Наталья Александрова - Ларец графа Сен-Жермен

– Татьяна Семеновна, нельзя ли быстрее? – Анна из последних сил старалась говорить спокойно, но в голосе невольно прозвучало раздражение.

– Иду-иду, – домработница нагнулась, зашнуровывая ботинки.

Анна прикусила губу – ну, это надолго. Она взглянула на часы – время на пределе, если попадет в пробку, можно и не успеть.

– Да разве ж я не понимаю, что поезд ждать не станет, – бормотала, неловко разгибаясь, домработница, – готова я уже, готова, только сумку возьму.

Сто лет она застегивала сумку и надевала перед зеркалом жуткий малиновый берет, хотя на улице сегодня тепло и солнце светит как летом. Анна в который раз подивилась про себя – ведь не старая же тетка, а одевается как древняя старуха! Впрочем, Анну это никак не касается. Тетка неплохая, старательная, квартиру убирает чисто, а что некоторые тараканы в голове присутствуют, и довольно крупные, так если бы их не было, она бы другую работу нашла.

Наконец Татьяна Семеновна потопала к двери. Анна подхватила дорожную сумку и бросилась следом.

– Утюг я проверила… – бормотала домработница в лифте, – воду перекрыла, свет везде выключила… газ…

Анна только вздохнула и закатила глаза – какой газ? У нее же плита электрическая!

– Лишний раз проверить не мешает… – Татьяна Семеновна поджала губы.

Анна поскорее отвернулась, чтобы не сказать грубость. В конце концов, домработница не виновата, что у Анны на работе мало того что постоянный цейтнот, так еще и бесконечные форс-мажорные обстоятельства. Селиверстов сам лично звонил из Москвы, и таким злым она никогда его не слышала. «Это еще цветочки, – думала Анна, – что он, интересно, еще выскажет ей при встрече?»

Ее компания совсем недавно установила в фирме Селиверстова полный пакет всех программ по компьютерной безопасности, Селиверстов заплатил приличные деньги, и вот, не прошло и двух месяцев, как какой-то предприимчивый хакер влез в базу данных и скачал едва ли не все сведения о клиентах. Сведения были строго конфиденциальны, фирма Селиверстова занимается финансовыми консультациями, и ясно, что клиенты не хотели афишировать свои проблемы. Судя по тому, что, в общем-то, вполне вменяемый господин Селиверстов был с Анной непривычно груб, ему от клиентов досталось по первое число.

Вот поэтому Анна и сорвалась в Москву посреди дня, ведь нужно приехать и застать всех на месте. Хотя Селиверстов сказал, что никого из офиса не выпустит, пока не разберется с проблемой, хоть до ночи будут сидеть.

Лифт наконец доехал до первого этажа, Анна бросилась к выходу, но тут взгляд ее упал на почтовые ящики. Из ее семнадцатого номера торчал ворох бумаг. Опять накидали разной ерунды, ведь говорила же консьержке, чтобы не пускала в дом всех этих, с листовками! Вдруг что нужное там затеряется? У нее нет времени бегать потом по коммунальным службам, искать квитанции…

Анна подскочила к ящику и вывалила из него кучу разноцветного бумажного хлама.

– Всё на помойку! – бормотала она, наскоро перебирая листовки и рекламные буклеты. – На что только лес переводят…

– А вот, смотрите! – торжествующе закричала домработница и выхватила квитанцию на посылку.

Анна вгляделась – и верно, почтовое извещение… «На ваше имя получена посылка… извещение повторное… если в течение пяти дней посылка не будет получена…» Так-так, все понятно, очередная посылка от тети Любы.

Ее двоюродная тетка жила в Смоленской области, сильно жалела племянницу и рвалась о ней заботиться. Анне едва-едва удалось уговорить ее проявлять заботу издали.

Тетя Люба и правда хорошо к ней относилась, но в нынешних обстоятельствах никак нельзя было пускать ее к себе. Недавно тетя Люба справила юбилей – шестьдесят лет, Анна заранее послала ей нарядное платье, выкроив время для похода по магазинам.

«Как это ты угадала с размером? Сидит как влитое», – радостно причитала тетя Люба по телефону.

Анна только усмехалась – она прекрасно знала свою тетку и просто прибавила к пятьдесят второму размеру, указанному тетей Любой, еще два. Получилось в самый раз.

Платье помогло – в том самом ресторане, где справляли юбилей, тетя Люба познакомилась с очень приличным вдовцом, и теперь дело, кажется, налаживается. Однако даже в таких обстоятельствах племянницу тетя Люба не забывает и регулярно шлет ей посылки. Домашнее варенье, сушеные грибы и теплые вязаные носки.

Анна вздохнула – посылку надо обязательно получить, а то она уйдет обратно, и тогда не оберешься от тети Любы неприятностей. Она всполошится, начнет звонить, придумает себе, что Анна тяжело заболела, раз даже на почту не смогла сходить, и, чего доброго, притащится в Петербург с медом и малиной.

– Татьяна Семеновна, дорогая! – попросила Анна. – Вы не могли бы получить посылку?

– Да кто же мне выдаст? – Домработница поджала губы, ей не хотелось тащить с почты тяжеленную посылку. – Она же на ваше имя…

– А я позвоню сейчас и договорюсь… – в голосе Анны появились просительные нотки, и домработница смягчилась.

– Паспорт-то у меня с собой… на дачу позавчера ездила, так из сумки его и не выложила… у меня ведь льготный билет, а его без паспорта не продадут…

Анна уже набирала телефон почтового отделения, напечатанный на извещении. Там против обыкновения отнеслись к ней с пониманием, сказали, чтобы она написала от руки доверенность на получение посылки, и все будет в порядке.

Анна договорилась, что посылку домработница оставит у консьержки, потому что ключи от квартиры та ни за что не хотела брать.

– И не просите меня, и не уговаривайте! – отмахивалась она, когда Анна предлагала ей ключи. – Что-то у вас пропадет, а на меня подумают! Я на это не согласная!

Консьержка кивала из своей будочки – не волнуйтесь, Анна Павловна, мол, все будет в порядке, постоит у меня ваша посылочка, никуда не денется. Анна взглянула на часы, охнула и помчалась к метро – так будет надежнее, а то с этими пробками, и правда, на «Сапсан» можно опоздать.

Татьяна Семеновна осталась поболтать с консьержкой, и Анна безуспешно пыталась отогнать от себя мысли, что говорить они будут о ней. И то верно, о чем им еще разговаривать? Обсуждать жильцов и хозяев, больше и тем никаких нету. Что о ней скажет консьержка? Тихая жиличка, вечно ее дома не бывает, с работы поздно приходит, и все бегом, все бегом. Одета, конечно, хорошо, но выглядит на все свои годы, а может, и старше. Въехала к ним в дом более полугода, и всегда у нее тихо. Ни гостей, ни подруг, и мужчина никакой не ходит. Вот чего нет, того нет, одна она как перст, ни мужа, ни детей.

Это точно, станет поддакивать домработница, никого у нее нету. Она и дома-то старается не бывать, потому что дом неуютный, все равно как номер гостиничный. Занавески купила какие есть, все вздыхает, что они не подходят, а новые заказать никак не соберется. Рукой только махнет – ах, оставьте, Татьяна Семеновна, некогда мне этим заниматься совсем, работы много! Одежда, конечно, у нее дорогая, что говорить, косметики всякой в ванной навалом, а толку? Так-то она женщина интересная, ежели подкраситься да волосы уложить, так все при ней. На фигуру, конечно, худовата, да теперь так модно. Но все куда-то несется, все торопится, все слова цедит сквозь зубы, брови хмурит, какой мужчина такое потерпит? Мужики любят, чтобы женщина вокруг них увивалась, никуда не торопилась, ласковыми словами называла, ужин вкусный подавала. С этой такой номер не пройдет…

А консьержка хмыкнет понимающе, сложит губки куриной гузкой и закивает с фальшивым сочувствием, а у самой глаза заблестят от предвкушения. И, видя такой неподдельный интерес, ее собеседница наклонится низко и доверительным полушепотом сообщит ей все подробности ее, Анны, личной жизни. Домработницы всегда все знают, это еще Булгаков заметил.

Анна скрипнула зубами и осознала себя в метро. Надо же, отвлеклась и едва не проехала свою остановку.

На поезд она успела едва-едва, прибежала за пять минут до отправления. Поезд сидячий, ее место у окна. Народу в вагоне немного, так что соседнее место пустует, это очень хорошо – никто не привяжется с разговорами.

Анна выпила воды, отдышалась и откинулась на спинку кресла. Можно немного подремать. Или подумать, как строить разговор с Селиверстовым.

Но сон не шел. А вместо деловых мыслей в голове Анны возникли воспоминания о том, как примерно год назад кончилась ее личная жизнь. Да что там личная, кончилась просто жизнь.

Пропало надежное мужское плечо рядом, пропали совместные планы и мечты, пропали редкие поездки в отпуск, когда телефон отключен, и они только вдвоем, ненадолго, но одни, и никто не помешает. Пропали безмятежные воскресные утра, когда можно выпить кофе в халате и сидеть за столом долго-долго, разговаривая о пустяках, пропали нечастые свободные вечера, когда можно поваляться на диване в обнимку, читая или бездумно глядя в экран телевизора.

Ничего этого больше нет. Потому что все это можно было делать только вдвоем. А этот мужчина, дорогой, любимый, единственный… теперь его не существует.

Нет, с ним все в порядке, он жив, здоров и даже очень неплохо выглядит. Во всяком случае, ему сейчас гораздо лучше, чем ей. Еще бы, с молодой-то женой…

Анна открыла глаза, потому что ей показалось, что последнюю фразу она сказала вслух. Нет, показалось. Напротив мама воркует с ребенком, девочка хорошенькая, некапризная, улыбается всем. Рядом с Анной так никто и не сел. Это радует.

Она усмехнулась про себя – как мало осталось вещей, которые ее радуют! Радуют по-настоящему. Даже работа, работа, которая всегда была для нее едва ли не самым важным на свете, даже она перестала приносить радость.

Да уж, жизнь умеет подкидывать подлянки, в ее случае это особенно наглядно.

Как же хорошо они начинали с Вадимом! Поженились рано, Анне не было еще и двадцати шести, а знакомы были давно, еще с института. Анна тогда собралась менять работу: было далеко ездить и начальник смотрел косо, чем-то она ему не угодила. Как назло, ничего хорошего не подворачивалось, она проболталась года полтора на случайных заработках и приуныла.

Вадим много работал, и ей было скучно. Мама советовала родить, пока суд да дело, и ребеночек вырастет, но Анна решила все же сначала определиться.

Очень ей не хотелось осесть дома и думать лишь о памперсах и детском питании. Только подрастет немножко – ясли-садик, детские болезни, какая уж там работа. Потом – школа, не успеешь оглянуться – время ушло, никому ты на работе не нужна. А ей хотелось сделать карьеру. Ну и деньги не помешают.

Вадим помалкивал: у него-то с работой все было в порядке – классный программист, просто супер, такого где угодно с руками оторвут. А потом умер отец Анны. Они с мамой давно были в разводе, Анна его почти не помнит – так, встречались изредка. От отца осталось какое-то имущество – квартира, загородный дом. И вот, когда родственники разобрались с наследством, оказалось, что Анне причитаются не то что бы большие, но приличные деньги. И тут Вадим как раз поссорился со своим начальством – дураки, мол, все, строят из себя, а сами ни черта в работе не секут.

Идея пришла им в головы одновременно. Просто проснулись как-то утром, повернулись друг к другу и сказали хором: «Организуем свою фирму!»

Вадим тут же опомнился – как да что, да опасно, но Анна загорелась этой идеей и начала претворять ее в жизнь. Она оформила все бумаги, потому что Вадим категорически отказался этим заниматься. Его дело – разработки, а больше он ничего не знает. Анна не спорила, взяла все на себя. Сняла скромный офис, наняла пару-тройку сотрудников, уговорила знакомую бухгалтершу заняться оформлением отчетов. Текущим учетом занималась сама – пока болталась без работы, изучила кое-как бухгалтерское дело. Фирму назвали «Секьюри-ком», область деятельности – информационная безопасность. Антивирусная защита, антиспамовая защита, защита личных данных, защита от несанкционированного проникновения – все это они обещали своим клиентам, которых, надо сказать, пока было мало.

Анна похудела, глаза ее ввалились, она моталась по выставкам высоких технологий, посещала презентации, вывесила рекламу в Интернете, на другую у них не было пока денег.

Парочку своих разработок Вадим прихватил с последней работы, еще кое-что было у него начато, и теперь появилось время закончить. Его программы были удобны в установке и работали без перебоев. Потихоньку дела у фирмы пошли на лад.

Не все было гладко, доставали конкуренты, приставали рэкетиры, обманывали сотрудники. Анна безумно уставала – физически и морально, не высыпалась и ела наспех, появились преждевременные морщинки и несколько седых волосков, но одно она знала твердо – на своего компаньона она всегда может рассчитывать. Он не подставит, не предаст, не подведет со сроками. И если не поможет советом, то просто поддержит в трудную минуту. По плечу погладит, обнимет крепко, глядишь – и полегчает, и неприятности окажутся не такими уж серьезными.

Потому что не просто совладелец фирмы, не просто компаньон – муж. Родной и любимый. Все у них общее – работа, дом. Срослись они половинками, как сиамские близнецы.

Так прошло десять лет. Отметили день рождения фирмы, к тому времени штат вырос, офис давно уже был другой – большой и современный, красиво оформленный. Были на празднике не только сотрудники, но даже кое-кто из конкурентов. Клиенты давнишние, крупные. Дела у фирмы шли неплохо, Вадим все улучшал свои разработки, Анна успешно вела переговоры, они продавали свои программы не только в России, но и в других странах.

Нужно расширяться, поняли они с Вадимом после праздника. Организовали новый отдел – продаж и рекламы, набрали людей. И среди них – Дарью Салтыкову.

Анна сама проводила собеседование. Девушка не то что бы ей понравилась – но у нее был диплом университета и стажировка в крупной фирме. Красивая девица, видная, ну вроде не глупая. И Анна ее приняла, ничего ее не кольнуло.

Ей исполнилось тридцать семь лет, и вопрос о ребенке встал ребром. Дальше будет поздно. В конце концов, сейчас она вполне может позволить себе ненадолго отстраниться от дел фирмы, нужно наконец подумать о семье.

Анна решила пока не говорить ничего Вадиму и к врачу пошла не в их клинику, куда были приписаны все сотрудники. Еще не хватало, чтобы кто-нибудь увидел ее, выходящей из кабинета гинеколога, тут же пойдут сплетни.

Доктор была пожилая. Она долго расспрашивала Анну, причем задавала вопросы, совсем не относящиеся к ее профессии.

– Мы подождем результатов анализов, – сказала она на прощание, – но предупреждаю, все будет непросто. Я работаю много лет, и не было у меня случая, чтобы люди, прожив в браке больше десяти лет и не зачав ни разу, были абсолютно здоровы. Пока же советую вам отдохнуть. Лучше поехать куда-то одной и пожить в покое. Больше гулять, и никакой экзотики.

Анна так и сделала – уехала в санаторий на две недели. Вернувшись, нашла фирму в приличном состоянии, Вадим с коммерческим директором Мишей вполне справились. Муж выглядел энергичным, глаза блестели, исчез намечающийся животик. Анна еще порадовалась – ему полезно вылезти на некоторое время из-за компьютера.

Доктор ничего не сообщила нового. Анна была здорова, и на первый взгляд ничто не мешало зачать ребенка. Она не сказала врачу, что уже примерно год не пользуется никакими противозачаточными средствами. С другой стороны, как-то у них с мужем в последнее время все редко… дел много, она устает очень…

Анна дала себе слово в ближайшее время поговорить с Вадимом.

А потом разразился кризис. То есть он, конечно, был и раньше, но наконец проявился в их области. Заказы резко стали убывать, международные переговоры сами собой сошли на нет. Денег не хватало даже на зарплату. Пришлось сократить сотрудников и сдать половину офиса торговой фирме. С таким трудом, потом и кровью налаженное дело трещало по швам.

У Анны вылетели из головы все мысли, кроме одной – спасти фирму! Спасти любой ценой!

Вот тогда начался сущий ад. Возможно, ей так казалось, потому что прошло уже десять лет напряженной работы, и Анна за это время не то что бы расслабилась, но привыкла к мысли, что она – владелица крупной фирмы, которая твердо стоит на ногах и так далее. Теперь все могло рухнуть как карточный домик, и к физическим мучениям примешались моральные. Анна никак не могла понять, что она сделала не так.

Напрасно аналитики в Интернете уверяли ее, что кризис – вещь непредсказуемая, что потери во время него неизбежны, Анна винила себя во многом. Говорить об этом с мужем она не могла – он-то при чем? Его работа, как всегда, была безупречна. И если, не дай бог, все же с фирмой придется расстаться, он работу найдет всегда. А вот что будет с ней, с Анной? Кому нужен директор прогоревшей фирмы? А больше она ничего не умеет делать. И, как выяснится буквально на днях, с этим делом она тоже справляется плохо.

Фирма выжила, и Анна даже сейчас не хочет думать, скольких лет жизни ей это стоило. И вот, когда положение их упрочилось, и женщина слегка перевела дух, Вадим преподнес ей подарочек. В один прекрасный субботний вечер он сказал, что им надо поговорить. И снова Анну ничто не кольнуло, никакое предчувствие, как полная дура она слушала его с радостной улыбкой. Потому что настроение было все время хорошее, она была горда собой, ибо преодолела все трудности самостоятельно, Вадим ей не слишком помогал.

Муж не стал мямлить, топтаться на месте и отводить глаза. Не стал он орать и упрекать Анну во всех смертных грехах, как делают почти все неверные мужья: дескать, ты сама виновата, ты меня не понимаешь и все такое прочее.

Он твердо сказал, что полюбил другую женщину, и с этим ничего не поделаешь. У него это серьезно, он намерен в ближайшее время на ней жениться, поскольку у них будет ребенок, так что он очень просит Анну не чинить никаких препятствий их разводу.

Все случилось так быстро, что Анна не успела убрать с лица дурацкую радостную улыбку. Было такое чувство, что ее с размаху двинули кувалдой по голове.

Когда же затих шум в ушах и перестали крутиться перед глазами красные мухи, она только спросила, внезапно охрипнув, что же это такое. Кто она, эта женщина, и когда же Вадим успел?

И он, не отводя глаз, признался, что это та самая девица из рекламного отдела, Дарья Салтыкова. Анна прислушалась к себе и поняла, что она совершенно не помнит эту самую Дарью. Та проработала у них недолго, всего несколько месяцев, потом уволилась, и только сейчас до Анны дошло почему. Разумеется, Вадим настоял – еще бы, это ведь неприлично, когда хозяин фирмы крутит роман с подчиненной да еще на глазах у жены. Хотя за Анну-то можно было не беспокоиться, она в это время находилась в таком состоянии, что не разглядела бы влюбленную парочку, даже если бы они устроились у нее в приемной на диване. Сплетни она никогда не слушала, да и никому из сотрудников не пришло бы в голову с ней делиться. Анна всегда держала дистанцию, не пила с дамами кофе, не курила и не обсуждала модные тряпки.

Значит, пока она моталась, как угорелая кошка, ища заказы, умоляя кредиторов хоть немного подождать, утрясала вопросы с налоговой, администрацией, умасливая компаньонов и интригуя против конкурентов, пока она терзала себя, лежа ночами без сна, ее муж и совладелец фирмы спокойно трахал свою девку.

Анна похудела, подурнела и постарела, нервы ее натянуты, как канаты, сколько фирм лопнули, владельцы их разорились, она же выстояла, вопреки всему, и вот что получила в благодарность! Она полностью ему доверяла, она считала, что надежнее его нет у нее человека, и так оно и было много лет, но вот…

Она не смогла выдержать такой удар спокойно, она сорвалась и орала вовсе уж несусветные вещи. Вадим тоже завелся, в общем, они крупно поругались, и он ушел, хлопнув дверью.

После его ухода ей стало так плохо, что хотелось кататься по полу и выть. Впервые в жизни Анна накачалась транквилизаторами, потому что испугалась, что может что-то с собой сделать.

Наутро стало еще хуже. Анна позвонила на работу и сказалась больной. Она валялась на неубранной кровати, тупо щелкая пультом телевизора, однако для ее деятельной натуры такое времяпрепровождение было настолько нехарактерно, что хватило ее ненадолго. Позвонили с работы, что-то там у них случилось, без нее никак не могли решить, и Анна поехала туда. Только побоялась сесть за руль.

Первое, что она поняла, войдя в офис, – это то, что все всё про нее знают. Да-да, все сотрудники, начиная с коммерческого директора Миши и кончая уборщицей Алевтиной Степановной, были полностью в курсе ее семейных дел. Больше того, они знали о бурном романе Вадима с самого начала.

Они все на его стороне, поняла Анна, поэтому никто, ни одна сволочь не сообщила ей про эту шлюшку Салтыкову, никто не подсунул своевременную анонимку, никто не прислал фотографий. Еще бы, это она – вредная начальница, она распекает, увольняет и лишает премии, Вадим Андреич же – душка, свой в доску, пьет с девочками кофе, говорит комплименты теткам из бухгалтерии и обсуждает с мужчинами достоинства автомобилей.

Ну ладно, подумала она, сжав зубы, Вадиму удалось застать ее врасплох, но только один раз. Этим же гадам, ее подчиненным, она такого удовольствия не доставит.

Вадим явился к ней в кабинет через полчаса. Выглядел он тоже плоховато.

– Не здесь, – процедила Анна, почувствовав, что он пришел доругиваться, – свои личные дела мы в офисе обсуждать не будем. Работа не должна страдать.

– Вот именно, для тебя главное – чтобы не пострадала твоя драгоценная работа! – зло прошипел он. – В мире может быть любой катаклизм, хоть конец света – а тебе наплевать, лишь бы фирма уцелела! А я хочу простого человеческого счастья, детей хочу растить, на природе бывать, покоя хочу!

Насколько Анна знала жизнь, именно покоя-то теперь у него и не будет. Однако она промолчала.

– Ты даже родить не могла! – не унимался он. – Ты – пустоцвет!

Этого говорить ему не стоило. Анна посмотрела ему в глаза и ясно поняла, что с этим человеком у нее все кончено. И никогда ничего не может быть налажено. Даже если он бросит свою девку и приползет к ней, такой он ей не нужен.

О, она всегда умела вовремя принять решение! И следовать ему до конца. Упорства и твердости ей не занимать.

– Приходи вечером за вещами, – сказала она. – Там и поговорим. А сейчас мне надо работать.

Он поглядел ей в глаза и ушел, на этот раз не хлопнув дверью.

Однако работать она не смогла, просто сидела в кабинете и думала, думала…

Казалось бы, история самая банальная, муж ушел к молодой бабе. Дело, как говорится, житейское, с кем не бывает? Люди разбираются в этом соответственно своим наклонностям, каждый по-своему. Кто-то скандалит, превращая жизнь бывшего супруга в настоящий ад, кто-то выбрасывает его вещи с балкона, кто-то гордо отказывается от денег и алиментов (таких мало), кто-то нанимает опытных адвокатов, предоставляя им вести дело к обоюдной выгоде. И лишь малый процент супружеских пар расходятся полюбовно.

В их случае все было бы просто – детей нет, разменяли квартиру да и разбежались. Она, Анна, женщина самостоятельная, проживет как-нибудь. Но что делать с фирмой? Они не могут разделить ее пополам. Продать? Сейчас неподходящее время, и опять-таки, Анна-то куда денется? Выходит, она не только теряет мужа, но и фирму. А уж свою компанию она не собирается отдавать просто так, без боя.

Все это она изложила Вадиму вечером, когда он явился за вещами. Анна помогла ему собрать два больших чемодана, чтобы не таскался потом за каждой мелочью.

Трудясь на пару, они досконально обсудили вопрос с фирмой. Пока решили оставить все как есть – другого варианта у них просто не могло быть. Начинать новое дело на пустом месте у каждого не хватило бы ни сил, ни возможностей.

Они очень быстро развелись и решили вопрос с жильем. Анна въехала в скромную двухкомнатную квартирку в относительно новом доме. Вадим что-то там комбинировал, выжидал и приискивал варианты. Где они жили в данный момент, Анна понятия не имела, кажется, снимали квартиру. Отцом Вадим пока не стал, поскольку месяца через два после того, первого разговора он не вышел на работу, и когда он понадобился Анне, секретарша ляпнула, что Вадим Андреич не придет, у его жены случился выкидыш. Анна нахмурилась и в ответ получила три злорадных взгляда – секретарши, девицы из рекламного отдела и главного бухгалтера. Идя по коридору, Анна раздумывала, сумеет ли фирма пережить, если она уволит всю троицу. Выходило, что нельзя трогать только бухгалтера. И то пока, а со временем можно и ее турнуть.

Она сама удивилась, какое удовлетворение почувствовала, когда объявила секретарше об увольнении. Оставшиеся полдня та рыдала в приемной, бормоча что-то про больную маму и младшего братишку. Рекламщица уволилась сама, поняла, видно, что к чему. Главный бухгалтер при встрече заглядывала в глаза и говорила фальшивым голосом. В стране бушевал кризис, работы не найти…

В общем, сотрудники все поняли правильно, и больше никаких эксцессов не было.

Анна сосредоточилась на работе, потому что порядком запустила дела, пока продолжался развод. С Вадимом они общались только по делу, осторожно обходя в разговоре все личные темы.

Первое время Анне трудно было привыкнуть к одиночеству. Ведь они даже обедать всегда ходили вместе. Очень удобно, можно поговорить о делах, однако на самом деле, как поняла Анна, ей просто хотелось побыть вдвоем с мужем. Деловой ланч или ужин с партнерами – они всюду были вместе, Анне так было гораздо удобнее. Никто из подвыпивших соседей по столу не станет приставать, муж – вот он, рядом. Да не посторонний человек, а совладелец фирмы.

Теперь же пришлось все это свести до минимума, причем Вадим и не настаивал, он проговорился как-то, что его… эта самая Дарья, очень недовольна, когда они ходят куда-то вместе с Анной. Та только плечами пожала – это естественно.

В общем, такое двойственное положение никого не устраивало, и Анна начала переговоры с банком о получении ссуды. Она хотела все же выкупить у Вадима его долю. В конце концов, хорошего разработчика она найдет, это сейчас не такая большая проблема.

Вадим ее идею одобрил, он, как и говорил, хотел забыть прошлую жизнь и начать новую с молодой женой. Но оказалось, что эту идею сильно не одобряет его… пока еще не жена, но дело к тому шло. Анне без труда удалось выудить из него все, мужчины вообще ужасно много болтают лишнего.

Она, эта амбициозная выскочка, заявила, что не собирается замуж за простого программиста, он, дескать, представлялся ей владельцем собственной преуспевающей фирмы, а теперь хочет все отдать этой старой кошелке.

Последние два слова Вадим не посмел произнести вслух, Анна сама догадалась. Она поняла, что выкупить его долю пока не получится. Что ж, придется подождать, но к этому вопросу она еще вернется…

Женщина открыла глаза и огляделась. За окном бежали деревья и домики пригорода Москвы. Ну, надо же, вместо того, чтобы поспать, она ударилась в воспоминания. Пора бы уже перестать травить душу, ничего хорошего из этого не получится.

– Заболталась я с вами, – Татьяна Семеновна взглянула на часы, озабоченно поджала губы и покинула закуток консьержки – пусть понимает, что Татьяна ей не чета, занятая женщина, у которой каждая минута на счету.

Сперва Татьяна Семеновна направилась было к торговым рядам, но тут вспомнила, что Анна попросила ее получить на почте посылку. Вот так согласишься по доброте душевной, подумала она недовольно, и приходится тратить свое личное время, а его и так вечно не хватает… постельное белье не стирано, и окна давно пора мыть…

Задумавшись о своих многочисленных делах, Татьяна свернула в другую сторону, шагнула на мостовую…

Тут же раздался резкий скрип тормозов, остервенелый сигнал клаксона. В двух шагах от нее затормозил белый пикап, в окно выглянул смуглый дядька в надвинутой на глаза кепке и заорал:

– Куда прешь, ворона! Глаза разуй! Лезешь под колеса! Тебе, может, жить надоело, а мне из-за тебя на зону неохота!

Татьяна Семеновна отскочила назад, испуганно покосилась на злополучный пикап. Вот ведь, что бывает, если слишком много думаешь! И вправду могла попасть под колеса!

Сердце билось, как ошалелая птица в клетке, а самое неприятное – как всегда, от испуга у нее начался приступ астмы. Воздух вырывался из горла с мучительным сипением, в глазах начало темнеть. Татьяна трясущимися руками нашарила в сумке ингалятор, поднесла к губам, дважды нажала на кнопку…

Кажется, отпустило.

Дышать стало легче, пелена перед глазами расступилась.

Водитель пикапа еще доругивался, но увидел ее посиневшее лицо, плюнул и уехал – мало ли, что с ней случится, а ему придется отвечать.

Татьяна Семеновна отдышалась, дождалась зеленого света светофора и побрела по переходу.

Хоть она и разыгрывала недовольство, но шла она на почту с радостным предвкушением: там работала ее старая знакомая Лика Мартынова, с которой они несколько лет жили на одной лестничной площадке. Пять лет назад Лика съехалась с сыном, и у нее появилась постоянная тема для разговоров – сложные отношения с невесткой. Как известно, нет ничего приятнее чужих проблем, поэтому Татьяна Семеновна любила поговорить с Ликой.

Однако на почте ее ждало разочарование: вместо Лики сегодня работала какая-то молодая девчонка.

– А где Гликерия Васильевна? – осведомилась Татьяна, когда подошла ее очередь.

– А я почем знаю? – недовольно фыркнула девица и дернула плечом – видимо, отношения с Ликой у нее не сложились.

– Что вы мне суете? – процедила она, прочитав предъявленную Татьяной квитанцию. – В извещении одна фамилия, а паспорт на другую! Тут Беркутова, а тут Грибоносова!

– Да вот же доверенность, – терпеливо пояснила домработница. – Это хозяйка моя, Анна Павловна Беркутова, а это – я, Татьяна Семеновна Грибоносова… Вот видите – она доверенность на мое имя написала и позвонила на почту, ей сказали, что так можно… она на поезд опаздывала, вот и попросила меня…

– Да что вы там возитесь? – подал голос кто-то из скопившейся за Татьяной очереди.

– Олимпиада Самсоновна, – крикнула девчонка куда-то за спину. – Тут женщина с доверенностью пришла, можно ей выдать по доверенности? А то у нее извещение на одну фамилию, а паспорт на другую… и доверенность от руки написана…

Татьяна Семеновна не расслышала ответ, но он был положительным, судя по тому, что девица фыркнула, дернула плечом и недовольно проговорила:

– Ладно, заполняйте! Вот тут напишите паспортные данные…

Татьяна аккуратно заполнила квитанцию, девчонка удалилась и вскоре принесла из подсобной комнаты большую коробку в бело-синих надписях.

Татьяна запихнула коробку в красивый красно-белый пакет с рекламой французской косметики и покинула почту.

Посылка была очень тяжелая, и Татьяна вернулась к дому Анны, чтобы поскорее от нее отделаться.

За время ее отсутствия настроение у консьержки испортилось. Если Анне она клятвенно обещала оставить у себя посылку, то теперь перед Татьяной стала изображать собственную значительность.

– И чего это я должна эту посылку у себя держать? – говорила она через губу. – Мало ли, что с ней случится, а я отвечай! И вообще, откуда я знаю, что в этой посылке? Вон по телевизору каждый день предупреждают, чтобы не брали ничего у незнакомых людей! Вдруг там это… подрывное устройство?

– Это кто же тут незнакомый? – стыдила консьержку Татьяна Семеновна. – Анна Павловна живет у вас в доме!..

– Да она только полгода, как въехала!

– А меня вы сколько лет знаете? Я до Анны у Полины Захаровны убирала, а до нее – у Риммы Марковны…

В конце концов, консьержку удалось уговорить. Оставив у нее громоздкий пакет с посылкой, Татьяна Семеновна наконец добралась до торговых рядов.

Первым делом она отправилась в мясной ларек, где работала ее знакомая Лариса.

Знакомых у Татьяны было вообще очень много, иногда ей казалось, что их чуть не полгорода. Но если некоторые знакомства были скорее приятными – поговорить, обсудить погоду и цены, перемыть кому-нибудь косточки, – то знакомство с Ларисой относилось к разряду полезных: Лариса всегда откладывала для своих друзей кусочек мяса получше и подешевле. Вот и сейчас, едва Татьяна вошла в ее ларек, Лариса достала из-под прилавка увесистый сверток в черном целлофановом пакете.

– Бери, подруга, – проговорила она, протягивая сверток Татьяне. – Ласточкин хвост.

– Что? – удивленно переспросила Татьяна Семеновна. – Да разве же ласточек едят? Тем более хвосты…

– Да ну тебя! – Лариса усмехнулась. – Это говядина, такая часть туши – называется ласточкин хвост! Недорого, а если с луком потушить, очень вкусно!

Татьяна поблагодарила подругу, расплатилась и пошла дальше – за овощами к скромной киргизке Мание, а потом за сладким к двум сестрам Маше и Глаше.

Все покупки Татьяна Семеновна укладывала в большой красно-белый пакет с рекламой известной французской косметической фирмы. Таких пакетов у нее было очень много, поскольку Татьяна по пятницам мыла полы в офисе фирмы, торговавшей французской косметикой.

Сделав наконец все покупки, Татьяна в самом благополучном настроении направилась к дому. Впереди ее ждал чай с печеньем и любимый сериал.

Она уже подходила к своему подъезду, как вдруг рядом с ней остановилась большая темно-серая машина.

– Татьяна Семеновна! – окликнули ее из машины.

Женщина оглянулась.

Машина была незнакомая, и человека, который ее окликнул, она видела первый раз в жизни, а от незнакомых людей она привыкла ожидать исключительно неприятностей. Поэтому она сделала вид, что не услышала незнакомца, и прибавила шагу.

Но тут перед ней словно из-под земли появился еще один человек, такой же незнакомый, как первый, и чем-то на него неуловимо похожий. Отличали этих двоих только волосы. У первого незнакомца они были темные и коротко подстриженные, а у второго, наоборот, гораздо светлее и длинные, чуть ли не до плеч.

– Куда же вы, Татьяна Семеновна? – проговорил он укоризненно. – Вас же позвали.

– Кто позвал? Куда позвал? Главное дело – зачем позвал? – забормотала Татьяна, пытаясь обойти незнакомца. – Мне домой срочно надо, я свет в ванной комнате выключить забыла.

– Ничего, погорит еще немножко, – отозвался незнакомец и потеснил Татьяну к автомобилю. – Нам с вами нужно поговорить. Сядьте, пожалуйста, в машину.

– Я с незнакомыми людьми разговаривать не приучена, а особенно – в машины к ним садиться…

Однако незнакомец не слушал ее возражений. Он твердо ухватил перепуганную Татьяну Семеновну за локоть и втолкнул ее на заднее сиденье автомобиля. Сам он сел рядом и захлопнул дверцу.

Кроме них, в салоне был еще один человек – тот, стриженый, который первым окликнул Татьяну Семеновну. Теперь он развернулся к ней с переднего сиденья, протянул руку и схватил ее пакет.

Татьяна Семеновна вспомнила, что по телевизору неоднократно рассказывали о разгуле преступности, о том, что наркоманы и бомжи прямо на улице нападают на одиноких пенсионерок, отнимают у них сумки и даже пакеты с продуктами. Правда, эти двое незнакомцев не были похожи ни на наркоманов, ни на бомжей. Начать с того, что наркоманы и бомжи не разъезжают на собственных машинах. Но Татьяна Семеновна испугалась еще больше прежнего.

Стриженый незнакомец тем временем запустил руку в пакет Татьяны Семеновны и вытащил из нее сверток с мясом.

– Что это такое? – проговорил он брезгливо.

– Ласточкин хвост, – честно призналась домработница.

– Что? – Стриженый перегнулся к ней, схватил Татьяну Семеновну за воротник и произнес, грозно двигая желваками: – Ты надо мной издеваешься? Какой еще хвост!

Татьяна Семеновна хотела было объяснить, что ласточкин хвост – это такая часть мясной туши, вкусная и недорогая, но от страха начала задыхаться и не могла выговорить ни слова.

– Какой еще хвост?! – прошипел страшный незнакомец и встряхнул Татьяну Семеновну, как тряпичную куклу. – Куда ты ее дела? Признавайся, куда ты ее спрятала?

– О… чем… вы… – с трудом проговорила Татьяна, но и эти невразумительные слова заглушил сиплый свистящий хрип, вырывающийся из ее горла. Татьяна широко открыла рот, пытаясь вдохнуть, лицо ее начало синеть, глаза выпучились, как у лягушки.

– Ты что тут за концерт устраиваешь? – рявкнул стриженый. – Кончай придуриваться! Отвечай – куда ты его дела?

Но Татьяна Семеновна ничего не отвечала. Хриплое дыхание прервалось, она обмякла, глаза ее закатились.

– Что это с ней? – удивленно проговорил стриженый, до которого начало доходить, что женщина не разыгрывает его.

– Погоди… – растерянно отозвался его напарник, пытаясь нащупать пульс женщины, – не шуми… дай послушать… Вот черт! Кажется, она померла!..

– Как померла? С какого перепугу померла, Саморез? Я же ей еще ничего не сделал, только начал вопросы задавать…

– Черт ее знает… Тетка пожилая, может, у нее сердце… Точно померла, пульса нету! И что теперь нам делать?

– Что делать… – его напарник выругался тихонько, – куда-то ее из машины срочно деть, не раскатывать же по городу с трупом! Тут недалеко есть одно место. Езжай, Пузырь, потихоньку…

Темно-серая машина свернула в переулок, миновала два квартала и пустырь, затем углубилась в проход между домами. Потом долго ехали мимо бетонного забора, а когда свернули за угол, то оказались в чахлой рощице, куда выходили окна трехэтажного длинного дома. Место было уединенное, однако довольно чистое, не было навалено вокруг никакого мусора, даже стояли две лавочки и незасеянная еще клумба.

Поминутно оглядываясь на окна дома, парочка злоумышленников высадила труп несчастной Татьяны Семеновны на скамейку и поскорей удалилась.

Анна прошла через главный зал Московского вокзала. Возле памятника Петру Великому, как всегда, толпилась молодежь с рюкзаками, длинноволосый парень перебирал струны гитары.

В кармане куртки ожил мобильник – пришло сообщение. Анна свободной рукой достала телефон, взглянула на дисплей. Диспетчерская служба такси сообщила, что ее встречает серый «Фольксваген» номер триста пятьдесят.

Женщина спустилась по ступеням, вышла на площадь и тут же увидела нужную машину. Серый автомобиль стоял прямо напротив выхода из вокзала, и водитель уже спешил навстречу. Ее чуть заметно зацепило какое-то несоответствие, но Анна слишком устала, чтобы копаться в таких мелочах.

Она отдала водителю чемодан, опустилась на заднее сиденье и прикрыла глаза.

Она устала. Очень устала.

Командировка оказалась на редкость тяжелой, Селиверстов в принципе человек непростой, на этот раз превзошел самого себя, грозил штрафными санкциями, кричал на нее, как на безмозглую девчонку. Анне пришлось применить все свои дипломатические навыки, весь свой опыт ведения переговоров. Все те способности, благодаря которым она сумела сделать к тридцати девяти годам такую карьеру. Все те способности, которые даже Вадим вынужден признавать.

Сначала она соглашалась с Селиверстовым, поддерживала его претензии. Он удивился и сбавил тон, пытаясь понять, что Анна задумала. Потом вообще замолчал. Она воспользовалась возникшей паузой и напомнила ему о пункте семь-два договора, который включила специально для таких случаев. Когда Селиверстов задумался, чем это грозит, – выложила все карты: что сами сотрудники Селиверстова не соблюдали элементарные правила безопасности, использовали в качестве паролей имена своих собак и кошек, а такие пароли может вычислить любой технически одаренный ребенок, так что именно они несут ответственность за утечку информации, и ни о каких штрафных санкциях и речи не может идти. Селиверстов задумался, она предложила компромисс: Вася бесплатно переустановит систему, сменит все пароли, в качестве бонуса установит новейшую антиспамовую программу. Селиверстов еще немного подумал, надулся, но, в конце концов, согласился – понял, что лучше получить хоть шерсти клок, чем остаться при пиковом интересе.

Так что к концу второго рабочего дня вопрос был решен, и Анна, выжатая как лимон, едва успела на «Сапсан».

По дороге она просматривала документацию, искала слабые места в договоре, поэтому ничуть не отдохнула – и сейчас решила хоть на полчаса отключиться.

И в этот самый момент на мобильный телефон снова пришло сообщение.

Анна достала телефон – вдруг пришло что-то важное? – взглянула на дисплей…

Это было сообщение от диспетчерской службы такси.

«Вас встречает синяя «Шкода» номер двести четырнадцать».

«Что за бред? – подумала Анна. – Меня уже встретил серый «Фольксваген», я уже еду домой… никто не умеет работать! Все путают, забывают…»

Она взглянула на водителя – и перехватила в зеркале его подозрительный взгляд.

И тут она осознала, что именно удивило и насторожило ее несколько минут назад.

Водитель бросился ей навстречу, хотя она ничем не выделялась из толпы приезжих. Бросился раньше, чем она направилась к его машине.

Откуда он знал, что именно она – его пассажирка?

В тот момент она не придала этому значения, но сейчас…

Анна выглянула в окно – и еще больше насторожилась.

Они ехали вдоль Обводного канала, вовсе не в ту сторону, где находился ее дом.

– Куда мы едем? – спросила она раздраженно.

– Пробки объезжаем, – бросил водитель через плечо. – Там такие заторы, что застрянем на час, а то и больше!..

– Пробки? – переспросила Анна и бросила взгляд на часы.

Был уже двенадцатый час, в такое время пробок не бывает, хотя кто его знает, пробки – вещь непредсказуемая…

Однако расслабиться больше не удавалось, она то нервно поглядывала по сторонам, то ловила в зеркале взгляд водителя.

Напряженный, недобрый взгляд.

– Остановите машину! – потребовала Анна. – Я выйду сейчас!

– Здесь нельзя останавливаться! – процедил водитель, скосив на нее глаза.

– Что значит – нельзя?! – крикнула Анна. – Я сказала – сейчас же останови машину!

Но на этот раз водитель даже не обернулся. Вместо того чтобы остановить «Фольксваген», он прибавил скорость.

Анна вжалась в сиденье, завертела головой…

Что происходит? Куда и зачем ее везут? И самое главное – что делать?

Она вовсе не была робкой тургеневской барышней, теряющейся от любой неприятности, она умела держать удар и вела свои дела жестко и решительно – но сегодня она столкнулась с чем-то таким, перед чем ее решимость ничего не значила. На деловом языке, к которому привыкла Анна, это называлось форс-мажор – или иначе – обстоятельства непреодолимой силы.

Машина тем временем проезжала мимо автостанции неподалеку от Балтийского вокзала. Здесь даже в такой поздний час движение было оживленным, но водитель не снижал скорости. Резко вывернув руль, он обогнал черную «БМВ» с тонированными стеклами. Вдруг черная машина прибавила скорость, вильнула, подрезав «Фольксваген» и резко затормозила, прижав его к набережной канала.

Водитель «Фольксвагена» едва успел остановить свою машину и сидел, вцепившись в руль и переводя дыхание. Дверца «БМВ» распахнулась, из нее выскочил здоровенный детина кавказского вида с трехдневной черной щетиной на лице и бросился к «Фольксвагену», размахивая монтировкой и выкрикивая хриплым истерическим голосом:

– Ты кого, ка-азел, подрезал? Ты что, ка-азел, о себе думаешь? Я тебе сейчас рога-то пообломаю!

Водитель «Фольксвагена» опомнился и полез в бардачок – видимо, там у него тоже имелось какое-то средство самообороны.

Анна не стала дожидаться конца этой разборки – она воспользовалась тем, что ее «таксисту» было сейчас не до нее, открыла дверцу, выскочила из машины и припустила наутек.

На этот раз, несмотря на усталость, она побоялась останавливать автомобиль и села в подвернувшуюся маршрутку, которая довезла ее до ближайшей станции метро.

После перенесенного стресса ей хотелось как можно скорее добраться до своей квартиры. Она не любила эту квартиру, не успела к ней привыкнуть, не успела превратить ее в уютный обжитой дом, но теперь это скучное, безликое жилье казалось ей островком безопасности и покоя, ей хотелось как можно скорее попасть туда, как можно скорее оказаться в собственном, защищенном пространстве, запереть дверь, принять горячий душ, выпить чашку чая и попытаться понять, кто мог стоять за этой идиотской попыткой похищения…

Анна наконец добралась до своего дома, поднялась на четвертый этаж, достала ключи…

Руки у нее тряслись, и она не сразу попала в замочную скважину. Ключ с трудом провернулся. Это было странно и неприятно – замок новый, она, разумеется, сменила замки, когда въехала в эту квартиру. Успокоив себя тем, что ей это просто показалось, что замок в порядке, все дело в ее собственном нервном состоянии, в трясущихся руках, Анна вставила ключ во второй замок.

Этот замок вообще не был закрыт.

Она не поверила себе, нажала на ручку двери – и та открылась.

Этого не могло быть.

Анна прекрасно помнила, что, уезжая, заперла оба замка. Она еще не в маразме, не могла она оставить квартиру незапертой или запертой только на один замок.

Открыв дверь, она вошла в прихожую, включила свет…

И ахнула.

В ее доме, несомненно, кто-то побывал. И этот кто-то вовсе не пытался скрыть следы своего визита.

Голубой коврик в прихожей был отогнут, шкафчик для обуви открыт, его содержимое валялось на полу. Дверца зеркального шкафа-купе, где висела ее верхняя одежда, отодвинута, одежда сброшена с вешалок.

Анну затрясло от злости. Она угробила целый день, чтобы навести в этом шкафу порядок, а тут какая-то сволочь устроила настоящий погром!

Какая-то сволочь?

Анна догадалась, кто перевернул ее дом вверх дном. И с каждой минутой эта уверенность возрастала.

Она обошла всю квартиру.

Всюду было то же самое.

Хуже всего – на кухне: шкафчики распахнуты, их содержимое разбросано по полу. Из морозилки вынули запасы мороженых овощей, и теперь зеленая фасоль, цветная капуста и шампиньоны превратились в отвратительную подтаявшую кашу.

В спальне – ничуть не лучше: шкаф открыт и разгромлен, с кровати сдернуто постельное белье, из прикроватной тумбочки вырваны ящики, их содержимое разбросано по полу.

И в жилой комнате, которая играла в квартире роль гостиной и кабинета, был такой же разгром. С дивана сдернуты подушки, книги и компакт-диски сброшены с полок и грудой валялись на полу. Запертый на ключ ящик стола, в котором она держала документы и деньги, выломан с мясом, его содержимое перерыто, но ничего не пропало.

Заглянув в ванную комнату и убедившись, что здесь тоже похозяйничали, она вернулась на кухню, села на табуретку и схватилась за голову.

Подозрение, которое возникло у нее в самый первый момент, укрепилось и превратилось в уверенность.

В ее квартире побывали не обычные воры-домушники.

Те действовали бы аккуратно и планомерно, оставили бы как можно меньше следов, а самое главное – унесли бы все сколько-нибудь ценное, все, что можно продать. Здесь же царил дикий разгром, как будто в квартире похозяйничало стадо диких обезьян или компания разбушевавшихся пятиклассников – но при этом ничто ценное не пропало, по крайней мере, на первый взгляд. Воры не тронули ее новую шубку, не прихватили дорогой компьютер, мало того – они выломали ящик стола, но не взяли даже деньги!

Это уж совсем не похоже на квартирных воров.

Это выглядит так, как будто вор искал что-то вполне определенное. Какой-то конкретный предмет.

И Анна догадывалась, кто это был и что он искал.

Сволочь Вадим! Ну, какая же он сволочь!

Все началось примерно месяц назад. Ее бывший муженек приперся как-то к ней в кабинет и по привычке уселся на угол стола.

– Можешь нас поздравить! – сказал он, глупо улыбаясь. – В июле у нас свадьба!

– Вот как? – Анна наклонилась к столу как можно ниже, чтобы он не заметил выражения ее лица.

Чего он от нее ждет? Что она бросится ему на шею, визжа от радости? Или прижмет к груди и заплачет материнскими слезами? Зачем он ей это сказал?

– Ты пришел ко мне поделиться своей радостью? – проговорила она холодно. – Я приняла к сведению, а теперь неплохо бы нам обоим приступить к работе.

Анна очень выразительно поглядела на него. Ишь расселся на столе, как мальчишка, еще ногами болтает!

– Очень уж ты сурова! – Улыбка сбежала с его лица. – Так с людьми нельзя.

Анна промолчала, ей совершенно не хотелось вступать с ним в бесполезную перепалку. Как сделать так, чтобы он забыл дорогу в ее кабинет и приходил туда только по вызову? Раньше им обоим нравилось то, что они все время на виду друг у друга, теперь же это очень мешает.

Ему тоже не хватает их разговоров, поняла она. Он привык каждой мыслью по работе делиться с ней. Иногда забегал просто так поболтать, ему помогали такие перерывы. А теперь что ему делать, когда нужен толковый совет или просто ничего не значащий разговор? Куда ему податься? Бесконечно пить с девчонками кофе? Они уж точно ничего умного не посоветуют, к тому же Анна строго следит, чтобы кофейные посиделки не продолжались более пятнадцати минут. Разговаривать с ненормальными программерами? От этих вообще ни одного внятного слова не дождешься, к тому же своими идеями с ними делиться чревато, как бы не перехватили идейку-то…

– Вадим, – решительно сказала Анна, – если у тебя нет ко мне конкретных вопросов, то я предпочла бы…

– Мне… мне нужно с тобой поговорить! – Он спрыгнул со стола. – Ты права, на работе это сделать неудобно. Можно я зайду к тебе сегодня вечером?

– Зачем? – Анна воззрилась на него в полном изумлении.

– Это важно, – теперь он был тверд. – Я зайду после восьми, ты как раз успеешь домой вернуться.

Ну да, раньше они возвращались вместе, теперь же он сломя голову мчится к своей… к этой Дарье, а она торчит на работе допоздна. Если на то пошло, ей просто тошно сидеть одной в пустой неуютной квартире. Нужно взять себя в руки и заняться квартирой всерьез, а то в это безликое помещение и приходить-то противно. Домработница-то, конечно, довольна – убирать легко, не стоят на полочке никакие безделушки, не сидят на диване меховые игрушки, не висят на стенах фотографии.

Ага, тут же усмехнулась Анна, и что она может повесить? Их с Вадимом общие снимки, может, еще свадебные? У них все было общее – дом, поездки в отпуск, друзья…

Своих подруг у нее и в юности было маловато, а потом из-за этой круговерти они все отошли как-то на задний план. Для нее всегда главной была работа, тут Вадим прав.

Анна поморщилась – пора перестать вспоминать о нем к месту и не к месту. И за каким чертом он припрется вечером, хотелось бы знать? Она-то хотела наложить на лицо питательную маску и полежать в ванне с лавандовой пеной, расслабиться. Придется отложить.

Он пришел, как и собирался, и Анна встретила его, аккуратно одетая и с тщательно наложенным макияжем. Она и раньше-то дома распустехой не ходила, так что теперь и вовсе незачем принимать его в халате.

Он потоптался в прихожей, прошел в гостиную, огляделся с любопытством.

– Еще не обжилась… – протянул он, – как-то тут у тебя пусто.

Анна мгновенно разозлилась – она его в гости не приглашала, так какого черта!

– Послушай… – спокойно сказала она, – ты собирался поговорить со мной о деле. Ты сказал, что это важно. Так давай начинай. Извини, но чаи с тобой гонять я не буду, с этим теперь не ко мне.

Бывший муж сел на диван, тут же вскочил с него, как будто ему в пятую точку впилась пружина, прошелся по комнате, подошел к окну. Анна поняла, что он нервничает. Она тоже поднялась с кресла, чтобы не смотреть на него снизу вверх. Наконец он решился.

– Дело в том, что мы женимся, – заговорил он, и Анна четко видела, с каким трудом он выталкивает из себя слова.

– Я в курсе, – заметила она спокойно.

– Мы решили, что не будем устраивать пышную свадьбу, – продолжал он, – потому что… потому что…

«Потому что у тебя нет денег и некого пригласить», – поняла Анна.

Тратить деньги на пышную свадьбу, когда негде жить, – весьма неразумно, тем более что придется кормить и развлекать ораву малознакомых людей. Родственников у Вадима почти нету, родители умерли, друзья… друзья все были на прошлой свадьбе, возможно, кто-то и придет на эту, но таких будет, конечно, мало. Сотрудники уж точно не придут, побоятся с Анной ссориться.

Очевидно, жениху и невесте пришли в голову те же резоны. Что ж, это разумно.

– Не беспокойся, дорогой, я не обижусь, если вы меня не пригласите! – Анна не выдержала и напитала свои слова ядом.

– Я и не собирался тебе приглашать! – Он зло блеснул глазами. – Я пришел забрать у тебя кое-что!

– Что же это? – искренне удивилась Анна. – В этой квартире нет ничего твоего.

– Есть! – Он подошел ближе. – Верни мне кольцо!

– Какое кольцо? – Анна оторопела.

– Не придуривайся! – Он был сердит, и сам себя накручивал. – Бриллиантовое кольцо моей матери, фамильную вещь!

– Ах, вот ты о чем… – Анна просто не верила своим ушам. – Ты это серьезно?

Когда-то давно, когда они поженились с Вадимом, свекровь не слишком одобряла Анну. Дело тут было не в ней, как поняла Анна позже, просто свекровь не смогла примириться с тем, что ее единственный сын женился, и у него может быть своя жизнь, в которой ей, матери, отведена второстепенная роль.

Анна не стала тратить время на то, чтобы пытаться свекрови угодить или наладить с ней отношения. Жили они отдельно, тогда еще у нее была собственная комната в коммуналке, выделенная ей родителями. Не хочет свекровь с ней общаться – да ради бога, это ее проблемы, у нее, Анны, своих забот хватает.

Время незаметно летело в суете и работе, и как-то свекровь позвонила ей на мобильный и пригласила в гости. Анна удивилась, но в голосе свекрови было что-то такое, что она согласилась и пришла.

Они долго сидели вдвоем и разговаривали, свекровь все больше слушала, потом показывала фотографии маленького Вадима, а под конец назвала Анну доченькой и показала ей кольцо.

Бриллиант показался Анне огромным, само кольцо было потрясающе красивым. Три с половиной карата, сказала свекровь, вещь старинная, да Анна и сама видела. Такая восхитительная, тонкая работа, и аура подлинности, какая бывает только у старинных вещей.

Кольцо хранилось в ее семье много лет, сказала ей свекровь, и передавалось по женской линии. И теперь, добавила свекровь, когда у меня есть дочка, я хочу подарить его тебе. Береги его, девочка, потом передашь своим детям.

Анна тогда так растерялась, что даже как следует не поблагодарила свекровь. Потом налетели заботы, а через месяц свекровь положили в больницу, там она и умерла, очевидно, с самого начала все про себя знала, оттого и позвала Анну.

Анна носила кольцо редко, потому что уж больно ценная была вещь. Но берегла тщательно, и даже в самые тяжелые времена не приходило ей в голову кольцо продать или заложить.

– Ты это серьезно? – повторила Анна. – Ты хочешь, чтобы я отдала твоей… ну неважно, ты хочешь отобрать у меня кольцо и подарить ей на свадьбу?

– Оно не твое! – закричал Вадим. – Это наша семейная реликвия! Мать завещала его…

– Твоя мать ничего никому не завещала, – процедила Анна. – Она подарила кольцо мне. Собственноручно отдала, вот на этот палец надела. И велела беречь как зеницу ока. И не для того я его берегла, чтобы теперь отдать твоей стерве!

Она сдерживалась из последних сил. Ну, это надо же! Кольцо, которое принадлежало ей почти десять лет, он хочет отобрать. Может быть, ей самой с низким поклоном передать его этой… этой… Тьфу, все время в голову лезут неприличные слова! Мало того что у нее отняли мужа, и фирма, созданная с таким трудом, грозит распасться, так еще, видите ли, он захотел сделать своей шлюшке свадебный подарок за счет бывшей жены! Нет, эта зараза ничего от нее не получит.

– Нет, нет и нет! – твердо сказала Анна. – Кольцо было подарено мне, у меня и останется. А ты уж поднатужься, дорогой, и купи своей невесте обычное колечко с бриллиантом. Кредит в банке возьми, если совсем денег нету.

По тому, с какой лютой ненавистью поглядел на нее бывший муж, Анна поняла, что он уже пообещал своей невесте дорогой подарок, и теперь ему стыдно признаваться ей, что бывшая жена уперлась и кольцо не отдает.

– Ты не имеешь права! – прошипел он. – Это не твоя вещь, я ее заберу!

Он алчно оглядел гостиную и понял, надо полагать, что тут кольца нету – только мягкая мебель, да шкаф с книгами. Еще стол и стулья, кольцо положить некуда.

Вадим развернулся на пятках и бросился в спальню. Помедлив немного на пороге, он шагнул к платяному шкафу.

– Тебе не стыдно? – Анна стояла в дверях, не делая попытки его удержать.

Она знала, что кольца он не найдет. Не было у нее в спальне туалетного столика старинной работы с многочисленными ящичками, где хранились бы футляры с драгоценностями. Честно говоря, кроме кольца, у нее и ценного-то ничего не было. Ну, пара сережек, цепочки… Кольцо действительно очень дорогое, а квартира еще необжитая, замки ненадежные, сигнализации нету. Анна подумала и положила кольцо в банковскую ячейку, в которой хранила кое-какие важные документы и сколько-то валюты – мало ли, срочно понадобится.

Вадим, не отвечая, рылся в белье. Вот он запутался в бюстгальтере, чертыхнулся, злобно рванул бретельку ночной сорочки, с грохотом задвинул ящик и бросился к прикроватной тумбочке. Там валялись разные мелочи, и Вадим издал торжествующий рык, увидев простые серебряные сережки. Анна давно их не носила, хранила просто так, как память. Вадим высыпал содержимое ящика на кровать и через некоторое время разочарованно разогнулся.

– Ты не смотрел еще в холодильнике и в бачке унитаза, – с издевкой сказала Анна.

– С-сука! – прошипел он в бессильной злости. – Я все равно его достану! Непременно достану!

– Через мой труп! – сказала Анна. – Для того чтобы его получить, ты должен меня убить. Что ж, попробуй.

