Наталья Александрова - Амулет Великого Слона

Ася пошла быстрее, но шаги за ее спиной неумолимо приближались.

Темнота сгущалась, кроме того, впереди клубился туман, густой, как парное молоко, скрадывающий и размывающий очертания предметов. Сквозь этот туман проступал тусклый свет фонарей, который не освещал ночной город, а только делал его еще более таинственным, странным и угрожающим.

Шаги за спиной стали еще ближе, еще отчетливее.

Ася испуганно оглянулась, но не разглядела своего преследователя: он был скрыт клубами тумана, сквозь которые проступал только нечеткий, смазанный силуэт. Неотвратимо приближающийся силуэт.

Только не впадать в панику!

Ася пошла еще быстрее. Ей хотелось бежать, но она сдержала этот порыв. Пока она не бежит – все не так страшно, можно делать вид, что ей ничего не угрожает, можно убеждать себя, что за ней идет обыкновенный ночной прохожий. Надо же скотина какая Жанчик, обещал же подвезти до дома, но сегодня сказал, что никак не может, и глазищами своими блудливо блеснул. Все ясно – вместо дома налево намылился. Да ей-то, Асе, какое дело, сколько раз на неделе он жене изменяет, она с ним не спит! Вот пришлось теперь среди ночи пешком тащиться. Вроде и близко, только мост перейти, а страшно. И главное – в городе всегда кто-то даже ночью ходит, а тут – никого. Только шаги за спиной…

Она вышла на Литейный мост.

Над мостом хозяйничал ветер. Он подхватил клочья тумана, отнес их в сторону – и Ася увидела впереди женскую фигуру. Женщина шла ей навстречу.

Ася еще прибавила шагу, чтобы приблизиться к этой незнакомке.

Рядом с ней будет не так страшно, а там и мост кончится, а потом пройти еще немного – и будет ее дом.

Но женщина на мосту вела себя очень странно.

Она остановилась, огляделась по сторонам – и вдруг перебралась через парапет моста. Да что же это такое, никак она топиться собирается?

Ася бросилась бежать. Теперь ее гнал вперед не страх за себя, не звук приближающихся шагов за спиной, а желание остановить незнакомку, удержать ее от непоправимого шага.

И тут ветер стих, и густые клочья тумана снова закрыли все вокруг плотным непроницаемым занавесом. Ася едва различала дорогу перед собой.

Она бежала почти вслепую, перед ее внутренним взором стояла женская фигура на краю моста, и она стремилась туда, где видела ее в последний момент.

И снова ветер, как фокусник, отдернул ветхий занавес тумана, разорвал его на клочья и унес куда-то в сторону залива. Небо расчистилось, сквозь обрывки облаков проглянул ущербный диск луны, похожий на набеленное, ухмыляющееся лицо старого клоуна.

Ася вглядывалась в темноту.

На том месте, где только что стояла незнакомка, не было теперь никого, только что-то тускло сверкнуло на парапете моста в неверном свете луны. Она подбежала к парапету, перегнулась через него.

Внизу, глубоко под мостом, свинцом и серебром отливала ночная Нева. Над водой ничего не было – ни следа исчезнувшей незнакомки. От текучей, тускло отсвечивающей воды закружилась голова.

Ася выпрямилась, огляделась.

Сзади, с Выборгской стороны, никого не было видно. Преследователь, чьи шаги только что так пугали Асю, чьи шаги гнали ее вперед, как затравленную дичь, бесследно исчез, как будто его тоже унес ветер. Унес в сторону залива и дальше – в Швецию или Финляндию.

С другой стороны, со стороны Литейного проспекта, неторопливой походкой приближался пожилой дядечка с двумя удочками на плече.

Ася бросилась ему навстречу:

– Вы видели?

– Что видел, дочка? – переспросил прохожий недоуменно.

– Женщина… только что здесь женщина бросилась в воду! Вот здесь, на этом самом месте.

– Да что ты? – Рыболов недоверчиво взглянул на Асю. – Ничего я не видел, никакой женщины!

– Да что вы говорите! – Ася снова шагнула к парапету. – Она шла с вашей стороны, потом остановилась, перелезла через парапет и тут же прыгнула…

– Да не может быть! Передо мной никого не было!

– Была! Была! – настаивала Ася. – Я видела… видела ее… нужно что-то делать…

– Да что делать-то?

– Хоть полицию вызвать.

– Ты видела, ты и вызывай!

– У меня мобильник сел, – пробормотала Ася смущенно.

– Ладно… – Рыболов тяжело вздохнул, покачал головой, достал тяжелый старомодный аппарат, набрал номер и недовольным хрипловатым голосом проговорил: – Тут на Литейном мосту вроде как женщина в воду прыгнула… ну да… на Литейном… что? Да, хорошо…

– Сейчас подъедут. – Он с сомнением взглянул на Асю. – Машина как раз тут неподалеку.

Тем временем на мост снова опустился туман. Ася зябко передернула плечами, огляделась. Туман опять придал городу фантастический, нереальный вид, в котором правду было трудно, почти невозможно отличить от вымысла.

Вдруг в завесе тумана проступили мерцающие цветные пятна, послышался негромкий шум мотора, и рядом с ними появилась полицейская машина.

– Что тут у вас? – проговорил, выбираясь из машины, невысокий молодой полицейский.

– Да вот она говорит, что видела, как женщина с моста сиганула! – сообщил рыболов, сразу же отмежевавшись от Аси и переложив на нее ответственность.

– Она, значит, видела, а вы – нет? – уточнил полицейский.

– Так точно! – подтвердил рыболов.

– А что конкретно вы видели? – полицейский повернулся к Асе, пригляделся к ней недоверчиво.

– Я… видела, как женщина… спрыгнула с моста… – пролепетала Ася, явно теряя уверенность.

Клубившийся вокруг туман волшебным образом искажал предметы, делал их непохожими на самих себя, и теперь Ася уже ни в чем не была уверена.

– То есть я не видела, как она спрыгнула, – поспешно проговорила она, – я видела, как она перебралась через парапет, а потом ее закрыл туман, а потом ее уже не было на мосту.

– Значит, конкретно, как она прыгнула, вы не видели, – уточнил полицейский и снова повернулся к уныло сгорбившемуся рыболову: – И вы тоже не видели?

– А я вообще никого не видел, кроме вот ее! – Дядечка показал скрюченным ревматизмом пальцем на Асю. – Но она говорит, что видела, вот я и позвонил…

– Понятно. – Полицейский кивнул рыболову как единомышленнику и даже соучастнику: – Вы с какой стороны шли?

– Оттуда. – Дядька махнул рукой в сторону центра города. – Я на Фурштатской живу, а сюда хожу рыбу ловить. Здесь корюшка хорошо клюет.

– По ночам? – уточнил полицейский.

– По ночам, – кивнул рыболов. – Бессонница у меня, а так с удочкой постоишь – как-то оно лучше…

– А вы с какой стороны шли? – Парень повернулся к Асе.

– С Выборгской.

– У вас что – тоже бессонница? – В голосе полицейского невольно прозвучало ехидство.

– Нет, – мрачно ответила Ася. – Я с работы иду.

– Где же это вы так поздно работаете?

– В ресторане «Замбези».

– А, – он снова оглядел ее, – понятно.

Ася промолчала, не стала уточнять, что именно ему понятно. Все и так было ясно.

– Витя, это где Самсоныч хозяин. – Второй полицейский так и не вышел из машины, Ася слышала только его голос.

– Значит, вы шли с той стороны, – полицейский протянул руку направо, – и увидели, как женщина спрыгнула с моста.

– Я же говорю, что не видела, как она прыгнула! – Ася заторопилась, повысила голос. Она уже ни в чем не была уверена, туман и ночь заворожили ее, сбили с толку, и поэтому ей еще больше захотелось подтвердить свою правоту. – Я не видела, как она прыгнула, ее закрыл туман! Но я видела, как она…

– Так, значит, констан-тируем… – Полицейский с удовольствием проговорил красивое слово. – Констан-тируем: вы не видели, как она спрыгнула. Тогда…

– Но куда же она тогда подевалась?! – горячилась Ася. – Она шла мне навстречу, по этой стороне моста, потом остановилась, перелезла через парапет…

– Так, постойте. – полицейский остановил ее, подняв руку. – Она шла вам навстречу, значит, с той стороны, – он показал на левый берег, – значит, она шла перед гражданином… значит, гражданин обязательно должен был ее видеть.

– Никого я не видел! – поспешно заявил рыболов.

– Понятно.

Полицейский подошел к парапету, внимательно оглядел его, затем перегнулся и какое-то время смотрел на воду. Ася подошла к нему и тоже перегнулась через парапет.

Снова у нее закружилась голова от тускло отсвечивающей воды. Ася отшатнулась, отступила от парапета.

– Никаких следов. – уверенным, немного скучающим тоном проговорил полицейский и крикнул в сторону машины: – Соловьев, передай там, что ложный вызов!

– Почему же ложный? – заторопилась Ася. – Я видела…

– Девушка, вот не надо этого, – поморщился полицейский. – У нас по ночам люди чего только не видят! Вчера один мужчина позвонил, сказал, что его жена улетела на помеле. Мы, конечно, приехали. Жена оказалась и правда ведьма, но находилась дома, а вот у мужа была натуральная белая горячка.

– Вы на что намекаете? – возмутилась Ася.

– Да ни на что я не намекаю! – полицейский махнул рукой. – Вы бы лучше по ночам одна не ходили. Всякое может случиться. Особенно с вами… – Он снова оглядел ее с ног до головы, как показалось Асе, весьма неодобрительно.

– А то я не знаю. – поморщилась Ася. – Меня обычно повар наш подвозит, да сегодня не смог, маршрутки уже не ходят, а если машину брать, то тоже нарваться можно еще как…

– Понятно, – вздохнул полицейский. – Вы где живете?

– А в чем дело?

– Да ни в чем. Если не очень далеко – мы вас подвезем.

Вот наконец и ее двор. Полицейская машина высадила ее на углу и сразу же уехала, какой-то у них был срочный вызов – не то муж жену убил, не то жена мужа кипятком обварила. Ася даже толком поблагодарить ребят не успела.

Едва передвигая ноги, она взялась за ручку калитки, которая, как всегда, была открыта. Вот интересно, чуть ли не каждый месяц собирают деньги на новый замок, а его ломают через три дня. Впрочем, сейчас ее этот вопрос волнует в самую последнюю очередь.

Ася прошла в железную калитку, намереваясь пересечь двор, ее подъезд был в самом углу, и лампочка над дверью, как назло, перегорела. И тут наскочил на нее кто-то большой и лохматый. От неожиданности сердце ухнуло вниз.

– О господи! – охнула она, отгоняя большую собаку. – Аська, да ты сдурела совсем! Уйди, уронишь меня!

Собака нехотя отступила.

Тут из темноты вынырнула еще одна тень – Панфилыч. Пахнуло немытым и нестираным мужиком. Это еще хорошо, что сейчас лето, зимой от Панфилыча натуральным козлом несет.

Панфилыч был бомж. Только не совсем обычный. Он не отирался у круглосуточного магазина в поисках дармовой выпивки и не просил у жильцов буквально десять рублей на лекарство. Хоть внешность имел он самую устрашающую, сам был тихий, любил уединение, тишину и простой физический труд.

Панфилыч поселился на чердаке, причем аккуратно вскрывал замок, хозяйственно повешенный управдомом, затем так же аккуратно его закрывал. Чердак он содержал в порядке, так что можно было даже оставить там белье на просушку, как делали некоторые жильцы по старой памяти. Летом Панфилыч мел двор, зимой чистил его от снега, выполнял некоторые другие работы. Руки, по наблюдению жильцов, имел неплохие, мозги тоже не совсем пропил. Старушки подкармливали его из своих скудных средств. Когда же Панфилыч, околачиваясь во дворе, предотвратил пару квартирных краж, спугнув вора, управдом, скрепя сердце, разрешил ему ночевать на чердаке.

Единственно, в чем был строг управдом, – это запрещал держать на чердаке плитку и осветительные приборы. Проводка-то на чердаке была, но плохая, старая и ненадежная, управдом боялся пожара и с этой целью вечерами поглядывал на слуховое окошко. Панфилыч света не зажигал, зато притащил на чердак сломанную микроволновку, найденную на помойке. Сумел ее починить, что, несомненно, говорило в пользу непропитых мозгов.

Про микроволновку знала только Ася, поскольку у нее с Панфилычем были свои особые отношения. Еще бабушка так постановила: мы должны бездомным всячески помогать и облегчать их трудную жизнь, это наш человеческий долг. Всем, конечно, не поможешь, но по мере сил. Потому что, если хочешь, чтобы тебе в трудную минуту помогли, должен сам помогать.

Теперь бабушки нет, но Ася ее завет выполняет, тем более что Панфилыч – бомж не противный. Ася из ресторана еду приносит, хозяин Самсоныч разрешает брать, если остается – не выбрасывать же. Там хватит и для Панфилыча, и для собаки.

Вот собака – это второй камень преткновения, очень управдом на нее сердится. Нашел ее Панфилыч на дороге, кто-то машиной лапу перебил да и уехал. Вылечил Панфилыч лапу, назвал собаченцию Аськой. Его и спрашивают как-то старушки: что ж ты собаку человечьим именем назвал? А Панфилыч зубы скалит – нет, мол, такого имени Аська, а есть – Анастасия. Это так мою жену бывшую звали. И собачка здорово на нее смахивает. Здоровая, лохматая, серая с пятнами, ночью увидишь – заикой стать можно. Но в отличие от бывшей жены – добродушная, никого не трогает и на дрова живого человека не пилит.

Посмеялись старушки да и отстали. Однако управдом злится – блохи от собаки, грязь опять же, в общем, антисанитария… Панфилыч со своей Аськой только ночью гуляет, а днем она на чердаке так спрячется – никто не найдет.

Собака снова требовательно ткнулась Асе в район живота и тихонько заворчала.

– Сегодня нет ничего, – растерянно сказала Ася, – извини уж, тезка, так получилось.

И ведь был у нее с собой пакет с ресторанными объедками, и мяса там много! Потеряла где-то на мосту. Вот обидно, теперь собака голодной останется.

– Аська, не приставай к человеку, – сказал, подходя, Панфилыч. – Ты чего такая встрепанная? Обидел кто?

– Да нет, устала просто.

Они с собакой проводили ее до подъезда, Панфилыч посветил Асе, чтобы смогла открыть дверь.

Поднимаясь по крутой лестнице на свой пятый этаж, она подумала, что могла бы рассказать о том, что с ней сегодня приключилась, разве что этому бомжу. Больше-то и некому.

А Панфилыч свистнул собаке и пошел вместе с ней на угол к круглосуточному магазину. Там продавщица Галия дала ему полпалки лежалой колбасы, придирчиво осмотрев мятую купюру, что вынул он из кармана.

Присев тут же на каменные ступеньки магазина, Панфилыч аккуратно нарезал колбасу перочинным ножом на маленькие кусочки и скормил ее собаке.

– Ешь, – приговаривал он, – морду не вороти. Привыкла на ресторанных-то харчах… не все тебе праздник, в нашей жизни есть и суровые будни.

Ася тем временем вошла в свою квартиру, заперла за собой дверь и перевела дыхание.

Дом, милый дом!

Точнее, нора, собственная нора, единственное место на земле, где она чувствовала себя в безопасности. И правда – самая настоящая нора: за дверью начинался длинный, извилистый коридор, настоящий туннель без окон и дверей, непонятным образом вписавшийся в верхний этаж старого дома, и только в конце этого коридора – две маленькие комнатки неправильной формы и кухня, в углу которой был выгорожен кусочек пространства для душа и туалета.

Еще на кухне был проход – точнее, лаз на чердак, но об этом – потом.

Несмотря на странную планировку и более чем скромные размеры, Ася любила свою квартиру, свою нору. И этой норой – как и всем лучшим в своей жизни – она была обязана бабушке.

Вернувшись домой, Ася вяло подумала, что неплохо бы выпить чаю, но для этого нужно было поставить чайник, достать заварку, сахар… об этом не хотелось даже думать, сил не было ни на что. Есть не хотелось – насмотрелась на еду за целый вечер, нанюхалась, нагляделась на жующих людей. У нее всегда так: на работе есть не может и после утром только чашку кофе в себя впихнет. Ноги были налиты свинцом, веки слипались. Она доплелась до кровати, кое-как разделась и заснула, как только голова коснулась подушки.

И как уже много раз до того, она оказалась в огромном, величественном лесу.

Это был не тот привычный, обыкновенный лес средней полосы – не сырой промозглый осинник, трепещущий каждой своей прожилкой, не мрачный неразговорчивый ельник, хранящий свои тайны, не светлый сосновый лес – собор облитых солнцем золотых стволов.

Нет, это был темный и могучий тропический лес. Зеленые змеи лиан обвивали мощные стволы тысячелетних деревьев, ветви которых смыкались высоко над головой, не пропуская вниз ни одного солнечного луча. В этих ветвях перекликались склочными голосами незнакомые экзотические птицы и перелетали с ветки на ветку стайки обезьян, испуганных далеким и грозным рычанием леопарда.

Как и прежде в таких снах, Ася торопливо шла вперед через этот лес, она спешила, пытаясь выйти к солнцу, к свету, – а сзади слышались приближающиеся шаги.

Она прибавляла шагу – но невидимый преследователь не отставал, наоборот, его шаги были все ближе, все слышнее…

И вдруг лес расступился, она вышла на поляну, посреди которой стояла обнесенная частоколом хижина. На кольях, окружающих эту хижину, виднелись выбеленные дождями и временем человеческие черепа. А еще там сидела большая ворона с белым кольцом на шее. Увидев Асю, она открыла клюв и громко каркнула:

– Пор-ра! Пор-ра!

– Что пора? Куда пора? – спросила Ася.

И проснулась.

– Пора вставать! – прокаркал механический голос на тумбочке. – Пора вставать!

Это она сама когда-то установила такой сигнал на будильнике. Она давно хотела его заменить, да все руки не доходили.

– Пора вставать! – повторил будильник.

– Да ладно, еще совсем рано, – ответила Ася и попыталась снова заснуть, но из этого ничего не получилось. В голове теснились мысли и образы, вопросы, на которые у нее не было ответа.

Что это она видела вчера на мосту? Бросилась в воду незнакомая женщина или ей это только показалось, померещилось в ночном тумане? Кто преследовал ее почти от самого ресторана? И почему ей ночь за ночью снится этот сон – тропический лес, по которому она убегает от невидимого преследователя?

«Допустим, тропический лес – это вполне объяснимо, – прозвучал у нее в голове внутренний голос. – тропический лес – это генетическая память, память предков… предков по линии папочки. А что до таинственного преследователя – так это просто нервы».

– Никакие это не нервы! – вслух проговорила Ася.

Она поняла, что больше не сможет заснуть, и встала.

Одежда валялась на полу посреди комнаты – там, где она бросила ее накануне вечером.

Нет, ну надо же так распуститься! Даже не повесила на стул. Конечно, она очень устала, но…

Ася подняла с пола куртку, встряхнула ее, чтобы разгладить слежавшиеся за ночь складки… и тут на пол что-то выпало с глухим тяжелым стуком.

Она нагнулась, подняла выпавший на пол предмет и с удивлением уставилась на него.

Это было что-то вроде кулона или небольшого медальона на тонкой серебряной цепочке. Нет, все же не медальон, медальон должен открываться, в нем хранят локон любимого человека, или фотографию, или еще что-то памятное.

Эта же висюлька была похожа скорее на лист дерева – заостренный с одной стороны, круглый – с другой. На этом листе свернулся зверь – маленький, очень живо выточенный леопард. Рядом с ним Ася разглядела какие-то непонятные значки.

Странная вещь.

Пожалуй, самым странным был материал, из которого она сделана. Металл, очень тяжелый, серебристый – но не серебро и уж точно не сталь. Тусклый маслянистый блеск отсвечивал то бирюзой, то зеленью, как голубиное перо.

Но откуда взялась здесь эта вещь?

Она выпала из кармана куртки, но как она попала туда? Раньше Ася ничего подобного не видела.

Внезапно она вспомнила минувшую ночь, вспомнила женскую фигуру возле парапета моста…

Вспомнила, как эта фигура исчезла, а на парапете что-то тускло блеснуло…

Наверное, тогда этот кулон случайно попал к ней в карман.

Случайно? Разве так бывает?

Во всяком случае, другого объяснения Ася не могла найти. Другого объяснения просто не было.

Но тогда… тогда это значит, что ночное происшествие не померещилось ей. Та женщина не была порождением ее воображения, не была призраком, сотканным из тумана, она действительно прыгнула с моста, прыгнула в темную, холодную воду, отливающую серебром и свинцом, и перед этим случайно выронила этот кулон. Или совсем не случайно выложила его на парапет. А она, Ася, сама того не заметив, положила этот кулон в карман.

И что теперь с ним делать?

«Ничего не делать, – прозвучал у нее в голове внутренний голос, – оставить все как есть. Как будто ничего не было… спрятать кулон и забыть про него».

Но бабушка всегда говорила, что брать чужое нехорошо. И Ася накрепко усвоила бабушкины принципы.

Значит, нужно этот кулон отдать.

Но кому? Отнести в полицию?

Ася вспомнила полицейского Витю, вспомнила его недоверчивый взгляд, его каверзные вопросы… И тот, второй, что был за рулем, головы даже не повернул, пока они везли ее до дома.

Они не поверили, что она видела самоубийство. Не захотели поверить. Значит, если она принесет тому же Вите этот кулон – в лучшем случае он положит его в самый дальний ящик своего стола и забудет там, а в худшем – подарит своей девушке.

Ася снова взглянула на странную вещицу.

Она показалась ей теплой, как живая плоть. И еще… в ней было что-то удивительно знакомое. Как будто Ася уже держала ее в руках – только когда-то давно, очень давно.

В детстве? В самом первом своем детстве?

Нет, еще раньше.

В другой жизни.

Да что за ерунда приходит ей сегодня в голову? Какая еще другая жизнь?

И вообще пора выбросить из головы эти глупые мысли и сосредоточиться на сиюминутных заботах. В порядок себя привести, душ принять. Потом прибраться в квартире и потихоньку собираться на работу. Ресторан «Замбези» открывается в шесть, но официанткам к пяти точно нужно быть. Все приготовить, столы накрыть, да мало ли еще что понадобится. Самсоныч – хозяин строгий, требует, чтобы все было по высшему разряду.

Ася подошла к зеркалу и провела расческой по волосам. Расческа у нее была металлическая, прочная, но и то ненадолго ее хватало.

«Твои кудри только лошадиным гребнем чесать», – приговаривала в свое время бабушка, пытаясь привести Асю, по ее же выражению, в божеский вид.

Раньше Ася распрямляла волосы в парикмахерской, но Самсоныч запретил. Ему нужно было, чтобы официантки выглядели так, как будто только что с пальмы слезли.

«Ресторан-то у меня африканский, – втолковывал он, – стало быть, сразу должно быть видно, что персонал оттуда, из Африки. Иначе у людей веры не будет во всю эту экзотику. А то в японских ресторанах наберут казахов да киргизок, а то еще из Якутии. А эта Синильга, может, и палочек-то для еды никогда не видала, не то что суши. Так какое может быть доверие к такому ресторану? А у меня все по-честному. Я тебя за внешность твою взял, так будь добра соответствовать!»

Платил Самсоныч неплохо, да еще чаевые перепадали, жить можно. Так что Ася не спорила, делала что велели. Сейчас можно волосы гладко заколоть – как получится, конечно, а уж вечером в ресторане она такую афру устроит. И губы помадой яркой накрасит, чтобы выпяченными казались. В уши – серьги в виде огромных колец, Самсоныч самолично выдал. Форма у них, конечно, смешная: юбочка коротенькая, топик, живот открыт. У Аси фигура хорошая, не стыдно показать. Клиенты поглядывают с удовольствием, кое-кто и по попе шлепнет, но Самсоныч этого не приветствует, у меня говорит, ресторан, а не бордель, к персоналу не приставать.

Так что внешность впервые помогла Асе в жизни. Раньше-то все больше колотушки да тумаки доставались. Еще обзывали по-всякому, не хочется вспоминать.

А благодарить за все надо папочку, которого Ася и не помнит совсем. Папочка ее был черный, как вакса, это такая штука, ботинки раньше чистили, бабушка рассказывала. И родом был вроде бы из Анголы, это такая страна в Африке. Асе-то все равно, что за страна, она в ней никогда не была и не собирается туда.

Приехал папаша оттуда, из своей не то чтобы Анголы, а может, и другой страны, учиться в институте. Да и познакомился с матерью на дискотеке. Она тогда на фабрике работала, детскую одежду шила. Красавицей была, это все признавали, у бабушки чудом сохранилась одна-единственная фотография, где мама в Новый год на сцене поет, прямо как артистка какая. И голос был неплохой, бабушка говорила.

Ася-то не помнит, чтобы мать пела, разве что колыбельные ей в самом раннем детстве. А потом голос у матери стал хриплым и неприятным, а когда кричит – визгливым.

В общем, стали мать с отцом встречаться, а потом мать забеременела Асей, а тут как раз отец диплом защитил. Оформили они брак да и уехали. Он на ней женился, потому что сына хотел, опять же красавица была писаная, как бабушка говорила. А она с ним связалась, потому что очень уж отличался от всех парней, кто за ней увивался. Те норовили облапать на танцах да под юбку залезть, а этот все же о ней как-то заботился, опять же при деньгах был, что по тем временам было немаловажно. Вещи какие-то привозил, сумку подарил такую красивую, что на нее посторонние люди оглядывались, хоть не носи совсем.

А самое главное… была в нем какая-то особенная красота, точне, даже не красота, а стать. Плавная, грациозная походка, красивый разворот плеч, гордая посадка головы.

Это бабушка рассказывала со вздохом. А у нее, у Маши-то, здесь и не было родных толком. Мать ее умерла от рака совсем молодой, отец – пьяница горький, с трудом его на работе держали, с женой они вечно скандалили, денег не хватало, мачеха Машу терпеть не могла, и та ей той же монетой платила. Так и жили.

Вот Маша и решила такую, с позволения сказать, жизнь изменить. Уехать далеко-далеко, чтобы все там было другое, непохожее на ее прежнее житье-бытье. Тут ведь один конвейер на фабрике чего стоит, после работы перед глазами только рукава да спинки пальтишек детских так и мелькают, рехнуться можно.

Уехали они, только не в Африку, а в одну латиноамериканскую страну, отец там работу нашел. Он по специальности строитель был, мосты строил, дороги, электростанции. Отчего он в Африку свою не поехал, Ася и знать не знает.

Она родилась в маленьком городке – в Гватемале? Или в Эквадоре? Или в Панаме? Они все время переезжали, как только у отца заканчивался контракт.

Первые ее детские воспоминания – это солнце, сухое, палящее, безжалостное. И еще пыль. Она не боится солнца и с удовольствием топчется в пыли, она такая мягкая, покрывает все теплым шелковистым слоем. Но тут же сильная рука матери хватает ее и затаскивает в полутемный дворик, он называется патио.

Там прохладно, пол выложен выщербленной каменной плиткой, по которой иногда пробегает шустрая серо-зеленая ящерица, застывает на полпути, сливаясь с рисунком плитки. В углу – кран с водой, которая стекает в растрескавшееся каменное корыто. Во дворике пусто и невыносимо скучно, потому что никого нет, только иногда выходит собачка сеньоры Лопес, у них общее патио.

Сеньора всегда одета в черное, а собачка – маленькая, беленькая и пушистая. Сеньора отчего-то не любит маму, она всегда неприязненно поджимает губы, встретив ее, а мама дома вполголоса называет ее старой ведьмой и облезлой вороной. Мама у Аси красивая, только все время нервничает и злится. На Асю, на отца, которого никогда не бывает дома, на солнце, которое своими лучами прожаривает ей мозг, на эту паршивую страну, вообще на жизнь.

Когда в доме появляется отец, они бурно скандалят, потом так же бурно мирятся, наутро опять скандалят, пока он не уедет снова. Ася в это время сидит в патио тихо-тихо и играет с тряпочной куклой или с разноцветными камушками, найденными на улице. Собачку сеньора Лопес в патио не выпускает, когда родители скандалят.

Иногда мама водит Асю в магазин или в кафе. Там она познакомилась с такими же, как она, домохозяйками, они сидят в кафе по полдня за чашкой кофе или за стаканом с прохладительным. Иногда пьют коктейли. Ася в это время тихонько сидит у столика. Мама дает ей поиграть разноцветными зонтиками от коктейлей.

Но однажды Ася поймала мячик, который бросил ей черноглазый смуглый мальчишка, кинула мяч обратно и побежала за ним. Они прибежали на какой-то двор, отгороженный от улицы красивой кованой решеткой, и там играли, очень здорово было бросать мячик об стенку. Он отскакивал все время в разные стороны, как живой.

Потом мальчишку позвала высокая толстая женщина с усами, и он убежал с ней, а Ася осталась одна в незнакомом месте. Она испугалась, что мама будет ругаться, вышла на улицу и побежала к кафе. Но кафе не было на месте, точнее, было, но только совсем другое, и там не было мамы, а сидели взрослые мужчины, которые громко смеялись и кричали грубыми голосами.

Ася только потом поняла, что шла в другую сторону. Тогда она испугалась ужасно и заревела в голос. Подошли люди, но Ася была слишком мала, чтобы объяснить что-то, тем более по-испански. Мама и сама-то не слишком хорошо знала этот язык.

Тогда кто-то догадался позвать полицейского. Полицейский был такой же толстый, с черными усами, очень похож на ту женщину с мальчишкой, только в форме, и пахло от него потом и табаком. Он цокал языком и качал головой, затем взял Асю на руки и понес куда-то. От прикосновения чужого дяди она заревела еще пуще.

И тут налетела на них мама – растрепанная, с глазами, едва не вылезающими из орбит. Выхватив Асю из рук полицейского, она побежала было прочь, но была остановлена твердой рукой. Ася по-прежнему ревела ревмя, мама шлепнула ее слегка, отчего Ася тут же заткнулась – привыкла уже. Однако полицейскому это не понравилось, он нахмурился и приступил к маме с вопросами. Потом их привели к большому зданию, Ася помнит, что рядом было много машин, а потом, когда маму увели куда-то, ласковая тетенька поила Асю сладким лимонадом.

Вечером вернулся отец, и разразился скандал. Орал и ругался в основном он, мама была непривычно тиха, даже плакала. Отец все показывал ей какие-то бумажки и никак не мог успокоиться.

С того времени мама больше не ходила в кафе, днем она сидела дома, спала или слушала музыку, вечерами укладывала Асю спать пораньше и уходила. А когда возвращалась, то пахло от нее чем-то незнакомым, приторно и резко. И еще духами – сильно-сильно, от чего Ася начинала чихать.

Но однажды Асе приснился кошмар – как будто она бежит по темной улице босиком, и мягкая пыль под ногами понемногу становится вязкой. И вот уже она едва может вытащить ноги, а пыли уже по колено, потом она доходит до живота… Ася проснулась с криком. В доме было темно и пусто. Она выбежала в патио, через некоторое время раздался лай, и вышла сеньора Лопес. Соседка увела Асю к себе, напоила теплым молоком и уложила на диван, прикрыв пледом.

Утром мама ругалась с сеньорой Лопес, та же еще сильнее поджимала губы. Когда вернулся отец, сеньора, надо думать, сообщила ему обо всем. И тогда, кроме скандала, отец поднял на маму руку. Ася слышала шум, потом мама выскочила в патио и стала под краном замывать кровь, которая текла по лицу.

Мама долго сидела потом дома, пока не сошли синяки, выходила только в магазин вечером, когда на улицах темнело. Потом тоже мало выходила, приспособилась сама делать коктейли.

Теперь она пила почти с самого утра. Сначала один коктейль, легкий, как говорила она сама, потом второй, потом следующий. Она очень красиво оформляла бокалы, тянула питье медленно, а Асе давала играть использованными зонтиками и соломинками.

К концу дня зонтиков было все больше. Ася тогда умела считать только до пяти, получалось несколько кучек. Иногда мама засыпала прямо на диване, Ася уже научилась снимать с нее туфли и подкладывать подушку под голову. Она также умела уже мыть бокалы и подметать пол. Когда мама спала днем, Ася выходила в патио с игрушками.

Сеньора Лопес теперь говорила с ней ласково, гладила по голове, но не сумела совладать со своим лицом, увидев множество зонтиков от коктейлей, с которыми играла Ася. Но теперь сеньора Лопес ничего не говорила папе, поскольку помнила, надо думать, что прошлое ее вмешательство закончилось дракой.

Отец узнал все сам. Обычно мама к его возвращению собиралась и приводила в порядок себя и дом. Но однажды он вернулся днем, страшно озабоченный, и застал свою жену пьяной и спящей на диване в несвежем расстегнутом халате. Рядом валялось несколько пустых бокалов с неизбежными зонтиками.

Ася в патио пускала кораблики в каменной раковине и не слышала, что сказал отец маме, когда растолкал ее. Все произошло очень быстро, отец собрал чемодан и ушел, бросив на стол несколько купюр и не взглянув даже на Асю.

Мама сидела на диване, вытаращив глаза и тряся головой, как будто отмахиваясь от невидимых мух. Тупо посмотрела на деньги и снова рухнула на диван. Ася разбудила ее вечером, потому что очень хотелось есть.

Очевидно, кое-что отложилось у мамы в памяти, потому что она очень оживилась, прихорошилась и сказала Асе, что теперь они свободны от этого черного урода и будут жить как хотят. Утром она повела Асю в кафе и по магазинам, купила ей красивую куклу с закрывающимися глазами, накормила мороженым и сладостями.

Теперь она не пила больше дома, а уходила вечерами, взяв с Аси слово, что она будет вести себя тихо. Иногда мама возвращалась не одна, Ася сквозь сон слышала какие-то звуки, тяжелые шаги мужчины и шиканье мамы, чтобы не разбудил ребенка.

Так продолжалось недолго, деньги, что оставил отец, быстро кончились, и однажды из-за мамы поссорились двое мужчин в баре, там была драка, хозяин вызвал полицию.

Все это Ася узнала гораздо позже. А тогда мама явилась под утро трезвая и тихая и сказала Асе, что все кончено, они уезжают домой. Как понимает сейчас Ася, у мамы не было в той стране никакого статуса, и, когда отец уехал, ее просто выдворили, учитывая образ жизни и отсутствие денег.

Мама не слишком горевала, она сказала Асе, что скоро у них наступит новая хорошая жизнь, что она давно хотела вернуться домой, что ей осточертела эта жара и пыль и что наконец-то Ася увидит настоящий лес и снег.

Ася взяла с собой новую куклу и украдкой попрощалась с собачкой сеньоры Лопес.

«Будь оно все проклято, – сказала мама, глядя из окна самолета, как уменьшаются внизу белые здания аэропорта, – домой летим, дочка. Домой. Забудем все, что было здесь. И чтобы имя свое забыла, теперь тебя всегда будут звать Ася».

Раньше так звала ее только мама, по-настоящему отец назвал ее Ассейной. Впрочем, он с дочкой не слишком много разговаривал.

Самолет летел долго, а когда приземлился, Ася не поняла, что кончилось ее первое детство. Кончилось навсегда, остались только воспоминания. Да и то немного.

На востоке Южной Африки, недалеко от побережья Индийского океана, раскинулись бескрайние степи, как их еще называют – вельд. Огромные степи, на просторах которых свободно могла бы разместиться вся Франция или несколько маленьких Бельгий. В этих степях от века пасутся неисчислимые стада антилоп и буйволов, носорогов и слонов, жирафов и зебр.

Там, где такое обилие пищи, – конечно, обитает множество хищников. По ночам степи оглашаются мощным ревом охотящихся львов и леопардов, леденящим душу хохотом гиен, пожирателей падали, чьи мощные челюсти могут перемолоть берцовую кость буйвола.

И здесь же, среди бескрайних, изрезанных реками и ручьями степей, многие сотни лет пасли свои стада скотоводы-нгуни. Высокие темнокожие нгуни пасли красивых длиннорогих коров, строили на вершинах холмов огороженные поселки – краали. Они жили отдельными племенами и кланами под правлением наследственных вождей. Самыми большими и могущественными среди них были племена ндвандве и мтетва, но были и совсем маленькие. Среди них был и клан зулу – «дети неба» на языке банту. Этот клан к концу XVIII века насчитывал всего полторы тысячи человек.

Однажды молодой вождь клана зулу Сензангакона с небольшой компанией друзей отправился на охоту. И там, на берегу реки, он увидел красивую девушку из соседнего племени.

Между молодыми людьми вспыхнула страсть, быстрая и безрассудная, как степной пожар.

Охота закончилась, и Сензангакона вернулся в свой крааль.

А через несколько месяцев к зулусам пришло маленькое посольство – родственники той самой красивой девушки.

Они сказали, что встреча на берегу реки имела последствия, что скоро должен родиться ребенок, сын Сензангаконы.

По обычаям нгуни в таком случае отец должен позаботиться о будущем ребенке. Он должен принять его вместе с матерью в свой крааль, а в крайнем случае заплатить выкуп – несколько коров.

Однако Мдули, дядя молодого вождя зулусов, выслушав послов, засмеялся и сказал им:

– Это невозможно! Наш вождь не мог настолько потерять голову! Вы ошибаетесь, девушка вовсе не беременна, в ее теле просто завелся жук (на языке банту, которым пользовались и зулусы, – Чака).

Посрамленные послы вернулись ни с чем.

Однако через положенный срок девушка – звали ее Нанди – разрешилась от бремени здоровым мальчиком.

И снова ее родичи отправились к зулусам и сказали тем:

– Вот он, ваш жук – Чака! Берите его вместе с матерью, теперь забота о них лежит на вашем племени!

Так маленький Чака и его мать попали в племя зулусов.

Она вошла в крааль зулусов и в хижину Сензангаконы как младшая жена, но без всякого торжества и без свадебных даров: какое уж тут торжество, когда у невесты уже есть ребенок.

Вообще положение их было незавидным: у Сензангаконы уже было несколько жен, и они приняли новую жену и ее ребенка в штыки. Главное же, сам вождь очень скоро охладел к Нанди. Девушка, которая показалась ему прекрасной, как цветок, во время охоты на берегу реки, больше не вызывала у него пламенных чувств, и он только искал повода избавиться от нее.

И такой повод появился.

Когда Чаке исполнилось семь лет, он, как и остальные мальчики племени, начал пасти овец. И однажды по его недосмотру собаки загрызли одну овцу. Сензангакона пришел в ярость и изгнал нерадивого пастуха из своего крааля.

Матери ничего не оставалось, как уйти вместе с ним.

Они вернулись в племя э-лангени, родное племя Нанди, но и там их встретили без радости. Быть изгнанной мужем – позор для любой женщины, а особенно – для жены вождя. Нанди плакала по ночам, и ее слезы причиняли Чаке неимоверные страдания.

Как и у зулусов, в племени матери Чака стал пасти овец, но здесь над ним самим издевались старшие мальчики. Его заставляли делать самую трудную и неприятную работу, его кормили объедками со стола старших, ему постоянно доставались издевательства и колотушки, его все время высмеивали за маленький рост, торчащие уши и тщедушное телосложение.

Чаще же всего его попрекали незаконным происхождением.

– Кто твой отец? – говорили ему старшие пастушата. – Если он вождь, как ты часто повторяешь, отчего он не хочет взять тебя в свой крааль?

Возвращаясь в крааль, Чака рассказывал матери о своих обидах и унижениях.

– Не горюй, мой огонек, – утешала его Нанди. – У тебя печень льва (зулусы полагали, что именно в печени заключена храбрость зверя или человека), и когда-нибудь ты станешь великим вождем и отомстишь своим обидчикам!

Как-то раз один из старших мальчишек раскалил в огне деревянную ложку для каши и велел облизать ее.

– Посмотрим, – говорил он при этом, – есть ли в тебе что-то от будущего мужчины! Ведь, говорят, ты сын зулусского вождя… правда, я не знаю, кто такие эти зулусы и где они обитают! Должно быть, это совсем маленькое племя, раз о нем не слышали в наших краях!

Несмотря на то что обидчик был намного старше и крупнее, Чака с диким остервенением набросился на него и избил чуть не до смерти.

После этого другие пастушата боялись его задевать, никто больше не напоминал ему о его происхождении.

Но у него появился еще один враг.

Старая знахарка Ндала невзлюбила его, как только Чака с матерью вернулись в ее крааль. Она нашептывала главе крааля, своему родственнику, что мальчишка несет на себе проклятие, что в нем живет злой дух и со временем все племя э-лангени ждут из-за него большие несчастья. Знахарка пользовалась в племени большим влиянием, но до поры родственник отмахивался от нее: мол, какую опасность может представлять маленький тщедушный пастушонок! Пусть себе пасет овец и коз, чтобы прокормиться!

После того как Чака избил своего обидчика, старая Ндала возобновила свои разговоры.

– Ты видел, – говорила она своему родичу, – ты видел, как этот пастушонок избил рослого и сильного парня? Как это удалось бы ему, если бы ему не помогал злой дух?

Но и на этот раз родич не стал ее слушать.

Если бы Чака был взрослым воином – другое дело, по обвинению в колдовстве и одержимости злыми духами его могли бы предать мучительной смерти, но детей не подвергали таким наказаниям, считалось, что духи обходят их стороной.

Вскоре Чака вырос, окреп и превратился в красивого молодого воина.

Он узнал, что Дингисвайо, молодой вождь могущественного племени мтетва, набирает армию.

Чака решил отправиться в землю мтетва, чтобы поискать там для себя славы и богатства.

Но прежде чем отправиться к молодому Дингисвайо, он хотел получить новое оружие, настоящее оружие, которого не знал еще ни один из его соплеменников.

До того времени все нгуни в бою использовали только легкие метательные копья. Когда между двумя кланами или племенами возникал конфликт – из-за угнанного скота, спорного пастбища или опозоренной девушки, – племена встречались на границе своих территорий, вперед выходили несколько десятков лучших воинов и бросали друг в друга свои копья.

Женщины, старики и дети стояли позади, с интересом наблюдая за «сражением», которое больше напоминало спортивный поединок, чем войну.

Кого-то ранили, кого-то, случалось, и убивали, потом противники подбирали брошенные копья и бросали их обратно. В конце концов, одно из племен признавало себя побежденным, платило победителям условленный выкуп, оба племени исполняли ритуальный танец, закалывали одного-двух быков, пировали, и все расходились.

Но в воздухе витали перемены. Сильные племена захватывали земли соседей, и для того, чтобы выжить, нужно было изменить правила и способы ведения военных действий…

Наверху, на чердаке, что-то грохнуло. Ася очнулась и взглянула на часы.

Они показывали уже третий час. Пора собираться в ресторан. Неужели она так долго предавалась воспоминаниям? Ну да, застыла перед зеркалом, как лунатик, и думала о детстве. Да было бы о чем!

Нельзя жить прошлым, оно на то и прошлое, что уже прошло. Нужно жить сегодняшним днем. Это бабушка так говорила. Выброси все это из головы, говорила, теперь у тебя будет новая спокойная жизнь, все у тебя впереди, уж я об этом позабочусь. И добавляла про себя тихонько, что если Бог даст.

Бабушка не ходила в церковь, и иконы у нее дома не висели, но, видно, просила она Бога, чтобы дал ей время и силы вырастить Асю. Услышал Бог. Только Асе восемнадцать исполнилось – бабушка присела на диван и сказала: «Ох, устала что-то сегодня!» – да и умерла тихо, как будто заснула.

Ася рассердилась на себя всерьез: да что же это такое с ней сегодня! И почувствовала в руке какую-то тяжесть.

Да, это тот кулон, или медальон, или как еще его назвать. Короче, та странная тяжелая штука, которая оказалась у нее в кармане после ночного приключения на мосту. Так и сжимала его в руке столько времени.

Ася снова взглянула на эту вещь и почувствовала, что каким-то непостижимым образом связана с ней. Ей не хотелось расставаться с этим странным кулоном, хотелось оставить его себе.

Но как же бабушкины заветы?

Брать чужое нехорошо!

«Так то – чужое, – прозвучал у нее в голове внутренний голос, – а это – не чужое, это – самое что ни на есть твое…»

Она снова сжала кулон. Он показался теплым, наверное, оттого, что долго был у нее в руке.

– Никуда не пойду! – сердито сказала она своему отражению. – Никуда не пойду и никому его не отдам! И показывать никому не стану!

Она положила кулон в ящик старой бабушкиной тумбочки, что стояла в коридоре под зеркалом, и заторопилась на работу.

Маршрутка высадила Асю на углу улицы Лебедева и Финского переулка. Дальше она, как всегда, пошла двором.

Места вокруг Финляндского вокзала она знала с детства – с того, второго своего детства, что было еще до бабушки. Знала их как свои пять пальцев. Каждый проходной двор, каждую подворотню.

Как всегда, Ася вошла в сквозной подъезд, вышла из него во двор и пошла наискосок, через вытоптанный скверик с песочницей в форме парохода и парой скамеек. Она уже подходила к другому подъезду, через который можно было выйти на площадь, к ресторану, как вдруг навстречу ей выступили двое. По виду – мелкая шпана, обыкновенные хулиганы, каких в этом криминальном районе всегда хватало. Один – низенький, толстый, с круглым розовым лицом и маленькими поросячьими глазками, второй – долговязый, костистый, с квадратной челюстью. «Им только в цирке выступать, коверными клоунами», – подумала Ася, пытаясь обойти комичную парочку.

Однако это не удалось, они перегородили ей дорогу, и толстяк проговорил, нагло ухмыляясь:

– Куда это ты направляешься, красотка?

Ася этих двоих ничуть не испугалась, ей приходилось сталкиваться с куда более опасными персонажами, и она научилась неплохо с ними управляться.

– Ребята, не заводитесь, – проговорила она примирительно, – дайте пройти, я на работу иду.

– А здесь проход платный, – вступил в разговор долговязый, – это наша территория, и проход стоит тысячу рублей!

– Ребята, ребята, угомонитесь! Я у Самсоныча работаю, вам с ним ссориться ни к чему!

– Какой такой Симсимыч? – ухмыльнулся толстяк. – Не знаем никакого Симсимыча! Гоша тебе ясно сказал: проход здесь стоит тысячу. Если хочешь пройти – плати.

– Вы не знаете Самсоныча? – переспросила Ася. – А зря. Самсоныча здесь каждая собака знает, и никто с ним не связывается. Это вредно для здоровья.

– Ты слышал, Вовчик? – снова подал голос долговязый. – Она нас собаками обозвала. Теперь проход дороже, теперь он для тебя стоит пять тысяч.

– И еще ты меня поцелуешь. – добавил толстяк.

– Ты что? – Долговязый покосился на приятеля. – Тебе не противно с этой макакой черномазой целоваться?

– А что? Даже интересно. Я раньше с черномазыми никогда…

Ася немного отступила.

Ситуация ей категорически не нравилась. Раз эти двое никак не отреагировали на имя Самсоныча и, кажется, вообще первый раз его услышали, – значит, они не здешние. Здесь, в окрестностях вокзала, хозяин их ресторана был личностью известной, и все местные мелкие бандиты, ворюги и просто хулиганы с ним не связывались, знали, что это опасно.

Выходит, эти двое – гастролеры.

А тогда с чего это они привязались именно к ней?

На чужой территории заниматься мелким рэкетом рискованно, можно по незнанию наткнуться на опасного человека.

Пока стычка не выходила за разговорную стадию, но в глазах долговязого Ася заметила поднимающуюся темную муть, которая обещала ей большие неприятности. Вот что сегодня за день такой? Вроде бы и время не позднее, а вокруг – никого, как в пустыне.

Нужно как-то выпутываться самой.

Ася припомнила свое детство – свое первое, точнее второе, дворовое детство, до бабушки, когда ей приходилось всеми доступными средствами бороться за выживание.

– Погодите, мальчики, – проговорила она растерянным голосом, в то же время немного отступая. – Вы говорите, тысячу?

– Ты что, оглохла, макака? – прошипел долговязый, переходя влево, чтобы отрезать ей путь к бегству. – Я сказал – пять тысяч! Для тебя цена повысилась.

– Но у меня столько нет. – Ася еще немного попятилась, сделала вид, что споткнулась, наклонилась к песочнице и зачерпнула горсть песку. Тут же резко выпрямилась и швырнула песок в глаза долговязому, помня священное правило уличной драки – нападать на самого опасного противника.

Долговязый инстинктивно схватился руками за лицо, и она тут же использовала его временную слепоту – ударила ногой в самое уязвимое место.

И тут же бросилась бежать – к тому подъезду, который выходил на площадь.

Но не добежала.

Перед самым подъездом она налетела на толстяка, который каким-то непостижимым образом опередил ее. Он обхватил Асю поперек туловища, сжал с неожиданной силой и процедил, растягивая слова, подражая матерым уголовникам:

– Ты куда-а это собрала-ась? От нас не убежи-ишь.

Тут же рядом возник долговязый. Он был еще бледнее, чем прежде, но не хромал и не держался за поврежденное место. Крепкий, видать, паренек! Недооценила она его…

– Ну все, макака! – проговорил долговязый, схватив ее за шею. – Конец тебе пришел!

Он сдавил Асино горло, она задергалась, пытаясь сбросить ее руки. Воздуха не хватало, в глазах начало темнеть…

– Гоша, Гоша! – проговорил толстяк. – Не горячись. Нам что заказали – помнишь?

Руки на Асиной шее немного ослабели, она смогла вдохнуть.

Зато толстяк принялся шарить по ее телу.

Ася ударила его локтем. Без замаха, в солнечное сплетение, а потом, не прекращая движения, в челюсть.

В давние времена такому удару ее научил цыганенок Пашка, и этот удар не раз выручал ее в уличных потасовках. И на этот раз он достиг цели, толстяк охнул, дернулся и отпустил ее.

Но долговязый перехватил инициативу, зажал ее шею сгибом руки и сильно придавил, так что она едва не потеряла сознание. А тут и толстяк очухался, снова принялся шарить по телу, приговаривая непонятное:

– Да где же оно… куда же она его спрятала…

Ася поняла, что дело плохо. Эти двое не мелкие уличные хулиганы, а серьезные и опасные уголовники. И ей с ними не справиться.

Она попыталась расслабиться, чтобы потом, резко вывернувшись, выскользнуть из цепких потных рук.

И в это время рядом раздался странно знакомый голос:

– Ребятки, вы что это тут делаете? Вы зачем же девушку обижаете?

С трудом повернув голову, Ася увидела пожилого дядечку.

И тут же узнала его.

