Наталья Александрова - Крест княгини Ольги
Крест княгини Ольги
Ночью она проснулась от кошмара. Как будто она находится в сырой темной яме, и из глубины к ней тянутся бледные руки, похожие на ростки огромной картофелины. Она хочет отползти от этих страшных рук, но не может двинуться с места, связанная невидимой липкой паутиной. Лена смотрит с ужасом, как к ней тянутся жуткие бледные ростки, и знает: стоит этой руке коснуться ее, и она сразу умрет.
Вот уже осталось совсем немного — шаг, полшага. В самый последний момент Лена рванулась изо всех сил и проснулась.
В спальне было темно и душно из-за плотных штор на окнах. В свое время, когда они делали ремонт, на этом настоял Олег. Окна спальни у них выходили на восток, так что приходилось защищать свой сон от солнечных лучей. Хотя где оно, это солнце, в Петербурге? Этим летом, во всяком случае, солнца почти не видно, только ветер да дожди.
Дождь шел и сейчас. Лена подошла к окну, раздвинула шторы и широко распахнула створки. Пахнуло мокрой листвой. Вон они, липы, а за ними река Мойка. В серой предрассветной мути видна темная вода, заштрихованная дождем.
Лена глубоко вдохнула сырой воздух и ощутила на щеках влагу. Через некоторое время сердце перестало колотиться, дыхание выровнялось. Она успокоилась.
«Это от духоты, — подумала она. — Нужно было не задергивать шторы. Олега все равно нет».
Ей захотелось, чтобы муж был рядом, как-то неуютно в этой квартире одной. И Славки нет. Муж уехал по делам в какой-то Запорск, Задорск. Ага, Заборск. И что ему в этом Заборске? Он никогда не рассказывал о делах, говорил, что дома, с семьей хочет о них забыть. Да она и не интересовалась. Зачем? Муж обо всем позаботится, а ее дело — дом, ребенок.
Славке шесть лет, в следующем году в школу. Н-да, в сентябре больше в отпуск не поедешь. Олег любил отдыхать в сентябре — не так жарко. А они со Славкой уже летали в июне в Таормину на детский курорт. Потом она отвезла сына к маме в Новгород. Скоро Олег вернется, и они поедут в отпуск. Не то чтобы он не любил ездить с ребенком, просто отдыхать предпочитал вдвоем.
Лена почувствовала, что замерзла. В августе ночи холодные, а уж этим летом и подавно. Она прикрыла окно, легла, закуталась в одеяло. Полежала немного, бормоча про себя наивные строки, под которые так хорошо засыпал Славка: «Спать пора, уснул бычок. Лег в кроватку на бочок».
Проснулась она поздно. Никто не будил, не нужно было вставать, чтобы приготовить Олегу завтрак и сварить кофе. Ей так мама наказывала.
Ты, дескать, живешь с мужем как за каменной стеной, на всем готовом, так будь добра хоть завтраком его накормить. Ничего с тобой не случится, если встанешь пораньше. Потом доспишь.
Олег первое время все отмахивался: не нужно, он и без того торопится на работу, а тут еще она путается под ногами. И вообще он с утра только кофе пьет, а его кофеварка варит лучше жены. А нет, так секретарша на работе подаст.
Но Лена к маминому совету прислушалась. Потихоньку уговорила мужа съедать по утрам хотя бы бутерброд, нельзя же начинать день голодным. Олег и здесь настоял на своем: подавай ему каждое утро бутерброд с черным хлебом и колбасой. Сколько Лена ни убеждала, что вареная колбаса — продукт не самый полезный, ничего не помогало. Ладно, с мужчинами спорить — себе дороже.
И Славка не прибежит понежиться с ней в кровати, у бабушки сейчас небось уже в речке купается. Няню они отпустили на лето, так что Лена осталась совсем одна.
Она потянулась и села на кровати. Дождь утих, но на небе по-прежнему серые мрачные тучи. Лена прислушалась к себе. Голова тяжелая, простудилась она, что ли? Да нет, горло не саднит, температуры нет. Наверное, это от ночного кошмара. Ее передернуло: так ясно вспомнились сырая яма и жуткие руки, похожие на ростки огромной картошки.
Она побрела на кухню. Мимоходом успела удивиться, что уже одиннадцатый час. Никогда она так долго не спала. Пользы все равно никакой, голова просто чугунная.
После душа тоже не стало легче. Пока причесывалась перед зеркалом, углядела темные круги под глазами. Это уже никуда не годится. Олег вернется, а она в таком виде. Нужно взбодриться, выпить кофе и заняться делами. Купить кое-что, Славку в бассейн записать. Да мало ли дел.
Есть не хотелось, а от запаха свежезаваренного кофе неожиданно стало мутить. Никогда раньше такого с ней не было. Она плюхнулась на стул, выпила стакан ледяной минералки. Вроде прошло, только на сердце какая-то тяжесть — давит и давит.
Нет, нужно взять себя в руки.
Она отхлебнула кофе. Ничего, все нормально, можно даже съесть сухарик. Она улыбнулась своему отражению в дверце кухонного шкафа. Все наладится. Нужно позвонить Олегу. Он не любил, когда она звонила среди дня, мало ли какие-нибудь важные переговоры или встреча. Но сегодня она хочет услышать его голос.
Лена направилась в спальню в поисках телефона. На тумбочке его не было. Может, в сумке? Да нет, вчера перед тем, как лечь спать, она посылала маме эсэмэску.
Вот же он, конечно, — свалился под кровать. Она встала на колени, чтобы дотянуться до него, как вдруг из соседней комнаты донесся какой-то вой — как будто сирена спешащей в ночи «Скорой помощи».
Лена вздрогнула. Уже в следующую секунду она поняла, что это за звук: в соседней комнате зазвонил телефон, только и всего.
Странно: звонил не мобильный, а стационарный городской телефон. В последнее время по этому телефону им никто не звонил, все предпочитали мобильные, вот она и забыла, как он звучит.
Лена вскочила и бросилась в соседнюю комнату.
Хоть она и поняла, что это за звук, спокойнее не стало. Такой звонок не предвещал ничего хорошего. Может, это все-таки Олег? Не дозвонился по сотовому, только и всего.
Лена сорвала трубку, поднесла к уху.
— Слушаю!
Из трубки доносились треск, скрип и скрежет, сквозь которые с трудом прорвался человеческий голос.
— …данка Лотереева?
— Что? — Лена встряхнула трубку, как будто надеялась, что от этого слова станут на свои места и она сможет их понять.
— Гражданка Лотереева? — повторил незнакомец. Казалось, он находится в каком-то другом измерении, на другой планете. Лена вспомнила, как несколько дней назад говорила с подругой, которая сейчас на курорте в Доминикане, — слышимость была прекрасной, как будто говорили из соседней комнаты.
— Лотарева, — поправила она.
— Я и говорю: Лотереева. Елена Павловна, да? Из Заборска звонят! Майор Мелентьев.
Голос снова пропал, в трубке зашуршало и затрещало.
Лена похолодела.
Именно так назывался город, куда уехал Олег. Там он сейчас находится, по крайней мере, должен находиться.
«Не паниковать!» — приказала она себе. Да, звонит оттуда какой-то майор, но это ровным счетом ничего не значит. Может, Олег потерял какие-нибудь документы, их принесли в полицию, и теперь этот майор разыскивает владельца.
Нет, такого быть не может. Олег никогда ничего не теряет. Во всяком случае, ничего важного. Но у этого звонка может быть десяток других вполне правдоподобных объяснений. И не нужно гадать, сейчас все разъяснится, причем самым простым образом.
Лена снова потрясла трубку, как будто это могло повлиять на качество связи.
Надо же, помогло.
Снова прорезался далекий голос майора:
— Понятно, да?
— Ничего не понятно! — проговорила она как можно громче и отчетливее. — Очень плохая связь, я ничего не расслышала. Повторите, пожалуйста.
— Не расслышали? — огорчились на том конце. — Говорю: приехать вам нужно!
— Приехать? — Лена уже чувствовала, что все плохо. — Зачем приезжать?
— Как — зачем? — На этот раз майор, кажется, удивился. — На опознание, непонятно, что ли?
— Опознание? — Лена почувствовала, что земля уходит у нее из-под ног. — Какое опознание? Опознать кого?
— Опознание тела. — В голосе майора слышалось нетерпение. — Мертвого тела.
— Чьего?
Губы не слушались. Она уже знала ответ и спрашивала, только чтобы оттянуть неизбежное, оттянуть крах своего мира.
— Мужское тело, — повторил майор со вздохом. — При нем документы на имя Лотереева, пардон, Лотарева Олега Николаевича. По правилам я обязан пригласить вас на опознание, иначе нельзя.
«Опознание, опознание, опознание», — стучало в висках.
Она пыталась убедить себя, что это ужасное слово не имеет никакого отношения к Олегу, ее мужу. Там, в этом ужасном городе, конечно, лежит какой-то другой, посторонний человек. Человек, которого она никогда не видела.
Представляла, как входит в ярко освещенную холодную комнату, смотрит на этого незнакомого человека и говорит кому-то в полицейской форме:
— Нет, это не мой муж!
Она уже несколько раз проиграла в уме эту ужасную сцену, но так и не могла в нее поверить.
— Так вы приедете? — донесся голос из другого мира.
— Да, конечно, обязательно приеду! Сейчас же, сегодня же!.. Обязательно!
Из трубки донеслись короткие гудки отбоя.
Лена смотрела на телефон как на гранату с выдернутой чекой. Нет, как на ядовитую змею. Хотя все уже свершилось. Граната уже взорвалась, змея выпустила свой яд.
Вот именно — яд.
Лена чувствовала, как яд отчаяния расползается по телу, проникает в каждую клетку.
Нет, она не может позволить себе отчаяться.
Раньше могла, потому что у нее был Олег. Он поддерживал ее, утешал, делил с ней любую неприятность. Да и неприятностей никаких не было, если честно. Славка болел, но ведь неопасно. Еще кошелек в метро свистнули, когда машина была в ремонте. Конечно, Олег помог: сразу заблокировал карточки и прислал человека сменить замки.
Но теперь Олега нет.
Лена в мыслях повторила эти слова и зажмурилась, как от яркого света.
Невозможно в это поверить. Олега нет? Но это значит, что нет половины ее жизни, даже больше, чем половины. Почти вся ее жизнь связана с ним.
Но еще есть слабая надежда, что это ошибка и там, в далеком Заборске, лежит труп совсем другого человека. Она побежала в спальню, где остался брошенный мобильник. Дрожащими руками набрала его номер. Равнодушный женский голос сообщил, что телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети.
Нужно срочно ехать в этот Заборск.
А как это сделать?
Раньше, если ей нужно было куда-то поехать, она говорила об этом Олегу, и вопрос решался сам собой.
Впрочем, одна, без него она почти никуда не ездила, разве что на какой-нибудь спа-курорт. Или вот как в этом году со Славкой в Таормину.
Теперь придется все делать самой. А она ничего, совершенно ничего не умеет!
Можно, конечно, позвонить Вадиму, компаньону Олега, он ей не откажет. Да, обязательно нужно сообщить ему об этом ужасном звонке. Даже если это ошибка, он поможет разобраться и накажет тех, кто устроил этот дурацкий розыгрыш.
Лена снова схватила смартфон, нашла в записной книжке номер Вадима.
Из трубки донеслось негромкое гудение. Равнодушный женский голос проговорил: «Аппарат вызываемого абонента выключен или находится вне зоны действия сети».
Да что же это такое! Этот-то куда подевался?
Лена запаниковала. Отыскала домашний телефон Вадима, набрала.
Несколько длинных гудков и такой знакомый, бодрый голос Вадима: «Привет, меня нет дома! Если у вас есть что сказать — говорите после сигнала, а если нет — тогда зачем звонили?»
Этот бодрый голос ее покоробил.
Вспомнила, что Вадим собирался на неделю в теплые края — то ли на Канары, то ли на Багамы. Олег еще сказал, что они тоже полетят, когда он вернется из Заборска. Она вот и купальник новый купила.
Полетели.
Что же делать?
Мелькнула мысль позвонить Маргарите, секретарше, скорее даже помощнице мужа. Маргарита была весьма толковой и деловой дамой не первой молодости. Она, разумеется, организовала бы поездку идеально. Но пришлось бы объяснять, что произошло, и выслушивать соболезнования, а у Лены сейчас на это просто не было сил.
Нет, придется все делать самой.
Она вызвала поисковую программу и ввела запрос: «Купить билет на самолет в Заборск и обратно».
Программа ответила:
«В выбранном вами направлении авиабилетов нет».
Конечно, с чего она взяла, что в этот город летают самолеты? Откуда там взяться аэропорту? Дыра дырой, и зачем только Олег туда поехал?
Значит, нужно купить билет на поезд.
Правда, это будет гораздо дольше, но что делать, если других вариантов нет.
Теперь она поняла, почему тот майор из полиции, который звонил, фыркнул, когда она сказала, что приедет сегодня. Он-то знал, что в их медвежий угол не так просто добраться.
Есть, конечно, вариант доехать на машине, но она сейчас в таком состоянии, что просто не сможет вести.
Промелькнула малодушная мысль, что, может быть, так оно и лучше — вылететь на встречку, разбиться и решить все проблемы разом.
Но тут же она подумала о Славке.
Она не имеет права так поступить. Не имеет права в одночасье сделать ребенка сиротой.
А Сергей, водитель мужа?
Конечно, как же она не вспомнила о нем раньше! Ведь Олег как раз уехал в Заборск с ним! Значит, Сергей должен быть сейчас там. Он точно знает, что случилось.
Лена торопливо набрала номер Сергея.
И снова: «Аппарат вызываемого абонента выключен или находится вне зоны сети».
Да что же он себе позволяет! Выключает телефон, когда такое творится и он ей так нужен!..
Нет, видно, никто ей не поможет, нужно разбираться самой.
Значит, машина отпадает. Она должна купить билет на поезд.
Лена снова открыла поисковую программу, запросила билет на поезд до Заборска.
Безжалостная программа выдала, что единственный поезд до Заборска уходит с Московского вокзала через двадцать пять минут. Следующий только через сутки.
Не успеть.
Дрожащими пальцами Лена вызвала такси. Пока таксист ехал, успела бросить в дорожную сумку самые необходимые вещи и выскочила на улицу.
Машина уже ждала.
Лена метнулась на переднее сиденье, бросила водителю: «Скорее, умоляю!»
Ехать было недалеко, но в центре, как всегда, стояли пробки, и такси еле плелось.
— Нельзя ли быстрее? — Лена судорожно вцепилась в свою сумку.
— Не видите, дамочка, что творится? — огрызнулся шофер.
Наконец добрались до вокзала. Лена бросила водителю деньги и помчалась на перрон.
— Девушка, куда несетесь? — остановил ее рослый мужчина в форме охранника. — Предъявите вещи для досмотра!
— Я опаздываю! — взмолилась Лена. — Поезд уходит! У меня муж умер, мне нужно на опознание!
— Умер? — Охранник помрачнел. — Значит, торопиться точно некуда. А какой поезд вам нужен? Куда едете?
— В Заборск! Поезд отходит через две минуты!
— У, спохватились! Поезд в Заборск ходит по четным дням, а сегодня какой?
— Какой?
Она забыла, какой сегодня день, какой месяц, какой год. Как ее зовут, она сейчас тоже вряд ли бы вспомнила.
— Нечетный сегодня день, — терпеливо втолковывал охранник. — Так что можете не торопиться, нет сегодня вашего поезда.
— Как нет? Не может быть!
— Идите в кассу, там подтвердят.
Лена устремилась в кассу.
В окошке сидела полусонная особа средних лет с волосами, выкрашенными в немыслимый огненный цвет, который явно должен был компенсировать недостаток ярких красок в жизни кассирши.
— Пожалуйста, — взмолилась Лена, — продайте мне билет на любой поезд до Заборска на сегодня!
— На сегодня нет, — равнодушно отозвалась кассирша. — Сегодня в Заборск поезда не ходят. Только завтра.
— Но мне очень нужно! Я заплачу сколько скажете!
— Да при чем здесь «сколько скажете»! Откуда я возьму билет, если нет поезда? Не задерживайте очередь, девушка! Берите что есть и отходите.
— Но мне очень нужно! У меня там муж умер.
В глазах кассирши мелькнул огонек, но она тут же погасила его и объявила:
— Следующий!
Лена почувствовала чье-то прикосновение.
Она вздрогнула и оглянулась.
Ее локоть сжимала тетка лет шестидесяти с выцветшими бледно-голубыми глазами и коротко стриженными соломенными волосами.
— Тебе срочно в Заборск нужно? — Она оглядывала Лену с ног до головы.
Лена кивнула. Не было ни сил, ни желания объясняться еще с кем-то.
— Возьми билет на нижегородский до Симакова, а оттуда до Заборска на такси доедешь.
— Что? — Лена попыталась понять, что ей только что сказали. — Какое Симаково? Мне в Заборск нужно!
— Так я и говорю, — кивнула тетка. — У тебя правда муж умер?
— Правда, — с трудом выдавила Лена.
Тетка погладила ее по руке:
— Горе. Когда мой умер, я неделю есть не могла, чуть сама не померла. Так я тебе говорю: бери билет на нижегородский, он отходит через час. Доедешь до станции Симаково, оттуда до Заборска всего пятнадцать километров. На вокзале машину возьмешь — тебя живо довезут. Там есть такой Коля — к нему садись, не сомневайся.
До Лены наконец дошло.
— Спасибо. — Она с трудом шевелила губами. — Как вас зовут?
— А тебе зачем? — удивилась та. — Прасковья я, Паня.
— Спасибо, Паня!
Лена вернулась к кассе.
— Дайте, пожалуйста, билет на нижегородский поезд до станции Симаково.
— Другое дело, — проворчала кассирша, стуча по клавишам, — а то, видишь ли, Заборск ей подавай. До Симакова, значит? На нижегородский только плацкартные остались, будешь брать?
— Любой, какой есть, — обрадовалась Лена.
Честно говоря, она не знала, что значит плацкартный, и очень удивилась, когда увидела вагон, в котором не было перегородок между купе. Все здесь ехали в одном открытом коридоре, друг у друга на виду.
Ей было все равно.
Она забилась на свою полку и сидела, глядя, как за окном проносятся сначала спальные районы, потом промышленные, потом нарядные дачные поселки, а после уже бесконечные леса и поляны.
Рядом ехала семья: тихая женщина, крупный громогласный мужик и толстый мальчик лет десяти.
Мальчик всю дорогу ел, мужчина ругал какую-то Антонину.
Потом он куда-то ушел. Минут через десять женщина бросилась на поиски, а еще через двадцать вернулась, ведя на прицепе успевшего набраться мужа.
— Нет, вот где ты только успел? — вздыхала она. — На пару минут же всего отлучился!..
Муж невнятно булькнул что-то в ответ и мигом захрапел на нижней полке. Мальчишка выпросил у матери еще мороженое — его предлагала разбитная тетка, шагавшая по вагонам, — и тоже уснул. Измученная особа села на полку к мужу, ближе к проходу, поставила ноги на чемодан, руками вцепилась в объемистую сумку и задремала.
Лена подложила куртку под голову и тоже легла. Делать было нечего. Еще через минуту открылась дверь вагона, и в проходе появился странный парень. Небольшого роста, худой, весь дерганый, как на пружинах. Шел он, подскакивая, размахивая руками и крутя на ходу головой во все стороны. Лене показалось, что голова способна крутиться вокруг своей оси. В придачу губы у парня шевелились, он бормотал что-то неразборчивое и стрелял по сторонам быстрыми глазами.
За секунду до того, как встретиться с ним взглядом, Лена прикрыла глаза. Еще привяжется с разговорами, а ей сейчас не до этого. Она продолжала наблюдать за ним из-под полуопущенных ресниц.
Парень прошел было мимо, но тут поезд слегка качнуло, и он наклонился к Лениной соседке. Та всхрапнула и выпустила из рук ручку сумки. Лена забеспокоилась, но парень уже просил закурить в соседнем отсеке. Там ему дали сигарету, но беседа не завязалась, и он повернул назад. Поезд снова качнуло, и парень, потеряв равновесие, повалился на тетку. Он почти сразу отпрянул со словами извинения, но Лена сверху видела, что он успел запустить руку в сумку.
— Караул! — закричала она. — Грабят!
Не открывая глаз, тетка вцепилась парню в руку.
— Пусти! — взвыл тот. — Пусти, сука!
Мальчишка проснулся и пнул его что было сил. Воришка извернулся и бросился наутек.
— Украл что-нибудь? — спросила Лена.
— Не успел. Я кошелек на самое дно кладу, еще в пакет заворачиваю. Но тебе, девушка, спасибо. Ты куда едешь?
— В Заборск.
— В Заборск? — обрадовалась тетка. — У меня там дядька двоюродный в таксистах. Дядя Коля, его все знают. Увидишь — привет от Лиды передай.
Лена думала, что эта дорога будет бесконечной. Но нет, в проходе показалась проводница.
— Вы, что ли, до Симакова? Через десять минут приезжаем. Стоянка две минуты.
Лена поблагодарила и пошла к выходу, благо из вещей у нее всего одна сумка. Попрощаться с соседями не вышло: все семейство сладко спало.
Поезд ушел, и она осталась одна на пустом перроне.
Миновала здание вокзала, вышла на привокзальную площадь.
Здесь она увидела несколько машин, по большей части старых, видавших виды иномарок. Даже на их фоне ржавые «Жигули» смотрелись вызывающе.
— Куда едем, дамочка?
Лена обернулась. Рядом нарисовался коренастый дядечка в куртке защитного цвета. Поблескивала круглая загорелая лысина, хитрые глаза щурились с любопытством. Вот сядешь к такому в машину, а он завезет в лес и ограбит. Хотя ей-то что терять?
— Мне в Заборск нужно.
— В Заборск? — На лице мужика отобразилась интенсивная работа мысли. — Заборск — это далеко, это не такое простое дело… Там такая дорога, что не всякая машина проедет. Я, конечно, могу вас довезти, у меня машина подходящая. Но не меньше чем за десять тыщ.
По тому, как блеснули его глаза, Лена поняла, что сумма немыслимая. Все ясно: увидел городскую балованную куклу и решил, что можно загнуть какую угодно цену. Хотя ей все равно. Сколько бы ни запросил этот провинциальный жулик — только бы скорее добраться до этого злополучного Заборска и собственными глазами убедиться, что мертвый человек в полицейском морге не Олег.
Да, в глубине души она знала, что никакой ошибки нет, что там, в морге, ее муж. Но все равно хотелось доехать как можно скорее. Что значат какие-то тысячи, когда она должна увидеть мужа!..
— Десять так десять, — кивнула Лена безучастно. — Где ваша машина? Поехали уже скорее.
Водитель крякнул — наверное, понял, что мог запросить больше, и расстроился. Но слово не воробей, сам назвал цену.
Он повел Лену к своей машине. Это оказались те самые «Жигули», точнее «Нива», хотя она в таких моделях не очень разбиралась. Бросила сумку в машину, села на пассажирское сиденье, и они помчались.
Сначала проехали по пыльным улицам неказистого поселка, мимо зеленых и голубых деревенских домиков, мимо нескольких блочных пятиэтажек, мимо торгового центра, увешанного яркими неоновыми вывесками. Оставили позади небольшую фабрику, приземистое здание почты, бетонный гараж, и снова вдоль дороги побежали деревенские дома. Наконец поселок закончился, и вдоль шоссе потянулся светлый и просторный сосновый лес.
Дорога была, как ни странно, приличная, так что разговоры о том, что не всякая машина здесь проедет, оказались чистой воды дезинформацией. Водитель, должно быть, понял, как это выглядит, и забормотал:
— Это только с виду дорога хорошая, а если приглядеться — ужас. Хорошо, что у меня машина такая, что где хочешь проедет, другая бы непременно застряла. На вид-то оно, конечно, шоссе как шоссе, а так…
Впереди показались холмы, на одном что-то блеснуло в лучах заходящего солнца.
— Вот уже и Заборск! — Водитель обрадовался, что может сменить тему. — Видите, церковь видна, это которая самая старая, а там остатки крепостной стены. Заборск — старый город, чуть не самый старый в России, больше тысячи лет. Сюда всякие ездят, и иностранцы…
Увидев, что Лена не слушает, водитель обиженно замолчал, правда, ненадолго.
— Вас к какой гостинице подвезти?
— Меня, пожалуйста, к отделению полиции.
— Полиция? — Водитель удивленно заморгал. — Я-то думал, вы насчет туризма — церкви поглядеть и все прочее.
— Прочее, — отмахнулась Лена и вдруг выпалила, хотя вовсе не собиралась откровенничать с этим типом: — Муж у меня здесь умер. Меня вызвали на опознание.
— Муж умер? — С физиономии водителя сползло хитроватое жизнерадостное выражение. — Ох ты горе-то какое!.. Прости, что я с тобой так, я же не знал…
Проехали мимо полуразрушенной крепостной стены. По сторонам потянулись нарядные домики с разноцветными наличниками. Тут и там попадались дореволюционные особнячки. Водитель свернул у старинной каменной церкви, выехал на площадь и остановился перед двухэтажным кирпичным зданием. Здание тоже было старым, позапрошлого века, не иначе.
— Вот она, полиция здешняя! — Он заглушил мотор.
Лена достала кошелек и с ужасом поняла, что наличных у нее совсем мало.
— Простите, не наберется десяти тысяч, — виновато проговорила она. — Здесь где-нибудь должен быть банкомат, я сейчас сниму.
— Да ты что, дочка! — запротестовал мужик. — У тебя такое несчастье, что же я, не понимаю? Я думал, ты из этих, из богатеньких. Да здесь и езды-то всего ничего. У тебя несчастье, я с тебя денег не возьму. Помни дяди-Колину доброту.
— Вы дядя Коля? — Она обрадовалась. — Вам от Лиды привет, от племянницы вашей.
— Ты и Лиду знаешь? Как она там?
— Да вроде в порядке, в отпуск с семьей поехала.
Лена собрала всю наличность, какую нашла в кошельке, и сунула водителю. Он вернул половину:
— Держи, тебе самой деньги понадобятся. Если что, сразу звони. — Он протянул ей листок с номером телефона, что-то вроде самодельной визитной карточки.
Лена поблагодарила, выбралась из машины, поднялась на крыльцо отделения и нос к носу столкнулась с рыжим парнем лет тридцати.
— Вы куда, гражданка? — остановил ее парень. — Прием окончен. Завтра приходите.
— Меня майор Мелентьев вызвал, — поспешила сказать Лена, пока ее не выставили.
— Мелентьев? — Рыжий удивился. — Так он давно ушел. Говорю же, приходите завтра.
— Завтра? А я так спешила, с таким трудом добралась до вашего города…
— Откуда добирались?
— Из Петербурга.
— Из Пи-итера? — Парень присвистнул. — Ничего себе! А зачем же вас Мелентьев из Питера вызвал?
— Сказал, нужно прибыть на опознание. Вот я и прибыла.
— На опознание? — Лицо парня вытянулось. — Кого опознавать-то?
— Мужа.
— Значит, это ваш муж здесь… Ладно, раз уж приехали, пойдемте, провожу вас в морг.
Он двинулся по длинному коридору, время от времени оборачиваясь, чтобы убедиться, что Лена следует за ним.
Так они дошли почти до конца, свернули, спустились по ступенькам в подвал и остановились перед железной дверью. Рыжий смущенно кашлянул:
— Я не представился, извините. Маклаков, капитан Маклаков. И примите, эти, мои соболезнования.
— Спасибо. — Лене, правда, сейчас было не до этого капитана с его извинениями, она ждала, что увидит за этой дверью. — Елена Лотарева.
— Очень приятно, — пробасил капитан и тут же смутился. — Я не то хотел сказать. Не в том смысле, что мне приятно, что вы… что у нас… что ваш муж…
Он окончательно смешался, покраснел всем лицом и даже шеей, как умеют краснеть рыжие, и забубнил что-то уже совсем неразборчивое.
К счастью для него, в эту минуту железная дверь морга открылась, и в дверном проеме появился долговязый тип в несвежем халате.
— Что стучишь? — проворчал этот тип недовольно. — Нет у меня спирта, сколько можно повторять? Говорил же, что нет, а они все ходят и ходят.
— Что ты несешь, Трофимов? — возмутился рыжий капитан. — Какой спирт?
— Известно какой, медицинский. Зачем еще ко мне весь ваш отдел таскается?
— Да не мели ты ерунды при постороннем человеке. Не позорь наше славное отделение!
— При постороннем? — Долговязый заметил наконец Елену и уставился на нее с интересом. — Откуда мне знать, что она посторонняя. Может, вы с ней вместе за спиртом пришли. А если посторонняя, тогда что она здесь делает? Сюда, между прочим, посторонним вход воспрещен! — Санитар кивнул на табличку, откуда почерпнул эту мудрость.
— Она не в том смысле посторонняя. — Маклаков снова начал краснеть. — Она в том смысле, что совсем даже не посторонняя. Она на опознание приехала, прямо из Питера. Прикинь, из целого Санкт-Петербурга. Так что ты ее не смущай, а лучше покажи ей того, объект.
— Мужика, который в гостинице коньки отбросил?
— Слушай, Трофимов, имей же совесть! Это ведь жена трупа, в смысле потерпевшего. Которая вдова. Неужели не можешь как-нибудь деликатно?
— Жена? — Санитар еще раз взглянул на Лену, и в его взгляде проступило что-то, что можно назвать состраданием. — Вы извините, у меня профессия такая, неделикатная. Пойдемте, раз уж приехали. Раз уж из целого Питера.
В мертвецкой было ужасно холодно, как на Северном полюсе. Может быть, это был натуральный холод, но не исключено, что Лене стало холодно от того, что ей сейчас предстояло увидеть. Как бы там ни было, в эту минуту у нее зуб на зуб не попадал.
Они прошли в большую полупустую комнату, стены и пол которой были облицованы кафельной плиткой. На потолке сияли люминесцентные светильники, от которых, казалось, было еще холоднее.
Санитар подошел к стене, которая состояла из металлических секций вроде камеры хранения. Взялся за ручку одной из этих секций и потянул ее на себя.
Из стены выехала металлическая каталка, на которой лежало человеческое тело, накрытое простыней. Санитар откинул край простыни.
— Трофимов, не тот, — кашлянул за Лениной спиной капитан Маклаков. — Вернее, не та.
Действительно, из-под простыни показалось женское лицо, все в трупных пятнах и лиловых кровоподтеках. Лену передернуло.
— Прощения просим, номер перепутал, — зевнул санитар.
Он толкнул каталку обратно и выкатил другую секцию. Отбросил край простыни.
Лена закрыла рот рукой, чтобы не закричать.
Да, это было лицо Олега, ее Олега.
В памяти пронеслись самые волнующие минуты их жизни. Та, когда он сделал ей предложение. И еще день, когда он встречал их со Славиком из роддома. И то утро в гостинице в Барселоне, когда они проснулись от заглянувших в окно солнечных лучей.
— Это ваш муж? — раздался голос капитана Маклакова.
— Да, это он.
Лена сделала шаг, наклонилась над Олегом и долго смотрела на его лицо, стараясь запомнить каждую черточку, каждую морщинку. Потом дотронулась пальцами до его губ. Как часто она касалась этих губ своими губами! Сейчас они были такими холодными, неживыми. Но нет, она не отдернула руку, только провела легкими пальцами по щекам, по векам, ощупывая его лицо, как слепые люди знакомятся с чужим лицом на ощупь…
Было мгновение, когда Лене показалось, что веки Олега задрожали. Вот сейчас он откроет глаза и удивленно спросит: «Где я? Как я здесь оказался?»
Нет, этого не будет. Больше никогда она не услышит его голос.
Лена вглядывалась в лицо мужа, впитывала его, словно прощалась навсегда. От лица она перешла к шее.
Только сейчас она обратила внимание на два неровных синеватых пятна на шее мужа.
Она резко повернулась к Маклакову и хотела о чем-то его спросить, но капитан ее опередил.
— Подпишите, пожалуйста, вот здесь, что вы опознали тело мужа. — Он протянул ей распахнутую картонную папку.
— Да, конечно.
Лена взяла у капитана ручку, положила папку на металлический стол, но прежде чем поставить подпись в нужной графе, проглядела другие строки.
«Горничная Иванова Нина Ивановна обнаружила труп потерпевшего, когда пришла делать уборку в номере семнадцатом гостиницы «Старый Заборск».
И еще ниже:
«Причина смерти: острая сердечная недостаточность».
— Эй, вам это читать нельзя! — заволновался капитан. — Это материалы следствия, секретная информация. Мне влетит, если кто-нибудь узнает, что я вам показал.
— Интересно, как же я могу подписать, не видя, что подписываю?
Капитан пожал плечами:
— Такой порядок.
— Здесь написано, что причина смерти — острая сердечная недостаточность.
— Ага, от сердца он умер. — К капитану вернулось его обычное равнодушие ко всему, включая страдания гостей из Питера. — Мужчины в таком возрасте часто умирают от инфаркта. Тем более муж ваш был бизнесменом, работа нервная…
— Но у него было здоровое сердце! — запротестовала Лена. — Он занимался спортом, пил только по особым случаям и только хорошее вино.
— Бывает: мужик с виду совсем здоровый, ни на что не жалуется — и вдруг раз, и все.
— Но он регулярно проходил обследования, я следила, чтобы он их не пропускал! У нас отличная страховка в дорогом медицинском центре!..
— Да знаю я эти дорогие центры! — Капитан Маклаков отмахнулся и скривил лицо.
«Откуда тебе их знать?» Лена окинула взглядом его дешевый костюм и поношенные ботинки.
Ее взгляд не остался незамеченным.
— Чего вы от меня хотите, гражданка? Это дело вообще не я веду, а Мелентьев. А насчет причины смерти его спрашивайте. — Он кивнул на санитара.
— А что я? — сразу насторожился тот. — Я его вообще впервые вижу, его Евгений Петрович осматривал. Видите, на протоколе его подпись? Если он написал, что сердце, значит, так и есть.
— Евгений Петрович? Кто это?
— Доктор наш, — неохотно пояснил Маклаков. — Вообще-то он не наш, у нас он по совместительству, а на ставке в районной больнице. Это он мужа вашего осматривал.
Лена хотела сказать о странных пятнах у Олега на шее, но почему-то не решилась. А капитан уже торопил ее:
— Пойдемте отсюда! Холодно, вон вы вся посинели! И мне домой пора, жена ждет.
Не хватало ей сейчас только разговоров о его личной жизни.
— Пойдемте…
Она поднялась по ступенькам, прошла по длинному коридору и оказалась на крыльце. Маклаков еще что-то говорил, но она уже не слышала. Перед глазами стояло мертвое лицо Олега: губы, твердый подбородок, синеватые веки… Она машинально попрощалась с капитаном и увидела знакомую машину.
Дядя Коля распахнул дверцу:
— Садись, дочка. Отвезу тебя в гостиницу, а то заблудишься сама.
— Но у меня нет денег.
— Да забудь ты! Какие деньги, когда такое горе.
Город был маленьким, у гостиницы они были уже через несколько минут. Над входом светилась вывеска «Старый Заборск».
Она невольно вздрогнула: та самая гостиница, в которой умер Олег. Хотя город небольшой, наверное, здесь всего одна гостиница. Ладно, пускай две или три, все равно эта лучшая.
В холле за стойкой сидела дама средних лет с обвислыми щеками и жабьим взглядом. При Ленином появлении она отложила книгу в розовом переплете, на обложке которой знойный красавец в камзоле обнимал пышноволосую блондинку в кринолине, и проквакала:
— Слушаю вас.
— Мне нужен номер.
Дежурная открыла тетрадь:
— Вам получше или подешевле?
— Получше, — не задумываясь, ответила Лена и неожиданно для себя самой добавила: — Можно семнадцатый?
— Нет, как раз семнадцатый нельзя. Его полиция опечатала.
До жабьеобразной особы дошло, что она сказала лишнее.
— Полиция? — Лена воспользовалась ее замешательством. — А что там случилось?
— Ничего не случилось, — забормотала тетка, — ничего такого особенного. Вам номер нужен? Пожалуйста, восемнадцатый, ничуть не хуже. Берете восемнадцатый?
— Беру.
Лена так устала за этот бесконечный день, что хотела сейчас только одного — принять душ и скорее провалиться в сон.
Номер был небольшим, но чистым и опрятным. Горячая вода есть, душ в порядке — большего она сейчас не могла требовать.
Лена долго стояла под горячими струями, пытаясь прийти в себя от холода — холод морга, холод надвигающегося одиночества.
Растерлась жестким полотенцем и легла. Кровать была удобной, мягкой и широкой. Слишком широкой для одного человека.
Лена была уверена, что не сможет уснуть, но усталость взяла свое. Уже через пару минут она провалилась в глубокий сон без сновидений.
И так же внезапно вынырнула из этого сна.
Сквозь щель в занавеске пробивался солнечный луч.
На какой-то ослепительный миг Лене показалось, что она снова в Барселоне и сейчас в комнату войдет Олег, загорелый, сильный, с двумя чашками кофе…
Но тут же на нее обрушился вчерашний день: страшный звонок, плацкартный вагон, полицейский морг. Она снова увидела мертвое лицо Олега и поняла, что жизнь закончилась.
Или нет?
У нее есть Славик, она должна жить ради него. Сейчас это означает, что нужно встать, принять душ и отправиться в полицию. Она должна получить тело мужа, отвезти его домой и похоронить. Все остальное будет потом.
Она встала, приняла душ и спустилась в холл.
За стойкой сидела все та же дежурная, похожая на жабу.
— У вас завтраки подают? — спросила Лена.
Не то чтобы она хотела есть, но чашку кофе стоило выпить — чтобы взбодриться перед предстоящим непростым днем.
— Завтраки? — Дежурная глянула на Лену так, как будто та попросила у нее устриц или фуа-гра. — Завтраков нет, но вон там чайник. Чай можете выпить.
Что ж, не нужно ждать от жизни чудес.
Леня вскипятила электрический чайник, опустила в чашку пакетик.
Чай отдавал одновременно промокашкой и веником, печенье по вкусу напоминало картон, но она выпила полчашки и заставила себя проглотить одно печенье.
Со вчерашнего дня она помнила, что отделение полиции недалеко от гостиницы, поэтому на встречу с майором Мелентьевым отправилась пешком. Действительно, все оказалось рядом.
Отделение было открыто. Заспанный дежурный у входа сообщил ей, что майор Мелентьев занимает двадцать четвертый кабинет.
Кабинет оказался комнатушкой, которую почти целиком занимали два письменных стола и внушительный картотечный шкаф.
За одним из столов сидел костлявый тип с седой прядью в темных волосах. Перед ним громоздилась стопка картонных папок, которая удивительным образом не падала. Визит Лены тощего типа не слишком обрадовал.
— Вам чего? — подозрительно спросил он.
— Я Елена Лотарева, приехала на опознание мужа. Простите, вы майор Мелентьев?
— А, Лотереева! — Нелюбезный тип привстал. — Приехали, значит? На опознание, значит?
— Лотарева, — привычно поправила Лена. — Да, еще вчера приехала.
— Вчера? А Мелентьев говорил…
— А вы разве не Мелентьев?
— Я Скороходов, а Мелентьев сейчас в морге. Идите туда, как раз опознание проведете. Это вам по коридору до конца, потом по лестнице вниз, там будет железная дверь…
— Спасибо, я там уже была.
— Когда?
— Вчера. Я же говорю, что еще вчера приехала.
— Вчера? Ага, найдете дорогу.
— Найду.
Лена вышла и отправилась по уже знакомому маршруту.
Перед железной дверью морга она остановилась и позвонила.
Дверь распахнулась почти сразу. На пороге возник санитар, но не тот вчерашний. Этот был ниже ростом, с плоским, как блин, лицом и бесцветными волосами.
— Тебе чего? — Он уставился на Лену.
— Майор Мелентьев здесь? Я к нему.
— Мелентьев? Мелентьев здесь. — Санитар обернулся и прокричал в глубину: — Иваныч, тут к тебе дамочка какая-то!
За спиной у санитара раздались тяжелые шаги. На пороге возник обрюзгший мужчина лет сорока с недовольными свиными глазками. В этих глазах и во всем облике майора было что-то удивительно неприятное.
— Вы кто? — уставился он на Лену. — Вы зачем?
— Лотарева. Вы мне звонили.
— А, Лотереева! — Майор оживился, свиные глазки загорелись.
— Лотарева.
— Неважно. Пойдемте на опознание.
— Но я уже…
Майор оставил ее слова без внимания, просто развернулся и пошел в глубину покойницкой. Ничего не оставалось, как проследовать за ним. Даже со спины Мелентьев показался ей каким-то фальшивым, словно он изображал другого человека.
На этот раз тело, накрытое простыней, лежало на каталке посреди комнаты. Санитар привычным жестом откинул край простыни, и Лена снова увидела Олега. Она подошла ближе, снова вгляделась в неподвижное лицо мужа. Знала, что это не приведет ни к чему хорошему, но не смогла удержаться.
Глаза, закрытые тяжелыми синеватыми веками, чистый высокий лоб, губы…
Сердце защемило, в ушах застучала кровь.
— Вам, может, этого, нашатыря? — запыхтел сбоку Мелентьев.
— Нет, ничего не нужно, — ответила Лена как могла твердо. Не хотелось выказывать слабость перед этим человеком.
— Значит, подтверждаете, что это ваш муж?
— Да, я же уже опознала его. — Лена опустила взгляд на шею Олега, туда, где вчера увидела два странных кровоподтека.
Сейчас их не было. Шея была ровного, чуть желтоватого цвета. Как же так? Лена закусила губу. Она точно видела вчера эти пятна!..
— Что значит, уже опознали? — Голос майора отвлек ее от пятен. — Когда это вы успели?
— Вчера. Сразу, как приехала.
— Вчера? — Мелентьев изумился, но не только. Что это, неужели испуг? — Как приехали вчера? — не отступал он. — Вчера же не было поезда. Вы что-то путаете.
— Ничего я не путаю. У вас бумаги в руках, посмотрите сами, там есть моя подпись.
В руках майора действительно была вчерашняя картонная папка, та самая, что у Маклакова.
Он открыл ее, перелистал.
— Н-да, действительно, протокол опознания подписан. Как же вы вчера добрались?
— На нижегородском поезде до Симакова, а оттуда на машине. Так и добралась.
Майор уставился в угол и пошевелил губами.
— Ладно, раз опознание уже провели, пойдемте ко мне в кабинет. Там подпишете остальное.
— А что еще нужно подписывать?
— Там много еще чего. — Он отмахнулся от нее, как от назойливой мухи.
Вошли в кабинет.
Сосед Мелентьева сидел на прежнем месте.
— А где Маклаков? — прищурился майор.
— Его несколько дней не будет, у него жена ночью родила, — проскрипел сосед. — Представляешь, снова девчонка!..
— Юрий Николаевич, — насупился Мелентьев, — не хочешь пока в буфет сходить?
— В буфет? — Тот недовольно оторвался от своих бумаг. — А что мне там делать?
— Что хочешь. Можешь кофе выпить, можешь чаю. Мне с гражданкой побеседовать надо.
— Ага.
Скороходов поднялся, мрачно взглянул на Лену и вышел.
Мелентьев потер руки, сел за свой стол и раскрыл папку.
— Вот здесь вам надо подписать, и вот здесь, и вот там еще. Видите, где галочки.
— А что это за документы?
— Да долго объяснять, и вы все равно не поймете. Это такие тонкости юридические…
— А вы все-таки попробуйте. Раз уж мне их подписывать, хотелось бы знать, что это.
Ей очень не нравился этот тип. Казалось бы, какая разница? Нравится, не нравится — ей же с ним не детей крестить. Но что поделаешь, если этот человек вызывал просто физическую неприязнь. Не хотелось сидеть рядом с ним, разговаривать тем более. Но придется, потому как майор этот явно тот еще прохиндей, и веры ему ни в чем быть не может.
— Ладно, — скривился он, — это постановление о прекращении дела. Нет оснований для его возбуждения, поскольку смерть вашего мужа наступила от естественных причин. Это расписка, что вам вернули его вещи.
— Но мне их пока не вернули.
— Да, действительно. Хорошо, что вы напомнили. — Он выдвинул ящик стола, достал оттуда пластиковый пакет, положил перед Леной. — Вот его вещи.
Вытряхнул все из пакета на стол.
Там был бумажник Олега — она его помнила хорошо, еще бы, сама ведь подарила. Еще телефон мужа, ключи от квартиры, визитница и какие-то мелочи.
Майор сгреб вещи обратно и подтолкнул их к Лене.
— Подписывайте!
— И тогда я смогу забрать тело мужа?
— Забрать? — Мелентьев пожевал губами. Глазки забегали. — Нет, забрать его вы пока не можете.
— Вот интересно! — Лена поставила локти на стол и придвинулась ближе к этому типу. — Вы же говорите, что смерть была естественной, уголовное дело не возбуждено. Так почему я не могу забрать тело?
— Бюрократические сложности, мадам, понимаете? Бумажная волокита. Главное дело, сегодня ведь суббота, завтра воскресенье, никого из начальства нет. Знаете, что я вам посоветую? — В маленьких глазках появилось что-то отдаленно напоминающее заботу. — Вы подпишите документы, и можете ехать домой. Правда, что вам здесь делать в выходные? У нас скучно. Поезжайте домой, а в понедельник приезжайте, и тогда сможете его забрать. А то просто пришлите кого-нибудь. У вас ведь есть кого прислать?
Лене показалось, что перед ней паук, плетущий вокруг нее паутину из слов. Еще немного, и она запутается в этой паутине, не сможет пошевелить ни рукой, ни ногой.
— Постойте! — Она решительно тряхнула головой. — Для начала скажите хотя бы, что с ним произошло. Я ведь пока ничего не знаю, мне никто ничего не объяснил.
— Что произошло? — удивился Мелентьев. — Известно, что произошло: сердце не выдержало. Горничная зашла в номер, а он мертвый лежит. Горничная Иванова, ну да, Нина Иванова. — Он заглянул в папку. — Вызвала администратора, администратор позвонила в полицию. Врач определил смерть от сердечного приступа. Вот, собственно, и все.
— Постойте, а водитель? Вместе с Олегом к вам в город приехал его водитель и по совместительству охранник Сергей Петухов. Где он?
— Насчет водителя, к сожалению, ничего не знаю. — Мелентьев развел руками. — В гостинице он не числится, куда делся — не ясно. Может, ваш муж его сам отпустил.
— Да куда бы он его отпустил? — Лена повысила голос. — Он его специально с собой взял, чтобы машина была. И водитель свой, Олег с чужим человеком не любит ездить. Не любил.
— Насчет водителя вы все-таки выясните у мужа на фирме, — отечески посоветовал майор. — Если и правда он здесь был, объявим в розыск. И машину тоже. Машина небось дорогая, да?
— У меня муж умер, а я буду о машине беспокоиться?
Лена почувствовала, что сейчас упадет на пол и будет кататься и выть по-звериному. Только в эту минуту до нее окончательно дошло, что Олег мертв и она больше никогда его не увидит. Она перехватила взгляд майора. Было в этом взгляде какое-то презрение, даже брезгливость. И что-то еще — страх? Как бы там ни было, этот взгляд ей помог. Уж очень не хотелось быть слабой рядом с этим типом.
Сидит княгиня в верхней светелке, глядит на дорогу. По этой дороге три месяца назад муж ее, Игорь, ушел с дружиной своей в полюдье — дань собирать. В богатую землю ушел, к древлянам. Древлян еще старый князь, господин Олег усмирил. С тех пор они исправно платили дань, не роптали.
Три месяца как ушел господин Игорь, и нет от него ни слуху, ни духу, ни весточки. Ждет его княгиня, и тоска грызет ее сердце.
Казалось бы, давно она за князем замужем, пора привыкнуть: княжье дело военное, часто со своей дружиной уходит — то на хазар, то на болгар, то на касогов. А третьего года даже на греков ходил, на великий город Царьград. Неудачный поход случился, с малой дружиной вернулся князь и почти без добычи. Но что уж поделать, всяко бывает. Ратное дело опасное.
Пора бы привыкнуть — но только на этот раз сердце княгини неспокойно. Сенная девушка принесла фруктов в меду, орехов — отказалась княгиня, не хочется ей ничего, и сласть не всласть без любимого мужа.
Сидит княгиня, глядит в окно, а на дороге пыль поднялась столбом. Не князь ли едет?
Нет, не князь. Издалека узнала бы она его гордую осанку, кованый шелом, парчовую червленую накидку, которую вышила своими руками.
Не князь и не дружина его — едет малое число людей на мохноногих низкорослых лошадках, в одежах мехом наружу, в косматых медвежьих шапках. Во двор княжий въехали, с лошадок своих слезли, шапки скинули и стоят — переминаются, переглядываются. На ногах у них не сапоги, а лапти лыковые, ровно у простых мужиков. Однако на шеях гривны серебряные, на одеждах застежки бронзовые с мордами звериными — видно, что непростые люди. Сами как медведи — косматые, кривоногие, бороды лопатами. Озираются — в диковину им княжий двор, высокий терем, окна с резными наличниками.
Вошел к княгине в светелку старый слуга Асмус, еще господину Олегу служивший, поклонился.
— Кто такие? — спросила княгиня, и сердце замерло, чуя беду.
— Древляне, — ответил Асмус. — Говорить с тобой хотят, княгиня.
Поднялась княгиня, спустилась по крутой лесенке, вышла во двор. Встала перед гостями молча, глядит важно, на посох свой опирается. Ждет, что скажут.
Древляне ее увидели, зашептались. Одного вперед вытолкнули, тот поклонился и заговорил:
— Так и так, княгиня, не обессудь, только мужа твоего мы убили. Больно жаден был. Одну дань собрал, за другой вернулся. Нельзя с одного барана семь шкур драть. Повадился волк на овчарню — всех овец передушит, если его не убить.
Покачнулась княгиня. В глазах потемнело, словно ночь наступила среди белого дня. Но устояла на ногах, только посох чуть не сломала. Не говорит ничего — пропал голос у княгини.
А древлянин увидел, что Ольга не кричит, не гневается, и расхрабрился.
— Мы, — говорит, — вину свою понимаем. Раз мы мужа твоего убили, дадим тебе другого. Выходи за нашего князя Мала. Мал — хороший князь, удачливый. Дружина у него храбрая, терем крепкий, погреба от добра ломятся.
— Хороший, говоришь? — улыбнулась княгиня. Надо же, и голос прорезался!
— Хороший, хороший! — обрадовался древлянин. — Сильный, как медведь! Храбрый, как волк! Будет тебе хороший муж. Ты, княгиня, правда, немолода, вышла из возраста, ну да ничего, видная еще женщина и приданое хорошее князю принесешь. Не сомневайся, выходи за нашего Мала!