Он отступил, скорее всего, понял, что вряд ли сумеет ее одолеть в честной борьбе один на один. Анна была женщина крепкая, в молодости занималась спортом и до недавнего времени умудрялась захаживать в тренажерный зал.

Сгорбившись, как будто неся на плечах непосильную тяжесть, Вадим дошел до двери.

В дверях он остановился, взглянул на нее через плечо и глухо проговорил:

– Ты присвоила нашу фамильную вещь. Мама отдала кольцо тебе с условием, что ты передашь его своим детям. Но у тебя же нет детей! И никогда не будет!

– У тебя тоже нет! И неизвестно, будут ли! – бросила Анна и тут же задохнулась от его пощечины.

Он посмотрел ей в лицо и испугался – до того оно было страшно. Никогда в жизни никто не поднимал на нее руку.

– Пошел вон из моей квартиры! – прошипела Анна. – И никогда больше не смей приходить!

Вот так вот, несомненно, пока ее не было дома, эта скотина, бывший, с позволения сказать, муж пытался искать кольцо. Озверел совсем, зациклился на этой мысли! Эта стерва его небось подзуживает! Не может допустить, чтобы кольцо досталось Анне!

Женщина встала, брезгливо собрала в пакет раскисшие, полуразмороженные овощи и вынесла их из квартиры. Выбросив пакет в мусоропровод, она задумалась.

Вызвать полицию? Натравить их на Вадима?

Ну уж нет!

Она знала, каких нервов ей будет стоить общение с полицией. Будут допрашивать ее до глубокой ночи, ходить по квартире, рыться в ее вещах, в итоге ее же саму еще и обвинят во всех смертных грехах. Нет, на такое испытание у нее уже не осталось сил. Вадим, конечно, ото всего отопрется, к тому же, когда в полиции узнают, что в деле замешан бывший муж, тотчас потеряют к ней всяческий интерес. Дело, скажут, семейное, сами разбирайтесь. Нет уж, и про кольцо им знать ни к чему.

А вот поговорить с консьержкой не мешает…

Не возвращаясь в квартиру, Анна спустилась на первый этаж и подошла к окошку консьержки.

Дежурила не та женщина, что прошлый раз. Та была крашеная блондинка с фальшиво-приветливым лицом и намалеванным сердечком ртом, сейчас же из окошка выглядывала особа с огненно-рыжими волосами, похожая на огромную жабу. За ее спиной фальшивым голосом разговаривал телевизор.

– Вы что – всех подряд в дом пускаете? – Анна с ходу перешла в нападение. – У нас жилой дом или проходной двор?

– А что такое, Анна Пална? – проквакала консьержка, выпучив круглые глаза. – Что случилось?

– Что случилось? – возмущенно переспросила Анна. – Вы еще спрашиваете! Зачем вы его впустили?

– Кого – его? – В жабьих глазах вспыхнул неподдельный интерес.

– Мужа моего! – выпалила Анна. – Бывшего…

Еще не успев договорить, она уже поняла, что выболтала лишнее, что теперь консьержка разнесет сплетню по всему дому, да что там – по всему району, что теперь все консьержки, дворничихи и уборщицы в округе будут в восторге перемывать ей косточки, но ей невыносимо хотелось выплеснуть на кого-то накопившуюся в душе злость, и Анна продолжила с прежней агрессией:

– Вы не должны пускать в дом посторонних! Я буду на вас жаловаться! Я добьюсь…

– Жаловаться? – перебила ее консьержка, и на этот раз в ее голосе не осталось и следа прежней фальшивой угодливости, теперь голос стал визгливым, скандальным. – Жаловаться она будет! Сама со своим мужиком разбирайся! А я консьержка, а не охранник! Я не обязана следить за всеми, кто тут ходит! Я тебе по утрам говорю «здрасте», вот и вся моя работа! Так что жалуйся кому хочешь…

– Здрасте говоришь? – переспросила Анна, закипая. – И за это тебе должны деньги платить? А если квартиру обчистят – так ты тут ни при чем? Здорово устроилась! Сидишь тут, телевизор смотришь и задницу отращиваешь… тоже мне, работничек!

– Квартирку вашу обчистили? – Глаза консьержки загорелись, как габаритные огни машины. – Много унесли?

– Не ваше дело! – отрезала Анна, пятясь.

– А если квартирку обчистили, так это непременно нужно полицию вызывать! – затараторила консьержка и продолжила, потянувшись к телефону: – Когда квартиру обчистили, этим полиция занимается, это их работа такая, а я тут ни при чем! И вообще я только два часа как сменилась, до этого Аглая Ильинична дежурила, мы с ней по очереди дежурим два дня через два, так это, выходит, в ее дежурство вашу квартирку обнесли, а я тут вообще посторонняя!..

– Никуда не надо звонить! – остановила ее Анна. – Ничего у меня не унесли, и вообще ничего не случилось! И не лезьте не в свое дело, если вас не просят!

– Не просят? – переспросила консьержка, разочарованно поджав губы. – Сперва вы приходите ругаться, а потом говорите, что у вас ничего не случилось… не поймешь вас!

Анна не дослушала ее и вернулась в свою разоренную квартиру.

Она кое-как ликвидировала следы разгрома, немного прибрала и решила завтра же вызвать Татьяну Семеновну, чтобы та навела порядок. Правда, телефон домработницы не отвечал, но рано или поздно до нее удастся дозвониться.

Кое-как прибравшись, Анна приняла душ.

Стоя под горячими струями, она обдумывала происшествие.

От горячей воды мозги у нее встали на место, и она поняла, что сам Вадим не пошел бы на такой откровенный криминал, не вскрыл бы ее квартиру. Скорее уж это его девка, эта… как ее… Дарья. Уж очень она хотела заполучить то кольцо…

Вадим на работе не осмелился скандалить, приходил правда пару раз и просил по-хорошему, извинялся даже, но после пощечины Анна вообще старалась с ним беседовать как можно реже.

Он бы и отступился, но сам проболтался, что в дело вмешалась Дарья.

Фиг ты его получишь, в который раз подумала Анна и в который раз порадовалась, что надежно спрятала кольцо.

Усталость взяла свое, и, несмотря на все волнения минувшего дня, она заснула, едва голова коснулась подушки.

На следующий день Анна проснулась с трудом, приползла на кухню, чтобы выпить свою утреннюю чашку кофе – и только сейчас вспомнила о вчерашнем разгроме. Хотя вечером она слегка прибрала в квартире, но при дневном свете следы разгрома были отчетливо видны.

Она снова расстроилась, нашла остатки молотого кофе, заварила двойную порцию.

После кофе жить стало легче, а после контрастного душа она и вообще почувствовала себя человеком, так что на работу отправилась в приличной форме. По крайней мере, Вадим не должен увидеть на ее лице признаки капитуляции.

Спустившись на первый этаж, она бросила взгляд на каморку консьержки. За окошком сидела вчерашняя жаба. Она увлеченно разговаривала с кем-то по телефону и делала это так громко, что Анна невольно прислушалась.

– Да-да, обчистили всю квартиру! – восторженно тараторила тетка. – Одних ковров вынесли четыре штуки! И два телевизора! Каких? А, ну этих… праз… плазменных. И еще три шубы. Две норковых, одна эта… шим… шиншилловая. Что? А, ну да, конечно, драгоценности тоже унесли. Одних колец на мильон!

– Не забудьте еще про золото в слитках, – проговорила Анна, подойдя к окошку.

– А? Что? – Тетка вылупила на нее круглые глаза, прикрыла трубку рукой. – А, это вы, Анна Пална? Добренькое утречко! Как спали?

Анна не удостоила ее ответом.

На работе все было по-прежнему. Большая часть программистов еще не подтянулась, компьютерные гении встают поздно и не являются на работу раньше полудня. Соответственно и уходят с работы поздно. Вадим из солидарности с ними тоже приходит не слишком рано, хотя ему, как руководителю, стоило бы появляться с утра.

Анна с ним часто ссорилась на эту тему, но сегодня она была рада, что его нет – не хотелось сталкиваться с бывшим мужем, после вчерашнего она могла сорваться.

Она поздоровалась с секретаршей Светой, прошла в свой кабинет и стала просматривать ежедневник.

Тут Света связалась с ней по интеркому и сообщила, что с самого утра звонил руководитель Департамента безопасности фирмы «Фармамед», просил о встрече.

Анна оживилась: «Фармамед» – очень крупная и известная фармацевтическая фирма, одна из крупнейших в городе, да, пожалуй что, и в стране, заполучить такую фирму в число клиентов – мечта всякого айтишника.

– Перезвоните ему и назначьте встречу на любое удобное время, – распорядилась она. – Хотя нет… назначьте встречу на одиннадцать сорок, пусть почувствует, что я очень занята, у меня каждая минута на счету. И еще узнайте, кто он такой, как зовут и вообще все, что можно выудить из Интернета.

– Уже, – гордо сообщила Светлана. – Завалов Антон Николаевич, тысяча девятьсот семидесятого года рождения, женат, двое детей. В «Фармамеде» работает шесть лет, до этого возглавлял службу безопасности страховой компании…

– Спасибо, – Анна подумала, что Света – молодец и надо бы повысить ей зарплату. Никакого сравнения с той, прежней дурочкой, которая только и умела, что сплетничать. Света – работник неплохой, надо бы ее поощрить. Хотя… денег постоянно не хватает, и компьютерные гении вечно просят прибавки…

Полтора часа прошли незаметно за решением мелких текущих вопросов. В половине двенадцатого в кабинет без стука вошел Вадим, поздоровался и по-хозяйски сел в кресло.

– Ну, как съездила? – осведомился он деловито. – Как Селиверстов?

Прежде чем ответить, Анна внимательно, пристально вгляделась в его лицо.

Нет, никаких признаков вины в нем незаметно. Если бы он вскрыл ее квартиру и устроил там такой разгром – не смог бы смотреть ей в глаза с таким невинным видом. Значит, она права, погром в квартире – это дело рук этой маленькой сучки, его будущей женушки.

– Ты о чем задумалась? – напомнил о себе Вадим. – Удалось утихомирить Селиверстова?

С другой стороны, без его ведома Дарья бы на такое ни за что не решилась, так что он вовсе не такой белый и пушистый, каким хочет казаться…

– Да что с тобой? – проговорил Вадим, повысив голос. – Что насчет Селиверстова?

– С Селиверстовым все в порядке, я его убедила, что конфликт – не в его интересах, так что ни на каких штрафных санкциях он настаивать не будет. Я хотела поговорить с тобой о другом… – Анна испытующе посмотрела в глаза бывшему мужу.

Закончить она не успела, потому что ожил интерком, и из него донесся голос Светланы:

– Анна Павловна, к вам – господин Завалов.

– Пусть войдет! – Анна машинально поправила волосы, бросила взгляд на дверь.

– Это еще кто? – вполголоса осведомился Вадим.

– Начальник отдела безопасности фирмы «Фармамед», – так же вполголоса ответила Анна.

Вадим уважительно присвистнул:

– Круто! А я и не знал, что ты ведешь с ним переговоры!

– Ты обо мне многого не знаешь, – холодно проговорила женщина и с приветливой улыбкой повернулась к двери.

На пороге появился интересный мужчина лет сорока. Впрочем, Анна точно знала его возраст, как и многое другое. Господин Завалов был высокого роста, у него были густые темные брови и хорошие волосы цвета «перец с солью», на правой щеке – небольшой шрам, который его совершенно не портил. Само собой, на нем отлично сидел дорогой итальянский костюм. Не понравились Анне только его глаза – холодные, цепкие, слишком близко посаженные.

– Здравствуйте, Антон Николаевич! – проговорила Анна, демонстрируя одновременно и вежливость, и осведомленность. – Присаживайтесь, – она показала на гостевое кресло.

– Здравствуйте, Анна Павловна! – Завалов опустился в кресло и вопросительно взглянул на Вадима.

– Вадим Андреевич Беркутов, – представила Анна бывшего мужа, – мой компаньон.

– Беркутов? – переспросил Завалов. В его глазах промелькнуло понимание ситуации, но он оставил его при себе.

– Как я поняла, – начала Анна, – вы хотели обсудить с нами возможные варианты сотрудничества? Мы можем предложить вам самые современные системы обеспечения информационной безопасности. Разумеется, мы поставим вам самые мощные антивирусные программы, защиту от спама, защиту от незаконного проникновения и от утечки конфиденциальной информации, кроме того, такой нужный сервис, как различение человека и робота…

Она полуобернулась к Вадиму и добавила:

– Кстати, господин Беркутов – опытный компьютерщик, и, если у вас возникнут конкретные технические вопросы, он может ответить на них с полным знанием дела…

– Не сомневаюсь, – Завалов плавным, уверенным жестом остановил Анну. – Дело в том, что сам я не очень хорошо разбираюсь в технических вопросах, для этого у меня есть специалисты. Я хотел бы обсудить с вами, Анна Павловна, юридические, правовые и финансовые аспекты наших возможных взаимоотношений.

Он взглянул на часы и продолжил:

– Мы могли бы обсудить эти вопросы за ланчем. Как вы отнесетесь к тому, чтобы пообедать со мной?

– Когда? – уточнила Анна, – прямо сейчас?

– Конечно, – Завалов кивнул. – Зачем откладывать? Здесь неподалеку есть хороший итальянский ресторан.

– А… – Анна взглянула на Вадима.

– Я думаю, – возразил Завалов, – я думаю, что у Вадима Андреевича найдутся собственные дела. Правовые вопросы мы с вами вполне можем обсудить и без него.

Вадим возмущенно нахмурился, но Анна выразительно взглянула на него: такой клиент может диктовать любые условия, так что свои амбиции оставь при себе!

– Ах, ну да, у меня как раз на двенадцать назначено совещание… – проговорил Вадим, стараясь скрыть обиду.

– Вот и хорошо. – Завалов поднялся. – Пойдемте, Анна Павловна…

– С удовольствием, – она улыбнулась ему не профессионально вежливо, а просто тепло и открыто.

И увидела, что Вадим прекрасно это заметил. И что ему это очень не понравилось.

А уж это ты, голубчик, переживешь.

Итальянский ресторан назывался «Монтекки». Он был оформлен в стиле деревенской траттории где-нибудь в Умбрии, Тоскане или Ломбардии – простые деревянные стулья, столы, накрытые домоткаными льняными скатертями в крупную красно-белую клетку, нарочито грубая глиняная посуда, по стенам развешаны яркие тарелки ручной работы, связки лука и чеснока, пучки душистых трав, от которых в помещении стоял чудесный запах.

С этим запахом смешивался волнующий аромат свежеиспеченного хлеба и поджаренного на открытом огне мяса.

Эти удивительные запахи и кажущаяся простота обстановки ясно давали понять, что Анна попала в дорогое заведение.

Свободных столиков почти не было. Большую часть посетителей составляли хорошо одетые мужчины и женщины делового вида – кто-то, как Анна, проводил здесь за ланчем предварительные переговоры с заказчиками или партнерами, кто-то зашел перекусить в промежутке между совещаниями или презентациями.

Впрочем, было здесь несколько женщин того особенного типа, которых очень много в Москве, но и в Питере их можно встретить: обеспеченные, дорого одетые дамы в возрасте от тридцати до… до того возраста, который невозможно определить, не будучи экспертом-криминалистом; дамы, вовремя успевшие удачно выйти замуж и благополучно развестись и теперь озабоченные тем, как с пользой и удовольствием потратить деньги, с боем отобранные при разводе у бывшего мужа, и время, оставшееся до следующего замужества или до полной капитуляции перед надвигающейся старостью.

Анна одним взглядом оценила публику.

Такая публика говорила о том, что они пришли в дорогое и модное заведение. Убедившись в этом, она проследовала за своим спутником в дальний угол ресторана, где господин Завалов предусмотрительно заказал столик.

Завалов предупредительно отодвинул стул, чтобы Анна могла сесть, сам устроился напротив. Мимоходом женщина отметила, что он сел лицом к дверям, чтобы видеть всех входящих в ресторан. Впрочем, это ее ничуть не заботило. Она думала о том, как правильно построить разговор с потенциальным заказчиком.

Официант положил перед ними меню в обложках из нарочито потертой телячьей кожи и бесшумно удалился. Анна просмотрела меню и отметила прекрасный выбор блюд, отменную винную карту и неприлично высокие цены. В итоге она выбрала салат «Кортона» с артишоками, базиликом и домашней ветчиной и рыбу «сен-пьер» с дикими травами по-умбрийски, Завалов предпочел маринованную спаржу с каперсами и бифштекс по-флорентийски.

Официант, который, видимо, умел читать мысли, тут же возник рядом со столиком, принял заказ и удалился, теперь уже надолго.

Анна выпила минеральной воды (разумеется, итальянской, без газа) и заговорила:

– Ну что ж, Антон Николаевич… раз вы обратились в нашу фирму, значит, вы уже провели предварительный анализ рынка и знаете, что мы предоставляем своим клиентам самый большой комплекс услуг по вполне приемлемым ценам. Так что я не буду тратить свое и ваше время на саморекламу.

– Вы правы, – ответил Завалов с загадочной улыбкой. – Я провел предварительный анализ рынка. Но решающую роль в моем выборе сыграл не комплекс предоставляемых услуг и не цены…

– А что же тогда? – удивленно спросила Анна. – Хорошие отзывы наших клиентов?

– Нет, и не это. Честно говоря, я не видел никаких отзывов. Я вообще не привык полагаться на чужое мнение.

– Вы меня заинтриговали!

Завалов перегнулся через стол и тихим, доверительным голосом проговорил:

– Решающую роль в моем выборе сыграло то, что в вашей фирме – самый очаровательный директор, какого мне когда-нибудь приходилось видеть!

Анна расхохоталась:

– Вы очень любезны, Антон Николаевич, но я расцениваю это только как комплимент!

– Отчего же? – Завалов поднял брови. – Это истинная правда! Я увидел вашу фотографию на сайте фирмы, и она произвела на меня сильное впечатление. Но мы-то с вами знаем: нельзя верить фотографиям в наше время.

– Что вы имеете в виду?

– Фотошоп доступен каждому, и он может сделать из пенсионерки юную красавицу, из золушки принцессу, а из увядающей хризантемы майскую розу.

Завалов откинулся на спинку стула, откровенно разглядывая Анну, и продолжил:

– Но в вашем случае все обстоит не так. Оригинал значительно превосходит фотографию!

Анна смутилась. Если бы напротив нее сидел любой другой мужчина – она повела бы себя по настроению: или поддержала бы флирт, или поставила собеседника на место. Но Завалов был потенциальным клиентом, причем клиентом очень крупным и выгодным, поэтому ей оставалось только подыгрывать ему по принципу «чего изволите». Хотя он был интересным мужчиной, и вовсе не плохо было бы поощрить его и пообщаться с ним в неформальной обстановке. В конце концов, разве она не заслужила хотя бы один спокойный милый вечер… хотя бы один вечер после этого ужасного, просто кошмарного года. Давно пора вспомнить, что она женщина. Еще довольно молодая и из себя ничего…

Но у Анны был незыблемый принцип: с клиентами не позволять себе никогда и ничего. А то никакого бизнеса не получится, мужчины просто не будут воспринимать ее всерьез. Так что придется оставить мысли о спокойном вечере в обществе интересного мужчины и свести разговор на дела. А жаль…

В то же время у Анны было какое-то неприятное, тревожное ощущение.

Завалов откровенно разглядывал ее – но в его взгляде был не только обычный мужской интерес, а что-то еще. Он смотрел на Анну, как кот смотрит на испуганную мышь, зная, что она никуда не денется, стоит только протянуть когтистую лапу…

«Странно, – подумала Анна в следующий момент, – он довольно интересный мужчина, не бедный, достаточно влиятельный. Для такого найти новую подружку – не проблема. Причем без особых издержек и без труда. Неужели он до такой степени запал на меня, что ради моих прекрасных глаз готов пожертвовать интересами своей фирмы?»

Анна была не такого высокого мнения о собственной внешности, чтобы без раздумий принять эту версию.

Да, она не дурнушка, но все же и не красавица, не фотомодель. Она поддерживает себя в форме, следит за собой – но вокруг полно более ухоженных экземпляров. А самое главное – ей уже не двадцать лет, и даже, как ни горько это признавать, не тридцать, а мужчины в наше время словно с ума посходили – подавай им молодость, молодость, молодость… взять хоть Вадима…

Опять она вспоминает бывшего мужа к месту и не к месту! Ну когда же это кончится!

Анна постаралась отбросить эту неприятную мысль, но, должно быть, облачко все же набежало на ее лицо, потому что Завалов посмотрел на нее сочувственно и проговорил:

– Вы подумали о чем-то неприятном? Давайте забудем хоть на полчаса обо всех неприятностях, обо всех проблемах как производственных, так и личных. Пусть они останутся за дверью этого ресторана! Давайте выпьем за нас, за нас с вами!

Тут же словно из воздуха возник официант с запотевшей бутылкой в руке.

– Довольно неожиданный тост… – неуверенно проговорила Анна. – И вообще, Антон Николаевич, я не пью на деловых встречах, я вообще не пью днем…

– Ну, может быть, для меня вы сделаете исключение, – в голосе Завалова прозвучали просительные, почти умоляющие нотки. – Ради меня и ради этого чудесного вина. Это – айсвайн, австрийское вино, полученное из винограда, замороженного прямо на лозе. Это волшебное вино, не отказывайтесь!

Анна все еще колебалась, и Завалов, посмотрев на нее пристальным, настойчивым взглядом, добавил:

– Вы же хотите заключить контракт с моей фирмой? Значит, вы должны выполнить мою просьбу!

– Вы… вы всегда так настойчивы и прямолинейны? – спросила женщина, растерянно глядя на собеседника.

– Я всегда добиваюсь того, чего хочу, – ответил он, не отводя от нее взгляда.

И Анна не выдержала, она неуверенно взяла бокал за тонкую ножку, подняла его…

– За нас! – повторил Завалов, и их бокалы легко соприкоснулись, издав едва слышный мелодичный звон.

Анна поднесла бокал к губам.

Она хотела только пригубить вино – но, почувствовав его нежный цветочный аромат, не удержалась и сделала большой глоток.

Она не раз пила «ледяные вина», но никогда прежде ей не попадалось вино с таким нежным, таким восхитительным букетом. Казалось, она пьет не вино, а утреннюю росу, искристый морозный воздух, напоенный ароматом трав и цветов…

– Какое вино! – проговорила она едва слышно.

– Я же говорил вам – оно вас не разочарует! – Завалов, не отрываясь, смотрел на нее сквозь свой бокал, сквозь золотистое, мягко отсвечивающее вино.

Словно золотая линза, бокал увеличил его глаза. Анна не могла отвести от него взгляд, он словно загипнотизировал ее. Голова слегка закружилась, тело охватила приятная слабость.

«Да что же это со мной происходит, – думала женщина. – Вроде и выпила-то всего один глоток…»

Она с трудом отвела взгляд от собеседника, скосила глаза на свой бокал – и с удивлением заметила, что он пуст.

«Когда же я успела все выпить?»

Словно прочитав ее мысли, рядом с ней тут же снова возник официант и наполнил бокал.

– Нет-нет! – запротестовала Анна. – Мне больше нельзя пить! Я же еще должна работать!

– Ну, вы же – сама себе хозяйка, – мягким, бархатным голосом говорил Завалов. – Если захотите – можете вообще не возвращаться на работу… Кто вам что скажет?

«Что со мной происходит? – думала Анна. – В конце концов, я не двадцатилетняя девчонка, чтобы поплыть от пары комплиментов и от бокала вина… пусть даже и очень хорошего вина…»

Но с ней, и правда, происходило что-то странное. Голова кружилась, в ушах раздавался мягкий ровный гул, напоминающий отдаленный шум морского прибоя…

Морской прибой… как давно она его не слышала…

«Брось все, – услышала она чей-то мягкий, завораживающий, гипнотический голос. – Забудь все дела, все заботы. Забудь этот скучный, суетливый город. Плыви по воле своих желаний. Ничто, кроме этих желаний, не имеет значения…»

Чей это был голос? Завалова?

Возможно, хотя этот голос был более сильным и звучным, а главное – он раздавался сразу со всех сторон, он звучал прямо в голове у Анны, прямо в ее душе…

Морской прибой… привкус соли на губах… следы волн на песке… легкий коктейль в прибрежном баре… а самое главное – мужчина рядом, внимательный, ласковый, понимающий ее с полуслова, предупреждающий каждое ее желание…

Этот чудесный мир, этот морской берег стали вдруг удивительно реальными, словно только они существовали на самом деле, а окружающая действительность – большой северный город, дорогой престижный ресторан, деловые люди за соседними столиками, обсуждающие свои скучные дела, наоборот, отдалились, как будто их отделяло от Анны толстое стекло, сквозь которое до нее едва доносились приглушенные голоса людей и звон посуды…

«Мы, двое взрослых самостоятельных людей, понимаем, что нас тянет друг к другу, – звучал в голове у Анны тот же гипнотический голос, – отчего же мы должны прислушиваться к условностям, которые придумали ханжи? Мы должны быть вместе прямо сейчас, незачем тратить время на пустые разговоры…»

Голос звучал в ее голове все настойчивее, женщина внимала ему, не думая больше ни о чем.

И вдруг раздался другой звук – резкий, тревожный, неожиданный.

Анна обернулась на этот звук – и увидела на полу осколки разбитого бокала и официанта, с виноватым видом собирающего эти осколки и вытирающего салфеткой пролитое вино.

Звон разбитого бокала разрушил окутавшие Анну чары, как будто вместе с бокалом разбилось то толстое стекло, которое отделяло ее от реальности.

Голоса людей, звуки, запахи обрушились на нее с новой силой. Она снова отчетливо видела многолюдный ресторан, его посетителей, неловкого официанта…

Странно, раньше он вовсе не казался неловким, напротив – производил впечатление настоящего профессионала, бесшумно появляющегося, как только в нем возникает потребность, и тут же бесследно исчезающего.

Анна подняла глаза на своего спутника – и случайно перехватила взгляд Завалова, устремленный на официанта. В этом взгляде она успела прочитать раздражение… нет, больше чем раздражение – самую настоящую ненависть!..

Завалов тут же пригасил это выражение, его взгляд стал спокойным и внимательным, как будто ничего не случилось…

Но и в самом деле ничего серьезного не случилось! Подумаешь, разбился бокал!

А это выражение ненависти… да, скорее всего, Анне это просто почудилось!

– Нет-нет! – проговорила она, изо всех сил пытаясь собрать разбегающиеся мысли. – Давайте все же вернемся к тому, ради чего мы сюда пришли…

– Что вы имеете в виду?

– Разумеется, контракт на комплексное обслуживание с вашей фирмой! – Анна с трудом вспомнила цель сегодняшней встречи и по этому поводу очень собой загордилась.

Завалов, напротив, откровенно заскучал, как будто утратил интерес к их разговору, утратил интерес к самой Анне. Он взглянул на часы и озабоченным голосом проговорил:

– К сожалению, мне пора идти. У меня назначена важная встреча. Очень важная встреча.

– Но как же наш контракт? – забеспокоилась женщина.

– Контракт? – Он слегка поморщился, как от зубной боли. – Не беспокойтесь, мы еще вернемся к этой теме. Приготовьте пока типовой вариант контракта, я позвоню вам на днях.

Он подозвал официанта, расплатился, оставив щедрые чаевые, и тут же ушел, не дождавшись даже, пока Анна приведет себя в порядок и подкрасит губы.

«Странный человек, – думала она, возвращаясь на рабочее место. – Сначала обхаживал меня, как мартовский кот, потом вдруг резко потерял всякий интерес… а о контракте вообще не захотел говорить… странный человек!»

Но она-то какова! Так поплыть от пары комплиментов и нескольких мужских взглядов!

Это от одиночества, поняла Анна, уже почти год у нее не было никого, никакого мужчины. Никто не дарил ей цветов, никто не приглашал ее в ресторан просто так, посидеть, поговорить, выпить, потанцевать, были у нее только деловые ланчи. Даже от ужинов теперь она отказывается – одна не пойдешь, а спутник ее теперь с другой в рестораны ходит. Секса не было почти год, да что там, никакой мужчина по руке не погладил, в щечку не поцеловал! Оттого и готова она броситься в объятия первого попавшегося мужика, который поманит. Стыд какой!

Однако все же странно, с чего это ее так повело. И выпила-то всего один бокал, и время неподходящее…

Анна встряхнулась и приказала себе не думать об этом, впереди еще половина рабочего дня.

Впрочем, на этом странности не кончились. Когда Анна вошла в свою приемную, секретарша привстала, взглянула на нее с виноватым видом и проговорила:

– Анна Павловна, у вас в кабинете человек…

– Что? – не поняла Анна, до нее сейчас все плохо доходило.

– Я не хотела его пускать без вас, но он настаивал, сказал, что иначе ничего не получится…

– Какой человек? – с раздраженным удивлением переспросила Анна. – Что не получится?

– Понимаете, как только вы ушли… – начала оправдываться Светлана и замялась.

– Не понимаю, – с прежним раздражением проговорила Анна. – Объясните толком!

– Как только вы ушли, перестал работать телефон… а нам без телефона никак нельзя, вы же знаете… вот я и позвонила в бюро ремонта… и они сразу прислали человека, буквально через десять минут…

– Странно, – недоверчиво фыркнула Анна, подходя к двери кабинета. – Чтобы сразу прислали – никогда такого не бывало! Их обычно часами приходится ждать!

Она распахнула дверь кабинета – и застыла на пороге.

Человек в синей униформе телефонной компании рылся в ящиках ее письменного стола.

– Что здесь происходит?! – резко бросила женщина.

Незнакомец вздрогнул, задвинул ящик и выпрямился. На лице у него было выражение испуга и недовольства, как у ребенка, которого застали с открытой коробкой конфет в руках. Длинные волосы неаккуратно болтались по сторонам непримечательного лица.

– Что происходит? – грозно повторила Анна и в два шага подошла к столу.

Мужчина успел опомниться, принял вид оскорбленной невинности и проговорил:

– Как это – что происходит? Связь вам чиню! Как связь починить надо – так сразу ко мне обращаетесь, а тут вдруг голос на меня повышаете! Вы меня сами вызвали, а теперь недовольны!..

– Во-первых, вас вызывала не я, – отчеканила Анна. – А во-вторых, вас вызвали чинить связь, а не рыться в моем столе!

– А я не роюсь, я не роюсь! – зачастил связист. – У меня такого никогда не бывало, чтобы рыться!

– Нечего юлить! Я своими глазами видела!

– Я там пассатижи искал, мне пассатижи нужны… мне без пассатижей никак…

– У меня там никогда не было никаких пассатижей! А вы что – пришли без инструментов?

Мужчина замолчал, обиженно поджав губы, глаза его воровато бегали.

Анна окинула взглядом кабинет.

За время отсутствия все вещи в нем поменяли свои места, все было передвинуто, переставлено. Значит, он успел порыться не только у нее в столе…

Анна неприязненно оглядела ремонтника и проговорила не терпящим возражений тоном:

– Все, немедленно покиньте мой кабинет!

– Что значит – покиньте? – заныл мужчина. – Сами вызвали, а теперь прогоняете? Если прогоняете, то я не буду ничего чинить! Я не могу чинить при таком отношении!

– Вон! – крикнула Анна, потеряв терпение. – Я сказала – вон! Я буду звонить в вашу фирму! Я буду с ними разбираться! А для начала пусть пришлют другого человека!

– Звоните куда хотите! – Связист подхватил свой чемоданчик и удалился с обиженным видом.

Анна следом за ним вышла в приемную и раздраженно взглянула на секретаршу:

– Вы же знаете, что в мое отсутствие никого нельзя впускать! Я вам столько раз об этом говорила!

– Да, Анна Павловна… – Света покаянно опустила глаза. – Я не хотела его пускать, но он и слушать не стал… не драться же мне с ним… и потом, у нас телефон не работал, а вы же знаете, что без телефона…

И в эту секунду телефон у нее на столе зазвонил.

– Ой, – Света уставилась на аппарат, как на говорящую лягушку. – Значит, он его все же починил…

И тут дверь приемной открылась.

На пороге стоял человек в синей униформе с логотипом телефонной компании. В точно такой же униформе, как тот, которого Анна только что застала в своем кабинете.

– Телефонная компания! – проговорил связист, оглядевшись. – Что у вас тут не работает?

В первый момент Анна растерялась. Ей показалось, что вернулся тот человек, которого она только что выгнала. Тот человек, который в ее отсутствие обшарил кабинет. Но потом она поняла, что они ничуть не похожи, что этот парень моложе и привлекательнее, а ее ввела в заблуждение одинаковая синяя униформа.

– У нас все работает, – отчеканила она, отступая к двери кабинета.

– Значит, ложный вызов, – связист достал из сумки какой-то документ. – Распишитесь вот здесь.

– Ты вызывала, ты и расписывайся! – буркнула Анна. – И если что-то пропало из кабинета…

– Анна Павловна! – В голосе Светланы звенели слезы. – Но телефон, и правда, не работал!

– Значит, сама должна была с ним рядом стоять! – рявкнула женщина и подумала, что не стоит прибавлять Свете зарплату.

Никто, ну никто не умеет работать…

Но где-то в глубине точил душу неприятный червячок – что-то тут не то…

Пятница 13 октября 1307 года вошла в историю как «черная пятница».

В этот день в разных концах огромного французского королевства, в разных городах и селениях, в укрепленных замках и простых домах слуги короля Филиппа Красивого взяли под стражу несколько сотен рыцарей-тамплиеров.

Среди прочих были арестованы Жак де Моле – великий магистр ордена, и Гуго де Пейро – генеральный визитатор, второе лицо после великого магистра.

Орден тамплиеров возник на Святой земле во время Первого крестового похода, когда несколько рыцарей-крестоносцев дали обет защищать паломников-христиан от опасностей, грозящих им на землях иноверцев. По имени храма Гроба Господнего рыцари нового ордена стали называться храмовниками, или тамплиерами.

Через тридцать лет орден стал многочисленным и могущественным, его отделения и приораты появились во Франции и Испании, в Португалии и Англии, в Бургундии и Лотарингии, в немецких княжествах, на Кипре и на Мальте. Тамплиеры теперь занимались не только охраной паломников, но и многими другими делами. Они оказывали военную и финансовую помощь маленьким государствам, созданным в Святой земле крестоносцами, строили христианские храмы, раздавали от имени ордена щедрую милостыню. Когда же христианские государства, основанные крестоносцами в Палестине и Сирии, пали под ударами сарацин, и тамплиерам пришлось покинуть таинственный Восток, орден занялся другим, более прибыльным делом.

Пользуясь тем, что их отделения разбросаны по всем уголкам христианского мира, тамплиеры взяли на себя международные денежные расчеты. Если прежде купцу, который отправлялся из Англии на Кипр или из Португалии в Бургундию, приходилось везти с собой полные сундуки золота, рискуя быть ограбленным или убитым в дороге, теперь ему достаточно было посетить одно из отделений ордена тамплиеров и, отдав рыцарям свое золото, получить от них взамен расписку. С этой распиской он мог прийти в другое отделение ордена на другом конце христианского мира, и тамплиеры взамен расписки выдавали ему из своих сокровищ нужное количество звонких монет. Таким образом, рыцари храма впервые придумали идею безналичных денег и банковских чеков, предвосхитив развитие банковской системы. Конечно, тамплиеры брали за свои услуги немалый процент – но все равно это было куда удобнее и безопаснее, чем путешествовать через опасные и незнакомые земли с наличными деньгами.

Искусство храмовников в денежных делах было так велико, что французский король назначил казначея ордена министром финансов Франции – и казна королевства при этом министре не пустовала.

Как и положено истинным христианам, на заработанные деньги тамплиеры занимались щедрой благотворительностью и строили по всей Европе церкви и соборы. Именно архитекторы ордена Храма заложили основу готической архитектуры, и только за сто лет на деньги ордена было построено более восьмидесяти готических соборов, поражавших современников своей красотой и величием.

Кроме того, тамплиеры предоставляли кредиты всем нуждающимся – от простых земледельцев и купцов до знатных баронов и даже королей христианской Европы.

Собственно, это их и погубило.

Самый могущественный из тогдашних монархов, король Франции и Наварры Филипп IV, часто обращался к рыцарям Храма за деньгами. Тамплиеры ему не отказывали, и вскоре его долг достиг огромной суммы в полмиллиона ливров. А когда Филипп с необыкновенным размахом отпраздновал свадьбу своего младшего сына, ему пришлось занять у ордена еще двести тысяч.

В какой-то момент король понял, что проще разделаться с тамплиерами, чем вернуть им долг.

Папа Климент поначалу не соглашался уничтожить богатый и влиятельный орден, но французский король сумел убедить его, что тамплиеры приносят католической церкви больше неприятностей, чем пользы. В конце концов, папа, который понимал, что негоже ссориться с самым могущественным монархом католического мира, согласился пожертвовать высокомерными храмовниками.

Вечером Анна возвращалась с работы до того усталая, что долго не могла попасть электронным ключом в таблетку домофона. Наконец дверь открылась. Женщина прошла мимо каморки консьержки, и тут ее окликнули:

– Анна Пална!

– Что еще? – отозвалась она невежливо.

Ей не хотелось ни с кем разговаривать, хотелось скорее оказаться в своей квартире, принять горячий душ, а главное – остаться одной…

Тем не менее она оглянулась.

Из окошечка выглядывала консьержка – не та рыжеволосая мегера, с которой Анна накануне поругалась, а крашеная блондинка с губами сердечком, приятельница домработницы. Анна даже вспомнила, как ее зовут – Аглая Ильинична.

– Да, Аглая Ильинична? – Анна вымученно улыбнулась. – Вы что-то хотели?

– Да уж, – отозвалась та, нисколько не оценив вежливость Анны. – Вы посылочку-то свою заберите. Она у меня под ногами мешается.

– Посылочку? – недоуменно переспросила женщина. – Какую посылочку?

– Как это какую? – Консьержка нахмурилась. – Которую Татьяна Семеновна принесла. Я согласилась, чтобы она у меня постояла, так уже третий день пошел, а вы все не забираете. А она здесь стоит, все ноги уже об нее отбила. У меня и так комнатка маленькая, повернуться негде, а тут еще эта посылка…

– Ах, посылка! – Анна наконец вспомнила, что перед отъездом в Москву вытащила из почтового ящика извещение, попросила домработницу зайти на почту, а консьержка – вот эта самая – согласилась оставить посылку у себя… ах, как нехорошо получилось! Она совершенно забыла про эту чертову посылку, а тетя Люба небось удивляется, что она не звонит ей с благодарностями…

– Да, извините, Аглая Ильинична, – проговорила Анна, – я хотела забрать, но тут была ваша сменщица…

Она взяла тяжелый пакет, еще раз поблагодарила консьержку и поднялась к себе. Пакет с посылкой поставила в кладовку – разбирать теткины дары сейчас не было ни сил, ни желания.

Однако она недооценила свою тетю.

Не успела Анна принять душ и высушить волосы, как в прихожей зазвонил телефон.

Большинство деловых и прочих знакомых звонили Анне по мобильному, и женщина подумала, что звонок вряд ли важный, и на него можно не отвечать. Но телефон все звонил и звонил, как будто испытывал ее терпение.

В конце концов, Анна не выдержала. Чертыхаясь, она обернула голову полотенцем и побрела в прихожую.

– Анюта, – раздался в трубке жизнерадостно-озабоченный теткин голос, – ты что так долго к телефону не подходила? Ты уже спать легла? Я тебя не разбудила?

– Нет, тетя Люба, – отозвалась Анна, – Я в ванной была… я вообще-то действительно хотела лечь пораньше…

– В ванной? – переспросила тетка. – Ты накинь что-нибудь, а то у тебя вечно сквозняки…

Судя по такому предисловию, тетка настроилась на продолжительный разговор.

– Да, тетя Люба, – отозвалась Анна, – непременно. Как ваше здоровье?

Анна тетку любила, но разговаривать с ней по телефону было непросто – тетка была очень многословна и все время перескакивала с темы на тему, так что Анна не поспевала за ходом ее мыслей. С некоторых пор, в целях экономии нервных клеток, она стала разговаривать с теткой, как Винни Пух разговаривал с Совой – поочередно отвечая «Да-да, конечно» и «Нет-нет, ни в коем случае», точнее «Да, тетя Люба» и «Нет, тетя Люба».

– Здоровье? – фыркнула тетка, – Слава богу, все хорошо. А ты посылочку мою получила?

– Да, тетя Люба! – Анна воздела глаза к потолку, хотя этого никто не видел, – получила, конечно.

– А то ты не звонишь и не звонишь, я уж думала – мало ли, посылочка на почте затерялась… ты же знаешь, как сейчас почта работает! Раньше письмо дня три шло, а сейчас хорошо, если две недели!.. Вот соседка моя на той неделе письмо получила от свекрови бывшей из Конотопа. Свекровь это письмо в прошлом году отправила, после уж умерла, соседка к ней на похороны съездила, а письмо только теперь пришло…

– Нет, тетя Люба, – заверила ее Анна, – все в порядке, получила вашу посылку. Просто я в Москву по работе уезжала, вот не сразу ее забрала…

– По работе? Ты, Анюта, слишком много работаешь, так нельзя! – авторитетно проговорила тетка. – Нужно отдыхать и питаться хорошо. Главное – витамины! Вот я тебе варенье прислала черносмородиновое, оно очень полезное, в нем сплошные витамины. Тут по телевизору профессор один выступал, из Москвы кстати, сразу видно, что очень умный, так он сказал, что в черной смородине очень много витаминов. Ты его поставила в холодильник?

– Кого – профессора? – машинально переспросила Анна.

– Зачем профессора? Варенье! Его непременно надо в холодильнике держать, а то заплесневеет!

– Да, тетя Люба, поставила, – соврала Анна, чтобы не расстраивать родственницу и не затягивать разговор. – Я вообще-то хотела лечь пораньше, на работе сегодня был тяжелый день…

– Ты слишком много работаешь! – повторила тетка. – Так нельзя! Вот у нас в магазине работала Нимфа Романовна, тоже, как ты, горела на работе, так представляешь, чем это кончилось? – Тетка сделала паузу, ожидая от Анны заинтересованную реплику.

– Нет, тетя Люба, не представляю! И честно говоря, не интересуюсь, – честно ответила Анна.

Но тетка ее, видимо, не расслышала.

– Кончилось тем, что у нее началась болезнь этого немца… как его?

– Паркинсона? – подсказала Анна.

– Зачем Паркинсона? Доктор Паркинсон, Борис Михайлович, у нас в поликлинике глазным врачом работает, а та болезнь имени Альцгеймера! Стала Нимфа Романовна все путать и забывать! Я у нее прошу двести грамм конфет «Марсианка», а она мне дает триста грамм «Инопланетянки». «Марсианка» – она с фундуком, а «Инопланетянка» – с арахисом, а мне арахиса нельзя, у меня на него аллергия! А она мне «Инопланетянку» дает, представляешь себе?

– Да, тетя Люба, представляю и очень вам сочувствую! А сейчас извините, у меня мобильник звонит…

– От этих мобильников одни неприятности! – заявила тетка. – Тот профессор по телевизору говорил, что от них облучение…

Тетка все же наконец свернула разговор, взяв с Анны слово, что она уберет варенье в холодильник и будет ежедневно есть его вместе со всеми витаминами.

Анна повесила трубку, облегченно вздохнула и включила фен…

Но телефон опять зазвонил.

Женщина решила, что снова звонит тетка, вспомнив что-то архиважное, и поднесла трубку к уху:

– Да, тетя Люба?

– Гражданка Беркутова? – раздался в трубке незнакомый мужской голос. – Анна Павловна?

– Да, это я… – пробормотала Анна.

Она почувствовала, что этот звонок не предвещает ничего хорошего.

– Нехорошо, Анна Павловна, – строго сказал незнакомец, подтвердив ее опасения.

– Что нехорошо? Кто вы вообще такой?

– Чужое брать нехорошо!

– Что?! – возмутилась Анна. – Да что вы такое говорите? Когда это я брала чужое?

– На почте вам выдали чужую посылку, а вы ее не вернули!..

– Чужую? Как чужую? Почему чужую?

– Потому что перепутали! А вы ничего не сделали, чтобы исправить эту ошибку!

– Да не может быть! – Женщина с телефоном в руке отправилась в кладовку, развернула пакет и с удивлением прочла адрес на коробке.

Адрес был не ее, и фамилия совсем другая – Кукушкин И.И.

– Ой, и правда, – расстроилась Анна. – Это не моя посылка… а я как ее взяла, так и не посмотрела на адрес… ой, как нехорошо вышло! Но уверяю вас – я не нарочно! А вы – этот самый Кукушкин?

– Да, я – Иван Иванович Кукушкин, – сообщил ее собеседник не без гордости. – Действительно, нехорошо. Так что же мы будем делать, Анна Павловна?

– Ну, я не знаю… может быть, завтра я к вам кого-нибудь пошлю…

Она подумала, что попросит Татьяну Семеновну отнести посылку Ивану Ивановичу.

Но у того было другое предложение.

– Я не хотел бы ждать до завтра. Если вы не против, я к вам сейчас зайду. Ну, минут через двадцать.

Анна совершенно не хотела сегодня кого-то принимать. Она хотела пораньше лечь в постель. Но, с другой стороны, она чувствовала неловкость перед этим Иваном Ивановичем. Кроме того, она представляла, как Татьяна Семеновна будет ныть, что ее заставляют таскать тяжести, как будет жаловаться на свой радикулит…

– Ладно, – сказала она, скрепя сердце. – Приходите.

Повесив трубку, женщина торопливо натянула джинсы и свитер, досушила волосы и хотела было выпить чашку чая, но тут в дверь позвонили.

Анна устремилась в прихожую, скосив глаза на часы.

Иван Иванович приехал даже раньше, чем обещал, – с его звонка прошло всего пятнадцать минут. Видимо, очень уж ему не терпелось получить свою посылку. Возможно, там у него что-то скоропортящееся. Не иначе как черносмородиновое варенье.

Ничего не спрашивая, Анна открыла дверь.

На пороге стоял мрачный плохо выбритый мужчина лет тридцати в черной кожаной куртке, с квадратным подбородком и оттопыренными ушами. Анна подумала, что подбородок и уши плохо сочетаются друг с другом и что она по голосу иначе представляла себе Ивана Ивановича Кукушкина.

– Проходите, Иван Иванович! – проговорила она несколько смущенно. – Я, конечно, должна извиниться, что так вышло, но я не виновата…

– А кто виноват – Пушкин? – проговорил мужчина грубым неприятным голосом.

Анна подумала, что по телефону его голос показался ей совсем другим. Но телефон, как известно, очень меняет голоса.

– И одними извинениями вы тут не отделаетесь! – прогремел мужчина. – Тут дело серьезное!

– Но я же сказала вам, Иван Иванович, что это вышло случайно…

– Как это – случайно? Что вы такое говорите? Это никакая не случайность, это статья Уголовного кодекса! И вообще – что это вы меня Иваном Ивановичем называете?

– А кто же вы? – растерялась Анна. – Разве вы не Иван Иванович Кукушкин?

– Какой еще Пушкин – Кукушкин? – гремел мужчина. – Я – капитан полиции Дубонос! Для особо близких – Николай Николаевич, но вы к ним не относитесь, так что для вас я – гражданин капитан!

С этими словами незваный гость протянул Анне раскрытое удостоверение.

Анна, которой по работе нередко приходилось сталкиваться с представителями силовых структур, внимательно рассмотрела это удостоверение.

Действительно, его предъявителем был капитан полиции Николай Николаевич Дубонос.

– Ничего не понимаю… – протянула Анна. – Это вы что – из-за посылки пришли?

Лицо капитана побагровело. Он хотел что-то сказать, но в это время входная дверь за его спиной приоткрылась, и в квартиру деликатно проскользнул еще один человек.

Это был худощавый и несколько сутулый мужчина лет сорока пяти, с уныло свисающим носом и тщательно разложенными по голове редкими бесцветными волосами.

– Здравствуйте, Анна Павловна! – проговорил этот новый визитер, неуверенно переводя взгляд с Анны на капитана Дубоноса. – Я вам звонил… но у вас, я вижу, гости…

– Но вы-то, надеюсь, Иван Иванович Кукушкин? – сухо осведомилась Анна. – Или у меня сегодня назначили встречу члены клуба одиноких сердец?

– Какого клуба? – переспросил новый гость. – Я – Иван Иванович, я по поводу…

– Зачем же вы, Иван Иванович, полицию вызвали? – раздраженно проговорила Анна. – Мы же с вами обо всем договорились, я нисколько не возражала, разрешила вам приехать…

– Полицию? – Кукушкин побледнел и попятился. – Какую полицию? Зачем полицию?

– Да вот, прямо перед вами пришел капитан Дубонос. – Анна показала на мрачного полицейского. – Как я понимаю, это вы его пригласили? Спрашивается, зачем? Пришел, запугивает меня…

Кукушкин ойкнул и задом выскользнул из квартиры.

– Куда же вы? – Анна выглянула ему вслед, но от того уже осталось одно воспоминание.

Вернувшись в квартиру, женщина заперла за собой дверь на все замки (а то как бы еще какой-нибудь незваный гость не явился на огонек) и повернулась к полицейскому.

– Итак, – проговорила она по возможности спокойно. – На чем мы остановились? Как я поняла по поведению Кукушкина, вы пришли не по его вызову.

– Само собой, – мрачно отозвался полицейский. – Я этого вашего Кукушкина раньше в глаза не видел.

– Значит, вы пришли не из-за посылки. А тогда из-за чего же?

Видимо, появление Кукушкина сбило полицейского с мысли, и он не сразу сумел вернуться на исходную позицию. Наконец это ему удалось, он снова грозно нахмурился и прогремел:

– Я пришел по заявлению гражданки Беркутовой, которая обвиняет вас в краже личного имущества!

– Беркутовой? – Анна тряхнула головой, пытаясь привести мысли в порядок. – Это я Беркутова!

– Беркутова? – Капитан поднял брови, достал из кармана потрепанный блокнот и перелистал его. Наконец он нашел нужную страницу, и лицо его разгладилось: – Ну да, все правильно, вы – Беркутова А.П., а потерпевшая – Беркутова Д.А.

И тут до Анны дошло.

Она сразу должна была догадаться, кто пытается ей нагадить, но сбила с мысли история с перепутанной посылкой и звонок незадачливого Кукушкина.

Все ясно, откуда ветер дует. Эта невеста Вадима, эта его стерва Дарья… как ее там по отчеству. И если кто-то хочет нагадить Анне – так это точно она! И до того обнаглела, что представилась уже женой Вадима!

– И в чем же, интересно, меня обвиняет эта Д.А. Беркутова? – осведомилась женщина как можно спокойнее. – В вооруженном ограблении? В нанесении ей побоев?

Произнеся последние слова, Анна поймала себя на том, что с удовольствием нанесла бы Дарье эти самые побои. Но идти за это на зону – нет, спасибо!

– Побои тут ни при чем! – рокотал полицейский. – Гражданка Беркутова заявила, что вы украли принадлежащее ей ювелирное украшение, между прочим, весьма ценное…

– Ах, вот в чем дело! – Анна догадалась, что речь идет о том самом старинном кольце, эта сучка никак не может успокоиться, что не смогла прихватить хоть что-то ценное!

Так, значит, Дарья дошла до того, что накатала заявление в полицию?

Нет, она бы побоялась связываться с полицией, прекрасно понимая, что в этом случае ей самой вряд ли что-то достанется. И вообще в полиции нужно паспорт предъявлять, без паспорта они и разговаривать не станут. А эта зараза представилась Беркутовой, хотя она еще пока Салтыкова. Значит, этот полицейский – какой-нибудь ее дальний родственник или старый знакомый. Кстати, интересно, знает ли о нем Вадим?

Теперь, осознав ситуацию, Анна почувствовала себя гораздо увереннее.

Будучи директором фирмы, она время от времени должна была сталкиваться со всякими государственными органами, в том числе и с полицией, и умела правильно строить разговор, зная, когда нужно проявить уступчивость, а когда – твердость.

– Простите, Николай Николаевич, – проговорила она мягким грудным голосом. – Я не расслышала – из какого вы отделения полиции?

– Из двенадцатого, – ответил капитан, усыпленный ее доброжелательной интонацией. – А в чем дело?

– Дело в том, что двенадцатое отделение находится в другом районе, и я не понимаю, как туда могло попасть это заявление.

– Больно много вы о себе понимаете! – набычился капитан. – Потерпевшая живет на нашей территории и имеет право обратиться в полицию по месту жительства…

– Да что вы говорите? – с интересом переспросила Анна. – С каких это пор она там живет? Ну ладно, это не так важно, сейчас мы все выясним… у вас ведь начальник отделения Алексей Алексеевич Волков?

Анна схватила с полки телефон, набрала номер и проговорила тем же грудным голосом:

– Алексей Алексеевич, прости, что так поздно звоню, у меня здесь твой сотрудник Дубонос… да-да, Николай…

Дверь скрипнула, и капитан вылетел из квартиры, как пробка из бутылки. Как он умудрился так быстро открыть замки, осталось неизвестно науке.

Анна усмехнулась, заперла за ним замки и отключила мобильный телефон. Заканчивать разговор с начальником двенадцатого отделения она не стала, потому что она его и не начинала – просто сделала вид, что набрала какой-то номер. Этого оказалось достаточно, чтобы спугнуть незадачливого капитана Дубоноса. Стало быть, он вовсе не из двенадцатого отделения, раз не знает, кто там начальник. Но до чего дошла их наглость! Явиться в дом, представиться по всей форме, удостоверение-то было настоящее, это Анна заметила. На что он рассчитывал? Что она испугается и отдаст ему кольцо? Поднесет на блюдечке с голубой каемочкой?

Одно теперь ясно: Вадим понятия не имеет, чем занимается его, с позволения сказать, невеста за его спиной. И залезал в квартиру не он, напрасно Анна поскандалила с консьержкой, и он знать не знает никакого капитана Дубоноса. Не стал бы он посылать его к Анне. Не то что бы она так верит в порядочность бывшего мужа, просто он достаточно хорошо ее знает. Знает, что она не из пугливых и на такой дешевый прием ее не поймаешь. И не такого она повидала. Да на нее в свое время такие люди наезжали! Ото всех сумела отбиться, фирму сохранила. Так что от этого мелкого вымогателя избавиться – что чихнуть.

Анна чувствовала душевный подъем и моральное удовлетворение от того, как ловко отделалась от наглого полицейского. Но тут она вспомнила, что во время выяснения отношений с капитаном Дубоносом незаметно исчез Иван Иванович Кукушкин, человек, который хотел обменяться с ней посылками.

Вспомнив про этого человека, Анна открыла дверь кладовки, достала коробку из пакета…

На посылке, в графе «Получатель», действительно было написано «И.И. Кукушкин». И адрес не ее.

Анна мысленно ругнула домработницу. Вот растяпа Татьяна Семеновна! Ничего нельзя ей поручить! Взяла посылку, даже не взглянув на адрес! Хотя, если на то пошло, больше виновата почтовая работница, которая выдала ей чужую посылку.

Но, так или иначе, кто бы ни был виноват в путанице с посылками, посылку нужно поменять. Конечно, Анна вполне проживет без теткиных грибов и варенья, но этот Кукушкин, чью коробку принесла Татьяна Семеновна, кажется, очень переживал из-за этой путаницы… даже прибежал за своей посылкой на ночь глядя…

Тут Анна задумалась – почему же в таком случае он сбежал, не сделав то, ради чего пришел, не получив свою посылку? А сбежал, поняла она, при виде полицейского. В принципе в этом нет ничего удивительного. Пришел Кукушкин в незнакомый дом, а там – полиция. Мало ли, как дело обернется! Никому не хочется оказаться втянутым в какой-нибудь криминал. Но, так или иначе, нужно ему позвонить и договориться о новой встрече.

При современной бытовой технике многие проблемы решаются удивительно легко. Анна взяла свой домашний телефон и вывела на дисплей номер последнего входящего звонка. Именно с этого номера звонил ей Кукушкин. Нажала вызов и поднесла телефон к уху.

После нескольких длинных звонков раздался щелчок, и в трубке зазвучал приятный женский голос:

– Вы позвонили в ателье химчистки «Хризантема». В данный момент мы не можем вам ответить. Наше ателье работает по будним дням с десяти до девятнадцати, по субботам – с десяти до семнадцати, воскресенье – выходной. Если у вас есть претензии по качеству услуг, оставьте сообщение после сигнала…

Анна удивилась и отключила телефон.

Странно, при чем здесь химчистка? Может быть, боязливый Кукушкин там работает и позвонил ей с работы?

В любом случае сегодня уже поздно что-то делать. Анна очень устала и легла спать, решив, что утро вечера мудренее.

Но утром она проснулась позже обычного и заторопилась на работу, а на работе, как всегда, на нее навалилась куча проблем, все домашние дела и заботы отступили на второй план, и уж про чужую посылку Анна и думать забыла.

Зато, незадолго до обеда увидев в коридоре безмятежную физиономию Вадима, она вспомнила вчерашний визит капитана Дубоноса и подумала, что нельзя спускать такие вещи.

Она зашла в свою приемную, подошла к столу секретарши и вполголоса проговорила:

– Ты ведь знаешь, где сейчас работает Дарья?

Глаза у секретарши предательски забегали.

– Дарья? – пролепетала она. – Какая Дарья? О чем вы, Анна Павловна?

– Не придуривайся! – одернула ее Анна. – Ты прекрасно поняла, кого я имею в виду. Дарья Салтыкова, раньше она работала в отделе рекламы. Разумеется, ты с ней не встречалась, ты пришла позже, но ни за что не поверю, что сотрудники не посвятили тебя во всю эту историю. Наверняка остались у Салтыковой тут подружки, которые доносят ей все, что происходит в фирме. Так что быстренько сообщи мне, где она сейчас работает.

Светлана продолжала разыгрывать приступ идиотизма.

– Раз, два… – начала считать Анна.

– Ах, Дарья! – Светлана испуганно заморгала. – Вы говорите о той Дарье, которая…

– Да, о той самой!

– Кажется, теперь она работает в «Трамблере»…

– Ну да, конечно… – пробормотала Анна. – Там же заместитель директора – приятель Вадима…

– Что, Анна Павловна?

– Неважно. Дай-ка мне тамошний телефон.

Секретарша снова заморгала.

– Я не знаю…

– Знаешь, знаешь! – процедила Анна. – А если не знаешь – ищи другое место работы.

– Ах да, кажется, у меня где-то был этот телефон…

– Вот так-то оно лучше! – Она взяла листочек с телефоном и взглянула на часы. Как раз наступило время обеденного перерыва.

Обедать она отправилась в бистро «Каракатица».