Это был тот самый немолодой рыболов, которого она встретила прошлой ночью на мосту. Тот, который вызвал по ее просьбе полицию. Только удочек у него сейчас не было, вместо них дядечка держал в руке деревянную тросточку.

– А тебе, дед, чего надо? – огрызнулся на него долговязый. – Проваливай, пока цел, а то мы тебе последние ноги обломаем. Ты вон и так еле ходишь, на палку опираешься, а мы тебя вообще в инвалидное кресло посадим.

– Что же вы, ребятки, такие невоспитанные? – закручинился прохожий. – Видно, папа с мамой в детстве мало вас пороли.

– Ты что, дед, совсем сбрендил? – рявкнул долговязый. – Я тебе сказал: проваливай! Нет, Вовчик, ты видел этого хмыря малахольного? Ну-ка, приложи его пару раз в воспитательных целях.

– Это мы мо-ожем, – проблеял толстяк, – это мы за-апросто. Это мы легко-о…

Он шагнул к дядечке и замахнулся. Но тут случилось что-то странное, можно даже сказать, удивительное: дедок чуть отступил в сторону, выставил перед собой свою трость… и толстяк, зацепившись за нее ногой, полетел на тротуар. Причем полетел качественно, так что попал лицом на край песочницы.

– Тебя что, Вовчик, ноги не держат? – удивленно проговорил долговязый.

Вовчик поднялся. По лицу его текла кровь, маленькие глазки пылали злобой.

– Это старикан мне палку под ноги сунул. – проговорил он со злобой и обидой. – Я ему сейчас покажу!

Он бросился на рыболова, размахивая кулаками, но тот опять немного отступил в сторону и неуловимым, молниеносным движением выбросил палку вперед. Толстяк охнул, свалился на спину и задрыгал в воздухе ногами, как перевернутый на спину жук. А пожилой дядечка оказался над ним и еще раз ткнул палкой, да так ловко, что Вовчик завыл от боли.

– Да ты что, Вовчик? – Долговязый удивленно уставился на своего приятеля. – Ты что – прикалываешься?

– Какой, блин, прикол? – пропыхтел Вовчик, с трудом восстановив дыхание и безуспешно пытаясь встать. – Мне этот старый козел, кажется, селезенку отбил…

Ася не стала ждать более удобного момента, она резко крутанулась вокруг своей оси, одновременно впиваясь зубами в руку долговязого. Тот взвыл и дернул другой рукой ее за волосы. Не знал он, видно, что первое правило, которое усвоила она в дворовом детстве, – ни за что не сдаваться. И если уж вцепилась зубами, то держать намертво, как бульдог.

Зубы у Аси были отличные – белые и крепкие, в жизни у стоматолога не была. От отца достались, говорила ей бабушка, хоть какая-то с него польза.

Сейчас Ася сжала зубы, не обращая внимания на боль, и с удовлетворением почувствовала во рту вкус чужой крови. Да еще и каблуком бандиту на ногу наступила, всем весом. Ему было не размахнуться, чтобы двинуть ей как следует по голове, так что пришлось отпустить ее волосы.

Толстый Вовчик стонал на асфальте, он был уже не боец. Дядечка-рыболов направился к ним, тогда Ася отпустила руку долговязого, кровь лилась сильно, видно, вену прокусила. Тот уставился на руку в оцепенении, Ася же бросилась бежать, не оглядываясь. Ничего, дядечка за себя постоять сумеет.

Первым, кто попался Асе в ресторане, был повар Жан. Он выглянул из кухни – черная лоснящаяся рожа в белом колпаке – и спросил:

– Как ты вчера, нормально?

– Твоими молитвами, – зло бросила Ася.

– Ты это, не дуйся. – Жан погладил ее по плечу. – Тут такой случай…

– Отвали от меня, бабник несчастный! – Ася сбросила его руку.

Злилась она не только за то, что вчера он не подвез ее до дома, злилась за то, что придется опять врать его жене Кате, которая увезла сейчас ребенка в Анапу и просила Асю присматривать за Жаном. Жили они в соседнем дворе, Катя призналась, что доверяет только Асе. И объяснила почему.

Она прекрасно знала вкусы своего мужа.

Жан был ребенок Олимпиады. Тогда, в восьмидесятом году, в Москву и Петербург (тогдашний Ленинград) приехало много чернокожих спортсменов. А через девять месяцев среди новорожденных оказался невиданный процент чернокожих мальчиков и девочек, среди которых и был Жан. Мама так и назвала его, в честь отца, бегуна из Франции. И хоть мать Жана была стопроцентно белой, ребенок у нее получился черный, как… ну да, вакса.

Жан вырос, окончил кулинарное училище, женился на Кате, мальчик у них получился довольно светленький. Очевидно, у предков Жана было принято многоженство, потому что он отчаянно бегал по бабам, ничего не мог с собой сделать. Нравились ему исключительно дебелые белокожие блондинки, так что насчет Аси его жена была совершенно спокойна. Поскандалив пару раз, Катя смирилась, только просила Асю проследить, чтобы ее муженек не слишком зарывался и домой никого не водил, а то перед соседями стыдно.

– Ася, – заныл Жан, – ты только Катьке не говори… – и снова погладил ее по плечу.

Тут и застал их Самсоныч.

– Это вы чегой-то? – нахмурился он.

Самсоныч у них был самый настоящий вор в законе, каких в кино показывают. Был он небольшого роста, сухой и жилистый, кожа на лице продубленная ветрами и морозами в далекой Сибири, где провел Самсоныч немало годков на государственном обеспечении. Все руки в татуировках, и сводить их Самсоныч не собирался. Пустые это люди, говорил, которые татуировки свои сводят, как будто и без них не видно, кто они такие. Самсоныч от прошлого своего не отказывался, просто теперь ушел на покой. Кроме ресторана, было у него еще кое-какое имущество – пара магазинов, отель небольшой, автомастерская. Но рестораном он занимался сам лично, нравилась ему африканская кухня.

Дело шло хорошо, платил Самсоныч прилично и от персонала требовал трех вещей: быстроты, аккуратности и чтобы никаких личных контактов.

Мне, говорил, никакие ваши шуры-муры, фигли-мигли и прятки в ресторане не нужны. Разумеется, вместо последнего слова употреблял он нечто более сильное.

При первом знакомстве Самсоныч Асе так прямо и сказал, она только плечами пожала. Повар Жан тоже был предупрежден и никогда ничего себе не позволял.

– Вы это чего? – вызверился на них Самсоныч. – Делать, что ли, нечего?

Ася развернулась на пятках и ушла, оставив Жана оправдываться.

Сержант полиции Соловьев возвращался домой после ночного дежурства. Он уже подходил к своему дому, как вдруг увидел рядом с подъездом знакомую машину. Приземистую черную «Тойоту» с хищными акульими очертаниями.

Во рту сразу появился неприятный металлический привкус, руки задрожали, как с перепоя, заломило виски. Сержанту захотелось незаметно обойти черную машину, проскользнуть в свой подъезд и запереться в квартире. Но он прекрасно знал, что из этого ничего не выйдет. Тот человек, который ждет его в «Тойоте», достанет его за запертой дверью. Да он из-под земли его достанет.

Пару лет назад сержант сделал глупость. Взял деньги у мелкого наркодилера за то, чтобы скрыть кое-какие улики. Вроде бы речь шла о небольшой порции травки, с которой Соловьев прихватил этого дилера во время патрулирования.

Но потом оказалось, что все гораздо серьезнее, пакетик с травкой обернулся уликами по делу об убийстве, и Соловьев влип бы по самые уши, если бы этот человек не помог ему выпутаться. Тогда он ему помог – но с тех пор требовал ответных услуг.

И довольно быстро сержант понял, что та история с наркодилером была заранее подготовленной подставой.

Соловьев медленно шел к подъезду, как будто к его ногам были привязаны свинцовые гири. Когда он поравнялся с черной машиной, стекло на передней двери опустилось, и знакомый голос проговорил:

– Куда торопишься, Коля?

– Домой, – отозвался Соловьев с тяжелым вздохом.

– Дом от тебя, Коля, никуда не убежит. Сядь в машину, разговор есть.

Сержант не стал спорить – он знал, что это бесполезно. Он послушно сел на переднее сиденье машины, рядом с плотным приземистым человеком лет пятидесяти. Щетка коротко стриженных седых волос, тяжелый подбородок, маленькие пронзительные глаза, кривой шрам на левой щеке, напоминающий формой кленовый лист.

– Давно не видались, Коля, – проговорил человек со шрамом. – Ты меня не забыл?

– Забудешь вас, как же… – вполголоса ответил сержант.

– Правильно, не забудешь. – Человек со шрамом недобро усмехнулся. – А если забудешь – я напомню. И про нашу первую встречу напомню, и про ту папочку, которая у меня припрятана… про папочку, где все твои расписки лежат.

– Все я помню… – простонал сержант, – говорите, чего надо! Не тяните, и без того тошно!

– Неправильно говоришь, Коля, – поучительно возразил человек со шрамом. – Ты должен спрашивать, чем ты мне можешь помочь. Так оно будет вежливее. И помогать мне, Коля, ты должен с радостью и охотой. Но сегодня, Коля, ты должен помочь не мне. Не мне, Коля, а одному очень большому человеку.

– Какому еще человеку? – недовольно переспросил Соловьев. – Не было такого уговора… я только с вами…

– Забываешься, сержант! – оборвал его человек со шрамом. – Ты не в том положении, чтобы права качать! Ты должен слушать, что я тебе говорю, и немедленно исполнять! А то я тебе напомню, что у меня не только папочка имеется, в которой твои расписки, но еще и пакетик, в котором стреляная гильза. Помнишь?

– Помню, помню… – тоскливо выдохнул Соловьев.

И только теперь заметил, что они в машине не одни.

Заметил, что на заднем сиденье сидит еще один человек – загорелый почти до черноты, с узким дубленым лицом, с волчьим кривым оскалом. Человек в дорогом черном костюме, совсем не подходящем ни к волчьему оскалу, ни к жесткому загару, приобретенному явно не на средиземноморских пляжах.

– Этот человек, что ли? – спросил сержант у человека со шрамом.

– Этот, этот.

– И чего ему надо?

– А он тебе сейчас сам все скажет. Что мы с тобой будем в испорченный телефон играть.

И действительно, загорелый мужик сверкнул в полутьме салона белками глаз и заговорил:

– Что случилось ночью на Литейном мосту?

Голос у незнакомца был странный – какой-то резкий, как будто механический. Соловьеву пришла в голову странная мысль. Он подумал, что, если бы вдруг заговорил его табельный пистолет, голос у него был бы такой же. И еще у незнакомца был заметный акцент.

– На Литейном? – удивленно переспросил сержант.

– Да-да, на Литейном, – раздраженно процедил человек со шрамом. – Что переспрашиваешь? Плохо слышишь, что ли?

– Он хорошо слышит, – перебил его человек с заднего сиденья, – он просто нервничает.

– Чтобы мент нервничал? – усмехнулся человек со шрамом. – Это что-то новенькое.

– Итак, что же случилось на Литейном мосту?

– Да ничего не случилось, – удивленно ответил Соловьев. – Вызов поступил, якобы там женщина в воду бросилась, мы с Витей… с сержантом Бондаренко близко находились, поэтому и поехали на вызов. Только он не подтвердился…

– Что значит – не подтвердился?

– Да там девчонка стояла странная какая-то, она и сказала, что женщина в воду прыгнула. А мужик, рыболов, который тут же стоял, никого не видел…

– Ты сказал – девчонка странная? – быстро переспросил загорелый незнакомец. – Чем же она такая странная?

– Она черномазая, – нехотя ответил сержант и опасливо взглянул на незнакомца – не примет ли он эти слова на свой счет. Но тот не был негром или мулатом, просто очень загорелый. Видно, много лет провел где-нибудь в жарких странах.

– Черномазая? – переспросил тот. – Из Средней Азии, что ли? Из Узбекистана?

– Да нет – совсем черномазая! Негритянка, что ли, или эта… как ее… мулатка!

– Вот как. – загорелый на мгновение прикрыл глаза. – Интересно… а вы у нее фамилию спросили?

– А как же! Порядок мы знаем! Фамилия у нее самая обыкновенная, Иванова… прикиньте – негритянка Иванова!

Сержант тоненько хихикнул, и собственный смех показался ему жалким и ненатуральным, как будто он заискивает перед этим загорелым хмырем.

– Да, очень смешно, – проговорил тот, но даже не улыбнулся. – А имя? Имя у нее было тоже самое обыкновенное?

– Имя Витя… сержант Бондаренко не спросил, – с сожалением проговорил сержант, – он у нее документы попросил, но документов у нее при себе не было.

– Жаль. И ничего больше про нее не спросили?

– Нет, еще она сказала, где работает – в ресторане… как же это… Зим-бези…

– «Замбези»? – уточнил загорелый.

– Вот-вот, точно, «Замбези». Так она и сказала.

– Понятно… Так почему вы ей не поверили? Почему не поверили, что она видела самоубийство?

– Так я же говорю – тот старик, рыболов, никого не видел, а он шел ей навстречу, так что как раз должен был видеть самоубийцу, если она была… и вообще…

– Вообще – не хотелось на себя вешать лишнее дело? – уточнил загорелый тип.

Сержант ничего на это не ответил – что тут отвечать-то, все и так предельно ясно.

Вообще этот загорелый незнакомец вроде разговаривал с ним вежливо, но сам его механический холодный голос пугал сержанта. Кроме того, Соловьев видел, как смотрит на этого типа человек со шрамом – с уважением и едва ли не с испугом. А напугать этого человека было непросто, сержант знал это по себе.

– А скажи-ка, сержант, – продолжал расспросы незнакомец, – вы то место осмотрели?

– Витя осмотрел… сержант Бондаренко.

– Внимательно?

– Ясное дело… как положено. Мы же не первый год служим, порядки знаем.

– И он ничего не нашел?

– Ничего! Вот ведь, это тоже значит, что не было там никого, никто не прыгал! Потому как кто в воду прыгает – что-нибудь обязательно оставляет, хоть обувь снимет, записку, опять же…

– Совсем ничего? – повторил загорелый. – А может, Витя… сержант Бондаренко что-нибудь нашел, а тебе не сказал?

– Нет! – возмутился Соловьев. – Да вы что! Мы же с Витей напарники! У нас все всегда пополам. Он найдет – со мной делится, я найду – с ним делюсь…

– Святая мужская дружба, – усмехнулся загорелый.

– Ну да! – подтвердил сержант с вызовом. Что этот тип понимает в мужской дружбе.

– Ясно. – Загорелый тип снова прикрыл глаза, и сержант облегченно вздохнул – кажется, на сей раз все обошлось, и его сейчас отпустят домой… но не тут-то было.

– Вот что, – снова заговорил незнакомец, – как ты относишься к африканской кухне?

– Чего?

– Я спрашиваю: как ты к африканской еде относишься?

– Да никак… никогда не пробовал.

– Придется тебе расширить свой кругозор!

– Да что его спрашивать, – вмешался в их разговор человек со шрамом, – как надо, так и отнесется!

– Ты сейчас иди домой, поспи, потом переоденься и иди в этот самый ресторан – «Замбези». Знаешь, где он находится?

– Ага, знаю.

– Значит, пойдешь в ресторан «Замбези», и вот что ты там сделаешь…

В подсобке Ася попыталась привести себя в порядок, с трудом расчесала волосы, поглядела на себя в темное, мутноватое зеркало. В зеркале она казалась темнее, чем на самом деле. Что ж, ее и взяли в этот ресторан исключительно за экзотическую внешность. Мулатка, причем очень смуглая.

Папа был черный как гуталин. Это бабушка так говорила: то – как вакса, то – как гуталин, а Ася и не знала, что за гуталин такой, это бабушка потом объяснила ей, что такой штукой обувь чистили уже потом, после ваксы.

Ася нахмурилась и сказала себе в зеркале, что все прошлое забыто, что новая ее жизнь началась в девять лет, с тех пор как бабушка взяла ее к себе. Бабушка ее не жалела, не охала и не говорила, что судьба Асе выпала тяжелая, она просто призывала все забыть. И начать новую жизнь. Как будто раньше ничего не было.

И вроде бы удалось, однако вот сейчас, когда Ася отбивалась от тех двоих, тело само вспомнило, как нужно вести себя в драке. Сколько же ей пришлось перевидать этих драк с малолетними уличными зверенышами. Говорят же, что дети еще страшнее взрослых бывают. Ася помнит…

Да, по сравнению со вторым ее детством первое – просто курорт! Рай земной, хоть мама и проклинала ту страну, откуда они улетели тогда в Россию.

Тогда все завертелось стремительно. Они прилетели в Ленинград, который, как сказала мама, переименовали в Петербург. Асе было все равно. Мама же с изумлением поняла, что страна за шесть лет ее отсутствия изменилась неузнаваемо. Перестройка шла полным ходом, кто-то богател, обычные люди катастрофически обнищали, и до Аси с мамой никому не было никакого дела.

Их никто не встретил, и тогда мама буквально на последние деньги взяла такси и привезла Асю, как она говорила, домой.

Ася помнит, что ее поразило отсутствие солнца. Серое небо, сочащееся мелким нудным дождем, унылые прохожие под зонтиками. Зонтиков Асе хватило уже надолго. Было сыро и холодно, Ася тотчас простудилась в легкой курточке.

Им открыла страшная седая женщина в замызганном халате, в которой мама едва узнала свою мачеху. Женщина прикрыла глаза, как будто ей резал свет, хотя лампочка на лестнице горела едва-едва, махнула рукой и побрела в квартиру, не сказав ни слова. Мама поскорее втащила в темный захламленный коридор чемоданы и впихнула Асю.

В квартире пахло ужасно – бедностью, болезнью и еще чем-то кислым и противным. На кухне в раковине громоздилась гора грязной посуды, и целый угол занимали пустые бутылки.

В квартире было две комнаты. Мама с Асей расположились в той, что побольше, потому что в другой умирала мачеха. Об этом рассказала маме соседка, что явилась, ведомая любопытством. Соседка ахала, обнималась с мамой, разглядывала вещи в чемодане, гладила Асю по голове. Ее прикосновения были Асе неприятны, как будто в волосы заползло вредное насекомое и ползает там, щекотно шевеля лапками. И голос у соседки был приторный и фальшивый, Ася хоть и мала была тогда, а сразу это почувствовала.

В первую ночь Ася долго не могла заснуть – мешали духота, шум дождя за окном, запах пыли и бедности. Пыль тут была совсем не такая, как там, где жили они раньше, та была мягкая, белая, теплая. В этой же квартире по углам прятались огромные серые комья, с волосами и паутиной. Пауков Ася не боялась, было просто противно.

Они спали вдвоем с мамой на старой продавленной кровати, которая ужасно скрипела, и мама сонно ворчала, чтобы Ася не вертелась. Под утро Асе приснился кошмар: как будто серые комки пыли ожили и ползут на нее, увеличиваясь в размерах. И вот уже один комок схватил ее неизвестно откуда появившимися щупальцами и тянет к себе. И Ася уже не может дышать…

Она проснулась оттого, что мама трясла ее и приговаривала: «Аська, проснись! Это же просто сон!»

Потом мама обняла ее и долго гладила по голове, даже песенку тихонько спела. И голос у нее был совсем не хриплый и не визгливый.

Но такое было в последний раз.

Утром мама сбегала в магазин, потому что в доме не было ни крошки еды. Денег она заняла у той же соседки, сказала, что у нее только валюта. Валюты тоже было негусто, точнее, совсем не было, но у мамы хватило ума об этом не говорить. И что муж ее фактически бросил, она тоже не сказала соседке. Впрочем, как теперь думает Ася, соседка сразу все поняла, это было нетрудно.

Ася в отсутствии мамы боялась выходить из комнаты, потому что та, вторая комната, где лежала мачеха, казалась ей темной зловонной пещерой, где обитает злой дракон. Мачеха не выносила света, поэтому в комнате всегда было темно, и еще она ужасно хрипела, когда дышала. Ася пугалась этой комнаты до колик в животе, даже плакать не могла, так что просто лежала в кровати, накрывшись стареньким несвежим одеялом с головой, и ждала маму.

А мама все время куда-то уходила – то в магазин, то в жилконтору, то по разным инстанциям. Асю с собой не брала – дети на нее показывали пальцем и смеялись, взрослые хмурились, тетки в жилконторе поджимали губы. Однажды два страшных парня – бритых наголо и в татуировках по всему телу и даже на лицах – пристали к маме и начали обзывать нехорошими словами ее и Асю. Мама оглядывалась в поисках милиции, потом стала звать на помощь, но прохожие пробегали мимо, опустив головы. Их оттеснила толпа школьников, высыпавших из автобуса. Мама подхватила Асю и бросилась бежать. А вечером купила бутылку вина и пригласила соседку на ужин. Свой рассказ о сегодняшнем инциденте она завершила словами: «Мало того что бросил, так еще и черного ребенка мне оставил. Вот что теперь с ней делать?»

Соседка поддакивала и гладила Асю по голове так сильно, как будто хотела выдрать ее черные, густые, вьющиеся волосы. Ну, это никак не получится…

Через месяц после приезда Ася заболела. Собственно, простудилась она почти сразу же, потому что не было у нее подходящей одежды для промозглой петербургской осени. Она кашляла, температурила, мама по совету соседки поила ее чаем с медом, но ничего не помогало. Потом стало совсем плохо, и мама вызвала неотложку, потому что ребенок задыхался в кашле и бреду, а участковый врач не мог прийти, поскольку у Аси не было ни прописки, ни полиса.

Толстая врачиха тут же заорала на маму, что у ребенка запущенная пневмония, и они ни за что теперь не отвечают. Нужно в больницу, потому что без уколов и капельниц ребенок не жилец. А как тут в больницу, если нет никаких документов? Мама в ужасе отдала врачихе единственную драгоценность, что у нее была: кольцо с небольшим бриллиантом, что подарил ей муж на свадьбу. От кольца врачиха отмахнулась, но взяла кожаную мягкую курточку, как она сказала, для дочки, ей самой только на нос влезет.

Ася пролежала в больнице почти месяц. А когда вернулась, то все снова изменилось к худшему.

Снова Ася очнулась от воспоминаний, стоя у зеркала. Отчего это собственное лицо так на нее действует? Давно ведь не думала о прошлом, а теперь вот все время оно возвращается.

Внезапно она осознала, что стоит как бы на распутье, что вся ее худо-бедно налаженная жизнь может развалиться. И от нее зависит, в какую сторону все пойдет. Либо будет совсем плохо, либо наоборот, в ее жизни будет много нового и интересного. И даже, возможно, она встретит наконец своего мужчину, о чем втайне мечтает каждая женщина, пока не состарится. Пока что с этим не очень получается, все какие-то не те попадаются.

– Ассейна! – гаркнул неслышно появившийся за спиной Самсоныч. – Снова ворон считаешь? Давай в зал, клиент пошел!

– Иду уже. – Ася взбила волосы, подмазала губы и пошла, чуть покачивая бедрами.

Самсоныч, глядя ей вслед, в который раз удивился ее статности и грации. Хороша девка, что и говорить. Своя красота, природная, такую ни за какие деньги не купишь. Ишь как идет, как по облаку ступает. Был бы помоложе, да здоровье бы в Сибири не испортил… да что уж теперь про такое думать, только расстраиваться.

К вечеру зал понемногу заполнялся. Кроме завсегдатаев – студентов из Анголы и Мозамбика, которые приходили сюда, чтобы пообщаться с соотечественниками, – появились любители экзотики и просто случайные посетители, клюнувшие на необычное название.

Ася сновала от стола к столу, принимала и разносила заказы, отвечала на одинаковые шутки, огрызалась на мелкое хамство – в общем, все как всегда. Ноги начали уставать, и она взглянула на часы.

Еще час-полтора, и смена закончится.

В это время за столиком в углу появился хмурый долговязый парень в сером пиджаке. Ася подошла к нему, улыбнулась, положила перед ним раскрытое меню:

– Хотите чего-нибудь выпить?

– Пива, – проговорил посетитель севшим голосом.

Он отчего-то нервничал – может, ждал кого-то, с кем предстоял трудный разговор.

– Какого пива? – уточнила Ася. – Традиционного африканского из сорго, по конголезскому рецепту?

В Асиных глазах сверкала насмешка.

– А чего-нибудь попроще нет?

– Есть, конечно – «Туборг», «Хайнеккен», «Будвайзер»…

– Ноль-пять «Туборга». Для начала. А вот что это такое – тажин? – Он ткнул пальцем в меню.

Ася, которой не раз приходилось отвечать на такие вопросы, с готовностью объяснила:

– Тажин – это такая запеканка из бараньего фарша с фруктами и орехами. Очень вкусная, но довольно острая.

– А боботи?

– Это такие маленькие африканские пельмешки из баранины с пряностями.

– Вот, давай неси мне эти боботи. Раз уж ресторан африканский, надо попробовать.

Ася отошла от стола, передала на кухню заказ и принесла парню его пиво.

Она поставила кружку на стол и хотела уже отойти, как вдруг парень остановил ее:

– Не уходи! Посиди со мной!

– Ты что? – фыркнула Ася. – Нам нельзя сидеть с посетителями. Хозяин такую выволочку устроит!

– Да ладно, – парень усмехнулся. – Со мной можно. За меня хозяин не станет ругаться.

– С чего это? – нахмурилась Ася. – Что в тебе такого особенного?

Но он, вместо того чтобы ответить, задал ей встречный вопрос:

– Это ведь ты прошлой ночью была на Литейном мосту?

– Допустим, я. – Ася посмотрела на него внимательно и настороженно. – А ты откуда знаешь?

– А я в полицейской машине сидел, которая на вызов приехала.

– Ты? – Ася пригляделась к нему. – Что-то я тебя не узнаю.

– Так я из машины не выходил. Ты с моим напарником разговаривала, вот его и запомнила.

– Так ты, значит, Соловьев? – Она вспомнила разговор недоверчивого мента со своим невидимым напарником.

И потом, в машине, он и головы не повернул в ее сторону. Хотя вроде с затылка похож на того.

– Точно, Соловьев, – усмехнулся парень. – Хорошая у тебя память. А зовут меня Николай.

– А меня – Ася.

– Ася Иванова… не очень-то подходит к твоей внешности.

– Фамилия у меня мамина, а она была русская. А имя… вообще-то полное мое имя – Ассейна, так и в паспорте записано, но такое имя мало кто запомнит, вот я и стала Асей.

Ася сама не знала, для чего она все это рассказывает незнакомому человеку. Хотя вроде был парень не противный, к ней по-хорошему, так зачем же сразу хамить?

– Ясно… А я тебя, честно, не сразу узнал. Ты тогда, на мосту, не такая была.

– Ясно не такая, – усмехнулась Ася. – Это на работе нам хозяин велит так одеваться и причесываться, как будто мы только что из джунглей вышли, а если я на улице в таком виде покажусь – как ты думаешь, далеко я уйду?

Она вспомнила ту колоритную парочку, которая напала на нее в проходном дворе.

Да, хоть тогда она выглядела не так вызывающе, как сейчас, но это ей не помогло!

– Да, непростая у тебя жизнь, – сочувственно вздохнул Николай. – Слушай, а хочешь, я тебя до дома довезу? У тебя ведь смена, наверное, скоро кончается?

Он смотрел на нее бесхитростно и искренне. По-хорошему смотрел. Может, и правда помочь хотел.

– Спасибо, – Ася улыбнулась, – меня обычно Жан подвозит, повар наш. Он недалеко от меня живет. Но все равно – спасибо.

Тут ее окликнули от другого столика. Она попросила прощения и отправилась работать.

Через несколько минут Ася снова вернулась к столику Николая, чтобы принести его заказ. Кружка у него была пуста, и она предложила принести еще пива.

– Нет, – он покачал головой, – я за рулем. Одна кружка – это еще ничего, меня вряд ли кто-то остановит, но больше нельзя. Лучше ты мне потом кофе принеси.

Ася кивнула и отправилась обслуживать другие столики.

Когда до конца смены оставалось четверть часа, она заглянула на кухню и окликнула Жана:

– Жанчик, нам с тобой сегодня по пути?

– Извини, сестренка, – отозвался тот, снимая крахмальный колпак, – сегодня опять не могу, сегодня у меня другие планы.

– Опять налево? – вздохнула Ася.

– Ага. – Жан сделал загадочные глаза. – Это такая девушка… Персик, а не девушка! Такая попка!.. И все остальное… – Он обрисовал в воздухе соблазнительные формы.

– Избавь меня от подробностей, – фыркнула Ася.

Увлечение Жана женскими формами было известно всему ресторану. Жан не пропускал ни одной юбки, ни одного существа женского пола. Со своими коллегами, правда, он не крутил, поддерживая исключительно дружеские отношения, строго соблюдая известное правило: не гадить, где ешь, – и это всех устраивало.

Как уже говорилось, жена его Катерина тоже смотрела на похождения мужа сквозь пальцы, он ценил мирную обстановку в доме, не зарывался и старался сохранять все в тайне. Но летом, пока Катя с сыном были на даче или, вот как сейчас, улетели в Анапу, Жан брал реванш за весь год сдержанного поведения. Однако домой своих многочисленных подружек он раньше не приводил: с одной стороны, не хотел осквернять семейный очаг, с другой – опасался тещи, Инны Егоровны, которая иногда наведывалась с дачи в город с инспекционной поездкой, отрываясь от выращивания огурцов и варки варенья.

Этой же весной теща неожиданно вышла замуж за своего бывшего одноклассника, которого встретила на улице совершенно случайно. У одноклассника оказался дом в Финляндии на берегу озера, где он жил совершенно один после смерти жены. Так что теща, недолго думая, бросила свои шесть соток вместе с не взошедшими еще огурцами и отбыла в Финляндию на постоянное место жительства. Потому-то Катя и обратилась к Асе с просьбой приглядывать за ее любвеобильным муженьком, что остался он без тещиного присмотра. А как его устережешь, паразита такого.

Как бы там ни было, Ася поняла, что ей снова придется возвращаться домой без провожатых. Оставалась одна надежда: успеть на последнюю маршрутку.

Она вышла в зал, чтобы обслужить последних посетителей, и увидела, что Коля Соловьев по-прежнему сидит за своим столиком перед полупустой чашкой кофе.

– Эй, Ассейна! – окликнул он ее. – Ты не передумала?

– Насчет чего?

– Мое предложение остается в силе. Если хочешь, я тебя могу подвезти.

Ася внимательно взглянула на него.

Вроде бы парень неплохой, не наглый, как многие другие менты. Не пытался щупать ее, не смотрел сальными глазами.

Опять же, до чего не хочется тащиться ночью по пустому городу…

Она вспомнила вчерашнюю ночь, густой туман, заполонивший город, приближающиеся шаги за спиной.

– Ладно, если тебе действительно по пути. Ты можешь подождать еще несколько минут?

– Без проблем!

– Погоди, Аська! Вот обследуем мы с тобой последний бак и пойдем домой обедать. – Бомж Панфилыч по обыкновению многих одиноких людей разговаривал со своей собакой, большой пегой дворнягой по имени Аська. И собака вполне его понимала. Она уселась возле мусорного контейнера и принялась старательно выкусывать блох.

Панфилыч перегнулся через край контейнера и принялся ворошить его содержимое специальной палкой с крючком на конце. Он был не брезглив, при его образе жизни чистоплюйство – непозволительная и даже недопустимая роскошь, однако рыться в мусоре голыми руками небезопасно, однажды он порезал руку осколком зеркала и едва не заработал заражение крови.

Так что теперь для обследования мусорных баков и контейнеров он использовал специальный инструмент, который собственноручно изготовил из палки для скандинавской оздоровительной ходьбы.

Переворошив мусор, он не нашел ничего полезного. Подвернулась ему только яркая коробка с новогодними хлопушками. Видимо, кто-то купил лишнюю коробку на прошлый Новый год, а теперь избавился от нее, благо до следующего праздника еще долго, и она только напрасно занимала в доме место.

Хлопушки – вещь в хозяйстве бесполезная, но Панфилыч все же подобрал коробку и сунул ее в мешок с сегодняшними находками. Мало ли для чего пригодится…

Закончив ежедневный обход своей охотничьей территории, Панфилыч вернулся в родной двор и, спрятавшись за детской горкой, внимательно огляделся.

Управдома в ближайших окрестностях не было видно.

Отношения с управдомом у Панфилыча были сложные.

То есть в последнее время этот маленький дворовый начальник не возражал против того, что сам Панфилыч существует на вверенном ему участке Вселенной и даже ночует на чердаке. Однако собаку он никак не хотел принимать. А поскольку собака Аська была для Панфилыча единственным близким существом и разлучаться с ней он не планировал, пока их не разлучит смерть или другое непредвиденное событие, жизнь его весьма осложнилась, и каждый раз, пробираясь к себе на чердак, Панфилычу приходилось сначала провести рекогносцировку.

Убедившись, что управдома или кого-то из его прислужников и информаторов во дворе нет, Панфилыч вышел из своего укрытия и поспешил к подъезду.

Умная собака, хорошо понимающая свое шаткое общественное положение, потрусила вперед, ни на шаг не удаляясь от хозяина и выполняя известную команду «рядом».

Войдя в подъезд, Панфилыч зашагал вверх по лестнице.

Здесь встреча с управдомом была маловероятна, поэтому он немного расслабился и даже завел обычную беседу со своей верной спутницей:

– Сейчас, Аська, нам с тобой хорошо, поскольку на улице еще тепло. А вот когда наступят холода, жизнь наша осложнится. Придется где-то теплое доставать, а где же его возьмешь? Тебе-то хорошо, у тебя вон какая шкура косматая, а мне что делать? Это еще наше счастье, что пускают нас на этот чердак, там трубы всякие проходят, поэтому и зимой не очень холодно, а вот ежели нас отсюда прогонят…

За этим содержательным разговором Панфилыч с собакой добрались до пятого, верхнего этажа. Теперь еще два лестничных марша – и они, считай, дома, в тепле и безопасности.

Здесь, в квартире на пятом этаже, проживала девушка Ася, тезка его собаки. Девушка она была хорошая. Черненькая, правда, но Панфилыча это нисколько не смущало – у него не было расовых или национальных предрассудков. А вот то, что Ася работала в ресторане и почти каждый день приносила оттуда Панфилычу и его четвероногой подруге много вкусной и здоровой пищи, делало их лучшими друзьями.

Панфилыч взглянул на дверь Асиной квартиры и остановился в удивлении.

Дверь была приоткрыта.

Это был очевидный непорядок.

Ася хоть и молодая, но не рассеянная, уходя из дома, дверь непременно закрывает. Понимает, что в наше время без этого никак нельзя. Работает она в своем ресторане допоздна, так что вряд ли она уже вернулась. Да если бы и вернулась – опять же не оставила бы дверь открытой. Не такая она девушка – спокойная, рассудительная.

А это значит…

Это значит, что к ней влезли квартирные воры.

С квартирными ворами Панфилыч вел непримиримую борьбу. Несколько раз он удачно сумел спугнуть их, предотвратив кражи, за что удостоился милости управдома и получил негласное разрешение ночевать на чердаке.

Учитывая же дружеские отношения с хозяйкой квартиры, он считал себя просто обязанным защитить ее имущество от злоумышленников. Чего бы это ему ни стоило.

– Приготовься, Аська, – сказал он своей верной спутнице. – Сейчас мы с тобой пойдем на штурм.

Аська внимательно выслушала хозяина, подняв для верности левое ухо, и едва слышно тявкнула, чтобы показать ему, что все поняла.

Однако прежде чем начинать боевые действия, Панфилыч решил убедиться, что хозяйки нет дома.

Он открыл дверь пошире и осторожно заглянул в прихожую.

В прихожей никого не было, но теперь он отчетливо услышал доносящиеся из глубины квартиры звуки.

В квартире кто-то хозяйничал, кто-то передвигал мебель, кто-то ронял на пол тяжелые предметы. Причем это была, безусловно, не хозяйка, во-первых, потому, что та не стала бы так шуметь, не стала бы так неаккуратно обращаться со своим имуществом, а во-вторых, потому что те, кто безобразничал в квартире, негромко и раздраженно разговаривали двумя, несомненно, мужскими голосами.

– Приготовились! – скомандовал Панфилыч своей единственной соратнице.

Тут он вспомнил о своей сегодняшней находке – о коробке с новогодними хлопушками – и решил скорректировать план атаки, включив в него эти хлопушки как дополнительный устрашающий фактор.

Панфилыч вытащил из коробки три хлопушки и заорал что было мочи:

– Сдавайтесь! Вы окружены! При всякой попытке сопротивления открываем огонь на поражение!

Тут же он дернул разом за три веревочки, и хлопушки сработали. Звук был не очень громкий, но в замкнутом пространстве его вполне можно было принять за выстрелы.

Панфилыч снова заорал:

– Иванов! Петров! Почему стреляли раньше времени? Они еще могут сдаться! Стрелять только при попытке сопротивления!

Тут же Аська, которой хотелось внести свою лепту в происходящее, залилась громким и грозным лаем. Судя по тембру и громкости этого лая, ее можно было принять за огромную и очень опасную собаку. Впрочем, она и правда была серьезной псиной.

– Сдавайтесь! – снова заорал Панфилыч и тут же отступил к стеночке, предвидя следующие события.

Шум в глубине квартиры прекратился, на какое-то время наступила тишина, а потом в дальнем конце полутемного коридора послышался приближающийся топот.

– Приготовились! – скомандовал Панфилыч.

По коридору в сторону двери неслись два весьма подозрительных человека. Один был низенький, толстый, с круглым розовым лицом и маленькими поросячьими глазками, второй – долговязый, костистый, с квадратной челюстью. На круглом лице толстяка был страх, на физиономии его спутника – недоумение.

Панфилыч, стараясь не выходить на свет, снова заорал:

– Сдавайтесь! При попытке сопротивления будем стрелять на поражение! – и тут же, для придания своим словам большего веса, дернул за веревочки еще трех хлопушек.

Толстяк испуганно заверещал, но не остановился и даже прибавил ходу. Оба грабителя пронеслись мимо Панфилыча и его собаки. Аська, заливисто лая, бросилась им вслед и успела вцепиться в тощий зад замыкающего. Долговязый бандит завопил диким голосом и стрелой вылетел из квартиры. Аська попыталась было преследовать злоумышленников, но Панфилыч схватил ее за ошейник.

Он выскочил на лестничную площадку и закричал вслед скатывающимся по лестнице грабителям:

– Стойте! Не уйдете! Будем стрелять! Открываем огонь! – после чего выстрелил оставшимися хлопушками, осыпав площадку разноцветными конфетти.

Аська еще немного полаяла и успокоилась. Она предъявила хозяину свой трофей – клок плотной темно-синей ткани, выдранный из штанов злоумышленника.

Внизу хлопнула входная дверь.

Панфилыч погладил свою четвероногую напарницу по загривку и одобрительно проговорил:

– Вот, Аська, мы с тобой еще одно преступление предотвратили, а это значит, что день прожит не напрасно! И мы с тобой имеем право на заслуженный отдых и полноценное горячее питание.

Но тут он вспомнил, что дверь Асиной квартиры (той, другой, двуногой Аси) не заперта, а значит, оставлять ее без присмотра никак нельзя. Не такое время.

Он вздохнул и проговорил:

– Отдых и горячее питание временно откладываются. Придется нам с тобой тут подежурить. Но ты не переживай, мы с тобой тут, на порожке, перекусим. Горячего питания, конечно, не обещаю, но сухой паек у нас имеется.

– Вот, – сказала Ася, – вот я и дома.

Нарочно сказала «я», а не «мы», чтобы у ее провожатого не возникло никаких мыслей. Хоть и вел он себя прилично, пока вез, не лапал ее за коленку и не пытался привлечь к себе, все же следовало быть осторожной. Сто раз ругнула она про себя бабника Жана. Вот с ним не было бы никаких хлопот.

Впрочем, судя по всему, Коля Соловьев не собирался форсировать события. Может, и правда он нормальный парень, хоть и мент, и подвез ее просто по-хорошему. Однако дверцу машины открывать он не спешил.

– Жалко расставаться, – бесхитростно объяснил он.

– Не нагляделся еще? – рассмеялась Ася. – Весь вечер перед тобой крутилась.

– Так тогда ты на работе была, поговорить никак не получалось.

– И сейчас не получится, – вздохнула Ася, – уж извини, но после смены я с ног падаю. Спасибо тебе большое за то, что подвез, но на чай-кофе пригласить никак не могу, уж не обессудь.

Сказала и испугалась: вдруг он обидится и не придет больше в ресторан? И тут же рассердилась на себя: да что такое с ней, в самом деле? Отчего она мнется, виноватой себя чувствует, ведь этот парень всего-то подвез ее на машине, ничего она ему не должна!

– Ты каждый вечер работаешь? – спросил Коля, глядя куда-то вбок.

– Ага, нам выходной редко Самсоныч дает, – обрадованно ответила Ася, – так что приходи, если соскучишься.

– Приду. – Он протянул было руку, чтобы погладить ее по плечу, но передумал.

А потом вздохнул тяжко, глядя ей вслед. Вроде нормальная девка, не стерва, не шалава, и чего от нее надо этому типу с волчьим оскалом? Велел ему, Николаю, влезть к ней в доверие, в постель если надо уложить. И выяснить про нее все: кто такая, кто родители, откуда такая черная, а самое главное – что она видела тогда, на Литейном мосту, и нашла ли медальон из непонятного металла. Женщины ведь как сороки – все блестящее к себе тянут. Так что вполне могла она эту штучку прихватить. И его, Николая, задача – все про этот медальон выяснить. И добыть его тихонько.

Сержант Соловьев осознал, что ему ужасно не хочется встречаться с этим опасным типом и девушку обманывать не хочется. Он сплюнул на асфальт и рывком тронул машину с места.

Ася вскарабкалась на свой пятый этаж и увидела сидящего перед дверью Панфилыча, а рядом с ним – его кудлатую псину.

– Панфилыч, что случилось? – всполошилась она. – Что вы оба здесь делаете?

– Почетный караул несем, – гордо рапортовал бомж.

– Какой еще караул? Говори серьезно.

– Какой-какой? Говорю же тебе, почетный. Как раньше возле Мавзолея был… А серьезно – мы вот с ней, – он кивнул на свою псину, которая внимательно прислушивалась к разговору, – мы с ней грабителей из твоей квартиры прогнали.

– Граби-ителей? – недоверчиво протянула Ася. – Каких еще грабителей?

– Самых натуральных. Мы, значит, с ней, – Панфилыч опять кивнул на собаку, – мы с ней домой к себе поднимались, то есть на чердак, вдруг смотрим – у тебя дверь не заперта. Что такое, думаем, неужто ты закрыть забыла? Не может такого быть! Ты девушка толковая, обстоятельная. А тогда дело плохо. Заглянули, а там и правда двое таких хозяйничают. Мы с ней их и напугали. Она, значит, лаяла, а я кричал, чтобы сдавались и что иначе стрелять будем. И еще вот этими хлопушками бабахнул. – Панфилыч показал полупустую коробку. – В общем, они испугались и сбежали.

– Непонятно, – протянула Ася, – что им в моей квартире понадобилось? У меня и красть-то нечего.

– Вот уж чего не знаю, того не знаю, – солидно припечатал Панфилыч. – А только знаю, что были у тебя какие-то типы. Аська моя даже трофей захватила. – и он гордо предъявил девушке клок из штанов грабителя.

Ася взглянула на клочок темно-синей ткани, и вдруг у нее мелькнула не оформившаяся еще мысль.

– Панфилыч, – проговорила она неуверенно, – ты говоришь, их двое было, этих грабителей?

– Двое, двое, – уверенно ответил бомж и покосился на собаку, как будто ожидал от нее подтверждения своих слов.

– А как они выглядели?

– Да как выглядели? Как ворюги натуральные!

– Это понятно, а внешность? Внешность ты не запомнил?

– Как бы тебе сказать, один вроде Сереги из четырнадцатой квартиры, а другой на Максима Васильевича смахивает, который на втором этаже живет.

Ася напрягла память, пытаясь вспомнить жильцов, которых назвал Панфилыч.

– Максим Васильевич – это такой высокий, худой дядечка, который пуделя выгуливает?

– Он самый. Этот пудель Аську мою вечно доводит. Облает по-всякому, а потом к хозяину бежит жаловаться, знает, что от него моей собачке достанется.

– А Серега – это который всегда с управдомом из-за громкой музыки ругается?

– Этот!

Ася представила двух жильцов, о которых говорил Панфилыч. Один – высокий и худой, с унылым взглядом и прилизанными волосами, другой – маленький, толстый бодрячок.

– Значит, выходит, высокий и худой и с ним маленький и толстый?

– Выходит, так.

И тут Ася вспомнила тех двоих хулиганов, которые напали на нее в проходном дворе. Тоже – один маленький и толстый, другой долговязый и худой. Она еще подумала в первый момент – им только в цирке выступать, коверными клоунами. Так может, эти двое и вломились к ней в квартиру? Во всяком случае, они подходят под описание. Да еще и кусок синей ткани, который выдрала из штанов грабителя собака, – он был точно такого цвета, как брюки одного из тех громил.

Но тогда… тогда, получается, нападение в проходном дворе не было случайным? Они поджидали там именно ее?

Но зачем, зачем? Что им нужно от нее? У нее нет ни больших денег, ни ценных вещей.

Ответа на этот вопрос все равно не было.

Ася поблагодарила Панфилыча и его четвероногую подругу. Псина посмотрела на нее выжидательно – как, и это все? Благодарностью сыт не будешь, спасибо на ужин не съешь. Благодарность должна иметь материальное выражение.

– Принесла, принесла. – Ася улыбнулась и протянула Панфилычу пакет с ресторанными объедками.

– Теперь мы с тобой, Асенция, заживем как Фениморы Куперы! Будет у нас с тобой праздничный ужин из трех блюд! – радостно проговорил Панфилыч и повел собаку на чердак. Напоследок он повернулся к Асе и добавил: – Если что, если снова кто к тебе без приглашения заявится – ты только постучи в потолок, мы с твоей тезкой тут же на помощь поспешим! За нами не заржавеет!

– Спасибо, Панфилыч! – искренне поблагодарила его Ася и вошла в свою квартиру.

Для начала она проверила дверь.

Дверь была цела, и даже замок не сломан – видно, злоумышленники открыли его отмычкой. В этом был плюс, пусть и небольшой, – сейчас Ася могла просто запереть дверь. Конечно, завтра придется поменять замок, но это только завтра.

Закрыв дверь на замок и задвижку, Ася осмотрела квартиру, чтобы оценить ущерб, который нанесли ей грабители.

Во-первых, они перевернули всю ее квартиру вверх дном: выбросили все вещи из шкафа на пол, сбросили с кровати постельное белье. Асе стало противно, как будто чужие грязные руки прикоснулись к ее телу. Ладно, это несмертельно, белье она перестирает и порядок в квартире наведет, работы она не боится.

На первый взгляд в комнате ничего не пропало. Ее дешевенькие сережки, пара серебряных колечек и тоненькая цепочка лежали на прежнем месте, а денег в доме вообще не было – вся наличность, что оставалась до получки, лежала у нее в кошельке.

Она перешла в маленькую комнату – ту, в которой жила бабушка. Она так про себя и называла ее – бабушкиной комнатой – и оставила в этой комнате все как было прежде.

Не то чтобы она устроила там что-то вроде святилища – просто рука не поднималась выбросить что-то из бабушкиных вещей. Да и вещей-то было совсем мало – в основном книги. Старые, в потертых тисненых переплетах, знакомые с детства.

И все эти книги теперь валялись на полу.

Ася опустилась на корточки и чуть не заплакала: книги были смяты, некоторые страницы безжалостно разорваны, на одной из страниц отчетливо виднелся след грязного мужского ботинка. А ведь в них, в этих книгах осталась частица бабушкиной души. Вот эти бабушка читала ей в детстве, в третьем детстве, – «Серебряные коньки», «Голубая цапля», «Вторая Нина»…

Ася бережно собрала книги, разгладила, как могла, страницы, поставила обратно на полку и снова задумалась.

Здесь тоже ничего не пропало – да и что здесь могли взять эти уроды? Бабушкины книги? Очень смешно!

И тут она вспомнила, что еще было у нее в квартире.

Тот кулон, который она нашла вчера на мосту. Тот, который непонятным образом оказался у нее в кармане. Как же она сразу не подумала о нем?

Ася бросилась в коридор, к старой бабушкиной тумбочке.

Здесь тоже были видны следы грубого, наглого обыска – ящики выдвинуты, все их содержимое выброшено на пол.

Ася выдвинула верхний ящик до конца, хотя ей и так было понятно: кулона на месте не было.

Так вот зачем эти мерзкие типы пришли к ней в квартиру! Вот что они искали! Теперь все складывается: сперва они напали на нее по дороге на работу – и тоже им нужен был этот кулон. Она вспомнила, как они обшаривали ее, приговаривая: да где же оно? Куда она это спрятала?

А после, не найдя кулона при ней, они вломились в квартиру. Да, они ведь знали, что она работает допоздна. вломились в квартиру и нашли-таки кулон.

У нее внезапно защемило сердце.

Потеря кулона показалась ей настоящей трагедией.

Да что с ней такое? Кулон попал к ней совершенно случайно, как попал – так и пропал, что же она так о нем жалеет?

Но какая-то часть ее души болела, как будто она потеряла близкого человека.

Ася еще раз без спешки проверила ящик, ощупала его дно, заднюю стенку…

И тут она кое-что вспомнила.

В этой старой тумбочке ящики рассохлись и растрескались, и уже не раз бывало, что всякие мелочи, которые она туда клала, проваливались в щелку между задней стенкой и ящиком. Она вытащила ящик до конца и запустила руку в глубину.

И – о радость! – нащупала там маленький металлический предмет. Странно теплый, как будто это был не кулон из непонятного тяжелого металла, а живое существо.

Ася вытащила кулон и прижала его к груди.

Слава богу, он нашелся!

Это просто чудо, настоящее чудо… чудо, что кулон завалился за ящик и бандиты его не нашли.

Точно так же, как вчера, этот кулон чудом оказался у нее в кармане. Не много ли чудес за два дня?

Сердце отпустило, она облегченно вздохнула – и снова сама себе удивилась: почему она придает этой странной вещице такое большое значение?

Почему? Ей совершенно не хотелось об этом думать, она просто понимала, что не может лишиться этой вещи, что она – часть ее самой, важная часть…

Но тут же у нее возникло несколько вопросов.

Откуда те двое уголовников могли узнать, что кулон у нее?

Предположим, полицейские, которые приехали на вызов прошлой ночью, знали, что она была свидетелем самоубийства (хотя сами они в это самоубийство не поверили). И они знали ее имя, знали, где она работает, то есть вполне могли ее найти. Вот как раз Коля Соловьев и нашел, для него это не составило бы труда.