— А что, — проговорила княгиня чужим голосом, — вдовье дело известное: некому вдову защитить, некому согреть, некому за нее заступиться. Пожалуй, пойду я за вашего князя. Только пришлите сватов, все честь по чести — с подарками и гостинцами. Княгиня я, не простолюдинка какая.
— Пришлем, пришлем, непременно пришлем! — заговорили древляне разом. Обрадовались тому, как легко дело сладилось.
— Так пошлите кого-то за сватами, а остальные пожалуйте ко мне, будьте моими гостями. Покажу вам, как киевская княгиня важных гостей принимает.
Пошептались древляне промеж себя, послали двоих верховых за сватами, а остальные в дом пошли на княгинино угощение.
Верховые, которых за сватами послали, пригорюнились: не видать им княгининого гостеприимства, не пробовать ее разносолов. Но делать нечего, поехали.
— По нашему обычаю, — говорит древлянам Ольга, — прежде угощения надлежит в бане попариться.
— Отчего же не попариться, — отвечают древляне. — Баню мы тоже уважаем.
Отправились они в баню.
Хорошо княгинины слуги баню натопили, жарко.
Парятся древляне, вениками березовыми друг дружку охаживают. А княгинины слуги заперли баню, дверь колом подперли и подпалили баню с четырех сторон.
— Больно жарко у княгини натоплено! — говорят древляне друг другу. — Видно, сильно нас уважает.
А как поняли, что горят, подняли крик, да только поздно было.
Княгиня сидела в своей верхней светелке, слушала их крики и думала. После глянула на себя в зеркало и увидела, что волосы ее в один день стали белы как снег.
Лена вышла из отделения полиции и побрела по улице, сгорбившись и шаркая, как старуха. Чувство было такое, как будто к каждой ноге привязали по чугунной гире. Хотелось лечь прямо здесь, на грязный потрескавшийся асфальт, и чтобы никто ее не трогал.
Вышла на небольшую пыльную площадь. Похожие друг на друга тетки торговали с лотков разной мелочью: резинками для волос, обручами со стразами, пластмассовыми игрушками, трикотажными кофтами необъятных размеров и юбками немыслимой расцветки.
— Девушка, купи иконку!
Невысокая чистенькая старушка притулилась здесь же со своим товаром. Маленькие иконки, дешевые медные крестики на шнурках, крошечные стеклянные бутылочки с непонятной желтой жидкостью.
— Это у меня маслице освященное, — улыбнулась старушка Лене. — Но ты иконку купи, вот Николая Угодника, он поможет.
— Откуда вы знаете? — вырвалось у Лены.
— А как же! — Старушка всплеснула руками. — Идешь-то ты откуда? Ясное дело, из ментовки. Вид у тебя расстроенный, сразу видно: не по ерунде так убиваешься, по серьезному делу. Стало быть, мужа посадили или еще кого из близких. Вот Николай Угодник и поможет.
— Не поможет, — вздохнула Лена. — Умер муж, ему теперь никто не поможет.
— Свят, свят, свят, — старушка быстро закрестилась, — в церковь тебе нужно.
— Шарфик черный у меня купи! — вступила в разговор одна из теток. — Раз вдова, нужно голову прикрыть.
И уже протягивала Лене черную косынку. Лена машинально взяла, расплатилась, обратила внимание, что денег в кошельке осталось всего ничего. Спросила у теток, где может быть банкомат, и те направили ее в магазин за углом.
В магазине банкомат не работал. Лена купила бутылку воды — отдала последнюю мелочь, едва хватило.
Вода была холодной, и в голове немного просветлело. Во всяком случае, появились хоть какие-то мысли. Что она делает на этих тихих провинциальных улицах, когда нужно что-то решать? Нужно договариваться о том, чтобы перевезти тело в Петербург, дальше похороны, хлопоты…
Да, но этот майор, как его, сказал, что пока тело ей не отдадут, какие-то неустранимые бюрократические преграды. Темнил, вдруг поняла Лена. Темнил, мялся, увиливал, отводил глаза. А может, ей показалось, может, все они такие. Им на все наплевать, они мертвых перевидали множество. А в глаза ему смотреть ей и самой не хочется, уж больно неприятный тип.
Нужно звонить Вадиму, компаньону мужа, одной не справиться. Без мужчины здесь никак.
Она набрала Вадима, и снова телефонный голос ответил, что аппарат абонента выключен. Да что же это такое! Ладно, в отпуске человек, но ведь есть же роуминг.
Она едва удержалась, чтобы не шваркнуть мобильником об асфальт. Еще не хватало остаться без связи. Телефон негодующе пискнул и отключился. Так, это батарея разрядилась, а зарядка в гостинице. Хорошо, как раз туда она и направляется.
По дороге ей пришло в голову, что можно позвонить адвокату. Пусть не приедет сам, но хотя бы советом поможет.
Адвокат у мужа был. Аркадий Викторович Лобачевский, Лена видела его несколько раз. Такой лысоватый, с брюшком, в районе пятидесяти. Взгляд хитрый, словами сыплет, как лущеным горохом, все время ахал и норовил поцеловать Лене руку. Олег тогда посмеивался и говорил, что Аркадий выбрал себе такой имидж, что судить надо не по нему, а на самом деле он человек неглупый и адвокат хороший. Понятно, с плохим Олег не стал бы иметь дело.
Да, с этого стоило начинать, жаль, что она не сообразила раньше. Но номера Лобачевского у нее нет. Это все у мужа, она в такие дела не вдавалась.
Телефон Олега ей вернули, но он давно разрядился, а чтобы включить его после зарядки, потребуется пин-код.
А вот Олегов пин-код она не знает. Да и кто знает коды чужих телефонов и карточек?
Лена допила воду, выбросила бутылку в урну и двинулась к гостинице.
Банкомат нашелся по дороге в небольшом супермаркете. Она сняла небольшую сумму и почувствовала себя увереннее.
Холл гостиницы пустовал. За стойкой скучала уже другая дежурная, моложе, но похожая на ту, первую. Эта тоже напоминала жабу, но вполне симпатичную, молоденькую. Лена вспомнила, как совсем недавно они читали со Славкой сказку о Серой Звездочке. Жабы вообще-то приносят пользу…
Сердце защемило, когда она подумала о сыне. Как она скажет ему, что папа больше никогда не придет? Позвонить маме прямо сейчас? Нет, она должна сама все сказать Славке, и не по телефону. Она обнимет его, прижмет к себе и даст слово, что теперь они будут всегда вдвоем.
— Вам плохо? — Дежурная, видно, заметила, что с ней что-то не так. — Дать вам воды?
— Спасибо. — Лена улыбнулась. — Я пойду к себе в номер, отдохну.
Отдыхать она не собиралась, откровенничать с дежурной тоже. Взяла ключ от номера и поднялась на второй этаж. В коридоре никого не было, но издалека доносился шум пылесоса. Лена прошла мимо двери семнадцатого номера с наклеенной бумажкой — значит, по-прежнему опечатан. Остановилась у своего, восемнадцатого номера.
Она немного помедлила и решилась. Спрятала ключ и пошла на шум пылесоса.
Дверь в двадцатый номер была открыта. Лена тихонько вошла, остановилась на пороге. Горничная ловко орудовала громоздким пылесосом. Лена видела ее со спины. Невысокая, приземистая, рыхловатая, одета в синий рабочий халат. Светлые волосы собраны в хвостик на затылке.
Лена стояла, не зная, что делать. Горничная выключила пылесос и обернулась.
— Господи, напугали-то как! Что случилось?
Невыразительное лицо, белесые коровьи ресницы, нос пуговкой.
— Вы Нина? — спросила Лена сдавленным голосом.
— Нина, — подтвердила та и вдруг догадалась: — Ах, вот вы кто!.. Чего надо?
Откуда такая враждебность, Лена не поняла.
— Вы его нашли. Расскажите, прошу.
— Нечего рассказывать, — грубо оборвала ее Нина. — Все уже в полиции рассказала. Приехали, натоптали, спрашивали-спрашивали, всю душу вытянули. А я что? Я ничего не знаю. Стучала-стучала утром — убирать-то надо, а он не открывает. Думаю, может, ушел уже? Или спит так крепко? Вошла, в общем, а он…
— Как он лежал? — Лена шагнула ближе и схватила горничную за руку. — На кровати? Во сне умер? Или к двери успел подойти? А если стало плохо, почему не вызвал врача? Не успел? Скажите же, мне очень важно это знать!
— Ничего не знаю! — Нина вырвала руку, и в глазах ее мелькнули раздражение и еще почему-то страх. — Близко к нему не подходила, увидела, что лежит, и сразу вниз, к дежурной. Она уж полицию вызвала, а дальше нас и близко к номеру не подпустили.
— Почему не «Скорую»? — слабо удивилась Лена. До нее сейчас все доходило с трудом.
— Так что «Скорую» зря гонять, когда он мертвый?
— Но откуда же вы знали? Вы же к нему не подходили! Может, ему еще можно было помочь!
— Не знаю ничего! — Нина отступила к окну. — Ничего не видела, сразу вниз к Тамаре, а она уже номер заперла и полицию вызвала! Знаете, дама, идите отсюда, не мешайте работать. Трудящегося человека всякий обидеть норовит, знает, что заступиться некому.
— Почему вы со мной так? — Лена почувствовала, что вот-вот заплачет. — Я только что потеряла мужа, не сделала вам ничего плохого, а у вас для меня нет и минуты?
— Не знаю ничего. — Нина как будто ее не слышала. — Ничего не трогала, ничего не брала. А если у вас что пропало, так это не ко мне, я пятнадцать лет на этом месте, и никогда постояльцы не жаловались, не было такого!
— Да ничего у меня не пропало.
Лена развернулась, чтобы уйти, но вдруг остановилась.
Она все вспомнила. Вот Олег собирается в этот проклятый Заборск, вот обнимает ее на прощанье. Вот она прижимается щекой к его руке и ощущает холодный металл. Часы! Дорогие швейцарские часы, Олег купил их себе на сорокалетие. Она не могла их ему подарить, у нее не было своих денег. Но выбирали они их вместе. Олег никогда с ними не расставался.
— Часы, — пробормотала Лена. — Где же часы?
Майор Мелентьев отдал ей вещи Олега, все, что было при нем: бумажник, ключи, визитницу. Но часов в этом пакете не было. Куда они могли подеваться? Украл санитар в морге? Не может быть, до санитара такие часы просто не могли дойти.
Этот противный майор из полиции? Тоже вряд ли, он все же лицо официальное.
— У моего мужа были дорогие золотые часы, — твердо проговорила Лена и посмотрела горничной прямо в глаза.
— Что? — Было очевидно, что Нина перепугалась. — Не брала ничего, не видела! Тебе не меня спрашивать надо.
— И спрошу. — Лена подошла ближе. — Непременно спрошу и узнаю, что тут произошло.
— Ага, спроси! — Теперь в голосе горничной слышалось злорадство. — Спроси Маринку, что она у твоего мужика делала!
— Какую Маринку? — оторопела Лена.
— Девку одну, здесь, в гостинице, работает.
— Кем работает? — по инерции спросила Лена, уже догадываясь по лицу горничной, что это за Маринка.
— Не хотела говорить, чтобы покойника не порочить, но раз ты на меня бочку катишь, скажу. Молчать не буду и покрывать ее тоже не собираюсь! — Нина вошла в раж. — Трудящегося человека каждый норовит обидеть, знают, что заступиться некому!
— Не ори. — Лена тоже перешла на «ты». — Говори толком, при чем здесь Маринка.
— Не догадываешься? — Нина гаденько усмехнулась. — В ту ночь Маринка у твоего была, вот что. Из номера его выходила.
— Что?
— А вот то. Не веришь, ага. — Нина успокоилась так же неожиданно, как и завелась. — Я о своем тоже не верила, когда все твердили, что он к моей лучшей подружке ходит. А застала их тепленькими в моей же постели. И насчет Маринки врать не стану — сама ее видела.
— Не может быть. — Лена почувствовала, что ноги ее не держат, и чуть не села на пол.
— Точно. Я тогда Таньку замещала. — Нина кивнула вниз, и Лена поняла, что речь о молодой дежурной. — Таньку сюда мать пристроила, Тамарка. А у нее парень есть. Так, ничего себе, только мать против. Вот Танька берет ночные дежурства, и парень ее сюда приходит. Дело, понятно, молодое, вот они и это самое, в свободном номере. А я вместо нее сижу, не за так, понятно. За так сидеть дураков нет. Главное, чтобы Тамарка не узнала. Так вот, сижу я, подремываю, смотрю — идет кто-то. Я глаза открываю: Маринка, ее платье и каблучищи. Бегом мимо меня пробежала, ничего не сказала. Мне-то что, меня это не касается. У Ахмета с хозяином гостиницы договор, чтобы девиц присылать, если нужно.
— Так, может, она не к нему, не к Олегу?
— К нему, — ответила Нина, — больше не к кому. У нас тогда народу мало было, как раз большая группа туристов уехала. Только он один в номере был, остальные семейные и еще две тетки-богомолки. Не к кому ей больше было идти. Так что с Маринки спрашивай, если что не так. А лучше брось ты это дело. Случилось и случилось, все под богом ходим. Человека все равно не вернешь.
— А где найти эту Маринку?
— Зачем тебе? — искренне удивилась Нина. — Волосы ей выдрать хочешь, глаза выцарапать? Это зря. Она у тебя мужика не уводила, он сам ее вызвал, какие к ней претензии? Конечно, если сперла чего, это другое дело.
Первым делом Лена собиралась выяснить, куда пропали часы. Кто-то их украл, и возможно, этот кто-то видел что-нибудь важное. Майору Мелентьеву Лена не верила ни на грош. Он сказал, что вызывали врача в гостиницу, а Нина вот твердит, что никакого врача не было, и ей Лена доверяет больше. Но если человек умер от сердечного приступа, его должен осмотреть врач. Или в Заборске другие порядки? А что, если Олегу могли помочь, но проваландались, и он из-за этого умер? Нет, она просто обязана все выяснить.
— Так где я найду Маринку? — снова спросила она.
— Вольному воля. — Нина пожала плечами уже гораздо более мирно. Не исключено, что делу способствовал край тысячной купюры, который Лена невзначай показала. — А что Маринку искать? Она здесь, комнату снимает у Доронихи. Сама-то приезжая, из Малофеевки. Запомнишь, как Дорониху искать или записать тебе?
— Запомню.
— Это недалеко, — Нина ловко выхватила купюру, — пешком дойдешь.
— Спасибо, — бросила Лена и повернулась, чтобы уйти.
— Бутылек в магазине возьми, — напутствовала ее Нина на прощание. — А то Дорониха с тобой и разговаривать не станет.
Бутылек недорогого красненького Лена прихватила по дороге. Подумала и взяла еще пачку печенья и банку растворимого кофе. На всякий случай.
Мимоходом отметила, что уже и думает так, как никогда бы не думала там, в Петербурге. Да, здесь другой мир, другая жизнь, другие люди со своими законами и привычками. А в чужой монастырь, как известно, со своим уставом не ходят. И все же ее не оставляла мысль, что это не она, Елена Лотарева, холеная дама, мужняя жена, живущая на всем готовом, а кто-то другой, совсем не похожий на нее, мечется по незнакомому городу, что-то ищет, чего-то требует, пытается найти общий язык с неприятными личностями.
Раньше ей почти не приходилось принимать решения. У нее был муж, но теперь его нет. Что бы она ни сделала, Олега не вернуть. Так не разумнее ли смириться, уехать, найти в Петербурге адвоката, дозвониться до Вадима и поручить все им?
Нет, она так не может. Она сама должна выяснить, что же все-таки случилось с Олегом.
Домик Доронихи она нашла легко — двухэтажный, с резными наличниками и флюгером на крыше. Тронула калитку, которая висела на одной петле, несмело позвала:
— Хозяева дома?
Никто не ответил. Не было слышно ни звука, и это Лену обрадовало. Хоть собаки нет.
Она пошла по тропинке, заросшей со всех сторон сорняками и малиной. Сорвала на ходу спелую ягоду. Вблизи дом потерял всю прелесть: краска облезла, окна мутные, явно их не мыли много лет, а в одном и вовсе не стекло, а фанерка. Возле дома сбоку стояла старая собачья будка. Лена покосилась на нее с опаской, но не увидела рядом никакой миски. Да и крыша будки прохудилась до того, что никакая уважающая себя собака не стала бы в ней жить.
Лена поднялась на скрипучее крыльцо и осторожно стукнула в дверь:
— Есть кто дома?
— Чего стучишь? — Дверь открылась не полностью, и на пороге появилась рослая старуха в красном фланелевом халате, знававшем лучшие времена. — Чего людей беспокоишь?
— Я Марину ищу. Мне очень нужна Марина.
— Марину? — Старуха прищурилась, окинула Лену взглядом с ног до головы. Она увидела себя — городскую, богатую, как они здесь говорят. Дамочку, которой неизвестно что нужно. Гостью из другого мира.
— Нет Маринки, — буркнула старуха. — И нечего ходить, людей беспокоить.
— А где она может быть, не знаете?
— Сказано, не знаю! — окончательно рассердилась старуха. — Она мне не докладывает. Иди отсюда, а то собаку спущу!
— Да нет у вас никакой собаки, — осмелела Лена.
— И то верно, — неожиданно согласилась старуха. — Сдохла Жулька в прошлом месяце, а я все не привыкну.
Судя по состоянию будки, Жулька сдохла никак не меньше года назад, но Лена решила не заострять этот вопрос.
— Значит, насчет Маринки не знаете ничего. А если так? — Она показала горлышко бутылки.
Старуха оживилась.
— Может, Анька в курсе? Подружка ее, вместе у меня квартиру снимают. Анька! — заорала она куда-то наверх. — Хорош дрыхнуть, тут до тебя женщина пришла!
В окне второго этажа шевельнулась занавеска, довольно чистая, успела отметить Лена, и хриплый голос сказал, что пускай тетка поднимается, если ей нужно.
— На третью ступеньку не ступай, — напутствовала ее старуха. — Сломанная она.
Удачно миновав опасную третью ступеньку, Лена подошла к двери, и та распахнулась сама.
Анька была девица хоть куда. Густые смоляные волосы после сна стояли дыбом, по красным щекам размазалась вчерашняя тушь, простой ситцевый халатик едва сходился на пышной груди.
«Не верю, — подумала Лена. — Отказываюсь верить. Пусть я никогда не ловила Олега на измене, но теоретически это еще можно допустить. Знаю, мужчины — существа полигамные. Но чтобы Олег имел дело с гостиничной шлюхой… Быть такого не может».
Увидев Лену, Анька тоже вытаращилась. Она-то думала увидеть какую-то тетку, а здесь вполне себе модно и дорого одетая девица.
— Я Маринку ищу, — заторопилась Лена. — Куда она подевалась?
— А тебе зачем? — поинтересовалась Анька без особого любопытства.
— По делу, — коротко ответила Лена.
— По делу. — Анька смотрела мирно, очевидно, Ленины одежда и внешний вид произвели на нее впечатление. — По делу не получится. Нет Маринки, уехала.
Анька с хрустом потянулась и почесала голову, после чего посторонилась, чтобы Лена могла пройти.
Комната была относительно чистой. Крашеные доски пола аккуратно подметены, занавеска на окне из кружевного тюля. Одна кровать застелена ярким турецким покрывалом, на второй скомканное одеяло. Белье на обеих кроватях довольно свежее. У окна стоял маленький столик, на нем — зеркало и электрический чайник. В углу дубовый шкаф, при виде которого в голове всплыло полузабытое слово «гардероб».
— Черт, как спать хочется, — зевнула Анька.
— Прости, что разбудила. А давай кофе выпьем. — Лена вытащила банку кофе и печенье. В сумке завалялась еще детская шоколадка — от Славки осталась, она и не заметила.
Анька оживилась, включила чайник, достала из шкафа две непарные чашки и мешок сухарей с маком.
— Черт, сахар, как назло, кончился! Баб Саня, — крикнула она вниз, — дай сахарку!
Старуха принесла четыре куска прямо в кулаке, от чего Лену слегка передернуло. Дорониха, видно, уже тяпнула у себя внизу полбутылька, так что сейчас пребывала в настроении вполне мирном. Она игриво ткнула Лену кулаком в бок, выдала длинную тираду, где самым приличным было слово «шалавы», и убралась к себе.
— Так что с Мариной? — Лена протянула Аньке шоколадку.
— Да как тебе сказать. — Та затолкала в рот сразу половину и продолжила неразборчиво. — Позавчера ночью спим мы с ней, значит. Маринка еще порадовалась, что клиентов нет, хоть выспаться можно, как вдруг в первом часу ночи звонит Ахмет. Так и так, говорит, собирайся быстро, клиент в гостинице нарисовался.
— Кто такой Ахмет? — остановила ее Лена.
— Не знаешь? — Анька удивленно вытаращилась. — Ахмета не знаешь?
Лена быстро придвинула ей печенье, и Анька с удовольствием схватила еще пару штук.
— Ахмет над нами хозяин, мы все под ним, он все решает. Если проблемы какие с клиентом — разрулит. Одной работать никак нельзя, такие уроды попадаются — мама не горюй. У него еще бизнес в городе, ресторан, «Подворье» называется. Но это к делу не относится. Так вот, Маринка собралась и поехала. Но вернулась рано, где-то в пять утра. Разбудила она меня в семь, как раз бабкин петух орал. Он всегда в семь кукарекает, как будильник. Пока я спросонья глаза продрала — Маринка уже вещи собирает. Спрашиваю, куда намылилась, а она говорит, дескать, как-то не по себе, клиент какой-то странный попался.
Сначала Ахмет ей велел влезть через окно на первом этаже и тихонько пройти, чтобы дежурная не заметила. Хотя с чего это вдруг: и Танька, и Тамара Петровна у него прикормленные, получают свой процент, обе слова не скажут, даже если мы вчетвером к одному клиенту заявимся.
— Что, и такое бывало? — процедила Лена.
— Нет, такого не было, — честно призналась Анька. — Маринка, правда, рассказывала, что как-то клиент двух заказал, но это еще до меня было. Словом, Маринка удивилась, но сделала, как велят. Ахмету задавать вопросы не рекомендуется. Но он сам объяснил, что клиент шифруется, жены боится. Мало ли, вдруг настучат.
Приходит Маринка в семнадцатый номер, стучит, а оттуда высовывается рука, деньги ей протягивает. Мужик за дверью шепотом говорит, спасибо, мол, девушка, я передумал, вот вам за беспокойство, и идите домой. И в окно не нужно лезть, по коридору идите, не скрывайтесь.
Маринка хотела возмутиться, а потом посмотрела — денег много. Иной раз и за всю ночь столько не заработаешь. Она и пошла себе, даже спать легла, а сон не идет. Утром разбудила меня — что-то, говорит, стремно. Странно все получилось. То мужик трясется, чтобы никто не заметил, как она к нему идет, а то в открытую, через главный вход назад отправляет. Как будто нарочно хотел, чтобы ее увидели. И денег дал слишком много.
— А она этого мужика в лицо видела? — с замиранием сердца спросила Лена.
— То-то и оно, что нет! Руку только, которая деньги сунула. Рука как рука, пальцы толстые, волоски вроде рыжие, а может, светлые, там в темноте не видно.
Не Олег. Лена перевела дух. Это не Олег.
Ее муж был брюнетом, и пальцы у него длинные, ногти правильной формы. Нет, это не Олег. Но если ночью у него в номере был какой-то посторонний мужчина, а утром его нашли мертвым, значит… Боже мой!
Спокойно, это все разговоры. Если судить по этой Аньке, Маринка тоже наверняка небольшого ума. Могла придумать что-то, не разглядеть толком, забыть. Нужно с ней поговорить, может, она еще что-нибудь вспомнит.
Анька тем временем доедала печенье и оперативно подбиралась к сухарям.
— Куда она делась, Маринка твоя? — вздохнула Лена.
— К своим подалась, в Малофеевку, — охотно поделилась Анька. — У нее там отец и мачеха. Батя пьющий сильно, а мачеха такая сволочь, не описать. Маринка в шестнадцать лет от них сбежала. Поедешь — привет передай, скажи, что Ахмет приходил и насчет нее спрашивал.
Лена узнала напоследок, как найти Маринкину родню. Оказалось, нужно ехать на рейсовом автобусе до развилки, а там пешком около километра до Малофеевки. Фамилия бати Маринкиного Малофеев, но это ничего не даст, потому как в этой деревне все Малофеевы.
Лене повезло: рейсовый автобус ходил по расписанию, и ждала она совсем недолго. Народу на остановке было немного. В последний момент подкатил вихрастый парень на тарахтящем мотороллере, ссадил симпатичную старушку, подсадил в автобус, подал увесистую сумку и ловко увернулся от ее поцелуя.
— Пока, бабуля, будь здорова. Приезжай еще.
— Димка, не гоняй на мотороллере своем, не дай бог убьешься! — крикнула она и сама себе не поверила. — Все равно не послушает.
— Внук? — улыбнулась Лена.
— Внук. — Старушка довольно сложила на животе полные морщинистые руки. — Четвертый, самый шебутной. Школу окончил, в институт поступил, скоро в Москву уедет. Погостила я у сына, пора и домой.
— Далеко живете?
— Да нет, в Малофеевке.
— Ой, а мне тоже в Малофеевку! — обрадовалась Лена.
Удивительно все же, что с ней происходит? Вот она уже заговаривает с посторонними людьми. Раньше такого и в помине не было. Хотя, с другой стороны, раньше она в загородных автобусах не ездила, все больше на своей машине и на самолетах.
Но нужно все-таки быть осторожнее. Нечего выбалтывать о себе все первому встречному.
Старушка, однако, оказалась нелюбопытной, а может, просто вежливой. Не набросилась на Лену с вопросами, что той понадобилось в Малофеевке и кто она вообще такая.
Дорогой говорили о разном.
Вишня в этом году уродила отменно, а вот яблоки не очень. Мелкие, еще и жучок поел. Лежать такие долго не будут, придется сушить. На компоты сгодятся.
Старушку звали Марией Михайловной, работала она всю жизнь фельдшером, в Малофеевке живет уже лет тридцать. Малофеевка теперь не та, что раньше, многие дома заколочены, в некоторые хозяева только на лето возвращаются. Многие уехали в Заборск, а то и дальше, в большие города. У нее самой дочка в Москве, а сын в Заборске, инженером на фабрике работает.
— Михална! — окликнул водитель. — Не зевай, развилка твоя.
— Ой, смотри-ка, уже приехали! За разговором и время незаметно прошло.
Лена подала соседке руку, подхватила тяжелую сумку.
— Спасибо тебе. Я теперь хожу плохо, вес лишний… Дочка все — худей, мама, худей! А куда худеть-то на старости лет, уже семьдесят шестой год пошел. Да и как похудеешь? Вроде и ем совсем немного, а вес прибавляется.
Шла старуха, однако, ходко, Лена с тяжелой сумкой совсем запарилась. Дорога была лесная, но торная, как сказала Мария Михайловна. Дождей не было давно, лужи просохли. До Малофеевки дошли минут за двадцать.
— Вот наша Малофеевка, — отчего-то с грустью сказала старуха. — Меньше половины от нее осталось. Раньше здесь леспромхоз был недалеко, все наши там работали. Клуб был хороший — тоже сгорел лет десять назад. Теперь на том месте один такой церковь строит. Но не заладилось у него что-то, с епархией не договорится никак. Мой дом вон тот, с зеленой крышей. А тебе куда?
— Мне к Малофеевым. Дочку их, Марину, повидать надо.
— Маринку? — Мария Михайловна взглянула остро, хотела что-то сказать, но только поджала губы. — Давно Маринку не видела, не бывает она здесь. У нее родня такая, что их и видеть не хочется. Вот послал бог соседей.
— Подруга сказала, что она к своим подалась.
— Раз подруга сказала… — Старуха с сомнением пожевала губами. — Ладно, если что, заходи ко мне. — Она кивнула Лене и скрылась за калиткой.
Забор у старухи был хороший, металлический, на калитке замок. А вот у Малофеевых забора, можно сказать, не было вовсе. Торчали три подгнивших столба, а между ними какие-то буйные кусты. Калитка валялась рядом, видно, не выдержала такого отношения.
Лена не стала спрашивать разрешения войти.
Участок зарос лопухами и крапивой. Еле заметная тропинка огибала дом. Издалека доносился шум пьяных голосов. Кто-то орал песню, женщины визжали. Судя по всему, гулянка была в самом разгаре. Лена растерялась, соваться в незнакомую пьяную компанию не хотелось. Как бы вызвать Маринку и побеседовать с ней наедине?..
Она встала на завалинку и попыталась заглянуть в окно. В доме дым стоял коромыслом — в буквальном смысле, хоть топор вешай. Сидели какие-то люди: старик с неопрятной бородой, беззубый мужик в расстегнутой рубахе, удивительно толстая женщина с подбитым глазом. Девушки среди них не было.
«Что я здесь делаю? — стрельнула в Лениной голове здравая мысль. — Бежать отсюда как можно скорее!»
Она отпрянула от окна. Хлипкая дощечка под ней подломилась, и Лена с размаху шлепнулась в крапиву. Со стоном потерла бок и замерла: прямо на нее из кустов шел огромный мужик, небритый, лохматый и голый по пояс. Из одежды на нем были только грязные камуфляжные штаны и галоши на босу ногу.
— О! — оскалился мужик. — И кто ж это к нам пришел?
— Я к Маринке приехала, я Маринку ищу! — У Лены никак не получалось подняться из крапивного куста.
— Мари-инку? — Глаза у мужика загорелись, как тормозные огни грузовой фуры. — Ты, значит, коллега ее будешь?
Лена кивнула и только потом с опозданием поняла, что это могло значить. Соглашаться не следовало ни в коем случае, но было уже поздно. Мужик сделал к ней огромный шаг и рывком поднял из крапивы.
— Ты заходи, заходи в дом! — Он продолжал скалиться. — Щас все организуем.
— А Марина где? — Лена попыталась отступить, но это у нее не вышло. — Если ее нет, то я пойду, мне на автобус надо.
— Куда это ты пойдешь? — весело удивился мужик. — Раз уж сама приехала, надо пообщаться. Не хочешь в дом — в сад пойдем, на свежем воздухе оно даже приятнее…
Он не договорил, потому что Лена с размаху двинула ему по самому чувствительному месту и рванула в сторону домика Марии Михайловны. Но, видно, двинула несильно: мужик не осел на землю от боли, а как бы слегка удивился и потопал за ней.
Лена неслась по тропинке. Там, за столбами, был ее единственный шанс на спасение. На улице можно и заорать, все же на дворе белый день, авось кто-то и выйдет. Чудом она не споткнулась и не растянулась на земле, зато уж репейников собрала не счесть сколько. А вот ее преследователю не повезло: он потерял галошу, въехал босой ногой в крапиву и наконец окончательно отстал. Лена успела выскочить на улицу и пробежать вдоль кустов.
Здесь он ее настиг.
— Стой! — зашипел он. Стиснул ее плечи, задышал луком и застарелым перегаром. — Не уйдешь, шалава подзаборная!
— Пом… — начала было Лена, но огромная грязная пятерня зажала ей рот.
Она исхитрилась и укусила эту пятерню. Мужик взвыл, затряс рукой и уже размахнулся, чтобы заехать Лене по уху. Силы у него, по всему видно, было немерено, оставалось только готовиться к худшему. В этот самый момент железная калитка приоткрылась, и в лицо мужику плеснули ведро холодной воды.
— Витька, — голос Марии Михайловны, — а ну пошел отсюда к чертовой матери!
Пока Витька отплевывался, она ловко втащила Лену за калитку. В последний момент он опомнился и дернул Лену к себе, но сумел только оторвать рукав кожаной курточки. Той самой, которую Лена когда-то покупала в Милане. Уж точно в другой жизни.
Хозяйка заперла калитку. Лена тихо сползла по забору на аккуратные плитки дорожки.
— Говорила я тебе: зря ты к этим Малофеевым идешь, ничего там хорошего нет.
Лену затрясло крупной дрожью. Она попыталась что-то сказать, но губы прыгали, и у нее вышли не слова, а какое-то блеяние.
— Но-но, — Мария Михайловна погрозила ей пальцем, — не вздумай грохнуться в обморок. Сил не хватит тебя до дома тащить.
Лена послушалась, поднялась. По вымощенной плиткой дорожке они пошли к дому. Перед крыльцом цвели астры и георгины, в круглом вазоне пламенели настурции. Дом был аккуратно выкрашен жизнерадостной светло-зеленой краской. Окна радовали глаз чистотой и блеском.
Лена ничего не замечала, у нее была одна задача — дойти до крыльца. Дошла.
Старуха провела ее на кухню, небольшую, но уютную, усадила на диванчик, помогла снять куртку.
— Да, — усмехнулась она, — она теперь разве только на помойку годится.
Лена махнула рукой, проверила сумку. Слава богу, все при ней: паспорт, кошелек. Разгребла кое-как волосы, вытерла лицо влажной салфеткой. Мария Михайловна уже наливала в большую кружку крепкий чай. На столе в тарелке лежали пироги.
— Невестка с собой дала, — улыбнулась хозяйка, — как будто я сама не напеку. Ты ешь, мне столько нельзя.
Тарелка, на которой горкой высились пироги, была стеклянная и красоты изумительной — с райскими птицами всех цветов.
— Это у нас в Заборске фабрика, сын мне в подарок на семьдесят лет заказал. Мастер сделал индивидуально, — просияла Мария Михайловна.
После чая с пирогами Лене стало лучше. Исчезла противная дрожь, перед глазами не стоял жуткий мужик в галошах на босу ногу.
Хозяйка смотрела выжидающе. Лена допила чай и неожиданно рассказала этой, в общем, случайной попутчице все, что случилось со вчерашнего дня. Да, это же только вчера утром ее разбудил телефонный звонок и незнакомый голос, представившийся майором Мелентьевым, сообщил, что ее муж умер.
Мария Михайловна слушала не перебивая, только горестно покачивала головой.
— Что тебе сказать? — начала она, когда Лена остановилась перевести дух. — Большое горе у тебя. Но терять голову все-таки не надо. Люди разные попадаются, сама убедилась. Эти Малофеевы, конечно, особо отличаются. Отец Маринкин до белой горячки допивался не раз, жена его — жуткая баба, Маринку в свое время била смертным боем. Этот Витька, — она кивнула в окно, — какой-то ей не то племянник, не то брат двоюродный.
Меня соседка Зинаида полностью в курс дела ввела. Ты, говорит, у сына отдыхала, а у нас здесь тоже жизнь не стояла на месте. Маринка явилась. Лет пять ее в наших краях не видели, и вдруг прикатила.
— Когда? — вскинулась Лена.
— А вот представь себе, что вчера утром, в пятницу. Мачеха, понятно, приняла ее не особо, но в дом пустила. Маринка сидит тише воды ниже травы, как вдруг вечером приезжают за ней на двух машинах. Главный на джипе — хлыщ такой, волосом черный, морда смуглая, разодет в пух и прах. Зинаида слышала в окно, вроде там все началось с шума и крика. Но потом парни, сопровождающие, значит, этого хлыща, пронесли в дом ящик водки, еще продукты какие-то, и все затихло.
Потом вышла Маринка, только вид у нее был не то чтобы радостный. Но в машину села сама, с тем и уехали. А эти, — Мария Михайловна снова кивнула на окно, — как начали квасить, так до сих пор и не угомонились. Пока все не выпьют, не остановятся.
«Наверняка это Ахмет Маринку увез, — подумала Лена. — Ему дура Анька проболталась, где она. А отец родной дочку за ящик водки продал».
— Так что нет Маринки, зря ты такую дорогу проделала. Автобус теперь не скоро будет. Можешь, конечно, у меня заночевать.
— Спасибо, но мне в Заборск надо.
— Ладно, — она пожевала губами, — вроде Зинаидин муж туда вечером поедет. В больнице его перехватим.
— У вас больница есть? — удивилась Лена.
— А как же! Говорю же, что раньше у нас леспромхоз был. Больница на десять коек, доктор, фельдшер, сестры, санитарки — все как положено. Леспромхоза нет, а больничка осталась, со всех деревень сюда везут, если что. Конечно, потом в Заборск отправляют, если что серьезное, а так, по мелочи, сами управляются. Я в этой больнице тридцать лет проработала, два года назад только на пенсию ушла. А ты-то как, оклемалась?
— Да, мне уже лучше. Спасибо вам!
— Тогда пойдем, а то как бы Анатолий не уехал. Только тебе выйти не в чем. — Она с сомнением глянула на Ленину блузку. — Прохладно уже. На-ка вот. — Она принесла из комнаты флисовую куртку с капюшоном. — Это Димкина, внука моего. Ему все равно мала, валяется без дела.
Куртка была поношенная, но чистая. Хотя и у Марии Михайловны в доме все сияло чистотой. Вышли через заднюю калитку, чтобы не маячить перед домом Малофеевых. Хозяйка уверенно двинулась по проходу между заборами. По тропинке они прошли через рощицу, миновали небольшой пруд, заросший ряской и камышами, и вышли на пригорок.
— Вот она, больница наша! — с гордостью сказала Мария Михайловна. — Сколько лет, сколько лет!.. Всякое, знаешь, бывало. Доктор теперь только дважды в неделю сюда приезжает, в остальное время я сама управлялась. Раны какие обработать, уколы, капельницы. Роды даже принимала.
— Неужели?
— А ты что думаешь? Если приспичит, до Заборска можно не успеть. Один раз ребеночек ножками шел. Все, думаю, не справлюсь. Ничего, развернула его, все в порядке. Здоровенный парень, в армии служит.
Сейчас сотовые телефоны у всех, «Скорую» из любого места вызвать можно. А раньше, когда я в глубинке работала, у нас один транспорт был — телега с лошадью. Меня саму муж в райцентр вез рожать на телеге. Так растрясло, думала, прямо по дороге и рожу. Чувствую, потуги уже начались. Говорю мужу, останавливайся, мол, и готовься. Он так испугался, что лошадь вскачь пустил! Влетели в больницу, как будто за нами черти гонятся. Я ору от боли, муж — от страха, доктор вышел — тоже орет: что за беспорядки в медицинском учреждении? А меня и до палаты не донесли, сразу в родилку. Вот и пришли.
Мария Михайловна потянула на себя дверь. В небольшой приемной стояло три разномастных стула. Пожилая женщина мыла пол.
— Мария! — Она подняла голову. — Никак вернулась? А к нам чего?
— По делу, — коротко ответила та. — Анатолий еще здесь?
Выяснилось, что Анатолий во дворе, что-то делает по хозяйству, но сюда еще заглянет за какими-то бумагами.
— Мы подождем, — сказала Мария Михайловна. — Девушку вот с ним в Заборск нужно отправить.
Санитарка пожала плечами — нужно так нужно.
— Как у вас дела-то?
— Да как, — она оперлась о швабру, — вроде все как обычно. Только этот, которого на дороге нашли, все мечется. Видно, плохо с головой.
В холл вбежала совсем молоденькая сестричка.
— Тетя Маша, — обрадовалась она, — как хорошо, что вы здесь! Я ему ставлю капельницу, а он не дается!
— Ох, Аленка, учиться тебе и учиться, — вздохнула Мария Михайловна. Она двинулась за сестричкой, а Лена пошла за ними, чтобы не мешать мыть пол.
Больной лежал в углу палаты, рядом суетилась сестричка. Мария Михайловна опытной рукой поставила капельницу. Через пару минут он перестал метаться и успокоился.
Лена подошла ближе. Не может быть! Перед ней был водитель ее мужа Сережа Петухов. Узнать его из-за синяков под глазами и повязки на голове было непросто, но, несомненно, это был он.
— Знаешь его? — удивилась Мария Михайловна.
— Конечно! Это Сергей, он с моим мужем приехал на машине, — шепотом ответила Лена. — Но как он здесь оказался?
— Нашли вчера утром. Тот же Анатолий и нашел. Он ехал по шоссе, а там Ольгин овраг как раз к трассе выходит. Глянь — лежит кто-то у дороги, весь в крови. Ясное дело, ограбили, избили и бросили. Но мужик здоровый оказался, выполз кое-как.
Привез его Анатолий сюда, а у него ни документов, ни одежды верхней. Помощь оказали, конечно, раны заживут, а вот с головой у него плохо. Пришел в себя ненадолго, но ничего не помнит. Кто такой, как в овраг попал — молчит.
— И что теперь?
— Да что теперь? Доктор сказал ставить капельницы и обеспечить полный покой, может, память сама вернется. А если по-умному, так его обследовать надо: МРТ, сканирование и все прочее. У нас в Заборске такой техники нет.
— Он должен вспомнить, что случилось с моим мужем. Олег ему доверял!
Старуха только покачала головой. Из коридора донесся зычный голос Анатолия:
— Михална, ты, что ли, по мою душу?
— Тише ты. — Мария Михайловна взяла Лену за руку и вышла из палаты. — Здесь больной все-таки. Довези вот, пожалуйста, девушку до Заборска, знакомую мою.
— Ничего такая знакомая. — Анатолий подмигнул Лене.
Роста он был невысокого, о таких говорят «метр с кепкой». Интересно, откуда в таком хлипком теле такой зычный голос?
— Идите к машине, я сейчас буду.
Машина Анатолия оказалась неказистым грузовичком, но Лена была рада и этому. Ко всему уже здесь привыкла, ничему не удивлялась.
На прощанье Мария Михайловна крепко обняла ее.
— Чувствую, девонька, еще много испытаний тебе предстоит, и смерть мужа — только начало. Держись, не давай себе распускаться. И вот возьми-ка это.
Она вынула из кармана потемневший от времени крест. Крест был большой, сантиметров восемь в длину и в ширину. Лена взвесила его на ладони — тяжелый. Значит, из благородного металла, но, как ни странно, теплый. В центре тускло блестел камешек, от него в четыре стороны разбегались камни поменьше. Крест был не на цепочке, а на простом грубом шнурке.
— Что это? — удивилась Лена.
— Не видишь, что ли? Крест. — Мария Михайловна отчего-то вздохнула. — Понимаешь, какое дело. Лет пять тому, да, как раз осенью, я еще работала тогда здесь, в больничке. Ночью привозят женщину. Немолодая, одетая скромно, но сильно избита. Нашел ее опять-таки Анатолий на том самом месте, где Ольгин овраг подходит к дороге.
— Откуда такое название — Ольгин овраг? — Неожиданно для себя самой Лена спросила о том, о чем вовсе и не собиралась.
— Да кто теперь знает, — старуха пожала плечами. — Вроде легенда гласит, что когда-то давно здесь проезжала княгиня Ольга и повелела в том месте поставить церковь. Тогда оврага никакого не было, был пригорок — как раз для церкви. А колдун здешний воспротивился, все твердил, мол, нехорошее это место, духи какие-то там живут.
Ольга, ясное дело, колдуна не послушалась, велела его плетьми отстегать для острастки, а церковь ставить на том самом месте. Поставили, но она недолго простояла. Представь себе: лет через пять земля на этом месте разверзлась, и церковь ушла под землю. Образовался глубокий овраг, и назвали его Ольгиным.
— Сказки, — усмехнулась Лена. — Но красиво.
— Может, и сказки, — не стала спорить бабуля. — Только с тех самых пор овраг не зарастает, не осыпается — как есть, так и стоит. Лет тридцать назад, еще при советской власти, приезжали геологи, исследовали. Сказали, что там на самом деле очень глубокий разлом, как-то он по-научному называется. А в том месте, где он к дороге подходит, действительно иногда находят трупы. Некоторым удается спастись, тогда говорят, что им сама Ольга помогает. Вот как этому твоему знакомому и той женщине.
Ей, конечно, очень плохо было, маялась в бреду. А под утро в себя пришла и попросила посмотреть в ее одежде, там одна вещь зашита. Так я нашла этот крест. Она и говорит, мол, вещь дорогая, ценная, беречь ее надо как зеницу ока. И такая сила у этого креста, что он сам в трудную минуту кому надо поможет.
— Ей же не помог, — скептически усмехнулась Лена.
— Не помог, — Мария Михайловна и здесь не стала спорить, — умерла она к утру. Врач сказал, что сердце не выдержало. А насчет креста я никому ничего не сказала, как она просила. Пробовала носить — тяжелый, натирает, шнурок этот шею как цепью охватывает. Лет мне много, случись что — куда его? А ты возьми, тебе помощь нужна. Может, и отведет беду.
Лена повесила крест на шею. Странное дело, ей тяжесть совсем не мешала. Шнурок казался мягким, как шелк, а сам крест удобно лег в ложбинку между грудей.
— Спасибо вам за все! — Лена обняла Марию Михайловну. — Насчет Сергея я договорюсь, нужно его в Петербург вести.
— Бог тебе в помощь.
Подошел Анатолий.
В дороге Лена задремала. Проснулась только на подъезде к Заборску.
— Тебе в гостиницу? — покосился водитель.
— Нет, — неожиданно для себя она вдруг приняла решение. — Отвезите меня, пожалуйста, к ресторану «Подворье».
От Маринки она ничего не узнала, может, этой самой Маринки уже и в живых нет. Оставался последний вариант — Ахмет, гроза гостиничных девиц и владелец «Подворья».
— В «Подворье»? — Анатолий неодобрительно прищелкнул языком, но ничего не сказал.
Недалеко от крепостной стены стоял приземистый деревянный дом из толстых бревен — имитация крестьянской избы. Над входом сияла вывеска «Ресторан «Подворье».
Перед тем как войти, Лена сняла мальчишечью флисовку, расстегнула пуговку на блузке и подкрасила губы. Вид, конечно, так себе, но для сельской местности сойдет.
Она шагнула в зал и огляделась.
Три-четыре столика были заняты, остальные пустовали. За барной стойкой бритый парень протирал бокалы. Возле стойки — небольшая эстрада, на эстраде белый рояль.
Самая большая компания сидела как раз рядом с эстрадой. Шумные нагловатые парни, в основном явно местные.
Лена прошла через зал, чтобы сесть за столик по соседству с шумной компанией, но угрюмая официантка не позволила:
— Здесь занято.
— Что-то я никого не вижу.
— Стол забронирован.
— А где не забронированные?
— Ты одна? — И смотрит волком.
— А что, если одна?
— А то. Сама как будто не понимаешь.
Лена хотела поставить хамку на место, но решила, что не стоит привлекать к себе внимание.
— Да ты что? За кого ты меня принимаешь? Я просто хочу поесть и выпить кофе.
Официантка тоже сообразила, что переборщила, и смягчилась:
— Ладно, чего уж там. Садись вон за тот, он не занят. Что заказывать будешь?
— Салат какой-нибудь и рыбу, если есть.
— Бери судака по-купечески, вкусно! — Официантка неожиданно подобрела. — Пить что-нибудь будешь?
— Белое вино есть?
— Есть. Тебе сухое или послаще?
Приняв заказ, официантка удалилась.
Лена оглядывалась, прислушивалась.
Неожиданно к ее столику подошел лысоватый приземистый мужчина лет пятидесяти. Улыбнулся с неуверенной наглостью, спросил:
— Не позволите составить вам компанию? В этом захолустье так редко увидишь приличного человека!
Лена хотела его отфутболить, но передумала: вдвоем с этим типом она будет меньше бросаться в глаза.
— Садитесь, — она кивнула на стул и улыбнулась одними губами. — Это вы о себе? — В глазах незнакомца мелькнула растерянность, и она снисходительно добавила: — Насчет приличного человека.
— А! — Он просиял. — Это я о нас с вами. По вашему лицу сразу видно, что вы не здешняя. Да и не только по лицу. Я сам здесь в командировке. Днем работа, а вечером так одиноко… Вы меня понимаете?
В этот момент к шумной компании подошел еще один тип — невысокий, с гладко зализанными темными волосами, одет с дешевым, вызывающим шиком. Он шел вразвалку и посматривал вокруг глазами хозяина жизни.
— Ахмет! — оживились за столом. — Садись, выпей с нами!
Лена напряглась.
Вот тот, кого она ищет. Тот самый, кто увез Маринку из Малофеевки.
— Так я и говорю, — не унимался назойливый сосед, — здесь по вечерам так одиноко… Да вы меня совсем не слушаете!
Лена его действительно не слушала.
Она смотрела на Ахмета. Вернее, на его руку.
Характерным мужским жестом он обнажил запястье и взглянул на свои часы.
Нет, не на свои.
На запястье у Ахмета были золотые швейцарские часы, которые Лена так хорошо знала.
Когда-то она сама выбирала эти часы. Они купили их на сорокалетие Олега. Лена узнала бы их среди тысяч других.
У нее перехватило дыхание.
На сцену тем временем поднялся обрюзгший тип в мятом пиджаке. Сел к роялю и, отчаянно фальшивя, затянул:
— Владимирский централ…
Ленин сосед заслушался, подпер щеку кулаком, стал вполголоса подпевать. Официантка принесла Ленин заказ и еще бутылку шампанского.
Лена прислушивалась к разговорам шумной компании.
Из двери за барной стойкой выглянул человек в поварском колпаке и громко позвал:
— Ахмет, к тебе пришли!
— Кто? — Ахмет резко развернулся к повару. — Кто пришел? Я никого не жду!
Повар округлил глаза, что-то изобразил лицом. Ахмет посерьезнел, встал.
— Я ненадолго. Важный разговор.
Лена повернулась к своему соседу:
— Я скоро вернусь. Мне нужно поправить макияж.
Дверь с женским силуэтом была рядом с той, за которой скрылся Ахмет. Лена быстро огляделась, убедилась, что на нее никто не смотрит, и юркнула вслед за Ахметом.
Она оказалась в полутемном коридоре, куда выходило несколько дверей. Из-под одной из них пробивался свет.
Лена подкралась к этой двери, прислушалась.
— Я же тебе говорил: не зря она здесь вертится. Вынюхивает что-то, выведывает…
— Это без разницы, у нас она ничего не узнает. В ресторан не сунется — побоится. Поболтается по городу и свалит в свой Петербург.
— А что с твоей девкой? Болтать не будет?
— На этот счет можешь не беспокоиться. С ней я разобрался.
— Только без подробностей, будь добр. Ничего о твоих разбирательствах знать не хочу! — У Ахметова собеседника пробились истерические нотки. — Это твои дела, если что, сам будешь расхлебывать.
— Что значит — если что? Ничего такого не может быть. Никому эта девка не нужна, никто ее искать не будет.
Один голос явно принадлежал Ахмету. Второй тоже Лене был знаком, она совсем недавно его слышала. Кто же это?
Она подобралась еще ближе и осторожно заглянула в узкую щелку.
За дверью были двое.