Здесь кормили неплохо, Анна ходила сюда очень часто, у нее, как у постоянного посетителя, была большая скидка и особый статус.

В этот день ее обслуживал симпатичный официант Юрик.

Подойдя к ее столу, Юрик наклонился и доверительным тоном проговорил:

– Анна Павловна, не берите сегодня морепродукты – они переморожены. Очень советую суфле из брокколи и жареный козий сыр с соусом из лесных ягод.

– Пусть будет суфле, – охотно согласилась Анна. – И еще, Юрочка, можно попросить тебя об одной услуге?

– Для вас, Анна Павловна, все, что угодно!

Анна достала свой мобильный телефон, набрала номер, который узнала у своей секретарши, и протянула телефон официанту.

– Юрочка, попроси к телефону Дашу Салтыкову. Если спросят, кто ты такой, скажи – Николай Дубонос.

– Как человек живет с такой фамилией! – усмехнулся Юрик и поднес телефон к уху.

– Фирма «Трамблер», – раздался в трубке приятный женский голос с томно мурлыкающей сексуальной интонацией. – Ваш звонок очень важен для нас!

– Не напрягайся, – проговорил официант. – Я не клиент. Мне бы Дашу Салтыкову.

– А кто ее спрашивает? – На этот раз голос собеседницы стал более будничным, как будто она сменила вечернее платье на скромный домашний халатик.

– Николай Дубонос! – ответил Юрик и передал трубку Анне.

Пару минут в трубке играла музыка, затем раздался озабоченный голос Дарьи:

– Коля, ты чего звонишь? Я же тебе говорила – сюда звонить нельзя! Я же предупреждала! Ну ладно, раз уж позвонил, говори – удалось мадам как следует припугнуть?

Анна молчала, выжидая.

– Да что ты молчишь-то? – раздраженно выпалила Дарья. – Я же волнуюсь – как дело прошло? Кольцо она не отдала?

– Не отдала, – проговорила наконец Анна. – И не отдаст. И припугнуть мадам не удалось. Мадам не такой человек, чтобы так просто рассиропиться от визита законченного придурка, хоть он и из полиции. А вот капитан Дубонос, твой приятель, здорово перепугался, когда она позвонила его начальнику. Надеюсь, у него будут большие неприятности. И у тебя тоже, как у соучастницы. Кстати, дорогуша, если не секрет, кем он тебе приходится? Двоюродный брат или так – переспали разок? Думаю, Вадику это будет очень интересно!

– Кто это? – растерянно переспросила Дарья. – Это что – не Коля?

– Какая проницательность! – процедила Анна. – Это действительно не Коля! Тебе – очко за догадку!

– Ах, это ты?! – вскрикнула Дарья. – Зараза! Стерва! Сволочь! Ты у меня еще попляшешь!

– А ты – споешь! – ответила Анна, наслаждаясь собственным спокойствием. – Кстати, дорогуша, имей в виду – я записывала этот разговор, и в суде эта запись очень пригодится! И передай своему дубоголовому приятелю, что вы с ним крупно влипли. Использование служебного положения в целях шантажа и вымогательства – статья двести девяносто восьмая, пункт «Б»…

На этой жизнерадостной ноте она закончила разговор и подняла взгляд на официанта. Юрик стоял рядом в совершенном восторге.

– Что смотришь? – усмехнулась Анна. – Неси свое суфле! И спасибо, ты мне очень помог!

После этого разговора Анна почувствовала легкий душевный подъем, и обед показался ей особенно вкусным. Хотя потом, вернувшись на рабочее место, она подумала, что никакой практической выгоды она не извлекла. Но хоть удовольствие получила. А впрочем, возможно Дарья придержит лошадей, во всяком случае, пока не станет женой Вадима. И Коля Дубонос уж точно ей больше помогать не будет.

Потом снова навалились деловые проблемы, и Анна забыла обо всем остальном до семи часов.

Только по дороге домой она вспомнила, что так и не обменялась посылками с пугливым Иваном Ивановичем Кукушкиным.

Часы работы химчистки закончились, еще раз разговаривать с автоответчиком ей не хотелось, и уж вовсе не хотелось тащиться с тяжелой посылкой по адресу Кукушкина.

Тут она вспомнила, что именно для таких случаев у нее существует домработница. Кстати, давно пора связаться с Татьяной Семеновной – пусть приберет после визита незваных гостей…

Анна поднялась в свою квартиру, сбросила туфли, влезла в домашние тапочки и набрала номер Татьяны Семеновны.

Ответил ей незнакомый женский голос с какой-то странной, неестественной интонацией.

– Могу я попросить Татьяну Семеновну? – проговорила Анна нетерпеливо.

– А кто ее спрашивает? – осведомился голос в трубке.

– Анна… Анна Павловна. А в чем дело?

– Дело… дело в том… – в трубке ненатурально всхлипнули.

– Да говорите же наконец! Что случилось?

– Тетя Таня… Татьяна Семеновна скончалась.

– Как скончалась? – растерянно пробормотала Анна. – Что значит – скончалась? Почему скончалась? Я ее хотела попросить, чтобы она отнесла…

Она уже поняла всю глупость и неуместность своих слов, но ничего не могла с собой поделать и говорила еще что-то, такое же глупое и неуместное.

– Когда это случилось? – задала она наконец более осмысленный вопрос.

– Позавчера, – ответила трубка. – Гуляла, присела на лавочку. Видимо, у нее с сердцем стало плохо. Так, на лавочке, ее и нашли…

Трубка снова всхлипнула.

На следующее утро, едва Анна пришла на работу, к ней в кабинет вошел компьютерный гений Вася, которого она оставила в Москве. Вася поставил Селиверстову все обещанные программы и явился доложить Анне о результатах.

– Ну что, Селиверстов остался доволен?

– Еще как! – Вася ухмыльнулся. – Я ему на личный компьютер в качестве бонуса поставил такую электронную секретаршу…

– Это еще что такое?

– А это такой симпатичный сервис. – Вася обошел стол Анны и показал на экран ее компьютера. – У вас вот здесь в углу просто часы, а у него теперь в углу экрана хорошенькая девушка, стоит навести на нее курсор – и она тут же приятным голосом сообщает который час и какой день недели. А также напоминает о всяких важных звонках, встречах и совещаниях. И отвечает на любые вопросы, если набрать их на клавиатуре.

Вася усмехнулся и добавил:

– Так что Селиверстов остался очень доволен, собирается живую секретаршу уволить, от нее, говорит, одни неприятности, вечно все забывает и путает, и с работы норовит пораньше свинтить. А электронная постоянно тут, под рукой, с работы не отпрашивается, и настроение у нее всегда отличное. Кроме того, по своему желанию заказчик может каждый день выбирать внешность электронной секретарши и ее костюм. Скажем, сегодня у него блондинка в мини-юбке, а завтра она надоела – и он выбирает брюнетку в джинсах. Или в бикини. По желанию можно поставить в качестве секретарши Шарлиз Терон или Джесику Альбу, или Дженнифер Лопес, если кто любит старушек.

– Ну, теперь Селиверстова с работы не выманишь – только и будет секретарш менять! Вот, кстати, Вася, ты-то мне и нужен. Можешь найти для меня информацию про определенного человека?

– А что вы про него знаете?

– Имя, фамилию и адрес.

– Ну, так в чем проблема? При таких исходных данных тут любой школьник справится! Да что школьник, ребенок детсадовский, хоть из младшей группы…

– Вася! – остановила его Анна. – Прекрати надувать щеки, просто помоги мне, ладно?

– Нет проблем. – Вася подсел к компьютеру. – Диктуйте фамилию.

– Кукушкин Иван Иванович, – продиктовала Анна. – Адрес…

Через пять минут Вася действительно распечатал для нее все имеющиеся сведения о пугливом господине Кукушкине.

Иван Иванович Кукушкин родился шестьдесят пять лет назад в Вологде, окончил исторический факультет Петербургского (тогда Ленинградского) университета, работал в историческом архиве, защитил кандидатскую диссертацию по теме «Секты и тайные общества в средневековой Франции», несколько лет назад вышел на пенсию.

– А это что за фотография? – спросила Анна, увидев внизу страницы черно-белый снимок.

– Ну, вы же просили подобрать всю информацию об этом Кукушкине, а какое же досье без фотографии? Вот я и пристегнул сюда фото из его личного дела.

– То есть ты хочешь сказать, что человек на снимке – это и есть Иван Иванович Кукушкин?

– Ну да, конечно! А в чем дело? Что-то не так?

Что-то действительно было не так.

На фотографии был изображен солидный, респектабельный немолодой мужчина очень приличного вида, ничуть не похожий на того плюгавого типа, который приходил к Анне поменяться посылками.

– Да нет, Вася, все в порядке… – машинально проговорила Анна.

Вася очень славный парень, но ему совершенно необязательно знать о ее неприятностях. А вся эта история выглядела все более и более неприятной.

По всему выходило, что под видом Кукушкина к ней пришел совершенно другой человек.

Кто он такой и что ему было нужно?

Он хотел забрать случайно попавшую к ней посылку или у него были другие, более зловещие планы?

Тут Анна осознала, что приятель Дарьи, капитан Дубонос, сослужил ей хорошую службу, спугнув фальшивого Кукушкина. Так что она должна быть ему благодарна. И не только ему, но и Дарье, которая его послала…

– Ну уж нет, только не это! – пробормотала Анна.

– Что? – переспросил Вася.

– Да нет, это я не тебе…

– А вот, кстати, тут есть еще кое-что! Я запустил расширенный поиск и узнал, что позавчера ваш Кукушкин попал под машину.

– Что? – удивленно переспросила Анна. – Что ты сказал?

– Да вот, тут в хронике происшествий.

«На пересечении проспекта Настойчивых и улицы Трезвости пенсионер Кукушкин И.И., такого-то года рождения, был сбит автомобилем «Фольксваген» серого цвета. Пострадавший доставлен в больницу Святого Маврикия, водитель «Фольксвагена» скрылся с места происшествия. Всех, кто видел это ДТП, просят позвонить по телефону»…

В этот день сотрудники не узнавали своего директора. Анна была рассеянна и задумчива, отвечала невпопад, чего прежде с ней никогда не случалось. Из ее головы не шла мысль, что же такое с ней происходит. Вместо обеда она закрылась в кабинете, попросила секретаршу принести большую чашку кофе и решила наконец поразмыслить.

Какая-то вокруг нее наблюдается подозрительная и необъяснимая возня.

Сначала странная попытка похищения после поезда. Куда вез ее тот водитель? Ей помогла только случайность, но на этом странные события не кончились. Кто-то влез в ее квартиру.

Сгоряча она подумала на Вадима, потом на его девку. Но по здравым размышлениям пришлось признать, что бывший муж все-таки не стал бы влезать в явный криминал. А если бы это сделала Дарья, она не послала бы к Анне капитана Дубоноса. Ведь никто не знал, что Анна после проникновения в квартиру не станет вызывать полицию. Дубонос, конечно, небольшого ума парень и скотина порядочная, но со своими коллегами, расследующими квартирную кражу, сталкиваться ему не нужно. Те заинтересуются, зачем он пришел, их не запугаешь, как думал он запугать Анну. Ее, конечно, тоже нелегко запугать, но Дубонос-то этого не знал! Дарья его не проинструктировала. Вот странно, мимоходом подумала Анна, она-то что себе думала? Ведь она работала на фирме, хоть и нечасто они сталкивались лично, все же слышала небось от сотрудников, что Анна – личность неглупая и деловая, и фирму держит железной рукой. Так с чего бы ей раскисать перед первым попавшимся ментом, тем более сразу видно, что жулик. Эта Дарья что – всех полными дураками считает?

Нет, тут же поняла Анна, не всех, а только ее. Она думает, что раз уж сумела увести от нее мужа, то, стало быть, во всем ее превосходит. Очень вредно так думать о людях!

Ладно, не будем отвлекаться, поразмышляем, что еще случилось? Ага, смерть домработницы Татьяны Семеновны. Вроде бы причина смерти естественная, но уж очень все сразу навалилось, очень уж совпало. Еще визит телефонного мастера в офис. Который и не мастер вовсе был, поскольку настоящий мастер явился следом за ним.

Каждое событие по отдельности можно было бы объяснить случайностью, совпадением, но слишком много за последнее время вокруг Анны происходит странностей!

И вот, кстати, еще был визит господина Завалова из фирмы «Фармамед». Как-то странно он себя вел, то заигрывал, называл очаровательным директором, а то пропал, как не было. При этом заигрывать-то он заигрывал, а по делу ничего так и не сказал. Что ему нужно-то? Зачем он приходил? Анну в ресторане ланчем накормить? Ну, это-то мы сейчас выясним, это нетрудно…

– Света, соедините меня с Заваловым из «Фармамеда»! – сказала Анна в интерком.

Через некоторое время секретарша ответила, что господин Завалов в отпуске по состоянию здоровья, и дела ведет его зам.

– Соединить с замом?

– Не надо, – пробормотала Анна, – а нельзя разузнать, что там случилось с господином Заваловым, и самое главное – когда?

– Можно! – обрадовалась Света, – у меня в той фирме знакомая работает…

Через некоторое время выяснилось, что Завалов еще в марте месяце катался на лыжах где-то в Австрии и, упав неудачно, сломал ногу. Перелом сложный, срастается плохо, уже две операции делали. Там же, в Австрии, и лечится.

– Сейчас у нас май месяц… – протянула Анна. – Ясно, что Завалов никак не мог прийти к нам три дня назад. Света, вы пока про это никому не говорите!

Отнеся эпизод с фальшивым Заваловым в тот же список странных и необъяснимых происшествий, Анна проанализировала ситуацию и поняла, что все дело в посылке. Вот и Иван Иванович Кукушкин, как выяснилось, тоже не тот, не настоящий. А настоящий попал под машину и лежит в больнице. Что же это за посылка такая? Нужно посмотреть, вдруг там что-то опасное? Она сама тоже хороша, лежит дома коробка, а Анне и недосуг взглянуть! Да в ней что угодно может быть! Наркотики, взрывчатка, радиоактивное вещество!

Ну уж, тут же усмехнулась Анна, это вряд ли. Но с другой стороны, на нее редко находит такая рассеянность. Это все тетя Люба, до чего же надоели ее посылки!

Дома Анна аккуратно заперла за собой дверь и огляделась. В квартире ничего не изменилось, похоже, что сегодня все спокойно. Она вытащила из кладовки коробку с посылкой и удивилась, насколько она тяжелая. Волоком протащив ее в гостиную, Анна решилась и ножом распорола сине-белый картон.

В коробке лежало что-то завернутое в старый кожаный мешок. Кожа потрескалась и потерлась на сгибах. Женщина вытащила мешок из коробки и развязала стягивающий его замшевый шнурок. Мешок упал на пол, и Анна остолбенела.

Перед ней была массивная вещь из серебра, только так можно было объяснить, отчего она такая тяжелая. Эта штука напоминала старый готический собор в миниатюре. Резная крыша с башенками и стрельчатыми окнами тускло блестела. Анна с трудом подняла собор и поставила на стол. Теперь стали видны портал с колоннами и даже круглое окошко над входом. Стрельчатые окна были перевиты решетками, однако там, где в настоящем соборе должны быть витражи, были сплошные пластины. Ни двери, ни окна не открывались, нигде не было ни малейшего отверстия.

– Что это за вещь? – Анна так поразилась, что сказала эти слова вслух. – Для чего она нужна? Ясно, что она старинная, вон как потемнело серебро. Но что это? Зачем кому-то прислали такую ценность обычной посылкой, даже не заказной…

Тут она осознала, что разговаривает сама с собой, и расстроилась. Этак недолго и умом тронуться! Люди скажут – от одиночества… Никак не привыкнуть, что в этой квартире она одна. Кошку, что ли, завести или собачку… Животное будет скучать, ее же вечно нет дома!

Она крутила странную вещь и так и этак, перевернула и оглядела снизу. Ничего. Никакой надписи или еще какого знака.

Поздно вечером, когда сон не шел и она ворочалась в постели, Анна решила найти настоящего Ивана Ивановича Кукушкина. Найти и отдать ему посылку. Пусть он сам с ней разбирается и заодно расскажет ей, в чем тут дело. Завтра суббота, она поедет в больницу и поговорит с ним. С собой посылку, естественно, не возьмет – вещь ценная, да и тяжести несусветной…

В тот же день, когда были арестованы вожди тамплиеров, отряд королевских лучников подошел к воротам замка Монсежур. Впереди отряда на породистом вороном жеребце ехал дворянин в черном дорожном плаще, под которым виднелся стальной панцирь. Позади лучников, на неказистой сивой кобыле, тащился сутулый человек в черном монашеском плаще с капюшоном. Капюшон его был опущен на самые глаза так, что даже вблизи лица этого всадника не было видно.

Подъехав к воротам, возглавляющий отряд всадник спешился и ударил в створку рукоятью своего меча.

– Именем короля, откройте! – прокричал он хриплым сорванным голосом.

Над воротами открылось маленькое оконце, в него выглянул стражник и осведомился:

– Кто вы такие и с каким делом пришли к моему господину?

– Именем моего господина, короля Филиппа Французского, открой сейчас же!

– Как твое имя и с каким делом ты прибыл в Монсежур?

– Мое имя Жоффруа де Лис, а о моем деле я буду разговаривать только с господином графом!

– Я сообщу господину графу о твоем приходе.

Привратник скрылся, и окошко захлопнулось.

Жоффруа де Лис снова вскочил в седло и сложил руки на груди, мрачно глядя на ворота.

И столь же мрачно смотрел на них всадник на сивой кобыле.

Тем временем за стенами замка началась суматоха.

Слуги графа извещали всех гостей замка о появлении королевских лучников, вооруженная стража занимала места возле ворот и на стенах.

Через несколько минут в большом обеденном зале собрались гости графа, двенадцать рыцарей-тамплиеров – члены приората Лангедок, которые накануне съехались в Монсежур, чтобы обсудить поступившие из Парижа новости.

– Мы не должны открывать ворота замка! – заявил молодой рыцарь Жак де Брей. – У нас достаточно вооруженных людей, чтобы отбить нападение! Замок хорошо укреплен, и мы выдержим осаду!

– Не забывайтесь, мой друг! – возразил ему старый барон де Рамбайяк. – Это слуги короля, и они выполняют его волю. Мы не можем ослушаться королевского приказа. Мы – подданные Его Величества и должны хранить верность ему. Если даже рыцари забудут клятву верности, что станет с Францией?!

– Но мы не только подданные короля – мы члены ордена, и верность ордену важнее вассальной присяги!

– Вы правы, господин де Брей, – вступил в разговор хозяин замка граф де Лотрек. – Мы – члены великого и славного ордена тамплиеров. И если король Франции хочет низвергнуть наш орден – мы должны встретить эту угрозу с открытым забралом. Мы должны явиться на королевский суд и ответить на все предъявленные обвинения. Этого требует справедливость, этого требует наша рыцарская честь.

– Но вы знаете, что королевский суд не имеет ничего общего со справедливостью! Слуги короля добиваются признаний любыми средствами…

– Тем более рыцарская честь не позволяет нам уклониться от этого суда! Если мы не найдем справедливости у короля – есть еще один суд, высший!

– О каком суде вы говорите, милорд?

– Я говорю о Божьем суде!

– Так что же, вы предлагаете нам без сопротивления сдаться королевскому комиссару?

– Да, но прежде мы должны уладить одно дело.

Граф встал и обратился к еще одному участнику совещания – рослому господину лет сорока, который кутался в черный плащ, хотя в зале было достаточно тепло.

– Пойдемте со мной, мой друг, у нас осталось очень мало времени.

Граф и его спутник вышли в соседнюю комнату.

– Вот то, о чем мы с вами говорили, – произнес хозяин замка, показывая своему спутнику массивный серебряный ларец, похожий на готический собор, украшенный богатой резьбой. – От вас, мой друг, зависит судьба ордена. И не только.

– Я знаю, милорд, – ответил тот низким красивым голосом. – Я сделаю все, чтобы ларец не попал в чужие руки.

Граф помог упаковать ларец в кожаный мешок. Человек в плаще взвалил мешок на плечо и подошел к камину. Хозяин замка положил руку на каминную доску, нажал на нее. Рядом с камином открылась потайная дверь, за ней виднелись уходящие в темноту ступени.

– Желаю вам удачи, мой друг! Возле часовни, куда приведет вас подземный ход, вас ждет слуга с двумя лошадьми.

Человек в черном плаще скрылся в темноте. Граф проводил его озабоченным взглядом и закрыл за ним потайную дверь. Прежде чем вернуться к своим гостям, граф вызвал доверенного слугу и распорядился впустить в замок королевский отряд.

Несколько минут спустя королевский комиссар в сопровождении дюжины лучников вошел в обеденную залу.

– Граф де Лотрек, барон де Монсежур! – проговорил комиссар своим сорванным голосом. – Именем моего господина Филиппа, Божьей милостью короля Франции, короля Наварры, графа Шампани и Бри, вы и ваши гости арестованы.

– В чем вы нас обвиняете? – сухо осведомился граф.

– Я не уполномочен предъявлять вам обвинения. Извольте отправиться со мной в Париж, там вам будет все сообщено. Но прежде передайте мне ларец, который вы получили от генерального визитатора ордена тамплиеров Гуго де Пейро.

– Не знаю, о чем вы говорите, – ответил граф, но лицо его помрачнело.

– Граф де Лотрек, не усугубляйте свою вину! – воззвал к нему королевский комиссар.

– Я ничего не знаю, – повторил граф и протянул свой меч рукоятью вперед. – Вы присланы, чтобы арестовать меня и доставить в Париж – так выполняйте свой долг!

Во время этого разговора сутулый человек в черном монашеском плаще с опущенным на глаза капюшоном вышел из зала и направился к комнате слуг. По дороге, в темном коридоре, он столкнулся с мальчиком-поваренком, который спешил куда-то с корзиной овощей. Сутулый человек ухватил поваренка за ухо и прижал к стене.

– Отпустите меня, святой отец! – заверещал мальчишка. – Старший повар, господин Гастон, поколотит меня, если я вовремя не принесу эти овощи!

– А я придуш-шу тебя, – раздалось из-под капюшона змеиное шипение. – Я придуш-шу тебя, маленький парш-шивец, если ты не ответишь на мой вопрос!

– Какой еще вопрос, святой отец? – захныкал поваренок. – Лучше уж отпустите меня с миром!

– Отпущ-щу тебя, если ответиш-шь, есть ли из вашего замка потайной выход?

На этот раз поваренок здорово испугался.

– Что вы такое спрашиваете, святой отец? – залепетал он. – Я всего лишь поваренок, мне не положено знать такие вещи!

– Такие маленькие пронырливые паршивцы, как ты, всегда знают больше всех! – прошипел монах. – Впрочем, можеш-шь не отвечать, я и так по твоим глазам вижу, что есть. Ответь тогда на второй мой вопрос: куда выходит этот потайной ход?

– Да откуда же мне знать! – пролепетал поваренок, размазывая слезы по физиономии.

– Ты ответиш-шь мне! – Монах отбросил свой капюшон. Мальчуган увидел лицо, изуродованное страшными язвами, и два глаза, горящих, как дьявольские головни.

– Сатана! – вскрикнул он в ужасе и втянул голову в шею. – Сам сатана!

– И я утащу тебя прямо в ад, если ты мне не ответишь! Куда выходит потайной ход из замка?

– К часовне Святого Амвросия, что в четверти лье к западу! – пролепетал мальчуган.

– Видишь, как все просто! – Монах снова накинул на лицо капюшон и быстрым шагом отправился в замковый двор, где дожидались остальные лучники.

– Двое со мной! – приказал он, вскакивая на свою кобылу.

Не прошло и четверти часа, как монах подъехал к часовне. Запыхавшиеся лучники едва поспевали за ним.

Монах огляделся. Не увидев ни одной живой души, он спешился, низко пригнулся к земле и осмотрел примятую траву возле часовни, едва не обнюхал ее.

Распрямившись, он тихо проговорил:

– Двое, на двух лошадях… след еще не остыл!

Один из лучников испуганно посмотрел на монаха и широко перекрестился.

– Боюсь я его, – прошептал он, повернувшись к своему товарищу. – У него нюх, как у собаки, по ночам он видит, как кошка, да еще и шипит он, как змея! А самое главное – прячет от всех лицо, а кто это лицо видел – говорят, что это не человеческое лицо, а лик сатанинский!

– Не болтай лишнего, Жак, – оборвал его приятель. – А то, не ровен час, он услышит тебя и укоротит твой болтливый язык!

– Кончайте болтать, бездельники, – проговорил, повернувшись к ним, монах. – Поворачивайте назад. Мы их все равно упустили. Но ничего, далеко не уйдут…

Больница Святого Маврикия была расположена в многоэтажной башне на северной окраине города.

Анна вошла в просторный холл, где было шумно и многолюдно, как в зале отлета большого международного аэропорта. Взад и вперед сновали строгие самоуверенные врачи, озабоченные медсестры, хорошенькие практикантки, выздоравливающие больные и пришедшие их навестить родственники. Тут же в холле торговали лекарствами и тапочками, пирожками и минеральной водой, предметами первой необходимости вроде зубных щеток и бритвенных лезвий, книгами и цветами.

Пробившись сквозь это столпотворение, Анна оказалась возле окошечка с табличкой «Справки». К этому окошечку выстроилась довольно большая очередь.

Не успела Анна встать в конец этой очереди, как на нее буквально налетела женщина средних лет с огромным букетом в руках. На лице у нее была растерянность, а из сумки доносилась «Маленькая ночная серенада» Моцарта.

– Девушка! – взмолилась незнакомка. – Ради бога, подержите букет! У меня телефон звонит, наверное, это мама, а руки заняты!.. Наверное, это мама, она тут в кардиологии…

– Ладно, давайте… – Анна взяла букет и отступила чуть в сторону, чтобы ее не сбил с ног здоровенный дядька в спортивном костюме, с рукой в гипсе, который целеустремленно пробивался сквозь толпу, как ледокол сквозь дрейфующие льды.

Женщина, освободив руки, выхватила из сумки телефон, поднесла его к уху и озабоченно произнесла:

– Да, мама! Конечно, мама! Ну я же тебе говорила, что колбасу нужно положить в холодильник! Что? Кто тебе это сказал? Ах, по телевизору! Ну так не смотри телевизор или смотри пореже… думаю, от этого будет только польза…

Анна покачала головой, отступила еще немного в сторону и оказалась совсем рядом с окошком справочной. Невольно скосив глаза, она увидела мужчину, который склонился к этому окошку.

И сердце ее заколотилось от испуга.

Это был тот самый водитель такси, который вез ее с вокзала после возвращения из Москвы. Тот самый, который повез ее в неизвестном направлении, то есть, если называть вещи своими именами, пытался ее похитить, и только благодаря счастливой случайности ей тогда удалось от него сбежать.

Анна прикрыла лицо букетом и сквозь цветы пригляделась к подозрительному мужчине.

Да, никаких сомнений – это был тот самый человек! Она тогда так испугалась, что запомнила его лицо на всю жизнь!

И что, интересно, он делает в этой больнице?

Хотя, впрочем, он может делать здесь что угодно. Например, пришел навестить больную жену…

В душе Анны снова всколыхнулся прежний страх.

Сам этот человек словно излучал угрозу и опасность. Она вспомнила, как перехватила тогда в машине его мрачный, зловещий взгляд – и снова, как тогда, по спине пробежал озноб…

Ей захотелось сейчас же сбежать из больницы, сбежать как можно дальше от этого человека…

Но она не была бы самой собой, не была бы Анной Беркутовой, если бы так легко поддавалась панике.

Все люди делятся не только на сангвиников, флегматиков, холериков и меланхоликов, не только на оптимистов и пессимистов, еще они делятся на две категории по тому, как относятся к опасности: одни при виде нее пасуют, теряются, бросаются наутек, другие мобилизуются, собирают волю в кулак и находят выход. Анна относилась ко второй категории – в противном случае вряд ли она смогла бы создать свою фирму и удержаться на плаву в наше непростое время.

Так что никуда она не сбежит, наоборот – постарается использовать обстоятельства и хоть что-то разузнать об этом человеке! Нужно воспользоваться своим временным преимуществом – тем, что она первой его заметила и узнала!

Прикрываясь букетом, Анна придвинулась еще на шаг к окошку и прислушалась.

– Девушка, – говорил «таксист», стараясь смягчить свой грубый голос. – К вам в больницу на днях попал мой дядя… он в ДТП пострадал, в аварии… а меня в городе не было, я в отпуск уезжал, только сегодня вернулся, так вот я хотел бы его навестить…

– Фамилия!

– Кукушкин его фамилия, Иван Иванович Кукушкин…

Опа! Анна закусила губу.

Этот опасный и подозрительный тип ищет того же человека, что она. Это точно не может быть простым совпадением!

«Хотя, конечно, все бывает, – пыталась уверить себя Анна. – Может быть, он и правда племянник Кукушкина…»

Нет, не может.

«Таксист» утверждает, что был в отпуске, вернулся только сегодня и узнал о том, что «дядя» попал в аварию – но это явная ложь: три дня назад он был здесь, вез ее, Анну, с Московского вокзала…

Она снова вспомнила тот полный угрозы взгляд, который перехватила в зеркале заднего вида, – и поняла, что незнакомому ей Ивану Ивановичу Кукушкину грозит смертельная опасность.

– Сейчас, одну минутку… – проговорила медсестра за окошком справочной и защелкала клавишами компьютера. – Да, действительно, есть такой пациент – Кукушкин Иван Иванович… состояние средней тяжести, температура нормальная… находится во втором хирургическом отделении, палата номер восемь. Вам нужно сейчас пройти влево по коридору, там будут лифты, подниметесь на десятый этаж…

«Таксист» спросил еще что-то, но Анна его уже не слушала. Она нашла глазами женщину, которая попросила ее подержать букет, вложила цветы в ее руки и стремглав бросилась по длинному коридору, отходящему влево от холла.

Через пару минут она оказалась на площадке перед тремя лифтовыми дверями. На одной из этих дверей была табличка «лифт неисправен», вторая кабина, судя по светящейся на табло цифре, прочно застряла на пятнадцатом этаже, третья кабина как раз подъехала, и в нее втиснулся целый выводок практиканток.

Анна проскользнула вслед за ними, нажала кнопку десятого этажа и оглянулась.

По коридору, лавируя между больными и медиками, быстро приближался «таксист».

Анна нажала кнопку закрывания дверей. Двери сомкнулись перед самым носом мужчины.

– Женщина, вы заче-ем закры-ыли? – протянула одна из практиканток. – Мужчина же сесть хоте-ел…

– Да ладно тебе, Олеська! – отозвалась другая девушка. – И так тесно… и потом – ты видела этого мужчину? Форменный козел!

Кабина плавно заскользила наверх.

На четвертом этаже лифт остановился, практикантки высыпали из кабины, и дальше Анна поехала одна.

Наконец лифт затормозил на десятом этаже.

Анна вышла и огляделась.

На площадке, кроме нее, никого не было. Рядом с лифтом стояла пустая больничная каталка, накрытая простыней. Анна схватила ее, подкатила к лифту и наполовину вкатила в кабину, чтобы двери не смогли закрыться.

Теперь ни один из лифтов не работал, и «таксисту» придется подниматься по лестнице. Вряд ли это его остановит, но несколько минут Анна все же выиграла…

Она быстро пошла по коридору, читая надписи на дверях.

Миновала ординаторскую, кладовую, затем пошли палаты – первая, вторая, третья… вот наконец и восьмая.

Анна открыла дверь и вошла внутрь.

Палата была небольшая, всего на три кровати. Слева от входа – окно, справа – еще одна дверь. Видимо, все больные в этой палате были тяжелые – они были покрыты бинтами, как египетские мумии, и опутаны какими-то трубками и проводами, возле двух кроватей стояли стойки с капельницами. Двое пациентов лежали с закрытыми глазами, один из них спал, время от времени всхрапывая, второй был без сознания. Третий, худой немолодой человек с бледным изможденным лицом и жесткой щеткой черных усов, настороженно смотрел на Анну.

Она взглянула на табличку, прикрепленную к спинке кровати.

«И.И. Кукушкин».

– Вы… кто? – прошелестел Кукушкин едва слышным голосом. – Вас… прислали… они?..

– Нет, Иван Иванович, – быстро ответила Анна. – Я пришла, чтобы поговорить с вами. У нас есть тема для разговора. Очень важная тема. Но сейчас нет времени. Я не знаю, кто они такие, но один из них сейчас идет сюда…

Брови Кукушкина поползли вверх, в глазах проступил страх, рот скривила мучительная судорога.

– Девушка, милая, – проговорил он, пытаясь приподняться. – Помогите мне! Не знаю, кто вы, но больше мне не к кому обратиться! Помогите мне перебраться в другую палату, сам я не смогу…

– Сейчас попробую…

Анна осторожно приоткрыла дверь палаты, выглянула в коридор.

В дальнем его конце показалась приземистая фигура «таксиста». Он шел мягкой, пружинистой походкой опасного хищника, читая надписи на дверях палат.

Анна закрыла дверь, повернулась к Кукушкину.

– Поздно! Он уже здесь!

Лицо мужчины еще больше побледнело.

– Что же делать? – прошелестел он.

– Есть у меня одна идея…

Анна сорвала со спинки кровати табличку с именем, поменяла ее с другой табличкой, сняв ее с кровати того человека, который был без сознания.

За дверью послышались приближающиеся шаги.

Женщина подскочила ко второй двери, распахнула ее.

За этой дверью оказался маленький тесный санузел – унитаз, небольшая раковина, белая кафельная плитка. На стене висел не слишком свежий белый халат.

Она едва успела закрыть за собой дверь, как в палату кто-то вошел.

Анна отдышалась и, прильнув к щелке между дверью и косяком, выглянула в палату.

Через узкую щелку она не могла видеть всю палату, не могла видеть и того, кто в нее вошел. В ее поле зрения попадала только стойка с капельницей возле одной из кроватей и руки. Руки были мужские, сильные. На эти руки были натянуты тонкие резиновые перчатки.

В пальцах одной из них был зажат шприц, наполненный какой-то непрозрачной белесой жидкостью. Несколько секунд ничего не происходило, потом шприц вонзился в пластиковый мешок капельницы, обтянутый резиной палец до предела утопил поршень, белесая жидкость тусклым облачком расплылась в содержимом мешка.

Анна закусила губу, чтобы не вскрикнуть. Она поняла, что происходит: сейчас эта белесая жидкость попадет в трубку капельницы, а из нее – в вену больного… несложно догадаться, к чему это приведет. На ее глазах убивают человека, и она не может этому помешать…

Время, казалось, остановилось.

Наконец в палате снова раздались шаги, дверь хлопнула, закрываясь. Анна выждала еще немного, затем выскользнула из своего укрытия.

Кукушкин, который до этого лежал с закрытыми глазами, поднял веки и взглянул на нее.

– Он ушел? – прошептал он еле слышно.

– Кажется, он вколол вашему соседу какую-то гадость… – Анна быстро подошла к стойке с капельницей, сдавила зажим под мешком с раствором, перекрывая поступление раствора в трубку…

– Поздно! – проговорил Кукушкин.

Анна взглянула на неподвижного пациента.

Его лицо, и до того мертвенно-бледное, стало совсем безжизненным и как-то осунулось, рот полуоткрылся, грудь не поднималась – он перестал дышать.

– Черт! – выдохнула Анна.

Она покосилась на Кукушкина – поменяв таблички, она спасла ему жизнь, но подписала смертный приговор другому, совершенно незнакомому и ни в чем не повинному человеку…

Кукушкин словно прочитал ее мысли.

– Девушка, милая, не казните себя, – прошептал он. – Этот человек все равно должен был умереть не сегодня, так завтра. У него очень тяжелые внутренние повреждения. А теперь… теперь, раз уж вы помогли мне – доведите дело до конца.

– Что вы имеете в виду? – спросила его Анна.

Она чувствовала к нему скрытую неприязнь – ведь это из-за него ей пришлось фактически лишить жизни другого человека! С другой стороны, Кукушкин был так беспомощен… и если уж она начала ему помогать, действительно надо довести дело до конца, иначе на ее совести будет не одна, а две жизни…

– Через полчаса будет обход, – пояснил Кукушкин, – и наш обман откроется. Тот человек, который сейчас приходил, узнает, что убил не того, кого хотел, и вернется, чтобы расправиться со мной. Так что мне нужно любой ценой выбраться отсюда…

Анна смотрела на него в раздумье.

– Прошу вас! – повторил мужчина. – Не думайте, что я беспокоюсь только о собственной жизни, у меня есть еще неотданные долги… очень важные долги.

– Хорошо! – решилась Анна.

В конце концов, ей непременно нужно поговорить с Кукушкиным, чтобы понять, что происходит в ее собственной жизни…

Анна заглянула в санузел, надела висевший там халат, затем подошла к кровати Кукушкина, оглядела его, наклонилась, обхватила больного за плечи:

– Держитесь за меня и попробуйте встать.

– Попытаюсь…

Мужчина приподнялся, облокотившись на кровать, спустил ноги. Лицо его смертельно побледнело, на лбу выступила испарина. Видно было, что любое движение дается ему с трудом. Анна почувствовала, какой он легкий и слабый, и невольно прониклась жалостью к этому немолодому, искалеченному человеку.

– Держитесь…

Он попытался встать на ноги, опираясь на нее, но вдруг охнул и обмяк, так что Анна с трудом удержала его.

– Что с вами?! – испуганно вскрикнула она.

Кукушкин не отвечал.

Анна снова уложила его на кровать.

Глаза мужчины были закрыты, лицо было белым, как полотно, но он дышал, на шее пульсировала жилка. Должно быть, просто потерял сознание от слабости или от боли.

Что делать?

Оставить его здесь?

Но он, наверное, прав – «таксист» узнает, что убил не того человека, и вернется… кроме того, Анна не теряла надежды поговорить с Кукушкиным, выяснить у него все, что можно, о злополучной посылке, которая так изменила ее жизнь…

Значит, Кукушкина нужно куда-то перевезти, но возникают две проблемы: куда и как.

Для начала хорошо бы вытащить его из этой палаты, но самой ей с этим не справиться. Хоть он и худой, но все же весит слишком много, ей его не поднять.

Тут Анна вспомнила о каталке, при помощи которой она заклинила лифт.

Оставив мужчину без присмотра, она вышла в коридор, быстро дошла до лестничной площадки. Каталка стояла в стороне от лифта – кто-то ее отодвинул. Анна ухватилась за ручки, прокатила каталку по коридору и втащила ее в палату Кукушкина.

Поставив каталку рядом с кроватью, она с трудом переложила на нее не подающего признаков жизни больного. Кукушкин негромко застонал, но не пришел в себя. Анна до самого подбородка прикрыла его простыней и выкатила в коридор.

По коридору навстречу ей шла толпа врачей. Впереди гордо шествовал низенький человечек в белоснежном крахмальном халате, с густой черной бородой и густыми косматыми бровями. Анне этот коротышка напомнил Карабаса-Барабаса из сказки про Буратино. Судя по всему, это был профессор, здешнее медицинское светило. Следом за ним поспешали рядовые врачи, переполненные чувством собственного достоинства, за ними плелись практиканты.

Анна придала своему лицу серьезный и озабоченный вид и покатила тележку навстречу медикам.

Когда она поравнялась с профессором, тот остановился, взглянул поверх очков на Кукушкина и строго спросил у Анны:

– Что у нас тут?

– Жертва ДТП, – ответила та, встав по стойке «смирно».

– Отлично, отлично… – профессор приподнял край простыни и поморщился. – И куда вы везете потерпевшего?

– На рентген, – ответила Анна, не раздумывая.

– Отлично, отлично… – пробормотал профессор и повернулся к одному из сопровождающих его врачей:

– Коллега, я вас попрошу, когда будут готовы результаты рентгена, занесите их мне.

– Непременно, Арнольд Гаврилович! – Врач сделал пометку в своем блокноте.

– Отлично, отлично… – и вся процессия двинулась дальше.

Едва профессор со своей многочисленной свитой прошел мимо, Анна покатила каталку вперед. Она все еще не знала, где спрятать Кукушкина, но точно знала одно – его нужно как можно скорее увезти из этого отделения. Оставаться здесь для него слишком опасно.

Скоро она выехала на лестничную площадку.

Здесь в ожидании лифта стояли трое – мордатый небритый мужик лет сорока, его унылая забитая жена и молодая женщина в медицинской униформе.

– Безобразие! – Мужик, набычившись, смотрел исподлобья на врача. – Куда вы моего папашу засунули? Десять человек в палате! Один храпит, другой кашляет! Один кричит – закрой форточку, другой – открой окно! Мой папаша такого не заслужил! Ему положены условия! Он, между прочим, заслужонный сантехник! – Он так и произнес слово «заслуженный» – через «о» и с ударением на это самое «о».

– Мужчина, чего вы от меня хотите? – усталым голосом проговорила женщина-врач.

– Я от вас конкретно хочу, чтобы вы моему папаше обеспечили условия! Он не кутенок какой, чтобы его в палату, где десять человек! Он заслужил, чтобы ему условия!

– Кто ваш отец, как его фамилия? – осведомилась врач.

– Наша фамилия Крысенко, – с гордостью сообщил мужик. – А звать моего папашу конкретно Прокофий Питиримович, значит, я получаюсь Павел Прокофьевич! И вы мою фамилию надолго запомните!

– Прокофий Питиримович Крысенко? – Женщина заглянула в какие-то бумаги. – Между прочим, вам и так навстречу пошли. Ваши бумаги в приемном покое затерялись, до сих пор не поступили в отделение, это непорядок, но мы не стали к этому придираться, поместили вашего родителя в палату…

– Навстречу пошли? – заревел мужик. – Вот я сейчас сам тебе навстречу пойду, тогда ты узнаешь, где эти… крабы зимуют!

– Паша, – жена потянула скандального мужика за локоть. – Паша, не надо! Люди кругом!

– Какие люди? – Мужик повертел головой. – Где ты видишь людей? И вообще ты лучше молчи, пока не получила в лоб! Это мой личный папаша, ясно? Когда свою мамашу будешь в больницу класть, тогда, может быть, будешь иметь право голоса!

Он снова повернулся к врачу и продолжил:

– Моему папаше все условия положены! Он у меня не какой-нибудь! Он меня всему научил – и засор прочищать, и прокладку менять, и резьбу нарезать на три четверти! Если вы ему условия не предоставите, я просто не знаю, что сделаю! Я от вашей богадельни камня на кирпиче не оставлю! Да нет – я вам такой засор устрою, вся городская канализация к вам прямым ходом потечет!

– Паша, – снова потянула его жена, – уймись, а то будет как прошлый раз!

– А мне плевать!

– Мужчина, – подала голос женщина-врач, – если вы так беспокоитесь о своем отце, поместите его в платное отделение. Оно у нас на втором этаже, там больным предоставляются отдельные палаты со всеми удобствами, включая Интернет…

– А на фига моему папаше этот Интернет? Он его отродясь не видел, и на старости лет ни к чему настроение портить! И в этом платном отделении небось такие бабки с людей дерут… я не олигарх какой-нибудь! – Мужик гневно полыхнул глазами.

– Ну, там есть разные варианты… – женщина-врач опасливо попятилась. – Есть палаты люкс, а есть и попроще. Есть экономические, на двух человек, но тоже очень удобные.

– Вот еще! – кипятился заботливый сын. – Чего это я буду за этого старого козла деньги платить? Он за меня шиш когда заплатил! Велосипеда мне в детстве не купил – прикинь! До сих пор не могу этот факт вспомнить без огорчения! На бутылку пива у него никогда не выпросишь! Ладно, черт с ним, пускай тут лежит. А что, нормальная палата… десять человек, говоришь? Так хоть есть с кем словом перемолвиться, а то в этой вашей одноместной небось лежишь, как в гробу! Помирать будешь – так никто и не заметит!

В это время наконец подъехал лифт, и все погрузились в него. Скандальный мужик влетел первым, за ним вошла женщина-врач, затем Анна вкатила каталку. Жене скандалиста еле удалось втиснуться самой последней.

– Ты куда своего жмурика вкатила? – взъелся скандалист, увидев Анну с каталкой. – Тут живым людям места не хватает, а ты со своим мертвяком влезла!

– Сам ты жмурик, – осадила его Анна.

– Чего?! – Мужик побагровел и двинулся на нее. – Ты кому это всякие слова отрицательные говоришь? Ты на кого это катишь? На Павла Крысенко? Это ты меня жмуриком обозвала? Да я сейчас тебе так в лоб дам, тогда мы посмотрим, кто из нас конкретно жмурик…

– Ну, может, ты пока и не жмурик, но очень скоро им станешь, если подойдешь немножко ближе, – спокойно проговорила Анна. – Еще сантиметров на сорок… да, или на сорок пять. Как раз попадешь в радиус заражения. Тебе ведь не делали прививку от зеленой тропической лихорадки?

– Чего? – переспросил мужик, на всякий случай попятившись. – Какой такой арктической лихорадки? Что ты тут несешь?

– Да ничего особенного. Этот человек, – Анна кивнула на Кукушкина, который все еще был без сознания. – Этот человек был в командировке в Танзиландии и там заразился зеленой тропической лихорадкой. К счастью, ему до поездки сделали прививку, иначе бы он давно уже помер. Но, к несчастью, прививку сделали не от того штамма, которым он заразился. Иначе бы он не заболел. Но если ты заразишься – летальный исход гарантирован.

– Какой еще исход?

– Известно, какой. Раз – и на кладбище!

– А ты что же не боишься? – недоверчиво осведомился Крысенко.

– А мне правильную прививку сделали. И всем врачам тоже. – Анна подмигнула женщине в медицинской униформе.

– Да что же здесь делается! Что же здесь творится! Это же убийцы в белых халатах! – заверещал Крысенко и бросился нажимать кнопки лифта. Кабина остановилась, Крысенко с женой вылетели из нее, и лифт поехал дальше.

– Ну, слава богу, удалось от него отделаться! – с облегчением проговорила Анна, переглянувшись с врачом.

Однако та смотрела на нее испуганно и жалась в угол лифта.

– А в чем дело? – сочувственно спросила Анна. – Вам нехорошо? У вас что – клаустрофобия?

– Нет… – пролепетала та. – Но мне не делали прививку от зеленой тропической лихорадки!..

Анна открыла рот и хотела что-то объяснить, сказать, что только что придумала эту лихорадку, но тут лифт снова остановился, и перепуганная женщина выскочила из кабины и побежала по коридору, затравленно оглядываясь.

Сама Анна доехала до второго этажа, выкатила из лифта каталку с Кукушкиным и подвезла ее к красивой стеклянной двери с жизнерадостной вывеской:

«Отделение повышенной комфортности».

– Ага, в переводе на русский язык – платное!

Она нажала неприметную кнопку возле двери. Дверь почти сразу открылась, на пороге появился откормленный дядечка средних лет в черной аккуратно отглаженной униформе. Судя по этой униформе и озабоченно-заспанному виду, это был отставной военный, который в отделении повышенной комфортности исполнял необременительные обязанности охранника.

– Кто – зачем – по какому такому поводу? – осведомился он, подслеповато разглядывая каталку с Кукушкиным и сопровождающую его Анну.

– Да вот, мой родственник попал к вам в больницу, – зачастила женщина. – Положили его в хирургическое отделение, а я посмотрела, какие там условия, и очень расстроилась. А мне доктор посоветовал сюда обратиться, сказал, что тут условия гораздо лучше…

– Это само собой, – авторитетно подтвердил охранник. – Понятно, что лучше, потому как это отделение повышенной комфортности. Только, девушка, вы в курсе, что здесь все услуги платные? Повышенная комфортность – она, само собой, требует повышенной оплаты…

– В курсе, в курсе, – закивала Анна. – Я все оплачу, лишь бы уход был хороший!

– Это вы можете не сомневаться. Какая оплата – такой и уход, – охранник солидно кивнул. – Правильно, девушка, не обижайте папашу. Вот, можете пока ознакомиться с прейскурантом. Тут все наши условия изложены в доступной населению форме…

На стене в красивой рамочке висел прейскурант платного отделения. Цены здесь и правда были высокие, но Анна решила, что комфорт и безопасность того стоят.

Охранник тем временем снял трубку с телефонного аппарата и, не набирая номер, солидно проговорил:

– Алла Карловна, подойдите, тут клиент пожаловал.

Тотчас же из соседнего кабинета появилась небольшая женщина средних лет, похожая на стареющую болонку, одетую в голубую медицинскую униформу. Оглядев сначала Анну, а затем Кукушкина, она осведомилась:

– Ну, что у нас здесь?

Анна повторила ту же историю, которую только что рассказала охраннику, и заверила Аллу Карловну, что готова оплатить пребывание своего родственника в платном отделении.

– Вы с нашим прейскурантом ознакомились?

– Ознакомилась, ознакомилась! Пожалуйста, поместите моего родственника в одноместную палату. Только вы карточки принимаете?

– Само собой, – кивнула дама. – Не в деревне живем. Хотя в некоторых деревнях сейчас тоже принимают «Визу».

Она снова оглядела Анну, должно быть, оценивая ее платежеспособность, и добавила:

– А документы ваши где?

– Мои документы? – Анна потянулась к сумочке.

– Да нет, ваши документы мне без надобности, лишь бы платили. А где документы вашего родственника?

– Ах, это! – Анна замялась. – Понимаете, его документы затерялись в приемном покое, но если вы его пока примете и устроите в палате, я схожу в приемный и потороплю…

– Ну, отчего не принять! – согласилась покладистая администратор. – Примем. Как зовут вашего родственника?

– Прокофий Питиримович Крысенко, – смущенно проговорила Анна. – Понимаете, он из староверов…

– Бывает, – администратор записала данные в журнал и подняла взгляд на Анну. – Я вот, например, Алла Карловна Доннерветтер, я из поволжских немцев. Так вы сходите в приемный покой, поторопите их, а мы пока вашего родственника устроим, не беспокойтесь!

Она вписала фальшивое имя в пластиковую карточку, прикрепила ее к изголовью каталки и вызвала медсестру.

– Надюша, отвези нашего нового пациента в палату номер шесть.

Номер палаты вызвал у Анны вполне понятные литературные ассоциации, но она не стала их обдумывать. Посмотрев, как Кукушкина увозят по коридору, она отправилась в приемный покой.

Здесь она после недолгих расспросов нашла озабоченную медсестру, которая складывала в папку стопку документов.

– Девушка, – обратилась к ней Анна. – Как же так, моего родственника давно уже в палату определили, а его документы так и не поступили! Это же непорядок!

– Фамилия! – проговорила медсестра, смерив ее строгим взглядом. – Да не ваша фамилия – пациента!

– Крысенко, – заученно ответила Анна, – Прокофий Питиримович Крысенко.

– Нашелся ваш Крысенко, – ответила сестра. – Его бумаги по ошибке в родильное отправили. Там тоже Крысенко оказалась, только Полина Петровна. Но не беспокойтесь, теперь нашли, сейчас я их наверх передам. Он ведь во втором хирургическом?

– Нет-нет, девушка! – заволновалась Анна. – Мы его в платное отделение перевели, так что передайте его документы на второй этаж.

– Ах, в платное! – Медсестра оживилась. – Хорошо, что сказали, а то бы снова затерялись…

Она переложила документы в другую папку и снова повернулась к Анне:

– Можете идти, не беспокойтесь, через десять минут документы будут в отделении.

Анна поблагодарила ее и вернулась в платное отделение.

Знакомый охранник был на посту. Он сидел перед дверью и листал журнал «Загородная недвижимость».

– Могу я проведать своего родственника? – спросила его Анна.

– Все можете, – ответил тот благосклонно. – Раз пребывание оплатили – значит, все можете. На то у нас и отделение повышенной комфортности. У нас, девушка, все для человека. Прямо как при коммунизме, даже лучше, потому что при коммунизме все у всех будет одинаковое, а какой же это интерес?

Анна не стала вступать с ним в философский диспут, а отправилась в шестую палату.

Открыв дверь, она увидела, что Иван Иванович пришел в себя и теперь удивленно оглядывался по сторонам.

– Где это я? – спросил он, углядев знакомое лицо.

– В безопасном месте. – Анна села возле изголовья его кровати и рассказала, как перевела его на платное отделение.

– Только запомните: теперь вы Прокофий Питиримович Крысенко. Постарайтесь не забыть свое новое имя!

– О господи! – Кукушкин возвел глаза к потолку. – Ну и имечко!

– Уж какое было! – Анна обиделась. – Слушайте, не в вашем положении привередничать! По крайней мере, здесь вы в безопасности, да и условия куда лучше, чем в прежней палате!

– Ой, что вы, я вам очень признателен! – поспешил извиниться Иван Иванович. – Вы не представляете, как я вам благодарен! Если бы не вы, меня бы уже не было на этом свете… просто не представляю, как я могу вас отблагодарить!

– А я как раз очень хорошо представляю, – ответила Анна. – Расскажите мне про посылку.

– Про посылку? – Кукушкин побледнел, в глазах его проступил страх. – Откуда вы знаете?

– От верблюда! – Анна рассердилась. – Слушайте, Иван Иванович… то есть, Прокофий Питиримович – вам нужно привыкать к своему новому имени, – вы уж определитесь: либо вы мне верите и рассказываете все как есть, либо мы с вами прощаемся, причем прямо сейчас. Потому что такое недоверие меня обижает…

– Нет, извините, я, конечно, не прав… – смутился Кукушкин. – Вы столько для меня сделали… но, понимаете, это не моя тайна, а я вас только сегодня впервые увидел и даже не знаю, как вас зовут. И не представляю, откуда вы узнали о посылке.

– Зовут меня Анна, а о вашей чертовой посылке я бы предпочла ничего не знать! – И она рассказала Кукушкину о том, как к ней в руки по ошибке попала его посылка и к какой череде странных и трагических происшествий это привело.

– Так что, как видите, – закончила она свой рассказ, – я хочу все узнать, чтобы понять, как мне выпутаться из этой дикой истории, как разобраться со своими проблемами. Так что давайте раскроем карты. Я вам рассказала все, что знаю, теперь ваша очередь!

– Удивительная история! – вздохнул Иван Иванович. – Но чего только на свете не бывает! Кстати, из своего профессионального и жизненного опыта я сделал вывод: чем правдоподобнее история, тем больше вероятность, что она вымышлена, и наоборот – чем менее правдоподобной она кажется, тем больше шансов, что это – чистая правда. Ложь всегда кажется очень правдоподобной. И вы правы: я должен рассказать вам свою часть этой истории, хотя бы в благодарность за то, что вы для меня сделали.

Он перевел дыхание и начал:

– По профессии я историк, в свое время окончил исторический факультет университета и почти всю жизнь проработал в историческом архиве…

Анна знала эти детали его биографии, но не стала об этом говорить: ни к чему сообщать Кукушкину, что она наводила о нем справки. Это может разрушить с таким трудом установившееся между ними доверие.

– Еще в студенческие годы я познакомился с выдающимся историком, профессором Дмитрием Альбертовичем Биневичем-Делонне. Именно он предложил мне заняться сектами и тайными обществами средневековой Франции. Сам он большой специалист… то есть, я хотел сказать, был большим специалистом в этой области, и он заразил меня своим интересом, передал мне свои уникальные знания, научил меня основам научного поиска… словом, он сделал меня историком.

Иван Иванович опять перевел дыхание и продолжил:

– Дмитрий Альбертович был научным руководителем моей диссертации и всегда с интересом следил за моей работой. Я часто бывал у него дома – у него была квартира в самом центре города, на канале Грибоедова, из ее окон виден храм Спаса на Крови. Как сейчас помню эту большую квартиру – тысячи книг от пола до потолка, старинные гравюры, средневековые артефакты. Жизнь сложилась так, что в последние годы мы встречались довольно редко, но я все время с благодарностью вспоминал Дмитрия Альбертовича, часто звонил ему…

– Извините, – перебила его Анна. – Вы хотите сказать, что он все еще жив?

– Он умер совсем недавно, – грустно ответил Кукушкин. – Всего две недели назад. Тогда-то все и началось…

– Но постойте, сколько же ему было лет? – удивилась Анна. – Ведь вы сказали, что он был профессором еще в ваши студенческие годы… извините, – она смутилась. – Я не хотела вас обидеть…

– Да я ничуть не обиделся, – Иван Иванович улыбнулся. – Я понимаю, что кажусь вам ископаемым…

– Нет-нет, что вы! – запротестовала Анна. – Вы очень молодо выглядите, просто сейчас, в больнице…

– Не извиняйтесь! Дмитрий Альбертович действительно был уникальным человеком, уникальным во всех отношениях. Никто толком не знал, сколько ему было лет. Во всяком случае, когда я был студентом, он был уже немолод, а с тех пор прошло очень много лет, и можете представить – он почти не изменился! Конечно, я мог не замечать этих изменений, поскольку они происходили у меня на глазах, но и другие люди, те, кто не видел его годами, тоже говорили, что время над ним почти не властно. Особенно это касалось его голоса. Голос у него был молодой, звонкий, выразительный, что, как вы понимаете, очень важно для лектора. На его лекциях студенты не дремали и не занимались посторонними делами – они его слушали, слушали увлеченно… Сам он иногда противоречил себе, когда говорил о своем возрасте. То сообщал, что ему за девяносто, то проговаривался, что уже отпраздновал столетний юбилей, то вдруг утверждал, что ему немного за восемьдесят. Но уж это он точно кокетничал – я хорошо помню его сорок пять лет назад, и он тогда был очень пожилым человеком…

Кукушкин заморгал, словно присматриваясь к чему-то, что видел только он один, и продолжил:

– Мы немного отвлеклись, Анечка, но фигура Дмитрия Альбертовича важна для дальнейшего рассказа. Как я вам уже сказал, последние годы мы с ним встречались и беседовали не так часто, как прежде, но примерно месяц назад он позвонил мне. Должен признаться, что я не сразу узнал его голос…

Голос старого профессора стал тусклым и дребезжащим, как будто он наконец сдался перед неумолимым временем.

– Ванечка, – проговорил профессор, когда они обменялись приветствиями. – В последнее время я стал сдавать. Я чувствую, что жить мне осталось немного…

Кукушкин начал бурно протестовать, но старик властно остановил его:

– Не трать время на пустые слова, времени у нас немного, особенно у меня. Я прожил длинную и интересную жизнь и почти ни о чем не жалею. Но у меня есть один долг… точнее, одна обязанность, которая не закончится с моей смертью. Я должен эту обязанность кому-то передать – и не вижу никого достойнее тебя.

На этот раз Кукушкин не стал возражать, он внимательно слушал своего старого учителя.

