Кася увеличила изображение, и кривые торопливые строчки заплясали перед ее глазами:

«Я не думаю, что имеет смысл просить прощения. Я совершенно не надеюсь его заслужить. А также не имею никакого желания его просить. Просто, наверное, мне хочется в последний раз объяснить то, что двигало моими поступками. Черная Королева давно занимала мои чувства и мысли. Наверное, с тех пор, как я столкнулась с упоминанием о ней в архивах тамплиеров. Эти архивы преследуемые рыцари вывезли в Шотландию, и они с тех пор хранились в Эдинбургском Королевском Колледже. Это была моя страсть, смысл моей жизни. Ничего более сильного я в своей жизни не переживала. Поселившись здесь, я почувствовала себя ее хранительницей! И я готова была на все! Впервые моя жизнь обрела смысл! Сначала я просто наблюдала суету вокруг замка. Но постепенно я все больше и больше убеждалась в моем призвании. Я обязана была оградить Великую Богиню от любых посягательств. Я стала близким другом Фредерика де Далмаса. Он доверял мне во всем. И когда я поняла, что он слишком близко подобрался к Королеве, участь его была решена. Моей рукой двигала Богиня, я уверена в этом. Я давно интересовалась древними ядами и их приготовлением. Один раз на спор я приготовила знаменитый афинский яд, который стал орудием казни Сократа. Ирония судьбы: Фредерик де Далмас часто цитировал Сократа. Он разделял его мысли, разделил и его смерть! Интересовали меня и загадочные яды, которые использовали тамплиеры. Один из моих друзей, разделявший мое увлечение, думал, что нашел композицию одного из ядов. Только со свечами яд не срабатывал, зато в сочетании с деревом и пламенем действовал великолепно. Когда я увидела камин в номере Марка Периго, я подумала, что это судьба. Нотариус меня уже подозревал. Как он узнал, я не знаю, но мой друг из Кембриджа написал мне, что некий нотариус из Парижа недавно интересовался моим прошлым. Я не имела права на риск. Племянник же Фредерика интересовался одним: деньгами. Его «благородное» предложение помощи тревожило меня, тем более я знала, что за ним стоят совершенно другие люди. Ну и, наконец, мадемуазель Кузнецова развила слишком активную деятельность и могла опередить меня…»

На этом письмо обрывалось. Манон явно торопилась.

— Но почему она убивала? — недоуменно спросила Кася. — Я ровным счетом ничего не понимаю!

— Она же все объяснила, — пожал плечами комиссар.

— Ничего подобного! — возмутилась Кася. — Я согласна, она объяснила «как», но абсолютно не объяснила «почему».

— Она же сказала, что чувствовала себя «хранительницей», — попытался урезонить настойчивую девушку комиссар.

— Это ничего не значит. Гораздо важнее другое. Последние строчки: «могла опередить меня». Так что хранительница тут ни при чем. Да и потом, вы же сами знаете, что большинство преступлений совершается из корыстных побуждений!

— В этом вы правы, тогда что, на ваш взгляд, двигало поступками Манон?

— Черная Королева, если она будет найдена и будет доказано ее происхождение, бесценна. Не говоря о том, что это место сразу станет местом паломничества похлеще Рокамадура. Выставите ее на любой аукцион — крупнейшие музеи мира и правительства стран за нее горло друг другу драть будут! И тот, кто ее найдет и выдаст за свою собственность, неимоверно разбогатеет, так что никакого хранительства за убийствами стоять не может!

Она хотела было добавить, что прекрасно знает, как действуют настоящие Хранители, но вовремя опомнилась. Комиссару знать об этом было незачем.

— С этим я не согласиться не могу. Но, к сожалению, не все преступления можно объяснить с точки зрения здравого смысла…

С этими словами комиссар развернулся, давая понять, что разговор их окончился и у него есть целая куча гораздо более важных и неотложных дел, нежели выслушивать гипотезы одной вздорной девицы.
* * *

Екатерина Дмитриевна и Кася сидели молча, наблюдая за играющими за стеклом печки языками пламени. Из предосторожности и по обоюдному согласию камин они больше не зажигали. Полицейские забрали недогоревшие остатки полен, а Кася до блеска вычистила все внутри и снаружи, даже каминную решетку не поленилась отдраить. Но что-то мешало, воспоминания были слишком свежими. Екатерина Дмитриевна еще не до конца оправилась, даже Лорд Эндрю стал каким-то более скучным. На всякий случай они даже сходили к ветеринару. В конце концов, собака тоже надышалась вдоволь ядовитыми парами.

— Почему ты молчишь? — первой нарушила тишину Екатерина Великая.

— Думаю, — произнесла Кася. — А ты почему молчишь?

— Тоже размышляю.

— О Манон?

— Да, — призналась Екатерина Дмитриевна, — что-то не вяжется во всей этой истории.

— Мне тоже так кажется, — подтвердила Кася, — только что?

— А вот на этот вопрос тебе и отвечать, ты же у нас любишь разгадывать загадки и искать приключения!

— Мама, позволь тебе напомнить, приключения на этот раз нашла ты, а я бела как свежевыпавший снег!

— Ты становишься поэтом, — меланхолично заметила мать.

— Кем тут только не станешь! Загадочная Черная Королева, тамплиеры со святым Бернаром, тайный культ и сошедшая с ума ученый-историк, отправляющая недостойных, по ее мнению, людей на тот свет прямой наводкой.

— А все-таки мотивировка поступков Манон слабовата, тебе не кажется?

— Кажется, — согласилась Кася, — но есть письмо, и почерк подлинный. Не писала же она его под дулом пистолета?

— А если все-таки под дулом?

— Тоже не вяжется, — вздохнула Кася, — не ее стиль. Стала бы она себя обвинять, если бы знала, что все равно убьют? Она была женщиной с характером. Я уже говорила об этом комиссару, но для него все ясно, мотивировано, все куски пазла стали на свое место.

— И он с блеском раскрыл таинственные убийства, о которых говорили не только в округе, но и в столице.

— Все рады и аплодируют, — кисло подвела итог сказанному Кася.

Мать с дочерью замолчали. У Каси было странное ощущение, что она знает что-то очень важное, но это важное ускользает, не дается в руки. Перед глазами словно калейдоскоп пробегали картинки. Знакомство с Манон, случившееся всего лишь две недели назад, но казалось, что минула целая вечность. Встречи в деревне, в ассоциации Бернара, и этот странный разговор на дороге. О чем они тогда говорили? Она почувствовала внезапную уверенность, что именно в этом разговоре заключается разгадка всех событий. Девушка напрягла память, и та послушно вернулась в прошлое.

«— Здесь опасно прогуливаться, — почти поучительным тоном говорила тогда в машине Кася.

— Опасно для чего?

— Для жизни! — теперь настал Касин черед удивляться.

— Если вы имеете в виду существование на этом свете, то все зависит от того, насколько вы к нему привязаны, — с оттенком иронии заявила Манон.

— Что с вами, Манон?

— Ничего, просто иногда мне очень хотелось бы повернуть время вспять. — Лицо пожилой женщины было смертельно бледным, и взгляд блуждал, словно искал что-то и не находил.

— Почему вы так говорите? — оторвала на минуту глаза от дороги девушка и призналась: — Мне иногда тоже хотелось бы кое-что изменить в прошлом. Но, к сожалению, это невозможно. И я постепенно привыкаю жить с моими ошибками, какими бы непростительными они ни были.

— Непростительные ошибки, как легко сказано! — с горечью ответила Манон.

— Иногда нет другого выхода, — несколько растерянно ответила Кася. Горечь и страстность, с которой пожилая женщина говорила о прошлом, ее удивляли. Девушка почувствовала некоторую неловкость, словно Манон переступала рамки приличий. Вроде бы ханжой Кася не была, но когда посторонние люди вот так неожиданно обнажали перед ней душу и говорили о своей боли, она чувствовала стеснение. Тем более она совершенно не представляла себе, как на это все реагировать.

— Как все несправедливо устроено, один неверный шаг может перечеркнуть и пустить под откос всю жизнь! — продолжала тем временем пожилая женщина.

— Не бывает такого неверного шага, который может пустить под откос всю жизнь, — убежденно ответила Кася, — и всегда есть надежда!

— Надежда! — Лицо Манон болезненно искривилось. — Вы молоды и можете верить в возможность чуда!

— Я не думаю, что это зависит от возраста, — возразила девушка.

— Нет, не от возраста, в этом вы правы. Вот мы и подъехали, да, и я буду вам обязана, если вы никому не расскажете о нашем разговоре, — с неожиданной грубостью добавила Манон и криво усмехнулась: — И кто знает, может быть, лучше было бы, если бы наша встреча не состоялась…»

Что же такого бесповоротного произошло в жизни Манон? Кася не уставала задавать себе этот вопрос, но ответа на него не находила. И теперь она лучше понимала иронию пожилой женщины. Действительно, они с матерью еле избежали смерти. И по-своему Манон была права: ее спасение чуть не вышло Касе боком!

— Ты опять молчишь? — укорила ее тем временем мать.

— Что мы знаем о Манон, мама?

— Да ровным счетом ничего, — пожала та плечами.

— Знаем дом, в котором она жила…

— Учитывая то, как он обставлен, она явно любила минимализм.

— Ты права, — подхватила Кася, вспоминая строгость и даже какую-то суровость интерьера.

— Больше похож на монастырскую келью. Хотя в материальном плане она совершенно не нуждалась. Откуда такое презрение к комфорту? — продолжала себя спрашивать Екатерина Великая.

— Потом мы не знаем ни одного человека из ее прошлого, — добавила Кася, — к ней когда-нибудь кто-нибудь приезжал?

— Я никогда ее ни с кем посторонним за эти три месяца не видела, — произнесла мать, — похоже, что и прошлое она от себя отрезала.

— Прошлое, которого не исправить…

— О чем это ты?

— Ее постоянно мучили угрызения совести за какой-то поступок, который, похоже, перевернул всю ее жизнь.

— Это ты о встрече на дороге?