Но они не видели кулона и тем более не знали, что этот кулон оказался у нее, у Аси.

Об этом никто не знал, даже она сама не помнила и не понимала, как кулон оказался у нее в кармане.

Нет, ответа на этот вопрос у нее не было.

Ася подумала, что это сейчас не так важно, важнее другое: кулон нужно спрятать, спрятать надежно. Ведь эти бандиты не успокоятся, пока не найдут его. Сегодня их спугнул Панфилыч со своей собакой, но завтра, или послезавтра, или в какой-то другой день они вернутся и доведут свое дело до конца.

И тут Ася поняла, куда нужно положить кулон.

Бабушкина квартира была маленькая, неудобная, но непростая, со своими секретами. По крайней мере, с одним секретом, о котором раньше знали только два человека во всем свете – бабушка и Ася, а после бабушкиной смерти – только Ася.

На Асиной кухне, как и во многих других старых петербургских квартирах, был так называемый холодильный шкаф – узкий шкафчик в толстой наружной стене, устроенный так хитро, что в нем даже в жаркий день было холодно, как в погребе. В этом шкафчике молоко долго не скисало и продукты оставались свежими, так что бабушке не нужен был холодильник.

Правда, со временем бабушка холодильник все же купила, а в холодильном шкафу хранила банки с вареньем, соленьями и прочими заготовками. После бабушкиной смерти Ася этим шкафчиком не пользовалась, в нем стояли всякие ненужные вещи: старые кастрюли, пустые банки, коробки и прочая ерунда, которую она все не собралась выбросить.

Но секрет заключался не в наличии этого шкафа, такие шкафы были во многих квартирах их дома.

Секрет заключался в том, что самая верхняя полка холодильного шкафа, точнее его крышка, вынималась, и открывался лаз, через который можно было попасть на чердак.

Вот про этот лаз не знала ни одна живая душа, даже Панфилыч (по крайней мере, Асе хотелось на это надеяться).

И вот сейчас Ася отправилась на кухню.

Как она и думала, грабители проверили холодильный шкаф – он был открыт, и все содержимое полок вывалено на пол. Среди старых кастрюль сверкали осколки банок.

Ладно. Это то, что называется «не было бы счастья, да несчастье помогло».

Теперь Ася выбросит все это барахло и наведет в шкафу порядок.

Но сейчас ее волновало другое.

Взобравшись на табуретку, Ася проверила верхнюю полку холодильного шкафа.

Она была на месте, грабителям не пришло в голову, что ее можно вытащить. Выдвинув полку, Ася запустила руку в лаз.

Там было холодно.

Просунув руку поглубже, она нащупала углубление между двумя кирпичами. В это углубление проходила только тонкая рука – девичья или еще лучше детская.

В своем третьем детстве – том, которое прошло в этой квартире, – Ася пользовалась этим углублением как тайником.

Нет, не то чтобы она скрывала от бабушки какие-то секреты. У них с бабушкой было полное доверие.

Просто, начитавшись всяких интересных книг, она захотела устроить свой собственный тайник.

И сейчас этот тайник очень ей пригодился.

Ася завернула таинственный кулон в кусочек мягкой ткани и засунула его в углубление между кирпичами, а потом задвинула на прежнее место верхнюю полку.

Теперь она могла не беспокоиться – бандиты ни за что не найдут ее тайник, а если даже каким-то чудом найдут – не смогут достать оттуда кулон. Для мужской руки углубление чересчур узкое.

Ася отмыла руки и лицо от пыли и легла спать. Ни на уборку, ни на что другое у нее не было больше сил. Завтра, все завтра…

Но сон, как ни странно, не шел.

Сначала ей казалось, что кто-то возится у входной двери, и она подскочила в кровати так, что взвизгнули пружины, потом кто-то ходил на чердаке, очевидно, Панфилыч устраивался на ночь. Потом было душно, а она боялась открыть форточку.

А когда наконец она уснула, то приснился тот давний детский кошмар: как будто ее засасывают огромные комки пыли, из которых торчат панцири засохших насекомых и еще какие-то засохшие корешки и длинная шерсть. Ася хочет освободиться, но руки и ноги накрепко связаны сухими безжизненными щупальцами, она хочет крикнуть и позвать на помощь, но рот уже забит клейкой вонючей пылью. Она начинает задыхаться, и только тогда кто-то зовет ее: Ася, Ася, это же только сон…

Ася проснулась в холодном поту. Сердце билось где-то у горла. Никогда еще кошмар не был таким ужасным.

«Это от духоты», – подумала она, подойдя к окну.

На улице шел дождь. Он монотонно стучал по откосам окон, и стук этот напомнил Асе стук колес электрички, куда водили ее цыганята, чтобы просила милостыню. Поначалу пассажиры подавали неплохо, привлеченные Асиной экзотической внешностью, потом стали отмахиваться, ругаясь, и толстый Лойко, что забирал у них деньги, сказал, чтобы Асю больше не приводили.

Но это было потом, года через два после их приезда в Россию. А тогда, когда Асю выписали из больницы, все изменилось к худшему – мама начала пить.

За этот месяц умерла мачеха. Но перед смертью переписала квартиру на маму, так что с пропиской теперь не возникло проблем. Мачеха хоть и болела, но голова у нее соображала, она вызвала нотариуса на дом, подписала все бумаги, живи, Мария, сказала, раз у тебя ребенок, только просила похоронить по-человечески.

Все это Ася узнала позже, из разговоров с той же соседкой. А тогда она была слабая и равнодушная после болезни, много спала, из дома не выходила.

Мама же за это время обзавелась приятелями, которых соседка называла собутыльниками. Это были молодые, как она, но расхристанные, немытые, отвратительно пахнущие мужики и такие же женщины – растрепанные, с одутловатыми лицами и заплывшими глазами. Некоторые – совсем без зубов. Оказывается, мама встретила как-то на улице своего бывшего одноклассника, который, как она говорила, очень поддержал ее в трудную минуту после смерти мачехи. Мачеху похоронили – у нее на сберкнижке были отложены деньги на похороны, а на оставшиеся устроили затянувшиеся поминки.

К тому времени как вернулась из больницы Ася, деньги кончились, и мама потихоньку продавала вещи. Вся одежда из двух чемоданов кончилась удивительно быстро, и мама носила теперь какие-то жалкие обноски. И вообще стремительно теряла былую красоту, которой и так-то оставалось немного.

Пробовала она сдать комнату – ту, в которой умерла мачеха. Но комната была такая грязная и запущенная, что соглашались там ночевать какие-то вовсе уж опустившиеся люди, с которых и денег никакими силами не получишь.

Теперь в квартире все время толкался какой-то народ – очередной мамин приятель, развеселые подружки, просто случайные приятели. Кто-то где-то иногда работал, кто-то тянул деньги с родителей-пенсионеров, кто-то сдавал жилплощадь.

Все приходили и уходили в разное время, иногда кто-то исчезал на месяц или два, говорили, что он в завязке. Потом этот человек появлялся снова, его шумно приветствовали, и по этому поводу начиналась очередная пьянка.

Ася потихоньку росла, мама по совету все той же соседки устроила ее в детский сад. Там попалась хорошая воспитательница, которая уговаривала некоторых родителей отдавать Асе вещи от своих вырастающих детей, сама подшивала ей платья и штопала колготки. Она же снарядила Асю в школу.

В школе все сразу пошло плохо. Учительница не скрывала своей неприязни к Асиному виду, дети дразнили и насмехались. Но к тому времени Ася уже закалилась и умела за себя постоять. Где им было, домашним избалованным первоклашкам, научиться вытаскивать пробки, провалившиеся в бутылки, а потом прятать эти бутылки, чтобы утром их не сдали жаждущие пива мамины гости. Асе же нужно было на что-то покупать себе еду, и пустые бутылки были ее единственным доходом.

Никто из ее одноклассников понятия не имел, что нужно делать, если мама вдруг падает на пол и лежит не двигаясь, а Ася знала, что нужно подложить под нее старое одеяло и на нем тащить в комнату. Поднять маму на кровать у Аси не хватало сил, поэтому она оборудовала в теплом углу спальное место и спокойно оставляла там маму на ночь, зная, что с ней ничего не случится.

Не они, эти мальчишки, которые пытались дергать Асю за жесткие курчавые волосы, отбивались в темном коридоре от незнакомого страшного мужика, который, напившись, вздумал схватить Асю и заставить трогать его. Ася тогда укусила мужика в живот, после чего дико орала до тех пор, пока в дверь не позвонила соседка, и заспанная мама не вышла открыть. Мужик в суматохе исчез, но больше уже к ним не совался.

И не они, эти девочки с бантиками, которые смотрели презрительно на Асину поношенную одежду, ударили как-то бутылкой маминого приятеля, когда он, с налитыми кровью глазами, приревновал ее к кому-то и начал душить. Маму-то Ася спасла, но приятель упал, весь в крови, так что пришлось вызвать «Скорую помощь». Врач сообщил в полицию, да там и так уже знали, что в их квартире самый настоящий притон, соседи не раз жаловались.

Явившийся мент с наглыми глазами оглядел квартиру и тяжело вздохнул. И пригрозил маме выселением. Мама испугалась, выгнала всех собутыльников и пила теперь одна, потихоньку. Но денег не было, пришлось снова пустить квартирантов, снова начались пьянки и жалобы соседей.

И тогда явился к ним в квартиру противный лысоватый тип маленького роста в широченных клетчатых клоунских штанах и стал уговаривать маму продать квартиру.

Дескать, тут все равно житья не дадут, а можно будет купить что-то в другом районе, да еще и деньги на жизнь останутся. При этом он стрелял по сторонам маленькими глазками и неприятно поводил носом, как будто что-то вынюхивал.

Ася в свои семь лет и то поняла, что типу доверять не стоит, уж больно противный. Мама же оживилась, начала прихорашиваться, сказала, что и правда нужно все менять. Тип не терял времени даром, оформил бумаги быстро, после чего явился с двумя подручными. Эти выглядели совершеннейшими бандитами, таковыми и являлись, как сейчас понимает Ася.

После того как отдали маме деньги, скользкий тип незаметно удалился, а эти двое споро накрыли стол и выставили на него бутылки с яркими этикетками. Выпили, причем пила одна мама, она быстро захмелела. Асю за стол не позвали, она наблюдала за ними из угла. Мама посидела немного, потом побледнела и сказала, что приляжет, что-то ее сильно разобрало.

Двое принялись шарить по квартире, собирая мамины вещи. Не нашли даже чемодана, который мама тоже спустила на толкучке за бутылку водки. Сложили их вещи в мешок для мусора, и один из бандитов потряс маму за плечо:

– Эй, вставай, идти пора! – И тут же отскочил с криком: – Да она мертвая! Дуба дала, копыта откинула, боты завернула, пока мы тут возились!

Ася окаменела в своем углу. Второй бандит выругался матом, потрогал маму за руку и стал куда-то звонить. Выслушав инструкции, он сказал, что планы меняются, теперь надо поскорее вывезти тело за город. Затем оглянулся на Асю опасливо и дальше зашептал, прикрывая трубку ладонью.

У Аси к тому времени выработалось уже чутье на опасность, так что она поняла: эти двое ее не пощадят. Либо убьют сразу, либо бросят где-нибудь в лесу умирать. Либо сдадут куда-нибудь в страшное место, откуда дети живыми не выходят. Застыв на месте, она смотрела, как эти двое пакуют маму в старенькое одеяло. Потом, когда один из бандитов ушел, чтобы подогнать машину, а второй удалился в туалет, Ася на цыпочках пробежала по коридору и выскочила в открытую дверь, чтобы больше никогда не возвращаться в эту квартиру.

Теперь ее ожидала жизнь на улице, которая была еще страшнее, чем все, что с ней случалось раньше.

На востоке Южной Африки раскинулись бескрайние саванны, в которых свободные скотоводы-нгуни пасут свои бесчисленные стада. С востока эти саванны ограничены водами Индийского океана, с запада же они простираются до самой опушки огромного и темного леса, леса Ндладле.

Никто не знает дорог и тропинок, ведущих через этот лес. Никто не знает, какие страшные и таинственные создания обитают в нем. Одно только знает любой нгуни: там, на опушке этого леса, строят свои жилища люди железа – кузнецы и плавильщики. Их все боятся, ими пугают детей: ведь каждому известно, что люди железа – колдуны и знахари, каждому известно, что при выплавке металла и изготовлении оружия они используют человеческий жир и разные части человеческого тела. Поэтому, когда пропадает одинокий охотник или маленький пастушонок не возвращается вечером в родной крааль – все понимают, что дело не обошлось без людей железа.

Людей железа боятся, но без них не могут обойтись: ведь всем нужны железные инструменты. А главное – всем нужно оружие: острые ножи и тяжелые наконечники для копий.

Самым знаменитым, самым могущественным из людей железа считался кузнец и плавильщик Нгоньяма – Лев на языке банту.

Он изготавливал самые лучшие, самые прочные и острые наконечники для копий, а это значило, что он владеет самым могущественным колдовством.

Именно к нему направился Чака, взяв небольшой отпуск в своем полку.

Тропа к хижине Нгоньямы вела через мрачный лес. Чака, бесстрашный и хладнокровный, ничего и никого не боялся на открытых просторах вельда, под его палящим солнцем. Он смело вступал в единоборство с самыми сильными воинами, в одиночку, с одной лишь палицей, убил леопарда, не дрожал при виде разъяренного носорога. Но здесь, в лесу Ндладле, он чувствовал себя неуютно.

Могучие стволы деревьев, оплетенные лианами, стояли по сторонам тропы, как безмолвные стражи, их ветви смыкались высоко над головой, почти не пропуская солнечного света, из густых зарослей доносились странные звуки и подозрительные шорохи.

Чего уж скрывать – в этом лесу пахло колдовством.

Чака невольно вспоминал рассказы, которые слышал в детстве возле пастушеского костра, об обитающих в этом лесу людоедах, о страшных людях с головами гиен и леопардов…

Однако храбрец отличается от труса не тем, что не знает страха. Он отличается тем, что умеет со своим страхом справляться.

Не оглядываясь по сторонам, Чака решительно шагал по лесной тропе, замечая приметы, указывающие на путь к хижине кузнеца и плавильщика. И вот наконец деревья расступились.

Молодой воин оказался на лесной поляне.

Посреди этой поляны стояла большая хижина, со всех сторон окруженная высокой оградой из заостренных кольев. На этих кольях тут и там красовались человеческие черепа. А среди этих черепов на одном из кольев сидела белошеяя ворона. Поглядев на Чаку круглым внимательным глазом, она прокаркала:

– Кровь! Кровь!

– Замолчи, птица! – ответил ей молодой воин. – Я пришел не к тебе, я пришел к твоему хозяину!

Ворона и правда замолчала, а ворота в изгороди словно сами собой открылись, приглашая Чаку войти.

Перед большой хижиной сидел на корточках мужчина средних лет с головным кольцом в волосах. Это кольцо и внушительный вид незнакомца говорили о его высоком положении, и Чака понял, что перед ним – знаменитый кузнец Нгоньяма.

– Сакубона, баба! – проговорил Чака, как положено при встрече со старшим. – Я вижу тебя, отец!

– Сакубона, – невозмутимо ответил ему человек железа.

– Здоров ли ты, отец? Здоровы ли твои жены и дети? Здоров ли твой скот?

– Мы все здоровы, – ответил ему Нгоньяма, – а здоров ли ты, молодой гость?

После этого традиционного обмена любезностями Чака опустился на корточки напротив хозяина и замолчал. Такое молчание никого не смутило – оно было признаком хорошего тона.

Выдержав положенную паузу, кузнец осведомился:

– Издалека ли ты пришел?

В ответ на этот вопрос Чака, как положено, рассказал о своем происхождении: к какому племени он принадлежит, какому вождю служит, в каком краале живет. После этого гость и хозяин поговорили о многих посторонних вещах: о том, что в стаде племени э-лангени родился теленок с двумя головами, о том, что молодой Дингисвайо на охоте в одиночку убил льва, о том, что за Красной рекой видели странных белых людей… только об одном они не сказали ни слова – о том, ради чего Чака пришел в лесной дом кузнеца.

Поспешность в таких вопросах считалась неприличной.

Во время этого разговора Нгоньяма успел приглядеться к своему гостю. На том не было леопардовой шкуры – непременного атрибута вождя или наследного принца. Однако величественная осанка гостя, спокойное достоинство его поведения и еще что-то неуловимое в его облике сказали человеку железа, что перед ним незаурядный человек, которого ждет великое будущее.

Наконец все приличия были соблюдены, и Чака сообщил кузнецу, для чего он пришел.

– Я хочу, чтобы ты выковал для меня наконечник копья, какого еще не было в наших краях. Этот наконечник должен быть тяжелым, широким и острым, он должен нести смерть одним ударом и не должен затупиться или сломаться в тысяче схваток!

– Если он будет таким тяжелым и широким, как ты говоришь, копье с таким наконечником не полетит далеко.

– Копье и не должно лететь. Брошенное копье делает сильнее твоего врага. Копье должно быть оружием ближнего боя, оно должно нести смерть одним ударом.

– Я слышу тебя, – проговорил кузнец с удивлением и уважением, – ты несешь в наши края новую войну. Ты несешь в наши края новое время и новые порядки.

– Я всего лишь слушаю небо и выполняю его волю.

– Ты несешь в наши края новое время. Я чувствую его запах – это запах крови. Большой крови.

– Новое время всегда несет много крови. Кровь польет бескрайний вельд – и вельд принесет обильные всходы. Кровь удобряет землю лучше любого другого удобрения. И для тебя, человек железа, будет очень много работы.

– Я слышу твои слова, – ответил Нгоньяма, – я слышу слова великого воина и великого вождя. Я сделаю такое копье, какое ты хочешь. Тяжелое, широкое и острое.

– И еще я хочу, чтобы ты вложил в него самое могущественное колдовство.

– Я сделаю это. И я возьму с тебя немного – всего одну телку. И эту телку ты отдашь мне тогда, когда сможешь. Тогда, когда у тебя будет собственное стадо.

– Это очень щедрые слова, человек железа. Ты очень добр ко мне, и я этого не забуду. Может случиться так, что эта единственная телка превратится в огромное стадо, которое не сможет вместить ни один крааль. Даже самый большой.

– Я только посылаю вперед свою кукурузу, – ответил Нгоньяма старой африканской поговоркой. Смысл ее был в том, что предусмотрительный и дальновидный человек, отправляясь в дальний путь, посылает вперед самых быстроногих слуг с припасами, чтобы было чем подкрепиться, придя на новое место.

– Чтобы сделать для тебя новое копье, мне придется сделать новую печь и новые кузнечные меха. Это потребует много времени, так что ты можешь отправляться домой. Возвращайся через семь дней, когда работа будет сделана.

– Нет, человек железа, я хочу видеть твою работу от начала до конца, я хочу принимать в ней участие! Тогда новое копье станет частью меня самого и будет верно служить мне.

– Что ж, это мудрые слова. Тогда принимаемся за работу.

Нгоньяма с подручными изготовил новые мехи из бараньих шкур, сложил новую печь. Африканские кузнецы считают, что выплавка железа сродни рождению ребенка, поэтому они делают плавильную печь по образцу женского чрева.

Когда печь и мехи были готовы, Нгоньяма начал плавку. Он заполнил печь древесным углем и кусками латерита – красноватого минерала, содержащего железную руду. Латерит похож на пчелиные соты, он легко ломается, поэтому его удобно помещать в печь. Для улучшения металла кузнец добавил порошок из измельченных раковин каури.

Подручные кузнеца без остановки нагнетали в печь воздух, качая мехи. День и ночь пылал в печи яркий огонь, и наконец Нгоньяма открыл отверстие в нижней части печи, и в глиняную форму полился расплавленный металл.

И снова подручные кузнеца принялись за работу. Они со всех сторон били заготовку каменными молотами, придавая ей нужную форму.

Потом к работе приступил сам Нгоньяма. Он ковал будущий наконечник копья железным молотом, делая его широким и плоским, с большим лезвием, как хотел того Чака.

Работа уже подходила к концу. Оставалось только завершить обработку копья и закалить его. И самое главное – вдохнуть в копье жизнь.

Нгоньяма отложил свой молот и выпрямился.

И наступила тишина. Напряженная, гнетущая.

Слышно было, как листья падают с деревьев, слышно было, как паук ткет свою паутину.

Чака вгляделся в помощников кузнеца. Они были напуганы, словно ждали чего-то страшного и неотвратимого, чего-то, чего нельзя избежать. Они сидели на корточках возле плавильной печи, вжав головы в плечи, и испуганно смотрели на лес. Только сам Нгоньяма стоял прямой и решительный как всегда. Стоял, к чему-то прислушиваясь.

И тогда Чака понял, что все ждут появления Того, У Кого Нет Имени.

Еще какое-то время ничего не происходило, а потом в густом кустарнике, неподалеку от кузницы, раздался дикий, страшный, раздирающий душу вой.

Этот звук не был похож на рев льва или леопарда, он не был похож на голос какого-то из обычных, знакомых Чаке зверей.

На некоторое время снова воцарилась тишина, и снова раздался тот же ужасный вой. На этот раз в нем звучало жуткое, мрачное торжество. А потом из кустов донеслись ужасные звуки – как будто там огромный зверь раздирал на части свою, еще живую, жертву, разрывая зубами ее плоть, разгрызая кости.

И снова наступила тишина, за которой последовал чудовищный, леденящий кровь хохот. Так, должно быть хохочут демоны в аду, наслаждаясь видом нечеловеческих страданий.

Подмастерья кузнеца натянули на головы козьи шкуры, чтобы не видеть того, что должно произойти.

Но Нгоньяма все так же смело смотрел на лес, и Чака последовал его примеру.

Кусты шевельнулись, и из них донесся хриплый голос:

– Чую чужака! Чую незнакомца, спрятавшегося среди вас! Что он здесь делает?

Нгоньяма не успел ничего ответить, потому что Чака опередил его:

– Это я, Чака из племени зулу! Я не прячусь, я готов прямо взглянуть в твое лицо!

– Зачем же ты пришел в наш лес, Чака из племени зулу?

– Я пришел, чтобы выковать для себя несущее смерть оружие!

Из кустов снова донесся ужасающий хохот, а потом кусты раздвинулись, и на поляну выскочил человек.

Да, это был не дух, не демон, не оборотень с головой леопарда, это был живой человек с накинутым на плечи плащом из шкуры антилопы, с копьем в одной руке и кожаным мешком в другой.

Это был Тот, У Кого Нет Имени – колдун, член тайного общества Безволосых. Члены этого общества совершали тайные убийства, чтобы добывать человеческий жир и внутренние органы, необходимые для создания самых сильных колдовских снадобий.

Безволосые, по поверью, только по ночам выходили из своих тайных убежищ и ездили верхом на огромных гиенах. От трения о жесткую шкуру гиен волосы у них на ногах вытирались, оттого колдуны и получили прозвание Безволосых.

Не один человек в вельде был убит только из-за того, что у него не было волос на ногах.

И вот теперь Безволосый стоял перед Чакой и пристально смотрел на него горящими как угли глазами.

Чака выдержал этот взгляд – и Безволосый, улыбнувшись, проговорил своим хриплым голосом:

– Я вижу настоящего мужчину и настоящего вождя. Нгоньяма выкует тебе необыкновенный клинок, и этот клинок проложит тебе путь к власти. А я от себя сделаю тебе подарок.

С этими словами Безволосый протянул молодому воину странный металлический предмет вроде заколки для плаща.

Этот предмет был похож на лист дерева: заостренный с одной стороны, круглый – с другой. На этом листе свернулся зверь, похожий на маленького спящего леопарда.

Предмет был сделан из странного, незнакомого металла – не из железа, не из серебра и не из золота.

– Береги этот амулет, – сурово проговорил Безволосый, – он сделает тебя непобедимым, принесет тебе славу и могущество.

– Благодарю тебя, отец! – ответил Чака, пряча подарок Безволосого в складки своего плаща.

А тот уже не смотрел на него, он сел на корточки рядом с Нгоньямой, и они заговорили о своих таинственных и страшных делах. Чака понял, что речь идет о покупке каких-то тайных снадобий, необходимых для завершения работы, но эти двое говорили на непонятном языке, так что молодой воин ничего не понял.

Наконец Безволосый передал кузнецу несколько маленьких свертков, которые достал из своего мешка, и удалился.

Едва он скрылся в кустарнике, оттуда донесся отвратительный хохот гиены.

А Чака снова достал подаренный колдуном амулет и вгляделся в него.

Затем он подошел к кузнецу и сказал тому:

– Вот каким должен быть клинок! Он должен напоминать формой древесный лист!

К утру клинок был готов.

Нгоньяма торжественно передал его Чаке.

Клинок был тяжелый, но казался легким из-за своей удивительной формы. Он был широкий и острый и как будто просил, чтобы его отпустили в полет.

Чака бережно взял его в руки и проговорил:

– Это оружие будет нести победу мне и смерть моим врагам! Я назову его ассегай! – Он снова взглянул на кузнеца: – Я благодарю тебя, человек железа, и никогда не забуду, как ты мне помог!

Сергей Константинович Павлинов вышел из дома и огляделся.

Полчаса назад он вызвал такси и только что получил на мобильный телефон сообщение, что машина подана. Но перед подъездом не было автомобиля со знакомым логотипом на борту.

Такси нужно было Сергею Константиновичу, чтобы съездить в магазин. Еще несколько месяцев назад ему не пришло бы в голову вызывать для такой прозаической цели машину – наши люди, как известно, в булочную на такси не ездят. Впрочем, Сергей Константинович собирался вовсе не в булочную. Он хотел посетить свой любимый магазин «Рай гурмана».

Несколько месяцев назад Сергей Константинович не посещал этот магазин, не покупал там нежнейшую семгу, оливки домашнего засола, козий сыр и спелые манго. Несколько месяцев назад Сергей Константинович был скромным пенсионером, едва сводившим концы с концами. Причем даже среди соседей-пенсионеров он выглядел полным неудачником.

К примеру, Алексей Леонидович с третьего этажа, всю жизнь преподававший теорию антенн в радиотехническом вузе, выйдя на пенсию, устроился консультантом в фирме, занимающейся спутниковой связью, и очень неплохо зарабатывал.

Да что Алексей Леонидович! Антенны – это действительно серьезная, современная, актуальная тема. Но даже Людмила Оскаровна из шестнадцатой квартиры, которая сорок лет изучала жуков-древоточцев и других вредных насекомых, на старости лет оказалась чрезвычайно востребованной: к ней регулярно обращались многочисленные строительные и ремонтные фирмы и компании, которым нужно было получить квалифицированное заключение по поводу состояния деревянных перекрытий в старых домах, ремонтом и реставрацией которых эти фирмы занимались.

Людмила Оскаровна работала без выходных и праздников, через год она купила любимому внуку новенький темно-синий «Фольксваген», а еще через два года построила загородный дом и переехала туда из шестнадцатой квартиры.

И только Сергей Константинович с его блестящим знанием нескольких языков группы банту никому не был нужен. А ведь когда-то его специальность была чрезвычайно востребованной и престижной! На нее был огромный конкурс!

Когда-то, в советские времена, представители развивающихся стран Африки были в нашей стране частыми и желанными гостями, и Сергея Константиновича приглашали на каждую конференцию, на каждый форум или совещание. Потому что он знал шесть языков и одиннадцать диалектов языковой семьи банту, самой распространенной группы языков к северу от Сахары!

Но с тех пор мир неузнаваемо изменился, представители африканских стран больше не приезжают в нашу страну, и Сергей Константинович стал никому не нужен.

Но несколько месяцев назад все изменилось.

Сергея Константиновича навестил его давний знакомый, некогда способный молодой человек из Демократической Республики Конго. За прошедшие годы он постарел, обрюзг и приобрел замашки большого начальника.

Впрочем, как выяснилось из последовавшего разговора, он и впрямь стал большим начальником, чуть ли не министром – руководителем службы безопасности некоего африканского принца. Этот принц по каким-то своим важным делам приехал в Петербург, и ему был нужен знающий переводчик.

Принц, как и положено персоне королевской крови, был человеком щедрым, платил Сергею Константиновичу хорошо. Вот тогда бывший преподаватель и приобрел дорогостоящие привычки – стал посещать магазин деликатесов и ездить на такси.

Правда, как известно, за все в этой жизни приходится платить, и Сергей Константинович не был исключением из этого правила. За свои маленькие удовольствия ему пришлось расплачиваться, регулярно общаясь с весьма неприятными людьми.

Он еще раз огляделся по сторонам – и тут рядом с ним остановилась неприметная серая машина. Дверца ее открылась, и хорошо знакомый голос с неприятной растяжкой проговорил:

– Садись, папаша. Карета подана.

– Так это вы… – Сергей Константинович поморщился. – Я вообще-то жду такси…

– Считай, что дождался. Сказано тебе – садись! Долго я тут буду публике глаза мозолить?

– Я просил вас не обращаться ко мне на «ты», – раздраженно проговорил Сергей Константинович, усаживаясь на заднее сиденье. Он знал, что за все надо платить, и воспринимал общение с этими двумя типами как неизбежное зло.

В целях психологической защиты он старался относиться к ним с юмором. Впрочем, это было нетрудно. Двое бандитов, сидевших в серой машине, выглядели как парочка цирковых клоунов: один – толстый, круглолицый, с маленькими поросячьими глазками, второй – тощий и долговязый, с длинным лошадиным лицом и квадратной челюстью. Вылитые Пат и Паташон, знаменитый комический дуэт немого кино. Когда-то весь мир потешался над уморительными похождениями этой парочки – долговязого флегматичного Пата и толстого жизнерадостного коротышки Паташона, который втягивал своего приятеля в бесконечные передряги.

Впрочем, комическая внешность этих двоих ничуть не обманывала Сергея Константиновича: он понимал, что это бандиты – и бандиты очень опасные.

– Я, кажется, просил вас не обращаться ко мне на «ты», – повторил он устало.

– Перетопчешься, папаша, – огрызнулся долговязый.

– Бог с вами, – вздохнул Сергей Константинович. – Что, снова шеф вызывает?

– Да, обезьяна черномазая, – процедил Пат. – Ты смотри, папаша, переводи как следует, чтобы этого самого шефа не особо разозлить. Сам понимаешь – нам это ни к чему.

– Я перевожу точно, – отрезал Павлинов, – а за суть не отвечаю. Что вы мне скажете, то и переведу.

– Все равно, лучше нас не серди, – вмешался Паташон. – Тебе с нами ссориться ни к чему. Не забывай: черномазый этот скоро уедет, а мы здесь останемся.

«Это мы еще посмотрим», – подумал Сергей Константинович, но вслух говорить ничего не стал.

Серая машина миновала площадь Восстания, свернула на Суворовский проспект и остановилась возле красивого, недавно отреставрированного дома дореволюционной постройки с многочисленными колоннами и мускулистыми кариатидами, поддерживающими красивые лепные балконы.

Комическая пара покинула машину и вместе с Сергеем Константиновичем подошла к подъезду.

Камера видеонаблюдения повернулась, направив объектив на посетителей. Замок щелкнул, и дверь открылась.

Внутри был холл с мраморными полами и камином, не бросающаяся в глаза стеклянная будочка охранника.

Пат и Паташон явно чувствовали себя не в своей тарелке, наверное, так почувствовал бы себя деревенский чертополох, по недосмотру садовника оказавшийся в оранжерее с орхидеями. Сергей Константинович, напротив, держался непринужденно. В прежние советские времена ему часто приходилось бывать в этом доме. Тогда здесь располагалось одно из загадочных обществ с длинным названием и непонятными функциями, проводившее те самые форумы и конференции, на которых ему доводилось присутствовать.

Оглядываясь по сторонам, посетители подошли к лифту. Кабина была уже на первом этаже. Сергей Константинович вошел первым, комические бандиты последовали за ним.

Кабина лифта тоже была на уровне: ковер, зеркало во всю стену, ваза с живыми цветами на высокой консоли.

Пат нажал на кнопку третьего этажа.

Кабина бесшумно заскользила вверх и почти сразу остановилась.

Дверь напротив лифта была приоткрыта – их уже ждали.

На этот раз долговязый Пат вошел первым, Сергей Константинович проследовал за ним, коротышка Паташон завершил процессию.

Они оказались в просторной комнате, обставленной с бьющей в глаза избыточной роскошью.

Напротив двери стояло массивное золоченое кресло на львиных лапах. Возле него сидел на такой же золоченой, обитой красным бархатом, банкетке старый знакомый Сергея Константиновича. Отяжелевшее, но все еще мощное тело было затянуто в дорогой черный костюм, в зубах он сжимал незажженную кубинскую сигару. Белки глаз блеснули на черном как смоль лице.

– Сакубона, баба! – вежливо приветствовал он Сергея Константиновича на своем родном языке. – Приветствую тебя, отец! Легкой ли была твоя дорога?

– Спасибо, вождь, я добрался хорошо, – ответил Павлинов столь же вежливой фразой, – в добром ли здоровье ты сам, твоя почтенная семья и твой скот?

– Спасибо, отец, все благополучно, – ответил чернокожий вельможа, хотя Сергей Константинович прекрасно знал, что ни семьей, ни скотом он так и не обзавелся.

– Чего он лопочет? – опасливо прошептал Пат.

– Здоровается, – отмахнулся от него переводчик.

– Великий Слон хочет лично расспросить этих жалких рабов, – проговорил чернокожий, кивнув на бандитов.

– Слово Великого Слона – закон! – почтительно ответил Сергей Константинович.

Он прекрасно знал, что хозяин его старого знакомого пока что принц, а не король, а значит, он не имеет права на почетное звание Великий Слон, но считал, что не его дело вмешиваться в династические отношения. Если им хочется играть в такие игры – пусть играют.

– Встать! – гаркнул чернокожий. – Слышна поступь Великого Слона, сотрясающая землю.

Сергей Константинович и его спутники и так стояли, так что встать пришлось самому чернокожему вельможе, что он и сделал с неожиданной для его габаритов легкостью и грацией. Теперь стало видно, какого он огромного роста.

Дверь в глубине комнаты открылась, и вошел тщедушный, невысокий чернокожий человек с беспокойно бегающими глазами.

Представители народа зулусов отличаются высоким ростом и атлетическим телосложением, так что новый персонаж явно выделялся среди своих соотечественников. Недостаток роста и мускулатуры он пытался компенсировать суровым взглядом и грозно насупленными бровями. Кроме того, ему придавала некоторую значительность наброшенная на плечи шкура леопарда – знак его королевского происхождения. Пронести эту шкуру через таможню оказалось непростой задачей, так что старому знакомому Сергея Константиновича пришлось задействовать и дипломатические каналы, и свои прежние связи.

– Приветствуйте Великого Слона! – воскликнул чернокожий чиновник при виде своего владыки. – Радуйтесь улыбке судьбы, которая позволила вам его лицезреть!

– Чего он бормочет-то? – снова вполголоса осведомился долговязый бандит.

– Говорит – делай как я, а то голову отрубит, – доходчиво объяснил ему Сергей Константинович.

– Что – правда? – Пат испуганно покосился на чернокожего.

– А он что, похож на юмориста?

Чернокожий гигант поклонился своему господину, дважды хлопнул в ладоши и положил сложенные руки на голову. Остальные последовали его примеру.

Принц устроился в золоченом кресле, бережно поправил леопардовую накидку и придал себе величественный вид. Затем повернулся к бандитам и спросил:

– Исполнили ли вы мой приказ?

Сергей Константинович в точности перевел его слова.

Долговязый бандит уныло потупился и забормотал:

– Да нет, шеф, пока не получилось… так сложилось, что у нас пока не вышло, но мы работаем… у нас были сложности…

– Что лепечет этот сын гиены? – осведомился высокородный заказчик.

– Он говорит – нет, не исполнили, – коротко ответил Сергей Константинович.

– Так много слов и так мало смысла! – поморщился будущий монарх. – Он знает, чем чревато невыполнение моего приказа?

– Нет, Великий Слон, ему об этом еще не сообщили.

– Так скажи ему сейчас, что всякий, кто осмелится не выполнить мой приказ, будет трижды казнен. Сначала его растопчет слон, затем останки скормят голодной гиене и, наконец, сожравшая его гиена будет сброшена в водопад.

– Прости, Великий Слон, но в нашей стране довольно сложно найти слона и гиену. Водопад, конечно, найдется, но до него придется довольно долго ехать…

– Моя правая рука достанет все, что понадобится! – Принц кивнул на своего подданного.

– Чего он говорит-то? – испуганно зашептал долговязый бандит.

– Думает, в асфальт вас закатать или в бетон залить, – доходчиво объяснил Сергей Константинович.

– Ой, мама! – бандит позеленел.

В это время в разговор вступил чернокожий вельможа. Он повернулся к своему господину и проговорил:

– Великий Слон, прежде чем казнить этих жалких сыновей муравьеда, не стоит ли подробно выспросить все, что они успели узнать? Лишить их жалкой жизни ты всегда успеешь!

– Твоя правда, – согласился принц после недолгого раздумья, – казнить их никогда не поздно. Пусть эти недоумки подробно расскажут, что они делали и что сумели разузнать.

Сергей Константинович передал бандитам приказ принца. Долговязый перевел дыхание – казнь, судя по всему, откладывалась. Он переглянулся со своим напарником и шепнул тому:

– Говори ты, у тебя это лучше получается.

– Ладно. – Толстяк откашлялся и начал: – Это, значит, получили мы приказ, выследили ту черномазую. Ох, извиняюсь!.. Папаша, ты это слово не переводи. Значит, выследили мы ту девчонку и подкараулили ее во дворе недалеко от кабака, где она работает. Прихватили ее, значит, как положено, и стали обыскивать, но не нашли ту штуку, насчет которой вы нам сказали. А тут откуда ни возьмись двое здоровенных мужиков…

– Трое, – поправил напарника долговязый, – трое их было, с двумя бы мы справились.

– Вот я и говорю, появились трое мужиков, здоровые такие, и получилась у нас драка. Мы им, конечно, накостыляли как следует, но и они нам тоже пару раз врезали. Крепкие парни, наверняка бывшие десантники. А та черномазая, извиняюсь, та девчонка, смотри, папаша, не переводи это слово, в общем, пока мы дрались, она успела сбежать.

Сергей Константинович жестом остановил красноречивого бандита и коротко перевел африканским заказчикам первый фрагмент доклада. Сообщение о трех здоровенных десантниках показалось ему сомнительным, но он оставил его на совести бандита.

Выслушав перевод, принц недовольно поморщился, однако разрешил продолжать.

Толстяк за это время немного передохнул, приободрился и продолжил свой рассказ:

– Значит, пока мы дрались с четырьмя… или пятью десантниками, та девчонка сбежала. В кабак мы к ней соваться не стали, а подумали немного…

Сергей Константинович недоверчиво хмыкнул, но промолчал.

– Подумали, – настойчиво повторил бандит, покосившись на переводчика, – и решили, что раз той штуки при ней не было, значит, она оставила ее дома. И пока та девчонка у себя в кабаке горбатится, самое время наведаться к ней домой. Для нас это дело привычное…

«Именно, – подумал Сергей Константинович, – квартирная кража – это их профиль».

– Значит, зашли мы к ней в квартирку, начали все проверять по полной программе. Мы ведь знаем, где обычно лохи все свои ценности прячут – под матрасом, в морозилке, за книжками… у кого книжки есть. И еще несколько таких же мест. Дело знакомое, время нас особо не поджимало, работали мы, значит, как обычно, но довести дело до конца не успели, потому что тут нагрянула опергруппа. Видно, кто-то из соседей их вызвал. Человек десять, с собаками. И главное, сволочи, сразу стрелять начали! Почти без предупреждения!.. Нет, куда катится этот мир? Люди работают, а по ним стреляют на поражение! – Последние слова толстяк выкрикнул с искренним возмущением, затем продолжил: – В общем, еле мы сумели сбежать, нас еще собаки преследовали, вон, друга моего овчарка чуть не загрызла. Так что не смогли мы выполнить приказ по не зависящим от нас обстоятельствам. Но вы не сомневайтесь, мы свое дело знаем и доведем работу до конца! Оправдаем, как говорится, оказанное нам доверие.

Бандит замолчал. Сергей Константинович перевел его доклад, немного убавив цветистых деталей.

Принц переглянулся со своим приближенным и недовольно проговорил:

– И все-таки я думаю, что нужно их казнить. Такие недоумки недостойны находиться среди живых. Причем я думаю, что тройной казни для них недостаточно. Я подумаю, как можно усовершенствовать обычную тройную казнь…

– Что там болтает этот черномазый? – испуганно прошептал долговязый бандит.

– Говорит, что все же залить в бетон надежнее.

Выслушав принца, его приближенный почтительно проговорил:

– Великий Слон, позволишь ли ты мне высказать свое скромное мнение?

– Говори. – Принц снисходительно кивнул.

– Мне все же кажется, что их казнь лучше отложить. Пусть они сначала сделают для нас еще кое-какую работу.

– Отложить? – поморщился принц. – Почему все приятное нужно всегда откладывать?

– Если мы казним их сейчас, Великий Слон, нам придется искать других исполнителей. А значит, придется еще кому-то поведать о священном амулете вашего великого предка. А ты, конечно, знаешь, Великий Слон, что чем больше людей посвящено в тайну, тем меньше шансов, что эту тайну удастся сохранить!

Принц все еще выглядел недовольным, и тогда чернокожий вельможа добавил еще один аргумент:

– Кроме того, Великий Слон, если ты отложишь их казнь, у тебя будет больше времени, чтобы ее усовершенствовать. Мы посоветуемся и придумаем четвертую ступень казни. А возможно, даже пятую.

Такое рассуждение, видимо, заинтересовало принца. Лицо его разгладилось, и он задумчиво проговорил:

– Может быть, ты и прав… да, кстати, а какую еще работу ты хотел поручить этим презренным детям шакала?

– Я думаю, может быть, имеет смысл поручить им похитить эту недостойную дочь нашего племени и доставить ее сюда. Думаю, увидев твое величие, Великий Слон, она поймет все свое ничтожество и отдаст тебе священный амулет. Особенно если поговорить с ней убедительно, с использованием таких аргументов, как горящая сигарета или хорошо заточенный нож…

– Или иголки… – мечтательно добавил принц. – Да, пожалуй, друг мой, ты опять прав… только учти одно: не смей называть ту особу недостойной. Ведь она принадлежит к моей семье, а стало быть, тем самым ты задеваешь и мою честь, наступаешь на мою тень!

– Прости, Великий Слон! – смущенно проговорил вельможа. – У меня и в мыслях не было наступить на твою тень! Я просто выразил свое неодобрение особой, которая посмела встать на твоем пути!

– Я прощаю тебя, – принц кивнул, – прикажи им сделать то, что ты хотел.

Чернокожий вельможа откашлялся и важно проговорил:

– Великий Слон, от шагов которого сотрясается земля, проявил к вам незаслуженное милосердие. Он позволил вам еще некоторое время пользоваться многочисленными радостями жизни, отложив вполне заслуженную вами казнь. В благодарность за это вы должны доставить к нему ту… особу, за которой вам было приказано следить. Только имейте в виду: с ней следует обращаться с величайшим почтением, и ни один волос не должен упасть с ее головы!

– И что он такое сказал? – осведомился долговязый.

– Он сказал, что ваша казнь пока откладывается. И приказал вам похитить ту девчонку…

– Черномазую?

– Я бы на твоем месте не употреблял это слово. Но – да, именно ее. Похитить и привезти сюда…

– Это мы запросто! – оживился толстяк.

– Только учтите – они велели обращаться с девчонкой почтительно и бережно, чтобы ни один волосок не упал с ее курчавой головы! Видите ли, она – особа королевской крови.

– Это, конечно, сложнее, – вздохнул толстяк, – но постараться можно…

Тут снова заговорил чернокожий вельможа:

– Великий Слон высказал вам свою священную волю, теперь вам надлежит покинуть его покои, возблагодарив богов за то, что они позволили вам лицезреть его драгоценную особу, и приложить все силы, чтобы в точности исполнить его приказ. Оставьте нас, напоследок выразив свое почтение!

– Чего он снова бормочет? – спросил долговязый.

– Прощается и предупреждает, чтобы впредь не облажались. Иначе вы пожалеете, что родились на свет. И не забудьте упасть на колени, прежде чем уйдете, а не то он сильно оскорбится и, пожалуй, решит, что все же лучше будет вас казнить…

– Черт бы побрал этого слона! – с чувством сказал толстяк, падая на колени. И тут же добавил испуганно: – Только, папаша, ты это не переводи…

Незадолго до окончания смены Ася снова заглянула на кухню. Без большой надежды на успех она спросила:

– Что, Жанчик, опять налево?

Повар повернул к ней печальное лицо и вздохнул:

– Нет, сестренка, сегодня я домой…

– А как же твой «персик»?

– Ох, не спрашивай! К ней неожиданно вернулся муж. Хорошо хоть, успела послать мне эсэмэску, а то имел бы я бледный вид! Муж у нее здоро-овый… – испачканными в соусе руками Жан показал в воздухе, какой здоровый у его любовницы муж.

– Так что, значит, нам с тобой сегодня по пути? – обрадовалась Ася.

Коля Соловьев сегодня не пришел. Ася сама удивилась, что этот факт ее расстроил. Казалось бы, обычное дело. Пообещал, что придет, дал понять, что хочет увидеться, а сам и забыл, как только вырулил от ее дома на проспект. Или утром забыл начисто – какая Ася, какой ресторан «Замбези»? Тем более что африканская кухня ему явно не понравилась. И Асе нужно выбросить его из головы и сосредоточиться на работе. Что она и сделала.

– По пути, по пути! – Жан белозубо заулыбался. – Собирайся, сестренка, я через двадцать минут освобожусь.

Через двадцать минут Ася переоделась, заколола волосы и еще раз заглянула на кухню. Жана там уже не было, его помощники заканчивали уборку.

– Ушел уже? – спросила Ася.

– Только что вышел, сказал, что подождет тебя в машине. Пока мотор прогреет…

Ася вышла через заднюю дверь ресторана. Здесь, в тихом дворике, сотрудники «Замбези» оставляли на время работы свои машины. Само собой, те, у кого эти машины имелись.

Машина у Жана была приметная – красная «Тойота» с откидывающимся верхом. Правда, поднимать крышу в петербургском климате приходилось редко, но пижон Жан очень своей машиной гордился. Ася направилась прямиком к ней.

На водительском месте «Тойоты» виднелся смутный силуэт. На стоянке было темно, ее освещал только далекий фонарь, установленный рядом с детской площадкой, и Ася разглядела этот силуэт с большим трудом, однако что-то в нем показалось ей странным. Она замедлила шаги, пригляделась…

Ну да.

Хотя водитель был плохо виден в темноте, но в одном она была уверена: у него не было курчавой шапки волос. Кроме того, даже в полутьме салона было видно, что лицо водителя отсвечивает бледным пятном. А раз так – то никакой это не Жан.

А кто еще может сидеть за рулем его машины? Жан никого не пустил бы за руль своей «ласточки»!

Асино сердце тревожно забилось. После событий последних дней она была готова к любым неприятным сюрпризам. Остановившись, завертела головой…

И тут увидела на краю стоянки зеленый мусорный бак. В этом баке не было ничего особенного, но вот из-за него выглядывала мужская нога. Судя по положению этой ноги, ее неизвестный обладатель лежал на земле за баком.

Неизвестный? Да не такой уж неизвестный!

В свете далекого фонаря Ася узнала модные узконосые ботинки, начищенные до блеска. Ботинки Жана.

– Господи! – ахнула она и шагнула в сторону бака.

Но тут кто-то сзади схватил ее за локоть, и что-то твердое уткнулось в ее левый бок.

– Заметила, да? – прошипел ей этот кто-то прямо в ухо. – Наблюдательная, стерва! Шагай к машине, а то продырявлю тебя, как решето!

Под влиянием хлынувшего в кровь адреналина все Асины чувства обострились. Она почувствовала запах напавшего на нее человека, острый запах пота, пива и дешевого дезодоранта, и этот запах показался ей знакомым. Так же пахло от одного из бандитов, тех, что напали на нее вчера перед работой. Да и голос, который шипел ей в ухо, был знаком. Это был голос долговязого громилы.

– Снова вы… – зло проговорила Ася, – и как вам не надоест… когда вы наконец оставите меня в покое!

– Помалкивай! – огрызнулся громила. – Шагай к машине и не делай резких движений, если не хочешь схлопотать пулю!

Ася прикинула свои возможности.

Конечно, она может пнуть его ногой по колену, а потом ударить локтем в челюсть… но твердый предмет, уткнувшийся в ее бок, вполне мог быть стволом пистолета, и тогда ее дела плохи. Он выстрелит, даже если не собирался ее убивать. Выстрелит просто от неожиданности, дрогнет палец на спусковом крючке… Урод ведь такой, сначала делает, потом думает. Впрочем, вполне возможно, что он вообще никогда не думает.

Нет, сейчас лучше не делать резких движений.

Лучше подойти к машине. Там ему придется опустить оружие, чтобы открыть дверцу и втолкнуть Асю в салон. Вот тогда у нее будут неплохие шансы. Правда, тогда рядом будет второй бандит – тот, что сидит на водительском месте. Но он не успеет прийти на помощь напарнику. Асе нужно только вырубить того на несколько секунд и броситься наутек. Вокруг темно, и она быстро скроется из глаз, темная кожа на этот раз ее спасет.

Выстроив в уме такой план, Ася медленно, очень медленно пошла к машине. Но тут второй бандит – коротышка-толстяк, который сидел за рулем, – смешал ее планы. Он выбрался из машины, обошел ее вокруг и встал возле задней двери.

Значит, долговязому не придется опускать оружие…

Ася едва не застонала от обиды.

Она пошла еще медленнее – так что ее долговязый похититель вполголоса прикрикнул:

– Шевели копытами! Что ты – вообще уснула?

– Сам же только что сказал – не делать резких движений! – огрызнулась Ася.

– Ты дурака-то не валяй!

И тут события начали развиваться с небывалой быстротой.

Из темноты возникла какая-то фигура, стремительно налетела на долговязого, и тот отлетел от Аси и с хлюпающим звуком приземлился на тротуар. А стремительный незнакомец уже бежал к машине, точнее, к стоявшему возле нее коротышке.

Правда, тот не стал дожидаться – бросился прочь, тут же споткнулся, упал на четвереньки и так, на четвереньках, побежал дальше, похожий на перепуганную свинью.