– Я хочу передать тебе один предмет, который хранил долгие годы. Очень долгие годы. Этот предмет представляет собой огромную ценность – и художественную, и историческую, но этими двумя факторами его ценность не исчерпывается. И должен тебя честно предупредить: быть хранителем этого предмета – тяжелая ноша! Это не только очень большая ответственность, но к тому же и опасная обязанность: есть некие силы, которые очень хотят завладеть этим предметом, и ни перед чем не остановятся, чтобы осуществить свои планы. Ни перед чем, Ваня, даже перед преступлением!

Профессор сделал паузу, чтобы Кукушкин смог осмыслить его последние слова, и спросил:

– Скажи, Ваня, готов ли ты принять на себя эту ношу?

Кукушкин подумал, что профессор на старости лет заговаривается. Впрочем, он так глубоко уважал его, что готов был выполнить любую просьбу, даже очень странную.

– Я не знаю, собственно, о чем идет речь, но, если вы меня просите и если вы считаете это важным, – разумеется, я согласен. Только, конечно, я хочу больше узнать о том, что вы мне поручаете.

– Когда ты приедешь ко мне, чтобы забрать его – я расскажу о нем очень много интересного и важного.

– Хорошо, Дмитрий Альбертович, я согласен, но не смогу приехать к вам раньше, чем через неделю: меня пригласили на историческую конференцию в Лос-Анджелес, это для меня большая честь, и я вылетаю уже через несколько часов.

– Вот как… – по его голосу чувствовалось, что профессор расстроен и озабочен. – Это усложняет дело! Ну, что поделаешь! Но как только вернешься, Ваня, обязательно приходи ко мне!

Однако, вернувшись из Америки, Кукушкин не сразу вспомнил о просьбе старого профессора. Только через неделю после возвращения он позвонил ему.

Однако вместо Дмитрия Альбертовича ему ответила незнакомая женщина, которая сообщила, что профессор две недели назад умер и уже похоронен. Кукушкин очень расстроился, назвал свое имя и спросил, не оставил ли профессор для него какого-нибудь письма.

– Он оставил для вас один предмет, – сдержанно ответила женщина. – Я звонила вам, но поскольку вас не было дома, я отправила вам этот предмет по почте. Надеюсь, что вы его скоро получите.

И правда, уже на следующий день Кукушкин достал из почтового ящика извещение о том, что на его имя пришла посылка.

Он отправился на почту, но по дороге его сбила машина…

– Теперь я не сомневаюсь, что это не было случайностью, – проговорил Кукушкин. – После всего, что случилось, я уверен, что меня сбили те самые люди, которые охотятся за посылкой профессора. Когда я пришел в себя, у меня не было бумажника и документов, тогда я подумал, что меня обокрал кто-то из санитаров, и смолчал, но теперь я понимаю, в чем дело…

– Они взяли у вас почтовое извещение и паспорт, чтобы получить посылку, – догадалась Анна. – Но на почте эту посылку по ошибке отдали моей домработнице, а им пытались всучить мою, с теткиным вареньем и сушеными грибами. Домработница не проверила адрес, взяла что дали да и пошла себе. За то и поплатилась, наверняка они приложили руку к ее смерти. На той посылке, что им пытались всучить вместо вашей, они нашли мой адрес, и с этого дня начались мои неприятности…

– А мои еще раньше… – вздохнул Кукушкин. – Что теперь делать, ума не приложу. Дмитрий Альбертович должен был ввести меня в курс дела, да вот не успел я его в живых застать…

– Ладно, пока я ее спрячу в надежное место, – Анна собралась уходить. – Выздоравливайте, я вас еще навещу, только не скоро, дел очень много… Мобильный свой выключите, лучше по этому телефону общаться будем, – она указала на аппарат, стоящий у окна.

Королевские слуги блестяще исполнили приказ Филиппа Красивого: в тот черный день никому из руководителей ордена тамплиеров и почти никому из знатных рыцарей не удалось избежать ареста. Сотни рыцарей были под охраной доставлены в Париж и в другие города королевства, где должны были состояться показательные процессы над храмовниками. Однако целью короля было не только обезглавить орден, но и завладеть его несметными богатствами. Ведь тамплиеры, которые сосредоточили в своих руках значительную часть финансов Европы, должны были владеть сказочными сокровищами.

Но ни в парижском Тампле, где находилась главная резиденция ордена, ни в замках видных тамплиеров не было найдено больших сумм.

Король рвал и метал, посылал своих доверенных слуг во все концы страны – но казна тамплиеров как сквозь землю провалилась.

Вторую неделю великий магистр Жак де Моле пребывал под арестом в королевской тюрьме.

Каждый день его водили на допрос, где предавали самым жестоким пыткам, добиваясь признания в ереси и идолопоклонстве. Старый магистр мужественно переносил пытки, но казалось, его заботит еще что-то, помимо жестоких физических страданий и страшных обвинений.

С некоторых пор, кроме требований признаться в ереси, от него начали добиваться еще одного признания – где спрятаны сокровища ордена. Но и на этот вопрос великий магистр отвечал молчанием.

И вот этим утром тюремный сторож, одноглазый бретонец, который принес великому магистру скудную пищу, прежде чем покинуть камеру, прошептал:

– Ваша милость, к нам сегодня привезли одного знатного господина из Лангедока…

– Как зовут этого господина? – осведомился великий магистр.

– Его имя граф де Лотрек. И он просил меня передать вашей милости несколько слов. Он велел передать, что тот предмет, из-за которого вы беспокоились, в безопасности.

– Спасибо, друг мой! – Лицо старика разгладилось, казалось, он даже помолодел. – Спасибо, мой друг! Ты принес мне слова утешения. Чем я могу отплатить тебе за службу?

– Благодарю вас, милорд! Граф де Лотрек уже заплатил мне. Кроме того, много лет назад один из братьев вашего ордена спас мне жизнь, так что я в долгу перед тамплиерами и рад, что могу хотя бы отчасти вернуть этот долг.

Через час за Жаком де Моле пришли подручные палача, чтобы в очередной раз отвести его на допрос. На этот раз великий магистр шел туда с легким сердцем, высоко подняв голову, как будто его больше ничто не страшило и ничто не заботило.

Через год процесс над Жаком де Моле был завершен.

Как нераскаявшийся еретик, он был приговорен к сожжению.

Сокровища ордена так и не были найдены – те рыцари, которых под пыткой заставили говорить, ничего не знали о местонахождении этих сокровищ, те же, кто хоть что-то знал, молчали, стойко перенося самые жестокие пытки.

Старого магистра возвели на огромный костер, сооруженный на Гревской площади. Королевский прокурор вышел вперед и прочел обвинительное заключение, которое вслед за ним повторяли четыре глашатая, обращаясь на четыре стороны света.

– Жак де Моле, бывший великий магистр ордена тамплиеров, виновен в том, что впал в постыдную и преступную ересь, отвергая Господа нашего Иисуса Христа, виновен в том, что плевал на животворящий крест, в том, что осквернял таинство причастия…

Прокурор сделал паузу, дабы глашатаи могли донести его слова до каждого слушателя, и обвел мрачным взглядом замершую площадь. Затем он продолжил оглашение приговора:

– Также виновен он в том, что поклонялся некоему демону по имени Бафомет, чьи изображения в виде отвратительной головы с тремя лицами тайно хранились в резиденциях ордена, и в том, что приносил этому идолу кровавые жертвы. Также виновен он в том, что склонял новых членов своего ордена к отступлению от истинной веры, а также совращал их на путь греха содомского. Также виновен он в том, что, признав свои грехи и преступления под грузом многочисленных улик, позднее перед лицом суда он снова отрекся от своих признаний. Посему, как нераскаявшийся еретик, он приговаривается к смертной казни. Милостивый наш государь Филипп, король Франции и Наварры, граф Шампани и Бри, в своем неизреченном христианском милосердии снизошел к сему преступному еретику и повелел казнить его без пролития крови…

– Вот уж милость так милость, – проговорил булочник Жан Бланше, который вместе с женой протолкался в первые ряды зевак. – По мне, так лучше уж топор палача. По крайней мере, недолго мучиться. Смерть на костре – самая ужасная… коли бы мне пришлось выбирать, я предпочел бы даже виселицу!..

– Типун тебе на язык! – оборвала его жена. – Еще сглазишь! За что нас казнить? Мы – верные христиане и никогда не станем еретиками! Почитай, каждое воскресенье мы ходим к мессе и подаем нищим…

– Ты же знаешь, Жанетта, коли кому-то из знатных господ взбредет в голову – даже нашего ослика Пьеро объявят еретиком и святотатцем! Уж кто был благочестивее и богобоязненнее тамплиеров? Помнишь, в дни великого голода, когда мера хлеба вместо трех су продавалась по пятьдесят, тамплиеры каждый день кормили в своем храме до тысячи человек! А уж сам господин де Моле – и вовсе достойный человек, только взгляни на его лицо! Нет, в жизни не поверю, что такой благородный господин мог поклоняться какой-то козлиной голове!

– Замолчишь ли ты когда-нибудь, Жан Бланше? – воскликнула Жанетта. – Ты же знаешь, вокруг полно королевских слуг! Не дай бог, кто-то из них услышит твои слова!

– Молчу, молчу! – Булочник округлил глаза. – Смотри-ка, палач поджигает дрова!

И правда, пламя охватило основание костра и, постепенно разгораясь, побежало к ногам опального магистра. И тут Жак де Моле, к которому были прикованы взгляды тысяч людей, поднял голову и воскликнул высоким и сильным голосом:

– Король Франции Филипп! Первосвященник римский Климент! Королевский советник рыцарь Гийом де Ногарэ! Вызываю всех вас троих на Суд Божий! И клянусь спасением своей бессмертной души, что не пройдет и года, как вы предстанете перед этим судом и ответите за свою ложь и преступления!

По толпе пополз испуганный ропот.

– Ишь, опомнился! – проговорил булочник Бланше. – Гийом де Ногарэ уж полгода как помер. Должно быть, в тюрьме господину магистру об этом не сообщили…

– Да заткнешься ли ты когда-нибудь, Жан Бланше? – Жанетта плюнула на землю. – Клянусь, если ты скажешь еще хоть слово, я заберу детей и уйду к матери в деревню!

– Вот уж она обрадуется! В такое тяжелое время ей придется кормить еще четыре рта!..

Поднялся ветер, и языки пламени высоко взметнулись, охватив старого магистра пылающим ореолом. Но его лицо не было искажено страданием, оно оставалось грозным и величественным, как лик архангела Михаила, повелителя небесного воинства.

Нависшая над городом туча стала еще мрачнее. Внезапно она словно раскололась, пронизанная огненным мечом молнии, и над Гревской площадью прогремел мощный раскат грома, словно само небо подтвердило страшное проклятие великого магистра тамплиеров.

Вернувшись домой, Анна не удержалась: вытащила из кладовки коробку с серебряным собором и несколько минут разглядывала его.

Какие тайны он в себе хранит?

Конечно, этот артефакт и сам по себе очень красивый, старинный и стоит немалых денег, но судя по тому, что рассказал ей Кукушкин, а также по тому, сколько проблем и неприятностей обрушилось на саму Анну с его появлением, ценность его не исчерпывается стоимостью антикварного изделия из серебра. Для кого-то это – бесценная реликвия, за которую можно отдать свою или чужую жизнь.

Женщина подумала, что нужно спрятать артефакт понадежнее, и решила завтра же этим заняться. Пока же она снова убрала его в коробку и хотела задвинуть в кладовку, но перед этим еще раз осмотрела надписи на коробке.

Она знала, что там написан адрес получателя – адрес Ивана Ивановича Кукушкина. Но также на коробке был напечатан и адрес отправителя, на который она раньше не обратила внимания. Теперь она прочла в левом верхнем углу, что в качестве отправителя посылки был указан Д.А. Биневич-Делонне.

Анна подумала, что в тот день, когда эту посылку принесли на почту, старого профессора уже не было в живых, и его наследники написали на коробке его имя, чтобы получатель не удивился и сразу же понял, от кого посылка.

Здесь же был написан адрес отправителя: Санкт-Петербург, набережная канала Грибоедова, дом сто восемьдесят три, квартира 221-В…

Что-то в этом адресе зацепило ее, как колючка, приставшая к рукаву.

Анна задумалась: что тут такого странного?

Она вспомнила, как Кукушкин рассказывал о своем старом учителе. Ну да, он говорил, что был у него дома… большая старая квартира на набережной канала Грибоедова, книги от пола до потолка, в окнах – храм Спаса на Крови…

Стоп!

Канал Грибоедова, он же Екатерининский, очень длинный, но храм Спаса на Крови расположен в самом его начале, и номера домов там небольшие. А на посылке указан дом номер сто восемьдесят три… такие номера домов находятся в самом конце канала, в районе, который старожилы называют Коломной, а путеводители – Петербургом Достоевского…

Что-то здесь не вяжется!

Анна потянулась к телефону. Ведь в отдельной палате, куда она перевела Кукушкина, среди прочих удобств есть и собственный телефон. Правда, нехорошо беспокоить пожилого, больного человека по такой ерунде, но, с другой стороны, его эта история касается в большей степени, чем ее…

Она решилась и набрала номер.

Кукушкин сразу же снял трубку.

– Иван Иванович, простите, что беспокою вас по пустяку, – проговорила Анна, услышав его голос.

– Да что вы, Анечка, здесь такая скука, так что я очень рад вашему звонку!

– Так вот, собственно, почему я звоню. Вы ведь бывали в квартире своего старого профессора?

– Дмитрия Альбертовича? Да, конечно! Я ведь вам, кажется, рассказывал…

– Да-да, рассказывали… Так вот, вы не помните, какой у него был номер дома?

– Конечно помню. Канал Грибоедова, дом четыре. Теперь это Екатерининский канал, ему вернули историческое название… а что? В чем дело?

– Дело в том, что на той самой злополучной посылке, из-за которой начались наши с вами неприятности…

– Но благодаря которой я с вами познакомился! – галантно проговорил Кукушкин, из чего Анна сделала вывод, что самочувствие его явно улучшилось.

– Так вот, на этой посылке указан другой адрес. Тот же канал, но дом номер сто восемьдесят три.

– Странно… – протянул Иван Иванович.

– Может быть, старик в конце жизни поменял квартиру? Переехал в другой дом?

– Нет, Анечка, что вы! Дмитрий Альбертович очень дорожил своей квартирой, особенно же – ее расположением, замечательным видом из окна… он ни за что не переехал бы в Коломну! Кроме того, я ведь звонил ему незадолго до смерти. Домашний телефон был прежний, значит, и адрес тот же самый…

– Логично! – согласилась Анна.

– Ну-ка, Анечка, еще раз повторите – какой адрес написан на этой посылке?

Анна с телефоном в руке забралась в кладовку, включила свет и прочитала:

– Санкт-Петербург, набережная канала Грибоедова, дом сто восемьдесят три, квартира двести двадцать один-В…

– Интересно, интересно… – Кукушкин на секунду замолчал, из трубки доносилось только какое-то шуршание.

– Что это вы там делаете?

– Записываю тот адрес, который вы мне сообщили… здешняя сестричка была так любезна, что дала мне бумагу и карандаш…

– Ну и что у вас получилось?

– Это никакой не адрес!

– А что же это такое?

– Это индекс!

– Индекс? Что вы имеете в виду?

– Ах, ну да, Анечка, вы же не знаете… это индекс единицы хранения в библиотечном каталоге. В нашем конкретном случае – в главном каталоге библиотеки Академии наук.

– То есть вы хотите сказать, что ваш старый учитель, указав такой обратный адрес, хотел вам что-то сообщить?

– Разумеется! Он знал, что я часто работаю в этой библиотеке и сразу узнаю эту систему индексов. Он хотел, чтобы я нашел книгу или документ, который хранится под этим индексом. В этой книге или в этом документе содержится что-то очень важное.

– Наверняка там содержится что-то, что поможет нам разобраться в загадке этой посылки!

– Нам? Анечка, вы не должны больше заниматься этой загадкой! Вы и так слишком рисковали!

– Беда в том, что если я перестану ей заниматься – она-то не перестанет, не оставит меня в покое. Ведь те люди, которые охотятся за посылкой, знают, что она попала ко мне, и не успокоятся, пока не получат ее. Так что лучше опередить их на шаг и узнать, что хранится под этим номером в библиотеке…

– Какая жалость, что я не могу передвигаться! – вздохнул Кукушкин. – И еще долго не смогу!

– Да, но я-то пока нормально передвигаюсь!

– Вы что – хотите пойти в библиотеку?

– Ну, мне кажется, что библиотека Академии наук – не самое опасное место в городе.

– А вы там хотя бы один раз были?

Анна услышала покровительственные нотки в голосе Кукушкина и мгновенно рассердилась. Какое право он имеет так с ней разговаривать? Ох, уж эти старые научные работники! Ужасные снобы!

– Иван Иванович, – отчеканила она, – боюсь, что вы тоже не были во множестве мест, где была я. Не нужно смотреть на меня свысока, у меня высшее образование, и если я и правда никогда не была в библиотеке Академии наук, все же библиотекой пользоваться умею.

– Простите меня, – тут же повинился Кукушкин, – виноват, все никак в себя не приду…

Анна даже смутилась – что такого особенного он сказал, а она сразу завелась, привыкла подчиненных строжить…

Поскольку библиотека вечером субботы все равно была закрыта, Анна решила наведаться на почту. У нее возникла идея, как можно на какое-то время отвлечь тех неизвестных ей людей, которые охотятся за посылкой старого профессора, а заодно получить давно дожидающуюся ее посылку тети Любы с сушеными грибами и вареньем.

Она осторожно отклеила от бело-синей почтовой коробки наклейку с адресом и отпечатала на принтере другую. В графе «адрес получателя» она напечатала адрес Ивана Ивановича Кукушкина (все равно охотники за посылкой знают этот адрес), а в графе «адрес отправителя» – вымышленный адрес, который тут же на ходу придумала: проспект Воспитателей, дом тридцать восемь, квартира двадцать четыре. Пускай поищут этот адрес, вдруг найдут?

Наклеив листок с адресами на коробку, она положила в нее десяток старых журналов, которые давно пора было отправить на помойку, заклеила коробку и отправилась на почту.

– Я у вас посылку не приму! – заявила, увидев ее в дверях, почтовая работница, молодая девица с волосами ядовито-оранжевого цвета. – Мы закрываемся через десять минут, я ее не успею оформить! Вовремя приходить надо!

– А я ничего и не собираюсь посылать, – многообещающим голосом ответила Анна. – Я вам обратно принесла то, что вы по ошибке выдали. Вы вообще проверяете, что людям выдаете? Этак кто-нибудь вместо французской косметики взрывное устройство получит!

– Мы проверяем, мы все проверяем! – затараторила девица, явно знавшая за собой вину. – Как это мы не проверяем?

– А если вы проверяете, почему мне выдали вот это? – Анна с грохотом поставила на прилавок свою коробку. – Здесь указан получатель – Кукушкин И.И., а я – Беркутова А.П.! Есть разница?

– Ой, так это вы насчет этой посылки? – Глаза девицы воровато забегали. – Насчет нее тут уже приходили… приходили и спрашивали… вопросы всякие задавали…

– Кто приходил? – заинтересовалась Анна. – Когда приходил и что спрашивал?

Но оранжевая девица спохватилась, что сболтнула лишнее, и перешла в глухую оборону:

– Никто не приходил! Ничего не знаю! А что же вы сами не проверили, когда получали?

– Я в командировке была, – честно ответила женщина. – Эту посылку моя домработница получила, по доверенности.

– А если она получила, так с нее тогда и спрашивайте… домработница у нее, видите ли… – выпалила в сердцах девица, но тут же сообразила, что у нее самой рыльце в пушку, и лучше не раздувать конфликт, а погасить его в зародыше. – Ну ладно, давайте эту посылку, – смилостивилась она. – А вашу я сейчас принесу…

Оранжевая девица ненадолго удалилась в подсобку и тут же вернулась с такой же сине-белой картонной коробкой.

Анна взглянула на этикетку и убедилась, что на этот раз все правильно, девица ничего не перепутала – отправителем значилась ее тетя Люба, а получателем – она сама.

Заполнив бланк, Анна забрала посылку и вышла на улицу.

Ну вот, теперь хоть можно с чистой совестью позвонить тетке и поблагодарить ее за грибы и варенье…

Анна поставила коробку на тротуар, чтобы открыть багажник машины, достала брелок с ключами.

Мимо нее шла маленькая старушка, перед которой на поводке семенил симпатичный йоркширский терьер с челкой, прихваченной розовой ленточкой. Анна улыбнулась собачке и отступила чуть в сторону, чтобы пропустить ее.

Внезапно у нее за спиной раздался рокот мотора. Анна оглянулась и увидела, как из-за угла на полном ходу вылетел сверкающий хромом огромный мотоцикл. Женщина невольно отшатнулась от края тротуара. Мотоцикл пронесся мимо нее, мотоциклист, в своих кожаных доспехах и зеркальном шлеме похожий на инопланетянина, на ходу наклонился и подхватил тети-Любину посылку. Затем он прибавил газу и с диким ревом скрылся за углом.

– Хулиганы! – испуганно вскрикнула старушка, на всякий случай подхватив своего йорка и прижав его к груди. – Что вытворяют! Бонечка, ты испугался?

Бонечка возмущенно тявкнул, давая понять, что нисколько не испугался и что, если бы хозяйка ему не помешала, он бы как следует отделал бессовестного мотоциклиста.

– Какое безобразие! – продолжала возмущаться старушка. – Как распустилась молодежь!

Тут она повернулась к Анне и проговорила сочувственным тоном, в котором явственно сквозило любопытство:

– Он у вас что-то украл? Что это было?

– Грибы и варенье, – честно ответила Анна.

– А варенье какое?

– Черносмородиновое.

– Мое любимое! Жалко! А вы его номер запомнили?

– Не успела.

Удовлетворив свое любопытство, старушка отправилась дальше.

А Анна села в машину, думая, что похитителей ждет сюрприз, когда они откроют коробку. И еще Анна думала, что сказать тете Любе, если она снова будет звонить.

В воскресенье утром она проснулась с одной мыслью – нужно где-то спрятать этот самый серебряный собор, дома оставлять его очень опасно. Следовало бы отнести его в какое-то надежное место.

Но в какое?

В банковскую ячейку собор не поместится, она для него слишком мала. Есть, конечно, шкафчик в фитнес-центре, куда она ходит время от времени – но этот шкафчик легко найти, а открыть его можно канцелярской скрепкой или ногтем…

И тут Анна вспомнила одно замечательное место, где можно спрятать не то что серебряный собор, но и целый сундук с сокровищами.

Проблема была только в том, как добраться до этого места незамеченной.

Женщина не сомневалась, что за ее домом следят, и если она выйдет с большой сумкой, в которую спрячет эту самую злополучную вещь, злоумышленники тут же бросятся следом за ней и при первом же удобном случае отнимут сумку. Нужно было как-то их перехитрить…

Для начала она собрала несколько свитеров и юбок, которые давно собиралась отдать в химчистку, и позвонила в службу, которая забирала вещи для чистки прямо из дома. Продиктовав адрес, она сказала приемщице, что не хочет, чтобы курьер поднимался к ней в квартиру.

– Я очень тороплюсь, – пояснила она. – У меня самолет через три часа. Я сложу вещи в пакет и вынесу их к машине, – сообщила она не терпящим возражений тоном, – и если курьер приедет в течение получаса, заплачу вдвое. За срочность.

Если приемщица и удивилась, она этого никак не показала: желание клиента – закон, даже если это очень странное желание. Лишь бы клиент платил.

Уже через двадцать минут курьер из химчистки позвонил Анне и сказал, что подъезжает к ее дому. Она взяла приготовленный пакет, спустилась, увидела машину с логотипом химчистки и отдала курьеру пакет с одеждой и деньги. Курьер был крепкий молодой парень, очень оживившийся при виде чаевых.

Как только он отъехал, за его машиной тронулся неприметный серый автомобиль. Анна подумала, что ее вещи вряд ли доберутся до химчистки. Хотя… курьер – парень крепкий, он наверняка сможет за себя постоять!

Проводив машины взглядом, Анна вернулась в свою квартиру, положила собор в такой же пакет, как тот, что только что отправился в химчистку, и снова вышла на улицу.

На этот раз она села в свою машину, поставила пакет на соседнее сиденье и выехала со двора.

Хотя Анна и видела, что одна машина уехала за автомобилем курьера, она не была уверена, что больше никто не следит за ней, и решила подстраховаться.

Для начала она поехала на север города, в район железнодорожной станции Удельная. Здесь она поставила машину перед зданием станции, зашла внутрь и прочла расписание. Найдя то, что нужно, снова села в машину, немного покружила возле станции и в нужный момент подъехала к железнодорожному переезду. Еще раз взглянув на часы, переехала через пути.

И сразу за ней переезд закрыли – через несколько минут должен был пройти скоростной поезд «Аллегро» до Хельсинки. Все машины, которые не успели проскочить через переезд, самое меньшее на полчаса застряли возле шлагбаума.

Теперь Анна не сомневалась, что отделалась от «хвоста», и поехала налево, в сторону Озерков.

Здесь она заехала в магазин, где купила бутылку красного вина, кулек шоколадных конфет, килограмм сыра и полкило ветчины, после чего свернула к Суздальским озерам, где новые коттеджи и роскошные загородные дома чередовались с чудом уцелевшими скромными дачами довоенной и даже дореволюционной постройки.

Проехав мимо самого настоящего замка, окруженного трехметровой стеной, Анна затормозила возле дощатого забора, за которым притаился покосившийся деревянный двухэтажный домик.

Когда-то давно, в детстве, Анна жила неподалеку отсюда. Тогда в этом домике располагалась районная библиотека, где работала ее бабушка. Родители часто оставляли маленькую Аню на бабушкино попечение, а та брала ее к себе на работу и усаживала в уголке с интересной книжкой.

Читать Аня любила, но еще больше она любила играть в прятки со своим сверстником Васей, сыном сторожа дяди Паши. Как только бабушка уходила к своим читателям, Аня откладывала книжку, и начиналась игра.

Тогда здание библиотеки казалось ей огромным, здесь были многочисленные двери и лестницы, комнаты и чуланы, старинные кафельные печи и потайные коридоры, и самые настоящие тайники. Они с Васей играли не просто в прятки – они были то пиратами капитана Флинта, то благородными индейцами из романов Фенимора Купера, то Шерлоком Холмсом и доктором Ватсоном (Ватсоном почему-то всегда приходилось быть Ане).

Именно тогда, когда они играли в пиратов, и им нужно было срочно найти подходящее место для награбленных сокровищ (жестяной коробки из-под чая, куда они сложили Васиных оловянных солдатиков), Аня обнаружила за одной из печей тайник.

С тех пор прошло много лет, Вася уехал в Германию, где нашел хорошую работу, библиотека закрылась. Несколько лет назад какой-то богатый человек купил участок вместе с домом, чтобы снести старое строение и построить на его месте загородный особняк – но после этого его то ли посадили, то ли у него просто кончились деньги, во всяком случае, старую библиотеку так и не снесли, она постепенно ветшала и разваливалась, а чтобы туда не залезли хулиганы и не устроили пожар, кто-то из владельцев участка нанял сторожа. Все того же дядю Пашу, Васиного отца.

Надо сказать, что Вася звал отца к себе, но дядя Паша отказался наотрез.

«Мы с ними не для того воевали, чтобы на старости лет у них пособие получать!» – заявил он сыну.

Вася посылал ему деньги, да и пенсия шла, так что дядя Паша вполне мог не работать, но без работы он чувствовал себя не в своей тарелке, кроме того, так привык за долгие годы к этому старому дому, что буквально сроднился с ним.

Оставив машину на обочине, Анна подошла к забору и, отодвинув в сторону хорошо знакомую ей доску, проскользнула внутрь.

Здесь, за забором, еще сохранился старый библиотечный сад. Две старые липы склонились над дорожкой, по сторонам которой густо разрослись кусты сирени и шиповника. Женщина медленно пошла к дому, вспоминая давно прошедшие дни…

Вдруг за спиной у нее раздалось негромкое рычание, отдаленно напоминающее звук мотоциклетного мотора. Анна повернулась… и увидела в двух шагах от себя огромного косматого зверя с угрожающе приоткрытой пастью.

– Нюра, сидеть! – послышался знакомый голос, и с крыльца библиотеки спустился бодрый старик в аккуратном ватнике.

– Кто такая? – строго осведомился старик, приближаясь и из-под руки разглядывая Анну.

– Что, дядя Паша, я так сильно изменилась?

– Анюта, ты, что ли? – Дядя Паша наконец узнал ее. – Как это ты в наши края попала?

– Да вот, проезжала мимо, да решила вас проведать. Гостинцев вам привезла, и собачке тоже… я, правда, думала, у вас все та же Альма, а у вас новая, большая такая…

– Альма давно уж умерла, – вздохнул дядя Паша. – Собаки, они ведь куда меньше людей живут. А это – Нюра, тоже уже пятый год у меня. Кавказская овчарка, очень хорошая… я с ней никаких хулиганов не боюсь! Нюра, познакомься – это Анюта, вы с ней, можно считать, тезки. Она своя, так что ты на нее не рычи!

Овчарка подошла к Анне, обнюхала ее и завиляла хвостом. При этом она с интересом покосилась на ее сумку, но не проявила никакого нахальства.

– Есть, есть для тебя гостинец! – Анна достала кусок ветчины и протянула собаке, чтобы укрепить знакомство.

Нюра сначала посмотрела на хозяина, как будто спрашивая у него разрешения, и только потом деликатно взяла ветчину зубами и мгновенно проглотила.

– Ну что – друзья? – Анна погладила собаку по мощному загривку. Та не возражала.

Остальные покупки Анна отдала дяде Паше.

– О, красненькое! – одобрительно проговорил он, увидев бутылку. – Помнишь, что я люблю! Ну, заходи в дом, я сейчас чайник поставлю, чайку попьем…

Анна вошла в старый дом. Рассохшиеся полы поскрипывали под ногами, солнце, пробиваясь сквозь цветные стекла, окрашивало стены в красный, зеленый, оранжевый цвета.

Дядя Паша наполнил водой современный электрический чайник и извиняющимся голосом проговорил:

– Я вообще-то такие чайники не люблю, из них чай не настоящий получается, да вот Васька приезжал, привез мне этот, так я и пользуюсь… а то те, старые, забываю на плитке, они и сгорают. Пять чайников сжег! Тебе-то Васька не пишет?

– Нет, давно не писал… Дядя Паша, я тут похожу немножко, пока вы чай греете, детство вспомню! – проговорила Анна, открывая дверь в темный коридор.

– Ну, походи, походи… – вздохнул дядя Паша.

Анна прошла по коридору, поднялась по узенькой скрипучей лесенке на второй этаж, оказалась в большой вытянутой комнате. Когда-то в этой комнате был читальный зал, здесь готовились к экзаменам окрестные студенты, интеллигентные старушки взахлеб читали номера толстых журналов с популярными романами. Раньше этот зал был очень светлым, но теперь в трех окнах из четырех стекла были разбиты и заменены фанерой, поэтому в помещении было полутемно. Анна прошла через читальный зал и оказалась в маленькой подсобной комнатке, где стояла большая изразцовая печь. В прежние времена эту печь топил дядя Паша, и тепло от нее расходилось по соседним помещениям.

Анна инстинктивно оглянулась, как будто хотела проверить, не подглядывает ли кто за ней, и только после этого опустилась на колени сбоку от печи. Она разглядывала бело-голубые изразцы и вспоминала, как они нравились ей тогда, в детстве.

Ветряные мельницы чередовались с уютными голландскими домиками, конькобежцами, скользящими по глади замерзших каналов, и парусными корабликами, под всеми парусами несущимися по бурному морю. Тогда она так же, как сейчас, разглядывала эти изразцы, а потом погладила плитку с парусником – очень уж ей понравился этот кораблик…

Тогда-то это и произошло.

Анна постаралась вспомнить, которая плитка оказалась с секретом.

Кораблики в строгом порядке чередовались с мельницами, домиками и конькобежцами. Кажется, это было справа, вот на этой высоте, то есть в четвертом снизу ряду…

Она нашла нужный изразец, нажала на него, затаив дыхание – но ничего не произошло. Неужели за прошедшие годы тайник в печи перестал открываться?

Анна отстранилась от печи, нахмурилась, припоминая.

Ну да, догадалась она, ведь тогда она была меньше ростом, значит, все предметы казались выше и больше, чем сейчас! Может быть, плитка с секретом находится ниже, не в четвертом ряду снизу, а в третьем?

Она нашла подходящую плитку в нижнем ряду, нажала на нее – и на этот раз часть печи со скрипом отодвинулась в сторону.

Так же произошло и тогда, в детстве.

Они с Васей как зачарованные смотрели на открывшийся перед ним и тайник – и представляли, что найдут в нем ключ ко всем тайнам мира. Или хотя бы спрятанное сто лет назад сокровище. Но вместо всех сокровищ они обнаружили в тайнике пожелтевшую от времени записку, которую оставил там много лет назад живший в этом доме мальчик.

«Добрый дедушка Мороз! – писал этот мальчик, старательно выводя буквы. – Подари мне на Новый год велосипед и сделай так, чтобы папочка скорее вернулся домой».

Анна запустила руку в тайник и достала оттуда жестяную чайную коробку. Внутри нее что-то гремело – это были те самые Васины оловянные солдатики. Они так и пролежали здесь все эти годы.

Впрочем, она приехала сюда не для того, чтобы предаваться воспоминаниям.

Анна достала из пакета коробку с серебряным собором. Хоть и с трудом, злополучная посылка поместилась в тайник, и стенка встала на место.

И тут Анна почувствовала затылком чей-то взгляд.

– Дядя Паша? – проговорила она испуганно и медленно обернулась.

У нее за спиной, на полу, лежала огромная овчарка, положив морду на лапы, и с интересом следила за ее действиями.

– Ах, это ты, Нюра! – с облегчением проговорила Анна. – Ну, ты меня напугала! Как ты тихо вошла – я ничего не услышала!

Нюра внимательно слушала ее.

– Вообще-то подглядывать нехорошо, – продолжила женщина. – Хотя… мы же с тобой друзья, правда? Давай договоримся – это будет нашим с тобой маленьким секретом.

Собака зевнула, показав грозные клыки, встала и пошла прочь, взглянув на Анну через плечо, как будто приглашая следовать за собой.

– Ну да, пошли чай пить, дядя Паша небось уже все приготовил…

Через час, уезжая из Озерков, Анна думала, что нашла для серебряного собора очень надежное место. Мало того что его очень трудно найти, но дядя Паша и особенно Нюра ни за что не пропустят в старый дом чужого человека…

Через несколько лет после казни последнего великого магистра на околице маленькой бретонской деревушки появился всадник на гнедом коне. Всадник этот был до самых глаз закутан в черный плащ, и сам он, и его конь были утомлены долгой дорогой.

Подъехав к таверне, над дверью которой красовалась вывеска с тремя несколько кривобокими коронами, всадник спешился, отдал поводья горбатому крестьянину и вошел внутрь.

Хозяин таверны, медлительный толстяк с обширной лысиной, двинулся навстречу посетителю и, угодливо кланяясь, проговорил:

– Прошу пожаловать, добрый господин! Вижу, вы устали и проголодались, так что толстяк Гийом о вас позаботится. Я только вчера зарезал отличную свинью и могу угостить вас отменной вырезкой и пирогом с требухой. И добрый сидр у меня тоже найдется. Ну, и блины, само собой, – мы же в Бретани, добрый господин, а в Бретани ни одна трапеза не обойдется без блинов!

– Мне не до блинов! – резко ответил кабатчику господин в черном. – Меня должны здесь ждать друзья.

– Друзья, добрый господин? – Глаза кабатчика забегали. – Вы видите, у меня совсем пусто, ни одного гостя, так что не знаю, о каких друзьях вы изволите говорить.

– Не болтай ерунды, толстяк! – Гость сурово сдвинул брови. – Вначале было слово, затем – дело, а после – воздаяние!

– Давно бы так, добрый господин! – Лицо кабатчика расплылось в улыбке. – По дорогам ходит много разного люда, никогда нельзя быть уверенным, что видишь перед собой друга. Вас и вправду ждут, господа уже собрались!

С этими словами кабатчик развернулся и все так же неспешно поплелся в глубину своего заведения. Зайдя за стойку, он отодвинул в сторону пивной бочонок. В полу под этим бочонком оказался люк. Кабатчик с неожиданной для своей комплекции ловкостью нагнулся, откинул тяжелую крышку люка и повернулся к своему гостю:

– Пожалуйте в подпол, добрый господин!

– Что я – церковная мышь, чтобы ютиться в погребе? – недовольно проворчал гость.

– Лучше быть живой мышью, чем мертвым львом! – ответил ему кабатчик.

– Да ты, братец, философ! – проворчал гость и начал спускаться по сырым каменным ступеням.

Кабатчик дождался, когда голова приезжего скрылась под полом, и захлопнул крышку люка.

Спустившись по ступеням, господин в черном оказался не в обычном винном погребе, какой бывает устроен под любой таверной, а в просторном помещении со сводчатым потолком, освещенном несколькими факелами, укрепленными на стенах. Стены этого помещения были украшены рыцарскими гербами, а в середине его стоял длинный дубовый стол, окруженный двенадцатью креслами из черного дерева. Одиннадцать кресел были заняты, двенадцатое, во главе стола, пустовало.

Человек в черном, ни на мгновение не задумываясь, подошел к столу и сел в пустующее кресло.

Пожилой рыцарь с длинной седой бородой, занимавший кресло на другом конце стола, сурово взглянул на пришельца и проговорил гулким голосом, словно исходящим из железной бочки:

– Кто ты и по какому праву пришел на наше собрание?

– Я пришел на это собрание, потому что вначале было слово, затем – дело, а после – воздаяние, – ответил ему человек в черном. – И для этого воздаяния собрались мы сегодня за этим столом.

– Пусть ты – один из нас, – проговорил бородач своим гулким голосом, – но ты так и не ответил, кто ты такой и по какому праву занял место во главе нашего стола.

– Имя мое мало что скажет вам, господа, – человек в черном оглядел остальных. – Я живу столь долго, что сносил множество имен, как другие снашивают множество башмаков. А право на председательское место мне дает вот это…

С этими словами он поставил на стол тяжелый мешок, развязал его завязки, и присутствующие увидели на столе массивный серебряный ларец, похожий на готический собор, украшенный богатой резьбой.

– Узнаете ли вы, братья, эту реликвию?

– Да, мы ее узнаем, – ответил за всех бородатый рыцарь в великом смущении. – Но как она оказалась у тебя, брат?

– Граф де Лотрек вручил мне эту реликвию перед тем, как отдать себя в руки короля.

Он еще какое-то время помолчал, дабы все участники тайного сборища могли разглядеть ларец, а затем проговорил:

– Вы знаете, братья, как важна эта реликвия для нашего ордена. Пока ларец в наших руках – наш великий орден жив. Пусть на земле останется всего несколько тамплиеров, пусть даже один, самый последний, но если ларец у него – значит, орден все еще существует. Но вот если ларец попадет в руки наших врагов…

Он недоговорил, но всем присутствующим и без того был ясен смысл сказанного.

– Мы выслушали твои слова, – проговорил седобородый рыцарь. – Мы понимаем содержащуюся в них истину. Но мы, представители лучших дворянских родов Франции, не можем допустить, чтобы во главе нашего стола сидел тот, чье имя нам неизвестно.

– Что ж, это ваше право. Я уже сказал вам, что прожил на свете очень долго и за это время носил много имен. Сейчас друзья знают меня под именем графа Сен-Жермен…

Присутствующие удивленно переглянулись, кое-кто тревожно зашептался.

– Мы слышали это имя, – произнес наконец седобородый. – Мы много удивительного слышали о тебе, брат. Десятой части того хватило бы, чтобы питать к тебе уважение. Достаточно факта, что к тебе был благосклонен покойный великий магистр. Мы принимаем тебя, брат, и признаем твое право на место председателя. Но раз уж ты его занял – скажи нам, что следует делать, чтобы сохранить орден Храма Господнего и великое дело, которому посвятили себя братья-тамплиеры? Весь мир ополчился на нас во главе с французским королем, папа, который прежде был нашим защитником и покровителем, поддался на уговоры Филиппа и встал на его сторону. Как же мы сможем продолжить наше святое служение, не имея ни верных людей, ни надежных пристанищ?

– Не все так плохо, – ответил ему человек в черном. – Король Португалии, многим обязанный нашему великому магистру, мир праху его, сохранил в пределах страны наш орден, дав ему другое имя. И в других католических странах остались люди, верные нашему ордену. И есть еще тайные убежища, подобные тому, где мы сегодня собрались. Главное – дело нашего ордена живо, в каждой стране, в каждом городе, в каждой провинции есть наши тайные сторонники. И самое главное – нам удалось сохранить эту священную реликвию ордена, – он указал на серебряный ларец. – Значит, мы должны затаиться и ждать, когда для нас наступят лучшие времена. И еще… мы должны беречь этот ларец как зеницу ока. Беречь, чего бы это нам ни стоило. Даже если кому-то из нас придется заплатить за это своей жизнью…

Дарья Салтыкова пришла на работу страшно злая, и тому было несколько причин.

Во-первых, сегодня был понедельник, а все знают, что утро понедельника для человека, который вынужден ходить на работу, является самым отвратительным временем. Позади выходные, а впереди – долгая, нудная рабочая неделя, конца ей не видно.

Во-вторых, собственно выходные выдались у Дарьи скучнейшие, вспомнить было совершенно нечего, рассказать подружкам – тоже.

В-третьих, в пятницу она ужасно испугалась звонка этой заразы Анны. Анна держалась уверенно, поминала какую-то статью Уголовного кодекса. А что, с этой сволочи все станется…

Дарья сгоряча позвонила Николаю и нарвалась на такой мат! Отвали от меня срочно, шипел Дубонос в трубку, чтобы я тебя больше никогда не слышал и не видел! Еще не хватало, чтобы эта баба накатала на меня телегу в Управление, сейчас с этим строго. Никто его прикрывать не станет – турнут из полиции и все!

И под конец обозвал Дарью неприличными словами. Она тоже выговорила в пикающую трубку несколько таких слов, услышав которые ее, с позволения сказать, жених Вадик если не упал бы в обморок, то изменился бы в лице.

Ну и урод этот Колька Дубонос, ну и трепло! Сам же уговорил ее на вечеринке одноклассников, куда Дарья пошла, чтобы похвастаться близкой свадьбой, сам распинался, какой он крутой, и утверждал, что выманить кольцо у бывшей женушки Вадима ему все равно что бутылку пива выпить! Считай, говорил, что то колечко уже у тебя на пальце, думай, говорил, как расплачиваться со мной будешь! Договоримся, Дарья отвечала, как только, так сразу.

И что вышло? Да ничего у этого придурка не вышло! Только такой козырь дал этой сволочи против нее, Дарьи!

Ну, конечно, если мадам обратится в полицию, Дарья от всего отопрется. Ничего, мол, не знаю, Дубоноса ни о чем не просила, он сам пришел, по собственной инициативе. И пусть докажут! Тем более что с кольцом и правда пока неясно. Все-таки кольцо – фамильная вещь и должна принадлежать Вадиму. А бывшая жена в данном случае никто и звать никак. Но та уперлась и не отдает. В суд на нее заявлять Вадим отказался – еще, кричал, не хватало позориться!

На самом деле Дарья испугалась только, что бывшая Вадима ему расскажет всю историю с кольцом и Дубоносом. Вадим – зануда – тут же привяжется, кто такой Дубонос да откуда ты с ним знакома… От верблюда!

Ревнует ее к каждому фонарному столбу!

Первое время Дарье это нравилось, потом просто забавляло, а потом надоело и начало раздражать.

В самом деле – ни тебе с подружками пообщаться, ни в компанию закатиться! Тут же давай подробный отчет – куда пошла, с кем, что там будешь делать и когда вернешься. Да она понятия не имеет когда! Может, ночевать там останется, может, еще куда намылится, мало ли, как фишка ляжет!

Так не пойдет, заявил тогда Вадим, моя жена не будет шляться всю ночь неизвестно где.

Ох, как захотелось Дарье тут же послать его подальше! Еле сдержалась, потому что послать-то никак нельзя. Квартира на его деньги снята, а ему идти некуда, не к жене же. А вдруг скажет – если не нравится тебе со мной, так вали обратно к родителям? А Дарье нож острый к матери возвращаться, та вовсе не в восторге будет.

Только-только отношения у них наладились, уж так мать обрадовалась, что Дарья замуж выходит! Вадим ей понравился – человек, говорит, с положением, фирма у него своя, опять же, постарше, не вертопрах какой-нибудь… И все твердит, что Дарья не девочка уже, двадцать восьмой год, и раз нашелся приличный человек, то нельзя его из рук выпускать. Тем более он ее любит…

Именно этими же причинами руководствовалась в свое время Дарья, когда окрутила Вадима. Хотя на самом деле ей просто хотелось досадить этой заразе начальнице. Смотрит исподлобья, цедит слова сквозь зубы… Все ее боятся – так вот же тебе! Получи подарочек!

Тем более что соблазнить Вадима оказалось совсем нетрудно. Не больно-то сопротивлялся. Потом признался, что сначала-то на первых порах и не верил, что такая красотка на него внимание обратит. Да уж, что есть, то есть…

С внешностью у нее все в порядке, только вот с личной жизнью никак не налаживается. Мать говорит – это потому, что Дарья жадная очень. Все, мол, ей надо сразу и целиком. Хочет, говорит мать, все брать, ничего не отдавая взамен. И как пойдет зудеть…

Первое время Дарья возражала – да как же, говорила, ничего не давая взамен? Вот же она я – красивая, молодая, все при мне. Голова, опять же, на плечах, образование есть. Чего еще-то?

Много чего, вздыхала мать. Красоту да молодость они в тебе сразу разглядят, вон, в глаза так и бросается внешность твоя яркая. А больше ничего и нету…

И того много! Ужас, как Дарья злилась на такие слова.

Но мать все же права, нужно замуж выйти, другой совсем будет статус. Вадим вроде бы подходил по всем статьям. Да тут еще получилось так, что залетела она. Ну, значит, судьба.

Вадим как узнал – сразу свою выдру-директоршу бросил, Дарья даже удивилась. Об одном жалела тогда – что не видит ее морды надутой. Вадим как стал с Дарьей жить – сразу велел с работы увольняться, чтобы сплетен не было.

С разводом он быстро разобрался, торопился скорее, чтобы у ребенка был отец.

Ну, с ребенком не получилось. Вадим так расстроился – чуть не плакал, губы прямо тряслись, бледный весь. А она, если честно, испытала огромное облегчение. Не уверена была, его ли ребенок. Пока они вместе жить не начали, она себя свободной считала. Так, ничего серьезного не было, случайный перепихон, ну а вдруг? Потом выяснилось бы, что ребенок не его, зачем такие сложности? Да и не хочет она пока детей, рано еще, для себя пожить надо…

А потом ее одолела скука. Выяснилось, что Вадим вовсе не такой уж обеспеченный человек. Фирмой они владели пополам с женой, и он занимался только программами. Возможно, в своем деле он и был человеком, но что ей, Дарье, с того? Все было у них с женой общее, поэтому квартиру они продали и поделили деньги пополам. Свободных денег на счету не было, Вадиму выделили только какие-то крохи. И получалось, что они будут начинать свою семейную жизнь в обычной, не слишком большой двушке. И больше ничего.

Ну, зарплата, конечно, у него приличная, ну, участие в прибылях, поскольку он все же совладелец фирмы. Но с прибылями в последнее время стало плоховато, признавался Вадим. Это из-за кризиса, да и вообще положение шаткое, еле-еле вылезли из долгов. На что Дарья отвечала, что его бывшая нарочно Вадиму мозги парит, все врет, что прибыли нету. Вадим терпеливо отвечал, что Анна на такое никогда не пойдет, врать ему ни за что не станет, уж он-то ее за столько времени изучил. Она всегда вела честную игру.

Дарья прямо бесилась, когда он так говорил о своей бывшей жене. А он часто ее вспоминал – то по работе, то так просто, к случаю. Вырвется словечко, не сможет сдержаться, а потом посмотрит так виновато. Вот за этот взгляд Дарья его готова была убить.

Не в ее правилах было сдерживаться, да и зачем? А уж когда он проболтался ей про кольцо, Дарья совершенно озверела. Сначала-то обрадовалась – будет у нее настоящий старинный бриллиант, фамильная вещь, есть чем похвастаться! Хорошо хоть хватило ума сразу подружкам не протрепаться, хотела их при встрече огорошить. Но бывшая уперлась рогом, в глубине души Дарья признавала, что и сама бы так сделала. Но ужасно хотелось получить кольцо, оно ей просто снилось! Этот мямля и рохля Вадим ничего не мог сделать.

Они ругались – с криками и битьем посуды, потом мирились, Вадим всегда первым просил прощения. Все же как-то это скрашивало скучные будни.

Но теперь, судя по всему, придется распроститься с мечтой о старинном кольце. Дарья от всей души пожелала, чтобы бывшая Вадима попала, допустим, в ДТП со смертельным исходом. Или, к примеру, упадет ей на голову кирпич – может такое быть? Да сколько угодно случаев! Или одуревший наркоман привяжется ночью и ударит ножом. Только, чтобы наверняка…

Но твердо рассчитывать на такое не стоит, Дарья все же реалистка. Но как было бы здорово… И все проблемы были бы решены… Но ускорить этот процесс нельзя, вот уже, связалась с этим идиотом Колькой Дубоносом, себе дороже вышло!

Эти выходные выдались на редкость скучными, потому что Вадим заявил, что ему нужно работать. И правда, просидел все два дня за своим дурацким компьютером. А ей что прикажете делать? Ну, конечно, занялась собой, провела полдня в салоне красоты, а что толку? Пойти-то все равно некуда.

К вечеру Дарья не выдержала и попыталась устроить скандал, но Вадим отвечал невпопад и все отмахивался – не мешай, мол, не приставай с ерундой!

Ах, так? Она попыталась оторвать его от компьютера, что-то там нажала в процессе потасовки…

Ох, как он разозлился! Она никогда не видела его таким. Как же, она посмела коснуться святая святых – его работы! Вот, что ему важнее всего, вот, чем он увлечен, вот что ему необходимо! Обыкновенный тупой программер, как все эти длинноволосые неопрятные парни, не представляющие никакого интереса.

Они крупно поругались, и, против обыкновения, он не стал вечером просить прощения, он вообще не пришел к ней в постель, все сидел за своим компьютером мрачный, потому как что-то там у него не вырисовывалось. Дарья была уверена, что даже про их ссору он тут же забыл.

Она, однако, не забыла. И утром сообщила ему сквозь зубы, что вечером придет поздно, а может, и вообще не придет. И не стала слушать его ответ, просто хлопнула дверью и ушла.

И явилась на работу, злая на весь мир. Ужасно хотелось отомстить этому отвратительному скучнейшему зануде, ее жениху. Вспомнив, что через два месяца у них свадьба, Дарья так перекосилась, что Димка, ее сосед по комнате, участливо спросил:

– Ты, Салтыкова, вчера перепила или съела что-нибудь?

– Отстань! – огрызнулась она.

– Чегой-то ты с лица бледная, и морда у тебя на сторону, – не унимался Димка.

Дарья достала из стола зеркальце. Вид был недовольный, и брови насуплены, вот уже морщинка крошечная просматривается. Да, в последнее время у нее нет причин улыбаться. Все надоело. Скучно.

Скучно на работе, скучно дома, скучно с этим занудой Вадимом. Вот именно, зачем вообще она с ним связалась? Ах да, беременна была… Но сейчас-то нет!

И что делать? Бросить его к чертовой матери? Дарья готова была поклясться, что этот паразит тотчас же побежит обратно к жене – больше-то некуда. Другое дело, примет ли она его обратно… но, фирма у них общая, куда денешься. А она, Дарья, останется, как говорит мать, при пиковом интересе.

Представив себе, что скажет мать, узнав про их разрыв с Вадимом, Дарья снова скривилась. В зеркале отразилось вовсе что-то несусветное. Нет, нужно что-то делать, а то такой и останешься!

И совершенно не на кого посмотреть в этом гадючнике, озабоченно думала Дарья, если кто поприличней, то давно прочно женат и с детьми. Нет уж, хватит с нее проблем с женатиками! А свободные вот такие, как Димка.

Дарья скосила глаза на соседа. Тот, насвистывая, развалился на стуле, подогнув одну ногу. И пялится в свой разлюбезный компьютер, как будто ему там медом намазано. Часами может сайт переделывать, креативщик несчастный!

Дарья еще раз оглядела мятые джинсы, давно не стриженный затылок, дешевую футболку, вспомнила вечную Димкину кривую ухмылочку и насмешки. Нет, такого ей и даром не надо! И тут же ехидный голос внутри нее сказал, что Димке, похоже, ее прелести тоже даром не нужны. Общается в курилке с такими же, как он сам, расхристанными девицами, лопочут что-то на своем птичьем языке, ненормальную музыку слушают, интеллектуалы несчастные.

Да о чем она думает, тут же с досадой спохватилась Дарья, когда замдиректора этой фирмы – большой приятель Вадима? Стоит ей только поглядеть в сторону постороннего мужчины, сразу все станет известно жениху! А он и так ревнует ее к каждому фонарному столбу!

А если она все же решится послать Вадима подальше, то проработает в этом «Трамблере» не больше двух дней, уж это точно.

Дарья тяжко вздохнула и обедать пошла нарочно одна, чтобы не отвечать на бесконечные вопросы сотрудниц, купила ли она уже свадебное платье и в каком ресторане будет праздноваться свадьба.

Идя назад, она столкнулась у лифта с очень интересным мужчиной. Мужчине на вид было лет сорок, был он высок, имел хорошие волосы цвета «соль с перцем». Лицо казалось чуть мрачноватым из-за густых бровей, на левой щеке был шрам неправильной формы, который, надо сказать, его нисколько не портил.

Незнакомец производил очень приятное впечатление, тем более что Дарья наметанным глазом тут же оценила его костюм дорогой фирмы и часы от «Картье», небрежно болтавшиеся на запястье. Она тут же вспомнила про свои часы, которые подарил ей Вадим, когда они подали заявление. Швейцарские, золотые, но до «Картье» им как до неба…

– Что такая красивая женщина делает в этой фирме? – спросил мужчина, пропуская ее в лифт.

– Работает, – против воли голос у Дарьи дрогнул.

– Заявляю со всей ответственностью, что вы не созданы для работы! – серьезно сказал он и окинул Дарью цепким взглядом близко посаженных глаз.

Что-то в этих глазах показалось ей неприятным, какой-то тревожный оттенок, но Дарья тут же подавила в себе эту постороннюю мысль. Перед ней был приличный небедный мужчина, который смотрел на нее с несомненным мужским интересом, и она улыбнулась ему как можно зазывнее.

– Наше с вами место не здесь, – как видно, мужчина тоже решил поторопиться, – сейчас у меня переговоры с вашим начальством, а после работы я буду ждать вас у выхода. Черная «БМВ».

– Лучше за углом, – сама того не желая, сказала Дарья, вспомнив про зоркие глаза сотрудниц.

– Что такого вкусного дают в той забегаловке, где ты обедала? – спросил Димка, оторвавшись от компьютера и окинув Дарью привычным насмешливым взглядом.

– С чего ты взял? – удивилась она.

– А с того, что ты сияешь, как блин на масленице! – хмыкнул он. – Или кошелек с деньгами нашла? Поделись!

– Да отстань ты! – Дарья кинулась к зеркалу.

И правда, глаза блестели, и губы сами собой складывались в довольную улыбку.

Что это с ней? Первый попавшийся мужик позвал на свидание, а она уж и рада-радешенька! Так нельзя, нерешительно подумала Дарья, но с другой стороны, это хоть какой-то шанс развеять ужасную скуку. И заодно отомстить Вадиму с его компьютером и вечными оговорками про бывшую жену!

Где-то в глубине души возник голос матери – нельзя так себя вести, ты ведь невеста.

«Невеста без места! – тотчас крикнула про себя Дарья. – И отвалите все от меня!»

До конца рабочего дня как раз хватило времени, чтобы навести на себя некоторый лоск. Дарья выждала, когда основной поток сотрудников иссяк, и завернула за угол, отыскивая глазами черную «БМВ». Вполне возможно, что ее и не будет на условленном месте.

Раньше такая мысль не пришла бы ей в голову, теперь же она была не так уверена в себе. Это все из-за Вадима, как же он ей надоел своим занудством!

Однако машина была на условленном месте, и водитель предусмотрительно открыл ей дверцу, не выходя наружу. Это хорошо, никто не увидит.

– Меня зовут Антон, – сказал он. – Антон Завалов, а вас, я знаю, Даша.

У нее в голове шевельнулось неприятное чувство – он наводил о ней справки, стало быть, на работе могут пойти сплетни. Но она тут же отмахнулась от этих мыслей – да гори оно все огнем! Вряд ли дойдет до Вадима, а если дойдет, уж она с ним разберется.

Тут послышался писк мобильника. Легок на помине ее женишок, от него эсэмэска. Не вынимая телефон из сумочки, Дарья нажала кнопку отключения.

– Куда мы едем? – спросила она грудным мурлыкающим голосом.

– Ужинать, – коротко ответил он, – вы ведь после работы.

– Да, конечно, – Дарья кивнула, решив не спрашивать название ресторана, она была уверена, что ресторан будет дорогой.

И, разумеется, не ошиблась. Ресторан был новый, она ни разу еще в нем не была. Да за последнее время они вообще редко куда-то выбирались. То есть ходили, конечно, но далеко не так часто, как хотелось Дарье. И не в те места.

Большой светлый зал блестел и переливался, как бальный зал венецианского палаццо в дни карнавала. На стенах было множество светильников, хитро спрятанных среди разноцветных масок и зеркал муранского стекла. Светильники и маски многократно отражались в зеркалах, это создавало удивительный эффект нереальности, волшебства и праздника.

В дальнем углу зала стоял длинный стол, там праздновали какой-то юбилей. Их усадили поодаль, никого не было рядом.

Возник официант с меню, цены впечатляли.

– Шампанского? – спросил Антон, и Дарья тотчас осознала, что хочет шампанского, шума, музыки, вкусно поесть, потанцевать и выбросить из головы все ее последние неприятности.

Тут же на столе появилась бутылка шампанского в серебряном ведерке со льдом. Дарья взглянула на марку – ого, ее новый знакомый не скупится!

– За нас! – сказал он обычный тост.

– За нас! – слишком поспешно согласилась Дарья.

На миг в его глазах мелькнуло что-то неприятное, не то презрение, не то сожаление, и снова Дарья предпочла не заметить этого.