— О ней, — подтвердила Кася. — А кстати, кому Манон завещала все, что имела?

— Ну, об этом всем известно, — покачала головой Екатерина Дмитриевна.

— Мне — нет.

— Видимо, при тебе этот вопрос не затрагивали. Манон завещала все свое имущество бернаровской ассоциации.

— У нее что, вообще не было семьи? — удивилась Кася.

— Подожди-подожди, дай подумать… Как-то она заговорила о том, что сначала ее собственная семья отвергла ее, а потом, когда те захотели пойти на примирение, было уже слишком поздно.

— Но что такого могло произойти между Манон и ее близкими?

— А вот на этот вопрос, моя дорогая, при всем желании ответить я тебе не смогу.

Кася продолжала размышлять на заданную тему, но никакой светлой идеи в ее голову не приходило. Так ни до чего не додумавшись, она оставила бесплодные попытки и вернулась к более важным проблемам, которые занимали ее голову в последнее время. Она прошла в большой салон. День еще не закончился и света в салоне было достаточно. Она обошла зал, внимательно осматривая одну за другой деревянные панели, покрывающие стены. Учитывая размеры помещения, задача ее была непростой. Но она была уверена в том, что на этот раз она не ошибается. Только беспокоил один вопрос: ставить в известность Армана или нет?

— Пойду прогуляю Лорда час-полтора, — показалась на пороге салона мать, — о то совсем что-то он у нас заскучал. Да и мне будет полезно.

— Будь осторожна!

— Я дойду до Моник и обратно, не беспокойся.

Когда за Екатериной Великой закрылась входная дверь, Кася решила действовать. Арман подождет, в конце концов, детей вместе они не крестили и доверять ему больше, чем кому-либо другому, оснований у нее не было. Вчера вечером она сделала важное открытие и намеревалась проверить его сейчас же. Теперь она точно знала, что это была за трапеция на схеме Армана. Она просто-напросто повторяла форму большого салона замка. Она не знала, каким образом это удалось средневековым архитекторам, но искусно сделанные дубовые панели создавали зрительный эффект нормального прямоугольного зала. На самом деле это было только иллюзией, и одна из стен была скошенной. Именно поэтому она тщательно проверяла каждый выступ, каждое углубление на панелях, терпеливо надавливала на все узоры. Потайная дверь просто обязана была находиться за этой стеной. Наконец ее усилия увенчались успехом. Один из ромбов, соединяющих две вертикальные панельные доски, провалился под ее рукой, и между панелями образовалась небольшая щель. Кася недолго думая отправилась к оставленным реставраторами в углу салона доскам. Выбрала одну, покрепче, и вернулась к многообещающей щели. Скрытая панелями дверь почти не двигалась. Механизм скорее всего заржавел и никак не хотел приходить в движение. Она пробовала еще и еще. Внезапно панель поддалась, и в стене образовалось отверстие. Кася заколебалась, потом все-таки решилась. Да и отверстие притягивало словно магнитом. Предусмотрительно подперла дверь еще парой досок и просунула в отверстие старинный дубовый стул. Обеспечив себе путь к отступлению, захватила мощный фонарь и начала медленно спускаться.

Ступеньки были истершимися, а иногда и просто провалившимися. Она шла медленно, внимательно рассматривая дорогу. Стены были почерневшими, и кое-где до сих пор сохранились углубления для факелов. Наконец спуск остановился, и путь теперь пролегал по достаточно широкому, выбитому в скале коридору, в котором вполне могли разойтись два человека. Кася продвигалась вперед осторожно. Иногда в голове мелькала мысль, что лучше бы она посвятила в свой план мать, но любопытство и азарт в который раз оказывались сильнее. Стены стали раздвигаться, и сердце Каси заколотилось. Неужели она приблизилась к своей цели? Но свет фонаря вместо огромной пещеры выхватил из сумрака высокую, в два человеческих роста, окованную железом двухстворчатую дверь. Кася толкнула, но не тут-то было. Створки были надежно заперты. Она подналегла плечом. Прекрасно понимая, насколько это смехотворно, но никакого приличного решения в голову не приходило. Она уперлась двумя руками в одну из створок, но дверь даже не покачнулась. Остановилась в растерянности. «Стихотворение», — промелькнуло в голове.
Вспомни святое число Бернара, Это будет твой первый шаг.

Явный шифр. Но никаких светлых идей в голову не приходило. Посмотрела на часы. Нужно было возвращаться. Сделала несколько фотографий собственным мобильником, меняя угол и ракурс. Похоже, одна она не справится.

Придется просить помощи. Повертелась еще раз возле двери и несолоно хлебавши возвратилась обратно в салон. Только успела вытащить из щели стул и унести доски, как услышала шум открываемой входной двери. Быстро вернула панель на место и как ни в чем не бывало вышла навстречу вернувшимся с прогулки матери и Лорду Эндрю.
* * *

Человек, кого Кася знала под именем Алонсо Сантильяна де Аль-Зард, сидел за столиком небольшой, но уютной семейной траттории рядом с портом Генуи. Он уже предупредил хозяина, что ждет гостя: синьора Амальфи. Наконец тот показался на пороге. Хозяин проводил его к столику Зарда и отошел, не мешая важным господам поздороваться, но краем глаза наблюдал. Необходимо было не пропустить момента, когда они решат перейти к заказу.

— Давно не виделись, — произнес тем временем Зард.

— Давно, — спокойно подтвердил Амальфи.

Со стороны они смотрелись несколько странно: Аль-Зард с его небесно-голубыми глазами, совершенно белой шевелюрой и Амальфи, яркий брюнет, с запавшими, горящими непонятным огнем глазами.

— Ты, я думаю, прекрасно знаешь, почему я попросил о встрече, — начал осторожно Аль-Зард.

— Знаю, — кивнул Амальфи и улыбнулся, если это странное подергивание тонких губ можно было назвать улыбкой.

— Тебе не кажется, что пора вмешаться?

— Тебе известен закон? — вопросом на вопрос ответил Амальфи.

— Не хуже, чем тебе. Но я думаю, что пора вмешаться.

— Почему ты заинтересован в сохранении жизни этой девушки и ее матери? — продолжал допрашивать своего собеседника Амальфи.

— Девушка оказала нам неоценимую услугу, — спокойно продолжал настаивать на своем Аль-Зард, — кроме того, мне кажется, что ты все это время не сидел сложа руки.

— С чего ты решил? — продолжал тем же ровным тоном интересоваться Амальфи.

— Скажем, что у меня создалось такое впечатление. Мне показалось?

Амальфи усмехнулся, но ничего не ответил.

— Тем более ты вовсе не обязан прямо вмешиваться…

— Я знаю, о чем ты подумал, — спокойно прервал Зарда его собеседник.

— Я всегда думал, что испытывает человек, читающий мысли?

— Ко всему привыкаешь, — философски пожал плечами Амальфи.

— Понимаю, — покачал головой Зард, — но все-таки ты принял решение?

— Принял, — подтвердил Амальфи.

— Спасибо, я не забуду.

— Не забудешь, — подтвердил Амальфи, проводил взглядом одному ему видную точку и вновь обернулся к своему собеседнику, — ты неисправим, Зард.

— Ты всегда считал меня идеалистом и думал, что я слишком часто вмешиваюсь.

— Это правда, тебе всегда казалось, что человечество взрослеет. Я же вижу те же самые глупости и ошибки, что и тысячу, и три тысячи лет назад.

— Я уверен, что оно все-таки учится на этих самых ошибках.

— Скорее всего мы оба видим один и тот же стакан, наполненный водой, — вздохнул Амальфи, — только для тебя он наполовину полный, а для меня наполовину пустой. Это, наверное, то, что принято называть надеждой.

— Той самой, которой хорошо нам известная дама прищемила крылышки?

— Той самой… — Улыбка Амальфи на этот раз была грустной, и он продолжил: — Самое интересное, чтобы оказать тебе услугу, мне даже не придется по-настоящему вмешиваться.

— Как всегда чужими руками?

— Ты знаешь правила.

— За последнее время слишком часто они приводят на грань краха, и каждый раз все висит на волоске.

— Так тебе кажется, — возразил Амальфи.

— Я имею право на собственную оценку.

— Имеешь, но так было установлено великой клятвой, и не нам ее менять.

Они замолчали, мысленно возвращаясь к моменту, с которого все началось…
* * *

Комиссар Бернье встретил Касю на пороге предоставленного в его распоряжение кабинета.

— А, мадемуазель Кузнецова, наслаждаетесь третьей жизнью! — произнес он почти весело.

— Почему третьей? — не поняла Кася.

— Так, игра слов, — одними уголками рта улыбнулся комиссар. — Судя по рассказу моего итальянского коллеги, вы уже один раз еле избежали экспресс-отправки на тот свет. Так что до вчерашнего случая это была ваша вторая жизнь, как у кошки. А после вчерашнего началась уже третья. Хотя будьте осторожны, даже у кошки их, жизней, всего девять.

— Немного странная теория для такого рационального человека, как вы, комиссар, — покачала головой Кася, — и если исходить из вашей логики, то для меня это уже не третья, а четвертая.

— Четвертая! — поднял брови комиссар. — А ваш, мадемуазель, опыт по поиску неприятностей и наживанию себе врагов оказывается богаче, нежели я думал!

Касю, конечно, такое снисходительное отношение к собственной особе задевало. Но надуться на Бернье? Такую роскошь позволить себе она не могла. Поэтому перевела разговор на тему, которая привела ее сюда.

— Мне никак не дают покоя несколько вопросов, — осторожно начала она.

— Каких?

— Одна ли действовала Манон и сама ли она написала свое предсмертное письмо?

— Я прав, никак не успокоитесь! — с некоторой усталостью ответил Бернье.

— А почему я должна успокоиться? — вопросом на вопрос ответила Кася.

— Дело завершено, виновный, вернее, виновная найдена. Теперь всем надо отдохнуть.

— А я не уверена, что виновный найден.

— По-вашему, Манон действовала не одна? — В голосе комиссара чувствовалась явная усталость.