Незнакомец догнал его в два шага и ударил ногой в бок – раз, и еще раз. Толстяк хрюкнул, усиливая сходство со свиньей, завалился на бок и задрыгал ногами. Незнакомец пнул его еще раз и повернулся к Асе, оказавшись вовсе не незнакомцем, а Колей Соловьевым.

– Ты как, цела? – спросил он немного запыхавшимся голосом.

– Это ты! – с облегчением выдохнула Ася.

– Я. – В Колином голосе прозвучала обида. – А ты ждала кого-то другого?

– Да нет, я никого не ждала. Я привыкла рассчитывать только на собственные силы.

– Здесь-то их явно было недостаточно!

– А если бы он выстрелил? – Ася повернулась к неподвижно лежащему долговязому бандиту.

– Выстрелил? Из чего, из этого? – Коля толкнул ногой правую руку громилы, она немного перекатилась, и Ася увидела зажатую в ней шариковую ручку. Надо же, а она-то испугалась.

– Вообще-то спасибо, – проговорила она наконец.

– Вообще-то пожалуйста, – в тон ей ответил Николай. – Что-то тебе не везет последние дни.

– Ох, – спохватилась Ася, – там ведь Жан! Нужно посмотреть, что с ним!

Она обошла мусорный бак.

Жан полулежал за ним с закрытыми глазами. Ася склонилась над ним, похлопала по щекам:

– Жанчик, ты живой?

Повар застонал, пошевелился, открыл глаза, сел.

– Как ты?

– А что это вообще было? – проговорил Жан, удивленно оглядываясь.

– По голове тебя шарахнули, – сообщил, подойдя, Николай.

Жан ощупал голову:

– Да вроде даже крови нет.

– Это тебя волосы спасли, – догадалась Ася.

Действительно, густая шапка курчавых волос могла защитить голову Жана не хуже мотоциклетного шлема.

Жан поднялся на ноги, отряхнулся.

– И что, вызвать «Скорую»?

– Да нет, ничего не нужно! Я в порядке, сам могу до дома доехать. А кто это меня так приложил?

– Да вот эти двое… – Ася повернулась в ту сторону, где только что валялись двое громил. Однако один из них – долговязый, с лошадиной физиономией – под шумок уже успел сбежать, да и второй начал подавать признаки жизни.

Николай подошел к нему, встряхнул за шиворот и проговорил:

– А ну, говори: кто такой? Что тебе нужно от нее? – Он кивнул на Асю.

– Ничего не знаю, – захныкал толстяк. – Первый раз ее вижу! Шел себе, никого не трогал, вдруг ты на меня напал…

– Ты тут пургу не гони! – прикрикнул на него Николай. – Я, между прочим, полицейский! Сейчас быстро тебя оприходую! И вообще… – он пригляделся к толстяку, – что-то мне твое лицо знакомо… у тебя документы имеются?

Толстяк что-то невнятно забормотал, тогда Николай опытной рукой залез в карман его куртки и вытащил оттуда мятый паспорт.

– О, Индюков Владимир Иванович, проживает в Череповце! А не тот ли это Индюков, на которого приходила ориентировка? Не тот ли Индюков, известный как Толстый Вовчик?

– Ничего не знаю… – лепетал толстяк.

– А вот мы это проверим!

Толстяк заметно скис.

Николай достал мобильный телефон, набрал номер своего отделения и проговорил:

– Сержант Соловьев! Я тут одного подозрительного типа задержал, похоже, он у нас числится в розыске. Пришлите-ка сюда ближайшую подвижную оперативную группу…

Уже через несколько минут темнота озарилась цветным мерцанием и во двор въехала полицейская машина. На толстяка надели наручники и втолкнули на заднее сиденье.

Николай, переговорив со своими коллегами, повернулся к Асе:

– Теперь я тебя могу довезти до дома. Извини, что немного опоздал.

– Да, давай уже поедем быстрее, – Ася, не скрываясь, зевнула, – я с ног валюсь.

– И не надейся так просто от меня отделаться, – серьезно сказал Николай. – Я ведь все-таки полицейский, глаз у меня наметан.

– И что же ты своим наметанным глазом видишь? – осторожно спросила Ася.

– А вижу я то, что эти двое к тебе примотались не случайно. Повара этого вашего вырубили – с какой целью? Машину дорогую угнать хотели? Тогда зачем тебя с собой брать?

– Понятия не имею, они мне не докладывали! – Ася очень натурально пожала плечами, но, судя по всему, Николай ей не поверил.

– Зря ты так, – укоризненно сказал он, – я ведь к тебе по-человечески, я ведь помочь хочу.

Асе стало стыдно. Человек к ней со всей душой, а она с недоверием. Но что делать, если жизнь приучила ее не доверять никому. Рано приучила, в детстве еще. Во втором детстве. Бабушка говорила, что это неправильно, что на свете много добрых хороших людей, что Ася обязательно их встретит. И что все плохое надо забыть.

Ася и рада бы забыть, да вот не получается.

Николай молчал, отвернувшись, руки его сжимали руль.

– Но я правда не знаю, зачем им нужна, – сказала Ася, – они хотели меня похитить, тащили к машине, но у меня же ничего нет. Ни денег, ни ценностей…

– Уверена? – Николай повернулся и поглядел строго, пристально. – Точно знаешь?

И Асе показалось, что он что-то о ней знает. Во всяком случае, знает больше, чем хочет показать.

– Точно никто ничего не знает, – сказала она сухо, – но шпану эту я в жизни не видела, таких знакомых не держу. Уж в этом ты мне можешь поверить.

– Не обижайся, – он примирительно погладил Асю по плечу, – я же хочу как лучше…

Ася невольно вздрогнула, когда они проезжали мимо того места на Литейном мосту, с которого все и началось.

– Извини… – пробормотал Николай, – извини, что не поверили тебе тогда.

– А что, – Ася живо повернулась к нему, – нашли ту женщину? Ту, на мосту?

– Ты имеешь в виду ее тело? Нет, не нашли, я сегодня по сводке справился. Но это ничего не значит, – заторопился он, – тело могло аж в залив вынести, это же все-таки вода…

– А с чего тогда ты решил, что я и правда что-то видела? Может, я все придумала?

– Потому что знаю, что ты – девушка серьезная, обстоятельная, не балаболка какая-нибудь и не робкого десятка, со страху тебе ничего привидеться не могло.

«Точно, – подумала Ася, – ничего мне не показалось, потому что женщина оставила медальон».

– Может, ты еще что запомнила? – спросил Николай. – Знаешь, так бывает – сначала выскочит из головы, а потом вспоминается. Может, тебе кажется, что это неважно…

– Да нет… – тут Ася увидела, что машина заворачивает к ее дому, и стала решать вопрос, надо ли пригласить Николая к себе. С одной стороны, вроде бы не надо, ни к чему это, а с другой – он же ее спас от этих двух уродов. И одного даже арестовал. Николай разрешил все ее сомнения одной фразой:

– Ты как хочешь, а я тебя до квартиры провожу! Мало ли кто на лестнице караулит…

«Вот интересно, откуда он знает, что в квартире меня никто не ждет, – подумала Ася, – я ведь ему не говорила, что нет у меня никого. Хотя догадаться нетрудно. Если у женщины есть муж или друг, он не допустит, чтобы она ночами одна ходила…»

Войдя в квартиру, Николай огляделся. «Хорошо, что успела прибраться!» – мелькнуло у Аси в голове.

– Что, бедно живу? – спросила она, усмехнувшись.

– Да нет, квартира отдельная, в центре, по нынешним временам неплохо…

Ася видела, что он тут же спохватился, что она подумает, будто он с ней из-за квартиры общается, и замолчал. Вообще он был какой-то напряженный. Ася сначала не заметила, а теперь, дома, в своей привычной обстановке, увидела, что он нервно сжимает руки в кулаки и смотрит в сторону.

– Могу кофе тебя напоить, – предложила она, только чтобы что-то сказать.

Он согласился как-то чересчур поспешно. Пока она хлопотала на кухне, он удалился вымыть руки и отсутствовал так долго, что Ася выглянула в коридор. И нахмурилась, увидев, что он выходит из бабушкиной комнаты.

– У тебя тут такой лабиринт, – он правильно понял ее взгляд, – не сразу нужную дверь нашел.

Показалось ей или нет, что голос его звучал фальшиво?

«Глупости, – сердито подумала Ася, – у меня просто мания преследования. Ведь Коля спас меня от бандитов, а я, вместо того чтобы быть благодарной, подозреваю его…»

В чем? В чем она его подозревает? В том, что у него к ней не обычный интерес мужчины к женщине, а что-то свое. Чего-то ему от нее надо, но чего? Она, Ася, вся на виду!

«Это не так, – сказал насмешливый голос внутри, – есть у тебя свои тайны. Насчет души нараспашку – это не про тебя!»

Пока она так размышляла, руки сами делали свое дело. И вот уже на столе дымятся две чашки кофе, и печенье в бабушкиной вазочке, и настоящая пахлава, что принес ей сегодня Жан в качестве извинения за то, что не подвозил две ночи подряд.

За кофе Ася попыталась вести светскую беседу. Это бабушка так учила, если чувствуешь неловкость со стороны мужчины, заведи разговор о том, что его интересует. Конечно, не о футболе или рыбалке – в этих вещах женщина ничего не понимает, мужчина от этого только разозлится. Беспроигрышная тема – это о нем самом, это мужчине всегда интересно. О детстве расспросить, о семье. Только палку не перегибать – так, мимоходом. Как знать, может, у него в семье неурядицы или он подумает, что ты имеешь на него серьезные виды.

В данном случае Ася сама не знала, чего хочет. То есть знала, что именно сейчас она хочет одного – спать. Потому что второй час ночи, как она выяснила, украдкой взглянув на часы, ноги просто гудят, и голова совсем не соображает.

Николай пил кофе и ел сухое печенье, от сладкого отмахнулся. И думал о чем-то, сосредоточенно глядя в одну точку.

– Что так поздно сегодня пришел? – спросила Ася, разглядывая его изучающим взором.

– Занят был, – буркнул он, – работа у меня, ты же знаешь, день ненормированный. – И тут же улыбнулся: – Извини, это я так, разучился уже нормально разговаривать с женщинами.

Ася собрала чашки, а он думал, глядя ей в спину, что же делать. Ему нужно получить от нее эту чертову штуку. А как это сделать? Сказали – в постель ее затащить. Ага, вот так, сразу сграбастать и тащить в постель… Очень смешно. Сразу видно, что эта девушка не из таких, с кем попало в постель не ляжет.

То есть он-то, конечно, не кто попало, но вот не знает, как к ней подступиться. А если силой на нее воздействовать – припугнуть, прижать да и велеть отдать ту штуку? Может и не отдать. Бороться будет, орать начнет, шум поднимет, она девка сильная, решительная, просто так с ней не справиться. Здоровая, статная… красивая, понял вдруг Николай. Хоть и черная, а красивая. Хотя, может, потому и красивая особенной своей красотой. Экзотической.

Николай тяжело вздохнул, но, вспомнив того человека с кривым волчьим оскалом, встал с места и приблизился к Асе. Он положил руки ей на плечи и почувствовал, как напряглось ее стройное сильное тело. И в этот момент прозвенел дверной звонок. Прозвенел отчаянно, а потом еще в дверь стукнули. Не сильно, но настойчиво.

Ася высвободилась, да Николай и сам опустил руки. Она побежала к двери с излишней поспешностью и спросила, кто там.

– Открой! – донесся хриплый шепот. – Открой, Ася, это я!

– Кто еще к тебе ломится среди ночи? – нахмурился Николай.

– Да это совсем не тот случай! – Ася рассмеялась. – Сейчас сам увидишь!

На пороге стоял мужчина в одних трусах. Больше на нем не было ничего, даже тапочек. Мужчина был худой и узкоплечий, бледная кожа покрылась пупырышками от холода – на улице все же не лето, конец сентября. Стуча зубами, мужчина оттолкнул Асю и просочился в квартиру.

– Привет! – весело сказала Ася. – Опять, что ли, Борька раньше срока вернулся?

– Да-да-да… – мужчина простучал зубами ответ.

– Знакомься, Коля, – Ася показала на голого, – это… как тебя зовут, все время забываю…

– Ва-василий…

– Вася, понимаешь, ходит тут к одной с нижнего этажа, не подо мной она живет, а наискосок. А у нее муж – дальнобойщик. Иногда он с графика сбивается и возвращается раньше срока. А мужик здоровый и главное – очень ревнивый. И сам признавался как-то по пьянке, что Вальку свою подозревает и обязательно на чистую воду выведет. То есть поймает ее с хахалем и устроит хахалю такое… Что-то там оторвет, что-то обратным концом вставит, я уже не уточняла. Что, Вася, на этот раз тоже тебе повезло?

Вася только безнадежно махнул рукой, затем налил себе воды из чайника и жадно вылакал целый стакан. После чего обвалился на стул и затих.

– Как я погляжу, весело вы живете, – протянул Николай.

– Не жалуемся. – Ася в коридоре копалась в стенном шкафу.

– На! – она бросила Васе синий рабочий халат и спортивные брюки, в которых красила кухню. – Прикройся, а то простудишься. Валька-то только утром одежду твою принесет.

– Так ты что – его здесь до утра оставишь? – нахмурился Николай.

– Да зачем, – отмахнулась Ася, – к Панфилычу его на чердак определю. Идем уж, горе луковое, без меня Панфилыч тебя не пустит.

Осторожно приоткрыв дверь, Ася прислушалась. Снизу доносились громкие голоса – обвиняющий мужской рык и оправдывающийся женский визг.

Услышав рык, Василий снова затрясся и попытался метнуться назад в квартиру. Но был остановлен мощной рукой Николая и одним махом взлетел на чердак. Ася побежала за ним, прихватив пакет с мясными объедками для своей тезки в качестве взятки.

Пока их не было, Николай оглядел квартиру. Куда, куда она могла это спрятать? И у нее ли это? Не скажет ведь.

– Пойду я, – сказал он вернувшейся Асе, – поздно уже.

Она не стала его удерживать.

После ухода Николая, Ася прислушалась. Парочка внизу угомонилась – видно, Валька сумела заморочить мужу голову. Ей не впервой, натренировалась уже.

Наверху тоже было тихо – у Панфилыча не забалуешь, он собаку вон как выдрессировал, так что ему этот хилый Васька.

Ася закрыла дверь на все замки и легла. Думала, что заснет сразу же, едва голова коснется подушки, но сон не шел. Что-то мешало ей расслабиться, не давало забыться. Сейчас бы выплакаться в чье-нибудь сильное плечо, чтобы обнимали, гладили по голове и говорили, что все будет хорошо и ее никому не дадут в обиду.

Ага, размечталась. Никого подходящего нет. Вообще никого. Да как-то раньше и сама справлялась. Да, но не нападали посторонние бандиты на улице, не пытались похитить, и полицейские до дому не провожали. Вот чего этому Соловьеву от нее нужно? Захотел переспать с черной женщиной из чистого любопытства? Так бы и сказал прямо, Ася бы его тут же послала, не боясь, что полицейский. Чего ей бояться-то? Она никакого преступления не совершила.

«Это сейчас, – шепнул насмешливый голос, – а раньше? Давно, в том, втором детстве…»

Да уж, тогда много чего было.

После смерти матери она убежала из дома в чем есть, без теплой одежды и документов. Никто ее не искал, как сейчас понимает Ася, бандиты увезли мамино тело куда-то в лес и бросили там. Квартиру она продала, все бумаги подписала сама, а куда убыла – неизвестно, да никому и дела не было. Не собутыльники же ее искать станут. Или соседи, которые небось только перекрестились от радости, что тихо стало. Ася уверена, что о ней вообще никто не вспомнил.

Ася помнит, что тогда стоял относительно теплый сентябрь, вот как сейчас, только поэтому она не замерзла в первые две ночи. Она тогда шла по улице, потом спряталась от дождя в подъезде, потом нашла на асфальте надкушенный гамбургер и съела его. Ночевала она на рынке под сложенными палатками. Утром ее нашел дворник, залопотал что-то по-своему, дал банан и яблоко. Она бродила по улицам весь день, к ней пристали какие-то мальчишки, дергали за волосы и прыскали в лицо из пластиковых трубочек, уговаривая умыться, пока мальчишек не отогнала толстая тетка в пуленепробиваемом синем костюме. Громовым голосом тетка спросила у Аси, кто она такая и как оказалась на улице. Ася отвечала невнятно, утирая с лица грязную воду и слезы. Слезы появились, когда тетка спросила, где ее мать.

Собралась небольшая толпа, тетка говорила громко, поминала детскую комнату милиции, комитет по защите детства и лишение родительских прав. Ася молчала, опасаясь сказать, что лишать собственно некого. Тетка схватила Асю железной рукой и потащила ее куда-то.

– Пускай милиция разбирается! – согласно кивнули в толпе.

Милиции Ася боялась – мама научила, потому не ждала для себя ничего хорошего. И вот, когда тетка шагнула с тротуара на мостовую, строго следуя указаниям светофора, Ася, собрав все жалкие силы, выдернула свою руку из теткиной клешни и пустилась наутек. Ни за что бы этот номер у нее не прошел, если бы тетка не отвлеклась на «Мерседес», который норовил проскочить на красный и остановился как раз перед теткой.

Ася нырнула едва не под колеса и бросилась бежать. Никто ее не преследовал, но все равно она бежала долго, пока не выбилась из сил и не оказалась в незнакомом месте.

Свой район она кое-как знала, но тут были незнакомые улицы. Идти было некуда. Голод терзал внутренности. Ася смотрела под ноги и по сторонам, но тут не было ни «Макдоналдса», где в урне можно найти объедки, ни даже продуктового магазина.

К вечеру она дошла уже до полного отчаяния, и когда какой-то старик с бегающими глазами и почему-то в зимнем пальто протянул ей шоколадку и поманил за собой, она пошла за ним, хотя от старика просто веяло опасностью, незнакомой и страшной.

Отбили ее цыганята. Налетела целая толпа, загалдела, зашумела. Старик плевался и отбивался обеими руками. Ему оторвали воротник пальто и обчистили карманы, Асю прихватили с собой.

– Ты что, дура? – сказал на бегу цыганенок лет десяти, почти такой же черный и кудрявый, как Ася. – Не знаешь, что он детей заманивает к себе, а потом ест?

Ася испугалась задним числом.

Цыгане любят детей, причем не только своих. Ни один цыган никогда не обидит ребенка.

Жили цыгане в большом деревянном доме за путями. Дом давно предназначен был на снос, но районные власти о нем позабыли. Детей кормили вечером, Асе давали одежду, но никогда не купали, это было не принято.

В большом доме все время было шумно, мелькали разные люди. Приезжали цыгане богатые, дорого и чисто одетые, на дорогущих машинах, приходили пешком растрепанные цыганки, метя землю яркими цветастыми юбками и бренча монистами, сидели у окон древние старухи с длинными седыми волосами. Между взрослых шныряли разновозрастные дети и собаки. Все пестрое цыганское общество галдело, пело, плясало и непрерывно менялось.

Так сложилось, что Асю опекал тот самый цыганенок Пашка. Он был старше ее на четыре года и относился как к младшей сестренке. Большой компанией они побирались на улицах и в поездах, воровали по мелочи на рынках и по карманам. На рынках было сложно – там ловили и могли сильно накостылять. Обворованный гражданин не сразу спохватывался, а если и ловил за руку, то всегда можно было кричать и плакать. Асю пытались приспособить просить милостыню – росту маленького, голос тоненький, но внешность не совсем подходящая.

– Вот если бы ты в Африке жила… – вздыхал толстый Лойко, тот, что забирал потом деньги у малышни, мог и заступиться, если что пойдет не так.

По той же причине Асю не брали воровать – уж больно приметная, куда уж такой черненькой… Она стояла на шухере. Делала большие глаза, сосала леденец или ела мороженое, а сама наблюдала.

Прошла зима, летом наступило раздолье, в городе появилось множество праздных туристов, а в электричках – полно дачников. Однако ужесточилась и конкуренция среди попрошаек. Иногда доходило до драки, и Лойко ничего не мог сделать. Однажды Асю поймали на задах привокзального ресторана трое мальчишек-беспризорников, и быть бы беде, если бы не вышла уборщица и не плеснула на мальчишек помоями. Те от неожиданности отскочили, и уборщица только ахнула, увидев сильно побитую Асю.

С тех пор цыганенок Пашка не отпускал ее от себя и научил некоторым приемам в драке, за что Ася ему по сей день благодарна.

С течением времени одним попрошайничеством их дела не ограничивались. И воровство перестало приносить ощутимые результаты – не то люди научились быть бдительными, не то перестали носить с собой деньги. Стали лазить по вагонам на Финляндской товарной, несмотря на запрет взрослых.

Там дело серьезное, охраняют грузы с оружием и собаками. Но Пашка собрал команду, и Ася увязалась за ними. К тому времени прошло уже года два, как она окончательно осиротела и потеряла дом.

Она забыла маму, забыла захламленную квартиру с вечно пустыми бутылками по углам, и уж тем более забыла отца и свое первое детство – в далекой жаркой стране на другом конце земли. Она не помнила точно, когда у нее день рождения, отмечала только смену времен года – зима, лето, снова зима, снова лето…

И вот как-то ночью столкнулись на путях две банды подростков. Столкнулись у одного вагона, который Пашке удалось открыть с трудом. Только маленькую щелочку, а потом дверь заело. И только было подсадили Асю, как вдруг налетели на них конкуренты.

Их было больше. Они были здоровые и крепкие, они были старше. Они сразу же окружили и отрезали все пути отступления. Они били цепями и дубинками. Кто-то смог убежать, кто-то сдался и лег на землю, Пашка замешкался, пытаясь вытащить Асю из вагона, она испугалась и не хотела прыгать, а когда прыгнула, то угодила прямо под дубинку здоровенного парня. Асю накрыла темнота, и больше она ничего не помнит. Пашку забили до смерти, а ей пробили голову.

Очнулась она в больнице, пробыв без сознания две недели. Долго не могла говорить, но потихоньку начала понимать разговоры врачей. И из этих разговоров сделала вывод, что они не верят, что с ней все будет хорошо, уж очень серьезные были раны. Голова – это не шутка. Однако потихоньку Ася пошла на поправку, начала ходить и говорить. Приходил молодой доктор, крутил ее, светил в глаза фонариком, стучал по коленкам блестящим молоточком. Расспрашивал ее о жизни, Ася на всякий случай отвечала односложно и уклончиво. Еще не хватало распространяться, как они грабили вагоны и обворовывали пассажиров на станции.

Из больницы ее перевели в приют. После дворовой жизни приют был ей не страшен. Тем более что приют был частный, благотворительный (тот самый доктор постарался), и особенного безобразия там не наблюдалось.

Через полгода в приюте ее нашла бабушка. Ася не ощутила никаких эмоций, увидев в кабинете директора худощавую седую женщину в скромном сером платье. Собственно, родной Асиной бабушкой она не являлась. Как потом выяснилось, она была ближайшей подругой Асиной настоящей бабушки, которая умерла молодой от болезни.

Каким образом бабушка добилась, чтобы ей отдали Асю, хотя у нее не было никаких документов, Ася узнала гораздо позже. А тогда она собрала небольшой рюкзачок – все свои пожитки – и ушла с бабушкой в свою новую жизнь. Асе шел десятый год, тогда и кончилось ее второе, самое ужасное детство.

Дингисвайо, молодой вождь племени мтетва, отправил послов к Звиди, вождю сильного племени матабеле. Послам приказано было вручить вождю шкуру леопарда и сказать ему следующие слова:

«Ты силен, и твое племя многочисленно. Я тоже силен. Если два льва станут охотиться вместе, их добыча будет обильной».

Однако Звиди, выслушав послов, приказал вручить им в качестве ответного дара шкуру шакала, на словах же велел им передать Дингисвайо следующее:

«В этой степи есть место только для одного льва. И этот лев – я. Шакалу же надлежит довольствоваться объедками».

Эти оскорбительные слова можно было расценивать только как объявление войны.

На следующий день после возвращения послов Дингисвайо собрал всех своих воинов, отделил один полк для охраны женщин, детей и скота, остальную же армию выстроил в две колонны и повел к владениям Звиди.

Чака шел в переднем ряду ударного отряда вместе со своими верными друзьями Ндлела и Мзиликази.

Когда армия Дингисвайо подошла к ручью, издавна служившему границей между владениями племен, Звиди со своими воинами уже поджидал их там.

Позади, за рядами воинов, толпились женщины и дети, которые пришли поглазеть на победу своих мужчин.

– Матабеле многочисленны, как морской песок, – проговорил старый советник Дингисвайо. – Мы не сможем их одолеть.

– Морская волна смывает песок, как бы много его ни было, – ответил старику молодой вождь. – Мы будем сражаться и поглядим, кто сегодня вечером будет пить пиво, а кто – есть землю.

Мтетва выстроились в боевом порядке напротив врагов.

Из рядов матабеле выступил вперед воин огромного роста и крикнул оглушительным голосом:

– Найдется ли среди вас кто-то, кто посмеет вступить со мной в единоборство?

Воины Дингисвайо молчали в растерянности. И тут вперед выступил Чака и, потрясая своим ассегаем, воскликнул:

– Я готов померяться с тобой силой, сын бегемота! Только для этого тебе придется выбраться из своего болота!

Мтетва захохотали, черный богатырь скрипнул зубами и крикнул в ответ:

– Кто это там чирикает? Какая-то мелкая пташка? Сейчас я поджарю ее на своем вертеле! – И с этими словами он бросил в Чаку одно из своих метательных копий.

Бросок был удивительно далекий, но все же копье не долетело до цели.

По прежним правилам боя Чаке надлежало побежать навстречу противнику, подобрать его копье и бросить в хозяина. Но он и не подумал этого делать. Он действительно побежал к своему врагу, причем побежал с небывалой скоростью.

Воины обеих армий с удивлением следили за этим стремительным бегом, но только друзья Чаки Ндлела и Мзиликази знали его секрет: в отличие от остальных воинов, которые носили тяжелые сандалии из буйволовой кожи, затруднявшие быстрый бег, Чака много месяцев ходил босиком, приучая свои ступни к жесткой траве и колючкам. Теперь кожа на его ступнях затвердела, и он бежал быстрее любого другого воина.

Чака пробежал мимо брошенного копья, даже не подумав поднять его, и продолжал приближаться к противнику. Тот удивленно следил за ним. Когда расстояние между бойцами сократилось до обычного броска копья, гигант матабеле метнул в Чаку второе копье, но быстроногий зулус отбил его своим щитом.

Расстояние между Чакой и его противником стремительно сокращалось. Теперь Чака отчетливо видел лицо черного богатыря. В его глазах читались растерянность, недоумение и испуг. Могучий воин, без страха вступавший в схватку с любым самым сильным противником, на этот раз столкнулся с чем-то новым, непривычным, с нарушением вековых правил ведения войны. Его противник, быстроногий зулус, вместо того чтобы метнуть свое единственное копье, стремительно приближался, держа это копье наперевес. И копье это было странное – слишком короткое, с широким и тяжелым наконечником. Копье, не предназначенное для метания. Но тогда для чего же это копье предназначено?

С такими короткими и тяжелыми копьями чернокожие охотники выходили на крупную и опасную дичь, такими копьями они поражали льва или леопарда…

Богатырь матабеле почувствовал себя дичью. Дичью, к которой приближается быстроногий охотник.

Он закрылся огромным щитом и приготовил свое копье для ближнего боя.

Чака же подбежал почти вплотную к противнику, зацепил его щит краем своего щита и мощным рывком отвел его в сторону. Левый бок черного богатыря открылся, беззащитный перед тяжелым ассегаем Чаки.

Чака нанес страшный удар, одновременно выкрикнув свой боевой клич:

– Нкадла! – Я поел!

Тяжелый наконечник ассегая вонзился под левую руку противника и проткнул его насквозь. Богатырь матабеле без звука упал на землю.

Чака выдернул ассегай из мертвого врага, поднял его над головой, повернулся к своим соплеменникам и снова гордо воскликнул:

– Нкадла!

И тут же, в ответ на этот клич, из рядов армии Дингисвайо выбежали еще два босоногих воина – друзья Чаки Мзиликази и Ндлела. Они бросились вперед, на помощь своему другу.

И следом за ними побежал весь передовой полк Дингисвайо, а за ним вся его армия.

Стройные ряды матабеле дрогнули.

Испытанные в боях воины растерялись. Они только что увидели, как быстроногий зулус одним ударом своего необыкновенного копья убил их лучшего богатыря, а теперь целая лавина соплеменников этого воина неслась на них с грозным боевым кличем.

Первые ряды матабеле дрогнули и отступили. Задние воины не видели, что происходит впереди, и это внесло в их ряды еще большее смятение. И через минуту непобедимая армия бросилась наутек.

Они только что увидели, как воин-зулус на их глазах перевернул правила ведения войны, сделал войну куда более страшной и смертоносной – и теперь к ним приближалась целая лавина не знающих пощады, несущих смерть воинов.

Увидев бегство своих мужей и братьев, побежали женщины-матабеле, подхватив своих детей, бросив многочисленный скот. Но воины Дингисвайо отсекли их от отступающих войск противника, окружили и отвели в свой лагерь.

Два полка армии Дингисвайо несколько часов преследовали отступающих врагов. Они убили тысячи воинов матабеле, остальных рассеяли, многих взяли в плен, но король матабеле Звиди со своими приближенными сумел бежать и скрыться в лесу Ндладле.

Выйдя из Асиного подъезда, Николай направился к своей машине.

Но не дошел до нее: он увидел припаркованную совсем рядом с его машиной черную «Тойоту» с хищными акульими очертаниями.

Настроение его резко испортилось.

Стекло на передней дверце опустилось, и знакомый голос проговорил:

– Здравствуй, Коля! Не спеши. Есть разговор.

Как всегда при звуках этого голоса Николай почувствовал во рту металлический привкус, руки его предательски задрожали.

– Вы же видите: я делаю то, что вы приказали! – проговорил он, стараясь скрыть страх за деланым раздражением.

– Садись в машину, Коля, – произнес тот же голос. – Не будем же мы с тобой на улице разговаривать.

На этот раз Николай не стал спорить. Он послушно сел на переднее сиденье машины, рядом с тем самым человеком, с человеком, который преследовал его в ночных кошмарах, – плотный, приземистый, с коротко стриженными седыми волосами, с тяжелым подбородком, он смотрел на Николая своими маленькими пронзительными глазами.

И еще этот шрам на щеке, напоминающий кленовый лист.

– Что, Коля, как успехи? – проговорил человек со шрамом. – Вижу, ты к ней в дом уже проник. Удалось найти то, о чем мы говорили?

Николай повернулся и увидел на заднем сиденье второго человека – того, которого один раз уже видел в этой машине. Загорелый до черноты, с волчьим кривым оскалом… Николай знал, что именно он, этот смуглый тип – настоящий хозяин, а человек со шрамом – всего лишь исполнитель, шестерка.

– Нет, пока не удалось, – честно ответил он, обращаясь напрямую к хозяину. – Там скандал на лестнице начался, пришлось уйти.

– Плохо, – проговорил загорелый своим жестким механическим голосом.

– Я все сделаю! – торопливо проговорил Николай. – Я достану!.. Найду!.. Дайте только время…

Ему почему-то захотелось оправдываться, объясняться, как нашкодившему ребенку.

– Вот со временем у нас плохо! – проскрежетал загорелый человек. – Со временем у нас очень плохо…

– Еще какие-то уголовники вокруг нее вертятся, – вспомнил Николай. – Похитить ее пытались…

– Уголовники? – удивленно переспросил человек со шрамом. – Какие еще уголовники?

– Двое… одного я опознал – Индюков, он же Толстый Вовчик. Я его задержал и отправил в камеру при нашем отделении… он у нас в розыске числится…

– А что этому Вовчику от нашей девушки понадобилось? – проскрипел механический голос.

– Не знаю, – честно ответил Николай, – хотели затащить ее в машину и куда-то увезти… Повара оглушили, что ее домой возит…

– Так узнай! – выкрикнул человек со шрамом. – Узнай и доложи! А то от тебя пользы как от козла молока! И чтобы сам возил ее домой, по магазинам, туда-сюда, куда скажет!

– Я вообще-то работаю… – буркнул Николай, понимая в душе, что не нужно этого говорить, – меня от работы никто не освобождал…

– Ты, Коля, бойся не работу потерять, – ласково сказал человек со шрамом, – тут, Коля, о жизни твоей речь идет, понял?! – гаркнул он неожиданно. – Живо узнай, что этому Толстому Вовчику надо от девчонки нашей!

– Я узнаю. Я сразу с утра поеду и прижму его как следует, пока он в нашем отделении…

– Действуй! – рявкнул человек со шрамом. – И помни: та папочка у меня лежит, в сейфе.

– Забудешь у вас, как же… – пробормотал Николай, хлопая дверцей.

В салоне своей машины он повесил голову и подумал горько:

«Хоть бы пугали чем-нибудь одним, а то грозят в тюрьму посадить, а теперь вон и убить могут. Сволочи!»

Едва Николай ушел, загорелый человек проговорил своим странным механическим голосом:

– Что это за уголовники? Откуда они могли появиться? На кого они работают?

– Не знаю, Рудольф Эдгарович, – отозвался человек со шрамом. В голосе его звучали заискивающие нотки. – Не знаю, но уже завтра мы будем знать. Николай все выяснит. У него очень серьезная мотивация. Он будет рыть землю носом.

– Конкуренты? – проскрежетал загорелый.

– Да откуда здесь конкуренты! – всполошился человек со шрамом. – Где мы, а где Африка!

– Африка далеко, – кивнул загорелый, – но электронная промышленность есть во всем мире, и всем нужен колтан. Колтан – это минерал, состоящий из колумбита и тантала, это золото завтрашнего дня, без него не работает ни один мобильный телефон, ни один планшет, ни один портативный компьютер.

– Да знаю я, знаю! – закивал человек со шрамом. – Вы мне это уже столько раз говорили…

– Я тебе не только говорил. Я тебе обещал приличный пакет акций своего предприятия, если ты сможешь достать ту вещицу… ты станешь по-настоящему богатым человеком.

– Я смогу, смогу! – заторопился человек со шрамом. – Дайте только время…

– Время, время! – Узкое загорелое лицо перекосилось, волчий оскал стал еще заметнее. – Я же говорил тебе, что времени у нас нет! Скоро акции «Колтеко» будут выброшены на рынок, и, если к тому времени у нас не будет той вещицы, ими можно будет подтереться! Они будут стоить не больше туалетной бумаги!

– Мы достанем, достанем ее!

– Не мы – ты достанешь! Иначе можешь поставить крест на своем будущем. Пока от тебя и твоих людей никакой пользы – одни расходы и пустая болтовня.

– Вот не надо этого! – взвился человек со шрамом. – Вы приехали сюда как турист, не имея понятия, что здесь происходит! А у нас здесь такое зверье водится – за копейку прирежут! И я с этими людьми умею находить общий язык. Да вы бы без меня здесь и дня не продержались! Вы там живете в раю и не имеете понятия о реальной жизни!

– Что?! – Загорелый перегнулся через спинку сиденья и прожег своего собеседника взглядом. – Ты меня будешь пугать?

В его руке вдруг оказалась маленькая плоская коробка, он поднес ее к лицу человека со шрамом и прошипел:

– Знаешь, кто у меня здесь? Колололо, черная гусеница! Если я открою эту коробочку, она залезет в твое ухо и отложит там яйца, из которых выведутся личинки, которые выедят твой мозг! Ты будешь меня пугать здешними уголовниками? А ты знаешь, кто такие мау-мау? Знаешь, как они убивают врага и что они потом делают с его сердцем? Ты знаешь, как людоеды-нгада расправляются с должниками? Ты знаешь, зачем бхуту отрезают ноги тубутху? Ты видел десятилетнего мальчишку, который уже отрезал голову десятку врагов? Ты знаешь, почему у меня такой странный голос?

– Не… не знаю… – проблеял человек со шрамом, не спуская глаз с коробочки.

– Потому что полевой командир армии архангела Михаила – представь, какая ирония! В этой армии – самые жуткие головорезы! – Так вот, захватив меня, он засунул мне в горло скорпиона. К счастью, как раз в это время подоспели мои друзья и вырезали скорпиона десантным ножом. Вместе с голосовыми связками. А того командира скормили крокодилам. Да это ты живешь в раю, а я пришел сюда прямиком из ада! И там, в аду, есть только один бог – колтан!

– Уберите… уберите это… – прошептал человек со шрамом, глядя на коробочку.

– Уберу… пока. Но смотри у меня, если завтра этот твой сержант ничего не выяснит, придется тебе самому заниматься девчонкой. Мне плевать, чем ты его держишь и что с ним сделаешь, эта вещь должна быть у меня в течение двух дней!

На следующее утро Николай Соловьев пришел на работу раньше всех. Даже раньше секретарши начальника Маргариты Ивановны.

– Что это ты так рано? – спросил дежурный на входе в отделение. – Бессонница, что ли?

– Ага, бессонница! – отмахнулся от него Николай. – Курить бросил и теперь спать не могу!

– А я тебе всегда говорил – от здорового образа жизни одни неприятности.

Не заходя в свой отдел, Николай отправился в подвал, где находилось несколько камер предварительного заключения.

Перед входом в подвал клевал носом его знакомый, сержант Сидорчук.

– Солдат спит – служба идет? – приветствовал его Николай.

– А? Что? Здравия желаю, товарищ майор! – вскрикнул спросонья Сидорчук, вскочив со стула.

Тут он окончательно проснулся, узнал приятеля и замотал головой, как будто вытряхивая из ушей остатки сна.

– Это ты, что ли, Колян? А я испугался, мне померещилось, что начальник пришел!

– Спать не надо на посту, тогда и не будут кошмары сниться. На посту положено бдеть и строго соблюдать устав.

– А ты что пришел-то?

– А тут к тебе ночью задержанного привезли. Индюков, он же Толстый Вовчик. Так вот, мне с ним поболтать нужно. Кое-какие важные вопросы нужно задать.

– А тебя что, в следственную перевели? – завистливо спросил Сидорчук.

– Не то чтобы перевели, но шанс имеется, – с загадочным видом ответил Николай. – Особенно если мне его удастся разговорить…

– Ух ты! Везет же некоторым.

– Короче, в какой он камере?

– Вообще-то в четвертой, но ты же знаешь, Колян, – без приказа не положено.

– Серый, мы же с тобой старые кореша! Я же говорю: если сумею его разговорить, мне повышение светит!

– Ладно, дружба есть дружба. – Сидорчук взял со стола связку ключей и пошел по коридору.

– Вот она, четвертая камера. – Он остановился перед железной дверью, выкрашенной унылой темно-зеленой краской. – Только если что… я ничего не знаю.

– Не знаешь, не знаешь, – успокоил его приятель.

Сидорчук вставил ключ в скважину, повернул, с тяжелым скрипом открыл дверь и отступил в сторону:

– Пожалуйста, твой Индюков! Когда поговоришь – стукни в дверь, я открою.

Соловьев шагнул в камеру… и тут же попятился.

– Матерь Божья… – проговорил он неожиданно севшим, как от простуды, голосом.

– Что такое? – забеспокоился Сидорчук.

– А ты сам-то посмотри…

Сидорчук заглянул в камеру и проговорил то же самое, что перед этим Николай.

Заключенный Индюков, он же Толстый Вовчик, сидел на табурете лицом к двери, привалившись спиной к стене камеры. Он широко улыбался, но улыбка у него была странная.

Если хорошо приглядеться, можно было понять, что эта улыбка находится как бы не на своем месте. А если приглядеться еще лучше – становилось ясно, что никакая это не улыбка, а перерезанное от уха до уха горло.

– Матерь Божья! – повторил Николай и повернулся к Сидорчуку: – Серый, к нему кто-нибудь заходил?

– Никто, – ответил Сидорчук очень тихо. – Как привезли его сюда ночью, так никто сюда и не заходил. И дверь была заперта – ты ведь сам видел.

– Видел… – подтвердил Николай, – а только что же это делается… И во что же это я влип по самое не могу…

– Ты влип? – высоким срывающимся голосом заговорил Сидорчук. – Да ты-то тут при чем? Это мне начальство сейчас вставит такую клизму! Такую клизму, что из ушей польется!

– Серый… – Николай был очень серьезен, – ты меня знаешь, трепаться я не стану. Но ты уверен, что ночью никто сюда не входил?

– Сам посуди, – Сидорчук заговорил тихо, – входная дверь была закрыта, так? И камера заперта, так?

– Все так, – согласился Соловьев, – но ведь не сам же он себе горло перерезал? И главное – чем? Орудия преступления никакого рядом нет. Ты, может, заснул?

– Ага, заснул. И во сне все двери открыл и его прирезал, – согласился Сидорчук, – а потом нож выбросил и дальше спать лег. Ты, Колян, в уме? Как такое может быть?

– Мистика какая-то, – растерянно пробормотал Николай, – зомби-хоррор…

– Вот я и говорю, – уныло закончил Сидорчук, – начальство меня по стенке размажет…

Сергей Константинович Павлинов сидел на скамейке в тихом сквере недалеко от своего дома. Кроме него, в сквере было несколько жизнерадостных разговорчивых старушек и две-три молодые мамаши с колясками. Погода стояла хорошая, можно сказать, удивительно хорошая для осени в нашем промозглом городе, и эти немногочисленные люди наслаждались последними лучами осеннего солнышка.

Со стороны можно было подумать, что Сергей Константинович тоже наслаждается прощальной улыбкой давно минувшего лета. Он сидел, подставив лицо солнцу и полузакрыв глаза. Но в душе у него не было места простым человеческим радостям.

Сергей Константинович страдал.

Он всегда знал, что за все в этой жизни приходится платить, но не думал, что плата за незначительное повышение уровня жизни будет такой высокой.

Алексей Леонидович, специалист по антеннам, всего лишь консультировал какую-то солидную коммерческую фирму, занимающуюся спутниковой связью. В этом не было ничего противозаконного или аморального.

Людмила Оскаровна, специалист по жукам-древоточцам, обследовала подлежащие ремонту и восстановлению дома, тем самым способствуя сохранению культурных ценностей.

Кто же думал, что ему, человеку мирной и респектабельной профессии, знатоку нескольких африканских языков, на старости лет придется якшаться с бандитами и уголовниками, придется обсуждать с ними ограбления, квартирные кражи и похищения людей?

Нет, это не только опасно, это просто неприлично! Он, университетский преподаватель с большим стажем, не должен падать так низко, не должен рисковать своей профессиональной и человеческой репутацией! Не должен ни за какие деньги!

Но он так привык за последние месяцы хорошо питаться, прилично одеваться, ездить на такси – в общем, пользоваться всеми благами обеспеченной жизни…

Нет, с этим необходимо покончить, покончить раз и навсегда! Он должен связаться со своим давним знакомцем, с этим африканским вельможей, и прямо сказать ему, что их сотрудничеству пришел конец. Пусть он ищет другого переводчика! В конце концов, не нами сказано: незаменимых у нас нет!

Сергей Константинович пришел к этому решению окончательно и бесповоротно. Он открыл глаза и достал из кармана мобильный телефон, чтобы позвонить своему давнему знакомому, начальнику службы безопасности принца…

Как вдруг возле сквера остановилась большая черная машина с дипломатическими номерами, и из нее вышел африканский вельможа собственной персоной.

Что называется, на ловца и зверь. Хотя в данном случае не совсем понятно, кто здесь ловец.

Широко улыбаясь, огромный негр направился к скамейке, на которой сидел переводчик. Сергей Константинович с удивлением заметил, что, когда его давний знакомец улыбается, он чем-то напоминает гиену. Гиену, которая только что нашла свежий труп.

– Сакубона, баба! – приветствовал африканец Сергея Константиновича. – Здравствуй, отец! Рад видеть тебя в добром здравии!

– И я рад видеть тебя, вождь! – машинально ответил ему переводчик, хотя его лицо при этом не выражало радости. – Какая счастливая звезда привела тебя ко мне?

– Есть дело… – уклончиво ответил африканец, – нам с тобой, отец, нужно кое-куда прокатиться.

– А где же твои подручные? – поинтересовался Сергей Константинович. – Обычно ты присылал их…

– У вас, белых, есть такая поговорка: если хочешь, чтобы дело было сделано, делай его сам! Те двое не оправдали моего доверия, и я решил отказаться от их услуг.

– Вот как? – протянул переводчик. – Ты понимаешь, вождь, у меня тут появились кое-какие дела, так что я, наверное, больше не смогу переводить для тебя. Поищи кого-нибудь другого, на восточном факультете наверняка есть хорошие переводчики…

– Наверное, ты не понял меня, отец! – ответил африканец, продолжая улыбаться. – Когда я заключаю с кем-то договор, только я могу этот договор расторгнуть в одностороннем порядке. И если я приму такое решение, вряд ли тебе понравятся штрафные санкции. Я сказал тебе, что отказался от услуг тех двоих ублюдков, но не сказал, что с ними после этого стало. Ты хочешь это знать?

Неожиданно Сергей Константинович понял, что знать этого совершенно не хочет. Африканский вельможа все еще улыбался, но сходство с довольной гиеной усиливалось с каждой секундой.

– Я вижу, что не хочешь, – кивнул африканец, – и правильно, ни к чему тебе это знать. Думаю, ты прав – на восточном факультете есть хорошие переводчики, но ты уже знаешь слишком много, поэтому я предпочитаю и дальше работать с тобой.

Робкое осеннее солнце забежало за тучи, и на Сергея Константиновича дохнуло холодом. Или ему это только показалось.

– А что будет, когда наша совместная работа закончится? – спросил он дрожащим голосом.

– Как можно заглядывать в будущее так далеко. – Африканец поднял руки в характерном жесте. – Кто может знать, что будет завтра или через неделю? Разве что колдуны, а ведь мы с тобой, отец, не колдуны. Значит, мы должны жить сегодняшним днем. А сегодня, как я сказал, нам нужно кое-куда съездить.

Сергей Константинович поднялся и на ватных ногах проследовал за африканцем к черной машине, за рулем которой, как безмолвное изваяние, сидел чернокожий водитель.

Провожая его взглядом, две любопытные старушки на соседней скамейке заговорили вполголоса:

– С виду такой приличный мужчина, а сам на нерусском языке разговаривает, со всякими черными общается. А ты на машину погляди, на машину! Наши люди на таких машинах не ездят!

– Куда мы едем? – безнадежным тоном осведомился Сергей Константинович.

– Да что за похоронные интонации? – бодро проговорил его чернокожий спутник. – Вас не на казнь везут, а всего лишь на обед! Вы любите африканскую кухню?

– Лю… люблю, – ответил переводчик после минутного раздумья.

– Вот и отлично! Мы едем в ресторан «Замбези» и попробуем, чем они кормят своих посетителей!

Через полчаса черная машина остановилась перед рестораном.

Водитель остался за рулем, а африканец с переводчиком проследовали в зал.

Метрдотель наметанным глазом определил в них важных персон и провел к самому удобному столику.

Тут же к ним подошла официантка – совершенно чернокожая девушка в короткой юбке и ярком топике. Впрочем, Сергей Константинович, внимательно приглядевшись, отыскал в ее лице европейские черты. Стало быть, полукровка, только кожа темная. Но высокая, статная, так и видишь ее в ярком полосатом тюрбане и с кувшином на голове где-нибудь в джунглях.

«Гордая и неприступная дочь знойной Африки», – усмехнулся он про себя.

Девушка улыбнулась, показав безупречные зубы, положила на столик меню в кожаной книжечке и спросила, не желают ли господа чего-нибудь выпить.

Представительный африканец посмотрел на нее долгим внимательным взглядом и спросил, есть ли у них пальмовое вино.

– Конечно, есть! – ответила та, как только пожилой переводчик перевел вопрос.

– Настоящее пальмовое вино? – уточнил африканец.

– Честно говоря, я никогда не бывала в Африке и не знаю, с чем сравнивать, но наши клиенты никогда не жаловались.

– Хорошо, – милостиво кивнул африканец, – принеси мне большой стакан пальмового вина. А моему другу… – Он повернулся к Сергею Константиновичу. – Что ты будешь пить, отец?

– Минеральную воду, – уныло ответил тот. – Только без газа, пожалуйста.

Темнокожая официантка удалилась, чтобы вскоре принести напитки и принять заказ. Африканец заказал бифштекс из антилопы, переводчик – суфле из брокколи.

Едва официантка отошла от столика, африканский вельможа попробовал вино, слегка поморщился и отставил стакан. Затем он оглянулся по сторонам и высыпал в свой стакан содержимое небольшого бумажного пакетика.

Когда обед подходил к концу, официантка снова подошла к столику, чтобы спросить, всем ли довольны посетители.

– Довольны, весьма довольны! – пророкотал африканец. – Так довольны, что просим тебя пригласить к нашему столу повара. Я хочу поблагодарить его лично.

Официантка кивнула, и через минуту к столику подошел Жан, вытирая руки полотенцем и поправляя высокий белоснежный колпак в аккуратных складках.

– Молодец, парень! – довольным басом проговорил африканец, улыбаясь своей хищной улыбкой. – Антилопу ты приготовил отлично, не хуже, чем готовила ее моя бабушка. Ты хорошо вымочил мясо и добавил в него изрядную порцию тимьяна и дикого чеснока…

– Я рад это слышать, – вежливо ответил Жан, когда Сергей Константинович перевел ему комплимент.

– Да, но вино… – Лицо африканца вытянулось. – Разве это можно назвать настоящим пальмовым вином? – Он поднял недопитый стакан. – Попробуй это!

– Но за вино я не отвечаю! – забеспокоился Жан. – Вино поставляет сам хозяин, он говорит, что у него отличные поставщики в Кении… первоклассные поставщики…

– Но ты все же попробуй! – настаивал странный клиент. – Попробуй, сынок!

Жан из вежливости пригубил вино. Говорят же, что желание клиента – закон, а этот клиент, сразу видно, не из бедных.

– Сынок, так ты ничего не почувствуешь! – не унимался африканец, – Сделай добрый глоток, как положено. Сделай настоящий глоток, как положено настоящему мужчине. Ты ведь настоящий мужчина, я это вижу по твоим глазам.

Против такого аргумента Жан не мог устоять, он отпил четверть стакана и поставил вино на стол.

– Что скажешь? – осведомился клиент.

– Я не большой специалист… – замялся Жан, – сам я обычно пью пиво…

– А зря, – Африканец покачал головой. – Ты ведь матабеле?..

– Что, извиняюсь? – переспросил повар.

– Ты принадлежишь к племени матабеле, сынок.

– С чего вы взяли? Моя мама вообще была русская.

– Мама – может быть, но твой отец был матабеле, я вижу это по твоему лицу, по твоим волосам.