Один стоял к ней спиной, Лена могла разглядеть только прилизанные смоляные волосы и дешевый костюм с искрой. Второй скрывался в тени. Нет, она определенно видела эту фигуру!
— Я свое дело сделал, как договаривались, — Ахмет явно горячился, — а вдовушка — это твоя забота. Сделай так, чтобы она убралась отсюда как можно скорее и не мутила нам воду. Убеди, запугай, ты же можешь!..
— Тебя не спросил! — Вдруг второй схватил Ахмета за запястье. — А это что у тебя?
Тот попытался высвободиться, но второй тип вцепился в нее мертвой хваткой.
— Ты что, с ума сошел? — прошипел он зло. — Совсем сдурел? Не понимаешь, что делаешь?
— А что такое? — вяло отбивался Ахмет. — Подумаешь, часы! Что такое часы?
— Не «подумаешь», а дорогущие часы! Не дай бог кто-нибудь увидит.
— Да кто их здесь увидит?
— Да ты же как сорока — тащишь все блестящее, а потом на каждом углу показываешь. Она увидит, узнает часы, и что я ей скажу?
В эту минуту собеседник Ахмета вышел на свет, и Лена увидела обрюзгшее лицо и маленькие свиные глазки Мелентьева. Так вот в чем дело! Выходит, они в сговоре? Лена отшатнулась, как от удара.
На ее плечо опустилась чья-то тяжелая рука.
Доехали верховые, посланные в землю древлянскую, до города своего Коростеня, рассказали своим вельможам да старейшинам, что согласилась вдова князя убитого выйти за Мала, велела древлянам сватов присылать, с подарками да гостинцами.
— А где же остальные послы? — спрашивают вельможи да старейшины.
— А они у княгини остались, пируют да сватов дожидаются. Небось уже упились да объелись до полусмерти.
Обрадовались древляне, послали сватами к княгине сорок человек самых родовитых да знатных. Приготовили для княгини дорогие подарки — белок, да соболей, да черных куниц, да других мехов, которыми земля древлянская славилась. Приготовили меду старого, хмельного, самого лучшего, кож мягких выделанных и других даров. Столько всего приготовили — не увезти на лошадях. Погрузили в три большие ладьи с резными носами, и поплыли сваты по малым рекам в великий Днепр.
Плывут ладьи тихо, дружно гребут древляне тяжелыми веслами да радуются — славно примет их княгиня киевская, всякими разностями угостит, всякими разносолами попотчует, всякими почестями почествует. На носу передней ладьи волк, из дерева вырезанный — как живой. Глядит вперед, зубы скалит. На носу второй ладьи — медведь, на носу третьей — рысь.
Приплыли ладьи древлянские к Киеву, встали возле пристани.
Холоп княгинин спрашивает — кто такие? Почто в Киев приплыли? С делом каким или так — на большой город глянуть?
А древляне на него из ладей глядят, насмехаются:
— Ты как, холоп, с нами разговариваешь? Ты почто шапку с головы не снимаешь? Знай же, что мы — лучшие люди из земли древлянской, приплыли не просто так — с важным делом, княгиню вашу за нашего князя сватать! Вот как выйдет ваша княгиня за нашего князя — узнаешь, холоп, волю древлянскую!
Холоп им поклонился, убежал княгине докладывать.
Сидит княгиня в своей верхней светелке, глядит в зеркало греческое, белым серебром оправленное, яркими яхонтами изукрашенное. Но не свой лик видит она в том зеркале — видит в нем светлый лик мужа своего убитого, светлого князя Игоря.
Вбежал в светелку холоп, поклонился, сказал, что приплыли сваты древлянские.
Послала княгиня своих людей — не простых холопов, бояр с вельможами. Наказала, что древлянам сказывать.
Пришли бояре да вельможи княгинины на пристань, говорят древлянам:
— Княгиня наша так уж рада за вашего князя идти, что не знает, как вас чествовать. Прислала она вам малое угощение и велела сказать, что, как придут к вам люди в княжеский терем звать, на великую честь, вы им говорите, что не согласны вы ни пешком идти, ноги пачкать, ни на лошадях ехать, по крутой дороге трястись. Пускай вас княгинины люди прямо в ладьях несут, чтобы все видели, за какого важного князя княгиня наша выходит.
Тут же подошли слуги и принесли древлянам в ладьи всякое угощение — и мяса, и птицы, и дичи, и пирогов сладких, и медов старых, хмельных, и вин заморских.
Обрадовались древляне, стали есть-пить, пировать, удаче своей радоваться. Говорят один другому: какое мы умное и доброе дело сделали! Не убили бы мы князя — так бы и платили ему дань непомерную, так бы и жили в своей земле, а теперь княгиня нас чествует и потчует, и будем мы в Киеве первыми людьми!
А в то время позади княгинина терема, где выгон для скота был, роют люди яму большую да глубокую.
Спрашивает княгиню старый Асмус:
— Хороша ли яма?
— Копайте еще! — говорит ему княгиня.
Пируют древляне в ладьях, копают люди за княгининым теремом.
— Хороша ли яма? — спрашивает Асмус княгиню.
— Копайте еще!
Пируют древляне, пьют меды хмельные и вина заморские. Копают люди возле терема княгинина.
— Хороша ли яма? — спрашивает Асмус.
— Теперь довольно.
Пошли на пристань княгинины люди, спрашивают древлян:
— Хорошо ли закусили, господа древляне?
— Какое закусили! — стонут древляне, животы поглаживая. — Наелись-напились на неделю вперед! Славный был пир!
— Какой же то пир? То была только закуска! Пир еще впереди. Зовет вас на пир княгиня наша. Велит спросить — пешие пойдете или лошадей вам подать?
А древляне ломаются, гордятся перед киевским людом:
— Не таковы мы, чтобы пешими идти, грязь вашу месить! Не таковы же, и чтобы на лошадях ехать, по буеракам вашим трястись! Несите нас прямо в ладьях, на руках!
Отвечают им люди княгинины:
— Что поделать, теперь ваша воля, господа древляне! Наша княгиня за вашего князя идет — так что вам теперь честь да слава! Мы теперь — ваши холопы!
Подняли ладьи вместе с древлянами, взвалили на плечи и понесли к терему княгинину.
Несут ладьи по Киеву, люд киевский дивится — никогда такого не видывал! А древляне в ладьях гордятся, кичатся, над народом киевским потешаются:
— Видели, какая нам великая честь от вашей княгини? Теперь всегда так будет: вы нас будете на себе таскать, а мы над вами будем насмехаться!
Ничего не сказали княгинины люди. Принесли ладью с древлянами к княгинину терему, обнесли на задний двор, да и сбросили в ту яму глубокую, которую там княгиня велела выкопать.
Рассыпались древляне по дну ямы — у кого ноги сломаны, у кого руки, у кого голова зашиблена. Подошла княгиня к самому краю, заглянула в яму, спросила:
— Ну как, господа сваты, довольны ли вы пиром, для вас приготовленным?
Стонут древляне, плачут:
— Насытила ты нас, княгиня, до самой смерти!
— Довольны ли вы честью, за смерть моего мужа вам оказанной?
— Ох, княгиня, чем такая честь — лучше умерли бы мы Игоревой смертью!
— Хороша тризна по моему мужу! — молвила княгиня, и отошла от ямы, и махнула своим людям шелковым платком: — Закапывайте!
И стали княгинины люди яму засыпать, и закричали древляне от страха и ужаса нечеловеческими голосами. Но скоро перестали кричать — землей им рты забило.
А потом и земля шевелиться перестала — ни следа не осталось от древлянских сватов.
Почувствовав на своем плече чужую тяжелую руку, Лена едва сдержала крик, повернулась…
За ее спиной стоял лысоватый приземистый мужчина в костюме без галстука — тот самый, который подсел к ней за столик. Лицо его было багровым от возмущения.
— Вот ты где? — проговорил он, играя желваками. — Знаю я таких! Сбежать хотела, чтобы по счету не платить? Чтобы, значит, я за тебя заплатил? Я не жадный, я не скупой, но я не люблю, когда из меня дурака делают!
Лена хотела было сказать, что из него ничего не нужно делать — с ним все и так ясно, — но удержалась. Также не стала напоминать этому престарелому донжуану, что не приглашала его к себе за стол, что он сам к ней напросился — не до того сейчас, как бы эти двое там, в комнате, его не услышали.
Лена бросилась этому идиоту на шею, обняла его, жарко задышала в ухо и проговорила воркующим голосом:
— Я знала, что ты меня найдешь! Я верила! Ты не представляешь, как мне одиноко в этом тоскливом городишке! Здесь все такие серые, тусклые… такие провинциальные! Не представляешь, как я была рада встретить здесь тебя! Ты… ты такой особенный!
— Во как… — На лице мужчины удивление боролось с восторгом и самодовольством. И, как это обычно бывает, самодовольство победило. Он уверился, что сумел внушить бурные чувства этой прекрасной незнакомке. А как же иначе? Он действительно особенный! И женщины должны падать к его ногам, как перезрелые персики! А если какая-то из них не спешит упасть — тем хуже для нее!
— Ну ладно, ладно, — пробормотал он удовлетворенно, — я не сержусь… я тебя неправильно понял… ну хорошо, я за тебя заплачу… для меня это не вопрос…
В это время дверь, возле которой подслушивала Лена, начала открываться. Лена чмокнула своего спутника в щеку и потянула его в зал ресторана:
— Пойдем скорее отсюда, здесь пахнет жареной рыбой, наверное, из кухни.
— Пойдем так пойдем, — не стал возражать мужчина. Он уже настроился на приятное завершение вечера.
Лена со своим спутником вернулись за столик.
Мужчина махнул официантке и потребовал двойное виски — Лена обратила внимание, что он с видом знатока выбрал самый дешевый сорт в меню.
— А тебе что заказать? — спросил он ее.
— То же, что себе, милый! — проворковала Лена. — Я доверяю твоему вкусу!
Почти сразу вслед за ними в зал вернулся Ахмет. Он присоединился к своей компании, которая встретила его радостными возгласами:
— Ахмет вернулся! Садись, выпей с нами! Мы тут как раз спорили, какой коньяк лучше…
Ахмет что-то отвечал своим собутыльникам, что-то пил, но в то же время бросал настороженные взгляды в Ленину сторону.
Лена подумала, что он заметил ее возле двери и что пора уходить из ресторана, пока не начались неприятности.
Ее спутник уже выпил свою двойную порцию, и Лена незаметно поменяла бокалы. Он выпил и второй, не заметив подмены.
— Милый, — проговорила Лена, перегнувшись через стол к своему соседу, — пойдем отсюда, мне здесь надоело! Здесь так скучно! Мне хочется чего-то другого! Чего-то необыкновенного!
Глаза мужчины загорелись:
— Мне тоже хочется! Пойдем, конечно, пойдем!
Он положил на стол деньги (на чай оставил мало) и, слегка пошатываясь, пошел к выходу.
Лена шла рядом, что-то вполголоса бормоча. Проходя мимо компании Ахмета, она украдкой бросила на него взгляд. Ахмет больше не обращал на нее внимания.
Выйдя на улицу, Лена огляделась, прикидывая, как бы отделаться от своего назойливого кавалера. На ее счастье, рядом с рестораном стояла знакомая машина — дядя Коля дожидался клиентов.
— Подъедем на такси! — проворковала Лена, подталкивая своего кавалера к машине.
— А я думал, мы прогуляемся, — протянул тот, — такой вечер хороший, и здесь идти всего ничего…
— Вечер-то неплохой, — капризным тоном возразила Лена, — но я устала, у меня ноги не идут… и вообще, я так хочу, этого достаточно! — и она топнула ногой.
— Раз уж ты так хочешь, я не возражаю! — Кавалер нетвердым шагом подошел к машине, наклонился к водительскому окошку и проговорил заплетающимся языком:
— Шеф, до гостиницы! До этой, как ее?.. Что-то старое… Сам знаешь!
— До гостиницы — это можно, — отозвался дядя Коля. — Почему не подвезти? Садитесь!
Он переглянулся с Леной, и та дала дяде Коле понять, что хочет отделаться от назойливого спутника.
— Сядем сзади! — проворковала Лена, открывая заднюю дверцу машины.
— Само собой — сзади! Дама первая…
Пассажиры разместились на заднем сиденье, дядя Коля обернулся и потребовал:
— Ремень пристегните!
— Чего? — вытаращился на него мужчина. — С какого это перепугу на заднем сиденье надо пристегиваться?
— Извини, уважаемый, у нас менты очень строгие. И как раз возле гостиницы у них пост. Увидят, что у меня пассажиры не пристегнуты, — попортят кровь…
— Милый, не будем спорить! — проворковала Лена. — Не будем портить прекрасный вечер! Что тебе, трудно пристегнуться? Сделай это ради меня!
— Ради тебя мне ничего не трудно! — галантно проговорил мужчина и с трудом застегнул тугую застежку ремня.
— Черт, — пробормотал он, — какая тугая…
— Да, замок у этого ремня тугой, — подтвердил водитель.
Лена тем временем и не подумала пристегиваться. Она открыла сумочку и ахнула:
— Ой, я телефон в ресторане забыла! Милый, подожди, я скоро вернусь! Буквально через минуту!
С этими словами она выпорхнула из машины, захлопнула дверь и устремилась к ресторану.
Едва дверца машины закрылась, дядя Коля включил зажигание и рванул с места.
— Эй, шеф, ты куда это? Моя подруга еще не вернулась!
Дядя Коля сделал вид, что не слышит возмущенного пассажира. Он гнал машину по безлюдным улицам ночного городка, в полный голос распевая:
— Ямщик, не гони лошадей! Мне некуда больше спешить!..
— Ты, ямщик чертов, что вытворяешь? — Незадачливый пассажир попытался дотянуться до спины водителя, но туго затянутый ремень не давал ему свободы маневра. Тогда он попытался отстегнуть ремень — но тугой замок никак не поддавался.
— Мне некого больше любить! — выводил дядя Коля. — Ямщик, не гони лошадей!
— Некого… — подтвердил пассажир, печально взглянув на пустое соседнее сиденье и делая еще одну безуспешную попытку отстегнуть ремень.
Тут он заметил, что машина выехала из города и едет по темному ночному шоссе.
— Эй, ямщик, ты что творишь? — крикнул он в спину водителя. — Ты куда меня везешь?
— В гостиницу! — ответил дядя Коля, у которого неожиданно прорезался слух. — Ты сказал — в гостиницу, вот я тебя туда и везу!
— В какую, блин, гостиницу? Ты меня вообще в лес завез!
По сторонам дороги действительно чернел ночной лес.
Но с водителем снова случился приступ глухоты. Он отвернулся от пассажира и затянул дальше:
— Как жажду средь мрачных равнин измену забыть и любовь… ямщик, не гони лошадей!..
Пассажир выглянул в окно машины. Равнины по сторонам дороги и впрямь были мрачные. Вдруг впереди, справа от шоссе, показалась яркая светящаяся вывеска.
Дядя Коля сбросил скорость, подъехал к двухэтажному зданию и остановился.
— Вот она, твоя гостиница! — проговорил он, повернувшись к пассажиру.
— Какая, блин, гостиница! — простонал тот.
— Известно, какая — «Старое поместье», видишь, название на вывеске написано!
— Да мне совсем не она была нужна! Мне был нужен этот… «Старый Заборск»! — неожиданно вспомнил пассажир.
— Ничего не знаю! — отмахнулся водитель. — Ты мне сказал — что-то старое, вот я тебя и привез! А теперь попрошу выйти, у меня смена закончилась, мне домой нужно! Только сначала, само собой, оплати проезд. По ночному тарифу.
— Что значит — выйти? — возмутился пассажир. — Что значит — оплати? Сам меня завез в чертову глухомань и еще за это с меня денег требуешь? Да еще по какому-то тарифу? Вези меня сию минуту в гостиницу «Старый Заборск», и бесплатно!
— С какой это стати? Я тебя привез, куда ты просил, а больше ничего не знаю! У меня смена кончилась, так что вылезай!
— И не подумаю!
— Вот как? — дядя Коля помрачнел. — Тогда, мил человек, у тебя два варианта: или я тебя сейчас завезу вообще в лес и там выкину… а я такие места знаю, где волки проходят… или я сей момент звоню в полицию и говорю, что ты меня пытался ограбить. А полиция у нас прикормленная, они тебя с удовольствием возьмут в разработку и повесят на тебя все нераскрытые дела, которые у них накопились. Так что выбирай… я лично тебе советую выбрать волков, оно безопаснее.
Несчастный пассажир взвыл, необъяснимым способом умудрился расстегнуть ремень, выскочил из машины и исчез в дверях гостиницы. Дядя Коля проводил его насмешливым взглядом и поехал домой — рабочий день у него действительно закончился.
Тем временем Лена без приключений добралась до своей гостиницы, вошла в холл.
За стойкой никого не было — видимо, дежурная куда-то ненадолго отошла.
Лене не хотелось ждать. Она огляделась, зашла за стойку и хотела уже взять ключ от своего восемнадцатого номера, но тут увидела висящий рядом ключ под номером семнадцать. Ключ от того самого номера, в котором умер ее муж.
Искушение было слишком велико.
Она еще раз огляделась и сдернула с крючков оба ключа.
После чего торопливо ушла из холла, поднялась на второй этаж.
Коридор был пуст и тих. На двери семнадцатого номера висела бумажка с фиолетовой печатью, но она не представляла собой реальное препятствие. Лена послюнила палец, отлепила край бумажки и открыла дверь номера.
В номере было темно. Лена на ощупь пересекла комнату, стараясь не шуметь, подошла к окну, задернула плотные шторы и только после этого зажгла верхний свет.
Номер был как две капли воды похож на тот, в котором жила сама Лена. Только в нем было как-то неуютно и пахло чем-то нежилым и неприятным. Хотя, может быть, это казалось Лене, потому что она знала, что здесь произошло.
Лена обошла комнату, заглядывая во все углы.
Постель на широкой кровати была смята, но Лене показалось, что смята она как-то неестественно, что на ней никто не спал и тем более не занимался сексом. Впрочем, опять же, она — не эксперт, и ее мнение мало что значит.
Пол в комнате был застелен зеленым ковровым покрытием — таким же, как в Ленином номере.
Прикроватная тумбочка стояла криво.
Лена машинально передвинула ее, приставив ближе к кровати, — и тут заметила, что в том месте, где только что стояла тумбочка, напольное покрытие немного топорщится, как будто под ним что-то лежит.
Лена опустилась на колени, попробовала поднять край ковра. Покрытие не поддавалось.
Тогда она нашла в своей сумочке пилку для ногтей, подцепила край покрытия, завернула его.
Под покрытием была пыль. Многолетняя пыль, которая помнила, верно, еще СССР. Лена брезгливо сморщила нос, дернула еще и на месте бугорка увидела небольшой картонный квадратик. Лена подняла его и рассмотрела. С одной стороны квадратика не было ничего, с другой — жирным шрифтом был напечатан номер телефона.
Ну и что? Ясно, что квадратик лежал под покрытием с незапамятных времен и никак не может иметь отношения к смерти Олега. Но неожиданно Лена ощутила тепло в ложбинке на груди. Там, где висел крест, который дала ей Мария Михайловна. Крест был уже такой горячий, что Лена взяла его в руку, чтобы не жег нежную кожу на груди. Что это значит? Что такого крест хочет ей сказать?
Лена еще раз взглянула на картонный квадратик и неожиданно для себя набрала номер, что был там. С замиранием сердца она прислушивалась к длинным гудкам.
Ничего. Никто не взял трубку, никто ей не ответил.
Выйдя из семнадцатого номера, Лена послюнила палец и прилепила бумажку с печатью на прежнее место. Получилось не очень аккуратно, но вряд ли кто-нибудь будет проверять качество печати. Да и вообще, вряд ли еще кто-нибудь придет в этот номер — дело о смерти Олега явно решили спустить на тормозах.
Потом она спустилась вниз, чтобы вернуть ключ от чужого номера на место.
Здесь ее ждала неприятная неожиданность: дежурная сидела за своей стойкой. Это была старшая из двоих, та, что была похожа на старую жабу.
— Извините, — смущенно проговорила Лена, подходя к стойке, — извините, Тамара Петровна, вас не было, когда я пришла, и я сама взяла ключ, да перепутала, — с этими словами Лена протянула дежурной ключ от семнадцатого номера.
— Нельзя самим ключи брать! — проквакала тетка. — Непорядок это! Если все будут ключи брать, что получится?
— Тогда с рабочего места уходить не надо! — огрызнулась Лена.
— Я только на минутку… что же я, не человек? Отойти не могу по надобности?
— Я вас минут двадцать ждала!
Дежурная фыркнула, повернулась к доске с ключами, повесила ключ от семнадцатого номера на место и уставилась на соседний крючок:
— А вашего ключа тоже нет на месте!
— Как это — нет? — возмутилась Лена. — Кто же его взял?
— Не знаю кто! — фыркнула дежурная. — Вот как вы чужой ключ взяли, так и ваш кто-нибудь…
— А вон там, на полу, не он лежит? — Лена показала на пол рядом со стойкой, куда только что незаметно бросила ключ от своего номера.
— Ой, правда он! — обрадовалась дежурная. — Не знаю, как он туда попал…
— Я тем более не знаю! — фыркнула Лена, взяла свой ключ и с видом победителя зашагала к лестнице.
Она думала, что на сегодня приключения кончились — но это было не так.
Открыв свой номер и включив свет, Лена увидела на ковре перед дверью сложенный вдвое листок бумаги.
Наклонилась, подняла этот листок и развернула его.
Внутри крупными печатными буквами было написано:
«Не суй нос в чужие дела, если не хочешь остаться не только без носа, но и без головы. Убирайся вон из нашего города, пока цела. Больше предупреждать не будем».
Лена смотрела на записку, как громом пораженная. Это уже не пьяница Витька в Малофеевке и не вчерашний недотепа-командированный. Это уже реальная угроза, адресованная лично ей. Правда, после подслушанного разговора в ресторане она была наготове, но все же, все же… Что у них тут творится? Этот майор Мелентьев — просто оборотень в погонах! Неужели это он подбросил записку, чтобы напугать ее?
Но что они тут пытаются скрыть? Олега убили? Она ни за что не уедет, не выяснив этого.
На следующее утро Лена проснулась, как и накануне, от солнечного света. Но на этот раз она сразу вспомнила, где находится и что случилось. Тоска обрушилась на нее.
Как будто мало ей невосполнимой потери — черный след оставил в душе разговор, подслушанный вчера в ресторане. Неужели в ту ночь несчастная глупая Маринка разговаривала с убийцей? Ее нарочно вызвали в гостиницу, чтобы дежурная ее заметила. А потом рассказала Лене, понадеялись, что Лена будет молчать от стыда. Они не знали, что Лена ни за что не поверит, будто Олег привел ночью в номер гостиничную дешевую девку. Ну не может такого быть!
А за это Ахмету, который Маринку в гостиницу послал, отдали часы Олега. А он, придурок, нацепил их тут же. Потому что ничего не боится. Ладно, увидит Лена часы, и что сделает? В полицию жаловаться пойдет, тому же майору Мелентьеву? Очень смешно.
А на самом деле не смешно, а жуть берет.
Нет, нужно отбросить эти мысли, нельзя поддаваться тоске, нельзя впадать в депрессию.
Нужно занять себя какими-то делами… впрочем, выдумывать дела ей не нужно, их и так у нее выше крыши.
Майор Мелентьев сказал ей, что до понедельника никакие официальные городские службы не работают, так что получить разрешение на перевозку тела не получится. Но она может хотя бы попытаться разблокировать мобильный телефон мужа. Найдет там номер адвоката, а может быть, еще что-нибудь полезное. И еще… еще нужно поговорить с тем врачом, который осмотрел тело мужа и подписал свидетельство о смерти. Врачи часто работают по выходным.
Начать она решила с мобильного телефона.
В ближайшем салоне связи ей сказали адрес мастерской, где чинят мобильники и прочие электронные гаджеты.
Заборск — город маленький, и до этой мастерской Лена дошла за пять минут. Мастерская занимала половину стеклянного павильона. Вторую половину занимала тоже мастерская — только по ремонту обуви. Там за стойкой сидел молодой мужчина кавказской внешности с гвоздями во рту и прибивал набойку на ковбойский сапог.
В другой половине павильона за такой же стойкой сидел молодой, но очень толстый парень в наушниках. Он медленно раскачивался под льющуюся из наушников музыку, неслышимую посторонним. Глаза его были полузакрыты, так что Лене пришлось трижды окликнуть его, прежде чем парень открыл глаза и снял наушники.
— Извиняюсь, — проговорил он густым басом. — Никого не было… вам что нужно — картридж заправить?
— Нет, у меня дело более деликатное, — Лена достала мобильник мужа. — Мне нужно этот телефон разблокировать, а я пин-код забыла. Не поверите — у меня память просто ужасная.
— Забыли? — недоверчиво переспросил толстяк. — Пин-коды записывать нужно, где-нибудь в потайном месте.
— А я и записала. — Лена смотрела на парня неправдоподобно честными глазами. — Записала, в потайном месте спрятала — и само это место забыла. Говорю же — память ужасная! Всю квартиру свою перерыла, никак не могу найти!
— Да, это уже серьезно! — парень вздохнул. — Тогда официальная процедура такая: вы мне даете паспорт, я сверяю ваши паспортные данные с базой данных мобильного оператора и, если они совпадают, восстанавливаю код доступа к сим-карте вашего телефона и ввожу новый пин-код…
— А есть неофициальная процедура? — спросила Лена, уловив намек на такую возможность в словах и интонации собеседника.
— Есть, — тот вздохнул и огляделся, как будто хотел убедиться, что их никто не подслушивает. — Но это будет стоить в два раза дороже.
— Это меня устраивает.
Лена отдала парню мобильник. Увидев его, он присвистнул:
— Хорошая игрушка!
Он вытащил из телефона сим-карту, немного повозился с ней и вернул телефон Лене, записав на бумажке новый пин-код.
— Вот, только больше не забывайте, и постарайтесь не потерять эту бумажку!
— Постараюсь! — Лена благодарно взглянула на мастера, передавая ему деньги. — Но если снова такое случится — я знаю, к кому идти!
— Приходите — поможем!
Выйдя из мастерской, Лена села на скамью в сквере и включила мобильник. Открыв записную книжку, нашла в ней телефон Лобачевского. Хотела сразу его набрать — но почему-то остановилась. Вместо этого открыла журнал звонков.
В последний день она нашла несколько звонков Вадиму. Звонки были довольно длинные.
Странно, ведь Вадим сейчас в отпуске, и телефон он отключил. Лена пыталась до него дозвониться — все впустую. Вот, как раз в ночь пятницы Олег звонил компаньону и разговаривал с ним. Получается, почти перед смертью.
Она снова набрала Вадима и снова услышала автоответчик. Странно. Впрочем, странностей в этом деле хватает.
Лена решила подумать об этом на досуге, а пока отправилась в городскую больницу, где должен был работать тот врач, который первым осматривал труп Олега.
Больница располагалась на самом краю городка.
Возле нее была небольшая автостоянка. Лена вошла в холл и огляделась.
В холле не было ни души — если не считать большого рыжего кота, который умывался на подоконнике.
Напротив входа имелось окошечко с надписью «Справочное», но за этим окошком тоже никого не было.
Слева от входа была неплотно прикрытая дверь с надписью «Приемный покой». За этой дверью раздавались какие-то звуки. Лена толкнула дверь и заглянула внутрь.
В приемном покое был единственный человек — немолодая уборщица, которая возила по полу мокрой шваброй.
— Чего надо? — спросила уборщица, опершись на швабру и неприветливо глядя на Лену. — Почему без бахил? Написано же, чтобы без бахил не входить!
— А где их можно купить?
— А вот этого уж я не знаю! Это до меня не касается! Где хотите — там и берите, а только без бахил нельзя! Такое у нас правило, чтобы грязь с улицы не носить! Понимать надо, что это больница, а не постоялый двор! И вообще, сегодня у нас неприемный день, в больницу посторонним нельзя!
— А если вот так — можно? — и Лена опустила в кармашек сатинового халата уборщицы не самую крупную купюру.
Уборщица скосила глаза на карман и кивнула:
— Если так — то можно. Которые с пониманием, то я не против. А тебе вообще что нужно? Лежит тут кто из родных? Если кто лежит — проходи по черной лестнице, там никто не смотрит.
— Нет, мне бы найти доктора Евгения Петровича. Он ведь сегодня дежурит?
— Ах, ты к Евгению Петровичу! Что ж ты мне раньше-то не сказала? Я бы с тебя и денег не взяла! Он как раз сегодня дежурит, так что ты его найдешь. Иди на второй этаж, там хирургическое. Так он должен быть в ординаторской.
Лена поблагодарила уборщицу и поднялась по лестнице на второй этаж. Пройдя через застекленную дверь с табличкой «Хирургическое отделение», она вошла в длинный коридор.
Здесь тоже не было ни души, даже на сестринском посту не оказалось дежурной медсестры.
Лена дошла до двери с надписью «Ординаторская», негромко постучала.
На стук никто не отозвался. Тогда она толкнула эту дверь и вошла внутрь.
За дверью обнаружилась просторная комната, в которой стояли наискосок друг к другу два чистых письменных стола, возле дальней стены имелся диван, рядом с ним — шкаф. Рядом с этим шкафом была еще одна дверь.
И снова — ни души…
Лена хотела уже выйти из ординаторской и отправиться на дальнейшие поиски, но тут она услышала за второй дверью какой-то негромкий звук — там звякнуло что-то металлическое, потом что-то покатилось. Она подошла к этой двери, хотела постучать — но ее что-то остановило. Лена тихонько толкнула дверь, дверь поддалась, и она заглянула в образовавшуюся щелку.
За этой дверью была маленькая комнатушка без окон. В ней помещался металлический шкафчик с лекарствами, металлический же столик на колесиках и стул, на котором сидел мужчина лет сорока в бледно-зеленой медицинской униформе. Мужчина этот был очень бледен, лицо его было изможденным, на нем читалось странное выражение — страдания и одновременно ожидания.
Левый рукав его зеленой блузы был закатан, на руке был затянут резиновый жгут, отчего вены выступили тугими веревками. В правой руке врач держал шприц.
Лена все поняла.
Она широко распахнула дверь, сделала шаг вперед и громко проговорила:
— Евгений Петрович? Вот чем вы занимаетесь на дежурстве! Хорошенькие дела творятся в вашей больнице!
В глазах врача вспыхнула паника. Он бросил шприц на столик и резко обернулся.
Должно быть, он ожидал увидеть кого-то из коллег или больничное начальство. Увидев вместо них Лену, он одновременно успокоился и разозлился:
— А вы кто такая? Вы что здесь делаете? Сюда посторонним нельзя входить!
— Вы бы лучше двери закрывали! — ответила ему Лена и тут же ловким жестом схватила шприц.
— Положите на место! — рявкнул врач. — Отдайте! Да кто вы вообще такая? Отдайте шприц!
— Отдам, если вы все мне расскажете о смерти моего мужа.
— Что? Какого еще мужа? Да кто вы такая, в конце концов? Откуда вы взялись?
— Я — жена… точнее, теперь вдова Олега Лотарева. Вам что-нибудь говорит эта фамилия?
На лице врача снова проступил испуг. Он отвел глаза и заученно забормотал:
— Ничего не говорит… я не помню… уйдите! Только сначала отдайте мне шприц!
— Не помните? Попробую вам напомнить. Вас вызвали ночью в морг, чтобы осмотреть труп и оформить свидетельство о смерти. Хотя на самом деле должны были вызвать в гостиницу, они не имели права вывозить тело, пока врач его не осмотрит. Но вы не протестовали, из чего я делаю вывод, что такое вам не впервой. Теперь начинаете вспоминать?
Врач молчал, но страх на его лице перерастал в ужас.
— Вы оформили это свидетельство, написали в нем причину смерти — сердечная недостаточность, но ведь на самом деле там была совсем другая причина, правда?
— Послушайте, дамочка! — перебил ее врач. — Что вам от меня нужно? Вы приехали сюда и думаете, что все будут плясать под вашу дудку? Я написал то, что было! Понятно? И большего вы от меня не добьетесь! Проваливайте отсюда! Только сначала… сначала отдайте мне шприц! Зачем вы меня мучаете?
Он жадно взглянул на шприц в Лениной руке и шумно сглотнул.
— Вы все сказали? — Лена спрятала шприц за спину. — Так вот, теперь послушайте меня. Я приехала сюда, чтобы узнать правду о смерти своего мужа. И я ее узнаю, чего бы мне это ни стоило. И вы мне поможете, хотите вы этого или не хотите.
— Да вы даже не понимаете, во что влезли! — вскрикнул врач и скривился, как от боли. — Уезжайте отсюда! Уезжайте как можно скорее — это мой вам совет! И вам стоит прислушаться к этому совету! Уезжайте, если хотите уцелеть! И уж во всяком случае, я вам помогать не собираюсь! Я еще жить хочу!
— Это — ваша жизнь? — Лена показала глазами на перетянутую жгутом руку.
— Да, это! — огрызнулся врач. — А вы можете представить мою жизнь? Каждый день — то мужики с тяжелыми алкогольными отравлениями, то бабы с черепно-мозговыми травмами, которые в один голос твердят, что упали с крыльца, а муж здесь ни при чем, то пьяные драки с поножовщиной, а то и с отрезанными бензопилой конечностями… уезжайте туда, откуда приехали, и не суйтесь в нашу жизнь!
— И не надейтесь! — твердо проговорила Лена. — Я никуда не уеду, я не выйду из этой комнаты, пока вы не расскажете мне правду о том, что случилось той ночью.
— Да ждите, сколько вам угодно. Я вам больше ничего не скажу. И что вы сделаете? В полицию пойдете? — врач делано рассмеялся.
— Нет, в полицию я не пойду. В здешнюю полицию. Но у меня в Петербурге очень большие связи. И не только в Петербурге, но и в Москве. Я добьюсь серьезной проверки, и вас не только вышибут из этой больницы — вас лишат права работать в системе здравоохранения. Вас выгонят с волчьим билетом! А вы, конечно, понимаете, чем это для вас чревато. У вас больше не будет доступа к бесплатным наркотикам, — Лена подняла руку со шприцем. — Как вам нравится такой вариант? Даже на мой неопытный взгляд видно, что сидите вы на игле давно, так что без этого не сможете обойтись. Недели за две спустите все, что у вас есть, а потом что будет? Где вы будете доставать дозу?
— Черт бы вас побрал! — простонал врач. — Да вы хоть понимаете, что без меня здесь люди будут мереть, как мухи? Вы представляете, сколько людей я спасаю?
— И вы думаете, что это дает вам право колоться и выписывать фальшивые свидетельства о смерти?
— Ну чего, чего вы от меня хотите?
— Я сказала, чего я хочу. Я хочу, чтобы вы рассказали мне правду о смерти моего мужа.
— И тогда вы уйдете?
— Уйду, обещаю вам.
— И отдадите мне шприц?
— Отдам.
Врач жадно смотрел на шприц в Лениной руке. Выражение его лица менялось каждую секунду, страх сменяла надежда. Наконец он проговорил с отчаянием в голосе:
— Ладно, я вам расскажу, но только на словах, писать ничего не стану. Это было бы моим смертным приговором.
— Хорошо, — кивнула Лена.
— Значит, той ночью мне позвонили из полиции, попросили прийти в морг — дескать, привезли жмурика, ой, простите. У нас город маленький, я пришел быстро. Там были мертвый мужчина и еще один полицейский.
— Майор Мелентьев, — подсказала Лена.
Врач бросил на нее быстрый испуганный взгляд. Он не подтвердил и не опроверг ее слова, но Лена поняла, что права.
— Короче, он велел мне оформить свидетельство о смерти… велел написать в нем какую-нибудь естественную причину.
— И часто он вам такое приказывает?
— Он страшный человек. И у него на меня есть компромат. Но я все равно осмотрел того мужчину… вашего мужа.
— И что же вы увидели?
Врач молчал, опустив глаза.
— Вы увидели синяки на шее, — подсказала ему Лена.
— Ну да… — неохотно проговорил врач. — У него на шее были характерные гематомы… кровоподтеки. Судя по форме — оставленные рукой.
— Значит, его задушили!
— Нет. Это не было причиной смерти. Его действительно душили — но умер он не от этого. Причина смерти, как я и написал, — сердечный приступ…
— Вы обещали мне сказать правду!
— Я и говорю. Причина смерти — остановка сердца, но вот что послужило причиной этой остановки…
— Что? — Лена не сводила глаз с лица врача.
— Я нашел у него на запястье свежий след укола.
— То есть ему ввели какой-то яд?
— Яд или сильнодействующее лекарство… в общем, на самом деле это одно и то же. Если бы я провел вскрытие и анализ крови на токсикологию — может быть, я и установил бы настоящую причину смерти. Но кто же мне это позволит?
— Значит, его придушили, — проговорила Лена тихим безжизненным голосом, — придушили, но не до конца, а потом ввели ему какую-то дрянь… значит, моего мужа убили…
— Уезжайте отсюда! — оборвал ее врач. — Уезжайте, пока не поздно! Да, только сначала отдайте мне шприц.
— Отдам, — голос Лены был все таким же безжизненным. — Только скажите еще вот что… я видела тело мужа два раза, один раз у него на шее были те самые кровоподтеки. А второй раз их уже не было. Как это может быть?
— Что вы прямо как ребенок! Умельцы из похоронного бюро не то что кровоподтеки замаскируют — они человека по кусочкам соберут и приведут в приличный вид! Видели бы вы, каких иногда после аварии привозят…
— Ладно, это все, что я хотела узнать, — Лене стало невмоготу находиться с этим типом в одном помещении. Жизни человеческие он, видите ли, спасает. Еще бы клятву Гиппократа вспомнил!
Лена протянула врачу шприц и шагнула к выходу. В дверях она на секунду задержалась и добавила:
— И никому не говорите, что я у вас была!
— Да что вы! Я себе не враг!
Движения врача стали суетливыми, в глазах сверкало болезненное нетерпение — он не мог дождаться, когда Лена уйдет, оставив его с вожделенным шприцем.
Лена спустилась по запасной лестнице.
На первом этаже она столкнулась с прежней уборщицей. Та внимательно посмотрела Лене в глаза и вдруг проговорила:
— Ты Евгения Петровича не вини. У него жизнь тяжелая, а работа такая — врагу не пожелаешь. Он святой человек, святой!
— Святой? — удивленно переспросила Лена.
— Святой! Он Васеньку моего откачал, с того света вернул, когда Васенька паленой водкой отравился!
— Никто вашего святого не трогает! — отмахнулась Лена и вышла из больницы. Она шла по улице, машинально переставляя ноги, не понимая, куда идет.
Перед ее внутренним взглядом проходили картины, которые ей удалось слепить из разрозненных кусочков.
Вот Олега душат… вот ему вкалывают яд… вот в морг вызывают врача-наркомана, который подписывает фальшивое свидетельство о смерти…
Вот он лежит в полицейском морге, вместе с жертвами бандитских разборок и паленого алкоголя…
За что с ним так обошлись?
И самое главное — кто? То есть понятно, что все было организовано. И майора Мелентьева подключили, и Ахмета. Но не майор же душил Олега. Стало быть, это был наемник, киллер, которому заплатили. Кто заплатил? Кому мешал ее муж так сильно, что этот человек решился на заказное убийство?
Лена почувствовала, как отчаяние в ее душе переплавляется в гнев. В гнев и ненависть. Она узнает, кто убил ее мужа. Узнает и отомстит этому человеку.
И как бы в ответ ее мыслям, крест, что отдала ей Мария Михайловна, вдруг потеплел, а потом стал и вовсе горячим, так что Лена запустила руку под блузку, а то как бы ожога на груди не получилось.
Впрочем, все обошлось, крест снова стал просто теплым, нагретым от человеческого тела.
Поехала княгиня в древлянскую землю. Сама едет с малой дружиной, а сзади большое войско идет. Ехали темными лесами, глухими чащобами, выехали к главному городу древлян, Коростеню.
Большой город Коростень, крепкий. Высоким частоколом огражден, частокол из заостренных бревен, за частоколом — воины древлянские, бороды косматые до пояса, шапки медвежьи, в руках — копья, топоры да тяжелые палицы. За спиной воинов — дома древлян, из толстых бревен срублены, соломой покрыты.
Остановилась княгиня, вышли ей навстречу знатные люди древлянские. Увидели, что с княгиней только малый отряд, обрадовались: значит, с добром идет.
— Согласна я за вашего князя замуж! — говорит древлянам княгиня. — Вдовья доля горькая, вдовья постель холодная, а ваш князь Мал, говорят, храбрый да сильный.
— Это правда, — говорят степенные древляне. — Мал — сильный князь, хорошим мужем тебе будет. А где же те сваты, которых мы к тебе в Киев посылали?
— Они так на моем пиру попировали, что до сих пор протрезветь не могут. Как протрезвеют — так и приедут.
— Это хорошо, — говорят древляне. — Стало быть, можно и нам готовить свадебный пир?
— А скажите мне, господа древляне, как вы моего мужа убили?
— Что о том вспоминать, — говорят древляне, — кто старое помянет — тому глаз вон.
— А кто забудет — тому оба! Все-таки скажите, как вы князя убили. Хочу я это знать, чтобы оплакать его честь по чести, как честной вдове положено.
— Не обессудь, княгиня, привязали мы твоего князя к двум молодым деревам да отпустили их. Распрямились те дерева и разорвали князя на две половины.
— Что ж, горько мне такое слышать, но прежнего не воротишь, мертвого не воскресишь, а мне надо о своей доле думать. Готовьте пир, варите меды… только вот что я вам скажу: за смерть мужа моего вы мне должны пеню заплатить.
Переглянулись древляне. Не понравились им такие слова, но уж больно хотелось им женить своего князя на киевской княгине.
— Ладно, — говорят, — заплатим тебе пеню, княгиня, если не очень большую. Говори — серебром, золотом или мехами?
— Не надо мне ни серебра вашего, ни золота, ни мехов. А дайте мне с каждого дома в вашем городе по одному голубю.
Снова переглянулись древляне. Странными показались им княгинины слова. Где это видано — платить пеню голубями? Добро бы еще ловчими соколами или кречетами! Странная эта княгиня! Но нам же лучше — легкую пеню она назначила, подумаешь — по одному голубю от дома! Чего уж проще — голубя поймать…
— Хорошо, — говорят степенные древляне, — пусть будет по твоему слову. Заплатим тебе пеню голубями.
Разбила княгиня стан неподалеку от города, ждет пеню.
А древляне голубей ловят — на крышах домов своих, на застрехах, на зерно рассыпанное выманивают, собирают дань для глупой киевской княгини.
Скоро собрали, еще солнце не село — несут голубей. В корзинках, в котомках, в мешках кожаных.
Только ушли древляне, пеню свою оставив — достали княгинины слуги из вьюков паклю, да воск, да смолу. Каждому голубю к лапам паклю привязывают, смолой пропитывают, воском запечатывают. Как со всеми голубями управились — зажгли смоляные факелы, подожгли просмоленную паклю на голубиных лапах и выпустили голубей.
У голубей лапы горят, заметались голуби в небе огненными сполохами, а потом домой полетели, на гнезда свои, на крыши, под застрехи города Коростеня.
Смотрят древляне — что за диво дивное, что за чудо небывалое?
Только было село солнце за темный лес — и снова небо светом озарилось: летят по небу жар-птицы!
Смотрят древляне, дивуются, друг другу на чудесных птиц показывают — а птицы эти садятся на крытые соломой крыши, влетают под тесовые застрехи.
И запылал деревянный город Коростень!
Не с четырех концов — с четырех сотен!
Ахнуть древляне не успели — как уж весь их город полыхал, как огромный костер. Поминальный костер по светлому князю Игорю.
А княгиня стояла перед воротами, и смотрела на этот костер, и говорила:
— Будете же вы помнить Игоревы поминки!
Страшный крик к небу поднялся, страшный стон.
Воины древлянские со стен слезли, дома свои тушить побежали, имение свое спасать, детей малых.
Тут-то воины княгинины подошли, без труда стенами овладели, ворота отворили, ворвались в Коростень и принялись избивать древлян, не разбирая, кто правый, кто виноватый.
Вечером, несмотря ни на что, Лена все же заснула.
И ей снова приснился тот же кошмар, что несколько дней назад — еще до всех ужасных событий, перевернувших ее жизнь. Еще до того, как она узнала о смерти Олега.
Ей снова снилось, что она находится в глубокой яме, или в погребе, темном и сыром, и к ней из глубины этого погреба тянутся болезненные белесые щупальца, похожие на картофельные ростки. Белесые щупальца тянутся к ней, пытаются ее оплести. Их прикосновения, влажные и холодные, отвратительны, Лене кажется, что они оставляют на ее коже несмываемые следы, что ей отныне придется носить на теле эти следы, как бледные татуировки.
Но в отличие от прежнего сна, теперь она видит, откуда растут эти щупальца. Они тянутся от огромных, бесформенных картофелин… нет, не от картофелин! Приглядевшись, Лена разглядела человеческие головы, головы со знакомыми лицами.
Вот картофелина с наглым и злым лицом сутенера Ахмета, пустые безжалостные глаза и зализанные черные волосы довершают сходство… вот глупое и самоуверенное лицо мужчины, подсевшего к Лене в ресторане… вот бледное, больное лицо доктора-наркомана Евгения Петровича, узкие бескровные губы, застарелый страх в глазах… вот картофелина с лицом майора Мелентьева — Лена узнала его круглое лицо с маленькими, злыми свиными глазками…
Но глубже, дальше всех этих чудовищных корнеплодов Лена увидела еще одну живую голову. Эта голова пряталась в самом глубоком, самом темном углу погреба, поэтому Лена не могла разглядеть лицо — но ей казалось, что она это лицо знает, хорошо знает. Губы неизвестного шевелились, как две жирные гусеницы, он что-то шептал — но Лена не могла расслышать его слова, понимала только, что в них скрыта угроза, смертельная угроза.
И еще… еще она понимала, что тот, кто прячется в темной глубине сарая — самый страшный, самый опасный из всех, что все остальные, даже майор Мелентьев, — всего лишь послушные марионетки в его руках, всего лишь жалкие исполнители его злой воли…
Лена проснулась с бьющимся сердцем, с пересохшим ртом. Простыни были влажны от пота, хотя в комнате было не жарко.
Она поняла, что больше не сможет заснуть, поднялась, отправилась под душ и долго стояла под прохладными струями, пытаясь смыть со своей кожи воспоминания о липких, холодных прикосновениях белесых щупалец, щупалец из ее кошмара.
После душа она переоделась и вышла из своего номера, вышла из гостиницы.
Было уже около восьми утра, она нашла работающий кафетерий и устроилась там с чашкой кофе.
Она долго сидела, перебирая в уме события последних дней и безуспешно пытаясь понять, какая страшная игра разыгрывается в этом тихом провинциальном городке. Игра, в которой на кону стоят человеческие жизни.
Так ни к чему и не придя, она снова взглянула на часы.
Было уже десять, значит, отделение полиции наверняка открылось. Нужно идти туда, добиться, чтобы ей разрешили забрать тело мужа. Отвезти его домой, в Петербург…
Там она будет чувствовать себя увереннее. Она будет в своей привычной среде. Там она найдет нужных людей, организует приличные похороны…
Но прежде чем хоронить Олега, она найдет надежного врача, который проведет вскрытие, сделает все необходимые анализы, чтобы установить настоящую причину его смерти. И вот тогда, имея на руках доказательства, можно будет начать официальное расследование.
Лена подошла к отделению полиции, сказала дежурному, что ей нужен майор Мелентьев, поднялась в его кабинет.
Майор сидел за своим столом. Свинячьи глазки уставились на Лену с каким-то странным выражением.
— О, Елена Павловна! — приветствовал майор Лену как старую знакомую. — Вы ранняя пташка.
— Мне хочется скорее закончить здесь свои дела, получить тело мужа и уехать, — твердо проговорила Лена. — Надеюсь, сейчас это уже можно сделать? Больше нет никаких бюрократических препятствий?
— Препятствий? Нет, какие препятствия! Никаких препятствий! Вообще, я очень одобряю ваше решение! Поезжайте домой! У вас там наверняка много дел. Только… даже не знаю, как сказать… понимаете, Елена Павловна, тут такое дело…
— Что еще? — Лена смотрела на майора с неприязнью, она готова была ждать от него любой пакости.
Маленькие глазки обежали весь кабинет и наконец остановились на Лене.
— Случилась ошибка…
— Какая ошибка? Да говорите же!
— Вашего мужа по ошибке кремировали.
— Что? — Лена оторопела. Она не могла понять, что говорит этот жуткий человек, как будто он говорил на незнакомом ей языке. — Что вы такое сказали?
— Я сказал, что вашего мужа кремировали.
— То есть как? Что это значит? В каком смысле кремировали?
— Кремировали. В смысле сожгли. Знаете, как это иногда делают…
— Я знаю, что такое кремация. Я только не понимаю, как это вы кремировали моего мужа без моего согласия.
— Говорю же — произошла ошибка!
— Ошибка? — Лена вскочила, наклонилась через стол, с ненавистью уставилась на майора. — Что вы несете? Как можно перепутать человека… мертвого человека? Это не багаж в аэропорту! Не чемодан! Не посылка почтовая!
— Я понимаю ваше недовольство, — проговорил майор, отодвигаясь вместе со стулом подальше, — я его понимаю и даже разделяю… но так уж вышло! Санитар в морге перепутал…
— Что? Как перепутал? Что вы такое несете?
— Вот так! Перепутал вашего мужа с гражданином Печкиным… по ошибке выдали его тело работникам похоронного бюро, когда разобрались — было уже поздно! Я согласен с вами — вопиющий случай! Я сам возмущен до глубины души! Родственники Печкина, кстати, тоже недовольны. Санитара, конечно, уже уволили. Вы знаете, Елена Павловна, — майор понизил голос, — я подозреваю, что дело тут нечисто…
— Нечисто? — переспросила Лена, чувствуя, как кровь приливает к ее лицу от гнева. — Еще бы! Конечно, нечисто!
— Да-да! Я уверен, что санитар был пьян! Только этим можно объяснить такую вопиющую ошибку. И я лично буду настаивать на самой жесткой формулировке!
— Что? Какой формулировке?
— Чтобы при увольнении этого санитара была указана самая жесткая формулировка! Вы ведь знаете, как у нас иногда бывает — при увольнении работники отдела кадров проявляют мягкотелость и пишут какие-нибудь мягкие статьи. Чтобы, значит, у сотрудника не было потом никаких неприятностей. Но в этом случае я такого не допущу! Никакой мягкотелости! Никаких поблажек!
Лена вспомнила свой сегодняшний сон.