— По-моему, нет, — убежденно ответила его собеседница.

— Хорошо, выкладывайте ваши размышления, — согласился комиссар.

— К сожалению, у меня все это пока на уровне смутных ощущений, — призналась Кася.

— Ощущений! — Голос комиссара завибрировал, казалось, еще немного, и он взорвется. Но то ли выучка, то ли усталость взяла свое, но возмущаться Бернье не стал, только сказал, махнув рукой: — Слушайте, мадемуазель Кузнецова, у меня и без ваших видений забот хватает. Если что-то более конкретное вам явится, придете. Я задержусь еще на пару дней, в любом случае мы еще не все закончили. Так пойдет?

Кася хотела было язвительно ответить, что расследование убийств входит в его обязанности, а вовсе не в ее, но благоразумно промолчала.

— Пойдет, — кивнула она, — только ответьте мне на один вопрос: что вам известно о семье Манон? И связывались ли вы с кем-нибудь из ее родственников после ее смерти?

— Почему вы меня об этом спрашиваете?

— Манон всегда мучил какой-то проступок, который она совершила давно и который изменил всю ее жизнь.

— Еще одно убийство? — деловым тоном справился комиссар.

— Необязательно, — протянула она, — но может быть, кто-то из ее родственников или просто близких знает об этом?

— Манон Дюранд разорвала все связи со своей семьей.

— Я знаю, да и она никогда не скрывала, что даже свое имущество завещала ассоциации Бернара Мишеле. Но неужели никто из ее прошлого не появился, узнав о ее гибели?

— Один человек — школьная подруга Манон, Колетта Лафон.

— Вы с ней уже говорили?

— Нет, она ожидает в приемной.

— Хорошо, тогда можно я зайду после вашего разговора с ней?

— Только не сегодня, завтра, — произнес комиссар, поднялся и протянул для прощального рукопожатия руку.

Кася хотела было возразить, что информацию она хотела бы получить сегодня же, но пререкаться не стала и выскользнула за дверь. В приемной улыбнулась пожилой даме в вельветовых брюках и зеленой стеганой куртке. На вид та была старше Манон. Но с другой стороны, Манон всегда тщательно следила за собой, а эта выглядела типичной деревенской жительницей. Да и после семидесяти любые оценки чаще всего обманывали. Кася вышла из здания мэрии и стала прогуливаться, не спуская глаз с входной двери. В своих расчетах она не ошиблась. Пожилая дама вышла минут через сорок. Она огляделась и не торопясь отправилась к парковке. Девушка последовала за ней. Дама через несколько шагов остановилась и обернулась.

— Вы меня преследуете? — строго спросила она. — Почему?

— Извините, но я хотела поговорить с вами о Манон Дюранд, мадам Лафон.

— Откуда вам известно мое имя? — недоверчиво переспросила женщина, а потом махнула рукой. — А, это вы выходили от комиссара?

— Да, я, — подтвердила Кася.

— Что вы от меня хотите?

— Я знала Манон Дюранд и хотела бы вам задать несколько вопросов.

— Я рассказала комиссару все, что знала, — устало произнесла пожилая женщина.

— Я вас не задержу, — умоляющим голосом произнесла Кася, — просто я никогда не видела человека, знавшего Манон в течение многих лет. Мы с ней познакомились совсем недавно, и я не совсем верю в ее полную виновность! — рискнула она.

— Насколько я поняла, она оставила письмо, в котором во всем призналась?

— Но ее могли заставить! — изобразила священный гнев Кася, она должна была сделать эту женщину своим союзником. Если для этого надо было соврать — она была готова. Тем более даже если она была уверена в виновности Манон, она совершенно точно знала, что та действовала не одна.

— Манон, заставить? Вряд ли! Хотя все может быть. Угроз бы она не испугалась, но не все так просто… — Женщина задумалась, а потом, махнув рукой, добавила: — Ну что ж, я отвечу на ваши вопросы. Вы не ошиблись, Манон как-то сказала, что из своего прошлого она взяла только меня. Так что, если хотите, я была единственной, кто знал Манон на протяжении всех этих лет, можно сказать, почти с самого детства, вернее, с отрочества.

— Какой она была?

— Манон? Как можно описать человека в двух словах?! Она была страстной, преданной, нетерпеливой, и еще она никогда не забывала ни хорошего, ни плохого. А это очень трудно, не забывать…

— Вы сказали, что знали ее с подросткового возраста, вы учились вместе?

— Да, и учились, и жили вместе, — задумчиво произнесла мадам Лафон и, увидев безмолвный вопрос в глазах девушки, продолжила: — Мы познакомились с ней в очень престижной частной школе для девочек при монастыре Святой Марии Неверской недалеко от Орлеана. Она славилась качеством своего образования, но не только. Еще она была известна строгостью нравов и почти военной дисциплиной. Это было частью престижа школы. Меня это никогда не смущало, я всегда была девочкой послушной и спокойной. Но Манон — другое дело. — Она замолчала и с неожиданным пылом продолжила: — Если бы родители Манон знали, к каким катастрофическим последствиям приведет отправка их дочери в эту школу, то, я думаю, они никогда не сделали бы этот выбор!

— Почему?

— Это старая история, да и потом, какой в этом смысл — тревожить старых демонов?! — покачала головой Колетта.

— Однажды Манон мне сказала, что никогда не смогла себе простить один поступок. Вы не знаете, о чем она говорила?

— Такое себе ни одна женщина не простит, или просто надо не иметь сердца! — с чувством произнесла Колетта. — Но вы извините, мне пора идти. Мой сын ждет меня в машине.

Кася проводила взглядом мадам Лафон и заколебалась: вернуться к комиссару сейчас и продолжить настаивать? Выставит за дверь — это точно. Да и потом, что она узнала? Что Манон совершила нечто, что ни одна женщина себе не простит. Информация была более чем обтекаемая. Решила комиссаровским гостеприимством в кавычках не злоупотреблять, а сначала попытаться выяснить побольше. Во всяком случае, ей была известна школа, в которой училась Манон. Пока добралась до дома, включили электричество, а с ним вернулась иллюзия нормальной жизни. И самое главное — заработал Интернет. Поэтому первым делом набрала в поисковом моторе школу Святой Марии Неверской. Оказалась, такая существует и поныне. Покрутилась по сайту, даже на форум зашла. Ничего особенного, школа как школа, только былой престиж растаял, словно его и не было. По рейтингу школа плелась где-то ближе к концу, и некоторые государственные ее вполне успешно обгоняли. Вернулась в «поиск» и стала терпеливо одну за другой открывать сноски.

— Ты что ищешь? — спросила поднявшаяся в спальню Екатерина Великая.

— Информацию об одной частной школе.

— С каких это пор ты заинтересовалась проблемами местного образования?

— Эту школу окончила Манон, — пояснила Кася.

Екатерина Дмитриевна подошла поближе:

— Самое интересное, что об этой школе я слышала в Париже от одной знакомой, она лет на пять старше Манон. И если верить ее воспоминаниям, жизнь в этом заведении была не сладкой и подходила не для всех.

— И твоей знакомой она подходила?

— Ее чувства были противоречивыми. С одной стороны, она получила прекрасное образование, кстати, карьеру она сделала блестящую. Но от некоторых моментов ее передергивает до сих пор.

— Каких, например?

— Из пансионата их практически не выпускали, категорически запрещалось общаться с кем-либо извне. В город они выходили группами и под внимательным надзором сестер-надзирательниц. И уже не говоря, что о встречах с мальчиками они могли только мечтать. Только самые отчаянные решались на свидания. Носили они одинаковые серые платья, никаких украшений, ничего цветного или яркого. Ну можешь себе представить: девочек, которые до этого привыкли красиво одеваться, кокетничать и прочее, заключают практически в тюрьму и предлагают учиться, учиться и учиться, как завещал вождь мирового пролетариата?! — усмехнулась она.

— От такого волком взвоешь!

— Если бы только это! У монахинь плюс ко всему были несколько специфические представления о гигиене. Во время месячных девочкам выдавались полоски ткани, которые они были обязаны показывать надзирательнице. Хотя, если задуматься, вполне логично. Как они еще могли обнаружить случайные беременности своих подопечных?! — с пониманием покачала головой мать.

— При чем тут беременности? — удивилась Кася.

— Ну представь себе: пансионат с девчонками от пятнадцати до восемнадцати лет? Ты думаешь, возможно всех отгородить от внешнего мира и от представителей мужского пола. Это во‑первых, а во‑вторых, о противозачаточных средствах тогда не говорили, и они существовали в полулегальном состоянии. Поэтому каким еще образом монахини могли контролировать нежелательные беременности? Ждать, пока живот на нос полезет? Не забывай, что заведение пользовалось заслуженным престижем, в нем учились девочки из привилегированных, а зачастую и приближенных к власти, семей. У моей знакомой папа был министром.

Странная мысль промелькнула в Касином мозгу, очень странная. Она даже сначала не поверила самой себе. Такая глупость. Но чем больше прокручивала ее в голове, тем больше эта идея не казалась ей такой уж необычной и эксцентричной. Она осторожно, словно боясь спугнуть эту чудную, поселившуюся в ее мозгу мысль, спросила:

— Ну а если их подопечная оказывалась беременной, что тогда?

— Аборт в то время был запрещен, его легализировали только в середине семидесятых и то со скрежетом. Поэтому в основном давали выносить ребенка, а потом отдавали в приемные семьи или в приюты. Я как-то особо этим не интересовалась, знаю только, что детей называли: «родившиеся под иксом».

— Мама, а как ты думаешь, что ни одна женщина себе не простит?

— Сложный вопрос, тем более ты говоришь именно женщина, не человек вообще? Почему ты об этом спрашиваешь?

Кася пересказала разговор со школьной подругой Манон. Екатерина Великая задумалась:

— Женщина не знаю, а мать не простит себе боли, причиненной собственному ребенку, — задумчиво произнесла она.

— В этом я с тобой согласна, а еще она не простит себе, если покинет собственного ребенка! — со странной уверенностью произнесла Кася.