– Как это возможно? По-моему, все негры одинаковые… то есть я хотел сказать, все африканцы.

Африканец покачал головой:

– У нас некоторые тоже думают, что все белые на одно лицо. А ведь вы, белые, легко отличаете итальянцев от скандинавов? Так и мы отличаем матабеле от зулусов или бхуту. Так что не сомневайся, сынок, ты – матабеле!

– Допустим… – Жану уже надоел этот бесполезный разговор. – Допустим, и что с того?

– Плохо, сынок, что ты не знаешь обычаев своих предков, – доверительно проговорил африканец, перегнувшись через стол. – Ты даже не почувствовал в вине привкус укунджаку.

– Чего? – удивленно протянул Жан. – Какой еще ахеджаку?

– Укунджаку, сынок! – наставительно произнес африканец. – Это старинное снадобье племени матабеле, приготовленное из засушенных скорпионов и слюны гиены.

– Что? Что за снадобье? – Лицо Жана перекосилось, его замутило. – Я, пожалуй, пойду…

– Не ходи, сынок, не стоит, – остановил его африканец. – Уже поздно, снадобье проникло в твой организм.

– И что теперь? – Жан посерел. – Я умру?

– Нет, сынок, ты не умрешь, – ласково проговорил собеседник. – Ты не умрешь, но ты не сможешь удовлетворить ни одну женщину! Даже самую невзыскательную!

– Но это… но это хуже смерти! – простонал Жан.

Тут же в его глазах вспыхнуло сомнение:

– Но я выпил совсем немного!

– Твое счастье, сынок, твое счастье. Полная доза рассчитана на слона, половинная – на буйвола, а ты выпил примерно четверть. Но тебе и этого хватит.

– За что вы так со мной? Что я вам сделал?

– Не бойся, сынок, ты мне ничего не сделал. Но сделаешь… ты сделаешь то, что я тебе скажу, – и тогда я дам тебе другое снадобье, которое избавит тебя от действия укунджаку.

– Совершенно избавит? – взволнованно переспросил Жан. – Я снова смогу?..

– Совершенно, сынок, совершенно! Все будет как раньше, и даже лучше, чем раньше! Ты будешь силен, как молодой буйвол. Или как молодой носорог.

– Говорите скорее, что я должен для вас сделать!

– Я знал, сынок, что мы с тобой найдем общий язык, ведь мы – соотечественники, больше того – почти соплеменники…

За полчаса до окончания рабочего дня Жан сам вышел из кухни и нашел Асю.

– Ну что, сестренка, – обратился он к ней с широкой улыбкой, – сегодня я могу подвезти тебя прямо до дома! Надеюсь, сегодня нам никто не помешает.

– Что, твой «персик» все еще вне зоны доступа?

– Да понимаешь… – Жан развел руками, – муж все еще дома… что за странный человек!

– Хорошо, я буду готова, как только скажешь.

Ася немного удивилась, что Жан сам проявил инициативу и даже сам ее нашел. Может быть, чувствует неловкость из-за того, что несколько раз ее подвел. Но, в конце концов, дареному коню в зубы не смотрят. Раз он согласен ее подвезти – нужно радоваться, независимо от мотивов. Тем более что Николай сегодня опять не пришел. Что ж, Ася почти не удивилась, вчера расстались они не очень-то дружелюбно. Недоволен был он, когда уходил, а чем – Ася и сама не знает. Как-то сложно все с этим Николаем, а ей, Асе, сложностей и так хватает.

Она закончила смену, переоделась и вышла на парковку.

Жан уже поджидал ее возле своей машины. Он выглядел каким-то смущенным.

– Садись, сестренка! – Жан распахнул перед ней дверцу. – Домчу за минуту!

Ася удобно устроилась на пассажирском сиденье и прикрыла глаза: устала за смену.

Жан что-то болтал, рассказывал ей байки из своего богатого донжуанского опыта. Ася слушала его вполуха.

– И представляешь, только мы расположились, только началось самое интересное – открывается дверь, и вваливается такой здоровенный мужик… входит, и прямо к нам, а рожа такая злобная! Я думаю: все, сейчас выкинет меня в окно или так кости переломает. Но тут она, эта блондинка, так удивленно говорит: мужчина, вы вообще кто? И он тогда на нее смотрит и в ответ: ой, извиняюсь. Оказывается, он ошибся этажом, а как уж ключи подошли – ума не приложу… а ты что, сестренка, не смеешься? Я тебе это уже рассказывал?

– Рассказывал, рассказывал. – улыбнулась Ася и открыла глаза. – А где это мы едем?

– А это я решил пробки объехать, – ответил Жан, пряча глаза.

– Какие пробки в полночь? – недоуменно переспросила Ася. – Улицы пустые.

– То есть не пробки, там возле моста ремонт, вся улица перекопана.

– Жан, что ты такое говоришь? – Ася удивленно покосилась на коллегу.

– Извини, сестренка. – Повар притормозил, достал из бардачка какой-то флакончик и брызнул ей в лицо.

В глазах у Аси потемнело, и она провалилась в небытие.

Пришла она в себя от яркого света.

Он был ярким даже сквозь опущенные веки.

Голова болела, в висках пульсировало, во рту был привкус протухшего мяса антилопы.

Ася открыла глаза и тут же закрыла их: прямо в глаза ей светила настольная лампа.

Рядом с ней раздался густой бархатистый голос, который говорил на незнакомом языке.

Свет лампы ослабел, и другой голос проговорил по-русски:

– Извините, ваше высочество, что мы были вынуждены привезти вас сюда против вашей воли.

Ася снова открыла глаза и увидела двух человек, склонившихся над ней. Один был чернокожий, средних лет, с важным одутловатым лицом, в дорогом темном костюме, второй – скромного вида пожилой интеллигентный дядечка.

В следующее мгновение она вспомнила, что обслуживала сегодня этих двоих в ресторане. Они еще дали ей очень хорошие чаевые.

Или это было не сегодня?

Она не знала, сколько времени провела без сознания.

Ася попыталась подняться – но не смогла пошевелить ни рукой, ни ногой.

– Что… что вы со мной сделали? – спросила она испуганно. – Вы связали меня?

Черный человек что-то проговорил своим бархатным голосом, пожилой дядечка тут же перевел:

– Что вы, ваше высочество, мы никогда не осмелились бы вас связать. Это было бы страшным преступлением.

– Почему же я не могу пошевелиться?

– Это действие старинного снадобья, ваше высочество.

– Черт! И почему вы меня так странно называете – вашим высочеством? Вы что, прикалываетесь?

– Что вы, разве я посмел бы! Просто я так перевожу на русский язык то обращение, которое употребляет мой черный… друг. Думаю, если бы я каждый раз говорил «молодая слониха, выросшая в тени великого слона», это напрягало бы и меня, и вас, и очень затрудняло бы разговор. Так что пусть будет «высочество», это как-то привычнее для нас с вами.

– Что… молодая слониха? Да вы что! Вот уж спасибо… а все же, с чего это он меня так называет?

Переводчик поговорил с черным человеком на непонятном языке, кивнул и снова обратился к Асе:

– Господин М-Бала – мой черный… друг – приказал мне объяснить вам ситуацию.

– Да уж, не мешало бы!

– Помните ли вы своего отца?

– Весьма смутно.

– Так или иначе, ваш отец принадлежал к очень знатному африканскому роду. Он был прямым потомком Чаки…

– Кого? – удивленно переспросила Ася.

– Как, вы никогда не слышали об императоре зулусов Чаке?

– Представьте – никогда в жизни!

– Очень жаль… – Переводчик вздохнул. – Вам следовало бы больше интересоваться историей своего народа.

– Своего народа? – переспросила Ася. – Но я русская… по крайней мере, моя мама была русской.

– Посмотрев на вас, можно усомниться. Впрочем, сейчас мы говорим о другом. Короче говоря, Чака был создателем огромной империи зулусов, занимавшей территорию, превосходящую большинство современных европейских стран. Он фактически создал свой народ: когда он родился, в племени зулусов было не больше тысячи человек, когда же он достиг вершины своего могущества, только армия зулусов насчитывала почти полмиллиона солдат! Созданная им империя была многолюдной и процветающей, а армия столь мощной и боеспособной, что уже после смерти Чаки неоднократно побеждала английский экспедиционный корпус, вооруженный артиллерией и самым совершенным по тем временам огнестрельным оружием.

– Все это очень интересно, – пробормотала Ася, – но меня-то это каким образом касается?

– Самым прямым! – взволнованно ответил переводчик. – Около двадцати лет назад ваш отец вернулся на родину, чтобы предъявить права на трон своих предков…

– Ага, и бросил нас с мамой на произвол судьбы!

– Возможно, тогда он думал об интересах государства.

– Или о своих собственных!..

– В стране началась гражданская война, другие претенденты на трон поубивали друг друга, и ваш отец стал Великим Слоном.

– Кем? – Ася вытаращила глаза.

– Таков традиционный титул правителя в тех местах, – пояснил переводчик. – Он занял трон.

– Ох, ни фига себе! Он, значит, занял трон, а о нас с мамой даже не вспомнил! Ну, папочка, хоть бы денег сколько-то прислал на дочку-то…

В ее памяти проплыли ужасные картины ее детства – особенно второго, которое прошло на улице. А до того – пьяные мамины, с позволения сказать, друзья, постоянная грязь в квартире, то, как она сдавала бутылки, чтобы купить себе потом хоть булочку, хоть пакет чипсов, насмешки одноклассников, косые взгляды учителей…

– Да, я очень сочувствую вам, – вздохнул переводчик, – но мысли и мотивы великих людей порой трудно объяснить. Нам, простым людям, они зачастую недоступны. Тем более что ваш отец – да будет благословенна его память – недавно скончался.

– Так чего теперь от меня хочет ваш черный… друг? – осведомилась Ася. – Хочет пригласить меня на трон? Но тогда он выбрал не самый удачный способ!

– Нет, ваше высочество, господин М-Бала не имеет таких намерений. Он – приближенный младшего брата вашего отца, да будет благословенна его память.

Переводчик едва заметно скосил глаза на черного вельможу и продолжил, не меняя интонации:

– Господин М-Бала делает все, чтобы его шеф, ваш дядюшка, занял трон предков.

– Вот оно как, – протянула Ася. – Значит, я вам мешаю, как пятая спица в колеснице… вы хотите от меня избавиться…

Черный господин что-то возмущенно проговорил, и пожилой дядечка тут же перевел его слова:

– Господин М-Бала заверил вас, что никогда не осмелился бы причинить вред особе королевской крови! Он заверил вас, что с вашей головы не упадет ни один волос!

– Ага, но он не остановился перед тем, чтобы напоить меня какой-то дрянью, так что я теперь и пальцем не могу пошевелить!

– Вы понимаете, – протянул переводчик, – у вашего народа очень сложная система законов и моральных ценностей. Вас, как особу королевской крови, нельзя подвергать физическому насилию, в частности нельзя связывать, но дать вам какое-то сильнодействующее снадобье не возбраняется. Это приравнивается к медицинским воздействиям, то есть к работе знахаря, а это вполне допустимая практика.

– Вот как? А если я от этого снадобья отдам концы? Окочурюсь? Склею ласты?

– Надеюсь, до этого дело не дойдет. – Но Ася не услышала в голосе переводчика особой уверенности.

– Тогда, черт возьми, чего же вы от меня хотите? Чтобы я в письменной форме отреклась от своих прав на трон?

Ася внезапно вспомнила тот ужасный день много лет назад, когда двое бандитов напоили ее мать и уговорили ее подписать документы на продажу квартиры. Сейчас ситуация была очень похожей, хотя черный бандит был одет в отлично сшитый костюм и выглядел куда респектабельнее той уголовной парочки.

– Нет, ваше высочество, ваше отречение никому не нужно, – заверил ее переводчик. – Вы в принципе не являетесь основным претендентом на трон.

– Почему же? – спросила Ася с некоторой обидой. – Ведь, если вы меня не разыгрываете, мой отец был королем, значит, я – его законная наследница…

Еще несколько минут она понятия не имела о своем королевском происхождении, а теперь обиделась, узнав, что не является основной наследницей отцовской короны.

– Простите, ваше высочество, но основные претенденты на трон – мужчины, таковы уж традиции в вашей стране. Женщины королевской крови пользуются большим уважением, но исключаются из списка наследников престола.

– Но тогда я вообще ничего не понимаю! Что вам от меня нужно?

Переводчик переглянулся с черным господином. Тот солидно кивнул и что-то сказал на своем гортанном языке. Переводчик повернулся к Асе:

– Господин М-Бала разрешил мне открыть карты.

– Давно пора!

– Дело в том, что к вам попал один предмет… один очень важный предмет, принадлежавший вашему великому предку, императору Чаке. Господин М-Бала добавил еще несколько слов – обязательные титулы покойного императора, которые я опускаю, чтобы сэкономить свое и ваше время.

– Что еще за предмет? – спросила Ася, хотя в глубине души она уже догадывалась, о чем пойдет речь.

– Это амулет императора, – ответил переводчик, – это небольшой предмет из странного металла, имеющий для зулусов особое значение. Короче говоря, считается, что в этом амулете заключена огромная магическая сила, что именно благодаря этому амулету Чака не знал поражений в битве с врагами.

Переводчик сделал паузу, внимательно следя за Асиным лицом, затем добавил:

– Благодаря заключенной в амулете магической силе он имеет огромное значение для престолонаследия. Короче, тот претендент, который завладеет этим амулетом, с большой вероятностью станет новым королем зулусов.

– Вот оно что, – протянула Ася и тут же быстро проговорила: – Но при чем здесь я? Я никогда не видела этот амулет и понятия не имею, где он находится!

– Позвольте не поверить вам, ваше высочество, – ответил переводчик с почтительным недоверием. – Господин М-Бала имеет веские причины считать, что амулет у вас.

– Что за причины? – переспросила Ася.

– Знаете, у него, как у многих ваших соплеменников, есть свои собственные методы получения информации. Свои особые способности. То, что мы, европейцы, называем шестым чувством.

– Так скажите вашему хозяину, что на этот раз шестое чувство его обмануло!

Переводчик что-то сказал черному господину. Тот помрачнел, что-то недовольно проговорил и затем, повернувшись к двери, громко хлопнул в ладоши. Дверь приоткрылась, и в комнату, почтительно согнувшись, проскользнула худенькая чернокожая старушка в длинной бесформенной юбке мышиного цвета и вязаной шерстяной кофте. Ася подумала, что это уборщица.

Господин М-Бала, однако, обратился к этой старушке весьма почтительно и даже несколько робко. Они недолго поговорили на своем гортанном языке, то и дело взглядывая на Асю. Наконец старушка почтительно кивнула и что-то произнесла резким, неприятным голосом. Тут же два молодых негра внесли в комнату золоченую ширму и небольшой кожаный саквояж.

Женщина, которую Ася приняла за уборщицу, взяла этот саквояж и скрылась за ширмой.

– Что происходит? – недоуменно осведомилась Ася. – Кто эта женщина?

– Это особый специалист. Ее привезли из Африки именно для такого случая. Для того, чтобы установить истину, если возникнут сомнения или колебания.

– Частный детектив? – Против воли в Асином голосе прозвучала насмешка.

– Нет, это совсем другое. Я говорил вам об особых способностях, которыми обладают некоторые ваши соплеменники, так вот эта женщина обладает ими в самой большой степени.

– Экстрасенс, что ли? – снова насмешливо уточнила Ася.

Она вспомнила молодого жуликоватого парня из их дома, который выступал в телешоу, изображая ясновидящего и экстрасенса. Он не раз говорил Асе, что люди невероятно доверчивы и готовы верить любому шарлатану и обманщику.

– Сейчас вы сами все увидите.

За ширмой раздалось какое-то странное шипение, и старая женщина снова предстала перед присутствующими.

Но она за несколько минут удивительным образом изменилась, буквально стала другим человеком.

Вместо поношенной юбки неопределенного цвета на ней была теперь короткая юбка из змеиной кожи, на тощей морщинистой шее раскачивались многочисленные ожерелья из когтей и зубов каких-то хищных животных, на запястьях и щиколотках красовались такие же браслеты, седую голову венчал череп обезьяны.

Однако самые удивительные изменения произошли не с нарядом старухи, а с ее лицом и осанкой.

Лицо ее было покрыто какой-то белой субстанцией, так что стало похоже на страшную маску. Маску смерти. Если раньше эта женщина показалась Асе жалкой и униженной, то теперь в ее облике было что-то властное и угрожающее, словно в нее вселился какой-то грозный хищник или смертельно опасная ядовитая змея.

Страшная старуха обвела комнату пристальным взглядом и вдруг издала резкий, леденящий душу вопль. Ася вздрогнула, ей стало вдруг холодно, как будто в комнате задул ледяной январский ветер. Тело ей по-прежнему не подчинялось, иначе она скрылась бы от пронзительного взгляда страшной женщины.

Вопль колдуньи затих, и вдруг та опустилась на четвереньки и двинулась вперед, касаясь пола носом, наподобие идущей по следу охотничьей собаки.

Пройдя половину комнаты, колдунья остановилась, задрала голову и издала ужасный, душераздирающий хохот.

Ася вспомнила, как бабушка привела ее в зоопарк.

Там, в одной из клеток, они увидели отвратительное и страшное животное со страшными челюстями и маленькими злобными глазками. На клетке было написано, что это гиена.

Это животное было одновременно отталкивающим и притягательным. Ася остановилась возле клетки, и вдруг ее глаза встретились с маленькими глазками зверя. И тогда гиена приоткрыла свою зловонную пасть и расхохоталась. Этот смех был настолько ужасен, что Ася едва не потеряла сознание.

Хохот этой колдуньи был удивительно похож на хохот той гиены.

Отсмеявшись, колдунья снова двинулась вперед, принюхиваясь то к полу, то к воздуху в комнате. Наконец она остановилась в двух шагах от Асиного кресла, снова принюхалась, подползла к Асиным ногам и ткнулась в них носом.

Ася хотела отдернуть ноги, но они по-прежнему не слушались ее.

А старая колдунья униженно заскулила, как побитая собака, отползла на несколько шагов и оттуда уставилась на Асю рабским преданным взглядом.

Господин М-Бала что-то сказал ей раздраженным, недовольным голосом. Колдунья ответила резко, она оскалила рот, показав кривые, темные, но все еще острые зубы.

Господин М-Бала сказал еще несколько слов.

Колдунья прошипела, как рассерженная змея, отползла задом в конец комнаты и скрылась за ширмой.

Через несколько минут она вышла оттуда в прежнем жалком виде – в серой поношенной юбке и растянутой на локтях вязаной кофте.

Теперь в ее облике не было ничего пугающего и значительного – она снова была похожа на забитую старую уборщицу.

М-Бала что-то ей резко сказал, она сгорбилась и вышла из комнаты.

– Что произошло? – спросила Ася переводчика, когда в комнате снова наступила тишина.

Тот переглянулся с чернокожим господином и проговорил:

– Колдунья подтвердила догадку господина М-Бала. Она определенно сказала, что священный амулет Чаки находится у вас. Не при себе – иначе мы уже нашли бы его – но, так или иначе, вы владеете им, знаете, где он находится.

– Почему же ваш черный хозяин накричал на эту колдунью? Она ведь сказала именно то, чего он от нее ждал!

– Вам показалось, – ответил переводчик, переглянувшись с черным вельможей, – господин М-Бала всего лишь поблагодарил знахарку за проделанную работу.

Затем, не меняя тона, как будто продолжая ту же самую фразу, он проговорил:

– Ему не понравилось, что колдунья признала в вас будущую королеву и выразила вам свою верность. Только не реагируйте на мои слова. Я не хотел бы, чтобы М-Бала их понял.

– А что, он понимает по-русски?

– Надеюсь, что нет. Однако ни в чем нельзя быть уверенным, особенно учитывая его «шестое чувство».

Черный вельможа действительно нахмурился, как будто что-то почувствовал. Он обратился к переводчику с довольно длинной тирадой. Тот почтительно кивнул и повернулся к Асе:

– Господин М-Бала сделал вам от лица своего владыки весьма заманчивое предложение.

– Какое же?

– Великий Слон – так его официально именуют, хотя, честно говоря, он не имеет права на этот титул – так вот, Великий Слон, от шагов которого сотрясается земля, предлагает вам стать его женой. В том случае, конечно, если в качестве приданого вы принесете ему священный амулет вашего великого предка.

Ася от изумления потеряла дар речи, глаза ее широко распахнулись. Ей еще никогда не делали предложения принцы. Да, честно говоря, и никто другой не делал ей предложения.

Переводчик же, как и прежде, не меняя интонации и выражения лица, как будто продолжая начатую фразу, проговорил:

– Честно говоря, я бы не советовал вам соглашаться на это предложение. Насколько я понимаю, это обман. У ваших соплеменников категорически запрещены браки между родственниками. У них запрещены даже браки между членами одного клана, а Великий Слон – ваш близкий родственник, брат вашего отца. Так что не соглашайтесь, здесь, несомненно, какой-то подвох…

– А я и не собиралась, – резко ответила Ася, – что за странная форма предложения! Доверить такое постороннему человеку – само по себе дико, к тому же я ни разу не видела этого вашего слона… может, он урод или мерзавец!

– Честно говоря, вы недалеки от истины, – тем же нейтральным тоном ответил переводчик, после чего повернулся к черному господину и что-то ему долго говорил.

М-Бала нахмурился и потер переносицу.

– Что вы ему сказали? – поинтересовалась Ася.

– Я сказал господину М-Бала, что вы весьма польщены оказанной вам высокой честью, но, к сожалению, не можете принять такое блестящее предложение, потому что недостойны стать супругой Великого Слона. У вас уже была встреча с мужчиной – ведь это так? – а будущая супруга короля должна быть чиста, как первый снег. Или еще чище. Иначе на него падет тень бесчестья.

– А вы не только отличный переводчик, – улыбнулась Ася, – вы еще и настоящий дипломат!

– Каждому переводчику иногда приходится быть дипломатом. Такая уж это профессия.

Черный вельможа немного подумал и снова заговорил.

Переводчик дождался конца фразы и снова повернулся к Асе:

– Господин М-Бала признал вашу правоту. Вы действительно не можете стать супругой Великого Слона. Но тем самым мы возвращаемся к началу наших переговоров. У вас имеется амулет, и господин М-Бала не отпустит вас, пока вы его не отдадите.

– Даже несмотря на мое королевское происхождение?

– Несмотря на него.

– Но ведь он говорил, что не может подвергать меня насилию… что не может допустить, чтобы хоть один волос упал с моей головы…

– А он и не допустит. Он просто окажет вашему высочеству гостеприимство – это ведь его священный долг! – но вам придется прогостить у него столько, сколько понадобится для того, чтобы убедить вас отдать амулет. И хочу вам сказать, что господин М-Бала может быть очень убедительным. Он сделает так, что вы согласитесь на что угодно, лишь бы избавиться от его гостеприимства.

Переводчик сделал небольшую паузу и продолжил:

– Мне рассказывали, что одного из претендентов на королевский трон, конкурента его босса, господин М-Бала пригласил в гости, чтобы обсудить с ним варианты компромисса. Когда несчастный принц прибыл в резиденцию М-Бала, тот угостил его пальмовым вином, в которое подмешал то же снадобье, что и вам. Принц потерял способность двигаться, а господин М-Бала смазал его кожу медом и оставил его одного. А в Африке, знаете ли, водятся очень крупные и очень кусачие муравьи. Они начали сбегаться на запах меда и кусать несчастного принца. Принц был сильный, мужественный человек, но и он выдержал не больше часа. Когда господин М-Бала пришел проведать его королевское высочество, тот был готов подписать что угодно. В том числе и отречение от каких-либо претензий на трон. Конечно, – добавил переводчик, – конечно, я не присутствовал при этих событиях, но мне рассказывали о них люди, не склонные к выдумкам и преувеличениям.

– Для чего вы мне все это рассказываете? – спросила Ася.

– Только для того, чтобы вы хорошо представляли, с кем имеете дело. Понимаете, мне совсем не нравится то, в чем мне приходится принимать участие. Когда я согласился переводить для господина М-Бала, я не представлял себе, во что это выльется. Сейчас я и рад бы выйти из игры, да ничего не выходит. Знаете поговорку: «Коготок увяз – всей птичке пропасть»? Так вот это про меня.

– Что же вы мне посоветуете?

– Честно говоря, я не знаю, как вам следует поступить. Как я уже сказал, господин М-Бала не отступит, пока не получит свое. Но я не знаю, что он сделает с вами, когда вы отдадите ему амулет. Возможно, устранит… не применяя физического насилия.

– Как это?

– Скажем, оставит вас на тонущем корабле. Или в горящем доме. Он большой мастер таких проделок.

– Что же мне делать?

– Я бы советовал вам как-то потянуть время, постараться перехитрить этого господина. Например…

Тут господин М-Бала нахмурился и прервал переводчика:

– О чем это ты говоришь с ней так долго?

– Не беспокойся, вождь, – ответил переводчик на том же языке. – Я всего лишь стараюсь убедить ее высочество, что в ее интересах выполнить вашу… просьбу, отдать вам священный амулет. Убедить, что у нее нет другого выхода.

– Твое дело – только переводить мои слова! – рявкнул черный господин. – Причем переводить их точно, ничего не добавляя от себя! Все остальное предоставь мне!

– Слушаюсь, вождь, – почтительно ответил переводчик, опустив глаза. Правда, перед этим он выразительно взглянул на Асю, словно пытаясь ей что-то сказать.

– Ну что, – проговорил М-Бала, сверля Асю взглядом, – вы обдумали мои слова, принцесса?

Сергей Константинович перевел эти слова и быстро добавил, не меняя интонации:

– Попробуйте повернуть дело так, чтобы ему пришлось вывести вас отсюда. Ему будет не так легко играть свою игру, если он окажется на чужой территории. А вам, напротив…

– Что ты говоришь? – оборвал его африканец.

– Всего лишь перевожу твои слова, вождь.

– Что-то ты их больно долго переводишь.

– Такой уж это язык – на одно слово твоего языка в нем приходится два, а то и четыре.

– И что она ответит?

Ася подумала над словами переводчика.

Безусловно, он прав. Этот господин М-Бала – опасный и коварный тип, и, даже если она отдаст ему амулет, он вряд ли оставит ее в покое. Кроме того, ей совсем не хотелось этот амулет отдавать, он ей был отчего-то очень дорог. Расстаться с ним – все равно что расстаться с близким, дорогим существом.

Что же делать? Нужно каким-то образом выманить этого черного интригана из его логова и сделать так, чтобы он взял ее с собой. Причем она знала, куда нужно его заманить – к себе домой. Дома, как известно, и стены помогают.

– Что вы надумали, принцесса? – повторил М-Бала.

– Я… я отдам вам амулет Чаки, – проговорила Ася так, как будто эти слова давались ей с трудом.

– Прекрасно! – Черный вельможа наклонился над ней, на его лице появилась улыбка довольного хищника. – Прекрасно! – повторил М-Бала. – Где же он находится?

– У меня дома.

– Что ж, скажите, где он. Я пошлю за ним своего водителя, и как только он принесет амулет – вы будете совершенно свободны. Даю вам свое слово, а оно дороже золота!

– Ничего не выйдет. Ни ваш водитель, никто другой не найдут тайника, а если и найдут – не смогут достать из него амулет. Тайник так устроен, что достать из него амулет могу только я. Значит, вам придется послать меня вместе с вашим водителем.

М-Бала колебался, тогда Ася добавила:

– Вы ведь уже посылали ко мне в квартиру своих людей – тех двоих недоумков, похожих на цирковых клоунов. Они перевернули мою квартиру вверх дном, но ничего не нашли. Так что соглашайтесь. Если, конечно, вы хотите получить этот амулет.

– Что ж, может быть, вы и правы, – решился наконец чернокожий вельможа, – вы поедете к себе домой. Только не с моим водителем. Я сам провожу вас – вы ведь знаете поговорку: если хочешь, чтобы дело было сделано – делай его сам! И наш друг поедет с нами. – Он кивнул на Сергея Константиновича. – Мы ведь с вами, принцесса, к сожалению, говорим на разных языках.

– Для начала неплохо бы вернуть мне способность самостоятельно передвигаться, – напомнила Ася. – Вы ведь не хотите везти меня домой в инвалидном кресле.

– Да, конечно.

Черный человек поставил на стол кожаный чемоданчик, открыл его. В этом чемоданчике было несколько десятков пузырьков, склянок и коробочек с надписями на непонятном языке. М-Бала достал один из пузырьков, открыл его. В комнате запахло какой-то сухой травой, горячим полднем… у Аси защекотало в носу, сердце ее взволнованно забилось. Этот запах напомнил ей что-то смутно знакомое и давно забытое, что-то из раннего детства… нет, что-то еще более давнее, что-то из другой, прошлой жизни…

– Что это? – спросила Ася взволнованно.

– Это очень сильное снадобье, – перевел Сергей Константинович слова М-Бала, – оно возвращает силы тем, кто их утратил, и удваивает их всем остальным. Вообще африканские колдуны и знахари знают многие тайны природы, неизвестные европейской науке.

М-Бала налил в стакан чистой воды и всыпал в нее порошок из своего флакона.

– Выпейте! – Он поднес стакан к Асиным губам.

На мгновение она замешкалась: кто его знает, этого чернокожего интригана, что он ей подсыпал. Но затем она решилась и стала пить: в конце концов, сейчас господин М-Бала заинтересован в том, чтобы к ней вернулись силы.

Как только Ася сделала первый глоток, кровь живее заструилась по ее сосудам, свет в комнате стал ярче, звуки – громче и отчетливее. Она попробовала пошевелить правой рукой – пальцы согнулись и разогнулись, а потом рука обрела прежнюю подвижность. Затем ожила и левая рука, и ноги…

Через минуту Ася смогла встать со стула. Голова еще немного кружилась, но тело снова слушалось ее, и это было здорово.

Она жадно допила остатки снадобья и почувствовала, как все ее тело наливается энергией и бодростью.

Пожалуй, никогда прежде она не чувствовала себя такой живой и сильной. «Что ж, – подумала она, – силы мне сегодня понадобятся».

– Я вижу, принцесса, снадобье подействовало, – удовлетворенно проговорил М-Бала, – вы пришли в себя, значит, мы можем ехать. Время не ждет. Только заранее предупреждаю вас: не пытайтесь сбежать от меня! Я всегда успею обрызгать вас тем первым снадобьем, и вы снова лишитесь способности двигаться! Причем на этот раз навсегда!

– Учту, – мрачно проговорила Ася.

Они вышли из комнаты, спустились в роскошном лифте на подземную парковку, где их уже ждала машина – такая же большая и черная, как сам господин М-Бала.

За рулем машины сидел безмолвный водитель. Переводчик сел рядом с ним, Ася и М-Бала – на заднее сиденье. Черный вельможа держал правую руку в кармане, и Ася поняла, что там у него – флакон с африканским снадобьем.

Машина выехала на улицу.

– Я не говорю вам, куда ехать, – Ася взглянула на своего черного соседа, – вы это и так знаете.

М-Бала не удостоил ее ответом.

Очень скоро они подъехали к Асиному дому.

Водитель припарковал машину и открыл заднюю дверцу.

– Вы помните, о чем я вам говорил? – вполголоса произнес М-Бала, выбираясь из машины, и выразительно похлопал себя по карману.

– Да помню, помню! – отмахнулась от него Ася.

Они свернули во двор. Ася с чернокожим вельможей шли впереди, за ними – водитель, он же телохранитель господина М-Бала, который внимательно следил за девушкой. Рядом с ним плелся Сергей Константинович, вяло переводивший реплики сторон.

Подходя к своему подъезду, Ася увидела выходящего из него Панфилыча. Собака трусила рядом с ним, преданно заглядывая в глаза хозяина.

Бомж увидел Асю и хотел было что-то ей сказать, но девушка опередила его.

– Развелось бомжей! – проговорила она громким недовольным голосом. – И кто только их пускает в дом! Еще и собаку свою притащил, а у нее наверняка блохи!

Панфилыч удивленно вытаращил глаза. Он хотел было сказать: «Это же я, это мы с твоей тезкой, ты что, не узнала нас?»

Однако вовремя прикусил язык: Ася наверняка не просто так накричала на него, она что-то этим хотела ему сказать. И что это за странная компания идет в дом вместе с ней?

Пропустив странную группу в подъезд, Панфилыч задумался.

Не стала бы Ася говорить эти слова просто так. Наверное, ей нужна помощь…

И, вместо того чтобы отправиться на ежедневный промысел, Панфилыч вместе с собакой снова вошел в подъезд и побрел наверх, стараясь не производить лишнего шума.

В стане Дингисвайо праздновали победу. Его армия разбила войско матабеле, потеряв совсем немного воинов, захватила тысячи голов скота, взяла в плен множество женщин и детей. Молодой король устроил для своих воинов богатый пир, заколов десятки быков и выкатив сотни бочек пива. Наиболее отличившимся воинам он раздал щедрые дары. Самые богатые подарки получил Чака, которому Дингисвайо в значительной мере был обязан победой. Король подарил молодому зулусу огромное стадо дойных коров, множество дорогих шкур, слоновых бивней и золотых украшений. Кроме того, он поставил Чаку во главе собственного полка, созданного из лучших молодых воинов. Таким образом, Чака стал самым молодым полководцем в его армии.

Ночью после праздника в шатер Дингисвайо пробралась старая знахарка Ндала. Опустившись на колени перед молодым вождем, она проговорила своим тонким визгливым голосом:

– Позволь сказать, великий.

– Говори, старая женщина, – снисходительно произнес Дингисвайо. – Только говори коротко: я устал.

– Я буду краткой, ибо мне достаточно сказать несколько слов. – Знахарка понизила голос: – Ты роешь себе могилу.

– О чем это ты, старуха? – Молодой вождь грозно нахмурился.

– Ты пригрел у своего очага змею, которая ужалит тебя в самое сердце!

– О ком ты говоришь?

– О молодом зулусе, о Чаке! Ты одарил его своей бесценной дружбой, а Чака спит и видит, как бы завладеть твоим троном! Он примеряет на себя плащ из шкуры леопарда!

– Не мели ерунды, женщина! Чака – бесстрашный воин и преданный друг! Он – острие моего копья, разящее острие моей воли! А что до шкуры леопарда – он сын вождя и имеет право носить эту шкуру.

– Он – хитрый колдун! Он ходил в великий лес Ндладле и якшался с Безволосыми!

– Я знаю, что он ходил в лес. Там живут лучшие кузнецы, и там он заказал для себя наконечник копья, какого еще никто не видел. Это копье принесло мне вчера великую победу!

– Ты слишком доверчив, король, – прошипела знахарка. – Ты слишком доверчив и простодушен.

– Я слишком терпелив. Я чересчур долго слушал тебя, старая женщина. Твои уста – уста змеи, они источают яд. Покинь мой шатер, или я прикажу своим стражникам выкинуть тебя, как старый половик!

– Тебе не придется этого делать, я уйду сама. Только смотри, король, как бы тебе не пришлось пожалеть.

На следующее утро Дингисвайо проснулся поздно. Голова у него болела, все тело покрылось нарывами.

Его осмотрели лучшие знахари. Среди них была и Ндала. Она с важным видом обнюхала короля, попробовала его слюну и проговорила тихим, значительным голосом:

– Чую колдовство! Чую черное колдовство! Великого короля околдовали враги!

Прочие знахари согласно закивали: да, без колдовства здесь не обошлось!

– А раз так – чтобы вылечить короля, мы должны найти того, кто околдовал его, и предать мучительной смерти.

Остальные знахари снова закивали: да, если не казнить виновного – король не выздоровеет!

– Значит, нужно устроить вынюхивание! – объявила старая знахарка.

– Вынюхивание! – в один голос повторили остальные знахари.

На следующий день на огромной поляне возле реки выстроили все полки Дингисвайо. Здесь же расположились и старейшины, и просто отцы семейств, и другие взрослые мужчины – те, кто по возрасту уже не подлежал воинской службе.

Все были напуганы, черные лица стали серыми от страха: в стране нгуни не было более страшного обычая, чем обряд вынюхивания колдовства. Во время этого обряда знахари известным только им древним способом определяли среди соплеменников тайного колдуна и его пособников – тех, кто вольно или невольно причинил вред королю или его приближенным.

Только знахари радовались этому обряду: ведь по традиции они получали все имущество вынюханных колдунов.

Полки выстроили в четыре шеренги, оставив между ними широкие проходы, по которым могли бы беспрепятственно пройти знахари со своими подручными. Дальше такими же шеренгами выстроились все остальные мужчины племени.

На краю поляны на невысоком холме восседал Дингисвайо в окружении своих вельмож и советников. Король чувствовал себя плохо, поэтому вместо кресла из слоновых бивней для него соорудили удобное сиденье из нескольких сложенных циновок.

Прямо перед королем выстроился полк под командованием Чаки. Дингисвайо приказал своему любимцу встать как можно ближе к нему, зная, что именно на него нацелилась старая Ндала, именно его наметила своей жертвой.

На огромной поляне наступила страшная, зловещая тишина. Казалось, было слышно, как пролетают насекомые, как растет трава, как бьются человеческие сердца.

И вдруг эта тишина словно взорвалась, нарушенная оглушительным визгом и завыванием, страшным, злобным хохотом, напоминающим ночной хохот гиен. Под эти ужасные звуки в дальнем конце поляны появилась процессия инсангомас – охотниц за колдунами.

Впереди этих страшных охотниц выступала Ндала. Лицо ее, густо вымазанное белой глиной, напоминало маску – маску смерти. На шее и на груди у нее висели ожерелья из когтей и зубов гиен и леопардов, на руках и ногах звякали браслеты из костей, уродливую голову украшал череп бабуина, нижнюю часть тела закрывала юбка из высушенных змеиных кож. В правой руке Ндала держала свой главный инструмент – плетку из змеиной кожи.

Старая знахарка выступала медленно, на каждом шагу припадая к земле и принюхиваясь, как охотящийся хищник, и поводила по сторонам маленькими злобными глазками.

Следом за ней шествовали остальные охотницы за колдунами. Зловещим обликом и пугающим поведением они подражали своей старой предводительнице.

Поравнявшись с шеренгами испытуемых, охотницы за колдунами выстроились в круг и завертелись в ужасном танце – подпрыгивая, подвывая, как адские демоны, гремя ожерельями и браслетами, замахиваясь на окружающих плетками из змеиной кожи. Знахарки крутились, визжали дикими голосами, от которых кровь стыла в жилах, глаза их едва не вылезали из орбит.

По сигналу Ндалы страшный хоровод остановился. Знахарки замерли, а сама Ндала выступила вперед, по-собачьи нюхая воздух, и заголосила:

– Чую, чую колдовство! Чую его отвратительный запах! Есть среди нас злые колдуны, желающие смерти великому королю, желающие горя и бедствий всему народу! Но они не скроются от нас, гончих собак короля! Мы учуем их всюду – на земле и под землей, мы уловим их запах в воздухе и в воде, в утренней росе и в вечернем тумане! Нигде, нигде не скроются они от нас – верных псов великого короля! Бойтесь, злые люди! Бойтесь, колдуны, ибо пришел ваш смертный час!

Ндала умолкла, и тут же страшный хоровод распался, и отряд охотниц разделился на четыре группы – по числу выстроившихся перед ними шеренг испытуемых. Позади каждой такой группы на некотором отдалении от знахарок шли палачи – дюжие воины, которым надлежало немедленно приводить в исполнение вынесенный охотницами смертный приговор.

Сама Ндала во главе группы из четырех старых опытных знахарок пошла по среднему проходу – тому, который выходил прямо к трону короля.

Мужчины, мимо которых проходили охотницы, замирали в ужасе. Никто из них не чувствовал себя в безопасности – ведь и ни в чем не повинный человек мог невольно содействовать колдовству, а значит, подлежал мучительной смерти.

Время от времени Ндала опускалась на четвереньки, подражая охотничьей собаке, принюхивалась к следам на земле.

Наконец она остановилась возле шеренги, подпрыгнула и снова по-собачьи втянула носом воздух.

Люди, перед которыми она остановилась, задрожали от страха, который внушала им эта старая ведьма. Казалось, в ней не было ничего человеческого.

Ндала снова принюхалась, опустилась на четвереньки.

Глаза ее сверкали на выбеленном глиной лице, как два раскаленных угля. Она упивалась своей властью – властью над жизнью и смертью этих сильных и смелых людей.

Ндала не спешила. Она растягивала минуты своего торжества, минуты жестокого наслаждения властью. Наконец ее взгляд остановился на одном из испытуемых – мужчине средних лет с кольцом на голове, которое говорило о его высоком положении и богатстве. Подпрыгнув, как обезьяна, старая знахарка хлестнула его своей плеткой, тем самым подписав смертный приговор.

Тут же к несчастному подошли двое палачей, схватили его за руки и вывели из шеренги.

Лицо приговоренного посерело от страха, но он ни одним звуком не выразил своих переживаний и пошел на смерть, высоко держа голову.

Следом за первым знахарка пометила еще нескольких жертв, стоявших в той же шеренге.

Когда палачи вывели всех их на край поляны, Ндала подпрыгнула на месте и захохотала, как гиена.

Палачи ударами тяжелых палиц переломали осужденным руки и ноги, бросили их на землю, вогнали в ладони и ступни острые деревянные колышки и оставили на солнцепеке умирать от боли и потери крови. Несчастные издавали при этом мучительные стоны.

Когда же снова наступила тишина, старая знахарка прокричала своим резким визгливым голосом:

– Эти люди замышляли злое против нашего короля и всего народа, и за это они преданы позорной и мучительной казни. Они получили заслуженное наказание, а грифы получили поживу. Но мы еще не закончили охоту! Бойтесь, люди, трепещите, ибо многие из вас еще до захода солнца будут есть землю!

После этих многообещающих слов охотницы перешли ближе к возвышению, на котором сидел король со своими приближенными. Теперь они вынюхивали колдунов среди лучших воинов и доверенных военачальников Дингисвайо.

Когда Ндала и ее помощницы оказались близко от короля, Дингисвайо окликнул знахарку:

– Смотри у меня, старая мамба, не ищи добычи среди тех, кто близок к моему трону!

– Ты молод, король, молод и доверчив, – прошипела в ответ знахарка. – Чем ближе подобрался к тебе колдун, тем опаснее его колдовство, тем больший вред он может тебе причинить. Если ядовитая змея заползла в твою хижину, нужно убить ее, убить как можно быстрее, пока она не принесла много зла. Хоть я и стара, мои глаза видят то, чего ты не замечаешь, а мой нос чует то, чего ты не чувствуешь. Я чую зло, которое подобралось к тебе слишком близко. Не стой на моем пути! Я служила верой и правдой твоему отцу и отцу твоего отца и буду преследовать колдовство, как гончая собака преследует дичь!

Дингисвайо помрачнел: как и все его соплеменники, он испытывал к старой знахарке невольное уважение, впитанное с молоком матери. Однако он не хотел отдавать на страшную казнь самых близких людей, тех, кто служил опорой его трона.

– Я понял тебя, матерь страха, – проговорил молодой король вполголоса, – делай свое дело, но смотри не ступи сама босыми ногами в змеиное гнездо.

Охотницы продолжили свой страшный обход.

Теперь они шли вдоль строя отборного полка, вдоль строя лучших воинов Дингисвайо, во главе которых стоял Чака со своим знаменитым ассегаем в руках. Когда Ндала поравнялась с ним, Чака взглянул на знахарку с презрительным высокомерием. В глазах его не было страха, который привыкла видеть Ндала.

– Неужели ты не боишься меня, хвастливый зулус? – прошипела Ндала, поводя своим носом, как учуявшая дичь собака. – Неужели кровь в твоих жилах не стынет от страха?

– Я не боюсь ядовитых змей, – вполголоса ответил ей молодой воин, – я их убиваю простой палкой, не марая благородное боевое оружие ядовитой кровью.

Воины, стоявшие ближе других к Чаке, замерли в ужасе. Лица их стали серыми, как пепел.

Они любили своего командира и понимали, что, бесстрашно отвечая злобной знахарке, тот подвергает себя огромной опасности, играет со смертью.

– Зря ты не боишься! – Ндала подскочила и с размаху хлестнула Чаку плеткой из змеиной кожи.

Тут же к Чаке подбежали двое палачей. Они попытались схватить его за руки, но молодой зулус опередил их: отступив на шаг, он схватил палачей двумя руками за плечи и столкнул их головами. От страшного удара оба упали на землю.

Однако на подмогу первым уже спешили следующие палачи, вооруженные дубинами.

Чака не стал дожидаться их: перепрыгнув через Ндалу, он бросился к возвышению, на котором сидел Дингисвайо.

Упав перед тем на колени, он торопливо проговорил:

– О великий, накрой меня полой своего плаща!

Это была формула древнего обращения за защитой. По традиции, если приговоренный к казни успевал пасть к ногам короля и попросить того о защите, король имел право своей властью отменить приговор охотниц за колдунами. Это древнее право короля было священным, и с ним не смогла бы поспорить ни одна знахарка.

– Я принимаю тебя под свою защиту! – проговорил Дингисвайо и прикрыл Чаку краем мантии из леопардовой шкуры. – Да не коснется тебя никакое зло!

Вся огромная поляна, заполненная тысячами людей, взорвалась радостным криком.

Чаку любили, и то, что он избежал страшной смерти, обрадовало всех соплеменников. Кроме того, в глубине души все порадовались, что жестокая Ндала упустила свою добычу.

Одна Ндала была разочарована.

Нет, не разочарована – она была зла, как ошпаренная кошка.

Пригнувшись к земле и страшно вращая глазами, старая знахарка прошипела:

– Зря ты пощадил его, король! Ты запустил ядовитую змею в свою хижину.

– Тебе лучше знать о ядовитых змеях, – как ни в чем не бывало ответил Дингисвайо, – ты ведь их родня!

На этом страшный обряд вынюхивания завершился, и всех мужчин распустили по домам.

Ася со своими колоритными спутниками вошла в квартиру и прямиком отправилась на кухню.

– Кофе я вам не предлагаю, – проворчала она, покосившись на господина М-Балу, – хоть того и требуют священные законы гостеприимства. Обойдетесь!

– Обойдемся, – кивнул чернокожий вельможа, выслушав перевод, – мы сюда не затем приехали. Лучше перейдем сразу к делу. Время дорого. Доставайте амулет из вашего тайника.

– Именно это я и собираюсь сделать.

Ася открыла холодильный шкаф, пододвинула к нему табуретку и влезла на нее.

– Что это такое? – заинтересовался М-Бала.

– Это такой шкаф для хранения продуктов, – пояснил переводчик, – когда ни у кого еще не было холодильников, в таких шкафах хранили все скоропортящееся.

– Интересно, – протянул африканец. – Никогда о таком не слышал. Надо же – ни у кого не было холодильников!

Он с интересом наблюдал за Асей, не сомневаясь, что она никуда от него не денется. Действительно, у двери стоял его безмолвный вышколенный водитель, мимо которого и мышь не прошмыгнет, да и сам он находился совсем рядом.

Ася тем временем вытащила верхнюю полку холодильника. Ее голова и плечи скрылись в открывшемся проеме. Господин М-Бала подошел поближе, не спуская глаз с девушки, точнее, с ее нижней половины, торчащей из шкафа. Верхнюю ее половину он не мог видеть. Пользуясь этим, Ася запустила руку в щель между кирпичами, нащупала сверток с амулетом и зажала его в руке. Затем она подтянулась и одним махом юркнула в темное отверстие.

Она и прежде была сильной и ловкой, а то чудодейственное снадобье, которым напоил ее М-Бала, удвоило ее силы, так что она в несколько секунд преодолела проход и оказалась на чердаке.

Увидев, как ноги девушки исчезли в необычном шкафу, господин М-Бала переполошился. Неужели непослушная принцесса перехитрила его? Неужели она сбежала вместе с бесценным амулетом? Нужно немедленно догнать ее! Догнать и остановить!

Конечно, можно было послать за ней шофера, но на это ушло бы несколько драгоценных секунд. Кроме того, чернокожий вельможа вспомнил свою любимую поговорку: хочешь, чтобы дело было сделано – сделай его сам.

Короче, он вскочил на табурет, с трудом протиснул голову и плечи в холодильный шкаф и полез в темный проем, в котором только что скрылась девушка.

Проем был узким, африканец был большим мужчиной, он всю жизнь хорошо питался, что оставило на его фигуре заметные следы, и движение вперед давалось ему с большим трудом. Он кое-как протиснулся на полметра и увидел перед собой ногу беглянки. Он попытался схватить ее за эту ногу, но не успел, нога исчезла в темноте, осыпав его многолетней пылью и кирпичной крошкой. М-Бала чихнул, напрягся и протиснулся еще немного вперед по узкому лазу.

В горячке погони ему удалось преодолеть большую часть лаза, так что голова его и одно плечо оказались на чердаке, но второе плечо и мощная грудная клетка безнадежно застряли, и все попытки освободиться только ухудшали положение.

Господин М-Бала огляделся, насколько ему позволяло неудобное положение.

Его верхняя часть находилась на захламленном и запыленном чердаке, большую часть которого он не мог видеть. Не видел он и беглую принцессу – видимо, она находилась в той части чердака, которая была позади, а глаз на затылке у М-Бала не имелось.

Зато он хорошо видел собаку какой-то странной породы, которая заходилась истеричным лаем прямо перед ним. Собака была пегая, лохматая и грязная. Прекратив лаять, она рычала и поднимала верхнюю губу, показывая внушительных размеров клыки.

Видимо, собака была возмущена попыткой проникновения на ее территорию незнакомца, в ней проснулись врожденные рефлексы сторожа и защитника. Рычание ее стало громче, и она медленно придвигалась к тому, что торчало из люка. Медленно, потому что долгая жизнь на улице научила собаку осторожности, она побаивалась всего непонятного, а тут как раз так и было – торчит из пола голова, да еще совершенно черная, черт ее знает, чем это грозит.

Чернокожий вельможа замахнулся на собаку единственной свободной рукой. Достать злобную тварь он не смог, а только еще больше разозлил ее. Собака отбросила свои страхи и сомнения, подскочила ближе и вцепилась зубами в запястье чернокожего.

М-Бала завопил от боли – зубы у собаки были что надо.

Внизу послышался какой-то шорох – это преданный водитель, он же телохранитель господина М-Бала, пытался протиснуться в лаз, чтобы прийти на помощь своему шефу, попавшему буквально в безвыходное положение. Однако сам шеф своим мощным телом закупорил проход, так что водитель ничего не мог поделать.

– Протолкни меня! – заорал М-Бала во всю мощь своей глотки.