– Как прошли ваши переговоры? – светским тоном спросила она. – Хотя я, наверно, не должна об этом спрашивать…

– Не слишком удачно, – вздохнул он, – но я все равно рад, и знаете почему? Потому что совершенно случайно столкнулся в вашей фирме с такой очаровательной сотрудницей.

Дарья польщенно рассмеялась и подняла свой бокал. Оказалось, однако, что он пуст. И когда она только успела его выпить?

Тут же материализовался официант и снова наполнил ее бокал. Принесли заказ. На небольшой сцене появились музыканты, играли что-то негромкое, романтическое. Дарья жевала, не сознавая, что она ест, пила шампанское маленькими глотками, слушала своего собеседника. Он же смотрел на нее пристально.

Под его взглядом Дарья вдруг почувствовала, что стул под ней слегка покачнулся, как будто ресторан находился на корабле в открытом море. В ушах стоял ровный негромкий гул – как будто она на берегу слушает морской прибой.

Море, теплая южная ночь, привкус соли на губах. Эти губы целуют ее, сильные руки подхватывают ее и несут… куда? Ей все равно.

Внезапно ей показалось, что голову накрыло ватным одеялом. Музыка стала еще тише, голоса посетителей, звон посуды, шаги официантов заглохли, вместо этого в голове Дарьи звучал один голос.

«Что мы делаем здесь, в этом шумном ресторане, среди посторонних незнакомых людей? Зачем мы тратим время, которого не так много, мы могли бы использовать его на то, на что не жалко. Мы оба взрослые люди, так для чего же мы соблюдаем условности, которые придумали ханжи и зануды?»

Голос звучал прямо в голове, и Дарья впитывала его всеми фибрами души, упивалась им и проникалась. Официант все подливал и подливал в ее бокал, пока бутылка не опустела.

– Кофе? – спросил он.

– Не нужно! – был твердый ответ мужчины.

Дарья встала, и ресторан поплыл перед ее глазами. Светильники, зеркала – все смешалось в одну блестящую полосу, как будто вокруг Дарьи кружилась огромная змея. Она покачнулась, и на миг, на один только миг мелькнула в голове мысль о том, что она делает в этом ресторане с мужчиной, о котором абсолютно ничего не знает, даже не помнит, как его зовут. И куда он собирается ее везти? Этого нельзя допустить, нужно сейчас попрощаться и ехать домой, уже поздно.

Но тут же сильная рука подхватила ее под локоть, и голос, тот самый голос сказал на ухо:

– Вот и хорошо, умница, сейчас все пройдет, и мы поедем.

– К-куда? – спросила Дарья.

– Туда, где мы будем вместе. Ты ведь этого хочешь?

И он дунул легонько ей в ухо, и от этого дуновения все ее здравые мысли куда-то исчезли, и стало спокойно и легко. Дарья послушно последовала за мужчиной, села в его машину и положила голову ему на плечо.

Она не помнила, сколько времени они ехали, должно быть, недолго, однако вдоль трассы виднелись уже не дома, а сосны и ели.

Машина свернула с шоссе и проехала сколько-то по узкой грунтовой дороге. Опираясь на сильную руку своего спутника, Дарья выбралась из машины и самостоятельно вошла в холл небольшого пансионата. Сильно накрашенная блондинка, сидевшая за стойкой, кивнула ее спутнику как старому знакомому. Они с Дарьей пересекли холл и прошли по коридору до двери с номером 4.

– Ложись, я сейчас приду! – сказал мужчина и пошел договариваться с блондинкой.

Дарья послушно принялась раздеваться. Когда он вернулся, она ждала его в постели. Он наклонился, погладил ее по щеке, а другой рукой вонзил в шею иглу шприца. Дарья поглядела на него изумленно, затем глаза ее закатились, и она рухнула на подушки. Мужчина укрыл ее одеялом, снял с руки золотые часики и вышел, заперев дверь номера на ключ и повесив табличку «Не беспокоить».

После чего пересек холл, причем блондинки за стойкой уже не было, сел в машину и уехал.

Вадим Беркутов не находил себе места.

Утром они с Дашей крупно поссорились, она наговорила ему массу неприятных вещей и убежала на работу, на пороге бросив, чтобы он ее вечером не ждал – она поедет к своей подруге Лене Незабудкиной. Может быть, даже останется у нее ночевать.

В этом не было ничего необычного – в последнее время они ссорились очень часто, Дашу все раздражало: и маленькая съемная квартира, и недостаток денег, и то, что он вынужден работать со своей бывшей женой. Но до сих пор эти ссоры длились не слишком долго и обычно заканчивались бурным примирением в постели.

Вадим списывал все эти сцены на Дашин взрывной темперамент и даже находил в них какое-то удовольствие. Особенно в первое время их близости его просто завораживала эта молодая женщина. Красавица, и такая бурная страсть… А уж потом, когда он узнал, что у Даши будет ребенок, он понял, что это судьба. Это указание ему изменить свою жизнь. Потому что жизнь не должна состоять из одной работы, как было у них с Анной. Перед тем как пересечь свой сорокалетний рубеж, он должен все изменить.

Мысли о ребенке дали ему силы порвать с женой. Разумеется, он боялся этого разговора, но все получилось легче, чем он думал. Ну, поскандалили, поорали друг на друга, зато потом Анна опомнилась и согласилась на развод. Вадим даже обиделся в глубине души, до того легко она его отпустила. Ну, для нее главное – это работа, он всегда это знал.

После того как у Даши случился выкидыш, начались сложности. Она стала злой и раздражительной, в первое время он списывал это на стресс. Они съездили в отпуск, он старался как мог баловать ее. Но ей все было мало. Вадим все чаще ловил себя на мысли, что ему ужасно надоели разговоры о тряпках и косметических процедурах, а больше разговаривать с Дашей было не о чем. Когда он пытался беседовать с ней о работе, она недовольно морщила свой красивый носик.

Работать нужно было теперь гораздо больше, а у него не ладилось, потому что привык обсуждать с Анной все проблемы. Вечерами, за чашкой чая, они засиживались допоздна и говорили. Причем не только о работе, а обо всем. Теперь этого не было.

Жизнь его изменилась, в ней стало гораздо больше секса. Это его будоражило, секс его молодил, секс примирял его со всеми неприятностями, ради секса можно было и потерпеть Дашкин противный характер.

Так что и сегодня он надеялся, что за целый день Дашино настроение изменится, и она придет с работы, забыв утреннее недовольство.

Вадим немного задержался на работе и думал, что Даша уже дожидается его дома. По дороге он купил букет цветов и бутылку дорогого шампанского, чтобы наверняка заслужить прощение. Однако на его звонок никто не открыл.

«Все еще дуется!» – подумал Вадим разочарованно и открыл дверь своими ключами.

– Котик, я пришел! – громко объявил он, выставив вперед букет, как щит от возможных обвинений и главный аргумент в мирных переговорах. – Котик, неужели ты все еще сердишься?

Однако Даша не появилась, и по многочисленным мелким приметам Вадим понял, что ее нет дома.

Значит, она все же осуществила свою утреннюю угрозу, которую он не принял всерьез, и отправилась к Незабудкиной…

Лену Незабудкину Вадим на дух не переносил. Он считал, что та плохо влияет на Дашу, внушает ей вредные мысли, и именно из-за нее они в последнее время так часто ссорятся.

В холодильнике удавилась мышь, причем давно. Вадим такому положению не удивился, он привык, поэтому, не мешкая, достал из морозилки пачку пельменей и сварил ее, добавив в воду бульонный кубик. Больше есть в доме было нечего.

Мужчина нехотя и без удовольствия поужинал, проверил электронную почту, зашел на несколько любимых сайтов – новинки программного обеспечения, модные гаджеты.

Но все это он делал механически, смотрел вполглаза и слушал вполуха, все время невольно прислушиваясь, не скрипнет ли входная дверь. В какой-то момент ему показалось, что из прихожей донеслись какие-то скребущиеся звуки, похожие на звук ключа в замке. Он вскочил, выбежал в коридор – но там никого не было, видимо, просто на кухне заурчал включившийся холодильник.

Вадим бросил взгляд на часы.

Было уже больше десяти вечера.

Он не выдержал, схватил телефон и набрал Дашин номер.

В трубке прозвучал голос автоответчика:

«Телефон вызываемого абонента выключен или находится вне зоны действия сети».

Вадиму показалось, что даже в этом механическом голосе звучит плохо скрытая издевка.

Он промаялся еще полчаса и решился на совершенно унизительный поступок – позвонил Незабудкиной.

– Лена, это Вадим… – проговорил он, услышав знакомый голос, – Вадим Беркутов. Попроси, пожалуйста, Дашу, а то у нее телефон что-то не отвечает.

– Дашу? – переспросила Незабудкина с живейшим интересом, – А Даши у меня нет… и вообще, с чего ты взял, что она у меня… а вы что – поссорились?

– Мы? Нет… – с трудом проговорил мужчина, пытаясь справиться с волнением. – Нет, все в порядке, я просто подумал… она к тебе не заходила? И не собиралась?

– Да я ее недели две не видела! – протянула Лена и тут же добавила, не скрывая жгучего любопытства: – А она что – ушла из дома?

– Не твое дело! – выпалил Вадим и раздраженно отключил телефон.

«Что же происходит? – думал он, меряя шагами прихожую. – Может быть, Незабудкина врет? Может быть, Даша у нее, но велела подруге ничего ему не говорить?»

«Нет, этого никак не может быть, – тут же сообразил Вадим. – Тогда в голосе Незабудкиной не было бы этого жгучего любопытства!»

Но тогда… тогда где же Даша? Если она не у Незабудкиной, то где и с кем?

Вдруг зазвонил его мобильный телефон.

Мужчина схватил трубку, как утопающий хватается за соломинку, поднес ее к уху и закричал:

– Даша, Дашутка, где ты? Ты в порядке? Приезжай скорее! Или мне за тобой куда-то заехать?

В трубке молчали, только где-то далеко-далеко раздавался тихий монотонный шорох, словно шум набегающих на песок волн.

– Даша? – проговорил Вадим, теряя слабую надежду. – Это ты?

В трубке молчали. Затем раздался щелчок, и понеслись монотонные гудки отбоя.

На нервной почве Вадиму невыносимо захотелось курить.

Когда-то давно он курил, и курил довольно много, но потом бросил, доказав самому себе, что у него есть воля, и не выкурил ни одной сигареты за несколько лет – но теперь ему так мучительно захотелось выкурить всего одну сигарету…

В доме, разумеется, курева не было, и тогда он торопливо оделся и вышел на улицу.

Был теплый майский вечер, мимо проходили редкие прохожие, которым не было никакого дела до Вадима и его переживаний.

Вдруг на него чуть не налетела тетка средних лет с выпученными глазами и выпалила:

– Ушла! Ушла!

– Что?! – Вадим схватил тетку за плечи, встряхнул. – Что вы про нее знаете? Где она?

– Ты что? – Тетка испуганно вырвалась. – Чего тебе надо? С ума, что ли, сошел?

– Я сошел с ума? – переспросил Вадим. – Если кто-то здесь сошел с ума, так это не я! Это ведь вы сейчас сказали, что она ушла! Откуда вы знаете?

– Да вон, маршрутка ушла! – Тетка показала рукой в конец улицы. – Я рукой махала, а он мимо проехал! У, басурман неславянский!

– Извините… – пробормотал Вадим и поплелся дальше.

Тетка повертела пальцем у виска.

Наконец он дошел до круглосуточного магазинчика, купил пачку сигарет, вышел на улицу и торопливо закурил. С непривычки сигарета показалась очень крепкой, Вадим закашлялся.

– Здорово, – раздался рядом с ним незнакомый и неприятный голос.

– Что? – переспросил Вадим, скосив глаза.

Рядом с ним стоял плюгавый мужичонка в надвинутой на глаза выгоревшей кепке.

– Чего надо? – неприязненно проговорил Вадим.

– Мне-то? – Мужичонка посмотрел на Вадима снизу вверх и ухмыльнулся. – Мне-то ничего не надо. У меня все путем. Это тебе надо. Вон как трясешься!..

Вадим проследил за взглядом мужичка и увидел свои руки. Они, и правда, дрожали мелкой дрожью. Тогда он внимательнее пригляделся к ханурику. У него были редкие, желтые от никотина зубы и обвислый, покрытый красными прожилками нос. Такие поношенные, траченные жизнью типчики клянчат мелочь возле станций метро или пытаются продать ворованные телефоны. И тем не менее чем-то трудноуловимым этот ханурик притягивал к себе взгляд…

Вадим с трудом отвернулся от него и шагнул вперед…

– Эй, постой! – окликнул его плюгавый незнакомец. – У меня для тебя кое-что есть!

– Что еще? – Вадим неприязненно обернулся. Он вспомнил идиотский разговор с теткой, опоздавшей на маршрутку, и не хотел снова попасть в такую же глупую ситуацию.

Ханурик протягивал ему конверт.

– Что это? Это… это от нее? – спросил Вадим взволнованно, схватил конверт…

Конверт оказался неожиданно тяжелым, в нем было не письмо, не записка, а какой-то увесистый металлический предмет. Вадим торопливо разорвал конверт по краю, вытряхнул на ладонь его содержимое…

Это были часы. Золотые швейцарские часы на изящном золотом браслете. Точно такие же, как те, которые он подарил Даше, когда они стали жить вместе…

И тут до него дошло.

Это были не такие же часы – это были те самые часы, Дашины часы.

Чтобы окончательно в этом убедиться, Вадим перевернул их, взглянул на золотое донышко.

Там были выгравированы всего три слова: «Даше с любовью».

Это были те самые часы, и утром Даша надела их, уходя на работу.

Вадим сжал часы в кулаке, повернулся к ханурику.

– Где она…

Но договорить он не успел – говорить оказалось некому: ханурика не было, его и след простыл.

Можно было бы подумать, что эта неприятная встреча померещилась Вадиму – но часы, Дашины часы были у него в руке!

Он заметался, пробежал влево, вправо, заглядывая в лица прохожих – но ханурик словно сквозь землю провалился.

Наконец, полностью утратив надежду найти его, Вадим нога за ногу поплелся домой. Ему не хотелось снова оказаться в этой пустой, неуютной квартире…

И тут у него в кармане зазвонил мобильный телефон.

Мужчина вздрогнул, дрожащей рукой вытащил телефон из кармана – и уронил на тротуар. Крышка отскочила, батарейка выпала и отлетела в сторону.

Вадим охнул, опустился на колени, подобрал телефон, вставил батарейку. Наконец тот снова ожил. Он поднес его к уху, все еще надеясь, что услышит Дашин голос…

Голос был мужской.

– Получил часы? – спросил этот незнакомый насмешливый голос.

– Да… да… – растерянно пробормотал Вадим. – Где Даша?

– У нас твоя девка, – ответил незнакомец.

– С ней все в порядке? Она жива?

– Жива, жива! – Незнакомец негромко хохотнул. – Очень даже жива! Пока. Хочешь получить ее назад?

– Да, конечно…

– А ты как предпочитаешь – целиком или по частям?

– Что значит… что значит – по частям?

Незнакомец молчал, и до Вадима наконец дошли его слова.

Дашу похитили, и теперь похитители будут диктовать ему свои условия. И если он эти условия не выполнит – ее убьют… Раньше он видел такое только в кино, и вот – оказалось, что в жизни такое тоже бывает, и не с кем-нибудь – с ним!

– Вы… вы не посмеете!

– Очень даже посмеем! Теперь все зависит от тебя!

– Я сделаю все, что вы захотите… но сразу предупреждаю – больших денег у меня нет, и взять их негде!

– Плевали мы на твои деньги!

– Тогда что же вам от меня нужно?

– Твоя жена – не эта девка, а твоя прежняя жена – взяла то, что ей не принадлежит. Ты заберешь это у нее, отдашь нам – и тогда получишь свою девку назад, в целости и сохранности… ну, а если нет – тогда уж пеняй на себя!

– Моя жена? – удивленно переспросил Вадим. – При чем здесь моя жена? Я не понимаю…

– А ты включи мозги! – рявкнула трубка. – Повторяю еще раз для особо умных: ты должен забрать кое-что у своей жены и отдать нам. И будет тебе счастье. На этот раз понял?

– Да, но что это такое? Я же должен знать, что искать!

– Да, разумеется… Твоя бывшая получила на почте посылку. Картонный ящик. В этом ящике здоровенная серебряная штуковина. Похожа на макет собора. Вот это ты нам и принесешь. Понятно?

– Понятно… – протянул Вадим. – А что будет потом?

Но из трубки уже доносились гудки отбоя.

Во второй половине дня к таверне, над дверью которой красовалась вывеска с тремя коронами, подъехал всадник на неказистой сивой кобыле. Сам всадник был под стать этому невзрачному животному – сутулый, невысокого роста, в грязном и поношенном монашеском плаще с опущенным на лицо капюшоном. Путник спешился перед таверной и, поскольку к нему никто не подошел, самолично привязал свою лошадь к коновязи и вошел в таверну.

Толстый кабатчик, увидев его, недовольно скривился и проговорил:

– Мы не подаем милостыню, святой отец. Год был неурожайный, и мы сами едва сводим концы с концами.

Сутулый монах подошел к нему, сверкнул глазами из-под капюшона и прошипел:

– На ш-ш-то мне твоя милостыня? Я, с-с-слава Вс-севыш-шнему, сам могу за себя заплатить!

Бросив на стол перед хозяином таверны монету, он продолжил:

– Вели накормить мою кобылу, да и мне подай какой-нито еды.

– Слушаюсь, добрый господин! – Кабатчик смахнул монету к себе в карман и бросился было на кухню, но странный гость схватил его за плечо неожиданно сильной рукой:

– Пос-стой, мош-шенник! Прежде чем уйдеш-шь, скажи, где твой гос-сть?

– Какой гость? – испуганно пролепетал кабатчик. – О ком вы говорите, добрый господин?

– Ты отлично знаеш-шь, о ком я говорю! О том рыцаре в черном, о том, который приехал на гнедом коне с серебряной уздечкой…

– Я никого сегодня не видел, добрый господин! Никого, кто бы напоминал того, о ком вы говорите!

Монах встряхнул кабатчика:

– Я вовсе не добрый господин, и ты это скоро узнаешь! Говори, куда уехал тот человек?

– Я ничего не знаю! – заверещал кабатчик. – Жан! Гастон! Бертран!

В дверях таверны появились трое рослых крестьян. Один из них держал в руках дубину.

Монах повернулся к двери и сбросил капюшон, открыв лицо, обезображенное страшными язвами. На этом лице два глубоко посаженных глаза горели, как два угля.

Крестьяне попятились, испуганно крестясь.

– Сатана! – пролепетал один из них, и все трое сбежали, оставив хозяина один на один со страшным незнакомцем.

– Пос-следний раз спраш-шиваю, куда он поехал?

– Он уехал по той тропе, что уходит на восток, мимо кладбища! – испуганно проговорил кабатчик. – Я слышал, как он сказал, что заночует в Фенеллоне…

– Давно бы так! – Монах разжал руку, выпустил кабатчика и добавил: – Лучше быть живой мышью, чем мертвым львом!

Анна поднялась по лестнице мимо вахтера и вошла в большой зал библиотеки.

Зал был заставлен ровными рядами столов с одинаковыми зелеными лампами. За этими столами тихо сидели немолодые мужчины и женщины. В зале царила торжественная музейная тишина, нарушаемая только шелестом страниц.

За стойкой в конце зала расположилась бледненькая невзрачная женщина лет сорока, в очках, с собранными в пучок рыжеватыми волосами. Анна подошла к ней и положила локти на столешницу.

– Слушаю вас, – прошелестела библиотечная дама. Голос у нее был такой же выцветший и высохший, как внешность.

– Мне нужна вот эта книга. – Анна положила перед ней листок с библиотечным кодом.

– А вы у нас, кажется, первый раз? – Библиотекарша посмотрела на Анну с подозрением, как будто та была потенциальной террористкой.

– Я – да, первый, – чистосердечно призналась Анна. – Но я не для себя. Мой друг, ваш постоянный читатель, просил найти для него эту книгу. Сам он сейчас не может прийти, он вообще не может ходить…

– Вот как! – Судя по выражению лица, подозрения библиотекарши только усилились. – А имя у этого друга имеется?

– Разумеется. Его зовут Иван Иванович Кукушкин.

– Ах, Ванечка! – Лицо библиотекарши порозовело, глаза заблестели. – Так это для Ванечки книга! Так бы сразу и сказали!

«Ах уж этот Кукушкин! – усмехнулась в душе Анна. – С виду сама скромность, и возраст, а вон как дама оживилась!»

Тут до библиотечной дамы дошли слова Анны.

– Вы сказали, что он не может ходить? – воскликнула она в ужасе. – Что с ним случилось? Надеюсь, ничего серьезного?

Старичок за ближним столом поднял голову и укоризненно взглянул на библиотекаршу:

– Галина Леонидовна, нельзя ли потише?

– Да-да, извините, Юрий Львович! – отозвалась та и испуганным шепотом повторила: – Так что с Ванечкой?

– Под машину попал, – вполголоса сообщила ей Анна.

Библиотекарша вскрикнула, снова вызвав неодобрительный взгляд старичка.

– Но сейчас ему уже лучше, – поспешила Анна смягчить удар. – Только ходить нельзя. Вот он и попросил меня найти эту книгу. Понимаете, скучает, пытается работать…

– Да, он такой! – вздохнула Галина. – Хорошо, что же я вас задерживаю… раз это нужно Ванечке… ну-ка, покажите ваш индекс… сто восемьдесят три… значит, вы пойдете вдоль вон того ряда стеллажей, свернете в восьмой проход от начала, углубитесь до третьего ряда, а там уже смотрите по второй части вашего индекса… найдете книгу и сразу возвращайтесь ко мне, мы с вами подумаем, что можно сделать для Ванечки…

– Что вы имеете в виду?

– Ну, вы же понимаете, у нас книги на руки не выдают, люди работают с ними на месте, но поскольку Ванечка не может ходить, я подумаю, что можно сделать…

Анна поблагодарила библиотекаршу и отправилась в поход за нужной книгой.

Углубившись в проход между стеллажами и дойдя до третьего ряда, она снова сверилась с записью. Вторая часть индекса – 221-В.

Анна нашла в нужном ряду второй стеллаж, на каждой полке были обозначены номера. Отсчитав нужную полку, она нашла на ней книгу с нужным номером, осторожно вынула ее.

Это был небольшой томик в выцветшем пергаментном переплете, на котором изящными витиеватыми буквами было отпечатано название, длинное и подробное, в духе давно ушедшего времени:

«Записки кавалера де ла Гарди о достопамятных событиях и знаменитых людях, встреченных им в жизни, с приложением некоторых удивительных обычаев, свидетелем коих ему довелось быть».

Ниже более мелким шрифтом сообщалось, что эта книга отпечатана в типографии господина Голощекина, расположенной на Гороховой улице в Адмиралтейской части Санкт-Петербурга, в году от Рождества Христова одна тысяча семьсот девяносто третьем.

Такой солидный возраст книги вызвал у Анны невольное почтение. Она бережно взяла книгу и отправилась в обратный путь к столу Галины Леонидовны.

Видимо, она сбилась с пути и заблудилась среди шкафов и стеллажей, потому что долго не могла выйти из книжного лабиринта, а когда наконец вышла – оказалась не в том месте, откуда начала свои поиски, а прямо за стойкой библиотекарши.

Выглянув из-за последнего стеллажа, Анна увидела перед собой поникшую спину Галины Леонидовны и нелепо свешивающийся на бок пучок рыжих волос.

«Что она – заснула?» – удивленно подумала Анна и шагнула вперед. Она приблизилась к библиотекарше и дотронулась до ее плеча. Галина не шевельнулась. Анна потрясла ее, но библиотекарша, вместо того, чтобы проснуться, уронила голову набок.

Ее лицо было бледнее прежнего, глаза закрыты, но жилка на тонкой шее билась, и ноздри трепетали в такт дыханию.

Галина Леонидовна была жива, она спала – но спала неестественно крепким сном.

Анна подняла голову и увидела приближающегося к ней человека.

Этого человека она не могла не узнать: это был тот же самый тип, который под видом таксиста вез ее с Московского вокзала, а потом в больнице едва не убил Ивана Ивановича Кукушкина…

И сейчас он быстро приближался к Анне, бросая по сторонам цепкие внимательные взгляды – просчитывая ее возможные пути бегства и заранее прикидывая, как ее перехватить.

Женщина попятилась и огляделась по сторонам.

К выходу из зала не прорваться: «таксист» находится прямо у нее на пути. Что же делать?

Рассчитывать на помощь посетителей библиотеки не приходилось: они были поглощены своими книгами и не замечали, что происходит совсем рядом. Или делали вид, что не замечают.

В голову ничего не приходило, но, к счастью, вовремя сработал инстинкт, и Анна, продолжая пятиться, юркнула обратно, в просвет между книжными стеллажами.

Она снова оказалась в книжном лабиринте, в котором едва не заблудилась несколькими минутами раньше, и побежала по извилистому проходу между шкафами и стеллажами, заставленными тысячами томов – старинными фолиантами и скромными книжками, изданными в двадцатом и двадцать первом веке.

Сзади раздавались быстрые приближающиеся шаги – «таксист» упорно и неотвратимо шел по следу.

В какой-то момент Анна оказалась возле стеллажа, на котором отсутствовало несколько книг, и получилось что-то вроде окна. За этим окном она увидела мрачную физиономию «таксиста». Заметив ее, он протянул руку в просвет между книгами и попытался схватить Анну за плечо. Она успела увернуться, взяла с соседней полки огромный том в кожаном переплете и ударила по руке своего преследователя. Тот чертыхнулся, отдернул руку и прошипел:

– Все равно не уйдешь! Некуда тебе бежать!

Анна ничего не ответила и бросилась вперед по узкому проходу между стеллажами, как по горному ущелью.

Вдруг книжный лабиринт оборвался. Впереди был выход в зал, сзади приближались шаги преследователя. Выбора не было, Анна бросилась вперед.

Прямо перед ней оказалась неказистая дверь, она дернула ее. За этой дверью была крошечная кладовка, где на нескольких полках размещались средства для мытья полов, стекол, кафеля и прочая бытовая химия. Внизу, под полками, стояли два ярких пластмассовых ведра, из одного торчала швабра.

Анна понимала, что эта кладовка – настоящая западня, но шаги «таксиста» раздавались совсем близко, и она, не раздумывая, юркнула внутрь и захлопнула за собой дверь.

И что теперь?

Преследователь меньше чем через минуту будет у двери кладовки, поймет, куда она спряталась, и ворвется сюда. На этой двери нет даже самой хлипкой защелки, потому что никому и в голову не приходило, что эту кладовку придется закрывать изнутри… впрочем, если бы здесь и была защелка – она задержала бы «таксиста» ненадолго.

Тут на глаза Анне попалась торчащая из ведра швабра. Она схватила ее и засунула в дверную ручку.

В ту же секунду дверь изо всех сил дернули – «таксист» понял, куда скрылась его жертва.

Швабра устояла.

Из-за двери донесся приглушенный голос:

– Открой сейчас же!

– И не подумаю, – буркнула Анна.

– Ну, что за детский сад? Лучше открой, все равно я выломаю эту чертову дверь!

Дверь снова затряслась под его напором. Швабра еще держалась, но начала трещать. Еще полминуты, от силы минута – и «таксист» ворвется в кладовку…

Но что вообще творится в этой библиотеке? Есть ли здесь хоть какая-нибудь охрана? У них по залам запросто разгуливает убийца, а они и в ус не дуют!

Анна ухватилась за стеллаж с моющими средствами, чтобы передвинуть его к двери и забаррикадировать ее. Стеллаж тяжело поддался, сдвинулся с места, с жутким скрипом отъехав от стены. За его задней стенкой оказалось небольшое замазанное краской окно.

Это открытие вдохнуло в Анну надежду. Она еще немного поднатужилась, передвинула стеллаж. Тем самым она еще на минуту-другую задержит своего преследователя…

Прижав стеллаж к самой двери, она бросилась к окну.

На нем имелся примитивный шпингалет. Его давно уже не открывали, шпингалет проржавел и не поддавался. Анна схватила большую жестяную банку с чистящим средством и несколько раз ударила по шпингалету. Это подействовало, шпингалет выскочил из гнезда, и женщина сумела открыть окно.

За ним был солнечный свет, свежий воздух, за ним была свобода.

Анна подтянулась и высунула голову в окно.

Оно было не очень высоко от земли, на уровне высокого второго этажа, однако спрыгнув с такой высоты, вполне можно сломать ногу. А это не входило в планы Анны.

Она высунулась еще дальше и повертела головой.

Слева от окна она увидела пожарную лестницу, проще говоря – металлический трап, прикрепленный к стене. Пожалуй, если выбраться в окно, до него можно дотянуться…

Анне было страшновато, но сзади уже трещала под ударами дверь кладовки. Это заставило женщину преодолеть боязнь высоты. Анна засунула за пазуху книгу, которую с таким трудом раздобыла в библиотеке, поднатужилась, высунулась до половины и сумела ухватиться за перекладину пожарной лестницы.

Еще одно усилие, еще один энергичный рывок – и она уже висела, вцепившись в лестницу обеими руками и болтая ногами в воздухе в поисках опоры.

Остальное было уже делом техники, и через минуту Анна уже стояла на тротуаре, оглядываясь по сторонам и отряхивая одежду от пыли.

Мимо нее проходили двое старичков интеллигентного вида, муж и жена. Мужчина покосился на Анну и вполголоса сказал своей спутнице:

– Всякое видал, но чтобы люди из библиотеки Академии наук вылезали через окно – такого я не припомню!

Анна показала старику язык и бросилась на поиски своей машины.

Через несколько минут она уже ехала по набережной. Рядом с ней, на пассажирском сиденье, лежала старинная книга, которую она нашла в библиотеке. Анна хотела поехать в больницу к Кукушкину и показать ему эту книгу. Но прежде чем ехать туда, нужно было найти ответ на один очень важный вопрос. Этот вопрос заключался вот в чем: каким образом фальшивый таксист нашел ее в библиотеке?

Насчет того, что обратный адрес на посылке на самом деле – библиотечный индекс, они с Кукушкиным догадались совсем недавно. Преследователи считают, что Кукушкин убит. Настоящую посылку они в руках не держали, значит, ничего не знают ни об этом индексе, ни о библиотеке. Таким образом, остается только одно объяснение: они следят за ней, Анной…

Как же им удалось выследить ее, оставаясь незамеченными?

И тут женщина вспомнила, что в наше время существуют сотни компактных электронных приборов, позволяющих следить за нужным человеком. Или за машиной…

Вот именно! Преследователям ничего не стоило прикрепить к ее автомобилю какой-нибудь незаметный маячок – и теперь они прекрасно осведомлены обо всех ее передвижениях!

Значит, если она не хочет, чтобы те люди, которые ее преследуют, обнаружили, что Кукушкин жив, и нашли его убежище, прежде чем ехать в больницу, ей нужно или поменять машину, или найти спрятанный в ней маячок…

Для этого понадобятся услуги профессионала. Причем такого профессионала, который не станет задавать ей лишних вопросов и болтать. А профессионал, да к тому же неболтливый, в наше время – большая редкость. Но одного такого Анна, к счастью, знала.

Звали этого профессионала просто и незамысловато – Лимон.

То есть у него, конечно, было и нормальное имя, и даже фамилия – но все друзья и знакомые называли его исключительно Лимоном, и только на эту кличку он отзывался. Анна была знакома с ним тысячу лет – с самой школы, точнее, с первого класса, где Аня сидела на первой парте, а будущий Лимон (тогда его звали Витькой) – на второй и самозабвенно таскал Аню за косички. Этот увлекательный процесс послужил началом многолетней дружбы.

Сейчас Лимон владел небольшой автомастерской на Обводном канале и знал о машинах все, что только можно и нужно знать.

Вот к нему-то женщина и отправилась.

Она остановила машину перед воротами гаража и посигналила.

– Я тебе посигналю! – донесся изнутри недовольный голос. – Я тебе сейчас монтировкой по башке посигналю!

С этими словами из гаража вышел долговязый парень с темными растрепанными волосами и круглой физиономией, перепачканной машинным маслом.

– Я тебе так посигналю!.. – повторил он, вытирая руки промасленной ветошью (отчего они не становились ничуть чище).

Тут он разглядел стоящую перед воротами машину и протянул:

– «Пежо триста шесть» цвета «фуксия»… Анька, ты, что ли?

– Привет, Лимон! – отозвалась Анна, выглянув в окно. – Как-то ты неласково старых друзей встречаешь!

– Ну, я же не знал, что это ты! А тут, понимаешь, такая публика попадается, что без монтировки с ними и разговаривать нельзя. Один Хрыч чего стоит…

– Хрыч? Кого это ты так обзываешь?

– Да не обзываю, это у него погоняло такое, в смысле кличка. А сам Хрыч – тот еще тип: денег вечно недоплачивает, чуть что – норовит в морду… бандит он, натуральный бандит! Если бы не его машина – ни за что бы не стал с ним иметь дело. Но уж больно у него машина хорошая, «Лексус» ручной сборки… такую машину обслуживать – одно удовольствие…

Тут Лимон спохватился, что говорит только сам, и спросил:

– А ты, Анька, чего приехала?

– Старого друга повидать!

– В жизни не поверю! Наверняка с машиной что-то случилось. Давай угадаю: коробка барахлит?

– А вот и не угадал! Вообще машинка бегает как новенькая. У меня другая проблема: какой-то гад маяк на нее повесил, а мне не нужно, чтобы он знал, куда я еду. Можешь этот маяк найти и снять?

– Отчего не могу? Конечно, могу. Только ты заезжай в гараж, на улице машину смотреть – плохая примета.

Анна заехала в гараж.

– Найти маяк – это дело нехитрое, – проговорил Лимон. – Если, конечно, он действительно есть. А ты уверена, что это тебе не показалось? А то знаешь, как трудно найти черную кошку в темном гараже, особенно если ее там нет!

– Уверена!

Лимон куда-то удалился и вскоре вернулся с небольшой металлической коробочкой, утыканной кнопками и отдаленно напоминающей пульт от телевизора.

– Знаешь, Анька, как протекает технический прогресс? – проговорил он, медленно обходя вокруг ее машины. – Фирма, к примеру, «Тошиба» разрабатывает маячок нового поколения. Тут же другая фирма, скажем, «Самсунг», выпускает прибор для обнаружения этого маячка. Тогда «Тошиба» делает новый маячок, который нельзя обнаружить имеющимися средствами. А «Самсунг», в свою очередь, – новый хитрый прибор, который найдет и этот маячок…

Он сделал еще один круг вокруг машины, водя перед собой прибором, и остановился. Прибор издавал ровный негромкий писк, на крышке у него замигал красный огонек.

Лимон удовлетворенно хмыкнул:

– Вот он, родимый! Где-то здесь спрятан… погоди-ка, тут мне еще одна штучка понадобится…

На этот раз Лимон вооружился зеркальцем на длинной ручке. Это зеркальце он засунул под днище машины и в два счета обнаружил прилепившийся к нему металлический кругляшок размером с мелкую монету.

– И правда, маячок, – проговорил он то ли удивленно, то ли удовлетворенно. – Кому же это ты, Аня, так насолила? Мужу, что ли, бывшему?

– Да нет, муж тут вроде бы ни при чем. Кстати, откуда ты знаешь, что мы с ним разошлись?

– Ну, даже не помню… – Лимон заметно смутился. – Кто-то натрепал… Кто-то из наших бывших одноклассников…

– Ну, надо же, вроде бы никому я не говорила, и он тоже… А, знаю, Сорока на хвосте принесла!

Тут они с Лимоном рассмеялись. Сорокой звали Алку Сорокину, жуткую сплетницу как в школе, так и сейчас.

– Так вот, бывший муж тут ни при чем. Это совсем другая история. Но знаешь, Лимон, – чем меньше знаешь, тем крепче спишь.

– Вот уж чем-чем, а бессонницей я никогда не страдал!

– Ой, большое тебе спасибо! – спохватилась Анна. – Ты меня с этим маячком очень выручил!

– Да не за что! А что ты с ним будешь делать?

– Вообще-то не знаю… а ты что посоветуешь – разбить? Выбросить в реку?

– У меня есть идея получше! – Лимон прошел в глубину своей мастерской, где на видном месте, словно супермодель на подиуме, красовалась приземистая, похожая на молодую акулу машина, покрытая многослойным черным лаком.

– Вот он, «Лексус» Хрыча! – проговорил Лимон с невольным восхищением. – Роскошная игрушка! Мотор – зверь! Пропеллер приделать – полетит!

С этими словами Лимон наклонился и прилепил маячок под днище «Лексуса».

– Ну вот, – проговорил он удовлетворенно. – Пускай теперь твои «друзья» за Хрычом погоняются. Лично я ставлю на Хрыча. Жалко только, что я не увижу, как они будут разбираться!

Лимон еще раз неторопливо обошел машину Анны со своим хитрым прибором и уверенно заявил, что других маячков на ней нет.

– Только ты вот что, – добавил Лимон, прежде чем простился с Анной, – ты из моей мастерской выезжай через другие ворота, прямо на набережную. Мало ли, тебя у входа караулят.

Анна поблагодарила его и на этот раз со спокойной совестью поехала в больницу к Кукушкину.

Темно-серый «Фольксваген» второй час стоял в переулке неподалеку от Обводного канала. На переднем сиденье скучали два человека, чем-то неуловимо похожие друг на друга. Отличали их волосы: у одного они были темные и коротко стриженные, у другого – посветлее и отросшие чуть ли не до самых плеч.

Впрочем, в данный момент скучал только один из них – длинноволосый. Второй крепко спал, откинув голову на спинку сиденья, и время от времени громко всхрапывал.

Длинноволосый завистливо покосился на напарника и вполголоса пробормотал:

– Вот черт, где угодно спать может!

В это время в кармане у него задребезжал на вибровызове мобильный телефон.

Взглянув на дисплей, длинноволосый приосанился и поднес трубку к уху:

– Слушаю, шеф! Да, так точно – караулим ее… мимо нас не проскочит! Мимо нас муха не пролетит! Даже эта… как ее… инфузория! Да… слушаю… понял… понял… так точно… есть, шеф! Можете на нас положиться!

Спрятав телефон, он толкнул локтем своего напарника.

– Что такое? – забормотал тот, хлопая глазами. – Что случилось?

– Храпеть не надо! – огрызнулся длинноволосый. – И вообще, сколько можно спать?

– Я ночью не выспался! У меня под окном всю ночь чья-то сигнализация включалась! – заныл стриженый.

– Сигнализация! – передразнил его напарник. – Пока ты тут отсыпался, шеф звонил.

– Шеф? – Стриженый оживился. – И что? Можно отсюда сваливать? До чего надоело тут торчать!

– Надоело тебе! – Напарник набычился. – Ты тут дрыхнешь, а я за тебя отдуваюсь! В общем, шеф велел проследить, куда она отсюда поедет, доложить ему, а потом до завтрашнего утра мы свободны.

– А завтра?

– А завтра шеф велел ехать за город, в пансионат «Елочки-сосеночки», там у него в четвертом номере девица спит…

– Девица спит? – Глаза стриженого заблестели. – Это интересно! И что с ней нужно сделать?

– Ничего такого! Укол ей нужно сделать, чтобы еще поспала! И никакой самодеятельности!

– А девица красивая?

– Завтра сам узнаешь! А сейчас давай включайся, а то мне надоело одному работать!

– Тоже мне, переработал! – Стриженый уставился на экран навигатора, прикрепленный над приборной доской. В центре экрана ритмично пульсировала красная точка.

– Ну что ты ко мне все время вяжешься, Саморез? Она же никуда не делась… вон, смотри, на том же месте…

– То-то и странно, – отозвался длинноволосый. – Ты вот, Пузырь, все спишь, а я думаю…

– Врешь! – фыркнул стриженый. – Думать ты отродясь не умел!

– Заткнись, Пузырь! – огрызнулся Саморез. – Заткнись и послушай, что я скажу. Мы тут с тобой столько времени торчим, а она ни с места. Это подозрительно!

– Подозрительно! – передразнил его напарник. – Скажи лучше, что тебе завидно, что я поспал! Ты сам посуди – куда она денется? У нее в машине маячок, так что мы ее где угодно найдем!

– А мне все равно подозрительно! – проворчал Саморез. – Но теперь, по-любому, твоя очередь следить…

– Да ты погляди! – вскрикнул Пузырь. – Вот она и поехала!

Действительно, красная точка на экране навигатора сдвинулась с места и поплыла вдоль синей полосы, обозначающей Обводный канал.

– Так что нечего было скандалить, – примирительно проговорил Пузырь. – Лучше поезжай за ней!

– Поеду, поеду, – отозвался Саморез, поворачивая ключ в замке зажигания. – Сам же говорил – с этим маячком она никуда от нас не денется… где угодно ее найдем…

– Смотри, свернула, – Пузырь ткнул пальцем в экран.

– Да вижу, вижу…

Еще несколько минут напарники ехали в молчании, затем Саморез неуверенно проговорил:

– Слышь, Пузырь, что я думаю…

– Опять ты за свое? – фыркнул его напарник. – Ну ладно, ладно, не обижайся! Что ты там надумал?

– У нее ведь «Пежо» был, яркий такой.

– Ну да.

– А я что-то ничего похожего не вижу. Впереди вон черный «Лексус» тащится, а больше ничего.

– Ну, я не знаю… – Пузырь пожал плечами. – Может, мы отстали маленько… ты же сам говорил, что этот маячок – очень надежная вещь, что она никуда не денется…

Солидный черный «Лексус» свернул с набережной и выехал на Загородный проспект. За рулем сидел тощий тип с оттопыренными ушами и брезгливым выражением лица, рядом с ним – квадратный качок с маленькой бритой головой и сломанным носом. На заднем сиденье вольготно развалился удивительно толстый человек в черном костюме и черной водолазке, неаппетитно обтягивающей его объемистый живот. По его наглому, самоуверенному виду было ясно, что он здесь самый главный, больше того – он считает себя самым главным в ближних и дальних окрестностях.

– Хрыч, – проговорил вдруг водитель, перехватив взгляд шефа в зеркале заднего вида. – Глянь-ка, за нами этот «Фольксваген» уже несколько минут тащится!

– «Фольксваген» – хренаген! – передразнил его Хрыч. – Тебе показалось. Кто это посмеет за мной следить? Кто это такой смелый? Я лично таких не знаю…

Тем не менее он приподнялся на сиденье, с трудом повернулся и поглядел назад.

– Ну-ка, сверни налево, – приказал он водителю.

Тот послушно вывернул руль и свернул с Загородного в переулок. Серый автомобиль последовал за «Лексусом».

– Ты смотри! – удивился Хрыч. – И правда, за нами увязались! Ну-ка, давай для верности направо…

Водитель снова свернул – и серый «Фольксваген» незамедлительно повторил его маневр.

– Ну, надо же! – На лице Хрыча проступили красные пятна. – Что они о себе возомнили? Ну-ка, давай сверни снова налево, там будет тупик! Там мы с ними и разберемся!

Водитель ухмыльнулся: судя по настроению шефа, сейчас предстоит развлечение.

Он свернул в очередной переулок, заканчивающийся тупиком.

– Теперь давай быстро развернись и перекрой им выезд! – скомандовал Хрыч.

Водитель показал все, на что способен. «Лексус» развернулся почти на месте, не снижая скорости, проехал обратно по переулку и, оказавшись позади серого «Фольксвагена», повернул налево и остановился, перегородив всю проезжую часть. Водитель «Фольксвагена» тоже затормозил, не понимая, что происходит.

Хрыч с неожиданной для его комплекции ловкостью выскочил из машины и направился к «Фольксвагену». Два его спутника шли следом за ним, прикрывая фланги.

Подойдя к серой машине, Хрыч вытащил из кармана небольшой металлический предмет, отдаленно напоминающий обычную, правда, довольно толстую шариковую ручку. Он встряхнул рукой – и этот невинный предмет удлинился в несколько раз, превратившись в телескопическую дубинку.

– Вы, блин, кто такие? – осведомился Хрыч, наклонившись к машине с водительской стороны.

– А в чем дело, мужик? – отозвался Саморез, опасливо разглядывая толстяка в черном.

Он определенно чувствовал себя не в своей тарелке, но старался этого не показать.

– В чем дело?! – переспросил Хрыч, двигая желваками. – Какого хрена вы за мной полчаса таскаетесь?

– Да ладно тебе, мужик, чего ты петушишься? – подал голос Пузырь. – Мы вовсе не за тобой ездили, нам на тебя наплевать, у нас своих дел выше крыши…

– Ты что сказал?! – прорычал Хрыч, наливаясь малиновой краской. – Ты на меня плевать хотел? Ты меня петухом обозвал? Ну, все, конец тебе! Обоим вам конец!

В эту же секунду на стекло обрушился удар металлической дубинки. Стекло рассыпалось на мелкие сверкающие кристаллы, а Хрыч схватил Самореза за воротник и выволок его на тротуар.

С другой стороны машины его спутники проделали то же самое с Пузырем.

Через десять минут Хрыч удовлетворенно оглядел плоды своего труда, достал из кармана мобильный телефон и проговорил:

– «Скорая»? Пришлите машину по такому-то адресу! Тут какие-то двое подрались друг с другом на почве неприязненных личных отношений. Да-да, нанесли друг другу тяжкие побои, много переломов и кровоизлияний. Да-да, живы, но о-очень плохо себя чувствуют!

Солнце уже касалось верхушек деревьев, когда несколько всадников на усталых лошадях подъехали к опушке леса. Эти всадники сопровождали повозку, на которой стоял гроб.

– У этого леса дурная слава, – проговорил молодой дворянин, обратившись к немногословному человеку, закутанному в черный плащ. – Говорят, здесь промышляет шайка одноглазого Маню…

– Меньше слушай пустую болтовню! – отозвался тот. – Мы должны успеть в Фенеллон, пока окончательно не стемнело…

Всадники замолчали и въехали в лес.

Сразу потемнело, ветви деревьев сомкнулись над головами путников, как своды мрачного собора. Впереди по тропе промелькнула какая-то смутная тень.

Лошади испуганно прядали ушами, одна из них негромко заржала.

Всадник в черном плаще пришпорил своего коня, но тот все равно едва плелся. Вдруг лошади, которые везли повозку с гробом, встали как вкопанные.

– Ну, мертвые, шевелитесь! – прикрикнул на них возница и тряхнул вожжи. – Еще час, и я накормлю вас отборным овсом!

И тут лес огласился дикими воплями, как будто закричали разом души нераскаявшихся грешников в аду, и из-за деревьев на тропинку высыпали страшные оборванцы. Облаченные в лохмотья, вооруженные чем попало, они набросились на всадников.

– Шайка одноглазого Маню! – крикнул молодой всадник, выхватив меч.

– Верно, меня зовут Маню! – отозвался здоровенный одноглазый детина, вооруженный ржавой алебардой, – и этот лес принадлежит мне! Без моего соизволения здесь никто не пройдет и не проедет!

Всадники ожесточенно сопротивлялись, но разбойников было слишком много. Одного за другим они убили всех рыцарей. Последним пал под их ударами человек в черном плаще. Одноглазый Маню вскарабкался на его коня, бросил мертвого рыцаря поперек седла и удовлетворенно проговорил:

– Вот наша главная добыча! Тот чокнутый монах обещал за этого человека десять золотых! Но только где же тот ларец, про который он говорил?

– Мы не нашли ларца, Маню! – отозвался один из подручных атамана.

– А что там на повозке?

– Саму повозку мы перерыли, Маню, в ней ничего нет.

– А гроб? Вы проверили гроб?

Разбойники молчали, и Маню яростно рявкнул:

– Сколько вас учить? Проверьте его сейчас же!

– Извини, Маню, но я не люблю покойников…

– Все приходится делать самому! – Маню слез с лошади, подошел к повозке и сдвинул крышку с гроба.

Под ней было страшное, полуразложившееся лицо мертвеца.

– Смилуйся над нами, пресвятая Богородица! – прошептал подручный атамана и перекрестился. – Ты же видишь, Маню, здесь ничего нет…

– Вижу… – главарь разбойников закрыл гроб, вскочил на лошадь и распорядился: – Все, едем к себе! А тому монаху мы скажем, что не нашли ларец…

Едва голоса разбойников стихли, крышка гроба отодвинулась в сторону, и оттуда, сбросив в повозку мертвеца, выбрался человек средних лет.

Оглядев поле боя, он тяжело вздохнул и проговорил:

– Покойтесь с миром, друзья! Вы отдали свои жизни за великое дело! Ну что ж, вы погибли не напрасно. Я не зря полагал, что в лесу нас будет поджидать засада. Ну, теперь мой преследователь уверен, что я мертв, и на какое-то время угомонится…

Он запахнулся в черный плащ, вытащил из гроба тяжелый кожаный мешок и свистнул в два пальца. Тотчас же из леса выбежал гнедой жеребец – очень похожий на того, на котором уехал атаман разбойников.

Граф Сен-Жермен вскочил на коня и поехал навстречу своей судьбе.

Иван Иванович встретил Анну с радостью.

– Ну, как, нашли книгу?

– Нашла, – женщина не спешила предъявлять ему свою находку. – Вам, между прочим, горячий привет от Галины Леонидовны. Очень горячий. Я прямо чуть не обожглась, пока донесла.

– Ах, Галочка! – Кукушкин заметно смутился. – Как она поживает?

– Поживает она неплохо. Только, видно, скучает на работе – под конец вообще заснула.

– Да что вы? Не может быть! Она так увлечена своей работой, так увлечена…

– И не только работой. Вами она тоже очень увлечена. Признайтесь честно – закружили голову бедной библиотечной девушке? Она как услышала о вас – прямо в лице переменилась!

– Ну, уж вы скажете… – Кукушкин покраснел. – А все же, принесли вы книгу?

– Принесла, принесла! Правда, это стоило мне очень больших усилий, но надеюсь, это важно…

Она протянула Кукушкину старинный фолиант. Тот удивленно осмотрел его, прочитал заголовок.

«Записки кавалера де ла Гарди о достопамятных событиях и знаменитых людях…»

– Вам это что-нибудь говорит? – поинтересовалась Анна.

– Даже не знаю… книга воспоминаний какого-то дворянина, судя по всему, побывавшего в России в восемнадцатом веке. Не знаю, какое отношение эта книга имеет к посылке, которую отправил мне Дмитрий Альбертович…

– Но, судя по тому, что он зашифровал библиотечный индекс этой книги в обратном адресе посылки – эта книга должна нам что-то разъяснить…

– Во всяком случае, мы не узнаем этого, пока ее не прочитаем.

– Вот вам, как говорится, и книги в руки, – проговорила Анна. – Поздно уже, я с работы, а вы все равно лежите, так что вам почитать книжку – самое милое дело!

Простившись с Анной, Иван Иванович решил воспользоваться ее советом. Однако когда он открыл книгу, его сразу же ожидал неприятный сюрприз: в начале не хватало нескольких страниц, они были вырваны, как говорится, с мясом. Не говоря уже о вступлении, которое непременно имелось в любой книге того времени и из которого Кукушкин надеялся что-то узнать об авторе. В общем, отсутствовало начало самих записок, так что Иван Иванович сперва не понял, о ком идет речь.

Текст начинался почти с полуслова, во всяком случае, с полуфразы:

«…он производил на всех удивительное впечатление. Некрасивый – плотный и широкий в кости – он казался всегда удивительно элегантным и одевался с той великолепной изысканной простотой, которая неопровержимо свидетельствует о безупречном вкусе, а пожалуй что, и о высоком происхождении. Любимый цвет его был черный, большинство его камзолов украшали скромные серебряные позументы. Но самой большой его страстью были бриллианты. Удивительные бриллианты, крупные и безупречные, украшали его холеные руки, бриллиантами была выложена его табакерка, бриллианты были нашиты на его камзолы и даже на пряжки его башмаков. Он не только любил эти камни, но и превосходно в них разбирался. Как-то Его Величество пожаловался при нем на дефект одного особенно крупного бриллианта: в этом камне, в самой его глубине, виднелся какой-то черный глазок, некрасивое черное пятно, словно черное зернышко.

– Я слышал, граф, – обратился к нему король, – что вы умеете исправлять бриллианты. Правда ли это?

– Не буду хвастаться, но иногда, Ваше Величество, у меня это выходит!

С этими словами граф взял бриллиант и бросил его в пылающий камин. Все присутствующие ахнули, король был заметно расстроен. Однако граф, выждав некоторое время, выхватил бриллиант из огня каминными щипцами. Затем он взял его рукой, ничуть не боясь обжечься, потер шелковым платком и посыпал на камень серебристый порошок из своей табакерки. После этого он снова вытер бриллиант платком и протянул его королю. Все присутствующие смогли убедиться, что черное пятно внутри камня исчезло, бриллиант стал безупречен.

– Браво, граф! – одобрительно проговорил король. – Вы и в самом деле настоящий чародей!

– Что вы, Ваше Величество, – отвечал граф с низким поклоном. – Я всего лишь ваш скромный слуга, много путешествовавший по миру. В бытность мою в Египте я напросился в ученики к одному тамошнему мудрецу, сохранившему крупицы познаний, известных жрецам древности, и он научил меня некоторым полезным вещам. Вы удивитесь, Ваше Величество, как много тайн хранят мудрецы Востока!

Присутствовавшая при сем разговоре мадам Помпадур необычайно заинтересовалась и спросила:

– Правда ли, граф, что вы умеете возвращать молодость?

На что он учтиво ответил:

– Вас, мадам, это ничуть не должно интересовать: вечная юность и красота дарованы вам самой природой!

– О, если бы это было так! – печально вздохнула его собеседница. – Увы, все мы подвержены неумолимому влиянию времени! Так скажите мне правду, любезный граф, есть ли способ вернуть молодость, и известен ли он вам?

– Увы, мадам, такого способа нет, – ответил граф с печальным вздохом. – Вернуть молодость нельзя…

Мадам Помпадур помрачнела, но граф довершил свою фразу:

– Вернуть молодость нельзя, но можно замедлить ход времени и задержать неизбежную старость.

После этих слов мадам Помпадур отвела его в сторону, и они еще долго о чем-то разговаривали, но суть их разговора мне неизвестна.

Не раз заходил разговор о его происхождении. Сам граф всякий раз отвечал на подобные вопросы по-разному. Один раз, в присутствии прусского короля Фридриха II, он сказал, что ведет свой род от младшего сына некоего короля, царствовавшего в восьмом веке.

– Однако преследовавший меня неумолимый рок и неисчислимые несчастья, с самого рождения обрушившиеся на меня и моих близких, принуждают меня хранить молчание как о моей Отчизне, так и о моем подлинном имени.

От ландграфа Гессенского мне довелось слышать другую историю о его происхождении. Ландграф говорил, будто ему доподлинно известно, что граф был отпрыском трансильванского принца Ракоши от его брака с принцессой Винфридской. Судьба его родителей сложилась трагически, и графа совсем маленьким ребенком взял на воспитание последний из великого рода Медичи, великий герцог Тосканский Джованни Гасто. Бездетный герцог души не чаял в этом ребенке, почти никогда с ним не расставался и постарался дать ему самое лучшее воспитание. Когда ребенок достаточно подрос, для усовершенствования его образования он был отправлен в долгое путешествие по разным землям, включая самые удивительные страны Востока, где, по всей видимости, и приобрел он свои обширные знания.

На Востоке он прожил много лет, между прочим, достоверно известно, что более десяти лет он провел в Персии при дворе Надир-шаха, где пользовался большим влиянием…»

– Ага! – проговорил Кукушкин, на мгновение оторвавшись от книги. – Пожалуй, теперь я знаю, о ком идет речь. Если сопоставить неопределенные разговоры о высоком происхождении, обучение тайным искусствам Востока и влияние при персидском дворе во времена Надир-шаха – это однозначно граф Сен-Жермен, знаменитый авантюрист восемнадцатого века!

Радуясь своей догадке, Иван Иванович продолжил чтение.

«Приходилось мне слышать и другие истории о происхождении графа. Так, одна высокородная особа, имени которой я не могу назвать по известным причинам, заверяла меня, что, по самым надежным сведениям, граф является внебрачным сыном португальского короля. Впрочем, сам граф это отрицал.

Кроме того, барон фон Раухич как-то говорил мне, что из самых достоверных источников знает, что граф является наследником и продолжателем знаменитого ордена храмовников, или тамплиеров, уничтоженного в четырнадцатом веке по приказу короля Филиппа Красивого. Однако барон никогда не казался мне правдивым человеком, и эти слова вряд ли можно считать истиной. Не думаю, что до наших дней сохранился кто-то из членов того таинственного ордена.

Во всяком случае, граф, несомненно, был человеком удивительно одаренным и в самой высокой степени образованным. Он в совершенстве знал все европейские языки и многие восточные, в том числе персидский, арабский и арамейский. Иногда он рассказывал такие вещи, которые приводили слушателей в глубокое изумление. Так, один раз в салоне графини де Жанлис он начал рассказывать о Франциске I, скончавшемся более чем двести лет назад, с такими удивительными подробностями, какие могли быть известны только современнику и очевидцу. В какой-то момент, увлекшись рассказом, он проговорил: «И тогда я сказал королю…», но тут же опомнился, понял, что произнес лишнее, и ловко перевел разговор на другую тему.

Также от людей, входивших в самый близкий графу кружок, мне доводилось слышать, что в минуты особенно доверительные он рассказывал о том, что был знаком не только с Франциском I, но даже с египетской царицей Клеопатрой.

Я никогда не поверил бы в такое, если бы волей судеб не оказался свидетелем совершенно удивительного события.

Ранней весной 1781 года я путешествовал по Германии и оказался в герцогстве Шлезвиг. Ужасная непогода застала меня в мрачной и уединенной местности, неподалеку от старинного замка.

Я постучался в ворота этого замка. Через некоторое время мне открыл старый слуга и спросил, что мне угодно. Я отвечал, что непогода и наступление ночи застали меня в этом унылом месте, и попросил о гостеприимстве.

Слуга был заметно раздосадован, как будто мое появление нарушало какие-то его планы, но не посмел выгнать меня под дождь и проводил к своему господину.

Каково же было мое удивление, когда я узнал графа, с которым неоднократно встречался как в парижских салонах, так и при дворе многих владетельных особ.

Внешний вид графа меня удивил.

Он, который столько говорил о возможности успешно противостоять неумолимому времени и сохранять если не молодость, то бодрую и деятельную зрелость, выглядел сейчас дряхлым стариком. Лицо его было изрезано глубокими морщинами, руки дрожали, глаза слезились от света, он сгорбился и говорил старческим надтреснутым голосом.

