Наталья Александрова - Таинственный сапфир апостола Петра

Там, где много лет назад билось сердце мира, — теперь бродили волки и лисы в поисках добычи. Там, куда сходились мощенные камнем дороги из Галлии и Испании, из Паннонии и Фракии — теперь остались только звериные тропы. Там, куда привозили хлеб и медь из Карфагена, пряности и шелка из Парфии, драгоценную древесину из Ливана, золото и самоцветные камни из далеких восточных земель, — теперь царили нищета и запустение. Там, где днем и ночью говорили на ста языках, торговали и спорили, заключали миллионные сделки и приносили клятвы незнакомым богам купцы и просители, съехавшиеся со всех концов мира, — теперь царила мертвая тишина, нарушаемая только таинственным шепотом ветра в ветвях да ночным криком сов.

Там, где величественно проходили гордые римские патриции в сопровождении телохранителей-ликторов, где спешили по делам удачливые вольноотпущенники и богатые, пышно разодетые купцы из Парфии или Галлии, — теперь кралась лиса, почуявшая в кустах куропатку. Там, где пировали сенаторы и военачальники, — теперь волк обгладывал чьи-то жалкие останки. На месте римского форума зеленела роща, ласточки устроили гнезда в выбоинах облицованных мрамором стен. Кое-где среди зарослей терновника валялись прекрасные мраморные статуи, но и они, если приглядеться, были безнадежно обезображены — у одной не хватало руки, у другой был отбит нос.

Великий город, Вечный город Рим пережил свой блистательный расцвет, пережил свой упадок и умер под ударами варваров. Готы Алариха, вандалы Гейзериха, лангобарды Вальтария страшными волнами набегали на Вечный город, разрушали его храмы и угоняли в рабство гордых римских граждан. Десятки полудиких племен — герулы и везеготы, бургунды и аланы — возникали, как призраки, нападали на Вечный город, чтобы урвать свой кусок от его неисчислимых сокровищ и снова исчезнуть в бескрайних лесах севера или бесплодных пустынях востока, унося с собой золотые светильники из храма Юпитера Капитолийского или драгоценную утварь из ограбленного императорского дворца…

И наконец, от Рима не осталось ничего. Или почти ничего.

Последние жалкие остатки некогда гордых римлян ютились в землянках и лачугах, кое-как притулившихся рядом с разрушенным форумом или под стеной Колизея. Теперь нельзя было отличить патриция от плебея, потомка сенаторов от уличного попрошайки. Все они с трудом находили себе пропитание и прятались при первых звуках приближающихся варварских отрядов.

Вот и сейчас все они попрятались, и древний форум казался вымершим — по его разбитым плитам ехали верхом четыре рослых бородатых воина, четыре германца. Может быть, лангобарды, может быть, бургунды, кто их разберет…

— Зря мы сюда притащились, — говорил рыжебородый варвар с обезображенным шрамом грубым лицом, в помятом медном панцире. — Не нравится мне это место. Того и гляди, нарвешься на засаду. Зря мы сюда притащились…

Самый рослый из варваров, могучий воин в железном шлеме, украшенном бычьими рогами, повернулся к спутнику и произнес хриплым голосом:

— Я не узнаю тебя, Одорих! Ты никогда не робел, даже в тот день, когда мы вдвоем наткнулись на целую шайку аваров!

— Одно дело — авары, их я встречал не раз и убивал десятками. А здесь какое-то дурное место, мне кажется, оно населено злыми духами, а супротив злых духов не помогут ни меч, ни боевой топор! И вообще, что нас сюда привело? Что мы ищем среди этих развалин?

— Золото, Одорих! Мы ищем золото! Мой свояк Ругидий привез отсюда целый пуд всяких золотых побрякушек!

— Откуда здесь золото? — не унимался рыжебородый. — Здесь одни руины, в которых живут совы да еноты…

— Когда-то здесь был самый богатый и славный город в мире, — возражал ему предводитель. — Здешние жители ели на серебре и золоте, расчесывали волосы золотыми гребешками и пили сладкое вино из золотых кубков. Не может такого быть, чтобы от этого богатства ничего не осталось!

— Очень даже может! — гнул свое Одорих. — По этим местам уже прошли все племена, все войска и шайки, какие только есть на свете! Отсюда уже унесли все, что можно! На что ты рассчитываешь, Рагнар, после всех этих людей?

— На что я рассчитываю? На свое везение! Ты же знаешь, Одорих, как любят меня боги! Я не верю, что здешние жители ничего не припрятали на черный день…

— Местные жители? Да где они, эти жители?! Я не вижу здесь никого, кроме диких зверей, да и те убегают при нашем появлении! Никого, кроме лис да барсуков!

— Не видишь? — переспросил его Рагнар. — А ты протри глаза да посмотри хорошенько! Вон, за тем кустом — смотри, там притаился какой-то старик!

Рагнар спрыгнул с лошади, бросился вперед и схватил за плечо худого смуглого старика, который безуспешно пытался ускользнуть в узкий темный лаз вроде устья пещеры.

— Вот, глянь-ка, Одорих, какого барсука я поймал!

— Не знаю, какой прок тебе в этом оборванце! — проворчал Одорих, слезая с коня. — Неужели ты думаешь, что у него есть золото? Ты у него ничего не найдешь, кроме вшей!

— Отпустите меня, добрый господин! — заговорил, отдышавшись, старик. — Ваш друг прав: я беден, как мышь, с меня вам не будет никакой прибыли! У меня нет не то что золота, но даже пропитания! Отпустите меня во имя Христа…

— Так ты почитатель этого странного бога? — Рагнар с интересом взглянул на пленника. — Я слышал про него. Один мой родич сам стал христианином. Правда, это ему не помогло — он погиб в стычке с шайкой везиготов…

— Так отпустите меня, добрый господин! — повторил старик. — Это зачтется вам на Страшном суде…

— Ты никак вздумал меня пугать? — нахмурился германец. — Ты угрожаешь мне каким-то судом? Вот этого я не люблю! Для меня есть только один суд — суд моего меча!

— Я говорю не о земном суде, — ответил ему христианин. — Я говорю о суде небесном! На этом суде все предстанут пред очами Господа — бедные и богатые, сильные и слабые, господа и нищие…

— Не говори ерунды! Никогда слабый не сравняется с сильным! Говоришь, у тебя ничего нет? А куда ведет эта нора? Надо бы ее проверить!

Смуглое лицо старика побледнело, он затрясся и проговорил жалобным, умоляющим голосом:

— Это просто звериная нора, добрый господин! Я прячусь в ней от непогоды и от злых людей… клянусь тебе, там ничего нет! Да ты и не пролезешь туда, добрый господин! Она годится только для такого тщедушного человека, как я!

— Что-то уж больно ты заволновался, христианин! — Рагнар нахмурился, приблизился к устью пещеры и заглянул внутрь. — Не иначе, ты прячешь здесь свои сокровища!

— Какие сокровища? — лепетал старик. — Вы же видите, добрый господин, я нищ!

— Всякое бывает, всякое бывает! — Германец подозвал одного из своих молодых спутников, отломил ветку от куста, зажег ее кремневым огнивом и подал молодому воину: — Арнульф, полезай вперед с факелом, мы последуем за тобой!

— Не нужно, добрый господин, не нужно! — причитал старик. — Свод может обрушиться на вас… Будет очень жаль, если погибнут такие добрые господа!

— Что это ты так за нас переживаешь? — ухмыльнулся Рагнар и втолкнул старика в пещеру вслед за воином с факелом. — Полезай-ка в свою нору!

Старик, всхлипывая, полез вперед.

Узкий проход вскоре расширился, превратившись в подземный коридор. Рагнар принюхался: в подземелье пахло чем-то неприятным, очень неприятным… Варвар узнал этот запах: в подземелье пахло смертью. Одорих, который шел вслед за Рагнаром, тоже почувствовал этот запах. Он замедлил шаги и вполголоса проговорил:

— Не нравится мне здесь… Может, и правда, вернуться?

— Ну, уж нет! Теперь я ни за что не вернусь! — прохрипел Рагнар и решительно зашагал вперед.

Молодой Арнульф, возглавлявший процессию, издал удивленный возглас и попятился.

По стенам подземелья в несколько рядов лежали высохшие человеческие трупы.

— Что это такое, христианин? — спросил Рагнар старика.

— Это место, где мы, христиане, хороним своих мертвых, — ответил тот тихо. — Прошу вас, добрые господа, проявите уважение к их смерти, не тревожьте их бренные останки!

— Пойдем отсюда, Рагнар! — проговорил рыжебородый, догоняя спутников. — Не люблю мертвецов… От них у меня становится щекотно в животе…

— Ты никак струсил, Одорих? — усмехнулся Рагнар.

— Не говори так! — Одорих возмущенно побагровел. — Ты знаешь, что я никогда не был трусом! Я готов сразиться хоть с сотней врагов — но только живых врагов! Но мертвецы — это совсем другое дело, от них никогда не знаешь, чего ждать! Вдруг они оживут и набросятся сзади? Вдруг они выпьют всю мою кровь?

— Так и говори, что струсил! Теперь, когда мы нашли могилы этих христиан, отступать не время! Наверняка где-то тут они прячут и свои драгоценности!

— У нас нет никаких драгоценностей, добрый господин! — повторял старик самым жалобным голосом.

— Я это уже много раз от тебя слышал, старик! — прикрикнул Рагнар на христианина. — Умолкни и иди вперед!

Германцы шли дальше вслед за стариком — и чем дальше они шли, тем медленнее и неохотнее двигался их провожатый.

— Шагай быстрее, старик! — прикрикнул на него Рагнар и ткнул христианина в спину.

— Я стар… — жалобно произнес тот, спотыкаясь. — Здесь темно… Я не могу идти быстрее…

— Шагай, если не хочешь познакомиться с моим мечом!

Христианин что-то невнятно пробормотал, сделал еще несколько шагов и остановился.

— Прошу вас, не заставляйте меня идти дальше, добрые господа! — проговорил он жалобным голосом.

— Еще как заставим! — рявкнул Рагнар. — Я чувствую впереди запах сокровищ, и ты приведешь нас к ним!

— В этом подземелье нет никаких сокровищ! — воскликнул христианин с неожиданной страстью. — То есть в нем нет никаких земных сокровищ, тех, которых вы желаете! Здесь есть только сокровища духа! Сокровища нашего Небесного Отца!

— Нам без разницы, чьи это сокровища — мы их заберем, чего бы это ни стоило, хочешь ты этого или не хочешь!

— Вы не так меня поняли… это не сокровищница, добрые господа, это кладбище… Здесь нашли свое последнее упокоение святые, благочестивые люди…

— Старик, мне надоела твоя болтовня! Еще одно слово — и я отрублю тебе руку! — И варвар потянул свой меч из ножен, угрожающе сверкая глазами.

Старик тяжело вздохнул и сделал еще несколько шагов. Он едва передвигал ноги, как будто к каждой была прикована пудовая гиря.

Подземелье расширилось, свод его стал гораздо выше, потерявшись в темноте.

Воин с факелом в руке вышел вперед, поднял факел над головой, чтобы осветить помещение, в котором они оказались.

Это был большой грот со сводчатым потолком и выложенными кирпичом стенами. Должно быть, прежде это был подвал какого-то из римских храмов, но сейчас этот грот был, как и все подземелье, превращен в захоронение.

Только здесь был похоронен всего один человек.

Он покоился посреди грота на мраморном возвышении, со сложенными на груди руками. Лицо и все тело этого человека не были тронуты тлением, от него не исходил тлетворный запах смерти, запах разложения, напротив, этот мертвец источал тонкое, едва уловимое благоухание.

Гладкий лоб с глубокими залысинами казался необыкновенно высоким, тонкие седые волосы ниспадали на плечи.

Мертвец был облачен в длинное одеяние из белого льна и в грубые кожаные сандалии.

Весь его облик был исполнен такого удивительного величия, что Рагнар невольно попятился и непривычно тихим голосом спросил христианина:

— Кто это? Какой-то мертвый вождь?

— Да, это вождь всех праведных, это наследник великого владыки, ученик и преданный слуга нашего Господа. Это о нем сказал Спаситель: Ты — Петр, камень, и на сем камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее! Он нес нам слово Божье, он был нашим добрым пастырем… Покиньте это место, добрые господа, не тревожьте вечный покой святого!

— Кто бы он ни был, мы не уйдем отсюда прежде, чем заберем его сокровища! — воскликнул, выходя вперед, рыжебородый. — Не зря же мы тащились по этому подземелью!

— Я говорил вам, добрые господа, что здесь нет никаких сокровищ! — повторил христианин.

— Никаких сокровищ? — повторил за ним рыжебородый. — А это что?

Он протянул к мертвецу руку и схватил крест, покоившийся на его груди. Массивный золотой крест был по четырем концам украшен четырьмя сияющими камнями — синим, как полуденное небо, красным, как закатное солнце, зеленым, как пронизанное светом южное море, и янтарно-желтым, как солнце.

— Не трогайте этот крест, добрый господин! — закричал христианин, бросившись к германцу. — Не трогай эту святыню, варвар! Убери от нее свои грязные руки!

Он выхватил из своих лохмотьев заржавевший кинжал и попытался ударить германца в грудь, но молодой воин, который стоял в тени, опередил его и молниеносным ударом меча поразил христианина.

Старик рухнул на пол возле мраморного возвышения и забился в предсмертных конвульсиях.

— Туда ему и дорога! — проговорил Рагнар, отталкивая мертвого христианина к стене. — Ну что ж, похоже, что больше ничего стоящего в этом подземелье мы не найдем. Остается только один вопрос: как поступить с этим крестом?

— Мы, вольные германцы, должны поступить по справедливости! — подал голос молодой воин, который убил христианина.

— По справедливости? — повторил за ним рыжебородый. — Ты так считаешь, Герузий? Я думаю, что самое справедливое — разыграть его в кости!

— Нет, в кости с тобой я играть не буду, — возразил Рагнар.

— Что, ты хочешь сказать, что я нечестно играю? — Рыжебородый потянулся за мечом.

— Нет, я только хочу сказать, что тебе чересчур везет.

— Значит, меня любят боги!

— Все равно, как ни называй — это не будет справедливо. Я предлагаю вынуть из креста камни и разделить их. Камня четыре — и нас четверо. Я считаю, что это будет справедливо.

— А сам крест?

— Сам крест мы оставим этому святому. — Рагнар взглянул на величественного мертвеца. — У нас же есть обычай отдавать часть добычи богам…

— Мы отдаем часть добычи своим богам — но это не наш бог и не наш святой! — возразил рыжебородый.

— Пусть так, но все же оставим ему крест, чтобы он не слишком гневался!

— Пусть будет по-твоему! — неохотно согласился рыжебородый.

Выбравшись из подземного склепа, германцы прошли еще немного среди руин Вечного города и остановились там, где начинались вымощенные камнем дороги, расходящиеся в разные стороны.

— Здесь наши пути расходятся, — проговорил Одорих, оглядываясь по сторонам. — Я отправлюсь на запад, к королю франков. Говорят, он набирает дружину, чтобы сразиться с везиготами.

— А я хочу попытать счастья на востоке, — сказал молодой Герузий, который только что заколол христианина. — Мезигий, вождь аваров, хочет поступить на службу к византийскому базилевсу.

— А я отправлюсь на север, к фризам, — произнес, в свою очередь, Рагнар. — Они собираются в морской поход на дальние острова. Настоящее дело для настоящего воина.

— А я отплыву с вождем вандалов Рустом на юг, в африканские земли, — сообщил самый молодой воин, Арнульф. — Что ж, нам было весело вместе, и я никогда не забуду вас, друзья!

И четыре варварских воина двинулись в разные стороны, навстречу своей изменчивой судьбе.

Темно-красный джип подъехал к металлическим воротам и затормозил. Водитель посигналил, и ворота медленно раздвинулись. Джип въехал во двор, проехал по усыпанной гравием дорожке, обсаженной розовыми кустами, и остановился перед большим двухэтажным домом из калиброванных золотистых бревен. Из машины выбрался высокий подтянутый человек с военной выправкой, человек без возраста, с коротким жестким ежиком стальных волос и выдубленной солнцем кожей бесстрастного лица. Прежде чем подняться на крыльцо, он быстро огляделся по выработанной годами привычке всегда и всюду определять уровень опасности.

Двор был пуст, только в дальнем конце большого участка работал садовник, подстригая разросшиеся кусты.

Человек без возраста поднялся на высокое крыльцо, подошел к двери — и дверь послушно распахнулась перед ним, пропустив гостя в просторный холл.

Одну из стен целиком занимал огромный, сложенный из натурального камня камин, на полу перед ним лежала настоящая медвежья шкура. В глубине помещения, возле двери, ведущей в заднюю часть дома, находилась лестница на второй этаж.

Не задерживаясь в холле, человек без возраста поднялся по этой лестнице, прошел по узкой галерее и остановился перед второй дверью.

Лицо его оставалось спокойным, но он машинально одернул светлый пиджак и стряхнул с рукава несуществующую пылинку. Для него это было высшим проявлением волнения.

Это волнение удивило бы всякого, кто знал этого человека. Оно удивило даже его самого.

Ему приходилось входить в личные покои африканского диктатора, о котором говорили, что он съел печень своего политического оппонента; в палатку вождя афганского племени, только что вырезавшего целое селение; в тайное убежище одного из самых опасных международных террористов. Но, пожалуй, никогда еще он не был так взволнован. Тот, кто ждал его за дверью, был опаснее их всех.

Выждав несколько секунд, мужчина постучал.

— Входите, полковник! — донесся из-за двери мягкий, музыкальный голос.

Тот, кого назвали полковником, открыл дверь и вошел.

Он оказался в небольшой комнате, вся обстановка которой состояла из нескольких одинаковых стеллажей и длинного рабочего стола, где стояли два микроскопа и еще несколько сверкающих хромом приборов. За этим столом сидела пожилая женщина с аккуратно уложенными волосами цвета темного меда. Женщина что-то внимательно разглядывала в небольшой бинокулярный микроскоп.

Впрочем, она была в этой комнате не одна. На полу возле ее ног лежала огромная угольно-черная собака, а возле окна стоял коренастый мужчина с бледным, растерянным лицом.

При появлении нового гостя собака поднялась, потянулась, зевнула, показав белоснежные клыки, при этом под шелковистой черной шкурой перекатились мощные мышцы.

— Здравствуйте, полковник! — проговорила женщина своим музыкальным голосом, оторвавшись от микроскопа и внимательно взглянув на гостя.

— Но вы, кажется, заняты… — тот, кого назвали полковником, кивнул на мужчину у окна.

— Нет, мы с майором уже поговорили.

— Но, Елена Юрьевна, я не виноват! — Мужчина у окна шагнул вперед, но собака приподнялась и зарычала. — Я не виноват, так неудачно сложились обстоятельства!

— Я уже все сказала! — холодно оборвала его женщина.

— Дайте мне второй шанс!

— Никаких шансов! Вы знаете, что я не прощаю ошибок! — И женщина хлопнула в ладоши.

Тотчас в глубине комнаты открылась неприметная дверь, и в комнату вошла девушка в скромном темном платье.

— Лиза, солнышко, проводите майора! — приказала хозяйка. — Только, пожалуйста, без шума!

— Я сам найду выход! — выпалил майор и двинулся к двери, через которую вошел полковник.

Собака снова поднялась с глухим, угрожающим рычанием и заступила ему путь.

— Вы совсем разучились вести себя, майор! — холодно проговорила хозяйка. — Вам не туда! Вы выйдете через запасной выход. И я же сказала — вас проводит Лиза!

Майор попятился, оглядываясь, как загнанный зверь. Девушка в темном платье подошла к нему, взяла за плечо. Сильного, подтянутого человека била крупная дрожь, но он послушно пошел к задней двери, куда направляла его Лиза. Собака шла следом, как будто провожая майора в последний путь.

Майор и его спутница скрылись за дверью, собака села на пороге, к чему-то прислушиваясь.

Почти сразу из-за двери донесся негромкий, приглушенный крик. Полковник вздрогнул.

— Я же просила — без шума! — поморщилась хозяйка и продолжила, обращаясь к новому гостю: — Посмотрите, полковник, как она красива!

Полковник не сразу понял, о чем или о ком она говорит. Когда же понял, он послушно приблизился и бросил взгляд на то, что разглядывала женщина. На предметном столике микроскопа лежала огромная яркая бабочка с изящно развернутыми крыльями, покрытыми сложным красновато-коричневым узором.

— Это сатурния атласная, Attacus Atlas, одна из самых больших бабочек в мире. Но теперь посмотрите на нее в микроскоп! — потребовала женщина.

Полковник заглянул в окуляры микроскопа — и отшатнулся от неожиданности: перед ним оказалось какое-то уродливое, страшное существо, словно порожденное кошмарным сном.

— Что с вами, полковник? — Женщина засмеялась неожиданно резким, каркающим смехом. — Она вас напугала? А я думала, вас невозможно испугать!

— Простите, Елена Юрьевна, это от неожиданности! Я не думал, что эта бабочка такая…

— Конечно, я понимаю. — Женщина пристально взглянула на него. — Когда видишь перед собой такую красоту — не ждешь, что под ней скрывается нечто совсем другое. Но ведь вы, как и я, хорошо знаете, что так бывает всегда: то, что издали кажется прекрасным и безобидным, таит в себе страшные сюрпризы…

Полковник промолчал: он знал, что его ответа не ждут.

— Что же я, — спохватилась вдруг хозяйка. — Вы с дороги, а я даже не предложила вам чаю… или кофе?

— Лучше чаю.

— Да, конечно! — Елена Юрьевна снова хлопнула в ладоши. Тотчас же в глубине комнаты открылась уже знакомая полковнику неприметная дверь, и появилась та самая девушка в темном платье, которая только что увела майора.

— Лиза, солнышко! — проговорила хозяйка. — Принесите полковнику чашку чая. Насколько я помню, он любит молочный улун.

— Совершенно верно, — кивнул полковник.

Девушка бесшумно удалилась.

Елена Юрьевна проводила ее взглядом и снова повернулась к своему гостю:

— Полковник, вы знаете, почему я так люблю бабочек?

Мужчина знал, что и на этот раз отвечать не нужно. Он просто придал своему лицу вежливо-внимательное выражение.

— Я люблю их за то, что они способны к удивительному, поистине волшебному перерождению. Сегодня она невзрачная гусеница, зеленая или коричневая, завтра — куколка, а послезавтра… послезавтра превращается в прекрасное крылатое существо! В живой летающий цветок! Мы должны учиться у них, должны уметь раскрывать спрятанную в нас красоту… или уродство. Некоторым людям это удается, некоторые люди проходят метаморфозу и удивительным образом меняются, а другие так и проживут всю жизнь невзрачной гусеницей. Впрочем, — спохватилась женщина. — Я пригласила вас не для того, чтобы вы выслушивали эти сентенции. Я хочу показать вам одну вещь… точнее, ее изображение… Подайте-ка мне вот ту книгу! — Она показала на один из стеллажей.

Полковник бережно снял с книжной полки массивный том в кожаном переплете с золотым тиснением, положил на стол перед хозяйкой. Та раскрыла его примерно на середине, показала цветную гравюру, прикрытую для сохранности тонкой папиросной бумагой. — Красивая вещь, не правда ли?

— Да, очень, — согласился полковник, ожидая продолжения.

— Не просто красивая, — продолжила женщина изменившимся, как бы потускневшим голосом. — Это — один из самых значительных артефактов в мире, может быть — самый значительный. Тот, кто владеет этим артефактом, получает в свои руки такую власть… Ладно, не будем говорить раньше времени…

— И кто же сейчас владеет этим артефактом? — осторожно осведомился полковник.

— Сейчас — никто, — ответила женщина, быстро взглянув на него. — В настоящее время артефакт разделен. Но он… Он хочет соединиться, хочет вернуть свою былую мощь. И мы с вами сделаем так, чтобы это произошло. Вы принесете мне все его части, и здесь, в этом доме, произойдет чудо. Он воссоединится, станет единым целым, и тогда… Впрочем, не будем забегать вперед.

Она замолчала, пристально взглянула на полковника и повторила своим мелодичным голосом:

— Не будем забегать вперед. Пока, полковник, вы должны найти и принести мне все части этого артефакта. Я передам вам все материалы, которые у меня есть…

Елена Юрьевна снова хлопнула в ладоши. В комнату тут же вошла девушка с подносом в руках. На подносе стояла чашка чая и лежала тонкая пластиковая папка с какими-то документами.

Полковник бережно взял эту папку, положил ее на край стола, пригубил чай.

Лиза снова тихо удалилась.

Елена Юрьевна дождалась, пока полковник допьет чай, и негромко проговорила своим мелодичным голосом:

— Вы поняли, полковник? Мне нужна эта вещь, очень нужна. Надеюсь, вы мне ее принесете…

Она замолчала, не сводя взгляда со своего собеседника, и это молчание, и этот взгляд были наполнены смыслом.

Полковник отлично понял, что значил этот пристальный взгляд: если он не принесет ей то, что она хочет, ему придется плохо. Очень, очень плохо.

Он почувствовал себя так, как в то мгновение, когда взглянул в микроскоп на бабочку: за красивой оболочкой скрывалось нечто уродливое, безжалостное и опасное.

Агния провела помадой по губам и в последний раз окинула себя взглядом в зеркале. Все в порядке — костюм, макияж и, самое главное, — выражение лица. Спокойное, сдержанное, деловое. Правильно, она здесь не на отдыхе, а по работе. Они с шефом прилетели на антикварный художественный аукцион «Ка Чезаре». Ее шеф господин Боровой — владелец сети антикварных салонов в Москве, Петербурге и еще нескольких городах. Человек, прямо скажем, отнюдь не бедный. Дела у него идут неплохо, уж Агния знает это не понаслышке. Сюда, в Венецию, они прибыли вчера вечером, аукцион начинается сегодня. Как всякий деловой человек, шеф ценит свое время.

Агния посмотрела на часы и заторопилась. Но не успела выйти, как в сумочке зазвонил мобильник.

— Агния Львовна? — послышался в трубке голос Толика. — Антон Степанович просил узнать, вы скоро спуститесь?

Так… Агния с трудом проглотила готовые сорваться с губ резкие слова, сосчитала в уме до десяти. С Толиком нужно вести себя спокойно и сдержанно, никак не реагировать на мелкие колкости. На ее часах без трех минут двенадцать, они договорились встретиться внизу в холле в полдень. Так какого черта?

Либо Толик проявляет инициативу, чтобы досадить ей лишний раз по мелочи, либо шеф встал сегодня не с той ноги и с утра ищет, на ком бы сорвать злость.

— Иду, — сказала она спокойно, — уже спускаюсь.

С Толиком у нее отношения не сложились. Он был у шефа охранником, водителем, иногда нянькой. В тех редких случаях, когда в душе у шефа поднимало голову его рабоче-крестьянское происхождение и он свински напивался. Как говорил дед Агнии, до положения риз.

Справедливости ради следует заметить, что бывало это нечасто.

И как-то раз, когда они все трое находились в гостинице, Толик, уложив хозяина, явился к Агнии в номер. Без стука, дверь открыл сам, это он умел. Свое вторжение он мотивировал тем, что шеф проспит теперь сутки, а делать все равно нечего.

Агния сразу поняла, что с такими людьми никакие разговоры и отказы не помогут, Толик воспримет их как прелюдию к сексу. Поэтому она бросила на пол вазу с цветами, после чего позвонила портье и попросила прислать кого-то, чтобы убрали осколки. Толик обложил ее матом и ушел, а за вазу содрали утром несусветные деньги. Толик, увидев счет, открыто злорадствовал. И еще сказал, чтобы не вздумала жаловаться шефу, а не то он Агнию не убьет, но морду ей попортит.

Агния видела, что он трусит — а вдруг шеф встанет на ее сторону. Но жаловаться не стала — ни к чему это. С тех пор Толик пользовался любым случаем, чтобы ей подгадить по мелочи. Нарочно забывал отправить ее багаж, нарочно сообщал ей более позднее время встречи с шефом, чтобы Агния опоздала. Ну и далее в таком духе.

Агния вышла из лифта и увидела, что шеф нетерпеливо ходит по холлу. И тут же уверилась, что Толик в данном случае ни при чем, просто у шефа в душе проснулось его трудное детство. Или боевая юность. А может быть, даже его остальное криминальное прошлое.

Когда так бывало, то шеф, который и так-то не блистал красотой, становился и вовсе противным. Глазки прятались под нависшими бровями, нижняя губа брезгливо отвисала книзу.

«Как у Габсбургов, — в который раз подумала Агния, — эта фамильная нижняя губа, на портретах даже видно. Только непонятно, причем тут мой обожаемый шеф? Говорил он как-то, что не знает своего отца, так неужели в далекий поселок городского типа, который сам шеф называет форменной дырой, забрел случайно потомок австрийской императорской фамилии?»

Сарказм помогал Агнии переносить шефа, когда он бывал в плохом настроении.

— И где ты ходишь? — рыкнул шеф грозно. — Обождались уже! Знаешь, как дорого мое время?

Агния не ответила, сохраняя на лице невозмутимость. Этому она научилась за время работы с шефом.

— Работать у меня надоело? — не унимался шеф. — Распустились все! Надо вас к рукам прибрать!

Агния перехватила злорадный взгляд Толика. Нет, ну все-таки он примитивен до неприличия, просто одноклеточный какой-то! Ну, знает же прекрасно, что шеф просто пар выпустит, да и успокоится. Шеф в принципе ее работой доволен, так что увольнять в ближайшее время не собирается. А в делах он не человек настроения.

— Лодка ждет уже, — сказал шеф, остывая, — поехали.

Толик проводил их до причала. Сам он оставался в гостинице, там, на аукционе, своя охрана, его услуги без надобности. Поэтому он будет гулять по набережной, глазея на смазливеньких туристок, или пить кофе на открытых террасах кафе. Ничего крепкого шеф не разрешает, даже пива. Только он может себе позволить нажраться, как свинья. Что ж, в общем, это справедливо, тут Агния с ним согласна.

Дармоед Толик махнул им рукой, и лодка тронулась по Канале Гранде. Мимо проплывали дворцы и церкви, они обгоняли гондолы, набитые туристами. Солнце отражалось в воде канала, дробилось на ней золотыми осколками.

Навстречу проплыли две гондолы с китайскими туристами. Молодые китайцы устроили гонки, они весело перекликались, смеялись, пели свои песни. Один из них перехватил взгляд Агнии, улыбнулся ей и помахал рукой.

Агния не раз бывала в Венеции и все равно глядела по сторонам в полном восхищении. Все же у нее очень хорошая работа — много ездит с шефом, бывает в разных удивительных местах, имеет дело с красивыми старинными вещами.

Она вспомнила пренебрежительные слова матери, когда та узнала, что дочка поступила на искусствоведческий факультет.

— Что? — спросила мать, брезгливо щурясь. — Ты собираешься стать искусствоведом? Всю жизнь корпеть в каком-нибудь музее над пыльными фолиантами, высохнуть там, как пергамент, не видеть ничего, кроме этого старья. Опомнись, Агния! Это путь к нищете!

Агния только рукой махнула и сделала по-своему. Тогда еще жив был дед, с ним она ничего не боялась.

При воспоминании о деде привычно кольнуло сердце. Агния помотала головой — не время сейчас печалиться, она же на работе. Да, мать оказалась неправа — вот нашла же она прилично оплачиваемую работу. И очень даже прилично.

Ее шеф Антон Боровой был человеком по-своему интересным. Не внешне, конечно, усмехнулась про себя Агния. Жизнь его была богата приключениями самого криминального характера. По молодости примкнув к браткам, он служил под началом какого-то криминального авторитета, кажется, даже отсидел сколько-то, когда авторитета убили, Агния точно не знала. Если шеф и вспоминал про это, то не в ее присутствии. Так или иначе, оказались у него какие-то деньги, и он решил вложить их в антиквариат. Скорее всего потому, понимала теперь Агния, что все хлебные места были уже заняты.

Образования шеф не имел никакого — восемь классов и то не окончил, про это он сам Агнии рассказывал. Но присутствовали в его характере практическая сметка и чутье на сделки.

Легализовавшись, работал он честно, кидал только мелких лохов, по его же собственному выражению. При всей своей дремучести был шеф далеко не дурак, так что понахватался помаленьку.

Понемногу раскрутившись, взял он себе в консультанты бывшего музейщика и эксперта. Дела шли неплохо, потом консультант состарился и уехал на покой в Израиль к родственникам, рекомендовав на свое место Агнию.

Они когда-то давно были знакомы с дедом. Не дружили близко, но все же… И вот уже два года она работает у господина Борового в качестве консультанта, помощницы, переводчицы, иногда секретаря. Не сказать, что очень приятно иметь с ним дело, но за такую зарплату можно и потерпеть его грубость и невоспитанность. Тем более что никаких границ он не переходит.

Поначалу давал волю рукам — то ущипнет, то шлепнет. Потом заметил, как Агния ожгла его взглядом — не полный чурбан, что есть, то есть. И говорит: не бойся, мол, это у меня привычка такая. А спать с тобой не собираюсь, дело с удовольствием никогда не смешиваю. Я, говорит, тебе столько денег плачу не за это. Вот такая вот логика. На том и порешили. А за эти два года Агния над манерами шефа как следует поработала. Не то чтобы стал он приличным человеком, но частично цивилизовался. В общем, с ним вполне можно ладить.

— Ка Чезаре! — объявил лодочник, и лодка мягко ткнулась в пристань. Агния подняла глаза, увидела дворец — поблекшая терракотовая штукатурка, стройная колоннада, узкие стрельчатые окна. Прелесть затянувшегося увядания. Дворец был прекрасен, как бывают прекрасны начинающие увядать красавицы, сохранившие стройность и грацию прежних дней, но приобретшие неповторимое печальное очарование.

Агния оглянулась на Борового. Шеф, понятное дело, не смотрел на дворец, он что-то читал в своем айфоне. Почувствовав, что лодка остановилась, он встрепенулся, поднялся, тяжело перешагнул на мостки и пошел вперед, не оглядываясь на свою спутницу. Агния перехватила насмешливый взгляд лодочника, пожала плечами, фыркнула и последовала за шефом.

Она легко перебежала на пристань, подошла к дверям дворца, нагнав возле них шефа.

Перед дверями стоял швейцар, облаченный в шитый золотом камзол восемнадцатого века, напудренный парик и башмаки с пряжками. Он произнес что-то с изысканным высокомерием слуги. Боровой оглянулся на Агнию, спросил, отвесив тяжелую губу:

— Чего хочет этот орангутанг?

— Всего лишь наше приглашение.

— Так бы и говорил! — Боровой полез в карман, достал сложенный вдвое листок. Агния поморщилась — приглашение было отпечатано на драгоценной бумаге ручной работы, с тончайшими золотыми нитями, и так обращаться с ним мог только варвар… А впрочем, кто же Боровой, как не настоящий варвар?

Швейцар взглянул на приглашение, ничем не показав своего неодобрения, поклонился и распахнул двери.

Боровой, в своей обычной манере, прошел вперед.

Агния последовала за ним.

Они оказались в просторной колоннаде первого этажа. Как во всех старых венецианских дворцах, которые здесь называют не палаццо, как повсюду в Италии, а особым словечком ка, первый этаж Ка Чезаре был непригоден для жизни. Неумолимо поднимающаяся темная вода лагуны плескалась уже у самых ног, драгоценная роспись стен осыпалась и покрылась плесенью. Так что, войдя во дворец, каждый посетитель должен был сразу подняться по парадной лестнице на второй этаж, в главный парадный зал.

Здесь уже кипела жизнь. Почти все участники аукциона собрались и теперь прохаживались, здороваясь со знакомыми, негромко переговариваясь, обмениваясь комплиментами и ничего не значащими замечаниями. Между гостями сновали слуги в таких же, как швейцар, золоченых камзолах, разнося шампанское и канапе.

Агния осматривалась по сторонам.

А здесь было на что посмотреть!

Стены зала покрывали божественные росписи восемнадцатого века — возможно, кисти самого Тьеполо. Неумолимое время и безжалостная сырость повредили эти росписи, но это им только шло, и сквозь патину они казались еще прекраснее.

Стены между росписями украшали старинные шпалеры — тканые ковры, которые многие по незнанию называют гобеленами. Агния была профессионалом и знала, что гобелены — это изделия только французской мастерской семьи Гобелен. Эти шпалеры были, несомненно, итальянскими, но работа превосходная.

Боровой пил уже второй бокал шампанского. Агния порадовалась, что он хотя бы прилично одет. Она сумела внушить ему, что на такое особенное мероприятие, как сегодняшний аукцион, нужно надеть не костюм от Армани, а классическую темную пару, сшитую на заказ портным с Севил Роуд в Лондоне. Со своей массивной, внушительной фигурой он выглядел неплохо.

Наконец слуги открыли двери большой гостиной, участники аукциона заняли свои места, и ведущий, знаменитый аукционист Тимоти Буковски, поднялся на возвышение.

Поздравив участников с началом торгов и пожелав всем удачи, он объявил о первом лоте.

Торги начались довольно вяло: все знали, что вначале выставляются менее интересные вещи, так сказать, для разогрева публики. Хотя Буковски со свойственным ему красноречием расхваливал достоинства первого лота — позолоченной дарохранительницы семнадцатого века, — за нее дали лишь немного больше первоначальной цены.

Затем пришла очередь мраморной статуи, предположительно работы Кановы. Торги оживились, в разных концах зала поднимались руки с приглашениями, показывая увеличение ставки, и в конце концов статуя ушла за двойную цену.

Агния оглянулась на своего шефа. Боровой явно скучал, предложенные лоты его не интересовали, от нечего делать он глазел на других участников аукциона.

Следующий лот вызвал оживление. Это был старинный арабский меч в драгоценных ножнах, по некоторым сведениям принадлежавший легендарному полководцу Саладдину.

На этот раз Боровой включился в торги, пару раз поднял цену, но затем все же отступился, и меч Саладдина достался важному арабу в белоснежном одеянии.

Следующим лотом был старинный кубок, предположительно каролингского периода. В стенку кубка был вправлен крупный темно-синий камень, окруженный десятком других, поменьше, по кругу шла тонкая гравировка.

Со своего места Агния не могла разглядеть деталей, она раскрыла каталог аукциона и нашла этот кубок.

Бородатые люди в боевых доспехах, конные и пешие воины… Агния почувствовала странное волнение. Где-то она уже видела такую гравировку… Причем не в музее, не на аукционе…

Прежде она никогда не жаловалась на память, но теперь никак не могла вспомнить, где попадались ей точно такие же воинственные бородачи.

Она покосилась на Борового — и удивилась происшедшей в нем перемене. Антон сидел, вцепившись в подлокотники кресла, и не сводил глаз с выставленного на продажу кубка. Он тяжело дышал, к лицу его прилила кровь…

— Антон! — окликнула шефа Агния.

Она хотела напомнить ему, что первая заповедь аукциона — никогда не показывать свой интерес к вещи, держаться спокойно, невозмутимо, чтобы конкуренты ничего не заметили по твоему лицу. Но Боровой ее не слышал, его внимание было приковано к кубку.

Ведущий объявил начальную цену — она была очень высока — и Антон тут же поднял руку с программкой.

— Спасибо, господин в третьем ряду повысил цену… — проговорил Буковски своим знаменитым бархатным голосом. — Кто предложит нам больше?

В заднем ряду поднялась рука. Это был маленький худощавый японец с белым, как бумага, лицом. Буковски кивнул, произнес новую цену и снова оглядел зал.

Боровой опять вскинул руку.

— Спасибо, господин в третьем ряду…

— Не спешите! — прошипела Агния. — Выжидайте! Так вы чересчур взвинтите цену!

На этот раз шеф услышал ее, покосился недовольно, но все же постарался взять себя в руки.

Японец больше не поднимал цену, но зато справа поднял руку колоритный смуглый мужчина с испанской бородкой. Буковски поблагодарил его, снова оглядел зал.

На этот раз Боровой проявил выдержку.

Аукционист поднял молоток, ударил по столу… и только тогда шеф вскинул руку, снова поднимая цену.

— Благодарю, господин в третьем ряду! — проговорил Буковски и снова огляделся.

И тут господин с бородкой опять поднял цену.

Агния взглянула на шефа. Он был не похож на себя — нижняя губа тряслась, глаза горели…

— Шеф, — окликнула его Агния. — Бог с ним, с этим кубком! Он не стоит таких денег!

— Заткнись! — прошипел шеф, не сводя глаз со сцены.

Аукционист снова ударил по столу молотком — и Боровой опять поднял руку, прибавляя цену.

Зал затих — все участники аукциона почувствовали, что на их глазах разыгрывается настоящая драма, кипят нешуточные страсти. Боровой и мужчина с эспаньолкой схватились всерьез, цена на кубок поднялась уже до немыслимых высот.

Агния не понимала, что происходит с шефом. Он так поднял цену, что давно превысил сумму, которую планировал истратить на все свои приобретения на этом аукционе, больше того — он приближался к пределу своих свободных средств. Впрочем, хозяин-барин, это его деньги и его решение, пусть поступает, как хочет…

Боровой снова поднял цену.

Аукционист ударил молотком раз, второй раз… поднял молоток для третьего удара и на мгновение задержал руку, глядя на мужчину с эспаньолкой.

Весь зал вместе с ним затаил дыхание.

Конкурент Борового медлил, и молоток с глухим стуком опустился на стол.

— Продано! — возгласил Буковски торжественно.

И зал зааплодировал — что на аукционах бывает очень редко.

Агния посмотрела на шефа.

Боровой смотрел перед собой растерянно, он был как будто в трансе, от которого сейчас медленно пробуждался. Нижняя губа его дрожала, как в минуты самого сильного волнения, однако он выглядел удовлетворенным, можно даже сказать — счастливым.

«Ну и ладно, — подумала Агния снисходительно. — Все мужчины — большие дети, все любят игрушки, и отличаются они только стоимостью этих игрушек. У Борового игрушки очень дорогие, ну так и мне он неплохо платит…»

Торги продолжились, но Борового они, похоже, больше не интересовали. Даже когда на торги выставили работу одного из малых голландцев, которых он всегда любил, Боровой не оживился. Агния следила за происходящим из профессиональных соображений — ей нужно было чувствовать рынок, понимать, какие вещи поднимаются в цене, какие менее популярны.

Наконец торги закончились, участники поднялись со своих мест, сдержанно похлопали аукционисту, как аплодируют известному дирижеру, и снова перешли в парадный зал.

Снова начались разговоры — более оживленные, чем вначале. Возбуждение от торгов действовало на всех, как хмель. Снова вокруг сновали слуги с подносами.

Окидывая взглядом зал, Агния заметила того смуглого мужчину с эспаньолкой, который соперничал с Боровым из-за каролингского кубка. Рядом с ним стояла интересная брюнетка в лиловом платье. Они разговаривали не как люди, случайно столкнувшиеся на светской тусовке, а как старые знакомые. Даже больше, подумала вдруг Агния, как люди, занятые одним делом, как соучастники…

На какое-то время Агния отвлеклась, заговорила со знакомым антикваром из Будапешта. Через несколько минут она увидела Борового. Возле него стояла та брюнетка в лиловом. Агния, которая следила за шефом издали, усмехнулась: он надулся от самомнения и токовал, как тетерев весной. Брюнетка льнула к нему, что-то шептала, то поправляя свою прическу, то натягивая ожерелье из крупного жемчуга, так что нитка едва не рвалась.

Агния пробилась к шефу — им нужно было пройти к администратору аукциона, чтобы решить вопрос оплаты и получить купленный кубок. Брюнетка окинула ее быстрым оценивающим взглядом, повернулась к Боровому и проговорила:

— Мы еще увидимся, я надеюсь! — и смешалась с толпой.

У Агнии осталось какое-то странное ощущение.

Ей показалось, что в глазах этой брюнетки она увидела не обычный женский интерес, а холодный профессиональный расчет.

Они прошли в кабинет администратора.

Боровой с помощью Агнии совершил все формальности по оплате, администратор удостоверился в проведении платежа, открыл сейф и передал Боровому кубок.

Агния взяла его в руки, внимательно оглядела.

В этом кубке была та особенная, ни с чем не сравнимая подлинность, присущая изделиям раннего Средневековья. Синий камень казался похожим на живой, внимательный глаз, и Агнии вдруг показалось, что этот глаз смотрит на нее — пристально, изучающе.

По краю кубка бежала тонкая гравировка — бородатые воины, крепкие приземистые кони с развевающимися гривами.

И снова у Агнии возникло чувство дежавю, она не могла избавиться от ощущения, что где-то уже видела такую же или очень похожую гравировку…

Администратор поздравил Борового с приобретением. Агния подумала, что поздравлять нужно его самого — аукционный дом выручил за кубок гораздо больше, чем рассчитывал.

Боровой положил кубок в специальный чемоданчик с бархатной подкладкой, поблагодарил аукциониста, и они вышли из кабинета в сопровождении охраны.

На этот раз они шли безлюдным коридором, чтобы миновать большой зал. Агния немного отстала от шефа, она вынула свой мобильный телефон и набрала номер Толика — хотела сообщить ему, что они выезжают, и напомнить, чтобы он встретил их на причале гостиницы.

Телефон охранника не отвечал.

Толик был в своем репертуаре. Агния тихо выругалась и прибавила шагу, чтобы нагнать шефа.

Она проходила мимо бокового темного коридора и вдруг увидела за углом давешнюю брюнетку в лиловом. Она о чем-то вполголоса разговаривала с невысоким и очень худощавым мужчиной, на котором безупречно сидел костюм от Армани. Агния случайно столкнулась с этим мужчиной взглядом и невольно вздрогнула — такие холодные у него были глаза. Холодные, прозрачные и бледно-голубые, как две подтаявшие льдинки. Агнии показалось вдруг, что этот взгляд может порезать, как бритва.

Отбросив это неприятное ощущение, Агния поравнялась с шефом.

Они спустились по лестнице, вышли из дворца.

Уже наступила ночь, и теперь в темной воде канала дробились многочисленные огни древнего города. Вода плескалась у самых их ног, лодка дожидалась совсем рядом. Боровой уверенно перебрался в нее, разумеется, и не подумав подать Агнии руку. Впрочем, она уже этого и не ждала — привыкла.

Один из охранников последовал за ними в лодку — он должен был проводить их до отеля, дальше они попадали под охрану гостиничных секьюрити.

Мотор заработал, лодка плавно отошла от причала и заскользила по темной, маслянистой воде Большого канала.

Канал и в этот поздний час был оживлен, по нему взад и вперед скользили нарядно разукрашенные гондолы с ярко пылающими старинными фонарями, обычные моторные лодки с веселящейся публикой. Агния снова почувствовала неповторимую прелесть этого прекрасного, увядающего города.

Вспомнив о своих обязанностях, Агния снова попыталась дозвониться до Толика, но телефон его по-прежнему не отвечал.

Скоро они подплыли к пристани отеля, вышли из лодки.

Толика на пристани не было.

Боровой огляделся, едва заметно поморщился и вошел в отель.

В холле было безлюдно, но из распахнутых дверей бара доносились громкие голоса, звуки музыки. Агния бросила туда взгляд — и увидела Толика. Тот сидел возле стойки бара рядом с полноватой блондинкой. Перед ним стоял полупустой бокал мартини.

Боровой перехватил взгляд Агнии и тоже увидел охранника. Он грозно нахмурился, свернул в бар и рявкнул на Анатолия:

— Ты почему нас не встретил?

— Я ждал звонка, — ответил тот, ничуть не смутившись.

Полная блондинка испарилась, как будто ее унесло сквозняком.

— Я тебе два раза звонила, — проговорила Агния.

Она никогда не вмешивалась в отношения шефа с охранником, но здесь явно был камень в ее огород. Толик не расслышал звонок из-за громкой музыки и теперь хотел свалить вину на нее.

— Ничего не звонила… — огрызнулся охранник, но под грозным взглядом шефа сник. — Наверное, у меня телефон разрядился…

— За те деньги, которые я тебе плачу, — отчеканил Боровой, — ты мог бы хотя бы вовремя заряжать телефон!

Он хотел еще что-то сказать, но в это время в баре появилась та самая брюнетка в лиловом, которую Агния видела на аукционе.

Увидев Борового, она изобразила бурную радость:

— О, мы с вами, оказывается, остановились в одном отеле!

Боровой, тут же забыв об охраннике, просиял:

— Ну да, где же еще останавливаются приличные люди? По-моему, это лучший отель в Венеции…

— Уж мартини здесь определенно самый лучший, можете мне поверить! Это, несомненно, судьба! — проворковала брюнетка и на мгновение прильнула к Боровому.

Агнии, которая наблюдала за происходящим со стороны, этот жест показался каким-то ненатуральным. Да и во всем поведении брюнетки сквозила явная фальшь. Эта фальшь проявлялась в первую очередь в несоответствии слов женщины и выражения ее глаз — трезвого, сосредоточенного. Казалось, что брюнетка не болтает в баре отеля, а делает какое-то серьезное и ответственное дело.

Впрочем, подумала Агния, может быть, во мне говорит какая-то неприязнь. Уж не ревную ли я?

Это было смешно — ревновать такого грубого, невоспитанного типа с криминальным прошлым.

Однако Агния вспомнила о своих профессиональных обязанностях и окликнула Борового:

— Антон, нужно отнести покупку в сейф!

— Ах да… — Лицо Борового на мгновение стало озабоченным. — Ну, я надеюсь, мы еще встретимся…

Втроем они поднялись на лифте на третий этаж, подошли к номеру шефа. Боровой полез в карман за электронной карточкой, открывающей дверь. На лице его появилось недоумение:

— Черт, куда же она запропастилась?

Агния, которая хорошо знала привычку шефа терять гостиничные ключи, на всякий случай всегда брала вторую карточку себе и тут же достала дубликат.

Но перед ее внутренним взглядом отчего-то встала сцена в баре — брюнетка в лиловом, на мгновение прильнувшая к Боровому, и сосредоточенный, настороженный блеск ее глаз… Не украла ли она у шефа карточку?

«У меня определенно развивается паранойя», — подумала она.

Они вошли в роскошный номер шефа.

Боровой открыл сейф, положил в него кубок, напоследок еще раз на него полюбовавшись, закрыл дверцу.

— Антон, поменяйте шифр! — проговорила Агния неожиданно для себя самой.

— Что? — переспросил Боровой удивленно. — Зачем?

— Не знаю… на всякий случай… Это же очень дорогой кубок, правда? Лучше подстраховаться.

— Ну ладно, раз уж ты настаиваешь… но я его не запомню… Ты же знаешь, у меня плохая память на цифры.

— Я запомню. А прежний вы запомнили?

— Я его записал…

— Записал? — ужаснулась Агния. — И где вы его записали?

— Да где-то здесь… — Боровой полез в карман. — Черт, эта бумажка была там же, где ключ от номера…

— Ну, так еще раз говорю — поменяйте шифр и нигде его не записывайте!

— Ладно, ладно, ты права! — примирительно проговорил Боровой и повернулся к Толику: — Сходи пока, принеси чемоданчик для ценностей. Ну, тот, ты знаешь…

Боровой всегда возил с собой специальный стальной, обшитый кожей чемоданчик, который пристегивался браслетом к руке. В этом чемоданчике он перевозил деньги и особенно ценные предметы.

Толик кивнул и удалился.

Боровой установил на сейфе новый шифр и потянулся:

— Ну все, на сегодня ты свободна!

Агния кивнула и вышла из номера.

Она направилась было к лифту, но возле него стояла старушка с завитыми волосами с горничной и четырьмя собачками. Одну собачку держала сама хозяйка, двух — горничная, а четвертая спрыгнула на пол и побежала в конец коридора.

— Софи, какая ты неловкая! — распекала старушка горничную. — Поймай сейчас же Мариуса! Да смотри, остальных не распусти! Нет, ну какая же ты растяпа!

Агния поняла, что это — надолго, и направилась к лестнице.

Спускаясь по ней, она разминулась с худощавым человеком в голубой униформе с логотипом телефонной компании. Он поднимался ей навстречу с озабоченным видом.

На какое-то мгновение их глаза встретились.

Агния почувствовала смутное беспокойство.

Она все же спустилась, подошла к двери своего номера и остановилась перед ней как вкопанная.

Она вспомнила, где видела встретившегося ей на лестнице человека.

Она узнала его глаза — холодные, полупрозрачные, как две подтаявшие льдинки. Она видела его в коридоре дворца Ка Чезаре, где он разговаривал с брюнеткой в лиловом. Просто тогда он был в дорогом костюме, а сейчас — в униформе телефонной компании, а униформа делает человека почти неузнаваемым…

Заволновавшись, Агния достала мобильный телефон и набрала номер Борового. Шеф не отвечал.

Агния забеспокоилась еще больше.

Она позвонила Толику.

На этот раз охранник ответил сразу, но, узнав ее голос, недовольно проворчал:

— Ну, что тебе нужно?

— Ты где? — ответила она встречным вопросом.

— А тебе какое дело?

Толик явно нарывался на скандал, но Агнии было не до того.

— Я звоню шефу, а он не отвечает.

— Ну, может, спать лег или…

Охранник по инерции хамил, но похоже, что он и сам забеспокоился. В конце концов, безопасность шефа — это его работа.

— Поднимайся к его номеру! — отчеканила Агния, отключила телефон и бросилась к лифту.

Лифт был занят — наверное, дама с собачками еще не собрала всю свою свору. Агния стремглав взбежала по лестнице, подбежала к номеру шефа. Сзади послышались быстрые приближающиеся шаги — это поспешал Толик.

Агния постучала в дверь, но никто не отзывался.

Она полезла за своим дубликатом ключа, но тут же вспомнила, что отдала его Боровому.

— Ну, что там? — нетерпеливо проворчал Толик.

В это время сзади снова послышались шаги.

— Господа, у вас какие-то проблемы? — прозвучал за спиной у Агнии подозрительный голос.

Она обернулась и увидела коридорного.

— Дело в том, что господин Боровой не отзывается ни на телефонные звонки, ни на стук! — выпалила Агния как могла убедительнее.

— Может быть, он не хочет, чтобы его беспокоили? — в голосе коридорного звучало неодобрение.

— А может быть, с ним что-то случилось?

— В нашем отеле никогда ничего не случается!