«Нотариус из Парижа интересовался моим прошлым», — всплыли в памяти строчки из предсмертного письма Манон. «Не только интересовался, но наверняка и нашел факты, но эта информация стоила Периго жизни», — промелькнуло в голове Каси. Она взглянула на часы. Пять часов дня. Если поторопиться, еще вполне сможет застать комиссара на работе. Не откладывая в долгий ящик, собралась и отправилась в деревню. Комиссара ее появление явно не обрадовало, но с собственным недовольством он справился достаточно быстро.

— Я понимаю ваше раздражение, но не могли бы вы выяснить один факт из жизни Манон. Для меня это абсолютно невозможно, но вы — другое дело, — не стала ходить вокруг да около Кася.

— Что вы хотите, чтобы я выяснил?

Она коротко объяснила. У комиссара брови полезли на лоб.

— Вы что, мыльных опер в детстве пересмотрели! — съязвил он. — Но если благодаря этому я наконец-то от вас избавлюсь, то так и быть, проверю!

Кася поблагодарила и больше задерживать не стала, боясь, что на сегодня она явно злоупотребила вниманием комиссара Бернье. После комиссара Кася отправилась к Арману. Антикварная лавка была закрыта, но изнутри доносились голоса. Поэтому, недолго думая, набрала номер и позвонила.

— Кася! Рад тебя слышать! — послышался в трубке возбужденный голос Армана. — Если, конечно, это не звонок с того света! — с некоторой язвительностью добавил он.

— Значит, ты в курсе, — констатировала Кася.

— Гораздо сложнее было бы оставаться в неведении! О происшедшем в вашем замке кто только не говорит, только с крыши пока глашатаи не кричат. Ты где?

— Стою за дверью твоего магазина с надписью «Закрыто», — сообщила она о своем местонахождении.

— А, подожди минутку, сейчас открою.

Голоса за дверью замолкли, послышались торопливые шаги, и через некоторое время дверь отворилась. На пороге стоял несколько растерянный Арман.

— Привет, проходи, — посторонился он.

Кася зашла и огляделась. Магазин был пуст.

— А мне показалось, что у тебя были посетители?

Он смущенно потупился:

— Моя посетительница предпочла остаться инкогнито. Я консультировал ее по поводу одной старинной вещицы.

— Консультировал? — приподняла брови Кася.

Она развеселилась, представляя себе Армана в качестве любовника замужней женщины? Нет, положительно, в этой деревне много кому было чего скрывать. Но она тут же одернула сама себя. В конце концов, любовные похождения антиквара ее совершенно не касались.

— У тебя есть что-то новое? — перевел разговор на другую тему Арман.

— Есть, — подтвердила она и сунула ему под нос экран мобильника с фотографией двери.

— Это что? — сначала было удивился он, внимательно рассматривая фотографию. Потом, внезапно просияв, поднял на нее взгляд. — Ты нашла ее! Ты нашла вход в пещеру!

— Как ты догадался, что это вход в пещеру?

— По знакам, — уклончиво ответил он.

— По каким знакам?

— Оставь мне фотографию, а потом я тебе объясню.

— Нет, так не пойдет! — возмутилась Кася. — Или мы партнеры и тогда ничего друг от друга не скрываем, или наши дорожки разойдутся!

— Ты и сама, я думаю, поняла, что кодом к двери и служит стихотворение.

Кася вместо ответа только кивнула головой.

— Посмотри теперь на дверь. Она вся испещрена символами и латинскими цифрами.

— Спасибо, это я и сама оказалась в состоянии понять, — с нескрываемым сарказмом произнесла она, — тогда вполне можно сделать целый ряд возможных решений и все проверить на месте.

— Проверить на месте! — возмутился Арман. — Ты совсем забыла, что мы не имеем права на ошибку! Это может быть ловушка.

— Почему?

— Я уже читал о таких тайных входах. Если код набран неправильно, вход будет разрушен или завален.

— Дополнительная предосторожность? То есть ты думаешь, что в святилище существует несколько входов?

— Было бы логично не представлять тамплиеров идиотами?

Кася из осторожности промолчала.

— Конечно же нет, — сам же и ответил на свой вопрос Арман. — Входов существует несколько. Поэтому непосвященный никак не сможет осквернить место. Если мы ошибемся, этот вход просто перестанет существовать.

— В наш век существуют совершенно иные технические возможности, — спокойно возразила Кася.

— Думаешь, они уже не были использованы! — возмущенным тоном почти прошипел Арман. — Фредерик уже приглашал целую бригаду специалистов: спелеологов, геологов, архитекторов, специалистов по архитектуре средневековых замков!

Она только кивнула головой, собственный план действия ей теперь казался достаточно легкомысленным.

— Давай договоримся так. Ты предлагаешь твою расшифровку, я свою, мы сопоставляем, анализируем на месте и только потом действуем. Ты посвятила твою мать в наш план?

— Пока нет, ей хватило последних дней.

— Как знаешь, но мне хотелось бы взглянуть на дверь в реальности, а не только на фотографиях.

— Хорошо, я подумаю, как это устроить, — согласилась Кася.

Они еще поговорили пару минут и расстались.
* * *

Утром следующего дня Касю, которая решилась наконец разгрести подходы к дому, окликнул знакомый голос:

— Трудитесь, мадемуазель?

— Тружусь, — улыбнулась она. — Добрый день, Виктор.

— Для кого добрый, а для кого не очень, — откликнулся тот, и только в этот момент Кася заметила, насколько лицо фермера было серьезным и даже встревоженным.

— У вас что-то случилось?

— У нас? Нет, у нас все в порядке. Вот только в деревне происходят очень даже неприятные события.

— Какие?

— Полиция осадила дом Бернара Мишеле.

— Бернара? — вскрикнула Кася.

Почему Бернара? Слегка растерянная вернулась домой, потом, собравшись со скоростью света и крикнув матери, что ей нужно срочно в деревню, завела мотор «Ситроена» и понеслась в Камбрессак. К дому Бернара ее не пустили. Полиция оцепила все вокруг. Кася увидела молодого полицейского, которого уже видела пару раз вместе с комиссаром.

— Комиссар Бернье отправил мне сообщение, мне необходимо с ним поговорить! — кинулась она к нему наперерез.

— Сейчас это невозможно, — ответил ей тот.

— Мне нужно сообщить ему очень важную информацию! — продолжила настаивать она.

— Сообщите потом, — несколько неуверенно ответил тот.

Почувствовав в его голосе колебание, Кася заявила:

— От того, что я ему скажу, возможно, зависит успех операции!

— Тогда говорите, я ему передам, — попытался было тот.

Но не тут-то было, почувствовавшая нерешительность неопытного помощника, Кася ринулась в открывшуюся брешь.

— Я скажу только ему, так что решайте сами! — нагло объявила она.

Тот беспомощно оглянулся, но, увидев, что совета просить ему не у кого, махнул рукой.

— Матье, — позвал он, — проводи девушку к Бернье.

Комиссар стоял за углом соседнего дома и переговаривался по рации.

— Вы что тут под ногами путаетесь? — возмущенно прошептал он. — Кто вас сюда пропустил?

— Ваш помощник, — спокойно ответила Кася.

— Улицу патрулировать отправлю, придурка! Таким идиотам в криминальной полиции делать нечего!

— Он — не идиот! — возмутилась в свою очередь Кася. — Как вам давать мои догадки относительно прошлого Манон, я могу, а как реально участвовать в расследовании, так извините, подвиньтесь!

— Вы понимаете, что здесь стреляют, — прошипел Бернье и вполголоса сказал в рацию: — Отправляйте группу захвата с восточной стороны! Мы его пока здесь отвлечем! Опытный, сволочь. Всю оборону продумал! Как в бункере!

— Я же с вами, в надежном укрытии, — вставила тем временем Кася, наблюдая за бойцами спецподразделения.

— Если он решит выскочить и отстреливаться, никакое укрытие не может быть надежным! — уже более спокойным и поучительным тоном сказал комиссар.

— А вы его возьмете живым?

— Если получится, — уклончиво ответил комиссар, — вернее, если он захочет… Весь вопрос, сколько это все продлится. Думаю, что сдастся он не скоро.

— Тогда у вас есть время все мне рассказать! — нагло заявила Кася. — Я была права относительно прошлого Манон?

— Да, вы не ошиблись. Классическая история. Девочка-бунтарь, решила что-то там доказать, а может, просто влюбилась. Опыта никакого, забеременела, родила в закрытом госпитале. Хотя в начале шестидесятых годов мать-одиночка, или, как их называли тогда, девочка-мать, приравнивалась в падшей женщине, хуже проститутки. Манон была из достаточно обеспеченной семьи, получила хорошее образование, у нее был выбор: или оставить ребенка и покрыть позором семью, или отказаться. Она выбрала второе, или, скорее всего, родители выбрали второе, заставили отказаться от ребенка. Девочка уступила, да и что она могла сделать. После окончания школы порвала все связи с семьей, да и они не настаивали на их сохранении. Уехала в Англию, но отделить себя километрами от собственной совести не получилось. Она так и не смирилась и не смогла себе простить. Поэтому первые запросы на ребенка появились несколько десятилетий назад, когда Манон исполнилось тридцать. Но тогда никаких послаблений не было. Отдала так отдала.

— Тогда при чем здесь Бернар?

— Он и есть ее когда-то потерянный сын.

— Она его нашла?! Но тайна усыновления всегда строго сохранялась?

— Их свел случай. Манон продолжала искать, а Бернар со своей стороны тоже подал запрос, и они встретились в зале ожидания трибунала, разговорились, сверили даты, потом прошли анализ ДНК. Благодаря этому анализу мы и вышли на Бернара. И кстати, мы перепроверили завещание, оно именное. То есть она все завещала вовсе не ассоциации, а Бернару лично. Приехали забрать его на допрос, особых доказательств против него у нас не было, а он не открыл, забаррикадировался, ну а остальное вы и сами видите…

В этот момент подоспела группа захвата.