Узнав меня, граф обрадовался, хотя в его лице и голосе сквозило какое-то странное смущение, которое я отнес к тому, что он стесняется своей старости и немощи.

Я попросил его гостеприимства, на что граф немедленно ответил, что его замок в полном моем распоряжении.

– Только об одном я прошу вас, мой друг, – проговорил он с тем же непонятным смущением. – Ночью не покидайте свою комнату. Дело в том, что по ночам в этом замке небезопасно…

– Небезопасно? – спросил я, заинтригованный его словами. – Что вы имеете в виду?

– Привидения! – прошептал он, пристально взглянув на меня. – В этом замке обитают привидения!

Видимо, он заметил недоверие в моем взгляде, поскольку посчитал необходимым пояснить свои слова:

– Это призрак прежнего владельца замка и его жены. Они были злодейски убиты лет пятьдесят назад разбойниками и теперь по ночам бродят по замку, взывая к отмщению! И горе тому, кто встретит их ночью!

Я решил, что на старости лет граф выжил из ума, и горячо заверил его, что не имею привычки расхаживать по ночам.

Тем временем слуга (тот самый, который встретил меня на пороге замка) сообщил нам, что обед подан.

Мы прошли в просторную столовую, где был накрыт стол на две персоны. Ужин оказался довольно скромным, хотя вино – отменным. Впрочем, после долгого путешествия по безлюдной местности я был благодарен графу за эту трапезу. За едой нам прислуживал все тот же молчаливый человек, и у меня сложилось впечатление, что в замке вообще нет других слуг.

После ужина граф извинился и, сказав, что устал, отправился в свои покои. Меня же все тот же немногословный слуга проводил в отведенную мне комнату.

Комната эта была большой, но очень холодной.

Я кое-как согрелся под одеялом и уже начал засыпать, как вдруг услышал странные звуки, доносящиеся из дальнего конца замка, – то ли негромкое пение, то ли жалобные стенания.

Я вспомнил рассказ графа о привидениях и подумал, что в них, возможно, есть доля правды.

Попробовал заснуть – но теперь сон не шел ко мне, непонятные звуки не утихали, вызывая мое любопытство.

Наконец я не выдержал, поднялся и, накинув теплый плащ, выбрался в коридор.

Отсюда звуки стали гораздо слышнее. Они напоминали жалобные мольбы и доносились из старинной часовни, расположенной в северном крыле замка.

Движимый любопытством, я направился к часовне.

В нескольких шагах от нее я все же остановился, вспомнив слова графа и подумав, что мое ночное путешествие и впрямь может быть небезопасным.

Пройдя через темный покой, залитый льющимся в стрельчатые окна лунным светом, я увидел впереди неплотно прикрытую дверь, сквозь которую пробивался другой свет – живой, неровный, колеблющийся вроде того, какой дают факелы или масляные светильники.

И оттуда же, из-за приоткрытой двери, явственно доносились те странные звуки, которые разбудили меня. Впрочем, теперь они были куда громче, и я мог расслышать, что это – не что иное, как исполняемое на два голоса старинное церковное песнопение вроде григорианского хорала.

Стараясь не шуметь, я подошел к двери, приоткрыл ее и проскользнул в часовню.

Я оказался не в самой часовне, а на галерее, опоясывающей ее поверху, то есть на хорах. Отсюда мне хорошо было видно все помещение.

Оно было ярко освещено множеством свечей в массивных серебряных канделябрах, а также несколькими масляными светильниками. В центре часовни, перед алтарем, находилось переносное возвышение вроде того, на каком при отпевании умершего ставят гроб. И гроб действительно стоял на этом возвышении, но, к моему удивлению, он был пуст. Рядом с этим пустым гробом на том же возвышении стоял еще один предмет – нечто вроде серебряного ларца, своей формой напоминающего готический собор.

– Вот оно как! – проговорил Кукушкин, на мгновение оторвавшись от книги. – Очень интересно!..

…По обе стороны от возвышения с гробом стояли два человека в длинных плащах с капюшонами, целиком скрывающими их лица. Эти-то двое и исполняли то удивительное песнопение, которое я услышал в своей комнате, тот хорал, который привел меня в часовню. Хорал был мне незнаком, но пели его по латыни, а поскольку я хорошо знаю этот язык, я вслушался в слова.

Я часто слушал хоралы, однако прежде мне не приходилось слышать ничего подобного.

Молящиеся обращались к высшей силе с просьбой о вечной жизни, причем не о бессмертии души, как подобает правоверным христианам, а о телесном бессмертии.

В удивлении я следил за происходящим, на всякий случай спрятавшись за ограждением галереи.

Внезапно пение оборвалось, один из участников ночного ритуала отбросил капюшон – и я узнал в нем старого графа. Казалось, с того момента, как мы с ним расстались, граф еще больше постарел. Морщины на его лице сделались глубже, движения стали неуверенными, как будто доживал на этом свете последние дни.

Нетвердой походкой граф подошел к возвышению с гробом и остановился перед ним, как будто чего-то ожидая. Вдруг раздался тяжелый, раскатистый звук. Я вздрогнул от неожиданности, но тут же понял, что это начали бить часы, расположенные в башне над часовней. Они пробили полночь и затихли. Прежде чем эхо их умолкло, граф протянул руки к серебряному ларцу. Он коснулся его передней стенки, то есть той части, где находились врата собора, и что-то сделал с этими вратами.

В то же мгновение раздалась печальная гармоничная мелодия, словно внутри ларца кто-то весьма умело заиграл на клавикордах, и ларец пришел в движение.

Сначала в его передней стенке открылось небольшое окно. С того места, где я прятался, мне трудно было разглядеть мелкие детали, однако мне показалось, что из этого окна вышли маленькие фигурки и, проследовав по кругу, снова скрылись. Я вспомнил, что такие же фигуры, только гораздо большего размера, проходят в определенное время в часах некоторых соборов.

Едва хоровод фигурок скрылся в окошке, доносящаяся из ларца музыка резко оборвалась, и кровля собора – точнее, крышка ларца – раскрылась на две стороны, как крылья собирающейся взлететь птицы, открыв внутренность ларца или собора.

Мне не было видно, что там находится, однако я хорошо разглядел, как старый граф достал из ларца замшевый мешочек, развязал его завязки и, вытряхнув на ладонь некий серебристый порошок, посыпал им свои волосы и одежду. Внутренность часовни при этом наполнилась каким-то странным, резким и экзотическим ароматом. От этого аромата даже у меня, хотя я находился довольно далеко, закружилась голова, и перед глазами поплыли сверкающие искры.

Осыпав себя серебристым порошком, граф бережно положил мешочек обратно в ларец и захлопнул крышку, приведя ларец в первоначальное состояние.

То, что последовало за этим, показалось мне особенно странным и даже кощунственным.

Граф поднялся на возвышение, взошел на него и улегся в пустой гроб, сложив руки на груди, как складывают их умершим. После этого второй участник странной церемонии взял в руку факел, подошел к гробу и громким, сильным голосом провозгласил:

– Как купина неопалимая горела, не сгорая, так пусть горит и бренное тело человеческое, дошедшее до пределов жизни земной! Как птица Феникс, сгорая в живом огне, возрождается из пепла, так пусть возродится в новом, молодом теле бессмертная душа! Даруй же новую жизнь через смерть в пламени!

С этими словами он поднес пылающий факел к гробу, и тот мгновенно вспыхнул багровым пламенем.

Я невольно ахнул, увидев, как в этом пламени тает и обугливается еще живая плоть старого графа. В то же мгновение голова моя закружилась сильнее прежнего, и, то ли от ужаса перед происходящим, то ли от странного экзотического аромата, заполнившего часовню, я потерял сознание.

Не знаю, сколько времени пребывал я без чувств, однако все когда-нибудь кончается, и я пришел в себя от стука в дверь.

Я открыл глаза и огляделся, пытаясь понять, где нахожусь.

Впрочем, это было нетрудно: я находился в той самой комнате, куда накануне проводил меня слуга графа, в собственной постели. Уже наступило утро, и утро это было ясным, в окна моей комнаты струился золотистый солнечный свет, и лилось пение птиц.

Внезапно я вспомнил ночную церемонию в замковой часовне, серебристый, странно пахнущий порошок, языки пламени, охватившие гроб с еще живым графом, – и ужас овладевший мной.

В дверь моей комнаты снова постучали, и голос графского слуги громко произнес:

– Милостивый государь, господин граф просит вас пожаловать к завтраку! Стол будет накрыт через час в том же покое, где вчера вы с графом изволили ужинать!

Так, значит, граф жив…

Я едва не воскликнул, что своими глазами видел, как он погиб в пламени, но вовремя прикусил язык и промолчал, хотя, надо сказать, совершенно растерялся.

Но тут же я нашел всему происходящему достоверное объяснение – должно быть, ночное приключение мне только померещилось, точнее – приснилось. Вероятно, я заснул в своей постели, а все дальнейшее было лишь сонным видением. Иначе как можно объяснить, что, потеряв сознание на хорах замковой часовни, я снова оказался в постели?

Как бы то ни было, через час нужно было явиться к завтраку.

Я привел себя в порядок, оделся и к названному времени вошел в столовую. Граф уже сидел за столом, и при виде его я окончательно уверился, что ночная церемония мне только приснилась. Подойдя ближе, я поздоровался с графом… но тут прежнее удивление охватило меня.

Граф за эту ночь удивительно помолодел. Морщины на его лице разгладились, волосы потемнели, старческая дряхлость исчезла без следа. Он не стал юношей, но превратился в того же бодрого и энергичного мужчину сорока – сорока пяти лет, которого мне доводилось встречать в парижских салонах и при королевских дворах Европы. Однако то было много, много лет назад…

– Мой друг, хорошо ли вы выспались? – осведомился граф с обычной своей учтивостью.

– Да, благодарю вас… – ответил я растерянно.

Граф взглянул на меня с чуть заметной усмешкой и проговорил:

– У вас нездоровый цвет лица. Должно быть, здешний воздух вам не полезен…»

На этом месте книга обрывалась, дальнейшие страницы отсутствовали.

Иван Иванович закрыл книгу и задумался.

Анна свернула на стоянку перед домом и вышла из машины. Навалилась такая усталость, что она едва переставляла ноги. Ну и денек сегодня! Ушла с работы пораньше, чтобы успеть в библиотеку, потом убегала от того типа, «таксиста», убийцы, потом была у Лимона, потом завезла книгу Кукушкину, и вот сейчас двенадцатый час ночи, а она только добралась до дома.

Домой! Закрыться на все замки, съесть что-нибудь легкое, даже в ванне поваляться – и то нет сил! И спать, спать, спать… Не забыть будильник поставить, не то она проспит все на свете.

Тут Анна вспомнила, что дома нет никакой еды. Ну, разумеется, ей некогда было заехать в супермаркет. Ну ладно, сейчас уже поздно об этом думать, как-нибудь обойдется.

Оглянувшись по сторонам, Анна зашагала к подъезду. Было довольно светло и тепло – середина мая, вон черемуха расцветает…

И вот, когда она потянулась в карман за ключом, сбоку вынырнула темная фигура и устремилась к ней. Будь это в другом месте, Анна среагировала бы быстрее, но сейчас у подъезда она почти успокоилась, да еще усталость навалилась.

– Аня! – Человек схватил ее за руку… и оказался бывшим мужем Вадимом.

– Фу, напугал как! – выдохнула женщина.

Внезапно накатила такая слабость, что пришлось прислониться к стене, потому что ноги не держали.

– Извини, Аня, прости, пожалуйста, – сбивчиво бормотал Вадим, – я ждал тебя…

– Зачем? – с досадой перебила его Анна. – Что ты все время ходишь? Чего ты хочешь от меня?

– Мне нужно с тобой поговорить…

Анне хотелось затопать ногами и заорать, чтобы пошел немедленно вон, и вообще чтобы все оставили ее в покое и дали отдохнуть хотя бы до утра. Но топать ногами не было сил, да что там, она и руки-то поднять не могла. Что касается криков, то подъехал сосед со второго этажа, что ставил машину прямо возле подъезда, и теперь он вышел, покосившись на Анну, – мол, что еще за хмырь тут возле подъезда ошивается, может шугануть его?

Анна мгновенно разозлилась – нарочно Вадим ее компрометирует, что ли? Какое впечатление они производят на окружающих? Жмутся у подъезда как пятиклассники, стыдобища какая!

Анна отлепилась от стены и, раздраженно бросив Вадиму сквозь зубы: «Пойдем уж!» – зашла в подъезд. Хорошо, что сосед на свой второй этаж поднялся пешком по лестнице, не хватало еще с ним в лифте переглядываться!

Пока ехали до ее этажа, Анна немного успокоилась, но злость ее на бывшего мужа не прошла.

Вот что он к ней таскается, что он у нее потерял? Ах да, кольцо… Анна прислушалась к себе и поняла, что ей совершенно не жалко больше кольца, пускай забирает его и отдает своей девке. Она все равно не станет его носить. В конце концов, кольцо и правда принадлежало его семье много лет, Анна теперь ему посторонний человек, так что не ее забота, как его сохранить.

Но уступать так просто она не намерена. Нужно хорошенько подумать, как выйти из этой истории с выгодой для себя. Точнее, не для себя, а для фирмы, ей-то самой от Вадима ничего не нужно.

Вадим же со своей стороны молчал, нервно покусывая губы, собираясь с силами.

Нынешний вечер тоже выдался для него не из легких. Когда он услышал гнусный издевающийся голос в трубке, его будто обухом по голове шарахнули. Он сам удивился, как быстро пришел в себя, очевидно, был готов к чему-то такому.

Потом пришел страх за Дашу. Ее похитили из-за него! То есть не из-за него, а из-за Анны. Она влезла в какую-то криминальную историю, связалась с темными личностями.

В панике Вадиму не пришла в голову здравая мысль, что раньше его жена никогда не имела дело ни с какими темными личностями, скорей Дарья могла в этих своих ночных клубах и подозрительных компаниях познакомиться с кем-то подобным.

Так или иначе, перед ним поставили определенную задачу – достать какую-то серебряную штуку. Что это за вещь, он понятия не имеет, ну да небось не проглядит. И тогда нужно будет подумать, как обменять эту штуку на Дашу, а то как бы не обманули бандиты.

Став, однако, от страха необычайно проницательным, Вадим понял, что бандиты решились обратиться к нему только потому, что так просто добиться от Анны им ничего не удалось. Не такая женщина его бывшая жена, чтобы с ней было легко справиться. Уж он-то знает. Так что если сейчас он пойдет к ней и попросит отдать ему эту самую серебряную вещь, то его вполне могут и с лестницы спустить.

Отношения у них с бывшей в последнее время очень испортились из-за материнского кольца. Он, конечно, сам виноват, нечего было раньше времени болтать о нем Даше. Но она буквально извела его требованиями денег и подарков.

Разумеется, лучше всего было бы рассказать все Анне честно и без утайки. Как он делал всегда, всю жизнь. Вот именно, он никогда раньше ее не обманывал, и она всегда ему доверяла, это уж точно. Никогда они друг друга не подводили, никогда, даже по мелочи, не утаивали друг от друга ничего. Нечего было скрывать.

Внезапно Вадим сильно, до боли, до зубовного скрежета пожалел о том времени. Как хорошо им жилось тогда с Анной! Как спокойно! Были, конечно, временные трудности, но они их преодолевали вместе, плечом к плечу. В Анне он всегда был уверен. Не обманет, не предаст, не подставит, не втравит в криминал, не ввяжется за его спиной в сомнительную авантюру. Если на то пошло, за ней в смысле работы он был как за каменной стеной.

Чем он был недоволен? Не ценил своего счастья.

От этой мысли Вадим вздрогнул.

Что это на него нашло? Для чего вспоминать о том, что было давно и никогда не вернется? Тем более в такой момент, когда Дашу, быть может, уже пытают…

– Что с тобой? – спросила Анна. – Что ты трясешься? Ты пьян?

– Да нет, просто расстроен.

Он отвернулся, чтобы она ничего больше не прочитала по его лицу. Если он расскажет сейчас все честно, она только позлорадствует, вон как зыркнула. И ни за что не отдаст ему эту чертову серебряную штуковину, если узнает, что это нужно для спасения Дарьи. Господи, вот положение!

Вадим решил схитрить. Поговорить с бывшей женой поласковее, чаю выпить и между делом выяснить насчет этой вещицы, как сказал этот противный голос… серебряная, похожа на средневековый собор в миниатюре.

Лифт наконец доехал до нужного этажа, они вышли и зашли в квартиру. Если бы Вадим так не нервничал, он бы наверняка заметил, как его бывшая жена напряглась, открывая дверь, и еле заметно перевела дух, когда замки оказались целы.

Видя, как он аккуратно повесил куртку на вешалку и нашарил ногой тапочки, Анна усмехнулась. Взгляд ее упал на часы – без двадцати двенадцать.

С чего это он притащился к ней ночью, когда ему полагается почивать в кроватке со своей невестой? Хотя… ах, вот в чем дело!

Анна поглядела на него повнимательнее, заметила, какой он бледный, как растрепаны волосы и рубашка несвежая, как блестят его глаза горячечным светом, и все поняла. Разумеется, он поругался со своей девкой и не нашел ничего лучше, чем явиться к ней на ночь глядя за утешением! Совсем он рехнулся, что ли? Нашел куда идти!

Анна представила, как хватает бывшего мужа за воротник рубашки, тащит в прихожую и выбрасывает за дверь да еще и придает ему ускорение пинком под зад. И он катится по лестнице до самого первого этажа и врезается головой в железную входную дверь. Шуму будет! И не получится у нее схватить его за шкирку, как котенка, – вон какой здоровый! Хотя сейчас выглядит не блестяще.

Анна немного успокоилась.

– Что у тебя случилось? – спросила она, проходя на кухню.

– Ни-ничего… – ответил он, старательно отводя глаза.

Так, врать он совсем не умеет, она за столько лет хорошо его изучила.

Анна обуздала следующий порыв выставить его вон и решила все же послушать.

– Но зачем-то ты явился ко мне на ночь глядя?

– Может быть, чаю попьем? – Он поднял наконец глаза, в них была тоска.

– У меня ничего нет, – холодно ответила она.

– Это ничего, я вот купил… – он бросился в прихожую и принес пакет, там было какое-то печенье и сыр, видно, что зашел в первый попавшийся круглосуточный магазин.

Анна ощутила, что ужасно хочет есть, и согласилась.

Чай они пили молча, Анна умела держать паузу. Раз наводящими вопросами из него ничего не выудишь, посмотрим, что он сам скажет. Конечно, она устала и хочет спать, но постоянное участие в переговорах научило ее терпению и выдержке.

Когда молчание стало уже неприличным, Вадим вздохнул и выдавил из себя:

– Я хотел… насчет кольца… Ты можешь оставить его себе, мы… я не буду претендовать…

– Вот как? – Анна подняла брови. – И для этого нужно было тащиться ко мне среди ночи?

Он промолчал.

– Что еще? – не выдержала Анна. – С чего это ты делаешь мне такой царский подарок? Твоя… она призналась тебе насчет Дубоноса?

– Какого Дубоноса? – Он вылупил глаза.

– Не беспокойся, я не стану ни на кого заявлять, мне общения с полицией уже хватило, – Анна говорила тихо, но это спокойствие давалось ей с трудом.

– Какая полиция, о чем ты? – Он непритворно испугался, даже вскочил с места.

– Да успокойся ты! – Анна повысила голос. – Сказала же, что не буду ничего делать!

В волнении Вадим плохо соображал и подумал, что ей известно о похищении Даши.

– Не смей никуда звонить! – закричал он. – Я все сделаю!

– Что ты сделаешь? – удивилась Анна. – Мне, в общем-то, совершенно ничего от тебя не нужно. Хочу тебе напомнить – это ты приперся и не даешь мне спать!

– Кто такой Дубонос? – угрюмо поинтересовался Вадим.

– Спроси у своей невесты, – в том же тоне ответила Анна.

Как бы ни был расстроен Вадим, он понял, что терпение ее на пределе и что сейчас его выгонят из этой квартиры и никогда больше ни под каким предлогом не впустят.

Ему непременно нужно было квартиру обыскать, эта серебряная штука – не кольцо, ее так просто не спрячешь. А уж потом он отберет ее силой или… или расскажет Анне все как есть, даст понять, что смерть Даши будет на ее совести. Не сволочь же она последняя, чтобы так просто человека на смерть послать!

Внезапно в глазах потемнело, сильно заломило в висках, и он откинулся на спинку стула.

– Что-то мне нехорошо… – проговорил он, – голова… дай воды… пожалуйста…

Анна взглянула с недоверием, но подала ему стакан. Голову отпустило, но Вадим делал вид, что ему по-прежнему плохо.

– Можно я полежу в гостиной на диване? – спросил он слабым, прерывающимся голосом.

В глазах Анны промелькнуло раздражение, но она сдержалась – видно, выглядел он, и правда, не блестяще.

– Сам дойдешь? – отрывисто спросила она.

– Да, конечно! – Он встал и очень натурально пошатнулся.

Она принесла ему подушку и плед. Плед был тот самый, из шерсти ламы, Вадим укрывался им раньше, когда болел. И пахло от него домом, той старой их удобной квартирой, где все вещи были привычно знакомы, где уютно светила зеленая лампа над столом, где у него был свой кабинет, и можно было работать ночами, и никто не шипел в спину и не дергал по пустякам.

Ему захотелось укрыться пледом и заснуть на этом диване, ни о чем не думая, спрятавшись от всех неприятностей.

Но он тут же вспомнил гнусный голос, звонивший ему по телефону, и то, что Дашу держат где-то в темном подвале и издеваются над ней, пока он тут прохлаждается.

– Тебе, кажется, лучше? – Анна очень верно угадала перемену в его настроении.

– Скоро пройдет… – простонал он.

– Слушай, я пока душ приму, ладно? – проговорила она, ей вовсе не улыбалось сидеть над ним с озабоченным выражением, пускай над ним его девка квохчет.

Едва из ванной послышался шум воды, Вадим вскочил и в одних носках побежал по квартире. Гостиная была полупуста, не было в ней никаких посторонних вещей. Кухню он успел рассмотреть, большая вещь вряд ли поместится в навесных шкафчиках. В спальне? Да нет же, нужно искать в кладовке.

На цыпочках, оглядываясь на дверь ванной, он пробежал прихожую и юркнул в кладовку. Так и есть – вот она, сине-белая картонная коробка с надписью «Почта». Он схватил коробку и обмер, потому что она оказалась неожиданно легкой. Но прежде чем он открыл ее, его настиг злой голос Анны:

– Ах, вот, оказывается, зачем ты пришел?

Она стояла в дверях, полностью одетая, видно, и не собиралась принимать душ. Глаза ее метали молнии.

– Скотина! – выдохнула она. – Сколько тебе заплатили? За сколько ты продался?

– Но послушай! – Коробка, естественно, оказалась пуста, и он совсем упал духом. – Я должен тебе сказать…

– Пошел вон из моего дома! – заорала Анна. – Иначе я за себя не ручаюсь!

Она взмахнула попавшейся под руку шваброй, он бросил коробку и успел закрыться руками.

– Мерзавец, какой же ты мерзавец! – Она ловко пнула его под коленку, не дала упасть и выпихнула из кладовки.

– Но подожди, Аня, это очень важно!

Хлоп! – ему попало по голове палкой от швабры, так что искры посыпались из глаз, и он на мгновение ослеп. А когда прозрел, то увидел, что находится в прихожей, и входная дверь открыта.

– Век бы тебя не видеть! – выдохнула Анна, побоявшись все же кричать, чтобы не тревожить соседей.

И вытолкнула из квартиры, удержавшись все же, чтобы не дать пинка под зад. Затем выбросили ему вслед куртку и ботинки и заперла дверь на все замки.

На следующее утро Анна проснулась позже обычного. Видимо, сказался ночной визит Вадима. Нет, ну какой мерзавец ее бывший муженек! Связался с криминальными личностями, пошел у них на поводу, собирался обокрасть ее, Анну! Усыпил ее бдительность, чаек, видите ли, с ней пил! И как не догадался ей в чай чего-то подмешать! Трус и подлец!

В результате она приехала на работу с часовым опозданием.

– Было много звонков, – с порога сообщила ей секретарша, – Филимонов звонил, и из торгово-промышленной палаты, из финансового комитета, и еще какой-то Кукушкин…

– Филимонова можно было на Вадима Андреевича переключить, – машинально проговорила Анна.

– А Вадима Андреевича нету, – доложила секретарша, старательно притушив блеск в глазах.

– Вот как… – пробормотала Анна.

Значит, Вадим после вчерашнего трудного разговора тоже проспал. Или решил вообще не приходить…

Тут телефон снова зазвонил.

– Это опять Кукушкин! – вполголоса сообщила секретарша. – Будете разговаривать?

Анна прошла в свой кабинет и сняла трубку.

– Что-то случилось, Иван Иванович?

– Я прочел нечто очень важное в той книге, которую вы мне принесли, – проговорил Кукушкин торжественным тоном. – Вы не могли бы ко мне приехать?

– Вообще-то я на работе, – вздохнула Анна. – А так сказать вы не можете?

– Как говорится, это не телефонный разговор. Вы же знаете, что у нас есть… так сказать, конкуренты… они вполне могут прослушивать ваш телефон…

«А что, в конце концов? – подумала Анна. – Вадим почему-то может не явиться на работу, а я должна все принимать на себя?»

– Ладно, Иван Иванович, – проговорила она решительно. – Я приеду минут через сорок.

Выйдя в приемную, она сказала секретарше:

– Если кто-то будет звонить, я уехала в торгово-промышленную палату.

– Все понятно, Анна Павловна, – послушно пробормотала секретарша. – А если будут звонить из этой самой палаты?

Анна ее уже не услышала – она спешила к лифту.

– Интересно, кто такой этот Кукушкин… – пробормотала секретарша, глядя вслед начальнице.

Едва Анна вышла, в дверь просунулась Лидка Севрюгина из рекламного отдела.

– Ушла? – осведомилась она.

– А то ты сама не видишь, – ответила Светлана неприязненно.

Лидка не вызывала у нее теплых чувств. Она вечно болталась в приемной и набивалась к Свете в подруги. Лидка сама по себе была девка довольно противная – болтунья и сплетница, Светлана и так не стала бы с ней общаться, тем более всем на фирме было известно, что Лидка раньше приятельствовала с Дарьей Салтыковой и теперь, по старой памяти, сообщает ей все, что творится в офисе. Лидка нарочно набивается в подружки к Светлане, чтобы знать как можно больше про директора Анну Павловну. Болтаясь в приемной, можно услышать многое, а Лидка все замечает, все запоминает, причем делает это просто из любви к искусству, такой уж у нее характер.

Свете неприятности ни к чему, та же Лидка рассказала ей, как уволили ее предшественницу. Да уж, положеньице… Двое разведенных супругов работают в одной фирме! Вертишься между ними, как карась на сковородке, а тут еще эта Лидка.

– Тебе чего? – нелюбезно спросила Светлана. – У меня работы много!

– Наша-то куда сорвалась? – Лидка нисколько не смутилась холодным приемом.

– Тебе забыла доложить! – Света в нервах схватила трубку зазвонившего телефона.

И, разумеется, звонили из торгово-промышленной палаты, и пришлось врать, что Анна Павловна срочно выехала на важную встречу. Там были недовольны, Свете же еще и попало.

– И кто же такой Кукушкин? – пробормотала она и тут же прикусила язык, но было поздно – Лидка Севрюгина уже услышала эту фамилию, и глаза ее блеснули.

Вадим Беркутов не помнил, как он добрался домой. Кажется, тормознул машину, кажется, водитель принял его за сильно пьяного. Человек попался приличный – не завез в глушь, не избил, не ограбил, наоборот, доставил до дома в целости и денег лишних не взял.

Вадим пытался дозвониться на Дарьин мобильник, но телефон молчал выключенный. После того как Анна съездила его шваброй, в голове как будто звонили колокола.

Дома, естественно, было пусто. Пахло пылью и одиночеством. Вадим едва добрался до дивана, такая вдруг накатила слабость. Мыслей в голове не было никаких, кроме одной: он не смог достать серебряную штуковину, и теперь, возможно, он никогда больше не увидит Дашу. Отчего-то эта мысль не вызвала в нем панического ужаса, то ли Вадим уже устал бояться, то ли голова болела все сильнее.

Он думал, что промается ночь в бессильной тревоге, но неожиданно провалился в сон, как будто канул в темную воду.

Проснулся Вадим резко, как будто кто-то тряхнул его за плечо. Попытался открыть глаза, но получилось это раза с третьего, и то с большим трудом. Отчего-то он заснул на неразобранном диване, одетым. Все тело чесалось и болело, как будто перед сном он пробежал кросс с полной выкладкой через колючий кустарник. В голове стоял ровный монотонный гул, словно там работал какой-то большой механизм. Через равные промежутки времени там раздавался еще и звон – так трамвай звонит на повороте.

Вадим помотал головой, чтобы избавиться от этих назойливых звуков. Не помогло. Тогда он взялся за голову руками и тут же попал на большую шишку на затылке. Голова вспыхнула пронзительной болью, а когда боль прошла, Вадим малость очухался, даже видеть стал лучше. Видимо, он сумел поставить голову на правильное место.

Но легче ему не стало: он вспомнил про вчерашний кошмар, как гнусный незнакомый голос сообщил ему, что Дашу похитили и что нужно добыть у бывшей жены какую-то серебряную штуковину, черт ее побери.

Вспомнив это все, Вадим осознал наконец, что тот самый назойливый звон, что слышит он в своей голове, существует на самом деле и является телефонным звонком.

Вадим вскочил с дивана, причем голова снова отозвалась сильнейшей болью, и побежал к телефону. В их съемной квартире стоял старый аппарат из черной пластмассы, которому самое место было в музее связи, трубка была заклеена изолентой, цифры на диске почти стерлись, однако звонок работал исправно.

– Да! – Он выронил трубку, подхватил ее дрожащими руками и прижал к уху. – Слушаю!

– Вадик… – послышался в трубке робкий, блеющий голос Даши, – Вадик… забери меня отсюда!

– Даша? Ты жива? Ты в порядке? Где ты? – закричал Вадим, но ответила ему не Даша.

– Жива она, жива! – заорал в трубку визгливый женский голос. – Забирайте ее немедленно! А не то в полицию ее сдадим!

– Зачем полицию? – удивился Вадим. – Вы же сами говорили…

– Я? – заорала тетка пароходной сиреной. – Вот еще! Да я с такими, как вы, и двух слов бы не сказала по доброй воле! А ну забирай свою шалаву на фиг!

– Да где она? В каком месте?

– А ты не знаешь? – издевательски захохотала тетка. – Ах, ну конечно… Откуда тебе знать… Значит, так, милый мой. Едешь по Выборгскому шоссе, сворачиваешь на тридцать седьмом километре, там как раз заправка рядом. Дальше по грунтовке полтора километра, увидишь указатель: «Пансионат «Елочки-сосеночки». Вот это мы и есть.

– Еду! – закричал Вадим. – Прямо сейчас еду!

– Денег с собой побольше возьми, – посоветовала тетка значительно спокойнее. – Девка твоя тут набуянила, а мне свои деньги за нее платить неохота. И имей в виду: если через два часа не появишься, я ее в полицию сдам!

Путаясь в рукавах, Вадим стал натягивать куртку, потом с трудом всунул ноги в ботинки и выбежал из квартиры. Но тут же вернулся, потому что забыл взять с собой деньги. Как это сказала тетка? Бери больше… Он взял всю наличность, вряд ли они там принимают карточки.

Пришлось вернуться еще раз, потому что в суматохе он забыл ключи от машины.

Будучи за рулем, он выбросил из головы все посторонние мысли и сосредоточился на дороге, что было непросто в его плачевном состоянии. Удачно преодолев пробки, он выехал на Выборгское шоссе и понесся по трассе.

Вот и тридцать седьмой километр, указатель рядом с заправкой. Вадим свернул на грунтовку и после полутора километров мучений увидел обычную фанерную стрелку, прибитую к дереву: «Пансионат «Елочки-сосеночки».

Длинный, приземистый, какой-то несуразный дом стоял прямо в лесу, на поляне. Вокруг него не было никакой ограды, только перед самым домом имелась небольшая вытоптанная площадка для машин. Место производило не слишком приятное, можно сказать, гнусное впечатление, но Вадиму некогда было об этом думать.

Никто не встретился ему на пути, только рыжий пес самого дворового вида, лежавший в тени крыльца, лениво повернул голову и рыкнул тихонько что-то вроде приветствия.

Вадим рванул на себя дверь пансионата и оказался в довольно просторном холле, впрочем, возможно, так казалось оттого, что в холле было темновато. В углу за стойкой сидел мужик в тельняшке без рукавов. Внушительные бицепсы его были разрисованы многочисленными живописными наколками.

– И чего? – спросил мужик хриплым басом.

– Где моя жена? – как можно тверже спросил Вадим. Точнее, только попытался, потому что голос у него предательски дрожал, а под конец он и вовсе пустил петуха.

– Жена-а? – Мужик слегка оживился. – У нас тут жены редко бывают, и то в основном чужие.

Вадиму захотелось немедленно дать мужику в морду, однако бицепсы впечатляли. Он вспомнил вдруг, что дома валяется где-то газовый пистолет, который он купил давным-давно, и пожалел, что не взял его с собой. Но тут же ему пришла в голову здравая мысль, что против этого мужика газовый пистолет не помог бы. Вот если автомат Калашникова… «Калаша» у него дома не было.

– Тут женам не место, сюда только с… приезжают, – авторитетно продолжал мужик, употребив непечатное слово.

– Мне звонили… велели приехать, – перебил его Вадим, чтобы не слушать.

– Ах, это… ну, так бы сразу и сказал! – Мужик вышел из-за стойки и зычно крикнул куда-то в сторону:

– Маргарита! Выдь сюда!

Тотчас выскочила в холл вульгарно накрашенная блондинка не первой молодости.

– А, это вы… – проговорила она, тотчас определив по его виду, за кем он приехал. – Ну, хорошо, что успели, а то я уж хотела ребят из полиции вызывать, они как раз тут рядом на заправке были…

Она зыркнула на Вадима, откашлялась.

– Значится, с вас… – она уселась за стойку и защелкала клавишами калькулятора. – Так… за двухместный номер за сутки шесть тысяч… ну, только это до одиннадцати утра, а сейчас уже одиннадцать десять, значит, за двое суток, это уже двенадцать получается… еще в мини-баре столько выпили… ну, пускай будет три тысячи, круглым счетом, да за порчу имущества… кафель в ванной, сиденье унитазное, радиатор отопительный и все такое, и плюс моральный ущерб, конечно… итого с вас тридцать шесть тысяч пятьсот двадцать три рубля…

Вадим не помнил точно, сколько у него есть наличных денег, но точно меньше тридцати тысяч. Но его волновало сейчас не это.

– Где она? – спросил он глухо. – Я хочу ее видеть!

– Нет уж, мил-человек! – заорала тетка визгливо. – Пока денег не заплатишь, ты ее не увидишь! Потом будете разбираться между собой, а пока – вот он, ключик-то… – она выразительно покрутила на пальце кольцо с ключом.

– Да как вы смеете? – Вадим оторопел от такой наглости. – Похитили человека и еще открыто требуете за это денег! Да вы удерживаете ее силой, да я сейчас… – он рванул из кармана телефон.

– Похитили? – завизжала тетка. – Ишь, что выдумал! Да нужна она была мне сто лет!

– Погоди, Маргарита, – вступил в разговор мужик с наколками, которому, надо понимать, надоело слушать ее крики. – Видишь, человек не врубается, объясни ему все толком.

– Что тут объяснять, – насупилась тетка, – приехали они вчера часов в одиннадцать, ну, клиент, конечно, заранее позвонил, чтобы ему номер оставили. Дело обычное, у нас всегда так – приезжают парочки, ночь проведут да утром и съедут, как положено. Я еще поглядела – мужик приличный, одет хорошо, и машина недешевая, у нас обычно кто попроще бывает. Ладно, думаю, мало ли ему срочно приспичило, клиент – он и есть клиент.

– Так у вас тут притон, что ли? – с недоверием спросил Вадим.

– Пансионат у нас, – обиделась блондинка, – никакой не притон. Надо же, еще притоном обзывает! Приезжают люди, снимают помещение, все путем, а что они в номерах делают, это меня не касается, лишь бы не шумели и мебель не ломали. А этот, видно, жуликом оказался. Подклеил девку, с виду-то она ничего себе, шмотки дорогие. Ну, привез сюда, ублажил по полной программе, а как она уснула – он и дал деру. И как это он мимо проскочил, на минуточку всего и вышла…

– Ага, – вступил в разговор мужик с наколками, – знаю я твою минуточку. Небось задрыхла в подсобке, вот он и выскочил.

– Она сама с ним приехала? – До Вадима с трудом, но все же стала доходить очевидность ситуации. – Только вдвоем они были?

– А как иначе? Для такого дела только вдвоем приезжают! – хохотнул мужик. – Бывают, конечно, любители групповухи, но Маргарита таких не пускает – хлопотно очень.

– Ага, а утром я смотрю – табличка висит, просят не беспокоить, я и не трогаю их. А потом вдруг как начали в дверь колотить. Я хватилась – а мужик ее запер и ключ с собой увез.

Маргарита перевела дыхание и продолжила:

– Ну, открыла дверь своим ключом – девка стоит как пьяная, обкурилась, что ли, или опилась совсем. Что да как… видно, не врубается. Я говорю – плати деньги по-хорошему да и езжай отсюда спокойно – автобус рейсовый по шоссе ходит, до него всего два километра, или, может, на заправке кто подберет. Она хватилась сумочки, а ее и след простыл. И часы, говорит, золотые были – тю-тю. И телефон мобильный. А я что – свои деньги должна докладывать? Хозяин с меня спросит! А она как с цепи сорвалась – драться полезла. Ну, вон Константин ее, конечно, маленько вразумил, тогда она сообразила видно, что нужно кого-то на помощь звать, дала я ей свой телефон…

Вадим почувствовал, как из глубины души поднимается что-то черное и накатывает на него, как девятый вал на картине известного художника Айвазовского.

– Слушайте… – Маргарита глядела искательно. – Может, разберемся как-нибудь без полиции?

– Точно, от них денег никаких не получишь, одни хлопоты, – поддакнул мужик, – опять же, в полиции тебе больше платить придется… этот Стасик, он своего не упустит…

– Где она? – проскрипел Вадим.

Тетка опасливо на него посмотрела, но все же пошла вперед по устланному ковровой дорожкой коридору, показывая дорогу, и остановилась у двери с номером 4.

– Открывай! – скомандовал мужик. – В случае чего я прикрою! Мне не привыкать!

Вадим отодвинул их и первым проскочил в открывшуюся дверь.

Даша валялась на кровати. При виде его она встала и жалко, вымученно улыбнулась.

– Ва-адик…

Он поглядел на нее – растрепанную, в разорванной на плече блузке, со свежим синяком под глазом – след от общения с Константином – и понял, что все, что рассказывала Маргарита, – правда.

Она, поссорившись с ним накануне и решив досадить, подхватила первого попавшегося мужика, напилась и поехала с ним в эту дыру трахаться. Но нарвалась на жулика, который ее обобрал, в противном случае Вадим никогда бы не узнал про ее похождения.

Вот так, с первым попавшимся мужиком, а ему сказала, что останется ночевать у подруги. И сколько раз она так уже делала? Только прежде все было шито-крыто, а он, как дурак, всему верил. Поругались по ерунде, и она, с первым попавшимся мужиком… И на этой дряни он собирался жениться! Детей от нее хотел, радовался, что жизнь изменилась… Вот уж радость так радость! Секса ему, видите ли, захотелось обалденного. Что ж, это она всегда готова предоставить. И не только ему.

– Вадик… – запричитала Дарья, – Вадик, ты понимаешь, это… все совсем не так…

Она заглядывала ему в глаза снизу, хотя была высокого роста и на каблуках смотрелась почти вровень с ним. Но вся ее гордая стать куда-то делась, теперь она суетилась, глядела жалко, как побитая дворняжка, только хвоста сзади не хватает!

Ему захотелось ее ударить. И бить долго и сильно, чтобы стереть наконец это лживое и жалкое выражение с ее лица. Он поднял руку и шагнул к ней.

Очевидно, лицо его было страшно, потому что Дарья испуганно попятилась и села на кровать. Ту самую кровать, на которой она… Вадим скрипнул зубами.

– Э, мил-человек! – Маргарита забежала вперед и встала между ним и кроватью. – Давай по-мирному все решим. Мебель ломать не надо, и крови мне тоже не нужно, потом прачечная белье не примет.

Вадим на миг закрыл глаза, ему очень захотелось, чтобы ничего этого не было – ни Дарьи с ее жалкой улыбкой, ни Маргариты с ее визгливым голосом, ни этого гребаного пансионата, ни его самого, до того он был противен сам себе. Идиот, какой он идиот! Покончить бы со всем этим разом, ведь может же так случиться, чтобы на чертов пансионат упала бомба. Раз – и все!

Глупо рассчитывать на такое везение, и Вадим открыл глаза. Ничего не изменилось. Он отвернулся от Дарьи с намерением бросить все как есть и уйти. Пускай ее сдадут в полицию, в конце концов, она вполне заслужила такое. И увидел, что Константин заблаговременно встал в дверях, сложив руки на груди, таким образом, что наколки были хорошо видны. И в глазах его Вадим увидел легкую насмешку и презрение – дескать, слабак ты, ничего сам решить не в состоянии.

И то верно, подумал Вадим, нужно самому решать собственные проблемы. Неожиданно он успокоился, точнее, загнал свой гнев и стыд глубоко внутрь.

– Собирайся! – бросил он Дарье.

Она торопливо схватила жакет и всунула ноги в туфли. Поскользнулась в дверях и инстинктивно схватилась за Вадима. У него потемнело в глазах, до того стало противно ее прикосновение.

В холле он бросил на стойку все деньги, что были в бумажнике, там было меньше, чем нужно, но прохиндейка Маргарита наверняка и так не останется внакладе. Не оглядываясь, он вышел, Дарья, спотыкаясь на каблуках, припустила за ним.

В машине он сосредоточился на вождении. Главное – это доехать, не хватало ему еще в аварию влететь. Руки его, лежащие на руле, больше не дрожали, и Дарья решила потихоньку налаживать отношения.

– Вадик… – лепетала она, – понимаешь… это не то, что ты думаешь… совсем не то… ничего не было… Я… я просто не помню… он заманил меня…

Ему захотелось бросить руль и отлупить ее тут же, в машине, загнать все ее лживые слова ей в глотку.

– Заткнись! – закричал он. – Сиди молча, а то из машины выгоню!

Она замолчала на полуслове, поглядела на него искоса и решила отложить объяснения до того, как они приедут домой. Там можно будет заплакать, тихо и жалобно, потом устроить бурную сцену, потом приласкаться, потом организовать ему обалденный, незабываемый секс, и все потихоньку забудется.

Она теперь будет вести себя послушно и осторожно, а сейчас лучше и правда помолчать. Откровенно говоря, ей сейчас хочется только вымыться и приложить что-то к синяку, а то глаз распух, смотреть больно. И Дарья замолчала, обиженно надув губы, не забывая изредка горестно и трагически вздыхать.

Надо сказать, на Вадима это не произвело ни малейшего впечатления. Они поднялись в квартиру все так же молча. Дарья взглянула на себя в зеркало, ужаснулась и опрометью бросилась в ванную. Вадим без сил опустился на диван.

Ни о чем не хотелось думать, хорошо бы напиться до беспамятства. Он посидел немного и с трудом взял себя в руки. Сейчас не время предаваться самобичеванию, нужно действовать.

Он позвонил другу, тому самому, который работал в фирме «Трамблер». Получается, что больше ему не к кому обратиться. Раньше у них с Анной было много друзей, но все они были общие, и после развода кто-то перешел на сторону Анны, а кто-то вообще перестал с ними общаться. Семья друга жила в загородном доме, и квартира летом пустовала. Условившись, что заедет за ключами, Вадим собрал вещи.

Дарья застала его уже в прихожей.

– Вадик, – она вылупила глаза, – ты куда?

– Квартира оплачена до конца месяца, – отрывисто сказал он, – можешь пока остаться. Дальше решай сама.

– Но Ва-адик… – она рванулась к нему, – неужели ты так уйдешь? Я говорю же, все было не так, совсем не так… меня, можно сказать, похитили…

– Похитили? – страшным шепотом переспросил он. – И отвезли в эту дыру силой?

Тут он вспомнил про гнусный незнакомый голос, который звонил ему по телефону, вспомнил про ханурика, который всучил ему ее золотые часы, вспомнил про свой страх, про то, как он потащился к Анне, не зная за чем, как она выставила его из дома и какие в ее глазах были презрение и ненависть.

Он бросил на столик в прихожей ключи от квартиры, и тут под руку ему попались часы. Золотые, швейцарские, с гравировкой «Даше с любовью». Вадим бросил часы на пол и раздавил их каблуком.

Как и обещала по телефону, через сорок минут Анна уже входила в палату Кукушкина.

Иван Иванович выглядел гораздо лучше, чем накануне. Он сидел в постели, глаза его блестели, в руках была старинная книга, раскрытая на середине.

– Ну, и что же такое вы прочли в этой книге, что решили сорвать меня с работы? – проворчала Анна.

– Ну, извините… – смущенно проговорил Кукушкин. – Мне показалось, что вы сами захотите это узнать. В этой книге… – он поднял старинный томик. – Автор этой книги повествует о своих встречах с графом Сен-Жермен.

– С каким графом? – переспросила Анна.

– Граф Сен-Жермен – знаменитый авантюрист восемнадцатого века, – терпеливо сообщил Кукушкин. – Он знал все европейские языки, много путешествовал, занимался алхимией, выполнял разные щекотливые дипломатические поручения…

– Вроде Калиостро? – переспросила Анна.

– Ну, скажем так – Сен-Жермен был предшественником Калиостро, его учителем и идейным вдохновителем. Считается, что он открыл Калиостро многие тайны восточной науки, научил тайным знаниям египетских жрецов…

– В общем, такой же шарлатан, – подвела итог Анна.

– Вот на этот счет есть разные мнения, – возразил Иван Иванович. – Некоторые историки считают, что Сен-Жермен действительно владел тайными знаниями, и якобы есть доказательства того, что он прожил на земле не одну сотню лет.

– Якобы! – фыркнула Анна. – Но нас-то каким боком это касается? Ради чего вы меня вызвали? Ради того, чтобы сообщить сенсационную новость трехсотлетней давности?

– Вот ради чего… – Кукушкин раскрыл книгу, – Вот в этом месте автор книги рассказывает, как присутствовал при тайной церемонии в одном немецком замке, и в этой церемонии важную роль играл артефакт, как две капли воды похожий на серебряный собор, который прислал мне Дмитрий Альбертович и который по ошибке попал к вам. Точнее – тот самый артефакт. Потому что двух настолько похожих предметов просто не может быть.

– Это, конечно, интересно… – протянула Анна.

– Это еще не все! – перебил ее Кукушкин. – В книге сказано, что во время церемонии этот артефакт открыли. То есть он – не просто макет собора, а ларец…

– Вот как! – Анна оживилась. – Вообще-то я думала, что он пустой внутри, иначе бы он весил целый центнер. Но, насколько я помню, там нет никаких щелей и зазоров…

– Его наверняка изготовил очень искусный мастер, поэтому зазоры и не видны. Но мне кажется, я знаю, как его можно открыть. Во всяком случае, в книге есть намеки. И больше того – там сказано, что в этом ларце спрятано нечто очень ценное…

– Не знаю, почему вы так серьезно относитесь к тому, что написано в этой старинной книге. По-моему, это самый обыкновенный приключенческий роман, и делать из него далеко идущие выводы – это то же самое, что пытаться построить космический корабль, руководствуясь фантастической повестью…

– И это зависит от того, кто автор этой повести, – перебил ее Кукушкин. – Скажем, если автор – Константин Циолковский, то корабль вполне может полететь в космос. А вообще-то у меня есть два очень серьезных возражения.

– Какие же?

– Во-первых, в восемнадцатом веке жанр приключенческого романа еще только зарождался, он не был популярен. Популярностью у читателей пользовались записки и дневники реальных людей, описания пережитых ими событий и приключений. И книга, которую вы мне принесли, – из этого разряда.

– Ну, не сказала бы, что это такой уж убедительный аргумент… – протянула Анна.

– Второй аргумент покажется вам более убедительным, – Кукушкин поднял руку, стараясь завладеть вниманием Анны. – Мой покойный учитель, профессор Биневич-Делонне, не был склонен к шуткам и мистификациям. Если он передал мне под видом обратного адреса библиотечный индекс этой книги – значит, он очень серьезно воспринимал содержащуюся в ней информацию. А если добавить к этому, что он же завещал мне серебряный ларец, упомянутый в этой книге, – значит, он ничуть не сомневался, что это – тот самый артефакт, и очень хотел, чтобы ларец и книга оказались в моих руках, чтобы я понял и прочитал переданное мне послание.

Анна слушала Кукушкина с неудовольствием: она уже догадывалась, к чему он ведет. И она оказалась права.

– В общем, Аня, прочитав эту книгу, я понял, что серебряный собор – это ларец, и что для того, чтобы распутать всю эту головоломку, у нас нет другого пути – мы должны этот ларец открыть. Тогда все вопросы решатся сами собой.

– Вы, наверное, шутите?

– Ничуть! Я не сомневаюсь, что смогу его открыть, и также не сомневаюсь, что внутри ларца нас ждет настоящее открытие… простите меня за невольную тавтологию, но это так и есть!

– Ну вот, – вздохнула Анна. – Я угробила столько сил и времени, чтобы надежно спрятать этот несчастный собор, – и теперь вы хотите, чтобы я привезла его сюда? По-моему, это не лучший вариант. Пока нам удалось сбить конкурентов со следа, вы лежите здесь под чужим именем и в относительной безопасности, артефакт надежно спрятан, но если я привезу его сюда – нас снова выследят…

– А вовсе не надо везти его сюда, – Кукушкин сел на кровати и спустил ноги на пол. – Если гора не идет к Магомету, то Магомет идет к горе. Я сам поеду туда, где вы спрятали ларец, и открою его.

– Да вы с ума сошли! Вы еще вчера не могли пройти двух шагов по коридору, а сейчас собираетесь ехать на другой конец города!

– Вчера было вчера, а сегодня – сегодня! – нелогично ответил ей Кукушкин. – Сегодня я чувствую себя гораздо лучше и могу совершить небольшое путешествие…

Он перехватил ее неодобрительный взгляд и добавил:

– С вашей помощью, конечно. И не пытайтесь меня отговорить! Я чувствую, что нахожусь на пороге грандиозного научного открытия! Представляете?

Он перевел дыхание и продолжил другим тоном – молодым и взволнованным:

– Я уже закончил свою карьеру историка и, честно говоря, не совершил ничего выдающегося. Ну, написал десяток неплохих работ, несколько статей для энциклопедии, уточнил даты двух-трех событий – и это все! А ведь каждому человеку хочется сделать в жизни что-то особенное, вписать свое имя в историю… и вот теперь у меня появилась такая возможность. Неужели вы думаете, что меня остановят два-три сломанных ребра и парочка гематом?

Анна покачала головой. Увлечение, с которым Кукушкин произнес последний монолог, впечатлило ее. Да, пожалуй, она не сможет остановить этого человека.

– В общем, Аня, решайте: или вы поможете мне добраться до артефакта и примете участие в моем эксперименте, или я поеду один.

– Ну-ну! – одернула его Анна. – Больно уж вы расхрабрились! Для начала вы даже не знаете, куда ехать!

– Ну, уж это вы мне, надеюсь, скажете!

Кукушкин сделал небольшую паузу и добавил:

– Неужели вам самой не хочется узнать, что там, внутри этого ларца? Не могу поверить!

– Ладно, – проговорила Анна после недолгого раздумья. – Так и быть, я отвезу вас туда, где спрятан ларец. Только сначала нужно решить один маленький вопрос: во что вас одеть.

– Как – во что? А моя одежда? То, в чем я поступил в больницу?

– Во-первых, я думаю, что она в ужасном состоянии. Вы ведь – жертва аварии, не забыли? Во-вторых, нам ее не выдадут: ведь вы сейчас – не Иван Иванович Кукушкин, вы – Прокофий Питиримович Крысенко! Вы это не забыли?

Кукушкин удивленно захлопал глазами: эта мысль не приходила ему в голову.

– А впрочем… – Анна усмехнулась. – Может быть, это даже хорошо.

Ненадолго оставив Кукушкина в одиночестве, она отправилась к администратору платного отделения.

Алла Карловна встретила ее, как родную.

– Ну как, я надеюсь, ваш родственник всем доволен? Его устраивают наши условия?

– Все хорошо, – успокоила ее Анна. – И чувствует он себя гораздо лучше. Только… у меня к вам такая просьба…

– Я вас слушаю!

– Понимаете, Прокофий Питиримович – он очень привязан к своим внукам…

– Как я его понимаю! – Алла Карловна умильно улыбнулась.

– Так вот, сегодня у его любимой внучки, Дунечки, в детском саду выпускной вечер. Там будет настоящее торжество! – Анна закатила глаза. – Банкет на пятьдесят персон, фотосессия, концерт силами выпускников… Дунечка, можно сказать, солист – в песне «Мы едем, едем, едем в далекие края». Она будет сольно исполнять фрагмент «Тра-та-та, тра-та-та…» Разумеется, ее родители все сделали на самом высшем уровне – вечернее платье у девочки от Вячеслава Зайцева, прическу сделал знаменитый парикмахер…

– Как это замечательно! – Администратор завистливо вздохнула.

– Да, конечно, замечательно, – озабоченно проговорила Анна. – Но Прокофий Питиримович очень переживает, что не увидит всю эту красоту, не сможет разделить с семьей такой важный для внучки праздник. И Дунечка расстроится, если не увидит в этот знаменательный день любимого дедушку. Так не вовремя он попал в больницу…

– Ну, это всегда не вовремя…

– Вот мы и переходим к моему вопросу. Не могу ли я забрать Прокофия Питиримовича на один день? Он посмотрит на внучку, послушает ее «Тра-та-та», порадуется вместе с семьей… ведь положительные эмоции очень полезны для организма!

– Да, очень полезны… – согласилась Алла Карловна. – Вы говорите, он лучше себя чувствует?

– Гораздо лучше!

– Ну, что ж… у нас, в отделении повышенной комфортности, такое правило: почти все желания наших пациентов – закон.

– Почти все? – переспросила Анна.

– Да, почти все. Скажем, если пациент захотел чего-то откровенно вредного для здоровья – скажем, крепких спиртных напитков – мы его постараемся отговорить. А в вашем случае я не вижу никаких противопоказаний. Если вы увезете и привезете его на собственном транспорте…

– Разумеется, на собственном! Еще только один вопрос – где его одежда?

– Не беспокойтесь, мы получили его одежду на больничном складе, доставили к нам на отделение и привели ее в порядок – вычистили, отгладили…

– Какой сервис! – восхитилась Анна.

– Эта услуга входит в стоимость пребывания. Так что вам сейчас принесут одежду… кстати, внутри больницы вы можете воспользоваться инвалидным креслом, это тоже входит в наш сервис.

Анна вернулась в палату, и уже через пять минут молоденькая сестричка принесла большой пакет с одеждой настоящего Прокофия Питиримовича Крысенко.

– Что это? – удивленно проговорил Кукушкин, развернув пакет.

В нем оказалась вышитая украинская рубашка огромного размера и широченные штаны.

– Ну, что я вам могу сказать, – вздохнула Анна. – Судя по этому костюму, Порфирий Петрович немного полнее вас…

– Ну да, немного! Он носит одежду пятьдесят восьмого или шестидесятого размера! И еще эти украинские мотивы…

– Не знаю, что вы имеете против украинских мотивов. – Анна с интересом разглядывала вышивку на воротнике рубахи. – Мне при виде этой одежды вспомнился Гоголь… «Вечера на хуторе близ Диканьки»… «Старосветские помещики»… Видимо, Прокофий Питиримович – настоящий Прокофий Питиримович, я имею в виду, хотел припасть к своим украинским корням…

– Ага, в этой рубахе я почувствую себя Тарасом Бульбой. Да она с меня просто свалится…

– Не привередничайте! Велика – это не страшно! Разве было бы лучше, если бы она вам была мала? Сейчас мы ее подвяжем, затянем ремнем, и все будет как надо…

Кукушкин всем своим видом выражал крайнее неудовольствие, и тогда Анна использовала самый решительный аргумент:

– Кажется, вы хотели увидеть старинный ларец и попробовать его открыть. Или вы передумали?

Это подействовало. Кукушкин молча страдал, пока Анна трудилась над его внешним видом, но больше не возмущался.

Наконец она привела его в относительный порядок и усадила в кресло на колесиках.

В этом кресле они торжественно покинули отделение повышенной комфортности, благополучно спустились на первый этаж и выехали из здания больницы.

Анна помогла Кукушкину перебраться в ее машину и поехала на север города.

Через сорок минут они свернули с Выборгского шоссе. Однако, прежде чем ехать в старую библиотеку, Анна остановилась возле небольшого круглосуточного магазина, чтобы купить там гостинцы для дяди Паши и его четвероногой спутницы.

С дядей Пашей было просто: Анна купила пару бутылок его любимого «красненького».

– Колбаска хорошая, – посоветовала ей продавщица. – Полтавская колбаска, прямо как домашняя. С чесночком, с перчиком, с жирком, все как положено. Под красненькое очень даже хорошо. И папаше вашему понравится.

Анна оглянулась на Кукушкина в его украинской рубахе и широченных штанах и решила, что его внешний вид будет очень хорошо сочетаться с полтавской колбасой.

Еще через десять минут они затормозили возле забора, ограждающего здание старой библиотеки.

– Вот теперь вам придется немного потрудиться, – предупредила Анна своего спутника.

Она помогла Кукушкину выбраться из машины, подвела его к щели в заборе и осторожно отодвинула непрочно закрепленную доску. Кукушкин героически протиснулся в эту щель, стараясь не задеть сломанные ребра и не зацепиться одеждой за гвоздь. Анна подталкивала его сзади и всячески подбадривала.

Наконец Иван Иванович оказался в библиотечном саду.

И тут рядом с ним раздалось грозное рычание.

– Мама! – вскрикнул Кукушкин и стремительно полез обратно.

– В чем дело? Куда вы? – проговорила Анна, пытаясь предотвратить его отступление. – Вы с таким трудом пролезли туда не для того, чтобы сразу же вернуться! Вспомните – там вас ждет старинный ларец!