— У господина Борового больное сердце! — соврала Агния. — У вас есть универсальный ключ! Откройте дверь!

— Я не знаю… — замялся коридорный. — Могу ли я… Я должен связаться с администратором…

— Пока вы будете связываться с администратором, господин Боровой может умереть, и тогда я гарантирую вам такой иск, что ваша гостиница разорится! — Агния нарочно повысила голос.

И коридорного это подхлестнет, и если там, за дверью, кто-то есть, пускай слышит.

Этот аргумент подействовал. Коридорный достал универсальный ключ, открыл дверь.

То есть он только начал ее открывать, как вдруг дверь распахнулась, ударив коридорного, и из номера стремительно вылетел человек в униформе телефонной компании. Коридорный упал, человек в униформе перескочил через него и бросился к лестнице.

— Держи его! — крикнула Агния Анатолию.

Охранник бросился вслед за убегающим человеком, сама же Агния вбежала в номер Борового.

Антон навзничь лежал на полу недалеко от двери.

Агния застыла на месте, как громом пораженная.

Она словно перенеслась на два года назад, в ту страшную секунду, когда вбежала в кабинет деда и увидела на полу его неподвижное тело и расплывающуюся темно-красную лужу…

Дед лежал тогда в точно такой же позе…

Агния встряхнула головой, чтобы сбросить наваждение, чтобы осознать, что это — не дед, что это — всего лишь ее шеф, ее работодатель, опустилась на колени рядом с Боровым, попыталась найти пульс — но его не было. Тут она заметила, что грудь Борового в крови, и она сама уже перепачкалась в этой крови.

Сзади к ней подошел перепуганный коридорный.

— Что с господином Боровым? — проговорил он растерянно. — Ему плохо? Ему нужен врач?

— Ему уже не нужен никакой врач. Разве что — выписать свидетельство о смерти… Вот теперь самое время вызвать вашего администратора! Он мертв, понимаете?

Агния сама ужаснулась, произнеся вслух эти слова. Но, судя по всему, так оно и было.

Но прежде чем появился администратор, из коридора донеслись торопливые шаги и в номер влетел охранник Анатолий.

— Что… что с ним? — проговорил он, тяжело дыша.

— Видишь? — Агния поднялась, отступила в сторону. — Он мертв… убит…

— Вот черт… — выдохнул Анатолий. — Пакость какая!

Он повернулся к Агнии, скривил рот, явно собираясь сказать ей очередную гадость, наорать, обругать, но вовремя передумал. Агния же спросила его для порядка, хотя уже знала ответ:

— Ты не догнал того человека?

— Нет. — Анатолий опустил глаза. — Он куда-то скрылся, явно хорошо знает планировку отеля…

— Это не наш человек! — возмущенно выпалил коридорный. — Это не наш сотрудник!

— Ты! — Анатолий дал волю своему гневу и пошел вдруг на коридорного, словно собирался его растоптать. — Ты, козел, еще будешь тут мне вкручивать! На нем форма была. Да я от этого гадюшника камня на камне не оставлю!

Они начали переругиваться. Агния с тоской огляделась по сторонам и только теперь увидела, что распахнут стенной шкаф, в котором находился сейф. Дверца самого сейфа была закрыта. Агния шагнула к сейфу, чтобы проверить его содержимое, и увидела на полу какой-то клочок бумаги. Машинально наклонившись, она подняла этот клочок, взглянула на него.

Это оказался обрывок бумаги, на котором сохранились две цифры.

Две первые цифры прежнего кода от сейфа. Того кода, который Боровой сменил по настоянию Агнии.

Тут же она вспомнила, что Боровой только что потерял карточку-ключ от номера и листок, на котором записал код, не надеясь на свою память… В ее голове промелькнула еще какая-то важная мысль, но тут раздался озабоченный голос, и в дверях номера появился администратор отеля.

— Что здесь произошло? — проговорил он таким тоном, как будто само его присутствие должно было немедленно волшебным образом восстановить порядок.

С необъяснимым злорадством Агния видела, как высокомерное выражение сбежало с его лица.

Они вышли из самолета, провожаемые испуганными взглядами стюардессы. Торопиться было некуда, поскольку их жуткий груз вытащат из самолета в самую последнюю очередь.

Сначала дела не столь печальные. Поток пассажиров вливался в зеленый коридор, Агния с Толиком свернули в красный, им было что декларировать.

Документы были у нее, чемоданчик с драгоценным кубком пристегнут к запястью Толика. Таможенник долго вглядывался в документы, Агния спокойно ждала — не в первый раз.

— А где владелец? — Таможенник поднял голову и посмотрел на Агнию с подозрением. — Ах да… Откройте!

Агния невольно дернулась, когда таможенник взял в руки кубок из открытого Толиком чемоданчика. Она была твердо уверена, что в присутствии владельца он бы такого себе не позволил. Но владелец в данный момент в закрытом гробу ждет, когда его вытащат из багажного отделения. Спокойно ждет, торопиться ему некуда, все плохое с ним уже случилось.

Почему — это вопрос особый. В спешке и суматохе последних дней Агния так и не сумела выяснить этот вопрос хотя бы для себя. Полиция сказала, что действовал грабитель. Не случайный, поскольку высмотрел, очевидно, господина Борового на аукционе. Видел, что он приобрел драгоценный кубок, ну и… Нужно было сразу же положить ценную вещь в банк, сказал комиссар полиции.

Агния тогда ответила, что она так бы и сделала, но хозяин сам решал, как ему лучше. Комиссар пожал плечами — он хорошо изучил нравы русских. Агния рассказала все честно. И про неизвестную брюнетку в лиловом, что вертелась возле Борового на аукционе и тут, в гостинице, и про человека с глазами как лед, которого она встретила на лестнице, и про исчезнувший ключ от номера. Комиссар выслушал все очень внимательно и сказал, что налицо классический случай ограбления. И да простит его Бог, но господин Боровой в данном случае вел себя очень неосмотрительно. За что и поплатился. И ограбление не удалось только потому, что синьорина Агния уговорила своего работодателя сменить код сейфа. И потом, почувствовав неладное, поспешила наверх, таким образом не дав грабителю необходимого времени.

Брюнетка, разумеется, исчезла бесследно. На аукционе тоже не смогли ничего определенного сказать про нее. В общем, комиссар отводил глаза и глубокомысленно глядел в потолок.

Анатолий скандалил в отеле. Мешая русские и английские слова, он грозил администрации отеля всеми карами. Агния предполагала, что владелец отеля, в конце концов, сумел договориться с полицией, чтобы им разрешили уехать как можно быстрее. Толик притих, видно думал, что его ждет в Петербурге.

Ладно, сейчас не время об этом думать. Таможенник, наконец, положил кубок на место, Толик запер чемоданчик и пристегнул к своему запястью. Теперь нужно было разбираться с документами на тело. Они были у Толика, именно он в Венеции бегал по скорбным делам, пока Агния давала показания в комиссариате и утрясала вопросы с администрацией отеля.

Господи, сколько бумаг пришлось выправить! Бюрократия в Италии ужасная.

Толик подал в окошечко аккуратно сложенную пачку документов, Агния стояла рядом. Было видно, как безликая женщина перебирает бесчисленные бумаги.

— Так, а где разрешение на вывоз тела от медицинских властей? — спросила она.

— Все должно быть там, — тихо сказала Агния, понимая уже, что разрешения нет. Тетка въедливая и настырная, ничего не пропустит, работа у нее такая.

Женщина покосилась на Агнию и демонстративно перебрала бумаги.

— Нету!

Агнию охватила дикая ярость.

— Ты совсем рехнулся? — процедила она, повернувшись к Толику. — Нашел время гадости делать! Отдай немедленно разрешение, скотина!

— О чем это вы, Агния Львовна? — спросил Толик.

И сделал удивленный вид. Не было в его взгляде обычного злорадства, а было что-то непонятное. Вчера вечером он клялся ей, что все в порядке, Агния же так устала, что не настояла на проверке документов. Все было в синей папке, но чертово разрешение она видела собственными глазами. И там, в аэропорту Венеции, его ведь проверяли.

— Куда ты его дел? — спросила Агния тихо.

— Да я к этой папке и не прикасался!

Наверное врет, подумала Агния, ведь она же заснула в самолете на полчаса. Но зачем ему это все?

— Так я жду, — напомнила о себе безликая женщина.

Агния нервно перерыла свою сумку еще раз, хотя и знала, что никакого разрешения там быть не может. Неужели оставили его там, в Венеции?

Последующие сорок минут она провела у телефона. В результате напряженных переговоров выяснилось, что никакой бумаги они в аэропорту не забывали, но у итальянских властей все в полном ажуре, то есть документ был. Агнию адресовали туда, где документ был выдан. Там долго не могли выяснить, кто же ей нужен, наконец, со свойственной итальянским сотрудникам неторопливостью соединили с нужным человеком. Он вспомнил Агнию и согласился, чтобы помочь синьорине, выслать разрешение по факсу. Но только после обеда. Агния рассыпалась в благодарностях и поняла, что ждать факса придется не менее полутора часов.

Агния перевела дух и поняла, что сейчас прямо тут упадет с ног. Сказалось нечеловеческое напряжение, в котором она пребывала три последних дня.

Она облокотилась о стену и вдохнула глубоко, как учил дед. В три приема — раз, два, три. И еще раз, и еще. Через некоторое время огромное помещение аэропорта перестало кружиться, и прорезался ровный гул голосов.

Когда она вернулась к Толику, он убирал в карман мобильник.

— Ну, теперь по твоей милости мы будем болтаться по аэропорту с чемоданчиком ценой в полтора миллиона долларов, — устало сказала она, — и чего ты этим добился?

— Слушай, я виноват, — сказал он, — наверно, я эту бумагу посеял где-то. Давай сделаем так: ты поедешь в офис, там машина ждет уже. А я тут дождусь факса и разберусь. Они там небось уже извелись, нас с кубком дожидаючись. А этого, — он махнул в сторону, где за окном виднелся их самолет, — никто особенно и не ждет, торопиться-то теперь некуда. Так что езжай. А я уж тут сам.

Агния посмотрела на него. С чего это Толик вдруг стал такой покладистый? Неужели до него дошло, что их стычки не имеют больше никакого смысла? Ведь, судя по всему, работу они вскоре потеряют. Какая уж тут работа, если работодателя нет?!

Агния, может, еще продержится какое-то время, все-таки в делах надо разобраться, а уж Толику-то точно на дверь укажут. Кому нужен охранник, который не уберег охраняемый объект?

Толик проводил ее до выхода и довел до машины. За рулем «Мерседеса» был Василий Степанович, приличный дядька средних лет.

— Здоров будь, Степаныч! — сказал Толик.

Тот буркнул что-то мрачно, он Толика не любил, к Агнии, напротив, относился неплохо. Толик отстегнул чемоданчик и застегнул браслет у нее на запястье.

— Ну, езжайте! Я как только, так сразу…

И посмотрел — серьезно так, и еще что-то было во взгляде. Агния хотела приглядеться, но он уже отвернулся.

— Подожди! — крикнула она вслед, но Толик уже скрылся в здании аэропорта.

— Поехали уж, — ворчливо сказал Василий Степаныч, — не наговорились в самолете-то…

Агния ничего не ответила, знала, что Василий Степаныч человек немногословный, пустой болтовни не любит. Однако сегодня он был настроен на разговор.

— Вот так вот, — сказал он с тяжким вздохом, — был человек — и нету. Еще немного — и позабудут, что он и на свете жил.

— Что там творится? — осторожно спросила Агния.

— Ну что… Этот Лисовский пока что всем командует.

Лисовский был главный юридический советник, а также личный адвокат, и в делах фирмы тоже не последний человек. Господин Боровой ему доверял и ценил за умение выпутаться из любой ситуации с наименьшими потерями, а то и с выигрышем.

— Алина на фирму зачастила, — продолжал Василий Степаныч, — вступает, так сказать, в наследство с его помощью, деловой женщиной представляется.

Тут он хмыкнул, не удержавшись. Агния тоже закусила губы. Алина была женой, теперь уже вдовой Антона Борового. И никак Агнии было не представить Алину деловой женщиной. Этакая гламурная синтетическая блондинка, картинка из дамского глянцевого журнала, все в наличии: круглые голубые глаза, пышные волосы, пухлые розовые губы, бюст, кажется, натуральный, Толик как-то трепался, якобы сам слышал, как она похвалялась.

Все, в общем, есть, только мозгов ни капли. В антиквариате разбирается, как свинья в апельсинах, как собирается дела вести…

— И что Лисовский? — спросила она.

— Да ничего. Очень он своей фамилии соответствует, уж так перед Алиной хвостом метет… А на фирме порядка нету. Так уж всегда бывает: кот из дому — мыши в пляс. И вроде времени-то прошло всего ничего, а бардак уже крепчает. Вот, сегодня чужую машину дали. На хозяйской-то вдова теперь разъезжает. Для солидности, что ли… Тьфу!

Тут Василий Степанович спохватился, что зря болтает лишнее. Теперь предстоят трудные времена. Его-то, может, и не уволят, поскольку человек маленький, при машине состоит, работа нужная, но если Агния шепнет кое-кому, то вполне могут и выгнать. Нынче доверять никому нельзя. И он замолчал.

Агния была рада этому, откинулась на мягком сиденье и прикрыла глаза. Да, с Лисовским нужно быть настороже, этот своего не упустит. А что, обольстит новоиспеченную вдову, влезет к ней в доверие, будет от ее имени состоянием управлять, а денежки-то немалые… Ее-то Алина точно попросит со временем, она и раньше на Агнию косилась весьма неодобрительно, не нравилось ей, что возле ее мужа молодая да красивая сотрудница постоянно находится. И хотела бы от нее избавиться, да господин Боровой крут был, с ним не поспоришь. Дело для него прежде всего было, а уж работать-то Агния умеет. Разбирается в своем деле, спасибо деду, многому он ее научил.

Снова, как только вспомнила она про деда, привычно заныло сердце. Уж два года прошло с того ужасного дня, да что там — почти три. Как время-то летит, господи…

А эти воспоминания ужасные свежи, как будто вчера все случилось. Как будто вчера вызвала ее с работы соседка — приезжай, дескать, что-то у вас случилось, одна дверь открыта. У деда было две двери, одна стальная, с дорогущими немецкими замками, вторая — деревянная, но такой толщины, что и гранатометом ее не возьмешь. Это дед так шутил. Не понадобился гранатомет, вскрыли дверь.

Агния прижала руку к груди, потому что внезапно стало нечем дышать. Так всегда у нее с тех пор, как на негнущихся ногах вошла она в квартиру и увидела деда лежащим на ковре, который почему-то был не зеленый, а красно-коричневый.

От крови, как поняла она потом.

Деда ударили по голове бронзовым основанием лампы. Лампа была очень тяжелой. Основание представляло собой бронзовую раковину и трех бронзовых же граций, которые держали в поднятых руках круглый сосуд, а из него уже выходил штырь, на который крепилась лампа. Абажур валялся рядом. Агнии лампа никогда не нравилась, ей казалось, что у граций очень неприятное, заносчивое выражение на лицах, с детства сложилось такое впечатление.

И вдруг перед ее глазами встала вторая картина, недавняя.

Боровой, лежащий на окровавленном ковре в такой же позе, как дед…

Агния поняла, что второй раз ее судьба делает крутой поворот, что со смертью Борового ее жизнь резко изменится…

Горло как будто сжали невидимой рукой. Агния почувствовала, что задыхается, замотала головой, чтобы отогнать воспоминания. И снова задышала — раз, два, три. Помогло.

Она расслабилась и снова прикрыла глаза. Нужно собраться, судя по всему, в офисе ей предстоит весьма неприятный разговор. И она даже не представляла себе, до чего же он будет неприятный. Она хотела немного отдохнуть, пока они не доехали до места и не начались хлопоты, не началась бесконечная мучительная нервотрепка, неизбежно связанная со смертью шефа.

Но отдохнуть в этот день ей было не суждено.

Машина резко качнулась вправо, водитель вполголоса выругался.

Агния открыла глаза, сонно проговорила:

— Что случилось?

— Да ничего не случилось! — отозвался Василий Степанович. — Просто козел какой-то впереди едет! Еле тащится, а обогнать не дает! Бывают же такие придурки!

Действительно, впереди их машины ехала грузовая фура. Как только Василий Степанович пытался ее обогнать — водитель фуры отклонялся влево, перекрывая дорожную полосу.

— Чтоб тебя… — После очередной безуспешной попытки обгона Василий вернулся на свою полосу, пристроившись за фурой. — Чтоб тебя… тащись теперь, да еще и выхлоп его нюхай…

Водитель фуры еще больше сбросил скорость, как будто нарочно испытывал нервы Василия Степановича. Тот не выдержал и снова пошел на обгон. На этот раз фура не стала ему мешать, ехала по своей полосе, и «Мерседес» почти обогнал ее, как вдруг слева на огромной скорости вылетела зеленая машина.

— Он что — с ума сошел? — вскрикнул Василий Степанович, судорожно вцепившись в руль и пытаясь проскочить между фурой и зеленым автомобилем.

И в это время фура вильнула боком, раздался звук удара, скрежет рвущегося металла, звон бьющегося стекла…

И наступила тишина.

Оглушительная, огромная, всепоглощающая тишина. Как будто весь мир переложили серой ватой, как перекладывают старинные елочные игрушки.

Агния встряхнула головой, пытаясь понять, что произошло и где она находится.

От этого движения тишина разорвалась, рассыпалась на тысячу кусков, на тысячу звуков. Она слышала какой-то шорох и треск, какой-то ритмичный стук и еще чей-то негромкий, полный страдания стон.

Вслед за слухом к Агнии постепенно возвращались и остальные чувства. Еще раз встряхнув головой, она осознала, что полулежит на заднем сиденье машины. Сама машина стоит поперек шоссе, свесившись носом в кювет. На переднем сиденье, навалившись грудью на руль, лежал Василий Степанович. Его светлые, чуть тронутые сединой волосы потемнели — и Агния не сразу поняла, что потемнели они от крови. Водитель застонал — и Агния поняла, что давно уже слышит его стон.

Она вспомнила все, что предшествовало аварии — фуру, виляющую на дороге, безуспешные попытки обгона, вылетевшую слева, как чертик из табакерки, темно-зеленую машину…

Агния попыталась выбраться из салона — но поняла, что ее придавило спинкой переднего сиденья, и выбраться без посторонней помощи она не сможет. Кроме того, она осознала, что давно чувствует боль в левом запястье. Попытавшись поднять левую руку, она поняла, что эту боль причиняет ей браслет прикованного к руке чемоданчика.

И тут, как будто мало ей было смерти шефа, аварии, раненого водителя на переднем сиденье — на нее обрушилось чувство ответственности за этот чемоданчик, точнее, за его безумно дорогое содержимое… Она одна на шоссе, а в этом чемоданчике — полтора миллиона…

В это время она услышала сзади звук подъехавшей машины, приближающиеся торопливые шаги, и озабоченный мужской голос проговорил:

— Как вы — живы?

Агния повернула голову, насколько позволяло ее положение, и увидела рядом с машиной высокого человека в светлой куртке с поднятым воротником и в темных очках. В зеркальных стеклах очков она разглядела помятый «Мерседес» и саму себя — бледную, перепуганную, с растрепанными волосами.

— Я — ничего, — проговорила она, с трудом шевеля пересохшими губами, — вот водитель… он плох. — Она показала глазами на Василия Степановича. — Он очень пострадал… Ему нужна срочная помощь…

— Странно… — Мужчина поправил волосы красивым небрежным жестом, наклонился, заглянул в салон. — Странно, почему не сработала подушка безопасности? Ладно, ему я не смогу помочь, а вот вам нужно выбраться из машины…

Он взялся за ручку снаружи. Агния хотела сказать, что дверца заблокирована, но не успела — он уже непонятным образом открыл эту дверцу, наклонился к ней. Агния почувствовала холодноватый запах его одеколона.

— Осторожно, вас прижало сиденьем… — проговорил незнакомец и потянулся к ней. Вдруг в его руке появился маленький блестящий цилиндрик.

— Что это? — спросила Агния.

Или только хотела спросить, но не успела, потому что из цилиндрика вырвалась струя резко пахнущей жидкости, в глазах у нее потемнело, и Агния провалилась в беспамятство.

Снова сознание вернулось к ней от громких озабоченных голосов, от чьих-то прикосновений.

Чужие руки вытащили ее из машины, хотели положить на носилки.

— Не надо, — проговорила Агния, пытаясь подняться. — Я в порядке… Вот водитель, Василий Степанович… он действительно плох!

— Водителя уже увезли, — сказал человек в голубой медицинской униформе, приподняв ее веко и вглядываясь в глаз. — А вы лежите, лежите… вы можете ничего не чувствовать от шока, а потом станет хуже, так что нужно соблюдать покой…

Он взял ее за запястье, чтобы прослушать пульс, и наткнулся на браслет чемоданчика. Тут же окликнул кого-то:

— Да снимите же кто-нибудь этот чертов браслет!

От этих слов Агния окончательно очухалась, соскочила с носилок и проговорила:

— Нет, нельзя снимать! Я отвечаю за этот чемоданчик! И вообще, я в полном порядке!

Она скосила глаза на кейс и с облегчением увидела, что он цел и закрыт.

Правда, оставалось еще какое-то подозрение, но не открывать же чемоданчик сейчас, при всех этих людях…

На всякий случай она чуть заметно встряхнула его и успокоилась — внутри тяжело перекатился кубок.

— Ну, если вы так — смотрите! — проговорил медик с сомнением. — Но если потом почувствуете себя хуже, обратитесь к врачу… Это может проявиться не сразу…

— Да-да, непременно! — пробормотала Агния и огляделась.

Вокруг суетились полицейские и санитары, какие-то люди возились с разбитым «Мерседесом».

— А где тот человек, который меня нашел? — спросила она медика.

— Какой человек? — переспросил тот в недоумении.

— Ну, тот… в черных очках и светлой куртке…

— Вас нашли сотрудники дорожно-патрульной службы. Больше никого здесь не было.

— Как же не было… — Агния вспомнила склонившегося над ней человека, свое отражение в черных стеклах очков, небрежно-красивый жест, каким он поправлял волосы, серебристый цилиндрик в его руке, резкий неприятный запах.

— Здесь был какой-то человек… — проговорила она.

Лицо медика стало озабоченным.

— Я боюсь, нет ли здесь сотрясения мозга… — произнес он, вроде бы ни к кому не обращаясь, потом добавил, на этот раз явно обратившись к Агнии: — Нет, девушка, все-таки нужно вас госпитализировать. Хотя бы временно, обследуем, снимочек сделаем…

— Ах, да оставьте вы! — отмахнулась Агния. — Со мной все в порядке, голова не болит, не кружится. Я же себе не враг все-таки… Мне на работу нужно… Вот только…

Только сейчас до нее дошло, что добраться до офиса будет затруднительно. Машина, ясное дело, не на ходу, да полиция в любом случае не позволила бы ее трогать. Вызвать такси? Так когда еще оно приедет?! А до тех пор торчать тут, на большой дороге, одной с полутора миллионами на руке… Господи, ну за что ей все это!

Она застонала едва ли не вслух. Доктор, собравшийся уходить, повернулся и поглядел ей в глаза.

— Вот что, — сказал он по-свойски, — если хочешь, мы можем тебя в город доставить. Раз уж ты так торопишься. Потому что транспорта тут особо нет. Если только гаишники подвезут, так они когда еще освободятся…

Агния оглянулась. И правда, место аварии огородили, и теперь машины проезжали мимо, не останавливаясь. Можно, конечно, попросить гаишника кого-нибудь тормознуть, но еще неизвестно, на кого нарвешься. А вот странно, что так быстро движение на дороге восстановилось. И куда делась фура? Ведь Агния точно помнит, что фура перегородила дорогу… И еще машина была зеленая, выскочила ниоткуда. И куда они все делись? На дороге стоял один разбитый «Мерседес». Нет, про это лучше не спрашивать, не то опять скажут, что голова у нее не в порядке.

— Соглашайся, — усмехнулся медик, видя, что она испуганно смотрит по сторонам, — доставим в лучшем виде. Быстрее все равно не получится.

Он сам подхватил ее сумку, она же бережно прижала к груди чемоданчик, потому что запястье жгло как огнем, у нее прямо слезы выступили на глазах.

— Ой, какая у нас дивчина! — заорал толстый санитар, впихиваясь в машину.

— Толик, иди-ка ты вперед, я сам с ней поеду, — сказал врач.

Агния вздрогнула, услышав имя Толик. Как-то стало ей нехорошо, что-то такое было связано с Толиком. Но мысли в голове крутились медленно, как черепахи на песке. Неужели у нее и правда сотрясение мозга? Этого еще не хватало!

Она очнулась, когда машина тронулась с места.

— Успокоительный укол сделать? — спросил доктор, внимательно глядя на нее. — Или капелек?

— Не надо. — Агния выпрямилась и поглядела на медика по возможности твердо. — Сама справлюсь.

Не нужно ей ничего пить, и уж тем более никаких уколов не нужно. Ей нужно сейчас сохранить ясную, трезвую голову. Приехать в офис, избавиться от проклятого чемоданчика, а потом уж она подумает, что все это значит. Может, просто пошла у нее черная полоса?

Анька, близкая подруга, например, всегда утверждает, что жизнь идет полосками, как шкура у зебры — белая, черная, потом снова белая. Но что-то черная полоска у Агнии слишком уж широкая, прямо дорога какая-то получается. Ну да ладно, все же она осталась цела после аварии, а бедный Василий Степанович в больнице. Узнать, как он там… А пока нужно собраться с силами.

Она подняла голову и встретила внимательный взгляд доктора. Нормальный взгляд такой, участливый просто. Глаза усталые, небось, сутки дежурит, морщинка на переносице. Черты лица неправильные, но все вместе производит приятное впечатление.

— Ты как? — спросил он негромко и взял ее за руку.

И Агнии захотелось вдруг прислониться к его плечу и затихнуть. Чтобы отпустило хоть ненадолго нечеловеческое напряжение последних дней. Немножко передохнуть от этой гонки. Чтобы рядом был надежный человек…

«Не расслабляться, — тут же возникла в голове трезвая мысль, — ничего еще не закончено. У тебя на руке висят полтора миллиона».

Она дернула руку, отчего запястье вспыхнуло болью. Доктор внимательно рассматривал рану.

— Сними это, — сказал он, — нужно рану обработать.

— Не могу, — соврала Агния, — ключа нет. И открыть чемоданчик не могу, — добавила она на всякий случай, — кода не знаю.

— Ну-ну, — усмехнулся он, затем вложил ей в руку пакетик, — потом, когда снимешь, обработай мазью и повязку налепи. А то еще зараза какая-нибудь привяжется.

— Спасибо…

Он отпустил, наконец, ее руку, но все качал головой.

Тут у водителя заговорила рация. Узнав, что машина свободна, диспетчер передала новый вызов.

— Повезло девушке, — сказал водитель, не оборачиваясь, — как раз мимо проедем.

Агния подумала было, что кончается ее черная полоса, но решила пока на это не рассчитывать, чтобы не спугнуть удачу.

Офис фирмы господина Борового, ныне покойного, располагался над главным его антикварным магазином. Агния не пошла через помещение салона, чтобы не пугать посетителей. Вид у нее, надо думать, не блестящий после всей этой нервотрепки.

Острым глазом, однако, она отметила, что охранник, стоящий обычно у входа, нынче вовсе не смотрит ни на улицу, ни на входящих в магазин посетителей, а читает газету. И ворот рубашки у него расстегнут, и сама рубашка несвежая, не иначе, как второй день носит. Раньше такого у них не бывало.

Правильно говорил Василий Степанович, подраспустились все за такое короткое время, кот из дому — мыши в пляс. Ох, не забыть в больницу позвонить, как он там…

Обойдя здание, она свернула во двор, ворота как раз были открыты, пропуская фургон с мебелью. Что-то привезли со склада, надо будет проверить, что там.

Хотя магазин был не в ее ведомстве, Агния наблюдала за ассортиментом, чтобы успеть напомнить шефу, если его понадобится пополнить.

Дверь служебного входа тоже была не заперта, а это уж явный непорядок. Услышав ее шаги, навстречу выскочил охранник, вытирая рот рукавом.

— Это что такое? — Она указала на дверь и нахмурила брови.

— Так они же все время ходят и ходят! — заговорил он. — То накладную забыли, то филенку потеряли, то еще что-то… Ну сил же нет все время к двери бегать!

Резкая отповедь застыла на губах Агнии. Она услышала в голосе толстого охранника непривычные наглые нотки. Раньше-то все они перед ней лебезили. Вообще у шефа дисциплина была на высоте, пикнуть не смели, знали, что, если что не так — мигом на улицу выставит. А теперь вот осмелели. Но, в конце концов, какое ей дело? У этого кабана свое начальство есть, пускай разбирается. А ей нужно избавиться от чемоданчика и ехать домой, отдохнуть хоть немного.

Агния поднялась по лестнице, прошла по полутемному коридору. Мелькнула мысль зайти в туалет, чтобы хотя бы причесаться, но чертов чемоданчик в буквальном смысле слова жег руку, так что она решила идти как есть.

Встретилась ей только уборщица, которая лениво размазывала грязь по полу. Тоже еще новшество — раньше убирали только после окончания рабочего дня, а теперь вот делают, как им удобно. Из дверей бухгалтерии выглянула озабоченная сотрудница, Агния не вспомнила, как ее зовут. Наткнувшись на Агнию взглядом, девица тихонько ахнула и скрылась в бухгалтерии.

Агния свернула в коридор, где была приемная, в которую выходили двери кабинета Борового и Лисовского, ее небольшой кабинетик был рядом с приемной — почти незаметная дверь без таблички.

В приемной сидела секретарша Нелли Леонидовна — представительная дама постбальзаковского возраста.

Если Агнию жене Борового никак не удавалось выжить, то уж молодую секретаршу она бы ни за что не потерпела. Все в офисе знали, что Алина была у шефа третьей женой, что когда-то она и сама работала секретаршей, то есть знала всю кухню.

Нелли Леонидовна отличалась нравом строгим, характер имела, как она сама выражалась, истинно петербургский, то есть холодный и ровный. Вывести ее из себя было практически невозможно, когда сердилась, она не кричала, только лицо становилось каменным, как у какой-нибудь кариатиды.

Сегодня, однако, лицо ее выражало самые обычные человеческие эмоции, а именно: обиду и злость. В приемной пахло духами, из чего Агния сделала вывод, что вдова господина Борового находится где-то неподалеку. Это ее духи — японские, «Исси Мияки», запах очень сильный, и как это муж терпел…

— Добрый день, Агния, — сухо сказала Нелли Леонидовна, загнав, надо полагать, свои эмоции глубоко внутрь. — Как долетели?

— Плохо, — буркнула Агния, иногда манеры секретаря ее раздражали. Ведь знает уже небось, что у них в аэропорту произошла накладка, но делает вид, что все как надо. Хотя, видно, ей тоже достается, одна вонь эта чего стоит.

Секретарь нажала кнопку переговорного устройства.

— Агния Иволгина здесь, — сухим голосом сказала она.

Это тоже было новое: Нелли Леонидовна никак не обратилась к тому, кто был в кабинете, раньше она никогда так не делала. Все же Боровой взял ее в свое время на работу за представительность и умение держать верный тон в любой ситуации, это она умела.

— Пусть войдет! — послышался из переговорника голос Лисовского.

Ишь ты, уже в кабинете шефа устроился. Агния свободной рукой пригладила волосы и вошла в кабинет.

Там также удушающе воняло духами, и сама хозяйка духов находилась тут же. Новоиспеченная вдова была одета в дорогущий черный костюм с весьма откровенным вырезом.

Справедливости ради следует отметить, что он очень ей шел. Все остальное тоже было на уровне — гладкая прическа, одно-единственное кольцо с бриллиантом — зато каким! Вот макияж был вызывающий, как всегда, ну в конце концов, Агнии-то какое дело…

Игорь Лисовский расположился за письменным столом Борового. Вдова сидела на диване почти напротив. Поза ее была весьма продумана — так лучше всего смотрелись ноги. Агния наклонила голову, чтобы скрыть насмешку в глазах.

— Как вы долго, — сказал Лисовский, не утруждая себя приветствием, что тоже было новостью в их отношениях.

Раньше он всегда держался с ней исключительно вежливо. Никаких намеков на панибратство или на легкий флирт — за этим Агния следила строго.

— Машина попала в аварию, — сказала Агния, решив также не устраивать реверансов, — водитель в больнице в тяжелом состоянии.

— Как так? — вскинулся Лисовский. — Я послал за вами очень опытного водителя.

Агнию неприятно резануло это «я послал». Неужели Лисовский чувствует себя уже полным хозяином? Она скосила глаза на Алину. Та смотрела перед собой нарочито равнодушным взглядом, показывая, что разговор ее не интересует, как впрочем, и сама Агния.

«Похоже, что придется подыскивать новую работу», — с грустью подумала Агния.

Она не сказала, что, по ее мнению, с аварией дело нечисто.

— И где Анатолий? — продолжал Лисовский.

— Он остался в аэропорту, там непорядок с документами, не разрешают везти тело…

Агния повернулась к Алине, сделав соответствующе скорбное выражение лица, и сказала:

— Алина Михайловна, примите мои соболезнования.

Та подняла на нее глаза. И в этом взгляде Агния прочла застарелую ненависть и презрение. Дескать, нужны мне твои соболезнования, как собаке пятая нога. Теперь я здесь хозяйка, а ты недолго будешь тут работать, уж я за этим прослежу.

Агния мысленно пожала плечами и протянула Лисовскому ключ. Самой ей было трудно отстегнуть чемоданчик. Лисовский наклонился и заметил глубокую ссадину у нее на запястье. И сделал вид, что только сейчас понял про аварию.

Вот уж это чистое вранье — Агния знала, что соображает он быстро, за то покойный Боровой его и держал.

— Все так серьезно? — спросил он.

— Я же сказала, что водитель в больнице, — огрызнулась она, — вы что — не слушаете меня? Да открывайте же скорее!

Она готова была поклясться, что он нарочно дернул браслет, чтобы задеть ее рану. Запястье пронзила мгновенная боль, так что Агния едва удержалась от стона. Она закусила губу и решила завтра же заняться поисками новой работы. И пальцем не пошевелит, чтобы перед увольнением разобраться с делами, нарочно все запутает! Вот пускай они тут сами разбираются. Хотя и так ясно, что все, созданное Боровым, очень скоро пойдет прахом. Да ей-то, конечно, все равно, хотя жалко, и ее трудов столько вложено.

На чемоданчик капнула кровь — эта скотина Лисовский ободрал ссадину до крови. Агния с удовлетворением увидела, что он не заметил и провел по капле рукавом своего дорогущего пиджака. Ничего, потратится на чистку, не обеднеет.

Она набрала код на замке и откинула крышку. Кубок был на месте.

— Ну вот, — сказал Лисовский и осторожно взял его в руки. — Алина Михайловна, смотрите!

Он повернулся к подскочившей Алине, но что это…

На месте камня глубокого синего цвета, камня, похожего на синий глаз, смотрящий из глубины веков, зияла пустота.

Агния почувствовала, что сердце ее дернулось, но упало не вниз, а устремилось вверх и застряло где-то у горла. Она потрясла головой, стремясь избавиться от страшного видения, потому что… что это еще могло быть, как не видение, вульгарный глюк — от усталости, от недосыпа, от самолета… Она даже на мгновение зажмурилась, потом открыла глаза и поняла, что это не глюк и не наваждение. Кубок был на месте, но камень исчез. Он был вынут из кубка, причем довольно аккуратно, на взгляд Агнии — вполне профессионально.

Осознав это, она неожиданно почувствовала, что кубок закружился, потом стал расти, приближаясь, и дальше ее накрыла вязкая тягучая темнота. То есть Агния упала в обморок. Как кисейная барышня, говаривал, бывало, дед.

Пришла в себя, надо сказать, она довольно быстро, даже со стула не свалилась. Очнулась от пощечины, отвешенной сильной рукой Лисовского. Она хотела сказать, что это лишнее, но почувствовала, что язык ей не повинуется. Губы тоже онемели.

Вдруг пронзило ее ощущение дежавю. Точно так же с трудом выплывало ее сознание сегодня в машине. Слышались голоса и шум. Только сейчас вместо симпатичного доктора в голубой униформе она увидела перед собой перекошенное от злости лицо вдовы Борового. Вдова держала ее за плечи и трясла изо всех сил.

— Оставь, как бы она не окочурилась тут! — Лисовский настойчиво оттирал Алину в сторону.

— Да она придуривается! — злобно прошипела вдова. — Думает, мы поверим!

С этими словами она больно ущипнула Агнию за шею.

Как ни странно, это помогло. Язык обрел чувствительность, и Агния смогла даже поднять руки и оттолкнуть вдову. Несильно, но все же та отступила.

— Что это значит? — Лисовский потрясал перед ней кубком.

«Авария, — соображала Агния, — тот человек, что подошел к машине. Он брызнул в меня чем-то из баллончика, затем открыл чемоданчик и вытащил камень. Как раз хватило ему времени, поскольку на дороге никого не было. А потом он уехал, и кто-то из проезжавших вызвал ГИБДД и «Скорую помощь». Иначе и быть не могло, в аэропорту камень был на месте, я сама видела…»

— Я могу объяснить это только аварией. Я находилась без сознания, кто-то мог… — начала она.

— Врешь! — заорала Алина и набросилась бы на Агнию, если бы Лисовский не придержал ее. — Все врешь, сука! Все время крутилась вокруг Антона, а теперь решила меня обокрасть!

— С этим кубком все непросто, — продолжала Агния, обращаясь теперь только к Лисовскому, — это из-за него убили Борового. Они крутились возле него еще на аукционе.

— Почему же не взяли кубок теперь, если вы, как утверждаете, были без сознания? — прищурился Лисовский. — И почему так получилось, что вы поехали с такой ценной вещью одна? Где охранник?

— Но я же вам говорила: он остался в аэропорту ждать документов, иначе не разрешали увезти тело! И он вам звонил, вы сами сказали, чтобы я ехала одна с водителем, это лучше, чем болтаться в аэропорту полтора часа!

— Мне никто не звонил, — отчеканил Лисовский, — и это очень странно. Более чем странно.

Агния почувствовала, как наползает на нее что-то темное и страшное. Ей хотелось вскочить, затопать ногами, заорать, забиться в истерике, бросить на пол вон ту вазу, что стояла на подоконнике. И топтать ногами осколки.

Она сжала руки в кулаки, так что ногти врезались в ладони. И стиснула зубы. Не помогло.

Но то, что ей так хотелось сделать, получилось у Алины. Она вскочила с дивана, куда с трудом усадил ее Лисовский, затопала ногами и завизжала что-то вовсе уж несуразное, самыми приличными словами были «воровка» и «стерва».

И пока Лисовский пытался успокоить безутешную вдову, Агния глубоко вдохнула и выдохнула — раз, два, три. И еще раз, как учил дед — раз, два, три.

Помогло после пятого раза. Теперь она полностью успокоилась.

— Продолжим, — сказала она негромко, по-прежнему обращаясь только к Лисовскому.

Это дед в свое время ее учил — никогда не реагируй на провокации. Пускай сколько угодно человек орет, ты будь спокойна и холодно-вежлива. Тогда гораздо большего добьешься.

— Итак, — сказала она, полностью игнорируя Алину, — вы утверждаете, что я подстроила аварию для того, чтобы украсть камень. Учтите, что авария была, можете справиться в ГИБДД, а также водитель подтвердит, когда придет в себя. Но для чего мне такие сложности? Отчего тогда я не украла кубок целиком? Или еще проще — прихватила бы его там, в Венеции, и исчезла в Европе навсегда. Я вас уверяю, у меня хватило бы связей найти покупателя, который не стал бы интересоваться происхождением такой дорогой вещи. Вы можете это объяснить?

— Это вы должны мне объяснить, — ответил Лисовский.

— Я рассказала вам правду, все так и было, — повторила Агния.

— Да что ты с ней церемонишься? — Алина снова сунулась ближе. — Она тебе мозги запудрит только так! Отдай камень, сука! — заорала она. — Говори, куда его дела!

Она схватила сумку Агнии и вывалила из нее все на пол. И принялась рыться в вещах, как собака в куче прошлогодних листьев.

Агния подавила порыв пнуть вдову ногой в зад и осталась сидеть на месте.

— Хорошо, — процедила она, — вижу, что вы не хотите прислушаться к голосу рассудка. Тогда вызывайте полицию. Вот прямо сейчас, по горячим следам. Раз вы считаете, что камень украла я, — вызывайте!

С этими словами она встала, чтобы быть вровень с Лисовским. Он был роста невысокого для мужчины, так что на каблуках она была даже чуть выше.

— Думаю, вы и сами знаете, — заговорила Агния вкрадчиво, — что будет, если обратиться в полицию. Прежде всего они устроят всестороннюю проверку всех дел фирмы. Мы-то с вами знаем все подводные камни и сложности в деле торговли антиквариатом. У меня, я так понимаю, уже нет никаких обязательств, так что я спокойно смогу ввести их в курс дела. Мне скрывать нечего, я буду достаточно откровенна. А потом вы уж будете разбираться с последствиями.

Агния не шутила — она прекрасно знала, что некоторые сделки Боровой проводил как бы в обход закона и от налогов укрывался. В общем, полиции будет чем заняться, и они устроят владелице фирмы большую головную боль. Можно и вообще дела лишиться. Или на взятках разоришься.

Вдова этого не понимала — она, как уже говорилось, в бизнесе разбиралась, как свинья в апельсинах. Но Лисовский тут же уразумел подтекст и помрачнел.

— Оставь это! — Он рывком поднял Алину с места и бросил на диван.

— Теперь с тобой, — прошипел он, глядя на Агнию. — Пошла вон! Сию минуту, чтобы я тебя больше не видел здесь. Поняла?

— Поняла уж. — Агния взглядом показала ему, чтобы придержал Алину, которая срывалась с места, собрала, не глядя, все мелочи в сумку и вышла, не обернувшись и не простившись.

В приемной теперь стоял запах валерьянки, которую пила Нелли Леонидовна.

— Дать? — спросила она, кивнув на пузырек.

— Спасибо, обойдусь! — И Агния прикрыла дверь, за которой разгорался скандал. Алина визжала, Лисовский что-то отвечал ей отрывисто.

Агния прошла через приемную и открыла дверь в свой кабинетик. Заперев дверь изнутри, она плюхнулась за стол и уронила голову на руки. Вот так подлянку подкинула ей судьба!

Но как же так вышло?

Все было рассчитано очень тщательно, поняла она. Если оставить пока в стороне вопрос, для чего кому-то понадобился камень, а не весь кубок, то операция проведена очень грамотно. Неизвестный подстроил аварию, затем сделал так, чтобы Агния потеряла сознание на время, достаточное ему для того, чтобы открыть чемоданчик и вынуть камень из кубка. Если бы он украл кубок, то Агния, очнувшись, по весу поняла бы, что чемоданчик пуст. Подняла бы тревогу, благо полиция уже приехала. Кто знает, может быть, она запомнила бы человека в лицо или увидела бы его машину…

Допустим, полиция бы по горячим следам проверила все проезжающие машины и что-то нашла. Маловероятно, но риск есть, хотя и небольшой. А так все чисто. Пропажу камня обнаружили только в офисе, то есть похитителя уже не найти. Его никто не видел, кроме Агнии, а ей веры нет — то ли привиделось со страху, то ли в бреду показалось, а скорее всего она вообще все врет.

Да, во всем этом чувствуется тонкий расчет. Фуру наняли и точно знали, когда и каким маршрутом поедет машина с Агнией. А кто мог про это знать? Она сама, водитель Василий Степанович и Толик. Она не в счет, водитель тоже отпадает — сам же чуть жизни не лишился в аварии этой. А просто так сказать лишнее тоже никому не мог — сдержанный человек, спокойный, неболтливый.

Стало быть, остается Толик. Вот как.

Агния встрепенулась, потому что в дверь кабинета кто-то постучал. Не дождался ответа и ушел. Она нашла в углу коробку от принтера и стала выгребать в нее содержимое ящиков. Деловые бумаги она, конечно, не возьмет, а вот личные вещи, некоторые мелочи, что накопились за два года работы, надо забрать. Чтобы никто потом тут не рылся и не выносил ничего на помойку.

Первой попалась под руку фотография деда. В красивой рамочке, она не стояла на столе, а лежала в верхнем ящике, так что Агния иногда смотрела на нее, когда сильно уставала или было муторно на душе. Или когда не знала, как поступить. Не то чтобы она советовалась с дедом, просто, глядя на фотографию, успокаивалась, и решение приходило само.

Сейчас она бросила на фотографию лишь мимолетный взгляд. Сейчас не время для раздумий, и так все ясно.

Стало быть, Анатолий. Не просто так он потерял или спрятал куда-то нужный документ, не из вредности, не из желания нагадить Агнии по мелочи. Нет, тут был у него расчет посерьезнее. Задержаться в аэропорту, чтобы она поехала с кубком одна. А с него таким образом снимается подозрение.

И еще: Лисовский ничего не знал про задержку в аэропорту, Толик ему не звонил, тут Лисовский сказал правду — зачем ему врать? Но кому же тогда звонил Толик? Ведь Агния видела, как он говорил по мобильнику. Она-то думала, что он позвонил Лисовскому, чтобы выслужиться перед новым начальством. Еще усмехнулась тогда про себя — все равно, мол, уволят Толика, кому нужен охранник, который хозяина не уберег?

Выходит, эта скотина Толик сговорился с похитителем. И все делал, как ему велят, потому что сам придумать такой план он уж никак не смог бы, мозгами, что называется, не дорос.

Таким образом, получается, что все упирается в Анатолия. Виноват он или не виноват в смерти шефа — вопрос сложный, скорее всего, договорились с ним уже после убийства Борового. Он своим умишком как рассчитал? Все равно выгонят, а так денег можно срубить, ничего особенного не делая. Свалить все на Агнию — это он с радостью и бесплатно сделает, не сложились у них с самого начала отношения. Агния и сразу-то не больно его привечала — наглый мужик и ленивый, а уж как вздумал к ней приставать, да еще так хамски, тут и вовсе Толик вразнос пошел.

Но чтобы на такое согласиться… Хотя в гадость про эту скотину Агния точно поверит.

Но как заставить его выложить то, что он знает?

Разумеется, по доброй воле он ни слова ей не скажет, а никаких рычагов воздействия на него у Агнии нет… Черт, ну что же это такое, ничего в голову не идет! Да и немудрено, после стольких-то неприятностей…

Вещей набралось неожиданно много, почти полная коробка. Просто удивительно, до чего быстро обрастает человек барахлом. Сложив остальные мелочи в сумку, Агния спустилась в гараж, оставив ключи от кабинета в двери. Ей они больше не понадобятся. Перед выходом она причесалась и подкрасила губы, заклеила рану на запястье пластырем и решила, что вид у нее не то чтобы приличный, но в глаза не бросается.

В гараже фирмы она перед отъездом оставила свою собственную машину. Она часто так делала, Боровой разрешал.

В гараже, на ее счастье, дежурил механик Дима, с которым у нее всегда были хорошие отношения. Нормальный парень, приветливый, спокойный, всегда с улыбкой встречает, и никаких нареканий у него от начальства не бывает — порядок в общем.

— Ты за своей ласточкой? — спросил Дима, увидев Агнию. — Забирай, она в полном порядке, я провел профилактику и бак заправил, — с этими словами он показал на маленький темно-красный «Пежо» Агнии.

— Спасибо, Димочка, ты просто ангел! — Агния поцеловала его в щеку. — Слушай, а Толик еще не вернулся?

— Давно вернулся, часа полтора уже…

— Полтора? — удивленно переспросила Агния. — Ты ничего не путаешь?

— Зачем мне путать? У меня время отмечено! — Дима показал на пришпиленный к стене листок.

Агния подумала, что это — еще одна из многочисленных нестыковок. Если Анатолий вернулся полтора часа назад, значит, он выехал из аэропорта сразу же вслед за ней. Но ведь он должен был дождаться, пока из Италии пришлют факс потерянного документа, если только… Если только никакой документ он на самом деле не терял, а сделал вид, чтобы Агния уехала без него. Ну, разумеется, так оно и было, это еще одно доказательство.

— Да, вот и он! — проговорил Дима, показав на экран, куда выводилось изображение с камеры перед входом в гараж. — Сюда идет!

— Ой, Димочка, не говори ему, что я тут! — взмолилась Агния.

— Что за кошка между вами пробежала? — удивленно спросил Дима.

— Не говори — и все! — И Агния юркнула в свою машину, поставив коробку на сиденье рядом.

Анатолий вошел в гараж, огляделся. Агния согнулась на сиденье, чтобы он не заметил ее. Анатолий переговорил с Димой, сел за руль темно-синей «BMW» и выехал из гаража. Молодец Димка, не подвел, ничего ему не сказал про Агнию. Хороший парень, что и говорить…

Едва машина Анатолия скрылась в воротах, Агния поехала за ним. Она еще толком не знала, что собирается делать, но решила проследить за подозрительным охранником. И лучше это сделать прямо сейчас, по горячим следам.

Темно-синяя машина свернула направо, выехала на проспект и помчалась в сторону Петроградской стороны. Движение в городе очень интенсивное, и следить за машиной Анатолия было просто.

Единственное, что беспокоило Агнию, это приметный цвет ее «Пежо», поэтому она старалась, чтобы между ними всегда были две-три посторонние машины. Впрочем, Анатолий вряд ли думал, что за ним следят. Небось списал ее уже со счетов. Либо, думает, она после аварии в больнице, либо Лисовский сейчас ее по стенке размазывает. В любом случае с Агнией дело уже кончено.

«Ну, это мы еще посмотрим…» — стиснув зубы, подумала Агния.

На Петроградской машин было еще больше, и они еле ползли. Наконец Анатолий свернул с Большого проспекта в один из тихих переулков, припарковался там и дальше пошел пешком. Агния немного выждала и попыталась поставить свою машину неподалеку, но как назло, рядом не было свободных мест. Она медленно объехала вокруг квартала, отыскивая свободное место и в то же время стараясь не упустить Анатолия. Он тем временем сел за уличный столик кафе и оглядывался по сторонам, явно кого-то поджидая.

К счастью, как раз в это время одна из припаркованных напротив кафе машин отъехала, и Агния быстро заняла освободившееся место.

Она заглушила мотор, но не вышла из машины: отсюда ей хорошо был виден Анатолий за столиком кафе.

Едва она заняла наблюдательную позицию, к столику Анатолия подошел какой-то мужчина.

Увидев его, Агния вздрогнула. Светлая куртка, темные очки, но самое главное — характерный, легко узнаваемый жест, которым он поправил волосы…

Это был тот самый мужчина, подошедший к ее машине сразу после аварии. Тот самый мужчина, что брызнул ей в лицо какой-то дрянью, от которой она потеряла сознание.

Агния довершила эту мысль: это был тот самый мужчина, что украл камень из ее чемоданчика.

Она напряглась, вцепилась в руль, не сводя глаз с этого человека.

Анатолий явно дожидался его: он привстал, показал на соседний стул, что-то сказал.

Мужчина в черных очках опустился на стул, снова поправил волосы тем же привычным жестом, склонился к Анатолию и тихо заговорил с ним. Анатолий выслушал и что-то быстро ответил. Точнее — о чем-то спросил, судя по выражению лица. И Агния даже догадалась, о чем, потому что Анатолий непроизвольно дотронулся до кармана.

Он спросил о деньгах.

Значит, она не ошиблась.

Анатолий не просто был замешан в этой афере, он в ней непосредственно участвовал и теперь хотел получить за свое предательство деньги. Хотел получить свои тридцать сребренников.

Агния услышала странный звук и не сразу поняла, что это она сама скрипнула зубами от злости.

Конечно, она не слишком любила покойного Борового, но убить человека из-за какого-то камня, пусть даже очень дорогого… Это было выше ее понимания. Или наоборот — ниже. Но этот подлец Толик Борового, конечно, не убивал. Там постарались другие. А этот решил нажиться на смерти бывшего хозяина. Дескать, ему теперь уже все равно, так отчего бы и не получить хоть какую-то сумму…

Ну до чего мелкая дрянь… Хороших же сотрудников подбирал себе Боровой! А вроде бы в людях как-то разбирался…

Человек в темных очках что-то проговорил и при этом демонстративно огляделся по сторонам. Агния и на этот раз поняла, что он сказал Анатолию: «Не здесь же!»

Вслед за тем он поднялся и вошел внутрь кафе. Но перед этим вдруг бросил в ее сторону взгляд из-под темных очков. Быстрый и острый. Агния едва успела склонить голову на колени. Хорошо, что коробка стояла на переднем сиденье, можно прикрыться. Но все равно ей стало страшно.

Анатолий опасливо огляделся по сторонам и последовал за своим собеседником. По пути он принял независимый вид и даже слегка загребал ногами, как человек, у которого нет совершенно никаких дел. Ну, выпил пива в летнем кафе, а теперь идет в туалет освежиться, дело житейское…

Агния выскочила из машины, перебежала улицу перед носом какого-то водителя и влетела в кафе. Она успела заметить, как за Анатолием закрылась дверь туалета.

Агния сама не знала, что она здесь делает, зачем сюда пришла. Она уже видела все, что нужно, все, что хотела, она уже поняла, что ее втравил в эту скверную историю Анатолий. Сейчас ему отдадут деньги… И что она сможет сделать? Что сможет доказать?

Лисовский ее и слушать не станет, Анатолий, естественно, будет все отрицать…

Дверь туалета приоткрылась.

Под влиянием какого-то врожденного инстинкта Агния юркнула за большое комнатное растение в расписной кадке. Там стоял столик на двоих, за которым она устроилась, чтобы оттуда следить за происходящим.

Почти сразу к ней подошла официантка и принесла меню. Агния сказала, что должна подумать, и официантка удалилась.

Вскоре из туалета вышел человек в черных очках, быстро огляделся по сторонам, поправил волосы своим характерным жестом и стремительно вышел из кафе.