— Оставайтесь здесь и не высовывайтесь! — прошипел комиссар. — Я вернусь.

С этими словами он исчез. Штурм длился около часа. Бернар Мишеле оказался на самом деле отличным воином. Оборону он продумал прекрасную, и взять его удалось, только тяжело ранив. Бернара вынесли на носилках. По побелевшему лицу и закатившимся глазам Кася поняла, что ответа на свои вопросы в ближайшем будущем она не получит. А может, и вообще никогда не услышит. Итак, именно он был сообщником Манон. Она вспомнила надрезанные тормозные провода, вспышки ярости Бернара каждый раз, когда речь заходила о Черной Королеве. Если смерть Фредерика была делом рук Манон, то Марк Периго и Раймон скорее всего были на совести Бернара. Да только на что он надеялся? Рассчитывал, что со смертью Манон все успокоится? Дело раскрыли, убийца призналась посмертно в своих преступлениях. Но проблема для Бернара окончательно решена не была. На пути к Черной Королеве по-прежнему стояли они с матерью. Но с ними вполне мог произойти один несчастный случай. Наследников больше не было бы, и замок перешел бы в распоряжение государства. Но пока суд да дело, у Бернара было бы достаточно времени закончить свои поиски. И стать единственным обладателем Черной Королевы.

— Но теперь, я надеюсь, вы довольны? — вернулся тем временем комиссар.

— Как вы думаете, он заговорит?

— Если выживет, думаю, что да. В любом случае терять ему больше нечего.

— Вы думаете, она любила его?

— Думаю, что да, — вздохнул комиссар, провожая глазами отъезжавшую «Скорую помощь».

— Если бы она нашла его тогда, когда ему еще не исполнилось четырнадцать лет, может, все было бы по-другому, — вздохнула Кася.

— Но все произошло так, как произошло. Нашла она его уже достаточно заматеревшим, прошедшим через войну, зачерствевшим и разочаровавшимся во всем. Один из однополчан, которого нам удалось расспросить, рассказывал, что Мишеле всегда казалось, что его обходят по службе, в отставку он вышел в звании адъютанта, ему никогда не везло с женщинами и так далее и тому подобное. То есть у парня было ощущение, что он проиграл по всем параметрам. И Манон появилась именно в этот момент. Поэтому идея найти вашу Черную Королеву стала для него возможностью реванша за всю неудавшуюся жизнь.

— Вы думаете, именно она ему рассказала о существовании Черной Королевы?

— О существовании? — приподнял брови комиссар. — Вы хотите сказать, о легенде?

Кася благоразумно промолчала.

— Скорее всего, видимо, она просто хотела дать ему какой-то смысл, увлечение. Все-таки она была специалистом по Античности и истории Средних веков. Но так получилось, что невинное хобби превратилось в его случае во всепоглощающую страсть.

— И Манон, она понимала, что делает?

— Я думаю, для нее это было единственным способом доказать брошенному когда-то ребенку свою любовь, — спокойно произнес комиссар.

— Убийства во имя любви, — пробормотала Кася.

— В любом случае гадать об этом или ином не имеет никакого смысла, — медленно произнес комиссар.

— Вы правы, — вздохнула Кася.

— Я распоряжусь, чтобы вас подвезли.

— Спасибо.

— Кстати, электричество снова заработало, так что все, как видите, постепенно становится на свои места.

Она только послушно кивнула головой, думая про себя, что комиссар Бернье на этот раз ошибался. Ничто не встало на свои места. После всего пережитого забыть и жить как ни в чем не бывало было невозможно… Манон была безжалостной и любящей одновременно. «Любившей одного беззаветно, преданно, и одновременно беспощадной со всеми остальными», — поправила она себя. На память пришли слова Манон: «Все говорят о светлой стороне Черной Королевы и совершенно забывают темную, она и милосердная, и безжалостная. Но прародительница сущего, как и любая мать, не может быть иной, она должна уметь защищать то, что ей дорого». И сама Манон была готова на все ради вновь обретенного сына, на все: она не жалела никого, ни других, ни себя… Да только игра, как это часто бывает, не стоила свеч.
Глава 12 На всякого мудреца довольно простоты

Ночь была облачной. Но Фелипе никогда бы и не пришло в голову наблюдать за проплывающими за окном самолета пейзажами. Он знал, что океан остался позади и они уже подлетали к Бильбао. Небольшой аэропорт Бильбао был одним из немногих европейских аэропортов, обойденных снегом и поэтому принимающих рейсы. О Франции в общем и Тулузе в частности и мечтать не приходилось. Даже аэропорт соседней с Тулузой Барселоны не принимал, так что Бильбао был единственным и самым близким. Если, конечно, близостью можно было считать каких-то четыреста шестьдесят километров. Но Фелипе море было не то что по колено, а по щиколотку. Он уже рассчитал, что за несколько часов ему вполне удастся добраться до Камбрессака. Конечно, приходилось учитывать, что не все автострады были расчищены до конца. На некоторых разрешенная скорость не превышала пятидесяти километров, а на некоторых и вовсе не было необходимости ограничивать скорость. В многокилометровых пробках машины передевигались с фантастической скоростью — 20 километров в час.

— Подлетаем, — предупредил его Дэн.

— Ты взял машину с зимними шинами.

— В Бильбао с этим, по всей видимости, напряг. Но «Еврокар» нашел все-таки для меня один джип для поездки в горы.

— Отлично, так что никакой снег нам не помеха.

Из аэропорта, на удивление, выбрались быстро. Дэн настроил навигатор, пробок не было, и движение по автомагистрали было почти нормальным.

— Все в порядке, — весело произнес Дэн, — если так пойдет дальше, то четыреста пятьдесят километров покроем за три с половиной — четыре часа.

— Артист вышел на связь?

— Вышел.

— Ты его предупредил о нашем приезде?

— Да, но он хотел бы поговорить с вами, — уклончиво ответил Дэн.

Фелипе только усмехнулся:

— У него есть новости?

Дэн кратко рассказал последние подробности драматических, а то и вовсе трагических перипетий ставшей в последнее богатой на события жизни маленькой деревушки Камбрессак.

— Пожилая дама — отравительница, — задумчиво произнес Фелипе, набирая номер мобильника Артиста.

Тот не ответил. Фелипе подождал десять минут и перезвонил. На этот раз Артист вышел на связь. Коротко поздоровавшись, сразу перешел к делу.

— Сейчас появляться в деревне не стоит, — заявил он, — у людей нервы на взводе. Жандармы на всех подходах к деревне.

— Но дороги не закрыты? — возразил Фелипе.

— Нет, конечно, нет, не эпидемия же, просто, я думаю, вам надо подождать денек-другой. В местной гостинице вам лучше не останавливаться, зато неподалеку, всего в двадцати километрах, я нашел для вас очень приятный маленький пятизвездочный отель-ресторан, славится своей великолепной кухней, комфортом и оригинальностью.

— Мне это все равно, — перебил его Фелипе.

— Я понимаю, но в любом случае ждать лучше в комфортабельных условиях.

— Хорошо.

— Ну, вот и замечательно, а я туда подъеду завтра в обед. Договорились?

— Договорились, — ответил Фелипе, — давай координаты отеля.

Говорил он спокойно, хотя прекрасно знал, что этот день покажется ему вечностью.
* * *

«And enough stupidity in every wise man — на всякого мудреца довольно простоты», — в сто первый раз крутилось в Касиной голове. Не случайно Зард постоянно повторял это. По-русски еще говорится: «А ларчик просто открывался». В ее случае ларчик-то она открыла, да только дно оказалось двойным, и к нему ключика у нее не было. Одна надежда, что им с Арманом удастся найти правильное решение, и сейчас она ждала именно его. Мать утром отправилась к ветеринару в соседнюю деревню. Тот еще во время телефонного разговора предупредил, что оставит Лорда Эндрю на несколько часов для наблюдения. Поэтому Екатерина Дмитриевна решила использовать это время для поездки в Каор за наконец-то подписанным местной администрацией проектом реставрации башни. Другой возможности остаться одной у Каси не было, поэтому она с вечера предупредила антиквара и назначила время встречи. Тот с энтузиазмом согласился, говоря, что у него появились некоторые идеи, которые он проверит на месте. Кася попыталась было узнать какие, но не тут-то было. У нее же идея появилась пока одна. И касалась она первых двух строчек стихотворения, дальше, как ни крутила и так и эдак, ни до чего более или менее удобоваримого додуматься не могла.

Пока ждала, решила подготовиться. Открыла потайную дверь, подперла, как и в прошлый раз, досками и приготовила фонарь. Послышался звон входного колокольчика. Она открыла не спрашивая. Но на пороге Арман стоял не один. Рядом, сияя широкой улыбкой и протянув руку для рукопожатия, находился вездесущий журналист «Депеши» Оливье Симон. Увидев сморщившееся от недовольства Касино лицо, Арман начал оправдываться:

— Я подумал, что реклама в нашей ситуации будет очень и очень кстати! У Оливье связи во всех французских и многих европейских газетах, о Королеве могут заговорить во всем мире.

— Ты подумал, — прошипела тихо свирепевшая Кася, — только почему-то моим мнением поинтересоваться забыл!

— Извините нашего друга за самодеятельность. Это моя вина, я ему не оставил выбора, — вступил в разговор Оливье, — но на самом деле реклама вам действительно понадобится, а я могу совершенно добровольно обеспечить вам интерес европейских средств массовой информации. Да и в будущем помочь, опять совершенно добровольно, в реализации вашего проекта.

— Ладно, — согласилась Кася, которой, впрочем, никто особого выбора не оставлял.

Оливье с Арманом подошли к выдвинувшейся панели и с плохо скрываемым восторгом заглянули внутрь.

— Подумать только, она всегда была совсем рядом, а я столько времени ее искал! — воскликнул Арман.

С этими словами, не дожидаясь приглашения, он включил фонарь и начал спускаться.

— После вас, — пригласил Касю Оливье.

— Нет, я предпочитаю замыкать шествие, — твердо ответила Кася, решившая спуску самозванцу не давать.