Вспомнила огромную картофелину с лицом этого майора и тянущиеся от нее бледные ростки — щупальца, вспомнила их холодные, липкие прикосновения. И вот сейчас майор обволакивал ее словами, как бледными щупальцами…
Она огляделась в поисках чего-нибудь тяжелого, чтобы запустить в майора, чтобы заставить его наконец замолчать…
И тут увидела его маленькие глазки.
Они следили за ней с живейшим интересом, ожидая, как она поступит. Либо она лишится чувств, сползет на этот грязный пол в обмороке, тогда можно будет вызвать врача или отвезти ее в больницу, а там наколют лекарствами, так что она, очнувшись, вообще перестанет соображать. Либо она сорвется в истерику, начнет выть и кататься по полу, тогда опять-таки врач наколет ее успокоительным, ее также увезут в больницу и там будут колоть еще больше, так что очнется она не завтра, а дня через два, и тогда уж точно ничего не сообразит, и забудет даже то, что знала.
В любом случае майор Мелентьев останется в выигрыше, даже если она набросится сейчас на него с кулаками. Ну что она, слабая женщина, может ему сделать? А он тотчас вызовет подчиненных, и Лену запихнут в камеру. Еще и обвинение предъявят в нападении на сотрудника полиции. Это для того, чтобы она думала только о том, как бы отмазаться и унести отсюда ноги.
Да, куда ни кинь — всюду клин.
Нет, она не даст этому оборотню в погонах вывести ее из себя. Она справится.
— Значит, во всем виноват стрелочник? — проговорила она, пытаясь взять себя в руки.
— Какой стрелочник? — переспросил майор, моргая глазами с самым невинным видом. — Почему стрелочник! Санитар!
— Ну да, конечно, санитар!
— Так что вам даже не придется заказывать специальную перевозку.
— Что? — переспросила Лена, снова перестав его понимать, как будто он говорил на незнакомом языке.
— Ну как же! Чтобы перевезти труп, нужен специальный транспорт, а так…
Майор открыл ящик своего стола и достал оттуда какую-то металлическую банку с завинченной крышкой:
— Вот, возьмите, пожалуйста!
— Что? Что это? — Лена уставилась на банку в растерянности, потом перевела взгляд на майора. — Что вы мне даете?
— Ну как — что? Это — прах вашего мужа… его собрали после кремации и выдали нам. Так что вы можете его перевезти в обычном чемодане. Или в дорожной сумке. Во всяком случае, вам не понадобится специальный транспорт. Потом, конечно, вы можете заказать другую урну, более красивую. Мы уж, извините, взяли ту, какая была. Распишитесь, пожалуйста, вот здесь! — и он протянул Лене какой-то разграфленный листок. — Вот в этом углу… здесь сказано, что вы получили прах покойного…
Лена посмотрела на его склоненную голову с явственно просматривающейся небольшой плешкой и дала себе слово отомстить этому человеку за все. И когда он будет умирать страшной смертью, она обязательно будет стоять рядом и смотреть в его свиные глазки и напомнит ему о своем убитом муже Олеге.
— Оперативно, — процедила Лена, расписываясь в документе. — Как оперативно вы все провернули!
— Вы же понимаете, у маленьких городов свои преимущества. Меньше волокиты…
— Да, очень оперативно и очень удобно! Теперь никакое вскрытие вам не опасно.
— Вскрытие? Какое вскрытие? — Майор смотрел на Лену невинным взором. — Зачем вскрытие? Ваш муж скончался от естественных причин… как и написано в свидетельстве о смерти.
Лене хотелось запустить ногти в его наглые свиные глазки, чтобы он ослеп хотя бы ненадолго — но она не доставила майору такого удовольствия.
Она возьмет себя в руки, успокоится, но никому ничего не простит. Она выяснит, кто виноват в смерти ее мужа — и отомстит за него.
Лена холодно, но спокойно простилась с майором, взяла урну, встала и пошла к дверям.
Она спиной чувствовала его взгляд.
Он явно был удивлен такой сдержанностью. Ничего, голубчик, наша встреча еще впереди!
И потеплевший крест дал понять, что все так и будет.
Выйдя на улицу, Лена пошла к гостинице. Урну с прахом она сжимала под мышкой.
Вот и все, что осталось от Олега. Вот и все, что осталось от ее брака.
Нет, еще остался Славик. И ради Славика она должна жить дальше. Теперь он, Славик, будет единственным смыслом ее жизни…
Нет, еще месть.
Она отомстит за смерть Олега.
Подходя к гостинице, она увидела знакомую машину. За рулем дремал дядя Коля.
Лена подошла и постучала пальцем в стекло.
Дядя Коля проснулся, увидел ее, улыбнулся:
— Привет! Отвезти куда?
— Спасибо, дядя Коля, — Лена уселась рядом с ним на переднее сиденье. — Вот об этом я хочу поговорить. Мне нужна машина с водителем.
— А я чем не гожусь? Чем я не хорош?
— Дядя Коля, вы всем хороши, лучше вас никого нет, но вот машина мне нужна другая. Мне нужно перевезти в Петербург лежачего больного. Причем так перевезти, чтобы об этом никто не узнал. Есть у вас знакомый с подходящей машиной? Что-нибудь вроде микроавтобуса… типа «Скорой помощи».
— Найду! — проговорил дядя Коля после недолгого размышления. — Найду, не сомневайся!
— Я заплачу, конечно, сколько нужно. Только еще раз говорю — об этом никто не должен знать!
— Зачем повторяешь? Я и первый раз все хорошо понял.
Лена подробно проинструктировала дядю Колю, что нужно забрать лежачего больного из Малофеевки, сначала найти там бывшую фельдшерицу Марию Михайловну, сослаться на нее, Лену, тогда Мария Михайловна все устроит.
— Да знаю я Михалну, — сказал дядя Коля, — не волнуйся, сделаем все в лучшем виде!
Лена дала ему номер своего телефона, а потом отправилась в гостиницу. Там она попросила дежурную заказать ей билет на ближайший поезд до Петербурга. Дежурила нынче Татьяна, она не стала выражать недовольство, сказала, что у нее подружка работает в кассе, билет обязательно будет.
Поднявшись в свой номер, Лена позвонила в Петербург, в частную клинику, где они с Олегом время от времени проходили осмотры и профилактику, и договорилась, что привезет к ним больного в тяжелом состоянии. Нужно полное обследование и вообще особый подход. В клинике заверили ее, что они все обеспечат.
Уже через полчаса Татьяна сама занесла билет в ее номер.
Лена запихнула в сумку вещи — благо это не заняло много времени — и собралась уходить. Проходя мимо двери семнадцатого номера, она заметила, что печать снята. Из номера доносился шум пылесоса. Лена приоткрыла дверь, пылесосом орудовала незнакомая горничная.
— А где Нина? — прокричала Лена.
— Нина уволилась! — прокричала женщина в ответ. — Уволилась и к матери уехала, мать у нее заболела.
«Хватило ума», — подумала Лена, вспомнив о несчастной Маринке, которая лежит небось где-нибудь в глухой лесной чащобе. Или в погребе пустующего полуразрушенного дома. И никто о ней не вспомнит, никто не забеспокоится, никто искать не станет. Была Маринка — и нет. И жизнь досталась несладкая, с такими-то родственничками, и смерть жуткая.
«И Маринкину смерть Ахмету в счет тоже поставлю», — сказала себе Лена.
С Татьяной простились дружески. Лена посидела еще немного в кафе, съела там вполне приличный комплексный обед и пошла потихоньку на вокзал.
Поезд стоял в Заборске всего десять минут.
Лена заняла свое место, положила сумку на полку и стала смотреть в окно. Показалось ей или нет, что в вокзальной толпе мелькнула приземистая фигура майора Мелентьева? Хочет убедиться, что она села в поезд, а поручить кому-то слежку за ней боится. Ну что ж, пускай пока малость расслабится, думает, что все обошлось. В ресторан сходит, напьется с радости такой. Недолго тебе, майор, по ресторанам ходить, ох, недолго осталось…
Поезд тронулся, набрал скорость.
Мимо окон проплывали старые одноэтажные домики с резными наличниками, панельные пятиэтажки, старые церкви, развалины древней крепости…
Больше тысячи лет назад в этом городе правил Трувор, младший брат князя Рюрика. С тех пор город утратил свое значение, но сохранил уютную провинциальную красоту…
Город кончился. Теперь за окном проносились леса — сосновые, лиственные…
Лена сверилась с расписанием.
Через двадцать минут поезд должен был остановиться на станции Луговое — первая остановка после Заборска, районный центр, стоянка пять минут.
Как только поезд начал тормозить, Лена вышла в коридор. В руке у нее был только пластиковый пакет, где лежала урна с прахом ее погибшего мужа, на плече — дамская сумка с документами и разными мелочами, дорожную же сумку с вещами она оставила в купе.
— Стоим пять минут! — предупредила ее проводница.
— Я успею! — улыбнулась ей Лена. — Куплю на станции какой-нибудь еды!
Она сошла на перрон, прошла через здание станции, вышла на другую сторону. На пятачке перед вокзалом стоял неприметный синий микроавтобус.
Около него переминался с ноги на ногу молодой парень в камуфляжной куртке.
— Это вы от дяди Коли? — спросил он, увидев Лену.
— Я! — Лена забралась в микроавтобус.
Там, на откидной койке, лежал Сергей Петухов. Глаза его были закрыты, но дышал он ровно и выглядел неплохо. Конечно, для человека, находящегося на грани жизни и смерти.
— Ну что ж — поехали!
Парень сел за руль, выжал сцепление, и микроавтобус бодро покатил по шоссе.
— У меня тут в термосе кофе есть! — сообщил водитель через полчаса. — И бутерброды!
Лена поблагодарила его, выпила чашку кофе.
— Сколько нам ехать до Питера? — спросила она водителя.
— Хорошего хода десять часов. Ладно, может, одиннадцать. Это если нигде не застрянем.
Отлично, подумала Лена. Можно доехать раньше поезда.
Она удобно устроилась на сиденье рядом с Сергеем и незаметно задремала.
Когда проснулась, оказалось, они проехали уже полдороги.
Водитель остановился на заправке, Лена тоже вышла — размять ноги. Заодно она выпила крепкого кофе и купила пиццу.
Поехали дальше.
Время в пути никогда не удается рассчитать с точностью до минуты, но уже через одиннадцать часов после выезда микроавтобус ехал по улицам Санкт-Петербурга.
Маршрут проходил мимо Московского вокзала.
— Остановитесь, пожалуйста!
Лена расплатилась с водителем, объяснила ему, как доехать до клиники, где его должны встретить, и вышла из машины.
Она сама толком не знала, зачем пришла сюда — но какое-то шестое чувство подсказало ей, что нужно встретить заборский поезд.
Этот поезд прибывал через двадцать минут.
Лена вышла на перрон вместе со встречающими и заняла позицию в сторонке, за киоском с мороженым и напитками. Отсюда ей был хорошо виден весь перрон.
Встречающих было немного.
Среди них Лена сразу заметила мужчину лет сорока с характерным вытянутым лицом — из тех, какие называют лошадиными.
Этот мужчина показался ей знакомым. Где-то она его раньше видела, но вот где…
В конце перрона показалась голова приближающегося поезда. Встречающие оживились.
Мужчина с лошадиным лицом повел себя немного странно: все остальные встречающие пошли навстречу поезду, высматривая в окнах своих родных и близких, он же отошел к самому началу перрона и занял незаметную позицию за газетным киоском. То есть вел себя примерно так же, как сама Лена.
Чтобы не бросаться в глаза, он купил какой-то журнал и поверх него смотрел на выходящих из поезда пассажиров…
Пассажиры один за другим выходили из поезда, кого-то встречали близкие, кто-то шел к метро или к стоянке такси.
Поток пассажиров редел.
Мужчина с лошадиным лицом стоял на прежнем месте, внимательно следя за последними пассажирами.
Вот прошли самые медлительные, прошествовала, тяжело опираясь на суковатую палку, крупная монументальная старуха, молодая мамаша с трудом проволокла упирающегося, капризничающего ребенка — и перрон опустел.
Тогда подозрительный мужчина вышел из своего укрытия и направился к поезду. Он подошел к третьему вагону — тому самому, в котором Лена проехала один перегон до первой остановки после Заборска. Из вагона как раз вышла проводница. Мужчина с лошадиным лицом подошел к ней и о чем-то вполголоса спросил. Продавщица ответила ему, пожав плечами. Мужчина задал еще какой-то вопрос, взглянул на окна вагона и пошел прочь. При этом он достал из кармана мобильный телефон и поднес его к уху…
И тут Лена вспомнила, где она видела этого человека.
Дело было примерно месяц назад.
Она занималась шопингом, шла по Большому проспекту Петроградской стороны из одного бутика в другой — и вдруг сверху на нее что-то капнуло.
Лена отскочила, задрала голову и увидела на третьем этаже женщину, моющую окно.
Грязная вода попала на Ленин пиджак. Пиджак был светлый, грязные разводы были очень заметны. Лена расстроилась — вечером встреча с Олегом, она не успеет заехать домой переодеться, так что заскочила в первое попавшееся кафе — кажется, это был сетевой японский ресторанчик, — чтобы в его туалете отчистить пятно.
Пятно благополучно отошло, Лена вышла из туалета и машинально оглядела зал.
И тут за столиком в углу ресторана она увидела Вадима. Компаньон ее мужа сидел напротив какого-то незнакомого мужчины и о чем-то с ним вполголоса разговаривал. Второй мужчина сидел спиной к Лене, и она не видела его лица, видела только серый твидовый пиджак и костистый, коротко стриженный затылок.
В принципе, в этом не было ничего необычного, но отчего-то Лена почувствовала беспокойство. Она почти никогда не посещала такие рестораны и не сомневалась, что Вадим тоже в них не бывает — он отличался снобизмом и посещал только дорогие, модные заведения. И еще что-то ее беспокоило…
Лена была далеко от их столика и не могла, конечно, слышать разговор, но по характерным позам собеседников поняла, что разговор этот был важный и конфиденциальный.
Вадим что-то сказал, его собеседник кивнул, поднес к уху мобильный телефон и вдруг оглянулся, словно почувствовал Ленин взгляд.
Тут-то она и увидела это лицо — длинное, вытянутое, из тех, которые называют лошадиными.
Незнакомец встретился с Леной глазами — и тут же отвел поспешно взгляд.
В это время Лена едва не столкнулась с официанткой.
Девушка отстранилась, с трудом удержав поднос с грязной посудой, Лена извинилась и снова взглянула на столик Вадима…
Вадим сидел за этим столиком один, углубившись в изучение меню.
Прошла какая-то доля секунды с того момента, как Лена увидела лицо его собеседника — а того уже и след простыл.
Лена удивленно оглядела кафе — но незнакомца нигде не было…
Но она видела его! Видела только что! Она не могла ошибиться!
Повинуясь непонятному импульсу, Лена, вместо того чтобы выйти из кафе, направилась к столику Вадима.
Увидев ее, Вадим удивленно улыбнулся:
— Ты как здесь?
— А ты? — ответила Лена вопросом на вопрос. — Я думала, что ты не посещаешь подобные заведения!
— Не посещаю, — Вадим снова улыбнулся, на этот раз улыбка у него была детская и чуть жуликоватая, как у мальчишки, который признается, что обстриг усы соседской кошке. — Просто вдруг безумно захотелось выпить кофе, а ничего более приличного поблизости не было. И я подумал — для чего существуют правила, если их время от времени не нарушать? Кстати, не хочешь выпить чашку капучино? Здесь его очень хорошо готовят!
— Нет, спасибо! А кто это сидел с тобой за столиком?
— Со мной? — Вадим удивленно поднял брови. — Понятия не имею! Свободных столов не было, он ко мне и подсел, а потом, как видишь, ушел…
Лена чувствовала, что Вадим врет, она видела, как он разговаривал с незнакомцем, да и свободных столиков в ресторане было предостаточно — но она не стала его ловить на слове, просто простилась и ушла. И благополучно забыла тот случай, как не имеющий никакого значения.
И вот теперь, увидев лошадиное лицо с поднесенным к уху мобильным телефоном, вспомнила тот давний эпизод.
Это был, несомненно, он, тот человек из японского ресторана, с которым разговаривал Вадим. Он даже был одет в тот же самый серый твидовый пиджак.
Но тогда…
Что он делал на этом вокзале, на этом перроне?
Он поджидал поезд из Заборска, он прятался за киоском, чтобы не быть замеченным, а когда все пассажиры ушли, направился к вагону, в котором должна была приехать Лена, и стал о чем-то расспрашивать проводницу…
Двух мнений быть не может: он пришел сюда, чтобы незаметно встретить Лену и проследить за ней.
Но Лена сумела его перехитрить, выйдя из поезда, и теперь их роли поменялись: она из дичи превратилась в охотника. Правда, охотник она неопытный, но все же у нее, хотя бы временно, появилось преимущество: она видит незнакомца, а он ее — нет.
Теперь ей нужно использовать свое преимущество и проследить за этим человеком, узнать, кто он такой и что ему нужно от нее.
Конечно, она — дилетант, а он, судя по всему, — профессионал, но пока инициатива на ее стороне, и этим нужно воспользоваться.
Человек с лошадиным лицом закончил разговор. Должно быть, поняла Лена, он доложил кому-то, что не встретил ее, что ее не было среди пассажиров заборского поезда.
Незнакомец направился к выходу из вокзала, и Лена пошла за ним, смешавшись с толпой и стараясь держаться на безопасном расстоянии. Сейчас она могла радоваться, что лишилась дорогой миланской курточки и одета в дешевую и неприметную куртку с капюшоном.
Недостаток опыта все же подвел ее: возле памятника Петру Великому в центральном зале она потеряла свой объект в толпе туристов. Она забеспокоилась, заметалась, но потом взяла себя в руки и вышла из вокзала на площадь…
И тут как раз увидела знакомый твидовый пиджак.
Мужчина садился в темно-синий автомобиль.
В этот самый момент к Лене подскочил смуглый джигит, уроженец одной из республик бывшего Советского Союза, и пробормотал гортанной скороговоркой:
— Такси нэ нужно, красивая?
— Нужно! — ответила Лена.
Джигит обрадовался и повел ее к своей машине — видавшему виды старенькому «Опелю».
— Куда едем, красивая? — спросил он, садясь за руль.
— Вот за той машиной! — Лена показала на синий автомобиль, который медленно выбирался из столпотворения перед вокзалом.
— Муж? — с интересом осведомился водитель, скосив глаза на Лену. — Налэво ходит?
— Мы будем разговаривать о моей несложившейся личной жизни или уже поедем?
— Нэ хочешь разговаривать — нэ надо! — обиженно проворчал джигит, выруливая следом за машиной незнакомца. — Я же как лучше хотел, чтобы ты нэ скучала.
— Как-нибудь обойдусь! Трогай уже, только так поезжай, чтобы он тебя не заметил, — попросила Лена.
— Обижаешь, красивая! — проговорил джигит. — Меня нэ только он — меня ни одна живая душа нэ увидит!
Обе машины выехали на Невский, проползли в пробках до Адмиралтейства и по мостам перебрались на Петроградскую сторону. Скоро они уже двигались по Большому проспекту. Джигит не подвел — он не потерял из виду синюю машину, хотя и держался от нее на безопасном расстоянии.
Чуть впереди Лена увидела вывеску японского ресторана. Того самого, где она первый раз увидела длиннолицего мужчину.
Немного не доезжая до этого ресторана, синий автомобиль свернул в одну из боковых улочек и остановился. Из него вышел мужчина в твидовом пиджаке. Он вернулся на Большой проспект, огляделся по сторонам и вошел в знакомый ресторан.
— Все, приехали! — сказала Лена.
Она расплатилась, вышла из машины и тоже пошла в сторону японского заведения.
Перед входом в ресторан она накинула на лицо капюшон и опустила глаза в землю. Ей казалось, что в таком виде ее никто не узнает. Хорошо бы еще очки темные, но очки остались в поезде, в той сумке с вещами. Ну да ладно, она почти без косметики, а это тоже меняет лицо.
В ресторане было довольно людно, но Лена сразу заметила знакомый твидовый пиджак. Его обладатель, лавируя между столиками, шел в дальний конец зала. Вот он подошел к самому дальнему столику и сел за него, на этот раз лицом ко входу.
По другую сторону стола сидел мужчина в дорогом костюме, неуместном в этом скромном заведении. Хотя Лена не видела его лица, но и этот костюм, и широкие плечи, и модная стрижка цвета «соль с перцем» были Лене знакомы.
Она не сомневалась, что это — Вадим, компаньон покойного Олега…
Но ведь он сейчас должен быть в теплых краях!
У Лены возникло чувство дежавю — все было точно так же, как прошлый раз, когда она случайно оказалась в этом заведении. Те же люди, та же обстановка, тот же самый ресторан… только она за прошедшее время стала совсем другой.
И внутренне, и даже внешне. С ней произошла метаморфоза вроде той, которая происходит с некоторыми насекомыми, только с обратным знаком: если безобразные гусеницы превращаются в восхитительных бабочек, она из лощеной светской дамы в одежде от дорогих итальянских дизайнеров превратилась в невзрачное, почти бесполое существо в неприметной куртке с капюшоном.
И тут Лена поняла, что такое превращение сейчас сыграет ей на руку: в таком виде ни Вадим, ни его загадочный собеседник ее не узнают, даже если она подойдет к ним совсем близко.
А такая возможность была: рядом с Вадимом был свободный столик.
Лена двинулась через зал.
Проходя мимо одного из столов, она увидела лежащие на его краю забытые кем-то темные очки. Удачно! Незаметным жестом смахнув их со стола, она нацепила их на нос.
Теперь никто из знакомых не узнал бы ее, даже столкнувшись нос к носу. Сутулую, вяло передвигающую ноги, в черных очках и капюшоне, ее можно было принять за наркоманку, страдающую от ломки и мечтающую о новой дозе. Единственной деталью, выбивавшейся из этого образа, была дорогая итальянская сумка, но Лена зажала ее под мышкой, спрятав от посторонних глаз.
Дойдя до свободного столика, Лена села за него спиной к Вадиму.
Теперь она была так близко к нему, что могла слышать каждое слово за соседним столом.
Вадим в это время молчал, говорил человек в твидовом пиджаке.
— В поезде ее не было, точно не было. Я просканировал всех пассажиров, проверил вагон…
— Куда же она подевалась? — недовольно проговорил Вадим. — Наш человек сказал, что в поезд она села, он в этом лично убедился. Назвал даже номер вагона… Ты ничего не перепутал?
Когда Лена услышала этот голос, у нее пропали всякие сомнения. Несомненно, это был Вадим. Впрочем, она и раньше в этом почти не сомневалась.
— Села, — подтвердил длиннолицый. — И я никогда ничего не путаю. Я профессионал, а не любитель. Я поговорил с проводницей. Она села в Заборске, но вышла на первой же остановке.
— Вот как… — в голосе Вадима прозвучала странная интонация. — Как же она добиралась оттуда? Ждала следующего поезда?
— Это вряд ли. Скорее наняла оттуда машину. Во всяком случае, я бы сделал именно так.
— Значит, что-то почувствовала…
— Трудно было не почувствовать! Там, в Заборске, столько дров наломали…
— Это не твоя забота! — прикрикнул на собеседника Вадим. — Твоя забота — найти ее и проследить, что она будет делать! Самое главное — не подпустить ее к делам фирмы, к финансовым документам и прочему! Помни, о чем мы с тобой говорили!
В это время к Лене подошел официант — молодой парень с розовой, как у девушки, кожей и круглыми голубыми глазами.
— Меня зовут Иннокентий, — проговорил он приветливо-развязным тоном. — Вы готовы сделать заказ?
— Капучино, — уверенно проговорила Лена, вспомнив рекомендацию Вадима.
— Может быть, к нему какой-нибудь десерт? — предложил официант тоном змея-искусителя, разговаривающего с праматерью Евой. — У нас очень вкусные чизкейки и тирамису…
— Нет, спасибо, только кофе! Сладкое вредно.
Официант пожал плечами и удалился.
Лена прислушалась — но за соседним столом стояла тишина.
Тогда она осторожно достала из сумки зеркальце и подняла его, чтобы посмотреть на соседний стол, не вертя при этом головой.
Вадим сидел на прежнем месте, потягивая кофе, но напротив него никого не было. Человек с лошадиным лицом снова продемонстрировал способность исчезать совершенно незаметно.
У Лены мелькнула еще одна идея.
Она встала из-за стола и направилась к двери туалета. Однако не вошла в эту дверь, а остановилась перед ней, как будто ждала своей очереди, достала из сумочки мобильный телефон и набрала на нем номер Вадима.
Оттуда, где она стояла, его столик был прекрасно виден, и Лена увидела, как Вадим достал из кармана свой мобильник и поднес его к уху, предварительно взглянув на дисплей.
— Лен, это ты? — проговорил его голос в трубке.
— Да, это я, — ответила Лена приглушенным голосом. — Ты знаешь, что произошло?
— Да, я знаю… — Вадим добавил в голос строго дозированную порцию скорби. — Прими мои соболезнования… мои самые искренние соболезнования… и имей в виду — ты всегда можешь на меня рассчитывать! Всегда — ты понимаешь?
— Да, я понимаю… — поддакнула Лена.
— Как только я приеду, мы сразу же встретимся, и я возьму все хлопоты на себя. Ведь мы с Олегом были не просто компаньонами — мы с ним были друзьями, настоящими друзьями!
— Как только приедешь? — переспросила Лена настороженно. — А где ты сейчас?
— Как — где? На Мальдивах, конечно… ты ведь знаешь, я тебе говорил… хотя, конечно, ты сейчас в таком состоянии, что вряд ли что-то помнишь…
— Ах, ну да, на Мальдивах… — Лена взглянула на вальяжную фигуру за дальним столиком. — Конечно, я совершенно забыла… ты мне действительно говорил…
— Это неудивительно! — покровительственно отозвался Вадим. — Ты сейчас в таком состоянии… Но я заказал билет на ближайший рейс… здесь рейсы только раз в неделю… но если тебе что-то нужно — ты только скажи, я обо всем распоряжусь!
— Девушка, вы что — не идете? — раздался рядом с Леной недовольный голос.
Она оглянулась и увидела тетку лет шестидесяти в облегающих сиреневых лосинах и яркой кофте. Она, должно быть, ждала очереди в туалет.
— Проходите, — Лена отступила от двери. — Там никого нет.
— А тогда что же ты тут стоишь? — сердито проворчала тетка, проходя в дверь.
Из трубки уже неслись короткие гудки отбоя. Лена перевела взгляд на тот столик, за которым только что сидел Вадим — но его тоже уже не было.
Видимо, он научился незаметно исчезать у человека с лошадиной физиономией.
Лена немного обождала, чтобы не столкнуться с Вадимом, и тоже вышла из ресторана.
Она шла по улице и думала над странным поведением Вадима.
Зачем он врал ей, что все еще находится на Мальдивах? Зачем он нанял человека, который следил за ней, Леной? А что именно Вадим нанял этого типа с лошадиным лицом — в этом теперь можно было не сомневаться.
Мало того — из подслушанного в ресторане разговора Лена поняла, что у Вадима был свой человек в Заборске, который сообщил ему, что Лена села на петербургский поезд. Ясно, кто — все тот же майор Мелентьев, больше некому.
Но из этого следует… из этого следует, что Вадим причастен к событиям в Заборске…
Не значит ли это, что он каким-то образом причастен и к смерти Олега?
Лена не могла в это поверить.
Сколько она помнила, Олег и Вадим были не только компаньонами — они были друзьями, близкими друзьями. Они часто проводили вместе свободное время, и Олег не раз говорил, что на Вадима он всегда может положиться.
Конечно, люди меняются, но не до такой же степени!
Лена снова вспомнила подслушанный разговор.
Как там сказал Вадим? «Самое главное — не подпускать ее к делам фирмы, к финансовым документам…»
Прежде она и сама никогда не вмешивалась в эти дела. Честно говоря, они ее нисколько не интересовали. Она считала все это исключительно мужскими занятиями.
Но теперь, после того, что она услышала, Лена поняла, что обязана разобраться в делах фирмы, потому что в них, безусловно, спрятан ключ к смерти Олега.
Ключ к его убийству…
Значит, нужно ехать в офис.
Тем более что теперь ей так или иначе придется разбираться в делах мужа. Потому что она — его наследница, а Олег говорил ей не раз, что все, что у него есть, он завещает ей, своей жене, чтобы потом все это отошло к его сыну.
Лена поймала машину — но прежде всего поехала в частную клинику, куда водитель должен был доставить Сергея.
За стойкой в приемной клиники сидела незнакомая девушка.
Взглянув на Лену, она сказала:
— Женщина, сюда посторонним вход воспрещен.
— Что значит — посторонним? — возмутилась Лена. — Я ваша постоянная клиентка!
— Вы? — дежурная оглядела ее с головы до ног.
И тут Лена вспомнила, что все еще одета в ту ужасную куртку с капюшоном, которую дала ей Мария Михайловна, сердобольная деревенская фельдшерица.
— Позовите Аллу Валерьевну! — процедила она сквозь зубы.
Девушка немного подумала — но врожденная осторожность возобладала: она нажала кнопку переговорного устройства и позвала старшего менеджера клиники:
— Алла Валерьевна, тут какая-то странная женщина говорит, что она — наша клиентка.
В ту же секунду Алла Валерьевна, обладавшая безупречным чутьем, вылетела из своего кабинета. Это была стройная, ухоженная женщина неопределенного возраста, лицо которой было совершенно непроницаемо и легко меняло выражения от строгой неприступности до запредельного радушия.
Увидев Лену, она напялила на него выражение радушия и радостно воскликнула:
— Елена Павловна! Рада вас видеть! Чем я могу вам помочь?
Тут же на ее лицо набежала тень, и она с интонацией дежурной скорби проговорила:
— Я слышала о вашем несчастье… примите мои самые искренние, самые горячие соболезнования!
Между делом она бросила быстрый, строгий взгляд на дежурную. Взгляд этот должен был выражать крайнее недовольство. Но в нем читалось и более развернутое послание — если хочешь работать в приличном месте, нужно знать в лицо всех клиентов, особенно таких важных!
И не обращать внимания на их одежду — у богатых людей могут быть свои причуды и капризы!
— Так чем я… чем мы можем вам помочь? Может быть, вы хотите пройти курс психотерапии? Это очень помогает в таких случаях! У нас есть прекрасные специалисты!
— Я подумаю. А пока я хотела бы взглянуть на того человека, которого к вам привезли по моей просьбе.
— Ах да, конечно! Я вас немедленно к нему провожу!
Алла Валерьевна развернулась на каблуках и повела клиентку в глубину клиники.
Девушка за стойкой проводила их изумленным взглядом. У нее был порыв предложить странной клиентке надеть бахилы, но она вовремя удержалась.
Администратор привела Лену в отдельную палату, куда она поместила Сергея. Водитель лежал с плотно закрытыми глазами, он был опутан проводами и трубками, рядом с кроватью стояли стойка с капельницей и прибор, на котором отображались все параметры жизнедеятельности больного.
— Как он? — спросила Лена, оглядев бледное лицо водителя, покрытое ссадинами и кровоподтеками.
— Состояние стабильное, но говорить о каких-то перспективах пока рано. У него серьезная черепно-мозговая травма, а в таких случаях трудно что-то предсказать.
— Во всяком случае, он еще не скоро сможет заговорить?
— Думаю, что не скоро. Но лучше вам поговорить с врачами.
Лена долгим взглядом посмотрела на Сергея.
Он наверняка много знает о том, что случилось с Олегом. Но пока она ничего от него не узнает… главное, что убийцы Олега думают, что Сергей, единственный свидетель их преступления, мертв.
Пока они в этом уверены — Сергей в безопасности…
— Что ж, делайте все, чтобы он выздоровел. Об оплате не беспокойтесь. И еще я попрошу вас, чтобы вы никому — понимаете, совершенно никому! — не говорили о том, что у вас находится этот человек.
— Конечно, вы можете не сомневаться! — заверила Лену менеджер клиники. — Конфиденциальность — наше главное правило! Мы никогда и ни с кем не обсуждаем наших пациентов!
— И как только он придет в себя и сможет говорить, немедленно, слышите — немедленно звоните мне! В любое время, хоть глубокой ночью, хоть ранним утром!
Алла Валерьевна заверила ее, что так и сделает.
Из клиники Лена направилась домой.
Там она первым делом приняла душ, затем переоделась. На этот раз она выбрала черный деловой костюм — он вполне соответствовал трауру и в то же время подходил для того, чем она собиралась заняться. Тщательно наложив почти незаметный макияж, она села в собственную машину и выехала из дома.
В приемной фирмы ее встретила Маргарита — секретарь, а скорее — ассистент Олега.
Суховатая, худощавая женщина средних лет в строгом костюме, который ей удивительно не шел. Впрочем, Маргарите не шла никакая одежда — было у нее такое удивительное свойство.
Маргарита сидела за своим компьютером. Глаза ее были красными — должно быть, от слез.
Увидев Лену, она вскочила и бросилась ей навстречу.
— Елена Павловна, дорогая! — Маргарита хотела было взять Лену за руки, но застеснялась — между ними никогда не было близкой дружбы, просто хорошие, ровные отношения. Поэтому она сжала руки и неловко застыла посреди приемной.
Лена решила помочь ей в неловкой ситуации, взяв на себя инициативу: обняла Маргариту и погладила ее по плечу.
Маргарита разрыдалась.
Лена закусила губу: еще не хватало рыдать, обнявшись с секретаршей покойного мужа! Это будет дурной тон!
Дав Маргарите немного поплакать, она отстранилась, протянула ей стопку бумажных платков и села в кресло.
Маргарита постепенно успокоилась, вытерла глаза, высморкалась и проговорила в нос, гнусавым от слез голосом:
— Простите меня, Елена Павловна! Не знаю, что со мной… я всегда умела держать себя в руках.
— А я знаю, что с вами. Вы просто были привязаны к Олегу и переживаете его смерть. Кому вас понять, как не мне. Но я свое уже отплакала и поняла, что самый верный способ победить горе — это занять себя работой.
Маргарита удивленно взглянула на Лену: раньше та никогда даже не говорила о работе.
— Да-да, вы не ослышались. Я хочу взять работу фирмы в свои руки. Конечно, — спохватилась она, — вместе с Вадимом Андреевичем. И первое, что я хочу сделать, — выяснить, чем занимался Олег перед смертью. Точнее, перед тем, как поехать в Заборск. Вы ведь должны знать это лучше кого-нибудь другого, правда?
— Конечно, — кивнула Маргарита.
Она подтянулась, глаза ее высохли, лицо отвердело и стало таким, как обычно, — деловым и решительным.
Для нее способ справляться с горем при помощи работы был очевидным и единственным.
— Сейчас я посмотрю свой ежедневник за тот день… — проговорила она и открыла толстый блокнот в кожаном переплете.
Разумеется, Маргарита прекрасно владела компьютером, но самые важные вещи всегда записывала в этот блокнот — компьютер может подвести в самый нужный момент.
— Значит, в тот день Олег Николаевич пришел в обычное время… он назначил встречу с начальником технического отдела на двенадцать часов, но в это время приехали те странные люди…
— Странные люди? — переспросила Лена. — Какие еще люди?
— Ах да, я о них еще не говорила… приехали два человека, сказали на вахте, что им нужен Вадим Андреевич. Им ответили, что он в отпуске, на Мальдивах. Тогда они потребовали, чтобы их пустили к кому-то из руководства, начали скандалить… охранник, конечно, позвонил мне, я к ним вышла.
Вот тут я их разглядела. Это были какие-то фальшивые люди…
— Что значит — фальшивые?
— Они изображали бизнесменов, но только изображали. Костюмы на них были дорогие, даже слишком дорогие, а галстуки повязаны неумело. И ботинки… вы ведь знаете, первое, что выдает человека, — его обувь. Так вот, их обувь совершенно не соответствовала костюмам. И держались они слишком нагло, слишком заносчиво. И еще… еще они показались мне опасными. Я объяснила им, что Вадима Андреевича нет и не будет, и… в общем, выставила их. Вы знаете, я это умею.
Да, Лена знала, что среди многочисленных талантов Маргариты был и такой — она умела одним взглядом, одним словом любого человека поставить на место.
— И что — они ушли?
— Ушли, хотя и были явно недовольны. А я… я взяла на себя смелость — я прошла за ними… незаметно, конечно, и посмотрела, на какой машине они уехали.
Вот это было что-то новое — Маргарита играла в частного детектива! Должно быть, в тех людях и правда было что-то опасное.
— И что вам удалось узнать?
— Во-первых, машина была, конечно, большая и дорогая — черная BMW. Но я успела разглядеть и ее номер, а потом проверила его по базе данных.
— У вас есть даже такая база? — удивилась Лена.
— Есть, — смущенно кивнула секретарша. — Никогда не знаешь, что может понадобиться!
— И что же вы выяснили?
— Я узнала, что машина с таким номером зарегистрирована на фирму «Микрофинанс».
— И что это за фирма?
— Знаете, это одна из тех фирм, о которых невозможно точно сказать, чем они занимаются. Кредиты и займы, краткосрочные вложения, рискованные инвестиции…
В устах Маргариты эти слова прозвучали как оскорбления.
— Что же было дальше?
— Дальше… дальше Олег Николаевич спросил меня, кто это приходил. Я вкратце рассказала ему о визите этих странных людей и о том, какую фирму они представляли.
— И что же он сделал после этого?
— Он попросил меня узнать, где расположен офис фирмы «Микрофинанс», и сразу же уехал — не сказав мне куда, но наверняка в эту фирму. Оттуда он вернулся через полтора часа. Вы ведь знаете, — Маргарита дружелюбно взглянула на Лену, — Олег Николаевич был не из тех людей, чьи эмоции легко прочитать. Он всегда выглядел сдержанным и уравновешенным, даже если в его душе бушевала буря. Но на этот раз я увидела, что он очень расстроен… нет, пожалуй, он был не расстроен, а разгневан.
И еще… еще он был разочарован. Как будто его обманул кто-то, кому он глубоко доверял. Пройдя в свой кабинет, он минут двадцать сидел там, никого не вызывая и ни с кем не связываясь, а потом попросил меня выяснить, когда будет ближайший поезд на Заборск. Я узнала, что поезд будет только на следующий день.
«Слишком долго!» — проговорил он нетерпеливо и распорядился немедленно подготовить машину и вызвать Сергея, своего водителя и телохранителя в одном лице. И уже через час он уехал. Больше я его не видела.
— И я тоже, — печально проговорила Лена.
Маргарита взглянула на нее, лучше всяких слов выразив этим взглядом сочувствие и поддержку.
— Спасибо, — Лена дружеским жестом дотронулась до руки секретарши. — Вы мне очень помогли.
— Я могу еще что-нибудь для вас сделать?
— А знаете что… можете. Скажите мне адрес той фирмы — «Микрофинанс».
— Да, конечно… — Маргарита снова открыла свой блокнот, но потом быстро взглянула на Лену. — Только мне кажется, вам не стоит туда ездить. По крайней мере, одной. Это может быть опасно.
— Я не думаю, что со мной что-нибудь случится, если я загляну в их офис. И я хочу понять, почему Олег после этого визита отправился в Заборск.
— Записывайте! — Маргарита продиктовала адрес подозрительной фирмы.
Выходя из приемной, Лена быстро оглядела себя в зеркале, немного подправила макияж. Ее вид вполне соответствовал задуманному.
Прошла княгиня с дружиною своей по всей древлянской земле, усмирила древлян огнем и железом. Какие города смирились, сдались на ее милость — не тронула, какие противились, не отворяли ворота — пожгла, старшин да воевод казнила, простых людей в рабство увела. Привела землю древлянскую к смирению, наложила на нее дань прежнюю, велела платить исправно.
Вместе с ней ехал малолетний князь Святослав. Хоть и мал совсем — приучался к ратному делу, к воинской доблести. Как вражескую рать встретят — Ольга сыну велит: ты князь, ты начинай!
Святослав копье бросит — оно далеко не улетит, возле ног коня упадет, — а старый воевода Свенельд командует:
— Князь сечу начал! Ударим за князем!
И бьют воины, князю с княгиней честь приносят.
Усмирив древлянскую землю, обошла княгиня и остальные свои владения. До самых дальних пределов дошла, до рек Шексны и Луги. Леса там бескрайние, люди в лесах живут охотой да дикий мед собирают, власти княжеской не знают, дани никому не платят.
Княгиня их под свою руку привела, дань платить велела, а чтобы о том не забывали, срубила малые крепости. В крепости воинов оставила, над воинами — варяг-воевод, над воинами начальствовать, за сбором дани присматривать.
И всюду с собой сына возила, Святослава — чтобы учился княжьему промыслу, чтобы смотрел, как люди живут.
Святослав с малолетства охотно ратному делу учился, да и не только ему. С четырех лет в седле крепко сидел, в шесть лет лук натягивал, в семь старый кузнец Рогнар меч ему выковал. В восемь лет волка стрелой убил, в десять — с малой дружиной на печенегов ходил. А в двенадцать глянулась ему холопка, сенная девушка именем Малуша, и стал он к ней каждую ночь хаживать.
— Что ты в ней нашел, дитятко? — укоряла сына княгиня. — Холопка — она и есть холопка, черная кость. Взял бы другую — из варяжских девушек или из славянских, но хорошего роду, а эта холопка, на заднем дворе в грязи копается!
— Не хочу другую! — отвечает Святослав.
И не поспоришь с ним — князь.
Собирает молодой князь дружину, уходит в степь — с печенегами силой мериться. Спит на голой земле, седло под голову подложив, ест дичину, какую убил, пьет воду из шлема железного. Один у него друг — меч булатный, и еще один — лук тугой, а третий друг — конь вороной под седлом кожаным.
А княгиня сидит в своей верхней светелке, глядит на дорогу. Как раньше мужа высматривала — так теперь сына высматривает, ждет, когда вернется.
Иногда в зеркало глянет, увидит лицо свое — жизнь прошла! А что же дальше-то?
Позвала священника христианского, отца Мисаила. Спрашивает его — что со мной будет после смерти?
Тот думает недолго, отвечает:
— Две у тебя дороги, княгиня: либо с грешниками да язычниками в котел кипящий, в костер жаркий, в геенну огненную — либо с праведными к престолу Господа, одесную от него. Но это, княгиня, только если ты крестишься, если снизойдет на тебя Святой Дух. Тогда сама смерть тебе не будет страшна, а при жизни станешь ты ровней всем христианским государям…
— С таким войском, как у меня, я им и так ровня!
— Так, да не так. Все равно государи христианские на тебя смотрят как на дикую язычницу.
— Прямо и не знаю… красиво ты говоришь, да только я к старым богам привыкла. Им и батюшка мой кланялся, и матушка, и милый мой муж господин Игорь.
— Что — старые твои боги?! Деревяшки бессловесные! Перун — чурбан дубовый, из колоды вырубленный. Только в нем и красоты что усы серебряные, которые господин Олег велел сделать! Тьфу! Не зазорно ли тебе колоде молиться?
— Не говори так! Отцы наши и деды Перуну и Велесу молились, и было им счастье…
— Что ж ты — так и умрешь в невежестве? Тогда не видать тебе престола Господня, сгинешь ты в геенне огненной!
Помолчал отец Мисаил, а потом добавил:
— Поезжай в Царьград, княгиня, поезжай в великий город Константинополь. Увидишь величие града Божьего, увидишь воочию славу Христову — тогда волей-неволей уверуешь, примешь свет истинной веры! А ежели не примешь — значит, навеки твое сердце для истины закрыто, и обречена ты геенне огненной!
— И правда, поехать в Царьград… — решилась княгиня. — А то что я — до седых волос дожила, а нигде не была, ничего не видела, кроме лесов темных да степей широких…
Над входом в офис фирмы «Микрофинанс» висела лаконичная вывеска с ее названием. Вывеска была солидная, но скромная и ничего не говорила о том, какой именно финансовой деятельностью занимались в стенах этой фирмы.
Лена вошла в холл и огляделась.
Вдоль стен стояли кожаные диваны, на которых сидели мужчины и женщины, принадлежавшие к самым разным слоям общества. Здесь были и солидные деловые люди, и скромные домохозяйки, и явно идущие ко дну типы. Но всех их объединяла нервозность и какой-то лихорадочный блеск в глазах.
Напротив входа за солидной деревянной стойкой сидел молодой человек в строгом черном костюме, напоминающий сотрудника похоронного бюро.
Лена подошла к стойке, но не успела ничего сказать. Мужчина за стойкой поднял на нее внимательный взгляд и проговорил:
— Представьтесь, пожалуйста.
Лена была удивлена таким началом разговора, но назвала свою фамилию.
— Присядьте, пожалуйста! — проговорил молодой человек, даже не спросив о цели ее визита. — Вас пригласят…
— Но я хотела бы…
— Присядьте, пожалуйста! — повторил он с той же равнодушной интонацией. — Вас пригласят.
Лена пожала плечами, но не стала спорить — она подошла к свободному дивану и села.
На низком столике перед ней лежали несколько журналов. Это были не яркие глянцевые журналы, которые обычно лежат в приемных небольших фирм или частных клиник. Журналы были строго и солидно оформлены, а на обложках было написано — «Психиатрия и психотерапия», «Вестник психоанализа», «Ежегодный вестник венского фрейдовского научного общества»…
На другом конце этого же дивана сидела женщина лет сорока. Когда-то она, несомненно, была красива и ухоженна, но сейчас выглядела так, как будто давно махнула на себя рукой — тусклые волосы с непрокрашенными корнями, блеклая кожа, погасшие глаза. Одета она была в темно-зеленый костюм, знавший лучшие времена.
Женщина быстро взглянула на Лену и что-то вполголоса забормотала.
— Простите, что вы сказали? — переспросила Лена.
— Не дадут, не дадут, они ничего тебе не дадут! — проговорила незнакомка чуть громче.
Лена пожала плечами.
В это время из неприметной двери в дальнем конце холла показалась девушка в офисном костюме. Костюм был подчеркнуто скромным, но сидел хорошо. Она пересекла холл, стуча каблучками.
Все присутствующие замолчали и замерли, следя за ней с непонятным волнением. Девушка подошла к Лене и сказала ей вполголоса:
— Пойдемте, Георгий Тариелович вас примет!
— Позвольте! — вскинулась Ленина соседка. — Но она только что пришла, а я жду уже второй час!
Девушка быстро взглянула на женщину в зеленом — и та замолкла, опустила голову, обмякла, как спущенный воздушный шар.
Лена встала и пошла за девушкой.
Та провела ее в большой, солидно обставленный кабинет. Здесь за массивным письменным столом сидел лысый человек в таком же черном костюме, как дежурный в холле, только заметно лучше сшитом. На носу у него были круглые очки в металлической оправе, которые делали его похожим на состарившегося Гарри Поттера. Состарившегося и утратившего иллюзии.
— Здравствуйте, Елена Павловна! — сказал этот человек, привстав. — Присаживайтесь!
Лена опустилась в кресло, стоящее напротив стола.
Кресло было мягкое, но чересчур низкое, так что теперь Лена поневоле смотрела на хозяина кабинета снизу вверх. Видимо, это было сделано специально, чтобы поставить посетителя в подчиненное, зависимое положение.
— Лариса, можешь нас пока оставить! — сказал мужчина той девушке, которая привела Лену, и она беззвучно удалилась.
Едва дверь за ней закрылась, мужчина сочувственно взглянул на Лену и проговорил мягким, приветливым голосом:
— Конечно, мы пойдем вам навстречу.
— Пойдете? — удивленно переспросила Лена. — Но я вам пока даже не сказала, чего хочу!
— Некоторые вещи понятны без слов. Тем более что многие люди стесняются прямо говорить о своих проблемах. Вы только что потеряли мужа — кстати, примите мои соболезнования!
— Откуда вы… — начала Лена, но мужчина поднял руки:
— В нашем бизнесе нужно все знать о своих клиентах, даже о потенциальных клиентах! Как только вы назвали свое имя — мы навели о вас справки. Так что я все знаю о вашем положении.
— Хорошо работаете! — усмехнулась Лена.
— Стараемся! Итак, вы только что потеряли мужа, и вам, само собой, нужны деньги… одинокой молодой женщине нужно довольно много денег… я прав?
— Допустим, — кивнула Лена.
Она заранее решила для себя как можно меньше говорить и как можно больше слушать.
— Далее, ваш муж был человеком обеспеченным. Правда, у его фирмы были в последнее время кое-какие проблемы, но лично он был вполне кредитоспособен. У него имелось много вполне ликвидных активов. Так что вы, несомненно, сможете вовремя возвратить кредит.
Мужчина сделал паузу, потер руки, внимательно взглянул на Лену, ожидая какой-то реплики. Лена промолчала, придерживаясь выбранной стратегии, и он продолжил:
— С другой стороны, вы сможете вступить в права наследства только через полгода. До того вам трудно будет реализовать какие-то активы мужа. Так что ваш визит в нашу фирму понятен…
Он внезапно замолчал.
Лена удивленно смотрела на хозяина кабинета, ожидая продолжения. Вдруг она почувствовала горячее прикосновение на груди, там, где висел крест, подаренный ей Марией Михайловной. Надо же, она так привыкла к этому кресту за такое короткое время, что просто не чувствовала никакого неудобства от его тяжести. И забыла его снять, когда переодевалась. А может быть, сняла, а потом надела машинально, как что-то привычное и необходимое.
Сейчас крест дал о себе знать, он стал таким горячим, что Лена едва не вскрикнула.
Мужчина за столом все еще молчал, с его лицом творилось что-то странное, его выражение менялось каждую секунду. Наконец он взглянул куда-то вбок и снова заговорил, доверительно понизив голос:
— С третьей стороны, Елена Павловна, я хотел бы предупредить вас… как честный человек, а не как сотрудник фирмы…
Казалось, ему трудно было произносить эти слова; казалось, он сам удивлялся тому, что говорил — но продолжал говорить тем же тихим, доверительным голосом:
— Наши условия жесткие, очень жесткие. Проценты указываются в договоре исходя из дневной ставки, чтобы не отпугнуть клиента, но в пересчете на год они очень значительны. При небольшой сумме кредита они достигают тысячи процентов годовых, иногда даже больше. Для вас, как для особого клиента, конечно, условия будут льготными, но зато деньги нужны вам на большой срок, как минимум на полгода, так что все равно набежит очень большая сумма. А полгода — это долго, за это время в вашей жизни многое может измениться…
— Что вы имеете в виду? — удивленно спросила его Лена.
— Например, может измениться ваше семейное положение.
— Что?! Я вас не понимаю! О чем вы?