Агния выглянула в окно и увидела, как он перешел улицу, сел в зеленый «Фольксваген» и уехал. Рискуя быть замеченной, она высунулась из-за пальмы и увидела номер — 552-ОХО. Что-то зацепило ее, в мозгу возникла какая-то мысль, но Агния отогнала все постороннее и сосредоточилась на двери туалета.

Анатолий все не выходил.

Должно быть, пересчитывает свои денежки, подумала Агния с неприязнью.

Она подождала еще несколько минут, еще…

Наконец она почувствовала какое-то смутное беспокойство, вышла из своего закутка и направилась к двери туалета.

Туалет в этом кафе был без разделения на мужской и женский — общая дверь, общее помещение с несколькими раковинами и сушилками для рук, несколько кабинок.

В общем помещении Анатолия не оказалось. Там вообще никого не было, и не увидела Агния и второго выхода, через который Анатолий мог бы уйти незамеченным.

Агния остановилась в растерянности, не понимая, куда он мог подеваться. Ей оставалось только одно — проверить все кабинки.

Что она и сделала.

Она не думала, что станет делать или говорить, если увидит Анатолия.

Осторожно дернула первую дверцу — за ней никого не оказалось, то же самое со второй кабинкой, с третьей…

Осталась одна кабинка, самая последняя.

Перед ней Агния остановилась. Отчего-то ей стало страшно, она не могла решиться открыть последнюю дверь…

Из-за этой двери не доносилось ни звука, ни шороха бумаги, ни журчания воды. Вообще в туалете стояла мертвая тишина. Хоть бы музыку какую включали, или вот еще придумали — в некоторых местах сказки читают…

«Там наверняка никого нет, как и в остальных кабинках! — подумала она. — Можно и не проверять… Можно уйти отсюда… Давно уже нужно уйти отсюда и забыть все это, как страшный сон… Все это меня совершенно не касается… Там наверняка никого нет…»

Но куда же тогда подевался Анатолий?

«Там никого нет, — повторила мысленно Агния, пытаясь успокоить себя. — Значит, нечего и бояться… Я только проверю эту последнюю кабинку и уйду…»

С этой мыслью она взялась за дверную ручку, заставила себя повернуть ее, потянула на себя дверцу…

И едва не закричала от ужаса.

Напротив нее сидел Анатолий. Глаза его были широко открыты, они смотрели прямо на Агнию с каким-то странным, удивленным и озадаченным выражением.

— Ты что? — проговорила Агния едва слышно. — Что с тобой?

Анатолий не шелохнулся.

Агния сглотнула, шагнула вперед, дотронулась до Анатолия, словно пытаясь убедиться, что он действительно существует, что он — не галлюцинация, не призрак…

При этом Агния не могла отвести взгляд от его глаз, которые все так же пристально смотрели на нее… нет, они смотрели сквозь нее, смотрели на что-то или на кого-то, кого несчастный охранник увидел в последнее мгновение перед смертью.

А в том, что Анатолий был мертв — можно было не сомневаться.

Об этом говорили и его пустые, широко открытые глаза, и совершенная неподвижность, но в первую очередь — рукоятка ножа, торчавшая из его груди.

И еще… Только теперь Агния почувствовала, что, когда дотронулась до Анатолия, рука ее прикоснулась к чему-то влажному.

Она взглянула на свою руку — и увидела, что пальцы перепачканы чем-то красным.

Не чем-то — кровью.

Агния попятилась, ее затошнило, так что пришлось метнуться к раковине. Однако она поскользнулась на кафельном полу и, как полная дура, шлепнулась прямо в кабинке, отбив бок о косяк двери. Если бы кто-то вошел сейчас в туалет, он увидел бы очень подозрительную картину.

Осознав эту мысль, Агния со стоном попыталась подняться. Когда падала, она задела Анатолия, тело дернулось и свалилось бы на пол, если бы кабинка не была такой тесной. И Агния увидела, что из-под ноги в итальянском ботинке торчит уголок какой-то бумажки. Сама не зная, зачем, Агния потянула за уголок, и в руке у нее оказался бумажный квадратик примерно три на три сантиметра, на котором было что-то нарисовано. И тут тело Анатолия с грохотом свалилось на пол.

Агнию сразу же выдуло из кабинки. Усилием воли она заставила себя остановиться у раковины.

Несколько секунд ее сотрясали судорожные спазмы, потом она все же взяла себя в руки, выпила несколько глотков воды из-под крана. Вода показалась ей горькой, как желчь.

В следующую секунду к ней вернулась способность более-менее связно рассуждать, и она поняла, что нужно скорее, как можно скорее бежать отсюда, пока кто-нибудь не застал ее рядом с трупом Анатолия.

Рядом с трупом, да еще с окровавленными руками…

Вспомнив про кровь на руке, она принялась судорожно отмывать ее с мылом, потом взглянула на свое отражение в зеркале — и едва себя узнала: расширенные от ужаса глаза, растрепанные волосы, красные пятна на щеках…

Кое-как умывшись, Агния огляделась.

Взгляд ее снова наткнулся на широко открытые глаза Анатолия — и она наконец сообразила закрыть дверцу кабинки и бросилась к выходу. На туфли и на одежду, к счастью, кровь не попала, так что есть надежда выйти из кафе незамеченной.

И тут прямо в дверях она столкнулась с женщиной лет сорока, которая шла ей навстречу. Едва разминувшись с этой женщиной, Агния выскочила из туалета, услышав, как та пробормотала:

— Развелось наркоманов, житья от них нет!

Завершения этой гневной тирады Агния не слышала — она уже была на улице, спешила к своей машине. Никто ее не удерживал — официантка очень кстати куда-то подевалась.

Агния села за руль — но поняла, что ехать в таком состоянии нельзя: у нее тряслись руки, голова кружилась, перед глазами мелькали цветные пятна. И еще… еще перед ее глазами стояло мертвое лицо Анатолия.

Они не слишком хорошо ладили, не слишком хорошо относились друг к другу — но и злейшему врагу Агния не пожелала бы такой ужасной смерти…

Все же это очень странно: смерть Борового она восприняла гораздо спокойнее. А этого мерзавца Толика, который, в общем-то, получил по заслугам, она не то чтобы жалела, просто пришла в ужас от его убийства. Очевидно, нервы совсем расшатались, силы ее на исходе.

Она снова попыталась дышать, как учил дед, но поняла, что нет времени. Очень скоро Анатолия найдут, и тогда неплохо бы оказаться как можно дальше от этого треклятого кафе. Так, потихонечку трогаем с места, не спешим, никаких правил не нарушаем, едем домой. Закрыться на все замки, поесть чего-нибудь и спать. И по методу незабвенной Скарлетт О’Хара подумать обо всем завтра.

Хотя, что тут думать-то? Ясно, что камень пропал безвозвратно. Толик теперь ничего не расскажет. Да и не мог рассказать, потому что ничего не знал. Этот тип, убийца, обрезал все концы так, на всякий случай.

Агния открыла дверь, вошла в квартиру, захлопнула дверь за собой — и с ней случилось то обыкновенное чудо, которое случалось каждый раз, с той же блаженной неизбежностью, с какой солнце каждое утро поднимается на востоке.

Квартира встретила ее, как старый преданный друг, — и все неприятности, все треволнения внешнего, враждебного мира остались за порогом. Эта квартира была не просто ее жильем, жилплощадью, каким-то количеством квадратных метров — она была ее другом, живым существом, самой надежной защитой. В этой квартире все еще жила душа ее деда — самого близкого, самого дорогого человека.

Душа деда жила в каждой картине, в каждом шедевре, украшавшем стены прихожей или кабинета — и в цветной японской гравюре укиё-э, принадлежащей руке самого Хокусая, изображающей осенний сад под дождем, и в средневековой карте Европы, выполненной в технике литографии, в карте, на которой названия стран были так непохожи на современные, а очертания и размеры не соответствовали привычным, и в чудесной китайской картине на шелке, изображавшей тигра, пробирающегося сквозь тростники.

Душа деда жила в каждой книге, стоящей на полке старинного шкафа красного дерева, в каждой безделушке на его письменном столе, и в простых, бытовых вещах, которых он касался, — в медной турецкой джезве, в которой дед варил замечательный кофе по-восточному, пока ему не запретил врач…

Агния облегченно вздохнула.

Поговорка «мой дом — моя крепость» как нельзя больше соответствовала ее квартире, и здесь, за стенами этой трехкомнатной крепости, все кошмарные события последних дней показались ей не такими важными и ужасными, как прежде.

Она приняла душ, переоделась.

К сожалению, в доме не было еды — нашлась только банка молотого кофе и пакет сухариков. Дом старый, и в подвале, разумеется, водятся мыши. Особо нахальные захаживают и в квартиры. Соседка рассказывала, что ее кот Рыжик раз в месяц предъявляет ей результаты своей работы, несет, в общем, службу исправно. Поэтому Агния старалась, уезжая, не оставлять в доме еды.

Выходить на улицу она категорически не хотела и решила удовольствоваться тем, что есть.

Она сварила кофе в дедовой джезве, намазала на сухарик остатки меда, которые нашла в кухонном шкафчике, и почувствовала себя гораздо лучше.

Агния думала, что не сможет заснуть после перенесенных треволнений, да еще после чашки крепчайшего кофе — но усталость взяла свое, и она заснула, как только голова коснулась подушки.

Ей снился странный сон.

Снился разрушенный, лежащий в руинах город, хранящий следы былого величия — разбитые мраморные статуи валялись среди бурьяна, вьюнок оплетал колонны храмов, лисы и барсуки бегали по ступеням разрушенных дворцов.

Среди этих руин шли четыре человека в грубых доспехах, четыре варварских воина. Они о чем-то говорили между собой, но Агния не понимала ни слова, ведь она не знала их грубого наречия.

Вдруг один из этих воинов остановился, повернулся к ней и сказал хриплым голосом, хрустящим, как песок под тяжелой поступью германского воина:

— Quattuor equites apocalyptici.

Агния хотела переспросить его, понять, что значат эти слова, — но тут совсем рядом с ней раздался какой-то странный звук, совсем не подходящий к этому древнему величественному городу, совсем не подходящий к этому сну, — и она проснулась.

Она проснулась — и только тогда поняла, что разбудивший ее звук был сигналом мобильного телефона, сообщившим о получении эсэмэс.

Она потянулась за телефоном, который лежал на прикроватной тумбочке, но на половине движения задержалась, замерла, вспомнив свой сон. Сон был такой яркий, такой подробный… Она хорошо помнила каждую его деталь, помнила дикий вьюнок, оплетающий колонны разрушенного храма, помнила грубые, выщербленные и помятые в сражениях доспехи варварских воинов, помнила загадочные слова, которые произнес один из них:

Quattuor equites apocalyptici.

Сейчас, наяву, Агния поняла, что эти слова сказаны на латыни и что значат они «Четыре всадника апокалипсиса». Но как понимать этот сон, и что он может предвещать?

Этого она не знала и не хотела об этом думать.

Агния взяла с тумбочки телефон и открыла сообщение:

«Уважаемая Агния Львовна! Напоминаем Вам, что завтра истекает срок очередного платежа по вашему кредиту».

Вот теперь она расстроилась.

Кредит она взяла, чтобы купить новую машину. Зарабатывала она прилично, и с оплатой кредита до сих пор не было проблем, но вчера Лисовский ясно дал ей понять, что не только увольняет ее, но увольняет без выходного пособия. Так что денег от него она не получит.

Агния вспомнила, как он нависал над ней и шипел: «Пошла вон! Чтоб я тебя здесь никогда больше не видел!»

Черт, ни разу еще ее так не унижали. И кто? Не хозяин, не владелец фирмы, а какой-то адвокатишка, который влез в доверие к хозяину и в постель к его жене! Ну да, называют друг друга на «ты», он с ней обращается не слишком вежливо — ишь как оттащил, когда она чуть не в драку на Агнию полезла… Да черт с ними со всеми! Нужно думать о том, как раздобыть денег для погашения кредита.

У нее были отложены кое-какие деньги, но, как назло, месяца три назад она одолжила их матери.

Они с отчимом затеяли серьезный ремонт у себя в квартире, и мать попросила денег, клятвенно заверив, что это ненадолго, самое большее на месяц, и что отдаст она долг по первому требованию. Агния знала, что все будет не так, что мать если и вернет деньги, то очень не скоро, но та так вцепилась в нее, что легче было согласиться, чем продолжать выслушивать бесконечные жалобы и упреки.

Тем более что Боровой обещал Агнии заплатить приличную премию после возвращения из Венеции…

Ага, премию. Она теперь осталась не то что без премии, но и без работы.

Агнии ужасно не хотелось звонить матери — но другого выхода у нее просто не было, и она набрала номер.

— Ты вернулась? — проговорила мать, услышав ее голос. — Ты вернулась и сразу звонишь мне! Как это мило! Как ты съездила? Купила себе что-нибудь из одежды? Должна тебе сказать, Агния, что ты ужасно одеваешься! Эти твои старообразные наряды… Тебе нужно носить что-нибудь более яркое, более женственное…

Агния невольно вспомнила, как вырядилась мать при их последней встрече — и усмехнулась. Тогда на ней были узкие трикотажные брюки, а сверху длинное платье на манер арабского, цвет лиловый и до того яркий, что резало глаза. На голове у матери был повязан шелковый полосатый платок, а на шее висело несколько монист. Они тогда были в театре на опере, мать пригласила Агнию, поскольку отчим не смог пойти, а скорее всего просто не захотел.

Монист было так много, что они оттягивали шею, мать все время дергала головой, как лошадь, которая отгоняет мух. Монисты звенели, и любители оперы, сидящие по соседству, были очень недовольны.

Агния прыснула, но в следующую секунду посерьезнела и перебила бесконечный монолог матери:

— Мама, вообще-то, я звоню по делу. Ты обещала вернуть мне деньги, прошло уже три месяца, и они мне очень нужны…

— Деньги? — переспросила мать, и оживление в ее голосе пропало. — Какие деньги? Ах, те деньги…

— Ну да, те самые. Ты говорила, что вернешь их через месяц…

— Но Агния, как ты не понимаешь! Я же говорила тебе: у Сергея Леонидовича большие неприятности на работе, и у нас сейчас совершенно, то есть совершенно нет денег!

Сергей Леонидович был отчим Агнии, и сколько она себя помнила — у него всегда были неприятности на работе. Его всегда недооценивали, к нему всегда было несправедливо начальство, против него всегда интриговали сослуживцы — из зависти, как говорила мать, хотя Агния никогда не понимала, чему они могли завидовать.

Работал отчим в государственной конторе, бывшем НИИ, который чудом умудрился выжить во время перестройки, а теперь ловил крохи из бюджета, занимал отчим небольшую должность и получал соответственно весьма скромную зарплату. Еще сдавал свою однокомнатную квартиру и считал, что вполне содержит семью. Внешне был он неказист, да еще и характер имел нехороший — вечно всех высмеивал, подначивал и злопыхал за спиной у человека. Агния понимала, что отношения в коллективе у отчима не так чтобы хорошие, но только не от того, что ему кто-то завидовал.

Один раз отчим даже уволился, какое-то время провел дома, потом нашел новую работу — но там оказалось еще хуже, люди были злые и несправедливые, никто его не понимал, так что пришлось вернуться назад. Его приняли, поскольку охотников на незначительную должность так и не нашлось.

— Мама, но мне эти деньги действительно очень нужны! Мне нужно выплачивать кредит за машину… — воззвала Агния, не сомневаясь уже, какой будет ответ.

— Не понимаю, зачем тебе понадобилась новая машина. И вообще, покупать вещи в кредит — это безответственно! Если у тебя нет денег на что-то, значит, не нужно это покупать!

Агния могла ответить, что такие слова матери были бы если не уместны, то хотя бы в какой-то степени оправданны, если бы Агния занимала у нее деньги. Но дело-то было ровно наоборот — это мать заняла у нее, и теперь Агния только просила вернуть свое. Но такой ответ ни к чему не приведет, это она знала точно.

Мать, однако, не унималась:

— Ты не понимаешь, Агния, как много денег уходит в семье! Ты живешь одна, у тебя почти нет расходов, а для того, чтобы вести семейный дом, нужно очень много денег… И вообще, тебе пора научиться экономнее вести хозяйство…

— Короче, ты не отдашь мне эти деньги?

— Почему же не отдам? — обиженно возразила мать. — Конечно, отдам — как только у Сергея Леонидовича наладится все на работе!

— То есть когда рак на горе свистнет… — вполголоса проговорила Агния.

— Что? — переспросила мать. — Кстати, мы собираемся на недельку поехать к морю. Сергей Леонидович так устал, у него нервы буквально на пределе… Ему даже дают за свой счет отпуск на работе…

— Счастливого пути! — процедила Агния и повесила трубку.

Да, на этих деньгах можно поставить крест.

Что же делать?

Как ни крути, оставалось только звонить Лисовскому.

Конечно, вчера он дико наорал на Агнию и заявил, что ни гроша ей не заплатит, но, может, за ночь он остыл и передумал. Понятно, что он ее в любом случае уволит, но может хоть заплатит выходное пособие… В конце концов, это не такие большие деньги…

Скрепя сердце она набрала номер адвоката. Прямой, без секретаря.

— Игорь Борисович, — проговорила она неуверенно. — Это Агния. Я хотела спросить… Вы не передумали насчет выходного пособия?

— Агния? — перебил он ее так, как будто ждал ее звонка и рад ему. — Агния, с вами как раз хотела поговорить Алина Михайловна…

Агния хотела сказать, что у нее дело именно к нему, а Алина здесь совершенно ни при чем, но в трубке уже звучал визгливый, как звук дисковой пилы, голос последней жены Борового:

— Ты, лахудра подзаборная! Ты, кошка драная! Ты еще смеешь звонить? Ты еще смеешь говорить о каких-то деньгах? Тебе показалось мало, что ты спала с моим мужем…

— Что вы несете? — попыталась перебить ее вопли Агния, но это было бесполезно.

— Тебе этого показалось мало — ты меня обокрала! Ты — воровка! Отдай камень, который ты украла!

— Я ничего у вас не крала! — снова безуспешно попыталась перебить ее возмущенная Агния. — Ни у вас, ни у кого другого! Никогда и ничего! Я сама пострадала…

— Пострадала она! Ты не знаешь, что значит пострадать, но я тебе это покажу! Ты нигде больше не найдешь работы! Кому нужна воровка? Тебя даже уборщицей не возьмут!

Алина перевела дыхание, набралась новых сил и продолжила тем же визгливым голосом:

— Нет, этого мало! Я тебя засужу! Ты пойдешь по миру! Нет — ты пойдешь на зону! Знаешь, что там будут делать с тобой надзирательницы? Рассказать тебе?

— Наверное, вы это хорошо знаете по собственному опыту! — процедила Агния и повесила трубку.

Она несколько минут сидела, глядя перед собой и пытаясь успокоиться, потом пошла на кухню, накапала в стакан двойную порцию валерьянки, выпила.

Не помогло, руки все еще тряслись.

Наконец она хоть немного успокоилась и попыталась просуммировать результаты сегодняшних разговоров.

Лисовский решил с ней сам не разговаривать, переложил эту неприятную миссию на истеричную дуру Алину. И та справилась с этим блестяще, дала понять, что Агния ничего не получит, кроме неприятностей. Это если она сунется на фирму и станет качать права? В суд, допустим, подаст.

Да какой суд… Ей деньги нужны сейчас, а суд — дело долгое и муторное. И если честно, ничего из этого не выйдет. В полицию ее, конечно, не сдадут, Лисовский Алину от такой глупости отговорит, но эта зараза вполне может нанять каких-нибудь отморозков, чтобы Агнию избить как следует. И иди потом, доказывай, разбираться никто не будет… Так, с этим глухо.

С другой стороны, мать не собирается отдавать долг.

А завтра нужно платить проценты по кредиту…

Положение аховое.

Агния растерянно огляделась по сторонам, как будто искала помощи и совета у квартиры, точнее — у призрака деда, который в этой квартире обитал.

Да, здесь осталось еще много довольно дорогих вещей. Уж она, как специалист, знает им цену.

Самое дорогое украли в тот страшный день, в тот день, когда не стало деда, — но и то, что осталось, стоило немалых денег. Особенно если знать, кому это предложить. А она знала. Например, Салтыков давно интересуется гравюрой Хокусая и наверняка заплатит за нее настоящую цену… Или Рудницкий — он давно облизывается на некоторые раритеты из дедовой библиотеки…

Но… но ей не хотелось даже думать о том, чтобы продавать эти вещи. Это было все равно что предать память деда. В каждой из этих вещей была частица его души.

Что же ей остается?

Получается, что нужно срочно искать новую работу и сразу же просить аванс.

Агния встала с кровати и для начала решила принять душ и вообще взбодриться, чтобы голос по телефону был не сонный и не жалкий. И в это время в дверь позвонили.

— Ох ты! — Агния подобрала босой ногой тапочку и пошла открывать как есть — в коротенькой шелковой пижаме, поскольку знала уже, кто стоит за дверью. Звонки были очень знакомые — три коротких, три длинных, потом опять три коротких. Сигнал бедствия, в общем. «Спасите наши души!»

— Привет! — сказала стоявшая возле двери высокая, очень коротко стриженная девица.

Волосы были светлые от природы, глаза прозрачно-голубые, как будто выцветшие на ярком солнце, придававшие ей простоватый вид.

«Анечка, — шутил, бывало, дед, — не таращи глаза, от этого ты кажешься гораздо наивнее, чем на самом деле…»

— Привет, — вздохнула Агния, — чуть свет — уж на ногах…

— А я у ваших ног! — обрадованно закончила Анька.

Это было из прошлого, из детства. Дед вечно цитировал из «Горя от ума», очень ему нравилась эта вещь — остроумно, говорил, написано. Агния тогда только отмахивалась, а вот, поди ж ты, как дед умер, так его привычки к ней перешли.

— Как ты узнала? — спросила Агния, подавляя зевоту.

— Машину твою увидала, — сказала Анька, наклоняясь, чтобы расшнуровать кроссовки, — думаю, Ага вернулась, а есть у нее, как всегда, нечего.

Она скинула поношенную джинсовую куртку и осталась в таких же джинсах и черной майке. Подхватив объемный пакет, Анька устремилась на кухню и там быстренько выложила на стол пластиковые контейнеры из супермаркета.

Агния только вздохнула и ушла в ванную. Там, под горячими струями душа, она осознала, что рада Аньке сегодня как никогда. Потому что нужно кому-то рассказать про все, что случилось с ней за последнее время. А получается так, что рассказать некому.

Никого у нее нет, кроме этой вот несуразной девицы. Анька вряд ли посоветует что-то дельное и толковое, но трепаться не станет, уж это точно. Они знакомы… уж больше двадцати лет, за это время можно человека узнать…

Да, когда-то давно Агния, проходя с дедушкой по двору, увидела замызганную девчонку, стоящую в луже. На девчонке были красные резиновые сапожки, и она самозабвенно топала ногами, и грязные брызги разлетались веером вокруг. Деду попало на брюки, но он не рассердился, вытащил девчонку из лужи и познакомил с Агнией.

Анька была дворничихина дочка, жили они с матерью и братом в квартире на первом этаже, вход куда был из подворотни. Мать вечно мела и чистила, Агния не помнит ее лица, только согнутую спину. Аньку дед отчего-то отличал, угощал конфетами во дворе, иногда брал ее вместе с Агнией в кафе и кормил там сладостями и мороженым. Водил их по городу, рассказывал про дома и набережные. А рассказывать он мог удивительно интересно.

Сын его, отец Агнии, рано умер, как и его жена, бабушка Агнии. Было у них обоих какое-то наследственное заболевание сердца, которое, к счастью, не передалось Агнии. Дед не слишком ладил с матерью Агнии, но внучку очень любил и часто брал ее к себе. Все каникулы и выходные она проводила здесь, в этой квартире. Иногда приходила сюда и Анька. Дед со свойственными ему наблюдательностью и здравым смыслом разглядел что-то в дворничихиной дочке и пытался о ней позаботиться — подкормить, научить чему-то.

В начальной школе училась Анька неплохо, учителя соглашались, что девчонка смышленая, хотя своенравная и недисциплинированная. А к пятому классу пришел в школу тренер и отобрал Аньку в спорт. Какие-то у нее обнаружились потрясающие способности. Занималась она теквандо, потом еще чем-то.

Поступив в институт, Агния совсем перебралась к деду, так было ближе ездить.

Мама не препятствовала, она радовалась возможности пожить, наконец, с отчимом только вдвоем. Его вечно дурное настроение и злопыхательство она объясняла только присутствием в квартире Агнии, которая по молодости лет иногда отпускала нелестные замечания и даже влезала в споры. Так что мать отпустила дочку к деду без возражений.

С Анькой они почти не встречались — той вечно не было в городе, а то и в стране. Она делала большие успехи в спорте, теперь занималась израильской рукопашной борьбой под названием крав-мага, побеждала в соревнованиях, школу окончила едва-едва.

Шло время, Анькина мать все работала дворником, брат пил и воровал по мелочи. Анька, заимев какие-то деньги, в одно из своих редких появлений выкупила дворницкую и сняла мать с тяжелой работы.

Это не помогло, мать все равно вскоре умерла — тихо, не жалуясь, никого не обременяя. Брат после поминок запил и вовсе по-черному, шлялись к нему подозрительные личности, страшно было в подворотню войти.

Изредка Анька приезжала, разбиралась с компанией собутыльников, которые боялись ее как огня — испробовали уже на себе все ее приемы. Затем она определяла брата на лечение, разгребала свинарник и снова пропадала на несколько месяцев. Забегала и к деду.

Она сильно выросла, была худа и угловата — ничего лишнего, одни стальные мышцы. Светло-голубые глаза всегда смотрели прямо перед собой, серьезно и строго. Анька вообще редко улыбалась — с чувством юмора у нее было плоховато.

«Человек-машина», — шутил дед.

И только Агния знала страшную Анькину тайну: ее подружка была ужасно влюбчива. За жестким панцирем скрывалась сентиментальная нежная душа. Тайком от всех Анька читала любовные романы, и когда Агния, застав ее случайно за этим занятием, посмеялась обидно, Анька едва ее не побила. В последний момент удержалась, Агния даже испугалась за свое здоровье.

В школе Анька влюблялась много раз. Но поскольку никому из парней и в голову не могло прийти обратить внимание на Железную деву, как метко прозвал Аньку учитель физкультуры, Анька страдала молча. Хватало у нее гордости не показывать свои чувства. Физкультурник не имел в виду ничего плохого, он Аньку очень уважал.

Время все шло, Агния окончила институт и закрутилась совсем — новая работа, новые поклонники, кажется даже замуж один раз собиралась сдуру… Когда Анька позвонила к ней в дверь, Агния ее не узнала. Подруга просто сияла, вся лучилась счастьем. И внешность ее претерпела изменения. Не было больше короткой стрижки, волосы вились вокруг лица светлым ореолом, глаза сияли, не было больше белесых бровей и ресниц. Сколько раз Агния ее учила накладывать макияж — все было без толку. А теперь вот откуда что взялось?

— Анька! — Агния тогда удивленно всплеснула руками. — Ты влюбилась? То есть…

— Ага! — Анька расплылась в широчайшей улыбке. — Ага, я…

— Все хорошо?

— Все просто прекрасно! Просто замечательно! Только… я потом расскажу, ладно?

— Правильно, чтобы не сглазить…

Агния торопилась куда-то, на какую-то важную встречу. Потом Анька снова уехала. И вернулась только через год — с потухшими глазами, снова коротко стриженная, с двумя горькими складками возле губ. Брат ее к тому времени получил бутылкой по голове и умер в больнице, не приходя в сознание. Анька отремонтировала бывшую дворницкую и устроилась работать в свою бывшую школу — как раз физкультурник ушел на пенсию. При встрече она дала понять Агнии, что ничего не намерена рассказывать — ни про неудавшуюся любовь, ни про законченную карьеру в большом спорте. Ну и ладно.

А через несколько месяцев Агния по звонку соседки вернулась домой и нашла деда на ковре, красном от крови.

И тогда, в те страшные дни, рядом все время была Анька. Потому что, как было и тогда, и сейчас, больше поддержать Агнию было некому. С матерью они давно уже стали чужими.

— Агния, ты жива там? — Анька громко стучала в дверь. — Утонула, что ли?

— Иду! — Агния выключила воду. — Сейчас выйду!

Стол был уставлен едой. Дымились четыре отбивные на большой тарелке, в мисках красовались свежий салат и тушеные баклажаны. Аппетит у Аньки с детства был отменный, из еды она главное предпочтение отдавала мясу.

Агния взглянула на отбивные и передернулась.

— Да знаю уж! — Анька выставила перед ней кусок творожной запеканки в пластиковом корытце. — Еще сыр есть! И салат из пекинской капусты!

За едой Агния подробно рассказывала подруге о своих неприятностях. Анька слушала молча, налегая на мясо. Когда все было съедено, она потянулась было за чайником.

— Кофе! — заныла Агния.

— Ну ладно, — смилостивилась Анька, — раз у тебя стресс, можно сделать исключение.

Сама она из всех напитков признавала только зеленый чай. И никаких сдобных булочек, только хлеб из муки грубого помола. Сахара немного можно.

— Вот так вот, — вздохнула Агния, — работы нет, денег нет, а если кредит не выплатить, то и машины не будет. Занять не у кого, да и отдавать нечем…

— У меня столько нет, — тут же отреагировала Анька.

— Да знаю я! — вяло отмахнулась Агния.

— Слушай, ну если совсем без работы, то можно в школу к нам рисование, черчение преподавать… — неуверенно заговорила Анька, — конечно, не бог весть что, но на первое время… Чем дома на стены пялиться… Правда, это только с сентября…

Агния вздохнула. Анька заторопилась — по летнему времени занятий в школе не было, но она вела какие-то группы для взрослых и еще подрабатывала тренером в фитнес-центре. Тренер из нее был не слишком хороший — клиентов несколько смущало выражение открытого презрения в ее глазах. Однако летом вакансия появлялась, и Аньке еще разрешали бесплатно заниматься на тренажерах.

Пока Анька завязывала кроссовки, Агния грустно разглядывала костюм. Вчера она бросила его на стул в гостиной. Так, вид, конечно, у вещи неказистый, обязательно нужно в чистку отдать. А вот, кстати, у нее же был с собой чемодан, куда он подевался? Кажется, остался в багажнике машины… После аварии она про него и не вспомнила. Жалко, если пропадет, там вещи дорогие, хорошие. У нее сейчас денег лишних нет, чтобы новое покупать.

Машинально она проверила карманы костюма — всегда так делала перед чисткой — и вытащила носовой платок и еще какую-то ерунду. Небольшой квадратик из плотной глянцевой бумаги, а на нем не рисунок, а фиолетовая печать. Сжатый кулак, а от него искры разлетаются во все стороны.

— Ага, дверь за мной запри! — крикнула Анька из прихожей.

— Что это у тебя? — Она выхватила у Агнии бумажку.

— Это я там нашла, возле Анатолия… — Агния боялась вслух сказать слово «труп» или «покойник».

— Думаешь, убийца выронил? — прищурилась Анька. — Чтобы тебе подсказать, где его искать…

— Да нет, просто случайно подняла… — Агния не сказала, что в туалете, где убили Анатолия, да и вообще в кафе было очень чисто, что крутилась там озабоченная смуглая женщина со шваброй. И народу в кафе днем было немного, так что вполне возможно, что действительно выронил эту штуку убийца.

— Ну да, когда нож доставал. — Анька будто читала ее мысли. — Проходка маленькая, завалялась в кармане…

— Это проходка? — удивилась Агния.

— Ну да, в ночной клуб «Боец», — Анька рассматривала квадратик, — их печать.

— Ты, что ли, по ночным клубам тусуешься? — откровенно удивилась Агния.

— Бывала раньше… — Анька помрачнела на глазах и заторопилась уходить.

После ухода подруги Агния почувствовала себя бодрой и готовой к поискам новой работы.

Первый, о ком она подумала, был Вахтанг, Вахтанг Отеридзе.

Они с Вахтангом были старые друзья, познакомились еще на студенческой скамье и с тех пор часто встречались на разных выставках и аукционах. Вахтанг сделал хорошую карьеру, работал в крупном музее, потом получил приличное наследство и открыл собственную антикварную галерею. Галерея занимала очаровательный особнячок в тихом переулке, в самом центре города, и носила несколько вычурное название «Кватроченто».

Вахтанг ценил Агнию как хорошего специалиста и часто приглашал к себе в галерею.

«Что ты делаешь у этого Борового? — говорил он ей не раз. — Он же нувориш, дикий человек, ничего не понимает в антиквариате, ничего не понимает в искусстве. Как ты можешь работать с ним? Уходи от него, переходи ко мне, мы ведь с тобой — единомышленники, люди одного воспитания, мы с тобой таких дел наворочаем! У нас будет лучшая галерея в городе…»

Больше не раздумывая, Агния набрала номер Вахтанга.

— Буба, — назвала его тем именем, которым называли его только близкие друзья, — ты сейчас у себя в галерее?

— Ну да, — ответил он каким-то странным голосом.

— Я подъеду к тебе, нужно поговорить…

— Ну, подъезжай…

Голос у него действительно был очень странный — но Агния решила, что в кабинете у Вахтанга сидит какой-нибудь сложный посетитель, при котором он чувствует себя неловко.

Она очень тщательно подготовилась к встрече. Мало ли что они старые друзья — нужно быть во всеоружии. Собираясь, она снова вспомнила, что где-то затерялся ее чемодан. Куда они отправляют машины после аварии, на стоянку? Кажется, гаишник давал ей какой-то телефон… Нет, не найти, посеяла где-то… Видно, пропал чемодан… Жалко, там одежда дорогая, приличная, и туфли…

Через час Агния вошла в галерею, быстрым шагом прошла через просторный выставочный зал и без колебаний открыла дверь директорского кабинета.

Вахтанг сидел, вальяжно развалившись в золоченом кресле эпохи Людовика Пятнадцатого, за изящным инкрустированным столом и разговаривал с кем-то по навороченному телефону. Выглядел он как всегда потрясающе. Увидев Агнию, он жестом показал ей на свободное кресло и проговорил в трубку:

— Хорошо, я придержу для вас этот диван. Но только недолго, учтите, на него много желающих!

Отключив телефон, он положил его на стол и поднял глаза на Агнию. Взгляд его глаз ей не понравился, в нем было смущение, соединенное с недовольством — как будто Агния вынуждала его делать что-то крайне неприятное.

— Буба, — начала Агния, положив руки на стол, — ты меня не раз звал к себе работать.

— Ну… — протянул он неопределенно.

— Так вот, я, наконец, созрела и готова принять твое предложение. Не буду скрывать, — заторопилась она, — дело не только в том, что я созрела… Ты наверняка знаешь, что Боровой умер, а его жена — не тот человек, с которым я могла бы сработаться… совсем не тот человек… Ты всегда ценил меня как специалиста…

Вахтанг молчал, и это молчание странным образом действовало на Агнию, словно выбивая у нее почву из-под ног.

— Так что, — Агния пристально и неуверенно взглянула на приятеля, — возьмешь меня?

— Понимаешь, — протянул Вахтанг, поигрывая своим дорогим телефоном, — понимаешь, дорогая, сейчас у моей галереи трудный период… да сейчас у всех трудный период…

Он поднял глаза на потолок, как будто что-то там разглядывал, потом снова взглянул на свой телефон — лишь бы не встречаться с ней глазами. Затем он замолчал и, чтобы чем-то занять свои руки, выдвинул верхний ящик стола и принялся что-то там искать, не нашел, тяжело вздохнул, затем снова протянул:

— Ты — слишком хороший специалист… Понимаешь меня? Чересчур хороший!

— Первый раз слышу, чтобы высокая квалификация была препятствием для трудоустройства!

— Ты же сама понимаешь, сейчас очень упал спрос на антиквариат… Богатые люди предпочитают современные дизайнерские работы, хай-тек и прочее барахло… В общем, дела у меня идут неважно, и я не могу принять на работу такого высокооплачиваемого специалиста. Ты — специалист высокого класса, я не могу взять тебя простым консультантом, а ведущий специалист — это я сам… Что же, я должен взять тебя на свое собственное место?

До сих пор Агния молчала, она ждала, что скажет ей Вахтанг, пыталась понять его логику, понять его настоящие мотивы. Но теперь она не выдержала:

— Ты много раз приглашал меня к себе, и тебя не останавливала моя квалификация. Наоборот, именно она тебя вдохновляла. Всего месяц назад ты говорил, что вдвоем мы сможем поднять дело на новый уровень. Что же случилось? Почему ты изменил свое мнение? Я не поверю, что всего за месяц так изменилась конъюнктура!

Вахтанг смущенно молчал. Агния пыталась перехватить его взгляд, чтобы понять, чего он недоговаривает. Наконец это получилось. Она прочитала в глазах старого приятеля смущение и еще что-то, какое-то странное чувство вроде брезгливости. Вроде нежелания ступить в чистой обуви в грязь.

— Тебе звонил Лисовский? — догадалась она наконец.

Вахтанг не ответил — но само его молчание прозвучало как утвердительный ответ. Он постарался не отводить взгляда, и это ему почти удалось.

— И что он тебе сказал? — допытывалась Агния. — Что я украла этот несчастный камень?

Вахтанг по-прежнему молчал, тем самым показывая, что она обо всем верно догадалась.

— И ты ему поверил? — Агния перегнулась через стол и в упор взглянула в глаза Вахтанга, чтобы он не смог избежать ее взгляда. — Буба, неужели ты ему поверил? Ты знаешь меня сто лет! Как ты мог подумать, что я способна на такое!..

— Да не поверил я! — ответил Вахтанг, и лицо его мучительно скривилось. — Конечно, не поверил!

Агния закрыла лицо руками, чтобы он не увидел его страдальческое, безнадежное выражение.

— Воды? — Вахтанг потянулся за бутылкой минералки.

— Не надо воды! — Агния взяла себя в руки, глубоко вдохнула и выдохнула и проговорила почти спокойным голосом:

— В этой истории я — пострадавшая сторона. Я попала в аварию, была без сознания, тогда-то и пропал этот камень. Ты знаешь меня много лет. Ты должен мне поверить.

— Конечно, я тебе верю! — воскликнул Вахтанг. — Но это ничего не меняет!

Он понял, что говорит слишком громко, и понизил голос, стараясь придать ему убедительность:

— Сама подумай, что получится, если я возьму тебя на работу. Лисовский, разумеется, позвонил не только мне — он позвонил всем крупным антикварам в городе, всем, кто мог бы взять тебя на работу. И всем повторил ту же историю — что ты якобы присвоила этот камень. Или даже не всем, а только двум-трем, кроме меня, этого будет вполне достаточно, чтобы слухи расползлись по всему городу. Особенно если одним из этих двух-трех будет Аркадий Борисович Розенберг…

При упоминании этого имени Агния, несмотря на всю серьезность ее положения, невольно усмехнулась — весь город знал, какой болтливый человек Аркадий Борисович, директор и владелец магазина «Русская старина». Стоило ему сообщить любую новость, особенно под большим секретом, и на следующий день эту новость знал каждый встречный-поперечный.

— И если теперь, — продолжал Вахтанг. — Если теперь какой-то антиквар тебя возьмет — допустим, я, — тут же репутация этого антиквара, репутация его фирмы будет безнадежно испорчена. Никто не станет разбираться, виновата ли ты и в чем виновата. Просто на репутации фирмы будет пятно. Знаешь ведь, как говорят: то ли он украл, то ли у него украли, но что-то там нечисто.

«Ты еще про галоши в прихожей вспомни!» — усмехнулась мысленно Агния.

Чувство растерянности и обиды прошло, теперь она испытывала лишь злость.

— А ты хорошо знаешь, — продолжал разливаться Вахтанг, — что в мире антиквариата репутация — это все. Больше чем все. Как только какой-то антиквар теряет свою репутацию — он может ставить крест на своем бизнесе…

Вахтанг поднял сцепленные руки и проговорил трагическим, театральным тоном:

— Антикварный бизнес основан на доверии! Ни один серьезный клиент не пойдет к тому, у кого подмочена репутация! Не пойдет туда, где его могут надуть…

— Я это все понимаю… — проговорила Агния, поморщившись. — Отлично понимаю. Значит, проще говоря, подведем итог разговора — ты меня не возьмешь на работу…

— Не во мне дело! — воскликнул Вахтанг. — Не только я — никто тебя не возьмет!

— Так что мне теперь остается только переквалифицироваться в управдомы…

— Почему в управдомы? — удивленно переспросил Вахтанг, высоко подняв свои красивые брови.

— Это цитата! — скривилась Агния. — Так сказал Остап Бендер в финале «Золотого теленка».

— А-а… — протянул Вахтанг. — Кстати, о «Золотом теленке»… если тебе нужны деньги, я могу помочь…

— Ничего, обойдусь! — Агния встала и с высоко поднятой головой вышла из кабинета.

Она смогла продержаться еще несколько минут, и, держа спину прямо, «как аршин проглотила», говорил, бывало, дед, прошла через всю галерею, вышла на улицу, дошла до своей машины и села за руль. И только тогда, убедившись, что ее никто не видит, дала волю гневу и отчаянию.

Злые слезы текли по ее щекам.

Мерзавец Лисовский!

Он сделал все, чтобы погубить ее репутацию, чтобы поставить на ней крест. Со смертью Борового она лишилась только работы, а теперь… теперь она лишилась профессии. Профессии, которая была для нее всем, которая была ее образом жизни, смыслом ее жизни.

Сколько себя помнила, Агния совершенствовалась в этой профессии, поднимала свой уровень. Сначала она училась у деда, перенимала его огромный опыт, его знания, потом — долгие годы учебы, потом — практическая работа… С каждым годом она становилась все лучшим специалистом, приобретала новые знания, новый опыт. У нее уже было имя, и имя это становилось все известнее, и вот — в один злосчастный миг все ее труды, все ее старания перечеркнуты!

Агния вспомнила слова деда: репутация создается многие годы, но разрушить ее можно в одну минуту… И вот — это случилось. Подлец Лисовский подсуетился, ишь, успел уже раззвонить по всему городу, пораньше небось встал!

Что же теперь делать?

Если даже Вахтанг не взял ее на работу — никто другой точно не захочет. Вахтанг все же не посторонний человек. Ей остается идти в школу учителем, как предлагала Анька. Учителем рисования и черчения — это она умеет…

От одной этой мысли Агнию бросило в дрожь. Она представила полный класс беснующихся подростков, шестиклассников или семиклассников…

Нет, что угодно — только не это!

А может, Вахтанг преувеличивает серьезность ситуации? Может, Лисовский звонил только ему, зная, что они старые друзья и Агния обратится к Вахтангу в первую очередь? Может, другие антиквары ничего не знают или не приняли всерьез слова Лисовского?

При этой мысли надежда шевельнулась в ее сердце. Правда, довольно слабая надежда.

Агния огляделась и поняла, что все еще сидит за рулем своей машины напротив галереи Вахтанга. Нужно ехать домой, успокоиться, привести себя в порядок…

Нет, она должна сначала выяснить, насколько плохи ее дела. Она не может откладывать это даже на час, даже на полчаса!

Агния схватила телефон, торопливо набрала номер Рубинова, директора крупного салона «Рококо».

— Слушаю! — раздался в трубке вальяжный бархатистый голос директора.

— Леопольд Давыдович, — проговорила Агния, стараясь держать себя в руках и не выплеснуть переполнявшие ее эмоции. — Леопольд Давыдович, это Агния Иволгина…

— Да, Агния, я вас слушаю? — Бархатный голос старого антиквара стал суше и жестче, как будто выцвел, лишившись своей мягкой обаятельной тональности.

— Вы знаете, последнее время я работала на Борового, но он недавно скончался…

— Я слышал об этом, — проговорил Леопольд. — Кажется, это случилось в Венеции. Весьма романтично…

— Это было не слишком романтично. — Агния невольно вздрогнула, вспомнив мертвого Борового на полу гостиничного номера.

— Допустим… Чего вы хотите от меня?

— Леопольд Давыдович, — Агния бросилась вперед, как в ледяную воду, — со смертью Борового я осталась без работы. Может быть, у вас найдется работа для меня? Вы ведь меня знаете, у меня большой опыт в оценке антиквариата…

— Нет, госпожа Иволгина, у меня сейчас нет вакантных мест! — сухо ответил Рубинов. — Вы же знаете, сейчас в нашей отрасли серьезный кризис… Спрос на отечественный антиквариат катастрофически упал… катастрофически!

— Знаю, — с горечью проговорила Агния, — спрос упал… особенно после звонка Лисовского…

— Что, простите? — переспросил Рубинов.

— Ничего, спасибо, и извините за беспокойство!

После этого разговора можно было опустить руки и признать поражение, но Агния решила проявить твердость и еще раз попытать счастья. На этот раз она собралась звонить новой, восходящей звезде антикварного бизнеса — Андрею Солуянову.

Солуянов был довольно молодой человек, всего года на три старше самой Агнии. Он очень рано начал заниматься бизнесом, в семнадцать лет открыл собственный магазин мобильных телефонов, в двадцать столкнулся с известным криминальным бизнесменом, чудом уцелел при этом столкновении, едва не сел в тюрьму, но как-то ловко вывернулся, на несколько лет уехал за границу, где-то учился, занимался каким-то сомнительным бизнесом на Кипре, приобрел некоторый внешний лоск и вернулся в Россию с небольшим состоянием и большими планами и амбициями.

Вернувшись, он почему-то решил сменить сферу деятельности и перешел в антикварный бизнес. Должно быть, подумал, что этот бизнес не такой криминальный, как сотовая связь.

О Солуянове говорили, что он — человек беспринципный, решительный и жесткий и ради прибыли ни перед чем не остановится. Вахтанг как-то рассказывал Агнии, как Солуянов, разоткровенничавшись после нескольких коктейлей, говорил ему, что не видит разницы, чем торговать — картинами или пельменями.

«Законы рынка везде одинаковы, — вещал он звучным, хорошо поставленным голосом. — Продаешь ты партию пельменей «Снежная страна» или бюро работы Чиппендейла — важно только соотношение спроса и предложения».

Может быть, этот лишенный предрассудков человек не примет всерьез слова Лисовского и возьмет Агнию на работу? Правда, работать с ним ей не очень хотелось, но выбора просто не было…

Она нашла телефон Солуянова и позвонила ему.

С ним не имело смысла разводить церемонии, и Агния прямо перешла к делу.

— Андрей, меня зовут Агния Иволгина. Вы обо мне наверняка слышали…

— Да, — односложно ответил Солуянов.

— Я осталась без работы после смерти Борового и ищу новое место. У меня имеется опыт работы в антикварном бизнесе и соответствующее образование. Вы можете мне что-нибудь предложить?

— Нет, — коротко и сухо ответил ее собеседник.

— Вам звонил Лисовский? В этом все дело?

— Разумеется.

— Я всегда считала вас человеком без предрассудков, человеком, для которого важны только реальные способности и квалификация сотрудника… Я очень хорошо разбираюсь в антиквариате и могу принести вам большую пользу…

— Или большой вред. Слухи в этом мире распространяются очень быстро, как лесной пожар, и они могут оказать большое влияние на мой бизнес.

Агния поняла, что разговор закончен, и отключилась, даже не попрощавшись.

Она поняла, что Лисовский выполнил свое обещание и отрезал ей все пути в профессии. В другое время она подумала бы, что нужно взять паузу, хотя бы на несколько месяцев, просто посидеть дома, поработать над какой-нибудь статьей или даже книгой, пока поднятая Лисовским волна не уляжется и шум в антикварном мире не утихнет. В конце концов, отдохнуть, уехать к морю, просто бездумно поваляться на пляже. Глядишь, и появятся какие-нибудь мысли и силы…

Но сейчас, как назло, у нее совершенно не было денег. Вот надо же было, чтобы так все повернулось!

Ей срочно нужна была работа.

Просто для того, чтобы существовать, чтобы платить по кредиту… Кроме того, ей хотелось разобраться с этой ужасной историей, хотелось выяснить, кто убил Борового, кто украл камень из средневекового кубка, ей хотелось понять, кто ее так подставил — а в том, что ее подставили, Агния ничуть не сомневалась.

Выяснить все и обнародовать потом всю историю, чтобы обелить свое имя, во-первых, а во-вторых, чтобы отомстить подлецу Лисовскому. Как это сделать, Агния еще не знала, но со временем обязательно этот вопрос нужно решить.

А для того чтобы провести самостоятельное расследование, тоже нужны деньги, и немалые.

Агния вцепилась в руль и закрыла глаза.

Что делать? Что делать?

Никто не хочет брать ее на работу, даже Солуянов!

Она перебрала в памяти имена знакомых антикваров, затем — полузнакомых, затем — тех, кого встречала один-два раза, тех, о ком знала только понаслышке…

И поняла, что в сложившейся ситуации никто не возьмет ее на работу, никто не рискнет своей репутацией…

И тут в ее памяти всплыло еще одно имя.

Точнее, не имя, а кличка.

Бармаглот.

Никто из антикваров не возьмет ее на работу, потому что никто не хочет рисковать своей репутацией. Но у Бармаглота репутация и так хуже некуда.

Бармаглотом называли в городе владельца полутемного подвала неподалеку от Владимирского собора и «Пяти углов», в той части города, которая известна как «Петербург Достоевского». Надо сказать, что этот район не слишком сильно изменился со времен Федора Михайловича, во всяком случае, на улицах здесь запросто можно встретить людей, как будто сошедших со страниц его романов.

С Бармаглотом никто из серьезных, уважаемых антикваров не имел никаких дел, никто при встрече не подавал ему руки. Это был пожилой неопрятный человек с бегающими глазками и фальшивой улыбкой, который не гнушался ничем. Он шнырял по помойкам, втирался в доверие к одиноким старухам, у которых еще остались какие-то дореволюционные вещи. Если ему везло — он покупал эти вещи за гроши, если же хозяйка не уступала в цене или не соглашалась расстаться со своим сокровищем — Бармаглот подсылал к ней прикормленных громил, и все заканчивалось для несчастной старухи печально…

Конечно, это были только слухи — но слухи весьма упорные и достоверные.

Если же ему не удавалось найти настоящие антикварные предметы — Бармаглот не гнушался подделками, для этого у него было двое мастеров, таких же старых и неопрятных, как он сам.

Достать антиквариат — это только треть бизнеса. Вторая треть — привести его в товарный вид, и третья, может быть, самая важная — продать его за хорошие деньги.

Поскольку репутация у Бармаглота была скверная, приличные покупатели не имели с ним дел. Но он не слишком огорчался: за долгие годы он оброс весьма специфической, но достаточно многочисленной клиентурой.

Клиентуру Бармаглота составляли бывшие уголовники, уже почувствовавшие вкус к красивой жизни, но еще не осознавшие, как важна репутация, как важна респектабельность. Бывшие уголовники, еще не превратившиеся в легальных, влиятельных бизнесменов. Бывшие уголовники — но в первую очередь их жены, присматривающиеся к образу жизни более удачливых коллег, но еще не усвоившие неписаные законы и правила этой жизни.

Подумав о Бармаглоте, Агния пришла в ужас.

Неужели она дошла до того, чтобы предложить ему свои услуги? Неужели она дошла до того, чтобы пойти на поклон к этому подозрительному полукриминальному типу?

А с другой стороны, что ей остается?

Идти учителем в школу?

При этой мысли ее передернуло. Нет, уж лучше иметь дело с уголовниками, чем со старшеклассниками! Кроме того, денег, которые ей будут платить в школе, едва хватит на привычную жизнь, а на выплату кредита их будет явно недостаточно, не говоря уже о том, чтобы расследовать кражу камня…

Агния еще колебалась, не в силах принять решение, но тут ей пришла в голову мысль, которая окончательно склонила чашу весов в пользу Бармаглота.

Она представила, как скажет матери, что пошла работать в школу, представила, с каким выражением лица ее мать выслушает эту новость, как она подожмет губы, каким презрительным сочувствием наполнится ее голос, и поняла — все что угодно, только не это.

Торопливо, чтобы не передумать, она нашла в записной книжке телефонный номер Бармаглота и набрала его. Этот телефон понадобился ей в свое время, чтобы получить недостающий стул для гарнитура, который купил Боровой.

Однако голос автомата сообщил ей, что данный телефон не обслуживается. Агния вспомнила, как ей говорили, что Бармаглот время от времени в целях конспирации меняет номер телефона, и поняла, что придется нанести ему личный визит.

Впрочем, если она собралась работать на него — этого все равно не избежать.

Агния глубоко вздохнула и посмотрела на себя в зеркало. Тушь размазалась от слез, да и на костюме какие-то подозрительные пятна, волосы растрепаны. Нет, срочно нужно взять себя в руки, а то вообще работы никогда не найдешь.

Она поправила прическу и макияж и поехала в сторону Владимирской площади.

Немного попетляв по узким кривым улочкам возле Кузнечного рынка, Агния нашла знакомую полуподвальную дверь с нейтральной вывеской «Антиквариат». Вывеска давно выцвела от безжалостного времени и столь же безжалостной непогоды, ступени, ведущие к двери, были выщерблены сотнями спускавшихся ног, и все вместе производило впечатление полного упадка и убожества, что вполне устраивало владельца этого магазина, девизом которого была крылатая фраза «Мне не нужна широкая известность».

Агния припарковала машину неподалеку от магазина, спустилась по ступеням и толкнула дверь.

Фальшиво звякнул медный надтреснутый колокольчик, и Агния оказалась в полутемной лавке.

Магазин Бармаглота отличался от галереи Вахтанга или от других антикварных салонов, где обычно бывала Агния, как старый, разбитый «Запорожец» отличается от новенького «Порше» или как покосившаяся деревенская избушка — от богатого загородного дома. Короче говоря, как небо и земля.

Освещенный тусклым светильником, переделанным из старой керосиновой лампы, этот магазин был не больше кухни в квартире Агнии. На его пыльных полках нашли приют самые разные предметы, не имеющие никакой реальной цены.

Помятый, давно не чищенный медный самовар соседствовал с громоздким, уродливым граммофоном, на широкой воронке которого с трудом можно было разглядеть аляповатые, когда-то пунцовые розы. Разрозненные, с облезшей краской оловянные солдатики стояли рядом с плохо сохранившимися фарфоровыми статуэтками — рахитичная девочка без левой руки играет с бесхвостой собачкой, толстый дантист с отбитым ухом и выражением свирепой радости на лице выдирает зуб клиенту, у которого уже отсутствуют нос и одна нога, мальчик в пионерском галстуке с идиотской улыбкой на пунцовых губах отбивает дробь на несуществующем барабане.