Голос его раскатился по чердаку, ему отозвалось эхо. Однако до водителя, который находился внизу, в тесном кирпичном проходе, отгороженный от чердака внушительной задней частью шефа, донеслись только искаженные отзвуки этого вопля, и он понял приказ шефа неправильно. Вместо того чтобы протолкнуть его на чердак, он изо всех сил потянул его вниз, на себя.

Водитель был человеком недюжинной силы, и он сумел оттащить шефа немного назад, прежде чем тот окончательно застрял.

Теперь положение М-Бала стало еще хуже: он уже не мог отбиваться от злополучной собаки, которая вгрызлась в его руку и, похоже, пыталась ее отгрызть. Кроме того, невесть откуда взялся странный человек в грязной и рваной одежде, вооруженный обломком доски, который принялся лупить чернокожего по всем доступным местам – по голове, по плечу, попало и по носу.

Господин М-Бала заревел, как раненый буйвол.

Больше ему ничего не оставалось.

Переводчик Сергей Константинович стоял посреди Асиной кухни и с интересом наблюдал за происходящим. Сначала хозяйка квартиры исчезла в холодильном шкафу, потом следом за ней в тот же бездонный шкаф уполз господин М-Бала, наконец, за своим шефом последовал его водитель и телохранитель, что называется, в одном флаконе. Видимо, этот шкаф был рассчитан на хранение очень большого количества продовольственных запасов.

Из шкафа доносилось какое-то невнятное бормотание, темпераментные выкрики на языке группы банту и на других языках, известных Сергею Константиновичу, а также другие звуки, свидетельствующие о разгорающихся там бурных и непонятных событиях.

Теперь, кроме Сергея Константиновича, на кухне, да и в квартире, никого не осталось.

Убедившись в этом, пожилой переводчик понял, что настал тот единственный и долгожданный момент, когда он может безболезненно выйти из игры. И если он не воспользуется этим моментом, потом неизбежно пожалеет. Правда, судя по решительности и безжалостности господина М-Бала, жалеть ему придется недолго.

Сергей Константинович бочком-бочком переместился к выходу из кухни, с самым невинным видом проскользнул в коридор и вышел из квартиры. Если бы он наткнулся здесь на господина М-Балу, чудодейственным образом выбравшегося из шкафа, он мог бы сказать ему, что просто вышел покурить или, наоборот, подышать свежим воздухом.

К счастью, на лестничной площадке никого не было, только сверху, со стороны чердака, доносились какие-то подозрительные звуки. Там стучали, кричали, лаяли и топали ногами так, что дрожал потолок.

Переводчик с неожиданной для своего возраста резвостью скатился по лестнице, выбежал из подъезда и пересек двор.

На улице он по широкой дуге обошел большую черную машину (в ней, правда, никого не было, но кто их знает, этих африканцев).

Отойдя на квартал, он остановил подходящую маршрутку и через полчаса был уже дома.

Здесь он тоже не задержался.

Собрав все документы и наличные деньги, надел старую непромокаемую куртку с капюшоном, резиновые сапоги, сложил в рюкзак кое-какие вещи первой необходимости и продукты, отключил воду, вышел из квартиры и запер ее на все замки.

Тут, как назло, из своей квартиры вышла его соседка Нинель Владимировна, на редкость любопытная, бестактная и болтливая особа среднего пенсионного возраста.

– Куда это вы, Сергей Константинович, в таком виде? – осведомилась она, оглядев соседа. Обычно ей приходилось видеть его одетым чисто и аккуратно, в общем, по-городскому.

«А тебе какое дело, сорока любопытная?» – подумал переводчик, но вслух сказал другое.

– За грибами, Нинель Владимировна, за грибами, – ответил он, на всякий случай еще раз проверяя замки.

– За гриба-ами? – недоверчиво переспросила соседка. – Так отошли уже грибы. Вот Валера, племянник мой, на прошлой неделе в лес ездил, так говорил, что уже ничего нет, даже груздей.

– Груздей, может быть, и нет, – ответил ей Сергей Константинович, – а вот опята как раз пошли. А я опят страсть как люблю! И маринованные хороши, и соленые, и жареные… а суп какой вкусный из опят – пальчики оближешь!

– Суп из опят? – с интересом переспросила соседка. – Если суп, тогда, конечно!

– Главное, лука побольше, – добавил Сергей Константинович.

Не дослушав ее ответ, он поспешно прошел к лифту, спустился, вышел на улицу и огляделся по сторонам.

Похоже, за ним никто не следил, во всяком случае, поблизости не было ни большой черной машины, ни больших черных людей.

Все еще с опаской переводчик дошел до метро, проехал несколько остановок и оказался на автобусном вокзале. Здесь он купил билет на ближайший автобус до станции Металлострой, нашел этот автобус и занял свободное место поближе к выходу.

И только теперь перевел дыхание.

Здесь, среди таких же неприметных мужчин в резиновых сапогах и непромокаемых куртках, с большими корзинами и неподъемными рюкзаками, он почувствовал себя в безопасности.

Особенно когда автобус тронулся, проехал по пригородам и выбрался на шоссе.

Большинство пассажиров выходило на остановках возле маленьких деревушек, не обозначенных ни на одной карте, и поселков сельского типа и направлялось в сторону леса: они действительно ехали в лес за опятами. Опят в лесу было видимо-невидимо, в этом Сергей Константинович не погрешил против истины.

Сам он, правда, направлялся вовсе не в лес. Он никогда не любил грибы – ни есть, ни тем более собирать.

Сергей Константинович ехал на дачу к своей престарелой тетушке Веронике Эдуардовне.

Тетушке было далеко за восемьдесят, но она была еще крепкой и вполне справлялась с небольшим хозяйством. Правда, она плохо видела и слышала, но в этом были свои плюсы: благодаря слабому зрению и слуху она меньше соприкасалась с действительностью, а значит, меньше расстраивалась.

Увидев на тропинке возле своей калитки мужской силуэт, тетушка машинально поправила косынку и приосанилась. Приложив руку козырьком, она пригляделась к гостю… и убедилась, что это не таинственный незнакомец, а ее родной племянник Сережа.

– Сереженька! – оживилась она. – Молодец, что приехал! Ты надолго?

– Пока не знаю, тетенька, – ответил Сергей Константинович, подходя к тетке и целуя ее в пергаментную щеку. – Пока недели на две, а там посмотрю.

– Вот хорошо! А я-то думала, кого бы попросить поколоть мне дрова.

Николай Соловьев был зол и растерян. Такого он не ожидал. То есть в глубине души ожидал от этого типа со шрамом, что держал его на крючке, любой подлянки. Но утром, обнаружив труп задержанного Индюкова в камере и упросив Сидорчука не говорить никому, что он заходил, он прямиком отправился на свое рабочее место, чтобы подумать. Нужно было что-то доложить этому типу с кривым волчьим оскалом, а что он мог сказать?

– Ты чего, Николай, такой смурной? – спросил его напарник Витя Бондаренко.

– Да так, – отвернулся Николай, – что-то мне как-то не по себе. Сам не пойму.

– После работы пропадаешь куда-то, – не унимался Витя. – От коллектива отрываешься, в мероприятиях общих участия не принимаешь…

– Знаю я ваши мероприятия, – буркнул Николай, – от них наутро голова трещит.

– Это верно, – согласился Витя, – а вот скажи мне, что ты делал вчера возле ресторана «Замбези»?

– А тебе какое дело? – вызверился на него Соловьев. – Гулял в свободное от работы время.

– И ничего не гулял. – Витя Бондаренко был сегодня в благодушном настроении, сбить его с толку было невозможно. – Я знаю, ты запал на ту девчонку, что мы на Литейном мосту встретили. Давай колись, как тебе с черненькой? Круто?

– Не знаю, не пробовал, – огрызнулся Николай. Ему почему-то было неприятно говорить об Асе в таком тоне.

– Да ладно, мне-то что, это твое дело, – пробормотал Витя, а Николай пошел к Леночке, которую начальник держал за знание компьютера, и попросил ее выяснить кое-что про Индюкова.

Леночка еще не знала, что в камере нашли его труп, так что охотно взялась за дело и быстро выяснила по базе данных, что у Индюкова Владимира Ивановича по кличке Толстый Вовчик имеется богатый послужной список. Числились за ним рэкет, два ограбления, незаконное хранение оружия, кражи со взломом и одно разбойное нападение. По нападению проходил он вместе с неким Вожеватовым Георгием Васильевичем, и когда Леночка вытащила на экран фотографию этого самого Вожеватова из личного дела, сержант Соловьев тут же узнал в нем того самого долговязого типа, который вместе с Вовчиком напал на Асю вчера ночью. Но очухался и успел убежать.

– И где же его искать… – пробормотал Николай с тоской глядя на фотографию долговязого.

– В морге, – подсказала Леночка, – вот, в сводке сегодня сказано: обнаружен труп с документами на имя Вожеватова Георгия Васильевича. Причина смерти – ранение в шею.

– В шею, говоришь? – встрепенулся Николай, перед его глазами тотчас встал Толстый Вовчик с горлом, перерезанным от уха до уха. – А где его нашли-то?

Выяснилось, что нашли Вожеватова в сортире одной забегаловки, уж такая дыра, что не приведи господи. Леночка-то об этом месте и знать не знала, она такие заведения обходила стороной, Николай же когда-то бывал там по долгу службы.

– Что-то ты, Коля, в детективы подался, – сказала она. – Карьеру хочешь сделать?

– Возможно, – отмахнулся Николай, – на курсы вечерние поступаю. Не все же в патруле по ночам ездить…

И ушел, удачно проскользнув мимо начальства, потому что надо было ехать в эту дыру, где прирезали Вожеватова.

Там было закрыто, только внутри хмурая Нина-буфетчица пыталась разгрести вопиющее безобразие, что оставили после себя менты. Нина была на них очень зла, так что ничего путного Николаю не сказала – только что нашли этого долговязого придурка в туалете с перерезанным горлом и что видели здесь вчера ночью какого-то черного парня.

– Здоровый такой, – посмеивалась Нина, – как вошел, по-русски ни бум-бум, наши уроды полезли было к нему драться. Так он схватил двоих, в воздух поднял да как стукнет лбами! Конечно, у нас здесь не люди, а огрызки, с ними и я справляюсь. Хотя сразу двоих в воздух поднять – это тебе не кот начихал.

Нина была женщина мощная, и Соловьев взглянул на нее с уважением. И подумал, что слишком много в последнее время вокруг него встречается подозрительных чернокожих элементов.

Начать с этой самой Аси. Ассейны, если по паспорту. Дело-то серьезное, если людей убивают. Нужно ее предупредить. Девушка симпатичная, жалко будет, если что…

Однако, когда он приехал в ресторан, то ему сказали, что Ася не вышла сегодня на работу. И не позвонила, чтобы отпроситься. Хотя Самсоныч такие вещи не приветствует. А сейчас он очень рассердился и грозил Асе увольнением, потому что мобильный ее не отвечает и квартирный телефон тоже.

«Похитили! – обмер Николай. – Украли-таки девчонку! Не устерег, не уследил!»

К чести сержанта Соловьева следует сказать, что первой его мыслью было беспокойство об Асе, потом уже вспомнил он про того типа с волчьим оскалом и понял, что теперь ему мало не покажется. Однако нужно было что-то разведать по горячим следам, чтобы хоть что-то доложить.

Николай вспомнил Асины слова, что обычно ее подвозит повар ресторана, которого зовут Жан. Да, его позавчера по голове приложили, но череп крепкий оказался, или волосы помогли, так что ничего особенного с ним не случилось.

Николай беспрепятственно прошел на кухню и там увидел повара. Все как полагается, в белой куртке и огромном колпаке. Жан задумчиво разделывал кусок мяса зебры или антилопы. Николаю было до лампочки, кого конкретно, хоть носорога.

Увидев Николая, повар повел себя странно. Он не стал возмущаться и спрашивать, почему посторонние в кухне и чтобы немедленно покинули пищеблок, потому что антисанитария и так далее. Жан вздрогнул и едва не порезался длинным ножом, потом отвел глаза и даже засвистел тихонько, продолжая свою работу.

Не зря сержант Соловьев хотел поступать на курсы, давно пора ему было переходить из патрульных в оперативные работники, были у него к этому делу способности.

В данный момент он без труда понял, что повар наверняка что-то знает об Асе.

– Ты вчера Асю подвозил? – вполголоса спросил Николай, подойдя вплотную.

– Не-ет… – проблеял повар, при этом глаза его забегали, и Николай сразу понял, что врет.

Николай молча схватил повара за грудки и протащил из кухни в темный коридорчик возле кладовой. Там он как следует встряхнул его, прижал к стене и повторил свой вопрос максимально доходчиво. И хотя в руках у Жана по-прежнему был нож, он скис и кивнул головой: да, подвозил. Довез до дома, но во двор не зашел, так что понятия не имеет, что с ней потом случилось.

– Врешь, гнида! – Николай вырвал из его руки нож и замахнулся. – Говори, что знаешь!

– Вы это тут чего? – раздался сзади хриплый голос.

Николай обернулся и увидел позади Самсоныча. У себя в ресторане Самсоныч чувствовал себя как дома, поэтому был одет в клетчатую шерстяную рубашку и спортивные брюки, на ногах – удобные тапочки. А чего ему, к гостям Самсоныч не выходил, а к которым выходил, те его и в таком виде уважают.

– Вы это тут чего? – повторил Самсоныч, и от его спокойного голоса, а главное – от взгляда из-под нависших бровей, Николай малость оробел. Но не показал вида.

– Вот пускай он расскажет, кому и куда Асю сдал, – буркнул он, кивнув на повара.

Самсоныч ничего не сказал, только выразительно приподнял одну бровь, и Жан тотчас начал говорить, торопясь и захлебываясь. Как пришли те двое: один такой огромный, черный, а второй с ним дедушка-переводчик, по-ихнему чешет будьте-нате. И про снадобье рассказал, и про противоядие.

– И как, дал он тебе другой порошочек? – поинтересовался Самсоныч.

Жан признался, что дал, только проверить его действие у него не представилось пока возможности.

Самсоныч мягко отобрал нож у Николая и вдруг молниеносно направил Жану в пах.

– Вот отрезать тебе его, к чертовой матери, – прошипел он, – тогда все твои проблемы сами собой решатся.

И такая холодная ярость была в его голосе, что даже Николай испугался. А Жан вспомнил, что рассказывали шепотом в ресторане про боевое прошлое Самсоныча. И поверил, что все правда. И так испугался, что едкий пот потек по его лицу и спине.

– Ты куда дел девку, козел вонючий? – спросил Самсоныч таким же страшным шепотом. – Ты, Жан, меня не зли, лучше сразу скажи все как есть.

Николай знал, что от страха люди бледнеют. Или синеют.

Оказалось, что чернокожие от страха сереют. Кожа у Жана на лице мгновенно стала серой. Такой ровный цвет, как петербургское небо в ноябре. Без просветов.

Не отрывая черных выкаченных глаз от ножа, находящегося в опасной близости от самой дорогой для Жана части его тела, он блеющим голосом сказал адрес.

– Не верю, – решительно сказал Николай, – не верю, что она так просто сдалась.

– Точно, – согласился Самсоныч, – девка сильная, видная, смелая, отбилась бы.

Жан униженно сполз по стене на пол и, захлебываясь словами, признался, что брызнул Асе в лицо из баллончика, что дал ему тот самый черный тип.

– Убил бы, – сказал Самсоныч Николаю, – да больно уж повар хороший. Другого такого не найти. Езжай уж, сам разберись, если что надо – обращайся.

Николай пнул на прощание повара ногой и вышел.

Дом, куда отвез Жан ночью Асю, находился в самом престижном районе города, на Суворовском проспекте. Дом был старый, но отлично отремонтирован, с лепными карнизами, ажурными балконами и мускулистыми кариатидами, которые эти балконы старательно поддерживали. Двери подъезда были огромные – не человек, карета войдет – и наглухо закрыты.

Николай остановил машину чуть в стороне, на другой стороне улицы, чтобы не попасть в обозрение камеры, которая была установлена над дверями.

«Дохлое дело, – подумал он, – в такой подъезд и соваться нечего. Видно, что дом непростой».

Он вышел из машины и скучающим шагом пошел вдоль дома до ворот, которые тоже были наглухо закрыты, однако висела рядом табличка, что въезд действующий и машины не ставить.

Николай потоптался рядом и хотел было уже уходить несолоно хлебавши, как ворота открылись, и выехала оттуда очень большая черная машина. Номера на ней были дипломатические, а стекла темные, непрозрачные, только спереди успел углядеть Николай чернокожего водителя.

Николай прислушался к себе и понял, что, если даже Аси в машине нет, все равно нужно ехать за ней, потому что только это может пролить свет на местонахождение девушки.

Николай заторопился к своей машине, не упуская из виду ту, черную. Через несколько минут, когда выехали на Литейный проспект, он понял, что те едут к Асиному дому.

На Литейном всегда жуткие пробки. Проклятая черная машина проскочила по встречке, ее пропустили, увидев номера, а Николай застрял надолго.

А когда приехал к Асиному дому, то с удовлетворением увидел знакомую черную машину, припаркованную возле ее подъезда. В машине на этот раз никого не было. Николай подошел к подъезду, раздумывая, звонить или нет.

И тут дверь открылась и выпустила скромно, но чисто одетого приличного старичка. Старичок вежливо придержал дверь и пошел своей дорогой, Николай же одним духом взбежал на пятый этаж.

Дверь Асиной квартиры была приоткрыта, как потом оказалось, это переводчик Сергей Константинович, уходя, просто прикрыл ее, боясь хлопнуть.

– Ася! – крикнул Николай, войдя в прихожую и прислушиваясь. – Ты дома?

Никто ему не ответил, только вдалеке слышалась какая-то подозрительная возня. Николай пролетел по коридору, длинному, как кишка, заглянул мимоходом в комнату, где принимала его Ася, и еще в одну, где пахло сухими травами и лекарствами (она говорила, там бабушка жила), и ворвался на кухню.

Посреди небольшой кухоньки топтался здоровый черный, как африканская ночь, детина.

Николая он не заметил, потому что все его внимание было направлено на высокий стенной шкаф (для чего он на кухне, интересно знать). Дверца шкафа была распахнута и болталась на одной петле, а из шкафа торчали… Николай не поверил своим глазам.

Из стенного шкафа торчали не только ноги, а вся нижняя половина человека. Половина была весьма внушительных размеров. Половина была в дорогих хотя и помятых черных брюках и в одном дорогом же ботинке. Второй итальянский ботинок очень приличного размера валялся на полу посреди кухни.

– Стоять! – крикнул Николай. – Полиция!

И тут вспомнил, что в данный момент он тут, можно сказать, по личному делу и что нет у него права никого задерживать. И оружия у него тоже нет. Чернокожий детина обернулся на крик, смерил Николая взглядом и рявкнул что-то на своем языке.

Николай знать не знал ни одного из языков языковой семьи банту, но сразу понял, что чернокожий велел ему отвалить по-хорошему и не лезть не в свое дело.

Ах так! Николай встал в боксерскую стойку. Когда-то он занимался боксом, в соревнованиях участвовал. Чернокожий был здоров как бык, у Николая мелькнула мысль, не он ли стукнул лбами двух пьянчужек в забегаловке у Нины. Но тогда, значит, Индюкова и Вожеватова убил тоже он. Опасный тип. Но Николай тоже не промах. И чернокожий это понял, потому что принял его всерьез.

Он бросил ненадолго заднюю половину своего шефа и решил, надо думать, разобраться с Николаем раз и навсегда. Шагнул к нему, выбросив вперед руку. Николай ловко уклонился, поднырнул под длинную руку и нанес мощный, как он думал, удар черному в живот. Удар этот не произвел на того особого впечатления, а у Николая было такое чувство, что он ударил в каменную стену.

Однако медлить было нельзя. Николай отступил на шаг, черный же остался на месте, возле своего шефа, очевидно, у него это было на уровне инстинктов.

В крошечной кухоньке негде было развернуться двум довольно крупным мужчинам, у Николая было больше свободы для маневра, он вообще был более подвижным.

Тем временем собака на чердаке бросила искусанную руку шефа и вцепилась ему в щеку. Шеф задергался и заревел носорогом. Его телохранитель отвлекся на секунду, и Николай влепил ему в челюсть свой коронный удар левой.

Он вложил в удар всю свою силу, и чернокожий не упал, конечно, но покачнулся. Но тут же пришел в себя и ударил Николая в солнечное сплетение, отчего тот отлетел к кухонному столику и своротил его напрочь. Посыпались осколки посуды, покатился по полу чайник, рухнул карниз с занавеской, и пришлось бы Николаю совсем плохо, если бы шеф титаническим усилием не отломал пару досок и не грохнулся с чердака на кухню, придавив слегка своего телохранителя, который не ожидал от шефа такой подлянки и не успел отскочить. Николай еще успел двинуть его по морде чайником, когда раздался крик:

– Стоять! Полиция! Всем лечь на пол! Руки за голову!

– Витя! – ахнул Николай, поворачиваясь. – Ты как здесь?

– По работе! – громко рявкнул Витя Бондаренко. – Ты, Колька, совсем охренел, что ли? Дежурство же у нас сегодня! А ты не вышел, забыл, что ли?

– Забыл… – растерянно закивал Николай, – тут, понимаешь, такое дело…

– Вижу, – мрачно сказал Витя. – И кто это такие?

– Да черт их знает… – Николай смущенно отвел глаза. – Явились, устроили дебош.

– Дипломат! – Черный мужик, похожий на гору, кричал, зажимая щеку. Кровь струилась у него по шее, уже пропитался воротник белой рубашки. Водитель, потирая бок, поднялся с пола, подавая ему кухонное Асино полотенце и потерявшийся ботинок.

– Точно, дипломат он, – мрачно сказал Витя, – машина у подъезда стоит с дипломатическими номерами. Этого еще не хватало! Вот начальство обрадуется…

Тут появился низенький хваткий мужичок, представившийся управдомом, сказал, что этих черных граждан в жизни не видел, равно как и все соседи.

– Как они тут оказались?

– Хозяйка… гости… – ответил главный чернокожий, показывая некоторое знание русского языка и оглядываясь по сторонам в поисках верного переводчика. Но Сергей Константинович в это время как раз прощался с любопытной соседкой, так что ничем своему нанимателю помочь не мог.

– Где хозяйка квартиры? – официально спросил Витя Бондаренко.

– Нет ее. – Управдом развел руками. – Не видел ее никто со вчерашнего дня! Как ушла на работу вчера – так и не было. Не сомневайтесь, наши старухи никого не пропустят. Мимо них муха не пролетит. Граница на замке, стража на Рейне.

Николай молчал, а верный Витя не стал спрашивать, какого черта он тут делает, если хозяйки дома нет. Он заглянул в холодильный шкаф, увидел лаз на чердак, покрутил головой.

– Дипломат, – снова завел большой черный человек. – Я есть неприкосновенная особа… я есть дипломатический иммунитет… я есть ранен…

Точно, кухонное полотенце пропиталось кровью. Приехали еще одна патрульная машина и «Скорая помощь». На вопросы врача, что же случилось, раненый лаял собакой.

– Нет у меня на чердаке никакой собаки! – громко оправдывался управдом. – Лучше спросите его, зачем он туда полез? Кто его на это уполномочил?

На этот вопрос раненый ответа не дал.

Поднялись на чердак, но битый жизнью бомж Панфилыч давно уже удалился оттуда вместе с собакой Аськой. И пожитки свои немудрящие припрятал, особенно старательно закопал в мусоре микроволновку. Панфилыч вылез в слуховое окошко на крышу, тихонько прошел по краешку, потянув за ошейник упирающуюся собаку, перешел по доске на соседнюю крышу, а там уже влез в окошко соседнего чердака. Аська по доске идти отказалась, пришлось нести ее на руках. Соседний чердак тоже был заперт, но вскрыть замок умельцу Панфилычу никакого труда не составило.

– Я извиняюсь, кто будет оплачивать ущерб? – деликатно осведомился управдом, указывая на разоренную кухню.

– Уж не мы, – буркнул Витя. – Значит, так. Этого «Скорая» увозит, а второго мы забираем с собой. Надо же разобраться, что они здесь делали.

– Да хрен ли с ним разговаривать, – обреченно вздохнул Николай, – когда он по-русски ни уха ни рыла! И паспорт небось дипломатический тоже…

– Вот пускай начальство и решает, что с ним делать, – мудро рассудил Бондаренко, – а наше дело – в отделение его доставить и рапорт написать. Скажем, что соседи нас вызвали, когда тут шум услыхали, а кто конкретно – в суматохе неясно.

Ася открыла дверь чердака и выглянула наружу.

На лестнице не было ни души.

Она скатилась по лестнице на первый этаж, выглянула из подъезда.

Во дворе тоже не было ничего подозрительного, даже вездесущие старухи куда-то подевались. На всякий случай Ася вышла не через главную подворотню, за которой черный вельможа оставил свою машину, а через сквозной подъезд, вторая дверь которого выходила в тихий переулок.

Быстро шагая по этому переулку, Ася обдумывала свое незавидное положение.

Господин М-Бала и его подручные надежно застряли в потайном проходе между кухней и чердаком. Панфилыч и его собака позаботятся о том, чтобы они как можно дольше не выбрались на чердак. Минут двадцать они точно продержатся, а ей этого времени хватит, чтобы сбежать как можно дальше.

Сбежать… но куда?

Домой возвращаться нельзя, там ее наверняка будут караулить люди М-Бала. Причем черный вельможа зол на нее, и на этот раз его будет очень трудно обвести вокруг пальца.

На работу? Но там ее тоже наверняка подстерегают. Черный злодей прекрасно знает, где она работает, был там. Кроме того, скотина Жан, который подло сдал ее африканскому интригану, тут же сообщит тому, что она появилась…

Больше никаких вариантов она не видела.

Не было у нее ни надежных друзей, на которых можно положиться, ни близких родственников.

Что делать?

Единственное, что в этой ситуации грело ее душу, – это то, что странный амулет был при ней.

Казалось бы, чем он может ей помочь?

Но эта странная вещица из тяжелого серебристо-зеленого металла непонятным образом придавала ей силы и внушала надежду на лучшее будущее. Кроме того, возможно, то снадобье, которое дал ей М-Бала, действительно удвоило ее силы.

За этими размышлениями Ася незаметно прошла несколько тихих переулков старого городского центра. Вокруг стало людно, на улице царило странное нервное оживление, все люди куда-то спешили, были чем-то озабочены.

Ася осознала, что подошла к знаменитому Мальцевскому рынку.

Всякий рынок, как огромный магнит, притягивает к себе всевозможную сомнительную или просто криминальную публику: мелких попрошаек и профессиональных нищих, карманных воров и лощеных мошенников, жучков с бегающими глазами, продающих ворованные часы и мобильные телефоны.

Во время своего страшного второго детства Ася достаточно покрутилась среди этой публики и приобрела что-то вроде прививки – рыночная шантрапа чувствовала в ней своего человека и обычно обходила стороной, зная, что можно нарваться на неприятности. Правда, сейчас к ней разлетелся смуглый человек в мятой кепке и доверительным голосом змея-искусителя прошелестел:

– Девушка, не нужен хороший телефон? Недорого! – Но тут же он различил в Асином лице неизгладимую печать улицы и отошел, опасливо оглядываясь.

Пройдя еще несколько шагов, Ася едва не налетела на высокого человека в дорогом, но сильно помятом костюме. Он стоял посреди тротуара неподвижно, как манекен в витрине, и смотрел перед собой неподвижными и пустыми, словно стеклянными, глазами.

Увидев перед собой Асю, он проговорил приятным бархатным баритоном:

– Девушка, представляете, в какое странное положение я попал… можете себе представить, такой парадокс – проснулся сегодня в незнакомом доме, и денег в кармане ни копейки. Опохмелиться не на что. Просто удивительно.

– Иди ты… – Ася уточнила, куда именно идти, и обогнула необычного попрошайку.

И тут же дорогу перед девушкой перегородили широкие цветастые юбки и яркие платки. Посреди тротуара, бренча монистами и сверкая темными глазами, столпилось несколько цыганок самого разного возраста, от десяти лет до семидесяти.

Молодая цыганка в платке с огромными розами шагнула вперед и звучным голосом проговорила:

– Здравствуй, молодая-красивая, куда спешишь? Не торопись, так счастье свое пропустишь, потом сильно жалеть будешь. Позолоти мне ручку, я тебе хорошее скажу. Богатой будешь, счастливой будешь, все у тебя будет…

Тут самая старшая из цыганок, внушительного вида матрона с огромными золотыми кольцами в ушах и густыми черными бровями, пригляделась к Асе и проговорила несколько слов по-цыгански густым гнусавым басом.

Услышав ее слова, остальные цыганки отшатнулись от Аси как от зачумленной.

– Куда же вы, чаялэ? – окликнула их Ася. – Дэвес лачо саренга, доброго дня вам всем! Тырдев, подождите! Не уходите, разговор есть! Серьезный разговор…

Цыганские слова словно сами посыпались из нее. Они выскакивали из памяти, как кролики из шляпы фокусника.

Старая цыганка остановилась, пригляделась к ней.

– Ты кто? – проговорила она наконец своим гнусавым голосом. – Ты ведь не из наших.

– Не из ваших, – не стала спорить Ася, – но я долго жила с цыганами, еще в детстве. И мне… мне сейчас нужна помощь.

– Помощь? – Старуха окинула ее оценивающим взглядом. – Чем мы можем тебе помочь? Кто бы нам самим помог.

– Мне нужно где-то пересидеть. За мной гонятся опасные люди. Помоги мне, мамо!

Она на секунду замешкалась, затем сняла с пальца старинное колечко – бабушкино еще, последняя память, – и протянула цыганке:

– Вот, возьми, мамо, от всего сердца дарю!

Цыганка схватила кольцо, уставилась на него одним глазом, как сорока, пригляделась – и перевела взгляд на Асю.

– Хорошее кольцо!

Она сунула бабушкино колечко в складки своей необъятной юбки и что-то сказала своим товаркам. Ася не поняла – видно, все же подзабыла язык. А старуха повернулась к ней и уже другим, дружеским голосом спросила:

– Сыр тут кхоран? Как тебя зовут?

– Ассейна.

– Тутэ гожо лаф. У тебя красивое имя. Пойдем с нами.

Ася облегченно перевела дыхание: если старая цыганка взяла ее под свою защиту – она ее ни за что не бросит, а цыгане могут ее так надежно спрятать, что никакой африканский дипломат, даже самый влиятельный и опасный, ни за что не найдет.

Старуха что-то сказала своим. Большая часть цыганок, громко переговариваясь, двинулась дальше по улице – зарабатывать деньги, а самая маленькая девочка взяла Асю за руку маленькой грязной ручкой и куда-то повела.

Ася шла за ней, полностью доверившись малолетней провожатой, и вспоминала свое детство. Второе детство. Ей было тогда примерно столько же, сколько этой девчушке.

На смуглом личике сияли огромные темные глаза.

– Ты красивая, – сказала девчушка, покосившись на Асю. – Не бойся, мамо тебе поможет!

Они прошли через один сквозной двор, через другой. Ася знала, что в этих местах множество проходных дворов, но сейчас словно попала в другой мир, в другую вселенную. Где-то далеко остались тихие и оживленные улицы городского центра, здесь были только чахлые кусты, ржавые гаражи, темные подворотни.

Из одной такой подворотни вывернулась навстречу им жуткая личность – опухшая физиономия в недельной щетине, заплывший глаз в красных прожилках, кривой рот, замызганная одежда в заплатах. Кошмарный тип перегородил им дорогу и прохрипел:

– А ну, выворачивайте карманы!

Но малолетняя Асина спутница, ничуть не растерявшись, шагнула к нему и что-то прошептала.

Алкаш отшатнулся от нее, позеленел, здоровый глаз чуть не вылез из орбиты, и он бросился наутек.

– Что ты ему сказала? – поинтересовалась Ася из чистого любопытства.

– Ерунда, не обращай внимания. Я сказала ему, что ты подруга Песочного Человека.

– А кто это?

– Ты что, правда не знаешь? – Девчонка взглянула на Асю, как английский лорд на папуаса. – Ты где живешь-то?

Ася пожала плечами, и они продолжили свой путь.

Наконец маленькая цыганка остановилась перед железной дверью в стене двухэтажного флигеля в выцветшей бледно-желтой штукатурке, сквозь которую тут и там проглядывала кирпичная кладка. Она огляделась по сторонам и постучала условным стуком.

Сначала ничего не произошло. Девочка постучала еще раз, немного по-другому.

На этот раз за дверью послышались шаркающие шаги, там загремело, затем хриплый голос что-то спросил по-цыгански. Девочка ответила:

– Свои!

Загремели засовы, дверь открылась.

На пороге стоял цыган очень маленького роста, почти карлик.

Недостаток роста компенсировался обилием растительности.

Смуглое лицо до самых глаз заросло курчавой черной бородой, на голове стояла такая шапка волос, перед которой бледнела даже Асина африканская шевелюра.

– Мамо велела ее приютить, – строго сказала цыгану девочка.

– Бахталэс, – подала голос Ася. – Привет.

– И тебе привет, – отозвался цыган, – мишто явьян – добро пожаловать! Если тебя прислала мамо – мы тебе рады.

Он развернулся и, слегка прихрамывая, пошел вперед по темному коридору. Пройдя несколько шагов, оглянулся, чтобы увидеть, что гостья следует за ним, и предупредил:

– Здесь пригнись.

Ася пригнулась, но, видимо, недостаточно: она врезалась головой во что-то металлическое. Раздался оглушительный грохот, и на пол перед ней свалился огромный медный таз.

Цыган, ни слова не говоря, поднял этот таз и повесил на прежнее место.

– Это что, вроде охранной сигнализации? – догадалась Ася, потирая лоб.

– Вроде, – лаконично ответил ее провожатый.

– Ладно, – проговорила за спиной Аси девочка, – дальше вы сами, я пойду, мамо ждет.

Ася прошла за цыганом еще несколько шагов в темноте, затем он распахнул какую-то дверь. За этой дверью была комната, посреди которой стоял стол со следами вчерашнего пиршества. На столе стояло десятка полтора пустых и полупустых бутылок, несколько салатниц и плошек с недоеденными салатами и прочей снедью. В одной из салатниц торчала загашенная сигарета, в другую уткнулся лицом спящий человек в замшевой куртке. Еще один человек спал, сидя за столом с откинутой головой, рот его был полуоткрыт.

Асин провожатый пересек комнату, не обращая внимания на спящих, и толкнул следующую дверь.

Они оказались в полутемном коридорчике.

Здесь перед следующей дверью сидел на корточках худой, как жердь, человек в белой рубашке, с длинными сальными волосами и выпуклыми черными глазами. В руке у него был большой складной нож, которым он поигрывал.

– Ее прислала мамо, – сказал этому человеку Асин провожатый, кивнув на девушку, – она у нас поживет несколько дней. Присмотри, чтобы ее никто не обижал.

– Дубридин, – вежливо поздоровалась Ася.

– Раз мамо прислала – нет вопросов! – Человек с ножом улыбнулся. – Сыр тут кхоран? Как тебя зовут?

– Ассейна.

– Тутэ гожо лаф, – ответил он вполне предсказуемо. – У тебя очень красивое имя.

Он привстал и отодвинулся, чтобы Асин провожатый мог открыть дверь.

За этой дверью оказалась маленькая пустая комнатка, на удивление чистая. В ней были узкий диванчик, покрытый клетчатым шерстяным одеялом, небольшой столик и пара стульев. Еще в этой комнате было окно, за которым Ася увидела глухую кирпичную стену.

Неважный пейзаж.

– Поживешь пока здесь, – проговорил цыган, и, словно прося прощения за бедность обстановки и пейзажа за окном, добавил: – Здесь тебя никто не найдет.

– Наис, – отозвалась Ася. – Спасибо.

– Со ту ласэ тэхас? – спохватился цыган. – Хочешь есть?

– Наис, – повторила Ася. – Я просто немного отдохну.

– Смотри, если чего захочешь – позови меня.

Он бесшумно вышел из комнаты.

Ася села на диван, задумалась.

Пока все складывалось неплохо. Здесь ее точно никто не найдет. Но сколько можно прятаться? Что ей делать?

Она очень устала после всего, что пришлось пережить за последние сутки. Мягкий диван так и тянул в свои объятия. Ася прилегла, потом устроилась поудобнее, накрылась клетчатым одеялом и провалилась в глубокий колодец сна.

Проснулась она от того, что почувствовала на себе чей-то взгляд.

Говорят, что взгляд нельзя почувствовать, что он нематериален. Тем более его нельзя ощутить сквозь сон. Но вот она почувствовала на себе чей-то взгляд, открыла глаза – и увидела на стуле возле своего дивана молодого мужчину с красивым смуглым лицом, в котором была какая-то неправильность. Приглядевшись, она поняла, в чем заключалась эта неправильность: один его глаз был живой, яркий и выразительный, второй же – неподвижный и пустой, словно стеклянный. Может быть, он и был стеклянный?

А еще немного приглядевшись, она вдруг поняла, что знает этого человека.

Точнее, знала его когда-то давно, очень давно.

Но ведь этого не может быть! Этого просто не может быть! Она не верит в призраков!

– Ассейна, – проговорил мужчина.

И всякие сомнения у нее пропали.

И тут же нашлось реальное и простое объяснение происходящему.

– Я сплю, – проговорила она удовлетворенно и натянула одеяло до подбородка.

– Нет, ты не спишь, – возразил призрак и придвинулся еще ближе. – Ты почти не изменилась.

– Но этого не может быть, – прошептала Ася, приподнимаясь. – Ты умер! Тебя убили! Я это видела собственными глазами!

– Я живучий. Я выкарабкался. Только потерял один глаз. Видишь – теперь приходится ходить с этой стекляшкой.

– Так это действительно ты? – прошептала Ася, веря и не веря своим глазам.

– Это я. – Он криво усмехнулся, и все сомнения у нее наконец отпали.

Только он мог так криво и одновременно приветливо улыбаться – цыганенок Пашка, который защищал ее в том, втором ее детстве. Защищал от всех невзгод и опасностей жизни, пока его самого не забили до смерти. Как выяснилось только сейчас, не до смерти. Выжил Пашка, помогло цыганское счастье.

– Пашка, – прошептала Ася и схватила его за руку, – но я же сама видела…

– Я же тебе сказал – я живучий!

– А как… как ты меня нашел?

– Шутишь? – Он снова улыбнулся своей неподражаемой кривой улыбкой. – Среди наших слухи распространяются, как огонь по степи. А когда я услышал твое имя – разве я мог сомневаться? Вряд ли в нашем городе есть еще одна девушка с таким именем!

Увидев испуг на ее лице, он правильно понял его причину и успокоил:

– Не бойся, то, о чем говорят наши, не попадает в чужие уши. Можешь не беспокоиться, никто посторонний не узнает, что ты здесь. Можешь жить здесь сколько хочешь.

Тут он оглядел тесную комнату и понял всю двусмысленность своих слов.

– Да, здесь, конечно, не очень просторно, но ты ведь хотела спрятаться. Кстати, не расскажешь, в чем дело? Кто за тобой охотится? Может быть, я смогу тебе помочь.

И Ася, сама не зная как, рассказала этому восставшему из мертвых другу о том, что произошло с ней за последние дни.

О женщине на мосту, о таинственном амулете, непонятным образом оказавшемся у нее в кармане, о людях, которые преследовали ее после этого. О том, как ее похитил чернокожий министр, и о том, как ей чудом удалось от него сбежать.

– И вот ваши люди меня приютили, но я не знаю, что мне теперь делать. Со манге те кира…

– Ты еще помнишь наш язык! – проговорил Павел, гладя ее по руке. – Ладно, не переживай, мы что-нибудь придумаем.

Он выглянул в коридор и что-то крикнул по-цыгански.

Ася не поняла его слов.

Значит, все же подзабыла язык. Да это немудрено – сколько с тех пор прошло времени… целая жизнь.

– Пашка… – проговорила она, глядя на этого незнакомого мужчину и пробуя на вкус давно забытое имя.

Нет, прошлое невозможно вернуть…

В дверь постучали, и вошла молодая девушка с подносом. На подносе были горячий кофейник, две чашки, тарелка с бутербродами. Поставив поднос на столик, девушка тут же исчезла.

– Выпьем кофе, – проговорил Пашка, разливая по чашкам горячий ароматный напиток.

Внезапно Ася поняла, что ужасно проголодалась.

Она пила горячий, крепкий и сладкий кофе – и какая-то тугая пружина внутри ее души понемногу разжималась.

Они с Пашкой разговаривали: вспоминали то время, когда вместе бегали по улицам, рассказывали, что с ними стало после.

Пашка рассказал, что его уже привезли в морг, когда внимательный врач заметил слабый, нитевидный пульс и сделал все, чтобы вернуть чумазого цыганенка к жизни.

Он легко отделался – потерял только один глаз.

А потом вернулся к своим.

Об Асе никто ничего не знал, а Пашка был слишком слаб, чтобы самому ее искать. А потом цыгане увезли его далеко на юг, там он провел пару лет и поправился окончательно. А когда вернулся, все изменилось. Дом, где жили цыгане, все же снесли и построили на том месте торговый центр.

Взялись власти и за цыганских детей. На улице не было уже так вольготно, Пашке и таким же, как он, детям улицы пришлось даже ходить в школу.

– Да неужели? – прыснула Ася, представив себе Пашку за партой.

– Точно, – усмехнулся Пашка, – кстати, учился я даже неплохо… Лишние знания никогда не помешают, тем более цыгану, это еще дед мой говорил.

Ася рассказала, как попала в приют, как там ее нашла бабушка. Рассказала о своем третьем, счастливом детстве.

Как жили они с бабушкой в той самой квартире, где она живет сейчас, как бабушка твердила ей, чтобы забыла все, что было с ней прежде, и начала новую жизнь.

Бабушка работала в библиотеке и не представляла себе жизнь без книг. И Асю потихоньку приучила к чтению. После всего, что с ней случилось, Ася была тихой и нелюдимой, не любила шумных сборищ, криков и гвалта на школьных переменах и во дворе.

В новой школе ее не обижали – учителя попались хорошие, бабушку там знали. Дети, конечно, были разные, но Ася за два года уличной жизни всякого повидала, многому научилась, так что обычно ей достаточно было просто пристально поглядеть обидчику в глаза, и он сразу же терял охоту ее оскорблять.

И все же лучше всего Асе было дома с книжкой. Книжка не обманет, не подведет, не подставит ножку, не раздует сплетни, не станет за спиной говорить гадости.

Ася училась, помогала бабушке по хозяйству, понемногу вообще взяла все заботы на себя, ведь она рано научилась взрослой жизни – с семи лет сама добывала себе пропитание, да еще и за мамой нужно было присматривать.

Как уже говорилось, бабушка была фактически Асе не родная, просто с родной бабушкой были они с детства близкими подругами. Та умерла рано, а мама Аси к тому времени повзрослела и бабушкиных советов слушать не стала – сразу же после школы пошла работать.

И то сказать: отец ее пил горькую, мачеха ворчала и попрекала куском, куда уж тут учиться… Потом, когда мама вышла замуж и уехала, бабушка получила даже от нее пару писем – все хорошо, девочку назвали Ассейной…

Прошло девять лет, и бабушку попросили организовать в приюте библиотеку. И там она увидела темнокожую девочку, которую звали Асей Ивановой. Бабушке работники приюта рассказали ее историю – то, что знали сами, а знали они немного, потому что Ася была не слишком разговорчива, жизнь приучила ее никому не доверять и как можно меньше рассказывать о себе.

Бабушка, однако, родилась в этом городе и прожила в нем долгую жизнь. Поэтому, хоть и занимала она скромное положение библиотекарши, были у нее старинные знакомые, к которым можно обратиться в трудную минуту. Не денег занять, а помочь навести справки насчет одинокой чернокожей девочки. А потом помочь эту девочку взять к себе. Тоже нелегкая задача – преодолеть все препоны, которые ставят чиновники.

Бабушке помогли, и они с Асей стали жить вместе, о чем Ася вспоминает с радостью. Пенсию какую-то Асе положили, как сироте, да еще бабушкина зарплата в библиотеке. Денег мало, конечно, зато рядом наконец был родной человек. При бабушке Ася оттаяла душой.

– Повезло тебе, – протянул Пашка со своей странной кривоватой улыбкой.

Он посмотрел на нее долгим взглядом и вдруг спохватился:

– Да, вот еще что…

Пашка запустил руку в карман, что-то оттуда достал и вложил в Асину руку.

Ася раскрыла ладонь и не поверила своим глазам.

На ладони у нее лежало бабушкино колечко.

– Как это… – пробормотала Ася, – почему…

– Мамо отдала его, когда я рассказал ей, кто ты такая.

– Но я ведь подарила ей его…

– Это память. Память нельзя подарить, нельзя продать. Память нужно хранить.

– Спасибо…

В это время в дверь дважды стукнули, и, не дожидаясь ответа, в комнату заглянул тот худой долговязый парень, который до того сидел перед дверью. Он разразился длинной фразой, из которой Ася поняла только несколько слов, и тут же скрылся за дверью.

Пашка встал:

– Извини, Ася, я должен на какое-то время уйти.

– Что-то случилось? – насторожилась Ася.

– Дела. Не волнуйся, тебе здесь ничего не угрожает.

– Ты вернешься?

– Обязательно! Как я могу не вернуться? Я так долго тебя искал!

– Вот уж неправда, – улыбнулась Ася, – не искал ты, забыл меня совсем.

– Но все равно я рад, что мы встретились!

Видно было, что сейчас он не врет.

И снова Ася осталась одна.

Но теперь…

Теперь жизнь для нее обернулась другой стороной.

До сегодняшнего дня она не сомневалась, что ее второе детство закончилось в тот день, когда убили Пашку. Она закрыла ту страницу и не собиралась больше открывать ее. Никогда. Ей незачем больше было вспоминать ту жизнь, потому что, кроме Пашки, в ней не было ничего хорошего.

Но если Пашка жив – это многое меняет.

Ася смотрела в окно, но вместо глухой кирпичной стены в узорах трещин видела свое прошлое. То прошлое, на котором давно уже поставила крест, то, которое она старалась не вспоминать.

Как грабили квартиру одного богатого типа, и Асю, как самую легкую, спустили на веревке с лестничного окна верхнего этажа, и она пролезла в открытую форточку. Она вообще была очень ловкой и гибкой, прямо как резиновая кукла…

Как цыганята нашли на пустыре машину, а в ней – мертвого мужика, и кругом были рассыпаны доллары. Мальчишки похватали сколько можно, пока труп не свалился на сиденье, задев гудок, тогда все убежали. Но приехала полиция, которая забрала оставшиеся деньги. Дошло, видно, и до хозяев денег, они удивились, что так мало, и предприняли поиски. Люди были серьезные и страшные, быстро вышли на цыган, и через два дня толстого Лойко, которому цыганята принесли доллары, нашли в темном переулке мертвым.

Ася не знает, чем закончилась эта история, помнит только, что цыганки страшно обеспокоились и не пускали детей никуда из дома. Потом все стихло, видно, взрослые разобрались.

Живые картины прошлого пробегали перед Асиными глазами, и вдруг она услышала за спиной негромкий скрип двери.

Ася резко обернулась.

В первый момент она подумала, что это вернулся Пашка…

Но нет, в дверях комнаты стояла женщина средних лет.

Как и она, эта женщина была темнокожей, хотя и не совсем черной. Женщина была высокой, с густой шапкой вьющихся волос. Стройная, с гордо посаженной головой, темные яркие глаза.

И еще – ее лицо показалось Асе смутно знакомым… кого-то это лицо ей напоминало…

И она – эта незнакомка – тоже внимательно разглядывала Асю.

Молчание затянулось, оно стало плотным и ощутимым.

Наконец женщина проговорила:

– А мы с тобой похожи.

Голос ее прозвучал странно и тревожно.

– Похожи? – переспросила Ася и тут же поняла, кого напоминала ей эта женщина, где она видела похожее лицо.

В зеркале.

Каждый раз, когда она смотрела в зеркало, она видела такие же широко расставленные глаза, такие же высокие скулы, такой же узкий подбородок.

– Конечно, похожи! – повторила женщина. – Здравствуй, Ассейна! Нам давно уже нужно было встретиться!

– Кто вы? – растерянно спросила Ася.

– А ты не догадываешься? – Незнакомка улыбнулась. – Я сестра твоего отца, твоя тетя, как говорят здесь, в России. Поэтому неудивительно, что мы похожи.

– Сестра отца? – переспросила Ася.

Она была удивлена и растеряна.

Судьба подбросила ей родню, о которой до сегодняшнего дня она даже не слышала.

– Да, ты похожа на него, на моего брата… – протянула женщина вполголоса. – Первый раз я не смогла тебя разглядеть, было темно, да и время поджимало…

– Первый раз? – удивленно переспросила Ася. – Разве мы уже встречались?

– Встречались, – кивнула ее новообретенная тетя.

– Где? И когда?

– Совсем недавно. На Литейном мосту.

И тут у Аси словно пелена спала с глаз. Точнее, туман, сырой и плотный питерский туман.

Она увидела ночной мост, женскую фигуру возле самого парапета…

– Так это были вы?

– Я. – Она кивнула.

– Но ведь вы…

– Ты хочешь сказать, что я бросилась с моста? Мне пришлось создать такую иллюзию, чтобы сбить кое-кого со следа. У меня не было другого выхода.

Удивительно.

Сегодня у нее был день удивительных сюрпризов. Сначала воскресший Пашка, теперь эта женщина, смерть которой она видела своими собственными глазами… То есть она видела исчезнувшую в тумане фигуру, а куда еще может деться человек с середины моста? Только прыгнуть в воду.

– Но тогда… – Ася пристально взглянула на свою незнакомую родственницу, – тогда объясните мне… объясните мне все, с начала и до конца. Объясните, что вы делаете здесь, в России. Объясните, чего хотят от меня те люди, которые преследуют меня последние дни. Объясните, как и почему зулусский амулет оказался у меня. И объясните, наконец, почему этот амулет так важен. И еще одно… вы знаете, как меня зовут, но вашего имени я все еще не знаю.

– С этим проще всего. Правда, мое настоящее имя, то, каким меня назвали при рождении, тебе будет трудновато произнести. Да я и сама от него давно уже отвыкла. В Париже я привыкла называть себя Симоной – это немного похоже на мое имя и звучит понятно и привычно для европейского слуха.

– Ну да, как я из Ассейны превратилась в Асю.

– Примерно.

– Что ж, тетя Симона – звучит неплохо. Вот и познакомились. А как насчет всего остального?