– Но там… но там какая-то огромная собака! – испуганно пролепетал Кукушкин. – Я вам не говорил… как-то к слову не приходилось… но я очень боюсь собак!

– Боитесь собак? – переспросила Анна.

– Ну да… – смущенно признался Иван Иванович.

– Да это Нюра, дяди-Пашина собака, она вас не обидит…

– Это у меня с детства… когда мне было три года, на меня набросилась большая собака. Ее успели вовремя оттащить, но у меня с тех пор осталась фобия. Так что я очень боюсь любых собак – даже если точно знаю, что они мне ничего не сделают. При виде крупных собак у меня начинается сердцебиение, головокружение, шум в ушах и другие неприятные симптомы…

– Ну ладно, – проговорила Анна после непродолжительного раздумья. – Я пойду вперед и отвлеку Нюру. А вы уж тогда сами пробирайтесь через забор. Сумеете пролезть без моей помощи?

– Постараюсь, – неуверенно ответил Кукушкин. – Вы только собаку подальше отведите.

Анна достала из сумки кусок колбасы, спрятала его за спиной и проскользнула в щелку.

Нюра сидела прямо напротив прохода, выжидательно приоткрыв пасть. При появлении Анны на ее морде произошел, выражаясь словами поэта, ряд волшебных изменений: сначала она грозно оскалилась, решив, что на охраняемую территорию проник злоумышленник. Затем, узнав Анну и вспомнив, что прошлый раз та пришла не с пустыми руками, Нюра посмотрела на гостью благосклонно и облизнулась. Наконец она почувствовала волнующий запах колбасы, сглотнула слюну и завиляла хвостом.

– Привет, тезка! – проговорила Анна. – Правильно понимаешь, я тебе кое-что принесла!

С этими словами она продемонстрировала колбасу.

– Очень вкусная колбаска! Правда, с чесноком. Ты как к чесноку относишься?

Нюра дала ей понять, что к чесноку относится терпимо, снова облизнулась и шагнула навстречу неожиданному угощению.

– Э нет, не сразу! Это еще нужно заслужить! – Анна снова спрятала колбасу за спину и пошла в сторону от щели забора, подавая знаки Кукушкину.

Иван Иванович, который сквозь щелку опасливо наблюдал за Анной, точнее – за собакой, дождался, когда они скроются за углом, пролез через щель в заборе и с прытью, неожиданной в его состоянии, добежал до дверей библиотеки.

Войдя в здание, он закрыл за собой дверь и перевел дыхание.

Вдруг из полутьмы коридора раздался негромкий щелчок, и Кукушкин увидел направленный на него ствол ружья и мрачный взгляд бдительного сторожа.

– Руки вверх! – сурово проговорил дядя Паша. – Ты кто такой? Признавайся сей момент!

Кукушкин от растерянности лишился дара речи.

К счастью, дверь у него за спиной открылась, и в библиотеку вошла Анна.

– Дядя Паша, вы чего? – Она увидела ружье. – Это Иван Иванович, родственник мой!

– Ах, родственник? – недоверчиво проговорил сторож. – А чего он молчит? Я же не знаю, что он родственник. Одет как-то странно, прямо как клоун… Подумал, что грабитель. Я бы сейчас в него пальнул… хоть и солью, а все-таки неприятно.

– Говорю вам – родственник! А что одет так – это потому, что он из-под Полтавы.

– Здоровеньки булы, – выдал Кукушкин большую часть своих познаний в украинском языке.

– Гутен морген, – ответил ему дядя Паша. – То есть, тьфу, здоровеньки булы…

Контакт как-то не налаживался, и Анна сделала ход конем. Запустив руку в сумку, она оживленно проговорила:

– А мы красненького привезли! И Иван Иванович колбасы привез домашней, настоящей полтавской…

– О! – обрадовался дядя Паша, отставил ружье и принюхался. – Сразу чувствую – колбаска уважительная!

– Гарна колбаса! – подтвердил Кукушкин, исчерпав все свои познания в украинской мове.

Лед растаял.

Вся компания проследовала на дяди-Пашину кухоньку, Анна выложила на стол припасы, поставила посредине бутылку красного вина.

Дядя Паша включил чайник, достал из шкафчика стаканы, разлил вино:

– Ну, как говорится, за знакомство! А как там у вас под Полтавой – жить можно?

– Гарно! – ответил Кукушкин. Он повторялся, но больше никаких украинских слов в голову не приходило.

– Гарно? – переспросил дядя Паша. – Ну вот, теперь буду знать, что гарно! А то кто говорит одно, кто другое… Ну, гарно, так гарно! За это надо выпить! – Дядя Паша разлил еще вина, выпил, отрезал большой кусок колбасы и завертел головой.

– Дядя Паша, вы что-то ищете? – спросила его Анна.

– Ну да… а горчички нету?

– Нема… – Кукушкин развел руками.

– Ох ты! – расстроился дядя Паша, – Как же такую знатную колбаску – и без горчицы? Это же все равно, что огурчик, извиняюсь, без соли!

– Ну, извините, дядя Паша, горчицы-то мы не прихватили, думали, у вас есть…

– Да я и не в претензии, сам виноват, что не озаботился! Вы тут маленько посидите, а я в магазин схожу. Заодно еще красненького прихвачу, а то как же – за знакомство с таким хорошим человеком, и не выпить… Тут неподалеку магазин есть, круглосуточный. Я скоро, одна нога здесь – другая там…

В это время в двери появилась морда Нюры. Она умильно облизнулась, почувствовав запах колбасы. Судя по всему, она готова была съесть ее и без горчицы.

– А ты, Нюра, сюда не смотри! – строго проговорил дядя Паша. – Я ухожу ненадолго, так что ты тут остаешься за старшего. Обходи территорию и следи, чтобы никакие посторонние здесь не шлялись!

Нюра послушно гавкнула и отправилась на улицу – нести там дозор.

Дядя Паша прихватил хозяйственную сумку и удалился.

– Ну, Иван Иванович, сейчас самое время взглянуть на ларец! – заявила Анна, едва дверь закрылась за сторожем.

Она помогла Кукушкину подняться на второй этаж.

Пройдя через читальный зал, они оказались в комнате с печью. Анна нашла нужный изразец, нажала на него и открыла тайник.

Кукушкин следил за ней с удивлением.

– Никогда бы не подумал, что такое бывает! – проговорил он, когда Анна запустила руки в темное углубление. – То есть понятно, что в средневековых замках бывали такие тайники, но чтобы в обычной библиотеке…

– А вот и он! – Женщина вытащила из углубления серебряный собор и поставила его перед Кукушкиным.

– Какая прелесть! – проговорил тот, опускаясь на колени перед артефактом. – Какая удивительная работа!

– Ну, я свое дело сделала, – нетерпеливо проговорила Анна. – Сохранила этот ларец, привела вас к нему. Теперь – ваша очередь. Вы сказали, что знаете, как его открыть.

– Ну, не то что бы знаю, – смущенно ответил Кукушкин, доставая из-за пазухи старинную книгу, которую принесла ему Анна. – Во всяком случае, я думаю, что покойный Дмитрий Альбертович не случайно навел нас на эту книгу. Я уверен, что в ней заключается разгадка, можно сказать – в ней находится ключ от этого ларца…

Он раскрыл книгу на том месте, где ее герой (или автор) наблюдает с хоров часовни за ритуалом, который проводит граф Сен-Жермен, и начал читать:

«…граф подошел к возвышению с гробом, остановился перед ним и протянул руки к серебряному ларцу. Граф коснулся его передней стенки, то есть той части, где находились врата собора, и что-то сделал с этими вратами…»

Оторвавшись от книги, Кукушкин внимательно пригляделся к передней стенке ларца. Она представляла собой переднюю стену собора, в центре которого находились резные двери, украшенные изображениями двенадцати апостолов. Над этими дверями располагались крошечные часы, на круглом циферблате которых были изображены знаки зодиака.

С удивлением Анна увидела, что эти часы идут и показывают правильное время. Она сказала об этом Кукушкину. Иван Иванович удостоверился в этом и удивленно проговорил:

– Должно быть, у этих часов очень долгий завод, но, во всяком случае, он рассчитан не на десятки или сотни лет. Значит, последний раз их заводил Дмитрий Альбертович, незадолго до своей смерти… а это, в свою очередь, значит, что он знал тайну этого ларца, в чем я, впрочем, нисколько не сомневался…

Он придвинул ларец к себе и принялся ощупывать его переднюю стенку.

– Здесь сказано, что граф что-то сделал с вратами, то есть с входом в собор, – проговорил он после нескольких безуспешных попыток. – Но эти чертовы врата так плотно пригнаны к стене, что сюда и волос не пролезет. В чем же секрет? Судя по книге, Сен-Жермен не использовал никакого инструмента, он действовал голыми руками…

Он еще раз перечитал фрагмент книги и в растерянности повернулся к Анне:

– Боюсь, что я переоценил свои силы. Не представляю, как подступиться к этому ларцу… что самое обидное – Дмитрий Альбертович не сомневался, что я разгадаю эту загадку, а я не оправдал его надежды…

В это время дверь у него за спиной негромко скрипнула.

Кукушкин вздрогнул и обернулся.

В приоткрывшуюся дверь заглядывала Нюра. На ее морде было написано живейшее любопытство, казалось, она хочет спросить:

– А что это вы тут делаете?

Иван Иванович задрожал, на лбу у него выступила испарина.

– Аня, – проговорил он жалобно. – Прошу вас, сделайте что-нибудь! Вы знаете, как я боюсь собак…

Анна пожала плечами и строго обратилась к Нюре:

– Ты что себе позволяешь? Прекрасно знаешь, что подглядывать нехорошо! Что тебе велел дядя Паша? Следить за порядком на территории! Не допускать сюда никаких злоумышленников! А что ты делаешь вместо этого? Может быть, пока ты за нами подсматриваешь, на участок пробрался посторонний кот!

Услышав такое, Нюра устыдилась и ушла, негромко стуча когтями по паркету.

Кукушкин отдышался, лицо его порозовело.

– Перечитайте-ка еще раз! – попросила его Анна.

У нее не было никаких особенных идей, она просто хотела, чтобы Иван Иванович взял себя в руки и мобилизовал все свои способности.

– Сколько можно? – Кукушкин пожал плечами, но все же начал читать:

«… Граф коснулся его передней стенки, то есть той части, где находились врата собора, и что-то сделал с этими вратами…»

– Нет, начните немного раньше, – попросила его Анна, – с того места, когда он подошел к возвышению.

«…Нетвердой походкой граф подошел к возвышению с гробом, остановился перед ним, как будто чего-то ожидая. Вдруг раздался тяжелый, раскатистый звук. Я вздрогнул от неожиданности, но тут же понял, что это начали бить часы, расположенные в башне над часовней. Они пробили полночь и затихли. Прежде чем эхо их умолкло, граф протянул руки к серебряному ларцу. Я смотрел на него, не отрываясь. Граф коснулся его передней стенки…»

– Дальше я уже читал, – проговорил Кукушкин, подняв глаза от книги. – Здесь нет никакого намека, никакой подсказки…

– Есть! – перебила его Анна. – Я все поняла! Граф подгадал церемонию к тому моменту, когда часы пробили полночь! Может быть, именно в этом и скрыт секрет этого ларца? Может быть, именно в полночь его можно открыть?

– А что – в этом что-то есть… – протянул Кукушкин. – Так что – нам придется ждать здесь до полуночи?

– Вовсе не обязательно. – Анна наклонилась над ларцом. – Что, если попробовать перевести эти часы на полночь?

Она вооружилась пилочкой для ногтей и осторожно передвинула часовую стрелку на двенадцать часов.

– Ну, попробуйте теперь…

Кукушкин пригляделся к передней стенке ларца – и заметил, что из скважины на резных дверях выдвинулся крошечный ключик. С трудом ухватив этот ключик кончиками пальцев, Иван Иванович повернул его по часовой стрелке…

С дверями серебряного собора ничего не случилось, зато изнутри ларца донеслась старинная мелодия – Анна подумала, что это похоже на клавесин или клавикорды. В то же мгновение в передней стенке, чуть выше дверей, но ниже часов открылось небольшое окошко. Из этого окошка одна за другой появились маленькие фигурки – монах в длинной рясе, король в пурпурной мантии, рыцарь в доспехах, красавица в средневековом платье, с зеркалом в руке, богач с увесистым кошельком. Завершал процессию скелет с ухмыляющейся безносой физиономией.

Анна следила за этой процессией как зачарованная и вздрогнула, когда рядом с ней раздался глухой голос Кукушкина:

– Danse macabre.

– Что? – переспросила Анна.

– Пляска смерти. Так называли в средние века картины или скульптурные композиции такого содержания, как эта процессия. Пляски смерти должны были напоминать верующим о бренности всего сущего, о том, что все – нищие и богачи, простолюдины и короли – бессильны перед лицом смерти.

Тем временем хоровод фигурок исчез в окошке, доносящаяся из ларца музыка резко оборвалась. В то же мгновение кровля собора раскрылась на две стороны, представив на обозрение внутренность ларца.

Анна подумала, что автор старинной книги совершенно прав – крышка серебряного ларца распахнулась, как распахиваются крылья собирающейся взлететь птицы.

Анна и Иван Иванович столкнулись головами, склонившись над ларцом – так не терпелось им увидеть, что в нем спрятано.

Впрочем, ничего особенного там не было.

В ларце лежал полупустой замшевый мешочек, перевязанный шелковой лентой, и сложенный вчетверо листок пожелтевшей бумаги.

– Честно говоря, я рассчитывала на большее… – протянула Анна, не скрывая разочарования.

– На большее? – переспросил Кукушкин. – На что же?

– Ну, я думала, там окажутся драгоценности… какие-нибудь старинные перстни, ожерелья…

– Ну, вы – настоящая женщина! Вы всюду хотите видеть исключительно украшения! Если верить тому, что написано в этой книге, – содержимое этого мешочка может быть гораздо ценнее любых драгоценностей! Может быть, мы на пороге величайшего открытия…

– А что это за листок? – осведомилась Анна, показав на сложенную вчетверо бумагу.

– Посмотрим, посмотрим… – Кукушкин развернул листок.

На нем была написана какая-то фраза, но не только ее смысл был непонятен Анне, но даже буквы показались ей совершенно незнакомыми – не кириллица и не латиница, а какие-то экзотические значки.

– На каком это языке? – спросила она Ивана Ивановича.

– На древнегреческом, – ответил тот. – К сожалению, этим языком я не владею. Вот если бы эта надпись была сделана на латыни, я бы ее перевел, а так – придется обратиться к специалисту или воспользоваться словарем…

В это время снизу донесся грохот и громкие крики.

– Что там случилось? – переполошился Кукушкин.

– Не знаю, но на всякий случай давайте спрячем ларец…

Иван Иванович положил записку в карман, а мешочек – обратно в собор. Крышку его они закрыли, поставили ларец на прежнее место и задвинули стенку тайника. Только после этого спустились на первый этаж.

На первом этаже происходило нечто неописуемое.

Дядя Паша стоял на пороге своей кухни с сумкой в одной руке и шваброй в другой. Нюра пряталась под столом, откуда виднелся только ее нос, и даже этот нос выглядел виноватым. Вся остальная территория кухни была засыпана обрывками бумаги и осколками посуды. Знаменитая полтавская колбаса исчезла без следа.

– Я тебе что велел?! – кричал дядя Паша, пытаясь достать Нюру шваброй. – Я тебе что поручил? Я тебя тут за старшую оставил, велел тебе за порядком присматривать, а ты что устроила?

После ухода Анны Беркутовой из офиса прошло почти два часа. Светлана отвечала на звонки, печатала текущие документы и занималась своими делами.

Дверь приемной открылась, и на пороге появилась Лидка Севрюгина.

– Тебе чего? – спросила Светлана, почти не скрывая раздражения.

– Светик, – защебетала Лидка, делая вид, что ничего не замечает. – А ты обедать пойдешь? Тут за углом новое кафе открылось, там такую вкусную рыбу готовят…

«Ну, что она вяжется? – подумала Светлана. – Что ей от меня нужно? Так и набивается в подруги!»

– Мне некогда, – ответила она прямо. – Работы много.

– Ну, ты что – вообще, что ли, обедать не пойдешь? – Севрюгина округлила глаза. – Так нельзя к себе относиться, желудок же испортишь!

– Слушай, я со своим желудком как-нибудь сама разберусь! – отрезала Светлана и добавила: – Тебе что – делать нечего?

– Да уж не меньше твоего работы! – обиделась наконец Севрюгина и уже собиралась уйти, чего, собственно, и добивалась Светлана. Но в это время на столе у нее зазвонил телефон, и Лидка застыла на пороге, навострив уши-локаторы.

На этот раз звонили по местной линии, из бухгалтерии. Главбух Нелли Леонидовна, как всегда, была на взводе.

– Светлана! – выпалила она, едва услышав голос секретарши. – Мне срочно нужны документы по расходам за первый квартал!

– Ну а я при чем? – огрызнулась секретарша.

Она не собиралась хамить главбуху, себе дороже, но ей действовала на нервы Севрюгина, которая так и стояла в дверях, прислушиваясь к разговору. Светлана посмотрела на нее неприязненно, но Лидка сделала вид, что ничего не поняла.

– Светлана, как ты разговариваешь?! – прикрикнула на нее Нелли Леонидовна. – Я эти документы давала Анне Павловне для ознакомления, а сейчас они мне срочно нужны!

– Но Нелли Леонидовна, Анны Павловны сейчас нет…

– Что значит – нет? Мне без них зарез! Завтра камеральная проверка, и нам грозят большие штрафы…

– Нелли Леонидовна, она вернется часам к четырем…

– К четырем?! – Трубка в руке Светланы почти задымилась. – Ты шутишь? Мне эти документы нужны очень срочно! Как хочешь – принеси их немедленно!

– Но я не могу уйти, мне нужно на звонки отвечать!

Но Нелли уже повесила трубку.

– Вот черт! – в сердцах проговорила Светлана. – Что делать? Уйти не могу, а Нелли рвет и мечет…

– Если хочешь – я посижу на телефоне, – неожиданно предложила Севрюгина.

Светлана про нее уже и забыла и сейчас взглянула с удивлением:

– Ты еще тут?

– Ну, если не хочешь – я пойду… – Севрюгина, все просчитав, лениво потянулась к выходу.

– Ну ладно, – Светлана слегка поморщилась, ей очень не хотелось подпускать Лидку к кабинету начальницы, но положение было безвыходное. – Ну, ладно, посиди пока тут… я недолго, самое большее – минут на пятнадцать. Если кто-то будет звонить – отвечай, что Анна Павловна в торгово-промышленной палате.

– А если будут звонить из этой самой палаты? – осведомилась смышленая Севрюгина.

Светлана взглянула на нее зло, и Лидка замолчала.

Проводив взглядом секретаршу, она с довольным видом уселась на ее место и потянулась к телефонной трубке, но в это время дверь приемной открылась, и в комнату вошел мужчина.

Мужчина был высший сорт – лет сорока, с хорошо уложенными волосами цвета «перец с солью», в отличном итальянском костюме. Добили Лиду часы – настоящие золотые «Картье» небрежно болтались на запястье у этого супермена. Не мужчина – мечта. Еще у него был небольшой шрам на щеке, но он его только украшал, придавая романтический ореол. Немного портили его только глаза – близко посаженные, пронзительные. Что-то в них было неприятное, но ведь не бывает так, чтобы у мужчины не было ни одного недостатка.

– Добрый день, – проговорил супермен задушевным бархатным голосом. – А что Анна Павловна – на месте?

– Нет ее, – отозвалась Севрюгина, не сводя с посетителя восхищенного взгляда. – Будет часа в четыре…

– В четыре? – разочарованно протянул красавец и бросил взгляд на свои умопомрачительные часы. – Нет, так долго ждать я не могу… а куда она уехала – вы не знаете?

– В торгово… в торгово-промышленную палату, – заученно выдала Севрюгина.

Ее неуверенность не укрылась от глаз посетителя.

– В торгово-промышленную? – переспросил он с точно отмеренным сомнением. – Вы ничего не путаете? Вообще-то я только что оттуда… там ее не было…

– Может быть, вы разминулись… – протянула Лида.

– Может быть, – посетитель улыбнулся краем рта, подошел к столу, наклонился, обдав Лиду запахом дорогого одеколона. – Ответьте мне на один вопрос…

– Все, что угодно! – Севрюгина млела в волнах исходящего от него мужского обаяния.

– Так вот какой вопрос не дает мне покоя: что такая очаровательная девушка делает в этой скучной фирме? Мне кажется, вы достойны большего… гораздо большего!

– Вы меня смущаете… – промурлыкала Лида, порозовев от удовольствия.

– Нет, серьезно – это место не для вас! – продолжал змей-искуситель в итальянском костюме. – Мне кажется, вы вообще – женщина не для работы… мужчины должны носить вас на руках, исполнять любое ваше желание…

Лида прикрыла глаза от удовольствия.

Какой мужчина! Какой удивительный мужчина! И как он ее понимает! Да если бы такой мужчина только поманил ее…

– К сожалению, ваша начальница совсем вас не ценит, – продолжал он. – Но это неудивительно: сама она – человек другого типа, сухарь, бизнес-леди, у нее нет никаких чувств! Ее интересуют только финансовые показатели и проценты прибыли!

– А вот и ошибаетесь, – неожиданно для себя выпалила Севрюгина. – У нее кто-то есть…

Она сама не понимала, кто потянул ее за язык – может быть, захотелось показать этому красавцу, что она не только красива, но и умна, во всяком случае – знает все, что творится на фирме. А может быть – он сам, этот удивительный посетитель, так на нее подействовал…

– Кто-то есть? – переспросил он равнодушным тоном. – Что вы имеете в виду?

– Как – что? – Лида удивилась его непонятливости. – Разумеется, я имею в виду мужчину!

– Да что вы? – На этот раз его голос прозвучал недоверчиво. – Не может быть! При всем моем уважении, думаю, вы ошибаетесь! Анна Павловна – железная леди…

– Я ошибаюсь? – возмутилась Лида. – Ничего я не ошибаюсь! Он ей позвонил, и она тут же сорвалась! Велела говорить, что поехала в торгово-промышленную палату, а сама – к нему помчалась! Вот вам и железная леди! Между прочим, я даже фамилию его знаю!

– Да что вы? – повторил он с прежней долей недоверия.

– Да, фамилию! Его фамилия – Кукушкин! – выпалила Лида. – Да, точно, Кукушкин!

На этот раз она, кажется, сумела заинтересовать этого супермена. Лицо его напряглось, шрам на щеке побелел, в глазах блеснули какие-то опасные искры.

– Вы уверены? – переспросил он, сдвинув брови и низко склонившись над Лидой.

– Уве… уверена, – пролепетала та, глядя на него, как кролик на удава. Теперь он не только восхищал ее, но и немного пугал. Особенно эти пронзительные глаза…

– Он ей звонил, вот по этому самому телефону… – говорила она полусонным голосом, – сначала еще до ее прихода, в половине десятого, а потом – в одиннадцатом часу, тут она сразу и сорвалась…

– Вот как, – процедил супермен и вдруг стал говорить что-то непонятное: – Ваши веки тяжелеют, глаза слипаются, вы засыпаете… вы проспите двадцать минут, а когда проснетесь – не будете помнить меня, не будете помнить, что сюда кто-то приходил…

И Лида Севрюгина действительно заснула.

А супермен повернул к себе телефонный аппарат, открыл список принятых звонков и, просмотрев звонки за сегодняшнее утро, нашел два подходящих по времени.

Он набрал номер, дождался ответа.

– Больница Святого Маврикия, – отозвался приятный женский голос. – Отделение повышенной комфортности.

– Вот оно как, – проговорил супермен, положив трубку на рычаг. – Ни на кого нельзя положиться!

Он покинул приемную Анны Беркутовой, затем офис ее фирмы, вышел на улицу и сел в ожидавшую его машину.

– Как дела, шеф? – осведомился сидевший за рулем мрачный человек.

– Ты спрашиваешь, как дела? – переспросил супермен обманчиво мягким, вкрадчивым голосом. – Кажется, ты докладывал мне, что избавился от Кукушкина?

– Так точно, шеф, – отозвался водитель.

– Так вот, Кукушкин жив и лежит в той же самой больнице.

– Шеф, этого не может быть! – запротестовал водитель. – Я сам, своими руками сделал ему инъекцию…

– Сам, своими руками! – передразнил его шеф. – Так вот повторяю тебе – он жив, и Анна только что отправилась к нему! Он лежит в той же больнице, в платном отделении.

Шеф выпустил воздух сквозь плотно сжатые зубы, издав змеиное шипение, и раздраженно проговорил:

– Ничего никому нельзя поручить! Никто не умеет работать! Все приходится делать самому!

– Но шеф, я вам клянусь…

– Заткнись! – Он сверкнул глазами. – Лучше не зли меня! Поезжай в больницу…

Светлана немного задержалась в бухгалтерии, помогая Нелли разобрать документы, и вернулась на свое рабочее место только через полчаса.

Лида Севрюгина сидела за столом с закрытыми глазами и ровно, сонно дышала.

– Ты чего? – удивленно проговорила Светлана. – Вставай, я пришла… нашла место спать!

Севрюгина не пошевелилась.

– Да что с тобой? – Секретарша потрясла ее за плечо, потом ущипнула – но результат был прежним. То есть никакого результата.

– Что же это такое? – пролепетала Светлана. – Вот как знала, не хотела ее здесь оставлять… что же теперь делать?

Как всегда в сложных случаях, она позвала охранника Толю. В конце концов, на то и охранник, чтобы обращаться к нему в случае непредвиденных происшествий.

Увидев спящую за столом Севрюгину, он удивленно посмотрел на Светлану.

– Это что это с ней такое? Спит, что ли?

– Видишь же, что спит!

– Так разбуди!

– Умный какой! Думаешь, я не пробовала?

Толя не поверил. Он подошел к Севрюгиной и крикнул ей прямо в самое ухо:

– Подъем!

Севрюгина даже не шелохнулась, только вывела носом особенно художественную руладу.

– Правда, не просыпается! – удивленно констатировал охранник. – Ну-ка, еще раз попробую…

Он снова склонился к Севрюгиной и доверительным тоном проговорил:

– Лида, в бухгалтерии премию выдают!

Но и на этот раз Севрюгина осталась в прежнем состоянии.

– Ну, если она уже и на премию не реагирует, значит, правда, что-то у нее серьезное, – сделал вывод Толя. – Я слышал, бывает такая сонная болезнь… может, у нее она?

Светлана с сомнением пожала плечами.

– Или еще бывает летаргический сон… – перебирал охранник. – Одна женщина так сорок лет проспала.

– Анна Павловна будет недовольна, если Севрюгина сорок лет проспит у нее в приемной!

– А вот еще интересный вопрос, – продолжал развивать тему охранник. – Если она тут будет спать, ей за это время зарплата будет начисляться? Она же на рабочем месте находится, а уж что она делает – это отдельный вопрос! Я вот, когда в ночную смену дежурю, тоже часок-другой посплю, но мне зарплату за полную смену начисляют. А двоюродный брат у меня в бюро по трудоустройству работает, так он вообще весь рабочий день спит, специально будильник на работу принес, чтобы случайно конец смены не проспать!

– Во-первых, у нас коммерческая фирма, здесь спать не положено, – возразила ему Светлана. – А во-вторых, это, на минуточку, не ее рабочее место, а мое.

– Ну, так в чем вопрос? Оформить ее временно на твою должность с учетом разницы в зарплате…

– Это я тебя сейчас оформлю на должность уборщицы с учетом разницы! – пригрозила ему Светлана.

– А вот еще вопрос… – протянул Анатолий. – Если она тут будет круглосуточно спать, так ей по КЗоТу еще и сверхурочные придется оплачивать.

– Слушай, Толя, если ничем помочь не можешь – так иди спать на свое собственное место. А то Анна Павловна придет, а тут одна спит, другой ерунду болтает…

– Я, конечно, уйду, – обиженно проговорил охранник. – Только вот еще что я вспомнил: эта сонная болезнь, она вроде бы заразная!

– Правда, что ли? – Светлана на всякий случай отошла подальше от Севрюгиной.

Вдруг спящая красавица пошевелилась, открыла глаза и потянулась.

– Ой, где это я? – проговорила она, оглядываясь по сторонам. – Свет, это я что – на твоем месте заснула?

– Ну, ты даешь, Севрюгина! – ухмыльнулся охранник. – А мы тебя уже в больницу хотели отправлять – спишь и спишь, никакими силами тебя не разбудить!

– Не знаю, что со мной такое… – смущенно пролепетала Лида. – Помню, как пришла сюда, а потом – ничего…

Дядя Паша всю жизнь гордился тем, что у него был хороший, крепкий сон. Он засыпал, едва голова касалась подушки, и легко просыпался по будильнику. Причем заснуть он мог в любом месте, на любой, самой неудобной кровати, на жестком топчане, на продавленном диване, на сене или даже на полу.

– Это оттого, что у меня совесть чистая! – объяснял он своим знакомым, которые жаловались ему на проблемы со сном.

Но этой ночью ему никак не удавалось заснуть.

То ли красное вино, которое он выпил за обедом, оказалось некачественным, то ли он просто превысил свою норму, но только дядя Паша ворочался с боку на бок, кряхтел, стонал и тяжело вздыхал, но никак не мог заснуть. Когда же глаза начинали слипаться и перед ними пробегали цветные картинки приближающегося сна – из темноты доносился громкий вздох: это рядом, на полу, маялась бессонницей Нюра.

– Да что же это такое? – проговорил дядя Паша, промучившись часа два, и приподнялся на локте.

Нюра снова тяжело вздохнула и посмотрела на хозяина с каким-то странным выражением.

– Что смотришь? – прикрикнул дядя Паша на собаку. – Нахулиганила днем, а теперь тебе стыдно? Я же всегда говорил – чтобы крепко спать, надо совесть чистую иметь!

Нюра встала и ткнулась в бок хозяина мокрым носом. Она хотела показать ему, что совесть у нее чиста, а причина бессонницы совсем в другом.

– Что – на улицу тебе понадобилось? – догадался дядя Паша. – А вот нечего было чужую колбасу лопать!

Собака виновато потупилась и пошла к двери, стуча когтями и оглядываясь на хозяина.

– Ну, что с тобой делать… – дядя Паша нашарил ногами тапки, встал и побрел следом за собакой.

Он открыл двери, вдохнул сыроватый ночной воздух, наполненный запахами трав и цветов, вышел на крыльцо и подождал, пока Нюра сделает все свои дела. Наконец собака, позевывая, поднялась по ступенькам, вернулась в дом, но не пошла в ту комнату, где они с дядей Пашей спали, а полезла по лестнице на второй этаж.

– Эй, подруга, ты куда? – удивился дядя Паша. – Что еще за новости? Видишь ли, гулять она вздумала посреди ночи! Ты что – заблудилась спросонок? Спать надо!

Но Нюра оглянулась на него с тем же странным выражением и поднялась на второй этаж.

Дядя Паша поднялся следом за ней и увидел, что собака сидит перед старой кафельной печкой, поглядывает на нее с живейшим интересом и даже тихонько поскуливает от возбуждения.

Тут дядя Паша вспомнил, что Анюта со своим пожилым другом тоже поднималась на второй этаж и провела в этой самой комнате довольно много времени.

– Ну и что теперь? – проговорил дядя Паша, недовольно глядя на собаку. – Ну, допустим, были они здесь – и что с того? Мало ли, какие у них дела! А ты, значит, за ними подглядывала? Нехорошо это, между прочим! Воспитанные собаки так не поступают!

Собака виновато потупилась.

– Пойдем уже вниз, подруга, спать пора…

У Нюры, однако, были на этот счет совсем другие планы. Она покосилась на хозяина с тем же странным выражением, наклонила морду и сильно нажала носом на один из изразцов.

И тут часть печки со скрипом отодвинулась в сторону, и за ней обнаружился темный проем.

– Ух ты! – изумленно вздохнул дядя Паша. – Ну, ничего себе! Вот же елки-палки!

Он провел в этом старом доме много лет и думал, что знает все его тайны, думал, что дом ничем не может его удивить, – и вот на тебе! Прямо у него под носом обнаружился тайник!

– Так вот зачем Анюта сюда приезжала! – запоздало догадался он.

Ему стало немного обидно – значит, она приезжала в библиотеку не для того, чтобы проведать старика, а по каким-то своим делам… да впрочем, кто он ей?

Тем временем Нюра засунула нос в тайник и громко чихнула от слежавшейся пыли. Затем она вылезла наружу и вопросительно посмотрела на хозяина.

– Ну, и что там такое? – осведомился дядя Паша.

Он знал, что нехорошо проявлять излишнее любопытство – но все же не смог удержаться, запустил руки в тайник и пошарил там…

И вытащил большую и тяжелую штуковину, похожую на макет собора.

– Ничего себе! – протянул дядя Паша, разглядывая находку. – Сундучок, что ли? Никак, серебряный… только как же он открывается?

У сундучка не было ни крышки, ни ключа, ни замочной скважины, никаких зазоров или щелей. Дядя Паша поднял его и потряс – внутри что-то брякало и перекатывалось.

– Как же его открыть? – бормотал дядя Паша, изнывая от любопытства и разглядывая сундучок со всех сторон.

Он посмотрел на Нюру, как будто ждал от нее подсказки.

Собака выразительно склонила голову набок и смотрела на серебряный сундучок с большим интересом, но не могла подсказать хозяину ничего полезного.

– Да что же там такое?

Дядя Паша еще раз пригляделся к передней стенке сундучка. В этой стенке была дверь, а над ней – маленькие круглые часы, украшенные знаками зодиака. Дверь была заперта, а часы, как ни странно, шли, стрелки на них приближались к двенадцати.

– Как же его открыть? – повторил дядя Паша, пытаясь ногтем подцепить дверку на передней стенке сундучка.

Вдруг совсем рядом с ним раздалось:

– Ку-ку! Ку-ку! Ку-ку…

Дядя Паша вздрогнул и оглянулся.

На стене у него за спиной висели часы с кукушкой, которые он сам же и заводил два раза в неделю, и в данный момент механическая кукушка выглянула из своего домика, чтобы сообщить о наступлении полуночи.

И тут же в сундучке что-то щелкнуло, и из замочной скважины в двери показался крошечный ключик.

– Ну, надо же… – пробормотал дядя Паша и покосился на собаку.

Нюра следила за ним с живейшим интересом и шумно дышала, вывалив язык.

– Попробовать, что ли?

Нюра одобрительно сглотнула и захлопнула пасть. Ей тоже ужасно хотелось узнать, что находится внутри серебряного сундучка.

И дядя Паша решился – он ухватил крошечный ключик кончиками пальцев и повернул его…

И тут же изнутри серебряного собора донеслась красивая и печальная музыка, а под часами в передней стенке открылось крошечное окошко. Из этого окошка одна за другой появились маленькие фигурки – толстый монах с круглой лысиной, в длинной коричневой рясе, король в пурпурной мантии, рыцарь в сверкающих доспехах, красавица в длинном пышном платье, с уложенными волосами и маленьким зеркалом в руке, богач с увесистым кошельком. Последним появился скелет с ухмыляющейся безносой физиономией.

– Надо же, какая красота! – восхитился дядя Паша. – Умели же люди делать такие вещи!

Но чудеса на этом не кончились: крыша серебряного собора раскрылась, обнажив его внутреннюю часть.

Дядя Паша заглянул внутрь – и разочарованно вздохнул: там не было ни золотых царских монет, ни драгоценных украшений, на что он втайне надеялся – вообще ничего, кроме скромного замшевого мешочка, вроде того, который лежал у дяди Паши в шкафу. В том мешочке была лаванда, дядя Паша держал его в шкафу для хорошего запаха.

Точнее, приносила мешочки соседка Зоя Петровна, которая, по ее же собственному выражению, с некоторого времени взяла шефство над дядей Пашей. Знакомы они были давно, и дружила Зоя еще с его покойной женой. Работала она в школе, математику преподавала. Работала и на пенсии, а как оставила работу, то и принялась шефствовать над дядей Пашей. Энергии у нее было много, она бы еще работала и работала, да не сошлась характерами с новой директрисой. Характер у Зои Петровны был строгий, неуступчивый, ученики ее побаивались, однако математику она в них вколотить умела.

Зоя следила за внешним видом дяди Паши, убирала у него раз в неделю и даже штопала носки. Она-то и рассовала по всем шкафам мешочки с сушеной лавандой, утверждая, что это помогает от моли. Моли, и правда, стало меньше.

Но от мешочка из ларца пахло не лавандой, от него исходил какой-то другой запах – резкий, незнакомый, волнующий.

И вот этот-то запах, должно быть, очень понравился Нюре.

Она перегнулась через плечо хозяина, сунула морду в открытый сундучок, ухватила зубами мешочек и отскочила в сторону.

– Положь на место! – прикрикнул на собаку дядя Паша. – Не знаешь разве, что нельзя чужое трогать?

Нюра, похоже, слышала об этой заповеди первый раз в жизни. Во всяком случае, сжимая в зубах краденый мешочек, она бросилась вниз по лестнице.

– Отдай! – крикнул дядя Паша вслед собаке. – Отдай сейчас же! Отдай, кому говорю!

Но Нюра, обычно очень послушная, не обратила на приказ хозяина никакого внимания.

Дядя Паша бросился следом за ней, прибежал на свою кухоньку…

Нюра сидела посреди комнаты с самым невинным видом.

Мешочка у нее в зубах не было.

– Спрятала? – осведомился дядя Паша.

Нюра уставилась на потолок и почесалась задней лапой.

– Ах ты, морда твоя бескультурная! – обрушился дядя Паша на собаку. – Куда ты его дела? Отдай сейчас же, отдай, кому говорят!

Нюра повела ухом и посмотрела на хозяина кристально честными глазами, какие бывают только у мелких воришек.

– Да что же ты делаешь? – застонал дядя Паша. – Ведь совестно же будет перед Анютой! И так нехорошо, что мы с тобой в ее сундучок залезли, а что ты этот пакетик украла – это уж ни в какие ворота! Может, он ей нужен для чего-то, и вообще – некрасиво это!

Нюра откровенно зевнула, давая понять, что ночные разговоры ей надоели и вообще давно пора спать.

– Ах ты, зараза же хитрая! – вздыхал дядя Паша. – Ну, и что же мне теперь делать? Как же я Анюте в глаза посмотрю?

Нюра снова зевнула и улеглась на свой коврик.

Дядя Паша вцепился в свои волосы, пытаясь найти выход из ужасного положения…

И это испытанное средство помогло.

Он достал из своего шкафа тот самый соседкин мешочек с лавандой.

Конечно, мешочек заметно отличался от того, который стащила Нюра, да и запах был другой, но, может, Анна не заметит подмены? Был мешочек – и остался мешочек, а что там в нем – дядя Паша знать не знает…

Укоризненно взглянув на Нюру, он поднялся на второй этаж, положил мешочек в открытый ларец, захлопнул крышку и спрятал ларец на прежнее место. Закрыв тайник, он спустился на первый этаж.

Нюра спала или, по крайней мере, делала вид, что спит.

Дядя Паша улегся – и, как ни странно, тоже заснул, хотя на этот раз совесть у него была не вполне чиста.

Самый тяжелый час ночи – время от трех до четырех часов. В этот глухой час тот, кого мучает бессонница, окончательно понимает, что не сможет заснуть, и приходит в отчаяние. Даже тем, кто спит, снятся в этот час самые мрачные, самые тяжелые сны, после которых остается глухая, бесформенная тоска. В этот час по городу разъезжает больше всего машин «Скорой помощи», потому что именно от трех до четырех часов ночи случается большинство сердечных приступов.

Именно в этот час к больнице Святого Маврикия подъехал темно-серый «Фольксваген».

Припарковав машину возле служебного входа, из нее вышли двое мужчин. Один из них даже в этот поздний час выглядел безупречно – отлично сшитый итальянский костюм, хорошо уложенные волосы цвета «соль с перцем», на руке – золотые часы фирмы «Картье». Второй был далеко не так импозантен – мрачный широкоплечий тип в мятом пиджаке, с тяжелым подозрительным взглядом.

– Ну, надеюсь, ты узнал, где тут это отделение повышенной доходности? – осведомился импозантный мужчина у своего спутника.

– Само собой, шеф, – поспешно отозвался тот. – Вон по той лестнице на второй этаж.

– Ну, хоть что-то тебе можно поручить.

Двое спутников быстро поднялись на второй этаж, подошли к застекленной двери платного отделения. Шеф оглянулся на своего спутника и распорядился:

– Спрячься пока за углом, у тебя внешность не самая располагающая.

Едва тот скользнул за угол, шеф нажал на кнопку звонка.

За стеклянной дверью появился заспанный охранник.

– Ну, что еще? – протянул он, позевывая. – Закрыто у нас! Утром приходите!

Шеф придал своему лицу крайне озабоченное выражение и проговорил задыхающимся от волнения голосом:

– Откройте, прошу вас, откройте! Дело жизни и смерти!

– Если у вас тяжелобольной, везите его в приемный покой! – отмахнулся охранник. – Мы ночью все равно никого не принимаем! Утром приходите, вот тогда…

– Нельзя до утра ждать! – возразил шеф и приложил к стеклу крупную купюру.

– Ну, если уж вам невтерпеж… – проговорил охранник, на которого последний аргумент подействовал убедительно, и открыл дверь.

Тут же рядом с шефом возник его мрачный спутник, и оба ночных гостя ввалились на территорию платного отделения.

– Ну, что у вас? – осведомился охранник и потянулся за деньгами.

– Э нет! – Шеф спрятал купюру за спину. – Утром стулья, вечером деньги.

– Какие еще стулья? – переспросил охранник.

– Сначала ответь на наши вопросы, тогда и получишь свое!

– Мы так не договаривались! – Охранник попытался оттеснить посетителей к двери.

Мрачный тип схватил его за воротник, встряхнул и проговорил:

– А тебя никто и не спрашивает. Шеф велел ответить на вопросы – значит, отвечай. Или костей не соберешь.

– Ка… какие вопросы? – пролепетал охранник, клацнув зубами.

– Кукушкин Иван Иванович в какой палате лежит? – осведомился шеф.

– Кукушкин? – переспросил охранник. – Иван Иванович? Нет у нас никакого Кукушкина!

– Не может быть, – мрачный тип взглянул на шефа. – Должен быть тут!

Он снова встряхнул охранника и процедил, играя желваками:

– Знаешь, что мы с тобой сделаем, если ты нам врешь?

– Я не вру! Честное слово, я не вру!

– Он не стал бы нам врать, – примирительно проговорил шеф, – Он же себе не враг. Покажи-ка нам, дружище, список больных на отделении…

– Слышал, что шеф сказал? – рявкнул мрачный тип. – Делай что велено!

– Я… я сейчас… – охранник трясущимися руками выдвинул ящик стола, достал оттуда листок с отпечатанными на нем именами.

– Вот и хорошо, – промурлыкал шеф и пробежал список глазами. – Да, наш друг не соврал, Кукушкина в этом списке нет…

– Как же так? – растерялся его мрачный спутник. – Где же он?

– Если Кукушкина нет в списке, это еще не значит, что его нет в отделении! – нравоучительным тоном произнес шеф. – Он наверняка здесь, только скрывается под псевдонимом!

– Под чем скрывается? – переспросил его спутник.

– Под вымышленным именем, тундра! Ну-ка, посмотрим, что у нас тут… Ну, А. Сельдереева и Б. Редискина сразу отпадают, точно так же, как В. Лукницкая и Д. Петрушевская… дальше, Л. Лимонов тысяча девятьсот восемьдесят седьмого года рождения, не подходит по возрасту… М. Абрикосов, тысяча девятьсот девяностого года, тоже… Остаются трое более-менее подходящих – Р. Голубец, тысяча девятьсот пятидесятого года, Т. Каменистый, тридцать восьмого года, и П. Крысенко, пятьдесят первого… Каменистый, пожалуй, староват, но проверить нужно…

– Каменистый… вроде какая-то знакомая фамилия…

Запомнив номера палат, в которых находятся подходящие пациенты, шеф повернулся к охраннику, вручил ему купюру и проговорил:

– Возьми свои сребреники, ты их честно заслужил. Только запомни, дорогой друг, для своего же блага: ты нас не видел, здесь ночью вообще никого не было.

– Это я понимаю, – закивал охранник, торопливо пряча деньги. – Я ведь не дурак!

Первым делом ночные гости направились в палату номер два, где, судя по списку, находился пациент Р. Голубец.

Бесшумно войдя в палату, они огляделись.

Больной лежал в постели, укрывшись с головой. Из-под одеяла время от времени вырывался мощный храп.

Шеф неслышными шагами приблизился к кровати и осторожно поднял край одеяла.

Под ним оказалась чрезвычайно полная женщина с огненно-рыжими волосами. Она вздрогнула, открыла глаза и, увидев склонившегося над кроватью мужчину, собралась закричать. Шеф быстро зажал ей рот рукой и проговорил:

– Только без шума, мадам! Я пришел к вам по просьбе одного очень известного кинорежиссера, чтобы предложить главную роль в сериале из жизни головоногих. Говорите сразу – согласны вы или нет?

После такого предисловия он спокойно убрал руку и повторил свой вопрос:

– Так согласны вы или нет?

– Это так неожиданно… – пролепетала женщина, удивленно моргая. – Но я согласна, согласна!

– Очень хорошо, я сообщу режиссеру. Он будет счастлив и перезвонит вам утром…

С этими словами он вышел из палаты, бросив своему спутнику:

– Голубец оказался женщиной, но у нас еще две попытки.

Следующей на очереди была палата номер три, где находился на излечении пациент Т. Каменистый.

– Ну, давай этого старичка ты проверь, – распорядился шеф, входя в палату.

В этой палате было темно. В темноте смутно просматривались очертания кровати, одеяло на ней ровно приподнималось в такт дыханию спящего человека.

– Ну что – тот это или не тот? – вполголоса спросил шеф.

– Сейчас посмотрю… – его подручный подошел к кровати, включил лампу на прикроватной тумбочке…

И в ту же секунду отлетел к двери, отброшенный мощным ударом.

– Еще хочешь? – осведомился, приподнявшись на локте, человек в кровати.

Даже когда он лежал, видно было, что это человек старый, но крепкий и сильный.

– Ижвини, Трофим, обожнался… – мужчина поднялся с пола, держась за челюсть, и нетвердой походкой вышел из палаты.

Лицо у него было перекошено, на скуле расплывался огромный синяк.

– И что это было? – спросил его шеф в коридоре.

– То-то я думаю – фамилия жнакомая… – прошепелявил, морщась от боли, его подручный. – Это ж Трофим Каменистый, чемпион по боксу в полушреднем весе семидесятого года… я про него читал… и фотографии видел… ждоровый штарик!

– Не знал, что ты читать умеешь! – скривился шеф. – Ну как, ты можешь продолжать?

– Могу! – Подручный вправил челюсть и тряхнул головой. – Это он меня своим знаменитым хуком слева угостил… нет, ну и здоров дед! Чуть в нокаут не отправил!

В его голосе прозвучало невольное восхищение.

– Ладно, если вечер воспоминаний закончился – переходим к последнему номеру нашей программы, – он сверился со списком. – У нас остался П. Крысенко. Фамилия многообещающая…

Они вошли в палату номер шесть.

Подручный опасливо приблизился к кровати, наклонился над ней и вполголоса проговорил:

– Это он, точно! Это Кукушкин!

– Если ты так уверен, как же ты прошлый раз обознался? Впрочем, оно даже к лучшему! По крайней мере, мы можем получить от него информацию!

– Он мне сейчас все выложит! – Глаза подручного кровожадно блеснули, он потянулся к спящему человеку…

– Остынь! – одернул его шеф. – Я понимаю, что после встречи с Каменистым тебе не терпится на ком-нибудь отыграться, но здесь – не самое подходящее место для допроса с пристрастием. Если ты уверен, что это – наш человек, нужно его отсюда увезти. Там в коридоре я видел инвалидное кресло…

– Кто здесь? – Кукушкин проснулся, приподнялся в кровати и уставился в темноту.

– Ваша мать пришла, молочка принесла! – дурашливым голосом отозвался шеф и подошел к кровати. – Поднимайтесь, Иван Иванович, мы вас повезем на прогулку!

– Кто вы? – Кукушкин потянулся к кнопке вызова, но шеф перехватил его руку. – А вот этого не нужно. Лишний шум нам ни к чему.

Тем временем его подручный подкатил к кровати кресло на колесиках, и двое мужчин пересадили в него вяло сопротивляющегося Кукушкина. Он попытался закричать, но шеф ловко заклеил его рот липкой лентой.

Кресло выкатили в коридор и повезли к выходу из отделения.

Возле двери навстречу им метнулся охранник:

– Эй, мужики, куда вы его везете?

– На семейное торжество! – жизнерадостно ответил шеф. – На день рождения любимой племянницы!

– Посреди ночи?

– Он очень хочет лично ее поздравить! А что посреди ночи – так он желает сделать девушке сюрприз!

– А почему у него рот заклеен?

– Так громко кричал от радости, вот мы ему и заклеили рот, а то всех больных перебудит.

– Мы так не договаривались! – возмущенно перебил его охранник. – Чтобы больного вывозить – такого уговора не было! Это только через администратора можно… мужики, нельзя же так – у меня неприятности будут!

– Это точно, – согласился шеф, – неприятности у тебя будут, это я тебе гарантирую.

Охранник попытался остановить кресло, но мрачный тип, еще больше помрачневший после встречи с Трофимом Каменистым, шагнул вперед и ударил его в челюсть. Охранник охнул и без чувств растянулся на полу. Лицо подручного посветлело, и он начал считать:

– Один, два, три, четыре…

– Некогда! – Шеф потянул его за руку к выходу.

– Семь, восемь, девять… – считал его подручный, выкатывая кресло на лестничную площадку. – Шеф, я его точно нокаутировал!

Через несколько минут они вывезли инвалидное кресло с Кукушкиным на парковку.

Но здесь их ожидал неприятный сюрприз: серого «Фольксвагена» не было на том месте, где они оставили его час назад.

– Ну и народ! – возмущенно воскликнул мрачный водитель. – Ничего святого нет! От больницы машины угоняют!

– Ты что – не поставил ее на сигнализацию? – раздраженно осведомился шеф.

– Ну, может, забыл… – проворчал подручный. – Мы же с вами спешили очень…

– Забыл! – передразнил его шеф. – Ничего тебе нельзя поручить! Вот на чем мы теперь отсюда поедем?

– Да вон, автобус стоит, – подручный показал на стоявший возле крыльца допотопный автобус с траурной полосой на борту. – Его без ключа завести ничего не стоит!

– Похоронный спецтранспорт? – задумчиво протянул шеф. – А что, в этом что-то есть… это даже символично… и нашего друга очень удобно в нем перевозить…

Водитель без особого труда открыл двери и вошел в автобус.

– Вот черт! – донесся изнутри его голос. – Тут гроб!

– С покойником? – хладнокровно уточнил шеф.

– Да нет, пустой!

– Тогда в чем проблемы?

– Не знаю… примета плохая…

– А я и не знал, что ты такой суеверный! – Шеф заглянул в автобус.

Там действительно стоял гроб, обитый малиновой тканью. Возле него лежало несколько венков.

– Да ничего я не суеверный! – огрызнулся подручный и включил зажигание.

Вдвоем с шефом они втащили Кукушкина в автобус и выехали с больничной парковки.

Через несколько минут, когда автобус проезжал по пустынной улице возле железнодорожных путей, шеф скомандовал:

– Ну-ка, остановись здесь – пора поговорить с Кукушкиным.

– Он у меня быстро разговорится! – Водитель радостно потер руки, предвкушая развлечение.

– Разговорится! – Шеф поморщился. – Твои методы безнадежно устарели! Кто сейчас занимается мордобоем? Долго, грязно и неэффективно! Нужно идти в ногу со временем!

– Это как? – разочарованно переспросил водитель. – Щипцами, что ли?

– Как вульгарно! – Шеф достал из кармана плоскую коробочку вроде школьного пенала, открыл ее. В коробочке лежал шприц и несколько ампул. Отломив кончик одной ампулы, шеф повернулся к Кукушкину и бросил своему подручному:

– Держи его за руки, чтобы не дергался!

Кукушкин и правда пытался вырываться, в ужасе вращал глазами и мычал заклеенным ртом. Подручный крепко ухватил его за запястья, шеф отогнул рукав и вонзил в руку иглу.

– Что это такое, шеф? – с интересом спросил помощник.

– Сыворотка правды – слышал про такую? Сейчас подождем минутку, и все будет в ажуре!

– А я как-то больше в старые методы верю…

Вскоре Кукушкин обмяк, его лицо порозовело.

– Ну вот, кажется, подействовало! – Шеф рывком отклеил клейкую ленту от губ мужчины и спросил: – Как вас зовут?

– Иван Иванович Кукушкин, – ответил тот. Вообще казалось, что ему не терпится выговориться, сообщить все, что он знает.

– Очень хорошо, Иван Иванович. Продолжим. Вы получили по почте посылку от профессора Биневича-Делонне?

– Нет, не получил, – ответил Кукушкин грустно.

– Ты что несешь? – прохрипел водитель, потянувшись к Кукушкину. – Как это не получил? Да я тебе сейчас все зубы вышибу…

– Не путайся под ногами! – одернул его шеф. – Лучше смотри и учись!

Он снова повернулся к Кукушкину и повторил вопрос:

– Значит, не получили?

– Ну да, эту посылку по ошибке выдали Анне. Она потом со мной связалась, нашла книгу…

– Какую книгу?

– Старинную книгу, где описана церемония, которую проводил граф Сен-Жермен…

– Отлично! – оживился шеф, – продолжайте!

Кукушкина не нужно было просить – слова как будто сами срывались с его губ.

– Эта же книга подсказала мне… нам… как открыть ларец графа…

– Вот как? Значит, вы его открыли?

– Открыли, открыли! – радостно выпалил Иван Иванович. – Оказалось, что нужно поставить часы на полночь, тогда из двери выступает ключ…

– Очень хорошо, – похвалил его шеф. – И что же вы нашли в ларце?

– Замшевый мешочек с порошком – наверное, с тем самым, который Сен-Жермен использовал для своей церемонии, и еще записку…

– Что за записка? Где она? – продолжал расспрашивать шеф. Глаза его при упоминании мешочка с порошком загорелись.

– Вот она, здесь, – Кукушкин показал на карман своей пижамной куртки. – Только я не смог ее прочитать, я не знаю этого языка…

– А порошок?! – в нетерпении воскликнул шеф. – Куда вы дели порошок?

– Положили обратно в ларец…

– А ларец?

– Ларец убрали в тайник… – голос Кукушкина стал вялым, как будто Иван Иванович засыпал.

– Где? Где этот тайник? – Шеф едва мог усидеть на месте от нетерпения.

– Старая библиотека… – пробормотал Кукушкин заплетающимся языком. – Старая библиотека возле Озерков…

– Черт! Не спи! – Шеф встряхнул Кукушкина за плечи. – Как ее найти, эту библиотеку?

– Забор… вокруг зеленый забор… – из последних сил выговорил Кукушкин, – И еще собака… большая такая собака, злая… кавказская овчарка…

Больше из него ничего не удалось вытрясти – Кукушкин крепко спал.

– Всем хороша сыворотка, – поморщился шеф. – Только быстро нужно вопросы задавать – а то потом клиент засыпает, и от него уже ничего не добьешься!

– Старые-то методы надежнее… – упрямо проговорил его подручный.

– Ничего не надежнее! Слышал – поезжай в Озерки! А я пока посмотрю, что в той записке!

С этими словами он вытащил из кармана спящего Кукушкина сложенный вчетверо лист бумаги, развернул его.

– Ага, – проговорил он радостно. – Написано по-гречески, а я этот язык знаю…

Он приблизил листок к свету и забормотал:

– …Посыпав одежду и волосы священным порошком, возлечь во гроб, который надлежит поставить на возвышение, головою на восток… Вот как удачно! – Шеф повернулся к водителю: – А у нас и гроб есть! Это же просто удивительная удача!

– Ну, не знаю… – водитель опасливо покосился на гроб. – Все-таки плохая примета…

– …После того как возляжешь в гроб, следует воззвать к демону по имени Бафомет, обратившись к нему с такими словами: «Ты, дарующий нам зиму и лето, весну и осень, ты, в чьей власти все земное, даруй мне тридцать лет жизни…»

Через несколько минут водитель снова обернулся к шефу:

– Ну, вот они, Озерки! Дальше-то куда?

– Пока сворачивай налево, – скомандовал шеф.

Автобус сбросил скорость и поехал по узкой улочке между двумя рядами новеньких коттеджей, среди которых время от времени попадались чудом уцелевшие старые дачи. Ни одно окно не светилось. Вдруг впереди показалась ярко освещенная коробка круглосуточного магазина, похожая на аквариум. На пороге магазина сидел сильно нетрезвый мужик в тренировочных штанах и наброшенном на плечи пиджаке.

– Притормози-ка! – распорядился шеф.

Он выбрался из автобуса и толкнул пьяного в плечо.

– Ч-чего надо? – осведомился тот, пытаясь сфокусировать взгляд.

– Ты здешний? – на всякий случай уточнил шеф.

– А то! – гордо отозвался его собеседник. – Самый здешний, какие бывают!

Вдруг он выбросил вперед руку и схватил шефа за воротник.

– Слышь, мужик, ты женат?

– Нет.

– Вот правильно! И не женись никогда! Вот я, дурак, женился, а она, Нинка, в дом меня не пускает! Прикинь – в собственный дом!

– Это трагедия, – проговорил шеф равнодушно. – А если ты местный, ты знаешь, где тут старая библиотека?

– Чего?! – Пьяный выпучил глаза. – Да ты, мужик, с дубу, что ли, рухнул или выпил не того? Биб… библиотеку ему посреди ночи подавай! Ну, ты даешь!

Тут он увидел за спиной шефа похоронный автобус, побледнел, перекрестился и бросился наутек.

Шеф проводил его разочарованным взглядом, но тут из магазина донесся призывный голос:

– Мужчина, а, мужчина! Зайди на минутку!

Он вошел в магазин и увидел за прилавком худую, коротко стриженную брюнетку в несвежем халате.

– Мужчи-ина, – протянула она, с интересом разглядывая посетителя. – Тебе что, и правда библиотека нужна?

– Ну, допустим, – ответил тот осторожно. – Она вообще-то уже давно закрылась… там знакомый мой сторожем работает… у него еще собака большая, кавказская овчарка…

– А, ну так бы и сказал, что тебе дядя Паша нужен!

– Вот-вот, он самый! И где же мне его найти?