Рядом со всем этим сомнительным великолепием красовался гипсовый бюст Чапаева и еще один — какого-то неизвестного Агнии персонажа советской истории.

В общем, здесь была выставлена откровенная дрянь и ерунда, и выставлена она была исключительно для отвода глаз, потому что все настоящие дела, все настоящие сделки совершались в логове Бармаглота, в задней комнате магазина.

За прилавком, на котором под мутным стеклом в несколько рядов лежали разнокалиберные монеты и медали в скверном состоянии, сидел тщедушный молодой человек без бровей, с красным от хронической простуды носом и заметно редеющими волосами. В довершение этого впечатляющего облика на переносице продавца пылал огромный ярко-красный прыщ. На самом прилавке, возле допотопного кассового аппарата, сидел, аккуратно подогнув под себя лапы, здоровенный черный котище.

Оторвавшись от мятого порножурнала, молодой человек с удивлением уставился на Агнию: посетители нечасто появлялись в этом магазине. Особенно — такие привлекательные молодые женщины. Привстав, чтобы лучше разглядеть Агнию, продавец проговорил гнусавым простуженным голосом:

— Я вам чем-то могу помочь?

В этом вопросе явственно слышалась догадка, что прекрасная незнакомка заглянула сюда по ошибке и хочет узнать, как найти ближайший мультибрендовый бутик или салон красоты.

Агния, однако, ответила совершенно неожиданным вопросом:

— Михалыч у себя?

— Михал Михалыч? — переспросил продавец, удивленно моргая: Агния ничуть не была похожа на обычных клиентов Бармаглота.

Кот приоткрыл изумрудные глаза и посмотрел на Агнию с большой неприязнью — шумит тут, спать мешает…

— Да, Михал Михалыч! — раздраженно повторила Агния. — Не тормози, уважаемый!

— Да, у себя, но он занят…

— Это ничего. — Агния решительно обошла прилавок и вошла в расположенную позади него дверь.

— Эй, куда вы, постойте! — заверещал продавец, попытавшись остановить ее, но Агния захлопнула дверь перед его носом и вошла в кабинет Бармаглота.

Кабинет Бармаглота был несколько больше торгового зала магазина. Он был так же скудно освещен — видимо, тусклое освещение вполне соответствовало характеру творившихся здесь темных делишек. Так же, как торговый зал, этот кабинет был тесно заставлен всякой дореволюционной всячиной.

Но, в отличие от магазина, здесь попадалась не только откровенная ерунда, но и вполне приличные антикварные вещицы. Агния заметила несколько хороших статуэток саксонского фарфора, чугунный бюстик Наполеона начала девятнадцатого века, очень хорошую французскую табакерку с синей перегородчатой эмалью, еще одну, из потемневшей слоновой кости, и пару настоящих дуэльных пистолетов фирмы Лепаж. Наверняка здесь было гораздо больше интересного, но разглядеть лучше не позволяло освещение.

Сам хозяин магазина сидел за некрасивым и неудобным письменным столом с запачканной чернилами столешницей, развалясь в низком деревянном кресле, и разговаривал с долговязым и очень подозрительным типом.

Агния не первый раз видела Бармаглота, но ее снова поразило то чрезвычайно отталкивающее впечатление, которое он производил на свежего человека.

Бармаглот был плотный, небольшого роста человек лет пятидесяти, с длинными и большими, как у обезьяны, руками, с круглой плешивой головой. По краям его блестящей, как бильярдный шар, лысины росли длинные, неопрятные пряди седовато-рыжих волос. На широком угреватом носу низко сидели металлические очки с круглыми и толстыми стеклами. Одет он был в мятый, покрытый жирными пятнами клетчатый пиджак с заплатами на локтях. Под этим пиджаком имелась несвежая, клетчатая же рубашка и криво завязанный галстук с большим сальным пятном на середине.

Бармаглот ел бутерброд с копченой колбасой, роняя крошки на пиджак и на галстук, и одновременно, как уже было сказано, разговаривал с долговязым мужчиной лет тридцати самого подозрительного вида. Из-за бутерброда дикция Бармаглота, и вообще-то весьма далекая от идеала, стала вовсе неразборчивой.

— Я шебе што шказал? — говорил Бармаглот своему собеседнику. — Я што шказал? Штобы без рукоприкладштва! И уж по-любому штобы она живая ошталась!

— Ну, Михалыч, — уныло оправдывался долговязый… — кто ж знал, что в ней душа еле держится?

— А я што шказал? — Бармаглот проглотил кусок, и тут он увидел Агнию. Глаза его за круглыми стеклами очков вытаращились, круглое лицо побагровело, и он рявкнул:

— Кто такая? Кто пустил? Шурик, скотина, я тебе разве велел кого-то пускать?

Продавец робко выглянул из-за спины Агнии и промямлил, виновато шмыгая носом:

— Но, Михал Михалыч, я ей сказал, а она не послушала…

— Сказал? — перебил его Бармаглот. — Ты не говорить должен был, ты должен был…

— Да где ему, Михаил Михайлович! — заговорила сама Агния. — Вы меня не помните? Я к вам приходила от Борового, я Агния…

— От Борового? — Бармаглот резко изменил выражение лица и интонацию, вместо раздражения и злости теперь в нем проявился несомненный интерес. — Я слышал, Боровой умер в Италии… После аукциона, где он купил одну интересную вещичку… Это не ты была с ним в Италии?

— Я, — честно призналась Агния.

Она быстро взглянула на долговязого типа и на маячившего в дверях продавца и тихо проговорила:

— Если вы сейчас заняты, я могу зайти в другой раз.

— Нет, я не занят! — Бармаглот покосился на долговязого и недовольно процедил: — Чтобы больше такого не было!

— Обижаешь, Михалыч!

— А сейчас — брысь! И ты брысь! — Он зыркнул на продавца. — И чтобы никого не пускать!

Оба исчезли, как будто их сдуло ветром, а Бармаглот ткнул толстым пальцем на свободный стул:

— Сядь.

Агния послушно села, но не стала нарушать молчание, ожидая, когда Бармаглот сделает первый шаг.

Он помолчал минуту, пристально разглядывая Агнию, и вдруг спросил:

— Камень у тебя?

— Что? — Агния ждала чего угодно, только не этого вопроса. Она возмущенно взмахнула рукой и выпалила:

— Нет! Как вы могли подумать?!

— Жаль. — Бармаглот опустил уголки губ, чтобы ярче показать свое сожаление. — А тогда зачем же ты пришла?

— Я пришла… — Агния попыталась вспомнить заранее заготовленную речь, в которой она хотела убедительно и неотразимо доказать, что она очень даже может пригодиться Бармаглоту в его торговых делах, но все ее аргументы показались теперь неубедительными в этом захламленном кабинете, перед этим неопрятным и фальшивым человеком, и она просто проговорила:

— Я ищу работу. Может быть, вы меня возьмете?

— Я?! — Бармаглот очень выразительно взглянул на Агнию, в ее дорогой, хотя и помятой одежде, с еще не успевшими выветриться приметами высокого достатка и приличного социального статуса, и затем — на свой неказистый кабинет.

— Да, вы. Потому что никто другой не хочет меня брать после того, что случилось…

— Ага. — Бармаглот хищно ухмыльнулся, — из-за того, что случилось. А ты говоришь — как вы могли подумать! — Он очень смешно передразнил Агнию, но та не улыбнулась — не то у нее было настроение, ей было совсем не до смеха.

— Значит, они тоже подумали, что ты взяла камень? — Он перегнулся через стол и пристально, насмешливо посмотрел на Агнию. Она выдержала этот взгляд.

— Им эту мысль внушили, — ответила Агния после небольшой, наполненной значением паузы.

— Лисовский, — проговорил Бармаглот не с вопросительной, а с сугубо утвердительной интонацией.

— Лисовский, — подтвердила Агния.

— А у тебя действительно нет камня? — Бармаглот заговорщицки прищурил левый глаз.

— Я уже сказала вам, что нет. — Агния начала подниматься. — Я, пожалуй, пойду…

— Сиди! — прикрикнул на нее Бармаглот и вдруг вынул из-под своего стола какую-то прямоугольную штуковину темного, закопченного дерева и положил на стол перед Агнией. — Что это такое?

Агния осторожно взяла предмет со стола, повернула его к свету, повертела разными боками и снова поставила на стол.

— Это химитсу бако, — проговорила она уверенно, — японская шкатулка с секретом, сделана в городе Хакона в конце девятнадцатого века. Состояние неплохое, нужно только отчистить ее от грязи и копоти и проверить, работает ли секретный механизм. На глаз я не могу определить, насколько она ценная — это зависит от мастера и от сложности секретного механизма…

— Неплохо, неплохо! — Бармаглот забрал шкатулку, повертел в руках и убрал обратно — под стол. — Неплохо… впечатляет… Пожалуй, я возьму тебя на работу. Слышал про тебя — девка ты толковая, знающая…

Агния мимолетом удивилась — откуда он про нее знает? Вроде бы никогда не сталкивались. Приличные антиквары с Бармаглотом дел никаких не имели, она же просто рядовая сотрудница. Она украдкой поглядела на своего визави. Но нет, Бармаглот и не думал объяснять, откуда он ее знает. Хотя во взгляде его сумела Агния разглядеть какой-то особенный интерес. Но ненадолго, мелькнул — и исчез.

— Так что возьму я тебя, пожалуй… — повторил он.

Агния сама не знала — радоваться этому или огорчаться.

В конце концов, она сама пришла сюда, сама обратилась к Бармаглоту с просьбой… Но все же одно уточнение она должна была сделать.

— Вас, — проговорила она твердо.

— Что? — переспросил Бармаглот, недоуменно взглянув на нее.

— Не тебя — вас, — повторила Агния. — Я привыкла, чтобы ко мне обращались на «вы».

Это была неправда. Боровой называл ее на «ты», и она ему это прощала. Но тут — другое дело. Бармаглоту нельзя давать никаких поблажек, с ним нужно четко держать дистанцию, только тогда он может быть безопасен. Или, во всяком случае, менее опасен.

— Фу-ты, ну-ты! — усмехнулся Бармаглот. — Надо же, какие мы важные! А что, может быть, в этом даже что-то есть! Велю всем обращаться к тебе… к вам на «вы», может быть, на моих клиентов это произведет хорошее впечатление.

— Может быть, — согласилась Агния и тут же спохватилась: — Мы еще не обсудили мое вознаграждение. У Борового я получала…

Бармаглот остановил ее жестом:

— Я знаю, сколько он вам платил. Я — не Боровой, Боровой умер. Я буду платить… — Он назвал сумму гораздо меньшую, чем платил Боровой, меньшую, чем то, на что Агния рассчитывала, но по его тону и особенно по его лицу она поняла, что спорить бесполезно, и кивнула:

— Хорошо. Тогда вот еще что… Если вы меня берете, я хотела бы попросить аванс. Мне нужно…

— Меня не касается, зачем, — перебил ее Бармаглот, — аванс я дам. Только вот что, — он снова пристально взглянул на нее, понизил голос, но при этом речь его стала отчетливее и значительнее, — ты… вы не должны больше никому говорить, что не брали камня.

— Что?! — Агния подумала, что ослышалась. — Что вы этим хотите сказать? Я его действительно не брала!

— Я это слышал, — оборвал ее Бармаглот, — и я поверил. Но все остальные… И Лисовский, и все антиквары — вообще все — должны думать, что камень у вас.

— Но я не могу… я не знаю, как…

— Вам ничего не придется делать. Я все сделаю сам. Вам нужно только молчать с умным видом. Надеюсь, это вы умеете?

Агния хотела что-то сказать, хотела возразить ему — но Бармаглот остановил ее коротким движением руки:

— Это не обсуждается. Если хотите на меня работать — сделаете, как я сказал.

Он вопросительно посмотрел на нее. Агния взглядом выразила согласие, тогда он удовлетворенно кивнул и потянулся к сейфу:

— Сколько вам нужно?

Она назвала сумму — и он не стал спорить.

Отсчитав ей деньги, он удовлетворенно проговорил:

— Ну, раз уж вы получили аванс — прямо сейчас приступайте к делу. Деньги нужно отрабатывать.

— Я готова, — кивнула Агния, гадая, что он ей поручит.

А Бармаглот приподнялся из-за стола и крикнул в пространство:

— Витек!

В дверях появилась физиономия продавца:

— Звали, Михалыч?

— Ты что — глухой? Я не тебя звал, а Виктора.

— А Виктор… Он куда-то вышел.

— Что значит — вышел? Найди!

Продавец исчез, и через несколько минут в дверях возник давешний долговязый тип.

— Звали, шеф?

— Ты где пропадаешь? Ты должен все время под рукой у меня находиться! Понимаешь, что это значит? Ну ладно, поезжай вот с ней к вдове Филимонова. Посмотрите, что там можно оприходовать. Только смотри, — Бармаглот ухмыльнулся и кивнул на Агнию, — ее называй на «вы», она у нас важная персона!

— На «вы»? — Виктор удивленно взглянул на Агнию и ухмыльнулся, в точности как шеф.

Едва Агния со спутником вышли из его кабинета, Бармаглот схватил телефонную трубку и набрал номер.

— Валентин Андреевич, — проговорил он сладким, как патока, голосом, — не узнали? Богатым буду! — Он льстиво засмеялся. — Это Михаил… Да, Михаил Михайлович… Как ваше драгоценное? Неплохо? Рад за вас, искренне рад! Можно даже сказать — завидую… по-хорошему завидую, само собой, как говорят — белой завистью…

Он ненадолго замолчал, слушая собеседника, потом снова заговорил, еще более льстивым голосом:

— Да, конечно, я понимаю, что ваше время дорого! Да… Я никогда не посмел бы беспокоить вас без серьезного повода… Да, повод есть, очень даже есть… Я ведь помню, что вы интересуетесь старыми драгоценными камнями. Да, очень старыми. Так вот… Вы, возможно, слышали, что покойный господин Боровой купил на аукционе в Венеции кубок… очень старый кубок, каролингского периода. Слышали? Ну да, кто же теперь об этом не слышал… Так вот, вы знаете, что в этом кубке был уникальный сапфир и что этот сапфир пропал? Ну да, об этом тоже все знают… Так вот, случилось так, что этот сапфир оказался у меня… Совершенно случайно… И я сразу же вспомнил о вас…

Бармаглот отстранил трубку от уха — должно быть, его собеседник слишком громко выражал свои эмоции. Немного выждав, Бармаглот снова прижал трубку к уху и проговорил:

— Да, я вас прекрасно понимаю… Да, вы правы, это женщина, и сейчас она работает на меня. Так уж случилось. Только вы, конечно, понимаете, Валентин Андреевич, что наша сделка должна остаться в сугубой тайне? Вы понимаете, что не должны никому показывать этот камень? Понимаете? Да, в особенности Андрею Валентиновичу! Вы же знаете, какой он… разговорчивый человек! Ну, и отлично. А теперь немного поговорим о цене…

Бармаглот произнес цифру со многими нулями и снова отстранил трубку от уха, чтобы переждать взрыв эмоций. Мысленно досчитав до десяти, он продолжил:

— Ну что вы, Валентин Андреевич, это вполне реальная цена. Уверяю вас, я еще снизил ее из уважения к вам. Если для вас это слишком дорого — что ж, я предложу камень Андрею Валентиновичу. Хотя, честно говоря, мне не хотелось бы это делать. Мне хотелось бы, чтобы камень попал в руки настоящего ценителя… Да? Значит, мы договорились? Отлично! Тогда я свяжусь с вами через три дня!

Закончив этот увлекательный разговор, Бармаглот не положил трубку — он тут же набрал другой номер.

— Андрей Валентинович, — голос его был таким же приторно-сладким. — Узнали? Да, это я, Михаил! Как ваши внуки? Прекрасно, прекрасно! Как, вы об этом уже слышали? Да, Боровой… Да, в Венеции… Да, средневековый кубок… Совершенно верно… Уникальный сапфир… Да, кубку больше тысячи лет, сапфир соответственно еще старше… Не знаю ли я что-то? Представьте, знаю… потому и звоню вам… Да, да… разумеется, я к этому непричастен, но по счастливому стечению обстоятельств знаю того человека, у которого этот камень находится сейчас. Да, это женщина… Однако, как хорошо вы осведомлены! Да, она хочет его продать, но только выставляет одно непременное условие. Никто, ни одна живая душа не должна знать об этой сделке, никто не должен знать, что камень у вас! Никто — вы понимаете? Боже вас упаси! Валентин Андреевич — в первую очередь! Вы ведь знаете, какой он болтун! Вас устраивает такое условие? Ну и отлично! А теперь о цене…

Он назвал ту же цифру, что и прежнему собеседнику, досчитал до десяти и продолжил:

— Я понимаю, но ничего не могу поделать. Такую цену назначил продавец… То есть назначила… клянусь здоровьем, я от себя не прибавил ни доллара, занимаюсь этим исключительно из уважения к вам! Исключительно! Безусловно, я мог бы предложить камень кому-нибудь другому, да хоть тому же Валентину Андреевичу, но я хочу, чтобы такой уникальный камень оказался в руках подлинного ценителя… Да, я понимаю… Согласны? Ну, замечательно, я передам ваши слова владельцу камня и свяжусь с вами в течение трех дней!

На этот раз Бармаглот положил трубку, радостно потер руки, встал из-за стола, вышел в коридор и направился в самый его конец, где располагалась маленькая мастерская, заставленная настоящим и поддельным антиквариатом, находящимся на разных стадиях реставрации.

Здесь распоряжался маленький щуплый человечек с тонкими и длинными руками и ногами, чем-то похожий на паука. Он любовно обрабатывал небольшую узкую дощечку красного дерева, насвистывая при этом мелодию из какой-то оперетты. В углу на старом сломаном комоде на заботливо подстеленном куске ватного одеяла возлежал черный котище и посматривал вокруг изумрудными глазами.

— Павлик, чем занят? — осведомился Бармаглот.

— Да вот, стол реставрирую… — отозвался паук, оторвавшись от своей работы. — Ты говорил — срочно…

— Отложи все! Сейчас не до столов! Сделай мне два фальшивых сапфира, похожих вот на этот! — Бармаглот показал мастеру фотографию овального синего камня.

— Два? — проговорил мастер, разглядывая снимок. — Зачем тебе два? Этот камень явно не парный, он уникален, второго такого нет и не должно быть…

Кот мягко спрыгнул с комода и подошел посмотреть на фотографию. Он неплохо разбирался в антиквариате.

— Что еще за новости? — Бармаглот строго взглянул на мастера. — Тебя кто-то спрашивал? Кто-то просил у тебя совета? Я ведь не лезу к тебе с советами насчет реставрации старинной мебели или шлифовки камней, так с чего ты решил, что можешь давать мне какие-то советы или задавать вопросы? В общем, мне эти камни нужны срочно, бросай все остальное и займись ими!

— Ну вот, вечно так, — заскрипел человек-паук, — то одно, то другое, и всегда срочно!

— Вот именно — срочно!

— Меньше чем за месяц не управлюсь… работа долгая, кропотливая, спешить нельзя…

— О чем ты говоришь? У тебя всего три дня!

— Три дня? Да ты думаешь, что говоришь? Тут оттенок стекла подобрать нужно, добавки для твердости, потом отшлифовать… Да нет, самое малое — неделя! Быстрее никак!

— Нет у нас недели! Говорю тебе — три дня, и ни минутой больше! И смотри у меня…

И Бармаглот вышел, хлопнув дверью. Кот посмотрел ему вслед и презрительно фыркнул.

Мастер тяжело вздохнул и принялся за работу. Кот подошел ближе и осторожно тронул его лапой.

— Иди уж, Чипушка, — сказал мастер, подставляя колени, — посидим да помурлычем…

Кота звали Чиппендейлом, все же он был кот из антикварного магазина. Отличал он только мастера Павлика, тот подкармливал его и звал ласково Чипом.

Выйдя из магазина, Агния направилась к своей машине, но Виктор окликнул ее:

— Вы куда пошла? На моей машине поедем!

— Почему это на твоей? — поморщилась Агния, оглядев грязную, запущенную, неопределенного цвета «Тойоту» Виктора.

— Потому что потому! — огрызнулся тот. — Потому что я так сказал! Что-то непонятно?

— Ты мне не начальник!

— Вы тут тоже не больно командуй! — Виктор окинул Агнию оценивающим взглядом и, видимо, смягчившись, проговорил: — Незачем вам свою машину светить. Больно уж она приметная. Больно запоминающаяся.

Агния еще раз внимательно взглянула на его «Тойоту» и заметила, что номера на ней нарочно заляпаны грязью.

— А что — мы разве собираемся делать что-то противозаконное?

— А кто его знает, как дело повернется? — Виктор пожал плечами. — Работа у нас такая… сложная, психологическая. Так что вам же лучше на моей машине ехать…

«Во что меня втравил Бармаглот? — подумала Агния, садясь в машину Виктора. — Хотя я ведь знала, какая у него репутация… Знала, на что я соглашаюсь…»

— А к кому мы вообще-то едем? — спросила она. — Кто такая эта вдова Филимонова?

— Старушка была вдовой знаменитого академика-геолога, — сообщил Виктор. — Академик уже лет двадцать как помер, и от него много всякого барахла осталось. Вдова Михалычу время от времени кое-какие вещички продавала, а на днях померла, так вот Михалыч и хочет, чтобы мы посмотрели, не осталось ли там чего ценного, пока наследнички все чохом не снесли на помойку.

Через полчаса они подъехали к старинному четырехэтажному дому на Екатерининском канале. Виктор взял с заднего сиденья какую-то коробку, закрыл машину и направился к подъезду.

На подъезде был установлен домофон. Виктор подошел к нему, набрал номер квартиры. Из динамика донесся недовольный, визгливый женский голос:

— Кого надо?

— Это из антикварного магазина, — проговорил Виктор неожиданно вкрадчивым голосом.

— Какого магазина? — раздраженно переспросила женщина. — Нам ничего не нужно, мы ничего не покупаем!

— Люсенька, они ничего не продают, они покупают! — раздался из домофона мужской голос. — Проходите!

Замок щелкнул, дверь открылась, и Виктор с Агнией вошли в подъезд.

Войдя в лифт, Виктор быстро взглянул на Агнию и вполголоса проговорил:

— Вы там смотри, лишнего не болтай. Разбирайся со своими старыми вещичками, а с хозяевами я сам буду разговаривать, это моя работа. И еще: ваша задача — как можно сильнее сбить цену! Вы Михалыча знаете — он за лишнюю копейку с нас шкуру спустит!

Дверь квартиры была уже открыта, на пороге стоял тощий лысый мужчина с уныло обвисшим носом. Из-за его плеча выглядывала толстая тетка с огненно-рыжими волосами и неестественно ярким румянцем во всю щеку.

— Это кто ж такие? — осведомилась тетка, неприязненно разглядывая гостей. — Из какого такого магазина?

— Люсенька, эти люди из антикварного. Я тебе говорил, что они посмотрят тетины вещи и, может быть, что-то купят.

— Ничего им не отдам, по ним сразу видно, что жулики! — отчеканила тетка.

— Но, Люсенька, ты ведь все равно хотела все это выбросить на помойку!..

— И правильно хотела, этому старью на помойке самое место! Особенно книжкам этим, от книжек вообще никакого проку, одна пыль!

— Ну, так не лучше ли выручить за это хоть какие-то деньги? Чем просто так выкинуть… Ты, Люсенька, как-нибудь определись — то ли выкинуть, то ли все же лучше продать… Как-то ты, Люсенька, сама с собой договориться не можешь!

— Я все могу, что надо! А только по ним сразу видать, что жулики! — Тетка явно пошла по второму кругу. — Чем этим жуликам, я лучше Борис Борисычу отдам, Жениному свояку. Он хоть знакомый человек, он не обманет…

— Но, Люсенька… — безуспешно взывал к жене ее хилый супруг, — я уже людям обещал, люди приехали…

— Как приехали, так и уедут!

— Но, Люсенька, я тоже имею право голоса, это же все-таки была моя родная тетя! — использовал мужчина последний аргумент.

— А я — твоя законная жена, и по закону все, что твое — все мое! Я у адвоката спрашивала!

Агния решила, что из их операции ничего не выйдет и пора возвращаться ни с чем, но тут в разговор вступил Виктор.

— Мадам! — проговорил он с невесть откуда взявшейся галантностью. — Позвольте вручить вам подарок от нашей фирмы! — И он протянул коробку, которую взял в машине.

— Подарок? — настороженно переспросила тетка, и голос ее изменился. — Что за подарок?

— Замечательный, уникальный фен знаменитой итальянской фирмы с одиннадцатью насадками, включая специальную насадку для натуральных рыжих волос. То есть именно для вас — ведь у вас натуральные волосы редкостного цвета!

— Итальянский? — задумчиво переспросила тетка, машинально поправив волосы. — У Жени такой… хвасталась вчера, говорила, что очень хороший… Ну ладно, давайте сюда этот фен…

Она с интересом взяла коробку и отступила в сторону, открывая доступ в квартиру.

Муж проводил ее взглядом и с заговорщицким видом переглянулся с посетителями. Агния перевела дух и шагнула в прихожую.

Квартира была старая, просторная, из тех, которые прежде называли профессорскими. Собственно, она напоминала квартиру деда, в которой жила сама Агния. Только за квартирой деда она ухаживала, все вещи там стояли и висели на прежних местах, а эту квартиру уже много лет понемногу разоряли, выносили из нее все ценное.

На стенах тут и там виднелись прямоугольники менее выцветших обоев в тех местах, где прежде висели картины и гравюры, перекочевавшие в закрома Бармаглота. Мебель тоже была разрозненная — от прежних времен уцелели два-три стула красного дерева, настоятельно нуждавшиеся в реставрации, ореховый ломберный столик с треснувшей доской да небольшой комодик начала девятнадцатого века.

Агния приступила к осмотру посуды. Виктор тем временем отвлекал рыжую тетку, чтобы не путалась под ногами.

В посудном шкафу Агнии попалось кое-что интересное: две настоящие сине-белые веджвудские тарелки, пара чашек мейсенского фарфора, красивый соусник Императорского фарфорового завода, еще кое-что по мелочи.

Отложив сто́ящие вещи в сторону, Агния перешла в кабинет покойного академика.

Здесь тоже мало что осталось — картины и гравюры со стен были давно проданы, осталось несколько хороших старинных карт в темных резных рамах.

Зато в застекленных книжных шкафах было довольно много интересного. Не то чтобы уникальные издания, но хорошие книги девятнадцатого и начала двадцатого веков с прекрасными иллюстрациями и в отличном состоянии.

Агния вынимала книги, раскладывая их на две стороны — налево то, что не представляло никакого интереса, направо — все сколько-нибудь ценное.

И тут у нее зашлось дыхание. На одной из полок Агния увидела несколько небольших книг в кожаных переплетах с золотым тиснением. Чтобы проверить свою догадку, она достала книги с полки, раскрыла, взглянула на титульный лист…

Да, она не ошиблась. Это были первые прижизненные издания Пушкина — «Стихотворения» 1826 года, «Евгений Онегин» 1835, издание Геннади…

Рядом она нашла первое прижизненное издание поэмы Лермонтова «Бородино», а дальше… Она не поверила своим глазам, рядом с Лермонтовым стояла книжка «Ганс Кюхельгартен», единственная стихотворная поэма Гоголя. Поэма показалась Гоголю очень неудачной (да и не только ему, читатели и критики тоже были о ней не самого лучшего мнения), он выкупил весь тираж и сжег его. Ну, любил Николай Васильевич сжигать собственные произведения, была у него такая привычка! Специалисты считали, что уцелел всего один экземпляр того издания, но вот перед ней еще один!

Агния не была букинистом, но она знала, что все эти книги стоят действительно больших денег.

Вспомнив отвратительную рыжую тетку, она решила, что незачем ее баловать, покосилась на дверь и положила все первоиздания в левую стопку — к тем книгам, которым самое место на помойке.

Затем она вышла в коридор, чтобы приватно обсудить с Виктором, как поступить с этими книгами.

В это время в дверь квартиры кто-то деликатно позвонил.

Рыжая мегера на кухне болтала с Виктором, и ее муж снова открыл дверь.

В дверях стояла тоненькая скромная девушка в домашнем ситцевом платье.

— Вы к кому? — осведомился племянник покойной.

— Извините… — робко проговорила девушка. — Я соседка… Я дружила с Марьей Тимофеевной, часто заходила к ней… Так вот, нельзя ли мне попросить что-нибудь на память?

— Что? — Из кухни высунулась огненно-рыжая голова. — Будут тут всякие попрошайничать! И так, наверное, много всего растащила, пока мы не опомнились! Надо бы проверить, посмотреть у тебя в квартирке! Нечего тут шляться!

— Извините! — Девушка отшатнулась, как от удара, но не ушла. — Как вы можете так говорить! Марья Тимофеевна была моим другом! Я ухаживала за ней, когда она заболела!

— Этого мы не знаем! — визжала рыжая. — Тоже мне, сиделка нашлась! Вот за моей тетей покойной тоже одна ухаживала, так потом целый платяной шкаф пропал…

— Люсенька, Люсенька! — попытался остановить жену «племянник». — Ну зачем ты так? Может быть, девушка действительно…

— А ты мне рот не затыкай! — визжала жена. — Ишь, разлетелся, перед девушкой хвост распустил!

— Ну, может быть, ей действительно на память…

— Она уже наверняка до нас тут столько всего позаимствовала… на память!..

— Если бы у меня что-то было, я бы ни за что не пришла! — отчеканила девушка. — Я хочу просто какую-то память о Марье Тимофеевне, может быть, книгу… Я читала ей вслух…

— Люсенька, — снова вмешался в перепалку муж. — Может быть, дать девушке какую-то книгу, и все будут довольны?

— Знаете, какая странность? — проговорила вдруг девушка. — Вроде бы старый дом, дореволюционный, стены толстые, но вот в прихожей почему-то очень хорошая слышимость. А выше этажом живет районный прокурор… Он очень не любит шум…

Рыжая мегера снова хотела заорать, но тут Агния шагнула вперед, перехватила взгляд девушки и проговорила:

— Я как раз перебрала книги в кабинете, отложила часть, которую мы могли бы купить, и часть, которая ничего не стоит. Так, может быть, девушка возьмет какую-то книгу из той части, которая никому не нужна? Эти книги все равно нужно убирать из квартиры!

— Ну, если все равно выбрасывать — пускай возьмет! — неожиданно смилостивилась мегера. Кроме того, упоминание о прокуроре, живущем наверху, возымело свое действие. До рыжей мегеры все доходило не сразу, в данном случае ее муж оказался сообразительнее. Он дернул жену за руку и показал глазами на потолок. Та заткнулась резко и плотно, как слив в раковине, и даже как-то съежилась и стала меньше ростом. Из чего Агния сделала предположение, что с этими наследничками не все чисто. К примеру, это племянник не совсем племянник, а возможно, есть еще родственники… Ну, ее это совершенно не касается. А вот соседке надо посодействовать.

Девушка прошла с Агнией в кабинет, мегера встала в дверях, сложив руки на груди, и внимательно следила за происходящим. На ее красном лице было написано, что она никому не позволит себя надуть.

— Вот, возьмите что-нибудь из этой стопки. — Агния показала налево и снова перехватила взгляд девушки. Та ее явно поняла.

— Можно, я возьму вот эту книгу? — Она вынула из левой стопки первое издание «Евгения Онегина». — Ее я чаще всего читала Марье Тимофеевне!

— Да, конечно!

— Ладно, бери это старье, только смотри — ничего лишнего не прихвати! — раздраженно проворчала мегера.

— Нет-нет, что вы! — заверила ее девушка и быстро направилась к выходу.

Агния проводила ее, думая, что хотя бы одна книга покойной старушки попала в хорошие руки. Совесть совершенно ее не мучила — этой рыжей и того много, что получит. Наверняка старушку покойную ни разу не навестила, не то чтобы деньгами помочь или там лекарство дефицитное достать…

Под шумок она сумела переговорить с Виктором, и, как только дверь за девушкой закрылась, он обратился к рыжей:

— Ну что ж, Людмила Серафимовна, хоть и приятно с вами общаться, но мы на работе, нужно нам дальше двигаться. За той мебелью, которую мы отобрали, мы пришлем грузчиков, а пока позвольте рассчитаться за книги. Их мы сразу возьмем, груз небольшой. Ну, и в качестве бонуса, чтобы вам немножко помочь, можем те книжки, которые ничего не стоят, вынести на помойку.

— Ну, Виктор, мне как-то неудобно… — засмущалась мегера. — Да мы уж сами…

— Ну что вы, мне помочь такой женщине — одно удовольствие! — промурлыкал Виктор и подхватил отобранную Агнией стопку, в которой затесались самые ценные первоиздания.

— Какой приятный человек, — мечтательно проговорила рыжая особа, закрыв дверь за антикварами.

— Ну вот, Люсенька, а ты говорила, что непременно жулики… — пробормотал ее супруг.

Возвращаясь домой, в самый последний момент Агния вспомнила, что нужно заехать в супермаркет. И, выходя из него с двумя тяжеленными пакетами, увидела машину «Скорой помощи». Кому-то стало плохо прямо в магазине, вызвали медиков.

— Посторонитесь! — послышался рядом знакомый голос, и мимо пронесли носилки. За ними шел доктор.

«Как похож на того врача, что привел меня в чувство после аварии… — подумала Агния, мельком взглянув на него, — хотя в этой форме они все похожи…»

Доктор поднял голову, и она тотчас убедилась, что последняя ее мысль неверна, это был именно он, тот врач, что подвез ее в «Скорой» до офиса и еще всю дорогу беспокоился, не получила ли она сотрясение мозга. И все уговаривал с ними поехать в больницу — мол, снимочек сделают и вообще обследуют…

— Осторожнее! — Доктор оттолкнул толстого санитара и поддержал носилки. — Анатолий, не дрова все-таки несешь!

Он поднял голову и скользнул по ней рассеянным взглядом.

«Не узнал», — поняла Агния.

И то сказать — сколько перед ним проходит людей хотя бы за одну смену, где уж тут запомнить. Отчего-то эта мысль Агнию расстроила. Ну и ладно. Она тоже отвернулась.

Однако, пропустив носилки вперед, врач поравнялся с ней и неожиданно схватил за руку. Ту самую, где запястье было повреждено браслетом. Агния дернулась было, потом заметила, что он смотрит на нее, улыбаясь.

— Вот как, — сказал он, внимательно рассматривая запястье, — зажило, стало быть.

— Зажило, мазь помогла, — ответила Агния.

— В поликлинику, конечно, не ходила? — Он посмотрел ей в глаза профессиональным взглядом, провел перед лицом пальцем, вымазанном йодом. — Смотри, как бы хуже не было…

— Разве мы успели перейти на «ты»? — спросила, в свою очередь, Агния, улыбаясь.

Было очень забавно наблюдать, как из глаз его исчезало профессионально-докторское выражение. Он тряхнул головой и посмотрел уже обычно, с тем интересом, с каким мужчина смотрит на привлекательную молодую женщину.

— Вижу, что оправились от аварии, Агния, — заговорил он и тут же ответил на ее немой вопрос: — Ну да, у меня есть о вас сведения, вы же гаишникам паспорт показывали, а нам нужно было вызов оформить, такой порядок… Имя у вас редкое, вот я и запомнил.

— Герман Иваныч, ну идешь ты? — Толстый санитар запихивал в машину носилки.

— У вас тоже имя редкое, — сказала Агния.

— Ну да, фамилия моя Титов, вот родители и назвали в честь космонавта.

— Ну что ж, — сказала Агния, — спасибо вам за все. До свидания…

И пошла к машине. В конце концов, если он знает ее паспортные данные, то без труда сможет выяснить и номер телефона. Если, конечно, захочет.

Хотелось оглянуться, но она не позволила себе этого сделать. Хотя почему, собственно? Перед кем ей отчитываться? Вполне могла бы поговорить с симпатичным доктором чуть поласковее, хотя бы поблагодарить…

— Постойте! — Он догнал ее и легонько тронул за плечо.

— Если что понадобится, — он порылся в кармане голубой униформы и вытащил оттуда помятую визитку, — вот, возьмите. Обращайтесь!

И ушел, побежал даже к машине «Скорой помощи», пока Агния рассматривала визитку. Ну да, все верно, Титов Герман Иванович, больница Святого Георгия, и номер телефона.

Вечером Агния уселась за компьютер. Ей требовалось кое-что выяснить. Прежде всего — откуда взялся средневековый кубок, который покойный Боровой купил на аукционе в Венеции? Кто выставил его на аукцион? И какова его история? И что за камень был вставлен в кубок, если для того, чтобы его получить, пренебрегли кубком и совершили как минимум два убийства?

Она нашла сайт аукциона «Ка Чезаре», вот и список проданных лотов. Так, кубок периода каролингов, точной даты естественно нет, золото, драгоценные камни, среди них — удивительной красоты сапфир, очень большой.

— Черт бы его побрал, этот сапфир! — с чувством сказала Агния. — Из-за него все мои неприятности!

Тут она вспомнила, что у бывшего ее хозяина господина Борового неприятности несравненно большие, так что ей нужно еще радоваться. Что называется, легко отделалась.

Радоваться не хотелось. А хотелось выяснить, наконец, что же такое с этим камнем. Самой ей больше ничего не узнать. Стало быть, усмехнулась Агния, нужно обращаться к Аське.

Аська — это уникальная, единственная в своем роде личность, чудо, над которым природа очень сильно потрудилась. Или уж Господь Бог постарался, как посмотреть.

Познакомились они семь лет назад, когда Аська с мужем и двумя детьми въехали в их дом в одну из немногих оставшихся коммунальных квартир.

Квартиру не расселили только потому, что была она удивительно запущенной, и жильцы соответственные — хронический запойный алкоголик дядя Гриша и бывшая заслуженная учительница Вероника Марксеновна. Если с дядей Гришей еще как-то можно было сладить на предмет обмена, то Вероника Марксеновна твердо вознамерилась умереть на своей коммунальной жилплощади, о чем и заявляла подступающим к ней риелторам.

Ни угрозами, ни измором ее было не взять — старуха была здорова, как корова, к тому же обожала писать жалобы в самые разные инстанции, так что ее боялись все — от техника из жилконторы до главы местной администрации.

Третья комната в квартире пустовала, хозяин жил в другом месте, а сдавать комнату не позволяла все та же Вероника Марксеновна. Жильцы, запуганные ею, сбегали дня через три. Самый упорный из них выдержал неделю.

Тогда Агния бежала как-то через двор к автобусной остановке (машины еще не было) и увидела девчонку на лавочке. Та была худенькая, маленькая и неказистая. Она самозабвенно лупила по клавишам ноутбука, изредка дуя на озябшие пальцы. Рядом стояла коляска, которая заливалась в два голоса.

Собственно, коляска не стояла, а ходила ходуном. Когда Агния подошла ближе, из коляски высунулся младенец и едва не вывалился. Девчонка вскочила, уронила компьютер, замешкалась, но Агния уже успела подхватить ребенка.

Оказалось, в коляске двое, близнецы, сказала Аська, мальчик и девочка. Это потом уж они познакомились, и Агния узнала Аськину историю.

Девчонка из небольшого городка где-то на юге уродилась очень способной. Бывает такое, редко конечно, но бывает. Окончив школу, Аська приехала в Петербург поступать в институт.

Поступила без труда, она была одержима компьютерами. Училась самозабвенно, ни на что не отвлекаясь и не обращая внимания на житейские трудности. Родители ей не помогали, сами еле тянули, в семье было еще двое детей. Была Аська, как уже говорилось, неказиста — маленькая, худющая, ходила, в чем придется, волосы торчали в стороны непослушными вихрами, да еще очки, которые ей совершенно не шли.

Однако курсе на третьем появился рядом с ней парень, который пришел в восхищение от ее уникальных мозгов. Они просиживали часами у компьютера, разговаривая на своем птичьем языке и понимая друг друга с полуслова.

Можно только удивляться, каким образом дошло у них дело до постели. Аська, проживающая в виртуальном мире, заметила свою беременность очень поздно. Когда же кто-то из соседок по общежитию буквально силой притащил ее к врачу, выяснилось, что Аська ожидает двойню.

Ее Вова воспринял известие довольно спокойно — он просто не понял, какие его ждут неприятности. Все же он долго собирался с духом для того, чтобы представить Аську своей маме. Сама виновница, так сказать, торжества про свою беременность и не думала, как раз в это время она устроилась на неполный день в известную крупную фирму компьютерных технологий. Ее взяли пока без диплома, в виде исключения, уж очень была способная.

Разумеется, мама, увидев Аську во всем ее неказистом виде, пришла в ужас. К тому времени не понадобилась справка от врача, и так все было ясно. Мама покричала немножко, но за сердце хвататься не стала — не тот случай. Аська все поглядывала в прихожую, где у нее в сумке был ноутбук, как раз сегодня ее включили в новый проект.

Обдумав ситуацию, мама пришла к закономерному и неутешительному выводу, что свадьбы не избежать. Относительно детей было совершенно ясно, что Вова был у Аськи первым и единственным — кто еще на такую польстится…

Молодых скромно расписали в районном ЗАГСе, без шампанского и криков «Горько!», вскоре Аська родила мальчика и девочку, после чего свекровь выселила их в ту самую комнату в коммуналке, где проживали алкоголик и заслуженная учительница. Комната в свое время досталась ее мужу в наследство от какой-то троюродной тетки. Между делом молодые защитили дипломы и устроились на работу. Аську взяли в ту же фирму, разрешили пока работать дома.

Невозможно было представить человека больше не приспособленного к семейной жизни, чем Аська. Она была создана только для трех вещей: для работы, для работы и для работы. Только там, за своим обожаемым компьютером, она оживлялась и становилась человеком. Все остальное время она прозябала.

Пыталась делать, конечно, какие-то домашние дела, ухаживать за детьми, но получалось это у нее плохо, так что свекровь, наезжавшая раз в неделю для инспекции, устала уже ругаться.

Близнецы, как это бывает, уродились у Аськи необычайно здоровыми и живучими. Сколько ни падали они с дивана и из коляски, сколько ни подсовывали руки под дверь и не опрокидывали на себя чайники с кипятком и другие опасные для жизни предметы — все как-то обходилось без серьезных повреждений.

И, когда пошли в садик, тоже не болели. Ну, подумаешь, сопли до колен — дело житейское… Говорят же в народе: соплей бояться — в сад не ходить…

Между делом Аська умудрилась заработать кое-какие деньги, так что, когда дядя Гриша допился-таки до белой горячки и помер в районной больнице, они с мужем сумели выкупить комнату у дяди-Гришиной племянницы.

Свекровь, однако, не успокаивалась. С тихим упорством она капала и капала на мозги своему сыну, так что, в конце концов, сумела внушить ему, что женился он на совершенно не приспособленной к жизни дурнушке и что теперь всю жизнь предстоит ему провести в этом хлеву, называемом квартирой только по недоразумению. И еще множество слов в таком же духе.

Таким образом, муж понемногу проникся материнской пропагандой и стал шипеть и покрикивать на Аську. Она, конечно, по-прежнему пребывала в виртуальном мире, однако какие-то отголоски скандалов до нее все же доходили. Муж стал частенько оставаться ночевать у мамы, и она торжествовала уже тихонько победу, как вдруг судьба послала Аське тетю Дусю.

Точнее, не судьба, а все та же свекровь.

Тетя Дуся была бедная родственница из далекой провинции, она тяжело заболела, и нужно было ехать в большой город, чтобы делать несколько операций, в противном случае грозила тете Дусе инвалидность и мучительная смерть. Была она одинока, единственные родственники проживали в Санкт-Петербурге, так что тетя Дуся остановила свой выбор на этом городе. Она сообщила об этом Аськиной свекрови письмом и засобиралась в дорогу.

Но, поскольку почта работает у нас из рук вон плохо, то появилась тетя Дуся гораздо раньше письма. Аськина свекровь впала в панику и поскорее устроила бедную родственницу в больницу, посчитав, что отправить ее назад было бы еще хлопотнее.

За это время она несколько ослабила давление на своего сына, так что Вова с Аськой успели помириться. То есть Аська как обычно ничего не заметила, только в более спокойной обстановке стала соображать еще лучше и работать еще больше.

И в это самое время заслуженная учительница Вероника Марксеновна, составлявшая второй по величине кошмар ее жизни (первым была свекровь), упала в прихожей, споткнувшись о кучу своего же собственного хлама, и сломала шейку бедра.

Полежав в больнице, где порядки были драконовские и никто не обращал внимания на ее скандальный характер, заслуженная учительница осознала, наконец, что силы уже не те и что одной теперь ей будет жить, мягко говоря, трудновато. И обратилась к дочери, дабы та забрала ее к себе и ухаживала.

Да-да, выяснилось, что была у нее когда-то дочка, которая сбежала от нее, едва достигнув восемнадцатилетнего возраста. Это было так давно, что про дочку забыли даже старожилы их дома.

Дочка, разумеется, была не в восторге от перспективы обитания с мамашей в одной квартире, так что поставила вопрос перед соседями: они выкупают комнату заслуженной учительницы, причем дают столько денег, чтобы хватило на однокомнатную квартиру рядом с дочкиным нынешним домом.

Аська поднатужилась, выпросила большой аванс на работе, Вова взял кредит в банке и продал машину. И только-только супруги перевели дух после того, как вынесли на помойку последнее барахло, оставшееся от Вероники Марксеновны, в дверях возникла свекровь, поддерживая тетю Дусю.

Оказалось, что одной операции недостаточно, что нужно ждать несколько месяцев, а потом снова ложиться в больницу. А может быть, и не придется, врачи давали не слишком хороший прогноз.

В общем, ехать назад за Урал смысла нет, тараторила свекровь, а тут у вас как раз лишняя комната образовалась, так пускай она у вас поживет пока…

Аська, как всегда, думала о своем и все косилась на компьютер, а ее муж впервые в жизни повысил голос на мать. Впрочем, быстро опомнился — неудобно было перед тетей Дусей. Жалко старуху — худая, бледная, в чем душа держится.

Тетя Дуся, однако, помирать вскорости передумала, а может, никогда и не собиралась. Держась за бок и шаркая ногами, она разобрала у Аськи все завалы, привела в порядок одежду близнецов. Когда не осталось ни одного незаштопанного носка и ни одной оторванной пуговицы, тетя Дуся почувствовала себя лучше и начала готовить еду.

Стряпала она по старинке, то есть терпеть не могла ничего готового и размороженного, микроволновой печи боялась как огня, а блендер и тостер тихо презирала. Крем для заварных пирожных она сбивала деревянной ложкой, оставшейся от Вероники Марксеновны. Но это по праздникам, а по будням тетя Дуся варила суп, жарила котлеты или запекала мясо в духовке, близнецов откармливала домашними пирожками и плюшками.

Таким образом, Вова, которого ожидал теперь дома вкусный обед и относительный порядок в квартире, выглядел вполне довольным жизнью и перестал скандалить с женой. Аська же заметила в доме перемены очень не скоро, поскольку снова ударилась в работу — долги висели над ней, как дамоклов меч. Тетя Дуся занималась и с близнецами — учила девочку готовить, а мальчика — разным скороговоркам и шуткам и даже читала им вслух.

Хорошей атмосфере в доме способствовал еще тот факт, что свекровь у Аськи не появлялась, боясь, что ей вернут тетю Дусю. Но сын с невесткой и думать об этом не хотели.

Когда подошло время идти на очередную операцию, Вова подсуетился и устроил тетю Дусю к хорошему врачу.

Все прошло удачно и к тому времени, как близнецы пошли в первый класс, тетя Дуся могла даже забирать их из школы. Так что, когда свекровь заговорила было о том, что хорошо бы тетку отправить восвояси за Урал, Аська пришла в ярость и высказалась в таком духе, что с тетей Дусей она не расстанется никогда и ни за что, а если свекрови что-то не нравится, то она может забирать своего сыночка, от тети Дуси, мол, пользы гораздо больше.

Вова испугался, что Аська, выйдя из своего виртуального мира, теперь такой и останется, поэтому утихомирил мамашу, и все осталось, как было. Тетя Дуся вела хозяйство, Вова кушал и уже прибавил пять килограммов, близнецы учились и в меру хулиганили, а Аська всегда работала — долги они отдали, и теперь нужно было ремонтировать квартиру, а ремонт — дело дорогое.

Сейчас, вспомнив про Аську, Агния не стала откладывать дело в долгий ящик, а позвонила подруге сразу же. В трубке слышались визг и крики — близнецы мылись.

— Сейчас уложу и приду! — крикнула Аська, идти к ней Агнии не приходило в голову, от этакого гвалта голова потом неделю болеть будет, а то и дольше.

И правда, Аська явилась через полчаса — все такая же неказистая и растрепанная. Правда, очки теперь были другие — оправа дорогая, но по-прежнему совершенно Аське не идущая.

Аська с ногами залезла на диван, положила на колени ноутбук и покосилась на Агнию:

— Как, ты говоришь, называется этот аукцион?

— Ка Чезаре, так же, как дворец, в котором он проводится.

Аська сосредоточенно уставилась на экран, застучала пальцами по клавишам.

— Так, у них тут защита данных установлена, но слабенькая, устаревшая… Ага, а мы ее вот так… А мы ее консервным ножичком… А вот так не хочешь?

На какое-то время она замолчала, только громко шмыгала носом. Наконец, издала победный вопль:

— Ага, вот и раскололась!

— Ну, что там? — Агния заглянула через ее плечо и увидела только колонки непонятных цифр.

— Что это такое? — протянула она разочарованно.

— Это денежные транзакции, которые проводил этот самый Ка Чезаре в течение последнего месяца. Вот в этой колонке суммы, которые они получали от участников аукциона, а вот в той — которые переводили владельцам проданных лотов. Ты ведь знаешь, за какую сумму продали этот кубок?

— Еще бы мне не знать! Я же присутствовала на том аукционе и работала на Борового, так что отлично знаю, сколько он заплатил. Полтора миллиона евро.

— Какие деньги! — присвистнула Аська и снова шмыгнула носом. — Значит, мне нужно выяснить, кому после аукциона перевели полтора миллиона… — И она снова защелкала пальцами, вглядываясь в экран. — Это не то… И это не то…

— Постой! — остановила ее Агния. — Сумма должна быть другая, не полтора миллиона. Ведь организаторы аукциона снимают свой процент, за счет которого они живут и процветают.

— Ну, и какой они снимают процент?

— Конечно, они не трубят об этом на каждом углу, но насколько я знаю международную практику, аукционные дома обычно получают около двадцати процентов от вырученной суммы. Бывает, конечно, разброс, но в среднем это так…

— Ага, значит, мне нужно искать не полтора миллиона, а миллион двести… Тоже неплохие деньги…

Аська снова замолчала, потом сосредоточенно почесала в затылке, еще больше растрепав свои и без того взлохмаченные волосы, и задумчиво проговорила:

— Странно, такой суммы среди внешних транзакций тоже нет…

— Что ты хочешь сказать? Они все эти деньги оставили себе? Вот это странно!

— Действительно странно… Но вот все их переводы за интересующий нас период.

Она повернула ноутбук к подруге. Агния внимательно вгляделась в экран.

— Так… восемьсот тысяч — это за мраморную статую работы Кановы, она ушла за миллион, за вычетом двадцати процентов как раз получается восемьсот… хорошая, кстати, статуя, моя бы воля, я бы лучше ее купила… Четыреста восемьдесят — это за дарохранительницу… Шестьсот сорок — за арабский меч… Пока все понятно… А вот это что за транзакция? — Агния удивленно рассматривала следующую строчку. — Миллион пятьсот шестьдесят тысяч… Но на том аукционе не было таких дорогих лотов. Самый дорогой был тот кубок, который купил Боровой, а он ушел за полтора миллиона. За вычетом процентов должно быть миллион двести, как мы и говорили… Они что — еще от себя доплатили владельцу кубка? Так не бывает!

— Постой-ка, дай я взгляну… — Аська снова повернула к себе ноутбук, шмыгнула носом и пробормотала: — Ну да, вот в чем дело! Все ясно!

— Что тебе ясно?

— Да вот, смотри, здесь еще одна позиция, на которую мы не обратили внимания — код валюты. На аукционе ведь все цены указывались в евро, и вот по остальным транзакциям действительно указан цифровой код евро — 978. А по этой, самой большой транзакции указан код 840, это код американского доллара.

— Ага, теперь понимаю! — оживилась Агния. — То есть эта сумма не в евро, а в долларах! То есть они перед перечислением проконвертировали валюту. Ну да, если пересчитать в евро по тогдашнему курсу, как раз и получится один миллион двести тысяч…

— Ну вот, видишь, теперь все понятно, мы нашли платеж за этот кубок. Теперь осталось выяснить, кому пошли эти деньги… Они, конечно, шифруются…

— Ну да, владельцы дорогих лотов всегда настаивают на конфиденциальности, — подала голос Агния. — Ты, кстати, не хочешь перекусить?

— Есть не хочу, а чашку кофе выпила бы… Только покрепче, для стимуляции умственной деятельности…

Агния вышла на кухню, сварила в турке крепчайший кофе и принесла чашку подруге.

Аська самозабвенно стучала по клавишам, то и дело шмыгая носом и что-то неразборчиво бормоча.

Агния поставила перед ней кофе. Аська не глядя взяла чашку, пригубила и недовольно пробормотала:

— Я же просила покрепче… Ну ладно, и так сойдет… — И она снова склонилась над компьютером.

— Так, вот они куда ушли! — проговорила она наконец, с довольным видом оторвавшись от клавиатуры. — Техасский университет! Понятно теперь, почему они перевели деньги в доллары. В Техасе евро не пользуются популярностью…

— Техас? — удивленно протянула Агния. — Странное место для средневекового кубка… Впрочем, куда только не заносила судьба редкие артефакты и произведения искусства! Между прочим, один из лучших музеев русского авангардного искусства был в городе Нукус, столице Каракалпакии… туда высылали в годы репрессий многих любителей искусства, и они вывозили с собой картины…

— Не отвлекайся, Иволгина! Мы с тобой не на лекции для пенсионеров!