– Ну, слушай! – Тетя уселась на шаткий стул, и устроилась поудобнее. – Как и твой отец, мой брат, я училась в России. Только он учился в Петербурге, тогда это был Ленинград, а я в Москве. Ты знаешь, что твой отец учился на строителя. Он собирался всю жизнь строить мосты, соединяя берега рек во всем мире. Это благородная и полезная работа. У него и в мыслях не было, что ему придется занять престол и править своим народом. Я же училась на врача, мечтала лечить людей. Но человек предполагает, а судьба располагает, не принимая планы человека в расчет.

Случилось так, что все остальные претенденты на королевский престол поубивали друг друга, и твой отец стал королем.

Я к тому времени повышала квалификацию в Париже, но когда брат связался со мной и попросил немедленно приехать, бросила учебу и первым же рейсом прилетела на родину. Твой отец решил провести в стране реформы, чтобы улучшить жизнь нашего народа, и я была нужна ему как соратник и помощник в этой работе. Мы дружили с самого детства, поэтому, когда ему понадобилась помощь, он позвал меня, самого близкого ему человека.

Я хотела наладить в нашей стране здравоохранение. Но традиционно наши соплеменники не доверяли свое здоровье иностранным врачам. Они привыкли лечиться у колдунов и знахарей, как сотни лет до того. Поэтому мне пришлось пойти на поклон к знахарям, чтобы они приняли меня как свою.

Королевская кровь и поддержка брата сыграли свою роль, и я была посвящена в сан колдуньи. Представь, мне пришлось пройти посвящение в самом сердце великого леса!

– Должно быть, вам после Парижа это показалось особенно диким! Магия, колдовство… – Ася потихоньку проникалась симпатией к этой женщине.

– Все же это культура моих предков. Главное же, теперь люди охотно обращались ко мне и верили моим рекомендациям, я же, обставляя лечение как древний магический ритуал, старалась внедрить в умы наших соплеменников представления об элементарной гигиене и другие полезные навыки. И давала им современные лекарства под видом колдовских снадобий. – Симона усмехнулась своим воспоминаниям:

– Представь, я выдавала антибиотики за высушенную желчь крокодила, а жаропонижающие – за толченые кости гиены!

– Все это очень интересно, – перебила ее Ася, – но переходите уже к нашему времени и к событиям, к которым я имею непосредственное отношение.

– Да, от них никуда не денешься… кое-что из реформ твоего отца вышло, жизнь нашего народа начала меняться в лучшую сторону. Смею надеяться, моя работа тоже принесла какую-то пользу. Но у любых реформ всегда есть враги. Всегда найдутся люди, которым выгоднее сохранять прежний порядок. Конечно, нашлись такие и в нашей стране, и они собрались вокруг принца Мбузикази, двоюродного брата твоего отца, заявившего свои права на престол.

– Это тот самый принц, который сейчас приехал сюда и пытается заполучить амулет! – догадалась Ася.

– Он самый. Хотя принц – слабовольный, нерешительный человек, не способный на серьезные действия. На самом деле им вертит хитрый придворный, начальник службы безопасности. Известный интриган и манипулятор!

– Господин М-Бала! Тот еще интриган!

– Принц Мбузикази пообещал, что если он станет королем, вернет прежние порядки: многоженство, страшный обряд вынюхивания колдовства и многое другое, от чего твой отец пытался избавиться. Сторонники мятежного принца переманили на свою сторону нескольких сильных колдунов. Понятно, что колдунам реформы очень невыгодны, вот они и попытались навести на короля порчу. И самое удивительное, что им это удалось!

– На отца навели порчу? И вы с вашим медицинским образованием верите в такую чушь?

– Конечно, я не верю в сглаз и порчу, но твой отец заболел, и современная медицина была бессильна против этой болезни. Наверняка этому были какие-то разумные объяснения. Я не могла даже поставить диагноз. Он просто на глазах угасал, как догорающая свеча. Тогда я пригласила сильного колдуна.

Колдун провел несколько магических ритуалов, и, как ни странно, твоему отцу стало лучше. Но потом сам колдун погиб при подозрительных обстоятельствах.

И с этого самого момента жизнь буквально на глазах покидала твоего отца…

Он умер три месяца назад, у меня на руках. Перед смертью он передал мне священный амулет нашего великого предка, императора зулусов Чаки, и взял с меня слово, что я найду тебя и отдам тебе этот амулет. А ты ведь уже знаешь, что тот, кому принадлежит этот амулет, вместе с ним получает права на трон.

– Но почему он выбрал именно меня, – удивилась Ася. – Неужели у него не было больше детей?

– Как тебе сказать… – Симона, казалось, смутилась, – дети, конечно, были, от многих жен… Но некоторые умерли, некоторые выросли… так сказать, совсем необразованными.

– Но он понятия не имел о моем существовании! Я могла умереть еще в детстве!

Произнеся эти слова, Ася не лукавила, так оно могло быть на самом деле.

– Он наводил справки. Он знал, что ты живешь в Петербурге, что ты одна, не обременена семьей…

– Вот как.

Значит, наводил справки. Значит, знал, что мать спилась и умерла буквально в нищете и что дочка его два года провела на улице. И пальцем о палец не ударил, чтобы хоть как-то помочь. А потом решил облагодетельствовать, корону предложил. Да подавитесь вы все вашей короной!

– Ассейна, не забывай, что твой отец уже умер. – Симона буквально прочитала ее мысли и продолжила свой рассказ: – Итак, я должна была выполнить предсмертную волю твоего отца. Я отправилась в Россию, нашла тебя. Представь, это оказалось весьма непросто. Но еще сложнее оказалось передать тебе амулет.

– Да что в этом такого сложного?

– Понимаешь ли, следом за мной отправились люди, которые во что бы то ни стало хотели завладеть амулетом…

– Принц Мбузикази со своим охранником?

– И они тоже. Но не только они…

– А кто еще? Еще один претендент на трон, еще один папочкин родственник?

– Нет. Дело тут сложнее. Понимаешь… ты обратила внимание, что этот амулет сделан из необычного металла?

– Ну да… вроде и не сталь, и не серебро…

– Совершенно верно! Это не сталь, не серебро, не олово, не свинец, не цинк. Это колтан…

– Что-что? – переспросила Ася. – Никогда не слышала о таком металле.

– Может быть, и не слышала, но пользуешься им каждый день.

– Как это?

– Колтан – это сплав двух редких металлов, колумбита и тантала. Эти металлы используются в электронике. Из них делают аккумуляторы для мобильных телефонов, планшетов и портативных компьютеров. Колтан – металл будущего, без него нет технического прогресса. А добывают его в основном в Африке. Но основные месторождения колтановой руды находятся в регионах, охваченных постоянной гражданской войной, войной всех со всеми. Понятно, что в таких условиях трудно наладить стабильную добычу металла.

Поэтому когда один из деятелей колтанового рынка увидел амулет нашего предка, он понял, что где-то на нашей земле есть месторождение колтана. А учитывая то, что в нашей стране много лет царит мир, можно наладить безопасную добычу. Вот этот-то делец и охотится за нашим… за твоим амулетом. Он-то и поехал за мной в Россию, чтобы завладеть им.

– Зачем ему амулет? Ты же сказала, Симона, что он уже видел его, знает, из чего он сделан – так теперь сам амулет ему не нужен! Ему нужно найти месторождение!

– Все не так просто. Я и сама не знаю подробностей, но этот делец отчаянно хочет заполучить амулет. Видимо, после тщательного лабораторного анализа он сможет установить, в какой именно части нашей страны находится колтановое месторождение. Или же он хочет предъявить образец металла инвесторам, чтобы доказать, что металл есть в нашей стране и привлечь финансирование. Как бы то ни было, он очень опасен. И я не хотела, чтобы он узнал, что амулет у тебя.

– Но, похоже, что он это все же узнал.

– Да, наверное, у него есть свои люди в полиции.

– Короче, – Ася достала злополучный амулет, – вы мне его передали против моей воли, теперь я хочу вернуть его вам. Тогда, надеюсь, мои неприятности прекратятся.

– Нет! – Симона отвела Асину руку с амулетом. – Я выполнила волю твоего отца, теперь этот амулет твой. Он – твой по праву, по праву рождения…

– И что мне теперь с ним делать?

– Нужно ехать в Африку, в нашу страну!

– Здрасте, приехали! Да не хочу я ехать ни в какую Африку! Знаете, есть такой детский стишок – в Африке акулы, в Африке гориллы, в Африке большие злые крокодилы…

– Ассейна, – глаза Симоны сверкнули, – я говорю серьезно. Мне не до шуток, не до детских стишков. Я проделала длинный и опасный путь, чтобы доставить тебе амулет, и вправе рассчитывать на твое здравомыслие и верность.

– Верность кому? – прищурилась Ася. – Вы уж меня простите, но единственное, что у меня общего с отцом, – это цвет кожи. Он бросил меня, как ненужную, лишнюю вещь, сломал жизнь моей матери. Если бы не он, она осталась бы в России… – Тут Ася запнулась, потому что вспомнила слова бабушки, что оттого-то мать ее и решилась выйти замуж за африканца, что не было у нее на родине никого и ничего, что жалко было бы оставить. И, судя по искрам, вспыхнувшим в глазах Симоны, она тоже это знала.

Странно, как эта незнакомая женщина много знала про нее, Асю. А вот она-то, Ася, в общем-то, ничего про нее не знает. Все только с ее слов… Но несмотря на обилие фантастических деталей – папа-король, принц-предатель, колдуны какие-то, – Ася ей верит. Такое нарочно не придумаешь. Но ехать в Африку – это уже перебор…

– Все равно, – упрямо сказала она, – я хочу сама решать свою судьбу. Тем более что судьба эта неожиданно преподнесла мне подарок. Я нашла своего старого друга, которого считала давно умершим.

– Ты имеешь в виду этого цыгана? – Симона обвела взглядом крошечную бедную комнатку.

– Да, его. Если бы не он, то я погибла бы еще в детстве, – твердо ответила Ася. – Я бы просто не выжила в эти два страшных года, что провела на улице. Он меня защищал эти два года, без него я бы умерла от голода или же сгинула в руках какого-нибудь маньяка. Он привел меня к цыганам, он сделал так, чтобы меня приняли там за свою, это помогло мне и сейчас…

– Я понимаю.

«Вряд ли», – подумала Ася.

– Я понимаю твои чувства, – твердо проговорила Симона, – но вы не виделись много лет. И ты ничего о нем не знаешь. Годы идут, и люди меняются. То есть я ничего не хочу сказать плохого, – заторопилась она, видя, что Ася засверкала глазами, – но ты ведь понятия не имеешь, как он сейчас живет и чем занимается.

– У меня не было случая поговорить с ним… – буркнула Ася, – ваши африканские друзья все время мешают.

– Сделаем так… – Симона повернула голову и прислушалась. – Я сейчас уйду и вернусь через час. За это время ты поговоришь с Павлом и примешь решение.

– Отчего вы так уверены, что решение будет в вашу пользу? – фыркнула Ася.

– Спроси у него, кто такой Песочный Человек…

– Что-о? – Ася вспомнила, как маленькая цыганочка испугала этим странным именем жуткого типа, который пытался напасть на них в проходном дворе.

– При чем здесь Песочный Человек? – крикнула она, но Симоны в комнате уже не было.

Через некоторое время дверь снова открылась, и на пороге появился Павел.

– Отдохнула немножко? – улыбнулся он.

Ася промолчала. Павел придвинул шаткий стул и сел напротив нее.

– Как ты жил все эти годы? То есть, – заторопилась Ася, – я хотела спросить…

– Ты хотела спросить, как я живу сейчас?

– Ну да, если, конечно, это не секрет.

– Для тебя – нет, я знаю, что ты умеешь хранить секреты, – сказал он твердо, и сердце у Аси екнуло – что-то там неладно.

Она внимательно посмотрела на него. Одет вроде бы просто, без цыганского шика, однако вещи все дорогие, хороших фирм. Часы опять же… перстень с бриллиантом на пальце… понимающему человеку видно, что Павел отнюдь не бедный.

– Ты занимаешься бизнесом?

– И бизнесом тоже, – он встал и отошел в сторону, – и ты прекрасно знаешь, какой у цыган бизнес. Криминальный. Да, я вырос на улице, повидал многое, и дорога моя была предопределена, если ты понимаешь, что я имею в виду. Знаешь, когда цыгане увезли меня на юг, у меня было время подумать. Там не нужно было выживать, там цыгане живут по старинке, спокойнее, что ли… И там я понял, что выбора особенного у меня нет. Либо так, как столетиями жили, либо – как здесь. Здесь долго не проживешь, если не будет у тебя денег. И еще сила нужна, чтобы тебя боялись и деньги не отняли.

– И чем же ты занимаешься? Людей грабишь?

– Примерно так. Богатых людей много… магазины опять же всякие, банки…

– Ты серьезно? – оторопела Ася.

– Не веришь? – обиделся он. – Когда я тебе врал? Мне денег много нужно, у меня семья, детей трое…

– Семья… – как эхо повторила Ася, – вот как… А кто такой Песочный Человек?

– Ты и это знаешь? – Павел сжал зубы. – Что ж, объясню. Песочный Человек – это я. Такая у меня кликуха. Потому что приходим мы, к примеру, в фирму, где хотим деньги взять, и я ставлю на стол песочные часы. И говорю, что если не отдадут мне деньги до того, как песок высыплется, то я убиваю одного человека. Неважно кого – хоть директора, хоть уборщицу, как рука повернется, как карта ляжет. Затем переворачиваю часы и снова жду, пока деньги соберут.

– И есть такие, кто не успел? – спросила Ася.

– Пару раз случилось… Нерасторопные попались или не поверили. А в моем деле, видишь ли, нужно слово держать.

В комнате повисло молчание.

– Что ж, – сказала наконец Ася, – спасибо тебе, что выручил в трудную минуту. А теперь мне пора. – Она взглянула на часы у него на руке и убедилась, что проговорили они почти час. Как раз сейчас Симона придет, верно она все рассчитала.

– Куда ты?! – вскинулся Павел. – Тебе же опасно выходить, тебя ищут. И потом, только мы встретились…

– Пашка, мне нет места в твоей жизни, – горько сказала Ася. – И дело вовсе не в том, что у тебя семья. Помогать тебе грабить людей я не смогу. Ты сам меня не возьмешь – приметная очень.

Не для того бабушка вытащила ее из той ужасной жизни, чтобы теперь Ася снова туда скатилась. Этому не бывать, не бывать никогда. Но и жить так, как раньше, Асе тоже не дадут эти, из Африки. Так что придется пока держаться Симоны, ей просто некуда больше податься.

– Что ж, – Павел все понял правильно, – я рад, что ты жива. И помогу, если что нужно.

– Теперь я сама справлюсь, – сказала Ася и опустила глаза, потому что не было у нее в этом уверенности.

Павел ушел не оборачиваясь, и тотчас в дверь заглянула Симона.

– Готова? – спросила она.

И Ася поняла по ее взгляду, по ее голосу, что Симона никогда и не сомневалась в ее согласии. Может, и правда она ясновидящая? Шаманка, чтоб ее совсем…

Они вышли из комнаты, прошли мимо худого парня с ножом. Стол в большой комнате был уже убран, и пьяные куда-то делись. Симона держалась уверенно, они с Асей спустились по лестнице, затем проскочили проходным двором.

– Сюда. – Симона потянула Асю за рукав к небольшой красной машине.

Сама она села за руль.

– Куда мы едем?

– Пока остановимся в отеле, тут недалеко.

– Зачем нам в отель?

– Узнаешь. – Симона загадочно блеснула белками глаз.

Машина выехала на Литейный проспект и свернула в сторону одноименного моста.

Обычно на Литейном мосту транспорт стоит в пробках, но сейчас он был свободен. Машина вылетела на мост, не снижая скорости. Ася вспомнила ту ночь, когда все началось – началось именно здесь, на этом мосту. Она вспомнила приближающиеся шаги, клочья тумана, женскую фигуру возле парапета… что было бы, если бы в ту ночь она не пошла через мост? Что было бы, если бы этот трус и подлец Жан не поехал к любовнице, а подвез Асю до дома? Или взяла бы она такси…

Да, может, было бы то же самое – судьба находит обходные пути, от нее не убежишь.

– О чем ты думаешь? – Симона покосилась на племянницу – видимо, ей передалось Асино настроение.

– Да так, ни о чем…

Машина съехала с моста, проскочила развязку и помчалась по набережной, мимо свинцово-серой, мрачной Невы, изрытой густыми барашками волн.

Вдруг Симона тревожно взглянула в зеркало заднего вида.

Ася проследила за ее взглядом и увидела, что вплотную за их машиной мчится огромный черный автомобиль.

– Все-таки он нас выследил… – вполголоса проговорила Симона.

– Кто?

Симона не ответила, да Ася и сама уже поняла, кто их преследует, она узнала черный автомобиль господина М-Балы. Симона прибавила скорость, пытаясь оторваться, но черный автомобиль мчался позади как приклеенный. Вдруг он перестроился в левый ряд и пошел на обгон.

Симона занервничала. Она попыталась помешать обгону, но огромный черный автомобиль вильнул вправо, едва не вытолкнув их машину с дороги. В это время из боковой улицы вывернул золотистый седан. Симона сбавила скорость, чтобы избежать столкновения.

Золотистый седан умчался прочь, а черный автомобиль, воспользовавшись случаем, перестроился вправо, оказавшись перед машиной Симоны, и начал тормозить.

Симона тоже притормозила и попыталась развернуться, но черный автомобиль резко затормозил и встал боком, перегородив дорогу.

Тут же его дверцы распахнулись, и из черной машины выбрались три человека: два молодых чернокожих парня и огромный негр средних лет. Господин М-Бала собственной персоной.

Ася с веселым злорадством разглядывала его лицо, хранившее наглядные воспоминания о встрече с собакой Панфилыча. Нос чернокожего вельможи был кое-как заклеен пластырем, из-под которого проступала запекшаяся кровь, на щеке виднелись следы зубов, глаз заплыл, рука туго забинтована. Однако весь облик господина М-Бала по-прежнему производил впечатление скрытой силы и уверенности.

Подойдя к машине Симоны, он широко улыбнулся.

Вернее, только хотел – искусанное лицо скривилось от боли, и вместо улыбки получилась отвратительная гримаса.

Тем не менее он проговорил с насмешкой:

– Ва-ва-ва, какая честь для меня! Сразу две особы королевской крови! Прямо не знаю – упасть перед вами на колени или достаточно снять шляпу? Впрочем, шляпы-то у меня нет.

М-Бала говорил не на своем родном языке, а на английском, который Ася с грехом пополам понимала. У них в ресторане часто бывали иностранцы, и Самсоныч поощрял изучение языка. Мне, говорил, по барабану, на каком языке вы там, в Африке, бухтите, а тут, будь добра, объяснись с клиентом по-человечески. И на возражение Аси, что она в Африке в жизни не была и ни одного тамошнего языка не знает, только отмахивался.

– Прекрати паясничать, Бенедикт! – неприязненно перебила его Симона. – Говори, что тебе нужно, или пропусти нас!

«Вот как! – подумала Ася отстраненно. – Оказывается, у этого экзотического злодея есть и более прозаическое имя – Бенедикт!»

Впрочем, чернокожий гигант поморщился (то ли от раздражения, то ли от боли) и проговорил:

– Неужели так трудно запомнить мое настоящее имя? Меня зовут Удеми М-Бала! Ты прекрасно знаешь, что я ненавижу это пошлое европейское имя!

– Как тебе будет угодно. В любом случае позволь нам проехать.

– Позволю, как только вы отдадите то, что мне нужно.

– Твой отец перевернулся бы в гробу, услышав эти слова! Он верно служил моему отцу, ее деду, и отцу моего отца, и не перенес бы такого предательства!

– Мой отец не перевернется в гробу, потому что у него нет гроба! – рявкнул М-Бала. – Его сожгли вместе с домом враги твоего отца, и верность не помогла ему! У меня есть шеф, которому я служу, и я сделаю все, что он прикажет!

– Потому что он лучше платит?

– Хватит разговоров! Отдайте мне амулет – или попрощайтесь с жизнью!

– Ты не можешь поднять руку на особ королевской крови!

– Я, может, и не могу, а вот он – может! – М-Бала кивнул на одного из своих молодых спутников. – Он из Нигерии, и он сделает за меня всю грязную работу.

Ася как будто со стороны наблюдала за происходящим.

Как будто смотрела остросюжетный фильм, сюжет которого не имел к ней никакого отношения. Должно быть, это защитная реакция психики от слишком сильных перегрузок.

Пустынная набережная, две машины, черные мужчины с мрачными, непроницаемыми лицами…

Только сейчас она осознала, что набережная совершенно пуста – на ней не было ни одной машины, кроме автомобилей Симоны и М-Балы, и ни одного человека, кроме непосредственных участников драмы.

– Я последний раз… – начал М-Бала, и в этот момент на набережной появилась еще одна машина. Приземистая черная «Тойота» с хищными акульими очертаниями.

Подъехав к машине М-Балы, «Тойота» притормозила, стекло передней двери опустилось. Из машины выглянул человек лет пятидесяти. Щетка коротко стриженных седых волос, тяжелый подбородок, маленькие пронзительные глаза, кривой шрам на левой щеке, напоминающий формой кленовый лист.

– Мужики, у вас какие-то проблемы? – спросил этот человек. – Могу чем-нибудь помочь?

– Проезжай, проезжай, мужик! – на приличном русском проговорил парень, которого М-Бала назвал нигерийцем, и сверкнул глазами. – Проезжай, если не хочешь неприятностей!

– Зря ты так, – с детской обидой в голосе ответил человек со шрамом. – Я к тебе со всей душой…

– Вот и проваливай со всей душой! – Нигериец шагнул к «Тойоте» и сунул руку за пазуху. Но завершить это движение он не успел. Прогремел выстрел, нигериец замер на месте, будто к чему-то прислушиваясь. На лице у него проступило удивление, а рубашка на груди потемнела, словно на нее кто-то пролил бокал красного вина. Затем он шагнул вперед, ноги его подогнулись, и он упал на асфальт.

Второй негр – водитель господина М-Балы – бросился в сторону, одновременно вытаскивая из спрятанной под пиджаком кобуры пистолет. Но позвучал еще один выстрел – и водитель упал с темным отверстием посредине лба.

Господин М-Бала смотрел на происходящее с высоты своего роста и не делал никаких резких движений.

Человек со шрамом поморщился и проговорил, обернувшись к заднему сиденью:

– Какого черта! Что вы себе позволяете! Я же вам говорил…

– А мне надоело ждать, пока ты выполнишь свое обещание! Я вспомнил старую поговорку: хочешь, чтобы дело было сделано, сделай его сам!

Задняя дверца «Тойоты» распахнулась, и из нее выбрался высокий, очень загорелый человек с узким волчьим лицом. В руке его был дымящийся пистолет.

– Кого я вижу! – проговорил он, оскалившись по-волчьи и оглядывая господина М-Бала с ног до головы. – Давненько не виделись!

– А вам-то что здесь нужно? – пророкотал огромный негр. – Здесь не торгуют акциями…

– Мне нужно то же самое, что и вам. Мне нужен амулет. Давайте-ка по-быстрому закончим это дело…

Человек со шрамом тоже вылез из машины и мрачно разглядывал трупы.

– Не знаю, как у вас в Африке, а у нас так дела не делаются! – проворчал он.

– Да замолчи ты! – огрызнулся загорелый. – Надоело уже!

– Вот теперь мне нужно думать, что делать с этими жмуриками! – не унимался человек со шрамом.

– Вот и думай! Только в разговор не встревай!

– Опять же свидетелей много… придется и их тоже…

– Вот и займись! Работай наконец! За что я тебе деньги плачу?

– Пока еще… – Человек со шрамом тяжело вздохнул, потянул из кармана мобильный телефон, уверенно набрал номер и проговорил в него лающим командным голосом: – Узнал, надеюсь? Значит, узнал. Приезжай на набережную… – Он уточнил место. – Приезжай быстро!

Загорелый человек с волчьим оскалом снова повернулся к М-Бала и проговорил:

– Итак, где амулет? У женщин?

М-Бала не успел ответить, как подала голос Симона:

– Мы уже отдали ему амулет. Амулет у него, у Бенедикта.

М-Бала бросил на нее быстрый злобный взгляд и прошипел:

– Она врет. У меня ничего нет. Можете проверить. – С этими словами он сбросил пиджак и бросил его на асфальт перед загорелым типом, – вот, смотрите… и здесь нет… – М-Бала полез в карманы брюк.

– Не делай резких движений! – рявкнул смуглый и направил на М-Бала пистолет.

– Да нет тут ничего! Только это! – Негр вытащил из кармана упаковку жевательной резинки. – Можно? Бросил курить, теперь ломка, как у наркомана…

Загорелый тип резко утратил к нему интерес.

– Тогда, значит, амулет у вас. – Он повернулся к красной машине, взглянул на Симону, потом на Асю. – Выходите-ка из машины, осторожно, по одной. И руки держите на виду.

– Выходи, – не разжимая губ, проговорила Симона, – поглядим, как дело обернется.

– Так-то лучше, – усмехнулся смуглый тип. Затем он снова перевел взгляд на Симону: – Вы здравомыслящая женщина и понимаете, что такое обстоятельства непреодолимой силы. И в данном случае обстоятельством непреодолимой силы является мой пистолет.

– Я всегда чувствовала, что вы, Рудольф, настоящий мерзавец! – бросила ему в лицо Симона. – Мерзавец с безукоризненными манерами!

– Все в этом мире относительно. – Загорелый человек улыбнулся своей улыбкой, больше похожей на волчий оскал. – Особенно моральные оценки. Вряд ли понятие «мерзавец» имеет смысл в современном мире. Есть только понятия «победитель» и «побежденный». И я предпочитаю принадлежать к первой категории.

Он поднял пистолет, направил его на Симону и повторил:

– Отдай амулет, сука!

– Беру назад свои слова насчет манер.

И в этот самый момент на набережную выехала еще одна машина, синий «Фольксваген».

Раздался резкий скрип тормозов. «Фольксваген» остановился, из него выскочил Николай Соловьев. Оглядевшись, он шагнул к человеку со шрамом и срывающимся голосом проговорил:

– Что здесь произошло?

– А ты не видишь, что произошло? – Человек со шрамом набычился. – Я тебя вызвал не затем, чтобы ты вопросы задавал! Я тебя вызвал, чтобы ты навел здесь порядок! Чтобы ты все здесь подчистил!

Ася с изумлением смотрела на Николая, который с мрачным лицом слушал человека со шрамом. С ее глаз словно сорвали пелену – как той незабываемой ночью северо-западный ветер сорвал занавес тумана с Литейного моста.

– Так вот в чем дело! – проговорила она севшим от волнения голосом. – Ты работаешь на них! Вот почему ты крутился возле меня. А я-то, дура, думала… Все понять не могла, чего же тебе от меня нужно, неужели запал на черную женщину? И вроде вел себя как человек… что меня и удивило…

Николай вскинул голову, повернулся к ней:

– Ты неправильно все поняла! То есть сначала я действительно нашел тебя по его приказу, но потом… потом все изменилось…

– Ну-ну… – процедила Ася, – не нужно юлить и оправдываться, второй раз я на это не поведусь.

И подняла голову, и выпрямила спину, и поглядела на Николая свысока. И все присутствующие отметили горделивую посадку головы и твердый взгляд, и стать, и гибкость.

Смуглый тип с волчьим оскалом много времени провел в Африке, так что знал толк в темнокожих женщинах. И видел, что эта превосходит многих по красоте.

«Какая была бы королева», – мысленно вздохнул господин М-Бала, вспомнив про своего неказистого принца.

– Что ты с ней препираешься! – рявкнул человек со шрамом. – Делай то, что я тебе приказал!

Николай не шелохнулся.

– Что? Бунт на корабле? Напомнить тебе про ту папочку?

– Можешь засунуть ее себе – знаешь куда? Или тебе нужна подсказка?! – рявкнул Николай.

– Я вижу, у тебя тоже проблемы с исполнителями, – насмешливо проговорил загорелый человек, – ты уж как-нибудь с ним разберись, а я займусь своими делами.

Он шагнул к Симоне и прошипел:

– Мне некогда играть в эти психологические игры. Отдай амулет, если хочешь остаться в живых! На счет «раз» я стреляю в твою племянницу, на счет «два» – в тебя.

Он направил пистолет на Асю, положил палец на спусковой крючок…

– Раз!

Николай потянулся к своему пистолету – но понял, что не успеет. Тогда он метнулся вперед и заслонил Асю своим телом. Прогремел выстрел – и Соловьев упал на асфальт.

– Коля! – вскрикнула Ася и бросилась к нему, опустилась рядом с ним на колени, пытаясь остановить кровь.

– Что за мелодрама. – поморщился загорелый. – Смотреть противно. Переключите на другую программу.

Он снова перевел пистолет на Симону и проговорил:

– Не люблю повторяться, но поскольку первую попытку сорвала эта романтическая парочка, скажу еще раз: отдай амулет, если хочешь остаться в живых!

– Эй, господин хороший, – подал голос человек со шрамом. – Вы что это творите? Убивать всяких негров тоже нехорошо, но с этим я как-нибудь разберусь, но Соловьев – полицейский, а убивать полицейских… не знаю, как у вас в Африке, а у нас это считается беспределом. Как прикажете мне это разгребать?

– Ты еще будешь совать мне палки в колеса! – Загорелый мужчина повернулся к своему подручному, оскалился. – Я плачу тебе большие деньги за помощь, а не за красивые слова! А как раз помощи от тебя и не видно! Тогда хотя бы не мешай!

Вдруг Симона покачнулась, согнулась пополам и упала на тротуар рядом с безжизненным телом Николая. Покосившись на Асю, которая пыталась оживить полицейского, она прошептала:

– Задержи дыхание!

– Что? – Ася удивленно взглянула на нее.

– Не дыши. – Симона плотно сжала губы, показывая пример, и закрыла ладонью нос и рот Николая.

– Почему?

– Не спрашивай! – бешено прошептала Симона. – Просто делай как я сказала!

Ася задержала дыхание и проследила за взглядом своей тетки. Та смотрела на господина М-Бала, о котором все забыли.

Огромный негр стоял с отстраненным видом. На губах его вспух пузырь жевательной резинки.

– Мы в моей стране, и я лучше знаю, как здесь ведутся дела! – орал человек со шрамом. – И деньги большие ты мне только посулил, еще непонятно, как дело обернется, а трупов уже выше крыши! Вот куда я их всех дену?

Загорелый господин ему не ответил: он тоже смотрел на М-Бала. Затем внезапно упал на асфальт, закрыв рукой рот.

Пузырь резинки на губах огромного негра раздулся и лопнул, превратившись в легкое сиреневое облачко, которое стало увеличиваться, увеличиваться…

Вот оно коснулось лица человека со шрамом, тот закашлялся, бешено завращал глазами, затем сообразил, видно, что дело нечисто, попытался задержать дыхание, но было уже поздно.

Сиреневое облако стало фиолетовым, как школьные чернила, а злодей со шрамом схватился за грудь, как будто ему не хватало воздуха, и вдохнул. Облако втянулось в него и пропало. Секунды две ничего не происходило, затем человек стал увеличиваться в размерах. Ася не поверила своим глазам, но он все раздувался и раздувался, и лицо становилось багровым, потом – фиолетовым, а потом – вообще черным. Пуговицы посыпались с пиджака, непослушными руками он рвал душивший его воротник рубашки, затем покачнулся, с трудом удержал равновесие, качнулся в другую сторону, как маятник, и упал рядом с одним из мертвых негров. При этом послышался хлопок, как от лопнувшего воздушного шарика. Тело на асфальте дернулось пару раз и застыло, приняв обычные размеры. И над ним поднялось легкое облако – не сиреневое и не лиловое, а сгусток черной пыли, какой бывает, когда в лесу случайно раздавишь перезрелый гриб-дождевик. Очень большой гриб.

Господин М-Бала тоже упал, уставившись в небо широко открытыми глазами.

Ася смотрела на происходящее с изумлением, но послушно сдерживала дыхание.

– Все, – проговорила Симона через несколько бесконечно долгих секунд, – теперь можешь дышать.

– Что это было?

– Господин М-Бала тоже знает кое-какие фокусы из арсенала африканских знахарей! Насколько я понимаю, он использовал сок одного редкого растения…

– Но сам он тоже погиб?..

– Не знаю, не знаю… – Симона покачала головой.

– И он еще хотел учить меня вести дела! – презрительно произнес загорелый господин, пнув своего мертвого подручного носком начищенного ботинка.

Он снова шагнул к Симоне:

– Нас все время прерывают. Перед этим прискорбным инцидентом я обещал застрелить твою племянницу, а я держу свое слово. По крайней мере тогда, когда это не противоречит моим интересам. Так что извините, я продолжу начатое…

Он поднял пистолет, направил его на Асю…

Ася застыла, как будто ее сковал ледяной холод.

Весь мир для нее сжался до размеров крошечного черного кружка – до размеров направленного на нее ствола пистолета. Сейчас этот ствол полыхнет – и весь мир исчезнет… весь мир, со всеми его темными и светлыми сторонами… а она так много еще не видела, так много не испытала…

Прогремел выстрел.

Странно, подумала она отрешенно, всегда говорят, что сперва должна быть вспышка, а только потом грохот выстрела. Значит, люди ошибаются. И еще – странно, что она еще видит и слышит… и совершенно не чувствует боли… наверное, это шок, защитная реакция организма… во всяком случае, это милосердно.

И тут она увидела, как длинное лицо загорелого человека еще больше вытянулось. В глазах у него проступило удивление, а потом… потом эти глаза потускнели, и загорелый человек рухнул на асфальт в нелепой и неудобной позе.

– Что? Что случилось?

Ася приподнялась, огляделась – и увидела широко открытые глаза Николая и дымящийся пистолет в его руке.

– Ты простишь меня? – проговорил он едва слышно – и тут же снова уронил руку и голову на землю.

– Коля! – вскрикнула Ася. – Коля, не уходи!

– Не кричать нужно, а «Скорую» вызывать! – проговорила Симона, поднимаясь. – Впрочем, это подождет.

Вокруг лежали трупы.

– Кажется, наши враги истребили друг друга, – проговорила Симона, – в точности как тогда, когда твой отец стал королем.

– Никогда не нужно делать поспешных выводов! – раздался рядом глубокий выразительный бас, и господин М-Бала поднялся с земли, отряхивая свой дорогой костюм. – Конкурентов стало меньше, это правда. Так что теперь вам, ваше высочество, не придется выбирать. Вы отдадите амулет мне. Это будет только справедливо – ведь он должен принадлежать нашему народу!

– Не нужно путать себя с народом! – желчно процедила Симона. – Это никогда не доводит до добра!

– Вы так считаете, ваше высочество? – М-Бала отвесил Симоне шутовской поклон. – Лично я считаю, что то, что хорошо для меня, – хорошо и для народа. Но сейчас не время для дискуссий. Лучше отдайте мне амулет, не то…

– Не то – что?

– Вот что! – М-Бала взмахнул рукой – и тут же из его рукава выскользнула маленькая зеленая змейка. Соскользнув на тротуар, она поползла к ногам Симоны.

Симона отскочила назад, открыла рот, словно ей не хватало воздуха, закашлялась – и изо рта у нее вырвался сгусток оранжевого пламени, пролетел по воздуху, упал на асфальт перед зеленой змеей, охватил ее. Змея забилась в судороге, почернела и на глазах превратилась в горстку серебристого пепла.

– Неплохая попытка, – проговорила Симона, слегка задыхаясь, – но ты, наверное, забыл, что я училась у лучших колдунов леса Ндладле!

– Я никогда ничего не забываю, – ответил М-Бала. – Это была только разминка.

Он отступил на шаг и поднял руки над головой.

– Если уж ты призвала духа огня, посмотрим, что ты сделаешь, если он сам пойдет против тебя!

Он резко опустил руки, как будто задергивая невидимый занавес, – и тут же перед ним возникла стена огня.

Ася смотрела на происходящее в ужасе и изумлении. Она думала, сон это или галлюцинация.

Пламя, словно живое, двинулось навстречу Симоне.

Женщина согнулась, как будто на плечи ей опустилась непомерная тяжесть, уперлась руками в колени и дунула в огненную стену.

Тут же между ней и пламенем возникла стена клубящегося тумана. Эта стена двинулась навстречу огню, столкнулась с ним, смешалась в густое черно-багровое месиво. Несколько секунд эта смесь колыхалась и вдруг исчезла, опала, как оболочка лопнувшего воздушного шара.

На асфальте осталась только маленькая лужица.

– Браво, ваше высочество! – насмешливо проговорил М-Бала. – Вы неплохо запомнили уроки Безволосых! Но наш поединок еще далеко не закончен…

С этими словами он широко открыл рот, высунул язык, как будто дразня темнокожую принцессу…

Ася не верила своим глазам.

Язык чернокожего гиганта вытянулся на несколько метров, позеленел, покрылся тонкими веточками и листьями, превратился с гибкую извивающуюся лиану, конец которой, как живое лассо, захлестнул ноги Симоны. Женщина вскрикнула, попыталась вырваться – но лиана, стремительно удлиняясь, опутывала ее ноги выше и выше. Вот она оплела ее колени, вот поднялась уже до пояса…

Симона взмахнула руками, как будто в отчаянии, но в ту же секунду ее руки превратились в большие черные крылья с изумрудным отливом, а сама она – в птицу. Вырвавшись из зеленых объятий лианы, невиданная птица взлетела, закружилась над головой противника. Большая, удивительно красивая птица с многоцветным сверкающим оперением, длинным клювом и огненно-красным хохолком.

Господин М-Бала открыл рот, втягивая обратно свой непомерно вытянувшийся язык, замахал руками, отбиваясь от огромной птицы, пытаясь защитить от нее глаза.

Но огромные крылья закрыли его, длинный клюв ткнул в темя – и господин М-Бала упал на асфальт и застыл, словно каменное изваяние. Точнее, словно огромная африканская скульптура, высеченная из черного дерева.

Ася закрыла глаза, не веря тому, что они видели.

Тут же открыла…

Не было никакой птицы.

Симона, ее новообретенная тетя, стояла над неподвижным телом господина М-Бала, вглядываясь в его лицо, перекошенное судорогой.

– Что… что это было? – пролепетала Ася, протирая глаза.

– Что? – Симона повернулась к ней. – О чем ты говоришь?

Только теперь Ася увидела, что вид у нее усталый и измученный, как будто ее родственница только что пробежала марафонскую дистанцию. Или разгрузила вагон.

– Пора. – Симона вытерла пот, струившийся по лицу. – Пора, не то нас задержат.

Ася оглохла и ослепла от выстрелов. И вообще от всех ужасных, невероятных событий, увиденных ею только что и случившихся за сегодняшний день. Было такое чувство, что уши туго заложили ватой.

– Пора. – Симона схватила Асю за руку, встряхнула ее. – Мы должны идти, слышишь?

Сквозь вату Ася слышала какие-то заунывные звуки и не сразу поняла, что это гудят полицейские сирены. Господин М-Бала валялся на асфальте, ноги его слегка подергивались, глаза закатились, видны были только белки. Все остальные не подавали никаких признаков жизни. От тела черного парня из Нигерии тек ручеек крови, превращаясь в небольшую лужицу. Лужица быстро увеличивалась в размерах и вот уже подошла к Асиной туфле.

Ася взвизгнула и отскочила в сторону.

– Да тихо ты! – прикрикнула Симона, но Ася вырвала свою руку и побежала.

Вперед, куда глаза глядят, только бы подальше от этого ужаса. Она перепрыгнула через опавшего человека со шрамом, который еще недавно орал на Николая, обошла по широкой дуге господина М-Балу, потому что опасалась его, хоть и обездвиженного. И тут услышала стон. Тихий, мучительный, полный страдания и боли.

– Коля! Николай! – Ася развернулась и бросилась на колени.

Николай лежал, неудобно повернувшись. Голова была закинута назад, в горле у него что-то булькало.

– Коля! – Ася рванула с себя куртку, чтобы подложить ему под голову, чтобы не дышал он с таким мучительным хрипом.

– Не трогай его! – Это подоспела Симона.

Буквально отшвырнув Асю, она присела перед Николаем и прижала руки к его ране. Затем провела руками по лицу, и он перестал стонать. Лицо перестало кривиться от боли, даже немного порозовело, он вытянулся и выглядел спокойным.

– Теперь точно пора! – сказала Симона, поднимаясь. – Еще минута, и будет поздно.

И верно, звук сирен слышался все ближе. В последний раз оглянувшись на Николая, Ася свернула в проход между домами.

– Вот видишь, – Симона буквально тащила Асю за руку, – вот видишь, а ты еще колебалась, ехать или не ехать. Да тебе тут в сто раз опаснее жить, чем в Африке.

– Коля, – повторяла Ася. – Николай, он меня спас, спас от смерти… он умер?

– Тебе не о нем нужно сейчас думать. – Симона была невозмутима. – Кто такой этот Николай? Мелкий ничтожный человек, каких вокруг миллионы, он не стоит твоих слез.

Ася только сейчас поняла, что плачет.

– Ты – особа королевской крови, наследная принцесса, ты не должна обращать внимание на такие мелочи, – приговаривала Симона, оглядываясь по сторонам, словно кого-то высматривая.

– Человеческая жизнь для вас мелочи? – Ася вырвала свою руку и развернулась, чтобы бежать обратно. – Не желаю быть королевой, не желаю иметь со своим отцом ничего общего! Он бросил нас с матерью одних в чужой стране без средств к существованию, он не вспоминал обо мне больше двадцати лет, да и вы обо мне не вспоминали, а теперь, когда я для чего-то вам нужна…

– Хватит! – Симона схватила ее за плечи и резко повернула к себе. – Хватит! Сейчас не время спорить, ты видела, что эти люди очень опасны. Они готовы на все. И если этот недоносок, который называет себя принцем, больше не посмеет и думать о троне и даже шепотом, даже в мыслях не будет никогда называть себя Великим Слоном, то тот, второй, из-за колтана пойдет на все! То есть не он, он уже безопасен, но те люди, которые за ним стоят. И только ты можешь принести мир на нашу землю! Так повелевают Великие Боги!

«Шли бы вы все подальше с вашими Великими Богами», – подумала Ася.

Внезапно ее охватила слабость, ноги подкосились.

– Успокойся, девочка, – сильной рукой Симона поддержала ее, – не надо так переживать. Твой Николай будет жить, я точно знаю.

– Откуда? – вскинулась Ася.

– Я многое знаю, – улыбнулась Симона, – я же говорила тебе, что прошла посвящение, и теперь многое вижу, многое могу. Но, к сожалению, не все. Так что нам с тобой нужно поспешить. А с Николаем все будет хорошо, рана неопасная, он справится. Ну же, вперед!

И от ее взгляда Асе стало легче. Прошла противная слабость, голова перестала болеть, вернулись силы.

Они проскочили в узкий проход между домами, срезали угол через чахлый скверик, пробежали насквозь проходной двор, ворота которого были открыты, вышли на широкую освещенную улицу и подбегали уже к зданию отеля.

– Нам не сюда! – Симона снова схватила Асю за руку. – Не через главный же вход, там нас могут ждать…

Они обогнули большое здание, проскочили в подземный гараж, причем Симона переглянулась с охранником, сидевшим у входа в стеклянной будочке, и тот нарочито отвернулся.

На подземной парковке людей не было видно, однако Симона шла крадучись, опасливо оглядываясь по сторонам. Удачно спрятавшись от камеры, они нашли дверь с надписью, горевшей зеленым. Надпись утверждала, что это пожарный выход. Дверь была не заперта. Они поднялись по лестнице на один пролет, затем прошли по длинному темному коридору и открыли дверь прачечной.

Там уже ждал их немолодой мужчина в униформе отеля.

– А я вас знаю. – Ася вгляделась пристально и узнала того самого пожилого дядечку-рыболова, который встретился ей на Литейном мосту. И потом, когда напали на нее те двое бандитов в проходном дворе, этот дядечка оказался там очень кстати и отделал двоих здоровых парней простой палочкой.

– Здравствуй, Ассейна! – сказал дядечка. – Рад тебя видеть живой и здоровой.

Голос у него был не такой надтреснутый, и сам он больше не казался Асе пожилым. И вроде даже ростом повыше, и глаза смотрят не рассеянно, а внимательно и остро, от такого взгляда ничего не укроется.

– Значит, вот вы кто… – протянула она.

– А кто? – удивился дядечка. – Пенсионер я, гулять люблю, рыбу ловить…

– А кем вы раньше были? – спросила Ася, вспомнив, как ходила тросточка в умелых руках.

– Кем раньше был – уже забыл, – сказал дядечка серьезно, – про то тебе знать не положено. А теперь вот помогаю по старой памяти тетке твоей. Мы с ней старинные знакомые…

– Да уж, – вздохнула Симона, – что есть, то есть. Виктор много раз меня выручал. Еще когда в Москве училась…

– Когда в Москве училась, мы с тобой по разные стороны находились, – хмыкнул дядечка.

И на миг проступило в лице его что-то жесткое. Симона же незаметно ткнула Асю в бок – не болтай, мол, с ним много, не расспрашивай и про свое ничего лишнего не говори. Ася и сама поняла, что с этим рыболовом не так все просто.

Дядечка подкатил большую тележку, куда горничные складывают белье.

– Полезай, – велел он Асе.

Ася вскарабкалась на тележку, свернулась в позе эмбриона. Виктор навалил сверху простыней и полотенец.

– Не возись там, – строго сказал он.

– Дядя Витя, дышать нечем, – пожаловалась Ася из-под белья.

– Ничего, потерпишь.

Ася чувствовала, как тележку покатили по коридору, потом услыхала шум лифта, дядечка весело переговаривался с кем-то, пока лифт шел вверх. Скрипнула дверь, тележка остановилась.

– Вылезай, – услышала Ася.

И давивший на нее груз простыней и полотенец ослаб.

Ася вылезла из тележки и потянулась, давая телу отдых. Дядя Витя, как он велел себя называть, молча развернулся и выкатил тележку в коридор, за Симоной пошел. Ася огляделась.

Номер был роскошный. Она даже не определила, сколько же в нем комнат, успела только обследовать огромную ванную, где на первый взгляд было все, о чем можно мечтать, как вернулся дядя Витя с тележкой, заполненной бельем.

– Можно мне в ванную? – жалобно спросила Ася, почувствовав себя ужасно усталой и грязной.

Ночь провела в беспамятстве у принца, как его там зовут, язык сломаешь, затем бегала по чердакам, потом пряталась у цыган в грязной крохотной комнатушке, потом валялась на асфальте рядом с трупами, боясь дышать… – нет, всего этого слишком много для нее. Сейчас хватит сил только на то, чтобы принять ванну. А потом спать. Да-да, вот на этой шикарной широченной кровати. И чтобы никто не мешал до утра. Нет, лучше сутки.

– Только недолго! – строго сказала Симона. – У нас еще полно дел!

Пришлось распроститься с мечтой о джакузи и удовольствоваться душем. Но все равно полегчало.

Когда Ася вернулась, выбросив свою грязную одежду и завернувшись в пушистый купальный халат, дяди Вити в номере не было. Симона разговаривала по телефону.

– Все в порядке, наш вылет сегодня вечером. Самолет до Парижа, там, прямо в аэропорту Шарль-де-Голль, пересадка до Найроби. Совсем не нужно ждать. А в Найроби уж как повезет.

– Но как же… – растерялась Ася, – у меня и паспорта нету…

– Все будет! – Симона блеснула яркими глазами. – И документы, и одежда, Виктор все устроит, у него прежние связи остались.

Ася решила молчать и не задавать лишних вопросов. Она уже смирилась с тем, что жизнь ее резко изменилась и возврата к прошлому больше не будет. Что ж, поглядим на эту Африку, на ее историческую родину…

Через полчаса вернулся Виктор. Теперь на нем не было униформы отеля, а простой темный костюм, не слишком дорогой, но очень неплохо сидевший. В руках у Виктора был самый обычный «дипломат», правда, с кодовым замком. Виктор положил «дипломат» на стол, затем вернулся к двери и принял из рук кого-то невидимого большой пакет с одеждой. Затем еще один. Симона в это время открыла «дипломат» и придирчиво исследовала его содержимое.

– Ну что ж, – сказала она наконец, – документы, как я вижу, в полном порядке.

– Ты сомневалась? – спросил Виктор, и в глазах его мелькнуло что-то жесткое, даже Ася что-то почувствовала. Впрочем, он тут же улыбнулся и превратился в этакого доброго дядюшку. Дядя Витя, пенсионер, любитель рыбной ловли. На живца.

– Ох, время, время нас торопит!

Симона подошла к самому большому пакету и стала доставать из него одежду.

– Что это? – Ася в изумлении смотрела на темные свободные одеяния. – Что это значит?

– А как ты думаешь, мы так и полетим в своем, так сказать, настоящем виде? – спокойно спросила Симона. – Да тут хоть какие документы достань, на нас достаточно посмотреть – и все станет ясно. Так что, дорогая моя племянница, полетим мы с тобой в Париж как жены богатого арабского шейха.

– Чего? – Ася разинула рот. – Вы серьезно?

– А как же. – Виктор запер дверь и бросил на стол еще один небольшой чемоданчик. – До шуток ли тут, когда самолет скоро.

Симона помогла Асе напялить свободное не то платье, не то рубашку, не то вообще черт знает что.

– Теперь вот это!

«Это» оказалось какой-то штукой из плотной темной ткани, которая накрыла Асю с головой. Было такое впечатление, что ее накрыли ватным одеялом.

– Слушайте, я же ничего не вижу! И как они в этом ходят?! – возмущенно завопила Ася.

– Они не ходят, они в гареме сидят… – усмехнулся Виктор. – Симона, так дело не пойдет, она и правда шлепнется еще в аэропорту.

Они с Виктором посовещались и решили, что кожа у Аси все же не слишком темная, и, если подмазать вокруг глаз тональным кремом, она сойдет за смуглую восточную женщину. Волосы убрать, брови выщипать, оставить открытыми только глаза. И те сильно подвести.

– Ну, вроде ничего, глаза в пол опускай. Руки! – Симона бросила Асе перчатки.

Виктор в это время стоял перед зеркалом. С помощью грима он сделал лицо гораздо смуглее, затем подложил тампоны в нос и валики под щеки, так лицо стало казаться шире. Потом он наклеил широкие черные брови и натянул парик – темные волосы с проседью. Затем облачился в длинную белую рубаху, а поверх нее в длинную же черную накидку, обшитую по краю золотым галуном. Голову покрыл белоснежной повязкой, называемой гафией, и подмигнул Асе в зеркале.