Что-то неуловимое промелькнуло в лице журналиста. Но он тут же расплылся в улыбке:

— Вы не позволяете мне быть галантным, увы, но ничего не поделаешь!

Он начал спускаться за Арманом, Кася оглянулась еще раз, проверила, хорошо ли держатся блокирующие панель доски, и последовала за мужчинами. Как и в прошлый раз, спуск остановился, коридор расширился, и они оказались в широком помещении. Арман подошел к двери и присвистнул от изумления.

— Вот это да! На средства тут никто не скупился. Ну что ж, начнем, — заявил он, радостно потирая руки.

Он стал внимательно осматривать дверь, осторожно проводя рукой по испещренному знаками листовому железу. Оливье с любопытством осматривался. Кася спокойно ждала продолжения.

— С чего начнем? — поинтересовалась она.

— Со стихотворения, конечно, устроим мозговой штурм. С чего оно начинается? С некоего святого числа Бернара:
Вспомни святое число Бернара. Это будет твой первый шаг.

— У меня появилась одна идея, но она требует проверки, — выдала Кася.

— Говори, — подбодрил ее Арман.

— Святое число Бернара — двенадцать!

— Почему двенадцать?

— Это число сопровождало его всю жизнь, — пояснила она. — Он создал монастырь Клерво с двенадцатью монахами, и все остальные цистерианские монастыри всегда создавались двенадцатью монахами. Явная параллель с двенадцатью апостолами. И те и другие несли послание Евангелий. Потом, двенадцать — это еще и другая святая цифра: 3.

— Убедительно, — покачал головой Арман.

— Я бы так быстро не соглашался, — вступил в разговор находившийся немного в стороне Оливье Симон.

— У тебя есть другая идея? Предлагай! — с явным раздражением отозвался Арман.

— Ты нарушаешь договоренности, — с некоторой угрозой произнес журналист.

Арман как-то сразу остановился и более мирным тоном произнес:

— Я уверен в ее правильности.

— Но раз уверен, действуй, — словно дал разрешение Симон.

Он отошел в сторону, осмотрел внимательно дверь. Потом одним уверенным жестом нажал на выбоину в правом верху. Раздался легкий щелчок.

— Ты права, теперь дальше:
Найди в себе силу и задумайся О святых мудрецах этой земли. Сколько их было? Но время их прошло…

— Святые мудрецы этой земли? — переспросила Кася. — Но откуда я могу знать здешних святых! Давай попробуем наобум.

— Вы словно дети! Наобум! — воскликнул явно разнервничавшийся Симон. — Совсем забываете, что стоит на кону!

Кася напряглась. Поведение журналиста было все более и более нелогичным. Для него все это должно было быть обычным репортажем. А он нервничал, словно от их поисков зависела его жизнь.

— А что стоит на кону? — спросила она прямо.

— Как что! Первые колонки многих газет! — поспешно разулыбался Симон.

Но все это начало казаться ей все менее и менее убедительным.

— Давайте продолжим наше увлекательное занятие. Что там следующее: святые мудрецы этой земли? — торопливо продолжил тем временем журналист.

Кася настороженно молчала. Ей было не по себе, и своей интуиции она привыкла доверять. Внутренний голос посоветовал выметываться отсюда, чем быстрее, тем лучше. Но почему, не объяснял. Обрывки каких-то идей вихрем закружились в голове, и перед глазами встал почему-то дом Раймона Ламбера. И в этот момент она поняла, что было не так. Оливье Симон в тот день, когда племянника Фредерика нашли мертвым, утверждал, что видел и дом, и Раймона в первый раз. Однако, как ни странно, показал прекрасные знания планировки здания. Тогда это наблюдение ее заинтересовало постольку-поскольку, а потом и вовсе вылетело из головы. А вот сейчас она вспомнила.

— Кто же они, эти мудрецы? Арман, у тебя есть идея? — продолжал настаивать Оливье Симон.

— Есть, — с некоторой гордостью заявил Арман, — святые мудрецы, друиды! Тогда это тоже двенадцать, их было двенадцать мудрецов друидов, как двенадцать апостолов! — победно заявил он.

Он подошел в двери, нажал на вторую цифру 12, находившуюся в правом нижнем углу. Снова что-то щелкнуло.

— Браво! — воскликнул Оливье Симон. — Один — один.

— Кстати, — решила уточнить тем временем Кася, — я давно хотела вас спросить, а где вы познакомились с племянником бывшего владельца замка?

— С месье Ламбером?

— Да, с ним.

— Увы, очно познакомиться с ним мне не удалось, вы же сами знаете, — не отказался он от своей первоначальной гипотезы. Сказал он это с показной беззаботностью, но в голосе зазвенела натянутой струной какая-то странная напряженность. Он явно насторожился, и Кася уже ругала себя за неосторожность.

— Да-да, вы правы, как я могла забыть, — улыбнулась она, молясь об одном, чтобы улыбка оказалась как можно непринужденнее, — замечательно, Арман, я бы никогда не додумалась про друидов!

Она отошла от двери и, сделав вид, что задумалась, осторожно приблизилась выходу. Но Оливье ей перерезал дорогу и схватил за запястье. Хватка у него оказалась железной.

— Не так быстро, — произнес он улыбаясь, — вы куда-то собрались?

— Мне показалось, что я слышу кого-то. Надо пойти проверить, — сделав озабоченный вид, произнесла она, — и отпустите меня, вы мне делаете больно!

Он ослабил хватку, но Касину руку не выпустил, четко произнося:

— А мне кажется, такая проверка излишня, — и неожиданно добавил: — В чем я ошибся?

Арман, почувствовав зависшее в воздухе напряжение, оторвал глаза от двери и спросил:

— Что-то случилось?

— Ничего особенного, — жестким голосом ответил журналист и повторил свой вопрос: — Итак, вы не ответили, в чем я ошибся? Или подождите, мне кажется, я знаю. Вы догадались, что я знал Раймона раньше, и сделали правильные выводы. Только, увы, как это часто бывает, выводы эти несколько запоздалые.

— Чего вы от меня хотите? — мрачно спросила она.

— Всего-навсего помочь нам в решении всех загадок, — весело пояснил Оливье Симон, — мы, видите ли, объединили наши усилия по поиску Черной Королевы, но их оказалось крайне недостаточно. Пока Арман не нашел союзника внутри замка, вас!

— А кто вам сказал, что я стану вам помогать? — с вызовом заявила Кася.

— Вы разумная девушка, — спокойным и даже несколько занудным тоном продолжал Оливье Симон, — и я не думаю, что было бы разумным требовать объяснений и предъявления доказательств, в том числе и телесных, что у вас просто-напросто нет другого выхода. Видите ли, мои заказчики — люди серьезные, и я не имею права на ошибку.

Кася снова перевела взгляд с одного на другого. В глазах Симона светился огонек, ничего хорошего не предвещавший. Одна против двоих, один из которых был хорошо натренированным к тому же. У нее не было ни одного шанса. Кто-нибудь другой сказал бы, что, оценив обстановку, он принял единственно возможное решение. У Каси же необходимости оценивать обстановку не было. Все и так было ясно. Или она помогает им, и тогда можно поторговаться, или отказывается — тогда они обойдутся без нее.

— Я полагаю, что о гарантиях спрашивать тоже бессмысленно, — размышляя, произнесла она, — или ваш Арсениус Молинос может мне дать такие гарантии?

— А‑а, и это вам известно. Я думаю, в том, что касается вас, мой заказчик дает мне полный карт-бланш, так что все зависит от вашей кооперативности, мадемуазель Кузнецова, — спокойно произнес Симон. Он явно чувствовал себя совершенно в своей тарелке: если Арман заметно нервничал, то этот был гораздо опаснее. И самое странное, он переменился даже внешне, словно снял маску, или надел другую, поправила она сама себя. Тем временем Олиье Симон, вернее, тот, кто называл себя Оливье Симоном, продолжил:

— Давайте оставим ненужные дискуссии и вернемся к насущному: что там было дальше, Арман?

«Пройди между святыми деревьями», — послушно произнес Арман.

— Какие деревья могут быть в подполье?

— Ну, это просто, — уверенно заявил антиквар, — святые деревья друидов: ясень и дуб. Поэтому на этой створке — ясень, с кроной неправильной формы и стволом потоньше, на другой — дуб, — объяснил он, указывая на схематичные изображения деревьев на каждой створке.

С этими словами он осторожно провел рукой посередине, между двумя створками. Вновь что-то щелкнуло, дверь заскрипела, задвигалась, но не открылась, только сбоку выдвинулся железный круг с циферблатом.

— Браво, два — один в пользу Армана, теперь ваш черед, Кася, — обратился к ней Оливье. — Нам досталась цифра Дамы.

— Семь, — помимо воли вырвалось у Каси, вспомнившей об экскурсии Феро в Рокамадуре.

— Почему семь? — удивился Арман.

— Потому, — коротко пояснила она. Будет еще она перед ними соловьем разливаться!

Арман нажал на семь. Круг пришел в движение, и в стене открылась великолепно замаскированная под камень дверца. Итак, большая деревянная, обитая железом двухстворчатая дверь была обманкой. За ней наверняка находилась каменная стена, так что ломай, не ломай, далеко не уедешь. Теперь Кася лучше понимала последние строчки: «Но не забывай, что даже самый умный способен ошибиться…»

— Браво, вы составляете прекрасную команду! — захлопал в ладоши Оливье. — Ну что же, вперед, мадемуазель!

Кася прошла вперед. Ход сначала был очень узким, ей приходилось сгибаться в три погибели. Потом он внезапно расширился, и они оказались в огромной пещере, границы которой пропадали в сумраке. Даже свет мощных фонарей выхватывал из темноты только контуры.

— Это она! — воскликнула Кася, она уже забыла, что является пленницей. Ее полностью захватила радость открытия.

— Это она! — подхватил Арман.