— Да, конечно, извини. Значит, до аукциона этот кубок находился в Техасе. А можно выяснить, как он оказался там?

— Проще простого, — самодовольно заявила Аська. — Сейчас мы зайдем на сайт этого университета и посмотрим, что там можно найти… Ты ведь читаешь по-английски?

— Разумеется.

Аська двумя глотками допила кофе, недовольно поморщилась, отставила чашку и снова склонилась над компьютером. Вскоре на экране появилась яркая картинка — бравый ковбой в сапогах со шпорами и в широкополой шляпе стоял, небрежно облокотившись на огромную стопку книг. Вокруг головы ковбоя змеилась надпись разноцветными буквами на английском языке:

«Государственный университет штата Техас. Остин, Техас».

— Ну вот, смотри, тут вообще все данные в открытом доступе! Никакой защиты!

— Ну да, — кивнула Агния, — это аукционный дом шифровал свои финансовые операции, а университеты обычно не делают тайны из своих коллекций. Наоборот, они стараются их рекламировать — ведь тем самым университет повышает свой рейтинг в глазах спонсоров и будущих студентов…

— Да, да, вот у них раздел, посвященный художественной и научной коллекции университета.

На экране одна за другой появлялись картины, статуи, антикварные сосуды и другие произведения искусства.

— Постой! — Агния схватила подругу за плечо. — Вот он, вот тот самый кубок!

Аська отстранилась, чтобы Агнии было удобнее читать.

— Так… этот кубок находился в коллекции Техасского университета с двухтысячного года, когда его передал в дар университету бывший выпускник, миллионер, владелец нескольких нефтяных скважин Дональд Свифт…

Аська перешла к следующей странице:

— Вот, посмотри, тут приведена статья из местной газеты.

Агния прочитала, переводя с английского:

«Вчера в актовом зале исторического факультета член попечительского совета Техасского университета, крупный нефтепромышленник, меценат и филантроп, бывший выпускник нашего университета Дональд Свифт преподнес в дар музею университета уникальное произведение средневекового европейского искусства, драгоценный кубок, представляющий несомненную историческую и художественную ценность. На торжественном обеде, посвященном этому щедрому дару, господин Свифт сказал:

— Я рад, что могу принести пользу родной школе! Для чего еще нужно зарабатывать деньги, как не для того, чтобы делать добрые дела? Надеюсь, другие выпускники последуют моему примеру…»

— Ну, дальше пошли пустые разговоры! — закончила Агния. — Самореклама и обыкновенная похвальба. Миллионер есть миллионер. А что там еще есть про этот кубок?

— Ну, вот тут есть раздел научных исследований университета… Посмотри, эта статья тебя интересует?

— Ага, ну-ка, ну-ка… — Агния снова начала читать.

«Недавно наш университет получил в дар от известного мецената Дональда Свифта средневековый кубок. Этот кубок исследовали специалисты исторического факультета во главе с профессором Голдстайном. В результате исследований они установили, что кубку больше тысячи лет, что он предположительно относится к каролингскому периоду, так называемому первому европейскому возрождению… Каролингский кубок стал одним из главных украшений университетского музея…»

— Что же тогда они его продали?

— Ну, вот здесь есть еще одна статья. Точнее, стенограмма заседания попечительского совета университета. Ну-ка, прочитай — ты по-английски понимаешь лучше меня.

— Ага, давай поглядим… — Агния придвинула к себе ноутбук. На этот раз она не переводила все подряд — это было бы слишком долго — а только пересказывала подруге общий смысл.

— Ну, они обсуждали на своем совете планы развития университета на ближайшие годы и пришли к выводу, что нужно построить новое студенческое общежитие, соответствующее современному уровню комфорта. Ну, ясно — ведь основной источник дохода университета — это плата за обучение, поэтому они хотят создать для студентов самые комфортные условия.

Вот, короче, денег в бюджете университета было недостаточно, и один из членов попечительского совета предложил продать что-нибудь из коллекции университетского музея. Ну, и пришли к решению продать этот самый каролингский кубок… И вот что интересно… Знаешь, кто предложил его продать?

— Понятия не имею!

— Тот самый Дональд Свифт!

— Тот миллионер, который подарил кубок университету?

— Он самый!

— Не понимаю… сам подарил этот кубок университету, а потом сам же предложил его продать?

— Я сама не очень понимаю, какой в этом смысл, но, наверное, какой-то есть. Может быть, таким образом этот Свифт увел деньги от налогообложения, или еще какие-то миллионерские штучки… Но это, собственно, меня не очень интересует. Мне гораздо интереснее узнать, как этот кубок попал к самому Свифту. Можешь ты это каким-то образом выяснить?

— Попробую! — Аська по обыкновению шмыгнула носом и снова склонилась над компьютером.

— Послушай, ты же наверняка голодная! — решила настоять на своем Агния. — Давай, я тебя покормлю! Хочешь супу?

— Ой, нет, только не суп! — всполошилась Аська. — Меня тетя Дуся каждый день кормит супом, котлетами, всякими домашними разносолами… Она считает, что мне нужно хорошо питаться, что я — худая и бледная от вредных лучей, которые испускает мой ноутбук, представляешь? И ничего ей не докажешь и не объяснишь! Знаешь, как мне надоело это здоровое питание? Нет ли у тебя маринованных огурчиков и еще чипсов? — в ее голосе зазвучали мечтательные нотки.

— Поищу, — неуверенно проговорила Агния, направляясь на кухню, но в дверях задержалась и пристально взглянула на подругу:

— А что это тебя на маринованные огурчики потянуло? Ты случайно не беременна?

— Нет, меня уже несколько лет на огурчики тянет, такой долгой беременности не бывает! И вообще, мне детей уже хватит, больше я рожать не собираюсь!

— Ну ладно… — Агния с сомнением поглядела на Аськины растрепанные вихры.

Через несколько минут Агния вернулась в комнату с пакетом картофельных чипсов. Маринованных огурчиков в ее хозяйстве, к сожалению, не нашлось.

Аська стучала по клавиатуре с пулеметной скоростью. Не оглядываясь, она сунула руку в пакет с чипсами, взяла горсточку в рот и захрустела. Агния села рядом, стараясь не отвлекать подругу, и только время от времени подсовывала ей чипсы.

Наконец Аська оторвалась от компьютера, шмыгнула носом и потянулась:

— Ну вот, нашла все, что смогла. Слушай сюда.

Значит, где-то года четыре назад Дональд Свифт оставил свои нефтяные скважины на попечение управляющего, а сам отправился в Европу — как говорит один мой старый приятель, за культурой. Он провел примерно месяц в Италии, чуть меньше — в Германии и полтора месяца во Франции. Он ездил по разным регионам Франции, но большую часть времени жил в замке некоего виконта де Бриссака, в Лангедоке, неподалеку от города Безье. Слышала когда-нибудь про такой город?

— Да я-то слышала, я же все-таки искусствовед. Ты не отвлекайся, продолжай!

— Вот, ты слышала, а я нет. Но не в этом дело. Тот виконт, в замке которого жил наш техасский миллионер, происходит из очень древнего дворянского рода, этому роду больше тысячи лет. Но в данный исторический момент дела у виконта обстоят неблестяще, проще говоря — семейка разорилась. Он наделал долгов, никак не мог выкрутиться, хотел уже продавать фамильный замок, но тут очень удачно подвернулся наш знакомый из Техаса, и финансовые трудности виконта удивительным образом прекратились. Он расплатился с долгами и даже отремонтировал полуразрушенное крыло замка…

— Что, неужели аренда замка покрыла все его долги?

— Вот это вряд ли. Аренда такого замка, конечно, стоит недешево, но все же не столько, чтобы расплатиться с долгами старинного дворянского семейства да еще оплатить ремонт средневековых руин. Тем более, что наш миллионер жил там всего месяц.

— И как же ты это объясняешь?

— Я это никак не объясняю, я в таких вопросах не разбираюсь. Это ты у нас искусствовед и историк, а я — простой программер. Я могу только копать в Интернете.

— Ну и как — что-нибудь нарыла?

— Да, представь себе — кое-что нашла. Во-первых, у этой старинной семьи, как у многих аристократических семейств Европы, были свои семейные сокровища. Картины старых мастеров, средневековое оружие, старинные украшения и прочие редкости. Время от времени они предоставляли свои сокровища разным музеям для выставок — именно тогда они и засветились в прессе, а значит, и в Интернете. Они участвовали в разных международных выставках на протяжении последних пятидесяти лет…

— Не понимаю… Ты говоришь, что нашла это в Интернете, но пятьдесят лет назад Всемирной сети не было и в помине, разве что в фантастических романах! Только-только появились первые компьютеры, и использовали их совсем в других целях!

— Слушай, Иволгина, я тебе удивляюсь. Ты вроде образованная женщина, а такое говоришь. Интернета, конечно, не было, но газеты и журналы были!

— Ну, разумеется…

— А у каждой уважающей себя газеты, у каждого журнала был архив старых номеров. И с появлением современных компьютеров и Интернета все средства массовой информации перевели свои архивы в цифровую форму и выставили их в сеть. Так что сейчас в сети можно найти номера солидных газет не то что пятидесятилетней, но даже столетней давности! И вот в одном из старых журналов я нашла отчет о выставке в марсельском музее, где среди прочих редкостей засветился старинный кубок. Вот, посмотри — это тот самый, твой кубок?

Аська показала подруге выведенную на экран страницу из какой-то французской газеты. На этой странице была фотография старинного кубка. Фотография была некачественная, черно-белая, но у Агнии не осталось никаких сомнений — это был тот самый кубок, который Боровой купил на венецианском аукционе. Тот самый каролингский кубок, который она привезла в Россию, кубок, из-за которого она попала в аварию и лишилась работы и доброго имени.

— Да, это он, тот самый кубок, — проговорила она тихим взволнованным голосом.

— Ну вот, что и требовалось доказать!

— Значит, французский виконт продал семейную реликвию техасскому миллионеру, чтобы поправить свои дела.

— Причем продал тайно!

— Но почему?

— Должно быть, потому, что такие ценные артефакты нельзя вывозить за границы Франции. Вот, я запустила поиск на имя виконта де Бриссака, и мне попалась еще одна статья. Вскоре после возвращения Дональда Свифта из Европы виконта вызывали в полицию, где его допрашивали по подозрению в незаконном вывозе из страны исторических и художественных сокровищ. Он оправдался, видимо, у полиции не было веских доказательств, одни подозрения…

— Ну да, а потом, когда Дональд Свифт подарил кубок университету, никому и в голову не пришло проверять его происхождение — ведь это был дар, а дареному коню в зубы не смотрят! А еще позже, когда попечительский совет университета решил продать этот кубок, у него уже была вполне солидная история — он на законных основаниях находился в музее университета…

— В общем, какая-то хитрая афера.

— Да, наверное, только мне вся эта информация не очень поможет. Мне бы хорошо узнать, как этот злополучный кубок попал в семью обнищавшего виконта.

— Ну, это трудновато будет, потому что, судя по всему, семья де Бриссаков владела этим кубком черт-те сколько лет!

— И не лет, а веков, — вздохнула Агния, — ну, все равно — спасибо тебе. Ты мне здорово помогла.

— Ладно, я еще над этим вопросом на досуге подумаю! — пообещала Аська, уходя.

«Да где тебе, — подумала Агния, — когда тебе, у тебя своей работы навалом…»

Проводив подругу, она легла, но долго не могла заснуть.

Едва она закрывала глаза, как перед ней возникали венецианский аукцион, древний кубок, сапфир, сияющий необыкновенным синим светом, а потом, безо всякого перехода — мертвый Боровой на гостиничном ковре, пропитанном его кровью…

А дальше…

Дальше она вспомнила тот страшный день, когда вбежала в кабинет деда и увидела его на окровавленном ковре…

И снова, как уже много раз за эти два года, перед ней встал страшный вопрос — кто, кто мог убить деда?

Ведь его дверь не была взломана, она была открыта, а открыть ее мог только сам дед…

Значит, он знал того, кого впустил к себе в тот вечер. Того, кто пришел, чтобы его убить…

Наконец эти безрадостные мысли оставили ее, перед глазами поплыли разноцветные пятна, и Агния заснула.

Утром Агнию разбудил телефонный звонок. Звонил не мобильный, а стационарный телефон.

— Иволгина Агния Львовна? — спросил на том конце не слишком вежливый мужской голос.

— Ну да, я.

— Капитан Перченок беспокоит. Нужно с вас показания снять, — сказал голос сурово. — По поводу аварии.

— Вы из ГАИ, что ли? Или из ГИБДД?

— Да нет, Агния Львовна, я из Пулковского отделения полиции.

— Но ведь это была авария на шоссе… Как у вас говорят — дорожно-транспортное происшествие… Такими делами занимается ГИБДД…

— ДТП со смертельным исходом расследуем мы!

— Ну да… Как со смертельным исходом? — всполошилась Агния. — Вы хотите сказать…

— Водитель машины Серафимов В.С. умер сегодня в больнице, не приходя в сознание, — отчеканил капитан.

— Как же так… — Агния вспомнила солидного немногословного водителя. Хороший был дядька, доброжелательный, опытный водитель, осторожный… — Надо же… был человек, и нету…

— Так как насчет показаний? — напомнил о себе капитан. — Сами явитесь или повесткой вас вызвать?

— Да приду, конечно, раз вам надо…

— Это не мне надо! — Капитан со странной фамилией, похоже, рассердился. — Это, если не знаете, ваш долг! Человек, между прочим, погиб, а вы…

— А что — я? — огрызнулась Агния. — Я не отказываюсь, а вы сразу ругаться!

— Очень советую вам, гражданка Иволгина, не препятствовать! — протокольным голосом заговорил капитан. — И не затягивать! Помощь следствию — это ваш гражданский долг! Так что жду вас завтра в двенадцать часов, записывайте адрес!

— Лучше сегодня, — сказала Агния, — чтобы мне с работы не отпрашиваться.

И верно, сегодня у нее был свободный день, Бармаглот сказал, что имеет на нее завтра какие-то виды. Не иначе, еще какая старушка померла, и он хочет поживиться.

— Ну ладно, приезжайте сегодня к часу, — нехотя сказал капитан, — только не опаздывайте.

«Зануда». — Агния отключилась, не прощаясь.

Капитан Перченок оказался совершенно не таким, как думала Агния. После их не слишком продуктивной беседы она представляла себе хлипкого лысоватого мужичка неопределенных лет в посыпанном перхотью свитере и вытянутых на коленках брюках. И зубы непременно желтые и кривые. И в комнате душно, и воняет застарелым табаком.

А ее встретил хоть и невысокий, но крепкий коренастый мужчина лет тридцати пяти, был он чисто выбрит и одет аккуратно. Волосы, правда, редковаты, но какое это имеет значение?

— Садитесь, — сказал капитан, бросив на Агнию быстрый внимательный взгляд, из чего она сделала вывод, что капитан не дурак, и нужно с ним вести себя поосторожнее. Лишнего, во всяком случае, не болтать. Еще с полицией не хватало ей неприятностей…

После обязательных вопросов капитан отложил ручку и поглядел на Агнию очень внимательно. Она не отвела глаза и ответила ему таким же взглядом.

— Итак, — произнес он, — что вы можете мне сказать по поводу аварии? Откуда ехали и куда, в общем, рассказывайте подробно. Меня интересуют любые детали.

— Ну, значит, ехали мы из аэропорта, — начала она, — да вы, верно, знаете…

Капитан мотнул головой, что означало, что он, разумеется, знает, но хочет послушать рассказ Агнии.

Агния рассказала ему, каким образом оказалась она в машине одна, не упоминая о том, что подлец Анатолий спрятал нужную бумагу и нарочно остался в аэропорту.

— Я с дороги устала очень и ненадолго задремала, — продолжала она, — а до этого Василий Степаныч сказал еще, что на фирме теперь беспорядок, вот машину ему дали другую, незнакомую… Так-то он водитель аккуратный был, за машиной следил, на той бы он не погиб…

— Выясним, — прокомментировал капитан, — переходите непосредственно к делу.

— Ну, задремала я, потом слышу — он ругается, потому что впереди фура медленно едет и никак его пропустить не хочет. Он и так, и этак пытался ее обогнать, а тот водитель нарочно ход замедлил, а потом вроде как пропустить надумал, а только вдруг выскочила тут машина темно-зеленая. Василий Степаныч не успел свернуть, да и куда? Вот и врезались мы в фуру. Я сознание потеряла…

Агния вовсе не собиралась рассказывать этому капитану про неизвестного, который брызнул ей в лицо какой-то гадостью и выкрал камень. Еще не хватало!

Капитан же углубился в какие-то бумаги.

— Верно, — сказал он, — в отчете из ГИБДД сказано, что по тормозному следу выяснили они, что столкнулась ваша машина с грузовой фурой. Только фуру не нашли, исчезла она с места происшествия. Так вы говорите, что там была еще какая-то машина? — капитан с сомнением взглянул на Агнию. — Странно, в отчете дорожной полиции о ней ничего не сказано. Вы уверены, что видели ее?

— Уверена. Это был темно-зеленый «Фольксваген», — сказала Агния неожиданно, — номер 552-ОХО.

Она вовсе не собиралась рассказывать капитану про всю историю с убийством Анатолия и что видела она там того же самого человека, который украл камень. Но язык сам выговорил номер машины и что был это зеленый «Фольксваген». Подумав секунду, Агния решила, что все к лучшему.

В конце концов, убийца там был, Агния его видела. И машину зеленую видела, его это была машина. И теперь на его совести еще и жизнь водителя. Так что пускай этот капитан ищет машину по номеру, авось и наткнется на что-то нужное. Да что искать-то, пробить по базе… Нужно ей теперь твердо стоять на своем — запомнила номер точно, он стоит перед глазами.

Капитан смотрел на нее с легким подозрением, Агния в ответ послала ему кроткий, невинный взгляд, поморщилась слегка и прикоснулась к вискам.

— Вы-то не пострадали? Голова не болит? — Агния видела, что спросил он так не просто для разговора, а проверяет — может, она все же на голову малость больная, в глазах у нее двоится и вообще глюки.

— Со мной все в порядке, — отчеканила она, — медики смотрели, ничего не нашли.

— Ну, тогда ладно, тогда можете идти. — Капитан протянул ей подписанный пропуск.

Агния пошла было к дверям, но вернулась и спросила, как она может получить свой чемодан с вещами, который остался в багажнике разбитого «Мерседеса».

Капитан Перченок помрачнел отчего-то и стал звонить, а Агнии велел подождать в коридоре. Сидя на неудобном стуле, Агния слышала, как капитан долго бубнил что-то в трубку, потом даже повысил голос, потом выругался и бросил трубку. После чего выглянул в коридор и сухо сказал, что чемодана в машине не нашли.

— Вот как… — прищурилась Агния, она, в общем-то, не очень удивилась.

Капитан же расстроился и сказал, что вопросом этим он непременно займется, что сейчас той смены, что принимала разбитую машину на стоянке, нет, а как только появится кто-нибудь на дежурстве, он про чемодан обязательно спросит. И еще поинтересовался, были ли там ценные вещи.

— Да тряпки там женские, одежда, туфли, — буркнула Агния, — документы я уж с собой взяла. Еще бумаги кое-какие, но…

Она хотела сказать капитану, что бумаг деловых ей ни капельки не жаль, пускай у Лисовского голова болит, она помогать ему ни за что не станет.

Простились они с капитаном довольно холодно.

Когда дверь кабинета закрылась за Агнией Иволгиной, капитан Перченок задумался.

Каких только удивительных фокусов не выкидывает человеческое подсознание!

Капитану приходилось опрашивать сотни, может быть, даже тысячи свидетелей, и почти всегда состояние стресса делало их показания неточными и недостоверными. Свидетели преступления или просто какого-то трагического события взволнованны, и волнение мешает им запомнить детали и подробности происшествия.

А эта Иволгина четко запомнила номер машины, которую увидела за несколько секунд до аварии. Машины, которая всего лишь промелькнула перед ее глазами…

Удивительное дело! Выходит, в этом случае стресс обострил ее внимание и улучшил память? А может быть, ей только кажется, что она запомнила номер той машины? Может быть, это так называемое ложное воспоминание?

Перченок вспомнил, как много лет назад, в самом начале его работы, он допрашивал свидетеля разбойного нападения. Тот человек случайно оказался рядом с местом преступления, и его ударила по голове упавшая вывеска, отчего он потерял сознание.

Так вот этот свидетель уверенно утверждал, что один из преступников был чернокожим. Тогда следствие ухватилось за этот след, прошерстило весь преступный мир города в поисках чернокожего грабителя. В итоге одного подходящего подозреваемого нашли, но у него было стопроцентное алиби.

После этого стали искать в другом направлении, преступников нашли и изобличили, но среди них не было не только чернокожих, но даже кавказцев или уроженцев Средней Азии.

Тогда следователь заподозрил свидетеля — не был ли тот в сговоре с преступниками и не пытался ли запутать следствие.

В конце концов, с тем свидетелем поработал судебный психолог, ввел его в состояние гипноза и выяснил, что тот перед самым происшествием проходил мимо книжного магазина, в витрине которого увидел книгу «Хижина дяди Тома» с изображением старого негра на обложке. Это изображение отпечаталось в его памяти и смешалось с лицами преступников…

Так, может быть, Агния Иволгина тоже стала жертвой какого-то сбоя памяти?

Однако капитан вспомнил, как уверенно говорила свидетельница — и решил все же проверить ее показания. Чем черт не шутит, главное в его работе — обстоятельность.

Он набрал номер своего старого знакомого из дорожной инспекции и попросил его проверить, какой автомобиль зарегистрирован под тем номером, который запомнила Иволгина.

Если это окажется темно-зеленый «Фольксваген» — значит, память не подвела свидетельницу, но уж если это совсем другая машина — значит, ее показания можно не учитывать…

Знакомого звали Николай Скопин, и когда-то давно мамы привели Колю и Петю Перченка в первый класс. И в первый же день мальчишки разодрались до крови. Петька был маленький и шустрый, Коля наоборот — здоровый и медлительный. Его посадили на последнюю парту, Перченок сидел на первой. К пятому классу Петя подрос, и его пересадили в середину, к отличнице Васенковой. На исправление. Васенкова в своих стараниях не преуспела, точнее, не очень и старалась, как-то они с Перченком друг друга не переваривали.

В общем, по окончании школы все разошлись, а через два года Перченок встретил Кольку Скопина под руку с этой самой Васенковой. И с обручальным кольцом на этой самой руке. Он не сумел скрыть свое удивление — что, мол, ты нашел в этой… Васенкова все поняла и тут же стала нашептывать мужу какие-то гадости. Перченок разминулся с ними, да и забыл.

А еще через пару лет встретил он Кольку в ГИБДД. Оказалось, с Васенковой он развелся, точнее, она его бросила, чему он был очень рад. И даже работу поменял, чтобы она не знала, где его искать. Но эта зараза умудрилась настроить против него всех друзей. Так что Перченку Колька очень обрадовался. Посидели тогда в соседней кафешке, вспомнили детство золотое, с тех пор изредка общаются, а если что нужно — Колька всегда поможет.

Скопин пообещал перезвонить через полчаса, но уложился всего в десять минут. Перезвонив Перченку, он сообщил тому, что под названным им номером зарегистрирован старый «Запорожец» выпуска тысяча девятьсот семидесятого года.

— Так что, думаю, он уже самое малое лет десять ржавеет где-нибудь на загородной свалке! — подытожил Скопин. — Или вообще разобран и сдан в металлолом…

— Но с учета, однако, не снят, — уточнил Перченок.

— С учета не снят. Знаешь, как много автовладельцев ленятся снимать старые машины с учета?

«Значит, свидетельница все перепутала», — подумал капитан, повесив трубку.

Однако в душе у него остался какой-то червячок, какая-то смутная тень сомнения.

Чтобы избавиться от этого сомнения, Перченок решил еще раз пересмотреть все материалы по той злополучной аварии.

Он перечитал протокол дорожно-патрульной службы, составленный по горячим следам, сотый раз рассмотрел составленную на месте схему. На всякий случай наложил эту схему на крупномасштабную карту местности — чтобы понять, откуда ехала разбившаяся машина…

И тут, на этой самой карте, он увидел, что в трех километрах от места аварии находится придорожное кафе с незамысловатым названием «Счастливого пути!».

Как он раньше не обратил на это кафе внимания?

Ведь если свидетельница не врет и ничего не путает, если ее машину перед аварией подрезал какой-то автомобиль — он должен был потом проехать мимо этого самого кафе…

Теперь все зависело только от везения.

Капитан открыл базу данных и нашел в ней телефон этого самого кафе. Ответил ему заспанный и недовольный женский голос.

— «Счастливого пути!» — проговорил этот голос.

— А я еще не прощаюсь! — ответил капитан. — Капитан Перченок, полиция…

— Что, Григорий опять в какую-то историю влип? — переполошилась женщина. — Сколько раз я ему говорила, чтобы не якшался со всякой шантрапой…

— Нет, я вам звоню по другому поводу, — успокоил ее капитан. — У вас есть камера наружного наблюдения?

— А как же, — женщина немного успокоилась, — у нас место уединенное, нам без камеры никак нельзя…

— А за какое время вы храните записи?

— Вот чего не знаю, того не знаю! У меня этим Григорий занимается, а его сейчас нет… Уехал якобы за продуктами и пропал… Говорила я ему, чтобы не водился с кем ни попадя…

— Ну, ладно, я к вам приеду, мне нужно ваши записи просмотреть.

Через час капитан подъехал к придорожному кафе.

Над входом в кафе светилась вывеска с названием. Две буквы в этом названии перегорели, и получилось что-то невразумительное — «Сстливого пути!». Перед входом в кафе стояла белая «Тойота» с открытым багажником, из дверей доносились звуки скандала.

Капитан поставил свою машину рядом с «Тойотой», подошел к кафе и задержался на пороге.

— Я тебе сколько раз говорила, чтобы ты держался подальше от этой лахудры! — гремел внутри знакомый капитану голос. — Я тебе сколько раз повторяла?

— Но, Зинаида, — отвечал мужской голос с выражением попранной невинности, — я ее сегодня вообще не видел…

— Не видел? А чей же это тогда волос у тебя на свитере?

— Но, Зинаида, мало ли чей волос мог случайно прицепиться! Вокруг люди…

— Знаю я, какие вокруг тебя люди! Вон, про тебя уже из полиции спрашивали…

— Из полиции? — Мужчина явно переполошился. — Кто про меня спрашивал?

Капитан решил, что дольше подслушивать неприлично, громко постучал в дверь и вошел, представившись:

— Капитан Перченок, полиция Пулковского района!

— Вот, я тебя предупреждала! — трагическим, но в то же время торжествующим голосом произнесла женщина — классическая блондинка общественного питания. Все было при ней — пышные, ненатурально светлые волосы, пышный же бюст, эффектно обтянутый яркой трикотажной кофточкой с таким вырезом, что капитану захотелось зажмуриться, круглые глаза навыкате, накрашенный сверх всякой меры рот, в данный момент распахнутый в крике.

— Полиция Пулковского района? — переспросил, повернувшись к капитану, ее собеседник, рослый обрюзгший детина с трехдневной щетиной на лице. — А что случилось-то?

В голосе и облике его явно сквозило беспокойство.

— Пока ничего не случилось, — заверил его капитан, — мне нужно ознакомиться с записями вашей камеры наружного наблюдения.

— Ах, камера! — Мужчина с облегчением вздохнул и повеселел. — Камера — это можно, это запросто…

Он пошел к служебному входу в глубине зала. Проходя мимо женщины, подмигнул ей и сказал:

— А ты, Зина, говоришь — полиция! А ему всего-то и нужно на камеру взглянуть…

Зинаида уперла руки в крутые бока и укоризненно покачала головой.

Григорий привел капитана в подсобку. Здесь, рядом с неисправным кассовым аппаратом и прочими не самыми нужными вещами, стоял допотопный монитор, на экране которого была видна парковка перед кафе и кусок шоссе.

— Вот тут, значит, монитор. — Григорий несколько суетливо продемонстрировал капитану свое хозяйство. — А вот тут, в шкафчике, старые записи. Вам за какой день нужно?

Капитан назвал Григорию день и час аварии. Тот достал из шкафчика нужный диск, вставил его в приставку для воспроизведения, переключил на нее монитор.

— Ну вот, то время, про которое вы спрашивали.

Капитан Перченок уселся на стул перед экраном и уставился на изображение.

Перед ним одна за другой проезжали машины — грузовые фуры, джипы, седаны разных годов выпуска. Движение на шоссе в тот день было редким, иногда на экране по нескольку минут не было ни одной машины. Поэтому не сразу вызвали полицию на место аварии, и поэтому же полицейские не нашли ни одного свидетеля самого дорожно-транспортного происшествия.

Капитан следил за проезжающими машинами, краем глаза посматривая на индикацию времени в углу экрана.

Вот наступил момент, когда, по расчетам гаишников, случилась авария. Конечно, момент аварии определен не совсем точно, но все же ошибка не больше одной-двух минут…

Прошло еще две минуты — и тут на экране появилась грузовая фура. Она пронеслась по шоссе и скрылась из поля зрения камеры…

Ага, это наверняка та самая фура, которую, по словам свидетельницы, пытался обогнать водитель ее машины.

Капитан остановил запись, отмотал ее назад и снова запустил на низкой скорости, чтобы внимательно разглядеть злополучную фуру.

Но и повторный просмотр ничего ему не дал — фура как фура, никаких надписей на борту, и номеров в таком ракурсе не разглядеть. Найти такую фуру практически невозможно. Да если даже и найдешь, какой прок? Водитель наверняка скажет, что ничего не помнит. Ну, допустим, пыталась его обогнать какая-то машина — ну и что с того?

Капитан вздохнул и снова пустил воспроизведение с обычной скоростью.

Если свидетельница говорила правду, если ей ничего не померещилось после удара — сразу за фурой должна была проехать та машина, которая их подрезала. Та машина, номер которой она якобы запомнила.

Сразу за фурой — или даже раньше нее, если тот «Фольксваген» эту фуру обогнал. Однако перед фурой на записи минут десять не было ни одной машины, а после…

Минуты шли за минутами, а «Фольксваген» все не появлялся.

Ну, все ясно, подумал капитан, не было никакого «Фольксвагена», девушке он привиделся. Или она его придумала с неизвестной целью…

Капитан уже хотел остановить запись, как вдруг перед ним на экране промелькнул темно-зеленый силуэт.

Машина промчалась так быстро, что капитан не успел ее как следует разглядеть. Он снова отмотал запись назад и пустил ее на пониженной скорости.

Теперь он отчетливо разглядел темно-зеленую машину.

Это, несомненно, был «Фольксваген», точно такой, какой описала та свидетельница.

Значит, она не выдумала эту машину, значит, эта машина ей не померещилась…

Но тогда у капитана возникли сразу три вопроса.

Вопрос первый: скорость, с которой мчался этот «Фольксваген», явно выше дозволенной. Куда так мчится водитель зеленой машины, что даже рискует попасть на радары патрульной службы?

Вопрос второй, связанный с первым: почему «Фольксваген», даже несмотря на свою скорость, появился на шоссе рядом с кафе значительно позже злополучной фуры?

Перченок взглянул на индикатор времени и подсчитал, что между проездом фуры и появлением зеленого «Фольксвагена» прошло четыре минуты. Получается, что зеленый автомобиль не уехал с места аварии вслед за фурой, он задержался там на целых четыре минуты. Или даже чуть больше, если учесть разницу скорости.

Четыре минуты — это много времени, за четыре минуты можно много успеть.

И, наконец, вопрос третий: если свидетельница Иволгина не ошиблась с цветом и маркой машины, которую она видела за мгновение до аварии, почему она ошиблась с его номером? Судя по тому, что она запомнила темно-зеленый «Фольксваген», память у нее отличная. Почему же память подвела ее с номером?

Или память вовсе не подвела ее?

Так или иначе, к ее показаниям следовало присмотреться внимательнее. И первый, с кем нужно поговорить — тот охранник, Анатолий, вместе с которым она прилетела из Италии. Охранник, который должен был везти ее из аэропорта — но не смог из-за весьма подозрительного стечения обстоятельств. Бумага там какая-то потерялась — вот интересно. В Венеции была — а тут вдруг потерялась. Куда она могла из самолета деться? Вот про это тоже нужно охранника спросить, хотя, если честно, к его, капитана Перченка, делу это отношения не имеет. Но все равно любопытно…

До сих пор охранника не допрашивали, потому что он формально не был свидетелем по делу, поскольку не присутствовал на месте происшествия, но капитан почувствовал, что охранник может знать что-то важное. И даже может быть замешан в деле…

Капитан изъял диск с записью, чтобы приобщить его к вещественным доказательствам по делу, и отправился в свое отделение. Здесь он первым делом попытался связаться с охранником Анатолием Зайцевым.

Однако в антикварной фирме покойного Борового, куда позвонил Перченок, ему сказали, что Зайцев сегодня на работу не выходил. Возможно, по болезни.

Тогда капитан узнал его адрес, домашний и мобильный телефоны.

Мобильный телефон Зайцева не отвечал — он был выключен или находился вне зоны действия сети.

По домашнему телефону капитану ответил немолодой женский голос. Когда капитан спросил Анатолия, его собеседница насторожилась и спросила, кто он такой и зачем ищет Толика.

Капитан представился и, в свою очередь, спросил, с кем он разговаривает. Женщина представилась матерью Анатолия Зайцева и сказала, что сама ищет сына, что он не ночевал дома и она очень беспокоится.

— А зачем вы все-таки ищете Толика? — снова спросила она капитана. — Неужели он сделал что-то плохое?

Капитан успокоил ее, заверив, что ищет ее сына только потому, что тот был свидетелем дорожно-транспортного происшествия.

В это время Перченок заметил, что майор Огурцов, с которым он делил кабинет, делает ему какие-то странные знаки, показывая то на телефон, то на бумаги на столе.

Извинившись перед матерью Анатолия и пообещав сообщить ей, если что-то узнает о ее сыне, Перченок повесил трубку и спросил коллегу, что тот хотел ему сказать.

— Ты ищешь Анатолия Зайцева? — спросил Огурцов.

— Да, а что? Он у меня свидетелем проходит…

— Уже не проходит.

— То есть как — не проходит?

— Он теперь не свидетель, он теперь потерпевший.

— Потерпевший? Да нет, свидетель…

— Говорят тебе, он потерпевший! Потерпевший в деле по сто пятой статье…

Сто пятую статью Уголовного кодекса капитан Перченок знал слишком хорошо. Это статья «Убийство».

— Откуда такая информация?

— Из оперативной сводки за минувшие сутки. Я ее как раз просматривал, там и попалось мне это имя.

Огурцов увидел удивление и растерянность на лице своего коллеги и проговорил снисходительно:

— Ты чего, Петька? Не первый год в органах работаешь, должен, казалось бы, привыкнуть. Убийство — дело не такое уж редкое… Сколько ты их уже расследовал?

— Да нет, я не тому удивляюсь, что его убили, а тому, что больно уж своевременно. Как раз тогда, когда я с ним захотел поговорить.

— Ну, значит, опоздал…

— А как его убили?

Огурцов поднял оперативную сводку, и через несколько минут капитан Перченок узнал, что охранник Анатолий Зайцев был убит ударом ножа в туалете кафе.

Кафе, где убили Анатолия, находилось на чужой территории, но капитан Перченок все же решил поехать туда и попытаться выяснить обстоятельства этого убийства.

Располагалось кафе в тихом переулке на Петроградской стороне, но припарковаться там оказалось довольно трудно. Капитан с трудом нашел свободное место в квартале от кафе, выбрался из машины — и тут на него буквально налетел бородатый бомж с пачкой газет в руке.

— Гражданин начальник, купи газету! — проговорил он, жалостно моргая красными глазами. — Интересная газета, с кроссвордом, с гороскопами… А не хочешь газету — так дай десять рублей… Я два дня не ел… и опохмелиться не на что…

Хитрый бомж встал так, что капитану было не пройти мимо него.

— А хочешь, гражданин начальник, я тебе машину помою, — канючил он, ощерив беззубый рот. — Вон она какая у тебя грязная… Капитану полицейскому на такой машине ездить неприлично…

— А ты почем знаешь, что я капитан полиции? — удивленно спросил Перченок.

— Ох, гражданин начальник, мента от всех прочих любая собака отличит, а уж я-то человек бывалый, жизнью битый… Ну так что — помыть твою машину?

Перченок полез в карман, набрал мелочи и сунул бомжу со словами:

— Держи, только машину мою не трогай!

— Не трогать — это можно, — бомж хитро осклабился, — это отдельная услуга… Надо бы за это еще добавить…

— Хватит с тебя!

Бомж понял, что больше ему не перепадет, посторонился и дал капитану пройти к кафе.

В кафе было тихо и малолюдно. Ничто не говорило о том, что здесь совсем недавно совершено серьезное преступление. Перченок огляделся, подошел к стойке и раскрыл перед стоявшей за ней девушкой свое удостоверение:

— Капитан Перченок!

— Вы опять по поводу убийства? — вздохнула девица. — Сколько можно? Ваши здесь уже все вверх дном перевернули, всех допросили… Я им рассказала все, что знала…

— Они из одного отдела, а я — из другого! — строго проговорил капитан. — Так что придется вам еще раз повторить!

— Да хоть десять раз спрашивайте, — раздраженно выпалила девица. — Все равно я больше ничего не помню! Думаете, мне только и дела, что всех посетителей запоминать?

— Но все же, вы видели того человека, которого здесь убили?

— Само собой! Кто, по-вашему, полицию вызвал? Когда та тетка завопила, которая его нашла, я думала, стекла в окнах вылетят! Прибежала на крик — а он там сидит зарезанный… На всю жизнь эту картину запомнила!

— А до того вы его видели? Пока он еще был жив?

— Ну, вроде бы видела… Он сперва на улице сел за столик, я ему меню принесла, и простое, и для ланча, спросила, сразу закажет или погодя, а он сказал, что друга подождет и что пока ему только пива маленький стакан. Ну, а потом я на других посетителей отвлеклась, особенно на мамашу с ребенком, а потом уже та женщина завопила… Но я это все вашим уже рассказывала…

— Вы говорите, он друга ждал? — ухватился капитан за слова свидетельницы. — А не помните — дождался он его или нет? Постарайтесь вспомнить!

— Говорю же — не помню! — Девушка развела руками. — Тут как раз мамаша с ребенком пришла, и ребенок этот по всему кафе носился, я только следила, чтобы он чего-нибудь на себя не уронил, больше ни на что внимания не обращала. А мамаша его спокойно кофе пила, как будто это ее не касается… А когда шум поднялся, когда покойника нашли, она хотела уйти, не заплатив, я ее еле перехватила… Так она еще в претензии была, что ее ребенка перепугали, а по-моему, этот ребенок сам кого угодно перепугает…

— Ладно, насчет ребенка я все уже понял. Значит, вы не видели, дождался он кого-то или нет?

— Говорю же — не видела! Вот до чего вы любите одни и те же вопросы задавать!

— Работа такая! — машинально ответил Перченок.

Он думал о том, что зря потратил столько времени и что лучше было связаться с коллегами из Петроградского района, может быть, у них есть какая-то ценная информация.

— Больше никого из посетителей не было? — спросил он на всякий случай.

— Вроде бы девушка еще заходила… — девица за стойкой наморщила лоб, — села вон туда, меню взяла. А потом куда-то делась, ушла, видно, передумала… А мне что? Заказ она не сделала, так что…

Капитан еще раз огляделся в кафе, поблагодарил свидетельницу и вышел.

Около его машины дежурил знакомый бомж.

Увидев капитана, бомж вытянулся по стойке «смирно» и отрапортовал:

— Гражданин начальник, ваше поручение выполнено! Машину не трогал и никого другого к ней не подпускал! Так что мне за службу полагается надбавка…

Капитан полез в карман, понимая, что иначе бомж не отстанет. Тот тем временем продолжал рапортовать:

— За время моего дежурства чрезвычайных происшествий не было, за исключением одного. Тут рядом серая «Хонда» была припаркована, так вот, когда водитель выезжал, он твою машину задел маленько, вон слева царапина!

Перченок действительно увидел на левом крыле своей видавшей виды машины свежую царапину и расстроился.

— «Хонда» цвета «мокрый асфальт», — продолжал докладывать бомж. — Машина не из нашего района. Государственный номер такой-то… — он без запинки отчеканил все буквы и цифры номера.

Капитан удивленно уставился на бомжа:

— Надо же, какая у тебя память хорошая!

— Так точно, на память пока что не жалуюсь! Мне за это премия полагается?

— Полагается, полагается! А почем ты знаешь, что эта «Хонда» не из вашего района?

— А я все здешние машины наизусть помню, — понизив голос и оглядевшись по сторонам бомж добавил: — Все здешние водители меня уже знают, так что у них денег не допросишься, если только кто незнакомый приедет, вот вроде тебя, гражданин начальник… Тогда еще можно копеечку заработать…

Капитан понял прозрачный намек и протянул ему деньги. Вдруг его осенило:

— Послушай, а ты вчера здесь тоже был?

— А как же. — Бомж радостно осклабился, продемонстрировав капитану редкие желтые зубы. — Я здесь каждый божий день, без выходных и без отпуска! Как говорится — семь дней в неделю, двадцать четыре часа в день… У нас ведь такая работа — один день не придешь, непременно кто-нибудь твое место займет!

— Конкуренция, значит?

— Во-во, конкуренция! Звериный оскал капитализма!

— Ну, так вот, если ты вчера здесь был, не обратил внимания, около трех часов были здесь незнакомые машины?

— Около трех? Это, значит, приблизительно, когда в кафе того мужика зарезали?

— Вот-вот, именно тогда!

— Это, значит, ты меня в свидетели припахать хочешь? — огорчился бомж. — Да еще по такому серьезному делу, по сто пятой статье? Нет, гражданин начальник, у меня такое железное правило, чтобы свидетелем не записываться, особенно если бесплатно. Если, конечно, за отдельные деньги — тогда ладно, тогда другое дело, а бесплатно — это я ни за что…

— Ты что, думаешь, я эти деньги печатаю? — вздохнул капитан, ощупывая карманы.

— Нет, это вряд ли! — Бомж с сомнением взглянул на полицейского. — Деньги печатать — это уже сто восемьдесят шестая статья, это большой срок… А только бесплатно в свидетели идти мне мои принципы не позволяют!

— Да я же тебя не заставляю в суд идти, ты только мне расскажи, что видел!

— Один на один — это можно, это куда ни шло. Но только все равно не бесплатно! Я, гражданин начальник, не могу поступиться принципами! Хоть небольшую премию, но я должен получить!

— Ну, ладно, если небольшую… — Капитан достал из бумажника купюру, но придержал ее. — Э, нет! Ты сперва скажи, что помнишь, а то, может, это и гроша ломаного не стоит!

— Ну, ладно… — вздохнул бомж. — Главный мой недостаток — доверчивость! Очень через свою доверчивость пострадал, а все равно ничего не могу с собой поделать! Вот доверяю людям, и все тут! Значит, слушай сюда…

Бомж придвинулся поближе к капитану, откашлялся и доверительно понизил голос:

— Вчера, говоришь? В три, говоришь, часа?

— Ну да…

— В это время здесь три посторонние машины стояли. Одна — белая «Тойота», вторая — красный «Пежо», заметный очень, а третья — темно-зеленый «Фольксваген»…

— Темно-зеленый «Фольксваген»? — взволнованно переспросил капитан. — Ты ничего не путаешь?

— С чего бы мне путать? — обиделся бомж. — Ты же, гражданин начальник, видел, какая у меня память хорошая!

— А номер этого «Фольксвагена» ты не запомнил? — спросил Перченок, боясь спугнуть удачу.

В его поле зрения снова попал тот самый загадочный «Фольксваген». Он уже не сомневался, что Агния Иволгина действительно видела его в момент аварии, ведь он попал на видеозапись около кафе «Счастливого пути». А теперь выясняется, что этот же автомобиль засветился возле места убийства Анатолия Зайцева…

— Запомнил, конечно, запомнил! — проговорил тем временем бомж. — Хотя… что-то у меня память начала портиться… — И он выразительно взглянул на деньги в руке капитана.

— На, держи для освежения памяти! — Перченок отдал бомжу приготовленную купюру.

— Значит, записывай, гражданин начальник! — заявил бомж, спрятав купюру в карман своего необъятного балахона. — Номер того «Фольксвагена» был 552-ОГО!

— ОГО? — машинально переспросил капитан.

— Не ОГО, а ОХО! — поправился бомж. — Это я вчера пива холодного выпил, поэтому голос у меня сегодня не очень, а память — как всегда, отличная!

— Ты уверен? — уточнил Перченок, хотя ни секунды не сомневался, что бомж назвал ему верный номер. Потому что это был тот самый номер, который запомнила Агния Иволгина.

— Уверен, на все сто процентов! — подтвердил бомж. — Или даже на сто пятьдесят!

Значит, та самая машина, которая подрезала автомобиль Иволгиной на пути из аэропорта, стояла возле этого кафе в тот день и час, когда здесь был убит Анатолий Зайцев.

Значит, водитель этой машины как минимум причастен и к аварии на шоссе, и к убийству охранника. А на самом деле, Перченок не сомневался, что он, этот водитель, и есть убийца.

Проблема была только в том, что капитан уже знал, что номер на его машине был фальшивый, что этот номер принадлежал давно заржавевшему и попавшему на свалку «Запорожцу». Так что вычислить убийцу будет очень непросто…

На всякий случай он задал наблюдательному бомжу еще один, последний вопрос:

— А ты случайно не заметил, как выглядел водитель того зеленого «Фольксвагена»?

— Вот чего не знаю, того не знаю! — с сожалением признался бомж. — Когда он приехал, я как раз в другом конце переулка был, белую «Тойоту» окучивал. Кстати, впустую — водитель попался жмот. Потом подошел, когда его уже в машине не было. Думал, когда уезжать будет — тогда перехвачу. Ан нет, как-то он мимо меня проскочил и уехал… Бывают же такие люди бессовестные, что угодно сделают, лишь бы с бедным человеком копеечкой не поделиться!

Агния припарковала машину во дворе и нога за ногу, потащилась домой. Настроение после посещения полиции было хуже некуда. В самом деле, ну чего она добилась за последнее время? Нашла работу. Да дед, если бы знал, чем она сейчас занимается, в гробу бы перевернулся! Тоже мне работа — старушек беспомощных обирать!

Правда, в прошлый раз наследники старушки Филимоновой оказались такими противными — душа горит смотреть на таких уродов! Надо же — книги на помойку выбросить! И ведь вынесли бы ценнейшие издания, глазом не моргнули!

Но все равно противно. Вот каким боком повернулась к ней судьба. Была любимая работа, ее ценили работодатели и уважали коллеги, а теперь никого рядом нет. Никто не помог, никто слова доброго не сказал на прощание. Никто не заступился. А ведь Агния считала, что вполне ладит с коллегами, никому мелких гадостей не делала, своей работы не подсовывала, продвигаться за чужой счет не собиралась… И вот, никого рядом нет, кроме Аньки.

Тут Агния осознала, что стоит перед окном бывшей дворницкой. Окно было чисто символическим, поскольку выходило во двор-колодец, и света в него почти не поступало.

В свое время Анька, отремонтировав дворницкую, поставила на окно фигурную решетку и ящик с искусственными цветами — настоящие в такой темноте ни за что бы не выжили.

Агния ощутила себя вдруг невыносимо несчастной. Хотелось есть, пить, сидеть в тепле и плакаться кому-то в жилетку. Жилетку могла предоставить только Анька, и если сейчас ее нет дома, впору хоть вешаться.

Для того чтобы постучать в окно, даже не нужно было становиться на цыпочки. Агния выстучала сигнал SOS — три коротких удара, три длинных, и снова три коротких. Ей и правда ужасно хотелось, чтобы ее спасли — от хандры, от плохого настроения, от пустой квартиры, от безнадежно молчащего телефона.

Как это так получилось, что ей двадцать девять лет — а нет никакого близкого мужчины? Когда они расстались с Андреем? Года два назад, как раз после смерти деда…

То есть на самом деле гораздо раньше. Стали встречаться реже, как-то ни у одного, ни у другого не возникало желания. Агния уже тогда раздумывала, не прекратить ли это все… Быть вместе только по привычке? Или чтобы, как мать говорит, был какой-то статус? Ох, как она любит это слово — статус. Как будто это что-то значит.

В общем, судьба решила все за Агнию, поскольку после гибели деда Андрей так и не появился. Очевидно, не чувствовал в себе сил утешать ее. Что ж, может так и честнее… Эти два года Агнию спасала только работа. И вот теперь и работы нет…

Она двинула кулаком по оконной раме.

— Анька, спишь, что ли?

— Не ори, — спокойно сказала Анька, выглядывая из подворотни, — заходи уж, дверь открыта…

Агния мгновенно оттаяла. Ей вдруг захотелось броситься Аньке на шею. Едва сдержалась, знала, что подруга таких телячьих нежностей не одобряет.

— Есть будешь? — задала Анька обычный вопрос.

Сама она ела много. Но при этом совершенно не толстела, потому что много тренировалась и выбирала соответствующую пищу. Никаких конфет и сдобных булочек, ни бананов, ни картошки. Много мяса, и овощи только зеленые.

— Так у тебя небось одно мясо, — капризно протянула Агния, — тошнит глядеть…

— Сегодня рыба, — коротко ответила Анька, — фосфор нужен, и вообще очень полезно…

Агния только пожала плечами.

Готовить Анька не любила, так что мигом сунула в микроволновку коробочку с рыбной запеканкой, да еще зеленую фасоль.

— Давно у тебя не была. — Агния огляделась.

Дворницкая представляла собой большое полуподвальное помещение без перегородок. В детстве оно казалось Агнии огромным, просто необъятным, несмотря на то что было заполнено всевозможным хламом. Анька при ремонте хлам выбросила, но перегораживать дворницкую не стала. Таким образом, получилась у нее как бы просторная современная студия. Светильники в виде окон, крепившиеся на потолке, так называемые шведские окна, делали помещение вполне приемлемым для житья и даже уютным.

Мебели у Аньки было совсем мало — диван, да стол, да пара стульев. Еще шкаф встроенный. Небольшая кухонька в углу, санузел вот отгороженный. Еще был какой-то серьезный тренажер и много места для упражнений.

— Садись уж, — сказала Анька, накрывая на стол, — рассказывай, что на этот раз…

— Да все то же, — вздохнула Агния и процитировала из «Горе от ума», как делал дед: — «Судьба моя еще ли не плачевна…»

— «Ах, боже мой, что станет говорить княгиня Марья Алексевна!» — тут же откликнулась Анька, не зря столько времени проводила она с дедом.

При виде еды настроение у Агнии совсем улучшилось, не хотелось уже рыдать и вешаться. И вообще, от Аньки исходила какая-то спокойная уверенность, или Агнии так казалось.

За едой она рассказала подруге про свою встречу с капитаном Перченком.

— Ну и фамилия. — Анька покачала головой.

— Водитель умер, хороший был дядька… И понимаешь, никого не найдет капитан этот! — горячилась Агния. — Чемодан — и то увели. Вот кому мои шмотки понадобились?

— Ну, вещички у тебя дорогие, импортные, не на рынке купленные, — посмеивалась Анька.

— Да разве в этом дело? — Агния в сердцах махнула рукой и уронила стакан с водой. Анька тотчас подхватила стакан, он не успел долететь до пола, даже вода не разлилась. — Как это ты говорила — жизнь, как зебра, полосатая.

— Угу, конечно, — полоска белая, полоска черная, задница, — усмехнулась Анька.

— Вот там я и сижу… Бармаглот свои какие-то темные делишки вокруг этого камня крутит, Анатолий убит, ничего не расскажет, а больше и не знаю, как подступиться…

— Ясно, ты хочешь пощупать тот след, что есть, — уразумела Анька и вытащила откуда-то бумажный квадратик с печатью — проходку.

— Клуб называется «Боец», ты говорила. Можно туда попасть? — спросила Агния.

— Тебе — нет. А со мной — можно. Меня там хорошо знают. Только… — Анька постукивала квадратиком о стол. — Это тебе не на вернисажах богатых лохов охмурять.

— Что-о?

— Что слышала. Опасно там. В общем, будешь делать, что скажу. И слушаться беспрекословно. Иначе никуда не пойдем.

Анька смотрела очень серьезно.

— Согласна! — Агния тоже прониклась.

Условились не откладывать дело в долгий ящик, идти в клуб сегодня же. Анька велела Агнии одеться попроще, никаких коротких юбок и высоких каблуков. Лучше всего джинсы и курточка незаметная, цацки золотые не надевать.

— Вот еще бандану возьми, волосы закрой. И макияж там… чтобы этот тип, если увидит, тебя не узнал.

— Да уж как-нибудь сама догадалась, — проворчала Агния, уходя. — Значит, до вечера!

Агния подъехала к ярко освещенному зданию клуба. Парковка перед ним была плотно заставлена, и машину пришлось оставить в паре кварталов от входа.

— Оно и к лучшему, — процедила Анька, она была хмурая и глядела строго.

Подруги подошли к дверям.

Возле входа толпилась небольшая группа желающих пройти, перед ними с каменным лицом стоял охранник. Странное дело, вроде бы ростом он был не так чтобы высокий и телом скорее худ, но стоял так, что аккуратно занимал весь дверной проем, просочиться мимо него не было никакой возможности.

— Ну, Игорек, — канючила долговязая девица с кольцом в носу, — ну, пропусти меня, чего тебе стоит!

— Я сказал — мест нет! — отрезал охранник.

Тут он увидел Аню и расплылся в улыбке:

— Анюта, ты где пропадала? Сто лет тебя не видал!

— Ну вот, теперь увидел, — холодно ответила Анька, — Пропустишь нас с подругой?

— Ну, как тебя не пропустить! — Охранник распахнул дверь. Аня с Агнией вошли внутрь, но перед носом у остальных дверь снова захлопнулась.

— Игорек, ты чего? — обиженно заныла девица с кольцом. — Говоришь, мест нет, а какую-то ворону пропустил…

— Сама ты ворона! — холодно отрезал охранник. — Ты что, не знаешь, кто это такая?