— Вы — женщина молодая… все возможно…
— Да что вы такое говорите? — Лена вспыхнула. — Я только что потеряла мужа…
— Не обижайтесь, прошу вас! — мужчина замахал руками. — Я не хотел сказать вам ничего плохого! Просто за полгода многое может произойти — и вам окажется трудно возвратить кредит. Я вам советую, Елена Павловна, внимательно прочитать уставные документы вашей фирмы… фирмы вашего покойного мужа. Я понимаю, молодой и красивой женщине трудно вникать во все эти юридические сложности, но все же иногда это может быть очень важно. Так что еще раз настоятельно вам советую — прочитайте уставные документы!
— Откуда вдруг такая забота? — иронически осведомилась Лена. — При вашей работе трудно заподозрить вас в альтруизме!
— Альтруизм здесь ни при чем, — поморщился ее собеседник. — Хотя я тоже имею какие-то моральные принципы и не хочу, чтобы окружающие считали, будто я обираю вдов и сирот. Вы меня понимаете. Но с другой стороны, я заинтересован в том, чтобы выданные нами кредиты были своевременно возвращены. Особенно крупные. И в том, чтобы мы сохранили хорошие деловые отношения с крупными потенциальными клиентами.
— Я вас поняла… — протянула Лена. — Что ж, тогда я, пожалуй, немного подумаю, прежде чем заключать с вами договор.
— Подумайте, — кивнул мужчина. — Подумайте и возвращайтесь — мы всегда будем рады вам помочь.
Лена вышла из кабинета.
Георгий Тариелович проводил ее взглядом и удивленно встряхнул головой. Что на него нашло? Что он сейчас говорил? Зачем отговорил перспективную клиентку взять у них кредит? Неужели у него пропадает деловая хватка?
Выйдя из офиса фирмы, Лена задумалась.
Теперь она знала, чем занимается компания «Микрофинанс». Она предоставляет денежные займы под грабительские проценты. Значит, Вадим занял у них деньги, и люди из этой фирмы приходили, чтобы потребовать у него вернуть долг. Если они искали его в офисе, стало быть, он просрочил дату возврата долга, а может, и проценты не заплатил, так что они пришли, чтобы на него надавить, не беспокоясь о том, что в фирме узнают, кто они такие.
Но почему Вадим пошел в эту полукриминальную фирму? Почему он не обратился за кредитом в банк? Хотя бы в тот банк, который обслуживает их с Олегом фирму? Да ясно же, не хотел, чтобы Олег и вообще сотрудники узнали о его финансовых затруднениях. Стало быть… Стало быть, это вовсе не по работе, это его личные неурядицы. То-то Олег, по словам Маргариты, был потрясен тем, что узнал о Вадиме. И тут же принялся собираться в Заборск. Заборск-то здесь при чем? Какое отношение он имеет к долгам Вадима?
Лена в который раз за последние дни пожалела, что не вникала в дела покойного мужа и совершенно не разбирается в кредитах и финансах. Сейчас бы ей это очень помогло…
В это время зазвонил ее телефон.
Лена взглянула на дисплей. Номер был не подписанный, но смутно знакомый. Она поднесла трубку к уху.
— Елена Павловна, вас беспокоит Алла Валерьевна из частной клиники…
— Да, здравствуйте, слушаю вас!
— Вы просили сообщить, если тот человек, которого вы к нам привезли, придет в сознание. Так вот, он пришел в себя. И, кажется, может говорить…
— Спасибо, я к вам немедленно приеду!
Лена была взволнована.
Сергей очнулся! Сейчас она узнает все о смерти мужа! Или хотя бы что-то… Хоть бы ниточку какую-то…
Она села в машину и помчалась в клинику.
За стойкой дежурила та же девушка, что и прошлый раз, но теперь она встретила Лену как родную. Возможно, оттого, что на Лене был дорогущий черный костюм от Прадо и туфли из маленькой итальянской мастерской близ Флоренции. Мастерской было четыреста лет, и туфли они шили только на заказ и одной модели — классические черные лодочки. Лена тогда взглянула на цену и оторопела, но когда надела туфли, то поняла, что чувствовала Золушка, надевая свои хрустальные башмачки. Туфли так облегали ногу, что в них хотелось не ходить, а летать, едва касаясь земли. Когда она прошлась в этих туфлях перед мужем, он вытаращил глаза и прижал руку к сердцу.
А вечером… Как давно это было. В прошлом году. А кажется, что сто лет назад. И больше уже никогда не будет.
Выскочив из-за стойки, девица бросилась ей навстречу:
— Елена Павловна, чем я могу вам помочь?
— Мне звонила Алла, она сказала, что человек, которого я к вам привезла, пришел в себя. Я хочу его увидеть.
— Конечно, пойдемте, я вас провожу!
— Не переигрывай! — бросила ей Лена.
— Что, простите?
— Да так, ничего…
Лена вошла в палату Сергея.
Водитель лежал в прежнем положении, как и раньше, он был опутан проводами и трубками, глаза его, как и раньше, были закрыты, но лицо не было таким мертвенно-бледным, как раньше, в нем проступали живые краски.
Лена подумала, что Алла Валерьевна поспешила, выдала желаемое за действительное.
Тут она увидела саму Аллу Валерьевну — Алла стояла возле окна, позади кровати Сергея.
— Вы можете поговорить с ним, но недолго… он еще очень слаб, но быстро приходит в себя…
— Но я не вижу… — начала Лена.
Вдруг она почувствовала, что крест у нее на груди снова стал горячим.
И в ту же секунду лицо Сергея порозовело, веки его чуть заметно дрогнули, затрепетали — и он открыл глаза.
И сразу увидел Лену.
И что-то прошептал.
Лена наклонилась над ним, прислушалась.
— Простите… — повторил Сергей едва слышно. — Я виноват… я не уберег Олега Николаевича, не уследил за ним…
— Не мучай себя! — ответила ему Лена. — Не вини себя. Твоей вины в этом нет. Вина за его смерть лежит на других людях. И они за это заплатят, я тебе обещаю.
Алла Валерьевна, повинуясь ее знаку, вышла из палаты.
Лена немного помолчала, но не выдержала и попросила:
— Если можешь говорить — расскажи, что там случилось. Расскажи то, что ты знаешь.
И он начал рассказывать — вначале слабым, сбивающимся голосом, но потом громче и увереннее.
Они с Олегом Николаевичем приехали в Заборск вечером, заселились в гостиницу. Олег сказал, что завтра будет трудный и важный день.
Тогда перед тем, как лечь спать, Сергей решил проверить машину: под конец пути ему послышался какой-то посторонний шум в моторе.
Он вышел из гостиницы, прошел на стоянку, где оставил машину.
Подходя к стоянке, заметил какую-то тень, но не придал этому значения.
Включил зажигание, начал проверять двигатель — и вдруг заметил под машиной лужицу машинного масла.
Кто-то повредил двигатель, в таком состоянии ехать было нельзя.
Сергей спросил на ресепшен, где находится ближайший автосервис, и доехал до него.
Сервис еще работал, и мастер пообещал быстро устранить неисправность. Сказал, что ему понадобится чуть больше часа. Предлагал вернуться за машиной утром, но Сергей сказал, что подождет. Он должен был убедиться, что машина готова к работе. Утром Олегу Николаевичу она обязательно понадобится.
Тогда мастер показал ему открытое заведение на другой стороне улицы.
Там подавали в основном пиво и закуски к нему, но можно было выпить и чашку кофе.
Сергей занял столик в углу, заказал чашку черного кофе и приготовился ждать.
Тут к нему подошли трое подозрительных парней, начали задираться, напрашиваться на ссору.
Сергей был хорошо тренирован, владел приемами рукопашного боя и вполне мог справиться с обычными хулиганами, но, как всякий профессионал, старался избегать ненужных конфликтов. Он пытался спустить ссору на тормозах, разговаривал примирительно, но эта троица была явно настроена на драку.
Что ему не понравилось — это то, что кафе внезапно опустело.
Правила поведения в незнакомом месте гласят: избегать конфликта, пока возможно, но не упускать инициативу.
Почувствовав, что избежать драки не удастся, Сергей встал, принял боевую стойку и оценил своих противников.
Те же правила гласят, что первым нужно отключать самого опасного, самого агрессивного. Если он выбывает из драки — остальные могут передумать.
Самым опасным из троицы был коренастый, широкоплечий парень с густыми черными волосами, растущими от самых бровей. Его и наметил Сергей в качестве первой жертвы.
Он сделал отвлекающий маневр, быстро отступил в сторону, перенеся вес на левую ногу.
При этом два других парня столкнулись между собой и на долю секунды выбыли из боя.
Сергей воспользовался этой долей секунды, сделал молниеносный выпад и нанес коренастому парню короткий удар в челюсть.
Удар достиг цели. Противник покачнулся, потерял равновесие и начал заваливаться назад.
В это время Сергей каким-то шестым чувством уловил у себя за спиной движение. Он начал разворачиваться, чтобы встретить лицом к лицу эту новую опасность — но не успел: на его голову обрушился неожиданный, страшный удар.
В глазах у него потемнело — и Сергей потерял сознание.
— Вот и все, — закончил он свой рассказ виноватым голосом. — Больше я ничего не помню… очнулся я уже здесь. Говорят, меня нашли в каком-то овраге, далеко от Заборска.
— Возле Малофеевки, — подтвердила Лена. — Есть там такой Ольгин овраг, очень глубокий, в одном месте он подходит к шоссе. Нехорошее место, туда трупы бросают, если кого ограбили или просто хотят избавиться. Обычно никого не находят, там какой-то разлом геологический, так что все уходит, как в прорву. Редко кому спастись удается…
— Я живучий… — Сергей слабо улыбнулся.
— А скажи мне, пожалуйста… — Лена немного помедлила, но решилась, — для чего вы в Заборск этот поехали? Олег… муж тебе ничего об этом не говорил?
— Там фабрика… стекольная… вроде бы фирма ее купить собиралась. Со мной, конечно, Олег Николаевич планами не делился. Но по дороге по разговорам его понял я, что занимался всем Вадим Андреевич. И что-то там пошло не так. Звонил он в дороге Вадиму Андреевичу, но у того телефон выключен. Помню, хозяин еще ругался — нашел, мол, Вадим время в отпуск лететь, когда тут такие дела творятся.
«Знаю я, какой у него отпуск», — подумала Лена, но вслух ничего не сказала.
На лбу Сергея выступила испарина, слова он проталкивал с трудом.
— Елена Павловна, — шептал он, — я этого дела так не оставлю. Если бы я рядом с ним был, то «Скорую» бы вовремя вызвал, может, успели бы его спасти.
Лена поняла, что Сергей понятия не имеет, что Олега убили.
— Там не все так, как кажется на первый взгляд, — по возможности мягко сказала она, — вот что, ты, пожалуйста, выздоравливай быстрее, ты мне еще понадобишься.
— Стало быть… они меня нарочно вырубили, — догадался он, — и то сказать, шпаны этой повидал я в свое время достаточно, знаю их повадки. Захотелось им заезжего человека ограбить, так избили бы просто. А тут… все организовано было профессионально, с размахом. Не подумайте, что я хвастаюсь, но с двумя-тремя справился бы. А тут… будто нарочно меня заманили.
— Так оно и есть, — вздохнула Лена, собираясь уходить.
Она зашла еще к доктору, который обнадежил ее в том смысле, что раз уж больной пришел в себя и держится адекватно и память вернулась, то они его быстро на ноги поставят, потому что внешние раны поверхностные и заживут быстро. А самое главное — он очень крепкий, и воля к жизни у него есть.
Весь следующий день она посвятила самым печальным хлопотам. Моталась по городу с документами, теперь благодаря майору Мелентьеву вопрос о похоронах не стоял (за это она предъявит в свое время мерзкому майору отдельный счет).
Лена решила подхоронить урну с прахом в могилу матери Олега. Та умерла рано, они в свое время сталкивались мало, но свекровь относилась к Лене неплохо.
Весь день звонили Лене друзья и знакомые с соболезнованиями. Спасибо Маргарите, всех сослуживцев и людей, связанных с Олегом по работе, она взяла на себя. Маргарита что-то организовывала, звонила, советовалась с ней, пока Лена не дала ей полный карт-бланш по организации панихиды и поминок. Не то чтобы ей было все равно, просто это в данный момент было не главное.
Она долго собиралась с силами, чтобы позвонить маме, и та, как чувствовала, позвонила сама. И сразу поняла по голосу Лены, что у дочки несчастье. Заахала, заплакала было, но тут же взяла себя в руки и сказала, что Славке ничего говорить не станет, ребенок и так без матери изведется совсем.
«Держись, дочка, — сказала мама, — знаю, что тебе плохо сейчас, но жизнь на этом не кончается. Тебе сына поднимать нужно. Вот разберешься со всем этим, приедешь к нам, тут и поплачем вместе. А пока за Славика не беспокойся, глаз с него не спущу. И не проговорюсь ему ни за что, пускай у ребенка хоть лето будет нормальное».
И сама трубку повесила, чтобы не рассусоливать долго. Лена прислушалась к себе и с удивлением поняла, что ей стало чуть легче. Мама всегда умела найти верные слова.
К вечеру Лена буквально падала с ног от усталости. Панихиду и захоронение урны назначили на завтра, Лене некогда было тянуть. По совету преданной Маргариты она приняла снотворное и спала как убитая, без кошмаров.
Разбудили ее звонки в дверь. Звонки были до того знакомые, что Лена спросонья приняла их за звонки мужа.
Ну да, это Олег вернулся из командировки, а у нее замок закрыт на потайную задвижку, ему с ключом не попасть.
Вот сейчас он войдет и попеняет ей нарочно, скажет, что она засоня, что его никто не встречает, а он так устал. И Лена бросится ему на шею, и он подхватит ее на руки и закружит в воздухе, и она не станет признаваться ему, что ей без него было так плохо, снились ужасные вещи… нет, она ни за что не расскажет.
Звонки были так настойчивы.
— Иду, иду! — крикнула Лена, натягивая халат, и босиком бросилась к двери. — Сейчас открою!
Слишком поздно до нее дошло, что Олег никак не может вернуться из командировки, потому что вот уже несколько дней он мертв. Его убили. Там, в далеком Заборске, чтоб он провалился совсем.
Руки сами повернули язычок замка, дверь распахнулась, и кто-то схватил ее сильными руками и прижал к себе.
Не Олег. Не Олег, это точно.
Вадим. Его широкие плечи, его резковатый одеколон, его волосы с красивой сединой — соль с перцем.
Первая мысль у Лены была — что она успела запахнуть халат. Просто удивительно, какая ерунда лезет в голову!
— Девочка моя, — бормотал Вадим, уткнувшись в ее волосы, растрепанные со сна, — бедная моя девочка…
Она не сумела взять себя в руки, захотелось укусить его в плечо, потом ударить головой по носу, потом вцепиться в глаза… Она сжала зубы, чтобы не закричать.
Очевидно, он почувствовал, как под его руками она окаменела, потому что отстранился и посмотрел ей в лицо.
— Прости, — выдохнул он, — прости мою вольность. Прости, что я без звонка, меня впустила консьержка, она знает, что мы с Олегом были… раньше я ходил к вам запросто…
— Ничего, — Лена сделала шаг назад и туже затянула поясок халата, — я приняла снотворное и заспалась.
— Я только что с самолета, вещи оставил в камере хранения, и сразу к тебе! — Он уже снял куртку и устремился по коридору.
Был он какой-то суетливый, размахивал руками, чересчур много говорил. Нельзя сказать, чтобы у них раньше были очень дружеские отношения, но все же Вадим ей нравился. Солидный, решительный мужчина, компаньон ее мужа, с ней он вел себя всегда корректно и уважительно.
Как-то в шутку она спросила его, отчего он не женится? Девушек разных он часто приводил на корпоративные вечеринки, но ни одна не приходила дважды. Вадим также в шутку ответил ей, что никак не найдет похожую на нее. Вот другу, мол, повезло с женой, он, Вадим, завидует ему белой завистью. Ищет такую же, а все никак не находит. Дежурный комплимент, обычный разговор после нескольких бокалов вина, все как должно быть.
Теперь же Вадим был ей неприятен. И чего он приперся к ней с утра пораньше? Обниматься полез…
«Хочет задурить мне голову, чтобы не задавала вопросов об отпуске и вообще», — поняла Лена.
Хоть она не приглашала его зайти, Вадим устремился в гостиную.
— Пойдем на кухню, — проговорила Лена, — кофе тебя напою.
На кухне можно спрятаться за обычными делами, взять себя в руки и не показывать Вадиму, что она многое о нем знает.
— Чем я могу тебе помочь? — Вадим принял из ее рук чашку кофе. — Что нужно сделать?
— Все необходимое уже сделано, — отмахнулась Лена. — Маргарита все организовала.
Дальше нельзя было замалчивать о ее поездке в Заборск, и Лена рассказала вкратце, что Заборск — жуткая дыра, что компетентные органы там все коррумпированы, проще говоря, прогнили насквозь, что порядка нет, потому что — представляешь? — сожгли в крематории не тот труп, а ей выдали только урну с прахом.
— Не может быть! — Вадим вскочил с места.
С непонятным удовлетворением Лена заметила, что несколько капель кофе попало на его светлые брюки.
— Нужно же что-то делать, жаловаться куда-то, в суд…
— Олега все равно не вернешь, — голос у Лены дрогнул, — ты будешь на панихиде?
— Конечно! Я заеду за тобой, тебя ведь теперь некому отвезти.
«Откуда он знает, что меня некому отвезти? Он думает, что Сергей погиб там, в Заборске? Но откуда он это знает? Я ведь ему об этом не сказала! — пронеслось в голове у Лены, пока она отвернулась, чтобы убрать чашки в посудомоечную машину. — Неужели это он стоит за убийством моего мужа? Никак не могу поверить… Но придется».
— Я вызову такси, — сказала она твердо, — встретимся прямо там.
— Да, конечно. И, Лена… — Вадим помедлил, — потом мне нужно с тобой поговорить. Обязательно. Знаю, что ты не вникала в дела мужа, но сейчас это важно.
— Хорошо, — Лена уже не скрывала, что ждет его ухода, — раз это важно, то поговорим. Потом, после.
Запирая за ним дверь, она дала себе слово, что Вадим никогда больше не войдет в ее квартиру. Никогда, ни за что, ни при каких обстоятельствах.
Собралась, тщательно наложила макияж и спустилась вниз, где ждало вызванное такси. Проходя мимо консьержки, Лена ответила на ее суетливое приветствие и отчеканила, чтобы впредь она предупреждала Лену о любом посетителе, кем бы он ни был.
— Но, Елена Павловна, я думала, что раз это близкий друг вашего мужа…
Лена не стала слушать ее кудахтанье и ушла.
Снарядила княгиня корабли, собрала богатые дары, взяла с собой малую дружину, да вельмож знатных, да слуг, да холопов, да толмачей-переводчиков, да священника отца Мисаила — и отправилась в дальнее странствие.
Плыла по Днепру, плыла по морю.
Велико море, просторно. Никогда княгиня такого простора не видывала. Набегали волны на корабли, грозно ревели, грозились опрокинуть. Опытные кормчие вели корабли твердой рукой, словно нипочем им грозное море.
Долго шли корабли, долго резали волны.
Наконец показались впереди крепкие каменные стены, высокая башня маяка. Открылась впереди огромная гавань, полная чужеземных кораблей. Из разных далеких стран пришли те корабли, со всех концов света. Диковинные люди на них — белые, желтые, смуглые, а то и вовсе черные, как ночь. На разных языках между собой говорят, разные товары на берег выгружают. Некоторые просто одеты, а некоторые так пышно, так ярко, так богато, словно и не люди это, а птицы райские.
Никогда княгиня не видела такой пестроты, такого богатства, никогда не слышала такого гомона.
Видно, и правда великий государь живет в этом городе, коли весь мир к нему спешит с товарами и подношениями!
Подошел к княгининым кораблям важный грек со свитой.
— Что, это и есть здешний государь? — спросила княгиня у толмача да у отца Мисаила.
— Что ты! — усмехаются оба. — Базилевс, государь царьградский, сам никаких гостей не встречает, сам в гавани не показывается и близко к ней не подходит, он к приезжим государям гонцов своих посылает, во дворец к себе приглашает.
— Так это его гонец?
— Нет, это всего лишь портовый чиновник. Пришел сказать, чтобы мы ждали приказа.
— Раньше я сама приказывала, а все меня слушали, а теперь я сама должна приказа ждать!
— Ты пойми, княгиня, — говорит ей отец Мисаил, — пойми, к кому приехала: это же сам базилевс, великий владыка, коему половина мира повинуется!
— А господин Олег его войско разбил, и город его осадил, и дань большую с него взял!
Однако ждала княгиня, когда позовут ее к базилевсу, к государю царьградскому. День ждала, другой ждала — не идут послы царские. Устала княгиня ждать, устала глядеть на каменные стены, на высокую башню маяка, на иноземные корабли, устала слушать незнакомую речь купцов да корабельщиков.
Вельможи княгинины сердились, говорили — надобно возвращаться, не хочет нас базилевс принимать! Что мы — так и будем здесь сидеть, ровно бедные родственники?
— Дождемся, — отвечала княгиня, — сильный должен быть терпеливым. Как же мы вернемся, не сделав то, ради чего приехали? Что же мы людям нашим скажем?
И дождалась.
Приехали послы царские, сказали, что ждет базилевс княгиню.
Прислал он за ней носилки резные, рытым бархатом обитые. Слуги несли княгиню по улицам Царьграда, мимо домов и дворцов. Княгине любопытно было, выглядывала она в щелку между занавесками. Спрашивала толмача, который рядом бежал:
— Это уже царский дворец?
— Что ты, княгиня! — толмач усмехался. — Это просто богатого купца дом!
— Уж это, наверное, точно царский дворец!
— Нет, что ты, это дворец чиновника, который отвечает за царские одежды!
— Ежели у царского ключника такие хоромы — каковы же хоромы самого базилевса?
— Увидишь, княгиня!
Еще несколько времени несли княгиню по царьградским улицам и площадям. Жители городские выходили из своих домов, смотрели на нее. Не удивлялись — подумаешь, старая княгиня из далекой северной страны, они в своем городе и не такое видели.
А потом княгиня ничего не сказала — потому что у нее от восхищения зашлось дыхание.
Вынесли ее носилки на площадь — и увидела она перед собой диво небывалое.
Дом — не дом, дворец — не дворец, а словно каменный цветок, такой огромный, что до неба, кажется, достает. Выложен он был всяким мрамором — и белым, словно снег, и розовым, словно майская заря, и желтым, словно свежий мед, и пурпурным с серебряными прожилками. А наверху этот цветок каменный был увенчан огромным золотым куполом, который казался таким легким, что вот ветерок подует — и он улетит… но понятно было, что никуда он не улетит, а будет здесь красоваться тысячи лет.
— Что же это такое? — спросила она толмача, когда голос к ней вернулся.
И тот ответил, довольный:
— Это — Святая София, великий храм, чудо премудрости Божьей! Господь умудрил строителей, дал им знания многие, выше человеческого разумения, и воздвигли они этот храм на тысячи лет, чтобы христиане собирались в нем и славили Господа. Весь мир для этого храма старался — откуда камень прислали, откуда — дерево дорогое, откуда — каменья самоцветные…
Сошла княгиня с носилок, вошла в храм — и зажмурилась от света, в глаза ее пролившегося. Тысячи свечей горели во храме, не тысячи — неисчислимы были эти свечи, как звезды на ночном небе в конце лета. И яркий свет этих свечей отражался и множился в гладком мраморе колонн, в порфире, золоте и драгоценных каменьях, которыми украшены были бесчисленные иконы.
А когда подняла княгиня лицо, чтобы взглянуть изнутри на купол храма, — увидела она над собой лик христианского Бога, грозный и вместе с тем милостивый.
А еще она увидела яркий луч света, сквозь отверстие в куполе проникающий, и в этом луче пролетел белоснежный голубь, словно живое воплощение Духа Святого…
— Прав ты был, отец Мисаил! — сказала княгиня сопровождавшему ее старому священнику. — Теперь своими глазами увидела я величие христианского Бога!
Доволен отец Мисаил, спрашивает:
— Теперь ты готова принять святое таинство крещения?
— Готова! Но только не забывай, что я — княгиня, владычица большой, богатой и сильной страны. Значит, крестить меня должен не простой священник.
— Не сомневайся, княгиня, — вступил в разговор толмач, который все слышал, на все обращал внимание. — Сам великий патриарх будет тебя крестить, а базилевс — да продлятся дни его! — станет твоим крестным отцом.
Лена сама не ожидала, что сумеет выдержать этот день.
Сначала панихида, потом — поминки. Вадим все это время находился рядом с ней, держал за руку, поглаживал по плечу. Пару раз у нее действительно закружилась голова, и та стеклянная четкость, с которой она видела скорбные лица окружающих, начинала расплываться. Подступал обморок. Один раз Вадим это заметил и твердо сжал ее локоть, потом она справилась сама.
Ей просто невыносимо было его присутствие рядом. Подозрения ее перешли в твердую уверенность: Вадим причастен к убийству Олега. Она не могла объяснить это логически, просто раньше такое не укладывалось в голове, она не могла в это поверить. А теперь вот поверила. Постояла с ним рядом — и поверила.
Он был фальшивый насквозь. Он склонялся к ней с преувеличенной заботой, а она видела в его глазах раздражение и нетерпение, и даже страх. Не разоблачения, нет, этого он не боялся, считая, видимо, Лену полной тетехой и непроходимой дурой. Где уж такой что-то понять. Он же понятия не имел о ее разговоре с доктором-наркоманом, о том, что она видела синяки на шее Олега, и о том, что жив Сергей. Он-то думал, что все идет по плану.
Ведь был же у него какой-то план. И Лена должна выяснить, в чем он заключается, причем как можно скорее.
Но проблема была в том, что она никому в фирме не могла доверять.
Вот стоит начальник службы безопасности. С виду — парень приличный, взгляд открытый, честный, такой шефа не предаст. Впрочем, может, такой как раз и предаст. Вполне возможно, Вадим с ним договорился или обманул, перетянул на свою сторону, задурил голову.
Черт, ну как же тяжело без Олега!
— Тебе плохо? — отреагировал Вадим на ее мысленный стон.
— А ты как думаешь? — Ей захотелось вырвать свою руку и залепить ему здоровенную звонкую пощечину, так чтобы голова качнулась назад и клацнули зубы.
— Я мужа похоронила, а ты думаешь, что мне может быть хорошо? — процедила она.
— Выпей, тебе нужно расслабиться, — он протягивал ей бокал белого вина.
— Нет-нет! Я совсем раскисну, лучше воды!
Она проследила, как официант откупорил новую бутылку. Вода была ледяной, Лене полегчало.
— Извини, — сказала она тихонько Вадиму, — кажется, мне на сегодня уже хватило.
Не то чтобы ей действительно хотелось перед ним извиняться, просто нужно было усыпить его подозрения. Ведь она никому, просто никому не могла доверять.
Вот главбух — симпатичная женщина, с опытом работы, Олег, помнится, очень хорошо о ней отзывался. Глаза заплаканы, видно, что искренне горюет о смерти начальника. Но если Лена придет к ней с намерениями поинтересоваться финансовыми делами фирмы, не побежит ли она тут же к Вадиму? Да запросто!
Нет, доверять Лена может только Сергею. И Маргарите, поскольку уж она-то точно потеряет теперь свое место, так что Вадима защищать ей ни к чему. Хотя тоже в известных пределах.
Лена поманила Маргариту и поинтересовалась, можно ли уже закругляться.
— Конечно, конечно! — подбежала главбух. — Нечего рассиживаться, не свадьба же! Ой, простите, Елена Павловна! Вы идите, мы тут с организационными делами сами разберемся!
— Спасибо вам, Регина… — Лена обнаружила вдруг, что не помнит отчества.
— Геннадьевна! — напомнила та и вдруг наклонилась к Лене близко с намерением поцеловать, но на самом деле прошептала прямо в ухо: — Елена Павловна, ничего пока не предпринимайте, не подумав. Вы сейчас в таком состоянии, что не сможете все правильно решить. Оглядитесь, придите в себя, а потом уж, на свежую голову…
— Что вы имеете в виду? — хотела спросить Лена, но главбух уже отошла в сторону.
А к Лене подошел Вадим.
— Я тебя отвезу.
Она отступила от него, закрываясь рукой как от удара.
— Лена, — сказал он, — я понимаю, что тебе тяжело. Я понимаю, что сегодня самый неподходящий день. Но это важно. Речь идет о спасении фирмы. Промедление смерти подобно.
— Ты мне будешь говорить о смерти, — пробормотала она и успела заметить мелькнувшую в его глазах самую настоящую ненависть. Как ни странно, это придало ей сил.
— Хорошо, — сказала она, — но если разговор будет официальный, то не у меня в квартире. Едем в офис фирмы.
Вадим недовольно поморщился — вот интересно, для чего ему нужно было попасть в ее квартиру, не в постель же он ее уложить собирается, — но не стал спорить, повернулся на каблуках и пошел вперед.
Лена поманила Маргариту и попросила ее позвонить ей ровно через час. Просто позвонить и спросить, все ли в порядке и как она, Лена, себя чувствует. Если Маргарита и удивилась ее просьбе, то не показала вида, просто молча кивнула.
В фирме никого не было, по случаю поминок весь персонал распустили. Внизу скучал незнакомый охранник с неизменным кроссвордом. Увидев Лену, он посмотрел удивленно, не узнавая. Вадим буркнул ему что-то невнятно и прошел мимо. Они поднялись по лестнице и свернули к кабинету Олега, Лене казалось, что она будет чувствовать там себя увереннее.
Вадим открыл кабинет своим ключом, вошел по-хозяйски и сделал приглашающий жест. Лена вошла и без сил опустилась в кресло.
Здесь все было так знакомо. Занавески, которые она выбирала сама. Олег не любил жалюзи, говорил, что они навевают на него казенную тоску. На столе стояла фотография в рамке — они втроем в прошлом году в Италии. Счастливые, загорелые, Олег обнимает их со Славкой, и лицо у него такое родное…
Лена почувствовала, как глаза защипали слезы. Это впервые с тех пор, как она узнала о смерти Олега. Ужасная новость накрыла ее с головой, как приливная волна, тогда ей казалось, что она ослепла и оглохла от горя, но потом пришлось брать себя в руки. Некогда было рыдать и биться головой о стену.
— Тебе нехорошо? — осведомился Вадим.
На этот раз в голосе его не было и тени заботливости и сочувствия, только недовольство — вот, мол, придется сейчас возиться со слезливой бабой, а у него дел выше крыши.
Лена сжала руки в кулаки так, чтобы ногти впились в ладони. Зря она пришла сюда, не прибавило ей это сил. Но нельзя показывать Вадиму свою слабость. Правильно мама сказала — потом поплачем.
И снова крест на груди стал горячим. И это ее удивительным образом поддержало, придало сил.
— Что ты хотел мне сказать? — спросила она, с удовлетворением отметив, что голос не дрожит, звучит уверенно, и даже слезы куда-то подевались.
— Лена, — он нервно заходил по комнате, — все, что ты сейчас услышишь, удивит тебя, возможно, у тебя будет шок, но…
— Ты считаешь, что теперь меня можно чем-то удивить? — холодно спросила она.
— Я хотел бы помочь тебе в твоем горе, — сказал он, и Лене стоило огромных усилий удержаться, чтобы не закричать ему в ответ, что она все знает, что это он виноват в смерти ее мужа, а теперь льет тут крокодиловы слезы и притворяется белым и пушистым.
— Ладно, оставим это, — Вадим посмотрел на нее так, будто прочитал ее мысли. — Лена, дела фирмы в последнее время очень плохи. Сорвалось несколько крупных заказов, опять же, как ты знаешь, кризис, нас подвели поставщики…
— Как это — плохи? — растерялась Лена. — Олег ничего мне об этом не говорил.
— Конечно, не говорил, потому что не хотел тебя волновать. И вообще, Олег уж такой человек, он тебя своими делами никогда не грузил, — отмахнулся Вадим, и Лена услышала недосказанное — мол, с тобой еще советоваться, дурочкой с переулочка… — Мы прикидывали так и этак, Олег очень переживал по этому поводу, возможно, из-за этого он и… стресс мог спровоцировать сердечный приступ…
— Не надо! — вскричала Лена, не сумев удержаться. Как легко он об этом говорит! Ведь это же надо совершенно не иметь совести, чтобы так спокойно говорить о компаньоне, которого… которого сам убил. Ведь Олег считал его другом, доверял ему, как самому себе, сколько времени они проводили вместе.
«Эх, Олег, — подумала Лена, — видно, в людях ты не очень хорошо разбирался… Этот подлец ведь все врет, я уверена. Не только насчет Олега, но и насчет положения фирмы. Если бы дела в фирме были так плохи, то Олег никогда не поехал бы в отпуск. И его бы не отпустил. А Олег мне обещал, что мы проведем отпуск вместе. Олег никогда меня не обманывал, он знал, что может отказаться, мотивируя делами, я не стала бы возражать…»
— Не говори о его смерти, — сказала она, — мне на сегодня таких разговоров уже хватило. Лучше скажи наконец, чего ты от меня хочешь конкретно.
— Хорошо, — он все же помедлил. — Лена, ты должна подписать генеральную доверенность на мое имя с правом подписи на полное ведение дел.
— Каких дел? — Лена отшатнулась.
— Всех дел. Ты же понимаешь, что фирма должна работать. Что бы ни случилось. Теперь как никогда требуется оперативность. Я должен принимать решения, и советоваться с тобой у меня не будет времени. Лена, надо спасать фирму! Пока мы тут будем разбираться, пока ты войдешь в права наследства, пока то, пока се… Лена, ты должна мне доверять, я пекусь о благополучии фирмы не меньше, чем Олег! Ведь мы были равноправными компаньонами!
— Но почему так срочно… я сейчас не могу ничего решать… — У Лены в голове всплыли слова главбуха — «не принимайте никаких опрометчивых решений, подождите, подумайте». Вот, оказывается, что она имела в виду! Значит, она знала, что с Вадимом что-то не так. Хитрая тетка, вроде бы ничего такого не сказала, а все же предупредила.
Тут Лена заметила, что Вадим изменился. Теперь он больше не притворялся сочувствующим и вообще приличным человеком. Он кружил возле нее, глаза смотрели злобно, Лене казалось, что он даже припадает к земле, как гиена перед прыжком. Прыгнет — и вцепится в горло. Где-то она читала, что гиены не всегда едят падаль, свежатинкой тоже любят полакомиться.
Ей стало страшно.
«Спокойно, — сказала она себе, — пока я не подписала доверенность, он ничего мне не сделает. Уж потом, когда он, пользуясь доверенностью, пустит налево фирму и вообще все, что Олег создавал с таким трудом, потом он может подстроить мне катастрофу или самоубийство. Переживала женщина сильно смерть мужа, вот и…»
Она сама удивилась, до чего ясно все представила. Возможно, этому способствовал крест, который снова стал теплым.
— Не бегай так, остановись, у меня голова болит, — сказала она. — Ты не мог бы сейчас оставить меня в покое? Я очень устала, хочу домой, уснуть…
— Ты должна подписать доверенность! — рявкнул он. — И не тяни резину!
— Разумеется, я все подпишу, — Лена сделала вид, что не обратила внимания на его недопустимый тон, — я же ничего не понимаю в делах фирмы, ты в этом лучше разберешься. Но ведь это нужно сделать не здесь, а у нотариуса, так?
— Так. — Он успокоился на глазах, и снова перед ней был приличный преуспевающий мужчина. — Вот завтра утром мы поедем к нотариусу. А сейчас я тебя отвезу домой.
«Не хочет оставлять меня одну! — поняла Лена. — Дома, без свидетелей, подмешает мне снотворного, а завтра полусонную потащит к нотариусу. Небось и ночь в моей квартире проведет, стеречь меня будет получше сторожевой собаки. А если я стану открыто протестовать, то вообще неизвестно, что будет. Видно, что он уже на грани, так что на все решиться может. И не у кого помощи попросить, никому не могу доверять… Ладно, я должна сама с этим справиться. Ради памяти Олега, ради Славки!»
— Я только в туалет, — сказала она, глуповато улыбаясь, — подожди пять минут.
Хорошо, что он не обратил внимания на то, что она взяла сумочку. Сегодня у нее с собой была маленькая черная сумка, Лена зажала ее под мышкой, чтобы не так бросалась в глаза.
Туалет находился в дальнем конце коридора, Лена скрылась за дверью и перевела дыхание.
Что делать? Со второго этажа не спрыгнешь. Она выглянула в коридор, там никого не было. Хорошо, что Вадим считает ее полной дурой и совершенно беспомощной во всех вопросах, у него небось и мысли не возникло, что она может сбежать. Однако минут через пять-семь он точно забеспокоится.
Лена сняла туфли и побежала по коридору, держа их в руках. Мелькали двери кабинетов. Что делать? Вызвать полицию? Пока она будет объяснять, что случилось, Вадим в два счета ее догонит. И даже если они приедут, что она им скажет? Никто ведь ее не тронул. А Вадим еще присовокупит, что женщина, мол, не в себе, мужа только что похоронила. Менты, конечно, поверят ему и уйдут, посоветуют к психиатру обратиться.
В конце коридора мелькнула светящаяся зеленая надпись — аварийный выход.
«Господи, пускай эта дверь будет открыта!» — взмолилась Лена.
Бог внял ее мольбам, она осторожно притворила за собой дверь и выскочила на лестницу. Спустилась на первый этаж, и на этом ее везение закончилось. Дверь на улицу была заперта, и открыть ее не было никакой возможности.
Лена поглядела на часы. Прошло три минуты. Она надела туфли, пригладила волосы и пошла по коридору первого этажа к главному входу, где сидел охранник.
Он слышал ее шаги, но даже не поднял головы, пока она не подошла к турникету.
— Откройте же! — пришлось ей напомнить о себе.
— А вы, дамочка, почему одна выходите? — он даже не сделал попытку нажать кнопку. — Вы ведь с Вадимом Андреевичем пришли…
— Что-о? — Лена почувствовала, что будь у нее в руках оружие, хотя бы дубинка или полено, то она не колеблясь пустила бы его в ход. — Ты как разговариваешь? Да ты знаешь, кто я такая? Я Елена Лотарева!
— Ничего не знаю, — твердил этот урод, — я вас пустил, потому что вы с Вадимом Андреевичем пришли. А теперь не выпущу, пока он не разрешит…
Лена зарычала от злости. Подумать только, из-за этого дурня Вадим может ее поймать. Ей показалось, что наверху скрипнула дверь.
Если бы можно было испепелить человека взглядом, охранник был бы уже мертв. Но тут, к счастью, зазвонил ее мобильник.
— Елена Павловна, у вас все в порядке? — послышался голос Маргариты.
— Не совсем. Я в офисе, меня тут охранник не узнал и не хочет выпустить, — скороговоркой ответила Лена и отдала свой телефон охраннику.
Маргарита так орала в трубку, что было слышно метров за десять. Охранник помертвел лицом и нажал на кнопку, бормоча извинения. Лене некогда было их слушать, тем более все равно этого урода она уволит в первую очередь.
Выскочив на улицу, она бросилась прочь от стоянки, свернула в переулок, затем выскочила на проспект и тут же махнула рукой проезжающей машине. За рулем была женщина, это ее успокоило. Женщина была спортивного вида, немногословная, машину вела отлично, Лена доехала до дома за двадцать минут.
Консьержка подремывала у себя в закутке. Увидев Лену, она сделала сочувствующее лицо и сказала, что никто не приходил и не спрашивал. Лена заперла дверь на все замки и перевела дух, после чего позвонила в клинику, где находился Сергей. Там сказали, что больной Петухов выписался сегодня днем, ему стало значительно лучше.
В мобильнике Олега Лена нашла телефон водителя, он отозвался сразу.
— Если ты в состоянии, то пора приниматься за дело, — сказала она.
— Я как раз кое-что предпринимаю, — ответил он, — завтра выезжаем в Заборск, там на месте разберемся.
— Но ты только что поднялся на ноги…
— Не беспокойтесь, на мне все заживает как на собаке. Я вполне в форме, и завтра с друзьями еду…
— Я с вами! — тотчас сказала Лена.
— Это… это может быть опасно.
— Здесь мне еще опаснее, чем там, — твердо сказала она.
Сергей помолчал, переваривая информацию, и сказал, что заедет за ней рано утром.
Как ни странно, она заснула сразу же и проснулась за десять минут до будильника, хотя будильник был поставлен на пять утра. И воду пустила прохладную, чего раньше никогда не делала. Раньше в здешних озерах и купаться не могла, даже жарким летом, только в теплом море или в бассейне. Теперь же спокойно стояла под холодными струями.
Затем заставила себя поесть, хотя в такую рань не хотелось. Ей понадобится много сил. Собрала вещи — никаких платьев, спортивный костюм, еще одни джинсы, кроссовки, куртку с капюшоном и дополнительными карманами. Хватило времени еще на то, чтобы приготовить термос кофе и пакет с бутербродами, когда позвонили в дверь. Вот как он прошел мимо консьержки, хотелось бы знать?..
Лена открыла дверь. На пороге стоял Сергей, собранный и мрачный, полный сдержанной энергии. Трудно было поверить, что совсем недавно он без сознания лежал на больничной койке.
— Не передумаете? — спросил он, пристально взглянув на Лену. — Не стоит вам туда ехать. Мы с ребятами без вас отлично управимся.
— Нет, не передумала и не передумаю. Я должна сделать это сама.
— Что ж, приказывать вам я не могу, — Сергей подхватил ее сумку. — Пойдемте.
Возле подъезда стояла знакомая машина, на ней иногда ездил Олег. На заднем сиденье сидел невысокий худощавый мужчина с невыразительным, скуластым и смуглым лицом.
— Это Рома, — представил его Сергей. — Мы вместе в первую чеченскую воевали.
Перехватив Ленин взгляд и уловив в нем сомнение, он добавил:
— Вы не смотрите, что он с виду такой неказистый. Второго такого бойца поискать.
— Спасибо вам, — проговорила Лена смущенно и протянула руку новому знакомому. — Мне очень нужна сейчас помощь, и я вам благодарна…
Слегка смутившись, она уточнила:
— Рома — это Роман? Можно вас так называть?
— Нет, — Сергей улыбнулся, отвечая вместо друга. — Рома — это Рома. Полное его имя никто не может выговорить, и не пытайся.
— Меня, значит, Серега позвал, — проговорил Рома немного косноязычно, — для Сереги я, значит, на все, что угодно, готов. С Серегой мы через такое прошли — мама не горюй…
— Мы втроем поедем? — спросила Лена, быстро взглянув на Сергея.
Он понял подтекст этого вопроса.
— Нет, с нами поедут еще двое ребят, Том и Кутузов. Отличные парни, наши с Ромой однополчане. Том — классный подрывник, а Кутузов — он вообще классный. Но они отдельно поедут, на другой машине. Не хочу, чтобы нас вместе видели.
— Отлично. — Лена улыбнулась, хотя в душе она трепетала от страха — с такими малыми силами ей предстояло вступить в бой с невидимым чудовищем, с многоголовой гидрой…
— Все, поехали! — Сергей сел за руль, и они отправились в путь.
Едва они тронулись, Рома на заднем сиденье задремал. Да не то что задремал — крепко заснул, время от времени всхрапывая.
— Это у него такая способность. — Сергей покосился на однополчанина. — Перед операцией непременно спит. Причем может заснуть в любых условиях: в танке, в БМП, в транспортном самолете. И так крепко спит — из пушки не разбудишь. Буквально под артиллерийскую канонаду может спать как ребенок. А как подходит время действовать — мгновенно просыпается и готов к труду и обороне.
— Удобная способность! — Лена с завистью взглянула на Рому, но вскоре и сама задремала и проснулась, когда они уже подъезжали к Заборску.
Сергей проехал по знакомым улицам. Немного не доезжая до гостиницы, он притормозил. Рома, который только что проснулся, переглянулся с ним и выскользнул из машины.
Вскоре Сергей остановился перед хорошо знакомой гостиницей «Старый Заборск».
Не ресепшен дежурила знакомая — та, что похожа на старую жабу, Тамара Петровна, кажется. Увидев Лену, она явно испугалась, но постаралась не показать виду, изобразила на лице радушие:
— Здравствуйте, Елена Павловна! Вы опять к нам! Уж как мы рады, как рады…
— Что это вы о себе говорите во множественном лице? — спросила Лена. — Впрочем, какая разница… мой прежний номер свободен?
— Восемнадцатый? Свободен, конечно, свободен. Вы его хотите? Пожалуйста!
— Хорошо. И спутнику моему дайте номер поблизости.
Через несколько минут Лена была в знакомом номере. Она разобрала сумку, наскоро приняла душ — и тут зазвонил ее телефон.
Звонил майор Мелентьев.
— Елена Павловна! — проговорил он жизнерадостным голосом. — Вы снова к нам? Понравилось вам у нас?
— Уже доложили? — усмехнулась Лена. — Быстро! Да, мне у вас понравилось. Красивый город, хороший климат. Правда, кое-что здесь нужно привести в порядок…
— Кстати, насчет климата… — перебил ее майор. — Он, может, и хороший, только не для всех. Вам он явно не подходит, так что не советую у нас задерживаться.
— Вы мне угрожаете?
— Нет, что вы, Елена Павловна, упаси бог! Я вас только по-дружески предупреждаю.
— Что ж, хоть мы с вами друзьями никогда не были, я ваше предупреждение услышала и приняла к сведению, — Лена нажала на кнопку отбоя.
Сергей, оставшись в своем номере, закрыл дверь и открыл окно.
Тут же через это окно в номер пробрался Рома.
Однополчане коротко переговорили. Сергей принял душ, чтобы снять дорожную усталость, и вышел из номера.
Рома тоже вошел в ванную комнату, но не успел раздеться: дверь номера едва слышно скрипнула.
Рома беззвучно перебрался через край ванны и задернул за собой шторку.
Из комнаты доносились негромкие шаги, приглушенные звуки открывающихся шкафов и выдвигающихся ящиков. Затем открылась дверь ванной, и в нее вошел рослый парень в черной кожаной куртке. Он достал из шкафчика фен, включил его в розетку.
Все понятно, хочет положить включенный в сеть фен в душевую кабинку — Сергей вернется, захочет принять душ, и как только включит воду, будет убит электрическим током.
Парень в черной куртке, подтверждая Ромину догадку, протянул руку, чтобы отдернуть шторку.
Из-за шторки на него смотрело плоское, невыразительное лицо Ромы.
Незнакомец не успел никак отреагировать на его появление — Рома выбросил вперед левую руку и нанес сложенными пальцами страшный удар в гортань.
Парень захрипел, выпучил глаза и начал заваливаться на пол.
Но Рома успел подхватить его и осторожно, беззвучно уложил на кафельный пол ванной.
Затем перешагнул через труп и бесшумно подкрался к двери.
— Что ты так долго? — донесся из комнаты недовольный голос напарника.
— Помоги! — проговорил Рома хриплым, полузадушенным голосом. — Мне одному не справиться!
— Да что там у тебя? Фен не нашел или в розетку включить не можешь? — Дверь ванной приоткрылась, внутрь заглянул рослый бритоголовый детина. Глаза его удивленно округлились… но в ту же секунду Рома нанес короткий удар в точку за правым ухом.
Принял базилевс княгиню.
Долго вели ее по дворцу — из комнаты в комнату, из зала в зал, из палаты в палату, и все залы да палаты богато изукрашены, разноцветным мрамором отделаны, парчовыми завесами завешаны, драгоценные каменья повсюду так сверкают, что глазам больно. И всюду люди стоят в дорогих одеждах, серебром да золотом расшитых, стоят, переговариваются, на княгиню смотрят. Поначалу княгиня на каждого дивилась, спрашивала — не базилевс ли это?
— Что ты! — отвечал толмач. — Это — чиновник, ответственный за царскую чернильницу. А рядом с ним — тот, что ведает маслом для царской лампады. А за ними — хранитель пергамента, на котором базилевс, да продлятся дни его, изволит свои записки записывать…
— Для чего же это столько народу нужно? — удивляется княгиня. — Сдается мне, что и половина бы управилась!
— А как же ты думала? Истинному величию нужно соответствующее обрамление!
Тут толмач голос понизил, даже ростом меньше стал:
— Приготовься, княгиня, сейчас мы войдем в Хрисотриклиний, золотой тронный зал, где мы удостоимся лицезреть базилевса, да продлит Господь его дни!
Они прошли через высокую полукруглую арку и оказались в большой круглой палате, ярко освещенной многими проделанными в куполе окнами. На стене палаты напротив входа был изображен грозный и красивый лик. Брови нахмурены, глаза строго глядят на вошедших, княгине показалось, что прямо на нее.
— Это — царь небесный, — тихо сообщил княгине толмач.
Под этим изображением было круглое возвышение из розового мрамора, закрытое золотой завесой.
— За этой завесой — царь земной, великий базилевс, да продлит Господь его дни! Когда скрывающую его завесу отдернут — всем надлежит пасть ниц!
Вокруг золотой завесы толпились многие люди — все в драгоценных одеждах из парчи и бархата, расшитых серебром и золотом, украшенных яркими самоцветными каменьями. Но княгиня уже ничего не спрашивала у толмача, знала, что это — многочисленные придворные чины.
Вдруг раздался звук — громкий, гулкий, протяжный, поплыл по всей палате, по всему дворцу. Это кто-то из чинов ударил в огромный медный круг.
Как только отзвучал этот гул — невидимая рука отдернула золотую завесу. За ней оказался высокий трон, искусно вырезанный из слоновой кости и богато изукрашенный золотом и самоцветными каменьями. На этом троне восседал невысокий бледный человек с маленькой черной бородкой. Чело его было увенчано золотым венцом с огромным сверкающим яхонтом на верхушке и с несколькими каменьями поменьше по краям.
При виде этого человека все, кто был в палате, упали на колени и уткнулись лбами в пол.
Княгиня на колени не встала, посчитала это для себя зазорным, только голову наклонила.
Бледный человек оглядел всех, чуть заметно кивнул, махнул рукой — и все сразу встали, зашевелились.
Княгиня внимательно оглядела базилевса.
Из себя худой, роста небольшого, не видный. Вряд ли в бою хорош. Да вряд ли он когда и бывал в бою. Но глаза умные.
Одежд на нем много, одна поверх другой, и все красоты необыкновенной — пурпурная с золотом, белая, шитая жемчугом, лазоревая с серебром. Никогда княгиня такой красоты не видела.
Купцы в Киев привозили греческие ткани — и парчу золоченую, и шелк, — но таких красивых не бывало. Видно, самые красивые ткани греки для себя оставляют.
Поглядел базилевс на княгиню, слабой рукой пошевелил.