Даже Оливье Симон, казалось, отбросил привычную насмешливую маску и рассматривал открывшуюся картину с большим волнением, нежели обычно. В центре пещеры на постаменте из белого мрамора высилась небольшая черная скульптура. Она удивительно напоминала уже виденных Касей Черных Мадонн. Только она была не из дерева, а из камня или металла. Во всяком случае, она была отполирована до блеска и по-настоящему сияла в направленных на нее лучах фонарей.

Арман, уже не скрывая восторга, завопил:

— Мы нашли ее! Ты слышишь, мы нашли Черную Королеву! Я всегда верил, что найду! Теперь мы станем богатыми, сказочно богатыми!

— Черная Королева! Никогда не представлял себе нечто подобное! — с явным удивлением произнес Оливье Симон. Он явно пытался сохранять хладнокровие, противился незнакомому чувству, но уже был не в силах устоять, завороженный и восхищенный.

Они с упоением первопроходцев рассматривали открывшуюся перед ними незабываемую картину и, казалось, совершенно забыли о девушке. Потом двинулись вперед, а она задержалась.

— Оставайся на месте, — прошептал знакомый голос.

Кася вздрогнула.

— Не оглядывайся, — скомандовал тот же голос.

Кася послушалась, и хотя ей это стоило огромного усилия воли, она не двинулась. Ей так хотелось приблизиться к странной статуе. Миндалевидные глаза смотрели спокойно, но от них исходила удивительная сила. Небольшая статуя завораживала, и Касе было все труднее и труднее отвести от нее глаза. В ушах зазвучала чарующая музыка, словно переводившая на понятный ее сердцу язык застывшую в камне Песню неведомого, но столь желанного мира.

— Склонись перед Богиней! — прошептал тот же голос.

Но Кася не могла. Странное чувство овладевало ею. Разумом она понимала одно, но сердце, это странное, глупое и взбалмошное сердце чувствовало совершенно иное. И внутренний взор ее словно метался от одного к другому, разум заставлял видеть небольшую статую из черного, блестящего, больше похожего на металл камня, а сердце говорило другое. Ее словно подхватывало и несло в неведомое. Чудесное белое сияние разлилось перед ней, удивительная музыка продолжала звучать в голове, затуманивая и наполняя неведомым ранее чувством счастья. Зачарованная, она сделала шаг вперед, следуя за Арманом и Оливье.

— Склонись перед Богиней, — снова приказал тот же голос, — иначе ты погибнешь! Вспомни себя!

Эти слова подействовали на нее отрезвляюще. Она тут же склонилась.

— Закрой глаза, — прошептал тот же голос, — и посчитай до двенадцати.

Кася подчинилась, ей стало гораздо легче слушаться голоса Моник Дюваль.

— Теперь отступи назад!

— Не могу, они заметят, — прошептала девушка.

— Они уже ничего не заметят, — спокойно произнесла Моник.

Кася стала послушно отступать. И в этот момент в действие вступил какой-то невидимый механизм. Девушка отходила все быстрее и быстрее, словно спинным мозгом чувствуя какую-то неведомую опасность. Но Арман и Оливье уже абсолютно забыли про свою жертву, а на странные изменения не обращали никакого внимания. Словно околдованные, они продвигались вперед с четкостью автоматов. Стены мелко завибрировали. Внезапно пол под ними закачался. Но они, казалось, даже не заметили этого.

Кася, потрясенная, хотела было закричать, но жесткая мозолистая рука с неожиданной силой закрыла ей рот. И вместо слов предупреждения из ее груди вырвался только слабый писк.

— Теперь следуй за мной, — приказала Моник.

И они двинулись в противоположном направлении. Идти было трудно. Последние отблески света поблекли. Дикий, нечеловеческий крик разрезал тишину, он превратился в жалобный вой и как-то сразу затих. Кася задрожала, но Моник, казалось, не обращала на это никакого внимания. Она зажгла захваченный заранее фонарик и шла как ни в чем не бывало впереди. Пройдя еще несколько метров, пожилая женщина обернулась и решительно произнесла:

— Теперь извини, но я вынуждена завязать тебе глаза. Ты не должна знать дорогу.

— Я понимаю, — покорно согласилась так окончательно и не пришедшая в себя Кася.

С завязанными глазами она двигалась словно в каком-то странном оцепенении. Пережитое давало о себе знать. Первый шок прошел, и она послушно шла за Моник. Сколько они шли, девушка не знала. Наконец, похоже, она стали подниматься, потом снова шли сначала, судя по кочкам и веткам под ногами, по лесу, потом дорога стала более удобной.

— Повернись, развяжу, — спокойно произнесла Моник.

— Спасибо! Вы меня спасли! Во второй раз!

Больше говорить она не смогла, горло перехватило, глаза защипало. Пришли спасительные слезы. Она только схватила старую женщину за руку и сжала ее.

— Теперь нам надо поговорить! — посмотрела ей прямо в глаза Моник.

Кася видела перед собой совершенно другую женщину, строгую, уверенную в себе и, если надо, безжалостную.

— Ты понимаешь, что ты видела и к чему прикоснулась?

— Я знаю, — кивнула Кася.

— Мне сказали, что тебе можно доверять, но только тебе! Понятно?

— Да, — снова кивнула девушка, — а они… — Она запнулась. — Там, в пещере…

— Они уже больше не существуют, и не задавай себе вопросов, каждый сам выбирает свою судьбу!

— Они были на все готовы! Говорили про продажу на аукционе, про богатство…

— Про второго я ничего не знаю, и я думаю, он совершенно не тот, за кого себя выдавал. А Арман, к сожалению, не к добру вернулся на родину своих предков.

— Так это вы его имели в виду, когда говорили про некоторых, которые возвращаются.

— Да, именно его. Его дед жил неподалеку отсюда и когда-то тоже увлекался легендой о Черной Королеве.

— Понятно, — только и прошептала Кася, загадочная шкатулка, якобы выкупленная у наследников старой дамы, скорее всего, досталась от деда самому Арману и стала его приговором. «За маленькие ошибки расплачиваемся мы сами, за большие — наши дети, и за самые непоправимые — наши внуки!» — промелькнуло в ее голове услышанное когда-то.

Она вернулась домой словно в забытьи. Задвинула слегка покосившуюся панель. Теперь никакого толку от нее не было. Большая часть коридора обрушилась. Арман был прав: входов в пещеру было несколько, и один из них просто перестал существовать. Тем временем вернулась Екатерина Дмитриевна. Лорд Эндрю выскочил из машины оживленный и довольный, словно само пребывание у ветеринара пошло ему на пользу. Кася с облегчением потрепала его по спине. Пес с благодарностью уткнулся ей в руку и лизнул.

— Расчувствовался, — усмехнулась Екатерина Дмитриевна.

К счастью для Каси, мать был поглощена своими заботами и явно устала от беготни по административным коридорам. Поэтому заострившиеся от только что пережитого шока черты лица дочери ускользнули от ее обычно внимательного взгляда. Она только спросила:

— Ты уже поела?

— Да, — соврала Кася, которой кусок в горло вряд ли бы полез, и добавила: — Мне надо письмо Алеше дописать, а то столько дней к компьютеру не подходила.

— Конечно, будем надеяться, что этот ад наконец закончился, — уставшим голосом произнесла мать.

В этот момент раздалось глухое гавканье Лорда Эндрю. Оно означало появление незнакомого человека, который, по мнению собаки, опасности не представлял. Поэтому Лорд Эндрю считал своим долгом в данном случае просто предупредить хозяек о приходе посетителя. Кася выглянула в окно.

— Кирилл! — радостно воскликнула она. — Добрался!

Девушка вылетела ему навстречу и только в этот момент поняла, что по-настоящему соскучилась. Они обнялись и долго так и стояли под флегматичным взглядом Лорда Эндрю.

— Кирилл, очень рада тебя видеть! — появилась тем временем на верху лестницы Екатерина Дмитриевна. Мать решила, что дала достаточно времени влюбленным и пришел ее черед поприветствовать гостя.
* * *

Предложенный Артистом отель-ресторан действительно оказался удачным. Фелипе Феррейра поел с совершенно не присущим ему аппетитом. Или место оказалось особенным, или близость цели вдохновляла, он не знал. Но здесь ему все, положительно все нравилось. Единственная проблема: Артист на встречу опаздывал. Дэн нетерпеливо посмотрел на часы и набрал его номер, на звонок никто не отвечал. Позвонил в отель. Только вместо новостей от Артиста узнал новости об Артисте. И они были неожиданными. «Рено Клио», взятую на имя Оливье Симона, нашли в овраге, в двадцати километрах от деревни. Автомобиль был изрядно покорежен и пуст. Жандармы начали обыскивать окрестности в поисках пострадавших в аварии, но никого пока не нашли. Журналист исчез бесследно. Как ни странно, эту новость Фелипе воспринял спокойно. Он был близок к цели, и судьба исполнителя его больше не интересовала.

— Поедем, лучше разобраться на месте, приготовь машину, — коротко распорядился он.

Дэн, кивнув головой, вышел.

Фелипе задумался, просчитывая возможные действия, и не заметил странного человека, присевшего за его столик без всякого приглашения.

— Здравствуй, думаю, что я пришел вовремя! — произнес человек некстати.

— Вы! — только и выдохнул Фелипе Феррейра.

— Как видишь, Фелипе.

— Но вы нисколько не изменились! — Фелипе даже посмотрел на собственные, поросшие жестким поседевшим волосом руки, чтобы убедиться, что он не вернулся в прошлое. Нет, он был тем же Фелипе, он не вернулся в детство. Но сидевший напротив него человек остался абсолютно таким же за прошедшие с их первой встречи тридцать пять лет. Словно время не имело над ним никакой власти. То же лицо с натянутой на острых костях бледно-желтой, пергаментной кожей, те же запавшие, горящие непонятным огнем глаза и узкий, змеевидный рот с редкими пожелтевшими зубами.

— Ты тоже не изменился, Фелипе, — произнес незнакомец.

— Наверное, вы правы, — усмехнулся Феррейра, — все мы остаемся теми же наивными и глупыми детьми, которыми пришли в этот мир.