— Понятия не имею! — честно призналась девица.

— Вот и выходит, что ты как раз и есть натуральная ворона! Это же сама Аня Углова!

— Ух ты! — Девица восхищенно присвистнула.

Тем временем Агния с подругой вошли в шумный и многолюдный зал клуба.

В динамиках гремел тяжелый рок, на сцене в свете прожекторов корчились в судорогах три гитариста, все остальное помещение тонуло в полутьме, время от времени вспыхивающей резкими пятнами красного и сиреневого света.

Анька уверенно пробиралась через зал, ловко лавируя среди танцующих. Агния старалась не отставать, двигаясь за подругой, как баржа за буксиром.

Наконец они пробились к стойке бара, взгромоздились на свободные табуреты.

— Девочки, вам что приготовить? — спросил бармен, широкоплечий крепыш с татуировкой на бритой голове.

— Мне — «Хук слева», — проговорила Аня.

— Выбор настоящего мужчины! — усмехнулся бармен. — А вашей подруге?

— А моей подруге что-нибудь полегче. Ты что будешь? — спросила она Агнию.

— Ну, не знаю… Может быть, «Маргариту»?

— Клубничную? — уточнил бармен с едва заметной усмешкой.

— Нет, настоящую, соленую…

— Одну минуту! — Бармен начал колдовать над коктейлями, а Аня спросила его:

— Шаман здесь?

— Шаман? — Парень исподлобья взглянул на Аню. — А кто такой Шаман? Не знаю такого!

— Да все ты знаешь! — поморщилась Аня. — Ты ему скажи, что Аня с ним хочет поговорить.

— Аня? — На лице бармена одно за другим сменилось несколько выражений — интерес, сомнение и недоверие. Затем он подал девушкам готовые коктейли и куда-то ненадолго отлучился.

Меньше чем через минуту бармен вернулся, с новым уважением взглянул на Аню и проговорил вполголоса:

— Шаман вас ждет. Он в задней комнате, вон за той дверью.

Анька повернулась к подруге:

— Ага, подожди меня несколько минут, я скоро вернусь! Веди себя хорошо, ни с кем не разговаривай!

Она соскользнула с табурета и исчезла за дверью.

Агния пригубила свой коктейль.

Теперь, когда она осталась одна, ей стало как-то неуютно в этом огромном шумном помещении, среди грубых накачанных парней и их подруг. Анька чувствовала себя здесь как рыба в воде, ей все здесь было нипочем, но без подруги Агния оказалась словно в клетке с дикими зверями.

И едва Анька скрылась за дверью, на соседний табурет взгромоздился здоровенный рыжий парень с бледно-голубыми глазами и кривым шрамом на щеке.

— Ух ты, какой роскошный цветочек вырос на нашей клумбе! — проговорил он, в упор разглядывая Агнию, — Привет, красотка! Не меня ждешь?

— Нет, не тебя, — ответила Агния, как могла спокойно.

— А мне кажется, что именно меня! — Рыжий придвинулся ближе и положил руку на колено Агнии. — Мне кажется, красотка, что наша встреча была предопределена на небесах!

— Убери руку! — процедила Агния.

— А если не уберу — что ты сделаешь? — Рыжий оскалился, должно быть, это обозначало улыбку.

— Я сказала — убери руку! — Агния сбросила его руку с колена и попыталась отодвинуться, но рыжий придвинулся еще ближе и дохнул на нее смесью ментоловой жвачки и какого-то алкоголя. И еще чем-то сладковатым и отвратительным.

— Не выпендривайся, коза! — прошипел он. — Коли уж ты пришла в мой клуб — будешь играть по моим правилам!

Агния быстро и незаметно огляделась.

Бармен в другом конце стойки любезничал с какой-то коротко стриженной девицей и не замечал панический взгляд Агнии — или делал вид, что не замечает. Все остальные занимались своими делами, проще говоря — отрывались по полной, не обращая внимания на других. В этом клубе не принято было вмешиваться в чужие дела.

— Никто тебе тут не поможет! — прошипел рыжий, перехватив взгляд Агнии.

— На пять минут уйти нельзя, тут же какая-то мразь вылезает! — раздался за спиной у Агнии хорошо знакомый голос. — Кто это тут раздухарился? Это, никак, Костю Рыжего выпустили из дурдома? Так мы его можем обратно оформить!

Агния почувствовала несказанное облегчение. Ей не нужно было оборачиваться, чтобы узнать Аньку. Но рыжий не собирался сдавать свои позиции. Угрожающе оскалившись, он прошипел:

— Это еще что за сучка притащилась? Можешь проваливать, ты не в моем вкусе, меня твоя подружка заинтересовала!

— Это ты можешь проваливать, пока я тебе тяжкие телесные не оформила! — проговорила Анька, выходя из-за спины подруги и остановившись перед рыжим.

Тот махнул рукой, метя в лицо Аньке, но та чуть заметно отодвинулась, кулак, поросший рыжими волосками, пролетел мимо цели, и рыжий потерял равновесие, так что ему пришлось соскочить с высокого барного табурета. Он чертыхнулся и попытался перехватить Анькину руку, но девушка снова опередила его и нанесла молниеносный удар в солнечное сплетение.

Рыжий застыл, хватая воздух ртом, его глаза вылезли на лоб, а рот открывался, как у выброшенной на берег рыбы.

Аня с кривой усмешкой наблюдала за ним.

— Ну что, — проговорила она после короткой паузы, — поумнел? Уберешься обратно в ту дыру, из которой вылез?

Но рыжий, отдышавшись, снова пошел в атаку. Он пригнулся, выкинул вперед правую руку и попытался ударить Аню по шее ребром ладони. Аня, однако, поднырнула и ушла в сторону. Рыжий потерял равновесие и едва не упал.

Вокруг постепенно собралась заинтересованная публика. Посетители клуба встали в кружок, освободив место для поединка, и подбадривали бойцов. Кто-то уже делал ставки на исход поединка.

— Три к одному на рыжего!

— Два к одному на рыжего!

Видимо, в Анькину победу никто не верил, а ее успех в начале драки посчитали случайностью.

Даже Агния с опаской следила за поединком, не зная, чем он закончится. Хотя она невольно любовалась пластичными и точными движениями подруги, но ее соперник выглядел сильнее, к тому же он был не на шутку разъярен.

— Ну, все, — проговорил рыжий. — Шутки кончились! Сейчас я тебя буду мочить…

На этот раз он схватил за ножку барный табурет, поднял его над головой и замахнулся на Аньку.

— Эй, парень, я понимаю, что тебе хочется подраться, но зачем же табуретки ломать? — подал, наконец, голос бармен, до этого не интересовавшийся потасовкой.

Рыжий ничего ему не ответил и опустил табурет на голову Ани… Точнее, в то место, где она была секундой раньше.

Однако за эту секунду — точнее, за долю секунды, Анька успела переместиться в другое место, если точнее — она оказалась за спиной у своего противника. Использовав это положение, она пнула его в спину. Рыжий, продолжая движение вперед, врезался лицом в барную стойку. Табурет при этом ударился об пол и от этого удара разлетелся на куски.

Кто-то из зрителей захлопал, кто-то засмеялся.

Ставки изменились — теперь ставили на Анину победу.

— Эй, я же говорил — не ломай мебель! — крикнул бармен и перепрыгнул через стойку.

— А я говорю — не лезь под руку! — огрызнулся рыжий, схватил со стойки бутылку текилы, разбил ее и с горлышком разбитой бутылки в руке бросился на Аню.

Зрители затихли: поединок явно переходил в новую, гораздо более серьезную и опасную фазу. Теперь уже никому не приходило в голову делать ставки.

Анька тоже напряглась, быстрым взглядом оценила расстояние до противника, чуть заметно отступила и приняла боевую стойку. Рыжий хрипло вскрикнул и бросился на нее, выставив вперед смертельно опасную стеклянную розу.

В последний миг, когда удар казался неизбежным, Аня чуть заметно скользнула в сторону, пропустив мимо руку с горлышком бутылки, и молниеносно ударила рыжего ногой в самое чувствительное место любого мужчины.

Рыжий охнул, упал набок и скорчился, как нерожденный младенец. Лицо его побелело, как полотно, глаза вылезли на лоб, он испустил мучительный стон.

— Ну, все, развлечение кончилось! — недовольно проговорил бармен, собирая обломки табурета и оттаскивая пострадавшего за стойку.

Зрители разошлись, обсуждая закончившийся поединок и с уважением посматривая на победительницу.

Аня нашла свое отражение в хромированной кофеварке, пригладила волосы, одернула свитер.

— Хорошо, ты вовремя подоспела… — проговорила Агния, по-новому взглянув на подругу.

Все-таки у Аньки потрясающие способности! Дед никогда не ошибался, он разглядел талант в чумазой семилетней девчушке, дворничихиной дочке. Анька могла бы достигнуть заоблачных высот в своем деле. Но почему же, почему она все бросила и торчит теперь в школе, учит детей прыгать через «козла» и висеть на шведской стенке?! Не скажет, ни за что не откроет причину. Зная Аньку, Агния может предположить, что причина была достаточно веской. Но все же они подруги, могла бы поделиться…

Впрочем, Агния сейчас и в своих-то проблемах не может разобраться, так что оставим душевный разговор до лучших времен…

— Эй, девушки, — окликнул их бармен, — хотите еще по коктейлю — за счет заведения? Я помню, «Хук слева» и «Маргарита»… В нашем заведении ценят хороших бойцов!

— Спасибо, может быть, потом, — поблагодарила его Аня. — Сейчас нас ждет Шаман.

Она взяла подругу за локоть и повела в угол за стойкой. Там обнаружилась незаметная со стороны дверь. Аня толкнула эту дверь, и подруги оказались в коротком полутемном коридоре, упиравшемся в еще одну дверь, перед которой сидел на табурете невысокий мужчина средних лет в темных очках. Он с самым сосредоточенным видом перебирал янтарные четки, но при появлении подруг быстро и внимательно взглянул на них. Агния увидела в стеклах его очков свое отражение, и почему-то ей стало страшно.

— Она со мной, — проговорила Аня, придерживая Агнию за локоть. И Агния почувствовала, как напряглась ее рука — должно быть, и ее бесстрашная подруга с опаской относилась к этому человеку. Мужчина с четками, ни слова не говоря, подвинулся, пропуская подруг к двери.

Они вошли в небольшую комнату.

Судя по письменному столу, это был кабинет, возможно — кабинет хозяина клуба.

Стены этого кабинета были увешаны яркими плакатами и афишами боксерских и борцовских поединков на разных языках. За массивным письменным столом сидел мужчина лет пятидесяти с худым загорелым лицом, изрезанным шрамами, и длинными седыми волосами, завязанными в хвост. Мужчина одними глазами улыбнулся Аньке и перевел взгляд на Агнию. Ей стало неуютно под этим холодным пронизывающим взглядом — как будто взгляд незнакомца проник прямо в ее подсознание и сейчас рылся там, изучая ее секреты.

— Это та моя подруга, о которой я говорила, Шаман! — сказала Аня, когда молчание затянулось.

— Ты работала на Борового? — уточнил хозяин кабинета.

— Вы, — негромко проговорила Агния.

— Что? — удивленно переспросил Шаман.

— Мы пока что не так близко знакомы, чтобы обращаться друг к другу на «ты»!

Анька, все еще державшая подругу за локоть, сильно, до боли сжала ее руку, словно предупреждая об опасности.

Шаман чуть заметно улыбнулся, взглянул на Аню и сказал с непонятным выражением:

— А она забавная, твоя подруга!

Агния почувствовала, что Анькина рука немного расслабилась, как будто сигнализируя, что опасность миновала.

— Так вы работали на Борового? — повторил Шаман, и в его голосе не было насмешки — только уважение и интерес.

— Да, я довольно долго работала с ним в качестве консультанта и переводчика.

— Я знал Борового… — Голос Шамана был нейтральным, Агния не поняла, как он относился к ее покойному шефу.

Шаман немного помолчал, потом добавил:

— Про его смерть ходят странные слухи…

— Именно поэтому я к вам и пришла. — Агния прямо и открыто взглянула в глаза Шамана и даже отодвинулась чуть от Аньки, давая понять, что теперь настал ее черед. — Его убили из-за одной очень ценной вещи, которую Боровой купил в Италии…

— Я слышал про какой-то камень, — вставил реплику Шаман. По его тону трудно было понять, как он относится к ее рассказу.

— Верно, это был камень. Но он пропал. Я была в Италии вместе с Боровым, и теперь меня пытаются сделать крайней. Я должна снять с себя подозрения, должна защитить свою репутацию…

— Репутация — это важно, — кивнул Шаман. — Это я хорошо понимаю. И еще я хочу кое-что прояснить. Я уважаю вашу подругу. Больше того — я ей очень многим обязан. Один раз она спасла мне жизнь. Поэтому я готов помочь вам, чем могу. Но я не понимаю, чем. Какое отношение я и мой клуб имеем к этой истории?

Вместо ответа Агния положила на стол клочок бумаги с нарисованным на нем лиловым кулаком.

— Вам знаком этот рисунок?

— Да, это проходка клуба, — кивнул Шаман.

— И эту проходку я нашла рядом с трупом бывшего охранника Борового, который явно был замешан в его убийстве.

— Рядом с трупом? — повторил Шаман, разглядывая клочок бумаги. — Каждый день в моем клубе выдают десятки таких бумажек… Не знаю, чем это вам поможет…

— Да, но я видела того человека, который ее потерял. Я могу его описать.

— То есть вы видели убийцу? — Шаман взглянул на Агнию с новым интересом, потом переглянулся с Аней. — Что ж, это уже кое-что… Можно попробовать…

Он нажал кнопку на переговорном устройстве и проговорил, не повышая голоса:

— Скажи Игорю, пусть зайдет ко мне в кабинет, он мне нужен! Срочно! Подменить? Вот сам его и подмени!

Прошло не больше двух минут, и в кабинет вошел тот охранник, который пропустил подруг в клуб. Он остановился у двери, взглянул на Шамана, потом на девушек.

— Эти девушки ищут одного человека, который бывал в нашем клубе, — проговорил Шаман. — Помоги им.

Он кивнул Агнии, как бы предоставляя ей слово:

— Вы сказали, что можете описать его. У Игоря очень хорошая зрительная память.

Агния попыталась описать того таинственного человека, который подошел к ней на шоссе сразу после аварии, того человека, который убил Анатолия:

— Среднего роста… короткие светлые волосы… светлая куртка… темные очки…

Игорь ничего не сказал, но Агния сама поняла, что, хотя она очень хорошо разглядела того человека, хотя он стоял перед ее глазами, как живой, никаких особых примет назвать она не могла. Коротко стриженные светлые волосы? Да здесь не то что у каждого второго — у трех из четверых такие же! Одежда — не примета, глаза его были спрятаны под черными очками… Единственное, что она определенно запомнила — характерный жест, которым тот человек поправлял волосы.

И Агния, ни на что особенно не рассчитывая, повторила этот жест:

— Он время от времени делал вот так.

Игорь на мгновение задумался, потом блеснул глазами:

— Кажется, был здесь такой человек. Заходил ненадолго один или два раза, разговаривал с Полковником.

— С Полковником? — Шаман поморщился. — Скверно… Ладно, я понял… Можешь идти…

Игорь развернулся, шагнул к двери, но в последний момент задержался и проговорил:

— Кстати, Полковник сейчас здесь. Сидит за двенадцатым столиком, кого-то ждет.

Едва дверь за Игорем закрылась, Агния спросила:

— Кто такой этот полковник?

Шаман и Аня переглянулись.

— Расскажи ей, — проговорил Шаман.

— Это очень опасный человек, — заговорила Аня. — Он действительно был полковником в одном из элитных подразделений, но уволился после одной очень неприятной истории. То есть назвать эту историю неприятной — это ничего не сказать… Из-за него погибла целая группа спецназа.

Аня замолчала, и по этому молчанию Агния поняла, что это для нее — не пустые слова.

— Парни попали в засаду и погибли все до одного. Ему удалось выйти сухим из воды, но на его репутации осталось несмываемое пятно. И тогда он стал наемником. Точнее, вербовщиком наемников. Никто не знает, на кого он работает, но время от времени он нанимает людей для выполнения опасных и сомнительных операций в разных концах света. Платит он хорошо, но далеко не все ребята возвращаются…

— А ты откуда его знаешь? — спросила Агния, хотя уже догадывалась, каким будет ответ.

— Как-то он подкатывался ко мне, хотел нанять меня на одну серьезную работу. Тогда-то я и навела о нем справки…

И Анька блеснула глазами, давая понять, что дальнейшие расспросы неуместны. Не скажет все равно ничего. И не потому, что время и место неподходящие, даже дома, если бы они с Агнией были одни, все равно из Аньки слова не вытянешь. Кремень, а не девица! Вот интересно, она про Агнию знает многое, если не все, а Агния про нее — считай, ничего. Ну ладно, может и к лучшему, может, Анька просто ее бережет, как говорится, меньше знаешь — крепче спишь…

Шаман встал из-за стола, неторопливо подошел к шкафу, открыл его дверцы.

Внутри шкафа оказалось несколько телевизионных мониторов, показывающих разные части клуба — вход, танцпол, столики, стойку бара. Шаман подкрутил какие-то ручки, и на одном из экранов появился столик, за которым сидел в одиночестве подтянутый человек без возраста, с коротким жестким ежиком стальных волос и выдубленной солнцем кожей бесстрастного лица.

— Это он, Полковник, — проговорил Шаман, отступив в сторону, чтобы девушкам лучше был виден экран.

Словно почувствовав, что за ним наблюдают, Полковник быстро огляделся по сторонам, затем взглянул на часы.

— Он действительно кого-то ждет, — сказал Шаман спокойно.

Вдруг Полковник приподнялся, кого-то высматривая в толпе. Тут же к его столу подошел человек среднего роста, в темных очках, с короткими светлыми волосами. Агния узнала его походку, характерный наклон головы, а когда он привычным жестом поправил волосы — у нее отпали последние сомнения.

— Это он, — проговорила она уверенно. — Это тот человек, который убил Анатолия. И это он усыпил меня и украл камень.

Человек в черных очках подсел к Полковнику, они негромко заговорили.

— Хорошо бы услышать, о чем они разговаривают! — мечтательно проговорила Агния.

— Это можно. — Шаман снова включил переговорное устройство, нажал на нем кнопку и сказал:

— Скажи Свете, чтобы она приняла заказ у двенадцатого столика и поменяла солонку!

— Солонку? — удивленно переспросила Агния. — Какая солонка? Причем тут солонка?

Анька быстро взглянула на нее, выразительно подняв брови, — мол, помалкивай и смотри. И вообще, соображай, где находишься, лишнего не болтай, слушай больше.

Не прошло и минуты, как возле столика Полковника появилась высокая официантка, положила на стол два меню, привычным движением забрала со стола солонку и перечницу на общей подставке, заменила их новыми.

И тут же из динамика в шкафу донесся голос официантки, он звучал так близко, что Агния вздрогнула от неожиданности:

— Вы что-нибудь сразу закажете?

— Два кофе, — ответил официантке Полковник. — Над остальным пока подумаем.

Его голос звучал так отчетливо, как будто Полковник находился здесь, в кабинете.

— Эспрессо, американо? — уточнила официантка.

— Двойные эспрессо.

Официантка удалилась, полковник повернулся к своему собеседнику и тихо спросил:

— Ты его принес?

— Нет, — односложно ответил ему человек в черных очках.

— Что значит — нет? — Полковник говорил по-прежнему тихо, но его голос зазвенел от напряжения. — Ты достал камень, я это знаю! Почему же ты его не принес? Мы, кажется, договаривались…

— Я передумал.

— Что значит — передумал? — Полковник сохранял внешнее спокойствие, но голос его звенел от плохо скрытого возмущения. — Что значит — передумал? Мы договорились о деталях, я передал тебе всю информацию, подготовил операцию, и теперь ты говоришь мне, что передумал?

— Да, передумал. Потому что понял две вещи. Во-первых, этот камень стоит гораздо больше, чем вы мне обещали заплатить. Это не просто камень, это…

— Тише! — оборвал его Полковник и быстро, внимательно огляделся по сторонам.

— Да ладно вам. — Человек в черных очках поморщился. — Здесь очень шумно и никому ни до кого нет дела. Все заняты своими собственными делами и не лезут в чужие. Короче, вам нужно знать только одно: я передумал.

— Ты сказал, что понял две вещи. Первое — это цена. Об этом мы можем договориться. Сколько ты хочешь?

Человек в черных очках взял со стола салфетку и что-то на ней написал. Полковник взглянул, его брови поднялись домиком, он присвистнул:

— Однако, у тебя неплохой аппетит!

— Не жалуюсь!

— Ну хорошо, допустим, о цене мы договоримся. Но какая вторая вещь, которую ты понял?

— Договоримся — или договорились?

— Договорились. — Полковник тяжело вздохнул. — Так какая же вторая вещь?

— Вторая… Вторая вещь была только сомнением, но сейчас вы ее подтвердили. Только что.

— Как это? — Полковник, как всегда, казался спокойным, но в его голосе прозвучало удивление.

— Я с самого начала сомневался, что вы собираетесь со мной расплатиться. Я подозревал, что вы хотите убрать меня сразу после того, как получите камень. И повторяю — только что вы это подтвердили.

— Что ты имеешь в виду?

— Я назвал цифру в десять раз больше прежней — и вы почти тотчас же на нее согласились. Не взяли тайм-аут на размышление, не стали никому звонить, чтобы посоветоваться, согласились без колебаний… Это может значить только одно — вы не собираетесь платить, а в таком случае вас устраивает любая цена!

— Ты несешь чушь! — Полковник вспыхнул, на щеках у него задвигались желваки. — Мне ни с кем не нужно советоваться! Я сам принимаю такие решения!

— Не очень-то верю! Если бы вы могли запросто оперировать такими огромными суммами — вы бы давно вышли из игры и отправились на покой, к теплому морю!

— Мне нравится моя работа! И вообще, я всегда играю честно, можешь спросить об этом у кого хочешь!

— Ага, конечно! Потому что тех, кто ответил бы иначе, спросить затруднительно! Они давно на том свете — как, к примеру, Леша Краснов и его команда…

— Мне надоело это слушать! — оборвал собеседника Полковник. — Давай уже поговорим о деле! Камень у тебя?

— Вы прекрасно знаете, что у меня! Уже, кажется, весь город знает, что камень пропал! Эти идиоты, наследники Борового, трубят об этом на всех углах!

— И чего же ты хочешь?

— Я хочу продать его — но продать на своих условиях.

— Ты знаешь, чем мы с тобой отличаемся? — В голосе Полковника явственно прозвучала угроза.

— Чем же?

— Тем, что ты — одиночка, а за мной стоят большие люди и большие деньги.

— А мне кажется, Полковник, вовсе не этим. Мы отличаемся тем, что я вам нужен, очень нужен — по крайней мере, до тех пор, пока у меня камень, а вот вы мне на фиг не нужны. Вместо вас я могу продать камень кому-нибудь другому…

Даже на экране монитора было видно, что Полковник заметно побледнел.

— Никто не заплатит за него такие деньги, — прошипел он.

— А это мы посмотрим.

— Искать другого покупателя долго и опасно…

— Ничего, я привык к опасности!

— Не нужно обострять ситуацию… Скажи, чего ты хочешь. Думаю, мы сможем договориться!

— Сможем, но только теперь мы будем действовать по моим правилам. Ждите, на этот раз я вам сам позвоню!

Человек в темных очках встал из-за стола и, не прощаясь, направился к выходу из клуба.

Шаман переглянулся с Аней, снова включил переговорное устройство и проговорил командным тоном:

— Игорь, пусть тебя кто-нибудь подменит. Сейчас из клуба выйдет тот человек, о котором мы говорили. Ну, тот, который встречался с Полковником. Проследи за ним.

Полковник, оставшийся за столом в одиночестве, достал из кармана мобильный телефон, набрал номер и тихо проговорил — так тихо, что в кабинете Шамана едва расслышали его слова:

— Операция отменяется. Да, не сегодня…

— Тот человек был совершенно прав, — тихо проговорила Аня, — Полковник действительно хотел его убрать, как только получит камень, и сейчас дал отбой. Наверное, его должны были застрелить прямо на выходе из клуба.

— Зная Полковника, я ничуть в этом не сомневался, — сказал Шаман, не отрывая взгляд от экрана. — Это в его стиле…

Полковник тем временем набрал на своем телефоне другой номер и снова заговорил:

— Это я… Да, я… Нам нужно поговорить, срочно, обстоятельства изменились.

— Жаль, что мы не знаем, с кем он разговаривает… — с сожалением протянула Аня.

— Нет ничего невозможного… — ответил Шаман, не отрывая взгляд от экрана.

В это время в дверь кабинета постучали, и, не дождавшись ответа, вошел рослый загорелый парень с озабоченным лицом.

— Командир, — обратился он к Шаману. — Извини, что я без вызова, но там такой форс-мажор… Игоря нашли рядом с клубом в отключке. Кто-то его вырубил, а вырубить Игоря, сам знаешь, непросто… Так что ясно — действовал профессионал.

— Черт! — Шаман поморщился, взглянул на Агнию. — Это ваш приятель. Он заметил, что Игорь следит за ним, и избавился от слежки… Игорь в порядке? — спросил он парня.

— Им занимается Доктор, — ответил тот. — Говорит, что ничего страшного, но пока он без сознания.

— Ладно, свободен! — отпустил он парня, и тот исчез за дверью.

Шаман же снова внимательно взглянул на экран и раздраженно проговорил:

— Мне это не нравится… Мне это очень не нравится…

— Извини, что мы втянули тебя в эту историю… — Аня смущенно взглянула на него. — Мы не знали, чем это обернется!

— Зря ты извиняешься, — отозвался Шаман. — Теперь это и мое дело. Он пришел в мой клуб, напал на моего человека… Хотел застрелить клиента прямо на пороге, чтобы у меня были неприятности… Я этого так не оставлю, я до него доберусь!

— Но как, как его выследить? — пробормотала Аня. — Он сюда больше не придет…

— Он сказал, что сам свяжется с Полковником, — напомнила Агния.

— Да, но нам-то с этого что? — Аня тяжело вздохнула. — Мы об этом не узнаем…

— Если только… — Агния вспомнила свой недавний разговор с Аськой. Та говорила ей, что существует способ перевести на себя все звонки, адресованные на чужой мобильный телефон. Этот способ Аська называла клонированием.

— Если только попытаться клонировать телефон Полковника, — продолжила она свою мысль.

Шаман с интересом взглянул на нее:

— А ты умеешь клонировать телефоны?

— Я — нет, но я знаю человека, который умеет… Только бы она ответила…

Агния схватила свой телефон и набрала номер Аськи.

К счастью, подруга сразу же отозвалась. Несмотря на позднее время, Аська как обычно сидела за своим компьютером.

— Аська, — без предисловий начала Агния, включив громкую связь, — мне… нам с Аней нужно клонировать телефон одного человека. Очень нужно. Ты не могла бы нам помочь?

— Может, завтра… — В трубке слышался хруст, стало быть, Аська жевала чипсы или грызла сухарики, а это означало, что она серьезно работает.

— Аська, это нужно очень срочно. Прямо сейчас. Это вопрос жизни и смерти, — настаивала Агния.

— Все так серьезно? Ну ладно, я постараюсь… Попробую сделать, что смогу, но тебе придется мне помочь.

— Что для этого нужно сделать?

— Для этого нужен тот телефон, который вы хотите клонировать.

— Надолго?

— Хотя бы на несколько минут.

Агния вопросительно взглянула на Шамана. Тот кивнул, снова включил переговорное устройство и приказал:

— Дай мне Свету.

Услышав голос официантки, проговорил:

— Светлана, снова нужно поработать с двенадцатым столиком. Послушай, что ты сейчас сделаешь…

К двенадцатому столику подошла прежняя официантка. Перед Полковником стояла пустая кофейная чашка, рядом — нетронутая чашка его таинственного собеседника.

— Я могу это забрать?

Полковник равнодушно кивнул, он явно был занят собственными мыслями. Официантка наклонилась, ненароком прикоснувшись грудью к плечу клиента, поставила на поднос пустую чашку, затем полную. Тут она на мгновение утратила равновесие, полная чашка опрокинулась, кофе вылился на пиджак Полковника.

— Черт! — Полковник отшатнулся, раздраженно взглянув на официантку. — Хорошо хоть не горячий!

— Извините… Ой, извините! — залепетала девушка. — Сама не знаю, как это получилось! Пойдемте, я вам все быстро отчищу! — Она прикладывала салфетки к залитому кофе пиджаку, пыталась оттереть пятно, то и дело дотрагиваясь до Полковника. Тот вскочил, отодвинул ее и недовольным голосом проговорил:

— Да оставь меня в покое, я сам разберусь! Если у тебя обе руки левые, нужно менять работу!

С этими словами он удалился в туалет, чтобы привести себя в порядок.

А Светлана припустила в кабинет Шамана. Войдя туда, она протянула шефу мобильный телефон Полковника, который вытащила под шумок из его кармана.

— Молодец, девочка! — одобрил ее Шаман. — Считай, премия тебе обеспечена. Но это еще не все, тебе придется еще вернуть ему телефон. — И он передал мобильник Агнии.

— Телефон у меня, — сообщила Агния дожидавшейся ее Аське. — Что теперь?

— Хорошо. Теперь подключи его к любому компьютеру с выходом в Интернет.

Шаман протянул Агнии провод для подключения, придвинул поближе свой ноутбук. Агния осторожно подключила телефон полковника к USB-порту.

— Теперь мне нужен электронный адрес твоего компьютера…

Не прошло и минуты, как Аська, не выходя из своего дома, загрузила на ноутбук Шамана специальную программу и запустила процесс клонирования.

Все присутствующие затихли, внимательно наблюдая, как на экране ноутбука бегут длинные цепочки цифр, и в то же время следя за столиком Полковника.

— Пятьдесят процентов… — бормотала Агния, взволнованно следя за процессом. — Семьдесят… восемьдесят…

Полковник вернулся за свой столик. Отчистить пиджак не удалось, на его лице сохранилось недовольное выражение. Он оглядывался, высматривая официантку, и в то же время охлопывал свои карманы — вероятно, искал мобильный телефон.

— Девяносто процентов… — бормотала Агния. — Скорее, скорее… Ну, пожалуйста…

— Оттого, что ты будешь ее понукать, программа быстрее не заработает! — донесся из мобильника Агнии Аськин голос.

— Да знаю я, только хозяин телефона вернулся! Ну вот, слава богу, процесс клонирования завершен!

Полковник нахмурился, брови его возмущенно поднялись.

— Можете возвращать телефон!

Шаман отдал телефон Светлане, и та стремглав бросилась в зал.

— У вас все в порядке? — услышали они ее голос из динамика и увидели, как официантка подошла к столу Полковника.

— Нет, у меня не все в порядке! — ответил тот, приподнимаясь.

— Ой, извините, а это не ваш телефон на полу? — Светлана наклонилась и протянула раздраженному посетителю мобильный телефон.

— Да, действительно… — Полковник недоверчиво разглядывал телефон. — А я думал…

— Наверное, вы его выронили, когда чистили пиджак.

— Наверное. — Полковник положил на стол деньги, встал и направился к выходу, поднеся телефон к уху.

И тут же из динамика ноутбука донесся его голос:

— Вадим, я выхожу. Подай машину к двери.

— Уже подаю, шеф! — раздался голос его водителя.

— Ну вот, теперь мы слышим все его разговоры, — удовлетворенно проговорила Агния и спохватилась: — Спасибо, Аська! Ты просто супер! Я тебя обожаю!

— Всегда пожалуйста, — ответила подруга, — если у вас все, то я вообще-то работаю… — И она отключилась.

— Ну что, Аня, это поможет? — спросил Шаман.

— Думаю, да… — Анька кивнула ему серьезно, без улыбки.

— Обращайся, если что… — И Шаман отвернулся, давая понять, что разговор окончен.

Агния хотела что-то сказать, рассыпаться в благодарностях, но Анька потянула ее за локоть сильной рукой. И глазами показала, что нужно молчать и убираться отсюда поскорее.

Они прошли молча через зал, никто не обратил на них внимания, другой охранник, не Игорь, выпустил их тоже молча.

— Все, — сказала Анька в машине, — теперь про Шамана следует срочно забыть. Мы с ним в расчете.

— Как? — удивилась Агния. — Ведь он же сказал — обращайся! И еще, что у него теперь к Полковнику свой счет.

— Вот именно — свой! И он сам будет с ним разбираться. А в нашем деле он помогать больше не будет, мы теперь сами по себе. И не спрашивай, почему.

— Да уж поняла, — вздохнула Агния, тронув машину с места.

Вернувшись в свое отделение после разговора с предприимчивым бомжом, капитан Перченок глубоко задумался.

Тот же самый темно-зеленый «Фольксваген», который видела свидетельница аварии на шоссе, засветился на месте убийства охранника Анатолия.

То есть можно не сомневаться, что в обоих случаях действовал один и тот же человек. Правда, это открытие не очень приближало капитана к поимке этого человека: номера на его машине фальшивые, а таких зеленых машин в городе тысячи.

И еще что-то смущало капитана.

Как свидетельница в момент аварии сумела разглядеть и запомнить номер обогнавшей ее машины? А в том, что она этот номер запомнила, теперь капитан нисколько не сомневался, ведь бомж назвал ему точно такой же номер…

Нет, все же с этим «Фольксвагеном» что-то непонятно! Что-то с ним не так…

Капитан помнил, что говорил его первый наставник, старый опытный оперативник Виктор Михайлович Сотников: если тебе что-то непонятно в обстоятельствах дела — пересмотри еще раз вещественные доказательства, возможно, ты что-то упустил…

Перченок достал из коробки с вещдоками диск с записью камеры наблюдения возле кафе «Счастливого пути!» и снова поставил его на воспроизведение.

Вот на экране появился злополучный зеленый «Фольксваген». Капитан замедлил воспроизведение, потом вообще остановил картинку…

И тут он понял, что именно насторожило его прошлый раз.

Зеленый автомобиль был здорово заляпан грязью. Видимо, ему пришлось где-то ехать по грязной грунтовой дороге.

Но ведь водитель «Фольксвагена» едет в город, а в городе такую грязную машину могут остановить.

А этому водителю совсем не с руки попасть в поле зрения ГИБДД или дорожно-патрульной службы.

Значит… Значит, сообразил Перченок, этот водитель перед тем, как въехать в город, наверняка заехал на автомобильную мойку. Причем на автоматическую, где не нужно иметь дело с персоналом, который может тебя запомнить.

Капитан снова разложил перед собой крупномасштабную карту района, которая уже помогла ему один раз, когда он нашел кафе.

Он рассмотрел участок шоссе между кафе и въездом в город и нашел там единственную подходящую автомойку.

На следующий день с утра пораньше капитан Перченок подъехал к мойке.

Из четырех автоматических боксов два пустовали, в одном принимал душ большой черный внедорожник. В будочке слева от боксов капитан нашел дежурного, который в упоении разгадывал скандинавский кроссворд.

— Чего надо? — проговорил он, недовольно отрываясь от своего занятия, когда капитан постучал в стекло. — Мойка автоматическая, опускай деньги и заезжай…

— Полиция! — строго сообщил капитан и продемонстрировал любителю кроссвордов свое служебное удостоверение.

— Полиция не подходит, — пробормотал тот недовольно, — полиция — семь букв, а тут — восемь… Ой, правда, полиция!

— Капитан Перченок.

— Я ничего не знаю, я просто дежурный… — залепетал парень. — Я сейчас хозяину позвоню…

— Не надо никому звонить, — остановил его капитан. — Мне как раз ты и нужен, просто дежурный. У тебя камеры наблюдения есть?

— А как же, есть! Нам положено, чтобы камеры… Место уединенное… Страховая компания требует…

— Так вот, просто дежурный, покажи мне записи за пятнадцатое июня.

Он назвал приблизительно то время, когда здесь мог появиться злополучный зеленый автомобиль.

Парень вытащил из шкафчика нужный диск, вставил его в устройство воспроизведения. Капитан уставился на экран.

Сначала мойка пустовала, потом в один из боксов заехала новенькая белая «Тойота», полились бурные потоки воды, заработали огромные щетки…

Перченок ускорил воспроизведение.

После «Тойоты» появился черный «Шевроле», потом синяя «Лада». Потом некоторое время мойка пустовала, а затем одновременно появились черный «Мерседес» и серебристая «Хонда».

Машины вымылись и уехали.

От монотонного занятия глаза у капитана начали слипаться, перед ними поплыли радужные пятна, и тут-то как раз в поле зрения камеры появился темно-зеленый «Фольксваген».

— Опаньки! — радостно воскликнул капитан и остановил картинку, чтобы получше рассмотреть злополучную машину.

На этот раз ему удалось разглядеть номер «Фольксвагена».

И капитан в растерянности уставился на этот номер. Он был совсем не тот, который запомнила свидетельница аварии, не тот, который назвал ему наблюдательный бомж.

Номер этого «Фольксвагена» был ОПА-835.

Может быть, это совсем не тот автомобиль?

Перченок внимательно рассмотрел темно-зеленую машину — и удостоверился, что это тот самый «Фольксваген», который незадолго до того проехал мимо кафе. Тот же цвет, та же модель, даже пятна грязи на тех же самых местах.

Как же это можно объяснить?

Может быть, свидетельница все же ошиблась и неправильно запомнила номер машины?

Нет, этого никак не может быть — ведь бомж возле кафе, где убили Анатолия, назвал точно такой же номер. Не могли два человека одинаково ошибиться, никак не могли. И девица, в общем, показалась ему неглупой и в своем уме. Высокомерная, конечно, смотрит свысока, простых людей мелко видит, вся из себя такая неприступная, прямо снежная королева… Ишь, как зыркнула, когда узнала, что чемодан с ее вещами пропал. Мол, нисколько не сомневалась, что все вы — мелкие жулики, каждый норовит прибрать, что плохо лежит.

При этой мысли капитан Перченок скрипнул зубами и дал себе слово непременно с чемоданом разобраться.

Но если бомж и эта Иволгина не ошибаются, то тогда…

Единственное более-менее логичное объяснение, которое мог придумать капитан Перченок — водитель зеленого «Фольксвагена» имеет несколько фальшивых номеров и время от времени меняет их, чтобы запутать следы и сбить следствие.

Хотя, может быть, тот номер, под которым он въехал на мойку, настоящий, а фальшивый он сменил по дороге…

Капитан изъял и этот диск, чтобы приобщить его к вещественным доказательствам, вернулся на свое рабочее место и тут же, не откладывая, позвонил Кольке Скопину из дорожной полиции, чтобы пробить по базе новый номер.

Этот номер Николай нашел еще быстрее прежнего, потому что буквально несколько дней назад автомобиль с таким номером попал в дорожно-транспортное происшествие на сороковом километре Пулковского шоссе.

— Так что твой «Ниссан» сейчас в ремонте, — сообщил он капитану.

— «Ниссан»? — переспросил Перченок. — Почему «Ниссан»? Это «Фольксваген»!

— Что ты мне будешь говорить? — обиделся Николай. — Если я говорю «Ниссан», значит, «Ниссан»! Если, конечно, ты мне правильно назвал номер!

— Извини, — смутился Перченок, — не туда посмотрел! А ты случайно не знаешь, где этот «Ниссан» ремонтируют?

— Случайно знаю. В автомастерской на улице Тракториста Кучерявого. Я, кстати, как раз сейчас туда собираюсь. Мне нужно кое-что проверить.

— Слушай, Колян! — оживился Перченок. — Возьми меня с собой, у меня тоже есть кое-какие вопросы по этой машине.

— Отчего не взять? Вместе веселее будет!

— Ну, так я прямо сейчас за тобой заеду.

Через час машина капитана Перченка остановилась перед автомастерской. Два бравых полицейских выбрались из машины и вошли в широко распахнутые гаражные ворота. Белый «Ниссан» стоял посреди мастерской, из-под нее торчали ботинки приблизительно сорок шестого размера.

— Здорово, Сигильдеев! — проговорил Скопин, обращаясь к этим ботинкам. Ботинки шевельнулись, дрыгнули, и из-под машины выбрался здоровенный детина в перемазанном машинным маслом комбинезоне. Все у него было большое: большая голова, большой, похожий на картофелину, нос, большие уши, торчащие в стороны, как крылья летучей мыши. Николай Скопин и сам был мужчина немаленький, но тут, на фоне этого верзилы, совершенно потерялся.

— Здравия желаю, начальник! — ответил детина, вытирая свои большие руки куском промасленной ветоши. — Какие-то вопросы?

— Вопросы имеются. — Николай начал расспрашивать мастера о каких-то технических подробностях, имевших значение для расследования дорожно-транспортного происшествия.

Перченок тем временем обошел «Ниссан» со всех сторон, подошел к мастеру и проговорил протокольным голосом:

— У меня, гражданин Сигильдеев, тоже один вопрос имеется.

Сигильдеев и Скопин удивленно посмотрели на капитана. Скопин спохватился и представил его мастеру:

— Капитан Перченок, коллега мой из… другого отдела.

— Так вот, у меня к вам, гражданин Сигильдеев, один вопрос. Почему на этом «Ниссане» нет государственных номеров?

— Что? — Мастер заметно занервничал. — Так это мы всегда так делаем… если машина в ремонт пришла, мы с нее номера снимаем, чтобы не повредить ненароком… Номера — вещь серьезная, зачем это надо, чтобы номера повредить… — И он повернулся к Скопину, как будто искал у него поддержки.

— Это правда, — кивнул Николай. — В мастерской номера обычно снимают.

— Вот как? — Перченок изобразил на лице наивное и удивленное выражение. — Вот как! Век живи, что называется, век учись. Но если номера с этого «Ниссана» сняли, то они должны быть где-то здесь, в мастерской? Правильно я понимаю?

— Правильно. — Скопин повернулся к мастеру, выжидающе взглянул на него.

— Это… правильно… конечно… — замялся тот и спрятал свои большие руки за спину, как будто они его смущали своими размерами и самим существованием.

— Ну, и где же эти номера? — строго и без всякой уже напускной наивности осведомился Перченок.

— Покажи номера, Сигильдеев! — присоединился к коллеге Скопин. Он не понимал еще, чего хочет его коллега, но почувствовал по голосу Перченка, что тот ведет какую-то свою игру.

— Так сейчас… Тут они… — забормотал Сигильдеев и направился к большому ящику в углу мастерской. Подняв крышку этого ящика, он принялся там что-то перерывать, невнятно бормоча себе под нос. Наконец он вытащил из ящика автомобильный номер и продемонстрировал его полицейским:

— Вот же он, нашел!

— Что-то вы путаете, гражданин Сигильдеев! — возразил ему Перченок. — Вы нам показываете номер АПО-385, а у этого «Ниссана» должен быть номер ОПА-835. Я не ошибаюсь? — Он повернулся к своему коллеге за подтверждением.

— Точно, ОПА-835, — подтвердил Скопин, сверившись со своим блокнотом.

— Так что, гражданин Сигильдеев, не тот номер! Похож, конечно, но не тот!

— Поищи лучше, Сигильдеев! — поддержал коллегу Николай.

Мастер снова полез в ящик и долго там шуровал. Затем вылез из него с растерянным лицом и проговорил:

— Куда-то запропастились эти номера… Видать, я их в другое место переложил… Вы ко мне приезжайте завтра, к завтрему я их непременно найду…

— К завтрему? — передразнил его Перченок. — Нет, Сигильдеев, мне к завтрему не подходит, мне надо к сегоднему!

— Так говорю же — запропастились куда-то эти номера! — уныло повторял Сигильдеев. — Велика важность… Найду их непременно… Поищу тут и найду…

— Как же так, гражданин Сигильдеев? — с укором проговорил капитан Перченок. — Вы же сами только что сказали, что номера — вещь серьезная, и вы все делаете, чтобы их не повредить или, не дай бог, не потерять, а сами, выходит, потеряли?

— Да нет, я их не потерял… — отбивался мастер. — У меня отродясь такого не было, чтобы потерять. Просто у меня тут беспорядок, вот они и завалились куда-то…

— Ага, творческий беспорядок! — насмешливо проговорил Перченок. — А я думаю, гражданин Сигильдеев, что вы эти номера кому-то дали, так сказать, напрокат!

— Как? — переспросил мастер, и глаза его предательски забегали. — Как это напрокат? Я вас не понимаю, гражданин начальник… Я такого даже не знаю, чтобы напрокат…

— А по-моему, очень даже понимаете, Сигильдеев! И я вам советую признаться по-хорошему, признаться, пока не поздно, это будет учтено следствием!

— Правда, Сигильдеев, давай, признавайся! — поддержал коллегу Скопин. — Тебе же лучше будет!

Он все еще не понял, к чему ведет Перченок, но чувствовал, что начинается серьезная игра.

— Не в чем мне признаваться! — уныло бубнил мастер. — Не знаю, о чем вы таком говорите… не имею представления… Номера эти где-то у меня тут, в мастерской… Я их найду, дайте только срок… К завтрему обязательно найду…

— Вот как? — Перченок сурово взглянул на него. — Если так, Сигильдеев, то я сейчас вызову бригаду криминалистов, и они тут каждую щепочку перевернут и найдут номера, если они, конечно, тут есть. Ну, а если не найдут — сами понимаете, Сигильдеев, момент для добровольного признания будет уже упущен, и вам не придется рассчитывать ни на какие послабления!

— Я не знаю, о чем вы говорите… — бормотал мастер.

— Так вы сказали, Сигильдеев, — вдруг смягчился капитан, — вы сказали, что к завтрашнему дню найдете эти номера?

— Найду, — оживился Сигильдеев. — Непременно найду! Раз сказал, что найду, значит…

— Ага! — Глаза капитана заблестели, как у кота, закогтившего мышь. — Значит, он должен вернуть номера сегодня!

— Кто он? Почему вернуть? — замялся мастер. — Не знаю, о чем это вы говорите…

— Вот тут вы правы, Сигильдеев! — Перченок повысил голос. — Вы действительно не знаете, в какое серьезное дело влипли! Здесь ведь не какая-то мелкая афера с номерами, здесь дело об убийстве! Сами понимаете, Сигильдеев, какой вам срок светит!

— Убийство? — Мастер заметно побледнел. — Почему убийство? Какое убийство? Он ничего мне не говорил…

Почувствовав, что выболтал лишнее, Сигильдеев испуганно замолчал.

— Конечно, он вам не говорил! — гремел капитан Перченок. — Еще бы он вам сказал: знаешь, Сигильдеев, я на машине с твоими номерами на мокрое дело поеду! Но от этого, Сигильдеев, ваша вина не становится меньше! Вы, Сигильдеев, — соучастник убийства, а это знаете, какая статья? Знаете, какой срок?

Сигильдеев охнул и сел на удачно подвернувшийся ящик.

— Убийство… — бормотал он невнятно. — На это я не соглашался… На это я не подписывался…

— Ну, так признайтесь, Сигильдеев! — продолжал наступление капитан. — Признайтесь, облегчите свою совесть, а заодно и свою участь! Суд это непременно учтет!

— Да, лучше признавайся, Сигильдеев! — поддержал коллегу Скопин. — Признавайся, а не то…

— Да… — уныло проговорил мастер. — Я признаю… Я иногда давал номера с тех машин, которые ремонтировал… Давал их попользоваться разным людям…

— За деньги?

— Нет… никаких денег… по дружбе…

— Не надо песен, Сигильдеев! По дружбе! — передразнил Перченок мастера. — Ни за что не поверю, что вы рисковали бесплатно! Не похожи вы, Сигильдеев, на такого лоха, чтобы вот так, бесплатно своей шкурой рисковать!

— А если и за деньги? — вскинулся мастер. — Сейчас же честным трудом не проживешь! Тут тебе и налоги, тут тебе и проверяющим всяким заплати, и бандиты своего требуют… Простому человеку никак не выкрутиться, все его норовят обобрать!

— Вы же понимали, Сигильдеев, что те люди, которым вы давали эти номера, намерены использовать их в преступных целях! — сурово рокотал голос Перченка. — Вы понимали, Сигильдеев, что являетесь пособником преступников?

— Я… не знал… я… не думал…

— Не изображайте из себя наивного простачка! Ну ладно, допустим, остальные эпизоды мы оставим на вашей совести, меня больше всего интересует, кому вы дали номер от этого белого «Ниссана»? Номер ОПА-835?

— Человеку одному дал…

— Понятно, что не крокодилу! А что за человек? И когда он должен будет вернуть вам этот номер?

— Человек такой… обыкновенный… — мямлил Сигильдеев, — а когда вернет — я не знаю…

— Не верю! — перебил его Перченок. — У вас с этим «обыкновенным человеком» наверняка давние доверительные отношения, вы ему неоднократно давали на время номера, и он их вам каждый раз возвращал, иначе у вас были бы неприятности. Так когда он должен вернуть номера от «Ниссана»?

— Не знаю… — пробормотал мастер и воровато оглянулся на настенные часы.

— А я думаю, что знаете! — неожиданно спокойно проговорил Перченок. — Вы сказали, что к завтрашнему дню найдете номера — значит, тот человек должен вернуть их сегодня. Больше того, Сигильдеев, вы явно торопитесь и сейчас посмотрели на часы — значит, он придет очень скоро… Говорите, Сигильдеев, когда — это ваш последний шанс смягчить свою участь!

— Через полтора часа… — пробормотал Сигильдеев и закрыл рот рукой. — Ой, что же я сделал… Это же такой страшный человек…

— Вы все правильно сделали, Сигильдеев, — заверил его Перченок и достал телефон, чтобы связаться со своим начальством и срочно вызвать на улицу Тракториста Кучерявого группу захвата.

Уже через час оперативники прибыли в мастерскую. Капитан Перченок переговорил с их командиром, и бойцов расставили в скрытных местах по периметру. Коля Скопин присоединился к ним. Сам Перченок, вполне безобидно выглядевший в своем помятом штатском костюме, остался в мастерской и разговаривал с Сигильдеевым, изображая рядового автовладельца, который привез в ремонт свою машину. Кстати, Сигильдеев, осмотрев автомобиль капитана, нашел в нем много неисправностей, нуждающихся в срочном устранении.

На одежду Перченка прикрепили незаметный микрофон, чтобы он мог связаться с группой захвата и вызвать ее в нужный момент. Сигналом для штурма были слова «А это что такое?».

Прошло полтора часа. Сигильдеев заметно нервничал, Перченок тоже чувствовал себя неуютно.

— Вы ничего не перепутали, Сигильдеев? — проговорил капитан, взглянув на стрелки часов. — Он точно назвал вам время? Смотрите, если вы ввели нас в заблуждение…

— Точно, точно! — заверил его мастер и вдруг уставился на ворота мастерской.

В воротах появился невзрачный мужичок средних лет, в приплюснутой кепке и пиджаке, пошитом во времена развитого социализма. В руке мужичок держал большую матерчатую сумку, из которой торчал уголок белого металлического предмета.

Мужичок, войдя со света в полутьму мастерской, растерянно оглядывался по сторонам.

— А это что такое? — удивленно проговорил капитан Перченок, в каком-то умственном помутнении забыв, что именно эти слова являются сигналом для штурма опергруппы.

В ту же секунду за спиной плюгавого мужичка возникли двое здоровенных парней в черной униформе, они повалили несчастного на пол и заломили ему руки за спину.

Обездвиженный мужичок дико завыл.

В это время еще двое оперативников, ворвавшись в мастерскую, заняли позиции по углам, направив в разные стороны короткие десантные автоматы. Еще один вбежал следом, с автоматом на изготовку, оценил обстановку и проговорил в компактную рацию:

— Лягушка, лягушка, это головастик! Все чисто!

После этого в мастерскую вошли командир группы захвата и Николай Скопин.

— Ну что? — довольным голосом проговорил командир. — Операция прошла успешно, вашего убийцу взяли!

«Убийца», лежа на полу, визжал тонким голосом. Время от времени в этом визге можно было разобрать отдельные слова:

— Помогите! Убивают! Грабят! Похищают! Спасите! Террористы напали!

— Заткнись! — прикрикнул на него командир. — Сам террорист! — Он снова повернулся к Перченку и проговорил: — Ну что, мы свое дело сделали, оформляйте арест!

— Не знаю… — протянул Перченок, наклонившись над подозреваемым. — Как-то он на убийцу не тянет! Ты вообще кто?

— Стрекопытов я! — прохныкал тот, пытаясь улечься поудобнее. — Афанасий Стрекопытов… Тут по соседству гаражи сторожу… Чего они на меня накинулись?

Только тут Перченок вспомнил про Сигильдеева, повернулся к нему и спросил:

— Это тот человек?

— Нет, — ответил мастер уверенно, — не тот, однозначно!

— Похоже, не того взяли, — с тяжелым вздохом проговорил Перченок.

— Что значит — не того? — возмутился командир опергруппы. — Ты командовал, капитан! Ты сказал условную фразу — мы и пошли на штурм! Так что к нам никаких претензий!

— Похоже, что я сам виноват! — вздохнул Перченок.

Тут он обратил внимание на сумку несчастного сторожа и потянулся к ней. Командир опергруппы схватил его за плечо:

— Ты что, капитан? А вдруг там взрывное устройство?

— Да непохоже… Это же посторонний человек…

— Вот именно, я тут вообще не при делах! — пропыхтел задержанный. — Посторонний я! Афанасий Стрекопытов! Велите своим орлам, чтобы отпустили меня!

— Лежи! — прикрикнул на него командир опергруппы. — Лежи и молчи вплоть до выяснения личности! Посторонний или не посторонний, а порядок есть порядок! — Командир повернулся к одному из своих людей и скомандовал:

— Рябинников, проверь подозрительную сумку!

— Слушаюсь! — Боец осторожно, подцепив за ручки стволом автомата, отодвинул сумку в угол мастерской, отгородил ее от остальных ящиками, так же осторожно раскрыл ее и облегченно вздохнул.

— Ну, что там? — спросил Перченок, пытаясь заглянуть через плечо бойца.

— Не высовывайся, капитан! — одернул его командир и, в свою очередь, спросил: — Что там, Рябинников?

— Взрывного устройства нет, — отозвался тот довольным голосом, — отбой воздушной тревоги!