– А ты купи у меня хоть бутылку – я тебе все и расскажу. А то хозяин меня в ночную смену поставил, а ночью, сам понимаешь, какой оборот…

– Ладно… – шеф полез за кошельком.

– Если правда к дяде Паше, бери красненькое, – посоветовала продавщица. – Он его очень уважает.

Шеф отсчитал деньги, продавщица протянула ему бутылку и только тогда сообщила:

– Поезжай по улице направо до зеленого дома с башенкой, там сворачивай налево, там мимо озера, потом направо, и будет эта самая библиотека…

Шеф вернулся к автобусу, занял свое место и объяснил маршрут водителю.

Через несколько минут они остановились возле зеленого забора.

Доставив Кукушкина в больницу, Анна как ненормальная помчалась на работу. Она едва-едва успела к концу рабочего дня.

Разумеется, в ее отсутствие все пошло прахом. Вадим вообще не вышел сегодня на работу и даже не позвонил. Его программеры сидели, уткнувшись в свои компьютеры, и что они там делали – одному богу известно. Рекламный отдел в полном составе сбежал на бесплатную акцию в косметический салон на углу. В отделе продаж справляли чей-то день рождения. Персонал совершенно распустился – охранник Толя любезничал с секретаршей, и даже уборщица Алевтина Степановна вместо мытья полов беседовала с кошкой Дусей о международном положении. И только в бухгалтерии был полный порядок – все документы оформлены, отчеты сданы в срок.

Войдя в приемную, Анна строго двинула бровями, и Толю сдуло ветром. Секретарше пришлось остаться после работы, она не посмела возразить.

В результате Анна приехала домой поздно, усталая и измученная. Она успела еще заехать в супермаркет, вспомнив в последний момент, что в доме нечего есть. Но, когда выгрузила продукты, поняла, что есть не хочется от усталости. Она выпила ромашкового чаю и провалилась в сон, забыв поставить будильник.

А утром проснулась от телефонного звонка.

Она схватила трубку и спросонья долго не могла понять, кто там. Впрочем, и на свежую голову понять было трудно. В трубке молчали, но когда Анна собралась уже бросать трубку, тихий, далекий, какой-то шелестящий голос проговорил:

– Вы должны срочно приехать в больницу…

– Что? Кто это говорит? – закричала Анна. – Да ответьте же!

Но там уже отсоединились.

Больница! Что-то случилось с Кукушкиным! Анна уже набирала его номер. Там никто не ответил. Она набрала снова и снова, но трубку так и не брали.

Куда он подевался с утра пораньше? Душ принимает? Какие-нибудь процедуры? Или… или ему плохо? А что, человек пожилой, опять же, после аварии, а она, Анна, не придумала ничего лучше, чем таскать его по всему городу да еще собакой пугать! Он, конечно, сам просил, но больные вечно капризничают…

Она набрала номер администратора платного отделения и спросила, что там случилось с телефоном у больного Крысенко. Голос у администраторши Анны Карловны был какой-то фальшивый. Приветливый, даже слишком, но Анна безошибочно почувствовала, что та сильно на взводе и чего-то недоговаривает.

– Дорогая, – пела Анна Карловна немелодичным контральто, – дело в том, что с телефоном небольшая поломка! Уже вызвали мастера, скоро все починят.

– Тогда я вас попрошу позвать моего… родственника к вашему телефону!

– Он не может подойти…

– Что, ему стало хуже? – встревожилась Анна. – Сердце?

– Нет-нет, – заторопилась администратор, – что вы… Просто… просто его повезли сейчас на рентген… Дело это долгое, но когда он вернется, я обязательно ему передам, что вы звонили. И телефон к тому времени починят, я уверена…

«Врет, – поняла Анна, повесив трубку, – все врет эта фрау Доннерветтер. Наверняка что-то у них там случилось. Эх, снова не попасть мне на работу вовремя!»

Она быстро собралась и поехала в больницу к Кукушкину, понимая, что не успокоится, пока не убедится, что с ним все в порядке.

Дверь отделения повышенной комфортности была закрыта наглухо, даже через стекло ничего не было видно. И висело там объявление, что временно посетителям вход запрещен. И топталась возле двери какая-то унылая женщина скромного вида с заплаканными глазами. А из-за двери слышались шум, суета и начальственные окрики.

– Что у них случилось? – спросила Анна, подходя.

– Не открывают… – женщина шмыгнула носом, – говорят, нельзя к ним… А мне очень нужно… – из глаз ее побежали слезы.

– У вас там кто-то лежит? – Анна спросила просто так, ей, в общем-то, не было дела до других больных, со своим бы разобраться.

Что-то ей подсказывало, что запертая дверь и суета в отделении повышенной комфортности имеют самое прямое отношение к Ивану Ивановичу Кукушкину. Куда он подевался? Анна должна была получить немедленный ответ.

Она стукнула в дверь кулаком, но дверь была крепкая, так что Анна только ушибла руку.

– Что же делать? – У женщины по щекам бежали слезы. – Мне очень срочно…

– Что – вашему совсем плохо? – Анна подала женщине бумажный носовой платок.

– Уже нет, – сказала женщина, высморкавшись и вытерев слезы. – Помер свекор мой, и даже Царствия Небесного пожелать ему не могу. До того был паразит… ой! – Она испуганно прикрыла рот рукой, потом ею махнула: – Да ладно! Все свои грехи я заранее искупила, поживши с ними обоими. Что он, что сыночек его, муж мой…

Тут Анна пригляделась внимательнее и узнала в женщине ту самую забитую жену хамоватого сына настоящего Прокофия Крысенко.

– Помер папаша сегодня ночью, нужно срочно документы оформлять, а их нету, – говорила тем временем женщина, – уж мой-то орал в приемном покое, его охрана и выставила. Теперь самой нужно разбираться. Сказали, что сюда документы отправили, и одежду тоже. Хотя одежда ему уже не понадобится…

Анна всегда умела соображать быстро. В данном случае она прикинула, что нужно ей как можно быстрее отсюда смываться. Женщина достучится до начальства – документы-то нужны, начнется разбирательство, ничего Анне не скажут, а неприятностей будет куча. Но как бы узнать, куда подевался Кукушкин?

С той стороны двери подняли стальную шторку, и за стеклом показался охранник – не тот, что обычно, а другой, молодой здоровый парень. Анна развернулась на каблуках и поскорее пошла прочь.

По первой попавшейся лестнице она спустилась вниз и вышла в больничный двор. Прикинув наскоро, где может находиться выход из платного отделения (с глазомером у нее все было в порядке), она пересекла двор и остановилась перед нужной дверью. Все остальные двери, выходившие во двор, были обычные, довольно обшарпанные, эта же – железная, аккуратная, недавно покрашенная. Не имелось на ней ни окошечка, ни звонка. Попасть туда не было никакой возможности, и Анна нахмурила брови.

Тут ей повезло: дверь открылась, и вышел охранник – немолодой солидный дядечка, тот самый, которого помнила Анна. Правда, сегодня вид у охранника был не такой преуспевающий. Физиономия у него была сдвинута на сторону, а когда он повернулся другим боком, то Анна увидела, что скула у него синяя и распухшая. Сомнений не было – охранника угостили хорошим ударом в челюсть. Мужик доругивался с кем-то, кто остался по ту сторону двери.

– Ну и ладно, и уволюсь! – кричал он. – Тоже еще выдумали: больного человека оскорблять! Какие такие ко мне могут быть претензии? Я работал согласно инструкции, а жизнью своей рисковать не нанимался! За те деньги, что мне платят…

– И платят тебе немало, и жизнью своей ты никогда не рисковал, – медленно сказала Анна.

Охранник круто обернулся – кто там такой смелый? Он узнал Анну, и глаза его предательски забегали.

– Вы тут чего… – забормотал он, попятившись. – Вы тут зачем… Вам тут не положено…

Анна молча наступала на него, и когда сзади оказалась та самая железная дверь, охранник вынужден был остановиться. Рядом никого не было, и мужик смирился с неизбежным.

– Что тут ночью было? – отрывисто спрашивала Анна. – Где Крысенко, почему он к телефону не подходит, куда вы его дели? Говори, а то пожалеешь!

– Никакой он не Крысенко! – приободрился охранник. – Вы, дамочка, его под чужой фамилией сюда определили, а это, между прочим, незаконно! И нечего тут… – он заткнулся, потому что Анна, не примериваясь, ткнула его кулаком в объемистый живот.

– Ну? – спросила она, дав ему время продышаться.

И охранник понял, что перед ним не дамочка, а серьезная женщина, которая его в покое не оставит, от нее так просто не отлаешься.

– Тут ночью приходили какие-то… – промямлил он, отводя глаза, – спрашивали Кукушкина… я говорю – нет у нас такого, а они, мол, – мы посмотрим… а потом я им объясняю, что увозить его нельзя, а они и слушать не стали…

Анна тотчас все поняла про противного охранника. Взял деньги, пустил бандитов ночью к больным спящим людям… скотина! Ей захотелось двинуть мерзкого типа по другой скуле, она еле сдержалась.

– Эти двое как выглядели? – процедила она.

Охранник довольно точно описал «таксиста» и того, кто приходил к ней в офис под именем Антона Завалова.

– Куда они его повезли? – Она схватила охранника за воротник куртки и сильно дернула. – Говори, сволочь! Тебе больных людей доверили, а ты… Мог тревогу поднять!

– Не знаю я, – заныл охранник, – ничего не видел, ничего не слышал, сознание потерял. У меня, может, вообще производственная травма, мне больничный полагается!

– Моя бы воля, – Анна отпустила его, – я бы тебя в унитазе утопила, большего ты не заслуживаешь. Пошел вон!

Охранник не заставил себя упрашивать. Переваливаясь по-утиному, он поспешил на выход. Анна поняла, что ей тоже в больнице больше делать нечего.

У себя в машине она посидела немного, прикидывая обстановку.

Значит, Кукушкина похитили те двое злодеев, которым для чего-то нужен серебряный ларец. И вряд ли Иван Иванович сможет долго скрывать, где этот ларец в данный момент находится, все-таки он не партизан на допросе. То есть они поедут в библиотеку. Они уже там.

Осознав эту мысль, Анна выдернула из кармана мобильник и позвонила дяде Паше. В библиотеке был телефон, Анна помнила его номер с детства, когда еще бабушка там работала. Она долго слушала длинные гудки, потом взглянула на часы. Девять утра, куда он мог в такое время деться? Если спит, то ее звонки должны его разбудить, Анна помнила, как громко трезвонит старый аппарат.

Она снова набрала номер. И вдруг трубку сняли.

– Дядя Паша! – закричала Анна. – Ты как?

Никто не ответил, только вдалеке слышались какие-то шумы, шорох, кряхтенье, вроде бы двигали мебель.

– Дядя Паша… – сказала Анна тише, – ты можешь говорить?

В ответ раздался треск, потом чавканье и тихое поскуливание, и Анна воочию увидела, как собака Нюра держит в зубах трубку. Только так можно объяснить это чавканье и скулеж. Ай да дядя Паша, научил Нюру отвечать по телефону!

– Нюра… – ласково сказала Анна. – Нюрочка, позови дядю Пашу!

Послышался тяжкий вздох, скулеж стал более громким и очень жалостным. Чувствовалось, что собаке плохо, что она не может ни рычать, ни лаять.

– Не плачь, Нюра, я скоро буду! – И Анна, более не колеблясь, тронула машину с места.

До Озерков она доехала быстро. Не стала подъезжать прямо к библиотеке, оставила машину на стоянке у озера. Летом там не протолкнуться от машин любителей экстремального купания, а сейчас, весной, места были. Осторожно посматривая по сторонам, Анна двинулась к библиотеке. Вот знакомый забор, рядом на обочине тоже не было никакой машины. Может, и нет там никого, а дядя Паша куда-нибудь ушел. Могут же быть у человека дела?

Открыв калитку так, чтобы она не скрипнула, Анна пошла по тропинке, огибающей дом. И там, за домом, на молодой, недавно появившейся травке, она увидела машину – автобус с черной полосой на борту. Машину поставили так, чтобы ее не было видно с улицы.

Одним прыжком Анна приблизилась к дому и стала красться таким образом, чтобы ее не могли увидеть из окон. Дом, где раньше располагалась библиотека, был старым деревянным, окна большие и расположены довольно высоко. На первом этаже, как помнила Анна, раньше находился абонемент, в большой комнате стояли стеллажи с книгами и шкаф с картотекой. Была еще комната, которую библиотекари называли «Особый фонд». Там хранились более ценные, редкие книги, к которым не имелось свободного доступа. Бабушка выдавала эти книги только старым проверенным читателям. На окнах особого фонда были решетки, и дверь крепкая, дубовая с замком. Имелась еще одна комната, которую дядя Паша приспособил под жилую.

Анна взобралась на завалинку и заглянула в первое окно. Это и был особый фонд. Она увидела, что в углу, на старом матрасе, лежит, скорчившись, дядя Паша. В первый момент ей показалось, что он неподвижен, потом она разглядела, что дядя Паша дышит, просто спит. Что ж, это радует. В другом углу темным пятном распласталась Нюра, рядом валялся телефонный аппарат.

Увидев тень в окне, собака подняла голову и сделала попытку подняться. Ей это не удалось, лапы разъезжались, голова клонилась. Нюра снова улеглась и виновато заскулила.

– Что они сделали с собакой? – испугалась Анна, и тут сообразила, что бояться следует за Кукушкина.

– Тише, Нюра, тише, – Анна поднесла палец к губам. – Я скоро приду.

Прямо по завалинке она перешла к следующему окну. Это была жилая комната. И там, в старом кресле с торчащим кое-где из обивки конским волосом, сидел привязанный Иван Иванович Кукушкин. Глаза его были закрыты, лицо – бледное. Анна сперва испугалась, но потом сообразила, что если бы Кукушкин был мертв, его бы не связали.

Она оглядела окно. Оно было старое, никакой не стеклопакет, две обычные рамы, покрытые облупившейся краской, наверху – форточка. Эта самая форточка была закрыта, но Анна помнила, что шпингалет на ней плохой, он все время открывался, и бабушка жаловалась зимой, что дует из форточки неимоверно.

Она легонько нажала на стекло. Так и есть, форточка открылась. Протянуть через нее руку и повернуть шпингалет окна было нетрудно. Анна перелетела через подоконник и устремилась к Кукушкину.

– Иван Иванович! – Она похлопала его по щеке. – Очнитесь!

– Это вы, Аня? – Он открыл глаза. – Да я и не сплю. Просто все как в тумане. Вот лежу, жизнь свою вспоминаю…

– Нашли время! – недовольно заворчала женщина, пытаясь развязать тугие узлы.

Узлы не поддавались, тогда Анна бросилась к буфету в поисках ножа или чего-нибудь острого. Она отвлеклась на эти поиски и не смотрела на дверь.

– Аня! – крикнул Иван Иванович, но было уже поздно.

Кто-то навалился на нее сзади, обхватив руками, Анна наугад пнула назад каблуком туфли, этот, сзади, охнул, женщина пыталась высвободить руки, но тот держал крепко. В процессе борьбы они перемещались вдоль буфета, и Анне под руку попала кастрюля.

Кастрюлю эту принесла вчера соседка Зоя Петровна. В кастрюле был борщ, и соседка взяла с дяди Паши слово, что вечером он обязательно уберет эту кастрюлю в холодильник. Но вчера приезжала Анна с вином, и дядя Паша напился красненького, а колбасу для закуски съела Нюра. Дядя Паша так расстроился, что про борщ совсем забыл. Как уже говорилось, он очень плохо спал минувшей ночью, а на рассвете, когда все же задремал, в дом вломились какие-то двое и усыпили его посредством гипноза. Особенно усердствовал главный. Он пытался то же самое проделать и с Нюрой, но собака хуже поддавалась гипнозу, и получилось только наполовину – она все слышала, но встать не могла.

Анна схватила кастрюлю и со всей силы ударила ею в то место, где была голова нападавшего. Попала, да еще и борщ вылился. В кухне тотчас запахло помойкой – было тепло, и борщ прокис. Сзади послышался отчаянный мат, и руки, державшие Анну, ослабли. Она тотчас крутанулась на месте, вырвалась и увидела, что ее противник – тот самый «таксист», который давно и безуспешно ее преследовал. Он был весь в свекле, на ушах висели капустные листья.

– Ну все… – прошипел он, – ну, считай, ты покойница.

И протянул вперед руки с намерением ее задушить.

– Ах ты!.. – Анна попыталась увернуться, но тот схватил ее за шею.

Тогда она подалась вперед, к нему, и когда оказалась в достаточной близости, пнула коленкой в самое чувствительное место. Но то ли все там было у него из железа, то ли она не смогла ударить достаточно сильно, злодей только шарахнулся в сторону, еще больше разозлившись. Анна ужом скользнула вбок в надежде миновать его и убежать, а о спасении Кукушкина подумать после, но «таксист», как видно, решил, что с такой беспокойной женщиной лучше не тянуть время и с размаху двинул ее кулаком в лицо. Тотчас тусклый и без того свет померк перед глазами Анны, она увидела только, как приближаются давно не крашенные доски пола, и потеряла сознание.

Анна пришла в себя от каких-то странных, торжественных и монотонных звуков.

Она с трудом открыла глаза и увидела большую полутемную комнату, в которой не сразу узнала бывший библиотечный абонемент. Книжные шкафы и стеллажи были отсюда по большей части вывезены, а оставшиеся сдвинуты к стенам. Посреди комнаты, на возвышении, сделанном из двух составленных вместе столов, стоял открытый гроб, обитый малиновой тканью. И на этом же возвышении, в ногах гроба, Анна увидела злополучный серебряный ларец, который принес ей столько хлопот и неприятностей.

Окна были завешаны старыми плотными шторами, очень пыльными и кое-где прорванными, поэтому в комнате было почти темно. Впрочем, какой-то свет здесь имелся – это был неяркий таинственный свет от нескольких свечей в самодельных подсвечниках, расставленных на полу вокруг возвышения с гробом.

Сама Анна сидела в старом кресле в дальнем конце комнаты. Попытавшись встать, она убедилась, что привязана к этому креслу за руки и за ноги и почти не может пошевелиться.

Перед возвышением с гробом, как перед церковным алтарем, стояли два человека в длинных темных бесформенных балахонах с опущенными на лица капюшонами. Они громко пели на незнакомом Анне языке. Именно это унылое и монотонное пение услышала она в момент своего пробуждения. Пение было какое-то странное, отдаленно напоминающее мрачный церковный хорал, причем Анна обратила внимание, что, если один из этой странной пары ведет свою партию умело и уверенно, то второй то и дело сбивается, не попадает в лад и время от времени заглядывает в бумажку, сверяясь с текстом.

Помимо мрачного песнопения, в комнате раздавались еще какие-то невнятные звуки – то ли стоны, то ли жалобные всхлипывания. Оглянувшись в направлении этих звуков, Анна увидела Кукушкина, привязанного к такому же креслу, как ее. Рот у него был заклеен липкой лентой, из-под которой и доносились нечленораздельные звуки.

Анна вспомнила старинную книгу, которую принесла Кукушкину в больницу, и поняла: то, что происходит сейчас у нее на глазах, – это ритуал, описанный в той книге.

Один из людей в капюшонах громко пропел непонятную звучную фразу – и тут из-за стены донеслось негромкое заунывное подвывание, словно кто-то невидимый вторил ему. Анна догадалась, что это подает голос Нюра, запертая вместе с дядей Пашей в комнате особого фонда.

В это время Кукушкину удалось отклеить ленту со своих губ, и он крикнул что было сил:

– Остановитесь! Не делайте этого! Прекратите ритуал, пока не поздно! Вы не знаете, чем это может обернуться!

Человек в плаще резко оборвал свое пение, обернулся и сбросил капюшон.

Анна увидела лицо своего старого знакомого – того самого человека, который приходил к ней под именем Антона Завалова, того, кто благодаря гипнотическому воздействию едва не подчинил ее своей воле. Она до сих пор помнила его лицо, шрам на щеке, пристальный, властный взгляд. Но сейчас этот взгляд был устремлен не на нее, а на Кукушкина, и в нем горело мрачное пламя гнева и решимости.

– Ты хочешь остановить меня? – бросил он в лицо Кукушкину. – Это тебе не под силу! Не только тебе – никто меня не остановит, особенно теперь, когда я так близок к цели! Я прекрасно знаю, чем закончится этот ритуал, и доведу его до конца, чего бы это ни стоило! А ты… смотри и запоминай! Только для этого я и сохранил вам ваши жалкие жизни – тебе и твоей подруге!

– Кто вы такой? – спросил Кукушкин, видимо, для того, чтобы выиграть время. – Откуда вы узнали про этот ритуал, и про ларец, и про его содержимое?

– Кто я такой? – Человек со шрамом криво усмехнулся. – Когда-то мое имя гремело на всю страну! Роман Комаровский… это имя знала каждая домохозяйка! Мои портреты висели на каждом заборе!

Анна смутно припомнила телевизионные сеансы, на которых человек с красивым властным лицом погружал в транс полный зал зрителей. Кто-то из этих зрителей впадал в настоящую истерику, кто-то клялся, что вылечился от множества болезней. Это было больше двадцати лет назад, сама Анна была тогда почти подростком, и ее «лечебные» сеансы не интересовали. Удивило ее другое – в ее воспоминаниях тому телевизионному целителю было на вид столько же лет, сколько сейчас.

И Кукушкин словно озвучил ее мысли.

– Роман Комаровский? – переспросил он. – Я помню эти сеансы… но сколько же вам лет? Тогда, в расцвет вашей славы, вам уже было за сорок, но ведь с тех пор прошло больше двадцати лет!

– Верно, – лицо Комаровского помрачнело. – Я гораздо старше, чем кажусь… старость… как она отвратительна! Я борюсь с возрастом как могу… вы не представляете, чего мне это стоит! Диеты, упражнения, специальные омолаживающие инъекции – я перепробовал все! Опустился даже до пластических операций – но все это только полумеры! Старость надвигается неотвратимо, и с ней не справиться никакими силами… так я считал, пока не прочитал о тайне графа Сен-Жермен! Этот человек, единственный из всех, сумел победить старость. Он знал секрет продления жизни, знал, как можно вернуть себе молодость. Говорили, что у него есть какой-то эликсир или порошок, который он похитил у египетских жрецов. И я поклялся, что раскрою его тайну, найду этот эликсир. Я перерыл все библиотеки, все архивы, отыскивая любые упоминания о бессмертном графе, – и наконец мои труды были вознаграждены! Я узнал о ларце и его содержимом, узнал, как правильно провести церемонию, чтобы вернуть себе молодость. И вот теперь я в одном шаге от осуществления своей мечты – а ты пытаешься меня остановить?! Нет, это тебе не удастся! Смотри на меня, смотри, как я верну себе молодость, смотри и завидуй! Я поверну время вспять, а ты будешь стареть с каждым днем и с завистью вспоминать мой триумф!

С этими словами Комаровский снова заклеил рот Кукушкина и продолжил прерванную церемонию.

Он пропел звучную латинскую фразу – и его подручный неловко повторил ее, заглянув в бумажку.

Анна убедилась, что оба похитителя заняты ритуалом, и снова попыталась освободиться. Руки ее были крепко связаны, но ноги могли немного двигаться, и она, отталкиваясь от пола, сдвинулась вместе с креслом ближе к окну. Там, на подоконнике, она заметила некий предмет, который мог ей пригодиться…

Тем временем ритуал подходил к своей кульминации.

Комаровский склонился над ларцом, поколдовал над стрелками часов, повернул крошечный ключик. Из ларца донеслась знакомая Анне красивая мелодия, из окошечка под часами появились фигурки. Несмотря на драматизм ситуации и собственную беспомощность, Анна как зачарованная следила за происходящим. При этом, правда, она понемногу отъезжала вместе с креслом к окну.

Наконец крышка ларца распахнулась. Комаровский не смог сдержать победный возглас и с торжествующим видом извлек из ларца замшевый мешочек.

Анна как раз добралась до окна и сумела так развернуть кресло, чтобы ее пальцы дотянулись до подоконника.

Точнее, до осколка стекла, который лежал на этом подоконнике.

Ее запястья были туго прикручены к подлокотникам кресла, но пальцы могли шевелиться, и она сумела сжать осколок. Теперь нужно было постараться перепилить им веревку…

Тем временем Комаровский развязал мешочек и высыпал на ладонь немного серо-сиреневого порошка. По комнате поплыл удивительно знакомый запах. Анне, правда, было не до запахов – она пилила осколком стекла веревку. В какой-то момент осколок едва не упал на пол, она чудом удержала его, при этом порезала пальцы. От неожиданной боли она негромко вскрикнула. На ее счастье, Комаровский и его помощник были слишком увлечены магической церемонией и не обратили на этот возглас внимания. Было очень больно, но Анна не сдалась, она продолжила перепиливать волокно за волокном.

Комаровский произнес какую-то латинскую фразу и осыпал свою одежду и волосы порошком. Запах стал еще сильнее, и тут Анна вспомнила, что это за запах и почему он показался ей таким знакомым. Так пахли саше с лавандой, которые часто кладут в шкафы с одеждой.

А Комаровский продолжал церемонию.

Осыпав себя ароматным порошком, он поднялся на возвышение и лег в открытый гроб. Его подручный поднял один из подсвечников, поднес его к гробу и зажег край одежды Комаровского.

Должно быть, балахон был синтетический, во всяком случае, он вспыхнул, как будто был пропитан горючей жидкостью.

Какую-то долю секунды в комнате царила тишина, нарушаемая только негромким гудением пламени, но вдруг раздался дикий крик, полный ужаса и боли, и Комаровский в охваченном огнем плаще поднялся из гроба. Он размахивал руками, пытаясь сбить пламя, и кричал нечеловеческим голосом. Это было страшное и фантастическое зрелище.

В это самое мгновение Анна наконец перепилила веревку, освободила правую руку и принялась перепиливать веревки на левой.

Комаровский, в охваченном огнем балахоне, не переставая кричать, выбрался из гроба, свалился с возвышения, с трудом поднялся на ноги и заметался по комнате. Он налетал на стены, на шкафы – и тут и там вспыхивало пламя. По полу побежала огненная змея – загорелись старые газеты и книжные страницы. Подручный Комаровского, вместо того чтобы сбить пламя с шефа, сбросил свой балахон и выбежал из комнаты.

– Сгорим, к чертовой матери, совсем!

Анна еще раз полоснула стеклом по веревке, и наконец ее усилия увенчались успехом. Пока она прыгала в кресле, веревки на ногах слегка ослабли, так что сейчас она сумела быстро их снять. И первым делом бросилась к катающемуся по полу Комаровскому.

Балахон на нем вовсю горел. От него шел черный дым, и пахло горелой плотью. Анна заметалась в поисках воды, но поняла, что пока будет таскать ее из кухни, может стать поздно. Собственно, самого Комаровского ей было не жаль, пускай бы сгорел в уголья, но в комнате было полно едкого дыма, как бы Кукушкин не задохнулся.

Анна сорвала с окна пыльную занавеску вместе с карнизом и набросила ее на тело Комаровского. Огонь она сбила, теперь нужно было потушить какую-то ветошь и щепки в углу. И кажется, занялся уже старый стеллаж. Ругнув про себя дядю Пашу за то, что не соблюдает пожарную безопасность – виданное ли дело, в деревянном доме кучей навалены какие-то тряпки и картонные коробки, – Анна смоталась на кухню за водой и выплеснула ее в угол. Дым пошел в коридор, и из-за двери особого фонда послышался вой Нюры. Анна отодвинула тяжелый засов на двери, и мимо нее пронеслось что-то огромное и мохнатое.

Анна кинулась обратно в зал абонемента и подбежала к Кукушкину, который заходился в своем кресле резким сухим кашлем. Некогда было его развязывать, и Анна вытолкала кресло в коридор, а потом в помещение особого фонда. В ящике кухонного стола нашелся хлебный нож, и Анна тут же пожалела, что не попался он ей под руку раньше, когда она боролась с «таксистом». Не дрогнула бы у нее рука, запросто бы пырнула его ножом! А теперь он сбежал, и неизвестно, что может еще натворить. А на нем наверняка много криминала и, между прочим, по крайней мере, одно убийство висит – того человека, которого убил он в больнице, приняв его за Кукушкина.

– Иван Иванович, – она торопилась разрезать веревки на руках Кукушкина, – вы как?

– Ох, – он глубоко вздохнул, хрипя и кашляя, – воды дайте!

Анна налила воды прямо из-под крана. Кукушкин отпил жадно, едва не захлебнувшись, потом снова сильно закашлялся, вода потекла за воротник.

– Ничего… – прохрипел он, потирая левую сторону груди, – отдышусь, приду в себя, вы его проверьте! – Он слабо махнул рукой в сторону дяди Паши.

Анна опустилась на старый матрас и потрясла старика за плечи. Тот уютно всхрапнул и перевернулся на спину.

– Дядя Паша! – Анна потрясла сильнее. – Очнись!

– А? Что? – Дядя Паша открыл мутные со сна глаза. – Чего тебе, Анюта? Что случилось?

– Просыпайся, дядь Паша, – пробормотала Анна, – не время сейчас спать…

Она помогла ему сесть.

– А где это я? – Мужик удивленно завертел головой. – Почему на полу-то?

– А это ты нам скажи, – Анна решила пока помалкивать.

– А чем это так воняет? – Дядя Паша потянул носом и сморщился. – Борщ, что ли, сбежал?

– Да твой борщ давно протух! – рассердилась Анна. – Говори, что тут было ночью!

– Да я спал… – дядя Паша потер лоб, припоминая минувшие события, – а потом Нюра залаяла, слышу – машина едет. Потом стучат. Я – кто, что? Открывай, говорят, полиция!

Он потупился и смущенно добавил:

– Я спросонья и открыл… Нюра вперед вырвалась, так они ей что-то в морду прыснули. А этот, старший мужик, мне и говорит – у тебя, мол, руки-ноги тяжелые, ты, мол, сейчас вот тут ляжешь и будешь спать. И не проснешься, пока я не велю. Я вроде и не хочу его слушать, а ноги сами пошли в угол, лег я на матрас этот – и больше ничего не помню. А что тут было-то?

– Дядя Паша, ты только не волнуйся… – виновато заговорила Анна, – но получается, что это мы тебя в нехорошую историю втянули. В настоящий криминал.

– А, этот ваш ларец серебряный… – дядя Паша отчего-то смутился и отвел глаза.

– Ну не знала я, что так будет! – Анна покаянно прижала руки к сердцу. – Думала, у тебя его никто не найдет!

– Это я виноват, не сумел сдержаться, – подал голос Кукушкин. – Выложил им все…

Дядя Паша посмотрел на него и нахмурился, потому что вид у Кукушкина был, прямо скажем, бледноватый.

– А где Нюра? – спохватился дядя Паша. – Нюра, собачка моя, что они с тобой сделали?

И в это время со двора раздалось мощное рычание, как будто разгоняется небольшой такой бульдозер. Или экскаватор. Анна распахнула окно на кухне, дядя Паша топтался рядом.

На тропинке стояла Нюра. Шерсть у нее на загривке поднялась дыбом, глаза горели багровым пламенем. Вид собака имела очень грозный, а под передними лапами у нее лежало что-то, отдаленно напоминающее человеческую фигуру.

– Нюра, ты кого же это поймала? – спросил дядя Паша.

Вот фигура шевельнулась тихонько, и тотчас Нюра переступила лапами и грозно зарычала. Стало видно, что она взяла в плен второго злодея, который попробовал убежать, бросив своего старшего в бедственном положении.

– Уберите, уберите ее! – прошипел он. – Она меня загрызет насмерть!

– Так тебе и надо! – припечатал дядя Паша. – Моя Нюра зря ничего делать не станет!

Вдвоем с Анной они вышли на улицу и крепко связали убийцу остатками веревок. Нюра на всякий случай присела рядом.

– Это что ж такое тут было-то? – ужаснулся дядя Паша, увидев, что творится в большой комнате. – Гроб, свечи, сатанисты, что ли, ко мне пожаловали?

– Да вот этот тип хотел с помощью ларца омолодиться, – вздохнул Кукушкин. – Вбил себе в голову, что это ему поможет, ритуал где-то вычитал.

– Дурка по нему плачет! – припечатал дядя Паша, и Анна согласно кивнула.

– Ясное дело, плачет, он всерьез считал, что если порошком из ларца обсыпаться и его поджечь, то выйдешь из огня молодым!

– Порошком, говоришь? – Дядя Паша как-то странно хмыкнул.

– Ну да, только чушь все это, обгорел он только!

– Ну… – дядя Паша отвел глаза, потом собрался с духом, – уж не знаю, в чем тут дело, но только порошочек-то был не тот… Мы, понимаешь ли, ваш ларец с Нюрой нашли, она мне тайник показала. Вчера ночью, аккурат полночь была.

– И вы его открыли? – догадалась Анна.

– Ну да, а потом Нюра этот мешочек утащила и куда-то спрятала…

– Что? – закричал Кукушкин. – А что же там было?

– А это я мешочек с лавандой туда положил, – окончательно смутился дядя Паша. – Зоя Петровна, соседка, все мне таскает, чтобы моли не было… Думаю, неудобно, взяли чужое…

– Ой, не могу! – Анна прислонилась к подоконнику. – То-то я чувствую – запах очень знакомый! А этот-то, лавандой обсыпался и ждал, что помолодеет!

Комаровский шевельнулся и громко застонал, очевидно, пришел в себя.

– «Скорую» надо! – встрепенулась Анна. – А то еще помрет он тут у тебя, неприятностей не оберешься… И полицию, чтобы этого сдать… – она кивнула на окно.

Анна позвонила в «Скорую» по тому самому телефону, каким так ловко научилась пользоваться Нюра, – он нисколько не пострадал.

– С полицией проблем не будет, – деловито сказал дядя Паша, – сегодня Серега дежурит, капитан мой знакомый. Так что быстро они приедут.

– Тогда мы пойдем, – решительно заявила Анна, – ты лишнего им не говори, про ларец помалкивай, скажи, что ворвались к тебе неизвестные люди, усыпили, гроб втащили и чуть дом не сожгли.

– Да понял уж, идите себе спокойно! – Дядя Паша вышел их проводить.

Нюры возле связанного бандита не было, но тот никуда не делся, лежал себе на тропинке. Тотчас вынырнула откуда-то собака, в зубах ее был замшевый мешочек. Она подошла к Анне и ткнулась мордой ей в руку.

– Дайте сюда! – встрепенулся Кукушкин, и спрятал мешочек в карман.

– Куда теперь? – устало спросил он в машине. – В больницу больше не поеду!

– А вас туда и не примут, – Анна была сердита на него за всю эту историю и нервничала, как там без нее на работе, – там настоящий Крысенко помер, так что наш обман раскрылся.

– И к лучшему! – обрадовался Кукушкин. – Анечка, отвезите меня домой! Сам не могу – шатает меня, да и одежда…

Он как был в больничной пижаме, так и остался. Женщина нахмурилась было, но взглянула на себя в зеркало и едва не вскрикнула. Взлохмаченная, щека вымазана сажей, рука поцарапана, надо бы обработать, чтобы инфекцию не занести. Вся одежда провоняла дымом. Нет, в таком виде на работу лучше не соваться!

До дома Кукушкина добрались без приключений.

Анна вошла в комнату с подносом и удивленно остановилась на пороге.

Кукушкин сидел на корточках на ковре посреди комнаты, вокруг него были в художественном беспорядке разложены открытые альбомы, которые он вытащил с книжных полок.

– Что это вы тут делаете? – удивленно спросила женщина, поставив поднос на стол.

– Представляете, Анечка, – отозвался Иван Иванович снизу. – Я сразу почувствовал, что этот ларец что-то мне напоминает…

– Иван Иванович! – перебила его Анна. – Может быть, вы наконец оторветесь от ваших альбомов, и мы поедим? У меня от всех этих приключений разыгрался аппетит. И вообще я надеялась, что мы хоть на время забудем об этом злополучном ларце! Вы уже открыли его тайну и можете успокоиться…

– Нет, что вы! – перебил ее Кукушкин. – Этот ларец таит в себе еще одну тайну, и мне кажется – она-то и есть главная!

– О господи! – вздохнула женщина. – Вы когда-нибудь угомонитесь? Вы ведь его уже открыли, что вам еще нужно? Или у него двойное дно, и там спрятано завещание графа Сен-Жермен?

– Анечка, – проговорил Кукушкин умоляющим тоном. – Вы только взгляните, что мне удалось найти! Это поразительно…

– Ну, что еще? – Анна поняла, что он не успокоится, пока не поведает ей о своем открытии, и что проще сразу сдаться и выслушать его. Она опустилась на ковер рядом с Кукушкиным и повторила: – Ну, что вы тут нарыли?

– Так вот, – продолжил мужчина, – мне сразу показалось, что этот ларец на что-то похож…

– Ну да, на собор, – вздохнула Анна и добавила, чтобы показать свою эрудицию. – На готический собор.

– Ну да, ну да, – кивнул Иван Иванович. – Но не просто на готический собор, а на вполне определенный… Передняя стенка этого ларца очень похожа на центральный южный фасад собора в Бове на севере Франции, вот, взгляните сюда… – он показал Анне один из раскрытых альбомов. – Вот, вы видите?

– Да, пожалуй, – Анна, чтобы не спорить с Кукушкиным, посмотрела на фотографию в альбоме, но тут же разочарованно проговорила: – Ну, тут же башни разрушены…

– Да, эти башни обрушились в пятнадцатом веке, но раньше этот собор выглядел вот так, – Кукушкин перевернул страницу и показал Анне старинную гравюру с изображением того же собора. – Вот как выглядел этот фасад в тринадцатом веке. Вы видите, как он похож на стенку ларца? Такая же форма портала с изображениями двенадцати апостолов, такое же круглое окно, такие же пропорции…

– Ну да, действительно, – признала Анна. – Ну и какие вы делаете из этого выводы?

– Подождите, до выводов я дойду немного позже… значит, эта стенка напомнила мне собор в Бове, но задняя – задняя стенка ларца совсем другая! Я просмотрел кое-какие материалы и нашел вот это, – он показал на другой альбом. – Это – северный фасад собора цистерианского монастыря Алькабас в Португалии, одного из самых знаменитых соборов в этой стране. Кстати, его строительство началось тоже в тринадцатом веке, одно время эти соборы соперничали за славу самого грандиозного католического храма Европы.

– Очень интересно, – протянула Анна. – Может быть, мы все же прервемся и поедим? Хотя бы кофе выпьем…

– Сейчас-сейчас, буквально еще минуту! – отмахнулся Кукушкин. – Я еще не закончил. Значит, одна стенка этого ларца напоминает собор в Бове, другая – Алькабас, но этим дело не ограничивается. Боковые стенки ларца – тоже не случайны!

Он придвинул следующий альбом и показал очередной готический собор, на этот раз сфотографированный сбоку:

– Вы видите? Боковая стена собора в Лане… она точь-в-точь такая же, как боковая стенка нашего ларца. То есть, конечно, наоборот – стенка ларца похожа на стену собора в Лане. Видите, эти контрфорсы, и проемы наверху… И это еще не все…

Он отложил третий альбом, придвинул четвертый и нахмурился:

– Да где же эта фотография?

Анна невольно заразилась его интересом и следила за поисками нужной фотографии.

– Ах, ну да, вот же она! – Кукушкин наконец нашел то, что искал. – Вот это – боковая стена собора в Шатейи, на западе Франции, в Бретани… вы видите – она такая же, как последняя стенка нашего ларца? Точно такое же количество окон, такая же форма переплетов, точно такое же расположение опор…

– Да, пожалуй, – согласилась Анна. – И все же, какие вы делаете выводы?

– Еще одно, последнее сравнение! – не унимался Кукушкин. – Вот, посмотрите сюда…

Он вытащил из-под груды альбомов потрепанную старую книжку в порванной суперобложке, раскрыл ее на середине и показал Анне черно-белую гравюру:

– Вот, смотрите, это собор в Кальяри на Сардинии. Посмотрите на эту крышу!

– А что с ней не так?

– Да неужели вы не видите, что она в точности повторяет крышку нашего ларца? Точнее, конечно, крышка ларца повторяет кровлю собора в Кальяри…

– Допустим, – неуверенно согласилась Анна. – Вам виднее. И что вы этим хотите сказать? Почему вас так вдохновляют все эти совпадения?

– Сейчас я вам скажу, почему, – Кукушкин разложил на полу карту Европы и начал втыкать в нее цветные кнопки:

– Вот Бове, где расположен первый из наших соборов, вот – Шатейи, вот – Лан, вот – Алькабас в Португалии, вот, наконец, Кальяри на Сардинии – тот, крыша которого так похожа на крышку нашего ларца… вы ничего не замечаете?

– Ну, я не знаю… – Анна пригляделась к разноцветным кнопкам, – они расположены как-то симметрично…

– Совершенно верно! Все эти пять соборов расположены на одной окружности… вот посмотрите! – Иван Иванович вооружился циркулем, воткнул его ножку в карту и прочертил окружность, на которую легли все пять цветных кнопок.

– Надо же, как интересно! – протянула Анна. – Но я все еще не понимаю, к чему вы клоните…

– К тому, что это не может быть случайностью! Тот, кто сделал этот ларец, несомненно, зашифровал в нем какое-то послание. Если все пять соборов, детали которых использованы в этом ларце, расположены на одной окружности, то в центре этой окружности тоже должно находиться что-то важное…

– Но я не вижу здесь никакого города, – проговорила Анна, вглядываясь в карту.

– Совершенно верно, – со вздохом отозвался Кукушкин. – Здесь нет ни города, ни крупного монастыря или храма. Это – сельская местность в Провансе, на юге Франции, рядом с этой точкой – маленькое селение Сен-Мартин…

– Чудесная деревенька, кстати! – раздался за спиной у Анны незнакомый голос.

Анна вздрогнула и обернулась.

На пороге комнаты стоял мужчина лет пятидесяти, крепкий и невысокий, с приятным умным лицом. Он был одет в простой и элегантный темный костюм, и вообще, несмотря на коренастую фигуру, казался очень изящным.

– Кто вы? – спросила Анна удивленно. – Как вы сюда попали? Я что – не закрыла дверь?

– Закрыли, закрыли! – успокоил ее незнакомец. – Если один человек может закрыть дверь, другой всегда сумеет ее открыть!

Анна повернулась к Кукушкину, надеясь, что он объяснит ей происходящее. Но на его лице было написано еще большее удивление, чем на ее.

– Это… это вы? – проговорил он, не сводя глаз с незнакомца. – Но как это возможно? Я ничего не понимаю!

– Представьте меня вашей знакомой, – проговорил тот, и его губы тронула чуть заметная улыбка.

– Это – Анна… а это – кажется, это мой учитель, Дмитрий Альбертович Биневич-Делонне… – растерянно проговорил Кукушкин. – Но я не понимаю… Этого не может быть…

– Что?! – переспросила Анна. – Но вы говорили… вы говорили, что он гораздо старше вас, и вообще… умер.

– Ну, слухи о моей смерти несколько преувеличены, а насчет возраста… должен признать, что я действительно несколько старше, чем кажусь. Существенно старше! – ответил неожиданный визитер.

– Дмитрий Альбертович! – заговорил Кукушкин. – Но я в самом деле ничего не понимаю! Это действительно вы?

– Я, я! – Незваный гость улыбнулся. – Помните, когда вы сдавали мне экзамен по европейской истории, вы так волновались, что перепутали Фридриха Второго с Фридрихом Барбароссой?

– Да, это вы, профессор… только вы можете помнить этот печальный инцидент… – Кукушкин покраснел. – Но я все равно не понимаю! Это невозможно…

– Что ж, я постараюсь кое-что вам объяснить, – профессор посерьезнел. – Должен признать, что я отчасти виноват в случившемся. Мне нужно было кому-то передать ларец на то время, пока я буду заниматься своими… своими собственными проблемами, и я подумал, что нет никого надежнее и достойнее вас. Но моя родственница, которой я это поручил, подвела меня. Поленившись отвезти ларец лично, она послала его по почте, и тут случилась вся эта путаница… я понимаю, что причинил вам и вашей очаровательной знакомой массу неприятностей…

– Но ваша смерть… и вы так переменились… это невозможно! – Кукушкин потряс головой, словно пытаясь таким образом привести в порядок свои мысли.

– Ах, вы об этом! – Профессор снова улыбнулся тонкой, неуловимой улыбкой. – Но я же навел вас на ту книгу, где все объясняется… до сих пор помню лицо того господина, когда он явился к завтраку! Он был почти так же удивлен, как вы сейчас… но ведь я предупреждал его, чтобы не ходил по замку ночью! Нет, любопытство оказалось сильнее осторожности, и он увидел церемонию…

– Должно быть, вы шутите? – с опаской проговорила Анна. – Не хотите же вы сказать, что это были вы… не хотите же вы сказать, что вы… граф Сен-Жермен?

– Ну, вообще говоря, это тоже не настоящее мое имя. По ряду независящих от меня обстоятельств мне много раз приходилось менять имена, и Сен-Жермен – только одно из них. Вы, дорогая, не только умны, но и удивительно смелы. Мой старый друг, – он указал на Кукушкина, – долго не смог бы принять очевидное. Вы же не побоялись назвать вещи своими именами.

– Не может быть… – слабым голосом проговорил Кукушкин.

– Ну конечно, вы шутите… – Анна на всякий случай попятилась.

– Кстати, Анна – прекрасное имя. Я помню одну девушку в Португалии… мне удалось спасти ее от суда инквизиции… – глаза профессора затуманились, но он быстро справился со своими чувствами и повернулся к Кукушкину: – Должен сказать, мой друг, я всегда в вас верил, и вы меня не разочаровали. То, что вы смогли раскрыть тайну ларца и определить центр священного круга, делает вам честь! Вы – настоящий ученый!

Кукушкин все еще выглядел потрясенным, но понемногу приходил в себя.

– Дмитрий… Дмитрий Альбертович, – проговорил он наконец. – Вы позволите мне так вас называть?

– Не стоит… – протянул профессор, – мне нужно привыкать к своему новому имени. Теперь меня зовут Жорж Деларю, я работаю в небольшом музее в Гренобле. А в Петербург приехал в качестве консультанта.

– Фантастика! – прошептал Кукушкин. – Но все же расскажите, что это за ларец? И что расположено в центре круга?

– О, это удивительный ларец! Когда великий и могущественный орден тамплиеров был уничтожен совместными усилиями французского короля и римского папы, последние уцелевшие руководители ордена задумались о том, как спрятать принадлежащие тамплиерам сокровища. Во-первых, они не хотели, чтобы эти сокровища достались врагам ордена, а во-вторых, – оставалась надежда, что рано или поздно гонения прекратятся, орден вернет былую мощь, и ему понадобятся средства для укрепления своего влияния. Вот тогда у них и возникла идея спрятать казну ордена в надежном месте, а ключом к этому месту сделать ларец. Таким надежным местом для хранения сокровищ выбрали часовню в Провансе, возле деревушки Сен-Мартин, а мне поручили хранить этот ларец, поскольку я обладаю кое-какими необычными способностями.

Профессор сделал небольшую паузу и продолжил:

– Вот с тех пор я и являюсь его хранителем. Как вы понимаете, орден тамплиеров пока не возрожден, хотя время от времени и появляются его небольшие ячейки. Они возникают в разных странах под разными названиями – масоны, иллюминаты, розенкрейцеры… некоторые из них обращались ко мне, требовали, чтобы я открыл им тайну сокровищ, но я не находил их достойными этой великой тайны. Я все еще жду…

– А кто те люди, которые преследовали нас с Анной? – поинтересовался Кукушкин. – Тоже какие-нибудь масоны?

– Нет, тот человек, который обгорел во время неудачной церемонии, не имеет никакого отношения ни к подлинным тамплиерам, ни к масонам. Он просто был помешан на попытках вернуть молодость, и тут ему случайно попала в руки книга обо мне, он узнал о моем методе и решил во что бы то ни стало завладеть порошком…

«Нет, все-таки я сплю, – думала Анна, слушая этого странного человека. – Этого не может быть. Или он шарлатан, выдумщик? Но Кукушкин, несомненно, верит ему…»

– Скажите, – обратилась она к удивительному гостю, – а что представляют собой сокровища тамплиеров? Вы их когда-нибудь видели?

– Видел, – профессор кивнул. – Мне показали их и тогда, когда поручили мою миссию, да и потом несколько раз… сами понимаете, трудно удержаться от того, чтобы не взглянуть раз-другой на такую красоту. Там ведь хранятся драгоценности древних остготских королей и кордовских халифов, норманнских викингов, создавших свое королевство в Сицилии, и итальянских правителей, византийские сокровища, привезенные рыцарями из Крестовых походов…

– Как здорово! – Глаза Анны заблестели. – Вот бы взглянуть на это хоть одним глазком!

– Взглянуть? – Профессор, или граф, или господин Деларю, или кто он на самом деле, снова улыбнулся. – А что, это можно устроить… вы это заслужили – ведь из-за моего ларца вам пришлось пережить массу неприятностей. Что ж, я приглашаю вас в Прованс. Весной там удивительно красиво. А вы, мой друг, – он повернулся к Кукушкину, – вы не хотите к нам присоединиться?

– Нет-нет! – Иван Иванович замахал руками. – Я и без того устал! Нет, я лучше поживу дома, поработаю… у меня возникла идея новой книги, и даже кое-какие материалы накопились…

Анна поймала вдруг себя на мысли, что она рада отказу Кукушкина. В противном случае всю поездку продолжались бы ученые разговоры и многословные прения. Ей же захотелось просто провести некоторое время на юге Франции, впитать этот воздух, напоенный солнцем, посмотреть на сокровища тамплиеров. В общем, хоть ненадолго окунуться в другую, непривычную, волнующую жизнь.

– Я согласна, – сказала она, – и как можно скорее.

– Разумеется, – кивнул Деларю и посмотрел ей в душу своими глазами. Под этим взглядом Анна почувствовала, как что-то в ней изменилось. Исчезла боль, иголочкой коловшая морщинку между бровей, и сама морщинка тоже, кажется, исчезла. Распустился тугой узел в груди – беспокойство за фирму, теперь она знала, что ничего плохого не случится. Пропала также горечь, что оседала в душе весь предыдущий год, – горечь из-за предательства Вадима и развода.

– Вот так вот… – улыбнулся этот удивительный человек, который предложил себя ей в спутники в сказочном путешествии, – вам давно пора относиться к жизни несколько по-иному. В противном случае мимо вас пройдет так много радостей!

И Анна поняла, что он прав и что он покажет ей совсем другую жизнь и научит ее любить эту жизнь. А потом, когда их пути разойдутся, она устроит свою жизнь сама.

– И представляешь, сообщаю я ей все это, – тараторила Лидка Севрюгина, – а она даже слушать не хочет. И послала меня открытым текстом!

– Так-таки и послала? – развеселилась Светлана. – И куда?

– Далеко и надолго! – честно призналась Севрюгина. – Я так удивилась и говорю: если, мол, тебе неинтересно знать, что на фирме твоего мужа творится, так зачем же ты сама меня просила?

– А она? – с интересом спросила Светлана. – Она-то что, Дарья?

– Тут она совсем взбеленилась – какой, орет, муж? Да я, говорит, этого… видеть не могу! И слышать про него тоже! И трубку бросила.

Лидка отпила воды из бутылки, которую самовольно вытащила у Светланы из ящика, и продолжала:

– А я так думаю, что бортанул ее наш Вадим Андреич, вот что. Потому что, если бы она сама его бросила, она бы так не злилась.

– Да, – согласилась Светлана, – получается, что свадьбы не будет… Хотя, может, еще помирятся…

– Это вряд ли! – решительно отрубила Севрюгина. – Уж так она орала, у меня чуть уши не завяли.

Светлана невольно подумала, что это как раз было бы неплохо, по крайней мере, Лидка меньше бы подслушивала чужие разговоры. Но если теперь ей не нужно будет вынюхивать все для Салтыковой, то может, Лидка оставит в покое ее, Светлану? И не будет вечно отираться в приемной?

– Здравствуйте, девочки! – прозвучал веселый голос.

Секретарша директора Анны Беркутовой подняла голову на голос и оторопела.

В дверях стояла ее начальница, но в каком виде? Глаза ее сияли, волосы вились без всякой укладки, она похудела и постройнела, да что там, просто помолодела лет на десять! Но, возможно, так казалось из-за костюма. На Анне Павловне был сегодня надет светлый костюм с короткой юбкой, причем сразу было ясно, что она может такое себе позволить.

– Ой! – Лидка Севрюгина выронила из рук бутылку с водой.

Бутылка покатилась Анне под ноги, та ловко ее перепрыгнула и прошла в кабинет, напевая что-то веселое. Оставшись одни, девушки поглядели друг на друга.

– Что это с ней? – прошептала Света.

– Роман у нее, с этим Кукушкиным, – убежденно сказала Лидка, поднимая бутылку, – сама посуди: вчера весь день ее на работе не было – это раз! Сегодня она явно проспала – это два! И выглядит отлично – это три!

Светлана подумала, что в кои-то веки Лидка, кажется, права. Тут ее позвали из кабинета, и Лидка поспешила ретироваться, чтобы разнести по офису удивительные новости.

– Ну, давайте, Света, излагайте мне, что вчера было! – Анна мимоходом погляделась в зеркало и улыбнулась сама себе.

– Звонили из торгово-промышленной палаты, очень были недовольны, – начала обстоятельно докладывать Светлана, – потом из фирмы «Фармамед» хотели с вами связаться…

– Что? – удивилась Анна. – «Фармамед»? И кто же оттуда звонил?

– Секретарь господина Завалова, потом он сам. Хотел поговорить насчет заказа… Сказал, что был в отпуске по состоянию здоровья, а то бы раньше с вами связался…

– Ну, надо же! – Анна отчего-то рассмеялась. – Назначь встречу как можно скорее, а то у меня времени мало!

– Еще Вадим Андреич вчера целый день вас спрашивал, – помолчав, добавила Света, – и сегодня с утра тоже интересовался.

Тут открылась дверь, и вошел Вадим.

– Света, позвоните в «Фармамед»! – сказала Анна в спину уходящей секретарше.

– Привет! – Анна наклонилась, копаясь в ящиках стола. – Что у тебя?

– Я… я хотел поговорить… – Вадим несмело приблизился, – только… только… ты занята?

– Разумеется, – откликнулась Анна снизу. – Черт, куда она подевалась?

– Что ты ищешь? Может, у секретаря?

– Нашла! – Анна с победным криком уселась на стул, держа в руках золотистый патрончик губной помады. – Нашла! Месяца два назад она туда закатилась, мне все недосуг было поискать! Купила другую, а там оттенок совсем не тот, этот мне гораздо больше идет…

Между делом она покрасила губы перед небольшим зеркальцем и теперь повернулась к Вадиму:

– Правда ведь, эта лучше?

Вадим вгляделся в свою бывшую жену и очень удивился. Он давно уже не видел ее такой интересной. Сегодня от Анны расходились по кабинету волны такой положительной энергии, что в воздухе даже слышалось легкое потрескивание.

Вадим решил, что дело в нем самом, просто раньше он этого не замечал, а теперь, когда понял, кто есть кто и какая отвратительная личность эта Дашка, то прозрел, и сердце защемило – на кого он променял эту замечательную женщину! Какой же он был дурак! Сам, своими руками все испортил!

– Аня… – он подошел ближе. – Я должен тебе сказать… конечно, это личное, но я не могу ждать до конца рабочего дня… Я… мы… мы расстались с Дашей, это окончательно. Я понял, что все было ошибкой, я очень виноват перед тобой…

Он запнулся на полуслове, увидев, что по лицу его бывшей жены разливается прямо-таки неземная радость.

– Вадик! – Она прижала руки к сердцу. – Ты не женишься? Свадьбы не будет? Ты свободен?

– Да, да, конечно! – порывисто ответил он. – Ты рада? Я так тронут…

– Я рада? Да я просто счастлива! – закричала Анна, потом выскочила из-за стола и забегала по кабинету. – Какой сюрприз! Подумать только, я тут ломаю голову, на кого оставить фирму, уже решила нанимать временного директора, потому что с тебя-то какой толк, ты будешь свадебными хлопотами занят! А если ты не женишься, то все просто замечательно устраивается! Раз ты теперь свободен, то можешь все свои силы отдать работе!

– Постой… – он двинулся было за ней, но остановился, как будто наткнулся на невидимую преграду, – почему ты должна оставить фирму? Ты что – уезжаешь?

– Ага, причем очень скоро, в отпуск. Мне отпуск положен, я еще и за прошлый год не отгуляла, все некогда было.

– Куда ты едешь? – упавшим голосом спросил Вадим. – В санаторий?

– Нет, на юг Франции. Сейчас май, мне говорили, что там чудесно, все цветет…

– Кто говорил? – неприятным голосом спросил Вадим, до него наконец дошло, отчего Анна так изменилась. – Ты едешь не одна?

– Ну, разумеется, не одна! – рассмеялась она. – Кто же на юг Франции едет в одиночестве? Это тебе не задрипанный санаторий… Меня пригласил мой старый друг.

– Старый друг? – изумился Вадим. – Кто это? Я его знаю?

– Очень старый друг… – улыбнулась Анна. – Но ты его не знаешь.

Анна въехала на маленькую площадь и остановила машину.

Посреди площади красовался средневековый фонтан, справа от него, за столиками маленького кафе, сидели местные старики, попивая кофе или пастис. При виде незнакомой машины все их головы повернулись в одном направлении, на лицах возникло любопытство.

Граф вышел из машины, оглядел площадь и обратился к завсегдатаям кафе с длинной французской фразой. Старики отвернулись, словно утратили интерес к незнакомцам.

– Дальше мы пойдем пешком, – граф улыбнулся Анне, прошел мимо фонтана и свернул в узкую улочку, вымощенную брусчаткой.

Вскоре улочка кончилась, последние домики деревни остались позади, и путники пошли по тропинке между двумя виноградниками. Справа от тропинки Анна увидела придорожный киот – каменный столб, на нем маленькая статуя мадонны под черепичной кровлей, защищающей ее от непогоды. У ног мадонны лежал букетик полевых цветов.

После киота дорога свернула влево, и впереди открылась чудесная долина, заросшая миртом и дроком. Среди свежей весенней зелени тут и там виднелись цветущие лимонные деревья, от которых плыл волшебный, чарующий аромат. И там, среди этих деревьев, Анна увидела маленькую средневековую часовню. Выложенная из крупных камней, неподвластная времени, она была увита плющом и диким виноградом.

На старое гранатовое дерево возле часовни вспорхнул певчий дрозд и запел свою простую вечную песню, словно приветствуя долгожданных гостей.

Анна застыла на месте как зачарованная. Ей показалось, что она пришла туда, куда стремилась всю свою жизнь.