— Я не это имел в виду. Только я чувствую в твоих словах горечь, я ошибаюсь?

— Нет, не ошибаетесь, — покачал головой Фелипе.

Сидевший напротив человек улыбнулся. И внезапно у Фелипе возникло ощущение, что незнакомец из прошлого читает его мысли.

— Насколько ты уверен в правильности задуманного, Фелипе?

— Что вы имеете в виду?

— Не притворяйся, ты прекрасно знаешь то, что я имею в виду, — спокойно ответил незнакомец.

— Вы не имеете права вмешиваться! — воскликнул Фелипе. — Я благодарен за то, что вы мне помогли тогда. Я готов возместить в сто, тысячу, миллион раз то, чем вам обязан. Но это все!

— Ты мне ничего не должен. И ты прав, я не имею никакого права вмешиваться. Ты сам должен решить. У тебя, как и у всех, есть право выбора. Только сначала ответь на один вопрос: ты уверен, что твои желания — это Ее желания?

Фелипе остановился и слегка ошалело посмотрел на гостя.

— Что вы хотите этим сказать?

Но человек не ответил. Он только смотрел на него, и эти странные глаза пронизывали насквозь. Так ничего и не ответив, гость встал и направился к выходу.

— Подождите, мы не договорили, — позвал его Фелипе, и впервые его собственный голос прозвучал почти жалобно: — Я должен увидеть Ее.

Мужчина обернулся — и снова этот странный взгляд.

— Ты увидишь Ее, Фелипе, но тогда, когда будешь готов. А теперь я должен тебя оставить.

— Но как я смогу найти вас?

— Не беспокойся, я сам найду тебя, Фелипе.

За незнакомцем закрылась входная дверь, а Фелипе продолжал сидеть. Мысли, одна другой удивительнее, проносились в его голове. Он словно заново видел собственную жизнь, наблюдая за ней посторонним зрителем. И впервые он почувствовал, что им овладевает такое странное и неизвестное ему чувство покоя.
* * *

Кася вышла на улицу и глубоко вздохнула. Она уже пришла в себя после всего пережитого и старалась ничего не показывать собственной матери. Впрочем, все последние события и без посещения загадочной пещеры могли кого угодно вывести из себя, так что ее потрясенный вид никого особенно не удивлял. Хотя, честно сказать, кошмары ее не мучили, и дикие крики Армана и Оливье не беспокоили во время сна. Как ни странно, но спать она стала спокойнее. Словно раз и навсегда поверила, что находится под защитой Черной Королевы и ничего дурного случиться с ней не может. Девушка уже решила, что единственным, кого она посвятит в подробности своих приключений, будет Кирилл. Но в эту встречу решила промолчать. Кирилл побыл неделю и уехал. Но теперь, как ни странно, замок чужим ей больше не казался.

Кася встряхнулась и неторопливой походкой отправилась в парк, побродила между деревьями, заметила промелькнувшую желтую машину почтальона. Пошла к почтовому ящику, по дороге помахав рукой проезжавшему вдали Виктору Дювалю. Ящик был полон. За последнее время их буквально завалили письмами и рекламными буклетами, словно все мастера в округе внезапно остались без работы и чаяли одного: работать в замке матери и дочери Кузнецовых. После ареста Бернара дело, словно по мановению волшебной палочки, сдвинулось с мертвой точки. Мастера вернулись и стали методично присылать один за другим листы с расчетом материалов и времени на работу. Касе и ее матери иногда казалось, что даже цифры в сметах изменились и больше не были такими ошеломительно огромными. Или после пережитых испытаний и той и другой море было по колено. У них словно крылья выросли за спиной. Иногда Касе даже хотелось думать, что все это помощь Черной Королевы. Таинственная покровительница замка решила способствовать его восстановлению.

Кася вернулась домой с охапкой писем и газет. Екатерина Великая встретила ее на пороге и схватила первое письмо.

— А, смета на крышу пришла! — обрадованно воскликнула она, но, быстро проглядев содержание, начала возмущаться: — Да они с ума, что ли, все посходили! Им не строителями, а разбойниками на большой дороге работать! Грабители! Двести пятьдесят тысяч евро за крышу!

Кася тем временем открыла другое письмо и со всевозрастающим удивлением перечитывала вновь и вновь текст, словно не веря собственным глазам.

— Что это ты уставилась в это письмо словно коза в афишу? — заметила Касино состояние Екатерина Дмитриевна.

Девушка без слов протянула письмо матери. Та прочитала и опустилась на стул.

— Похоже, что двести пятьдесят тысяч теперь для тебя проблемы не составят, — наконец пришла в себя Кася.

Екатерина Дмитриевна еще раз перечитала написанное и промычала нечто нечленораздельное. Письмо от их банкира извещало, что на их счет пришел взнос в пять миллионов евро. Причем банкир писал, что проверил все рекомендации: эта филантропическая организация чрезвычайно известна во всем мире. Ее директор Арсениус Молинос — уважаемый и почтенный господин. И самое главное: организация ничего не требует взамен.

— Арсениус Молинос! — прошептала Кася.

— Ничего взамен! — скептически покачала головой Екатерина Дмитриевна. — Что-то не верится.

— Мне тоже, — в кои-то веки согласилась с собственной матерью Кася, которой имя Арсениуса Молиноса и название его филантропической организации «Путь к свету» говорили очень и очень многое.

— Что будем делать? — Екатерина Великая вопросительно посмотрела на свою дочь.

— По словам банкира, мы не обязаны ничего подписывать, — осторожно начала Кася.

— Да и деньги на счет уже перечислены, — подхватила мать, — поэтому вряд ли они смогут заставить нас пойти на какие бы то ни было соглашения задним числом? Не так ли?

— Если рассуждать логически, то нет, — подтвердила Кася.

— Тогда почему бы и нет?! — сделала вывод Екатерина Великая, верная своему жизненному принципу, что из двух бед всегда можно постараться выбрать обед.

— Почему бы и нет, — продолжала разделять мнение родительницы Кася.

— Так что мы идем на минимальный риск. А кто не рискует, тот, как известно…

— Ничего не выигрывает!

— Ну что, не будем отказываться? — произнесла решительно мать.

— Не будем, — подтвердила дочь.

— Ну, тогда вперед, да и в конце концов, мы это с тобой заслужили, не так ли? И мне кажется, я видела в резервах нашего покойного друга очень неплохое шампанское. Я думаю, мы его тоже сегодня заслужили!
* * *

Этим вечером в замке очень долго не выключали свет. За окнами замка внимательно наблюдал спрятавшийся в тени человек. Когда желтые полоски света перестали пробиваться через закрытые на ночь ставни и опущенные жалюзи, он совершенно неслышно переместился к стоявшей особняком в парке старой липе. Между корнями дерева снял слой прошлогодних листьев и дерна, под ними обнаружилось вделанное в железную крышку кольцо. Человек осторожно потянул его, крышка люка сдвинулась, обнаружив отверстие со спускающейся вниз железной лестницей. Этот вход был сравнительно недавним изобретением незнакомца. Таких запасных входов и выходов он устроил несколько. В его случае надо было быть предусмотрительным. Он встал на лестницу, задвинул за собой крышку люка и зажег карманный фонарик. Он всегда был осторожным. Даже если и был уверен, что никто за ним не наблюдает.

Человек спустился и повернул только ему одному известную ручку, и в коридоре зажегся электрический свет. Все-таки прогресс человеческой цивилизации изрядно облегчил его работу. Скрытый и никому не известный электрический кабель шел от фермы Дювалей. Как постарела Моник! Незаметные и скромные Дювали из поколения в поколение помогали ему. Теперь место Моник займет Виктор. Дювалей он выбрал для роли охранников в неспокойном XV веке. Шли религиозные войны, и Черная Королева была в опасности. Цепь охранников и посвященных не прерывалась никогда с тех пор, как Черная Королева появилась в этих местах, и тамплиеры на целых два века стали его верными и преданными помощниками. И последние из них упокоились рядом с Покровительницей.

Своды подземного хода постепенно расширялись, и наконец он оказался в огромной пещере. Привычной рукой повернул выключатель. Десятки невидимых ламп зажглись под сводами. Она стояла перед ним. В который раз он восхищался собственным произведением. С тех пор прошли тысячелетия, и он сменил сотни имен. Человек Без Лица видел слишком многое. Тот, которого живущие сейчас знали под именем Амальфи, а тамплиеры называли Амори, так и остался единственным, прошедшим испытание. И лишь немногие посвященные знали, что испытание подарило ему бессмертие. Только за все тысячелетия он так и не понял: это был подарок или наказание? Он смотрел на застывшее непроницаемое лицо Великой Богини. Ответа на этот вопрос не имелось. Но он привык не задавать вопросов. Он был ее слугой, ее рабом, ее Вечным Рыцарем. Так было предназначено, и он давным-давно смирился с собственной участью. Когда-то именно он вырезал это лицо из камня. Он вспомнил ту девушку, которая подарила свое лицо Богине. Тот лик, перед которым уже не просто падали ниц, трепетали и дрожали, а лик, которому поклонялись и любили. И в награду Богиня подарила девушке самое главное: надежду. Десятки веков назад девушка воссоединилась со своим возлюбленным, он верил в это. Но перед этим она прожила долгую жизнь, о которой до сих пор слагали легенды. А он все еще помнил ее лицо в тот момент, когда она потеряла возлюбленного. Человек Без Лица улыбнулся. Отец не ошибся, отправляя свое единственное дитя к Богине-Матери. Его дочь стала Великой Королевой, слава о которой преодолела и немереное пространство, и беспощадное время… Имя царицы Савской осталось в веках и тысячелетиях, и до сих пор люди как священным текстом восхищались Песней Песни. Он поклонился своей Богине и застыл в созерцании. Странные и чудесные видения проносились перед его взором. Он очнулся ближе к середине ночи. Пора было уходить. Он улыбнулся, еще раз поклонился и вышел.
Сноски
1

Пожарные во Франции оказывают и первую медицинскую помощь при несчастных случаях. — Прим. автора.