Толмач за спиной зашептал:
— Подойди к трону!
Княгиня подошла.
Тут же кто-то невидимый подставил ей кресло. Совсем близко к трону, только малость пониже.
Села.
Базилевс вяло улыбнулся, заговорил по-своему.
Толмач опять рядом оказался, зашептал:
— Базилевс, да продлит Господь его дни, спрашивает тебя, благополучным ли было твое путешествие и хорошо ли тебя приняли в Константинополе.
Княгиня жаловаться не стала, поблагодарила — все, мол, хорошо, спасибо. В ответ спросила, здоров ли сам базилевс, его семья.
Толмач зашептал:
— Аудиенция будет короткой, так что быстрее говори, какое у тебя дело, не трать время зря.
Княгиня вспомнила Святослава, его загорелое обветренное лицо, его светлые бесстрашные глаза, и подумала: подойдет ли ему одна из здешних изнеженных царевен? Не опутает ли она его хитрыми греческими словами, хитрыми греческими уловками? Не подрежет ли крылья вольному степному соколу? Но дело делать нужно. Если приехала она сюда за невестой для сына — нужно говорить о деле.
— У тебя товар, царь, а у меня — купец. Сын мой, князь — славный воин, хоть и молод, печенегов бил, болгар бил, угров бил. Пора ему жениться. Нет ли у тебя, царь, для него невесты? Нам с тобой породниться не помешает. И тебе, и мне будет польза.
Базилевс смотрит искоса, отвечает уклончиво:
— Славный воин, говоришь? Тебя, княгиня, в Константинополе хорошо приняли? За гостеприимство, княгиня, нужно платить благими делами. Прислала бы ты мне войско в подмогу, у меня на границах беспокойно, а ты говоришь, что твой сын — хороший воин.
— А как насчет невесты для сына?
Посмотрел базилевс исподлобья, прищурился.
— А сын твой — христианин?
— Сын — нет, а вот я хочу креститься. Прошло время старых богов, новое время идет.
— Благое дело, благое дело! Если ты крестишься, я буду твоим крестным отцом.
Сказал — и пальцами лениво пошевелил.
Толмач сразу зашептал:
— Аудиенция закончена! Базилевс утомился! Базилевс удаляется в комнату уединения!
И тут же золотую завесу задернули, и все в зале задвигались, заговорили. Какой-то чин к княгине подошел, улыбается угодливо, поздравляет.
— С чем это он меня поздравляет? — спрашивает княгиня толмача, удивляется.
— Базилевс был к тебе, княгиня, очень милостив и согласился быть твоим крестным отцом. Это большая честь, княгиня, очень большая честь! Такой чести немногие удостаиваются!
— А насчет невесты для Святослава ничего не сказал… хотя, может, оно и лучше — не подойдет Святославу хитрая греческая царевна! Святослав — простой воин, простой человек, не сможет он смириться с греческими хитростями!
Прошло несколько дней — и крестилась княгиня.
Сам патриарх ее крестил.
Вошла княгиня в купель язычницей, варваркой, гостьей из далекой северной земли — а вышла христианкой, причастной Святых Тайн. Другим человеком стала, даже имя новое ей дали. Была она Ольгой — а стала Еленой, получила имя святой, матери Константина Великого. Рассказал ей отец Мисаил об этой святой, о ее жизни праведной. Теперь есть у нее на небесах своя заступница.
А когда вышла княгиня из купели — подняла она голову и увидела высоко, под церковным куполом, белого голубя. На голубя упал солнечный луч, и вспыхнул голубь неземным светом…
И вспомнила тут княгиня тех голубей, которых по ее приказу послали поджечь древлянский город Коростень.
Угодна ли была новому Богу ее месть?
А если неугодна — не ошиблась ли она? Правильно ли выбрала небесного заступника?
Базилевс, как и обещал, стал ее восприемником, попросту — крестным отцом. Смотрел на нее ласково, доволен был, что приняла Святое крещение. Когда все закончилось — проговорил приветливо:
— Порадовала ты мое сердце! Теперь ты — дочь моя во Христе. И хочу я тебе сделать дорогой подарок. Подарок, который ты никогда не забудешь…
Повернулся, поманил одного из своих придворных; толмач прошептал, что это — очень важный чин: начальник над всеми драгоценностями базилевса. Придворный важно закивал, удалился и вскоре вернулся с красивым ларцом в руках.
Базилевс взял у него из рук ларец, подал княгине:
— Прими, дочь моя! В этом ларце хранится крест, в котором заключена малая частица Гроба Господнего. Это великая святыня, береги ее как зеницу ока!
Взяла княгиня из рук базилевса ларец — и почувствовала, как забилось сердце ее от волнения.
Не простой ларец был в ее руках.
То, что в этом ларце хранится, и впрямь несет в себе незнаемую, удивительную силу.
Ярче стал свет, громче стали голоса царских придворных, словно сорвали какую-то пелену, которая до этого окутывала княгиню, словно расступился туман, в котором она искала дорогу.
Подошел к ней отец Мисаил, посмотрел с робостью и почтением, приложился губами к ларцу. И прочие придворные чины, присутствовавшие при сем, смотрели на княгиню новыми глазами, словно выросла она в их глазах, словно базилевс своим подарком поднял ее над простыми людьми, поднял на высоту невиданную…
Одного не заметила княгиня.
В углу палаты, среди пышно разодетых придворных, стоял человек в простом черном плаще, с высоким черным куколем на голове. Из-под куколя смотрели черные глаза, пылающие, как два черных угля. То на княгиню смотрели, то на ларец в ее руках. Смотрел черный человек на ларец и что-то тихо бормотал, словно черное заклинание произносил или клялся в чем-то черным заклятием.
И впрямь клялся черный человек, что не оставит священный крест в руках вчерашней язычницы, заполучит его любой ценой, совершит ради этого креста любой подвиг, любое преступление.
Здесь, в великом граде Константинополе, трудно будет подобраться к княгине, но потом, когда вернется она в свою дикую страну, — не упустит черный человек свою добычу…
Вадим почувствовал в кармане вибрацию мобильного телефона.
В первый момент он подумал, что звонит эта идиотка Лена.
Она одумалась и решила послушаться его, играть по его правилам…
Но уже в следующую секунду Вадим понял, что выдает желаемое за действительное. На самом деле не такая уж она дура, сумела ведь сбежать от него вчера, обманула. Охранник, идиот такой, только ел его глазами, когда Вадим поливал его матом.
Да, вдовушка-то оказалась с характером, что-то почувствовала и будет сопротивляться. Прибрать фирму к рукам будет не так просто, как он надеялся. Вечером он не поехал к дому Елены — зачем, все равно она его не впустила бы. Он решил подстеречь ее утром, выйдет же она из дома когда-нибудь. На звонки она, естественно, не отвечала, а когда он попытался пройти в девять утра, консьержка, эта вредная баба, злорадно сказала, что Елены Павловны дома нет. Уехала рано утром, а куда — жильцы ей, консьержке, не докладывают, она человек маленький.
Вадим едва не придушил вредную бабу. У него совершенно нет времени, ему во что бы то ни стало нужно было сегодня заставить Елену подписать доверенность. А тут такой облом.
Но он это непременно сделает, он добьется своего.
У него просто нет другого выхода.
Телефон в кармане продолжал вибрировать.
Вадим достал его, взглянул на дисплей и поморщился.
Звонил тот мерзкий майор из Заборска.
— Что ты звонишь, — проговорил Вадим, поднеся трубку к уху. — Мы договорились — больше никаких контактов. Ты сделал свое дело, получил деньги — и все, разбежались!
— Разбежались? — прохрипел в трубке злым голосом майор. — Она снова приехала сюда!
— Она? — переспросил Вадим, на какую-то секунду он перестал понимать своего собеседника. О ком он говорит?
— Она, она, та баба, Лотереева, в смысле Лотарева. Жена того, сам понимаешь.
— Не может быть! — пробормотал Вадим, глядя прямо перед собой. Как она могла снова оказаться в Заборске? Что она там делает?
— Она снова здесь! — повторил майор раздраженно. — Сует всюду свой нос! Разнюхивает! Ты говорил, что она больше здесь не появится — а она тут как тут!
— И чего ты от меня хочешь? — Вадим взял себя в руки, придал голосу твердость. — Заборск — твой город, тебе и карты в руки! Разберись сам! Наведи у себя порядок! Подчисти за собой!
— Я-то, может, и подчищу, — неприязненно проговорил майор, — только тебе придется еще раскошелиться! Больше работы — больше денег! Если бы я знал, сколько будет головной боли, не стал бы с тобой связываться!
— Поздно об этом говорить! Денег я тебе еще заплачу, договоримся. Только помни — она нужна мне живой! Пока она не подписала документы — ее нельзя трогать, а то как раз денег-то и не будет! Запомни — она нужна мне живой!
И, не дав майору ответить, он нажал кнопку отбоя. И вообще отключил телефон. Пускай этот провинциальный дон Корлеоне сам разбирается.
Но какова Ленка…
Была уже у него в руках — и вдруг сбежала, да не просто сбежала — уехала в Заборск, в город, где все произошло…
Неужели он ее недооценил?
Неужели она докопалась до правды? Да быть не может! Такая тетеха, красивая, конечно, баба, но умом не блещет. Красивые все дуры. И стервы к тому же. Эта — не стерва, вроде бы мужу жить не мешала, в его дела не лезла, так какого же черта она теперь делает?
Выйдя из гостиницы, Сергей подошел к своей машине и первым делом заглянул под днище.
Как и прошлый раз, там растеклась тускло отсвечивающая лужица машинного масла. Машина — другая, а неисправность все та же.
— Повторяетесь, ребята! — проговорил он, покачав головой.
Как и прошлый раз, сел за руль, подогнал машину к автосервису.
Знакомый мастер вышел к нему, вытирая руки тряпкой:
— Что тут у тебя?
— Да снова маслопровод поврежден! — ответил Сергей. — Что здесь творится — каждый раз, как к вам приеду, одно и то же.
— Пора менять машину! — проговорил мастер. — Второй раз одно и то же…
— Да это же другая! — насмешливо прищурился Сергей.
— Ладно, не переживай, приходи через час — будет твоя машинка как новая. — Мастер сделал вид, что не слышал.
— Да нет уж, на этот раз я никуда не пойду — подожду здесь.
— Как хочешь! — Мастер поднял машину домкратом и залез под нее.
Сергей взял стоявший в углу табурет и сел неподалеку.
Мастер чем-то стучал под машиной, гремел гаечными ключами, через какое-то время выглянул, увидел Сергея на прежнем месте и снова полез под днище.
— Что-то ты долго возишься, — проговорил Сергей через какое-то время. — Или ждешь кого? Один не можешь справиться?
— Никого я не жду! — отозвался мастер из-под машины.
В это время в мастерскую вошли двое — парень с густыми черными волосами, растущими от самых глаз, и худощавый светловолосый крепыш с сонными глазами.
— Что так долго не шли? — проговорил мастер, выглядывая из-под машины.
— Шуруп с Бритвой где-то застряли! — ответил брюнет. — Ничего, мы с этим доходягой и вдвоем отлично справимся! Он еще от прошлого раза не оклемался!
— Я бы на это не очень рассчитывал! — проговорил Сергей и встал, схватив табурет за ножку.
Двое громил переглянулись и разошлись, охватывая Сергея с двух сторон.
— Только крови мне здесь не надо! — подал голос мастер.
— Не боись, — усмехнулся брюнет. — Мы его за город вывезем, в Ольгин овраг…
И в ту же секунду он бросился на Сергея.
Сергей отступил чуть в сторону, пропустил противника мимо и ударил табуретом.
Но он, должно быть, еще не вошел в прежнюю форму и промедлил на долю секунды. Этой доли секунды бандиту хватило, чтобы увернуться от удара и выбить табурет из руки Сергея.
Сергей отступил к стене и снова встал в боевую стойку.
— Ну все, конец тебе! — проговорил черноволосый громила и двинулся на Сергея.
В это время в дверях мастерской появился Рома.
— Какие люди гуляют! — проговорил он насмешливо. — Почему меня не позвали?
— Ты еще кто такой? — бандит оглянулся, увидел щуплую, невзрачную фигуру Ромы и усмехнулся. — Ну и качок! Да я на тебя дуну — ты и переломишься!
— Так дунь!
— Щас, с дружком твоим разделаюсь и займусь тобой, подожди пока.
С этими словами он повернулся к Сергею.
— Куда же ты? — Рома в два шага догнал бандита легкой танцующей походкой и ударил его ногой по колену. Тот согнулся от боли, повернулся к Роме и прорычал:
— Ну, все.
В это время в бой вступил второй, светловолосый бандит. То есть он только хотел принять участие в потасовке, подскочил к Роме и ударил его ногой по шее… но в том месте, куда он целился, Ромы уже не было: он легко уклонился, схватил бандита за щиколотку и дернул. Бандит отлетел в сторону и упал на бетонный пол.
Рома тем временем развернулся к темноволосому громиле и ударил его открытой ладонью в лицо. Бандит охнул и повалился на пол.
Вдвоем с Сергеем они связали обоих бандитов и заткнули им рты тряпками, которые подобрали на полу мастерской.
Закончив эту несложную работу, Сергей крикнул в дверь:
— Елена Павловна, заходите, все готово.
Лена вошла в мастерскую и огляделась.
— Отличная работа, ребята. Но нам нужно с кем-нибудь поговорить.
— Это не проблема!
Хозяин мастерской затих под машиной, надеясь, что о нем забудут.
Но этот номер у него не прошел.
Сергей подошел к машине и окликнул его:
— Поговорим?
— Шли бы вы отсюда, ребята! Вы не представляете, с кем связались!
— Не представляем, — согласился с ним Сергей. — Вот ты нас и просветишь.
— Ничего я вам не скажу!
— А вот мы сейчас посмотрим. — Сергей взялся за домкрат.
— Эй, ты что задумал?
— А ты как думаешь?
Машина медленно, но неумолимо опускалась. Из-под нее доносилось хриплое, тяжелое дыхание механика.
— Ну что, поговорим? — повторил Сергей.
— Ты не понимаешь… — пропыхтел мастер из-под машины. — Он меня убьет…
— Может, и убьет. Но если я опущу машину еще на несколько сантиметров — она тебя точно раздавит.
— Вы же женщина! — мастер в тщетной надежде обратился к Лене. — У вас должно быть мягкое сердце… неужели вы его не остановите?
— И не подумаю! Ты плохо знаешь женщин!
Сергей еще немного опустил машину.
— Подними… — прохрипел задыхающийся мастер. — Подними… мне нечем дышать…
— А если я ее подниму — ты расскажешь, кто велел со мной расправиться?
— Рас… расскажу… только подними машину… я задыхаюсь… мне… нечем дышать…
Сергей взялся за домкрат и немного поднял машину.
— Слушаю тебя! Кто вам это приказал?
Мастер молчал, и Сергей снова немного опустил машину.
— Стой, стой! Это Ахмет!
Сергей снова немного поднял машину — и хозяин мастерской заговорил:
— Он здесь хозяин, Ахмет! Эта мастерская не моя, а его, и кафе при ней, и ресторан на другой стороне улицы — все его. Он здесь всем заправляет. Здесь его слово — закон. Он тогда велел мне испортить твою машину, а когда ты приедешь ее чинить — задержать тебя подольше, чтобы его молодчики успели подъехать и с тобой расправиться. И сегодня он мне снова приказал сделать то же самое.
— Значит, Ахмет? — Сергей переглянулся с Ромой. — Значит, пора заняться этим Ахметом!
— Вы не представляете…
— Ты это уже говорил!
Сергей еще немного поднял машину и, заглянув под нее, сказал:
— Передай Ахмету, что мы ждем его завтра в девять утра возле Ольгиного оврага. А сейчас вылезай и закончи ремонт машины. И учти — чем быстрее ты ее починишь, тем больше у тебя шансов остаться в живых. Счетчик пошел.
— Я все сделаю… я быстро… — забормотал мастер.
И действительно, через десять минут машина Сергея была в полном порядке.
Сергей с Ромой подхватили связанных бандитов, погрузили их в багажник и уехали из мастерской.
Мастер проводил их испуганным взглядом. Руки его тряслись.
Чтобы успокоиться, он достал из шкафчика бутылку коньяка и торопливо выпил из горлышка несколько глотков.
— Пьем на работе? — раздался негромкий насмешливый голос.
Мастер вздрогнул и обернулся.
— Ахмет! — проговорил он, увидев нового гостя.
— Он самый. Что у тебя здесь произошло? Где мои ребята?
— Ахмет, я все сделал, как ты велел, как тот раз, проколол ему маслопровод, когда он пригнал машину в мастерскую — предложил, как тот раз, подождать в кафе, но он не согласился, остался здесь. Пришли Пузырь с Леликом…
— А Бритва и Шуруп?
— Они не появились… Пузырь с Леликом взяли его в клещи, но тут откуда-то вынырнул еще один хмырь — тощий и маленький, но дрался, как черт, уложил обоих твоих парней…
— Насмерть?
— Нет, только отключил. Потом они их положили в багажник и уехали…
— Это все?
— Нет… — мастер опустил глаза. — Они… эти приезжие… велели тебе передать, что будут ждать тебя завтра в девять утра возле Ольгиного оврага.
— Велели мне передать? — переспросил Ахмет злым холодным голосом. — Именно мне?
— Ну да… так и сказали — передай Ахмету…
— А откуда они узнали, что все это — моя работа? — Ахмет пристально, недобро уставился на мастера.
— Я… я не знаю. Может быть, Бритва или Шуруп раскололись…
— Может быть, — Ахмет скрипнул зубами. — Так ты говоришь, их было только двое?
— Ага, и еще эта баба с ними.
— Хорошо. Они сами приедут к Ольгиному оврагу. Там мы их и похороним.
На следующее утро в восемь часов два больших черных внедорожника подъехали к краю оврага. Вокруг царила напряженная, звенящая тишина. Чуть выше дороги, на вершине холма, стояли два бульдозера, брошенные дорожными рабочими.
— Они уже здесь! — проговорил сидевший за рулем первого джипа бандит, повернувшись к Ахмету.
Действительно, чуть ниже по склону стояла знакомая машина с петербургскими номерами — та самая, которая накануне вечером стояла возле гостиницы «Старый Заборск». Та самая, которую чинил хозяин автомастерской.
— За рулем один и рядом пассажир! — добавил водитель.
Действительно, на переднем сиденье питерской машины виднелись два силуэта.
— Отлично! — Ахмет потер руки. — Здесь мы их и возьмем, здесь мы их и похороним. На этот раз им не удастся выкарабкаться с того света.
Тут же он нахмурился:
— Что-то очень уж все гладко… Кирпич, возьми троих ребят и проверь, что там. Остальные — держите их на мушке! При любом подозрительном движении стрелять на поражение!
Бандиты высыпали из машин, рассыпались по кромке оврага, приготовили оружие и взяли на прицел чужую машину.
Трое осторожно двинулись вниз по склону.
Подойдя к питерской машине, Кирпич постучал в стекло стволом пистолета.
На переднем сиденье сидели два человека в черных масках-балаклавах с прорезями для глаз. Услышав стук, они невнятно замычали и замотали головами.
— Что за хрень? — удивленно проговорил Кирпич.
Он дернул на себя дверцу машины, протянул руку к черной маске, сорвал ее — и увидел под ней лицо своего старого знакомого, во рту которого был кляп.
Сорвав вторую маску, он повернулся к гребню холма и крикнул:
— Ахмет, здесь Пузырь с Леликом, связанные!
— Возвращайся, это подстава! — ответил ему Ахмет.
— Сейчас, я только… — Кирпич перерезал веревку, которой был связан Пузырь…
Это были его последние слова: в машине полыхнуло белое пламя, прогремел оглушительный взрыв — и машина, а вместе с ней все, кто находился внутри и рядом с ней, разлетелись на тысячи мелких фрагментов.
От взрыва склон оврага содрогнулся и пополз вниз.
Бандиты, которые занимали позицию на верхней кромке оврага, попадали. Их внедорожники тоже начали сползать по склону.
— Отходим! — скомандовал Ахмет и бросился к дороге.
Но вдруг раздалось мощное рычание моторов.
Два бульдозера, которые стояли на холме над дорогой, двинулись вперед. Их щиты толкали перед собой огромный земляной вал. Темная груда земли катилась вниз по склону холма, нарастая по дороге и превращаясь в смертоносную лавину.
Кто-то от безысходности начал стрелять по бульдозерам, но пули отскакивали от железных щитов.
Бандиты заметались, попытались укрыться от оползня за своими внедорожниками, но бульдозеры двигались вперед, земляная лавина разрасталась, и вот уже два джипа вместе с прячущимися за ними бандитами под натиском этой лавины катились на дно оврага — туда, где чернел страшный, бездонный разлом.
Ахмет успел отбежать в сторону, с дороги разрастающегося оползня, и теперь полз вверх по осклизлому, осыпающемуся склону. Внизу чернел страшный провал, откуда неслись крики его гибнущих бойцов. Его пальцы искали хоть какую-то опору, хватались за корни и ветки…
И вдруг ему в руки попала свисающая сверху веревка.
Ахмет вцепился в эту веревку со всей силой отчаяния, он карабкался по ней, срывая ногти.
И вот уже перед ним край оврага…
Там, возле края, кто-то стоял, Ахмет видел высокие шнурованные ботинки на толстой подошве. Должно быть, подумал он, кто-то из бойцов уцелел.
— Подай руку! — прохрипел Ахмет, из последних сил подтягиваясь вверх.
Тот, кто стоял на краю оврага, подчинился, протянул ему руку.
Ахмет почувствовал холодные железные пальцы, схватился за них мертвой хваткой, рванулся вверх, незнакомец помог ему — и Ахмет оказался на краю оврага.
Перед ним стоял невысокий худощавый парень с плоским, невыразительным лицом.
— Ты кто? — удивленно прохрипел Ахмет.
— А ты сам-то как думаешь? — и незнакомец резко и сильно ударил его в ухо.
Когда Ахмет пришел в себя, он лежал на полу в вагончике дорожных рабочих. Руки и ноги его были крепко связаны, рядом с ним сидел на корточках тот самый худощавый парень, который вытащил его из оврага. Он разглядывал Ахмета с холодным неприязненным интересом, как редкое, но отвратительное насекомое.
— Очнулся, — сказал он кому-то, — можно с ним поговорить.
Ахмет повернул голову, огляделся.
В той части бытовки, которую он мог видеть, кроме худощавого парня была та самая баба, Елена Лотарева, и чудом выживший водитель ее мужа.
— Вы все покойники, — процедил Ахмет сквозь зубы.
— Все мы когда-нибудь умрем, — спокойно ответила Лена. — Но мне почему-то кажется, что из нас ты умрешь первым.
Ахмет грязно выругался и попытался плюнуть в нее, но во рту у него пересохло. Лена взяла колченогий табурет, придвинула его и села рядом с Ахметом.
— Ну что — поговорим? — Она оглядела его внимательным, изучающим взглядом. — Расскажи, что ты сделал с моим мужем. И самое главное — кто тебе это приказал.
— Не знаю, о чем ты говоришь, — неприязненно процедил Ахмет.
— Не знаешь? А это что такое? — Елена неожиданно сильной рукой схватила Ахмета за запястье, расстегнула и сняла с его руки часы. — Эти часы я покупала вместе с ним, — проговорила она, с трудом сдерживаясь. — На его сорокалетие. А ты…
— Ты покойница, — повторил Ахмет сквозь зубы, — ты скоро отправишься на тот свет. Там и расспросишь своего муженька. Он там тебя давно уже дожидается.
— Не хочешь говорить? — Лена оглядела своих спутников. — Что будем делать, ребята?
В поле зрения Ахмета появился еще один человек. Рослый, немного сутулый, с тронутыми сединой волосами, он заметно прихрамывал. Один его глаз был закрыт черной повязкой, придавая ему сходство со знаменитым полководцем.
— Здорово, Шамиль! — проговорил он странным, словно надтреснутым голосом. — Узнаешь меня?
— Я… я не Шамиль, — голос Ахмета задрожал. — Я Ахмет… не знаю никакого Шамиля…
— Ты можешь называть себя хоть Ахметом, хоть Магометом, хоть Наполеоном, но я тебя узнал. Я тебя никогда не забуду. Тебя и ту яму под Шатоем.
Одноглазый замолчал, лицо его окаменело.
— Я просидел там с ребятами две недели, мы все чуть не передохли от голода и жажды, и тут появился ты. Ты велел вытащить нас из ямы — но только для того, чтобы запытать до смерти. И ты их всех запытал, замучил — и Леху Кузнецова, и Степаныча, и Веселого… их страдания доставляли тебе удовольствие! Садист чертов! Ты и меня запытал почти до смерти… но тут подошла третья рота, подошли они — Рома, Серега, Том, — и ты сбежал со своими бандитами, и ты бросил меня — думал, что я уже умер. А я выжил, только остался без глаза и хромаю с тех пор. Ладно, это мне не очень мешает.
— Я не знаю, о чем ты говоришь, — прохрипел Ахмет (или Шамиль). — Я не был на той войне, не был. Можешь проверить по документам.
— Мне не нужны никакие документы! — оборвал его Кутузов. — Я знаю, как легко их купить! Только я никогда тебя не забуду! Никогда не забуду, как ты окурком выжег мой глаз! Никогда не забуду, что ты сделал с Лехой Кузнецовым перед тем, как пристрелить! Знаешь старый закон — око за око? Его никто не отменял. Вот сейчас я поступлю с тобой по этому закону. Ты ответишь мне за них всех — за всех тех ребят… я сделаю с тобой все, что ты делал с ними… с нами… и постараюсь, чтобы ты не умер как можно дольше!..
Единственный глаз Кутузова побелел. Он наклонился над Ахметом, протянул к нему руки…
— Уберите его от меня! — завизжал тот. — Я все вам расскажу! Все! Только уберите его!
Рома положил руку на плечо Кутузову и мягко проговорил:
— Подожди, старик. Пусть он расскажет.
Кутузов вздохнул и встряхнул головой, как будто освобождаясь от тяжелого сна, отошел в сторону.
Над Ахметом — или Шамилем — снова склонилась Лена.
— Я слушаю!
— К нам приехал незнакомый мужик из Питера, — начал Ахмет. — У него была малява… записка от серьезных людей… он сказал нам, что нужно убрать одного человека, который приедет на днях. То есть убрать его он может сам, а мы должны только обеспечить операцию. За это нам обещали очень хорошие деньги.
— Вам — это кому? — перебила его Лена.
— Мне и… мне и майору.
— Мелентьеву? — уточнила Лена.
— Ну да, кому же еще?
— Выходит, он тебя крышует?
— Ну да! — Ахмет зло сверкнул глазами.
— А что это был за человек, тот, из Питера, что привез вам маляву?
— Я у него документы не спрашивал! — огрызнулся Ахмет.
— Но хотя бы как он выглядел?
— Обыкновенно выглядел. Лицо такое длинное, как бы сказать…
— Лошадиное? — подсказала Лена, вспомнив человека, который караулил ее на вокзале.
— Во-во!
— Рассказывай дальше!
— Значит, приехал твой муж вот с ним, — Ахмет кивнул на Сергея. — Мы обсудили с приезжим операцию. Водилу я сразу взял на себя, послал механика, чтобы тот испортил его машину, а потом отправил ребят, чтобы как следует отделали, а потом выбросили в овраг. Машину, ясное дело, на запчасти разобрали, но он, выходит, оклемался.
— Выходит, — процедил Сергей.
— Дальше!
— А дальше тот приезжий пробрался в номер твоего мужа, дождался, когда он уснул, и сделал ему укол.
Глаза Лены сверкнули, но она промолчала.
Ахмет добавил:
— Еще я вызвал девку одну, Маринку, чтобы помаячила в той гостинице.
— Зачем?
— Как отвлекающий маневр. — Ахмет ухмыльнулся. — Чтобы, значит, если кто слишком усердно начнет копать насчет обстоятельств смерти, узнал о ней и отступился. И еще чтобы ты не больно ворошила грязное белье.
— Сволочь! — выдохнула Лена и оглянулась на Кутузова.
— Ты обещала! — заволновался Ахмет.
— Обещала, — после небольшой паузы кивнула Лена. — И я свое слово сдержу. Кутузову тебя не отдам. А какая роль досталась майору? Что он делал?
Ахмет не сразу решился договорить, но скосил глаза на Кутузова и неохотно продолжил:
— Он всех припугнул — и в гостинице, и в других местах, чтобы лишнего не болтали. Он страшный человек, его в нашем городе все боятся. Еще он доктора вызвал, который у него на крючке, и заставил оформить свидетельство о смерти, указав в нем естественную причину. Вот и взял на себя переговоры с тобой — чтобы ты приехала на опознание и не подняла лишний шум. Да только тут все пошло наперекосяк… Дальше ты все знаешь.
— Знаю, — согласилась Лена. — Знаю, что Маринку ты сам убил и в лесу закопал, так?
— Да кому она нужна-то, шалава подзаборная! Кто о ней вспомнит, кто пожалеет?
Лена молча разглядывала Ахмета, словно решала его судьбу.
— Я тебе все рассказал, — проговорил Ахмет, ловя ее взгляд. — Ты обещала…
— Я обещала, что не отдам тебя Кутузову. И я сдержу свое слово. Том, займись им!
На ее месте появился еще один человек — коренастый, лысоватый мужчина с покрытыми шрамами лицом. На левой руке у него не хватало двух пальцев.
Он внимательно оглядел Ахмета и вдруг достал из кармана плоскую металлическую фляжку.
— Выпей! — приказал он, поднеся эту фляжку к губам Ахмета. — Выпей, тебе говорят!
— Это что — яд? — подозрительно проговорил тот.
— Нет, не яд. Выпей!
— Ничего я не буду пить! — Ахмет плотно сжал зубы.
— Тебе же хуже! — Том достал складной десантный нож, открыл лезвие, разжал зубы Ахмета и влил в его рот густую, неприятно пахнущую маслянистую жидкость.
Ахмет давился, захлебывался — но ничего не мог сделать, и скоро содержимое фляжки перекочевало в его желудок.
— Какая гадость, — прохрипел он с омерзением, когда экзекуция закончилась.
— Ничего, бывает и хуже! — ответил Том, убирая фляжку в карман, и добавил: — Ну что, все готово, мы можем уходить.
Четверо бывших солдат и Елена Лотарева вышли из бытовки и направились к своей машине.
Поравнявшись с Сергеем, Лена спросила:
— А почему его зовут Том? С Кутузовым все понятно, из-за одного глаза, а с ним?
— Я уже говорил, он классный подрывник. Говорят, подрывник ошибается один раз в жизни, так вот это не совсем так. Том несколько раз подрывался, но отделался легко — потерял два пальца, да лицо все в шрамах. Вот мы и шутили, что у него девять жизней, как у кота. У кота Тома из мультфильма…
Едет по степи печенежский хан Карай, смотрит на солнце, не щурится. Глаза у Карая узкие, лицо широкое, от загара темное, усы длинные висят, как жгуты просмоленные. За Караем едут его воины на низкорослых лошадках, за воинами — кибитки с женами и детьми. Любят печенеги своего хана — потому что смел Карай и удачлив. Смел, да не глуп — знает, когда надо напасть, а когда отступить, знает, когда ударить, а когда заслониться.
Едет Карай, смотрит по сторонам. На пути его звери степные разбегаются, птицы небесные разлетаются. Все боятся хана печенежского.
Видит, нагоняет его отряд одинокий всадник. Сам черный, на черном высоком коне.
Что за невидаль?
Какой человек, печенегов увидев, не спасается бегством, а сам к ним скачет, встречи ищет?
Мигнул Карай глазом — поскакали два всадника к черному человеку, накинули на него аркан, подвели к хану. Человек в черном плаще, на голове — черный куколь. Из-под куколя — черные глаза горят. Карай — человек бывалый, много всякого повидал. Посмотрел Карай на незнакомца — сразу видно, грек, из людей царьградских. Что такой человек в степи делает? Как выжил? Как досюда добрался?
Карай смотрит на грека сурово, глаза щурит. От такого взгляда иные люди трясутся, белее кумыса становятся. Черный человек не боится, глаза не отводит.
— Ты кто таков? — спрашивает его Карай.
— Вели своим людям снять аркан! — отвечает ему черный человек. Понятно отвечает, по-печенежски.
— Ты что тут раскомандовался? — хмурится Карай. — Вот велю своим людям снять с тебя голову!
— Твоя воля, — отвечает черный человек без робости, — но тогда ты не узнаешь, с чем я к тебе приехал, зачем я тебя по всей степи искал, зачем жизнью своей рисковал.
Любит Карай смелых людей.
Усмехнулся, велел снять аркан с грека, протянул ему кожаный мех с кумысом — пей!
Взял грек мех, поднес к губам — пил жадно, видно, что жажда его замучила. Напился, отдал мех, заговорил:
— Ты — хан Карай, смелый человек, о тебе повсюду слава идет.
Подбоченился Карай, усы смоляные подкрутил — похвалу всякий любит.
— Скажи мне что-нибудь, чего я не знаю!
— Скажу! Богатый град Киев стоит на Днепре. Сидит в том граде старая княгиня. Ежели ты, Карай, сделаешь набег на тот град, ты хорошую добычу возьмешь. А ежели ты у старой княгини возьмешь один малый ларец да отдашь его мне, я тебе за тот ларец заплачу пятьсот милиарисиев золотом.
— А ежели мои воины тебя обшарят, они эти деньги и так найдут, — говорит Карай задумчиво.
— Хан, разве я похож на глупого человека? Разве я стану носить при себе такие деньги?
— Не похож… — проговорил Карай. — Ты эти деньги где-то припрятал. Но ежели подвесить тебя над костром, ты скажешь где.
— Или не скажу, — черный человек смотрит Караю прямо в глаза, и хан начинает сомневаться — а что, как и правда не скажет?
— И хорошую добычу в Киеве взять можно, — напоминает хану черный человек.
— А можно и не взять. Киевский князь Святослав — сильный воин. Я знаю, когда надо напасть, а когда отступить.
— Князь Святослав — сильный воин, — кивает черный человек, соглашается, — только нет сейчас Святослава в Киеве…
Лотарева со своими бойцами ушла.
В бытовке наступила тишина.
Ахмет не верил своему везению.
Неужели он остался жив?
Увидев того одноглазого солдата, он уже простился с жизнью и даже не сомневался, что смерть его будет страшной. Ведь солдат прав, древний закон гласит: око за око. А он тогда, под Шатоем, совершил много страшного. После той войны ему часто снились страшные сны. Сны, после которых он просыпался в холодном поту.
Он готов уже был принять смерть — но смерть который раз прошла мимо. Лотарева пошла на сделку: отозвала того бешеного пса в обмен на его исповедь.
Ну и дура.
Он выживет, придет в себя, наберет новых бойцов и отомстит ей за сегодняшнее унижение.
Потому что одноглазый солдат прав, древний закон «око за око» никто не отменял.
И все-таки странно — почему они оставили его в живых? Он бы так никогда не поступил!
Ахмет вспомнил маслянистую жидкость, которую заставил его выпить мужик без пальцев.
Может, это все же был яд?
Он прислушался к себе.
Его немного тошнило, в желудке была тяжесть — но не больше, чем после тяжелого застолья.
Голова оставалась ясной, сердце стучало ровно.
Он не чувствовал никаких признаков отравления.
Ладно, нечего ломать голову над всякой ерундой, нужно думать, как отсюда выбраться.
Руки и ноги были связаны прочно, надежно — сразу видно, что работали профессионалы. Ахмет перевернулся на бок и вдруг увидел на полу, в полуметре от себя, мобильный телефон.
Свой собственный мобильный телефон.
Это было везение, большое везение.
Видимо, телефон выпал из его кармана, когда его притащили в эту бытовку, а солдаты этого не заметили.
Ахмет еще раз перевернулся, изогнулся, насколько позволяли врезавшиеся в кожу веревки.
Теперь телефон был прямо перед его лицом. Он попытался нажать на кнопку включения подбородком — но телефон отъехал в сторону. Еще одна мучительная попытка — и телефон снова отполз…
Ахмет перевел дыхание, сосредоточился…
Может быть, плюнуть на этот телефон, дождаться, когда сюда кто-нибудь придет?
А что, если эта бытовка заброшена? Что, если сюда никто не придет или придет только через месяц, чтобы найти его труп?
Может, на это и рассчитывала Лотарева со своими солдатами? Может быть, она обрекла его на мучительную, медленную смерть от голода и жажды?
А что, если первым в эту бытовку заглянет кто-нибудь из людей Костыля, главного конкурента Ахмета, который спит и видит, как бы завладеть его бизнесом?
Нет, Ахмет не сдастся!
Он выжил на той войне, выжил в бандитских разборках, когда боролся за свое теперешнее место, — выживет и сейчас.
Он снова изогнулся, сдвинул телефон так, чтобы тот оказался прижатым к ножке табурета. Теперь он никуда не денется! Ему просто некуда деваться…
Снова нажал подбородком на кнопку включения — и дисплей засветился.
Победа!
Пусть еще не совсем победа, но первый шаг к ней.
Ахмет поднял голову, чтобы разглядеть, номер какого абонента высветился на экране.
Это был номер майора Мелентьева. Номер продажного полицейского, который давно уже крышевал Ахмета.
Вот это называется удача!
Ахмет снова нажал подбородком — на этот раз на зеленую кнопку вызова.
Из телефона понеслась жизнерадостная мелодия, затем прозвучал недовольный, приглушенный голос майора:
— Ты что творишь? Ты какого черта мне звонишь? Мы с тобой как договорились? Ты должен был ждать моего звонка! А если бы я был у начальства?
— Кончай болтать, майор! — перебил его Ахмет. — Я влип. Мне нужна твоя помощь.
— Что значит — влип? — прошипел майор. — Что случилось? Говори яснее!
— Долго рассказывать! Приезжай, вытащи меня.
Майор молчал, раздумывая.
— Приезжай немедленно! Иначе… иначе твое начальство все узнает! Все о наших с тобой делах!
Ахмет блефовал, но ничего другого ему не оставалось. Он должен был заставить майора приехать, если не хотел сдохнуть в этой грязной бытовке.
— Приезжай немедленно! — повторил он.
— Хорошо, — процедил майор после долгого раздумья. — Я приеду. Скажи только куда.
Только теперь Ахмет понял, что понятия не имеет, где находится. Хотя вряд ли его увезли далеко…
— Черт его знает, где я… — признался он неохотно. — Это старая строительная бытовка, где-то недалеко от Ольгиного оврага. Да что ты как ребенок! — разозлился он. — Ты же запросто можешь отследить мой телефон!
— Могу, — ответил майор, и из телефона понеслись сигналы отбоя.
Ахмет вытянулся на полу.
Только теперь он понял, чего стоил ему этот телефонный звонок.
Все мышцы тела болели после этих акробатических упражнений. Но он сделал все, что мог, и теперь оставалось только ждать…
Майор приедет, успокаивал себя Ахмет. Они слишком много наворочали вместе. Он непременно приедет и спасет Ахмета. И Ахмет снова наберет бойцов и займет прежнее место в уголовной иерархии города. Он не отдаст свой бизнес Костылю. Никому его не отдаст.
В душе его шевелился червячок сомнения.
Не понравился ему голос майора…
Вообще, гнилой человек этот майор. Ему предать человека ничего не стоит… Уж такая сволочь, такая гнида… Живет один, как сыч, было у него две жены, одну, сказывают, до смерти забил, да только ничего ему не было. Вторая сама сбежала, куда-то на край света. Девчонки его, Ахмета, боятся майора как огня. Как, говорят, войдет в раж, покалечить может. Он, Ахмет, и сам любил поразвлечься с русскими пленными, так то война была, а товар-то зачем портить? Кому девка покалеченная нужна будет? Посмотрел тогда на него Мелентьев страшно, до сих пор взгляд этот вспоминается, а уж он, Ахмет, на войне всякого повидал. Одно слово, гнилой человек…
Но зачем ему предавать его, Ахмета?
Они работают вместе уже давно, повязаны деньгами и кровью.
Неужели он продаст его Костылю?
Нет, не может быть! Если он утопит Ахмета — Ахмет потянет его на дно за собой!
Время тянулось мучительно медленно.
Ахмет ждал, ждал, переходя от надежды к отчаянию — и наконец дождался. Снаружи послышался шум подъезжающего мотора, затем — приближающиеся шаги.
Наконец майор приехал.
Или это не майор, а кто-нибудь из людей Костыля? Неужели майор сдал его конкуренту?
Дверь бытовки скрипнула — и Ахмет перевел дыхание: на пороге бытовки появился майор.
— Здорово! — прохрипел Ахмет. — Долго добирался!
— Скажи спасибо, что я вообще приехал! — проворчал в ответ майор и подошел ближе. — Кто это тебя так?
— Долго рассказывать! Сначала развяжи меня!
— Развяжу, развяжу, не беспокойся! — Майор полез в карман. — Расскажи сперва, что здесь случилось. Я же должен знать. Ты расправился с той питерской штучкой? Хотя… судя по твоему виду, у тебя ничего не вышло. Она тебя переиграла.
— Мы попали в засаду! — нехотя признался Ахмет. — Они посадили моих парней в заминированную машину… машина взорвалась, начался оползень, и все мои бойцы провалились в разлом. Почти все, — быстро добавил Ахмет, чтобы майор не подумал, что у него совсем не осталось людей.
— Вот как? — задумчиво протянул майор. — А тебя они, значит, оставили в живых?
И тут Ахмет понял, о чем он думает. Понял и испугался.
— Я им ничего не рассказал, майор! — проговорил он торопливо. — Ты меня знаешь! Я прошел через такую войну… я умею молчать, они из меня слова не вытянули!
— Не похоже, что они тебя пытали! — майор внимательно оглядел Ахмета.
— Майор, развяжи меня наконец! Мы потом с тобой все обсудим, а сейчас развяжи! У меня все тело затекло!
— Затекло, говоришь? — Майор расстегнул кобуру и достал из нее пистолет. Ахмет узнал этот пистолет — не табельный «макаров» майора, а черный пижонский «глок», который они как-то отобрали у одного нахального гастролера. Это оружие не отследишь…
— Майор, что ты задумал? — прохрипел Ахмет.
— Странно, что они оставили тебя в живых. Ты не находишь? С чего бы это?
— Я не знаю. Но я им ничего не сказал.
— Не сказал сегодня — скажешь завтра… — Майор поднял пистолет, снял его с предохранителя.
— У меня остались ребята, они тебя достанут… они отомстят тебе за меня!
— Это вряд ли. Думаю, если у тебя действительно остались бойцы — они быстро переметнутся к Костылю. Иначе что им останется делать? Грушами торговать? Город у нас маленький, хорошую работу найти трудно, особенно сейчас, в кризис…
— Майор, не делай этого! — Ахмет смотрел на полицейского умоляющим взглядом, как не смотрел прежде никогда и ни на кого. — Не делай! Вспомни, как мы с тобой хорошо работали!
— Извини, Ахмет! — майор пожал плечами. — Как говорится, ничего личного — только бизнес! Мне не нужны неприятности, мне нужно, чтобы в городе был порядок, а ты не можешь его навести. Значит, нужно найти кого-то другого. Более толкового.
— Ты отдашь мой бизнес Костылю? Ты же знаешь, майор, что Костыль слабак…
— Но пока не он, а ты валяешься на полу со связанными руками и ногами и умоляешь меня о пощаде. И даже не это главное, Ахмет! Главное, что ты слишком много обо мне знаешь. И ты посмел мне об этом напомнить. Так что извини, Ахмет…
И майор нажал на спусковой крючок.
Красивый черный пистолет выплюнул сгусток огня. На груди у Ахмета появилось темное пятно крови.
Майор чуть заметно перевел ствол пистолета, чтобы сделать второй, контрольный выстрел. В голову. Он всегда любил доводить любое дело до конца.
Но на этот раз не сумел осуществить свое намерение.
С Ахметом произошло нечто странное и неожиданное.
В том месте, куда попала пуля из черного пистолета, появилась змеящаяся рана, которая начала стремительно расширяться. В то же время тело Ахмета начало на глазах увеличиваться, распухать, как мыльный пузырь или воздушный шар.
Майор удивленно смотрел на происходящее.
Он такого никогда не видел.
Впрочем, его удивление длилось не долго, всего какую-то долю секунды — затем раздувающееся тело Ахмета превратилось в ослепительный огненный шар, который поглотил и самого Ахмета, и майора, и строительную бытовку.
В полукилометре от бытовки стояла большая черная машина. На переднем сиденье, рядом с водителем, сидела Елена Лотарева. В руках у нее был бинокль. Впрочем, никакой бинокль не был нужен, чтобы увидеть яркую вспышку и разлетающуюся на куски бытовку.
— Что это было? — спросила Лена, возвращая Тому бинокль.
— Израильская разработка, — ответил тот. — Крутая вещь. Жидкая взрывчатка. То есть жидких взрывчатых веществ достаточно много, но это отличается от всех остальных тем, что оно не ядовито. В случае опасности оперативник может выпить заряд и остаться в живых. И таким образом он может пройти любую проверку — если, конечно, заряд не сдетонирует раньше времени.
— Сейчас он взорвался как раз вовремя! И Ахмет, и майор Мелентьев получили по заслугам.
— Насчет времени, — подал голос молчавший до сих пор Сергей. — Сейчас самое время возвращаться домой. Мы сделали все, что могли, и пора исчезнуть отсюда, пока нами не заинтересовалась местная полиция. После гибели майора они землю будут рыть носом — ведь он хоть и коррумпированный, но все же полицейский.
— Хорошо, — кивнула Лена. — Вы поезжайте, ребята, а мне нужно еще с одним человеком поговорить.
— С кем? — быстро взглянул на нее Сергей.
— С главным инженером местной стекольной фабрики. Это очень важный разговор.
— Той самой фабрики, на которую ездил Олег Николаевич?
— Той самой.
— Я вас одну туда не отпущу. Как хотите. Ребята могут возвращаться в Питер, а я с вами.
Лена позвонила Марии Михайловне и попросила ее устроить встречу со своим сыном.
— А что устраивать-то? Приезжай ко мне, он сейчас как раз у меня сидит.
— Еще час просидит?
— Я попрошу — посидит и два часа!
По дороге Сергей заехал в магазин, Лена купила конфет, печенья и пирожных.
Через сорок минут машина уже остановилась у дома Марии Михайловны.
В этот раз железные ворота были распахнуты, на площадке перед ними стоял внедорожник. Лена и Сергей вошла в ворота, прошли по тропинке, вымощенной аккуратной плиткой. Перед домом был ухоженный палисадник, яркие осенние уже цветы качали головками. Мария Михайловна приветливо махала им с крыльца.
— О, какой стал, — старушка придирчиво оглядела Сергея, — оклемался, стало быть.
— Я живучий, — он взял ее руку в свои большие ладони, — а вам за спасение спасибо огромное.
— Это не я, а Ольга тебе помогла, — отмахнулась Мария Михайловна, — так уж повелось — которые из оврага этого выползают, тем, значит, княгиня Ольга помогает…
Лена с Сергеем вошли в комнату, навстречу им поднялся рослый, широкоплечий мужчина лет сорока пяти, удивительно похожий на Марию Михайловну.
— Павел, — представился он, пожав руки гостям.
— А по отчеству?
— Иванович.
Сергей выложил на стол пакеты с угощением, Мария Михайловна взглянула на Сергея:
— Пойдем со мной на кухню, поможешь…
Сергей понял ее намек и вместе с ней вышел из комнаты.
Оставшись наедине с Павлом, Лена спросила:
— Скажите, вы знаете, зачем мой муж… зачем Олег Николаевич приезжал в ваш город?
— Тут вот какое дело… — Павел сел поудобнее. — Наша фабрика дышала на ладан. Заказов мало, денег мало, еле сводили концы с концами, все шло к тому, что она закроется. А фабрика у нас уникальная! Она построена еще до революции, и у нее сложился свой собственный художественный стиль. Наши графины и бокалы в русском стиле охотно покупали в Европе, один комплект винных бокалов — «Золотая осень» — получил диплом Всемирной парижской выставки!
Лицо Павла порозовело, видно было, что он гордится своей работой, своей фабрикой.
— После революции, конечно, производство встало, но потом на фабрику пришел «красный директор», он оказался энтузиастом и восстановил производственный цикл, вернул на фабрику старых мастеров. И все советские годы фабрика работала, и самое главное — удалось сохранить традиции мастерства, старые стеклодувы воспитывали учеников, передавали им все свои секреты.
Павел повернулся и показал на стеклянную горку, где у его матери были собраны графины со стеклянными фигурками внутри. Были там лебеди, петухи, букеты цветов, забавные человечки. Рядом стояли бокалы причудливой формы, разных размеров и цветов.
— Вот, — вздохнул Павел, — в девяностые годы дела пошли хуже, но нам и тогда удалось сохранить самое главное — работников, от стеклодувов до техников и инженеров.
Но дела шли все хуже и хуже, оборудование фабрики быстро устаревало, продукция не выдерживала конкуренции с импортными изделиями — в первую очередь чешскими и немецкими, — срочно требовались значительные инвестиции, чтобы модернизировать производство, закупить новое оборудование и сменить ассортимент изделий.
И тут с нами связался ваш муж… ваш покойный муж. Он очень заинтересовался нашими традициями, предложил наряду с художественным стеклом выпускать химическое лабораторное стекло, на которое есть спрос, а также технические стекла, нужные в автомобильной и авиационной промышленности. А также новинку — стекло небывалой прочности, пуленепробиваемое, у него уже был предварительный договор с той фирмой, где проводились разработки. И опытный образец как раз проходил испытания.
Честно говоря, мы все очень обрадовались. Предложение вашего мужа обещало возрождение фабрики, появление новых рабочих мест. Руководство подписало документы, договор, по которому фирма вашего мужа приобретала контрольный пакет акций фабрики. Первый взнос по этому договору должен был поступить еще две недели назад, но деньги не пришли.
Я связался с вашим мужем, он очень удивился, и расстроился, и решил приехать сюда, чтобы на месте выяснить, что случилось с деньгами. А здесь… вы знаете, что здесь произошло.
Павел тяжело вздохнул и закончил:
— Я очень сочувствую вашей потере. Это и для нас очень большая потеря — мы надеялись вместе с вашим мужем вернуть нашу фабрику к жизни, надеялись восстановить ее доброе имя, надеялись дать нашим людям работу и деньги…
— Да, — тихо сказала Лена, — я знаю, что муж обязательно добился бы того, чтобы ваша фабрика процветала. А теперь… я обязательно во всем разберусь. Но на это понадобится время. Вы могли бы поговорить с вашим… с вашим начальством, чтобы они пока ничего не предпринимали?