— Взрывного нет, а что есть?

— Номера автомобильные!

— Номера? — На этот раз Перченок решительно отодвинул бойца и подошел к выложенным на бетонный пол мастерской номерам.

— ОПА-835! — прочитал он с выражением и переглянулся с Николаем Скопиным. — Те самые номера!

Затем он посмотрел на Сигильдеева и строго проговорил:

— Ваши номера, Сигильдеев?

— Да вроде мои… — пробормотал тот испуганным голосом. — То есть не мои, а от этого «Ниссана», будь он проклят совсем…

— Как же тогда вы говорите, что это не тот человек, который брал у вас эти номера?

— Честное слово, не тот! — Сигильдеев для большей достоверности ударил себя в грудь большим тяжелым кулаком. — Тот был такой… серьезный человек, крутой, одним словом, а этот — шушера какая-то… нестоящий какой-то…

— Нестоящий я! — подхватил снизу задержанный. — Не при делах я… Стрекопытов моя фамилия… Гаражи я сторожу… Меня тут каждая собака знает…

Перченок подошел к нему и пристально, внимательно оглядел.

Действительно, трудно было представить, что этот тщедушный мужичок — профессиональный преступник, убийца. Хотя внешность людей бывает обманчива…

— А если ты не при делах, если ты действительно сторож Стрекопытов, тогда откуда у тебя эти номера?

— От того человека! — прохныкал сторож.

— От какого такого человека?

И Стрекопытов, перемежая свой рассказ вздохами и жалобами, поведал, что за полчаса до его задержания к нему подошел незнакомый человек с сумкой в руках и попросил передать эту сумку мастеру Сигильдееву.

— А что ж ты сам не хочешь ему эту сумку отдать? — якобы спросил незнакомца подозрительный Стрекопытов.

— Поссорились мы с ним намедни, — признался незнакомец, — не сошлись во мнениях по вопросу глобального потепления. Боюсь, что он на меня зло затаил. А он, Сигильдеев, мужик здоровый, может крепко накостылять.

— А мне-то от него не перепадет? — опасливо осведомился Стрекопытов.

— Нет, тебе ничего не будет! — успокоил его незнакомец. — Ты же человек посторонний, не при делах…

А чтобы его слова выглядели убедительнее, он заплатил Стрекопытову некоторую сумму денег. И обещал заплатить еще столько же, когда тот передаст сумку Сигильдееву и благополучно вернется.

— А тут вы на меня всем скопом навалились, — всхлипнул несчастный сторож. — Так что мне вместо денег достались одни неприятности… Отпустите меня, а?

— Лежи! — прикрикнул на него командир и снова повернулся к Перченку: — Похоже, капитан, что ваш человек нас обманул, послал вместо себя этого недомерка…

— Он ведь тебе еще денег обещал? — обратился Перченок к несчастному Стрекопытову.

— Обещал, — подтвердил тот. — Непременно, говорил, заплачу еще столько же, когда эти номера отдашь и обратно вернешься! За мной, говорил, не заржавеет!

— А где он тебя обещал ждать?

Стрекопытов замялся и потом с некоторым смущением в голосе проговорил:

— А он сказал, что сам ко мне подойдет.

Перченок выслушал его и переглянулся с командиром опергруппы. Отведя его в сторону, он вполголоса проговорил:

— Может быть, еще не все потеряно… Может, еще есть шанс взять убийцу… Он же захочет удостовериться, что Стрекопытов отдал номера мастеру…

— Сомневаюсь, — покачал головой командир. — Думаю, что он следил издалека за мастерской и видел, как мы этого хомячка повязали. Так что сейчас его и след простыл.

— Так-то оно так, — вздохнул Перченок, — но все же, мне кажется, шанс есть, и нужно этот шанс использовать. Следует отпустить Стрекопытова и проследить за ним. Видится мне, он темнит и что-то недоговаривает.

— Ладно, у нас есть еще полчаса, — командир взглянул на свой хронометр.

— Тогда прикажите отпустить Стрекопытова, пускай он возвращается на свое рабочее место, а ваши ребята за ним скрытно наблюдают!

Командир опергруппы отдал соответствующие распоряжения.

Бойцы отпустили несчастного сторожа, тот, кряхтя и потирая поясницу, поднялся с пола.

— Приносим свои извинения, — обратился к нему Перченок. — Можете быть свободны и вернуться на свое рабочее место.

— Извинения! — недовольно проворчал Стрекопытов. — Толку-то с этих извинений… Вон, бока намяли…

— Ты, никак, чем-то недоволен? — Командир опергруппы шагнул к нему с угрожающим видом.

— Нет, я доволен, я всем доволен! — пролепетал сторож и поспешно покинул мастерскую.

Спецназовцы немного выждали и незаметно двинулись за ним. Перченок и Скопин шли последними, командир опергруппы приказал им держаться на безопасном расстоянии от бойцов и ни в коем случае не ввязываться в драку, если таковая начнется.

Стрекопытов прошел пару кварталов. Дальше начинался пустырь, застроенный разномастными гаражами — солидными кирпичными постройками, более скромными сварными конструкциями из железных листов и совсем старыми развалюхами.

Рядом с этими гаражами располагалась сторожка — рабочее место Стрекопытова. Перченок и Скопин остановились на краю пустыря и оттуда наблюдали за событиями через бинокль, который дал им командир опергруппы.

Дойдя до своей сторожки, Стрекопытов остановился и огляделся по сторонам.

Спецназовцы так ловко попрятались, слившись с пейзажем, что, даже зная об их существовании, Перченок не мог найти ни одного из них. Это напомнило ему детскую картинку, на которой нужно было найти семь спрятавшихся зверюшек. Зато он хорошо видел сторожа.

Стрекопытов стоял на пороге своей сторожки, явно чего-то или кого-то ожидая.

Так он простоял минут десять и вдруг устремился в сторону от сторожки, видимо, увидев там что-то интересное.

Перченок перевел бинокль в ту сторону, куда бежал Стрекопытов, и увидел в траве картонную коробку, перевязанную красной лентой.

Подбежав к этой коробке, сторож в раздумье остановился над ней, затем наклонился, потянул за ленту…

Тут из травы, в нескольких метрах от него, выскочил, словно чертик из табакерки, человек в черной облегающей униформе — один из бойцов опергруппы.

— Стой! — крикнул он Стрекопытову. — Стой, не трогай!

Однако было уже поздно.

Стрекопытов дернул за ленту…

В то же мгновение на месте коробки полыхнула яркая вспышка, а затем раздался грохот взрыва. Стрекопытов рухнул, как подкошенный, и бежавший к нему на помощь боец покачнулся и упал.

Из разных потайных укрытий высыпали бойцы опергруппы и бросились к своему товарищу. Перченок со Скопиным подошли к месту трагедии последними и увидели искалеченное тело несчастного сторожа и в нескольких шагах от него сидящего на траве оперативника, которому товарищ бинтовал раненую руку.

— Вот черт! — проговорил, оглядывая эту картину, Перченок. — Вот же черт!

— Верное наблюдение! — процедил, покосившись на него, командир опергруппы.

Он достал телефон и вызвал вспомогательную службу — чтобы увезли труп сторожа и захватили с собой раненого бойца.

— Это я виноват! — выдохнул капитан. — Это была моя идея проследить за Стрекопытовым…

— Верная, между прочим, была идея, — возразил командир. — Тем более что сторож все равно бы погиб. А что Рябинников ранен — так это у него работа такая, он на нее по своей воле пошел. По зову, как говорится, сердца. И рана у него нестрашная, на нем все быстро заживает. А вот мастера того, в чьей мастерской мы засаду устроили, надо как следует тряхнуть. Он непременно еще что-то знает…

Перченок согласился с командиром, и вся группа дружно вернулась в мастерскую. Даже раненый Рябинников шел за ними, слегка прихрамывая. Правда, немного не доходя до мастерской, командир что-то ему сказал, и Рябинников исчез за углом.

Войдя в ворота мастерской, Перченок огляделся.

Сигильдеева нигде не было видно.

— Эй, хозяин! — крикнул он в пустоту.

Никто не отзывался.

— Сбежал… — горестно протянул Перченок.

— Тс-с-с! — прошипел командир опергруппы, прижав палец к губам и к чему-то прислушиваясь.

В следующую секунду он сделал несколько непонятных жестов, которые, однако, поняли его бойцы. Они рассыпались по мастерской, двое выбежали наружу.

Через несколько минут они вернулись, волоча за собой вяло упирающегося Сигильдеева. Под глазом у мастера назревал здоровенный синяк, большой нос свернулся на сторону. Один из бойцов нес в свободной руке большую спортивную сумку.

— Сбежать пытался, — сообщил оперативник, выталкивая Сигильдеева на середину мастерской, и бросил на пол его сумку.

— Я… не убегал… — бормотал тот, вытирая разбитый нос тыльной стороной ладони. — Я к знакомой съездить хотел, с днем рождения поздравить, а тут эти на меня налетели…

— К знакомой, говоришь? — мрачно переспросил командир опергруппы. — А в сумке что? Подарки?

— По… подарки! — пролепетал Сигильдеев. Глаза его предательски бегали.

— Ну-ка, посмотрим, какие тут у тебя подарки! — Перченок наклонился и расстегнул сумку. В ней лежала пара чистых рубашек и смена белья. Приподняв эти вещи, капитан увидел под ними несколько толстых пачек денег в разной валюте.

— Хоро-ошие подарки! — протянул Перченок, демонстрируя деньги присутствующим. — Видать, это о-очень хорошая знакомая!

— Хорошая. — Сигильдеев шмыгнул носом.

— А я знаешь, что думаю? — раздумчиво проговорил капитан. — Думаю, Сигильдеев, что ты так перепугался, что решил сбежать куда-нибудь подальше. Может, и правда к какой-нибудь знакомой, только не в нашем городе. И на всякий случай все свои сбережения прихватил. И думаю я, Сигильдеев, что не нас ты так испугался, а того человека, которому ты давал напрокат номера.

Сигильдеев молчал, только шмыгал разбитым носом.

— Прав я, Сигильдеев? — спросил Перченок, сверля мастера пронзительным взглядом.

— Не… не знаю я ничего…

Тут к нему подскочил командир опергруппы. Схватив его за воротник, он встряхнул огромного Сигильдеева, как мешок картошки.

Невысокий коренастый спецназовец рядом с высоченным мастером ничуть не выглядел недомерком. Во всяком случае, не казался таковым Сигильдееву.

Командир еще раз встряхнул мастера и прошипел с ненавистью:

— Не знаешь, да? А ты знаешь, гонобобель недодавленный, что мы сегодня из-за тебя своего боевого товарища потеряли? Ты видишь, крыса помойная, что нас сейчас на одного меньше стало, чем когда мы сюда прибыли? А все из-за тебя, сучок липовый! Слышал взрыв? Этим взрывом нашего друга Костю Рябинникова на куски разорвало, потому что ты, тварь подзаборная, молчать вздумал! Так что мы с ребятами тебя сейчас тоже на куски порвем и скажем, что ты нам оказал ожесточенное вооруженное сопротивление!

Командир обернулся к своим бойцам и рявкнул:

— Мочи его, братва! Мочи его за Костю Рябинникова!

— Не надо! — заверещал Сигильдеев. — Не надо меня убивать! Я все скажу! Все, что захотите!

— Скажешь? — Командир еще раз встряхнул мастера так, что у того клацнули зубы.

— Скажу, скажу, все скажу!

— Ну, так говори! — Командир подтолкнул Сигильдеева к Перченку и проговорил, отдуваясь: — Учись, капитан! Он твой!

Перченок встал перед Сигильдеевым, оглядел его с головы до ног и спросил:

— Итак, Сигильдеев, кто был тот человек, которому вы давали автомобильные номера?

— Н-не знаю… — проблеял Сигильдеев.

Командир опергруппы шагнул к нему, мастер отшатнулся и испуганно вскрикнул:

— Но я правда не знаю! Он мне паспорт не показывал!

— Паспорт он, может, и не показывал, — проговорил Перченок, — но вот, к примеру, если бы я к вам в мастерскую пришел и попросил номера… напрокат, вы бы их мне дали?

— Вам — нет, — не задумываясь, ответил Сигильдеев, — вам бы ни за что не дал, вы — мент.

— Ну да, я, допустим, мент, — согласился капитан. — А если бы другой незнакомый человек вот так с улицы зашел и попросил номера — неужели бы дали?

— Незнакомому бы не дал, — нехотя признал Сигильдеев.

— Ага, вот мы и пришли. Значит, если вы тому человеку дали номера — вы его знали. Или вас с ним кто-то познакомил. Так вот я и хочу от вас услышать, кто вас с ним познакомил.

Сигильдеев растерянно молчал, и тут командир опергруппы грозно надвинулся на него и прорычал:

— Говори, гонобобель! Говори, а то мы с ребятами тебя…

Договорить он не успел. Сигильдеев испуганно отшатнулся от спецназовца и выпалил:

— Катька-Полстакана! Это она его ко мне привела!

— Что еще за полстакана? — недоверчиво переспросил командир. — Что, всего с полстакана тебя так развезло, что ты дал эти номера незнакомому человеку?

— Да нет, это кличка такая! Есть такая личность, — удовлетворенно проговорил Перченок. — Личность, широко известная в узких кругах… Ну, Сигильдеев, если ты соврал — смотри у меня!

В это время в дверях мастерской, немного прихрамывая, появился Рябинников.

— Что, командир, мне уже можно возвращаться?

— Можно, можно! — разрешил его шеф. — Мы из этого гонобобеля уже выжали все, что можно.

Сигильдеев уставился на живого Рябинникова, удивленно открыв рот.

Простившись со спецназовцами, капитан Перченок отправился в некое заведение под названием «Тихая гавань», гораздо более известное среди местной шантрапы, как Катькин подвальчик.

Именно в этом подвальчике хозяйничала та самая Катька-Полстакана, которую упомянул Сигильдеев.

Михаил Михайлович Глотов, больше известный в узких кругах торговцев антиквариатом как Бармаглот, закрыл свой кабинет, вышел в коридор и прислушался. Из мастерской доносилось какое-то невнятное пение — это Павел, мастер на все руки, как всегда, напевал за работой арии из оперетт.

Прежде чем уйти, Бармаглот заглянул в мастерскую.

Маленький, похожий на паука человек, склонившись над столом, шлифовал камень. На коленях у него, как обычно, сидел черный кот с изумрудными глазами.

— Павлик, как дела? — окликнул Бармаглот мастера.

— Ты что, не видишь — я работаю! — ответил тот, не оборачиваясь. — Сам-то домой пойдешь, чаи распивать перед телевизором, а нам с Чипом придется тут до полуночи сидеть!

— Ну, работай, работай! — усмехнулся Бармаглот. — Успеешь к сроку — получишь хорошую премию!

— Премию… — недовольно повторил Павел. — Хоть бы не мешал! И так мало времени!

— Ухожу, ухожу! — Дверь за Бармаглотом захлопнулась, Павел облегченно вздохнул и снова запел:

— Без женщин жить нельзя на свете, нет…

Жизнерадостная мелодия звучала в его исполнении как-то уныло и жалостно. Кот у него на коленях шевельнулся и улегся поудобнее.

И тут дверь снова с негромким скрипом открылась.

— Забыл, что ли, что-то? — проворчал мастер.

— Кое-что забыл, — раздался у него за спиной незнакомый голос, ничуть не похожий на голос Бармаглота.

Мастер оторвался от своей работы, повернулся и увидел в дверях мастерской незнакомого человека.

Это был мужчина среднего роста, среднего возраста, с короткими светлыми волосами. Глаза его были спрятаны за стеклами темных очков — совершенно лишних в темном царстве Бармаглота.

— Вы кто такой? Вы как сюда попали? — испуганно пролепетал мастер. — Я охрану позову…

Кот спросонья вскочил, вонзив ему в колени все когти, и зашипел громко.

— Зови, милый, зови! — ласково проговорил незнакомец.

И Павел отчего-то сразу понял, что звать охрану бесполезно, что никто к нему на помощь не придет, никто его не услышит, и рассчитывать можно только на себя.

— Что вам нужно? — робким, дрожащим голосом спросил мастер. — Здесь нет ничего ценного…

— Это я знаю, милый! — прозвучал такой же ласковый ответ. — Знаю, что здесь одно барахло…

— Тогда чего же вы хотите?

— Ты ведь, милый, как раз сейчас делаешь красивый фальшивый камешек для своего хозяина, Бармаглота Михалыча?

— Что велели — то и делаю… — пролепетал Павел.

— Это правильный подход к делу, — одобрил незнакомец, — очень правильный. Так и нужно поступать перед теми, кто сильнее. Так вот, учти, Павлик, — я сильнее тебя. Гораздо сильнее. И сильнее твоего хозяина. Ты мне веришь?

— Верю, — испуганно кивнул Павел — и действительно в ту же секунду поверил, что этот человек с ласковым голосом куда сильнее Бармаглота. И куда опаснее.

— Так вот, — голос стал не таким ласковым, — ты сделаешь к завтрашнему дню еще один такой же камешек. Один для Бармаглота, второй для меня…

— Но я и так делаю два! Бармаглот… хозяин велел мне сделать два камня… Больше мне не успеть…

— Два, говоришь? — переспросил незнакомец. — Ах, Бармаглот, ах, хитрец! Надо же — два! Ну, ничего, где два, там и три…

— Три мне не успеть…

— Успеешь, милый, успеешь! — Голос незнакомца снова стал ласковым до приторности. — Ты очень поторопишься. Ночку посидишь… А иначе… иначе знаешь, что будет?

Незнакомец полез рукой во внутренний карман своей светлой куртки, достал оттуда несколько фотографий и бросил их стопкой на стол перед мастером.

Павел взглянул на эти фотографии… и пол мастерской качнулся под его ногами, как палуба корабля в шторм. Так, что он с трудом сумел удержаться на ногах.

На этих фотографиях была Леночка.

Единственное дорогое Павлу существо. Его дочь.

Леночка родилась недоношенной, в детстве много болела, росла с заметным отставанием в развитии и так никогда и не выправилась. В свои восемнадцать лет она разговаривала, как пятилетний ребенок, кое-как могла управляться по дому, но школу окончить не смогла, не смогла даже научиться читать. При виде книжной страницы на лице у нее возникал самый настоящий ужас, и она начинала плакать, тихо и жалобно, как бездомный котенок.

Зато когда Павел возвращался с работы, Леночка встречала его с такой радостью, что он забывал все неприятности.

Когда Леночке исполнилось десять лет, жена Павла ушла к пожилому стоматологу, сказав, что с нее хватит самопожертвования и она больше так не может, что жизнь у нее одна, и прожить ее нужно так, чтобы не было мучительно больно каждую минуту. Стоматолог окружил жену заботой и вниманием, дарил ценные подарки и купил дом за городом, где бывшая жена Павла выращивала чайно-гибридные розы.

А Павел остался вдвоем с Леночкой.

Больше у него никого не было — и больше никто ему не был нужен. Они вместе смотрели старые мультфильмы и читали детские книжки, завтракали по утрам исключительно бутербродами, поскольку Леночка терпеть не могла кашу, вечерами играли в шашки, Леночка больше любила поддавки.

Когда выпадали редкие выходные, Павел возил Леночку за город. Она любила лес, разговаривала с птичками и белками, а осенью, когда попадались грибы, радости ее не было предела.

Глядя на Леночку, Павел и сам радовался простым, обыденным вещам — солнышку, голубому небу с плывущими по нему веселыми кудрявыми облаками, набухающим почкам весной или же золотым листьям осенью.

Одна мысль неотступно преследовала его — что будет с Леночкой, когда его не станет?

Он отгонял от себя эту мысль, избавился от вредных привычек, старался больше бывать на свежем воздухе и, неверующий человек, молил Бога только об одном: не допусти. Сделай так, чтобы Леночка не осталась одна. Больше ничего не нужно, об остальном он позаботится сам. Сам заработает денег, сам прокормит, оденет, сам будет баловать, сам защитит от всех бед и невзгод.

И вот теперь этот страшный человек выложил перед ним фотографии Леночки, как карточный шулер выкладывает козырного туза…

И самое ужасное — Павел понял, что фотографии сделаны у него дома, что незнакомец попал к нему в квартиру и снова попадет, если ему это понадобится.

— Да, ты правильно понял, — кивнул незнакомец, — сегодня я зашел к тебе в гости. Тебя, правда, не было дома, но мы с Леночкой очень мило поговорили.

Павел вместо ответа издал какой-то странный звук.

Он не смог. Не защитил, не уберег, не помог. Значит, зря он уговаривал себя, что пока он с Леночкой, с ней ничего не случится. Значит, зря просил только об одном: не допустить, чтобы Леночка осталась одна.

— Ты ведь не хочешь, чтобы я сделал ей больно? — спросил незнакомец прежним ласковым голосом.

— Нет… — ответил Павел, когда смог говорить, — пожалуйста, не надо… только не это…

— Ну и хорошо, я ничего ей не сделаю, раз ты так просишь! Я вообще больше не буду ее навещать. Но и ты будь ласков, выполни и ты мою просьбу…

— Ка… какую? — переспросил Павел, который при виде Леночкиных фотографий забыл все на свете.

— Как — ты уже забыл, о чем я тебя просил? Всего лишь сделать для меня еще один камешек, точно такой же, как те, что ты делаешь для Бармаглота… Нет, не такой же — еще лучше!

— Я сделаю… Я все сделаю, только не трогайте ее… Только не трогайте Леночку…

— Ну, и отлично! Только смотри — тот камень, который ты сделаешь для меня, должен быть очень похож на настоящий! Похож, как две капли воды!

— Но тогда… тогда мне обязательно нужно видеть настоящий камень! — проговорил Павел. — По фотографии, которую мне дал шеф, мне не добиться такого полного сходства!

Незнакомец замолчал, пристально, изучающе глядя на мастера, — и Павел понял.

— У вас ведь этот камень при себе?

— Допустим, при себе. Но я не могу его оставить.

— Дайте мне хотя бы посмотреть на него!

— Ладно… — Незнакомец достал из кармана бархатную коробочку, положил ее на стол, открыл.

И тут же мастерская словно наполнилась прозрачным синим сиянием. Павлу показалось, что на столе перед ним лежит кусочек предгрозового неба. Он бережно взял камень в руку и начал поворачивать его, впитывая взглядом эту густую предгрозовую синеву.

При виде этого камня он понял, что делал совсем не то, что все придется переделать, придется начать заново — но в то же время его душа наполнилась радостью от сознания, что он увидел такую красоту и сможет повторить ее.

Время для него перестало существовать. Он смотрел и смотрел на камень, впитывая и запоминая каждую его деталь.

Наконец в его душе сложилась точная копия удивительного камня, куда более точная, чем самая лучшая фотография.

— Я сделаю, — проговорил Павел, возвращая камень незнакомцу.

— Значит, мы договорились! — И страшный человек вышел из мастерской, осторожно закрыв за собой дверь.

Вскоре шаги его затихли.

— Сделаю, — сказал Павел, глядя перед собой пустыми незрячими глазами, — все сделаю. Хоть камень, хоть что угодно. Обману, украду, убью. Только чтобы Леночке не причинили вреда. Черту душу продам! Раз Ты не помог!

С этими словами он поднял глаза вверх, но увидел только низкий потолок, который давным-давно пора было побелить.

Утром Агния встала с трудом — сказалась бессонная ночь. Вчера в клубе они проторчали до трех часов, так что безумно хотелось спать, несмотря на то что летнее солнце с любопытством заглядывало в окно ее спальни. Она поленилась даже сварить кофе, выпила простой воды и поехала на работу, тяжко вздохнув. Работа — вот уж повезло ей, так повезло!

Бармаглота не было на месте, парень из магазина сказал, чтобы Агния подождала — он-де выехал на объект и скоро появится, тогда для Агнии будет работа. В кабинет парень ее не пустил, да Агния и сама не хотела там находиться, так что пришлось обосноваться в магазине.

Агния с тоской оглядела давно не мытые стеллажи с битыми фарфоровыми фигурками, гнутыми позеленевшими медными подсвечниками, мятыми веерами и перламутровыми театральными биноклями без стекол. Даже кота не было сегодня на прилавке.

Агния вздохнула тяжко, и тут же в носу засвербело от многолетней пыли. Она потерла нос, чтобы не чихнуть, это за нее сделал продавец. Нос у него был по-прежнему красный, прыщ на переносице прорвался и засох, однако назревал еще такой же над верхней губой. Продавец чихнул еще раз, закрываясь несвежим клетчатым платком, шумно высморкался, затем убрал платок в карман и принялся теребить губу и ковырять несчастный прыщ.

— Да прекрати же ты! — не выдержала Агния. — Руки, наверно, год не мыл!

— А сама-то… — обиделся продавец, как видно, зная, что Агния теперь тоже сотрудница, решил не церемониться.

— У тебя самой нос грязный! — злорадно сказал он и подвинул Агнии зеркало.

Зеркало было небольшое, в оправе из потемневшего накладного серебра, на такой же стойке. Но металл был такой черный от грязи и окиси, что непонятно было, что там было изначально, какой узор. И само зеркало было такое поцарапанное, мутное и засиженное мухами, что Агния с трудом разглядела в нем свое лицо. Она достала салфетку и протерла зеркало.

Стало видно чуть лучше, Агния оттерла пятно на носу, видно в этом помещении грязь летает по воздуху. И тут заметила в зеркале какое-то едва уловимое движение. Она наклонилась вперед, всматриваясь, и вздрогнула. В зеркале отражался старичок — маленький, худенький, в детской рубашечке с отложным воротничком, с аккуратным венчиком седых волос на голове.

Агния помотала головой, стараясь избавиться от наваждения, потом снова взглянула в зеркало. Теперь там отражались лишь стеллажи, да старый ломаный шкаф, проеденный жучками.

«Это от недосыпа показалось, — решила Агния, — надо больше бывать на свежем воздухе и высыпаться…»

Она повернулась к продавцу и увидела прямо перед собой того самого старичка. Из плоти и крови. Тот стоял у прилавка рядом с допотопным кассовым аппаратом и разговаривал с продавцом. Все было при нем — чистая светлая рубашечка, летние брюки с манжетами, потертая сумочка через плечо и аккуратный венчик седых волос.

— Шурик, — ласково говорил старичок слегка надтреснутым голосом. — Шурик, ты плохо относишься к своему здоровью. Тело свое нужно беречь, как и голову. Ты — молодой человек, тебе нужно общаться с друзьями, с девушками, наконец. А какая же девушка посмотрит на такого, как ты? — Тут старичок заметил выглядывающий из-под прилавка мятый порножурнал и укоризненно покачал головой.

Что Агнию удивило, так это то, что Шурик не стал хамить и посылать странного старичка куда подальше. Он шмыгнул носом и опустил голову.

— Шурик, — продолжал старичок назидательным тоном, — говорил ли я тебе чаще мыть руки? И хотя бы раз в три дня протирать прилавок дезинфицирующим раствором. Шурик, ведь это страшно подумать, сколько людей за такое время касались всех этих вещей! Шурик, пока не поздно, измени свою жизнь!

— Да как тут изменишь, когда вон… — Шурик жалобно вытянул губу, где прыщ полыхал уже багровым пламенем.

— Этому можно помочь. — Старичок покопался в кармане брюк и поставил на прилавок маленький флакончик синего стекла. — Это старинное средство, рецепт моей прабабушки. А она, в свою очередь, получила его от своей прабабки. Та была колдуньей, ее сожгли на костре. Как выяснилось, по ошибке, просто соседка сильно завидовала розам, что цвели у нее в саду, вот и придумала, что прабабка моей прабабки колдует по ночам и даже знается с чертом. Ну, женщины… Возможно, кто-то и ходил к прабабке по ночам, но уж рогов и копыт у него точно не было…

Агния, услышав такую историю, с трудом сдержала смех. Шурик же внимал старичку с самым серьезным видом.

— Значит, берешь ватную палочку и аккуратненько так промакиваешь каждый прыщ. Раза четыре в день. Через неделю и думать про них забудешь! И помни: руки мыть почаще…

С этими словами старичок надел на голову расшитую тюбетейку, взял палочку, прислоненную у двери, и вышел из магазина, погладив по пути материализовавшегося из воздуха кота Чиппендейла.

— Кто это? — спросила Агния.

— А, один тут… — вяло ответил Шурик, — приходит иногда, приносит кое-что… так, ерунду всякую. Ставим на комиссию, все равно никто не покупает…

— Да что тут можно купить? — с сердцем сказала Агния. — Если что и есть интересного, за слоем грязи ничего не видно! Хоть бы и правда уборку ты сделал, ведь в помещении находиться противно! Все равно тебе делать нечего!

— А вам-то что… — лениво огрызнулся Шурик.

Он вытащил откуда-то ватную палочку сомнительной чистоты и устремился к тому самому зеркалу.

— Дай сюда! — не выдержала Агния. — Только хуже сделаешь!

Она отвинтила крышку у флакона синего стекла. Пахло водкой. Агния аккуратно обмакнула палочку в бесцветную жидкость и прижгла старый прыщ, и назревающий, и еще парочку только собирающихся расцвести.

После этой процедуры ей захотелось на воздух. Или посидеть в каком-нибудь светлом и чистом помещении, и чтобы кофе подавали. В общем, она вспомнила, что выехала сегодня из дома без завтрака.

— Слушай, тут кафе приличное поблизости есть?

— Есть! — Шурик грустно рассматривал себя в зеркале. — На той стороне улицы через два дома.

Первый, кого увидела Агния в кафе, был давешний старичок. Он сидел за столиком в углу и ел ложечкой воздушное пирожное со сбитыми сливками, при этом на лице его отражалось детское удовольствие. В кафе было мало народу, так что, услышав ее шаги, старичок поднял голову и приветливо кивнул Агнии:

— Присаживайтесь!

Было неудобно отказаться и сесть за другой столик.

— Берите сырники, — посоветовал старичок, — творог у них всегда свежий, фермерский.

Агния послушалась и заказала кроме сырников еще большую чашку кофе с молоком и булочку с шоколадом.

— Гулять так гулять! — усмехнулась она.

И тут же подумала, что в последнее время стала много есть. Это от нервов. Анька тоже много ест, но она все время тренируется, а вот Агнии не следует иметь такую привычку.

Хотя какая разница теперь? Это раньше ей нужно было выглядеть безупречно, а теперь уж все равно. Здесь, у Бармаглота, следует одеваться, да и выглядеть попроще. Ни к чему тут ее шикарные шмотки. Подумав об одежде, Агния вспомнила о пропавшем чемодане. Настроение, улучшившееся при виде румяных сырников со сметаной и вареньем, резко пошло на спад.

— Это вы зря, — сказал старичок, внимательно за ней наблюдая, — зря даете волю плохим мыслям во время еды. Тем более что мысли эти — пустые, вы переживаете вовсе не из-за пропавших вещей.

— Откуда вы знаете? — Агния едва не подавилась сырником.

— На самом деле вас волнует только одна вещь, — продолжал старик, не отвечая на вопрос, — хотите скажу, какая?

Агния хотела встать и немедленно уйти. Слишком много за последнее время случилось с ней странного, чтобы вот так просто сидеть и беседовать с подозрительным стариком о своих делах. Но хотелось есть, а сырники были и правда очень вкусные.

— Вы ешьте, не стесняйтесь, — сказал ласково старичок, — а то они остынут.

— Так вот, — продолжал он, когда Агния расправилась с сырниками и отпила кофе, — вас очень интересует одна вещь.

— Нетрудно догадаться, что у меня неприятности, — усмехнулась Агния, — раз я работаю теперь у Бар… у Михалыча.

— Это верно, у вас неприятности. Но волнует вас не это — в конце концов, вы молоды, умны и талантливы, дело свое знаете отлично, так что рано или поздно ваши работодатели поймут, что вас оболгали, что свидетельству жуликоватого адвоката грош цена, а уж наследница Борового и вовсе не разбирается в ситуации. Так что вам нужно просто набраться терпения и немного подождать. А по-настоящему волнует вас один-единственный вопрос: отчего украли только камень, а не весь кубок? Несомненно, кубок можно продать гораздо дороже, так ведь? И эта мысль не дает вам покоя.

— Вот как, уже все знают… — вздохнула Агния, — из-за этого дурака Лисовского уже весь город знает, что камень пропал.

— Да, он хотел мелко напакостить вам, а сделал хуже только себе, точнее, вдове, — согласился старичок, — но эти люди не должны больше вас интересовать, это пройденный этап вашей жизни.

— Вы правы, — сказала Агния, допивая кофе, — вопрос о камне меня очень интересует.

Она уже не удивлялась, что откровенничает с посторонним человеком. Старичок смотрел на нее прозрачными голубыми глазами и выглядел весьма безобидно.

Разумеется, Агния понимала, что ее впечатление может быть обманчиво, но никуда не хотелось уходить, хотелось сидеть тут, попивая кофеек, коротая время за приятной беседой.

— Итак, — сказала она, улыбаясь, — раз вы сами затронули этот вопрос, то, следовательно, имеете на него ответ. Почему из кубка вынули камень, а сам кубок не тронули?

— Потому что тот, кто украл сапфир, полагает, что камень этот представляет собой неизмеримую ценность, — серьезно сказал старичок, — причем дело вовсе не в деньгах. И я говорю не о непосредственном исполнителе, а о том, кто этого человека нанял.

«Полковник? — подумала Агния. — Да нет, похоже, что он тоже не главный в этой игре, кто-то за ним стоит…»

— Существует старинная легенда о происхождении этих камней, — заговорил старичок, правильно поняв взгляд Агнии на часы.

В самом деле, это он, в силу своего преклонного возраста, может проводить время как хочет, а ей, работающей женщине, некогда рассиживаться.

— Так вот, вы, конечно, знаете, кто такой святой Петр, — продолжал старичок.

«Да уж, — подумала Агния, — странный вопрос, для того чтобы знать, кто такой святой Петр, не нужно высшего искусствоведческого образования, а у меня ведь еще и диссертация…»

— Святой Петр — один из двенадцати апостолов, любимый ученик Иисуса Христа, он первый возглавил христианскую церковь в Риме, то есть, по представлению католиков, является первым папой римским. Известны из Евангелия слова Христа: «Я говорю тебе: ты, Петр, — камень. И на сем камне я создам Церковь мою, и врата ада не одолеют ее…» (Евангелие от Матфея).

— Я это знаю, — вставила Агния.

— Так вот, — старичок не обиделся, что его перебивают, — есть версия, что при переводе были допущены некоторые погрешности, что на самом деле Христос сказал Петру: «Вот камни, Петр. И на сих камнях ты, Петр, воздвигнешь церковь мою. И врата ада не одолеют ее».

Камней было четыре, и после смерти Христа Петр оправил их в крест и носил этот крест всегда на себе. Думаю, вы знаете, что святой Петр обладал огромной духовной силой, совершал чудеса, исцелял больных и страждущих. Есть версия, что помогал ему в этом крест с камнями, отданными ему Иисусом.

В деяниях апостолов сказано, что когда Петр проповедовал, то проповедовал с такой духовной силой, что за один раз обращал в христианство до пяти тысяч человек, исцелял больных и воскрешал умерших. Люди выносили больных родственников на улицу, чтобы хотя бы тень Петра опускалась на них, и от прикосновения этой тени больные выздоравливали.

«Я читала об этом, — подумала Агния, — но какое отношение это имеет…»

— Когда Петр умер, — продолжал старичок, — его похоронили в катакомбах под нынешним Ватиканом. Крест, разумеется, положили в могилу.

И вот, когда в пятом веке Великий город, Вечный город Рим завоевали и разгромили полчища варваров, они нашли и могилу святого Петра и разграбили ее.

— Я читала об этом, — согласилась Агния, — ученые нашли эту могилу совсем недавно, и она точно была разграблена. Но не факт, что это случилось именно в пятом веке.

— Да, разумеется, это легенда. Варваров, которые нашли могилу святого Петра, было четверо, звали их Одорих, Рагнар, Арнульф и Герузий. Камней в кресте тоже было четыре — по сторонам света. И вот, варвары поделили камни по справедливости — каждому достался свой — и разошлись в разные стороны. С тех пор судьба камней неизвестна. Много лет они лежат где-то, и, как гласит легенда, если кто-то сумеет собрать эти четыре камня вместе, этот человек будет обладать бесконечной властью над телами и душами людей.

— И вы считаете, что сапфир в каролингском кубке мог быть… — изумилась Агния.

— Не я, — поправил старичок, — не я, а тот человек, который заказал украсть камень. Вы можете, конечно, отмахнуться от этой версии, но ведь у вас нет другого объяснения событий, не так ли?

— Вы правы, — призналась Агния, — пока нет. Но я обязательно его найду. Мне просто ничего больше не остается.

В это время зазвонил ее мобильный телефон, это Бармаглот требовал, чтобы она срочно ехала по такому-то адресу, где нужно оценить кое-какие вещи.

— А что было во флакончике, который вы дали Шурику? — спросила Агния, вставая. — Уж простите, но история с прабабкой-колдуньей не выдерживает никакой критики.

— Спиртовой раствор левомицетина, — ответил старичок, улыбаясь, — раньше в аптеке стоил три копейки. Теперь, конечно, дороже, но тоже вполне приемлемая цена. Очень помогает от прыщей, но Шурик ни за что бы не поверил. А так, глядишь, будет пользоваться…

Агния метнулась в туалет, чтобы причесаться и подкрасить губы, а когда вернулась, старичка за столиком уже не было.

В Катькин подвальчик вели пять ступенек, выщербленных ногами многочисленных посетителей. Спустившись по этим ступенькам, Перченок огляделся.

Ему показалось, что он перенесся в давно минувшие времена, в восьмидесятые примерно годы прошлого века. Пластиковые столы не первой свежести, без скатертей и прочих излишеств, соответствующие стулья, граненые стаканы и гнутые алюминиевые вилки составляли нехитрую обстановку этого подвальчика. И публика была под стать обстановке — небритые, явно потерпевшие поражение в борьбе с жизнью мужчины среднего возраста.

Катька, рослая и плечистая особа с густой шапкой обесцвеченных волос, стояла за стойкой, сложив руки на обширной груди, и хозяйским взглядом осматривала свой контингент — потертую жизнью публику, прибитую житейскими бурями к ее тихой гавани. Когда Катька открывала рот, видно было, что левая половина ее зубов натурального цвета, а правая — из золота: память о бурной Катиной молодости и неудачном первом замужестве.

Перед самой стойкой стоял унылый долговязый гражданин лет пятидесяти с неопрятной седоватой щетиной на щеках и говорил привычным тоном, без надежды на успех:

— Катерина Ивановна, вы меня знаете, я не какой-нибудь прощелыга, я индивидуальный частный предприниматель с большим стажем, и я делаю вам предложение, как говорится, руки и сердца. Давайте же отметим это знаменательное событие!

— Алексей, — устало отвечала ему Катька, — я тебя знаю не первый год. И каждый раз, как тебе не на что выпить, ты мне делаешь предложение. Тебе самому-то еще не надоело?

— Как вы ко мне несправедливы, Катерина Ивановна! — попытался возмутиться долговязый. — Это даже обидно! Другая женщина на вашем месте с радостью приняла бы мое предложение, а вы ищете в нем какой-то подвох…

— Вот и иди к другой женщине! — отмахнулась Катька. — А я тебе бесплатно не налью, ты меня знаешь!

Капитан Перченок аккуратно отодвинул неудачливого воздыхателя, положил руки на стойку и проговорил:

— Здравствуй, Катя! Давно не видались!

— А это еще что за личность? — уставился на капитана долговязый. — Ты кто такой? Ты что, не видишь, что у нас с Катериной Ивановной серьезный разговор?

— Ты бы проваливал, Алексей, по-хорошему, — Катька ухмыльнулась левой половиной рта, — это мой старый знакомый из полиции… Здрассте, гражданин капитан! Какими судьбами?

При упоминании полиции Алексея как ветром сдуло. Катька покосилась на капитана и спросила:

— Может, выпьете рюмочку? Я вам хорошей водки налью, из собственных неприкосновенных запасов!

— Нет, Катя, оставь свой НЗ для более подходящего случая. Я при исполнении.

— При исполне-ении! — протянула Катька. — Какая жалость! А я-то думала, зашли проведать старую знакомую… выпить-закусить, об жизни поговорить…

— Хватит дурака валять, Катя! — остановил ее капитан. — Мы с тобой много лет знакомы, и ты знаешь мои правила…

— Да уж, много! — вздохнула хозяйка заведения. — Ну так чего вам от меня на этот раз нужно? Вы знаете, я девушка порядочная, законы соблюдаю, если иногда водку разбавляю — так это только чтобы она меньше вредила здоровью…

— Ага, а если иногда краденым торгуешь — так это только для поддержания малого бизнеса!

— А вот это вы зря, гражданин капитан! — Катька изобразила на лице праведное возмущение. — Чтобы краденым торговать — такого никогда не было! Если я иногда кому-то наливаю в долг, а они мне какие-то вещички в залог оставляют — так это совсем не то, что краденым торговать! Это я исключительно от жалости! А ворованные они или нет — откуда мне это знать?

— Ага, от жалости! — хмыкнул капитан. — Ну ладно, Катя, я сегодня по другому делу. Твои художества пока оставим за скобками. Ты мне лучше скажи: какого это человека ты к Сигильдееву отправила?

— Какого человека? — Катя попыталась разыграть полнейшее недоумение, но капитан заметил в ее глазах испуг. — Об чем это вы, гражданин капитан?

— Знаешь, еще как знаешь! — Перченок пристально уставился на Катьку. — Ты к Сигильдееву человека прислала, которому нужны были фальшивые номера.

— Врет, все врет Сигильдеев! Ничего ни про какие номера не знаю!

— И никого к Сигильдееву не посылала? Может, ты с Сигильдеевым вообще незнакома?

— Нет, этого не скажу, — Катька слегка отступила, зная, что лучше признаться в какой-то малости, чем отрицать все подряд, — с Сигильдеевым я знакома и, может, кого-то к нему и посылала. Почему не помочь знакомому человеку?

— Ну, и кого же ты к нему посылала?

— Да я уж не помню… — заюлила Катька. — Разве же всех упомнишь? Ко мне много народу ходит! Всем ведь выпить-закусить нужно… Пришел ко мне какой-то человек, выпил-закусил, а потом спросил, не знаю ли я, где можно машину починить, чтобы недорого, ну, я и вспомнила про Сигильдеева… А ни про какие номера я ничего не знаю! Я в таких вещах вовсе не разбираюсь…

— И что же это был за человек? — осведомился капитан.

— Человек как человек, — Катька пожала плечами, — такой же, как остальные.

— Но как он выглядел? Какие-то особые приметы у него были? Высокий, низкий? Блондин, брюнет?

— Нет, никаких таких примет… Ни высокий, ни низкий, ни худой, ни толстый… Волосы такие… средние…

— Катя, ты меня лучше не серди! — Капитан видел, что его собеседница юлит. — Ты знаешь, что я не люблю, когда мне недоваренную лапшу на уши вешают!

— Обижаете, гражданин капитан! Чтобы вам лапшу вешать — такого никогда не было, тем более недоваренную! Я вам всегда только чистую правду говорю…

— Ох, Катя, нарываешься ты! Тот человек, которого ты покрываешь, в серьезном деле замешан, в убийстве, так что, если ты скрываешь от меня какую-то важную для следствия информацию — это уже можно посчитать за соучастие!

— Гражданин капитан, — залебезила Катька, — ничего я от вас не скрываю, что знала — все выложила, как на духу! А чтобы про убийство — такого я и вообще никогда близко не слыхала! Я с такими серьезными делами никогда не связываюсь!

— Ну, смотри у меня, Катя! — строго проговорил Перченок. — Смотри, если ты от меня что-то утаила! Ты, Катерина, не думай, что если я на женщин не ору и еще как не обижаю, так у меня характера нет. Если меня рассердить, я ведь очень даже могу тебе жизнь качественно испортить! Так что, если что…

— Никогда и ничего! — Катька посмотрела на капитана честными глазами.

Капитан развернулся, чтобы уйти, но в последний момент все же задержался и проговорил:

— А если все же что-то вспомнишь — вот тебе мой телефон, звони в любое время дня и ночи! — С этими словами Перченок протянул Кате свою визитку.

Визитка была немного помятая и запачканная, но другой все равно не было.

— Обязательно! — И Катька сунула визитку в карман. — Может, все ж таки выпьете на дорожку? Из моих личных запасов!

— При исполнении я, Катя! — И Перченок покинул подвал.

Несмотря на то что «Тихая гавань» выглядела островком давно минувшего времени, Катя втайне от своих клиентов шла в ногу с современностью в том, что касалось безопасности, а именно — она установила в самом заведении и перед входом в него несколько камер наблюдения, и сейчас на маленьком мониторе, спрятанном под стойкой, она с удовлетворением наблюдала за тем, как капитан Перченок удаляется от «Тихой гавани».

Капитан сел в свою машину и уехал.

«Ну и ладушки, — подумала Катька, — вроде бы спровадила его по-хорошему…»

Капитан Перченок был мужик невредный, и ссориться с ним не хотелось. Но и рассказывать ему про свои дела тоже не след. Им только дай поблажку — начнут по каждому делу бегать!

Катя хотела уже выключить монитор, как вдруг на краю экрана заметила знакомую фигуру.

Неприметный человек среднего роста в темных очках выскользнул из темной подворотни, огляделся по сторонам, перешел улицу и с независимым видом зашагал в направлении «Тихой гавани». На полпути к Катиному заведению он поправил волосы характерным жестом.

Если до этого у Кати были какие-то сомнения, то сейчас они отпали: это был тот самый человек, который попросил познакомить его с Сигильдеевым.

Катя почувствовала неприятный холодок под ложечкой. Этот человек с первой встречи внушил ей безотчетный страх, а ведь Катя мало кого боялась. В его походке, в его движениях, в быстрых взглядах, которые он бросал по сторонам сквозь темные очки, была экономная грация смертельно опасного хищника. Причем хищника, который уверенно идет по теплому следу жертвы.

Когда страшный человек спокойно прошел мимо входа в «Тихую гавань», Катя почувствовала было облегчение. Может быть, она совершенно напрасно себя накручивает. Может быть, он просто случайно оказался поблизости…

Хотя в глубине души она понимала, что этот человек ничего не делает случайно.

И действительно, пройдя прогулочным шагом мимо подвальчика, человек в темных очках снова огляделся по сторонам и вдруг свернул в подворотню.

Катя знала, что через эту подворотню можно попасть во двор, в который выходила задняя дверь ее заведения.

Значит, этот человек оказался здесь не случайно. Значит, он пришел по ее, Катину, душу…

На какое-то время Катя застыла от страха, но она не выжила бы в своем опасном мире, если бы не умела быстро приходить в себя и мобилизоваться. Ни секунды больше не раздумывая, Катя с непроницаемым лицом выскользнула из-за стойки и скрылась за дверью с грубой устаревшей надписью «Вход воспрещен». Там, за этой дверью, находилась небольшая комнатка, игравшая роль кладовой и Катиного кабинета. В этой комнате сейчас копошился Катин помощник Гоша. Он был, как обычно, с похмелья и вяло переставлял коробки.

— Гоша, побудь полчасика в зале, — скомандовала Катя, — мне тут надо кое с кем поговорить…

Гоша вздохнул и отправился на передовую. По Катиному лицу он почувствовал, что полчасика могут затянуться.

Едва он вышел, Катя сняла со стены календарь за одна тысяча девятьсот восемьдесят третий год с изображением улыбающейся японки. Под календарем был сейф. Катя открыла этот сейф, быстро достала из него несколько пачек денег и сложила их в сумку. Затем закрыла сейф и повесила японку на прежнее место.

После этого все так же быстро, но без видимой спешки, Катя отодвинула от стены громоздкий старомодный шкаф. За этим шкафом обнаружилась небольшая дверка. Открыв эту дверку, Катя прошмыгнула за нее, затем придвинула за собой шкаф.

Она поднялась по нескольким ступеням, открыла еще одну дверь и оказалась в подъезде, который одной стороной выходил в тот же двор, что и задняя дверь «Тихой гавани», а другой — на соседнюю улицу. Рядом было запыленное окошко, выходившее во двор.

Привстав на цыпочки, Катя выглянула во двор и как раз успела заметить, как человек в темных очках, снова воровато оглядевшись по сторонам, ловко открыл заднюю дверь «Тихой гавани» и проскользнул внутрь.

Катя подумала, что выигрывает у него одну-две минуты, но расслабляться рано. Она выбежала на улицу, остановила машину и поехала на Московский вокзал.

Там она купила билет на ближайший поезд до станции Сержантово. В деревне, отстоящей на три километра от этой станции, проживала всю свою сознательную жизнь Катина свекровь по первому мужу, баба Гуля, как называла ее вся деревня.

Баба Гуля была старуха незлобивая. Она тихо варила самогон, тихо продавала его соседям, оставляя малость для собственного потребления. У нее Катя всегда могла пересидеть некоторое время. Баба Гуля не станет возражать — последние годы она вообще почти не замечает окружающую действительность.

Однако перед тем как сесть в поезд, Катя достала свой мобильный телефон и набрала на нем номер капитана Перченка.

— Перченок слушает! — немедленно отозвался капитан.

— Гражданин капитан, — вполголоса проговорила Катя, — это Полосатова…

— Кто? — переспросил Перченок. — Какая Полосатова?

— Катерина, из «Тихой гавани»…

— Ах, Катя! — оживился капитан.

— Вы мне велели позвонить, если я что-нибудь вспомню про того человека…

— Про какого человека? — переспросил капитан, на которого вдруг напал приступ недогадливости.

— Ну, про которого вы спрашивали! Про того, которого я познакомила с Сигильдеевым!

— Ах, про того… И что — ты что-то вспомнила?

— Вспомнила, вспомнила! Я вспомнила, что видела его один раз возле одного магазина…

— Как-то это неконкретно… Возле какого именно магазина?

— Ну, такого, где всяким старым барахлом торгуют. Всякие старые чашки, плошки, самовары и прочая ерунда.

— Антикварный, что ли?

— Да вроде того!

— А где этот магазин?

— Недалеко от Пяти углов.

Капитан догадался, что речь идет об известном магазинчике Михаила Михайловича Глотова, известного под кличкой Бармаглот. Он хотел поблагодарить Катерину за ценную информацию, но из телефона уже доносились сигналы отбоя.

Следующим утром капитан Перченок припарковал свою машину в квартале от магазина Глотова. Отсюда ему был хорошо виден вход в магазин, были видны все, кто входил или выходил из него. Впрочем, обилия посетителей в данный момент не наблюдалось. За десять минут в магазин зашел только один человек, полный жизнерадостный мужчина лет сорока слегка навеселе, но и он тут же вышел обратно и направился к винному магазину — судя по всему, просто ошибся дверью.

Капитан думал, правильно ли он поступил, приехав сюда в одиночку. С одной стороны, человек, которого он выслеживал, был очень опасным преступником, и для его задержания необходимо было вызвать опергруппу. С другой же стороны — Перченок не был уверен, что Катя-Полстакана дала ему верную информацию, и попусту обращаться за подкреплением ему не хотелось. И без того он чувствовал себя виноватым после неудачной операции в мастерской Сигильдеева, когда по его вине вместо преступника спецназовцы задержали случайного человека.

Поэтому он решил сначала самостоятельно проверить магазин Бармаглота, а уже потом думать, стоит ли привлекать к операции серьезные силы.

Капитан, не отрываясь, следил за входом в магазин — но там по-прежнему не было никакой активности.

«Как этот Бармаглот держится на плаву, если у него в магазине совсем нет покупателей? — думал Перченок. — Не иначе, крутит какие-нибудь темные делишки…»

Впрочем, эти мысли были в данный момент несвоевременными и только отвлекали его от непосредственной задачи, и капитан отложил их до более подходящего времени. Он решил еще немного понаблюдать за магазином и, если ничего не произойдет, зайти внутрь и поговорить с Глотовым, прижать его как следует и попытаться выяснить, что тому известно про таинственного преступника.

Хотя на этот счет Перченок не обольщался: он знал, что Бармаглот — человек тертый, и извлечь из него нужную информацию будет очень непросто.

В магазин по-прежнему никто не входил, никто оттуда не выходил, и капитан хотел уже приступить ко второй части своего плана, но перед этим на всякий случай осмотрел улицу по обе стороны от магазина. Улица была безлюдна, в пределах видимости было только несколько припаркованных машин. И вот одна из этих машин показалась капитану знакомой.

Очень заметная машина, «Пежо» красного цвета.

Перченок даже удивился, как он сразу не обратил внимания на такой приметный автомобиль.

Тем более что точно на таком же красном автомобиле ездила ключевая свидетельница по его делу, весьма подозрительная особа Агния Иволгина.

Впрочем, тут же притормозил капитан, город у нас большой, мало ли в нем одинаковых машин, пусть даже и таких приметных?

Одинаковых машин, может быть, и много, но Агния работает, или, по крайней мере, прежде работала в антикварном бизнесе, и эта машина припаркована возле антикварного магазина, а это уже больше чем совпадение…

Капитан решил прекратить эти бесплодные размышления и просто проверить номера красного «Пежо».

Он хорошо помнил номера машины Иволгиной, однако с той позиции, на которой он находился, номера красного «Пежо» не были видны, поэтому он выбрался из своей машины, прошел немного по улице и искоса взглянул на красный автомобиль.

Всякие сомнения у него отпали.

Номера совпадали. Это была машина Агнии Иволгиной.

«Интересно! — подумал капитан. — Очень интересно!»

Он снова огляделся по сторонам, никого не увидел и вернулся в свою машину.

Капитан сидел в машине и думал.

Машина Агнии Иволгиной припаркована возле антикварного магазина, из которого, по словам Катерины Полосатовой, выходил тот самый таинственный убийца, кого безуспешно разыскивал капитан. Это никак не могло быть случайным совпадением. Объяснить этот факт можно только двумя способами.

Либо Иволгина врала капитану и является сообщницей этого загадочного человека, либо тот загадочный человек ищет ее, следит за ней…

Но и в первом, и во втором случае выходило, что капитану нужно обратить на Агнию Иволгину самое пристальное внимание — либо чтобы разоблачить ее и раскрыть ее подлинные мотивы, либо чтобы защитить ее от надвигающейся угрозы.