– Хорош! – невольно восхитилась она.

– Чуть не забыл! – Виктор открыл маленький чемоданчик и извлек оттуда часы, как Ася поняла, супердорогие.

– Подделка, конечно, – перехватил он ее взгляд, – но никто не поймет. А ты вот возьми, для представительства. – Он сколол ее головной платок золотой брошью.

У входа в отель их ждал дорогой автомобиль. Водитель предупредительно открыл перед ними дверцы машины.

В аэропорту, как обычно, царило столпотворение, никто не обращал на них особого внимания, там и не такое видали. На паспортном контроле возникли было проблемы, но Виктор в образе шейха разразился длинной фразой на арабском.

В ресторан приходили марокканцы, Ася научилась на слух узнавать их язык.

Когда арабский не помог, Виктор заговорил на английском, вставляя изредка русские ругательства. Он брызгал слюной и сильно топал ногами, Ася даже испугалась, что у него отлетят брови.

Но все обошлось, их пропустили. В салоне первого класса никого, кроме них, не было, так что можно было немного расслабиться.

Приветливая стюардесса обратилась к ней по-французски. Ася покачала головой, закрыла глаза и провалилась в сон, а проснулась, только когда Симона тронула ее за плечо – скоро посадка.

Дингисвайо сумел спасти своего любимца от страшной и позорной смерти, однако самому ему становилось все хуже и хуже. Лучшие лекари королевства готовили для него чудодейственные снадобья из трав и кореньев, собранных в великом лесу, но все эти снадобья оказались бессильны.

Король был при смерти.

В его краале собрались все военачальники, все близкие и дальние родственники, все знатные люди королевства. Они ждали, когда умирающий Дингисвайо сообщит им свою последнюю волю. Однако к ночи королю стало хуже, он потерял сознание и метался в постели, издавая мучительные стоны.

Главный лекарь сделал ему кровопускание, с трудом влил в пересохшие губы бодрящее питье.

На какое-то время король пришел в себя. Он приподнялся на постели и оглядел присутствующих. Взор его стал ясным и властным, как в прежние дни, когда он вел на врага многочисленные полки. Дингисвайо проговорил тихим, но твердым голосом:

– Вожди! Выслушайте мою последнюю волю и поклянитесь беспрекословно выполнить ее!

– Слушаем и повинуемся, отец! – отозвались все в один голос. – Слушаем и повинуемся, великий!

– Вы знаете, что у меня нет сыновей, – продолжил умирающий, – я сам не хотел их иметь, ибо молодые львы, подрастая, часто убивают своего стареющего отца. Но сегодня я должен кому-то передать бремя власти в нашей стране…

– Тебе рано говорить об этом, великий! – раздался из полутьмы чей-то льстивый голос. – Ты выздоровеешь, отец, ты окрепнешь и еще много лет будешь со славой править страной, на радость нам и на горе своим врагам!

– Лесть приятна, но бесполезна, – поморщился Дингисвайо, – я знаю, что умираю, и вы это знаете. Я должен назначить преемника, чтобы страну не разорвали кровавые междоусобицы. Я выбрал его. Я выбрал самого достойного из вас. Поклянитесь же, что примете мой выбор, каким бы он ни был!

– Клянемся! – отозвались все дружно. – Твое слово – закон для нас, закон для всего народа!

При этом все незаметно переглянулись. Одни – те, кто был особенно близок к трону, – в глубине души надеялись, что король назовет их имя, другие гадали, кто будет новым королем и что принесет новый правитель народу и лично им.

Как только шепот стих и воцарилась полная тишина, Дингисвайо продолжил:

– Я мог бы передать власть кому-то из сыновей моего отца, но ни один из них не справится с этой ношей…

Вокруг раздались обиженные голоса королевских родичей, которые пытались возражать умирающему.

– Молчите! – остановил их Дингисвайо. – Я знаю, что говорю. Ни у одного из вас нет сердца льва и мудрости питона, необходимых для того, чтобы занять мой трон. Вы умеете только набивать свои животы и карманы. Кроме того, если я назначу преемником одного из вас – остальные почувствуют себя обделенными и захотят отобрать власть у нового правителя. У каждого из вас есть сторонники и слуги, и начнется междоусобица…

Все снова замолкли, ожидая продолжения.

– Итак, вы поклялись, что примете мой выбор и будете верны новому королю. Помните об этой клятве!

Дингисвайо снова оглядел присутствующих и произнес твердым, уверенным голосом:

– Вашим новым королем станет Чака!

По помещению пронесся вздох изумления.

– Но почему он? – осмелился спросить один из старейших советников Дингисвайо, служивший еще отцу его отца. – Он слишком молод, и он не принадлежит к королевскому роду!

– Молодость – это тот недостаток, который быстро проходит, – ответил Дингисвайо, – и Чака не раз уже доказал, что обладает умом и твердостью настоящего мужа. Его смелость в бою и способности военачальника вы все видели. Не раз он приносил нашему войску победу. А что касается его происхождения… он вовсе не безродный наемник, он – сын вождя зулусов. Пусть это небольшое племя, но в его жилах течет королевская кровь.

Дингисвайо перевел дыхание, на мгновение прикрыл глаза. Силы его были на исходе.

– Кроме того, – продолжил он, – Чака пользуется поддержкой высших сил. Он владеет священным амулетом, который принесет нашему народу победу над всеми врагами и небывалое величие. Чака, сын мой, покажи им свой амулет!

Чака, который до сих пор в растерянности слушал умирающего короля, выступил вперед и поднял над головой амулет из странного серебристого металла.

Словно дыхание богов коснулось всех присутствующих. Военачальники и старейшины, принцы королевской крови и главы крупных кланов в молчании смотрели на молодого зулуса и на амулет в его руке.

Все они почувствовали исходящую от этого человека и от его амулета небывалую силу.

– Итак, клянитесь, что будете верны новому королю! – проговорил Дингисвайо в наступившей тишине.

И один за другим все произнесли слова клятвы.

Чака оглядел этих людей – приближенных умирающего короля и военачальников. Он знал, что многие из них недовольны выбором Дингисвайо, – но знал и то, что мало кто решится нарушить клятву, данную королю на его смертном одре.

Самолет приземлился в Париже, но Ася не увидела этот прекрасный город даже одним глазком. Они с Симоной прошли по стеклянным галереям аэропорта Шарль-де-Голль, среди бесконечных разноязыких толп. Белые и черные, желтые и бронзовые лица пассажиров слились в одно удивительное лицо, лицо времени, лицо планеты. Голоса на сотнях языков слились в ровный неумолчный гул, больше всего похожий на шум прибоя. Ася запомнила стайку смеющихся японских школьников, группу высоченных улыбающихся смуглых парней – баскетбольную команду какой-то латиноамериканской страны, буддийских монахов в шафрановых тогах, с выбритыми бронзовыми головами и еще какого-то смуглого человека в меховой одежде, в какой пастухи в горах пасут овец.

Наконец они прошли через этот Вавилон и оказались в следующем самолете: рейс Париж – Найроби. Но перед этим Ася сбросила в туалете надоевшую черную хламиду и умылась. Теперь на ней был обычный деловой костюм, который прилетел в чемодане из России – у шейха с женами был солидный багаж, несколько чемоданов.

Костюм был из гардероба Симоны, поэтому юбка чуть широка в бедрах, а жакет – в плечах. Зато туфли подошли идеально – размер был ее.

– Ничего, – усмехнулась Симона, – скоро ты сможешь купить себе самую дорогую одежду, все, что захочешь…

Ася в ответ пожала плечами.

Виктор, уже превратившийся из арабского шейха в обычного европейского мужчину, принял из их рук чемодан с ненужными уже вещами и шутливо поднял руку к голове.

– Дамы! Всего вам наилучшего, счастливого пути!

– Все как обычно, – тихо сказала ему Симона, когда Ася прошла вперед, – деньги переведены на твой счет в том самом банке. Спасибо, Виктор, и прощай, больше мы не увидимся.

– Ты думаешь? – прищурился он.

– Знаю, – вежливо, но твердо ответила Симона.

«Это мы еще посмотрим», – подумал он и поскорее опустил глаза, чтобы эта черная ведьма не прочла ничего по его глазам. Она многое умеет, этого у нее не отнимешь. Но и он, Виктор, тоже за долгую жизнь многому научился. За то и приблизила она его к себе, что помощник он неоценимый. Связи у него, а главное – чутье. Чутье, которому он всю жизнь доверял. И теперь оно его не подведет.

В самолете Париж – Найроби интернациональная пестрота лиц отступила перед одним, основным цветом – большинство пассажиров были темнокожими. Яркие тюрбаны и длинные рубахи соседствовали с отлично сшитыми платьями и костюмами. Они с Симоной не выделялись из общей толпы.

На этот раз полет был долгим.

Красивые чернокожие стюардессы разносили напитки и закуски, за иллюминаторами плыли бесконечные поля облаков.

В конце концов, Ася заснула и снова проснулась уже во время посадки.

И еще один Вавилон международного аэропорта, только на этот раз, как и в самолете, вокруг преобладали черные и коричневые лица, английский язык звучал все еще часто, но еще чаще – языки племен банту и суахили.

И еще одна пересадка, и еще один самолет – на этот раз рейс Найроби – Вамбаса… Но перед этим снова пришлось переодеться. Теперь на них с Симоной были легкие открытые платья, на голове – яркие полосатые шарфы, повязанные высокими тюрбанами. Уши у Аси оттягивали тяжелые серьги, данные Симоной.

Они стояли перед зеркалом – обе статные, высокие, красивые африканские женщины.

– Как ты похожа на своего отца, – вздохнула Симона. – Ладно, пошли…

На этот раз самолет был гораздо меньше, и угощение в полете скромнее. Теперь почти все пассажиры были чернокожими, и одеты они были куда проще.

Старенький самолет то и дело потряхивало, но, к счастью, этот полет был не таким долгим, Ася не успела даже задремать, когда пилот объявил что-то на местном языке, а потом повторил на плохом английском, что через несколько минут самолет совершит посадку в аэропорту Вамбаса. Температура в аэропорту тридцать восемь градусов, просьба не вставать до полной остановки двигателей.

И через несколько минут шасси самолета коснулись дорожки, самолет прокатился еще немного и остановился.

Ася выглянула в иллюминатор – и увидела пустое пыльное поле, силуэты гор с заснеженными вершинами на горизонте и приземистое здание аэропорта, больше похожее на гибрид автозаправочной станции и бетонного барака.

Они спустились по трапу в тяжелую, влажную, одуряющую жару и увидели впереди, на краю летного поля, большой черный автомобиль и около него – несколько чернокожих мужчин с важными и самоуверенными лицами.

– Это очень влиятельные люди, – вполголоса проговорила Симона, нацепив на лицо приветливую улыбку и направляясь к этой группе, – самые влиятельные люди нашего народа, и это – твои сторонники. Они приехали, чтобы встретить тебя. Держись милостиво, но с достоинством, как подобает особе королевской крови!

– Зря я сюда приехала… – пробормотала Ася. – Ей-богу, работать официанткой мне больше нравилось…

– А вот об этом лучше не упоминай!

Они уже подходили к группе встречающих.

От этой группы отделился пожилой представительный мужчина в светлом костюме с седыми волосами. На черном как ночь морщинистом лице выделялись яркие белки глаз.

– Приветствую тебя, принцесса! – проговорил он гулким, звучным голосом. – Твой народ ждет тебя!

И поклонился низко.

Держа спину прямо, а голову – как можно выше, Ася ответила что-то вежливое и необязательное – на что хватило ее английского. Дальше последовал традиционный обмен любезностями, а потом все разместились в лимузине (он оказался на редкость просторным, а самое главное – в нем был работающий кондиционер, справившийся с влажной жарой) и куда-то поехали.

За окном лимузина мелькали современные дома из стекла и бетона, окруженные жалкими хибарами, кое-как скроенными из листов кровельного железа и ребристого пластика. В этом окружении современные дома напоминали богатых европейских туристов, которые забрели в нищую африканскую деревушку и теперь раздают грошовые подарки местным жителям.

Правда, ехали они совсем недолго.

Примерно через пятнадцать минут лимузин свернул с главной улицы в узкий переулок и остановился. Представительный мужчина в светлом костюме что-то сказал Симоне на своем языке. Она помрачнела, ответила коротко, повернулась к Асе:

– Сейчас мы с тобой пересядем в другую машину.

– Да? А зачем? Здесь так удобно! – Ася с удовольствием откинулась на мягкие подушки. После жесткого и тесного кресла самолета это было удивительно приятно.

– Из соображений безопасности. Поступило сообщение, что на наш лимузин могут напасть.

– Напасть? – переспросила Ася. – Но кто? И с какой целью?

– Кто? Сторонники принца Мбузикази… а цель – ты!

– Я? – Ася с недоверием взглянула на Симону. – А ты говорила, что здесь мне будет не так опасно!

– Здесь, по крайней мере, у тебя много сторонников и защитников.

Дверцы лимузина распахнулись, и Ася с Симоной пересели в другую машину – скромный, видавший виды серый «Опель» с пятнами ржавчины на бортах.

– На эту машину никто не обратит внимания, – пояснила Симона, усаживаясь на заднее сиденье рядом с Асей.

Лимузин тронулся и снова выехал на главную магистраль. Серый «Опель» поехал по другому пути – мимо хижин и пустырей.

Через несколько минут издалека донесся взрыв, за ним последовали автоматные очереди.

– Информация была точной, – проговорила Симона, – на лимузин напали.

– Что с теми людьми? – озабоченно спросила Ася.

– Скоро мы это узнаем.

«Опель» тем временем выехал из города.

По сторонам дороги тянулась заросшая травой равнина, на которой тут и там росли одинокие акации. Неподалеку от дороги Ася увидела стадо антилоп. Услышав шум мотора, антилопы помчались прочь, подняв облако красноватой пыли.

Вскоре впереди показалось летное поле, окруженное забором из колючей проволоки. «Опель» сбросил скорость, въехал в распахнувшиеся ворота, подкатил к вертолету с работающим двигателем.

– Что, нам опять придется куда-то лететь? – спросила Ася, которая дико устала от непрерывных перелетов.

– Да, нас ждет еще один полет.

Но этот полет оказался куда тяжелее прежних.

Вертолет трясло, мотор ревел, как раненый буйвол, так что Ася не слышала не только своих спутников, но даже саму себя.

Правда, в иллюминаторе она видела проносившуюся внизу саванну, стада зебр и антилоп, а один раз – семью плавно и грациозно бегущих жирафов.

Впереди показалась темная полоса.

– Это – великий лес Ндладле! – прокричала Симона, пригнувшись к самому уху Аси.

В голосе ее прозвучало почтение и даже, кажется, страх.

Вертолет снизился, сделал плавный полукруг и опустился на самой опушке леса.

Двигатель еще работал, лопасти медленно вращались, когда Симона и Ася спустились по складной лесенке. Пригибаясь, чтобы не быть обезглавленными лопастями вертолета, женщины пробежали к опушке.

Там, под сенью огромного дерева, с невозмутимым видом сидел на корточках человек средних лет в набедренной повязке, с головным кольцом в волосах. Лицо его было совершенно невозмутимо, как будто приземлившийся рядом вертолет был самым обычным явлением в его жизни.

– Сакубона, баба! – проговорила Симона, усаживаясь на корточки напротив невозмутимого человека. – Здравствуй, отец!

– Здравствуй и ты, сестра льва! – ответил тот на своем языке. – Благополучна ли твоя семья? Здоров ли твой скот?

– Слава богам, все в порядке. Надеюсь, у тебя тоже все хорошо, человек железа.

Ася молчала, слушая вежливый разговор на непонятном языке. Она ждала.

– С чем ты пришла ко мне, сестра? Кого ты привела на опушку великого леса?

– Это – принцесса Ассейна, дочь нашего прежнего короля. Она пришла, чтобы увидеть святилище предков. Я посылала к тебе человека с письмом. Ты получил это письмо, раз ждешь нас здесь.

– Да, я получил письмо. Ты просила привести принцессу в святилище. Но прежде так не делалось. Она еще не коронована, значит, не может лицезреть святилище…

– Но она – прямая наследница нашего великого короля, прямая наследница Чаки!

– Я вижу в ней кровь льва. Однако этого мало. Есть ли у нее то, что подтвердит ее право войти в святилище?

– Да, есть, человек железа. – Симона повернулась к Асе и проговорила по-русски:

– Покажи ему амулет.

Ася достала из кармана роковой амулет, вытянула вперед руку, разжала ладонь.

Человек железа склонился, едва не коснувшись лицом земли, затем почтительно взглянул на Асю и проговорил:

– Приветствую тебя, принцесса! Я вижу в твоей руке знак могущества. Этот амулет был выкован прадедом моего прадеда, великим кузнецом! Ты – подлинная дочь льва, и ты имеешь полное право войти в святилище наших предков!

Ася не знала языка, на котором он говорил, но удивительным образом поняла смысл его слов.

Кузнец легко поднялся, шагнул к лесу и проговорил, обращаясь к женщинам:

– Идите за мной, только не отклоняйтесь ни на шаг: великий лес – не место для праздных прогулок.

Деревья расступились перед ними, и путники пошли по едва заметной тропинке, уходившей в глубину леса.

Человек железа шел вперед быстро и уверенно, Ася едва поспевала за ним. Симона шла у нее за спиной, то и дело оглядываясь по сторонам. Обернувшись, Ася увидела у нее в руке предмет, похожий на мобильный телефон, только больше, и с торчащим сбоку усиком антенны. Перехватив Асин взгляд, Симона спрятала этот предмет.

Могучие стволы столетних деревьев, оплетенные лианами, толстыми, как корабельные канаты, стояли по сторонам тропинки как безмолвные стражи леса, их ветви смыкались где-то очень высоко, почти не пропуская солнечного света.

В стороне от тропинки послышался подозрительный шорох, словно кто-то большой и опасный крался в зарослях. Ася вздрогнула и замедлила шаги. Симона взяла ее за руку и прошептала:

– Не бойся, принцесса. Рядом с человеком железа мы находимся в безопасности. Он – свой в этом лесу, и ни один обитатель леса не причинит вреда его друзьям.

– Хорошо бы, чтобы все здешние обитатели это знали, – проговорила Ася вполголоса.

– Они это знают.

Тропинка вилась среди деревьев, уходя все глубже и глубже в чащу. Ася поняла, что ни за что не найдет обратной дороги, если останется здесь одна. Оставалось надеяться, что этого не случится.

Высоко над тропинкой раздались резкие, истеричные крики.

Ася запрокинула голову и увидела в ветвях деревьев целую стайку маленьких черно-белых обезьян. Они раскачивались на ветвях, с любопытством разглядывая путников.

Прошел час, еще один.

Человек железа уверенно шел вперед, не показывая ни малейших признаков усталости, Ася же еле плелась. Хотя она и была в удобных кроссовках, но давно уже натерла ноги. Ей хотелось пить и есть, а больше всего – отдохнуть, поспать хоть немного…

Словно почувствовав ее мысли, человек железа повернулся и проговорил:

– Уже недолго, принцесса. Скоро мы придем, и ты увидишь святилище предков.

И опять она поняла его, хотя колдун говорил на своем языке, которого Ася не знала.

Однако путники шли и шли.

Прошло еще полчаса.

Внезапно лес затих.

Смолкли голоса птиц, смолкли шорохи в кустах по сторонам тропинки. Ни один листок не шелохнулся на деревьях, как будто в великом лесу наступило полное безветрие. Ася и сама старалась теперь шагать бесшумно, чтобы не нарушать эту настороженную, звенящую тишину.

И наконец лес перед ними расступился.

Они оказались на просторной поляне, посреди которой росло огромное дерево.

Если те деревья, которые Ася видела до сих пор, казались ей огромными, теперь, по сравнению с этим одиноким великаном, они выглядели маленькими детьми.

Ствол этого дерева был таким толстым, что его не смогли бы обхватить, взявшись за руки, и десять человек. Под сенью его ветвей могла бы разместиться целая деревня. На нижних ветвях были развешены разноцветные бусы, зеркала в блестящих металлических рамках, выбеленные ветром и временем черепа антилоп, зебр и других животных. Должно быть, сотни людей в течение многих и многих лет приносили этому дереву свои дары.

А возле ствола дерева Ася увидела черную дыру в земле – вход в подземелье…

– Мы пришли, – проговорил человек железа, обернувшись к своим спутницам. – Вот Великое Древо Предков, древо, которому сотни лет мы, люди железа, приносили свои дары. А у его корней находится вход в святилище.

Кузнец опустился на колени и произнес несколько слов, обращаясь к огромному дереву. Затем он встал, подошел к его ветвям и повесил на одну из них длинную связку хрустальных бус. Сделав это, он замер, прислушиваясь. Лицо его было полно взволнованного ожидания, как будто человек железа ждал решения своей судьбы.

Ася оглянулась на Симону и увидела, что на ее лице отразилось такое же ожидание, как у кузнеца.

Ветви дерева едва заметно затрепетали, как будто к ним прикоснулся ветерок.

Лицо кузнеца просветлело.

– Древо Предков приняло мой дар! – проговорил он радостно. – Оно позволяет нам войти в святилище!

Он подошел ко входу в подземелье, наклонился и, прежде чем исчезнуть в темноте, запалил большой смолистый факел.

Затем повернулся к женщинам и проговорил:

– Следуйте за мной.

Ася нагнулась, чтобы войти в пещеру.

Перед ней был наклонно уходивший вниз коридор, в полу которого кто-то вырубил широкие ступени. Человек железа шел впереди, подняв высоко над головой пылающий факел.

Ася шла за ним, осторожно ступая на ступени.

Факел проводника хорошо освещал подземный ход.

В подземелье было сыро и холодно. Трудно было представить, что наверху, совсем рядом, всего в десятке метров отсюда царит удушливая жара тропического леса. Стены коридора были вырублены в красноватом камне, потолок представлял собой крутой каменный свод, с которого сочилась влага.

Спуск продолжался недолго.

Человек железа остановился, поднял свой факел высоко над головой.

Ася увидела впереди просторный круглый грот с высоким сводом. Посреди этого грота стоял большой камень с гладкой плоской вершиной, нечто вроде алтаря. На этом камне возвышалась фигурка существа, отлитого из зеленовато-серебристого металла – что-то среднее между леопардом и летучей мышью.

И эту фигурку обвивала огромная темно-зеленая змея. При виде людей, при виде пылающего факела змея подняла треугольную голову и угрожающе зашипела.

К этой-то змее обратился человек железа:

– Прости, старая мать, что мы потревожили твой покой. У нас есть для этого важная причина. Я привел в святилище правнучку великого короля, девушку, в жилах которой течет его священная кровь. Позволь ей, старая мать, приблизиться к святилищу!

Казалось, змея внимательно выслушала кузнеца и поняла его слова.

Во всяком случае, едва он замолчал, она опустила голову, сползла с каменного алтаря и исчезла в темноте.

Человек железа подошел к каменному алтарю, протянул к нему руку и осторожно повернул стоящую на нем фигурку фантастического крылатого существа.

В то же мгновение раздался оглушительный грохот и скрежет, и дальняя стена грота заколебалась, как будто готовясь обрушиться. Ася в страхе попятилась: она подумала, что началось землетрясение, и все они погибнут в подземелье, погребенные под грудой каменных обломков. Для этого ли она летела на другой конец света?

Симона, однако, ничуть не испугалась. Она взяла девушку за руку и проговорила вполголоса:

– Не бойся, принцесса! Ничего страшного не случилось – и не случится. Это всего лишь открываются врата святилища! Доверься человеку железа, он знает, что делает.

Действительно, дальняя стена грота медленно раздвинулась, как огромные ворота, открыв проход в глубину подземелья.

Человек железа решительно шагнул в открывшиеся врата, держа высоко над головой пылающий факел.

– Идем за ним! – проговорила Симона. На этот раз Ася различила в ее голосе волнение.

Ася вошла в открывшиеся врата и в изумлении застыла.

Человек железа успел зажечь от своего факела несколько ярких светильников, расставленных по сторонам от входа и озаривших огромную пещеру, напоминающую внутренность готического собора, свод которого терялся в темноте.

В полу пещеры были вырублены широкие ступени, поднимавшиеся к ее дальнему концу, где возвышалось некое подобие трона, у подножия которого сверкали и переливались груды сокровищ.

– Принцесса, поднимись к трону! – проговорил человек железа, почтительно склонившись перед Ассейной.

Симона перевела его слова – но в этом не было надобности: Ася, как несколько раз до того, поняла их без перевода.

Медленно, робко она ступила на каменные ступени, сделала шаг, другой, третий…

Наконец она остановилась перед троном.

Он был высечен из цельной глыбы горного хрусталя, сверкавшего и переливавшегося всеми цветами радуги в живом, подвижном свете факелов и лампад.

Над этим хрустальным троном с потолка пещеры свисала огромная гроздь сталактитов, представлявшая собой нечто вроде серебристого, тускло сверкающего балдахина.

У подножия трона были в беспорядке сложены ожерелья и браслеты из золота и драгоценных камней, нитки жемчужных бус и яркие головные украшения из перьев экзотических птиц, ритуальные маски из черного дерева, огромные связки слоновых бивней, кинжалы в ножнах, усыпанных драгоценными камнями, шкатулки из слоновой кости и другие прекрасные и драгоценные вещи.

– Что это за место? – растерянно проговорила Ассейна, повернувшись к своим спутникам.

В подземном храме была удивительная акустика, и негромкие слова девушки отчетливо разнеслись под его сводами.

– Это древнее святилище наших предков, – ответила Симона, – это сокровищница, в которую приносит свои дары каждый король, когда он занимает свой трон. Здесь есть и дары твоего отца. Здесь будут и твои дары, принцесса!

– Что я могу принести в дар? – Ассейна развела руками. – Ты же знаешь, тетя, у меня ничего нет.

– У тебя – нет, но не беспокойся, принцесса, когда придет время, твои сторонники принесут тебе все, что следует, и ты сможешь сделать святилищу прекрасный дар! Дар, достойный новой королевы!

– Но я не хочу… – снова начала Ассейна, но Симона поднесла палец к губам:

– Не говори ничего лишнего, принцесса, иначе предки могут разгневаться. Мы обсудим твои планы позднее, а сейчас делай то, что тебе скажет человек железа.

И в который раз Ассейна подчинилась.

– Воссядь на трон, дочь льва! – проговорил человек железа мощным, торжественным голосом, который наполнил подземное святилище. – Воссядь на трон своих предков!

Ассейна послушно поднялась на последнюю ступень и села на хрустальный трон.

Теперь она сидела лицом к своим спутникам, лицом к входу в пещеру, и прямо перед собой она увидела спускающийся с потолка огромный каменный балдахин – то, что она сначала приняла за гроздь сталактитов.

Теперь она поняла, что балдахин этот – рукотворный.

Из серебристо-зеленого минерала были вырублены десятки лиц, десятки величественных каменных ликов. Только глаза этих каменных исполинов были закрыты, словно они спали вечным сном.

– Что это?! – изумленно воскликнула она.

– Это – лица твоих предков, принцесса! – ответил ей человек железа. – Среди них – и лицо твоего отца, и лицо первого короля зулусов – великого Чаки.

Ася пригляделась к каменным ликам.

Один из них показался ей смутно знакомым – когда-то давно, в самом первом, давно забытом детстве, этот человек смотрел на нее с затаенной нежностью… Которая потом пропала, как не было…

А выше всех прочих каменных изображений было лицо, поразившее ее мощью и величием. Лицо великого воина и великого правителя.

Ася поняла, что это и есть он – первый король зулусов, создатель и властитель огромного государства Чака.

Ася сидела на троне перед этим собранием каменных королей, сидела, не зная, что будет дальше и чего ждут от нее предки.

И человек железа, который стоял внизу, у подножия ведущей к трону лестницы, тоже словно чего-то ждал. Взгляд его был прикован к каменному балдахину, к балдахину из лиц мертвых королей.

Ася почувствовала страх и одиночество. Все происходящее было слишком непривычно, слишком таинственно, слишком величественно. Она поискала глазами Симону, чтобы увидеть знакомого, понятного человека, чтобы найти в нем поддержку.

Но Симона не смотрела на нее.

Она стояла у входа в подземный храм и что-то делала со своим странным телефоном.

И тут Ася почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд.

Она подняла глаза… и с изумлением увидела, что каменные веки ее отца дрогнули.

Этого не может быть! Это всего лишь изваяние…

Но веки отца открылись – и его глаза уставились на Ассейну. Уставились пристально, внимательно, испытующе.

Вслед за первым еще одно каменное изваяние открыло глаза, и еще одно, и еще…

Каменные веки поднимались, взоры древних королей находили Асю.

Последним открыл глаза каменный Чака.

Теперь все эти короли смотрели на Асю, словно изучали ее, словно принимали у нее какой-то экзамен…

Ася почувствовало то, что часто переживала во сне: будто она пришла сдавать какой-то экзамен, но не только не готова к нему, но даже не знает, какой предмет ей нужно сдавать, чего ждут от нее строгие экзаменаторы.

Так и сейчас – она не представляла, чего ждут от нее эти каменные короли.

Время шло, секунды складывались в минуты.

И вдруг губы каменного Чаки дрогнули и приоткрылись в полуулыбке. Следом за ним приоткрылись губы еще одного каменного короля, и еще одного…

А потом все они, как один, выдохнули.

Их дыхание коснулось Ассейны – и она почувствовала благоухание цветущей акации, терпкий запах густой травы, запах весенней саванны, запах разогретой солнцем земли, запах парного молока…

От этих запахов голова у нее закружилась, и на какое-то мгновение Ассейна потеряла сознание, а когда снова открыла глаза – она по-прежнему восседала на хрустальном троне, а перед ней была только мертвая гроздь изваяний королей, гроздь высеченных из камня ликов… нет, не из камня, а из серебристо-зеленого минерала – такого же, из которого был сделан ее амулет.

Она по-прежнему восседала на хрустальном троне, а у подножия этого трона на коленях стоял человек железа.

Увидев, что Ассейна открыла глаза, он поднял к ней голову и проговорил голосом, полным почтения:

– Приветствую тебя, королева!

– Королева? – удивленно переспросила Ассейна. – Я вовсе не королева… еще не королева…

– Великие владыки прошлого одарили тебя царственным дыханием власти, значит, отныне ты – королева…

Ассейна молчала в растерянности, не зная, что ответить.

Симона подошла к подножию трона и обратилась к человеку железа:

– Благодарю тебя, отец. Благодарю за все, что ты для нас сделал. Благодарю от своего имени и от имени королевы. А теперь нам пора идти. Королеву ждут великие дела.

Когда вертолет поднялся в воздух, унося Ассейну и Симону в сторону столицы, на горизонте показалась еще одна винтокрылая машина, летящая к опушке леса Ндладле.

Второй вертолет приземлился на том же месте, из него по трапу спустился господин М-Бала, следом за ним – его неказистый шеф. Господин М-Бала выглядел теперь гораздо лучше, его раны зажили, во всяком случае, не было больше нашлепки на носу и повязки на руке. Правда, на правой щеке явственно просматривались следы собачьих зубов, но ни у кого из встречных не было желания пристально глядеть на господина М-Балу, это чревато неприятностями. Да, откровенно говоря, и встречных-то не было, вокруг было пусто.

Прилетевшие направились к опушке.

Под сенью большого дерева по-прежнему сидел человек железа.

– Сакубона, баба! – приветствовал его М-Бала.

– И ты будь здоров, – сдержанно ответил ему кузнец. – С чем ты пожаловал в великий лес?

– Я привез нового законного принца, принца Мбузикази, наследника великих королей…

Принц перебил своего помощника, оттолкнул его в сторону и процедил, сверху вниз глядя на кузнеца:

– Ты должен отвести меня в святилище предков! Немедленно! Пока я не разгневался!

– Должен? – протянул человек железа. – Я должен делать только то, что приказывают мне предки. Я должен выполнять только их священную волю.

– Делай что я тебе сказал! – высокомерно проговорил принц. – Это мои предки, это их святилище, и ты должен беспрекословно выполнять мои приказы! Любые мои приказы! Когда я стану королем, я вспомню сегодняшний день!

– Если… – тихо проговорил кузнец.

– Что ты сказал? – Принц хмуро взглянул на него.

– Ничего, ваше высочество, он ничего не сказал, – примирительно проговорил М-Бала и переглянулся с человеком железа.

– Скажи, господин, принес ли ты священный амулет? – осведомился тот.

– Амулет? – Принц впервые за время этой беседы почувствовал себя неуверенно.

– Да, священный амулет императора.

– Я не принес амулет, он остался у меня дома, в сейфе. Но зачем мне этот амулет, если в моих жилах и так течет кровь императора? М-Бала, скажи ему!

Господин М-Бала вздохнул, как будто ему не хотелось делать то, что предстояло, вытащил из наплечной кобуры пистолет и направил его на человека железа:

– Прости, отец, но у меня нет другого выхода. Отведи нас в святилище, иначе…

– Ладно, пойдем, – решил тот и легко поднялся на ноги. – Не отставайте, лес Ндладле – опасное место…

– Давно надо было так сделать, – проворчал принц, покосившись на своего подручного, – сколько времени мы потеряли в охоте за этим амулетом, а пистолет сработал вернее!

М-Бала в ответ только тяжело вздохнул.

Через два часа они дошли до огромного дерева, спустились в подземный ход. Человек железа открыл врата святилища и пропустил гостей внутрь.

– Вот он! – радостно воскликнул принц. – Вот трон моих предков!

Он взбежал по ступеням, остановился перед троном, жадно наклонился над грудой сокровищ.

– Это все мое, мое…

– Это не ваше, господин, – напомнил ему М-Бала. – Это – сокровища предков!

– Да знаю я, знаю! – отмахнулся принц и вскарабкался на трон.

Устроившись удобно, он поднял глаза на гроздь серебристых изваяний.

– Вот они… – бормотал принц, нервно сглатывая, – вот мои предки… я займу свое законное место…

Тут он услышал легкий шорох и увидел, что каменные короли один за другим открывают глаза.

Принцу стало неуютно под их взглядами, на него дохнуло ледяным холодом подземелья.

Вот уже все предки открыли глаза и пристально, внимательно взирали на него.

– Это я, я, – шептал принц. – Я – ваш прямой потомок… законный наследник… этот трон – мой по праву!

И тут губы каменного императора разомкнулись.

Следом за ним приоткрылись губы всех остальных королей.

Принц почувствовал их дыхание.

Оно было жарким, очень жарким!

В первый момент это было даже приятно – он успел до костей промерзнуть в сыром подземелье, и теперь жаркое дыхание предков согревало его.

Но оно становилось еще жарче… все горячее и горячее… оно было уже невыносимо горячим…

– А-а-а! – вскрикнул принц, почувствовав, как на нем вспыхнула одежда.

Он попытался встать, соскочить с трона, убежать от палящего жара – но хрустальный трон не отпускал его, он охватил незадачливого принца раскаленным коконом…

Через минуту только обгорелое тело несостоявшегося короля лежало на ступенях перед троном.

– Что ж, – сказал господин М-Бала, – фокус не удался. И почему я не удивлен?

Он повернулся и пошел прочь, тяжело ступая. Человек железа поглядел ему вслед с легкой усмешкой и пошел следом.

Ассейна сидела в удобном кресле под бархатным балдахином. На ней было шелковое свободное платье, на руках и ногах – широкие золотые браслеты, на голове – убор из перьев экзотических птиц, украшенный драгоценными камнями.

В честь праздника ей предлагали надеть национальную одежду, состоящую из перьев и коротенькой юбочки из травы, но, увидев Асино лицо, Симона уговорила старейшин на платье.

Убор был тяжелый, давил на лоб, браслеты натирали запястья, но Ася старалась не морщиться и держать голову высоко.

На поляне перед ней плясали молодые воины.

Справа от нее сидела Симона, слева – тот представительный пожилой господин, который встречал их в аэропорту.

– Улыбнитесь, ваше величество, – прошептала Симона, пригнувшись к ней. – Вашим подданным будет приятно. Их огорчает, что у вас такой недовольный вид. Они думают, что чем-то вас прогневили.

– Да не мое это все, не мое! – в сердцах выдохнула Ассейна. – Домой хочу, в Петербург. Дождичка хочу. Слякоти хочу под ногами. Нормальной человеческой жизни. Осточертела уже эта ваша экзотика!

– Странные у вас вкусы, ваше величество, – вздохнула Симона.

– И не называй ты меня этим дурацким титулом, – поморщилась Ассейна.

– Как вам будет угодно…

– Не мое это, – повторила девушка. – Я не рождена для такой жизни. Я простая современная девушка… современная – понимаешь? А здесь все какое-то допотопное… и, извини меня, ненастоящее. Как будто я в театре сижу или… или в цирке.

Симона внимательно посмотрела на племянницу и задумалась. Потом в ее взгляде мелькнуло нечто, похожее на сочувствие, и она сказала, приблизив губы к ее уху:

– Вас никто не заставляет жить здесь постоянно. В конце концов, ваш отец проводил большую часть времени во Франции. У вас есть вилла на Лазурном Берегу, еще одна – недалеко от Биаррица, есть квартира около Люксембургского сада… Все это досталось вам от отца и принадлежит по праву. Вы только переживите коронацию и передайте всю реальную власть господину На-Нвади. – Симона кивнула на пожилого господина по левую руку. – Он очень достойный человек и будет править от вашего имени… Вы можете быть спокойной за ваш народ.

– Ради бога, я сделаю все, что надо, но потом – домой, только домой! Там – моя настоящая жизнь, а это все – сон… это все какое-то нереальное…

– Как вам будет угодно, ваше… – Симона прикусила язык, поморщилась, потом протянула Ассейне золотистый пластиковый прямоугольник, – но хотя бы возьмите это.

– Что это? – Ася взглянула на карточку.

– Это – золотая карта крупного французского банка. Счет в вашем полном распоряжении…

– Да обойдусь своими силами!

– Как вам будет угодно. Но карточку вы все же возьмите… Вы же не можете лететь домой в таком виде… Так что карта пригодится вам в парижских бутиках…

Великий король сидел на троне из слоновых бивней, который был установлен на невысоком холме.

Внизу, под этим холмом, парадным строем проходили его многочисленные полки.

Тысячи воинов проходили перед ним. Плавно покачивались перья плюмажей на их парадных головных уборах, сверкали начищенные лезвия боевых ассегаев. Полки различались цветом щитов. У новобранцев – щиты из кожи черного буйвола, у более опытных по черному фону шли белые пятна.

Чем больше побед на счету у воина, чем больше лет прослужил он великому королю, чем больше противников поразил он своим ассегаем, тем больше белого цвета было на его щите.

Последними прошли перед Чакой полки ветеранов, воинов с белоснежными щитами. Это были те, кто участвовал в его первых победоносных походах, еще под командованием Дингисвайо. Славные были времена!

С тех пор его империя выросла в десятки раз, в нее вошли сотни племен, десятки народов. Когда-то все племя зулусов составляло не больше полутора тысяч человек – теперь же только в его армию входит сто полков по пять тысяч воинов! Небывалая, непобедимая армия!

И всем этим он обязан своему верному ассегаю и тем ветеранам, которые парадным маршем проходят перед ним.

И еще… еще священному амулету, который передал ему человек железа.

Чака сунул руку под полу своего парадного плаща, чтобы прикоснуться к этому амулету и почувствовать исходящую от него дружелюбную, светлую мощь.

Позади императора, среди приближенных и военачальников, стоял его племянник У-Мдиви, сын сводного брата Чаки, внук вождя зулусов Сензангаконы. Он смотрел на Чаку с презрением и ненавистью. Этот выскочка, думал он о Чаке, этот незаконный сын вождя, силой занял престол предков… да, он расширил владения племени, если честно признаться, намного расширил, но это ничуть его не оправдывает. Он не уважает традиции предков, не уважает колдунов, а самое главное – приближает к себе таких же, как он сам, выскочек без роду и племени. А людей достойных, людей, в чьих жилах течет настоящая королевская кровь, – таких как он, У-Мдиви, – он обходит стороной…

Ничего, несколько знатных юношей сговорились сегодня ночью пробраться в шатер Чаки и убить его. Тогда он, У-Мдиви, станет королем, и для него наступит другая, счастливая жизнь… Самое главное – перед этим украсть тот амулет, который император хранит как зеницу ока. Говорят, этот амулет имеет огромную силу…

– Опять опаздываешь! – Самсоныч, как всегда, подошел незаметно, ступая в мягких тапочках.

– Извини, пробки, – привычно отговорилась Ася, – да всего-то на десять минут…

В зеркале она видела, что он зыркнул сердито, но не обратила внимания. Ворчит старик, да и ладно.

Она привычно распустила волосы и накрасила губы яркой помадой, вдела в уши серьги – не ту дешевку, что дал в свое время Самсоныч, а свои, настоящие, подарок Симоны.

С того времени как она вернулась, прошло полтора месяца. Когда она переступила порог ресторана, Самсоныч так обрадовался, что не сумел этого скрыть. И принял ее на работу без слова. За это время Ася на деньги, привезенные из Парижа, успела отремонтировать разоренную кухню (за рабочими надзирал бомж Панфилыч, они наглухо заделали тайный ход на чердак и вообще убрали холодильный шкаф).

Еще Ася купила машину – подержанный «Опель», нужно же как-то ездить с работы ночью. И даже успела уже получить права. В самом деле, она не может зависеть теперь от Жана, она с ним теперь и двух слов не скажет. Жан сидел у себя на кухне тише воды ниже травы и даже, кажется, перестал бегать по бабам. Возможно, подействовало чудодейственное средство господина М-Бала…

Жизнь потихоньку входила в прежнюю колею, и скоро Ася стала воспринимать все, случившееся с ней, как чудесный цветной сон. Красиво, конечно, увлекательно, но неправдоподобно.

Сегодня был обычный вечер, и публика потихоньку заполняла зал. Были старые знакомые – чернокожие студенты из африканских стран, случайные туристы, местные любители африканской кухни. А в углу сидела компания мужчин. Случайные люди, в первый раз тут, экзотики захотелось.

Они уже прилично выпили, и один тип, из тех, кто пьяный не добреет, а наливается тяжелой злостью, сидел весь красный и искал предлога поскандалить.

Ася умела обращаться с любыми клиентами, поэтому держалась спокойно.

– Эй ты! – орал красномордый тип. – Долго нам нашу зебру ждать? Сколько можно!

– Через две минуты все будет готово, – сказала Ася, проходя мимо.

Тип заворчал что-то недовольно. В дверях зала показался Самсоныч, очевидно, его вызвал бармен, который слегка опасался подвыпившей компании. Ася принесла поднос с заказанной едой.

– Приятного аппетита, – улыбнулась она.

Красномордый нарочно уронил вилку, а когда она нагнулась, чтобы поднять, шлепнул ее по попе.

– Не надо, – тихо сказала Ася, – не надо этого…

Сосед красномордого, не такой пьяный, почувствовал что-то в ее голосе и потянул своего товарища за рукав.

– Да отстань ты! – Красномордый выдернул руку и сам же опрокинул тарелку.

Его брюки залил густой соус.

– Ах ты! – Он вскочил с места и пустил забористым матом. – Да ты мне сейчас все вылижешь, сука черномазая!

Самсоныч, не торопясь, двинулся через притихший зал к скандальному столу. Ася посмотрела на разбушевавшегося клиента, лицо которого из просто красного стало уже вовсе багровым, бросила поднос на пол и выпрямила спину. И подняла голову, став выше ростом, и разразилась длинной фразой на языке банту, которому обучилась за несколько дней своего пребывания в Африке.

– Как смеешь ты, сын лягушки, земляной червь, говорить со мной таким тоном?! – заговорила она, постепенно повышая голос. – Ты, жалкая личинка комара, шакалье дерьмо, порождение бабуина, недостоин даже находиться в одном помещении со мной, дочерью Великого Слона, правнучкой императора Чаки! Как ты смеешь смотреть на меня, жалкий родственник черепахи?

Глаза ее метали молнии, голос гремел на весь зал. Красномордый тип с размаху сел на место, как будто ему дали под дых. В глазах его появились растерянность и страх.

– Ладно, – забормотал он, заикаясь, – это, погорячился я, уж извини, не знал, что ты такая крутая…

«Ох, и хороша девка! – в полном восхищении подумал Самсоныч. – Чистая королева!»

«Что это со мной? – в свою очередь, подумала Ася. – Нужно следить за собой, нечего цирк устраивать…»

Она повернулась, чтобы уйти, и тут наткнулась на очень знакомый взгляд.

– Коля, – сказала она.

Это был Николай – очень бледный, похудевший, но это был он.

– Ты поправился? – Она растерялась, увидев палку в углу. – Ой, что это?

– Это временно. – Он тяжело вздохнул. – Вот, из больницы выписался, с работы уволился по состоянию здоровья, пришел на тебя посмотреть напоследок.

– Как это?

– Уезжаю я, на родину к себе. Не получилась у меня здесь жизнь…

– Никуда не поедешь. – Не обращая внимания на Самсоныча, Ася уселась рядом с Николаем. – Никуда тебя не отпущу!

Район Дефанс не похож на остальные районы Парижа. Не просто не похож – он кажется инородным телом, гостем из будущего, гостем из другого мира или даже из другого измерения. Вместо зеленых бульваров и очаровательных домов из розовато-сиреневого камня, вместо уличных кафе и лавочек букинистов здесь, на огромной, продуваемой всеми ветрами эспланаде, разместились футуристические строения из стекла и бетона – кубы, шары, пирамиды. Кажется, что на этой эспланаде приземлилась армада межпланетных кораблей.

Консерваторы считают этот район раковой опухолью на теле французской столицы, архитектурным убожеством и уродством, но именно здесь бьется деловое сердце страны. Здесь, в этих стеклянных кубах и пирамидах, размещаются офисы компаний, ворочающих миллионами и миллиардами евро, компаний, определяющих будущее Европы, определяющих финансовое благополучие каждого рядового программиста или пенсионера.

Но в двенадцать часов дня все эти офисы, словно по мановению волшебной палочки, пустеют. Их обитатели – рядовые клерки и высокопоставленные менеджеры в дорогих английских костюмах (ни в коем случае не итальянских – это уронило бы престиж фирмы!) – покидают свои рабочие места и перемещаются в многочисленные кафе и рестораны Дефанса. Официанты и повара, до этого скучавшие в ожидании обеденного времени, сбиваются с ног. Четыре салата «нисуаз» на седьмой столик! Два мяса по-бургундски и киш-лоран на третий! Тартифлет и крок-мадам на шестой!

С двенадцати до двух – священное для любого француза время, время обеда. На это время прекращается всякая деловая деятельность, замирает пульс Дефанса.

Но в одном из офисов одного из футуристических зданий священное время обеда было отложено. За длинным столом из вишневого дерева сидели три солидных господина в костюмах, сшитых лучшими портными Риджент-стрит. Один из них, тот, что сидел во главе стола, бросил взгляд на швейцарские часы, чуть заметно нахмурился и хотел что-то сказать – и в этот самый момент дверь офиса распахнулась, и в него вошла высокая элегантная темнокожая женщина средних лет с царственной осанкой и гордой посадкой головы.

Три господина за столом вежливо приподнялись, приветствуя вошедшую даму. Она поздоровалась с ними и села по другую сторону стола.

На столе появилась тонкая пластиковая папка с документами.

– Итак… – начал господин во главе стола.

– Итак, – перебила его темнокожая дама, – я сделала все, что было предусмотрено нашим контрактом. Я нашла крупнейшее месторождение колтана, которое вы безуспешно пытались обнаружить в течение многих лет, и передала вам его спутниковые координаты. Мой друг и родственник, господин На-Нвади, который занял пост премьер-министра при новой королеве, обеспечит вашим работникам беспрепятственный доступ к месторождению. Единственное условие: вы не должны ничего испортить в подземном святилище, более того – не должны осквернить его своим присутствием.

– Но как же тогда… – начал было человек во главе стола, но темнокожая дама снова перебила его:

– Организуйте добычу колтана через какую-нибудь боковую шахту. Посоветуйтесь с горными инженерами.

– Это возможно, – кивнул второй господин.

Дама сделала небольшую паузу и добавила:

– В качестве бонуса я устранила вашего конкурента – господина Руденкофф из фирмы «Колтеко». Вы знаете, что он тоже пытался получить контроль над этим месторождением, с этой целью добрался до Санкт-Петербурга… больше он не представляет для вас опасности.

– Мы все это знаем, мадам. – Господин во главе стола удовлетворенно улыбнулся. – Ваши услуги по достоинству оценены руководством компании. Вот ваше вознаграждение… – Он достал из папки простой листок бумаги, на котором была отпечатана длинная цепочка цифр. – Хочу добавить, мадам, что нам приятно было иметь с вами дело!

Симона вышла из лифта, пересекла холл, вышла на эспланаду.

Здесь она затерялась среди толпы туристов со всего мира – оживленных японцев, солидных англичан, шумных итальянцев, медлительных скандинавов. Много было и людей ее цвета кожи, так что Симона не бросалась в глаза.

Она шла, едва заметно улыбаясь своим мыслям.

Думала она о том, что бумажка в ее кармане – это белоснежные яхты и роскошные виллы на берегу лазурного моря, вышколенная обслуга первоклассных отелей и дорогих бутиков, ложи в лучших оперных театрах и на скачках в Аскоте.

Это – богатство и безопасность до конца ее жизни. Да этой бумажки хватит на десять безбедных жизней! Ей больше никогда не придется думать о завтрашнем дне, не придется сталкиваться с опасными и сомнительными личностями, даже с такими с виду безобидными и обаятельными, как этот бывший разведчик, Виктор… И она никогда больше не поедет в Африку. Ох, уж эта историческая родина! Как же она устала от этой жары и пыли, от колдунов и темного забитого народа. Она выпила эту чашу до дна и теперь будет просто жить.

Симона бросила взгляд на свое отражение в стеклянной стене. Жить хорошо, это уж точно. Никто ей не помешает, конкурентов она устранила, господин М-Бала теперь не у дел. Она долго шла к своему богатству и ни с кем не собирается его делить, ни с дурочкой-племянницей, ни с этим прохиндеем Виктором.

Она еще нестарая женщина, она еще красива… у нее впереди целая жизнь! Счастливая жизнь!

Недалеко от своего отражения Симона мельком увидела отражение мужчины, показавшегося ей смутно знакомым.

Сердце ее на мгновение сбилось.

Неужели это Виктор?

Да нет, откуда он здесь! Не может быть! Да нет, конечно… у него такая неприметная, незапоминающаяся внешность, что его можно перепутать с кем угодно… да ей вообще показалось, нет там никого!..

Но сердце отчего-то сжалось в преддверии грядущих неприятностей.