— Да что там, у нас никаких предложений больше нет! — Павел махнул рукой.
В комнату вошли Мария Михайловна с Сергеем. Сергей нес горячий самовар, Мария Михайловна — домашний капустный пирог, исходящий паром. Поставив его на стол, она достала из буфета красивые чашки, расставила их.
Разливая чай, проговорила, как бы ни к кому не обращаясь:
— Вася Супников, Клавдии Петровны племянник, ходил в лес, недавно вернулся. Говорит, возле Ольгиного оврага полиция наехала. Что-то там случилось. Полицейские около разлома суетятся. Провалился туда кто-то, что ли. И еще… там, неподалеку от оврага, какая-то бытовка взорвалась.
— Бытовка? — переспросила Лена, стараясь не показать свою заинтересованность. — Обычная строительная бытовка? Кому она могла понадобиться?
— То-то и оно, что никому! Только говорят, — Мария Михайловна понизила голос, — говорят, что в этой бытовке какой-то важный полицейский чин находился… Понаедут теперь, вокруг рыскать станут, да только вряд ли чего найдут. Ольгин овраг — он и есть Ольгин овраг, редко кто оттуда живым выходит.
Лена перехватила старухин взгляд и скосила глаза: крест на груди явственно просматривался под тонким джемпером.
Сидит старая княгиня в своей верхней светелке, глядит на дорогу, ждет — не поднимется ли пыль столбом, не появится ли во главе своей дружины сын Святослав.
Знает, что долго ей ждать придется.
Святослав — в далекой Болгарии. Вошел в эту страну по просьбе царьградского базилевса, подкрепленной царьградским золотом — да так и остался: полюбилась ему красивая, богатая страна, горы ее да реки, пажити ее тучные, пастбища ее обильные. Выбрал болгарский город Преслав, поселился в нем, сделал его своей столицей. В Киев редко приезжает — навестить старую мать да малых деток, поглядеть, все ли в порядке в родном городе.
Базилевс посылал к Святославу сказать: побил для меня болгар, получил деньги — да и иди себе, пора честь знать, возвращайся в свой Киев, а Болгарию мне оставь!
Обругал Святослав послов, хорошо, что не высек, велел передать базилевсу, чтобы забыл о Болгарии.
Сидит старая княгиня в своей верхней светелке, ждет.
Внизу, на дворе, играют ее внучата — Олег да Ярополк. Красивые, в красных шелковых рубашечках. Славные мальчики, славное ждет их будущее. Унаследуют они славу и могущество отца и деда. Еще один, Владимир, холопки Малуши сын, — в деревне на берегу Днепра. О нем княгиня старается не думать.
Сидит старая княгиня в верхней светелке, глядит на дорогу, все глаза уже проглядела.
Вдруг видит — вдали, за Днепром, поднимается столб дыма, за ним другой, и еще, и еще.
Может, Святослав возвращается? Может, это он разбил за Днепром лагерь, развел костры?
Но чует она сердцем — нет, не он.
А на улицах Киева народ забегал, засуетился, на крепостном валу ратники зашумели, старый слуга Асмус поднялся к княгине в верхнюю светелку и сказал страшное слово:
— Печенеги!
Пригляделась княгиня.
Глаза у нее хоть и старые, да зоркие. К старости, может, даже зорче стали. Разглядела за Днепром кибитки печенежские.
Медленно ползут кибитки по русской земле, в них — жены печенегов, дети их, добро, у других народов награбленное. Много этих кибиток, страсть как много. Ратники печенежские едут рядом с кибитками на маленьких своих косматых лошадках, в шапках косматых, в доспехах кожаных, с кривыми короткими луками, с кривыми длинными саблями.
Едут печенеги, на солнце скалятся, песни поют незнакомые. Знают печенеги — далеко Святослав, некому вступиться за город Киев, некому вступиться за старую княгиню и за маленьких княжат, детей Святославовых.
Перепугался народ киевский. Из ближних посадов бегут в город, на закорках несут ребятишек, гонят коров да свиней, тащат добро — да много ли можно унести? Ратники у ворот посадских пропускают, потом с громким скрипом запирают ворота, поднимаются на стены, на крепостной вал, готовятся дать отпор печенегам.
Да мало в городе рати…
Воевода Претич с войском на другом берегу Днепра, ходит, высматривает, нет ли где врага, не идет ли кто со стороны степи — увидит ли он печенегов? Подоспеет ли на подмогу? А Святослав, надежда княгинина, далеко, в Болгарии…
Прибегает холоп, посланный на стену, говорит — уже в посадах хозяйничают печенеги, перебрались как-то через Днепр, обхитрили Претича, обошли его…
Позвала княгиня старого Асмуса, велела:
— Посылай гонца самого надежного, самого верного, пока печенеги город не окружили!
— К Претичу? — спросил Асмус.
— Нет, к Святославу.
— Далеко до Святослава! — покачал головой.
— Посылай!
Послали одного гонца в Болгарию, к Святославу, а другого — на левый берег, к Претичу. Да только второй гонец не дошел — увидели его печенеги, когда через Днепр переправлялся, засыпали стрелами, только пузыри кровавые по воде пошли.
А печенеги уже под самыми стенами хозяйничают, посады разоряют, добро в свои кибитки несут, а дома жгут.
Посадские со стен глядят на свое разорение, сокрушаются. Со стен спускаются, на улицах сидят, на голой земле, под открытым небом.
Время идет, голод в Киеве начинается.
Что с собой принесли — все съели, скот зарезали и тоже съели. Стонут от голода.
Ольга отворила свои амбары да погреба, раздает людям хлеб да припасы. Надолго ли хватит?
Наконец показался Претич с войском на левом берегу Днепра, увидал печенегов.
Люди киевские обрадовались — сейчас придет подмога!
Однако ратники как увидели, какое у печенегов войско, — призадумались. Куда же против такой силы? Только головы свои сложить, а Киев не спасти! А головы свои жалко…
Стоит войско на левом берегу Днепра, ни вперед, ни назад.
Киевляне увидели это — и поднялся в городе стон.
Так и так — все одно погибать.
Княгиня сидит в своей верхней светелке, смотрит на город.
Мертвые лежат на улицах, голодные ходят по дворам, просят милостыню. А у кого просить? У всех давно припасы кончились, все, что было, подъели.
Может, и правда смерть приближается?
С тех пор как крестилась княгиня, перестала она смерти бояться. И что ее бояться, когда попадет она после смерти в обитель праведных, к престолу Господнему? По крайней мере, так ей отец Мисаил сказывал, а он попусту врать не станет.
Своей смерти княгиня не боится, боится она другого. Боится, что погубят печенеги ее малых внучат, сыновей Святославовых — Ярополка да Олега. Если честно сказать — за самого маленького, за Владимира, она тоже боится.
А еще княгиня боится за драгоценный крест, что ей подарил великий базилевс. За крест, внутри которого малая частица святого Гроба Господнего спрятана. Нельзя, чтобы такая святыня в руки поганым печенегам попала. Нельзя, чтобы нечестивые над святым крестом надругались.
Зовет княгиня Асмуса.
— Как там Претич, — спрашивает, — готовит ли переправу?
— Нет, стоит, где стоял.
— Ах он, тать трусливый… ладно, позови ко мне Кривушу.
Асмус удивился, но ни слова не сказал.
Редко княгиня звала сенную девку Кривушу. Особенно с тех пор, как вернулась из Царьграда, приняв крещение.
Вошла Кривуша. Волосы черные, как кудель густая, на спине горб, один глаз в сторону глядит.
Встала княгиня, подошла к Кривуше, взяла ее за плечо, что-то ей на ухо зашептала.
Поклонилась Кривуша, руку княгинину поцеловала:
— Для тебя, матушка, что хочешь сделаю!
Отослала княгиня Асмуса. Как он вышел из горницы — пошла в красный угол, где иконы у нее висели, из Царьграда привезенные, запустила руку за иконы и достала оттуда малый ларчик. Дала этот ларчик Кривуше и сказала строго:
— Я знаю, что отец твой — волхв, кудесник, старым нашим богам служит. Знаю, что он и тебя многому научил. Знаю, если захочешь — можешь ты обернуться зверем полевым, птицей небесной. Я теперь — христианка, мне не след о таких делах говорить, а тем паче заниматься волхвованием да ворожбой. Но прошу тебя именем богов наших, именем Перуна и Велеса — сохрани этот ларец, спрячь его, сбереги как зеницу ока. Что хочешь проси — но сделай так, чтобы ларец этот поганым печенегам не достался. Сделаешь по-моему — я тебя щедро награжу и молиться за тебя буду. Отец Мисаил говорит, моя молитва сильная, до Бога очень доходчивая.
— Спасибо тебе, матушка княгиня, молись за меня, коли хочешь, а награды мне не надо. Я тебе верно служила и сейчас сослужу. Ты, матушка княгиня, всегда была ко мне добра, и я тебе за добро добром отплачу. Спрячу твой ларец надежно, так, что ни один печенег его ни за что не найдет.
— Господь с тобою, девушка! — молвила княгиня, погладила Кривушу по густым черным волосам и отпустила с миром.
Вадим не находил себе места.
Ему срочно нужна была подпись Елены на доверенности — а Елена пропала. Ее не было дома, не отвечали ее телефоны. Неужели тот майор из Заборска все же убил ее?
Ему же ясно сказали — Елена нужна живой!
Вообще, что у них там творится, в Заборске?
Вадим не выдержал — и набрал номер мобильного телефона майора.
Равнодушный голос автомата сообщил ему, что телефон вызываемого абонента выключен или находится вне зоны действия.
Все понятно — мерзавец Мелентьев выключил свой мобильник, чтобы помучить Вадима, чтобы набить себе цену!
Но ему срочно нужно узнать, как обстоят дела…
Вадим нашел номер отделения полиции, в котором служил Мелентьев, набрал его…
Из трубки неслись длинные гудки.
Вадим хотел уже повесить трубку — как вдруг раздался щелчок, и незнакомый озабоченный голос недовольно бросил:
— Подождите!
Что-то стукнуло — наверное, там, в Заборске, телефонную трубку бросили на письменный стол, и тот же незнакомый голос проговорил с раздражением:
— Ты что, Лебедкин, ребенок? Ты сколько лет у нас служишь? Двенадцатый год! Ты что, не можешь обычный некролог написать? Все как всегда: «Майор Мелентьев добросовестно нес службу на невидимом фронте борьбы с преступностью и геройски погиб на боевом посту, в наших сердцах навсегда останется память о доблестном полицейском и надежном друге…» Что, каждую мелочь разжевывать надо? Сами уже ничего не можете? Иди, и чтобы через полчаса некролог был готов!
И почти без перерыва тот же незнакомый голос гаркнул в трубку:
— Заборское районное отделение полиции! Слушаю вас!
Вадим нажал на кнопку отбоя и в ужасе уставился в стену.
Майор Мелентьев не выходит на связь по самой уважительной причине — потому, что он умер… нет, не умер, тот человек сказал — погиб на боевом посту. Значит, его убили.
Майора убили, после того, как он сообщил, что в их городе появилась Елена Лотарева.
Не она же его убила! Это просто смешно!
Но тогда кто?
Кто, кто, кто?.. — этот страшный вопрос стучал в висках Вадима.
Майор был человек отвратительный — и очень опасный. У него были большие связи, большие возможности. Он был специалистом по выживанию. Убить его было непросто.
Кто же его убил?
Вадим знал только одного человека, способного уничтожить такую крупную дичь, как майор Мелентьев.
При мысли об этом человеке он, как обычно, испытал короткий приступ страха. И, как он уже привык за последнее время, при мысли об этом человеке он открыл в своем смартфоне поисковую программу и нашел сайт, на котором можно было купить или продать все, что угодно, от наперстка до самосвала.
Найдя раздел «антикварная мебель», он просмотрел его…
И нашел знакомое сообщение.
«Срочно продается комод красного дерева середины девятнадцатого века, работы мастера Петрова».
Это сообщение значило, что тот человек требует встречи. Встреча назначена на девятнадцать часов, в известном обоим ресторане на Петроградской стороне.
Теперь Вадиму стало по-настоящему страшно.
Он боялся того человека, боялся до дрожи, до судорог. Хотя он сам нашел его, хотя тот человек работал на него, выполнял его поручения — он все равно боялся его.
Сначала он не понял, какую страшную силу привел в действие, обратившись к его услугам, какого джинна выпустил из бутылки, сначала он не принимал его всерьез, но потом…
Ему внушали страх его холодные, внимательные глаза. Внушали страх его руки с короткими пальцами, с тыльной стороны покрытые светлыми волосками. Внушала страх его способность неожиданно появляться и так же неожиданно исчезать. Внушала страх его профессия…
А сейчас у Вадима была еще одна причина для страха. Очень серьезная причина.
Может быть, не ходить на эту встречу? Сделать вид, что он не нашел сообщение на том сайте?
Нет, это еще опаснее, чем прийти…
Если тот человек назначил встречу — значит, он хочет мирно решить вопрос. В конце концов, не станет же он убивать Вадима в ресторане, на людях…
А вот если Вадим не придет на эту встречу — тот человек может подумать, что Вадим хочет его кинуть. Он может разозлиться, а это опасно, очень опасно…
Значит, нужно идти.
Так он хотя бы узнает, что на уме у того человека, узнает, каковы его планы…
За несколько минут до семи Вадим был уже на месте.
Он вошел в ресторан, огляделся.
К нему тут же подошла девушка — метрдотель.
— Вы один? — осведомилась она.
— Нет, ко мне подойдет друг.
— Можете сесть вон там, у окна…
— Нет, я лучше там! — и Вадим направился к знакомому столику.
Из-за него как раз поднимались предыдущие клиенты — немолодая супружеская пара.
Вадим подождал, пока официант унесет посуду и вытрет стол, сел лицом к двери, чтобы видеть всех, кто входит в ресторан.
Хотя он знал, что это не поможет, что он снова не заметит, когда появится тот человек.
Заказав чашку капучино, Вадим приготовился к ожиданию.
На часах было уже две минуты восьмого, а того человека все еще не было. Это было совершенно не похоже на него — и Вадим еще больше забеспокоился.
Может быть, тот человек вовсе не собирался встречаться с ним? Может быть, он вызвал Вадима сюда, чтобы удобнее с ним расправиться?
Подошел официант, принес заказанный Вадимом кофе.
Вадим пил капучино, не чувствуя вкуса. Ему казалось, что он — мишень, и в каждую секунду он ждал выстрела. Или это будет не выстрел, а удар ножом? Или яд?
Вадим отставил капучино: может быть, кофе отравлен?
И вдруг тот человек появился.
Он сидел за столиком прямо напротив Вадима с таким видом, как будто был здесь всегда. Или, по крайней мере, очень давно. Его длинное лицо, из тех, какие называют лошадиными, было невозмутимо.
Вадим сглотнул, постарался взять себя в руки.
— Вы опаздываете, — проговорил он, стараясь не выдать голосом свой страх.
— Вы тоже, — ответил тот человек.
— Я? Нет, я пришел вовремя. Даже немного раньше, — Вадим взглянул на свои часы.
— Я не об этом. Вы опаздываете с оплатой моего труда. Вы пока заплатили мне только аванс, а ведь я уже выполнил заказанную вами работу. Вы знаете, что это непорядок. Вы знаете, что людей моей профессии лучше не обманывать.
— Я знаю, знаю! — заторопился Вадим. — Я вовсе не собираюсь вас обманывать! У меня и в мыслях этого не было! Я себе не враг!
— Но тогда… где же мои деньги?
— У меня возникли проблемы, — Вадим заторопился, пытаясь объяснить тому человеку всю сложность своего положения. — Вы устранили моего компаньона, но теперь мне нужно убедить его жену, чтобы она подписала доверенность на мое имя… я думал, что это будет легко, но возникли сложности… небольшие сложности…
— Так разберитесь с ними! — ледяным голосом проговорил тот человек. — В конце концов, это не моя работа! Моя работа — это устранение, и я свою работу выполнил!
— Да, конечно, — забормотал Вадим. — Вы все сделали безупречно, у меня к вам никаких претензий…
— Тогда где же мои деньги?
— Они будут. Непременно будут, нужно только немного подождать.
— Послушай меня! — Человек перегнулся через стол и с угрожающим видом склонился над Вадимом. — Ты думаешь, что я не устраню тебя, потому что тогда не получу свои деньги? Так вот, ты ошибаешься! Я это сделаю, чтобы об этом узнали другие клиенты. Чтобы они узнали и поняли, что обманывать меня опасно. Опасно для жизни. Это вопрос моей деловой репутации. Понятно?
— Понятно! — голос Вадима предательски задрожал. — Я повторяю — у меня и в мыслях не было не заплатить вам! У меня трудности — но это временные трудности, я с ними разберусь и заплачу вам все, что должен. Только подождите, подождите совсем немного!
— Немного — это сколько?
— Это… это три дня, — произнес Вадим первую попавшуюся цифру.
— Хорошо, ты сам сказал. Три так три. Но если через три дня ты не расплатишься — ты знаешь, что будет!
— Знаю… — проблеял Вадим, холодея от страха.
Он понял, что разговор закончен и тот человек вот-вот исчезнет, как всегда неожиданно, — но хотел выяснить еще один вопрос. Очень важный вопрос.
— Мелентьев… зачем вы его… устранили?
— Мелентьев? — переспросил собеседник Вадима, и впервые на его невозмутимом лице проступило удивление. — Его устранили? Я об этом не знал. Во всяком случае, это не я. Зачем мне это? Мне этого никто не поручал, а даром я не работаю… а что — он точно убит?
— Убит, — подтвердил Вадим, в то же время внимательно следя за лицом собеседника.
Похоже, что он не врет. Похоже, что он сам удивлен. Хотя… он ведь профессионал, он прекрасно владеет своим лицом, так что никогда не поймешь, когда он врет, а когда говорит правду.
И если это не он убил Мелентьева — то тогда кто же?
— Тогда кто же? — проговорил Вадим вслух.
— Действительно, кто? — тот человек смотрел на него пристально, холодно, жестко.
— Вы же не думаете, что это я? — Вадим поднял брови. — Зачем это мне нужно?
— Мало ли зачем? Например, затем, чтобы подчистить за собой, обрубить все концы…
— Но я просто не смог бы… не сумел бы… я не умею… — Он не смог произнести это страшное слово — убивать, но собеседник и так прекрасно его понял.
— Есть ситуации, когда это может сделать любой человек. Главное — наличие мотива. Кроме того… — Он сделал небольшую паузу, во время которой пристально вгляделся в лицо Вадима. — Кроме того, вы могли нанять еще одного исполнителя. Уж это совсем не трудно! Наняли же вы меня!
— Но зачем мне еще один… киллер?
— А вот это вам лучше знать! — Тот человек на мгновение прикрыл глаза, словно что-то обдумывая. — Как вы думаете, почему я всегда назначаю встречи именно в этом ресторане?
— Не знаю… — Вадим неуверенно пожал плечами, довольный, что голос собеседника стал не таким угрожающим, то есть непосредственная угроза скорее всего миновала. — Он вам нравится… здесь всегда довольно людно…
— Нет, вовсе не из-за этого! Во-первых, здесь довольно прилично варят кофе, а во-вторых — вы видите эту дверь?
— Какую? — Вадим проследил за взглядом собеседника и увидел обычную дверь с надписью «только для персонала». — А что не так с этой дверью?
Его страшный собеседник молчал.
Вадим взглянул на него… точнее, на то место, где он только что был. Потому что там его уже не было. И вообще — его не было в ресторане. Он, как обычно, исчез.
Обратно в Петербург доехали без приключений. Никто не следил за ними, никакая машина не пыталась сесть на хвост, никто не чинил препятствий при выезде из Заборска.
— Им не до того, — усмехнулся Сергей, выруливая на дорогу, — у них передел влияния идет. Костыль под себя бизнес Ахмета подминает, а менты вроде бы ищут, кто майора убил, да не больно стараются. Потому как насчет майора Мелентьева все знали, что он собой представляет. И начальство не пыталось его свалить, потому что он и на начальство компромат имел. Так что все только обрадовались, когда майора не стало, уж очень нагло он себя вел в последнее время.
— Откуда ты все знаешь? — поразилась Лена.
— Том здесь приятеля встретил. Раньше служили вместе, потом он демобилизовался, женился на местной, осел здесь. Работает на фабрике охранником. Город маленький, все обо всех все знают.
Кривуша спрятала ларчик в рукав, спустилась из светелки, вышла тихонько из княжьего терема, по сторонам огляделась.
Показалось ей, что прячется кто-то в темном углу за амбаром — то ли человек, то ли зверь, то ли просто тень черная. Прошептала Кривуша слова заветные, защитные, подобрала подол да побежала к крепостной стене.
Худо во граде Киеве. По улицам мертвые люди лежат, мертвые лошади. У мертвых лошадей бока выедены, голые кости торчат. Голод во граде Киеве, страшный голод. Голодные люди по улицам да по проулкам бродят, просят хлеба. Да кто же им даст? Ни у кого нет. Кто просит, а кто силой отбирает. Голодный человек — он как зверь, как хищный зверь. Голодные люди бродят по улицам и голодные собаки, кости сквозь шкуру просвечивают.
Бежит Кривуша проулками узкими, тропинками, одной ей знакомыми, коровьими выгонами. А за спиной ее шаги тяжелые слышатся — кто-то ее догоняет.
Бежит Кривуша быстрее и быстрее, тяжело ей дышать, пот по лицу катится, а шаги за спиной все ближе да ближе. Споткнулась Кривуша, замешкалась…
И легла ей на плечо тяжелая рука.
Вздрогнула Кривуша, оглянулась.
То вокруг много людей было — а то никого, ни одной живой души, словно все попрятались.
Склонился над ней человек в черном плаще, на голове — черный куколь, из-под него черные глаза горят.
— Отдай крест, Кривуша! — шепчет черный человек, шипит, как черная змея.
— Не знаю, об чем ты таком говоришь, дяденька, — отвечает ему Кривуша, — я девушка простая, темная, старым богам молюсь, Перуну да Велесу, кресту вашему не кланяюсь. Отпусти ты меня, дяденька, будь милостив!
— Кривуша, разве я похож на глупого человека?
— Нет, дяденька, совсем не похож.
— Так что же ты меня обмануть пытаешься? Я знаю, что старая княгиня тебе ларец дала, а в том ларце — крест драгоценный, особенный. Отдашь мне тот ларец — отпущу тебя и еще награжу, дам тебе золотой червонец. А не отдашь — так и знай, на куски разрублю и скормлю те куски собакам!
— Собакам, говоришь, дяденька? — переспросила Кривуша — и заблестели ее глаза, один, который на черного человека глядит, и другой, который в сторону.
— Собакам! — повторил черный человек.
Кривуша попятилась, сделала руку щепотью и зашептала, забормотала слова непонятные:
— Кереметь, череметь, дам и серебро, и медь, стрепет, лепет заплети, далеко легко лети…
— Что ты такое бормочешь?
— Ничего, дяденька… не жди радости ради благости, не жди полночи ради помощи…
И вдруг за спиной у черного человека раздалось угрожающее рычание. Черный человек обернулся — и увидел большую тощую собаку с подпаленным боком. Собака рычала и приближалась к человеку, оскалив кривые желтые клыки.
— Пошла прочь, дрянь шелудивая! — Черный человек замахнулся на собаку посохом. Собака попятилась, но не отступила. А из-за угла выскочила еще одна, и еще, и еще… казалось, сюда сбежались все голодные собаки с киевских улиц.
Черный человек встал спиной к стене, выставил вперед посох. Он оглянулся на то место, где только что стояла Кривуша, — но девушки давно уже и след простыл…
Бежит Кривуша по проулкам, по узким тропинкам, вот и стена городская, вот и лаз тайный, никому, кроме Кривуши, не ведомый… взрослому человеку не пролезть, а Кривуша — тощая, да маленькая, да гибкая, как ящерка. Юркнула в лаз — и выбралась по другую сторону стены, по другую сторону крепкого частокола.
А за стеной печенеги — костры жгут, конину жарят, ждут, когда киевляне ворота отопрут, на милость их сдадутся.
Идет Кривуша между костров печенежских, идет, глаза опустила, в землю глядит.
Никто ее, убогую, не замечает — кому она нужна?
Ограбить — так что с нее возьмешь? Сразу видать, что нищенка убогая!
Снасильничать? Так тоже противно — кривая, горбатая, да еще в грязи нарочно вывалялась!
Если какой печенег глянет случайно на Кривушу — глянет она на него одним глазом и скажет:
— Дяденька, дяденька, дай Кривуше хлебца!
Одним глазом на печенега глядит, другим — в сторону.
Какой плюнет, рукой махнет, какой камнем кинет в убогую, а какой и подаст ей кусок конины.
Кривуша конину в рот сунет, жует и дальше идет через становище печенежское.
Не к берегу идет днепровскому — в другую сторону, туда, где черный лес виднеется.
Черный лес — ее родной дом, там ей все тайные тропы ведомы. Там ей каждое дерево — помощник.
Прошла уже Кривуша среди костров печенежских, стала уже на знакомую тропку, которая прямо к лесу идет, — вдруг снова за спиной шаги послышались.
Повернулась Кривуша — а ее снова черный человек догоняет. Черный плащ на плечах, черный куколь на голове, из-под куколя черные глаза углями горят.
Выходит, отбился от собак и со следа ее не сбился.
— Отдай крест, Кривуша!
Оглянулась Кривуша на лес — далеко лес, не добежать, а черный человек — вот он, совсем близко!
Подходит ближе, руки черные тянет, повторяет:
— Отдай крест, коли хочешь остаться жива! Отдай крест, зачем он тебе, язычнице?
Пригнулась Кривуша к земле, руку сложила щепотью, будто щи солит, забормотала:
— Череметь, кереметь, видно грому не греметь! Ропот кропит, топот копит, копоть потакает! Кровь крива, речь черна! Нечисть течет, мечет нечет!
Черный человек остановился, как будто ему что-то идти мешает. Тянет руки к Кривуше, да не может дотянуться. А она все бормочет, приговаривает:
— Черен деготь, чертов коготь, ворон ворону неровня! Рань воронья, брань воронья!
И вдруг — пропала Кривуша, как будто и не было ее. А на том месте, где она только что стояла, — ворона большая, боком скачет, на черного человека недобрым глазом глядит.
Одним глазом на него, другим — на лес.
Черный человек заморгал, отступил, потом спохватился, замахнулся на ворону своим посохом — но птица отскочила, громко и хрипло каркнула, подскочила и полетела в сторону леса, громко хлопая большими крыльями. А в клюве ворона держала заветную княгинину шкатулку. Тяжело летела ворона — тяжело ей было нести свой груз.
Черной злостью налилось лицо черного человека. Черные слова зашептал он. Вытянулось лицо его, заострилось, нос стал похож на черный птичий клюв. Завертелся черный человек, закружился волчком, черный плащ его слился в черное облако, черный вертящийся вихрь. Ударился черный человек оземь, и вот уже на том месте, где стоял черный человек, — черный коршун переступает.
Подскочил черный коршун, крыльями взмахнул, поднялся над землей, взлетел высоко, погнался за серой вороной.
Тяжело летит ворона, тянет ее к земле тяжелый груз.
Нагоняет ее коршун.
Еще немного — и совсем догонит, заклюет насмерть, отнимет дорогой груз…
Но все ближе лес.
Вот уже первые верхушки высоких деревьев совсем близко.
Тянется к ним ворона, машет крыльями изо всех сил.
И черный коршун тоже совсем близко, нагоняет ее…
Вдруг из ветвей старого дуба вылетела стая маленьких птиц, полетела навстречу коршуну.
Налетели птички на коршуна, наскакивают на него, крылышками машут, бесстрашные.
Коршун головой вертит, клювом щелкает, но маленькие птички от клюва его уворачиваются, лететь мешают.
Глядь — а вороны уже и не видно, скрылась ворона среди высоких деревьев, спряталась среди зеленых ветвей.
Коршун крикнул злобно, развернулся в воздухе и полетел обратно, подальше от темного леса.
Идет Кривуша по лесной тропинке, ищет дорогу по приметам, одной ей известным. Здесь корень поперек тропинки протянулся, словно за ногу ее хочет схватить, здесь старая ель, молнией сожженная…
Близко уже, близко!
Свернула Кривуша с тропинки, раздвинула густые ветки — вышла на поляну. Посреди поляны растет старый дуб, сколько лет тому дубу — никто не знает. На ветках того дуба висят разноцветные ленты да мониста-ожерелья — подарки, что люди старым богам оставляют.
Под корнями дуба землянка выкопана.
Подошла Кривуша к землянке, позвала:
— Батюшка, батюшка!
Никто из землянки не отозвался.
— Батюшка! — снова зовет. — Батюшка, это я пришла, Кривуша!
На этот раз показалось ей, что донесся из землянки тихий стон.
Опустилась Кривуша на колени, вползла в землянку.
Не велел ей батюшка этого делать, не велел входить в его землянку, не велел даже заглядывать. Потом, говорил, когда придет твое время — тогда все увидишь, а пока нельзя.
Но сейчас ей было не до того, сейчас она слышала тихий стон, доносящийся из землянки, и ни о чем другом не думала.
Проползла Кривуша в землянку.
Темно там, ничего не видно, только стон стал громче, и еще почувствовала Кривуша нехороший запах — запах крови, запах приближающейся смерти.
Нашарила на поясе у себя кремень и кресало, нашарила горсть сухого трута, высекла искру, зажгла трут, при его свете успела найти в углу светец — лучинку, вставленную в железную подставку, затеплила эту лучинку.
При слабом ее свете огляделась.
Справа от входа, рядом со светильником, — из дерева вырезанный идол, фигурка Перуна, глаза суровые, рот оскален, недоволен Перун. Рядом с ним — безделушки серебряные, видно, дары старому богу.
А за идолом, в самом темном углу землянки, — точно груда тряпья навалена, и оттуда, из этого угла, несется слабый стон…
Подошла Кривуша, наклонилась — увидела полные боли глаза, окровавленный рот.
— Батюшка, что же с тобой сотворили? Кто посмел?
Окровавленный рот приоткрылся, губы шевельнулись, проговорил батюшка едва слышно:
— Черный человек… человек в черном куколе приходил… тебя искал… тебе нельзя здесь оставаться… он вернется… мне уже не поможешь, моя смерть пришла, а ты уходи, спасайся…
— Не говори так, батюшка, я тебя вылечу! Ты же меня многому успел научить…
— Я тебя многому научил, но одно тебе точно скажу — от смерти лекарства нет и никакие заклинания от нее не помогут! И еще одно скажу тебе: я служил старым богам, я учил тебя старой магии, но время старых богов кончается, старая магия становится бессильной. Наступает новое время, время Нового Бога, время новой магии… и в этом новом времени для меня больше нет места.
— Не говори так! — повторила Кривуша.
Она достала из мешочка на поясе щепотку травы, дунула на нее, так что сухие травинки разлетелись по всей землянке, наполнив ее терпким запахом летнего полдня.
Потом она достала еще одну щепотку, насыпала ее в берестяную кружку, подлила воды, поднесла к губам старика. Жидкость потекла по сухим растрескавшимся губам.
Кривуша забормотала:
— Кереметь — череметь, по приметам заприметь… броня у меня для буланого коня, черна борона для коня ворона… отступись, смерть, от моего батюшки…
Она бормотала и бормотала, но старик дышал тяжело, с хрипом, все реже и реже.
Вдруг он приподнялся и проговорил едва слышно:
— Уходи, спасайся! Он вернется, он придет за тобой… черный человек… спасайся!
С этими словами он упал, дернулся и застыл.
Кривуша прижалась к нему и заплакала — тихо, жалобно.
Потом прислушалась к чему-то, прикрыла мертвого старика краем его одежды и выскользнула из землянки.
В Петербург приехали рано утром. Лена, которая продремала всю дорогу, чувствовала себя бодрой, Сергей же держался только на кофе. Лена отправила его отсыпаться, сама же решила, что нужно ей действовать.
Выслушав отчет консьержки, что приходил этот самый, друг вашего мужа, и очень был недоволен, что никого не застал, Лена только усмехнулась и поднялась к себе.
Не откладывая дела в долгий ящик, она позвонила Маргарите и попросила дать ей мобильный телефон главбуха. Умница Маргарита не стала задавать вопросы, зачем Лене приватный номер и куда сама Лена пропала, поскольку Вадим Андреевич просто рвет и мечет. Маргарита сказала, что пришлет номер эсэмэской, и сделала это тут же. Да, с секретарем Олегу несомненно повезло…
Главбух ответила сразу. Лена представилась, поприветствовала ее, выговорив сложное имя-отчество без запинки. Дальше она говорила, осторожно выбирая слова, чтобы не спугнуть человека раньше времени.
— Я хотела поблагодарить вас за ваши слова на поминках, — сказала она, — это мне очень помогло правильно поступить…
Она замолчала. Если главбух от всего отопрется, скажет, что она не помнит или вообще не понимает, о чем речь, стало быть, она Лене не помощница.
— Я рада, что смогла помочь, — сдержанно сказала главбух.
— Я бы хотела… хотела продолжить наш разговор, — сказала Лена, — думаю, что сейчас как раз подходящее время…
— Я согласна с вами, — главбух тоже осторожно выбирала слова, — думаю, что нужно поспешить с разговором…
Условились встретиться за ланчем, Лена сказала, чтобы главбух сама выбрала ресторан, где бы никто им не помешал.
Лена отсоединилась и посмотрела на себя в зеркало. Нужно срочно привести себя в приличный вид, а то Регина Геннадьевна может насторожиться, она тетка умная и наблюдательная, не зря Олег ее так ценил.
Ресторан был итальянский, довольно дорогой, там не подавали бизнес-ланчи со скидкой, так что сотрудники окрестных офисов туда не ходили. Главбух помахала Лене из самого дальнего угла. Рядом с ее столиком никого не было, однако видны были двери в зал. Лена мысленно похвалила неглупую женщину за удачный выбор места и прошла к столику.
— Что будете заказывать? — рядом неслышно возникла официантка.
— Не до еды сейчас! — Главбух решительно от нее отмахнулась. — Кофе и десерт какой-нибудь, чтобы так просто не сидеть!
Лена с ней согласилась — ей тоже кусок не лез в горло.
— Тогда давайте не будем ходить вокруг да около, — предложила она, — раскроем карты и будем говорить откровенно.
— Давайте, — со вздохом сказала Регина, — с мужем вашим работали мы давно и плодотворно, уж простите меня за вольность, но мне его очень не хватает.
— А мне-то… — Голос у Лены дрогнул.
— Ладно, перейду к делу. Значит, я была в отпуске. Но подготовила передачу денег в Заборск, на фабрику эту стеклянную, все было, что называется, на мази. Хотела сама все закончить, а тут путевку мне предложили очень хорошую в Карловы Вары. Давно туда собиралась, а тут — горящая, с большой скидкой. И Олег Николаевич мне сказал — езжай, Регина, ты свое дело сделала, теперь без тебя управимся. Я и поехала, то есть полетела. За себя оставила Иру Мамлееву, с правом подписи. Работает она у нас в фирме несколько лет, аккуратная, исполнительная, ничего не путает, ничего не забывает. Не девочка уже, прилично за тридцать, понадеялась я на нее, а оказалось — зря. — Регина вздохнула, потом решительно продолжала: — Путевка на десять дней была, возвращаюсь я, а тут…
Поначалу дела неотложные налетели, девочки говорят — начальства никого нет, Олег Николаевич как раз утром рано в Заборск уехал, а Вадима Андреевича мы вообще на работе редко видим в последнее время. Ах да, он же в отпуск улетел, на Мальдивы. Я хотела поинтересоваться, как там с Заборском, а никто и не знает, потому что Иры Мамлеевой на работе нет. Вроде бы в отпуске она.
Как так? — спрашиваю, почему меня не дождалась? Как могла без согласования в отпуск уйти? Девчонки сами в недоумении. Дальше — больше. Стала я отчетность проверять, вижу — деньги ушли, только подтверждения нет. Звоню в Заборск, а там меня огорошили — не было никаких денег. Уже все сроки прошли. Мы, говорят, в бухгалтерию обращались, а у вас никто ничего не знает, так, говорят, работать нельзя. Вроде бы вы — солидная фирма, а тут такое…
Что делать? Олега Николаевича нет, Вадим тоже в отпуске. Я Олегу звоню — телефон не берет, видно, в дороге, сигнала нет. Вечером поздно звонить постеснялась, а утром…
Как прихожу на работу, так и сообщили мне ужасную новость: Олег Николаевич умер!
— Откуда узнали? — перебила Лена.
— Не знаю, позвонил кто-то из Заборска… из полиции тамошней, что ли…
«Майор Мелентьев не мог, ему Вадим небось не велел раньше времени звонить, это утечка у них случайно произошла…»
— Что дальше было? — Лена говорила намеренно сухо, не поддаваясь эмоциям, потому что в памяти всплыл тот ужасный звонок, когда ее буквально оглушила страшная новость.
Вроде бы недавно это было, меньше недели прошло, а кажется, что уже давно. И неужели она уже привыкла жить без Олега?
Мысль эта поначалу обожгла горечью, но Лена тут же поняла, что она просто стала другим человеком. Такая, как раньше, она бы просто не выжила. А у нее Славка, которого нужно растить. И фирма, которую нужно спасать.
Но прежде всего — она должна отомстить за смерть своего мужа. Кое-кто уже получил свое. Остались двое самых главных ее врагов — киллер и тот, кто заказал убийство. Компаньон. Близкий друг.
— Дальше? — Регина потерла переносицу. — Конечно, мы все растерялись. Но это в первое время. Девчонки ревут, а я думаю. Я ведь много лет на такой ответственной должности, тут уже на уровне подкорки соображаешь.
В общем, поняла я тут же, что дело нечисто. Как-то все совпало — и я в отпуске, и Вадим Андреевич, и Олег в этот Заборск уехал и там так вовремя умер от сердечного приступа. С чего это вдруг, когда я сама видела, сколько денег мы в медицинский центр ежемесячно перечисляем за полное обследование. Все, конечно, возможно, болезнь придет — не спросит, но…
— Правильно вам инстинкт подсказывал, — обронила Лена.
— Да уж. Ясно, что Олег поехал разбираться насчет денег. Возможен, конечно, такой вариант, что это в Заборске всю аферу придумали, чтобы деньги украсть. Возможен вариант, но маловероятен. Не тот уровень, сами понимаете. Да и у меня представление сложилось, что народ на фабрике честный, хотели они свою фабрику поднять, чтобы людям работу дать.
— Я тоже так поняла.
— В общем, так или иначе, а насчет денег ясно, что с меня спросят. Хоть Вадим, хоть кто. Да тут еще Мамлеева в отпуск сорвалась ни с того ни с сего, что вызывает подозрения.
Тряхнула я девчонок, хватит реветь, говорю, выкладывайте быстро, что тут без меня было, все сплетни!
Они напряглись, да и выдали, что Вадим Андреевич буквально у них в бухгалтерии на некоторое время поселился, все Мамлеевой комплименты говорил, кофе они пили часто вместе, и видели их якобы даже после работы, возил он ее куда-то на машине. А потом — как отрезало, улетел он в отпуск, а Ирина поскучнела, похудела, побледнела и Маргарите-секретарше как-то грубо ответила, что для нее и вовсе не характерно.
— Понятно. — Лена отпила остывший кофе.
— Вот когда я даты сопоставила, тогда мне тоже стало понятно. Но поверить не могла — как же так, ведь они же компаньоны, права равные, так неужели же это Вадим к пропаже денег причастен? А о смерти Олега и думать боюсь. Решилась на поминках к вам подойти, потому как ситуация тревожная и доверять теперь никому нельзя.
— А что, верно, что положение в фирме очень плохое? — спросила Лена. — Долги, штрафы огромные насчитали, заказчики ушли, поставщики подводят?
— Да кто вам такое сказал? — изумилась Регина. — Все хорошо было, и деньги на фабрику без напряга мы вытащили, даже кредитов не брали! Олег Николаевич много работал, за всем следил, решения принимал верные, у фирмы хорошее финансовое положение.
— Да, я так примерно и думала…
Главбух посмотрела на нее очень внимательно и все поняла. Но не стала обсуждать поведение Вадима.
— Вот что, — сказала Лена после недолгого молчания, — нужно эту Мамлееву обязательно найти. Только она знает, что с деньгами стало, оттого и прячется.
— Сотрудникам сказала, что в Турцию летит, но в турфирме, что рядом с нами, путевку не заказывала, я проверила. Там у нас постоянная скидка, так вот Ирина там не была. Вот все ее данные, — Регина протянула листок бумаги, — дома ее нет, телефон молчит, родственников в нашем городе тоже нет. Ни братьев, ни сестер, мать умерла два года назад. Хотела я нашему заму по безопасности это поручить, но решила сначала с вами посоветоваться.
— Правильно, — Лена скупо улыбнулась, — правильно, что никому не доверяете, я свой ресурс подключу.
Условились быть на связи. О том, чтобы не посвящать в подробности Вадима, даже не говорили, Регина все поняла.
Сергей позвонил поздно вечером, сказал, что у него есть важная информация.
— Приезжайте прямо сейчас, — сказала Лена, — дело срочное, до утра не подождет.
После разговора с Региной Геннадьевной ей позвонил адвокат Лобачевский. Он очень извинялся, что не был на похоронах Олега Николаевича, он только сегодня вернулся из Коста-Рики. Им обязательно нужно встретиться.
Лена поехала к нему в офис, выслушала там пространные объяснения о положении дел Олега, которые теперь стали ее делами. Потом Аркадий Викторович повез ее обедать. И все говорил, говорил, сыпал словами, как лущеным горохом, рассказывал байки из своего богатого адвокатского прошлого, уговорил выпить бокал вина.
Лена слушала его благосклонно, сдержанно улыбалась и даже позволила целовать себе руки.
Этот болтун Лобачевский нужен был ей для того, чтобы не оставаться одной. Она боялась, что Вадим дойдет до крайности, просто похитит ее и силой заставит подписать доверенность. Она, конечно, откажется, и тогда он ее убьет. Он же не знает, что Сергей жив и в курсе его деятельности. И о разговоре с Региной тоже не знает.
Правда, Сергей сказал, что его друзья за Леной присмотрят, но Лена поставила ему задачу как можно быстрее найти Мамлееву, так что внимание Лобачевского было как нельзя кстати.
Звонок в дверь раздался через двадцать минут. На пороге стояли Сергей и Том.
Лена разлила кофе по чашкам, поставила на стол тарелку с печеньем, оглядела своих полуночных гостей.
— Конечно, вам бы лучше предложить по хорошему стейку с картошкой, но чего нет, того нет.
— Все нормально, Елена Павловна! — ответил за всех Сергей и захрустел печеньем.
— Итак, господа частные детективы, что вам удалось нарыть на Ирину Мамлееву?
Сергей повернулся к Тому, предоставляя ему слово.
— Значит, так, — начал тот, как всегда неуверенно подбирая слова. — В интересующий нас период Ирина Мамлеева за пределы страны не выезжала.
— Это точно?
— Точно, точно! Я прогнал ее данные через базу пограничного паспортного контроля, и результат нулевой…
Том говорил медленно, неуверенно, то и дело ненадолго замолкая. Чувствовалось, что он больше привык действовать, а не говорить. Лена не выдержала и нетерпеливо проговорила:
— Значит, вы ее не нашли?
— Постойте, я не закончил. Дальше я исходил из того, что она вряд ли пересекла границу по фальшивым документам. Не тот случай, не те возможности. Скорее всего, она где-то внутри страны. Причем не очень далеко — на самолетах внутренних авиалиний она тоже не летала. Вот вы куда бы поехали, если бы хотели спрятаться? — Он взглянул на Лену.
— Не знаю, в деревню какую-нибудь. К каким-нибудь дальним родственникам. Только у меня нет никаких родственников в деревне.
— Вот! — Том оживился. — И у Мамлеевой мы не нашли никаких деревенских родственников!
— Так что, тупик?
— Нет, подождите. Я нашел ее страницу в «Фейсбуке».
— Как? — удивилась Лена. — У вас же не было ее компьютера!
Том вздохнул и переглянулся с Сергеем.
— Что, я сказала какую-то глупость? — смутилась Лена.
— Не то чтобы глупость, — примирительно проговорил Сергей. — Том у нас не только подрывник, он в компьютерах и программах тоже хорошо разбирается. Страницу Ирины Мамлеевой можно найти не только через ее компьютер, можно выдать себя за кого-то из ее френдов… друзей и войти на эту страницу под поддельным именем. Правильно я объясняю, Том?
— В общих чертах да.
— И что, она на своей странице написала, где находится?
— Что вы! — Том хитро улыбнулся. — Все же она не такая дура!
— Тогда что же вы там нашли?
Том вздохнул, почесал в затылке:
— Лучше я покажу, так будет понятнее.
Он открыл свой компьютер, пробежал пальцами по клавиатуре и повернул экран к Лене.
На экране был очень красивый золотисто-желтый цветок, на котором сидела большая яркая бабочка.
— Вот, значит… увидела она такую красоту, сфотографировала на телефон и не выдержала — выставила в сеть.
— Ну и что? — спросила Лена, поскольку Том опять замолчал.
— А то, что бабочка эта редкая, занесена в Красную книгу. Называется парусник Монка. Я запросил все сведения об этой бабочке и узнал, что на территории России ее регулярно наблюдают на востоке Новгородской области.
Том снова замолчал, но ненадолго. Он отпил остывший кофе и продолжил:
— А несколько лет назад Мамлеева выставила в том же «Фейсбуке» свою фотографию с какой-то теткой на фоне деревенского дома. На заднем плане там была видна церковь. Эту церковь я пробил по базе архитектурных памятников и узнал, что она находится тоже на востоке Новгородской области, в деревне Новые Коты.
— Выходит, там и прячется эта Мамлеева?
— Там она пряталась, — поправил ее Том. — Она жила в этой деревне когда-то в детстве, у нее в этих Новых Котах остались друзья, и сейчас, когда Ирина поняла, что влипла в скверную историю, она бросилась туда, чтобы переждать какое-то время.
— Вы сказали, что там она пряталась. А где Ирина сейчас?
— Сейчас она едет сюда. Мы отправили за ней Рому. Он ее убедил, что если мы ее нашли, то и другие тоже найдут. Так что для нее безопаснее вернуться и рассказать все, что она знает. Тогда мы сможем ее защитить.
— Да уж, пожалуй, Рома сумеет убедить кого угодно…
Прошло полчаса, и в дверь снова позвонили: как видно, ее новые друзья умели проходить незамеченными мимо консьержки. Или же та просто спала в такое позднее время.
Лена открыла дверь.
На пороге стояла невысокая плотная женщина лет тридцати пяти. У нее было широкое лицо и слишком близко посаженные глаза. В глазах этих было смущение. И еще страх.
Лена вспомнила, что видела пару раз эту женщину на работе у Олега — но не обратила на нее внимания. Похоже, на нее вообще никто не обращал внимания — молчаливая, хмурая, подчеркнуто скромно одетая, почти без косметики.
За спиной у нее маячил Рома. Его лицо было, как всегда, безразличным.
— Здравствуйте, Ирина! — проговорила Лена как могла приветливее. Она не могла забыть, что эта женщина сыграла важную роль в махинациях Вадима, но постаралась убедить себя, что она — только жертва, что в ее действиях не было злого умысла. Пока это удавалось ей плохо.
— Здравствуйте, Елена Павловна. — Мамлеева опустила глаза. — Я перед вами виновата.
— Вашей вины здесь нет, — ответила Елена не вполне искренне. — Или почти нет. Что мы стоим на пороге, — спохватилась она, — вы же с дороги. Пойдемте, хоть кофе выпьете.
Ирина снова смущенно взглянула на хозяйку, прошла вслед за ней на кухню.
Рома вполголоса поздоровался с однополчанами, сел ближе к двери, жадно выпил чашку кофе, которую подал ему Сергей.
Ирина тоже взяла было в руки чашку, но тут же поставила ее на стол и повернулась к Лене.
— Да, я виновата, виновата! — повторила она, сжав руки.
При этом в ее голосе прозвучало не столько желание повиниться, сколько застарелая боль.
— Мне уже тридцать шесть! — выпалила она, как будто этим все было сказано. И Лена поняла, что хотела сказать эта некрасивая, рано стареющая женщина.
Ей уже тридцать шесть — и у нее нет не только семьи, но вообще ничего, никакого намека на личную жизнь, никакого намека на простое женское счастье. Она — серая мышь из бухгалтерии… не мышка — ведь в мышке есть какое-то очарование маленького, шустрого существа, — а именно мышь, крупная и медлительная, мышь, которую никто не замечает, как предмет мебели, как устаревший принтер или, того хуже, факс. Факс, которым уже давно никто не пользуется и который не выбросили только потому, что ни у кого не дошли руки.
И тут вдруг на нее обратил внимание… кто! Не какой-нибудь зачуханный коллега, не клерк, протухший над квартальными отчетами и налоговыми формами, а совладелец фирмы, обеспеченный, успешный мужчина, загорелый красавец…
Ирина не верила своему счастью. В глубине души она понимала, что так не бывает, понимала, что Вадим не может испытывать к ней мужской интерес — но она загоняла эти мысли еще глубже.
Она внушала себе, что Вадим разглядел в ней то, что не заметил прежде ни один мужчина, — ее замечательную душу, ее нерастраченную нежность…
Она вспоминала бессмертную сказку о Золушке, о преображении серого, невзрачного существа в прекрасную принцессу…
Когда Вадим попросил ее подписать сомнительную платежку, Ирина поняла, что обманывала себя, что Вадим ее беззастенчиво использовал. Но она не смогла ему отказать. Тем более что он опять опутал ее липкой паутиной слов, внушил ей, что не делает ничего плохого…
Он заявил, что перечисляет деньги на счет какой-то благотворительной фирмы, что эти деньги будут использованы на самые благородные цели, на здравоохранение…
— Я поверила ему, потому что очень хотела поверить… — проговорила Ирина покаянным голосом.
Но уже на следующий день Вадим прошел мимо нее как мимо пустого места. Он ее просто не заметил в коридоре фирмы.
Она сделала свое дело и больше не была ему нужна. А потом он исчез. Просто исчез, не сказав ей ни слова, не позвонив по телефону, не прислав даже пару слов! Она боялась спросить, куда он делся, потому что сотрудницы и так смотрели на нее косо и шушукались за спиной. И узнала о том, что он улетел якобы в отпуск, от посторонней девицы в туалете! Ирина даже понятия не имела, как ее зовут и в каком отделе она работает, та сама поманила ее к себе и шепотом поведала, что Вадим Андреевич улетел на Мальдивы. Есть такие люди, которых хлебом не корми, а только дай сказать другим гадость!