Капитану больше нравился второй вариант, он казался ему более правдоподобным. И одновременно в этом втором случае Агнии Иволгиной угрожала серьезная опасность…

У капитана Перченка была хорошая память. Сейчас он напряг ее, вспоминая, когда и где мелькнул еще в его расследовании красный «Пежо». И тотчас вспомнил свой разговор с шустрым бомжом, который отирался возле кафе, в котором убили Анатолия Зайцева. Бомж с полной ответственностью утверждал, что в то время припаркованы были возле кафе всего три незнакомые машины. И среди них — красный «Пежо». Считать это простым совпадением было бы просто глупо.

И что же получается? Выходит, что Агния Иволгина была в том кафе как раз в то время, когда там случилось убийство? И официантка говорила, что была какая-то девушка и очень быстро ушла.

Ясно одно: Иволгина считает его, капитана Перченка, полным лохом. И морочит ему голову, утаивая важные сведения. Ну, с этой девицей он как-нибудь разберется, не впервой.

Бармаглот давно уже ушел домой, а Павел все сидел у себя в мастерской. Как обычно, он напевал арию из оперетты, но на этот раз ария была минорная, и выводил ее Павел с особенно жалобной, трагической интонацией:

Кот, как всегда, сидел у него на коленях. Он не одобрял минорный репертуар, предпочитая позитивные, жизнеутверждающие эмоции, но считал своим долгом поддерживать хозяина, когда тот не в духе.

Когда дверь мастерской скрипнула, Павел сразу понял, кто к нему пожаловал. Это был тот самый незнакомец — неприметный человек среднего роста, среднего возраста, с коротко стриженными светлыми волосами и в черных очках, совершенно неуместных в такой поздний час. Тот самый незнакомец, который в прошлый раз так напугал Павла, положив перед ним фотографии Леночки.

— Ну что, Павлик, ты сделал то, о чем я тебя просил? — проговорил незнакомец, плотно закрывая за собой дверь.

— Сделал, — ответил Павел со вздохом и выложил на стол три одинаковых камня, — как раз закончил. Выбирайте, какой вам больше нравится…

Незнакомец внимательно взглянул на камни. Все они были похожи, как две, точнее, как три капли воды. Синей морской воды, прозрачной, наполненной густым предгрозовым светом.

— Неплохо, неплохо! — одобрительно проговорил незнакомец. Он заколебался, не зная, какой из поддельных камней выбрать, и решил сравнить их с оригиналом. Он достал из кармана бархатную коробочку, вынул из нее камень, положил ее рядом с изделиями Павла.

На первый взгляд отличить их было невозможно.

Впрочем, и на второй тоже…

Павел повернул лампу так, чтобы свет падал прямо на камни — и комната наполнилась густым синим сиянием…

— Неплохо, неплохо… — повторил незнакомец задумчиво и уже потянулся к столу, чтобы взять левый из поддельных камней — но в этот момент случилось нечто неожиданное.

Кот Чиппендейл вскочил на стол и мягкой лапой сбросил все камни на пол.

— Чипушка, ты что! — испуганно вскрикнул Павел. — Нельзя! Ох ты, поздно!

Кот понял, что хозяин недоволен, спрыгнул со стола и спрятался в углу мастерской. Павел переводил растерянный взгляд с раскатившихся камней на страшного незнакомца.

— Ты что так испугался? — осведомился тот, наклоняясь. — Я надеюсь, они не разобьются? Они же достаточно прочные? Иначе их не выдашь за настоящие сапфиры…

— Не разобьются… — дрожащим голосом пробормотал Павел, — но только…

— Что — только? — Незнакомец один за другим поднял камни с пола, у него на лбу проступили морщинки: кажется, до него начало доходить, чего так испугался мастер.

— Черт, какой же из них мой? Какой же из них настоящий? — проговорил он, осторожно выкладывая камни на стол и разглядывая их при ярком свете.

— Вот этот, — мастер после недолгого раздумья показал на один из сапфиров, — этот не мой…

— Этот? — Незнакомец взглянул на него с недоверием, и его губы сложились в недоверчивую, злобную гримасу. — Обмануть меня хочешь? Заранее это придумал?

— Нет, как вы могли так подумать… — пролепетал Павел, — разве бы я посмел… Это все кот…

— Под простачка играешь? — прошипел незнакомец. — Нет уж, со мной этот номер не пройдет! Я тебе не лох, которого наперсточники разводят! Я помню… вот этот камень — настоящий! И вот этот я возьму! — с этими словами он спрятал два камня в карман и шагнул к двери. На пороге он на секунду задержался и процедил:

— Надо было бы тебя убить, но вот не могу: уважаю настоящих профессионалов!

С этими словами он вышел из мастерской.

Его шаги затихли.

Павел сидел, не веря своему счастью.

Страшный человек ушел, не тронув его, не сделав ничего Леночке…

Павел посмотрел на оставшиеся камни — и снова убедился, что один из них — не его работы, что это — тот камень, который принес ему страшный человек для сравнения. Чтобы еще раз проверить себя, мастер взял камень в руку, повертел перед ярким светом лампы — и почувствовал какое-то удивительное, живое тепло…

Впрочем, его это уже не интересовало.

Для него все закончилось благополучно.

Машина Полковника остановилась на перекрестке, и в это время зазвонил его мобильный телефон. Полковник поднес аппарат к уху, проговорил и услышал знакомый голос:

— Вы приготовили деньги?

— Да, конечно. — Полковник почувствовал знакомое приятное возбуждение, которое охватывало его всякий раз, когда дело подходило к своей кульминации, когда нужно было действовать быстро и решительно, как он это умел. Короче — он почувствовал выброс адреналина.

— Обмен произойдет завтра, в восемь утра, на двадцать четвертом километре Таллиннского шоссе. Если вы будете не один — обмен не состоится.

Полковник хотел задать еще один-два вопроса, хотел потянуть время, чтобы прощупать своего опасного собеседника, но из трубки уже доносились сигналы отбоя.

Полковник развернулся на перекрестке, отложив все дела — завтрашняя встреча была гораздо важнее. Он приехал в свой офис, вызвал к себе несколько самых надежных людей, рассказал им о предстоящей операции. Прикинув примерный план действий, все участники операции отправились на Таллиннское шоссе, чтобы тщательно проработать на местности конкретные детали.

На двадцать четвертом километре был открытый пустой участок, отлично просматривающийся с обеих сторон. По обе стороны шоссе — ровные, как стол, поля, поросшие короткой, недавно скошенной травой. Ни кустов, ни деревьев, никаких укромных мест, где можно было бы устроить засаду.

Полковник и его люди долго оглядывали окрестности, как вдруг кто-то из них заметил в сотне метров от дороги оставленную после каких-то работ трубу большого, примерно метрового диаметра.

— Отлично! — оживился Полковник и повернулся к своему снайперу Коле Филину, ветерану обеих чеченских войн. — Вполне подходящая позиция. Приедешь сюда к шести утра, за два часа до операции. Займешь огневую позицию, подготовишься, сделаешь все, чтобы тебя нельзя было засечь со стороны. Впрочем, что я тебе говорю — ты это сам прекрасно знаешь, ты ведь профессионал.

Филин был не просто профессионал — он был один из лучших профессионалов в стране. У него почти не было слабостей. Почти.

— Когда приедет объект, — продолжил Полковник, — берешь его на мушку и начинаешь отсчет. Увидишь, что мы произвели обмен, считаешь до трех и стреляешь на поражение. Все понятно?

— Что уж тут непонятного, — снайпер скупо улыбнулся, — детская работа…

Он был сдержанный и немногословный человек, как все снайперы. Все называли его Коля Филин, но никто толком не знал — фамилия это или кличка. Во всяком случае, ему это имя очень подходило. Все знали, что он первоклассный снайпер. Но только несколько человек знало о его единственной слабости: Коля Филин очень боялся змей. Во время первой чеченской войны он занял позицию на горном склоне и через полчаса понял, что в полуметре от его позиции находилось змеиное гнездо. Сменить позицию он не мог, потому что весь остальной склон простреливался противником, и ему пришлось пролежать рядом со змеями до темноты. К вечеру он стал совершенно седым.

— Ну, если все понятно — возвращаемся, — проговорил Полковник, — завтра будет тяжелый день, так что все должны отдохнуть…

Агния отодвинула в сторону статуэтку якобы мейсенского фарфора.

— Можете выбросить, — сказала она Бармаглоту, — подделка.

— Уверена? — поморщился он, уж больно не хотелось ему признаваться, что наследники одной тихой одинокой старушки его попросту надули. Старушка была когда-то замужем за директором булочной. Жили они вдвоем, и муж ее имел не слишком распространенное по советским временам хобби: он собирал мейсенский фарфор. Все, буквально все в их квартире было с клеймом Мейсена, знаменитыми скрещенными мечами: часы, люстры, полочки, сервизы, разумеется. Муж умер, старушка потихоньку вещицы распродавала, но кое-что осталось. После ее смерти объявились, как водится, наследники, мигом разобрались с делами, кое-какие вещи продали в Москву, а Бармаглоту осталось что попроще — три непарные статуэтки (одна пастушка битая), разномастные чашки и кое-что еще по мелочи. Он взял все чохом, не проверяя, поскольку коллекция старушки была в свое время в городе известна. И вот, оказалось, что все доставшиеся ему статуэтки — подделка. Под маркой наследства ему подсунули полную лажу. Его, Бармаглота, обжулили, провели на мякине, обули, что называется, как простого лоха!

Предприимчивых наследников и след простыл, не найти теперь. Бармаглот был очень и очень зол.

— Шурик! — крикнул он. — Забери это!

Агния поскорее опустила глаза, чтобы не встречаться с шефом взглядом. Она ни в чем не виновата, она сразу сумела бы разглядеть подделку. Но Бармаглот не взял ее с собой вчера. Тут в сумочке у нее залился мобильник.

— Ага! — вполголоса сказала в трубку Анька. — Бросай все и срочно сюда!

— Есть? — с замирающим сердцем спросила Агния. — Неужели есть?

С той самой ночи, когда они побывали в клубе «Боец», Анька почти неотлучно сидела у компьютера, чтобы не упустить важный разговор. Надо сказать, что Полковник был не любитель болтать по мобильнику, а может, этот аппарат использовал только для экстренной связи. Так или иначе, сейчас дело сдвинулось с мертвой точки.

— Есть! — прошипела Анька. — Их встреча состоится завтра в восемь утра. По телефону не хочу подробно говорить, приезжай.

— Скоро буду! — Агния сорвалась с места.

— Куда это? — рявкнул Бармаглот. — Мы не закончили!

— Мне очень нужно, соседка звонила, у меня кран сорвало, их заливает! — забормотала Агния.

— Ладно. Но чтобы завтра с утра была как штык, — сказал Бармаглот, — важное дело будет.

Агния выскочила из магазина, едва не наступив на хвост коту Чиппендейлу, который разлегся на пороге, как будто другого места не нашел. Она остановилась перед машиной, нашаривая в сумочке ключи, как вдруг рядом раздался знакомый голос.

— Гражданка Иволгина? А что это вы тут делаете?

Перед ней стоял капитан Перченок. И смотрел очень неприветливо. Строго смотрел, с недоверием и подозрением.

— Ах, это вы, капитан… — в голосе Агнии от неожиданности прорезались игривые нотки, — какая встреча… А вы что тут делаете? Подарочек любимой девушке зашли купить? Так я вам очень не советую, полное барахло в этом магазине, вы уж лучше духи французские ей презентуйте…

Капитан Перченок, в первый момент слегка обалдевший от такого словесного залпа, полностью пришел в себя и понял, что Агния Иволгина, образно говоря, крутит ему динамо. Или вешает на уши длинную, плохо проваренную лапшу. Или морочит голову, то есть заговаривает зубы с целью отвлечь от главного. Что ж, таких дамочек он повидал на допросах достаточно, умеет с ними обращаться.

— Гражданка Иволгина! — рявкнул он. — Немедленно прекратите заговаривать мне зубы и отвечайте на вопрос: что вы тут делаете?

— Слушайте, ну что вы привязались! — Окрысилась Агния, заметив, что проходящая мимо женщина покосилась на них с испугом. — Ну, работаю я тут, ясно?

— У Бармаглота? — удивился капитан. — И кем же, позвольте спросить? На какой должности?

— На должности эксперта-консультанта, — сухо ответила Агния.

— Что же так низко пали после того, как у Борового едва ли не самой главной после него были?

Агния так разозлилась, что даже не удивилась, услышав в голосе капитана ехидные нотки.

— Вам-то какое дело, где я работаю? Захотела — и уволилась.

— Искажаете информацию, Агния Львовна, — сказал капитан, — был я у вас на прежней работе, много мне там порассказали…

— Ах, вы уже в курсе… — процедила Агния, — и что, теперь меня в краже камня обвините?

— Обвинить в краже я вас никак не могу, — заметил Перченок, — поскольку у меня заявления от потерпевших нет. И вообще, не мое это дело. А мое дело — убийцу поймать. Которого вы, я как понимаю, покрываете.

— Я? — закричала Агния, вытаращив глаза. — Да вы в своем уме?

— Его видели здесь, — капитан дал понять Агнии, что серьезен, как никогда, — что он тут делал?

— Не знаю… — В голосе Агнии прозвучал неподдельный испуг, и она невольно огляделась по сторонам.

— Не знаете… А тогда что вы делали в кафе, когда там был убит Анатолий Зайцев? Вас запомнила официантка, и машину вашу тоже опознали…

Агния тотчас сникла.

— Вот что, гражданка Иволгина, — официальным голосом сказал капитан, — едем сейчас в отделение, там вы расскажете мне все честно, без утайки.

— Я не могу…

Тут мобильник Агнии залился негодующим звоном.

— Ты что — пешком всю дорогу идешь, что ли? — орала на том конце Анька. — Ага, время дорого! Ведь еще нужно к операции подготовиться! Ведь уйдет иначе он!

— Слушайте, — капитан стоял так близко, что слышал Анькины слова, — да уж не собираетесь ли вы сами убийцу ловить?

— А что, если полиция не может… — огрызнулась Агния, — чемодан вон и тот…

Она прикусила язык — не нужно было говорить про чемодан, капитан же не виноват, он-то вроде честный такой зануда.

— Ну, послушайте, Петр… — взмолилась Агния, — но должна же я свою репутацию обелить! Ведь весь город воровкой считает! Этот Лисовский всю жизнь мне перечеркнул!

— Неприятный типчик, — согласился Перченок, — как-то давно видел я его в суде. И сильно посочувствовал тем людям, кто его нанимал. Но все-таки, Агния, вы не должны…

— Ага, кто это там у тебя? — взывала в мобильнике забытая Анька. — Пошли его подальше и приезжай!

Капитан Перченок взял из рук Агнии мобильник и сам нажал кнопку отбоя, после чего взглядом дал понять Агнии, что так просто она от него не отделается.

— Ну, хорошо, — со вздохом сказала Агния, — я вас прошу, едем сейчас ко мне. И там мы с Аней вам все расскажем.

— Подробно? — недоверчиво прищурился капитан. — И кто такая Аня?

— Подробно и честно. А Аню сами увидите.

«Это тебе не я, Анька и накостылять может, не посмотрит, что ты капитан, — посмеивалась она про себя всю дорогу, — нет, ну бывают же такие люди, как этот Перченок! Как говорят, лучше уступить, чем объяснить, что не хочешь…»

Анька распахнула дверь, едва Агния с капитаном вышли из лифта, видно, высматривала их в окно.

— Познакомься, Аня, — со вздохом сказала Агния, — это капитан Перченок. Из полиции, он дело об убийстве ведет. И про аварию тоже.

Анька стояла напротив капитана и смотрела ему в глаза. Для этого ей пришлось слегка опустить голову. Не было в ее взгляде никакого пренебрежения, а просто интерес. Перченок, со своей стороны, тоже удивленно разглядывал Аньку и несколько оробел. Однако быстро взял себя в руки.

— Вот что, девушки, — по-свойски сказал он, — давайте-ка в этом деле совместно разберемся. Раскроем, так сказать, карты. А для начала договоримся, что вы, Агния, не убивали никого и ничего не крали.

— А откуда вы знаете? — прищурилась Анька.

— А у меня на людей глаз наметанный, — спокойно ответил капитан.

— Ну, тут я с вами согласна…

— Но вы были в кафе, когда убили Анатолия Зайцева и видели убийцу, так? — продолжал капитан.

— Так… — Агния встрепенулась, — но давайте уж в комнату пройдем, что на пороге стоять…

— Ты зачем его притащила? — Анька незаметно ткнула подругу кулаком в бок. — На фига нам этот мент…

— Да он сам меня нашел, пристал, как банный лист… Анька, нужно ему все рассказать, вроде человек неглупый и честный…

— Ну не знаю, вообще-то видно, что не скотина…

Она подошла к столу, где стоял компьютер, подкрутила громкость и рассказала, что ей удалось услышать.

— Ух ты! — Когда капитан Перченок уразумел, в чем фишка, он пришел в восторг: — Ну вы даете! Убийцу на прослушку поставили.

— Ну не совсем мы… — буркнула Анька, — это в одном клубе была у них с Полковником встреча, хозяин — Шаман. Такого знаете?

— Наслышан, — капитан помрачнел, — а ты, Аня, с ним как?

— Никак, — как отрезала Анька, — теперь никак.

— Ну и хорошо…

— Так будете убийцу брать, что-то я не поняла, как-то вы неуверенно смотрите… — заговорила Агния.

Капитан Перченок и правда был в сомнениях. Не то чтобы он не верил этим девицам, вроде бы все правильно. Однако один раз он уже лопухнулся, вызывая группу захвата в гараж к Сигильдееву, второго прокола ему не простят. К тому же он должен представить начальству неопровержимые доказательства, что завтра убийца будет на Таллинском шоссе, а что у него есть? Только рассказ Агнии, и ничего конкретного. Насчет прослушки телефона лучше промолчать, иначе неприятностей не оберешься.

— Вот ты, Аня, как мыслишь, сколько народа нужно, чтобы провести операцию по захвату этих двоих на месте встречи?

— Много, — кивнула Анька, — у Полковника своих людей достаточно, и все — профессионалы, так что можно так нарваться… К тому же если туда толпу народу нагнать, то они обязательно заметят, ребята у него бывалые, так что могут встречу перенести, потом ищи их…

— Значит, будем действовать по-другому… — Капитан сел поближе к Аньке и заговорил тихо.

Агния даже рассердилась — они что, вообще про нее забыли?

— Так будет вернее, — согласилась Анька, — только у меня к тебе, капитан, будет одно условие. Я сама с вами поеду.

— Нет, это никак нельзя. Чтобы я постороннего неподготовленного человека на операцию взял… — Перченок даже вскочил, с грохотом опрокинув стул.

— Это кто же тут неподготовленный? — усмехнулась Анька и тоже встала напротив.

Они долго смотрели друг на друга, наконец капитан сдался.

На следующее утро, еще до рассвета, Коля Филин собрался, сложил снайперскую винтовку в специальный чемоданчик, оделся в привычный камуфляж. Возле подъезда его уже дожидался водитель, и они поехали на Таллиннское шоссе. Филин обычно водил машину сам, но перед операцией ездил с водителем, чтобы не дрожали руки. Кроме того, кто-то должен был отогнать машину, чтобы ее не заметили во время операции.

На месте они были без четверти шесть — Филин всегда любил иметь запас времени, чтобы привыкнуть к позиции, осмотреться на ней, изучить все детали окрестностей. В работе снайпера каждая деталь может быть решающей.

Водитель высадил снайпера чуть в стороне от трубы, и Филин подошел к позиции в обход, сзади, чтобы не оставлять на росистой траве следы, которые можно заметить с дороги.

Солнце уже поднялось довольно высоко. Собрав винтовку, Филин подошел к трубе и заглянул внутрь.

Он еще с первой чеченской боялся всяких укромных мест, потому что там могли быть змеи. Сейчас ему пришлось напомнить себе, что в Ленинградской области змей не так уж много, а какие и есть — не настолько опасны. Он привычно преодолел свой страх, залез в трубу и удобно улегся возле ее края. Отсюда шоссе прекрасно просматривалось.

По пути к позиции снайпер определил направление и силу ветра, чтобы сделать соответствующую поправку при выстреле. Впрочем, сто метров — это детское расстояние, здесь поправка на ветер минимальная.

Филин взглянул в оптический прицел.

Он четко видел каждую травинку, каждую трещину на асфальте.

Вдруг на другой стороне шоссе, метрах в пятидесяти от дороги что-то блеснуло, на мгновение вспыхнул солнечный зайчик, бросив луч прямо в глаз снайперу. Филин передвинул винтовку так, чтобы направить оптический прицел на подозрительное место.

В траве не должно быть ничего блестящего.

Если там что-то блестит — это вполне может оказаться оптический прицел другого снайпера. Или еще что-то столь же неприятное.

Филин навел оптику на резкость, вгляделся в подозрительный предмет и с облегчением понял, что это — всего лишь бутылочное горлышко.

Бутылочное горлышко не представляло для него никакой опасности, но было все же неприятной помехой: его блеск мог ослепить Филина в самый важный момент. Снайпер немного переместился, чтобы изменить положение, и вдруг боковым зрением заметил совсем рядом, возле своего локтя какое-то странное движение. Он скосил глаза… и увидел рядом, в трубе, маленькую угольно-черную змейку.

Сердце его забилось с недопустимой для снайпера частотой, во рту пересохло. Филин глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться.

Эта змея ему просто померещилась. Этого не может быть. Такие змеи в наших краях не водятся… ведь если глаза его не обманули, это…

Филин зажмурил глаза и снова их открыл.

Змея никуда не исчезла, более того — она угрожающе приподняла голову, готовясь к броску.

Это была африканская черная мамба, укус которой смертелен. Смерть от него наступает меньше чем через минуту. Она никак не могла появиться в этом месте, если только… если только кто-то специально не привез ее сюда. Кто-то, кто знал, что этим утром в этой трубе займет позицию снайпер.

Ровно в восемь часов утра к отметке «двадцать четвертый километр» подъехал темно-красный джип, за рулем которого сидел Полковник.

Джип остановился, полковник заглушил мотор и положил руки на руль.

Наступила тишина — та особенная, удивительная тишина, которая бывает только за городом ранним летним утром.

Полковник оглядел пустынное шоссе, искоса взглянул на трубу, где должен был находиться Филин, но связываться с ним не стал — тот, с кем он должен встретиться, настоящий профессионал и наверняка прослушивает все переговоры.

Едва он вспомнил про этого человека, как на шоссе с противоположной стороны появился темно-зеленый «Фольксваген».

Автомобиль остановился, дверца открылась, и на шоссе вышел мужчина в темных очках. Он остановился возле своей машины и помахал Полковнику рукой.

Полковник взял с соседнего сиденья плоский черный чемоданчик, выбрался из машины и пошел навстречу.

Через полминуты они повстречались примерно на равном расстоянии от своих машин.

— Где камень? — спросил Полковник.

— И вам доброе утро, — насмешливо ответил человек в черных очках. — И встречный вопрос: где деньги?

— Вот они, — Полковник показал на чемоданчик, — а камень?

— Вот он! — Человек в черных очках достал из кармана бархатную коробочку. Полковник шагнул вперед, протянул руку за коробочкой, открыл ее. Увидев на черном бархате синий камень, отдал чемоданчик и сразу же сделал шаг назад.

— Ну, как говорится — приятно было с вами работать! — Человек в черных очках развернулся и зашагал к своей машине.

Полковник смотрел ему вслед и мысленно отсчитывал секунды: один, два, три…

На счет три ничего не произошло. Полковник машинально продолжил считать — четыре, пять, шесть…

Человек в черных очках остановился возле своей машины, повернулся и улыбнулся Полковнику:

— Вы, кажется, чего-то ждете? Не смею задерживать! До новых встреч!

Только тогда Полковник бросил взгляд на черную трубу. Но ничего не увидел. И не мог увидеть, поскольку бездыханное тело снайпера скорчилось в трубе, а рядом свернулась маленькая черная змейка. Ее тоже ожидала скорая смерть — слишком холодные в Ленинградской области ночи даже летом. Но это было неважно, потому что змея уже сделала свое черное дело.

Темно-зеленый «Фольксваген» развернулся и помчался в сторону города. По сторонам шоссе уже появились первые городские новостройки, когда следом за «Фольксвагеном» пристроился автомобиль дорожно-патрульной службы. Полицейская машина пошла на обгон и посигналила, приказывая остановиться.

Водитель «Фольксвагена» послушно затормозил, остановился на обочине. К нему подошел полицейский, поднес руку к козырьку и проговорил строгим голосом:

— Выйдите из машины, пожалуйста!

— Что я нарушил, командир? — Водитель постарался придать своему голосу приветливо-благодушную интонацию.

— Выйдите из машины! — повторил полицейский.

— Может, так разберемся? На месте?

— Выйдите из машины! — И за спиной полицейского показался второй, с автоматом на изготовку.

— Да в чем дело-то? — Мужчина в темных очках неохотно выбрался из машины, незаметно огляделся.

Рядом с двумя полицейскими показался третий — невысокого роста, в штатском, с цепкими внимательными глазами. Его появление не понравилось водителю «Фольксвагена». За спиной у этого полицейского в штатском стояла какая-то долговязая девица.

— Ваши документы, — проговорил первый полицейский и тут же добавил: — Очки снимите, пожалуйста!

Мужчина неохотно снял очки, и стали видны его глаза — красноватые, бесцветные, почти без ресниц. Он сразу приобрел какой-то беззащитный вид — хотя наверняка это было обманчивое впечатление.

— Да что случилось-то? — проговорил он жалобным и виноватым голосом. — Понимаете, я спешу, и если это что-то серьезное…

— Очень серьезное! — Человек в штатском выступил вперед. — Капитан Перченок! Вынужден вас задержать для выяснения личности и для проверки вашей причастности к нескольким особо тяжким преступлениям!

— Вы меня с кем-то перепутали… — пробормотал водитель «Фольксвагена» и сделал было шаг в сторону, но человек с автоматом повел стволом и положил палец на спусковой крючок.

Полицейский в штатском подошел к зеленому «Фольксвагену», увидел на переднем сиденье кожаный чемоданчик.

— А это что такое? — проговорил он с интересом. — Можно попросить его открыть?

Водитель «Фольксвагена» понял: сейчас или никогда. Он шагнул к своей машине, потянулся к чемоданчику и вдруг схватил полицейского в штатском за локти и резко развернулся, заслонившись им от направленного на него автомата. В ту же секунду он выхватил из-за пазухи тяжелый пистолет с глушителем, приставил его к шее полицейского и угрожающе проговорил:

— Положить оружие на землю, или я его застрелю!

Двое сотрудников дорожно-патрульной службы на мгновение растерялись. Вдруг вперед выскочила долговязая девица. Размахивая руками, как мельница крыльями, она заверещала дурным голосом:

— Отпусти его! Отпусти Витеньку, а то я тебе глаза выцарапаю!

— Отвали, дура! — шикнул на нее убийца. — Отвали, а то…

Он перевел на нее ствол своего пистолета — не с каким-то серьезным намерением, а просто чтобы пугнуть эту истеричку.

Но тут произошло нечто неожиданное и необъяснимое.

Долговязая девица споткнулась, но вместо того, чтобы упасть, прыгнула вперед, ударом ноги выбила у убийцы пистолет и тут же схватила его за руку, швырнула на землю, лицом в асфальт, и с хрустом заломила руку за спину.

Убийца попытался вывернуться — но понял, что его удерживает настоящий профессионал. И тут он догадался, кто такая эта девица.

— Ты — Аня Углова? — прошипел он сквозь зубы. — И как это я тебя сразу не узнал?

— И чем бы это тебе помогло? — осведомилась девушка.

— Может быть, и ничем… но как ты думаешь, что случится, если твоя подруга узнает, где ты была и что делала в тот день…

— В какой день? — переспросила Аня, еще сильнее заламывая его руку.

— Ты отлично знаешь, в какой! В тот день, когда был убит ее дед!

— Будь ты проклят! — Аня чуть не сломала ему руку и крикнула полицейским: — Ну, чего ждете? Или мне и наручники самой придется надевать?

— Здорово ты его, Аня! — уважительно говорил ей через несколько минут капитан Перченок. — Только я вообще-то не Виктор, я Петр… Для тебя — Петя…

— Ну, вот и познакомились, — насмешливо проговорила Анна. — А то Перченок, Перченок… как-то это слишком официально!

Темно-красный джип подъехал к металлическим воротам и остановился. Полковник, как и прошлый раз, посигналил, и ворота медленно разъехались. Джип въехал во двор, проехал по дорожке между двумя рядами розовых кустов и остановился перед домом. Полковник выбрался из машины, привычно огляделся и поднялся на крыльцо.

Двор был пуст, даже садовника на этот раз не было.

Полковник на мгновение замешкался. Он чувствовал странное беспокойство. Казалось бы, сегодня он приехал сюда с победой — но какое-то шестое чувство говорило ему об опасности, о большой опасности. У него было такое чувство, как будто он идет по тонкому льду, который в любую секунду может проломиться — и тогда он провалится в черную ледяную воду…

«Что это со мной? — подумал он. — С каких это пор я доверяю предчувствиям?»

Впрочем, напомнил он себе, дело вовсе не в предчувствиях — женщина, которая жила в этом большом доме, и в самом деле была смертельно опасна…

Полковник вспомнил, что задерживаться перед дверью не стоит — за ним наверняка наблюдают, и такая заминка будет истолкована не в его пользу. Он шагнул вперед — и, как прежде, дверь послушно распахнулась перед ним.

Не задерживаясь, Полковник пересек холл, поднялся по лестнице на второй этаж, прошел по узкой галерее и остановился перед следующей дверью.

И снова он почувствовал непривычное волнение.

Лицо его оставалось спокойным, но на виске вдруг забилась едва заметная жилка. Для него это было высшим проявлением волнения.

Это волнение удивило бы всякого, кто знал этого человека. Но на этот раз он этому волнению не удивился.

Одернув пиджак и выждав несколько секунд, Полковник постучал.

— Входите, полковник! — донесся из-за двери хорошо знакомый ему музыкальный голос.

Полковник открыл дверь и вошел.

Как и прошлый раз, хозяйка сидела за своим рабочим столом, что-то разглядывая в хромированный бинокулярный микроскоп. Как и прошлый раз, как и всегда, ее волосы цвета темного меда были безупречно уложены. Но на этот раз в комнате не было никого, кроме нее и черной собаки.

Как и прошлый раз, при появлении гостя собака поднялась, потянулась, но в отличие от того раза она пару раз лениво махнула хвостом — видимо, узнала Полковника.

— Здравствуйте, Полковник! — проговорила женщина, оторвавшись от микроскопа. — Вы привезли мне камень?

— Да, вот он! — Полковник достал из кармана маленькую коробочку, протянул ее хозяйке.

Женщина положила коробочку на стол, открыла ее.

Внутри, на черном бархате, лежал пронзительно-синий камень. Синий, как небо перед грозой. Синий, как море перед закатом.

Глядя поверх плеча женщины на этот камень, Полковник не смог справиться с волнением и невольно задержал дыхание.

Женщина тоже внимательно смотрела на камень. Потом она осторожно достала камень из коробочки, положила его на ладонь — и замерла, словно к чему-то прислушиваясь.

С каждой секундой лицо ее менялось. Вместо торжества на нем постепенно проступало сомнение, а потом и недовольство. Подняв глаза на Полковника, она проговорила:

— Вы уверены, что это тот самый камень?

На этот раз голос ее не был музыкальным. Наоборот, он показался Полковнику скрипучим, как несмазанная дверь.

— Да, — ответил Полковник твердо, но в тот самый момент, когда он произнес это короткое слово, сомнения шевельнулись в его душе. А вместе с сомнениями в душе шевельнулся страх. Он знал, что эта женщина не прощает ошибок.

— Я не чувствую… Я ничего не чувствую… — пробормотала женщина и положила камень на предметный столик микроскопа. Прильнув к окулярам, она долго рассматривала камень.

Наконец она оторвалась от прибора, повернулась к Полковнику. Теперь лицо ее было непроницаемо, по нему невозможно было понять, что она думает, что чувствует.

— Вы знаете, Полковник, чего я действительно не люблю? Чего я просто не выношу?

Полковник не отвечал. Он знал, что ответа от него и не ждут.

И женщина сама ответила на свой вопрос:

— Больше всего я не люблю, когда из меня делают дуру. Пытаются сделать меня дурой.

— Но, Елена Юрьевна, я никогда… мне никогда и в голову бы не пришло…

— Полковник! — перебила его женщина. — Разве я разрешила вам говорить?

Она помолчала несколько секунд, пристально разглядывая Полковника, как будто он был неизвестным ей насекомым, потом бросила ему под ноги камень:

— Что вы мне принесли?

— Как… разве это не тот камень?.. — лепетал Полковник и сам чувствовал, как жалко и нелепо выглядит он в эти секунды. — Елена Юрьевна, я не виноват… Дайте мне второй шанс…

Проговорив эти слова, Полковник вспомнил, как в этой же комнате произносил их другой человек. И чем это кончилось…

Елена Юрьевна не удостоила его ответом, только недовольно поморщилась и хлопнула в ладоши.

Дверь открылась, и в комнату вошла девушка в скромном темном платье.

— Лиза, душа моя, — проговорила хозяйка прежним мелодичным голосом, — проводи, пожалуйста, Полковника. Он уже уходит.

Полковник хотел было возразить, хотел сказать, что сам найдет дорогу — но вспомнил тот, прежний день в этой комнате и того человека, который стоял здесь с таким же, как у него сейчас, растерянным лицом. Вспомнил и промолчал.

— Пойдемте, Полковник! — Лиза открыла перед ним дверь и чуть посторонилась. Собака встала, чуть заметно оскалила клыки — видимо, она хотела внести свою лепту в ритуал.

Полковник тяжело вздохнул и вышел за дверь.

— Идите вперед! — проговорила Лиза, закрывая за собой дверь. — Идите вперед, и без фокусов!

Полковник замешкался, взглянул на девушку — и увидел пистолет в ее руке. Черный «Глок» с навинченным на ствол глушителем, оружие профессионалов. И ее взгляд, холодный и спокойный, и весь ее облик выдавали в «горничной» профессионала высшего класса.

Полковник и сам был профессионалом, но сейчас все козыри были на руках у Лизы. Ему оставалось только повиноваться.

Он пошел вперед по узкой галерее, которая упиралась в очередную дверь. Полковник не сомневался, что там, за этой дверью, его ждет смерть. Или даже раньше… может быть, она убьет его на полпути…

Он вспомнил, как в прошлый его визит убили другого человека, кажется, майора. Тогда негромкий крик донесся из-за двери через несколько секунд после того, как эта дверь закрылась за Лизой. Значит, у него совсем мало времени…

Справа от него стояла кадка с каким-то большим комнатным растением — пальма или фикус, Полковник в этом не разбирался. За этим растением Полковник увидел большое окно, выходящее во двор, а там, под окном — его джип… Его бронированный джип, его надежная, безопасная машина… если бы он добрался до него, у него был бы шанс…

Полковник чуть замедлил шаги.

— Вперед! — раздраженно проговорила Лиза. — Я сказала — без фокусов!

Полковник споткнулся, качнулся в сторону, толкнул кадку с фикусом (или это пальма?), разлапистое растение начало падать, задев Лизу широкими листьями по лицу, девушка чертыхнулась, попятилась, выстрелила, раздался негромкий хлопок, но Полковник поднырнул под выстрел, пуля прошла мимо, ударив в окно. Брызнули стекла, Полковник нырнул в разбитое окно, в полете сгруппировался, развернулся, как падающая кошка, встал на ноги и тут же, метнувшись в сторону из-под нового выстрела, упал на бок, перекатился в мертвую зону, вытаскивая из кармана брелок, нажал кнопку сигнализации, подкатился к своему джипу. Дверца послушно распахнулась, Полковник бросил тело на переднее сиденье и захлопнул дверцу.

По обшивке машины один за другим ударили несколько выстрелов, но он уже ничего не боялся. Броня джипа выдержит не только выстрелы из «Глока», но очередь из «калашникова».

Полковник облегченно вздохнул, расправил плечи, откинулся на спинку сиденья.

Он спасен. Джип легко пробьет ворота, а там — свобода и жизнь… Он сменит имя, документы, улетит на другой конец света…

Откинувшись на спинку, полковник почувствовал чуть заметный укол. Он сперва не придал этому значения, но вдруг руки и ноги перестали его слушаться, на него начал накатывать ужасный холод.

Полковник потянулся к рулевой колонке… но рука бессильно упала.

Холод, могильный холод охватил все тело Полковника, в глазах начало темнеть…

Он поднял глаза и увидел в одном из окон дома лицо Елены Юрьевны. Женщина смотрела на него с холодным любопытством, как на одну из своих бабочек. Точнее — как на куколку, которая должна претерпеть волшебную метаморфозу, имя которой — смерть…

— Звали? — Агния вошла в кабинет Бармаглота, закрыла за собой дверь.

— Звал. — Бармаглот поднял на нее взгляд. — Поедешь… поедете сейчас со мной. У меня встреча с одним важным человеком. Важная сделка.

— А я тут при чем? — сухо осведомилась Агния.

— Ты? Ты мне понадобишься.

— И для чего же? Что я должна буду делать?

— Помалкивать! Сидеть и помалкивать!

— Не поняла. Зачем тогда я вам нужна? Для мебели, что ли?

— Я тебя взял на работу? Взял. Так что ты будешь делать то, что я тебе скажу. В данном случае — сидеть и молчать. С умным видом. В разговор не вступать. Поняла?

— Поняла, — неохотно проговорила Агния.

В конце концов, Бармаглот прав. Он взял ее на работу, когда все другие отказывались, заплатил аванс… Деньги нужно отрабатывать, задавая как можно меньше вопросов. Она знала, на что шла.

— Когда едем? — уточнила Агния.

— Прямо сейчас. — Бармаглот поднялся из-за стола и добавил: — Запомни, твое дело — молчать! Молчать, что бы ни случилось!

Через полчаса они вошли в тихий семейный ресторан на набережной Фонтанки.

— Нас ждут, — бросил Бармаглот метрдотелю.

— Так точно, — ответил тот и повесил на дверь табличку «Закрыто».

— Это чтобы вам не мешали!

За дальним столиком их действительно ждал представительный мужчина средних лет с седыми висками, в отличном итальянском костюме. Лицо его показалось Агнии смутно знакомым. За соседним столом со скучающим видом сидел плечистый парень, явно охранник.

— Андрей Валентинович, дорогой! — разлетелся к представительному мужчине Бармаглот.

Он раскинул руки, едва ли не собираясь обниматься, но холодный взгляд мужчины осадил его, и Бармаглот убавил градус восторга, ограничившись скупым рукопожатием.

Они с Агнией сели за стол.

— Это та самая женщина, о которой я вам говорил, Агния Львовна, — представил Бармаглот свою спутницу.

Андрей Валентинович быстро и внимательно взглянул на Агнию.

— Кажется, мы встречались, — проговорил он сухо. — Вы ведь работали у Борового?

— Да, у Борового, — подтвердила Агния.

Она начала понимать, для чего Бармаглот взял ее с собой.

Неподалеку тут же нарисовался официант, но Андрей Валентинович отослал его небрежным жестом и обратился к Бармаглоту:

— Не будем зря терять время, оно дорого. Камень у вас?

— У меня, у меня! — засуетился Бармаглот.

Он достал из кармана обитую бархатом коробочку, положил ее на стол.

Андрей Валентинович открыл коробочку, и Агния не поверила своим глазам. На черном бархате лежал синий камень изумительной красоты. При виде этого камня сердце Агнии учащенно забилось.

Это был тот самый камень, который она видела в каролингском кубке… или не тот? Или просто похожий?

Если это — тот самый камень, как он оказался у Бармаглота?

Неужели тот человек, которого она видела сразу после аварии, тот человек, который убил Анатолия, работал на этого мелкого жулика?

Это не укладывалось у Агнии в голове. Как же тогда Полковник?

Она взглянула на Бармаглота — и встретила его взгляд, жесткий и настойчивый. Она вспомнила, что он велел ей молчать, молчать, что бы ни случилось.

— Деньги при вас?

— Да, конечно! — Андрей Валентинович оторвался от созерцания камня, махнул рукой охраннику.

Тот передал ему кожаный чемоданчик. Бармаглот жадно схватил чемоданчик, открыл его. Глаза Бармаглота вспыхнули, как бортовые огни заходящего на посадку самолета. Агния увидела толстые пачки денег.

— Считать будете? — с легким презрением спросил Андрей Валентинович.

— Нет, зачем же! Я вам доверяю, целиком и полностью доверяю!

— Тогда я откланяюсь. — Андрей Валентинович поднялся из-за стола. — У меня еще много дел!

Он вышел из ресторана вместе с охранником.

Едва дверь за ним закрылась, Бармаглот махнул официанту:

— Рюмку водки! И закусить чего-нибудь!

— Ну что, — осведомилась Агния, когда Бармаглот выпил свою водку и сидел, довольно отдуваясь, — вы довольны? Я отработала свои деньги и могу быть свободна?

— Нет, деточка, это еще не все! — радостно проговорил Бармаглот, подцепляя на вилку кусок селедки. — У нас сейчас будет еще одна очень важная встреча. И тебе нужно вести себя так же — молчать с умным видом! И учиться, — добавил он удовлетворенно. — Учиться тому, как надо делать дела!

Через час они вошли в такой же тихий, безлюдный ресторан на Васильевском острове. Как и прежде, вышколенный метрдотель закрыл за ними дверь.

В зале были только два посетителя — лысый толстяк небольшого роста и его охранник за соседним столом.

Лицо толстяка тоже показалось Агнии знакомым. И вся сцена разыгрывалась в точности, как в первом ресторане: Бармаглот подсел за столик к толстяку, представил ему Агнию… Даже звали этого клиента похоже — Валентином Андреевичем.

— Камень у вас? — осведомился толстяк.

— Да, конечно, вот он! — Бармаглот достал из кармана точно такую же бархатную коробочку, поставил ее на стол.

Толстяк открыл ее — и Агния увидела второй камень, ничем не отличающийся от первого.

Правда, при виде этого камня она не испытала никаких особенных эмоций. Впрочем, это и не удивительно — ведь она только что видела точно такой же…

«Ну, Бармаглот! — подумала она в невольном восхищении от такой беспрецедентной наглости. — Ну, аферист! Надо же — он хочет обмануть сразу двух лохов!»

— А деньги при вас? — осведомился Бармаглот.

Толстяк хотел ему что-то ответить, но в это время дверь за стойкой распахнулась, и в зал ворвался первый обманутый клиент, Андрей Валентинович, в сопровождении двух охранников.

Телохранитель толстяка вскочил, но Андрей Валентинович рявкнул на него:

— Сидеть, мы с твоим боссом сами разберемся!

Он подошел к столу, взял в руки камень.

— Андрей, — недовольно проговорил толстяк, — что ты устраиваешь? Это честная сделка, я предложил ему больше, и камень теперь мой…

— Честная сделка? — насмешливо отозвался Андрей Валентинович. — Да он кинул тебя, как последнего лоха! Камень твой, говоришь? А это тогда что? — И он бросил на стол второй камень, точно такой же. — А тогда это что такое?

— Скотина! — выпалил толстяк, смахнув оба камня на пол, и кинулся к Бармаглоту. — Скотина! Ты что же думаешь, нас можно безнаказанно обдуривать?

— Этот мерзавец решил кинуть нас обоих! — гремел голос Андрея Валентиновича. — Сделал пару стекляшек и решил впарить нам! Хорошо, что я за ним проследил! Ты, червяк навозный, ты кого вздумал обманывать? Да я ж тебе сейчас камни эти в глотку засуну!

Камни, сброшенные со стола, покатились по плиточному полу. Один подкатился прямо к ногам Агнии. Она машинально подняла его, сжала в руке… И вдруг почувствовала странное волнение, как будто встретила давнего друга, которого не видела много лет. Камень был теплый, или ей так казалось. Еще ей казалось, что камень светится сквозь сжатые в кулак пальцы.

Опасливо оглядевшись по сторонам, она сунула камень в карман.

Впрочем, всем было не до нее.

Телохранители обоих клиентов дружно лупили Бармаглота, клиенты наслаждались зрелищем, Бармаглот верещал, как свинья на бойне.

Агния тихонько встала и выскользнула из ресторана, пока о ней не вспомнили. Она поняла, что ей придется искать новую работу. Да и черт с ним, с этим Бармаглотом, поделом этому жулику!

Никто не заметил, как она вышла из ресторана. Свою машину она оставила у антикварного магазина, так что нужно поскорее ее забрать, чтобы не встречаться больше с Бармаглотом, а то он еще что-то заподозрит. Вообще-то он мужик хитрый, но в данном случае просто жадность его сгубила.

Первым, кого увидала Агния в магазине, был кот Чиппендейл. Он сидел на довольно чистом прилавке и позволял чесать себя за ухом тому самому старичку, с которым Агния говорила на днях. Старичок был такой же аккуратный, только рубашечка нынче была другая.

— Добрый день, милая барышня! — приветствовал ее старичок. — Как приятно видеть вас снова!

— Мне тоже, — улыбнулась Агния, и это была чистая правда, — а где Шурик?

— Шурик уволился, — сообщил старичок, — уговорил я его все-таки поменять свою жизнь. Теперь будет работать не свежем воздухе, здоровье поправит. Павлик неделю отгулов взял — дочку в деревню повез отдохнуть. Вот, Виктора жду, чтобы кота ему поручить. Хозяин-то теперь не скоро явится, я так понимаю?

— Ну да. — Агния невольно фыркнула, вспомнив, как лупили Бармаглота два здоровенных телохранителя.

— Эх, Михал Михалыч, — вздохнул старик, — ну, он это переживет. А у вас теперь будет все хорошо. Прошла черная полоса…

Агния внимательно посмотрела в стариковские чистые глаза и поняла, что этот человек все про нее знает. И про камень тоже знает.

— Понимаете… — заговорила она, — я не знаю, что теперь делать. Этот камень… Ведь я…

— Все идет как надо! — Он накрыл ее руку своей сухой рукой. — Поверьте, Агния, эти камни сами делают все, как должно. Раз уж ваша судьба оказалась связана с ними — так тому и быть, вы ничего не сможете изменить. Храните этот сапфир, как зеницу ока, и со временем… кто знает, что может случиться? Жизнь, как говорится, полна неожиданностей. А теперь идите, не нужно вам встречаться с Виктором.

— Вы… вы так много про меня знаете… — заговорила Агния, — кто вы?

Старичок улыбнулся:

— Думаю, это не тот вопрос, который вас по-настоящему волнует. Вас ведь должно интересовать не прошлое, а будущее, и в будущем вас ждет много удивительного и прекрасного.

— Но и прошлое меня тоже волнует, — проговорила Агния внезапно севшим от волнения голосом, она подумала вдруг, что этот удивительный человек сможет ответить на тот вопрос, который уже два года не давал ей покоя. С того страшного дня, когда она нашла своего деда мертвым.

Она хотела задать ему этот вопрос — но не могла решиться…

— И не надо, — раздался негромкий голос старика. — На некоторые вопросы лучше не знать ответа. Этот ответ может вам не понравиться. Хотя… я знаю, что это вас не остановит. Вы хотите всегда и во всем доискаться правды. Но тут уж я вам не помощник, вам придется искать эту правду самостоятельно.

— Наверное, вы правы! — Агния погладила кота Чиппендейла и ушла.

Дома разрывался телефон. Анька сообщила, что операция прошла успешно, что убийцу они взяли. И теперь Петя приглашает ее это отпраздновать.

— Кто такой Петя? — удивилась Агния. — Ах да, это же капитан Перченок.

Анька засмеялась и поскорее повесила трубку. Агния вздохнула и вытащила из сумочки камень.

Она внимательно смотрела на бесценный камень. Сапфир, синий, как небо перед грозой. Синий, как море перед закатом. Агния не сомневалась, что это — настоящий камень, а не подделка, изготовленная Павлом.

Теперь хорошо бы обдумать ситуацию в спокойной обстановке.

Странный старичок сказал, что камень она может, даже должна оставить себе. Во всяком случае, пока. До поры до времени.

Теперь она знала, что этот камень, точнее, средневековый кубок вместе с камнем попал на венецианский аукцион из музея техасского университета, а в этот музей — от миллионера-нефтепромышленника Дональда Свифта. Тот же купил каролингский кубок у французского аристократа, виконта де Бриссака. Но вот как этот кубок вместе с сапфиром попал в семью виконта, все еще оставалось для нее тайной. Тайной, скрытой в глубине Средневековья…

Наверное, подумала Агния, эту тайну никто никогда не раскроет… Уж очень много времени прошло с тех пор, и уж очень мало сохранилось заслуживающих доверия источников!

Из чистого любопытства она решила прочесть в Интернете, кто такой этот виконт де Бриссак, чем он известен, помимо того, что погряз в долгах и продал семейное сокровище, чтобы расплатиться с ними.

Первое, что она нашла в Интернете, было описание какого-то великосветского приема в Монако, на котором присутствовали представители древнейших родов Европы. Среди прочих был упомянут и виконт. Впрочем, сказать, что он был «упомянут», не очень точно, потому что одно перечисление его титулов занимало несколько строчек убористого текста.

Жан Кристоф Эммануэль Бертран де Люэй, граф де Сегюр, барон де Кретей, шевалье де Бриз, маркиз де Солерн-и-Сонор, граф де Врай, барон де Одори, виконт де Бриссак… — Агния с удивлением читала этот перечень имен и титулов и думала — неужели все это — один человек?

И тут один из титулов виконта привлек ее внимание.

Барон де Одори…

Она написала это имя по-французски. Барон Одорих.

Один из четырех германских воинов, которые по средневековой легенде нашли могилу святого Петра и забрали его чудотворный крест, чтобы потом разделить между собой камни этого креста…

Одорих отправился на запад, в земли франков — и основал там дворянский род, последним представителем которого стал виконт де Бриссак. Но это значит… это значит, что сейчас в руках у Агнии — одно из величайших сокровищ человечества, драгоценный сапфир из чудотворного креста святого Петра… Сапфир по имени Сердце Запада…

Неужели это правда?

Агния взяла камень в руку и ощутила тепло, и снова ей показалось, что камень светится сквозь ладонь.

И если это — правда, следовательно, где-то есть и остальные камни?

Прошло три дня. Агния отоспалась, сделала уборку в квартире, обговорила с Анькой все подробности поимки убийцы, причем едва ее поймала. Подруга оказалась жутко занята и, как всегда, ничего не рассказывала про свои дела. Капитан Перченок на допрос Агнию больше не вызывал, Анька сказала, что за убийцей тянется такой хвост всевозможных преступлений, что теперь долго придется разбираться.

Агния пила кофе в летнем кафе под полосатым тентом и с удовольствием смотрела на цветущие каштаны. Тут в сумочке послышалась мелодия мобильника.

— Слушаю! — сказала она, убедившись, что номер на дисплее смутно знакомый.

— Говорит Солуянов, — услышала она в трубке уверенный мужской голос.

Ага, та самая восходящая звезда антикварного бизнеса, который бортанул ее не так давно вместе со всеми остальными коллегами. Этому-то чего надо?

— И что? — холодно спросила она. — Чего вы хотите?

— Дело в том, Агния… — он помедлил, вероятно, просто не знал ее отчества, впрочем, кажется, они когда-то называли друг друга по имени, — дело в том, что я хотел бы предложить вам работу…

— Вот как? — Агния вспомнила свое унижение, как он отмахнулся от нее с презрением, да просто послал подальше, и дико разозлилась. Нет уж, она не собирается с радостью бежать к этому Солуянову по первому зову, как дрессированная собачка!

— Должна вам сказать, господин Солуянов, что я больше не ищу работу, — отчеканила она.

— Вас взял Вахтанг? Или Рубинов? — забеспокоился он.

— Нет, просто у меня изменились обстоятельства, могу теперь оглядеться, подумать, заняться научными исследованиями, — ответила Агния, почти не кривя душой.

В конце концов, деньги — вовсе не главное, она устроится куда-нибудь преподавать, не в Анькину школу, конечно, но в приличный колледж…

— Жаль, — вздохнул Солуянов, — но выслушайте все же мое предложение. Я хочу предложить вам место исполнительного директора в бывшей фирме Борового.

— Бывшей? — Агния не сумела скрыть удивления.

— Ну да, я купил его фирму. И теперь хочу пригласить вас для руководства. Вы плодотворно работали с Боровым, вы полностью с курсе всех дел. Не скрою, дела на фирме расстроены, так что придется приложить много сил…

— Дела расстроены? — удивлению Агнии не было предела. — Дела были в полном порядке! Господин Боровой был ответственным деловым человеком, он оставил прекрасно организованную фирму!

Солуянов только хмыкнул, и Агния сразу все поняла. Подлец Лисовский, верно, заморочил голову вдове, что дела на фирме плохи, и официально продал ее Солуянову по дешевке. А сам положил в карман солидный куш наличными.

— Так вы согласны, Агния? — гнул свое Солуянов. — Мне бы очень хотелось работать с вами.

— А вас не смущает больше моя репутация? — кротко спросила Агния. — Ведь я же нечиста на руку, связана с похищением камня…

— Ну, в то, что вы взяли камень, я никогда не верил, — ответил на это Солуянов, — к тому же неприятная ситуация благополучно разрешилась. Убийцу и похитителя камня задержали, об этом даже говорили в средствах массовой информации. Камень вернули вдове Борового…

«Ну конечно, — подумала Агния, — эта дура Алина думает, что камень у нее настоящий, но даже и не подумала извиниться. Что ж, я не стану ее разуверять, так ей и надо. Через некоторое время Лисовский обдерет ее как липку, и это она тоже вполне заслужила».

— Так вы согласны? — снова спросил Солуянов, и по интонации Агния поняла, что этот вопрос будет последним.

— Что ж, пожалуй… — протянула она, — эта работа мне всегда нравилась…

— Тогда я жду вас завтра с утра на фирме, обговорим насущные вопросы!

«И куда бежать, — подумала Агния, — в парикмахерскую или в магазин хоть что-то купить?.. Ну, совершенно нечего надеть!..»