В первый момент Ирина чуть не упала на холодные кафельные плитки пола, пришлось схватиться за раковину. Девица посмотрел ей в лицо и ушла, удовлетворенно хмыкнув. Ирина посмотрела на себя в зеркало и по собственным глазам поняла, что она нисколько не удивлена. Все так и должно быть. Он использовал ее и теперь бросил. Выбросил, как ненужный автобусный билет, как чек из магазина.
Тогда Ирина очнулась от сладкого гипноза, в котором пребывала все это время. Она поняла, что попала в ужасную историю. Ведь на платежке стояла ее подпись, а деньги вместо Заборска ушли неизвестно куда.
— Сначала я бросилась в банк и спросила у знакомой операционистки, не поздно ли отменить платежку. Сказала ей, что допустила ошибку в реквизитах. Но девушка ответила мне, что деньги уже ушли. Тогда я попросила ее уточнить адрес той фирмы, которая получила эти деньги, — якобы хотела связаться с ними, чтобы исправить ошибку. Но она сказала мне, что со счета той фирмы деньги тоже ушли. Куда? Она не имела права сообщать мне такие вещи, но по дружбе все же сказала, что деньги получила фирма «Микрофинанс».
— Как я и думала! — воскликнула Лена.
— Что же теперь со мной будет? — спросила Мамлеева.
— Напишите все, что вы мне рассказали. Я сохраню ваши показания в надежном месте. Это будет ваш страховой полис. Но все же какое-то время вам лучше не ходить на работу и не показываться на людях, вообще не выходить из дому, — ровным голосом сказала Лена, а про себя добавила, что непременно уволит эту дуру, причем как можно скорее. И Регина Геннадьевна по своим каналам проследит, чтобы работы бухгалтера она уж точно нигде не нашла. За такие вещи надо наказывать. И пускай радуется, что живой осталась, рано или поздно Вадим все равно бы ее пристукнул, ему свидетели не нужны.
В домах и на улицах Киева поселилось отчаяние.
Люди городские и посадские ни на что уже не надеялись, ни от кого не ждали помощи. И от кого ее ждать? Святослав в далекой Болгарии, Претич стоит за рекой и боится подойти к берегу, не то что переправиться через Днепр под печенежскими стрелами.
Посылали к Претичу гонцов, уговорить его княгининым именем на приступ пойти — да ни один гонец через печенежский лагерь не сумел пройти, всех поганые поубивали.
Что делать? Впереди только смерть — страшная, безжалостная голодная смерть…
Тогда начались в городе такие разговоры: отворить ворота, отдать печенегам старую княгиню с княжатами, авось печенеги этим удовольствуются и остальных людей оставят в покое…
— А когда вернется князь Святослав, — говорили на это другие, — как мы в глаза ему посмотрим? Как скажем, что не уберегли старую мать его и малых детушек?
— Мало ли что скажем да как посмотрим! Князь Святослав далеко, а печенеги — под стенами Киева, а Царь Голод — еще ближе, в каждом доме, в каждом животе!
Тут пришел к старому княгинину слуге Асмусу отрок-пастушок именем Неждан.
— Дяденька, — говорит, — дозволь слово сказать!
— Говори, — отвечал Асмус, — только говори дело.
— Дяденька, у моего тяти в дому жил работник-печенег, он меня выучил по-своему говорить.
— И что с того?
— Могу я через ихний лагерь пройти, могу через Днепр переплыть, дойти до Претича, передать ему весть!
Посмотрел старый Асмус на отрока, покачал седой головой: мал еще, худ совсем, в чем только душа держится! Да не на кого больше надеяться, не от кого ждать помощи…
— А что, — говорит, — дитятко, попробуй…
Дал Неждану уздечку, выпустил через тайную калитку за стену.
Пошел Неждан через печенежский лагерь. Идет, в руке уздечку держит. Как ему печенег навстречу попадется — он спрашивает по-ихнему, по-печенежски:
— Дяденька, не видал моего коня? Рыжий, а грива белая!
Печенеги отмахиваются:
— Сам ищи своего одра, у меня на это времени нет!
А если кто подобрее, иначе говорит:
— Рыжего, с белой гривой? Нет, не видел. Серого — видел, а рыжего — нет.
Так дошел Неждан до самого берега, тихонько к воде спустился, поплыл. Днепр тихий, вода не шелохнется. Неждан тоже плывет тихо. Почти до середины доплыл, когда печенеги его заметили, принялись из луков стрелять. Неждан нырнет, скроется от стрел — вынырнет на другом месте…
А тут воины Претича его заметили, сели в лодки, поплыли навстречу, доплыли, вытащили Неждана в лодку, привезли на берег.
Подошел отрок к воеводе, поклонился низко, говорит:
— Спасай Киев, воевода! Люди в крайность пришли, еще немного — и отворят ворота, сдадут город печенегам, сдадут старую княгиню и детей Святославовых!
Задумался воевода.
Заговорили его помощники:
— А что мы сделать можем? Печенегов вон какая сила, а нас — всего ничего. И мы на левом берегу. Сядем в лодки, чтобы переправиться, — печенеги нас из луков перестреляют, прежде чем мы на берег выйдем, прежде чем мечи из ножен достанем!
А другие иначе говорили:
— Надо приступ делать. Хоть княгиню с внучатами спасти, из города увести, не то Святослав вернется, спросит, как же мы их не уберегли. Не сносить нам тогда головы, да и совестно перед князем!
И правда, совестно…
Подумал воевода со своими советниками да придумал хитрость. Послал своих людей к рыбакам, кого печенеги не тронули, у кого лодки остались…
Только начал над Днепром рассвет загораться, только солнце на востоке появилось — поплыли по Днепру лодки многие, на каждой — воины копьями ощетинились, щитами оборонились, на носу каждой пика с конским хвостом, а на первой — хоругвь червленая с черным коршуном, Святослава князя знак. Солнце с востока светит, с левого берега, червленая хоругвь от солнца сияет, словно огнем горит.
Плывут по Днепру лодки неисчислимые, и на каждой трубят трубачи в медные трубы — грозно трубят: спасайтесь, печенеги, князь Святослав идет на «вы»!
А что в каждой лодке сидит где по пять человек, а где и вовсе по трое — того с берега не видно, лодки щитами загорожены, да и солнце глаза слепит.
Испугались печенеги, кричат — Святослав, Святослав идет!
На коней своих малорослых повскакали, коней пришпорили да к кибиткам своим бросились. Жены печенежские добро награбленное в кибитки прячут, детей в них загоняют, ползут кибитки прочь, обратно в степь.
Знает хан Карай, когда нужно ударить, а когда отступить.
Едет хан Карай по степи на восток, глядит на солнце глазами своими узкими, не щурится.
Подъезжает к нему черный человек на черной лошади, грек в черном куколе.
— Куда ж ты едешь, хан? — спрашивает он Карая. — Пошто отступаешь? Обещанное мне дело ты не сделал, ларец у старой княгини не взял. Да и добычи взял мало, не разграбил Киев, зря только время потратил. Не ропщут ли твои воины?
— Я знаю, когда надо ударить, а когда отступить. Киевский князь Святослав — сильный воин.
— А видел ли ты самого Святослава? Уверен ли ты, что это его ладьи плыли по Днепру?
— Напомни-ка, сколько ты мне обещал за тот ларец? Не пятьсот ли милиарисиев?
— Я тебе обещал эти деньги за ларец. Где ларец? Нет ларца, нет и денег!
— Эй, — поворачивается Карай к своим воинам, — схватите-ка этого наглеца да подвесьте его над костром! Может быть, найдутся у нас кое-какие деньги!
— Хан, разве я похож на глупого человека? — С этими словами соскользнул черный человек с седла, нырнул в высокую степную траву, как в море, и только его и видели. Бросились воины печенежские его искать — да нашли в траве только черный плащ с черным куколем. Поднял печенежский воин этот плащ, хотел на себя надеть — а из плаща выползла черная змея, ужалила печенега в руку. Охнул печенег — и повалился мертвым.
Хан Карай только головой покачал.
Чего только не увидишь в великой степи!
На следующее утро Лена решила ехать в «Микрофинанс», настала пора поговорить с ними откровенно. У нее есть что им сказать.
Лена бросила взгляд на знакомую лаконичную вывеску и вошла в офис фирмы «Микрофинанс».
В холле, как прежде, сидели озабоченные мужчины и женщины, дожидаясь своей очереди.
Не задерживаясь в дверях, Лена прошла прямиком к солидной деревянной стойке, за которой сидел молодой человек в черном похоронном костюме, как родной брат похожий на того, с которым она имела дело в прошлый визит. Но на этот раз Лена точно знала, куда пришла и чего хочет.
Подняв глаза, он обратился к ней:
— Присядьте, пожалуйста! Вас вызовут.
— Я не собираюсь сидеть, — ответила она решительно, — мне нужно поговорить с Георгием Тариеловичем.
— Присядьте… — повторил молодой человек не так уверенно, и Лена повысила голос:
— Вы плохо слышите? Я сказала вам, что не собираюсь сидеть. И не собираюсь ждать. Сообщите Георгию Тариеловичу, что я пришла и хочу с ним поговорить. Причем немедленно.
Молодой человек удивленно взглянул на нее, однако поднял трубку местного телефона и с кем-то негромко заговорил. У него было очень удобное качество — Лена, стоявшая рядом, не могла расслышать ни слова, в то время как человек на другом конце провода все прекрасно понял. По крайней мере, повесив трубку, молодой человек весьма почтительно обратился к Лене:
— Вас примут.
В дальнем конце холла появилась знакомая девушка в скромном офисном костюме, которая несмело кивнула. Вслед за ней Лена прошла в знакомый кабинет, где за письменным столом сидел лысоватый мужчина, похожий на состарившегося Гарри Поттера.
— Здравствуйте, Елена Павловна! — сказал этот человек, как и прошлый раз. — Присаживайтесь!
Лена опустилась в кресло, стоящее напротив стола.
Девушка, которая привела ее в кабинет, безмолвно удалилась.
Георгий Тариелович пристально взглянул на Лену и спросил:
— Что вас привело ко мне?
Лена, однако, ответила вопросом на вопрос:
— Вы ведь все знаете о своих клиентах, не правда ли?
— Иначе мы не смогли бы успешно вести свой бизнес.
— Почему Вадим Рыбаков обратился к вам? Зачем ему понадобились большие деньги?
Георгий Тариелович снял свои круглые очки, протер их платочком и снова водрузил на нос.
— И почему вы думаете, что я вам отвечу?
— Потому что вам совершенно не нужны неприятности.
— Неприятности не нужны никому. Но я все же не услышал ответа на свой вопрос.
Лена вспомнила свой первый визит в этот кабинет. Тогда Георгий Тариелович тоже сначала не хотел с ней разговаривать, но потом его намерения изменились…
Лена вспомнила горячее прикосновение к груди — там, где висел подаренный Марией Михайловной старинный крест, и дотронулась до этого креста.
И тут же она почувствовала теплую, дружелюбную силу, которая перелилась из креста в ее тело, в ее душу. Вместе с этой теплой силой в ее сердце перелилась уверенность в своих силах, уверенность в своей правоте.
— В прошлый раз, — заговорила она доверительно, — в прошлый раз вы говорили со мной как честный человек. Вы посоветовали мне внимательно изучить уставные документы фирмы моего мужа. И вообще быть осторожней. Я воспользовалась этим советом — и избежала очень больших неприятностей. Теперь я хочу отплатить вам той же монетой, хочу кое-что сообщить вам. Кое-что, существенное для вашей фирмы. Но для этого мне нужно получить ответ на свой вопрос.
Георгий Тариелович все еще колебался. Тогда Лена добавила:
— Вы сказали мне, что заинтересованы в хороших отношениях с владельцами крупных фирм. Думаю, что это так и есть. Так давайте от слов перейдем к делу.
Лена замолчала и снова дотронулась до креста.
И то ли ее слова, то ли незримая сила, воплощенная в кресте, подействовали на Георгия Тариеловича, но только он заговорил совсем другим голосом:
— Вадим Андреевич Рыбаков относится к группе риска. Он игрок. Среди наших клиентов таких немало, но мы всегда ждем от них неприятностей…
— Вадим — игрок? — удивленно переспросила Лена. — Вот уж никогда бы не подумала! Он совершенно не похож на заядлого картежника! Я их представляла совсем другими…
— Игрок, — кивнул ее собеседник. — Однако он играет не в карты и не на рулетке. Он играет на бирже. Это азартная игра для богатых людей. Вадим играет уже много лет, но сначала он ограничивал ставки и расплачивался из собственного кармана. Со временем своих денег ему перестало хватать, он стал воровать деньги фирмы, влезал в долги. Тогда он и стал нашим клиентом.
Не так давно он занял у нас очень большую сумму, долго не отдавал ее. Мы уже передали его дело в особый отдел, который занимается получением проблемных долгов. Но потом он все же смог с нами расплатиться…
— Он перевел вам деньги, которые наша фирма должна была перечислить на счет фабрики в Заборске.
— Теперь я это знаю, — кивнул мужчина. — Но на этом Рыбаков не остановился. Он снова проиграл большую сумму — и снова обратился к нам за кредитом…
— Не давайте ему денег! — проговорила Лена. — Он рассчитывает вернуть их, заставив меня подписать генеральную доверенность на ведение дел фирмы и продав фирму по этой доверенности. Но этому не бывать! Я никогда на это не соглашусь!
Она взяла себя в руки, понизила голос и добавила:
— На тех деньгах, что были предназначены для стекольной фабрики, я поставила крест. Но больше ничего вы от Вадима не получите, можете не сомневаться.
Георгий Тариелович очень внимательно посмотрел на нее. И столкнулся с таким же твердым и внимательным взглядом.
— Что ж, я признателен вам за такую ценную информацию, — сказал он, вставая и давая понять Лене, что их разговор окончен.
Как только Елена Лотарева покинула кабинет, Георгий Тариелович встал, поправил галстук, вышел в коридор и поднялся этажом выше. Там он без стука вошел в другой кабинет — почти такой же, как у него, но чуть больше и чуть лучше обставленный. За письменным столом черного дерева сидел седоватый мужчина средних лет.
Если бы какой-нибудь посторонний наблюдатель увидел этих двух мужчин, он, несомненно, заметил бы в них некоторое фамильное сходство. Это и неудивительно — хозяин второго кабинета приходился Георгию Тариеловичу двоюродным братом.
Впрочем, никаких посторонних наблюдателей здесь не было и быть не могло. За этим внимательно следила служба безопасности.
— Здравствуй, Георгий! — проговорил хозяин кабинета, приподнимаясь из-за стола.
— Здравствуй, Автандил!
— Садись! — Хозяин кабинета показал двоюродному брату на кожаное кресло. — С чем пришел?
— Вадим Рыбаков, — ответил Георгий и поморщился. — Похоже, на его последнем займе можно поставить крест.
— Это точно? — Автандил тоже поморщился, и их фамильное сходство стало еще заметнее.
— Точно. Ко мне приходила вдова его компаньона. Решительная женщина. Она не позволит ему продать фирму.
— Она справится с ситуацией?
— Судя по тому, что она провернула в Заборске, — справится.
— Что ж… — Автандил достал из верхнего ящика стола толстую тетрадь, перелистал ее, нашел нужную страницу и просмотрел выписанные в столбик цифры.
— Что ж… — повторил он. — В целом баланс по нему положительный. Мы на нем больше заработали, чем потеряли.
— Значительно больше, — подтвердил Георгий.
— Так что последний заем можно без большого ущерба для бизнеса отнести в раздел «убытки».
— Можно, — кивнул Георгий.
— Но, сам понимаешь, необходимо провести завершающую операцию.
— Обязательно, — согласился двоюродный брат. — Акция устрашения.
— Акция устрашения. Многие должники думают, что могут нас не бояться, потому что, устранив их, мы не получим назад свои деньги. Мы должны дать им понять, что они ошибаются. Мы сделаем это, чтобы узнали все остальные клиенты. Чтобы они поняли, что обманывать нас опасно. Опасно для жизни. Это вопрос нашей деловой репутации.
— Разумеется, — кивнул Георгий Тариелович. — Можешь мне все это не повторять, я с тобой полностью согласен. Вопрос только — кому это поручить? Я бы не хотел подключать к этой акции наших людей… нужен специалист со стороны.
— Разумеется, нужен. Есть у меня один человек на примете… хороший специалист, аккуратный и точный. А в этом случае он нам еще и скидку сделает…
Рома сел за столик и огляделся.
В этот час в ресторане было людно — сотрудники близлежащих офисов пришли на ланч. Официанты носились вокруг как угорелые.
Наконец один из них остановился перед Роминым столиком, положил меню.
— Вы будете ланч? — спросил он заученно.
— Здравствуй, Валера! — проговорил Рома.
Официант моргнул, уставился на него — и на его лице проступил почтительный восторг.
— Здравствуйте, сэнсэй! — ответил он, склонив голову.
Валера второй год занимался в секции рукопашного боя. Рома не был его учителем, его мастером — он был учителем всех его учителей. Он был живой легендой. О его подвигах рассказывали вполголоса, как о чем-то невероятном. И вот этот великий человек, эта живая легенда, сидит за столиком его ресторана, больше того — он знает его по имени!
— Я могу вам чем-то помочь, сэнсэй?
— Можешь! — благосклонно ответил Рома.
Валера замер от восторга.
Он может помочь великому человеку!
— Я сделаю для вас все, сэнсэй!
— Все не нужно, — Рома чуть заметно поморщился. — На самом деле мне нужна всего лишь кое-какая информация.
Валера почувствовал легкое разочарование — он был готов отдать жизнь, а понадобилась всего лишь информация! Но не ему решать…
— Слушаю вас, сэнсэй!
— У вас в ресторане довольно часто бывает этот человек. — Рома положил на стол листок, на котором было нарисовано длинное лицо — из тех, которые называют лошадиными.
Это лицо он нарисовал по описанию Елены. Они просидели с ней больше двух часов, пока она не сказала, что рисунок стал похож на оригинал. Толковая женщина, наблюдательная, себя в руках держит…
Валера сосредоточился.
На занятиях по рукопашному бою им часто говорили, что самое главное для бойца — это не мускулы, не мышечная масса. Да вот взять хоть этого сэнсэя, эту живую легенду — он выглядит хрупким и тщедушным. Самое главное — это реакция, самое главное — это умение замечать каждую мелочь, каждое ничтожное движение своего противника и всего окружающего мира.
А для этого нужно изгнать из своего разума все суетные, сиюминутные мысли, погасить всякое волнение, всякое беспокойство, нужно сделать свое сознание спокойным и невозмутимым, как тихое лесное озеро, которое отражает и окружающие деревья, и облака в небе, и бегущую по берегу собаку…
Вот и сейчас Валера постарался превратить свое сознание в неподвижное лесное озеро, в живое зеркало… и тут же на поверхности этого озера проступили сотни лиц — все клиенты, которые на его глазах посещали этот ресторан.
Валера перебирал эти лица, старые и молодые, смуглые и бледные, печальные и веселые, отбрасывая ненужные — и наконец нашел то, которое подходило под рисунок.
— Да, он был здесь несколько раз. Чаще всего занимал вон тот столик. Встречался с разными людьми, хотя, бывало, с одним человеком несколько раз.
— Хорошо, — кивнул Рома, — а теперь постарайся вспомнить, как он приходил и как уходил.
Валера задумался.
Он восстановил в памяти те дни, когда видел в ресторане длиннолицего клиента.
Вот его нет за столиком… и вот он уже сидит, беседуя с другим человеком. И вдруг — раз — и исчезает…
Валера не мог вспомнить, как этот человек входит или выходит из ресторана. Но как такое может быть?
Его сознание было ровным и спокойным, как лесное озеро — и вдруг на поверхности этого озера возник ответ.
— Он входил и выходил не через главный вход.
— А как?
— Вот через эту дверь, — Валера показал на дверь, задернутую плотной темно-красной портьерой. — Поэтому он и выбирал всегда этот стол — потому что он рядом с этой дверью.
— А куда ведет эта дверь?
— В подсобное помещение.
— А из него есть выход на улицу?
— Там есть окно, через которое можно выбраться во двор, а оттуда — в переулок.
— Отлично. Ты мне очень помог.
— Я рад помочь вам, сэнсэй. И с радостью сделаю все, о чем вы еще попросите.
— Хорошо. Тогда сделай еще вот что. Если ты снова увидишь этого человека… — И Рома перешел на едва слышный, свистящий шепот.
Официант внимательно выслушал его и почтительно поклонился:
— Я в точности выполню ваши инструкции, сэнсэй!
— Тогда возьми вот это… — И Рома передал ему маленький пластиковый пакетик, в котором лежала крошечная металлическая пластинка размером не больше кружка конфетти.
Худощавый человек с холодными глазами и длинным костистым лицом из тех, которые называют лошадиными, допил кофе и взглянул на экран своего смартфона. На экране был открыт сайт, где можно было купить или продать все, что угодно, от аквариумной рыбки до доспехов средневекового японского самурая. Найдя раздел «антикварная мебель», он просмотрел его…
И нашел новое сообщение.
«Срочно куплю шифоньер красного дерева конца восемнадцатого века, работы мастера Петерса».
Это сообщение значило, что у него появился новый заказчик. Точнее, не новый, а старый, уже пользовавшийся его услугами — потому что он знал его привычки и назначал встречу на восемнадцать часов в знакомом ресторане на Петроградской стороне.
Человек с лошадиным лицом слегка поморщился.
Сейчас ему не хотелось браться за новый заказ. У него было неприятное ощущение, что прежнее его дело не завершено, что остались какие-то неподчищенные концы. В такой ситуации начинать новую работу было опасно.
С другой стороны, он не мог отказать клиенту, особенно клиенту постоянному. Это непрофессионально. Клиент может обратиться к кому-то из конкурентов и будет для него потерян. Кроме того, пострадает его деловая репутация.
Нет, нужно идти на встречу и взять заказ.
— Валера, на шестом столике просят счет!
— Иду-иду! — Официант Валера нацепил на лицо дежурную улыбку и устремился к шестому столу. При этом он бросил взгляд на столик возле служебной двери — он то и дело посматривал на этот столик после визита сэнсэя, чтобы не пропустить появления того человека, чей портрет сэнсэй ему показал.
Того человека за столиком не было, там сидел в одиночестве лысый человек в дорогом черном костюме. На носу у него были круглые очки в металлической оправе, которые делали его похожим на состарившегося Гарри Поттера, на лице — выражение нетерпения и беспокойства.
Перед лысым стояла недопитая чашка кофе.
Валера положил перед клиентом с шестого стола счет и деликатно удалился. При этом он привычно бросил взгляд на столик старого Гарри Поттера…
И чуть не споткнулся от удивления.
Напротив лысого клиента сидел тот самый человек, которым интересовался сэнсэй. Человек с портрета.
Когда он успел появиться? Как сумел незамеченным пройти мимо Валеры?
Впрочем, это был не самый неотложный вопрос. Сейчас нужно было делать то, что поручил ему сэнсэй. Делать быстро и точно.
Валера свернул в коридорчик перед кухней, достал мобильный телефон и набрал тот номер, который оставил ему сэнсэй. Услышав ответ, он проговорил вполголоса:
— Нам подвезли ту рыбу, которая вас интересовала.
Проговорив условную фразу, он спрятал телефон и снова вышел в зал. Отнеся заказ на один из столов, прошел мимо того стола, который его интересовал.
Двое за этим столом вполголоса о чем-то разговаривали, причем чувствовалось, что разговор подходит к концу.
Валера скользнул за плотную портьеру и затаился в темноте.
Теперь успех дела зависел от того, верно ли он просчитал путь, которым тот подозрительный длиннолицый человек приходил и уходил из ресторана. И еще — от Валериной реакции.
Прошла минута, еще одна…
Валера уже забеспокоился.
Может быть, сегодня тот человек ушел другим путем? Может быть, он ушел через главный вход, как остальные клиенты?
Валеру подмывало выглянуть в зал и проверить, исчез тот клиент или все еще разговаривает с Гарри Поттером.
Но он преодолел этот порыв — и правильно сделал: портьера чуть заметно колыхнулась, и в коридоре появился стремительный худощавый человек.
Валера выскользнул из засады, шагнул навстречу незнакомцу и как бы нечаянно столкнулся с ним плечом. Тут же он виновато пробормотал:
— Извините… но сюда посетителям нельзя, если вы ищете туалет, то это в другом конце зала, за стойкой…
Однако незнакомец ему не ответил. Его вообще уже и след простыл, на месте Валеры другой официант мог бы подумать, что встреча в полутемном коридоре ему просто померещилась.
Другой официант — но не Валера.
Валера заранее превратил свое сознание в неподвижное лесное озеро, в котором отражался каждый предмет, каждый человек, каждое движение.
Он точно знал, что только что столкнулся с тем самым мужчиной, которого разыскивал сэнсэй. И точно знал, что успел прилепить к его пиджаку крошечную металлическую пластинку размером не больше кружочка конфетти.
Рома поднес трубку к уху и услышал шум многих голосов, гул многолюдного ресторанного зала. Затем раздался один голос — приглушенный:
— Нам привезли ту рыбу, которая вас интересовала.
Тут же из трубки понеслись короткие сигналы отбоя.
Рома положил телефон в карман и повернулся к Сергею, который сидел за рулем:
— Официант отзвонился. Киллер пришел на встречу с клиентом.
Все четверо бывших солдат сидели в синем микроавтобусе, на борту которого крупными красными буквами было написано:
«Срочное уничтожение вредных насекомых».
Сергею эта надпись казалась символичной.
Микроавтобус стоял в переулке неподалеку от ресторана, где сейчас объявился киллер. Ставить его рядом с рестораном Сергей посчитал опасным — киллер мог обратить на него внимание и не прийти на встречу.
Кроме четверых бывших однополчан, в салоне автобуса было много электронной аппаратуры, предназначенной для слежения, прослушивания и других сходных целей. Эту аппаратуру одолжил Сергею знакомый, работавший в службе безопасности крупной фирмы.
Услышав сообщение Ромы, Сергей включил зажигание и подогнал микроавтобус к тому месту, откуда хорошо просматривался служебный выход из ресторана. Остановив автобус на новом месте, он взглянул на Кутузова.
Кутузов молча кивнул, выбрался из автобуса, прошел вдоль переулка, делая вид, что просто прогуливается, наслаждаясь хорошей погодой. На самом деле он боковым зрением осматривал припаркованные в переулке машины.
Увидев старенький «Опель», неоднократно побывавший в авариях, Кутузов остановился, быстро огляделся по сторонам, достал из-за пазухи узкую металлическую линейку и, воспользовавшись этой линейкой, отжал стекло в дверце машины.
Он верно рассчитал — у «Опеля» не было сигнализации.
Открыв дверцу, Кутузов сел на водительское сиденье и приготовился к ожиданию.
На тот случай, если киллер перехитрит их и уйдет другим путем, его можно будет найти, используя маячок, который прилепил на его одежду официант.
Однако этот план не пришлось использовать: из подворотни быстрым шагом, не переходя, однако, на бег, вышел худощавый человек с лошадиным лицом. Он прошел по переулку метров пятьдесят и остановился возле неприметной темно-синей машины. Оглянувшись, киллер проверил секретку — узкую, незаметную полоску прозрачного скотча, которую он наклеил на капот машины.
Секретка была на месте. Значит, в его отсутствие никто не открывал капот и не хозяйничал в моторе.
Убедившись в этом, киллер открыл дверцу машины и сел на водительское место. Однако, прежде чем включить зажигание, он проверил еще одну секретку.
Все было в порядке. Он повернул ключ в замке зажигания, выжал сцепление и отъехал от тротуара.
И тут прямо перед ним появился старый, битый «Опель».
Избежать столкновения не удалось. К счастью, обе машины еще не набрали скорость, но у машины киллера погнулся бампер, а у «Опеля» смялось крыло.
И тут же из «Опеля» выскочил истеричный тип с повязкой на глазу и заорал:
— Ты, козел, куда смотрел? Ты вообще давно за рулем? Да ты наверняка права купил! Ты смотри, как ты мою ласточку покалечил!
Любой сторонний наблюдатель сказал бы, что водитель «Опеля» сам виноват в аварии, а может быть, и нарочно ее подстроил. Однако киллер не хотел привлекать лишнее внимание к своей особе и примирительно проговорил:
— Не шуми, давай договоримся полюбовно! Сколько ты хочешь, чтобы замять этот инцидент?
— Инцидент! — передразнил его одноглазый. — Еще слова всякие говорит нерусские! Давай двадцать тысяч — меньше я не возьму!
Киллер начал звереть от такой беспардонной наглости. Однако шум ему был ни к чему, и он процедил:
— Не наглей, парень! Вся твоя консервная банка столько не стоит! Бери две тысячи и проваливай!
— Что? Две штуки? Да ты вообще с дуба рухнул?
Пока два водителя выясняли отношения, на улице появился Том. Он шел по переулку с независимым видом, поддавая ногой жестянку из-под мятных леденцов. Поравнявшись с машиной киллера, он загнал жестянку под ее днище, после чего запустил руку в карман и нажал на кнопку дистанционного пульта.
Жестянка подпрыгнула, подброшенная освободившейся пружиной, и прилипла к днищу неприметной машины.
Том пошел дальше, насвистывая какую-то песенку, а Кутузов неожиданно успокоился и примирительно проговорил:
— Ладно, мужик, давай три тысячи — и разойдемся по-хорошему!
Киллер взглянул на него исподлобья, сунул в руку деньги и сел за руль своей машины.
Вернувшись в микроавтобус, Том сказал Сергею:
— Порядок. Бомба на месте. Через час я ее активирую.
Вадим Рыбаков вышел из офиса, прошел на стоянку и сел в свою машину.
Последние дни он чувствовал постоянное беспокойство.
Во-первых, его беспокоила Елена.
Он всегда считал ее поверхностной, недалекой женщиной, которая живет за мужем как за каменной стеной. Он не сомневался, что сможет взять ее в свои руки и заставить подписать любые документы…
И вдруг она заартачилась, показала характер…
Но это еще не самое страшное, с Еленой он как-нибудь разберется.
Хуже другое.
Тот человек, которого он нанял, чтобы решить свои проблемы, сам стал проблемой. Он требовал денег…
В принципе, его можно понять. Это законное требование, всякая работа должна быть оплачена. Тем более такая деликатная.
Но где взять деньги?
Елена выделывается, не подписывает бумаги, а без ее доверенности он не может вытащить большие деньги из фирмы.
Что делать?
Тот человек дал ему три дня.
Эти три дня истекают сегодня, а денег у него все еще нет. Тот человек очень опасен, он пригрозил Вадиму, и теперь ему придется постоянно оглядываться, проверять каждый свой шаг…
Вот, кстати, Вадим не раз видел в кино, как киллеры минируют машины своих жертв. Вдруг он заминировал его машину?
Вадим покосился на ключ в замке зажигания.
Вот сейчас он повернет этот ключ — и сработает взрывное устройство…
Вадим почувствовал, как на лбу у него выступили капли пота. Он выскочил из машины, отступил в сторону.
В это время на стоянке появился парень из технического отдела. Он собирался сесть в свою машинку — какой-то видавший виды «опелек». Вадим попытался вспомнить его имя, но не смог — Стасик? Славик? В конце концов он окликнул его, не называя имени:
— Эй, молодой человек, можно вас на минутку?
Тот обернулся, увидел владельца фирмы.
— Да, Вадим Андреевич, чем могу вам помочь?
— Что-то у меня машина не заводится, — проговорил Вадим с деланым смущением. — Вы не попробуете? Может быть, у вас рука легкая.
— Не заводится? — Парень удивленно взглянул на роскошный черный автомобиль. Чтобы такой не завелся… трудно поверить.
— Да, вот какая-то с ним ерунда…
— Ради бога! — Парень сел на водительское сиденье, поерзал на мягкой дорогой коже, протянул руку к ключу.
Вадим попятился, отступил за чей-то внедорожник.
Парень повернул ключ — и мотор ровно, сильно заурчал. И больше ничего не произошло.
— Все в порядке, Вадим Андреевич! — Парень вылез из машины, широко улыбаясь. — Отличное авто!
— Сам знаю… — вполголоса пробормотал Вадим, вяло поблагодарил парня, сел за руль.
Слава богу, все в порядке.
Он вытер пот со лба. Разве можно так впадать в панику? Это уже граничит с паранойей! Мало ли что сказал тот человек. Убивать Вадима — совершенно не в его интересах!
Парень из технического отдела сел в свою машину и уехал.
Вадим окончательно успокоился и хотел тронуться с места, как вдруг у него за спиной раздался знакомый голос:
— Принес деньги?
Вадим вздрогнул.
На лбу снова выступила испарина.
Он взглянул в зеркало заднего вида — и увидел знакомое вытянутое лицо. Тот человек. Как он сюда попал? Впрочем, это бессмысленный вопрос. Он всегда появляется совершенно неожиданно и так же неожиданно исчезает.
— Так принес? — повторил тот человек свой вопрос.
— Понимаете, у меня возникли некоторые трудности…
— Значит, не принес.
— Мне нужно еще немного времени… — мямлил Вадим. — Буквально еще один день…
— Значит, не принес… впрочем, теперь это уже не играет роли.
От его спокойного, равнодушного голоса Вадиму стало еще страшнее.
— Я же говорю вам, мне нужен всего один день! Завтра я заплачу вам сполна… я заплачу с процентами…
Он не представлял, где взять деньги — но сейчас это было не так уж важно. Важно было заговорить смерть, отложить ее хоть ненадолго, выиграть хотя бы день.
Но человек с лошадиным лицом его не слушал. Он выбросил вперед левую руку, схватил Вадима за запястье, притянул к себе. Тут же в его правой руке появился одноразовый шприц.
Вадим попытался вырвать руку — но она была зажата словно в стальных тисках.
Шприц вонзился в кожу…
В глазах у Вадима потемнело, и он перестал существовать.
Киллер аккуратно выдернул шприц, спрятал его в карман, оглядел бездыханное тело Вадима, немного поправил рукав пиджака.
Теперь никто не усомнится в том, что это был сердечный приступ. Его фирменный метод.
Киллер выбрался из машины Вадима, захлопнул дверцу и пошел прочь.
Его собственная машина стояла, разумеется, в стороне, в двух кварталах от офиса.
Машина была невзрачная, неприметная, грязно-синего цвета.
Подойдя к ней, киллер открыл дверцу, удобно устроился на переднем сиденье.
Сегодня у него был удачный день.
Он так или иначе хотел устранить Вадима — пусть все потенциальные клиенты знают, что шутки с ним плохи! Пусть знают, что не отдавать ему деньги — опасно для жизни!
Но тут его пригласили старые заказчики и поручили устранить… как бы вы думали, кого? Именно его, Вадима!
Редко случается такая удача — получить гонорар за то, что ты и так собирался сделать! Редко получается соединить приятное с полезным!
Киллер удовлетворенно улыбнулся, повернул ключ в замке зажигания…
И тут же его неприметная машина перестала быть неприметной. Она превратилась в шар бело-багрового сияния. А затем раздался оглушительный грохот взрыва — но киллер его уже не услышал.
Идет Кривуша по степи, смотрит вперед. Лицо ее черно от грязи, черно от безжалостного степного солнца. Смотрит Кривуша — нет ли впереди колодца, нет ли впереди человеческого жилья. Вспоминает Кривуша, как жила в Киеве. Хорошо ей там было, сытно кормили Кривушу в доме старой княгини, сладко поили, работа ее была нетяжелой.
Хочет Кривуша вернуться в Киев. Хочет вернуться в дом старой княгини, хочет служить княгине верой и правдой. Хочет Кривуша отдать княгине священный крест.
Хочет Кривуша вернуться в Киев — но между ней и Киевом печенеги, между ней и Киевом — черный человек на черной лошади. Как повернет Кривуша к Киеву — так видит впереди, над высокой травой, черный остроконечный куколь.
Отступает Кривуша, прячется в высокой траве, прячется в овраге, в степной балке.
А вчера, как стемнело, услышала она приближающийся вой.
Закрыла Кривуша глаза, и тот, что смотрит прямо вперед, и тот, что глядит в сторону. Закрыла оба глаза — и открыла третий глаз, тот, что видит невидимое.
Увидела степь сверху, с высоты, будто полетела над ней свободной птицей.
Бежит по степи волк. Не простой волк — черный как смоль, черный, как черная степная ночь. Бежит волк, по сторонам оглядывается. Опустит голову, обнюхает траву, ищет Кривушин след. Поднимет голову — завоет страшным голосом.
Третий глаз Кривушин видит невидимое, видит неведомое. Видит он, что не простой это волк. Это черный человек в черном плаще с куколем перекинулся волком, чтобы сподручнее ее, Кривушу, отыскать, чтобы сподручнее ее догнать, отобрать у нее княгинин крест.
Третий глаз Кривушин видит невидимое, видит неведомое. Видит он, что черный человек не пропустит Кривушу в Киев.
Даже если перекинется Кривуша красной лисицей — черным волком догонит ее черный человек, догонит и загрызет, а княгинин крест у нее отнимет.
Даже если серой вороной перекинется Кривуша — черным коршуном полетит он за ней.
Не пройти Кривуше мимо черного человека.
Если только не помогут ей степные люди — печенеги… они в степи — как у себя дома, никого не боятся. Велела ей княгиня прятать крест, чтобы не достался он печенегам — а где же его лучше спрятать, как не среди самих печенегов?
Ползет по степи печенежская орда. Ползет, как длинный толстый червяк.
Впереди — хан Карай, глаза прищурил, смотрит сквозь узкие щелочки на солнце. Черным кажется ему полдневное степное солнце.
Следом за ханом — ближние его, родичи да командиры.
Дальше — простые воины.
Еще дальше — кибитки с женами и детьми, с припасами да с добром награбленным.
В одной кибитке едет Сульгеда.
Сульгеда совсем молодая, только муж у нее — храбрый воин Кочей.
Кочей — хороший муж, Сульгеда его любит. Кочей дарит ей всякие красивые вещи, которые добывает в походах. Иногда он бьет Сульгеду, если возьмет в походе мало добычи или выпьет слишком много кумыса, но Сульгеда его все равно любит. А еще больше она любит Бахыта, своего маленького сыночка.
Хорошо жила Сульгеда до вчерашнего дня.
Но вчера утром маленький Бахыт долго не просыпался, а когда проснулся, был горячий, как печка, и тяжело дышал. Сульгеда позвала в свою кибитку старую Артыз. Артыз посмотрела на малыша и покачала головой: черный демон проник в его маленькое тело, тяжелую болезнь принес. Не выживет Бахыт.
Заплакала Сульгеда, а старуха сказала: «Что плачешь? Ты молодая, родишь еще детей».
Сульгеда все равно плакала.
Пусть у нее будут еще дети, но это будут другие дети, а она любит маленького Бахыта…
И муж ее, Кочей, будет гневаться — не уберегла глупая жена своего первенца…
Ползет кибитка по степи. Сидит Сульгеда на передке, смотрит перед собой мертвыми глазами. Маленький Бахыт лежит на кошме, еле дышит, стонет тихонько.
Вдруг увидела Сульгеда перед кибиткой незнакомую девушку.
Странная девушка, некрасивая. Волосы черные, как грива низкорослого печенежского коня, на спине горб, один глаз в сторону глядит, другой на Сульгеду. Лицо черное от грязи и от злого степного солнца. Худая — одни кости торчат.
Стоит некрасивая девушка перед кибиткой, не уходит с дороги, смотрит на Сульгеду одним глазом.
— Чего тебе надо? — спрашивает ее Сульгеда. — Уходи с дороги, не мешай!
А некрасивая девушка что-то ей говорит на непонятном языке, показывает на свой рот — видно, просит поесть.
Хотела Сульгеда ее прогнать — да пожалела, протянула кусок копченой конины.
Некрасивая девушка взяла мясо, поклонилась, стала жевать — и опять что-то заговорила, забормотала по-своему. И Сульгеда как-то поняла, что говорит эта незнакомая девушка о маленьком Бахыте. Говорит, что может ему помочь.
Не поверила Сульгеда, рассердилась. Как же так — старая Артыз не смогла, а эта дурнушка поможет?
«Помогу», — говорит девушка.
А что, если и правда поможет?
— Если поможешь — проси чего хочешь. А если не поможешь — убью. Такими словами нельзя бросаться.
И некрасивая девушка ее поняла, кивнула, закрепляя договор, соглашаясь на страшные условия.
И Сульгеда тоже кивнула, помогла некрасивой девушке залезть в кибитку. Та наклонилась над Бахытом, посмотрела на него, покачала головой. Потрогала голову малыша своими грязными руками. Сульгеда хотела ее ударить — но передумала.
А дурнушка еще что-то сказала — и выскочила из кибитки, соскочила на землю и словно сквозь землю провалилась, словно степная змея, исчезла в высокой траве.
Ну да, поняла, что не сможет помочь, и сбежала. Побоялась гнева Сульгеды.
Опустила Сульгеда голову.
Черно у нее на душе.
Бахыт уже не стонет — видно, совсем близко смерть подошла, в душу его смотрит.
Вдруг зашевелилась высокая трава сбоку от кибитки, расступилась — и снова появилась из травы та некрасивая девушка, ловко запрыгнула в кибитку. В руке у нее — пучок травы. Бледные лепестки, голубые цветочки. Улыбается некрасивая девушка, показывает свою траву, словно сокровище нашла.
Показала Сульгеде на жаровню, что на полу кибитки стояла. Сульгеда поняла — просит разжечь жаровню, нагреть воды. Сделала, как велела ей девушка.
Та заварила свою траву в горячей воде, намочила в настое тряпицу, обтерла той тряпицей лицо и шею маленького Бахыта, потом дала ему немного попить той воды. Потом села рядом с ним и стала какие-то странные слова бормотать:
— Череметь — кереметь, бронза, золото и медь… конский топот, страшный опыт, черный шепот… кровь черна, спит луна! Нечисть течет, мечет нечет!
Словно ветром степным потянуло в кибитке.
Сульгеда испугалась…
А чего ей бояться? Самое страшное — если маленький Бахыт умрет, а он и так уже в глаза смерти смотрит…
Бормочет некрасивая девушка свои странные слова, а Бахыт как будто их слушает. Дышит ровнее, спокойнее, и личико его понемногу розовеет.
Бормочет некрасивая девушка — и вот открыл глаза маленький Бахыт, нашел глазами Сульгеду и проговорил:
— Кушать!
Рассмеялась Сульгеда, подала Бахыту мех с кобыльим молоком, поддержала его голову, чтобы удобнее пить.
Бахыт пил, а некрасивая девушка сидела рядом, смотрела на него, довольная.
Сульгеда вспомнила о ней, повернулась, сказала:
— Спасибо тебе, девушка! — И спохватилась, что не знает ее имени, спросила: — Как тебя зовут?
Показала на себя — Сульгеда!
Та себя ткнула в плоскую, впалую грудь — Кривуша!
— Спасибо тебе, Кривуша! Сульгеда — твоя раба до конца своих дней! Твоя верная раба! Скажи, что я могу тебе сделать? Что могу подарить?
— Позволь мне ехать с тобой, в твоей кибитке, позволь мне греться у твоего костра. Позволь иногда съесть кусок хлеба и сушеной конины, чтобы не умереть с голоду.
— Ты для меня такое сделала, что я этого никогда не забуду. Теперь мы с тобой — сестры. Живи со мной сколько пожелаешь. Моя кибитка теперь — твоя кибитка, мой костер — твой костер.
Вечером подъехал на коне Кочей, заглянул в кибитку.
Спит маленький Бахыт на кошме, сидит рядом с ней Сульгеда, а рядом с Сульгедой — незнакомая девушка, некрасивая девушка, худая, как степной стервятник. На спине у нее горб, один глаз глядит на Кочея, другой — в сторону.
— Кто ты такая? — спросил Кочей сердито и взялся за свою плетку-камчу.
Молчит некрасивая девушка. Молчит, словно немая.
— Это сестра моя! — ответила за незнакомку Сульгеда и закрыла ее своим телом. — Она потерялась много лет назад, а теперь нашлась. Она будет жить в нашей кибитке.
Не нравится Кочею чужая некрасивая девушка. Не верит он, что она — сестра Сульгеды. Не хочет делить с ней свою кибитку. Но Сульгеда закрывает ее своим телом и глядит так, как глядит волчица, защищающая своих волчат.
А тут и маленький Бахыт проснулся, заулыбался, протянул к Кочею ручки. Свернул Кочей свою камчу, смирился. Сказал Сульгеде:
— Пускай живет!
Едет Кривуша в печенежской кибитке.
Куда-то приедет она степными тропами?
Знает Кривуша: не даст ее Сульгеда в обиду. А коли так — сбережет Кривуша княгинин крест. Сколько бы ни пришлось ей ждать. Если даже умрет в степи Кривуша — передаст перед смертью крест верному человеку, чтобы дальше его берег…
Выйдя из дома, Лена почувствовала, что очень хочет кофе.
Конечно, можно дотерпеть до офиса, там Маргарита сварит ей чашку. Но прямо на пути у нее было небольшое кафе. В конце концов, почему бы не зайти?
Лена вошла в кафе, села за свободный столик.
Приветливая официантка принесла ей чашку капучино — пышная пенка, шоколадный цветок поверху.
Лена выпила кофе, полезла в сумочку за кошельком — и тут на стол выпал какой-то картонный прямоугольник. Перевернула — и увидела цифры. Телефонный номер.
Не сразу вспомнила, откуда у нее эта карточка. Из гостиницы «Старый Заборск», нашла ее Лена под ковром в номере Олега…
Что же это за номер?
Тогда, в Заборске, она его набирала — но никто ей не ответил.
Может, сейчас еще раз попробовать?
Достала телефон, набрала номер — и почти не удивилась, когда в трубке раздался приветливый женский голос:
— Здравствуй, Лена!
— Кто вы? Откуда вы меня знаете?
— Знаешь, долго рассказывать! А можно, я к тебе за стол подсяду?
— Что? — переспросила Лена удивленно. — Так вы здесь?
Подняла голову, удивленно огляделась — и увидела, что от двери кафе идет к ней женщина. Вроде не старая, но и не молодая, красивая зрелой, мудрой красотой, какая бывает у святых на старинных иконах. Одета просто, но красиво, во все белое. Золотистые волосы светятся вокруг головы, как нимб.
Подошла, села за стол, улыбнулась.
— Кто вы? — снова спросила Лена. — Чего вы от меня хотите?
— Пришло время, — ответила незнакомка.
— Время? — удивленно переспросила Лена. — Какое время?
— Время отдать крест. Ты получила его, когда тебе была очень нужна помощь. Крест помог тебе?
— Помог, — ответила Лена, вспомнив все те случаи, когда теплая сила, исходящая от креста, уберегла ее от несчастья или помогла справиться с врагами.
— Хорошо, — улыбнулась незнакомка. — Теперь время передать его кому-то другому, кому он нужен больше.
И она протянула руку.
Лена ни секунды не колебалась: она сняла шнурок с крестом с шеи и положила его в руку незнакомки.
Незнакомка улыбнулась. И тут же Ленино сердце наполнил удивительный покой. Впервые после смерти Олега.
— Спасибо! — проговорила она — и подняла глаза.
Никого за ее столиком не было, она сидела одна.
Тогда она дотронулась до своей шеи — но шнурка с крестом тоже не было…
— Может быть, еще чашку кофе? — спросила, подойдя к ней, официантка.
— Нет, спасибо, мне пора идти!
Новый охранник вскочил и вытянулся при ее появлении.
— Проходите, Елена Павловна, с приездом вас!
— Спасибо, Алеша, — улыбнулась Елена.
Персонал нужно знать в лицо и по именам, приветствовать сдержанно, без панибратства. Она поднялась на второй этаж, прошла по коридору, кивая немногочисленным сотрудникам (у нее в фирме никто просто так по коридорам не болтается, все при деле), и открыла дверь в приемную Олега, которая теперь, как и кабинет, стала ее. «Директор Лотарева Е.П.» — было написано на табличке.
Вот так. Директор. И владелец. Точнее, единоличная владелица фирмы.
После смерти Вадима выяснилось, что по уставу фирмы, если у одного из учредителей не было прямых наследников, его доля переходит ко второму. Так Лена стала единственной хозяйкой фирмы. У Вадима не было ни жены, ни детей, ни близких родственников, адвокат Лобачевский мигом уладил дело.
Лена вошла в приемную, там Маргарита беседовала с главбухом Региной Геннадьевной.
— Елена Павловна! А мы вас завтра с утра ждали!
— Не усидела дома, — усмехнулась Лена, — сдала Славку няне — и на работу.
— Как он воспринял? — Маргарита понизила голос.
— Да как. Он ведь и раньше догадался, что с отцом что-то случилось. Дети проницательные, — вздохнула Лена. — Плакал, конечно. Но будем надеяться, что он это переживет. Я рядом, мама скоро переедет… Ой, устала с дороги, кофе хочу!
— Я мигом! — Маргарита вскочила без суетливости.
— Регина, не уходите! — Лена кивнула на кабинет. — Выпьем кофе все втроем!
Эти двое были ей самой главной поддержкой. Регина включила все старые связи, и в банке дали кредит, чтобы фирма смогла выкупить фабрику в Заборске. Маргарита дала Лене кучу советов по поводу персонала — кого уволить, кого оставить. Сергей Петухов занял должность замдиректора по безопасности фирмы, предыдущий предпочел уволиться сам. Лена не стала выяснять, работал ли он на Вадима или просто проявил непрофессионализм и халатность.
Маргарита принесла три чашки кофе, сухое печенье и тростниковый сахар.
— Ну вот, — сказала Лена, — как вы тут без меня три дня…
— Ой, Павел Иванович из Заборска приезжал! — вспомнила Маргарита. — Сам документы привез, хотел с вами повидаться, расстроился даже. И вот вам подарок оставил…
Лена открыла большую красивую коробку и остолбенела. В окно как раз заглянуло осеннее солнце и осветило большой бокал. Стекло изначально было янтарно-желтым, а при таком освещении казалось, что там, внутри бокала, бушует пламя.
— Какая прелесть… — выдохнула Лена, осторожно вытащив бокал.
Ножка была фигурная, по краю бокала шла золотая вязь.
— Это у них какой-то новый мастер появился. Совсем молодой человек, но уже такие вещи делает. Будет набор бокалов, называется «Осенний свет», а вам лично в подарок сделали такой большой…
Лена подняла бокал и посмотрела на свет. Жизнь искрилась перед ней яркими красками.
«А ведь прошло всего два месяца, как умер Олег, — подумала она, — я ничего не забыла, просто убрала эту память подальше. Я поставила точку, отомстив всем, кто виноват в его смерти. И теперь наступает другой период, период созидания…»